«Провинциалка»

Провинциалка (fb2) - Провинциалка (Криминальная Сага - 3) 390K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Анастасия Шерр

Анастасия Шерр Провинциалка Книга первая

Пролог

— Ну что, поехали? — проводница ободряюще подмигнула и поставила стакан с чаем на столик.

— Ага… Поехали… — я вяло улыбнулась женщине и уставилась в окно, за которым проплывали родные берёзки, которые увидеть снова смогу очень не скоро.

Разумеется, если всё пойдёт по моему плану.

— Столицу покорять, значит? — напротив меня присела пышная дама с копной рыжих волос, уложенных в замысловатую причёску.

Я кивнула, доброжелательно улыбнувшись женщине.

Была надежда, что на этом расспросы закончатся, но, увы, ожидаемого не произошло.

— Дааа… — протянула мечтательно рыжая и уставилась в окно. — Я тоже двадцать пять лет назад в Москву рванула. Родители ругали, не отпускали, а я прыгнула в вагон и была такова, — она окунулась в свои воспоминания и я почувствовала себя лишней. — Там свою первую любовь встретила… Правда, через три месяца расстались и я вся в слезах вернулась домой, — совсем уж печально закончила женщина и я даже приуныла.

Но я-то — Стефания Краснова!

Меня не так-то легко до слёз довести. А уж о возвращении домой и вовсе речи быть не может. Не до покатушек мне туда-обратно.

Тётка без лекарств загибается и мой долг помогать той, что подняла меня на ноги.

Худо-бедно, но подняла.

Немного грустно, конечно, покидать родной Чекалин, но, в конце концов, не на каторгу еду.

Вся жизнь впереди, а я молода и энергична. Кто знает, может меня там судьба ждёт-дожидается, а я девятнадцать лет в захолустном городке просидела, как клуша.

— А ты к родственникам или так, счастья попытать?

— Я Москву на колени еду ставить! — приняла осанку и по-деловому закинула ногу на ногу.

Женщина неопределенно хмыкнула и отвернулась, как-то грустно улыбаясь.

— Смотри, девочка, чтобы она тебя не пережевала и не выплюнула… Москва эта.

ГЛАВА 1

Москва встретила меня яркими вывесками и шумными «стайками» сумасшедших людишек, что сновали по перрону, словно муравьи, что-то кричали и кому-то махали, опять же с беготней и воплями.

Да уж…

Столица!

Тетка пару раз рассказывала, какой хаос творится в больших городах и мне всегда было интересно посмотреть на это своими глазами.

Отчего-то родной город казался скучным и унылым. Это, наверное, послужило ещё одной причиной, чтобы уехать.

Аромат свежих пирожков привлёк моё внимание и я, осознав, что в последний раз нормально ела вчера, подхватила свою небольшую спортивную сумку и зашагала на запах.

Всё-таки еда — главное, где бы ты не оказался. Хоть в Москве, хоть в Лондоне, хоть в Африке.

Пробиваясь сквозь толпу, нечаянно налетела на здоровенного мужика, что своим железным туловищем чуть не сшиб меня с ног.

— Я на вокзале! Ну и где ты ходишь, ёб твою мать?! — он слишком уж нервно разговаривал с кем-то по телефону и даже не обратил внимания на то, что мой локон, выбившийся из наспех собранного пучка зацепился за массивную пуговицу его пальто.

От боли я заскулила и на глаза невольно навернулись слёзы. Чтоб их всех с этой толпищей неадекватной.

Попыталась освободить свои волосы, но тут же была поймана за руку, словно воровка.

— Ты чья будешь, нахалка? — мужчина схватил меня за шиворот и почти что оторвал от земли.

Подняв взгляд на него, я обомлела. Более жуткого человека мне ещё не приходилось встречать. Правую щеку мужчины рассекал огромный кривой шрам, а густая чёрная борода делала его похожим на преступника из какого-нибудь боевика.

Нет, он не был уродом, несмотря на увечье. Но один его взгляд вкупе с вышеперечисленным сбивал с ног в прямом смысле слова.

— Я… Волосы зацепились… — промямлила, взирая на него с первобытным ужасом и нервным тиком.

Честно говоря, его вопрос о том, «чья я буду», я не поняла и, как оказалось, хорошо, что не поняла.

— Так ты не щипачка? — оглядел меня с подозрительным прищуром и отпустил, выпутывая свою проклятую пуговицу из моей многострадальной пряди.

Несколько секунд, показавшихся мне бесконечностью он смотрел мне в лицо, так, словно мы до этого где-то встречались и теперь он пытается вспомнить моё имя.

— Понаедут, блять, дуры… — с этими словами (надо заметить, очень обидными), он пошёл дальше и я облегчённо выпустила воздух, что комком застрял в лёгких.

Бывают же уроды… Хозяева жизни, как называет их тётка. А я думаю — просто зарвавшиеся сволочи, считающие, что законы пишут не для них и эгоизм их кредо по жизни.

Остановившись у киоска со свежей выпечкой, кинула сумку на железную лавку и стала в очередь.

Купив, наконец, перекусить, села на лавку и, потянувшись за сумкой, обнаружила, что её нет.

— Как же?.. Где?! — завертелась по сторонам, но, само собой разумеющееся, вор не стал меня дожидаться и благополучно лишил немногих, но самых необходимых вещей.

При мне остались лишь сто рублей и старенький кнопочный мобильник, который моя школьная подружка называла «допотопным».

А в сумке и документы и целых десять тысяч рублей, что тётка заняла мне на первое время у соседки.

Уронив пирожок на снег я закрыла лицо руками и заревела. Приехала столицу покорять…

Время шло, а я всё сидела на холодной лавочке, раскачиваясь со стороны в сторону. Казалось, попа примёрзла к ледяным доскам, а слёзы закончились. Только волновало меня на данный момент совсем другое.

На что я буду жить, пока не устроюсь на работу?! И как на неё устроиться, если нет паспорта?!

Люди проходили мимо меня, словно я какое-то привидение, которое обычные смертные не могут лицезреть.

Всем плевать.

С таким равнодушием я столкнулась впервые в жизни. В нашем маленьком городке уже давно кто-нибудь да поинтересовался бы, что произошло и нужна ли мне помощь.

А тут…

Совсем некстати вспомнились мудрые слова из старого фильма: «Москва слезам не верит».

Вот уж поистине…

— Чего ноешь? — раздался грубый голос и я в удивлении подняла голову.

Надо мной стоял тот самый мужчина, на которого я так «удачно» налетела и услышала в свой адрес немного «лестных» слов.

Надо же… Из всей этой толпы ко мне подошёл тот, от кого никогда не ожидала бы.

— Сумку… Украли, — позорно икнула и снова зарыдала.

— Идти есть куда?

— Ааа… Как же сумка? — смотрела на мужчину с такой надеждой, словно он сейчас помчится за грабителями.

— Забудь о своей сумке. Даже искать никто не станет.

— А там документы и деньги были, — захныкала, как ребёнок, правда, на тот момент мне совершенно не было стыдно.

— В общем, тебя подвести куда-нибудь, нет? — мужчина начинал раздражаться и я, потупив взгляд, опустила голову.

— Если можно… — достала бумажку с адресом теткиной подруги, у которой должна была пожить, пока не найду работу и квартиру.

— Ой, Матвей, пошли, а? На хер оно тебе надо? — рядом с мужчиной нарисовался ещё один, правда помоложе и блондин.

И похоже на то, что «оно» — это я.

— Пошли, — тот, которого, по всей видимости, зовут Матвей, проигнорировал просьбу своего товарища и, выхватив из моих рук бумажку, кивнул в сторону выхода с привокзальной площади.

— К-куда? — снова икнула и подозреваю, что не от холода.

— В машину, — уголки его губ дёрнулись в подобии улыбки и она мне, надо было ещё тогда обратить внимание, не понравилась. — Ну, как знаешь, — пожал плечами и двинулся в сторону больших ворот.

— Ааа… — я вскочила, но тут же застыла.

Ноги замерзли до такой степени, что даже кончиками пальцев не шевельнуть.

— Идёшь, нет? — мужчина сердито зыркнул на меня, а его дружок надменно закатил глаза.

— Да, иду… Спасибо, — выдавила из себя подобие улыбки, правда, на это никто не обратил внимания.

Мужчины быстро шли к парковке, а я, игнорируя неприятное покалывание в ступнях, почти вприпрыжку пыталась за ними успеть.

Очень весело началась моя жизнь в Москве. Хорошо, что хоть люди ещё добрые встретились.

Запоздало пришла мысль, что всё-таки следовало найти полицейских на вокзале и обратиться к ним, но мужчина со шрамом уже распахнул передо мной дверь и я, немного смущаясь, залезла вовнутрь.

В салоне иномарки было тепло и приятно пахло кожей. Я впервые в жизни сидела в такой машине.

Эх, хорошо живут эти москвичи.

«Вот бы мне так…» — подумалось тогда.

— Как зовут? — поймала на себе взгляд зелёно-карих глаз в зеркале заднего вида и снова поежилась.

— Стеша..

— А лет сколько?

— Девятнадцать, — я ошарашенно уставилась на мужчину.

С какой стати он интересуется моим возрастом? Сердце как-то беспокойно трепыхнулось, но я тут же осадила поднимающуюся из глубин тревогу. Может поболтать просто хочет человек. Вон его напыщенный дружок какой молчаливый.

— А родители где? — последовал очередной вопрос и я опустила глаза, не в силах выдержать его сканирующий взгляд.

— Умерли… Давно уже, — добавила на тот случай, если он решит извиниться за свою нетактичность.

Однако, мои догадки не подтвердились. Этот бородач вряд ли вообще когда-либо извиняется. По крайней мере, так мне показалось и вскоре я пойму, что не ошиблась.

Мужчина отчего-то прищурился и замолчал. Правда, ненадолго.

— А родственники есть?

— Тётка только в Чекалине. Больше никого, — ну да, вот так бывает.

Но сиротой я себя никогда не ощущала. Не было времени на саможаления и страдания. Работала с пятнадцати лет, тётке по дому помогала. Как-то не до раздумий о вечном.

Хотя вру, конечно. В раннем детстве очень остро ощущалось, что я не такая, как все. Особенно, когда одноклассницы приходили в школу в модных костюмчиках, а я в обносках, которые тётка покупала в комиссионке.

Именно за этим я и приехала в Москву. Чтобы быть как все. Чтобы увидеть платье в нормальном магазине и купить его, а не подавиться слюной и уйти домой ни с чем.

— В чём? — из раздумий меня вырвал смешок мужчины со шрамом.

— В Чекалине… Это город такой.

Блондин хохотнул и, повернувшись, окинул меня снисходительным взглядом.

— А в Москву приехала на заработки, так? — белобрысый как-то странно подмигнул своему другу и мне снова стало не по себе. — По быстрому хочешь заработать? Скажем, штук пятнадцать тебя устроит за ночь?

Я чуть не подавилась собственным языком, когда услышала подобное.

задохнулась от негодования и уже готова была вцепиться в блондинистые патлы, но вовремя опомнилась.

— Уймись, — шикнул на него Матвей и снова с интересом уставился на меня.

Ой, что-то не то я сделала…

Прям филейной частью чую, надо валить.

Только вопрос — куда?!

— Извините, остановите, пожалуйста, машину, — голос превратился в мышиный писк, что вызвало очередную ухмылочку мужика за рулём.

— Извините, но нет, — было мне ответом.

— Нет? — переспросила, словно мне могло почудиться. — Как это нет?..

Мужчина вздохнул и устало откинулся на подголовник, ловко управляя машиной одной рукой.

— Потому что мы на МКАДе, девочка Стеша. Тут нельзя останавливаться.

Девочка Стеша.

Сам ты… Девочка!

По понятным причинам я не стала озвучивать своё мнение о его воспитании, да и вряд ли это поможет.

Вон какой сидит…

Как нерушимая скала. А на морде бородатой улыбочка хитрая цветёт. Такого ничем не прошибёшь. Да и не мама я ему, чтобы воспитывать. Скорее, он мне в отцы годится. А таких уже не исправить.

Шок, вызванный первым впечатлением о столице начинал развеиваться и я чётко осознала, что совершила глупость.

Я, конечно, та ещё деревенщина, но чтобы сесть в машину с двумя неприятными, мало того, незнакомыми типами… Глупость страшная.

Оставалось только надеяться, что меня действительно отвезут по указанному на записке тёти адресу.

— А мы скоро приедем? А то меня там дядя ждёт. Он в полиции работает, — попыталась исправить ситуацию, в которую сама себя и загнала по простоте душевной.

Мужчины переглянулись и заржали, словно я им анекдот какой-то рассказала.

Мда, врать я так и не научилась.

— Твоего дядю зовут… — бородатый развернул двумя пальцами бумажку с адресом и под противное хихиканье своего дружка продолжил: — Елена Львовна?

Серьёзный мужик, наверное, — тут белобрысого чуть удар не хватил от хохота.

— Это его жена, — я окончательно поникла, с каждой минутой всё больше страшась этих людей.

— А ты же говорила, что твоя единственная родственница живёт в этом… Как его там? Чекалине? — мужчина со шрамом с издевательской усмешкой продолжал крошить мою ложь в прах.

Чтоб тебя, сволочь волосатая!

И докопался ведь… Словно в жёны меня брать собрался.

Я тактично промолчала, чтобы не высказать ему всё, что уже вертелось на языке и отвернулась к окну, за которым пробегали красивые здания и яркие витрины дорогих магазинов.

Если так пойдет и дальше, то никогда мне не побывать в этих бутиках…

Ехали ещё около часа и за это время я уже успела успокоиться. Больше ни один из них не обращался ко мне со своими вопросами и это радовало.

Мужчины о чём-то тихо переговаривались и я, поняв, что речь идёт не обо мне, расслабилась.

Да так расслабилась, что задремала.

ГЛАВА 2

Снилась мне тётя, что укоризной в глазах трясла перед моим лицом утерянной сумкой, а я просила её простить меня, дуру, за невнимательность. Потом в моем сне каким-то загадочным образом оказался мужчина со шрамом и больно схватил за шею.

Не знаю, кричала ли я в действительности, но очнулась ото сна, когда машина подпрыгнула на какой-то кочке и с ужасом обнаружила, что я в степи, граничащей с какой-то посадкой.

Мы ехали по грунтовой дороге, от того меня и мотало по салону, словно мешок с картошкой.

Куда?!

Куда меня завезли эти уроды?!

Стон удивления и страха сорвался с моих губ и взглядом встретилась с карими глазами, что пристально наблюдали за мной в зеркало.

— Какая ты переполошенная, — хохотнул бородатый и я обнаружила (уж не знаю, к счастью или к сожалению), что в салоне мы одни.

Белобрысого как ветром сдуло, а меня завезли в поле…

— Г…где… — я закаркала охрипшим ото сна голосом, чем вызвала новую порцию веселья.

Сволочь какая!

— А ты не видишь? За городом, — ответил так невозмутимо, словно я спросила который сейчас час. — Сейчас завезу тебя в избушку на краю леса и трахну. Ты будешь брыкаться, кричать… Ммм, как я это люблю. Кто ж тебя учил, девочка Стеша, прыгать в тачку к большим злым дяденькам?

Я шумно сглотнула, пытаясь смочить пересохшее горло.

Его больно умный вопрос я проигнорировала, потому как беспокоило меня сказанное им ранее.

— Ты что? — сама не заметила, как перешла на «ты», впрочем, это меня мало волновало, не с профессором об аквариумных рыбках болтаю. — Больной, что ли?!

Мужчина резко нажал на тормоз, отчего я едва не сломала нос о подголовник пассажирского сидения.

Повернулся ко мне и нахально так прошёлся взглядом по моей груди, благо, одежды на мне было много и ему осталось лишь упиваться своими извращенными фантазиями.

— Скажи честно, ты целка?

Что он спросил?!

— Вас это не касается! — снова перешла на «вы», ибо так подсказывал инстинкт самосохранения.

Мужчина улыбнулся и, склонив голову на бок, наблюдал за мной, словно он находится в зоопарке, а я смешная обезьянка.

— Сними куртку, — от его слов стало жарко и действительно захотелось раздеться, да только не для того, чего хотелось бы этому уроду.

— Пошёл ты нахрен, — прошептала, глядя прямо в его потемневшие глаза.

— А ты борзая, девочка Стеша, — его проклятую ухмылочку захотелось стереть с нахальной морды чем-нибудь ну очень тяжёлым.

К примеру. кирпичом. Ну или хотя бы рожу расцарапать, прибавив ещё пару шрамов.

И нет, я не кровожадная.

Просто когда кто-то имеет на меня виды, которые мне совсем не по душе — начинается защитная реакция. И я, чего доброго, могу и в руку вцепиться, которой решат меня потрогать.

Правда, бородатый не торопился нападать и от этого было ещё страшнее.

Ожидание смерти — хуже самой смерти. Так всегда говаривала тётка и я не могла понять смысл этих слов. Теперь поняла.

— Не трогай меня, — кажется, даже воздух в салоне стал наэлектризованным.

— А то, что? — поинтересовался вкрадчивым голосом и я задумалась.

А действительно, что?

Я же ничего не смогу сделать!

Вон какой он огромный! Как танк!

Переедет и не заметит такую букашку…

Я не преувеличивала. Мужчина и правда был очень высоким и широким в плечах.

Чтобы обхватить одну его руку, нужно три моих ладони.

Он большой…

Очень.

А я всего лишь мелочь метр шестьдесят ростом. И если ему понадобится, может скрутить меня в бараний рог одной левой.

Внезапно захотелось, чтобы белобрысый вернулся, но тут же отмела это желание.

Тогда они меня вдвоём изнасилуют и здесь же, в лесочке прикопают, как в тех фильмах про полицейских.

Тётка лишь года через два узнает, что случилось с племянницей, когда какой-

ни будь грибник найдёт мои останки.

Хреновато, конечно…

— А то я кричать буду! — надо было видеть меня в тот момент.

Жалкое, наверное, зрелище.

— Кричи, — беззаботно пожал плечами и вышел из машины.

Не успела я вздохнуть с облегчением, как задняя дверь открылась и этот сумасшедший амбал залез внутрь.

— Не надо! — запищала и, казалось влипла в дверцу, остервенело шаря по ней рукой в поисках рычажка.

Нашла. А толку? Дверь тут же щёлкнула и оказалась заблокированной, а мой похититель ухмыльнулся ещё мерзопакостней.

Он зажал меня в уголке, откуда сбежать уже не представлялось возможным и ловко засунул руку мне под куртку, а затем и под свитер.

Я завизжала и принялась колотить его кулаками куда попало, однако, уже через мгновение оказалась лежащей на сидении и придавленной его огромным туловищем.

— А теперь представь, что я мог бы сейчас с тобой сделать. Когда прыгаешь в машину к незнакомым людям, нужно быть готовой ко всему и согласной на всё, — он резко поднялся, а я, наконец, смогла дышать. — Таких как ты ежегодно находят в разобранном состоянии около сотни штук. Считай это бесплатным уроком выживания в столице от дяденьки Матвея. Не благодари, — он разблокировал дверь, вышел на улицу и вскоре снова сел на водительское место.

Чувствуя, как тело становится ватным, я с трудом поднялась и села.

— Поэтому… — голос походил на писк умирающего мышонка и прокашлялась. — Поэтому вы меня в поле завезли? Зачем вам это?

Мужчина фыркнул и завёл машину, больше на меня не глядя.

— Больно нужна ты мне, по полям тебя катать.

— Ааа…

— Ага. Я знакомого отвозил за город, а ты дрыхла, как сурок. Или надо было тебя оставить с Владом? — проклятая ухмылочка снова заиграла на самодовольной роже. — Ты ему приглянулась.

Вот я дура…

Он просто поиздевался надо мной. Сволочь волосатая!

— Главное, чтобы вам не приглянулась. Остальное как-нибудь переживу, — скрестила руки на груди и уставилась в окно, мысленно благодаря Господа, что уберёг меня от насилия.

— У меня на тебя даже не встанет, цыплёнок замызганный.

А вот это уже обидно!

Было не так противно, когда он лапал меня своими ручищами… Хотя вру, конечно.

Было мерзко.

— Вы довезёте меня хотя бы до города? — внезапно подумалось, что может и не довезти.

Вот это будет и правда хреново. Денег нет, где нахожусь — понятия не имею.

— Я привезу тебя по адресу. Мне по пути.

Я облегчённо выдохнула, но глаза больше не закрывала. Мало ли…

Вот только бы к тётиной подруге скорее приехать, поесть, помыться и, уткнувшись в подушку, от души пореветь.

Смотрю на эту девчонку и охреневаю, как можно быть такой ебанутой раздолбайкой!

Мало того, что села в машину с двумя незнакомыми мужиками, так ещё и задрыхла преспокойненько.

Сразу подумал о Катьке.

Такая же идиотка.

Только ту отец с братом приучили с детства ноги раздвигать, а этой вообще похуй, куда её везут.

Внутри поднялась волна бешенства и захотелось ей по «щам» надавать. Да так, чтобы до кровавых соплей. Малолетка же совсем…

А потом удивляемся, что трасса шалавами забита, не проехать. Вот из таких куриц и получаются.

— А тёлка ничего. Немного приодеть и можно пару раз потанцевать её, — рассуждает вслух Влад, поглядывая на девчонку. — Может в сауну с ней сгоняем?

Пару рюмочек и сама ноги раздвинет.

Смотрю на этого долбоёба и хочу ему промеж рогов припечатать.

— Я детей не трахаю и тебе не советую.

— Каких детей, Север? Ты на сиськи её глянь. И это в одежде. Сама же сказала — девятнадцать ей.

— Не натрахался ещё?

— Да ладно тебе. Сама та шмара мне в штаны полезла. Ещё и отсосать просила.

— То, что просила, как раз не странно. Странно то, что она дочкой прокурора оказалась. А мне теперь тебя от ментов стереги, блять, — закуриваю сигарету и борюсь с адским желанием затушить её в его глазу.

Грёбаный дятел.

— Ой, да ладно тебе, брат. Через месяцок всё затихнет, — и снова на малолетку пялится.

— Твои братья на лугу пасутся.

Влад понимает, что пришло время заткнуться и до «хаты» доезжаем в тишине, только малявка позади сопит, словно в колыбельке, блять, своей.

— Сиди тихо и в город не суйся. Завтра пацаны пожрать привезут, — бросаю ему пачку «Парламента» и ключи, а Влад, наконец, сваливает из моей тачки. — А с тобой мы сейчас Прокатимся, девочка Стеша.

По грунтовой дороге ехать одно удовольствие. Всё подвеску раздолбал уже. Ну да ладно, для такого дела не жалко.

Специально на полном ходу перелетаю яму и малявка просыпается.

Доброе утро, принцесса!

Смотрит по сторонам и от шока ахает. Ага, лапуля, ты всё правильно поняла.

И ведь не собирался её трогать. Так просто, припугнуть словесно. Но надо же было этой козе малолетней меня нахрен послать.

Как будто ведро холодной воды в харю плеснули.

Когда руки ей под одежду запустил, чуть не кончил. Причём моментально. Радует, конечно, что с эрекцией в любой ситуации всё замечательно, да только тут вообще не к месту было.

А всё от того, что малолетка, то она может и малолетка… Вот только развита уже как вполне себе взрослая тётка.

Всё при ней.

Недаром Влада так торкнуло. Я бы и сам не против её в сауну свозить.

Надо же было этой дуре ещё и лифчик не надеть. А потрогать там есть чего…

Бля…

Сел за руль и по газам. Скорее бы избавиться от этой занозы. Нахрена вообще её подобрал? Идиот.

Всю дорогу молчала, иногда с тревогой поглядывая на меня.

Боится девочка.

Правильно.

Лучше тебе таким мудакам, как я, в руки не попадать.

Привёз её к дому, разблокировал дверь.

— Гуляй, — а говорить и не надо было.

Она сразу же дверь распахнула и на улицу.

— Спасибо! — услышал перед тем как захлопнулась дверь и сразу стало как-то скучно.

Всё-таки надо было с ней потише. Может и в сауну согласилась бы.

Поймал себя на мысли, что хочу знать, что там под той потрёпанной дешевой курточкой.

И на хрена оно мне было надо?

По приезду домой выдохнул и, откупорив бутылочку коньяка из старых запасов, ввалился в кресло у камина.

Пил прямо из горла, желая побыстрее накидаться и, наконец, расслабиться.

Заебался. От всего и всех.

Влад ещё этот на голову свалился, как снег посреди лета.

Не был братом хорошего друга — хер забил бы. Так нет… Ещё с беглыми я не возился. Пусть бы посадили нахрен, да пару раз опустили, чтобы по тёлкам прокурорским не бегал.

А с другой стороны, жалко парня. Молодой ещё, придурок.

Я и сам одно время жену мента, что за мной охотился, трахал. Прям в их супружеской кровати.

Пока муженёк на меня дело шил, я его бабу драл так, что штукатурка сыпалась.

Дааа… Хорошее время было, однако.

Усмехнулся сам себе и откинулся на спинку кресла.

Тёплые руки легли мне на плечи и поползли по груди вниз.

— Привет, — склонилась к моему уху и опалила его своим горячим дыханием с отчетливым запахом вина.

— Опять бухала? — даже глаза не открыл.

Я эту картину уже хуеву тучу раз наблюдал.

— Немножко выпила вина… — и языком по моей шее.

— Немножко — это бокал, от силы два. А ты как лошадь полковая хуяришь.

Катя вздохнула, так, словно я её утомил и убрала руки.

— Спокойной ночи, бандитская сволочь.

— Не споткнись на лестнице, пьянь.

Мало того, что мне пришлось сидеть у двери Елены Львовны добрых два часа, так ещё и сама тётушка (как она велела её называть) оказалась порядочной стервой.

Нет, я, конечно, тоже не подарок… Без вещей, без денег пожаловала. Но ведь я же не специально сумку потеряла…

— Тааак… — надменно протянула тётушка, глядя на меня сверху вниз. — Вот, значит, какая ты у нас, Стефания.

Эта высоченная пышная мадемуазель преклонного возраста напоминала мне Сталина, если бы ему сбрить усы и надеть юбку.

Я бы даже посмеялась над своим нелепым сравнением, если бы не чувствовала себя так неуютно.

Тётя как-то рассказывала, что у Елены Львовны немецкие корни. Видимо, оттуда такая отрывистая речь и важный вид.

— Можно просто — Стеша, — я неловко стянула с себя куртку и аккуратно повесила на вешалку.

— А что же ты налегке припёрлась, Стефания? — проигнорировала напрочь мою просьбу и демонстративно сложила руки на груди. — Учти, у меня вещей на тебя нет.

Стефания…

Ненавижу своё имя!

Как будто сразу старухой родилась. Впрочем, на данный момент моё имя было самой маленькой проблемой.

— У меня сумку украли, Еле… Тётушка.

— Вот тупица! — не постеснялась в выражениях старая карга и я окончательно поникла. — А документы-то хоть при тебе?

Тут я тяжко вздохнула и ответ мой уже не понадобился.

— Тьху ты! И что мне с тобой теперь делать? Имей ввиду, мне приживалка не нужна. Так что, выход только один — возвращайся-ка ты домой, милая. Да тётке своей скажи, чтобы из деревни вашей тебя больше не выпускала.

Меня, словно в прорубь окунули.

— Не надо домой, прошу вас! Нам деньги с тётей нужны! Я и так работу найду, без документов! Вон у нас официантки неофициально работают и ничего…

— То у «вас»! А здесь тебе Москва. Ишь ты, какая… Ну, а вообще, похвально, что такая упёртая. Глядишь, чего и выйдет из тебя, — она приложила палец к губам, как будто о чём-то задумалась. — Ладно. Так и быть. Оставайся пока. Но если за две недели работу не найдёшь — вышвырну! Поняла?

Я поспешно закивала и даже выдавила из себя улыбку. Дело за малым… Найти работу.

Елена Львовна оказалась не такой уж и злобной ведьмой — так мне подумалось, когда после сытного ужина мне был предоставлен целый диван.

Тёте от звонилась. Правда, об украденной сумке ничего не сказала. У неё и так давление, не хватало ещё волнений прибавить.

— Счастье-то какое… — растянулась во весь рост и, укрывшись мягким тёплым одеялом, тут же вырубилась.

*****

Я зашёл в спальню и, включив свет, обнаружил Катю лежащей на полу «звездой».

— До кровати дойти сил не хватило? И что ты забыла в моей спальне? — не удержался от сарказма, хотя эти её постоянные психи уже порядком подзаебали.

Как будто в детский сад нянечкой устроился, блять.

И началось это с тех пор, как я разрешил ей ходить на какие-то сраные курсы актёрского мастерства.

Видимо, там только и учат как правильно бухать после премьеры.

— Я в театре играть хочу… — села на полу, раскинув ноги в стороны ещё шире, тем самым демонстрируя отсутствие белья под халатом.

— Моя баба не будет актрисулькой. Поигралась и хватит. Достаточно того, что ты в прошлом была шлюхой, — подошёл к ней и приподнял лицо за подбородок. — Усекла?

— Я ненавижу тебя, Север. Слышишь? Ты хренов ублюдок, — шепчет, глядя мне в глаза. — Видеть тебя не могу уже.

— Тогда отсасывай с закрытыми глазами, — хватаю её за волосы и, запрокинув голову, расстегиваю ширинку на своих джинсах.

Она послушно берёт в рот член, впрочем, как всегда.

Проводит языком по стволу и заглатывает до основания.

И смотрит мне в глаза, грёбаная сука, не моргает даже.

— Это твоя самая охуительная роль, Катя.

ГЛАВА 3

Что-то не так.

Задницей чую.

А чуйка меня редко подводит.

Вроде бы и нормально всё, то есть, всё, как обычно. Дела идут, разборки стихли давно. Но у меня стойкое ощущение, что-то вскоре произойдёт. Причём это что-то кардинально изменит мою устоявшуюся жизнь. А мне нахрен такие пируэты судьбы не сдались.

С утра проснулся, как чумной.

Вроде и выспался, но как-то странно себя чувствую.

— Завтракать будешь? — Катерина поставила передо мной тарелку с яичницей и с с видом примерной жены уселась напротив.

Завтрак.

Милая улыбка и почти не скрывающее тело платье.

— Сколько? — беру в руки приборы, наблюдая за тем, как её лицо преображается в маску разочарования.

— По-твоему, я только ради денег могу…

— Сколько? — повторяю вопрос, хотя, в принципе, ответ на него и так знаю, плюс-

минус пару тысяч.

— Тридцать, — прячет глаза за чашкой, из которой пьёт кофе, не исключено, что там не только кофе.

— Рублей?

— Угу, — подозрительная какая-то она сегодня.

Либо с утра пораньше успела накидаться и теперь притворяется трезвой, либо опять какая-то блажь в голову влезла, вроде той, где она в театре играть хочет.

— Ты мне не нравишься, Катерина. Говори сразу, что задумала, чтобы потом неприятных сюрпризов не было, ни для меня, ни для тебя.

На секунду в её глазах появляется испуг, но Катя живёт со мной долгие годы и уже научилась надевать маску похуизма, когда это необходимо.

— У нас в школе будет спектакль… У меня главная роль, — уголки губ дёргаются в улыбке, но она тут же исчезает, стоит Кате посмотреть на меня. — В общем, я платье новое хочу купить. Оно как раз подходит…

— Я бы не стал называть школой кружок дур, готовых платить бешеные бабки, чтобы почувствовать себя тем, кем не являются.

Она вздыхает, но своё мнение держит при себе и правильно делает.

— Ладно, — достаю из бумажника карту и протягиваю ей. — Здесь намного больше, но я советую тебе использовать деньги исключительно на то, о чём просишь.

Иначе, оторву голову, усекла?

Глаза Катерины загораются и она с улыбкой забирает из мой руки кредитку.

— Никаких гулянок и пьянок, ты меня поняла?

— Не беспокойся, милый, я буду послушной девочкой, — облизывает ярко алые губы и тянется ко мне за поцелуем.

— Помада, Кать.

— Ой, прости, — снова превращается в ту Катю, которая всё ещё живёт в ней, но с каждым днём потихоньку исчезает убиваемая бухлом и дебильными выходками.

Эту Катю я даже смог бы полюбить, появляйся она почаще.

вытирает губы салфеткой и идёт ко мне, плавно покачивая бёдрами.

— Ты же не торопишься? — садится мне на колени и приподнимает платье, одновременно расстегивая ширинку на моих джинсах.

— Ты без белья уйти из дома собиралась? — так и есть, сучка без трусов.

При этом так нагло смотрит на меня, что мгновенно возникает желание удавить.

Уже замахиваюсь, чтобы влепить ей пощёчину, но дрянь умело запускает руку мне в штаны, что тут же встаёт.

— Нет, это только для тебя, — шепчет, направляя в себя мой член и громко стонет, когда резко вхожу в неё до предела.

Утро добрым нифига не было. Как в сказке о Золушке, честное слово.

Елена Львовна стащила меня с дивана в шесть утра и заставила убираться в квартире.

Замечательно просто!

Приехала в Москву, чтобы полы полоумной тётке драить.

— Как закончишь, позавтракай и иди ищи работу! Я ушла, буду вечером! И никаких мне тут гулянок, а то три шкуры спущу! — дверь за «злобной мачехой»

захлопнулась и я выдохнула с облегчением.

Какие уж тут гулянки?

Мне бы работу, да побыстрее. И желательно хорошо оплачиваемую, а то с ума сойду с этой старой грымзой.

Только где же я найду такую работу, да ещё и без паспорта?

А вообще, попробовать стоит.

После завтрака вышла на улицу и огляделась по сторонам. Да уж… Вряд ли меня кто-то ждёт здесь.

Так и есть.

Меня не ждали.

Ни в магазинчиках, куда я хотела устроиться кассиром, ни даже в маленьких палатках.

Остался ещё один вариант…

Пройтись по забегаловкам. Разумеется, мечты о достойной зарплате и возможности снять отдельное жильё рухнули в пропасть ещё при первом снисходительном «Мы вам позвоним».

Но хрен бы с ней с квартирой… Тут бы хоть тётке долг вернуть, да на лекарства ей же подзаработать.

Для администраторов двух пафосных кафешек я оказалась недостаточно хорошо одетой, о чём говорили их презрительные взгляды и кривые ухмылочки, и, видимо, недостаточно профессиональной официанткой, потому как названные ими блюда мне были не знакомы.

Я даже произнести их названия не смогла, не то, чтобы сказать, из чего они состоят.

Правда, в третьем по счёту кафе, мне всё же удалось найти работу. И не важно, что уборщицей. Главное, что работа!

С гордо поднятой головой и улыбкой до ушей я отправилась домой. Да только дойти до него так и не смогла.

И нет, я не переходила дорогу на красный свет. Меня не придавило бетонной строительной плитой.

Я просто банально споткнулась в подземном переходе и упала к ногам в блестящих кожаных ботинках…

— Опаньки! Какие люди и без охраны! Привет, провинциалочка! — сначала до меня донёсся знакомый голос, а потом уже чьи-то руки оторвали от созерцания дорогой, немного испачканной в грязи обуви, и поставили на ноги.

Наверное не стоит и говорить, в каком шоке я была, когда увидела перед собой того самого белобрысого, что по воле судьбы и моей глупости оказался вчера попутчиком.

Я даже рот открыла, чтобы послать его куда подальше, но в этот момент мой взгляд упал вниз и новая неприятность не заставила себя ждать.

— Мой телефон… — на бетонном полу лежал мой мобильник, вернее, то, что от него осталось. — Да что ж такое-то?! За что мне всё это?!

Нет, я не барахольщица и, говорят, страдать по испорченным вещам стыдно, да только в том случае, если ты можешь позволить себе приобрести новые.

А у меня, естественно, такой возможности не было и даже не предвиделось.

— Да ладно тебе. Вопишь, как будто дом сгорел, — белобрысый, похоже, был удивлён моей реакции на такой пустяк.

Ну конечно…

Сытому голодного не понять.

Сам-то вон в каких шмотках ходит… Куртка кожаная (подозреваю, что не подделка, как та, в которой я ходила четыре года подряд), ботинки как у президента.

Да уж.

Одни, как кот в масле катаются, да спят на деньгах, а другие еле концы с концами сводят.

— Извините, мне пора! — гаркнула ему в лицо и, подняв свой несчастный телефон, пошла в обратную сторону.

— Так ты же в другую сторону шла, — он потешался надо мной, а я, как полоумная овца, бегала перед ним туда-обратно.

В итоге, просто забыла в какую сторону мне надо и пошла, куда глядят глаза.

Лишь бы подальше от этого типа.

Правда, у него были другие планы на сей счёт и вскоре белобрысый меня догнал.

— Ну чего ты? Из-за телефона так расстроилась? Давай новый куплю тебе? Какой хочешь? — а у Московских мажоров свои методы, однако…

Пацаны со двора, в котором я выросла, максимум, что могли себе позволить — букетик цветов, сворованных в соседской клумбе или коктейль в баночке.

А тут прям телефон он купит!

Надо же, какой.

— Спасибо, не нуждаюсь в ваших подарках, — ответила, наверное, слишком грубо, потому что в следующий момент он схватил меня за руку и потащил на себя.

— А если украду тебя? — нахальная ухмылочка заиграла на его самодовольной роже и меня в который раз потянуло на убийство.

— А если я сейчас заору? — и нет, страшно мне не было.

Всё-таки белый день на дворе. Народу вокруг уйма. Да и он, надеюсь, не законченный идиот, чтобы рискнуть затащить меня в машину или в какой-нибудь переулок.

— А вчера ты повежливее была, — искренне надеюсь, что его красноречивый взгляд, упавший мне на грудь, просто случайность.

Правда, в свете последних событий я мало верю в случайности.

Может этот мужик меня похитить хочет?

Взять его вчерашнего дружка. Того, что с бородой. На лбу прям написано, что бандюган! И куда только смотрела, когда в машину к ним садилась?

А его повадки уголовные?

Так и чувствуется полная свобода действий и абсолютная безнаказанность. Что таким стоит продать меня на органы?

— Вчера мне ваш друг преподал очень хороший урок. И я запомню его на всю жизнь. Так что, с незнакомыми я больше не общаюсь. Извините, мне пора.

Я попыталась обойти нахала, но он снова вырос передо мной, словно из земли.

— Подожди, тебя Север что ли обидел? Не спеши так… Эээ… Стася, да? — он смешно наморщил лоб, словно пытаясь вспомнить моё имя.

Для этого, как минимум, его нужно было услышать. Да куда им, королям жизни.

Голос их эго заглушает все остальные звуки.

Хотя этот на короля не похож. Скорее на прожигателя.

На вид лет тридцать, высокий, немного неопрятный, но это придаёт ему какую-то особенность, что ли… В общем, типичный такой Кобелёк, как называет их моя тётя.

Эх, моя тётя… Как теперь с ней созваниваться? Злобная мегера Елена Львовна вряд ли разрешит звонить с домашнего телефона. А купить новый мобильник я смогу очень не скоро.

— Нет, не Стася. Слушай, дай позвонить, а? — я, наконец, остановилась и повернулась к нему.

— Да не вопрос, провинциалочка! — опять заухмылялся. — Только при одном условии. Ты мне скажешь своё имя и разрешишь проводить тебя до дома.

Я чуть не поперхнулась собственным негодованием. Ага, а больше ничего тебе не хочется, кобелина? Прилип, как банный лист к заднице — не отодрать.

— Может тебе ещё ключи от квартиры? Позвонить дашь или нет?

— Ладно, имя хотя бы скажи, — невинно улыбнулся и протянул мне новенький «айфон», правда, я не поверю в бескорыстность его действий.

А с другой стороны, ну скажу ему имя, ну и что с того? Сомневаюсь, что по одному сокращенному имени можно как-то найти человека, у которого даже прописки нет.

Прописка…

Паспорт.

Что б вас, ворюги проклятые!

— Стеша, — взяла из его руки телефон.

— А я Влад. Очень приятно, провинциалочка.

Я отвернулась от него, стараясь не думать о том, что он пялится мне в спину.

Набрала телефон тётки, благо, помнила его наизусть и после нескольких гудков услышала родной голос.

Конечно, нелегко объяснить и без того вечно перепуганной и ожидающей какое-то несчастье тёте, почему я не смогу ей звонить каждый день, но я всё-таки справилась.

Правда, о документах так и не смогла сказать. Нужно ещё заявление о краже написать, а потом уж как-нибудь разберусь…

— Спаси…бо, — я повернулась, чтобы вернуть трубку владельцу, но рядом его не оказалось. — И как это понимать? — поинтересовалась уже у себя и завертелась по сторонам.

В итоге я прождала этого полудурка ещё час. Ну мало ли, несварение у человека, в туалет побежал..

Но он не пришёл ни через час, ни через два.

Я продрогла до костей и, разозлившись на Влада за такие дебильные шуточки, бросила в карман его мобильник и пошла в сторону дома.

— Сам виноват!

ГЛАВА 4

— Север, я съездил. Жратву и сигареты ему оставил, — Костя устало плюхнулся на кресло. — А что, кого-то из пацанов не мог послать? Я себе всю тачку засрал, пока по этим колдобинам проехал. Эй, котёнок, а принеси-ка дяде Ворону вискарика! — крикнул официантке и повернулся ко мне с таким видом, словно я сейчас объясняться с ним должен.

— Не стони, Костян. Съездил и ладно. Как там этот утырок?

— Да я откуда знаю? Не было его. Дом закрыт. Я на крыльце всё оставил и уехал.

Так и знал, что ничем хорошим моё «покровительство» не закончится!

Найти и прихлопнуть дауна, как таракана, мать его!

Просил же не выползать из гребаной деревни!

Так нет, член в штанах не может удержать, уёбок хренов!

Пока Костян подкатывает к смущающейся официантке, набираю телефон ушлёпка и вуаля, блять!

Трубку берёт тёлка!

Совсем уже страх потерял, гнида!

— Дай мне своего ебарька и побыстрее! — рычу на бабу и та на пару секунд замолкает.

— Дело в том, что…

И тут у меня в башке взрывается бомба. Атомная.

— Я сказал, шмара, дай мне его сюда!

— Да пошёл ты нахрен! Быдло! — слышу в ответ и звонок срывается.

Где-то я слышал голос этой суки.

Прям по ушам резануло это её «нахрен». А ещё, появилось жгучее желание сомкнуть свои пальцы на шее этой шалавы.

Набрал ещё раз и снова баба.

— Если вы будете продолжать в таком же тоне, то…

— Закрой свою пасть, сука, и слушай меня. Если через пять минут этот ублюдок мне не перезвонит, я печень ему вырву, так и передай, — на этот раз звонок сбрасываю я.

— А Владик весёлый парень, — хмыкает Воронцов и шлёпает мимо проходящую официантку по заднице.

Она взвизгивает и испуганно оглядывается, на что Воронцов ей многообещающе подмигивает.

— Нахрен бы мне сдался этот «весёлый парень», блять, — открываю новое входящее сообщение и слышу скрип собственных зубов.

Катерина в своём репертуаре. Хоть тут ничего не меняется!

Просил же, блять! Ещё немного и точно в клинику её сдам.

— Дай угадаю, — Ворон улыбается. — Катюха опять чудит?

— Опять свою творческую пиздобратию в кабаке поит! Заебала уже своими закидонами!

Улыбка Ворона исчезает, как случается обычно, когда речь заходит о моей бабе.

Это, конечно, наводит на определённые размышления, но, в принципе, мне похуй как-то.

Пока не задеты мои личные интересы.

Влад не перезвонил ни через пять минут, ни через час. Придётся пробивать местонахождение и ехать за этим крысёнышем. В няньки, мать его, записался!

— Костян, у меня к тебе ещё одна просьба.

— Ну?

— Езжай в «Мистерию» и увези эту суку домой, иначе я её удавлю.

— Не вопрос, брат, — вопреки ожиданиям Ворон быстро соглашается и меня скребёт по нервам его напускная задумчивость.

Правда, сейчас не до этого.

Нужно Дон Жуана недоношенного выловить.

Я узнала его…

Это было тот самый Матвей, что грозился изнасиловать меня! Мамочки, ну куда же я влипла?!

Нужно было выбросить этот проклятый телефон в мусорку! Только где я потом найду деньги на новый, когда за мной придёт полиция?

А с другой стороны, пусть ещё найдут. Если вытащить сим-карту, то отследить мобильник будет невозможно. Так ведь?..

Правда, делать этого не стала. Всё ещё была надежда, что исчезнувший «благодетель» позвонит и избавит меня от своей вещицы, а заодно, от себя и своего жуткого дружка.

День прошёл относительно спокойно и я, приготовив ужин, с блаженной улыбкой ждала Елену Львовну.

Всё-таки без её помощи мне не обойтись и, как минимум, придётся одалживать деньги на проезд и прочие необходимые расходы.

Оставалось только надеяться, что «тётушка» снизойдёт до меня неумёхи и проявит свою благосклонность.

Около шести вечера в дверь настойчиво позвонили и я напряглась. У Елены Львовны ключи же есть…

Но долго задумываться не стала и побежала открывать, дабы не злить тётушку, от настроения которой зависит моё дальнейшее пребывание в столице нашей родины.

Открыв дверь, застыла истуканом и вцепилась в ручку двери, словно она могла мне чем-то помочь.

— И почему я не удивлён, — бородатый врал.

Он удивился не меньше моего.

взлохмаченный весь и безумно злой, он смотрел на меня, словно я всю его семью зарезала и на их могилах ламбаду станцевала.

— А ты времени зря не теряешь, девочка Стеша, — надо же, даже имя моё запомнил! — Всё-таки приняла предложение Влада? Что ж, это заработок достойный тебя, — он ринулся на меня и я от неожиданности отскочила к стене.

Мужчина прошёл вглубь квартиры, не снимая обувь. Хотя, о чём это я? О какой обуви может идти речь, когда человек так беспардонно врывается в чужую квартиру?!

— Где этот мудак?! — он яростно распахивал двери комнат, заглядывая туда и что-

то ворча себе под нос.

Хлопая дверьми и пиная ногами всё, что попадалось ему на пути, обошёл всю квартиру и даже в туалет не постеснялся заглянуть.

Типичный гопник-переросток. Только с той разницей, что обычный хулиган не станет врываться в чужой дом и крушить всё, что под руку попадёт.

Побоится.

Этому же скоту закон не писан, по всей видимости.

— Мудак здесь только один! И если ты не покинешь квартиру сейчас же… — тут мой пыл заметно поубавился, потому как в следующее мгновение он двинулся на меня.

— Чего там буровишь, коза?! А ну-ка, сюда иди! — схватил меня за шиворот и притащил к себе. — Ты, как я погляжу, больно умная?! Душу вытрясу, блядюга малолетняя! Влад где?! — в подтверждение своих слов встряхнул так, что душа действительно чуть не покинула меня.

— Не знаю я! Не знаю, где он! Он телефон дал и сбежал! — я было подумала, что дотянуться до его рожи и оставить там ещё один шрам мне как раз с руки, только инстинкт самосохранения сработал почти мгновенно и пришлось отказаться от столь заманчивой идеи.

В противном случае, он меня прихлопнет и скажет, что так оно и было. А жить всё-таки хочется.

— Кому ты пиздишь, малолетка?! Я, знаешь, сколько таких как ты видал?! Телефон сюда! Быстро!

Дрожали руки и ноги. В этот момент мне хотелось голосить и умолять отпустить.

Куда подевалась гордость и самоуважение? Страх всё смёл в одну кучу и заставил молчать.

Достала из кармана мобильник, будь он проклят, и протянула бандиту.

Он отпустил меня, начав что-то проверять в телефоне своего дружка.

А я смотрела на него, прижавшись к стене, и хотела только одного, чтобы поскорее вернулась Елена Львовна.

Не станет же он и её в заложники брать?

Или станет всё же?

— Рассказывай мне, когда и где ты его видела? Учти, если соврешь, я тебя наизнанку выверну!

Быть вывернутой на изнанку совершенно не улыбалось, а потому выложила ему всё, как на духу и даже не запнулась, чтобы за враньё не счёл.

Он ещё с минуту смотрел на меня, а затем поманил к себе указательным пальцем.

Разумеется, я не шелохнулась и бандит приблизился сам. Так близко, что ощущала его дыхание на своей коже. А позади стена… Бежать некуда.

— Говоришь, случайно встретились? — усмехнулся так мерзко, что вновь возникло желание вцепиться ногтями в его бородатую морду. — А встретиться потрахаться не договорились?

— Чтоооо?! Да ты… Пошёл ты на…

Не сильно, но вполне ощутимо он толкнул меня и, стукнувшись головой о стену, я пискнула.

Бандит впился пальцами в мой подбородок и прошипел в лицо:

— Я тебе не верю, маленькая шалашовка. А это значит, что ты теперь в зоне моего внимания. Тебе же хуже, если соврала. За посыл нахрен ответишь. Позже. Я ещё не придумал для тебя наказание.

Грубо толкнул ещё раз и плотину сорвало окончательно. Столько злости и обиды во мне всколыхнулось, что можно весь Китай затопить.

— Да кто ты вообще такой, чтобы приходить и угрожать мне?! Плевать я хотела на тебя и твоего дружка! Козлина! Давай! Ударь меня, раз по-другому у тебя не встаёт!

— вот последнее предложение явно было лишним, как и всё то, что сказала перед этим.

Его тёмные зрачки сузились, а лицо перекосила кривая угрожающая ухмылка. Но не ударил, как уже ожидалось. Лучше бы ударил и на этом наше с ним затянувшееся знакомство завершилось, как и все последующие встречи…

— Как же ты будешь орать, когда я начну рвать твою целку, — и впился губами в мои, чего я уж никак не ожидала!

замахнулась, чтобы врезать по нахальной харе или хотя бы попытаться оттолкнуть, но бандит перехватил мои руки и сжал запястья своими стальными холодными пальцами.

Его язык бесцеремонно проник в мой рот, когда только собралась закричать, а вторая рука нагло и грубо легла мне на грудь, сжимая и массируя.

Благо, не стала надевать тётушкин халат и осталась в джинсах и толстовке.

— Что тут происходит?! — голос Елены Львовны ворвался в подсознание как раскалённый прут.

Представить страшно, что она сейчас подумала, но всё-таки я спасена и угроза быть изнасилованной этим уродом отступила.

Он оторвался от меня и недовольно повернулся к тётушке, дай Бог ей здоровья и крепких нервов.

— Добрый вечер, Елена Львовна. А вы здесь «мамка» или так, от скуки крышуете малолетних шлюшек?

ГЛАВА 5

— А ты что, легавый, чтобы я перед тобой ответ держала? — Елена Львовна тут же приняла гордую осанку и, отбросив сумку в сторону, скрестила руки на груди.

Ни хрена же себе… Тетушка!

Бандит вздернул брови и застыл с загадочной ухмылкой.

Мне стало страшно уже не только за себя, но и за женщину, которая явно не осознавала, с кем сейчас разговаривает.

— Откуда тебе известно моё имя и что нужно от моей племянницы? — похоже, Елена Львовна очень даже комфортно себя чувствовала, бесстрашно взирая на бандита.

Вот это да…

Кто бы мог подумать? Я тут уже мысленно была несколько раз изнасилована и убита этим маньяком, а она вон как…

Ох, не нарывалась бы тетушка.

— Так племянница ваша, Елена Львовна, половине города имя ваше растрезвонила. Ну да ладно. Скажите мне лучше, кто вас по фене базарить научил? — он откровенно насмехался над бедной старушкой и новая волна ярости захлестнула меня с головой.

Скотина бандитская!

— Так муж покойный и научил. О Сене Свердловском слышал чего? — Елена Львовна не спеша сняла сапоги и небрежно отбросила их в угол.

Я бы на её месте уже минут пять, как бежала, громко взывая о помощи. Да я и на своём месте рванула бы, только меня до сих пор крепко держал за руку бандюган.

— Вот оно что… — улыбка его исчезла, а в глазах промелькнуло… Уважение?

Вот уж никогда бы не подумала, что такие способны испытывать подобные чувства.

— Ага. Вот так. А ты что забыл здесь? Блатхата это тебе, что ли? Или старших совсем уже ни во что не ставите, засранцы малолетние?!

«Малолетний» засранец засмеялся и покачал головой.

— Это, конечно, полный пиз… Ладно, Елена Львовна, удаляюсь. Я вашего мужа лично знал, хороший мужик был. Правильный. Но племянница пусть пока по улице не бегает: а то, неровен час, пришибу нечаянно.

— Поняли тебя. Девку мою до усрачки напугал. Иди уже! — прикрикнула на него старушка и отошла от двери, широко её распахивая.

Бандит повернулся ко мне и, склонившись прямо к многострадальным губам, обдал их горячим дыханием.

— Будь хорошей девочкой, с другими дядями не гуляй. Ты моя теперь.

Я выпучила на него глаза и лишилась дара речи, чему несомненно нужно радоваться. Обстановка-то не та, чтобы выпендриваться, и дело уже отнюдь не в бородатом разбойнике. Как бы авторитетная тётушка сама меня не «отходила».

Бандит ушёл, на прощание что-то сказав старушке, но та лишь махнула рукой и захлопнула за ним дверь.

Молча сбросила с себя куртку и пошла на кухню. Я же осталась стоять подпирая стеночку, пока не раздалось громогласное:

— Иди сюда, дубина!

Потихоньку зашагала на кухню, где вот-вот свершится моя казнь.

— Елена Львовна… То есть, тётушка…

— Ой, заткнись, несчастная. Дня не прошло, как в Москву приехала, а уже на братков нарвалась. Ужин разогрей, что ли, — она присела на стул, вытянув перед собой ноги.

Так, значит, не выгонит? Или изгнание откладывается?

Вот будь я на месте тётушки, уже давно выперла под зад ногой такую проблемную «пассажирку».

На мысли о родном городке, в который возвращаться совсем не горю желанием, оживилась и бросилась к плите.

Приготовленное мной овощное рагу Елена Львовна оценила на пять и к концу ужина заметно подобрела. А мне вот кусок в горло так и не полез. Всё время перед глазами морда эта со шрамом…

— А я тут работу нашла…

— Да, я вижу. Если бы я вовремя домой не пришла, то тебя уже оформили бы на постоянную, да ещё и с пропиской в ближайшей лесополосе, — Елена Львовна важно поправила свою высокую причёску и манерно пригубила чай.

— Да я же нечаянно. Там вообще такая история получилась…

— Слушай, девочка. Когда я поклялась твоей тётке, что не дам тебя никому в обиду и буду помогать, чем смогу, я не предполагала, что тебя ещё жить учить надо. Но так и быть, слушай. Ты уже не в своём Чекалине. Ты, моя дорогая, в Москве, которая таких как ты видала-перевидала. Здесь всем плевать на то, что ты ещё ребёнок и за свои глупости будешь расплачиваться сама. Горькими слезами будешь плакать, если этому братку приглянулась. Ещё муж мой был жив, когда этот Северов на трон свой взбирался. А знаешь как? По человеческим трупам. Таких как он в девяностые чумой называли. Если он по дороге решит пройти, лучше с неё убежать пораньше. Поняла?

— Северов? Так вы знаете его, да? — казалось, что челюсть моя сейчас достигнет пола.

Куда я попала?!

Да в этом городе даже старушки с криминальным прошлым!

— Лучше не знать таких. Я не знаю, как ты попалась ему и знать не хочу! Но если станешь хвостом перед ним вилять, плохо тебе будет и я не смогу помочь. Сегодня он ушёл. Так он проявил своё уважение к моему мужу. «По понятиям» это у них. Но завтра может и не уйти. Если нарвёшься, то прихлопнет тебя на моих глазах и не поморщится. Иди спать и хорошенько подумай над этим.

Я кивнула и поднялась из-за стопа. Вот и покорила Москву. Как бы она меня не раздавила…

— Я на работу завтра, тётушка… Уборщицей устроилась.

Старушка ничего не сказала, лишь проводила меня задумчивым взглядом.

Вышел на улицу и впервые за долгое время засмеялся. Да что там засмеялся — заржал! С приездом этой малолетки в столицу моя жизнь определённо стала интереснее.

И что самое странное, меня всё ещё мучает этот блядский вопрос, на который я хочу узнать ответ…

Невинна пи эта девчонка?

И я охренеть как, хочу это проверить, что в данной ситуации вообще дерьмово.

Никогда по малолеткам не прикалывался. Это как-то… Ответственно, что ли. А на хрена она мне, ответственность эта? За глупую тёлку, которой вдруг захотелось почувствовать себя «крутой» и Припереться в город, где в первую же минуту её опрокинули.

Не пацан уже давно, чтобы в этих розовых соплях вариться. В сорок лет такому мудаку, как я, требуется лишь трах на постоянной основе, без конфетно-букетных периодов и выноса мозга. Да и с последним на ура справляется Катерина. Ещё одну дуру не выдержу — завалю нахрен.

Хотя девка огонь, конечно. Дурная и пришибленная, но живая.

Есть в этих глазах невинного оленёнка что-то, что хочется испачкать, утопить в грехе и пороке.

Чтобы почувствовать на вкус, как она начнёт течь от моих прикосновений и услышать, как просит трахнуть её.

А ещё, дерзкая.

Так дрожит, глядя мне в глаза и в то же время выкрикивает ругательства своим сладким ротиком.

Ротик у неё, надо заметить, что надо. Я даже представил, как она этими полными губками обхватывает мой член и скользит по нему своим острым язычком.

Мать твою, малолетка!

Теперь уже точно не успокоюсь, пока не оттрахаю сучку.

Сел в машину и медленно выдохнул. От стояка избавиться мне поможет Катя, а как выбросить из головы эти зелёные глазищи, взгляд которых преследует и сейчас.

А здорово меня торкнуло, когда увидел её. Аж тряхануло от бешенства. Если бы шалавой оказалась, пристрелил бы, как суку.

отпустило только тогда, когда понял, что Влада у неё нет.

— Костян, дело есть по твоей части. Нужно найти украденную вчера на Киевском сумку, — из динамика доносится пьяный хохот Катерины и у меня сводит судорогой пальцы.

Гребаная тварь.

Вот что ей неймётся?!

Да жила бы в таких условиях малолетка Стеша, ноги бы мне целовала! Хотя, конечно, вряд ли. Только если воспитать хорошенько.

От фантазий о «воспитании» член болезненно дёргается, вот-вот лопнут штаны и моё терпение.

Слышу, как Ворон пытается усмирить пьяную дрянь, но хрена с два у него получится.

Этой курице нужна особая «пилюля» — большой хер, на котором и успокоится.

— Ты хоть представляешь, сколько привокзальные сумок вчера отработали? — недовольно ворчит Костя, но, разумеется, сделает, никуда не денется.

В этом вся прелесть дружбы. Как бы сложно не было, а отказать не сможешь.

— Представляю. Поэтому какая попало сумка мне не нужна. Там документы на имя… Стеша, в общем её зовут, — странное имя у малолетки, сокращённое видимо, но не суть. Девятнадцать лет. И прописка там должна быть в городе Чекалине.

— Ну уже хоть что-то. Ладно потрясу щипачей, отыщут в своих загашниках.

— Дай мне эту дуру.

Слышу, как Ворон пытается всучить Катерине трубку, но та посылает его на хер.

Сбрасываю звонок и отшвыриваю телефон.

Хрен бы с ней, с этой алкашкой. Даже разговаривать с ней лень. Проще будет запереть в клинику и пусть там кукует.

Внезапно оживает мобильник Впада и я, наконец, вспоминаю цель своего увлекательнейшего путешествия по самым сраным райончикам Златоглавой.

— Привеет, провинциалочка! Соскучилась? А я теперь знаю твой адрес, — голосом ебанутого маньяка нашёптывает Влад и меня пробивает на дикий ржач.

— Да, дорогой. Я очень скучаю. Где ты, ебучий ушлёпок?

ГЛАВА 6

— Приехали, — Костя повернулся к ней и, как говорится, в зобу дыхание спёрло.

Блондинка взглянула на него своими синими глазами и сердце пропустило пару ударов.

Красивая она баба.

Ухоженная, яркая.

До невозможности хороша.

До скрипа в челюстях и зуда в ладонях. Так бы и потрогал её… Да и не только потрогал. Чем дольше смотрел на Катю, тем сильнее западал на неё.

Из года в год одна и та же история. Он смотрит и ничего не делает. Потому что баба друга.

Вот так бывает, когда желаемое совсем рядом. Кажется, только руку протяни и вот оно… А нельзя.

В этот момент Ворон завидовал единственному другу и ненавидел себя за это.

Презирал Матвея за то, что не ценит такую девушку и корил себя за то, что не может переступить через свои блядские принципы.

Как сопливый пацан сох по ней и сделать шаг навстречу своим желаниям не мог.

Не по понятиям за бабой друга волочиться. Да и не в том возрасте он, чтобы за тёлками бегать. В тридцать восемь уже как-то поздновато в Ромео играть.

Только как избавиться от этих ненужных… Ощущений? Назвать это чувствами Ворон не решался.

— Спасибо, Костя, — Катя с болью посмотрела на дом, что стал для неё тюрьмой.

— Вот я и дома, — произнесла еле слышно и радости в её голосе он не услышал.

— Кать, если боишься Матвея…

— Не надо. Ничего не говори.

— Кать, я помочь тебе хочу. Скажи, что мне сделать для тебя? — сам не понял, как вырвалось.

Посмотрел на неё, несчастную, и оборвалось что-то внутри.

Защитить вдруг захотелось…

Это, конечно, понятно всё. Обычное дело — мужской инстинкт защитника и покровителя. Только этим себя и тешил.

— Убей, — она не шутила.

Смотрела в его глаза и слёзы катились по щекам.

— Бляяя… Кать, прекращай, а! Ну хочешь я с Матвеем поговорю? Кать! На меня посмотри! — не выдержал, коснулся её лица и током каждую клетку прошибло.

Словно и не было того железного самообладания, с помощью которого держится вот уже до хрена лет.

Как увидел её впервые, словно в прорубь ледяную окунули. А потом год за годом всё больше погружался в эту бездну.

В глаза её посмотрит и собственное имя забывает.

— Нет Не нужно. Так только разозлишь… — убрала его руки, за что был благодарен — сам не смог бы оторваться.

— Зачем ты себя гробишь, Кать? Неужели кроме бухла больше заняться нечем? Да у тебя всё есть! Живи и радуйся! На хрена провоцируешь Матвея? Чего добиваешься?

Нервно закурил, комкая пустую пачку из-под сигарет.

— Что у меня есть, Кость? Я шлюха бывшая. У меня ничего нет. Даже трусы, что на мне — принадлежат Северу. И я ему принадлежу. Вот и всё. Ему удобно приходить домой и трахать меня, потом выталкивать из своей кровати, как ненужную тряпку. А я детей хочу, Костенька, — отвернулась к окну. — Семью любящую. Чтобы любили меня хочу. Чтобы не напоминали каждый день о том, кем я была. Я и в школу эту пошла, чтобы его внимание на себя обратить. Думала, хоть разозлю его… А ему плевать. На всё и всех. Понимаешь?

Он понимал.

До зубовного скрежета хотел заблокировать двери и не выпустить её. Послать на хер Севера и сделать её своей.

До дрожи в руках бесился от того, что её трахает другой. Имеет возможность прикасаться к ней и просыпаться по утрам.

— А что Матвей? Не хочет детей? — слова застревали в горле и он с трудом их выдавливал из себя.

— Ему никто не нужен. Он не умеет давать. Лишь брать предпочитает, — Катя горько усмехнулась и открыла дверь. — Пока, Костик…

— Кать! — за руку её схватил и дёрнул на себя.

Девушка аккуратно оттолкнула его и покачала головой.

— Нельзя, Костик. Нам нельзя. Он убьёт меня.

Она ушла, а он ещё долго сидел, сложив руки на колени и не решаясь уехать.

И так случается каждый раз, когда видит её.

Как чумной потом ещё неделю будет ходить и думать о том, чего быть не может.

А потом забудется в объятиях какой-нибудь девки и, представляя на месте шлюхи Катерину, будет долго истязать её тело…

Как же она ненавидела его…

Сколько раз ей снилось, как острый нож по рукоять вонзается в грудь Матвея и забирает его проклятую жизнь.

Да, она была благодарна ему за спасение жизни. Но тем не менее… Север давно уже превратился из спасителя, в которого поначалу даже была немного влюблена, в чёрствого тирана, что как та собака на сене, не отпускал и сам не мог дать ей того, чего хотела.

И это отнюдь не брендовые шмотки с побрякушками.

Она видела в глазах Кости то, в чём так отчаянно нуждалась. Видела и умирала изнутри от осознания того, что будущее, предназначенное ей, достанется другой. А она вечно будет трепыхаться в сетях Северова и мечтать поскорее сдохнуть.

Долго стояла у окна, наблюдая за машиной Ворона. А когда он уехал, опустилась на пол и завыла от безысходности и боли.

Надежда на будущее умирала в страшной агонии, как и её душа. Год за годом. День за днём.

Что вообще хорошего было в её жизни? Ничего.

Родной отец и брат принуждали с юных лет заниматься проституцией. Сестра была настолько занята своей жизнью, что даже не обратила на это внимание.

Пользовались ею, пока однажды она не решила сбежать. И надо же было ей украсть деньги у Севера.

Отец её спрятал, для всех остальных она умерла — ещё один подарочек от папочки.

Только от Северова не сбежать и не скрыться. Не запутать следы.

Он найдёт даже под землёй, если понадобится.

И нашёл.

Нет, он не пытал её, не мучил, не калечил, как показывают в кино.

Он просто присвоил её, как вещь, коей она и остаётся по сей день.

Правда, подарок всё же ей преподнёс… Он поджёг дом отца, в котором был сам «дорогой папочка», его алчная молодая жёнушка и сынок-сутенёр.

И нет, Катя не убивалась по ним. Более того, она сама попросила Севера об этом.

Сестра на тот момент уже давно покинула проклятую семейку, а ублюдки, что искалечили ей жизнь подохли в огне. Её страшную болезнь, «заработанную» в процессе обогащения сволочной семейки, вылечили.

Казалось бы, можно ведь начать новую жизнь…

Только она так же варится во всё том же дерьме, что и тогда.

Она всё та же вещь, которой пользуются и вытирают ноги. Её желания остаются лишь мечтами, а страх стал пожизненным спутником.

Она боится любить.

Боится сбежать.

Боится однажды ощутить холод металла у своего виска и умереть, так и не начав жить.

Никчёмная шлюха.

Захожу в дом и наблюдаю странную картину — Катя сидит на полу и рыдает в три ручья.

Это что же должно было произойти, чтобы эта стерва заревела?

Или очередной спектакль в мою честь?

— Перебухала, красотка? — на счет «красотки» я, конечно, погорячился.

Вся в соплях и растёкшейся «штукатурке» взирает на меня с презрением, как будто это я за бабки трахался, а не она.

— Отпусти меня. Не хочу тебя больше! Даже видеть не могу! Отпусти, Матвеюшка, а?

Всё ясно.

Началась старая песенка о главном, мать её.

— Иди проспись, заебала уже своими капризами.

Разворачиваюсь и иду к бару.

Охренеть как устал.

То малолетка права качала, то Влада, придурка, по всему городу искал, то теперь эта сучка со своей блядской свободой.

Такое ощущение, что в дурдоме прописался. Вокруг происходит нездоровая канитель и я в толк никак не возьму, где так «просвистел», что меня лохом объявили.

Особенно раздражает малолетка.

Вернее, мысли о ней.

Стояк, что стал уже хроническим напрочь отключает мозги и мне это нихрена не нравится.

— Если не идешь спать, тогда быстро пошла умылась и возвращайся ко мне, — наливаю себе почти полный бокал коньяка и выпиваю залпом.

— Как скажешь, о, великий и могучий господин, — ёрничает Катерина, но с пола поднимается.

Пью ещё и ещё. Потихоньку наступает расслабление и, закрыв глаза, не без улыбки вспоминаю дерзкую малолетку.

Да, определенно, надо её поиметь. Тогда и успокоюсь.

Неприятно ноют сбитые костяшки пальцев и с каким-то диким наслаждением вспоминаю, как отмудохал Влада.

После его звонка, словно переклинило.

Как представил, что этот недоразвитый трахунчик подкатывает свои яйца к моей малолетке, крышу снесло напрочь.

Сейчас же осознаю, что просто устал.

Ну трахну её разок, может два. На этом всё. Большего мне не нужно.

А пацана жалко. Разукрасил так, что мать родная не признает.

Зато с такой харей теперь никуда не свалит и на несколько дней я могу забыть о нём.

— Я здесь, милый, — стонет в ухо Катерина.

Я знаю, будь у нее возможность, грохнула бы меня спящего.

Но пока хорошо играет свою роль примерной содержанки и меня это полностью устраивает.

— Сними с себя эту тряпку, — дёргаю за пояс её халата и он падает к моим ногам.

Катя опускается на колени и расстёгивает мне ширинку.

— Две вещи, что меня в тебе привлекают — это твой бездонный кошелёк и твой огромный член.

Сука.

ГЛАВА 7

Работа оказалась вполне терпимой, а коллектив очень дружным, чего в свете последних событий и моего фатального невезения я не ожидала.

Меня, правда, не совсем устраивала зарплата, но на первое время сойдёт. В конце концов, это лучше, чем возвращение на родину с пустыми карманами и позором.

По дороге на работу зашла в полицейский участок и написала заявление о краже документов. На меня посмотрели, как на идиотку, но заявление всё же приняли.

И за то спасибо.

И всё бы ничего, да из головы никак не выходил бандит со шрамом. Он так сильно испугал меня вчера, что теперь видела его в каждом прохожем и шарахалась собственной тени. Да ещё эти россказни «авторитетной» тётушки…

Правда, уже ближе к вечеру у меня получилось выбросить из головы всё ненужное и сконцентрироваться на работе.

Мытьё полов, как оказалось, очень способствует успокоению.

Рабочий день закончился и я поспешила домой. Нужно ведь ещё задобрить тётушку вкусным ужином. Глядишь, подобреет, как вчера.

Утром она даже не стала меня будить, а, проснувшись, я обнаружила на тумбочке деньги, которые пришлись как нельзя кстати.

Всю дорогу оглядывалась по сторонам, остро ощущая на себе чей-то пристальный взгляд, но, никого не обнаружив, решила, что это нервы. В самом деле, слишком уж шокирующим получился первый день в столице. Таких эмоций я за всю жизнь не переживала.

Но, как оказалось, я рано расслабилась. У подъезда меня ждал Северов собственной персоной. Да уж, давно не виделись!

Я могла бы, конечно, предположить, что он приехал сюда по каким-то своим делам.

И, наверное, мне бы стало легче, если бы так оно и было. Только внутренний гадкий голосок нашептывал, что не так всё просто.

Хотела было потихоньку развернуться в другую сторону и потопать куда-нибудь за угол, пока он не уедет, но бандит увидел меня раньше, чем я его, и уверенным шагом пошёл мне навстречу.

А народу вокруг ни души.

Словно в Чекалин вернулась.

Где? Где все эти «муравьишки», бегающие туда-сюда и сбивающие с ног прохожих?!

Наверное, я просто неудачница.

— Привет, девочка Стеша! Как жизнь молодая? — он стремительно приближался, а я застыла на месте, как вкопанная.

Ситуация…

И что делать, спрашивается?

Бежать?

А какой в этом смысл?

Он настигнет меня и двух шагов сделать не успею.

— Что вам нужно? Я вчера всё вам рассказала и где ваш друг не знаю! — всё-таки попятилась назад, но тут же была схвачена за руку и впечатана в, казалось, каменную грудь бандита. — Отпустил меня! Иначе, закричу!

— Кричи, — выдохнул мне в лицо и его огромная лапища шлёпнула меня по заднице.

— Да ты… Урод! — наверное, даже если бы я дотянулась до его нахальной морды и врезала по ней кулаком, такого эффекта не было бы…

Выражение его лица изменилось мгновенно. От расслабленной улыбки до маски бешенства и горящих адовым пламенем глаз.

И это всего за пару секунд.

— Что ты вякнула, сучка? Ну-ка, повтори! — больно сжал моё предплечье и встряхнул так, что искры из глаз посыпались.

Нет, не от боли.

От гнева, что заполнил меня тотчас до самых краёв.

— Что слышал! У-род!

Да, я знаю, что не стоит злить бандита, особенно, если он выше тебя на две головы и шире в три раза.

Но есть у меня точка кипения, невозврат после которой наступает, когда меня трогают руками без моего на то позволения.

Он с минуту сверлил меня своим сумасшедшим взглядом, а потом его лицо приобрело привычный вид.

Что?

Казни не будет?

Или он пока не придумал, что лучше — Четвертовать или содрать с меня кожу?

— А ты всё-таки дура. Я ведь по-хорошему хотел, — зацокал языком и покачал головой, а я осознала, что конец мой настал.

Однако, бить меня Северов не стал. Вместо этого отстранился и достал из кармана какую-то книжечку.

— Смотри, — он открыл документ и я ахнула.

— Мой паспорт! Откуда…

Вместо ответа он одним лёгким движением разорвал паспорт на две половинки.

— В следующий раз то же самое сделаю с твоей шейкой, малолетка тупорылая.

Завтра встретимся. И советую тебе вести себя благоразумнее, — бросил ошмётки мне в ноги и пошёл к своей машине.

И какого хрена, спрашивается, я так психануп? Ну поорала соплячка. Да ну и плевать. Когда подо мной кричать будет — рассчитаемся.

Сам не понимаю, какого рожна меня так торкнуло. Вроде как-то раньше не запаривался на тему своей внешности.

Ну да, не знойный красавец с глянцевой обложки. Так я и не стремился никогда быть похожим на пидора. И, вроде как, баб это устраивало. А тут, блять, «урод»!.

Курица мелкая.

Посмотрел в зеркало — ничего нового. Всё тот же шрам, всё та же морда.

Только сейчас отчего-то не понравился сам себе. Заметил глубокие морщины на лбу и опять вернулся к шраму. А ведь я особого внимания на него никогда не обращал. Сейчас-то что, блять?!

Вот же, сучка малолетняя… Надо было дать ей «леща» хорошего, чтобы поменьше выпендривалась.

Рожа ей моя не нравится! Да будешь ещё умолять, чтобы засадил!

Спустя пять минут понял, что всё это время, как баба, пялился в зеркало.

Твою мать!

Это уже перебор.

Глянул на девчонку — стоит всё в той же позе испуганного кролика, только руки к груди прижала.

Молится она там, что ли, на этот паспорт?

Посидел ещё минуту и вышел. Хрен бы с ней. Надо бы её к себе в машину затащить, а то простудится и ласты откинет, а я трахнуть не успею.

— Иди сюда, дура! — взял её за руку, но вредная стерва вывернулась змеёй и бросилась на меня с воплями и проклятиями.

— Да что ты вообще себе позволяешь?! Мало того, что обворовал меня, так ещё и паспорт уничтожил! Козёл! Я всю рожу тебе сейчас раздеру! — и действительно, ногтями мне в морду метит, еле успел увернуться. — Где мои деньги, гад?!

Борьба с этой психованной дурищей напомнила мне купание любимой материной кошки.

В детстве меня часто заставляли мыть эту когтистую пушистую сволочь и после каждого такого «боя» приходилось ходить с расцарапанными руками и лицом.

Только кошку можно было «простирнуть» по-быстрому, а эта вот никак не хотела успокаиваться. Похоже, я и правда с паспортом погорячился. Надо было просто забрать себе.

И нет, совесть меня не мучает.

Нет её давно.

Она в карьере давно зарыта.

В песке похоронена.

Девчонка никак не унималась и мне пришлось её скрутить. Не то, чтобы не понравилось держать мелкую в своих руках. Просто мысли начали течь не в ту сторону.

Угомонилась только когда её ладонь к своей ширинке приложил.

Замерла и в дрожь.

— Испугалась? — не могу сказать, что мне было неприятно доводить эту цепочку до нервного срыва.

— Конечно, Матвеюшка, — прошептала с придыханием и обмякла в моих руках.

Чего?

Матвеюшка?

Они с Катей случайно не знакомы?

И в этот момент малолетка придурошная хватает меня за яйца, да так, что в паху взрывается атомная бомба.

— Вот тебе, урод! — вырывается и бежит к дому, а у меня красная пелена забралом на глаза падает.

— Убью дрянь!

Настигаю её уже в подъезде, прыткая стерва. Хватаю за волосы и тяну на себя, а девчонка вскрикивает и, потеряв равновесие, падает на меня.

Разумеется, этого ей мало и малолетка решает заорать во всё горло.

Отлично.

Мне ещё оглохнуть осталось для полного счастья. Хотя, вариант не из последних.

По крайней мере, не буду слышать этот визг от которого скоро начнут кровоточить уши.

Зажимаю пигалице рот ладонью и с каким-то странным, садистским удовольствием заглядываю ей в лицо.

В зелёных кошачьих глазах застыл страх и даже полутьма в подъезде не скрывает этого.

— А теперь тебе страшно? — шепчу ей на ухо, всё так же прижимая спиной к себе.

Да, ей страшно.

И я кайфую от этого, как больной на всю голову маньячила.

Что-то мычит мне в руку, пока я запускаю вторую ей под одежду и… Да. Она снова без лифчика.

Становится смешно. Сам себе напоминаю подростка пубертатного периода. В жизни не замечал, во что они одеваются и чем сиськи прикрывают. То, что меня интересует всегда попадает в мои руки уже в обнажённом виде.

Стоп…

А бельишко-то её в сумке. Да, я рылся в её вещах. И нет, мне опять-таки похрен на её личное пространство и мнение по этому поводу. По любому поводу насрать.

Пока ласкаю её полную упругую грудь она извивается и лягает меня ногами, не останавливаясь ни на секунду.

Кто бы мог подумать…

Я, Север, сорокалетний блатной*, зажимаю малолетку в подъезде.

Приехали, что называется.

— Я бы тебя прямо сейчас нагнул и трахнул. Вот здесь, у лестницы, — она царапает мои руки в кровь, а я кайфую от этой боли, как очумелый — не могу насытиться её эмоциями и страхом. — Но ты же у меня девочка, да? Ни разу ещё не трахалась?

Она на пару мгновений замирает, словно что-то обдумывая, а потом осторожно кивает.

Правильный ответ, девочка Стеша. И надеюсь, что правдивый.

Умница.

Иначе, был бы с тобой совсем другой разговор.

А вернее, разговоров не было бы вообще.

— Хорошо. Тогда отложим это событие на более подходящее время, — хотя куда уже больше? Стояк рвёт штаны и мой разум в клочья. Но девчонке незачем знать, куда я сейчас её повезу. — Орать не будешь?

Она отрицательно качает головой и я с огромным сожалением убираю ладонь.

— Пойдём ко мне в машину, я сумку тебе верну.

Девочка смотрит на меня с недоверием. И правильно. Ведь я безбожно вру.

— Не пойду… Не надо… Мне сумка не нужна. Можно я пойду домой? Там Елена Львовна и я не хочу, чтобы она сердилась, — начинает тараторить какую-то белиберду, а я уже жалею, что позволил говорить.

Бабы…

Даже в стрессовой ситуации они болтают без умолку обо всём на свете и ни о чём конкретно.

— Если бы хотел, уже давно затащил бы силой. Пойдём, просто отдам сумку. Не бойся, — трудно ей, конечно, будет, не бояться.

Особенно после того, как у меня снесло чердак.

В такой ситуации даже Катя испугалась бы, что говорить об этой соплюхе.

Беру её за руку и веду на улицу. Девчонка упирается, приходится тащить силком.

— Так, а что тут происходит?! — слышу голос грёбаной старухи.

Все мои планы втихую увезти девку в какую-нибудь гостиницу и там хорошенько поиметь, летят коту под хвост.

В принципе, особо ничего и не мешает, но я уже начинаю приходить в себя и этому способствует взгляд наседки Львовны.

Осмысливаю до чего докатился и становится смешно.

Впервые в жизни я в такой непроглядной жопе!

Всякое на моём веку бывало, но чтобы тащить девицу потрахаться за шкирку…

— Я повторяю, что здесь происходит?! — бабуля, по ходу, решила довершить то, что начала её дурная племянница — затрахать мой мозг окончательно.

— Ой, тётушка! — радостно вопит малолетка.

осознаёт, что её только что спасли от чего-то, что запомнила бы на всю свою жизнь.

Да и меня, собственно.., От ещё одного греха. Надолго ли?

— Куда это ты тащишь мою племянницу? — тётка недобро прищуривается, того и гляди, тоже в харю бросится.

— Он сумку мою нашёл. Вот, привёз, — я всё ещё держу её за руку и чувствую, как девчонку прошибает крупная дрожь.

— Ну так забирай и домой быстро! А ты отпусти её! Не для такого козла ягодка росла!

— Да, племянница в вас пошла. Такая же… — ну да ладно. Не воевать же мне с бабкой, в конце концов.

Достаю сумку из багажника и борюсь с желанием запихать туда девочку Стешу.

— Завтра в это же время заеду за тобой.

Её глаза, кажется, сейчас покинут орбиты, но умница держится стойко.

— Я не буду с тобой… Встречаться. Оставь меня в покое! — наверное, не осознаёт ещё, что этими словами совсем себе не помогает.

Хватает сумку и бежит к тётке, а я, как беспомощный кретин, смотрю ей в след и благодарю Бога, что старушенция заявилась вовремя.

ГЛАВА 8

— Ну что, допрыгалась? — ворчит на меня тётушка, а я в ножки ей готова падать за спасение.

Уже представляла, как меня будет насиловать этот здоровенный бандюган и почти лишилась сознания, когда тащил к своей машине. Такой же чёрной, как становятся его глаза в гневе.

На какое-то мгновение даже подумала, что стоит поискать в его машине оружие, как видела в каком-то фильме. А вдруг повезёт?

Но меня, слава Богу, пронесло.

Если бы Елена Львовна задержалась хотя бы на пару минут… Страшно подумать, что этот ненормальный сделал бы со мной.

— Надо тебе домой возвращаться, — констатировала тётушка, отпивая из кружки.

— Не дело это, Стеша. Вон как взялся за тебя браток. Не отстанет он, пока не сделает, что задумал. В любом случае, тебя только неприятности здесь ждут.

Завтра билет тебе куплю и отправляйся.

А у меня сердце вниз рухнуло.

Как возвращаться?

Куда?

Там тётка помощи ждёт, а я прокатала последние деньги, документов лишилась…

— Не поеду я никуда. Пока денег не заработаю, не поеду! — прозвучало почти как ультиматум.

Елена Львовна прищурилась, окинув меня раздражённым взглядом.

— Да ты, я смотрю, совсем не соображаешь, во что вляпалась? Для таких подонков, как Северов не существует слова «нет» и отказ они не принимают ни в каком виде. Если не успею в следующий раз, а я не успею — он постарается, то быть тебе изнасилованной, и это в лучшем случае. Ты этого хочешь? А что я тётке твоей скажу потом? Мне-то как на старости лет жить с такой тяжестью на душе?

Нет, я этого не хотела.

Меньше всего мне нужны были подобные «ухаживания» богатого психованного уголовника.

И что теперь? Просто взять и отказаться от своей мечты?

Знаю, что работа уборщицей так себе мечта… Но я ведь могла бы со временем встать на ноги… В столице возможностей всяко побольше будет, чем в Чекалине с населением в тысячу человек.

Но что, если бандит и правда не отстанет? Сегодня он наглядно показал, что может сотворить со мной, чего пожелает его чёрная душонка.

— А если… Сделать вид, что я уехала? Он придёт завтра, а вы ему скажете, мол, отправили меня домой. А, тётушка? — а что, очень даже нормальная идея.

Главное, чтобы он поверил.

Елена Львовна задумалась на пару минут, а потом вздохнула и кивнула.

— Можно, конечно. Только тебе придётся спрятаться. Я дам денег сейчас, а ты в такси прыгай и в хостел на Ленина езжай. У меня там подруга работает, договорюсь, чтобы без документов заселила. И чтобы нос на улицу не показывала, пока всё не уляжется. Поняла меня? А работу… Работу потом найдём.

Видимо, я ошибалась на счёт этой женщины. Она действительно хорошая. Вон даже моё содержание на себя взяла…

Стыдно.

Ужасно стыдно, что я, взрослая девица, доставляю окружающим лишь одни проблемы.

— А если он вас… обидит? — сознание пронзила неприятная догадка, аж в горле запершило.

— Пф! Да не посмеет, сосунок несчастный! Мой муж был уважаемым человеком, пусть хоть и среди этих… Сволочей. Ты обо мне не беспокойся. Несколько дней посидишь в хостеле, а я за это время найду тебе нормальную работу. А то на уборке кабаков много не заработаешь.

Я так растрогалась, что даже в глазах защипало. Вот уж правду говорят, первое мнение бывает обманчиво.

— Свой телефон мне запиши только, а то опять в какую-нибудь задницу попадёшь, а мне потом ищи тебя по всей Москве.

А вот тут мне стало ещё хуже. Если до этого было стыдно и обидно за свою глупость, то сейчас пришло время признать себя хронической неудачницей.

— Я телефон разбила…

— Твою же мать, — не постеснялась в выражениях Елена Львовна, ударив ладонью по столу. — И за что мне это наказание? Мой возьмёшь! Иди, собирайся! — так сказала, словно у меня шкафы стоят переполненные шмотками.

— Катя! — врываюсь в дом, как очумелый, иду по комнатам в поисках Катерины.

Если сейчас пар не спущу, то взорвусь к хуям собачим. И это только десять минут рядом с кошкой бешеной побыл.

Может и правда стоило запихать её в тачку и увезти куда-нибудь подальше от старой наседки.

Там, глядишь, посговорчивее стала бы.

И всё-таки неправильно как-то.

Она ведь соплячка ещё совсем, а я мужик взрослый. Да, блять, я старше на двадцать один год!

Когда я из армии вернулся — она только родилась. Это, конечно, пиздец, товарищи.

Но как бы не прислушивался к голосу разума, в штанах всё гудело от одного воспоминания о том, как в своих руках её тискал. Какой-то болезненной занозой врезаются в мозг картинки, нарисованные моей извращённой фантазией и я целеустремленно продолжаю искать Катерину.

И нахожу.

Она сидит в своей комнате, спиной ко мне и с кем-то премиленько так болтает.

— Прости, я не могу сегодня выйти, — может я и не обратил бы внимание на этот разговор, если бы она не разговаривала шёпотом, словно боялась, что я могу прийти и услышать.

Пришёл и услышал.

— Не злись… Ты же знаешь, он может заявиться в любой момент. Что я ему скажу?

Он и так бешеный в последнее время…

Собеседник что-то говорит ей, я не могу слышать что именно, но то, как нервничает Катя пробуждает во мне интерес.

— Давай лучше завтра встретимся. Только ты не заезжай за мной. Я сама приеду.

Что ж, в принципе, мне всё ясно. Можно даже обойтись без «люблю, скучаю, сладких снов». Можно, но не обходится.

— Я буду скучать…

Она сбрасывает звонок и, по-видимому, удаляет номер своего хахаля.

Умно, Катенька.

Особенно, если учесть, что я стою за твоей спиной.

— Как была ты шалавой, так и осталась, — констатирую очевидное, а Катя с визгом вскакивает с кровати.

Я не чувствую себя преданным, нет. Я чувствую себя докрасна раскаленным, как кусок металла, только что вытащенный из печи.

— Ты о чём? — принимает невозмутимый вид и становится в стойку.

Хитрая сука.

Только я не сегодня родился и не нужно, вообще-то, быть гением, чтобы сложить два плюс два.

— О том, что слышал сейчас. У меня один вопрос — кто? Кто тот смертник, которому ты подписала приговор?

— Кто? — он сжимает её горло всё сильнее и в глазах девушки темнеет от нехватки воздуха.

Ещё немного и Катя лишится сознания. В принципе, это её не спасёт.

В глазах Северова пляшут языки адового пламени.

Убьёт.

Не задумываясь и не сожалея.

— Сестра… Я с сестрой говорила… — хрипит девушка, отчаянно цепляясь за его руку, что перекрыла доступ кислорода в лёгкие.

— Врёшь, сука. Кто? — его губы плотно сжаты, а глаза прищурены — сканирует её, ищет подвох.

Чтобы сомкнуть пальцы сильнее, лишить её последнего глотка воздуха.

— Сестра…

Матвей толкает её на пол и, присев рядом на корточки, зло ухмыляется. От него веет опасностью и это не просто ощущения, что обволакивают её густым туманом безысходности.

— Ты знаешь, что делают с предавшей бабой, а, Кать? — она знает, он не пугает.

В его мире не прощают измену. И слухи о кровожадности Севера не на пустом месте возникли. Уж она-то знает о его делишках…

Он действительно убьёт. Даже рука не дрогнет.

Когда её беременную сестру муженек-бандит заподозрил в измене, ту еле откачали, а ребёнок чуть не погиб…

Только Кате так не повезёт.

Север не остановится, пока она не перестанет дышать.

— Знаю… Но я не предавала тебя. Клянусь, не предавала, Матвей. Не убивай только.

Он качает головой, а губы изогнуты в коварной усмешке.

— Нет, Катюш. Убить — слишком просто. Есть ещё много вариантов наказания, — даже сквозь его ухмылку и обманчиво спокойный тон она улавливает дикую ярость.

— Я с сестрой говорила. Отпусти меня. Умоляю, — отползает от него, как будто это чем-то поможет.

Она всё ещё наивная глупая девочка, как и много лет назад, когда спаситель привёл её в золотую клетку и заключил в ней навечно.

— Тогда зачем ты удалила номер? — всё так же спокоен, но в глазах столько жестокости, что хочется забиться в угол и сидеть там, пока он не уйдёт.

Она отрицательно машет головой и тянется за телефоном, что лежит рядом на полу — Я забыла передать племяннице поздравления…Сднём ангела… Написала в сообщении. Сам посмотри, — протягивает ему мобильный и Матвей, наконец, поднимается, позволяя ей выдохнуть.

Сравнивает время и тщательно проверяет все сообщения и звонки.

А Катя, сжавшись в комок, ожидает его вердикт.

— Ты ведь всё равно меня не любишь. Зачем я тебе? — возможно, ей бы даже понравилась ревность…

Но не его и не такая.

— Прикрой рот и не забывай, кто тебя из дерьма вытащил, — хватает её за подбородок и сжимает пальцами до боли. — Не пытайся играть со мной, Катерина.

Я могу сделать тебе больно, а могу вообще грохнуть. Зависит от моего настроения и глубины твоего косяка. Не забывай, что ты всего лишь моя карманная шлюха, — грубо отталкивает и уходит быстрым шагом, оставляя её одну.

— Будь ты проклят, ублюдок, — разумеется, этого он уже не слышит.

дрожащей рукой хватает мобильный и набирает номер, который не должна знать, но знает наизусть.

— Катя? — Костя, похоже, удивлён её позднему звонку, да и самому звонку в принципе.

— Я не могу так больше. Слышишь? Не могу! Забери меня отсюда!

Маленькая комнатушка хостела напоминала родной дом, где у меня такая же комната и точь в точь такая же скрипучая кровать.

Ничего не меняется в моей жизни, за исключением проблем, что сменяют друг друга с завидной регулярностью.

Отчего-то было неспокойно.

Нет уверенности в том, что бандит не обидит Елену Львовну. И вообще, не факт, что он поверит в нашу сказку.

Может и правда, нужно было уехать домой?

Да только чего можно добиться в жизни, если всё время убегать?

Кто такой вообще этот престарелый гопник, чтобы я из-за него рушила свои жизненные планы?

Вот пересижу здесь пару дней, а потом на работу. И плевать я хотела на этого Северова.

очень надеюсь, что больше наши с ним дороги не пересекутся.

Мне с головой хватило одного насильника. Второй раз не выдержу.

методично напиваюсь уже около двух часов, но настроение настолько паршивое, что алкоголь не действует абсолютно.

Такое ощущение, что я попал в какой-то замкнутый круг. Причём попал в него уже давно, а обратил на это внимание только сейчас.

Как я дошёл до такой жизни? Пресной и скучной до одурения. Мне даже кажется, что я уже подох, хоть и продолжаю ходить по земле.

И эти грёбаные ощущения возникли с появлением малолетки, чтоб её сучку…

Спинным мозгом чую, что нужно что-то менять. Но перемены это для молодых сопляков, у которых за душой нет ни хрена, кроме амбиций. А мне уже давно не двадцать и жизнь моя идёт по накатанной дороге.

У меня всё есть, ни в чём и ни в ком не нуждаюсь. Наверное, от того и бешусь, как конь в стойле. С одной стороны, поздно скакать галопом, а с другой — рано ещё на покой.

Малявка ещё эта…

С ума сводит своей дикостью.

Как кошка уличная.

На руки её возьмёшь, чтобы погладить, а она тебе в рожу бросается.

А меня это только подстёгивает. И, похоже, покоя мне не будет, пока не сломаю её или хотя бы не согну.

Для себя решаю, что завтра нужно подловить девчонку пораньше и увезти к себе на квартиру в центре. Там пару дней её помариную и сдастся, никуда не денется.

А Катя…

Видеть её не могу уже.

Достала.

Может быть и правда стоит её отпустить, пока не нашла себе ебарька. В противном случае, придётся грохнуть обоих.

Одно дело, когда я сам отпускаю, а совсем другое, когда мне рога проращивают.

— Скучно как-то, да? — ко мне подплыла очередная силиконовая долина с боевой раскраской. — Угостишь меня чем-нибудь?

Вот зря сел в общем зале ресторана.

Хотя… окинул взглядом сисястую охотницу за баблом — на разок сойдёт.

— Садись.

ГЛАВА 9

Если бы ещё несколько дней назад мне кто-нибудь сказал, что я, как Недоношенный герой Шекспировского романа буду торчать у окон гребаной пятиэтажки, в которой томится психованная Джульетта, меня бы паралич нахрен расшиб.

И тем не менее, сижу, жду.

Чего жду?

А хрен его знает.

Просто купил цветы и сижу в машине, ломаюсь, как целка перед первой брачной ночью.

Твою ж мать, малолетка!

Никогда ещё в штанах так не зудело, чтобы с букетами у подъезда околачивался.

Для себя решил, что буду с девчонкой поласковее. Всё-таки она не Катя, нахрапом не взять. А взять хочется. Да так, что слюни текут от одного воспоминания о её фигурном тельце в моих руках.

И всё бы ничего, да охраняет эту принцессу Динамо — лютый цербер, блять. Как бы в моей заднице её вставная челюсть не осталась, когда за девчонкой зайду.

Всё-таки не могу я с бабкой воевать, не моё это. Да и муж её был мужик авторитетный. Не красиво получится, если я тётку пугать стану.

От мыслей о скором похищении девчули глаза дурманом застилает. Поднимаюсь по лестнице и, как последний идиот, улыбаюсь. Так пионеры, блять, на утренники ходили.

Дверь открывает недовольная старушенция и тут же расплывается в едкой ухмылке.

Что-то не то тут.

С чего бы ей так радоваться?

— Опоздал, милок. Нет больше у меня Стешки. Домой уехала, — и, скрестив руки на том, что лет тридцать назад было шикарной грудью, наблюдает мою реакцию.

Разумеется, эта новость меня не радует от слова «совсем». Оттесняю бабку от двери и захожу в квартиру. Правда, после шмона оказывается, что наседка не соврала.

Девчонки действительно нет и следов её пребывания здесь — тоже.

Хреново.

Уже в машине закрываю глаза, откидываюсь на подголовник и мысленно возвращаюсь к тому моменту, когда просматривал её паспорт.

Из мелких циферок и букв складывается мозаика и уже через минуту я точно знаю, где мне её искать.

Не знала девочка Стеша, что у меня охренеть какая память. Поэтому и не догадывается глупышка, что найти её — раз плюнуть.

И опять же, спрашивается, с какого хрена я всё бросаю и мчусь за этой девкой?

Можно подумать, в Москве трахнуть некого.

Но, кляня малолетку и себя, продолжаю ехать вперёд, перебирая в голове все ближайшие вокзалы.

А когда найду эту мелочь пришибленную — а я найду! — быть ей наказанной. От мысли о наказании и ярких картинок, что пляшут в голове, кайфую и злюсь одновременно.

Набираю номер помощника и диктую ему данные паспорта. Тот угукает в трубку, видимо, записывает.

— Найди мне вокзал и направление. Куда покупала билет, когда и прочее.

Денис опять угукает и отключается. Единственный, кто мало говорит и на совесть работает. Уже через час я буду знать всё, вплоть до того, что ела девочка Стеша в поезде и в какое окно смотрела.

Скучно.

Невыносимо скучно сидеть в номере и не знать, чем заняться.

С большим удовольствием я бы сейчас драила полы или мыла посуду. Да хоть мусор таскать, лишь бы не сидеть сиднем.

С тех пор как проснулась борюсь с зудящим желанием выйти на улицу. Пройтись по ближайшим магазинчикам и хотя бы посмотреть, чем тут люди живут.

Я в столице уже третий день, а ощущение, словно и не уезжала из родного городка.

Такая же беспросветная тоска.

внезапно захотелось приключений. Чего-нибудь радостного в жизни…

Хоть бы и влюбиться.

А что? Все влюбляются, а я ни разу. Вообще, какая-то я неправильная. Никогда никого не любила, не вздыхала, когда ОН проходит мимо, и не ревела из-за безответной любви в подушку.

Было дело, встречалась с парнем. Не то, чтобы он мне так сильно нравился, просто пыталась быть как все. Даже на дискотеку в ДК с ним впервые пошла. Да я даже поцеловать себя позволила.

Правда, после поцелуя моему ухажеру захотелось большего. А я не была с ним согласна.

В итоге, он меня чуть не изнасиловал в траве за домом культуры, а я проломила ему голову железной трубой.

Так себе свиданьице…

Его родители долго извинялись, совали мне деньги и умоляли не писать заявление.

Даже тётка просила не лезть к богатеньким на рожон. Однако, заявление я всё же написала.

На этом всё.

Делу ход так и не дали, а меня участковый два часа стращал колонией строгого режима за нападение на бедного мальчика, у которого я якобы пыталась «отжать»

дорогой телефон.

В тот день я поняла, что справедливости нет и забрала своё заявление, с помощью которого, в принципе, не изменишь этот мир, а вот моё будущее очень даже…

На этом и закончились мои любовные похождения, как впрочем и мечты о принце.

А сейчас вот снова воскресли…Пообещав себе быть аккуратной и осторожной, я всё-таки вышла из комнаты и побрела на улицу.

Туда, где свобода.

Туда, где будущее.

— Север, я тебя расстрою. Такой девчонки не было ни на одном из Московских вокзалов. Я проверил и аэропорты тоже. Не покупала такая билет. Слушай, а может она по чужому паспорту уехала? Если на поезде, то вполне могла…

Денис говорил что-то ещё, а я просто ржал, упершись лбом в руль.

Ну конечно же, блять!

Паспорт!

Нет же у неё паспорта! Я сам его разодрал на глазах у дурищи. Хотя теперь единственный идиот из нас двоих — я.

Самый что ни на есть дятел.

Это же надо было так тупо купиться на развод малолетней соплюхи и старой стервы Да, Север, лоханулся ты неслабо.

Это же как малая курица смогла так легко меня наебать?!

Ещё один повод как следует её оттрахать.

— О вокзалах забудь. Пробей мне всю инфу о жене Сени Свердловского. Я сейчас тебе её адрес скину. Мне нужны все данные о родственниках, друзьях, знакомых и особенно проживающих в Чекалине. Там всплывёт девочка по имени Стефания — о ней тоже всю инфу. Всё понял?

— Того самого Свердловского? — Ден не был удивлён, впрочем, как обычно — его сложно удивить.

— Да.

— К вечеру всё будет.

От мысли, что дерзкая малявка скоро будет поймана и наказана наступало удовлетворение. Мрачное и злое.

Я представлял как возьму её за волосы и оттрахаю так, что ходить не сможет.

А потом ещё раз.

И ещё.

Пока не начнёт умолять, чтобы остановился.

А после, меня, наконец, отпустит.

избавлюсь от этой блажи, мать её.

По крайней мере, очень на это надеюсь. Потому что терять рассудок на старости лет я не собираюсь. Тем более, из-за какой-то малолетней дуры.

Что самое поганое в этой ситуации — я не могу о ней не думать.

Трахаю другую, а думаю о ней.

Край.

Вот всегда был таком мудаком злоебучим. Если что — то в голову залезет — не успокоюсь, пока не получу желаемое.

Ох, сука же ты, девочка Стеша.

Найду я тебя, даже не сомневайся.

И чем дольше буду искать, тем же хуже тебе.

Вот бы сейчас её мне…

Замучил бы.

От озабоченных мыслишек отвлекает какое-то движение впереди и какая-то дура мчится мне прямо под колёса.

Могу поклясться, что я переходила дорогу на зелёный свет. Или всё же…

Замечталась, задумалась и вот…

Лежу на асфальте, глядя в небо широко открытыми глазами и пытаюсь сообразить — жива я ещё или…

Господи, я ведь так мало ещё пожила!

У меня дел ещё столько незавершённых и даже не начатых.

Молю, не забирай у меня мою жизнь.

— Жива, дура, бля… Опа! Да вы только посмотрите, кто тут у меня! Добегалась, — надо мной склоняется лицо со шрамом и…

Всё.

Я проваливаюсь в пропасть, утопаю в непроглядной тьме и почти не слышно его голоса с резкими угрожающими нотками.

— Иди-ка ко мне, малышка. Сейчас я тебе помогу, — последнее, что слышу и чувствую, как моё тело отрывается от земли.

Проснулась на какой-то огромной кровати и от испуга чуть не отрубилась снова.

Большая комната, судя по всему, чья-то спальня выглядела мрачно и как-то устрашающе.

Тёмные обои и такая же мебель — громоздкая и с чёрной обивкой.

Ну точно логово маньяка-душителя!

— Вот же задница! — это, пожалуй, самые приличные слова, что в тот момент вертелись на языке.

Значит ли моё пребывание… неизвестно где, что Северов мне не почудился?

Ещё как значит!

По-любому притащил меня в свою берлогу, чтобы закончить начатое вчера.

Да что же это такое?!

Почему судьба упорно тычет меня носом в неприятности?!

Адская головная боль мешала остановиться хотя бы на одной здравой мысли.

Кто виноват и что делать?

Как свалить отсюда, да побыстрее?

Впрочем, вариантов не так уж много. Единственный верный — по-тихому подняться и на цыпочках до двери, а там уже бежать, пока с ног не свалюсь.

Правда, самочувствие было настолько хреновым, что оставалось лишь надеяться, что не упаду по пути к спасительной двери.

Пощупала голову — вроде цела. А вот глаз болит отчего-то…

Напротив кровати узрела зеркало и, взглянув в него, заскулила.

Огромный синюшный фингал украшал половину моего лица, а взлохмаченные волосы, что превратились в воронье гнездо, дополняли сию непревзойденную картину.

— Мать твою! — тут я уже совсем позабыла о воспитании.

Не до того как-то, когда твоё лицо превратилось в месиво, пусть не в прямом смысле этого слова, но всё же.

Дверь в комнату тут же распахнулась и на пороге возник Северов. Ну, конечно же!

Разве могло быть по-другому?!

А небритая рожа до того довольная, что у меня оскомина появилась.

— Ах ты сволочь! — откуда силы взялись не знаю, но их хватило ровно на столько, сколько понадобилось, чтобы вскочить с кровати и упереть руки в бока. — А ну немедленно выпусти меня отсюда, а то я тебе глаза все выцарапаю! — как будто у него их так много, глаз этих.

Тут же воспалённое сознание выдало мне мерзкого паука со шрамом, бородой и десятком глаз…

Финиш, что называется.

Бандит медленно выдохнул, так, словно мои слова его сильно разозлили и он собирался с силами, чтобы не ответить мне в своём репертуаре.

Или не разозлили?..

Его учащённое дыхание и хищную ухмылку можно было трактовать по-разному, однако, то, что топорщилось в его джинсах сложно назвать злостью…

Только этого мне сейчас не хватало!

Он же изнасилует!

Вот на этот раз уже точно.

— Меня искать будут, — пропищала и к окну засеменила.

А там… Темень непроглядная и высота, похоже не в два этажа.

Всё.

Конец, Стеша.

Сейчас использует, судя по его ошалелому взгляду, в разных позах и очень жёстко, а потом просто закопает где-нибудь…

— И кто же тебя будет искать, девочка Стеша? — мне кажется, или он сейчас прыгнет на меня, как дикая зверюга?

— Тётя… И брат ещё, — ну да, знаю, что жалко сейчас выгляжу.

Только жить очень хочется.

А быть изнасилованной совершенно не улыбается.

После первой попытки меня неделю трясло. Так то сопливый мажоришка местного разлива был.

А тут…

Сразу видно — чудовище.

И отнюдь не сказочное.

— Брат с тётей, говоришь? — нахальненько так ухмыльнулся и ко мне двинулся.

— Не смей! — завопила и запрыгнула на кровать в попытке переползти на другую сторону.

— Да нет у тебя брата! — позади послышалось рычание, похожее на звериное.

Мне даже почти удалось ускользнуть от психа, но в последний момент он поймал меня за лодыжку и резко потянул на себя.

Я визжа и суча ногами, отбивалась из последних сил, но всё равно потерпела позорное поражение.

Бандит придавил меня своим немаленьким телом и полез целоваться, сжимая запястья и рыча от моих не особо метких ударов коленками в его бедро. Целилась-

то я в пах…

замычала ему в губы, когда он всё-таки добрался до моего рта и нахально проник в него своим языком.

Будучи полностью обездвиженной и еле дышащей, я тихо захныкала, надеясь, что Северов всё же не совсем законченный ублюдок и мои стенания его хоть как-то притормозят.

Неожиданно, нереально, но факт — он остановился и даже немного приподнялся, позволяя мне вдохнуть кислорода.

— Ну чего ты? Я не обижу, не ломайся.

Да ну?!

Правда, что ли?!

То есть, взять девушку насильно — это в порядке вещей? Хотя, о чём это я? Для него вполне обычное дело, видимо.

— Отпусти, — больше предложений у меня не было никаких, а аргументы вдруг иссякли.

Единственной мыслью было сейчас — бежать! Очень быстро и очень далеко.

Только со здоровенным мужиком на груди особо не побегаешь. А подмял он меня знатно… Не продохнуть.

— Дашь — отпущу через часик, — разумеется, ничего более разумного мне предложить не сумели. — Согласна?

Конечно же, нет!

Кем вообще себя возомнил этот бородатый козёл?!

Уж не знаю, что мне смелости придало — безысходность или надежда, что всё-таки не тронет без моего на то согласия. Но вскипела я мгновенно и что было сил треснула ему лбом по носу.

Бандит зашипел от боли, но уже в следующее мгновение зажал меня так крепко, что и головой пошевелить больше не могла. А это и не требовалось. От боли в моей несчастной черепушке я взвыла, с трудом удерживая слёзы, что уже были готовы хлынуть нескончаемым потоком.

Только хрен ему, а не мои рыдания!

— Какая же ты дурная, с ума сойти! — нет, в его голосе не было злости или раздражения, как и полагается насильнику, которому не дают.

Я отчётливо уловила нотки восхищения. Какая-то маниакальная страсть и азарт заплясали в его глазах опасными огоньками.

Вот жеж…

Получается, я его завожу своим сопротивлением, так?

Прелестно просто.

— Отпусти, пожалуйста. Я согласна, только не так, не сейчас. Голова очень болит, — уж не знаю, как мои уговоры на него подействовали, но вскоре бандит освободил меня, словно на него снизошло прозрение и он осознал, чем сейчас занимается.

Главное, чтобы помутнение не наступило так же быстро.

— Поднимай свою задницу. К врачу поедем. У тебя сотрясение, скорее всего. Хотя чего там сотрясать? — задал риторический вопрос, скорее, сам себе.

Я возрадовалась.

Наконец-то, будет шанс дать дёру от этого маньячилы.

А то в следующий раз благоразумие может и не озарить его.

ГЛАВА 10

Девушка с трудом разлепила веки и застонала от головной боли.

— Твою мать, — схватилась за голову руками и одеяло соскользнуло по обнажённому телу вниз.

— выспалась? — рядом послышался недовольный голос Кости и произошедшее ночью начало всплывать в памяти яркими картинками. — Может прекратишь уже пить, Кать? Чтобы я больше не видел тебя в таком состоянии, а то сам пиздюлей дам, — на тумбочку приземлился стакан с водой и блистерная упаковка таблеток.

Девушка испуганно огляделась и, встретившись взглядом с Вороновым, замерла.

Она помнила ссору с Матвеем.

Столько боли…

Не физической, душевной.

Даже возникло желание убить себя, но сворованная из богатого бара Северова бутылка с виски быстро усыпила ненужные мысли и придала смелости.

Когда Ворон приехал за Катей, она уже не вязала лыка и, бросившись мужчине на шею, кричала, что покончит с собой, если он не заберёт её.

И он забрал.

Подхватил на руки и понёс прочь из дома, что стал для бедняжки хуже пекла.

А потом…

Потом сознание потонуло в алкоголе и сейчас Катя с ужасом представляла, как отдалась Косте на этой же кровати.

Переживала не потому, конечно, что дева Непорочная, чего уж там…

Боялась до первобытного ужаса и дрожи в коленках реакции на это Севера.

Да он просто грохнет её, как и обещал.

Страшные кровавые образы проникали в мозг и выдавали такую дозу адреналина, что ещё немного и сердце не выдержит.

— Кать! — Костя приподнял её голову и похлопал по щекам. — Совсем хреново?!

Не молчи!

Девушку трясло, как в лихорадке. Абсистентный синдром превратился в приступ и Катя, хватая ртом воздух, задыхалась в его руках.

— Тихо, Катюш. Тихо, — прижал к себе, укачивая, словно ребёнка. — Это паническая атака. Успокойся и дыши. Всё хорошо, я рядом.

— Убьёт. Убьёт меня…

— Никто тебя не тронет. Я больше не отпущу тебя к Северу. Не бойся, — его слова доносились, как будто издалека, а паника пробиралась в душу всё глубже, разрывая её в мелкие клочья своими когтистыми лапами.

— Он заберёт меня… заберёт и убьёт!

— Я не отдам тебя ему. Обещаю.

Скользнул рукой по обнажённой спине и нервно выдохнул.

Вот она.

Рядом.

В его руках.

Бери же!

И он возьмёт.

Своего больше не упустит, даже если придётся воевать со всем миром.

— Не надо, Кость, — её горячие ладони легли на грудь, обжигая своим жаром.

— Надо, — опрокинул её на подушки и с диким наслаждением осознал, что не сможет больше отпустить.

Я отчаянно цеплялся за мысль, что это мозгоёбство ненадолго и вскоре я всё-таки успокоюсь.

Просто трахну эту мелкую козу и думать о ней забуду.

Всю дорогу малолетняя пигалица выносила мне мозг, требуя отпустить её.

Требует она, блять!

Смотрел на неё и понять не мог, откуда столько дерзости и смелости?

Совсем ведь безбашенная малявка.

Другая уже давно ножки раскинула бы, да в ротик взяла. А потом добавки попросила.

А эта, словно прочность моей нервной системы проверяет. Как будто ей удовольствие доставляет испытывать моё терпение и свою судьбу.

Дурная.

Сумасшедшая.

Наверное, именно тот факт, что не даёт, делает из неё мишень для меня.

Как угорелый бегаю за соплюхой, лишь бы вставить ей.

Пиздец.

Ты, Север, пасть ещё ниже не мог.

И это бесит неимоверно. Я себя тряпкой чувствую — ощущение, с которым раньше не был знаком.

Так себе, ощущение, если честно.

Руки чешутся свернуть на обочину и разложить её прям на пассажирском сидении.

Я и на квартире был готов трахнуть мелкую, да только не смог.

Как-то дико это — бабу насиловать.

Не то, чтобы я был примерным гражданином, считающимся с чувствами тёлок…

Будь на её месте другая — натянул и пикнуть не успела бы.

Но эту брать силой — всё равно, что пытать котят.

Там столько наива в глазах. Столько веры в добро…

И тут я, не принц, но чудовище из её сказки. Грёбаный похотливый урод со шрамом на пол хари, ебанутым характером и вечным стояком.

Повезло девчонке.

К клинике подъезжаем под всё те же вопли и возмущения. С каждой минутой мне всё сильнее хочется сомкнуть пальцы на её тоненькой хрупкой шейке и сдавить до хруста. Чтобы заткнулась, наконец.

— Закрой рот и слушай сюда, — ловлю руками её лицо и поворачиваю к себе. — В глаза смотри, когда я с тобой разговариваю. Сейчас мы зайдём к врачу. Я всё время буду рядом, так что без глупостей. Когда тебя осмотрят, отвезу домой, к твоей полоумной тётке. Разумеется, это только в том случае, если ты будешь себя вести хорошо. Усекла?

Зелёные глазищи загораются надеждой и мне даже немного жаль наивную дурёху.

И да, я вру.

Разумеется, отпускать её не планирую, но пока пусть надеется на это.

Мне как-то не в кайф волочить её силком и мериться силами с девчонкой. Пришибу ненароком.

В кабинете врача пахнет каким-то лекарством и от одного понимания, что я нахожусь в больнице, подкашиваются ноги.

Я мало чего боюсь, но больница в этом небольшом списке всегда стояла на первом месте. После появления в моей жизни Северова — перешла на второе.

С детства бросает в дрожь от белых халатов и колбочек-пробирок, с которыми снующие туда-обратно медсёстры почему-то никогда не расстаются.

Правда, на этот раз боязнь врачей была притуплена другим страхом. А именно — бандитом, что не сводил с меня своего дикого взгляда, от которого не то, что в дрожь бросает — в припадок.

— Вот здесь болит? А здесь? — доктор куда-то тыкал, что-то проверял, водил пальцами перед лицом.

Все это время я, как несчастный зашуганный кролик поглядывала на удава, то бишь, на Северова.

Жуткий он всё-таки тип.

Такому шею свернуть, что два пальца об асфальт.

И ведь прилип ко мне, как банный лист.

Спрашивается, зачем я ему?

Неужели в Москве никто ему, бедняге, не даёт? С трудом, конечно, верится.

Он ведь и не спросит.

Ох…

Как бы мне не стать той, у кого он не спросит.

Он-то пообещал, что после больницы отпустит, только верилось с трудом. По глазам его демоническим вижу, что что-то задумал. И если быть честной, то я не хотела бы знать, что именно.

Мысль о побеге возникла внезапно, когда бандит вполголоса что-то сказал доктору и направился к двери.

Он вышел из кабинета, а меня словно током прошибло.

Вот он, момент!

— Извините, — я встала с кушетки, тем самым дав ему понять, что осмотр закончен. — Вы не могли бы мне помочь, — прошептала заговорщицким голосом и настороженно взглянула на дверь.

— Слушаю вас? — пожилой мужчина показался мне порядочным и интеллигентным.

— Вы не могли бы вызвать полицию? Ну или просто дайте мне телефон, — свой-то, а вернее, мобильник Елены Львовны я удачно потеряла. — Этот человек меня похитил и…

— Понятно, — меня осадили неожиданно резким тоном и в груди шевельнулось что-то неприятное.

Ощущение, словно меня предали.

Так, наверное, умирает вера в человечество.

— Простите, а…

— Матвей! — врач повернулся к двери и она сразу же распахнулась.

В дверном проёме стоял Северов с трубкой у уха и глядел на меня так, словно я его любимую бабулю расчленила.

— Что она тут? — обратился, видимо, к врачу, но смотрел всё так же на меня.

Своим тёмным уничтожающим взглядом.

— Полицию просит вызвать.

— Ясно. Заканчивай осмотр.

Что, простите?

И это всё?

Вот так вот просто?!

Я с силой оттолкнула от себя продажного врачишку и бросилась к двери.

Бандит как раз повернулся спиной и не успел меня заметить. Я же пронеслась мимо него ураганом и бросилась к выходу из проклятой клиники, где даже врачи, как те преступники.

Правда, долго мне бегать не позволили. Когда уже была у цели — у входной двери, меня настиг Северов и сгрёб в охапку, как будто я весила не больше пяти килограмм.

— Как же ты заебала меня, истеричка грёбаная!

— Так отпусти! — разумеется, я пыталась сопротивляться, но уже признавала, что повержена.

Он поставил меня на ноги и, даже не глядя на скопившийся у ресепшена медперсонал, потащил к выходу.

Страшно.

Неимоверно жутко находиться с ним рядом. Его энергетика подавляет и лишает силы воли.

Хочется заорать во всё горло и бежать… Хоть на край света, лишь бы подальше от бандюги.

Разумеется, об этом я могу только мечтать. Его ручища стискивает моё предплечье до боли и я уверена, без синяков не обойдётся.

Тащит меня к машине, словно заключенную и что-то злобно ворчит себе под нос.

Вернее, это он меня проклятиями осыпает.

Что Взаимно, сволочь!

А ещё очень хочется дать ему в глаз. Прям подпрыгнуть и вмазать, чтобы посыпались искры.

Знаю, глупо.

Но его грубые прикосновения раздражают меня донельзя.

Так распускает свои лапищи, будто я ему жена.

Интересно, у этого психа есть жена?

Если так, то я ей не завидую.

Это же какой дурой надо быть, чтобы пойти замуж за больного уголовника.

Хотя он и спрашивать-то не станет.

Я уже убедилась в этом.

Грубо заталкивает в машину и, склонившись надо мной, злобно сверкает глазами.

Они становятся темнее и возникает ощущение, что он не человек, а какое-то чудовище из мистического ужастика.

Да уж… А врач внимательно меня осмотрел? Может всё-таки есть сотрясение?

— Что это было? — пригвоздил меня к сидению одним взглядом, вот-вот сорвется и разорвёт на части.

— А что? — интересуюсь так невинно, словно не я просила врача вызвать полицию, а потом с визгами бегала по больничному коридору.

Он ехидно так усмехается, только глаза остаются бешеными, звериными. Как будто там, где-то внутри него, затаился опасный хищник, что вот-вот выпрыгнет и сомкнет свои смертоносные клыки на моей шее.

— Ты не поедешь к тётке, — говорит тихо, ухмыляясь, а мне, словно обухом по голове.

Звучит, как смертный приговор или что-то около того.

Нехорошо.

Зря я пыталась сбежать. Так может к Елене Львовне отвёз бы… Хотя кого я обманываю?

Он изначально не собирался отпускать меня.

— Если ты ко мне притронешься, я тебя убью. Обещаю, — старалась выглядеть спокойной, говорят, дикому зверю нельзя показывать свой страх.

— Заебёшься убивать. Потому что трогать я тебя буду много и часто, — дверь перед носом захлопнулась и я взвыла.

ГЛАВА 11

Костя зашёл в дом и, оставив у порога пакеты с продуктами, прошёл в спальню.

Кровать была пустой, лишь смятые простыни напоминали ему о том, что произошло здесь этим утром.

Каждый её вздох, каждый стон отдавался в голове эхом и рвал все принципы, убеждения в клочья.

В груди тяжёлым камнем давило собственное предательство.

Жалел ли он?

Чувствовал себя виновным перед другом?

Да.

И это здорово портило кровь.

Однако, получив то, чего желал столько лет, отказаться уже не сможет.

Не захочет снова жить надеждами.

Сегодня же он поговорит с Матвеем и даже если это будет последний день их дружбы, а после начнётся война, не отступит.

— Кать? — заглянул в ванную, но девушки не было и там.

Нехорошее предчувствие скользкой змеёй зашевелилось внутри и он мог бы поклясться, что заболело сердце.

Обошёл всю квартиру, заглянул в каждый угол, но девушку так и не обнаружил.

— Твою мать! Что же ты творишь, дура?!

Набрал её номер, но в ответ лишь длинные гудки.

— Дура! Дура, блять! — отшвырнул со своего пути стул и он с грохотом врезался в стену.

Я не знаю, сколько ещё осталось у меня терпения, но остро ощущаю, что скоро оно иссякнет На хрена вообще я связался с этой соплячкой?!

Баб в Москве — пруд пруди.

Так нет же…

Мне свежего мяса захотелось.

А оно сидит на заднем сидении, это самое «мясо», и вякает там что-то, вытаскивая из меня нервные волокна.

— Заткнись, я тебе говорю! — рычу на малявку, когда в очередной раз она пытается мне угрожать.

Такое ощущение, что её в детстве каждый день головой о стену ударяли.

Столько смелости, блять, что на троих мужиков хватит.

вытаскиваю её из машины и веду к дому.

Притихла и молча шагает за мной, не иначе, подлянку какую-то задумала.

До квартиры идём в тишине и мои уши, наконец, отдыхают. Открываю дверь, заталкиваю её вовнутрь, смотрю в глаза… И башню мою срывает.

От этого взгляда трепетной лани в штанах всё колом стоит, а глаза застилает от похоти.

Сам не понимаю, как так вляпался, но срочно должен исправить эту грёбаную ошибку. Устранить сбой в моей системе. Иначе, тронусь на хрен.

В конце концов, плевать я хотел на эту малолетку. Не я, так кто-нибудь другой трахнет. Тот же Влад.

От мысли, что Владик, хренов задохлик, будет пихать в мелкую свой писюн, темнеет в глазах, а руки сами тянутся к девчонке.

— Иди-ка сюда, девочка Стеша, — заламываю её на тот случай, если начнёт брыкаться, но никакого сопротивления не встречаю.

Как будто не против она вовсе.

Более, чем странно.

Поиграть решила?

Я бы так и подумал, если бы не видел, как она боится.

И это ей только вредило, потому что я дико дурел от этого страха. Словно ток по позвоночнику. До дрожи в руках.

— Ну что, будешь хорошей девочкой? — да, я потешался и кайфовал.

— Да, — шепчет еле слышно и шмыгает носом.

Блядство!

Только не слёзы!

Только не сейчас!

— Не бойся, маленькая, я не обижу, — вру, разумеется.

— Хорошо.

Да что это с ней?

Куда подевалась бешеная кошка?

И, должен признать, мне не нравится эта покладистость. Более того, раздражает.

Как будто Катерина передо мной.

А я не Катю хочу.

Я малолетку психованную хочу.

Чтобы сопротивлялась и царапалась.

Хотя на первый раз и так сойдёт.

Пусть боится, от этого ещё приятнее будет.

— Что это ты притихла, кошка? — подхватываю её на руки и несу в спальню.

Сто лет на кровати не трахался, а миссионерская поза вызывает у меня тошноту.

Но сейчас по другому нельзя.

Целка, мать её…

Бросаю мелкую на кровать, а она с опаской отползает к изголовью и, обняв свои коленки, замирает, взирая на меня с таким ужасом, словно я сейчас её убивать буду-

Нет, маленькая, сегодня у меня на тебя совсем другие планы.

— Если будешь хорошей девочкой, я отпущу тебя. Даю слово, — на этот раз говорю на полном серьёзе.

Ведь после того, как поимею, интерес отпадёт сам собой.

— Мне будет больно?

Не знаю, может я, конечно, конченый извращенец и садист, но это её «будет больно» возбуждает до предела. Впрыскивает в кровь такую дозу адреналина, что ещё немного и заглохнет «мотор».

— Совсем немножко, — уже слабо соображаю что-либо, лишь огромные зелёные глазищи смотрят в душу.

стаскиваю с себя одежду впопыхах и, схватив девчонку за лодыжку, тяну на себя.

Она не сопротивляется, что огорчает и радует одновременно.

Её одежда меня доводит до бешенства. На хрена она вообще нужна, блять?! Чтобы ещё больше усложнить задачу?

Сначала слышу треск ткани, а потом уже соображаю, что это я рву на ней стрёмную толстовку.

— Не надо! — её прохладные ладошки ложатся на мои руки. — Не рви одежду… Я сама.

И в подтверждение своих слов снимает грёбаную тряпку.

А там…

Там мой рай.

Тонкая прозрачная маечка почти не скрывает полную грудь с дерзко выпирающими сосками.

— Её тоже снимай! — киваю на майку и девочка послушно стягивает с себя и её.

Склоняюсь над ней и втягиваю губами коричневый сосок.

Вот что такое истинный кайф.

Слышу свой рык и её тихий стон.

— Умница, маленькая, — после я обязательно её отблагодарю, лет с двадцати такого не испытывал.

Слышу какой-то странный противный звук, как будто чем-то царапают поверхность тумбочки и, подняв голову, вижу как мне в морду летит настольная лампа.

— На тебе, козлина!

Казалось, ударила сильно, но он даже не вырубился.

Лишь дернулась голова и из рассеченной брови полилась тонкой струйкой кровь, а у меня всё внутри сжалось от дикого страха.

Он смотрел на меня, как, наверное, смотрит на свою жертву удав перед тем, как сожрать её.

С ужасом представляла, что будет со мной через секунду и неутешительные картинки в подсознании отнюдь не радовали.

Нужно было срочно что-то предпринять. В идеале — ударить и бежать.

— Извини, но любви у нас не получится! У меня сегодня плохое настроение! — замахнулась врезать ещё раз, но на сей раз он перехватил лампу и с силой бросил её на пол.

— Заигралась, сука! — схватив меня за растрепавшиеся волосы, намотал их на кулак и запрокинул мою несчастную голову так, что взвыла от адской боли. — А могло ведь всё быть по-другому!

Меня никогда не били. Подзатыльник от тётки или кухонным полотенцем по спине от неё же — не считается.

А вот так, чтобы по настоящему причинять боль…

Никогда.

Сейчас, глядя в его озверевшее лицо, в глаза цвета тёмной грозовой ночи, я понимала, что действительно нарвалась.

И это уже не шутки.

Северов, казалось, не замечал, что по его лицу стекает кровь и горячими каплями приземляется мне на грудь.

На мою обнажённую грудь…

Странно, но ни в тот момент, когда я разделась под его обезумевшим взглядом, ни сейчас, когда он, прищурившись, наблюдал за тем, как я дергаюсь в попытке вырваться, мне не было стыдно.

Адреналин и страх быть изнасилованной этим бандюком оттеснили все остальные чувства на задворки сознания.

Северов больше не ухмылялся.

Он прожигал меня своим ненавидящим, злым взглядом и четко давал понять — так просто мне отсюда не уйти.

Но и сдаваться я не собиралась.

Не стану лапки перед ним раскидывать.

Не стану строить из себя жертву и слезно умолять отпустить.

Всё равно не отпустит, лишь потешаться будет над беспомощной, пока не удовлетворит своё садистское эго.

— Сука — та, что воспитала такого ублюдка! У тебя встаёт только так, маньячила?! — и, как давно уже мечтала, плюнула в окровавленное лицо.

Зря я сказала это.

И плюнула тоже зря…

Он даже вытираться не стал.

Просто ударил наотмашь и я вдруг осознала, что жизнь стала другой. Словно мой мир перевернулся с ног на голову и прежним уже никогда не станет.

Как будто у меня из рук вырвали моё беззаботное детство и с головой окунули в дурно пахнущую лужу, дав этим самым понять, что я больше не маленькая бойкая Стеша, которая может всех вокруг неимоверно раздражать и злить, но тронуть её никто не посмеет.

Ведь она сиротка.

Несчастный ребёнок, у которого нет родителей.

Северову плевать на мою жизнь и самочувствие.

Ему абсолютно всё равно, что станет со мной после того, как поимеет и выбросит.

А может даже… Убьёт.

Шок и ужас сковали моё тело до того, что даже закричать не могла.

Лишь, затаив дыхание, наблюдала как он сдирает с меня джинсы, не заботясь о пуговицах, просто отрывая их.

Одной рукой он удерживал мои запястья над головой, а второй ловко избавлял от белья, так, как будто делал это ежедневно.

Скорее всего, так оно и есть.

— Не надо, — заскулила, когда его огромное тело вдавило меня в матрас, а в промежность ткнулся его член.

От дикого ужаса я завопила и засучила ногами, но мой крик был оборван его жёстким поцелуем.

Это даже на поцелуй не походило. Он подчинял, ломал меня. заставлял прогнуться под него и покориться.

А мне лишь оставалось мычать ему в рот и бить ногами, что удавалось крайне неловко.

— Заткнись, всё равно тебя здесь никто не услышит, — прошипел сквозь зубы и одним резким толчком проник в меня до упора.

Если я считала, что его пощечина — это больно… То тогда я не знала о боли ничего.

Мучительная, разрывающая тело и душу, страшная и неотвратимая, как то, что он совершил.

Я не кричала.

Лишь впившись зубами в его плечо, пыталась причинить ему такую же нестерпимую боль. Я вгрызалась в его плоть, чувствуя металлический привкус крови во рту и мотала головой, как собака.

Он хрипло застонал и, оторвав меня от себя, придавил за шею к подушке.

— Ты сама виновата, дура! Сама! — он тяжело дышал, всё так же находясь во мне, хотя физической боли я уже не ощущала.

Лишь ненависть. Жгучий, прожигающий внутренности гнев.

Я дергалась под ним, силясь дотянуться до его шеи, чтобы вцепиться в неё зубами и разодрать в клочья.

— Мразь! Ублюдок! Я убью тебя, слышишь?! — хрипела от того как сильно он сжимал моё горло и плакала от бессилия.

Вопреки моим ожиданиям он не стал продолжать, оставив моё тело и, резко поднявшись с кровати, стал быстро надевать штаны.

Не смотрел на меня, но я знала — он следит. За каждым моим движением. За каждым вздохом.

Меня трясло, как в лихорадке. Даже зубы стучали, настолько колотило.

Свернувшись калачиком, заревела. Не было больше сил драться. Не было даже желания дышать.

Каждый вдох давался с трудом. В груди жгло от обиды и несправедливости, а он лишь фыркнул и пошёл к двери.

ГЛАВА 12

Нет.

Мне не жаль малолетку.

Мне лишь время своё жаль, что потратил на эту тупорылую овцу и её детские капризы.

Даже трахать её удовольствия никакого. Как будто у ребёнка конфету отобрал, блять.

Бесит Неимоверно бесит меня эта сучка.

Не то, чтобы я не хотел её.

Ещё как хотел.

Пиздец как хотел.

Но когда порвал цепку, словно сам себя возненавидел. Никогда не парился о чувствах баб. Никогда мне не было дела до них.

А тут, как будто совесть замучила.

Я даже поверил бы в это…

Если бы не знал точно, что нет её у меня, совести этой.

Совесть для немощных и слабых, чтобы было чем оправдывать свою несостоятельность.

Мне же глубоко наорать на все эти бабские заморочки.

Сама виновата во всём.

Ведь я собирался её поиметь по-человечески, по-хорошему. С ласками и нежностями, мать их.

Надо же было этой дряни мать мою упомянуть.

Никогда этого не прощаю. Никому.

И тот факт, что она не знала, ничего не значит.

Если решилась тявкать в сторону взрослых дяденек — будь готова ответить.

Только вот никак не покидало ощущение, что я похерил что-то важное.

Такое чувство возникает, когда разочаровываешься в самом себе.

Да, я был разочарован и охренеть как зол. Ведь мог же оттрахать девку. Должен был!

Чтобы больше рта своего открыть не смела.

Член стоял всё так же, как и за полчаса до этого. Жесткий недотрах у меня — факт.

А ещё это гадкое чувство… Чего? Откуда оно вообще взялось во мне?!

Вот вернуться бы, да засадить ей по самые гланды. Чтобы орала и извивалась змеей подо мной.

Я ушёл-то только из-за этого гребаного ощущения, что когтями по внутренностям.

Никогда цепок не трахал. Видимо, поэтому так паршиво.

Псих. Не нужно было так зверски.

Всё же я не привык ограничивать себя в сексе. Трах должен быть жёстким и беспощадным.

Чтобы голос срывала и ломала ногти, царапая ими мою спину.

Бляяяять.

Поморщился от боли в плече и взглянул на себя в зеркало.

Красавчик, мать твою.

Дожили!

Какая-то свиристелка чуть башку не снесла настольной лампой.

Смешно даже.

А бешеная она какая…

Не плакала и не кричала, когда входил в неё. Только дралась, как сумасшедшая.

Кошечка.

Пока зашивал укус на плече, пробивало на дикий ржач.

Это же надо так тяпнуть. Чуть зубы свои не оставила во мне.

С бровью дела обстояли не лучше, но штопать себе морду не хотелось. Так заживёт.

Хотел было вернуться к Стеше и заставить исправить результат своих боевых действий, но вовремя одумался.

Если иглу ей дам, да ещё и харю свою подставлю — точно без глаз останусь.

Пришлось промыть и заклеить пластырем.

Не мальчик, в конце концов.

Звонок от Ворона немного отвлек от самобичевания и я, глотнув добрую порцию вискаря, ответил.

— Базар есть, Матвей. Перетереть надо, — когда Ворон говорит таким угрюмым голосом, сомневаться не приходится — что-то произошло.

Так даже лучше.

Хотя бы отвлекусь.

Правда, я пока не решил, что делать с девчонкой.

Отпустить? Не вариант. Пусть успокоится для начала, а там я решу, что с ней делать. В любом случае, без хорошего траха не уйдёт от меня.

От меня вообще не уходят.

Либо я сам отпускаю, либо выносят.

И никак иначе.

Оставить одну тоже как-то стрёмно. Ещё квартиру мне сожжет.

Честно говоря, квартира-то ладно, хрен бы с ней. Себя же убить может, дура ведь.

А нахрена мне эти проблемы?

— Приезжай ко мне на квартиру. Тут и порешаем.

Надо бы покормить её, думаю. Но тут же отметаю такую мысль. Пусть остынет немного, а то, чего доброго, доведёт меня до белого каления и я ещё что-нибудь сделаю…

— Что это с тобой? — Ворон нахмурился ещё с порога и так сидел уже минут десять, отчего-то не решаясь начать разговор.

— С кошкой подрался. У тебя базар ко мне был, — напомнил ему, ибо вещать о том, что изнасиловал малолетку как-то не хотелось.

Я, конечно, не соплежуй какой, чтобы стесняться таких вещей, но и признавать себя озабоченным психопатом как-то не комильфо.

Свою личную жизнь обычно не разглашаю и дальше не стану.

— У тебя кошка есть? — похоже Костян удивился.

— Можно и так сказать, — отчего-то не хотел, чтобы Ворон видел мою девчонку.

Потому что моя.

И не хрен на неё смотреть…

Блять, что-то не в ту степь меня понесло. Нехорошо. Я бы даже сказал, дерьмово.

Не хватало ещё залипнуть на соплюху. Нахрен она мне не сдалась. Вот закончу, что начал и пусть проваливает на все четыре стороны.

— Ну так что, Костян? Какое дело у тебя?

Ворон вздохнул и, притянув бокалы к себе, наполнил их до половины.

— Давай, выпьем.

Посиделки прекращали быть душевными от слова «совсем». Я знаю Воронова, как свои пять пальцев. Сучок сейчас чувством вины себя гнобил и явно собирался сказать то, что мне не понравится.

— Рожай уже, воронок. Не еби мне мозги, — без тебя желающие найдутся.

Снова подумал о малолетке, что, наверняка, воет там в подушку и составляет план мести плохому дядьке. В груди шевельнулось что-то приятное и захотелось улыбнуться.

Она до пиздеца милая, когда злится.

Мать твою, Север!

Какого хрена меня так расплющило?

Как будто баб отродясь не имел.

И тут же ответ нарисовался сам собой.

Не было.

Такой не было.

Чтобы заставляла кровь в венах кипеть и до бешенства доводила.

Живая она, что пи.

Настоящая.

Не тот ширпотреб, что пачками по клубам да кабакам. Такую не заставишь отсасывать в ВИП-кабинке и раком за «айфон» не поставишь…

— Отдай мне Катерину.

Я поймал себя на мысли, что уж слишком до хрена думаю о девчонке. Не стоит она того.

Надо бы прекращать этот гон престарелого оленя. засмеют же, блять.

— Что? — кажется, я отвлёкся, но смысл слов Кости потихоньку начал доходить до меня.

Ворон же смотрел мне в глаза.

Смотрел, сукин сын, и даже не моргал.

— Она же тебе не нужна, брат. А я жениться на ней хочу.

Забавно.

Пока я гонялся за цепкой, мне рога нарисовали. Да ещё кто, лучший и единственный друг Плевать я хотел на Катьку. шалава, она и есть шалава, сколько бы я не одевал её в золото, грязь никуда не денется. Это её суть.

Не спорю, она не виновата в том, что шлюха. Её с детства к этому приучили.

Блядство у неё в крови.

Но Ворон, блять…

Смотрю на этого ушлёпка и так хочется глотку ему вскрыть.

— Не советую, брат, — по глазам всё понял.

И как подтверждение тому, мне в колено упирается дуло ствола.

Подготовился.

Знал, какой будет моя реакция.

И давно уже усвоил, что ко мне нельзя соваться с хреновыми предложениями без оружия.

— Это не значит, что я не смогу тебя завалить завтра. Дружище, — разумеется, о дружбе уже речи не шло.

Она закончилась ещё тогда, когда ублюдок полез в мой огород.

— Я не хочу войны, брат. Просто отдай мне её. Не по понятиям, знаю. Но ты не как авторитет посмотри, а как мужик. Ты бы что делал на моём месте?

Я бы просто грохнул его.

Даже разговаривать не стал бы.

Но я не на его месте, а он не на моём.

— Ну тогда пали, воронок. Давай, я жду, — расплываюсь в ухмылке и жду. — Если ты меня не завалишь, я завалю тебя. А перед этим на твоих глазах Катьку пущу по рукам. Ну что? Решай, друг. Решай.

Я хотел, чтобы он выстрелил.

Хотел, наконец, избавиться от этой ебучей скуки, что жрёт меня день за днём.

Да и спас бы он этим не одну Катерину.

— Я повторюсь, если ты оглох. Мне война не нужна. И крови я не хочу. остынь, наконец, и подумай головой. А Катя у меня. Я не отдам её тебе, Север. Пока живой, не отдам.

Он даже подняться не успел.

Ребром ладони чётко попал в кадык и Ворон захрипел от боли и нехватки воздуха.

— У меня никто, ничего и никогда не забирает, Костик. А кто тянет руки, тот зачастую протягивает и ноги, — со второго удара всё же вырубил «друга» и откинулся на спинку стула.

А теперь, пожалуй, выпью.

Дел-то у меня теперь много.

Ещё через полчаса наблюдал, как Ворона вытаскивают двое моих орлов и упивался мыслью, что снова остаюсь с малявкой наедине.

Я слышала чьи-то голоса, шум и грохот.

Несколько часов без движения сказались затёкшими мышцами и я осознала, что на самом деле уснула.

Дурацкая реакция на стресс.

Я так однажды даже во время экзамена в школе вырубилась. Потом пришлось доказывать училке и завучу, что я не пьяная, просто организм отключается от переизбытка адреналина.

Тётка же меня всегда называла страусом. Только вместо головы в песок — здоровый крепкий сон.

Ах, тётя Света, Елена Львовна…

Увижу ли я их ещё?..

Или бандит не выпустит меня живой?

Внизу живота тянуло и болело, а промежность горела огнём.

Упырь недоразвитый!

Так бы и размазала его по асфальту катком. А в идеале, проехаться туда-обратно.

Поднялась с кровати и наклонилась в поисках своей одежды.

— Какой видок… А я вовремя зашёл, да? — сзади послышался голос Севера и я буквально рухнула на пол, кутаясь в покрывало, что так удачно оказалось под рукой.

— Как ты, девочка Стеша? — нахальная ухмылочка расцвела на его небритой морде, а я пожалела, что не встала за дверью с лампой или чем потяжелее в руках.

Очень жаль, что так и не смогла раскроить этому ублюдочному насильнику его подлую черепушку.

Правда, надежда меня не покидала и это здорово успокаивало. Был стимул жить дальше и не думать о том, что произошло здесь пару часов назад.

— Я поесть заказал, вставай, — подошёл ко мне и, схватив за руку, отодрал от пола. — Ну, чего ты здесь сидишь? Тебе больно?

Больно ли мне?

Хороший вопрос, конечно…

Нет, мне очень хорошо.

Ведь всем нравится до радостного визга, когда их насилуют!

Когда лишают невинности, даже не поинтересовавшись для чего и кого её хранили.

Сволочь!

Укуталась в покрывало поплотнее и попыталась унять лихорадочную дрожь.

Получалось плохо.

— Поцелуй, — нахальная бандитская харя склонилась ко мне, как будто так и надо.

Словно не он только-только…

Обида вперемешку с гневом всколыхнулась и накрыла меня своей тёмной волной.

— Тварь! — рука взметнулась и опомнилась я только тогда, когда его голова чуть дёрнулась от моей звонкой пощечины.

Вряд ли ему было больно так же, как мне.

Вторая пощёчина не заставила себя долго ждать… Только на этот раз ударил он.

Не сильно, но вполне ощутимо.

А ещё унизительно!

Долго не задумываясь, я влепила ему второй рукой и снова получилось до обидного слабо.

Он лишь гадко ухмыльнулся и я снова отхватила затрещину.

— Ты совсем дура или просто веришь в вечную жизнь? — подонок издевался и ждал, когда я снова его ударю.

Однако, поразмыслив, осознала, что глупо будет умереть от оплеух. А в голове уже звенело…

Что ж, я найду время, чтобы воткнуть ему нож в лопатку.

ГЛАВА 13

— Ешь, сказал, — подавлял меня своим взглядом, словно придавливап тяжелым камнем, так, что не продохнуть.

От ярости всё плыло перед глазами и ненавистью к этому человеку я пропиталась полностью.

Каждой клеточкой презирала подонка.

А ещё угнетал тот факт, что я не могла ничего сделать. От слова «совсем».

Он в любой момент мог сделать со мной что угодно, а у меня не было ни единого шанса на спасение.

Если смотреть правде в глаза, то особо надеяться не на что.

Во-первых, он намного сильнее.

во-вторых, он сволочь бездушная.

В-третьих..

в принципе, двух пунктов достаточно, чтобы осознать, в какой глубокой заднице я оказалась.

Только если сложу лапки перед этим ублюдочным маньячилой, сама себя перестану уважать.

А самоуважение — единственное, что у меня осталось, ведь девственность отобрал насильник.

Он остервенело раздирал кусок мяса, из которого сочилась кровь и мой аппетит как-то поугас, хотя обычно в стрессовых ситуациях я либо сплю, либо ем. Хомяк по жизни.

Создавалось такое впечатление, что на тарелке у него не кусок плохо прожаренной говядины, а моя окровавленная душа, которую подонок терзает вилкой и ножом, при этом глядя мне в глаза.

— Надеюсь, ты подавишься и сдохнешь, — не удержалась.

— Надейся, — усмехнулся своей нахальной ухмылочкой и продолжил разрезать несчастный стейк.

— Если не отпустишь, я не буду есть. Или что-нибудь сделаю с собой. В любом случае, не стану твоей марионеткой, — сжимала вилку так, что побелели костяшки.

Боролась с зудящим желанием засадить эту вилку ему в глаз, а лучше сразу в лоб.

Не то, чтобы я не хотела его убить, просто трезво оценивала ситуацию. Я не в том положении, чтобы злить психопата ещё сильнее.

— Ничего ты не сделаешь, — гад издевался надо мной и даже не пытался это скрывать. — Ты любишь жизнь, девочка Стеша. Ты будешь бороться до последнего, даже когда не останется сил, — и да, он был прав.

Психолог хренов.

— Не называй меня так, — прошипела сквозь зубы сжимая во второй руке нож.

— Девочка Стеша? А что, не нравится? Ах да, ты же уже не девочка, — в его тёмных глазах вспыхнуло что-то, что я видела, когда гад меня насиловал.

Нехорошо…

И заткнуться бы мне, да его шибко умное замечание током прошлось по нервным окончаниям, доставляя жгучую боль и пробуждая во мне ярость.

— шизофреник долбаный! — столовые приборы в моих руках не обещали ему ничего хорошего, однако, бандит лишь хохотнул и продолжил трапезу.

— Перед тем, как ты метнешь в меня нож, я хочу предупредить — он может полететь в обратную сторону. И я не промахнусь, Недевочка Стеша. Убивать, конечно, тебя не стану, но будет очень больно, когда нож воткнётся тебе в плечо.

Тварь.

Как же я ненавижу эту сволочь!

Меня лихорадить начинает, когда смотрю на его рубленую бандитскую морду и понимаю, насколько этот человек жесток.

Нелюдь — вот кто он.

— Я дождусь того момента, когда ты не будешь ожидать и засажу нож прямо в твоё сгнившее сердце! — знаю, что жалко звучит.

Впрочем, выгляжу я сейчас не лучше.

— Заткнись и ешь, а не то я продолжу то, что начал пару часов назад. Не обещаю, что будет приятно, ведь у тебя сейчас, должно быть, ещё болит там?

Я сглотнула и потупилась в тарелку с большим куском мяса, правда, прожарен он был намного лучше, чем тот, что уже покоился в желудке нелюдя.

В горле запершило, а в глазах защипало.

Это плохо.

Я не должна плакать при нём.

Не должна показывать свою слабость.

Хотя, кто знает… Может он именно этого и желает?

Увидеть, как я сломаюсь и упаду к его ногам.

Может и правда, стоит сыграть для него в сломанную девчушку?

Если ему наскучит играть со мной в маньяка и жертву, то ведь отпустит? Должен ведь…

— Я не хочу есть. Можно я пойду в комнату? — и там придумаю, как проломить твою железную башку.

Озвучивать свои желания я не стала, но задумалась.

В конце концов, он человек, хоть и мало похож поведением, но всё же. Рано или поздно я поймаю момент и…

Что будет дальше я пока не знала и рассуждать по этому поводу не планировала.

В данный момент очень хотелось спать. Как будто внутри меня выключили какой-то рубильник и я быстро погружалась во тьму.

— Иди, — он, прищурившись, внимательно наблюдал за мной. — Тебе плохо? — спросил, когда я поднялась из-за стола и покачнулась.

— Нет, — замотала головой, пытаясь разогнать туман, что окутывал меня плотным облаком.

Схватилась за спинку стула и снова повело в сторону. Последнее, что увидела перед тем, как погрузиться в беспамятство — глаза нелюдя, что превратил мою жизнь в ад.

— Стеша! — одна рука обхватила мою талию, а вторая, тяжёлая и горячая, легла на лицо. — Что ж ты, маленькая…

— Ничего страшного. Судя по всему, это всё излишняя эмоциональность, — врач положил в карман деньги и зашагал к выходу. — Просто следите за питанием, пусть побольше отдыхает и поменьше нервничает.

Заебись, конечно.

Как же она со мной и без нервов?

Мне что теперь, вокруг неё с бубном отплясывать?

После ухода врача хотелось рвать и метать. Вернее, рвать я уже пробовал…

Не могу я эту малолетку прогнуть, а по другому она не дастся. Ломать не хочу, но и ползать у ног сопливой девки не стану.

Хочет или нет, будет моя. Потому что я так решил и обсуждению моё мнение не подлежит.

А девчонка, отдать ей должное, кремень. Сколько продержалась и даже почти не истерила.

Если бы я Катерину так вздрючил, ходила бы по струнке.

Кстати, о Катерине.

Надо бы отыскать эту суку.

Поймать и наказать тварь.

Ворона, конечно, я зря не замочил.

Можно простить всё, кроме предательства. За предательство — казнь.

Но для «друга» у меня есть кое-что похуже казни.

Только уходить от малявки совершенно не хотелось.

А ещё, кайфовал от тишины и покоя. Пока девчонка спала, я сидел рядом и пытался нажраться в стельку.

Увы, не получилось.

Сегодня всё как-то не так…

Я себя другим чувствую.

Живым, что ли…

Эта девочка мне нужна. Пока я чувствую себя рядом с ней ТАК охуительно, не отпущу.

Пусть рядом будет.

Оставив ей еду и записку, всё же собрался уходить. Было как-то неспокойно.

Вдруг сбежит дурёха?

Правда, долго ей не побегать, проверено. Но всё же, хотелось знать наверняка, что я приду сюда ночью и застану малышку в постельке.

От этой мысли член в штанах снова ожил, вызывая у меня приступ смеха.

Совсем ты потёк, Север.

Стыдно даже, блять.

Тусклый свет от старой лампочки падал на разбитую рожу Ворона, что пристально наблюдал за моим приближением.

Сырой подвал с плесенью на стенах — так себе интерьерчик.

Узнаю своих раздолбаев. Им по кайфу нагнать страху на пленного одной обстановкой.

— Север, дружище! Я так рад тебе! Извини, руку пожать не могу, — съязвил Костян, кивая на свои связанные запястья. — Правда, я и так бы не пожал.

Внутри меня поднимается волна бешенства.

Этот сучок ещё шутки мне тут шутит. Что ж, так даже веселее.

Закатываю рукава и даю указку развязать руки Ворону.

— Мы тут пока побеседуем, а вы Катьку сюда ведите.

Ухмылка сползает с лица Ворона и я отмечаю, что ушлёпок таки испугался.

— Не трогай её. Меня грохни, а её отпусти. Она не при делах, Север. Я сам её заставил.

— Заставил, значит? Получается, ты бабу мою изнасиловал? Как нехорошо. Тогда я тебе яйца отрежу при ней. Как считаешь? Катя оценит? — отдать должное Ворону, он пошатнулся от удара, но не упал.

— Давай. Только не в твоих интересах меня в живых оставлять. Я же не успокоюсь, пока тебя в асфальт не закатаю, — ответка прилетела быстро и я не успел увернуться, правда, особо и не пытался.

Сколько мы махались не знаю, но в итоге оба выдохлись и сели на пол.

Я вспомнил, как этот блядский утырок спас мне жизнь, когда мы дрались вот так же, только не друг с другом, а против десятка сволочей, что пришли с целью выпустить нам кишки.

Не помню скольких я положил, отвлёкся, устал и один ублюдок собирался засадить мне в спину нож.

Но не успел.

Ворон тогда впервые убил человека.

Его руки дрожали, но взгляд был твёрдым. Он сказал, что не жалеет, ведь этим спас меня.

Бойня была кровавой и о морали задумываться не приходилось. Тут или ты, или тебя. Другого не дано.

По пять тренированных бойцов на одного сопливого пацана — это до хрена.

Однако, мы выбрались из той Передряги. Не совсем целыми, но всё же выбрались.

Из воспоминаний меня выдернул женский крик где-то на улице и я заметил, как дёрнулся Ворон.

— Не трогай её, как друга тебя прошу! Я тебе всё, что у меня есть отдам, Матвей.

Не трогай Катю. Я люблю её, понимаешь?! Ради дружбы нашей отпусти её.

Я смотрел на бывшего друга и завидовал ему чёрной завистью.

Он был счастлив.

Даже сейчас, когда находился в полной жопе.

Потому что есть ради кого драться, бороться за жизнь, выгрызать её зубами.

И я видел в его глазах — он будет бороться до последнего.

За Катьку, за эту шлюху отдаст свою башку на отсечение и ни на секунду не задумается.

А я?

Ради чего или кого пытаюсь сохранить свой грёбаный авторитет и достоинство? На хрена сопротивляюсь, когда меня толкают в лужу, если и так по уши в дерьме?

— Ты виноват, Костян. Ты меня предал. Я давно заметил, что ты на мою тёлку слюни пускаешь. Лет десять уже, да? — смахнул кровь с рассеченной губы и уставился на свои окровавленные руки. — Но я даже мысли не допускал, что ты полезешь на мою бабу. А ты ждал, затихарился, как сука. А потом поимел. Не Катьку ты выебал, а меня, понимаешь, урод?! После всего ещё и с пушкой ко мне заявился, поставив перед фактом, как конченого лоха. Это ты называешь дружбой?

— и да, оставлять его в живых, как и шлюху, предавшую меня, я не мог.

Не имел права.

— Ты прав. Я виноват. Так меня и наказывай. Она-то не при делах. Считай это моим последним желанием.

Я поднялся на ноги, закурил и бросил пачку с сигаретами ему.

Дверь распахнулась, парни затащили брыкающуюся и визжащую Катерину.

В домашнем халате, с растрепанными волосами она вертела головой по сторонам, силясь понять своим скудным умишкой, что происходит и чем всё это ей грозит.

Увидев меня и Ворона, она, похоже, сразу допёрла в чём дело и чем тут пахнет.

— Матвей… Я не… Прости меня. Прости, — говорила со мной, а смотрела на Воронова и, к моему огромному удивлению, в её глазах я видел беспокойство.

Эта шалашовка боялась не за себя. Точнее, не только за себя.

Охренеть.

Вот этого от Катерины я не ожидал.

Дальнейшее её поведение меня и вовсе в шок повергло.

Катерина упала на колени и, схватив меня за ноги, подняла голову.

— Не убивай… Его не убивай. Лучше меня… Он не виноват. Я сама к нему в постель полезла, я сама умоляла его взять меня. Я сама попросила защиты.

Умоляю тебя, Матвей. Что хочешь сделай со мной. Только не убивай его.

— Катя! — Ворон рыкнул на неё, принуждая заткнуться.

— Да тут, блять, бразильский сериал, как я посмотрю.

Отчего-то во рту стало горько, а внутри так погано, словно месяц в запое был.

За моей спиной такие страсти разгорелись, ещё чуть-чуть и задницу поджарят мне.

А я в это время за малолеткой рассекал.

Пока меня опускали…

Пиздец.

— Что раз у нас тут такая любовь, я не могу ей препятствовать и с удовольствием пойду навстречу вам, голубки. Я даже отпущу вас обоих. Но при одном условии. Пусть Катенька напоследок обслужит моих ребят. А то они без женской ласки скучают, — с удовольствием отметил, как Ворон вскочил, словно ошпаренный.

— Иди сюда! — рванул Катерину на себя и за спину спрятал. — Сначала тебе меня придётся грохнуть, Север. И никак иначе.

Что ж, по крайней мере, мой бывший друг всё ещё мужик.

ГЛАВА 14

После его ухода подорвалась, словно меня током прошибло.

Уже было надежду потеряла, что он свалит. Свалил таки.

Теперь дело за малым…

Найти лазейку из обители маньяка и поскорее «сделать ноги» отсюда.

Я уже была согласна на всё. Даже на возвращение в Чекалин с позором и всеми вытекающими. Уж лучше пережить это, чем остаться в доме психопата-насильника ещё хотя бы на час.

Однако, меня ожидало разочарование. Дверь, конечно же, оказалась запертой, а окна были так высоко, что спуститься вниз и остаться целой не представлялось возможным.

Зато на кухне нашлись ножи.

Я, вообще-то, не горела желанием устраивать здесь поножовщину, но если Северов вернётся…

Небольшой острый ножик был спрятан за пояс джинсов и я почувствовала себя увереннее.

Испробовала все отмычки, которые только нашлись в квартире, а именно — небольшие ножницы, кусок проводов, сама не помню, откуда отодрала, и много всякого разного…

Вот только проклятый замок не поддался и час времени, проведённый на коленях у двери, прошёл даром.

Потом я стучала в двери и стены и голосила, как умалишённая, умоляя соседей помочь.

Долгое время никто не отвечал, но через полчаса кто-то сбоку не выдержал моего стука и воплей и постучал в ответ.

Разумеется, я не остановилась на достигнутом и уже через час в дверь позвонили.

— Полиция! Откройте дверь! — я бы не так радовалась, если бы мне сказали, что мой лотерейный билет выиграл миллион.

— Помогите! Меня заперли здесь! Пожалуйста, спасите меня, родненькие! — завопила, что было сил и принялась лупить дверь ногами и руками, желая как можно скорее вырваться из этой клетки.

— А в чём тут дело, мужики? — внезапно за дверью послышался голос Северова и я замерла с занесёнными над дверью кулаками.

— А вы кто?

— Я хозяин этой квартиры.

— Жалоба на вас поступила. Кто находится в вашей квартире? Открывайте дверь, — строгий голос полицейского вселял надежду, но уже в следующий момент она притупилась.

— Давай отойдем, сержант: — Северов говорил так спокойно, словно каждый день его ловили на похищении девушек.

Голоса стали приглушённее, а вскоре и вовсе стихли.

На минуту я замерла каменным изваянием, но вскоре, поняв, что спасать меня никто не собирается, снова бросилась в атаку двери.

Через несколько долгих секунд заскрежетал открываемый замок и я достала из-за пояса нож.

Приготовилась к атаке и как только на пороге возник бандит, бросилась на него, выставив нож вперед.

Меня остановила пощечина, из-за которой на какое-то мгновение я потерялась в пространстве.

Нож был вырван из моих рук, а огромная ручища с силой сжала горло. Казалось, еще немного, и бандит оторвет меня от пола.

— Ты, я вижу никак не угомонишься, да? — приблизил своё лицо к моему и прошипел, глядя в глаза, — Ещё раз ты направишь на меня оружие, я воспользуюсь им против тебя. Усекла?! — встряхнул меня, как тряпичную куклу и в горле запершило от злости и обиды. — Не слышу!

— Усекла, — прохрипела, отдирая от своей шеи его лапищу и жадно вдохнула, когда он, наконец, отпустил меня.

Только сейчас я обратила внимание, что с последнего нашего «свидания» на его лице прибавилось ссадин и кровоподтёков.

Правда, он вряд ли беспокоился по этому поводу. Каменная глыба.

— Иди в спальню и жди меня там, — сказал так, словно он пришёл уставший с работы, а я ему жена. — Ты оглохла?! — рявкнул на меня зверюгой и я поняла, что сейчас не стоит нарываться ещё больше.

Дверь открылась и в комнату хлынул поток света из коридора. Я зажалась в углу, с ужасом взирая на Северова, что ленивой походкой прошёл к кровати и, включив ночник, рухнул в кресло.

В полутьме он выглядел ещё более устрашающе и мне как-то не хотелось с ним контактировать. Больно чревато…

— Можешь вылезать из-за шкафа и ложиться на кровать. Я не трону. Обещаю.

Хоть и было это сказано миролюбивым тоном, я ему не особо верила.

— Вылезай, маленькая, я тебя вижу, — усмехнулся и отпил из бутылки, явно не компот. — Если дядя Север обещает, что не тронет, значит, так оно и будет.

Нет, я всё равно не верила ему.

Но вылезла.

Какой смысл прятаться, если тебя увидели, что вообще не удивительно — попробуй спрячься от маньяка в его же логове.

Несмело шагнула к кровати и уселась на самый краешек, с опаской поглядывая на «дядю Севера». Тоже мне… Дядя.

— Как долго… ты планируешь держать меня… здесь? — нет, я не от страха запиналась, не дождётся.

Просто не хотелось вновь разбудить ту зверюгу, что живёт внутри него и навлечь на себя очередную порцию проблем.

Вот и подбирала слова…

А ругнуться так хотелось.

В идеале, заехать ему чем-нибудь тяжеленьким. Да только опасно это.

Лучше дождаться, как уснёт, а там уж… Что-нибудь да придумаю.

— Я думаю, ты со мной на пару недель зависнешь, Стеша, — надо же, назвал просто по имени, без всяких «девочек-недевочек».

Но стоп…

Пару недель?!

Он что, совсем уже рехнулся?!

— Две недели? А не пошёл бы ты…

Я бы обязательно продолжила изливать на подонка своё недовольство, но он приложил указательный палец к губам, принуждая этим жестом заткнуться.

Не то, чтобы я вдруг стала покорной овечкой, но получать по лицу уже устала.

Ни к чему провоцировать психопата.

— Поболтай со мной, а, манюнь? — он склонил голову на бок, наблюдая за тем, как вытягивается моё лицо с лёгкой улыбкой.

Манюнь?

Поболтать?

Да он, похоже, неслабо к бутылочке-то приложился.

— Я Поболтаю… Если поклянёшься, что не будешь…

— Что не буду? Вытряхивать из тебя дурь? Так и быть, не сегодня.

Ох ты ж барин!

Не сегодня, так и быть!

Ну и на этом спасибо…

— Очём ты хочешь говорить? — как-то странно болтать с человеком, что совсем недавно тебя изнасиловал.

Но отчего-то я не чувствовала к нему отвращения. Хотя должна бы, конечно. Была злость, что до сих пор кипит во мне, обида, что гложет сердце. Но отвращения не было.

— Скажи мне, Стеша, что ты уважаешь в людях?

Интересный вопрос.

И у меня даже имеется на него ответ.

— Всё, чего нет в тебе.

Ему, судя по скептическому выражению лица, мой ответ пришёлся по вкусу.

— Что ж, забавно, малышка Стеша. А конкретнее? — снова хлебнул из горла и мне стало дурно от мысли, что, возможно, пьяный он совсем псих.

И трезвый не подарок…

— Я ценю честность, доброту и преданность… Много всего, в общем, — было неловко и страшно от его внимательного взгляда.

Однако, напряжения уже не было.

Может, конечно, я наивная и доверчивая, но, похоже, он не собирался на меня нападать.

— По-твоему, такой как я не может быть честным и преданным?

Забавно… А про доброту не сказал ни слова. Сам осознаёт, что сволочь.

— Я не знаю, каким ты можешь быть и, положа руку на сердце, не хочу знать.

Лучше скажи, зачем я тебе?

— Я почти одиннадцать лет жил с бабой. Нет, у нас не было бабочек в животе и розовых соплей. Но я дал ей всё. А был ещё друг С ним мы вместе выросли. Я верил ему, как себе. И эти двое в один прекрасный день просто взяли и нарисовали мне лосиные рожищи. Лось я теперь, понимаешь, малявка?

Всё-таки напился.

Теперь бы ещё вырубился…

Вот бы было хорошо.

— И что ты сделал? — отчего-то не завидую я этим двоим.

— Я хотел их грохнуть, — он почесал бороду и усмехнулся. — Наказать хотел. За предательство надо ведь наказывать.

— И? — тут мне действительно стало плохо.

Вот не хотела я знать, что случилось с этими несчастными. И зачем только спросила? Непонятно.

— И я их отпустил. Они сейчас где-то в пути на острова.

Устало потёр переносицу, а я еле удержалась, чтобы не спеть ему колыбельную.

— Почему?

— Потому что тоже так хочу, Стеша.

— Так это как?

— Чувствовать хочу. Эмоций хочу. Только с тобой мне это удаётся. Я ответил на твой вопрос?

ГЛАВА 15

Двумя часами ранее

Я не знаю, почему вдруг стал таким дауном.

Вот никак в толк не возьму, с какого перепугу отпустил этих двоих.

Смотрел в их горящие глаза и не мог поверить.

Это та самая Катька, что шлюхой последней у ног моих ползала и отсасывала по щелчку пальцев.

Тот самый Ворон, извечный похуист, равнодушнее которого я не встречал никого и никогда.

Да эти двое только себя могли любить. Хотя нет, Катерина даже себя не любила.

Она спускалась по лестнице, таща чемодан со своими шмотками. Разумеется, помогать ей не стал. Это было бы уже слишком.

— А Костя…

— На улице ждёт тебя, — я затушил окурок в пепельнице и присел на ступеньку. — В свой дом я его не пущу. Достаточно того, что он тебя после меня пользует.

Катерина оставила чемодан и присела напротив.

— Посмотри на меня, — взяла в ладони моё лицо и меня затошнило от всей гадливости ситуации. — Просто наши отношения были изначально обречены. А с ним я счастлива. И ты можешь быть счастливым, если не будешь таким говнюком.

Иди к ней.

Я хотел было объяснить Катюше, что насрать мне на неё с высокой башни, но в сознание впились последние, сказанные ею слова.

— К ней? — убрал от себя её руки, ибо слишком уж тошнотворно это всё.

— К той девочке с дешевыми духами, которыми ты насквозь пропах, — Катерина саркастически хмыкнула. — Ты же из-за неё стал такой…

— Какой?! — а вот это мне уже не нравится. — Иди-ка ты к своему ебарьку, пока я не передумал!

Мало того, что в оленя меня превратили, так ещё и в глаза этим тычут. Вот правду говорят умные люди, хочешь хлебнуть дерьма — сделай доброе дело.

— Я пойду. А ты не потеряй её. Раз можешь ещё что-то чувствовать, значит, не законченный ублюдок. А раз она смогла в тебе это разбудить, значит, и полюбить сможет.

Катя поцеловала меня в щёку, как старую добрую подружку и поднялась на ноги.

— И спасибо тебе, Матвей. За всё спасибо.

— Проваливай на хрен. Психолог, бля.

Через два часа Сколько можно сколачиваться по пустому дому?

Как привидение, блять, брожу.

И ума не приложу, чем себя занять, чтобы не было так тошно.

Впервые в жизни я схожу с ума от одиночества.

А ведь раньше любил один оставаться. Даже Катерину иногда из дома выгонял, чтобы побыть в тишине и покое.

А сейчас эта тишина разъедает мозг Даже напиться не могу. Не лезет в одну харю.

Вот бы к матери съездить. Она хоть и молчит в основном, но всё же рядом с ней забываю, какая я мразь.

Только сейчас поздно. Ночь уже.

Даю себе обещание навестить мать завтра и, накинув куртку, выхожу из дома.

Я знаю, кто сегодня будет слушать мой пьяный бред.

Подъезжаю к дому, а внутри появляется нехорошее предчувствие.

Я же малолетку оставил одну…

Как бы не натворила чего эта мелочь бешеная.

Разумеется, вены вспарывать себе не станет, не та порода. Такую до панической атаки хрен доведешь.

Улыбаюсь.

А вот гадость какую-нибудь придумать — это она с удовольствием. Вредная, блять, зараза.

Снова ухмыляюсь, как идиот, но уже в следующее мгновение становится как-то не до смеха.

У подъезда останавливается ментовская тачка и два «мусора» по форме целенаправленно шагают в дом.

Они, конечно, могут куда угодно идти, но что-то мне подсказывает, что я знаю, куда их несёт и кто тому причиной служит.

Ну, малявка, блять, дурная!

Я тебя сейчас оформлю. Как раз настроение подходящее.

Подхожу к своей квартире и, как и ожидалось, застаю там ментов.

Пришлось опустошить карманы во благо правоохранительных органов, а вернее, животов этих самых органов.

Открываю дверь и, кто бы мог подумать, дура несётся на меня с визгом амазонки и пером.

Умора.

Если бы не был так зол, точно ржал бы до посинения. Правда, это хреновый метод воспитания. Если такие выебоны ей спускать на тормозах — обнаглеет.

Лёгкая пощёчина и нож у меня. Даже жалко малявку немного. С таким азартом неслась, что впору по медали на каждую сиську. А тут такой облом.

Отправил её в комнату, а сам, наконец, смог расслабиться.

Всё-таки уютная квартира получше будет огромного полупустого дома.

Открыл вискарь, который мне как-то по случаю подогнал воронок и с удовольствием глотнул обжигающей горло жидкости.

— Твое здоровье, дружище Ворон.

Дверь в спальню открыл резко и на всякий случай отошёл в сторону.

Но снаряд не полетел.

Странно.

Жива ли?

Включил ночник, что каким-то чудом ещё не походил по моей харе и когда глаза привыкли к полутьме, разглядел амазонку, что, растеряв свой боевой дух, приуныла за шкафом.

Так даже лучше.

Не до боёв без правил мне сейчас.

А если учесть, что настроение ни в жопу, лучше ей там и оставаться.

Ещё силы не подрасчитаю, пикнуть не успеет.

Всё же как-то странно разговаривать с домовёнком из-за шкафа. Пришлось попросить леди на выход.

Села на кровать и, выровняв спину, вздёрнула подбородок.

Боялась меня до трясучки, но, отдать ей должное, держала лицо.

При каждом моём движении её глаза округлялись, а внутри, скорее всего, сводило всё судорогой от страха. Но вида не подала ни разу.

Видимо, этим она меня и цепанула.

Своей простотой и смелостью.

Много пил, что-то говорил.

Она отвечала.

Всё как-то туманно.

В голове лишь образ матери, а во рту горечь и не алкоголь вовсе тому причиной.

— Раздень меня, Стеша, — мне нравилось пробовать на вкус её имя.

А ещё больше нравился очумелый взгляд зелёных глазищ, которым она наградила меня, услышав пожелание своего мучителя.

— А массаж тебе не сделать? Лампа разбилась, но есть ещё ночник.

— А пиздюлей тебе не вкатить, нахальный ты цыплёнок? — нет, я не злился.

Даже забавно как-то стало.

— Я не буду тебя раздевать! Фу! — вот это её «фу» стерло моё возродившееся настроение без следа.

— Тогда будешь сидеть здесь сутки. Одна. взаперти. Хочешь?

— Ну и буду!

С каким бы удовольствием, я смял бы её в своих руках. Стиснул так, чтобы пищала.

Хороша мелочь…

А может, я слишком пьян.

Знаю лишь одно — пока не наиграюсь ею, пока не пресыщусь, не отпущу.

Поднимаюсь с кресла и шагаю к ней.

Вскакивает с кровати и пятится к стене.

Да уж… От скуки ебанулся уже. До уровня озабоченного подростка упал.

— Подойди ко мне.

Она жмётся уже в углу, а я наступаю. Знаю, что боится и это заводит. Тем не менее храбрится и это тоже заводит. дурею от огромных испуганных глазищ.

— Оставь меня в покое! Я буду сидеть здесь! Одна! Только не трогай! — в голосе проскакивают нотки страха и мне по кайфу.

Хватаю её за руки и к себе притягиваю. Упирается руками мне в грудь, отворачивая лицо, как будто это меня остановит.

Наивная.

— Прекращай, маленькая. Поцелуй меня лучше, — губами ловлю её губы, а мелкая впадает в ступор.

— Ненавижу. Ты мерзкий. Урод, — шепчет мне в губы, а я, кажется, сейчас оглохну — так громко звучит это её «урод».

Сука.

Сжимаю рукой её горло, девчонка начинает хрипеть и брыкаться. Лягает меня ногами и шипит, как маленький, но пиздец какой злобный змеёныш. А в глазах огонь полыхает.

Огонь, от которого дурею.

Кайфую от его пламени на своей коже.

— Если не хочешь раздевать меня, я сам разденусь. И тебя раздену, — второй рукой скольжу по далеко уже недетским изгибам и, застыв ладонью на сочной заднице, рычу от бешеной похоти. — Затрахаю тебя сегодня.

— Попробуй тронь, сволочь! — оживает цыплёнок и что есть духу бьёт меня коленкой по яйцам.

— Мать твою, дура! — в глазах темнеет от боли, а моя рука на её шее непроизвольно сжимается сильнее.

Если он тронет меня ещё раз… Я просто не выдержу. Я так боюсь сломаться. И к этому всё идёт…

Смотрю в его глаза, полные слепой ярости и хочется кричать. Только не поможет это.

Случай с полицейскими это доказывает.

Он чувствует свою безнаказанность. Знает, что даже если растерзает меня на части — ничего ему за это не будет.

Скорее всего, я не первая. На его счету уже куча таких изнасилованных дурочек, как я. Нет в этом никаких сомнений.

Он закрыл глаза и зашипел от боли, а я, воспользовавшись моментом, попыталась ускользнуть из его лап.

Только на попытке всё и закончилось.

Бандит оставил в покое моё горло и, надавливая на плечи, опускал меня вниз.

— На колени, я сказал! — рявкнул мне в лицо и мой разум снесло волной ярости.

— Пошёл ты на хрен, козли…

Договорить я не успела. Словно безвольную куклу он толкнул меня на пол и зафиксировал своей ручищей лицо, принуждая оставаться в такой унизительной позе и смотреть на него.

— Это твоё место. Запомни.

Нет, я не собиралась с этим мириться. И ползать у его ног не стану.

Не для того я столько оплеух отхватила, чтобы так просто сдаться. Не спасую перед этим зверем. Ни за что.

— Ты можешь заставить. Можешь согнуть меня. Но когда отпустишь, я снова расправлю плечи. Я не склонюсь перед ублюдком.

На данный момент гнев лишил меня возможности думать и здраво оценивать ситуацию. Я не боялась больше.

То ли адреналин зашкаливал, то ли действительно было уже всё равно.

Так мне казалось.

До тех пор, пока виска не коснулось что-то твёрдое и холодное. Запахло железом и чем-то ещё… Чем-то, что не вызывало хороших ассоциаций.

Я медленно скосила глаза в бок и замерла, подавившись собственной речью.

Пистолет.

Он приставил к моей голове чёрный пистолет и что-то щёлкнуло.

— А так? Что ты скажешь теперь, девочка Стеша?

ГЛАВА 16

— Мамочки… — прошептала и зажмурилась.

Ну чисто ребёнок.

Только дитя станет наивно полагать, что чудовище растворится в воздухе, если на него не смотреть.

— Открой глазки, маленькая. Ну же, посмотри на меня.

Я грёбаный садист, знаю.

Но мне по кайфу.

И я, блять, ничего поделать с этим не в состоянии! Мозг плавится от её вида у моих ног. Хочу, чтобы всегда так было. Чтобы вот так дрожала…

Да только не от страха.

Просто планка поехала.

Окончательно и бесповоротно.

— Раздевай, маленькая, давай. Всё равно придётся. Я так хочу. А дядю Матвея нужно слушаться.

— Не буду, — глаза всё-таки открыла, но тут же надула губы.

А губки у девочки сладкие, манящие. Так бы и сунул в этот алый ротик свой член.

— Совсем дурная, что ли? — смех сдерживаю уже с трудом. — Я же грохну тебя, дурища! — разумеется, вру.

Но ей-то откуда об этом знать?

Упрямая малолетка, бля…

— Не грохнешь, — говорит тихо, но уверенно, смотрит на мои ноги, словно боится поднять голову.

облизывает своим дерзким язычком пересохшие губы, а у меня от этого невинного жеста в штанах всё полыхает.

— Это почему же ты так думаешь?

— Ты просто играешь со мной. Тебе нравится меня ломать, ведь так? — поднимает взгляд и зелёные глазищи поглощают мой бухой разум без остатка. — И если убьёшь, то тебе снова станет скучно. Ты же и держишь меня здесь, чтобы не сойти с ума от одиночества. Хотя ты уже сходишь. У тебя есть всё… Кроме родного человека. Никого у тебя нет…

— Ну всё, хватит! — сам не знаю, отчего меня зло берёт.

Наверное, от того, что правду малявка говорит. От осознания этого, вообще чердак едет.

— Значит, я права, — победно усмехается пигалица и я от бешенства начинаю плавиться.

— Много ты берёшь на себя, мозгоправ Доморощенный. Но я обещал, что не трону тебя сегодня, поэтому пошла на хрен в постель и чтобы ни звука не слышал.

Что вообще она знает обо мне, эта соплюха сраная?!

Я может сам никого не хочу подпускать к себе.

Мне может так хорошо.

27 лет назад

От его очередного удара меня всё-таки снесло и, пропахав спиной до противоположной стены, я долбанулся головой о стену и распорол щеку о торчащий из нее гвоздь.

Кровища хлынула рекой, но боли не ощущал.

Потом я, конечно, нехило так охренею, глядя в зеркало на своё лицо.

— Ну вот! — отчим захохотал, хватаясь за жирное пузо, которое мне так хотелось вспороть «финкой», что таскал в кармане. — Теперь ты и правда похож на шушару из подворотни!

— Может и так. Только я мужик. А ты гнида ебучая, — ухмыльнулся окровавленными губами и снова отхватил кулачищем ублюдка, на этот раз под дых.

— Это всё, на что ты способен, мусор? Как баба бьёшь!

Слепая ярость, кровь и глаза перепуганной избитой матери.

Это, пожалуй, была последняя капля в чаше моего терпения.

Выхватив финку, я с рычанием бросился на Степанова и, повалив его на пол, всадил нож в плечо.

Промахнулся.

Метил-то в сердце.

Кровища брызнула фонтаном, только на этот раз уже его, а где-то позади послышался испуганный всхлип матери, что так и не встала с пола, после его оплеухи.

Бросился к ней, упал на колени рядом.

— Как ты, мам?

Она коснулась дрожащими пальцами раненой щеки и зашептала:

— Беги, сынок. в чулане под половицей деньги. Там немного, но на первое время хватит… Обо мне не беспокойся, беги, родной.

— Я не брошу тебя!

Адреналин бил в голову, а планка уже давно поехала. Я не чувствовал боли, не ощущал ничего, кроме лютой злобы и жажды крови.

С трудом сдерживал себя, чтобы не прикончить отчима, но всё же осознавал, что он не стоит того.

— Тебя посадят, милый! Беги! Я вызову ему скорую позже! Давай же, пошёл! — мать оттолкнула меня от себя и поднялась с пола. — Со мной всё хорошо, иди же!

Ни хрена не хорошо.

Мент избивал её почти каждый день на протяжении многих лет.

А я ничего не мог сделать.

До того дня…

В тринадцать лет я впервые дал ему сдачи. Впервые вступился за мать, всадив в него лезвие по самую рукоять.

И жалел…

О том, что раньше этого не сделал.

Что не прикончил суку, пока тот спал в пьяном угаре.

Что не удавил его, как падаль последнюю.

Наверное, ещё с тех пор я возненавидел ментов. Нет, я, разумеется, осознаю, что есть и среди них люди. Даже на «малолетке» я встречал порядочных мусоров, но и гнид было не меньше.

Степанов женился на моей матери, когда мне едва исполнилось пять.

Сколько помню себя — огребал пиздюлей от позорного мусора. Да ладно бы только я. Меня он любить не обязан был.

А вот мать…

До сих пор вижу во сне её окровавленное лицо, когда нашёл её тогда.

Я не жалел ни секунды, что продырявил ублюдка. Даже когда пошёл по статье в свои тринадцать.

К слову, спрятаться я тогда так и не смог. Поймали и очень шустро оформили.

Пожалел, что не грохнул его позже. Когда соседка на зону мне письмо прислала…

Что мать в больнице.

Нет, я всё-таки отомстил.

Укокошил грёбаного мудака.

Правда, случилось это уже спустя годы, а мать так и не узнала, что я отомстил за неё.

— Матвей, — тихий, но требовательный шёпот малявки выдернул меня из воспоминаний.

— Что тебе? Разве я не говорил, чтобы ты заткнулась и спала? — выключил ночник и пошёл к двери.

— Если бы ты не сделал… того, что сделал, я бы даже смогла стать твоим другом.

Вот это новости, блять.

— Мне не нужны друзья. Тем более такие, как ты. Спи, а то трахну.

Поспешил выйти из комнаты, пока и правда не передумал.

— Ты всегда будешь одинок! — послышалось из-за двери и на этот раз я был с ней согласен.

До утра сидел на кухне, глядя в окно. Бухло не лезет, а в башке каша. Дерьмо, блять.

До чего я докатился? Чтобы трахать тёлку держу её у себя силой. Это пиздец, Север. Ты не мог пасть ещё ниже.

А девчонка дрыхнет так сладко и нахально, словно дома, в своей пижаме с розовыми слонятами, в своей колыбельке, блять.

Специально зашёл к ней. Надеялся, что не спит и мне будет за что её наказать.

И тут облом.

Девица-то попалась со стальными нервами. Я ей целку порвал, оплеух навешал, ствол к виску приставлял, а она преспокойно уснула на той самой кровати. Уверен, ещё и подушку мою обслюнявила.

Я, конечно, не спец по бабским заморочкам, да и психолог из меня дерьмовый, коль даже в друге гондона не увидел. Но разве не должна она страдать? Пусть не вены себе резать, но хотя бы поплакать, поубиваться об утраченной невинности, нет?

Нет.

У малолетки железные яйца.

А может просто тупица…

Вот и утро.

Обжёг язык горячим кофе, матюгнулся и поднялся на ноги.

Пора к матери.

Давно я у неё не был.

Наверное до сих пор не могу смотреть в её глаза, хоть и убеждаю себя каждый раз, что просто нет времени её навестить.

С другой стороны, она ведь единственная, кто у меня есть. Хоть и нет её со мной по факту, но всё же видеть её могу, и за то спасибо.

— Привет, красавица, — улыбаюсь ей и целую в бледную щеку. — Ты сегодня отпадно выглядишь, — сажусь напротив и беру её за руку. — Ну как ты, мам?

Блаженно улыбаясь, она смотрит куда-то сквозь меня. В принципе, всё, как обычно.

Ничего нового. И я вроде как привык к этому.

Только сегодня не хочется молчать. Мне хочется рассказать матери. Поделиться с ней.

Чем?

Не знаю точно, но отчего-то кажется, что моя жизнь круто изменилась. Причём в лучшую сторону.

Вот такое навязчивое ощущение.

Как будто я долго был в коме, а потом вдруг очнулся.

впервые за долгие годы я дышу полной грудью, а не вырываю глотками жизненно необходимый кислород.

Но вместе с тем, меня разрывает изнутри гадкое ощущение, что называется угрызением совести. Никогда ранее ничем подобным не страдал.

Разумеется, это не повод стать вдруг другим человеком. Я не исправлюсь. Не проснусь однажды принцем.

Но и отпускать малолетку Стешу не планирую. Моя совесть не настолько сильна.

По крайней мере сейчас.

Тем более, я был у неё первым.

Никогда бы не подумал, что это вообще что-то значит.

Ещё как значит.

От мысли, что девчонку будет трахать кто-то ещё (а это рано или поздно произойдёт), я покрываюсь шипами. До боли в мышцах бесит эта мысль.

И это тоже не есть хорошо.

Я редко ревную баб.

И то, ревностью это сложно назвать.

Скорее, инстинкт собственности — это не любовь и даже не симпатия.

Моё, значит, моё. Если я сую член в определённую дырку, то больше никто не должен её трахать.

Вот и всё.

Но в данном случае всё как-то глубже, ярче, эмоциональнее.

И это неимоверно раздражает.

— Я, наверное, начудил, мам. Но по-другому ведь не умею, ты же знаешь, — вытащил сигарету из пачки и, размяв её пальцами, выбросил в урну. — Но эта малолетка… По кайфу мне с ней. Хоть и не назвать это отношениями. А с другой стороны, это хреново, мам. Я на полжизни старше… Совсем соплячка ведь она. А я как придурок. Как будто в детство впал. Не знаю, что на меня нашло. Вот скажи, что мне делать? Отпустить её? Или сломать? А, мам?

Мама молчит и даже не улыбается больше. Снова ушла куда-то далеко, где нет разных заморочек, проблем, боли.

В какой-то степени я даже немного рад за неё. Так проще.

— А пойдём-ка мы погуляем, — разворачиваю коляску и везу мать во двор клиники.

Мыслями возвращаюсь к девчонке, что всё так же сидит у меня взаперти и с каким-

то внутренним ликованием понимаю, что это именно то, чего я хочу.

Свою комнатную малявку.

Личную забаву.

И будет так, как я того хочу.

ГЛАВА 17

Я спала настолько крепко, что даже не слышала, как ушёл Северов. Наверное, сказывается пережитый стресс. В любом случае, лучше уж спать, чем сидеть в углу и дрожать от страха, как трусливый зайчишка.

Северов из тех сволочей, коим доставляет удовольствие страх жертвы. А я не хочу кормить его своими эмоциями. И жертвой его быть не хочу.

Потихоньку обошла квартиру и с радостью отметила, что маньячила ушёл. Надолго ли? Успею сбежать? Знать бы ещё как…

Желудок нещадно заурчал и я остановилась посреди кухни, раздумывая, стоит ли снова поднять шум или же всё-таки сначала поискать что-нибудь поесть.

Вопрос, конечно, немаловажный.

На столе лежала записка и я безошибочно определила, что предназначалась она именно мне.

«Продукты скоро привезу, потерпи. И не вздумай хулиганить, цыплёнок. Накажу.

Твой первый мужчина.»

Козёл.

От злости снова затрясло, хотя, возможно, это и от голода.

Пожалуй, поесть мне не светит — в холодильнике оказалось так же пусто, как было в моей голове, когда я полезла в машину к бандитам.

Подёргав ручку входной двери и убедившись, что её не забыли закрыть, начала колотить по ней кулаками.

— Помогите, кто-нибудь! Вызовите полицию! — мало ли, а вдруг повезёт…

Все же не могут быть продажными, как те, что были вчера. Может на этот раз…

Однако, меня ожидал огромный «облом». Я бы даже сказала вселенский обломище.

— Потише там, Стефания. Матвей Николаевич скоро приедет, — из-за двери послышался неприятный бас и я застыла на месте, до боли прикусив губу.

Вот же…

Сволочь!

Этот козёл надзирателя ко мне приставил!

«Потише там, Стефания»!

Что б вас, бандюг, пять раз стошнило!

Делать нечего, пришлось возвращаться на кухню. Раз уж свободы мне не видать, хоть маковой росинкой поживиться.

К слову, ни пресловутой маковой росинки, ни даже крошки хлеба я не нашла, а потому пришлось довольствоваться водой. Благо её было в избытке.

Не меньше, чем есть, хотелось помыться.

Прошлась мимо ванной пару раз и на третий всё-таки решилась. Сняла с себя несвежие вещи и, включив воду, встала под горячие расслабляющие струи.

В голове пролетали события последних дней и я понемногу начала впадать в уныние. Не то, чтобы бандиту удалось меня сломать, но к тому всё идёт. Если так будет продолжаться, то в конце концов от меня ничего не останется.

Пеплом рассыплюсь, если ещё раз изнасилует…

После того случая в Чекалине, я поклялась себе, что никто не посмеет меня тронуть. Никому не позволю делать с моим телом то, чего я не разрешала.

Но, как оказалось, обещаний маловато будет.

Нужно ещё и головой думать иногда.

А ведь всё могло быть по другому. Я могла бы не садиться в машину к незнакомым людям. Могла бы уберечь себя, будь у меня хоть капелька мозгов.

А теперь…

Я не знаю, чем закончится это «приключение» и останусь ли в живых. Смогу ли вырваться из плена или эта квартира последнее, что суждено мне увидеть в жизни?

Слишком много вопросов и ни одного ответа.

Может стоит проявить покорность?

Показать Северову, что я готова исполнять его прихоти взамен… На что? Свободу?

А вдруг?..

Может просто нужно усыпить его бдительность и у меня появится шанс сбежать?

Было бы неплохо, конечно.

Выдавив на ладонь немного геля для душа, я принялась намыливать тело и, уловив знакомый запах, выругалась.

Гель для душа пах точь в точь, как кожа Северова. Вернее, это Северов пах этим гелем.

Терпкий, яркий запах. Запоминающийся, с каким-то странным будоражащим ароматом. Если бы у опасности и ярости был свой запах, они бы пахли именно так.

Замечательно, ничего не скажешь.

Теперь я буду вонять этим маньяком.

Мало мне было его тяжёлого, убивающего сознание взгляда. Ещё и запах его преследовать будет.

Делать было нечего, посокрушалась про себя и продолжила мыться. Намылив голову шампунем с подобным гелю запахом, закрыла глаза и встала под струи воды.

— Красивая задница… Где же таких делают, блять? — внезапно раздался насмешливый голос бандита и я, вскрикнув, тут же присела, закрываясь руками.

Глупо и бессмысленно.

Как будто он не видел меня…

— Не надо, — что именно не надо я не могла сформулировать, лишь смотрела на него, вложив в этот взгляд всю свою ненависть и презрение.

— Что не надо? — бандит явно забавлялся, взирая на меня сверху вниз, а внушительный бугор на его джинсах ясно давал понять, что зря я в душ пошла…

— Не трогай меня, — прошептала, нервно сглатывая.

Он продолжал смотреть на меня, не сказав больше ни слова, а я молча пялилась на него.

Немая сцена.

Он, видимо, раздумывал, что со мной сделать, а я ждала…

Только сейчас заметила, насколько он большой. Нет, не от того, что я сижу, а он стоит. Он действительно огромный.

Широченные плечи, большие руки, мощное тело. возвышался надо мной, как огромный огнедышащий вулкан, что вот-вот утопит в своей кипящей лаве, не оставив ничего.

— Ты умеешь готовить?

Что, простите? Готовить?!

Я тут от страха чуть не отдала концы прямо в душевой кабине, а он интересуется умею ли я готовить?

Волшебно.

— Что именно? — придала голосу невозмутимости, насколько это было возможно в подобной ситуации.

— Да не важно. Яичницу, к примеру?

Может ему плохо?

Ну там… Обострение? Головой ударился?

— Умею…

— Закончишь мыться, приготовь пожрать.

С тем и ушёл. А я ещё несколько минут переваривала его визит. Нет, ну точно идиот. Разве можно вот так вот просто… изнасиловать девушку, а потом на кухню её отправлять?

Как будто это в порядке вещей.

А может у него что-то случилось?

Он не выглядел счастливым — факт.

Тут же себя одернула. Мне-то какое дело до его настроения? Может ещё пожалеть этого козла?

Наспех ополоснулась и, натянув на себя одежду, осторожно выглянула за дверь.

Ну что, вот, кажется, и наступило время сыграть в покорность. Правда, я не уверена, что смогу удержаться, чтобы не плюнуть ему в еду.

— И не вздумай плюнуть в мою жратву! — раздалось совсем рядом и я взвизгнула от неожиданности.

Тошно. Тошно видеть в её глазах эту ненависть. Правда, любить ей меня не за что.

Но я обожаю её страх, нравится её ломать. И пиздец как хочется мне испачкать своими руками эту чистую девочку.

Да, больной.

Да, садист.

Но если бы я не держал её силой, разве была бы она рядом?

Если бы ухаживал за ней, посмотрела бы на меня?

Нет, конечно.

Бабы не ценят хорошего отношения. Если ей протянуть руку — она вырвет к хуям сердце. Назовёт тебя уродом и нагадит в душу.

Моя душа давно впала в летаргический сон и будить её я не собираюсь. Мне и без неё охренительно.

Наблюдаю за малолеткой со спины и так мне хочется поставить её раком прям у плиты, что яйца сводит судорогой.

Правда, жрать хочется не меньше.

— Что ты готовишь?

Девчонка еле заметно дёргается — не ожидала, что я стою за спиной.

— Жаркое.

Надо же…

Я-то настроился на пересоленную яичницу с кусочками скорлупы, а она жаркое!

Неужели готовить умеет стрекоза?

— В любом случае, я слежу за тобой, — ставлю малявку в известность, что пукнуть мне в тарелку не получится.

— Я поняла.

Да нихрена же себе!

Что задумала эта дурища?

Я ведь не поверю в то, что она вдруг решила стать послушной. Не сегодня родился.

Да и удовольствия от её покорности я не получу. Мне бы пить её эмоции глотками, захлебнуться ими, отравиться тем ядом, что сочится из каждого взгляда кошачьих глаз.

— А после того, как я поем… — намеренно делаю паузу, чтобы девчонка прочувствовала всю отстойность своего попадалова. — Сделаешь мне минет.

Что-то с грохотом падает на пол и уже в следующую секунду мне в голову летит какая-то железная посудина. перехватил уже у виска. Надо бы шлем прикупить для общения с девочкой Стешей.

— Десяток пираний тебе минет сделают! — нет, всё-таки я был я прав — манюня всё та же змейка.

— Ну чего ты, маленькая? Неужели члена испугалась? — медленно наступаю на неё, а девчонка отступает к раковине. — Не бойся. Тебе понравится. Дядя Север тебя всему научит.

Зелёные глазищи становятся похожими на блюдца, а у меня разум в пропасть летит. Взглядом окинул. Опять своё рваньё нацепила. Не могла взять мою футболку? Не могла, конечно. А жаль. Я представил эту картину, и член тут же окаменел. импотенцией никогда не страдал, но и такой бешеной реакции у меня не наблюдалось уже давно.

Со временем всё приедается, плесневеет.

Бабы лет так десять меня ничем не цепляли. Раз в три дня спустил в какую-нибудь дырку и всё замечательно.

А так, чтобы вставал от одного взгляда на маленькое чучело… Пиздец тебе, Север.

На старости лет поехал крышей, блять.

— Выбирай, либо минет, либо надеваешь мою футболку и в ней готовишь еду.

ГЛАВА 18

Ненавижу.

Просто убила бы этого козла, будь у меня на то силы.

Стою почти голая и готовлю изнасиловавшему меня маньяку мясо!

Твою же мать, Стеша… Как с ума тут не сойти?

Разумеется, я выбрала футболку…

Как-то делать ему минет не было настроения. А он мог заставить. И заставил бы.

Мне даже кажется, что главной целью его была вовсе не футболка, хотя и это доставило извращенцу немало удовольствия. По горящим глазам видела, как ему понравилось.

А футболка, чтоб её моль сожрала, пахла не порошком, как у всех нормальных людей, а им… Его кожей, его гелем для душа, шампунем. А может просто я сошла с ума и у меня галлюцинации…

Впрочем, я выбрала меньшее из зол и ладно.

Только его внимание действовало на нервы. Как истукан сидел на стуле, повернув его спинкой вперёд и беспардонно разглядывал меня, как диковинную зверюшку в зоопарке.

Пару раз моя рука вздрагивала от непреодолимого желания засадить ему в лоб нож. Правда, смелости не хватило. Всё же я не убийца. Да и не факт, что нож долетел бы до пункта назначения. Скорее всего, он вернулся бы обратно, а я ещё слишком молода, чтобы так глупо погибнуть.

— Расскажи мне о себе, — не просьба, нет — приказ.

Это что-то новенькое.

— Что, например? — появилось нехорошее предчувствие.

— Как жила в своём Чекалине, чем занималась, чего там не сиделось тебе?

В его голосе то и дело проскакивали язвительные нотки и я в очередной раз стиснула челюсти, сдерживаясь от решительных действий.

— Лекарство тётке покупать было не на что. И сама жить хотела… По-человечески.

— А что с родителями произошло? Как давно их нет? — такта ждать от Северова не приходится.

— Разбились на машине… Давно.

— «Давно» — понятие растяжимое. Когда? — допрашивал с натиском, ни грамма не беспокоясь о том, что, возможно мне неприятно это вспоминать.

Хотя, о чём я… Разве его вообще волнует хоть что-то, кроме собственных потребностей?

— Мне пять лет было…

Он замолчал и уставился куда-то мимо меня. Так посидел пару минут, а затем резко встал и широким шагом вышел из кухни.

Видимо, по своим бандитским делишкам ускакал. Что ж, так даже лучше.

Пять лет.

Пиздец, конечно.

Уж я то знаю, каково это…

Девчонка говорила о своих родителях, а мне будто в грудину кол вбивали. Впервые в жизни я сочувствовал. И это чувство мне нихрена не понравилось.

Жалость. До чего мерзкое это ощущение. Ненавижу, когда кого-то жалеют и сам никогда не жалею. Это удел беспозвоночных. Да и я не думаю, что девчонка нуждается в моём сочувствии.

А вдруг это именно то, что ей нужно?

Да нет. Быть такого не может.

Зачем такой стерве дурной…

В чувство привёл звук сообщения от Дениса.

Точно.

Он ведь должен был пробить для меня девочку Стешу.

Ден припозднился, но оно того стоит. Теперь у меня на почте длиннющий файл о жизни этой занозы.

Что ж, есть чем заняться на ближайший час.

Откинулся на спинку ступа и потёр лицо.

Какого хрена, блять, я только что прочитал?

Малолетка-то моя судьбой нихрена не балованная. Как-то мерзко стало внутри.

Словно скользкий слизняк зашевелился.

Казалось бы, по хрену мне, что родителей нет. Таких сироток пачками на трассе собирают. И вроде не должно меня волновать, что девчонку какой-то ублюдок изнасиловать хотел. Да только волнует.

Может потому, что я продолжил начатое озабоченным тинейджером?

Впервые в жизни жалею о содеянном.

Дожил.

Жил уродом сорок лет и не парился, а тут совесть, мать её, проснулась.

Только совесть я могу заткнуть. А вот ярость никак. Она меня сжигает изнутри вот уже пять минут и из-за красной пелены я даже не сразу заметил девчонку, что застыла напротив, неловко переминаясь с ноги на ногу.

Моя чёрная футболка почти доходила ей до коленок, на которых виднелись синяки от нашего тесного общения.

Блядство-то какое…

Она же мелкая совсем.

А я… Урод.

— Там готово всё… — смотрела на меня с опаской, сминая пальцами низ футболки.

— Что готово? — мой голос сел и охрип, сам не узнал, а девчонка дёрнулась уйти, но замерла, уставившись на меня, как на душевнобольного.

— Как что? Ты же еду хотел…

Ах да, точно.

Еда.

По венам ещё гулял адреналин, а перед глазами проплывали картинки, где сопливый мамин сынок, родившийся с золотой ложкой во рту, скручивает мою малолеточку, чтобы поиметь.

Грёбаный крысёныш.

Он даже не смог ответить за свой поступок. Побежал к папочке.

А тот, разумеется, подкормил ментов и девчонку ещё и виноватой сделали.

Красавцы, ёпт.

Внутри оживает вулкан и, извергая из своих глубин огненную лаву, сжигает мои внутренности.

— Иди сюда, — зову её к себе и девчонка презрительно щурится.

— Не хочу.

— Иди сюда, сказал, — сейчас совершенно нет никакого настроения играть с ней и малявка это замечает.

Недовольно сопит и становится похожей на ежа, но всё же топает в мою сторону.

Останавливается на расстоянии вытянутой руки и с вызовом вздёргивает подбородок. Амазонка, блять.

— Возьми ручку и бумагу, — киваю ей на журнальный столик и, странно, но факт, мелкая слушается. — А теперь садись на диван и пиши всё, что знаешь о том ублюдке, который хотел тебя трахнуть. Где живёт, семья, друзья-подружки.

— Откуда ты знаешь о нём? — в голосе недоверие, но, похоже, догоняет, о чём я.

— Пиши, давай, мне всё. Как в школе на тему: «Как я провела лето». И чтобы без вранья, а то я тебя ремнём выпорю, — не знаю, отчего рычу на неё, но эффект наступает моментально.

Стеша садится на край дивана и с непонятным выражением лица принимается за «рассказ».

Не знаю, нахрена оно мне надо…

Понятия не имею, чего так переклинило.

Но точно знаю, что теперь не будет покоя, пока не накажу того сопляка.

— Зачем тебе это? — девчонка взирает на меня настороженно, словно ждёт чего-то плохого.

Разумеется.

Чего же ещё ей ждать от меня?

— Ты хочешь, чтобы он был наказан? — задаю встречный вопрос, а манюня фыркает и, кажется, не верит мне.

— Хочешь сказать, что ты поедешь в Чекалин и накажешь Витеньку?

Чего, блять, она сказала?!

Витеньку?!

Меня аж передёрнуло.

— Надо же, как ты о нём ласково. Так может парень и не пытался тебя изнасиловать, а? Может и правда, сама виновата?

— Витенькой его все называют. Почти как кличка, — бормочет обиженно, а я чувствую, как отпускает. — И вообще, тебя это не касается.

вскакивает с дивана, разрывает лист бумаги в клочья и несётся мимо меня, как ураган.

— Ну-ка, стоять! — хватаю её за талию и к себе на колени, даже пикнуть не успела.

Впрочем, малолетке не надо много времени, чтобы прийти в себя.

— Отпусти! — шипит и брыкается, откуда только силы берёт на эту постоянную борьбу. — Накажи в первую очередь себя! Именно ты меня изнасиловал! Тоже мне, заступник!

— Мне можно, маленькая. Ты моя теперь. А была бы послушной — ничего бы не произошло. Сама во всём виновата. Нельзя просто так завести дядю Севера и оставить на полпути к разрядке.

Кайфую от того, что она в моих руках. От этой власти крышу сносит. Так бы и засадил ей сейчас. Да больно колючая — не согласится ведь. А заставлять как-то не хочу. Настроение не то.

Рукой по её бедру и вверх, туда, где футболка скрывает от меня самое сокровенное и желанное.

Манюня хнычет и отдирает мои руки от себя, царапая до крови и что-то причитая.

— Какой же ты гад! Ненавижу! — обессилев, стонет, но не сдаётся, продолжая царапаться и отталкивать.

— Значит, будем исправлять, — шепчу на ушко и крепко стискиваю её в объятиях, так, что не пошевелиться.

Обездвиженная и уставшая, обмякает и закрывает глаза.

— Надеюсь, ты станешь импотентом.

Смех вырывается из глотки, но на самом деле мне нихрена не радостно.

Теперь остро чувствую, что не с того начал. Не оттуда зашёл.

— Стеш, а давай сделку заключим?

Девчонка прищуривается и недоверчиво взирает на меня своими кошачьими глазищами.

— Душу мою хочешь, демон?

А вот сейчас действительно смешно.

Неужели я настолько мудак?

Скорее всего.

— Не утрируй, маленькая. Всего лишь твоё тело хочу. Ненадолго. На пару недель всего. Ну так как, перетрём?

— А сковородкой по лбу ты не желаешь?

— А если я тебя к тётке отпущу?

Язвительная ухмылочка девчонки исчезает и появляется озадаченная гримаса. Мне даже кажется, я слышу, как в её голове приходят в движение шестерёнки.

ГЛАВА 19

Маленькая наивная дурочка. И ведь согласится, нет разве? Вон уже целых пять минут раздумывает А я готов кончить только от того, что она у меня на коленях сидит. Мозг плавится от мысли, что её мог забрать себе кто-то другой.

Как-то вскользь появляется мысль, что нужно бы перевезти девчонку в свой дом.

Это прочно заседает в голове и я уже раздумываю, как бы всё по-быстрому провернуть.

Разумеется, ни о каком «отпустить» уже мысли не идёт, но девчонке об этом рано знать.

— А ты точно меня отпустишь? — нарушив тишину, снова елозит задницей по моим яйцам, словно не понимает, на чём сидит.

— Конечно, маленькая, — у меня на неё даже волосы стоят, что уже говорить о члене.

— И что от меня требуется? — умная девочка.

Правда, не настолько, чтобы понять — развожу ведь, как ребёнка.

— Всего лишь секс. Разок-другой дашь мне и я отвезу тебя к тётке. Проведёшь со мной всего пару недель и иди себе, куда захочешь.

Девчонка обречённо вздыхает и, глядя мне в глаза, нахально так ухмыляется.

— Думаешь, я такая идиотка, да? Вот тебе, а не секс, — уменя перед носом возникает маленький такой кукиш. — Я лучше кусок стекла сожру, чем с таким уродом…

Он резко хватает меня за волосы и оттягивает голову назад. Так, что не пошевелиться. В глазах щиплет от слёз боли, а на языке сплошные маты, но озвучивать их боязно.

Только сейчас осознаю, что снова назвала его уродом, а он, как мне уже известно, бесится от этого слова. Видимо, правда в глаза колет.

— Тогда я буду тебя ебать, как и когда того захочу, без твоего на это позволения.

Поняла? — шипит мне в губы, обдавая горячим дыханием, а я ненавижу себя за то, что не чувствую к нему омерзения.

А ведь должна!

Но нет…

— Давай! Раз ты способен только на насилие, то, конечно, я ничего не могу поделать. Урод — он и есть урод!

Слёзы брызнули из глаз от обиды, от слепой беспомощной ярости. Я слишком слаба, чтобы противостоять ему, но добровольно не стану раздвигать ноги. Ни за что. Пусть хоть изувечит, хоть на ремни пусть режет!

— Я не сдамся! Можешь раскромсать меня на части! Можешь избивать и мучить!

Насиловать можешь! Но всё это будет против моей воли! Я никогда не обниму тебя добровольно! Лучше жабу поцелую, чем тебя! — выплёвывала ему в лицо и ликовала от того, как менялась его самоуверенная бандитская морда.

Черты его лица заострились, под глазами пролегли тени и, кажется, даже шрам стал глубже.

Неприятно слышать о себе правду?

Что ж, пусть знает.

— Никогда не говори «никогда», маленькая моя девочка. Кто знает, быть может, однажды ты попросишь меня трахнуть тебя, — криво усмехнулся и столкнул меня на пол.

С грохотом приземлилась и застонала от боли в ушибленном локте.

— Тебе только с обезьянами общаться! Орангутанг несчастный!

Ели в тишине.

вернее, ел только он.

Причём из моей тарелки.

Поменял их в последний момент, видимо, полагая, что я туда всё же плюнула.

Идиотизм. Хотя трудно не согласиться — хотела.

Я ковыряла вилкой кусок мяса, который ещё час назад съела бы с огромным удовольствием. Сейчас же крошки не проглотить.

Где-то внутри теплилась надежда, что меня ищут. Хотя бы Елена Львовна… Не оставит же она меня вот так вот? Или…

А ещё тётя. Я ведь каждый день должна ей отзваниваться. Не хватало ещё, чтобы ей плохо стало. А живёт она теперь одна, помочь некому.

— Можно мне позвонить… Тётке? — подняла на него взгляд и бандит замер с вилкой у рта.

— Нет, конечно, — пожал плечами и продолжил с аппетитом уплетать жаркое.

Сволочь.

— Пожалуйста, — вложила в свой голос умоляющих ноток. — Я же тебе приготовила еду. А ты дай позвонить. У тёти сердце слабое, она уже волнуется, наверное.

Северов вздохнул и отложил вилку.

— Хорошо. Позвонишь своей тётке, — вытащил мобильник и протянул его мне, но тут же отдернул. — Но только в том случае, если согласишься со мной погулять. И без глупостей мне чтоб.

Погулять?!

Я не ослышалась?

Да сегодня определённо мой день!

И позвонить смогу и сбежать шанс появился!

— Я согласна, — выпалила, пока он не передумал и протянула руку за телефоном.

— Отпусти! Дурак! Ненавижу тебя, сволочь! — колотила меня по спине, пока я затаскивал её на своём плече в магазин одежды.

— Ну-ка, цыц! — не без удовольствия шлепнул малявку по заднице и чуть не кончил прямо в штаны.

Вот блядство.

Опять со стояком целый день ходить.

Чего доброго, войдёт в привычку.

А у меня появилось стойкое ощущение, что я в детство впал. Лет двадцать не чувствовал такого… Малолетка всё же нужна мне. Хотя бы для таких эмоций.

— Ну отпусти, Матвей! — даже по имени назвала, лиса мелкая. — Пожалуйста!

— Да когда ты ещё нормальные шмотки оденешь, дурища? — распахнул дверь бутика и занёс маленький орущий мешочек в тёплое помещение.

Глаза продавщицы медленно полезли из орбит и я даже хохотнул. Ну да, видок тот ещё. заваливает в магазин для гламурных куриц мужик и на плече тащит замызганного ругающегося цыплёнка. Надо ещё заметить, что цыплёнок-то всё так же в моей футболке, только сверху куртка накинута (опять-таки моя). А это не дело.

Ещё ни одна моя баба голой не ходила.

— Простите, я могу вам чем-то помочь? — консультант всё-таки очухалась, причём довольно быстро — видимо, не впервой наблюдает подобное.

— Можешь, — скидываю с плеча уже притихшую малявку и ставлю на пол. — Вот эту стрекозу нужно приодеть. Всё, начиная с белья и заканчивая верхней одеждой.

И кофе мне сделай.

Стеша злобно сопит, зыркает на меня волчонком и одёргивает и без того длинную футболку.

А кто сказал, что будет легко?

Со мной вообще сложно. А если вызвала интерес — будь добра потерпеть.

— Надеюсь, ты помнишь, как себя нужно вести? Я не хочу тебя наказывать, — шепчу мелкой, на что она раздражённо фыркает.

Опять же, вру. Я бы круглосуточно её наказывал. В разных позах. С криками и стонами.

Бляяяя!

Спустя три часа Смотрю на девушку, сидящую напротив и потихоньку охуеваю.

Какая красотка эта малолеточка, бляяя…

Кто бы мог подумать, что котёнок из помойки может всего за пару часов превратиться в красивую породистую кошку.

Всего-то приодел её в качественное шмотьё и отвёл в салон красоты. А какие перемены.

В обтягивающих джинсах и какой-то сверх-сука-модной «распашонке» она выглядит, как принцесса, мать её. Всего-то причесали, а такое ощущение, что девчонка прошла капремонт.

Не зря, конечно, я на неё запал.

Есть в ней изюминка.

— Чего пялишься? — шипит на меня, прищурившись, а у меня скулы сводит до боли от этого взгляда.

Всё-таки было бы лучше, если бы уважала меня. Хоть бы поблагодарила, коза, блин.

— Жуй, давай, молча. И побыстрее. Нам ещё в кино, — да, знаю, идиот.

Но вот захотелось мне снова испытать те самые эмоции, от которых в груди спирает и хочется орать, как потерпевший, что мне пиздец как кайфово.

Разумеется, не фильм меня интересует. А те самые пресловутые задние места.

Достала меня эта строптивость, надо бы малолеточку немножко побаловать.

Ресторанами и шмотками её не купить, а потому остаются старые-добрые, во все времена ходовые способы. Вот, к примеру, кино.

Блять, надеюсь, никто об этом не узнает. Позора не оберешься.

Север на старости лет решил на свиданки побегать. Аж мороз по коже…

Надо было видеть лицо малявки. Глаза, как блюдца, а рот открылся так, что у меня снова появились гаденькие мыслишки на её счёт. доведёт же меня эта пигалица.

Я ведь не железный.

Кто бы знал, каких сил мне стоило остановиться тогда, чтобы не вытрахать из неё всю дурь.

— Я не пойду ни в какое кино. Мы договаривались о прогулке, ты получил прогулку — протащил меня полуголую по всей Москве. На этом всё. Никуда не пойду, — и складывает руки на груди.

Ох ты ж, бля…

Цаца, ёпт!

— А куда ты денешься, девочка Стеша? — равнодушно пожимаю плечами, но на самом деле хочу дать ей «леща».

качественного такого. Чтобы запомнила надолго. Заебала кочевряжиться.

— А что, снова потащишь силком?

— Нет. Ты сама пойдёшь. А иначе, завтра одна милая женщина из Чекалина не услышит свою племянницу, потому как последняя будет наказана.

Девчонка рычит и, подозреваю, мысленно насылает на меня проклятия.

— Ладно. Я пойду.

— Вот и умница. Так, глядишь, и общий язык найдём.

Она саркастически хмыкает и гордо отодвигает от себя пирожное, которое так и не попробовала.

— Человеку, который кроме себя никогда никого не любил и не уважал трудно найти общий язык с нормальными людьми, — надо же, мозгоклюйка какая умная.

— А кто тебе сказал, что я не любил? Может, конечно, это была не любовь. Скорее, привязанность. Но была.

— И где же она? Закопал? Или где вы, бандиты, там своих девушек деваете? — откуда столько яда в этой мелкой змее?

— Дура ты, маленькая. Бандит, как ты говоришь, свою женщину никогда не обидит просто так. Если баба ведёт себя правильно, то всё пучком у неё будет. Ты подумай, маленькая. Я ведь могу твою жизнь сделать сладкой.

ГЛАВА 20

Я никогда не была в салоне красоты. Даже не видела его изнутри. Вот не пришлось как-то. Бывало, что денег на продукты не всегда хватало, какие уж там салоны…

Магазин я ещё как-то пережила. Хотя, честно говоря, становилось дурно, когда видела ценник. Сначала даже подумала, что это не цена, а телефонный номер.

Да уж…

Кто-то на хлеб копейки считает, а кто-то выбрасывает на ветер сотни тысяч за один поход в магазин.

Было стыдно надевать на себя эти буржуйские шмотки, но ещё сильнее хотелось ощутить их прикосновение к телу.

В одном бандит прав, где ещё я примерю на себя такие вещи…

Но было в этом и что-то поганое.

Мерзкое даже.

Как будто я предавала сама себя, тётю, Елену Львовну, которая, конечно же, сейчас волнуется, но так как мне был разрешён только один звонок, позвонить ей я не смогла.

А ещё, я понимала, что Северов не отпустит меня просто так… И вряд ли отпустит через две недели, ведь зачем тогда надо было покупать столько одежды на все случаи жизни?

И он, скорее всего, потребует от меня за всё это… В общем, не нужно быть гением, чтобы понять, чего именно он потребует.

Козёл.

В салоне красоты на меня долго и задумчиво смотрел молодой парень со смешной причёской и кольцом в брови.

Матвей отчего-то зыркнул на него с отвращением и оставил нас одних, и за то спасибо.

Веня — так звали стилиста, обречённо покачал головой, глядя на мой синяк, и схватился за свои инструменты.

К сожалению, моя попытка попросить у него помощи была крайне неудачной.

Видимо, Веню уже предупредили насчёт меня и мне не удалось выпросить даже один телефонный звоночек.

Все продаются и все покупаются.

Спустя час я смотрела на своё отражение в зеркале и не узнавала ту девушку…

Она была… Красивой, ухоженной, изящной и милой.

Синяк можно было разглядеть только если пристально всмотреться, но тонны штукатурки, вопреки моим ожиданиям, на мне не было.

Веня подчеркнул лишь мои плюсы и скрыл минусы с минимумом косметики.

Получилось очень нежно и как-то по-девчачьи, что ли…

— Ты прелесть, моя нежная фиалочка, — удовлетворённо проворковал парень и кончиками пальцев смахнул с моих красиво уложенных волос несуществующие пылинки. — Твой папик челюсть потеряет, вот увидишь!

Очарование тут же покинуло меня, а руки затряслись от злости.

Папик?!

Папик, мать его?!

Ох… Какой позор.

Я стала подстилкой богатого взрослого бандита.

мерзость какая.

Северов открыл дверь и замер, глядя на меня, как на инопланетянку. Впрочем, было понятно, что он удивится, ведь я сама себя не узнавала.

Поблагодарила Веню и пошла на выход с высоко поднятой головой. Прошла мимо Северова и вздрогнула от шлепка по заднице.

Сволочь!

Затем было кафе, меня разглядывание, снова прогулка по магазинам, опять меня разглядывание и в итоге бандит притащил меня в кино.

Кому рассказать — не поверят.

Сижу в кинозале с попкорном и похитителем, что, на минуточку, ещё вчера изнасиловал меня, смотрю комедию.

волшебно просто.

А он руку мне на плечо закинул, к себе прижал. Нахальная скотина. И ведь не могу ничего ему противопоставить — на кону общение с тётей… Впрочем, это ненадолго. Мне бы бдительность его усыпить, а там как-нибудь да улизну.

В конце концов, из кинотеатра сбежать легче, чем из запертой квартиры, чем я и воспользуюсь.

Смеюсь над какой-то шуткой главного героя фильма и как бы невзначай опираюсь на грудь Северова. От него приятно пахнет и на какое-то мгновение я даже забываю, с какой целью устроила этот спектакль.

Ой, нет!

Соберись, Стеша!

И я «собираюсь».

Приподнимаю голову и смотрю ему в глаза, где отражаются блики большого экрана и что-то ещё…

— Поцелуй, — шепчет и, несмотря на шум в зале, я его хорошо слышу.

Закрываю глаза и…

Была ни была. В конце концов, поцелуй ничего же не значит.

Касаюсь своими губами его и Северов тут же набрасывается на меня со своим звериным остервенелым поцелуем.

Маленькая хитрая лиса.

Наебать меня решила.

Что ж, поиграем.

Разумеется, усыпить мою бдительность у неё хрена с два получится. Но пусть попробует. Я же не против. Потренировать реакцию никогда не лишнее.

Покусываю её пухленькие губки и чувствую, как холодные ладошки пытаются меня оттолкнуть.

Ну нет, милая.

Сама начала.

Подхватываю её на руки и пересаживаю к себе на колени. Мелкая что-то еле слышно ворчит и отбивается.

Детский сад, блять.

Когда ей уже дойдёт, что это бесполезно?

А самое главное — я опять теряю голову.

Твою же мать, малявка! За сорок лет никогда такого не было!

Хотя, нет, вру.

Было.

Только я тогда ещё малолетним зеком был. А она была красоткой. Причём не девушкой, а уже взрослой женщиной. Куда мне было до неё…

Но я был готов рвать глотки за неё, что, собственно, и делал. Стоило какому-нибудь хорьку взглянуть на мою медсестричку, как я расшибал ему башку.

Правда, вскоре понял, что она лишь забавлялась. Подлая сука потешалась над сопливым уродом.

— Отпусти! — шипит девчонка и замахивается, чтобы влепить мне по харе.

Перехватываю её руку и, заломив за спину, второй расстёгиваю джинсы. Не свои.

Её. Хотя свои тоже не прочь, конечно…

Приподнимаю девчонку и рывком стаскиваю тесные джинсы. Она ахает, охает, возмущается, но понимает, что удача не на её стороне.

Достаточно отодвинуть её трусики — кружевные, блять, трусики! — чтобы Стеша замолчала и окаменела в моих руках.

Второй рукой держу её запястья за спиной — девчонке никак не вырваться.

— Хочешь? — провожу пальцами по клитору малышки и она вздрагивает, но всё так же упрямо молчит и смотрит в сторону. — Я могу сделать тебе приятно.

Кусает припухшие губы и с опаской оглядывается по сторонам. Боится, что кто-то увидит.

В зале не так много народу, а те, что есть — разместились на первых рядах. Мы же сидим далеко и при таком освещении даже наших силуэтов не видно. Но девчонке так не кажется и меня это пиздец как забавляет.

— Что ты вертишься? На меня смотри! — приказываю Стеше и она, сжимая коленки и всё так же впиваясь ногтями в мою руку, судорожно вздыхает.

Поднимает на меня взгляд и всё.

Пиздец мне.

Попал, похоже, Север не по-детски.

Неожиданно становится её жаль, а это нихрена не то чувство, которое я хотел бы сейчас испытывать.

— Если расслабишься, разрешу выходить из дома.

Она смотрит на меня с интересом и, вздохнув, кивает.

Провожу пальцами по девичьей промежности, а в глазах темнеет от осознания того, что я здесь был первый.

И буду единственным. Так я решил. И так будет.

А она зажмуривается и прячет лицо у меня на груди. Ну вот как с этой малолеткой можно быть серьезным? Ведь сама на грех толкает своей невинностью и смущением.

Продолжаю ласкать девчонку и уже через несколько мгновений ощущаю на пальцах влагу.

Физиология.

И никуда от этого не деться.

— Смотри на меня, — прошу её и отпускаю руки.

Девчонка цепляется за мои плечи и поднимает голову.

А в глазах слёзы блестят.

Твою мать!

— Ну, чего ты, маленькая? Не надо. Лучше поцелуй меня, — кладу руку ей на затылок и притягиваю к себе.

Когда её губы касаются моих, стараюсь не думать о том, что сейчас фактически принуждаю её сидеть у меня на коленях со спущенными джинсами, и погружаюсь в свою нирвану.

Она даже отвечает на мой поцелуй.

Неумело и неловко.

А мне это по кайфу.

Вхожу в неё пальцем и девчонка стонет мне в рот. выгибается и дрожит в моих руках.

А я отрываюсь от неё и цепляю краем глаза стоящего в проходе мужика в маске, что направляет в мою сторону ствол.

ГЛАВА 21

Времени соображать нет. Мудак уже прицелился и вот-вот продырявит мне башку. А девчонка на мне уже извивается и стонет: До меня доходит, что я продолжаю трахать её пальцами и пора бы уже что-то предпринять, а то ведь время не резиновое. Да и охрану я не брал с собой.

И в этот же момент Стеша выгибается и, стиснув мою руку своими мягкими бедрами, кончает с громким стоном.

Твою мать, малолетка!

Нашла же время…

А глазки-то кошачьи как заблестели. Вот же блядство! Мне бы любоваться сейчас ею, а не в чистильщика палить.

Толкаю девочку на пол и сам падаю сверху. На то, чтобы достать ствол уходит ещё несколько драгоценных секунд и я слышу, как пуля прошивает спинку кресла, на котором мы сидели.

— Ты что, совсем с ума сошел, что ли?! Идиот! — пищит подо мной малолетка и пытается ударить.

Дура.

— Тихо лежи, блять! — рычу на неё и девчонке, наконец, доходит, что шутки закончились.

Один рывок и пуля летит в лоб горе-чистильщику. Инвалид, блять, какой-то попался. Был бы потолковее, сейчас бы я лежал здесь в решето. Да и малолетку мою грохнул бы. Хреново это.

Какой-то сучок ведь нанял его, недокиллера этого.

Безбашенный, надо заметить, сучок.

Найду — позвоночник вырву.

Стеша впопыхах застёгивает штаны и пятится назад, увидев труп. Закрывает рот ладошками и переводит испуганный взгляд на меня, а затем на ствол в моей руке.

— Дай руку, — протягиваю ей ладонь, но девчонка продолжает пятиться и, развернувшись, срывается с места. — Стой блять!

Бегу за ней и, настигнув в два шага, хватаю за шиворот. Свет зажёгся сразу после моего выстрела — глушителя-то у меня не было. У охреневших зрителей прошёл первый шок и началась истерика.

Под шумок хватаю девчонку за руку и тащу к выходу. Жаль, не увидел рожу наёмника. Впрочем, он всего лишь посланец. Нужно искать тварь, что его наняла.

Невыносимо страшно. Так страшно, как не было никогда.

Только что я стала свидетелем убийства. И то, что происходило между мной и Северовым до этого момента — детский лепет просто… Теперь он что, убьёт меня?

Или…

Краем глаза я видела пистолет в руке убитого. Значит, это была самозащита, ведь так? Лучше бы так и было… В таком случае Северову не обязательно убивать меня.

Ведь так?

Сумбурным потоком мысли врываются в мозг и устраивают там вертеп, а бандит, разъяренный, как зверюга, тащит меня через чёрный ход.

Заталкивает в машину и садится сам. Срывается с места под визг покрышек и, как озверевший давит на газ.

Нет, он не убегает.

Он охотится.

Мне так кажется почему-то.

В его глазах столько ярости, что мне становится дурно от одного взгляда.

— Матвей… — знаю, что не вовремя и вообще трогать его сейчас противопоказано, но кто же виноват, что писать захотелось…

Вернее, захотелось ещё в магазине одежды, а сейчас это не позыв, а опасность опозориться. Хоть плачь.

— Что тебе? — говорит тихо, как будто заставляет себя успокоиться.

— Я в туалет хочу… — не вру ведь.

— Потерпишь полчаса, — безапелляционно бросает мне страшный факт и резко выворачивает руль на повороте.

— Я не могу больше терпеть, — чувствую, как на глаза наворачиваются слёзы, а мочевой пузырь вот-вот лопнет.

— Бляяя, — тянет недовольно, но на обочину сворачивает. — Иди вон в те кусты.

Сортиров здесь нет.

А мне и не надо сортиров.

дамских комнат тоже не требуется.

Тут хоть бы от проезжающих мимо попу спрятать.

Северов остаётся в машине, что не может не радовать. выпрыгиваю из джипа и скачу к вожделенным кустикам, а в голове вдруг сам собой созревает план побега.

Если я сейчас забегу в кусты, сделаю своё депо, а потом рвану к железной дороге, что виднеется вдали, он не сразу заметит…

Неожиданно у меня появилась хорошая возможность улизнуть от этого убийцы и я ею воспользуюсь.

Если не усну, конечно, от стресса…

К счастью, мне удалось быстренько сделать своё дело и так же быстренько свалить в сторону железной дороги.

Бежала, как сайгак — быстро и вприпрыжку.

А ноги от страха подкашивались и путались в сухой траве.

Вот уж приехала в столицу!

Если выживу будет, что вспомнить. Правда, рассказать кому-нибудь вряд ли рискну.

Мне бы только сбежать от этого маньячилы серийного, а там как-нибудь… Да никак я не останусь в Москве. Хватит. Погостила.

Уж лучше в Чекалине, чем в лапах озабоченного психа. Хуже уже не будет. Хотя, нет… Хуже будет, если он сейчас поймает меня.

добежала до станции и, оглядевшись по сторонам, обомлела.

Пусто.

Ни одной живой души, если не считать крысу, что, не обращая на меня никакого внимания, с аппетитом грызла какую-то картонку.

Прелестно просто.

А к кому же мне обратиться за помощью?

Повернулась в ту сторону, откуда прибежала и замерла. Машины Северова не было. А может просто не видно из-за деревьев…

В общем-то, я особо не приглядывалась. Не до того.

Отчего-то я была уверена, что до спасения рукой подать. А станция оказалась заброшенной.

Добрая половина ужастиков так начинается!

— Заблудилась? Красная Шапочка, блять. — грубый голос моего кошмара во плоти заставил вздрогнуть и обернуться.

А вот и волк…

В двух шагах стоял Северов и, скрестив руки на груди, смотрел на меня с явным недовольством.

Ну, а чего ему, собственно, радоваться?

Зверушка ведь сбежать пыталась.

Ай-яй-яй! Нехорошая какая!

Я даже хотела было отпустить на эту тему пару подколок, да как-то не до шуток в свете последних событий…

Подсознание вновь и вновь рисовало страшную картину — труп в проходе кинозала и мой похититель с пистолетом…

В его глазах полыхнуло пламя и я невольно попятилась.

— В машину пошла. Быстро. И вздумай только выбесить меня сейчас, — даже если бы он орал на меня, страшнее не было бы.

Жуткий, мрачный…

Как сама смерть.

До крика не хотелось идти за ним, но выбора не было. Если я попытаюсь что-то предпринять, он просто прибьёт меня на месте. Прихлопнет, как муху. Как того несчастного в кинотеатре…

Делать нечего, поплелась за ним, склонив голову. И вроде молчит он, но такие волны эмоциональные исходят, что тошно становится.

Надежды на побег становились всё призрачнее, а паника взвивалась внутри опасным вихрем. Ещё немного, и у меня случится истерика. Настоящая такая истерика. С визгами, криками и рыданиями.

А я не хочу показывать свою слабость этому уроду. Хотя, скорее всего, «страдашки», полная покорность и раболепие с моей стороны потешили бы его самолюбие и, возможно даже, азарт прошёл.

Но это выше моих сип.

сломаться я всегда успею.

А пока нужно придумать толковый план.

Скорее всего, меня уже ищут.

И рано или поздно найдут.

Вопрос времени.

Так я себя успокаивала…

Меня поражает эта дурища.

Вот ни дать, ни взять — идиотка.

Бабы вообще никогда умом не отличались, но эта — кадр особенный.

Кажется, что глупость в ней неистребима.

Но сколько же там воли к жизни, блять!

Я даже иногда восхищаюсь ею.

А ещё, сломать боюсь.

Нахрена мне сломанная игрушка? Тогда выбросить придётся… И снова станет скучно, хоть волком вой.

Правда, сейчас вот вообще не до потрахушек с романтическим подтекстом.

Добегался, блять, по свиданкам.

И если меня пытались замочить в кино, то, скорее всего, пасли, а значит, заказчик знает, что у меня баба появилась. И баба эта не Катя, на которую мне по большому счёту было насрать. Этой и шантажировать могут. Не надо быть гением, чтобы понять — кого попало я не потащу по свиданкам.

Хреново.

Малолетку надо бы спрятать.

А для этого больше всего подойдёт мой дом. Не хватало ещё, чтобы меня попытались вздрючить с помощью девки. Это уже край будет. Позорище, блять.

Подъезжаю к дому и пока открываются ворота наблюдаю за малявкой. Вертится по сторонам, а в глазах ужас.

Да, маленькая.

Попала ты.

ГЛАВА 22

— Не пойду! Спасите! Кто-нибудь! Помогите! — визжала так, что ещё немного и у меня начнут кровоточить уши.

Закинул брыкающуюся малолетку на плечо и, похлопав по сочной аппетитной заднице, потащил свою жертву в логово. Хотя, непонятно ещё, кто из нас двоих жертва.

От стояка загибаюсь, блять. А она, стерва, только мозги мои трахает. И никакой же отдачи от этой, мать её, малявки вредной.

— Можешь орать, сколько угодно. В радиусе пятнадцати километров ни души, — обламывать самоуверенного цыплёнка мне по кайфу, ей Богу.

Такая наивная мелочь.

И всё на что-то надеется.

Не бывает чудес, девочка Стеша.

Даже жаль, что скоро ты в этом убедишься.

замолчала и повисла мешком. Даже не по себе как-то стало.

Поднимаясь по лестнице к дому, встряхнул девчонку и усмехнулся, услышав тихое шипение змеёныша.

Если бы не срочные дела, быть ей оттраханной. В принципе, к ночи, думаю, вернусь. Хватит ей уже без дела сидеть. Пора порадовать дяденьку Матвея.

Зашёл в дом, опустил девчонку на пол.

Замерла и по сторонам испуганно оглядывается. Через несколько секунд в кошачьих глазищах загорелся огонёк. Понравилось.

— Располагайся, маленькая. К вечеру привезу твои шмотки. Нужно ещё что-

нибудь? — вот пытаюсь же с ней по-хорошему.

— Да, нужно. Прокладки мне купишь? — и нахально так смотрит на меня.

Сучка.

А я ведь пытался.

— Значит так, засранка, слушай меня внимательно. Я сейчас поеду по делам.

Приеду позже. Но имей в виду, что ты под присмотром. Можешь осмотреться, поваляться в джакузи, приготовить пожрать… В общем, чем хочешь займись, но без глупостей. Пытаться свалить не советую. Во-первых, не получится, а во-вторых, тебя ищут плохие дядьки и если найдут, то дядю Матвея ты будешь вспоминать с любовью и тоской. Усекла?

Девчонка побледнела, потом посерела, а затем и вовсе открыла рот.

— Аааа…

— Ага. Не скучай, — шлёпнул по упругой заднице и пошёл к выходу, пока не передумал.

Враги сами не сдохнут.

— Чтоб тебя застрелили! — завопила мне вдогонку — очухалась, стало быть.

— Тебе так не повезёт девочка Стеша.

Запер дверь, решётку и ещё одну дверь. Охрана разместилась по периметру.

Всё, маленькая, теперь ты никуда не денешься.

И так кайфово от этой мысли, что впору на приём к психиатру записываться.

Кое-как пришёл в чувство и вернулся к машине, где меня ждал верный вояка — Самсон.

— Матвей, там к тебе Ворон. За воротами ждёт, — Саня говорил непринужденно, чтобы не показывать, что знает о том, как мы расстались с Воронком.

— И что этому сучёнышу надо?

— Не знаю. Тебя видеть хочет.

— Ладно, можешь идти, Сань.

Самсон преградил мне дорогу.

— Матвей, здесь охраны полно. Всех ребят отбирал лично. Позволь с тобой пойти.

Не спокойно мне будет тут жопу отсиживать, пока тебя завалить хотят. А вдруг это Ворон и есть?

Сашка Самсонов работает у меня лет десять. Один из тех, о которых говорят «незаменимый». Всё меняется, многие уходят, зачастую не по своей воле, а Самсон остаётся. Потому что верный, как пёс.

— Ладно, садись за руль, — бросаю ему ключи и сажусь на пассажирское.

Перезаряжаю ствол.

Ну так… На всякий случай.

Не просто так же Ворон с островов вернулся.

— Привет, — Ворон подаёт мне руку, которую я, разумеется, не пожму.

— Чего заявился, Воронок? Разве я не говорил, чтобы ты харю свою мне больше не показывал? Или Катюха кинула? Так у меня её нет, — чешутся кулаки снова разбить ему ебало, но это было бы глупо.

После драки кулаками не машут. В моём случае в прямом смысле слова. Раз отпустил тогда, то теперь уже поздно разборки чинить.

— Разговор есть. У меня инфа для тебя имеется. Тебя грохнуть хотят, Матвей.

О, как!

А вот это уже интересно.

Дружок Костик, оказывается, в теме.

Глупо, конечно, не поговорив, палить в него, а хочется. Даже рука потянулась за стволом и Ворон это заметил.

— Не я тебя грохнуть собрался. Я только предупредить хочу. Может поговорим в тачке? Чего тут стоять… — нервничает, оглядывается по сторонам.

В былое время я бы подумал, что о моей шкуре парится.

Только херня это всё.

Дружбу нашу я сам себе придумал.

Не бьют друзья в спину. А кто предал раз, тот предаст и дважды. Именно поэтому Гитлер расстреливал перебежчиков, даже если те ему были нужны.

Кстати, о диктаторах.

Надо бы Каина навестить.

Из всех живых он единственный не струсил бы переть на меня. Правда, в этом случае непонятен мотив. Нам, вроде как, делить нечего. Да и из города он, говорят, уехал.

Нету смысла.

— Ладно. Давай поговорим. Садись, — залезаю в машину и вижу, как напрягается Самсон.

ворон же без колебаний садится на заднее сиденье и захлопывает дверцу. Не боится, значит, гаденыш. Не виноват, значит.

Хотя, в принципе, он никогда не был ссыклом, за что я его уважал.

— Ну?

— Я тему одну услышал краем уха. Вернее, донесли мои ребята. Ходит слушок, что Лука тебя заказал. Ты его год назад поимел, забрал территорию. Вот он и решил…

— Ворон хрустит костяшками пальцев, что бывает, когда он злится.

Честное слово, не понимаю я этого придурка. Ну завалят меня, ему-то что с того?

— Лука, значит. Старый ублюдок совсем попутал. Ладно, я проверю твою инфу.

Теперь поясни, зачем это всё тебе? — мой вопрос, похоже, вгоняет Воронка в ступор.

— Я тебе должен.

— Нихуя не исчерпывающий ответ.

— Ты по-прежнему мой друг, Север. Я понимаю твою обиду, но…

— обижаются бабы. А мне до фонаря. Свободен.

Ворон выходит из тачки и идёт к своей.

А я оглядываюсь на дом, даю знак Самсону заводить машину.

— Давай Луке визит нанесём.

Надо было к девчонке кого-нибудь приставить, чтобы по пятам ходили. Кто знает, что этой тупице в голову взбредёт, дурная ведь. Но тут же во мне взвивается слепая ярость. Никто не будет рядом с ней! Кроме меня, никто!

И опять — блять! — я думаю об этой малолетке, вместо того, чтобы разобраться с говном, что льётся на меня, как из рога изобилия!

Вот серьезно, какого хрена?!

Может ну её, девку эту?

Пока хуже не стало.

Пока мозги окончательно в кисель не превратились.

Но понимаю, что рано ещё.

Не наигрался.

Сижу на мягком большом диване, смотрю по сторонам.

С ума сойти…

Я думала, что такие дома только в кино про миллионеров бывают.

Это сколько же деньжищ бандиты зарабатывают?!

Дом просто огромный. И шикарный. Мебель массивная, красивая… Правда, мрачно как-то. Словно каждый сантиметр этого помещения пропитан его хозяином.

Даже запах его повсюду…

Тёмные шторы, большие и тяжёлые, наглухо закрывают окна. С первого взгляда кажется, что открыть их нереально для девушки.

Стены, напольное покрытие, даже потолок — всё в тёмных тонах!

Красивый, дорогой… Склеп.

Здесь фильмы ужасов снимать, с хозяином дома в роли маньяка.

Захотелось поплакать.

Придётся знакомиться с новой «местностью» и искать выход. В конце концов, убивать меня он не станет. Хотел бы — уже прикончил.

Правда, мне не понравились его шуточки на счёт «плохих дяденек». Сначала даже поверила. Однако, если подумать… Кому я нужна? Это его убить хотели и, думаю, есть за что.

Правда, о моей безопасности его враги вряд ли станут беспокоиться. Скорее всего, убили бы и меня, как свидетеля.

А вот это уже страшно.

И обидно до слёз.

Я же не просила себе такого «товарища». И с ним я против воли. Но и об этом никто задумываться не станет. Бандитам плевать на мелкую букашку. Раздавят и дальше пойдут.

Получается, мне небезопасно находиться рядом с ним?

Как будто без его врагов было бы по-другому.

Первым делом всё-таки раздвинула шторы. Действительно оказались тяжёлыми.

Но не это повергло меня в шок…

Решётки!

На всех окнах решётки!

Даже на втором и третьем этаже!

Как же живут они… Бандиты эти?

Как спят по ночам в своих склепах?

Возможно, я даже пожалела бы Северова, если бы… Он не был Северовым.

Сволочь и гад.

Сколько ещё мне мыкаться по его логовам?

На секунду замерла, когда увидела за окном человека в чёрной одежде. Он смотрел на меня, а я на него. Немая сцена продлилась всего пару секунд, пока я не уверовала, что это не галлюцинация.

— Помогите! Вы слышите меня?! Меня здесь заперли! Вызовите полицию! — тарабанила по толстому стеклу кулаком и кричала так, что даже глухой услышит.

Мужчина подошёл ближе, усмехнулся и приложил палец к губам, судя по всему, издеваясь.

И тут меня осенило.

Это охранник.

Он дом охраняет…

Решёток Северову, видимо, мало.

Ну что ж, придётся действовать по-другому. Всё равно вырвусь из этого ада!

Даже если придётся вырыть здесь подземный тоннель чайной ложкой!

ГЛАВА 23

— Какие люди! Север, брат! — Лука раскинул руки в стороны и заухмылялся так, словно я его страшную сестру приехал сватать. — Здравствуй, дорогой! Рад видеть в моей скромной обители!

Надо же, какое гостеприимство!

Я бы, наверное, даже поверил такому радушию, если бы его посланец не пытался продырявить мне башку.

— Здравствуй, Лука. Базар есть, — подошёл к барыге* вплотную и два амбала, что стояли позади него сунули руки под пиджаки не по размерам.

Техасский вестерн, блять.

До коликов прям.

— Не вопрос, брат! Пойдём в дом, перетрём! Нам ли с тобой в непонятках жить?

Раздражала его фальшивая ухмылка, хотя с другой меня никто не встречает.

Раздражала его хитрая харя, которую так хотелось расквасить.

Раздражал тот факт, что я мог бы сейчас свою кошку дикую тискать, а не со сраным барыгой решать.

Я протянул ему руку, якобы для рукопожатия и говнюк облегчённо выдохнул.

Рано.

— Да не брат ты мне, Лука. Твои родственники — шалавы да нарики, — его ухмылка сползла с лица, а вот руку отдёрнуть не успел.

Воткнув его харей в землю, как следует отходил по почкам.

Когда под ним расползлась лужа мочи, передёрнуло от отвращения.

— Стоять, суки! — мои парни взяли недоохранников на прицел и недоразвитым мордоворотам не осталось ничего, кроме как торжественно вручить Самсону свои «пестики», которыми они, похоже, привыкли играть в «войнушку».

Одни дилетанты, нет достойного противника.

Скука невероятная.

— Слушай сюда, тварь. Я могу тебя шлёпнуть прямо сейчас и ты знаешь об этом.

Ты — сраный барыга. А я — бродяга вольный? Улавливаешь разницу? По понятиям, ты должен ответить, и ты ответишь. Но сейчас у меня нет настроения тебя мочить. Выполнишь моё поручение — останешься в живых. Правда, из города придётся съехать. Не выполнишь — я сам перевезу твои вещички. Объяснять куда именно-нужно?

Чмо мотает головой, кашляя и отплёвываясь.

— Не надо… Понял… Говори.

— Правильное решение. Значит так. Есть на просторах нашей необъятной родины город такой — Чекалин. А в городе Чекалине живёт один петух. Завтра тебе передадут на него инфу. Его нужно угостить тем дерьмом, что ты толкаешь по ночникам. От души угостить. Чтобы родители задумались о его воспитании. Понял?

Конечно же, он понял.

Что тут не понять…

Я вообще давно уже заметил странную тенденцию: когда люди хотят жить — соглашаются на всё, что может спасти их дешёвую шкуру.

— И на будущее тебе — меня не так легко убрать. Я тебе не один из твоих соплежуев. Запомни сам и передай другим.

Разумеется, я не спущу на тормозах попытку просверлить в моей башке ещё одну дырку, но ему пока об этом рано знать. Пусть послужит.

Домой вернулся в охренительном расположении духа и…

Пиздец.

Конечно же, меня ждал сюрприз.

Когда-нибудь я грохну эту малолетку борзую.

Вот кто делает таких?!

— Ёб твою мать! — двери в дом открыты, а решётка вырвана с корнем.

девчонку держат два охранника.

Умора.

Два здоровенных лба пыхтят, пытаясь скрутить мою кошку, а та шипит, визжит и извивается, словно уж на сковородке.

Забавное зрелище…

Было бы!

Если бы она не моя была!

— Не понял! Что происходит?!

Вышел из машины и тут же учуял запах гари. Неудивительно. Из дома клубы дыма валят — Матвей Алексеевич, эта сумасшедшая шторы подожгла! Сбежать пыталась.

затушить успели, но там убытков… — охранник сокрушённо покачал головой, а меня почему-то всё произошедшее нихрена не удивило.

Вырвал чумазую девчонку из рук идиотов и та неожиданно заухмылялась.

— Прокладки купил мне, Матвей Алексеевич?

Ну не сучка?

— Следи за своим базаром, — зло рыкнул на меня и встряхнул, неслабо, кстати так.

— А то что? Изнасилуешь? Ударишь?! — не знаю, что нашло на меня в тот момент.

Наверное, стало обидно, что план побега (так себе план, честно говоря), с треском провалился.

И вроде всё начиналось так замечательно… И шторы вспыхнули враз и на помощь удалось позвать…

Только когда двери взломали, а дело дошло до побега, меня поймали.

Кто же знал, что этим гориллам дороже пленница хозяина, чем его имущество. С одной стороны, вроде как приятно… А с другой паршиво.

Вот как мне выбраться из этого ада? Как? Может поступить, как одна отважная девушка в кино о насильниках? Прикончить своего похитителя?

Смешно.

Едва ли у меня рука поднимется на человека. Он-то, конечно, сволочь та ещё, только всё равно ведь человек.

Да и не поехала у меня крыша после изнасилования, как у той девушки. Хоть в этом повезло.

— Ты хочешь испытать моё терпение или свою судьбу? — больно стиснул моё предплечье и потащил в дом. — Посидишь под замком пару дней, посмотрим, как запоёшь! Заебала уже своими закидонами!

Поразительно…

Я ему дом чуть не сожгла, но он рассердился на безобидную шутку.

А вообще-то, я не против. Почему бы и не посидеть взаперти одной? Всяко лучше, чем так же взаперти, только с ним.

— С удовольствием! Я согласна даже в болото с крокодилами, лишь бы тебя рядом не было!

— Как скажешь, сучка! И не советую снова поджигать мой дом. Иначе, перед тем, как открыть дверь, я подожду, пока ты задохнёшься от дыма. Ну или поджаришь свою охамевшую жопу.

затащил меня на второй этаж и затолкал в какую-то тёмную комнату без окон.

захлопнул дверь перед носом и, проворчав что-то матерное, повернул ключ в замочной скважине.

Козлина.

И ведь нет этому ни конца, ни края.

Сколько можно меня ломать?

Чего этим добивается?

Впрочем, догадаться не сложно.

Покорности моей он хочет.

Чтобы играть потом, как с куклой. Захотел — поимел, а захотел — в чулан закинул.

До следующего раза.

А я вот категорически не согласна. Не стану игрушкой и всё тут. Пусть попробует заставить.

Хотя, если честно, я уже устала от войны, в которой победителем постоянно оказывается он. Потому что сильнее. Потому что в деньгах купается и закон ему не писан. Потому что я всего лишь девчонка. Слабая и никчёмная.

После долгого лазания по стенкам, всё-таки нашла выключатель. огляделась вокруг и поняла, что нахожусь в точно такой же комнате, как у Северова. Разве что обои да мебель посветлее.

Ну хоть кровать есть, и за то спасибо. Правда, было бы ещё лучше, будь здесь еда и туалет.

— Ладно. И так сойдёт, — процитировала мальчика из любимого советского мультфильма и с разбега прыгнула на кровать.

Матрас отпружинил и я с истерическим визгом снова подпрыгнула.

А что, хоть какое-то веселье.

Мне даже, быть может, понравился бы недожжённый мною, шикарный дом бандита. Если бы не тот факт, что я здесь находиться не хочу.

Охуеть просто!

Эта малявка ржёт!

До зубовного скрежета хотел её наказать. Чтобы вопила и пищала, пока буду пороть ремнём, как непослушного ребёнка.

Это надо же! «Прокладки мне купил?».

Если бы мои архаровцы не боялись получить по хлебалам, обязательно заржали бы.

Дожил, мать её, этой малолетки! Посмешищем стал Север!

И ведь ни капли раскаяния в этих кошачьих глазищах. Хамка, блять, бесстыжая.

Что ж, ночью посмотрим, как ты запоёшь.

Разумеется, о звонках тёткам речи уже быть не может. Пора бы заняться воспитанием этой пигалицы. В конце концов, она всего лишь сопливая пигалица.

Только почему я так двинулся на ней?

Изнутри как будто кислотой выжигает от одной мысли о ней. И я впервые в жизни боюсь.

Боюсь, что однажды решу её отпустить и она уйдёт.

Боюсь стать мягкотелым дерьмом, которым будет руководить баба.

Мне не нравится то, что я чувствую, а как от этого избавиться — понятия не имею.

Но точно знаю, если отпущу девчонку, станет ещё хуже.

Заценив работу Стеши усмехнулся.

Безбашенная.

Дурная.

Могла ведь сгореть заживо. И не побоялась. Сколько же жажды свободы там, в этой мелкой мозгоклюйке. Тут хочешь, не хочешь — проникнешься уважением.

Звонок с неизвестного номера почему-то напряг. Мало кто знает мой телефон и меня это полностью устраивает. Обычно, когда звонит кто-то левый у меня портится настроение. Так случилось и в этот раз.

— Верни мою племянницу, Северов! Я пойду по всем инстанциям, если потребуется, даже до самых верхов дойду! Отпусти девчонку, изверг! — на меня вопила старая стерва и нетрудно догадаться, что это Наседка Львовна.

— И что мне сделают твои «верха», Львовна?

Бабка, похоже, осознала, что на понт меня не взять и «включила» дипломата:

— Позволь мне увидеть её. Я прошу тебя, как человека, уважающего память моего мужа.

— Я подумаю, — сбросил вызов и швырнул мобильник на диван.

Хреново это.

Сегодня увидеть хотят, а завтра решат своровать. А моё воровать я никому не позволю. Надо бы малявку куда-нибудь подальше спрятать.

ГЛАВА 24

Не знаю, сколько проспала, но когда проснулась, поняла, что я в комнате не одна.

Да что там в комнате… На кровати!

Северов завалился рядом и наглым образом снимал с меня одежду.

— Ну тихо, маленькая, тихо, — стаскивал с меня джинсы, а в глазах…

Мрак.

Как будто с ума сошел. Хотя куда уже больше? Ошалелый совсем…

— Не трогай! — хриплю заспанным голосом и, лягаясь, отползаю к изголовью, но он хватает меня за лодыжки и тащит назад, подминая под себя.

— А что ты сделаешь, маленькая сучка? запустишь в меня лампой? Или поджог устроишь? Давай, — явно издевается надо мной, продолжая сдирать с меня одежду. — Всё равно трахну.

Мне кажется, или он действительно пьян?

Запах алкоголя подтверждает мои опасения и сердце замирает в груди от испуга.

Этого мне только не хватало.

— Убери от меня свои лапы, гад! — рычу на бандита, но он лишь расплывается в издевательской ухмылке.

— А давай я лучше тебя выебу? — почти промурлыкал мне на ухо и провёл по шее языком.

По телу пробежали мурашки, но это, конечно же, от отвращения… Наверное… По крайней мере, так должно быть!

— Лучше убей сразу! — полоснула ногтями по его руке, но оторвать бандитскую лапищу от себя так и не смогла.

Ещё мгновение и я без штанов. Будто и не боролась…

Навалился на меня всем телом, так, что не продохнуть, куда там вырваться.

— Если перестанешь брыкаться — устрою свидание с Наседкой Львовной.

Сволочь! Ничем не погнушается, лишь бы свой член пристроить. Только я не сегодня родилась. Ему верить — себя обманывать.

Стоп!

Неужели я ещё и задумываюсь о его предложении?!

— Нет! — метила коленкой в пах мерзавцу, но, увы, не смогла даже пошевелиться.

— Лучше я серной кислоты выпью!

Он как-то безрадостно усмехнулся, завалился на бок и сгрёб меня в охапку. Упала ему на грудь, кстати, обнажённую, и вдохнула его запах…

Ну вот как?! Как может так приятно пахнуть дикая, здоровенная обезьяна?!

Мягкая растительность на его груди совершенно не отталкивала, хотя меня никогда не привлекали волосатые мужики… Тем более бандиты.

Тем более больные на голову.

— Ну и дура. Я ведь много могу дать тебе, Стеша. Ты даже не представляешь сколько, — заговорил так спокойно, словно мы на лавочке в парке сидим.

— Мне не нужны твои деньги, Северов, — бороться перестала — бесполезно, но к схватке была готова.

— А что тебе нужно? — он повернулся ко мне лицом, а я скривилась, как будто мне отвратителен его запах.

Вот тут стало неприятно…

Ведь вру.

Не вызывает от у меня ничего из того, что должен.

Сама себя за это ненавижу…

— Мне нужно лишь одно. Свалить от тебя подальше и больше никогда не увидеть твоей рожи, — зря я это сказала.

Видимо, расслабилась, будучи уверенной, что убивать он меня не станет. Не подумала только, что злить пьяного бандита мне как-то не на руку.

— А ты, я смотрю, ничему не учишься? — хмыкнул и приподнялся, опираясь на локоть. — Тогда я увезу тебя… Скажем, в Швецию. Как ты на это смотришь? — его губы исказила кривая, злая ухмылка, а мне дышать стало нечем.

Натянула на себя одеяло и поползла в уголок… Правда, он и не препятствовал.

— Я не поеду. Ты не сможешь меня заставить… Я к полицейским обращусь на таможне! — уж не знаю, как там, на той таможне, а в голове моей в этот момент творился бардак.

Неужели можно так?..

Или врёт, чтобы запугать?

— Не смеши, девочка. Даже вякнуть не успеешь, как за бугром окажешься. И вот тогда тебя не найдёт ни тётка, ни её московский заменитель. Никто.

Я забыла о том, что нахожусь сейчас в одной постели с насильником в обнажённом виде. Забыла, что ещё минуту назад хотела врезать ему по морде. Всё из головы вылетело.

Смотрела в его глаза и понимала — не врёт. Сделает это. Но… Зачем?!

— Почему ты делаешь это всё? Зачем? Неужели тебе доставляет удовольствие…

— Закрой рот, маленькая, — набрасывается на меня, как дикое животное, сминает мои губы своими и вырывает из моих рук одеяло. — Просто заткнись и дай мне тебя трахнуть, — шепчет, обдавая горячим дыханием с примесью дорогого алкоголя.

А я затихаю.

Просто стекленею и превращаюсь в статую.

Что, если мне не миновать насилия? Может, в таком случае, стоит воспользоваться этим?

Использовать неизбежное в своих целях?

— Я соглашусь только в одном случае… Если ты позволишь мне видеться с Еленой Львовной и не будешь ограничивать мою свободу, — была ни была.

Стоит попробовать поговорить с сумасшедшим идиотом на его же языке.

Он приподнялся и я, наконец, смогла нормально вдохнуть.

— Ты серьёзно? По-твоему, я на долбоёба похож? — скептически хмыкнул, но в его глазах я уловила что-то похожее на сомнение.

И интерес.

О, да! Этот подлец ещё как заинтересован…

— Не будет свободы — не будет… Этого. По крайней мере, добровольно я не соглашусь, — нащупала рукой краешек одеяла и потянула на себя, чтобы хоть как-

то прикрыться от него.

Преграда так себе, особенно, когда на тебе практически лежит здоровенный мужик…

— Сначала секс — потом всё остальное. Или же, есть ещё один вариант. Я тебя поимею без твоего на то согласия и всё останется по-прежнему.

Козлина.

И ведь не обмануть этого гада. Хотя, куда мне до него. Ему по этой части нет равных.

— Мне будет больно? — знаю, глупый вопрос.

Но вот как-то не понравилось мне впервые… Поэтому захотелось обсудить некоторые детали. А может просто тяну время, надеясь, что случится чудо и секса удастся избежать.

— Не будет. Не выпендривайся, главное, — прохрипел низким басом и, взяв меня за лодыжки, раздвинул их в стороны.

Разумеется, уворачиваться или сопротивляться не имело смысла, но я честно попробовала.

Правда, это было больше инстинктивно, чем от страха или отвращения. Не было ни того, ни другого.

Совсем, видимо, рехнулась… Но мне даже стало интересно. Захотелось узнать, как это, когда тебя не принуждают, не заставляют… Ведь от одноклассниц неоднократно слышала о «фейерверках» и «взрывах».

Да, у меня был тот самый фейерверк… Только как-то не до «катания по волнам», когда тебя швыряют на пол и падают сверху, а затем и вовсе, убивают человека на твоих глазах.

Сумасшедший бандитский мир…

— Поцелуй, — коснулся моих губ своими и замер.

В ожидании, видимо.

Захотелось сделать ему какую — нибудь гадость, но ведь бессмысленно — не спасёт меня очередная потасовка с маньячилой. Только хуже будет.

«Так нужно. Сделай это», — повторяла мысленно, как мантру.

Всё во мне противилось этому. Не должно так быть. Неправильно это.

Но решилась.

Прижалась губами к губам и его язык скользнул вглубь моего рта.

Сердце пропустило пару ударов и… Замерло.

Он целовал как-то не так… Не так, как всегда. Без ярости и боли, но с напором.

Появилось странное ощущение… Словно меня накрыло какой-то тёплой волной и напряжение стало понемногу отступать.

А может мне всё-таки удастся заглушить в себе голос разума? Хорошо бы… А то до пенсии буду тут с ним воевать. А так, глядишь, поиграет и отпустит. Или же сама сбегу.

Как же наивна я была…

Когда Северов перевернул меня на живот, вздрогнула. Волосы на его груди приятно щекотали кожу спины и я даже хихикнула, что было явно не к месту.

Матвей опалил горячим дыханием плечо, небрежно чмокнул в шею и потянулся к прикроватной тумбочке. Зашуршала какая-то плёнка и вскоре он снова навалился на меня.

— А теперь раздвинь ножки пошире и расслабься, — сказал и сам раздвинул мне ноги коленом.

В следующее мгновение вскрикнула от напора, с которым в меня ворвался Северов. То чувство, когда и больно и приятно… Сладкая боль, я бы сказала.

Правда рассуждать мне уже было некогда. Последующие глубокие, резкие толчки заставили меня выгнуться и вцепиться руками в изголовье кровати.

— Вот так, маленькая, — рычал мне в ухо и оттягивал голову в сторону, грубо держа меня за волосы. — Кричи для меня! Громче!

И я кричала. Только не от того, что он так хотел, нет… Я не могла сдерживаться.

Словно разрывали изнутри эти эмоции. Собственно, как и таранящий меня большой член бандита.

Возможно, после я потеряю себя…

Быть может, уже потеряла.

Но то, что я испытывала в момент первой с ним настоящей близости — было незабываемо, головокружительно.

До боли, до крика хотела его ощущать в себе так долго, насколько это возможно.

Оргазм нахлынул после нескольких толчков и, услышав его язвительный смешок, я забилась в сладких судорогах.

ГЛАВА 25

Чистый кайф ощущать её, быть внутри неё. Потерялся во времени и пространстве.

Полный аут.

И ведь горячая какая, моя девочка. Как извивалась, как кричала. Бляяя… С ума сойти можно от неё.

И мне не стало легче.

Стало только хуже.

Я понял, что одного раза мне мало. И двух будет мало. И трёх.

И влип я, походу, конкретно так. По самые яйца погряз.

Наблюдал за девчонкой, что с приоткрытым ртом посапывала на моей груди и дурел от осознания того факта, что она моя.

Мог бы трахать любую бабу.

А заклинило на обычной соплюхе.

Кажется, шальные годы не прошли даром и башку мне всё-таки повредили.

И опять-таки, вспоминаю старую каргу и понимаю, что Стешку ей не отдам. Пусть хоть в Гаагу обращаются все её родственники.

Задницей чую, Львовна попытается у меня забрать малявку, если дам последней свободу. Может и правда, увезти её подальше и…

Что там дальше я не знал.

Достаточно того, что я так хочу.

— Просыпайся, девочка Стеша, — смял её аппетитную задницу и подумал, что было бы неплохо — просыпаться так каждое утро.

С ней.

Запустил вторую руку под одеяло и нащупал мягкую грудь. Блять, я за эти сиськи полмира взорву. И бесит это, раздражает. Как будто мало сисек на свете. Почему я свихнулся именно на этих?!

Стеша недовольно заворчала и упёрлась руками мне в бок, пытаясь оттолкнуть.

Даже во сне эта дурища сопротивляется.

— Просыпайся, маленькая. Дай-ка, я тебя пощупаю, — подмял девчонку под себя, на что та недовольно заворчала. — Хочу тебя, кошка.

А девочка Стеша голенькая…

Так и уснула, бедняжка.

А я — озабоченный псих.

Всю жизнь не слезал бы с неё.

Хотя, конечно, понимаю, что это всего лишь иллюзия. Не было у меня никогда такой девчонки. Шлюх одних драл. Вот и тронулся под сраку лет.

Скоро пройдёт. Наверное.

— Отстань, — шепчет сиплым ото сна голосом и вместо того, чтобы оттолкнуть, обнимает, когда накрываю губами розовый упругий сосок. — Ненавижу, — обхватывает меня ногами и подаётся вперёд.

— Маленькая врушка, — ухмыляюсь, как последний идиот.

Провожу пальцами по мокрым складочкам и рычу от кайфа — мокрая. Хочет меня малолеточка.

Стеша тихо стонет, кусает нижнюю губу, а я перехватываю её своими губами и слегка прикусываю.

Острые кошачьи коготки впиваются в мои плечи, а по телу судорога.

Пиздец, как заводит меня эта малышка.

— Не сдерживайся, маленькая, — языком по её груди, оставляя влажный след.

Стеша подаётся вперёд и что-то невнятно ворчит.

— Скажи мне, — немного отстраняюсь, что стоит мне немалых усилий.

— Пожалуйста, — еле слышно.

— Что «пожалуйста»?

— Сделай…это.

— Что именно?

В кошачьих глазах загораются огоньки, но ругаться со мной она не посмеет. Не сейчас, когда так сильно хочет, чтобы я поимел её.

— Трахни меня! — рычит и притягивает к себе за шею.

— Вот видишь, не так страшно, правда? — достаю из тумбочки презерватив, благо, Катерина оставила полвагона, и раскатываю его по длине.

Прикусив губу, Стеша с нескрываемым любопытством разглядывает мой член.

— Нравится? — вопрос, конечно, риторический.

— Нет, — отвечает, глядя мне в глаза, и раздвигает ножки шире.

— Маленькая сучка, — вхожу в тесную промежность, а девчонка вздрагивает от оргазма.

Вот тебе и провинциалочка невинная!

— Ты кончила, что ли? — всё ещё отрицаю очевидное, пока девочка Стеша закатывает глаза и дрожит подо мной, потираясь острыми сосками о мою грудь. — Маленькая грязная девчонка, — потешаюсь над ней и толкаюсь глубже, вырывая из её горла крик.

Когда она расслабляется и обмякает, делаю несколько быстрых толчков. Трахать её такую тесную, но влажную — непередаваемое ощущение.

Ни одна баба так не заводила, и дело не в возрасте.

Девчонка что-то вскрикивает и подмахивает мне, словно училась этому с пятнадцати лет — перспективная ученица.

Вхожу в неё на всю длину и по телу проходит судорога, сродни мощному разряду тока. Спускаю в неё с диким рычанием и прикусываю молочную кожу на шее.

Надеюсь, ей не больно. А сдерживаться не могу.

— Ещё хочу! — произносит требовательно и подаётся вперёд.

Блять, да я женюсь на этой девчонке!

До слез обидно и паршиво на душе. Как будто в помойное ведро меня окунули. И ведь сама виновата во всём. Я могла бы послать его, как делала это раньше. Да, он всё равно изнасиловал бы меня, но даже тогда не было бы так горько.

— Козёл, — попыталась выбраться из его цепких лапищ и, конечно же, осталась на месте, придавленная его телом.

— И тебе доброе утро, маленькая, — почти промурлыкал зажравшийся кошара, не забыв при этом облапить меня с головы до ног. — Сначала поцелуй, потом отпущу.

— Пусть тебя ядовитая кобра целует! А я требую свободу! — пнула его в ногу, но бандитская рожа на это лишь заухмылялась.

— Даже не представляешь, как заводишь меня, маленькая стерва, — и губами к моим губам.

Языком по верхней губе, а пальцы уже между моих ног Сжимаю коленки, но разве устоишь под таким напором. Он, как танк. Как взбесившийся зверь.

— Матвей, — выдохнула ему в лицо, почти капитулировав.

— Да, маленькая, — его палец вошёл в меня и я скривилась от неприятного жжения.

Всю ночь он истязал меня…

Совру, конечно, если скажу, что мне не понравилось, но ведь всему есть предел. А у этого сумасшедшего нет границ. Будто куклу резиновую приобрёл себе.

— У меня там всё уже болит. И ты обещал отпустить меня к тётушке.

— Нихрена я тебе не обещал, маленькая хитрожопая зараза. А на тётушку твою я хуй клал.

Очень надеюсь, что Елена Львовна никогда не узнает, что именно на неё клали…

Хотя я, наверное, сама ей расскажу, дабы узреть казнь этого гада.

— Ты обещал подумать, — почти простонала, потому как ТАМ уже всё горело.

— Обещал, значит, подумаю. Иди уже сюда, хочу тебя, — я даже не обратила внимания, когда он надел презерватив и, скользнув в меня, жадно захватил губами грудь.

Нет, я не верила ему.

Только отказываться от такого удовольствия больше не собиралась. Пусть я теперь бандитская подстилка и легкомысленная дура, но какой смысл в сопротивлении, если оно всегда оборачивается против меня?

Выгнулась и подалась ему навстречу, уже слабо соображая, что сама обнимаю его и целую.

Вот же дура…

Но как нравится чувствовать его в себе…

Вдыхать его запах…

Словно ток по венам — его мощь и сила, с которыми он вонзается в меня.

Словно ураган — он сносит так тщательно выстроенные баррикады, оставляя меня умирать под обломками и таять от желания.

Мерзавец, лишивший меня свободы и права выбора. И что самое страшное, я почти согласна с ним…

Оргазм сильный, яркий, сумасшедший… Пронзает каждую клеточку измученного тела и бросает в пропасть, где я разлетаюсь на миллион осколков, которые собрать будет невозможно.

И как гром в тёплый солнечный день:

— Твою мать, блядский презерватив порвался!

ГЛАВА 26

Понимаю, конечно, что разводить панику в моём возрасте, да по такому пустячному поводу — смешно.

Но, блять!

Как представлю, что на старости лет ещё и детей нянчить… Дрожь по телу!

Лучше я в девяностые назад вернусь и заново десять раз в шаге от деревянного ящика побываю, чем сопли утирать спиногрызам.

Девчонка наблюдает за мной с выпученными глазами, пока я в панике натягиваю на себя первые попавшиеся шмотки.

— Неужели осознал, что тебя в дурдоме заждались и теперь торопишься на процедуры? — язва, блять, сопливая.

Молча выхожу из комнаты и мысленно прикидываю, сколько уйдёт времени на поездку в аптеку и обратно.

Как серпом по яйцам режет мысль, что, возможно, эти таблетки вредны для моей Стешки и соглашаюсь сам с собой, что от одного раза ничего не произойдёт.

— Как это, презерватив порвался?! — выскочила за мной, укутанная в одеяло и сверкающая глазищами.

Дошло, блин.

— Вот так вот. Даже гондон перед тобой не устоял, представляешь?

Похлопал себя по карманам в поисках сигарет, но и тут меня ждал облом. Что за день, мать его?! И это только утро!

— Ааа… Что же делать теперь?

Мне откуда знать, что делать?

Хотя, по правде, именно я должен был предусмотреть такой исход своих потрахушек.

— Ну хорошо, схожу я за таблетками. Тебе станет легче? Перестанешь мой мозг ковырять?

— Да, станет! Не хватало ещё забеременеть от такого, как ты! — от её слов снова появилась оскомина, как будто килограмм лимонов сожрал.

Сучка.

Это же надо!

“От такого, как ты”!

— А от какого это, такого, как я, а? — двинулся на стерву, но та даже не вздрогнула.

Видимо, считает, если оттрахал её разок, то теперь по “щам” не получит. Что в каком-то смысле она права. Мелкая зараза.

— Козла, придурка, озабоченного…

— Тихо, блять! — рявкнул на соплюху.

Не со зла, конечно.

Но за языком всё же должна следить, додумается ещё при ком-нибудь вякать на меня.

— В аптеку иди! — скрестила руки на груди поверх одеяла и встала в позу.

Ох, ты Нет, всё-таки разбаловал я её.

Никогда ничего подобного своим тёлкам не позволял.

Хотя такой и не было никогда. Чтобы по венам огонь. Чтобы жилы трещали от возбуждения. Нет, такой точно не было.

— А знаешь, я так подумал… Да не нужны нам эти таблетки. А что? Родишь мне парочку спиногрызов, дачу купим в Подмосковье. Шашлыки по выходным и все дела. А? — дразню Стешку, а сам понимаю, что, в принципе, не самый худший вариант так уйти на пенсию.

Разумеется, за исключением детей.

Это уже перебор будет.

— Ты же шутишь сейчас, да? — всё-таки обделалась козявка.

Вот так вот, маленькая!

— А почему нет? — и похоже, спрашиваю сейчас отнюдь не у неё.

Нет, Север, ты всё-таки ёбнулся на старости лет. Это же надо такое представить…

Я, девочка Стеша и дача. Край.

Хотя, зачем нам дача? Дом ведь есть.

Выдохнул, тряхнул головой, чтобы всё непотребное оттуда вылетело и повернулся к девчонке, что уже поумерила свой пыл — поняла, чем дело пахнет.

Однако, раз решил проучить, надо идти до конца. Она у меня это утро и последующие дни до менструации на всю жизнь запомнит. Ишь ты, забеременеть от “такого” боится! Змея, блять, ядовитая!

— Нет, нет… Нет! — топнула ногой.

Детский сад, а я в нём нянечка.

— Да, — испытывал садистское удовольствие, стращая свою соплюху и даже подумывал о том, чтобы снова её повалять.

Ещё один плюс от теплого сочного тельца под боком — охеренная потенция. Как в шестнадцать, только без “скорострела”. Красота.

— Пожалуйста, Матвей… Купи таблетки. Прошу, — сложила ладони в молитвенном жесте и захлопала ресничками.

Ох, маленькая дрянь… Ей волю дай — мужика в кисель превратит.

— Я сказал, нет. Будем рожать, — подмигнул и не удержался, заржал.

Конечно же, ничего не случится от одного раза. Подумаешь, резинка порвалась.

Катька вон было в душ сбегала, и всё замечательно. А эту только “откупорил”, откуда там детям взяться.

Я, конечно, не знаток в этих делах, но и не пацан, чтобы шугаться.

Очередной звонок от Львовны взбесил окончательно и я, разумеется, не ответил.

Не хрен делать, со старой ведьмой делить то, что принадлежит только мне. Достал телефон, сбросил звонок.

— Ой, а кто это там? — Стеша прищурилась, глядя мне за спину, по-видимому, в окно.

Вот задуматься бы…

На окнах жалюзи всегда закрыты — не люблю яркий свет.

Так с какого же перепугу я повернулся, как баран последний?!

Понял, что Стешка меня уделала, только когда из руки выскользнул мобильник, а голые пятки застучали прочь.

— Вот же, сучка! — слышу позади и ноги сами несут меня в дальнюю комнату.

Мне хоть бы минутку выиграть, чтобы сказать тётушке, что я жива и попросить помощи. Тут уже не до боязни отхватить «люлей». Уж лучше получить от Елены Львовны, чем продолжать греть постель бандюге.

Правда, от мысли, что меня спасут и я больше его никогда не увижу, почему-то становилось как-то… Горько.

Я себя так чувствовала последний раз в детстве, когда кто-то забирал у меня любимую куклу.

Чушь, конечно.

Просто привыкла…

Нет, не хочу об этом думать.

Я не настолько идиотка, чтобы проникнуться симпатией к своему насильнику. То есть, просто — к насильнику.

Его тяжёлые шаги раздавались уже совсем близко и мне пришлось прибавить ходу.

— Стешенькааа, — протянул издевательски, а я захлопнула дверь, загнав себя в ловушку.

Увидела огромную тумбочку и бросилась к ней. Дотолкала её до двери и села сверху. Пока он выломает дверь я успею позвонить тётушке.

Только… Что толку? Адреса ведь я ее знаю. Вообще ничего не знаю. Каждый день живу, как на пороховой бочке рядом с этим контуженным.

Длинные гудки сменились встревоженным голосом старушки и мне стало стыдно за себя. Не хватало бедной Елене Львовне проблем, приехала я…

— Тётушка, это я! — вскочила с тумбочки и нервно зашагала по комнате.

— Стефания?! Ох, слава Богу, ты жива! Где этот негодяй держит тебя?! Ты держись, слышишь? Я всё решу!

Взгрустнулось…

И даже запал весь иссяк.

Решит она, как же…

Что может бедная пенсионерка сделать бандиту, который даже тюрьмы не боится?

Да он просто убьёт её, как того несчастного в кино и дело концом. А потом и до моей тёти доберётся.

— Тетушка, вы не волнуйтесь… Со мной всё хорошо. И ещё, не ищите меня. Я сама с ним… Добровольно.

И вызов сбросила.

Сползла по стене вниз, обняла себя руками.

Ждала, что станет плохо, начнётся истерика или хотя бы сожаление появится… Но нет. Ничего. Абсолютно.

Неужели я уже сдалась? Сломалась? Мне стало всё равно, что будет дальше… И от этого очень страшно.

Неужели ему всё-таки удалось сломать меня?

Странно, но за дверью была тишина. Никто не ломился, не обещал оторвать мне голову, оттрахать до потери пульса или ещё чего…

Обняла свои коленки и стукнулась затылком о стену. Всхлипнула, шмыгнула носом.

И… Всё.

Плотину прорвало и я заревела в голос.

Столько боролась, столько сражалась за свою честь и свободу и вот…

Сломанная и пленённая. И где та честь, что защищала? Нет её. Бандиту подарена.

А он даже не торопится забрать у меня телефон. Потому что знает — мои жалкие попытки бесполезны. Я останусь здесь на столько, на сколько захочет он.

Я ничего не решаю.

— Не плачь, маленькая. Ты всё правильно сделала, — послышалось из-за двери и, судя по всему, он сидит на полу так же, как и я.

Надо же, как расслабился.

Козёл.

— Доволен? Твоя игрушка бессильна и сломана, как ты и хотел. Радуйся теперь, — наотмашь ударила по стене и заскулила от боли.

За дверью послышался шорох.

— Ударилась?

— Не твоё дело! — огрызнулась, осознав, как жалко, должно быть, сейчас выгляжу.

— Ты не сломалась, маленькая, за что тебя уважаю. И ты не игрушка, — отчего-то его голос был уставшим и каким-то необычным…

Словно там, за дверью, сидит не здоровенный, бородатый Север со страшным шрамом, изнасиловавший меня и удерживающий в своём доме силой, а обычный человек. Спокойный и рассудительный. Возможно даже, хороший.

Смешно.

О чём я вообще рассуждаю?!

Речь идёт о преступнике!

О сволочи, которую я ненавижу!

Только ненависти уже не было. Сколько бы не настраивала себя, как бы не прокручивала в голове всё, что он мне сделал…

— Я ненавижу тебя, — неубедительно совсем.

— Врушка, — тихий смешок и уже громче: — Выходи оттуда, Стеш. Я хотел сегодня погулять с тобой. Отвезу в ресторан или просто покатаемся. А, маленькая?

«Погулять с тобой хотел».

Это как с собачкой, что ли?

— И что, наказывать меня не станешь разве?

Снова засмеялся, на этот раз в голос.

— А ты так хочешь, чтобы наказал?

— Нет.

— Тогда не буду. Выходи.

Открыла дверь и медленно вышла, сжавшись и приготовившись к атаке.

Но предполагаемого нападения, как ни странно, не последовало.

Уже хорошо.

— Пойдём, Позавтракаем, — протянул мне руку и закатил глаза, когда я вместо своей ладони вложила в неё телефон. — Ну и дурёха же ты у меня.

ГЛАВА 27

Сегодня почему-то смотрю на Стешку другими глазами. Как будто передо мной не вредная девчонка, что нервы по нитке вытянула, а вполне взрослая, разумная девушка.

Если бы плохо её знал, то так бы и подумал.

Её поступок меня не поразил. Он меня контузил. Отвал башки просто.

Только непонятно, с чего бы это?

Предположил, что ей со мной хорошо… И эта мысль охренеть как понравилась мне.

Правда, странно, что она так резко опустила руки. Не верится как-то, что сдалась.

А может это очередная хитрость малявки? Так вроде уже должна давно понять, что меня наебать не так просто.

Как бы там ни было и что бы не послужило причиной Стешиной капитуляции, но удивить ей меня удалось однозначно.

Удивить и насторожить.

Глаз да глаз нужен за этой козявкой. А то сегодня она Львовне лапши навешала, а завтра меня нахлобучит.

А мне это уже в печёнках.

Устал бегать за ней, как сопливый Ромео.

— И ты предлагаешь мне это есть? — брезгливо поморщилась и отодвинула от себя тарелку с пастой.

Вот, блять, мозгодробилка!

— Ну я же это ем. Чего не нравится? Между прочим, лучший повар Москвы приготовил.

— Я не ем макароны, — демонстративно скрестила руки на груди и откинулась на спинку стула.

— Макароны у тебя в Чекалине. А это паста. Впрочем, откуда тебе знать, маленькая деревенщина.

обиделась.

оттопырила нижнюю губу, а мне захотелось её… Сожрать.

До боли в паху.

Прям разложить на столе и отодрать, чтобы визжала. Жаль, презервативы закончились.

— Конечно, деревенщина. Не всем же по ресторанам ходить каждый день. Да и что я вообще видела, кроме твоей кровати? Ты же только на словах мне «сладкую» жизнь обещаешь.

Удар ниже пояса.

У меня даже челюсть отвисла.

Так качественно искупала меня в дерьме, что потерялся, блять.

Твою мать! А малявка-то права! И не поспоришь даже. Я ведь кроме шмотья ничем её и не прикармливал.

А надо было именно с этого начинать. Глядишь, и на пару седых волос к старости будет меньше.

Может и правда, золотишка ей накупить, да за бугор свозить. В те же Эмираты.

Пусть посмотрит, как баба себя вести должна.

От этой мысли запершило в глотке. Не хватало мне ещё вместо кошки дикой, страстной и пришибленной какую-нибудь клушу безвольную.

Да ну на хрен!

— Ладно. Понял тебя, ковырялка. Чего хочешь?

— Хочу учиться! — аж подпрыгнула. — На фотографа! Или нет… Лучше на дизайнера! А можно и то, и другое?

Вот тут вообще засада.

Я же не планировал НАСТОЛЬКО длительные отношения!

А малявка, похоже, начала соображать… Причем, совсем не в том направлении, в котором хотелось бы мне.

Вот нахрена мне она учёная? А головная боль эта?

— Давай попроще чего-нибудь, — почувствовал себя мудаком, впрочем, за сегодняшний день уже не впервые.

Свиристелка фыркнула, отчего у меня задёргался глаз, и сложила губы трубочкой, раздумывая, видимо, как ещё сломать мне мозг.

— Нууу… Я бы в театр сходила! А что? У нас в Чекалине закрыли, а больше нигде не была. А мы с тётей так любили…

— Ладно, хватит! Понял я! Но потом мне пожрать чтобы приготовила. И ночью отработаешь, поняла? — тут, конечно, я погорячился.

Отрабатываю я.

А она кайфует по двойному тарифу.

Приспособленка, блин, мелкая.

Вздохнул и принялся за давно остывшую пасту. Стеша же уставилась на меня с брезгливой гримасой, а я подумал, что пора бы заканчивать… Всё это.

Правда, я тогда ещё не знал, что уже поздно метаться. Я попал в эту задницу ещё тогда, на вокзале. Когда решил помочь бедной провинциалочке.

Осёл.

Размышления и самокопания прервал звонок от материного врача и у меня потемнело в глазах.

Каждый раз, когда он звонит меня раздирает в клочья от мысли, что маме стало хуже.

Пару мгновений собирался с духом, но всё же ответил.

— Матвей Николаевич! Срочно приезжайте! Ваша мама пришла в себя!

Какой-то странный он… Как будто подменили после того звонка. Даже не стал дверь запирать. Хотя, какой болван полезет в эту домину с кучей вооружённых охранников? Правильно, никто не полезет. И меня бы здесь не было, будь на то моя воля.

Тащил меня за руку не очень-то нежно. Впрочем, это как обычно.

Открыл дверь своей иномарки и молча затолкал меня на переднее сидение.

Спасибо, хоть ногами не утрамбовал.

Козёл.

Вёл автомобиль сосредоточенно, время от времени сжимал кулаки и постукивал пальцами об руль.

Не знаю, отчего он так сильно нервничал, но это волнение передалось и мне. Как будто вот-вот произойдёт что-то серьёзное. Возможно, даже страшное.

Спустя пятнадцать минут я не выдержала и тихонько позвала его по имени.

Нет, ну правда!

Сколько можно доводить меня до трясучки?

— Помолчи, Стеша, — было мне ответом.

Стеша?!

Не мозгоклюйка, не дурища, не стерва малолетняя, а просто Стеша?!

Да он заболел!

Тон спокойный, голос тихий, без сквозящей в нём угрозы.

Только глаза сумасшедшие. Какие-то невидящие, что ли.

Словно он мысленно где-то далеко. Не здесь.

И мне как бы всё равно. Было бы! Если бы он не сидел за рулём автомобиля, в котором нахожусь и я.

— А куда мы едем? — поинтересовалась осторожно.

— Ты — никуда. Посидишь в машине, пока я… Хотя нет, со мной пойдёшь. А то ещё тачку мне сожжёшь, — заворчал похуже Елены Львовны.

Стареет бандюга. Скоро кроме как побрюзжать больше ничего не сможет.

Подумаешь… Дом чуть не спалила. На войне все средства хороши!

Только отчего мне кажется, что войну я уже проиграла?

— И куда это, с тобой пойду? — добивала его с огромнейшим удовольствием.

— На опыты тебя сдам.

Да уж.

Тебя бы на опыты, маньячила поехавший.

Подъехали к какой-то клинике, судя по названию на латыни и пафосному зданию — что-то понтовое, как и всё в жизни Севера.

Он открыл мне дверь и, взяв за руку, повёл за собой. Что ж, видимо, и правда в лабораторию меня сдаст.

Стало не по себе. Не нравится мне всё это. Ох, не нравится.

— Ты решил продать меня на органы? — единственная более-менее подходящая к ситуации догадка.

Ну, а что ещё тут подумать можно?

— Нет. На органы долго оформлять. На мясо.

От представленной картинки меня слегка замутило, но успокоила себя тем, что всё-

таки мы в двадцать первом веке живём. Да и каннибалов в Москве не водится.

Хотя, кто его знает… Я вон и про бандитов думала, что сказки. Ан, нет. Вот он, рядышком идёт.

Но откуда он знает об «оформлении» на продажу органов? А вообще, нет, я не хочу знать.

Снова копнула свои эмоции, вывернула их наизнанку, но по-прежнему не нашла ненависти. Плохо. очень плохо. Он уже даже раздражения не вызывает. Кажется, мне таки нужно обследоваться на предмет помешательства.

Прямо у входа нас встречал какой-то лысоватый мужчина. Судя по белому халату и бейджику — врач.

— Добрый день, Матвей Николаевич. Мы готовы, пойдемте, — и зашагал по коридору.

Тут уж совсем подурнело и я остановилась.

— Пойдём, — тихо рыкнул на меня Северов и дернул за руку, но я схватилась за ручку двери, не желая, честно говоря, знать, что там меня ждёт.

— Куда ты меня тащишь? Имей в виду, я не сдамся живой!

Он вздохнул и закатил глаза.

— Угомонись уже, блять! Я просто хочу навестить мать. Постоишь рядом и поедем в твой сраный театр!

Мать?

У таких матери бывают?

С ума сойти…

Я даже открыла рот от удивления. Вот чего угодно ожидала, но чтобы мать, это, конечно, странно.

Почему она в больнице? И почему он так взволнован?

Неожиданно и совершенно некстати захотелось узнать о нем больше. Хоть что-нибудь.

Родился ли он таким тираном, или стал позже? И что произошло с ним, в таком случае? А есть ли у него кто-нибудь кроме матери?

Ох, сколько всего…

Я же по сути ничего не знаю о нем.

А с другой стороны, нафига оно мне надо?!

Ну точно тронулась!

Шла за ним молча, раздумывая о своем… И тут передо мной открылась дверь. От шока даже икнула, а Матвей сильнее сжал мою руку.

ГЛАВА 28

Так вот, значит, какая она — та, что родила большого, могучего дядю Севера.

Честно говоря, я уже поняла, что это психиатрическая клиника (больно жутко и зловеще), и ожидала увидеть здесь страшное, растрёпанное существо, мало похожее на женщину. Но ошиблась.

Более красивой женщины я ещё не встречала. Казалось, годы её даже украшают.

Интересно, почему она здесь? С виду вполне здоровая. Ну, если только бледная очень и глаза какие-то пустые.

Правда, уже в следующий момент эти самые глаза зажглись интересом и женщина, наверное, чисто машинально, поправила свои чёрные волосы, с проблесками седины.

Она сидела на кровати и разглядывала нас с каким-то странным прищуром. В этот момент она напомнила мне Севера, хотя, конечно, не удивительно.

Интересно, характер у нее такой же мерзопакостный?

— Мама, — выдохнул Матвей и, отпустив мою руку, стремительно пошёл к ней.

Подошёл и рухнул на колени, положив голову ей на ноги.

Я даже опешила. Надо же, про меня забыл… Что это с ним?

Стало как-то неприятно от мысли, что его сейчас не заботит даже тот факт, что я могу развернуться и убежать. И, наверное, так и следовало бы сделать, но я словно в пол вросла.

Такого я не видела раньше и едва ли увижу снова.

Матвей сейчас был похож… На кого угодно, только не на себя. Не на того Севера, что может ударить или изнасиловать. Не на того Севера, что идёт по трупам и не оглядывается.

Сейчас он был… Ребёнком этой женщины. Даже внешне как-то изменился. Как будто стал не таким грозным и большим…

Может у меня галлюцинации, но я видела, как его трясёт, словно в лихорадке. Даже дыхание сбилось. Такое ощущение, что они не виделись год.

Что вообще здесь происходит?

— Как видите, лечение всё же пошло на пользу и Ирина Кирилловна пошла на поправку… — я только сейчас заметила, что врач всё ещё здесь.

— Выйди, — прохрипел Северов и я поняла, что ему действительно плохо.

Даже жаль немного этого козла…

Доктор поспешно удалился, а я так и осталась стоять, как тополь на плющихе.

Вроде и свалить бы надо, да ноги не идут.

— Кто вы? — спросила его женщина и моя челюсть поехала вниз.

Как это?

Она не узнаёт собственного сына?

Что ж, теперь понятно, отчего она находится здесь.

Матвей поднял голову и уставился на неё. душераздирающее, надо заметить, зрелище. Пусть, конечно, он мудак и так далее по тексту, но всё же живой человек.

И я видела мучительную, раздирающую его боль, что тенью пролегла на его лице.

Как же ему сейчас плохо…

Я привыкла жить без родителей и как-то раньше не задумывалась о семейных ценностях. У меня есть тётя, которая меня кормила, одевала, помогала с уроками.

Но никогда она не проявляла ласки. Всегда твердила, что это лишнее. Что я не должна ее любить, чтобы потом, когда она умрёт, не было больно.

А сейчас я осознала, насколько сильно соскучилась по ней. Что хочу её увидеть.

Что люблю её! И не хочу однажды услышать от неё: «Кто вы?».

Заревела, прикрыв рот ладонью, чтобы не нарушить этот интимный момент. Чтобы не отвлекать их…

— Мам, это же я. Посмотри, мам, это же я, — он говорил негромко, а голос срывался.

Женщина смотрела на него несколько долгих мгновений, показавшихся мне целой вечностью, а затем коснулась пальцами его лица.

Погладила его шрам и всхлипнула.

— Матвей?

О, Боже! Да сколько же они не виделись?!

Казалось, я сейчас закричу, так больно и яростно разрывало меня изнутри это ужасное, щемяще-огненное чувство.

— Я, мам, — он уткнулся лицом в её ладони и тяжело вздохнул.

— Мальчик мой, — тёмные глаза женщины наполнились слезами и одна скатилась по бледной щеке. — Что произошло? Почему всё… Так?

Похоже, бедная женщина серьёзно болела и даже не помнит этого. Какой же это ужас — вот так очнуться однажды и осознать, что тебя не было в этом мире… А сколько, кстати?

Наверное, очень давно, раз она даже сына не признала.

— Всё уже хорошо, мам. Теперь всё хорошо, — он гладил её руки и целовал ладони. — Я заберу тебя отсюда. Мы едем домой, — и повернулся ко мне. — Стеша, позови сюда врача.

Так…

Похоже, театр отменяется.

Нет, я, конечно, не против. Воссоединение семьи и всё такое… Но отчего-то было страшно. Как будто эта женщина мне свекровь и я боюсь ей не понравиться. Бред.

— А кто эта девочка? — она с интересом воззрилась на меня.

Вот!

Наверное, этого я и боялась.

Ну, давай, дядя Север. Расскажи маме.

— Это твоя будущая невестка, мам.

Что-то щелкнуло.

Видимо, это перегорел последний предохранитель в моей нервной системе.

А может просто челюсть упала на пол.

Я даже рот открыла, чтобы объявить во всеуслышание, куда именно следует проследовать моему малоуважаемому женишку, но наткнулась на его грозный взгляд.

— Врача позови, говорю.

Врача, так врача. Бросилась в коридор, чуть не вышибив дверь.

Врача ему позвать…

Ну, конечно.

Спешу и падаю!

Правда, спешила я в совершенно другом направлении. А если быть точнее — на улицу, где меня заждалась такая желанная свобода. Ноги несли меня сами, даже не успевала сообразить, куда несусь. Наверное, целых полчаса носилась, как угорелая, путалась в бесконечном коридоре и пару раз даже чуть не упала, но всё же смогла выбраться из мрачной психушки.

Вдохнула полной грудью. Ох, этот дурманящий запах свободы!

И бросилась прочь. Неважно куда, важно — как быстро.

Отбежав на приличное расстояние, остановилась и с трудом отдышалась. Оглянулась назад и кислород вышибло из груди.

Матвей стоял на крыльце клиники… Смотрел на меня немигающим взглядом и даже не шевелился. Никаких попыток догнать или достать свой крутой мобильник и позвать своих «гончих». Ничего. Просто смотрел.

И это страшно.

Не знаю, сколько продолжался этот немой поединок, но вскоре я опомнилась и начала отступать назад.

Вдруг он тоже опомнится и бросится за мной.

Внезапно на его лице появилась улыбка.

Вернее, ухмылка.

Недобрая такая…

И только я собиралась развернуться и побежать, куда глядят глаза, как он завёл руку за спину и достал пистолет…

Направил его на меня и где-то на задворках сознания послышался тихий скулеж.

Это билась в агонии моя надежда на спасение.

— О, провинциалочка! — послышалось где-то сбоку, отчего я вздрогнула.

Бросила взгляд на непонятно откуда взявшегося Влада. Не то, чтобы я была ему рада. Скорее, наоборот. Но именно он спас мне жизнь. Потому что когда я повернулась к порогу больницы, Северова там уже не оказалось.

Что это было? И почему он ушёл? Почему не выстрелил? Я сильно сомневаюсь, что его спугнул Влад. Да они же вроде как дружки…

И что делает здесь этот белобрысый придурок?

— Провинциалочкаааа? — издевательски протянул и помахал рукой перед моим лицом. — Тебя парализовало от шока, что ли?

Нет, урод.

Меня только что чуть не пристрелил твой друг. А перед этим изнасиловал и удерживал силой в своём доме несколько невыносимо долгих дней. А ещё, я, кажется, в него влюбилась, иначе почему сейчас чувствую себя предательницей? И отчего же так больно от мысли, что он оставил меня, не стал догонять?

— Что тебе нужно? — еле ворочала языком.

Внезапно накатила какая-то усталость и апатия.

Как будто всё произошедшее и не со мной вовсе было. Словно со стороны наблюдаю за глупенькой девочкой Стешей, что прониклась какой-то больной ненормальной симпатией к своему насильнику. Овечка, что полюбила волка.

Нет…

Нет.

Не может такого быть.

Просто привыкла к нему.

Вот и всё.

Может же так быть?

Уверена, может.

— Мне бы тёлочку сисястую, бутылочку хорошего коньяка и белую лошадь. Про лошадь пошутил, всё остальное можно. Эй, ты меня слушаешь? — пощелкал пальцами перед лицом.

Нет, я его не слушала.

Вернее, слушала и даже слышала, но не воспринимала, как что-то важное.

— Ладно, пошутили и хватит. Поехали. Матвей сказал отвезти тебя домой. С сегодняшнего дня я твой личный водитель.

Знаю, что накосячил с самого начала. Я мог бы по-другому… Мог бы подкатить к ней, как зачётный фраерок. Цветы, подарочки, поцелуи под луной.

И всё. Моя бы была. Много ли соплюхе надо, чтобы втюриться во взрослого мужика?

Она, конечно, не любая, но и я не прохожий. Правильный подкат и девчонка, считай, в кармане. Готова.

Но я не заморачивался так сильно.

Захотел, забрал.

Всю жизнь так делал и ни разу не пожалел. До сегодняшнего дня.

Пока не увидел, как она бегает по коридору, пытаясь убежать.

У неё никогда не иссякнет желание свалить от меня, а у меня — иметь её. И сейчас я бы рад её отпустить… Да не могу. Это как кадык себе вырвать. Не представляется возможным.

Я — эгоист.

Только мои желания имеют для меня значение.

Только я решаю, кого мне впустить в свою жизнь, а кого выгнать из неё или отпустить.

И я решил.

Девчонка останется со мной.

Наверное, нужно было как-то подготовить её… Но поздно уже.

Я дам ей то, чего она так хочет — видимость свободы.

И да, у меня сорвало крышу, когда эта мелкая дрянь решила свинтить.

В очередной раз.

Только сейчас как-то вообще не к месту.

Я, можно сказать, голой задницей к ней повернулся. А она засадить мне решила. И от того, что смысл тут переносный ни хрена не легче.

Я хотел бы нажать на блядский курок, чтобы сучка, истекая кровью, поняла, что меня не бросают. Не уходят от меня.

Не уходят, блять!

Воспользовалась тем, что я на пару минут снял броню и засадила нож в спину.

И похуй мне, что она свободы желает.

Потому что я желаю её.

И нет, я не выстрелил.

Было бы глупо надеяться, что смогу. Лишить себя такой забавы?! Да ни за что!

Лучше пальцы себе отрезать.

Я же подохну от скуки, если малявка исчезнет из моей жизни. Я плесенью, блять, покроюсь и начну выть по ночам на луну.

Хотел наказать её.

Сильно.

Так, чтобы взвыла.

Чтобы поняла, с кем играет!

И еле сдержался.

Благо, Впад приехал вовремя и не дал мне начудить.

Опять.

С трудом, конечно, представлял, как объясню всё это матери. Она ведь совсем другим меня помнит. Хорошо, что вообще помнит.

А тут взрослый мужик.

Уже не тот пацан, что на малолетке чалился по глупости, да письма матери писал.

Как она воспримет? Хрен знает.

Одно понятно — с соплюхой надо найти общий язык. Чтобы не баловалась.

Разумеется, девка моя не дура, со временем просечёт, что наебал её. И, конечно же, опять взбрыкнет. Но до того времени я приведу в чувство мать и очухаюсь сам.

Да и Стешке деваться некуда будет. обрублю ей все концы, чтобы некуда было пятиться.

И убью, если посмеет бросить меня.

Просто уничтожу.

Сотру с лица земли, прежде, чем рискнёт.

ГЛАВА 29

Что в голове у этого придурка?

И почему он играется со мной, как кошка с мышкой? Словно ему это доставляет удовольствие… Хотя, о чём это я? Конечно доставляет. Речь ведь о Северове.

Только… Если раньше я понимала ход его озабоченных мыслишек, то сейчас всё с точностью до наоборот.

Почему отпустил?

Неужели не боится, что улизну?

Ну, хорошо, он приставил ко мне охранника, если, конечно, можно так назвать пристукнутого мажорчика. Но отпустить к тётушке?!

Почему-то хочется «включить» Станиславского и заявить во всеуслышание: Не ВЕРЮ!

Нет, ну правда, разве не странно? С чего такие перемены?

И что значил тот его фортель с пистолетом?

Мол, он следит за мной? Нет… Не так. Он может прихлопнуть меня в любой момент.

И нет, меня не мучила совесть из-за побега. Неудачного, кстати говоря, побега.

Я ему не девушка. Не подруга даже. Он мой враг! И на побег я имела полное право!

В данном случае, на попытку…

Но почему так погано на душе? Словно я какую-то подлость совершила. Стешааа, ау! Он насильник и похититель! Чудовище, которое лишило тебя невинности и чести!

С тем и осталась…

Мысли не дают покоя, а сердцу наплевать на любые доводы разума. У него какая-

то своя, только ему известная логика. А точнее, когда начинаешь чувствовать сердцем, логика отключается. Полностью. Как будто кто-то выключил рубильник.

Влад всю дорогу о чём-то весело трепался, а я даже не слушала его.

Думала о маме Матвея, о нём… И не понимала, как тот человек, которого я видела в палате может быть тем же, что изнасиловал меня. Тем уродом, который потчевал меня пощёчинами. Как?!

— Приехали, госпожа, — Влад подмигнул мне в зеркало заднего вида. — Можешь идти. А завтра, как и обещал, я отвезу тебя к тётке. Если, конечно, Матвей не передумает.

— Почему?

— Что почему? — Влад непонимающе выпучил глаза.

— Почему он разрешил?

— А мне откуда знать? Видать, заслужила, — хохотнул белобрысый, явно не поняв мой вопрос.

Видимо, перед ним тоже никто не отчитывался.

— Не опаздывай завтра, а то пожалуюсь Матвею и он тебя уволит, — с удовольствием стёрла ухмылочку с его рожи.

— Не понтуйся, крошка. Когда он тобой наиграется, я буду следующим.

— Как сказал бы твой начальничек — Заебёшься! — никогда раньше не материлась, а зря.

Очень понравилось.

Хлопнула дверью так, что та аж задребезжала.

Судя по всему, Северов решил превратить мою жизнь в ад, когда подослал этого дебила.

Охранники у ворот вежливо расступились и я, аки королевна, прошагала мимо них.

Вот уж… Неужели я и правда понемногу превращаюсь в бандитскую подстилку?

Может уже превратилась, просто не замечаю этого?

— Здравствуйте, — тихо поздоровалась с охранником у двери и взялась за ручку, намереваясь войти в дом, но огромная лапища охранника схватила меня за предплечье.

— Вечером приходи к двери на кухне. Я проведу тебя за территорию, — прошептал и подтолкнул к двери, а я словно в камень превратилась.

Пригляделась и узнала его. Это тот же самый мужчина, что смотрел на меня в окно, когда я устроила пожар. Так, значит…

Наверное, стоило бы спросить, кто он и зачем ему помогать мне, но как-то не до этого… Помогут сбежать, потом и буду разбираться, что к чему. Хотя, нет. Не буду.

Только бы выбраться, только бы ничего не помешало.

Время тянулось так медленно, что, казалось, стоит на месте. Нервно кусала ногги и тут же била себя по рукам — гадская привычка.

А Елена Львовна, конечно, отважная женщина. Это же надо! спланировать побег под самым носом Северова. Интересно, он сильно разозлится?

От мысли, что он, наверное, сойдёт с ума от бешенства, улыбнулась.

Хотя, быть может, он теперь и не вспомнит обо мне? У него же мама…

Ох, какой же бред лезет в мою глупую голову!

Не хватало ещё ревновать его!

— Скучаешь, маленькая? — он явился из ниоткуда и меня подбросило от испуга, что, конечно же, понравилось садисту. — Моя пугливая девочка, — нахально ухмыльнулся, сграбастал меня своими ручищами и уткнулся лицом мне в шею. — Вкусная моя кошечка!

— Идиот, — закатила глаза, уперевшись ладонями в его плечи.

— Курица малолетняя, — лизнул кожу за ушком, отчего по телу побежали мурашки.

Ненавижу! Ненавижу это чувство! Когда хочется поцеловать в ответ. Когда становится абсолютно наплевать, что он сотворил со мной.

Чувствую себя немощной размазней.

Неудачница…

Как теперь, спрашивается, мне сбежать? Как его бдительность усыпить?

Хотя… Есть один способ.

Обняла его и выгнулась, открывая свою шею для поцелуев. Да я почти опытная куртизанка! А что ещё хуже, мне нравится играть с ним в послушание… Вот это, пожалуй, самое страшное, что могло со мной случиться. Уж лучше бы он продолжал насиловать и принуждать.

Да, больно, обидно и хотелось выброситься из окна, но совесть была чиста.

Я жалкая…

Делаю вид, что просто замыливаю ему глаза, усыпляю бдительность, но на самом деле мне это нравится.

И его поцелуи, жадные, горячие, влажные.

И его прикосновения, жёсткие, порой даже грубые и страстные.

И его глаза, что пожирают меня. Топят в своей тёмной пропасти, из которой уже не выбраться. Меня уже нет — он поглотил меня.

— Раздвинь ножки, — слышу его как будто издалека и начинаю понимать, что уже лежу на диване, а он ловко сдирает с меня одежду.

Остервенело раздирает в клочья бельё, купленное, кстати, им же. Чувствую себя дешевкой, что раздвинула ноги по первому требованию за шмотки и «покатушки»

на дорогой иномарке с водителем.

Как мерзко.

И хорошо.

Хорошо, кстати, больше, чем мерзко.

Но это, разумеется, временно. Вскоре я снова очнусь и пойму, что отдалась своему врагу, как последняя дрянь.

— Я тебя ненавижу, — хнычу ему в губы и впиваюсь в них яростным поцелуем, от которого по телу ток и мелкая дрожь.

— Поэтому ты так течёшь? — резко заполняет меня собой и я вскрикиваю от боли.

Сладкой и тягучей, как мёд.

Я потеряла себя.

Теперь уже окончательно.

Толкается в меня жёстко, бескомпромиссно. Словно клеймит собой, ставит печать.

А мне так хорошо, что хочется кричать. И я кричу.

Срываю голос и ломаю ногти, царапая его спину, а он шипит от боли и вколачивается в меня ещё сильнее.

Размазывает, уничтожает. Что-то говорит мне… Вернее, рычит, склонившись к моему плечу, но я не разбираю слов.

Внезапно он замедляется, а после и вовсе останавливается. Недовольно ворчу сама не знаю что, и толкаю его в грудь.

— Скажи мне то, что я хочу услышать и я продолжу.

Подлый гад!

Вот как тут не вонзить ногти в его наглую рожу?

— Пошёл на хрен?

— Нет, маленькая сучка.

Оба задыхаемся от адреналина, но, разумеется, сдаваться не собирается ни один из нас.

— Ненавижу…

— Мимо.

— Трахни меня?

Смеётся, запрокинув голову и резко толкается бедрами вперёд, отчего я взвизгиваю.

— Умница, маленькая.

Судороги сумасшедшего оргазма проходят по телу, превращая каждую клетку в пепел. Я кричу, кусаю его и выгибаюсь так, что вот-вот затрещат мышцы.

Как же хорошо в его объятиях. Как мучительно больно признавать это. Особенно неприятно вспоминать, как умоляла его поиметь меня…

Грёбаный идиот!

Вот как мне в голову пришло связаться с этой сучкой, а?!

Надо же было стать таким лохом! И как хитра эта дрянь маленькая! Приласкала, завлекла, дождалась пока усну… И сбежала. Стерва.

Рвал и метал, пока искал её по дому, и если бы нашёл, клянусь, убил бы. Сколько можно мне мозги трахать?! Да так искусно это делает, что скоро на месте мамы окажусь.

Хорошо, что врач настоял, чтобы я оставил мать ещё на пару дней. Чувствую, эти дни я буду крепко занят.

Но главное, как она умудрилась?! Как мозгов хватило наебать охрану и улизнуть за территорию?!

Впрочем, и это оказалось донельзя просто. Видимо, мою девчонку увёл один из охранников, что исчез этой ночью вместе с ней.

Ещё через полчаса просмотрел записи с камер видеонаблюдения и мои догадки подтвердились.

Осталось узнать, с какой целью увели эту дуру. Нет, не так. Она бежала за ублюдком сама. Сама! Её не тащили силком, не похитили. Она сама сбежала от меня.

От этой мысли разболелась голова и захотелось раскроить кому-нибудь черепушку.

Чтобы просто в фарш! А именно — гондону, что посмел забрать моё.

— Вот его личное дело, — на стол передо мной легла небольшая папка, которую я тут же смёл в приступе бешенства.

Белые листы закружились в воздухе, а Череп отошёл назад. Боятся, суки.

Правильно боятся. Никого не оставлю в живых, кто за лоха меня принял.

— Мне нахуй не нужны твои долбанные писульки! Быстро, на словах! И ищите, мать вашу! Землю ебалами своими ройте, но МОЁ верните мне!

Махнул полстакана водки, но легче не стало. Наоборот, захотелось устроить взрыв.

Вселенский. Чтобы эту суку разнесло на части.

Чтобы запомнила, кому принадлежит. Поймаю дрянь и на цепь посажу! Чтобы не рыпнулась больше!

А ведь я хотел ей свободу дать. Пусть не совсем то, чего ей там хотелось, но меня это мало парит. Теперь не будет ничего.

Теперь она поймёт, что от меня не уходят.

— Он у нас около трёх дней, но пришёл с рекомендациями и…

— Хватит мусолить, блять! Кто подослал ко мне этого ублюдка и как его найти?! Я хочу знать сейчас же! Найдите мне его семью!

От бешенства темнело в глазах. Такое ощущение, что нервные окончания кислотой облили. До крика хочу убивать. Крошить всех и каждого на атомы, пока не доберусь до неё.

— Мы проверили, шеф. Нет у него никого и место жительства неизвестно. Говорил, квартиру снимает где-то…

— Где-то?! Где-то, твою мать, блять?!

— Ребята ищут уже, шеф. К вечеру найдём, — промямлил Череп, а мне до жути захотелось продырявить ему его лысую башку.

Поднялся на ноги и, схватив со стола бутылку водки, пошёл к выходу. Сам найду.

Найду её и убью нахрен. Не мне, значит, никому.

Холодно и страшно. А ещё очень больно. Безумно болят сбитые коленки и лицо — бандит неслабо приложился.

Теперь понимаю, что с Матвеем было не так уж плохо. Лучше чувствовать себя подстилкой одного богатого мудака, чем быть боксерской грушей для другого.

Но откуда же мне было знать, что охранника-похитителя прислал этот жуткий мужик. Я-то была уверена, что это дело рук Елены Львовны.

Эх, быть теперь мне убитой и в канаву выброшенной…

Не пощадят ведь изверги.

Надо же мне было угодить так. Ведь я больше чем уверена — это бандитские разборки, а я в них всего лишь по пешка, которой запросто можно пожертвовать.

Вот и закончится твоя, Стеша, жизнь в каком-нибудь отстойнике, или куда там бандиты трупы своих жертв девают.

Заревела, попыталась встать, но ноги не слушаются. В очередной раз затарабанила кулаками по железной двери и взвыла.

Никто не поможет, никто не придёт, чтобы спасти… Мне только и осталось, что считать минуты до смерти. Даже если не убьют, сама помру от холода.

Отползла к стене и, обхватив свои коленки, закрыла глаза. В принципе, замёрзнуть не страшно. Просто усну и всё. Во всяком случае, это лучше, чем умереть от рук бандитов. Если этот урод не погнушался избить девчонку, меньше его в четыре раза, то что ему стоит устроить мне ад на земле… До того, как отдам концы. Какой ужас! Неужели и правда конец?

— Забери меня, Север… Прошу, спаси…

ГЛАВА 30

Пять часов спустя

Все варианты проверены и сразу же отметены нахрен. Всё не то. Львовна не похищала мою Стешку, Лука тоже не при делах. Последнего Самсон проверил особенно тщательно.

Едва ли кто-то станет врать, когда в лоб упирается дуло. По крайней мере, я не видел таких героев.

А чердак протекает у меня знатно. До красной ряби перед глазами. Черепу всё-таки проломил башку. И совесть не мучает. Как можно было так облажаться? Вот как?

Что в голове у этих дегенератов?! Ладно я… Мозг напрочь отшибла эта девка. Но они! Те, что охранять меня должны!

Самсон крутил «баранку» и задумчиво смотрел вперед, пока я вспоминал всех, кому перешёл дорогу. А таких, блять, херова куча. Попробуй теперь вспомни каждого урода. Да, именно урода. Потому что нормальных людей на моём веку не встречалось.

— Север…

— Ну?

— А вдруг Костян? — предположил то, о чём думать не хотелось от слова «совсем».

— Проверь и его.

На самом деле я уже приходил к этой мысли и если отбросить тот факт, что Ворон был моим другом — есть над чем задуматься. Только смысл какой? Катерину я ему отдал. А это, по-моему, единственная причина, по которой он тему поднимал.

Нужно найти мою девчонку. Несколько часов не видел её и начинает клинить. Не то, чтобы я умирал от неразделённой любви, скорее, грохнуть хочу. Но ХОЧУ! А если я что-то хочу, значит, это должно у меня быть.

А мелкая-то та ещё сука. Спряталась от меня как… Нет, я, конечно, найду её. Из-

под земли достану. Но чем дольше длятся поиски, тем сильнее у меня срывает башку.

— Я ещё ребят по городу послал и ментов поднапряг. До завтра всё прочешут.

Слушай, Матвей… А ты уверен, что надо её искать? Ну свалила и ладно. Я посговорчивее бабу тебе найду. Вон Лавр, поговаривают, себе детдомовскую девчонку нашёл. Хочешь, я…

— Не хочу! — оборвал Самсона и тот замолчал. — Я свою хочу! Это ясно?

— Яснее некуда, — вздохнул и завернул в проулок. — Может тогда отдохнёшь?

Пацаны до завтра её найдут.

— Нет. Я сам искать буду.

Что-то мне подсказывало, что не найдут. Нечисто тут что-то. Не просто так охранник ей помогал, не по доброте душевной яйцами своими рисковал. Да и заслан он ко мне был именно с этой целью.

Чем дальше в лес, тем больше дров. С каждым часом, с каждым зачеркнутым вариантом я понимал, что Стешку увели с определенными намерениями. Кто-то очень постарался, чтобы заиметь на меня рычаги воздействия. Правда, до сих не позвонили. Более, чем странно.

Хотя, в принципе, скорее всего выжидают. Чтобы я на говно изошёл. Чтобы на всё был готов.

Дура.

Куда же ты поперлась, мать твою!

Ведь поломают мою девчонку.

От стремных мыслей, что мою маленькую кошку сейчас кто-то истязает, а может быть, даже насилует, стало дурно. Только моя она! Никому не отдам!

Уже отдал.

Тупой баран, блять.

Надо же было так расслабиться!

Ни разу в жизни такого маху не давал.

— Эй, вставай, лярва! — кто-то больно бил по щекам и я бы даже обрадовалась, подумав, что это Северов, если бы не прокуренный мерзкий голос избившего меня урода. — Кому сказал, встала!

Еле открыла глаза и всхлипнула от ужаса. Он стоял надо мной с каким-то тюком.

Мерзкий, уродливый, со страшными красными шрамами через всё лицо. Шрам Матвея я теперь находила привлекательным…

— Не убивайте, прошу, — проблеяла севшим голосом, на что мужчина захохотал.

— Посмотрим на твоё поведение. Хотя нет, пришить тебя придётся. А иначе как я к Северу да без подарка? — и снова мерзко заржал, бросая в меня дурно пахнущее одеяло. — А пока, на, накройся, а то сдохнешь ещё раньше времени.

И пошёл к двери, а я поняла, что если не попытаюсь что-то предпринять сейчас, то, быть может, второго шанса у меня уже не будет.

Из последних сил поднялась на ноги, цепляясь за неровную стену, и с криком бросилась к двери. Мне бы чуточку раньше сообразить и толкнуть его в спину…

Не успела.

Мужчина ударил меня локтем по лицу и я свалилась на пол. Рот наполнился кровью и перед глазами всё поплыло.

Как я и думал, Костян укатил обратно к Катьке, как только вопрос о покушении на меня разрешился. Правда, я так и не понял, какого хрена он приезжал. Никогда не наблюдал за Вороном подхалимажа. Что что он бабу мою имеет, для меня тоже стало откровением. Но ладно. Во всяком случае, я был рад, что это не Костян со мной играет в кошки-мышки. Я ж не изверг, жаль было бы его мочить.

А вот Самсон рыл носом землю, ещё немного, и будет в прямом смысле слова. За ночь мы прочесали весь город. Я лично заглядывал по каждый камень. Потому что не мог тупо сидеть и ждать, пока где-то там, быть может, какой-нибудь пидор трогает мою Стешку.

Представлял её огромные кошачьи глазищи, испуганные и полные слёз. Не знаю почему, но мне казалось, я ей нужен сейчас. Чувствовал на подсознательном уровне, что ей хреново сейчас. И даже тот факт, что она ушла добровольно, никак не стопорил мою внутреннюю панику.

Злость на Стешку становилась всё эфемернее и вскоре совсем исчезла. Лишь тупая боль где-то в грудной клетке заставляла забыть о сне, еде и идти вперёд, дальше искать. Девчонка мерещилась мне в каждой прохожей девчонке и пару раз я доводил девок до шока, когда хватал их за руки и дёргал на себя.

И каждый раз облом. Не было её нигде. Словно в воду канула. А я бесился, превращался в неуправляемого психа. Как вообще такое может быть?! Да никто не может от меня спрятаться! Такое в принципе невозможно!

Глушил кофе литрами, выкуривал по пачке за пару часов и снова ехал… В никуда.

Вскоре все более-менее нормальные места закончились и мы пошли по притонам. Наверное, я бы предпочел найти её мертвой, чем в этих вонючих подвалах, засранных квартирах нариков и хатах шлюх. Среди прошмандовок не хватало её обнаружить…

И я молился про себя, чтобы этого не произошло.

При любом раскладе, я должен был проверить. Проверил. Легче не стало. Ехал дальше.

Заканчивались вторые сутки поисков. Парни менялись, одни отсыпались, вторые выезжали в город, за город, по окрестностям. Я не мог спать. Стоило остановить машину, закрыть глаза и откинуть голову, как она снова смотрела на меня своими бездонными глазищами.

— Где же ты, маленькая? — спрашивал сам себя и лупил по рулю до хруста. — Где ты, мать твою?! Где?!

Можно биться головой об асфальт, да мало чем поможет.

Звонок раздался, когда я докурил очередную сигарету и, выбросив её в окно, включил навигатор. Куда ехать уже не представлял. Смотрел на карту и понимал, что мы прочесываем Москву и близлежащие населенные пункты по второму кругу.

Прикурил снова и ответил, не глядя на экран мобильника. В следующий момент чуть не проглотил сигарету.

— Ну, здравствуй, сынок! — из динамика доносился голос, который я не рассчитывал услышать уже никогда.

Его мерзкое карканье, лишь отдалённо напоминающее смех с головой окунуло меня в прошлое, где я, ещё совсем сопляк, харкал кровью, а его берцы врезались мне под дых.

— Ты же сдох, сука! Ты сдох! Я сам грохнул тебя! — из груди вырвался рык, а догадки одна за одной болезненно пронзали мозг.

— Я тебе ещё давным-давно говорил, что руки у тебя из жопы, щенок, — ублюдок закаркал прокуренным голосом и снова заржал. — Думал, меня достаточно ножичком почикать и в канаву? Не-е-ет, сучоныш, не тут-то было!

Первая здравая мысль за первые пару минут — МАТЬ! Где она? Охрана там, но если речь идёт о «мусоре» советской закалки, не факт, что они там ещё живы.

— Знаешь, я годами сидел в темном домишке, план мести разрабатывал. Сам понимаешь, после того, как ты мою физиономию в фарш превратил — особо не погуляешь по городским паркам. Но я иногда навещал твою мамашу. Да, да, представляешь, я вместе с тобой ждал того дня, когда она очухается. Чтобы перерезать ей глотку на твоих глазах. И я пришёл за ней в тот день. Да только увидел тебя с малолетней прошмандовкой, понял, что цель моя не твоя старушка.

Она, конечно, была в своё время очень даже горячей бабенкой, да вся вышла, — его гребаный смех плавил во мне остатки терпения.

— Можешь оставить девку себе, Степанов. И помни, я до тебя доберусь.

Сбросил звонок и уставился в темноту.

Жив.

Блядский ушлепок жив!

Я ведь сам располосовал его охотничьим ножом на ремни!

Сколько лет хитрая тварь копил злобу, чтобы в один прекрасный день выплеснуть её на того, кто мне дорог.

А теперь моя Стеша у него. И то, что я сделал вид, что наплевать мне на неё — отсрочит неизбежное на час, не больше.

Но за этот час я найду их.

Я буду не я, если не найду.

Найду и на этот раз в живых он не останется.

— Самсон, езжай в больницу к моей матери и сиди с ней. Не отходи ни на шаг.

А я, кажется, знаю, где прячется гондон. Резко поворачиваю руль и еду туда, где был в последний раз много лет назад. Именно там, будучи испуганным, всеми брошенным пацаном, я прятался от ментов, когда проломил отчиму черепушку.

Бабушкин дом, стены которого согревали меня зимними холодными ночами, когда, свернувшись калачиком, ждал прихода тех, что позже сделают из меня зверя.

Нет, не сразу.

Это будет продолжаться годами. Сначала три недели следственного изолятора, где меня каждый день будут избивать до потери сознания. Затем, несколько долгих лет колонии, где я выживал, выдирая у судьбы каждый день, каждый вздох.

И когда я сбросил в вонючую канаву того, что испоганил нам с матерью жизнь, мне стало легче. отпустило. Я настолько радовался этой мести, что не проверил жив ли этот ублюдочный гондон.

Больше такой ошибки не допущу. Я его сожгу живьём, а прах по ветру развею, блять!

ГЛАВА 31

Дорога заняла сорок минут. А ублюдок больше не перезванивал. Он понял, что я еду по его душу. А я понял, что он будет ждать. Мы оба всё поняли.

Остановился недалеко от дома и вышел из машины. Сколько же я не был здесь?

До хрена. Не мог заставить себя приехать в дом, где рухнули мои мечты и планы на будущее. Где я мечтал стать архитектором и строить красивые дома. Здесь я стал уголовником, которого из этого дома тащили в наручниках менты, а соседи осуждающе качали головами.

Плевать. Теперь уже плевать. А всю жизнь думал, что будет больно. Так больно, как видеть мать каждый раз.

Блядство! Я даже порадоваться её выздоровлению не успел! А ведь я столько лет ждал её возвращения. Каждый день представлял, как это будет.

Нахрен эмоции.

Выбросил окурок и достал ствол.

Толкнул дверь ногой и прошёл в прихожую, где меня уже ожидали, судя по включенному свету.

Прошёл дальше и замер посреди коридора. В тусклом свете старой лампы, на скрипящем дряхлом стуле сидела Стеша. Избитая, в гематомах и крови. Мою малышку привязали к гребаному стулу и обложили взрывчаткой. Благо, на неё не навесили. Это упрощает мне задачу.

— Матвей, — прошептала одними губами и заплакала.

Испугалась, маленькая. Дрожит. А я рукой могу до неё дотянуться, но не решусь, конечно. Любое лишнее движение может привести к детонации. Ублюдок хорошо подготовился. Ждал меня, падаль.

Стеша тихо стонет и смотрит на меня с такой надеждой, что понимаю — облажаться я не имею права.

— Тихо, не плачь, маленькая. Где он?

Она открывает рот, но не успевает произнести ни звука, как из соседней комнаты появляется Степанов.

— Сука! — поднимаю ствол, но выстрелить опять-таки не могу.

Он за спиной Стеши и я не могу рисковать. Вернее, очень даже могу, но не хочу.

— Не рыпайся, щенок, — скалится на меня урод и, запрокинув Стеше голову, приставляет к ее горлу нож.

Я убираю ствол за спину, за ремень, и приподнимаю руки.

Стеша всхлипывает, закрывает глаза, а под стулом, к которому она привязана идёт отсчёт времени… До взрыва осталось десять минут. Либо за это время я успею грохнуть пидора, либо мы все здесь поляжем.

И если мы со Степановым заслужили, то моя кошка нет. Она вообще, считай, жизни не видела.

— Отпусти девчонку. Поговорим, как мужики, а не трусливые шалавы. Думаешь, она тебе чем-то поможет? — жаль незаметно дотянуться до ствола не получится.

Придётся импровизировать. Глазами ищу что-нибудь, что поможет мне отвлечь его.

— А я знаю, что это мой последний концерт, щенок. Я годами мечтал об этом дне.

Только сам я не уйду. Тебя с твоей лярвой за собой потащу, — гогочет и закашливается.

Кашель тяжелый, запущенный. Прикрывает рот ладонью, а потом, взглянув на руку, вытирает её об штаны. Кровь. Вот оно что. Старый ублюдок, значит, смерти не боится. Это, конечно, не есть хорошо.

— А чего так долго ждал, а, мусор? — усмехаюсь, скрестив руки на груди.

Стараюсь не смотреть на Стешу, иначе, сорвет крышу, а мне сейчас хладнокровие нужно. Да побольше. Не время сопли разводить.

— Так мамашу твою ***. Знал, что не сдохнет она, пока я не отомщу. А тут такой сюрпризец! Наш щенок суку себе завел, да ещё и влюбился!

— Заебешься мочить всех, в кого я… Кхм… Влюблялся, — уверен, внешне я сейчас сама невозмутимость и насмешка.

Только старый пидор хорошо осведомлен. Видимо, давно пас меня, за что следует грохнуть всех утырков, которые отвечали за мою безопасность.

— Ну-ну, Матвейка, ну-ну. Ты ведь у выхода стоишь. Тебя не держит никто. А скоро рванёт. Чего же не линяешь? — саркастически хмыкает говнюк и дёргает Стешку за волосы, отчего она взвизгивает и снова начинает плакать, а меня передергивает от злобы. — Ты ведь так и не узнал, почему я твою мамашу, шкуру такую пиздил. И тебя, выблядка, почему ненавидел. Спасибо мне сказал бы, а то так и подохнешь в неведении.

Нож, судя по всему, довольно острый, оставил на шее Стеши красный след, а у меня зверски зачесались руки. Разорвать урода на мелкие кусочки. Разнести его на запчасти. Чтобы мокрого следа не осталось от ублюдочной мрази.

— Мне не интересна сопливая байка, как тебя в детстве родители обижали, — до взрыва три минуты, а мне ещё нужно вытащить отсюда Стешу.

— Придётся выслушать. Ты ведь помнишь своего папашу, а? — злобно заухмыпялся, а у меня что-то поубавилось внутреннего равновесия.

С чего бы ему о моём отце вспоминать? Да, я действительно помнил отца лет до десяти. Но потом воспоминания как-то стёрлись, не до того было.

— Аа-а-а, не ожидал? — урод всё больше меня злил, хотя, казалось, больше некуда. — Твой папаша всю мою семью угробил. Он даже мою пятилетнюю дочь не пожалел, — его ухмылка становилась всё незаметнее, а лицо исказила гримаса боли. — Просто зарезал их… Мою жену, дочку, мать с отцом. Всего лишь за то, что я вёл его дело. Твоя мамаша не рассказывала, что он был рецидивистом? Не говорила, как он сдох? Его застрелили при попытке задержания. Кстати, он скрывался в этом доме, как и ты тогда. Да-а-а, твоя мамаша скрывала это ото всех.

И нет, она не знала, кто я. Не знала, что я появился в вашей жизни не случайно.

Если у меня забрали мою маленькую девочку, то какое право на жизнь имел ты, выблядок убийцы?! Я хотел уничтожить вас. Всю вашу семейку! Но не мог, не мог!

Зато теперь смогу! — рука с ножом дернулась, а я, наконец, выхватил ствол и влепил пулю ублюдку прямо промеж глаз.

Развязывал девчонку торопливо, но аккуратно. отвлекал её какой-то болтовнёй.

Чтобы не поняла, что меньше, чем через минуту будет взрыв. Я не был уверен, что успею её вывести, а потому не хотел пугать. Я бы тоже предпочёл не знать.

Наверное.

Когда веревки были отброшены, а малышка оказалась у меня на руках, рванул к двери и как только переступил порог, нас отбросило взрывной волной метров на пять.

Стеша лежала подо мной и, мелко дрожа, всхлипывала, а я… Начал переосмысливать свою жизнь.

То, что я услышал тогда — останется там, в том доме. Я больше не вспомню об этом. Я запрещу вспоминать об этом Стеше. Потому что мне глубоко все равно, кем был мужик, которого я не знал. Мне все равно, почему мать молчала об этом годами. И абсолютно наплевать, что он был моим отцом. Потому что я — не он.

ГЛАВА 32

Нещадно ломит кости, а глаза не открываются. Чувствую рядом что-то тёплое и принимаю решение поваляться ещё немного, но в следующую секунду вскакиваю, как ошпаренная.

Где я?!

И что со мной?!

Неужели жива ещё?

Кружится голова, а боль в ребрах заставляет застонать и снова откинуться на подушки. Поворачиваю голову вбок и встречаюсь взглядом с Северовым.

— Проснулась? — целует меня в щёку и крепко прижимает к своей груди, отчего я тихонько стону — уж очень болит всё тело. — Прости, маленькая, не хотел.

Я расслабляюсь от тепла, что исходит от его горячего тела и закрываю глаза.

Хорошо-то как… Жива, почти здорова и рядом с ним.

Мир сошёл с ума. Потому что жертве хорошо в объятиях злодея, а злодей извиняется за эти самые объятия. Бред. Наверное, сплю ещё.

— Как ты себя чувствуешь? — тихий голос с хрипотцой возвращает меня в реальность, а я не хочу просыпаться, не хочу вспоминать о произошедшем.

Я плохо всё помню… Лишь некоторые обрывки и страх, что до сих пор царапается острыми когтями в душе. Не хочу вспоминать. Пусть всё произошедшее вчера погибнет в моей памяти и больше не воскреснет.

— Нормально, — прохрипела заспанным голосом и уже по привычке отодвинулась от него, о чём сразу же пожалела — стало холодно. — Где мы? — осмотрелась по сторонам и не узнала комнату.

— В гостинице, — отвечает коротко и снова притягивает меня к себе.

С силой впечатывает в своё огромное тело и, приблизив свои губы к моим, шепчет:

— Поцелуй.

Наверное, страшно сейчас выгляжу, судя по тому, как сильно болит избитое лицо…

Но как-то плевать. Раз Севера потянуло на романтику, значит, не всё так плохо.

Закрываю глаза и касаюсь губами его губ. В следующее мгновение он прижимает меня к постели, сжимает одной рукой мои запястья (видимо, уже по привычке), и впивается яростным поцелуем. Его влажный горячий язык насилует мой рот, отключает сознание, и я подаюсь вперёд, к нему. Тону в этом поцелуе и тихо стону от боли, но ему уже плевать.

Он дорвался до желаемого.

С силой сдирает мои трусы, раздвигает коленки в стороны и, устроившись между них, врывается одним резким толчком. вскрикиваю от болезненного дискомфорта, но ноги раздвигаю шире, впуская его в себя глубже. Сейчас хочется забыться в его руках. Пусть даже чувствовать боль.

— Кошка моя, — усмехается и врывается снова, отчего уже кричу, но всё равно подаюсь вперёд.

Мне нравится эта боль. Нравится ощущать его на себе и в себе. Большой и мощный… Везде.

Царапаю его предплечья и обхватываю ногами, притягивая за шею к себе. Чтобы ни единого миллиметра расстояния между нами. Чтобы одним целым были.

Задыхаюсь от зашкаливающего сердцебиения и его тяжести, а внизу живота собирается тугой комок, что вот-вот взорвётся и унесёт меня туда, где нет боли и страха, лишь эйфория, тягучая и сладкая, как патока.

Когда моё тело покидают судороги, замираю под ним, чувствуя, как между ног становится влажно и эта влага стекает по внутренней стороне бёдер на простынь.

Уже позже я пойму, что он кончил в меня…

Лежу на его мощной груди, свернувшись клубочком и слушаю мерные удары сердца. — Почему мы в гостинице?

Он затаивает дыхание и пару мгновений молчит, словно обдумывает, что ответить.

— Мы на пути в Чекалин.

Словно в прорубь ледяную окунул. Что, простите?! Чекалин?!

— Не поняла…

Его рука ложится мне на грудь и я чувствую жар, исходящий от его ладони — видимо, я в его майке, потому что вещи (надо заметить, совсем другие, новые), лежат стопочкой на кресле. Даже о белье позаботился.

— Я с твоей Львовной поговорил. Решили тебя отправить домой. Пока всё утрясется… Врач тебя осмотрел… Небольшое сотрясение и несколько синяков…

Пройдут скоро.

Я вскочила и села, оттолкнув его руки.

— Ты это серьёзно?

Матвей вздохнул и, резко откинув одеяло, поднялся с кровати. Не могла не заценить его бугрящиеся мышцы и перекатывающиеся бицепсы. Всё-таки этот подонок очень привлекательный мужик.

Так…Не о том.

— А с чего вдруг ты принял такое решение? — наблюдала, как он надевает штаны и пыталась разобраться в себе.

Если бы ещё несколько дней назад он сказал, что везёт меня домой, я бы, наверное, сошла с ума от радости. Но сейчас как-то не ощущалось её… Радости этой. Напротив, стало так погано на душе, что захотелось плакать.

— Тебе опасно со мной, Стеша.

Вот так вот просто?!

Опасно, твою мать?!

Да он лупил меня и насиловал! Держал взаперти и угрожал оружием, из которого застрелил минимум двоих людей! А теперь опасно стало?! Серьёзно?!

— Ты ведь говорил, что отпустишь меня, когда наиграешься, так почему же сейчас… — и замолчала.

Вот оно что…

Наигрался, значит.

Подонок.

— Не начинай, Стеш, — он устало вздохнул и отвернулся, застёгивая ремень. — Порешаю свои дела и… Приеду за тобой. Если, конечно, захочешь. Что вообще за недовольство? Разве ты не этого хотела, когда сваливала из моего дома под покровом ночи? Не этого ты хотела, когда за незнакомым мужиком побежала? Не поэтому ты оказалась на стуле со взрывчаткой? — зло сверкнул глазами и отвернулся.

Да что с ним такое?! Если я захочу! Да когда он спрашивал моего разрешения?!

— Я не захочу. И да, я хотела этого. Отвези меня скорее. И больше никогда не появляйся в моей жизни, — тогда во мне говорила глупая гордыня.

Да, я могла признаться себе, что хочу с ним остаться. Но ему сказать об этом не решилась. Не после того, как он практически в лицо заявил мне, что наигрался.

Он ничего не ответил. Даже лица его не видела. Молча пошёл прочь.

— Жду тебя внизу. Позавтракаем и поедем.

С трудом перебарывая желание зареветь, поднимаюсь с кровати и иду к огромному зеркалу. Жалкое зрелище. Лицо в синяках и ссадинах, как и руки с ногами. Нехило меня так помотало…

Опускаюсь взглядом ниже и краснею от открывшегося вида на распухшие половые губы и сперму, что стекает по бедру.

Кем я стала?

Дешёвая бандитская подстилка.

— Нахрен всё! Домой! — приказываю своему отражению и целеустремленно ковыляю в душ, где буду плакать добрых полчаса, обнимая себя руками под обжигающе-горячими струями воды.

А потом смою с себя всю грязь, в которой меня вдоволь искупала Москва и, вздёрнув подбородок, пойду дальше.

ГЛАВА 33

За окном мелькают голые деревья, а брызги из луж летят на лобовое стекло. Их тут же размазывают дворники, оставляя грязные следы.

Погода мерзость, как, впрочем, и настроение.

Стеша сидит тихо, что на неё совсем не похоже.

вздыхаю.

Ну вот и всё. Я смогу отпустить её. Мысленно уже отпустил. Ещё каких-то пару часов и всё.

Смотрю на девчонку и отчего-то хочется выть, как волчара. Но я уже принял решение. Принял, блять!

И менять его поздно.

Разумеется, я не советовался со Львовной и к мысли отпустить девчонку пришёл самостоятельно. Кто такая эта бабка, чтобы я у неё разрешения спрашивал? Я всё ещё Север. Пусть с протекшей башней и слегка ебанутый, но всё ещё дрожат хилые коленки моих врагов. И ни одна старушенция, будь она хоть родной бабкой президента, не будет решать что-либо за меня.

А Стеше не место рядом со мной. По крайней мере, пока я не отойду от дел. За прошедшие сутки я понял, что не хочу однажды увидеть её с перерезанным горлом.

Просто так… Просто потому, что хотели насолить мне. Может я, конечно, ублюдок, но не настолько, чтобы равнодушно ждать следующей попытки какого-нибудь мстителя недорезанного.

Но, конечно же, полную свободу действий я им не дам. Чего доброго, старые курицы ещё замуж отдадут мою кошку, чтобы проблем с девкой меньше. От баб можно ожидать всё, что угодно. Именно поэтому за нами едет Самсон, которому предстоит нелёгкая задача — беречь для меня мою провинциалочку.

Улыбаюсь про себя и кладу руку ей на коленку, обтянутую плотной джинсовой тканью. Шмотки, надо заметить, я ей купил — одна скромность. Чем меньше будут глазеть на мою кошку — тем меньше проблем у Самсона.

Руку мою не убирает, но и не реагирует. Смотрит в окно, прикусив нижнюю губу.

Хорошо знаю эту её привычку — сдерживается, чтобы не заплакать.

От мысли, что Стешка не хочет со мной расставаться даже приятно. Конечно же, она не скажет об этом и будет дуться до последнего, но я уверен, что не забудет в скором времени, и за то спасибо.

— Я дела свои улажу и приеду, слышишь? Будем считать, что это твоё наказание.

Не нужно было бегать от меня. Я намного старше и знаю, что для тебя лучше.

— Пошёл нахрен, козёл, — выделяет каждое слово, а у меня снова появляется желание вкатить ей хороших пиздюлей.

очухалась, стало быть.

— Рад видеть, что ты не меняешься и даже сотрясение не поставило твои мозги на место, — убираю руку, чтобы не передумать и не свернуть на обочину.

Весь оставшийся путь преодолеваем в тишине, а я поглядываю то на неё, то на внедорожник позади. Самсону доверяю, как самому себе, но, блять… Как не хочется оставлять девчонку, пусть и на несколько месяцев. От скуки же подохнуть можно.

Кеё дому подъезжаю, скрипя зубами. Чем ближе, тем мне гаже. Злюсь на себя, за эту гребаную привычку. На неё, за то, что сделала меня зависимым. Тошно, блять, до посинения.

Стеша нервно теребит низ длинной кофты и, кусая губы вглядывается в окна частного старого домишки.

— Твой дом?

— Мой, — отвечает срывающимся голосом и поворачивается ко мне.

А в глазах кошачьих слёзы.

Замечательно.

Этого мне только не хватало.

Выхожу из машины и иду к багажнику, краем глаза вижу остановившуюся неподалёку тачку Самсона.

Достал чемодан с вещами Стешки и в боковой кармашек сунул пачку долларов. На первое время хватит. А там… Посмотрим.

— Пойдём, — открыл дверь, а там девчонка уже вовсю ревёт. — Заканчивай, Стеш.

Ты же хотела домой. Ты дома. В чём проблема? — чувствую, что если она сейчас не успокоится — не выдержу, повезу обратно.

— Ни в чём! — вылезает из машины и идёт к дому, проваливаясь в грязи.

— Чемодан, Стеш! — да, видимо, для знакомства с её тёткой сейчас не лучший момент — Себе оставь! Следующей тёлке подаришь! — огрызается и шагает дальше. — Козёл!

Разбирает нервный смех.

А девочка Стеша, оказывается, влюбилась в большого злого дядьку Севера.

Вон как бесится.

Молча иду за ней, несу чемодан. всерьёз задумываюсь о том, чтобы всё-таки зайти в дом и посмотреть, что там, да так.

Внезапно дверь распахивается и на прогнившее крыльцо выскакивает пожилая женщина в платке. Судя по слезящимся глазам и рукам, прижатым к груди — тётка.

— Стешка! — бросается к ней, а моя кошка радостно раскрывает объятия.

— Тётя!

Правда, я ожидал объятий с визгами и радостными криками. Думаю, Стеша тоже.

Однако, мы ошиблись.

Тётка не особо, видать соскучилась.

— Ну-ка, быстро в дом! — гаркнула на девчонку, отчего у меня скулы свело.

Теперь понимаю, чего Стешка такая дикая. Так и представил, как она ремнём по жопе огребает.

— Тёть, я…

— В дом, сказала! — Шапокляк схватила её за руку и поволокла к порогу, бросив на меня презрительный взгляд.

— Отлично, бля, — поставил чемодан на крыльцо и пошёл к тачке.

Хрен с ними. Разберутся — не чужие.

Уже у машины оглянулся на дом и что-то в груди перевернулось. Стеша смотрела на меня в окно, приложив к стеклу ладошку.

Моргнул и, открыв дверь, сел в машину. Не смотреть. Не думать. Завёл двигатель и развернулся.

Самсон подъехал ко мне и опустил стекло.

— Всё будет нормально, шеф. Езжай, я присмотрю за ней.

Я кивнул и надавил на педаль газа, ещё до конца не осознав, что часть меня осталась здесь, в старом деревенском домишке.

Продолжение следует…

Оглавление

Пролог

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6

ГЛАВА 7

ГЛАВА 8

ГЛАВА 9

ГЛАВА 10

ГЛАВА 11

ГЛАВА 12

ГЛАВА 13

ГЛАВА 14

ГЛАВА 15

ГЛАВА 16

ГЛАВА 17

ГЛАВА 18

ГЛАВА 19

ГЛАВА 20

ГЛАВА 21

ГЛАВА 22

ГЛАВА 23

ГЛАВА 24

ГЛАВА 25

ГЛАВА 26

ГЛАВА 27

ГЛАВА 28

ГЛАВА 29

ГЛАВА 30

ГЛАВА 31

ГЛАВА 32

ГЛАВА 33 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg