«Девятнадцать писем»

Девятнадцать писем (fb2) - Девятнадцать писем (пер. Любительский перевод (народный)) 1174K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Джоди Перри

Джоди Перри Девятнадцать писем

Глава 1

Джемма

«Сегодня сырое и пасмурное утро», — это первое, что я услышала, когда радио пришло к жизни, оповещая меня о том факте, что пора вставать.

Пасмурность даже не подошла близко. Мысль о том, что я больше не могу проводить каждую минуту с моим прекрасным мужем, уже испортила мой день. Не могу поверить, что наш совместный отдых закончился. Я ненавижу то, что должна сегодня утром вернуться на работу и оставить позади маленький мирок, в котором мы с Брэкстоном жили последние четыре недели.

До самой свадьбы мы были так заняты своими карьерами, строительством нашего дома мечты и организацией нашего особенного дня. Всё вместе, казалось, не давало нам быть вместе. Нам обоим нужно было это время один-на-один после того, как мы «завязали узел».

— Доброе утро, миссис Спенсер.

Он переворачивается на бок, притягивая меня ближе к своему тёплому, сладкому телу. Прошло ровно девятнадцать дней с тех пор, как мы обменялись свадебными клятвами, а я по-прежнему витаю в облаках.

— Доброе утро, мистер Спенсер, — я прижимаюсь к его лбу своим. — Я не готова возвращаться на работу. Не выношу мысли о том, чтобы провести целый день без тебя.

Он усмехается, пока его зубы кусают мою надутую губу.

— Я чувствую то же самое, малышка. Наш отдых прошёл слишком быстро. Нам следовало взять два месяца, а не один.

Несмотря на то, что он был постоянной фигурой моей ежедневной жизни последние девятнадцать лет, я по-прежнему прихожу в восторг, когда думаю о том, что ждёт нас в совместном будущем.

Я познакомилась с Брэкстоном, когда мы с родителями переехали в дом по соседству. Мы были всего лишь детьми, но с тех пор стали неразлучны. Он мой единственный и неповторимый. Всегда им был и всегда будет. Он не просто любовь всей моей жизни; он мой лучший друг, моя родственная душа, мой мальчик навечно.

Он невероятно мечтательный, со своей внешностью кинозвезды. Я пробежалась пальцами по его песочным волосам, пока мой взгляд блуждал по его идеально вылепленному лицу; его большие голубые глаза выделялись на загорелой коже. У него была такая улыбка, что у меня подкашивались ноги. Его передний зуб был немного скошен, но не мешал его улыбке, достойной компании «Колгейт».

Когда он понимает, что я оцениваю его, у него на лице появляется сексуальная усмешка, которую я обожаю. Она выделяет милую ямочку на его левой щеке. Ему до сих пор удаётся превращать всё внутри меня в кашу, но больше всего на меня влияет его внутренняя красота.

— Я всегда могу сказать, что заболела, — говорю я, на мгновение приободряясь, но в реальности я знаю, что это невозможно. В понедельник утром первым делом ко мне придёт важный клиент, и мне нужно подготовиться.

— Если бы у меня сегодня утром не была назначена эта чёртова встреча, я бы сказал «сделай это», — отвечает он, улыбаясь.

— Я буду по тебе скучать.

— Я тоже буду по тебе скучать, Джем. Последние четыре недели были моим раем.

Я вздыхаю.

— Я бы всё отдала, чтобы прямо сейчас вернуться на Кауаи.

Мои пальцы двигаются от его волос и скользят вниз по его виску, пока я говорю. Пляж всегда был нашим любимым местом. Поэтому мы построили свой дом мечты с видом на океан. Успокаивающий звук волн, разбивающихся о берег, пока я засыпаю каждую ночь, и сладкий запах морского воздуха каждое утро… это очищает. Ещё это одна из причин, почему мы выбрали Гавайи — красивую виллу на величественных берегах Таннелс Бич — в качестве места, где проведём первые две недели нашей супружеской жизни.

— Я тоже, — он смотрит на меня мечтательным взглядом. — Я отвезу тебя туда на рождественских каникулах, обещаю.

— Мне бы этого хотелось.

Кончики моих пальцев танцуют вокруг его ключицы, прежде чем двинуться по плечу. Когда я провожу дорожку по его сильной спине, он стонет

Я снова вздыхаю, когда думаю, что до Рождества ещё десять месяцев, но, полагаю, у нас есть остаток жизни вместе, чтобы создать такие воспоминания, как на Гавайях.

Выпутав свои ноги из его, я делаю краткую паузу. Я не хочу оставлять его. Я устало выдыхаю.

— Наверное, я лучше заскочу в душ.

— Составить тебе компанию?

Потянувшись ко мне, он переворачивается на спину, утаскивая меня за собой. Я смеюсь, когда муж играет бровями. Оседлав его талию, я накрываю его губы своими. Душ может подождать. Занятие любовью с моим мужчиной намного важнее.

Наклоняясь вперёд, я устраиваюсь удобнее. Его сильные руки хватают мои бёдра, и мы стонем в унисон, когда я опускаюсь на него.

Мы встречаемся взглядами, пока я медленно двигаюсь на нём.

— Я люблю тебя, Брэкс.

— Я тоже тебя люблю, Джем. Так сильно.

Он тянется за моими руками, переплетая наши пальцы. У нас всегда была такая сильная связь, но когда мы соединены таким образом, то становимся единым целым. Я никогда не устану от этих чувств, которые он пробуждает во мне.

Есть времена, когда я испытываю чувство вины из-за того, что мы вместе, мы идеальны. Ни у кого из наших друзей нет таких отношений, как у нас с Брэкстоном. То, что между нами, неразрушимо. Иногда чувства к нему накрывают меня с головой. Я не уверена, как один из нас выжил бы без другого.

* * *

Торопясь нанести последние штрихи макияжа, я улавливаю отражение Брэкстона в зеркале. Он опирается на дверную раму, наблюдая, как я собираюсь. Он без майки, в серых штанах, которые низко висят на его бёдрах. Мой пульс ускоряется, пока взгляд бегает по его голой груди и по каждому вкусному мускулу, который выделяет его торс, от идеального клина над талией, прямо к его твёрдому прессу. Одно из моих любимых дел — наблюдал, как он тренируется в маленьком домашнем спортзале, который устроил в гараже. Не думаю, что он вообще понимает, насколько он сексуален. Пока рос, он не замечал, как все девочки пускают по нему слюни. Но я замечала.

Я снова перемещаю взгляд к его глазам, и от выражения обожанию на его лице, моё сердце трепещет. Чистая любовь, которую я испытываю к этому мужчине, заполняет каждую фибру моей души. Это эйфория.

— Как долго ты здесь стоишь? — спрашиваю я, мои губы изгибаются в улыбке.

— Я просто восхищаюсь своей прекрасной женой.

Мне нравится слышать, как он называет меня своей женой.

Он отталкивается от дверной рамы и подходит ко мне. Когда его руки обвивают мою талию, он притягивает меня спиной к себе. С моих губ срывается тихий стон, когда его губы поднимаются вверх по его шее. Я наклоняю голову на бок, предоставляя ему лучший доступ.

— Я уже опаздываю, — выдыхаю я.

— Я хочу, чтобы тебе не приходилось уходить.

Его тёплое дыхание по пути оставляет на моей коже мурашки.

— Я тоже.

— Следующие восемь часов покажутся вечностью.

Я вздыхаю в знак согласия.

— Я знаю.

Его язык скользит по чувствительному местечку за моим ухом, отчего вниз по моей спине пробегает дрожь. Он сделал это специально.

— Не строй на вечер никаких планов, потому что я веду тебя на ужин.

— Ты ведёшь меня? Куда?

— В «Морскую хижину», — стонет он, втягивая мочку моего уха в рот.

— Что за особый случай?

— Наша годовщина.

Мои глаза распахиваются, чтобы встретиться с его взглядом в зеркале.

— Наша что?

Мои мысли начинают разгоняться. Какая годовщина?

Он разворачивает меня в своих руках, чтобы я стояла к нему лицом, и вытаскивает из кармана маленькую чёрную коробочку.

— Я собирался подарить тебе это сегодня вечером, но хочу, чтобы ты взяла его сейчас. Счастливой девятнадцатой годовщины, милая.

У меня слегка дрожат руки, пока я беру коробочку. Тогда я вспоминаю, что сегодня девятнадцатый день с нашей свадьбы, и на моём лице появляется огромная улыбка. Цифра девятнадцать всегда имела для нас особенное значение.

На мои глаза наворачиваются слёзы счастья, пока я открываю крышечку. Внутри я нахожу ожерелье из белого золота с цифрой девятнадцать, инкрустированной бриллиантами.

— Ох, Брэкстон, оно прекрасно. Оно мне нравится… Я люблю тебя.

Он улыбается, заправляя локон волос мне за ухо.

— Не могу дождаться, чтобы провести с тобой остаток своей жизни, Джем.

— Я тоже.

У меня в горле появляется ком, и я чувствую, будто задыхаюсь слезами. Рукой я махаю на свои глаза; у меня нет времени переделывать макияж.

Взяв коробку из моих рук, он достаёт ожерелье.

— Развернись и подними волосы, — я делаю, как он велит, собирая свои длинные каштановые волосы на макушке, чтобы он мог застегнуть колье. — Идеально, — говорит он, мягко целуя мою кожу в основании шеи.

Кончики моих пальцев скользят по подвеске, пока я восхищаюсь ожерельем в зеркале.

— Спасибо… Я сберегу его.

Снова обвив руками мою талию, он кладёт подбородок на моё плечо, и его глаза встречаются с моими в зеркале.

— Знаешь, я тут думал…

— Это может быть опасно.

Я смеюсь, когда он тыкает мне в бок пальцем.

— Я хочу, чтобы ты перестала пить таблетки.

Я чувствую, как набирает скорость моё сердцебиение, когда разворачиваюсь лицом к нему.

— Правда?

— Да. Нам пора попробовать ещё раз, Джем. Я хочу видеть, как внутри тебя растёт наш малыш.

Я провожу пальцем под своим глазом, чтобы поймать упавшую одинокую слезу.

— Я тоже этого хочу, но как же моя работа? Мы только взяли второй кредит, чтобы построить этот дом… нам нужны деньги.

Он выдыхает, прежде чем продолжить.

— Я знаю, как много для тебя значит твоя карьера, но ты отдаёшь так много себя тому ублюдку, Эндрю. Мы оба знаем, что он не ценит тебя. Почему бы тебе не подумать завести свой собственный бизнес по дизайну интерьера на дому? Так ты будешь здесь, чтобы присматривать за нашим сыном, и всё равно сможешь заниматься тем, что любишь.

— Или за нашей дочерью, — с улыбкой говорю я.

— Если наш ребёнок будет здоров, мне всё равно, какого он пола.

Я наклоняю голову, когда воспоминания того дня наполняют мои мысли. Я так сильно этого хочу, но мне страшно.

— Мы можем ещё поговорить об этом за ужином? Эндрю съест меня, если я скоро не приеду в офис.

— Лучше ему этого не делать!

Я провожу пальцем по его лбу, пытаясь распрямить морщинки его хмурости. Я люблю его защитническую сторону. Он ненавидит, как ко мне относится мой босс, но никогда не вмешивается, потому что знает, что я люблю своё дело.

Дождь ослаб к тому времени, как я готовлюсь уходить, но Брэкстон всё равно настаивает на том, чтобы проводить меня, чтобы я не промокла.

— Пока, — неохотно говорю я, когда мы останавливаемся рядом с моей машиной.

— Не позволяй Эндрю задержать тебя позже, чем необходимо.

— Не позволю, — говорю я, прижимаясь к его губам своим. — Удачи с твоей встречей. Им понравится новый дизайн.

— Я надеюсь на это, — он открывает дверь с водительской стороны и подвигает зонтик ближе, чтобы укрыть меня от дождя. — Будь осторожна на дорогах, они будут скользкими.

— Хорошо. Перестань переживать.

— Я всегда буду переживать о том, что касается тебя, Джем. Это моя работа — присматривать за тобой.

Я улыбаюсь ему, как только сажусь в кресло.

— Мне нравится, как сильно ты меня любишь.

— Это никогда не изменится, — говорит он, подмигивая мне, закрывая дверь моей машины.

У меня тяжелеет на сердце, пока я посылаю ему воздушный поцелуй и съезжаю с подъездной дорожки… Я уже скучаю по нему.

***

По пути на работу я веду осторожно, но всё же быстрее, чем обычно. Я знаю, что не должна, учитывая, что дороги скользкие после дождя, но у меня скручивается желудок от мысли обо всех завалах, с которыми я встречусь после месяца отпуска. Одна мысль о том, чтобы встретиться с Эндрю в одном из его настроений сегодня утром быстро прогоняет всё спокойствие, которое я ощущала, будучи вдали от него. За секунду идея Брэкстона насчёт собственного бизнеса начинает звучать лучше.

Я улыбаюсь сама себе, проигрывая в голове его слова. Кончики моих пальцев легко пробегают по животу. Мне не хотелось ничего больше, чем снова чувствовать, как внутри меня растёт его ребёнок.

— Чёрт, — бормочу я себе под нос, когда небеса разверзаются. Я включаю дворники на всю мощность, но видимость всё равно слабая. Теперь я едва вижу машину впереди себя. Я подскакиваю, когда начинает звонить телефон. Я крепко хватаюсь за руль правой рукой и тянусь к пассажирскому сидению, рукой слепо шаря в сумке, пытаясь найти телефон.

Я просто знаю, что это Эндрю хочет знать, где я — я должна была быть на месте пятнадцать минут назад. У меня всё в груди сжимается от одной мысли об этом.

Мои глаза отрываются от дороги на долю секунды, когда я бросаю взгляд на экран. Я была права, это он. Пытаясь принять звонок, я слышу громкий звук злобного гудка и визг шин. Моя голова дёргается влево, пока тело жёстко бросает в разные стороны. Тошнотворный звук мнущегося железа практически оглушает.

В моих мыслях мелькают изображения Брэкстона и нашей совместной жизни, когда сокрушающее ощущение приходится на правую сторону моего тела. Моя голова сталкивается с окном с водительской стороны, и уши заполняет звук разбивающегося стекла.

О боже. Я не хочу умирать.

— Брэкстон… Брээээкс, — кричу я, когда мир вокруг меня замирает, и я проваливаюсь в темноту.

Глава 2

Брэкстон

Я делаю глоток крепкого чёрного кофе, глядя на окна, длиной от пола до потолка, которые украшали заднюю часть нашего дома. Я пью из своей любимой кружки. Джем купила её мне в наш первый официальный совместный День Святого Валентина, восемь лет назад. Гравировка спереди по-прежнему вызывает у меня на лице улыбку. «Ты милый, можно тебя оставить?»

Сейчас внутри чашка запятнана всем кофе, которое я в неё наливал, и часть сердечка спереди стёрлась за время, но я обожаю эту кружку и всё, что она представляет. Хотя и близко не так, как обожаю свою жену.

Океан меньше чем в сорока метрах от места, где я стою, но дождь льёт так сильно, что я даже не вижу его. В глубине моего живота поселяется тревожное ощущение, и я понятия не имею, почему. Я не беспокоюсь о встрече, которая назначена у меня на это утро; я уверен, что дело в шляпе. Но всё же, что-то не так.

Может быть, мне не даёт покоя мысль о том, что Джемма на улице в такую погоду. Я знаю, она считает, что я иногда душу её, но это только потому, что я её люблю. Я никогда не любил никого и ничего так глубоко, как люблю её. Она будто недостающая часть моей души.

Достав телефон из кармана, я ищу в контактах её номер. Она могла попасть в небольшую пробку по пути на работу сегодня утром, особенно при этом дожде, но наверняка она бы уже доехала.

Я не беспокоюсь, когда попадаю прямо на голосовую почту. Её босс — напыщенный придурок, так что она, наверное, выключила телефон, чтобы избежать неприятностей. Мне бы очень хотелось намылить ему шею за то, как он иногда с ней разговаривает, но я знаю, что Джем не хотела бы этого. Она любит свою работу, а я только хочу, чтобы она была счастлива.

Открывая свои сообщения, я набираю ей смс.

«Просто проверяю, чтобы убедиться, что ты добралась до работы безопасно. Это неправильно, что я уже по тебе скучаю? Потому что я скучаю. Не могу дождаться нашего свидания сегодня вечером. Надеюсь, день у тебя проходит отлично. Позвони мне, когда выдастся шанс».

Я расслаблюсь, когда узнаю, что она в порядке. Моей голове сегодня нужно быть в игре. Эта сделка значит для меня всё, как и для моего бизнес-партнёра Лукаса, — это прорыв, который нужен нам для того, чтобы катапультировать нашу компанию на следующий уровень.

Я знаю, что на дорогах будет хаос, так что иду на кухню и переливаю остатки кофе в термос, прежде чем взять из своего кабинета кейс и планы для нового торгового центра, который мы спроектировали. Это первый раз, когда мы с Лукасом отклонились от своих обычных портфолио дизайна домов и офисных зданий. Если мы вытянет это, это будет самая большая сделка, которую мы когда-либо заключали, которая проведёт нашу маленькую архитектурную фирму в большую лигу.

Мы с Лукасом всё ещё молоды, и у нас впереди длинные карьеры, но это не уменьшает нашей тоски по этому большому прорыву. К этому мы всегда стремились. Мы познакомились в университете восемь лет назад и сразу же поладили. Он не просто мой бизнес-партнёр, он мне как брат. Наши идеи свежи, и мы не боимся раздвигать границы. Вот, что даёт нам преимущество над конкурентами — можно сказать, мы провидцы. Для компании «Архитектурный дизайн Л-энд-Би» впереди волнующие времена, я чувствую это нутром.

Если мы сегодня заключим эту сделку, Джемме не нужно будет больше работать, если она не захочет. Хотя она любит своё дело. У неё исключительный взгляд на детали, и она уже пробивает себе место среди топовых дизайнеров интерьера в стране.

Это сумасшествие, что наши карьеры идут бок о бок? Я проектирую дома для жизни, а Джемма создаёт интерьер. Мы это не планировали, это просто ещё одна причина, по которой мы идеально друг другу подходим.

Когда у меня звонит телефон, я достаю его из кармана. Я ожидаю увидеть на экране номер Джем, но вместо этого звонит Лукас.

— Привет, приятель, — говорю я, прикладывая телефон к уху. — Я сейчас как раз готовлюсь выходить.

— Поэтому я и звоню. Я выехал пять минут назад. Пробки ужасные. Случилась большая авария на перекрёстке Мейн и Райли. Должно быть, всё довольно серьёзно, потому что дороги перекрыты в обоих направлениях. Пробки разошлись повсюду.

Тревога у меня внутри усиливается. Это маршрут, которым Джемма ездит на работу. Но я заставляю свой голос звучать нормально, когда отвечаю.

— Я уже пойду. Надеюсь, один из нас приедет вовремя.

Я снова набираю Джемме, но опять попадаю на голосовую почту, так что на этот раз оставляю ей сообщение. «Джем, это я. Позвони мне, как только получишь это. Мне нужно знать, что ты в порядке».

Я пытаюсь сдержать панику в голосе, но уверен, что не получилось. Я всегда оберегал её, и это никогда не изменится.

Положив телефон обратно в карман пиджака, я беру свой кейс и сую под мышку цилиндр с чертежами, прежде чем потянуться за своим термосом. Прошлой ночью я не спал допоздна, прорабатывая финальный эскиз, удостоверяясь, чтобы он был идеальным. Я знаю, нашим клиентам понравятся мои улучшения изначального дизайна.

Я опускаю взгляд на свои часы, пока иду к двери. Джемма уехала час и двадцать минут назад. Я говорю себе, что драматизирую, что она, наверное, в целости и невредимости на работе.

Тогда почему мой желудок завязывается в узлы?

Дождь ослаб до лёгкой мороси, пока я иду через передний двор. Поставив термос на крышу машины, я ищу в кармане ключи. Положив чертежи и свой кейс на заднее сидение, я тянусь за кофе, закрывая заднюю дверь.

Я притормаживаю, когда позади меня на подъездную дорожку заезжает машина. Это не просто какая-то машина, а полицейская. Меня охватывает страх, пока в голове мелькают изображения жены, и внутри я схожу с ума от страха. Мозг говорит мне успокоиться, не паниковать, пока нет причины, но моё сердце уже знает, что новости не будут хорошими.

— Мистер Спенсер? — спрашивает офицер, выходя из автомобиля и подходя ко мне. Он уже знает моё имя, что никак меня не успокаивает. Я открываю рот, чтобы заговорить, но ничего не выходит. Моё сердце грохочет о грудную клетку, и часть меня хочет улететь, чтобы не слышать, что он скажет. Сделав глубокий вдох, я задерживаю его, когда офицер останавливает в нескольких шагах передо мной. — Вы Брэкстон Спенсер?

Слова снова меня подводят, но в этот раз мне удаётся кивнуть головой.

— Я офицер Мартин. Мне жаль, что именно я вас информирую, — говорит он, протягивая руку и кладя её мне на плечо. Каждая унция воздуха покидает моё тело, пока я жду от него продолжения. — Ваша жена попала в аварию.

Клянусь, я чувствую, как краска отливает от моего лица, а ноги угрожают подогнуться. В голове проплывают слова Лукаса. «Должно быть, всё довольно серьёзно, потому что дороги перекрыты в обоих направлениях».

Термос падает из моих рук на дорожку с громким стуком. Я смутно ощущаю жжение горячей жидкости, когда она пропитывает ткань моих брюк. Мир вокруг меня, кажется, кружится в замедленном движении, когда офицер хватает меня за руку в попытке удержать на ногах.

— Она… она в порядке?

Я не уверен, что вообще хочу слышать его ответ, но мне нужно знать.

— Её перевезли на скорой в местную больницу.

— Мне нужно к ней. У неё серьёзные травмы? Она… жива? — бормочу я.

— На это могут ответить только врачи, мистер Спенсер. Я могу только сказать, что в машину, в которой она ехала, врезались сбоку после того, как она проехала стоп-сигнал. Её пришлось вырезать из автомобиля, но да, она была жива.

Я провожу дрожащими руками по своему лицу, пока в желудке всё крутит. Думаю, меня стошнит.

— Мне жаль, мистер Спенсер. Это часть моей работы, которую я ненавижу больше всего. Если хотите, я могу отвезти вас к ней.

— Пожалуйста.

Этого не может быть. Меньше двух часов назад я занимался любовью со своей женой и с нетерпением ждал не только нашего совместного вечера, но и нашего будущего. Мы собирались завести семью. Но сейчас, в мгновение ока, каждая надежда и каждая наша мечта кажется неуверенной.

Мои веки закрываются, когда я прислоняюсь головой к заднему сидению полицейской машины. Я никогда не молился, но именно это делаю в данный момент. Я сделаю что угодно, чтобы спасти свою девочку. Что угодно.

Я чувствую оцепенение.

Пожалуйста, Господи, пусть она будет в порядке. Пусть она просто будет в порядке.

* * *

— Брэкстон, — слышу я, расхаживая по маленькой комнате, куда меня втолкнули, когда я приехал в больницу. У меня такое ощущение, будто я схожу с ума, пока жду ответов, новостей, чего угодно. Моя голова резко поворачивается, когда мать Джеммы, Кристин, заходит в комнату. — Ох, Брэкстон, — плачет она, падая мне в руки и истерично рыдая на моей груди.

Джемма её единственный ребёнок, так что, конечно, она страдает, но здесь очень стараюсь держаться, и это не помогает.

Я даже не помню дорогу до больницы. Я будто в забвении и не могу мыслить трезво. Я смутно помню, как по приезду офицер спрашивал меня, должен ли я с кем-то связаться. «Её родители», — пробормотал я. Кроме меня у неё были только они.

Вселенная не могла быть так жестока, чтобы забрать её у меня, когда наша совместная жизнь в качестве мужа и жены только началась. Так ведь?

— Есть какие-то новости? — спрашивает Кристин, отстраняясь от меня. — Мне ничего не говорят.

— У меня ещё нет новостей.

После того, как медсестра проводила меня в эту комнату, она сказала, что доктор скоро придёт со мной увидеться, но с тех пор никого не было. Ни проклятого слова.

Я проверяю часы и вижу, что прошло всего двенадцать минут, но это кажется вечностью. В данный момент всё дорогое мне держится на волоске.

Спустя несколько минут двери снова открываются. Мой пульс подскакивает до опасного уровня. Не знаю, готов ли я. Как бы мне ни нужно было знать, как она, я цепляюсь за посыл, что никакие новости не будут хорошими.

Меня переполняет облегчение, когда я вижу отца Джеммы, Стефана, который стоит у дверного проёма, суровый и затаивший дыхание.

— Что ты здесь делаешь? — огрызается Кристин, её глаза сужаются.

У этих двоих когда-то был брак, которому я завидовал; сейчас они не выносят быть в одной комнате. Ну, Кристин не выносит находиться в одной комнате со Стефаном. Нам пришлось рассадить их в противоположные стороны на свадьбе. Мать Джеммы угрожала, что не придёт, если её посадят где-то рядом с ним. Тяжело видеть, что эта враждебность делает с Джем; она любит своих родителей и ненавидит быть посреди их драмы. Это абсурд. Стефан облажался, но сожалеет о том, что сделал. Он хороший человек. Он всегда мне нравился. Я не оправдываю его действий — он допустил огромную ошибку — но Кристин тоже в этом поучаствовала, и не честно, что она заставляет страдать нас всех. Особенно сейчас; сейчас время сосредоточиться на Джем.

— Она и моя дочь, Крис. Я имею право быть здесь.

— Хах, — фыркает она.

Отступая от матери Джеммы, я подхожу к её отцу и пожимаю ему руку.

— Пока ни слова. Надеюсь, вскоре доктор сможет нам что-то сказать.

Он наклоняет голову.

— Она моя малышка… моя тыковка, — шепчет он.

Мне приходится бороться с собственными слезами, пока я наблюдаю за ним. Она должна быть в порядке. Прямо сейчас я не могу даже представить какого-либо другого исхода.

Глава 3

Брэкстон

— Я не могу этого выносить, — бормочу я себе под нос, проталкиваясь через двери и выходя в коридор, чтобы найти медсестру или врача — кого угодно, кто может дать мне ответы. Ещё мне нужен перерыв от этих двоих. Кристин скорчилась на стуле, плача. Стефан пытался успокоить её на одной стадии, но кинжалы, которые она бросала в него взглядом, вернули его в угол комнаты. Ей больно, как и нам всем. Никто из нас не знает, в каком состоянии Джемма, но я знаю, что ей понадобится вся наша любовь и поддержка. Она ненавидит то, что стало с её когда-то крепкой семьёй, и их постоянные пререкания только расстроят её.

Я направляюсь прямо к стойке медсестры и выдавливаю лёгкую улыбку, когда медсестра поднимает взгляд от экрана компьютера перед собой.

— Здравствуйте. Мою жену, Джемму Спенсер, ранее привезли сюда. Она попала в автокатастрофу. Есть какие-нибудь новости о её состоянии? Я был бы благодарен, если бы вы смогли мне помочь, мы ждём почти полчаса. Что угодно, пожалуйста.

Она смотрит на меня с сочувствием, прежде чем напечатать что-то на клавиатуре.

— В данный момент её осматривают травматологи. Я узнаю, сможет ли кто-нибудь выйти и поговорить с вами.

Травматологи. Эти слова как нож пронзили меня прямо в сердце.

— Я могу как-нибудь её увидеть?

Наверное, она напугана, и я знаю, что она хотела бы видеть меня рядом. И мне нужно быть с ней.

— Не сейчас, мистер Спенсер. Мне жаль. Я попрошу кого-нибудь как можно скорее выйти и сказать вам новости.

Отчаянная часть меня хочет кричать на медсестру и требовать отвести меня к Джемме. К счастью, выигрывает логичная моя сторона. Она только делает свою работу.

— Спасибо.

      Развернувшись, я щипаю себя за переносицу, пока возвращаюсь к той тесной комнате пыток; мысль о возвращении вызывает у меня удушение. Остановившись на мгновение, я несколько раз разминаю плечи. Я чувствую себя потерянным и совершенно одиноким. Джемма всегда была моей скалой; мы всегда встречались со всем вместе. Я желаю для неё комфорта, что иронично — не я попал в автокатастрофу, не я где-то в этом богом забытой больнице, не надо мной работают травматологи.

Я чувствую себя ещё более беспомощным, когда встречаюсь с обнадёженными взглядами родителей Джеммы.

— Боюсь, пока никаких новостей.

Кристин просто закрывает лицо руками и продолжает плакать.

— Почему так долго? — спрашивает её отец.

Хотел бы я знать. Сердцем я знаю, что её травмы серьёзные, но отказываюсь позволять своим мыслям углубляться в это. Я не уверен, сколько ещё смогу вынести, или как долго смогу держаться.

Проходит пятнадцать мучительных минут, прежде чем доктор, наконец, заходит в комнату. Пожалуйста, пусть это будут хорошие новости. Знаю, я хватаюсь за соломинку; если бы всё не было серьёзно, мы не были бы в больнице.

— Здравствуйте. Я доктор Болтон. Я руководитель команды травматологов, которые присматривают за Джеммой, — говорит он, глядя на каждого из нас.

— Я Брэкстон Спенсер, муж Джеммы, — я тянусь к его протянутой руке. — Как она?

— У неё серьёзные травмы, — от его слов моё сердце проваливается в желудок, но по крайней мере, это значит, что она всё ещё жива. Я должен цепляться за всё позитивное; это единственный способ пройти через это. — Почему бы вам не присесть?

— Я Стефан, отец Джеммы, — говорит он, делая шаг вперёд. Пожав доктору руку, он жестом указывает на Кристин. — А это моя жена, Кристин.

— Бывшая жена, — огрызается Кристин.

Я кратко встречаюсь с ней взглядом — я не пытаюсь скрыть свою злость — и качаю головой, присаживаясь.

— Прости, Брэкстон, — говорит она, кладя руку мне на ногу. — Прости.

Я отключаюсь от неё, сосредотачивая внимание на докторе.

— Нам удалось её стабилизировать, — говорит он.

Я нервно провожу руками по своим брюкам. Это не звучит хорошо, но в данный момент мне честно всё равно, в каком состоянии я получу её обратно. Мне просто нужно её вернуть.

— Что вы имеете в виду под «стабилизировали её»? — спрашивает Стефан. — Насколько плохи её травмы?

— Они серьёзные, — отвечает он. — Она теряла и возвращалась в сознание с тех пор, как приехала. В её мозгу есть небольшая опухоль, внутренние кровотечения, ссадины и множественные переломы костей. Ей вкололи успокоительное, и сейчас мы везём её на обследования.

— Господи, — проблеск надежды, за который я цеплялся с тех пор, как офицер приехал в мой дом, уменьшается в быстром темпе. — Она ведь справится, верно?

Он смотрит на меня сочувствующим взглядом.

— Положение рискованное. Следующие сорок восемь часов будут критическими, но я уверяю вас, что мы делаем всё возможное, чтобы спасти вашу жену.

Я не могу заставить себя ответить, пока впитываю слова доктора. Сорок восемь часов? Я не могу ждать так долго. Последние сорок минут чуть не убили меня. Мне охватывает чистая паника. Я не могу потерять её, просто не могу. Я поглаживаю рукой тяжесть, которая сейчас поселилась в моей груди. Я не могу дышать без неё. Она мой воздух.

Она должна справиться с этим. Просто должна.

* * *

Проходит час, а мы всё ещё ждём очередных новостей. Как много времени занимает обследование? Я не могу успокоиться и не переставал ходить по комнате с тех пор, как доктор ушёл. Скоро я протопчу дорожку в линолеуме.

Из внутренних мучений меня вытаскивает звонок телефона в кармане. Бросая взгляд на экран, я вижу имя Эндрю. Предположительно, он думает, почему Джемма не приехала на работу. Это на него не похоже — звонить мне. В последний такой звонок всё прошло не лучшим образом. Джемма уехала на день, и когда он не смог найти её нигде в офисе, то позвонил ей; когда она не подняла трубку, он связался со мной. У него хватило смелости сказать мне, что если она не вернётся в течение часа, он уволит её. Он просто как обычно вёл себя неразумно, и я получил огромное удовлетворение, когда, наконец, высказал своё мнение. Ему повезло, что кто-то вроде неё работает на него, и он знал это, и это был первый и последний раз, когда он когда-либо говорил о ней так передо мной.

Мне очень хочется проигнорировать его звонок, но я знаю, что Джем не хотела бы этого.

— Эндрю, — говорю я сдержанным тоном, когда отвечаю. Я даже не даю ему шанса ответить. — Джемма попала в аварию по пути на работу. Она сегодня не приедет.

— Она нужна мне здесь, — рявкает он. Когда он преувеличенно вздыхает, я чувствую, как поднимается злость.

— Что ж, это невозможно.

— Я могу ждать её в понедельник?

— Нет, в понедельник её тоже не будет, — на этом этапе мне хочется повесить трубку, но опять же, я сдерживаю свой характер ради Джеммы. — Всё серьёзно. Мы в больнице. Я не уверен, когда она вернётся.

С этим я заканчиваю звонок. Это всё объяснение, что ему нужно.

Пока я кладу телефон обратно в карман пиджака, он звонит снова. Большим пальцем я собираюсь нажать на кнопку «отклонить», думая, что это снова Эндрю, но вместо этого вижу на экране номер Лукаса. Господи, наша встреча.

— Где ты, чёрт побери? — скрипит он в трубку. — Я пытаюсь дозвониться до тебя почти час. Пожалуйста, не говори мне, что ты всё ещё в пробке. Я держался, сколько мог. Нам нужны те планы.

— Лукас, — я так рад слышать его голос, даже если он кричит на меня. Мне нужно ухватиться за его силу, потому что я вот-вот распадусь на части. Пройдя через дверь, я выхожу в коридор. — Прости, друг. Я должен был позвонить… из головы выскочило.

— Боже, Брэкс. Из головы выскочило? Что происходит?

— Я в больнице.

— Что? — он делает краткую паузу. — Почему?

— Та авария, — говорю я, голос ломается. — Это была Джемма.

— Чушь собачья… не может быть.

В трубке всё стихло, и шок, который я испытал, когда мне впервые сказали это, вернулся обратно. Когда говоришь это вслух, всё становится слишком реально, и я знаю, как плохо Лукас примет новости. Он не только обожает Джемму, но и переживает за меня. Пока мы росли, были только Джем и я, а затем я уехал в университет, оставляя её позади. Это был первый раз, когда мы разделились, и это было тяжело. Мы разговаривали каждый день и каждые выходные ездили туда-сюда, чтобы быть вместе, но это было не то же самое. Я страдал без неё. Я был потерян, а Лукас спас меня. Джемма была моей второй половинкой, но я никогда не понимал, как сильно мне нужен брат, лучший друг, пока не нашёл его.

— В какой вы больнице? Я сейчас же еду к вам.

Мои губы растягивает лёгкая улыбка. За восемь лет нашей дружбы он никогда не подводил меня.

— Не надо. Закончи встречу, это важно. Здесь ты ничего не можешь сделать. Мы всё ещё ждём новостей от доктора.

— Я могу быть рядом с тобой. Я знаю, что она значит для тебя. Она твоя жизнь.

— Так и есть, — шепчу я, пока глаза щиплют слёзы, но резко отказываюсь плакать. Мне нужно оставаться сильным ради неё. — Лукас, я не думаю, что смогу выжить без неё.

— Держись там, приятель. Джем боец. Она справится с этим.

Он понятия не имеет, как сильно мне нужно было услышать эти слова.

— Боже, я надеюсь на это.

Глава 4

Брэкстон

Меня охватывает страх, пока я иду за медсестрой по коридору к отделению интенсивной терапии. Родители Джеммы идут следом. Мы, наконец, можем увидеть её, но заходя только по одному. Я благодарен, что они не возразили, когда я сказал, что хочу пойти первым.

Я пытаюсь подготовиться к худшему. Я не уверен, что увижу, когда пройду в эту палату, но знаю, что будет не особо красиво. Моя прекрасная жена, которая оставила меня сегодня утром с улыбкой и поцелуем, будет не тем же человеком, которого я увижу.

Когда доктор наконец-то вернулась сообщить нам новости о её состоянии, мы узнали, что из-за опухоли мозга её поместили в искусственную кому. Я задал доктору миллион вопросов, но он мало что мог сказать, кроме того, что следующие несколько дней будут игрой в ожидание, и за состоянием Джеммы будут следить в ОИТ.

У неё обширные травмы. Хирургу удалось зашить открытые раны, но они не смогут провести операцию, пока не сойдёт опухоль. Ей нужны будут штифты в правой руке и ноге, а также замещение тазобедренного сустава, потому что кости раздроблены. Как бы я не ненавидел то, что моя девочка такая сломанная и разбитая, мы можем справиться с этим. Она жива, а кости заживают. Пока наша главная забота — чтобы она преодолела следующие несколько дней. Как говорит доктор, она здорова и сильна. Я знаю, она будет бороться. Она должна.

Медсестра останавливается и поворачивается лицом ко мне, когда мы доходим до палаты Джеммы. Моё сердце бьётся так быстро, что я слышу грохот в ушах. На её лице сочувствующая улыбка.

— Это палата вашей жены, мистер Спенсер.

— Спасибо.

Я разворачиваюсь и киваю родителям Джеммы. Никаких слов не будет достаточно, чтобы успокоить кого-либо из нас в данный момент. Грустный взгляд Кристин встречается с моим, и ей удаётся натянуть улыбку, пока она тянется, чтобы провести ладонью по моей руке. Это внимательная и заботливая женщина, которую я люблю и по которой скучаю.

— Удачи, — говорит она. — Мы будем ждать здесь, если понадобимся тебе.

Я торможу в дверном проёме и беру себя в руки. Я справлюсь. Заставляя свои ноги двигаться, я делаю шаг вперёд, затем другой. Когда мои глаза останавливаются на Джемме, я делаю резкий вдох. Мои колени угрожают подогнуться, пока я подхожу к кровати. Человек, лежащий передо мной, даже не напоминает мою жену.

Я не уверен, что ожидал увидеть, когда вошёл сюда, но определённо не это. Белые стерильные простыни натянуты ей до подбородка, так что я могу видеть только её покрытое синяками и побитое лицо. Она подключена к нескольким аппаратам, и у неё изо рта торчит большая белая трубка.

Я стою и смотрю долгое время, боясь подойти ближе. Это в голове не укладывается. Никогда в жизни я не думал, что мне придётся столкнуться с чем-то таким. Правая сторона её лица и лоб закрыты бандажом. Я сразу же отвожу взгляд от сухой крови, которую вижу запёкшейся в её волосах. Я не могу этого выносить. Её лицо такое опухшее. Я даже не могу описать, как больно видеть её такой.

У стены стоит стул. Я подхожу к нему и подтаскиваю его к кровати Джеммы. Левая сторона по-прежнему идеальна, по-прежнему она. На мои глаза наворачиваются слёзы, пока я медленно провожу кончиками пальцев по левой стороне её лица.

Перед тем, как прийти сюда, я обещал себе, что останусь сильным ради неё, но меня так переполняет грусть, что я больше не могу. Я так напуган. Наклоняясь вперёд, я нежно прижимаюсь губами к её щеке. Она такая безжизненная, такая бледная, и её кожа такая холодная под моими губами. Скользнув рукой под одеяло, я сжимаю её руку в своей.

Мне хочется обвить её руками и умолять поправиться, но я слишком боюсь прикасаться к ней. Я не хочу сделать ей больнее, чем уже есть. Я всю жизнь заботился о ней и защищал её, но в тот момент, когда она нуждалась во мне больше всего, меня не было рядом. Логично, я знаю, что я ничего не мог сделать, чтобы избежать этого. Никто из нас не мог этого предвидеть, но это не уменьшает моего чувства вины.

Слова офицера, который приезжал утром, эхом отдаются в мыслях. «Я могу только сказать, что в машину, в которой она ехала, врезались сбоку после того, как она проехала стоп-сигнал».

— Джем, — шепчу я, прижимаясь к её коже. — Ты мне нужна, малышка. Не оставляй меня, — я чувствую солёность своих слёз. — Борись ради нас... борись ради себя. Просто борись.

У меня болит сердце, когда я прижимаюсь к её лицу своим на долгое время. Даже этот простой контакт придаёт мне силу, и я могу только надеяться, что он придаёт силу и Джем.

Я ошеломлён, когда чувствую, как на моё плечо ложится рука. Я поднимаю взгляд и вижу рядом медсестру.

— Родители миссис Спенсер хотели бы сейчас зайти и увидеть свою дочь.

— Хорошо, — говорю я, откидываясь на спинку стула и вытирая слёзы с лица.

— Вы можете вернуться, как только они повидаются с ней.

Я жду, пока она выходит из комнаты, затем снова наклоняюсь на стуле вперёд.

— Твои родители пришли тебя увидеть, — шепчу я. — Я буду прямо за дверью. Я никуда не уйду, — я ещё раз касаюсь губами её щеки, прежде чем встать. — Я люблю тебя.

Моё сердце будто разбито, когда я выхожу из комнаты. Я разминаюсь в дверях с Кристин. Она тянется к моей руке, но я отмахиваюсь от неё.

— Как она? — спрашивает Кристин. Я качаю в ответ головой. Я онемел. У меня нет слов, чтобы описать, как она. Кристин сама увидит через минуту.

Стефан хлопает меня по спине, когда я прохожу мимо. Я знаю, что мрачное выражение его лица отражается и на моём. Мне жаль того, что они увидят. Джемма всегда была их маленькой девочкой. Видеть её в таком состоянии будет не легко.

— Брэкстон, — я бросаю взгляд через плечо, пока иду к ряду стульев у стены. Лукас. Не звучит никаких слов, пока он подходит, останавливается передо мной и притягивает меня в свои объятия, крепко сжимая. Он никогда раньше так меня не обнимал, но я слишком благодарен, чтобы чувствовать себя неловко. Мне нужно что-то, что угодно, чтобы прямо сейчас держало меня. — Она справится с этим, приятель.

Я так рад, что он здесь.

***

Я достаю свой телефон, когда чувствую в кармане его вибрацию. Я вижу, что это сообщение от Рэйчел, подруги Джеммы. Она на пути сюда из Нью-Йорка.

— Почему бы тебе не поехать домой на пару часов и не отдохнуть, — говорит Стефан, кладя руку мне на плечо. — Ты выглядишь дерьмово.

— Боже, спасибо.

Прошло три дня после аварии, и я не отходил от своей жены. Я поеду домой, когда смогу забрать её с собой, и не раньше. Хоть это, оказывается, против политики больницы, медсестра разрешила мне сегодня утром принять душ. Отчасти это заставило меня снова почувствовать себя человеком. Лукас поехал к нам домой и привёз туалетные принадлежности и свежую одежду. Он звонил в больнице по пути на работу и снова вечером, по пути домой. Он мало что мог здесь сделать, но я благодарен, что он продолжает за всем следить в офисе, хоть мне в данный момент сложно сосредоточиться на чём-то, кроме Джем.

— Ты знаешь, что я имею в виду, сынок, — говорит Стефан. — Ты понадобишься Джемме, когда она очнётся, а ты не сможешь держаться, если продолжишь в таком духе.

Он прав. Я едва спал и не особо ем, но я не могу уйти. Правда в том, что я не смогу свободно дышать, пока не буду знать точно, что она будет в порядке.

— Я не оставлю её.

Она пережила первые сорок восемь часов, и с каждым проходящим днём моя уверенность растёт. Она всё ещё в искусственной коме, но доктор сегодня утром сделал ещё несколько обследований, и они показали, что опухоль уменьшается. Я знаю, восстановление будет долгим, как только она придёт в сознание, но она никогда не будет одна. Я, её родители, Лукас и её лучшая подруга Рэйчел — мы все поможем ей, на каждом шагу пути.

— Тебе нужно немного отдохнуть, — настаивает Стефан.

Никто из нас в данный момент не держится должным образом. Стефан и Кристин здесь с раннего утра до поздней ночи, но в отличие от меня, они ездят домой спать.

— Ради бога, — рявкает Кристин. — Его жена лежит в больнице. Почему он должен оставить её? Он предан женщине, которую любит. В отличие от тебя, он чтит свои свадебные клятвы.

Закрыв лицо руками, я заставляю себя прикусить язык. Меня достали резкие замечания, которые она бросала Стефану последние несколько дней. Я это понимаю, правда: она боготворила землю, по которой он ходил, пока он не разбил ей сердце. Но то, с чем они сталкиваются сейчас, доказывает, что жизнь коротка. Никто из нас не знает, что ждёт за углом. И Джемма их единственный ребёнок; конечно, если что и могло их сблизить, то это общая боль и любовь к дочери. Кристин нужно двигаться вперёд и как-то попытаться простить. Ненависть и обида, которую она носит с собой, превращают когда-то отзывчивого и любящего человека в озлобленного и обидчивого. Я едва узнаю женщину, которая была так добра ко мне, когда я потерял свою маму.

Я сочувствую им обоим. Очевидно, что они по-прежнему любят друг друга, любой дурак это увидит. Но, кажется, Кристин собирается заставить его платить за свою ошибку до конца жизни. Это так печально — любовь, которую они когда-то делили, слишком ценная, чтобы её выбрасывать.

— Я пойду возьму кофе, — огрызается Стефан, идя к двери. Думаю, он просто тоже держится на последнем издыхании. Сейчас его жена подпустила его ближе всего с тех пор, как они расстались два года назад.

— Тебе действительно стоит сделать ему поблажку, — говорю я, поворачиваясь к Кристин. Я пытался не вмешиваться в это последние несколько лет, но сейчас это практически невозможно. Мне даже удалось сдержаться и не высказать своё мнение во время всего свадебного фиаско. Что Кристин тогда не поняла — или отказывалась понимать — это то, что отец Джеммы будет присутствовать на нашей свадьбе и отдаст свою маленькую девочку замуж, не важно, хочет Кристин его там видеть или нет. Давление чуть не разорвало Джемму — более чем из-за одного случая я держал её в своих руках, пока она плакала от раздражения, принесённого матерью — но я знаю, как сильно она любит обоих своих родителей, так что молчал. Но не сейчас.

— Это дерьмо действительно нужно прекратить, — говорю я. — Я не буду стоять и смотреть, как вы расстраиваете Джемму во время её восстановления.

Глаза Кристин слегка сужаются, а рот открывается, чтобы заговорить, но затем она делает паузу. Я вижу, как всё её тело горбится, и понимаю, что она знает, что я прав. Прямо сейчас нашим приоритетом должна быть Джемма.

— Ты прав, — отвечает она, громко выдыхая. — Я пыталась отпустить боль, но не могу.

Поднявшись со стула, я подхожу к ней.

— Я знаю, тебе не просто, Кристин, но скажи мне: разве постоянно измываясь над ним, ты чувствуешь себя лучше?

— Нет, — шепчет она. — Нет, не чувствую.

Это не она. Не настоящая Кристин, не образ матери, который я любил, взрослея. Когда моя мать умерла, Кристин пришла и заботилась обо мне как о собственном сыне, и я всегда буду благодарен. Все годы она замечательно относилась ко мне и моему отцу. Они со Стефаном оба.

— Просто постарайся быть немного милее, — говорю я, кладя руку ей на плечо. — Джемме понадобимся мы все вместе, когда она очнётся.

— Я знаю.

Полное раскаяния выражение на её лице говорит мне, что она как минимум попробует.

* * *

Я открываю глаза, как раз когда ночная медсестра выходит из палаты. Не считая тонкой полоски света за кроватью Джеммы, палата погружена в темноту. Я разминаю шею, наклоняя с боку на бок, выпрямляясь на откидной кушетке, которая стала заменой кровати. Я жду дня, когда снова смогу спать в своей удобной кровати, обвивая руками жену. Мои часы показывают, что сейчас только начало третьего ночи.

Поднявшись, я подтаскиваю стул ближе к кровати Джеммы. Мне нужно быть ближе. Если бы она не была подключена к стольким аппаратам, я, не колеблясь, забрался бы в кровать рядом с ней и обнял бы её. Я так скучаю по ней — по её улыбке, по её смеху, по её прикосновениям, по её любви — но больше всего я скучаю по тому, как просыпался рядом с ней. Она моя жизнь, сколько я себя помню, так что когда она здесь, но не полностью, у меня болит сердце.

Наклоняясь, я прижимаюсь губами к её лбу.

— Пожалуйста, возвращайся ко мне скорее, — я откидываюсь на спинку стула и скольжу рукой под одеяло, которое накрывает её. Мне нужен контакт. Может, это поможет мне заснуть; мне нужно быть в самом сильном состоянии, когда она очнётся. — Я люблю тебя, — шепчу я, обвивая её пальцы своими. Мы никогда не ложились спать, не сказав эти слова.

Глава 5

Брэкстон

Я хожу вперёд-назад по коридору. Сегодня решающий день. Доктор и две медсестры сейчас там, с моей женой. Опухоль в её мозгу уменьшилась, так что они собираются начать процесс вывода её из комы. Ещё её отключают от аппаратов, которые помогали ей поддерживать жизнь. Я должен чувствовать облегчение, но этого нет — я крайне встревожен. Каким бы позитивным я ни старался оставаться, всё равно нет гарантии, что она справится.

Кристин, Стефан и Лукас все сидят и наблюдают за мной. Уверен, из-за меня у них кружится голова, но я не могу стоять на месте. Мой желудок завязывается узлами.

— Брэкстон!

Я поднимаю взгляд и вижу Рэйчел, лучшую подругу Джеммы, которая бежит ко мне. Рэйчел переехала в Нью-Йорк из-за работы больше года назад, но я ни капли не сомневался, что она приедет домой, как только узнает об аварии. Они близки как сёстры. Поэтому я ждал дня после аварии, чтобы позвонить ей. Я не хотел, чтобы её прилёт сюда был напрасным. Она была здесь всего три недели назад, чтобы стать подружкой невесты Джеммы.

У меня болит сердце, когда я вспоминаю, как забирал её из аэропорта, когда она прилетела на нашу свадьбу. Они с Джеммой общаются по «Скайпу» каждую неделю, но не видели друг друга почти год. В тот момент, когда Рэйчел вышла после таможенного досмотра, Джемма отпустила мою руку, чтобы побежать к ней. Они обнимались и плакали долгое время.

Должно быть, в этот раз ей было тяжело прилетать, по совершенно другой причине, и некому было её поприветствовать. Но мои мысли были затуманены переживанием, и я просто не подумал найти кого-нибудь, чтобы забрали её.

Не звучит никаких слов, пока она падает в мои объятия и рыдает. Я чувствую, как дрожит её тело, или, может быть, моё, я не уверен. В данный момент я знаю только то, что я истощён, напуган и с трудом держусь.

— Как она? — спрашивает Рэйчел, поднимая на меня взгляд сквозь слёзы. Она писала мне последние несколько дней, узнавая новости по пути. Мой ответ всегда был одним и тем же: «Без изменений. Состояние критическое, но стабильное». Это всё, что я мог сказать ей. Мы все ждали.

— С ней сейчас доктор, — говорю я ей. — Опухоль сошла, так что они собираются выводить её из комы.

Доктор поговорил со мной, прежде чем войти в палату. Они собираются убрать медикаменты, которые использовали, чтобы поддерживать её кому, но продолжат использовать жидкость и обезболивающие, чтобы ей было удобно. Для того, чтобы полностью очнуться, ей может понадобиться от двенадцати до семидесяти двух часов.

Я просто хочу, чтобы этот кошмар закончился.

* * *

Проходит много часов, а она не подаёт никаких признаков, что очнулась. По крайней мере, у неё изо рта убрали трубку, которая помогала ей дышать. Синяки и опухоль на правой части её лица исчезли. Хоть она и не особо похожа на Джемму, которую я знаю, я благодарен, что уже вижу улучшения.

Последние четыре дня меня просили выходить из палаты, пока ей меняют повязки, так что я ещё не видел, что скрывается под всеми этими бандажами. Я не уверен, что хочу видеть.

За исключением этого я не отходил от неё. Кристин, как могла, старалась не вызывать враждебной реакции Стефана, но, по моему мнению, она могла стараться больше. Они по очереди проводили время в палате с Лукасом и Рэйчел. В ОИТ правила другие. Обычно они не пускают больше одного человека в палату за раз, но для нас сделали исключение. Кристин встала в пару с Рэйчел, а Лукас со Стефаном. Я отчасти облегчён, что родители Джеммы разделились — так просто легче для всех.

Когда наступает вечер, я прошу их всех пойти домой и немного отдохнуть. Но сам не ухожу. Не могу. Кристин сначала возражает, но в итоге Рэйчел убеждает её, что это к лучшему. Она останется с Кристин, пока она здесь. Кристин любит Рэйчел как дочь, так что я счастлив, что они будут поддерживать друг друга. Приезд Рэйчел освобождает меня, так что я могу вложить усилия в то, чтобы моя жена снова поправилась. Кристин не водит машину, так что когда Стефан переехал из семейного дома, подвозить её куда-то стало нашей с Джем задачей.

Я сижу у кровати, держа руку Джеммы в своей, когда в палату входит одна из ночных медсестёр.

— Мистер Спенсер, — кивает она. — Я удивлена, что вы ещё не спите.

Я слабо улыбаюсь ей. Не могу отрицать, что я устал — я с трудом держу глаза открытыми, но не хочу засыпать, на случай, если Джемма вернётся в сознание. Она будет запутана и напугана, думая, где она и как сюда попала. Мне нужно быть рядом, чтобы облегчить ей разум.

— На это может уйти несколько дней.

— Я знаю, — мой единственный ответ.

— Вы хороший человек, мистер Спенсер. Вашей жене повезло с вами.

— Я чувствую, что повезло мне.

— Я могу вам что-нибудь принести, пока не ушла?

— Нет. Я в порядке, спасибо.

— Попытайтесь немного отдохнуть, мистер Спенсер. Я буду проверять вашу жену каждый час, так что если её состояние как-то изменится, я вас разбужу.

— Спасибо.

Когда она уходит, на часах пятнадцать минут первого ночи. Это значит, что прошло почти четырнадцать часов с тех пор, как доктора убрали медикаменты, которые держали её без сознания. Теперь я не могу заснуть. На это могут уйти дни, но также есть возможность, что она очнётся в любой момент.

* * *

Я вырываюсь из сна, когда чувствую, что кто-то сжимает мою руку. Мои веки тяжёлые, а разум в тумане. Я по-прежнему сижу на стуле рядом с кроватью Джеммы. Я опускаю взгляд на часы и вижу, что сейчас только начало шестого утра. Затем меня накрывает осознание. Кто-то сжал мою руку.

— Джемма, — произношу я, выпрямляясь на стуле. — Джемма, малышка.

Я наклоняюсь ближе к ней, слегка сжимая руку, которая всё ещё в моей, но ничего нет. Никакого движения. Должно быть, я это вообразил.

Я шумно выдыхаю, прижимаясь лбом к её плечу.

— Очнись, малышка. Пожалуйста, — мой голос ломается, пока я пытаюсь сдерживать эмоции. Я не уверен, сколько ещё смогу это выносить. — Пожалуйста, Джем, — шепчу я. — Ты нужна мне.

Проходят минуты. Я продолжаю прижиматься к ней головой, всё время пытаясь сдерживать слёзы. У меня такое чувство, будто я схожу с ума, но, наверное, это просто недостаток сна. Я психически и физически исчерпан. Я откидываюсь на спинку стула и провожу свободной рукой по своему лицу, царапая её о бороду. Я никогда не ходил небритым так долго.

Я должен признаться себе, что тёплый душ и бритьё могут меня реабилитировать. Джем никогда не была фанаткой бород. Она считала небрежную щетину сексуальной, но это был её предел.

Я осторожно отпускаю её руку и встаю, чтобы потянуться. Я выгибаю спину и поднимаю руки высоко в воздух, пытаясь облегчить боль, которая, кажется, заняла постоянное место в моих уставших мышцах. Обычно я стараюсь тренироваться большинство дней, но не могу этого делать, пока я здесь.

Сейчас начало восьмого. Медсестра только ушла, проверив жизненные показатели Джем; по-прежнему нет изменений. Она сказала мне, что доктор скоро придёт, когда начнёт обход. Я на грани. Несколько минут я хожу назад-вперёд, прежде чем остановиться рядом с её кроватью.

— Джем, малышка. Ты меня слышишь? — наклонившись вперёд, я провожу пальцами по её лицу. — Мне нужно, чтобы ты очнулась, — в моём голосе отчаяние, когда я говорю это. — Пожалуйста.

Мой взгляд сосредоточен на ней, когда я выпрямляюсь во весь рост. Эта игра в ожидание действительно мешает мои мысли. Затем я вижу движение. Ну, я так думаю; может, я просто воображаю это, как было с сжатием руки. Я протираю глаза, прежде чем снова сосредоточиться на ней. На этот раз я знаю, что мне не мерещится. Её веки слегка трепещут, прежде чем с губ падает тихий стон. Моё сердцебиение ускоряется, когда я снова наклоняюсь над ней.

— Открой глаза, Джем, — молю я, тянусь за её рукой под одеялом и сжимаю её в своей.

Я не могу объяснить, какую чувствую радость, когда она делает, как я прошу. Она смотрит мне прямо в глаза пустым взглядом. Учитывая всё, через что она прошла, меня это не удивляет.

На моём лице появляется огромная улыбка.

— Добро пожаловать обратно, — шепчу я, пока на глаза наворачиваются слёзы.

Её взгляд двигается от меня к окружающему. Я могу только представить, какое она чувствует замешательство. Я очень стараюсь держаться, но меня так переполняют эмоции, что сдержанность ускользает с каждое проходящей секундой.

Я осторожно провожу рукой по левой стороне её лица, когда её взгляд возвращается ко мне. Я ненавижу, что исчезла знакомая искра, но знаю, что она вернётся. Наклоняясь вперёд, я прижимаюсь к её лбу своим, пока из глаз текут слёзы.

Я не плакал так с маминой смерти. Но эти слёзы другие. Это слёзы радости, а не сердечной боли. Слёзы благодарности и облегчения, не вины. Вся неуверенность, которую я чувствовал последние несколько дней, мгновенно исчезает. Она вернулась. Она жива. Я, наконец, снова могу дышать.

— Я так по тебе скучал, Джем.

— Стойте, — её голос хриплый и ничем не похож на голос моей Джеммы. — Отойдите от меня, — умоляет она, слабо толкая меня в грудь.

Она никогда раньше не говорила со мной так резко, и в первую очередь я думаю, что как-то причинил ей боль.

— Джем, — я в замешательстве отстраняюсь.

— Кто вы? — испуганно спрашивает она.

Моё сердце проваливается.

— Это я, Брэкстон… твой муж.

Она не говорит больше ни слова, и ей не нужно. Страх, который я вижу в её глазах, говорит всё. Облегчение, которое я почувствовал мгновения назад, быстро сменяется паникой.

Она не помнит меня.

Она не знает, кто я.

Глава 6

Брэкстон

Одну неделю спустя…

Выключив двигатель, я кладу голову на руль, молча молясь, чтобы сегодня был тот день, когда вернётся память моей жены. После ужаса того, когда она очнулась и не вспомнила меня — или кого-либо, раз на то пошло, даже своих родителей — всё пошло по спирали вниз.

Я был вынужден каждую ночь возвращаться домой без неё. Я поклялся, что не вернусь в дом, пока она не будет со мной, но вот в чём дело — она не хочет видеть меня рядом. Временно, в любом случае.

В первую ночь она практически насильно выставила меня из палаты. Для неё я теперь незнакомец, и именно так она ко мне относилась. Я практически уверен, если бы было так, как хочет Джемма, она даже запретила бы мне приходить сюда днём. Я разрываюсь между крайней унылостью и решимостью; это чертовски больно, но я отказываюсь принимать, что это конец нашим отношениям.

Она может больше не помнить нашу любовь или всё, через что мы прошли вместе, но я помню. Каждый момент… каждую секунду. Я ношу достаточно любви для нас обоих.

Кристин и Стефан полностью опустошены потерей памяти Джеммы, и, как и мне, им сложно привыкнуть. Для них это тяжёлый удар, в их уже треснутых жизнях. Им нельзя не посочувствовать.

Доктор Джеммы долго говорил со мной прошлой ночью, прежде чем я уехал из больницы. Он назвал состояние Джеммы ретроградной амнезией. Он сказал, что это не редкость для пациентов — страдать какой-то формой потери памяти после травмы головы. Но, к сожалению, нет волшебного лекарства. Пока что это очередная игра в ожидание. Её потеря памяти может быть временной, но есть шанс — и это мой величайший страх — что её память никогда не вернётся.

В любом случае, я не откажусь от нас. Никогда. Прямо сейчас у меня есть только оптимизм. Мы принадлежим друг другу, и скоро, я уверен, она тоже поймёт это. Моё сердце принадлежит ей, как её сердце принадлежит мне.

Когда произошла авария, я переживал, что она никогда не очнётся, и я потеряю её. Я ни разу не обдумывал возможность, что она очнётся, но я всё равно её потеряю.

Сейчас только семь утра, пока я иду по знакомому коридору больницы к её палате, так что активности здесь нет. Я прихожу сюда каждое утро, когда ей привозят завтрак, чтобы порезать её еду. Она не может делать этого сама, когда функционирует только одна рука. Она ненавидит это, я вижу, но ей нужно есть. Прежняя Джемма всегда была сильной духом и независимой. Это то, что я люблю и чем восхищаюсь в ней, так что я рад, что эта часть нее не потеряна. Она по-прежнему где-то там, мне просто нужно найти способ вытащить её обратно.

— Доброе утро, мистер Спенсер, — говорит одна из медсестёр, когда я прохожу мимо.

— Доброе утро.

Здесь я стал частым гостем. Джемму перевели из ОИТ четыре дня назад, в нормальную палату. Её держали в отделении интенсивной терапии достаточно долго, чтобы заменить тазобедренную кость, а в сломанные кости вставили штифты. Операция прошла успешно, и Джем начала вставать и ходить — хоть медленно и с помощью — в течение двадцати четырёх часов.

Мой желудок сжимается, чем ближе к палате я подхожу. Любовь, которую я видел в её глазах, когда она смотрела на меня, сменилась пустым взглядом — это если она вдруг посмотрит в моём направлении. Большую часть времени она притворяется спящей, чтобы не приходилось разговаривать с нами. Она всех окатывает холодным душем, включая родителей. Это разбивает мне сердце, и не только из-за Кристин, Стефана и меня; я могу только представить, какой напуганной, запутанной и одинокой чувствует себя Джемма.

— Доброе утро, — говорю я, когда захожу в её палату. Она не спит и смотрит в потолок. Я ненавижу, что её лицо больше не светится, когда она видит меня. Я ненавижу, что она больше не улыбается той красивой улыбкой.

Её взгляд на мгновение перемещается ко мне, прежде чем снова сосредоточиться на потолке.

— Привет, — отвечает она тихим, едва слышимым голосом. Тем не менее, я натягиваю улыбку. Я не могу позволить ей увидеть, как сильно это влияет на меня — мне нужно быть её силой. Я хочу притянуть её в свои объятия и сказать оставаться там, что всё получится, но я знаю, что лучше этого не делать. Мои надежды могут уменьшаться, но я отказываюсь верить, что это будет нашим будущим.

— Сегодня утром завтрак задерживается, — говорю я, присаживаясь рядом с её кроватью, стараясь не позволить этой новой неловкости ошеломить меня.

— Я сказала им, что ничего не хочу.

Она по-прежнему отказывается смотреть на меня.

Подвинув стул ближе, я тянусь за её рукой, но я не удивлён, когда она отдёргивает руку.

— Тебе нужно есть. Это поможет тебе набраться сил. Уверен, ты не хочешь торчать в этом месте вечно, — её взгляд двигается ко мне, но она не говорит. — Тебе не хочется домой?

Потому что я знаю, что мне хочется, чтобы она вернулась туда.

— Домой? Куда домой? У меня нет дома. Как я могу хотеть пойти в то место, которого даже не помню?

Меня жалит горечь в её голосе, и я снова тянусь за её рукой, но передумываю.

— Твой дом со мной, Джем.

Её пустой взгляд заставляет меня отвести глаза в пол, когда нависает тишина. Воздух в этой палате такой густой, что его можно резать ножом.

— Тебе больше негде быть, например, на работе или ещё где-то? — говорит она, в конце концов. Джем даже не ждёт моего ответа, прежде чем переворачивается на бок, спиной ко мне.

* * *

— Давай я помогу тебе, — предлагаю я, когда она пытается подняться с кровати. Сегодня она выписывается из больничной палаты и переходит в реабилитационный центр. У неё впереди интенсивная терапия, но это значит, что она на шаг ближе к возвращению домой. Я по-прежнему держусь за надежду, что всё это суровое испытание вскоре останется позади, и мы сможем вернуться к тому, что было до аварии. Без надежды человек ничто. Я даже довольствовался бы чем-то приблизительным к этому.

— Я не инвалид! — огрызается она, выдёргивая руку из моей хватки.

— Прости, — шепчу я, отступая назад. Я сую руки в карманы своих брюк, чтобы не возникало соблазна потянуться к ней снова.

Как только ей, наконец, удаётся встать, она поворачивается лицом ко мне. Я слышу её вздох, прежде чем она говорит:

— Нет, ты меня прости, — говорит она, склоняя голову. — Ты всё время добр со мной. Я извиняюсь за то, как относилась к тебе, это неуместно.

— Всё нормально, — говорю я, делая шаг вперёд. Мне больно за неё. Для меня это ад, так что я не могу даже представить, через что проходит она.

— Просто я чувствую себя такой… — она по-прежнему смотрит в пол, но я не упускаю то, как ломается её голос, пока она говорит. Я кладу пальцы под её подбородок, чтобы мягко заставить её встретиться со мной взглядом. В моём горле поднимается комок, когда я вижу слёзы в её красивых глазах. — Я чувствую себя такой потерянной.

— Ох, Джем.

Я инстинктивно притягиваю её в свои объятия. Это первый раз после аварии, когда она позволяет мне держать её, и я так благодарен, что она не отстраняется. Мне нужно это так же сильно, как и ей. Я чувствую, как мы оба тонем, и никто из нас не знает, как подняться за воздухом.

* * *

— Во сколько у тебя завтра рейс? — спрашиваю я Рэйчел, когда мы садимся в больничном кафетерии. Я благодарен, что могу здесь опереться на неё и родителей Джеммы. Они настоящее спасение. Обычно здесь мы проводим время, пока Джемма проходит физиотерапию. Еда здесь не очень, и кофе, честно говоря, среднего качества, но это всё, что они могут предложить. Я не ухожу из больницы, чтобы найти что-то лучше. Быть рядом с Джеммой намного важнее, так что на время этот дом вдали от дома — наша реальность.

Я провожу здесь весь день, от рассвета до заката. Я буду здесь двадцать четыре часа семь дней в неделю, если Джемма позволит это. Я обещал любить её в болезни и здравии и именно это планирую делать.

— Самолёт в три часа, — отвечает Рэйчел, когда её взгляд опускается на стол. Она умолкает, и я наблюдаю, как она нервно дёргает салфетку перед собой. Я знаю, что улетать ей не легко, и ей тоже больно, что Джемма не помнит их дружбу. Потянувшись через стол, я накрываю её руку своей.

— Не чувствуй себя виноватой за то, что уезжаешь, Рэйч. Ты знаешь, я позабочусь о ней. У тебя есть жизнь в Нью-Йорке; Джемма знает, как много для тебя значит карьера, — я делаю краткую паузу. Ну, Джемма знала. — Она не хотела бы, чтобы ты оставалась и рисковала всем, над чем так упорно работала.

— Она нуждается во мне, в тебе, во всех нас, — говорит Рэйчел, закрывая лицо и начиная плакать. — Она может не знать этого, но она нуждается в нас, — я быстро встаю и подхожу к её стороне стола, притягивая её в свои объятия. — Если бы это я лежала в больничной койке, она была бы рядом со мной.

— Езжай, — твёрдо говорю я. — В конце концов, всё утрясется само собой.

Должно утрястись. Я не уверен, кого больше пытаюсь убедить. Рэйчел крепко обвивает руками мою талию, но не отвечает.

Мы отрываемся друг от друга, когда слышим громкий кашель за собой. Злой взгляд, который я вижу в глазах Лукаса, пока он переводит взгляд между мной и Рэйчел, шокирует меня.

— Я что-то прерываю?

Он смотрит на Рэйчел, пока говорит. Её руки опускаются по бокам, и она смотрит в пол. Я не знаю, что происходит с этими двумя, но что-то произошло. Раньше они были близки, до такой степени, что мы с Джеммой надеялись, что однажды они будут вместе. Они наши лучшие друзья, и мы вчетвером так много всего проделали за все годы, включая путешествия, и здесь, и за границу. Враждебность, которая стала появляться, когда эти двое в одной комнате, не имеет смысла.

Рэйчел не встречается взглядом ни с одним из нас, пока тянется за своей сумочкой.

— Я пойду посмотрю, вернулась ли Джемма в палату.

— Не уходи из-за меня, — огрызается Лукас, когда она обходит нас, направляясь к выходу.

— Какого чёрта это было? — спрашиваю я Лукаса, когда Рэйчел уходит из зоны слышимости.

— Тебе нужно следить за ней, — говорит он, дёргая головой в её сторону. Ненависть, или может просто злость, которую он чувствует к ней, исходит от него волнами. Эти двое были близки, вплоть до нашей свадьбы. В тот день, казалось, между ними всё было в порядке; они даже танцевали вместе.

— Следить за Рэйчел? Зачем?

— Просто будь осторожен, — отвечает он, расстёгивая пуговицы своего пиджака и садясь за стол.

— Что с вами двумя случилось? Серьёзно, приятель, поговори со мной.

— Не о чем говорить, — отвечает он, отмахиваясь от меня и подзывая к столику официантку.

За этим кроется нечто большее, чем они оба говорят, но я даю ему отсрочку, в которой он явно нуждается.

— Как бизнес? — спрашиваю я. — Я чувствую себя плохо из-за того, что свалил на тебя всё это.

— Даже не думай об этом. Пока мы говорим, контракты подписываются.

— Отлично, — с улыбкой говорю я. Даже если моё сердце не совсем там, я по-настоящему счастлив за нас; мы упорно работали, чтобы оказаться там, где мы сейчас, чтобы подписать эту большую сделку. Если бы всё было иначе, мы бы сейчас праздновали — мы втроём: я, Джем и Лукас. — Прости, что ты остался разбираться со всем этим сам.

— Прекрати это говорить. Ты там, где тебе нужно быть. Всё равно в нашей компании мозг я, — говорит он с невозмутимым лицом, но я знаю, что он просто пытается подловить меня, как всегда.

— Плевать, придурок, — огрызаюсь я.

Он запрокидывает голову назад и смеётся, потому что я всегда попадаюсь. Всегда.

Глава 7

Брэкстон

Один месяц спустя…

Я определённо иду чуть ли не вприпрыжку, пока заношу в дом последние продукты. Сегодня утром я встал рано и поехал по магазинам, чтобы запастить любимой едой Джем. Ну, раньше она её любила. Её память по-прежнему не показывала никаких признаков возвращения, так что между нами ничего не изменилось — наши отношения всё ещё натянуты, как минимум. Я даже не уверен, что она классифицирует меня как друга, но отказываюсь позволять своим мыслям уйти в ту сторону. Это слишком больно.

Сегодня последний день Джеммы в круглосуточной реабилитации с проживанием. Она, наконец, возвращается домой. Это дом её мечты, который я построил для неё. Ей здесь нравится. Я отчаянно надеюсь, что именно приезд домой — это то, что ей нужно, чтобы разжечь память.

Рэйчел приехала вчера, чтобы помочь мне привести дом в порядок. К моему удивлению, она вернулась из Нью-Йорка на прошлой неделе. Видимо, её компания дала ей особые отгулы. Я подозреваю, что за этим кроется большее, но я так благодарен, что она рядом. Она очень помогла мне держать голову над водой.

Я хочу, чтобы к возвращению Джем всё было идеально. Дом именно такой, каким был, когда она уехала, хотя я приготовил для неё отдельную комнату. Её место в нашей кровати, рядом со мной, но я знаю, что это произойдёт не сразу. Я скучаю по ней... нет, я хочу её, но если ей нужно время, то я ей его дам. Я просто на седьмом небе от счастья, что она снова будет дома.

Как только продукты убраны, я ищу вазы в шкафчике под раковиной. По пути домой я обошёл трёх разных флористов, чтобы купить любимые цветы Джеммы, каждый стебелёк, который смог найти. Это те же цветы, которые я подарил ей на нашем первом свидании и дарил на каждом свидании с тех пор — и их она выбрала для своего свадебного букета. Она всегда любила яркий контраст цветов между глубоко-жёлтыми розами и ярко-фиолетовыми ирисами.

Как бы отчаянно мне не хотелось, чтобы она вспомнила те времена, я делаю это не поэтому. Я делаю это потому, что хочу увидеть её реакцию, как её лицо засветится, прямо как раньше. Этот взгляд; Боже. Я скучаю по этому взгляду. Это прелесть, чистая красота. Счастье, которое я вижу на её лице, заразительно.

Я закрываю глаза и вспоминаю. Мне нужно цепляться за эти воспоминания, чтобы продержаться. Однажды она снова меня полюбит, я очень верю в это. Другое представить невозможно.

* * *

Проходя через автоматические двери реабилитационного центра, я чертовски нервничаю — но по-прежнему улыбаюсь.

— Доброе утро, — говорю я Оливии, молодому секретарю за стойкой.

— Доброе утро, мистер Спенсер.

Персонал, как и в больнице, относился к Джемме замечательно. Я и просить не мог о лучших людях, чтобы заботились о моей жене.

Я всё ещё привыкаю к чувствам, которые охватывают меня каждый раз, когда я вижу её теперь: смесь любви, ликования и сковывающего страха. После аварии я сказал себе, что буду благодарен, если она вернётся в любом состоянии, и это так, но я не был готов к этому. Как она может так просто забыть связь, которая была между нами? Как она может не чувствовать этого, когда я всё ещё чувствую? Для меня эта связь как никогда сильна. Как она могла забыть, как сильно любит меня? Потому что я знаю, она любила меня так же сильно, как я люблю её. Я чувствовал её любовь каждый день своей жизни. Как это может исчезнуть за одну ночь?

— Добро утро, дамы, — говорю я, заходя в палату Джеммы. Моя взгляд кратко скользит мимо Кристин и Рэйчел, прежде чем остановиться на Джем, и моя улыбка тут же сходит с лица, когда я вижу выражение её лица. Слегка повернув голову, я снова смотрю на Кристин, затем на Рэйчел. У них обеих точно такие же серьёзные лица. Моё сердце проваливается. Что-то происходит. Они не разрешают Джемме ехать домой?

— Всё в порядке? — спрашиваю я Джемму, подходя к кровати. — Что-то случилось?

Она наклоняет голову, и я ненавижу, что она не может смотреть на меня.

— Нам нужно поговорить, — произносит она так тихо, что я едва её слышу.

— Конечно, — отвечаю я, хоть мой желудок подсказывает, что мне не понравится то, что она хочет сказать. С разговорами у нас всегда всё было хорошо. Мы редко ругались. За девятнадцать лет я, наверное, могу по пальцам одной руки посчитать, сколько у нас было споров.

— Мы дадим вам двоим пару минут, — говорит Рэйчел, уводя Кристин к двери, через которую я только что зашёл. Сочувствующий взгляд Рэйчел по пути к выходу только увеличивает моё беспокойство.

Я наблюдаю, как Джемма медленно опускает ноги с края кровати и садится. Гипсовую повязку сняли и заменили на пластмассовый лангет. Она по-прежнему хромает, когда ходит, но доктора говорят, что со временем это пройдёт, когда её нога окрепнет. Она будет приезжать сюда пять дней в неделю амбулаторно. Я надеюсь вернуться на работу на следующей неделе, но договорился с Лукасом, что буду работать днём, чтобы по утрам возить её на приёмы.

— Подойди, присядь, — говорит она, хлопая по матрасу рядом с собой. То, что она просит меня сесть рядом, должно вызвать у меня улыбку, но этого нет. Я знаю её лучше, чем она знает сама себя, и то, что она собирается сказать, не будет приятным.

В тот момент, когда я сажусь, она тянется к моей руке. Хоть я храбрюсь для того, что будет, мне всё равно удаётся на мгновение закрыть глаза, чтобы насладиться её прикосновением.

Она глубоко вздыхает, прежде чем поднять взгляд и встретиться с моим.

— Я не могу поблагодарить тебя достаточно за всё, что ты сделал для меня за последние шесть недель. Я знаю, я была не самым любезным или сговорчивым пациентом, — она делает ещё один вдох, и я могу сказать, что ей неприятно говорить то, что ей нужно сказать. — Я особо не думала об этом, пока Рэйчел не упомянула, но она сказала, что ты очень ждал меня домой, — она делает краткую паузу, прежде чем продолжить. — Это больше не мой дом, Брэкстон. Я даже не знаю, где моё место, — вот так. Я чувствую, как что-то сжимается внутри меня, когда доходит смысл её слов. — Я сегодня не поеду с тобой домой. Я, эмм… — её взгляд перемещается обратно на кровать, прежде чем она продолжает, — думаю, при таких обстоятельствах, лучше, если я поеду в дом матери.

Клянусь, моё сердце разрывается пополам. Она не едет домой.

Вставая с кровати, я потираю рукой грудь, когда возвращается эта сокрушающая боль. Мне становится трудно дышать.

— Мне очень жаль, Брэкстон.

По тону её голоса очевидно, что ей тоже больно. Может, не так, как мне, но всё равно.

— Всё в порядке.

Не в порядке, но я не могу причинять ей боль дальше. Ничего из этого не в порядке.

* * *

Я складываю её одежду в чемодан и застёгиваю его. Она даже не стала приезжать в дом, чтобы собрать какие-то свои вещи. Вместо этого она прислала сюда Рэйчел. Это ещё один удар для моего сердца.

Я окидываю комнату взглядом, поднимая чемодан с кровати. Я могу забрать несколько её вещей из этой комнаты, но она всё равно будет здесь, в этой комнате, в этом доме. Её частички повсюду.

У меня тяжелеют ноги, пока я спускаюсь по лестнице в гостиную, где ждёт Рэйчел. Я не могу не чувствовать, будто сдаюсь, будто позволяю этому случиться тем, что несу этот чемодан. Но с другой стороны, что я могу сделать? Я не могу заставить её любить меня.

Рэйчел стоит спиной ко мне, глядя на цветы, которые я купил к возвращению Джеммы домой. Я стратегически поставил несколько ваз по всему дому; я хотел, чтобы она улыбалась, в какую бы комнату ни зашла. Но этого не будет, потому что она отказывается даже заходить в этот дом.

— Вот её вещи, — говорю я, ставя чемодан перед ней. В нём одежда, обувь, нижнее бельё, туалетные принадлежности и её косметика. Всё это даже не моё, чтобы оставлять себе, и всё же я колеблюсь, прежде чем позволяю Рэйчел взять чемодан. Это материальные вещи, и в великой схеме всего они незначительны, но от этого у меня не пропадает ощущение, будто я теряю ещё одну частичку своей жены. Это только вопрос времени, прежде чем она попросит больше. Прежде чем я пойму, я останусь ни с чем. Ничего, кроме воспоминаний и разбитого сердца.

Рэйчел поворачивается лицом ко мне, и грусть в её глазах видно издалека. Думаю, она чувствует, что это начало конца между Джеммой и мной, но никто из нас не может заставить себя сказать это вслух.

— Цветы красивые. Ей бы они понравились, — от измученного тона её голоса по моей спине бегут мурашки, умножая отчаяние, которое я чувствую внутри. Во мне по-прежнему есть крохотный свет. Хоть он значительно потускнел, он всё ещё есть. Я цепляюсь за этот крохотный кусочек надежды всем, что у меня есть.

Я наклоняю голову и провожу рукой по волосам. Прежней Джемме действительно понравились бы эти цветы — насчёт этой новой версии я не так уверен. Прежняя Джем вырывалась бы домой. Она ненавидела бы быть вдали от меня и страдала бы так же, как я. Как жизнь может быть так жестока? Она забрала то, что для нас обоих было важнее всего: нашу любовь друг к другу.

— Ох, Брэкстон, — произносит Рэйчел, пересекая комнату и останавливаясь передо мной. Из глубины моего горла рвутся рыдания, когда я слышу, как она плачет. Когда она крепко обвивает меня руками, вся моя сила исчезает, когда я полностью ломаюсь. Я оплакивал Джему… себя… нас.

Это действительно конец?

Я чувствую себя глупо, когда отстраняюсь и вытираю глаза тыльной стороной ладони. Я не тот, кто проявляет слабость перед кем-либо. Даже перед Джеммой. У нас у всех есть демоны, которых мы прячем от остального мира.

Я отворачиваюсь от залитого слезами лица Рэйчел, когда она смотрит на меня. Я ненавижу жалость в её глазах. Мне нужно выпить; что угодно, чтобы притупить эту боль.

Я иду на кухню и беру первую попавшуюся бутылку, тянусь за стаканом на верхней полке. Рэйчел не сходит с места, но не отрывает от меня взгляда. Я заполняю стакан практически до конца. Я уже знаю, этого не будет достаточно. Целой бутылки не будет.

Откинув голову назад, я проглатываю жидкость двумя большими глотками. Она жжёт по пути вниз, но я этому рад. Я, не колеблясь, наливаю себе ещё один стакан, но прежде чем мне удаётся поднести его к своим губам, Рэйчел появляется рядом со мной и хватает меня за запястье.

— Не надо. Это не выход.

Я хочу выхватить запястье из её хватки и сказать ей не лезть не в своё дело, но не делаю этого. Я знаю, она тоже страдает. Ни для кого из нас это не легко. Может, она и потеряла свою подругу, но моя потеря намного больше. Я потерял свою жизнь, своё всё.

— Пожалуйста, не говори мне, что ты сдаёшься насчёт неё, Брэкстон.

Я могу только выдохнуть. У меня нет слов. В данный момент я в отчаянии и погружаюсь в самобичевание, но глубоко внутри я знаю, что не сдался. Я никогда не смогу отказаться от нас. Если мне потребуется вся оставшаяся жизнь, чтобы завоевать её обратно, то пусть будет так. Я в этом надолго.

— Ты должен бороться за это, Брэкс.

Я ставлю стакан.

— Как я могу бороться за что-то, чего она даже не помнит?

— Заставь её вспомнить.

Я саркастично усмехаюсь ей в ответ. Если бы всё было так просто.

— Я серьёзно, Брэкстон. Поговори с ней. Напомни ей обо всём, что между вами было.

— Она не станет говорить со мной.

Думаю, это больнее всего — что она даже не станет говорить со мной. Нам всегда было легко найти слова, до сих пор. Мы могли говорить о чём угодно и обо всём, до сих пор. Мы были полностью посвящены в жизнь друг друга, до сих пор.

— Заставь её слушать, — давит Рэйчел. — Напомни ей, что было между вами. Напиши ей грёбаное письмо, если придётся. Только не сдавайся. Вы двое предназначены друг для друга.

— Были предназначены друг для друга, — тихо говорю я.

— Нет, ты ошибаешься, это по-прежнему так! У вас двоих такая любовь, как ни у кого другого.

Я делаю паузу и задумываюсь над её словами. Может, она права. Если Джемма не станет слушать мои слова, то может хотя бы прочитать их. Ей нужно знать, какой когда-то была наша жизнь. То, что между нами было, слишком прекрасно, чтобы это забыть.

Глава 8

Джемма

Настойчивый стук в дверь моей спальни заставляет меня неохотно подняться с кровати. Я думала, что если буду игнорировать её достаточно долго, она уйдёт. Я мало, что знаю о женщине, которая утверждает, что она моя мать, но одно понятно наверняка — она неумолима.

Моя нога по-прежнему в этом нелепом лангете, так что я двигаюсь медленно. Я начинаю наслаждаться гидротерапией, которой доктор заставил меня заниматься, чтобы укрепить ногу, только потому, что это означает избавление от этой ужасной штуки, даже если временно. Минусом моей терапии было вынужденное время с Брэкстоном. Это не потому, что с ним тяжело быть рядом; совсем наоборот, он всегда дружелюбный и милый. Тяжело видеть его лицо, когда мы вместе. Умоляющий, практически отчаянный взгляд в его глазах. Будто он молча умоляет меня вспомнить его. Это наваливает на меня чувство вины.

Я никогда не забуду, какое у него было лицо, когда я сказала ему, что не поеду домой. Его опустошение разрывало мне сердце. Я чувствовала, как он ломается передо мной, без звука и без единой слезы. Видеть это было ужасно, особенно зная, что причина этому я. Я надеюсь, что больше не увижу и не почувствую этого снова.

Он относился ко мне так хорошо. С таким терпением. В последнюю очередь я хотела причинить ему боль, но ему нужно поставить себя на моё место. Я не знаю его. Да, он стал знакомым за последние недели, и да, он кажется замечательным парнем — милым, заботливым и верным — но этого просто недостаточно.

Я вдруг оказалась в мире, которого не знаю, не помню, и это чертовски пугает. Я окружена незнакомцами, которые любят и суетятся надо мной, но я ничего не чувствую к ним в ответ. Это крайне страшно. Я никого не знаю, но хуже всего, я даже не знаю себя.

Какой мой любимый цвет или любимое блюдо? Прямо сейчас подошло бы что угодно любимое. Хотя бы проблеск того человека, которым я когда-то была. Я хороший человек? Или стерва? Хоть эти люди возвращаются день за днём с улыбками на лицах и любовью в сердцах, я не могу не склоняться к версии стервы. Я не особо оценила нежность, которой меня осыпали. Это значит, что мне всё равно, или я просто пустая внутри? Я определённо чувствую себя пустой.

— О, хорошо, ты проснулась, — с улыбкой говорит Кристин, когда я открываю дверь спальни. У меня возникает желание закатить глаза от её заявления. Даже если бы я не проснулась, она не перестала бы стучать, пока не проснусь.

— Я просто отдыхала.

Скорее пряталась от неё, но ей не нужно это слышать. С тех пор, как я приехала сюда, она была ко мне только добра. Мама давала мне пространство, в котором я нуждаюсь, и не пыталась слишком сильно давить на меня сразу. Как и Брэкстон, кажется, она не уверена, как ко мне относиться.

Думаю, я приняла правильное решение, приехав сюда. Я должна была сделать то, что для меня лучше… что безопаснее. Я понятия не имею, какой настоящий Брэкстон Спенсер за закрытыми дверьми. Внутри мне всё подсказывает, что он хороший парень. Та сторона, которую я вижу, когда мы вместе, не кажется натянутой или фальшивой, но правда в том, что я не знаю, это ли настоящий он. Я не знаю о нём ничего.

— Это только что доставили тебе, — говорит Кристин, протягивая изящный букет из жёлтых и фиолетовых цветов. От незнания того, что это за цветы или вообще от кого они, у меня перехватывает дыхание. Я не могу объяснить этого, но они заставляют меня чувствовать… что-то. Но что, я не имею понятия.

— Так приятно видеть, как ты улыбаешься, — говорит моя мать. — Я скучала по твоей прелестной улыбке.

Мой взгляд перемещается от цветов к ней, и я с удивлением вижу, что её глаза застланы слезами. Я улыбаюсь? Я не осознавала этого. И почему она плачет? Я смотрю на её лицо, пытаясь найти ответ, но вижу только грусть. Она думает обо мне прежней? О дочери, которой я когда-то была, а не оболочке, с которой она осталась сейчас.

— Они прекрасны, — заявляю я, пытаясь вытеснить из головы мысль, что я причиняю всем боль.

— Прекрасны.

Я чувствую, что за её словами кроется больше, что эти конкретные цветы имеют значение, я должна это знать. Или, может быть, я просто слишком много в этом вижу.

— Они от Брэкстона.

Улыбка с моего лица исчезает, и возвращается тревога. Это более знакомое чувство. Кроме онемения я испытывала мало эмоций с тех пор, как очнулась от комы, но эту тревогу я не могу выносить.

— В открытке написано: «Надеюсь, ты осваиваешься», — указывает она. — Он такой хороший человек, всегда был таким заботливым.

— Это очень мило с его стороны, — отвечаю я, потянувшись за букетом. Она мало говорила о моих прежних отношениях с Брэкстоном, но я не упускаю её тонких намёков. Очевидно, она обожает его.

— Ты действительно его любила, знаешь?

Иногда она говорит не так уж тонко.

— Правда? И откуда ты это знаешь? Ты чувствовала, что я чувствую внутри?

Её глаза слегка расширяются.

— Нет, Джемма. Я это видела. Все это видели.

С этими словами она разворачивается и уходит. Я сразу же начинаю чувствовать себя неуютно за то, что веду себя с ней так агрессивно.

Закрывая дверь и запирая её на ключ, я иду к окну. Я не уверена, почему хочу поставить эти цветы ближе к себе, но хочу. Я снова улыбаюсь, ставя их на центре комода. Я смогу любоваться ими с кровати.

Мой взгляд опускается на маленькую прямоугольную открытку на серебристой ленточке, которая украшает белую керамическую вазу. В почерке что-то кажется знакомым, и это сумасшествие. Я предполагаю, что это почерк Брэкстона, потому что цветы от него. Это вообще возможно, чтобы я помнила его почерк, но не его самого?

* * *

— Как на вкус? — с обнадёженным выражением лица спрашивает Кристин. Я отрезаю маленький кусочек панированной курицы и нерешительно кладу его в рот. Я живу здесь почти неделю, и мало что изменилось. Я по-прежнему чувствую себя потерянной… как и моя память.

Кристин терпеливо ждёт моего ответа, пока я медленно жую еду. Она на самом деле вкусная. Очень вкусная. Полагаю, я ела это раньше. Кристин, кажется, почти была в восторге, когда объявила, что у нас на ужин куриные шницели. Всё это своего рода эксперимент, пока я вынуждена заново испытать то, что предлагает жизнь. Вкусы, запахи, виды, звуки и ощущения. Так много жизни сейчас кажется мне чужой.

— Мило, — отвечаю я, наконец, проглатывая еду. Она продолжает наблюдать за мной, будто ждёт, что я дам развёрнутый ответ, но этого нет. Вместо этого я сую в рот ложку пюре.

— Это твоё любимое! Я всегда готовила тебе это по особым случаям, например, на твой день рождения, или когда тебе было грустно.

Это заявление никак меня не радует, только помогает напомнить обо всём, что я потеряла. Когда у меня день рождения?

Я знаю, она старается, но мне хочется, чтобы она прекратила. Ничего, что она может сделать, не поможет, определённо не кусок панированной курицы. Я практически сдалась насчёт возвращения моей памяти. Наверняка к этому времени были бы хотя бы минимальные прорывы. Я чувствую, как падаю глубже и глубже в эту чёрную пропасть, которая стала моим существованием.

Над нами повисает тишина, пока мы продолжаем есть. Это к лучшему. Особенно, если она хочет, чтобы я переварила эту еду.

— Ох, я чуть не забыла, — говорит она, поднимаясь со стула в конце ужина. — Для тебя пришла посылка, — я слежу за ней взглядом, пока она идёт через комнату за посылкой. Я не представляю, зачем кому-то присылать мне посылку. — Она пришла, пока ты отлёживалась. Я не хотела тебя беспокоить.

Это оправдание, с использованием которого я заперлась ото всех. «Я устала, пойду прилягу». Моё нежелание быть рядом с кем-либо не помогает делу. Мне даже удалось прогнать Рэйчел. Она оставалась здесь первые три ночи, прежде чем собрала вещи и уехала в отель. Она заверила меня, что не сбегает от меня, что это только, чтобы дать мне пространство, в котором я нуждаюсь по её мнению. Может, дело было в этом. Я не понимаю, почему эти люди отдают так много за мелочь в ответ.

— Вот, — говорит мама, кладя передо мной большой кремовый свёрток. — Ты закончила?

Она указывает на мою тарелку, и я киваю, прежде чем ответить.

— Да, спасибо.

Я окидываю взглядом слова поперёк свёртка. Это тот же почерк, который был на открытке, так что я понимаю, что это от Брэкстона. Я считаю ироничным то, что, несмотря на потерю памяти, я по-прежнему умею читать. Я не помню, кто и как учил меня этому или даже в какую я ходила школу.

Я не могу понять, почему эта часть моего мозга в порядке, но люди, места и все важные моменты моего прошлого полностью стёрлись. Мне пришлось пройти множество тестов, доктор не смог найти никаких признаков постоянной травмы мозга, но, очевидно, она есть.

Я переворачиваю посылку, вдруг чувствуя себя некомфортно. Я видела его сегодня утром, когда он вёз меня на реабилитацию. Он не упоминал посылку, но, полагаю, я не дала ему шанс завести какой-либо разговор. Просто так легче. Легче для всех. Я не хочу давать ему ложную надежду, когда надежды никакой нет.

Подняв взгляд, я вижу, как мама скептически смотрит на меня с другой стороны кухни. Мне хочется, чтобы она перестала наблюдать за мной так, как сейчас. Это нервирует. Она может помнить меня как свою дочь, которую вырастила и любила, но для меня она никто. Человек, которого они любили, исчез. Я могу выглядеть как Джемма, которую они когда-то знали, но её больше нет.

— Я пойду прилягу, — говорю я, поднимаясь со стула.

— Хорошо, милая.

Она натягивает улыбку, как и каждый раз, когда я исчезаю наверху.

Моё прошлое, мои родители, мой муж, мои друзья, мои враги, мой первый поцелуй, мои достижения и провалы, что мне нравится и не нравится… список того, что я не помню, бесконечен. Я должна быть благодарна, что пережила аварию, но я понятия не имею, где моё место. Я никогда не скажу это вслух, но большая часть меня хочет, чтобы я лучше не приходила в сознание. Это может звучать эгоистично, но именно это я чувствую. Нет никакого света в конце тоннеля, только тьма.

Заперев дверь в свою спальню, я прохожу через комнату и падаю на кровать. Видимо, в этой комнате я выросла. Кристин сказала, что оставила её такой же, какой она была, когда я уехала в университет. Повсюду маленькие безделушки из моего прошлого. Трофеи, медали, фотографии, баннеры, плюшевые игрушки. Ничего из этого мне не знакомо.

Вместо того, чтобы успокоить, они меня преследуют. Это прошлое, которое я не могу вспомнить. Вещи, которые, вероятно, когда-то имели большое значение, сейчас не значили ничего. Я ненавижу быть здесь, но в тоже время, это единственное место, где я на самом деле чувствую себя в безопасности. Я могу запереться ото всех и просто ничего не делать. Я не должна притворяться, что в порядке или что я справляюсь, потому что это не так. У меня такое чувство, будто я тону в море небытия, что иронично. Как можно тонуть ни в чём?

Я долгое время смотрю на свёрток на своих коленях. Мне любопытно узнать, что внутри, но ещё я опасаюсь. По словам Кристин, Брэкстон был любовью всей моей жизни. Когда-то может и был, но когда я смотрю на него сейчас, я не чувствую ничего. Что я считаю странным. Если я любила его так сильно, как все говорят, разве моё сердце не чувствовало бы это?

Я жду, пока внутри всё успокоиться, прежде чем, наконец, нахожу мужество открыть свёрток. Как бы отчаянно я не хотела вспомнить, меня пугает, когда люди говорят и показывают мне вещи из моего прошлого. У меня такое чувство, будто я причиняю всем боль тем, что не могу вспомнить. Они не понимают, как сильно я хочу, чтобы всё было по-другому.

Я задерживаю дыхание, разрывая верх свёртка, и медленно достаю содержимое, выкладывая на кровать рядом с собой. Там длинная красная прямоугольная коробочка, с прикрепленной к ней открыткой, и ещё конверт поменьше. На открытке на коробке написано «Открой меня первой», так что я беру её.

«Внутри ты найдёшь браслет памяти. Сейчас он пустой, но через некоторое время ты поймёшь, почему я так его назвал. Так как тебе неуютно разговаривать со мной, я решил вместо этого писать тебе. Надеюсь, ты найдёшь время прочитать мои письма, когда будешь готова. Это письма о нашем прошлом, о самых счастливых временах, которые мы провели вместе. Воспоминания твоей жизни моими глазами. Это мой способ попытаться вернуть тебе часть того, что ты потеряла. Приведут ли тебя эти письма ко мне или нет, тебе нужно знать, что когда-то было между нами, и какой была для нас наша жизнь».

Закрыв открытку, я задумываюсь над его словами. Я тронута, что он зашёл так далеко, но не понимаю, как поможет пара писем. Как он может приходить сюда день за днём с улыбкой на лице, когда я отношусь к нему так, как сейчас. Он лучше, чем я — я отказалась бы от себя много недель назад.

Мои пальцы зависают над крышкой, а затем я делаю вдох и открываю её. Я провожу кончиками пальцев по цепочке из белого золота. Он не врал, сказав, что браслет памяти пустой. Прямо как я.

Я продолжаю водить пальцами по звеньям. Глубоко внутри я знаю, что это мой способ оттянуть время. Я боюсь читать письмо. Я не хочу пугаться того, чего не помню, и всё же есть часть меня, которая желает прочитать, что он может сказать.

ПИСЬМО ПЕРВОЕ…

Дорогая Джема,

Девятнадцатое января 1996 года было важным днём из нашего прошлого. Я никогда его не забуду. В тот день мы познакомились, и тот день навечно изменил мою жизнь.

Чтобы ты яснее представила, какое влияние на меня оказал этот день, я должен начать с рассказа о том, какой была моя жизнь до нашего знакомства.

Как и ты, я единственный ребёнок в семье. Мой отец, Джон Спенсер, владел и управлял местным строительным магазином. Это то, что он унаследовал после смерти своего отца. Строительство никогда не было его делом, но он хотел поддерживать мечту моего деда живой и отказался от своих стремлений в жизни, чтобы делать именно это. Мой отец, он хороший человек, один из лучших.

В строительном магазине было не особо много денег, так что всё было довольно тяжело. Не считая двух обычных работников, он управлял магазином сам, что означало, что он проводил долгие часы вдали от дома и семьи. Когда я думаю о нём, то больше всего помню его отсутствие, но я понимаю, почему должно было быть так.

Он уходил в магазин до того, как я проснусь, и некоторыми ночами я уже был в кровати, когда он возвращался. Как только я пошёл в школу, моя мать, Грейс, устроилась на работу секретарём, чтобы помочь нашей семье свести концы с концами. Я слышал, как однажды ночью папа говорил маме, что мы на грани того, чтобы потерять дом.

Тем не менее, у меня было отличное детство. Я был достаточно счастлив, но когда вспоминаю времена до того, как ты переехала в дом по соседству, больше всего я помню одиночество. Пока оба родителя работали, я часто оставался дома сам по себе. На нашей улице не было никаких других детей. Я с нетерпением ждал, когда пойду в школу, чтобы играть с другими ребятами. Затем появилась ты, и всё изменилось.

Я по-прежнему хорошо помню тот день. Это был жаркий летний день пятницы. В отличие от большинства детей, я не ждал каникул. Конечно, по утрам суббот я мог смотреть мультики, но как только они заканчивались, заняться было особо нечем. Мой отец был в магазине, а мама использовала это время для домашних дел, стирки и приготовления еды на будущую неделю. Я днями катался на велосипеде по улице или сам с собой играл в мяч во дворе.

День воскресенья был моим любимым. Моя мама готовила жаркое на ужин каждое воскресенье, и ещё это был единственный день, когда папа закрывал магазин пораньше. Это был наш семейный вечер. Если погода была хорошей, папа играл со мной в мяч на заднем дворе, пока мама не звала нас в дом на ужин.

Закрывая глаза, я всё ещё помню аромат, который заполнял дом, пока в духовке готовилось жаркое. После ужина мы играли в настольные игры. Я скучаю по тем временам.

Это были школьные каникулы, так что я сходил с ума от скуки. Я лежал на диване и смотрел телевизор, когда услышал громкий рёв двигателя снаружи. Я подскочил и через окно увидел большой грузовик, припаркованный на соседней подъездной дорожке. Я не помню название компании — мне было всего семь — но я помню большие, жирные синие буквы и слово «ПЕРЕВОЗКИ» сбоку.

Тот факт, что у нас будут новые соседи, должен был привести меня в восторг, но этого не произошло. Я скучал по прежней паре, мистеру и миссис Гарденер, которые жили по соседству. Она готовила печенье с шоколадной крошкой каждые выходные и приносила мне особую партию с дополнительным шоколадом. До сих пор я всё ещё скучаю по тому печенью.

Я не хотел новых соседей. Я мог думать только о печенье, которое никогда больше не поем. Печенье важно для семилетнего ребёнка.

Мои плечи были опущены, и я довольно уверен, что шаркал ногами, когда шёл на кухню налить себе стакан молока. От мысли о том печенье мне захотелось пить.

Мне удалось сделать только один глоток, когда зазвонил телефон. Я залез на тумбочку и потянулся за трубкой, которая висела на стене. Я уже знал, что это будет или мама, или папа. Они всегда звонили много раз за день, чтобы убедиться, что я в порядке. Мои родители ненавидели то, что я так часто оставался один, но нам нужны были деньги, которые приносила их работа.

— В дом по соседствую переезжают новые люди, — сказал я папе.

— О да, Джо упоминал об этом, — Джо Пентекост был местным агентом по недвижимости и другом моего отца. — Кажется, у них есть дочь примерно твоего возраста.

Эти слова сразу же привлекли моё внимание и зарядили меня энергией, в которой я нуждался. То, что кто-то моего возраста будет жить в соседнем доме, сильно перешивало мою нужду в шоколадном печенье.

В тот же момент, как положил трубку, я проглотил молоко и схватил с дальнего сарая свой велосипед. Я отчаянно хотел взглянуть на тебя, пока толкал велосипед по подъездной дорожке. Я даже не был разочарован тем, что ты девочка. Я просто был взволнован перспективой завести нового друга.

Я ждал на переднем дворе, но на тебя ничего не указывало. Тогда я сел на велосипед и выехал на дорогу. Я ездил кругами, ожидая, пока ты выйдешь из дома, но твой отец и грузчики были единственными, кого я видел.

Прошло много времени, и я был готов сдаться и пойти домой, но по какой-то причине мой взгляд поднялся к одному из окон на верхнем этаже. Думаю, моё сердце на самом деле пропустило удар, когда я увидел, как ты прислоняешься к оконному стеклу, глядя на меня.

На твоём лице появилась улыбка, и я сразу же ответил тем же. Я по-прежнему помню то, как быстро стучало моё сердце. Я был так сосредоточен на тебе, что не заметил, как близко подошёл к сточному каналу, пока не стало слишком поздно. Прежде чем я понял, что происходит, я перелетел через руль и с глухим звуком приземлился на асфальт.

Я лежал там некоторое время. Я не собирался плакать, не важно, каким болезненным было падение. Я уже достаточно опозорился.

Я, наконец, нашёл силы двинуться и поморщился. Потребовалась каждая частичка моей силы, чтобы не заплакать. Пока я пытался встать, надо мной нависла тень. Когда мой взгляд поднялся к тебе, клянусь, ты выглядела как ангел, когда солнце формировало яркий ореол вокруг твоего симпатичного личика.

— Ты в порядке? — спросила ты, опускаясь на корточки до моего уровня. Я был не в порядке, но натянул напряжённую улыбку, пытаясь отмахнуться. — О боже, у тебя кровь, — быстро сказала ты.

Опустив взгляд на своё разбитое колено и на кровь, которая теперь текла по моей ноге, я почувствовал, как молоко, выпитое мной раньше, поднялось обратно вверх по горлу. Я продолжал говорить себе не тошнить перед тобой. Я уже произвёл ужасное первое впечатление; если бы я мог всё переделать, я бы очень круто усмехнулся, а не стоял столбом.

— Давай, сможешь встать? — ты протянула руку и помогла мне подняться на ноги, а затем подняла мой погнувшийся велосипед с дороги, пока я хромал к своему дому. — Давай я помогу тебе подняться по ступенькам.

— Я в порядке, — сказал я, изо всех сил стараясь оставаться смелым. Я не был в порядке. Я испытывал боль… и унижение. Ты поспешила ко мне, барабаня во входную дверь. Мне пришлось схватиться за перила, чтобы подняться по ступенькам. — Что ты делаешь? — спросил я.

— Зову твою маму. Ты сильно поранился.

Мои родители не любили говорить людям, что я сижу дома один, но я всё равно сказал тебе.

— Моей мамы нет дома… она на работе.

По твоим расширившимся глазам я мог понять, что ты в шоке, но это не помешало тебе открыть дверь и протанцевать прямо в мой дом. Даже тогда я знал, что это крайне беспечно с твоей стороны — вот так заходить домой к незнакомцу, но твои действия заставили меня улыбнуться. В тот момент я понял, что мы будем отличными друзьями.

Усадив меня на стул на кухне и приложив влажную тряпку к моему окровавленному колену, ты побежала в соседний дом за своей мамой.

Твоя мама не была впечатлена тем, что я оставался один в таком юном возрасте, и сообщила об этом моей маме, когда встретилась с ней позже в тот день.

Твоя мать поставила на стол аптечку, которую принесла с собой, и стала очищать мои раны. В тот день она была со мной очень милой, прямо как ты.

— Это будет щипать, — сказала она, промакивая ватный диск антисептиком.

Она не врала; было чертовски больно. Было такое чувство, будто она промакивает мне колено обжигающим углём, а не мягкой ватой. Чем больше она промакивала, тем было больнее. Слёзы, которые мне удалось сдержать на улице, угрожали пролиться сейчас.

Ты стояла рядом со мной, и краем глаза я видел, что ты наблюдаешь за мной, но отказывался смотреть на тебя. В тот момент, когда у меня перед глазами всё поплыло, я зажмурился. Я не собирался позволить тебе увидеть мои слёзы.

Когда слеза стекла из уголка моего глаза, я быстро отвернул голову от тебя. Я не ожидал, что ты потянешься за моей рукой, но именно это ты и сделала. Я никогда не говорил тебе этого, но это помогло. Правда. Так что спасибо тебе.

Ты не уходила, пока твоя мама не закончила.

— Ты был таким смелым, — сказала ты, когда твоя мама всё убрала.

От этих слов я почувствовал себя намного лучше.

— Я Брэкстон, — сказал я, протягивая тебе руку. — Брэкстон Спенсер.

Если мы собирались стать лучшими друзьями, тебе нужно было узнать моё имя.

— Джемма… Джемма Изабелла Розали Робинсон, — с гордостью заявила ты.

— Красивое имя.

Я почувствовал, как у меня покраснело лицо, как только эти слова сорвались с моего языка. Для семилетки это были нелепые слова, но это была правда. Твоё имя было почти таким же красивым, как ты сама.

— Если завтра твоя нога будет лучше, хочешь прийти поиграть?

— Да, — незамедлительно ответил я.

Ты улыбнулась мне красивой беззубой улыбкой, и моё сердце второй раз за тот день начало грохотать. «Однажды я женюсь на этой девочке», — эта мысль первой пришла мне на ум.

С последующими годами эта мысль только укреплялась.

То, что между нами было, слишком прекрасно, чтобы забыть.

Всегда твой,

Брэкстон.

В глубине моего горла всё сжимается, когда я опускаю взгляд на крохотную подвеску в виде велосипеда в своей руке. Она была внутри письма, вместе с фотографией, где мы детьми сидим на велосипедах. Браслет памяти теперь имеет смысл.

На моих губах появляется маленькая улыбка, когда я беру фотографию и рассматриваю её. У меня не хватает двух передних зубов, и присутствует беззубая улыбка, которую он упоминал в письме. Мы выглядим такими счастливыми. Я с трудом сглатываю, но ком в горле не уходит. Этот маленький жест заставил меня почувствовать какое-то удивление и странное ошеломление. Он был прав: каким-то образом это вернуло мне крохотный кусочек моей жизни. Крохотный, но значительный момент из моего прошлого.

Я вела себя с Брэкстоном как угодно, но не мило, с тех пор, как очнулась от комы, но его верность никогда не колебалась, несмотря на то, что я постоянно его отталкиваю. Я была так занята собственным чувством потери, что не особо думала, как это повлияло на него.

Подвинув письмо к себе, я крепко прижимаю его к груди, давая себе молчаливое обещание. Завтра, когда увижу его, я приложу больше усилий.

Глава 9

Брэкстон

Я два раза стучу в дверь, прежде чем повернуть ручку и войти. Я молюсь, чтобы у него был хороший день, мне действительно нужен толчок.

— Привет, — с улыбкой говорю я, когда мой взгляд останавливается на пожилом мужчине, который сидит на стуле у окна. Я не могу поверить, как сильно он постарел за последние два года. Он всегда будет для меня всё тем же человеком, но выглядит намного старше своих реальных пятидесяти двух лет. К сожалению, эта болезнь действительно выбила его из колеи.

— Здравствуйте, юноша.

Его зелёные глаза светятся, когда он медленно встаёт, протягивая руку, чтобы поприветствовать меня. Обычно он зовёт меня «сынок», когда вспоминает, кто я, так что я уже знаю, что сегодня у него не хороший день. Я с трудом мирился с этим, но ещё сложнее стало после аварии Джеммы. Теперь я незнакомец для двух самых важных людей в моей жизни. Это иронично и в той же степени разбивает сердце.

Я обхватываю его руку своей, когда останавливаюсь перед ним, и чувствую укол в сердце от слабого рукопожатия, которым он мне отвечает. Я ненавижу то, что стало с моим отцом. Когда-то сильного и мужественного мужчины, которым он был, больше нет.

Почти три года назад у него обнаружили раннюю стадию Альцгеймера (прим. Когнитивные нарушения, причиной возникновения которых является болезнь Альцгеймера, носят необратимый характер – память утрачивается навсегда), и с тех пор он быстро прогрессировал. Раньше я думал, что это старческая болезнь, но узнал, что даже такие молодые люди, как я, могут ею заболеть. Так мой отец в итоге оказался здесь. Я практически сломался, отдавая его в дом престарелых, но у меня не осталось выбора.

Вначале мы пытались убедить его переехать к нам, но он не хотел покидать свой дом, который делил с моей матерью, и я не мог винить его за это. Я устроил так, чтобы медсёстры приходили к нему, но когда он начал уходить на несколько часов днём и ночью, это стало небезопасно. Ему нужен был круглосуточный уход, который не могли обеспечить ни Джемма, ни я.

Когда наступило неизбежное, мы с Джем проверили дюжину разных домов, прежде чем, наконец, выбрали этот. Было важно знать, что он получает лучший возможный уход; иначе я не смог бы пройти через это.

— Садись, — говорит он, жестом указывая на стул напротив своего. Меня изумляет, что он понятия не имеет, кто я, но всё равно такой приветливый. Я благодарен, что его болезнь не украла это особое отношение. Его всегда любили за его приземлённую, дружелюбную натуру.

— У тебя здесь красивый вид, — говорю я, выглядывая за большое окно рядом с нами. Из его комнаты открывается вид на хорошо ухоженные сады. Джемма настояла, чтобы у него была комната с видом на деревья, которые были разбросаны по пейзажу. Цветы привлекали местных птиц, а это он любил. Одним из недостатков этого дома была строгая политика неприятия животных, но это была малая цена за все другие преимущества этого места.

Его любимый радужный попугай, Самсон, стал жить со мной и Джеммой. Потребовалось много терпения и настойчивости Джем, чтобы Самсон ел первые несколько дней, но с тех пор он стал частью нашего дома.

— Да, — говорит он с улыбкой, которая делает его лицо ярче. — Птицы часто прилетают, они мне очень нравятся, — он поднимает руку и указывает в сторону сада. — Видишь то бревно с дуплом?

— Да, — отвечаю я, проследив за его взглядом.

— Там живёт большой исполинский ящер. Он красавец, — говорит он, вытягивая руки перед собой, чтобы примерно показать размер. — Я сижу здесь часами, наблюдая, как он греется на солнце.

— Это отлично.

Я чувствую, как мои губы изгибаются в улыбке, пока я смотрю на него. Здесь он кажется счастливым, и это отчасти помогает мне ослабить чувство вины.

* * *

Я испытываю смешанные эмоции, останавливаясь возле дома матери Джеммы. Хоть Джем сейчас живёт здесь, я никогда не назову это место её домом. Её дом со мной.

Письмо уже должно было прийти, но я понятия не имею, как она отреагирует на него или прочитает ли его вообще. Я молюсь, чтобы она прочитала. Я такой потерянный без неё; это ежедневная борьба, к которой я никогда не привыкну. Не хватает огромной части меня, и у меня такое чувство, будто я скорблю по ней, хоть она всё ещё жива.

С настойчивостью Лукаса и Рэйчел — по раздельности; они по-прежнему не говорят друг с другом — я, наконец, вернулся к работе. Я начинал около полудня, чтобы навещать отца и отвозить Джемму на её ежедневные приёмы у физиотерапевта, а затем отрабатывал своё позднее начало рабочего дня тем, что оставался до глубокой ночи. Дома меня никто не ждёт, и я всё равно плохо сплю. Я с любовью и заботой продумал каждый дюйм этого дома для Джем и теперь ненавижу находиться в нём без неё. По крайней мере, пока работаю, я не купаюсь в аду наяву, которым стала моя жизнь.

Я остаюсь сидеть в машине несколько минут. Обычно мне не терпится увидеть её, даже если это желание не взаимно, но сегодня я колеблюсь. Эти письма могут быть моей последней надеждой, и я не уверен, что готов к очередному провалу.

В конце концов, я выхожу из машины. Я никогда не получу ответов, которые ищу, сидя здесь. Одно понятно наверняка: какой бы ни был исход, я не сдамся.

Обходя машину спереди, я удивляюсь, когда вижу, как входная дверь открывается, и выходит Джемма. Доктор дал ей трость, но она упрямится и отказывается её использовать. Она всё ещё хромает, пока идёт, но уже справляется намного лучше и лучше с каждым разом, как я вижу её.

— Доброе утро, — говорю я, подходя к ней. Я протягиваю ей руку, когда она доходит до ступенек. Я могу сказать, что ей не нравится, что я делаю это, но я не могу перестать поддерживать её.

— Доброе утро, — отвечает она, впервые потянувшись к моей руке. Её прикосновение краткое, но я смакую его, и на губах появляется улыбка. Любой контакт, не важно, какой краткий, приятен.

Я открываю для неё пассажирскую дверь, и она встречается со мной взглядом, прежде чем улыбается и благодарит меня. Сегодня в ней что-то изменилось. Может ли это быть связано с письмом? Мой взгляд опускается к её запястью, когда она тянется за ремнём безопасности, и я пытаюсь не чувствовать разочарования, когда вижу, что она не надела присланный мною браслет.

Мне интересно узнать, прочитала ли она письмо, но факт того, что она не надела браслет, заставляет меня прикусить язык. Нет смысла вызывать для себя больше боли.

Обычно она избегает взглядов на меня, но сегодня её глаза следят за каждым моим движением, пока я сажусь за руль, снова заставляя меня задуматься, что происходит.

— В каком доме ты жил? — спрашивает она, когда я выезжаю с подъездной дорожки.

Она прочитала письмо.

Её слова зажигают во мне луч надежды. Она могла задать этот вопрос своей матери, но она сохранила его для меня. Это первое, что она спросила у меня с тех пор, как очнулась от комы. Будто была какая-то часть её, которая не хочет помнить или слышать напоминания. Она закрывалась ото всех нас каждый раз, когда мы упоминали её прошлое, но, кажется, сегодня это начало… чего-то.

— Вон в том, — говорю я, наклоняясь вперёд и указывая на соседний двухэтажный дом из красного кирпича. Мне было очень больно, когда пришлось продать его, чтобы платить за комнату отца в доме престарелых, и у меня по-прежнему всё крутит внутри каждый раз, когда я вижу этот дом. Некоторые из моих лучших и из худших, моментов произошли там, но продать его было единственным способом гарантировать, что мой отец получит нужный ему уход.

— Твои родители по-прежнему живут там?

Я бросаю на неё краткий взгляд, прежде чем снова сосредоточиться на дороге.

— Нет. Нет, не живут.

Надеюсь, её удовлетворил ответ, потому что мне не хочется углубляться. Это слишком депрессивно. Для моей семьи не было счастливого конца.

Глядя в пассажирское окно, она рассматривает дом, когда мы проезжаем мимо. Он по-прежнему выглядит точно так же, как когда я жил там. Он кажется ей знакомым?

— Мы ходили в одну школу? Она была где-то здесь?

— Да, и да, — говорю я, пока на моём лице появляется улыбка. — Мы можем проехать мимо неё по пути домой, если хочешь.

— Мне бы хотелось.

Я на мгновение закрываю глаза и произношу молчаливую благодарность. Моё письмо зажгло что-то в ней, я уверен в этом. Эта искра надежды растёт. Мне хочется снова написать ей. Я только слегка коснулся красоты, которой мы когда-то были.

Глава 10

Брэкстон

— Дерьмо!

Я выбрасываю очередной лист бумаги. Первое письмо далось легко — был смысл начать с самого начала — но сейчас, когда я знаю, что она на самом деле прочтёт их, мой подход изменился. Я хочу впихнуть в это письмо как можно больше. Мне так много хочется сказать.

Поставив локти на стол перед собой, я кладу голову на руки. С этим нельзя спешить.

С этой мыслью я ставлю ручку на бумагу. Она заинтересовалась, когда мы остановились возле начальной школы, в которую оба ходили. Она даже вышла из машины и обошла периметр школы. Странно, но грустно осознавать, что она видит эти старые, знакомые вещи свежим взглядом.

ПИСЬМО ВТОРОЕ…

Дорогая Джемма,

Семнадцатое марта 1997 года было кульминационным моментом наших юных жизней. На этой стадии мы были соседями уже больше года, и наша дружба крепчала с каждым проходящим днём.

Тот факт, что я был на год старше тебя, значил, что мы были в разных классах и никогда не играли вместе в школе. Хотя я улыбался каждый раз, когда мы проходили мимо друг друга, потому что один взгляд на тебя делал меня счастливым.

На игровой площадке ты проводила время с девочками из своего класса, а я играл со своими приятелями. Вначале я боялся рассказать о тебе своим друзьям. Для них любая девочка была заражённой микробами и запретной зоной. Ты никогда не была для меня такой; с того самого первого дня я увидел, что ты другая. Ты была забавной, лёгкой в общении и невероятно милой.

Теперь, когда твоя мама знала, что днём я дома один, она настояла, чтобы я оставался у вас дома, пока моя мама не вернётся с работы. Я с нетерпением ждал этого времени каждый день, потому что ты принадлежала только мне. Казалось, ты была так же счастлива быть рядом со мной.

В такие моменты я не должен был притворяться, что ты мне не нравишься, потому что ты мне нравилась. Очень. Обратное было невозможно. Я был во впечатлительном возрасте, и для восьмилетнего мальчика репутация — это всё.

Мы совсем не знали, что этот год изменит для нас правила игры. Один инцидент на школьной площадке изменил всё. Это был момент, который поставил на грань всю мою репутацию.

Это был понедельник. Я помню это только потому, что провёл всё воскресенье с тобой и твоими родителями на пляже. Я всё ещё витал в облаках от этого и искал тебя на площадке. Втихоря, конечно же.

Я перевёл своих приятелей на травяную зону за школой, когда раздался звонок на ланч, потому что знал, что ты играла в резиночки или прыгала через верёвку со своими подругами. Это был рискованный шаг с моей стороны, но на этот риск я готов был пойти. Мне просто нужно было взглянуть на тебя, чтобы успокоиться до конца дня. Звучит глупо, когда я так говорю, но именно это ты заставляла меня чувствовать... и заставляешь чувствовать до сих пор.

Когда там не оказалось ни признака на твоё присутствие, я начал переживать. Называй это шестым чувством, но я знал, что что-то не так. Я, не колеблясь, бросил своих друзей, чтобы пойти искать тебя. Я искал везде и всюду — на передней площадке, в библиотеке, даже проверил медпункт, на случай если ты поранилась. Но ничего, и тогда я начал испытывать отчаяние.

Я побежал обратно к твоим подругам, чтобы спросить, видели ли они тебя. Одна из них сказала, что ты пошла обратно в класс, потому что забыла взять на площадку свой ланч, так что я пошёл туда. Я помню, как перепрыгивал ступеньки по две за раз.

Как только я добрался до нужного этажа, я услышал тебя. Ты плакала. Я позвал тебя по имени, начиная бежать. В тот момент, когда ты вышла из-за перегородки, меня переполнила смесь облегчения и замешательства. Это был первый раз, когда я видел, чтобы ты плакала.

— Что случилось? — спросил я, кладя руки тебе на плечи.

— Ларри… Ларри Уилсон.

Когда ты уткнулась лицом мне в грудь, я обвил тебя руками. Никаких других слов не нужно было. За спиной Ларри все называли Мародёром. Он был школьным хулиганом и управлял школьной площадкой своим железным кулаком. Он был в пятом классе, и хоть ему было всего десять, он был огромным. Даже шестиклассники боялись его. Он был известен тем, что задирал слабых и брал всё, что хочет. В данном случае, твой ланч.

Я никогда не испытывал такой злости, как в тот момент. Я понятия не имел как, но Ларри Уилсон должен был заплатить за то, что сделал с тобой.

Подвинув тебя к большой скамейке у стены, я усадил тебя.

— Тебе нравится ветчина, сыр и латук (прим. салат латук или просто огородный салат причисляется к растениям семейства Астровые)? — спросил я у тебя.

— Да, — всхлипнула ты, вытирая с лица слёзы.

Развернув свой сэндвич, я отдал половину тебе. Тебе повезло, что был понедельник; по воскресеньям моя мама всегда покупала в кулинарии мясо. Обычно его хватало только до середины недели, так что по остальным дням была скучная старая веджемайт (прим. густая паста тёмно-коричневого цвета на основе дрожжевого экстракта, национальное блюдо Австралии).

Как только мы поели, я проводил тебя обратно к твоим подругам, прежде чем пойти искать Мародёра. Я бежал на чистом адреналине. Ясномыслящий Брэкстон даже не развил бы мысль о том, чтобы связаться со школьным гигантом, но вот так повлиял на меня твой расстроенный вид.

Я слегка передумал свой план в тот момент, когда встал перед ним. Он был почти таким же широким, каким был высоким, и возвышался надо мной. Но затем я вспомнил твоё залитое слезами лицо, и этого было достаточно, чтобы дать мне смелости столкнуться с ним.

Я распрямил плечи и сделал глубокий вдох, прежде чем заговорить.

— Зачем ты украл ланч Джеммы?

Он рассмеялся и толкнул меня в грудь, заставляя меня споткнуться.

— Уйди с глаз моих, неудачник, — прорычал он, и что-то внутри меня щёлкнуло.

Бросившись на него, я обхватил руками его пояс, надавил плечом на его живот. Адреналин в моих венах заставил меня почувствовать себя неуязвимым.

Я услышал громкие вздохи от других учеников, когда Ларри приземлился с глухим звуком на грязную землю. Теперь я оказался на нём сверху. Несколько детей начали скандировать: «Драка! Драка! Драка!», и не понадобилось много времени, чтобы собралась большая толпа.

Я на мгновение встретился с ним взглядом, и злость, которую я увидел в ответ на свою, только подтолкнула меня дальше. Наверное, он собирался съесть меня, прямо как твой ланч, но я не закончил с дракой.

Когда он попытался ускользнуть, я захватил его голову и был удивлён собственной силой.

— Тебе нравится красть еду у маленьких девочек? — произнёс я, потянувшись за пригоршней грязи. В тот момент, когда он открыл рот, чтобы заговорить, я засунул грязь ему в глотку. Чем больше он пытался возразить, тем больше грязи мне удавалось засунуть ему в рот.

— Слезь с меня, — сказал он, сдавленно плача, пока из его глаз текли слёзы. Теперь он был не таким крутым.

— Не раньше, чем ты проглотишь это.

Я никогда раньше не делал ничего такого злого, но он нарвался на это.

Толпа начала показывать пальцем и смеяться, пока Мародёр старался проглотить грязь в своём рту. Отчасти мне на самом деле было его жалко, но боль, которую он причинял другим ученикам, сильно перевешивал то, что происходило с ним в тот момент. Я всегда знал, что это будет только вопрос времени, прежде чем он толкнёт кого-то слишком далеко. Я просто никогда не думал, что этим кем-то буду я.

— Эй, прекратите это, — учитель, дежурный по площадке, схватил меня за шиворот, поднимая на ноги. — Немедленно иди в кабинет директора!

Я знал, что у меня большие неприятности, но оно того стоило. До сих пор я по-прежнему помню восхищение на лицах людей, пока я вставал и уходил от сцены, готовый получить своё наказание. На эти несколько минут я чувствовал себя королём мира.

Потому что это была первая претензия ко мне, школа не связалась с моими родителями. Однако я получил наказание на время ланча до конца недели. Это была малая цена. После того дня он больше никогда не задирал тебя.

Я никогда не забуду, что чувствовал, когда вышел из класса после своего первого дня наказания. Я увидел тебя в коридоре прямо за дверьми своей обеденной тюрьмы, ты сидела на полу у стены, скрестив ноги. Ты выглядела такой потерянной и грустной.

— Что ты здесь делаешь? — спросил я, помогая тебе подняться на ноги.

— Это моя вина, что у тебя проблемы.

— Нет, не твоя, Джем. Не ты заставляла его есть грязь.

— Да, моя.

— Поэтому ты здесь?

— Да. Я всё это начала, будет честно, если я тоже буду наказана, — ты сделала шаг ближе ко мне, вставая на носочки, чтобы нежно поцеловать меня в щёку. — Я никогда не забуду, что ты сделал для меня.

Я практически уверен, что именно в тот момент я влюбился в тебя. Это было доказательство, что ты заботишься обо мне, и ты не представляешь, как я нуждался в ком-то, вроде тебя. Меня успокаивало осознание, что я оберегаю тебя, так же как ты меня.

После того дня мы стали неразделимы. Я рискнул только для того, чтобы защитить тебя, и не представлял, что на другом конце стану школьной легендой. Я, не задумываясь, сделал бы это снова ради тебя, Джем. Я сделал бы ради тебя что угодно.

В тот день наша связь навсегда превратилась в камень.

То, что было между нами, слишком прекрасно, чтобы забыть.

Всегда твой,

Брэкстон.

Только то, что она не помнит нашу связь, не значит, что её нет. Все эти старые чувства зарыты где-то глубоко внутри неё, я это знаю. Нельзя в один день любить кого-то так цельно, а на следующий ничего к нему не чувствовать. Это невозможно. Просто понадобится какое-то время, чтобы поднять эти чувства обратно на поверхность.

Я перечитал письмо, прежде чем сложить его пополам и спрятать в конверт. Потянувшись за крохотным кулоном в виде сэндвича на своём столе, я кладу его в свою ладонь. Я чувствую, как улыбаюсь, вспоминая тот день.

Эти письма должны были помочь Джем вернуть частички её прошлого, но они помогают и мне. Пока она может быть для меня потеряна, но раскрывая все эти ценные воспоминания, которые я создал с ней за эти годы, помогут мне идти вперёд, пока я не верну её.

Глава 11

Брэкстон

Вопросы начинаются, как только Джемма садится в мою машину.

— Ты действительно заставил Ларри Уилсона съесть грязь?

Даже не глядя на неё, я слышу веселье в её голосе.

— Да. Остаток дня он провёл в медпункте. Ходили слухи, что его вырвало на туфли директора.

— О боже, — говорит она, закрывая рот рукой, чтобы заглушить хихиканье. Один звук её смеха снова делает меня счастливее, чем я был несколько недель ранее.

— После этого он перестал хулиганить?

— На некоторое время, — говорю я, бросая взгляд в её сторону. — Полагаю, тяжело избавиться от старых привычек. Но он оставил тебя в покое, и это всё, что было для меня важно.

На её лице появляется милая улыбка, пока она смотрит на меня с пассажирского сидения.

— Спасибо, что заступился за меня и что поделился своим сэндвичем.

— Я всегда буду рядом с тобой, Джем, несмотря ни на что.

Мне нравится, что письма открывают для нас способ связи. Думаю, в некотором смысле она начинает мириться с тем, что произошло. Это может быть не так быстро, как мне бы хотелось, но я надеюсь, что эти письма помогут ей, в конце концов, вернуться туда, где она была.

Некоторое время она молчит, и я чувствую облегчение, когда она говорит снова:

— Мы часто ходили на пляж, когда были детьми?

— Да, — отвечаю я, заезжая на парковку реабилитационного центра. — Это было одно из твоих любимых мест. Твои родители часто водили нас туда, когда мы были детьми, и как только мы достаточно повзрослели, мы стали ходить сами. Поэтому мы построили свой дом рядом с пляжем. Ты бегала по песку каждое утро.

— Правда? — говорит она, поворачивая голову в мою сторону. Когда я вижу, как она хмурится, я знаю, что она пытается вспомнить.

Как бы мне ни хотелось показать ей наше место, я не уверен, готова ли она к этому. Я уже вижу крохотную перемену, которая произошла в ней с тех пор, как я начал писать ей письма, и я не хочу делать ничего, что может нарушить её прогресс.

— Я могу провезти тебя мимо твоего любимого пляжа по пути домой, если хочешь. Он не так далеко от нашей дороги.

— Мне бы этого хотелось, — с улыбкой отвечает она.

Затем она тянется к дверной ручке.

— Позволь мне тебе помочь.

Доставая ключи из зажигания, я выхожу из машины.

Открыв пассажирскую дверь, я подаю Джемме руку. Она улыбается мне, пока её тонкие пальцы обвивают мои. Её улыбка всегда была моей слабостью. В эту краткую секунду всё кажется идеальным, прямо так, как раньше. Настолько, что я на самом деле забываю, что всё не так.

— Я люблю тебя, Джем, — не подумав, говорю я. Эти слова так долго были естественными для меня — для нас обоих.

Я даже не осознаю, что сказал, пока её лицо не кривится, и она не убирает свою руку. Всего тремя маленькими словами я порчу весь прогресс, который произошёл за прошедшую неделю.

* * *

— Эй, — говорит Лукас, проходя в мой кабинет и занимая стул передо мной. — Ты в порядке, брат? Кажется, ты сегодня сам не свой.

— Я сам не свой со времён аварии Джеммы, — сухо отвечаю я, откидываясь на спинку стула.

— Знаю. Как у вас двоих дела?

Я пожимаю плечами.

— По-разному. Каждый раз, когда нам удаётся добиться небольшого прогресса, что-нибудь происходит, и в итоге мы возвращаемся прямо к тому, с чего начали.

Воздух кажется густым, пока я молча ругаю себя. Всё драматично изменилось после тех трёх слов. Она снова замкнулась в себе и стала холодной и безразличной.

— Знаешь, что? — произносит Лукас, хлопая ладонью по моему столу, вырывая меня из мыслей.

— Что? — мой взгляд перемещается обратно к нему.

— Мы сегодня закрываем лавочку пораньше. Я веду тебя выпить, и если тебе повезёт, я даже могу купить тебе ужин.

Я ценю то, что он пытается сделать, но идти куда-то — это последнее, чего я хочу.

— Я не могу…

Он перебивает меня, прежде чем я получаю шанс сказать ему, насколько отстал. Мне едва ли удалось сегодня чего-то достичь.

— Никаких отговорок, — он опускает взгляд на свои часы, поднимаясь со стула. — Заканчивай то, над чем работаешь, мы уходим в десять, — я открываю рот, чтобы снова возразить, но он поднимает руку, чтобы меня остановить. — Сегодня всё будет, никаких «если» или «но». Я скучаю по своему другу. Кроме того, у нас так и не было шанса отметить нашу большую сделку. Мы надрывали задницы, чтобы заполучить этот контракт.

С этим я не могу спорить. Он прав по поводу всего.

— Ладно.

— Хорошо. Тебе это нужно так же, как и мне.

Он довольно кивает мне, прежде чем разворачивается, чтобы уйти.

— Лукас, — зову я, когда он доходит до двери. — Спасибо тебе.

* * *

— Бутылку вашего лучшего скотча и два стакана, — говорит Лукас бармену, прежде чем жестом попросить меня сесть на один из чёрных кожаных стульев, которые стоят вдоль бара из белого гранита.

Это мой первый раз здесь, так что я разглядываю всё вокруг. Ярко-жёлтое стекло от пола до потолка за баром, в паре с рядами чёрных полок, украшающими стену, сотрясаются от музыки. Идеально расположенная подсветка всё подчёркивает.

В первую очередь я думаю, что Джемме понравилось бы это место и что я должен привести её сюда. Затем наступает реальность. Раньше я любил наблюдать, как загорались её глаза, когда мы заходили в какое-то новое место. У неё наготове был блокнот, чтобы она могла зарисовать или сделать пометки о том, что зацепило её взгляд. Она с такой страстью относилась к своей работе и всему, что имело отношение к дизайну.

— Как ты нашёл то место? — спрашиваю я Лукаса.

Это на огромный шаг выше тех мест, куда мы обычно ходим выпить. Это заставляет меня задуматься, специально ли он избежал нашего обычного логова из-за воспоминаний, или, возможно, он выбрал это место потому, что оно больше подходит для такого грандиозного праздника.

Мы так долго мечтали об этом моменте, и наша упорная работа, наконец, окупилась. Наша относительно маленькая архитектурная фирма вдруг далеко катапультировалась. Жаль, что даже сейчас, когда я думаю, что это означает для нас и нашей компании, я не чувствую восторга. Ось моего мира скривилась, и пока она не восстановится достаточно, всё будет казаться расстроенным.

— Один из наших клиентов привёл меня сюда. Это было, когда… — он щёлкает пальцами, чтобы отмахнуться от того, что собирался сказать. — Не бери в голову.

Я знаю, что бы это ни было, это имело отношение к Джемме. Я не виню его за то, что он не хочет сегодня углубляться в эту тему. Нам всем тяжело.

— У нас есть хорошая бутылка двадцатипятилетнего «Чивас Регал», — говорит бармен, ставя её перед нами. — За шестьсот долларов.

Лукас даже не морщится. Он не ошибался, когда говорил «хорошее». В день открытия нашей компании, мы потратились на бутылку, которая стоила крупицу этой цены, но тогда мы только начинали, так что денег особо не было. Мы пустили в оборот всё, что у нас было. Бутылка разошлась на четверых, потому что Джемма и Рэйчел обе помогали нам отмечать. Я усмехаюсь сам себе, когда думаю о том вечере. Джемма такая лёгкая, что опьянела после двух бокалов. Она была рядом со мной на каждом празднике, на каждом достижении с тех пор, как мы были детьми. Кажется непривычным, что сейчас её нет здесь.

Лукас подаёт бармену нашу корпоративную кредитку и наливает по чуть-чуть в каждый стакан.

— За наш продолжающийся успех, — говорит он, поднимая свой стакан в воздух.

Я поднимаю свой стакан и чокаюсь с ним, прежде чем проглотить мягкую, нелепо дорогую янтарную жидкость. Может, ещё несколько стаканов помогут мне найти праздничное настроение, потому что прямо сейчас это последнее, чего мне хочется.

Спустя несколько стаканов я чувствую, что начинаю расслабляться, но моя оплошность с Джеммой по-прежнему на первом плане в моих мыслях.

— Итак, расскажи мне, — говорит Лукас, снова наполняя мой стакан, — что тебя так расстроило? Помимо очевидного, конечно.

Я пожимаю плечами, поднося стакан к губам, чтобы не пришлось отвечать ему. Я не хочу обременять его своими переживаниями. Достаточно того, что он пытается в одиночку управлять нашей компанией.

— Эй, это же я, — говорит он, кладя руку на моё плечо. — Мне ты можешь сказать что угодно. Я знаю, как это тяжело, и я переживаю за тебя. Если ты продолжишь в таком духе…

Его слова затихают, но я уже знаю, что он собирается сказать: «Это только вопрос времени, прежде чем ты сломаешься».

Если я позволю себе сдаться тьме, которая зовёт меня из глубины, то да, я сломаюсь; но в этом и дело — я не позволю ей взять надо мной верх. Я отказываюсь позволять этому победить меня. Победить нас.

Я запрокидываю стакан со скотчем, прежде чем опустить его на барную стойку. Правда в том, что мне нужно с кем-нибудь поговорить. Я пытаюсь быть сильным. Сегодня я не могу таким быть. У меня такое ощущение, что всё, за что я цепляюсь, ускользает сквозь пальцы: моя жена, мой папа. Мой мир сжимается вокруг меня, и я не знаю, как это остановить.

— Я писал Джем письма.

Я отчасти ожидаю, что он рассмеётся, но этого не происходит. Он всегда подкалывал меня из-за глубины любви к этой женщине. Он не понимает, пока нет. Однажды кто-нибудь появится и поставит его на колени. Он даже не поймёт, что его сразило.

— Какие письма? В смысле, любовные письма? Ты не думаешь, что это довольно серьёзно при нынешних обстоятельствах?

— Это не совсем любовные письма. Ну, отчасти. Это письма о нашей жизни. О том, как мы встретились. В таком духе.

— Она читала их?

— Я пока написал ей только два, но да, она читала.

— И? У меня такое чувство, будто я что-то упускаю. Это хорошо, верно?

— Да, и я думаю, они помогают. Она начинала открываться мне, — я выдыхаю все ему, прежде чем продолжить. — Но сегодня утром я облажался. Я сказал ей, что люблю её. И я думаю, её это напугало.

— Оу.

— «Оу» — это точно. После этого она снова отдалилась. После физиотерапии она сказала, что устала и хочет поехать сразу домой. Всю дорогу она не сказал ни слова, она просто смотрела в окно, как раньше.

Лукас смотрит на свой напиток, выпивая всё, прежде чем заговорить снова.

— Я понимаю, что тебе тяжело сдерживаться, когда ты так много чувствуешь, но поставь себя на её место. Наверное, она просто чувствует себя неловко. Что ты от неё ожидал, что она скажет, что тоже любит тебя?

— Нет… Да… Я не знаю. Я просто хочу, чтобы всё было так, как раньше.

— Я знаю, что хочешь, бедный ты паршивец. Я тоже хочу этого для тебя, но всё может никогда больше не стать так, как раньше. Я ненавижу быть здесь плохим парнем, но тебе нужно подготовиться к этому, — я чувствую, как мои плечи опускаются, пока взгляд двигается по доскам пола. Логически, я знаю, что он прав, но это всё равно как удар под дых. Я хочу верить, что однажды всё будет так, как раньше. Я должен в это верить. — Тебе просто нужно найти свою новую норму.

Я хочу старую норму, до боли хочу.

— Что, если я никогда не завоюю её обратно? Как я должен с этим справляться?

— Ты справишься с этим так, как справлялся всегда. Как когда умерла твоя мама, или когда заболел твой отец, или когда Джем только попала в аварию. Ты просто справишься. Ты не трус, Спенсер. Ты знаешь это так же, как и я. Ты никогда не сдашься.

Глава 12

Джемма

— Вы, девочки, загрузили посудомойку, так что позвольте мне сделать остальное, — говорит Кристин, жестом прося нас покинуть кухню. Это место по-прежнему далеко не кажется домом, но я начинаю чувствовать себя здесь уютно.

— Вы приготовили нам хороший ужин, так что это честно, что мы убираемся, — отвечает Рэйчел. — Всего несколько кастрюль… Мы с Джеммой можем с ними разобраться.

Я благодарна, что она всегда подталкивает меня. Все остальные ходят вокруг меня на цыпочках, но не Рэйчел. Хоть она больше не ночует в этом доме, она приходит сюда каждый день.

Она приезжает рано днём, потому что знает, что по утрам у меня реабилитация и короткий отдых после ланча. Она использует это время, чтобы наверстать свою работу, а затем Кристин всегда настаивает, чтобы Рэйчел осталась на ужин. Мне начинает нравиться, когда она рядом. Я наслаждаюсь её компанией и легко могу понять, почему мы когда-то были подругами.

— Я настаиваю. Идите и посмотрите телевизор или ещё что-то. Вы меня слышали, кыш.

Мы обе смеёмся, когда Кристин машет на нас кухонным полотенцем. Я поняла, что нет смысла спорить с Кристин, когда она приняла решение. Я никогда не выиграю. Она чертовски упрямая.

— Хочешь подняться в мою комнату?

— В твою комнату? — глаза Рэйчел расширяются. — Конечно, — чистый восторг, который я вижу на её лице от простого приглашения пойти провести время в моей спальне, заставляет пошевельнуться вечное чувство вины внутри меня. Я бросаю взгляд через плечо на Кристин, пока мы выходим из кухни, и вижу, как она улыбается нам вслед. Думаю, по-своему мы все привыкаем к этому как можем. — Кажется, ты уже лучше справляешься с этими ступеньками.

В первый день, когда я приехала сюда, Рэйчел и Кристин пришлось практически на руках нести меня в комнату. Сначала Кристин хотела устроить мне временный ночлег в гостиной, но я жаждала убежища своей личной комнаты.

— Физио- и гидротерапия очень помогли.

— Я рада.

Она проходит за мной в мою комнату, и я жестом зову её присесть на кровать. Больше некуда. Гостиная, наверное, была бы лучшим вариантом, но у меня были свои причины пригласить её сюда. Мне нужно с кем-нибудь поговорить, а Кристин слишком эмоциональная, чтобы дать совет, который мне нужен.

Рэйчел, с другой стороны, кажется прямолинейной, а я хочу трезвое мнение насчёт этой неловкой ситуации. Я не знаю, как справиться с этим, не причинив Брэкстону ещё больше боли.

— Брэкстон сегодня сказал, что любит меня, — говорю я, когда мы садимся.

И на её лице появляется грустное выражение.

— Правда? И это вызвало у тебя чувство…

— Неудобства.

— Бедный парень. Ой, не пойми меня неправильно, — говорит она, выставляя руки перед собой. — Тебе я тоже сочувствую… вам обоим. Я могу понять, почему тебе стало не по себе, но ты должна помнить, что для него эти чувства всё ещё сырые и по-настоящему живые. Ты была его жизнью.

— Я знаю, — мой взгляд опускается на мои колени. — Всё так непонятно. Надеюсь, однажды мы оба снова найдём какую-то норму.

— Ты можешь не хотеть это слышать, но когда-то ты любила его также глубоко. Я завидовала тому, что между вами было. Я практически уверена, что завидовали все, кто вас знает. Вместе вы были… ошеломительны.

Она заканчивает предложение со вздохом, что только подчёркивает её слова.

Мы замолкаем. У меня нет ответа, и она, наверное, не знает, что ещё сказать.

— У тебя есть парень? — спрашиваю я, пытаясь увести разговор от себя. Она должна быть моей лучшей подругой, так что странно, что я ещё этого не знаю.

— Нет. У меня нет времени на отношения.

Я окидываю взглядом её тёмные волосы, её лицо, её миндалевидные карие глаза, аккуратные черты лица, безупречную кожу. В смысле, я серьёзно изучаю её. Я делала то же самое с Брэкстоном и со своими родителями. Я всегда ищу знак, зацепку… что-нибудь. Каждый раз я испытываю именно то, что чувствую сейчас: абсолютно ничего. Это как смотреть на незнакомца, кого-то, кого я могу даже не узнать, если пройду мимо на улице. Они когда-нибудь станут мне снова знакомы?

— Это глупо, — говорю я с весельем в голосе. — Ты днями сидишь здесь, не похоже, что у тебя нет времени.

— Когда я работаю в Нью-Йорке, его нет. У меня требовательная работа, она не даёт времени на личную жизнь.

— Это печально. Брэкстон говорил, что ты работаешь за границей. Ещё раз, чем ты занимаешься?

Я вижу, как в её глазах мелькает грусть и разочарование, прежде чем взгляд опускается на плед на моей кровати. Я смотрю на её руки, пока она рисует пальцами восьмерку. Это тот же взгляд, которым на меня смотрят все, когда я просто не могу вспомнить.

— Я дизайнер одежды. Мы раньше шутили, что когда закончим университет, ты будешь делать дома людей красивыми изнутри, а я буду делать то же самое с их жителями…

Её слова затихают, когда она понимает, что шутка мне не понятна.

— Расскажи мне о нас — о нашей дружбе. Как мы познакомились?

Её мрачное выражение лица сменяется улыбкой. Если я не помню этих людей, может, пора позволить им напомнить мне.

— Мы познакомились в университете. Мы обе подали заявления на проживание вне кампуса, и нас поставили соседками. Мы сдружились в первого дня…

* * *

Только то, что я вела себя сдержанно с Брэкстоном последние несколько дней, не значит, что мне не хочется задать ему больше вопросов, или что я не чувствую волнение в ожидании очередного письма. Я очень надеюсь, что оно будет. Они разожгли во мне любопытство. Жажду знаний. Я не была уверена, что мне понравятся напоминания о прошлом, но чем больше я узнаю, тем больше мне нужно знать. Кто настоящая я? Какой я была? Я знаю только оболочку, которой я стала.

С Брэкстоном всё было кончено. Он всё такой же милый и ведёт себя по-джентльменски, но он отстранился от меня. Это забавно, потому что вначале были времена, когда мне хотелось, чтобы он перестал пытаться связаться со мной, но теперь, когда этого нет, мне это не нравится. Я скучаю по его бессмысленной болтовне.

— Твой лангет?

Готова поспорить, улыбка на лице Брэкстона отражает мою собственную. Он встаёт со своего места в приёмном зале и сокращает расстояние между нами. Моя лёгкая хромота ещё присутствует, но физиотерапевт сказал, что скоро это должно пройти.

— Я так рада избавиться от него, — говорю я, опуская взгляд на свою ногу. Я носила запасную сандалию в сумке всю неделю, каждый раз надеясь, что это будет день, когда я навсегда избавлюсь от этой проклятой штуки.

Моя правая нога выглядит слегка тоньше, чем левая, или, может быть, так только кажется, потому что она светлее по цвету. Я рада, что моё платье достаточно длинное, чтобы прикрыть ужасные шрамы. Моё тело усыпано ими. Моя рука, моё бедро… часть моего лица. Они постоянное напоминание об аварии. Об аварии, которую я даже не помню.

Но с этим я могу справиться. Я не уверена насчёт шрамов изнутри.

— Доктор сказал, что моя нога зажила хорошо, так что он мне больше не нужен. Продолжающаяся терапия всё равно нужна, но приятно наконец от него освободиться.

— Это отличные новости.

Его руки тянутся ко мне, прежде чем застыть в воздухе. Когда он делает шаг назад и засовывает руки в карманы джинсов, я понимаю, что он собирался обнять меня, но передумал.

— Я тут думала, — говорю я, пока мы идём к его машине, — твоё предложение показать мне пляж всё ещё в силе? Мне бы хотелось туда съездить, когда у тебя будет время.

— Правда?

— Да.

От счастья на его лице моё сердце улыбается. Я не хочу, чтобы между нами всё было так странно. Последнее, чего я хочу, так это причинить ему боль. Я бы хотела поработать над тем, чтобы быть друзьями, но это всё, что я могу предложить ему на данном этапе.

— Ты готова пойти сейчас?

— Да! Я бы с удовольствием.

Когда я вижу песчаные дюны между некоторыми домами, которые мы проезжаем, я чувствую вспышку волнения, зная, что мы так близко.

— Все дома на твоей стороне улицы сзади выходят к океану, — говорит он, будто только что прочитал ход моих мыслей.

— Они красивые.

Он замедляется, и я использую возможность рассмотреть каждый двор, пока мы проезжаем мимо. По одному размеру некоторых домов я могу сказать, что жить в этом районе было бы довольно затратно. На мой вкус они слишком модные, и это нелепо, потому что я даже не знаю, какой у меня вкус.

Дальше по улице мой взгляд цепляет белый двухэтажный дом, обшитый досками. Он не такой шикарный, как некоторые другие дома на улице, но я уже решила, что пока он мой любимый. У него был характер и старомодное очарование, но современность ему тоже подходила. Контраст белых обшивочных досок и небесно-голубых ставней и обрамляющих брусков вокруг стёкол красиво подходят пляжному расположению, и всё дополнено белым частоколом перед домом.

Все мысли об этом доме вскоре забываются, когда Брэкстон подъезжает к обочине перед маленькой зоной деревьев.

— Есть маленькая тропа через кусты, которая ведёт к пляжу. Так мы туда добирались, когда были детьми. Хочешь её проверить?

Мой ремень безопасности отстёгнут, а пальцы обвивают ручку двери раньше, чем он заканчивает говорить.

— Да.

— Позволь мне открыть для тебя дверь, — говорит он, быстро отстёгиваясь. Я вполне способна открыть себе дверь, но в тоже время мило, что он всегда настаивает на том, чтобы это сделать. Я заметила, что он делает это для Кристин, когда она тоже в машине.

Я слежу за ним взглядом, пока он обходит машину спереди. Я могу сказать, что он действительно красивый? Его хорошую внешность я отметила в тот момент, когда открыла глаза в больнице. Что-то в его больших голубых глазах и в том, как он смотрит на меня, просто… успокаивает.

Я хватаюсь за его руку, пока он помогает мне выйти из машины. Мне нравится, как моя ладонь лежит в его руке; это придаёт чувство безопасности.

Его настроение поднялось с тех пор, как я предложила приехать сюда, и этим я довольна.

— Сюда, — говорит он. Он отпускает мою руку и указывает жестом в сторону дорожки, протоптанной в траве. Признаюсь, я чувствую укол разочарования в тот момент, когда он отпускает меня.

Мы молча идём рядом друг с другом, единственные звуки — шелест сухих листьев под весом нашей обуви и отдалённое эхо океана. Я использую это время, чтобы сделать глубокий вдох, вдыхая солёную свежесть воздуха. Я поднимаю взгляд, чтобы посмотреть на зелёную листву деревьев сверху, пока листья танцуют на ветру. Я уже чувствую, как расслабляюсь.

Земля становится мягче, и дорожка слегка расширяется, когда мы достигаем её конца. Внезапная яркость солнца, отражающегося от песка, заставляет меня прищуриться.

Мы останавливаемся, и я даю своему зрению мгновение привыкнуть к широкому открытому пространству, которое сейчас перед нами.

— Вот и пришли, — говорит Брэкстон.

Я задерживаю дыхание, пока мой взгляд движется по песку к наплывающим волнам. Незнакомое тёплое чувство бурлит внутри, пока я всё рассматриваю.

— Как красиво, — шепчу я. Я даже не уверена, достаточно ли этого слова, но уже знаю, что люблю это место.

Я не уверена, как долго я стою там и смотрю, зачарованная, на горизонт, но проходит время. В конце концов, мне удаётся оторвать взгляд от красоты перед собой и найти Брэкстона. На его лице огромная улыбка, пока он наблюдает за мной.

— Почему ты так на меня смотришь?

Он открывает рот, чтобы что-то сказать, но затем снова закрывает его.

— Без причины, — говорит он, пожимая плечами. Мои глаза сосредотачиваются на милой ямочке, которая появляется на его левой щеке, когда он нервно улыбается мне. — Просто приятно видеть твою улыбку.

Я знаю, что за этим взглядом кроется больше, но не настаиваю. Последнее, чего я хочу, это снова поселить между нами неловкость.

— Мы можем спуститься к воде?

Обычно он едет на работу после того, как подвозит меня к дому Кристин, но я пока не готова покидать это место. Мне нравится, какие чувства оно у меня вызывает.

— Конечно.

Он поднимает одну ногу и снимает туфлю, а следом и носок. Я не могу не заметить, что у него красивые ноги. Он собирается снять свою вторую туфлю и носок, так что я медленно опускаюсь, пока не сажусь на песок. Я улыбаюсь, подтягиваю ногу к груди. Это показывает, как далеко я зашла после аварии. Месяц назад я не могла это сделать.

Как только я снимаю свои сандалии, я ставлю их рядом с собой и зарываюсь пальцами ног в песок. Брэкстон наклоняется и закатывает штанины своих джинсов, прежде чем помочь мне подняться на ноги.

— Спасибо.

Я собираюсь взять свою обувь, но он останавливает меня.

— Просто оставь их там. Мы можем забрать их по пути обратно к машине.

Мы спускаемся к воде, и я ахаю, когда накатывает маленькая волна, обдавая мои ноги холодом. Мне нравится, каким мокрым кажется песок под пальцами ног.

— Хочешь прогуляться вдоль пляжа?

— Да, — с готовностью отвечаю я. Я хочу растянуть своё время пребывания здесь как можно дольше. Для женщины, которая не знает, где её место, часть меня чувствует себя здесь как дома.

— Отлично. Чуть дальше есть водоём, который я хотел бы тебе показать.

— Веди.

Мы идём в тишине, но она ничуть не неудобная. На самом деле, кажется, совершенно естественным быть здесь с ним.

Я смотрю, как Брэкстон тянется вниз и поднимает с песка ветку. Через несколько секунд он кидает её в воду.

— Я думаю взять себе собаку, — говорит он. — Одному в доме становится одиноко. Думаю, собака будет для меня хорошей компанией.

— Это отличная идея.

Я не знаю, что ещё могу сказать. Мне жаль его, но я не могу с ним жить. Не сейчас.

— Я подумал, что собака лучше, чем кот. Не думаю, что Самсон будет рад, если я приведу домой кого-то из кошачих.

— Самсон?

— Наша птица. Он радужный лори*. Мы его унаследовали.

*прим. птица семейства попугаевых. Длина тела 28-30 см. Голова голубовато-лилового цвета. Передняя часть шеи и брюшко тёмно-синие, шейный поясок жёлтого цвета. Грудка красная, с боков оранжевая. Крылья, спина и верхняя часть хвоста тёмно-зелёные. Подхвостье и нижняя часть хвоста зеленовато-жёлтые. Клюв оранжевый.

— Оу.

Он останавливается на ходу и поворачивается лицом ко мне.

— Я не хочу этого, но мне нужно принять то, что есть шанс, что ты можешь никогда не вернуться домой.

Я сочувственно улыбаюсь ему.

— Не думаю, что кто-либо из нас может предсказать, что будет впереди, Брэкстон.

Я не могу дать ему надежду, когда надежды никакой нет.

Глава 13

Джемма

Я лежу на кровати и смотрю на ракушку, которую Брэкстон нашёл мне в водоёме. Я положила её на прикроватную тумбочку, потому что хотела держать её рядом. Я тянусь за ней и провожу кончиками пальцев по гладкой жемчужной поверхности.

Закрыв глаза, я подношу её к уху. Я чувствую, как мои губы растягиваются в улыбке, пока слушаю звук океана, пойманный внутри. Моя улыбка расширяется, когда я думаю о том моменте на пляже. Я не была уверена, чего ожидать, но с удивлением увидела, что водоём кишит морской жизнью. Моими любимыми были маленькая морская звезда и краб, не больше моего ногтя, — я была зачарована, когда он побежал боком обратно к морю.

Я наблюдала, как Брэкстон направился к маленькому песчаному полю между скалами. Зона была усыпана обитателями моря. Он поднял несколько вещей и вытер их кончиками пальцев.

— Нет, — говорил он, отбрасывая каждую. — Нет, отколото, — я довольно уверена, что он говорил сам с собой, и было весело наблюдать за ним. — Да… Идеально.

Он забрался обратно туда, где стояла я, и раскрыл ладонь, показывая ракушку.

— Это мне? — спросила я, когда он протянул руку ко мне.

— Да.

— Спасибо. Она такая красивая.

Я взяла белую ракушку в форме конуса и стала рассматривать её.

— Приложи её к уху, — сказал он. — Ты сможешь услышать внутри океан.

К тому времени, как мы вернулись к машине, у меня болели щёки от улыбок. Я сжимала ракушку в руке всю дорогу до дома. Это было моё самое первое ценное воспоминание. У меня не только появилась ракушка, но ещё я пережила это воспоминание сама. Каждую прекрасную секунду этого.

Я обратила особое внимание на нашу поездку обратно к Кристин. Я хотела быть способной запомнить, как снова попасть на пляж. Я даже запомнила название некоторых улиц и записала их, как только пришла домой. Я не уверена, как попаду туда обратно, но я найду способ.

Меня вырывает из мыслей, когда раздаётся стук в дверь моей комнаты.

— Это я, милая, — кричит Кристин. — Тебе только что пришла почта.

Я сажусь так быстро, что голова кружится, так что жду, пока головокружение прекратится, прежде чем встать.

— Иду.

Думаю, я ошеломляю Кристин тем, с какой охотой открываю дверь.

— Привет.

— Привет. Это только что пришло, — говорит она, улыбаясь и протягивая посылку. Она намного больше, чем предыдущая, и как минимум в десять раз больше той, в которой был мой браслет памяти. Но не это приводит меня в восторг. Дело в письме, которое прикреплено к нему. Он написал мне ещё одно письмо. — Кое-кого балуют.

— Это да, — отвечаю я, забирая у неё посылку.

— Приятно снова видеть твою улыбку, милая. Брэкстон был единственным парнем, который когда-либо вызывал у тебя такую улыбку. Я рада, что это не изменилось.

— Я открою её, — говорю я, поднимая коробку.

— Конечно.

— Спасибо, что принесла её мне.

— Пожалуйста. Рэйчел скоро должна быть здесь, и я испекла торт для нашего дневного чая. По рецепту твоей бабушки. Он всегда был одним из твоих любимых.

— Звучит мило. Я скоро спущусь.

Я иду, пока она не начинает спускаться по лестнице, прежде чем закрываю дверь своей спальни и спешу к кровати. В отличие от опаски, с которой я открывала первые два письма, это я раскрываю сразу. На этот раз я не ищу внутри подвеску. Я жажду написанных слов.

Мои руки слегка дрожат от предвкушения, когда я осторожно разворачиваю письмо.

ПИСЬМО ТРЕТЬЕ…

Дорогая Джемма,

Двадцать первое декабря 1998 года. Я помню эту дату только потому, что это был день после моего десятого дня рождения. Это был отвратительно жаркий день. Твой отец и мои родители все работали, так что ты умоляла свою маму отвести нас на пляж.

Мы втроём сели на автобус, и ты была так взволнована, что практически подпрыгивала на месте всю дорогу. Я получал удовольствие, наблюдая за тобой. В отличие от тебя, я вырос у воды, так что для меня это не было большим делом. Ты, с другой стороны, была провинциальной девочкой. Первые шесть лет твоей жизни прошли на ферме. Твоя семья переехала в город только потому, что твоему отцу предложили повышение в банке, в котором он работал, предложили управлять нашим местным подразделением. Твои родители не очень хотели оставлять деревенскую жизнь позади и уезжать в большой смог, но они знали, что это отличная возможность.

Приехав, мы разделись до плавок и расстелили полотенца на песке под большим красным зонтиком твоей мамы, прежде чем побежать по берегу.

День был жаркий, так что пляж был переполнен. Ты тогда не очень хорошо плавала, так что тебе разрешили только плескаться на мелководье. Я относился к этому нормально. Иногда мы сидели на краю воды и строили песчаные замки или копали большие ямы в песке и закапывались, чтобы оставались видны только наши головы. На второй день Рождества мы строили из песка снеговиков. Нам всегда было весело, не важно, чем мы занимались.

После ланча твоя мама купила нам мороженое. Она сказала, что мы скоро поедем домой, так что мы использовали оставшееся время, чтобы пройтись дальше по пляжу к водоёмам. Там были все хорошие ракушки. Мы этим увлеклись. В твою самую первую поездку на пляж я нашёл красивую ракушку, которую вымыло на берег, и подарил её тебе. Она понравилась тебе так сильно, что я сделал своей миссией находить тебе по одной каждый раз, когда мы ездили на пляж. Даже тогда не было ничего, чего бы я не сделал, чтобы увидеть твою улыбку.

Я первый поднялся на камни, затем потянулся за твоей рукой.

— Будь осторожна, камни могут быть скользкими, — предупредил я. Я довольно уверен, что говорил тебе это каждый раз. Однажды я поскользнулся на каком-то мху, когда рыбачил на скалах со своим папой, и острые края глубоко порезали мою руку, подарив мне множество швов. Я не хотел той же участи для тебя.

Ты присела на корточки и покопалась в водоёме маленькой палкой, пока я пошёл к песчаной поляне, чтобы найти тебе ракушку.

— Иди посмотри на это, Брэкс. Она такая голубая и такая красивая.

Засунув в карман ракушку, которую только что нашёл, я пошёл к тебе.

— Не… — начал я, как только увидел, что ты делаешь, но раньше, чем у меня появился шанс закончить, ты сунула руку в воду и схватила голубое существо своей ладонью. Это была не красота. Это была медуза.

Ты громко закричала, бросая медузу на камни внизу. Я видел раньше, как это случалось с другими, так что знал, что ты будешь в порядке, но не мог думать о том, что тебе больно.

Я попытался отправить тебя обратно к твоей маме, но ты была так расстроена. Я помню, как пытался поднять тебя, но, думаю, я сделал только два шага, прежде чем пришлось тебя поставить. За день до этого мне исполнилось десять, но понадобилось ещё несколько лет, чтобы произошёл скачок роста. Так что вместо этого я посадил тебя на край камня и побежал за твоей мамой.

— Джемму ужалила медуза, — выпалил я, как только добежал до неё. — Я побегу на спасательную станцию и приведу одного из спасателей.

— Где она? — в панике спросила твоя мама, бросая книгу, которую читала, и вставая.

— На скалах.

Я развернулся и указал в твою сторону.

Я выдохся к тому времени, как добрался до наблюдательной вышки, но испытал облегчение, когда парень связался с одним из дежурных спасателей. Как только я понял, что помощь в пути, я побежал обратно на пляж. Но у меня подкосились колени, когда я приблизился достаточно, чтобы услышать, как твоя мама кричит в панике:

— Кто-нибудь, помогите мне, пожалуйста… моя дочь не может дышать.

Мы не знали, что у тебя серьёзная аллергия на медуз, и у тебя была анафилактическая реакция.

Я держал тебя за руку, пока твоя мама побуждала тебя дышать. Взгляд ужаса в твоих глазах и голубой контур вокруг твоих губ — это вид, который я никогда не забуду.

Казалось, прошла вечность, прежде чем, наконец, до тебя добралась помощь. Они отодвинули всех, чтобы получить доступ к тебе. Я сидел на камне в нескольких метрах и закрывал лицо руками, когда они надели на тебя кислородную маску. Я никогда не был так напуган; мне понадобились все силы, чтобы не заплакать. Я оцепенел от мысли, что потеряю тебя.

Моё тело дрожало к тому времени, как тебя положили на носилки и понесли по песку к ожидающей скорой. Тебе вкололи адреналин, так что к тому времени, как мы приехали в больницу, всё заметно улучшилось, но это никак не облегчило мои переживания и не лишило меня чувства ответственности за всё.

Больница приняла тебя, и ты осталась на несколько часов для обследования. Большую часть времени ты спала. Я сидел на стуле в углу, пока твои родители суетились у твоей кровати. Твой отец сразу поспешил в больницу, когда всё узнал. Беспокойство на их лицах, пока они наблюдали за тобой, вызывало у меня тошнотворное чувство.

Мои родители позвонили, чтобы забрать меня через несколько часов, но я отказался уходить. Я сломался в руках матери в тот момент, как она приехала. Я оставался сильным ради тебя, сколько мог, но объятие моей мамы добило меня. Её объятия были лучшими. После моих уговоров не забирать меня домой, они разрешили мне остаться. Я не мог оставить тебя… Просто не мог.

Когда ты, наконец, проснулась, первым делом ты спросила у родителей: «Где Брэкстон?» Ты не представляешь, как я был счастлив. Ещё больше, когда подошёл к твоей кровати и увидел, как засветилось твоё лицо.

Когда ты приехала домой, твоя мама не разрешала тебе выходить из дома, так что следующие несколько дней мы просто лежали в твоей комнате, разговаривали и смотрели телевизор.

* * *

Двадцать пятое декабря 1998 года. Наступило утро Рождества, и я едва встал с кровати, когда ты забарабанила в мою входную дверь.

— Весёлого Рождества, милашка, — сказала тебе моя мама, обнимая тебя. Она всегда так тебя называла. Думаю, она видела в тебе дочь, которой у неё никогда не было.

— Весёлого Рождества, миссис Спенсер.

Мне так хотелось подарить тебе твой рождественский подарок. Обычно мы просто обменивались открытками, но в тот год я приготовил для тебя кое-что особенное.

За неделю до этого твоя семья провела несколько дней в доме твоих бабушки и дедушки. То время я провёл со своим папой, в его строительном магазине, где он помог мне сделать тебе подарок.

— Весёлого Рождества, Джем, — сказал я, хватая большой упакованный подарок из-под нашего дерева и протягивая его тебе.

— Ты купил мне подарок?

Я сиял, когда твои глаза расширились.

— Нет, я его сделал, — с гордостью ответил я. Я кратко встретился взглядом со своим отцом через комнату, и он подмигнул мне. Как бы сильно я не скучал по тебе те несколько дней, когда тебя не было, я насладился своим особенным временем с папой. Этого никогда не было достаточно. Он был таким добрым и терпеливым человеком, и я всегда любил проводить с ним время.

Я задержал дыхание, пока ты разрывала упаковочную бумагу.

— Брэкстон, — прошептала ты, глядя на деревянную коробку, которую я для тебя сделал. Я вырезал на крышке слова «СОКРОВИЩА ДЖЕМ».

— Это коробка для твоих ракушек.

— Мне очень нравится, — сказала ты, обвивая меня руками и крепко сжимая. — Мне так сильно нравится.

Когда ты отпустила меня, я увидел в твоих глазах слёзы. Я был так доволен тем, что тебе понравился подарок. Так гордился им.

— У меня для тебя есть только открытка, — сказала ты.

Ты выглядела грустной, передавая её мне.

— Всё нормально.

Я честно не возражал. Мне нравились открытки, которые ты мне делала. Они по-прежнему у меня сохранились. Все до одной.

Конкретно эта была с большой зелёной рождественской елью спереди, с разноцветными шариками. Внизу разными цветами было написано «ВЕСЁЛОГО РОЖДЕСТВА», и у большой жёлтой звезды на макушке было слишком много концов. Рисование звёзд не было твоей сильной стороной, но я считал открытку невероятной. Эта открытка всегда будет иметь для меня особенное значение, потому что в тот год ты написала внутри кое-что другое.

«Моему лучшему другу Брэкстону,

Я люблю тебя.

От твоей лучшей подруги Джеммы»

Ты даже подписала её с тремя поцелуями.

Твои слова пересиливали любой подарок, который ты могла мне подарить.

— Мне очень нравится, Джем. Спасибо.

Ты улыбнулась, когда я сказал это.

Я уже знал, что тоже люблю тебя, но плохо умел выражать свои чувства. Действия говорят громче, чем слова, как всегда говорила моя мама. Прошло много лет, прежде чем ты услышала от меня эти три волшебных слова.

То, что между нами было, слишком прекрасно, чтобы забыть.

Всегда твой,

Брэкстон

Я долгое время сижу, пытаясь осмыслить его слова. Мне нравятся его содержательные письма; в них как раз достаточно подробностей, что если я закрою глаза, то практически смогу представить в голове эти сцены.

В итоге опустив письмо, я беру конверт в поисках своей подвески. Я удивлена, когда нахожу две — в форме сердца с надписью «Лучшие друзья» и в форме крохотной ракушки. Я сжимаю их обе в ладони, расплываясь в улыбке.

Я одновременно нервничаю и испытываю восторг, снимая бумагу с большой посылки. Я ахаю в тот момент, как раскрывается содержимое. Первое, что я вижу, это слова «СОКРОВИЩА ДЖЕМ». Это коробка, которую он сделал мне много лет назад. Мои глаза заполняют слёзы, когда я поднимаю крышку и вижу сотни, возможно тысячи ракушек внутри, различных форм, цветов и размеров. Все вместе они и выглядят именно как… сокровище.

Я беру несколько ракушек сверху и рассматриваю их. Только собираясь убирать их обратно, я нахожу кое-что, что лежит прямо под поверхностью. Оно завёрнуто в простую белую бумагу. Когда я раскрываю её, то нахожу внутри маленькую розовую ракушку. На бумаге что-то написано, так что я распрямляю её рукой, чтобы прочитать.

«Это ракушка, которую я нашёл тебе в тот день, когда тебя ужалила медуза. Я нашёл её в кармане в ту ночь, когда пришёл домой из больницы, и хранил её все эти годы. Я так и не отдал её тебе, потому что тогда это был момент, который я не хотел, чтобы ты помнила. Сейчас я вижу всё иначе. Я учусь ценить каждую секунду, потому что никогда не знаешь, когда её у тебя могут забрать. Хорошая или плохая, это была глава твоей жизни, так что это имеет значение. х»

Он ошибается. Его слова такие же прекрасные, как его поступки.

Глава 14

Джемма

— Я рада видеть, что твой аппетит возвращается, — говорит Кристин, ставя передо мной тарелку с яичницей. — Ты всегда любила поесть.

Готова поспорить, если бы Рэйчел была здесь, она заставила бы меня приготовить яичницу самой. Не то чтобы я не хотела пробовать новое. Я чувствую, как растёт моя уверенность. Впереди по-прежнему долгий путь, но сейчас я надеюсь, что обрету какую-то нормальность. Я бы хотела однажды вернуться на работу, но кто знает, что мне там делать. Я больше не уверена, что дизайн — это моё.

Я поднимаю взгляд на Кристин и улыбаюсь.

— Спасибо.

Она кладёт руку мне на плечо и наклоняется, чтобы нежно поцеловать меня в макушку. Это первый раз, когда она делает что-то подобное, и всё же этот жест кажется таким естественным.

Я подхватываю вилкой кусок яйца, подвигая к себе газету. Внезапный звонок телефона ошеломляет меня. Я слежу за каждым движением Кристин, пока она вытирает руки о кухонное полотенце, прежде чем потянуться за трубкой на стене.

— Алло, — произносит она, встречаясь со мной взглядом. Я коротко улыбаюсь ей, прежде чем сунуть в рот ещё яичницы. — Брэкстон, — одно упоминание его имени привлекает полное моё внимание. Она замолкает и слушает, что он говорит. Я обнаруживаю, что мне тоже хотелось бы слышать. — О, милый, — у меня сжимается желудок, когда выражение её лица становится мрачным. — Мне так жаль это слышать. С ним всё будет в порядке? — она снова делает паузу, так что я хватаю тарелку и поднимаюсь из-за стола. — Конечно, я ей передам, — она вытягивает трубку перед собой. — Это Брэкстон. Он хочет с тобой поговорить.

— Хорошо, — поставив тарелку на тумбочку, я беру у неё из рук телефон. — Алло.

— Привет, Джем. Прости, но я не смогу сегодня отвезти тебя на реабилитацию.

— Оу. Ладно, — я удивлена разочарованием, которое испытываю. Мне сегодня так много хотелось у него спросить. — Хочешь, я узнаю, можно ли перенести приём на более позднее время?

— Позже я тоже не смогу. Я вызывал такси, чтобы тебя забрали. Оно должно приехать минут через пятнадцать. Водитель даст тебе визитку, когда высадит тебя. Всё уже оплачено. Тебе нужно только передать визитку Оливии в приёмной, и она позвонит ему, когда ты закончишь, чтобы он отвёз тебя обратно домой.

— Всё нормально, Брэкстон? Ты кажешься… встревоженным.

Я слышу, как он вздыхает в трубку.

— Я в больнице с отцом. Он сегодня утром упал и ударился головой.

— Твой папа? — он упоминал о своих родителях в письмах, но помимо этого я ничего о них не знаю. — Мне жаль это слышать. Он в порядке?

Интересно, почему я с ними не встречалась? Они никогда не приезжали в больницу. Они ненавидят меня? Эта мысль меня не очень радует.

— Настолько, насколько может быть, учитывая обстоятельства. Ты справишься сама? Я чувствую себя ужасно, что подвожу тебя, но я нужен своему отцу. У него кроме меня никого нет.

— Я буду в порядке, честно, — говорю я, понятия не имея, будет ли это так, но я хочу облегчить его мысли.

— Как насчёт того, чтобы я позвонил твоему отцу? Я знаю, он уже на работе, но сможет ускользнуть.

— Не глупи, со мной всё будет в порядке.

На мгновение в трубке становится тихо.

— Ты хотя бы возьмёшь телефон, который я тебе купил? Ты его зарядила?

— Да. Я никогда им не пользуюсь, но он заряжен. Если тебе станет легче, я его возьму.

— Станет легче. Ты ведь помнишь, как звонить, верно?

— Да.

Ну, я так думаю. Это казалось достаточно лёгким, когда он мне показывал.

— Позвони мне, если будут проблемы. Я серьёзно, Джем.

— Хорошо, — я уже знаю, что не позвоню. Я взрослая, и как продолжает напоминать мне Рэйчел, мне нужно начать жить как взрослой. — Надеюсь, с твоим отцом всё будет в порядке.

— Спасибо, я тоже надеюсь.

— Пока.

— Пока, Джем. Удачи сегодня.

Кристин забирает у меня из рук телефон, вешая его обратно на стену.

— У Брэкстона в последнее время тяжёлые времена. Я сочувствую ему и бедному Джону. Он всегда был таким милым мужчиной. Жизнь к нему не очень добра.

Я знаю, тяжёлые времена, которые она упомянула, включают в себя то, через что я заставляю его проходить. Уверена, она сказала это не для того, чтобы меня задеть, но её комментарий всё равно жалит.

— Я сбегаю в свою комнату и возьму телефон. Брэкстон сказал, что такси скоро будет здесь.

— Хорошо, милая. Я как раз закончу убирать посуду в посудомойку. Мне потребуется всего несколько минут, чтобы переодеться.

— Зачем тебе переодеваться?

— Я не пойду в этом старье на твой приём.

— Ты не должна идти со мной.

— Я не отпущу тебя одну.

— Брэкстон сказал, что такси довезёт меня и привезёт обратно. Я буду в порядке. Я не ребёнок.

Меня не на сто процентов устраивает мысль о том, чтобы делать это одной, но ещё есть часть меня, которая хочет попробовать. Это толчок, который мне нужен. Мне пора встать на свои ноги. Я не могу продолжать полагаться на всех остальных до конца жизни. Я достаточно подорвала их жизни.

* * *

— Вы готовы ехать, миссис Спенсер? — спрашивает Оливия, когда я выхожу обратно в приёмную. — Ваш муж звонил уже дважды. Это мило, как сильно он заботится о вас.

Я вежливо улыбаюсь вместо того, чтобы ответить. Я не собираюсь её исправлять; моя жизнь — это моё личное дело. Технически он мой муж, во всяком случае на бумаге. Должно быть, она предполагает, что мы всё ещё пара, потому что он со мной каждый день.

Но она права, он милый. Брэкстон, Кристин, Стефан и Рэйчел — все замечательные. Хотя я не видела Стефана с тех пор, как переехала к Кристин. Очевидно, мои родители недолюбливают друг друга, и мне интересно знать почему.

Я бросаю взгляд в сторону выхода. Несмотря на мои первоначальные опасения, я насладилась независимостью, которая была сегодня, и хочу выжать максимум из своей ограниченной свободы. Я приложила все силы, чтобы отговорить Кристин ехать со мной. Она может быть очень настойчивой. Не то, чтобы я не хотела видеть её рядом, скорее я хотела бросить вызов себе. Я знаю, Рэйчел будет гордиться мной за то, что я пошла одна.

— Эмм… Думаю, я могу осмотреться в городе, пока я здесь. Это ничего?

— Конечно. Только вернитесь, когда будете готовы, и я вызову вам такси.

— Спасибо, Оливия.

— Никаких проблем, миссис Спенсер. В бутике «Марси» сейчас отличная распродажа.

Я киваю и улыбаюсь ей, закидывая на плечо сумку. Я чувствую смесь восторга и волнения, пока прохожу через автоматические двери и выхожу на улицу. Любопытной части меня хочется исследовать этот район, я даже не уверена почему. Полагаю, каждый новый опыт — это открытие и шаг вперёд к нахождению новой себя. Как я это вижу, у меня есть два варианта: я могу увязнуть в жалости к себе или начать жить снова. Я выбираю жизнь. Я боюсь того, что содержит моё будущее, но я прошла слишком много, чтобы просто сдаться.

Я позволяю жару полуденного солнца согреть мою кожу. Сегодня прелестный осенний день, и я вдруг испытываю благодарность за то, что живу. Что само по себе говорит о многом. Не так давно я жалела, что не погибла в той аварии. Те первые несколько недель были для меня тёмным временем, но сейчас я наконец начинаю видеть свет.

Я чувствую, как мои губы растягиваются в улыбке, когда делаю глубокий вдох, наполняя лёгкие воздухом. Сегодня был бы идеальный день, чтобы посидеть на пляже, но он на другой стороне города, и хоть моя нога с каждым днём всё лучше, я не в той форме, чтобы идти пешком такую длинную дистанцию. Я уверена, что скоро смогу это.

Когда я захожу за угол к главной улице, смешиваюсь с остальной толпой. Не требуется много времени, чтобы от моря лиц, идущих мне навстречу, у меня застучала кровь так, что мне приходится говорить себе не паниковать, что я могу с этим справиться. Я должна с этим справиться.

Я прохожу ещё около десяти метров, прежде чем становится слишком. Что, если я пройду мимо кого-то, кого должна знать, но больше не знаю? Что, если этот человек остановит меня? Что я скажу? Все эти вопросы ещё больше плавают в моей голове. Я думала, что смогу справиться с этим с поднятой головой, но, очевидно, нет.

Я скольжу через массу людей, пока не выхожу на маленькую поляну. Прислонившись к стене, я делаю несколько глубоких вдохов. Я была глупа, что думала, что смогу прыгнуть головой вперёд. Что мне нужно, так это план атаки.

Я копаюсь в своей сумочке, ища телефон. Включив его, я смотрю на экран, ожидая, пока он оживёт. Когда это происходит, я вижу, что уже 12:17. Как по сигналу, мой желудок урчит. Вся гидротерапия определённо поднимает мой аппетит, и Кристин обычно готовит мне сэндвич, ожидая, когда я вернусь с физиотерапии. Ветчина, сыр и латук были моим выбором для сэндвича с тех пор, как я прочитала письмо Брэкстона.

Мой взгляд перемещается влево, пока я рассматриваю магазины впереди. Дальше я вижу маленькую зону уличного кафе, так что иду в ту сторону. Кристин сунула мне в карман пятьдесят долларов, прежде чем я вышла из дома. «Просто на экстренный случай», ­— сказала она.

Как и Брэкстон, она относится ко мне очень хорошо. Я могу не помнить своей жизни с ними, но ценю заботу, которую они проявляют ко мне. Я знаю, как мне повезло с ними. Я ненавижу думать, где бы я оказалась без их поддержки.

Когда дохожу до ресторана, я читаю неоновую вывеску над входом: «Бургеры и Гриль Каллагана». Я даже не помню, какой бургер на вкус, или нравятся ли они мне, но вкусного аромата изнутри достаточно, чтобы мой желудок снова заурчал.

С этими мыслями я делаю осознанное решение войти. Сегодня день открытий, так что я попробую бургер и выясню всё для себя.

Оказавшись внутри, я рассматриваю декор. Это место не модное, но кажется чистым. Яркие лаймовые стены — первое, что привлекает моё внимание. Это не самый лучший цвет, но с большими стратегически расположенными чёрно-белыми принтами, чёрными деревянными столами и стульями, смотрится хорошо.

Во мне снова закрадывается неуверенность, пока я оглядываюсь в ресторане в поисках какого-то намёка на то, что делать. Некоторые люди уже сидят, но есть женщина и молодая пара, которые стоят перед прилавком. Меня наполняет облегчение, когда я замечаю знак с надписью: «Пожалуйста, сделайте заказ и оплатите, прежде чем сесть».

Пройдя вперёд, я останавливаюсь за парой, которая делает заказ. Доска с меню висит на задней стене, и широкий набор вариантов ошеломляет меня. Я так поглощена выбором, что не замечаю, когда пара расплачивается за заказ и садится за один из столиков.

— Следующий, — резким тоном говорит обслуживающий мужчина. Я кратко встречаюсь с ним взглядом, делая шаг вперёд к прилавку, и меня удивляет раздражение на его лице. Когда мой взгляд останавливается на меню ещё раз, паника, которую я чувствовала раньше, возвращается и растёт, пока я отчаянно пытаюсь определиться. Когда он нетерпеливо прочищает горло, мои глаза возвращаются к нему.

— Эмм…

— Давайте, дамочка, я не собираюсь тратить весь день на вас.

— Могу я… эм… взять…

Мои слова затихают.

— Можете вы… эмм… взять что? — передразнивает он. Его грубость доводит меня до грани слёз. Я открываю рот, чтобы сказать ему, что передумала делать заказ, когда подходит пожилой джентльмен. Дружелюбная улыбка на его лице слегка успокаивает меня.

— Здесь какие-то проблемы, мистер Уилсон?

Упоминание этого имени что-то зажигает внутри меня, и теперь я смотрю на мужчину перед собой.

— Нет, никаких проблем, — с улыбкой отвечает кассир. Должно быть, это его начальник, потому что его дурной тон мгновенно исчезает.

Пожилой мужчина кивает в знак одобрения и ещё раз улыбается мне, прежде чем уйти. Мне хочется крикнуть, что всё не в порядке и его работник полный придурок, но я не делаю этого. Вместо этого я снова сосредотачиваюсь на мистере Уилсоне. Эта фамилия такая знакомая. Почему? И тогда до меня доходит. Ларри «Мародёр» Уилсон. Не может быть. Я смотрю имя на бейдже на его рубашке и не могу перестать пялиться, когда вижу имя «ЛАРРИ», выбитое толстыми чёрными буквами.

Я рассматриваю его лицо, пока мысли разбегаются. Как много Ларри Уилсонов двадцати с лишним лет с плохим поведением могут быть здесь? Он высокий, прямо как говорил Брэкстон, и примерно моего возраста; должно быть, это он. От этой мысли мой пульс ускоряется. Я не вижу ничего знакомого, пока смотрю на его пухлое лицо. Его редеющие волосы только делают его лицо круглее на вид.

Он открывает рот, чтобы заговорить, и я замечаю, что его зубы покрыты коричневыми пятнами и, кажется, гниют. Этому парню ничего не светит в плане внешности, и его характер определённо оставляет желать лучшего.

История Брэкстона придаёт мне смелости, чтобы нагнуться ближе к Ларри. Может, это на двадцать лет поздно, но я полагаю, что у меня никогда не было шанса отомстить за то, что он со мной сделал, и какие проблемы вызвал у Брэкстона. Мне хочется поставить его на место.

Я поднимаю руку к своему рту и скольжу кончиком пальца по своим передним зубам.

— У вас что-то застряло между зубов, — шепчу я, очень стараясь оставаться серьёзной. Его глаза сужаются, когда он упорно смотрит на меня, явно в замешательстве. — Вот здесь, — я ещё раз провожу пальцем по зубам. — Грязь… у вас в зубах.

Его глаза расширяются, а лицо становится ярко-красным.

— Это не грязь, — огрызается он.

Теперь я перестаю сдерживать улыбку. Забавно, несколько минут назад я была на грани слёз, а теперь с трудом сдерживаю смех. Если бы не письма от Брэкстона, я бы никогда не узнала значение этого момента. Словами даже не выразить, насколько я благодарна за это или какое удовлетворение приносит этот момент.

— Сумасшедшая сука, — бормочет он еле слышно, когда я разворачиваюсь и направляюсь к выходу. Его гадкий комментарий меня не задевает, хоть это слово — сумасшедшая — довольно близко описывает меня прямо сейчас.

Вместо этого я чувствую себя легко и крайне горжусь собой. Очевидно, что ненависть, которую Ларри Уилсон носил в себе, будучи ребёнком, последовала за ним во взрослую жизнь. Это грустно, но по-своему для меня это огромный звоночек. Это только напоминает обо всём, что я чувствовала в последнее время. Мне нужно отпустить злость и обиду, которую я ношу в себе. Я не хочу, чтобы это разрушило меня.

Может я и потеряла прошлое, но это не значит, что у меня нет замечательного будущего. У меня есть силы не только собрать себя заново, но и написать собственный конец.

Глава 15

Брэкстон

— Сынок, — произносит мой отец, когда открывает глаза и видит меня рядом с кроватью. Как бы дерьмово я себя сейчас ни чувствовал, от одного этого слова я улыбаюсь. Он помнит меня. Даже если эти моменты длятся несколько секунд, я ценю их. Пока идёт время, они случаются всё реже, что расстраивает меня больше, чем я признаю, особенно учитывая то, что происходит с Джем.

— Привет, пап. Как ты себя чувствуешь?

— Немного больно.

Когда он пытается сесть, я быстро поднимаюсь с места и помогаю ему. Ужасный синяк на его лбу потемнел за день, и опухоль ещё не сошла.

— Это понятно, — говорю я, поправляя его подушку. — Ты упал и ударился головой.

— Да?

Я ненавижу этот взгляд замешательства на его лице, когда он не может вспомнить то, что я ему говорю.

— Да. Врачи сделали несколько анализов, и не считая нескольких швов и синяков, ты будешь в порядке.

— У меня есть швы?

Он поднимает свою дрожащую руку и проводит ею по забинтованному лбу.

— Всего чуть-чуть.

Я проверяю часы и вижу, что уже пятый час. Последний раз ему давали лекарства как раз перед полуднем.

— Я найду медсестру и возьму тебе что-нибудь от боли.

Рентген показал, что его череп не повреждён, и это облегчение. Хотя у него ужасное сотрясение, а также большая шишка и шесть швов на лбу. Персонал дома для престарелых сказал мне, что он споткнулся в общей столовой и ударился головой о стол, когда падал. Я чувствую себя виноватым за то, что не был рядом, хоть и знаю, что ничего бы не смог сделать.

— Ты хороший мальчик, — говорит он, мягко хлопая по моей руке. — Ты всегда был таким хорошим мальчиком.

Я снова улыбаюсь, пока иду к посту медсестёр. Я отдал бы что угодно, чтобы вернуть его таким, каким он был, но, как и Джемму, я приму его любым, каким смогу. Он здесь, и за это я благодарен.

Первые несколько лет после смерти моей матери было тяжело. Мне было всего одиннадцать, когда она умерла, но я пытался поддерживать отца как мог. Его такой разбитый вид только усиливал моё чувство вины. Мы никогда не говорили о том, что произошло. В то время я был благодарен, но часть меня всегда хотела поговорить. Он никогда не винил меня за мои действия в тот вечер, когда она умерла, но часть меня всегда желала, чтобы он всё равно озвучил своё прощение. Я знаю, что теперь этого никогда не будет, так что я остался с нескончаемым сожалением.

* * *

Я ухожу из больницы около шести часов. Я задержался, чтобы убедиться, что отец немного поест свой ужин, но теперь, когда он снова заснул, я тихо ускользаю.

Я проведу ночь в больнице. Иронию я не упустил. Всего несколько коротких месяцев назад я делал то же самое для Джем.

Мне нужно съездить домой, принять душ и переодеться. Но более важно, мне нужно увидеть Джемму. Хоть Кристин оповестила меня, когда Джемма в безопасности вернулась домой после реабилитации, как я попросил, я всё равно должен увидеть её собственными глазами. Я чувствую, будто подвёл её, раз сегодня не был с ней рядом.

— Привет, приятель, — говорю я, ставя мисочку свежей воды в клетку Самсона. Спрыгнув со своей жёрдочки, он клюёт кончик моего пальца. — Прости, что в последнее время редко здесь бываю, — он подскакивает вверх-вниз, когда я почёсываю его между пёрышками на загривке. За последние несколько недель он едва ли сказал хоть слово, и я знаю, это потому, что он скучает по Джемме. Она стала его спасением, когда отцу пришлось его отдать. — Я пойду встречусь с красоткой.

Я научил его так её называть, когда он только попал к нам.

— Красотка, — повторяет он, подскакивая на месте. Одно упоминание её имени оживляет его. Мы оба знаем, что это место без неё не то.

* * *

Пока я поднимаюсь по ступенькам к дому Кристин, у меня в желудке смешивается нервозность и восторг. Я не знаю, как меня примут, когда стучу в дверь.

— Я открою, — кричит с другой стороны Джемма. Один звук её голоса успокаивает меня. Её лицо светится, когда она открывает входную дверь и видит на крыльце меня, и в ответ это вызывает у меня идиотскую улыбку. Я уже давно не видел такую реакцию. — Брэкстон.

— Привет. Я еду обратно в больницу, но просто хотел проверить, что ты в порядке.

— Как твой папа?

— Он нормально.

— Я рада, — говорит она. — Ты зайдёшь?

— Надолго я не останусь, но конечно, если хочешь.

Я не упущу шанс провести с ней время.

— Конечно, я хочу, чтобы ты зашёл, глупый.

Я перестаю дышать, когда на её губах появляется игривая улыбка. Эта улыбка всегда была моей слабостью.

— Прости, что я не смог отвезти тебя на приём сегодня утром. Как всё прошло?

— Не извиняйся. Мне пошло на пользу в качестве перемены постоять на своих двоих. У меня был интересный день.

Она бросает на меня краткий взгляд через плечо, пока я иду за ней по коридору к кухне.

— Я смогу отвезти тебя завтра.

— Оу.

Она останавливается и поворачивается лицом ко мне.

— Что? — спрашиваю я, когда она хмурится. — Ты не хочешь этого?

Счастье, которое я чувствовал несколько мгновений назад, быстро улетучивается.

— Просто чуть раньше звонил Стефан, и я договорилась поехать с ним. Я не видела его с тех пор, как закончилась реабилитация.

— Конечно, хорошо. Я счастлив слышать, что ты проведёшь немного времени со своим отцом.

Я натягиваю улыбку, пытаясь скрыть своё разочарование. Отвозить её на реабилитацию было моим гарантированным способом видеться с ней.

— Он только отвезёт меня. Ты можешь меня забрать, если хочешь.

И вот так мой восторг возвращается. Я не уверен, что произошло, что она так изменилась, но мне это нравится.

— Я бы с удовольствием.

— Отлично.

— Смотри, кто здесь, — говорит она Кристин, когда мы заходим, и от тона её голоса моё сердце поёт. Она действительно рада видеть меня здесь. — Садись, я сделаю тебе кофе. Ты ведь любишь кофе, да? Я могу сделать тебе чай, если не любишь.

— Кофе подойдёт, — усмехаюсь я.

Мой взгляд двигается к Кристин, когда она подходит ко мне. Она подмигивает, когда мои глаза удивлённо расширяются.

— Она такая весь день, — шепчет она, когда я слегка наклоняюсь, чтобы поцеловать её в щёку. Я не уверен, что произошло за последние двадцать четыре часа, но жаловаться определённо не буду. Это маленький проблеск моей прежней Джеммы. — Как твой отец?

— Он в порядке.

Кристин мгновение наблюдает за мной и нежно улыбается; она понимает, что я не хочу сейчас вдаваться в эти подробности.

— Дай мне знать, если я могу что-нибудь сделать.

— Спасибо, — говорю я.

Кристин для меня ближайший человек к роли матери. Она действительно вступилась и заботилась обо мне после смерти моей мамы. Она всегда была рядом со мной, и я по-настоящему люблю её за это.

Я сажусь за кухонный стол, за которым сидел тысячи раз за все годы.

— О боже, ты никогда не угадаешь, с кем я сегодня столкнулась! — восторженно говорит Джемма, ставя передо мной кофе, прежде чем сесть рядом. Я предпочитаю чёрный кофе, но ни за что не буду жаловаться из-за молока, которое она добавила.

Меня сразу ошеломляет энтузиазм, который я слышу в её голосе. Это моя Джем, беззаботная, болтливая, полная жизни женщина, в которую я безнадёжно влюбился столько лет назад. От одного наблюдения за ней у меня колотится сердце. Вот такие моменты заставляют меня по-настоящему верить, что настоящая она спрятана где—то там.

— С кем?

— С Мародёром, — смеётся она. — С Ларри Уилсоном.

— Не может быть, — говорю я, выпрямляясь на стуле. — Где?

— Он работает в бургерной в городе. У Каллагана. Он не сильно изменился. По-прежнему такой же грубый.

Я смотрю на неё.

— Ты помнишь его?

— Только по твоим письмам, — отвечает она. — Он по-прежнему толстый и лысеет.

— Джемма, — хмурится Кристин. Она бросает краткий взгляд на свою мать, прежде чем вернуть внимание обратно ко мне.

— Я не помню, какие у него были зубы в школе, но сейчас они все гнилые. Между каждым зубом ужасные тёмно-коричневые линии, — говорит она, наклоняясь вперёд, приближаясь. — Ты никогда не поверишь, что я ему сказала.

Я снова улыбаюсь, когда она закрывает рот ладонью, чтобы заглушить смех.

— Что ты сказала?

Я делаю глоток своего кофе с молоком, стараясь скрыть собственную радость.

— Я сказала ему, что у него между зубов грязь, — шепчет она.

Я откидываю голову назад и смеюсь. Этого я не делал очень давно. И это приятно.

* * *

— Как твой папа? — спрашивает Джемма, когда я помогаю ей сесть в машину.

— Сегодня чуть лучше. Он достаточно поправился, и врачи говорят о том, чтобы завтра его выписать.

Я провёл ночь у его кровати, и это было худшее дежа вю. Совсем недавно я делал то же самое с Джем. У меня действительно в голове всё смешалось… мир ускользает сквозь пальцы, и я не в силах это остановить.

— Как получилось, что я никогда не встречалась с твоими родителями? — спрашивает она, как только я сажусь за руль. — Когда они переехали?

— Дом был продан несколько лет назад.

— Оу.

Надеюсь, этого достаточно, чтобы удовлетворить её любопытство, потому что я устал и вымотался из-за всего, что происходит. Ничего хорошего не выйдет из этой темы.

— Куда они переехали? — невинно спрашивает она. — Это далеко?

Я медленно выдыхаю, выезжая с парковки реабилитационного центра. Полагаю, мы поднимем эту тему.

— Моя мама умерла, когда мне было одиннадцать.

Я не отвожу взгляда от дороги впереди, когда включаю поворотник и выезжаю на дорогу. В такие времена мне больше всего нужна моя прежняя Джем. Она всегда знала, что сказать, чтобы успокоить меня. Я никогда не чувствовал одиночества рядом с ней, потому что мы со всем разбирались вместе.

— Ох, Брэкстон, — говорит она, на мгновение кладя руку мне на бедро. — Мне жаль это слышать.

— Спасибо.

Я наклоняюсь вперёд и увеличиваю громкость радио. Она принимает это как намёк, потому что замолкает, но я чувствую на себе её взгляд, пока мы едем.

Когда мы приближаемся к дому Кристин, Джемма наконец снова говорит.

— Что ты знаешь о моём времени в деревне? Я когда-нибудь ездила обратно туда?

Потянувшись, я выключаю радио, облегчённый от возможности снова общаться с ней.

— Да, ты часто туда ездила. Твои бабушка и дедушка жили в том же самом городе, пока не умерли. Твой дедушка был фермером. У них был яблоневый сад.

— Мои бабушка и дедушка умерли? — в шоке спрашивает она.

— Да.

Мне вдруг приходится подумать, куда может привести этот разговор. Это был такой тёмный период в наших жизнях. Её бабушка и дедушка были отличными людьми и огромной частью моей жизни во время взросления. Их внезапные смерти были шоком для всех нас. Отчасти я рад, что Джемма не помнит. Она тяжело восприняла их смерти, но не так тяжело, как Кристин. Для неё это был поворотный момент, который оказал огромный эффект домино на её жизнь. После этого ничего не осталось прежним.

Глава 16

Джемма

У меня кружится голова к тому времени, как я выхожу из машины Брэкстона. Вопросы, которые я задала ему, кажется, только создали ещё больше вопросов. Обычно это он заводит разговор, но не сегодня. Ну, надеюсь, дело только в этом. Казалось, мы вчера расстались на хорошей ноте, но сегодня утром в нём определённо произошли изменения.

Я чувствую себя как-то уныло, когда прохожу на кухню. Может, Кристин ответит на некоторые мои вопросы? Что случилось с его мамой? И что насчёт моих бабушки и дедушки?

— Я вернулась, — говорю я, когда вижу её у холодильника, склонившейся над чем-то.

Выпрямляясь, она становится во весь рост. В тот момент, когда она поворачивается ко мне лицом, я могу сказать, что с ней тоже что-то не так. Улыбки, которой она обычно приветствует меня, нет.

— Я не знала, что на приём сегодня тебя возил отец.

Я в замешательстве, это проблема?

— Он звонил мне вчера, — начинаю я, но затем делаю паузу, когда вижу, как она хмурится. — Я… эмм… упомянула, что ездила на такси, так что он предложил сегодня меня подбросить.

— Ха, — хмурится она. — Что ж, я бы оценила, если бы ты не приглашала его в этот дом. Ему здесь не рады.

Меня сбивает с толку яд в её голосе. Очевидно, у них проблемы, они больше не вместе, но я понятия не имею почему. Стефан кажется милым мужчиной. Он мне очень нравится. Он мягкий и добрый, хотя выглядел немного грустным, когда я сегодня утром спросила у него, как дела у Кристин.

— Хорошо.

Я видела её взлёты и падения с тех пор, как живу здесь, но это первый раз, когда она злится на меня. Вчера был хороший день, и я чувствовала себя лучше, чем было с тех пор, как я очнулась от комы, но сейчас я чувствую себя дерьмово.

Обычно мы сидим и едим ланч вместе, но я вдруг теряю аппетит.

— Я буду в своей комнате, если понадоблюсь тебе, — говорю я, поворачиваясь и направляясь к лестнице. Хотелось бы мне знать, почему она так сильно недолюбливает Стефана, но с другой стороны, может, лучше, чтобы я не знала.

* * *

Я сидела взаперти в своей комнате большую часть дня. У меня болит голова, пока я лежу на кровати и смотрю в потолок. Думаю, это смесь стресса и голода, но, кажется, я не могу найти мужества спуститься, чтобы что-нибудь поесть. Логично, я знаю, что не могу оставаться здесь вечно; я должна поесть рано или поздно. Я только надеюсь, что к тому времени Кристин успокоится.

Из мыслей меня вытаскивает стук в дверь.

— Джемма, это я, — её тон мягче, чем раньше. — Я могу войти?

— Да, — отвечаю я, медленно садясь. Отчасти я чувствую себя плохо из-за того, что вот так ушла. Очевидно, в этой ситуации кроется больше, чем я знаю, но всё же я не могу найти смелости спросить у неё, что случилось.

Она открывает дверь моей спальни, и я чувствую облегчение, когда вижу улыбку на её лице.

— Я подумала, что ты можешь быть голодна, раз пропустила ланч. Мне жаль насчёт того, что произошло раньше, — она подходит к кровати и передаёт мне тарелку с сэндвичем. — Между мной и твоим отцом многое произошло, — я слегка подвигаюсь, когда она садится рядом со мной. — Я не должна была на тебя злиться. Я знаю, что ты ничего не помнишь.

— Всё нормально, — говорю я, кладя руку на её ногу. — Прости. Я бы не привела его сюда, если бы знала, что тебя это расстроит. Что между вами случилось? Очевидно, вы когда-то любили друг друга.

Всё её тело, кажется, вздрагивает от моего вопроса, и на меня накатывает грусть.

— Твой отец был любовью всей моей жизни… Я думала, он чувствует ко мне тоже самое.

— Что это изменило? — нерешительно спрашиваю я.

— Он разбил мне сердце.

Я вижу, как на её глаза наворачиваются слёзы, прежде чем она отворачивает лицо.

— Мне жаль, что он поступил так с тобой.

У меня так много вопросов, но я чувствую, что сейчас не время их задавать.

— Ешь свой сэндвич, — говорит она, поднимаясь с кровати. — Ты, наверное, голодна, — она останавливается, когда доходит до двери. — О, чуть не забыла, тебе только что пришло вот это.

Мои губы растягиваются в улыбке, когда она достаёт из кармана штанов письмо.

ПИСЬМО ЧЕТВЁРТОЕ…

Дорогая Джемма,

Первая часть этого письма скорее признание, чем воспоминание. Об этом я никогда не говорил, даже с тобой. Это бремя, которое я несу почти пятнадцать лет, и, может быть, пора всё прояснить.

Восемнадцатое июля 2000 года. Я мало что помню о том, что произошло в тот день, но помню, что моя мама плохо себя чувствовала. Когда она уложила меня в кровать в ту ночь, она наклонилась поцеловать меня.

— Сладких снов, — прошептала она, проводя рукой по моему лбу. Она говорила мне это каждую ночь.

— Спокойной ночи, мама, — ответил я. — Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю, милый.

Она коротко улыбнулась, но затем её лицо исказилось, будто от боли. Я быстро сел, когда она приложила руку к животу.

— Что такое? — спросил я. — Ты в порядке?

— Просто немного больно, — ответила она, отмахиваясь. — Я в порядке, сладкий.

Её слов было достаточно, чтобы ослабить моё переживание, и я быстро заснул. Как раз после полуночи мой отец зашёл ко мне в комнату, чтобы разбудить меня.

— Брэкстон, — произнёс он. — Нужно вставать, сынок, — я был таким уставшим и сонным; я простонал и перевернулся на бок. — Брэкстон, — повторил он, на этот раз строже. — Твоей маме нехорошо. Я повезу её в больницу.

— Я не хочу вставать, — ныл я. — Я устал.

— Пожалуйста, сынок. Твоей маме очень больно, — мой отец был очень терпеливым человеком и редко терял со мной самообладание. — Если не хочешь ехать в больницу, я могу позвонить Робинсонам и узнать, присмотрят ли они за тобой, пока мы не вернёмся. Спускайся вниз, когда оденешься.

Он вышел из комнаты, и я сделал что-то невероятно эгоистичное: я снова заснул. Я не уверен, сколько прошло времени, но на этот раз я проснулся от крика отца.

— Брэкстон, сейчас же вставай с кровати! — он откинул одеяло и потянул меня за руку. — Я сказал тебе встать и одеться. У твоей бедной мамы агония.

На этот раз я не колебался. По тону голоса отца я мог сказать, что он очень беспокоится за мою мать.      

Когда я спустился, я увидел её согнутой пополам от боли. Она громко стонала, и тогда пришла паника. Я никогда раньше не видел её такой.

— Мама! — закричал я, подбегая к ней у входной двери. — Ты в порядке?

— Буду в порядке, малыш, — задыхаясь, ответила она, натягивая улыбку. Но взгляд ужаса в её глазах сказал мне, что она далеко не в порядке. Была середина зимы, но её светлые кудряшки приклеились к её лбу от испарины.

— Идём, Грейс, — нежно произнёс мой отец, обвивая её рукой. — Давай я посажу тебя в машину, — она спустилась только с первой ступеньки, когда у неё изо рта вырвался душераздирающий стон. — О господи, — пробормотал мой отец, подхватывая её на руки и спеша к машине. — Иди к соседям, сынок; Робинсоны тебя ждут. Они позаботятся о тебе, пока мы не приедем домой.

Как раз когда мой отец сказал это, загорелся свет на крыльце твоего дома. Твоей отец вышел в полосатом халате поверх пижамы, но я просто стоял на месте, парализованный страхом.

Следующие несколько минут были размытым пятном.

— Я люблю тебя, мама! — крикнул я, пока мой отец укладывал её в машину.

— С ней всё будет нормально, — сказал рядом со мной твой отец, кладя руку на моё плечо. Это сбило меня с толку, потому что я не понимал, почему стою там. Мой взгляд был сосредоточен на машине, пока мой отец с визгом съезжал с подъездной дорожки и мчался по улице. Я помню, как боролся со слезами, пока твой отец вёл меня к вашему дому. — Кристин стелет тебе на диване.

Я не смог снова заснуть, слишком переживал за маму. Я смотрел, как время на видеомагнитофоне дошло до 3:56 ночи, когда услышал, как машина моего отца остановилась по соседству. Хоть я ждал его возвращения, внутри я чувствовал себя плохо. Будто часть меня знала, что моя жизнь навсегда изменится.

Свет в коридоре загорелся через несколько секунд после того, как он постучал в вашу входную дверь, а я просто лежал, боясь двигаться. Я видел, как твой отец просунул руки в халат, выходя в коридор, твоя мама шла следом.

— Как Грейс? — спросила она в тот момент, когда впустила моего папу. Я всё видел со своего места, и пустое выражение его лица, когда я заметил его, я никогда не забуду.

Он покачал головой, прежде чем заговорить, и я увидел, как рука твоей матери взлетела вверх, прикрывая её рот.

— У неё разорвался аппендицит раньше, чем мы приехали в больницу. Её повезли в операционную, но она не выжила… она умерла на операционном столе.

Я услышал громкий вздох твоей матери за мгновения до того, как мой отец упал на колени. У меня молча текли слёзы, когда он закрыл лицо руками и начал рыдать. Это был первый и единственный раз, когда я видел его слёзы.

Это причина, по которой я сегодня утром включил радио. Это время моей жизни, вспоминать о котором слишком больно. Если бы только я встал с кровати, когда мой отец попросил первый раз, они могли бы попасть в больницу вовремя, и, может быть, она сегодня ещё была бы жива.

До сих пор больно даже думать о ней. Я очень сильно по ней скучаю. Ей было всего тридцать три; слишком молодая и красивая, чтобы умирать.

В письме ещё две страницы, но на этом этапе мне приходится его отложить. Я больше не могу видеть слова сквозь слёзы. У меня разбивается сердце за маленького мальчика, которым он однажды был, и за то, через что прошла его семья. Тот факт, что он все эти годы носил в себе чувство вины, вызывает у меня невероятную грусть. Нагнувшись, я достаю две салфетки из коробки на прикроватной тумбочке.

Я вытираю глаза и подхожу к белому столу, который стоит под окном. Мои пальцы сжимают спинку стула, пока я смотрю на соседний дом; место, где жил он и его семья. Я задумываюсь о его отце и о том, почему он больше там не живёт. Он повторно женился после смерти жены?

Я хватаю свою сумочку и копаюсь в ней, ища телефон. У меня так много вопросов, и я так много хочу сказать Брэкстону в этот момент. Я нажимаю кнопку с одной стороны телефона, чтобы пробудить его к жизни. Открывая мессенджер, я нахожу в списке только одно сообщение, от Брэкстона. В нём говорится: «Проверка»; он отправил его, когда показывал мне, как работает телефон. Нажав на него, я набираю ответ. «Я очень сожалею о том, что случилось с твоей мамой».

Я нажимаю «отправить». Не знаю, что ещё ему сказать, но хочу, чтобы он знал, что мне жаль. Очень жаль. Мне хотелось бы найти достаточно глубокие слова, чтобы облегчить его боль.

Я сбита с толку через несколько секунд, когда приходит ответ. «Спасибо. Мне не следовало обременять тебя своими проблемами, и мне стыдно, что понадобилось так много времени, чтобы рассказать. Я чувствую себя легче, что наконец сказал правду».

Я быстро отвечаю, над ответом не приходится долго думать; просто я это чувствую. «Я благодарна, что ты решил поделиться этим со мной, на это нужно много мужества. Ты не должен брать на себя ответственность за её смерть. Это было просто одно из этих неудачных стечений обстоятельств. Ты был просто ребёнком, Брэкстон».

Его сообщение приходит через несколько секунд. «Для меня много значат твои слова».

«Это правда. Я очень хочу прямо сейчас тебя обнять».

Почти минуту стоит тишина, прежде чем мой телефон издаёт сигнал.

«Хочешь?»

«Да. И это правда».

«Я могу и согласиться на одно из твоих объятий, — пишет он. ­­— Ты обнимаешься лучше всех. У меня сейчас важная встреча на работе, а потом я еду обратно в больницу, но я могу получить шанс сделать это утром?»

Я улыбаюсь на его ответ и на самом деле с нетерпением жду завтрашнего дня, чтобы обнять его. Я хочу спросить, чем он занимается на работе, но он на встрече, так что я сдерживаюсь. Я чувствую себя эгоисткой из-за того, что не знаю о нём этого.

«Прости, что отвлекаю тебя от работы. Наслаждайся остатком своего дня. Я пойду закончу читать остальное твоё письмо».

Он тут же пишет в ответ. «Ты никогда не отвлекаешь. Твои сообщения сделали мой день. Я сижу здесь в зале заседаний с нелепой улыбкой на лице, а Лукас смотрит на меня странным взглядом. Пиши мне в любое время дня и ночи. Для тебя я всегда буду доступен, Джем. Всегда».

Моя улыбка становится шире. «Спасибо. Я ценю это. Увидимся завтра».

«Я с нетерпением жду этого и своего объятия».

Хоть я не вижу своё лицо, но уверена, что на нем такая же нелепая улыбка.

Я подхожу обратно к кровати, кладя телефон на прикроватный столик. В моём животе трепет, которого я никогда не чувствовала раньше.

Я ем свой сэндвич, прежде чем прочитать остаток письма. Я умираю от голода, и мне нужно несколько минут, чтобы собраться.

Смерть моей матери и долгие часы работы отца означали, что я проводил намного больше времени в твоём доме. Твоя мама предложила помогать моему папе всегда, когда может. За последующие месяца он развалился на части, и, видя его таким, я только больше чувствовал вину.

Тогда вступила твоя мама. Она заботилась обо мне как о своём ребёнке. Часто по ночам она сидела со мной допоздна и обнимала меня, пока я плакал. Она делала всё возможное и невозможное, и я всегда буду любить её за это. Твои родители всегда относились ко мне фантастически, но за последующие годы вы все стали моей семьёй. Я не уверен, как мы с отцом выжили бы без поддержки твоей семьи.

* * *

Третье января 2002 года. Это было лето, и у нас были школьные каникулы. Я познакомился с твоими бабушкой и дедушкой, когда они приехали в город навестить твою семью, но это был первый раз, когда я остался на их ферме в деревне. Ты назвала их баба и деда, и в итоге я тоже стал так говорить.

Твои дедушка и бабушка, Альберт и Изабелла Григгс, были двумя самыми милыми, самыми искренними людьми, которых я когда-либо встречал. Я очень сильно полюбил их за прошедшие годы.

Ты обожала их, как и они тебя. Ты была их единственной внучкой и известна как их маленькая Джем-Джем. Деда говорил, что ты отрада его глаз, что вызывало у нас смех. Он был фермером, и у него было больше двухсот яблонь. Во время сбора урожая он нанимал сборщиков, но платил нам по несколько долларов каждому, чтобы подбирать яблоки, которые упали с деревьев. С деньгами, которые заработали, мы ехали на велосипедах в магазин на углу в городе и покупали мороженое и леденцы.

Ты умоляла деда разрешить нам забираться на лестницы, как другим рабочим, но он и слышать об этом не хотел. Он редко тебе отказывал, особенно, когда ты надувала губы и смотрела на него своими большими карими глазами, но в этом он не уступал. Ты не была этим довольна, но он отказывал только потому, что не хотел, чтобы нам было больно. Я, с другой стороны, чувствовал облегчение.

Раз уж, похоже, в этом письме я признаюсь тебе в своих глубочайших тёмных секретах, я могу сказать тебе и то, что боюсь высоты. Точнее, я от неё в ужасе. Это не по-мужски, я знаю и надеюсь, что ты из-за этого не думаешь обо мне плохо, но это правда. Дай мне пауков, змей, страшные горки (только если они не высоко от земли) и даже быстрые машины, но не высоту; никогда не нужно высоты. Это иронично, учитывая, чем я зарабатываю на жизнь, но я никогда не чувствовал себя комфортно, находясь на высоте. Может, если бы я сказал тебе это раньше, мне бы не пришлось страдать от всех ужасающих вещей, которые ты заставляла меня делать за все годы.

Наше время на ферме всегда было весельем. Особенно для такого городского мальчишки, как я. В деревне совершенно другой образ жизни. Ты любила кататься на тракторе деда. Он часто заваливал прицеп тюками сена и катал нас по своей территории на сто акров.

Я помню, как наблюдал за тобой, пока он нас катал, — твои красивые, длинные каштановые волосы развевались на ветру, но больше всего мне нравилась чистая радость на твоём лице. От твоей улыбки захватывает дух. Это одна из моих любимейших вещей в мире.

Дел всегда хватало, и моё время, проведённое там, включало в себя некоторые самые счастливые моменты моей жизни.

Ещё одним твоим любимым занятием было ходить к реке. Она тянулась через дальний конец двора, и мы часто устраивали пикники у воды. Баба была одним из лучших поваров, которых я когда-либо знал. Она готовила нам вкусные сэндвичи на хлебе, который пекла по утрам, и добавляла в корзину кусочки торта или своего домашнего яблочного пирога — ради которого можно было умереть — в качестве особого угощения. Деда даже соорудил нам качели из старой шины и повесил их на огромную иву, которая стояла на берегу реки. Мы часами раскачивались на дереве и прыгали в воду летом.

В более холодные месяцы мы ловили форель или катались на маленькой вёсельной лодке деда. Обычно грёб я, потому что, честно говоря, у тебя это получалось отстойно. Не важно, как ты старалась, у тебя никогда не получалось направлять лодку в ту сторону, куда ты хотела.

На твой двенадцатый день рождения твои бабушка и дедушка купили тебе красивую гнедую кобылу, которая принадлежала другу деда. Ты назвала её Малышка Тилли и очень её любила. Ты часами каталась вокруг меня на ней. Ей было четыре года, когда она попала к тебе, и у неё был такой мягкий характер, прямо как у тебя.

У вас двоих была особая связь. Каждый раз, когда мы приезжали на ферму, ты бежала на пастбище и изо всех сил кричала: «Малышка Тилли!» Она мчалась к тебе, где бы ни была, и забавно скакала, как только видела тебя. Затем, когда успокаивалась, она подходила к тебе и тёрлась мордой о твою голову. Связь между вами была просто поразительна.

Одним поздним днём мы вышли из реки, покупавшись. Ты подошла к дереву, чтобы отвязать поводья Малышки Тилли от ветки, пока я собирал одеяло и корзину для пикника. Я поднял взгляд как раз вовремя, чтобы увидеть, как Малышка Тилли поднялась на задние ноги, сбивая тебя на землю.

Мгновение я стоял в шоке — для неё это было так необычно — но затем я бросил корзину и побежал к тебе. Тогда я заметил большую сетчатую коричневую змею, которая лежала в траве и готовилась напасть. Её тело было скручено кругом, а голова поднялась и была нацелена прямо на тебя. Это вторая самая ядовитая змея в мире и может убить человека за несколько минут.

— Не двигайся, Джем, — прошептал я. — Совершенно замри.

Твои глаза расширились, когда я указал на змею, которая находилась на расстоянии меньше метра. Я никогда не забуду выражение чистого ужаса на твоём лице.

Я знал, что должен действовать быстро, и сказать, что мой адреналин стучал в венах, пока глаза осматривали окружающую листву, было бы преуменьшением. Я заметил маленький булыжник в нескольких метрах и, медленно и точно, подвинулся к нему. Он был тяжёлым, но мне удалось его поднять.

— Я досчитаю до трёх, — сказал я тебе, как только вернулся на место. — На счёт три, я хочу, чтобы ты встала и побежала к реке как можно быстрее. Хорошо?

Ты была слишком напугана, чтобы вообще говорить, так что вместо этого несколько раз моргнула глазами.

Используя всю свою силу, я поднял булыжник высоко в воздух.

— Раз. Два. Три!

Как только я краем глаза увидел, как ты побежала, я бросил булыжник. Слава богу, я попал в цель, потому что змея бросилась к тебе, как раз когда камень приземлился ей на голову.

Когда я подбежал к тебе, ты упала в мои объятия и начала рыдать.

— Ты спас мне жизнь, — сказала ты.

Я сделал то, что нужно было сделать, чтобы защитить тебя, но ты заставляла меня чувствовать себя героем.

Баба и деда были расстроены, когда мы рассказали им, что случилось, но баба тем вечером положила мне лишний кусочек яблочного пирога, в качестве награды за смелость. Малышка Тилли получила яблоко за своё участие тем, что сбила тебя с дороги, чтобы ты не наступила на змею.

Мы спали на двухъярусной кровати в свободной комнате, когда оставались у твоих бабушки и дедушки. В ту ночь, пока засыпал, я услышал, как ты прошептала в темноту:

— Я люблю тебя, Брэкстон Спенсер.

Это был первый раз, когда ты сказала эти слова вслух.

Я притворился спящим, так что мне не пришлось отвечать, но давай просто скажем, что в ту ночь я заснул с огромной улыбкой на лице.

То, что между нами было, слишком прекрасно, чтобы забыть.

Всегда твой,

Брэкстон

Я прочитываю письмо ещё раз, прежде чем приняться искать на дне конверта свои подвески. Я широко улыбаюсь, когда нахожу крошечное яблоко и красивую лошадь.

Интересно, что случилось с моей Малышкой Тилли?

Глава 17

Брэкстон

Я жду, пока доктор сделает свой утренний обход, проверит моего отца, прежде чем пойду домой, чтобы принять душ и переодеться. Мне хочется поехать домой к Кристин, чтобы увидеть свою девочку. Сегодня она обещала меня обнять, и хоть я не слишком сильно надеюсь, что это на самом деле произойдёт, сообщений, которые она вчера мне прислала, было достаточно, чтобы поднять мне настроение.

Я сохраняю относительное спокойствие, пока еду туда. Я стараюсь не ожидать слишком много; за последние несколько месяцев у меня было достаточно падений, чтобы хватило на всю жизнь. Но я благодарен, что она по-прежнему хочет видеть меня в своей жизни.

— Доброе утро, — говорю я, выходя из машины и подходя к дому.

— Доброе утро, — отвечает она, спускаясь по ступенькам. На её лице милая улыбка, которая согревает мне сердце. Теперь, кажется, мне не так больно, когда я смотрю на неё, потому что она выглядит счастливее. Мне тяжело было видеть её печаль после аварии. Это всё, чего я когда-либо хотел для неё, — счастье.

Я протягиваю ей руку, когда она доходит до последней ступеньки, и она охотно принимает её.

— Как ты себя сегодня чувствуешь?

— Хорошо. Я чувствую себя очень хорошо, — её взгляд опускается на дорожку под ногами, когда она останавливается рядом со мной. — Похоже, я должна тебе объятие.

Она выглядит неуверенно, когда её большие карие глаза, наконец, поднимаются к моим.

— Ты не должна обнимать меня, если для тебя это неловко, Джем.

— Но я хочу. Хочу по многим причинам. Я хочу обнять тебя из-за потери твоей матери. Я хочу обнять тебя за то, что спас меня от змеи. Я хочу обнять тебя за всё, что ты подарил мне после аварии. Неделями после моей комы… не было никакой надежды. Я даже не могу описать словами, что я тогда чувствовала. Были времена, когда я жалела, что выжила.

— Джем, — произношу я, когда к горлу поднимается комок. Я знал, что ей было грустно, по понятной причине, но никогда не думал, что всё было так отчаянно.

— Затем ты начал писать мне письма, — хоть в её глазах блестели слёзы, на её лице улыбка, пока она говорит. — Ты понятия не имеешь, что эти письма со мной сделали. Они дали мне надежду, когда её не было.

Её слова вызывают у меня улыбку.

— Я рад, что они помогают.

— Помогают, — на её лице появляется румянец, а выражение лица становится обнадёженным. — Так я могу тебя обнять?

— Всегда пожалуйста, — говорю я, широко раскрывая руки.

Она нервно хихикает, пока её руки обвиваются вокруг моей талии, её прикосновение пробуждает все мои нервные окончания.

Обхватив её руками, я притягиваю её ближе к себе.

— Тебе никогда не нужно спрашивать разрешения, чтобы обнять меня, Джем. Никогда. Считай меня своей личной машиной для объятий.

С её губ срывается сладкий смех, когда она зарывается лицом в мою грудь.

— Ммм. Ты так хорошо пахнешь.

Моя улыбка становится шире. Прежняя Джемма постоянно так говорила.

Всё во мне хочет зарыться лицом в её волосы и глубоко вдохнуть. У неё всегда был самый пьянящий запах, но я не хочу её напугать. Вместо этого я закрываю глаза и наслаждаюсь тем, что снова чувствую её в своих руках.

— Ферма моих бабушки и дедушки далеко отсюда? — спрашивает она, как только мы садимся в машину.

— В паре часов, — отвечаю я. — Моего отца сегодня выписывают из больницы, так что у меня не будет времени тебя отвезти, но мы можем съездить туда на выходных, если хочешь.

Когда я бросаю взгляд в её сторону, она улыбается.

— Мне бы этого хотелось, и я рада слышать, что твоему отцу лучше. Я бы хотела с ним встретиться.

— Когда будешь готова, только скажи.

— Я знаю, что технически уже знакома с ним, но…

— Ты могла бы поехать со мной в больницу после физиотерапии, если хочешь.

— Хорошо. Я бы с удовольствием.

Как и я.

* * *

— Мне нужно тебя предупредить, — говорю я Джемме, пока мы идём по длинному коридору к палате моего отца, — он может тебя не вспомнить, так что не расстраивайся, если этого не случится.

Полагаю, это работает в обе стороны, она тоже его не вспомнит.

— Почему он меня не помнит?

— У него Альцгеймер.

— О, Брэкстон, — с сочувствием произносит она. — Мне так жаль.

Вместо ответа я натягиваю улыбку. Мне тоже жаль. Я чувствую себя беспомощным, потому что не могу остановить прогресс этой болезни, но по большей части у меня болит за него сердце. Это так нечестно.

Когда мы заходим в его палату, он сидит в кровати с чашкой чая.

— Привет, пап, — говорю я, когда мы подходим к его кровати.

— И вам привет, — отвечает он, но я уже могу сказать по его ошеломлённому взгляду, что он не знает, кто мы.

— Ты сегодня выписываешься из этой конторы, — я поднимаю маленький пакет в руке, в котором лежит его одежда. — Я принёс тебе кое-какую одежду.

Я вижу, как его взгляд перемещается к Джемме, и когда я перевожу взгляд на неё, то вижу, как она с напряжением смотрит на него.

— А кто это милое создание? — спрашивает мой отец.

— Это Джемма.

— Приятно с вами познакомиться, мистер Спенсер, — говорит она, протягивая ему руку.

— Взаимно, юная леди.

Я подвигаю для Джеммы стул, и она просто сидит и смотрит на него.

Когда он допивает свой чай, я помогаю ему подняться с кровати и провожаю его в уборную, чтобы он мог переодеться. Я боюсь, что он снова упадёт. Печальная часть в том, что его тело по-прежнему разумно подтянутое и крепкое для его возраста. Его подводит только разум.

Я иду за Джеммой и своим отцом, когда мы доезжаем до дома. Она держит его под руку, пока они болтают. Это напоминает мне старые добрые времена, когда они обожали друг друга.

Когда-то я принимал всё, что у меня было, за должное, но больше нет. Я отдал бы что угодно, чтобы всё стало по-прежнему.

— Твой папа очень милый, — говорит Джемма, когда я выезжаю с парковки.

Персонал в доме престарелых любит его; он никогда не вызывает у них никаких проблем. Две медсестры суетились вокруг него, когда мы уходили, и он улыбался. Думаю, ему нравится всё это внимание, поэтому мне всегда легче оставлять его здесь.

— Он хороший человек. Вы двое когда-то были очень близки.

— Он мне очень нравится. Он давно болеет?

— Диагноз поставили почти три года назад. Поначалу он забывал мелочи, например, куда положил свои очки или принимал ли лекарства. Когда он начал задавать один и тот же вопрос бесконечное количество раз или постоянно повторяться, мы поняли, что есть проблема. Лекарства, которые прописал ему врач, немного помогали, но с тех пор болезнь прогрессировала с большой скоростью.

— Это так печально.

— Да уж. Меня разрывало на части от того, что пришлось привезти его сюда, но это лучшее место для него. Я должен стараться это помнить.

— Я могу представить, как тяжело тебе было принимать это решение.

— Было тяжело. Но ты оказывала огромную поддержку. Ты всегда знала, как поднять мне настроение. Не думаю, что я прошёл бы через это без тебя.

Мои глаза на мгновение отрываются от дороги, перемещаясь к ней. Боже, я так сильно скучаю по своей жене. Я знаю, она по-прежнему здесь, но, с другой стороны, это не так. Всё не так, как было раньше, и я не знаю, будет ли когда-нибудь снова.

Большую часть дороги до дома мы молчим, а затем она тихо произносит:

— Брэкстон?

— Да.

— Ты правда боишься высоты?

Я прочищаю горло, сворачивая на улицу Кристин.

Я не могу поверить, что вообще признался в этом спустя столько времени.

— Да.

Я слегка ёрзаю на сидении. Не знаю, почему из-за этого я чувствую себя менее мужественным, но это так.

— Ты должен был мне сказать. Уверена, я бы поняла, — она права, наверное, она поняла бы, но это моя неуверенность останавливала меня от признания в глубочайшем страхе. Я не могу пасть в её глазах. Она всегда заставляла меня чувствовать себя героем, когда на самом деле я был кем угодно другим. — Надеюсь, я не заставила тебя страдать слишком сильно.

Её ответ заставляет меня хохотнуть. Если бы она только знала. Когда я думаю обо всём, что она заставляла меня делать с ней за все годы из-за того, что я слишком боялся сказать ей правду, это кажется отчасти нелепым.

— Наши планы на выходные ещё в силе? Мы можем поехать в деревню в субботу утром, если хочешь, — говорю я, желая сменить тему.

— Звучит идеально.

— Отлично.

Когда я заезжаю на подъездную дорожку Кристин, она поднимает свою сумочку с пола у ног.

— Спасибо, что поехала со мной увидеться с отцом, — говорю я, когда она тянется к дверной ручке.

— Спасибо, что взял меня с собой, — она делает краткую паузу, прежде чем заговорить снова. — Ничего, если я буду иногда ездить с тобой к нему?

— Мне бы этого хотелось и, думаю, папе тоже. Забавно, он не помнит нас, но у меня всё равно такое ощущение, что он знает, что мы принадлежим ему.

Она улыбается, прежде чем открыть дверь.

— Увидимся завтра.

От меня не укрывается то, что она не цепляется за то, что я только что сказал. Ситуации с моим отцом и с ней очень похожи, но я не думаю, что она чувствует, что всё ещё принадлежит нам.

— Позволь мне открыть для тебя дверь.

— Всё нормально, я сама.

* * *

Я откидываюсь на спинку стула и перечитываю письмо в своих руках.

ПИСЬМО ПЯТОЕ…

Дорогая Джемма,

Девятое августа 2002 года. Это был твой тринадцатый день рождения, и потому, что он был таким важным, твоя мама организовала кое-что особенное — чаепитие со всеми твоими подружками из школы. Это должен был быть большой праздник. Приглашения были сделаны вручную и выглядели как приглашения на свадьбу, а не на именинную вечеринку девочки-подростка.

Она купила тебе красивое, нарядное розовое платье — оно было всё атласное, с оборками, бантами и кружевами. Она поставила большой белый шатёр на заднем дворе, и столы украшали связки розовых гелиевых шаров.

Твоя бабушка приехала помочь с приготовлением еды. Меню состояло из крохотных пирогов, тарталеток с джемом, причудливых кексов и бутербродов с огурцом, нарезанных на маленькие порции. Они были разложены на многоярусные подставки. Всё было шикарно.

Твоя мама даже записала тебя в местный салон красоты в то утро, чтобы тебе сделали причёску и маникюр. Тринадцать — означало, что ты становишься юной леди, и она хотела, чтобы праздник был стильным.

Ты не была пацанкой, но не была и неженкой, так что давай просто скажем, что тебя довольно раздражали все её планы.

— Я не хочу дурацкое чаепитие! — сказала ты мне. — Я даже не пью чай. Видел бы ты нелепое платье, в которое она хочет меня нарядить, Брэкс, — я стараюсь не смеяться, когда ты засовываешь палец в рот и притворяешься, что тебя тошнит. — Я буду выглядеть как та уродливая вязаная кукла, которую ба садила на запасной рулон туалетной бумаги, — я должен был согласиться, что кукла была ужасная и пугала меня до чёртиков, но ещё я знал, что невозможно, чтобы ты выглядела уродливо. — Я хочу надеть джинсы и футболку и пойти с тобой в «МакДональдс» и есть чизбургеры, пока не затошнит, и торт-мороженое. Много-много тортов-мороженого.

Мне было тебя жалко. Ты всегда с нетерпением ждала своего дня рождения. Каждый год первого января начинался твой отсчёт времени. Мне приходилось ждать до декабря, так что я не трудился считать свои дни.

— Уверен, всё будет не так плохо, — сказал я тебе. Я понятия не имел, что вообще включает в себя чаепитие, но знал, что твоя мама всегда шла ради тебя на всё, так что, что бы она ни планировала, это будет особенно. Ещё она всегда устраивала большую суету на мой день рождения после смерти моей мамы. Вот такой она была замечательной.

— Я знаю, это не твоё, тыковка, — сказал чуть позже твой отец, когда вышел искать тебя. Он всегда называл тебя тыковкой. — Но твоя мама приложила много усилий, чтобы устроить эту вечеринку. Она планировала её месяцами. Ты не можешь просто согласиться на это? Это всего на несколько часов. Она будет от этого так счастлива.

Когда он обвил тебя руками и поцеловал в макушку, я понял по угрюмому выражению твоего лица, что эта вечеринка состоится.

Твоя мама пригласила всех девочек из твоего класса. Конечно, я тоже был приглашён, но я был единственным мальчиком. Я ни за что не собирался сидеть там и попивать розовый лимонад и есть огуречные бутерброды с кучей девочек, напоминающих кукол для туалетной бумаги у твоей бабушки. Для практически четырнадцатилетнего мальчика это был кошмар. К счастью, твой отец чувствовал то же самое — хоть он не смел предлагать не проводить вечеринку; он сделал бы ради тебя что угодно, но любовь, которую он чувствовал к твоей матери, была чем-то иным — так что мы придумали план быть официантами дня. Твоя мама даже взяла нам на прокат смокинги, чтобы мы вписались в вечеринку.

Я месяцами выполнял странные работы по дому, чтобы заработать дополнительные карманные деньги, чтобы купить тебе подарок. Я купил тебе воздушного змея. Ты любила играть с моим, когда мы ходили на пляж. Твой был разноцветным, как радуга, в форме бабочки.

Я был на заднем дворе, помогал твоему отцу наполнять кувшин для напитков со льдом, когда ты вышла во двор через задние двери.

— Брэкстон, ты раскидываешь лёд, — сказал твой отец, но его слова не вызывали реакции. Я был полностью очарован тобой. Никогда не было момента, чтобы я не думал, что ты красива, но это был первый раз, когда ты украла весь мой воздух и оставила меня совершенно бездыханным. Будет ещё столько подобных моментов за все годы, но первый раз всегда запоминается больше всего.

Твои длинные каштановые волосы были распущены, прямо как мне и нравилось. Парикмахер мягко завил их и завязал красивый розовый бант, подходящий к твоему платью. Ты ничем не была похожа на куклу для туалетной бумаги. Ты была самым прекрасным созданием, которого я когда-либо видел, и такой взрослой. В тот момент мои настоящие чувства к тебе подтвердились. Я не просто любил тебя, я был по уши в тебя влюблён.

— Теперь можешь закрыть рот, сынок, — весёлым тоном сказал твоей отец.

Его заявления было достаточно, чтобы вернуть меня в реальность. Тогда я понял, что пакет в моих руках уже пустой, а его содержимое, лёд, собрался в маленькую горку вокруг моих ног.

Вечеринка шла хорошо, и тебе, казалось, даже было весело. Ну, до тех пор, пока Соня Митчелл не прицепилась ко мне. Она была вредной девочкой из твоего класса, и она никогда тебе не нравилась.

Я был у бара, наполнял стаканы розовым лимонадом и ставил их на поднос, изо всех сил стараясь игнорировать её. Это было грубо с моей стороны, но она ходила за мной больше часа, и это начинало действовать мне на нервы. На вечеринке была только одна девочка, которая меня интересовала, и это была ты.

Через несколько минут ты подошла к нам, схватив один из стаканов с подноса. Я был одновременно доволен и облегчён, когда ты встала рядом со мной. Ты небрежно смотрела на Соню, попивая свой розовый лимонад. Но это никак не остановило её попытки.

— Должно быть, тебе скучно постоянно тусоваться с Джеммой, — сказала она стервозным тоном, оглядывая тебя сверху вниз. Я услышал, как ты ахнула рядом со мной, но прикусил язык. Я не хотел говорить или делать что-то, что разрушит твою вечеринку. Это был твой особенный день, и твоя мама через столько всего прошла.

Мой ответ прозвучал незамедлительно.

— Никогда! Тусоваться с Джем — моё любимое занятие.

— Ха, — нахмурилась она, сузив глаза в твою сторону, прежде чем вернуть внимание обратно ко мне. Улыбаясь, она невинно накрутила свои длинные светлые волосы на палец, что было иронично; она была какой угодно, но не милой, и ни на секунду меня не одурачила. — Тебе стоит как-нибудь прийти в ресторан моего папы, Брэкс. Мы можем сделать тебя нашим особым гостем.

Её глаза снова сузились, когда переместились обратно к тебе, и я с трудом пытался сохранить спокойствие.

— Хочешь пойти со мной, Джем? — спросил я.

— Я имела в виду только тебя… одного, — огрызнулась Соня. Сказать, что я не ожидал от тебя последующей реакцией, было бы преуменьшением. Ты дёрнулась вперёд, притворяясь, что споткнулась, что было довольно-таки невозможно, потому что ты стояла на месте.

— О боже, мне так жаль, Соня, — сказала ты, когда розовый лимонад из твоего стакана впитался в её белое шёлковое платье.

— Ааа! Ты сделала это специально, — кричала она, разворачиваясь и в слезах убегая в дом.

Я старался не засмеяться, честно, старался, но в тот момент, когда мой взгляд переместился к тебе, и я увидел, что ты борешься с улыбкой, я сорвался. Это было самое забавное, что я когда-либо видел. Как раз пришла пора кому-нибудь поставить Соню Митчелл на место.

Через десять минут за ней приехал её отец. Вечеринка, казалось, только стала лучше, когда она ушла. Соня никогда особо не разговаривала с тобой после того дня, но тебя это нисколько не беспокоило.

На следующее утро ты рано постучала в мою дверь. Я был ещё в пижаме, ел «Коко Попс», пока смотрел телевизор.

— Можешь помочь мне собрать воздушного змея? — взволнованно спросила ты. — Папа предложил помочь, но я хочу, чтобы это сделал ты.

В тот год на день рождения тебе дарили драгоценности, одежду, духи и множество девчачьих вещей, но ты сказала мне, что воздушный змей был твоим любимым подарком. Ты не представляла, как я был счастлив этому.

Мы собрали его в мгновение ока, и ты нетерпеливо сидела на моём диване, ожидая, пока я побежал наверх переодеться.

Это был мрачный, пасмурный зимний день, но ветра было достаточно, чтобы запустить змея в воздух. Я наблюдал, как ты бегаешь кругами по заднему двору, змей летел за тобой. Когда я видел тебя счастливой, моё сердце всегда улыбалось. До сих пор это оказывает на меня тот же эффект.

Всё шло идеально, пока не поднялся большой порыв ветра, и змея не сдуло к большому дереву во дворе, цепляя его на одну из веток. Я пытался снова и снова распутать его для тебя, но это было бесполезно.

Твоя нижняя губа начала дрожать, пока ты боролась со слезами, и моё сердце вдруг начало болеть. Единственным способом спустить змея было кому-то залезть и достать его. Он был так высоко, и я молился, чтобы этим кем-то был не я.

— Я пойду проверю, сможет ли нам помочь твой папа, — сказал я и побежал в дом. Можешь представить, как я себя чувствовал, когда твоя мама сказала, что он ушёл за воскресной газетой.

Мои ноги еле тащились, пока я выходил обратно, чтобы рассказать тебе плохие новости.

— Я залезу и достану его, — сказала ты.

— Нет, Джем. Слишком высоко.

Я схватил тебя за локоть, чтобы попытаться остановить.

— Отпусти, — огрызнулась ты, вырывая руку из моей хватки. — Я залезу туда.

Ты была такой упрямой, и как бы меня ни ужасала идея залезть на то дерево, у меня особо не было выбора. Я ни за что не собирался позволить тебе сделать это.

— Ладно. Я залезу и достану.

Я чувствовал подступающую тошноту, забираясь на первую ветку. «Не смотри вниз… не смотри вниз», — скандировал я в своей голове, поднимаясь выше.

— Будь осторожен, Брэкс, — крикнула ты снизу.

Клянусь, всё моё тело дрожало, когда я поднял ногу и подтянул тело на последнюю ветку. Я сидел там долгое время, парализованный страхом. «Не смотри вниз… не смотри вниз», — продолжал я повторять мысленно снова и снова.

— Ты в порядке? — крикнула ты.

— В норме.

Это было не так, но я ни за что не собирался признаваться тебе в этом.

Потянувшись в задний карман, я достал свой швейцарский нож. Он принадлежал моему дедушке. Он подарил его моему папе на его тринадцатый день рождения, и тот поддержал традицию, передав нож мне. Я носил его повсюду, кроме школы.

— Что ты делаешь?

Я медлил, вот, что я делал. В тот момент я не мог найти смелости двигаться.

— Я вырезаю своё имя на дереве.

Я соврал. Я вырезал своё сердце на том стволе. Мой глубочайший, темнейший секрет — мой страх потерять тебя останавливал меня от того, чтобы когда-либо рассказать тебе это.

На самом деле, возможно, прошло всего десять минут, но мне казалось, что прошла вечность. И у тебя заканчивалось терпение.

— Давай, Брэкс. Я хочу своего змея.

— Ладно.

Я убрал свой нож и положил его обратно в карман. Затем я сделал глубокий вдох и заставил себя двигаться, ложась на ветку. «Не смотри вниз… не смотри вниз».

Я продвинулся всего на метр, когда услышал первый хруст. Моё сердце билось так быстро, что я слышал гул в ушах.

— Пожалуйста, будь осторожен, — снова крикнула ты.

Я слышал страх в твоём голосе, и это только усилило мою панику. Я сделал ещё один глубокий вдох и продолжил ползти вперёд, один ужасающий сантиметр за другим. Моя хватка на ветке усилилась, и прежде чем я вообще понял, что происходит, я уже падал.

— Брэээээкс! — услышал я твой крик за мгновения до того, как с силой ударился о землю.

После этого я мало что помню.

Мой отец был на работе, но твои родители отвезли меня в больницу. Мои травмы не были серьёзными, но рука была сломана в двух местах. С позитивной стороны, твой змей упал вместе со мной.

В больнице меня оставили на несколько часов для обследования, потому что при падении я ударился ещё и головой. Ты сидела у моей кровати в неотложке и держала мою ладонь, пока мне гипсовали руку. Я сбился со счёта того, сколько раз ты извинилась.

Мой отец закрыл магазин и приехал прямиком ко мне, когда ему позвонили твои родители. Я чувствовал себя плохо, когда видел мучения на твоём лице. Ты отказывалась уходить с родителями, как и я несколькими годами ранее, когда тебя ужалила медуза. Ты всё время оставалась рядом со мной.

Как только мы приехали домой, мой отец велел мне пойти прилечь. Не считая тупой боли в руке, я чувствовал себя нормально, но сделал так, как он сказал. Я мог сказать, что он злится на меня за то, что я безответственно залез на дерево, но ещё он был невероятно облегчён тем, что я в порядке. Теперь я это понимаю; после всего, что произошло с моей мамой, у него остался только я.

Ты пошла за нами в мою комнату, и когда мой отец предложил тебе пойти домой, чтобы я мог отдохнуть, ты отказалась. Я был благодарен, что он разрешил тебе остаться. Ты сидела на краю моей кровати, пока отец суетился вокруг меня, но как только он вышел из комнаты, ты откинула моё одеяло и забралась в кровать рядом со мной. Ты никогда раньше не делала ничего подобного.

— Мне так жаль, Брэкс, — сказала ты в стомилионный раз, обвив рукой мою талию и прижавшись к моей груди. Когда я услышал твой всхлип и понял, что ты плачешь, я притянул твоё тело ближе к своему.

— Перестань извиняться, Джем. Это не ты виновата, это была случайность.

— Когда ты упал с того дерева… я… я… я думала, что потеряю тебя, — рыдала ты. — Мне никогда в жизни не было так страшно.

— Не плачь.

Я водил рукой по твоей спине, в попытке успокоить тебя.

— Я не могу представить свою жизнь без тебя, Брэкстон Спенсер, — прошептала ты.

Я тоже не могу представить свою жизнь без тебя, по-прежнему не могу. Ты моя жизнь, Джем.

Я крепко обнимал тебя, пока ты не уснула. Это был первый раз, когда ты спала в моих руках. Прежде чем закрыть глаза, я нежно поцеловал твои волосы и только тогда посмел сказать слова, которые никогда раньше не мог озвучить:

— Я люблю тебя всем сердцем, Джемма Изабелла Розали Робинсон.

То, что было между нами, слишком прекрасно, чтобы забыть.

Всегда твой,

Брэкстон

Я складываю письмо и кладу его в конверт, добавляя крохотный кулон в виде дерева. Я пытался найти для неё и воздушного змея, но у ювелира их не было в запасе.

Уже почти полночь, когда я выключаю свой ноутбук и хватаю дипломат, который стоит рядом со столом, выключая свет по дороге из кабинета. Я не думаю, что когда-нибудь привыкну к мысли возвращаться в пустой дом, где меня не ждёт Джем.

Я уже почти дома, когда решаю поехать другой дорогой. Я знаю, она уже будет в кровати, но желание быть рядом с ней переполняет.

Я кладу письмо в почтовый ящик, затем отхожу назад и поднимаю взгляд на окно спальни Джеммы. Не уверен, как долго я стою на дорожке у дома Кристин, но проходит некоторое время.

Хоть у меня на сердце тяжело, я улыбаюсь, вспоминая тот самый первый день, когда увидел её прижавшейся к стеклу, наблюдающей за мной. В тот момент я никогда не предсказал бы, как мы станем близки в последующие годы.

Я отдал бы что угодно, чтобы спать там, рядом с ней, и держать ее в своих руках.

Что угодно.

Глава 18

Брэкстон

Я не могу сдержать восторга, пока бегу по ступенькам к входной двери Кристин. Я не сплю с пяти утра, бесцельно бродил по дому, просто ожидая, когда наступит время выходить. Я даже пропустил свою обычную утреннюю тренировку и кофе на задней веранде, потому что не мог усидеть на месте.

— Доброе утро, Кристин, — говорю я, наклоняясь вперёд, чтобы поцеловать её в щёку, когда она открывает дверь.

— Доброе утро, — отвечает она, сияя. — Кажется, счастье на лице моей малышки заразительно.

— Я провожу день с ней. Ты не представляешь, насколько я от этого счастлив.

— Думаю, представляю, — отвечает она, нежно гладя меня по руке. — Я рада, что вы двое со всем разбираетесь.

— Нам ещё далеко двигаться, но мы не спешим.

Она улыбается, отходя в сторону, чтобы меня впустить.

— Джемма! — кричит она у лестницы. — Брэкстон пришёл.

— Иду! — отвечает Джемма.

Я пытаюсь стоять на месте, нетерпеливо ожидая, когда увижу её. Через несколько секунд я резко выдыхаю, когда она появляется на верхней ступеньке лестницы. Первое, что я замечаю, это то, что она изменила причёску. Её тёмно-каштановые локоны теперь короче и заканчиваются как раз над плечами. Это не похоже на то, как было всегда, но мне нравится.

Её лицо украшает красивая, но неуверенная улыбка, пока она спускается по лестнице. На неё симпатичный белый сарафан, который подчёркивает её стройное тело и загорелую кожу. У меня пальцы чешутся от желания потянуться и прикоснуться к ней. Она всегда сияла бронзой — особенно летом, когда мы проводили так много времени на пляже — но прошли месяцы с тех пор, как она была на солнце.

Я протягиваю ей руку, когда она оказывается в пределах досягаемости.

— Ты выглядишь прекрасно, — говорю я. — И мне нравится твоя причёска.

— Правда? — спрашивает она, в то время как её щёки розовеют. Я считаю очаровательной её застенчивость, нечто новое, что я узнал о ней.

— Правда.

Она заправляет локон волос за ухо, а на её лице расцветает улыбка.

Мой взгляд падает на неровные красные шрамы, которые теперь видный вдоль её линии роста волос. Это нисколько не лишает её красоты, но, тем не менее, я чувствую укол в сердце. Они будут служить постоянным напоминанием обо всём, что мы потеряли.

— Я вчера их подстригла, пока гуляла. И это тоже купила, — говорит она, махая юбкой платья.

— Оно прелестно.

— Спасибо.

Я понятия не имел, что она вчера гуляла, но я не особо знаю, чем она занимается в течение дня, помимо наших ежедневных поездок на реабилитацию. Кристин говорила мне, что Джемма проводит большинство времени в своей комнате, что меня печалит. Она всегда была любительницей активного отдыха, и она ненавидела быть запертой.

— Я ездила на автобусе в город.

— Ого. Это отлично, — как бы мне ни хотелось, чтобы она проводила время со мной, я рад, что она начинает выходить из дома, начинает снова жить. — Я горжусь тобой.

— Я хотела вернуться обратно на тот пляж, куда ты водил меня.

— А, это объясняет твой загар.

— Я не заходила в воду, просто сидела на солнце и наблюдала за волнами. Мне там очень нравится, — с придыханием говорит она.

— Это всегда было твоё любимое место.

— Я бы хотела, чтобы ты что-нибудь поела перед уходом, Джемма, — говорит Кристин, когда мы проходим на кухню. — Мне не нравится думать, что ты идёшь гулять на пустой желудок.

— Я в порядке, — говорит Джемма, целуя мать в щёку, прежде чем взять с кухонного стола корзину. — У нас есть это, помнишь? — её взгляд двигается ко мне. — Я собрала нам пикник на ланч. Какой у нас был у реки на ферме ба и деда.

Я улыбаюсь, забирая у неё из рук корзину. Сегодняшний день уже напоминает прежние времена.

***

— Это прекрасное место, — говорит Джемма, когда мы проезжаем через маленький городок и направляемся к покатым зелёным холмам деревни. За последние несколько лет ничего не изменилось. — Всё такое зелёное… такое живописное. Я понимаю, почему мои бабушка и дедушка решили никогда не уезжать.

— Им здесь нравилось. Здесь вырос твой дедушка. Ба переехала сюда после их свадьбы.

— Расскажи мне о них, Брэкстон. Я знаю только то, что ты говорил мне в письмах. Кристин никогда не говорит о них.

— Они были замечательными людьми… по-настоящему замечательными. Я не знаю, как они познакомились, но уверен, что твоя мама может рассказать тебе эту историю. Я знаю, что ба была городской девушкой, пока не вышла замуж. Ей нравилась её жизнь здесь, с дедом.

— Хотелось бы мне их вспомнить, — мне бы тоже хотелось, чтобы она вспомнила. Хотелось бы, чтобы она вспомнила меня и то, как сильно мы любили друг друга. — Что с ними случилось? Как давно они умерли?

Я знал, что этот вопрос сегодня поднимется. На него не было хорошего способа ответить.

— Первым умер твой дед, — говорю я, бросая взгляд в её сторону. — Это было неожиданно и очень внезапно.

Она колеблется с ответом.

— Как?

— У него случился сердечный приступ в саду. Когда он не пришёл домой на ланч, ба пошла его искать и нашла его на земле, под одной из яблонь. Она пыталась привести его в чувства. Судмедэксперт сказал, что он был мёртв больше часа к тому времени, как она его нашла.

Я вижу, как её рука поднимается ко рту, её голова отворачивается от меня.

— Бедная ба, — слышу я её шёпот. Точно, бедная ба. Смерть деда сломала её, и то, что произошло в следующие дни, доказало это.

Визжат шины, когда я сворачиваю с главной дороги и направляюсь по длинной гравийной дорожке, которая ведёт к фермерскому дому. Ветки больших палисандровых деревьев, которые растут вдоль обеих сторон подъездной дорожки, переплетаются посередине, образуя нечто похожее на арки. Как жаль, что они сейчас не цветут; море фиолетовых цветов, которые покрывают деревья в цвету, и одеяло, которое они создают на земле, когда цветы падают, — это прекрасное зрелище. Джемма так любила это. Надеюсь, я получу шанс привезти её сюда весной, чтобы она снова испытала это.

Когда мы доезжаем до конца подъездной дорожки, в поле зрения показывается ферма. Прошло три года с тех пор, как я был здесь, но это место не изменилось. Сады не такие разноцветные и пышные, как когда-то, но одно пребывание здесь вызывает у меня улыбку. Ба любила свой сад и суетилась здесь часами, пока дед работал на земле за домом. Это место содержит для меня так много замечательных воспоминаний, как когда-то и для Джеммы.

— Ты в порядке? — спрашиваю я, кладя руку на ногу Джеммы, когда заглушаю двигатель.

— Да, — отвечает она, поворачиваясь лицом ко мне. Она улыбается, но я могу сказать, что улыбка натянутая.

— Это было ужасное время для всех нас.

— Я могу представить.

— Это их ферма, — говорю я, указывая через лобовое стекло. — Хочешь осмотреться вокруг?

— А нам можно? Здесь живёт кто-нибудь другой?

— Нет. Твои бабушка и дедушка в завещании оставили это место твоей матери.

Кристин не была здесь со смерти бабушки, но не продаст эту землю. Её ранило то, что произошло в тот день, но это место когда-то было её домом. Это всё, что у неё осталось от родителей, и я знаю, что она никогда не расстанется с ним.

Я думал попросить у Кристин ключи, чтобы зайти внутрь, но не хотел испытывать удачу. Огромный шаг уже просто привезти Джем сюда. Я месяцами пытался упросить Джемму вернуться сюда после смерти ба, но она категорически отказывалась.

Мы идём по передней тропинке к дому — глаза Джеммы оглядывают всё вокруг, когда мы поднимаемся на большую круговую веранду. Ба и деда всегда сидели здесь по вечерам. Летними месяцами они сидели бок о бок, пили ледяной чай, и ба готовила домашний лимонад для нас с Джем. Более холодными вечерами, они сидели под разноцветными пледами, которые связала ба. У нас с Джем тоже были свои пледы.

— Это были кресла-качалки ба и деда, — говорю я, когда она проводит рукой по спинке одного из них. — Мы сидели вон на тех качелях, — я слегка поворачиваю тело и указываю на дальний конец веранды, где длинная деревянная скамья свисала с крыши на больших цепях. — Или, время от времени, мы лежали на траве и смотрели на звёзды, — я дал ей мгновение обдумать всё это, прежде чем заговорить снова. — Иди оцени вид с задней части дома. Оттуда видно весь сад.

— Хорошо.

Она улыбается, когда я кладу руку на её поясницу и направляю в ту сторону. Когда мы доходим до края дома, она вдруг останавливается.

— Ого.

Я довольно уверен, у меня был такой же взгляд изумления, когда я впервые приехал сюда. Она делает несколько шагов вперёд, и её руки хватаются за перила, пока она всё оглядывает. Отсюда видно не только ряды идеально высаженных яблонь, но ещё покатые зелёные холмы позади них. Вид отсюда прямо как на открытке.

— Это потрясающе.

— Это точно, — отвечаю я, но в отличие от неё, я говорю не о пейзаже. Мои глаза сосредоточены на ней.

Когда я слышу урчание её желудка, я опускаю взгляд на свои часы и вижу, что сейчас почти полдень.

— Нам стоит устроить пикник у реки? Отсюда идти всего пять минут, всё будет как в старые времена.

Она улыбается.

— Я бы с удовольствием. Я надеялась, что мы увидим реку.

Я так много должен ей показать. Я растяну этот день так надолго, как смогу. Кто знает, когда снова выдастся эта возможность?

Я оставляю её стоять на веранде, пока забираю из машины корзину для пикника и плед.

Пока мы идём по траве к яблоням, она указывает на большой деревянный амбар.

— Что там?

— Там дед держал свою аппаратуру и яблоки после урожая.

— Он большой.

Хоть за деревьями не ухаживали уже несколько лет, они были на удивление в хорошем состоянии. Но мне жаль видеть все сгнившие яблоки, разбросанные на земле под деревьями, это такой убыток.

— Что это было? — спрашивает Джемма, хватая меня за руку.

— Где?

— Этот шорох, — резко останавливаясь, я прислушиваюсь. Когда я слышу звук, о котором она говорит, я поворачиваю голову в ту сторону. — Думаешь, это змея? — спрашивает она, подвигаясь ближе ко мне.

— Не в это время года, не достаточно тепло, — усмехаюсь я. — Стой здесь. Я пойду проверю.

— Я пойду с тобой.

То, как она цепляется за мою руку, говорит мне, что она напугана.

— Нечего бояться.

— Я не боюсь, — говорит она, распрямляя плечи.

— Верно, — снова усмехаюсь я, потому что чертовски хорошо знаю, что она боится.

Мы проходим несколько рядом, и шум становится громче. Вытянув руку, я замедляю её. Слегка присев, я улыбаюсь, когда вижу маленького козлёнка, поедающего яблоки, которые упали с дерева.

— Шшш, — я прикладываю палец к губам и жестом другой руки прошу Джемму идти за мной. — Идём, — шепчу я.

Все признаки страха исчезают в тот момент, когда на виду показывается козлёнок.

— О боже, он такой милый, — тихо говорит она. — Такой крохотный.

Позади нас раздаётся громкое блеяние, заставляя Джемму закричать и прыгнуть мне за спину. Я откидываю голову назад и смеюсь, когда вижу две больших козы, стоящих в нескольких метрах.

— Это не смешно, — говорит она, шлёпая меня по руке. Я думал иначе; по-моему, это было потрясающе. Когда большая коза подходит ближе и снова мекает, пальцы Джеммы впиваются в мою плоть. — Прогони их. Пожалуйста, прогони их.

— Ты ведь не боишься коз, а?

— Нет! Эмм, да. Чёрт, Брэкстон, они кусаются?

— Это могут быть дикие козы. Наверное, они пытаются забрать своего детеныша.

Она высовывает голову из-за моего плеча.

— У этого есть рога, — мы слышим очередное блеяние и видим, как с другой стороны подходит больше коз. — Чёрт, там ещё. Они окружают нас и готовы напасть.

Я слышу напряжение в её голосе, но всё равно не могу сдержать смех.

— Они на нас не нападут, — говорю я, пытаясь успокоить её.

— Убери их! — она уже начинает паниковать, так что я начинаю действовать.

— Кыш! — кричу я, делая шаг вперёд и выбрасывая перед собой свободную руку.

Я ожидаю, что они убегут, но происходит не это. Вместо этого, к моему изумлению, они все падают на бок, как домино, их замершие ноги торчат из-под них. Это такой комичный вид, что я не могу контролировать громкий смех, который вырывается у меня изо рта. Пока не начинает говорить Джемма.

— О боже, ты убил их, — кричит она. На краткую секунду я думаю, что действительно убил, пока несколько из них не двигаются, дёргая телами в попытках встать. Остальные быстро следует примеру. Это самое странное, что я когда-либо видел. Меня только что одурачило маленькое стадо коз?

— Какого чёрта только что произошло? — спрашиваю я.

— Я не знаю.

Я поворачиваюсь к Джемме и вижу на её лице то же ошеломлённое выражение.

— Ты это видела, да? — если бы она не была свидетельницей этого, я мог бы поклясться, что у меня галлюцинации. — Они изобразили собственную смерть?

— Думаю, они упали в обморок, — говорит она. Улыбка растягивает её губы за мгновения до того, как она закрывает рот рукой и начинает смеяться. Это начинается как хихиканье, но вскоре превращается в настоящий хохот. Это заразно. Когда она фыркает, я теряю контроль до такой степени, что в глазах появляются слёзы, а бока болят. Приятно снова смеяться по-настоящему, но важнее слышать смех Джем.

Мы оба всё ещё посмеиваемся, пока продолжаем идти к реке и слышим шум воды, когда приближаемся.

— Вау, — говорит она, когда в поле зрения показывается река. — Это ещё прекраснее, чем я представляла.

— Это довольно особенное место, — соглашаюсь я, раскладывая покрывало и корзину для пикнику, после чего иду за ней к краю воды.

— Мне нравится это в твоих письмах, — говорит она, когда я останавливаюсь рядом с ней. — То, как ты всё описываешь… Клянусь, если я закрою глаза, то практически могу всё представить.

— Я рад, что они тебе нравятся. Хочешь услышать кое-что интересное?

— Конечно.

— После аварии я немного почитал о человеческом мозге и узнал, что мы помним только двадцать процентов своей жизни. Помимо этого, с нами обычно остаются только острые моменты из прошлого… то, что тогда выделилось. Ты была такой важной частью моей жизни, Джем, что это естественно, что мои острые моменты включают тебя.

— Ого. Только двадцать процентов? Я думала, будет больше.

— Я тоже.

Я наклоняюсь и поднимаю камешек из-под ног, затем кидаю его по воде. Будучи детьми, мы с Джем соревновались, чей камень больше раз отскочит. Обычно выигрывал я, но были времена, когда я специально кидал плохо, чтобы она могла победить. Но я никогда не признаюсь ей в этом. У неё был ярый дух соперничества, и ей бы не понравилось, если бы она узнала, что выиграла не по праву.

Она наклоняется и поднимает камень.

— Можешь научить меня так делать?

— Конечно. Зажми его между указательным и большим пальцем, — я пытаюсь игнорировать поднимающиеся чувства, когда обвиваю пальцами её руку, чтобы переложить камень. Мой взгляд встречается с её глазами, и я вижу, что она смотрит на меня, но отвожу взгляд. Мне так легко потеряться в этих больших карих глазах, и я переживаю, что сделаю что-нибудь глупое, например, попытаюсь её поцеловать. — Старайся держать камень под этим углом, когда бросаешь его, чтобы он отскочил по поверхности воды, а не потонул.

Её первый бросок не удаётся, и камень опускается прямиком на дно, но проявляется стальная решимость моей прежней Джем, когда она берёт камень за камнем, пока всё не получается. Мне нравится, что хоть она и не тот человек, которым когда-то была, всё равно присутствуют некоторые характеристики её прежней жизни.

— Ты голоден? — спрашивает она, ведя меня обратно к пледу для пикника.

— Ужасно.

— Хорошо. Я собрала кучу всего, — она тянется к корзине для пикника и достаёт контейнер, до краёв наполненный сэндвичами, разрезанными на треугольники. — Я не была уверена, что тебе нравится, так что положила ветчину, сыр и латук.

Я вижу, как на её лице появляется усмешка.

— Мне нравится, что мои письма вернули тебе часть твоего прошлого.

— Я перечитывала их столько раз, что сбилась со счёта, — она вздыхает, когда её взгляд опускается к контейнеру на её коленях. — Я не хочу, чтобы они были просто словами на листке бумаги… Я хочу, чтобы они были такими знакомыми воспоминаниями, что практически казались реальностью.

— Они и есть реальность, — говорю я, тянясь к её руке. Когда она поднимает лицо, чтобы снова встретиться с моим взглядом, печаль в её глазах тянет мне сердце. — Всё, что мы разделили, было реальным, Джем, — я выпускаю длинный выдох и заставляю свой голос оставаться ровным. — Это было реально, — повторяю я, сжимая её руку.

Мы едим свой ланч в тишине, просто наслаждаясь пейзажем, солнечным светом и компанией друг друга.

— Я приготовила тебе кое-что особенное, — говорит она, когда мы доедаем сэндвичи. Она снова тянется к корзине и достаёт блюдо, завёрнутое в красно-белую ткань.

— Я спросила у Кристин бабушкин рецепт…

Она снимает полотенце и раскрывает аппетитный яблочный пирог.

— Это бабушкин рецепт? — спрашиваю я, подсаживаясь ближе и потирая руки.

— Яблоки могут быть не так хороши, как здесь, на ферме, но я следовала рецепту. Хотя Кристин помогла мне с тестом. Надеюсь, тебе понравится.

— Уверен, он вкусный, — я улыбаюсь, переводя взгляд с пирога на неё. — Спасибо, что прошла через все эти проблемы.

— Ты так хорошо обращался со мной, мне хотелось сделать тебе приятно.

Я наблюдаю, как она отрезает большой кусок и кладёт его на одну из красных пластмассовых тарелок, которые взяла с собой.

— Подожди, я достану тебе вилку, — говорит она, копаясь на дне корзины.

— Спасибо, — я не знаю, то ли это из-за бабушкиного рецепта, то ли из-за того факта, что его приготовила Джемма, но с моих губ срывается стон, как только первый кусок оказывается у меня во рту. — Ммм.

Пока мы едим, её губы растягивает улыбка, что делает меня ещё счастливее.

Как только я съедаю вторую порцию пирога, мы складываем всё обратно в корзину.

— Ты хотела бы прогуляться вдоль берега реки? Как мы делали, когда были детьми?

— С удовольствием.

Встав, я помогаю ей подняться на ноги.

— Видишь ту шину на земле под деревом? — спрашиваю я. — Это были наши качели. Должно быть, верёвка порвалась из-за погоды.

— Жалко. Но дерево красивое.

— Это ива.

— Было бы отлично залезть на это дерево… ну, может, не для тебя, — я не могу не хохотнуть от её комментария и от себя. — Мне нравится, что я знаю о тебе то, что прежняя я не знала.

— Полагаю, на листе бумаги намного легче признаться в своих страхах.

Она останавливается и указывает на воду.

— Думаю, я только что видела, как на поверхность поднялась рыба, — я слежу взглядом за её рукой. — Вон она снова.

Восторг в её голосе вызывает у меня усмешку. Рыба? Это очень непохоже на то, что она подумала в первый раз, когда увидела это в детстве.

— Это утконос, не рыба и не Лохнесское чудовище.

Я улыбаюсь сам себе, когда вспоминаю тот день, так много лет назад.

Её взгляд не отрывается от воды, ожидая возвращения существа.

— Лохнесское чудовище?

— Просто миф, — с улыбкой отвечаю я. — Следи за краем воды и можешь увидеть его на суше. Обычно они роют свои норы вдоль края воды.

— Хорошо.

Она смотрит на меня и повторяет мою улыбку, прежде чем перевести взгляд обратно к реке.

Несколько минут мы гуляем в тишине, пока она не задаёт мне вопрос, которого я боялся.

— Брэкстон… Что случилось с бабушкой?

Я знаю, что мой ответ расстроит её, но я должен ей рассказать.

— Дедушкина смерть сломала её, — я оттягиваю воротник своей майки при одной мысли об этом. — На похоронах было хуже всего. Нам с твоим отцом пришлось помочь ей зайти в церковь, она едва могла ходить.

— Это так печально, — говорит Джемма.

— Так и есть. Я никогда не видел её такой разбитой. Она всегда была таким счастливым человеком. На похоронах, когда пришло время опускать гроб в землю… — я выдыхаю, прежде чем продолжить. — Она бросилась на крышку гроба, умоляя его забрать и её тоже.

— О боже.

— Твоя мама жила с ней на ферме некоторое время. Она пыталась уговорить бабушку вернуться в город и жить с ними, но та отказалась уезжать. Ферма была её домом и её связью с дедом.

— Это так грустно.

— В тот вечер мы поехали обратно в город с твоим отцом. Я обнимал тебя, пока ты не уснула в слезах, — она останавливается и поворачивается лицом ко мне, обращая на меня всё своё внимание. — Позже на той неделе, нам позвонила твоя мама.

Я замолкаю. То утро по-прежнему преследует меня.

Стефан был на рабочем собрании, так что Кристин позвонила нам. Джем была в душе, так что трубку взял я. Я благодарен за это, потому что Кристин истерично кричала в телефон. Я едва мог разобрать, что она говорит. Я никогда не слышал её такой сломленной. «Она не просыпается… Она не просыпается, — плакала она в трубку. — О боже! Кто-нибудь, пожалуйста, помогите мне… Она не просыпается».

Я никогда не чувствовал себя таким беспомощным, как в тот момент. Мы забрали Стефана и втроём поехали прямо на ферму.

— Что она сказала?

— Она пошла тем утром будить бабушку, а та… — Джем уже может сказать, к чему я клоню, потому что её рука снова поднимается прикрыть рот. — Она… эмм… умерла во сне. Судмедэксперт сказал, что у неё случился сердечный приступ, прямо как у деда. Она хотела быть со своим мужем, и её желание исполнилось, — я тяжело сглатываю, и когда вижу, что Джемма вытирает слёзы с глаз, инстинктивно притягиваю её в свои объятия, кладя подбородок на её макушку. — После того дня твоя мама никогда не была прежней.

Она не отвечает, но сжимает меня крепче.

***

— Не могу поверить, как много сегодня звёзд на небе, — говорит Джемма, пока мы лежим на пледе и смотрим в темноту. Кажется, она не спешит уходить, а я слишком сильно наслаждаюсь своим временем с ней, чтобы вообще предлагать это.

— Я знаю. В городе никогда не увидишь так много звёзд.

Мои уши заполняет спокойный звук текущей реки и затишье вдали. Я уже несколько месяцев не чувствовал себя таким расслабленным.

— О, ты это видел? — произносит она, указывая вверх.

— Падающая звезда, — за ней быстро следует ещё одна. — Тебе нужно загадать желание.

— Зачем?

— Это обычай — загадывать желание при падающей звезде.

— Оу.

Я поворачиваюсь лицом к ней и в лунном свете вижу, как её глаза зажмуриваются. Это заставляет меня вспомнить первый раз, когда она увидела падающую звезду, когда мы были детьми. Единственная разница в том, что в тот день она озвучила своё желание вслух — я отдал бы что угодно, чтобы узнать, что она загадывает сейчас.

Меня охватывает печаль, когда мы, наконец, решаем собираться и ехать домой. Я скучал по этому месту, и, вернувшись сюда с Джеммой, я немного успокоился, и, думаю, она тоже. Я могу только надеяться, что она позволит мне однажды снова привезти её сюда. Сердцем я знаю, что бабушка и дед хотели бы видеть нас здесь.

— Хорошо, что сегодня полнолуние, — говорю я, когда мы идём обратно к ферме.

— Почему?

— Иначе мы бы ничего не видели. Я даже не подумал взять факел. Из меня получился бы не лучший бойскаут.

Она даже не морщится от моего ответа. Эта шутка совершенно ей не понятна, но, может быть, однажды я смогу разделить её с ней. Однажды.

***

— Что ты делаешь? — спрашивает она, когда я съезжаю на обочину и ставлю машину так, чтобы фары светили на пастбище впереди. Я надеялся привезти её сюда до того, как стемнеет, но наше время у реки было слишком идеальным, чтобы торопиться.

— Мне нужно показать тебе ещё одну вещь, прежде чем мы уедем.

Она не отвечает, но вылезает из машины и разрешает мне отвести её к забору из колючей проволоки.

— Что ты хочешь мне показать?

На улице темно, но при лунном свете и включённых фарах, мы должны увидеть. Я надеюсь, что всё получится.

— Можешь сделать мне одолжение?

— Конечно…

— Поставь руки по бокам ото рта… вот так, — я поднимаю руки к лицу, изображая то, чего хочу от неё. Она нерешительно делает именно так, как я прошу, но я могу сказать, что она озадачена моей просьбой. — Идеально. Теперь как можно громче крикни: «Малышка Тилли».

Я улыбаюсь, когда её глаза расширяются.

— Она ещё жива? — спрашивает она, поворачивая голову в мою сторону. — Я слишком боялась спросить у тебя, что с ней случилось.

— Она старая, но определённо живая. Пара, которая владеет этой фермой, мистер и миссис Талбот, дружили с твоими бабушкой и дедом. Они предложили позаботиться о Малышке Тилли, пока ты не будешь готова вернуться.

Её руки опускаются по бокам.

— Я её бросила?

— Нет, не бросила. Ты звонила им почти каждый день, чтобы её проверить. Ты собиралась вернуться за ней, когда будешь готова.

Её взгляд опускается на траву под ногами.

— Не могу поверить, что поступила так с ней.

— Эй, всё в порядке, — я тянусь за её рукой, успокаивающе сжимая её. Каждая фибра моей души хочет снова притянуть её в объятия, но я не делаю этого. Я не хочу рисковать испортить её день, перейдя черту. — Всё было не так. Ты никогда не переставала любить её, Джем. Мы никак не могли привезти её в свой дом. Ты хотела для неё лучшего, здесь у неё есть место побегать.

Она пожимает плечами, но я могу сказать, что она не убеждена. Это было одно из самых тяжёлых решений, которые она когда-либо делала.

— Позови её, — подбадриваю я.

Она снова поднимает руки ко рту.

— Малышка Тилли! — кричит она.

Мы слышим её раньше, чем видим. Воздух заполняет звук копыт, стучащих по твёрдой земле. Через мгновения она перебегает через маленький холм, направляясь прямиком к нам. Взгляд Джеммы сосредоточен на лошади, а мой на ней. Я улыбаюсь от уха до уха от удовольствия, которое вижу на её лице.

— Моя Малышка Тилли, — шепчет она с яркой улыбкой.

Лошадь останавливается в нескольких метрах от нас и кратко смотрит на Джемму, прежде чем начать свой знакомый танец из подскоков и кружения вокруг одновременно. За этим забавно наблюдать, и я слышу хихиканье Джеммы. У Малышки Тилли нет той молодой энергии, которая была когда-то, но мне нравится, что она по-прежнему так делает.

Малышка Тилли наконец замирает, прежде чем медленно подойти к забору. Джемма делает то же самое, эта вечно присутствующая тяга сближает их. Я слышу её сладкий смех, когда лошадь трётся мордой о лицо Джем. Когда она, наконец, заканчивает своё приветствие, Джемма обнимает шею лошади, целуя её морду. Так же, как делала раньше.

— Малышка Тилли, — я вижу, как по щеке Джем стекает одинокая слеза. — Моя Малышка Тилли.

Глава 19

Джемма

— Доброе утро, — говорит Кристин, когда я прохожу на кухню и присаживаюсь за стол.

— Доброе утро.

Она наклоняется и целует меня в макушку.

— Эта улыбка на твоём лице делает меня такой счастливой.

— Я вчера отлично провела время.

Я всё ещё в восторге от дня на ферме с Брэкстоном.

Не ответив, она поворачивается, идёт к плите и начинает готовить мне завтрак. Даже после стольких времён, я могу сказать, что ей всё ещё больно от смерти родителей.

Она странно отреагировала, когда я первый раз сказала ей, что мы с Брэкстоном поедем туда, и через несколько минут она плакала на кухне. После того, что Брэкстон рассказал мне вчера, я понимаю, почему она так себя чувствует.

Я слышу, как мой телефон сигналит о сообщении, и я не могу сдержать улыбку. Время от времени я получаю сообщения от Рэйчел или от Стефана, но уже надеюсь, что это от Брэкстона. Внизу моего живота трепетное чувство, когда я вижу на экране его имя.

«Доброе утро. Надеюсь, тебе хорошо спалось. Я просто хотел поблагодарить тебя за вчерашний день. Я отлично провёл время».

Я сразу же отвечаю.

«Я потрясающе провела день. Спасибо тебе. Я до сих пор улыбаюсь».

Через несколько мгновений мой телефон снова сигналит.

«Я счастлив это слышать. Мне всегда нравилась твоя улыбка».

Кристин перебивает мои мысли, когда ставит передо мной чашку кофе.

Прежде чем я получаю шанс ответить, приходит ещё одно сообщение.

«Я провёл некоторые исследования, когда приехал домой вчера вечером, насчёт тех сумасшедших коз. Они называются миотонические «обморочные» козы. Оказывается, у них есть врождённый мутирующий ген, и когда они взволнованы или ошеломлены, их мышцы временно застывают, заставляя их падать».

Одна мысль о том моменте заставляет меня хихикнуть.

— Что такого смешного? — спрашивает Кристин.

— Брэкстон, — отвечаю я. — Он просто напомнил мне о кое-чём смешном, что произошло вчера, вот и всё.

Я не вдаюсь в подробности. Кристин была очень тихой, когда я пришла домой вчера вечером. Обычно она спрашивает у меня подробности дня, но не о моём путешествии на ферму. Очевидно, слышать что-либо о родителях для неё по-прежнему слишком тяжело.

— Приятно видеть, что вы двое снова ладите.

Я киваю и делаю глоток кофе. Я и правда наслаждаюсь проведённым с ним временем. Мы ещё далеки от того, что, видимо, было раньше, но не тяжело увидеть, как я когда-то любила его.

Поставив кружку, я печатаю ответ.

«Должно быть, именно это и случилось вчера, когда ты напугал их».

«Я напугал их только потому, что ты меня заставила».

Его ответ вызывает у меня смех. Не знаю, почему я так испугалась каких-то глупых коз, но испугалась.

«Спасибо, что был моим рыцарем в сияющих доспехах».

Его ответ приходит практически мгновенно.

«Мне это было в радость».

Следом за этим быстро приходит следующее сообщение.

«Я собираюсь уходить, у меня планы. Наслаждайся своим днем».

«Ты тоже».

Ответив, я кладу телефон обратно в карман своей куртки, и хоть я по-прежнему улыбаюсь, я задумываюсь, какие у него планы. Помимо случаев, когда он отводит меня к врачу, или его визиты время от времени, я понятия не имею, что он делает в своё свободное время.

Кристин ставит на стол две тарелки с яичницей и тостами, прежде чем сесть рядом со мной.

— Ты вчера поздно вернулась домой.

— Да, поздно. Уже стемнело к тому времени, как мы уехали с фермы, — я вижу, как она ёрзает на месте. — Это место выглядит отлично. Стефан… в смысле папа, платил кому-то, чтобы за всем приглядывали, — то, как расширяются её глаза, говорит мне, что она ничего об этом не знала. — Брэкстон сказал, папа хочет, чтобы ферма была идеальной на тот момент, когда ты решишь вернуться.

— Это мило с его стороны, — говорит она резким тоном, — но ему не стоило утруждаться. Я не намереваюсь туда возвращаться.

В свете того, что Брэкстон рассказал мне вчера о смерти бабушки, у меня такое ощущение, что я понимаю её намного лучше. «Особенно перемены в настроении».

— Что случилось между тобой и папой?

Кристин протяжно выдыхает, прежде чем встать.

— Я не хочу говорить об этом, — огрызается она, забирая свою тарелку, и идёт к раковине. Она даже не доела свой завтрак.

Хоть она стоит ко мне спиной, я вижу, как она поднимает руку, чтобы вытереть глаза, и понимаю, что она плачет. Очевидно, что бы ни произошло между моими родителями, ей по-прежнему из-за этого больно.

Поднявшись со стула, я иду к ней. Её тело замирает, когда я сзади обвиваю руками её талию.

— Что бы там ни было, мне жаль, мам, — я чувствую, как она расслабляется, когда я прижимаюсь щекой к её спине. — И мне жаль насчёт бабушки и дедушки.

Я чувствую, как в горле появляется ком, когда говорю это, я с трудом пытаюсь всё это осознать. Хотелось бы мне их вспомнить; ну, может не эти части, а хорошие времена.

— Прошлое в прошлом, и там ему и место, — шепчет она.

* * *

Я сижу на задней веранде большую часть утра, наслаждаясь солнечным светом. Во мне произошли определённые изменения, и я на самом деле чувствую благодарность, что жива. Мне больше не хочется запереться и спрятаться от мира.

Сегодня воскресенье, так что мне негде быть. Странно больше не иметь карьеры в моём возрасте. Я часто задумываюсь об этом и о том, какой была моя жизнь до аварии.

Я оставила Кристин одну; очевидно, ей нужно время побыть наедине с собой. У Брэкстона планы, так что я останусь одна, пока днём не приедет в гости Рэйчел.

Мои мысли возвращаются к Брэкстону. В последнее время я много о нём думаю. Я была удивлена своей необходимостью растянуть наш день на ферме как можно дольше. Я определённо чувствовала связь с этим местом, оно было красивым, но думаю, дело было скорее в компании.

Поставив чашку с кофе на маленький столик рядом с собой, я беру стопку писем Брэкстона и убираю эластичную резинку, которой связала их. Я открываю первое, начиная с самого начала. Я перечитываю их при каждой возможности. Это всё, что осталось у меня от прошлого, и я надеюсь, что если прочту их достаточно раз, воспоминания станут постоянными в моей голове. Они стали моей спасительной нитью.

Как только последнее письмо прочитано, я осторожно складываю его и кладу обратно в конверт. С моих губ срывается сдержанный вздох, когда я откидываюсь на спинку кресла. Мой взгляд сосредоточен на большом дереве во дворе. Оно единственное, так что, должно быть, именно с него Брэкстон и упал. Внезапно мне становится интересно.

Я подхожу к нему и смотрю на ветки наверху. Они слишком высоко, чтобы я залезла. Не думая, я разворачиваюсь и иду к гаражу. Я помню, что видела большую раскладную лестницу у стены, когда однажды зашла туда. Я осторожно беру её и ставлю на бетонный пол. Она намного тяжелее, чем я ожидала. Я пытаюсь вести себя тихо, когда беру её и выношу во двор. Если Кристин узнает, что я делаю, она может выйти из себя. Её излишняя опека от меня не скрывается. Если честно, наверное, я была бы такой же, если бы дело касалось моего ребёнка.

Положив её на траву, я трачу несколько минут, чтобы выяснить, как разложить её на полную высоту, прежде чем поставить на место. У меня вырывается маленький стон, когда я поднимаю её и переношу к стволу дерева.

Я убеждаюсь, что она прочно стоит на месте, прежде чем начать залазить. Я не чувствую никакого страха, о котором в письме упоминал Брэкстон. Очевидно, высоты я не боюсь. Чем выше я залажу, тем больше чувствую разочарование. До сих пор я не увидела на стволе ничего. Лезть ещё было куда, и я почти добралась до конца лестницы.

Тогда я замечаю сломанную ветку. Она почти в метре над моей головой. В моём животе порхают бабочки, пока я поднимаюсь на ступеньку выше и медленно пересаживаюсь с лестницы на большую ветку, которая расположена под сломанной. Надеюсь, она выдержит мой вес.

Было бы логичнее просто спросить у Брэкстона, что он вырезал на дереве, но мне хочется увидеть это своими глазами. «Я вырезал своё сердце на том стволе. Мой глубочайший, темнейший секрет». Мне нужно знать, что это было.

Мои ногти впиваются в кору, пока я двигаюсь направо, прежде чем потянуться телом вверх. Поначалу я ничего не вижу, но затем замечаю сердце, которое за годы въелось в кору. Внутри этого сердца буквы и слово: «БС любит ДР». Один взгляд на это трогает меня до глубины души.

Он озвучил это вскоре после того, как я вышла из больницы, что заставило меня чувствовать себя крайне неудобно, но с тех пор между нами всё изменилось. Наша обновлённая дружба начинает расцветать.

Я не уверена, то ли это потому, что молодой Брэкстон не пожалел времени на это, несмотря на свой страх высоты. Или, может быть, я просто испугалась, что никогда не почувствую то, что раньше, и не испытаю снова ту незабываемую любовь. Тем не менее, я совершенно переполнена эмоциями. Я скольжу руками вокруг дерева, обхватывая его со всей силой, и делаю то, что не делала с тех пор, как очнулась от комы. Я рыдаю навзрыд.

* * *

— Привет, пап, — говорю я, когда он поднимается со своего кресла и целует меня в щёку. Он звонил мне прошлым вечером и пригласил на ланч. Всё получилось хорошо, потому что Брэкстон подвёз меня после физиотерапии, и я не хотела задевать чувства Стефана и говорить ему, что Кристин не хочет видеть его вблизи своего дома.

— Привет, тыковка. Хорошо выглядишь.

Я улыбаюсь от его клички для меня. Я бы не узнала этого, если бы не письма.

— Спасибо. Чувствую себя отлично.

Ну, в любом случае намного лучше, чем раньше. Теперь у меня есть желание жить, и как бы мне ни хотелось стать человеком, которым я когда-то была, я начинаю мириться с тем фактом, что этого может никогда не произойти. Но это не значит, что я должна перестать жить, или что я не могу насладиться будущим, которое лежит впереди. Я уже начинаю создавать новые воспоминания.

— Как идёт реабилитация?

— Довольно хорошо. Начиная со следующей недели, нужно будет ходить только два дня, а не пять.

— Это замечательные новости.

Это замечательные новости, но отчасти я разочарована, потому что это значит, что я могу перестать видеть Брэкстона каждый день.

— Как идут дела в банке?

— Отлично... много дел.

Я улыбаюсь, прежде чем заговорить снова.

— Можно попросить тебя об услуге?

— Конечно. Что угодно, — отвечает он.

Я тянусь в свою сумку и достаю конверт, в котором лежит мой браслет памяти и кулоны.

— Можешь прицепить мне это? — я открываю конверт и высыпаю всё себе на ладонь, чтобы показать ему.

— У меня нет инструментов, чтобы сделать это самой.

— Я определённо могу для тебя это сделать, — говорит он.

Я думала попросить Брэкстона это сделать, но хочу увидеть выражение его лица, когда он заметит браслет на моём запястье.

— В конверте есть список, где указан порядок, в котором они мне нужны. Надеюсь, к ним добавится ещё больше. Мы можем оставить для них место?

— Всё, что захочешь, тыковка, — и снова я улыбаюсь, когда он так меня называет. — Откуда эти подвески?

— От Брэкстона.

Он кивает, берёт конверт и кладёт его в карман своего пиджака.

— Готова сделать заказ?

— Да. Я проголодалась.

— Я тоже, — говорит он, улыбаясь. — Я взял продлённый обеденный перерыв, так что спешить некуда. Провести время с моей малышкой намного важнее.

Я беру со стола меню, и меня внезапно тревожит количество выбора.

— Здесь вкусные клубные сэндвичи, — добрым голосом говорит Стефан.

— Звучит отлично, — я кладу меню на стол. — Я возьму его.

Я понятия не имею, что такое клубный сэндвич, но рискну.

— Брэкстон на выходных возил меня на ферму, — говорю я, как только мы делаем заказ. — Спасибо, что поддерживаешь там порядок, это очень мило с твоей стороны.

— Нет ничего, что я не сделал бы ради твоей матери, — просто говорит он. — Или ради тебя.

Я опускаю взгляд на белую льняную скатерть, пока обдумываю свои следующие слова. Это кажется идеальной возможностью спросить о том, что я до смерти хотела узнать.

— Ты можешь сказать мне не лезть не в своё дело, но что между вами произошло?

Мой отец прочищает горло, пока его взгляд опускается на стол. Я внезапно становлюсь не уверенной, готова ли я к его ответу, но отчасти мне нужно знать. Я не понимаю, как вся эта горечь могла прийти на место когда-то замечательного брака.

— Полагаю, это сказать нелегко, — он делает паузу, затем вздыхает. — Я изменил твоей маме.

Я не могу контролировать вздох, который срывается с моих губ.

— Что ты сделал? — я чувствую, как мои глаза расширяются.

— Прости, что тебе приходится проходить через это снова. Было достаточно плохо, что я разбил сердце твоей матери, но я разбил и твоё. После этого ты не разговаривала со мной больше месяца. Последние несколько лет нам всем было тяжело.

— Что произошло?

— Нет оправдания тому, что я сделал, но чтобы ты полностью поняла, лучше я начну сначала.

У меня кружится голова, пока я жду от него продолжения. «Бедная Кристин».

Он тянет за галстук вокруг своей шеи, слегка ослабляя его.

— Твоя мама была опустошена после смерти её отца, и это правильно, но потерять обоих родителей за такой короткий промежуток времени было невообразимо, — я убираю руки со стола и кладу их на колени. — Когда мы приехали на ферму после смерти её матери, она была безутешна. До той степени, что её забрали в больницу и накачали успокоительными.

Я наблюдаю за ним, неуверенная, что могу сказать.

— Видеть такой любимую женщину было тяжело, — продолжает он. — Очень тяжело.

— Если ты так сильно её любил, как ты мог ей изменить?

Он опускает голову, прежде чем ответить.

— Последующие недели, месяцы — и год были тяжёлыми. Смерть твоих бабушки и дедушки изменили твою маму. Она погрузилась в глубокую депрессию. Она больше не улыбалась, едва ела или спала, раз на то пошло, и через время она полностью закрылась от меня. Она закрылась ото всех нас, — он делает паузу и проводит рукой по лицу. — Она отказывалась принять помощь. Я никогда не переставал любить её, но тебе нужно понимать, что мне тоже было тяжело. Ты уже жила с Брэкстоном. Я чувствовал себя невероятно одиноко.

— Значит, ты нашёл кого-то другого, кто даст тебе то, чего ты не получал дома? — мои слова звучат более агрессивно, чем я хотела, но кажется, что он бросил мою маму, когда она больше всего в нём нуждалась.

— Нет. Всё было не так. Карен была моим секретарём. Она работала на меня больше пятнадцати лет. Она заметила перемену во мне… Думаю, все заметили, я был ничтожен. После долгих убеждений, она, наконец, уговорила меня открыться. Правда в том, что мне нужно было с кем-то поговорить… Я определённо не мог поговорить с твоей мамой. В итоге между нами завязалась близкая дружба. И на этом всё. Пока однажды вечером мы не пошли выпить после работы, — он выдыхает, и мне не нравится, к чему это идёт. — Мы вместе поехали на такси домой. Водитель высадил её первой, так что я проводил её до двери… В итоге я поцеловал её на прощание. И это был не просто поцелуй в щёку.

— Понятно, — я не могу скрыть своего разочарования. — И?

— И на этом всё. Она пригласила меня зайти, и я отказался. Тот поцелуй был ошибкой. Я любил твою маму и по-прежнему люблю. Я сразу же уехал, и всю дорогу домой меня съедало чувство вины. Твоя мама перебралась из нашей спальни за несколько месяцев до этого. Она спала в твоей старой комнате. Той ночью я крутился и ворочался, а утром во всём признался. Твоя мама была расстроена, и не без причины. Она дала мне пощёчину, а затем сказала уходить.

Несколько мгновений я позволяю его словам впитаться.

— Значит, ты просто поцеловал её? И дальше этого не зашло?

— Нет. Но это было достаточно плохо, — когда его голос затихает, у меня болит сердце. Я не прощаю того, что он сделал, но в какой-то степени понимаю его. — Я допустил самую большую ошибку в своей жизни и потерял лучшее, что у меня когда-либо было.

— Ох, папа, — потянувшись через стол, я накрываю его руку своей.

— Я так сильно по ней скучаю, — признаётся он, опуская голову и вытирая глаза тыльной стороной ладони.

Ему так же больно, как и ей. Я могу мало что знать о них обоих, но любой дурак увидит, что они несчастны друг без друга.

После нашего долгого ланча отец предлагает отвезти меня домой, но я решаю сесть на автобус. Во-первых, потому что не хочу расстраивать Кристин тем, что папа будет рядом с домом, а во-вторых, потому что мне нужно время обдумать всё, что он мне рассказал. Я не знаю как, но я найду способ, чтобы мои родители хотя бы поговорили. Стефан сказал, что она отказывалась говорить с ним с тех пор, как выгнала его. Я не занимаю ничью сторону — я сочувствую им обоим — но думаю, им пора простить друг друга и двинуться дальше. Жизнь слишком коротка.

К тому времени, как я выхожу из автобуса, я решаю ничего пока не говорить. Мне нужно время обдумать это и придумать план.

— Ты припозднилась, — говорит Кристин, когда я прохожу через входную дверь.

— Я решила ненадолго остаться в городе.

— Это хорошо. Хочешь сэндвич?

— Нет, я уже поела, — отвечаю я, проходя за ней на кухню.

— Это недавно пришло тебе, — с улыбкой говорит она, поднимая конверт и передавая его мне.

Наклонившись, я целую её в щёку. Её глаза освещает удивление. После сегодняшнего ланча со Стефаном мне ещё больше жаль её. Она прошла через тяжёлые времена. Сначала потеря родителей, затем её муж… в каком-то смысле, возможно, она считает, что потеряла ещё и единственного ребёнка.

— Спасибо, — говорю я, поднимая вверх письмо, но моя благодарность ей лежит намного глубже этого.

ПИСЬМО ШЕСТОЕ…

Дорогая Джемма,

Четвёртое июля 2004 года. Это были школьные каникулы, и это означало наш последний долгий визит домой к твоим бабушке и дедушке. К тому времени, как наступят следующие каникулы, ты будешь работать на своей первой работе. Но тогда мы этого не знали.

Июль означал, что была зима, и первые несколько дней наших каникул на ферме принесли дождь. Большую часть времени мы играли в настольные игры и помогали бабушке печь сладости. Она сделала нас своими официальными дегустаторами, и от меня она не получала никаких жалоб. Можно сказать, что я всегда был сладкоежкой.

На третий день дождь, наконец, стих, так что мы встали пораньше и час провели в саду, ловя червяков. Закончив, мы схватили свои удочки — бабушка и дед подарили их нам на предыдущее Рождество — и направились к реке. Мне всегда нравилось, что ты не боялась брать червяков и насаживать их на свой крючок, в отличие от большинства девочек. На самом деле, тебя мало что пугало.

В тот день из-за дождей земля превратилась в грязь, так что дед посоветовал нам не брать с собой Малышку Тилли. Ты была разочарована, потому что хотела покататься на ней, так что мы пошли к реке долгой дорогой, мимо её пастбища, чтобы ты могла её видеть.

У берега реки дед оставлял свою белую деревянную лодку, пока мы у них гостили. Было слишком холодно, чтобы плавать, так что мы часто пользовались этой лодкой зимними месяцами. Ты помогала мне перевернуть её и затолкать в речку. Я закатывал штаны, прежде чем зайти в морозную воду, и нёс тебя на спине от берега к лодке, чтобы ты не промокла.

Мы гребли к своему обычному месту и бросали якорь. В какие-то дни мы сидели там часами и ничего не ловили, но в других случаях у нас всё выходило хорошо. Если нам удавалось принести домой немного рыбы, дедушка чистил её, а бабушка готовила на ужин, во вкуснейшем лимоновом соусе.

Этот конкретный день оказался одним из самых медленных. Мы просидели несколько часов, и ничего даже не клевало.

— Чёрт возьми, — вдруг выпалила ты, вскакивая на ноги. — Ты это видел?

— Полегче, — ответил я, пытаясь удержать лодку, когда она резко качнулась из стороны в сторону.

— Подай мне сеть!

— Ты что-то поймала?

— Нет, но думаю, я только что видела Лохнессккое Чудовище.

Я рассмеялся, когда ты завизжала от восторга.

— Ты сумасшедшая. Такого не существует.

— Я не вру, Брэкстон. Я только что его видела.

— Ты могла что-то увидеть, но это был не он.

— Я его видела, чёрт тебя побери, — огрызнулась ты, дёргая ногой, попадая мне по лодыжке. Твой тон вызвал у меня смешок, что только больше тебя разозлило. — О боже, мы будем знаменитыми. Нас покажут по новостям и всё такое.

Я не сомневался, что ты что-то увидела, но знал, что это было не то, что ты подумала.

— Вон он снова! — завизжала ты. На этот раз ты не потрудилась просить у меня сесть, ты резко развернулась и схватила её сама. Это было за гранью моего понимания, как ты могла подумать, что поймаешь гигантское существо глубин такой маленькой сетью, но я отпустил тебя. Ты была чертовски упрямой, когда что-то решала, и всё равно не стала бы меня слушать.

Я высунул голову за край лодки и увидел, что твоё так называемое чудовище — это на самом деле утконос, скользящий вдоль поверхности воды.

Ты дёрнулась вперёд в попытке захватить его сетью. Это было не самое мудрое твоё движение. От этого лодка не просто наклонилась, а скинула нас обоих в ледяную воду.

Я вырвался на поверхность первым, и моя голова завертелась из стороны в сторону, пока я искал тебя.

— Джемма! — как можно громче позвал я. — Джемма, где ты?

Я собирался нырнуть обратно, чтобы найти тебя, когда ты выплыла. Ты хватала ртом воздух, и твои губы уже стали слегка синими.

Я немного проплыл, чтобы добраться до тебя, и обхватил рукой твою талию.

— Удочки! — крикнула ты, когда я потащил тебя к берегу.

— Я за ними вернусь, — моим первым приоритетом была ты. Всё твоё тело дрожало, когда мы наконец-то добрались до сухой земли. Уверен, я тоже дрожал, но не помню, потому что слишком переживал за тебя. — Тебе нужно дойти до дома и снять эту мокрую одежду. Я вернусь за удочками.

— Хорошо, — твои зубы стучали, и движения были медленными, так что я подхватил тебя на руки и побежал. Я прошёл всего несколько метров, когда поскользнулся на какой-то грязи, из-за чего мы оба рухнули на землю.

При любых других обстоятельствах мы оба смеялись бы до безумия, но холодный ветер не шёл нам на пользу. Моё беспокойство за тебя только усилилось.

На удивление, от бабушки и дедушки не было никаких строгих лекций, когда мы вернулись на ферму. Они только беспокоились. Отвели нас в разные комнаты и велели снять мокрую и грязную одежду, прежде чем закрутить нас в одеяла. Дед усадил нас перед открытым камином в гостиной, пока бабушка побежала на кухню, что приготовить большие кружки горячего какао.

Дед пошёл к реке, нашёл лодку и выловил наши удочки, которые нашёл дальше по течению.

Об этом больше не было сказано ни слова, но бабушка заставила нас сидеть дома следующие несколько дней, чтобы убедиться, что мы не подхватили простуду от своего неудавшегося приключения. Моё восхищение ими после того дня стало только сильнее. Они действительно были удивительными людьми.

За вечер до того, как нам нужно было ехать домой, бабушка приготовила нам огромный пир. Я мог сказать, что она любила, когда мы там оставались. Она всегда немного плакала, когда нам пора было уезжать домой.

После этого, мы вышли на переднюю веранду. Бабушка накрыла ноги деда разноцветным вязаным покрывалом, прежде чем сесть рядом с ним. Я с улыбкой наблюдал, как он потянулся за её рукой и обвил её своей. Когда она улыбнулась ему в ответ, я ясно увидел, как в её глазах отражается любовь.

Ночь была прохладной, но в небе не было ни облака, так что мы решили вместо этого лечь на траву. Ну, на самом деле, зимой мы лежали на брезенте, потому что земля была холодной и мокрой. У тебя был твой розовый вязаный плед, а у меня мой голубой.

— Сегодня так много звёзд на небе, — сказала ты.

— Ммм. В городе так много не увидишь.

— О боже, ты видел, что только что мелькнуло на небе? — спросила ты, внезапно встревожившись.

— Да, звезда упала.

— Ох. Мне всегда было интересно, на что похожа падающая звезда.

— Я хочу… — ты сделала краткую паузу, и мне хотелось сказать тебе, что нельзя говорить желание вслух, иначе оно не сбудется. Тогда я всё равно в это не верил, но сейчас я не так уверен. — Я хочу, чтобы ты навсегда остался моим мальчиком, Брэкстон Спенсер.

Ты скользнула рукой под мой плед и переплела свои пальцы с моими. Когда ты повернулась ко мне лицом, наши взгляды встретились, и то, как ты посмотрела на меня, отличалось от всех предыдущих раз. От этого мое сердцебиение ускорилось, потому что если я не ошибался, именно так бабушка смотрела на деда несколько минут назад.

Для меня в этом мгновении было больше вопросов, чем ответов. Было ли возможно, что мы когда-нибудь станем больше, чем просто лучшими друзьями? Я знал, что ты любишь меня, потому что ты мне говорила, но это дало мне надежду, что, может быть, только может быть, ты любила меня так, как я тайно любил тебя.

Я крепче сжал твою руку, когда во мне зажегся луч надежды.

— Я тоже этого хочу, Джем.

То, что между нами было, слишком прекрасно, чтобы забыть.

Навсегда твой мальчик,

Брэкстон

Я вздыхаю, прижимая письмо к груди. Он вообще понимает, какие чудесные эти письма? Мне нравится, как он подписал это — «навсегда твой мальчик». Я не уверена, что нас ждёт впереди, но знаю, что мне нужно, чтобы он был частью моей жизни.

В тот день моё желание могло зажечь луч надежды в его сердце, и именно это делают со мной его слова. Моё желание при первой падающей звезде было похоже на самое недавнее. Можно подумать, что я пожелала бы вернуть свою память, но нет. Я хотела, чтобы снова могла полюбить Брэкстона, так же глубоко, как когда-то раньше.

Я достаю телефон и ищу номер Стефана, чтобы послать ему сообщение. «Мы можем завтра снова встретиться за ланчем или в любой день на этой неделе? У меня есть ещё две подвески, чтобы добавить на мой браслет».

Я раскрываю ладонь и улыбаюсь, глядя на крошечного рыбака в лодке и серебряную падающую звезду.

Глава 20

Брэкстон

Я совершенно не ожидаю увидеть Беллу-Роуз, когда захожу в приют для животных. Я говорю Диане, менеджеру, что хочу самца, побольше размером, которого легко тренировать. Может, кого-нибудь с короткой шерстью, неприхотливого. Хорошего компаньона, который составит мне компанию в эти одинокие ночи.

Собака, съёжившаяся передо мной, никак не похожа на это описание. Она маленький белый джек-рассел-терьер с коричневыми пятнами и большими карими глазами, полными мольбы (прим. подобная собака снималась в фильме «Маска» с Джимом Керри). Она выглядит напуганной, сбитой с толку и одинокой — прямо как Джемма в тот день, когда очнулась от комы.

Как только я вижу её в клетке, моё сердце говорит мне, что она та самая. Я никогда не был импульсивным человеком, но эта собака выглядит одинокой и напуганной, именно так, как чувствую себя я.

— Привет, девочка, — говорю я, присаживаясь на корточки, чтобы не спугнуть её. — Бояться нечего. Я тебе не наврежу, — я говорю тихим успокаивающимся тоном, протягивая к ней руку. Она поначалу медлит, но затем, к моему удивлению, делает несколько шагов в мою сторону, нюхая мою протянутую руку, а затем облизывает один из моих пальцев. — Хорошая девочка, — говорю я, нежно гладя её по голове, отчего она виляет хвостом.

— Она попала к нам вчера, — говорит мне Диана. — Её хозяин умер, и больше забрать её некому. Бедная малышка. Она такая с тех пор, как попала сюда. Наверное, не знает, что происходит. Но, — с полной надежды улыбкой добавляет она, — может быть, сейчас она нашла новый дом?

Я улыбаюсь в ответ.

Когда мы возвращаемся домой, я ставлю её на газон перед домом и даю несколько минут исследовать окружение. По крайней мере, у нас здесь есть забор, так что она может проводить дни на улице, когда я на работе.

Белла-Роуз лает на Самсона, когда мы заходим в дом, и я их знакомлю. Она кружит у моих ног с того момента, как я опускаю её на пол. Наверное, ей понадобится какое-то время, чтобы устроиться, но я уверен, что всё будет в порядке.

Я устраиваю ей постель рядом с задними окнами с видом на океан и наполняю её миску водой. В холодильнике есть остатки жареной курицы, так что я нарезаю её и делаю себе на ланч сэндвич с курицей, отдавая остатки Белле-Роуз. Она практически за раз его проглатывает, и я так доволен видеть, что она ест. Это даёт мне надежду, что она так же счастлива быть здесь, как я счастлив её принять.

— Хочешь прогуляться по пляжу, малышка? — спрашиваю я, протягивая ярко-розовый поводок, который купил ей. То, как она с восторгом скачет вокруг, вызывает у меня смех. У неё будто пружины в ногах.

***

Как всегда, я думаю о Джемме. Я скучаю по ней и хочу, чтобы у меня был повод поехать в гости. Мои ноги лежат на кофейном столике, и Белла-Роуз устроилась на моих коленях. Телевизор включён, но я не особо его смотрю.

Я счастлив, что поездки Джеммы в реабилитационный центр станут реже — это означает, что ей лучше — но в то же время я боюсь, потому что это означает, что я буду видеть её всего несколько раз в неделю. Я и так вижу её недостаточно часто. В моём сердце зияет дыра, которую может заполнить только она. Мне не хватает части… лучшей части… её.

Мне бы хотелось позвонить или пойти к Кристин и увидеть Джемму лицом к лицу, но в то же время я хочу дать ей пространство, в котором она нуждается, так что отправляю ей сообщение.

«Привет».

Это такое жалкое сообщение. Я так много хочу сказать — всегда хочу — но заставляю себя продолжать маленькими шажками. Когда она будет готова к большему, она даст мне знать.

Я не жду ответа, но от этого не перестаю надеяться его получить. Моё желание исполняется через несколько секунд, когда сигналит телефон.

«Привет. Как ты?»

«Я хорошо, а ты?»

«Тоже хорошо. Я только что проявила мужество и набралась смелости, чтобы спросить Кристин, есть ли у неё фотографии бабушки и деда».

«И?»

Я жду её ответа, но вместо сообщения мой телефон начинает звонить. Я улыбаюсь как дурак, когда отвечаю.

— Привет.

— Привет, — отвечает она милым голосом, по которому я так скучаю. — Я подумала, будет проще, если я просто тебе позвоню. У меня уходит вечность на то, чтобы напечатать ответ, — она делает паузу, и я слышу, как она раздражённо выдыхает. — Я всё ещё пытаюсь привыкнуть к этой чёртовой штуке. Ты ведь не против, что я позвонила?

— Вовсе нет. Можешь звонить мне в любое время, ты же знаешь. Так что сказала Кристи?

— Она пошла за ними наверх, — я слышу в её голосе восторг. — После всего, что ты мне недавно рассказал, я не решалась спрашивать. Теперь я понимаю, почему в доме нет их фотографий. Очевидно, для неё это болезненное воспоминание.

— Да уж. Это жаль, но, полагаю, мы все делаем то, что нужно, чтобы справиться.

— Чем ты сейчас занят? — спрашивает она. — Рэйчел меня кинула. Ей пришлось вернуться в отель для видео-конференции с клиентом в Нью-Йорке.

— Ничем особым, а что? — я внутренне надеюсь, что её вопрос ведёт к приглашению приехать.

— Тебе стоит приехать и посмотреть с нами фотографии. Кристин сказала, что у неё целая коробка вещей наверху. Эмм… если только ты хочешь. Никакого давления. Я уверена, что ты занят. Я просто… эмм… я знаю, как они были тебе дороги.

Её нервное бормотание вызывает у меня улыбка. Она не понимает, что и дикие лошади не удержали бы меня на расстоянии? Я не только смогу её увидеть, но и с радостью вспомню бабушку и деда. Они и для меня были как родные, и я ненавижу, какой запретной была эта тема с их смерти.

— Я бы с радостью.

— Правда?

— Да.

«Я сделал бы что угодно, чтобы увидеть тебя», — хочется мне добавить, но я молчу. Мы с детства не скрывали своих настоящих чувств, так что к этому приходится привыкать.

— Отлично. Мы дождёмся тебя, прежде чем начинать. Я немного переживаю из-за того, как Кристин всё это воспримет.

Я согласен, это может пойти любым путём, но ей пора начинать вспоминать хорошие времена и перестать фокусироваться на плохих. Это единственный способ, которым я переживаю свою ситуацию с Джем.

Я оставляю Беллу-Роуз счастливо грызть жевательную кость и через полчаса останавливаюсь на подъездной дорожке Кристин.

— Привет, — шепчет Джемма, открывая дверь.

— Привет.

Боже, как приятно её видеть.

Она отходит в сторону, пропуская меня.

— Кристин в комнате отдыха.

— Почему мы шепчем? — с любопытной улыбкой спрашиваю я.

Она пожимает плечами, прежде чем ответить.

— Я не уверена, хорошая ли это идея. Она совсем затихла и просто смотрит на коробку на столе, будто та вот-вот соскочит и укусит её.

— Это хорошо, Джем. Да, она может расстроиться, но я думаю, ей пойдёт на пользу вспомнить позитивные времена и перестать фокусироваться на негативных.

— Знаешь, а ты прав, — уголки её губ приподнимаются в улыбке. — Я рада, что ты здесь.

Она тянется и кладёт ладонь на мою руку. Одно простое её прикосновение способно пробудить все нервные окончания в моём теле.

— Привет, Кристин, — говорю я, проходя в комнату отдыха и подходя к ней. Джемма была права, она выглядит напуганной.

— Привет.

Она остаётся сидеть, когда я останавливаюсь перед ней, так что я наклоняюсь и целую её в щёку.

— Я могу сделать нам всем кофе, прежде чем мы начнём, — говорит Джемма, нервно потирая руки.

— Звучит отлично. Хочешь, я помогу?

— Нет. Я справлюсь, — она напряжённо улыбается мне, прежде чем развернуться и выйти из комнаты.

— Как ты? — спрашиваю я Кристин, садясь рядом с ней.

— Я не уверена, смогу ли это сделать, — тихо говорит она.

— Ты знаешь, что сможешь, — я накрываю её руку своей. — Пора. Твои родители не хотели бы этого. Они хотели бы, чтобы ты помнила хорошие времена, а их было так много.

Она поворачивается лицом ко мне, и я вижу, что в её глазах блестят слёзы. Я могу посочувствовать тому, через что она проходит, я тоже потерял родителя. В каком-то смысле я потерял обоих. Не думаю, что я когда-нибудь по-настоящему переживу смерть своей матери, но попытки не фокусироваться на том страшном дне, а вместо этого вспоминать всё хорошее, помогли мне жить дальше.

— Было так много хорошего, — соглашается она, начиная улыбаться.

— Не делай этого только ради Джем, сделай ради себя. Держись за эти замечательные воспоминания, потому что это всё, что у тебя теперь есть. Это помогает… Я знаю.

— Ты прав.

Я убираю свою руку, и она наклоняется вперёд, потянувшись за большой шоколадного цвета коробкой, обитой кожей. Она делает глубокий вдох, медленно снимая крышку.

— Мама подарила мне эту коробку за ночь до того, как умерла. Думаю, она уже знала, что оставляет нас, чтобы быть с моим отцом. Она протянула её мне прямо перед тем, как уснуть. «Я хочу, чтобы она была у тебя», — вот всё, что она сказала. Она крепко обняла меня и сказала, как сильно меня любит. В тот момент я не подозревала, что последний раз слышу от неё эти слова, — она кладёт крышку рядом с коробкой и вытирает слёзы с глаз. — Я понятия не имею, что здесь. Я никогда не заглядывала внутрь.

— Ну, может быть, пора заглянуть. Она отдала её тебе не без причины.

— Вы начали без меня? — произносит Джемма, входя в комнату с большим деревянным подносом, на котором стоит кофе и тарелка печенья.

— Давай я тебе помогу, — встав, я встречаю её на полпути и забираю у неё из рук поднос.

— Я вчера вечером испекла печенье. Наверное, они не сравнятся с печеньем миссис Гарденер, но я надеюсь, что тебе понравится.

Я так тронут, что едва могу говорить нормально, когда отвечаю:

— Уверен, они будут вкусными.

Я осторожно ставлю поднос на стол, и Джемма подаёт одну чашку кофе Кристин.

— Держи, мам, — я замечаю, что в моём тоже есть молоко, но мне снова не хватает сил сказать ей. — Это твоё, — говорит она мне.

— Спасибо, — я тянусь за печеньем, прежде чем занять своё место рядом с Кристин, и Джемма садится с другой стороны от неё. Я на несколько секунд опускаю печенье в кофе, прежде чем положить его в рот. — Ммм, — когда мой взгляд поднимается к Джемме, я вижу, что она напряжённо смотрит на меня. — Вкуснятина.

Она робко улыбается, прежде чем сделать глоток кофе.

— Ты всегда макаешь еду в напитки? — она строит забавную рожицу, будто это странная привычка. Она не знает, что сама научила меня этому трюку.

— Не спеши смеяться, пока не попробуешь, — это были те же слова, которые она сказала мне много лет назад.

Она пожимает плечами, прежде чем наклониться и взять печенье. Она никогда не стеснялась пробовать новое. Это мне в ней нравилось.

Я забыл упомянуть то, что нельзя оставлять печенье в кофе надолго. Я не могу сдержать смех, когда она достаёт его, а половины не хватает. Выражение её лица бесценное. Её глаза расширяются, а лоб морщится, и она опускает взгляд на кружку.

— Есть правило двух секунд. Чуть дольше, и ты рискуешь, что оно размякнет и упадёт на дно чашки.

— Оу.

Милое хихиканье, которое срывается с её губ, как музыка для моих ушей. У неё всегда было отличное чувство юмора.

Кристин наконец делает шаг и достаёт из коробки кучу фотографий. Самая верхняя — чёрно-белое изображение молодых бабушки и деда. Они держат на руках ребёнка; предположительно, Кристин. У Кристин вырывается маленький одинокий всхлип, пока её палец легко проходит по изображению. Это первый раз, когда я вижу фотографию бабушки и деда в молодости. Они красивая пара. Джемма наклоняется и слегка улыбается мне, когда мы оба на автомате кладём ладони на ноги Кристин, чтобы успокоить её.

— Расскажи мне о них, — говорит Джемма, пока Кристин пролистывает фотографии, прежде чем передавать их нам. — Какой была твоя жизнь, пока ты росла?

— У меня есть очень приятные воспоминания из детства.

Джемма снова наклоняется и смотрит на меня. Я задумываюсь, думает ли она о воспоминаниях из нашего детства — о тех, о которых я писал в письмах.

— Это твой дедушка, — говорит Кристин, поднимая фотографию молодого деда в армейской форме. — Он участвовал во Второй мировой войне. Там он познакомился с моей мамой. Здесь должна быть её фотография. Я помню, что видела её в молодости, — она просматривает снимки, пока не находит нужный. — Вот. Она была медсестрой Красного креста.

— Я её знаю, — говорит Джемма, забирая снимок из рук Кристин, прежде чем я успеваю его увидеть. — Я помню её из больницы.

— Это невозможно. Этот снимок был сделан больше сорока лет назад, до того, как ты вообще родилась, — она наклоняется и берёт фотографию из рук дочери. Я вижу на её лице маленькую улыбку, пока она смотрит на снимок. — У неё была такая улыбка, что могла осветить всю комнату… Я так по ней скучаю, — она передаёт фотографию мне. — Вот ещё одна со времён войны.

— Это она, это определённо она, — шепчет Джемма.

— Невозможно, — отмахивается Кристин. — Как я сказала, ты даже не родилась, когда были сделаны эти снимки. Это было во время Второй мировой войны.

Игнорируя свою мать, Джемма переключает внимание на меня.

— Ты помнишь, что видел эту медсестру в больнице? — она передаёт мне другую фотографию. — Она работала в ночную смену, держала меня за руку и пела мне. Ты ведь её помнишь, да?

Обнадёженное выражение её лица тянет моё сердце, но я должен сказать ей правду.

— Нет. Я не могу честно сказать, что помню.

— Конечно, ты не помнишь, — огрызается Кристин, вставая и выходя из комнаты. Мой взгляд возвращается к Джемме, и я вижу, как она кусает нижнюю губу, чтобы попытаться скрыть дрожь.

Потянувшись, я беру её за руку.

— Я не вру, — шепчет она.

Глава 21

Джемма

Как только сажусь в машину Брэкстона, я достаю дневник, который засунула в свою сумочку. Я полночи сидела и перебирала остальное содержимое коробки. В конце для Кристин всё это стало слишком, так что она пошла в кровать и оставила меня одну.

— Что это? — спрашивает Брэкстон.

— Бабушкин дневник. Она писала во время войны.

— Ого.

— Я хочу прочитать тебе маленький отрывок. Это в тот день, когда она познакомилась с дедушкой — семнадцатое мая, 1941 года. Это просто доказывает, что я ничего не выдумываю.

«Прошло больше недели с тех пор, как у меня был шанс сесть и что-то написать. Я физически и морально истощена. Кажется, дни становятся длиннее, и потери растут тревожным темпом. Проведя время здесь, в Англии, я узнала, что война бессмысленна. Кровати стоят в коридорах из-за нехватки места в палатах, и если это продолжится, не пройдёт много времени, прежде чем у нас полностью закончится место. Я молюсь, чтобы этого никогда не произошло.

Я сделала своей миссией не привязываться к пациентам, но в одном конкретном случае, боюсь, я оплошала.

Рядовой Альберт Григгс был без сознания, когда его привезли три дня назад, и меня приставили помогать одному из докторов залатать его раны. Я давила на одну из больших ран на его лбу, когда он впервые открыл глаза.

— Вы ангел? — спросил он, сосредоточив на мне свои большие карие глаза. — Вы такая красивая, именно так я и представлял себе ангела.

— Я медсестра в госпитале.

— Значит, я не умер?

— Нет, вы более чем живой. Вы были ранены в миномётном обстреле, но вы в хороших руках. Доктор Адамс один из лучших.

Его лицо светится, когда он тянется за моей рукой, за мгновения до того, как снова теряет сознание.

Его рука не первая, чью я держала. Было много случаев, где я пыталась успокоить солдат, когда они боялись, или им было больно, или в те страшные моменты, когда я знаю, что они не переживут свои ранения. Держать кого-то за руку, когда он делает свои последние вдохи, это ощущение, от которого я никогда не восстановлюсь полностью.

В рядовом Григгсе есть что-то другое. В моём животе поселился лёгкий трепет, пока он сжимал мою руку. Такого со мной раньше никогда не случалось.

В последующие дни я чувствовала, как меня тянет к нему. Одни из самых тихих мгновений были проведены у его постели. Он всё ещё был без сознания, но я держала его за руку, прямо как в тот первый день, и пела ему; и когда он сжал мою руку, вернулся тот же трепет».

— Именно это она делала со мной, Брэкстон, — говорю я, поднимая взгляд от дневника. — Она держала меня за руку и пела мне. Ты ведь мне веришь?

Глаза Брэкстона слегка расширяются, прежде чем он говорит:

— Ты думаешь, есть шанс, что тебе это приснилось? Мне однажды снилась мама, через много лет после того, как умерла.

— Я не знаю. Может быть. Но всё казалось таким реальным, — сердцем я хочу верить, что это был больше, чем просто сон. Такое ощущение, что я узнала такую часть бабушки и дедушки, которую не знала даже прежняя я, и это приносит мне ощущение покоя. — Откуда мне было знать, что она пела дедушке?

— Этому у меня нет объяснения, Джем. Может, тебе рассказывали эту историю в детстве.

Я пожимаю плечами.

— Возможно.

— Если тебя это как-то утешит, мой сон о маме казался реалистичным. И меня это успокоило.

— Верить, что бабушка приходила ко мне, тоже меня успокаивает.

Он тянется через центральную консоль и кладёт руку мне на ногу, что придаёт мне уверенности.

— Тогда это всё, что имеет значение, Джем.

Его слова вызывают у меня улыбку, хотя всего через несколько мгновений моё настроение портится, когда звонит телефон Брэкстона, и я слушаю сообщение, оставленное на его голосовой почте.

«Привет, Брэкстон. Это Диана, — я сразу же задумываюсь, кто она такая. — Просто проверяю, как идут дела с Беллой-Роуз. Вы двое недавно, казалось, действительно сошлись. Если сможешь перезвонить мне, когда выдастся шанс, будет отлично».

— Белла-Роуз? — у меня так много вопросов, но это всё, что мне удаётся произнести.

Его глаза кратко переключаются на меня, прежде чем сосредоточиться обратно на дороге.

— Мне было одиноко без тебя, — тихо произносит он, и моё сердце падает.

Я знаю, что сама держу его на расстоянии вытянутой руки, но слышать его слова так больно. У меня тут же развивается неприязнь к Белле-Роуз, кем бы она ни была.

Я благодарна, когда мы останавливаемся на парковке реабилитационного центра через несколько минут, потому что я на грани слёз, что глупо. Я думала, чем он занимается в своё свободное время; теперь я знаю.

Моя логичная сторона знает, что с моей стороны не честно ожидать, что он будет ждать, когда я буду готова. Я даже не знаю, буду ли когда-нибудь готова, но сейчас я даже не могу разобрать все эмоции, которые испытываю: боль, грусть, ревность, разочарование и замешательство. За одно краткое мгновение весь мир рухнул вокруг меня.

— Тебе нет смысла оставаться, — говорю я, когда он заглушает двигатель и отстёгивает ремень безопасности. — У меня на сегодня всё равно есть планы.

Он хмурится от моего ответа.

— Всё в порядке. Я могу отвезти тебя куда нужно, когда мы закончим здесь.

— Не нужно, — я даже не могу смотреть ему в глаза, пока тянусь к дверной ручке. — Но спасибо, что подвёз. Хорошего дня.

— Эй, — он тянется и обхватывает ладонью мой локоть. — Всё нормально, Джемма?

Я бросаю на него взгляд через плечо и вижу на его лице замешательство.

— Всё в порядке, — вру я, выдавливая улыбку. — Увидимся позже, ладно?

— Ладно. Я заеду за тобой в пятницу утром, но надеюсь, что увижу тебя до этого, — моя первая мысль: «Я сомневаюсь в этом». — Если тебе что-нибудь понадобится, только позвони.

Я киваю, а затем быстро выхожу из машины и спешу к зданию. Я напишу ему сегодня и дам знать, что отныне буду ездить на приёмы на автобусе.

***

Проходит два дня, и я никак не связываюсь с Брэкстоном. Ну, он звонил и писал мне несколько раз — вчера даже приходил домой, но я притворилась, что сплю, когда Кристин поднялась в мою комнату — но я игнорировала его на всех фронтах. Я ужасно себя чувствовала из-за этого, но так было легче.

Он перевыполнил свою роль, помогая мне на пути восстановления. Пора его освободить и дать жить жизнью, которую он заслуживает. «Жизнью без меня». Почему от этой мысли мне хочется плакать?

Я слышу шаги по лестнице, так что быстро ложусь и поворачиваюсь к двери спиной. Кристин заметила перемены во мне, и я могу сказать, что она переживает. Я вернулась к своему прежнему способу справляться со всем… спрятавшись от остального мира. Полагаю, всё просто шло слишком быстро. Меня подхватил водоворот событий, прежде чем бросить обратно в реальность, и в процессе этого я пострадала от сильного удара по сердцу.

— Джемма, это я, — слышу я голос Рэйчел с другой стороны двери. — Ты не спишь?

Я переворачиваюсь на спину, прежде чем, наконец, сесть. Её я тоже избегала, но не могу так продолжать. Мне нужно с кем-нибудь поговорить, а она всё, что у меня есть. Обременять Кристин своими проблемами не вариант. В данный момент она сама проходит через слишком многое.

— Нет, я не сплю. Проходи.

— Привет, — говорит она, открывая дверь и просовывая в комнату голову. — Я начинала думать, что ты меня избегаешь.

Я пожимаю плечами, скрещивая ноги перед собой.

— Я всех избегала.

Она садится на край кровати.

— Всё нормально? — когда она кладёт руку на мою ногу, я поднимаю взгляд на неё. — Боже, — произносит она, когда видит в моих глазах слёзы. Не колеблясь, она притягивает меня в объятия. — Что происходит? Расскажи мне.

Я не собираюсь признаваться, что опустошена мыслью о Брэкстоне и как-там-её… Белле-Роуз. Что это вообще за имя? Отстраняясь, я вытираю глаза.

— Наверное, всё становится немного слишком. Я думала, что всё в порядке, но очевидно, что это не так.

— Я понимаю, как тебе тяжело, но ты действительно начинала делать прогресс. Не делай шаг назад… тебе нужно продолжать двигаться вперёд.

— Легче сказать, чем сделать, — вздыхаю я, прежде чем продолжить. — Я даже больше не знаю, кто я.

— И никогда не узнаешь это, пока запираешься в этой комнате, — её слова иногда резкие, но она говорит прямо и по делу, и это мне в ней нравится, и прямо сейчас мне это нужно. — Джемма, которую я знаю, борец. Она боец. Она никогда не позволяет ничему её сразить.

— Ты говоришь так, будто дело не велико. Как бы ты себя чувствовала, если бы всё потеряла? Не только свою память, но и всю жизнь. Своего мужа, своих родителей, своих друзей, свой дом, свою карьеру… всё. Я потеряла всё это.

— В этом и дело. Ничего из этого ты не потеряла. Свою память, да… и свою работу, но это не большая потеря, твой начальник был придурком. Но что касается остального, мы все по-прежнему здесь. И мы никуда не денемся. Я знаю, что эта ситуация огромная. Знаю. Просто дай немного времени, и в итоге всё само разрулится.

— Я надеюсь на это.

Рэйчел отклоняется назад и смотрит на меня с растущей улыбкой.

— Знаешь, что тебе нужно?

— Что?

— Девичник. Только мы вдвоём. Будет как в прежние времена. Мы можем поужинать и, может быть, потом сходить потанцевать. Ты любишь танцевать.

— Правда? — кажется странным, что я этого не знаю.

— Да. У тебя получается отстойно, но ты всё равно это любишь.

— Я танцую не отстойно, — говорю я, шлёпая её по ноге, и она смеётся. — Правда отстойно?

— Ну, скажем так: в первый раз, когда мы вместе пошли танцевать, я действительно думала, что у тебя припадок.

— Что? — пищу я.

— Я шучу, — отвечает она, хватаясь за свой живот и падая спиной на кровать. Когда из глубины её горла вырывается громкий неистовый смех, я тянусь и снова шлёпаю её.

— Ты стерва.

Мой комментарий только вызывает у неё больший смех, и как бы я ни старалась не присоединяться к ней, это заразно.

Когда мы, наконец, берём свои эмоции под контроль, она заверяет меня, что мои танцы не так уж плохи, как она выставила — хотя тот факт, что она подавляет улыбку, когда говорит это, вызывает у меня недоверие.

— Значит, в субботу вечером… это свидание, верно? Ужин, танцы и много веселья.

— По поводу танцев ещё посмотрим, но да, я хотела бы пойти.

— Я чуть не забыла, Кристин просила меня передать тебе это, — она достаёт из заднего кармана джинсов конверт, и я сразу же узнаю почерк Брэкстона. Обычное волнение, которое я испытываю, получая одно из его писем, на этот раз отсутствует. Может, из-за того что мне по-прежнему больно, или может из-за того, что на этот раз я не уверена, что в нём будет. Это о моём прошлом — нашем прошлом — или письмо с пожеланием мне хорошей жизни, чтобы он мог убежать в закат с Беллой-Роуз?

— Спасибо, — говорю я, забирая у неё конверт и кладя его на прикроватную тумбочку. Я определённо не собираюсь открывать его перед ней… Я не уверена, открою ли его вообще.

ПИСЬМО СЕДЬМОЕ…

Дорогая Джемма,

Семнадцатое сентября 2004 года. Для меня это был день смешанных эмоций. В тот день, когда мы выходили из школьного автобуса, я шёл вприпрыжку. Это была пятница, в конце концов, и это означало, что на все выходные ты была моей. С тех пор как ты стала моей соседкой, это были мои любимые дни недели.

Твоя мама приготовила для нас напитки и перекус, когда мы приехали домой. Теперь я был достаточно взрослым, чтобы оставаться одному — мне было почти шестнадцать — но я всё равно шёл к тебе домой каждый день после школы. Мой отец по-прежнему работал допоздна, так что я оставался и на ужин, и Кристин готовила ему тарелку к тому моменту, как он придёт домой. Прошло четыре года со смерти моей матери, но твоя мама всё равно присматривала за нами обоими.

Мы с тобой сидели за кухонным столом, разбираясь с домашним заданием, когда раздался звонок. Трубку взяла твоя мама.

— Это тебя, — прошептала она, прикрывая рукой трубку. — Думаю, это он.

Это тут же привлекло моё внимание.

— О боже! — провизжала ты, вскакивая со стула и спеша взять телефон. Что это за «он», чёрт возьми? Я был в полном замешательстве, и я признаю, немного злился. Но если честно, это была скорее ревность, чем что-либо ещё. Я не был готов делить тебя с другим парнем. — Алло?... Да, это Джемма… Ага… Правда?... Да, я бы с радостью, — односторонний разговор никак не помогал моему поднимающемуся давлению. — Хорошо, конечно… Нет, я завтра свободна.

Твой взгляд метнулся ко мне, и я уверен, что хмурился.

Улыбка на твоём симпатичном личике была огромной, когда взгляд переместился обратно к твоей маме, и я удивился, что оно не разорвалось пополам. Видеть тебя счастливой было одной из любимых моих вещей, но я быстро понимал, что всё иначе, когда твоё счастье включает в себя какого-то мужчину кроме меня. Ну, если только это не твой отец, или мой, или дедушка, или даже старик Дженкинс из газетного киоска… он был забавным и всегда заставлял нас смеяться своим дурацким чувством юмора.

Я не был против видеть, как любой из этих мужчин в твоей жизни вызывает у тебя улыбку, но это… в этом случае я был против, очень.

Я перестаю читать и кладу письмо себе на колени. Я могу понять всё, что он чувствовал в тот момент, потому что именно это я почувствовала, слушая его сообщение от Дианы. Часть меня не хочет слушать, что будет дальше, или с кем я разговариваю по телефону. Я не хочу, чтобы это был мальчик. Не хочу, чтобы кто-то встревал в нашу дружбу, и это сумасшествие. Это письмо было о нашем прошлом, так что, кто бы там ни был, это уже произошло. Нет ни единой чёртовой вещи, которую я могу сделать, чтобы это изменить.

Ты повесила трубку и завизжала так громко, что у меня зазвенело в ушах.

— Он хочет завтра со мной увидеться!

Я сидел в ошеломлении, когда ты прыгнула в руки матери.

— Это замечательные новости, милая, — сказала она. — Я так счастлива за тебя.

— Кто хочет с тобой завтра увидеться?

Я никогда не был жестоким человеком, но уже готовился разорвать его на части.

— Мистер Джефферис, — ответила ты. — У него своё кафе-мороженое в городе.

— Что?! Он старый. Ему почти пятьдесят, — мой тон был резким.

— Пятьдесят это не старый, — вмешалась Кристин, но никто из нас не обратил на неё внимания.

— Ну и что! Причём здесь возраст?

На это у меня не было ответа. Если честно, я был в замешательстве. Я был уверен, что ты собиралась назвать одного из парней из школы, или, по крайней мере, кого-то нашего возраста. Так что мистер Джефферис вроде как сбил меня с толку.

Я не мог винить других парней за желание быть с тобой. Ты была красивой — для меня ты была самой красивой девочкой в школе, и я знал, что не я один так думал.

— Я подала заявление о приёме на работу туда. Только на лето… и меня взяли. Он хочет, чтобы завтра я пришла на обучение.

Ты махала руками перед собой, пока твоё тело подскакивало от восторга, и моя злость быстро сменилась болью. Я не мог обдумать тот факт, что ты скрыла это от меня. Мы всё друг другу рассказывали.

— Что?

— Я получила работу. Ты не счастлив за меня?

Я бы не использовал слово «счастлив». Задет, может, раздражён, но определённо не счастлив. Я захлопнул свою тетрадку и поднялся из-за стола в такой спешке, что мой стул перевернулся и упал на пол.

— Брэкстон, подожди! — крикнула ты, когда я вышел из комнаты, но я не остановился. У меня кружилась голова. — Брэкстон, — я уже вышел во двор к тому времени, как ты меня догнала. — Брэкстон, стой, — ты потянулась ко мне, но я сбросил твою руку.

— Отстань от меня, Джемма.

— Какого чёрта с тобой вдруг произошло? Пару минут назад всё было в порядке.

Я остановился и развернулся лицом к тебе.

— Почему ты не сказала мне, что подала заявление на эту работу?

На твоём лице смешались боль и раздражение.

— Потому что хотела сделать тебе сюрприз. Если честно, я даже не думала, что меня возьмут.

— Что ж, сюрприз, — с сарказмом в голосе произнёс я.

— Почему ты ведёшь себя как придурок?

Я хотел сказать тебе, как мне больно от того, что ты мне не рассказала и что я расстроен, что больше не буду проводить выходные с тобой. Эти два дня были самыми важными в моей неделе. Я вёл себя эгоистично, знаю, но я не контролировал свои эмоции. Так что я просто стоял на месте и ничего не говорил.

— Иди нахрен, Брэкстон Спенсер!

Я не знаю, что причинило больше боли — грусть на твоём лице или злость, когда ты толкнула меня в грудь.

Это был первый раз, когда я услышал от тебя настоящее ругательство. Ещё это было ближе всего к ссоре. Я не знал, что сказать или сделать, так что отвернулся от тебя и помчался к себе домой.

Захлопнув за собой входную дверь, я направился прямо в свою комнату. Я никогда не чувствовал ничего такого раньше. Я сел на край кровати и уткнулся лицом в свои дрожащие руки.

Той ночью я едва ли спал. Меня обременяло чувство вины. Я знал, что вёл себя как полный придурок. Я должен был быть счастлив за тебя, но вместо этого страдал — я даже не мог представить, какими будут мои выходные без тебя.

Когда, наконец, наступило утро, я сидел у окна своей спальни и наблюдал, как ты уходишь на свой первый рабочий день. Тебя вёз твой папа, и когда ты шла к машине, то обернулась и посмотрела на мой дом. Ты должна была быть счастлива, даже в восторге, но из-за меня выглядела очень грустной. Я знал, что это всё моя вина, и всё же по-прежнему не мог собраться и выйти на улицу, чтобы пожелать тебе удачи. Это глупо, но в тот момент казалось, что между нами всё кончено. Как будто всё менялось, и ты ускользала сквозь мои пальцы. Мне нравилось всё так, как было, и я не хотел терять тебя… или то, что было между нами.

Часы спустя — это было около полудня, а я по-прежнему кис — раздался стук в дверь.

— Можно минутку с тобой поговорить? — спросила твоя мама.

Я отошёл в сторону, чтобы она могла войти.

— Я принесла тебе ланч. Подумала, что ты можешь быть голоден, — она протянула мне тарелку с завёрнутым сэндвичем, проходя мимо.

— Спасибо.

У меня не было аппетита, но я оценил жест.

— Пожалуйста, но я здесь не поэтому, — я сел на диван, а твоя мама села рядом со мной. — Знаю, ты расстроен из-за того, что Джемма нашла работу, но я хотела, чтобы ты знал, что прошлой ночью я обнимала её, пока она засыпала в слезах, — я опустил голову. Осознавая, что я был причиной этих слёз, мне было тяжело сглотнуть. Причинить тебе боль было последним, чего я когда-либо хотел. — Ты знаешь, почему она пошла на эту работу?

— Нет.

Я всё ещё не мог заставить себя смотреть на неё, так что я оставался сосредоточенным на ковре под ногами.

— Она хотела заработать денег, чтобы купить тебе подарок на Рождество. Она хотела купить тебе что-то особенное, на свои деньги. Это единственная причина. Это только временная должность, на лето.

— Я этого не знал, — прошептал я.

— Если честно, мы со Стефаном не очень счастливы, что она работает; мы оба считаем, что она слишком юная, и предпочли бы, чтобы она пока сосредоточилась на учёбе. Но это было важно для неё… ты важен для неё, — она положила руку мне на ногу и мягко сжала, прежде чем встать. — Я просто подумала, что ты захочешь об этом знать.

Я рад, что она мне рассказала, но от этого я почувствовал себя хуже, чем когда-либо в жизни.

Когда она ушла, я отправился в длинную прогулку до города. У меня не было денег на автобус, но меня это не беспокоило — ради тебя я пошёл бы на край земли.

Ты была занята обслуживанием, когда я пришёл, так что я стоял на улице и наблюдал за тобой через большое окно. Ты выглядела мило в своей форме: крохотные ярко-розовые шорты, белая футболка в подходящий ярко-розовый горошек и белая шапочка. Твои красивые каштановые волосы были убраны в высокий хвостик.

Я очень старался не фокусироваться на твоих длинных стройных ногах, но это было невозможно. У тебя всегда были самые потрясающие ноги.

Я снова перестаю читать и опускаю взгляд на свои ноги. Сейчас он бы так не сказал. Может когда-то у меня и были потрясающие ноги, но больше нет. Они ужасно изуродованы огромными уродливыми шрамами, которые всегда будут напоминать мне об аварии.

Чем старше мы становились, тем тяжелее мне было скрывать свои настоящие чувства к тебе. Ты больше не была маленькой девочкой без передних зубов, которая украла моё сердце; ты выросла в прекрасную юную женщину, которая завладела мною полностью.

Должно быть, я стоял там около пятнадцати минут, пока не ушли все покупатели. Ты протирала прилавок, когда я вошёл. Твои глаза расширились от удивления, когда ты заметила меня, стоящего в дверном проёме. Я переживал, как ты отреагируешь на меня, но в этом не было необходимости. Спустя мгновения на твоём лице появилась красивая улыбка, и от этого моё сердце заколотилось.

— Брэкстон, — произнесла ты, когда я подошёл к прилавку. — Что ты здесь делаешь?

— Я пришёл извиниться, что вчера вёл себя как придурок.

— Это правда, — сказала ты, опуская взгляд обратно на стойку, — но я тебя прощаю.

Я даже не могу описать словами, какое почувствовал облегчение, когда ты это сказала.

— Хочешь мороженое?

— У меня нет с собой денег, — ответил я.

— Это ничего. У меня с обеда осталось немного сдачи. На самом деле, я даже не обедала. Не была голодна.

Я видел, как в твоих глазах промелькнула грусть, и вина, которая висела на мне весь день, быстро вернулась. Я точно знал, что ты чувствуешь, потому что тоже ничего не ел.

— Прости, Джем.

— Всё нормально. Теперь ты здесь. Это всё, что имеет значение.

Ты отошла, чтобы показать шкафчик, где находилось мороженое разных вкусов.

— Я хочу, чтобы ты попробовал моё новое сегодняшнее изобретение, оно называется «Брэкстон».

— Ты назвала его в честь меня?

— Да. Я собиралась назвать его «Трёхэтажный Придурок», но подумала, что мой новый начальник это не оценит.

Я рассмеялся, когда ты взяла железную ложку и скатала первый вкус в аккуратный шарик.

— Это «Восторг яблочного пирога». Я знаю, как тебе нравится бабушкин яблочный пирог, — ты положила шарик в рожок и сполоснула ложку, прежде чем перейти к следующему вкусу. — «Ванильная мечта», потому что нельзя есть яблочный пирог без ванильного мороженого. Они созданы друг для друга.

— Точно, — ответил я, моя улыбка стала шире. Они были созданы друг для друга, прямо как мы.

— И последнее, «Озорной шоколад», потому что я знаю, как сильно ты любишь шоколад, — ты гордо улыбнулась, протягивая мне рожок. — Та-да… держи «Брэкстона».

Говорят, путь к сердцу мужчины лежит через его желудок, но в тот момент я не влюбился в тебя по уши, потому что был безнадёжно влюблён в тебя много лет.

То, что было между нами, слишком прекрасно, чтобы забыть.

Всегда твой,

Брэкстон

Я опускаю взгляд на крохотную подвеску в виде мороженого в своей руке и делаю что-то, чего не делала всю неделю… улыбаюсь.

Глава 22

Джемма

Я смотрю на часы рядом со своей кроватью и вижу, что времени только пятнадцать минут шестого утра. Я едва спала прошлой ночью. Мои мысли разбегаются. Я нервничаю и, кажется, не могу найти покой.

Отбросив одеяло, я встаю и иду в ванну. Не могу больше сидеть взаперти в этом доме. Мне нужно выйти и набрать в лёгкие немного свежего воздуха.

Наклонившись над раковиной, я брызгаю себе на лицо воду. Глядя в зеркало, я вижу под глазами тёмные круги.

Почистив зубы и пробежавшись расчёской по волосам, я иду обратно в свою комнату. Стянув через голову ночнушку, я бросаю её на кровать. Я ухожу отсюда на день и точно знаю, куда пойду. Туда, где мне спокойнее всего… на пляж.

Солнце ещё не встало к тому времени, как я оставляю записку на кухонном столе для Кристин, а затем закрываю за собой входную дверь. Но начинает немного светлеть, пока я иду к автобусной остановке.

Когда я подхожу к остановке, подъезжает автобус, и мне приходится пробежать последние десять метров, чтобы не пропустить его. Я всё ещё слегка хромаю, но с этим можно жить.

Я надеюсь добраться до пляжа раньше, чем встанет солнце. Если верить моему телефону, сегодня рассвет должен быть около половины седьмого утра. Я должна успеть.

Я застёгиваю куртку и натягиваю на голову капюшон, пока иду по песку. Сегодня утром воздух прохладный.

Автобус останавливается у пляжа, но, как и в прошлый раз, меня тянет к моему любимому дому — красивому белому дому с небесно-голубыми ставнями на окнах.

Доходя до нужного места, я останавливаюсь и смотрю на дом несколько секунд, прежде чем развернуться лицом к океану. Я как раз вовремя: солнце начинает подниматься. Я наполняю лёгкие свежим морским воздухом и сажусь на песок.

Я достаю телефон, когда на горизонте появляется солнце, и делаю несколько снимков. Оно такое же прекрасное, как я и представляла.

Я натягиваю капюшон глубже на голову и вздыхаю, глядя на океан. Я знала, что нужно сюда приехать; мне уже становится спокойнее. Я подтягиваю ноги к груди и обвиваю их руками, опуская подбородок на колени. Я закрываю глаза, позволяя звуку волн успокоить мою душу. Я так теряюсь в этом моменте, что даже не слышу приближающихся шагов, пока меня чуть не сбивают. Мои глаза распахиваются, когда мне на колени прыгает милая маленькая собачка и начинает лизать моё лицо.

— И тебе привет, — говорю я, хихикая от её восторга.

— Белла-Роуз! — слышу я чей-то голос издалека, и моё тело тут же напрягается. Я не только узнают это имя, но и голос тоже.

Я быстро встаю и тянусь за своей сумкой, как раз когда собака начинает прыгать возле моей ноги.

— Белла-Роуз, — снова произносит он, запыхавшись. Теперь голос раздаётся сзади меня, но я не могу заставить себя развернуться. — Иди сюда, девочка, — он тянется вниз и подхватывает собаку, а мне хочется развернуться и убежать. — Простите за собаку, она никогда так раньше не делала.

Мой капюшон поднят, и я стою к нему спиной, так что он не видит моего лица. Но это бесполезно, выхода нет.

Когда я разворачиваюсь, первым делом я вижу на его лице удивление.

— Джемма.

— Привет, — мой взгляд двигается влево от него, затем вправо. Он один. Затем я смотрю на собаку в его руках, и до меня доходит. Я чувствую себя такой идиоткой.

— Что ты здесь делаешь? — спрашивает он, когда на его лице появляется улыбка.

— Мне просто нужно было немного воздуха. Я всю неделю сидела в доме Кристин.

— Я знаю. Я недавно заходил. Ты не отвечала на мои звонки или сообщения. Я начинал волноваться. Я думал, может, ты избегаешь меня.

Я пожимаю плечами. Я определённо не собираюсь признаваться, что приняла его собаку за его чёртову девушку.

— Мне просто нужно было немного пространства от мира. Я начинала чувствовать себя перегруженной всем этим.

— Это понятно, — говорит он, протягивая руку и проводя ладонью вниз по моей руке. От этого движения я чувствую покалывание. Почему он такой понимающий?

— Прости, что не отвечала на твои сообщения.

— Не нужно извиняться.

— Значит, это твоя собака? — спрашиваю я, пытаясь говорить как ни в чём не бывало, но, наверное, это не получается. — Я помню, ты говорил, что хотел её завести.

— Да, это Белла-Роуз, — он с нежностью проводит рукой по её шерсти. — Изначально я планировал взять щенка, но когда увидел её, понял, что она поедет со мной домой.

— Любовь с первого взгляда, да?

Он улыбается, прежде чем ответить.

— Не совсем, — он рассказывает, что почувствовал, когда узнал, что хозяин Беллы-Роуз умер; он не мог не забрать её домой.

Я потягиваюсь, чтобы почесать Беллу-Роуз под подбородком.

— Бедная девочка, — я поднимаю взгляд обратно на Брэкстона. — Ты хороший парень, Брэкстон Спенсер.

— У меня есть свои недостатки, — признаётся он, пожимая плечами.

— Ну, я их пока не вижу.

Это вызывает у него на лице улыбку.

— Я как раз собирался выпить кофе. Присоединишься ко мне?

— Мне, наверное, пора идти. Я оставила Кристин записку, сказав, что буду дома к завтраку, и мой автобус, наверное, скоро приедет.

— Мы быстро, а потом я подброшу тебя домой по пути к отцу.

— Хорошо.

Правда в том, что я скучала по нему.

Он разворачивается и жестом приглашает меня пойти следом, но к моему удивлению, он идёт не в ту сторону, куда я ожидала. Он идёт прямо к моему любимому дому.

— Куда ты идёшь?

— К себе домой. Я там живу… и ты раньше жила.

— Это наш дом? Я жила здесь?

— Ага. Я построил его для тебя.

— Ты построил этот дом? — я останавливаюсь и в удивлении смотрю на него.

— Ну, не технически, я его спроектировал. Это был дом твоей мечты в детстве.

— Ого, — шепчу я, когда мой взгляд опускается на песок у моих ног. Не удивительно, что меня так тянуло к этому месту.

Мы поднимаемся по ступенькам, которые ведут на заднюю веранду, и я вдруг чувствую себя тревожно от того, что нахожусь здесь. Это слишком рано. Я не готова. Я делаю паузу, когда он вытирает босые ноги о коврик у больших стеклянных дверей.

— Ты идёшь?

Я качаю головой. Его плечи слегка опускаются, но он пытается скрыть это улыбкой.

— Ну… эмм… устраивайся здесь, я только пойду возьму кофе, — он жестом указывает на уличный столик, прежде чем исчезнуть в доме. Отчасти мне хочется войти и осмотреться, но я боюсь это делать. Я чувствую себя странно из-за всех этих вещей, которые должны быть мне знакомы, но нет.

Я иду по веранде к длинной, белой деревянной скамье. На ней лежат разные подушки: некоторые сине-белые в полоску, некоторые того же голубого оттенка, как отделка окон, а некоторые просто голубые с белой окантовкой. Они мне нравятся. Это помогает связать это место с остальным домом. Оглядываясь вокруг, я задумаюсь о своей прежней карьере. Мне интересно, вернётся ли когда-нибудь эта моя страсть к дизайну.

Скамейка стоит близко к дому, под единственной крытой частью веранды. Полагаю, в этом есть смысл, потому что здесь она укрыта от погоды. Слева расположен большой белый деревянный стол на шесть мест; в центре стоят три подсвечника, каждый с наполовину сгоревшей свечкой. Затем мой взгляд притягивает нить гирлянд, растянутых по периметру веранды. Я обнаруживаю, что мне хочется, чтобы стало темно, и я увидела их включёнными, представляя, как мило было бы поужинать здесь при свечах.

На дальней правой стороне веранды стоит барбекю, дополненное маленькой уличной кухней, огороженной с обеих сторон пальмами в высоких небесно-голубых горшках. Я вижу большой декоративный якорь на стене.

Пока сижу, я разглядываю маленький белый кофейный столик перед собой. В центре стоит прямоугольная плетёная корзинка, а внутри неё голубая свечка, окружённая ракушками и искусственными голубыми морскими звёздами. Мне нравится внимание к деталям повсюду; это всё очень просто, но эффектно. Это я украшала? От этой мысли у меня всё переворачивается внутри. Хотела бы я помнить.

Я откидываюсь на спинку стула и пытаюсь не слишком всё анализировать. Я по-прежнему не могу поверить, что это мой дом или что он был моим домом. Тот факт, что меня тянуло сюда с первого взгляда, даёт мне надежду. Я молюсь, чтобы однажды вся память вернулась. Я не уверена, как со всем справлюсь, если этого не произойдёт. Помимо писем Брэкстона, в моей жизни не хватает огромного куска.

— Ну вот, — произносит Брэкстон, прерывая мой поток мыслей. Он ставит на столик поднос, и мой взгляд притягивают его руки. У него красивые руки, такие сильные и мужественные. Я задумываюсь, каково ощущать их на своём теле, и эта мысль меня шокирует.

Мой взгляд быстро поднимается к его лицу, и я вижу его усмешку. Мне нравится, когда он так улыбается, потому что так видны его милые ямочки. Его голубые глаза блестят в утреннем свете, когда он подаёт мне мой кофе.

— Я приготовил его так, как ты любишь.

— Спасибо, — я делаю глоток кофе, и вкус удивительный. — Что в нём? — спрашиваю я.

— Карамельный сироп. Обычно ты добавляла его вместо сахара.

— Вкус потрясающий. Нужно купить такой домой к Кристин.

— Можешь забрать бутылку, которая у меня здесь есть. Я могу купить ещё.

Он берёт свой кофе и садится рядом со мной, и приходит Белла-Роуз, чтобы лечь у его ног. Я пытаюсь игнорировать тот факт, что чувствую исходящий от его тела жар. Ещё я пытаюсь игнорировать то, как хорошо он пахнет.

— Здесь так красиво, — говорю я.

— Это точно. Мы раньше сидели здесь каждое утро и пили кофе, — я не отвечаю, потому что снова ненавижу то, что не помню ничего из этого. Моя прежняя жизнь кажется хорошей, но она далеко позади. — Ты голодна? — он наклоняется вперёд и поднимает тарелку с двумя кексами. — Они черничные, одни из твоих любимых.

— Это ты испёк?

— Едва ли, — хмурится он. — Если только не считается их размораживание в микроволновке. Я не смог бы ничего приготовить, даже чтобы спасти свою жизнь. В этом доме поваром была ты. Я иногда помогал с готовкой, но в основном был посудомойщиком. Я всегда оставлял готовку тебе… это было безопаснее.

Я вдруг задумываюсь, как он справляется теперь, когда меня нет рядом, чтобы присматривать за ним. Эта ситуация совершенно вне моего контроля, но я не могу не чувствовать жалости к нему.

Мой взгляд переключается на чашку в его руке. Та, которую он дал мне, выглядит новой и стильной, но его чашка явно старая. На ней есть надпись, но я не могу её разобрать, потому что на пути его рука.

— Твой кофе чёрный. Я получила последнее молоко?

— Я обычно так и пью кофе, — говорит он, посмеиваясь.

— Я налила молоко в твой кофе у Кристин.

— Я знаю.

— Тебе следовало что-нибудь сказать.

— Я не хотел задеть твои чувства.

— И не задел бы, глупый, — говорю я, ударяясь о его ногу своей. — По крайней мере, теперь я знаю, на следующий раз.

Мы сидим в тишине и пьём. В этом нет неловкости или не комфорта — на удивление, это кажется… правильным.

Я не уверена, сколько проходит времени, но, в конце концов, Брэкстон опускает взгляд на свои часы.

— Что ж, как бы я ни наслаждался тем, что ты здесь, наверное, лучше мне отвезти тебя домой. У меня встреча в десять, а мне всё ещё нужно съездить повидаться с папой.

У меня в голове появляется идея, и слова вылетают изо рта раньше, чем я это понимаю.

— Можно поехать с тобой?

— К моему папе?

— Да, я бы хотела увидеть его снова.

Его лицо светится.

— Конечно. Мне бы этого хотелось.

Мы оба улыбаемся, уходя.

***

— Давай я заберу, — говорю я Кристин, когда мы достаём из такси пакеты с покупками.

Мы провели вместе приятное утро. После шоппинга мы пообедали в кафе, где я попросила добавить в кофе карамельный сироп. Такое чувство, что нам нужно начать делать такие простые вещи. Кристин помогла мне начать жить заново, и я хочу помочь ей сделать то же самое.

Кристин проверяет почтовый ящик, пока я иду к дому и ставлю продукты на крыльцо.

— Мне нужно сделать тебе дубликат ключа от входной двери, — говорит она, поднимаясь по ступенькам.

— Мне бы этого хотелось.

Было бы мило приходить и уходить когда захочется. Теперь, когда моя реабилитация проходит всего пару дней в неделю, у меня так много свободного времени. У меня больше нет работы, и не помня свои дизайнерские навыки или свои вкусы, я никак не могу к ней вернуться. Может, мне стоит подумать о поиске новой карьеры.

Кристин открывает дверь, и я беру пакеты и несу их на кухню.

— Это пришло тебе, — говорит она, передавая мне письмо и маленькую посылку. Мой пульс ускоряется. Они от Брэкстона.

Я кладу их рядом с собой и быстро разбираю продукты, желая закончить с этим, чтобы прочитать своё письмо.

— Давай я этим займусь, — говорит Кристин. — Иди читай своё письмо.

— Ты уверена?

— Да.

Я обвиваю руками её талию, крепко обнимая.

— Спасибо за сегодняшний день… это было мило.

— Это было прямо как в прежние времена, — улыбается Кристин.

ПИСЬМО ВОСЬМОЕ…

Дорогая Джемма,

Двадцать четвёртое декабря 2004 года. Кафе-мороженое было закрыто на Рождество, так что я с нетерпением ждал, что проведу следующие два дня с тобой. Ты работала почти каждый день школьных каникул, которые вели к Рождеству, и я очень скучал по тебе. Я много времени проводил в хозяйственном магазине, помогая отцу. Он не ожидал этого от меня, но я был счастлив помочь ему, и, если честно, я был совершенно потерян, когда тебя не было рядом.

Твоя смена закончилась в четыре часа вечера, так что я вышел из хозяйственного магазина заранее, чтобы тебя забрать. Я делал это каждый день, и мы вместе ехали на автобусе домой. Было лето, так что бизнес с мороженым пользовался популярностью, и ты сбивалась с ног. Ты всегда выглядела такой уставшей, когда я забирал тебя с работы, и я ненавидел это, но то, как светилось твоё лицо, как только ты видела меня, растапливало моё сердце.

— Обещай, что не отойдёшь от меня следующие два дня, — сказала ты, как только мы заняли свои места в автобусе. — Я так по тебе скучала.

— Я тоже по тебе скучал.

Если бы только знала, как сильно.

— Обещай мне, Брэкстон.

— Обещаю, я от тебя не отойду, — я использовал палец, чтобы перекреститься для эффекта, — за исключением, когда пойду в тулалет, конечно же. Только если ты не настаиваешь, чтобы пойти туда со мной.

— Фуу, отвратительно. Ни за что! — кричишь ты, стучась плечом о моё. — Перерывы на туалет определённо разрешены.

Бабушка и дедушка приехали к вам домой к тому времени, как мы добрались. Они всегда приезжали на Рождество. В канун праздника мы украшали вашу ёлку, пока твоя мама и бабушка на кухне начинали готовить наш рождественский ужин для следующего дня.

В нашем доме Рождество больше не праздновали. С тех пор, как умерла моя мама, отец потерял интерес. Он всегда заворачивал мне подарок рождественским утром и присоединялся к нам за рождественским обедом у вас дома — на этом настаивали твои родители — но на этом было всё. Для него без неё не было Рождества.

Было около десяти вечера, когда мы закончили украшать ёлку. Твои родители и бабушка с дедушкой собрались в гостиной для официального включения рождественских гирлянд. Обычно это было работой твоего отца, главы дома, но в этот конкретный год чести удостоился я. Ты даже не представляешь, как много это для меня значило.

Я стоял рядом с ёлкой, пока на заднем плане тихо играли рождественские песни. В тот момент, когда твой отец кивнул мне, я щёлкнул переключатель и смотрел, как на всех ваших лицах светятся улыбки. Мне нравилось проводить время с твоей семьёй, правда нравилось, но ещё это постоянно напоминало мне обо всём, что я потерял.

Я улыбался вместе со всеми вами, но всё это время сдерживал слёзы. Видя вас всех вместе и таких счастливых, я думал о своей маме, и как сильно я скучал по ней. Ещё от этого у меня болело сердце за отца. Мы оба так много потеряли в тот день, когда она умерла.

Моя мама любила Рождество; это было её любимое время года. Магазин моего отца закрывался на несколько дней, и мы были вместе, как семья. Она украшала весь дом за недели до праздника, и когда была дома, она включала рождественские песни и подпевала им. Если я оказывался поблизости, она хватала меня и заставляла танцевать с ней.

Я всё ещё могу представить улыбку на её лице, пока мы вальсировали по комнате. Мне нравилось видеть эту её улыбку. В канун Рождества она не спала допоздна, готовила Рождественский торт на следующий день, с её особенным заварным кремом; она готовила его с нуля, ненавидела всякие порошки. За её ветчину в мёде можно было умереть.

— Не могу дождаться, когда подарю тебе утром подарок, — сказал ты, беря меня под руку, пока вела к двери. Ты чуть ли не подскакивала от восторга. — Надеюсь, тебе понравится.

— Очень понравится, — ты так упорно работала, чтобы заработать денег на этот подарок, одного этого было достаточно. Это так много значило, что ты пошла на всё это ради меня.

Рождественским утром я проснулся под громкий стук во входную дверь.

— Брэкстон, — услышал я крик своего отца через пару минут. — Джемма пришла.

Вскочив с кровати, я порылся в своём ящике в поисках маленького завёрнутого подарка, который засунул туда. Отец дал мне пятьдесят долларов за всю работу, которую я проделал в магазине за предыдущие недели. Я не хотел его денег, но он настоял.

Я использовал их для того, чтобы купить тебе подарок.

Мой отец стоял внизу лестницы, пока я спускался, но мой взгляд был сосредоточен на тебе. Ты стояла как раз в дверном проёме, всё ещё одетая в свою розовую пижаму. Твои волосы торчали во все стороны, но для меня ты никогда не выглядела красивее.

— Весёлого Рождества, пап, — сказал я ему, когда он обнял меня одной рукой.

— Весёлого Рождества, сынок.

Улыбка на его лице выросла, пока я шёл к тебе. На мне были только пижамные штаны, и мне пришлось подавить усмешку, когда твои глаза медленно опустились по моему телу, прежде чем вернуться к моему лицу.

Я очень вырос за девять лет, которые мы были друзьями. Теперь я был высоким и подтянутым, и мне нравилась мысль, что ты только что бесстыдно оценила это.

— Весёлого Рождества, Брэкс, — произнесла ты, доставая из-за спины маленькую квадратную завёрнутую коробку.

— Весёлого Рождества, Джем, — я тоже протянул тебе свой подарок.

У меня внутри всё перевернулось, когда твоё лицо засветилось.

— Ты приготовил мне подарок?

— Ага.

— Открой сначала свой, — я слышал восторг в твоём голосе, когда ты говорила. Я задержал дыхание, разрывая бумагу, открывая чёрную коробку. Я медленно снял крышку и не смог поверить своим глазам.

— Часы? — у меня никогда раньше не было часов.

— Да. Тебе нравится?

— Очень нравится, — ответил я, притягивая тебя в свои объятия. — Мне очень нравится, Джем. Спасибо.

Я мог сказать, что ты счастлива, что мне понравился подарок, потому что на твоём лице была огромная улыбка, когда я, наконец, отпустил тебя.

Я не терял времени и застегнул часы на запястье. Они были идеальными, и это был не только самый лучший подарок, который я когда-либо получал, но и самый ценный — и я имею в виду не его стоимость. Это был подарок от тебя, подарок от сердца, ради которого ты упорно работала. Я по-прежнему ценю его, по сей день.

— Открой свой подарок.

Я стоял и смотрел, как ты разворачиваешь его. В отличие от меня, ты не торопилась, очень стараясь не порвать бумагу. Мне хотелось, чтобы ты увидела, что я тебе купил, и напряжение меня убивало.

Ты ахнула, как только сняла крышку с маленькой розовой коробочки.

— О боже, Брэкстон, — когда твой взгляд вернулся ко мне, я был удивлён увидеть в твоих глазах слёзы. Я смотрел, как ты провела кончиком пальца по крохотным серебряным серёжкам в форме ракушек. — Они такие красивые.

— Как только я увидел ракушки, они напомнили мне о тебе.

— Они мне очень нравятся, — прошептала ты, вытирая глаза. — Спасибо.

Позже в тот день, мы с отцом присоединились к твоей семье за обедом. Бабушка и твоя мама всегда старались чересчур, но от меня не получали никаких жалоб. Я наелся до такой степени, пока не начало тошнить. Но моей любимой частью дня было видеть перемены в моём отце. Как только они с твоим отцом доходили до портвейна, показывалась другая его сторона. Он расслаблялся и больше не казался обременённым обстоятельствами. Мне нравилось видеть его таким беззаботным и счастливым, даже если это было всего один день в году.

Следующий после Рождества день мы обычно проводили на пляже, и этот год не был исключением. Твой папа подвёз нас позже утром, со строгими инструкциями, что заберёт нас в два часа. Со мной были мои новые часы. Я даже спал с ними в Рождество… я не хотел их снимать.

Теперь мы были старше, так что нам не требовались сопровождающие, куда бы мы ни ходили. Мы не только были благоразумными, но твои родители знали, что я присмотрю за тобой, как и всегда.

С твоей работой мы не приходили сюда несколько недель, и пока мы шли к нашему обычному месту, ты указала на ряд домов вдоль пляжа.

— Ох, посмотри, они снесли тот старый дом.

Я направился в ту сторону, чтобы посмотреть поближе. В зданиях было что-то, что меня завораживало. Разные формы, размеры и дизайн. Каркас для нового дома уже установили, и я пытался представить, как он будет выглядеть, когда его закончат.

Я знал, что когда закончу школу, я буду либо строить, либо проектировать дома, но ещё не решил, что именно.

— Как мило было бы жить так близко к пляжу, — сказала ты. — Хотела бы я быть богатой.

— Если я когда-нибудь выиграю в лотерею, я куплю тебе один из этих домов.

— Это мило, — ты стукнулась об меня плечом, и на твоём симпатичном личике расплылась улыбка.

— Какой бы ты хотела?

— Ни один из этих, — ответила ты. — Я бы построила дом своей мечты.

— У тебя есть дом мечты?

— Есть, — ты взяла меня под руку, пока мы шли по пляжу. — Я даже его нарисовала. Покажу тебе, когда приедем домой.

Большую часть утра мы плавали, и когда наплавались, построили снеговика из мокрого песка — дополнили волосами из водорослей, руками из веток и глазами из ракушек. Мы делали это так много лет, что это стало рождественской традицией.

Позже в тот день, когда мой папа лежал на нашем диване и отсыпался от эффектов своего большого дня выпивки с твоим отцом, я ленился в вашей гостиной перед телевизором. Когда я попросил посмотреть на твой рисунок, ты казалась довольной и побежала за ним в свою комнату.

— Однажды я буду жить в точно таком же доме, — объявила ты, протягивая мне рисунок, чтобы я его изучил. Это был белый двухэтажный дом из вагонки, дополненный белым частоколом спереди. Рисунок был таким детальным, вплоть до голубых ставней и окантовки окон. Ты даже добавила разноцветный сад, который тянулся вдоль крыльца.

— Мне нравится, — сказал я.

— Девушка может и помечтать, — вздохнула ты, но я не сомневался в этом ни на секунду. — Мечтать не запрещено, знаешь ли, — я протянул рисунок обратно тебе, и я довольно уверен, что именно в этот момент подтвердилось моё будущее. Я сделал бы что угодно, чтобы твои мечты сбылись. — Ты можешь купить соседний дом, и мы можем быть соседями, прямо как сейчас.

Я улыбнулся и кивнул, но ни за что не собирался оставаться твоим соседом. Я собирался однажды жениться на тебе, и мы бы вместе жили в этом доме.

Парень тоже может помечтать…

То, что между нами было, слишком прекрасно, чтобы забыть.

Всегда твой,

Брэкстон

Я кладу письмо рядом с собой и беру маленькую посылку. Как только вижу розовую коробочку, я улыбаюсь. Я знаю, что внутри: серёжки в виде ракушек, которые он купил мне, когда мы были подростками.

Они красивые и по форме похожи на подвеску в виде ракушки на моём браслете памяти. Я достаю их из коробочки и надеваю на уши, затем ищу в конверте свою подвеску.

Я нахожу три: дом, завёрнутый подарок и снеговика.

Ещё в конверте сложенный листок бумаги. Когда я раскрываю его, я не могу сдержать улыбки. Это мой рисунок дома моей мечты. Это не просто квадрат с треугольником сверху в качестве крыши, каким я его представляла. В нём так много деталей. Но самый большой для меня сюрприз — то, что он практически идентичен дому, где живёт Брэкстон.

Он действительно построил мне дом моей мечты.

Глава 23

Брэкстон

— Привет, пап, — говорю я, заходя в палату. Мне нравится улыбка, которая появляется на его лице, как только он видит меня. Зачастую я получаю только пустой взгляд.

— Привет, сынок, — как только эти слова срываются с его языка, я улыбаюсь. Сегодня хороший день; сегодня он меня помнит. Он наклоняется на стуле вперёд и смотрит мне за спину. Моя первая мысль, что он ищет Джем, но, к сожалению, она сегодня не со мной.

Каждое утро с тех пор, как видел её последний раз, я жду на заднем крыльце. Я даже стал водить Беллу-Роуз на прогулки вдоль пляжа, просто на случай, если столкнуть с ней, но нигде не было ни намёка на неё.

— Где твоя мама? Она не с тобой.

Моё сердце проваливается. Он не часто о ней спрашивает, но когда это бывает, то всегда заканчивается плохо.

— Нет, она не со мной, — говорю я, когда он встаёт и обнимает меня.

— Оу. Где она? Она придёт ко мне позже?

Я коротко думаю о том, чтобы придумать какую-нибудь правдоподобную историю, но я никогда не врал ему и не собираюсь начинать.

— Она... эмм... не придёт, пап.

Я чувствую себя ужасно, когда его лицо искажается.

— Почему? — спрашивает он.

Я чешу затылок, думая, как лучше выразиться, но это не лучший способ сказать ему, что он потерял жену.

— Она давно умерла.

Всё его тело слабеет, и я ненавижу выражение замешательства на его лице.

— Что? Как? Почему ты мне не сказал? Я бы пришёл на похороны.

Я сажусь рядом с ним и кладу руку ему на плечо.

— Прости, пап.

Я чувствую ком в горле, когда он закрывает лицо руками и начинает рыдать. Было достаточно тяжело видеть, как он проходит через это, когда потерял её в первый раз. Я ненавижу, что ему приходится переживать это заново столько лет спустя.

— Не могу поверить, что её нет. Моей Грейс. Как я должен продолжать жить без неё?

Я не знаю, что ответить на это, так что вместо этого глажу его по спине. На поверхность снова поднимается это мучительное чувство вины, которое я носил с собой всё это время.

— Это всё я виноват, — шепчу я.

Он перестаёт плакать и поднимает взгляд на меня. Его залитое слезами лицо никак не облегчает мою боль.

— Что значит, это ты виноват?

Мы никогда раньше это не обсуждали, но, может быть, пора.

— Ты разбудил меня посреди ночи, потому что нужно было отвезти её в больницу. Я должен был встать, но снова заснул… — я делаю паузу, затем заставляю себя продолжить. — Её аппендикс разорвался по дороге в больницу, и вскоре после этого она умерла на операционном столе. Если бы я только сразу встал с кровати и не задержал вас…

Он долгое время смотрит в окно, и я хочу знать, что происходит у него в голове. Наверное, он не понял ничего, что я только что сказал. Хотел бы я, чтобы этот разговор произошёл до его болезни.

— Это верно… Я помню, — слышу я его шёпот. Проходят минуты, прежде чем он снова встречается со мной взглядом. — Брэкстон, — я так давно не слышал, как он называет меня по имени. — Ты действительно думаешь, что это твоя вина?

— Я это знаю.

Он выпрямляется и прочищает горло, прежде чем ответить.

— Что ж, ты ошибаешься. Твоя мама чувствовала эту боль два дня. Я продолжал говорить ей сходить к врачу, но она отказывалась. Вот такой она была упрямой. Она ненавидела врачей. Она не спорила только тогда, когда дело касалось тебя.

— Ты помнишь?

— Конечно, помню, — говорит он, взмахивая рукой. От этого мне практически хочется рассмеяться. Очевидно, он забыл, что у него Альцгеймер, и большинство дней он даже не помнит своего имени. Я не знаю, что думать обо всём этом, потому что он так путается, но я помню, что маме не нравились врачи. — Она умерла потому, что слишком затянула с этим. Это не имеет к тебе никакого отношения.

— Я чувствую ответственность, пап.

— Ну, не надо. Ты все эти годы носил это в себе? — он вздыхает, глядя на меня. — Я хотел бы, чтобы ты со мной поговорил. Я бы тебя поправил, — он обвивает рукой моё плечо, притягивая моё тело к себе. — Мне очень жаль, что ты такое чувствовал, сынок. Это была не твоя вина.

Он говорит с такой уверенностью, и огромная часть меня хочет, чтобы его слова были правдой. Но, в конце концов, это несущественно, это всё равно не облегчит моё чувство потери и не вернёт мою мать.

Я задерживаюсь чуть дольше, чем обычно, и я доволен, что к тому времени, как я ухожу, он возвращается к тому, что ничего обо мне не помнит — потому что ещё это значит, что он забыл наш разговор. Для меня было бы невозможно уйти, если бы он всё ещё был расстроен.

***

Как только я приезжаю в офис, Лукас всё замечает.

— Привет, приятель, — говорит он, проходя за мной в мой кабинет. — Хочешь поговорить об этом?

— О чём поговорить? — я ставлю свой дипломат рядом со столом и сажусь в кожаное кресло.

— О том, из-за чего ты выглядишь таким мрачным. Дело в Джемме?

Я не могу не улыбнуться ему; он читает меня как книгу.

— Нет… в моём папе.

Нет смысла это отрицать, он не отступит, пока я не поговорю с ним.

— Чёрт, — он уселся на край моего стола. — Он ведь не упал снова, нет?

Я провожу рукой по лицу.

— Нет. Он просто… он сегодня утром спросил, где моя мама. Просто тяжело смотреть на всё, через что он проходит. Он рано потерял жену и всю свою чёртовую жизнь работал на работе, которую ненавидел. Он не должен быть вынужден жить так остаток жизни.

— Иногда жизнь может быть настоящей стервой.

— Как будто я этого не знаю, — я чувствую, что он смотрит на меня, пока загружаю свой ноутбук. Через несколько мгновений тишины он, наконец, снова начинает говорить. — Думаю, в воскресенье вечером не помешает выпить.

— Мне не особо хочется куда-то идти.

— Ну, сделай так, чтобы захотелось. Я заеду за тобой в семь, — он хлопает рукой по столу, прежде чем встать. — Я не приму «нет» за ответ, Спенсер.

С этими словами он разворачивается и уходит. Я откидываюсь на спинку кресла и улыбаюсь. Вечер в городе с ним может действительно пойти мне на пользу.

***

Приехав домой позже в тот вечер, я удивлён найти на своём пороге гостью.

— Рейч. Что ты здесь делаешь? Всё в порядке?

Она встаёт и подходит ко мне.

— Всё в порядке, — говорит она, целуя меня в щёку. — Я приехала покопаться в гардеробе Джеммы. Веду её прогуляться в воскресенье и хочу, чтобы она хорошо выглядела, — должно быть, моё лицо выдаёт моё чувство беспокойства, потому что она быстро добавляет: — Это девичник. Ей это нужно, Брэкстон.

Дышать внезапно становится тяжело, так что я ослабляю галстук. Я согласен, что ей это нужно, но всё равно чувствую себя нелегко. Я никогда не испытывал эту неуверенность, когда она была моей, но она больше не моя; ну, не в её глазах. Что, если она встретит кого-то другого?

Я тянусь на заднее сидение за своим дипломатом.

— Мы с Лукасом тоже идём прогуляться в субботу вечером. Нужно организовать позже встречу.

Её лицо тут же мрачнеет.

— Если там будет Лукас, то нет.

Я останавливаюсь и смотрю на неё.

— Какого чёрта между вами двумя произошло? Вы раньше были друзьями.

Я по-прежнему не могу это понять. Последний раз я видел их вместе на нашей свадьбе, они смеялись и танцевали.

— Я бы не хотела об этом говорить, — отвечает она, поднимаясь по ступенькам. Прежде чем я получаю шанс ответить, Белла-Роуз вырывается из собачьей двери, которую я установил.

— Привет, девочка, — говорю я, когда она с восторгом прыгает возле моей ноги.

— О боже. У тебя есть собака? Когда ты её купил?

— Есть, — я тянусь вниз и подхватываю её на руки. Я смеюсь, когда она лижет мою щёку. — Это Белла-Роуз. Я взял её из приюта для животных.

— Ооу. Она такая милая! — Рэйчел сияет, почёсывая Беллу-Роуз под подбородком.

— Она мой новый компаньон. Одному в этом большом доме становится одиноко.

Улыбка Рэйчел смягчается, когда она смотрит на меня.

— Мне жаль.

Это всё, что она говорит, и я ценю, что она не даёт мне ложной надежды. Как и я, она знает, что нет гарантий, что мы с Джеммой когда-нибудь вернёмся к тому, что было.

***

— Я не хочу идти в наше обычное убежище, — говорю я Лукасу, когда он отъезжает от моего дома. Я готов поспорить, что туда пойдут Джемма и Рэйчел, и как бы мне ни хотелось её увидеть, я не хочу, чтобы поведение Лукаса с Рэйчел испортило им вечер — или нам.

— Без проблем. Можем поехать туда, куда я водил тебя в прошлый раз.

— Звучит хорошо.

Я не тружусь говорить ему почему, потому что не хочу портить ему настроение. Хотелось бы мне знать, какого чёрта произошло между этими двумя, но ни один из них не хочет говорить об этом, так что пока я не буду вмешиваться.

Мы садимся за один из столиков в стороне, и, заказав «Корону» и немного закуски, Лукас откидывается на спинку стула и смотрит на меня.

— Так как у тебя дела с Джеммой? — спрашивает он.

— На самом деле, всё так же. Наверное, у нас есть небольшой прогресс, — выдыхаю я. — Но у меня такое ощущение, что каждый раз, когда мы делаем шаг вперёд, за этим идёт два шага назад.

— Потерпи, приятель.

— Я буду ждать вечность, если придётся.

— Что насчёт твоего отца?

Я пожимаю плечами.

— Всё по-прежнему. У него бывают хорошие дни, а бывают не очень.

Официантка приносит наши напитки, и Лукас поднимает свой вверх.

— За лучшие времена впереди, — говорит он, чокаясь бутылкой с моей.

— За лучшие времена.

Мы выпиваем несколько бутылок, когда, наконец, приносят еду. К счастью, разговор стал легче, перейдя к спорту и работе.

— Принести вам ещё что-нибудь выпить? — спрашивает официантка, когда ставит перед нами еду.

— Ему пиво, — говорит Лукас, указывая на меня жестом. — Я за рулём.

Я смеюсь от того, что сказал Лукас, пока мы едим, когда вижу, как его вилка замирает в воздухе. Его рот по-прежнему открыт, но выражение лица за долю секунды превращается из шокированного в злое.

— Какого хрена она здесь делает? — рявкает он, бросая свою вилку на тарелку. Мне даже не нужно спрашивать, кто это.

Хоть я по-прежнему озадачен его отношением к Рэйчел, моё сердце ускоряется, потому что если Рэйчел здесь, это значит, что и Джемма тоже.

Глядя через плечо, я вижу, как они обе подходят к бару и садятся на стулья, на которых сидели мы с Лукасом, когда были здесь первый раз. Мой взгляд сосредотачивается на Джемме; она выглядит так красиво в этом ярко-синем платье. Это был подарок от Рэйчел на её день рождения, и оно было создано специально для неё. Она надела его в тот вечер, когда я повёл её на ужин. В том году я купил ей ожерелье к этому платью — подвеска с сапфиром в форме сердца, окружённая маленькими бриллиантами.

Я слежу взглядом за каждым её движением, пока она осматривается вокруг. Удивление в её глазах говорит мне, что ей нравится это место, как я и думал. Я улыбаюсь, глядя на неё. Я не сомневаюсь, что дизайнер по-прежнему где-то в ней.

Я ошеломлён, когда Лукас встаёт, и минуту я думаю, что он подойдёт к ним и устроит скандал. Но он достаёт из кармана две пятидесятидолларовые купюры и бросает их на стол.

— Ты ведь не уходишь, нет?

— Да. Именно это я и делаю.

— Сядь и доешь свой ужин. Они даже не заметили, что мы здесь.

— Я внезапно потерял аппетит, — говорит он, потянувшись за своей курткой. — Прости, приятель, но я просто больше не могу быть рядом с ней.

Он даже не ждёт, пока я встану, прежде чем направляется к выходу. Я быстро кладу свою вилку и делаю глоток пива, прежде чем пойти за ним. Мой взгляд сосредоточен на Джемме, когда я прохожу мимо. Я рад, что она сегодня хорошо проводит время.

Я улыбаюсь, когда Джемма смеётся над чем-то, что говорит Рэйчел, но улыбка исчезает, когда я вижу флирт бармена, который ставит перед ней бокал красного вина.

Мои мысли возвращаются к тому первому разу, когда она пила вино, вскоре после того, как съехалась с Рэйчел. Это было в пятницу вечером, и мы с Лукасом тусовались в квартире девушек. Тогда, когда мы вчетвером всё делали вместе. Джемме и Рэйчел удалось выпить напополам две с половиной бутылки. Это был не лучший вариант, и в итоге я держал волосы Джеммы, пока она остаток вечера обнимала унитаз.

Мне хочется подойти и поздороваться с девочками — и сделать так, чтобы бармен отвалил — но мне нужно выяснить, какого чёрта происходит с моим лучшим другом.

— Лукас, подожди, — кричу я, выходя на морозный воздух. Он не останавливается, так что я бегу, чтобы его догнать. — Что на тебя сегодня нашло?

— Отстань от меня, — ворчит он.

— Подожди, — я тянусь к его локтю, заставляя её остановиться. Я не забуду об этом, пока не доберусь до сути. За все годы дружбы я никогда не видел, чтобы он так себя вёл. — Что такое с вами двумя?

Он вытягивает руку из моей хватки, разворачиваясь лицом ко мне.

— Просто… Уф! — в раздражении он грубо проводит руками по своим волосам. — Я больше не могу находиться рядом с ней.

Не сказав больше ни слова, он снова разворачивается, направляясь к своей машине.

— Эй, — говорю я, идя за ним. — Поговори со мной.

— Нечего говорить.

— Лукас, не делай этого, — он делает ещё несколько шагов, прежде чем резко останавливается.

— Чего не делать?

— Не отгораживайся от меня

На этот раз, поворачиваясь ко мне лицом, я с удивлением замечаю в его глазах слёзы.

— Что ты хочешь, чтобы я тебе рассказал? Что я безумно влюблён в неё, а она не чувствует ко мне того же? Что она обдурила меня? Что она вырвала мне чёртово сердце и растоптала его, как холодная стерва? Ты хочешь, чтобы я это сказал?

Его откровение пригвождает меня к земле.

— Если это правда, то да.

По выражению его лица я уже могу сказать, что это правда. Я стою ошеломлённый, не находя слов. Правду говорят: от любви до ненависти один шаг. Я никогда не видел его таким злым.

Глава 24

Джемма

— Ты встала, милая? — спрашивает Кристин, тихо стуча в мою дверь.

— Да. Заходи.

Я не сплю уже некоторое время, просто валяясь в кровати. Шёл второй час ночи, когда я приехала на такси. Я так хорошо провела вечер с Рэйчел — она весёлая, и я привязалась к ней.

Прошлым вечером она очень крепко обняла меня и сказала, как сильно по мне скучала.

— Как прошёл твой вечер? — спрашивает Кристин, поставив на мою тумбочку чашку кофе.

— Я отлично провела время.

— Я рада. Вам двоим всегда было весело вместе.

— Рэйчел вчера сказала мне, что возвращается в Нью-Йорк, — я сажусь и тянусь за своим кофе.

— Правда, когда?

— Через пару дней. Она сказала, что ей нужно с чем-то разобраться. Я не уверена, когда она вернётся.

Кристин садится на край моей кровати.

— Я знала, что это будет только вопросом времени. Она любит свою работу в Нью-Йорке.

— Я знаю. Я буду по ней скучать.

— Она вернётся. Она всегда возвращается.

Я улыбаюсь, пытаясь скрыть свои чувства. От мысли об её отъезде мне грустно; я привыкла, что она рядом.

— Мы приготовим ей особенный ужин перед отъездом, — предлагает Кристин.

— Это будет мило, ей понравится.

Кристин на мгновение кладёт руку мне на колено и улыбается, прежде чем встать.

— Это недавно тебе пришло, — внутри меня бурлит восторг, когда она поднимает вверх письмо, вместе с розовой спортивной сумкой. — Это принёс Брэкстон, и сумку тоже.

— Что в сумке? — спрашиваю я, потянувшись к ней.

— Твоя беговая форма.

— Я бегаю?

— Раньше бегала. Тебе это нравилось. Какое-то время ты соревновалась, когда была младше, — она встаёт, идёт к моему столу и возвращается с тремя медалями. — Это ты выиграла, когда была в старшей школе, — я замечала их на крючке под полкой, где стоит несколько трофеев и наград, когда только приехала жить сюда, но никогда не разглядывала их близко.

Я забираю медали у неё из рук и рассматриваю их. На обратной стороне одной из них есть гравировка: «Джемма Робинсон — чемпион штата в беге по пересечённой местности 2005 года».

— Ты была такой быстрой. Ты могла бы построить на беге карьеру, если бы захотела.

— Почему не построила?

— Ты бегала ради забавы. Тебя никогда не интересовал дух соревнований.

— Значит, я просто сдалась? — я расстёгиваю спортивную сумку и вижу, что Кристин права: внутри шорты, лосины, майка и пара ярких кроссовок.

— Ты отказалась от соревнований, но всё равно бегала каждый день, вплоть до аварии.

— Ого, — я ещё так многого о себе не знаю.

Она встаёт и идёт к двери.

— Читай своё письмо, а когда будешь готова, спускайся вниз, я приготовлю тебе завтрак.

ПИСЬМО ДЕВЯТОЕ…

Дорогая Джемма,

Двенадцатое февраля 2005 года. Это была суббота, и день чемпионата штата по бегу по пересечённой местности. Я всегда знал, что ты быстро бегаешь; ты обгоняла меня в детстве и выигрывала большинство гонок на всех школьных спортивных карнавалах. Гонки на длинную дистанцию были твоими любимыми, но ты никогда не занималась спортом вне школы, пока один из твоих учителей не предложил тебе поучаствовать в местном чемпионате по бегу по пересечённой местности. Понадобилось немного уговоров от меня и твоих родителей, но ты, в конце концов, заполнила бланки и начала тренироваться.

Ты пробегала по несколько километров каждое утро и день. По выходным твой отец подвозил нас на пляж, чтобы ты могла бегать по песку. Песок был мягким, и это был отличный способ укрепить твои ноги.

В итоге ты выиграла и местный, и районный чемпионат, и тебе даже удалось побить рекорд штата, перед этим установленный девушкой по имени Наташа Вилкинсон. Ты никогда раньше не соревновалась с ней, но должна была, на чемпионате штата.

Тем утром мы все встали рано и проделали долгий путь на чемпионат. Твои родители и бабушка с дедушкой заняли свои места на трибунах, а я сидел на заборе у травы, пока ты разогревалась.

Ты разминалась, когда подошла девушка-блондинка. Ты сразу же улыбнулась — ничего необычного, ты со всем была дружелюбной — и, не колеблясь, протянула ей руку. Та девушка её не приняла. Со своего места я не слышал, что она говорила, но судя по выражению твоего лица, я мог сказать, что это не хорошо.

Спрыгнув с забора, я направился к вам обеим. Но когда она увидела, что я подхожу, она быстро развернулась и ушла.

— В чём было дело? — спросил я.

— Это была Наташа Вилкинсон, — ответила ты, закатив глаза.

— Кто?

— Девушка, которая установила рекорд штата. Ну, до того, как я его побила, — по твоей хмурости я мог сказать, что она тебя разозлила. — Она сказала мне быть осторожной, и что она надеется, что мне нравится вкус пыли, потому что очень скоро я её попробую.

— Что?

— Я знаю.

Ты вернулась к своим разминкам и не казалась напуганной тем, что она сказала. Я, с другой стороны, был в ярости. Я осмотрелся вокруг, ища, в каком она ушла направлении.

— Лучше ей ничего тебе не делать во время гонки.

— Я её не боюсь. Она просто пытается меня вытеснить. Она не знает, что её слова меня подстёгивают… Теперь я с большим удовольствием её опережу.

Ты всегда была такой целеустремлённой, что я ни на секунду в этом не сомневался, но мне всё равно было тревожно.

Когда участников позвали к стартовой линии, я занял своё место с твоей семьёй на трибунах. Можно было поклясться, что соревноваться буду я, судя по бабочкам в моём животе.

Оттуда, где мы сидели, открывался отличный вид на старт и финиш, но во время остальной гонки ты была бы вне видимости. Это был открытый трек на четыре километра, который включал себя в холмы, склоны и равнины, с различными поверхностями, включая траву, грязь и гравий.

Гадкая Наташа, как мы в итоге её прозвали, смотрела на тебя злым взглядом, пока вы все стояли по диагональной линии, ожидая стартового выстрела. Я видел, как ты коротко взглянула на неё, и на моём лице появилась гордая улыбка, когда ты задорно ей подмигнула. Ты совсем не казалась запуганной.

Следующие двадцать или около того минут были для нас всех мучительным ожиданием, и когда раздались первые возгласы, мы поняли, что кто-то вернулся на стадион, и все подскочили на ноги.

Я был так горд, когда увидел, что ты мчишься к финишу. Гадкая Наташа находилась в пяти или десяти метрах позади тебя, со слезами на лице.

— Она впереди, Стефан! — в восторге провизжала твоя мама, прыгая на месте.

— Вперёд, Джемма! — крикнул я.

— Вперёд, Джем-Джем! Вперёд, умница! — услышал я через несколько секунд крик деда.

— Это моя внучка, — с гордостью сказала бабушка, поворачиваясь к людям за нами.

Мы все обнимались, когда ты, наконец, пересекла черту, и я довольно уверен, что он никогда не признается в этом, но клянусь, в твоего отца на глазах были слёзы.

Ты наклонилась, поставив руки на колени, пока пыталась восстановить дыхание, а Наташа рухнула на землю, рыдая.

Через несколько минут я с восхищением смотрел, как ты подошла к ней и протянула ей руку. Она снова отказалась её принять, но на этот раз пошла на шаг вперёд, оттолкнув твою руку в сторону. Я услышал, как несколько людей в толпе ахнули, включая твою маму и бабушку.

По дороге домой позже тем днём, мы остановились в милом ресторане на праздничный ужин. Бабушка и дед не присоединились к нам, потому что им далеко было ехать обратно на ферму.

Я помню, как смотрел на тебя, пока мы сидели за столиком в маленьком итальянском ресторане, который ты выбрала. Ты молчала с тех пор, как мы ушли со стадиона. Твой взгляд продолжал двигаться между твоими родителями и мной, пока ты ела. Выражение твоего лица было таким подавленным. Мы трое сияли, всё ещё в восторге от твоей победы. Но твоя радость, казалось, была вызвана чем-то другим — тем, что твои любимые люди счастливы. Я хорошо тебя знал и задумался, делаешь ли ты это скорее ради нас, чем ради себя. Ты согласилась соревноваться только потому, что мы практически умоляли тебя.

Через месяц проходили межштатные австралийские чемпионаты. Твоя мама ненавидела летать, так что мы выехали на несколько дней раньше и ехали на машине с твоими родителями двенадцать часов.

В этом чемпионате участвовали те, кто занял первое, второе и третье места в чемпионате штата, так что это значило, что Гадкая Наташа будет там.

Когда пришло время начала гонки, я почувствовал все те эмоции, как и на предыдущем чемпионате. И как на предыдущем чемпионате, мы все подскочили на ноги, когда первый бегун появился на стадионе, на последнем отрезке гонки. Но на этот раз впереди была не ты. Это была девушка, которую я не видел раньше, вплотную с Наташей.

Я даже не видел, кто пересёк финишную черту первым, я сосредоточился на тоннеле, из которого они выбежали мгновения назад. Появлялись участник за участником, но тебя по-прежнему не было видно.

— Где она? — услышал я голос твоей мамы. Я не мог на это ответить, но чувствовал себя тревожно. Я собирался пойти тебя искать, когда ты вдруг появилась. Ты хромала, по твоей ноге текла кровь, и ты крепко сжимала в руке один свой кроссовок. У меня было ощущение, что за этим стояла Гадкая Наташа.

Вся толпа встала и подбадривала тебя, пока ты ковыляла к финишу. В отличие от Наташи, по твоему лицу не текли слёзы, но я мог сказать, что ты опустошена, и моё сердце болело за тебя.

После того, как медик почистил тебя, к тебе пришли поговорить организаторы. Как я и подозревал, за этим стояла Наташа. Пара других участников видела, как она толкнула тебя в маленький ров.

Она выиграла гонку по фото-финишу, но позже в тот день её дисквалифицировали и лишили медали. Ещё через несколько недель она предстала перед судом, и её отстранили от соревнований на год.

Чем я гордился больше всего, так это тем, что когда организаторы попытались отстранить тебя от гонок из-за травм, ты отказалась. Мне нравилось, что ты всегда боролась за то, чего хотела, и несмотря ни на что, ты никогда не сдавалась.

Тем вечером, пока мы лежали в кровати в отеле, ты прошептала в темноту:

— Брэкстон, ты не спишь?

У нас были раздельные кровати, а твои родители спали на двойной кровати всего в нескольких метрах от нас.

— Нет, не сплю, — прошептал я в ответ.

Я перевернулся на бок лицом к тебе, и ты сделала то же самое. Я не видел твоё лицо, но мог разобрать твой силуэт в лунном свете, который сиял через окно.

— Я больше не хочу этого делать.

— Что делать? — спросил я.

— Соревноваться. Я всё ещё хочу бегать, мне нравится, но только ради веселья.

— Не позволяй действиям Наташи отвернуть тебя от чего-то, что ты любишь.

— Просто это так. Я люблю бегать, но соревноваться не особо.

— Сердцем я это подозревал, — признался я.

— Потому что ты меня понимаешь, Брэкс. Никто не знает меня так, как ты.

Твои слова вызвали у меня улыбку.

— Ты всё равно можешь бегать, без соревнований.

— Ты слышал маму и папу по пути обратно в отель? — ты вздохнула, прежде чем продолжить. — Они продолжали говорить, что в следующем году я им покажу. Следующий год будет моим.

— Да, я их слышал.

— Я переживала, что разочарую их, но я действительно не хочу соревноваться в следующем году.

— Просто скажи им правду, Джем, они поймут. Мы можем сказать им вместе, если хочешь.

— Я так рада, что ты на моей стороне, — сказала ты, протягивая ко мне руку. Я потянулся к тебе, переплетая наши пальцы.

— Всегда.

— Спокойной ночи, Брэкс.

— Спокойной ночи, Джем.

Наши пальцы оставались переплетёнными, пока мы оба засыпали.

То, что между нами было, слишком прекрасно, чтобы забыть.

Всегда твой,

Брэкстон

Одежда для бега, которую прислал мне Брэкстон, теперь приобретает смысл. Я не могу не задуматься: он пытается просто поделиться воспоминанием или зажечь заново мою страсть? В любом случае, он заставляет меня задуматься, что если я так сильно любила бегать до аварии, может быть, мне стоит к этому вернуться. Мне ведь больше нечего делать. Я могла бы бегать по району или на пляже.

Хоть я всё ещё слегка прихрамываю, когда хожу, во время реабилитации я пробегала небольшие расстояния на тренажёре, чтобы укрепить ноги. Может быть, я попробую побегать по пляжу в следующий раз, когда буду там. Наверное, мне стоит сначала связаться со своим физиотерапевтом.

Я улыбаюсь, когда вижу маленькую подвески в форме кроссовка на дне конверта. Я опускаю взгляд на браслет памяти на своём запястье. Он так наполнен воспоминаниями из моего прошлого, но ещё есть место для большего.

Я не хочу, чтобы эти письма когда-нибудь прекратились.

***

— Ты рано встала, — говорит Кристин, заходя на кухню и потирая глаза.

— Прости, если разбудила тебя. Я как раз писала тебе записку.

Она оглядывает меня сверху донизу, и я вижу на её лице улыбку.

— Ты идёшь бегать?

— Да, — сначала я надела шорты, но были видны ужасные красные шрамы на моей ноге, так что вместо этого я выбрала лосины длиной в три четверти. — Через пятнадцать минут автобус.

— Автобус?

— Да, я хочу побегать на пляже.

— Это всегда было твоё любимое место. На улице ещё темно, с тобой всё будет в порядке?

— Солнце должно встать к тому времени, как я приеду.

— В такие времена мне хочется, чтобы у меня были права, — говорит она.

— Я думала об этом. Почему у тебя их нет?

— Я ужасный водитель, — смеётся она, качая головой. — В деревне не было особой необходимости в машине. Я везде ездила на лошади.

— У тебя тоже была лошадь?

— Да, её звали Фрости, — говорит она, её улыбка становится шире. — Я любила эту лошадь. Мой отец купил её мне на Рождество.

Я довольно вздыхаю.

— Похоже, дедушка был хорошим человеком.

— Это правда.

— Это всё равно не объясняет, почему ты плохой водитель. Если ты никогда не водила машину, откуда ты знаешь?

— Твой папа думал, что будет хорошей идеей мне получить права, когда мы узнали, что я беременна тобой. Я сходила на несколько уроков, но справлялась ужасно. Никто не хотел садиться со мной в машину. Даже инструктор, которого твой отец мне нанял, ушёл после первого урока.

— О боже, — говорю я, хихикая. — Должно быть, ты была плоха.

— Ну, боюсь, яблоко от яблони не далеко падает: ты была не намного лучше, когда впервые села за руль.

— Правда?

— Да, правда. Тебе везёт, что у твоего отца терпение как у святого, иначе ты бы тоже никогда не получила права.

Пока я иду к входной двери, моя улыбка исчезает, когда доходит мысль: было ли моё плохое вождения причиной аварии? Мне никто никогда не говорил, что случилось в тот день.

***

К тому времени, как я приезжаю на пляж, встаёт солнце. Я останавливаюсь, как только мои ноги касаются песка, и вдыхаю свежий солёный воздух.

Я медленно бегу по пляжу — хоть, видимо, я делала это тысячу раз раньше, это новое ощущение, и нужно немного времени, чтобы к этому привыкнуть. Через несколько минут я уже чувствую, как горят мышцы моих ног. Моё сердце колотится, и дышать тяжело, но я чувствую себя замечательно. Мой взгляд сосредоточен на доме Брэкстона, пока приближаюсь, и я чувствую укол разочарования, когда не вижу его на задней веранде.

Мне требуется двадцать минут, чтобы добраться до конца пляжа. Я раздумываю остановиться, чтобы восстановить дыхание, но я на вершине. Теперь я точно понимаю, почему всегда любила бегать, и я благодарна, что Брэкстон мне напомнил.

Я снова бросаю взгляд в сторону его дома, пока бегу по пляжу обратно. Его по-прежнему нигде не видно. Я пытаюсь не зацикливаться на этом, но когда приближаюсь к дому, моё сердце пропускает удар, когда я вижу стеклянную дверь открытой. Сначала на веранде появляется Белла-Роуз, а за ней и Брэкстон. В моём животе оживают бабочки, как только я замечаю его. Я не могу объяснить все эти чувства, которые испытываю рядом с ним, но они мне нравятся. Очень нравятся.

Будто привлечённое магнитной силой, его внимание сразу же притягивается в мою сторону. Не думая, я поднимаю руку и машу ему, и он отвечает тем же. Тяжело сказать так издалека, но думаю, он улыбается. Я знаю, что улыбаюсь я.

Как только Белла-Роуз замечает меня, она бежит по ступенькам и мчится по песку ко мне.

Я останавливаюсь и приседаю на корточки.

— Привет, девочка, — говорю я, стараясь восстановить дыхание, пока она лижет моё лицо.

Я хихикаю и глажу её, когда на меня падает тень. Поднимая взгляд, я вижу симпатичное лицо Брэкстона, который смотрит на меня с улыбкой.

— Доброе утро.

— Доброе, — отвечаю я, и мой голос звучит немного странно. Вставая, я нервно вытираю ладони о свои бёдра. Хоть я и надеялась увидеть его сегодня утром, я внезапно стесняюсь своего внешнего вида. Я потею и, должно быть, выгляжу растрёпано. Я убираю мокрые волосы, которые прилипли к моему лбу, заправляя свободные пряди себе за уши.

— Приятно видеть, что ты снова бегаешь.

Я улыбаюсь, нервозность исчезает.

— Твоё письмо меня вдохновило.

— Я рад. Ты каждое утро бегала по этому пляжу.

— Правда?

— Да. Каждый день, только если не было ливня. Ты говорила, что это идеальный способ начать день.

— Ты когда-нибудь бегал со мной?

— Никогда. Я за тобой не успевал, — посмеивается он.

Это сумасшествие, что я скучаю по своей прежней жизни, которую даже не помню? Просто кажется, что тогда всё было намного проще.

— У тебя есть время выпить кофе? — от его вопроса я начинаю сиять. Я надеялась, что он меня пригласит. — Я как раз собирался его варить.

— Я бы хотела.

— Пойдём? — он указывает жестом в сторону дома, затем выставляет для меня локоть. Я беру его под руку, стараясь не покраснеть от взгляда, которым он на меня при этом смотрит.

Мы идём в тишине, и Белла-Роуз бежит следом. Я отчётливо чувствую, как прижимаюсь к нему кожей, но я снова в ужасе от того, что я такая противная и потная. Боже, надеюсь, от меня не воняет.

На этот раз он не приглашает меня в дом, и я рада. Надеюсь, однажды я буду готова, но пока я счастлива просто сидеть на веранде и наслаждаться видом и, конечно же, компанией.

Я сажусь на скамейку, и мой взгляд скользит вокруг. Мне здесь очень нравится.

Я смотрю на Брэкстона, пока он садится и делает глоток своего кофе; у него красивые пухлые губы. Он снова пьёт из той старой чашки, и сегодня я вижу, что на ней написано. «Ты милый, можно я оставлю тебя себе?» Я знаю, что за этим стоит история, и надеюсь, что однажды он ею со мной поделиться.

— Что? — произносит он, когда замечает, что я наблюдаю за ним.

— Ничего, — я подношу чашку кофе к губам, чтобы не сказать ничего большего.

***

— Можно кое-что у тебя спросить?

Его взгляд на мгновение отрывается от дороги, останавливаясь на мне.

— Конечно. Можешь спрашивать у меня что угодно.

— Моё плохое вождение имело какое-то отношение к аварии?

— Твоё плохое вождение?

— Да, Кристин сказала, что я была ужасным водителем, как она.

Я вижу, как он пытается подавить улыбку, пока говорит.

— В самом начале ты была довольно плоха, но со временем стало лучше.

— Значит, моя авария не имела никакого отношения к моим водительским способностям?

Он выдыхает, прежде чем ответить.

— Ты проехала знак «стоп», но погода в тот день была очень плохой, а видимость низкая.

— Авария случилась по моей вине? — мои глаза расширяются, и рот раскрывается.

— Да, — он бросает взгляд в мою сторону, прежде чем снова сосредоточиться на дороге. — Да, по твоей.

— Кто-нибудь ещё был ранен? — я чувствую себя невероятно эгоистично из-за того, что не знаю этого и не спрашивала до сих пор.

— Другой водитель получил минимальные травмы, но, по сути, ушёл оттуда невредимым.

— Понятно.

— Его машина врезалась передом в бок твоей, так что ты пострадала больше всего, — он тянется через центральную консоль и берёт меня за руку. — Это была случайность, Джем. Ты была хорошим водителем.

Остаток поездки мы молчим. Он не отпускает мою руку, и я благодарна за это.

Глава 25

Брэкстон

— Ты приготовил мне завтрак? — удивлённо спрашивает Джемма на следующее утро, поднимаясь по ступенькам на веранду.

Когда я вчера подвёз её до дома, после визита к моему отцу, она сказала, что, наверное, зайдёт ко мне сегодня утром после пробежки. Так что я воспользовался шансом и купил несколько её любимых вещей, на всякий случай. Я накрыл на стол так, как ей раньше нравилось. Я скучаю по совместным утрам с ней. Скучаю по всему с ней. Ночами тяжелее всего; мне по-прежнему тяжело спать без неё.

— Конечно. Мюсли, йогурт и свежие фрукты. Завтрак чемпионов, как ты это называла.

— Ого. Я никогда не ем так у Кристин. Обычно она готовит мне тосты и омлет.

— Иногда мы ели омлет по выходным, но его готовила ты, — я отодвигаю для неё стул.

— Выглядит вкусно. И очень полезно.

— В нашей семье ты всегда была за здоровое питание.

— Я в этом не сомневаюсь, — говорит она, смеясь. — Я знаю, какой ты сладкоежка, мистер Спенсер.

— Каюсь, виноват, — с улыбкой говорю я.

— Как ты остаёшься таким… эмм… подтянутым? — я вижу на её щеках лёгкий румянец, пока она говорит.

— Качаюсь. Обычно я тренируюсь большинство дней. Использую спортзал, который оборудовал в гараже, — она улыбается, после чего опускает взгляд на еду перед собой. — Ты раньше любила заливать мюсли йогуртом, но я могу принести молоко, если хочешь.

— Нет. Йогурт подойдет.

— Ну, ешь. Я только схожу за кофе.

Я наблюдаю за ней через окно кухни, ожидая, пока сварится кофе. Она улыбается, беря с блюда кусок арбуза и несколько ягодок клубники, кладя их на маленькую тарелку рядом со своими хлопьями. На следующие полчаса я просто хочу притвориться, что ничего между нами не изменилось, и всё так, как было всегда — она любит меня так же сильно, как я люблю её.

— Спасибо, — говорит она, когда я ставлю перед ней кофе. — Это вкусно.

— Рад, что тебе нравится. Я буду счастлив готовить тебе завтрак каждый день, если ты захочешь.

— Это мило, но я не ожидаю, что ты будешь проходить через все эти проблемы.

— Ты того стоишь, — только и говорю я, занимая место напротив неё.

Я смазываю свой тост маслом и клубничным джемом, и когда поднимаю взгляд, она смотрит на меня.

— Что? Джем, это здоровая еда — он сделан из клубники.

— И из тонны сахара, готова поспорить, — говорит она, смеясь так, от чего я всегда улыбался.

Пожав плечами, я откусываю тост.

— Я хотел у тебя спросить, Рэйчел говорила тебе что-нибудь про Лукаса?

— Нет, а что?

— Не бери в голову.

— О боже. Ты не можешь просто сказать это и ничего мне не рассказать, Брэкстон!

Моя улыбка становится шире. Она всегда была любопытной; я никогда не мог скрывать от неё секреты.

— Просто Лукас недавно мне кое-что сказал.

— Что он сказал? — она наклоняется вперёд на стуле, ожидая моего ответа.

— Думаю, между ним и Рэйчел что-то происходило за нашими спинами.

Её глаза расширяются от шока.

— Не может быть. Правда? Почему ты так думаешь? Рэйчел не говорила мне о нём.

— Ты могла не заметить, но он в последнее время относится к ней очень агрессивно. Это совершенно на него не похоже. Они всегда хорошо ладили.

— И?

— И, когда я недавно обратил на это его внимание, он признался, что влюблён в неё.

— Выкладывай.

То, как она говорит это, вызывает у меня усмешку.

— Он сказал, что она не чувствует того же.

— Я у неё спрошу. Завтра вечером она приедет на прощальный ужин.

— Прощальный ужин? — её комментарий меня удивляет.

— Да. Она возвращается в Нью-Йорк.

По выражению её лица я могу сказать, что она опечалена этим. Она всегда расстраивалась, когда Рэйчел приезжала домой на праздники, а затем снова уезжала. Она ненавидела находиться так далеко, но также понимала, что Рэйчел нужно быть в Нью-Йорке ради карьеры.

— Но не говори ей, что это я сказал. Боже, Лукас меня убьёт, если узнает.

— Я не скажу, но определённо посмотрю, что смогу выяснить. У женщин есть для этого свои способы.

— Мне ли не знать, — говорю я, усмехаясь.

Убирая посуду с завтрака и загружая посудомоечную машину, я засовываю в задний карман своё следующее письмо, чтобы отдать ей, когда подвезу её. Я вдохновился для его написания после нашего разговора в машине вчера утром. Я ускользнул вчера с работы, чтобы найти крохотную подвеску в виде машины к этому письму.

ПИСЬМО ДЕСЯТОЕ…

Дорогая Джемма,

Поздний август 2005 года. Я не уверен в точной дате, но в этот месяц ты получила свои водительские права для вождения ученического автомобиля. В этот месяц я переживал не только за твою безопасность, но и за безопасность всех остальных на дороге… включая пешеходов. Ладно, это может быть лёгким преувеличением, но давай скажем, что ты начала не лучшим образом.

Мы оба сидели на твоём крыльце, ожидая, пока твой папа приедет домой с работы. После школы мы с тобой приехали домой на автобусе, чтобы ты могла сдать своей теоретический экзамен в автошколе. Ты не ожидала пройти с первой попытки, но прошла. Как мы узнаем позже в тот день, настоящее вождение не такое простое.

Как только твой отец остановился на подъездной дорожке, ты подскочила и побежала к нему.

— Я получила ученические права! — кричала ты, махая в воздухе значком для учебного автомобиля.

— Это замечательно, тыковка, — сказал он, притягивая тебя в объятия и целуя в лоб. — Я очень тобой горжусь.

— Можешь со мной покататься… пожалуйста? — ты сложила руки в мольбе для дополнительного эффекта.

Он рассмеялся над твоим поведением.

— После ужина.

— Ну пожалуйста, папочка, — умоляла ты. Как и я, твой отец был беспомощен перед твоими просьбами. — Всего один круг по кварталу.

— Хорошо, один круг.

— Я тебя люблю, папочка, — провизжала ты, прыгая в его объятия.

Он зашёл в дому, чтобы оставить свой дипломат и поздороваться с твоей мамой, после чего показал тебе, как закрепить знак учебного автомобиля, и вернулся в машину.

— Идём, Брэкс, — позвала ты, когда пришло время садиться в машину. Мы сидели на подъездной дорожке минут двадцать, пока твой отец объяснял тебе все приспособления. Наконец, ты повернула ключ в зажигании и вскрикнула от восторга, когда машина завелась.

— Надави твёрдо на педаль тормоза, — сказал твоей папа, — и отпусти ручник. Молодец. Оставь ногу на тормозе и переключи рычаг передач в положение заднего хода… А теперь убери ногу с педали тормоза и мягко надави на газ.

Я не уверен, услышала ли ты слово «мягко», или обувь тебя не слушалась, но машина полетела назад так быстро, что наши тела дёрнулись вперёд. К счастью, мы были пристёгнуты, иначе, я уверен, мы бы вылетели через лобовое стекло.

— Тормози! Боже! Я сказал «мягко», — ругался твой отец. Ты сделала, как он сказал, но надавила на педаль так сильно, что мы все вжались в свои сидения.

— Прости, папа.

Твой отец ущипнул себя за переносицу, выпуская долгий выдох.

— Всё в порядке, тыковка. Давай попробуем ещё раз. Переключи рычаг в положение заднего хода и мягко надави на газ. Мягко! — на этот раз он выделил слово «мягко». — Смотри в зеркала, чтобы видеть направление.

Машина продвинулась примерно на метр, а затем дёрнулась, когда ты надавила ногой на тормоза. Ты делала так всю дорогу по подъездной дорожке. К этому моменту я был уверен, что у меня будет какая-нибудь травма.

— Осторожно, почтовый ящик, — предупредил твой отец, но было слишком поздно. Раздался противный хруст, когда ты наехала прямо на ящик.

— Чёрт, — сказала ты, продолжая ехать назад. Я закрыл рот рукой, чтобы заглушить свой смех.

Ты совершенно съехала с дорожки, и наши тела швыряло по сидениям, когда машина каждым колесом проехала по сточной канаве. Потом я увидел с дороги бедный сплющенный почтовый ящик на пешеходной дорожке.

— Прости, папа, — снова сказала ты. Уверен, последующие дни ты бормотала именно эти слова сотню раз.

— Я всё равно ненавидел этот почтовый ящик, — ответил он, но по тону его голоса можно было сказать, что он не впечатлён. Твоя мама купила его на ярмарке народных промыслов. Он был в форме скворечника, и на нём сидели искусственные птицы.

— Проедь назад чуть больше, — велел он. — Затем выровняйся.

Ты хорошо проехала назад, но немного слишком далеко. В этот вечер должны были забирать мусор, и на тротуаре по обеим сторонам улицы были выставлены мусорки. Ты въехала прямо в мусорку мистера Дрейка, сбивая её и раскидывая повсюду мусор.

— Припаркуйся, — раздражённо сказал твоей отец, после чего отстегнул свой ремень безопасности и вышел из машины. Мы с тобой пошли за ним. — Думаю, для одного дня хватит, — мне снова пришлось сдерживать смех. Я сразу же почувствовал себя плохо из-за того, что считаю эту ситуацию смешной, потому что ты была на грани слёз. — Нужно убрать этот беспорядок.

На следующий день твой отец разрешил тебе попробовать ещё раз. Он был смелее меня, потому что я уже придумывал оправдания, почему не мог поехать. Но, в конце концов, я решил рискнуть жизнью, если это значило поддержать тебя. Иногда любовь может толкать тебя на сумасшедшие поступки.

— Мне только нужно заскочить домой и кое-что взять, — сказал я, когда ты поставила на машину свой знак ученика.

Когда ты увидела у меня на голове велосипедный шлем, твои глаза расширились, а затем сузились до щёлок.

— Очень смешно, идиот, — огрызнулась ты, шутливо ударяя меня по руке.

Твой папа рассмеялся, когда я сел на заднее сидение.

— Умник, — прошептал он, прежде чем ты дошла до водительского сидения.

На этот раз ты никак не могла сбить почтовый ящик, потому что его не было. Мои пальцы до боли впились в кожаную обивку заднего сидения, когда машина дёрнулась вперёд по улице, но я начал немного расслабляться, когда заметил, что ты действительно можешь нормально ехать по прямой линии. Но долго это не продлилось.

— Включи правый поворотник, — сказал твой отец, когда мы приблизились к концу улицы. — Слегка притормози, — что было скорее резко, — затем выкрути руль вправо, объезжая угол.

Ты выкрутила руль не достаточно, и мы заехали на бордюр и чуть не сбили пешехода и маленькую собаку, которую она выгуливала.

Замечу, что после одной поездки по кварталу с тобой, мы с твоим отцом были на грани нервного срыва.

— Мне тоже понадобится один из этих шлемов, — прошептал мне твой отец, пока ты убирала с машины знак ученика.

Когда мы вошли в дом, ты выглядела совершенно опустошённой и пошла прямиком в свою спальню.

— Вы двое белые как призраки, — сказала твоя мама, когда мы прошли на кухню.

— Она определённо твоя дочь, — со вздохом ответил твой отец, подходя к холодильнику, чтобы взять пиво. Мне было почти семнадцать, и пить я ещё не мог, но боже, мне бы это тоже не помешало.

На какой-то промежуток времени твой папа запретил тебе ездить по дороге. Вместо этого следующие четыре недели возил тебя на местную гоночную трассу или по ночам на пустую парковку. Только когда он убедился, что ты снова можешь ездить по дороге, возобновились обычные уроки.

Чем больше ты водила, тем увереннее становилась, и вскоре нам всем было комфортно сидеть в машине, когда ты была за рулём.

Через год, одиннадцатого августа 2006 года, тебе пришло время сдавать практический экзамен. Твой отец понятия не имел, что ты на него записалаь; ты сказала мне, что боишься его подвести, если не сдашь. Он посвятил так много времени тому, чтобы ты водила безупречно.

Я пошёл с тобой и видел, как тряслись твои руки, когда инструктор назвал твоё имя.

— Удачи, Джем, — сказал я, коротко тебя обнимая. — Ты справишься.

Я ходил из стороны в сторону в автошколе, ожидая твоего возвращения. Через тридцать минут ты вышла с огромной улыбкой на лице.

— Я сдала! — сказала ты, прыгая в мои объятия.

— Я очень тобой горжусь, — я обвил руками твою талию, кружа тебя.

В тот вечер твои родители сводили нас на ужин, чтобы отпраздновать. Они позволили сесть за руль тебе. С лица твоего отца невозможно было стереть улыбку, даже если попытаться.

На следующее утро субботы ты проснулась и увидела на подъездной дорожке маленькую красную подержанную машину. Это был «Форд Лазер» 1999 года, с огромным белым бантом.

— Береги себя, — сказал твоей отец, протягивая тебе ключи. — Всегда помни всё, чему я тебя учил.

— Обещаю, папочка, — сказала ты, вытирая слёзы с глаз.

В те выходные мы ездили везде и всюду. Некоторое время ты даже разрешила сесть за руль мне. Мой отец не мог позволить себе купить мне машину, но я относился к этому нормально. Сейчас машина мне всё равно не была нужна — куда бы ты ни шла, я был рядом с тобой. Именно так, как было всегда.

То, что было между нами, слишком прекрасно, чтобы забыть.

Всегда твой,

Брэкстон.

Глава 26

Брэкстон

Теперь, когда Джемма снова начала бегать, я вижу её практически каждый день. Лучшая часть в том, что она бывает в нашем доме, даже если короткое время. В эти моменты я могу притвориться, что между нами всё как раньше. И это даёт мне надежду, что однажды так будет снова.

Сегодня, в конце её физиотерапии, мы получили лучшие возможные новости: больше никаких приёмов.

— Полагаю, эти утренние пробежки по пляжу чудесным образом мне помогли, — с милой улыбкой говорит Джемма, когда мы последний раз выходим из реабилитационного центра.

Мне они тоже помогли чудесным образом. Они помогли нам; я чувствую, будто мы сделали огромный шаг вперёд.

— Не могу поверить, что это мой последний раз здесь. Я могу наконец постараться оставить всё это позади и двинуться вперёд по жизни, — говорит она, пока мы идём к машине.

Всё, о чём могу думать, — «Пожалуйста, пусть эта жизнь не будет без меня».

— Нам стоит отпраздновать, — предлагаю я, всё это время ожидая, что она меня пошлёт.

— Как отпраздновать?

— Я могу сегодня сводить тебя на ужин.

Когда она хмурится, я уже знаю, какой будет ответ.

— Прости, я не могу.

— Оу, — как я и подозревал. — Не бери в голову, это была просто мысль.

Я отхожу от неё, направляясь к пассажирской стороне, чтобы открыть ей дверь.

— Брэкстон, подожди, — она хватает меня за локоть.

— Всё в порядке, Джемма, — я поворачиваюсь лицом к ней и выдавливаю улыбку. — Забудь, что я вообще об этом говорил.

— Я не хочу забывать, — говорит она. — Сегодня у нас прощальный ужин для Рэйчел у Кристин, ты можешь прийти, если хочешь… или мы можем сходить на ужин завтра вечером.

— Правда?

— Да, правда.

Я стараюсь не показывать, насколько я от этого счастлив, но у меня ничего не получается.

Я помогаю ей сесть в салон, прежде чем обойти машину к водительской стороне. По пути я насвистываю.

— Брэкстон, — робко произносит Джемма, убирая вымышленную пылинку со своих штанов. — Кристин сказала, что ты не отходил от меня, пока я была в коме, и, ну… с тех пор ты помогал мне на каждом шагу. Если я ещё не говорила этого, я просто хочу тебя поблагодарить.

Она, наконец, встречается взглядом со мной.

— Не нужно меня благодарить, Джем. Я обещал любить тебя в болезни и здравии, и я был серьёзен насчёт каждого слова.

Она улыбается, а затем тянется к своему ремню безопасности.

— Просто чтобы ты знал, если бы я должна была выбрать одного человека, с кем отпраздновать, это был бы ты.

Её слова звучат так искренне.

***

— Из-за чего ты такой весёлый? — спрашивает Лукас, когда я вплываю в его кабинет.

— Я сегодня уйду пораньше.

— Хорошо… Причина?

— У меня свидание. Ну, технически это не свидание, но сегодня я веду Джемму на ужин. Она, наконец, закончила свою реабилитацию, так что мы будем праздновать.

Его лицо светится.

— Без шуток? Я счастлив это слышать, приятель.

Я усаживаюсь в кожаное кресло напротив его стола.

— У меня действительно такое чувство, что мы делаем прогресс.

— Ради твоего же блага, я надеюсь, что ты прав. Только не обнадёживайся. Я не хотел бы, чтобы ты снова разочаровался.

— Я знаю. Но пока она всё ещё хочет видеть меня в своей жизни, я не откажусь от нас.

— Я и не ожидал бы меньшего.

— А как ты? — спрашиваю я.

— Супер, а что? — то, как он ёрзает на своём стуле, говорит мне, что он знает, к чему я веду этим вопросом.

— Ты просто притворишься, что не говорил мне недавно, что влюблён в Рэйчел?

Он пожимает плечами.

— Я ляпнул просто по-пьяни. Я не знал, что говорю.

— Верно. Ты выпил… два пива? Я знаю тебя, приятель, — даже пьяный в хлам Лукас не говорит того, чего не подразумевает.

Его тело замирает, пока он с мольбой смотрит мне в глаза.

— Мы можем просто забыть об этом?

— Ладно. Только скажи мне одно: как долго это тянется?

— Я не знаю. Пять или шесть лет, наверное, — говорит он, откидываясь на спинку своего стула.

— Пять или шесть лет? Чёрт. Как я этого не видел?

— Ты всегда был слишком занят, бегая за Джеммой как потерянный зенок, — я улыбаюсь; наверное, он прав. — Поначалу это было немного весело. В смысле, она горячая, она забавная… что здесь может не нравиться? Мы встречались время от времени. Я скучал по ней после того, как она переехала в Нью-Йорк, и тогда понял, что у меня возникли к ней настоящие чувства.

— И эти чувства не были взаимными?

— Я думал, мы забудем об этой теме, — огрызается он, проводя пальцами по своим волосам, выдыхая.

— Прости, приятель.

— Дерьмо случается. Она не первая и определённо не будет последней, — он старается отмахнуться, небрежно щёлкая пальцами.

Почему у меня такое чувство, что он это не серьёзно?

***

Времени около четырёх, когда я выхожу из офиса. Мне ехать за Джеммой только к шести, но до этого у меня есть несколько дней. Первым делом мне нужно забрать вещи из химчистки, затем поехать к флористу и купить Джемме цветы. Не любые старые цветы, а её любимые.

Я забронировал столик в нашем любимом ресторане, «Морская хижина». Туда я водил её на наше первое свидание. Конечно, она этого не вспомнит, но я могу только надеяться, что промелькнёт искра узнавания, особенно учитывая, что дизайнером интерьера была она.

Еда всегда была великолепной — лучшие морепродукты в городе — но когда мы только начали туда ходить, декор был устаревшим и неподходящим. Это сводило Джемму с ума, так что когда четыре года назад появилось новое руководство и наняло её для смены дизайна ресторана, она была довольна.

Я не могу дождаться её реакции, когда она увидит это. Я сказал владельцам, Мэтту и Трише, о потере памяти Джеммы, когда бронировал столик. Не хочу, чтобы они обиделись на отрешённость Джеммы, и не хочу, чтобы они сказали что-то, что может её расстроить. Мне нужно, чтобы этот вечер был идеальным.

Я прогуливаюсь с Беллой-Роуз вдоль пляжа, когда прихожу домой с работы, после чего захожу в душ. Я стою перед раковиной в ванной, бреюсь, когда слышу писк своего телефона в спальне, который оповещает меня о сообщении.

Умыв лицо, я иду в комнату. Моё полотенце висит на талии. На кровати лежат чёрные брюки и голубая рубашка, которую Джемма купила мне, когда мы были на медовом месяце на Гавайях. Она сказала, что цвет рубашки подходит к моим глазам. То будет первый раз, когда я надену её.

Когда я вижу на экране имя Джеммы, у меня внутри всё обрывается от мысли, что она может всё отменить.

«Я взволнована насчёт сегодняшнего вечера. Мы с Рэйчел вчера днём ходили по магазинам. Я купила новое платье. Надеюсь, тебе понравится».

Я улыбаюсь, печатая ответ. Тот факт, что её вообще волнует, понравится ли мне, делает меня счастливым. Я не хочу обнадёживаться, потому что технически это просто праздничный ужин, но у меня хорошее предчувствие насчёт этого вечера.

«Я тоже с нетерпением жду вечера, — отвечаю я. — Не могу дождаться, когда увижу твоё новое платье. Ни на секунду не сомневаюсь, что ты будешь выглядеть прекрасно».

***

У меня в животе всё трепещет от восторга и нервозность, когда я останавливаюсь у дома Кристин. Я так не нервничал даже когда вёл её на наше самое первое свидание, но сейчас всё совсем иначе.

Юный наивный Брэкстон принимал всё как должное. Тогда я предполагал, что она навсегда будет моей, но теперь я соображаю, что к чему.

Я говорю себе, что веду себя глупо. Это просто ужин с Джем, не из-за чего здесь нервничать. Мы тысячу раз ужинали вместе за все годы.

Когда дверь открывается, и меня приветствует улыбающееся лицо Джем, вся моя нервозность исчезает. Я делаю шаг назад, путешествуя взглядом по её телу. От её вида у меня буквально перехватывает дыхание.

На ней красное шёлковое платье без рукавов, длиной чуть выше колен. Оно простое, но невероятно сексуальное, идеально подчёркивает её роскошное стройное тело. Она всегда мне нравилась в красном. Этот цвет прекрасно смотрится с её тёмными волосами и оливковой кожей.

— Вау!

— Тебе нравится? — произносит она, закрывая ладонью шрам на своей руке. Ненавижу, что из-за этого она чувствует себя застенчиво.

— Очень, — отвечаю я, свободной рукой убирая её ладонь. Эти шрамы будут постоянным напоминанием нам обоим, но теперь они часть её. — Не нужно от меня прятаться, Джем.

Она натянуто улыбается мне.

— Мне нравится твоя рубашка, — говорит она. — Она выделяет твои голубые глаза.

— Ты купила её мне в наш медовый месяц.

Её улыбка стоит того времени, которое понадобилось для глажки.

— У меня хороший вкус.

— Конечно, ты ведь замужем за мной, верно? — она смеётся, шутливо шлёпая меня по руке. — О, чуть не забыл, — говорю я, протягивая ей цветы. — Это тебе.

Когда её лицо светится, моё сердце поёт. Именно на этот взгляд я надеялся; это подтверждает, что моя прежняя Джем по-прежнему где-то там.

— Они красивые, спасибо, — я зачарован, пока она подносит букет к носу и закрывает глаза. Мои губы изгибаются, когда она делает глубокий вдох. — Ммм. Они великолепно пахнут. И мне нравится сочетание фиолетового и жёлтого.

— Они всегда были твоими любимыми.

Она улыбается и отходит в сторону, чтобы я мог войти.

— Проходи, я только поставлю цветы в воду, прежде чем мы уйдём.

Когда она разворачивается и идёт на кухню, я начинаю идти следом, но резко останавливаюсь. В её красном платье открытая спина. Полностью открытая. Оно начинается прямо над изгибом её идеально круглого зада. Я издаю еле слышный стон и засовываю руки в карманы. Всё во мне хочет потянуться и прикоснуться к ней — если я смогу продержаться вечер и не сделать именно это, это будет чёртово чудо.

У нас завязывается лёгкий разговор по пути в ресторан, но мои мысли поглощены платьем. Если она надела его, чтобы свести меня с ума, то у неё получилось.

Пока мы идём от машины, я инстинктивно хочу положить руку ей на поясницу, но быстро передумываю; прикосновения к её шёлковой коже не пойдут мне на пользу.

Я уже чувствую крайнее раздражение… Я жажду её уже несколько месяцев.

— Вау, это прекрасное место, — говорит она, как только мы заходим в «Морскую хижину». — О, посмотри на этот ряд круглых окон. Они будто с лодки.

— Это действительно так.

— Какая изящная идея… такой отличный жест, — её комментарий вызывает у меня улыбку.

Через минуту выходит Триш, хозяйка заведения.

— Брэкстон, очень приятно снова тебя видеть, — она обнимает меня, а затем переключает внимание на Джемму. Она улыбается, но ещё я вижу намёк на грусть в её выражении лица; она знает об аварии Джеммы, о том, что она потеряла. — Привет, я Триш.

— Привет. Приятно познакомиться, — говорит Джемма, протягивая руку, но Триш игнорирует её, вместо этого решая притянуть Джемму в объятия. Я доволен видеть у Джеммы улыбку, когда Триш её отпускает. — У вас здесь мило.

— За это мы благодарим тебя и твой удивительный взгляд на мелочи.

Взгляд Джеммы, явно сбитый с толку, коротко мечется ко мне. Я ей сочувствую; я могу только представить, каково чувствовать себя вброшенной в мир, которого ты больше не помнишь. За последние несколько месяцев я научился медленно вводить Джемму в курс дела, иначе она очень переживала.

— Мэттью, тащи сюда свой сексуальный зад, — кричит Триш через плечо, — Брэкстон и Джемма пришли.

Её комментарий вызывает у меня смех, и я замечаю, что даже Джемма улыбается. Я люблю этих двоих, и Джемма тоже любила.

— Где двое моих любимых людей? — кричит он откуда-то из глубин ресторана.

Её лицо светится, как только он выходит к стойке. Он энергично пожимает мне руку, прежде чем притянуть Джемму в сокрушительные объятия. Наконец отпустив её, он берёт её лицо в руки.

— Как у тебя дела, милашка? Мы слышали о том, что случилось, и мы с женой были очень потрясены новостями.

Джемма неловко улыбается и делает шаг назад. Я вижу, как Триш толкает его локтем в бок, и мне приходится подавить смех.

— У меня всё хорошо, — говорит она, заправляя за ухо локон волос. Тогда я замечаю, что она неё только надела на запястье свой браслет памяти, но ещё на ней серьги в виде ракушек, которые я подарил ей в детстве.

— Брось, Мэттью, — говорит Триш, — оставь их в покое. Я подготовила вам столик, — заканчивает она, поворачиваясь ко мне.

— Только лучший столик ресторана для наших любимых посетителей, — говорит Мэтт.

Они ведут нас к своей уединённой зоне на балконе, с видом на океан. Она не шутила насчёт лучших мест в ресторане.

Я забронировал этот же столик на девятнадцатый день после нашей свадьбы, в день аварии Джеммы. Чтобы добраться сюда, нам понадобилось больше времени, чем я планировал, но, наконец, этот вечер наступил.

Я отодвигаю для Джеммы её стул.

— Всегда такой джентльмен, — произносит Триш, локтем толкая Мэтта в рёбра. — Ты мог бы научиться у него паре вещей, Мэттью Сазерлэнд.

— Мы хорошо знаем этих людей? — спрашивает Джемма, когда мы остаёмся одни.

— Мы раньше часто тут ужинали.

— Оу. Хорошо. Они мне нравятся.

— Мне тоже. Они хорошие люди.

Я наблюдаю за ней, пока она осматривается вокруг. Прежняя Джем делала так везде, куда бы мы ни ходили.

— Вид отсюда потрясающий.

— Невероятный, — отвечаю я, глядя прямо на неё.

— Мне нравится, как обустроено это место.

— Ты бы удивилась, если бы я сказал, что это ты его обустроила?

Её глаза расширяются.

— Не может быть. Правда?

— Ага.

Она в удивлении оглядывается вокруг.

— Я впечатлена, что это сделала я. Ощущение очень морское. Идеальная обстановка для ресторана морской кухни.

— Этого ты и добивалась, — она обустроила ресторан в цветовой гамме, похожей на наш дом: белый, голубой и намёки жёлтого там, да сям. Она свесила с потолков белые рыболовные сети и вручную отобрала морскую атрибутику.

— У тебя потрясающий талант к дизайну интерьера.

Она замолкает, и я замечаю, что её взгляд опускается на колени, так что тянусь через стол к её руке.

— Я втайне знал, что тебе не терпится добраться до этого места, когда его владельцами стали Триш и Мэтт. Ты ненавидела то, каким неподходящим был старый дизайн.

Она хихикает, прежде чем сжать мою руку.

— Спасибо.

— За что?

— За всё. Я не уверена, где была бы прямо сейчас, если бы не ты. Ты держишь меня в здравом уме.

Я отпускаю её руку и откидываюсь на спинку своего стула, когда подходит официантка. Она ставит передо мной «Корону» с долькой лайма, а перед Джеммой высокий стакан с тёмно-оранжевой жидкостью со льдом. Напиток дополнен кусочком лимона и одним из этих крохотных зонтиков. Мы оба благодарим её, после чего она разворачивается и уходит.

— Мы это заказывали? — спрашивает Джемма.

— Нет. Мы часто здесь бываем, и Триш знает, что нам нравится, так что у нас никогда не трудятся спрашивать заказ.

Она поднимает свой стакан и делает глоток напитка.

— Вкусно. Что это?

— Водка, лимон, лайм и бальзам.

— Там есть алкоголь?

— Да.

— На вкус лучше, чем то ужасное вино, которое Рэйчел заставляла меня пить недавно вечером.

— Вино тебе не особо подходит, — усмехаюсь я. Я не продолжаю, потому что это только смутит её. Я оставлю эту историю на другой раз.

Нам приносят закуски, а спустя некоторое время главные блюда.

— Ого, что это? — шепчет мне Джем через стол, когда официантка уходит.

— Лобстер под соусом морней. Это твоё любимое блюдо.

Она опускает голову, глядя на панцирь лобстера.

— Просто ешь мясо лобстера и соус внутри, — говорю я, наблюдая за ней.

Её губы растягиваются в шутливой улыбке, а взгляд возвращается к моему.

— Ты серьёзно думал, что я попробую есть панцирь?

Пожимая плечами, я улыбаюсь, беря своё пиво и делая глоток.

На заднем плане тихо играет музыка, пока мы говорим обо всё и ни о чём, прямо как и всегда. Несмотря на то, как много времени мы проводили вместе, нам всегда было что сказать.

— У меня такое чувство, что мне нужно сейчас побегать, чтобы сжечь калории от этой еды, — довольно произносит она.

До аварии мы сжигали калории не бегом, но я уже знаю, что этот вечер закончится не так. Вместо этого я приглашаю её на танец. Не потому, что люблю танцы, а потому, что мне не нравится ничего больше, чем держать Джемму в своих руках.

Её лицо освещается улыбкой.

— Хорошо.

Убрав с колен салфетку, я встаю и обхожу столик с её стороны, чтобы поднять её со стула. Я не могу оторвать глаз от её спины, пока иду за ней на танцпол. Это сводит меня с ума. Это платье практически моя погибель; я всегда любил её длинную, тонкую спину. Нет ни одной части её, которую я не люблю. Её глаза, её губы, её идеальный маленький нос, её красивое лицо, её длинные ноги, её изящные руки, её мягкая кожа… Я могу продолжать вечно. Я слишком хорошо помню, каково ощущать её под кончиками пальцев, и когда наши обнажённые тела сплетаются вместе, соединённые воедино.

Я жажду этого снова. Каждый чёртов дюйм.

Она останавливается посреди танцпола и поворачивается лицом ко мне. Когда я вижу, что её губы растягиваются в нервной улыбке, я, не колеблясь, притягиваю её в свои объятия. У неё перехватывает дыхание, и мне приходится подавить стон, который вырывается из глубины моего горла, когда мои руки скользят по её талии, останавливаясь на голой спине.

Её руки обвивают мою шею, и её тело сразу же прижимается к моему. Я закрываю глаза и смакую этот момент. Она приносит ощущение дома, когда находится в моих руках.

Джем начинает раскачиваться под музыку, и моё тело не может не отреагировать на неё. Я заставляю свою эрекцию успокоиться, но уже знаю, что не могу это контролировать. Когда дело касается её, я никогда не мог это контролировать. Я зажмуриваюсь, но это не помогает, нет признаков отступления. «Пожалуйста, пусть она не заметит».

Мои глаза распахиваются, когда я слышу её вздох через несколько секунд. «Чёрт, она заметила».

— Прости, — шепчу я в её волосы. — Я так давно не держал тебя.

Она наклоняет голову назад и встречается со мной взглядом. Грусть на её лице тянет мне сердце. Приглашать её на танец было ошибкой; она не готова. Я вёл себя эгоистично, но только потому, что я в отчаянии.

Мои руки падают по бокам, но когда я начинаю отходить назад, она меня останавливает.

— Не надо. Всё в порядке, — я чувствую, как моё тело расслабляется, когда я снова тянусь к ней. — Ох, Брэкстон, — произносит она спустя мгновение, утыкаясь лицом мне в грудь. Когда я слышу её приглушённое хихиканье, я чуть отстраняюсь.

— Ты смеёшься надо мной?

— Нет, — но затем она срывается. Я чувствую, как её тело сотрясается, пока она смеётся. Когда она фыркает, я смеюсь вместе с ней. — Вот вам и неловкое первое свидание, — говорит она, убирая одну руку с моей шеи, чтобы вытереть с глаз слёзы.

— Неловко — это мягко сказано, — бормочу я.

Это мгновение как дежа вю, потому что то же самое произошло с нами в первый раз, когда мы танцевали вместе, в старшей школе. Я всё ещё морщусь, когда думаю о том вечере, но ещё тот момент хорошо помог вытащить наши отношения из френдзоны.

— Хочешь присесть? — спрашиваю я.

— Пока нет. Кроме того, не думаю, что будет мудро нам сейчас разделяться.

Я по-прежнему слышу в её голосе веселье. Прежняя Джем отреагировала бы точно так же, но теперь всё иначе, и я постоянно боюсь сделать что-то, что оттолкнёт её дальше.

— Верно. Кто-нибудь может ослепнуть, — отвечаю я.

Она запрокидывает голову и смеётся.

Я сжимаю её крепче и довольно вздыхаю.

— Спасибо, что сегодня пришла сюда со мной, Джем. Ты даже не представляешь, как много это для меня значит.

Она не отвечает, но я отношусь к этому нормально. Вместо этого она прижимается щекой к моему колотящемуся сердцу.

Песня заканчивается, но она крепко держится за меня.

— Ещё одну песню, — она не услышит от меня жалоб. — Мне нравится с тобой танцевать.

— Мне с тобой тоже, Джем.

Раньше мы танцевали так дома. Если играла музыка, я притягивал её в свои объятия, или наоборот.

Следующей играет наша песня, и я задумываюсь, стоит ли за этим Триш, или это судьба. В любом случае, я принимаю этот как знак. «Первый раз, когда я увидел твоё лицо» — это песня, которая заиграла по радио, когда мы танцевали в первый раз, и под эту песню мы танцевали на свадьбе.

Это идеальная песня для нас. Она описывает всё, что я почувствовал с первого взгляда на неё, при нашем первом поцелуе, когда мы впервые занимались любовью, и во время всего между этим.

Сегодня меня переполняют смешанные эмоции, и слушать слова песни одновременно сладко и горько. Моя любовь к ней ничуть не уменьшилась после аварии, но теперь между нами всё совсем иначе.

Когда звучат последние ноты песни, она поднимает голову с моей груди и смотрит на меня, и я с удивлением вижу на её прекрасном лице слёзы.

— Джем, что случилось?

Она нервно смеётся, прежде чем заговорить.

— Эта песня… такая красивая. Эти слова тронули мне сердце.

Я улыбаюсь, проводя подушечкой большого пальца по её щеке. Я понятия не имею, почему не говорю ей, что это наша песня.

Всё по мне хочет поцеловать её прекрасные губы, пока она смотрит на меня своими карими глазами, но вместо этого я наклоняюсь ниже и просто прижимаюсь губами к её лбу. Этого достаточно.

Глава 27

Джемма

Я улыбаюсь, глядя в ночь по пути домой. Я чувствую себя такой счастливой, и мне грустно, что это подходит к концу. Это было идеальное первое свидание.

Когда мы останавливаемся у дома Кристин, я уже знаю, что Брэкстон откроет для меня дверь к тому времени, как я отстегну ремень безопасности. Мне нравится, как он всегда заботится обо мне.

В моём животе трепещут бабочки, когда он подаёт мне руку.

— Я очень хорошо провела время, — говорю я, пока он провожает меня к двери.

— Я тоже, — когда мы останавливаемся у ступенек, он засовывает руки в карманы своих брюк. — Надеюсь, мы когда-нибудь сможем это повторить.

— Мне бы этого хотелось.

Всё кажется немного неловким, пока мы стоим и молча смотрим друг на друга. Мне хотелось бы знать, что сейчас происходит в его голове. Я точно знаю, что творится в моей: я хочу, чтобы он поцеловал меня. То же самое я чувствовала, когда он смотрел на меня после нашего последнего танца в ресторане. Я не совсем понимаю все эти свои чувства, когда я рядом с ним… я знаю только то, что именно я чувствую.

Я поднимаю руку, чтобы нервно заправить волосы за уши. Он следит взглядом за каждым моим движением, прежде чем сосредоточиться на моём браслете памяти.

— Мне нравится, что ты его сегодня надела, — говорит он, касаясь браслета.

— Он мне нравится, — я смотрю на своё запястье, пока мои пальцы двигаются по кулонам. Они касаются крохотного велосипеда, затем ракушки, прежде чем останавливаются на дереве. — Это за тот день, когда ты упал с дерева, пытаясь снять моего бумажного змея, — я поднимаю взгляд на него, и хоть он улыбается, я вижу в его глазах грусть, что вызывает слёзы в моих. — Я взяла лестницу Стефана, чтобы залезть на дерево на заднем дворе. Хотела увидеть, что ты вырезал на дереве.

— Правда? Но это было так высоко.

— Высота меня не тревожит.

— Оно всё ещё было там?

— Да. «БС любит ДР», внутри сердца.

Вырывается одинокая слеза, скатываясь по моей щеке. Рука Брэкстона быстро поднимается к моему лицу, и его большой палец нежно скользит по моей щеке, ловя слезу.

— Можно я тебя поцелую, Джем?

— Да, — без промедления отвечаю я. В этот момент я не хочу ничего больше.

Моё сердце яростно бьётся в груди, пока он делает шаг ко мне, сокращая расстояние между нами. Его пальцы скользят в мои волосы, пока он мягко наклоняет мою голову назад. Его лицо приближается, и как только его губы встречаются с моими, мир вокруг меня останавливается. Я сжимаю в кулаках его рубашку, пока моё тело инстинктивно прижимается к нему.

Он слегка приоткрывает рот и углубляет поцелуй, и я не могу контролировать тихий стон, который срывается с моих губ. Его поцелуй пробуждает всё моё тело, заставляя чувствовать себя такой… живой.

Я сразу же чувствую потерю, когда он отстраняется.

— Вау, — выдыхаю я. Он прижимается своим лбом к моему, и хоть я не вижу его рта, я знаю, что он улыбается.

По моей коже бегут мурашки, пока его большой палец нежно ласкает мою щеку.

— Спокойной ночи, Джем.

— Спокойной ночи.

Закрыв за собой входную дверь, я прижимаюсь к ней спиной и вздыхаю. Я чувствую, как мои губы изгибаются в улыбке, пока касаюсь их кончиками пальцев. Между нами всё определённо меняется, и к удивлению, меня это ничуть не пугает… это вызывает у меня восторг.

Не могу дождаться, когда увижу его утром.

***

Мои глаза распахиваются, а затем сразу же закрываются снова, когда меня чуть не ослепляет свет, проникающий в мою спальню. Сев, я потираю глаза — и моё сердце сжимается, когда я вижу, что время 9:34 утра. Я пропустила пробежку, но важнее то, что я пропустила завтрак с Брэкстоном.

Откинув одеяла, я вскакиваю с кровати. Я подпрыгиваю, когда распахиваю дверь в спальню и вижу всего в нескольких шагах Кристин.

— Боже, — произношу я, прижимая руку к груди. — Я не ожидала тебя здесь увидеть.

— Прости, милая. Я как раз шла тебя проверить.

— Я проспала… Пропустила пробежку.

Моё разочарование быстро сменяется счастьем, когда я вижу у неё в руке письмо.

— Кажется, вы двое вчера отлично провели время. Брэкстон не мог перестать улыбаться, когда оставлял это. Его лицо выглядело так же, как сейчас твоё.

— Спасибо, — говорю я, забирая у неё письмо. — Мы великолепно провели время.

— Меня это очень радует, — она тянется к моей руке, сжимая её. — Вы двое были созданы друг для друга.

Я начинаю в это верить.

Судя по тому, что я узнала о своём прошлом, думаю, мои родители тоже были созданы друг для друга.

— Думаешь, ты когда-нибудь сможешь простить папу за всё, что произошло?

Мой вопрос удивляет её. Краткое время она молчит, прежде чем наконец ответить, очень строго.

— Нет.

Я вздыхаю, когда она разворачивается и идёт к лестнице. Я отказываюсь в это верить.

Закрывая дверь спальни, я опускаю взгляд на письмо в своей руке и быстро обнаруживаю, что снова улыбаюсь. Мне хочется узнать об очередном приключении из моей жизни.

ПИСЬМО ОДИННАДЦАТОЕ…

Дорогая Джемма,

Десятое ноября 2006 года. Это была пятница, за две недели до моего бала в старшей школе. На следующий год я уеду в университет. Тебе всё ещё нужно было год учиться в школе, и как бы я ни был взволнован новым путешествием в своей жизни, на моём пути стояло одно большое препятствие: я буду в полутора часах езды от тебя. От этой мысли мне было тошно.

— Завтра утром у меня примерка смокинга для бала, хочешь пойти со мной? — спросил я, пока мы ехали домой из школы на твоей красной ракете. Так ты с нежностью называла свою машину.

— Да, чёрт возьми. Мне нужно убедиться, что у тебя действительно будет смокинг.

Это ты уговорила меня туда пойти. Ты сказала, что однажды я пожалею, если не пойду, но я в этом сомневался.

В нашей школе было дурацкое правило, что если ты хочешь кого-то взять с собой, это может быть только кто-то твоего года, что значило, что я не могу взять тебя.

На следующее утро, после завтрака, мы поехали в город.

— Мне обязательно проходить через это?

— Да, обязательно, — я услышал, как портной усмехнулся, когда ты сказала это.

— Кажется, проблем слишком много, чтобы просто стоять и страдать.

— Ты не будешь стоять, мистер. Ты будешь танцевать и замечательно проводить время.

— Я не танцую.

— Да, танцуешь.

— Я буду выглядеть довольно глупо, танцуя один.

— Ты не будешь один, ты можешь танцевать со своей спутницей, — это были для меня новости. — Это школьный бал. На который ты будешь оглядываться спустя годы и вспоминать.

— Нет, не буду. Я буду оглядываться и проклинать тебя за то, что заставила меня пойти.

Когда примерка закончилась, я расплатился, и мне сказали забрать смокинг в среду перед балом.

Я был благодарен, что ты не упоминала об этом остаток выходных, но в следующий вторник ты нашла меня во время ланча.

— Я составила для тебя этот список, — сказала ты, протягивая его мне.

Я посмотрел и увидел список имён. Все девушки моего года. Мне даже не нужно было спрашивать, я уже представлял, зачем это.

— Я поспрашивала, и ни у кого из этих девушек нет пары на бал.

— Я говорил тебе, что не хочу ни с кем идти.

Я сунул список обратно тебе в руки, но ты настойчиво вернула его мне.

— Ты должен взять с собой пару. Ты будешь выглядеть глупо, если появишься один. У всех твоих приятелей есть пары.

— Мне плевать, если я выгляжу глупо.

— Брось, Брэкстон, подыграй мне, ладно?

Я устало выдохнул, прежде чем скомкать список и засунуть его в карман.

— Я подумаю об этом.

Следующие два дня ты наседала на меня до того момента, пока я в итоге не пригласил Саманту Мёрфи. Это оказалось огромной ошибкой. Она не только завизжала, когда я её пригласил, но ещё ходила за мной как потерянный щенок следующие полторы недели. Она сидела рядом со мной на уроках и стала моей постоянной тенью на переменах и ланче. Каким-то образом она узнала мой номер телефона. Я скажу только то, что слава богу за определитель номера.

В день бала мой отец закрыл магазин пораньше — что было редкостью — чтобы быть дома и увидеть меня перед уходом. Ещё он одолжил мне свою машину на вечер. Я не мог ожидать, что Саманта поедет со мной на бал на автобусе, а у моего отца не было денег на прокат вычурной машины, как у некоторых моих сверстников.

Собравшись, я встал перед зеркалом и был удивлён тем, как хорошо на самом деле выглядел в своём смокинге. Я не часто так одевался. На самом деле, похороны моей мамы и твой тринадцатый день рождения были единственными случаями, когда я надевал костюм.

— Ты выглядишь отлично, сынок, — сказал мой отец, когда я спустился вниз. — Мой мальчик теперь мужчина. Куда пролетело всё это время? Кажется, только вчера я катал тебя на своём колене, — я был ошеломлён, когда он притянул меня в сокрушающее объятие. — Я так тобой горжусь, и если бы твоя мама была здесь, она бы тоже гордилась.

— Спасибо, пап, — всё, что удалось мне ответить.

Наконец отстранившись, отец отвернулся от меня и вытер глаза. Мой папа никогда не показывал своих эмоций, и моё сердце болело за него, пока я тяжело сглатывал, пытаясь избавиться от комка, который образовался в моём горле.

— Я позвонил флористу по пути домой, чтобы забрать для тебя это, — он повернулся и взял с тумбочки прозрачную пластмассовую коробку. Внутри был маленький белый цветок на ленте. — Это бутоньерка для твоей спутницы. Я не знаю, какого цвета у неё платье, так что для безопасности выбрал белую. Я покупал такую для твоей мамы, когда мы ходили на свой школьный бал.

— Спасибо, пап, — снова сказал я.

— Ещё я хотел дать тебе это, — он достал из заднего кармана чек и протянул мне.

— Что это? — я опустил взгляд, и мне пришлось несколько раз моргнуть, когда я увидел все нули.

— Это для оплаты университетских взносов.

— Ты не можешь себе позволить такие деньги, — я протянул чек обратно ему. — Я не могу их у тебя взять.

— Ты можешь это принять и примешь, — сказал он, отталкивая мою руку. — Мы с твоей мамой откладывали по несколько долларов каждую неделю на твоё образование, но затем… — его слова стихли, но я знал, что он скажет. — Мне пришлось использовать те деньги на её похороны, — мой взгляд опустился на ковёр, и комок в горле стал больше. — Жизнь иногда может быть несправедливой, сынок, но ты просто используй это наилучшим для себя способом.

— Но у тебя нет этих денег.

— Я взял небольшой кредит под залог магазина. Не хочу, чтобы ты начинал свою взрослую жизнь с огромным долгом над головой.

— Пап…

— Пожалуйста. Для меня будет значить очень много, если ты это примешь. Я хочу, чтобы у тебя были все возможности, которых не было у меня. Я хочу, чтобы ты занимался тем, к чему относишься со страстью, чтобы у тебя была успешная карьера, которую ты будешь любить. Будь кем-то, сынок… будь человеком, которым должен быть.

Я глубоко вздохнул, прежде чем кивнуть.

— Я тебя не подведу, пап. Я буду лучшим архитектором, которого этот город когда-либо видел.

— Вот это мой мальчик, — сказал он, хлопая меня по плечу.

Я согласился взять деньги только потому, что знал, как много это для него значило, но при этом чувствовал себя ужасно. Это будет висеть тяжёлым грузом на моей памяти ещё долгое время. Я знал, как ему тяжело, и этот дополнительный кредит только всё усложнит.

— Я сегодня съездил на автомойку, так что машина чистая, — добавил он, хватая ключи с маленького столика у двери и протягивая их мне. — Дай мне только взять фотоаппарат. Я бы хотел сделать несколько твоих снимков, прежде чем ты уйдёшь.

Я достал свой телефон и написал тебе сообщение; я не хотел уходить, не увидев тебя. За последние несколько дней ты от меня немного отстранилась, что меня беспокоило, но я думал, что ты можешь зайти и увидеться со мной, прежде чем я уеду.

Мой отец заставил меня встать перед большим зелёным кустом во дворе, делая несколько фотографий. Я продолжал поглядывать на телефон, но ты всё ещё не отвечала. Когда я собирался попрощаться с папой, пришёл твой ответ — и моё сердце сжалось. Ты сказала, что занята и не можешь выйти. Это было непохоже на тебя, и пока я ехал к дому Саманты, я проигрывал в мыслях последние несколько дней. Я знал, что ты можешь быть расстроена из-за меня, потому что ты никогда раньше не вела себя так со мной. Может, я чего-то не понимал, но понятия не имел, что сделал не так.

На танцах я выдавливал улыбку и притворялся, что отлично провожу время, но правда была в том, что был несчастен. Я мог думать только о тебе.

Пока Саманта была на танцполе со своими друзьями, я выскользнул на свежий воздух. Первым делом я достал свой телефон, посмотреть, прислала ли ты мне какое-либо сообщение. Не прислала. Прислонившись к кирпичной стене, я закрыл глаза и вздохнул.

— Брэкстон.

Мои глаза распахнулись, когда я услышал своё имя. В нескольких метрах, будто прекрасное видение, стояла ты. Ты была одета в обычные джинсы и белый джемпер. Твой внешний вид резко контрастировал с бальными нарядами других девушек в зале, но я помню, что думал, как же ты красива.

— Джем. Что ты здесь делаешь? — оттолкнувшись от стены, я сократил расстояние между нами.

— Я хотела извиниться за то, как вела себя последние несколько дней.

— Тебе следовало просто написать мне. Как ты вообще сюда попала?

— Я приехала на автобусе.

— Темной… одна.

— Я знала, что не смогу заснуть, пока не увижу тебя. Я должна была приехать, — ты вздохнула, опуская взгляд на землю.

— Что происходит, Джем?

— Я не знаю, — ответила ты, пожимая плечами.

— Эй, — я подцепил пальцем твой подбородок, поднимая твоё лицо к своему. Последнее, чего я ожидал, так это увидеть слёзы в твоих глазах. — Поговори со мной.

Мои мысли плыли, пока я пытался найти смысл во всём этом. Я знал, что для нас всё меняется, раз я уезжаю в университет, но это казалось чем-то большим.

— Я слышала, как Саманта говорила каким-то девочкам в школе, что займётся с тобой сексом после бала.

— Что? — это было так нелепо, что я чуть не рассмеялся. Я даже не планировал её целовать.

Прежде чем ты успела сказать что-то ещё, рядом со мной появилась Саманта.

— Брэкстон, — произнесла она, цепляясь рукой за мою, — ты идёшь обратно?

Моё внимание по-прежнему было сосредоточено на тебе, но твоё теперь было на ней. Твой взгляд приводил меня в замешательство. Было ли возможно, что ты ревнуешь?

— Мне не следовало приезжать, — сказала ты, перемещая взгляд обратно на меня. — Наслаждайся оставшимся вечером.

Саманта потянула меня за руку, но я мягко оттолкнул её. Я ни за что не собирался позволить тебе ехать обратно на автобусе одной, в такое время.

— Прости, — сказал я Саманте. — Мне нужно пойти за ней, — она казалась грустной, разворачиваясь и возвращаясь в зал. Я чувствовал себя плохо из-за того, что разрушил её вечер, но моим первым приоритетом была и всегда будешь ты.

— Джемма, подожди.

Мне нужно было знать, почему ты так расстроилась из-за этого. Я схватил тебя за руку, заставляя остановиться. Когда ты повернулась лицом ко мне, по твоим щекам текли слёзы.

— Оставь меня в покое.

— Нет, я хочу знать, почему ты так расстроилась из-за того, что сказала Саманта.

— Потому что.

— Почему?

— Потому что я не хочу, чтобы ты занимался с ней сексом, — ты потянулась, толкая меня в грудь.

— Хватит, — сказал я, хватая тебя за оба запястья. — Поговори со мной, Джем. Помоги мне понять, потому что я понятия не имею, что происходит.

На твоём лице отразилась боль, когда ты наконец призналась.

— Я думала, что нормально отнесусь к тому, что ты сегодня пойдёшь не один… оказывается, это не так. Я не хочу потерять тебя из-за неё… или из-за кого-либо ещё.

— Ты никогда меня не потеряешь. Никогда. Ты всегда будешь моим лучшим другом.

— Ты не понимаешь? Я больше не хочу быть просто друзьями, — прошептала ты. — Я хочу быть той, с кем ты будешь танцевать, кого будешь целовать… с кем будешь заниматься сексом.

Я мог только смотреть на тебя, не совсем веря твоим словам. Ты была всем, чего я когда-либо хотел, и всё, что мне удалось произнести:

— Что?

— Я люблю тебя, Брэкстон. Не просто дружеской любовью. Люблю, люблю. Думаю, уже несколько лет, просто я не знала этого. Когда я услышала, как Саманта сказала, что займётся с тобой сексом, я почувствовала, что не могу дышать. Я не выносила мысли о том, что ты будешь с кем-либо, кроме меня.

Я стоял на месте долгое время. Я так хотел, чтобы это была правда, но не совсем мог поверить в то, что слышал.

— Скажи что-нибудь, — умоляла ты, глядя на моё лицо.

Но внезапно всё встало на места. Я знал, что это не время для слов, время для действий. Я собирался сделать то, чего хотел годами.

Я обхватил твоё лицо руками и слегка наклонил твою голову назад, прижимаясь к твоим губам своими. Не могу сказать, сколько раз я смотрел на твои прекрасные губы за все годы и думал, какими они будут на вкус.

Они были сладкими, как мёд, прямо как я и думал.

Я, наконец, отстранился, прижимаясь лбом к твоему.

— Вау, — прошептала ты, и хоть я думаю, что был по-прежнему в шоке от того, что мы на самом деле только что поцеловались, на моём лицо выросла огромная улыбка — и я увидел, как ты ответила такой же.

— Хочешь убраться отсюда?

— А как же бал?

— Я всё равно не хотел идти, помнишь? Ты меня заставила.

Мои руки по-прежнему лежали на твоём лице, а твои на моих бёдрах.

— В следующий раз, когда я попробую заставить тебя сделать что-то, чего ты делать не хочешь, игнорируй меня.

— Ловлю тебя на слове.

Ты взяла меня под руку и положила голову мне на плечо, пока мы шли к машине моего отца. Признаюсь, маленькая часть меня переживала, что это разрушит нашу дружбу, но я хотел дать шанс любви, потому что ты была всем, чего я когда-либо хотел.

— Я ещё не готова ехать домой, — сказала ты, когда мы выехали с парковки. — Мы можем просто немного покататься?

В итоге мы приехали на обзорную площадку. В детстве мы ездили туда на велосипедах, но мы впервые находились там ночью.

— Вау, город выглядит так красиво, со всеми огнями, — сказала ты.

— Это точно, — но я мог думать только о том, что он и наполовину не так красив, как ты.

Я потянулся через центральную консоль к твоей руке, переплетая наши пальцы.

— Ты уверена, что хочешь этого?

— На сто процентов, — ответила ты. — А ты?

— На сто пятьдесят процентов.

Ты улыбалась, в то время как твоё тело потянулось к моему.

— Поцелуй меня ещё раз.

Меня не нужно было просить дважды.

Когда мы, наконец, отстранились друг от друга за воздухом, я потянулся, щёлкая радиостанции.

— О, вот эту, оставь эту, — сказала ты. — Любовные песни с посвящениями.

— Что?

— Это где люди звонят вечером в пятницу или в субботу и посвящают песню человеку, которого любят. Я постоянно это слушаю, — ты шлёпнула меня по руке, когда я засмеялся над тобой. — Это очень мило.

Я открыл дверь и вышел из машины.

— Куда ты? — спросила ты.

Я не ответил.

Обойдя машину спереди, я подошёл к твоей стороне. Я открыл дверь и протянул тебе руку.

— Потанцуй со мной, Джем, — ты смотрела на меня так, будто я выжил из ума. — Ты говорила, что хочешь быть той, с кем я буду танцевать, так что давай танцевать.

Я положил руки тебе на талию, а ты обвила своими мою шею. Песня, которая играла, вскоре подошла к концу, но никто из нас не отпускал друг друга.

— Я хочу посвятить эту следующую песню любви всей моей жизни, — произнёс мужской голос по радио. — Мы с детства были лучшими друзьями, и через несколько коротких недель она станет моей женой. Я знаю, что она сегодня слушает радио, и я просто хочу сказать, я люблю тебя, Бу-Бу.

— Это может быть и наша песня, — сказала ты. — Не считая части про свадьбу, они прямо как мы.

— Мне нужно сначала услышать слова, — ответил я.

Песня называлась «Первый раз, когда я увидел твоё лицо».

И ты была права, это была идеальная песня для нас.

Я опускаю руки, кладя письмо на колени. Не могу поверить, что это была та же песня, под которую мы танцевали прошлым вечером. Она тронула что-то в глубине меня, когда я услышала её, и теперь я знаю, почему.

Твоё тело двигалось медленно вместе с моим, когда наши губы соединились. Когда я начал ощущать кое-что внизу, я зажмурился. Я знал, что это произойдёт, но несмотря на то, как сильно я старался остановить своё тело, чтобы оно не реагировало на тебя, это было бесполезно.

Я хотел провалиться под землю и молился, чтобы ты не заметила. Но даже я знал, что это было невозможно; наши тела были крепко прижаты друг к другу.

Через несколько секунд ты прервала поцелуй и посмотрела на меня. Я знал, что моё лицо красное как помидор.

— Это у тебя кинжал в кармане, мистер Спенсер? — ты сдерживала улыбку, пока говорила. — Или ты просто рад меня видеть?

Я уткнулся лицом в изгиб твоей шеи, когда меня охватило унижение.

— Нет, это фонарик, — это было первое, что пришло мне в голову. — Никогда не знаешь, когда он тебе понадобится. Я научился всегда быть наготове, когда был бойскаутом.

Ты запрокинула голову и рассмеялась.

— Ты никогда не был бойскаутом.

Я в ужасе отстранился от тебя. Я никогда не испытывал ничего такого раньше — ты была первым человеком, которого я когда-либо так обнимал, первым человеком, которого я когда-либо целовал.

— Уже становится поздно, мне стоит отвезти тебя домой.

— Брэкстон, — ты потянулась ко мне, когда я отвернулся и пошёл обратно к машине. — Не уходи от меня.

— Просто забудь об этом, Джем.

— Пожалуйста, — ты обхватила мою талию руками сзади, останавливая меня. Я вздохнул, когда ты прижалась лицом к моей спине. — Это естественная реакция. Я извиняюсь, что засмеялась. На самом деле, мне нравится, что это я делаю такое с тобой, — я резко вдохнул, когда твоя рука опустилась ниже моей талии.

Мне нравилась эта смелая часть тебя.

— Правда? — спросил я, поворачиваясь в твоих руках лицом к тебе.

— Да, — ты обвила руками мою шею. — Ты тоже заставляешь меня такое чувствовать, но в отличие от тебя, у меня нет фонарика, чтобы это доказать. В книгах для девочек тебя такому не учат.

На этот раз рассмеялся я. Нагнувшись, я нежно поцеловал тебя в нос. Ты всегда знала, что сказать, чтобы я почувствовал себя лучше.

— Это новость для нас обоих, но ты единственный человек, с которым я хочу это испытать, Джем.

Ты улыбнулась, и внезапно всё снова стало идеально.

— Отлично, теперь, когда мы с этим разобрались, нам нужно закончить свой первый танец. Наша песня ещё не закончилась.

И именно это мы и сделали. Через несколько минут небо разверзлось дождём, но даже этого не было достаточно, чтобы нас оторвать. Мы были довольны, находясь в руках друг друга, несмотря на тот факт, что промокали.

Когда твоё тело начало дрожать, я усадил тебя в машину.

— Мне нужно отвезти тебя домой и переодеть в сухую одежду. Я не могу допустить, чтобы моя девушка заболела, — я подмигнул тебе, закрывая пассажирскую дверь, прежде чем побежать к водительской стороне.

Мы оба вымокли, но я больше беспокоился за тебя, чем за себя. Сняв с сидения свой пиджак, я накинул его тебе на плечи, прежде чем включить обогреватель на максимум.

Ты положила руку мне на ногу, что вызвало у меня улыбку. Я по-прежнему не мог поверить, что это действительно происходит. Вчера мы были лучшими друзьями, но теперь мы были намного большим.

— Я действительно теперь твоя девушка? — ты сияла, пока говорила это.

— Я надеюсь на это. Я позволил тебе почувствовать мой фонарик, помнишь? Я не разрешаю кому угодно чувствовать мой фонарик.

Ты откинула голову на сидение и рассмеялась.

— Это верно, позволил. И я искренне надеюсь, что ты не будешь разрешать кому угодно чувствовать твой фонарик, особенно теперь, когда ты мой парень.

Я прочистил горло, прежде чем потянуться и сделать радио громче. Все эти разговоры о фонариках были опасными.

Я держал тебя за руку всю дорогу до дома и поцеловал тебя на прощание, когда проводил тебя до двери.

— Сладких снова, Джем, — сказал я, ещё раз касаясь твоих губ своими. Я мог бы стоять так и целовать тебя до восхода солнца, но ты замёрзла и промокла, так что я тебя отпустил.

— Я буду мечтать о тебе, — прошептала ты.

Тот вечер начался для меня довольно дерьмово, но в итоге оказался лучшим вечером в моей жизни.

То, что было между нами, слишком прекрасно, чтобы забыть.

Всегда твой,

Брэкстон.

Эти письма так много говорят мне обо мне самой, но также позволяют мне узнать Брэкстона. Читая это, я узнала о нём так много, сколько, уверена, не знала даже прежняя я.

Положив письмо рядом с собой, я ищу на дне конверта свой кулон. Но вместо него нахожу маленький листик бумаги.

«У меня не было времени купить тебе кулоны к этому письму, потому что я написал его прошлой ночью после того, как отвёз тебя домой. Я подарю их тебе, когда увижу завтра утром за завтраком. х».

Глава 28

Брэкстон

Я хожу из стороны в сторону по веранде, ожидая появления Джеммы. Кристин сказала мне, что она ещё спала, когда я отвозил письмо вчера утром, но я не могу не задуматься, действительно ли она спала? Или она просто пряталась в своей комнате, чтобы избежать меня? Я переступил черту, поцеловав её? Она согласилась, когда я спросил у неё разрешение, и поцеловала меня в ответ.

Я провожу руками по волосам, когда в мыслях поселяется неуверенность. Раньше никогда не было так сложно. Я всегда знал, на какой мы с ней волне.

Вчера я запаниковал, когда проснулся и увидел, что времени почти девять. Я думал, что упустил её, что она пришла на завтрак, а меня не было.

Я не мог уснуть после того, как вчера отвёз её домой. Поворочавшись несколько часов, я, в конце концов, встал и написал ей очередное письмо. Была глубокая ночь, когда я, наконец, забрался обратно в кровать и обнял её подушку, как делал каждую ночь после аварии. Я стирал и менял постельное бельё множество раз с тех пор, но не её наволочку. Она по-прежнему пахнет ею. Это единственное, что помогает мне уснуть.

Вскочив вчера с кровати, я набросил футболку и спортивные штаны, после чего прошёлся вдоль пляжа с Беллой-Роуз. Джеммы нигде не было видно. Я побежал обратно домой, принял душ и переоделся за рекордное время, прежде чем поспешить к Кристин.

Тот поцелуй… даже сегодня он на переднем плане моих мыслей. Она поцеловала меня как раньше. Прошло два дня, а я по-прежнему улыбаюсь от этого.

Я вырываюсь из своих мыслей, когда слышу чей-то голос.

— Доброе утро.

Я разворачиваюсь, и меня окутывает облегчение, когда я вижу, что Джемма стоит на песке у ступенек.

Она пришла.

— Доброе, — я похожу к краю веранды. Сегодня она не в своей одежде для бега. — Я не был уверен, придёшь ли ты.

— Прости, что не пришла вчера утром, я проспала.

— Я тоже.

Я должен не забыть отдать ей кулоны, прежде чем она уйдёт. Я купил целующихся мальчика и девочку и крохотный зонтик, чтобы символизировать дождь. Я даже думал купить кулон в виде фонарика, ради шутки, но я не против, чтобы этот момент она не помнила.

— Ты голодна? — спрашиваю я, потянувшись к её руке.

— Ужасно.

Я не знаю, что делать. Поцеловать её? На утро после нашего самого первого поцелуя не было сомнений, как себя вести. Теперь всё совсем иначе. Тогда я знал, что она моя, но теперь я не так уверен.

За эту краткую секунду я решаю не делать этого. Хоть мне очень хочется её поцеловать, я не хочу на неё давить. Наш поцелуй в тот вечер перенёс наши отчасти странные отношения на совершенно другой уровень, и я не сделаю ничего, что это испортит.

Однако я сжимаю её руку в своей пока веду её к столику на веранде.

— Садись, — говорю я, отпуская её руку и отодвигая для неё стул. — Я пойду сделаю нам кофе.

— Спасибо, — отвечает она, улыбаясь мне.

Между нами завязывается лёгкий разговор, пока мы едим. Она слушает, как я говорю о своей работе, о маленьких повседневных вещах, которые создают мою жизнь. Это именно такой лёгкий разговор за завтраком, какие у нас были раньше.

— Кстати о работе, лучше мне прибрать этот беспорядок, чтобы мы могли пойти, — я бы лучше провёл день здесь, с ней, обнявшись на скамейке, как мы делали на выходных, но я заставляю себя встать и собрать посуду.

— Давай я тебе помогу, — говорит она.

— Это не обязательно.

— Я хочу.

Я отхожу в сторону, чтобы она могла зайти в дом первой, и улыбаюсь, когда она делает именно это. Джемма останавливается прямо в дверном проёме, оглядывая большое пространство перед собой. Когда-то этот дом был наполнен смехом и счастьем, а теперь он кажется слишком большим и тихим.

Когда мы придумывали интерьер, нам хотелось много комнат, не только для ночующих друзей, а так же и для семьи, которую мы планировали иметь в будущем — но я отталкиваю эти мысли. Я просто счастлив, что она, наконец, нашла смелость зайти в дом.

— Ого, — тихо произносит она. — Здесь так красиво.

Окна вдоль задней части дома пропускают естественный свет, что делает комнату больше на вид и освещает интерьер, увеличивая общую красоту пространства. Совместная работа над планами этого места — одно из моих самых ценных воспоминаний о нас.

Я ставлю посуду на стойку и присоединяюсь к Джемме.

— Давай я заберу, — говорю я, потянувшись за кофейными кружками, которые она держит. — Можешь осмотреться, если хочешь.

Она продолжает держать кружки.

— Давай я помогу тебе с посудой.

Думаю, это её вежливый способ сказать «спасибо-но-нет», и я отношусь к этому нормально. Маленькие шажки.

— Можешь её споласкивать.

— Хорошо.

Я могу сказать, что она слегка ошеломлена всем этим, но она улыбается. Улыбка это хорошо.

Мы принимаемся за работу, и я не могу не наблюдать за ней, пока она останавливается посмотреть в окно. Видеть её такой — расслабленной, пока она ополаскивает посуду в раковине — это такой знакомый вид, который я когда-то принимал как должное. Но больше это не так.

— Вид отсюда захватывающий. Я была бы счастлива каждый день мыть посуду, если бы могла делать это здесь.

Я составляю посуду, пока она споласкивает, и мы быстро заканчиваем.

— Я только сбегаю наверх и возьму ключи, и мы пойдём, — говорю я.

— Можно сходить в туалет, прежде чем мы пойдём?

— Конечно.

Я провожу её через гостиную и снова вижу, что у неё разбегаются глаза, в попытке всё оглядеть. Затем она замечает Самсона.

— О, это та птица, о которой ты говорил? Которая принадлежала твоему отцу?

— Да. Самсон. Иди поздоровайся. Он скучает по своей Красотке.

— По кому?

— Так он тебя называет, Красотка.

— Не правда, — с улыбкой говорит она.

— Иди посмотри.

Как только он видит её, он подлетает к переду клетки, цепляясь когтями за прут. Его глаза сосредоточены на Джемме, и он начинает скакать вверх и вниз, пока мы подходим ближе.

— Куоо… Красотка.

— Видишь, я же тебе говорил.

— Красотка… Красотка… Кто моя красотка… Куоо.

— О боже, — произносит она, закрывая рот рукой и хихикая.

— Да, твоя Красотка пришла, — говорю я Самсону, скользя пальцами между прутьев клетки и почёсывая его шею.

— Не могу поверить, что он так меня называет.

— Возможно, я его этому научил.

Она смеётся, просовывая палец в клетку. Самсон переползает по нескольким прутьям, чтобы потереться головой о её палец.

— Он такой разноцветный.

— Он радужный лори.

— Ты такой красавчик, Самсон, — шепчет она.

Именно это она всегда ему говорила.

— Туалет — вторая дверь справа, — говорю я, указывая ей в ту сторону. — Я скоро.

Вернувшись через несколько минут, я замираю на нижней ступеньке, когда вижу, что она стоит перед каменным камином, глядя на большой холст на стене. Это моя любимая фотография нас с нашей свадьбы. Она улавливает нашу суть. Мы выглядим такими влюблёнными — потому что так и было. Мне тяжело смотреть на неё каждый день и вспоминать всё, что мы потеряли, но мне хочется её оставить. Решит или нет Джемма возвращаться домой, это место всегда будет нашим. Это часть её, настолько же, насколько и часть меня.

Я мгновение наблюдаю за ней, прежде чем заговорить. Я отдал бы что угодно, чтобы узнать, что она думает.

— Ты готова?

Она разворачивается лицом ко мне, а затем заправляет за ухо локон волос; эта привычка у неё была и раньше.

— Конечно.

До сих пор мы ходили через боковую дверь, но на этот раз выходим через переднюю, мимо сада.

— Здесь так мило, — говорит она, пока я запираю входную дверь.

— Ты проводила здесь часы по выходным, ухаживая за всеми клумбами. Возможно, мне стоит подумать кого-нибудь нанять для ухода за ними. Я не знаю ничего о содержании роз или о том, как вырывать сорняки.

— Может, если ты будешь свободен на выходных, я могу прийти и сделать это за тебя.

Я улыбаюсь.

— Мне бы очень этого хотелось.

Боже, ещё как хотелось бы.

Надежда, которую я носил внутри себя, сияет так ярко. То, что есть между нами сейчас, никак не сравнится с тем, что когда-то было, но это намного лучше того, что было неделями после аварии.

— О, пока я не забыл, — говорю я, копаясь в своём кармане, — вот кулоны, которых не хватало в прошлом письме.

Она протягивает руку, и я вижу, как приподнимаются уголки её губ, когда она смотрит на них.

— Они идеальны.

— Ещё у меня есть это, — я достаю из заднего кармана очередное письмо, передавая его ей. Внутри кулон с надписью «Я люблю тебя». Она поймёт почему, когда прочтёт мои слова.

— Спасибо. Я действительно с нетерпением жду твоих писем.

— Я наслаждался их написанием. Вспоминать прошлое с тобой было мило.

Я тянусь за её рукой, пока мы спускаемся по ступенькам к машине. Это сокрушающее ощущение, которое я носил в своей груди со дня её аварии, в такой момент такое лёгкое, что я вообще едва его чувствую.

ПИСЬМО ДВЕНАДЦАТОЕ…

Дорогая Джемма,

Двадцать пятое ноября 2006 года. Это была суббота, утро после моего бала. Я не спал почти всю ночь. Я был под таким кайфом, но опять же, было навязчивое ощущение того, что между нами всё будет иначе. Мне не нужно было переживать.

Около шести утра я проснулся от звонка своего телефона. Я резко выпрямился. Мои занавески были закрыты, так что с загоревшимся экраном мне было легко найти телефон в темноте. Я улыбнулся, как только увидел твой номер.

— Доброе утро, мой парень, — сказал ты, как только я ответил. Твой хриплый голос сказал мне, что ты только проснулась, но твои слова принесли мне мгновенное облегчение.

— Доброе утро, моя девушка, — ответил я, потирая глаза. Было что-то особенное в нашем разговоре в темноте. Это напомнило мне обо всех случаях, когда мы спали в одной комнате в темноте. Мы часами разговаривали, пока в итоге не засыпали.

— Значит, это правда. Мне не приснилось.

— Ну, если приснилось, должно быть, я видел тот же сон.

— Значит, мы действительно поцеловались, танцевали под дождём, и я почувствовала твой фонарик.

Твой ответ вызвал у меня смех, но внутри я съёжился.

— Мы определённо поцеловались и танцевали под дождём, но с фонариком ничего не было; должно быть, тебе это приснилось, — я услышал твоё хихиканье на другом конце провода, и это вызвало у меня улыбку. — Так чем ты хочешь сегодня заняться?

— Целоваться.

Моя улыбка стала шире.

— Хорошо, это мы определённо можем сделать. Что ещё?

— Мы можем найти пляж.

У меня было ощущение, что ты это скажешь. Ты всегда хотела пойти на пляж.

— Звучит отлично. Дай мне позавтракать, и я приду.

— Брэкс? — произнесла ты, прежде чем я повесил трубку.

— Что?

— Ешь быстро, я не могу дождаться, когда снова тебя поцелую.

— Хорошо, — хохотнул я. Чувство определённо было взаимным.

Через двадцать минут я постучал в твою входную дверь. Ты уже была одета в своё бикини и белый сарафан. Твои длинные каштановые волосы были связаны в высокий хвост. Ты выглядела красиво — я впервые не чувствовал себя виноватым за такие мысли. Ты теперь была моей девушкой, так что мне разрешалось думать такие вещи.

Ты бросила взгляд через плечо, чтобы убедиться, что поблизости нет родителей, а затем схватилась за перед моей майки и притянула меня для обжигающе жаркого поцелуя. На вкус ты была сочетанием мяты и сладости.

Я сидел за кухонным столом с тобой и твоим отцом, пока твоя мама готовила тебе завтрак.

— Ты поел, Брэкстон? — спросила она, поставив перед твоим отцом кофе.

— Спасибо, любимая, — сказал он, улыбаясь ей из-за своей газеты.

— Да, я уже поел, — ответил я, не сводя с тебя взгляда. Ты тоже смотрела на меня, и я довольно уверен, что у нас у обоих на лицах были мечтательные улыбки.

— Что с вами двумя? — спросила твоя мама, переводя взгляд между нами. Твой отец сложил перед своей газеты, чтобы тоже посмотреть на нас обоих.

— Ничего, — быстро сказала ты, опуская взгляд на свой апельсиновый сок.

— Вы оба выглядите как коты, съевшие канарейку.

— Нет, это был не я, — сказал я. — Что насчёт тебя, Джем, ты ела канарейку?

— Определённо нет, — ответила ты, яро качая головой. — Мне не нравятся канарейки, они на вкус как… перья.

Я не мог сдержать смех. Твой отец просто покачал головой и улыбнулся, прежде чем вернуться к своей газете. Однако твоя мама продолжала скептически смотреть на нас обоих.

Закончив с завтраком, ты сложила для нас в сумку солнцезащитный крем, закуски и холодные напитки.

Ты протянула мне ключи от своей машины, пока мы шли по двору. Ты предпочитала, чтобы за рулём был я. хоть твои водительские навыки стали лучше, я должен признать, что, будучи за рулём сам, я чувствовал себя безопаснее.

Я потянулся за твоей рукой, как только выехал на дорогу. Нужно было привыкнуть прикасаться к тебе, но я был счастлив и мог сказать, что ты тоже.

— Остановись, — сказала ты, когда я повернул за угол.

— Зачем? Ты что-то забыла?

— Просто остановись, — потребовала ты.

Как только мы остановились, ты отстегнула свой ремень безопасности и прильнула ко мне.

— Просто я хочу тебя поцеловать.

В тот день мы много целовались… И я совру, если скажу, что мне не нравилась каждая минута этого.

После невероятно горячих поцелуев в машине, мы, наконец, приехали на пляж. Держась за руки, мы пришли на своё любимое место, после чего расстелили на песке полотенца. Ты сняла свой сарафан, в то время как я через голову стянул свою майку.

Обычно мы наносили крем на руки, ноги и лицо, но затем я мазал тебе спину, а ты мне. Обычно я справлялся быстро — не хотел, чтобы ты знала, как мне нравилось касаться руками твоей кожи — но теперь всё было иначе. Мне больше не нужно было скрывать свои чувства.

Я не торопился, медленно втирая крем в твою мягкую как шёлк кожу. Ты точно знала, что я делаю.

На твоём лице была весёлая улыбка, пока ты держала свой хвостик в стороне и смотрела на меня через плечо. Наши взгляды встретились, когда я опустился руками на твои бока, раздвигая пальцы на твоём животе. Твои красивые карие глаза закрылись, и с твоих губ сорвался тихий стон, пока я медленно водил руками вверх и вниз по твоему торсу.

На этой стадии я понял, что нужно остановиться, так что уронил руки по бокам. Я знал, что если не остановлюсь, то в итоге получу стояк, как и предыдущим вечером. Как бы мне не терпелось исследовать твоё тело так, как я хотел, сейчас было не то время и не то место.

Я хохотнул, когда ты надулась.

Потянувшись за твоей рукой, я переплёл свои пальцы с твоими, пока мы бежали к воде. Когда вода была нам по пояс, я отпустил твою руку, и мы оба нырнули под наступающую волну. Ты выплыла прямо передо мной.

Ты обхватила руками мою шею, когда твои губы соединились с моими. Эта ситуация была для нас новой, но мы без усилий перешли от лучших друзей к возлюбленным. Что я узнал с прошлого вечера, так это то, что тебе нравится целоваться.

Когда мои руки обвили твою талию, притягивая твоё тело к своему, ты обхватила руками мой пояс под водой. Я простонал тебе в губы, когда ты начала тереться об меня. Дьявольская улыбка на твоём лице, когда ты отстранялась от поцелуя, сказала мне, что ты точно знаешь, что делаешь.

Твои руки легли на мои щёки, и ты встретилась со мной взглядом.

— Я хочу, чтобы ты был моим первым. Хочу испытать с тобой всё.

— Я тоже этого хочу, Джем, но не здесь. Не на публике. Я хочу, чтобы наш первый раз был особенным.

Ты улыбнулась, прежде чем коснуться моих губ своими.

— Я люблю тебя, Брэкстон Спенсер, — твоё лицо осунулось, пока ты ждала моего ответа. Его не последовало. — А ты меня любишь?

— Конечно.

— Тогда почему ты этого не говоришь? Ты никогда не говорил, что любишь меня.

— Только то, что я этого не говорю, не значит, что это не так.

Ты выглядела задетой, убирая ноги с моей талии и становясь на дно, роняя руки по бокам.

— Что ж, было бы приятно это услышать.

Ты попыталась отстраниться от меня, но мои руки по-прежнему обвивали твою талию, и в ближайшее время я не собирался тебя отпускать.

— Последний человек, которому я это говорил… умер.

Ты нахмурилась, пытаясь осмыслить мои слова, затем наступило осознание.

— Твоя мама?

— Да, — опустив голову, я сосредоточился на воде вокруг нас, пытаясь не дать воспоминаниям той ночи окутать меня.

— Ох, Брэкстон, — произнесла ты, просовывая руки под мои. Ты крепко обнимала меня, положив голову мне на грудь. — Ты никогда не обязан говорить мне эти слова, если от этого тебе некомфортно. Важно только то, что я знаю, что ты любишь меня.

Я поцеловал твои волосы.

— Просто знай это, Джем… Так всегда было… и всегда будет.

То, что было между нами, слишком прекрасно, чтобы забыть. 

Всегда твой,

Брэкстон.

Глава 29

Джемма

— Такси должно быть здесь через пятнадцать минут, мам, — говорю я, просовывая голову в ванную, пока она наносила последние штрихи своего макияжа.

— Спасибо, милая, — она закрывает свою помаду и поворачивается лицом ко мне. — Выглядит нормально?

— Ты выглядишь прекрасно.

— Я так давно не была ни в каком хорошем месте, и для меня никто не готовил, — я улыбаюсь на её комментарий, но внутри всё связывается в узлы. Я чувствую себя ужасно из-за того, что обманываю её, но это был мой единственный вариант. — Нам будет так весело. Я могу даже распустить волосы и выпить бокал вина.

Спустя полчаса моя нога подскакивает, а руки нервно крутятся на коленях по дороге в ресторан.

— Ты в порядке? — спрашивает Кристин, потянувшись за моей рукой.

— В порядке, мам, — вру я, выдавливая улыбку. Раньше это казалось такой хорошей идеей, но теперь я передумываю насчёт своего дьявольского плана.

Кристин тянется на переднее сидение, передавая водителю двадцатидолларовую купюру.

— Сдачу оставьте себе, — говорит она.

На её лице огромная улыбка, и она берёт меня под руку, пока мы идём по тротуару.

— Добрый вечер, — говорит метрдотель, когда мы входим в ресторан.

— У нас зарезервирован столик на фамилию Робинсон, — отвечаю я.

— Да, вот оно, — говорит он, проводя пальцем по списку перед собой. — На троих гостей. Вас уже ожидают.

— Ожидают? — озадаченно спрашивает Кристин, когда я тянусь к её руке, идя за метрдотелем к нашему столику.

В тот момент, когда она перестаёт идти, останавливая нас обоих, я понимаю, что она его увидела.

— Что он здесь делает?! — огрызается она. Её взгляд, брошенный на меня, содержит равные доли боли и злости.

— Прости, мам.

— Зачем ты так со мной? — произносит она со слезами на глазах.

Она разворачивается и идёт к выходу.

— Пожалуйста, — говорю я и тянусь за её локтем. — Я просто хотела поужинать со своими родителями. Я хочу послушать истории из своего детства, когда мы были семьёй, — она останавливается, но не разворачивается. — Пожалуйста, мама, это будет очень много для меня значить, — я чувствую себя ужасной эгоисткой за то, что использую это на ней, но в моей просьбе есть часть правды.

Она, наконец, поворачивается ко мне лицом.

— Ладно, но не жди, что я буду разговаривать с этим мужчиной. Как только мы поедим, я хочу уйти.

— Хорошо, — я тянусь к ней, обвивая её руками. — Спасибо.

Мы возвращаемся к столику, и Стефан встаёт. Его сбитый с толку взгляд перемещается между мной и моей мамой. Технически я ему не соврала, я просто попросила его поужинать со мной и упустила часть о её присутствии.

— Тыковка, — произносит он, наклоняясь вперёд, чтобы поцеловать меня в щёку.

— Привет, папа.

Затем его внимание переключается на мою мать.

— Кристин, ты выглядишь прекрасно.

— Ха, — фыркает она, хватаясь за спинку стула.

— Позволь мне, — говорит мой отец.

— Я сама могу сесть, спасибо тебе большое.

Я морщусь, когда она сбрасывает его руку. Я встречаюсь с ним взглядом. Видя его болезненный взгляд, я понимаю, что сглупила, подумав, что это сработает. Я ещё даже не ела, а уже страдаю от несварения.

Когда официант подходит к столику, он обращается прямо к Стефану.

— Вы хотели бы сначала что-нибудь выпить, сэр?

— Было бы отлично, — он смотрит на Кристин, но она опускает голову и смотрит на свои колени. — Ты всё ещё любишь Совиньон Блан?

— Возможно, — произносит она, не встречаясь с ним взглядом.

— А ты, тыковка?

— Я буду водку с лимоном, лаймом и бальзамом, пожалуйста… На самом деле, сделайте двойной, — мне это нужно. Официант кивает и записывает мой заказ в свой блокнот.

— И бутылку вашего лучшего Совиньон Блан, — говорит Стефан, глядя на официанта. — И два бокала, пожалуйста.

«Ура, им обоим нравится одно вино. Полагаю, это начало».

Мы втроём сидим в тишине, пока не приносят алкоголь. Я выпиваю свой коктейль как умирающий от жажды человек в пустыне; что угодно, чтобы снять напряжение. Надеюсь, мои родители сделают то же самое, но официант наливает в их бокалы совсем немного вина. Я поднимаю свой стакан, прося ещё водки. Эту я допью к тому моменту, как принесут ещё.

Стефан отпивает совсем чуть-чуть, по сравнению с большим глотком Кристин.

— Итак, — говорю я, пытаясь начать это шоу, — я привела вас сегодня сюда обоих, потому что вы мои родители — это очевидно — и мы когда-то были семьёй, — мой взгляд опускается на белую скатерть, и я внезапно осознаю, что следовало спланировать это лучше. Когда я снова поднимаю глаза, они оба сосредоточены полностью на мне. — Как вы оба знаете, Брэкстон пишет мне письма о моём прошлом, когда мы росли. Я надеялась сегодня услышать немного о своей жизни до нашего переезда сюда.

Если это не сработает, я не уверена, что делать дальше.

На лице Стефана появляется искренняя улыбка, прежде чем он отвечает.

— Ты была таким счастливым ребёнком. Разве не так, Крис?

Мама бросает на него мрачный взгляд, после чего смотрит на меня.

— Это так, — произносит она, её хмурость превращается в улыбку. — Ты хорошо спала и ела. Никогда не доставляла нам проблем.

— Ты любила свою пустышку, когда была маленькой.

— Ещё как, — вставила Кристин.

— Помнишь, какие она издавала звуки, когда сосала её? — говорит Стефан, переводя взгляд обратно на неё. Я жду, что она снова нахмурится, но вместо этого вижу на её губах улыбку.

— Помню. Это было так мило.

— Мы с твоей мамой часами стояли и смотрели, как ты спишь.

— Это точно, — соглашается она. — Мы забрали у тебя пустышку прямо перед твоим вторым днём рождения, потому что у тебя начинали резаться передние зубы.

— Боже, она плакала, да, Крис?

— Три долгих, мучительных дня, — говорит она, глядя на него.

— У меня сердце разрывалось за обеих моих девочек. Ты не выносила видеть её такой расстроенной. На третий день ты умоляла меня купить замену пустышке по пути с работы.

— Я помню, — говорит она, посмеиваясь. — Вместо этого ты привёз ей куклу и сказал, что раз она уже большая девочка, она теперь может заботиться о своём малыше.

На моём лице вырастает огромная улыбка, пока я смотрю на них.

— Она любила эту куклу, — говорит Стефан.

— Это точно. Повсюду её носила.

— Как там её звали?

— Аннабель, — говорит Кристин, кивая на воспоминание. — Она назвала куклу Аннабель.

Теперь разговор идёт полностью между этими двумя, будто меня даже нет за столом, и моё сердце улыбается, пока я наблюдаю.

— Точно, Аннабель. Помнишь, когда кукла потерялась?

— Как я могу забыть? Она в ту ночь плакала, пока не заснула. Рыдала у меня на руках.

— Мне было так жалко её, — отвечает Стефан.

Затем разговор переключается на забавную историю о том, как меня приучали к горшку. Они оба смеются. Они выглядят такими счастливыми, и именно такими Брэкстон описывал моих родителей в письмах, а не такими, какими я видела их недавно.

Они так увлечены разговором, что я пользуюсь шансом ускользнуть из-за стола.

— Я только схожу в уборную, — говорю я.

— Хорошо, тыковка.

Вместо того, чтобы пойти в туалет, я иду к выходу на прохладный вечерний воздух. Мой план сработал даже лучше, чем я могла надеяться.

На улице уже совсем темно и прохладно. Я растираю руки ладонями, потому что оставила свой пиджак на спинке стула в ресторане — но я не собираюсь за ним идти.

Я даже не уверена, где здесь автобусная остановка, так что достаю из кармана свой телефон.

— Джемма, — произносит Брэкстон, как только поднимает трубку. — Всё в порядке? — один его голос вызывает у меня улыбку.

— Всё хорошо. Я просто думала, занят ли ты.

— Я как раз собирался заказать на ужин пиццу.

— Оу. Тогда не бери в голову, я могу поехать домой на автобусе. Где-то здесь должна быть остановка.

— Где ты?

— В городе.

— Я за тобой приеду. Не хочу, чтобы ты одна ехала на автобусе в такое время.

Через десять минут я вижу, как ко мне едет его машина. Я выхожу к обочине, махая рукой над головой, чтобы он меня увидел.

— Привет, — говорит он, когда я сажусь на пассажирское сидение.

— Привет.

— Ты хорошо выглядишь.

— Спасибо, ты тоже, — он по-прежнему в своём рабочем костюме; он в нём такой красивый.

— Можно спросить, почему ты в городе одна, ночью? — он на мгновение встречается со мной взглядом, отъезжая от обочины.

— На самом деле, я была не одна.

— Оу, — я слышу в его голосе шок.

— Я ужинала с родителями.

— С Кристин и Стефаном… вместе? — его взгляд на секунду покидает дорогу, метаясь в мою сторону.

— Я перехитрила их обоих, чтобы они пришли. Никто из них не знал, что там будет и другой.

— Ауч, — произносит он, сморщившись. — Готов поспорить, это не прошло хорошо.

— На удивление, когда я вышла из ресторана, чтобы позвонить тебе, они оба разговаривали и смеялись.

— Не может быть.

— Ещё как может.

— Ты что-то подмешала им в напитки или что? Твоя мама даже не может находиться с ним в одной комнате.

— Я знаю. Она немного разозлилась на меня, когда мы только туда пришли, но затем они начали вспоминать истории из моего детства.

— Ну, я надеюсь, ради твоего блага, что этот твой дьявольский план сработает.

— Я тоже, — говорю я, пока пишу сообщение Стефану.

«Привет, папа. Это Джемма. Я не в уборной, я ускользнула. Казалось, что у вас всё шло хорошо, так что я хотела, чтобы вы немного побыли наедине, надеюсь, чтобы всё выяснить. Мама никогда в этом не признается, но я знаю, что она всё ещё любит тебя. Не переживайте за меня, я в машине с Брэкстоном, он везёт меня домой. Простите, что обманула вас обоих, надеюсь, вы на меня не злитесь. Пожалуйста, можешь убедиться, чтобы мама добралась домой в целости и сохранности?»

Через пару минут я получаю ответ.

«Твоя мама только что пошла тебя искать. И я не злюсь. Я благодарен, крайне благодарен. Ты сегодня совершила невозможное, детка. Я не могу достаточно тебя отблагодарить. Я не буду обнадёживаться, но это первый раз за много лет, когда твоя мама со мной разговаривает. Спасибо, тыковка. Я убежусь, чтобы она нормально добралась до дома. Люблю тебя, папа».

— Что он сказал? — спрашивает Брэкстон.

— Всё идёт хорошо.

Я вижу, как он улыбается, глядя на дорогу.

— Я горжусь тем, что ты это сделала, — он тянется через центральную консоль и берёт меня за руку. В моём животе порхают бабочки, когда он переплетает пальцы с моими.

— Итак, я ускользнула раньше, чем мы что-то заказали… Можно разделить с тобой ту пиццу? Я проголодалась.

— Конечно, — говорит он, его лицо светлеет. — Хочешь поехать в пляжный дом или лучше домой к Кристин?

Я сияю. Мне не хочется ничего больше, чем провести остаток вечера с ним.

— Пляжный дом подойдёт.

***

Уже почти полночь, когда Брэкстон подъезжает к дому Кристин. Дом окутан темнотой, так что либо мама ещё где-то с отцом, либо спит. Меня устраивает любой вариант — я не хочу сегодня с ней встречаться, на случай, если она на меня злится.

В пляжном доме я, наконец, увидела заднюю веранду, освещённую фонарями и гирляндами. Это было так же красиво, как я и представляла.

Мы заказали пиццу и поели на улице при свечах. Мы сидели там, пока не поднялся ветер, и Брэкстон предложил переместиться внутрь. В итоге мы посмотрели вместе фильм на диване. Это было мило — не было никаких поцелуев, но я относилась к этому нормально. И хорошо осознавала, как его нога всё время прижималась к моей.

— Спасибо, что спас меня сегодня, и за пиццу и фильм, — говорю я, когда мы подходим к входной двери.

— Мне это было в удовольствие. Спасибо тебе за компанию, — наклонившись вперёд, он нежно целует меня в щёку. Это мило, но я действительно была бы не против поцелуя в губы. — Сладких снов, Джем.

— Спокойной ночи.

***

— Милая, — произносит Кристин, гладя меня по длинным коричневым волосам, пока я рыдаю в подушку. — Мы найдём Аннабель, она, наверное, в одной из коробок.

— Папа сказал, что посмотрел в коробках, и Аннабель там не было.

— Она найдётся.

— Нет… она пропала навсегда. С кем я теперь буду играть?

— Как насчёт Брэдли по соседству, он кажется хорошим мальчиком, — произносит она мягким голосом. — Готова поспорить, вы двое станете лучшими друзьями.

Я поднимаю голову с подушки, поворачиваясь лицом к ней, но моё зрение затуманено слезами.

— Его зовут Брэкстон, — отвечаю я. — Не Брэдли.

— Прости. Брэкстон, — Кристин обвивает моё маленькое тело руками, осторожно меня укачивая.

— Нашёл!

Я отстраняюсь и вижу запыхавшегося Стефана, который стоит в дверном проёме моей спальни. Он держит в воздухе Аннабель, с огромной улыбкой на лице.

— Она завалилась под сидение в машине.

— Аннабель! — радостно кричу я, спрыгивая с кровати.

***

Когда я выхожу в коридор, мои губы растягиваются в улыбке, потому что на кухне Кристин что-то напевает. Это хороший знак… Я надеюсь.

— Доброе утро, — говорю я, заглядывая за угол.

— Доброе, милая. Садись, я как раз собираюсь делать тосты.

Я улыбаюсь, когда она отодвигает для меня стул.

— Ты на меня не злишься?

— Немного, — Кристин пытается выглядеть строго, но это не очень убедительно. — Я не люблю, когда меня обманывают.

— Прости. Папа всё ещё тебя любит, и я знаю, что тебе больно от того, что он сделал, но если ты будешь честна с собой, то должна будешь признать, что он тоже по-прежнему тебе дорог.

Она вздыхает, присаживаясь рядом со мной.

— Ты права, дорог. Он был любовью всей моей жизни, и такие сильные чувства не исчезают просто за ночь. Но я не уверена, смогу ли когда-нибудь преодолеть его предательство.

Я хочу напомнить ей, что это был всего лишь поцелуй, но ничего не говорю. Я довольно уверена, что разозлилась бы, если бы мой муж поцеловал другую женщину. Вместо этого я накрываю её руку своей.

— Я понимаю, почему ты сделала то, что сделала, правда, но ты тоже сыграла в этом свою роль. Ты пренебрегала им. Ты закрылась от него, когда больше всего в нём нуждалась.

Она вздыхает.

— Я знаю, но я была в плохом состоянии. Я за неделю потеряла обоих своих родителей.

— Я это понимаю, правда. И мне жаль, что ты прошла через это. Судя по тому, что рассказал мне Брэкстон, у тебя были хорошие причины для депрессии, но папа любит тебя; тебе стоит позволить ему помочь тебе пройти через это. Закрываясь от него, ты только всё ухудшаешь. Разве ты этого не видишь?

— Я…

Когда у неё на глаза наворачиваются слёзы, я притягиваю её в свои объятия.

— Всё хорошо, мам. Всё будет хорошо. Я просто хочу, чтобы ты отпустила злость и боль. Это тебя разрушает.

За секунды её слёзы перерастают в сотрясающие рыдания, но я её не отпускаю. И не пытаюсь их остановить. Ей нужно их выплакать и, наконец, погоревать, чтобы двигаться вперёд.

Проходит много времени, прежде чем они, наконец, прекращаются.

— Прости, что заставила тебя плакать, но готова поспорить, от этого тебе лучше, — я тянусь за пачкой салфеток, которая стоит в центре стола, передавая её маме. — Как бы я ни хотела, чтобы вы двое снова сошлись, мне хватит просто дружбы.

Она с надеждой мне улыбается.

— Дружить я могу. Мы действительно хорошо провели время прошлым вечером.

— Я счастлива это слышать.

Когда она собирается встать, я её останавливаю.

— Сиди, давай я приготовлю тебе завтрак.

— Спасибо, — мягко говорит она, и я знаю, что она благодарит меня не только за завтрак. Эти люди моя семья, и они так много для меня сделали. Я хочу отдать что-то в ответ. Только то, что я не помню свою жизнь с ними, не значит, что у меня не развились к ним настоящие чувства.

В моей голове порхают воспоминания о моём вчерашнем сне. Это была просто случайность? Мои родители прошлым вечером говорили об Аннабель за ужином, но они не упоминали о том, как она потерялась.

— Можно задать тебе вопрос? — говорю я, ожидая, когда приготовится тост.

— Конечно.

— Вы выяснили, что произошло с Аннабель?

— С твоей куклой?

— Да.

— Твой отец нашёл её в машине, если меня не подводит память… Думаю, она упала под заднее сидение.

Я не могу сдержать улыбку, которая растёт на моём лице, когда я поворачиваюсь к ней спиной. Я не хочу, чтобы она это видела. Я не буду обнадёживать себя или кого-либо другого. Но может, только может… Это первый знак?

Глава 30

Брэкстон

— Я иду домой, — говорит Лукас, заглядывая в мой кабинет.

— Я тоже скоро ухожу, — я поднимаю глаза, встречаясь с ним взглядом. — Хочу только закончить это письмо для Джеммы.

Он задумчиво мне улыбается.

— Как у вас двоих дела?

— Всё хорошо, — я чувствую, как улыбаюсь, просто думая о ней.

— Я рад, — он отталкивается от косяка. — Увидимся утром.

— Спокойной ночи, приятель.

Я открываю на ноутбуке календарь за 2006 год, чтобы найти точные даты, которые понадобятся мне для этого письма.

ПИСЬМО ТРИНАДЦАТОЕ…

Дорогая Джемма,

Первое декабря 2006 года. Нам удалось скрывать свои отношения неделю, но мы целовались каждый раз, когда выпадал шанс. Это был только вопрос времени, когда нас поймают. Оглядываясь сейчас на тот день, я благодарен, что нас застала твоя мама, а не твоей отец.

Это была пятница. Я весь день ждал, когда ты вернёшься домой. Я сидел на передней веранде, когда заметил тебя в конце улицы, и побежал тебе навстречу. Я так сильно хотел тебя поцеловать, но не мог рисковать, чтобы нас увидели какие-нибудь соседи.

Когда мы подошли к твоему дому, ты схватила меня за руку и притянула к стене дома, за ящики.

Я прижал тебя к стене, накрывая твои губы своими. Мои действия были отчаянными. Наши отношения не заходили дальше поцелуев, но мой фонарик присутствовал в кармане постоянно. Мы оба были более чем готовы сделать следующий шаг, но мы по-прежнему жили с родителями, так что это было невозможно. И я никак не мог допустить, чтобы наш первый раз был на заднем сидении твоей машины.

Я нашёл работу на неполный день, стриг газоны, и ты об этом не знала. Я пытался заработать достаточно денег, чтобы отвезти тебя куда-нибудь, и хотел, чтобы это было сюрпризом. Я обслуживал своих клиентов в учебные часы и планировал работать на каникулах, пока ты будешь на своих сменах в кафе.

Моя рука скользнула под твою майку, когда наши поцелуи стали жарче.

— О боже! Какого чёрта вы двое делаете? — мы услышали крик твоей мамы.

Я отстранился от тебя, но было слишком поздно: нас поймали. Я всё ещё помню выражение на лице твоей мамы. Она была белой как привидение, её глаза расширились от шока, и рот раскрылся.

— Дай мне объяснить, мам, — сказал ты, делая несколько шагов в её сторону.

Ты стояла перед ней, но ничего не говорила. Я не уверен, придумывала ли ты оправдание, но только если ты не собиралась сказать ей, что подавилась, и я использовал свой язык, чтобы достать еду, застрявшую у тебя в горле, то правда была лучшим вариантом.

— Я жду, — ответила она, нетерпеливо стуча ногой по земле.

Ты по-прежнему не могла найти слов, так что я вышел вперёд.

— Джемма моя девушка, — сказал я. — Уже неделю. Мы оба поняли, что наши чувства друг к другу намного глубже, чем дружба. Простите, что скрывали это от вас, но мы планировали рассказать, миссис Робинсон. Мы оба просто хотели привыкнуть к мысли о том, что мы пара, прежде чем делиться новостями с остальным миром.

— Понятно, — она сделала краткую паузу, пока её взгляд метался между нами. — Что ж, полагаю, я знала, что рано или поздно это произойдёт. Вам просто повезло, что вас поймала я, а не мой муж. Я предлагаю вам обоим рассказать ему новости сегодня, когда он придёт домой с работы. Если он увидит то, что только что увидела я, это закончится не так хорошо.

С этими словами она развернулась и пошла обратно в дом.

— Чёрт, — сказала ты, как только она скрылась из поля зрения. — Полагаю, тайна раскрыта.

— Наверное. Но мне не хочется рассказывать твоему отцу.

— Почему? Он тебя любит.

— Просто не хочется, — сказал я, пожимая плечами. Ты была его маленькой девочкой, и он очень тебя оберегал.

— Он будет в порядке, — ты обвила руками мою талию и дьявольски улыбнулась. — А теперь, на чём мы остановились?

Я больше не был в настроении.

— Больше никаких поцелуев, пока мы не поговорим с твоим отцом.

Ты подняла мою руку, глядя на часы на моём запястье.

— До этого ещё два часа, — сказала ты, дуясь. — Я не уверена, что смогу столько пережить.

Наклонившись вперёд, я втянул в рот твою нижнюю губу.

— Я довольно уверен, что переживёшь.

***

Моя нога нервно стучала под столом, пока мы сидели на кухне и ждали, когда твой отец приедет домой с работы. Твоя мама стояла за нами, помешивая ужин на плите.

У меня внутри всё крутило, когда мы услышали подъезжающую машину твоего отца. Как только он прошёл на кухню, ты потянулась за моей рукой, успокаивающе её сжимая.

Он поцеловал тебя в макушку.

— Привет, тыковка.

— Привет, пап.

— Брэкс, мой мальчик, — добавил он, проходя мимо меня, взъерошив мне волосы.

— Мистер Робинсон.

— Привет, милая, — сказал он, когда дошёл до твоей мамы, нежно целуя её в губы. — Ужин пахнет прекрасно. Мы сегодня были заняты в банке, так что у меня не было времени на обед. Я проголодался.

— Всё будет готово через десять минут, — ответила она.

Это был мой сигнал; сейчас или никогда.

— Мистер Робинсон, — сказал я, делая большой вдох, вставая. — Можно с вами поговорить?

Мой взгляд кратко встретился с твоим. Я одними губами проговорил «я люблю тебя», и в тот момент понял, что какое бы наказание ни получил от твоего отца, оно того стоило.

— Конечно, — он с любопытством посмотрел на меня, проходя за мной в гостиную. — Всё в порядке, сынок?

— Мне нужно кое-что вам сказать.

— Давай, — он скептически посмотрел на меня и спрятал руки в карманы своих брюк.

— Мы с Джеммой недавно поняли, что наши чувства друг к другу заходят за грань дружбы.

Выражение его лица стало серьёзным.

— Понятно.

— Мы решили вступить в отношения.

Некоторое время он обдумывал мои слова. Всё это время у него был твёрдый взгляд, так что я не мог понять, что он на самом деле чувствует.

— Ты её любишь? — спросил он в конце концов.

— Очень.

— Джемма, можешь подойти сюда, пожалуйста? — позвал он. Я не был уверен, хороший это знак или нет.

— Происходило ли что-нибудь забавное? — спросил он, пока мы ждали тебя.

— Нет, сэр, но мы целовались.

Он прочистил горло, но не ответил.

— Да, папа, — сказала ты, вставая рядом со мной. Взгляд твоего отца опустился на наши руки, когда ты переплела свои пальцы с моими.

— Я хотел бы услышать твоё мнение по поводу этих… отношений.

Ты посмотрела на меня, пока говорила.

— Я люблю его, а он любит меня. Я не уверена, что ещё ты хочешь от меня услышать, — ответила ты.

— Этого достаточно, — сказал он, кивая. Он сделал несколько шагов ко мне. — Пока ты будешь относиться к моей дочери с уважением и не будешь разбивать ей сердце, у нас не будет проблем. Понятно?

— Да, сэр.

— Хорошо, — он протянул руку, и мы обменялись рукопожатием. — Я бы пригласил тебя в семью, но ты уже много лет её часть.

***

Девятнадцатое декабря 2006 года. Это было наше первое официальное свидание. Это была либо случайность, либо судьба, что это произошло девятнадцатого числа. Ресторан был забронирован на недели вперёд, и это был единственный день, когда мне удалось пробиться. Это был вторник, но у тебя были школьные каникулы, а моя учёба в университете начиналась только через несколько месяцев. Ещё это был день перед моим восемнадцатым днём рождения.

Я зарезервировал нам столик в «Морской хижине». Это был любимый ресторан моей мамы. Мой отец водил нас туда по особым случаям. Ещё это было самое модное место, которое я знал.

Подбросив тебя на работу тем утром, я поехал по магазинам за новой рубашкой и цветами.

В тот день, когда мы подъехали к твоему дому, я заглушил машину.

— Можно сводить тебя на свидание, Джем? На настоящее.

— Правда?

— Да.

Мы уже почти месяц были парой, и хоть мы проводили вместе каждый день, я никогда никуда тебя не водил.

— Хорошо, я сбегаю переоденусь.

— Не думаю, что ты понимаешь. Это свидание-свидание. Я веду тебя в модный ресторан. Тебе нужно приодеться.

— Хорошо, — сказала ты, твоё лицо засветилось.

Я отстегнул свой ремень безопасности и наклонился, чтобы коснуться твоих губ своими.

— Я заберу тебя в семь.

На твоём лице была огромная улыбка, пока я помогал тебе выйти из машины.

— Я так взволнована, — визжала ты. — Наше первое официально свидание.

Я принял душ и побрился, прежде чем одеться в новую одежду. Я хотел выглядеть хорошо. Я даже пробрался в комнату своего отца и воспользовался его одеколоном.

Было как раз около семи, когда я постучал в твою входную дверь. На удивление, я не нервничал. Как и ты, я был взволнован и хотел увидеть тебя нарядной.

Дверь открыл твой отец.

— Проходи, — сказал он. — Они наверху. Кристин помогала Джемме подготовиться. Ты знаешь этих женщин, — я хохотнул, когда он закатил глаза.

— Джемма, Брэкстон здесь, — крикнул он с нижней ступеньки лестницы.

По моей спине пробежали мурашки, когда ты спустилась по ступенькам через несколько минут. Я даже не могу описать словами, насколько красиво ты выглядела. Первый раз, когда я видел тебя нарядной, был на твой тринадцатый день рождения, но в тот вечер ты выглядела не как красивая девочка, ты выглядела как чертовски сексуальная женщина.

Твоя мама накрутила твои длинные каштановые волосы и прикрепила одну сторону назад с помощью жёлтого цветка. На твоём лице был лёгкий макияж, благодаря которому ты выглядела намного старше своих семнадцати лет. Сексуальное жёлтое платье идеально обтягивало твоё тело и заканчивалось на середине бедра, подчёркивая твои длинные загорелые ноги. Мой взгляд медленно опускался вниз по твоему телу, упиваясь каждым твоим дюймом.

Я тяжело сглотнул, прежде чем наконец выдохнул воздух, который сдерживал.

— Можешь уже закрыть свой рот, сынок, — пробормотал твой папа, уходя на кухню.

— Ты выглядишь потрясающе, — сказал я, когда ты остановилась передо мной. — Это тебе, — даже цветы, которые я тебе купил, подходили к твоему платью.

— Они мне нравятся, — твоё лицо засветилось, когда ты опустила взгляд на букет, и от этого у меня заколотилось сердце. — Это самые красивые цветы, которые я когда-либо видела.

Но эти цветы не шли в сравнение с твоей красотой. Поднеся их к своему носу и вдохнув их аромат, ты наклонилась вперёд и нежно поцеловала меня в губы.

Пока мы шли к твоей машине, ты копалась в своей сумочке.

— Ты что-то забыла?

— Нет, я просто ищу салфетку, чтобы вытереть свою помаду. Я умираю от желания нормально тебя поцеловать.

От твоего комментария я рассмеялся. Я начинал верить, что если бы ты могла навечно прицепиться к моим губам, ты бы это сделала.

— Вау, здесь людно.

Как только мы сели за столик в ресторане, я наблюдал, как ты оглядываешься вокруг на всё окружающее. Ты всегда так делала, куда бы мы ни ходили; так было с детства.

— Ты замечал, что здесь ничего ни к чему не подходит?

Я не замечал, но было очевидно, что в тебе уже ярко горел дизайнер интерьера, хоть ты ещё не сделала выбор карьеры.

Официантка принесла нам меню, и мы заказали две колы.

— Тебе стоит попробовать лобстера под соусом морне, — предложил я. — Моя мама всегда его заказывала. Она говорила, что это лучшее, что она когда-либо пробовала.

— Ммм, вкуснятина, — ответила ты, рассматривая меню. — Уф. Оно стоит пятьдесят девять долларов. Я могу просто выбрать рыбу и чипсы.

— Ты любишь лобстеров.

— Я знаю, но это слишком дорого.

— Это свидание, Джем, я плачу. Заказывай лобстера.

— Брэкс, — произнесла ты, потянувшись через стол за моей рукой. — У тебя нет таких денег, чтобы ими разбрасываться. Не важно, что я ем. Мне хватит куска хлеба и стакана воды, лишь бы я ужинала с тобой, — я поднёс твою руку к своим губам, нежно целуя твои костяшки. Ты всегда говорила милейшие вещи, но я уже решил, что ты будешь есть лобстера, хочешь ты того или нет. Я подарил бы тебе весь мир, если бы мог.

***

Двадцатое декабря 2006 года. Это был следующий день, и ещё мой день рождения. Когда я проводил тебя до двери прошлой ночью, после лучшего первого свидания, о котором только можно было просить, у тебя для меня тоже был сюрприз.

— Мне нужно, чтобы ты встретился со мной здесь в пять утра, — сказал ты.

— Пять утра? Это всего через шесть часов. Зачем так рано?

— Потому что это день рождения моего парня, и у меня запланирован особенный день.

Было без пяти пять, когда я тихо закрыл входную дверь в свой дом, стараясь не разбудить отца. Твой дом был окутан темнотой, но я видел, что в твоей спальне горит свет, так что знал, что ты уже проснулась.

Я прислонился к твоей машине и ждал, всё время думая, какие у тебя планы. Вспоминая тот день, если бы я знал, что ты мне подготовила, я бы побежал обратно в дом и забаррикадировал бы все двери. Мне по-прежнему становится плохо от одной мысли об этом.

Через несколько минут ты выбежала из своего дома и бросилась в мои объятия.

— С днём рождения!

Я почувствовал вкус мяты, когда твои губы коснулись моих. Это был идеальный способ начать мой день рождения.

— Так ты скажешь мне, куда мы едем? — спросил я, когда ты выехала в темноте с подъездной дорожки.

— Нет. Увидишь, когда приедем.

Когда ты направилась к шоссе, я подумал, что мы едем к бабушке и дедушке, но затем ты свернула на рампу в другом направлении.

К тому времени, как мы приблизились к пункту своего назначения, солнце уже встало. Мы были в районе, в котором я никогда раньше не бывал — вокруг было много фермерских земель — так что я по-прежнему понятия не имел, где мы едем. Ты включила поворотник и остановилась на обочине перед большой поляной.

— Сюрприз! — сказала ты, указывая вперёд через пассажирское окно. Я повернул голову, и моё сердце провалилось вниз. Там, на траве, лежал гигантский воздушный шар, ещё не надутый. — Ты взволнован? Это будет эпично.

Я хотел сказать тебе, что ни за что не залезу в эту штуку, но просто не мог заставить себя разрушить твою радость.

— Ого, — всё, что мне удалось произнести. Но затем я повернул голову, чтобы посмотреть на тебя, и твоё лицо светилось. Я знал, что тебе явно пришлось долго копить на этот сюрприз. — Это будет потрясающе, — соврал я.

Пока мы шли по траве, я физически чувствовал подступающую тошноту, но изо всех сил старался этого не показывать.

— Должно быть, ты Джемма, — сказал парень у воздушного шара, протягивая тебе руку. Он выглядел не намного старше нас, что никак не ослабило мои беспокойства.

— Да, а это Брэкстон, мой парень. У него сегодня день рождения.

— Привет, — сказал он, бросая на меня быстрый взгляд, прежде чем снова сосредоточиться на тебе. То, как его взгляд двигался по твоему телу, сразу же меня насторожило. В прошлом я видел кучу парней, которые так на тебя смотрели, но это не значило, что мне это должно было нравиться.

Парень начал рассказывать, что можно делать, а что нельзя, и рассказывал о необходимых процедурах в случаях возникновения непредвиденных обстоятельств в воздухе, но я слышал только оглушающий стук своего пульса в ушах.

У меня побелели костяшки пальцев, когда я схватился за корзину. Ты стояла рядом со мной, прижавшись ко мне боком, глядя на исчезающую внизу землю. Я заставил свои руки освободить корзину из мёртвой хватки, притягивая тебя в безопасность своих рук.

— Это лучшая вещь в мире.

Я натянул улыбку, но был не согласен всем сердцем.

Ты бросила взгляд через плечо на владельца воздушного шара.

— Насколько высоко мы поднимемся?

— У нас идеальные условия… лёгкий ветер и хорошая видимость, так что мы можем подняться на две тысячи футов, если хотите.

У меня были проблемы в нескольких метрах над землёй, так что я чудом не упал в обморок или не согнулся и не умер от сердечного приступа.

Мне нужно было отвлечься, и быстро. Я обхватил руками твоё лицо, сокрушая твои губы своими. Наши губы оставались соединёнными долгое время, но к несчастью, не достаточно долго. Мы по-прежнему были в воздухе и поднимались с тревожащим темпом.

— Не двигайся, — прошептал я, когда ты попыталась отстраниться.

— Почему?

— Одно слово: бойскаут.

Ты уткнулась лицом мне в грудь и захихикала.

Развернув тебя в своих руках, я прижался передом к тебе сзади, потянувшись к краю корзину и держась изо всех сил.

Я не могу описать словами, какое почувствовал облегчение, когда мы, наконец, приземлились. Я выбрался из той корзины со скоростью молнии, прежде чем потянуться за тобой. Чего мне хотелось на самом деле, так это опуститься на четвереньки и целовать грёбаную землю, но так я бы себя сразу выдал, так что вместо этого схватил твоё лицо и сдержанно тебя поцеловал.

— Это было потрясающе… просто потрясающе, — провизжала ты, прыгая в мои объятия. — Я под таким кайфом.

— Я тоже, — это была не ложь, так и было. Но мой кайф был от возвращения на землю.

— Нам нужно как-нибудь сделать это снова… нет, на самом деле, в следующий раз нужно полететь на самолёте, — от восторга в твоём голосе я улыбнулся, несмотря ни на что. — Я всегда хотела слетать с тобой на какой-нибудь экзотический пляж.

На это у меня не было ответа. Я был бы счастлив сесть с тобой на самолёт — если бы он просто стоял на взлётной полосе и не взлетал.

Но сердцем я уже знал, что когда-нибудь мы куда-нибудь полетим. Особенно теперь, когда я знал, что ты всегда этого хотела. Быть с тобой, даже если в тридцати тысячах ужасающих футов над землёй, было лучше, чем не быть рядом с тобой вовсе.

Я сделал бы что угодно, чтобы ты была счастлива.

То, что было между нами, слишком прекрасно, чтобы забыть. 

Всегда твой, 

Брэкстон.

Я вкладываю в конверт кулоны, прежде чем запечатать его. Роза, чтобы символизировать цветы, которые я подарил ей на нашем первом свидании. И воздушный шар — мой адский подарок на день рождения.

Глава 31

Брэкстон

Сегодня воскресенье, и хоть у меня выходной, я просыпаюсь на рассвете. Я слишком взволнован, чтобы спать. Сегодня придёт Джемма, чтобы поработать в саду.

Прошлым вечером мы говорили по телефону почти два часа. Это напомнило мне о прежних временах. Когда я уехал в университет, мы делали так почти каждый вечер. Она рассказывала мне всё о своём дне, а я ей о своём. Хоть я был в полутора часах езды от неё, мы не упускали ни минуты дня друг друга. Это помогало нам поддерживать связь. Но от этого я не переставал скучать по ней.

Тяжелейшей частью нашего разговора прошлым вечером было прощание, а затем попытки уснуть без неё в моих объятиях. По крайней мере, на моём лице была улыбка, пока я лежал и думал о ней. Пока нет причин для обратного, я буду оставаться позитивным. Каждый шаг вперёд — это шаг ближе к тому, чтобы её вернуть.

После долгой прогулки по пляжу с Беллой-Роуз, я хожу по твёрдому полу, ожидая прихода Джеммы. Бедная Белла-Роуз ходит вместе со мной, но в итоге сдаётся и скручивается на своем лежаке.

Опустив взгляд на свои часы, я вижу, что уже почти одиннадцать. Я хочу ей позвонить, но не хочу казаться слишком навязчивым. Мы не договаривались насчёт точного времени, но она сказала, что придёт к полудню.

Через пару минут раздаётся стук в дверь, и мои переживания о том, что она могла передумать, превращаются в радость.

— Привет, — говорю я, открывая входную дверь. Она уже одета для работы, в спортивные штаны и футболку. Её волосы связаны сзади в низкий хвостик. Я заметил, что после аварии она носит косую чёлку, а не убирает с лица все волосы. Я полагаю, это чтобы скрыть шрамы.

— Прости, я опоздала. Пришлось проехаться по магазинам и кое-что захватить.

Она поднимает руку, в которой держит пакеты с покупками.

— Давай я возьму, — я тянусь за ними. — Не нужно было ничего приносить. Я уже приготовил обед.

— Это ужин, — с улыбкой произносит она. — В одном из своих писем ты упоминал, что твоя мама готовила по воскресеньям жаркое. Сегодня воскресенье, так что я подумала приготовить тебе то же самое… если ты хочешь, конечно.

Моя улыбка такая же яркая, как её.

— Я бы этого хотел, — наклонившись вперёд, я нежно целую её в щёку. — Спасибо.

Как только продукты разложены, мы выходим во двор, куда я уже выставил её садовые инструменты и ведро.

Я никогда не наслаждался садоводством, но Джемме здесь нравилось, она считала это терапевтическим.

— Тогда я могу начать с газонов, если ты не против?

— Вперёд. Я не против. На самом деле, это очень расслабляет.

Я быстро ныряю в дом, захватывая из нашей комнаты её Айпод. Она любила слушать музыку, пока возилась в саду.

— Что это? — спрашивает она, когда я протягиваю Айпод ей.

— Твой Айпод. На нём все твои любимые песни. Ты раньше слушала музыку, пока была здесь. Иногда ты даже брала его с собой на пробежку. Я собирался тебе его отдать, — в этом доме по-прежнему так много её вещей, но я не хочу их отдавать. — Можешь выбрать, какой хочешь послушать плейлист, если полистаешь вверх и вниз. Потом просто нажми на проигрывание. Можешь прицепить плеер к своей одежде… вот так, — я беру у неё Айпод и прикрепляю его к её майке. — Так твои руки будут свободны.

— Спасибо, — с улыбкой произносит она.

Она возвращается к своему садоводству, а я достаю из гаража газонокосилку. Я никогда в жизни так не хотел стричь газон.

***

— Выглядит превосходно, — говорит она, когда я ставлю в центр стола салат из авокадо и креветок. Для меня это больше похоже на кроличью еду — я купил к ней немного хрустящих булочек — но Джемме такое нравилось.

— Этот салат один из твоих любимых.

Сады и газоны все ухожены, и всё снова выглядит отлично, как и раньше.

Джемма ставит на стол тарелки и кладёт столовые приборы, после чего садится.

— Я сегодня утром говорила по Скайпу с Рэйчел.

— Это хорошо. Я рад, что вы двое снова это делаете. Раньше вы постоянно так общались, до… — я затихаю. Взяв ложки, я накладываю салат в её тарелку.

Она кладёт в рот креветку, прежде чем продолжить.

— В любом случае, я упомянула Лукаса. Мне так и не выдался шанс поднять эту тему, когда она приехала на прощальный ужин.

Этот комментарий привлекает моё внимание.

— И?

— Она расплакалась. Ох, Брэкстон, это было ужасно, — вздыхает она.

— Чёрт. Ты ведь не говорила ей, что Лукас сказал мне?

— Нет, я бы никогда этого не сделала. Я говорила о торговом центре, который вы спроектировали. Но как только я упомянула его имя, она сорвалась. Когда она наконец перестала плакать, она мне всё рассказала.

Я жду от неё продолжения, но она молчит.

— Ты не обязана рассказывать мне, что она сказала, если не хочешь, — как бы мне ни было интересно узнать, я не хочу ставить её в неловкое положение.

— Я верю, что ты не расскажешь ничего Лукасу.

— Ты же знаешь, что я бы никогда этого не сделал. Что бы мы ни обсуждали, это всегда оставалось между нами. Я никогда не сделаю ничего, чтобы испортить твою дружбу с Рэйчел.

— Я бы тоже никогда не испортила твою дружбу с Лукасом.

— Я знаю.

Она улыбается, прежде чем продолжить.

— Она сказала, что они несколько лет тайно встречались. Ты это знал?

— Понятия не имел, пока Лукас не признался.

— В целом, между ними всё завертелось после нашей вечеринки в честь помолвки.

— Всё длилось так долго?

— Да. Он провёл ночь в её отеле, и когда отвёз её в аэропорт на следующий день, спросил, может ли ей звонить. Она сказала, что поначалу он не часто ей звонил, но со временем звонки участились. Иногда они говорили часами. Видимо, договорились нам не рассказывать.

— Почему?

— Она сказала, что мы всегда пытались их свести, а они просто веселились.

— Мы пытались, — смеюсь я. — Они всегда хорошо ладили.

— В любом случае, короче говоря, после нашей свадьбы он отвёз её к себе домой. В ту ночь он сказал, что любит её, и она сказала, что тоже его любит. Он умолял её не возвращаться в Нью-Йорк.

— Это бы не прошло хорошо — она любит свою работу.

— Я знаю. Она сказала, что тогда запаниковала. Она подождала, пока он уснёт, и ускользнула.

— Ауч!

— На следующий день он приехал в аэропорт, и она сказала ему, что не готова отказаться от работы. А он сказал ей, что его не интересуют отношения на расстоянии. Они сильно поругались и с тех пор не разговаривали.

Откинувшись на спинку стула, я обдумываю её слова, делая глоток пива.

— Теперь всё обретает смысл.

— Нам нужно что-нибудь сделать, Брэкстон. Если они любят друг друга, то не должны быть порознь.

Я стараюсь не показывать, как сильно жалит её комментарий. Мы любим друг друга, но мы порознь. Ну, я её люблю, а она просто не помнит, что любит меня так же сильно.

— Я не уверен, что мы можем что-то сделать.

— Нужно попробовать заставить их поговорить. Сегодня утром мне было её очень жалко.

— Мне тоже жалко Лукаса, но я не знаю, как мы можем это исправить, когда она на другой стороне света.

— В этом и дело: она сказала, что думает уйти с работы и переехать обратно в Австралию.

Я определённо не ожидал, что она это скажет.

— Что ж, полагаю, это всё меняет.

***

— Мне стоит подумать о том, чтобы поставить это жаркое в духовку, — говорит Джемма, споласкивая посуду после обеда и передавая её мне, чтобы поставить в посудомойку. — Кристин сказала, что для приготовления нужно часа три.

— Звучит правильно. Я помогу тебе с готовкой, когда закончим здесь, я эксперт по чистке картошки.

— Правда? — смеётся она. — А ты талантливый.

Когда-то я бы закинул её себе на плечо и понёс наверх, чтобы показать, какой именно я талантливый, но эти дни прошли. Забавно, потому что когда мы были моложе, мне хватало дружбы, но сейчас я не уверен, что когда-нибудь привыкну быть просто другом — не после всего, что мы разделили. Я пытаюсь, правда, но чем ближе мы становимся, тем это тяжелее.

Я включаю в духовку, пока она достаёт продукты из холодильника. Она только второй раз в доме после аварии, но уже чувствует себя комфортно.

Она настраивает таймер, когда ставит жаркое в духовку, после чего мы идём на улицу, чтобы прогуляться с собакой вдоль пляжа.

— Похоже, ей нравится жить с тобой, — говорит Джемма, когда я поднимаю палку, которую Белла-Роуз бросает у моих ног.

— Да, нравится. Это взаимно, я благодарен за компанию.

Джемма не отвечает; вместо этого она тянется за моей рукой, и я приятно удивлён. Дальше по пляжу мы идём молча, но её рука остаётся крепко сжатой в моей. Она отпускает хватку только тогда, когда я наклоняюсь поднять ракушку.

— Для твоей коллекции, — говорю я, передавая ракушку ей.

— Она красивая, спасибо.

Остаток дня мы наслаждаемся солнцем на задней веранде, пока ждём, когда приготовится жаркое. В доме стоит восхитительный запах. Сегодня был идеальный день. Меня беспокоит только то, что он идёт слишком быстро. Скоро ей пора будет уходить, и моё сердце снова покажется пустым.

После ужина поднимается южный ветер, так что мы пересаживаемся в гостиную, где теплее. Кажется, она не спешит уходить.

Я решаю не включать телевизор, предпочитая вместо этого просто поговорить.

Хоть внимание Джеммы полностью сосредоточено на мне, я замечаю, что её взгляд время от времени поднимается на наш портрет над камином. Она ещё не видела свадебный альбом — он пришёл после аварии — и я разрываюсь от мысли, стоит ли ей показать. Не уверен, почему я так боюсь её реакции, но боюсь. Может, я отправлю его с одним из писем.

— У тебя есть фотографии твоей мамы? — вдруг спрашивает Джемма. — Я хотела бы посмотреть, если есть.

Поднявшись, я иду к длинному низкому стеллажу, где Джемма хранила наши альбомы.

Много лет назад я признался ей, что боюсь, что воспоминания о моей маме исчезают, и что из-за этого я чувствую себя виноватым. Как я мог её забыть? Я смутно помнил запах её парфюма, представлял в голове её улыбающееся лицо, но со временем её изображение стало расплывчатым, и я ненавидел это.

Примерно через неделю Джемма подарила мне альбом, заполненный фотографиями моей мамы, которые взяла у моего отца.

Передавая мне альбом, она только сказала: «Если ты когда-нибудь почувствуешь, что твои воспоминания о ней исчезают, просто посмотри на это».

Когда я открыл альбом, на первой же фотографии я увидел свою маму, которая держала меня спустя минуты после моего рождения. На её лице была огромная улыбка, а взгляд выражал любовь. Я тут же закрыл его, когда в горле поднялся ком, и притянул Джемму в крепкие объятия. «Спасибо», — прошептал я, борясь со слезами.

Сейчас мой взгляд перемещается на свадебный альбом, когда я открываю ящик. Он лежит прямо сверху. Я просматривал его так много раз, и каждый раз моё сердце разбивалось чуть больше.

Отодвинув его в сторону, я достаю альбом своей матери и передаю его Джемме.

Первый раз я пролистал его в тот день, когда Джемма мне его подарила. Я закрылся в своей комнате и вытирал слёзы с глаз, листая каждую страницу. Вернулись все счастливые воспоминания, которые перекрыла её смерть.

В ту ночь она мне приснилась. Она пришла ко мне во сне и пригласила меня потанцевать с ней, как и в детстве. Но я больше не был маленьким мальчиком, на этот раз я возвышался над её маленькой фигурой. Не было никакой музыки, но она мычала мелодию, незнакомую мне. Хоть я знал, что это был только сон, в тот момент я почувствовал спокойствие.

— Ого, вы с ней так похожи, — говорит Джемма, открывая альбом на первой странице.

У меня телосложение и линия челюсти отца, но мамины нос, глаза и цвет волос. Я не всегда расстраиваюсь так, как когда смотрел эти фотографии в первый раз; иногда я улыбаюсь и чувствую благодарность за то время, что мы были вместе. Я надеюсь, что это один из таких случаев.

Моё сердце тяжелеет, когда я рассказываю истории, стоящие за каждой фотографией. За время я научился жить со своей потерей, но желание снова быть с мамой никогда не уменьшается.

Наконец мы доходим до последней страницы. Фотография показывает наше последнее совместное Рождество. Я сижу на полу в окружении подарков и разбросанной обёрточной бумаги. Моя мама в шапке Санты держит веточку омелы над моей головой и целует меня в щёку. Я хмурюсь и сейчас ненавижу себя за это. Мне было всего одиннадцать, тот неловкий возраст, но я отдал бы что угодно, чтобы она сейчас сделала то же самое.

— Эй, — произносит Джемма, кладя руку мне на ногу, пока я смотрю на фотографию.

— Я принимал всё как должное, — шепчу я. — Я тогда понятия не имел, что это будет наше последнее Рождество.

— Ты не знал… никто из нас не знает, что ждёт за углом, Брэкстон. Жизнь такая непредсказуемая.

На глаза наворачиваются слёзы, когда я встречаюсь с ней взглядом.

— Разве это не правда?

Если бы несколько месяцев назад мне сказали, что мы с женой будем жить раздельно, я бы не поверил. Я думал, что нас никогда ничего не разлучит, наша связь была слишком сильной.

Она поднимает руку с моей ноги и кладёт её мне на щеку. Когда её взгляд опускается на мои губы, я, не колеблясь, прижимаюсь к её губам своими. На этот раз я не спрашиваю разрешения, мне нужно найти в ней утешение. Она всегда была моим успокоением, моим счастьем.

Я ошеломлён, когда она двигается, а затем забирается ко мне на колени и седлает меня. Мне тяжело сдерживаться и не брать на себя контроль, но я знаю, что должен позволить ей двигаться в своём темпе.

Когда её губы снова встречаются с моими, мои пальцы скользят в её волосы, и я слегка наклоняю её голову назад, углубляя поцелуй.

— Брэкстон, — выдыхает она мне в губы.

Сдержанность, которую я вынужден проявлять, заставляет меня снова чувствовать себя ребёнком, а не взрослым, который был глубоко близок со своей женой слишком много раз, чтобы считать. Сейчас перед ней ещё сложнее устоять, потому что я знаю, что упускаю.

У меня вырывается стон, когда она толкается бёдрами вперёд, ища трения. Мои руки опускаются на её талию, пока я медленно раскачиваю её тело на своём. Я уже знаю, что сегодня придётся снова принимать холодный душ, но дело не во мне, а в ней. Я хочу, чтобы она это испытала. Это то, чем прежняя Джемма не могла насытиться.

— Брэкстон, — её ногти больно впиваются в мои плечи, когда она ускоряется. Когда она отстраняется от поцелуя и наклоняет голову назад, её губы образуют идеальное маленькое «о». Я знаю, что сейчас произойдёт, потому что видел это выражение лица очень много раз за все годы. — О боже, — стонет она, продолжая двигаться на мне. — Ммм, — она практически скулит с приходом очередной волны. Требуются все силы, чтобы я не встал и не понёс её в нашу комнату.

Её тело слабеет и падает на моё.

— Что только что произошло?

Этот момент как дежа вю.

— У тебя был оргазм.

Я понимаю, что она в ужасе, когда она утыкается лицом мне в грудь.

— Должно быть, ты считаешь меня идиоткой.

— Вовсе нет, — я цепляю пальцем её подбородок и поднимаю её лицо, чтобы видеть её. — Твой самый первый оргазм произошёл точно так же.

— Правда?

— Да. Мы целовались на заднем сидении твоей машины. Ты сидела у меня на коленях, прямо как сейчас.

— Я знала, что происходит?

— Нет. Ты задала мне тот же самый вопрос.

— Прости, — её лицо выражает искреннее беспокойство.

— За что простить?

— За то, что только что произошло.

— Никогда не извиняйся за это. Наблюдать за тем, как ты теряешь самоконтроль, по-прежнему одно из моих любимых занятий. Это выражение экстаза на твоём лице, — говорю я, заправляя ей за ухо выбившуюся прядь волос. — То, как ты закусываешь нижнюю губу. Твои тихие сексуальные звуки, — я нежно провожу большим пальцем по её губам, пока говорю. — Милый румянец на твоих щеках. Взгляд чистой похоти в твоих глазах. Ты понятия не имеешь, что это со мной делает.

— Тогда я тоже смутилась?

Я поднимаю её со своих колен и усаживаю рядом с собой. Я не могу разговаривать с ней об этом, пока она сидит на мне верхом.

— Едва ли, — усмехаюсь я. — Ты спросила, можем ли мы это повторить.

— Боже, я была прямолинейной, — говорит она, глубоко краснея.

Её комментарий вызывает у меня смех.

— Вовсе нет. Мы были молоды и всё ещё экспериментировали. Мне нравилось, какой ты была. Мне всё в тебе нравилось, — я хочу добавить «и по-прежнему нравится», но молчу. — Мы никогда не были ни с кем другим, только друг с другом.

Она встречается со мной взглядом и улыбается.

— Мне это нравится.

— Я всегда хотел только тебя, Джем. Никто никогда не мог с тобой сравниться.

Она подтягивает ноги к подбородку, а я откидываюсь назад и скрещиваю ноги, стараясь скрыть свой бушующий стояк.

— Мы… ну знаешь... часто занимались сексом?

Мне приходится подавить улыбку, потому что я могу сказать, что спрашивать ей некомфортно. Это очень мило.

— Да. Около двадцати раз в день, — отвечаю я, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие.

— Не правда, — говорит она, толкая меня плечом, вызывая смех.

— Ладно, может быть, двадцать это лёгкое преувеличение.

— Лёгкое преувеличение. Сомневаюсь, что я могла бы ходить, если бы мы так много занимались сексом каждый день, не говоря уже о том, чтобы функционировать весь день… или работать. Я бы постоянно лежала на спине.

— Когда мы были моложе, вели себя как кролики.

— О боже, Брэкстон, — визжит она, закрывая лицо. — Прекрати!

В такие времена я замечаю настоящие изменения в ней. У нас были очень открытые отношения, и прежняя Джемма знала, что может поговорить со мной о чём угодно.

— Ну, это правда, так и было, — говорю я. — Мы ждали несколько месяцев, прежде чем отважиться на большее, но как только это произошло, нас было не остановить. Каждый раз, когда выпадал шанс, мы занимались этим. Мы не могли насытиться друг другом.

Так и оставалось, вплоть до аварии.

— А я… эмм… наслаждалась этим? — спрашивает она, её лицо покрывается красивым оттенком розового.

— Конечно. Я исключительный любовник.

— Ну конечно, — хихикает она.

— Ты всегда считала меня неотразимым, не могла держать руки прочь от такого мужчины, — я провожу рукой вниз по своему телу, пока говорю.

С этим заявлением она полностью срывается и заливается смехом, и через секунду я тоже. Когда она вытирает слёзы с глаз, это вызывает у меня только больший смех.

Это прежние мы, какими были всегда — весёлые, лёгкие, совершенно нелепые… всегда любили посмеяться.

Это идеальное окончание идеального дня.

Глава 32

Джемма

Было поздно, когда Брэкстон привёз меня домой прошлым вечером, так что я сказала ему, что не приду на завтрак сегодня утром. Теперь я жалею об этом решении; вчера я так великолепно провела с ним время, и хочу увидеть его снова.

Не найдя маму на кухне — и от меня не укрывается, что теперь я думаю о ней как о своей маме, а не о Кристин — я иду её искать. Я удивлена, когда нахожу её скрутившейся на диване с коробкой салфеток рядом. Моя первая мысль о том, что она заболела, затем я замечаю у неё в руке бабушкин дневник. Это тут же вызывает у меня на лице улыбку.

— Доброе утро, — говорю я, проходя в комнату и садясь рядом с ней.

Я инстинктивно прижимаюсь к ней. Это не кажется странным или натянутым, это кажется естественным для матери и дочки.

— Доброе, милая, — отвечает она, нежно целуя меня в висок.

— Ты читаешь бабушкин дневник?

— Да. Я очень благодарна, что ты подтолкнула меня это сделать. Я так много узнаю о своих родителях. Это помогает… — она делает краткую паузу, прежде чем закончить предложение. — Это помогает мне забыть плохие воспоминания и больше сосредоточиться на хороших.

— Я рада. Я сожалею, что тебе пришлось пройти через это, но бабушка не хотела бы, чтобы ты так её помнила. Она любила дедушку и просто хотела быть с ним. Я могу это понять.

— Ты права. Они очень сильно любили друг друга.

Я беру её под руку, опуская голову ей на плечо.

— Как и вы с папой когда-то… и мы с Брэкстоном.

— Печально, как могут меняться жизненные обстоятельства.

— Это точно. Пока не теряешь надежду, я верю, что всё возможно.

— Было так замечательно, что ты живёшь здесь, — говорит она, кладя руку мне на ногу. — Когда ты только попала в аварию, я подумала, что потеряю тебя, как потеряла всех — своих родителей, своего мужа. Не думаю, что я смогла бы жить дальше, если бы это произошло. Но мне никогда не стоило тебя недооценивать. Ты всегда была такой сильной. Ты упорно боролась, не только, чтобы снова жить, но и чтобы найти какую-то норму. Я так горжусь тобой за то, что ты не сдалась.

— Были времена, когда я хотела сдаться, — признаюсь я.

— Но ты не сдалась. Твоя сила помогла мне так, как я даже не представляла.

В моём горле поднимается ком, и даже без раздумий с языка срываются слова.

— Я люблю тебя, мам.

— Ох, милая, — произносит она со слезами на глазах. — Я не была уверена, услышу ли когда-нибудь снова эти слова. Я тебя тоже люблю.

Я сижу так долгое время, просто наслаждаясь её близостью.

— Хочешь чаю? — наконец спрашиваю я.

— Хотелось бы. О, чуть не забыла, тебе недавно пришло письмо.

Она указывает на конверт на кофейном столике, и я захватываю его по пути на кухню.

ПИСЬМО ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ…

Дорогая Джемма,

Тринадцатое января 2007 года. Мне тяжело забыть этот день, я так нервничал. В тот день я должен был спросить у твоего отца, можно ли увезти на выходные его маленькую девочку.

Я долго копил, и мне нужно было только благословение твоих родителей, чтобы забронировать билеты на самолёт.

Была суббота, ты была на работе, но твои родители были дома. У меня внутри всё бурлило, пока я шёл по твоему двору.

— Брэкстон, — с удивлением произнесла твоя мама, когда открыла входную дверь.

— Я думал, есть ли у вас и мистера Робинсона пару минут. Я хотел бы кое-что у вас спросить.

— Конечно, милый, проходи, — я пошёл за ней в гостиную. — Стефан во дворе, я пойду его позову.

— Спасибо, — я нервно потирал руки, садясь на диван.

— Ты в порядке? — спросила она, нахмурившись.

— Да, — соврал я.

Через несколько минут она вернулась в комнату, твой отец был рядом с ней. Я встал и пожал ему руку, прежде чем мы все сели. Они были на диване напротив меня, и я был благодарен за расстояние.

— Кристин сказала, что ты хочешь о чём-то с нами поговорить, — сказал он, переходя сразу к делу.

— Да… Я, эмм… хочу увезти Джемму на следующие выходные.

— Только вы вдвоём?

— Да. Я копил последние несколько месяцев. Хотел бы её удивить и свозить в Квинсленд.

— Вы будете в одном номере?

— Да, — ответил я, тяжело сглатывая. Я не собирался ему врать.

— Этого не будет, — сказал твой отец, вставая. — Ей всего семнадцать, и она слишком юная, чтобы уезжать… одна… с тобой.

— Постой, — вмешалась твоя мама, когда он пошёл к выходу из комнаты.

— Я сказал нет, Кристин, — огрызнулся он. — Я не хочу больше слышать об этом ни слова.

— Она и моя дочь тоже, или ты забыл?

— Нет, я не забыл, — сказал он, поворачиваясь к ней лицом, но его плечи немного опустились. — Она совсем ребёнок.

— Ей почти восемнадцать, — парировала она, закатывая глаза. — Мы знали, что рано или поздно это наступит, мы тоже когда-то были в их возрасте.

Твоя мать отвела тебя к доктору за месяц до этого, чтобы тебе выписали противозачаточные, так что я уже знал, как она к этому относится.

— Но она моя малышка.

— А я была малышкой своего отца, когда мы с тобой… — её взгляд метнулся в мою сторону, и я был благодарен, что она не закончила это предложение. Как бы я ни любил твоих родителей, были определённые вещи, которые я не хотел о них знать.

После этого твой отец развернулся и вылетел из комнаты, и моё сердце провалилось. Я никак не мог пойти против него и без его разрешения.

Я встал.

— Спасибо за старания, миссис Робинсон.

— Оставь это мне, — ответила она, провожая меня до двери.

У меня было ощущение, что все надежды потеряны, когда я плюхнулся на свой диван и закрыл лицо руками. Я сидел так долгое время, пытаясь придумать другой способ; я так сильно хотел сделать это для тебя.

Меня вырвали из мыслей, когда я услышал своё имя. Подняв взгляд, я был одновременно удивлён и немного обеспокоен, когда увидел у входной двери твоего отца.

— Мистер Робинсон. Проходите, — я открыл дверь, чтобы его впустить, хотя не был уверен, что это мудрое решение.

— Я не задержусь. То, что мне нужно сказать, можно сказать и отсюда.

— Ладно.

Это не звучало хорошо.

Он прочистил горло и засунул руки в карманы, прежде чем заговорил снова.

— У тебя есть моё разрешение, — с этими словами он развернулся и пошёл вниз по ступенькам.

— Спасибо, — крикнул я, пока он шёл обратно домой, но он не ответил.

Хоть я побежал и сразу же всё забронировал, на случай, если твой отец передумает, тебе рассказать я собирался только через пять дней. Я ненавидел держать от тебя секреты, но твоя реакция того стоила.

Был день среды, и я как раз забрал тебя с работы.

— Завтра снова на работу, — вздохнула ты, забираясь на пассажирское сидение машины моего отца. — Это шестой день подряд.

Я говорил с твоим начальником, мистером Джефферисом, в прошлую субботу, пока ты забирала свою сумку из комнаты для работников. Он поменял твои смены, чтобы в конце недели у тебя были выходные.

— По крайней мере, тебе не придётся работать в пятницу, субботу и воскресенье, — ответил я. — Мы проведём вместе целых три дня.

— Это если он мне не позвонит.

Я улыбался сам себе, потому что знал, что этого не произойдёт.

— Мы можем заняться чем-нибудь приятным, если он не позвонит, — сказал я, потянувшись за твоей рукой.

— Мне бы этого хотелось, — ты посмотрела на меня и улыбнулась. — Мы можем ненадолго съездить на смотровую площадку? Я ещё не готова идти домой.

— Конечно.

— Я просто хочу целовать тебя пару часов… или, может быть, всегда.

— Хорошо, — хохотнул я. Ты всегда отлично действовала на моё эго. — Жалоб ты от меня не услышишь. За отцом мне ехать только в шесть.

— Нам нужно наверстать пять дней. Пять долгих дней. Это много поцелуев, знаешь ли.

***

Я едва успел припарковаться, прежде чем твои губы оказались на моих.

— Мы можем пересесть на заднее сидение? — спросила ты через несколько минут.

— Зачем?

Я ждал, что ты снова упомянешь секс. Это стало щекотливой темой. Ты часто о нём говорила, и я избегал этого как чумы. В твою защиту, ты понятия не имела о плане, над которым я работал.

— Не переживай. Я не буду заставлять тебя заниматься со мной сексом, я просто хочу целовать тебя без помехи в виде коробки передач в моём боку.

— Джем, тебе не нужно заставлять меня заниматься со мной сексом. Ты знаешь, что я хочу этого так же, как ты, я просто хочу, чтобы это было…

— Идеально, — сказала ты, заканчивая моё предложение. — Как бы сильно я этого ни хотела, мне нравится, что ты заботишься обо мне достаточно, чтобы хотеть чего-то особенного.

Ты наклонилась вперёд и коснулась своими губами моих, прежде чем пробраться между сидениями назад.

Как только я присоединился к тебе, я усадил тебя к себе на колени, чтобы ты меня оседлала.

— А теперь, на чём мы остановились?

— На этом, — ответила ты, прижимаясь губами к моим.

Не понадобилось много времени, чтобы наш поцелуй стал жарче, даже окна в машине моего отца запотели. Ты тёрлась об меня. Обычно я этого не допускал, потому что нам обоим становилось тяжелее себе отказать, но оставалось всего несколько дней до того, как мы зайдём дальше, так что на этот раз я не боролся.

Твои движения ускорились, и ты простонала мне в губы. Хотя, как и ты, я был девственником, я вполне понимал, что происходит. У меня были друзья, которые занимались сексом и много говорили о своих достижениях, и очень подробно.

Твои пальцы впивались мне в плечи, когда ты отстранилась от поцелуя. Твоя нижняя губа была зажата между зубов, и я видел, как у тебя закатились глаза, когда ты подняла лицо к крыше машины.

— О боже, Брэкстон, — проскулила ты. — Это так приятно, — ты издала длинный стон, прежде чем замерла. Твои щёки покраснели, и взгляд был стеклянным, когда наконец встретился с моим. — Не знаю, что только что произошло, но я хочу повторить.

Я не мог сдержать смех.

— Если я не ошибаюсь, я практически уверен, что у тебя только что был оргазм.

Твоё лицо светилось удивлением.

— Вау… просто вау. Это было невероятно. Я никогда раньше такого не чувствовала. Если секс такой приятный, я хочу заняться им прямо сейчас.

Я поднял тебя со своих колен. «Ещё два дня», — продолжал я говорить сам себе. Ещё два дня.

Наклонившись вперёд, я потянулся в сторону пассажирского сидения и достал из бардачка билеты на самолёт. Я планировал сделать тебе сюрприз на следующий день, когда заберу тебя с работы, но этот момент казался идеальным.

— Что это? — спросила ты, когда я передал тебе конверт.

— Сюрприз.

На твоём лице появилась огромная улыбка, и ты раскрыла конверт.

— О боже! Мы летим на самолёте?

Даже от одного упоминания этого слова меня начинало тошнить. Я легко мог бы свозить тебя куда-нибудь на машине, но твоей мечтой было слетать на экзотический пляж, так что я хотел исполнить это для тебя.

— Да, мы вылетаем в пятницу, только вдвоём. Летим на Золотой берег и остаёмся в отеле на пляже до воскресенья.

Визжа, ты бросилась в мои объятия и крепко меня сжала.

— Не могу поверить, что я наконец-то полечу на самолёте! — ты отстранилась, чтобы видеть меня, и выражение твоего лица стало серьёзным. — У нас будет секс, верно?

Я улыбнулся.

— Да, у нас будет секс.

***

Девятнадцатое января, 2007 года. Одиннадцать лет со дня нашего знакомства.

— Ты выглядишь нервным, — сказала ты в лифте по пути в наш номер. Меня удивило, что ты могла сказать это сейчас, но не заметила при полёте.

— Так и есть.

К счастью, я теперь был в том возрасте, когда можно пить, так что перед посадкой заказал пива, и ещё одно во время полёта. Это помогло отчасти успокоиться.

Вечером, за день до нашего отъезда, мой отец поговорил со мной как мужчина с мужчиной, после чего подарил мне упаковку презервативов и прочёл лекцию о безопасном сексе. На следующее утро твой отец сделал то же самое. В самолёте я обнаружил, что твоя мама тоже дала тебе упаковку презервативов. Какими бы неловкими ни были все три разговора, нам обоим было весело от того, что теперь у нас было три пачки презервативов. Как много мы собирались заниматься сексом по их мнению?

— Я тоже нервничаю, Брэкс, но я так готова к этому… мы готовы к этому. Разве нет?

— Я хочу этого больше, чем чего-либо в своей жизни, — и это была правда. Я хотел показать, как сильно люблю тебя, так как не был способен выразить это словами.

— Это будет прекрасно, — сказала ты, потянувшись за моей рукой и переплетая наши пальцы. Я не сомневался, что будет прекрасно, но отчасти всё ещё переживал, что подведу тебя.

Я поднёс наши соединённые руки к своему лицу, целуя твои пальцы.

Мы поднялись на четвёртый этаж, и я отпустил твою руку, поднимая оба наши чемодана. На неделе я позвонил в отель и организовал сюрприз, который ждал тебя в номере. Ещё я убедился, чтобы у нас был номер с видом на океан.

— О боже! Отсюда видно океан, — сказала ты, как только мы вошли в номер. Я поставил сумки прямо у двери и наблюдал, как ты побежала к окнам от потолка до пола, чтобы осмотреться. — Мне здесь уже нравится.

Пока шёл по комнате, я улыбнулся, когда увидел сюрприз, ожидающий тебя на кровати. Ты так увлеклась видом, что даже не заметила.

Открыв стеклянные раздвижные двери, мы оба вышли на маленький балкон. С нашего места можно было почувствовать запах океана.

— Дух захватывает.

Когда ты повернулась лицом ко мне, я увидел в твоих глазах слёзы.

— Я так сильно тебя люблю, Брэкстон Спенсер, — сказала ты, обхватывая руками мою талию. Я хотел сказать, что тоже очень сильно тебя люблю, но опять же, слова меня подвели.

— Давай проверим номер, — я потянулся за твоей рукой, когда мы пошли обратно внутрь.

Ты замерла прямо в дверном проёме, и я услышал, как ты ахнула, как только увидела кровать.

— Брэкстон, — прошептала ты. — Это ты устроил?

— Я хотел, чтобы всё было особенно… чтобы ты запомнила это навсегда.

Ты подошла к большой кровати и взяла один из кроваво-красных лепестков, которые были рассыпаны на белом постельном белье. Работники отеля поставили на прикроватные тумбочки зажжённые свечи, а на тёмно-коричневом пуфике в ногах кровати стояла прямоугольное белое блюдо с клубникой в шоколаде.

Твой взгляд встретился с моим, и ты улыбнулась.

— Теперь я рада, что мы подождали. Спасибо, что пошёл на такие проблемы, чтобы сделать мой первый раз таким, о каком мечтает любая девушка, — я молча смотрел, как ты взяла одну клубнику. — Ммм, — простонала ты, откусывая.

Подойдя ко мне, ты поднесла другую половинку к моим губам. Я откусил, после чего притянул твоё тело к своему и накрыл твои губы своими. Наш поцелуй был со вкусом шоколада и клубники.

— Хочешь прогуляться по пляжу или, может быть, пообедать?

— Позже, — ответила ты. — Прямо сейчас я хочу раздеться.

Моя цель на это путешествие была огромной — это всё, о чём я думал предыдущие несколько недель — но сейчас, когда наступил важный момент, я застыл от страха. Я не хотел тебя разочаровать.

Я стоял на месте, когда ты сделала шаг назад и начала расстёгивать свою блузку, одну пуговицу за другой, мучительно медленно. Закончив, ты спустила её со своих плеч вниз по рукам. Она упала на пол, комкаясь у твоих ног. Мои глаза опустились на твои груди, которые прикрывало розовое кружево твоего бюстгальтера. Я тяжело сглотнул, когда ты завела руки за спину, расстёгивая его.

— На тебе слишком много одежды, — сказала ты, роняя лифчик на пол рядом с блузкой. Мне пришлось проглотить стон, пока я смотрел на твою обнажённую грудь. Она была идеальна, прямо как я и представлял.

Потянувшись, я начал расстёгивать свою рубашку. Я двигался чуть быстрее, чем ты. Мои движения были более отчаянными, потому что теперь я жаждал прикоснуться к тебе.

Когда ты опустила руки на свою талию, расстёгивая пуговицу на джинсах, я последовал примеру. Через несколько секунд я стоял в своих боксерах, а на тебе были только розовые кружевные трусики.

Несколько мгновений мы стояли и смотрели друг на друга, прежде чем ты подцепила пальцами края своего белья. На этот раз я не смог скрыть стон, когда ты стянула их по своим длинным, стройным ногам.

— Ты такая красивая, — прошептал я, окидывая тебя взглядом.

Когда твой взгляд опустился на мои боксеры, и ты приподняла одну бровь, я хохотнул. Ты всегда была нетерпеливой, когда чего-то хотела.

Я слегка наклонился, снимая их, и улыбка на твоём симпатичном личике стала шире, когда я встал во весь рост. Всё было кончено. Моя ложь была раскрыта. Карманов не было, но всё же, мой фонарик светил ярко. Я не был всегда готовым бойскаутом, как утверждал. Я был молодым парнем, который был крайне одурманен исключительной красотой, которая стояла перед ним. Своей девочкой. Человеком, который полностью владел моим телом, моим сердцем и моей душой.

Я сделал несколько шагов в твою сторону, сокращая расстояние между нами. Я легко провёл дрожащими кончиками пальцев вниз по твоему лицу, по твоей ключице и вниз по руке, прежде чем переплести наши пальцы.

Ты резко втянула воздух, когда твои глаза с трепетом закрылись.

— Брэкстон, — прошептала ты, когда мои губы нежно соединились с твоими. Я скользнул другой рукой вокруг твоей талии, притягивая твоё тело к своему. Кожа к коже.

Углубляя поцелуй, я медленно повёл тебя спиной в сторону кровати, не отрываясь от твоих губ. Когда твои ноги наткнулись на матрас, я осторожно опустил тебя, прежде чем лечь на тебя сверху. Пока я смотрел глубоко в твои большие карие глаза, вся моя нерешительность исчезла.

— Я люблю тебя, Джемма Изабелла Розали Робинсон.

— Я тебя тоже люблю, — ответила ты со слезами на глазах. — Я люблю тебя так сильно, что иногда болит сердце.

В тот день мы полностью отдались друг другу. Наши тела и сердца стали единым целым.

То, что было между нами, слишком прекрасно, чтобы забыть. 

Всегда твой, 

Брэкстон.

Я, довольно вздыхая, складывая письмо обратно. Я благодарна, что он был у меня первым, и за все проблемы, на которые он пошёл, чтобы всё было особенным. Эти письма показывают, как мне повезло с его любовью.

Достав из конверта подвески, я выкладываю их на ладони. Два соединённых сердечка и крохотный самолётик. На моих губах появляется улыбка, когда я смотрю на них. Хоть мы больше не живём вместе как муж и жена, часть меня знает, что моё сердце по-прежнему принадлежит ему.

Глава 33

Брэкстон

— Здесь он кажется счастливым, — говорит Джемма, беря меня под руку, пока мы выходим из дома престарелых и идём к моей машине. — Но тебе грустно оставлять его? Мне да.

— Постоянно, — признаюсь я. — Некоторые дни тяжелее других, но никогда не бывает просто.

— Почему он не жил с нами?

— У нас у обоих была работа и ипотека. И как бы нам ни хотелось, чтобы он жил с нами, никто из нас не мог позволить себе бросить работу и ухаживать за ним постоянно, как необходимо.

— Временами жизнь может быть такой несправедливой.

— Может, но полагаю, нужно извлекать максимум выгоды из того, что есть.

— Это верно.

— Ты хорошо справляешься с оплатой ипотеки без моего дохода?

— Справляюсь нормально, — улыбаюсь я, открывая её дверь. С её стороны мило было спросить, но после нашей сделки насчёт торгового центра деньги больше не кажутся проблемой. — Это напомнило мне, что несколько дней назад пришёл чек за страховку твоей машины. Я положил деньги на твой банковский счёт, но, наверное, они будут доступны только в конце недели.

— Хорошо.

— Я не уверен, захочешь ли ты когда-нибудь снова водить, но деньги есть, если ты захочешь купить другую машину.

— Я всё равно могу садиться за руль, со своей потерей памяти?

— Это нам нужно будет проверить. Тебе может понадобиться сдать ещё один тест или походить на занятия.

— Не уверена, готова ли я сейчас к чему-то такому. Я рада ездить и на автобусе. Кроме того, если придётся начинать с нуля, это может быть опасно.

— И то верно, — усмехаюсь я. — Возить тебя могу я.

— Это точно, — она смотрит на меня и улыбается. — У тебя есть планы на эти выходные?

— Нет, а что?

— Пожалуйста, не чувствуй себя обязанным соглашаться, но я бы хотела в субботу съездить навестить Малышку Тилли.

— Считай, что уже съездили.

— И, может быть, я могла бы заехать к тебе в воскресенье и приготовить ещё жаркое. Можем взять твоего отца домой на день.

— Ему бы это понравилось… как и мне.

Я тянусь за её рукой, и она позволяет мне держать её всю дорогу до дома Кристин. Когда я останавливаюсь на подъездной дорожке, она остаётся сидеть, не показывая никаких намерений уйти. Я воспринимаю это как знак; я не стану давить на неё, но буду пользоваться каждой возможностью, чтобы попытаться завоевать её обратно.

Наклонившись, я кладу ладонь на её щеку, когда наши губы встречаются в нежном поцелуе. Я не знаю, какие у нас отношения, но мы определённо прошли френд-зону. Это очередной шаг вперёд, и пока мы двигаемся в правильном направлении, я счастлив.

Я прижимаюсь к её лбу своим, когда наконец отстраняюсь от поцелуя.

— У меня есть для тебя ещё одно письмо.

Её губы изгибаются в улыбке, когда я достаю конверт из бардачка. Внутрь я положил маленькую подвеску в виде кофейной кружки.

ПИСЬМО ПЯТНАДЦАТОЕ…

Дорогая Джемма,

Девятое февраля 2007 года. Хоть ты храбрилась, я видел, как ты несколько раз за день вытирала слёзы с глаз. Мы складывали вещи в машину моего отца, готовую отвезти меня в университет. Моё сердце тяжелело, и, как и ты, я с трудом держал себя в руках.

Огромная часть меня была в восторге от предстоящего нового приключения, но её заглушала боль от необходимости оставить тебя позади. Хоть между нами будет расстояние в полчаса езды, я смогу видеть тебя только по выходным, а меня это совсем не устраивало. Последние одиннадцать лет ты была частью моей ежедневной жизни. Я не был уверен, как проживу без своей ежедневной дозы твоего симпатичного личика.

Предыдущим вечером мой отец отвёз нас и твоих родителей на мой прощальный ужин в «Морской хижине». Ты сидела с опущенной головой, размазывая еду по тарелке. Я видел, как ты время от времени вытираешь глаза, и это разбивало мне сердце.

Моя рука крепко сжимала твою под столом. Такой твой вид никак не облегчал моё чувство тревоги насчёт отъезда. Однако, я был благодарен, что твои родители согласились позволить тебе переночевать у меня дома. Мы едва ли спали; вместо этого мы разговаривали, занимались любовью, и я обнимал тебя, пока ты плакала. Хоть я физически всё ещё находился здесь, я уже скучал по тебе.

Я уже решил ехать один. Мне никак не помогло бы присутствие и моего отца, и твоё. Папа настоял, чтобы я на эту неделю взял его машину. Он сказал, что это его способ гарантировать, что на следующие выходные я приеду домой, что было иронично, потому что ничего не могло остановить меня от приезда домой, к тебе. Я уже сомневался, что продержусь неделю.

Я уезжал около часа дня, после ланча, который приготовила твоя мама и который мы оба не съели.

Вы вчетвером стояли около машины, и я сначала попрощался с твоими родителями. Твоя мама прослезилась, крепко меня обнимая.

— Можете присмотреть за моим папой, пока меня нет? — прошептал я ей.

Я знал, что она присмотрит, как и всегда, но чувствовал необходимость спросить. Я переживал, оставляя его одного.

Твой отец пожал мне руку и сказал, что гордится мной, что много для меня значило. Прощаться с ними было тяжело, но больше всего я боялся двух следующих прощаний. Я молча молился, что смогу держать себя в руках.

— Пока, пап, — сказал я, протягивая ему руку, но он вместо этого притянул меня в объятие.

— Сделай так, чтобы я тобой гордился, сынок.

— Хорошо, — слёзы щипали мне глаза, пока он обнимал меня. — Я люблю тебя, пап, — я не говорил ему этих слов с тех пор, как умерла моя мать. Слишком боялся.

— Я тоже тебя люблю, сынок.

Он отпустил меня и сделал шаг назад, затем залез в свой карман и достал небольшую стопку купюр, впихнув её мне в руки.

— Нет, пап, — сказал я, пытаясь отдать ему деньги обратно. — У меня ещё остались деньги, накопленные от работы по стрижке газонов.

Плюс, я прошёл несколько собеседований на работу с частичной занятостью, чтобы не остаться без денег в университете.

— Возьми их… пожалуйста.

Измученное выражение твоего лица, пока я подходил к тебе, только увеличило ком в моём горле.

Я притянул тебя в объятия, крепко сжимая, и слёзы, с которыми ты боролась весь день, вырвались на поверхность, когда ты зарыдала на моей груди. Я зажмурился, борясь с собственными слезами.

— Я буду очень по тебе скучать, — прошептал я в твои волосы.

— Я тоже буду по тебе скучать.

Наконец отпустив тебя, я взял в руки твоё лицо, подушечками больших пальцев вытирая твои слёзы.

— Я позвоню тебе, когда приеду туда, и мы можем разговаривать по Скайпу каждый вечер.

— Хорошо, — сказала ты, пока с твоих глаз продолжали литься слёзы.

Я прижался своими губами к твоим, соединяясь с тобой в долгом поцелуе. Как я мог прожить целую неделю без твоих поцелуев?

— Я люблю тебя, Джем, — теперь выражать свою любовь стало легче.

— Я тебя тоже люблю.

— Вернусь в пятницу днём.

— Я буду ждать.

Я смотрел на вас четверых, пока заводил машину. Четыре самых важных человека в моей жизни… моя семья. Мне было невероятно тяжело уезжать от вас всех в тот день. Я опустил окно, выезжая с подъездной дорожки. Мой отец положил руку тебе на плечи, а ты положила голову ему на грудь.

Я помахал на прощание, как только съехал на дорогу.

— Будь осторожен за рулём, — крикнула твоя мама, вытирая слезу с глаз.

— Я люблю тебя, — проговорил я одними губами, когда мой взгляд переместился на тебя. Я послал воздушный поцелуй, и ты притворилась, что поймала его, прежде чем прижать сжатый кулак к своему сердцу.

Я опустил ногу на педаль и уехал. Только тогда я отпустил свои эмоции. Я вытирал слёзы с глаз тыльной стороной ладони, мчась вперёд по дороге, готовый начать эту новую главу своей жизни.

***

Четырнадцатое февраля 2007 года. Это была среда. Я сказал, что не вернусь до пятницы, но никак не мог не увидеть тебя в наш самый первый День Святого Валентина.

Я устроился на вечернюю работу в маленьком пабе недалеко от университета. Я тренировался всю неделю, готовясь к своей первой смене в следующий понедельник, так что должен был съездить домой и вернуться за один день.

Я сидел на капоте твоей машины, когда доехал до школы. Ты понятия не имела, что я приеду. Во мне нарастал восторг, когда прозвенел звонок, заканчивая твой учебный день. В моей руке был букет красных роз, а под рукой я держал белого плюшевого медведя с большим красным бантом вокруг шеи. Он пел песню «Ты моё солнце», если нажать ему на живот.

Ты всегда была моим солнцем, Джем. Один взгляд на тебя делает мой день ярче.

Прошло всего пять дней с тех пор, как я тебя видел, но это казалось вечностью. Ты шла с несколькими своими подругами, когда одна из них толкнула тебя локтем в бок, указывая в мою сторону. Я резко вдохнул, потому что твоя красота всегда лишала меня кислорода. Ты замерла, как только твой взгляд упал на меня. Ты просто стояла на месте, краткое время просто глядя на меня, и короткую секунду я не был уверен, счастлива ли ты меня видеть.

Меня переполнило облегчение, когда на твоём лице появилась огромная улыбка, и ты бросила свой рюкзак и побежала ко мне.

— Брэкстон, — произнесла ты, прыгая мне на руки. — Что ты здесь делаешь? — я уткнулся лицом в твои волосы и вдохнул твой сладкий аромат.

В твоих глазах блестели слёзы, когда ты отстранилась, чтобы посмотреть на меня.

— Это наш первый День Святого Валентина, — сказал я, — и мне нужно было увидеть свою девочку.

Ты прижалась губами к моим. Боже, как я скучал по ощущению твоих мягких губ. Некоторые другие ученики кричали и свистели, проходя мимо, но это нисколько нам не мешало. Нам нужно было наверстать пять дней без поцелуев.

Как только мы ушли от школы, ты попросила отвезти тебя домой, чтобы забрать мой подарок. Ты купила мне кружку с надписью: «Ты милый, можно я оставлю тебя себе?»

Эта кружка до сих пор моя любимая, и я пью из неё каждый день.

То, что было между нами, слишком прекрасно, чтобы забыть. 

Всегда твой, 

Брэкстон.

***

Выходные проходят быстро. Прошлым вечером я позвонил домой Стефану и взял запасные ключи от дома бабушки и деда, на случай, если Джемма захочет зайти внутрь. Ещё я положил в багажник машины седло для Малышки Тилли.

Сегодня красивый осенний день, идеальный для езды верхом.

Я подъезжаю к дому Кристин в начале девятого. Чем раньше мы уедем, тем больше времени я проведу с ней.

Прежде чем я успеваю дойти до крыльца, Джемма выходит из дома. Я скольжу по ней взглядом. Её зелёная майка спадает с одной стороны, раскрывая её хрупкое плечо. Я не могу вспомнить, чтобы раньше видел её в этой майке, должно быть, она новая. На ней коричневые сапоги по колено и обтягивающие джинсы, которые идеально подчёркивают длинные ноги. Ноги, которыми она когда-то охотно обвивала меня. Мой разум заполняет недавнее воспоминание о том, как она меня оседлала.

— Ты прекрасно выглядишь, — говорю я.

— Спасибо. Ты и сам выглядишь довольно привлекательно.

Я протягиваю ей руку, когда она спускается на нижнюю ступеньку, и притягиваю её в свои объятия.

— Доброе утро, — притягивая её лицо ближе, я касаюсь её губ своими. Теперь я целую её в знак приветствия и прощания каждый раз, когда мы вместе. Пока она не против этого, я не собираюсь останавливаться.

— Доброе, — отвечает она, обвивая руками мою талию.

— Ты готова ехать к Малышке Тилли?

— Не могу дождаться, когда её увижу. Я едва смогла уснуть прошлой ночью, так была взволнована.

Я нежно целую её в лоб, прежде чем отстраниться, и мой взгляд ловит движение в окне. Это Кристин. Она наблюдает за нами с огромной улыбкой на лице. Я быстро махаю ей рукой, после чего беру Джемму за руку.

— Я взял с собой седло для малышки Тилли, на случай, если тебе захочется на ней покататься.

— Я бы хотела покататься.

Пока мы едем по шоссе, мой взгляд коротко отрывается от дороги, и я вижу её улыбку, пока она расслабленно откидывается на спинку сидения. Она протягивает руку и кладёт её мне на бедро. Это кажется такой естественной реакцией, она делала так всегда. Слегка повернув голову, она смотрит в окно. Она кажется такой довольной.

— Я ходила в тот же университет, что и ты?

— Да. Поступила на следующий год после меня.

— Мы жили вместе?

— Нет. Ну, во всяком случае, не официально. Твои родители нашли тебе квартиру в аренду вне кампуса. Твоя квартира была недалеко от моей. Так вы с Рэйчел стали такими хорошими подругами, она была твоей соседкой.

Она поворачивается лицом ко мне.

— Почему я не жила с тобой?

— Твои родители считали, что мы слишком молоды для такого серьезного шага, но мы почти каждую ночь проводили вместе. Если ты не ночевала в моей квартире, я ночевал в твоей.

Её губы складываются в улыбку, пока она поворачивает голову обратно к окну.

Мы почти час проводим у бабушки и деда. Джемма хочешь зайти в дом и оглядеться. Он по-прежнему именно такой, каким я его помню, только чуть более пыльный.

Я стою в стороне и наблюдаю, как Джемма ходит из комнаты в комнату, и отвечаю на все её вопросы.

— Я очень благодарна, что ты привёз меня сюда. Приятно на самом деле увидеть их дом изнутри, вместо того, чтобы пытаться откопать изображение в мыслях, — она смотрит на меня через плечо, пока говорит. — Кухня, где мы помогали бабушке печь угощения, камин, перед которым мы сидели после приключения с Лохнесским чудовищем, и спальня, в которой мы с тобой спали в детстве…

Её слова трогают моё сердце. Все эти моменты из нашего прошлого, о которых я писал в письмах. Это очередной пример того, какой тяжёлой стала для неё жизнь. Авария могла украсть её у меня, но она потеряла в тот день намного больше. Мои истории могут вернуть ей обрывки прошлого, но видения, эмоции и чувства, которые у неё ассоциировались с этими временами, навсегда потеряны.

Она разглядывает окружение, проводит руками по богатой деревянной мебели и изучает фотографии в рамках на каминной полке и те, которые висят на стене.

— Думаешь, ничего, если я возьму несколько фотографий домой? — спрашивает она, стоя перед старым камином. — Жалко, что они стоят здесь, и никто их не видит.

— Не думаю, что твоя мама будет против. Если будет, мы всегда можем их вернуть.

Примерно из десяти фотографий она выбирает три: ту, где она сидит на коленях у дедушки, пока он ведёт трактор, фотографию со свадьбы её родителей и ту, где мы вдвоём маленькие с бабушкой.

Она прижимает три рамки с фотографиями к своей груди, пока я закрываю дом.

— В следующий раз, когда мы сюда приедем, я бы хотела хорошенько здесь убраться, — говорит она. — Может, пропылесосить, протереть пыль и открыть пару окон, чтобы впустить свежий воздух. Там очень душно.

Я вчера позвонил мистеру Тэлботу, сказав, что мы заедем навестить Малышку Тилли. Часть меня обеспокоена тем, что Джемма снова поедет верхом, но она всегда любила это, и я хотел, чтобы она снова это испытала. После аварии она кажется хрупкой, но на самом деле она совсем не такая. Она одна из самых сильных, самых смелых людей, которых я знаю.

Оседлав лошадь, я помогаю ей сесть, прежде чем забраться позади неё. Я хочу убедиться, что ей удобно, прежде чем позволить ей кататься на Малышке Тилли одной. Прошли годы с тех пор, как я сидел за ней на этой лошади.

После того, как мы проезжаем несколько кругов по пастбищу, я спрыгиваю, передавая ей удила, и следующие несколько часов стою у забора, постоянно улыбаясь, наблюдая за ней. Это прекрасно — видеть её такой счастливой и беззаботной. Связь между Джеммой и лошадью как никогда крепка, даже если она не помнит этого.

Я могу сказать, что ей тяжело прощаться, но обещаю привозить её сюда каждые выходные, если она этого хочет.

— У меня был самый потрясающий день, — говорит она, пока мы едем по длинной тропе к главной дороге.

— Я серьёзно имел в виду то, что мы можем приезжать сюда каждые выходные, если ты захочешь.

Она снова кладёт руку мне на ногу.

— Спасибо за сегодня… спасибо тебе за всё.

Начинает моросить, пока мы выезжаем за город.

— Ты голодна или хочешь, чтобы мы поехали к Кристин?

Я всё ещё не могу заставить себя называть тот дом её домом.

— Ужасно голодна. У меня разыгрался аппетит, пока я каталась на Малышке Тилли.

— Недалеко отсюда есть одно место… «Мамина деревенская кухня». Бабушка с дедушкой возили нас туда, когда мы были детьми. У них вся еда идёт с картошкой. Её готовят в кожуре и подают со взбитым коричным маслом. Тебе такое нравилось.

Ей это нравилось так сильно, что она иногда крала и мою порцию.

— Звучит идеально.

Она не только ест всю свою картошку, но и забирает половину моей, прямо как в прежние времена. Она может этого не понимать, но есть те части, которые остались в ней прежними.

К тому времени, как я оплачиваю счёт, и мы уходим из ресторана, уже идёт ливень.

— Подожди здесь, — говорю я. — Я подгоню машину, чтобы ты не промокла.

Натянув куртку над головой, я бегу к машине. Я на полпути, когда кто-то хватает меня за руку. Внезапно рядом со мной оказывается Джемма. Дождь уже промочил её волосы, и она щурится, пока тяжёлые капли текут по её лицу.

— Потанцуешь со мной?

Часть меня хочет сохранить её в сухости и тепле, но как я могу отказаться? Мы почти десять лет не делали этого, и если она хочет потанцевать со мной под дождём, то я сделаю именно это. Дарить ей воспоминания о прошлом в письмах, которые я пишу, не сравнится с тем, чтобы позволить ей испытать эти моменты самостоятельно.

Развернувшись, я тянусь к ней и притягиваю её тело к своему.

— У нас нет музыки, — говорю я, отвечая ей улыбкой.

— Нам не нужна музыка.

Она прижимается щекой к моей груди, крепко меня обнимая.

На поверхность выплывают воспоминания о нашем самом первом танце под дождём. Тогда для нас всё было таким новым, и в каком-то смысле сейчас всё то же самое. Это новое начало. Шанс заново пережить всё волшебство, которое мы когда-то разделили.

Глава 34

Джемма

Я выбираюсь из кровати в начале восьмого. Я уставшая, но взволнованная. Брэкстон заедет за мной в девять, и мы поедем по магазинам за тем, что мне понадобится для жаркое на ланч, а затем заберём его отца по пути обратно.

Прошлой ночью мы приехали домой поздно. Дом был во тьме, так что я прокралась наверх и приняла тёплый душ, прежде чем забраться в кровать. Какой бы я ни была уставшей, мне понадобились годы, чтобы уснуть. Я была всё ещё под впечатлением от дня, который провела с Брэкстоном и Малышкой Тилли.

Мне хочется рассказать маме о вчерашнем дне. Она очень старается и наконец начинает справляться со смертью родителей. С их смертью будто умерла часть её, и она перестала жить. Уверена, она никогда это не преодолеет, но она хотя бы снова говорит о них.

Я улыбаюсь, заходя за угол на кухню, но затем резко останавливаюсь.

— Папа? — произношу я.

Он стоит спиной ко мне, у раковины, в мамином розовом халате. Халат слишком маленький и смотрится нелепо. Я закрываю рот рукой, чтобы заглушить хихиканье.

Он поворачивается лицом ко мне, и я довольно уверена, что его удивлённое выражение лица соответствует моему собственному.

— Тыковка!

— Что ты здесь делаешь?

— Я… эмм… ночевал здесь. Надеюсь, ты не против, — он делает несколько шагов ко мне. — Вчера вечером я сводил твою маму на ужин и…

Я держу руки в воздухе, сокращая расстояние между нами, прежде чем обвить его; мне не нужны подробности.

— Я более чем не против, — говорю я. — Я так счастлива видеть тебя здесь.

— Я счастлив быть здесь… ты не представляешь, насколько. Мы должны поблагодарить тебя за то, что дала нам обоим необходимый толчок.

— Я была бы рада, если бы вы просто снова общались, но это… — я отстраняюсь от него и вытираю глаза.

— Я знаю, тыковка… знаю.

— Кстати, ты выглядишь нелепо в этом халате.

Он прочищает горло, и я хихикаю, когда он пытается поправить халат спереди.

— Я хотел приготовить твоей маме чашку кофе. Я так делал каждое утро, когда жил здесь.

— Ну, может быть, в следующий раз тебе нужно взять свой халат.

Он усмехается, наклоняясь вперёд и нежно целуя меня в лоб.

— Хорошая идея.

***

Когда Брэкстон заезжает за мной, он не может поверить, что мой отец оставался на ночь, но счастлив не меньше меня. Когда мы уходим, мои родители строят планы провести день вместе.

Моя радость от вчерашнего дня продолжается, и за следующие несколько часов мои щёки начинают болеть от улыбок. Моя семья скоро снова станет настоящей. Больше всего мне нравится то, что теперь для меня это действительно семья.

Хоть я всё ещё не помню прошлой жизни с ними, в сердце они принадлежат мне, а я им. То пустое ощущение не принадлежности, когда я только проснулась от комы, теперь кажется далёким воспоминанием.

— Пахнет и выглядит вкусно, — говорит Джон, когда я ставлю перед ним тарелку с ужином. Сегодня я запекла свинину. — Напоминает мне о воскресных жаркое, которые устраивала моя Грейс.

Сегодня хороший день в плане его памяти, что только повышает моё хорошее настроение. Затем я подхожу к Брэкстону, ставя тарелку перед ним.

— Я положила тебе больше корочки, зная, как ты её любишь.

Его глаза расширяются, когда он поднимает на меня взгляд.

— Ты помнишь?

Я не знаю. Он мне это говорил или я помню? Я не могу честно на это ответить. Этого не было в письмах, потому что их я знаю наизусть.

— Должно быть, — пожимаю я плечами. Я не совсем это помню, просто что-то показалось знакомым, пока я накладывала ему ужин.

Обнадёженная улыбка, с которой Брэкстон тянется к моей руке, колет мне сердце. Я не уверена, вернётся ли когда-нибудь моя память, но никогда не перестану надеяться.

Кажется, Джону хорошо с нами, но со временем становится уставшим и приходит в замешательство, и около семи мы везём его обратно в дом престарелых. На какое-то время мы остаёмся, пока он не устроится. Наблюдая, как Брэкстон суетится с ним, пытаясь устроить как можно комфортнее, я могу сказать, как ему нравилось, когда отец был дома. Он отличный сын и исключительный человек. Вид на них согревает мне сердце.

Машина моего отца стоит на подъездной дорожке, когда мы с Брэкстоном подъезжаем. Это сразу же вызывает у меня улыбку. Я бросаю взгляд на Брэкстона и вижу, что он тоже улыбается.

— Хочешь зайти поздороваться?

— Может в другой раз.

— Хорошо, — я стараюсь скрыть разочарование, отстёгивая ремень безопасности. Думаю, это скорее из-за того, что моё время с ним подходит к концу, чем из-за того факта, что он не хочет видеть моих родителей.

Он отстёгивает свой ремень и тянется ко мне.

— Дай им побыть вместе. Для них всё это по-новому… как для нас. Кто знает, он может даже переехать обратно.

— Я надеюсь на это.

Он ничего не говорит о том, чтобы мы снова съехались, но у меня складывается ощущение, что он намекает на это. Во мне определённо есть часть, которой бы это понравилось. Но как он только что сказал, для нас всё это по-новому, и ещё слишком рано принимать большие решения.

Он легко целует меня, а затем отстраняется.

— Я весь день умирал от желания это сделать, — признаётся он, прежде чем поцеловать меня снова. Проходит несколько минут, может больше, прежде чем мы, наконец, отрываемся друг от друга, чтобы отдышаться, и я сразу же чувствую потерю, когда его губы отстраняются от моих.

Потянувшись вперёд, он открывает бардачок.

— У меня есть для тебя ещё одно письмо, — говорит он, передавая мне конверт, и моя улыбка возвращается.

— Спасибо.

Я целую его один последний раз перед тем, как выйти из машины, и он остаётся на подъездной дорожке, пока я не захожу в дом.

Я останавливаюсь в дверном проёме в гостиную и вижу своих родителей, которые сидят бок о бок, держась за руки, и смотрят телевизор. Мне кажется, что я видела это тысячу раз, и снова задумываюсь, настоящее ли это воспоминание.

— Иди посиди с нами, тыковка, — говорит мой папа, хлопая по месту рядом с собой.

Я вспоминаю то, что только что сказал в машине Брэкстон, и хоть часть меня хочет присоединиться к ним, я отказываюсь.

— Я устала. День был длинный. Думаю, я просто пойду спать.

— Хорошо. Спокойной ночи, милая, — говорит мама.

— Спокойной ночи, тыковка.

— Спокойной.

Я поднимаюсь по лестнице в свою спальню, в нетерпении прочитать письмо Брэкстона.

ПИСЬМО ШЕСТНАДЦАТОЕ…

Дорогая Джемма,

Четырнадцатое декабря 2009 года. Это был понедельник, за шесть дней до моего двадцать первого дня рождения. Ты ночевала у меня в квартире, но ушла пораньше, на занятия. Мне нужно было идти в университет только к полудню.

Я улыбнулся, когда вышел на кухню и нашёл записку, которую ты оставила мне на холодильнике. Ты часто так делала.

«Доброе утро, мой прекрасный парень,

Я тебя не будила, потому что ты выглядел очень мило. Я долгое время лежала и смотрела на твоё потрясающее лицо, прежде чем наконец подняла свой зад с кровати. Напиши мне, когда будешь в кампусе. Мы с Рэйч сегодня вечером будет готовить, так что бери с собой Лукаса.

Люблю тебя.

До встречи,

Целую, Джем»

Эта записка всё ещё у меня, вместе со всеми другими, которые ты мне оставляла. Я не мог заставить себя их выбросить.

Мне нужно было сходить по делам перед первой парой, так что я собирался выходить. Я взял с прикроватной тумбочки свой бумажник, но там не было моих часов. Обыскав ящики, поискав под кроватью и везде вокруг, я не испытал удачи. У меня началась паника. Я перевернул всю квартиру вверх дном, но часов всё равно нигде не было. Я пытался вспомнить, что как делал прошлым вечером — я был уверен, что оставил их там, где всегда — но нет.

Я разбудил Лукаса, который не был впечатлён. Он гулял с какой-то девчонкой и пришёл домой только рано утром.

— Ты видел мои часы?

— Что?

— Мои часы.

— То старьё с треснутым стеклом? — пробормотал он.

— Да. Я люблю эти часы… Мне их Джемма подарила. Ты их видел?

— Нет, — ответил он, переворачиваясь на бок и закрывая лицо подушкой.

Я захватил запасной ключ от твоей квартиры и пошёл туда — и почувствовал крайнее разочарование, когда остался ни с чем. Это был первый раз за пять лет, когда часов не было у меня на запястье, и я чувствовал себя без них совершенно потерянным.

Как только забрался до кампуса, я обыскал свой шкафчик, прежде чем пойти в бюро находок. В тот день я вообще ничего тебе не писал. Я чувствовал себя плохо и не знал, как сказать тебе, что потерял часы.

С течением дня я начал сомневаться, что когда-нибудь увижу их снова. Ты несколько раз спрашивала у меня, всё ли в порядке, или почему я странно себя веду. Я улыбался и отшучивался. Я знал, что не смогу скрывать это от тебя вечно. Я даже думал попытаться купить замену, но хотел те, которые подарила ты, а не подделку.

За день до моего дня рождения Рэйчел пошла гулять с друзьями, так что ты приготовила романтический ужин для нас двоих в своей квартире. Ещё в этот вечер я планировал всё рассказать. Я тёр рукой запястье, пытаясь придумать, как лучше это сказать, но хорошего способа не было.

— Джем, — сказал я, потянувшись через стол за твоей рукой. — Я должен кое в чём тебе признаться.

— Признаться? — ты нахмурилась, пока говорила.

— Я… Я, эмм…

— Боже, Брэкстон, ты меня пугаешь. Что ты сделал?

Не было лёгкого способа это сказать.

— Я потерял свои часы… те, которые ты мне подарила.

— Ох, слава богу, — произнесла ты, выдыхая с облегчением. — Я подумала, что ты скажешь что-нибудь намного хуже.

— Не уверен, что может быть хуже. Я люблю эти часы.

Ты захихикала, вставая, что только вызвало у меня замешательство. В этом не было ничего весёлого. Ты усердно работала, чтобы накопить денег и купить мне эти часы.

Я следил взглядом за каждым твоим движением, когда ты исчезла в своей комнате и вышла через несколько мгновений с маленькой упакованной коробочкой в руках.

— Это только малая часть твоего подарка. Для остального придётся подождать до завтра.

Я был озадачен. Я потерял часы, а ты дарила мне подарок?

До меня дошло, как только я открыл коробку. Я не мог поверить своим глазам. Меня переполняли смешанные эмоции: облегчение, замешательство и злость.

— Это мои часы! — стекло было заменено, и ремешок был новым и блестящим.

— Твои, — ответила ты, твоё лицо засветилось. — Сюрприз.

— Они всё это время были у тебя?

— Да, я хотела сделать тебе сюрприз.

Я мог думать только о том стрессе, который пережил за прошедшую неделю.

— Ты подумала, что я не замечу их пропажу? Я носил их каждый день с тех пор, как ты мне их подарила.

— Ты на меня злишься? — ты выпятила нижнюю губу.

— Да… нет, — вздохнул я, ущипнув себя за переносицу. — Я понимаю, ты хотела сделать приятно, но я люблю эти часы и всё, что они представляют. Эта неделя была полным кошмаром. Я был опустошён, думая, что потерял их.

— Прости, — ты сократила расстояние между нами и обхватила меня руками. — Ты меня прощаешь?

— Конечно, — на тебя невозможно было злиться. — Я просто рад получить их обратно.

— Над ними хорошо постарались.

— Это точно, — они выглядели такими же блестящими и новыми, как в тот первый день, когда ты мне их подарила.

— Я попросила сделать гравировку с внутренней стороны.

Мои губы растянулись в улыбке, когда я перевернул часы и посмотрел на надпись.

— Мне нравится… спасибо, — я уже ценил эти часы, но теперь они значили ещё больше.

— Заранее с днём рождения, Брэкс.

Я не мог перестать улыбаться, пока ты застёгивала часы на моём запястье. Складывалось впечатление, что не хватало части меня, но теперь я снова стал целым.

— Не забудь, что завтра вечером ты весь мой. Я веду тебя на твой день рождения, — я не мог придумать более идеальный способ провести свой двадцать первый день рождения, хотя хотел бы увидеться ещё и со своим отцом. В тот день я говорил с ним по телефону, но не видел его несколько недель. Я скучал по нему. — Можешь заехать за мной в шесть.

— Это свидание.

Я приехал к твоей квартире без четырёх минут шесть. Я знал это, потому что посмотрел на свои блестящие часы, прежде чем постучать. Я даже спал с ними ночью, так был рад их вернуть.

Я понятия не имел, куда ты ведёшь меня на ужин, но надел свои лучшие джинсы и рубашку, которую ты мне купила. Хоть приглашала меня ты, я всё равно принёс тебе цветы — твои любимые, жёлтые розы и фиолетовые ирисы.

— Заходи, открыто, — крикнула ты изнутри.

Я открыл дверь и вошёл в полную темноту.

— Сюрприз!

От внезапного громкого звука я подскочил, затем включился свет, практически ослепляя меня. В первую очередь я увидел своего отца. На его лице была нелепая улыбка, которая соответствовала нелепому колпаку на его голове. Вся комната была украшена растяжками и шарами. И на кофейном столике была куча упакованных подарков.

Я чувствовал, как меня переполняют эмоции, пока оглядывал комнату. Там были все важные люди в моей жизни: ты, мой папа, Лукас, Рэйчел, твои родители, даже бабушка с дедушкой.

— С днём рождения, Брэкс, — сказала ты, вставая рядом со мной. — Надеюсь, ты не против всего этого. Я хотела сделать что-нибудь особенное на твой двадцать первый день рождения.

— Я более чем не против, — ответил я, наклоняясь поцеловать тебя в губы. Мне никогда раньше не устраивали вечеринок на день рождения, и для меня это много значило.

То, что между нами было, слишком прекрасно, чтобы забыть.

Всегда твой,

Брэкстон.

На моём лице появляется огромная улыбка, пока я складываю письмо обратно. Не могу поверить, что понадобился двадцать один год, чтобы кто-нибудь устроил ему вечеринку. Я так рада, что это сделала я.

Я достаю из конверта маленькую подвеску, и мне хочется, чтобы он указал в письме, какую гравировку я сделала на часах.

Я беру свой браслет памяти и провожу пальцами по подвескам. Браслет почти заполнен, что вызывает у меня небольшую грусть. Рано или поздно, письма прекратятся, когда Брэкстону не останется, что говорить. Мне будет не хватать их, когда это произойдёт, — они мой спасательный круг.

Глава 35

Брэкстон

Я вижу, как она смотрит на мои часы, пока мы завтракаем в нашем доме.

— Это те часы, которые ты упоминал в письме? — наконец спрашивает она.

— Единственные и неповторимые, — отвечаю я, сияя. Я люблю эти часы. — Не прошло ни дня, чтобы я их не носил… кроме той недели, когда ты их украла.

— Да уж, прости за это, — говорит она с весёлой улыбкой, и я знаю, что ей совсем не жаль. Затем она замолкает, слегка ёрзая на сидении. — Что я выгравировала на внутренней стороне? Ты не указал это в письме, и я умираю от желания узнать.

Её вопрос вызывает у меня улыбку. Я надеялся, что она спросит.

— Хочешь посмотреть?

— Пожалуйста, — её полный надежды взгляд трогает моё сердце. Как бы я ни ненавидел то, что с нами стало, переживать заново наше с ней прошлое и видеть её реакцию, когда она обнаруживает всё впервые, бесценно.

Я снимаю часы с запястья и передаю их ей. Она стонет, прочитав гравировку. «Ты «тик» для моего «так»».

— О боже, это так слащаво. Я действительно написала эту чушь?

Мне приходится сдерживать смех, когда её лицо становится ярко-красным.

— Мне кажется, это мило.

— Не правда. Ты просто вежливый. Я удивлена, что ты вообще на мне женился… Я такая отстойная.

— Ты далеко не отстойная. Каждое утро, когда я это читаю, у меня на лице появляется улыбка, — я усмехаюсь, когда она возвращает мне часы, и застёгиваю их на запястье.

— Улыбка наверняка наигранная.

— Вовсе нет… Мне нравится быть «тик» для твоего «так».

— Кто-нибудь, убейте меня, — говорит она, закрывая лицо руками.

— Эй, — потянувшись, я убираю её руки от её симпатичного личика. — Если тебя это утешит, ты тоже «тик» для моего «так». Всегда была и всегда будешь.

Я вижу начало улыбки, когда она берёт ложку.

— Мой отец прошлым вечером снова остался на ночь, — я довольно уверен, что она говорит мне это чтобы сменить тему. — Они ещё не говорят о том, чтобы он переехал, но я думаю, это предстоит.

— Я надеюсь на это.

— Моя мама практически порхает по дому, — она хихикает, поднося ко рту целую ложку хлопьев. Но я замечаю, что она сказала «мама», а не Кристин. — Никогда не видела её такой счастливой.

— Вот, что делает с людьми любовь.

***

Уже около полудня я складываю листок бумаги и кладу его в конверт. Я по-прежнему не уверен насчёт того, что написал в последней части этого письма, но сердцем думаю, что Джем хотела бы это знать. Это было ужасное время для нас обоих, но также значимый момент в наших отношениях. Я только надеюсь, что это воспоминание не разрушит её так, как произошло в прошлом.

Я добавляю маленькую ювелирную коробочку и подвеску в виде крохотного кольца, а затем кладу к письму фотографию.

      ПИСЬМО СЕМНАДЦАТОЕ…

Дорогая Джемма,

Шестое июля 2012 года. Это была пятница, и мы оба приехали домой на выходные. Я поцеловал тебя на прощание на подъездной дорожке, и ты пошла к своим родителям, а я к себе домой, чтобы увидеться с отцом.

— Я дома, пап! — крикнул я, проходя через дверь.

Через несколько секунд он спустился по ступенькам и притянул меня в объятие.

— Приятно тебя видеть, сынок. Я тебя не ждал на этих выходных.

— Мы с Джем подумали вас удивить. Я соскучился.

— Я по тебе тоже. Идём, давай я поставлю чайник.

— Как у тебя дела? — спросил я, садясь за кухонный стол.

— Хорошо. Очень хорошо. Как учёба?

— Отлично. Не могу поверить, что до выпуска осталось всего несколько месяцев.

— Ты думал, где хочешь работать?

— Да. И уже подал резюме на несколько должностей.

Я разрывался. Огромная часть меня хотела работать в родном городе, но это означало, что придётся оставить тебя позади. Тебе оставалось учиться ещё год.

— Это отлично. Я горжусь тем, что у тебя так хорошо получается. Не думаю, что у тебя будут проблемы с поиском работы.

— Как дела в магазине, пап? — спросил я, когда он поставил передо мной чашку кофе, прежде чем сесть.

Он провёл пальцами по своему подбородку, после чего ответил:

— На самом деле, я хотел с тобой об этом поговорить. Совет переквалифицировал зону в Р-4 (прим. Р-4 — зона объектов культуры и спорта).

— Ох, правда? Большая плотность застройки.

— Ко мне уже подходило несколько застройщиков.

— И что ты думаешь? Ты заинтересован в продаже?

Лично я думал, что он отдал этому магазину достаточно жизни, но знал, что поддержу его, если он решит не продавать.

— Поначалу не был, но чем больше думаю об этом, тем больше теплею к этой идее. Марио уже решил продать соседний технический магазин, и гараж через дорогу несколько дней назад выставил табличку «Продаётся». И у меня теперь намного больше конкурентов, с тех пор, как в городе появился этот Баннингс.

— Какие получатся деньги? Тебе сделали предложение?

Он смотрел, как я делаю глоток кофе, прежде чем ответить.

— Дело в том, что мне предложили полтора миллиона.

Я вдохнул так резко, что кофе попал не в то горло, и я закашлялся так сильно, что кофе разлетелся по всему столу — и по отцу.

— Долларов? — спросил я, когда наконец восстановил дыхание.

Он хохотнул, вытирая кофе с лица.

— Я знаю. Думаю, я буду дураком, если не подумаю над этим. Это больше денег, чем я могу заработать за всю жизнь.

— Ну, если ты хочешь это сделать, ты знаешь, что я во всём тебя поддержу. Такие деньги смогут обеспечить тебя до конца жизни.

— Они смогут обеспечить нас обоих. Я хотел бы половину отдать тебе.

Мои глаза расширились от неверия.

— Нет, пап. Это твои деньги, ты их заработал. Я скоро выйду на работу, могу сам заработать себе на жизнь.

В его глазах была решимость, когда он ответил. Я хорошо знал этот взгляд.

— Я уже решил, сынок. Утром звоню застройщикам.

***

Десятое сентября 2012 года. Мой отец был упрямым человеком. Никакие мои протесты не могли остановить его от того, что он хотел сделать. Как только он выплатил кредит за дом и бизнес, у него осталось восемьсот тысяч долларов, половину которых он отдал мне. Меня это по-прежнему не особо устраивало, но он настоял.

Я скрывал это от тебя, но не потому, что не хотел, чтобы ты знала о деньгах. У меня были на них большие планы, и я хотел тебя удивить.

Мы были дома на выходных, и я понедельник у меня не было занятий, так что когда ты поехала обратно в университет в воскресенье вечером, я остался. Я сказал тебе, что помогаю отцу вывезти последние вещи из магазина. Это была ложь. С этим мы закончили в предыдущий день.

Вместо этого мы с отцом принялись искать дом. Если точнее, искать дом на пляже. Твоей мечтой было жить на пляже, и я был намерен это осуществить. Или, по меньшей мере, идти до конца.

Первые несколько территорий на пляже, которые показала нам риэлтор, выходили далеко за пределы моей платёжеспособности. Я был студентом, и хоть у меня были огромные сбережения, работал я на полставки. Даже учитывая, что твой отец банковский менеджер, я знал, что ни за что не получу кредит.

Риэлтор и мой отец пытались уговорить меня посмотреть дом подальше от океана, но я был настойчив. Я не хотел, чтобы до пляжа было пять минут, или чтобы он виднелся вдали. Я хотел, чтобы он был прямо перед лицом. Так, чтобы можно было выйти через заднюю дверь и оказаться на песке.

К концу дня я чувствовал разочарование. Я поехал домой к отцу, чтобы забрать свои вещи. Казалось, с сюрпризом для тебя придётся подождать.

Пока я клал рюкзак в машину и пожимал руку отцу, в кармане зазвонил мой телефон. Я ожидал увидеть на экране твоё имя, но вместо этого звонил риэлтор.

— Думаю, я нашла вам пляжный дом. Он маленький, скорее как хижина, но расположение идеальное, и в пределах вашей суммы… это именно то, что вы искали.

— Когда я могу приехать на него посмотреть? — спросил я восторженным голосом.

— Место свободно, так что прямо сейчас, если хотите.

Мой пульс ускорился, пока я записывал адрес. Как только она упомянула, что номер дома девятнадцатый, я понял, что это знак… этот дом должен был стать нашим.

Я усадил отца в машину, и мы поехали. Она не врала, когда сказала, что это хижина. Это был домик с одной спальней, построенный в ранние сороковые. Он отчаянно нуждался в уходе, но в целом был идеален. Это означало, что когда мы сможем себе это позволить, то снесём его и построим дом твоей мечты. Я уже начал рисовать на него планы.

Оказывается, старик, который жил там, недавно умер, и два его сына хотели быстро продать дом. Цена была больше моих четырёхсот тысяч, но отец согласился дать мне остальную сумму в беспроцентный займ, пока я не встану на ноги.

Не считая планов на краткий круиз, он собирался просто положить деньги в банк. Полагаю, когда так долго страдаешь от проблем с финансами, как он, расставаться со своим состоянием не легко.

Дом располагался дальше, чем я первоначально хотел, но вид был… захватывающим. Моё сердце колотилось от одной мысли о твоей реакции. Я знал, что тебе понравится.

***

Двадцать девятое ноября 2012 года. Я уже выпустился, и для тебя университет закончился на этот год. С новой покупкой на уме, я временно переехал обратно домой и прикладывал все усилия, чтобы найти работу в округе.

Ты расплакалась, когда я рассказал тебе о своих планах, потому что это означало, что мы снова разделимся.

— Я думала, ты будешь искать работу ближе к кампусу, чтобы мы всё равно виделись каждый день.

— Для меня это было не лёгкое решение, Джем, но в этом есть смысл. Я не хочу устроиться на работу, а потом через год уезжать, когда ты выпустишься. Я хочу, чтобы мы оба в итоге вернулись домой. Я хочу, чтобы наши дети росли в этой области, как и мы.

— Наши дети?

Как только я упомянул детей, слёзы прекратились, и твоё лицо озарила широкая улыбка.

Я притянул тебя в свои объятия.

— Да, наши дети. Ты навсегда моя девочка, Джем, конечно, в будущем у нас будут дети.

Казалось, на время я улизнул от темы, но знал, что как только ты узнаешь настоящую причину, то простишь меня полностью.

Утро ты провела в салоне красоты со своей мамой, что дало мне время всё подготовить. Конечно, твои родители и мой отец всё знали. Они очень помогли мне за последние несколько недель.

Позже в тот день, я спросил, хочешь ли ты прогуляться по пляжу. Я держал тебя за руку, пока мы шли вдоль берега.

— Я хочу кое-что тебе показать, — сказал я, как только мы подошли ближе.

Я повёл тебя по песку к хижине. Твои родители и мой отец помогли мне прибраться. Мы покрыли дом внутри и снаружи свежим слоем краски; снаружи дом теперь был белым, с голубой окантовкой ставней. Он был далёк от дома твоей мечты, но, по крайней мере, цвета и расположение подходили.

Мой отец зачистил деревянные полы внутри, прежде чем перекрасить их. Он даже переложил часть плитки в ванной. Ему больше не надо было ходить в магазин, так что он был благодарен, что есть чем заняться.

Твои родители купили нам маленький диван, телевизор, спальный набор и все новые кухонные принадлежности. Несколькими неделями ранее твоя мама повела тебя по магазинам, под фальшивым предлогом необходимости переделать твою спальню в их доме. Она попросила тебя выбрать цветовую гамму, а ещё ковёр, новую скатерть и занавески.

— Что ты делаешь? — спросила ты, когда мы дошли до задней двери.

— Я же сказал, что хочу кое-что тебе показать.

— Я знаю, но нельзя просто врываться в чей-то дом.

— У меня есть ключ, — сказал я, доставая его из кармана и виляя им перед тобой. — Так что, технически, я не врываюсь, — твоё лицо мило нахмурилось, пока я открывал дверь. — Дамы вперёд.

Ты оглянулась посмотреть, не наблюдает ли кто-нибудь за нами, и я хохотнул от того факта, что ты думала, что мы делаем что-то незаконное. Я потянулся за твоей рукой, ведя тебя через дверной проём.

Место было крохотное, так что нам понадобилось сделать только несколько шагов по коридору, мимо кухни справа и прачечной слева, прежде чем войти в маленькую гостиную. Я попросил твою маму приехать в дом, как только мы пошли гулять, чтобы зажечь тридцать свечей, которые я стратегически расставил по комнате.

— Брэкстон, — ахнула ты, останавливаясь. — Что это всё такое?

— Это наш новый дом. Я купил его для тебя, Джем. Это не много, но я обещаю, что когда смогу себе это позволить, я построю тебе дом твоей мечты.

Твои глаза расширились, и рот открылся, но прежде чем тебе выдался шанс ответить, я опустился на одно колено.

— Почти семнадцать лет назад, в мою жизнь вошёл ангел… ты. За последующие месяцы и годы ты не просто стала большой частью моей жизни… ты стала моей жизнью… причиной, по которой мне не терпится просыпаться каждый день. Я люблю тебя. Всегда любил и всегда буду. Тебе принадлежит моё сердце, моё тело и моя душа… Я не был бы целым, если бы рядом не было тебя. Скажи, что ты всегда будешь моей девочкой, Джем… выйдешь за меня замуж?

Ты не ответила сразу, и хоть по твоему лицу текли слёзы, ты улыбалась. Я видел, как ты несколько раз себя ущипнула, пока я ждал твоего ответа.

— Что ты делаешь?

— Убеждаюсь, что я не сплю.

Я хохотнул.

— Ты не спишь, Джем. Это всё реальность. А теперь, ты мне ответишь или заставишь ждать?

Ты подскочила ко мне с таким энтузиазмом, что сбила меня с ног и столкнула на пол. Ты приземлилась на меня сверху и начала осыпать моё лицо поцелуями.

— Конечно, я выйду за тебя замуж! Для меня нет никого другого… и никогда не будет никого другого.

Мы провели первую ночь в доме вместе. Я дал тебе ключ, но сказал, что не давлю, чтобы ты переезжала сразу же.

— Ты будешь жить здесь? — спросила ты.

— Да.

— Тогда я тоже. Я хочу быть там, где мой жених.

Моё сердце наполнилось теплом, когда ты это сказала.

Следующим утром мы сидели на заднем крыльце и пили кофе.

— Не могу поверить, что буду смотреть на этот вид весь остаток своей жизни, — сказала ты.

— Когда у меня будет достаточно денег, я построю сзади большую веранду. Мы будем сидеть здесь каждое утро и завтракать вместе.

— Звучит волшебно, — ответила ты, кладя голову мне на плечо. — Не могу поверить, что ты сделал всё это для меня.

— Я сделаю что угодно, чтобы сделать тебя счастливой, Джем.

***

Одиннадцатое января 2013 года. Я думал, добавлять это в письмо или нет, но это момент твоей жизни, и хоть он и трагичный, я довольно уверен, что ты хотела бы об этом знать.

Ты мало говорила об этом, но я нашёл фотографию, которую приложил к этому письму, приклеенной к крышке коробочке для драгоценностей, которую я для тебя сделал, так что знаю, что ты часто на неё смотрела.

Предыдущие шесть недель были идеальными. Мы побольше поработали над интерьером и подправили двор. Ты добавила маленький сад впереди. Места было не много, но оно было нашим, и мы его любили.

У тебя оставался ещё месяц до возвращения в университет, а я наконец получил работу — в маленькой архитектурной фирме прямо за городом — приступить к которой должен был на следующей неделе.

Когда я проснулся в это конкретное утро, тебя тошнило в ванной.

— Джем. Ты в порядке?

— Уф, чувствую себя ужасно, — ответила ты.

У тебя был сильный иммунитет, и ты редко болела, так что я сразу забеспокоился. Когда снова обнаружил тебя в таком состоянии следующим утром, я поставил тебя под душ, и как только ты оделась, повёз тебя прямиком к врачу.

Он сказал, что ты, наверное, подхватила вирус, но взял кровь на анализ, просто чтобы убедиться.

К тому времени, как мы вернулись домой, ты сказала, что чувствуешь себя намного лучше, но я всё равно заставил тебя вернуться в кровать.

На следующее утро тебя снова тошнило. Я позвонил врачу, и он сказал, что результаты анализа твоей крови должны прийти позже, и он позвонит, как только их получит.

Звонок раздался почти ровно в полдень. Я сидел на краю кровати, пока ты говорила с доктором. Я понял, что это не просто вирус, когда увидел, как от твоего лица отлила вся краска.

— Что он сказал? — спросил я, как только ты завершила звонок.

Твой ошеломлённый взгляд встретился с моим.

— Он сказал, что я беременна.

Не знаю, как долго я сидел и смотрел на тебя, не в силах что-то сказать, но, в конце концов, я потянулся и притянул тебя в свои объятия.

— Ты беременна? — я слышал шок в собственном голосе, пока говорил.

— Кажется так.

Я отстранился, чтобы увидеть твоё лицо.

— Как ты к этому относишься?

— Я в шоке… Счастлива… В шоке.

Когда я увидел улыбку, растянувшую твои губы, улыбнулся и сам.

— Мы будем родителями.

— Да, — прошептала ты, и твоя улыбка стала шире. Мы хотели этого ребёнка, потому что он был результатом нашей любви.

На следующей день мы поехали обратно к врачу. Он рассказал наши варианты, но мы заверили его, что хотим этого ребёнка, так что он записал тебя на УЗИ в тот же день, чтобы узнать, какой у тебя срок.

Оказалось, почти семь недель. Нам даже дали маленькую фотографию ребёнка, который на тот момент был больше похож на крохотную точку. На твоём лице сияла огромная улыбка, пока ты всю дорогу до дома смотрела на это изображение.

Мы решили некоторое время держать эти новости при себе, привыкая к мысли о том, что станем родителями. Я начал искать работу на выходные, потому что мы нуждались в дополнительных деньгах.

Через пять дней ты разбудила меня посреди ночи.

— Брэкстон, я не очень хорошо себя чувствую. У меня сильные спазмы в животе.

Я сел, включая лампу рядом с кроватью.

— Что значит спазмы? Это нормально?

— Нет. Думаю, мне нужно в больницу.

Я подскочил, надел майку и спортивные штаны, а потом подошёл к твоей стороне кровати. Когда я откинул в сторону одеяло, чтобы помочь тебе встать, я застыл, увидев, что ты лежишь в луже крови.

Я подхватил тебя на руки и практически побежал к машине. Ты громко стонала, когда я осторожно опустил тебя на пассажирское сидение.

— Ты будешь в порядке, Джем, — сказал я. — Я рядом.

Я пытался оставаться сильным, но внутри всё было совершенно иначе. Я мог думать только о своей маме и о том, как она уехала в больницу и никогда не вернулась. Я боялся за нашего ребёнка, но был в ужасе от шанса потерять тебя.

Когда мы приехали в скорую, врачи сделали ещё одно УЗИ, а затем сказали нам опустошающие новости: у тебя случился выкидыш. Через час тебя увезли по длинному коридору в сторону операционной, для выскабливания.

Я держал себя в руках до самого конца, но в тот момент, когда ты исчезла за теми дверьми, я полностью сломался.

На следующий день доктор тебя выписал. Ты не сказала ни единого слова с того времени, как проснулась тем утром, или по дороге домой. Я так беспокоился, будто часть тебя умерла вместе с нашим ребёнком. В каком-то смысле, наверное, так и было.

Ты даже не возражала, когда я понёс тебя на руках от машины домой. В тебе не осталось никакой борьбы, что только больше меня волновало.

Когда мы дошли до ванной, я помог тебе раздеться, затем включил душ. Я оставил тебя там, пока менял постельное бельё. Твою окровавленную пижаму и простыни и убрал сразу в стиральную машину.

К моменту моего возвращения ты вышла из душа, так что я помог тебе вытереться, прежде чем через голову надеть на тебя ночнушку. Я откинул одеяло на нашей кровати, и ты забралась на матрас. Ты по-прежнему не говорила ни слова, и я не знал, что тебе сказать.

— Я могу что-нибудь для тебя сделать, Джем?

— Нет, — прошептала ты.

Я сел на край кровати.

— Ты уверена, что всё в порядке? — это был дурацкий вопрос, конечно, всё было не в порядке.

Ты просто покачала головой, и как только я увидел, что у тебя на глазах появились слёзы, я стянул майку через голову, снял штаны и забрался в кровать рядом с тобой.

Я притянул тебя в свои объятия.

— Когда будешь готова, мы можем попробовать снова.

Как только эти слова сорвались с моего языка, ты разрыдалась. От этого моё уже разбитое сердце разбилось чуть больше.

Мы оставались в такой позе до конца дня. Мы плакали, разговаривали и ещё плакали. Мы проливали слёзы за нашу потерю, и за нашего ребёнка. За первый вздох, которого он никогда не сделает. За долгую, полную жизнь, которую он никогда не проживёт. За нашу бесконечную любовь, которую он никогда не почувствует.

То, что было между нами, слишком прекрасно, чтобы забыть.

Всегда твой,

Брэкстон.

Глава 36

Джемма

По моему лицу текут слёзы, пока я сижу на краю кровати и смотрю на снимок УЗИ в своей руке. На снимок моего ребёнка, которого я не помню.

У меня в груди всё сжимается, и потеря невыносимо болезненная.

Я тянусь за своим телефоном. Мне хочется позвонить Брэкстону, но я знаю, что он на работе, и не хочу его отвлекать. Он единственный, кто может понять, что я чувствую в этот момент.

«Привет, — пишу я, — Я просто хотела сказать спасибо за то, что рассказал мне».

Проходит несколько минут, прежде чем я получаю ответ.

«Я подумал, что ты захочешь это знать. Ты в порядке?»

«Нет. У меня такое ощущение, будто сердце разбивается заново».

Через несколько секунд я подскакиваю, когда звонит мой телефон.

— Мне жаль, Джем, — первое, что он говорит. — Я должен был подождать, когда буду рядом, чтобы отдать тебе письмо. Я застрял на собрании и не могу уйти.

— Всё в порядке, — говорю я, всхлипывая. — Я и не ждала этого. Просто хотела поблагодарить. Со мной всё будет в порядке, честно.

— Я должен освободиться через полчаса. Сразу приеду, как закончу. Тогда можем поговорить.

— Ты не обязан приезжать, Брэкстон, но спасибо за предложение.

Закончив разговор, я вытираю слёзы с лица, прежде чем открыть крышку своей шкатулки и спрятать снимок УЗИ внутри. Я беру маленький конверт, в котором лежало письмо, и нахожу внутри маленькую подвеску в виде обручального кольца. Хоть моё сердце по-прежнему болит, я улыбаюсь. Ещё он вложил в посылку коробочку, которую я достаю следующей.

Я резко вздыхаю, как только открываю крышку белой бархатной коробочки и вижу своё помолвочное кольцо. Оно блестит, как новенькое, что заставляет меня задуматься, почистил ли он его перед тем, как прислать мне.

Я надеваю его на палец и восхищаюсь своей рукой. Кольцо не слишком большое, но красивое. Исключительно красивое. Но я довольно уверена, что мне понравился бы и кусок проволоки, если бы это был подарок от него.

Я пока оставляю кольцо на пальце и ложусь на кровать. Закрывая глаза, я заставляю свой мозг вспомнить…

***

— Ты не забыл взять томаты, малыш? — кричу я, когда слышу, как вдалеке закрывается дверь.

Я стою на крохотной кухне, которую не узнаю, мешая что-то на плите. Я заглядываю в кастрюлю… похоже на соус для спагетти. Посмотрев на окно справа, я вижу ряд ракушек вдоль оконной рамы над кухонной раковиной. Я улыбаюсь, теряясь в виде на океан впереди.

— Да, я взял томаты, — я подскакиваю, когда мою талию обвивают сильные руки.

Посмотрев через плечо, я вижу симпатичное лицо Брэкстона, который улыбается мне в ответ. Он целует меня в губы, прежде чем отпустит. Я продолжаю помешивать соус, наблюдая, как он выкладывает продукты на тумбочку.

— Капуста, огурцы, томаты, красный лук и авокадо. Это всё?

На его лице сладкая улыбка, когда он поворачивается ко мне. Мой взгляд устремляется к его милой маленькой ямочке. Я люблю эту ямочку.

— Да, это всё.

Он опускает взгляд в пакет, который по-прежнему держит в руках.

— Ещё я взял это.

Он достаёт пару крохотных белых носочков с розовой окантовкой на резинке. У меня на глазах появляются слёзы, когда я читаю надпись на них: «Я люблю мамочку».

— Брэкстон, они прекрасные, — говорю я, забирая носочки у него из рук.

— И это, — добавляет он, доставая ещё одну пару. Они с голубой окантовкой и надписью: «Я люблю папочку».

Я всхлипываю, взяв в руки обе пары.

— Они мне очень нравятся. Я всё ещё не могу поверить, что мы будем родителями.

— Ты будешь лучшей мамой, — говорит он с блеском в глазах.

Пока он приближает лицо к моему, я чувствую, как его рука нежно гладит меня по волосам. Я открываю глаза, и я уже не на маленькой кухне, в его объятиях. Я лежу на кровати в своей комнате в доме родителей, а Брэкстон сидит на краю матраса и смотрит на меня. На его лице милая улыбка, и меня снова притягивает его ямочка.

— Прости. Я не хотел тебя разбудить.

— Я не заметила, как заснула.

— Должно быть, тебе снился хороший сон, потому что ты не переставала улыбаться, — я сажусь, но не отвечаю. — Я скучал по наблюдениям за тем, как ты спишь, Джем.

Его взгляд опускается на мою руку, на помолвочное кольцо.

— Я просто его примеряла. Оно очень красивое.

Когда я собираюсь его снять, Брэкстон накрывает мою руку своей.

— Пожалуйста, не снимай его, Джем.

— Я…

— Пожалуйста. Я не пытаюсь давить на тебя, и не переживай, я не подумаю что-то не то из-за того, что ты его носишь. Я просто хочу видеть его на твоей руке. Будем ли мы или не будем снова жить вместе как муж и жена, я купил его, чтобы ты его носила… оно твоё.

Он отводит взгляд, опускает его на свои колени, и от грусти на его лице у меня болит сердце. Я поднимаю руку и провожу ею по его лицу.

— Я его оставлю, — шепчу я.

***

Взгляд Брэкстона не перестаёт метаться между моим лицом и кольцом на моём пальце, пока я завтракаю. Я рада, что оставила его, потому что вижу, как счастлив от этого Брэкстон. Часть меня не хотела его снимать, но я переживаю, что он всё поймёт не так. Нельзя отрицать, что у меня есть чувства к нему, что он постоянно у меня на уме. Когда мы вместе, я очень счастлива, а когда мы порознь, я скучаю по нему. Но я всё ещё должна проделать долгий путь, прежде чем буду готова для чего-то такого. Того, что я чувствую, не достаточно. Я хочу чувствовать то, что было до аварии.

Он был таким милым, когда пришёл ко мне домой прошлым вечером. Он спросил, как я себя чувствую, и когда я сказала, что мне грустно, он велел мне подвинуться и лёг рядом со мной. Мы лежали на месте, я — в его объятиях, думая, так ли он обнимал меня в первый раз, когда я прошла через потерю.

Я снова заснула, но на этот раз снов никаких не было. Я отчаянно хотела спросить его, дарил ли он мне те детские носочки, но не готова раскрывать эту информацию. Разбросанных снов тут и там не достаточно, чтобы оправдать это. Я не хочу никого обнадёживать, пока не уверена.

После того, как я помогаю ему прибраться, и мы навещаем его отца, он подвозит меня обратно к маминому дому.

— У меня есть для тебя ещё одно письмо, — говорит он, пока мы сидим в машине на подъездной дорожке. — В этом нет ничего грустного, обещаю, — добавляет он с мягкой улыбкой.

Запустив руку в мои волосы, он притягивает моё лицо к своему. Я приоткрываю рот, когда его губы встречаются с моими. Я вижу, почему прежней мне так сильно хотелось его целовать. Я официально зависима от его поцелуев.

Он слегка отстраняется.

— Надеюсь, у тебя будет хороший день. Звони мне, если что-нибудь понадобится.

— Позвоню, — шепчу я.

Никто из нас не двигается. Становится всё тяжелее и тяжелее покидать его.

ПИСЬМО ВОСЕМНАДЦАТОЕ…

Дорогая Джемма,

Тридцать первое декабря 2014 года, и часы только что пробили полночь. Я обвил твою талию руками сзади.

— С новым годом, Джем, — сказал я, нежно целуя тебя в щёку. Мы стояли на своей задней веранде, глядя на салют вдали. Мне нравилось, как неоновые цвета в небе отражались в воде.

— С новым годом, Брэкс, — ответила ты, поворачивая голову и касаясь своими губами моих.

Мы жили в доме своей мечты уже почти шесть месяцев. Он нам нравился, но отчасти мы скучали по своей крохотной хижине. Ты плакала навзрыд в тот день, когда его снесли.

В итоге мы на пять месяцев переехали к твоей маме, пока строился новый дом. Временами было трудно, потому что она была в глубинах депрессии. Её родители давно умерли, а твой отец съехал. Было невероятно тяжело наблюдать за оболочкой человека, которой она стала.

— Этот год будет удивительным, — сказала ты, разворачиваясь в моих руках. — Только подумай, через девятнадцать дней я буду миссис Брэкстон Спенсер.

— Скажи это ещё раз.

— Миссис Брэкстон Спенсер.

— Очень хорошо звучит, — сказал я, осторожно убирая волосы с твоего лица. — Не могу дождаться, когда ты станешь моей женой.

— Не могу дождаться, когда ты станешь моим мужем.

Нам оставалось работать всего ещё одну неделю, а затем предстоял целый месяц отпуска. Я не мог дождаться, чтобы провести с тобой каждую секунду этого времени.

Жизнь была хороша… на самом деле, она была идеальна. Иногда я переживал, что всё слишком идеально. Мои родители были счастливы, прямо до того момента, как умерла моя мать. Твои родители тоже были счастливы, пока всё не развалилось.

Хоть наше будущее выглядело светло, что-то тревожило меня глубоко внутри. Это было беспокойство из-за возможности того, что ждало впереди. Сейчас это кажется таким ироничным.

***

Девятнадцатое января 2015 года. Лукас положил руку мне на ногу, пока мы сидели на передней скамье в церкви.

— Прекрати это, — пожаловался он. — Эти подскоки меня нервируют.

Я не нервничал, я был взволнован. Через несколько минут приедешь ты. Я опустил взгляд на свои часы и улыбнулся. Две минуты, если быть точным. За день до этого ты обещала мне, что не опоздаешь, а ты никогда не нарушала обещаний.

Когда священник занял своё место перед алтарём, он дал сигнал нам с Лукасом встать.

— Удачи, сынок, — сказал мой отец, когда я проходил мимо него. Мне не нужна была удача, я уже был самым везучим мужчиной на земле, потому что у меня была ты.

По моей спине пробежали мурашки, когда заиграла музыка. «Endless Love», спетая Стэном Уокером и Дами Им. Ты сказала мне, что услышала её по радио и расплакалась. «Она будто написана для нас», — сказал ты.

Рэйчел появилась в дверном проёме первой. Она выглядела красиво в платье цвета нефрита, которое сшила для себя сама; она сшила и твоё свадебное платье. Я ещё не видел его, но ты говорила, как сильно оно тебе нравится.

Я наклонился чуть левее, пытаясь уловить тебя взглядом, но видел только что-то проблеск белого.

Я улыбался Рэйчел, пока она медленно шла по алтарю ко мне. Она прошла четверть пути, прежде чем ты показалась целиком. Моё сердце пропустило удар, как только я встретился с тобой взглядом.

Хоть твоё лицо закрывала вуаль, я видел, что твои глаза тоже сосредоточены на мне. Я никогда не забуду выражение твоего лица, пока ты шла по алтарю. Ты выглядела такой же счастливой, каким я себя чувствовал.

Я не сводил с тебя взгляда, пока ты не встала рядом со мной.

— Кто сегодня выдаёт эту женщину замуж? — спросил священник.

— Я, — ответил твой отец.

Он потянулся и пожал мне руку, прежде чем занять место рядом с моим отцом. Твоя мать устроился ту ещё суету из-за его присутствия на свадьбу. Она настояла, чтобы мы держали его как можно дальше от неё. Тебе всё ещё было больно от их разрыва, но ты никак не собиралась выходить замуж без него, так что мы нашли компромисс.

Я потянулся за твоей рукой, слегка притягивая тебя к себе.

— Ты выглядишь прекрасно, — прошептал я.

— Как и ты, — ответила ты.

Я помог тебе убрать вуаль назад, а затем переплёл наши пальцы. В тот момент мне очень сильно хотелось тебя поцеловать, но я знал, что должен подождать.

На удивление, мы оба держали себя в руках, обмениваясь клятвами и кольцами.

— Я люблю тебя, мистер Спенсер, — прошептала ты, когда я притянул тебя в свои объятия на танцполе на приёме, для нашего первого танца в качестве мужа и жены.

— Я тебя тоже люблю, миссис Спенсер, — ответил я, накрывая твои губы своими.

***

Двадцать первое января 2015 года. Это был день, когда мы прибыли на Кауаи, на берегах Таннелс Бич на Гавайях, и нашли пристанище в своей красивой вилле у океана.

Мы извлекали максимум из своего медового месяца, наслаждаясь каждым моментом вместе. Мы устраивали долгие прогулки по пляжу, ели невероятную еду, которую доставляли на нашу виллу каждый день, на каноэ. Мы плавали в своём личном океанском бассейне и занимались любовью ранним утром. Мы были так далеко от остального мира, и никто из нас не хотел, чтобы это заканчивалось. Если бы я знал, какие ужасы ждут нас после возвращения, я бы держал тебя на том острове вечно.

Говорят, после свадьбы мало что меняется, что это просто клочок бумаги. Я не согласен, потому что для меня всё определённо было иначе. Я чувствовал себя ближе к тебе, чем когда-либо, если это вообще было возможно. Ты больше не была просто продолжением меня, ты была частью меня.

То, что было между нами, слишком прекрасно, чтобы забыть.

Всегда твой,

Брэкстон.

Я нахожу в конверте две вещи: маленькую подвеску в виде машины с надписью «Молодожёны», и моё обручальное кольцо. Я надеваю его на свой палец вместе с помолвочным кольцом. Брэкстон сказал, что в этом письме нет ничего грустного, но грусть будет лучшим способом описать, что я чувствую в этот момент.

Глава 37

Джемма

За весь день я набирала номер Брэкстона множество раз, но каждый раз трусила звонить ему. Прошло целых три дня с тех пор, как я его видела, а он не связывается со мной. Со среды идут дожди, так что я не могу ходить на свою пробежку вдоль пляжа, что означает, что я пропускаю и завтрак с ним.

Чем дольше я ничего не слышу от него, тем больше переживаю. Я очень по нему скучаю. Я скучаю по нему до такой степени, что, думаю, на самом деле я по нему тоскую.

Я встаю и начинаю ходить по комнате из стороны в сторону. Я просто не могу успокоиться. Я открываю ноутбук, который лежит на моём столе. У нас сейчас почти семь вечера, значит, в Нью-Йорке пять утра. Я знаю, что Рэйчел встаёт рано, чтобы сходить на йогу перед работой, так что рискую и звоню ей по Скайпу.

— Господи, Джем, здесь пять часов утра, — говорит она, когда её лицо появляется на экране. Её глаза щурятся от яркого света монитора, и волосы торчат во все стороны. Мне приходится подавить смех. Она выглядит как после секса.

— Прости. Мне просто... не знаю... нужно было поговорить с тобой.

— Эй, что такое? Всё в порядке?

— Да... нет. Я три дня ничего не слышала от Брэкстона.

— Оу. Вы двое поругались? Кажется, всё шло так хорошо.

— В этом и дело, всё было замечательно... он был замечательным.

— Ну, может быть, он просто занят работой. Ты сама говорила, что у них всё идёт очень хорошо.

— Может быть. Видеть его каждый день, а затем не видеть вовсе... это тяжело. Я скучаю по нему.

— Он ещё пишет тебе письма?

— Я не уверена. То, которое он отдал мне три дня назад, было о нашей свадьбе и медовом месяце... это как раз перед аварией, так что, может, это было последнее письмо.

— Понятно, — она коротко обдумывает это, затем продолжает. — Может, он чувствует разочарование.

Я никогда так об этом не думала. Мог ли он сдаться?

— Возможно, — говорю я, внезапно чувствуя себя вяло.

— Позвони ему, Джем. С самой аварии он упорно старается завоевать тебя обратно. Он был терпеливым и давал тебе необходимое пространство. Брось ему кость, он как минимум заслуживает этого после всех своих попыток.

— Ты права, — говорю я, опуская взгляд на ковёр. Он всё время бегал, пора побегать и мне. — Я ему позвоню. Спасибо, Рэйч. Прости, если разбудила тебя… ложись спать дальше.

— Ага, верно, мне уже не до сна.

— Прости.

— Всё в порядке. Я могу перезвонить тебе на своём обеде… сколько у вас там будет времени? Ах да, два часа ночи.

— Не смей, — говорю я, хихикая.

— По крайней мере, я вызвала у тебя улыбку, красавица.

— Спасибо.

— Увидимся через десять дней.

— Не могу дождаться.

Она наконец приняла решение вернуться домой. Она уже уведомила своё начальство и начала собирать вещи в квартире. Я с нетерпением жду её возвращения сюда. С помощью Брэкстона я собираюсь попытаться наладить отношения между ней и Лукасом.

После того, как мы прощаемся, выхожу из системы и беру свой телефон. На этот раз я не колеблюсь, нажимая кнопку вызова.

— Джем. Всё в порядке? — произносит он, как только отвечает на мой звонок.

— Привет. Всё хорошо. Я не говорила с тобой несколько дней… на самом деле, три… Я просто, эмм, хотела узнать, как у тебя дела.

— Я в порядке. А ты? — мне не казалось, что тон его голоса соответствует его словам.

— Нормально.

— Я рад.

Хоть он говорит вежливо, но кажется отрешённым. Или, может быть, у меня просто паранойя.

— Так чем ты занимался?

— Работал. Всё по-прежнему.

— А сегодня вечером? У тебя есть планы? — я нервно грызу один свой ноготь, пока жду своего ответа.

— На самом деле, есть.

— Оу. Ладно.

— Я иду отдыхать с Лукасом. У нас давно не было мальчишника.

— Это отлично. Ты этого заслуживаешь, — я говорю это всерьёз, но всё равно сдерживаю слёзы. — Ну, спокойной ночи.

— Хорошо. Тебе тоже.

Я хочу сказать, как сильно скучала по нему, но слова не выходят.

— Пока.

— Пока, Джем, — я слышу, как его голос слегка ломается, пока он говорит. Почему это прощание показалось таким окончательным?

Я спускаюсь вниз, в животе урчит. Я чувствую панику — не хочу его терять.

Мои родители ушли на ужин. Они приглашали меня с собой, но я отказалась. Им нужно было побыть наедине; им так много нужно было наверстать. Мой отец приходит на ужин каждый вечер, но остаётся ночевать только на выходных. Я в любой день жду объявления о том, что он переезжает обратно. Легко увидеть, насколько они привязаны друг к другу, и я очень счастлива видеть их снова вместе.

Я захожу на кухню и направляюсь прямиком к холодильнику. Я даже не голодна, но ищу что-то внутри. В итоге я варю кофе и сажусь на диван перед телевизором. Страшное чувство одиночества, которое я испытала, когда первый раз очнулась от комы, заседает глубоко внутри. Мне это чувство ничуть не нравится.

Времени около десяти, когда я слышу, как снаружи подъезжает машина. Я подхожу к окну, чтобы посмотреть, кто это. Я надеюсь, что это Брэкстон, но не думаю, что он приехал бы без предупреждения в такое время. Наверное, это просто родители возвращаются с ужина.

Я отодвигаю шторы в сторону и вглядываюсь в ночь. Я вижу, как тёмный силуэт бежит по газону к бордюру и запрыгивает на пассажирское сидение припаркованной машины. Через несколько мгновений машина уезжает, исчезая в ночи, и меня вдруг охватывает тревога, потому что я не узнаю машину.

Я выхожу в коридор проверить, заперта ли входная дверь, и тогда замечаю на полу конверт, кто-то просунул его под дверь.

Как только я беру и переворачиваю его, я вижу почерк Брэкстона. Тот факт, что он не постучался и не хочет поздороваться, никак не поднимает мне настроение.

Выключив телевизор и помыв кружку в раковине, я поднимаюсь в свою комнату.

ПИСЬМО ДЕВЯТНАДЦАТОЕ…

Дорогая Джемма,

Пока я сижу и обдумываю всё, что между нами когда-то было, и всё, что есть сейчас, я вдруг понимаю, что это не просто девятнадцатое письмо, но и последнее.

Это жутко, что они заканчиваются на этой цифре. Нельзя отрицать, что число девятнадцать имеет для нас особое значение.

Девятнадцатого числа мы познакомились. Этот день навсегда изменит мою жизнь.

Девятнадцатого числа мы пошли на наше первое официальное свидание.

Девятнадцатого числа мы перевели свои отношения на следующий уровень, когда наши тела и сердца соединились в одно.

Наш дом, где я сделал тебе предложение и пообещал любить тебя до самого последнего вздоха, будь то судьба или просто случайность, под номером девятнадцать. Мне хотелось бы верить, что это судьба.

В тот день, когда ты вышла за меня замуж, не просто прошло девятнадцать лет с нашего знакомства, но это тоже было девятнадцатое число.

Поэтому я подарил тебе это колье через девятнадцать дней, с числом девятнадцать. Я думал, что число девятнадцать символизирует нас. Каждое важное достижение, к которому мы пришли вместе. Число, которое не просто свело нас вместе, но и связало навсегда. Но я ошибался.

Это число также сыграло роль в том, чтобы отобрать тебя у меня, разбивая мой мир и всё, что было мне дорого. Ты была моей жизнью, и без тебя я больше не могу дышать.

Если мне позволено только девятнадцать лет, я приму это. Знакомство с тобой во многих смыслах обогатило мою жизнь, и я всегда буду лелеять каждую секунду, когда ты была моей.

Никогда в своих диких мыслях я не думал, что наступит тот день, когда я перестану быть твоим вечным мальчиком.

Брэкстон.

Я смотрю на колье в своих руках, и на красивую подвеску в виде инкрустированной бриллиантами цифры девятнадцать. Я не уверена, что смогла бы остановить слёзы, которые сейчас текут из моих глаз, даже если бы попыталась.

Моё сердце будто разбивается на тысячу крохотных кусочков. Я ненавижу то, что он думает, что он больше не мой мальчик, что это наш конец.

Вся злость, которую я чувствовала, очнувшись от комы, возвращается на поверхность. Несправедливость жизни поглощает каждую мою клетку, пока не начинает выделяться из пор.

Я хочу обратно свою прежнюю жизнь. Хочу помнить каждую прекрасную секунду… но больше всего хочу это почувствовать. Я хочу чувствовать эту всепоглощающую любовь, которая испытывала к нему. Я хочу всего этого, но не могу получить. Жизнь стерва, и в этот момент я её ненавижу. Я так сильно её ненавижу, что хочется кричать. Но вместо этого я утыкаюсь лицом в подушку и плачу. Плачу за себя. Плачу за Брэкстона. Но больше всего я плачу за нас — за то, что так жестоко отобрали. В этом настоящая несправедливость. Я плачу до тех пор, пока меня не поглощает истощение. Только когда я засыпаю, слёзы наконец останавливаются…

Меня вдруг выбрасывает в место, которое кажется знакомым, но всё же я никогда его раньше не видела. Я в большой ванной. Меня окружают небесно-голубые стены и блестящая белая плитка. Передо мной длинная белый туалетный столик. Мой взгляд сосредотачивается на красивой белой ракушке, которая лежит между двойной раковиной.

Я не знаю, где я, но чувствую панику, копаясь в своей косметичке, которая стоит передо мной. Кажется, я не могу найти то, что ищу. Я открываю ящик столика и отодвигаю в сторону розовую кисточку.

— Вот ты где, — шепчу я, хватая блеск для губ, спрятанный под кистью.

Мой взгляд возвращается к длинному прямоугольному зеркалу передо мной. По периметру вставлены лампы, освещая моё отражение. Теперь я спешу, нанося последние штрихи макияжа.

Тогда я замечаю в зеркале кого-то ещё. Это Брэкстон. Он опирается на дверную раму, наблюдая за мной. Он без майки, в серых штанах, которые низко висят на его бёдрах. Мой пульс ускоряется, пока взгляд бегает по его голой груди и по каждому вкусному мускулу, от идеального клина над талией, прямо к его твёрдому прессу и сильной груди. У него красивое тело, как у скульптуры греческого бога.

Я снова перемещаю взгляд к его глазам, и от выражения обожанию на его лице, моё сердце трепещет. Чистая любовь, которую я испытываю к нему в этот момент, заполняет каждую фибру моей души. Я никогда не чувствовала ничего подобного. У меня чуть не перехватывает дух.

— Как долго ты здесь стоишь? — спрашиваю я, мои губы изгибаются в улыбке.

— Я просто восхищаюсь своей прекрасной женой.

Он отталкивается от дверной рамы и подходит ко мне. Когда его руки обвивают мою талию, он притягивает меня спиной к себе. С моих губ срывается тихий стон, когда его губы поднимаются вверх по его шее. Я наклоняю голову на бок, предоставляя ему лучший доступ.

— Я уже опаздываю, — выдыхаю я.

— Я хочу, чтобы тебе не приходилось уходить.

Его тёплое дыхание по пути оставляет на моей коже мурашки.

— Я тоже.

— Следующие восемь часов покажутся вечностью.

Я вздыхаю в знак согласия.

— Я знаю.

Его язык скользит по чувствительному местечку за моим ухом, отчего вниз по моей спине пробегает дрожь. Он сделал это специально.

— Не строй на вечер никаких планов, потому что я веду тебя на ужин.

— Ты ведёшь меня? Куда?

— В «Морскую хижину», — стонет он, втягивая мочку моего уха в рот.

— Что за особый случай?

— Наша годовщина.

Мои глаза распахиваются, чтобы встретиться с его взглядом в зеркале.

— Наша что?

Мои мысли начинают разгоняться. Какая годовщина?

Он разворачивает меня в своих руках, чтобы я стояла к нему лицом, и вытаскивает из кармана маленькую чёрную коробочку.

— Я собирался подарить тебе это сегодня вечером, но хочу, чтобы ты взяла его сейчас. Счастливой девятнадцатой годовщины, милая.

У меня слегка дрожат руки, пока я беру коробочку. Тогда я вспоминаю, что сегодня девятнадцатый день с нашей свадьбы, и на моём лице появляется огромная улыбка. Цифра девятнадцать всегда имела для нас особенное значение.

На мои глаза наворачиваются слёзы счастья, пока я открываю крышечку. Внутри я нахожу ожерелье из белого золота с цифрой девятнадцать, инкрустированной бриллиантами.

— Ох, Брэкстон, оно прекрасно. Оно мне нравится… Я люблю тебя.

Он улыбается, заправляя локон волос мне за ухо.

— Не могу дождаться, чтобы провести с тобой остаток своей жизни, Джем.

— Я тоже.

У меня в горле появляется ком, и я чувствую, будто задыхаюсь слезами. Рукой я махаю на свои глаза; у меня нет времени переделывать макияж.

Взяв коробку из моих рук, он достаёт ожерелье.

— Развернись и подними волосы, — я делаю, как он велит, собирая свои длинные каштановые волосы на макушке, чтобы он мог застегнуть колье. — Идеально, — говорит он, мягко целуя мою кожу в основании шеи.

Кончики моих пальцев скользят по подвеске, пока я восхищаюсь ожерельем в зеркале.

— Спасибо… Я сберегу его.

Снова обвив руками мою талию, он кладёт подбородок на моё плечо, и его глаза встречаются с моими в зеркале.

— Знаешь, я тут думал…

— Это может быть опасно.

Я смеюсь, когда он тыкает мне в бок пальцем.

— Я хочу, чтобы ты перестала пить таблетки.

Я чувствую, как набирает скорость моё сердцебиение, когда разворачиваюсь лицом к нему.

— Правда?

— Да. Нам пора попробовать ещё раз, Джем. Я хочу видеть, как внутри тебя растёт наш малыш.

Открывая глаза, я резко сажусь. Я помню. Отбросив одеяла, я вскакиваю с кровати и копаюсь в темноте, ища свой телефон. У меня кружится голова. Мне нужно позвонить Брэкстону. Нужно узнать, действительно ли это произошло в то утро, или это был просто сон.

Когда наконец нахожу телефон, я включаю его, и от яркости у меня болят глаза. Я вижу, что времени 1:19 ночи. Снова цифра девятнадцать. Я задыхаюсь, пока ищу его номер. Наверное, мне не следует звонить ему в такое время, но я отчаянно нуждаюсь в ответах. Я ни за что не засну обратно, пока не узнаю.

— Привет, это Брэкстон, я не могу сейчас ответить на ваш звонок, но если вы оставите своё имя и номер, я вам перезвоню, как только смогу…

Моё сердце падает.

Я включаю свет и начинаю ходить по комнате, а затем решаю всё послать и поехать туда.

Я даже не тружусь снять пижаму, просто натягиваю джинсы и достаю из шкафа куртку. Я уже вызываю такси, пока бегу вниз по лестнице и выскальзываю в темноту. Через двадцать пять минут водитель поворачивает на улицу Брэкстона.

— Номер девятнадцать, — говорю ему я, на лице появляется улыбка.

Я хлопаю по своим карманам, когда мы останавливаемся у его дома.

— Чёрт!

— Будет девятнадцать долларов и пять центов, но давайте сделаем ровно девятнадцать, — говорит он. Конечно, девятнадцать долларов. От этого моя улыбка только растёт. Это знак, я знаю.

— Я оставила деньги дома, дайте мне секунду. Мой муж всё оплатит.

Мой муж. Эти слова для меня не пустые.

Его дом погружён во тьму, когда я подхожу к входной двери, и я вдруг начинаю передумывать. Сейчас середина ночи. Тем не менее, я поднимаю руку и стучусь. Я слышу, как Белла-Роуз лает внутри, и через несколько минут включается свет на крыльце.

Первым делом я вижу удивление на лице Брэкстона, когда он открывает дверь.

— Джемма, — мой взгляд опускается по его телу, он без майки, в серых штанах, которые низко висят на его бёдрах. Он выглядит так же прекрасно, как в моём сне.

— Джемма… всё в порядке?

Мой взгляд возвращается к его лицу.

— Мне нужны деньги, чтобы заплатить таксисту, — я указываю за своё плечо. — Я могу их тебе вернуть, забыла взять сумочку.

— Конечно, секунду, я возьму свой бумажник, — он отходит назад и открывает дверь шире. — Проходи, на улице холодно, — через минуту он спускается обратно по ступенькам, уже в футболке. — Стой здесь. Я сейчас вернусь.

Брэкстон закрывает за собой входную дверь, когда возвращается, и останавливается передо мной, засовывая руки в карманах.

Так приятно его видеть.

— Привет.

— Привет, — отвечает он, улыбаясь.

— Я скучала по тебе.

— Правда?

— Очень сильно.

Его лицо светится от моего признания.

— Я тоже по тебе скучал, Джем, но сейчас без четверти два часа ночи. Уверен, ты проделала весь этот путь не для того, чтобы сказать мне это.

— Не для того, — я кратко опускаю глаза в пол. — Мне нужно увидеть ванную, где я собиралась по утрам.

— Нашу ванную? — его брови хмурятся. — Зачем?

— Можно мне просто посмотреть? — я не хочу рассказывать ему, зачем, на случай, если она полностью отличается от ванной в моём сне.

— Конечно.

Он разворачивается и идёт к парящей лестнице.

— Это та же ванная, где я собиралась утром, когда ты подарил мне колье?

— Да.

Мой взгляд мечется повсюду, пока я иду за ним в комнату, которая, по моему предположению, является нашей спальней. Там большая кровать, у дальней стены. Одеяло откинуто в одну сторону, и я вижу вмятину на подушке, где Брэкстон лежал несколько минут назад.

— Это наша ванная, — говорит он, жестом приглашая меня войти, сам оставаясь в дверном проёме.

Я ахаю, как только прохожу в комнату.

— Я помню цвет стен… и этот столик, — говорю я, спеша к нему. Зеркало и лампы точно такие же, как в моём сне. — Я помню эту ракушку, — шепчу я, поднимая её. Когда кладу обратно, я открываю ящик и вижу сверху розовую кисточку.

Я разворачиваюсь лицом к Брэкстону.

— Тем утром, когда ты подарил мне то колье, ты стоял в дверном проёме и наблюдал, как я крашусь. Ты был без майки и в серых штанах, которые на тебе сейчас. Кстати, ты выглядел очень сексуально, — улыбка на его лице растёт, когда он делает несколько шагов ко мне. — Ты сказал, что хочешь, чтобы я ушла с работы, чтобы мы могли создать семью, так ведь?

— Так.

— Брэкстон, я помню, — говорю я, прыгая к нему в руки. — Я помню, — по моему лицу текут слёзы счастья, когда он обвивает меня руками и кружит по комнате.

Когда он наконец ставит меня на пол, он берёт в руки моё лицо.

— Джем, — шепчет он.

— Я даже вспомнила, как сильно тебя любила. Это было чувство… эйфории, — я кладу руку на сердце. — Оно поглощало меня.

— Я так сильно тебя люблю, Джем, — говорит он, когда из одного из его глаз стекает одинокая слеза.

— Я тебя тоже люблю.

Его губы сталкиваются с моими, и моё тело инстинктивно прижимается к нему, пока мои руки скользят вокруг его талии. С моих губ срывается тихий стон, когда он углубляет поцелуй.

Когда он отстраняется и улыбается, я улыбаюсь тоже.

— Ты всё ещё хочешь попробовать завести ребёнка?

— Абсолютно, — без промедления отвечает он. — Если ты этого хочешь?

— Я бы хотела, чтобы у нас с тобой был ребёнок, Брэкстон.

— Ну, когда ты будешь готова, можем попробовать.

— Можно я останусь сегодня? В нашей кровати… с тобой?

— Ты уверена, что готова к этому?

— Да, — мой ответ звучит почти отчаянно. — Я хочу всего, что у нас было раньше, и намного больше. Я много думала об этом с тех пор, как кое-кто похвастался, какой он исключительный любовник… Мне нужно выяснить, говорил ли он правду.

Он запрокидывает голову и смеётся, прежде чем подхватить меня на руки и понести обратно в нашу спальню.

— Он говорил правду. На самом деле, я довольно уверен, что он скромничал.

Я хихикаю от его ответа, но если он умеет заниматься любовью так же, как умеет целоваться, то я не сомневаюсь ни на секунду.

Он осторожно ставит меня на пол, рядом с кроватью.

— Позволь мне судить об этом, — говорю я.

— Наверное, ты сейчас собьёшь его с мыслей.

— Правда? Ты думаешь, он мог преувеличивать?

— Ни за что, — отвечает он, вызывая у меня смех. — Он просто немного заржавел, давно таким не занимался.

— Прости, — говорю я, проводя рукой по его лицу. — Прости, что причинила тебе боль… Прости, что не могла вспомнить, как сильно любила тебя.

— Всё нормально, Джем. Даже в тяжёлые времена я никогда не переставал надеяться, что ты найдёшь свой путь обратно ко мне.

— Спасибо, что не отказывался от меня… от нас.

— Этого никогда не произойдёт. Мы были созданы друг для друга.

Он накрывает мои губы своими, прежде чем потянуться к молнии на моей куртке. Моё тело мгновенно напрягается, когда он снимает её.

— Мы можем выключить свет?

Он отстраняется от меня, изучая взглядом моё лицо.

— Зачем?

— Мои шрамы, — говорю я, опуская голову.

Он цепляет пальцем мой подбородок, поднимая моё лицо к своему.

— Твои шрамы часть тебя, Джем, а в тебе я люблю всё.

Он убирает волосы с моего лица, прежде чем нежно поцеловать шрам у моего виска. Наклоняя голову назад, я издаю стон, когда его губы мягко движутся вдоль моей челюсти и вниз по шее.

Осторожно спуская ткань с моего плеча, он касается очередным нежным поцелуем шрама, который тянется вниз по моей руке, где хирург делал разрез, чтобы вставить болты в мои сломанные кости.

— Ты идеальна, — шепчет он, когда его губы находят путь обратно к моим.

И вот так вся моя неуверенность исчезает, потому что я знаю, что он всерьёз говорит каждое слово. Его любовь ко мне безоговорочная… Я это чувствую.

Эпилог

Брэкстон

ЧЕТЫРЕ ГОДА СПУСТЯ…

      Я лежу совершенно неподвижно, когда она вываливает последнее ведро песка мне на грудь и плотно укладывает лопаткой, как я её и учил. Я закопан по самую шею. Она сияет, вставая и восхищаясь своей работой. Я улыбаюсь от радости, которая отражается в её прекрасных голубых глазах. Это глаза моей матери, и каждый раз, когда я смотрю в них, я чувствую, будто часть её по-прежнему со мной. Моя прекрасная дочь даже носит её имя… Грейс. Грейс Изабелла Спенсер.

Момент её рождения был одним из счастливейших в моей жизни. Я даже не могу выразить словами, насколько был переполнен эмоциями, пока смотрел на свою драгоценную малышку в руках своей жены. После потери нашего первого ребёнка, а затем шанса потерять Джемму, этот момент казался практически нереальным.

— Она вылитая ты, — прошептала Джемма. — Я знаю, мы уже выбрали имя для девочки, но ты не будешь против, если мы вместо этого назовём её Грейс?.. В честь твоей матери.

Я помню, как вытирал слёзы с глаз, пытаясь не сломаться полностью.

— Я бы этого хотел.

— Папочка закопан, — говорит Грейс, возвращая меня к реальности.

Улыбка на её милом личике растёт, пока она потирает свои пухлые ручки, чтобы стряхнуть прилипший песок.

— Ты отлично справилась, принцесса.

Я слегка поворачиваю голову и наблюдаю, как она бежит к своему ведёрку, полному ракушек. Каждые выходные мы вместе гуляем вдоль пляжа и собираем их. Это стало нашим ритуалом. Иногда я просыпаюсь, а она уже стоит у моей кровати со своим розовым ведёрком в руках.

Она хихикает, притворяясь, что подкрадывается обратно ко мне. Я быстро поворачиваю голову, глядя на небо, будто не замечаю, что она собирается сделать. Она делает это со мной каждый раз. Увидела однажды, как это делает Джем, и визжала от восторга, когда я вырвался на свободу и бросил её маму в песок.

— Эй, что ты делаешь? — спрашиваю я, когда она кладёт мне на грудь две конусообразные ракушки. Она зарывает основания в песок, чтобы острые кончики торчали вверх.

— У папы тити, — он закрывает рот рукой, чтобы скрыть смех.

— Нет! Никаких титей для папы.

— Да, тити, — говорит она, начиная пятиться. Она уже знает, что будет.

— Ррр! — кричу я, вырываясь на свободу из-под песка.

Она визжит, хватает своё розовое ведёрко и бежит к дому. Ей всего три, так что у неё крохотные ножки. Мне требуется всего несколько шагов, чтобы догнать её. Она снова визжит, когда я подхватываю её на руки.

Её тело извивается, когда я зарываюсь лицом в изгиб её шеи и дую на неё.

— Нет, папочка, — кричит она сквозь смех.

Мы всё ещё смеёмся, пока я, прежде чем поставить её на пол, отряхиваю песок с её ног, когда мы добираемся до задней веранды.

— Мамочка, у меня ракушки, — кричит она, подбегая к раздвижным дверям. Я так сильно люблю эту девочку. Люблю обеих своих девочек.

Стряхнув песок с себя, я захожу в дом. Джем судит за кухонным столом с моим отцом, пролистывая книгу памяти, которую она сделала для него. Она делает это каждый день. Это альбом, полный фотографий из его жизни. Его родители, моя мама, я, Джемма и Грейс. Там даже фотографии магазина и Самсона. Каждый день она садится с ним, рассказывая ему истории из его жизни, которые он никогда не сможет вспомнить сам.

Его память уже почти полностью утеряна. Больше не бывает хороших дней, но он всё равно кажется счастливым, и я не могу просить о большем. Он теперь живёт с нами. Джем не уезжала после того, как провела ночь здесь, со мной. С тех пор мы снова сошлись, во всех смыслах этого слова. Через месяц мы привезли домой моего отца. Джем не готова была возвращаться на работу и хотела, чтобы он был здесь, с нами.

Я нанял медсестру, которая приходила три раза в день, чтобы было легче, но Джемма всё равно уделяет ему всё своё время. Когда она забеременела Грейс, мы наняли круглосуточную медсестру. Отец спит в свободной комнате внизу, и я превратил свой кабинет в спальню для его медсестры.

Связь между моей женой и моим отцом крепкая. Её память так и не вернулась полностью, так что она понимает его.

Я стою в дверном проёме и наблюдаю, как Грейс забирается на колени к моему отцу. Это её любимое место. Они вместе смотрят телевизор, и иногда она читает ему. Ну, она переворачивает страницы и называет все картинки. Хоть большинство времени он понятия не имеет, кто она, легко увидеть, как он её обожает. Его лицо светится каждый раз, когда она заходит в комнату.

— Доброе утро, пап, — я наклоняюсь и целую его в макушку. Он просто смотрит на меня с замешательством в глазах, но всё равно улыбается. Он всегда улыбается.

— Это я, деда, — говорит Грейс, показывая на фотографию в альбоме на столе.

— Ты, — отвечает он, улыбаясь ей.

Я обхожу стол и подхожу к Джемме. Белла-Роуз лежит у её ног.

— Доброе утро, малышка.

Я наклоняюсь и касаюсь губами её губ, нежно проводя рукой по её очень большому животу. Беременность ей идёт, мне нравится видеть, как внутри неё растёт наш ребёнок. Две недели назад мы узнали, что она носит нашего сына. Его скорое рождение идеально дополнит нашу семью.

— Доброе утро, красавчик, — отвечает она, оглядывая меня сверху донизу.

— Я только быстро приму душ и смою оставшийся песок, а потом помогу тебе с завтраком.

— Хорошо, — говорит она, улыбаясь мне. Вернулась та искра, которая всегда присутствовала в её глазах при взгляде на меня.

***

— Привет, приятель, — говорю я, хлопая Лукаса по плечу, когда он проходит через входную дверь.

— Где моя коротышка? — я должен был знать, что это будет его первый вопрос.

— О, и тебе привет тоже, — с сарказмом произношу я, и он смеётся. — Она на задней веранде с моим отцом и родителями Джеммы, — он идёт в ту сторону, так что я переключаю внимание на его жену. — Привет, Рэйч, — я наклоняюсь вперёд и целую её в щёку. — Джем на кухне.

— Хорошо. Как ты, Брэкс?

— Прекрасно.

— Выглядишь счастливым.

— Так и есть.

После рождения Грейс карьера Рэйчел свернула с женской моды, когда она начала разрабатывать собственную линию одежды для детей. Одежда действительно разошлась и теперь продаётся во всех крупных магазинах по Австралии. Она счастлива и, кажется, не жалеет, что отказалась от работы своей мечты в Нью-Йорке.

Мы с Джем испробовали все трюки, чтобы свести Рэйчел и Лукаса, когда она только вернулась в Австралию. Но они оба были такими упрямыми, что все попытки провалились. В конце концов, мы отчаялись.

Однажды днём мы пригласили их обоих и заперли в одной из свободных комнат наверху. Мы сказали, что не выпустим их, пока они не поговорят. Это сработало. Они не выходили до следующего утра, и с тех пор они вместе.

Джемма и Рэйчел говорят о детях, пока готовят еду на кухне, так что я, поцеловав жену в щёку, выхожу на веранду.

Я вижу, что Лукас уже захватил Грейс. Они идут к воде, держась за руки, с Беллой-Роуз на хвосте. Он будет замечательным отцом. На прошлой неделе он сказал мне, что они с Рэйчел пытаются завести собственную семью.

— Давайте я наполню ваши бокалы, — говорю я родителям Джеммы. Стефан в итоге переехал обратно к Кристин, через несколько дней после того, как Джем переехала ко мне.

Джемма по-прежнему готовит жаркое по воскресеньям, но вместо того, чтобы собираться одним, мы приглашаем всю свою семью. Мир наконец вернулся на круги своя. Мы с Джем не единственные, кто получил своё «долго и счастливо». Лукас и Рэйчел, Кристин и Стефан... и в каком-то смысле даже мой отец. Он не в доме престарелых, а в окружении людей, которые его любят.

Джемма по-прежнему носит браслет памяти, который я подарил ей, и часто читает письма. У меня тоже есть письмо. Она отдала его мне, когда мы полетели обратно на Кауаи, на Гавайях, где обновили свои клятвы. В тот момент она была на третьем месяце беременности с Грейс. Рэйчел и Лукас поехали с нами.

Утром перед аварией я пообещал, что отвезу её туда на рождественских каникулах, и я не нарушил это обещание.

Джемма прочитала письмо как часть своей клятвы. Тогда у меня перехватило дыхание, и перехватывает до сих пор.

Дорогой Брэкстон,

Девятнадцатое января 1996 года было днём, когда я получила величайший подарок в жизни... тебя.

Девятнадцатого января 2015 года, ровно через девятнадцать лет после нашего знакомства, мы стали одним целым.

Через девятнадцать дней я попала в аварию и чуть не потеряла всё это.

Очнувшись от комы, я чувствовала пустоту внутри, и теперь знаю почему — я не помнила тебя, нашу любовь и всё, что мы делили. До того судьбоносного дня ты был моим сердцем и воздухом, которым я дышала. Без этого моя жизнь не имела смысла. Я чувствовала себя совершенно потерянной.

Ты боролся за нас, когда у меня не было ни желания, ни сил бороться. Ты продолжал любить меня, даже когда я не любила тебя в ответ. Ты никогда не отказывался от меня, или от нас, и за это я вечно буду благодарна. Ты снова доказал, что являешься и всегда будешь моим мальчиком. Я не могу представить свою жизнь без тебя, потому что ты и есть моя жизнь.

Девятнадцать писем, которые ты прислал, стали моей спасательный нитью. Они помогли напомнить мне всё, что когда-то было между нами, возвращая мне кусочки нашего прошлого. Они придали моей жизни цель и обещание будущего. Будущего рядом с тобой. Второй шанс на жизнь и на любовь. Я всегда буду лелеять то, что было между нами, что есть сейчас... всегда.

То, что между нами было, никогда не забудется.

Всегда твоя девочка,

Джемма

Это обновило мою веру в число девятнадцать. Это было наше число, нельзя было отрицать. Даже Грейс родилась через пару минут после полуночи, девятнадцатого июня. Это была судьба.

За недели и месяцы после аварии Джеммы, мне не только приходилось обходиться без своей лучшей подруги, своей родственной души, мне приходилось биться за возрождение того волшебства, которое мы когда-то делили. Я оказался достаточно везучим, чтобы она полюбила меня один раз, и невероятно везучим, чтобы она влюбилась меня во второй.

На этот раз всё иначе, но с множеством любви, настойчивость и понимания, мы преуспели и построили лучшие отношения... крепкие отношения. Теперь мы знаем, какой хрупкой может быть жизнь. Поэтому мы проживаем каждую секунду, каждую минуту каждый час и каждый день.

Любите всем сердцем, пока есть шанс, потому жизнь слишком ценная, чтобы терять время на неуверенность.

Это был наш второй шанс на любовь. Наше «долго и счастливо».

Ей понадобилось девятнадцать писем, чтобы понять, что мы были созданы друг для друга.

Конец

Оглавление

Джоди Перри Девятнадцать писем Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg