«Трансфер»

Трансфер (fb2) - Трансфер (пер. LOVE | BOOKS | TRANSLATE Группа,Best romance books|BRB|Лучшие романы о любви Группа) 885K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Ава Харрисон

Ава Харрисон Трансфер [1]

Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления!

Просим вас удалить этот файл с жесткого диска после прочтения.

Спасибо.

Перевод: Алёна Самылкина

Редактор: Екатерина Лигус

Вычитка: Eva_Ber

Обложка:Таня Медведева

Оформление: Eva_Ber

Для тех, кто хочет найти в себе силы преодолеть свои страхи.

ПРОЛОГ

Внутри меня пустота.

Моя боль — открытая незаживающая рана.

Это невыносимо.

Я слышу произнесенные слова, но они уже не имеют никакого значения.

Это всего лишь слова. Они никогда не вернут его.

Скорбь.

Утрата.

Смерть.

Боль внутри меня заглушает безмолвный крик.

Как будто лед распространяется по моим венам, сковывает, заставляет цепенеть и отключает от реального мира.

Это затягивает меня, пока совсем не поглотит.

Я вытираю руками залитое слезами лицо

Дыхание становится прерывистым.

Покрываюсь холодным потом. Безумно колотится сердце.

Отдаленный гул.

Я словно птица в клетке.

Мне нужно уйти.

Я не могу здесь оставаться.

Глава 1

Бип.

Бип.

Бип.

Сквозь мои тяжелые веки появляются вспышки белого света. Это как жить в мире одиночества. Всегда одна, ни связей, ни ожиданий, ни боли, ни воспоминаний, а потом вдруг все возвращается обратно.

Меня переполняют звуки.

Свист.

Свист.

Свист.

Хмммммм.

Очень осторожно пытаюсь открыть глаза и сразу обескуражена, когда мир вокруг меня оживает. Звуки, ранее приглушенные, сейчас словно нападают на меня, как проходящий мимо грузовой поезд. Они настырно проникают в каждую пору моего тела. Неизвестность пугает меня.

Слышится голос:

— Я думаю, она приходит в себя.

Бип.

Бип.

— Правильно, милая, открой глаза, — голос мягкий, успокаивающий.

Мое нечеткое зрение фокусируется, и я вижу двух женщин, одетых в фиолетовые медицинские костюмы. Где я? Простая комната без лишних украшений, лишенная уюта. Стерильно. Стены грязно-белые, а не кремовые, а запах дезинфицирующего средства пронизывает воздух. Открываю рот, чтобы сказать, попросить у них какие-то объяснения, но он слишком сухой. Я пытаюсь глотать, однако отсутствие слюны делает это действие практически невозможным. Осторожным движением я прикладываю пальцы к своим губам, но даже этот небольшой жест дается мне слишком тяжело, и боль моментально отдается во всем теле.

— Тебе нужно что-нибудь выпить. Подожди, я принесу воды.

— Где…

Это звучит так, будто я говорю с полным ртом песка, поэтому я стараюсь снова, но мои слова словно смешиваются и не имеют никакого смысла. Звук льющейся из крана воды усиливает жажду. Томимая ожиданием, я наблюдаю, как женщина медленно наполняет водой кувшин, а затем берет стакан и соломинку.

— Ты хотела спросить, где находишься? Ты в больнице Синай-Грейс. Ты попала в аварию.

Мое сердце начинает тревожно биться от новой информации. Неудивительно, что все болит. Даже моя кожа пылает.

Наконец, медсестра подходит к кровати и аккуратно наливает воду в стакан, а затем предлагает мне драгоценную жидкость. Спасибо тебе, Боже. Вода чувствуется так блаженно на моем языке.

— Что… Что случилось?

— Автомобильная авария. Ты ударилась головой и была без сознания. У тебя довольно глубокий порез на левом виске и на щеке.

— Несчастный случай?

Мои глаза расширяются, и я чувствую, как тугая повязка на ране стягивает мою кожу. Я морщусь от боли, а медсестра посылает мне небольшую улыбку.

— Можно мне посмотреть? Есть ли у вас зеркало?

Я провожу рукой по своему лицу, и женщина, та, что поменьше ростом, поднимается и выходит из комнаты. Я обращаю свой взгляд обратно к оставшейся медсестре, она продолжает:

— Да, тебя привезли не так давно. Я не могу больше ничего рассказать, но из того, что я слышала, тебе нечего бояться. С тобой все будет в порядке.

Другая медсестра возвращается обратно и подходит к кровати, передав мне в руки зеркало. Все так, как она говорит, повязка покрывает лоб. Глаза сегодня тусклые. Вы едва можете увидеть в них голубое, потому что зрачки расширены. Мои некогда светлые волосы теперь спутаны и прилипли к коже. Я выгляжу худой и бледной.

— Я уведомлю посетителя, что ты пришла в себя, он сможет поговорить с тобой, как только войдет, — говорит она, прежде чем выйти из комнаты.

Мой взгляд застыл на окне, и я вижу, как снег тихо падает, сползает вниз по стеклу и оставляет полосы мутной воды. Знакомая клетка закрывается вокруг меня, отнимая у меня воздух.

Мне страшно…

И я не готова смотреть правде в глаза.

Я не готова принять то, что со мной происходит.

Услышав шаги, я поворачиваюсь к двери и встречаюсь с парой мягких карих глаз, которые я так хорошо знаю.

— О, Боже, — вопит Сидни, когда заходит в комнату.

Ее лицо побледнело, а прямые каштановые локоны благодаря снегу теперь снова вьются.

— Ты очнулась. Слава Богу. Мне было так страшно.

Она берет мою руку, и мне становится так тепло, когда я обнимаю ее. Я с радостью принимаю этот комфорт, наклонившись к ней поближе, чтобы насладится чувством домашнего уюта, которое она дарит.

— Что ты здесь делаешь? Как ты узнала, что я здесь?

Ее брови удивленно поднимаются.

— Как я могла не приехать? Мне позвонили, и я сразу приехала.

Конечно, она здесь. Она относится к тому типу друзей, которые всегда будут рядом. Это одна из вещей, которые я люблю в ней, — ее преданность. Мы подружились не так давно, но с Сидни время не имеет значения. В тот момент, когда мы встретились в офисе, я почувствовала, будто знаю ее всю жизнь.

Когда умер мой отец, его лучший друг Ричард без колебаний вмешался, заменив мне его. После того, как я сказала ему, что не уверена, кем хочу быть, он вызвался обсудить доступные мне варианты. Ричарду принадлежала одна из ведущих маркетинговых фирм в городе. Вместе мы решили, что образование в области маркетинга подойдет для меня идеально, и когда я закончу обучение, для меня найдется место в его фирме.

Я была на своей новой работе всего одну минуту и уже любила ее. Энергия, звуки и возбужденные голоса, проносившиеся по коридорам были именно такими, как я и представляла. Когда я прошла дальше по помещению, Ричард поднял голову. На его губах появилась гигантская улыбка, и он подошел ко мне. Поприветствовав отеческими объятиями, он проводил меня к стоящим в ряд столам, что расположились напротив гигантского окна с видом на Парк-авеню.

— Это будет твой стол, — Ричард указал на стол, рядом с которым работала красивая брюнетка. — И это Сидни Уайт. Она в вашей команде.

Взгляд Синди переместился на Ричарда, когда тот заговорил, и на ее губах расплылась широкая улыбка, демонстрирующая рот, полный совершенно белых зубов.

— Устраивайся и приходи в мой офис, нам нужно кое-что обсудить, — он положил руку мне на плечо и ободряюще сжал. — Это хорошо, что ты здесь.

Он подарил мне последнюю улыбку, потом повернулся спиной и пошел по коридору.

Сидни вздохнула.

— Черт, это было близко.

Ее брови нахмурились.

— Ты в порядке? Ты выглядишь немного бледной, — спросила я ее, в то время как она оглянулась через плечо, чтобы убедиться, нет ли кого-нибудь позади. — Ты про Ричарда? Он тебе не нравится?

— О, нет, ничего подобного. Это действительно не важно. В последнее время я трачу слишком много сил на поиски новой соседки, позабыв про клиентов, и подумала, что меня поймали с поличным.

— Соседки по квартире?

— Да, моя прежняя меня кинула. Она встретила какого-то парня и сбежала. Даже не заплатив за этот месяц аренду. Пытаюсь найти новую, но пока полный отстой, — она раздраженно вскинула руки в воздух.

— Я не знаю. Я живу с мамой.

— Замолчи! — крикнула она, заставляя меня смеяться. У этой девушки определенно была склонность все драматизировать. — Сколько тебе лет?

— Двадцать два.

— Тебе двадцать два, и у тебя никогда не было соседки по комнате. Даже в колледже?

Я покачала головой, и ее глаза расширились.

— Мой колледж был недалеко от дома. Мне не нужно было жить в общежитии. Это довольно скучно, на самом деле, — робко ответила я.

— Переезжай ко мне.

У меня открылся рот.

— Я вовсе не шучу. Ты не представляешь, какие уроды попадаются на этом сайте. Я имею в виду, ты вроде классная девчонка… пожалуй. Если только ты не серийный убийца или что-то типа этого, тогда я отменяю приглашение.

— Я… Я…

— Давай… Ты же не собираешься постоянно жить со своей мамой. Пришло время, чтобы вылететь из гнезда.

В ее словах определенно был смысл.

— Ну…

— Скажи, что ты подумаешь об этом. Пожалуйста-а-а, — заскулила она, и я не смогла не кивнуть в ответ, подавив смех.

Я поняла это, прямо тогда и там, что не только буду жить с этой сумасшедшей девушкой, но и что это было бы самым лучшим решением в моей жизни.

Неделю спустя мы стали соседками.

Встряхнув головой, прогоняю из памяти воспоминания двухлетней давности, сосредотачиваюсь на Сидни и пытаюсь вспомнить, почему я здесь.

— Что случилось?

Мои мысли путаются. Будто что-то мешает, нужная информация лежит выше на поверхности, но я просто не могу дотянуться.

— Мы были на похоронах. Ты ведь помнишь похороны, верно? — она закрывает глаза, потом открывает, и в них стоят слезы.

Мышцы груди напрягаются, сжимая сердце до боли. Как я могла забыть? Ричард мертв. Мой наставник, мой босс, мой отец. Единственный отец, которого я знаю — знала. Закрыв глаза, я вспоминаю его. Он был одним из тех, кто был рядом со мной на протяжении многих лет.

Мое маленькое четырнадцатилетнее тело сотрясалось от рыданий, когда я прижимала голову к подушке. Слезы лились из моих глаз, намочив мои длинные спутанные волосы. Дверь еле слышно скрипнула, и на деревянных полах раздались шаги.

— Где твоя мама? — спросил Ричард, когда вошел в мою комнату.

Он часто посещал нас в нашей квартире, чтобы проверить меня и мою маму, лишний раз убедиться, что с нами все в порядке. Я посмотрела на него, отодвинув волосы от глаз.

— Она больна, — мой голос дрогнул, а подбородок задрожал от рыданий.

— Почему ты плачешь, дорогая?

— Она всегда больна. Она ничего не делает, кроме того, что лежит в постели, — я заикалась, и он кивнул с пониманием.

Такой была моя мама. Она говорила, что ей плохо, и не выходила из своей комнаты. Просто плакала весь день и всю ночь. Ни один врач не мог найти причину, и это заставляло ее плакать еще больше.

— Что случилось? Что она пропустила?

— Она ничего не пропустила, но ты знаешь, какая она. Всегда есть что-то. Что, если она снова заболела? Что, если она больше не выйдет из своей комнаты?

Ричард сел на край кровати. Я переместилась ближе, пока его рука не оказалась у меня на плече, и я издала приглушенный всхлип.

— Знаю, что я не твой отец, но я думаю о тебе, как о своей дочери. Скажи только, чем я могу тебе помочь, и я никогда тебя не подведу. Обещаю.

Жизнь с моей мамой не была легкой, но Ричард сделал ее терпимой. Он никогда не забывал своего обещания. Он всегда был рядом.

Я открываю глаза и встречаюсь взглядом с Сидни.

— Когда они вытащили тебя из машины, ты была без сознания, потом кто-то вызвал скорую, и тебя привезли сюда, — Сидни закусывает губу, она так делает только когда нервничает.

— Что? Что ты скрываешь от меня? — мои глаза сужаются.

— Они пытались дозвониться твоей маме, как твоему ближайшему родственнику, но она отказалась приехать в больницу, тогда они связались со мной. Хорошо, что мы добавили друг друга в качестве контактов для экстренной связи, когда ты попала сюда, им пришлось наложить тебе швы, — она улыбается, но это не успокаивает боль, растущую внутри меня.

Независимо от того, как часто я говорю себе не ожидать многого от мамы, что она «больна» и не может помочь себе, это не уменьшает боль в моем сердце. В конце концов, она ничем не болеет, она просто ипохондрик [2] . Просто за последние восемнадцать лет после смерти моего отца она была слишком напугана, чтобы жить. Она даже не пошла на похороны Ричарда, и это было похоже на пощечину, учитывая все, что он сделал для нас.

Качая головой, я перевожу взгляд обратно к Сидни.

— Они знают, что стало причиной аварии?

Сидни морщит нос и губы, пока оглядывает комнату. Медсестра в углу, но она роется в шкафу, что-то ищет, не обращая на нас внимания. Удовлетворенная этим, Сидни наклоняется ближе.

— Они не совсем уверены, — шепчет она. — Но… но они сказали, что ты не тормозила.

— Я не понимаю? — моя рука поднимается ко рту, заглушая хрип. — Боже мой, они думают, что я сделала это нарочно?

— Знаю, милая, я знаю. Но ты помнишь, что произошло? Ты помнишь момент аварии?

— Я, честно говоря, понятия не имею.

Ее рука поглаживает мою руку, когда я продолжаю рыдать:

— Уверена, ты все вспомнишь. Ты была очень расстроена, когда сбежала с похорон.

Я качаю головой.

— Я ничего не помню с момента похорон. Это нормально?

— Я не знаю, но они сказали, что у тебя сотрясение мозга.

Медсестра выбирает этот момент, чтобы подойти к моей кровати с набором для измерения кровяного давления.

— Извините, мне стало интересно, нормально ли, что Ева не помнит ничего, что произошло до аварии? — спрашивает Сидни.

— На самом деле, это вполне нормально, дорогая. После сотрясения иногда бывают провалы в памяти. Все должно вернуться, когда пройдет воспаление, — она улыбается мне, когда кладет манжету на мою руку.

— О, слава Богу…

Я слышу облегчение в голосе Сидни и слабо улыбаюсь ей.

— Сид, я что-то говорила, перед тем как сбежать?

— Нет, не совсем…

В палату входит мужчина, прежде чем Сидни успевает продолжить.

— Здравствуйте... — он смотрит на мою карточку. — Мисс Гамильтон, я доктор Левин. Рад видеть, что вы пришли в себя. Я задам несколько вопросов, если вы не против?

— Да, — неохотно соглашаюсь, и все в моем животе сжимается от мысли, что придется рассказать о себе.

— Это ваша подруга? — он подходит к Сидни, которая сейчас сидит в ногах моей кровати.

— Все в порядке. Вы можете говорить в ее присутствии. У меня нет секретов от Сидни. Мы принимаем друг друга со всеми недостатки.

Он смотрит на планшет в своей руке.

— Были ли у вас сотрясения?

— Нет.

Его пальцы слегка поправляют очки.

— И как вы себя чувствуете? Голова кружится? В глазах не двоится?

Я отрицательно качаю головой.

— Как вы себя чувствовали до аварии?

Он убирает бумаги в сторону и стягивает стетоскоп со своей шеи.

— Я действительно не помню, но в последнее время было учащенное сердцебиение и, похоже, головокружение на фоне того, что мне трудно было дышать.

— Как долго у вас были эти симптомы?

Наклонившись вперед, он кладет холодный металл на мою кожу. Я делаю глубокий вдох и выдох.

— Наверное, это началось, когда умер Ричард.

— И вы никогда не испытывали каких-либо симптомов до его смерти? — он отстраняется от меня и поправляет мою одежду.

— Мне трудно вспомнить.

Мои воспоминания размыты как угасающий сон. Я ищу их, цепляясь за все, что будет иметь смысл, что поможет вспомнить. Появляются странные образы, когда я начинаю вспоминать ощущение холодного пота, скованность, которая образуется в моих мышцах и многое другое.

— Я вообще-то помню...

— Что ты помнишь? — Сидни вмешивается, ее голос удивленно поднимается.

Фрагменты аварии начинают всплывать в моем сознании. И каждый образ болью отзывается во мне.

Мне нужно пространство.

Мне нужно сбежать от этой реальности, окружавшей меня.

Мои мышцы сжимались, заставляя меня бежать. Мое сердце готово было взорваться, если бы я осталась.

— Куда ты собралась? — прошептала Сидни, когда потянулась, чтобы остановить меня. Я не позволю ей остановить мой побег.

Мне нужно было выбраться отсюда.

С трясущимися руками я толкнула дверь, и резкий порыв ветра обрушился на мое хрупкое тело. Маленькие капли воды ударили по мне, когда я вышла на холодный зимний воздух. Предо мной растянулась дорожка до автомобиля. Ледяные капли воды цеплялись за каждый дюйм моей кожи. Дождь и слезы слились воедино.

Я откинула голову назад и посмотрела в небо. Если бы только дождь мог смыть этот момент. Вернуть меня обратно в то время, когда все было хорошо.

Но это невозможно.

Этому не бывать.

Ничто не могло смыть эту боль. Сегодня был день грусти.

Неуверенные шаги вели меня к авто, которое я арендовала, чтобы поехать на кладбище. Я распахнула дверь и проскользнула на сиденье водителя. Мое тело продрогло до костей от дождя, который пропитал мою кожу во время прогулки, но я не сделала ничего, чтобы уменьшить боль. Я приветствовала боль. Она напоминала мне, что я потеряла.

Выезжая со стоянки, я направилась обратно в город. Чем дальше я удалялась, тем больше воздуха поступало в мои легкие. Мое тело было не способно нормально функционировать в той комнате. Увидев тело…

Это было тяжело.

Мое зрение стало размытым, когда подступили слезы, угрожая пролиться. Отблеск от встречных фар ослеплял и бил по глазам. Огни кружились перед глазами, когда дождь хлыстал по лобовому стеклу.

Я должна была сказать «прощай».

Я была в долгу перед ним.

Нет…

Мне пришлось уйти.

Я не могла оставаться там.

Я не могла видеть это.

Сверкнула новая вспышка.

Визг шин эхом зазвучал в моих ушах.

Затем все звуки исчезли.

— Я помню, как у меня онемела рука. Я помню вспышку света. Я помню, как подумала, что у меня сердечный приступ. Боже мой, вы думаете, у меня был сердечный приступ?

Аппарат рядом со мной подает звуковой сигнал все быстрее, когда у меня начинается паника, и частота сердечных сокращений значительно ускоряется. Окружающие меня лица расплываются…

— Что происходит? Что со мной не так?

— Мисс Гамильтон, мне нужно, чтобы вы глубоко вдохнули. Пожалуйста, сделайте глубокий вдох.

Мой мозг сдавливает, как будто он застрял в тисках. Грудную клетку зажало. Это слишком много. Черные пятна танцуют перед глазами.

Смятение...

Удушье...

Глухой стук, бух...

Глухой стук, бух...

Я хватаю ртом воздух, когда мир сжимается вокруг меня. Появляется белый шум. Он обволакивает меня. Погружает в шторм.

И это успокаивает меня...

*** 

— Открой глаза. Все нормально.

Голос гудит в фоновом режиме.

— Ты можешь сделать это, — повторяет голос.

Мои веки вздрагивают от волнения.

— Ч-что? — мямлю я, пытаясь сориентироваться. — Я… Что со мной происходит?

— Ты в порядке. Вдох... теперь выдох.

Черты лица красивого незнакомца смягчаются, пока он изучает меня.

У него самые завораживающие бледно-голубые глаза, которые я когда-либо видела. Гипнотические глаза. Они напоминают мне безоблачное небо в летний день. Я продолжаю изучать его, продвигаясь к губам, а затем на его челюсть. Она покрыта идеальной лёгкой щетиной.

Поднимаю свой подбородок, чтобы лучше рассмотреть его голубые глаза, которые сокращают расстояние между нами, и понимаю, что я откровенно пялюсь на этого незнакомца. Тепло распространяется по моему телу и закручивается глубоко внутри моего живота.

— Кто… кто вы?

— Я доктор Престон Монтгомери. Я один из психологов больницы.

— Психотерапевт?

— Да. Прежде чем выписать, они хотели, чтобы я поговорил с тобой. Ты сможешь сейчас говорить? Нет...

Я склоняю голову в знак согласия.

— Ладно, ты когда-нибудь беседовала с психологом раньше?

— Нет, — шепчу я, жалея, что мы должны говорить об этом.

— Ты часто страдаешь от панических атак или это что-то новое?

Его пронзительный взгляд меня настораживает, и я чувствую себя неспокойно от такого пристального внимания. Его красивые пронзительные голубые глаза отслеживают каждое мое движение. Они заставляют мое сердце бешено биться в груди.

— Новое.

Мы сидим в тишине. Единственный звук исходит от каталки, которую толкают в коридоре. Мои глаза блуждают по комнате, пока я снова вынуждено не встречаюсь с его взором.

— В меру своих знаний, можешь ли ты описать симптомы, которые, возможно, были раньше, но ты не обращала на них внимания?

— Я не знаю. Имею в виду, мне всегда было немного тревожно, но раньше я никогда не чувствовала ничего подобного. И, честно говоря, думала, что умираю. Что происходит со мной?

У меня открывается рот, когда я чувствую резкую боль в сердце. Оно яростно, будто молотками, стучит в груди. На этот раз я точно умру.

— Шшш. Дыши… Дыши. Один. Два. Три. Через нос, выдох через рот.

Зажмуриваю глаза, слушая его голос. Стараюсь следовать его подсказкам. Вдох... Один. Два. Три.

Выдох.

— Почему это про-происходит со мной?

Слезы катятся по моим щекам. Я не двигаюсь, чтобы вытереть их. Мои руки словно свинцовые и тянут меня вниз. Дышать.

Я наконец-то реагирую на голос врача, когда он отвечает мне.

— Ты пережила болезненную утрату, а иногда это слишком много для нашего разума и тела, чтобы справиться.

Я не знаю, что сказать. Чувствую себя глупо и переживаю по этому. Я хочу, чтобы это все закончилось.

— Как ты себя чувствуешь сейчас?

Его голубые глаза внимательно меня изучают.

— Болит голова.

Он прикусывает свою нижнюю губу.

— Есть ли у тебя какие-то другие проблемы со здоровьем? — спрашивает он, продолжая внимательно анализировать мои ответы.

— Мне это не известно.

Я опускаю голову, нуждаясь в минутной передышке, но доктор, сев поудобнее, продолжает задавать больше вопросов.

— В настоящее время ты получаешь медицинскую помощь, и это все, что тебе нужно знать, но есть ли какие-нибудь лекарства, которые ты, возможно, принимала до этого?

— Разве это не должно быть записано в моей карте? Другой доктор уже задавал мне кучу вопросов, — в моем ответе больше дерзости, чем я хотела, но я не хочу больше отвечать на вопросы.

— К сожалению, у системы регистрации больничного компьютера в настоящий момент некоторые сложности, поэтому нам придется снова кое-что прояснить. Знаю, что доктор Левин провел уже несколько тестов, — он вытаскивает свой телефон. — Он должен подойти через минуту, чтобы снова поговорить с тобой.

Я закрываю глаза, мечтая, чтобы все это закончилось. Я просто хочу побыстрее с этим покончить.

— Хорошо.

— Что ты помнишь до момента аварии? О чем ты думала?

Мои веки закрываются, и я вспоминаю более детально. Картинки вспыхивают в моем мозгу.

— Я думала о своем… мой… Я даже не знаю как его назвать, — мой подбородок дрожит. — Я плакала, и я отвлеклась от дороги. Когда посмотрела вверх — увидела свет… Но… но тогда это было слишком поздно. Моя нога застряла в коврике. Я пыталась тормозить… — мой голос срывается на всхлип.

Рядом с моей кроватью доктор Монтгомери что-то быстро печатает в своем iPad. Интересно, что он пишет. Неужели он думает, что я сделала это специально? Что это не был несчастный случай. Что со мной что-то не так? Считает ли он меня невменяемой? Зачем они подослали психолога, чтобы поговорить со мной? Как я могу это выяснить?

Доктор Левин входит в комнату, отрывая меня от мыслей.

— Привет, Ева. Доктор Монтгомери, — говорит он, принимая устройство из рук Престона. Его глаза сужаются, когда он читает заметки, которые, должно быть, тот внес в мою карточку, и кивает доктору Монтгомери.

Доктор Монтгомери встает, достает из кармана бумажник и извлекает визитную карточку.

— Ева, я хочу оставить тебе мою визитку. Если я тебе понадоблюсь, пожалуйста, не стесняйся позвонить и записаться на прием. Тревога и приступы паники могут быть серьезными, и, если их не лечить, может произойти ухудшение состояния. Я думаю, что терапия может помочь тебе найти первопричины, которые приводят к такому состоянию, нужно просто найти правильный способ справиться с ними, — его пальцы касаются моих, и мягкие подушечки посылают мурашки по моей коже.

— Я действительно надеюсь, что ты позвонишь, и мы договоримся о встрече.

Я не уверена, что готова к этому. У меня пока нет желания сталкиваться лицом к лицу с тем, что преследует меня.

*** 

Прошло ещё несколько часов, я по-прежнему лежу в постели, ворочаясь и ворочаясь в ожидании возвращения доктора. Когда он, наконец, приходит, я испытываю облегчение и тревожное предчувствие одновременно. Все нормально. Только легкое сотрясение мозга и рекомендация проконсультироваться с психотерапевтом. Психотерапевт. Я могу это сделать? Могу ли я поговорить с кем-нибудь?

Мои руки становятся липкими, и вновь начинается покалывание в груди. С каждым мгновением страх растет все сильнее и сильнее. Я не знаю, как мне быть.

Я жду выписку, когда Сидни заходит в комнату и смотрит на меня.

— Что теперь? — спрашивает она, потирая шею.

— Мы ждем, когда меня выпишут, — я пытаюсь улыбнуться, но сомневаюсь, что мои глаза не выдают меня.

— Ты собираешься поговорить с психотерапевтом? Вы договорились о встрече с ним? — ее левая бровь выгибается, когда я качаю головой. — Что? Почему, черт возьми, нет?

— Ты издеваешься, Сидни? Ты его видела? Я должна быть в полном отчаянии, чтобы позволить такому красавчику видеть мое сумасшествие.

— Ну, тогда тебе лучше найти кого-то другого и быстро. Ты не видела себя, Ева. Ты была в ступоре. Я никогда в своей жизни не была так напугана. Ты должна поговорить с кем-то. Если не он, то кто-то другой в любом случае.

— Хорошо, я выбираю второй вариант… кто-то другой.

— Ты уверена? Я была бы не против поговорить с ним, видеть его, быть с ним, быть под ним, — она подмигивает. — Он чертовски великолепно выглядит.

Я не могу не рассмеяться. Сидни заставляет взглянуть на вещи по другому и чувствовать себя при этом лучше, пусть даже временно.

*** 

Много позже в тот же день меня выписывают из больницы. Сидни все время рядом, держит меня за руку и успокаивает, говоря, что все будет в порядке.

Когда мы выходим из больницы, она делает шаг вперед на дорогу и ловит такси. Слава Богу, что не приходится долго ждать, потому что я слишком физически и эмоционально истощена, чтобы просто поднять руку. Клянусь, я могу проспать после всего этого несколько дней. Все мое тело слабое и хрупкое. Наша машина ускоряется в потоке движения. Чтобы доехать до нашего дома, требуется всего несколько минут. Сидни платит водителю, и мы обе выходим.

На тротуаре многолюдно, и я вынуждена избегать столкновения с прохожими. Мои шаги медленные и неустойчивые, и преодоление короткого расстояния до двери вестибюля похоже на завершение марафона. Ветер безжалостно ударяет меня, заставляя чувствовать озноб и дрожь.

Наконец, мы входим в высотку и поднимаемся в нашу квартиру. На прикроватном столике я вижу совместную фотографию меня и Ричарда на моем выпускном из колледжа. Внезапно я снова не могу дышать. Стены плывут, поскольку каждый мускул напрягается в моей груди, причиняя невыносимую боль. Каждый звук моего сердца — это оглушительный стук, который грозит стать последним. Мой уровень кислорода уменьшается почти до нуля, так как каждый вздох приходит все быстрее и быстрее. Почему это не прекращается? Воспоминания настолько яркие, все видится так, будто это было только вчера.

День, наконец, закончился.

Мои глаза сканировали толпу, ища ее, ища его. Это был бы маленький подвиг, увидеть сегодня мою маму. Поэтому с волнением я вглядывалась в массы улыбающихся лиц, чтобы найти ее. Я наконец-то сделала это, увидела ее, но не почувствовала теплоты. Ее глаза были лишены эмоций, словно пустой лист. Она взмахнула руками и проверила пульс на своей шее. После чего она снова ушла, симулируя какие-то воображаемые болезни. Глубокая грусть охватила меня. Она не могла найти в себе сил, чтобы притвориться, что все хорошо, даже на один день.

Мои плечи поникли.

Пристальный взгляд Ричарда встретился с моим. Он расправил плечи и поднял подбородок. Я понимала, что он хотел донести до меня этим.

Стоять в полный рост.

Гордиться.

И с этим, я улыбнулась ему и почувствовала удовлетворение наполняющее меня. У меня все получилось.

— Вот, выпей это, — говорит Сидни, толкая стакан передо мной.

Я делаю глоток, пью воду, но комната продолжает вращаться, как и я продолжаю судорожно дышать.

Сидни гладит меня по спине круговыми движениями.

— Все нормально. Ты в порядке.

Мое тело словно каменное, раскачивается на месте, движения все быстрее и быстрее, я жду, когда наступит облегчение, но на это уходит время.

— Шшш, ты в порядке. Ты в порядке.

Я откидываюсь назад и закрываю глаза. Я не знаю, сколько проходит времени, но когда я открываю их, то понимаю, что вернулась к нормальной жизни. Я спокойна. Этот кошмар снова отступает, но фитиль еще тлеет. Я это чувствую в каждом вдохе. Огонек медленно разгорается, и это только вопрос времени, когда я снова взорвусь.

Медленно поворачиваюсь, возвращаю свое внимание к Сидни. Она сидит на краю дивана с бледным лицом, кусает нижнюю губу, наблюдая за мной.

— Ты в порядке? Нужно ли вызывать врача?

— Я в порядке. Клянусь, что в порядке. Я просто устала. Действительно, очень устала.

Я пересаживаюсь обратно в кресло и стараюсь дышать ровнее.

— Это все объяснимо. Ты столько пережила за последние несколько дней. Но клянусь, я никогда не видела ничего подобного тому, что было у тебя сегодня. Ты, должно быть, без сил.

— Так и есть, — мямлю я.

Я заставляю себя отвечать на ее вопрос. Как слова сказаны, перед глазами ещё все плывет, и мне трудно сосредоточиться.

— Может что-нибудь еще болит? Похоже, на то, что тебя стошнит.

— Мне кажется, может.

— Это, наверное, последствия сотрясения. Они сказали, что тошнота и рвота могут быть сопутствующим эффектом. Почему бы тебе не лечь в своей комнате, а я посижу рядом, пока ты отдыхаешь?

Она встает и протягивает свои руки, чтобы помочь мне подняться.

— Ты вовсе не должна этого делать. Я буду в порядке, — я не уверена, что буду, но у меня нет сил, с ней спорить.

— Я не хочу это слышать. Между последствиями сотрясения и твоими паническими атаками я не собираюсь оставлять тебя одну, мне так спокойнее.

Я киваю, потом вхожу в свою комнату и ложусь на кровать. Вскоре кровать провисает под весом Сидни, но я не открываю глаза.

*** 

Я открываю глаза спустя несколько часов. Сидни тут же поворачивает голову в мою сторону. Ее глаза красные и опухшие от недосыпа. Она осторожно вытирает их, и я замечаю слезы. Она плакала? Это из-за меня? Или есть еще что-то, что вызывает ее печаль?

— Ты в порядке? — спрашиваю я, и ее спина напрягается.

— Я буду.

— Хочешь поговорить о чем-то?

— Нет, я просто устала.

— Ты выглядишь усталой. Ты вообще не спала, Сид? — мой голос все еще сиплый после сна.

Она дарит мне натянутую улыбку.

— Нет, не совсем. Как ты себя чувствуешь? Тебе что-нибудь нужно? Может, «Мотрин» [3] ?

— Я сама могу его принять, — говорю я перед тем, как зеваю.

— Нет. Все нормально. Я принесу его.

Она поднимается с постели и выходит, чтобы принести для меня немного воды. Когда Сидни возвращается, я замечаю, что выглядит она все также печально. Это заставляет каждый мускул внутри меня напрячься, сжаться до боли, вызывая чувство вины. Мысли снова мучают меня. Этот неутомимый голос в моей голове играет на повторе. Это из-за меня? Или есть что-то ещё?

— Прости меня, Сид. Я ненавижу, что за последние пару дней я столько на тебя взвалила. Ты в порядке?

— Я в порядке. Не беспокойся обо мне. Как ты? Хочешь поговорить о смерти Ричарда? Ты не рассказываешь о своей семье, но, может быть, ты почувствуешь себя легче, поговорив во мной?

Со слезами на глазах, я качаю головой:

— Я не могу.

— Я понимаю, понимаю, но ты не думаешь, что тебе надо выговориться? Ты все еще скорбишь. Может быть, если мы поговорим, тебе станет легче.

— Посмотрим.

— Пожалуйста, подумай об этом.

— Я подумаю, — вру я.

Глава 2 Престон 

Каждую неделю я приезжаю в Синай-Грейс, но у меня нет определенного расписания.

Я здесь только в качестве бесплатного волонтера, провожу консультации, помогаю при необходимости сотрудникам клиники.

Но это никогда не проходит легко. Приходится работать с теми, кто в смятении, а иногда со злобой, но самое трудное — это печаль. Печаль может сломать человека. Она может построить дом внутри тебя, медленно возводя стены вокруг твоей души. Вначале моя работа была частью долга, который я себе определил, потом это быстро переросло в то, что я люблю. Помогать людям — это то, что я должен был делать, но все изменилось. То, что было моей страстью, теперь снова становится постоянным напоминанием о том, что я потерял.

Но сегодня все было по-другому. Сегодня она была здесь. В моей больнице. Какова вероятность такой встречи? Когда наши глаза встретились, мне кажется, что мой мир сошел с оси. Неверие, а потом беспокойство. Что, черт возьми, с ней случилось? Эти льдисто-голубые глаза когда-то были такими живыми. Что является причиной такой боли?

Я помню первый раз, когда увидел ее. Она украла дыхание из моих легких.

Она сидела за дальним столом закусочной «Райская трапеза», выходящим на улицу. Она была прекрасна. Безмятежна. Но то, что заставило меня задохнуться, тот факт, что эта девушка выглядела так же, как она.

Я помню, как подумал, что это она…

Слоан.

Но это было невозможно. И я, понимая это, все еще смотрел в пространство, которое нас разделяло. Сходство было поразительным.

Я, шагнув вперед, осознал, что ее знакомые черты начинают исчезать. Как удар импрессиониста по холсту, который крупным планом формирует новый образ.

Новое изображение становится ярким и живым. Понимаю, что это образ не той женщины, которая преследовала меня в моих мыслях, которая дразнила и мучила меня. Нет. Эта девушка является чем-то другим. Часть меня хочет пересечь пространство, которое нас разделяет. Я хочу поговорить с ней. Хочу узнать все об этой девушке, которая так напоминает мне прошлое. Но я не стал. Как я мог? И что мне ей сказать?

А сегодня я чуть не свалился от шока. Собрав все свои силы, чтобы держать себя в руках, я наблюдал за ней.

Она лежала на больничной койке, слабая и хрупкая. Она напомнила мне свежевыпавший снег. У нее была бледная кожа, светлые волосы и льдисто-голубые глаза.

Теперь я знаю имя... Ева Гамильтон.

Я не знаю, почему протянул ей свою карточку. В этом не было нужды.

Я не должен был.

Направления на консультацию было бы достаточно. Но что-то было в ее глазах. То, что я уже видел раньше. Глубоко укоренившаяся печаль, которую я хотел — нет, мне необходимо было — исправить.

Глава 3 Ева

Последние полторы недели я ничего не делаю. Я чувствую, будто мир сжимается вокруг меня, и нет света в конце тоннеля. Тяжесть сковывает мою грудь. Такое ощущение, что каждый вдох душит меня все сильнее, но я стараюсь бороться с этим.

Я не могу есть.

Я не могу спать.

Я не могу больше это выносить. Что-то нужно делать.

Я опускаю взгляд на визитку доктора Монтгомери и задаюсь вопросом, как это будет — сидеть перед ним и открывать свою душу. Карточка начинает изнашиваться, края мнутся от бесчисленного количества раз, когда я сжимаю ее в руках. Должна ли я позвонить ему? Похоже, он знал, о чем говорил, но в то же время я не уверена, что это подойдет мне. Я не уверена, что хочу смотреть в его глаза, и позволить ему увидеть мою слабость.

С тех пор как я вернулась из больницы домой, мне стали сниться кошмары, которые погружают меня в безысходность и страх. Каждую ночь я молюсь о спокойствии в душе, но как только приходит сон, появляется множество образов, запахов, и они чувствуются настолько четкими, близкими, реальными, словно нападают на меня. Они проникают ко мне каждую ночь, и я просыпаюсь в поту и слезах. Но я знаю, что кошмары всегда найдут меня. У меня нет выбора.

Сегодня утром, после ужасной ночи, когда я ворочалась и ворочалась, меня разбудил звук разбитого стекла, вырвав из тумана очередного кошмара.

— Черт, черт, дерьмо, — слышу я, пока иду по ковровой дорожке из коридора на кухню.

Я нахожу Сидни на полу, подбирающую кусочки моей любимой кофейной кружки. Я не могу не рассмеяться над иронией. Все разваливается на куски. Так почему бы не добавить сюда мою кружку?

Она оборачивается на звук моего смеха.

— О Боже, мне так жаль. Я пыталась сделать тебе чашку кофе, но случайно сбила ее со столешницы.

— Не беспокойся об этом, — я стараюсь послать ей ободряющую улыбку. — Серьезно, Сид. Это всего лишь кружка.

Кивая, она встает, отправляет осколки стекла в мусорное ведро, а затем поворачивается к шкафу и достает другую чашку.

— Хочешь немного кофе?

— Конечно, спасибо, — говорю я, пока она наливает кофе.

— Итак, какие планы на сегодня?

Сидни выдвигает стул и занимает место за столом.

— Мне нужно позвонить маме, узнать, нужно ли ей что-нибудь. Это, пожалуй, все.

Губы Сидни превращаются в жесткую линию.

— Я буду в порядке, — пытаюсь успокоить ее, но она все понимает, поэтому беспокоится обо мне.

Общение с мамой эмоционально истощает меня в обычные дни, и в моем нынешнем состоянии, я не уверена, что выдержу разговор с ней. Но я должна.

Я делаю еще один глоток и встаю из-за стола, беру свой телефон и набираю номер. Мама берет трубку после первого гудка, как будто она в отчаянии ждала, что кто-нибудь услышит ее невроз.

— Ева, — стонет она.

— Мама, что случилось? Ты в порядке?

Я знаю, что с ней все в порядке, но она никогда не признается. Ее мнительность не знает пределов. Я слышу это в каждом вдохе, который она делает.

— У меня кружится голова, и я не могу двигаться. Как будто мое лицо онемело. Возможно у меня...

— С тобой ничего не случится, мама.

— Откуда ты знаешь? А вдруг случится. У меня очень медленно бьется сердце...

— Ты что-нибудь принимала?

— Только мой инсулин.

Так вот в чем дело. У моей мамы нет сахарного диабета. У нее «самодиагностика» с достаточным количеством денег и доктором-шарлатаном, благодаря которому теперь у нее появился инсулин для лечения недуга, которого у нее никогда не было.

— Сейчас приеду.

Прикусив губу, чувствую кровь. Медный вкус пропитывает мой язык, когда я облизываю губы. Я недостаточно сильна, чтобы разбираться с этим сейчас, но это от меня уже не зависит. Я — все, что у нее есть.

Через час я уже нахожусь в верхнем Ист-Сайде, в квартире моей мамы. Все мое тело в напряжении. Квартира Ричарда находится в том же здании, и часть меня чувствует пустоту, зная, что я не могу зайти и увидеть его.

Я захожу в гостиную мамы, но она пуста, поэтому я прохожу в спальню, где нахожу ее полуодетой и растрепанной. Макияж на ее лице размазан, глаза закрыты.

— Мама, ты в порядке? — я бросаюсь к ней с ее стороны кровати, схватив за руку, проверяю пульс.

Она стонет при моем прикосновении.

— Холодно, — бормочет она.

— Мама, ты можешь открыть глаза?

Она открывает, но я не вижу сразу в них четкости, ее взгляд расфокусирован.

— Ты принимала что-нибудь еще, мама?

— Ни-ничего.

— Мама, что ты ещё принимала?

— Ничего, — она бормочет. — Просто мой инсулин.

И я понимаю, что уровень сахара у нее в крови опасно низок. Я выбегаю из комнаты на кухню, чтобы налить немного апельсинового сока. Когда возвращаюсь, с моей помощью мама его выпивает. В течение нескольких минут к ее щекам возвращается цвет.

Прием инсулина может убить мою маму, потому что уровень сахара у нее и так недостаточно высок, чтобы снижать его. Я хочу кричать, но сдерживаю себя. Вместо этого, я забираюсь на кровать и укачиваю ее.

Протянув руку, я глажу ее лицо, и она бормочет в ответ непонятные слова. Я не знаю, что происходит сегодня с моей мамой. Но вижу, что сегодня хуже, чем обычно. Как правило, большинство из болезней — просто плод ее воображения. Они находятся в ее голове и питают страх, который живет там. Но в этот раз она в действительности выглядит как психически больная. С ней все тяжелее справляться. В такие дни, как сегодня, для моей мамы нет никакого успокоения. В такие дни, как сегодня, не следует задавать вопросы или надеяться выяснить истину. В такие дни, как сегодня, я просто обязана лечить симптомы и молиться, чтобы это побыстрее прошло.

Она мирно лежит в моих руках, и, на мгновение, у меня в груди замирает сердце.

Все должно быть не так. Это она должна укачивать меня, успокаивая, а не наоборот. Это она должна проявлять материнскую заботу.

*** 

Чувствую усталость к тому времени, когда возвращаюсь в свою квартиру. В моем теле болит каждый мускул. Направляюсь в гостиную, располагаюсь на мягком белом диване, который примыкает к стене. Это была наша первая совместная покупка, когда мы стали жить вместе два года назад, и по сей день, он предоставляет собой убежище после моих визитов к маме. Откидываюсь назад и закрываю свои усталые глаза. Они горят от всех слез, пролитых за последнюю неделю. Как наждачная бумага, шлифующая древесину, они напоминают мне обо всех дефектах, которые мне нужно сгладить.

— Как все прошло у твоей мамы? — спрашивает Сидни, неторопливо перемещаясь по гостиной.

— Не очень хорошо, — я выдыхаю со стоном, запускаю руки в свои волосы и тяну назад.

— Что происходит?

— Она больна, — опускаю руки на колени.

Сидни знает, что это означает. Сегодня это головокружение, на прошлой неделе это была язва желудка, а неделю до того — тромб. Я с трудом глотаю, и знакомая тревога начинает свой путь в мою кровь.

— У нее реакция после приема инсулина. Он сделал ее слабой и вялой.

Нас окружает тишина, пока она анализирует все, что я ей говорю. Мой пустой желудок урчит. Сидни в недоумении смотрит на мое лицо.

— Инсулин? Препарат от сахарного диабета? С каких пор у нее сахарный диабет?

— Ты знаешь, как это бывает. Такой диагноз у нее уже несколько недель, но это не реально, это же очевидно. Как и все остальное, что происходит в ее голове.

Это печальная истина, но так было всегда, сколько я помню. Ни один врач не находил ничего плохого. Они только веселились над ее очередным ложным диагнозом. И это разбивало мое сердце, я хотела бы помочь ей, но не знаю, что делать. Самое страшное заключается в том, что каждый день после смерти Ричарда, я понимаю ее все больше и больше, поскольку мои собственные страхи пугают меня все сильнее.

— Как такое может быть?

— С необходимым количеством денег и жалобами врач диагностирует ей что угодно. Возможно, были жалобы на уровень сахара, для нее он показался слишком высоким, и врач выписал ей прием инсулина. После это препарата она чувствует себя «больной», и начинается ужасный замкнутый круг.

— Что ты будешь делать?

Я долго смотрю на подругу, морщу лоб и чувствую боль за то, какой я нашла сегодня свою маму.

— Думаю, все, что я могу сделать, это быть рядом и заботиться о ней.

Ее щеки дрогнули, и на лице отразилось беспокойство.

— Мне очень жаль.

— Это не твоя печаль.

Она посылает мне натянутую улыбку и садится рядом на диване.

— Я знаю, что это не моя печаль, но я волнуюсь за тебя, потому что твоя боль — моя боль.

— Ты не представляешь, как много это для меня значит. Я знаю, что со мной нелегко...

— Ева...

Я поднимаю руку.

— Нет, Сид, дай мне закончить. У меня никогда не было друзей. В школе, даже в колледже, у меня не было на это времени. Я всегда старалась быть рядом с мамой, и это не очень хорошо сказывалось на моих отношениях со сверстниками. Конечно, у меня были друзья, но, в конце концов, им надоедало, что я никуда не хожу или отменяю приглашения. Но тебе все равно, что я могу пропадать часами, чтобы проверить маму, или, что порой я становлюсь замкнутой, или ухожу от всех, и я благодарю тебя за это. Я знаю, что быть моим другом нелегко, но я благодарю тебя за то, что ты постоянно миришься со всеми моими тараканами.

Сидни придвигается ближе и тянет меня в объятия. Ее объятия — это тепло и покой. Я подаюсь вперед, опускаю плечи, и пусть на мгновение накопившееся напряжение растворяется в дружеских объятиях.

— Это не улица с односторонним движением, детка. Ты тоже много с чем миришься.

Я отстраняюсь и смотрю в ее глаза. Она ухмыляется:

— Ты помогаешь мне выбрать наряды для свиданий, и ты помогаешь мне с моими бесконечными, безумными диетами, — она смеется, снимая напряжение, повисшее в воздухе.

— Да, практически, то же самое, — и начинаю хихикать, присоединяясь к ней.

Вместе мы смеемся до тех пор, пока она не застывает, и каждый мускул на ее лице напрягается, она становится очень серьезной.

— Я люблю тебя, подруга. Несмотря ни на что, — говорит она со слезами на глазах. — И даже после всего того, что с тобой происходит, для меня ты все равно самый сильный человек, которого я знаю.

— Я не знала этого.

— И я не знаю никого, кто в свои двадцать четыре года постоянно заботится о своей матери. Даже если она не всегда нуждается в тебе, я знаю, что ты переживаешь за ее здоровье. И каждый день, независимо от того, как бы плохо не прошел твой день, ты делаешь для нее все, что можешь, ты всегда рядом, если она нуждается в тебе.

— Спасибо.

Ее слова действуют как бальзам. Они как волшебный эликсир, который чинит мою беспокойную душу.

Даже если это только временно, я принимаю это чувство.

*** 

Меня не покидает запах. Единственный в своем роде, но неописуемый одновременно.

Медный.

Сладкий.

Острый.

Он просачивается к нам в дом, как туман в пасмурный день.

Обволакивает меня. Наполняет мои ноздри.

Я задыхаюсь от страха.

— Нет!

Мое тело словно скованно цепями, пока крик вылетает из моего рта. Пространство вокруг меня сужается. Страх, абсолютный и очевидный, пульсирует по моим венам, пытаясь вырваться за пределы моего разума, и мои глаза резко открываются. Вбегает полуодетая Сидни. Дверь с грохотом ударяется о стену, заставляя комнату вибрировать.

— Ты в порядке? Я только на минутку тебя оставила.

Я в порядке? Я в порядке?

Её слова эхом разлетаются по всему пространству. Отскакивают от стен. Проникают в мой мозг.

Но они не имеют никакого смысла. Ничто не имеет смысла. Единственное, что я понимаю, это ощущение крови, которая покрывает мою кожу.

Кровь.

В панике мои глаза мечутся по комнате, как взбесившееся животное, я пытаюсь содрать с себя одежду.

— Сними это! Сними это!

— Снять что? — подруга в недоумении наблюдает, как я скребу руками по своему телу, отчаянно пытаясь его очистить.

— Она везде! Разве ты не видишь?

Я чувствую это. Ощущаю вкус. Она везде. Она управляет мной.

— Что я должна видеть? Я ничего не вижу.

— Кровь! Кровь повсюду!

Мой пронзительный крик эхом отражается через всю комнату, Сидни щелкает выключателем, и комнату заливает свет, попутно ослепляя меня. Крови нет. Мои глаза привыкают к свету, я скидываю одеяло. Там тоже ничего нет.

— Я видела. Я чувствовала ее. Клянусь, она была повсюду! — плачу я.

— Это был только сон. Все в порядке. Шшш, ты в порядке. Давай я принесу тебе воды. Сейчас вернусь.

Все было так реально, но она права. Здесь ничего нет. Но напряжение все еще остается в моих мышцах. Оно до сих пор присутствует в моем сердце, в моем разуме.

К тому времени, как возвращается Сидни, мои слезы высыхают, но я не могу избавиться от ощущения, что я что-то упускаю. Что сон является куском головоломки, но я не знаю, как ее собрать.

— Вот, — она протягивает мне стакан, и я делаю глоток воды. Он остужает меня, утоляет жажду, но не останавливает волну тревоги, охватившую мое тело.

— Тебе нужно что-нибудь еще?

— Нет. Я буду в порядке. Обещаю.

Она поднимает брови. Я выравниваю дыхание, чтобы убедить подругу, что буду в порядке. Изображаю подобие улыбки, качаю головой вверх-вниз несколько раз.

— Действительно, я в порядке. Пожалуйста, возвращайся в кровать. Ты не обязана оставаться и караулить меня. Я просто посмотрю телевизор или почитаю книгу.

Мой голос звучит фальшиво даже для моих собственных ушей.

Она сползает с моей кровати.

— Ты уверена?

Часть меня хочет умолять ее остаться, чтобы поддержать меня, но вместо этого, я склоняю голову.

— Да, — отвечаю я на выдохе.

Сидни смотрит мне в глаза, прежде чем повернуться и покинуть комнату. Моя жизнь до аварии, кажется, так далеко сейчас, мое тело трясется словно лист, падающий с дерева. Я как будто не знаю, кто этот новый человек, которым я стала, но это напоминает мне мою маму. Мне нужно избавиться от этого состояния. Вернуться к той версии, которую я знаю. В этом есть смысл. Я не выходила на работу с момента похорон. После смерти Ричарда, видя мои явные проблемы с головой, никто не спешит мне помочь. Но проводя в одиночестве весь день, я уже сама начинаю сомневаться в своей вменяемости, поэтому мне нужно вернуться. Единственная проблема — мой организм эмоционально истощен. У меня остается несколько дней, прежде чем я должна буду приступить к работе, и мне страшно. Не думаю, что способна быстро активизироваться на рабочем месте, учитывая, что я мало сплю.

Лежа в своей кровати, я достаю «Гордость и предубеждение». Я всегда нахожу утешение в словах Джейн Остин. Может быть, это отвлечет меня от страха перед возвращением к реальности в самое ближайшее время. Возможно, это вернет какое-то подобие нормальной жизни.

*** 

Где-то между мистером Дарси, оскорбляющим Элизабет, и тем моментом, как они поверили во всепоглощающую любовь, которая возможна только в сказках, я проваливаюсь в сон. В этот раз у меня нет никаких видений. Нет страха, никакого нарастающего кошмара, который, как я боялась, преследует меня последние несколько дней. Наконец-то я обрела покой, хотя и временно, но я приветствовала эту передышку.

В это утро я просыпаюсь с новыми силами, и это хороший знак, чтобы начать подготовку к работе. Это неизбежно, что я должна вернуться в офис. Прошло почти две недели с тех пор, как я покинула больницу, и я не могу прятаться вечно. Мой двухнедельный отпуск подходит к концу, и мысль обо всем, что я пропустила на работе, вызывает у меня головную боль. Я массирую виски. Нет, головная боль прямо сейчас мне не нужна. У меня слишком много дел. Впервые с тех пор, как умер Ричард, у меня появился аппетит. Я не могу стать похожей на скелет и предстать в таком виде перед Сидни. Когда она рядом, я чувствую, что она наблюдает за мной. Вижу тревогу в ее глазах.

Сегодня у меня урчит живот, призывая утолить голод. Мне необходимо питание и энергия. Направляюсь на кухню, достаю хлопья, молоко и сажусь, в это время звонит мой телефон... Сидни. Я не удивляюсь, она часто проверяет, чтобы убедиться, что я в порядке.

— Эй, — отвечаю я, но это выходит непонятно, потому что я жую кукурузные хлопья.

— Я в порядке, просто решила перекусить.

Я кладу ложку на стол и встаю, чтобы попить. Кран оживает, и я наливаю себе стакан холодной воды.

— Как работа? Есть что-то новое, что мне нужно знать?

— Не-а, у тебя отпуск. Я не собираюсь обсуждать с тобой работу, — говорит она строгим голосом, от чего я невольно улыбаюсь. — О, черт, звонок на другой линии. Я тебе перезвоню.

Я даже не успеваю попрощаться, прежде чем слышу короткие гудки. Сажусь ближе к своей чашке, беру ложку, но тут мой сотовый телефон снова звонит. Мой рот расплывается в улыбке. На этот раз она быстро. Но когда я смотрю на телефон, то понимаю, что этот номер мне не знаком. Должна ли я ответить? Любопытство побеждает, и я провожу пальцем по экрану.

— Алло?

— Это Ева Гамильтон? — спрашивает незнакомый голос.

— Да, это я. Кто говорит? — мои плечи напряжены, время идет, и я по-прежнему жду.

— Привет, меня зовут Памела. Я звоню из юридической конторы Милтона Шварца. Он адвокат, занимается делами Ричарда Стоуна. У вас есть минутка поговорить?

— Да. Конечно. Чем я могу вам помочь?

— Мистер Шварц хотел бы обговорить время, чтобы встретиться с Вами, чтобы обсудить завещание мистера Стоуна. Вы сможете завтра приехать в наш офис?

Завтра, завтра, завтра, слово повторяется в моей голове несколько раз. Смогу ли я встретиться с ним? Смогу ли я справиться с этим? Я боюсь того, что он мне скажет. Но у меня нет выбора. Я должна сказать «да».

— Да, я могу завтра встретиться с мистером Шварцом.

— Какое время было бы удобно для вас, мисс Гамильтон?

— Я могу приехать около полудня. Будет ли он свободен в это время?

Звук пальцев, выстукивающих по клавиатуре можно слышать даже по телефону.

— Да, мистер Шварц сможет встретиться с вами в это время.

Памела диктует адрес, после чего я вешаю трубку, уже опасаясь того, что же будет завтра.

*** 

Стирая различия между сном и явью, я просыпаюсь и открываю глаза. Кошмары прошлой ночи были такими же, как и все предыдущие. Мне нужна помощь, но я боюсь в этом признаться. Пот выступает над моей верхней губой, и я закусываю щеку изнутри. У меня сводит живот от мысли, что в ближайшее время я должна встретиться с адвокатом Ричарда. Меня терзает странное предчувствие, страх, словно лед, сковывает мои вены. Нацепив фальшивую улыбку, я изо всех сил стараюсь сделать вид, что я в порядке. Но все равно это не помогает, и улыбка исчезает с моих губ.

Вы не можете лгать самому себе.

Через час, когда я, наконец, добираюсь до двери его кабинета, я встречаюсь с пожилым человеком. Ему около шестидесяти, и он одет в темно-синий костюм с соответствующим галстуком.

— Здравствуйте, мисс Гамильтон. Пожалуйста, проходите. Моя помощница Памела предложила вам что-нибудь выпить? Не желаете ли кофе? — он улыбается. Его отеческая улыбка напоминает мне Ричарда.

— Здравствуйте, мистер Шварц. Пожалуйста, зовите меня Ева, и да, кофе был бы очень кстати.

Прошлая ночь была бессонной, мои мышцы сильно напряжены, поэтому я бы не отказалась от чего-нибудь энергетического, чтобы здраво мыслить. Надеюсь, что чашка горячего кофе будет как раз кстати.

— Вот и хорошо, пожалуйста, присаживайтесь, а я позабочусь о кофе.

Жестом он показывает на стул, и я сажусь за стол, напротив него. Переговорив со своим секретарем, он вешает трубку и вытаскивает папку из ящика стола.

Пока адвокат перебирает бумаги, его помощница входит в комнату и ставит передо мной кружку с горячим напитком. Теплая жидкость окутывает мое горло и проносит тепло через все мое тело. Это помогает успокоить мои нервы, которые так сильно натянуты, что я боюсь, что могу сорваться.

— Спасибо, что согласились встретиться со мной сегодня. Я хотел обсудить состояние дел мистера Стоуна. Обычно, я бы не стал обсуждать это в отсутствие остальных наследников, но, когда несколько лет назад Ричард написал завещание, он передал мне тем самым больше полномочий по всем вопросам недвижимости, включая компанию. И сначала я хотел обсудить это с вами, поскольку это в первую очередь касается именно вас.

— Не уверена, что вопросы компании должны меня касаться.

— Насколько я понимаю, вы не в курсе, что в Stone Agency, которым в основном владел и управлял мистер Стоун, так же был пассивный инвестор, не участвующий в руководстве.

— И это касается меня, потому что?

— Потому, что пассивный инвестор Лора Гамильтон.

Я чуть не выпускаю чашку кофе из дрожащих рук, так меня поражает эта новость.

— Моя мама?

Я выпрямила спину, пытаясь прийти в себя в присутствии этого незнакомца. Это не помогает. Вместо спокойствия мое колено начинает нервно подергиваться.

— Да, когда умер ваш отец, ваша мать вложила часть денег от его страховки в бизнес. Это было довольно прибыльным вложением. Если вас это утешит, то ваша мать не будет работать в компании, но она может не заботиться по поводу своих медицинских счетов до конца жизни. Есть одно условие в завещании, если психическое состояние вашей мамы не позволит работать, наследодатель хотел, чтобы Майкл Дюран оставался во главе компании.

— Хорошо. В этом есть смысл. Есть ли что-нибудь еще, что я должна знать?

Новость, что моя мама владеет компанией, в которой я работаю, произвела эффект разорвавшейся бомбы. Мне становится очень любопытно, есть ли ещё какие-то другие большие тайны, скрывающиеся в этих бумагах. Эта мысль заставляет меня покрыться холодным потом.

— Да, — он достает бумаги из стопки на столе и протягивает мне. Есть что-то ещё. Настоящая причина, почему я хотел увидеть вас сегодня, это то, что вы унаследовали квартиру мистера Стоуна.

У меня отвисает челюсть, и я сдерживаюсь, чтобы не свалиться со стула.

— Я получу его квартиру?

— Да, он сказал, что вы были ему как дочь. Он говорил о вас очень душевно.

— Я не смогу жить там, — бормочу я, уже чувствуя, как тяжелеют мышцы груди при мысли о том, что придется жить в том же доме, где живет моя мама. — Я ее продам.

— Вы уверены? — спрашивает он, и я поднимаю руки, чтобы закрыть лицо.

— Боже, я не знаю.

— Давайте вы обдумаете это? Если решите продать, я могу найти вам риэлторскую фирму для заключения сделки.

— Спасибо за вашу помощь, мистер Шварц. У меня есть много вещей, о чем стоит подумать. И я поговорю с мамой по поводу бизнеса.

— В ближайшие несколько недель я буду работать только в офисе, оформлять некоторые документы с Майклом, так что мы можем увидеться при необходимости позже. Если вам что-то нужно звоните в любое время, вот моя визитка. Пожалуйста, не стесняйтесь обращаться ко мне с любыми вопросами, или, может, вашей маме что-нибудь понадобится.

— Спасибо.

Я встаю и направляюсь к двери. В оцепенении брожу по улицам, постепенно перемещаясь в сторону своей квартиры. Город живет в постоянном движении, не обращая внимания ни на кого.

А когда было по-другому?

Глава 4 Ева

Ранние лучи утреннего солнца проникают сквозь шторы. Они бросают мерцающий свет на мое лицо, заставляя меня проснуться. Проверив часы, я вижу, что сейчас только семь утра. Часть меня хочет закрыть глаза и спрятаться на весь день под одеяло, но завтра я возвращаюсь на работу, и у меня куча дел. Мне нужно купить продукты для себя и кое-что для мамы.

Идея разбудить Сидни звучит заманчиво, но в итоге, решив дать ей ещё время поспать, я тихо прохожу по ковру в коридоре к ванной, чтобы взбодриться. Уверена, если не сделаю так, то она будет дремать весь день. Она и так была не в себе после похорон. Чувствую, будто это моя вина. Для нее это тоже была утрата. Я не могу себе представить, как трудно ей пришлось в те дни, но она старалась держаться и была рядом со мной. Я дам ей поспать. Пусть у нее будет свое пространство, чтобы она чувствовала, что должна восстановить свои силы.

После долгого душа, который я принимаю, чтобы смыть мою бессонную ночь, я перекусываю, а затем ухожу на весь день из дома. Сначала я отправляюсь в супермаркет в квартале от моей квартиры, потом возвращаюсь домой, чтобы оставить продукты. Затем, с пакетами в руках, в которых продукты для мамы, я сажусь в такси и отправляюсь прямиком к ней. Здания и люди сливаются в море цвета, и я теряюсь в собственных мыслях о предстоящем разговоре с ней. Сегодня мне нужно поговорить про ее инвестиции в Stone Agency.

Мне немного страшно, какой я найду ее сегодня. Никогда нет уверенности в ее настроении или ее мнимой болезни, с которой я столкнусь при входе в дом Лоры Гамильтон. Нервно пробегаю пальцами по своим волосам вдоль самых корней, аккуратно оттягивая их назад, вхожу в ее дом и прохожу на кухню.

Это катастрофа. На мраморной столешнице разбросаны кучи лекарств. Таблетки раскрыты, микстуры открыты и разлиты по всей поверхности стола. Все говорит о том, что сегодня мне не удастся получить ответы. Бросив сумки с продуктами, я быстро покидаю кухню и ищу свою маму.

Из меня буквально выбивает дух, когда я нахожу маму. Она нависает над туалетом, ее тошнит. Все ее тело сотрясается в рыданиях, по лицу текут слезы. Опустившись на колени, я пытаюсь ее успокоить, но это бесполезно. У нее истерика, она бормочет слова, а я не могу понять. Что-то похожее на «моя вина», но я не уверена.

— Что случилось? — спрашиваю я, когда она, наконец, замолкает и делает глубокий вдох.

— Умираю, — бубнит она, в то время пока пробегаюсь пальцами по ее спине, утешая и успокаивая.

— На самом деле ты не умираешь, мама. Но, если продолжишь принимать подряд все лекарства, то действительно можешь.

— Я. Я действительно могу.

Она не в том душевном состоянии, чтобы понять, что происходит. Она сильно дрожит, пока я поднимаю ее на ноги и веду к постели. Качаясь из стороны в сторону, мы добираемся до спальни.

*** 

К тому времени, как на часах оказывается шесть вечера, я полностью истощена. В напряжении провожу весь день, ухаживая за своей матерью. Я хочу лечь спать, залезть под одеяло и спрятаться от всего мира. Когда она больна, она словно высасывает жизнь из меня.

Так же сильно, как меня манит моя кровать, меня привлекает идея пропустить на ночь стаканчик. Я не большой любитель выпивки, но в моей голове возникают тревожные мысли. Мысли, которые пророчат, что я могу получить сердечный приступ из-за бешено стучащего сердца, или сойду с ума от своих кошмаров. Я становлюсь похожа на свою мать.

Дрожащей рукой я наношу свежий слой помады и пробегаю расческой по волосам. Я понимаю, что это ничего не изменит, но, возможно, заглушит страх внутри меня, и сейчас это вполне достаточный аргумент, чтобы заставить себя выйти из квартиры для того, чтобы выпить.

Бар «Уголок» расположен на углу Тридцать третьей и Третьей, отсюда и название. И такое расположение рядом с домом очень кстати, когда ты пытаешься успокоить свои ночные кошмары.

Я вхожу и вижу разнообразие деловых костюмов и множество студентов. Атмосфера соответствующая, то, что мне больше всего нравится в этом районе. Здоровый микс. Я живу здесь чуть больше двух лет, и здесь найдется все, что хотела бы пожелать недавняя выпускница колледжа. Плюс, когда я переехала сюда, то решила что оставляю плохие воспоминания в прошлом. В этом месте я сразу чувствую себя легче, находясь вдали от постоянной болезни моей мамы, которая вечно обрушивается на мою голову.

Если я остаюсь с ней чуть дольше, это вызывает воспоминания о прежней жизни, словно это было вчера.

— Ты здесь!

Я вошла в квартиру, мою новую квартиру, и Сидни завизжала.

— Я так взволнована. Проходи, давай я покажу тебе твою комнату. А после мы сможем что-нибудь перекусить.

— Показывай дорогу.

Я широко улыбнулась. Мне тоже хотелось прыгать от радости, но я побоялась, что она посчитает меня сумасшедшей. Вместе мы прошли через гостиную, и Сидни толкнула дверь. Комната была абсолютно пустой, кроме кровати, расположенной рядом с большим окном.

— Я знаю, что она маленькая, и скорее похожа на чулан, полный отстой, но…

В какой-то момент я перестала слушать, что говорит моя подруга.

— Все идеально.

Неважно, насколько маленькой была эта комната. Это будет мое личное пространство.

— Серьезно?

— Это больше, чем идеально, — воскликнула я, и в этот раз позволила себе гораздо больше эмоций.

— Да! Разве это не здорово?

— Лучше и быть не может.

Забавно, как быстро все изменилось за последние годы. Тогда я наслаждалась каждую ночь, что могу спать в своей новой кровати. Теперь, я боялась того, что мог принести мне сон. В этом и состоит ирония. Но множество проблем, которые появляются благодаря моей матери, начинают меня доставать. Покачав головой, я направляюсь в бар, в след за мужчинами в идеальных костюмах-тройках. Выпивка позволит снять напряжение.

Утопит страх.

Принесет мне умиротворение.

Увидев свободное место в баре, я сажусь. В сумочке вибрирует мой телефон, вынимаю его и вижу новое смс.

Сидни: Ты где?

Я: Решила пропустить стаканчик в «Уголке».

Сидни: Я буду там в пять.

Милый бармен, которому уже хорошо за двадцать, со светлыми, взлохмаченными волосами, посылает мне озорную ухмылку.

— Что я могу сделать для тебя, сладенькая? — спрашивает он с южным акцентом, который такой же приторный, как и его внешний вид.

— Стопку текилы, — кричу я сквозь громкую музыку, переполняющую пространство. Через несколько секунд я возвращаюсь из своих блуждающих мыслей, глядя на маленький шот, появившийся предо мной на деревянной барной стойке.

— Двадцать баксов.

Я поднимаю на него глаза. Он сказал двадцать баксов?

— За шот текилы?

На его лице появляется ехидная улыбка:

— Да.

— В таком случае, это должна быть лучшая текила, которую я когда-либо пробовала.

На что он смеется.

— О, да, она такой и будет, — он снова ухмыляется, а я подношу выпивку к моему рту, подмигиваю и глотаю огненную жидкость. Этот красавчик улыбается и поднимает брови.

— Повторить?

— Следи, чтоб стакан не пустел, — теперь уже я ухмыляюсь, когда через пару секунд подношу ко рту новую стопку.

Вторая порция обжигает меньше, чем первая, отчего я чувствую, как в моем животе разливается тепло.

— Эй, там, убийца. Полегче с шотами. Сколько их уже было?

Я смотрю через плечо, вижу Сидни, стоящую позади меня. Её брови нахмурены, губы плотно сжаты.

— Только два, но кто будет их считать?

— Вот ты и будешь. Завтра ты возвращаешься на работу или забыла?

— Я бы хотела.

Я машу рукой, чтобы привлечь внимание бармена.

— Еще одну.

— Ева, ты должна остановиться.

Она подходит ближе, положив свою руку на мою, чтобы попытаться остановить меня.

— Я не хочу, — раздраженно говорю я.

— Ева, что с тобой происходит?

Повернув голову, я поднимаю на нее бровь.

— Что ты имеешь в виду? Разве девушка не может пойти в бар и выпить?

— Мы знакомы больше двух с половиной лет, почти столько же живем вместе, и ты никогда не вела себя как любительница выпивки. Конечно, признаю, мы пили коктейли, но и то после работы, а не ходили в бар, чтобы пропустить стаканчик на сон грядущий. Какая тебе после этого работа на утро? Ну, это совсем на тебя не похоже. Я имею в виду, я все понимаю, но...

Я закрываю глаза и выдавливаю стон.

— Я просто хочу спать, Сид. Сегодня я снова навещала маму, и это было ещё хуже, чем обычно. Ей было очень плохо. После визита к ней, я не хочу думать о том, что у меня снова будет очередная бессонная ночь, или еще хуже...

Я останавливаю себя вовремя, чтобы не наговорить лишнего, что я пытаюсь таким образом заглушить голоса и не увязнуть в очередном ночном кошмаре. Она не сможет понять этого.

Сидни протягивает руку и берет мою. В ее глазах забота, как будто она слышит слова, которые я не озвучиваю.

— Алкоголь не избавит тебя от кошмаров, детка. Думаю, что пришло время обратиться к кому-нибудь.

— Может быть, — шепчу я.

И все равно ищу взглядом бармена, поднимаю руку, чтобы подать знак, что я хочу продолжить.

*** 

Мое тело свободно. Нет никакой скованности. С каждым выпитым мной шотом «милый бармен» становится «горячим барменом». Кажется, его зовут Остин, и его шутки все смешнее и смешнее, пока я не сгибаюсь пополам в приступе смеха.

— Ты готова ехать домой? — спрашивает у меня Сидни.

— Неа, — хихикаю я, после очередной шутки Остина.

— Я просто не могу оставить тебя здесь.

Сидни прищуривает глаза, а я подмигиваю ей.

— Я буду в порядке. Остин позаботится обо мне.

— Это-то меня и беспокоит.

Я смеюсь, и Остин ухмыляется.

Сидни приближается ко мне и шепчет на ухо:

— Ты уверена?

— Абсолютно. Я буду в порядке. Иди домой спать.

*** 

Где я, черт побери?

В голове все стучит, словно работает отбойный молоток. Во рту сухо и губы слиплись, когда я их открываю. Как будто я наелась мела. Неприятный вкус. Противно. Я пытаюсь потереть лицо, прогоняя сон, но вместо этого обнаруживаю потеки на подбородке, сущий кошмар.

Может, текила не такая уж удачная идея.

Тем не менее, это сработало. С алкоголем, просочившимся в мою кровь, я отключилась, даже несмотря на то, что не в своей постели. Первый раз за последние несколько недель у меня был полноценный ночной сон.

Сажусь, осматривая себя. Я полностью одета и в постели одна. Слава Богу. Возможно, все не так уж плохо. Не то, что я бы не наслаждалась ночью в постели с Остином, но мне не хотелось быть при этом в стельку пьяной и ничего не помнить после.

Выйдя из комнаты, я осматриваюсь в чужой квартире. Он храпит, свернувшись калачиком на диване. Я даже не удосуживаюсь попрощаться. Ситуация и так достаточно неудобная для меня, принимая во внимание то, что вчера я была сильно пьяна. Черт, надеюсь, я не наговорила всяких глупостей, или еще хуже, опозорилась. Сидни и мне, возможно, следует подыскать другой бар.

Парень спит, но вдруг начинает бормотать, как будто он вот-вот проснется. Я воспринимаю это как сигнал, чтобы побыстрее убраться за дверь.

Нью-Йорк довольно спокойное место в шесть утра, пока еще темно. Единственный звук — мягкий гул проезжающих мимо такси. Это напоминает мне о звуках машин, которые можно услышать только в ночной тиши. Когда я возвращаюсь в свою квартиру, похмелье начинает отступать. Звуки и архитектура зданий меня отвлекают. Меня буквально завораживает сложная структура каждого дома, мимо которого я прохожу. Они как отпечатки пальцев, ни одно здание не похоже на другое. Каждое строение уникально и по-своему красиво.

Оказавшись на своей улице, я прибавляю темп. Рабочий день начнется уже через несколько часов, и необходимо попасть в офис до девяти, а мне еще нужно в душ и собраться.

Спустя час я готова к выходу. Поскольку у меня был перерыв, я решила приехать пораньше и сделать максимум работы. Но я отстаю от намеченных планов, и вот уже бегу, стараясь не попасть в самый час пик. Тяжело дыша, я прохожу турникет охраны, а затем спешу к лифту. Он открывается практически мгновенно.

Такое чувство, что сейчас у меня начнется судорога. Мышцы дергаются, глаза слезятся, я подаюсь вперед, сутуля плечи, припадая трясущимися руками к холодной металлической поверхности стены. Мне приходится столкнуться лицом к лицу со своим страхом. Возвращаюсь в место, которое так сильно напоминает мне о моей утрате, кажется, будто кто-то вновь вскрыл рану на моем сердце. Нацепив улыбку на лицо, я стараюсь обуздать эмоции и выхожу в холл. Но моя улыбка лишь фикция. Это ложь. Она показывает, что я в порядке. Но я не в порядке. Каждая улыбка это мольба. Каждая улыбка это молитва, чтобы никто не увидел мою боль. Чтобы никто не понял, как сильно я страдаю после смерти Ричарда.

Мое сердцебиение учащается. Я в порядке. Я буду в порядке…

Это странно — быть здесь. Все в корне неправильно. Душа компании ушла, и в то время как люди вокруг меня смирились, я не могу игнорировать его отсутствие. Ричард был не только боссом, он был во всех смыслах жизнью этой компании. Теперь он ушел, это место выглядит как оболочка того, что было раньше. Это как если бы мне нужна подсказка, чтобы понять происходящее. Само по себе ничего не изменилось, но все по-другому.

Я следую вглубь офиса. Дымка печали задерживается на лицах нескольких человек, которые уже здесь. Краем глаза я замечаю, что они смотрят, изучают, обсуждают. Они шепчутся и задаются вопросом, где я была. У меня большое желание заползти в нору и спрятаться. Вместо этого, с полной решимостью я расправляю плечи. Говорю «доброе утро», направляясь к своему столу, и надеюсь, что они не могут увидеть меня через мою маску.

В течение следующих нескольких часов я отвечаю на все письма, которые пришли за эти две недели, пока я отсутствовала. К счастью, Сидни помогла мне, выполняя кое-что из моей работы, пока меня не было. Без нее мне никогда бы не справиться со всем этим, учитывая мое состояние после похорон.

Как будто мои мысли магическим образом выманивают ее, и я вижу, что Сидни идет прямиком ко мне.

— Эй, ты в порядке? Я не видела тебя этим утром. Во сколько ты вернулась? Ты... — она наклоняется вперед, ближе ко мне.

— Ты пошла домой к тому бармену?

Я издаю стон.

— Да, — ее глаза расширяются, но я качаю головой. — Не было ничего такого.

Я поднимаю руки и разминаю виски.

— Ты с похмелья? У тебя болит голова?

— Я в порядке. Она действительно почти не болит. Просто немного неприятное ощущение, — кладу руки обратно на свои колени, чтобы доказать, что я в порядке. — Извини, если я напугала тебя. Я не должна была оставаться. Мне следовало пойти домой вместе с тобой.

Я вздрогнула от воспоминания о прошлой ночи, и о количестве выпитого, меня передернуло, надеюсь, это было не заметно, но судя по выражению на лице Сидни, понимаю, что она это видела.

— Я ушла оттуда рано утром. Постаралась не разбудить тебя, когда вернулась домой, а потом приехала сюда, — открываю следующее письмо и начинаю громко стонать. — Боже, сколько же их ещё осталось. Спасибо. Без тебя я бы совсем пропала.

— Если тебе что-нибудь понадобится, я здесь. Как ты, кстати? Здесь все нормально? — ее голос понижается, и я знаю, что она обеспокоена из-за офисных сплетен, которые обязательно распространятся после моей выходки на похоронах.

— Не знаю. Думаю, в порядке.

Сидни наклоняется.

— Это нормально — не быть в порядке.

Когда я не реагирую, она протягивает руку, чтобы сжать мою.

— Думаю, тебе действительно нужно с кем-то обсудить это. У тебя же есть визитка, которую тебе дал врач в больнице. Пожалуйста, подумай, может, стоит ему позвонить? В этом нет ничего плохого — попросить о помощи. Очень тяжела потеря близкого человека.

Воспоминание о Ричарде заставляет мое сердце ёкнуть.

— Я просто не уверена, смогу ли рассказать про это, а с мамой, которая всегда нуждается в моем присутствии, не уверена, что будет время, понимаешь?

— Ты должна начать ставить себя на первое место. Ты самый сильный человек, которого я знаю. Заботиться о своей матери — это не легко. Может быть, теперь пришло время найти кого-то, кто научит тебя заботиться о самой себе. Тебе всегда было трудно открыться людям, поговорить о ней, но думаю, что пришло время попробовать. Думаю, что это все к лучшему. Нет больше никаких оправданий, Ева.

— Дело не в этом, — качаю я головой.

— Тогда в чем?

Я открываю рот, чтобы ответить, но слова не идут. Холодный пот выступает на лбу и сердце ускоряется. Резкая боль пробегает вниз по моей руке. Я протягиваю руку через плечо и разминаю спазм мышц в районе левой лопатки.

— Мы можем поговорить об этом дома?

— Да, конечно, — шепчет она и морщит нос. — Ой, я забыла тебе сказать. Майкл созвал после обеда совещание. Все боятся, что их уволят.

Все ясно, Майкл теперь исполнительный вице-президент агентства. Если он собирает общую планерку — это очень важно. Она пожимает плечами, прежде чем вернуться к своему столу, который прямо по диагонали от моего.

Я достаю последний проект, работаю и пытаюсь отвлечься, но ожидание сводит с ума. Стены словно сжимаются вокруг меня. Как бы я хотела, чтобы Ричард был здесь.

*** 

Я потягиваю руки над головой и зеваю. Я сижу за столом уже в течение нескольких часов. Рассматриваю чашку холодного кофе на своем столе, но боюсь, что этот трюк не сработал. Взглянув на часы, понимаю, что не только проработала весь обеденный перерыв, но и могу опоздать на встречу. Мои каблуки глухо стучат по мраморному полу, пока я иду в конференц-зал.

Когда я вхожу в ярко освещенную комнату, большинство сотрудников, включая Сидни, уже там. Садясь рядом с ней за длинным столом из органического стекла, который охватывает весь центр комнаты, я смотрю в панорамное окно с видом на Парк-Авеню. Снова идет снег. Мокрые хлопья льнут к поверхности соседних зданий, и я теряюсь в белой дымке.

Приглушенные звуки эхом разносятся по комнате, и я перевожу свое внимание назад, к центру стола. Атмосфера стремительно меняется, когда Майкл Дюран входит в зал. В воздухе повисает напряжение.

Ощутим страх.

— Добрый день, и спасибо всем, что пришли. Это будет короткая встреча. Я просто хочу затронуть некоторые слухи, которые появились в последнее время. Нет, мы не закрываемся, — говорит он резко, и все дружно выдыхают. — Однако, будут изменения. В течение ближайших нескольких недель адвокат огласит завещание Ричарда, также есть другие важные моменты, но сегодня мы не станем это обсуждать. Понимаю, это звучит довольно расплывчато, и я хотел бы дать вам больше информации, но, к сожалению, пока это все, что я могу вам сказать. Все это время я буду исполнять обязанности главного. Как вам известно, у Ричарда в компании был пассивный инвестор, поэтому, пока они решают, кто займет пост генерального директора, с любыми вопросами можно обращаться ко мне.

Когда он, наконец, перестает говорить, то смотрит на меня. Одновременно все глаза в комнате следят за его взглядом. Кажется, все они подозревают, будто я что-то знаю.

Я действительно знаю, но им я этого не скажу.

После того, как Майкл уходит, зал погружается в обсуждения. Сидни поворачивается ко мне, и я пожимаю плечами.

Кто-то хватает меня сзади за плечи. Моя спина напрягается, поскольку я поворачиваюсь, чтобы увидеть стоящего там Барри. Большинство тех, кто работает на The Stone Agency, работают командой, Барри же не привык плясать под чью-то дудку. Он всегда сдержан и предпочитает работать в одиночку. Мы никогда не ладили.

— Привет, — говорит Барри, но зрительного контакта нет. Он никогда никому не смотрит в глаза. — Ты знаешь, кто это будет?

— И тебе привет, Барри.

Он начинает постукивать по ноге пальцами.

— Он же все тебе говорил. Ты должна что-то знать.

— К сожалению, не смогу вам помочь.

Он хмурится от моих слов, но прежде, чем он пытается надавить посильнее, я ухожу. Пока не поговорю с мамой, я и правда ничего не знаю, но, даже если бы и знала, то не поделилась бы с этим прихвостнем.

Глава 5 Ева

Неделя высасывает из меня все силы…

Меня часто охватывает страх, кошмары проникают в мой сон, а аппетит ухудшается.

Но сегодня суббота.

Так что сегодня хороший день.

Все лучше, чем ад, который я переживаю, вернувшись на работу. Сарафанное радио, охватившее Stone Agency, порождает много слухов, работать становится невыносимо, и это ещё один повод уговорить Сидни составить мне компанию пропустить по стаканчику. Она не судит меня за количество выпитого алкоголя, которое помогает мне уснуть. Работа становится напряженной и для нее, поэтому она не против выпить вместе со мной.

После того, как я пустилась во все тяжкие на прошлой неделе, проснувшись в квартире Остина, я пытаюсь убедить Сиди найти другой бар, но она говорит, что мне нужно набраться мужества и пережить это. Что нужно сорвать пластырь и вести себя естественно, и это не будет странным, потому что именно так будет правильно. В итоге я так и делаю. Остин отнесся спокойно к моему появлению. Он даже купил нам по рюмочке, чтобы сгладить ситуацию.

После перезагрузки мой телефон начинает звонить. Это моя мама. Я не могу сейчас с ней общаться. Перевожу ее звонок на голосовую почту, переодеваюсь в другой, более праздничный наряд. Одевшись, я направляюсь вниз по улице к своей любимой закусочной. После всех потрясений и возвращения на работу я совсем забыла про свой еженедельный ритуал. Надеюсь, что это маленькое отвлечение и возвращение к старым привычкам поможет мне вернуться к обычной жизни.

«Райская трапеза» славится своими изумительно вкусными вафлями с шоколадной крошкой и начинкой из хрустящего безе. Ну, может быть, не всемирно известной, но в Мюррей-Хилл это было единственное место, в которое стоило зайти.

Как только я оказываюсь у знакомой двери, в кармане вибрирует мой телефон, на экране высвечивается неизвестный номер. Я настораживаюсь. Кто бы это мог быть, особенно в субботу утром? Звонок с неизвестного номера для меня всегда предвестник плохих новостей.

— Алло.

Это из клиники Синай-Грейс. Мне нужна Ева Гамильтон.

Мой пульс ускоряется и отдается шумом в ушах.

— Да, это я. Что случилось? Что-то с моей мамой?

Пожалуйста, скажите, что с ней все в порядке. Пожалуйста.

— Ваша мать была доставлена сегодня после побочной реакции на одно из ее лекарств.

Меня охватывает чувство вины, наполняя мои вены отчаянием. Вот почему она звонила. Она нуждалась во мне, а я отправила ее на голосовую почту.

— Я сейчас приеду.

Завершаю разговор. Даже не спрашиваю, в каком она отделении, какой номер палаты. А в палате ли она? Я просто бегу. Я бегу так быстро, как только могу, чтобы помочь моей маме.

Уже через тридцать минут я в приемном покое больницы и направляюсь прямиком к стойке информации.

— Моя мать была доставлена сегодня, — я тяжело дышу.

— Имя? — спрашивает дежурный, даже не глядя в мою сторону, выражая тем самым полное безразличие.

— Лора Гамильтон.

На моих глазах она вводит данные в компьютер, и с каждым нажатием на кнопки клавиатуры знакомое первобытное чувство страха, которое я стараюсь все время контролировать, грозит вырваться наружу.

— Ее сейчас как раз перевели в палату, — наконец-то отвечает администратор, и я так отчаянно хочу, мысленно умоляю ее побыстрее назвать мне номер палаты. Я теряю столько драгоценных секунд, прежде чем смогу убедиться, что с ней все в порядке.

К тому времени, когда женщина говорит мне, где я могу найти мою мать, я безумна в своем отчаянии. Развернувшись, бегу по коридору, затем поднимаюсь на лифте наверх. Стук моих каблуков эхом разлетается по коридору, пока я ищу палату моей матери. Когда я, наконец, оказываюсь внутри, у меня подкашиваются ноги.

Она бренно лежит на кровати. Ее кожа покрыта потом и в свете больничных ламп выглядит тусклой и серой. Я сажусь возле кровати и беру ее крошечную руку в свою. Все, что от нее осталось, это кожа да кости. На секунду все внутри меня замирает, разум и тело онемели. Время останавливается, пока я слежу за ее дыханием. Я молча благодарю Бога, что не потеряла ее, ведь я уже потеряла отца и не так давно Ричарда.

Она — все, что у меня есть. Она не может покинуть меня.

В моих глазах слезы. Это уже слишком. Все это слишком тяжело для меня.

Моя спина напрягается, мышцы сводит, и мягкий жужжащий звук появляется в ушах. Это моя неминуемая погибель.

Я вижу ее. Она показывает свою уродливую голову, готовясь к нападению. Воздух. Мне нужен воздух.

Необходимость повернуться и бежать становится всеобъемлющей, она подталкивает меня к движению, унося меня из дверей палаты в коридор. В спешке я запутываюсь в чем-то, начинаю задыхаться и падаю на пол. Такое ощущение, будто я тону в воде и пытаюсь прорваться сквозь толщу воды и выбраться на поверхность.

Белые костяшки пальцев, сбивчивое дыхание, удушье.

Повсюду густой туман, какой бывает в дождливый день, он парит надо мной, туман в моей голове. Все темнеет, я больше ничего не вижу.

Меня поглощает это место, я увязла.

Каждый глоток кислорода обжигает, и мое дыхание, по-прежнему неровное, больше похожее на всхлипы.

Быстрее, быстрее, еще быстрее, и я боюсь, что могу задохнуться.

Пространство все еще давит на меня.

Стены вокруг, моя одежда — все сковывает, меня, я словно в тисках, и это причиняет боль.

Моя грудь сжимается, и я чувствую, как кто-то трогает мою левую руку, прощупывая пульс.

Где я?

Что со мной происходит?

Мое сердце.

У меня сердечный приступ?

Я умираю.

— Ты в порядке? — голос пробивается сквозь туман в моей голове. Я быстро моргаю. — Мне нужно, чтобы ты вдохнула через нос... один, два, три. Очень хорошо, теперь выдох через рот... один, два, три.

Я вдыхаю и выдыхаю.

Его голос четкий все время, пока он говорит мне:

— Вдох. Один, два, три. Выдох…

Мои руки трясутся, пот покрывает всю кожу. Его низкий голос продолжает меня успокаивать. Он вытаскивает меня из тьмы на свет. Реальность возвращается, я понимаю, что нахожусь в больнице, стою на коленях в коридоре рядом с палатой моей матери. Глядя вниз, замечаю, что мои руки все еще дрожат, остаточное явление после приступа.

— Она в порядке? — спрашивает другой голос.

— Она будет в порядке, — поясняет все тот же низкий голос. Так и будет, и я ему верю.

Вдох — выдох, вдох — выдох.

Все ещё в оцепенении, я, тем не менее, чувствую чьи-то руки, они касаются моей спины, направляют вверх, помогая подняться.

— Просто дыши. Ты можешь сделать это. Еще несколько шагов.

Его успокаивающий голос направляет меня, заставляя следовать его указаниям. Когда мы достигаем места назначения, мне выдвигают стул, и я сажусь.

Я поднимаю голову, и сердце в груди замирает.

Предо мной стоит психолог из больницы — из этой больницы. Врач с невероятно голубыми глазами, с глазами, в которых можно потеряться, если ты слишком долго в них смотришь. Замерев, я пытаюсь выровнять дыхание и стараюсь вести себя перед ним спокойно. Отворачиваюсь, избегая его пристального внимания. Почему именно он должен был найти меня? Я ощущаю жжение на своих щеках. Я хочу исчезнуть. Я не могу смотреть на него. Мне нужно уйти.

— Посмотри на меня, — медленным движением я поднимаю подбородок.

В его глазах нет никакого осуждения, только беспокойство. Воздух спокойно проникает в мое тело, и я принимаю его, делаю выдох, потом еще один.

— Доктор Монтгомери, — шепчу я, больше для себя, чем для него.

Он слышит меня и кивает, продолжая оценивать меня опытным взглядом. Интересно, помнит ли он, кто я. Если помнит, то связано ли его внимание с беспокойством обо мне или же это часть его профессии.

— Да? — он садится напротив меня. Небольшая складочка между его бровями заставляет меня жалеть, что я могу услышать его мысли прямо сейчас, потому что то, как он на меня смотрит, меня нервирует.

— Вы помните меня? Я…

— Я помню тебя, — он перебивает меня твердым голосом, но я вижу легкое замешательство.

Выражение на его лице вызывает озабоченность, и, похоже, он борется с собой, не зная, как реагировать на меня.

— Тебе уже лучше? С тобой все в порядке? — его голос смягчается.

— Я в порядке, — я дергаюсь вперед. — Моя мать? Где моя мама?

— Она в порядке. До сих пор спит.

Я облегченно выдыхаю, наконец, понимая, где нахожусь. Мы сидим в небольшой комнате. Флуоресцентный свет мерцает надо мной, от чего я щурюсь. Обстановка соответствующая, чтобы пациент чувствовал себя уверенно в кабинете доктора.

— Почему я здесь?

— У тебя был приступ паники в коридоре, так что я подумал, было бы разумно отвести тебя в более комфортное и уединенное место.

Между нами повисает тишина. Он явно задумался, и я не могу не задаться вопросом, о чем он думает. Глаза у него добрые. В них читается забота и утешение. Как будто он может чувствовать мою боль, излучать симпатию, живущую в океане синего цвета его глаз, что ярко сияет в свете раннего утра.

На выдохе он отводит свой взгляд. Его поза становится более отстраненной, более официальной. Я закусываю губу. Проходит целая вечность, прежде чем он продолжает говорить.

— Были ли у тебя еще приступы, после того, как ты покинула больницу?

Горячий румянец распространяется по моим щекам, когда я опускаю подбородок. Прямо сейчас я чувствую себя очень неуютно.

— Не надо стыдиться, — его голос нежный, он снимает излишнюю напряженность, и я расслабляюсь. — Если ты не возражаешь, мы можем поговорить об этом, или ты уже начала работать с терапевтом?

— Нет, — бормочу я себе под нос.

Он выглядит так, будто хочет что-то сказать, отругать меня за то, что я так плохо забочусь о себе, но воздерживается.

— У тебя все еще есть моя визитка?

— Да, — пищу я.

— Воспользуйся ей, Ева.

Когда я, наконец, могу встать и уйти, все, что я в состоянии сделать, это покачать головой. У меня нет слов, чтобы выразить то, что я сейчас чувствую. Этот человек лишил меня дара речи.

Глава 6 Престон

Я сижу у себя в кабинете, уставившись на эту чертову стену с тех пор, как она уехала. Прошло несколько часов после ее приступа паники в коридоре больницы, а я все еще сижу здесь и думаю о ней. Ее слова, ее слезы и ее взгляд по очереди всплывают в моей памяти. Это отбрасывает меня обратно, в нашу предыдущую встречу, в тот самый раз, когда я впервые увидел ее тревоги и печаль. Забытое ощущение, чувство, которое я не вспоминал уже долгое время, снова находит свой путь в мою кровь. Буря. Неистовые ветра несут вниз, и я боюсь, что буду охвачен и разрушен.

Это чувство, которое я скрываю, это глубоко укоренившееся чувство вины. Вину, которую, как я думал, что уже искоренил. Но эти чувства неуместны. Они не принадлежат ей. Нет. Они принадлежат кому-то другому. Той другой. Той, которой я никогда не помогал, никогда не спасал.

Мне нужно уйти. Исчезнуть и молиться, чтобы она никогда не обратилась ко мне.

Вместо этого мои слова предают мои мысли.

Я велел ей связаться со мной… снова.

Почему я это сделал? Потому что я дурак и был плохо подготовлен к этой встрече. Когда я столкнулся с ней в прошлый раз, мне показалось, будто вселенная играет со мной злую шутку. Прошло уже несколько недель с тех пор, как она была здесь, и так и не перезвонила мне. Я успокоился и уже почти смирился с этим.

Меня не приняли в расчет.

Я запускаю руки в волосы и тяну до боли.

Бл*!

Теперь я загубил к чертям все возможности. Теперь я не могу заставить себя уйти.

Почему она так сильно похожа на нее?

Она мое наказание?

Мое покаяние…

Глава 7 Ева

Прикусив свою нижнюю губу, жду, когда мама проснется. Я подтягиваю ноги к груди, обхватываю их руками и наблюдаю за ней. Она всегда была такой? Или было время, когда она была молодой и счастливой? Неужели смерть моего отца так на нее повлияла? Судьба мне тоже такое уготовила? Что, если смерть Ричарда станет для меня катализатором? Мне суждено стать такой же?

Я никогда не понимала свою мать. Легче было судить, чем сочувствовать ее бедам, но последние события будто открыли мне глаза. Теперь я знаю, как быстро страх может взять верх.

Протянув руку, я беру ее ладонь. Что сделало тебя такой, мама? Это должно быть нечто большее, чем просто смерть моего отца. Интересно, сможет ли она когда-нибудь сказать мне, что ее преследует. В ее глазах так много боли. Она отказывается говорить об аварии, в которую попал отец. Она отказывается что-либо объяснять. И я пока тоже не готова озвучить свои собственные страхи, мои кошмары, так как же я могу винить ее? Как я могу судить, если иду по той же темной и извилистой дороге?

Не могу.

Мысленно я возвращаюсь к доктору Монтгомери и тому, как он почти умолял обсудить с кем-нибудь проблемы, терзающие меня изнутри. Что-то было в его глазах, то, что заставило меня поверить, что, возможно, он знал, о чем говорил. Следы от усталости на его лице говорили о грусти, глубокой печали, и мне захотелось выяснить больше об этом человеке. Поговорить с ним. Узнать что-нибудь о нем.

Мягкий стон разлетается по палате, возвращая меня к реальности. Мышцы на лице моей матери дергаются, веки подрагивают. Когда ее глаза, наконец, открываются, она смотрит на меня непонимающе, как будто пытается понять, что она здесь делает.

— О, слава Богу, — кричу я.

Слезы, словно дождь, льются из моих глаз.

Я прижимаюсь к ней и плачу, в моем теле больше не осталось никаких эмоций. Рыдаю, словно очищаясь от всего этого, и едва могу приподнять свою голову. Но все же нахожу в себе силы и ищу ответы в маминых глазах. Почему мы здесь? Почему она делает это с собой?

— Что с тобой происходит, мама? — мои слова произнесены шепотом, и ее зрачки расширяются. — Почему ты делаешь это с собой? Ты убиваешь себя.

— Я не стою слез, — бормочет она. — Если бы ты знала, ты бы не плакала.

А потом ее веки закрываются. Ни ответов, ни разъяснений, ничего. Ещё больше путаницы — это все, что я получаю.

Проходят часы, но я ничего не помню. Я потеряна в моем собственном горе и беспокоюсь о ней, поэтому, когда вошедшая медсестра говорит мне, что время посещений вышло и всем пора отдыхать, я, наконец, всматриваюсь и замечаю, что город за окном окутан тьмой. Придет день, и моя мама будет в порядке. Или, по крайней мере, сегодня она в порядке. Кто знает, что принесет нам завтрашний день.

С нежностью целую ее в щеку, покидаю палату и еду домой. Я не задерживаюсь, чтобы поговорить с Сидни. Я слишком устала, и нет сил, чтобы решать какие бы ни было вопросы, которые она, возможно, хотела сегодня обсудить. Вместо этого я иду прямиком в душ и смываю грязь, которая покрывает мою кожу.

Я без сил, устала, полностью опустошена.

Капли теплой воды придают мне сил, хотя они могут только снаружи очистить меня, им не смыть печаль, которая до сих пор остается внутри меня.

Выбираюсь из душа, открытая дверь в комнату Сидни манит меня войти и рассказать обо всем, что произошло сегодня, но когда я заглядываю, вижу, что она спит, и я решаю ее не беспокоить. Вместо этого направляюсь в свою комнату и ложусь в кровать. Выпустив весь кислород их легких, я хватаю свою книгу и пытаюсь отвлечься от всех проблем, которые принес мне этот день.

*** 

Мое тело дергается вперед.

Мокрая от пота одежда прилипла к моим исхудавшим конечностям.

Опять этот запах.

Это всегда так. Запах, витающий в комнате, как будто я застреваю в ночном кошмаре.

Медь. Всегда медь.

Дверь с грохотом ударяется о стену, звук удара рикошетом разносится по комнате.

— Ты в порядке? — глаза Сидни светятся в темноте моей комнаты, когда она бросается к моей кровати.

— Я… Я не знаю.

Я вытираю влажные щеки тыльной стороной руки и откидываюсь на подушку.

Один и тот же сон.

Всегда тот же проклятый сон.

— Ты кричала так громко, что кровь стынет в жилах. Я так испугалась. Опять кошмар?

— Да, но я... Я никогда не могу вспомнить, о чем он. Когда я открываю глаза, все исчезает. Какие-то обрывки и запах...

Все мое тело дрожит, я в панике и не знаю, что со мной происходит.

— Шшш, ты в порядке, — воркует подруга, потирая мою спину. — Это, должно быть, просто плохой сон.

Она продолжает круговыми движениями растирать мою спину, и мое дыхание восстанавливается.

— Я хочу, чтобы это прекратилось, — мои плечи опускаются в поражении.

— Ты думаешь, что это из-за смерти Ричарда?

Я поворачиваюсь, чтобы наши глаза встретились.

— Честно? Я не знаю.

— Может, хочешь поговорить об этом? Ты хоть что-то можешь вспомнить?

— Я не знаю, про что говорить. Я не могу вспомнить. Это всегда так ярко, но когда открываю глаза, остается только запах... и, наверное, мой крик.

— Должна признаться, с каждым днем все становится хуже и хуже. Твой крик все ужаснее, и это тянется уже больше недели... Я вижу, что тебя это тоже пугает. Достаточно этого дерьма. Ты должна с кем-нибудь поговорить. Думаю, тебе нужно позвонить психиатру.

— Я не могу пойти к нему, — я скрещиваю руки на груди, опускаю голову и закрываю глаза.

— Почему?

Я не отвечаю.

— Что ты скрываешь от меня?

Неуверенно, я поднимаю голову и встречаюсь с ней взглядом.

— Ну, я вчера столкнулась с ним в больнице, когда пришла к маме, — стараюсь себя контролировать.

— Подожди, больница? Что твоя мама делает в больнице? — удивленно моргает она. — Почему я слышу об этом только сейчас?

— Я не рассказала тебе об этом прошлым вечером, мне очень жаль. Я просто не смогла.

Она изучает меня с любопытством, затем опускает взгляд, и я задаюсь вопросом, может, она обиделась?

— Хорошо...

Сидни выпускает воздух из легких, явно расстроенная тем, что я скрыла от нее информацию.

— Это…

— Ну, тогда тебе следует обратиться к кому-нибудь другому, — она снова смотрит на меня, и между ее бровями появляются две морщинки.

— Я больше никого не знаю, — содрогаюсь при мысли о необходимости с кем-то говорить, особенно с ним.

— Слушай, я поспрашиваю, но если не смогу никого найти, тогда ты позвонишь ему.

Я соглашаюсь с тем, что она говорит, и неохотно киваю.

— Спасибо, Сид, — мой подбородок дрожит. — Это очень много значит для меня.

— Конечно. Ты моя лучшая подруга. И, как я уже сказала, если не найду другого врача, ты должна будешь позвонить ему.

— Ладно, я поняла. Спасибо.

Сидни переводит взгляд на часы, потом снова смотрит на меня.

— Уже почти шесть. Хочешь встать и позавтракать?

— Ты должна вернуться в постель. У тебя нет причин, чтобы так рано бодрствовать.

Она улыбается.

— Я уже проснулась. Мы можем купить вафли. Знаю, что ты не откажешься.

Конечно, не откажусь, я издаю слышимый вздох, и она смеется.

— Ты искушаешь меня, — подмигиваю я.

Выпрыгиваю из постели и направляюсь в ванную, чтобы принять душ и привести себя в порядок.

Когда мы, наконец, заходим в закусочную, Сидни открывает дверь, и колокольчик оповещает о нашем прибытии.

Все занято.

— Дерьмо, — говорит она. — Думаю, мы должны подождать.

Как правило, ни один из нас не заглядывал сюда в такую рань, поэтому мы не ожидали подобного. У стойки большая очередь, оглядываюсь и не вижу ни одного свободного столика. Знакомый запах веет в воздухе. Ваниль, кофе и пряный аромат муската.

Без предупреждения мой пульс учащается, когда я мысленно отматываю время, это было лишь несколько недель назад. В последний раз я была здесь... с Ричардом. Я была здесь с ним. Его присутствие повсюду. Его смех просачивается сквозь пространство.

— Эй, малыш.

Он наклонился, подарил мне теплые объятия и сладкий поцелуй в лоб.

— Ричард, — воскликнула я сквозь смех. — Мне двадцать четыре. Ты не можешь называть меня малыш.

— Уверен, что могу. Ты всегда будешь для меня «малышкой».

Он засмеялся, а я послала ему огромную улыбку и закатила глаза.

— Отлично.

— Кроме того, я не могу демонстрировать покровительство в офисе. Это единственный раз, когда я могу тебя так называть.

Все, что я могла сделать, это покачать головой. Он был прав. Ричард не мог проявлять себя на работе, и я представила себе, если бы он называл меня так в офисе, остальные сотрудники это неправильно поняли бы.

— И я же не вижу тебя каждый день на работе. И обычно, когда мы видим друг друга, это либо в офисе или в присутствии твоей матери. У нас даже не было времени толком поговорить, а все из-за твоего повышения в прошлом месяце. Так как ты относишься к тому, что стала теперь координатором?

— Это переходный момент. Я до сих пор нервничаю, так же, как и на начальном этапе. Это немного непривычно, учитывая наших клиентов, но мне нравится.

— Хорошо. Ты действуешь грамотно, ты ведь знаешь.

Его похвала заставила меня улыбнуться.

— Я не чувствую этого. Порой я едва могу вспомнить, что мне следует говорить.

— Поверь мне. Я видел много координаторов, которые после становились исполнительными директорами. Соглашусь, что не каждый способен справиться с новыми обязанностями, но у тебя есть к этому стремление. Ты отлично справишься на новом месте.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что я верю в тебя.

Я позволила его словам проникнуть в меня, они заставили меня поверить в себя. Они дали мне надежду, что я добьюсь успеха.

— Спасибо.

— Хватит о работе. Сегодня суббота. Что ты запланировала на день?

—Мы с Сидни идем в новый ресторан, открывшийся в Митпэкинг[4] .

У Ричарда появились небольшие морщинки на лбу. Это было почти незаметно, но я увидела это. Я подумала, с чем связана эта проблема. Сидни всегда была хорошим другом для меня и прекрасным работником. Впрочем, Ричард всегда, так или иначе, игнорировал ее. Однажды я спрошу его, но не сегодня. Сегодня был хороший день. Мы поговорили с мамой, она была в приподнятом настроении, когда я звонила, и мне не хотелось портить свой день, задавая вопросы, ответы на которые, мне могли бы не понравиться.

Это было чуть больше четырех недель назад. Две недели спустя Ричард перенес сердечный приступ. Я никогда его уже ни о чем не спрошу. Но, думаю, это больше не имеет значения. От этих запутанных мыслей, мои руки становятся липкими, и зрение теряет четкость, а мой пульс ускоряется. Я стараюсь глубже дышать, чтобы не позволить страху победить. Вдруг рукой чувствую тепло. Я понимаю, что это благодаря Сидни. Она сжимает руку, давая мне понять, что она рядом. Поднимаю голову, наши глаза встречаются. В ее — любовь и сострадание. Она произносит лишь «дыши», я так и делаю. Я дышу, делаю шаг вперед, печаль отступает, и я снова в настоящем.

Глава 8 Ева

Один день сменяет другой. Приходить на работу становится все труднее. К тому времени, когда возвращаюсь домой, я напиваюсь, чтобы справится с трудностями на работе и контролировать свои кошмары. Мои страхи и тревоги не проходят, а я все еще не звоню по номеру, который, я знаю, мне нужно набрать. Не знаю, как побороть свою нерешительность. Я думаю, вернее, надеюсь, что Сидни найдет мне кого-то другого.

Сегодня вечером я лежу в постели, рыдаю. Дверь моей спальни распахивается, и сквозь опухшие от слез глаза я вижу стоящую в дверях Сидни. Я не говорю ни слова, и она молчит. В ее глазах явное беспокойство, и она кусает верхнюю губу.

— Достаточно уже. Ты страдаешь, и это ранит мое сердце. Сегодня я разговаривала с Натали.

Мой рот открывается, чтобы возразить. Натали работает в офисе вместе с нами. Я не могу позволить, чтобы она узнала, что я разваливаюсь на части.

— Не волнуйся. Я не сказала Натали, что это для тебя. Я сказала ей, что это для моего младшего брата.

Слезы высыхают, пока я анализирую ее слова. Все выглядит логично. Брат Сидни печально известен своим поведением в старших классах, ходячая проблема для каждой школы города. Она всегда жалуется, что его отовсюду выгоняют.

— Она дала мне номер своего психотерапевта, доктора Коул. Мы позвоним ему первым делом в понедельник утром, и ты согласишься на встречу, договорились?

— Да, — шмыгаю я носом.

— Хорошо.

Сидни права.

Доктор Монтгомери прав.

Мне нужно с кем-нибудь поговорить.

Мне нужно исправить все, что сломано внутри меня.

И мне нужно сделать это прежде, чем станет слишком поздно.

Прежде, чем я превращусь в нее.

*** 

— Ты нервничаешь? — спрашивает Сидни.

Нервничаю ли я? Да, черт возьми, нервничаю. Прошло несколько дней с тех пор, как она вручила мне номер терапевта, а я не удосужилась позвонить. Видя все это, Сидни взяла проблему на себя и договорилась о встрече.

— А ты бы не нервничала? — ворчу я.

— Подожди, это действительно первый раз, когда у тебя назначен реальный прием у врача?

Я утвердительно киваю.

— Так ты, даже после смерти своего отца не консультировалась со специалистом?

— Неа.

— Ты думаешь, что они не помогли бы тебе?

— Неа.

Она хмурит брови на мои односложные ответы. Напряженная тишина повисает в комнате.

— Мне, правда обязательно туда идти? — я, наконец, со стоном, опускаю голову на руки.

— Подруга... Я люблю тебя, и да, ты должна это сделать. На работе ты словно ходячий зомби. Если начнутся увольнения, я не удивлюсь, если ты окажешься первой в списке.

Я надуваю губы и закатываю глаза.

— Хорошо.

— Умная девочка, — говорит она и набрасывает свое пальто.

— Куда ты идешь?

— Я провожу тебя.

Мои глаза расширяются.

— Что?

Сидни безуспешно пытается подавить смех. Ее щеки надуваются до тех пор, пока она, наконец, не выдает мне на одном дыхании:

— Я иду с тобой на консультацию.

На ее губах появляется намек на улыбку, пока она оборачивает шарф вокруг своей шеи.

— Почему ты до сих пор валяешься как бревно?

Несмотря на то, у меня нет желания видеть доктора Коула, я встаю и надеваю свое пальто.

— Я тебе это ещё припомню, сучка, — бормочу себе под нос, вызывая очередной смешок у Сидни.

Офис доктора Коула совсем не такой, как я ожидала. Во-первых, в Альфабет Сити[5] . Во-вторых, в подвале темного здания. Не то, чтоб мне нужно, причудливое помещение на Парк-Авеню, но это место точно какое-то сомнительное.

Сидни прикусывает нижнюю губу и украдкой оглядывает дом.

— Итак… это выглядит...

— Как свалка? — уточняю я.

— Я собиралась сказать «необычно». Но да, выглядит как свалка, — она хватает мою руку. — Вперед, мы зашли слишком далеко. Обратного пути нет.

Я следую за ней в здание, и мы спускаемся по ступенькам на цокольный этаж. Сигнал оповещает о нашем приходе. Когда мы заходим, я сразу понимаю, что это не правильный для меня психолог. Место ужасное и грязное. Звук чего-то падающего привлекает наше внимание. Выходит мужчина, одетый в мятые брюки, а на его рубашке я замечаю пятно. Слишком непрофессиональный вид. Не то, что доктор Монтгомери. Я не могу представить себе, что так выглядит доктор. Я понимаю, что не смогу ему ничего рассказать.

— Вы, должно быть, Ева, — говорит он.

Его глаза задерживаются на мне слишком долго, от чего по спине пробегает неприятный холодок.

— Тут, кажется, недоразумение. Мне очень жаль, но мы должны идти.

Слова вылетают раньше, я хватаю руку Сидни и открываю дверь.

— Ну, это было...

Сидни замолкает, пытаясь точно подобрать слова, что же это было.

— Очень непрофессионально, да?

— Да, совершенно. Я сделаю несколько звонков и посмотрю, может, смогу еще кого-то найти. Но сначала давай найдем ближайшее метро и уберемся отсюда.

Она тянет меня вниз по улице.

Когда мы возвращаемся в Мюррей-Хилл, то решаем пройтись по Третьей Авеню, чтобы найти место и пообедать. Сидни копается в своем телефоне весь обед. К тому времени как мы заканчиваем и возвращаемся в нашу квартиру, у нее больше двух психологов, готовых со мной встретиться.

*** 

Следующие несколько дней пролетают в вихре встреч. Такое ощущение, будто я посещаю каждого психотерапевта в ближайших трех штатах... Ну, может, не совсем каждого. Один был непрофессиональным, другая — будто Снежная королева, у третьего был угнетающий голос. Не было никакого желания видеть их, не говоря о том, чтобы чувствовать себя комфортно с этими людьми и рассказать о своих проблемах. Я могу представить каждого из них, как они судят, критикуют, и, в конце концов, понимаю, что ни один из них не вернет мне чувство уверенности в себе и покой. Конечно, был еще один, кому я не звонила, и даже стала ругать себя за это. Как бы то ни было, могу ли я все ещё позвонить ему?

Помимо того, что он был красивее меня, больше ничего не останавливало. Я не могу придумать ни одной причины, почему я не вижу его в качестве моего психотерапевта. Мне было комфортно с ним. Он заставил меня чувствовать себя в безопасности, и ему удалось вернуть меня из панической атаки не один, а два раза. Оба раза он не осуждал меня. В его глазах я видела сострадание и искреннее желание, которое говорило, что он хочет помочь мне. Единственная причина, почему я не могу видеть его, — его внешность, хотя понимаю, что даже для меня это звучит как нелепая отмазка.

Что плохого в том, что он хорошо выглядит? Его внешность не должна играть особую роль в моем лечении.

У меня остается только один выход в данной ситуации...

Я звоню ему.

Глава 9 Ева 

Я позвонила ему.

Ну, вернее, я позвонила в офис доктора Монтгомери.

Несмотря на мои сомнения, в глубине души что-то подсказывает мне, что он —единственный, кто может помочь с моими паническими атаками. После последних трех психологов, с которыми я встречалась, я больше не доверяю ничьим суждениям. По правде говоря, он был единственным, кто давал мне возможность чувствовать себя комфортно.

Он дарил мне чувство безопасности.

Его простые дыхательные упражнения помогали облегчить боль в груди, когда я понимала, что вот-вот потеряю сознание.

— Так, в какое время тебе назначили? — спрашивает Сидни, заходя в мою комнату. Я стою тут, по крайней мере минут десять, пытаясь решить, что надеть.

— В десять.

— Ну, тогда тебе лучше подготовиться, — улыбка расползается по ее лицу, пока она рассматривает мой наряд.

Я, проследив ее взгляд, смотрю вниз.

— Что? Ты думаешь, что я не могу пойти в таком виде? — я машу рукой вниз вдоль своего тела.

— Красиво, как всегда, но поверь мне, Ева, не думаю, что уместно впервые прийти на беседу к психотерапевту в шортиках и прозрачной блузке.

— Да, ты права. Ладно, я переоденусь. Хочешь, встретимся после моего визита в кафе «Европа»? Можем перекусить там.

Я вытаскиваю рубашку из шкафа и демонстрирую ее для одобрения. Сидни кивает головой, говоря «да».

— Почему бы тебе не написать мне после консультации? Я должна быть свободна, но если нет, то ты посвятишь меня во все детали, когда я вернусь домой позже.

Я надуваю губы и закатываю глаза.

— Возможно, это будет пустая трата времени.

— Возможно. Но ты никогда не узнаешь, пока не попробуешь, — Сидни поворачивается и уходит, закрыв за собой дверь.

Как только она выходит из комнаты, я переодеваюсь, надев более подходящий наряд. На мне рубашка из хлопковой ткани шамбре, черные леггинсы и черные сапоги для верховой езды. Когда я полностью одета, я сажусь на кровать и закрываю на мгновение глаза. От предстоящей встречи я словно на иголках. Понятия не имею, чего ожидать. Множество вопросов всплывает в моей голове, так же, как и первые признаки паники.

На что это будет похоже — говорить с ним?

Стоит ли мне рассказывать ему о моих кошмарах?

Смогу ли я это сделать?

Станет ли он осуждать меня? До сих пор он этого не делал.

Он только был добр. Заботился.

Я дышу глубоко, чтобы успокоить свои мысли. Я не могу позволить им плыть по течению. Мне нужно быть сильной и не дать страху одержать победу.

*** 

Мой подбородок дрожит от холодного воздуха, пока я стою на углу и жду, когда загорится зеленый свет. Автомобили проносятся мимо, но я не вижу пустых такси. Я смотрю по направлению на улицы, а затем на часы. Нет времени ждать, поэтому я решаю пройти пешком десять кварталов.

С каждым шагом я чувствую, как внутри меня растет нервное напряжение. Обычно пешие прогулки меня успокаивают, но сегодня это не помогает. Пока я спешу вниз по Парк-Авеню, теряюсь в своих мыслях. Размышляя о причинах появления моих кошмаров, я не могу понять, почему эти кошмары начались, и я даже не уверена, что это результат моих недавних панических атак. Предполагаю только, что это как-то связано с Ричардом, но в то же время я не уверена. Страшно подумать о таком. Но ужас в том, что меня больше пугает то, что я боюсь превратиться в свою мать.

Я не могу стать такой, как моя мама.

Я не могу позволить своему страху превратить меня в женщину, которая слишком напугана, чтобы жить своей жизнью.

Через десять минут я приближаюсь к адресу, который указан на визитной карточке. Здание само по себе сдержанное и суровое. Оно простирается высоко к небу, солнце поблескивает и отражается в стенах из тонированного стекла. Робко шагая, захожу внутрь и сразу замечаю широкий письменный стол из люсита[6] в центре холла. Я киваю и улыбаюсь охраннику, который сидит за этим столом, благодарная за то, что он не может видеть, как дрожат мои руки.

За своей улыбкой я прячу свое волнение.

— У меня назначена встреча с доктором Монтгомери.

— А вы? — спрашивает он, прищурив на меня глаза.

— Ева Гамильтон.

— Смотрите в камеру, пожалуйста.

Жестом он указывает на маленький, едва заметный на столе объектив. После того, как камера мигает один раз, я поворачиваюсь к нему, он смотрит вниз на экран, встроенный в его стол и начинает печатать.

— Пожалуйста, пройдите к лифту на правой стороне вестибюля и нажмите на кнопку восемнадцатого этажа, — указывает он, протягивая мне мой пропуск посетителя.

— Спасибо.

Я захожу в лифт и нажимаю кнопку этажа доктора Монтгомери. Слышится спокойная музыка. Пока лифт поднимается, в моем животе образуется пульсирующий узел. Мысль о том, что я буду сидеть напротив этого человека, а он будет копаться в моем грязном белье, вызывает не очень приятные чувства. Не уверена, что смогу пройти через это, но поскольку я уже так далеко зашла, то решаю сделать решающий шаг. Глубоко дышу, легкие расширяются с притоком кислорода, и я пытаюсь успокоиться. Когда лифт останавливается на нужном этаже, я выхожу и ищу его кабинет. Меня встречает женщина средних лет, сидящая за столом.

— Я Ева Гамильтон. У меня назначена встреча с доктором Монтгомери.

— Да, пожалуйста, присаживайтесь. Он встретится с вами через несколько минут. Мне нужно увидеть копию вашей страховой карты. Кроме того, у меня для вас есть несколько анкет, чтобы заполнить, пока вы ждете.

Ее голос звучит монотонно, как будто она произносит эти слова бесчисленное количество раз.

Открываю сумочку и подаю свою карточку. Когда она возвращается, я беру стопку анкет, и сажусь на пустой стул. Попутно достаю свой телефон, чтобы написать сообщение для Сидни.

Я: Эй, Сид. Я на месте и пока все нормально. Напишу тебе, когда отправлюсь в ресторан.

Сид: Удачи.

Я: Спасибо, она мне понадобится.

Мои глаза сканируют листы предо мной. Семь страниц. Семь долбанных страниц вопросов. Начиная с самой примитивной информации, ведущей к...

Я просматриваю немного дальше по списку, вижу вопросы про семью. Сердце замирает в груди. Неужели он не может просто отказать мне в приеме, а не заставлять отказаться по причине моего нежелания отвечать на эти вопросы? Представляю, как переверну страницу, а там окажутся знаки и пятна чернил, которые я должна буду описать.

Охарактеризуйте ваши достоинства? Что это? Я устраиваюсь на работу?

Каковы ваши методы решения проблем? Я должна записать перечень?

Есть ли проблемы со сном? Понятно же, я не была бы здесь, если бы могла разобраться со всем этим.

Просматриваю дальше по списку...

Отметить.

Отметить.

Отметить.

Пожалуйста, не проблема. Господи, чем я занимаюсь?

Вы принадлежите к какой-либо религии или духовной секте?

На этом вопросе я поднимаюсь со своего места.

Я ухожу отсюда.

Это смешно.

Пока двигаюсь к двери, слышу скрип. Оглядываюсь через плечо, и мои глаза расширяются, когда я вижу человека, стоящего передо мной.

Как так получается, что каждый раз, когда я его вижу, у меня захватывает дух? Я никогда не видела более красивого мужчину. Он великолепен. Но даже это слово не может описать его полностью. Он высокий. Его сильное подтянутое тело возвышается над моим хрупким. Этот мужчина, его присутствие...

Он выглядит внушительным. Как будто он один может заставить мир сойти со своей оси.

Доктор Монтгомери прищуривает глаза и продолжает смотреть. Это нервирует и в тоже время волнует. Но он встряхивает головой, момент потерян. Расправив плечи, он направляется ко мне.

— Привет, Ева.

Мое имя соскальзывает с его языка, словно плавная мелодия. Возможно, таким прекрасным баритоном следует петь.

— Здравствуйте, доктор, — отвечаю я тихо.

Он тянется вперед и берет мою руку.

— Приятно видеть тебя снова. Но, пожалуйста, знаю, что я твой доктор, но ты можешь называть меня Престон, — он замолкает, как будто неуверен. — Если это позволит тебе чувствовать себя более комфортно.

О чем я думала, решив прийти к этому человеку? Я отчаянно пытаюсь разобраться со своим дерьмом, но этот парень... Нет. Он слишком шикарен. Мне нужно встретиться с кем-то постарше — намного, намного старше. Может быть, с мужчиной лет семидесяти, который носит крошечные очки в проволочной оправе.

Престон посылает мне небольшую улыбка, и, я клянусь, у меня в животе просыпается тысяча бабочек.

— Пожалуйста, проходи в мой кабинет.

Другая его рука указывает на дверь рядом с тем местом, где мы стоим. Она приоткрыта и внутри темно. Зловеще.

— Хм, ладно.

Чувствую, что моя рука, по-прежнему заключенная в его руке, тяжелеет.

Мое тело не может двигаться, замерло. Я застываю на месте. Готовая сбежать. Готовая снова зарыть свою голову в песок и притворяться, что мне не надо быть здесь. Я смотрю в сторону выхода, а затем снова на него, и встречаюсь с ним взглядом.

Его полные губы растягиваются в утешительной улыбке.

— Все будет хорошо. Не волнуйся, нет ничего необычного, — шепчет он, но ни одна часть моего трясущегося тела не верит ему.

Инстинктивно пячусь спиной к двери, расцениваю свои варианты: уйти и позволить страху завладеть мной, или последовать за этим человеком.

Наши тела близко, мы в нескольких шагах от его кабинета. Он резко останавливается, и я чуть не врезаюсь в него, когда он включает там свет. С широко раскрытыми глазами я осматриваю его кабинет, а потом снова смотрю на него. Его присутствие заполняет небольшое пространство. Он притягивает, и мои внутренние барьеры вновь выстраивают стену. Как я могу говорить с человеком, один вид которого лишает меня душевного равновесия? Он поглощает весь кислород из воздуха, просто стоя рядом.

Мое дыхание становится рваным, когда я двигаюсь далее в комнату. Втягивая воздух маленькими порциями, я стараюсь очистить свою голову. Мне нужно сделать это. Я должна остановить кошмары, и это мой единственный вариант, поэтому мне нужно блокировать мою тягу к этому человеку.

— Почему бы тебе не присесть на диване? — говорит он, когда идет к столу, который находится вдоль дальней стены, и берет блокнот.

Я сижу на красном бархатном диване и смотрю вверх, понимая, что он за мной наблюдает, пока я усаживаюсь. Его глаза отслеживают каждое мое движение, он садится поудобнее в кресло напротив журнального столика.

Положив блокнот на колени, он вытягивает руку и запускает пальцы в волосы.

— Ладно, — он говорит так, будто собирается с мыслями.

Мое сердце сильнее бьется груди, пока я жду начало разговора. Мое дыхание громкое, я нахожусь в ужасе, пока в моем животе все сжимается, лицо горит, а на лбу выступает пот.

— Просто дыши, — бормочет он. — Это будет несложно. Обещаю. Сначала я задам тебе очень простые вопросы и сделаю для себя пометки того, что ты скажешь, чтобы после мне было легче воскресить это в своей памяти. Все в порядке?

Я кусаю губу.

— Да, все в порядке.

— О, и, пожалуйста, не стесняйся прервать меня в любой момент, и, если ты решишь, что нужно сделать паузу, мы сможем остановиться, когда пожелаешь.

Сглотнув, я киваю.

— Итак, давай начнем немного с того, когда началась твоя тревога, что привело тебя в больницу и немного о том, что привело тебя сюда сегодня.

— Разве мы не можем поговорить о чем-нибудь попроще?

У меня вырывается нервный смешок, и я замечаю, как правый уголок губ доктора приподнимается в полуулыбке, отчего на щеке появляется маленькая ямочка.

— Можем, но в чем тогда прикол нашей первой встречи? — шутит он, и мои плечи расслабляются. — Так, как ты себя чувствуешь сегодня?

Я наклоняю голову и думаю, что ответить.

— В порядке. Устала. Не выспалась, — признаю я на вздохе.

Он кивает.

— Это я могу понять. Нервничала сегодня?

— Да. Думаю, немного было.

— Что-то еще, что тебя тревожило?

Кусаю нижнюю губу и терзаю ее до боли. Престон берет ручку и делает заметки на листке бумаги, затем переводит свой пристальный взгляд на меня.

— Попроще? — улыбается он.

Я киваю.

— Вы всегда жили в Нью-Йорке?

— Хм, да. Я имею в виду, что не родилась в городе, мы переехали сюда, когда я была маленькой, — уточняю я.

— О, тогда где ты родилась? — он наклоняется вперед, отодвигая свою записную книжку, и внимательнее изучает меня.

— Я из Лонг-Айленда, родилась там.

— А ты работаешь? Или учишься?

— Я работаю в маркетинговом отделе в Stone Agency. Это фирма, оказывающая полный спектр услуг. Мы специализируемся в моде и развлечениях.

— Очень интересно.

— Да, мне нравится, — пожимаю плечами, выдавливаю подобие небольшой улыбки, на что он смеется.

— Звучит немного скучно. Вот быть психотерапевтом — это гораздо интереснее.

Он подмигивает, поднимая мне настроение, и это работает, потому что теперь я смеюсь, уходит напряжение из мышц, и я расправляю плечи. Когда мой смех прекращается, он становится серьезным и выпрямляет спину.

— Готова к сложному вопросу? — спрашивает он, и я киваю. — Давай обсудим твой первый визит в больницу. Это не трудно?

Его голубые глаза встречаются с моими.

— Полагаю.

— Для того, чтобы это сработало, ты должна доверять мне. Можешь ли ты сделать это? Можешь довериться мне?

— Не уверена, что смогу, но я попробую. Ну, как известно, я попала в аварию. Очевидно, после меня доставили в больницу.

Я слишком смущена, чтобы рассказать ему обо всех панических атаках и ночных кошмарах, так что молчу и пытаюсь придумать, что еще сказать. Слышу, как на заднем фоне тикают напольные часы.

Доктор Монтгомери тянется через стол, берет очки и надевает. Он поправляет их, пока они точнее садятся на его нос, и затем смотрит вниз на бумаги. Когда он смотрит вверх, я клянусь, мое сердце останавливается. Смотрю в его глаза, понимаю, что то, как он носит эти очки, выглядит... сексуально.

Он слишком идеален.

Он упирается руками в подлокотники кресла и изучает меня.

— Ты в порядке? Что происходит?

Я пытаюсь себя успокоить, проклиная за то, что так явно поддаюсь его обаянию.

— Хм, я просто нервничаю. Напугана. Отчасти... я не знаю. Потеряна? Я не уверена, должны ли мы обсуждать все это и то, как ты помог мне тогда.

— Это нормально, особенно для тех, у кого такая консультация впервые, — уверяет он меня.

— Ну, это хорошо, буду знать. Счастлива быть хоть в чем-то нормальной, — резко отвечаю я.

Нет ничего нормального в моей панике, когда я думаю о том, чтобы озвучить мои кошмары и страхи перед этим мужчиной. Намного проще было в больнице, когда я думала, что никогда не увижу его снова.

— Нормально — это просто определение, которое мы используем для себя, чтобы обозначить рамки, Ева. В нашей беседе не может быть рамок, — подмигивает он, и я на удивление высоко оцениваю этот небольшой жест, потому что, увидев его улыбку, улыбаюсь в ответ. — Поэтому, думаю, нам следует начать с самого начала. Я часто прихожу к выводу, что большинство проблем связано с этим. Единственное решение — установить причину и следствие, понять с чего все это началось.

— Возможно.

— Как насчет того, чтобы ты рассказала немного о своей семье?

Мгновенно мои мышцы напрягаются. В любое время темы, касающиеся моей мамы, вызывают спазмы у меня внутри. Я люблю ее, но быть ее основным опекуном в моем возрасте достаточно трудно.

— Моя семья — это только моя мама и я, — пытаюсь улыбаться, но вместо этого мои губы дрожат, выдавая меня.

— Где твой отец?

— Он умер в результате несчастного случая, когда я была маленькой, — хочу растаять, притвориться, что меня здесь нет, отступить за границы своего разума.

— Сколько тебе было? — его голубые глаза, нежные и искренние.

— Четыре, — отвечаю я, прежде чем успеваю себя остановить.

— Это, должно быть, было тяжело для тебя.

— Честно говоря, я даже не помню его. Большинство моих детских воспоминаний — это мама и я. И Ричард, конечно. Не помню, говорили ли мы о нем в больнице. Он был лучшим другом моего отца, — делаю глубокий вдох. — И ещё он был моим шефом.

— Так ты знала Ричарда очень близко?

— Он фактически вырастил меня. Это были его похороны, когда я уже уезжала после прощания и попала в аварию.

Знакомое чувство страха давит на сердце. Все мое тело напрягается. Вскоре появится боль в спине, после перейдет на грудь. Это словно удар кинжалом между лопаток, и я пытаюсь растереть эту боль.

— Очень сожалею о твоей потере. Если ты не возражаешь, я спрошу, как это произошло?

— У него случился сердечный приступ. К тому времени, когда... я нашла его.

Убираю руку со спины и прижимаю ее ко рту, чтобы сдержать рыдания.

— Знаю, это, должно быть, тяжело для тебя. Хочу, чтобы ты сделала глубокий вдох. Можешь это сделать? — я пожимаю плечами. — Как это случилось?

— Помню, что звонила ему, но он не ответил. Мне нужно было забрать кое-что у него для совещания. Я как раз была у мамы. Он... он жил в том же здании, где и она. Когда я добралась к нему, то нашла его уже мертвым. Я... Я помню все как в тумане, на грани потери сознания. Позвонила 911, даже вернулась к матери, чтобы рассказать ей. Я была убита горем и не могла полноценно оценивать происходящее.

— Так, когда именно ты перестала оценивать? Что ты помнишь?

Я делаю медленный вдох и выдох, чтобы не начать задыхаться.

— Когда я снова увидела его тело, но уже в гробу. Вот когда это произошло. До этого я все ещё отказывалась верить в происходящее. Но в тот момент реальность ударила меня, и я поняла, что Ричард мертв.

Слезы льются из моих глаз, и я пытаюсь их вытереть.

Престон берет ручку и строчит что-то в своем блокноте.

— Это был первый раз с момента смерти твоего отца, когда ты присутствовала на похоронах?

Я киваю.

— Я знаю, что ты была маленькой, когда умер твой отец, но ты что-нибудь помнишь?

— Нет.

Доктор снова быстро пишет, а я очень хочу заглянуть через его руку и прочитать, что он там написал. Когда Престон кладет свою ручку в сторону, поднимет глаза, и наши взгляды встречаются.

— Ты сказала, что он был тебе как отец. У него были отношения с твоей матерью?

— О, Господи, нет. Ей едва хватает сил передвигаться, чтобы почистить зубы. В ее жизни не было места для нового мужчины.

— А какие у тебя с ней отношения?

— Напряженные. Утомительные.

— Не хочешь рассказать мне немного про это?

— Я должна говорить про это сегодня?

Пожалуйста, скажи нет.

— Нет, нет, — о, слава Богу. Услышав, что мне необязательно рассказывать сегодня то, что я не готова, я облегченно вздыхаю и расслабляю мышцы спины. — Есть какая-то тема, что-то конкретное, что вызвало дискомфорт, потому что мы это обсуждали?

— Мне — нет. Не совсем, — нервно улыбаюсь я.

— Тогда, как насчет того, чтобы попробовать поговорить еще немного? Если будет тяжело, мы можем остановиться.

— Ладно, — шепчу я.

Проходят минуты, и мы меняем тему, говорим ни о чем. Это легче, чем говорить о моей матери или душераздирающе обсуждать тему похорон Ричарда. Мы не говорим о моем отце. Мы говорим на простые, обыденные темы. Темы, которые заставляют меня чувствовать себя комфортно. Темы, которые заставляют меня улыбаться. Но в конце концов эти темы заканчиваются, и я замечаю, что доктор Монтгомери смотрит на часы. Понимание того, что наша встреча подходит к концу, оставляет меня со смешанными чувствами. Я все равно радуюсь тому, что сделала, мне будет не хватать комфорта, который я почувствовала во время нашего общения. Хорошо, что есть такие люди, которые могут выслушать, дать совет и наставления, в которых я так отчаянно нуждаюсь после смерти Ричарда.

Это было хорошо. Прийти к нему было правильным решением. С плеч словно сваливается небольшой груз.

— Сегодня ты провела большую работу. И сделала ты это действительно хорошо. Первый шаг — самый трудный. Но у тебя получилось.

Престон улыбается и берет со стола черный кожаный блокнот. Когда я тяну к нему свою руку, наши пальцы соприкасаются. Мягкая кожа его большого пальца задевает мою, это отзывается румянцем на моих щеках, когда доктор передает мне блокнот.

— У меня есть для тебя небольшое задание.

— Задание?

— Да, я хочу, чтобы ты вела дневник. Записи о том, как ты себя чувствуешь. Если паническая атака начинает формироваться, запиши первые признаки. Неважно, что ты думаешь, или что чувствуешь в тот момент, я хочу, чтобы ты записывала, договорились?

— Ты будешь читать это после? — пожалуйста, скажи нет. Пожалуйста!

— Я буду просить тебя, чтобы ты читала мне, о чем написала, так мы сможем определить твои триггеры [7], но нет, сам я читать не буду.

Это я могу принять, пока буду уверена, что смогу выбрать то, что говорить ему.

— Хорошо. Я сделаю это.

— Отлично. Кроме этого, я отправлю по электронной почте несколько методов и практик, как бороться с наступающей паникой.

Я смеюсь над его предложением.

— Я просто представила себе обновленные устаревшие методы, которыми ты заставишь меня воспользоваться.

— Нет, ничего подобного.

На мгновение на его губах появляется улыбка, но только на мгновение, потому что он тут же берет себя в руки, и маска профессионала возвращается. Неважно, насколько мало это было, но я уже скучаю по его улыбке.

— Там будут примеры техники дыхания и визуализации упражнений. Еще оставлю тебе информацию о нескольких группах поддержки, на которых можно поприсутствовать, если сочтешь необходимым. Веришь или нет, но есть много людей, которые после перенесенного горя страдают от похожих панических атак. Возможно, захочешь пообщаться с другими, кто прошел через подобное.

Престон склоняет голову над столом. Я наблюдаю, как он строчит что-то на обратной стороне визитной карточки, поднимает и передает мне.

— И, если будет необходимость, я написал тебе мой прямой номер. Пожалуйста, не стесняйся позвонить мне.

Иметь его номер опасно. Мысль о телефонном звонке... Я никогда не смогу воспользоваться им. Если только я это сделаю, боюсь, никогда не захочу остановиться.

— Я даже не рискну это сделать, доктор Монтгомери.

— Возможно не сейчас, но, может, наступит время, когда ты будешь нуждаться в этом.

Надеюсь, что он не прав.

*** 

Я стараюсь написать Сидни сразу, как только выхожу, но она не отвечает, так что я возвращаюсь домой.

— Как все прошло? — кричит она из гостиной, пока я закрываю дверь.

Роняю ключи на столик, повернув голову в ее сторону. Иду в гостиную, она бросает в сторону журнал, который читала, и наклоняется вперед, очевидно, ожидая, когда я начну рассказ.

— Хорошо, — бормочу я.

— Ты должна мне все рассказать. Вы выяснили причину твоих кошмаров?

— Сид, это была моя первая консультация, — невозмутимо говорю я. — Неужели ты думаешь, мы выяснили это так быстро?

Она морщится.

— Ну, и о чем вы тогда говорили?

— Он спрашивал о моей работе. Я рассказала ему о маме.

— Ты сказала ему о своей маме? — в ее огромных глазах шок.

— Ну, я рассказала ему, что моя семья — это только я и она, вот и все.

— О-о.

— Это было странно, Сид. Рассказывать кому-то свои проблемы.

— Что-нибудь еще?

Я издаю стон.

— Боже мой, Сидни, я не успела открыть дверь, и ты уже устроила мне допрос с пристрастием, — сажусь рядом с ней на диван. — Я умираю с голоду. Может, закажем что-нибудь?

— Да, конечно.

— Что закажем?

Достаю свой телефон и просматриваю номера доставки, сохраненные в нем.

— Пицца?

— Пицца — это хорошо. Итак, это все, что я получу? Странно.

— Да. Ты же понимаешь, я не знала, о чем говорить и чего ожидать, что странно.

— Итак, в принципе, ваше первое общение было похоже на первое неловкое свидание, верно?

— Это именно то, на что это было похоже.

И да, это было почти оно. Этот неловкий момент, когда ты смотришь на парня и думаешь «Господи, он всегда такой красивый?». Только это было не свидание. Он — мой врач, так что сейчас подобные мысли неуместны.

— Говоря о первом свидании... Он все еще такой же горячий, как и раньше?

— О Боже, Сид! Оставь меня в покое! — я смеюсь и кидаю в нее подушку.

Она делает вид, что напугана.

— Хорошо, я собираюсь принять быстрый душ.

— Ладно, я останусь здесь и закажу пиццу.

Подруга посылает мне воздушный поцелуй.

— Спасибо.

Сидни выходит из комнаты, потом смотрит через плечо и открывает рот, чтобы сказать что-то, но я останавливаю ее.

— Иди в душ, от тебя пахнет.

На что я смеюсь.

Как только она уходит, я откидываюсь на спинку дивана, и мои мысли возвращаются к моей терапии. Боже, надеюсь, что это поможет.

Порывшись в сумочке, я достаю блокнот и прищурившись, смотрю на него. В этом нет ничего необычного.

Запись в дневнике:

Я ненавижу, что я должна делать это. Не уверена, что это будет реально работать. Ну, у меня не было приступа паники, так как я получила этот дневник всего несколько часов назад. Что же вместо этого мне написать про свой первый раз. Черт, звучит не очень хорошо. Слава Богу, доктор Монтгомери не будет это читать.

Первая паническая атака. Моя первая паническая атака произошла на похоронах Ричарда. Я понятия не имею, с чего это началось. Минуту назад я была там, и затем перенасыщение кислородом, и я прихожу в себя после аварии. Я помню мелочи.

Я помню свое учащенное сердцебиение.

Я помню, как холодный пот выступает у моих бровей.

Я помню, что потерялась в своих мыслях.

Потом я ничего не помню.

Отодвигаю свой блокнот и смотрю на слова, которые написала. Описание того, что я чувствую, немного меня успокаивает, как, собственно, стихают и чувства. Они не владеют мной. Доктор Монтгомери, очевидно, больше, чем просто красивое лицо. Он знает, о чем говорит.

Может быть, еженедельные консультации с доктором — это не так уж и плохо.

Глава 10 Престон

Какого хрена я делаю? Я не должен был разговаривать с этой девушкой, не говоря уже о лечении. Я знал, что это случится; я пытался подготовить себя, но ничто не могло подготовить меня к тому, что я чувствовал, когда она сидела в кабинете напротив меня.

Это было так, будто из моих легких выкачали весь кислород. Я знал прямо там и тогда, что это не нормальное состояние. На секунду, когда наши взгляды встретились, я знал, что мне нужно сказать ей, чтобы она ушла. Ушла и не возвращалась. Она слишком похожа на Слоан и, все же, она отличалась от нее. В первую секунду, как она заговорила, это стало более очевидным, насколько разными они были. Слоан была слабой, но эта девушка… Ева Гамильтон... Она не может видеть этого, но она одна из самых сильных людей, которых я когда-либо встречал.

Смотрю в окно, кажется, что вот-вот выпадет снег. Холодный и угнетающий, как и все снаружи, такое чувство, будто стены моего офиса сжимаются. Вновь всплывают мои прежние проблемы. Я стискиваю зубы. Именно такие чувства эта девушка пробуждает во мне. Она заставляет меня вспоминать. Она напоминает мне обо всех моих неудачах, ошибках и недостатках, но больше всего ее присутствие напоминает мне о том, что я потерял.

Телефон, зазвеневший на моем столе, вытаскивает меня из моего внутреннего смятения. Определитель номера показывает, что это мой старший брат. Интересно, что ему нужно в это время дня. Обычно он слишком занят, чтобы поговорить в рабочее время. Я поднимаю трубку, но не успеваю ничего сказать, потому что он произносит одну фразу, которая наносит мне удар в живот.

— Ты мне нужен.

Твою мать.

— Для чего? — спрашиваю я. — Что случилось?

— О, Боже, ничего серьезного, — он смеется на том конце линии. — У нас годовщина, а я был так занят на работе, ну, и, забыл.

— Ничего себе, ты забыл про юбилей? Это довольно низко даже для тебя.

— Тебе не обязательно напоминать мне, какой я, черт побери. Но хорошая новость в том, что она никогда не узнает правду обо мне. Я весь день думал над тем, что бы придумать. Решил, что мне понадобится твоя помощь.

— Так чем я могу помочь?

— Я удивлю ее поездкой в следующем месяце.

— И?

— Мне нужно, чтобы кто-то присмотрел за детьми. Сможешь? — он испускает долгий выдох.

— Все, чем могу. Ты же знаешь это.

— Да, знаю. Спасибо, Прес.

Повесив трубку, все, что я могу сделать, это покачать головой. Я в шоке, что он забыл. Это вообще не было похоже на него, поэтому не могу остановить улыбку, которая расползается по моему лицу, понимаю, как сильно он постарался, чтобы исправить свою ошибку. После Слоан мне не для кого было так суетиться. Никто не затрагивал мое сердце. Снова. Такая любовь дает мне веру, что, возможно, однажды я найду кого-то, ради кого стоит снова всем рискнуть.

Глава 11 Ева 

Запись в дневнике:

Все казалось неправильным. Мое сердце с перебоями билось в груди. Я не могла это контролировать. Мое тело мне неподвластно. Мое сердце сжималось сильнее. Я чувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.

К тому времени, как я добралась до ванной, мое дыхание участилось. Каждый раз, когда я представляла, что мне нужно будет рассказывать, как я попала в аварию, я теряла дар речи. Страх сушил мне рот так, что немел язык. Все, что я могла сделать, это ждать, когда пройдет приступ панической атаки.

Я сижу после тяжелого рабочего дня в холле для посетителей, наблюдая за дверью и признаками жизни за ней. Стану ли я когда-нибудь иначе к этому относиться? Прошла неделя. Неделю назад я нашла в себе силы, чтобы войти в это здание и попытаться выяснить, что же со мной происходит. Неделю назад я приветствовала доктора Монтгомери в моей жизни, избавляясь от бремени, и он начал очищать мою душу. Проходят секунды, а мои мысли продолжают плыть по течению, и я не могу не задаться вопросами о моем новом психологе. Кто этот мужчина? Что им движет? В тот момент, когда знакомые признаки паники начинают формироваться, я прогоняю мысли прочь. Просто думать о нем и о нашей предстоящей встрече — это уже вызывает во мне панику.

— Мисс Гамильтон, доктор готов вас принять, — я оглядываюсь на ассистента, и она указывает в сторону его кабинета. — Он сказал, что вы можете войти.

Вынимаю руку из кармана пальто, направляюсь к двери доктора Монтгомери и открываю ее. Он заканчивает телефонный разговор и движением руки указывает мне занять место на диване.

— Хорошо, солнышко. Конечно, я буду там. Я не пропустил бы такое ни за что на свете, — на его лице появляется улыбка, которая не только касается его глаз, но также затрагивает его душу. — Тоже люблю тебя.

Услышав слова, которые вырвались у него словно от эмоций, меня обуревает странное чувство. Оно очень похоже на ревность, но это не так. Я не знаю этого человека настолько, чтобы ревновать.

Нет, я просто завидую таким чувствам. Когда кто-то любит тебя, вы принадлежите кому-то, когда ваша душа тянется к другой душе.

После того, как Престон вешает трубку, его взгляд все еще наполнен тем чувством, которого мне так не хватает.

Безусловная любовь.

— Прости, сегодня день рождения моей племянницы. В эти выходные у нее праздник.

Его племянница. Я выдохнула, не осознавая, что задержала дыхание.

— Ей повезло иметь такого дядю, как ты.

— Мне повезло не меньше.

Тепло его улыбки эхом отражается в голосе, и в этот момент я вижу его с другой стороны. Это заставляет меня доверять ему больше, вызывая во мне больше симпатий.

— Ну, как ты сегодня?

— В порядке. Было много работы. Сложности с моей мамой. Чувствую себя выжатым лимоном, — признаюсь на выдохе.

— Что еще не так?

Я рассказываю ему обновленную информацию обо всем, что произошло с тех пор, как я была здесь в последний раз. По определенным причинам, я умалчиваю про кошмары. Я просто не готова озвучивать это, пока меня волнует так много других вопросов. Доктор слушает с неподдельным вниманием и записывает. Как только я заканчиваю, он отодвигает свой блокнот в сторону и пристально смотрит на меня.

— Давай поговорим о Ричарде. Можем ли мы это сделать? Или нужна минутка?

Полагаю, что он спрашивает о моем внутреннем состоянии.

— Я могу сделать это.

Престон расслаблено выдыхает, должно быть, он ждал мою ответную реакцию на этот вопрос, а затем наклоняется вперед.

— Ты говорила, что Ричард был лучшим другом твоего отца. Он всегда был частью твоей жизни?

— Сколько я помню, Ричард всегда был рядом.

Мое сердце сжимается каждый раз, когда чувствую, что начинается паника, я концентрируюсь на широких плечах доктора Монтгомери, на том, как он дышит, и это успокаивает меня.

— Только он?

— Если говорить о маме... Ну, скажем так, она не справилась со смертью отца. Появился Ричард, чтобы помочь мне, — мой голос звучи низко и глухо.

Доктор склоняет голову.

— Мне нужно, чтобы ты подробнее рассказала о своей матери.

Меня пронзает вспышка страха. Когда я говорю, губы дрожат.

— Она потеряла его, замкнулась. Это все, что я знаю. По отношению ко мне она всегда была такой. Имеет ли смысл это обсуждать?

— Имеет. Какой она была до несчастного случая с твоим отцом?

— Люди не говорят об этом, но я видела фотографии моих родителей, там, где они вместе еще до моего рождения, на них она выглядела совершенно другим человеком. Ее глаза светились, и она всегда улыбалась. Она была молода, красива, выглядела беззаботной и влюбленной.

— И это не та мать, которую ты знаешь?

— О, Боже, нет, — я яростно трясу головой. Моя мать никогда не вела себя со мной как мама. Слезы, которые я сдерживаю, после этой мысли пробиваются наружу.

Доктор Монтгомери тянет руку, когда он начинает говорить, его руки обхватывают мои.

— Расскажи мне о маме, все, что знаешь.

Он сжимает мои ладони, и я смотрю вниз на наши руки. Его хватка сильна. Это утешает меня. Это придает мне уверенность — как раз то, что мне нужно. Доктор Монтгомери отстраняется, и мое тело тут же чувствует холод и потерю. Я вглядываюсь в него и вижу, что он хмурит брови.

— Ты можешь это, — призывает он, пока откидывается на спинку стула. С новой дистанцией между нами дискомфорт не уходит. Внезапно я чувствую себя неловко.

— Моя мама... Моя мама — ипохондрик. Сколько я помню, она все время страдает от какой-нибудь мнимой болезни. Большую часть дня она не покидает свою постель. Она всегда больна. Для себя она ничего не делает.

Я глубоко вздыхаю, меня трясет, пока я рассказываю подробности.

— Она отказалась от вождения, потому что не хотела садиться в машину. Она не выходила из дома, поэтому мы никуда не ездили. Вот почему мы переехали в город. Когда Ричард узнал о ситуации, он заставил нас сдать наш дом и переехать в освободившуюся квартиру рядом со своей.

— Это, должно быть, было для тебя нелегко.

— Может быть... Как я уже говорила, я мало что помню из моего детства.

Иногда я благодарю Бога за это.

— Что-то изменилось после того, как вы переехали в город?

— Ричард нанял сиделку, которая так же убирала дом. Она заботилась обо мне и о маме.

— Как ее звали?

— Соня, — чувствую, как в горле застревает ком. Я любила Соню. Она заботилась обо мне. Любила меня. Она была для меня мамой.

— Как долго Соня пробыла с вами?

Недостаточно долго.

— Почти десять лет, а потом однажды ее не стало.

— Что случилось?

Она оставила меня.

— Ей пришлось вернуться в Бразилию, потому что ее мать заболела. Она была немного смущена, что ей пришлось уехать в канун моего тринадцатого дня рождения.

Я все еще чувствую боль, как и тогда, когда она ушла. Печаль пробегает по моим венам при воспоминании об этом, словно зверь в клетке, угрожая вырваться на свободу. Холодный пот покрывает мою кожу. Каждая мышца в моем теле напрягается, парализуя меня на месте.

— Все нормально. Дыши.

Вдох. Выдох.

Вдох. Выдох.

— Она уехала прямо перед моим днем рождения. Я помню, потому что мама была слишком «больна», чтобы делать что-то особенное, но я всегда могла рассчитывать на Ричарда.

— Что он сделал?

— Чего он только не делал. Он был рядом, этого было достаточно. Как я уже говорила, они с отцом были лучшими друзьями. Вместе выросли. Вероятно, они были близки как братья. Когда мой отец умер, я заменила Ричарду родную дочь. Хотя он ранее был женат, его жена не хотела иметь детей, и когда они развелись, он был не заинтересован в повторном браке, так что мама и я были для него практически его семьей. Он всегда был со мной, и когда я сломала руку и пришлось ехать в больницу, и когда нужно было прийти в школу на родительское собрание. Он был единственным, кто приносил мне лекарства, когда я болела, он, а не мама. Она была слишком напугана, что может что-то подхватить от меня, поэтому она оставалась в квартире, а если я была дома, она закрывалась в своей комнате.

Я зажимаю себе рот, но, несмотря ни на что, всхлип вырывается наружу.

— Мне очень жаль.

Его голубой взор блестит настолько остро, что опаляет меня.

— Это было утомительно. Выматывающе.

— Нужна минутка?

Я качаю головой. Мне нужно покончить с этим. Сказать ему все, прогнать это. Тогда будет легче.

— Какие у вас отношения с ней сейчас?

— Она постоянно нуждается во мне. Мой телефон звонит весь день, каждый день. Новая болезнь. Новый диагноз. Новый вариант лечения.

— Так, в основном, это ты заботишься о ней?

— Да.

— А кто заботится о тебе?

— Ричард.

И с этими словами я отпускаю, отпускаю все это. Слезы льются потоком сквозь приглушенные всхлипы и мое разбитое сердце.

Слезы ребенка, который вырос слишком быстро.

Слезы взрослого человека, который потерял слишком много.

Глава 12 Престон 

Она сломлена, и все, что я хочу сделать, это исправить это.

Каждая слеза, которую она проливает, оставляет ещё больший след в моей уже измученной душе. Слушать о ее детстве очень тяжело, не говоря о том, чтобы пережить подобное. Она заблудилась, бродя в одиночестве в этом мире. Я пытаюсь открыть рот, чтобы утешить ее, но напоминаю себе, что я здесь, чтобы слушать, а не брать ее руки в свои и обнимать ее. Но я хочу. Я хочу сказать ей, что все будет хорошо. Что все то плохое, что случилось, превратило ее в прекрасную женщину, которой она является сегодня. Я не очень хорошо ее знаю, но могу уже озвучить это. Она гораздо больше, чем она показывает. Гораздо тверже, чем она может понять. Она сильная и преданная, и она прекрасна. Внутри и снаружи. Я не должен думать об этом. Я не должен смотреть на нее в этом свете, но ничего не могу с собой поделать.

Пока Ева рассказывает мне свою историю, несвойственные чувства проникают в мою кровь. Что за мать откажется от своего ребенка? Какая мать заставляет своего ребенка нести заботу не по годам? Я чувствую печаль, возмущение и неодобрение. Осуждение всему причина, я становлюсь предвзятым по отношению к ней. Я осуждаю эту женщину, хотя даже не знаю ее.

Боже, в моей голове бардак. Я не могу думать о таких вещах. Я должен быть беспристрастным. Но я так зол и необъективен, что не должен продолжать лечение. Черт, я даже не уверен, что вправе быть с ней в одной комнате.

Это отнимает всю мою энергию, чтобы не дотянуться до нее. А так хочется схватить ее за руки, притянуть к себе и никогда не отпускать. Сказать, что с ней все будет хорошо, и я буду защищать ее. Но вместо этого я выпрямляю спину и сжимаю челюсти. Она может подумать, что я холоден, ей может показаться даже, что я жесток, но это единственный способ, который я знаю. Это единственное, что я могу сделать, чтобы не утешить ее.

Глава 13 Ева 

Я чертовски устала.

Так устала, что едва могу разобрать слова, которые печатаю на клавиатуре. Нужно чем-то взбодриться, и я иду в комнату отдыха. Удивительно, но здесь никого нет, и я приветствую тишину. Как же я всегда наслаждалась энергией, наполняющей офис, но сейчас мое сердце больше не здесь. Эти последние несколько недель я существую на грани. Делаю вид, что работаю и пытаюсь держать свои мысли и эмоции под контролем. Слава Богу, никто не спрашивает, чем я занимаюсь, потому что мне нечего будет ответить. Я не мониторю новые заявки. Я не звоню никому из моих прежних клиентов. Я не делаю ничего.

Когда кофеварка оповещает о готовности, и запах кофе наполняет воздух, я чувствую чье-то присутствие за спиной. Оборачиваюсь через плечо и вижу Барри, стоящего рядом. Я прищуриваюсь, глядя на него.

— Могу чем-то помочь?

— Неа. Просто решил выпить кофе.

Тепло его тела говорит мне, что он стоит слишком близко.

— Барри? Не против дать мне немного пространства?

Он отступает на шаг, но все еще слишком близко.

— Так…

Он наклоняется, чтобы заговорить, и чем ближе он становится, тем больше я чувствую, будто задыхаюсь.

— Ричард никогда не говорил тебе имя своего партнера? Или может, адвокат, который вел его дела связался с тобой?

Хотя я знаю ответы, но пока не решаюсь никому озвучить. Для всех было нелегко принимать то, что Ричард постоянно меня опекал, но что станет с персоналом, когда они узнают, что пассивный инвестор — моя мама, работать здесь мне будет еще сложнее. Я не должна обсуждать это с Барри. Молчаливый партнер — это не большая проблема. Помимо вложенного капитала, она не заинтересована в принятии решений.

— Нет, Барри. Я не знаю.

Я стараюсь себя контролировать, но чем больше мы говорим о Ричарде, тем сильнее ускоряется мой пульс. Не произнося больше ни слова, я выхожу в коридор и направляюсь в дамскую комнату.

Оказавшись там, я бросаюсь к туалету, чувствуя рвотный позыв. Это плохо. Так чертовски плохо. Клянусь, я умираю. Это не может быть нормальным. Это невозможно. Пульс зашкаливает. Сердце бешено колотится. Пот и тошнота.

У меня сердечный приступ. Нет. Это просто паника.

Вдох. Один. Два. Три.

Выдох. Один. Два. Три.

Я могу пройти через это. Вспоминаю о технике дыхания.

Это помогает, но проходит почти час, прежде чем у меня хватает сил, чтобы подняться с пола в туалете и продолжить нормально функционировать.

Но, в конце концов, я справляюсь с приступом паники.

*** 

Это будет моя шестая встреча с Престоном Монтгомери в качестве пациента. Я не могу поверить, что прошло шесть недель с тех пор, как я впервые оказалась в его приемной.

Скрип двери за моей спиной заставляет меня выпрямиться.

— Привет. Извини, сегодня я задержался. Ты как? Рад видеть тебя снова.

Он кажется таким спокойным и беззаботным.

— Я в порядке.

Натянуто улыбаюсь, но не думаю, что он чувствует мое беспокойство. Доктор обращается к своему предыдущему пациенту, прощается, прежде чем вернуть свое внимание ко мне.

— Не могла бы ты подождать в моем кабинете? Мне нужно проверить мои сообщения.

— Конечно, нет проблем.

Когда он смотрит на меня, что-то внутри меня оживает. Такое чувство я давно не испытывала — это покой. Он видит меня и понимает. Это удивительное, всеобъемлющее чувство. Но тут его глаза быстро моргают, и момент потерян. Покачав головой, я прикладываю усилия, чтобы не глазеть на него, и направляюсь прямиком в его кабинет.

Когда несколько минут спустя он заходит в комнату, наши глаза встречаются, и странное чувство наполняет комнату. Я волнуюсь, пока жду его, сидя за журнальным столиком.

— Привет.

— Хай, Док, — говорю я, и он качает головой на свое новое прозвище.

— Кажется, сегодня ты в хорошем расположении духа.

— Сейчас лучше, не то, что раньше.

И это правда. Несколько недель назад я была потеряна, но пребывание здесь — это как луч солнца после тяжелых дней. Я хочу погреться в его лучах, почувствовать тепло на своем лице.

— Что случилось?

— В офисе у меня была ужасная паника. Я словно потерялась во времени. Как будто все время моя грудь была сована тисками. — Но все меняется, когда ты рядом. — Почему так происходит?

— Так бывает. Ты практикуешь технику дыхания?

— Время от времени.

Я смотрю вниз в пол, не желая устанавливать с ним зрительный контакт. Боюсь, что он поймет, что я не следовала его рекомендациям. Разве только упражнения для дыхания.

— Это очень хорошо, — либо он не замечает, как я уклончиво отвечаю, либо дает мне шанс все исправить. — Это как-то помогает тебе?

Он улыбается, и я понимаю, что это второй вариант.

— Это меня успокаивает, — признаю я на выдохе. — Не так идеально, когда у меня был панический приступ в офисе, но все прошло гораздо лучше. Когда я почувствовала, что вот-вот потеряю сознание, то попыталась сконцентрироваться на дыхании и вернуть контроль.

— Итак, ты пришла к выводу, что дыхание помогло тебе дистанцироваться от страха?

— Да.

— Хорошо, уже лучше, — он наклоняется вперед в своем кресле. — Как насчет того, чтобы рассказать немного о том, что вызвало твою панику в последний раз?

— Я была на работе. Встретила коллегу, и он забросал меня вопросами о компании. Большинство моих приступов происходили на работе, что, конечно, не лучшее место. Последняя паника накрыла меня именно на работе, что было самое ужасное на этой неделе. Я чувствовала, будто умираю. Думала что у меня сердечный приступ прямо в офисе.

Мои глаза плотно закрыты, меня охватывает ужас от одной только мысли, что мой очередной приступ паники снова случился на работе. Это очень утомительно.

— Ладно, — он замолкает, и я слышу звук карандаша, который строчит по бумаге. — Расскажи мне о своей работе. Ты говорила, что работаешь в сфере маркетинга, но что входит в твои повседневные обязанности?

Открыв глаза, я гляжу на него.

— По-разному. Я отслеживаю заявки, связываюсь с клиентами, обсуждаю детали. Иногда это визиты к ним и совместные обеды. Если клиент согласен, я продумываю стратегический план маркетинга, чтобы соответствовало всем его требованиям. Вот, если коротко.

— Уверен, что есть немного больше, чем это?

— Да, но мне не хотелось бы утомлять тебя подробностями.

— Можешь мне ответить, сейчас тебе нравится там работать?

— Мне нравилось раньше, просто сейчас все по-другому, — я делаю вдох. Вдруг, рассказ о работе вызывает спазм дыхания.

— Почему по-другому?

Мне кажется, будто лед расползается по моим венам, и я пытаюсь контролировать свои эмоции. Доктор кивает мне с одобрением. Я выдыхаю и пытаюсь продолжить.

— Продолжай, Ева, я здесь, рядом, — успокаивает он меня.

— Я была там из-за Ричарда. Он дал мне работу. Он проверял меня, научил всем тонкостям. Он поощрял меня. Я просто не могу быть там без него. Чувствую, что это неправильно.

Слезы прорывают плотину, и я думаю, что выгляжу сломленной, но когда я ловлю взгляд доктора Монтгомери — в них только сострадание и понимание. В его глазах я вижу поддержку и силу.

— Я понимаю, что для тебя это трудно, но думаю, что мы уже сдвинулись с мертвой точки. Ты не замечала, в какой момент появляется эта тяжесть?

— Замечала.

— Хотела бы поделиться? — улыбается он.

— Не особо, — смеюсь я. — Если в этом нет необходимости, — он закусывает губу, и я улыбаюсь, опуская глаза на записи в своем дневнике. — Вот и прекрасно.

Я просматриваю страницы, одну за другой. Запись за записью, пока не становится ясным очевидное. Я морщу лоб.

— Вижу, ты что-то нашла. Общая схема?

— Когда смотрю в твои глаза, думаю, ты знаешь, что это, док.

— Догадываюсь, — он смотрит на меня с выражением полного понимания и чего-то еще, что я не могу понять. Я чувствую, как будто он хочет сократить расстояние и дотянуться до меня, но потом так же быстро все исчезает. — Продолжай.

— После глубокого вдоха и такого же выдоха я продолжаю.

— Работа. Это почти всегда случается на работе.

— Почему ты думаешь, что это так?

— Если бы я знала ответ на этот вопрос…

— Вижу, что ты запуталась, но вот почему мы здесь. Мы разберемся с этим вместе.

— Ты не можешь просто сказать мне?

— Я могу сказать тебе свою версию, но пока ты не выяснишь это для себя, ты не поймешь. Это как вырастить цветок. Сначала ты высаживаешь семена в почву, наливаешь немного воды, но, в конце концов, семена должны прорасти самостоятельно. Все, что ты можешь сделать для него, это ухаживать с помощью необходимых инструментов.

— Понятно. Подробности ни к чему, — злюсь я, и он снова смеется. Это красивый звук.

— Расскажи мне, что Ричард делал для тебя в офисе и вне офиса. Ты говорила, что он всегда был рядом, постоянно присутствовал в твоей личной жизни, и на работе он помогал во время твоей стажировки. Есть что-то, что он еще делал для тебя?

— Он давал мне поддержку.

— Кто-нибудь еще так делал?

— Нет.

Он опускает глаза, и его челюсть напрягается. Мой ответ, кажется, вызывает у него печаль и гнев одновременно.

— Итак, теперь, когда ты работаешь, тебе больше не требуется подтверждение того, что ты хорошо делаешь свою работу?

У меня отвисает челюсть. В этом причина?

— О чем ты говоришь?

— Это было больше, чем поддержка. Это утверждение, верно? Признание? — он кивает, пока я обдумываю его слова. — Не в этом ли причина? Кто-то другой давал тебе поддержку, помогал с карьерным ростом?

— Никто не помогал. Ну, никто, кроме Ричарда.

— Итак, твоя вера в себя зависела от его присутствия?

— Да, наверное.

— И как ты сейчас чувствуешь себя на работе?

— Замкнутой. Я понятия не имею, что делаю. Я не могу найти правильное решение для чего бы то ни было. Как будто я растеряла навыки. Как будто я не знаю, что делаю сейчас, без его присутствия. Боже, я так по нему скучаю.

— И что, ты думаешь, Ричард сказал бы на это?

Я закрываю глаза и слышу его голос в моей голове.

— Он бы сказал, что это смешно. Что я удивительная девушка, и я могу преуспеть в том, что делаю и планирую.

— Итак, вот, что я думаю. Ричард был отцом и наставником для тебя на протяжении почти всей твоей жизни. Думаю, причина твоих панических атак, которые, в основном, происходят в офисе, потому что тебе необходима поддержка и одобрение в том, что ты делаешь. И это ты всегда получала именно там и только от Ричарда, а не от своих родителей, а теперь его отсутствие — это гигантская пустота, которая проявляется в беспокойстве.

Я слушаю его слова, и они открывают так много смысла. Как я не видела этого? Я была так ослеплена своим горем, что не понимала очевидных вещей? Ричард был моим отцом, моей матерью... моим наставником.

— Так что мне теперь делать? — мямлю я.

— Делай то, что он посоветовал бы. Составляй планы на каждый день, действуй. Каждый раз, когда ты начнешь паниковать, когда будешь сомневаться в своих способностях выполнять свою работу. Когда ты сомневаешься в своих решениях — представляй, что Ричард рядом. Вспоминай о нем, подумай, какой бы совет он тебе дал и что ты сможешь из этого воплотить в своей реальной жизни. Помни его слова, наставления, анализируй их и живи по ним. Он был твоим лидером. Теперь тебе самой нужно научиться быть лидером, Ева.

— Я не знаю, вдруг я не смогу.

— Ты сможешь, — его голос такой напористый и уверенный.

— Откуда тебе знать?

— Потому что я верю в тебя.

Тепло от его слов проникает в меня. Знакомые слова, Ричард однажды сказал их. Они вселяют в меня веру.

Глава 14 Ева

3 недели спустя

Запись в дневнике:

С тех пор, как мы выяснили, что работа являлась причиной паники, число приступов сократилось. Это безумие, но техника, которую использовал доктор, кажется, работала.

Единственное, что не улучшилось, — это мои кошмарные ночи. Я по-прежнему испытываю страх от одной только мысли о том, чтобы лечь спать. Не понимаю, почему я до сих пор не сказала ему. Хорошо, это не совсем правда. Я слишком напугана, чтобы признаться в этом. Боюсь, что как только пойму истинную причину, это сломает и поглотит меня целиком. Вместо этого каждую неделю я сижу на диване напротив него и притворяюсь, будто подобное никогда не случалось.

Желание улизнуть из квартиры до того, как Сидни проснется, все сильнее. Это была длинная, изнурительная неделя, и мне нужно немного личного пространства, чтобы прийти в себя. Я хочу позавтракать в одиночестве, но, как минимум должна поступить правильно и позвать ее.

— Сид? Ты не хочешь сходить позавтракать? — через дверь, разделяющую нас, слышу стон. Быстро просовываю к ней голову. — Сид? — она все еще в постели, укутанная одеялом.

— Слишком рано.

— На самом деле уже нет.

— Почему мы так много пили прошлой ночью? — она зарывается головой под подушку, и я сдерживаю смех, глядя на нее.

— Потому что ты говорила, и я цитирую: «все парни такие милые, когда мы немного пьяны». Так что насчет завтрака?

Она не отвечает, поэтому я предполагаю, что ответ отрицательный.

— Напиши мне, если захочешь, я куплю тебе что-нибудь, — кричу я уже на выходе.

Накинув пальто и шарф, я направляюсь на зимний воздух. Ветер кусает мою кожу. Это заставляет мои глаза слезиться. Не обращая внимания на погоду, я открываю дверь в кафе и делаю шаг внутрь.

Какого черта?

Что он здесь делает? В углу помещения, в очереди стоит доктор Монтгомери, и он с двумя маленькими детьми. Я не хочу, чтобы он увидел меня.

Быстро, пытаюсь развернуться. Наткнуться с утра на вашего психолога, поедающего вафли, определенно, неловко.

— Ева?

Его лицо бледнеет, и он расправляет плечи. Странная реакция отражается на его лице.

Должно быть, он тоже потрясен, увидев меня.

Сегодня он выглядит по-другому. Настолько непривычно для меня, что я могла и не узнать его, если бы не его завораживающие глаза. Он одет в плотно прилегающий к телу серый теплый свитер, рубашку, потертые джинсы и кеды. В такой одежде он кажется моложе, чем обычно, но тонкие морщинки вдоль лба наводят меня на мысль, что ему около тридцати пяти. Мои глаза продолжают путешествовать по его фигуре, рассматривая его во всей красе. Он высокий, скорее худощавый, и прилично возвышается над моими 5,4 футами[8] роста. Его темные волосы со светлыми прядями, словно выгоревшими на солнце, выглядят так, будто недавно он провел пальцами по ним, потому что вид у него совершенно взъерошенный. Что добавляет немало бонусов его прекрасному телосложению.

— Дядя Престон, дядя Престон.

Маленькая девочка тянет за низ его рубашки, возвращая меня из моего забытья.

— Да, солнышко? — воркует он, глядя на нее, и на его губах появляется самая искренняя улыбка, которую я когда-либо видела на его лице. Это красивая улыбка. Заботливая улыбка, говорящая о том, что он обожает эту девочку и сделает для нее все, что угодно. Настоящий защитник, который отдал бы свою жизнь за ее счастье. Это напоминает мне о Ричарде, он также мне улыбался. От этой мысли мое сердце мечется от нахлынувших воспоминаний, и это пробуждает во мне желание узнать лучше этого мужчину, познакомиться с этой его стороной.

— Кто она? — интересуется детский голос, в котором слышится едва сдерживаемый смех.

— Это Ева, она э… — он замолкает, сжимая губы вместе, пока продумывает, как озвучить подходящий для меня статус. — Друг.

— Твоя подружка? — интересуется она, и я чувствую, что мое лицо вспыхивает.

— Нет, Эйвери. Она не подружка.

— Ты очень красивая. Ты должна быть его девушкой, — дразнит она своим немного писклявым голоском, и мне интересно, сколько ей лет для такой дерзости. — Ты похожа на Эльзу. Ты Эльза?

Я не могу не улыбнуться.

— Нет, милая, я не она.

— О... — она выпускает звук разочарования, и отворачивается, больше не заинтересованная мной. Улыбаюсь шире и ловлю взгляд доктора Монтгомери, который тоже подавляет свою улыбку. Внезапно из-за его спины высовывается другое личико. На этот раз это маленький мальчик. Он такого же возраста, как и девочка, Эйвери. Их черты лица очень схожи. Оба имеют кристально голубые глаза и небольшие курносые носики. Волосы такие же золотисто-коричневые, со светлыми прядями.

— Привет, а это кто? — говорю я, глядя на маленького мальчика, все еще прячущегося за ногу своего дяди.

— Это Логан. Логан, ты можешь поздороваться?

Вижу, что доктор Монтгомери нежно обнимает его, поощряет, давая ему знать, что он здесь рядом с ним, если понадобится ему.

— Когда я была в его возрасте, то тоже была робкой. Ему вовсе не обязательно говорить «привет», — я перевожу внимание на мальчика. — Все хорошо, зайчик. Ты не должен, если тебе не хочется.

Пытаясь придумать, что сказать, чтобы успокоить его, замечаю на его футболке уже знакомых героев мультфильма.

— У, ты, должно быть, любишь машины? — он посылает мне робкий кивок. — Я тоже смотрела этот мультик миллион раз.

От моих слов его зрачки удивленно увеличиваются, и он смотрит с благоговением.

— Привет, Ева, — шепчет он, и часть меня тает.

Этот ребенок напоминает мне меня в детстве. Я хочу обнять его и сказать, что нечего бояться.

Боковым зрением вижу, что Престон наблюдает за мной. Его голубые глаза пронзают меня, несмотря на расстояние, разделяющее нас. Они ищут свой собственный путь, как будто пытаясь услышать мои мысли. Сначала они оценивающие и осторожные, но с каждой секундой моего общения с Логаном, пока мы двигаемся в очереди, его взгляд уже более спокойный и мягкий, добрый и нежный, говорящий спасибо.

— Вы собирались посмотреть в кинотеатре продолжение? Уже вышла новая часть, — спрашиваю я Логана, и к этому моменту он уже совсем не прячется. Сейчас он стоит рядом со мной, и гигантская улыбка отражается на его лице. Его глаза оживают, загораются интересом, он поворачивается и подпрыгивает от восторга.

— Мы можем? Мы можем пойти? — он тянет своего дядю за пальто, и доктор Монтгомери смеется. Он выглядит великолепно, когда смеется.

— Может быть, после завтрака.

— Здорово звучит. У тебя, наверное, много таких машинок? — поворачиваю голову обратно к Логану и протягиваю руку, чтобы взглянуть на его машину.

— У меня есть целая коллекция. Дядя Престон подарил мне тонну машинок на мой прошлый день рождения, — он тянется в карман маленькой ручкой и вытаскивает машину за машиной.

— Это было на твой день рождения? Сколько же тебе лет? — спрашиваю я.

— Мне пять, — с гордость, отвечает он.

— Неужели? Здорово. Так ты уже такой большой, — Эйвери шагает вперед, держа свою руку на бедре.

— Я старше.

Доктор Монтгомери закусывает губу, качая головой.

— Она на пять минут старше Логана, — уточняет он.

— И, все равно, я старше, дядя Престон.

Он обвивает руку вокруг нее, немного прижимая ближе, но ухмыляется при этом. Это совершенно разные стороны одного человека, сильно отличающиеся от жесткой профессиональной версии, с которой я встречаюсь на своих сеансах. Мне нравится наблюдать за ним с этой стороны, он кажется особенным. И уже мысль оказаться с ним и его племянниками за одним столом, приобретает иной смысл. Я чувствую, как что-то тянет мою рубашку, смотрю вниз, и вижу Логана, стоящего прямо рядом со мной.

— Это плохой парень из одного из первых фильмов.

Крошечные черты его лица изображают гримасу, пока он показывает мне машинку.

— Я знаю. Он очень плохой.

— Точно как моя сестра, — смеется он.

Я поднимаю голову и ловлю взгляд доктора Монтгомери, который меня внимательно разглядывает. Его глаза мерцают, молча отражая миллион эмоций. Так много невысказанных слов, слов, которые я хотела бы услышать. Его губы в полуулыбке, а потом он переводит взгляд вниз на своего племянника.

В этот момент подходит хозяйка кафе с тремя меню.

— Было приятно повидаться с тобой, — говорит мне доктор Монтгомери, направляя детей в сторону, подальше от меня. Но Логан не двигается. Вместо этого он крепко держится и надувает губы.

— Она может поесть с нами? — спрашивает его Логан.

— Не думаю, — отвечаю я, но мне бы хотелось. Мне захотелось сделать все, чтобы быть в состоянии остаться и провести с ними больше времени.

— О, давай, дядя Престон. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — скулит он, Эйвери поворачивается к нам и присоединяется уже со своим звонким песнопением. Странный, слегка нетерпеливый взгляд выдает его, что обычно несвойственно такому профессионалу, как Престон. Множество эмоций отражается на его лице, но заметнее всего — просьба... Просьба не отказать маленькому мальчику и девочке, о счастье которых он явно заботится. Я улыбаюсь, глядя вниз на два крошечных личика передо мной.

— Конечно, если вы так хотите.

Я поднимаю свой взгляд и встречаюсь с завораживающими голубыми глазами. Одними губами он говорит «спасибо», и я отвечаю ему искренней улыбкой в ответ.

Пока мы идем в сторону большого стола, Эйвери и Логан увлечены спором о том, что его машины круче, чем ее куклы Барби. Я чувствую мягкое прикосновение на своем плече и оборачиваюсь, чтобы встретиться лицом к лицу с доктором Монтгомери.

— Спасибо, Ева. Понимаю, что ты планировала провести свой день иначе. Но теперь ты с нами, и еще это идет в разрез с моими правилами, ты все-таки мой пациент, и все такое, но эти дети... они для меня все. Логан переживает сейчас трудные времена. Так что, хотя это неправильно... Спасибо.

Печаль в его взгляде ощутима, и это разбивает мое сердце на миллион кусочков.

— Что происходит?

— Ему нелегко в детском саду. Трудный период адаптации. Он не может приспособиться и поладить со сверстниками. Он застенчивый, замкнутый, а некоторые дети дразнят его. Так что видеть его общающимся... — он делает паузу, чтобы глубоко вдохнуть и успокоить свои эмоции. — Видеть его общающимся с тобой — это действительно очень дорогого стоит.

— Они очень милые ребята. Завтракать с вами одно удовольствие. Тебе не о чем беспокоиться.

— Тогда поторопимся, они почти за столом.

Доктор Монтгомери кладет руку на мою поясницу, позволяя мне идти чуть впереди. От его прикосновения моя кожа покрывается мурашками. Когда мы вчетвером усаживаемся за столом, я оказываюсь зажатой между детьми, и все, что я могу делать, это получать удовольствие и смеяться.

— Итак, что вы будете заказывать? — спрашиваю я, глядя справа налево на обоих детей. В едином порыве они оба отвечают «вафли с шоколадной крошкой».

— Вижу, что вы бывали здесь раньше.

Их маленькие головки одновременно кивают.

— Мы все время приезжаем сюда вместе с дядей Престоном, — заявляет Эйвери, и я поднимаю взгляд, чтобы поймать глаза моего доктора.

— Что будешь ты? — спрашивает он.

— Мне то же самое. А что насчет тебя?

— То же самое. Это мой главный продукт выходного дня

Интересно.

— Это забавно. Последние годы я здесь частый посетитель, но никогда раньше не видела тебя.

Небольшие морщинки появляются на его лбу, зрачки увеличиваются, но он быстро маскирует изменения и улыбается.

— Обычно я бываю здесь немного раньше, чем сегодня, но сегодня я не один... дети.

Приходит официантка, и он заказывает для всех нас знаменитые шоколадные вафли с взбитыми сливками. Когда она уходит, я перевожу внимание обратно на Логана, он сидит по правую сторону от меня и гоняет машинки по столу.

— Кто выигрывает? — спрашиваю его.

— Молния Маккуин, — восклицает он, и волнение в его голосе передается и мне тоже.

— Конечно, он.

— Так вы, ребятки, живете здесь рядом?

Обращаюсь к Логану, когда задаю этот вопрос, но на самом деле я тайно надеюсь на ответ от дяди. Желание узнать больше об этом человеке всепоглощающее.

— Нет, мы не живем, — отвечает Логан, пока толкает машину назад и вперед так, что маленькие шины оставляют следы на дереве стола. — А вот дядя Престон — да.

Я смотрю вверх.

— Где ты живешь? — он ерзает на стуле, прежде чем ответить.

— Лексингтон и Тридцать пятый.

— О... А я на Тридцать третьей и Третьей.

Он кивает, но не отвечает. Вместо этого он наклоняется через стол, делая для автомобиля защитный барьер, но Логан быстро поворачивает в сторону и продолжает участвовать в гонках.

Я наблюдаю за ним мгновение, смотрю, как солнечный поток, проникающий через окно, отражается от него светом. Я вижу любовь, которая идет от него к детям. Это мужчина, которого я хочу узнать лучше, с которым хотела бы подружиться. Впервые за долгое время мне жаль, что время быстро летит, вместо того, чтобы продлить этот момент. Наше общение не затихает ни на минуту. Дети рассказывают нам все о детском саде, друзьях, маленьких шалостях, в которых они участвуют. Возвращается официантка с нашим завтраком, и стол заполнен звуками радости и еды.

Я поднимаю вилку, цепляю еще один гигантский кусок, на этот раз зачерпнув побольше сливок.

Когда я наслаждаюсь и смакую аромат, слышу вокруг смех, разносящийся веселым звоном.

— Что?

Поднимаю брови, и доктор Монтгомери наклоняется вперед через стол. Время остановилось, а его рука тянется ближе.

— У тебя… — пальцем вытирает мои губы, и эта заминка останавливает мое дыхание. Наши глаза встречаются, и его интенсивный взгляд меня опаляет. Последние капли кислорода покидают мое тело, но потом его голубые глаза расширяются в шоке от понимания того, что он сделал. Его рука резко дергается назад, как будто от ожога.

— У тебя там было... Мне жаль. Я не должен был делать этого, — он запинается.

— Все нормально.

Я пытаюсь вытереть то место сама, но все еще чувствую его прикосновение на своей коже.

— Это было так смешно. Казалось, будто у тебя усы, — смеется Логан, а после к нему присоединяется Эйвери, и довольно скоро напряженность рассеивается, потому что все начинают смеяться. Все еще смеясь, я замечаю, что официантка принесла счет, и я лезу за кошельком, но встречаюсь взглядом с доктором Монтгомери, который качает головой.

— Я угощаю.

— Спасибо, я так прекрасно провела с вами это утро.

Логан берет мою руку. Его маленькие пальцы липкие на ощупь.

— Хочешь покататься с нами? — спрашивает он, и я поворачиваюсь к окну.

Сегодня утром, когда я вышла из квартиры, я не заметила, как все красиво было снаружи. Но сейчас, сидя здесь, я вижу, что это чудесный зимний день. Улицы Манхэттена покрыты свежевыпавшим снегом, он по-прежнему чистый и блестит прекрасным белоснежным ковром.

— Вы, ребятки, пойдете кататься на санках?

Моя правая бровь поднимается, и доктор Монтгомери растягивает губы в большой ухмылке.

— Это входит в список обязанностей каждого классного дяди.

— О, а, ты классный дядя?

— Готов поспорить.

— Даже и спорить не буду. Катание на санках. Весело звучит.

Я могу представить, как он играет с детьми в Центральном парке, катает их на санках. Хотела бы я посмотреть на такое.

— Ну, пойдем. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! — Эйвери кивает, желая, чтобы я согласилась на ее мольбы. Доктор Монтгомери в глубокой задумчивости, но когда ловит наши взгляды, выдыхает.

— Ты можешь присоединиться к нам, если хочешь?

На его губах улыбка. Но это совсем другая улыбка, и она отличается от всех других улыбок, которые я видела от него сегодня. Это не ухмылка, и это не другая завораживающая улыбка, когда его глаза мерцают. Это не та улыбка, которую он дарит своим племянникам. Нет, эта совсем другая улыбка говорит, что он не уверен. Что он хочет, чтобы я поехала, он просто не хочет выходить дальше за рамки, еще сильнее стирать границы. Эта улыбка заставляет поддаться его приглашению. Но потом, закусив губу, решаю, что я не могу пойти. Мне нужно проведать мою маму.

— Я не могу, ребята, — дети надувают щеки. — У меня уже есть планы. Хотела бы я сказать да, но, к сожалению, не могу. Может, в следующий раз.

Пожалуйста, Господи, пусть будет этот следующий раз.

Мы все встаем, в неловком молчании, дети продолжают дуться и тоже не говорят ни слова. Когда официантка возвращается со сдачей, мы готовы на выход.

— Мы еще увидимся? — спрашивает меня Логан.

— Конечно. С удовольствием.

— Было приятно повидаться с тобой, и спасибо за компанию, — говорит доктор Монтгомери. Когда дети подбегают, чтобы обнять меня, я с улыбкой обнимаю их в ответ, после поворачиваюсь, чтобы уйти.

Я направляюсь к маме, а они отправляются продолжить свой идеальный день, который я тоже хотела бы разделить с ними вместе.

Выйдя из кафе, я решаю отправиться в квартиру моей матери. Мои ноги медленно скользят по снегу, пока я направляюсь вниз по улице. Я тяну время. Это очевидно. Есть миллион вещей, которые я предпочла бы делать, нежели отправиться в пригород, чтобы заботиться о ней. Одна такая вещь, например, катание на санках. Я очень хочу быть такой, как все — нормальной, наслаждаться жизнью. Но вместо этого я стою у дороги, ожидая смены сигнала светофора.

В животе от волнения о том, какой я найду ее, когда приеду, все скручивается в тугой узел. Нет, мой разум решительно не позволяет мне пойти туда прямо сейчас, не после моего чудесного утра. Вместо тоскливых мыслей, нависших надо мной, я думаю о детях и докторе Монтгомери. Сегодня я увидела его с другой стороны, его игривую сторону. Я не уверена, что должна знать подобное о своем докторе. Меня уже влечет к нему физически, а видя его таким... Это сбивает с толку. Он не такой как в своем кабинете. Я не знаю, как мне следует сейчас действовать.

В памяти мелькают его глаза, палец, ощущение его кожи на моей, как он вытирает крем, который остался на моих губах.

Дерьмо.

После такого все становится намного сложнее.

*** 

Когда несколькими часами позже я снимаю с себя одежду, не переставая звонит мой телефон. Я не могу представить, кто бы это мог быть, но напрягаюсь, когда вижу, что это моя мама. Начнется паника. Я должна была быть с ней сегодня. Это не может быть обычный звонок.

— Эй, мам. Ты в порядке?

— Я умираю.

Дерьмо.

— Ты не умираешь, мама, — начинаю нервно ходить по комнате. Это не может происходить прямо сейчас. Я хочу кричать.

— Нет, это так. На этот раз точно.

— Почему ты так думаешь?

— Моя голова раскалывается, и у меня странная сыпь на руках. Я знаю, что это заразно. Я чувствую это.

— Ты это действительно чувствуешь или это просто твои фантазии?

— Меня возмущает, что ты так думаешь. Конечно, это не фантазии. Мне нужно, чтобы ты отвезла...

— Мама, я накануне была у тебя весь день, и все было нормально. Я не вернусь в твою квартиру, чтобы везти тебя в больницу по причине головной боли.

— Но это может быть что угодно! Может быть, это опухоль. Это может быть рак. Я могу умереть. А тебе нет дела, что я умираю, — она кричит в трубку.

Все мое тело напряжено, как будто я стеклянная, и одно неверное слово разобьет меня на миллион осколков.

— Хорошо, мама. Я буду через пятнадцать минут.

И вот, я разбиваюсь на куски.

Глава 15 Ева 

Мягкие поцелуи покрывают мою кожу. Они переходят от линии моего воротничка до ложбинки моей шеи. Мои пальцы зарываются в его волосы. Мягкий, отчаянный стон срывается с моих губ. Я так хочу быть с ним. Прямо здесь, прямо сейчас. Его рука опускается вниз, вызывая покалывание по моему телу, ниже и ниже, пока он дразнит меня в самом желанном месте.

— Престон...

Я дергаюсь вперед. Мое дыхание тяжелое и неровное. Я стараюсь вернуть самообладание, но это невозможно, потому что это практически мой первый сон, который мне снится в течение нескольких недель. Я выдыхаю весь воздух, пытаясь восстановить дыхание.

Какого черта со мной происходит?

Сначала тревожные кошмары, наполненные кровью, а сейчас сексуальные мечты о моем психотерапевте. Я начинаю думать, что Престону… доктору Монтгомери следует написать мне направление к другому специалисту, который сможет лечить меня при помощи лекарств. Очевидно, что я — сумасшедшая.

Нуждаясь дать выход наболевшим разочарованиям, я беру свой дневник и начинаю писать.

Запись в дневнике:

Я думала о нем весь день. Я мечтала о нем всю ночь. Я мечтала о том, как почувствую его руки на себе, пока он будет меня обнимать.

С каждой минутой во мне возрастает желание узнать, каковы его губы на вкус. С одной стороны, я хочу рассказать ему все, и хочу, чтобы при этом он держал меня в своих объятиях в тот момент, когда я расскажу про демонов, которые скрываются внутри.

К тому времени, когда я достаточно успокаиваюсь, чтобы посмотреть на часы рядом с моей кроватью, эта проклятая штуковина начинает наигрывать ритмичную музыку. Пора вставать — шесть утра. Когда я вхожу на кухню, нахожу Сидни, которая уже переоделась для работы.

— Доброе утро, солнышко. Где ты была вчера? — спрашивает она, поворачиваясь на табурете.

— После завтрака, который некоторые пропустили по причине похмелья, я пошла к маме. Ты спала, когда я вернулась домой... или все еще спишь?

— Знаешь, если бы ты разбудила меня, я бы присоединилась к завтраку.

— Ну, я пыталась тебя разбудить. У нас был целый разговор, ты не помнишь? Сколько же ты выпила? — дразню я, но втайне радуясь, что вчера подруга предпочла отлеживаться в постели. Чувствую, что краснею, и по телу распространяется дрожь.

— Почему ты краснеешь? Что-то случилось?

— Гм, нет.

Это неважно, и я сомневаюсь, что подруга поймет мое увлечение, как у юной школьницы. Я полностью контролирую это. Ничего не происходит. Ничего не будет. Все совершенно невинно. Только потому, что он волнует, утешает меня и заставляет меня чувствовать себя сильнее, не значит...

Бл*дь.

Боже, почему он должен быть моим психотерапевтом? Почему я должна была увидеть его с другой стороны? Почему от мысли о нем у меня сбивается дыхание?

Бл*дь. Я пропала.

Да, такое я точно не могу сказать Сидни.

*** 

Понедельник пролетает прежде, чем я это осознаю.

Затем вторник.

Когда наступает среда, я в ожидании, что рабочая неделя скоро закончится. Часы на моем столе показывают только три, остается продержаться еще пару рабочих дней. На моем столе звенит телефон и загорается кнопка моей линии.

— Агентство Стоун. Это Ева.

— Ева, это Майкл.

— Привет, Майкл. Могу чем-то помочь?

— Когда у тебя появится свободная минутка, можешь прийти в мой офис?

— Да, конечно. Нет проблем.

О чем он может хотеть поговорить со мной? Может быть, он заметил отсутствие моей работы, или, может быть, клиент пожаловался. Может быть, он заметил приступы моей паники? Мое сердце колотится, а руки трясутся по бокам, когда я подхожу к его двери. Когда вхожу в кабинет, он жестом указывает закрыть дверь и занять место. Мое сердце так сильно стучит по ребрам, что может выскочить из груди. Он выглядит усталым, пока изучает меня в течение нескольких минут, после чего вздыхает.

— Как ты?

— Я в порядке.

— Я хотел проверить тебя. Ричард хотел бы, чтобы я так делал.

Ощущаю раскаяние в его голосе.

Мои губы слегка сжимаются.

— Ты ничего не должен, Майкл. Все нормально.

— Я не уверен, что ты знаешь, но Ричард и я были очень близки. Я начал работать на него еще в колледже. Сразу после смерти твоего отца, — он склонил голову, прежде чем вновь взглянуть на меня. — Ему было больно. Он потерял своего лучшего друга. Я понимал его потерю. Сам на тот момент потерял старшего брата из-за наркотиков. Этим я пытаюсь сказать тебе, что знаю, насколько вы с Ричардом были близки. Знаю, как сильно он любил тебя. Во всех отношениях для него ты была как дочь, и если тебе когда-нибудь что-то понадобится, я сделаю все, что смогу. Понимаю, что никогда не заменю Ричарда. Я бы и пробовать не стал, чтобы занять его место в твоем сердце. Но я могу быть твоим другом, если понадоблюсь. Я бы считал за честь стать частью твоей жизни.

— Спасибо, Майкл. Мне бы этого очень хотелось.

Его губы складываются в улыбку, над глазами появляются морщины, подчеркивая его возраст.

Мгновение мы не нарушаем тишину, а затем он кашляет, прочищая горло.

— О, я забыл упомянуть раньше, к концу следующей недели приедут юристы, чтобы огласить документы в отношении компании. Ты можешь отметить это на календаре?

— Хорошо. Конечно. Нет проблем.

— Отлично, уверен, что у тебя накопилось много работы, так что обсудим все позже.

Если бы он только знал, сколько у меня ее накопилось...

Глава 16 Ева

Шагая взад-вперед по своей комнате, я обдумываю, должна ли я налить себе бокал вина. Не должна. Моя выпивка — своего рода избавление от этой проблемы… от моих чертовых тараканов в голове. Просто я так чертовски напуган тем, что не чувствую себя в безопасности, когда закрываю глаза.

Моя паническая атака прогрессирует, как всеобъемлющий недуг. Она извивается внутри меня, как ядовитая змея. Ее горечь медленно заражает меня. Пока в один прекрасный день она не поглотит меня полностью.

Мои руки начинают потеть. Мышцы напрягаются. Меня охватывает самая настоящая паника. Кажется, будто остатки кислорода покидают мои легкие. Я хватаю себя за запястье, прижимая указательный палец к пульсу. Сердце бьется хаотично. Боль спускается вниз по левой руке, и затем все мышцы напрягаются, а по щекам текут слезы. Я хватаю свой телефон и набираю номер с визитки доктора Монтгомери.

Длинный гудок. Вдох.

Длинный гудок. Выдох.

Тишина.

— Алло?

Мое тело напрягается при звуках его голоса. Я не ожидала этого, что ему ответить, что сказать… я не знаю, что сказать.

— Алло, кто это?

— Доктор Монтгомери?

— Ева, это ты?

— Да, — пищу я.

— Все хорошо?

— Ээ... мне очень жаль. Я не хотела тебя беспокоить. Не думала, что ты ответишь.

— Ты не беспокоишь меня.

У меня вырывается всхлип.

— Шшш, ты в порядке. Шшш, — говорит он в телефон, успокаивая. — Сделай глубокий вдох. Теперь выдохни. Можешь ли ты сказать мне, что случилось?

— Я боюсь, — хныкаю я.

— Чего ты боишься?

— Всего.

— Понимаю. Я здесь, хорошо? Можешь сказать мне, что случилось сегодня вечером?

— Я боюсь уснуть.

Это звучит настолько нелепо, даже для моих собственных ушей. Но страх настоящий.

— Как долго это продолжается?

— Уверена, что ты занят. Сейчас мне уже лучше, — я уклоняюсь от его вопроса. Звонить ему было ошибкой.

— Ева, — его голос настойчивый. — Пожалуйста, поговори со мной.

Это мне не поможет, но уступаю его просьбе.

— Мне снятся кошмары.

После того, как я произношу это вслух, проблема, которую я намеренно не озвучивала так долго, отступает, тем самым снимая тяжелый груз, который я ношу в своем сердце.

— О чем они? — я слышу его вдох.

— Я не знаю.

— Ты не помнишь свои кошмары, когда просыпаешься?

— Не очень.

— Есть ли хоть что-нибудь, что запоминается больше всего?

— Запах крови.

Я слышу равномерный ритм его дыхания на том конце линии.

— Не хочешь встретиться со мной?

— Встретиться?

Я смотрю на время. На часах уже больше девяти вечера.

— Да, посидим в кафе.

Он не просит меня встретиться с ним, он говорит мне, что делать, и что-то внутри меня отзывается. От идеи снова встретиться с доктором Монтгомери вне офиса мой пульс ускоряется, я вскакиваю с постели в поисках одежды.

— Хорошо, дай мне тридцать минут, — отвечаю я.

— До встречи.

Он вешает трубку, а я пребываю на взводе.

Дерьмо.

Я натягиваю милую пару легинсов, застегиваю пуговицы на свободной рубашке и надеваю сапоги. После чего забегаю в ванную, чтобы почистить зубы, расчесать волосы и нанести легкий макияж. Не хочу выглядеть так, будто я только что вылезла из постели, не то, чтобы я старалась, скажем так, я «пытаюсь». Но ведь так оно и есть. Наверное, мне следует найти другого врача, ради которого я не буду как сумасшедшая стараться выглядеть красивой. Но не могу заставить себя сделать подобное. Когда я с ним, я чувствую себя нормальной. Хотя, наверное, не стоит так делать, потому что я делюсь с ним своими тайнами и переживаниями, но все равно чувствую это.

Схватив пальто, я направляюсь к лифту, а затем вниз через холл, на холодный воздух. Холодный порыв ветра заставляет стучать мои зубы, когда я иду к углу Тридцать пятой и Третьей, но удача на моей стороне, мне нужно всего несколько минут, чтобы добраться туда. Не замечая его, я вхожу в помещение, собираюсь подождать у стены. Через несколько секунд чувствую знакомое присутствие рядом, и мое сердце отзывается в груди.

— Ева.

Медленно поднимаю взгляд и встречаюсь с его мерцающими голубыми глазами.

— О, привет. Давно ты здесь? — спрашиваю я.

— Нет. Только что вошел. Готова присесть?

Я киваю, и хостес ведет нас к пустому столику в углу. После того, как мы расположились, доктор Монтгомери, склонив голову на бок, оценивает мой вид.

— Ты в порядке?

— Уже лучше.

— Почему ты не сказала мне, что у тебя были кошмары?

Я оказалась права. Мое недоверие ранит его. Теперь, сидя напротив, наблюдаю за его реакцией. Брови нахмурены, зубы покусывают нижнюю губу, но на самом деле его выдают глаза. Его взгляд потухший, грустный и обеспокоенный.

— Мне было стыдно, — от этого признания по моим щекам растекается тепло.

— Тебе никогда не должно быть стыдно передо мной. Я не буду судить тебя., — его утверждение правдиво, в голосе нет ни грамма осуждения. — Не хочешь рассказать мне о них сейчас?

Я качаю головой.

— Понимаю.

Мы сидим в тишине несколько секунд. Подходит официантка, он заказывает молочный коктейль и гамбургер. Когда она поворачивается ко мне, я отвечаю, что мне только воды.

— Ты должна что-нибудь поесть, — говорит доктор Монтгомери после того, как официантка уходит.

— Я уже поужинала.

— Тогда закажи десерт.

Ты и есть мой десерт. Слава Богу, он не слышит грязные мысли, которые появляются в моей голове.

— Уже слишком поздно, чтобы есть десерт.

— Никогда не поздно съесть чего-нибудь сладкое, — он улыбается, и часть меня тает прямо на месте. Его губы завораживают, и я краснею.

— Почему ты ешь так поздно? — говорю первое, что пришло в голову, пытаясь переключиться от своих мыслей.

— Сразу после работы я пошел в центр города, чтобы посмотреть фильм.

— На самом деле? Это здорово, что ты можешь сходить в кино сразу после работы. У меня накопилось слишком много дел на этой неделе, но в пятницу я обязательно заглядываю в бар «Уголок».

— Честно, обычно я не выхожу в течение рабочей недели, а по выходным бываю в баре «Оук». Но всякий раз, когда в прокат выходит новый фильм, я стараюсь попасть на премьеру в первый день релиза, — признается он, и я не могу сдержать хихиканье, которое не ускользает от него. — Эй, ты смеешься надо мной? — он притворяется, будто надулся.

— Прости, просто вырвалось. Я совершенно не ожидала подобного. Это еще одна деталь, которой ты застал меня врасплох. Санки, зарубежные фильмы — ты самый интересный человек, которого я знаю.

Я только что сказала это вслух?

— Почему... Ммм… Давно это стало твоим увлечением?

— Потому что я поступил в Нью-Йоркский Университет. Ну, и на тот момент моя девушка и я были киноманами. Она любила зарубежные фильмы, у нас была традиция: каждый раз, когда выходил новый фильм, мы старались его увидеть в день премьеры, во второй половине дня, чтобы избежать толпы.

— А ты все еще продолжаешь эту традицию?

— Да.

— А она?

— Она мертва.

Мой рот непроизвольно раскрывается после такой информации.

— О.

— Сегодня вышел новый фильм, так что я пошел на премьеру.

Провожу руками по своим волосам, пытаясь придумать подходящий ответ.

— Хорошо, круто.

О, Боже, что я несу. Он рассказывает, что его бывшая девушка умерла, и все, что я могу сказать: «хорошо, круто». Я наблюдаю за ним в течение минуты.

— На самом деле, ты выглядишь так, как типичный любитель зарубежного кино.

— И что это за тип?

— Серьезный, угрюмый и задумчивый.

— Подожди, я действительно так выгляжу? — гримасничает он.

— Что-то типа того… Ты все время очень серьезный.

Он смотрит вниз на свои руки, на стол, затем поднимает глаза, чтобы встретить мой взгляд. Его обычно бледно-голубые глаза кажутся совершенно безжизненными.

— Такой я только с тобой, — его голос низкий, и он звучит виновато.

Я на миг замолкаю, пытаясь понять то, что он только что сказал.

— О.

— Я не это имел в виду.

Я неловко ерзаю на своем месте.

— А что ты имел в виду?

— Ты мой пациент. Я должен вести себя подобным образом.

— Но почему? Мы просто двое людей, которые пьют кофе и разговаривают.

— Где бы мы ни находились, мы никогда не будем просто друзьями, которым захотелось выпить чашечку кофе.

— Я… Я не понимаю, — мой голос звучит громче, чем я предполагала, и он оглядывается по сторонам, прежде чем опирается на стол и шепотом отвечает мне.

— Как твой психолог, я не должен пересекать определенную черту. Наше общение касается тебя. Если речь пойдет про меня, то можем пересечь эту черту.

Ноет в груди, я ненавижу это.

— Я не думаю, что все так категорично.

— Так должно быть. Даже то... То, что едим вместе... Даже это не одобряется.

— Тогда почему ты здесь?

Он качает головой и прикусывает губу.

— Мне нужно было увидеть тебя. Убедиться, что ты в порядке. Я считаю, что не вправе оставаться в стороне, — мышцы на его челюсти дергаются, и я понимаю, что он хочет сказать больше, но не решается.

— Я не хочу, чтобы ты оставался в стороне. Я чувствую себя комфортно с тобой, хотя обычно я не… — мой голос срывается, губы дрожат.

— Ты не должна чувствовать себя комфортно со мной. Будучи друзьями... Мы нарываемся на неприятности.

— Меня это не волнует, если только речь не о тебе?

Он смотрит вниз и вздыхает, затем поднимает взгляд.

— Меня это не волнует. Это АПА.

В изумлении поднимаю бровь.

— Американская Психологическая Ассоциация. Это заботит их, — уточняет он.

Понимание этого разрывает меня на части.

Я хочу продолжить спор, что в этом нет ничего необычного, но понимаю, что он не уступит. Я не хочу лишиться нашего общения, поэтому делаю выдох и изображаю фальшивую улыбку.

— Тогда расскажи мне об этом фильме, — прошу я, по сути, меняя разговор. Если это все, что мне дано, я отказываюсь тратить время на разговоры о том, почему мы не можем быть друзьями.

Как только мы заканчиваем, и доктор Монтгомери оплачивает счет, мы оба встаем, чтобы выйти из ресторана. По мере приближения к двери, он удерживает ее открытой, позволяя мне первой покинуть помещение. Когда я прохожу мимо, он кладет руку мне на поясницу, и мое тело напрягается, словно меня ударило электрическим током там, где он прикасается ко мне. Реальность начинает смешиваться с фантазией о том, что мы могли бы быть просто друзьями, решившими поздно ночью перекусить вместе в городе.

— Мне туда, — я жестом указываю в сторону своей квартиры.

— Мне в противоположном направлении, но я тебя провожу, — он топчется на месте, покачиваясь вперед и назад на пятках, и я думаю, что он тоже не готов расстаться. — Ты живешь на Тридцать третьей, да?

— Да, высотка на углу. Но ты вовсе не должен...

— Мне бы хотелось, — его голос становится тихим, глаза бродят по мне. Они прекрасны. Они всегда были такими ясными? Что со мной такое? Мне нужно убираться отсюда. Мне нужен воздух и расстояние от этого человека, который вызывает помутнение моего рассудка, потому что прямо сейчас мне плевать на АПА или как там это называется. Все, что я хочу, это смотреть в его глаза и улыбаться.

— Когда вернешься домой, я хочу, чтобы ты попрактиковалась в дыхании и визуализации. А еще рекомендую тебе принять ванну.

— Ладно, — пищу я. От мысли о том, что он будет знать, что я буду лежать голой в ванне, мои щеки краснеют.

— Хорошо, отлично. Я думаю, что в действительности сегодня это должно помочь, но если не поможет, позвони мне, мы сможем обсудить это, несмотря на то, что мы встретимся в пятницу.

Ни один из нас не произносит ни слова весь остаток пути до моей квартиры. Когда мы подходим к дому, на подъеме, я поворачиваюсь к нему лицом и случайно теряю равновесие. Мое тело кренится вперед. Я собираюсь упасть на бетонные ступени, когда две сильные руки меня ловят. Он тянет меня к себе и удерживает в своих объятиях.

Поднимаю глаза, наши взгляды встречаются. Я теряюсь в завораживающей синеве его глаз, не желая отпускать их. Но потом вижу, как его щеки бледнеют, и из уст вылетают проклятья. Он закрывает глаза, и прежде чем открыть их, отстраняется от меня. Я не знаю, что делать или как продлить этот момент, поэтому тянусь вперед, и касаюсь его рукой.

Нежно...

Мягко...

Я слышу, как он вдыхает, пока подушечки моих пальцев прикасаются к его коже.

— Спасибо, Доктор Монтгомери.

Он выдыхает.

— Пожалуйста, зови меня Престон. После вафель, поздних ночных звонков и спасения тебя от падения, мы можем обращаться друг к другу по имени.

Он смеется, чтобы сгладить ситуацию, и это посылает тепло в мое тело.

— Спокойной ночи, Престон.

Его имя соскальзывает с языка, как грязный секрет. Как запретный плод. Как то, что я хочу повторять снова и снова, но не должна.

— Спокойной ночи, Ева.

Глава 17 Ева

Я забегаю в офис в пятницу утром на последних минутах до начала рабочего дня, но это не страшно, если бы я опоздала. Большинство сотрудников работает из дома. Красота маркетинга в том, что вы можете управлять процессом из любой точки мира, что было бы для меня предпочтительнее после похорон и начала панических атак. Но, к сожалению, сейчас я работаю с новым проектом, и мне нужно встречаться с Майклом каждый день, так что работать из дома — не вариант.

Я осматриваю кабинет, мне любопытно, где Сидни. Она ушла из квартиры рано утром, и я ее не видела. В то время как я ищу ее, замечаю, что у окна стоит Барри. Когда он замечает меня, его зрачки расширяются, и он движется в мою сторону. Настроения общаться с ним нет, поэтому я рассматриваю шансы на побег. Прибавляю шаг, направляюсь в комнату отдыха, как будто там меня ждет спасение, где нахожу Сидни у кофе-машины.

— Эй, так вот ты где , — говорю я, прохожу в комнату и тянусь за кружкой.

Она оглядывается через плечо и улыбается мне.

— Что такое? Боже мой, я без сил.

Мой желудок сжимается. Интересно, может, причина ее усталости — последствие моего вчерашнего ночного кошмара? Или еще хуже, последствие моих недельных кошмаров.

— Где ты была этим утром?

— О, я должна была забрать баннер, который заказывала для клиента.

Машина оживает, и она наклоняется ближе, чтобы поговорить.

— Этот новый проект меня доканает. Что происходит у тебя? Я редко вижу тебя. Ты всегда бегала, суетилась, а теперь, когда ты дома, отсиживаешься в своей комнате. Ты в порядке? Ты хоть немного поспала прошлой ночью?

— Полагаю, да, — улыбаюсь я сквозь зевоту.

— Кстати, как продвигается лечение? Выяснили что-нибудь еще?

Ее бровь поднимается, и я смеюсь.

— Это не так просто, Сид. Уверена, что это займет больше пары бесед или одного телефонного звонка, чтобы помочь исправить меня.

— Телефонный звонок? Ты не говорила про это? — упс. — Что случилось?

В ее глазах изумление, а с каждым словом, что она произносит, тон ее голоса поднимается на октаву.

— Несколько дней назад я была жутко напугана, — бормочу я, прекрасно понимая, что она захочет подробностей, а я слишком устала от всего этого, чтобы обсуждать подробности прямо сейчас.

— Что ты имеешь в виду?

— У меня случился приступ.

От моего признания между ее бровями появляется складка.

— Почему ты не пришла ко мне? Я понятия не имела, что происходит, будучи в соседней комнате.

— Знаю. Я и так в последнее время доставляю тебе слишком много хлопот. Мои проблемы…

Она поднимает руку.

— Что еще за мои проблемы. Мы не просто соседи по квартире, Ева. Ты мой друг. Ты для меня как сестра. Ты можешь доверить мне такие вещи.

— Я знаю. Я просто…

— Пожалуйста, в следующий раз приди ко мне? Я хочу быть с тобой.

— Ладно, — киваю я.

— Я действительно волнуюсь за тебя, и я...

— Знаю и сожалею. Я обещаю, — посылаю ей маленькую улыбку. — На сегодня у меня очень много работы. Пообедаем?

— Конечно.

— Суши?

— Здорово звучит.

Вскоре возвращаюсь к своему столу. Пока я бесцельно смотрю на бумаги, лежащие передо мной, беспокойное чувство гложет меня изнутри. Когда же пройдет боль?

Глава 18 Престон

Щелк.

Щелк.

Щелк.

Авторучка в моей руке ходит ходуном по поверхности моего стола. За последние два с половиной месяца основным событием каждой недели остаются наших встречи. Где она? Почему она не здесь? Взглянув через комнату на часы на стене, я проверяю время … Она уже официально опаздывает на пятнадцать минут. Я собираюсь позвонить ей.

Пальцем прокручиваю список контактов, пока не нахожу ее имя, и нажимаю «вызов». Телефон переключается на голосовую почту. Дерьмо. Я бы солгал себе, если бы не признавал, что я нервничаю. После того, как виделся с ней несколько дней назад, я знаю, что ей нелегко, и то, что она не здесь, в нашу запланированную встречу, на нее не похоже. Я хочу убедиться, что она в порядке, но кроме как позвонить, что я могу сделать? Ничего. Так что я буду просто ждать. Я дам ей еще пять минут.

Время, которое я решил ей дать, прошло, а ее телефон по-прежнему отсылает меня на голосовую почту, поэтому я решаю уходить. Ева была моим последним пациентом на сегодня, и так как она не пришла, я иду домой.

Когда я дохожу почти до места, мой желудок урчит. Вот досада. У меня нет дома еды. Что будет быстро и не слишком долго? Пицца. Я зайду в пиццерию на Тридцать третьей и перекушу. Если я не задержусь дольше пяти минут, то смогу отправиться домой и проверить записи пациентов на другой день.

Прогуливаясь по Третьей авеню, приближаюсь к пересечению улиц и жду, когда загорится зеленый свет, чтобы перейти дорогу. Слегка поворачивая голову, вижу знак на «Бар Уголок». Выглядит немноголюдно, несмотря на вечер пятницы. Мои глаза щурятся, когда я заглядываю внутрь, и мгновенно замирают на одной точке. Вот она где. Стоит почти у пустого бара, все ясно, как Божий день. Но почему здесь, когда она должна была быть в моем кабинете? Я наблюдаю, как молодой бармен протягивает ей шот, и она делает большой глоток. Она наклоняется над стойкой с намеком, и моя кровь начинает кипеть. Я разворачиваюсь к двери. Часть меня хочет, чтобы я был достаточно силен, чтобы уйти, игнорировать то, что вижу. Но преодолевая расстояние до двери, мне становится очевидно: я знаю, что этим только обманываю себя. Мне нужно войти. Мне надо. Это как если бы сумасшедший маяк погас, предупреждая меня, что мне нужно опомниться, и по какой-то причине я не могу заставить себя сделать это.

Глава 19 Ева

Вместо того, чтобы идти домой, я направляюсь прямиком в бар, что на углу моего дома. Я выпиваю три стопки текилы, и когда фокусирую взгляд на большом окне, вижу прохожих, спешащих по Третьей Авеню. Замечаю мужчину в хорошо сшитом костюме. Вижу только его профиль, но он очень похож на доктора Монтгомери. Господи, я, должно быть, сильно пьяна. Это не может быть он. Я смотрю вниз на свой пустой стакан, а затем снова на незнакомца, но уже нигде не вижу его. Отлично, теперь я понимаю, что точно пьяна, и издаю громкий смешок.

— Чего ты смеешься? — интересуется Остин и наклоняется над стойкой, его растрепанные светлые волосы падают ему на лоб.

Он откидывает их назад, и его глубокие теплые карие глаза мерцают озорством. Я помню, что сбежала из его квартиры несколько недель назад, но он симпатичный, и идея провести с ним время гораздо лучше, чем мечтать о Престоне. Я соблазнительно наклоняюсь вперед, когда отвечаю на его вопрос.

— Ничего.

Текила согревает мое тело, и я чувствую себя хорошо.

— Ева.

Обернувшись, я несколько раз моргаю. Он здесь. Что он здесь делает? Он кажется более высоким, чем обычно, нависая надо мной.

Ошеломляющее чувство.

— Это тыыы… Престон.

— Сколько ты уже выпила?

— Немного, но это легко поправить, — говорю я с ухмылкой. — Что ты здесь делаешь?

— Ты сегодня пропустила встречу.

Вау, он разозлился.

— О, дерьмо. Я совершенно забыла. Ты пришел сюда меня искать?

Он прикрывает глаза.

— Нет. Хотя я беспокоился о тебе.

В горле перехватывает дыхание. Он волновался.

— Почему?

— Я знаю, что у тебя были трудности, но потом ты не приходишь после работы...

— Так почему ты здесь?

— Ну, я шел мимо бара, чтобы захватить еду из пиццерии на Тридцать третьей улице, и увидел тебя через окно. Несмотря ни на что ты вернулась к выпивке.

Теперь его слова немного кусают, но он стоит прямо здесь, и невозможно не потеряться в его голубых глазах.

— Полагаю, у меня много всего на уме, — бормочу я, и его взгляд теплеет.

— Хорошо. Я понимаю.

Он поднимает руку и проводит ею по волосам. Сейчас, как мне кажется, ему неудобно, а у меня появляется смелость, и я делаю шаг ближе к нему. Каждая клеточка моего тела трепещет от близости к нему.

— Нет, не хорошо. Но я обещаю никогда так больше не делать.

Я кладу руки на его руку.

Его глаза слегка сужаются, он делает глубокий вдох и освобождает руку.

— Ева.

Он почти шепчет, его взгляд встречается с моим. На мгновение я думаю, что в его глазах отражается потребность во мне.

— Повторить, — кричу я Остину, через весь бар, но он меня не слышит.

— Ты должна перестать пить. Ты пьяна.

— Я не пьяна.

Как он смеет думать, что может прийти сюда и указывать мне, что делать?

Это не его офис, и сейчас я не его пациентка.

— И если ты не планируешь выпить со мной, пожалуйста, уходи и позволь мне повеселиться с Остином.

Я поворачиваюсь к нему спиной и вспоминаю про Остина.

— Ева.

В его голосе слышится предупреждение, но я не прислушиваюсь к нему. Я разворачиваюсь на носочках и всем своим видом показываю не лесть не в свое дело. Пытаясь быть сексуальной, я наклоняюсь над стойкой, и с моим-то везением, оступившись, теряю равновесие и почти падаю назад. Из ниоткуда руки Престона обнимают и ловят меня. Наши глаза встречаются, его взгляд опаляет меня, в нем загорается хищный огонек.

— Ты идешь домой.

Он вытаскивает кредитку из бумажника и передает ее Остину:

— Закройте ее счет, она уходит.

Его челюсть сильно напряжена, когда он говорит, поэтому я не спорю, а просто киваю Остину.

Как только счет оплачен, Престон выводит меня из бара, и мы поворачиваем за угол к подъезду моего дома. Он ничего не говорит.

— Я уже пришла.

Указываю на дверь прямо перед нами.

Я не хочу, чтобы он уходил.

— Ты пьяна, я думаю...

— Я не уверена, что меня интересует, что ты про это думаешь, — я шагаю ближе, положив свои руки ему на грудь. — Если только ты не собираешься подняться ко мне.

Я встречаюсь с ним взглядом. Его глаза темны на фоне черного неба, а дыхание учащенное. Его грудь поднимается и опускается при каждом вдохе. Он хочет меня. Я вижу это.

Влюбленная пара проходит мимо нас, заставляя наши тела приблизиться друг к другу еще больше. Если я потянусь, то смогу запустить руки в его волосы. Интересно, каково это?

Интересно, они такие же мягкие, как я представляю в своих мечтах? Разглядывая черты его лица, я медленно встаю на носочки, и мое тело наклоняется вперед. Мы так близко, слишком близко. Я почти могу попробовать его.

Я хочу испить его.

Я хочу, чтобы он пожирал меня, поглощал меня.

Он делает шаг ближе, сокращая расстояние. Есть нечто захватывающее в том, как он смотрит на меня, его взгляд искушает меня. Это заставляет меня дрожать. Это заставляет меня практически упасть в обморок. Ритм моего сердца ускоряется, и тепло разливается по всему телу.

И тогда это происходит...

Касание губ.

Похоть и желание.

Дыхание одно на двоих.

Его рот прижимается к моему, поглощая мой стон в поцелуе.

Запретный поцелуй.

Украденный поцелуй.

С резким рывком он отступает назад, отворачиваясь от меня. Глубокая морщинка появляется на его идеальном лице прямо между бровями. Смущение отступает, когда я понимаю, что он отстранился.

Я в ужасе.

— Мне надо идти, — бормочет он скорее себе, чем мне.

Теперь его невероятные голубые глаза кажутся безжизненными и пустыми.

— Позвони в мой офис, чтобы назначить встречу.

Нет! Я хочу кричать. Посмотри на меня. Поговори со мной. Но я не делаю этого. Вместо этого, даже не оглянувшись, я поворачиваюсь и захожу в здание. Он ждет, пока я войду, и затем уходит. Как только он скрывается из виду, я делаю глубокий выдох, расправляю плечи, выхожу из дверей и возвращаюсь в бар.

Остин готовит мартини. Когда он поднимает голову, наши взгляды встречаются, и на его лице появляется широкая улыбка.

— Так быстро вернулась? Поругалась со своим парнем?

Его бровь взлетает вверх, и он кривит губы, как будто поймал меня на чем-то.

Я с горечью смеюсь.

— Он не мой парень. И не смотри так на меня.

Он кивает головой, а я качаю своей.

— Поверь, он не мой парень.

Я посылаю ему пренебрежительный взмах рукой, который вызывает у его смех.

— Ну, значит, он хочет тебя.

Может, и так, но этого недостаточно.

Он передергивает плечами.

— Я парень. Я знаю, как выглядит подобное дерьмо.

На что я закатываю глаза.

— Итак, что я могу предложить, дорогая?

Он мило растягивает слова, и это вызывает у меня улыбку.

— Еще шот.

*** 

Мои веки тяжелеют, я вхожу в квартиру и направляюсь прямо в постель. Последняя порция текилы начинает действовать, когда я окидываю взглядом комнату и вижу дневник. Спотыкаясь, сжимаю его в руке.

Запись в дневнике

Он поцеловал меня, а потом ушел. Он оставил меня там стоять на тротуаре в туманном замешательстве. Как я могу снова встретиться с ним? Я не могу. Но, опять же, он меня поцеловал. Он был смущен, как и я, но все-таки я права. Он тоже хочет этого.

Когда заканчиваю, бросаю все на пол. Звук эхом звенит в моих ушах. Не раздеваясь, я забираюсь в кровать. Текила течет в моей крови.

Я убаюкиваю себя воспоминаниями, прокручивая наш поцелуй снова и снова.

*** 

Сомнений нет, в моей голове стучит отбойный молоток. Все мое тело болит, и я чувствую себя очень дерьмово. Меня обуревает раскаяние, события прошлого вечера всплывают в моей голове. Я хотела бы проснуться утром и не помнить, что произошло, вернее, то, что я спровоцировала. Но, к сожалению, от воспоминаний никуда не деться, и от этого мне не легче. Все внутренности сводит, когда я думаю о том, как он отстранился после нашего поцелуя.

Как я буду смотреть ему в глаза?

Я прячу голову в подушку и притворяюсь, что этого не произошло.

— Эй, соня.

Я издаю стон при звуке голоса Сидни.

— Похмелье?

— Нет.

Я хватаюсь за подушку и прячу голову под нее, чтобы блокировать звук.

— Ну, ты выглядишь как с похмелья.

— Я болею, — бурчу я.

Я никогда не покину свою постель и не выйду снова в этот мир.

— Что случилось?

У меня вырывается очередной стон, я продолжаю прятаться и не отвечаю.

— Выбирайся оттуда и посмотри на меня, — настаивает она.

— Нет.

— Что с тобой? Убери голову от подушки и скажи, что не так.

— Я больна.

— Так, теперь ты пользуешься приемами своей мамы?

Запрещенный прием. Никоим образом я не собираюсь так поступать. Я бросаю подушку в подругу, она летит через комнату и шумно приземляется на пол. Выглядываю, прищуривая глаза.

— Очень в тему.

— Это к тебе не относится, хотя...

Сидни смотрит с загадочной улыбкой, и я жалею, что у меня нет еще одной подушки, чтобы бросить ей в голову.

— Серьезно, что происходит? Ты никогда не спала так долго. Даже после большой попойки.

Я смотрю ей прямо в глаза.

— Я же говорю тебе. Я заболела.

— Ты не выглядишь больной, — настаивает она. — Говоря, что ты больна, когда на самом деле это не так, ты ведешь себя странно. Ты же ненавидишь, когда другие так делают, так почему бы тебе не набраться смелости и не сказать мне, что происходит?

Именно поэтому я одновременно люблю и ненавижу Сидни. Она всегда ловит меня на вранье, если я пытаюсь юлить.

— Хорошо, я прячусь. Ладно? Теперь ты счастлива?

Она кивает, и ее губы кривятся в улыбке.

— Заметно. От чего ты прячешься?

— От жизни.

— Можно поконкретнее.

— Престон... в смысле Доктор Монтгомери. Я имею в виду... Я не знаю, что я имею в виду.

Она поднимает бровь.

— Не понимаю, что происходит, но чувствую, что упускаю какую-то важную информацию.

Я прикусываю губу и, собрав все свое мужество, пытаюсь рассказать о своей вчерашней бестактности.

— Хм, ну, я напилась... — она машет рукой, заставляя меня продолжать. — Я напилась и заигрывала-с-ним, — на одном дыхании выкладываю я, пока не струсила и не передумала.

Она открывает рот и широко распахивает глаза.

— Ой. И что он сказал?

— Он поцеловал меня. А потом сбежал.

— Он твой психотерапевт.

— Да, спасибо, капитан Очевидность. Как ты думаешь, почему я прячусь?

— А знаешь, что? Пошли все к черту. Вы оба взрослые люди, всякое бывает. Не кори себя за это. Как планируешь общаться после произошедшего?

Ее взгляд теплеет, и она присаживается на край кровати.

— Я не знаю. Как ты думаешь, что мне делать?

— Не могу указывать, как поступить, но ты делаешь большие успехи, хотя я ненавижу тебя за то, что ты не рассказала мне все с самого начала. Почему бы тебе самой не прояснить ситуацию?

— Ты думаешь, что я могу просто проигнорировать и притвориться, что ничего не произошло?

Я не хочу делать вид, будто ничего не произошло, но знаю правду: он сожалеет о случившемся.

— Ох, нет.

Она вдыхает, а потом шумно выдыхает.

— Может быть, тебе следует позвонить в его офис и поговорить с ним. Если ты придешь на следующую встречу, чувствуя свою вину, всем будет неловко.

Я пожимаю плечами.

— Может быть. Я подумаю об этом.

Она встает и идет к двери.

— Давай-ка я приготовлю нам плотный завтрак. Поднимай свою задницу и перестань валяться в постели, ты, маленькая проказница.

Я позволяю ей немного встряхнуть меня, а затем, растянувшись на кровати, я думаю, как мне лучше поступить.

Я хватаю свой дневник.

Запись в дневнике.

Я в растерянности. Вот засада! Какого черта мне теперь делать? Он никогда не захочет снова меня видеть. Я знаю, это звучит безумно, но он заставляет меня чувствовать себя живой. Мне никогда не приходилось испытывать подобного раньше, и это пугает меня. Раньше я смеялась, когда слышала, как знакомые девушки рассказывают про подобное, но теперь это часть моей жизни, и все не так уж и весело.

За последние несколько недель он помог внести ясность в мою жизнь. Я не могу рисковать и потерять его. Мимолетное увлечение, а именно это и было, не должно все испортить. Это только временное помешательство.

Ничего серьезного.

Я повторяю себе это снова и снова. А если я буду чаще это повторять, то, думаю, этого будет достаточно, чтобы убедить себя в том, что это правда.

Но я с трудом в это верю.

И я боюсь, что если я потеряю его, потеряю то, что обрела после наших встреч.

Я боюсь, что потеряю себя.

Достаю телефон и набираю текст.

Я: Прости.

Но не уверена, за что именно извиняюсь.

За то, что пропустила встречу, напилась, заигрывала с ним, искушая его?

После отправки сообщения стараюсь занять себя чем-то, чтобы отвлечься и не проверять свой телефон. Присматриваюсь к рамке, которую я купила на прошлой неделе, решаю вставить фото, где я и Ричард, и добавить его на стену к коллажу, который висит над моим столом. Где моя рулетка? В ящике стола нет. В тумбочке рядом с моей кроватью? Поворачиваю голову в сторону комнаты Сидни.

— Эй, у тебя случайно нет рулетки? Моей рулетки? — ухмыляюсь я.

— На самом деле, — она кривится, — кажется, я брала ее. Хм, думаю, она в шкафу. Должна быть в коробке. Посмотри наверху.

Пока роюсь в ее шкафу, замечаю в куче одежды знакомую рубашку. Поднимаю бровь, глядя на нее. Развернув, рассматриваю манжеты, вижу знакомую вышитую красным монограмму.

РДС.

Ричард Дэвид Стоун.

Почему это в ее шкафу? Зачем ей хранить его рубашку, если только… воздух покидает тело, и я чувствую, как кровь пульсирует в моих венах.

У нее есть рубашка Ричарда.

— Откуда ты это взяла?

Мои слова резки. Смущение, гнев и предательство струятся в каждом слоге.

— Что «это»?

— Это, — я вытаскиваю рубашку. Доказательство ее лжи.

— О чем ты говоришь?

Сидни оборачивается, чтобы посмотреть на меня, и на ее лице отражается чувство вины.

— Это рубашка Ричарда, — огрызаюсь я.

Тишина. Она ничего не говорит, и меня это бесит.

— Эта рубашка его. Рубашка Ричарда. Я уверена. Я купила ее в подарок на его пятидесятилетие, три года назад.

— Это случилось до того, как мы с тобой познакомились, — ее руки безвольно повисают в воздухе. — За месяц до того, как я познакомилась с тобой и узнала тебя.

— Просто скажи это.

Я расхаживаю взад и вперед, мое тело не знает, что делать с нервными импульсами, проходящими через меня.

— Я спала с Ричардом. У нас был роман с Ричардом.

Все внутри меня замирает. Роман. Роман означает больше, чем один раз.

— Прежде чем ты начала работать в компании, мы были на корпоративной вечеринке, и одно привело к другому. Мы стали спать вместе. Никто не знал.

— Вы были с Ричардом?

У них были отношения?

— Это был просто секс.

Хотя она говорит, и я слышу ее слова, но как будто не понимаю, про что она говорит. Ничего из этого не имеет никакого смысла. Они были вместе более одного раза. Почему я не знаю об этом?

— Ты была с Ричардом. Моим Ричардом.

— Это было до тебя, и он порвал со мной, когда ты переехала.

— Он порвал?

Она кивает.

— Почему ты не сказала мне? Я не понимаю.

— Я просто не могла. А что я могла сказать? Привет, переезжай ко мне, но к твоему сведению, я спала со своим боссом, который, к тому же, друг вашей семьи. Мои отношения с Ричардом были чисто физическими. Просто секс, никаких обязательств, никаких обещаний, преданности и «они будут жить долго и счастливо».

— Он был больше, чем друг семьи, и ты это знаешь.

— Когда я попросила тебя быть моей соседкой, я не знала про это, к тому времени, как узнала, было слишком поздно. Я не хочу рисковать нашей дружбой. Мне жаль. Я не хотела расстроить тебя, но…

— Но что? Ты меня обманула.

— Я никогда не лгала тебе. Я просто умалчивала правду.

— Хорошо, пусть так, что делает ее ненамного лучше. Ты должна была сказать мне.

Я запускаю руки в свои волосы. Во мне бушует возмущение.

— Мне надо уйти.

— Мы можем поговорить об этом?

— Нет ничего, что ты могла бы мне сейчас сказать, и что я хотела бы услышать. Как бы мне не было противно, что ты спала с Ричардом — моим Ричардом — это было до того, как ты узнала меня, это я понимаю. Чего я не могу понять, так это почему ты никогда не говорила мне.

— Как я могла? Боже! — она стонет, уткнувшись лицом в руки, прежде чем продолжить. — Я была смущена. Не позволяй этому разрушить нашу дружбу, Ева. Пожалуйста. Ты для меня как сестра.

— Да, и я так думала…

Как только слова вылетают из моего рта, я понимаю, что лицемерю. Она спала со своим боссом, а я хочу своего психотерапевта, но понимание этого не отменяет боль, которую я ощущаю.

Мне нужно уйти. Мне нужно выбраться отсюда. Мне нужен воздух.

Не оглядываясь, я хватаю свое пальто и выбегаю за двери. Я приветствую ветер, который мягко охлаждает румянец на щеках. Не знаю, куда иду или что мне делать.

Откуда ни возьмись, в кармане звонит телефон, и все мое тело вздрагивает, когда я вижу имя на экране. Престон Монтгомери. Вот черт. Что мне делать? Мне ответить на звонок? Мне это надо. Но что я скажу?

— Привет, — отвечаю я почти шепотом.

— Привет.

Я хочу извиниться за свое поведение и просто повесить трубку. Не могу говорить с ним сейчас. Не тогда, когда я на грани потери контроля и эмоционально разваливаюсь.

— Мне… я действительно сожалею о вчерашнем вечере, — запинаюсь я.

— Слушай, то, что случилось прошлым вечером, не должно повториться.

Неприятное ощущение проходит через мое тело. Мне не следует так рисковать, проще согласиться со всем и сделать это лучше всего по телефону.

— Да, я понимаю.

— Я был неправ, что сделал это. Я не хочу прекращать лечение, но если что-либо подобное повторится, я не смогу продолжать наши сеансы. Тебе придется найти другого психотерапевта.

Его голос холодный и профессиональный.

Это не Престон.

Сейчас со мной говорит доктор Монтгомери.

Я прикусываю губу и тщательно подбираю слова, чтобы голос не выдал мою боль.

— Я понимаю, и это больше не повторится. Я обещаю.

— Хорошо. Тогда увидимся на консультации на этой неделе.

Его холодный тон окончательно меня подавляет и выбивает из равновесия. Я начинаю безудержно рыдать в телефон.

— Ева, пожалуйста, не плачь. Я не хотел заставлять тебя плакать.

Рыдания выходят тяжелыми из-за рваных вдохов.

— Ш-ш-ш. Все нормально, ты в порядке. Пожалуйста, успокойся. Где ты?

— Что?

— Где. Ты. Сейчас. Находишься.

Его голос не оставляет места для спора.

— Рядом со своим домом.

— Нам нужно увидеться.

— Но ты только что сказал…

— Забудь, что я сказал. Сейчас это не важно. Мы должны увидеться.

— Я не могу, я выгляжу не лучшим образом.

— Меня это не волнует, и ты всегда отлично выглядишь. Увидимся через десять минут. Я живу на Тридцать пятой улице, между парком и Лексингтон 115.

Мой разум и сердце сбиты с толку. Понимаю, что не должна идти, но ни с кем другим я не хочу говорить об этом, только с Престоном.

Глава 20 Престон 

Что я делаю? Какого хрена я творю? Я просто сказал своему пациенту встретиться со мной во второй раз за несколько дней. Мы только что обсуждали границы, и я тут же совершенно непрофессионально приглашаю ее на свою личную территорию. Но, черт возьми, когда я услышал ее плач, это сбило меня с толку. Она плакала и раньше, но это было, когда она была просто моим пациентом.

После того дня, проведенного с детьми, я с трудом узнаю девушку, которая сидела передо мной на консультации неделю за неделю, от той девушки в закусочной. Я знал, что она сильная. Я знал, что она заботливая. Но со стороны я увидел…

Она особенная. То особенное, что заставляет вас сомневаться во всем, во что вы верите, или в том, что вы думали, что верили до нее. Понимаю, что я делаю то, что не должен, и в прошлом это имело бы огромное значение для меня, но услышав, как она расстроена… что-то внутри меня надломилось. Эта ситуация не может ждать до следующей недели, чтобы все прояснить. Я не могу ждать. Мне нужно помочь ей. Мне нужно забрать ее боль себе. Мне нужно увидеть ее сейчас.

Так что я делаю?

Сейчас, расхаживая по квартире, я думаю, что, возможно, совершил самую большую ошибку в своей профессиональной карьере. Я пригласил Еву Гамильтон к себе домой, и, таким образом, я заманил себя в ее мир, и хуже всего…

Я заманил ее в свой мир.

Я делаю глоток виски. Янтарная жидкость обволакивает мое горло и жжет, но мне это нужно. Мне нужно заглушить голос внутри меня. Он велит мне позвонить ей и сказать, что мы увидимся в пятницу, но вместо этого я делаю еще один глоток виски. Мне нужно увидеть ее и убедиться, что она в порядке, до того, как она придет ко мне в офис.

Даже если ее присутствие поглощает меня.

Даже если возможность видеть ее разрушает меня.

Глава 21 Ева

Когда я делаю шаг в сторону большой деревянной двери, она распахивается. Престон стоит в дверном проеме. Луна, проникая в комнату, купает его в своем свете. У меня вырывается выдох разочарования. Он красивый, завораживающий, притягательный. Я чувствую себя обнаженной перед ним. Находясь здесь, стоя у его двери, я чувствую себя настолько хорошо, но в то же время неправильно.

— Ты в порядке? — спрашивает он, я двигаюсь ближе к нему, и он приглашает меня войти.

— Нет.

— Проходи. Давай, я держу тебя.

Он берет меня за руку, и я мгновенно согреваюсь.

— Я чувствую себя обманутой. Они предали меня, — выпаливаю я и, посмотрев ему глаза, понимаю, что он не догадывается, о чем я говорю.

— Что случилось?

— Ричард и Сидни занимались сексом, — на выдохе говорю я.

— Ты можешь начать с самого начала? Чтобы я смог понять.

— Я нашла рубашку, которую купила для Ричарда, в ее шкафу. Я все ей высказала. Видимо, у них были отношения. Это произошло до того, как я начала работать в компании, и, по ее словам, закончилось, когда я переехала к ней, но ни один из них ничего мне не сказал. Я имею в виду до того, как я уличила ее. Я всегда замечала, что он ведет себя странно, потому что я живу с ней, и она иногда была странной, когда речь заходила о нем, но ни один из них не сказал ничего.

— Я понимаю, почему ты злишься. Серьезно. Но думаю, что если ты сядешь и на минуту задумаешься, то поймешь, что все не так уж и плохо.

— Что ты имеешь в виду?

— Думаю, что сейчас ты немного огорошена поступком Ричарда. Но поскольку его нет рядом, чтобы объясниться с тобой, ты нападаешь на Сидни, потому что тебе больно. Ты чувствуешь, что Ричард предал тебя, но разве так все было на самом деле? Кроме того, что такого ужасного совершила Сидни? Они оба взрослые люди, и Сидни на тот момент была с тобой не знакома. Поэтому, я полагаю, что твоя реальная проблема — это он. Ты боишься, что Ричард выглядит не таким идеальным, как ты его представляла. Но ты должна осознать и принять, что это нормально. Он не стал любить тебя меньше, потому что у него были тайные отношения с кем-то. Он просто оградил тебя от лишней информации, держа в неведении, как твой «отец» он не хотел, чтобы ты видела его иным, нежели идеальным. И речь вообще даже не о Сидни.

Его слова просачиваются в мою душу. Он прав. Я знаю, что он прав. Я просто хочу, чтобы Ричард был здесь. Я хотела бы поговорить с ним еще раз. Я жалею, что упустила шанс попрощаться с ним.

Мои слезы снова текут, и в этот раз Престон тянет меня на диван, ближе к себе. Я поворачиваю свое лицо к нему и опускаю голову в изгиб его шеи. Нуждаюсь в его утешении, нуждаюсь, чтобы он обнял меня. Он мне нужен.

И он дает мне это. Он держит меня, пока последняя слезинка не покидает мое тело. Когда у меня больше не осталось слез, я поднимаю голову. Он смотрит на меня так, что мое тело начинает дрожать. Это дает мне возможность сократить и без того крошечное расстояние между нами. Я подаюсь на несколько дюймов вперед.

— Ева, — стонет он мое имя, как будто ему больно говорить.

Его рука нежно скользит вверх по моей руке, пока не оказывается на моей щеке.

— Мы не можем сделать этого.

Он делает глубокий вдох, его глаза заставляют меня прислушаться к его мольбе.

— Знаю.

Наши глаза так близко, и он прижимает свой лоб к моему. Одно касание, которое зажигает огонь глубоко в моей душе.

— Я не могу, — его голос едва слышен.

Проглотив свои эмоции, я отстраняюсь от него.

— Становится поздно. Я должна идти.

На мгновение думаю, что он будет возражать, скажет мне остаться, но вместо этого Престон встает на ноги и кивает.

— Думаю, что это будет разумнее всего.

— Спокойной ночи, доктор Монтгомери.

Глава 22 Престон

Я осел. Конкретный, полнейший осел. Когда я обнимал ее сегодня вечером, все было так хорошо. Ничто не чувствовалось так правильно с тех пор, как не стало Слоан. Я не хотел ее отпускать и не хотел отстраняться. Но я должен был. Я не могу быть рядом с ней. Я не должен чувствовать к ней то, что чувствую. Я — ее психотерапевт и не могу давать ей пустых надежд, не могу надеяться на обычную дружбу с ней, и я, конечно, не достоин моего звания. Доктор, твою мать, психология — моя боль. Я должен быть наказан. Я должен лишиться своей лицензии по причине, которую я только что озвучил.

Но есть что-то в этой девушке. Тот момент, когда она рядом, я теряю реальность. Я не вижу ничего, кроме нее. Я чувствую, что схожу с ума. Стараюсь не смотреть на нее, стараюсь контролировать себя и не поцеловать ее. Единственное, что могу сделать, это быть настороже, но, клянусь, я пытался держать все под контролем, но это сводит меня… с ума.

Я не смогу помогать ей, если продолжу стирать границы, а я должен помочь ей. Я не смог помочь Слоан, но я не совершу подобную ошибку снова, неважно, насколько это эмоционально тяжело для меня.

Глава 23 Ева

Моим глазам больно. Они горят. Вскочив, я направляюсь в ванную и разглядываю свое отражение в зеркале.

Веки отекли.

Сегодня у меня нет шанса быть готовой к встрече.

Мой пульс ускоряется. Волна адреналина проходит через мое тело.

Меня сейчас стошнит.

Мне нужно время, чтобы прийти в себя. Отлично. Просто когда я думаю, что все начинает налаживаться, что-то происходит, и становится еще хуже. Я думаю, что хотя бы на работе все в порядке, но вот я здесь, выхаживаю по ванной, чертовски напуганная.

Нет ни малейшего шанса, что я могу совладать с собой. Я не могу подвести компанию.

Каждая клеточка моего тела кричит о том, чтобы открыть дверь и бежать по коридору, пока не доберусь до выхода. Нет. Я должна вернуть себе контроль.

Делаю глубокий вдох, возвращаюсь в офис и посматриваю заметки на своем компьютере. Затем я беру папки с документами, чувствуя тяжесть в руках.

Я не могу этого сделать. Без Ричарда. Я даже не могу вспомнить все свои заявки. Все статьи, презентации, которые я готовила и учила в последние несколько месяцев, просто вылетели из памяти. Это как будто мой разум полностью опустел. Чем больше я размышляю над этим, тем сильнее ускоряется мой пульс.

Думай.

Думай.

Думай.

Я достаю свой телефон и смотрю на сообщение от доктора Монтгомери, которое он прислал мне несколько недель назад.

Методы визуализации.

Визуализировать.

Дышать.

Дышать. Один. Два. Три.

Визуализировать, вспомнить лучшие времена, что я делала раньше, как я работала. Дышать ровнее — один, два, три…

«Хорошо, начни с самого начала. Постарайся переделать», — слова Ричарда звучат в моих ушах. Давние воспоминания обладают силой, я стараюсь беречь их в памяти. Слезы застилают глаза. Я потеряна. Так легко потеряться в одиночестве. Я знаю этот путь, я это проходила. Сейчас ничего не вернуть, его нет рядом. Визуализировать!

Ричард стоит напротив меня. Он держит папку с моими заявками.

— Начнем с самого начала. Четко и точно. Верь в себя. Ты справишься, и никто не будет в тебе сомневаться.

Мой пульс начинает восстанавливаться. Глубокий вдох, я поправляю юбку, проверяю верх, а затем принимаюсь за работу.

*** 

Спустя два часа я отлично со всем справляюсь. Я не только пообщалась с клиентами, но уже вернулась за свой стол, начав поиски следующих проектов. Пока ищу в Интернете свежие идеи, чувствую позади себя чье-то присутствие. Оглядываюсь через плечо и вижу Барри, стоящего рядом со мной. Мой первоначальный инстинкт — отступить, боясь конфронтации. Но я не боюсь. Уже нет.

Я не позволю страху победить. Я точно знаю, почему он стоит рядом со мной, и я точно знаю, о чем он собирается спросить меня, так почему бы не ответить? Почему бы не положить конец этой напряженной ситуации? Я игнорировала его вопросы в течение недели, но знаю, кто новый владелец, и знаю, что ему нечего бояться за свою работу, так почему я прячусь? Мне незачем прятаться. И я не буду.

— Барри, ответ на вопрос, который я уверена, что ты задашь мне — это моя мама. Моя мама является владельцем этой компании. Твоя должность не на кону. Тебя не уволят.

Все, я произнесла это вслух. Теперь он должен оставить меня в покое. Теперь он может вернуться к своей обычной работе и снова не замечать меня.

— У меня много работы. Так что теперь, если не возражаешь, пожалуйста, перестань сверлить меня взглядом, я буду очень признательна. Ничего плохого с тобой не случится.

Я обращаюсь скорее к своему компьютеру и продолжаю печатать. Но он до сих пор там, за спиной.

— Да? — говорю я, обращаясь к нему. Его рот открыт, а глаза действительно смотрят на меня, может быть, впервые. Передо мной совсем другой Барри, и я не понимаю, чего он хочет. Я поднимаю руки с клавиатуры и разворачиваюсь все телом к нему. — Что-то еще?

— Я… — он кусает губы. — Я хотел узнать, есть ли у тебя время, чтобы обсудить некоторые из моих идей, которые я приготовил для компании Femmes Fetale. Я набросал несколько и разбил на схемы… но думаю, что это немного не из моей сферы.

У меня открывается рот. Я в недоумении.

— Что?

— Мозговой штурм, — уточняет он, все еще неловко кусая губы. — Ты можешь мне помочь?

— Я не понимаю. Я думала, ты ненавидишь меня. Ты всегда такой грубый со мной. Зачем тебе нужна моя помощь?

Такое чувство, будто нахожусь сейчас в параллельной Вселенной и просто не могу понять, что происходит. Этот человек ни с кем не разговаривает. Он как отшельник, сам по себе.

— Я не ненавижу тебя.

— Но ты преследуешь меня уже несколько недель.

— Прости.

— Теперь ты извиняешься, — я провожу по волосам. — Я действительно запуталась, ничего не понимаю.

— Наверное, я просто нервничал и не знал, как подойти к тебе. Я не очень лажу с людьми. Они меня не понимают, поэтому стараюсь работать один.

Я поднимаю бровь. Что это? Неужели я все это время заблуждалась на его счет?

У меня наступает момент ясности, и тогда я понимаю. Барри был не жутким. Он был похож на меня. Неуверен в себе. Напуган. Да, именно таким он и был, и я поняла. Я понимаю, как трудно поверить в себя. Как это тяжело, когда у тебя нет поддержки, и ты чувствуешь себя некомфортно, когда появляется страх, и ты теряешь над собой контроль. Для меня это панические атаки. Для него это социальная отстраненность. В любом случае, это одно и то же. Это практически две стороны одной медали.

Я улыбаюсь, тем самым давая ему знать, что понимаю, как должно быть тяжело открываться перед другим человеком.

— Хорошо. Буду рада помочь.

— Спасибо, — он делает паузу. — Мы можем как-нибудь встретиться во время обеда, — он заикается, и от этого моя улыбка становится шире.

— Я не против, буду рада составить тебе компанию.

*** 

Меньше пяти минут остается до встречи, когда я дохожу до офисного здания Престона. К тому моменту, как лифт останавливается на нужном этаже, все мое тело бесконтрольно дрожит от нервного напряжения, предвкушая нашу встречу после общения у него в квартире.

От одной только мысли о Престоне и нашей предстоящей встрече все тело будто скручивается в узел. Я сбита с толку его поведением, но хочу продолжать видеть его, потому что я все еще не могу заснуть по ночам. Вчера вечером было ужасно, и даже трюк с выпивкой не позволил мне расслабиться, а когда я, наконец, заснула, это была тяжелая ночь. Проснулась от собственных криков, мое сердце сильно стучало, волосы намокли от пота. Мне нужно поговорить с доктором Монтгомери о моих кошмарах.

Страх прошлой ночи все еще не отпускает, сковывая меня своими когтями.

Я чувствую себя потерянной и эмоционально опустошенной.

В полном изумлении я сижу в зале ожидания. Это как если бы мои ноги понесли мое тело сюда, но мой разум находился бы в другом месте.

Мой взгляд проносится по помещению. Мне нравится тишина. Это позволяет мне обрести минуту покоя и помогает отключиться от реалий повседневной жизни.

Это вызывает у меня зевоту. Боже, сегодня был длинный день.

— Привет. Может, хочешь выпить кофе?

Оборачиваюсь и встречаюсь взглядом с Престоном, который смотрит на меня в упор. Я не знаю, как я пропустила тот момент, когда он приблизился.

— Боже, да, — выдавливаю я. Каждое слово сегодня дается мне с трудом.

— Ну, тогда давай я принесу тебе чашечку.

Он дарит мне небольшую улыбку, а я чувствую себя немного неловко. Как будто он не знает, как вести себя со мной. Но предпринимает шаги за нас обоих, потому что мне сейчас так неудобно. Чувствую, будто могу упасть в обморок от нервного напряжения. Находясь в его квартире, будучи рядом с ним, я была спокойна, но сейчас это странно — быть здесь.

— Я только что заварил. Проходи, располагайся в моем кабинете, а я все принесу.

Я вхожу в кабинет и занимаю место в центре дивана. Несколько минут спустя Престон садится напротив меня, поставив две дымящиеся кружки на журнальный столик, разделяющий нас. Сидя, он тянется и достает мой файл, который находится на столе рядом с ним. Просматривает бумаги, прежде чем, повернувшись к столу, взять кружку и сделать глоток кофе. Его адамово яблоко двигается, когда он глотает.

— Ты выглядишь сегодня немного рассеянной, — говорит Престон.

— Так и есть.

— Что-то не так на работе?

— Нет, я просто… Не знаю… Я не могу сказать.

— Речь о том, что случилось тем вечером?

— Да.

Он поднимает свой взгляд к потолку и надувает щеки. Мышцы в моем животе затягиваются в узел. Я чувствую себя ужасно. Когда он, наконец, опускает голову, и мы встречаемся взглядом, я замечаю, морщинку, появившуюся между его бровями.

— Знаю, мы коротко поговорили об этом по телефону, и когда ты пришла, мы больше не коснулись этого снова. Я думаю, мы должны более подробно обсудить то, что произошло.

— Мы не можем просто притвориться, что этого не происходило? — простонав, предлагаю я, а он качает головой.

— Я не хотела...

— Дело не только в этом. Границы нашего общения размываются в течение длительного времени. Мне не следовало приглашать тебя в свою квартиру.

— Я была расстроена. Ты делал свою работу, — я отворачиваюсь от него и начинаю расправлять материал диванной подушки.

— Ева…

Я не поворачиваюсь, просто продолжаю теребить подушку.

— Я не делал свою работу, когда пригласил тебя к себе. Я не обращался к тебе, как к пациенту, и ты не вела себя со мной, как со своим психотерапевтом. Это моя вина, что границы оказались размыты, но не твоя. Это называется «трансфер». Перенос. Или, в нашем случае, из-за сексуального характера твоих чувств ко мне — эротический перенос. Очень часто пациенты испытывают чувства к своему терапевту.

После этих слов я поворачиваюсь обратно к нему и качаю головой.

— Я… что?

— В психотерапии его классифицируют как бессознательное перенаправление чувств, которые ты испытывала к одному человеку, например, одному из родителей, к другому, например, на меня, твоего психотерапевта.

У меня отвисает челюсть, и я резко выдыхаю.

— В принципе, ты заменяешь пустоту своей жизни мной. Я тот, с кем ты общаешься чаще всего. Тебя можно понять. Ты заменяешь пустоту от потери заботливого отца, мужчины, с которым тебе было комфортно, мной. Эти чувства для тебя нормальные, но, думаю, мы должны поговорить о том, почему ты перенаправляешь их на меня.

— Ты кто, Фрейд?

— На самом деле эту теорию придумал не Фрейд.

— Конечно, не он, — невозмутимо говорю я. — Слушай, я была пьяна. Тогда мне было грустно. Это больше не повторится.

Он проводит пальцами по своим волосам, а затем кивает. Никто из нас не произносит ни слова, и с каждой минутой, пока мы молчим, мой желудок скручивается все сильнее. Я закрываю глаза, пытаясь подавить зевок.

Престон тут же это замечает.

— Устала? Или плохо спала?

Я пожимаю плечами и вздыхаю.

— Что происходит? Пожалуйста, поговори со мной.

— Мне до сих пор снятся кошмары, — не задумываясь, отвечаю я.

— Почему ты не сказала об этом раньше? Что-то произошло, о чем я не знаю?

Я делаю глубокий вдох, а затем медленный выдох.

— Нет, точно такой же кошмар, о котором я говорила тебе тем вечером.

— Как давно начались эти кошмары?

— С тех пор, как умер Ричард.

Его глаза расширяются после моего признания. То, что я вижу в них, меня огорчает. Как будто ему больно, что я скрывала это от него. Как будто я предала его. И понимание этого проделывает дыру в моей груди. По всем этим причинам, именно сейчас я хочу все ему рассказать.

Он опускает взгляд вниз и делает медленные вдохи:

— Ты можешь рассказать мне об этих снах?

— Это происходит постоянно. Это как будто мир сжимается, звук исчезает, мое видение становится размытым, и я чувствую, будто задыхаюсь. Это похоже на кошмар, в котором ты бежишь по лесу и не знаешь, кто тебя преследует.

— Что ты в них помнишь?

— Не так много. Они как мираж. Я могу чувствовать их. Я чувствую запах. Но просто, когда я думаю, что могу прикоснуться к чему-то, все исчезает в дымке моего разума.

— И что ты ощущаешь?

— Страх. Немыслимый страх.

— А запах?

— Медный. Почти как кровь.

— И ты никогда не испытывала подобного раньше?

— Не помню.

Он ставит свою чашку на столик, возвращается к бумагам и быстро записывает свои мысли. Когда он смотрит вверх, в его глазах появляется ответ.

— Иногда эти кошмары на самом деле подавленные воспоминания, которые стараются найти выход. В таких случаях, например, я обычно направляю к своему коллеге, который использует методы гипноза, чтобы восстановить подавленные воспоминания. Не хочешь попробовать такой метод?

— Нет.

Мой ответ звучит жестче, чем я предполагала, но он кивает.

— Хорошо, я понимаю. Но если ты передумаешь, пожалуйста, дай мне знать.

Я встаю и направляюсь к окну, вглядываясь в город. Поток солнечных лучей пробивается сквозь тучи, ослепляя меня. Я жмурюсь и поднимаю руки, чтобы прикрыть глаза. Облака быстро передвигаются, и в комнате, которая всего несколько секунд назад купалась в ярком свете, снова темно, и мне больше не нужно щуриться.

Когда я поворачиваюсь назад, замечаю, что Престон пристально следит за мной. Он напряжен, спина прямая, а небольшая морщинка снова появляется между его бровей. У меня возникает желание продолжить смотреть на него, чтобы потерять себя в глубине его синих глаз. Он встает и направляется туда, где я стою. Он так близко ко мне. Запах его одеколона проникает в мои чувства — свежий и пряный, и такой манящий, как же мне хочется опустить свою голову в изгиб его шеи и затеряться в запахе, пропустить его через себя. Он умоляет меня прикоснуться к нему, почувствовать его кожу пальцами. Это потрясающе.

Ослепительно.

Я не в состоянии думать.

Моя рука непроизвольно тянется через пространство, которое нас разделяет. Его глаза закрываются, и я клянусь, что воздух вокруг нас меняется. Кончиками пальцев я почти касаюсь щетины на его подбородке.

Бах!

Вдали слышен выхлоп машины или огнестрельный выстрел, и я вдруг застываю на месте.

Перед глазами все плывет, меня поглощает черный туман, и тогда я закрываю глаза, но картинки становятся более реальными.

Изображение плоти.

Багровые ручьи.

Дикий человеческий крик так ужасен, что это разбивает мне сердце.

Мою грудь сковывает. Меня оглушает шум. Он повсюду, он засасывает, душит меня.

Меня обнимают две руки.

Притягивают ближе.

Шепот.

Легкий поцелуй касается моих волос.

— Я держу тебя. Я здесь. Дыши. Помнишь, чему я тебя учил. Вдох. Теперь посчитаем, раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь. Выдох.

Воздух из моих легких вырывается с резким выдохом.

— Медленнее. Медленно. Вдох.

Я начинаю успокаиваться. Волнение в груди слабеет, и я продолжаю следовать указаниям Престона. Это помогает мне восстановить свое дыхание, я понимаю, что сейчас успокоилась. Престон помог мне справиться. Он сделал все идеально.

— Ты молодец.

Его руки выписываю круги, перемещаясь вверх по моей спине, он словно баюкает меня, приводя в спокойное состояние. Наше дыхание становится ровным. Наши тела прижимаются близко друг к другу. Мурашки пробегают по моему телу, и я поднимаю голову, чтобы встретиться с ним взглядом. Его зрачки расширены, голубой почти полностью исчез. Его дыхание щекочет мои губы.

— У меня есть ты.

Наклоняюсь ближе, позволяя воздуху, который он выдыхает, еще сильнее приблизиться к моим губам. Поцелуй меня. Пожалуйста, Боже, позволь ему поцеловать меня. Я так близко, я почти чувствую его. Его взгляд пробегает по мне. Его ноздри подрагивают, глаза расширяются, пока он оценивает меня. Я вижу, что он хочет меня.

Прямо сейчас, в этой комнате, он не смотрит на меня как врач. Он не смотрит на меня как на пациента. Нет. Сейчас он смотрит на меня как мужчина, желающий женщину.

Мои глаза закрываются, и я сокращаю расстояние. Как мои губы находят его, мое тело движется назад. Он разрывает нашу связь.

Отталкивает меня.

Я встречаюсь с ним взглядом. Теперь там пустота. Он закрыт. Тепло исчезло. В его взгляде больше нет понимания.

Он отстраняется и легонько подталкивает меня обратно к дивану. К тому времени, как все произошло, моя тревога уменьшилась, но теперь мне холодно от равнодушия, которое читается в его глазах.

— Посиди. Я сделаю тебе что-нибудь выпить. Может, нужен холодный компресс? — спрашивает он, и я киваю.

Мне не хватает мужества, чтобы найти слова.

Когда он возвращается, его отчужденность возрастает. Он даже не смотрит в глаза, пока усаживается на свое место напротив меня. Я словно разваливаюсь на части, но не говорю ни слова, боюсь результата.

— Я очень сожалею о том, что произошло ранее. Это полностью моя вина, я перешел черту.

— Ничего не произошло. Все нормально, — выдавливаю я.

— Это не нормально. Я пересек черту, когда утешал тебя, и думаю, для твоего лечения было бы лучше, если бы я направил тебя к другому врачу.

— Нет, ты не можешь это сделать, — умоляю я.

— Я больше не могу быть твоим психотерапевтом, — он не смотрит мне в глаза, и это разрывает меня в клочья.

— Но почему?

Замешательство, переходящее в злость, сковывает все внутри, но он не все еще не смотрит на меня.

— Что ж, я…

— Я понимаю, — бормочу я, а затем его глаза, наконец, встречаются с моими. В них грусть и отстраненность.

— Нет, ты не понимаешь, но, пожалуйста, поверь мне. Я думаю, что так будет лучше.

Мне нужно уйти. Мне нужно сбежать пока очередной приступ паники не взял верх. Если я сейчас уйду, ничего не случится.

— Это моя вина. Мне не нужен еще один врач. Я буду соблюдать дистанцию. Все будет нормально.

Я встаю и направляюсь к двери. Если я сейчас уйду, он не сможет прервать мое лечение. Он не может бросить меня.

— Ева…

— Увидимся позже, доктор.

Выхожу в коридор, закрывая за собой дверь. Если не слушать, что он скажет, что это не будет иметь силу.

Вдох…

Один, два, три.

Это не реально.

Глава 24 Ева

Несколько дней спустя, лежа на диване, слышу звук открывающейся входной двери. Затем слышу стук каблуков Сидни и как она входит в гостиную. Отложив свой дневник, смотрю в ее сторону.

— Привет, — бормочу я и сажусь в кресло.

Знаю, что не должна злиться на нее. Понимаю, что мне нужно принять это.

— Как прошел твой день? — спрашивает она, кусая нижнюю губу.

Она нервничает, не зная, как вести себя со мной. Мне нужно простить ее. Мне нужно сказать ей, что все в порядке. Престон прав. Дело не в том, что у Сидни и Ричарда был секс. Тут другое. Дело в нем — в Ричарде. Я слишком идеализировала его. На мой взгляд, он не мог сделать ничего плохого, и осознание того, что он был всего лишь человек, человек, который совершал ошибки, меня угнетает. Я должна простить ее, потому что это не имеет никакого отношения к ней, это связано со мной. Мои губы подрагивают. Я натянуто улыбаюсь, но это все, что могу предложить ей прямо сейчас.

Она знает, что мы будем в порядке. И я тоже это знаю.

Просто на это потребуется время.

— Ты ушла с работы пораньше. Все в порядке?

Она облизывает губы, и, прищурившись, смотрит в мою сторону.

— Всего на несколько минут раньше. Я решила захватить свои вещи из химчистки, — говорю я и замечаю, что она держит пачку корреспонденции.

— Ничего важного?

— Просто обычные счета. А вот одно адресовано тебе.

Сидни наклоняется и протягивает мне большой прямоугольный конверт. На первый взгляд, письмо невзрачное и легкое. Я переворачиваю его, проверяя обратный адрес. Бог его знает, что это может быть, мы получаем достаточно дерьма почтой, и нет никаких причин открывать его, если это не важно.

Жирный шрифт на обратной стороне конверта бросается в глаза.

Из офиса доктора Престона Монтгомери.

Засада. Я разрываю печать, и сложенная бумага оказывается в моих руках. Вес ее легче, чем унция[9] , но чувствую ее тяжесть… зловещую. С трясущимися руками я открываю письмо. Глаза горят, сердце начинает колотиться в груди. Что это? Какого черта происходит?

Уважаемая, Ева Гамильтон,

Как Вы знаете, хорошие отношения между психологом и его пациентом имеют важное значение для качества оказываемой медицинской помощи. Проходит время, и если общение перестает быть эффективным, то в такие моменты психолог считает своим долгом попросить пациента выбрать другого специалиста.

Этим письмом извещаю Вас, что я больше не желаю быть Вашим психологом. Мой офис будет продолжать оказывать поддержку в любой чрезвычайной ситуации, которая может возникнуть в течение следующих тридцати дней. Важно, чтобы Вы выбрали другого психотерапевта и договорились с нашим офисом для передачи всех сопроводительных документов. Если нужно направление, с удовольствием вам помогу.

С уважением,

Доктор Престон Монтгомери

Мои эмоции как буря. Они сбивают меня. Поглощают. Они рвут меня на части. Гнев бушует в крови. Его слова меня разрушают. Я знала, что это случится, но заставляла себя верить, что смогу избежать подобного. Видимо, нет.

Мне нужно увидеть его. Мне нужно поговорить с ним. Мне нужно понять.

Прямо сейчас.

Я направляюсь в его кабинет, неспособная ясно мыслить, все словно в тумане. Ни на что не обращаю внимания, только слышу стук своего сердца. Улицы, проспекты… нет никакой разницы, что меня сейчас окружает. Мышечная память ведет меня туда, куда нужно.

Здание выглядит зловеще, возвышаясь над соседними зданиями. В его огромных окнах от пола до потолка отражается пасмурное небо. Пройдя через вращающуюся дверь, я направляюсь к службе безопасности, предъявляя свое удостоверение личности. С кратким кивком меня пропускают. Шаг за шагом моя цель становится все ближе. И меня одолевает странное чувство. Что мне ему сказать? Что он скажет в ответ?

Беспокойство.

Может, противостоять ему — плохая идея?

Нет. Это должно произойти, и ничего, кроме божественного вмешательства сейчас меня не остановит. Я приняла решение.

Войдя в офис, я направляюсь прямо к его двери.

— Мисс Гамильтон, — окликает меня администратор, но слишком поздно, я уже на полпути по коридору. Резким толчком открываю дверь, а затем захлопываю. Звук рикошетом рассекает тишину, оповещая о моем присутствии. Как только я оказываюсь внутри, я запираю нас вместе. Он там.

Завораживает меня своим взглядом.

Подкупает меня своим взглядом.

Человек настолько внушителен, что я уже не могу вспомнить, зачем я здесь.

Он встает из-за стола. Его глаза широко распахиваются, когда он делает шаг навстречу, заметно напрягаясь. Он распрямляет плечи, и небольшая морщинка появляется между бровями. Когда он оказывается в нескольких дюймах от меня, я поднимаю дрожащую руку.

Как же это тяжело.

Письмо.

— Что это значит? — бросаю бумагу ему в лицо. — Что. Это. Значит?

Мои слова выходят отрывисто, и я повторяю каждое слово, чтобы вернуть мой разум к тому, что происходит.

— Это официальное уведомление о прекращении наших профессиональных отношений, — отвечает он. Его слова звучат, как ни в чем не бывало, разрывая меня в клочья.

— Ты не можешь.

— Я уже сделал это.

В его взгляде пустота, и я делаю шаг ближе, чтобы увидеть его, чтобы понять, почему это происходит.

— Как ты можешь так поступать со мной? Письмо. Ты отправил письмо. Каким же надо быть мерзавцем?

— Это должно было произойти.

Я двигаюсь мимо него, подхожу к дальней стене и опираюсь на нее руками. Слезы текут ручьем. Он не может оставить меня. Он не может бросить меня.

— Ты избавляешься от меня?

— Я не избавляюсь от тебя. Я просто думаю, что я не подходящий для тебя доктор.

— Как? Как ты мог?

Я заикаюсь, гнев, который бушевал в моем теле, уходит, превращаясь в панику.

Он делает шаг вперед, а я отступаю назад.

— Посмотри на меня, — требует Престон, и я поворачиваюсь к нему лицом. Выражение его лица передается мне, и инстинктивно мои ноги делают шаг назад.

— Я думаю, это к лучшему.

— Назови мне причину. По… почему ты избавляешься от меня?

Слезы застилают глаза и грозят обрушиться новым потоком.

— Это из-за того, что случилось? Я… я говорила, что сожалею. Ты ненавидишь меня? Вот почему ты избавляешься от меня? Это поэтому ты меня бросаешь?

Мой отец, моя мама, Ричард… Я не могу потерять еще кого-то.

— Это не имеет никакого отношения к тебе или твоей самооценке. Это полностью моя вина. Ты тут не причем.

Кажется, будто с последним выдохом весь кислород выходит из моих легких.

— Нет, это потому, что мы целовались. Это потому, что мы проводили время вместе вне офиса. Я знаю, ты говорил, что это неправильно, но мне нравится проводить с тобой время. Ты заставляешь меня чувствовать, что все будет хорошо.

Он сжимает челюсть, будто мои слова приносят ему боль.

— Это моя вина. Я все разрушила. Обещаю, что все исправлю. Я обещаю, — шепчу я, а слезы уже текут по моим щекам. Мой пульс ускоряется от мысли, что его больше не будет в моей жизни. Я не смогу с ним поговорить, не смогу увидеть его.

— Нет, — заявляет он, — Это не твоя вина. Я должен был подготовиться лучше.

— Подготовиться лучше к чему?

— К этому. Все это неправильно. Я не могу говорить с тобой об этом. Эта зависимость от меня. Этого не должно было произойти. Это…

— Нет. Престон, не смей произносить это! Не смей говорить, что это трансфер. Это не так. Мои чувства к тебе… я не проецирую проблемы из своего одинокого детства, и у меня нет потребности в замене одного человека другим. Черт возьми, ты не знаешь, что я чувствую. Ты не знаешь, как давно я тебя желаю.

Он проводит пальцами по волосам и прерывисто дышит. Затем открывает и закрывает рот, тянет себя за волосы, пока не находит, что сказать. Я смотрю на него сквозь слезы. Если даже это и трансфер, меня это не волнует.

— Я могла бы…

— Хватит.

Я замолкаю, слыша в его голосе отчаяние.

— Что ты хочешь, чтобы я сказал? Ты хочешь, чтобы я сказал, что каждый раз, когда ты входишь в мой кабинет, мой мир останавливается? Что, когда ты здесь, я не помогаю тебе, а думаю, как бы ты ощущалась, лежа подо мной? Ты хочешь, чтобы я признал, что вижу тебя повсюду, даже когда закрываю глаза, не перестаю думать о тебе? Что ты так основательно проникла в мой разум, что теперь я стал тем, кто нуждается в помощи, а не ты? Ты это хотела услышать?

— Ты хотела узнать, что я думаю, как Вселенная играет со мной злую шутку? Да, это ты хотела услышать. То, что я никогда раньше не испытывал, и, конечно, мой пациент заставляет меня чувствовать это. Мой, черт возьми, пациент. Величайший соблазн, который мне когда-либо доводилось испытать.

От его слов сердце обливается кровью.

— Из всех чертовых людей… Ева.

Он трясет письмом передо мной, и мое сердце бешено колотится.

— Это самосохранение, — письмо падает на пол. Престон глубоко вдыхает, откидывая волосы назад от лица.

Я не знаю, что делать. Я не знаю, что чувствовать. Все, что я могу сделать, это отвернуться от него, чтобы сохранить некоторое расстояние. Мои эмоции балансируют на грани извержения, и я не могу позволить ему увидеть, что я разбиваюсь на части.

— Я…

Я не могу видеть мучения в его глазах и поворачиваюсь к стене.

— Боже, все, что я хочу…

Слышу шаги позади меня, и его губы оказываются на чувствительной коже там, где моя шея переходит в плечо.

— Я хочу попробовать тебя на вкус, посмаковать, но я не могу.

Прерывистый вдох посылает озноб вверх по моему позвоночнику.

— Меня предупреждали в аспирантуре, что такое может случиться. Что в один прекрасный день может появиться пациент, и я окажусь в тупике. Заставив меня переосмыслить все, что я знал. Но то, что я чувствую сейчас, превосходит все это. То, что я чувствую, угрожает всему тому, что я знаю, потому что это не какой-то голод, который нужно утолить. Ты проникла мне в душу. И без тебя я перестану быть.

Его губы приближаются к моей коже.

Дразнят меня.

Соблазняют меня.

Провоцируют меня.

Каждый глоток кислорода, проходящий через легкие, превращается в рваные всхлипы.

Я нуждаюсь в нем. Я так сильно нуждаюсь в нем, что едва могу дышать.

Я хочу повернуться к нему… но я не могу.

Я хочу прикоснуться к нему… но я не делаю этого.

Он должен быть первым.

— Прикоснись ко мне, Престон, — шепчу я. — Перестань бороться.

Он протягивает руку. Его пальцы веером ложатся мне на грудь, когда он притягивает меня к себе, а потом разворачивает. Наши тела соприкасаются при каждом вздохе.

— Что ты со мной делаешь? — бормочет он, и стук его сердца отчетливо слышен рядом с моим. Оно словно кричит о том, что нуждается и желает, несмотря на отчаяние и страх.

— Я не знаю.

Я действительно не знаю. Я понятия не имею, что мне делать. Я слепа, ничего не вижу вокруг, ничего, кроме этого человека.

— Вели мне остановиться, — его голос хриплый.

— Прикоснись ко мне.

— Ты не знаешь, о чем просишь.

— Но я знаю.

Во мне просыпается желание. Новая решимость. Меня не волнуют последствия. Все, что меня волнует, это то, что я хочу, а я хочу, чтобы он прикасался ко мне. Все, что я хочу, чтобы он поцеловал меня, чтобы он хотел меня.

Он смотрит на меня с выражением, которое заставляет все тело трепетать. Его эмоции отражают мои.

Недвусмысленно.

Безусловно.

Этот человек хочет насладиться мной, и я хочу дать ему это.

— Черт побери. Я не должен так себя чувствовать.

В окна проникают огни города, освещая его кристально голубые глаза, которые потемнели от похоти.

— А что ты чувствуешь? — шепчу я, и моя грудь вздымается.

— Что хочу тебя. Что мне нужно прикоснуться к тебе.

Я делаю шаг ближе.

— Так прикоснись ко мне.

— Я не могу.

Его глаза расширяются. Взгляд проходит сквозь меня, и мои колени слабеют. Этот горячий пылкий взгляд разжигает огонь внутри меня.

— Я уже не твой пациент…

И эти слова прорывают плотину. Он пересекает невидимую грань, которая разделяет наши тела, протягивает руку и легким, словно перышко, движением касается моей щеки. Я теряюсь в пьянящем трансе.

Страсть нарастет внутри меня.

Это опьяняет.

Его рука перемещается к ложбинке моей шеи. Одно касание — и все кончено для меня. Электрические импульсы от подушечек его пальцев прокладывают дорожку вниз к моей груди, выглядывающей из выреза блузки. Единственное, что имеет значение, — это его прикосновения. Он наклоняется ближе, вдыхая меня. Я чувствую его дыхание очень близко, оно щекочет мою кожу.

— Ева…

Это предупреждение.

Поднимаю голову вверх, на мгновение наши взгляды встречаются, а затем он опускает глаза, разглядывая кружева на показавшемся из выреза блузки бюстгальтере. Его взгляд пронизывает меня до глубины души. Все внутри замирает.

Мне нужно преодолеть крохотное расстояние между нами.

Это чувство всепоглощающее.

Я приподнимаюсь на носочки, и наши губы встречаются.

Они мягкие.

Какое нежное прикосновение.

Тепло его губ опьяняет, а поцелуй набирает обороты, становясь более страстным. Он покусывает, посасывает, как будто желает распробовать меня.

Его цели ясны, полны желания.

Сжимая руками мои бедра, он прижимается ко мне всем телом.

Обхватив руками его шею, я углубляю поцелуй. Движения его языка неистовые и собственнические. Каждая клеточка моего тела оживает.

Я теряю себя в поцелуе.

Я нахожу себя в этом поцелуе.

Он толкает меня спиной к стене, и я сдавленно выдыхаю, когда сталкиваюсь с поверхностью. Его руки обхватывают мою талию, прижимая нас так близко друг к другу, что между нашими телами нет и намека на пространство. В порыве страсти я трусь об него всем телом, ощущая давящую твердость его длины. Мое тело содрогается. Ощущение его близости заставляет забыть обо всем, есть только одно желание — раствориться в нем.

Почувствовав мое желание, Престон опускает руки, разводит и поднимает мои ноги на свои бедра. Соприкосновение тел усиливается, трение возрастает. Он сильнее вжимается в меня. Его руки снова возвращаются, по-прежнему, удерживая меня.

Но он прекращает наш поцелуй, и я чувствую, как его губы перемещаются на мое горло. У меня вырывается стон, и я не могу подавить дрожь от ощущения его языка, скользящего по моей коже. Теплые руки вытягивают полы моей блузки. Ладони поглаживают мою спину, а затем спускаются к изгибам моих бедер.

Я выгибаю спину.

Его язык скользит по коже выше груди, умелые пальцы расстегивают пуговицы на блузке, открывая, выставляя меня напоказ. Воздух попадает на мои соски, и они становятся твердыми. Продолжая свои исследования, Престон целует мой сосок. Его зубы скользят по чувствительной плоти.

Слегка потянув, он покусывает его.

Его рука скользит вниз по моему телу к брюкам. Он делает паузу.

Давление его руки — напоминание о том, что я хочу. Чего я желаю. Толкая мое тело навстречу его руке, я даю ему знать, что мне нужно.

Мне нужны его руки. Его пальцы во мне.

Он находит пуговицу, расстегивает ее, помещая руку между тонким материалом и кожей.

Подушечки его пальцев медленно двигаются дальше. Каждый пройденный ими дюйм посылает волну мурашек по моему телу, оголяя каждый нерв.

Он толкает руку ниже и ниже, пока я не чувствую его на тонком кружеве, прикрывающим мое самое интимное место, ощущая шорох у чувствительной плоти.

— Пожалуйста, — ною я, вращая бедрами, чтобы помочь облегчить голод, который растет внутри меня.

Тонкий материал, который прикрывает меня, отодвигается в сторону, и его пальцы почти на моей коже. Движения такие медленные, что каждая часть моего тела дрожит от предвкушения.

— Доктор Монтгомери, ваш следующий пациент уже здесь.

Голос администратора врывается в наш заполненный похотью разум.

Престон откидывает голову назад, одновременно отстраняя руку. Я поднимаю глаза, чтобы увидеть его взгляд. Сожаление. Вот, что я вижу, глядя на него, и это разрывает меня в клочья.

Я слежу за его реакцией, знаю, что мне не понравится то, что увижу, но я не могу заставить себя оторваться. Он не отвечает ей, но увеличивает дистанцию между нами. Наше дыхание неровное.

Шок.

Я вижу это в его глазах — осознание последствий того, что он только что сделал.

Он делает глубокий вдох. Мы оба пытаемся восстановить дыхание. Какого черта я все еще здесь делаю? Мне кажется, будто мое сердце может вырваться из груди, так сильно оно бьется. Отстраняясь, я поправляю свою одежду.

— У тебя есть помада…

Он протягивает руку, а потом останавливает себя. Наши взгляды встречаются на мгновение, но, кажется, будто оно будет длиться всю жизнь. Сколько же раскаяния в его кристально голубых глазах.

Это убивает меня. Разрывает меня.

— Мне следует уйти.

Голос звучит грубо. В жилах стынет кровь, а то, что осталось от моего сердца, разрывается на части. Схватив свое пальто со спинки стула, я поворачиваюсь к нему спиной и иду к двери.

— Ева.

Оглядываюсь через плечо и встречаюсь с ним взглядом. Из последних сил я сдерживаю слезы, угрожающие пролиться, но одна одинокая слеза сбегает вниз по моей щеке.

— Я выпишу тебе направление.

Его маска снова возвращается.

Я не останавливаюсь.

Я не говорю «прощай».

Я ухожу.

Глава 25 Ева

Я сижу за своим столом, сжимая перед собой кружку некогда горячего кофе. Напиток остывает, пока я безжизненно смотрю в окно офиса. Серое небо извергает ледяной дождь. Он несется вниз, нещадно врезаясь в мостовую. Интересно, можно ли слышать звук крошечных капелек, когда они разбиваются о бетон?

Как будто это важно, как они звучат.

Как будто сейчас такие приземленные вещи имеют значение.

Я не могу ни на чем сосредоточиться. Только не тогда, когда теряюсь в собственных мыслях. Все, что я делаю этим утром, — вспоминаю мои встречи с Престоном.

Снова и снова. Как может то, что вызывает такие приятные чувства, быть таким неправильным?

— Земля вызывает Еву.

Я поднимаю голову и встречаюсь взглядом с большими карими глаза Сидни.

— Привет!

— Привет, ты в порядке?

— Да, в порядке, — отвечаю я, но мой ответ звучит сухо и монотонно.

Она гримасничает, изображая сомнения. Наше общение по-прежнему напряженное. Хотя я больше не злюсь и стараюсь адекватно оценивать прошлое, но все-таки между нами сохраняется некоторая неловкость.

— Послушай, я знаю, что ты все еще злишься на меня, но что бы ты ни думала, я остаюсь твоей близкой подругой, и, будучи моей лучшей подругой, ты должна понимать, что я не вчера родилась. Ты получила письмо, пулей вылетела из квартиры и отсутствовала в течение нескольких часов. Потом ты пришла домой, хлопнула дверью и врубила музыку. Когда утром я проснулась, тебя уже не было. Мне кажется, что-то случилось, и ты не хочешь говорить мне. Понимаю, что я нарушила лимит доверия. Но я тебе обещаю, что это был единственный раз, когда я не знала, как тебе это рассказать, и впредь я не буду от тебя ничего скрывать. Пожалуйста, откройся мне.

И я открылась, не понимая, как долго смогу удержать это в себе. Пусть все, что было, останется в прошлом. Мне нужно перестать наказывать ее за ошибку, которую она сделала задолго до того, как мы познакомились. Это не честно по отношению к ней, что я так долго закрывалась от нее.

— Хорошо. Ты права, я сожалею. Я не должна была злиться, и мне следует поговорить с тобой о том, что произошло, но не здесь.

Встаю, хватаю ее за руку, и мы идем по коридору, в более уединенное место рядом с дамской комнатой.

— Так, что происходит? — спрашивает она, в ее глазах удивление.

— Я получила письмо от Престона.

— Престона? — она поднимает брови.

— От доктора Монтгомери, — шумно выдыхаю. — У меня был мини-срыв после пьяного инцидента, и пока он утешал меня, я попыталась его поцеловать.

Я зажимаю руками нос, жду, как она отреагирует.

— Ты пыталась его поцеловать? — ее голос поднимается на октаву.

— Шшш.

Я оглядываюсь вокруг.

— Да. Я пыталась его поцеловать, после чего он сказал, что мне нужно найти другого врача. Я не послушала. Я извинилась и сказала, что мы увидимся на следующей неделе. Потом ушла.

— Зачем ты это сделала?

— Мне казалось, если я буду его избегать и игнорировать подобные заявления, он передумает.

— А он?

— Хмм, нет.

Я смотрю вниз на мраморный пол. Идея встретиться с ней глазами прямо сейчас слишком меня пугает.

— Что ты скрываешь от меня?

Выдохнув, я поднимаю глаза и встречаю ее взгляд. Она прищуривается, и от этого небольшая морщинка образуется между ее бровями.

— Он прислал письмо, — я перехожу на шепот.

— Что? Что он пишет? — громко спрашивает она.

— Боже, Сидни, ты можешь говорить тише?

— Никто не может услышать, черт побери, продолжай, — настаивает она, махнув рукой, призывая продолжить мою историю.

— Он прислал мне официальное письмо о прекращении наших встреч в качестве врач-пациент, — после моих слов, она в шоке прикрывает рот рукой. — Он фактически уволил меня как своего пациента.

— Ого.

Повисает неловкое молчание, во время которого она открывает и закрывает рот, словно хочет что-то сказать.

— Так вот почему ты убежала вчера вечером? — я киваю. — Что случилось?

— Ничего особенного, если не считать того, что, ворвавшись в его кабинет, я хлопнула дверью и, черт побери, накричала на него.

— О, Боже! Ты не могла… — резко вскрикнула она.

— Сидни, не могла бы ты, пожалуйстааа, потише?

— Ой, извини. А как он на это отреагировал? Не останавливайся, кажется, мне нужен попкорн, чтобы слушать эту историю.

Я бью себя по лбу. Как же сильно хочется накричать на нее за ее попытки шутить, но я улыбаюсь. Потому что впервые за последнее время я чувствую, что мы снова вернулись к нашим дружеским беседам, и все возвращается на круги своя.

— Хорошо, так на чем я остановилась? Ах, да, сначала я разошлась. Потом он разгорячился, а потом…

Я замолкаю. Как я могу сказать про такое вслух?

— Знаешь, кажется, я поседею раньше, чем услышу продолжение, — говорит она странным голосом, и я понимаю, что мое смущение ее забавляет. — Просто скажи мне, что случилось. Это не может быть настолько плохо.

Я поднимаю брови, пытаясь скрыть свой самодовольный взгляд.

— Он толкнул меня к стене и занялся со мной…

БУМ! Самое время для взрыва эмоций!

Она молча прислоняется к стене. Просто наклоняется. Если бы не заметные колебания ее груди, я бы подумала, что она в коме. Я немного опешила и в шоке от отсутствия ее реакции, но подозреваю, что в итоге она найдет слова и соберет все свое хладнокровие. Я переминаюсь с ноги на ногу и жду.

— Он что!?

Я игриво стучу по ее руке и посылаю взгляд, говорящий «заткнись».

— Да.

— Он тебя поцеловал?

— Мы немного позажимались у стены, если быть более точными, и да…

У меня на губах появляется улыбка.

— Вау.

— Да.

— Так как это было? — ухмыляется она.

— Удивительно.

— Это все?

— Все, что тебе следует знать, — невозмутимо отвечаю я.

Я не могу сказать ей, что тот поцелуй смыл в памяти все остальные поцелуи. Что его поцелуй разрушил меня для всех остальных мужчин. Что его поцелуй оставил меня бездыханной, и я отчаянно просила большего.

— Что ты теперь будешь делать?

— А что я могу сделать? Он не хочет меня видеть.

— Подожди! Что? Что ты имеешь в виду? А как же твоя терапия? Кошмары. Панические атаки. Ты не можешь перестать видеться с ним.

— Он испугался и сказал, что я должна уйти. Он предложил мне список других специалистов и сказал, что напишет направление.

— Хорошо, хорошо, — успокаивает она, а я сжимаю пальцами переносицу. — Что? — ее брови взлетают.

— Я забыла его у него в кабинете.

— Что ты планируешь делать? Потому что, если ничего не скажешь, то я тебя стукну.

— Каких действий ты от меня ждёшь?

— Я ожидаю, что ты возьмешь себя в руки, отправишься в его кабинет и вернешь его обратно.

Я смотрю вниз на пол, играя с подолом своей юбки. Сидни делает шаг ближе ко мне.

— Все будет хорошо. Тебе просто нужно зайти за списком. Зайти и выйти.

Мои глаза, должно быть, выдают блуждающие в моей голове мысли, потому что подруга отступает назад и начинает улыбаться.

— Все в твоих руках.

Я закатываю глаза.

— Что не так? Продолжим сплетничать?

— Думаю, достаточно, хотя, может, и не вполне достаточно для всей жизни.

— Я не знаю, как насчет всей жизни, но, думаю, на неделю вперед хватит, а может и на две.

Она пожимает плечами, и я качаю головой. Я делаю несколько шагов к двери кабинета, когда понимаю, что она больше не рядом со мной. Поворачиваюсь туда, где мы разговаривали, и вижу, что она все еще стоит там.

— Пойдем, Сидни, не зевай, а то муха в рот залетит.

Подруга улыбается и отмахивается от меня. Думаю, мы вернулись к нашим прежним отношениям.

— Если ты не поторопишься, мы опоздаем на встречу, — говорю я и жду, когда она догонит.

Она ничего не говорит, но я понимаю, что предыдущий разговор еще далеко не окончен.

Вся наша команда уже в конференц-зале, а мне еще нужно вернуться в кабинет. Схватив блокнот со своего стола, мы забегаем в зал, и все взоры обращаются к нам. Я сажусь и смотрю на Майкла, который уже обсуждает бюджет и основные цели на оставшуюся часть недели. Мы работаем над проектом компании, которая планирует через шесть месяцев запустить новую коллекцию модной одежды. В зале все предлагают возможные хэштеги и основу концепции программы Instagram, которую мы запустим в начале следующей недели.

Кажется, управление возвращается в обычную атмосферу. Рабочая энергия бурлит как в те времена, еще до смерти Ричарда. Я должна быть счастлива. Знаю, что Ричард был бы доволен. Вместо этого мое дыхание сковывает. Пытаюсь расслабить мышцы, концентрируюсь на том, что было сказано. Дышу ровнее, вспоминая методы Престон, его технику, которая помогает удержать панику в узде. С каждым прошедшим днем тревога ослабевает, когда я нахожусь в офисе. Жаль только, что кошмары меня не покидают. Они такие странные. Я не вижу в них абсолютно никакого смысла. В них я никогда не вижу крови, никогда не чувствую страха. Когда после еще одной бессонной ночи у меня слезятся глаза, я понимаю, что мне нужно последовать совету Сидни и получить список врачей и направление от Престона.

Возвращаюсь к своему столу, беру свой сотовый телефон и набираю номер его офиса. На третьем гудке мне отвечают.

— Парк Психологии. Чем могу вам помочь? — спрашивает высокий голос. Я мгновенно понимаю, что никогда ее не встречала. Ее дыхание через телефон не ровное и звучит так, будто она только что побежала марафон.

— Могу я поговорить с доктором Монтгомери? Это Ева Гамильтон. Я хотела бы получить направление.

— Мо-можете подождать минуту? Позвольте мне уточнить, нет ли у него пациента.

Телефон с эхом падает на рабочий стол. Потом я слышу звук ее каблуков по деревянным полам. Мне немного весело от того, что она забыла перевести мой звонок на удержание. Интересно, может, она новенькая? Через несколько секунд, она снова возвращается, запыхавшись.

— Простите, Мисс Гамильтон. Он уезжает на вызов и до конца рабочего дня будет только на телефоне. Он сказал, что пришлет направление с курьером.

Курьер? Вот как.

— Нет, все нормально. Может, он просто оставит бумаги у вас. В обед у меня встреча в вашем районе, поэтому я могу зайти позже. Скажем, в два часа?

— Хм, ладно. Я думаю, с этим не будет проблем. У него скоро пациент. Я предупрежу его, когда он освободится.

— Спасибо.

Повесив трубку, я сжимаю переносицу. Он не хочет даже говорить со мной. Я содрогаюсь при мысли об этом, потом делаю глубокий вдох.

Все будет хорошо. Все нормально.

Не расстраиваться.

Вдох.

Выдох.

Я поворачиваюсь обратно к компьютеру и начинаю искать стоковые изображения для новой страницы в Instagram.

Глава 26 Ева 

Люди бегут мимо меня, когда я отправляюсь на встречу в центр. Небо как обычно в серых оттенках Нью-Йорка. Оно темное и тусклое, выглядит зловеще. Я прижимаю пальто плотнее к телу. Юбка не подходит для такой погоды. Обувь тоже не совсем подходящая, чтобы идти пешком десять кварталов к Street Side Grill, где я встречаюсь с Николетт из Posh Life. Мы встречаемся, чтобы обсудить и завершить детали для кампании #PerfectlyPoshLife. Когда я вхожу в ресторан, мое сердце поднимается к горлу и стучит, сбиваясь с ритма.

— Верь в себя. Если ты сделаешь это, никто не будет сомневаться в тебе.

Я расправляю плечи и иду к хостес.

— У меня назначена встреча… — начинаю говорить, но перестаю, когда замечаю, как мне машет высокая миниатюрная брюнетка. — Я вижу ее.

Улыбаюсь и направляюсь к Николетт.

Следующие сорок пять минут мы обсуждаем идеи, которые собрали, чтобы начать рекламу для запуска проекта. Я приготовила группу из лучших консультантов в индустрии моды, чтобы запустить хэштег, а также раскадровку того, что значит #PerfectlyPoshLife. Я мастерски выполняю свою работу, и ей нравятся все мои идеи. Какое удивительное чувство — проявить себя и получить удовольствие от проделанной работы. Несомненно, я все проделала сама, но мне, конечно, помогает техника Престона, основанная на воспоминаниях о Ричарде, и теперь я вижу, что могу сделать это и не нуждаюсь ни в чьей помощи. Мне удалось показать все свои достоинства. Престон мог бы гордиться…

Престон.

Бросаю взгляд вниз на свои часы. 14:45. Обед занимает больше времени, чем я ожидала, ведь как только мы начали обсуждать варианты, не могли остановиться. Идеи появлялись одна за другой. Обдумываю, стоит ли позвонить в офис доктора, прежде чем отправиться туда. Я планировала появиться там в два часа, но уверена, опоздание на сорок пять минут не так уж важно.

Я улыбаюсь себе и поворачиваюсь в направлении, в котором мне нужно идти. Когда вижу большое и зловещее здание Престона, находящееся прямо предо мной, ухмылка пропадает с моего лица. Ты можешь сделать это. Как бы тебе не хотелось, чтобы он оставался твоим врачом, возможно, он прав. Может быть, мне нужна дистанция от него?

Войдя внутрь, я показываю свои документы и направляюсь к лифтам. Возможно, вы подумали, что приходя сюда на протяжении уже нескольких месяцев, может быть, они позволят мне пройти, но, увы, я должна представить документы в любое время.

Как только я добираюсь до нужного этажа, меня встречает пустая стойка регистрации. Я придерживаю входную дверь и смотрю вдаль по коридору. Интересно, может она в дамской комнате? Может быть, она оставила мой пакет на своем столе? Окидываю взглядом поверхности, но ничего не вижу. Не желая рыться в бумагах, иду по узкому коридору, чтобы узнать, есть ли кто поблизости, может кто-то из работников знает и сможет мне помочь отыскать мои бумаги. Когда я прохожу мимо двери Престона, я ожидаю, что она будет закрыта. Вместо этого, я встречаюсь с небесно-голубыми глазами, которые смотрят прямо на меня.

— Что ты здесь делаешь? — говорит он из-за стола, и я делаю шаг в кабинет.

— Мне нужно забрать свои бумаги. Она велела мне прийти.

— Кто тебе велел?

— Твой секретарь.

Он качает головой:

— Конечно.

Затем двигает свое кресло и встает.

— Я сказал ей, что хотел послать курьера, — бормочет он скорее себе, чем мне.

— Знаю, но я была в этом районе, и ответила, что заберу сама.

— Ты сделала это, чтобы увидеть меня?

— Нет, — его глаза расширяются, и я глотаю. — Может быть.

— Ты не можешь находиться здесь.

Мышцы на шее сводит, пока он за мной наблюдает. Его пристальный взгляд доводит меня до грани.

— Мне нужно…

— Что тебе нужно?

Больше нет места для лжи или ложных мотивов. Переслать документы не составляет труда, но я решила приехать сюда, теперь мне пора выложить свои карты на стол и играть открыто.

— Видеть тебя, — признаю я на выдохе.

— Почему?

Завораживающая синева глаз Престона поглощает меня целиком. Они страшат меня, но я делаю шаг ближе. Хмурый взгляд, и между его бровями появляется морщинка.

— Потому что не могу смириться с мыслью, что никогда не увижу тебя.

Его взгляд смягчается после моих слов. Он делает шаг ко мне, и я двигаюсь вглубь комнаты.

— Знаю, что это неправильно, — говорит Престон, когда делает еще один шаг навстречу. — Я знаю, что мы должны остановиться.

Шаг.

— Но это чувство переполняет меня всякий раз, когда я тебя вижу. Оно выходит из-под контроля. Будто я не могу… Я не могу остановить себя.

Еще шаг.

— Я больше не твой пациент, — выдыхаю я.

Еще один шаг, и он окажется прямо напротив меня. Моя грудь вздымается, пока я жду.

— Семантика.

Последний шаг. Его голос пропитан желанием. Это посылает мурашки по спине, когда он протягивает руку и тянет меня к себе.

— Господи, я чертовски хочу тебя, но я не могу быть с тобой. Это наваждение все испортило. Я испорчен. Ты… была моей пациенткой. Существует установленный срок давности. Два года. Существует причина, почему они говорят, как минимум два года после прекращения отношений врача и пациента, и даже тогда… Даже тогда это не одобряется. Эти отношения между нами могут нанести непоправимый ущерб. Статистика показывает…

Я поднимаю руку, пальцы скользят по его мягким губам, и он замолкает, сокращая расстояние между нами.

— Мне плевать на статистику. Она меня не волнует.

Поднимаюсь на носочках, наши губы так близко, едва касаются, но проходят секунды, и все, что я чувствую, — его нежное, ласкающее дыхание на моих губах.

Я могу вдохнуть его.

Дышать им.

Чувствовать его.

Наше дыхание смешивается в медленный ритм. Я словно загипнотизирована, попав под его чары.

Наконец, он сокращает оставшееся расстояние, притягивая меня в свои объятия. Нежные пальцы приподнимают подбородок вверх. Мое тело расслабленно, я словно парю в невесомости…

Его дыхание ласкает мои губы.

— Чего ты хочешь? Что ты делаешь со мной? — бормочет он скорее себе, чем мне. Но я, затаив дыхание, молчу, мне нечего сказать.

— Я не знаю, я не знаю.

Реальные слова, которые я хочу сказать, не выходят, поэтому я отвечаю на вопрос как могу, только ответа у меня нет…

Я приближаю свой рот к его губам.

Он охотно отвечает, его губы находят мои, его язык ищет возможность проникнуть внутрь, пока он самозабвенно целует меня. Его ладони удерживают мои щеки, наши движения медленные, пока мы не начинаем задыхаться.

— Разве этот поцелуй нереален? Разве это похоже на трансфер?

Он не отвечает, я тяну руки, чтобы обернуть их вокруг его шеи.

— А это? — я прижимаюсь ближе, соединяясь с ним. — Ты чувствуешь это? Это похоже на трансфер?

Мы вновь целуемся. Если это вообще возможно, это даже более безумный поцелуй, чем раньше. Этот поцелуй — огонь. Тот, который способен сжечь нас, но ни одного из нас это не волнует. Мы не можем насытиться.

Я взволнованно понимаю, что меня оторвали от пола, перенесли на небольшое расстояние, а затем усадили на гладкую поверхность стола. Мою юбка поднимается вверх, и кожей я чувствую прохладную поверхность. Я вздрагиваю, когда Престон, чуть отстранившись, начинает изучать мое тело. Первобытный стон срывается с его уст, когда он находит подвязки и проводит пальцами по голому участку бедра. Его обычно голубые глаза становятся жаждущими, почти черными от желания.

Он протягивает руку, обводя пальцами мои распухшие губы, затем проходит рукой по моей шее к ложбинке груди. Он продолжает исследования, пока расстегивает каждую пуговицу на моей блузке. Медленно.

Один.

Два.

Три.

Я дрожу, когда Престон поглаживает мою грудь, кончиками пальцев задевая каждый дерзкий сосок. Он прикасается ко мне, но этого недостаточно. Он нужен мне внутри. Оборачивая свои ноги вокруг его талии, я тяну его тело к себе. И чувствую, как давит его твердость. Он смотрит на меня прищуренным взглядом, затем отдергивает руку от моей груди, подталкивая меня назад, так что моя спина оказывается на широкой поверхности стола. Наклонившись, он убирает мои ноги со своего тела, разводя их в стороны, медленно перемещая ладони вверх, задевает мои стринги, начиная описывать круги по чувствительной плоти, скрытой под кружевом.

Дразня меня. Мучая меня.

— Пожалуйста, — у меня вырывается стон.

— Что тебе нужно? — чуть сильнее надавливает он. — Ты хочешь, чтобы я прикасался к тебе? Попробовал тебя на вкус? Или ты хочешь, чтобы я оказался внутри?

У меня вырывается неконтролируемый стон, когда я открываюсь, чтобы дать ему больший доступ. Он кивает, понимая мои желания, затем опускается вниз.

Нежные пальцы стягивают мои стринги.

Убери их.

Оставь меня голой.

Мягкие губы прикасаются к моей коже. Кажется, этот медленный темп сведет меня с ума.

Рот Престона поцелуями продвигается выше. Дюйм за дюймом.

Всасывая.

Прикусывая.

Вырисовывая языком узоры, заставляя меня задыхаться.

Когда я думаю, что больше не могу, его руки скользят под меня, поднимая мои бедра навстречу его рту. Теплые волны электризуют мое тело. Он притягивает меня ближе. Его теплое дыхание окутывает меня, я нуждаюсь в большем.

Я загнана в угол.

Я отчаянно желаю, чтобы он коснулся меня там, желаю почувствовать его язык на своей чувствительной коже.

Его пальцы касаются меня. Один скользит внутри, пока его язык дерзко пробует мой вкус.

Я поднимаю бедра, и он прячет лицо глубже.

Он жадно вылизывает меня с такой силой, которую я никогда не чувствовала раньше. Его пальцы набирают ритм, синхронно работая с языком.

Требовательный ритм.

Его натиск подталкивает меня к капитуляции.

Все быстрее и быстрее.

До тех пор, пока волна ощущений не накрывает меня потоком чувств.

Когда я достигаю оргазма, понимаю, что он наблюдает за моей реакцией.

— Боже, ты прекрасна, когда кончаешь.

Приподнявшись, я хватаюсь за пряжку его ремня.

— Что ты делаешь? — говорит он, пока я начинаю расстегивать ширинку на джинсах.

— Теперь я хочу попробовать тебя.

— Иисус, мы не можем делать это здесь! Нам повезло, что Мэгги еще не вернулась с обеда.

Он смотрит в сторону полуоткрытой двери своего кабинета, а затем обратно на меня.

— К черту, — стонет он, освобождаясь от своих штанов. — Если у меня остались считанные минуты, я хочу оказаться внутри тебя.

Сжав его член, я направляю его туда, где он нужен мне.

— Я больше не могу сдерживаться, ты нужна мне, — шепчет он мне на ухо, посылая дрожь, которая волнами расходится по моему телу.

Он устраивается между моих бедер. Мое тело пульсирует вокруг него, когда он проникает внутрь только чуть-чуть.

Поддразнивая.

Из меня вырывается всхлип, когда он толкается глубже, потом останавливается. 

Затем одним мощным толчком он полностью входит в меня, растягивая, пока мое тело плотнее прижимается к нему. Это чувствуется слишком хорошо. Как будто наши тела предназначены друг для друга.

Я перемещаю руки на его плечи. Мои ногти впиваются ему в спину.

Его движения ускоряются, тело врезается в меня, будто наказывая. Как человек, поддавшийся своей похоти и получивший то, что он не может иметь. И снова меня охватывает невероятное блаженство. Все мое тело напрягается в необходимости освободиться. Один глубокий толчок Престона, и я впадаю в райское блаженство. Еще одно движение, и он тоже кончает.

Пока наше дыхание выравнивается, он лежит на моей груди. Когда мы, наконец, приходим в себя, он отстраняется. Туман желания покинул его глаза, и что-то еще меняется, то, что я не могу определить. Я расправляю одежду, поднимаюсь, оказываясь на краю стола. 

Престон проводит руками по своим волосам.

— Черт. Мы не использовали…

— Я здорова и на таблетках.

— Я тоже, но все же. Дерьмо. Я не могу здраво мыслить, когда ты рядом.

Его брови нахмурены, он изучает меня.

— Ты — опасный соблазн. Ты зависимость. Боюсь лишь одного, что уже никогда не забуду то, что вкусил, после того как я попробовал тебя.

Его слова едва слышны.

— Так и не надо.

— Мы не можем быть вместе. Нам не стоит. Если это всплывет, я пропал. Вся моя работа в больнице… — его голубые глаза становятся красными и опухшими, после того как он трет их с остервенением. — Но я не готов к этому.

Глава 27 Престон 

Какого хрена я творю?

Эта девушка делает меня слепым, мать твою. Черт, когда она рядом, все переворачивается вверх дном. Я перестаю видеть очевидное. Но у меня никогда не было выбора. Не с ней.

Выбора нет, когда рядом Ева.

Даже теперь я не могу выкинуть ее из своих мыслей. Она только что вышла за дверь, и мне уже не терпится ей перезвонить.

Я еще не закончил. Это еще не конец.

Сидя в своем кресле, я анализирую, мой взгляд останавливается на столе. Поцелуй... мой рот касался ее...

Только один поцелуй, — сказал я себе. И это была ложь. Я знал это, когда поцеловал ее, все внутри сжалось.

Но я все равно поцеловал ее.

И этого было недостаточно, мне этого было мало.

Мне никогда не забыть, как ощущалась ее кожа. Лизнув языком ее нежную шею, я все еще чувствую ее вкус. Я до сих пор чувствую ее запах. Воспоминания о ней в моем кабинете словно грех.

Она мой грех.

Не мое спасение.

И мне плевать.

Глава 28 Ева

Взглянув на свои часы, вижу, что время больше пяти вчера. Как пролетел день?

Тепло распространяется по моему лицу. Я точно помню, как он пролетел.

Престон.

Когда захожу к себе в квартиру, слышу, как течет вода на кухне. Я вешаю пальто в шкаф, а затем прохожу внутрь и нахожу Сидни, которая заполняет кастрюлю водой.

— Я делаю пасту. Может, хочешь вина?

— Не откажусь. По какому случаю?

— Ну, во-первых, я слышала, что ты отлично провернула сделку с Posh Life.

— А, во-вторых?

— Ну, это очевидно, ты не вернулась на работу по причине того, как выглядит твоя… — она пробегает по мне взглядом вверх и вниз, и я замечаю, что в спешке, когда одевалась, забыла застегнуть две пуговицы на блузке.

— Кажется, ты должна кое-что объяснить.

Я сглатываю и открываю холодильник, чтобы взять бутылку.

— Но сначала бокал вина, — говорю я, и она поднимает брови.

— Ого, все так плохо? Или, похоже, что хорошо?

— Хорошо, да… но… Я реально облажалась. В прямом и переносном смысле.

Открываю бутылку, беру два стакана и наливаю вино. Быстро выпиваю содержимое своего, едва почувствовав вкус.

— Подожди, что?

Сидни упирает руки в боки и постукивает ногой. Когда я не сразу отвечаю, а сперва наливаю себе еще один стакан, она жестом руки подгоняет, чтобы я побыстрее начала говорить. Я не могу смотреть ей в глаза и признаться во всем, и решаюсь не сразу, тяну время, смотрю вниз и убираю нитку на своей юбке.

— Я переспала с Престоном, — признаюсь я на вдохе, и она от удивления прикрывает рукой свой рот. — Хочу сказать, что не ожидала, что это случится, но это будет ложью.

— Что случилось?

Закусив губу, я поднимаю брови.

— Ты понимаешь, что я имею в виду. Как это произошло… о, просто расскажи мне все.

Протянув ей руку с наполненным бокалом, занимаю место за островком на нашей маленькой кухне.

— Итак, я пошла туда сразу после встречи, чтобы забрать свою лечебную карту и направление у секретаря. Ну, моя встреча затянулась, и к тому времени, как я там оказалась, девушка, которая должна была отдать мне документы, ушла на поздний обед. Я пошла искать кого-нибудь, кто мог бы мне помочь, и наткнулась на Престона. Одно перешло в другое…

— И ты попала на его член. Хороший итог.

Ее слова сочатся сарказмом.

— Сидни! Боже. Серьезно?

— Что? Разве не так, выкладывай, мне нужны подробности.

— Хорошо. Все гораздо сложнее, в двух словах не опишешь. Итог всей истории, мы занимались сексом… на его столе.

И на последних моих словах она подпрыгивает, махнув рукой, и соус из ложки, которую она держала, разлетается по кухне.

— Вот черт, — говорит она, вытаращив глаза на беспорядок.

— Не волнуйся. Ты готовишь, я убираю. В любом случае, это по моей вине.

Встаю, прихватив со стола тряпку, и начинаю вытирать со шкафов соус. Когда я все вытираю и решаю уйти, встречаюсь взглядом с подругой.

— Что? — спрашиваю я, а она хмурится.

— А что теперь? Он же твой врач. Как вы сможете быть вместе после случившегося?

— Он больше не мой врач, — уточняю я и потом, тяжело вздыхаю. — Но да, ты права. Мы не можем быть вместе.

*** 

Когда несколько дней спустя звонит мой телефон, я чуть не падаю со стула. Престон? Я не ожидаю услышать его так скоро, скорее никогда. Чего он хочет? Он скучает по мне?

Престон: ты забыла забрать свое направление.

Я разбита его словами, или больше даже их смыслом. Я хочу, чтобы он скучал по мне. Я хочу, чтобы он просил меня о новой встрече. Чтобы он чувствовал то, что чувствую я, как будто моя душа разбита на тысячи осколков, настолько мелких, что вы не можете собрать их вместе. С поникшими плечами я продолжаю свой путь. Как правило, в плохую погоду я не хожу гулять, но после сообщения Престона мне нужен воздух. Мне нужно вдохнуть свежего воздуха. Воздух горчит на моих губах, а может, это просто боль, которая проявляется у меня в таких неожиданных аспектах.

Вдох. Выдох.

Вдох. Выдох.

Сегодня движения даются с большим трудом. Каждый шаг — настоящий подвиг. Но, что бы ни происходило, я стараюсь избавиться от своего уныния, пытаясь взглянуть на мир вокруг меня, чтобы увидеть красоту этого дня, и не имеет значения, что мое тело с трудом передвигается по тротуару, пока я не оказываюсь у квартиры своей мамы.

— Мама, ты проснулась?

Она не отвечает, как обычно, но я быстро нахожу ее. Последние лучи солнца освещают ее, проникая через окно. Она похожа на ангела, красивого и прекрасного, сидящего на кровати. От нее исходит свечение, и впервые в жизни она кажется адекватной. В гармонии с собой.

— Привет, — я делаю шаг ближе, оценивая ее, прежде чем решаю не упускать благоприятный момент, чтобы, наконец, не потерять шанс и поговорить с ней о некоторых вещах. — Ты выглядишь хорошо. Как ты себя чувствуешь?

— У меня болит голова.

Она перекатывается на кровати, поворачиваясь спиной. Как будто щелкнул выключатель света. Она становится другим человеком. Она всегда в здравии, когда меня нет рядом? Или делает это только, чтобы привлечь мое внимание? Игнорируя ее комментарий, сажусь ближе к кровати и смотрю на нее. Как влияет мое присутствие, что заставляет ее действовать подобным образом?

— Мама, несколько недель назад я спрашивала тебя о компании Ричарда. Зачем ты вкладывала свои деньги в его компанию?

— Мы должны обсуждать это прямо сейчас?

— Мне бы хотелось. Я просто ничего не понимаю. Ты никогда не говоришь о папе. Ты молчишь о той аварии. Ты не рассказываешь мне, почему занималась инвестициями в бизнес. Ты моя мама, а я ничего о тебе не знаю.

— Это все прошлое. Не могли бы мы оставить его в прошлом?

Она закрывает глаза и откидывается на подушку позади нее, по сути, опять меня игнорируя.

— Но это не мое прошлое, мама.

Она приоткрывает глаза и щурится.

— После того, как умер твой отец, я не могла работать. Ричард дал мне возможность инвестировать часть страховых денег в стартап своей компании. Это была авантюра, но, в конце концов, все окупилось.

— Зачем было так рисковать?

— Я всем обязана Ричарду. Всем. Если б не он, я не знаю, где бы мы были.

Она снова переворачивается, и я понимаю, что ее откровения со мной закончены. Ну, теперь, по крайней мере, у меня появился еще один кусочек головоломки, какой бы сложной она ни была. Ричард нас спас. Не понимаю, о чем точно речь, и в следующий раз, когда она будет разговорчива, я выясню больше.

Как только дыхание мамы выравнивается, понимаю, что она засыпает, я направляюсь обратно в свою квартиру. Когда оказываюсь в своем квартале, звонит мой телефон.

— Привет.

Голос Престона низкий и хриплый. Просто слыша его, мне удается забыть все печали, появившиеся после визита к маме, тепло разливается по моему телу.

— Привет, — выдыхаю я.

— Ты снова не забрала свои бумаги.

— Я помню.

— Почему ты не ответила?

— Мне нечего было сказать.

Мы молчим в течение нескольких долгих минут, пока я не слышу, как он вздыхает.

— Я могу заскочить завтра, — говорю я.

Он обдумывает секунду, прежде чем ответить.

— Думаю, это не лучший вариант после того, что случилось в прошлый раз.

Я издаю смешок и он тоже.

— Да, ты прав. Возможно, нам стоит встретиться где-то еще. Где-то, где будет больше публики?

Я закрываю глаза и сглатываю, затем молча молюсь, чтобы он вновь не предложил воспользоваться курьерской службой. Я хочу увидеть его. Хотя бы на мгновение.

— У меня завтра вечером пациент, но после я могу зайти к тебе и оставить все у швейцара.

— Позвони мне, когда оставишь, и я их заберу.

На другом конце повисает пауза, и я удивляюсь, что звонок не прерван.

— Я хотела бы вкратце пробежаться с тобой по списку.

— Да, в этом есть смысл. Ладно, мой следующий пациент уже здесь. Увидимся завтра.

Повесив трубку, я клянусь, что чувствую каждую мышцу в своем теле: они сначала расслабились, затем снова напряглись. Я не готова отпустить его. Я не готова двигаться дальше.

*** 

Один день спустя

Я должна еще быть на работе. Я должна заканчивать последние детали для нового проекта. Я, безусловно, не должна находиться дома, слоняясь из угла в угол. Но вот я здесь, перед зеркалом, обновляю блеск на губах в сотый раз. Правда, уже пять часов вечера, но с новым проектом, который дает мне реальный шанс проявить себя, доказать всем, что я — неотъемлемая часть команды Ричарда. Погрузиться в проект недостаточно и прибить себя гвоздями к проекту недостаточно. Мне нужно показать высший класс, но вместо этого все мои мысли только о том, как я буду выглядеть, когда встречусь с Престоном. Черная юбка и шелковая блузка, черные туфли. В этом образе выгляжу так, будто только что вернулась домой с работы.

Наконец, после того, как, кажется, прошла вечность, мой телефон вибрирует новым сообщением.

Престон: Я внизу в холле.

Я: Поднимайся.

Я печатаю быстро, пока не передумала. Интересно, что он скажет. Мое сердце прыгает в груди, я жду.

Вдох. Выход.

Вдох. Выход.

Гудит домофон.

— Слушаю.

— Здравствуйте, мисс Гамильтон. К вам пришел Престон Монтгомери.

— Пропустите его.

Оставляю дверь открытой, моя грудь сжимается от волнения. Прошло всего несколько дней с тех пор, как его губы прикасались к моим, но я хочу этого снова и снова. Наши глаза встречаются, и я понимаю, что не единственная, кому этого хочется. Он тоже чувствует это. Его дыхание поверхностное, пока он изучает меня, заставляя учащаться мой пульс. Мы на расстоянии одного шага. Так близко, что если я протяну руку, то прикоснусь к нему. Внутри меня зарождается желание, подняв руку, кончиками пальцев провожу по его щеке. Его резкий вдох эхом разлетается по комнате.

— Неважно, что случится после, правда, даже если я потеряю свою лицензию, мне плевать.

Он сжимает нижнюю губу между зубами, и я боюсь, что может появиться кровь. Наконец-то отпуская ее, он говорит.

— Пойдем со мной.

В его голосе твердость, и это мой единственный шанс быть с ним.

— Что?

— Мне нужно время, что бы побыть с тобой. Мне нужно снова увидеть тебя, прежде чем я отпущу тебя. Я не готов к этому окончательно.

Вижу, как он делает глубокий вдох, и в своей голове слышу слово, которое он не договорил… пока.

— Знаю, что на кону моя работа, но, возможно, мы сможем найти способ, чтобы решить это.

Интересно, слышит ли он свою ложь или, как и я, также отчаянно верит, что у нас еще есть шанс, и цепляется за надежду.

— Но как? Что, если кто-нибудь нас увидит?

— Мы уедем куда-нибудь. Только ты и я, — он махнул рукой между нами. — Я знаю, что не должен предлагать такое, это неправильно, но я все равно спра…

— Да.

— Да?

Выражение его лица меняется сначала это неуверенность и страх, а потом облегчение. Это может быть наш единственный шанс быть снова вместе.

— Да, одна поездка. Одна прекрасная поездка, и потом…

Делаю глубокий вдох, но мне не хватает сил, чтобы произнести остальные слова, я знаю, в один прекрасный день это разобьет мое сердце.

— И потом я тебя отпущу.

Глава 29 Престон 

Это не самая хорошая идея. Мы не должны заходить так далеко. Если АПА[10]  узнает, я могу лишиться лицензии. Достаточно ли я доверяю ей, чтобы знать, что она никому не скажет?

Мы нарываемся на неприятности. Или, по крайней мере, я. Но, как наркоману, мне нужна новая доза. Какого черта я делаю? Какого черта мы делаем?

Возможно, есть шанс, что это сработает… кого я обманываю?

Дерьмо. Мне нужно мыслить рационально, но рядом с ней я не могу.

Она красивая. Безумно красивая. Она — все, чего я хочу и не заслуживаю. Я эгоист, но мне плевать. Она нужна мне, даже если только на мгновение. Я знаю, будут последствия. Но... твою мать. Я не могу отказаться от нее.

Только раз.

Может быть, два раза.

Насладиться.

Боже, это неправильно. Несомненно, я больший мудак, чем думал, но она — чистое искушение.

К черту все последствия.

Глава 30 Ева

Я спешу обратно в свою квартиру. Мне нужно собраться. Завтра после работы мы куда-то поедем. Не знаю, куда именно, Престон не вдавался в детали.

Думаю, что одних выходных будет недостаточно, хотя я соврала и согласилась на это, потому что думала, что откажись я от такой возможности, это вгонит меня в депрессию. Мысль о том, чтобы лишиться его близости, слишком страшна, чтобы добровольно отказаться от этого. Вот почему я соглашаюсь и даю обещание, которое, знаю, не смогу сдержать.

— Итак, что ты собираешься делать? — спрашивает Сидни, когда я рассказываю ей, что Престон пригласил меня на выходные.

— Сбежать, нахрен, от его системы.

Я смеюсь, и она тоже хихикает. Она думает, что это шутка, но, когда я перестаю смеяться и делаю серьезный вид, она также останавливается.

— Что ты имеешь в виду?

— Поскольку мы не можем быть вместе здесь, мы уезжаем. Мы собираемся вытащить друг друга из нашего окружения.

Она скрещивает руки на груди.

— Ты думаешь, что это хорошая идея?

— Не-а.

— Так почему ты делаешь это?

— Потому что я не могу отказаться от такой возможности.

Она понимающе кивает.

— Когда вы уезжаете?

Я делаю глоток вина, прежде чем ответить на ее вопрос.

— Завтра, после работы.

— Куда?

— Понятия не имею.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

Я тоже.

*** 

Весь день еле сдерживаюсь на работе. Я не только не выспалась, но и очень сильно нервничаю перед сегодняшним отъездом с Престоном. К счастью для меня, по крайней мере, что касается рабочих моментов, мне удается держать все под контролем. Я начинаю лучше разбираться в технике самоконтроля и дыхания. Надеюсь, придет время, и я избавлюсь от гомеопатических средств, хотя они и похожи на конфеты. Вот если бы они еще помогали усмирить мое подсознание, когда я сплю.

Хуже всего — это присутствие адвокатов. Кто мог знать, что урегулирование чьих-то дел занимает столько времени? Знание того, что Ричард оставил свою долю в компании моей матери, наводит меня на мысль, что, возможно, ему также была необходима помощь психотерапевта. Я никогда не пойму, зачем он это сделал, или почему моя мама была тайным инвестором, но пока Майкл контролирует ситуацию, я чувствую себя в безопасности, и все по-прежнему на своих рабочих местах.

После ответа на электронные письма я, в основном, ерзаю в кресле, а затем вижу Майкла, который вышел в коридор из конференц-зала и машет мне рукой. Быстрыми шагами я направляюсь к нему и занимаю место за столом.

— Спасибо, что присоединилась к нам. Я скоро ухожу, но хотел спросить, все ли в порядке с твоей мамой.

Я щурюсь, услышав его комментарий.

— Да, конечно. Я имею в виду, никаких изменений, все, как всегда. Почему вы спрашиваете?

— Ну, мистер Шварц пытался связаться с ней, чтобы подписать какие-то бумаги по поводу наследства, но она не ответила на его сообщение. Мы хотели убедиться, что она в порядке.

— После того, как мы говорили по телефону, и до того, когда я видела ее, да, но я могу проконтролировать эту ситуацию на следующей неделе, если вы хотите?

Раньше, если мне приходилось слышать подобную новость, я шла прямиком к маме убедиться, что она в порядке, но я устала от того, что не живу своей собственной жизнью, и мне нужно прекратить делать подобное. Ей нужно научиться быть более самодостаточной. С выяснением причин, почему она не ответила на сообщения адвокатов, придется подождать.

— Это было бы здорово. Большое спасибо, — он встает и поправляет пиджак. — Я оставлю вас.

Я улыбаюсь ему, а затем перевожу свое внимание на адвоката.

— Спасибо, мисс Гамильтон, что вы уделили время, чтобы снова встретиться со мной. Я хотел обсудить, как бы вам хотелось распорядиться квартирой. На последней встрече вы сказали, что не хотите оставлять ее в собственности. Я хотел, чтобы вы озвучили свое окончательное решение, а если оно не изменилось, то я мог бы помочь вам с продажей.

— Я думала об этом и да, я не хочу оставлять квартиру. Насколько бы она мне не нравилось, это слишком близко к моей матери.

Я пытаюсь смеяться. Идея жить так близко к ней снова посылает мурашки по телу. Я люблю свою маму, но она высасывает из меня жизнь.

— Хорошо, я могу помочь найти агента по продажам, и когда придет время, помогу с бумагами.

— Большое спасибо, мистер Шварц. Если это все, я должна вернуться к работе.

— О, да, конечно. У меня есть еще несколько документов, которые мне нужно посмотреть.

Опустив голову вниз, он начинает что-то писать в своем блокноте.

Вернувшись за свой стол, ввожу в поисковик «риэлторы Манхэттена». Я слишком долго откладывала решение, пришло время уладить это.

*** 

Это свершилось. В тот момент, когда часы на моем рабочем столе показывают пять, я соскакиваю со стула. Сидни ждет за дверью, и мы отправляемся домой. Он должен быть там. Мой живот сводит от предвкушения, так же, как и мышцы всего тела. Как только Сидни открывает входную дверь, мой телефон вибрирует в кармане, и я прыгаю, пытаясь достать его. Сидни проходит по коридору, направляясь в свою комнату, а я проверяю сообщение.

Престон: я припарковался на «Рендж Ровере» в неположенном месте, рядом с твоим домом.

Я: Буду там через минуту.

Хватаю сумку, которую собрала прошлой ночью, и спешу на выход. Когда я подхожу к входной двери, слышу Сидни.

— Уходишь, не попрощавшись?

— Он внизу.

Она кивает.

— Будь осторожна, хорошо? И если вам понадобится моя помощь, независимо от того, когда это случится, позвони.

— Ладно.

Она притягивает меня в объятия, а затем отпускает. Я поворачиваюсь к ней спиной и иду к двери. Закусив губу, вхожу в лифт, стараюсь дышать ровнее, пока спускаюсь вниз.

Сердце стучит сильнее с каждым шагом, который приближает меня к внешнему миру и к тому времени, когда я вижу его припаркованный автомобиль, боюсь, что оно может взорваться. Я приняла неправильное решение?

Но потом мой мир останавливается и ответ на вопрос очевиден. Нет. Все верно.

Заходящее солнце отражается в его глазах, мерцающие кристаллы и сапфировые пятна танцуют в них на расстоянии. Боже, эти глаза. Он притягивает меня к себе. Его рот находит мой, и мои губы раскрываются. Пользуясь случаем, он углубляет поцелуй. Его язык борется с моим в порыве страсти и отчаяния, голода и желания. В тот момент, когда встретились наши губы, он будто борется за право собственности на меня. Чтобы обладать мной.

Но он не знает, что в этом нет никакой необходимости. В тот момент, когда я вижу его, я уже принадлежу ему.

— Я не должен был делать этого на публике, но когда я смотрю на тебя, теряю чувство реальности, — бормочет он и отстраняется от меня. — Все, садись в машину, пока нас никто не увидел.

Он открывает передо мной дверь, затем обходит вокруг к водительской стороне и садится в машину.

— Итак, куда? — спрашиваю я, пока натягиваю ремень безопасности, а он отъезжает от обочины.

— Ты когда-нибудь бывала на Род-Айленде? — улыбка играет на его губах.

— Не припоминаю.

— Хорошо, — ухмыляется он.

— И все? Это все, что ты мне скажешь?

— Да, это весело.

Я в шутку ударяю его по руке, а он нежно берет мою руку в свою, затем опускает наши переплетенные ладони себе на колени. Этот интимный жест, в котором я тону намного больше, чем хочу.

Пока мы выезжаем из города, я распрямляю плечи, все отчетливее принимая идею провести несколько дней с Престоном. Мягкая музыка играет на протяжении всего пути, и я теряюсь в мыслях, глядя на горизонт. Мы сидим в уютной тишине. Пальцы Престона выводят круги на моей ладони, и мы продолжаем нашу поездку к месту назначения.

— Как работалось сегодня? — наконец, он нарушает молчание, и я поворачиваюсь к нему и улыбаюсь.

Он отводит взгляд от дороги на долю секунды, и наши взгляды встречаются.

— Все прошло хорошо.

— Просто так?

— Ну, я немного волновалась, думая о предстоящей поездке, поэтому день тянулся долго. Затем адвокат Ричарда пришел поговорить со мной о квартире.

— Ты уже решила, что хочешь с ней сделать?

— Я собираюсь продать её, — его рука сжимает мою. — Не считая этого, день был хороший. Сейчас я работаю над новым проектом.

— Это замечательно.

— Спасибо, — смущенно улыбаюсь я, что для меня непривычно. — А что насчет тебя?

Хотя я не вижу выражения его лица, пока он смотрит вперед на дорогу, но замечаю, как он кривит губы.

— Ты не должен мне ничего рассказывать, если это неудобно.

Он кивает, и я вижу, как он с облегчением выдыхает.

— Как насчет того, чтобы рассказать о своей семье.

— Это я могу сделать, — с ухмылкой, отвечает он. — Что ты хочешь узнать?

— Все подробности, — заявляю я, вызвав его искренний смех.

— Ладно, все, так все. Мда. Ну, для начала, я один из троих детей в семье. У меня есть старший брат по имени Джейс, ты уже встречала его близнецов. Джейс работает в хедж-фонде моего отца, и еще есть Мэдлин, моя младшая сестра. Она работает в индустрии моды. Ты полюбишь ее, — говорит он, но хмурится, уловив подтекст в такой возможности.

Прямо сейчас знакомство с ней может спутать все наши карты. Он это знает, и я это знаю. Слишком много у него на кону, чтобы потерять. После недолгого молчания, он качает головой и, кажется, соглашается с моими мыслями.

— Где она работает?

— Она мерчандайзер в SHE.

Я мгновенно вспоминаю название — это передовая линейка модной одежды, продаваемая во всех высококлассных торговых центрах и престижных бутиках в городе.

— Вы очень близки?

— Да, очень. Мы говорим по телефону почти ежедневно и стараемся встречаться каждые выходные за ужином. Ну, не на этой неделе. Но, обычно встречаемся.

— Это так мило.

Мой голос выдает мои эмоции. Я могу видеть маму каждую неделю, но мы никогда бы не имели того, что есть у него в семье. Подобное просто невозможно, ей такое не свойственно. Чтобы отвлечься от мыслей о собственной семье, я возвращаюсь r теме нашего разговора.

Оставшееся время мы говорим обо все понемногу. Небольшие детали, которые для большинства могут показаться неважными, но мне очень важно получить эти крошечные сведения о человеке, которым является доктор Престон Монтгомери. Мне нравится слушать, как он рассказывает о своих родителях, которые женаты уже тридцать семь лет и до сих пор безумно любят друг друга. И когда он говорит о своем брате и сестре, я улыбаюсь от уха до уха.

Когда мы сворачиваем с шоссе, я предвкушаю головокружительное волнение. Два дня наедине с этим человеком… не могу дождаться.

Глава 31 Ева

Мы спускаемся вниз к длинному полуострову в Ньюпорте, Род-Айленд. В изумлении у меня открывается рот. Отель Касл-Хилл. Потрясающе, все, что я когда-либо представляла себе, думая о совершенстве.

Высоко на холме расположен красивый особняк с белой крышей и видом на океан. Это один из самых великолепных домов, которые я видела. Престон оставляет машину на круговой парковке, и мы достаем свой небольшой багаж. Воздух чист и свеж, поскольку большая часть зимы уже прошла, уступая место весне.

После регистрации мы отправляемся в причудливый коттедж, расположенный на побережье. Для наших выходных Престон арендует частную резиденцию. Прежде чем дверь успевает полностью закрыться, он оказывается рядом. Подняв меня на руки, переносит на гигантскую кровать с балдахином, расположенную в центре спальни. Я лежу на спине, а он опускается на меня. Я чувствую давление его губ и закрываю глаза, еле сдерживая стон. Его рот пробует на вкус мои губы. Его язык смакует вкус моего языка. Охваченная страстью, я чувствую, как тянет вверх край моей блузки. Он отстраняется, и я открываю глаза. Престон стягивает с меня через голову рубашку, затем медленными, точными движениями снимает с меня всю остальную одежду. Я лежу на кровати обнаженная, глядя на то, как раздевается он, и по моему телу пробегает дрожь. Он высокий и мускулистый. Каждая мышца четко высечена. Это первый раз, когда я вижу его обнаженным.

Он идеален.

Завораживает.

Его взгляд дикой похотью зажигает во мне огонь. Я хочу, чтобы он дотронулся до меня, но он просто смотрит. Как хищник, выслеживающий свою добычу, пока наконец не набрасывается.

Развожу шире ноги, позволяя ему приблизиться. Когда он нависает надо мной, я поднимаю свои бедра. Каждая клеточка моего тела дрожит от предвкушения. Он нужен мне. Моя кожа — как оголенный провод — готова воспламениться в любой момент. Он трется о мой вход, вызывая у меня стон. Продолжая дразнить меня, Престон скользит своим членом по моим складочкам.

Сладкая пытка.

— Престон… — вскрикиваю я в отчаянной мольбе.

Наши взгляды встречаются. Голубая радужка его глаз почти полностью исчезает под черным зрачком. Он смотрит на меня так, будто хочет поглотить каждый дюйм моего тела, затем медленно проталкивается внутрь, ласкает мое лицо и заглядывает в глаза, погружаясь дюйм за дюймом. Движения его тела неторопливые, и одним быстрым подъемом бедер я сокращаю расстояние, разделяющее нас. Он полностью во мне. Престон контролирует свое тело, пока мои мышцы растягиваются, чтобы принять его и полностью отдаться ему.

— Пожалуйста… — со стоном умоляю я.

Престон заглушает крики, накрывая мой рот и двигая бедрами в мучительно медленном ритме. Когда я думаю, что не смогу вынести эти сладкие пытки, он выходит из меня и снова кружит своим членом у моего входа, дразня меня. Затем входит.

Снова и снова.

Каждый раз ему все труднее и труднее сдерживаться.

Он все глубже погружается, переходя от медленных толчков к быстрым.

Я приветствую каждое его движение, встречая всем телом. Пытаюсь не опускать руки, цепляясь за его плечи, обвивая ногами его тело. Престон приближает меня к блаженному финалу, но замедляется, затягивает, мучает меня.

С каждым движением я все ближе к кульминации, на грани блаженства. Пока, наконец, полностью не отдаюсь этому. Возвращаясь из сладкой дымки, я слышу яростное рычание, слетающее с его уст, оповещающее, что и Престон достиг своей кульминации.

Мы лежим, тяжело дыша, пытаясь прийти в себя. Тело Престона давит на меня своей тяжестью. Его сердце бешено колотится, как и моё собственное. Они бьются в унисон. Как будто мы едины, и ничего больше не имеет смысла на данный момент. Через минуту он приподнимается, оставляя на моих губах мягкий поцелуй.

— Было потрясающе.

Престон снова целует меня, и я улыбаюсь. Он проводит своим языком по краешку моих губ, а потом отстраняется.

— Идеально, — бормочу я.

Он покидает мои объятья, поднимается с кровати, пересекает комнату, и я чувствую, будто оказалась в прекрасном сне. Надеюсь, что я никогда не проснусь.

Престон возвращается в халате, держа в руке еще один для меня. Глядя на этот жест, мои губы растягиваются в улыбке.

— Спасибо.

Я встаю с кровати, покрывало падает, мое тело обнажено. Взгляд Престона пробегает по моему телу, и я вижу желание в его глазах.

— Как такое возможно, я просто на тебя смотрю и хочу большего? — его голос спокойный и ровный, и это заставляет меня дрожать от желания.

— Не уверена, но если тебе станет легче, я чувствую то же самое.

Он посылает мне небольшую улыбку и качает головой.

— Не-а… Не станет.

Подхожу к нему ближе, заворачиваясь в халат.

— Итак, чем бы предпочла бы заняться этим вечером? Не хочешь поехать в город и поужинать?

— Серьезно?

— Как всегда.

— Тогда я хочу остаться здесь с тобой… голой.

— О, слава Богу, — он смеется над моими словами и притягивает меня к себе. Сжимая меня в объятьях, Престон оставляет нежный поцелуй на моих губах. — Тогда сделаем заказ в номер? — бормочет он в мой рот.

— Ммм… хм.

Руками пытаюсь обнять его вокруг шеи, но он отстраняется, прежде чем я успеваю застонать в знак протеста.

— Сначала перекусим.

Престон подходит к журнальному столику и берет меню обслуживания номеров.

— Вот, давай взглянем, и я им позвоню.

— Отлично, — дуюсь я, хватаю меню и переворачиваю страницу. — Мне клубный сэндвич.

— Ты читаешь мои мысли, — ухмыляется он, берет телефон и набирает номер. — Привет, да. Я бы хотел сделать заказ в номер. Два клубных сэндвича с картошкой фри. Да, это было бы идеально. И бутылку… — Престон перестает говорить и спрашивает меня губами: — Вина? — я киваю. — Да, и бутылку… «Совиньон Блан» вы рекомендуете? Хорошо, отлично. Спасибо.

Престон кладет телефон обратно и поворачивается ко мне.

— У нас есть тридцать минут. Как мы их проведем?

Его губы складываются в самую порочную улыбку, которую я когда-либо видела, и клянусь, что от подобного зрелища растекаюсь в лужу прямо в центре нашего коттеджа.

— Душ, — и поднимаю брови с намеком.

— Мне нравится ход твоих мыслей.

Вместе мы идем в ванную и заходим в душ. Горячая вода расслабляет каждую клеточку, пока Престон намыливает мое тело. Каждое проявление его силы заставляет мое тело дрожать, даже в жару. Когда он опускается передо мной на колени, я уверена, что мои собственные ноги меня выдают. Но это не так. Ну, по крайней мере, до тех пор пока его губы не находят меня. Он раздвигает мои ноги и пожирает меня.

И я дрожу снова и снова под струями воды.

*** 

Спустя час мы сыты, сидим перед камином и пьем вино. Наступил вечер, и огонь, потрескивая в темной комнате, бросает тень на лицо Престона.

Зацепив ногами ножки стула, я откидываюсь на спину и делаю глоток из своего бокала. Престон смотрит на меня через кофейный столик.

— Я тут подумала, что за столько времени, сколько мы провели вместе, я едва ли знаю о твоей жизни, — говорю я, снова поднося бокал ко рту.

— Это неправда. Я рассказал тебе о своей семье.

Я издаю смешок в ответ на его слова.

— Престон, это было сегодня. Ты только что рассказал мне это.

— Что ж, я не мог рассказать тебе раньше… будучи твоим… — на его лбу появляются морщинки.

— У меня есть идея. Как насчет того, что мы не обсуждаем нашу ситуацию в этот уикенд.

Он открывает рот, чтобы заговорить, но я поднимаю руку.

— Нет, правда, Престон. Я не хочу тратить свое время на споры, зачем нам возвращаться к этому. Мы оба знаем о последствиях, если будем вместе, нас поймают. Нет необходимости обсуждать это снова.

— Достаточно справедливо. Что ты хочешь знать?

— Я понятия не имею. Ты ставишь меня в тупик подобным вопросом. Что я, по-твоему, должна спросить после такого? Какой-то тупой вопрос, что бы ты взял, если бы тебе предстояло оказаться на необитаемом острове?

— Все просто. Я бы взял свой iPad. Таким образом, у меня будут книги, музыка и я смогу позвонить по Skype, — его глаза блестят с иронией, и я продолжаю в свою защиту.

— Жульничаешь. И поправочка… на острове нет Wi-Fi.

— Ты должна давать такую информацию, прежде чем задать вопрос, — дразнит он, и я смеюсь.

— Я еще даже не задаю вопрос.

— Туше. А что насчет тебя? Ограничения по Wi-Fi в моей версии нет, что ты возьмешь?

— Свою коллекцию книг Джейн Остин.

— Что? Не книгу про вампиров или про одного богатого генерального директора? — широко раскрыв глаза он изображает удивление.

— Ха-ха-ха. Нет, умник, и мне нравятся книги, где речь о ведьмах. Но если бы я оказалась на острове, то не стала бы их брать.

Я перестаю улыбаться и прищуриваю глаза, глядя на него. Это мой шанс знать все, что я когда-либо хотела о нем узнать. Я не хочу тратить время на глупости. Но, в то же время, если он начнет откровенно говорить, я не хочу его спугнуть. Нужно сохранить непринужденную атмосферу. На минуту я замолкаю, стараясь придумать, о чем спросить… ничего.

— Ты вырос в городе? — наконец, спрашиваю я.

Престон поднимает голову, наши взгляды встречаются.

— Да. Родился и вырос в городе.

— Где именно?

— Верхний Ист-Сайд. Я переехал в центр города для учебы в колледже, а потом, получив докторскую степень, купил свой дом в Мюррей-Хилл.

— Тебе нравится жить там?

— На мой вкус, много молодежи, — говорит он, прежде чем понимает. — Я имею в виду…

— Все в порядке. Должна с тобой согласиться. Не могу представить… Подожди. А сколько тебе лет? Странно, но я этого не знаю, — мое сердце замирает, когда я понимаю, сколько всего не знаю и сколько мне до смерти хочется узнать.

— Мне тридцать четыре.

На десять лет старше меня. Почему я только сейчас узнаю об этом? Но, если подумать, в сложной схеме наших отношений пункт про его возраст — это наименьшая из наших проблем.

— Немного староват, чтобы тусить каждую ночь в барах.

— Пожалуй, слишком стар, чтобы делать это, — посмеивается он.

— А раньше? Когда был в колледже, ты был большим тусовщиком?

— Было дело.

— Что заставило тебя остановиться?

— Когда умерла Слоун, я остановился.

Престон замолкает, и я принимаю его откровение. Я хочу спросить больше, но не смею. Если бы он хотел рассказать, то продолжил бы. Я как никто другой понимаю, что не стоит давить на человека, который не готов открыться. Мы молча смотрим на огонь. Просто наслаждаемся молчанием. Это уютная тишина, как будто мы знаем друг друга всю жизнь. Секунды проходят, становятся минутами, и вскоре наши бокалы пусты. Дрова прогорели, оставив потрескивать угольки.

— Я тоже не большой любитель тусовок, — наконец, говорю я.

Его взгляд возвращается ко мне, и он будто впервые на меня смотрит.

— Ты меня обманываешь, — говорит он, с вызовом поднимая бровь.

На его лице появляется искренняя улыбка, он вздыхает и расслабляется на диване.

— Веришь или нет, это действительно так. Дело прежде всего в моей маме, я никогда не знаю, когда зазвонит телефон. И, как правило, всегда остаюсь трезвой. Хотя, после смерти Ричарда, я предавалась выпивке гораздо чаще, чем обычно.

— Это обычное дело. Каждый горюет по-своему.

Я вытягиваю губы, глядя на его, а потом ухмыляюсь:

— Ты лечишь меня прямо сейчас?

Его глаза расширяются, а затем он смеется.

— Ой. Иногда я просто не могу это выключить.

— Все нормально. Это одна из вещей, которая мне в тебе нравится.

— А какие другие вещи?

Престон ставит свой бокал и встает. Он подходит ближе и, подняв на руки, уносит в своих объятиях, уткнувшись губами мне в шею, щекоча и покусывая чувствительную кожу.

— Опять? — хихикаю я, когда он укладывает меня на кровать, начиная развязывать халат.

— Если это все, что у меня есть, я планирую воспользоваться каждым мгновением. Не хочу терять ни минуты, ни секунды нашего времени.

И уже в третий раз, с тех пор как мы оказались вдвоем в Касл-Хилл, он восхищает меня. Целиком и полностью.

Глава 32 Ева

Всюду был запах. Я не могла от него избавиться. Я смотрела вниз, разглядывая свои дрожащие руки, пока по моим тонким пальцам стекала темно-малиновая густая, вязкая жидкость. Она липла и тянулась по всей поверхности кожи. Пронзительный крик заполнил комнату. Я повернулась на звук, но потом поняла, что он исходил от меня.

Дернувшись вперед, я утыкаюсь в чью-то грудь. Мои глаза еще не привыкли к темноте, и сквозь нахлынувшие слезы, я отчаянно пытаюсь понять, где нахожусь.

— Ш-ш-ш.

Я чувствую прикосновение рук, они тянут меня вперед, укутывая своим теплом.

— Я держу тебя. Ты в порядке.

— Нет. Я не в порядке, — кричу я, вырываясь из его объятий, освободив руки, ощупываю свое тело, пытаясь найти источник крови.

— Что ты ищешь?

Нервно всхлипываю. Престон держит меня и качает в объятиях. На мои попытки вырваться, он еще крепче обнимает меня.

— На тебе ничего нет.

— Мне нужно вытереть это, — отчаянно шепчу я.

— Там ничего нет.

Он притягивает меня на колени, и я уступаю ему. Мое тело обмякает. Я позволяю ему успокоить меня.

Медленно мой пульс восстанавливается, нехватка кислорода уже не так сильно пугает. Когда я, наконец, начинаю нормально дышать, Престон тянет меня за подбородок, чтобы я посмотрела на него. Его брови нахмурены, во взгляде печаль. Проводя пальцем по щеке, он ловит мою слезу, стекающую по щеке.

— Что я могу сделать? — умоляюще спрашивает он.

— Просто обними меня.

— Это я могу.

И он это делает. Он обнимает меня. Держит до тех пор, пока не останавливается весь поток слез, пока меня не покидает паника. Я слышу, как стучит его сердце, и это меня окончательно успокаивает. Глядя вверх, понимаю, что он заснул, обнимая меня. Мое сердце переполняет волнение. Он заботится обо мне. Никогда я не чувствовала себя в безопасности, никто так обо мне не заботился. В его объятиях замирает мир, есть только я и он, а все остальное не имеет смысла.

Удостоверившись, что он крепко заснул, я выползаю из постели, двигаюсь тихо, чтобы не разбудить его. Нахожу сумку и вытаскиваю свой дневник. Пристроившись на краю постели, тихо сижу и наблюдаю. Каждое движение, каждый его вдох я пропускаю через себя, стараюсь запечатлеть в своем сердце и навсегда сохранить в памяти. Чувства к этому мужчине переполняют, пульсируют прямо сейчас. Я влюбляюсь в него, и с каждой проведенной с ним минутой, все только усложняется. Потому что для меня это не просто секс. Я не могу просто так все забыть, вычеркнув его из своей жизни.

Престона Монтгомери нереально забыть. Он так глубоко пробрался внутрь мне в душу, что я боюсь, у меня нет ни единого шанса, и в один прекрасный день я окончательно и бесповоротно влюблюсь в этого человека.

*** 

Прошлой ночью я сидела и наблюдала за спящим Престоном, и где-то между очередным вдохом и выдохом он притянул меня к себе, и я заснула. Открыв глаза, понимаю, что теперь он смотрит на меня, словно изучает.

— Что?

— Я слежу за тобой.

— Звучит жутковато, — со стоном говорю я, но про себя улыбаюсь. Оба хороши. — Хватит на меня смотреть. Я, наверное, выгляжу ужасно.

— Знаешь, что делает тебя красивой? То, что ты не знаешь, как ты прекрасна.

— Сейчас я выгляжу не самым лучшим образом.

— Детка, неважно, что ты делаешь, ты не можешь быть некрасивой.

В удивлении широко открываю глаза, сначала от его слов, а потом от того, как он меня называет. От услышанных слов я таю. Тепло разливается по моим щекам.

— Спасибо.

— Иди сюда.

Его голос хриплый. И я хочу прижаться к нему, но сначала мне нужно почистить зубы. Неважно, как сильно я его хочу, привести себя в порядок — приоритет номер один. Я собираюсь покинуть кровать, но две руки оборачиваются вокруг моей талии.

— Эй.

— Куда ты собралась?

Престон обнимает меня со спины, уткнувшись лицом мне в шею. Его дыхание чувствуется на моей коже, и это невероятное ощущение посылает мурашки по всему телу.

Вначале это нежные поцелуи, а затем он подключает язык, выводя круги на шее, и я дрожу всем телом, а все мои усилия встать с постели напрасны, поскольку этот мужчина полностью владеет мной, опускаясь поцелуями вниз вдоль моего позвоночника.

Прежде чем я осознаю, что происходит, меня переворачивают на спину, и Престон нависает надо мной. Он наклоняется, продолжая целовать мой живот. Его язык очерчивает путь от моего пупка и ниже… к бедру.

Легкие поцелуи.

Нежные покусывания.

— Что это с твоей кожей? — бормочет он, глядя на мое тело.

Внезапно Престон поднимает мои ноги себе на плечи. Он изучает мое тело. Его пальцы скользят глубоко внутри меня, работая в едином ритме с мастерскими движениями языка. Мое дыхание сбивается.

Я чувствую, что распадаюсь на части, пока он вкушает меня.

— Вот так, детка, — бормочет он моему телу, пока я теряюсь в своем удовольствии и взрываюсь.

Когда спускаюсь с небес, Престон снова меня рассматривает.

— А что насчет тебя? — мои губы складываются в легкую улыбку.

— Это было и для меня.

Восхитительно сексуальная ухмылка расплывается на его лице. Кто этот человек? Он так отличается от того Престона, в которого я влюбилась. Боже мой, я в беде. Реально влипла. Потому что небеса знают, я не способна уберечь свое сердце от такого Престона. Потому что Престон уже им владеет, а прошел только один день.

Вместе принимаем душ. В этот раз мы моемся не отвлекаясь. Престон полон решимости и не идет ни на какие уступки, утверждая, что мне нужен завтрак.

После завтрака — наши любимые вафли — мы оказываемся сидящими в деревянных креслах-лежаках на большом газоне, рядом со спуском к пляжу. Вид завораживает — под нами простирается океан, уходящий к горизонту, и волны, разбивающиеся о берег

— Не замерзла? — спрашивает Престон, сидя рядом со мной.

Я обнимаю себя руками, но под пальто мне не холодно. Мне комфортно. Прошло очень много времени с тех пор, как я чувствовала себя так умиротворенно, что даже если бы сейчас наступила зимняя стужа, я бы не сдвинулась с места

— Все идеально.

Он наклоняется ближе, преодолевая пространство, отделяющее наши лежаки, и захватывает мои губы. Его нежный поцелуй мягко подталкивает мои губы раскрыться, и я дрожу от предвкушения. И пускай это только один поцелуй, но я теряюсь в ощущениях и не хочу возвращаться в реальность.

Мы отстраняемся друг от друга, наши взгляды встречаются.

В его глазах я вижу желание, и эта мысль пугает меня. Я должна его отпустить? Как я смогу отпустить того, кто заставляет меня чувствовать так много?

Благодаря ему я чувствую себя красивой. Благодаря ему я чувствую себя особенной. Благодаря ему я чувствую себя свободной.

— Ты счастлива? — спрашивает он.

— Вне всякого сомнения, — улыбаюсь я в ответ.

— Хорошо, потому что это только начало. Я распланировал весь день.

Он вскакивает и протягивает ко мне руки. Когда я протягиваю ему свои, часть меня хочет отступить. Остановить время. Как только я встаю, начинается отсчет. Словно мелкие песчинки, медленно пересыпается время. Конец близок.

Я уже решила, что не буду зацикливаться на том, что будет завтра. Вместо этого изображаю самую большой улыбку в мире, клянусь, что Престон никогда не сможет догадаться, о чем я думаю. Мы идем в сторону главного здания, но вместо того, чтобы зайти внутрь, он просит ключи от своего автомобиля. Оказавшись в машине, он берет мою руку и слегка сжимает.

— Поскольку мы не покидали наш домик, я подумал, что было бы интересно увидеть Ньюпорт.

— Я не против остаться в коттедже, — прищуриваюсь в ответ, и Престон смеется.

— Уверен, что так и есть.

— Так, что там на счет Ньюпорта?

— Ну, это небольшой прибрежный городок, я полагал, что мы могли бы начать с осмотра достопримечательностей. Потом мы можем пообедать.

— Отличный план.

Спустя несколько минут мы въезжаем в причудливый приморский город. На улице я замечаю много исторических зданий и понимаю, как чудесно было бы тут летом. Хотя погода сейчас не самая благоприятная, но пройдет еще несколько месяцев, и Ньюпорт расцветет во всей красе. Престон съезжает на парковочное место, а затем, как истинный джентльмен, подает руку и помогает мне выйти из машины. Поднявшийся океанский бриз трепет мои волосы, и они хлещут мне в лицо.

Я плотнее укутываюсь в свое легкое пальто, Престон обнимает меня за плечо, связывая нас в единое целое. Чувствую его тепло даже через ткань и мгновенно согреваюсь.

Мы проходим множество магазинов, заглядываем внутрь, разглядывая милые аксессуары и безделушки, которые может предложить туристам Ньюпорт.

Отпустив меня, Престон направляется к противоположной витрине магазина. Провожу пальцами по полке со стеклянными баночками, поднимаю одну и изучаю изображение. Обводя взглядом помещение, замечаю, как Престон идет к кассе. Он что-то держит в руках, но я не могу разглядеть, что это такое. Продавец это быстро заворачивает, проводя оплату картой. К тому моменту, когда я подхожу ближе, он оборачивается, видит меня и улыбается. Выходя из магазина, Престон берет меня за руку, и я поворачиваюсь к нему.

— В квартале отсюда есть прекрасный небольшой ресторанчик. Ты еще не проголодалась? — спрашивает он.

— Я никогда не против перекусить.

По пути заглядываем еще в несколько магазинов, и все это время Престон продолжает держать меня за руку — как будто мы влюбленная пара, приехавшая в романтическое путешествие, а не врач и пациентка, которые прячут от всех свои отношения. Прикосновение его нежных пальцев заставляет меня верить в эту ложь.

Как только мы пересекаем улицу, вижу ресторан, но прежде, чем войти, замечаю прямо по соседству небольшой книжный магазин. Это прекрасно. Снаружи здание имеет причудливый вид. Нарисованные грибы украшают стекла витрин, а гигантские цветы дополняют фасад спереди.

— Мне нужно туда попасть. Есть одна книга, которая мне жизненно необходима, — признаюсь я, и мы вместе заходим в «Бук Тайм».

Войдя внутрь, я попадаю в нереальный мир. Судя по интерьеру по мотивам «Алиса в Стране Чудес» — это дорогой магазин. Там даже есть столики для чаепития, чтобы коротать время в ожидании обслуживания. Отпускаю руку Престона и прямиком направляюсь в раздел, где находятся новые релизы для молодежи. Он следует на шаг позади. Иду вперед, чтобы схватить книгу, которую хочу купить, и Престон тянется к ней. Наши руки соприкасаются, посылая электрический ток через мое тело.

Его прикосновение опьяняет, манит… притягивает.

Его ослепительно голубые глаза встречаются с моими, показывая мне, что он чувствует тоже самое, думает так же, как я. Хочу, коснуться его снова. Оживить это чувство, когда наши руки и тела соединены. Но мы в книжном магазине, поэтому я успокаиваю растущий голод, глядя на стопку книг перед нами.

— Не знал, что ты читаешь янг эдалт.

— Что?

— Молодежную литературу. Очевидно же. Книги для подростков.

Он смеется над моей реакцией.

— Я просто хотел посмотреть на обложку, не знал, что тебя интересует подобная литература, — подмигивает он.

— Они лучшие! — восклицаю я, и он улыбается, глядя на мое взволнованное поведение.

Бабочки, летающие в моем животе после той искры от нашего соприкосновения руками, выбили меня из колеи, и, видимо, я утратила все силы, чтобы контролировать свои эмоции.

Престон снова смеется. На этот раз его безудержный смех согревает мое сердце.

— Не переросла ли ты истории про летающих ведьм, а?

— Гм, нет.

— Ну, тогда, думаю, нам повезло, что у них осталось два экземпляра, и мне не придется драться с тобой.

Я закатываю глаза, потому что его лицо озаряется широкой улыбкой.

— Расслабься, я шучу, но, если ты говоришь, что они лучшие, я собираюсь купить один экземпляр для моей сестры. Ей нравился один вампир.

Его кристально голубые глаза сияют, когда он говорит о своей сестре, он тянет оставшийся экземпляр с полки и берет второй из моей руки.

— Давай.

Мы направляемся к стойке регистрации, и Престон протягивает продавщице наши книги. Она нам улыбается.

— Это все, сэр? — спрашивает она, сканируя два экземпляра.

— Да.

— За все двадцать девяносто девять.

Я достаю свой кошелек.

— Не-а. Плачу я.

Смотрю на него с удивлением.

— Ты не можешь купить мне книгу.

— Уверен, что могу.

— Но…

Он смотрит серьезно и твердо. Так что я соглашаюсь.

— Ладно, — киваю я.

Престон расплачивается, мы идем к выходу и направляемся в ресторан. Это очень милый ресторанчик, внутри только несколько столиков. Большинство расположено снаружи, где лучший вид на лодки в гавани. После того как хозяйка вручает нам меню, наклоняюсь ближе.

— Итак, что ты хочешь? — спрашиваю я, а он загадочно улыбается на мой комментарий. — На обед, Престон.

Он подмигивает, и я глубоко вздыхаю.

— Не могу взять тебя в любом месте, ты же знаешь?

— Хорошо, хорошо. Я буду с тунцом. А что насчет тебя?

— Салат «Цезарь».

— О, интересный выбор, — говорит он, и я хмурюсь, глядя на него.

— В смысле…

— Ну, каждый раз, когда мы едим, тебе удается заказать продукт с самым большим содержанием сахара или калорий. Я ждал, что ты предпочтешь что-то более калорийное, чем салат.

— Эй. Я ем и другую еду, она не всегда вредная, — ворчу я, и его улыбка становится шире. — Да, ем.

Он смеётся, и я готова пригвоздить его взглядом.

— Да, ем.

— Ладно, пусть так. Какая твоя любимая еда?

Я складываю руки на груди и драматично вздыхаю.

— Хорошо, ты прав.

Мой ответ вызывает большую улыбку на его губах.

— С другой стороны не все, что тебе нравится, вредно. Я тебе нравлюсь.

Он ухмыляется, и я качаю головой, но уже не могу скрыть гигантскую улыбку. Этот Престон игрив, и часть меня хочет, чтобы мы вечно могли жить в этом фальшивом мире. К сожалению, я знаю, что это ненадолго.

— Ты мне нравишься, — соглашаюсь я.

— Ты мне тоже, наверное, больше, чем следовало. Но когда я с тобой, все сходится. Все имеет смысл.

Мы оба замолкаем.

— Итак, очевидно, ты бывал в Ньюпорте до этого. Как часто? — говорю я, по сути, меняя тему.

— Не так, как раньше. Я вырос в городе, у моей семьи был дом в Хэмптоне, где мы проводили лето, когда я стал старше, я и мои друзья из средней школы провели здесь неделю.

— Значит, ты много путешествовал?

— Честно говоря, не так уж и много. Между моей волонтерской работой в больнице и частной практикой…

— Подожди, ты волонтер?

— О, да. Я думал, ты знала. Несколько часов в неделю я провожу в больнице, бесплатно помогая пациентам.

Мне кажется, что есть в этой истории что-то большее, чем он говорит, но я не лезу.

— А что насчет тебя? Ты путешествовала?

— Нет, никогда.

— Из-за твоей мамы?

— Да.

Престон кивает, и приятно осознавать, что этот человек знает и понимает меня.

— Я всегда хотела путешествовать, но, как обычно, перед самым отъездом у мамы случался приступ, и поездка отменялась. Каким бы удивительным ни был Ричард, его компания только начинала развиваться, поэтому я никуда не ездила. Потом я поступила в колледж, сосредоточилась на обучении и экзаменах. Так что и правда, единственное место, где я была… нигде.

— Ну, теперь ты была в Ньюпорте, Род-Айленд.

— И это мое любимое путешествие.

Я молчу, что любое место рядом с Престоном будет моим любимым, но от того, как его опытный глаз оценивает меня, думаю, он знает.

— Куда бы ты хотела поехать? Если бы ты могла отправиться в любую точку мира, что бы это было?

С тобой? В любом месте.

— Я люблю историю и архитектуру, поэтому куда-нибудь в Европу. Будучи большим поклонником Джейн Остин, я бы хотела поехать в Англию.

— Тебе бы понравилось.

— Ты бывал там?

— Во времена учебы в колледже, я был заядлым театралом. Так что я и… — он запинается и сглатывает. — Мы со Слоан посетили театр «Глобус».

— Ничего себе. Это, должно быть, незабываемо.

— Да, так и было.

Он выглядит так, будто потерялся в воспоминаниях. Покачав головой, Престон берет себя в руки, в тот же момент появляется официантка и принимает наш заказ.

Спустя менее чем тридцать минут наши тарелки пусты. Оплатив счет, Престон наклоняет голову вправо.

— А теперь чем бы ты хотела заняться?

— Вернуться в гостиницу?

— Ты не хочешь увидеть пляж?

— Нет.

— Маяк?

— Нет.

— Чего ты хочешь, Ева?

Я дрожу от того, как он произносит мое имя.

— Тебя. Только тебя.

Он смотрит вниз, его грудь поднимается и опускается от частых вздохов.

— Я весь твой, — шепчет он, я едва его слышу. В данный момент.

*** 

Когда я смотрю на него, меня не волнуют причины и последствия.

Я хочу, чтобы он поглотил меня.

Тело, разум и душу.

И это именно то, что он делает с того момента, как мы входим в наш коттедж.

Мое тело трепещет в ожидании. Жажда его прикосновений слишком велика.

Я одурманена этим желанием. Срываю с себя одежду и становлюсь перед Престоном совершенно обнаженная. Медленно приближаюсь к нему и провожу руками по футболке на его груди, опускаюсь ниже, зацепив за края, тяну вверх, обнажая его торс, затем тянусь к его ремню, желая побыстрее его освободить, но он останавливает мою руку.

— Терпение.

— Я не могу. Ты нужен мне, — умоляю я, но он качает головой.

— Хочу взять тебя медленно. Хочу насладиться каждым прикосновением, каждым вкусом, каждым ощущением

Мой мозг хочет закричать «не надо медленно!», потому что я знаю, что это значит, но я не в силах ему возразить. Мои глаза меня выдают, потому я просто стою и смотрю, как Престон наблюдает за моей реакцией, разглядывая с головы до ног.

Его губы скользят вниз по моему телу. Когда он достигает груди, то захватывает в рот сосок, играет языком, покусывает и тянет вверх. Отстраняясь, он движется дальше вниз к животу, а я невольно запутываю пальцы в его непослушных волосах.

Мне нужны его губы. Мне нужен его рот.

Почувствовав мое желание, Престон возвращается и целует меня. Когда наши языки дразнят друг друга, его руки продолжают исследовать, раздвигая мою набухшую плоть и скользя внутрь. Я задыхаюсь от ощущений, тяжело дышу, в то время как его пальцы проникают в меня. Когда он увеличивает свой ритм, мои внутренние мышцы сжимаются вокруг его пальцев. Голова дергается взад и вперед, когда я достигаю своего пика блаженства. Престон продолжает, пока мой оргазм не стихает, затем он убирает пальцы и толкает меня на кровать. Сквозь прикрытые глаза я смотрю, как он раздевается, затем ползет по моему телу и начинает дразнить мой вход своей жесткой длиной.

— Боже…, — стонет он, медленно входя. — Я хочу зарыться в тебя. Я хочу быть глубоко в тебе, не зная, где заканчиваешься ты и начинаюсь я.

Его движения мучительно медленные. Мое тело так отчаянно нуждается в большем, что я двигаюсь навстречу, чтобы полностью похоронить его внутри своего все еще дрожащего тела.

Желая большего.

Нуждаясь в большем.

— Как же... — выскальзывает он, — чертовски хорошо, — шепчет Престон и погружается обратно.

Он поддерживает неторопливый ритм, пока мы оба не приближаемся к разрядке. Последним толчком бедер он погружается в меня, и я приветствую блаженство, уносясь в бесконечную пропасть удовольствия. Каждая мышца сжимается вокруг него, пока у его тела не остается иного выбора, кроме как последовать за мной.

Вместе, тяжело дыша, мы лежим на кровати. Мои светлые волосы разметались по его груди, в то время как наше дыхание медленно восстанавливается.

Свет проникает сквозь окна, напоминая, что еще остался день, и мы вернемся к реальности завтра.

— Что-то еще запланировано на сегодня? Или мы можем остаться здесь? — говорю я, целуя его грудь между словами.

— Как бы мне не хотелось продолжения на весь день, я хотел отвезти тебя к маяку. Потом мы можем поужинать.

— Отлично, — на выдохе произношу я, продолжая покрывать поцелуями его торс, опускаясь ниже. Как только я касаюсь языком четкой линии его пресса, он тянет меня вверх. Заключив в объятья, обнимает, шепча на ухо.

— Позже. Давай, одевайся, — говорит он, и я посылаю ему игривую ухмылку. — Нет, ничего такого. Ты одна примешь душ, или мы никуда не попадем. А вообще, забудьте про душ. Мне нравится мысль о том, что ты… пахнешь мной, — ухмыляется он.

Оранжевые полосы появляются в небе, и солнце продолжает свой дневной путь. Оно бросает мягкий отсвет, делая голубую воду полупрозрачной. С каждым порывом ветра сквозь облака вспыхивают розовые оттенки. Это одно из самых прекрасных зрелищ, которые я когда-либо видела, а присутствие рядом Престона делает его еще более значимым.

Взгляд Престона устремляется к горизонту, а его рука слегка сжимает мою. Интересно, чувствует ли он то же, что чувствую я? Ветер трепет мои волосы, отбрасывая их на мое лицо, пока мы поднимаемся ближе к маяку.

Престон рискованно близко оказывается к обрыву, направляясь по дорожке. Когда моя нога соскальзывает, он поворачивается и тянет руку, чтобы помочь мне. Наши руки встречаются, он улыбается, глядя на меня. Это выше моих сил.

Боже, какой он красивый. Но сейчас я не могу думать об этом.

Если бы только мы были просто двумя посторонними людьми. Если бы только это было возможно. В скором времени он останется в памяти лишь ярким воспоминанием о прекрасном времени. Он станет главой в закрытой книге.

— Ты идешь?

Он смеется, и я понимаю, что была поймана на том, что разглядывала его.

— Хм, да. Мы можем зайти внутрь?

— Нет, к сожалению, он закрыт для посещений.

Мне кажется, что я в сказке, когда мы садимся за маленький столик для пикника и наблюдаем, как последние солнечные лучи танцуют в небе. Дрожь пробегает по моему телу, когда поднимается ветер. Престон притягивает меня к себе и проводит руками вверх и вниз по моей спине, чтобы согреть.

Мы молча сидим. Я понимаю, что не могу произнести ни единого слова, чтобы отразить душевные эмоции. Каким бы замечательным не был этот момент, каким бы прекрасным не было наше проведенное вместе время, оно имеет горько-сладкий привкус.

Когда мы возвращаемся обратно в коттедж, замечаю, что Престон организовал ужин при свечах. Крошечные огни мерцают на стенах, бутылка шампанского ждет на столе. Отпустив мою руку, он подходит и открывает бутылку, затем наливает напиток в два приготовленных бокала. Все его движения аккуратны и точны, не пролив ни капли, он протягивает мне бокал.

— Самые прекрасные выходные в моей жизни, — говорит он, и у меня на глаза наворачиваются слезы. — Не плачь.

Мой подбородок дрожит, и я заставляю себя улыбнуться.

— Не буду.

Престон проводит пальцем по моей щеке и вытирает влагу.

— Будет лучше, если мы поговорим об этом? — сощурив в беспокойстве глаза, он рассматривает меня, и я категорично качаю головой.

— Нет.

Наклоняю голову и смотрю в его голубые глаза. Они уже загипнотизировали меня в прошлом, а сейчас я снова открываю им свое сердце и позволяю погрузить меня в транс. В этот момент я представляю себе сказочную историю и окунаюсь в нее целиком.

Мы не врач и пациент. Мы просто двое влюбленных.

— Пожалуйста, давай просто насладимся этим вечером вместе.

Престон ставит свой бокал на стол и убирает мой. Заключает меня в объятия. Я вдыхаю его запах, чувствуя себя более чем комфортно в его объятиях. Легкий поцелуй в висок, он отстраняется и ведет меня к столу, а мне хочется плакать, но клянусь, я сделаю все, чтобы насладиться каждым мгновением этой нашей последней ночи вместе.

После ужина, Престон притягивает меня к себе. Наши губы сливаются. Этим поцелуем мы говорим друг другу все, что нельзя произнести вслух.

Этот поцелуй заставляет меня верить в мою ложь. Губы рассказывают свою сказочную историю, наши тела присоединяются, я принимаю эту игру. Я позволяю себе погрузиться в воображаемый мир, где мы могли быть, кем хотели.

Глава 33 Ева

Горько-сладкий привкус. Вот что это такое. Когда мы упаковываем наши вещи, в воздухе витает грусть. Она затягивает и поглощает нас. Она всеобъемлюща и ощутима. Она душит нас, путает, давит все сильнее.

Мое сердце разрывается на миллион кусочков, когда мы покидаем комнату. Перед тем как выйти я оборачиваюсь в последний раз, чтобы запомнить каждую секунду, что мы провели здесь вместе.

Если бы я могла нажать повтор, я бы сделала это, но не могу. Поэтому, подняв выше голову, я сажусь в машину Престона.

Мы едем молча. Никто из нас не говорит. Смотрю в окно, когда открывается вид на город. Я хочу спросить, есть ли у нас шанс, не сейчас, но, возможно, в будущем. Он заботится обо мне. Я знаю это. Это в каждом жесте, каждом взгляде, каждом прикосновении. Но симпатия или даже забота обо мне стоит ли того, чтобы рисковать своим будущим? На этот вопрос я не знаю ответа. Вопрос, на который я не готова услышать ответ. Нет, я не буду спрашивать. Я прикусываю губу и не хочу умолять его дать мне шанс.

— Ева, — говорит он, слегка поворачивая голову, чтобы видеть мои глаза. — Я купил тебе кое-что.

Он тянется к сумке на заднем сиденье и протягивает мне.

— Могу я открыть это сейчас?

— Нет, — говорит он, и этим все сказано.

Ему это не нужно. Смысл понятен, и нескрываемая печаль в его голосе говорит, что это прощальный подарок. У нас нет будущего. Это последние минуты, проведенные в том маленьком мирке, который мы создали.

Я отпущу его, как и должно быть.

Украденный момент.

Одна из глав книги.

Все мое тело болит от тяжести эмоций, нависших над нами. Напряжение так высоко, что я могу задохнуться.

Через лобовое стекло я вижу свой дом. Он маячит в отдалении, но проходят секунды, и пространство, отделяющее машину от дома, сокращается, мы вернулись к тому, где были два дня назад. Он паркует «Рендж Ровер» перед моим домом.

Два дня.

Целая жизнь.

Между все нами изменилось, но все остается прежним.

Это он. Это конец. Я хочу просить и умолять. Сказать ему никогда не покидать меня. Просить, чтобы рискнул всем ради меня. Сказать, что я влюбилась в него. Что он — это все, о чем я когда-либо надеялась и мечтала. Вместо этого одинокая слеза стекает по моей щеке…

Говорю «до свидания», боясь того, что мои ноги могут подкоситься, и я бессильно рухну, но вместо этого я расправляю плечи и высоко держу голову. Будет много времени, чтобы принять все это, разваливаясь на куски. Но сейчас я не позволю ему увидеть, как сильно мне больно. Знаю, что ему тоже больно, но, к сожалению, время играет против нас.

*** 

Позже ночью я лежу в постели со своим подарком в руке. Мне нужно открыть его, но разве я смею? Как только я это сделаю, все официально закончится. Собрав все силы, я разворачиваю бумагу. Внутри коробки записка.

«Ева, я хочу, чтобы ты это носила. Он будет ловить твои кошмары и поможет с ними справляться.

Престон»

Это крошечное золотое ожерелье с подвеской «Ловец снов», и это все, что у меня осталось. Я распадаюсь на части тут же, в постели. Спустя некоторое время слышу стук в дверь, но не отвечаю.

— Ева?

Тишина.

— Милая?

Сидни просовывает голову в приоткрытую дверь. Я не удосуживаюсь ответить или даже изобразить приветственный жест, кутаясь под тяжелым одеялом.

— Ты в порядке?

Не получив ответа, дверь скрипит, и я вижу ее ноги около прикроватного столика. Кровать провисает, когда она садится на краю.

— Ты меня пугаешь. Ты не выходишь из комнаты с тех самых пор, как вернулась из поездки. Не хочешь поговорить об этом?

Я отодвигаю одеяло и смотрю в ее карие глаза.

— Нечего рассказывать, — говорю я себе под нос, надеясь, что она поймет намек… что я не хочу говорить.

Иногда самые удивительные моменты — это те, о которых мы не можем говорить. И так было каждый раз, когда Престон был рядом. Наша близость зажгла во мне огонь. Как я могу рассказать ей про это? Я хочу сохранить все в памяти для себя, не хочу ни с кем делиться.

— Я не смогу помочь тебе, если не буду знать, что случилось.

— Ничего не случилось, Сид. Все было удивительно. Все было прекрасно. Это были лучшие два дня в моей жизни. Но все закончилось. Это все, что могло быть, — два дня. Два гребаных дня — это все, что я получаю.

Гнев и печаль пропитывает каждое мое слово.

— Хочешь знать, как я? Я запуталась.

— Ты не запуталась.

— Уверяю тебя, так и есть, — ее взгляд встречается с моими, и воздух в комнате становится напряженным. Я изображаю фальшивую улыбку, глядя ей в глаза.

— На тебя это не похоже. Конечно, последние пару месяцев для тебя были тяжелыми, но ты самый сильный человек, которого я знаю. Даже после того как Ричард оставил нас, тебе удалось заполучить одного из крупнейших клиентов для фирмы. Это не случайность. Если ты смогла проделать подобную работу, ты сможешь пережить этот разрыв.

— Это даже не разрыв. — дуюсь я.

— А что же?

— Как мы можем назвать это расставанием, когда он даже не был моим. Разве было что разрывать?

— Хорошо, ты просто дала волю эмоциям. После всего, что ты пережила, ты пройдешь и через это.

— Знаю, что ты права. Мне просто интересно, сколько может вытерпеть человек. Вот, к примеру, моя мама. Что стало для нее последней каплей?

— Ты когда-нибудь думала о том, чтобы спросить ее?

Я прищуриваю глаза, глядя на Сидни.

— Каждый день. Каждый раз, когда я прихожу к ней, я пытаюсь задавать ей вопросы, но она слишком больна, чтобы что-то ответить. Честно говоря, я даже думаю, что она не понимает, что ее поведение ненормально.

— Может, ей нужен психотерапевт. Есть кто-нибудь на примете? — шутит она, и я посылаю ей убийственный взгляд. — Слишком рано?

И я строю ей рожицу.

— Да. Думаю, что так.

Она изображает большие щенячьи глаза, и я не могу удержаться от смеха.

— Ладно, я собираюсь принять душ. Может, сходим поужинать или лучше закажем на дом?

— Пожалуй, мы закажем китайский еды на вынос. Немного глутамата натрия позволит тебе почувствовать себя лучше.

— Сид, уверена, что заявление фактически не соответствует реальности. Думаю, что они запретили глутамат за то, что тот действительно плохо на тебя влияет.

— Как не назови… один фиг.

Я фыркаю, и она хихикает.

Одевшись после душа, я чувствую в воздухе насыщенный запах китайский еды. Он зовет меня в гостиную, где на кофейном столике стоят маленькие белые коробки.

— Вино? — доносится голос Сидни из кухни.

— Конечно.

Спустя несколько минут она выходит с двумя бокалами, наполненными до краев «Пино Гриджио». Я надеюсь и молюсь, что таким образом этой ночью смогу утопить все мои страдания. Сомнения все же присутствуют, но я все равно улыбаюсь и стараюсь забыться.

Глава 34 Ева 

Когда тебе грустно, недели проходят медленно. Их нельзя сравнить с приливом или отливом. Скорее всего, это похоже на зыбучие пески, и чем сильнее ты пытаешься вырваться, тем больше тебя засасывает.

Прошел месяц с нашей поездки с Престоном, и я поклялась Сидни, что выйду из своего уныния, но, на самом деле, теперь только учусь лучше притворяться. В пятницу после работы я уже не могу изображать улыбку. Больше нет сил для этого.

Я погружаюсь в работу, разбираюсь с недвижимостью Ричарда. Сегодня я решаю разобрать его гардероб.

Пребывание в квартире Ричарда пробуждает самые разные чувства. Несмотря на печаль, с улыбкой вспоминаю, какие были замечательные времена. Случалось всякое, но хорошее перевешивает плохое. Я переполнена эмоциями, пересилив слезы, фокусирую взгляд на комнате. Все на месте, как и в прошлый раз. Только теперь все по-другому… пусто. Фото на столе приветствует меня. Это та же фотография, что и в моей квартире, она сделана после окончания учебы. Воспоминания вызывают улыбку.

Сразу после смерти Ричарда в квартире проводилась профессиональная уборка. Поскольку окна были закрыты в течение нескольких недель, воздух спертый, и в нем все еще витает запах отбеливателя.

Вся мебель уже продана на распродаже, и все, что остается сделать, это разобраться с личными вещами Ричарда. Тяжело вздохнув, направляюсь в спальню. Костюмы до сих пор висят в шкафу. Обувь, по-прежнему, расставлена вдоль стены. Кому теперь все это нужно? Может быть, передать благотворительной организации, которая помогает людям встать на ноги. Знаю о нескольких, которые готовят и одевают безработных для собеседования на работу. Ричард бы не возражал. Да, так я и сделаю. Схватив телефон, нахожу информацию об организациях, которые оказывают подобную услугу, затем берусь за дело.

У задней стены гардеробной нахожу лестницу-стремянку, которую, очевидно, Ричард использовал для хранения коробок на верхней полке. В течение двадцати минут я изучаю содержимое коробок. В одной — чеки и квитанции, в другой — старые фотографии. Они заставляют меня улыбаться, пока я перебираю их, вспоминая те события. После двух часов непрерывной работы каждая мышца начинает болеть, и я уже готова сдаться, но вижу еще одну коробку в дальнем углу. Для того чтобы до нее добраться, мне приходится подняться на последнюю ступень лестницы и навалится всем телом на полку. Едва дотягиваюсь до нее пальцами, но делаю усилие и, наконец, достаю ее.

Она подписана «Разное». Спускаюсь вниз и почти благополучно оказываюсь на полу, но коробка выскальзывает из руки и падает, переворачиваясь на бок.

Содержимое оказывается на деревянном полу.

Что за несправедливость, теперь все нужно убирать. Сажусь на пол и собираю все на место. Первое, что бросается в глаза, — некоторые бумаги являются фактически правовыми документами, другие — контрактами. Есть договор о доверенности между мамой и Ричардом, документы на владение организацией, информация из банка. Собрав всю стопку полностью, решаю посмотреть, что есть еще важного. Нахожу фотографию Ричарда и себя. Несколько маленьких конвертов, ничего особенного на первый взгляд, но вдруг там что-то не менее важное. Еще книга, должно быть, Джейн Остин. Выглядит словно из старой коллекции моей мамы, та, что стояла в нашей библиотеке, когда я была ребенком. Когда я переворачиваю, чтобы лучше рассмотреть, из нее выпадает бумага. Протягиваю руку, и мое сердце останавливается.

Ледяной холод пробегает по спине.

Последний кислород покидает мое тело.

Я застываю. Ноги становятся ватными.

Что это, черт побери, такое?

Все становится багряно-красным.

Я падаю на пол.

Отчаянно хватаю ртом воздух.

Я не могу дышать.

Я не могу остановить воспоминания, которые всплывают в моем сознании.

Внезапно меня сковывает боль.

На моих руках была кровь.

Уберите это! Уберите это!

Новые картинки из прошлого вспыхивают в моем сознании. Они принимают форму и рассказывают мне историю.

Сердце бешено колотится, в ушах гудит.

Мои видения ясные и реальные, и я всхлипываю.

Я была маленькой.

Очень маленькой.

Невинный ребенок.

Я сидела на полу и осторожно расчесывала волосы своей кукле. Вдалеке я услышала звуки. Не уверена, что это было, но было громко, как фейерверки на четвертое июля. Звук был такой сильный, что мне заложило уши, и стены задрожали. Я крепко прижала к себе свою куклу. Где же мама? Может быть, она знала, откуда исходит этот громкий хлопок. Звук был страшным.

— Мама?

Ответа не последовало. Пройдя по холодному деревянному полу комнаты, я выглянула в коридор.

— Мама?

Куда она пошла?

Возможно, папа знал. На лице появилась улыбка, и страх, который я чувствовала, оставил мое тело. Он всегда все знал. Мама всегда говорила, что он сможет защитить нас от чего угодно. В доме было тихо, когда я прошла по коридору в сторону библиотеки. Он часто сидел там часами.

— Папа?

Своей маленькой ладошкой я постучала в дверь, но не услышала ответа. Повернув ручку, я заглянула внутрь.

— Папа, ты там? Не могу найти маму, — говорила я, открывая дверь. — Папочка.

Я не сразу его заметила. В комнате пахло странно, как будто он задул свечу. Что это за запах? Я перешла дальше от места, где стояла, и, наконец, увидела его.

— Что ты там делаешь?

Я подошла ближе к отцу.

— Что ты ищешь на полу? Ты что-то уронил?

Он лежал под столом, лицом вниз.

— Папа?

Моя нога заскользила, я упала и ударилась об пол. Сначала рукой, потом животом.

— Ой! — запищала я, вытягивая руку вперед, чтобы подняться с пола.

И поскользнулась на чем-то теплом.

Это было на моих пальцах.

И на платье.

Мои руки были красными.

Почему руки красные?

Все было красным.

Оглянувшись, я заметила, что сидела в луже красной жидкости. Она размазалась по моему телу. Это кровь?

Почему я истекаю кровью? Я покачала головой. Мой пульс ускорился.

Я не истекала кровью.

Она не моя.

Она была…

— Папа!

Я едва могла говорить.

Из его затылка текла кровь.

Я похлопала его по плечу, и страх распространился по всему моему телу, когда он не ответил.

— Почему ты не отвечаешь мне, папа? Папа!

Я потрясла изо всех сил, и он перевернулся лицом ко мне. Его открытые глаза уставились на меня, но он молчал.

— Пожалуйста, папочка. Ответь мне.

Почему он не отвечает?

— Нет! — кричу я.

Закрываю глаза руками, чтобы прогнать из головы воспоминания.

— Нет. Нет. Нет. Нет.

Раскачиваюсь на месте.

Ком застревает в горле, но я не могу его проглотить. Я не могу дышать, не могу двигаться.

Мой отец.

Мертв.

Я нашла его.

Это было самоубийство.

Кровь.

Провожу руками по рубашке, стирая воспоминания, но в этом нет никакого смысла.

Видения разрывают мою душу. Я держу в руках записку своего отца. Его последние слова.

Рука тяжелеет.

Письмо, которое все возвращает обратно, заставляя меня вспоминать.

Предсмертную записку.

Руки дрожат, но я заставляю себя читать его последние слова.

Мне так жаль, Лора. Моим намерением никогда не было причинить вам вред. Я не хочу причинять тебе боль. Не хочу, чтобы тебе было стыдно за то, что я сделал. Иногда я думаю, что все пройдет. Что я пройду через это, и ты будешь смотреть на меня, как на мужчину, которым можно гордиться. Но теперь я знаю, я подвел тебя уже много раз. Я подвел нашу семью. Это единственный выход, единственный способ, которым я могу остановить боль, причиненную тебе. Ты была права. Все, что ты говорила, оказалось правдой. Я подвел не только тебя, но и Еву. О чем я искренне сожалею. Надеюсь, ты найдешь счастье, которое ищешь. Это единственный способ. Я не могу смириться с разочарованием, которое вижу в твоих глазах.

Пожалуйста, не печалься, я не достоин твоих слез.

Пожалуйста, прости меня за то, что я сделал.

Это единственный способ, так будет лучше.

Скажи Еве, что папа всегда будет защищать ее. Скажи ей, что я люблю ее.

Руки трясутся. Слезы текут, переходят в рыдания. Меня сотрясает дрожь. Я подаюсь вперед, теряя силы. Что это? Что это, черт подери, такое? Я понятия не имею, что происходит, но не могу двигаться. Я не могу думать. Мир закрывается. Стены приближаются. Такое ощущение, что я тону. Ледяная жидкость наполняет мои вены, когда я понимаю, что вся моя жизнь — ложь. Все, что я знаю, неправда. Ничто не имеет смысла.

Время останавливается. Все теряет свой смысл. Лежа на полу, я думаю, что ничего нет, кроме предательства. Так секунды превращаются в минуты, затем в часы, я понимаю, что все еще нахожусь на том же месте.

Все теряет смысл, но, на самом деле, все открывается с новой стороны. Каждый расплывчатый ответ. Каждый шаг, который был направлен на то, чтобы уйти от объяснений. Но нельзя избегать этого дальше. Мне нужно знать все, и мама ответит мне. Я имею на это право. Я заслуживаю знать.

Гнев питает мое тело, я покидаю квартиру Ричарда и направляюсь к ней. В коридоре тихо. Без сомнения, она свернулась клубочком в своей кровати, спрятавшись от мира. Как прекрасно, должно быть, вечно уходить от реальности вашей жизни.

— Мама?

Она не отвечает, и я делаю шаг в комнату.

— Мама. Я хочу поговорить с тобой.

— Мне не очень хорошо. Мы можем поговорить после того, как я немного отдохну?

— Нет! Ты поговоришь со мной сейчас!

Она приподнимает голову с подушки.

— В чем дело?

Она кажется более настороженной, чем обычно, но, когда в ее поле зрения попадает принесенная мной бумага, выражение ее лица меняется, она уходит в себя.

— У меня закружилась голова. Мы можем поговорить об этом позже?

— Нет, мама. Я заслуживаю ответа. Как ты могла не сказать мне? Как ты могла скрывать это от меня? Как мог Ричард?

— Мне пришлось. Нам пришлось, — ее голос еле слышен, она сломлена.

— Я… я не понимаю.

— Даже не знаю, с чего начать. Не уверена, что у мне хватит сил рассказать об этом.

— Пожалуйста, мама, — умоляю я, и она, наконец, смягчается.

— Мы были так молоды. Мы прожили хорошую жизнь. Твой отец был хорошим человеком. Это была моя вина. Все это моя вина.

Она начинает безудержно рыдать, и я не знаю, как ей помочь. Кажется, ее слезы прорвали плотину, и она не может остановить их.

— Я... я не понимаю.

— Я сказала вещи. Плохие вещи, — шепчет она.

— Мама, пожалуйста. Думаю, ты должна рассказать мне всю историю. Что случилось? И больше не говори, что ты больна, не надо прятаться. Никакой лжи.

— Я сказала ему, что он неудачник. Что он недостаточно хорош для нас. Что если он не может… не может обеспечить нам лучшее, то нам будет лучше без него.

— Но разве в этом твоя вина? — мама опускает голову вниз. — Что ты еще сказала, мама?

— Я-я.… Не заставляй меня говорить это.

— Пожалуйста.

— Я сказала ему… пропади ты пропадом. Но я не это имела в виду. О, Боже… Боже. Это полностью моя вина. Все это только моя вина.

Я забираюсь к ней в кровать, обнимаю ее. Слезы пропитывают блузку. Они, не переставая, катятся из моих глаз. Я плачу и плачу, пока поток слез не останавливается. В конце концов, перестаю рыдать и обращаюсь к ней.

— Но почему? Почему ты лгала мне?

— Я не могла.

— Ты должна была, мама. Впервые с тех пор, как умер папа, расскажи мне. Мне нужно знать все. Расскажи мне все.

Я жду, вытирая ее слезы, пока она поднимет на меня глаза. В них так много грусти, и столько раскаяния.

— Когда мы нашли тебя…

— Мы?

— Да, пришел Ричард, чтобы обсудить с твоим отцом финансовые вопросы. Как ты уже поняла, мы были банкротами. Твой отец всегда был фантазером. Он придумывал одну за другой всевозможные схемы, как разбогатеть, каждая новая более рискованная, чем предыдущая. А ведь чем больше риск…

— Тем больше награда, — киваю я.

— Я понятия не имела, что мы были финансово уничтожены, пока не услышала, как он умолял Ричарда приехать и помочь ему. Я ворвалась в комнату сразу после того, как он повесил трубку, и он во всем признался. Мы потеряли все. Когда я узнала подробности, сорвалась, накричала на него.

Прогорели даже последние инвестиции в недвижимость в Южной Америке. Застройщик должен был построить гостиницу. Твой отец был уверен, что это гарантированное вложение. Когда он впервые рассказал мне о своем новом проекте, я умоляла его не делать этого, но доход от инвестиций должен был быть невероятным. Он не мог отказаться от такого шанса. Мне так стыдно за себя. Это моя вина, это из-за меня он совершил самоубийство. Я не слышала выстрела, оставила тебя в доме с ним. Мне нужно было выйти на воздух. Я грозилась уйти от него и забрать тебя с собой. Я…я, — ее начинает трясти. — Я не…

— Пожалуйста, мама, — умоляю, чтобы она продолжила, и я узнала о тех судьбоносных минутах, прежде чем мой отец покончил с собой.

— Когда я вернулась к дому, застала стучащего в дверь Ричарда. Он сказал, что дома никого нет, но я знала, что это неправда. Я оставила тебя с отцом. Он был в здравом уме, когда я уходила, я даже не могла предположить того, что произошло. Я не знала. Ты была в своей комнате, смотрела шоу по телевизору, играла с куклой. Я решила, что ты будешь в порядке. Думала, что и он будет в порядке. О, Боже… Он мог причинить тебе боль. Что за мать бросает своего ребенка?

Она снова заливается слезами.

— Когда Ричард сказал это, я поняла, что что-то случилось. Телевизор был все еще включен, но тебя не было в комнате. Мы нашли тебя, и ты вся была в крови, лежала на нем. Я не знаю, как долго ты была там. Но... но ты не говорила, не плакала. Ты была в шоке.

— Но почему, если я его нашла, ты сказала мне, что это был несчастный случай? Что ты от меня скрываешь? Что ты не договариваешь?

— Когда мы нашли тебя, мы ничего не соображали, или, по крайней мере, я не понимала, что произошло. Ричард привел нас в мою комнату. Он заботился о нас, а по... потом позвонил в полицию. Он не сказал мне, что забрал записку, признался в этом только значительно позже. Он знал, что мы были в финансовом коллапсе, единственное, что оставалось, это страховка жизни твоего отца, хотя были пункты, не допускающие выплату, но Ричард не хотел рисковать. Итак, он взял записку и сказал, что это был несчастный случай. Когда ты, наконец, вышла из транса и начала снова говорить, то как будто забыла о случившемся. Поэтому мы никогда не говорили тебе.

— Но это не было несчастным случаем.

— Нет.

— И папа убил себя.

— Из-за меня, — говорит она сквозь рыдания.

Я чувствую онемение, встаю и подхожу к двери.

— Ты уходишь?

Стены снова давят на меня. Мне придется уйти. Я не смогу оставаться здесь. Мне нужно выбраться. Уйти из этого ада, в который меня втянули. Я знаю, что сломаюсь, но не перед ней.

— Но ты нужна мне, — кричит мама, но я уже выхожу за дверь.

Это слишком много.

Сердце разрывается в груди.

Слишком много информации.

Это как если бы мое сердце вырвали.

Слишком много лжи.

Я не в себе.

Мои плечи сжимаются, мышцы как будто закаменели. Пытаюсь помассировать плечи, но в руке непонятное покалывание.

Я неловко передвигаюсь.

Начинается паника. По моим венам распространяется яд, который душит меня.

Это все в моей голове.

Это все в моей голове.

Я могу контролировать свой собственный страх.

Владеть ситуацией.

Вдох.

Выдох.

Вдох.

Выдох.

Но сердце в моей груди продолжает бешено колотиться.

Не знаю, как долго иду, или как далеко унесли меня ноги. Я падаю на землю. Приходят новые слезы. Моя сломленная душа кровоточит прямо на улицах Нью-Йорка. Я рыдаю обо всем, что только что узнала. Я рыдаю о своем отце, который был в тот момент в полном отчаянии, что у него не было другого выхода. Я рыдаю от боли и вины, которую моя мать носила в себе, и я плачу за решение Ричарда, которое он не должен был принимать.

Как в тумане достаю свой телефон, мне нужна помощь. Пальцы ищут знакомый номер. Гудки идут и идут, но никто не отвечает, и все, что я могу сделать, это сильнее разрыдаться. Но потом я слышу голос, идущий через динамик.

— Ева?

Но рыдания не прекращаются. Они только усиливаются при звуке голоса на другом конце телефона.

— Ш-ш-ш. Пожалуйста, не плачь. Тебе больно?

Говорить еще не могу, могу только издавать бесконечные всхлипы.

— Пожалуйста, — он делает паузу, и его дыхание возвращает меня к реальности. — Где ты?

— Не знаю, где я, — наконец, отвечаю я, мой голос хриплый от напряжения.

— Ты дома?

— Нет.

— Где?

— На улице.

— Ладно, уже лучше. Назови место. На какой улице ты находишься?

— Я не знаю.

— Можешь осмотреться? Что-нибудь видишь?

— Тридцать седьмая.

— Ладно, ты знаешь улицу?

— Лексингтон. Мне пора идти.

— Пожалуйста, оставайся там… — без лишних слов я сбрасываю вызов.

Я сломлена, боюсь, что отключусь из-за сумасшедшего ритма сердца. Сползаю вниз на землю, рядом с крыльцом здания, и выплескиваю все наружу. Чувствую боль, когда моя маленькая рука касается ледяного тротуара. Струйка пота пробегает вниз по моей спине. Где-то рядом, сквозь туман, я слышу свое имя.

Он здесь, его взгляд обжигает.

— Что ты здесь делаешь? — бормочу я, опустошённая и измотанная.

— Мне нужно было убедиться, что ты в порядке.

— Так ты нашел меня?

— Конечно, я нашел тебя.

— Ты здесь как мой врач или как друг?

— Как бы ты хотела?

— Все. Мне нужно, чтобы был и тем, и другим.

— Тогда так и будет, — плечи трясутся от рыдания. — Я буду всем, кто тебе нужен.

— Пожалуйста, обними меня, — умоляю я.

Он кивает и садится на ступеньки рядом со мной.

— Не отпускай меня.

— Никогда.

Он тянет меня ближе в свои объятия, укачивает как ребенка. Мое тело дрожит от очередной волны рыданий, я не в силах остановиться.

— Что случилось? Что происходит?

— Я... я не могу. Слишком много всего.

Престон поворачивает мой подбородок, наши взгляды встречаются.

— Пожалуйста.

— Это не случайность.

— О какой не случайности речь? Я не понимаю.

— Мой папа… не случайно.

И я утыкаюсь носом в ладони, положив голову ему на колени. Он выводит круги на моей спине, это успокаивает. Его руки успокаивают.

— Дыши. Вдох. Один, два, три. Выдох. Один, два, три.

Недостаток воздуха уже не так очевиден. Престон чувствует это, он ждет, продолжая гладить меня по спине, пока я не успокаиваюсь.

— Что ты имеешь в виду, говоря, что это не случайность?

— Я… я нашла письмо. Он сделал это.

— Что сделал? Что он сделал?

— Он покончил с собой, — отвечаю я. — Он потерял все и покончил жизнь самоубийством. Он оставил нас добровольно, сделал это специально, даже несмотря на меня, — кричу я. — Почему даже такого аргумента, как я, ему было недостаточно?

Престон обнимает меня. Он держит мое дрожащее тело, пока я не перестаю плакать, пока не прекращаются последние всхлипы, и я не замираю.

— Пожалуйста, не покидай меня, — шепчу я.

— Ш-ш-ш. Тс-с. Я здесь.

— Пожалуйста, не оставляй меня, — снова шепчу я.

На этот раз я поднимаю голову, чтобы встретиться с его взглядом. Я уже сказала гораздо больше, чем можно сказать, и он понимает каждое слово.

— Никогда, — он встает и поднимает меня на ноги, принимая мой вес на себя.

— Куда мы идем?

— Я провожу тебя домой.

Медленно, чеканя шаг, Престон ведет меня вниз по Лексингтон, пока мы не добираемся до Тридцать пятой. Я ожидала, что он пойдет дальше, оставив меня у моего дома, но мы оказываемся в соседнем квартале возле его особняка, и он ищет ключи.

— Я думала…

— Не хочу оставлять тебя. Мне нужно убедиться, что ты в порядке. Поэтому я привел тебя к себе.

— Спасибо, Престон.

Вместе мы входим в его квартиру. Он снимает свое пальто и вешает на входную дверь, потом мы идем к гостиной.

— Скажи мне, что случилось?

— Это трудно объяснить, чтобы ты мог понять.

Он кивает, берет мою руку в свою, добавляя мне уверенности этим маленьким жестом.

— Я была в квартире Ричарда, пыталась разобрать его гардероб и нашла коробку. Внутри были личные вещи. Бумаги, подтверждающие мамины права на фирму, дарственную на квартиру, которую купила для нас компания. Еще была книга. Книга Джейн Остин. Я полистала ее, и оттуда вылетело письмо.

Слова иссякли, мне нечего добавить.

Вдох — выдох. Вдох — выдох.

— Я понял, о чем ты.

— Он писал, что ему жаль, писал, что моя мама была права насчет него, — я делаю глубокий вдох. — Мама сказала ему, что нам будет лучше без него. Он потерял все, а она сказала ему такое.

Престон кивает.

— Как она могла сказать такое? Как она могла сказать ему, что нам будет лучше, если он сгинет? Это ее вина.

— Я знаю, что ты сейчас зла. И это понятно, что ты винишь мать. Но твой отец явно переживал кризис, он не мыслил рационально в тот момент. Он чувствовал, что у него нет другого выхода, кроме как уйти из жизни. Ты можешь винить свою мать сколько угодно, это неизбежно. Но из того, что ты рассказывала мне о ней, очевидно, что она винит себя не меньше. Тебе нужно простить ее.

— А его? Как мне простить его? Как мне простить тот факт, что он не любил меня достаточно, чтобы остаться на этом свете?

— Ты должна принять это своим сердцем, понять, что он действительно чувствовал, что у него не было иного выбора. Он был в шоке. Простить и любить его, несмотря на его поступки.

— Не знаю, смогу ли я.

— Сможешь и простишь. Ты удивительный человек, и, если кто-то и способен на прощение, то это ты.

— Откуда ты знаешь?

— Потому, что я верю в тебя.

И опять он находит правильные слова. Слова, которые я так хотела услышать. Слова, которые мне нужно услышать.

— Это будет исцелением твоего горя. Простить ее. Простить его.

— Ты так говоришь, будто знаешь это наверняка.

— Знаю.

Выгибаю бровь, глядя на него.

— Речь о моем личном опыте, я не хочу сопоставлять это с твоим.

— Или ты просто не доверяешь мне ту частью своей жизни.

— Доверяю, — изрекает он на выдохе. — Я рассказывал тебе, что, когда учился в колледже, у меня была девушка. Мы встречались. С одной стороны, она была безупречна, но была и другая сторона ее жизни. Это сейчас я знаю, что она страдала от биполярного расстройства, но в то время, естественно, ничего не знал. Она была бесшабашной и веселой, но когда она была не в себе, это было печально… — его голос затихает. — Она совершила самоубийство на втором курсе.

— Мне очень жаль. В этом причина?

— Что я стал психотерапевтом? Да. Я никогда не видел знаки, если бы только знал — как, я бы помог ей пройти через ее кошмары.

От удивления мои глаза увеличиваются, сердце усиленно бьется в груди.

— Кошмары? — шепчу я, глядя на него, собирая кусок головоломки, подходящий друг другу. — О, мой Бог. Все это время ты был так напуган, что у меня трансфер, ты был со мной, потому что… Я замена? Ты пытался найти способ для себя, чтобы исправить свои ошибки?

Престон теряет самообладание, наклоняется вперед, обхватывает ладонями мое лицо, и прежде чем я понимаю, что происходит, он набрасывается на меня, яростно целуя.

Когда мы останавливаемся, его неровное дыхание щекочет мои губы.

— Как ты можешь сомневаться во мне? Как ты могла подумать, что это нечто другое, что происходит между нами?

— А что между нами происходит? Что ты чувствуешь ко мне?

— Все. Я чувствую, что ты для меня все. Ты все, о чем я думаю и мечтаю, каждая секунда без тебя — это вечность. Думаешь, это не убивает меня? Думаешь, что это не причиняет мне боль?

И снова наши губы сливаются, пробуют друг друга, наслаждаясь каждым прикосновением языка.

Движение его большого пальца заставляет меня полностью открыться для него, и он дарит мне всепоглощающий поцелуй.

Сильные руки тянут меня ближе. Они окружают меня, пленят, сильнее связывают меня с ним.

Его прикосновение возбуждает.

Каждый дюйм моей кожи загорается, желая испытать более пьянящее чувство.

Престон отстраняется, но наши глаза закрыты.

Я чувствую, как его дыхание щекочет мои губы.

Наше дыхание смешивается.

Наши губы едва соприкасаются, мы вдыхаем друг друга.

Страсть между нами набирает обороты.

Обвиваю руки вокруг его шеи, он поднимает меня на руки и направляется к спальне. Оказавшись в комнате, Престон опускает меня на кровать и, прежде чем отступить, дарит еще один глубокий поцелуй. Его ледяные голубые глаза изучают меня.

Он молча снимает свою одежду… а потом раздевает меня.

Мое тело сотрясается и дрожит от эмоций, воздух вокруг нас наэлектризован.

Это больше, чем секс.

Это больше, чем утешение.

Он не произносит вслух, но я вижу это в его глазах. Есть лишь двое влюбленных людей.

Когда он возвращается ко мне, то начинает с крошечных поцелуев на шее, затем пробирается вниз к ложбинке груди. Я чувствую его теплые руки. Мое тело выгибается навстречу, чтобы дать волю его пальцам, ласкающим оба соска. Кончиком языка он выводит круги на одном, потом другом. Он лижет с осторожностью, пока я не начинаю стонать от удовольствия.

Мне нужно больше. Намного больше.

— Пожалуйста, — умоляю я, и он отвечает на мои мольбы, удобнее располагаясь между ног.

Рваный вдох эхом проносится через комнату. Его пальцы — катализатор моего безумного желания, его рука скользит между нами, находя удобное положение.

Страсть наполняет мою кровь. Необходимость почувствовать его внутри — это все, о чем я могу сейчас думать.

С жадностью ласкаю его напряженную длину, дразня чувствительную кожу.

Престон толкается вперед, и когда входит, у меня перехватывает дыхание.

Откидываю голову на подушку и закрываю глаза, пока он берет меня снова и снова. 

С каждым новым толчком я теряюсь в ощущениях.

— Открой глаза. Я хочу видеть. Хочу видеть всю тебя.

Открываю глаза и теряюсь в голубом море. Весь мир уплывает. Вдохи и стоны ослабевают, дрожь утихает, я всем телом прижимаюсь к нему.

Его руки сильнее сжимают меня, а дрожь его тела отдается во мне. Престон наклоняется и нежно целует мою шею, дразня языком.

— Продолжая наши отношения, чувствую, что воспользовался тобой. Я хочу тебя, хочу тебя больше, чем ты можешь себе представить, но дело не только в моем удовольствии, все намного серьезнее, хотя, по идее, я должен был помогать тебе.

— Это и было бо́льшим. И ты сам это подтвердил. Ты открылся мне, поведав свою историю. Каждая крупица, которую ты дал, помогла мне.

Он отводит взгляд.

— В чем дело Престон? — он не смотрит на меня. — Просто скажи мне.

— Ева…

— Нет, не говори мне просто… Ева. Не после всего случившегося. Ты знаешь, это что-то значило, что это намного больше. Неужели ты не видишь?

— Мы все еще не можем быть вместе. Я твой врач.

— Ты больше не мой врач.

— Семантика.

— Как ты можешь говорить так? Ведь то, что происходит между нами, это не просто так. Как ты можешь оттолкнуть меня теперь? Ты боишься? Чего? Того, какой я могу стать? Что я стану похожей на нее? Из-за моего отца?

— Я боюсь. Но дело не в этом. Я боюсь другого, последствий того, что мы сделали, и всего того, что мы узнали. Все будет напрасным, если мы пойдем по этому пути. И хоть ты уже не мой пациент, но это не значит, что у меня не будет неприятностей, если узнают про нашу связь. Я все еще могу потерять лицензию на работу, и тогда не смогу больше быть волонтером в больнице. Я не смогу помогать людям. И, честно говоря, после того, что мы только что узнали о твоем отце, это еще более веское основание для трансфера. Между потерей Ричарда и появлением подавленного воспоминания об отце, возможно, ты неосознанно проецируешь свое чувство покинутости на меня. Ты могла бы найти кого-то более опытного, того, кто поможет тебе понять, что то, что ты действительно чувствуешь не трансфер. До тех пор мы не можем видеться.

— Пожалуйста, не отпускай меня. Ты — все, что у меня есть.

— Но вот в этом-то и проблема. Я не могу быть твоим костылем. Ты сама должна научиться держать себя.

Его слова повисают в воздухе. Они крадут кислород, как ядовитый газ, медленно убивая меня.

— Что теперь? — интересуюсь я, все еще лежа в его объятиях. Наши сердца по-прежнему бьются в унисон.

— Вернемся к тому, что было раньше.

— И как это было?

— Я каждый день мечтаю заполучить возможность переписать прошлое, чтобы никогда в тот день не заходить в больницу.

У меня такое же желание, но я молчу…

Скажи, что этого достаточно. Рискни ради меня. Борись за меня. Дождись меня.

Глава 35 Престон

Три недели я не виделся с Евой, и это меня убивает. На душе тяжело из-за того, что я сделал, поскольку сказал ей, что мы не можем быть вместе, все приведет к общественному осуждению.

В итоге, я окончательно оттолкнул ее и разорвал наши профессиональные и личные отношения, и, по идее, должен чувствовать облегчение, но нет. Вместо этого, я постоянно, день и ночь, думаю о ней. Мои чувства гораздо сильнее, чем я думал, такого отчаяния я еще никогда не испытывал. Все эти годы я пытался заглушить воспоминания о потере Слоан, но это совсем другое. Сейчас все гораздо хуже, потому что я понимаю, что мои чувства намного сильнее.

Со стаканом виски в руке плюхаюсь на диван. Только начинаю расслабляться, на журнальном столике вибрирует мой телефон. Догадываюсь, кто это может быть. Рискну предположить, что это Джейс. Вглядываюсь в экран телефона — так и есть, это он. Поскольку последние три воскресенья я пропускал семейный ужин, неудивительно, что он звонит. Моя тактика прятаться от семьи, как от чумы, очевидно, не осталась незамеченной.

— Что? — резко отвечаю я, даже не пытаясь скрыть свой настрой. Я не в настроении для лекции о том, что мама хочет меня видеть. Звонить по этому поводу нужно было на прошлой неделе. Без него знаю.

— Что за херня происходит?

Началось.

— Ничего не происходит.

— Это из-за какой-то девчонки?

— Она не «какая-то» девчонка. Она другая, — проговариваюсь я, прежде чем понимаю, о чем говорю. Дерьмо. Теперь он начнет задавать вопросы.

— Ладно, выкладывай. Пришло время рассказать мне, какого черта с тобой происходит?

— Я встретил девушку, — тяжело вздыхаю я. — Все серьезнее, чем я думал.

— Продолжай, я тебя слушаю.

— Она была моей пациенткой.

Наконец-то я озвучиваю правду. Больше нет смысла это утаивать. Все, что мне остается теперь, — услышать его вердикт.

— Хреново

— Да.

— Так, что ты собираешься делать?

В его голосе нет ни злобы, ни осуждения, только беспокойство, и от понимания этого мне становится легче, словно камень падает с плеч. Расставание с Евой дается мне тяжело, но было бы еще тяжелее, если б Джейс не одобрил или стал критиковать наши отношения.

— Я отпустил ее.

— Так в чем проблема?

— Я хочу большего, — глубоко вздохнув, признаю я.

— Да, теперь вижу, в чем суть проблемы. Я все понимаю, но тебе не кажется, что некоторые вещи стоят того, чтобы рисковать всем ради них? Не знаю, кто эта девушка, н, если она та, о которой без перерыва болтает Логан, я бы сказал, что она того стоит.

Это она.

— Все сложно.

— Почему?

— Ну, все очевидно, если опустить тот факт, что она моя бывшая пациентка и все такое, то есть еще небольшие проблемы, связанные со Слоан.

— При чем здесь она?

— Ну, может быть, теперь я страдаю от контр-трансфера, — шепчу я и все еще слышу слова Евы, которые крутятся у меня в голове. Было ли это из-за Слоан? Была ли Ева своего рода заменой для меня?

— Я думаю, что пришло время начать все заново, но сперва нужно с кем-то поговорить про это. Тот факт, что ты все еще не отпускаешь прошлое, не может не настораживать. Кажется, эта девушка особенная. Может быть, она стоит того, чтобы рискнуть, но ты никогда не узнаешь, пока не разберешься с вопросами, касающимися Слоан.

Он прав. Мне надо во всем разобраться. И хотя прошло уже много времени с тех пор, смерть Слоан оставила неизгладимый след в моей душе. Она звонила мне в тот день, когда умерла от передозировки. Я был зол на нее, поэтому перевел вызов на голосовую почту. Она нуждалась во мне, а я не ответил. Я должен был видеть знаки. Я должен был ответить на звонок. С тех пор это решение каждый день преследует меня. И хотя я верю, что мои чувства к Еве реальны, мне нужно все выяснить. Мне нужно знать это, не только для себя, но и для Евы.

*** 

Врачи действительно являются худшими пациентами. Сижу и жду, когда доктор Одри Кеннер закончит выступление. Я готов уже встать и уйти, когда, наконец, вижу, что она складывает ноутбук и замечает меня.

— Почему ты здесь? Ты не навещал меня уже давно. Что-то случилось?

Прикидываю, что могу ей рассказать. Не могу озвучить имя Евы и не могу сказать, что она была моей пациенткой, но решаю держаться как можно ближе к правде.

— Я встретил девушку, — кусаю губы, подбирая слова. — Она похожа на Слоан и тоже через многое прошла. Она… обременена проблемами. Боюсь, что мои чувства могут быть неуместными.

— Ты думаешь, что влюбился в нее в попытке исцелить ее, исправить то, что не смог исправить со Слоан?

— Я не уверен.

— А в какой момент у тебя появились к ней чувства?

— Я всегда думал, что она красивая, но когда увидел ее настоящую, понял, что эта девушка больше, чем красивое личико.

— И когда это произошло?

— Когда она заставила моего племянника улыбаться.

— Думаю, ты сам ответил на свой вопрос, Престон, — поднимаю брови в ожидании продолжения. — Ты не влюбился в нее, потому что она была слаба или вызывала сострадание. Ты разглядел ее силу, уверенность, когда она смогла отодвинуть в сторону свою грусть и завоевала доверие твоего племянника.

Доктор права. Все говорило о том, что это правда. Это было больше, чем вина за Слоан. Я влюбился… Я влюблен в нее.

— Мне надо идти. Мне нужно сказать ей.

— Престон, хотела поговорить с тобой о Слоан, как раз настал подходящий момент. Я немного обеспокоена этим. Можешь уделить мне еще пару минут? Прошли годы с тех пор, как ты пришел и рассказал мне о случившемся. Ты решил стать психотерапевтом из-за нее. Может, этого достаточно? Сколько еще должно пройти времени, чтобы ты смог простить себя и перестать корить за то, что не видел знаков? Ты был ребенком, учился в школе. На тот момент ты не был психологом, многого не знал. Чем бы ты мог помочь? Прошло много лет, и тебе действительно пора перестать корить себя и начать жить своей жизнью. Будь счастлив. Слоан хотела бы этого для тебя.

Она права, так и сделаю. Я точно знаю, как это сделать. Мне нужно позволить себе быть счастливым.

Глава 36 Ева

Запись в дневнике:

Был ли он прав? Я проецирую свои чувства, свое одиночество, потребность в общении на него. Нет, это не так. Я не верю в это. Может, в самом начале так все и выглядело, но это не значит, что так оно и есть. Неважно, какая предыстория, главное, что мы получаем в итоге. Может быть, истоки влечения зародились в неподходящем месте, но когда твое сердце болит от любви к кому-то, это не делает чувства менее реальными. Правда ведь?

Это все, о чем я думаю в течение последних трех недель. Даже по прошествии времени не перестаю задаваться вопросом, прав ли он. Так ли все началось. Я лежу в постели, когда звонит телефон. Уже поздний вечер пятницы. Сидни нет дома, а я закрылась в своей комнате. Взяв телефон, проверяю входящий номер.

Святое проведение, это Престон.

— Привет?

— Ты где? Мне нужно поговорить с тобой.

Внутри все замирает. С чего вдруг он так отчаянно хочет увидеть меня, поговорить со мной? Что-то случилось?

— Я дома. У тебя все в порядке?

— Мне нужно увидеть тебя.

— Можешь сказать, что происходит? Ты пугаешь меня.

— Я сейчас приду. Мне нужно увидеть…

— Нет, — прерываю я, вскакивая с постели и покидаю комнату. — Я сама приду к тебе.

И вешаю трубку.

*** 

Стучу в дверь, и он тут же распахивает ее передо мной.

— Что происходит? В чем дело… — он притягивает меня к себе и накрывает рот поцелуем. С усилием толкаю его в грудь, чтобы отстраниться.

— Перестань. Что ты делаешь? — тяжело дыша, пытаюсь отдышаться.

— Неужели я потерял тебя, Ева?

— О чем ты говоришь? Зачем я здесь? Что такого важного ты хотел сказать?

— Я должен сказать, что люблю тебя, что не хочу потерять тебя. Что отдам все, чтобы быть с тобой. Разлука с тобой невыносима. Я не хочу потерять тебя снова.

— Нет, Престон, — делаю шаг назад.

— Ты уходишь? — спрашивает он, пытаясь меня остановить.

— Я поступаю правильно, прямо сейчас спасаю тебя от самого себя.

— К черту это правильно.

— Но ты сам говорил, прежде чем разрушил наши отношения.

— Я помню все, что сказал, но мне все равно. Ты нужна мне. Мне нужно прикоснуться к тебе. Мне нужно попробовать тебя на вкус. Мне нужно чувствовать блаженство, когда твое тело принадлежит мне. И самое главное, я хочу тебя любить. Не хватит слов, чтобы рассказать тебе, как я ошибался. Ты не какая-то девчонка, не просто запретное желание. Разве не видишь, что ты значишь для меня гораздо больше?

— Нет.

— Бога ради. Ты — для меня все. Мы все сможем преодолеть… вместе. Когда я с тобой, все возможно. Никогда не думал, что смогу встретить кого-то, кто бы заставил меня чувствовать себя подобным образом. После случившегося со Слоан мне не хотелось никаких отношений, но с тобой все иначе. С тобой мои возможности безграничны. Любить, дышать, улыбаться, смеяться… Без тебя это нереально, да мне и не нужно все это без тебя.

Мне хочется плакать, но больше всего мне хочется простить его, броситься на шею, обнять и никогда не отпускать.

— Все, что я говорил, было неправильно. И не имеет значения. Я люблю тебя. Поэтому неважно, где мы и кто мы, наша любовь всегда будет правильной, — заявляет Престон.

— А что насчет…

— Плевать на все. Мы можем прямо сейчас, рука об руку, вместе выйти из дома, и это будет означать, что ты моя, и что мы вместе.

— А что насчет твоей карьеры? Как же твои заботы о пациентах?

— Ты — моя единственная забота. Меня не волнует, если я потеряю работу или прерву практику. Мне без разницы, если я потеряю все, главное, что я не потеряю тебя. Последние несколько месяцев я боролся с этим чувством, а потом понял — ты важнее. И если раньше я думал, что у этой ситуации нет решения, то теперь, когда знаю, что небезразличен тебе, я не могу отказаться от тебя. Да, скорее я откажусь от своей работы и найду другое занятие. Я мог бы работать на своего…

— Нет. Я не могу позволить тебе так поступить, — прерываю его. — Тебе нравится помогать людям. Ты получаешь от этого удовольствие. Я бы никогда не отняла у тебя это и не позволю тебе.

— Попробуй остановить меня. Я люблю тебя, только тебя, навсегда…

Губы Престона находят мои, его мягкий язык проникает в мой рот. Сначала он нежный, любящий. Но проходят секунды, и поцелуй становится безумным.

Мы безрассудные.

Страстные.

Руками непроизвольно обнимаю его шею, испытывая отчаянную необходимость продолжать поцелуй.

Знаю, что это неправильно. Знаю, мне нужно уйти, но позволяю себе принять все происходящее. Я разрешаю себе поверить в эту сказку, представить, что мы можем быть счастливы вместе.

Престон улыбается, притягивая меня к себе.

— Я люблю тебя.

Легкие движения его пальцев оставляют следы на моей щеке. Я запускаю свои пальцы в его растрепанные волосы.

Поцелуи.

Мы движемся синхронно, будто мы — единое целое.

Оставляю попытки сопротивления или какие-либо аргументы. Вместо этого я цепляюсь за него. Престон обнимает меня, притягивая в свои объятия.

Нежные пальцы поднимают мой подбородок. Наши тела близко, губы почти соприкасаются.

Его дыхание ласкает мои губы.

— Ты меня любишь? — спрашивает он, тяжело дыша.

— Да. Я влюблена в тебя. Это ты… всегда был ты.

Он для меня — всё. Мой воздух, моя душа.

Отступаю назад и начинаю расстегивать его рубашку. Каждую маленькую пуговку, одну за другой. Затем опускаю руки вниз, к поясу штанов. Одежда падает на пол. Звук эхом разлетается по комнате, и я жду, чтобы теперь он начал раздевать меня.

Его руки находят подол моего платья, тянут вверх, и когда появляются мои трусики, Престон отодвигает их в сторону и проводит пальцами по моей киске. Поддразнивает. Но продолжения не следует. Вместо этого, он медленно тянет вверх мое платье, рассматривая мое почти обнаженное тело.

Голубые глаза оценивают меня. Они расширяются, в них вспыхивает голод.

Престон стонет, тянет меня ближе. Мы так близко, что я чувствую биение его сердца.

— Ты нужна мне.

Грубые руки расстегивают мой лифчик.

— Прошла целая вечность с тех пор, как я чувствовал тебя, как был похоронен внутри тебя.

Мои трусики падают следом, оставляя меня полностью обнаженной. Проявляя отчаянное усилие, Престон что-то бормочет и касается меня ртом.

Требуя меня.

Владея мной.

Я с такой же страстью отвечаю на его поцелуй.

Доведенная до крайности и нуждающаяся в большем. Еще одно последнее движение языка и наши тела разъединяются. Как невесомое перышко, Престон поднимает меня, обнимая, пока мы не добираемся до его комнаты.

Он накрывает свое тело с моим, позволяя мне вести. Позволяя мне контролировать. Облизываю языком контур его губ, целую, покусываю и спускаюсь ниже. Стон протеста срывается с его уст, но я просто улыбаюсь и прокладываю дорожку поцелуев вниз по шее, по торсу и животу. С каждым пройденным дюймом дыхание Престона все чаще сбивается с ритма. Каждый глоток кислорода становится все труднее принять. Когда я дохожу до нужного мне места, нахожу его жестким и готовым. Мой язык выписывает круги, вызывая череду проклятий и стонов.

— К черту все, — отстраняется Престон, и я смотрю на него полуприкрытыми глазами. — Мне нужно быть внутри тебя.

Ползу вверх, прижимаясь к его груди, а затем медленно опускаюсь, соединяясь с ним. Меня пронизывает невероятная сила, когда я полностью его принимаю, мои бедра начинают кружить, а потом я двигаюсь вверх и вниз.

Никогда не чувствовала себя так хорошо.

Перевернув меня на спину, Престон продолжает движение. Впиваюсь ногтями в его плечи и подстраиваюсь под его толчки, но он не замедляется, а снова и снова двигает бедрами в быстром ритме. Сильные руки ловят меня за подбородок.

— Посмотри на меня.

Мы оба близки к освобождению. Я задыхаюсь.

Дыхание сбивается. Наши движения становятся безумными. Объятия. Толчки. Тяжелое дыхание.

Хватаю воздух ртом.

Он любит меня, как отчаявшийся человек. Как оголодавший. Как человек, пытающийся завладеть мной. Как человек, нуждающийся во мне. Мое тело сотрясает дрожь, и Престон выходит из меня.

— Я.

Толчок.

— Чертовски люблю тебя.

Толчок.

— Ты моя.

И толкается еще глубже.

— Ты понимаешь? Меня не волнуют последствия, ты моя.

Здесь и сейчас я полностью принадлежу ему. Мое невесомое тело пульсирует, в то время как и он достигает своего собственного апогея.

— Боже, — выкрикивает Престон и кончает. — Ты принадлежишь мне. Эта связь никогда не будет нарушена. Ты всегда будешь моей.

*** 

Иногда, даже если это причинит вам боль, вы должны поступить правильно. Когда я смотрю на него спящего, понимаю, это то, что мне нужно сделать.

Глядя в будущее, могу сказать, что всегда буду его любить; также реально я представляю себе: будь мы вместе — мои панические атаки исчезнут, кошмары прекратятся, но это лишь фантазия, я не могу на это пойти.

Я не могу быть с ним. Это было бы нечестно. Я — неуверенная в себе женщина, я должна побороть в себе страхи, а Престон заслуживает сильную женщину рядом с собой. И я признаю, что не та, кто ему нужен. Я могу вернуться к нему, только когда исцелюсь, перестану быть сломленной.

Я должна быть сильной. Мне нужно доказать ему, что смогу уверенно стоять на ногах. И что это вовсе не трансфер. Что я люблю его всем сердцем, а не заполняю им свою душевную пустоту.

Хотя мое сердце разрывается от мысли, что мне нужно уйти, но я должна это сделать. Не только для обретения себя, но и для него.

Возможно, он не признает, что испытывает контр-трансфер, но какая-то часть его всегда будет сомневаться.

Мы оба должны найти себя.

По прошествии времени, когда я смогу исцелиться, и если мои чувства все еще не остынут, мы сможем увидеться, разобраться в наших отношениях, но сейчас главное для меня — найти себя, принять и примириться со своей собственной трагедией.

Дрожащей рукой я начинаю писать. И когда заканчиваю, вкладываю письмо в свой дневник. Интересно, на этом наша история заканчивается? Это будет мой единственный подарок ему?

Мой дневник.

Все, что у меня на сердце.

Поворачиваюсь и ухожу. Не могу оглянуться назад. Знаю, если сделаю это, то уже никогда не уйду.

Глава 37 Престон

Перекатываюсь через кровать и тянусь к Еве. Хочу сильнее прижать ее тело к себе, чувствовать ее тепло рядом. Ищу ее рукой, но ничего не нахожу, и место холодное. Открываю глаза и обнаруживаю пустоту.

Где она? Начинаю вставать с кровати, чтобы найти ее, но все внутри замирает. Рядом с моей стороной кровати лежит дневник. Но не мой. Он не принадлежит мне. Это принадлежит ей. Быстро тянусь, чтобы взять его. Чтобы понять, почему она оставила его здесь. И когда открываю его, лист бумаги падает на кровать.

Дорогой Престон,

Я писала и переписывала это письмо, и правда в том, что я никогда не смогу по-настоящему сказать тебе, как сложно его написать.

За последние несколько месяцев ты помог мне узнать много нового о себе и вдохновил меня обрести счастье. Ты — мое счастье, но быть сейчас вместе было бы эгоистично и несправедливо по отношению к тебе. Я люблю тебя. Но поняла, что иногда любви недостаточно. Иногда ее бывает мало.

Спасибо, что верил в меня, прежде чем я научилась верить в себя.

Пожалуйста, не забывай меня. Однажды я надеюсь снова оказаться в твоих объятиях исцеленной женщиной. Сильной женщиной. Я тоже тебя не забуду. Пока живу, я буду любить тебя.

Но сейчас, я освобождаю тебя.

Ева

Она бросила меня. Она, черт возьми, оставила меня. Мое сердце колотится от эмоций, бушующих во мне. Освобождает меня? Я не свободен. Я никогда не буду свободен, пока она владеет моим сердцем. Не тогда, когда эти слова, которые она написала, разорвали меня на миллион частей. Такое ощущение, что в моем сердце бьется ветер, разрывая и разламывая его на куски. Чувство потери переполняет меня, и мне уже все равно, что я никогда не переживу этот шторм.

Я лежу на кровати. Проходят часы, прежде чем я перестаю тонуть в этом омуте. Но этого недостаточно. Возможно, моего признания было недостаточно. Я слишком поздно признал очевидное. Не могу понять, что мне делать сейчас. Как я могу двигаться дальше? Как мне отпустить ее? Стоит ли мне за нее бороться? Несмотря на то, что она говорит, я должен отпустить ее? Но потом рациональная часть меня понимает. Ева права. Знаю, что права. Я должен позволить ей уйти. Ей нужна свобода, чтобы найти себя, понять, кто она, и научиться верить в себя. Ей нужно сосредоточиться на восстановлении отношений с мамой и простить отца. Но это не значит, что такая ситуация не будет рвать меня на части каждую разделяющую нас минуту. Знаю, что так и будет. Но готов рисковать, потому что нет никаких сомнений, я люблю ее. Почему мы влюбляемся в того, с кем не можем быть? И пусть сегодня мы не вместе, но я буду верить, что однажды мы построим будущее. Мы — две половинки, и в итоге соединимся в одно целое.

Глава 38 Ева

Я бы солгала, если бы не признавалась себе, почему хожу по Тридцать пятой улице. Иногда я прохожу мимо, когда хочу почувствовать себя рядом с ним, когда хочу вспомнить советы, которые узнала, познакомившись с ним. Сегодня мне нужна его сила. Сегодня исполняется три месяца с тех пор, как мы не виделись, и мне нужно найти в себе силы, чтобы избавиться от депрессии и начать действовать. Каждый день с тех самых пор, как я получила список рекомендаций от Престона, я изучаю их имена, но у меня не хватает смелости позвонить кому-то из них. Понимаю, что должна это сделать, но все время откладываю. Сидни думает, что я жду чего-то невероятного, что Престон придет и потребует, чтобы я передумала. Но я знаю, что он не придет, это невозможно. В глубине души он знает, что все правильно.

Сегодня я иду по парку и как обычно разглядываю улицу. Вот тогда я вижу его. Он на другой стороне. Престон. Мужчина, которого я не могу выкинуть из головы, и (что еще хуже) тот, которого я не могу выкинуть из своего сердца. Я прищуриваюсь, чтобы лучше разглядеть. Он сидит у входа. Голова опущена, на лбу видны небольшие морщинки.

Когда он наконец-то поднимает голову, его взгляд преследует меня. Он говорит о глубоко укоренившейся боли, о той, что я и представить себе не могла. Эту боль причинила я, поэтому готова сделать все, что в моих силах, чтобы забрать ее, но было бы несправедливо идти к нему сейчас. Не тогда, когда я не разобралась в себе, и мы все еще не можем быть вместе. Нет. Время еще не пришло. Но, надеюсь, скоро это произойдет, и знаю, что мне нужно для этого делать.

Поднимаю руку, пальцами нащупываю кулон, который подарил мне Престон, и нежно поглаживаю. Пора перестать прятаться. Настал момент встретиться с моими кошмарами и научиться прощать. Сегодня тот день, когда я решаю все изменить.

Резко разворачиваюсь на каблуках, пока не попала в поле его зрения, и иду в другом направлении, оставляя часть себя с ним, но клянусь найти все остальные части и собрать себя воедино.

Останавливаюсь на перекрестке и осматриваюсь. У меня есть несколько вариантов. Спрятаться дома, чтобы притвориться, что в моей жизни ничего не происходит, и продолжить прятаться в своей кровати, или отправить сообщение Сидни и, наконец, начать снова жить. Мне не скрыть того, что мысли о Престоне причиняют боль моему сердцу, но еще знаю, что он не хотел бы, чтобы я грустила. Поэтому достаю телефон и отправляю сообщение Сидни.

Я: Бар?

Сидни: Чертовски верно.

Я: Буду через десять минут.

Сидни: Принято!

Бар на углу как обычно полон. Оглядываю помещение и вижу Сидни, которая машет мне рукой, от чего расплываюсь в широченной улыбке. Впервые за долгое время, чувствую, что со мной все в порядке.

— Как дела, чика? — Сидни обнимает меня за шею и начинает подпрыгивать. — Я скучала по тебе.

— Сид, ты помнишь, мы живем вместе? Ты видишь меня каждый день. Как ты можешь скучать?

— Ева, — щурит она глаза. — Несколько недель у тебя был депресняк. Ты бы не заметила, если б я жила в другом месте.

— Ты права. Но теперь я вернулась.

— Ну, ты знаешь, что это значит?

— По стопочке текилы? — посылаю ей ослепительную улыбку, и она начинает смеяться.

— Девочка, ты, читаешь мои мысли, — Сидни поворачивается к Остину. — Два шота «Патрона», очень охлажденного, — восклицает она.

Бармен возвращается с двумя стопками охлажденной текилы.

— Что-то празднуем? — подмигивает он.

— Нет, — отвечаю я, или, как сказала Сидни, да.

Перевожу внимание на нее и выгибаю бровь.

— Или да?

— Да.

— И какой, скажи на милость, повод?

— Ты, конечно, — отвечает подруга.

— Я не понимаю.

— Рада, что ты вернулась, — улыбается она, а я выпиваю залпом.

— И я рада, — киваю я. Так и есть.

А завтра, первым делом, я разберусь с именами в списке.

— Почему ты улыбаешься? — спрашивает Сидни.

— Ничего такого. Думаю, я просто счастлива.

И впервые за долгое время чувствую себя счастливой. Я обрела надежду. Потому что знаю, что мне нужно делать, и собираюсь поступить именно так. Я собираюсь перестать убегать от своего прошлого. Я решаю противостоять своему страху и разобраться в себе, а это стоит отпраздновать.

*** 

И вновь стою на грани перемен, но на этот раз вместо того, чтобы быть в офисе Престона, я оказываюсь в небольшой комнате, ожидая встречи с моим новым психотерапевтом. Ее зовут доктор Беккет, и, судя по всему, как и доктор Монтгомери, она — хороший специалист. Первое, что бросается в глаза, — интерьер, все по-домашнему. Удобные диванчики вдоль стены напоминают, старый салон особняка в Вест-Виллидж. Довольно причудливый дизайн, но чувствуешь себя как дома.

После всего, что я пережила, принимаю и это. Доктора Беккет не было в списке Престона. Хочу полный разрыв с прежним лечением. Я поспрашивала на работе, только на этот раз ничего не скрывая, объясняя, что тяжело справляюсь со смертью Ричарда и некоторыми другими жизненными проблемами. На удивление все были лояльны. И теперь, когда команда понимает, что моя мама не заинтересована в управлении, они все больше и больше идут со мной на контакт. Теперь это не только обеды с Сидни, иногда к нам присоединяются Натали и Барри. После извинений за то, что игнорировали меня, все становится не так уж плохо.

Сегодня начинается следующий этап моего пути. Хотя не уверена, чем закончится новая консультация, но надеюсь, что, в конечном итоге, это приведет меня обратно к Престону. Все, что я могу сделать, — глубоко вдохнуть и пообещать себе победить собственные страхи и научиться прощать.

Со скрипом открывается дверь, и появляется невысокая женщина средних лет.

— Здравствуйте, Ева. Я — доктор Беккет.

— Здравствуйте, — говорю я, встаю и протягиваю руку.

— Вы готовы? — улыбается она, и я киваю.

Да, готова. Я здесь именно для этого.

*** 

Мои сеансы с доктором Беккет приходят и уходят, погода меняется с жары на прохладу. В листьях появляется оранжевый и красный цвет, а воздухе свежий аромат осени. Недели превратились в месяцы. Мы говорим обо всем. Ну, обо все, кроме Престона Монтгомери. Эту тему мы не обсуждаем, она все еще закрыта в моем сердце и памяти.

Сейчас все беседы сосредоточены на мне. Я работаю над тем, чтобы простить маму и Ричарда за вранье. Замалчивание Ричардом правды не облегчает мою жизнь. Он тоже оказался в непростой ситуации и сделал единственный выбор, который считал верным, хотя и мог все рассказать мне. Мне потребовалось много времени, чтобы простить маму, и еще больше времени, чтобы простить моего отца.

День за днем, неделя за неделей, я все ближе к прощению. Как сказал Престон, я никогда не пойму, что в тот момент испытывал мой отец. Но понемногу гнев отступает, и я открываю свое сердце для любви.

Сегодня день для нового шага.

— Мама, ты в приличном виде? Ты одета? — спрашиваю я, постучав в дверь.

— Да.

— Я пришла не одна. Мы можем войти?

— Угу, — бормочет она через дверь, и я немного ее подталкиваю. — У меня сегодня кружится голова.

— Понятно, мама, мы не долго. Она просто хочет поговорить с тобой. Мы хотим поговорить с тобой вместе. Доктор Беккет считает, что это будет хорошо для нас обеих. Я тоже так думаю. Мы больше не можем позволить нашему будущему зависеть от прошлого. Мы должны двигаться дальше.

— Хорошо, — бормочет она.

Доктор Беккет и я проходим через дверь в комнату. Мама сидит на кровати. Я звонила ранее и предупредила, что она должна быть одета. Рада видеть, что она в штанах и футболке, и даже нанесла легкий макияж. Она идет навстречу, и от этой мысли на моих глазах появляются слезы.

Мы сидим на стульях у окна ее комнаты. Она остается на своем месте. Доктор Беккет задает вопросы, а потом моя мама начинает говорить. Впервые, сколько себя помню, она рассказывает, каково было быть замужем за отцом. Я сижу с горящими глазами, слушая истории, которыми она никогда не делилась прежде. Слезы текут по моему лицу при мысли, что они когда-то были влюблены. Что моя мама была другой, не такой, как сейчас. Слишком много всего для восприятия, но, когда представляю, как это было, происходит нечто странное. Я смеюсь, улыбаюсь и прощаю.

Когда Доктор Беккет спрашивает меня, есть ли мне что сказать, я говорю.

— Мама, пора тебе простить себя. То была не твоя вина. С каждым прожитым годом это выматывает тебя все сильнее. Твоя вина уничтожила тебя. Так не должно продолжаться. Каждый новый день — это новый шанс начать что-то новое. Ты должна продолжать жить для папы. Ты должна жить для себя. И для меня. Мне нужно, чтобы ты была моей матерью. Мне нужно знать, что ты у меня есть.

Она кивает, дальше мы сидим молча. Потом я беру ее руку в свою и тихо спрашиваю, помнит ли она, как встретила моего отца, и она рассказывает.

Истории охватывают разные темы, от увлечений, которые у них были, до всех мест, где они путешествовали. Слезы на моем лице высыхают, я испытываю воодушевление и мечтаю о лучшем времени. Услышав ее рассказы, я вспоминаю Престона. Он — причина всего, что происходит сейчас. Он стал катализатором для меня, толкнувшим на это. И чтобы иметь возможность пойти к нему в будущем, мне нужно исцелить свое прошлое. Это первый шаг — мы с мамой прощаем себя. Это не будет мгновенным успехом.

Потребуется время, прежде чем она сможет снова говорить о том, что случилось той ночью. Но я готова попробовать. Я готова ждать.

Глава 39 Ева 

Десять месяцев спустя…

Войдя в Paradise Diner, я готовлюсь к надвигающейся атаке воспоминаний. Они накатывают на меня, словно волна во время прилива, но я принимаю их. Потеря Ричарда. Встреча с Престоном. Мой уход. Все это дало мне силы и привело к этому моменту. Потратив последние десять месяцев на то, чтобы разобраться в себе, я наконец-то готова противостоять своим страхам... лицом к лицу. С каждой новой встречей, общаясь с доктором Беккет, я становлюсь все сильнее, и сегодня готова противостоять человеку, от которого мне пришлось уйти. Я здесь не случайно. Я пришла сюда с целью встретиться с ним, потому как знаю, он часто тут бывает. У нас есть незаконченное дело, которое я намерена решить. Возможно, это нечестно, что я устраиваю ему засаду, но мне нужно, чтобы он посмотрел на меня и увидел, что я изменилась.

Пока жду, смотрю в окно на проходящих мимо людей. Молодая пара спешит куда-то рука об руку, и мое сердце радуется при виде их. Еще несколько месяцев назад подобная картина могла причинить мне боль, но сейчас я спокойно воспринимаю то, что вижу. Я готова.

Жить. Дышать. Любить.

С улыбкой на лице я провожаю их взглядом. Колокольчик над дверью звенит и выдергивает меня из моих мыслей. Мне не нужно смотреть, чтобы понять, кто вошел. Воздух сгущается вокруг меня.

Много раз представляла себе этот момент, прокручивая возможные варианты встречи. Я так часто мечтала об этом, но все равно не могу справиться с вихрем эмоций, бурлящих внутри меня.

Глазами нахожу его. Боже, он выглядит великолепно. Как будто время остановилось. Плечи расслаблены, на нем синяя толстовка и джинсы. Я люблю его таким. Вспоминаю нашу совместную поездку. В те выходные я окончательно влюбилась в него. Украденный момент, когда мы смогли жить в нашем счастливом пузыре и просто наслаждаться друг другом без последствий.

Я хочу бежать к нему.

Хочу броситься в его объятья.

Безумно целовать.

Никогда не отпускать.

Пытаюсь удержать слезы радости, которые угрожают пролиться.

Он идет ко мне, но еще не видит меня. Чем ближе он подходит, тем больше мне следует контролировать себя, чтобы не выглядеть глупо.

Терпение. Ты так долго этого ждала.

Престон оборачивается и разговаривает с кем-то за своей спиной. Когда он поворачивается, я понимаю, с кем он говорит, и мое сердце останавливается. Весь кислород улетучивается из моего тела, и всепоглощающее разочарование заполняет это место внутри меня.

Он не одинок.

Она высокая и стройная. Длинные темные волосы ниспадают волнами на спину.

Она красивая.

Девушка что-то рассказывает, от чего Престон откидывает голову назад и радостно смеется.

Он счастлив.

Знакомые призраки снова атакуют, паника возвращается и хочет поглотить моё тело, когтями пробираясь глубже. Борюсь с желанием сдаться и не впасть в этот злой транс. Я уже была жертвой, сейчас я слишком далека от этого.

Вместо этого я выпрямляю спину и встаю.

Ты сильная. Ты храбрая. Ты другая.

Она о чем-то болтает, а потом ласково кладет свою руку ему на плечо, опираясь на носочки, оставляет нежный поцелуй на его щеке... каждая последняя часть меня умирает.

Слишком поздно. Он двигается дальше.

Все говорит о том, что мне следует убраться отсюда, но слишком поздно. Прежде чем я делаю шаг в попытке побега, наши взгляды встречаются. Темные зрачки Престона расширяются, заполняя всю радужку. Каждый мускул его тела, кажется, напряжен.

Вдох. Один. Два. Три.

Выдох. Один. Два. Три.

Благодаря упражнению на дыхание меня наполняют воспоминания обо всем, что я узнала с тех пор, как познакомилась с Престоном. Мой путь к прощению, преодолению своих страхов, моя жизнь, я сама... Я больше не дрогну. Расправляю плечи и высоко поднимаю голову. Я буду сильной и не позволю унынию завладеть мной.

По крайней мере, не здесь... и не там, где он может видеть мое падение.

Он делает шаг ко мне.

— Ева? — произносит он в замешательстве.

Пока он пытается понять, действительно ли то, что он видит, правда, я сокращаю расстояние между нами, нервно кусая внутреннюю часть своей щеки.

— Привет, Престон.

Поворачиваю голову в сторону брюнетки, широко улыбаясь, несмотря на очень большое желание зареветь.

— О-о. Хм-м, это Хизер. Хизер, это — Ева Гамильтон, — заикается он.

Неловкость ситуации только ухудшается, переходя в дискомфорт. Протягиваю руку, в надежде облегчить напряжение.

— Приятно познакомиться, Хизер.

— Мне тоже, Ева.

Она тепло мне улыбается.

Она милая.

— Мы просто решили позавтракать, — нерешительно говорит он.

Хизер двигается ближе к нему. То, как она смотрит на него, заставляет напрячься каждый мускул в моем теле.

Она влюблена в него.

— Ты пришла или уходишь? — спрашивает Престон, вытаскивая меня из моего забвения.

— Ухожу, — делаю шаг в сторону. — Я ухожу.

Он кивает и открывает рот, чтобы ответить, но останавливается.

— Готов присесть, Престон?

Ее рука на его плече. Она прикасается к нему, ее рука лежит на нем… я едва скрываю боль. Вознамерившись уйти, я киваю и начинаю медленно отступать.

Я должна уйти.

Я сильная, но то, что вижу сейчас, — это слишком. Видеть его с другой — это слишком. Мне нужно побыть одной. Мне нужно принять эту боль.

— Рад был тебя увидеть, Ева.

Я не упускаю из виду, как ломается его голос, когда он произносит мое имя.

Улыбаюсь слабой и фальшивой улыбкой, и это единственное, что могу изобразить, чтобы не развалиться на части прямо посреди ресторана.

Встречаю его взгляд в последний раз, и тогда одинокая слеза, которую я больше не могу сдерживать, падает.

*** 

Тремя днями позже…

— На днях я видела Престона, — говорю я доктору Беккет, наклоняюсь, прижимая колени к груди. — Он был с другой женщиной.

Она перестает писать и смотрит на меня. Небольшие морщины на ее обветренном лице становятся более выраженными.

— И что ты почувствовала?

— Словно меня разорвали на куски. В тот день я чувствовала себя на вершине мира и была готова двигаться вперед. Эта встреча самым жестоким образом вернула меня с небес на землю. Больно осознавать, что я потеряла его, но, по крайней мере, он выглядит счастливым, и это делает меня счастливой. Самое неприятное, что я так много хотела сказать ему, но шанс не представился. Я же не могла просто взять и начать там разговор о нас, или еще хуже, тащить его в сторону.

— Очевидно, это должно было быть очень тяжело, и уверена, что ты боишься того, что узнаешь, но полагаю, что тебе пора все выяснить. Я думаю, что твой следующий шаг в отношении с этим мужчиной — благодарность и признание его помощи, после этого ты будешь готова двигаться дальше.

— Хорошо.

Мое хрупкое сердце не хочет знать, как далеко зашли его отношения с Хизер. Судя по их общению в закусочной, все может быть. Я не могу винить его в этом. Она выглядит идеальной во всех отношениях. Как я могу ожидать того, что он будет ждать меня? Для меня такой вариант нереален.

Столько времени прошло, но мои чувства не изменились. К сожалению, я опоздала. Несмотря на все это, соглашаюсь с доктором, что должна поблагодарить его за то, что он помог наладить отношения с матерью и обрести покой.

Возвращаюсь в квартиру и какое-то время смотрю на экран своего телефона. Понимаю, что должна позвонить. Мне нужно найти в себе силы и проглотить свою гордость, спрятав эмоции как можно глубже. Дрожащей рукой набираю тот номер, которого так долго избегала.

— Ева?

Это он. От звука его голоса мое сердце парит, несмотря на все попытки контроля.

— Привет, — еле слышно говорю я. — Послушай, понимаю, что может уже поздно, но мне нужно поговорить с тобой.

Тишина заполняет пространство. Мои нервы натянуты до предела, поэтому продолжаю бормотать.

— Я хочу поблагодарить тебя.

До сих пор он не произнес ни слова. Поэтому мне нечего терять, и я продолжаю.

— Встреча с тобой, мои чувства к тебе... это было мое спасение, — вздыхаю я. — Что бы ни случилось, я хочу, чтобы ты знал.

Собираюсь повесить трубку, потому что разговор не складывается, кажется, ему нечего мне сказать, но тут он произносит.

— Давай встретимся. Мне нужно поговорить с тобой.

Нервы клубком закручиваются в животе.

— Я не знаю, уместно ли. Не хочу, чтобы у тебя с Хизер из-за этого были проблемы, — шепчу, чтобы он не понял, как дрожит мой голос.

— Ева, нам нужно поговорить об этом.

Сердце бешено стучит, и я киваю сама себе, он же не может меня видеть.

— Это значит да, — уточняет он.

— Да, — заикаюсь я.

— Ты уже ужинала?

— Пока нет.

— Хорошо, в Paradise в восемь тридцать?

Полтора часа, чтобы подготовиться к встрече... готова ли я? Смогу ли это сделать? Достаточно ли у меня сил, чтобы услышать то, что он скажет?

Да.

Хорошо или плохо пришло время расставить все по своим местам.

— Хорошо.

Разговор закончен.

*** 

Кажется, я опаздываю. Черт. Быстрым шагом двигаюсь по многолюдным улицам и сворачиваю за угол. От потока ветра подол юбки взлетает. Интересно, как это будет. Как все пойдет. Жду, когда загорится светофор, чтобы остановить вереницу авто, и смотрю на проезжающие машины. Уже вечер вторника, свежий воздух бодрит, неплохое время для прогулки, учитывая, что обычно в это время года в Нью-Йорке не холодно, в воздухе уже витает весна. Эта мысль напоминает мне, что осталось всего лишь девять месяцев до конца срока давности наших профессиональных отношений. Гоню эти мысли прочь. Не хочу настраиваться на разочарование.

В спешке открываю дверь.

Толпа расступается, и передо мной открывается небольшое пространство, пришло время лицом к лицу столкнуться со всем тем, на что я надеялась, со всем, о чем мечтала. Престон. Он расплывается в улыбке, когда видит меня.

— Я слишком поздно? — шепчу себе под нос.

Думаю, он не слышит меня, но его пронзительный взгляд прожигает меня насквозь, надеюсь… нет, верю, что слышит. Сокращаю расстояние, будто что-то привязывает меня к нему, притягивая ближе.

— Я опоздала? — с волнением спрашиваю я, мое сердце сбивается с ритма.

— Не-а, ты как раз вовремя.

Его слова проникают в каждую часть моего разума, все еще подпитывая надежду.

— Боялась, что будет слишком поздно.

Престон смотрит на меня, я вижу, что он понимает смысл моих слов.

— Никогда не поздно. Никогда не будет слишком поздно.

— А что насчет…

— Ничего. У нас ничего не было. У меня никого нет, кроме тебя. В тот день, когда ты видела меня с Хизер, это тоже ничего не значило.

Он тянет ко мне руку, его палец скользит по моей щеке.

— Джейса достала моя хандра, и он настоял, чтобы я сходил развеяться. Снова вышел в свет. Хизер работает в больнице вместе со мной. Она давно проявляла ко мне интерес, поэтому я пригласил ее на свидание.

— Она любит тебя.

Склонив голову вниз, смотрю в пол.

— Мне следует это признать, — бормочу я.

— Да, — в его голосе слышна грусть.

Перевожу на него взгляд, в его глазах столько эмоций, но я не могу их понять.

— Он сказал, так мне будет лучше, — продолжает он.

— И было?

— Да.

Его низкий голос посылает волну дрожи по моему позвоночнику, и я жду продолжения, чтобы принять свою судьбу.

— Все прошло хорошо, потому что эта встреча дала мне главное. Я понял, что мне никто не нужен, кроме тебя.

Мои губы дрожат от прикосновения его пальцев, уже нет сил сдерживать эмоции, и они выливаются в поток слез. Престон осторожно их вытирает.

— Мне было страшно. Я понимала, что должна поступить правильно, поэтому так сделала. Но потом мне пришлось ждать, пока все наладится, чтобы мы смогли быть вместе. Это было так мучительно долго, мне приходилось справляться со всем без тебя. А потом я испугалась, что ты решил двигаться дальше, что ты забыл обо мне, — признаюсь я.

— Как я мог забыть о тебе? Разве ты не знаешь, что я люблю тебя?

Он тянет меня в свои объятия и зарывается лицом мне в шею.

— Я люблю тебя, — шепчет он в мою кожу, прежде чем поднимает голову, накрывает мой рот, показывая мне, как сильно.

— Хорошо, я понимаю, — улыбаюсь в его губы.

С ухмылкой Престон отстраняется.

— Рад, что ты, наконец, начинаешь это признавать, — подмигивает он.

— Боже, я скучала по тебе. Кажется, будто я только что очнулась. Такое может быть?

— Больше, чем ты можешь себе представить. Я чувствую то же самое. Вновь забрезжил свет в конце тоннеля. Остается только подождать…

— Я не хочу больше ждать. Не хочу тратить ни минуты без тебя, — признаю я.

— Тогда мы не будем ждать. Мы просто должны проявлять осторожность, пока не пройдет время. Но ты уверена, что готова к этому? Как бы мне не хотелось тебя отпускать, я должен быть уверен, что ты принимаешь верное решение.

— Клянусь, это так, я была в аду и вернулась. Но когда я отпустила тебя, я нашла себя. Боже, мне нужно было многому научиться, но зная, что у нас есть шанс… Я боролась. Я нашла нового психотерапевта, только она не из твоего списка. Она замечательная. Сразу согласилась со мной работать. Она помогает мне все понять и простить, и еще работает с мамой.

От удивления его глаза расширяются.

— Да, у нас была совместная встреча. Доктор Беккет помогает ей понять, что она не виновата в том, что папа так поступил. Она действительно через многое прошла.

На глаза наворачиваются новые слезы.

— На прошлой неделе мама ходила со мной в офис. Она вышла из дома. Ты же понимаешь, насколько это удивительно?

— Я так рад за тебя, — улыбается он.

— Ты спас меня, Престон.

— Нет. Ты справилась сама. Я всего лишь дал тебе некоторые советы, в которых ты нуждалась.

Престон обнимает меня, держа в своих объятиях.

— Раньше мне было страшно, но теперь я стараюсь контролировать приступы паники. Осваиваю новые методы, день за днем практикую. Мне еще есть что исправлять, но я работаю над этим. Я не идеальна, и иногда меня еще преследуют кошмары, но это нормально, потому что никто не совершенен.

— Для меня ты идеальна, — он проводит ладонью вверх по моей спине. — Для меня ты все. Ты прекрасна и внутри, и снаружи.

Я выдыхаю последний страх, что еще томился в моем теле. Страх того, что я потеряла его.

ЭПИЛОГ Ева

Девять месяцев спустя…

Я смотрю в окно, улицы еще укутаны белым, но скоро все начнет таять. Весна идет, принося с собой дыхание теплого ветра и перемен. Каждый поток ветра на стеклянной панели, словно услада для моих ушей, он обещает перемены. Новое начало для нас… наконец-то.

Теплые руки скользят вокруг меня, и я откидываюсь назад, принимая его объятия.

— Вот теперь, наконец, мы можем быть вместе, куда бы ты хотела пойти?

— Мне все равно, главное, что я с тобой.

И это правда. Последние девять месяцев каждую свободную минуту мы проводим вместе. Да, не на публике, но нам этого хватает. Мы без проблем уединяемся в особняке Престона, готовим, смотрим фильмы, даже устраиваем пикники в его гостиной и занимаемся любовью при любом удобном случае. Мы еще больше влюбляемся. Это всепоглощающая любовь, о которой пишут истории.

Он наклоняется, оставляя поцелуй на моем обнаженном плече.

— Теперь, когда ты надолго со мной застрял, обещаешь любить меня через пять лет? — спрашиваю я, а он не отвечает, но я чувствую его губы на моей чувствительной коже.

Поцелуй.

— Через десять лет?

Поцелуй.

— Пятнадцать лет?

Поцелуй.

С этими словами он разворачивает меня и целует, лишив воздуха.

— Я буду любить тебя целую вечность и один день, — шепчет он в мои губы. — Разве ты не понимаешь? Что я целую вечность хочу тебя целовать. Целую вечность хочу любить тебя, и чтобы так было всегда. А когда закончится вечность, начну все сначала.

Его слова глубоко проникают в меня, в самое сердце. В то самое место, о котором я уже забыла, в то место, где всегда живут мечты.

— Потому что мне всегда тебя мало. Даже вечности не хватит. Я хочу быть причиной, по которой ты улыбаешься сегодня. Хочу быть причиной, из-за которой ты будешь улыбаться каждый день.

Он делает паузу и осторожно раскрывает кулак, демонстрируя красивый бриллиант. Кристально голубые глаза смотрят на меня. Они говорят с моей душой, с каждой ее частичкой. В его глазах я вижу будущее, вижу надежду и вижу любовь. Неважно, с чего мы начали. 

Или сколько препятствий нам еще предстоит преодолеть.

Главное, мы идем, и мы идем туда вместе.

— Ты выйдешь за меня? Подаришь мне свою вечность?

— Да, — отвечаю я сквозь слезы радости, стекающие по моим щекам.

Он обнимает и дарит мне свой нежный поцелуй. 

Мне так много пришлось узнать за последние два года. Понять, что я сильнее, чем мое прошлое, чем ночные кошмары, которые преследовали меня. Я могу прощать, двигаться дальше и получить второй шанс.

Жизнь дает второй шанс.

И этот — наш.

Примечания

1

Перенос (или трансфер от англ. transference) — этот термин в психотерапии и психоанализе обозначает чувства пациента к терапевту. Термин может быть использован для понимания первоисточника эмоциональных и психологических проблем пациента.

(обратно)

2

ипохондрией в обычном, разговорном понимании этого слова считается уныние и тоскливое отношение к жизни

(обратно)

3

«Мотрин» — нестероидный противовоспалительный препарат. Оказывает противовоспалительное, анальгетическое и жаропонижающее действие, активное вещество – ибупрофен

(обратно)

4

Митпэкинг — исторический район на западе Нижнего Манхэттена

(обратно)

5

Алфабет Сити (англ. Alphabet City — Алфавитный город) — название нескольких кварталов Нью-Йорка, расположенных в районах Ист-Виллидж и Нижний Ист-Сайд в Нижнем Манхэттене

(обратно)

6

Люсит (Lucite) – полиакриловый пластик, из которого изготавливают прозрачную мебель и предметы интерьера

(обратно)

7

Триггер (от англ. trigger) — событие, вызывающее у человека, больного ПТСР, внезапное репереживание психологической травмы, само по себе не являющееся пугающим или травматичным. Больные посттравматическим стрессовым расстройством обычно всеми силами сторонятся встреч с триггером, стремясь избежать нового приступа. Чаще всего триггер является частью травмирующего переживания: плач ребёнка, шум машины, нахождение на высоте, изображение, текст, телепередача и т. д.

(обратно)

8

165см

(обратно)

9

1 унция примерно 28 граммов

(обратно)

10

Американская психологическая ассоциация, АПА (англ. American Psychological Association, APA) — одно из наиболее влиятельных объединений профессиональных психологов в мире, включающее специалистов из США и Канады, ассоциированных членов из других стран

(обратно)

Оглавление

Ава Харрисон Трансфер [1]

ПРОЛОГ

Глава 1

Глава 2 Престон 

Глава 3 Ева

Глава 4 Ева

Глава 5 Ева

Глава 6 Престон

Глава 7 Ева

Глава 8 Ева

Глава 9 Ева 

Глава 10 Престон

Глава 11 Ева 

Глава 12 Престон 

Глава 13 Ева 

Глава 14 Ева

Глава 15 Ева 

Глава 16 Ева

Глава 17 Ева

Глава 18 Престон

Глава 19 Ева

Глава 20 Престон 

Глава 21 Ева

Глава 22 Престон

Глава 23 Ева

Глава 24 Ева

Глава 25 Ева

Глава 26 Ева 

Глава 27 Престон 

Глава 28 Ева

Глава 29 Престон 

Глава 30 Ева

Глава 31 Ева

Глава 32 Ева

Глава 33 Ева

Глава 34 Ева 

Глава 35 Престон

Глава 36 Ева

Глава 37 Престон

Глава 38 Ева

Глава 39 Ева 

ЭПИЛОГ Ева Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg