Александра Васильевна Миронова Виринея, ты вернулась?
О. Без тебя бы ничего не было.
A thinking woman sleeps with monsters.
Snapshots of a Daughter-In-Law. Adrienne Rich© Миронова А., 2017
© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2017
* * *
Глава 1
Глеб отвалился от Веры, как сытый клоп. Она открыла глаза и тихонько выдохнула – самое ужасное позади. И тут же укорила себя за такие мысли – муж старается как может, никто не обещал, что исполнение супружеского долга будет равно получению удовольствия. За семнадцать лет она так и не научилась радоваться ему – фригидное полено. Как ей все-таки повезло с мужем! Тогда, на вокзале, Вера не ошиблась, с первого взгляда поняла, что это ее человек. Не обидит ни словом, ни делом.
Глеб привстал с широкой низкой кровати, взял стоящую на полу бутылку чилийского красного вина. Разлил по бокалам, один протянул жене.
– За тебя! – отсалютовал он и поцеловал жену.
Вера взяла тонкий бокал из его рук и выпила залпом.
– Тебе было хорошо? – тепло спросил Глеб, откинув темные вьющиеся волосы с раскрасневшегося лица.
Вера отвела глаза и схватила шелковый халат, валявшийся на полу.
– Да, очень, – пробормотала она, – я в душ, скоро Оля придет, нужно ужин приготовить.
Вера шмыгнула в душевую, прилегающую к их спальне, и плотно закрыла за собой дверь, чтобы Глебу не пришло в голову присоединиться.
В последние три года муж переживал кризис среднего возраста. Вера читала, что такое часто происходит с мужчинами около сорока. В погоне за уходящей молодостью он увлекся спортом – бегал каждый день по нескольку часов, ходил в спортзал и плавал, а также воспылал страстью к экспериментам в постели. Они перепробовали все, что предлагала современная секс-индустрия. Глеб был уперт и целенаправлен – если вдруг Вере что-то откровенно не нравилось, он повторял это снова и снова, пока она не начинала стонать от удовольствия. Фальши в ее стонах он предпочитал не замечать. Вскоре Вера поняла, что чем раньше она изобразит радость от происходящего, тем быстрее Глеб переключится на что-то другое. И она снова сможет надеяться, что в следующий раз все окажется не так плохо.
В моменты отчаяния она даже понимала женщин, смотрящих сквозь пальцы на походы благоверного налево. Пусть кто-то другой испытывает по десять оргазмов за ночь, ей, Вере, хочется выпить чаю, а не красного вина, взять хорошую книгу и спокойно почитать в кровати до полуночи. Но это было невозможно. Ведь из книг и журналов Вера знала, что, не получив желаемое дома, муж пойдет искать утешение на стороне. А у нее образцовая семья. Та, в которой все живут долго, относительно счастливо и умрут в один день. Она ни за что не повторит судьбу мамы и бабушки.
В тридцать Вера просто призналась себе – она фригидна. И ничего с этим не поделаешь. Уйти от Глеба – не вариант. Во-первых, слишком многое на нем завязано, а во-вторых, кому нужно бревно в постели? Глеб, по крайней мере, ее терпит. И она будет терпеть. Обоюдное терпение – вот залог стабильного брака.
Тем временем Глеб тоже встал с кровати, подошел к встроенному в стену шкафу-купе, распахнул его, взял свежее белье, джинсы, футболку, вытащил еще и толстовку – на улице было прохладно. Быстро оделся – в душ решил не ходить, помоется после. Немного подумав, открыл отделение, где во вращающихся футлярах хранились его часы. Выбрал скромный «Бреге».
Зная, что Вера застряла в душе надолго, он спустился на первый этаж как раз вовремя, чтобы открыть дверь Оле. Три раза в неделю дочь занималась с репетитором биологией. Точнее, репетиторством это сложно было назвать – с обязательной программой Оля справлялась на «отлично». Скорее это были дополнительные занятия по интересовавшему ее предмету. И хотя Глеб предпочел бы, чтобы дочь увлеклась танцами или спортом, с Верой, настоявшей на этих занятиях, он по пустякам не спорил. Биология так биология.
– Как прошло занятие? – Глеб чмокнул дочь в щеку.
Девочка держала в руках какой-то талмуд.
– Отлично, пап, смотри, что Элеонора Яковлевна дала почитать. – Оля с гордостью продемонстрировала отцу книгу.
– Ричард Докинз «Эгоистичный ген», – прочитал вслух Глеб. Пожалуй, не помешало бы и ему ознакомиться с парой умных книг, а то дочь скоро обгонит его в плане интеллекта.
– Интересно? – кисло поинтересовался он.
– Не знаю, еще не читала, но, если хочешь, могу дать тебе вначале прочесть. – Оля сняла пальто, повесив его на вешалку возле входа. Затем стащила легкие сапожки.
Она была симпатичной, но не слишком примечательной: хрупкая фигурка в цветастом платье, рыжие волосы собраны в хвост.
– А где мама?
– Сейчас спустится. Ладно, доченька, ужинайте без меня. – Глеб чмокнул дочь в лоб и направился к двери. – А я пойду побегаю.
Энергия, которую он так и не выпустил с Верой, рвалась наружу. И лучше было этому не сопротивляться.
Едва за Глебом захлопнулась дверь, Вера спустилась со второго этажа и тепло улыбнулась дочери, присевшей в кресло возле входа и сразу погрузившейся в чтение книги:
– Привет, котенок, ты проголодалась?
– Нет, – покачала та головой, не отрываясь от книги.
Вера подошла к дочери, присела на ручку кресла, поглубже запахнула халат, поправила светлые волосы и посмотрела на книгу:
– Докинз? Уже? Расскажешь, что думаешь.
– Читала? – Оля подняла голову.
– Конечно, – кивнула Вера и чмокнула дочь в макушку, вдыхая запах волос. Волосы дочки всегда пахли травами – Вера собственноручно варила отвары, которыми та мыла голову. – А где папа?
– Ушел бегать, просил ужинать без него.
Вера встала с кресла и направилась к белой барной стойке, отделявшей кухню от гостиной с прихожей, по пути выдыхая с облегчением. Пусть бегает. У нее три часа свободного времени – заварит чай и полежит на диване с книгой. Или продолжит собирать пазл с Олей – они недавно приступили к картине, изображающей пшеничное поле и состоящей из тысячи деталей. Обе любили медитативные действия в отличие от Глеба, начинавшего сходить с ума уже на пятой минуте сбора.
Она поставила чайник. Не поднимая глаз от книги, Оля попросила:
– Мам, сделай и мне тоже чай, пожалуйста.
– Конечно, милая.
Вера погасила верхний свет, оставляя лишь кухонную подсветку и лампу, под которой читала свернувшаяся клубочком Оля. Идеально. Тихое уютное пространство, принадлежащее только им двоим. Большего и желать нельзя. Она взяла свой чай, села на диван и поставила чашку на низкий столик, где уже лежала «Фиеста» Хемингуэя. Одна из самых любимых книг, которую Вера перечитывала много раз. Взяв книгу в руки и прочитав одну страницу, Вера сама не заметила, как крепко уснула.
Глава 2
Оля закончила завтрак первой – овсяная каша с медом и чашка липового отвара. Вера еще доедала свою порцию, а Глеб цедил кофе – после вчерашней интенсивной тренировки болела голова.
– Спасибо, мама. – Оля чмокнула Веру в щеку, встала со стула, стоящего перед барной стойкой, и понесла посуду в посудомойку.
– Спасибо, дорогая. – Глеб залпом опрокинул чашку кофе. Подумал, не сделать ли еще одну, но затем решил, что подождет до офиса. Тоже чмокнул жену в щеку. – Ну что, я поеду, а ты пешком, как всегда? Первый клиент в десять.
– Она будет плакать, – вдруг заявила Оля. Девочка вымыла руки и взяла со стойки полотенце.
Глеб и Вера одновременно посмотрели на дочь.
– Кто? – похолодела Вера.
– Ну эта ваша клиентка. Будет плакать. – Оля аккуратно сложила полотенце и положила его на стойку.
– С чего ты взяла, доченька? – вкрадчиво поинтересовался Глеб.
Вера помертвела. Нет, только не это. Не может быть.
– Какие планы на сегодня? – Она попыталась сменить тему.
– Да никаких особо. Сейчас пойду в школу, а вечером снова к Элеоноре Яковлевне, – пожала плечами Оля, выходя из-за барной стойки.
– Так что там про клиентку? – резко вмешался Глеб. Он встал со стула, взял пиджак, висевший на спинке, небрежно, с особым шиком, набросил его на плечи.
– Не знаю, подумалось, – отмахнулась дочь.
Она схватила школьный рюкзак, стоящий возле барной стойки, и направилась к выходу. Остановившись перед вешалкой, надела тонкое пальто, которое папа привез прошлой осенью из Франции, сапоги.
– Всем пока. – Оля уже повернула ключ в замке, когда отец остановил ее.
– Давай подвезу, – слишком резво предложил Глеб, и Вере это очень не понравилось.
– Не надо, мы пройдемся пешком, поезжай в офис, а то опоздаешь, – остановила его Вера.
Как была – в джинсах и цветастой рубашке, – она быстро направилась ко входу, натянула кеды и, отсалютовав мужу: «Пока!» – быстренько выпихнула дочь за дверь.
Несколько мгновений Глеб задумчиво смотрел им вслед. Это обязательно нужно обдумать, но позже – он кинул взгляд на часы. Вера права, так он опоздает.
Глава 3
Сидящую перед ним женщину Глеб оценил с первого взгляда. В общении с такой главное – побольше умных слов. Невысокая блондинка, одета дорого, но безвкусно. Вызывающе роскошные и неуместные в рабочий полдень перстни на распухших пальцах с хищно-розовым маникюром, профессиональная укладка и младенчески гладкий розовый лоб. Женщина смотрела на мир глазами неожиданно состарившегося, но так и не повзрослевшего ребенка.
Она беззаветно доверяла Глебу. И пускай он с длинными кудрявыми волосами, собранными в хвост, одетый в светло-серый костюм с голубоватым отливом, обладающий повадками осторожного сурка, не был похож на астролога в традиционном представлении, весь город знал – Глеб Подольский всегда оказывается прав. Клиентке так срочно нужна была его консультация, что она дала взятку секретарше, чтобы попасть на прием вне очереди. (На самом деле Глеб всегда оставлял полтора часа в день для таких нетерпеливых энтузиастов, согласных платить за встречу с ним в три раза больше стандартного тарифа. Секретарша Катенька была в доле и получала 10 % с каждой «взятки».)
Пробежав ухоженными пальцами по клавишам ультратонкого ноутбука, Глеб погрузился в изучение астрологической карты.
– Ну что? – дрожащим голосом поинтересовалась клиентка. Кажется, ее звали Марина.
– На этой неделе транзитный Уран будет в оппозиции с Плутоном. В бизнесе ожидаются перемены…
– А личная жизнь? – нетерпеливо перебила Марина и, бросив украдкой взгляд в большое зеркало, висевшее за спиной Глеба, быстро поправила светлые волосы.
Все ясно, муженек изменяет.
– Подождите. – Глеб властно поставил клиентку на место. Он здесь хозяин, все должны это понимать. – На здоровье обратите внимание. Возможно, вас ожидает болезнь.
– Какая еще болезнь? – заволновалась Марина.
– Повышена подверженность негативным энергетическим воздействиям. Если планируете УЗИ, то отложите.
– Да нет, ничего такого. – Женщина завозилась на стуле, всем видом выражая нетерпение.
Но Глеб не собирался идти у нее на поводу.
– Вероятна полная смена окружения в результате конфликтов, – припечатал он клиентку.
Та подскочила на стуле:
– В каком смысле? Скажите, это связано с личной жизнью? Мужа моего посмотрите!
Глеб бросил беглый взгляд на «Вашерон Константин», который привез себе из Женевы на прошлой неделе. Бордово-винный ремень из мягчайшей кожи, золотое оформление, летящая стрелка и прозрачный циферблат, демонстрирующий миру скрупулезную работу швейцарских часовщиков. Вершина его коллекции.
– Извините, мне необходимо на минуту отлучиться. После этого продолжим. – Глеб отодвинул кожаное кресло и поднялся.
– И вы скажете о личной жизни? – Марина смотрела на астролога как на Мессию. Хотя нет, перспектива искупления грехов и вечной жизни сейчас волновала ее куда меньше верности мужа.
– Ну конечно, скажу. – Взгляд Глеба смягчился, он доверительно наклонился к клиентке и промурлыкал: – Чай, кофе?
– Нет, ничего, – взвизгнула Марина.
Кажется, она уже дошла до нужной кондиции.
Перед тем как выйти, Глеб посмотрел в зеркало и едва удержался, чтобы не подмигнуть собственному отражению. Ступая мягко, почти по-кошачьи, он легко скользнул в соседнюю дверь.
Крошечная комната, скрывавшаяся за ней, была похожа на подсобку. Ничего общего с современным кабинетом Глеба, обставленным белой глянцевой мебелью. Здесь все было по-другому. Старый фанерный стол, на нем щербатая чашка, из которой струился легкий дымок, и блюдце с домашним абрикосовым вареньем. Вера сидела на неудобном стуле, закинув ноги на стол, и казалась целиком погруженной в чтение старой потрепанной книги (их она, похоже, покупала там же, где и щербатые чашки). В правой руке жена держала сочное темно-бордовое яблоко, от которого только что откусила большой кусок.
Она морщила лоб, полностью захваченная происходящим на потрепанных страницах, и теребила локон, выбившийся из легкомысленного хвостика. Глеб на секунду остановился: за семнадцать лет Вера ни капли не изменилась – те же повадки школьницы, извечные джинсы и кеды. Ни намека на женственность. Она была не похожа на других. Но ему это даже нравилось. Заводило.
Он подошел к жене и, положив руки на плечи, легонько помассировал.
– Давай купим тебе нормальное кресло, больно смотреть, – ласково промурлыкал он, наклоняясь и целуя Веру в шею.
Затем, подняв взгляд, посмотрел на Марину – обманное зеркало в его кабинете давало полный обзор происходящего. Вот она от нетерпения закусывает хищный ноготь, затем обмахивается рукой – ей жарко. Под мышками нелепо дорогого пиджака начинают расплываться пятна пота. Нервничает. Это хорошо. Значит, еще не раз вернется. Глеб станет для нее царем и Богом. Она жить не сможет без предсказаний.
Вера снова откусила смачный кусок хрусткого яблока и, не поднимая глаз, ровным тоном сообщила:
– Через полтора часа она застукает мужа с любовницей в собственной постели и выставит его из дома.
Глеб наклонился к тонкой шее жены и снова поцеловал, затем закусил мочку ее уха и прошептал:
– Ты лучшая. Я кое-что купил сегодня на вечер.
Вера дернулась, словно от удара током, и тут же замерла, пытаясь сгладить неловкую ситуацию.
– Я отлучусь, – проинформировала она Глеба.
– Без проблем, – пожал плечами тот, – у меня все равно перерыв будет. По магазинам?
– Вроде того, – кивнула Вера, переворачивая страницу.
Когда за Глебом закрылась дверь, Вера положила книгу на стол и взяла чашку с обжигающим чаем. Сделала глоток. Поставила на место и зачерпнула янтарное варенье из банки – прозрачное, с легким горьковатым привкусом миндаля (она всегда варила абрикосовое варенье с косточками), облизала ложку и положила на блюдце.
Несколько секунд обозревала Глеба, вернувшегося к женщине и готовящегося сломать ей жизнь. Все-таки хорошо, что общение с клиентами муж взял на себя. Вера бы ни за что не смогла так мурлыкать и обхаживать нервных теток и мужиков. Она вообще плохо умела общаться с людьми.
Решив не становиться свидетелем очередной человеческой драмы, которые по нескольку раз в день разворачивались у них в офисе, Вера, потянувшись, вскочила со стула и направилась к двери. До встречи оставалось не так много времени, надо было еще заглянуть к Кате.
Глава 4
Яркий луч апрельского солнца мешал сосредоточиться всем, кроме Оли. Она настолько погрузилась в чтение «Эгоистичного гена» Ричарда Докинза, что не услышала звонка на перемену и не заметила, как класс стремительно пустел. Вскоре, кроме нее, в помещении осталось только несколько учеников.
Солнце облило золотом густые рыжие кудри девочки, выделило яркие веснушки на бледном лице. Опустив глаза, она тихонько шевелила губами, словно повторение каждого слова новой книги помогало лучше запомнить содержание. Конечно, про пчел, совершающих самоубийство, Оля знала давно. Но про то, что птицы рискуют жизнью, чтобы предупредить стаю о приближении ястреба, она еще не слышала.
Перевернув страницу, девочка не заметила приблизившегося сзади Тимура. Он был в мятой футболке, джинсах, болтающихся на коленях, и кепке, которую не снимал ни зимой ни летом. Тимур являлся полной противоположностью Оле, и, возможно, поэтому его так раздражала эта серая мышь, лишенная эмоций. За восемь лет, что они провели в одном классе, Тимуру ни разу не удалось спровоцировать Олю. Когда остальные ученики кричали, визжали, смеялись и плакали от его выходок, Оля просто смотрела сквозь Тимура, как будто он был не живым человеком, а просто декорацией. Воробьи и листья на деревьях интересовали ее куда больше.
Иногда Тимур думал, что он ее ненавидит. Никто из одноклассниц не вызывал в нем таких эмоций, как Оля Подольская. Когда она молча смотрела на него в упор прозрачными глазами, на дне которых смешались болотный мох и палая листва, хотелось схватить ее за рыжие космы и ударить лицом об парту. До крови, до хруста. Чтобы она растеряла чертово спокойствие и равнодушие.
За восемь лет Тимур прекрасно изучил одноклассницу. И, как ему казалось, все-таки нашел способ вывернуть ее наизнанку.
Вчера он купил огромного тарантула. Три месяца собирал нужную сумму, и вот вечером в городском парке молодой пацан, ровесник Тимура, передал ему мерзкую тварь (кстати, стоило разузнать, где берет, он бы и сам побарыжил за такие бабки). Пацан предупредил, что голыми руками тарантулов брать нельзя. Поэтому Тимур как следует подготовился – стащил у матери садовые рукавицы, которые та собралась везти на дачу в эти выходные. Под них на всякий случай натянул еще и латексные перчатки. Мало ли что. И хотя сам Тимур ни за что не признался бы, что до жути боится ядовитой твари, сегодня он пережил немало неприятных моментов, пока засовывал банку с пауком в школьную сумку. На каждой перемене парень проверял, не сбежал ли паук, и вот сейчас, когда Тимур держал в руках банку, ему казалось, что паршивец может его отравить даже сквозь стекло или скинуть крышку и броситься на него. Наверное, все-таки это не самая лучшая идея, но пути назад не было.
Одноклассники следили за Тимуром затаив дыхание. Даже дебил Васька закрыл рот ладонями, чтобы никак себя не выдать. Ленка с Василисой замерли и вытянулись за партами, чтобы как можно лучше все рассмотреть. А Рустик и Серега следовали за Тимуром по пятам. Рустик включил запись видео в телефоне. Потом выложат в Интернет. Интересно, как Оля визжит? Какой у нее голос, когда волнуется?
Оля перевернула очередную страницу. Почему ей никогда не приходили в голову мысли о гене эгоистичности, это же так очевидно. Все ее многолетние наблюдения за животными сложились в разноцветный пазл из тысячи кусочков.
Оля поморщилась, солнце пригревало, и хотелось чихать. Она глубоко вдохнула и подняла глаза к потолку, чтобы отложить подступивший спазм. Тимур замер, а Рустик даже нажал на «паузу». Сейчас эта малахольная дура увидит опасность.
Но Оля, справившись с позывом, вновь опустила глаза и погрузилась в чтение. Тимур выдохнул. Осторожно открыл банку и, затаив дыхание, стараясь не содрогаться от отвращения, взял паука. Оля завозилась на стуле, тонкое цветастое платье немного сбилось и явило миру тощие коленки, никого из присутствующих подростков не заинтересовавшие. Ленка и Василиса обзавелись вполне женственным формами еще пару лет назад, за ними уже приезжали пацаны на собственных тачках. А тощая Оля, в вечных платьях ниже колен, на их фоне казалась детсадовским переростком.
Сделав еще два шага и кивнув Рустику, чтобы тот снова врубал камеру, Тимур приблизился к Оле и кинул паука на страницы книги.
Все произошло в одно мгновение. Оля молниеносно вскочила, опрокинув стул. Книга свалилась на пол вместе с пауком.
– Он ядовитый! – заорал Тимур.
Оля молча взглянула на одноклассника. Она дрожала мелкой дрожью, глаза позеленели, на побледневшем лице ярко проступили веснушки.
Лена и Василиса кинулись к двери, визжа как потерпевшие. Васька с ногами вскочил на парту. Рустик с Сережкой последовали его примеру. Спокойствие хранила только Оля. Оторвав взгляд от Тимура, она посмотрела на перевернувшуюся книгу. Присела и подняла. Паук был под книгой, не двигался. Оля смотрела на него в упор. Затем осторожно взяла в руки.
– Что ты делаешь? Ты умрешь! – завопил Тимур срывающимся голосом, в душе проклиная себя за глупость. Почему не подумал, что будет делать с мерзкой тварью после того, как напугает Ольгу?
– Это ты умрешь, – слова Оли прозвучали в полной тишине. Она выпрямилась, держа паука в руках.
– Ты че, дура? – первым не выдержал Серега.
Оля сделала шаг по направлению к Тимуру, тот отступил. Внезапно ему стало страшно. В лице одноклассницы не было ни кровинки, и он впервые увидел, как та красива. Солнечные лучи подсвечивали ее, окутывая тонкую фигурку в золотистый шифон. Прозрачное платье обрисовало силуэт, волосы сияли красным золотом. Все это пронеслось в голове Тимура за одну секунду до того, как он сделал еще один шаг назад.
– Не подходи, – предупредил он. – Даже не думай кидать его. – Он кивнул на паука.
Оля покачала головой.
– Это ни к чему. Тебя и так собьет машина через час. – Она протянула руку, и Тимур, внезапно растерявший кураж и лишившийся разом сил, покорно отдал банку с крышкой.
Оля осторожно посадила туда паука и закрыла крышку. Легонько подула сквозь вентиляционные отверстия. Паук слабо зашевелился.
– Верни назад. – Она протянула банку Тимуру, но тот отшатнулся. Оля поставила банку на парту рядом с ним.
Затем она вышла из кабинета, прижимая к груди книгу. По гомонящему коридору дошла до лестницы и быстро поднялась в убежище – старую подсобку на четвертом этаже, которой никто не пользовался.
Оглядевшись по сторонам и удостоверившись, что возле подсобки никого нет, Оля изо всех сил потянула дверь на себя и резко нажала на ручку. Таким образом открывался нехитрый замок. Раздался знакомый щелчок, и в нос ударил запах хлорки, старой дерюги и пыли. Не удержавшись, Оля чихнула, зашла в подсобку, включила тусклый свет и аккуратно закрыла за собой дверь. На негнущихся ногах дошла до пластикового синего стула, стоявшего посредине крохотного помещения, и, рухнув на него, разрыдалась.
Олю била дрожь. Она услышала, как прозвенел звонок, но знала, что в класс не вернется ни за что на свете. Преклонявшаяся перед любыми проявлениями природы, Оля страдала арахнофобией. В ужас приводили даже безобидные тонконогие паучки, которые попадали к ним в дом весной. Оля убегала в другие комнаты и отказывалась возвращаться, пока кто-нибудь не избавлялся от насекомого, следуя ее строгим наставлениям ни в коем случае не убивать.
Между тем Тимур, засунув банку в рюкзак, решил уйти из школы. Получилось вовсе не так, как он ожидал: он сам себя выставил дураком, испугался паука, как будто тот крокодил какой. Вот что теперь с этой тварью делать? Разве что отнести обратно владельцу. Пусть даже деньги не возвращает, просто заберет. Ведь сам Тимур понятия не имел, что делать с пауками, как содержать, да и вряд ли мать обрадуется мохноногому питомцу.
Тимур набрал номер давешнего пацана и договорился встретиться в парке через полчаса. Как раз прогуляет английский, все равно язык не нужен, через два месяца Тимур уходит из школы, чтобы учиться на автомеханика. Но до ухода он еще подумает, как позлить одноклассницу. Просто из принципа, чтобы не считала себя лучшей. Змея? А вдруг ее Ольга тоже возьмет голыми руками? Это кем надо быть, чтобы вот так паука хватать да еще и дуть на него. Тимура передернуло от воспоминаний. Он ускорил шаг. Перешел дорогу и направился к парку. До встречи оставалось еще пятнадцать минут, решил перекурить. Купив пачку «Мальборо», Тимур уселся на лавку, на всякий случай отодвинув сумку с банкой подальше, прикурил, сделал затяжку и зажмурился, думая о том, что надо посмотреть видео Рустика, перед тем как тот его в Ютьюб сгрузит. Хотя что там сгружать? Как он орет, а Оля голыми руками ядовитую тварь хватает?
Погруженный в собственные размышления и разморенный пригревшим апрельским солнцем, Тимур не заметил, как пролетело время. Пришел в себя от шлепка по плечу. Вчерашний пацан.
– Наигрался? – мрачно спросил тот, шлепнувшись на лавочку, бесцеремонно доставая сигарету из пачки Тимура и стаскивая с белобрысой головы капюшон толстовки.
– Та не. Хотел другу подарить, а ему не понравился, – соврал Тимур. Не говорить же правду, в самом деле.
– Ага. – Пацан криво улыбнулся. – Бабло не верну.
– Может, половину? – несмело предложил Тимур.
– Не, ничего, прости, чувак. Купил – твои проблемы, если не смог никуда деть. Скажи спасибо, что за возврат денег не прошу.
– Спасибо, – скривился Тимур и достал из сумки банку. Паук не оправился от произошедшего. Сидел скукожившись и не подавал признаков жизни. Как вообще можно любить таких тварей? Тимур быстро сунул банку пацану.
Тот деловито достал из кармана сверток, развернул – оказалось, долговечная сумка, из тех, что продают в супермаркетах в тщетной попытке спасти заплеванную экологию.
– Надо беречь природу, нашу мать, – пояснил пацан Тимуру.
Сунул, не глядя, банку в сумку. Затянулся и, не потушив, отбросил сигарету за лавочку.
– Ну, бывай, – снова хлопнув Тимура по плечу, пацан натянул капюшон и направился к проезжей части по газону. Тимур достал мобильный – три пропущенных, Серега разыскивал. Набрал номер. Судя по воплям из трубки, опять перемена.
– Че хотел? – громко поинтересовался Тимур, пытаясь переорать шум.
– Ты идешь? – заорал в ответ Серега.
– А надо? – Тимуру было лень возвращаться в школу. Хотя, если уж честно, он ведь облажался с этим пауком, поэтому смотреть в глаза прихвостням не хотелось.
– Тут Васька обоссался. Сидит на толчке, не хочет выходить, ждет, пока штаны высохнут, – заржал Серега.
Тимур выдохнул с облегчением. Значит, его страха никто не заметил. А пропустить Ваську в мокрых штанах не хотелось.
– Сейчас буду, – заверил он. Дал отбой, поколебавшись, кинул сигарету в урну и направился к проезжей части. Покрутив головой по сторонам, решил перебежать. Тимур был на середине дороги, когда услышал злобный оклик.
– Эй, пацан, ты что с ним сделал? Он не шевелится! – Продавец мерзких тварей приблизился к проезжей части и выразительно тряс долговечной сумкой, красноречиво намекая на сидящего там паука.
Тимур сделал шаг назад, чтобы вернуться к пацану и соврать, когда тот, сбросив капюшон, заорал изо всех сил:
– Осторожней!
Грузовик, вынырнувший из-за угла, не смог так быстро затормозить. Последнее, что увидел в жизни Тимур, было неестественно бледное лицо пацана с вытаращенными глазами и вечная сумка с дурацким пауком.
Глава 5
У секретарши Кати как в государственном архиве – бумажка к бумажке в безукоризненном порядке. Катины права лежали в сейфе, на полочке, заботливо уложенные в конверт.
Вера бросила взгляд на дату выдачи – пять лет тому назад.
С прав на нее смотрела серьезная женщина. Сжатые губы, прямой суровый взгляд. Ничего общего с веселой молодой блондинкой, всегда готовой рассмеяться над шуткой.
– Зачем вам мои права? – не удержавшись, поинтересовалась Катя.
– Не мне, а тебе. Прокатишься по городу, – не отрывая взгляда от прав, ответила Вера.
– Вам надо куда-то поехать? Я вызову такси. У нас сегодня еще три клиента, – попыталась отказаться секретарша. Интересно, почему жена шефа не водит машину? Вроде такая деловая, прогрессивная, а все время пешком. Или, о ужас, на электричках.
– Тебе надо будет кое-куда поехать. – Вера сделала ударение на слове «тебе». – Объясню, это близко.
Положив права на стол, Вера вышла из комнаты. Катя вздохнула. С женой шефа было что-то не то. Вроде бы и приятная, и не грубит, но общаться невозможно. Не то что милашка Глеб Николаевич. Новую прическу отметит и деньгами не обидит. И что он только в этой Вере нашел? Ведь муж какой, не придерешься! На короткие юбки и декольте не реагирует, она проверяла.
Катя снова вздохнула, поднялась из-за стола, грациозно подплыла к кофемашине, зарядила капсулу, поставила чашку на специальную подставку и снова предалась размышлениям.
Ей грех было жаловаться. Место хлебное, работа не пыльная, а уж сколько интересных мужиков через нее проходит – числа нет! Недаром Глеб лучший в городе, тут очередь из разных деятелей – от местных политиков и бизнесменов до звезд, которые из столицы специально ради него приезжают. И все знают, что через Катю можно выбить «внеурочный прием».
Катя взяла чашку с горьким напитком, подошла к окну и улыбнулась. Глеб Николаевич не только обаяшка и талант, он еще и коммерческий гений. Как лихо придумал с этими взятками. Она лично за год на них заработала себе на машину. И как раз сегодня собиралась ехать в салон, где благодарный клиент обещал огромную скидку. Мысли тут же побежали в другом направлении – какую же машинку взять? Белую или все-таки ту, желтенькую? Хотя черный тоже смотрится интересно. Вот как этот новенький «Мерседес»-кабриолет, который с бантом… С бантом?
Через секунду Катя уже забыла о кофе, захваченная происходящим во дворе. Она увидела, как Вера выпорхнула из входной двери и легким, танцующим шагом направилась к кабриолету. Рядом уже ошивался Борис Вольдемарович Лобанов-Ростовский. Личность в своем роде легендарная, но Катя от таких легенд предпочитала держаться подальше. Ей становилось холодно, когда он появлялся в офисе. Девушка держалась с ним подчеркнуто деловито, как с прокурором области, к примеру, никаких улыбочек и шуточек. И все время отчаянно хотелось, чтобы он убрался как можно скорее. Интересно, почему он приехал к Вере, а не к Глебу? Катя прилипла к окну, стараясь не упустить ни малейшей детали.
Скрестив руки и не пожалев костюм индивидуального пошива известного итальянского мастера, Борис Вольдемарович прислонился к капоту кабриолета и смотрел на приближающуюся Веру.
– На ловца и зверь бежит. Здравствуйте, Вера Григорьевна, – усмехнулся он.
– Здравствуйте, – кивнула Вера и остановилась.
Борис окинул взглядом хрупкую фигурку. Джинсы, приталенная цветастая рубаха, волосы в хвосте, ни грамма косметики. Руки в карманах джинсов. Прищурившись на ярком солнце, Вера насмешливо смотрела на Бориса.
– А я к вам. – Борис почему-то почувствовал себя неловко, хотя в целом это чувство было ему незнакомо.
– Я вижу, – кивнула Вера.
– Вот, скромный дар, не побрезгуйте. – Борис кивнул на «Мерседес».
– Чем обязана? – Вера улыбнулась, и Борис, не сумев противиться, улыбнулся ей в ответ.
– Это за ваше предсказание. Все сбылось. Я согласился на сделку и уже сегодня стал богаче на полтора миллиона.
– Да ну что вы, это не мне спасибо, а Глебу Николаевичу, – еще шире улыбнулась Вера.
– Да бросьте, Вера Григорьевна. Это вы кому-нибудь другому расскажите. Права с собой?
– Нет. Я не умею водить, – пожала плечами Вера.
– Не может быть, – на секунду опешил Борис. Почему ему это даже в голову не пришло?
– Может.
– А я хотел вам машину подарить. Нравится? Если что, поменяю.
– Я не езжу на машине.
– Ну когда-нибудь надо начинать. Это куда лучше, чем ходить пешком. Так и ноги собьете, а вы мне слишком дороги, Вера Григорьевна. И должны быть моей навеки.
– Кольца, голуби и марш Мендельсона? – уже откровенно рассмеялась Вера.
– Ну если вы так настаиваете, – не повел бровью Борис.
– Пожалуй, Машенька станет возражать. Кстати, ей не скучно в машине? – Вера кивнула на джип, припаркованный на другой стороне улицы, откуда охрана Лобанова-Ростовского мониторила происходящее вокруг шефа.
– Ценю ваше чувство юмора, но вы ведь знаете, что я еще вернусь к этому вопросу, – протянул Борис.
– Ни в чем себе не отказывайте. – Вера подошла к Борису и посмотрела на него в упор. Он не мог понять, изучает ли она его как опытный энтомолог незнакомое насекомое или же попросту издевается. Она протянула руку. Борис вложил в нее ключи и на мгновение задержал руку Веры. Она удивленно приподняла брови.
– Вы должны работать на меня, – проникновенно заговорил Борис.
– Борис Вольдемарович, я никому ничего не должна, – отдергивая руку вместе с ключами, твердо ответила Вера. – Если будут вопросы, то Глеб с удовольствием на них ответит. И машину, думаю, оценит. Не стесняйтесь, обращайтесь. А пока езжайте домой, Борис Вольдемарович, а то ведь кроме Машеньки есть еще и Варенька, которую вы совсем забросили в последнее время.
Развернувшись, Вера направилась назад в офис, а Борис, засунув руки в карманы, принялся насвистывать незатейливую мелодию.
Глава 6
Оля решилась покинуть убежище только час спустя. Скорее всего, она бы вообще не вышла до вечера, но пропускать биологию не хотелось. Это единственный предмет, который по-настоящему интересовал девочку. Она раскаивалась в том, что сказала Тимуру. Выпалила первое, что пришло в голову, но сегодня тот перешел черту. Она терпеливо сносила издевательства в течение восьми лет – разодранные рюкзаки, испорченные учебники, растерзанные тетради с домашним заданием. Многочисленные прозвища, которые так и не сумели прилипнуть, и даже мелочи вроде пятен на одежде или пукающих подушек на стуле никак не задевали. Они были просто неинтересны. Точнее, не так – Оля с любопытством наблюдала за действиями Тимура, так же как наблюдала бы за поведением животных в передаче на телеканале «Дискавери». Их нельзя контролировать, можно только изучать. Это как сердиться на крокодила за то, что он собирается кого-то сожрать, чтобы удовлетворить пищевые потребности.
Вначале Оля не понимала, какие потребности удовлетворял Тимур издеваясь над ней, но потом пришла к выводу, что это, скорее всего, потребность в самоутверждении. Хотя сегодняшняя книга и то, что она прочитала, изменили взгляд на некоторые вещи. Нужно будет все обдумать. Возможно, поступкам Тимура найдется другое объяснение.
Прижав книгу к груди, Оля быстро вышла из подсобки, аккуратно закрыла дверь и стала спускаться по старой лестнице, чьи покатые ступени сточили ноги многих поколений учеников. Школа старейшая и лучшая в городе, поэтому мама даже слышать не хотела о переводе в другое место. Хотя перевод ничего бы не дал, Оля сама понимала, что отличается от сверстников и травли не избежать вне зависимости от школы.
Противно задребезжал звонок. Оля ускорила шаг. Пробежав два пролета, тихонько постучала в класс и вошла.
– Извините, – выдохнула она и замерла.
В классе стояла непривычная тишина. Это заметила даже погруженная в собственные мысли Оля. Подняла глаза на учительницу. Что-то случилось.
Любовь Валерьевна никак не могла решить, куда деть руки. Казалось, они жили собственной жизнью – метались, словно раненые птицы, снова схлопывались, как два крыла. Учительница попыталась опереться о стол, но от сильной дрожи правая рука подломилась, и Любовь Валерьевна чуть не упала. В конце концов, не выдержав, рухнула на стул.
Оля смотрела на преподавательницу, затаив дыхание.
– Олечка, садись, – наконец выдавила та.
Оля сделала два шага по направлению к парте, когда Лена истерично выкрикнула:
– Это ты виновата! Тимура сбила машина, насмерть! Ведьма!
Оля резко обернулась и попыталась найти Лену взглядом.
– Не смотри! – заорала та, вскакивая с места. Василиса попробовала удержать подругу, вцепившись ей в свитер, но та вырвалась, не заметив, как свитер сполз с одного плеча. Согнувшись почти пополам, в мертвой тишине, царившей в классе, она, закрыв лицо руками, принялась раскачиваться из стороны в сторону и выть: – Это ты, ведьма, ведьма! Тимур умер!
Все так же судорожно прижимая к груди книгу, Оля развернулась и бегом кинулась к выходу из класса. Задыхаясь, понеслась по бесконечно долгому пустому коридору, взлетела по лестнице на четвертый этаж и закрылась в подсобке. Прислонилась к двери. Дыхания не хватало. Ей показалось, что легкие сейчас разорвутся. Что это? Как это могло произойти? Она же просто так сказала.
Глава 7
Вручив ключи Кате и велев той отогнать машину к офису Бориса Вольдемаровича, находившемуся в десяти минутах езды от их собственного, Вера решила прогуляться. Ноющее где-то в подреберье чувство беспокойства не давало сидеть на месте. Вера надеялась, что свежий воздух поможет от него избавиться.
Зима отступила. На асфальте больше не осталось снега, он еще лежал кое-где на газонах, но уже сдавал позиции под натиском солнца. Шагать было легко. У Веры сезоны наступали строго по календарю. И первого марта она всегда скидывала успевшую осточертеть за зиму тяжелую одежду и меняла на утепленную кожаную куртку, а громоздкие сапоги на что-нибудь полегче. И хотя временами Вера в невесомых нарядах среди мартовских сугробов и метели казалась городской сумасшедшей, ей было плевать. Весна наступила первого марта – и точка.
Но сегодня, когда апрель уже вступил в свои права, не только она почувствовала приближение тепла. На улицах появились короткие юбки и каблуки. Люди сбрасывали шапки и с удовольствием подставляли лица и руки под льющийся с небес витамин D.
Вера решила растянуть удовольствие и прошлась по главной улице. Тщательно уворачиваясь от летящих от дороги брызг, проверила качество асфальта на тротуарах. Как и следовало ожидать, он ушел вместе со снегом. В очередной раз подивилась, зачем его вообще кладут, она развернулась и двадцать минут спустя нырнула в арку, ведущую во двор, где располагался их с Глебом офис.
Вовремя успела отскочить – бронированная дверь подъезда, к которому подошла Вера, распахнулась, едва ее не задев. Марина в слезах и без малейшего следа салонной укладки выскочила на улицу и кинулась к черному джипу, припаркованному у мусорных баков. Заведя двигатель, нервно взвизгнув шинами, задев один из баков и не обратив на это ни малейшего внимания, вылетела со двора. Вера поморщилась и вошла в подъезд. Мельком заглянула в комнату секретарши – Катя уже на месте, пила очередную чашку кофе, глазея в окно. Не сбавляя темпа, Вера быстрым шагом дошла до кабинета мужа, распахнула дверь.
Глеб сиял, как апрельское солнце в огромной луже, снова любуясь новым «Вашерон Константином» в послеобеденных лучах.
– Теряешь хватку, – прямо в дверях заявила Вера.
– О чем ты? – Глеб вздрогнул, отрываясь от часов и переводя взгляд на жену. У той щеки раскраснелись, глаза светятся. Он лениво подумал, не поинтересоваться ли, где она была, но затем отмел эту мысль – какая разница?
– Почему женщина рыдала? – Вера села на стол перед мужем и уставилась на него.
Глеб рассмеялся и пожал плечами. Откинувшись в кресле, он с интересом наблюдал за женой, не сводившей с него глаз.
– Ну а что ты хочешь, Веруня? Чтобы она пела и плясала, услышав, что муж с другой кувыркается?
– Ты так и сказал?
– Ну аккуратнее сформулировал, – снова пожал плечами Глеб. – Мол, предательство близкого человека, измена мужа, прямо сейчас.
– В следующий раз проси просто, чтобы домой поехала, там ждут большие перемены. Она же за рулем. – Вера поднялась и направилась к двери.
– Будет сделано, мой генерал. Кстати, Верусик, а что там Оля сегодня утром болтала на тему того, что на работе будет женщина плакать? – остановил ее Глеб.
Стало слышно, как бьется в окно первая назойливая муха. Вера взялась за ручку двери. Не меняя позы и не поворачиваясь к мужу, уточнила:
– Когда она это сказала?
– Да за завтраком. Забыла?
Глеб поднялся и мягко, по-кошачьи приблизился к жене. Положил руки на плечи и привлек к себе.
– Она тоже видит? – ласково прошептал Вере в ухо.
Та, не сдавая позиций, ровным голосом отрезала:
– Нет, она ничего не видит. Просто ей пятнадцать. У нее бывают странные шутки.
Вера вышла в коридор и прикрыла за собой дверь. Только после этого выдохнула. Она знала, что Глеб не сдвинулся с места, размышляя о том, врет ли ему жена. Но сейчас было не до мыслей мужа. То, что он сказал, напугало и расстроило. Сегодня надо поговорить с Олей. Обязательно. Но вначале еще один разговор.
Вера повернула направо и толкнула дверь в свою клетушку. На неудобном стуле, закинув ноги на старый фанерный стол, сидел Борис. Нацепив на кончик носа очки, он с увлечением читал забытую Верой книгу, время от времени отхлебывая остывший чай из ее чашки.
Борис смотрелся в крошечной комнате инородным объектом. Словно генеральный директор крупнейшей корпорации, наведавшийся на обед к уборщице.
– Отличная книга, Вера Григорьевна, дадите почитать? – не поворачивая головы, поинтересовался он.
– Борис Вольдемарович, я же сказала «нет», – сложив руки на груди, Вера прислонилась к косяку.
– Ах, Вера Григорьевна, знали бы вы, сколько раз я это слышал за свою жизнь. И что? Где бы я был, если бы всегда верил всем на слово?
– Моему слову можете верить, Борис Вольдемарович. – Вера сделала два шага по направлению к столу и протянула руку. – Хотела сегодня дочитать, не возражаете? – кивнула на книгу.
Борис продолжал держать потрепанный томик в руках. Улыбка сошла и дружелюбный тон неуловимо, но изменился.
– Возражаю, Вера Григорьевна. – Борис поднялся со стула и приблизился. Невысокий, худощавый, с выраженным комплексом Наполеона. Вера почти одного роста с ним. И хотя она не переносила вторжения в собственное пространство и сразу хотела оттолкнуть приблизившегося человека, но подняла на Бориса глаза и решила перетерпеть. С таким можно обращаться только как с диким животным – ни в коем случае не показывать страха, иначе сожрет с потрохами.
– Может быть, я неверно выразился или вы не так меня поняли, но я бы хотел, чтобы с завтрашнего дня вы работали только на меня. Стали персональным консультантом, – отчеканил Борис.
– Я не консультирую, обратитесь к Глебу, – отрезала Вера.
– Бросьте, Вера Григорьевна. Это даже нелепо. Зеркальце обманное зачем в комнату поставили? – Борис издевательски ухмыльнулся.
– За мужем наблюдать. Скучаю, знаете ли, без него каждую секунду. Прям дышать не могу.
Борис не выдержал и рассмеялся без малейшего намека на веселье, удивительным образом не меняя выражения лица.
– Вера Григорьевна, не глупите. Не хотелось бы портить с вами отношения, мы ведь почти стали друзьями. Вы даже согласились принять подарок. Я думал, мы поняли друг друга.
– Ваш подарок стоит на парковке возле вашего офиса, я предпочитаю ходить пешком, как я вам и сказала. – Вера сделала попытку обойти Бориса, но тот схватил ее за руку и привлек к себе.
– Если я сказал, что станешь работать на меня, значит, так и будет, – прошипел он ей в лицо.
– А если я сказала «нет», то на всех языках мира это означает «нет».
Несколько секунд они молча смотрели друг на друга.
– Зачем вам Глеб Николаевич? – Борис вдруг сделал шаг назад, снова навесил на лицо приветливую улыбку, но руку Веры не выпустил.
– Странный вопрос, – искренне удивилась Вера, – это мой муж.
– Ну зачем вам муж-изменщик, Вера Григорьевна? Вы молодая красивая женщина, гоните его, – вкрадчиво пропел Борис.
– Что, – не поняла та, – это новый способ склонить меня к сотрудничеству? Мелко играете, Борис Вольдемарович.
– Да бросьте, вы-то наверняка в курсе. – Борис пристально всмотрелся ей в лицо. Не может быть, чтобы не знала.
– Не понимаю, о чем вы говорите. – Тон Веры изменился, в нем зазвучали стальные нотки.
– Вера Григорьевна, ну не может быть, чтобы вы не знали, что почти каждый вечер, в районе девяти, ваш муж снимает девицу и отправляется в гостиницу «Метрополь». Девицы каждый раз разные, надо отметить. В гостинице проводят пару часов, после чего возвращается к вам. Понимаю, современные нравы, острота в отношениях и все такое, но вам-то это зачем?
– Вы врете! – Щеки Веры запылали. – Быть такого не может.
Борис достал из кармана телефон, порывшись, вывел на экран фотографию и сунул Вере под нос.
– Узнаете? А вот еще одна и еще одна. Не дурите, Вера Григорьевна. Я, по крайней мере, не обещаю верности до гробовой доски. Это будет чисто деловое партнерство.
Вера, неожиданно проявив силу, вырвала руку. Обогнув Бориса, с трудом взяла книгу со стола, словно взвалила на себя все тяжести мира, и направилась к двери.
– Убирайтесь. И никогда не приходите сюда. Мы больше с вами не работаем, – отчеканила она, остановившись на пороге.
Борису понадобилась пара секунд, чтобы прийти в себя, отряхнуть пиджак и снова навесить на лицо дежурное выражение.
– А чай у вас дерьмо, Вера Григорьевна. Зато варенье вкусное, рецептом поделитесь?
– Всего доброго, Борис Вольдемарович.
Вера вышла из кабинета, достала из заднего кармана джинсов мобильный телефон и набрала номер дочери. Сейчас она просто не могла позволить себе думать о Глебе и тех фото, что показал Борис. Вера увидела причину своей утренней тревоги. И это было гораздо хуже измены мужа.
Глава 8
Оля ошиблась. Она не единственная знала о том, что на четвертом этаже существует подсобка, облюбованная ею в качестве убежища. По причине смерти Тимура учительница отменила последний урок, и дети разбрелись по домам. Но не все. Серега с Русланом, Ленкой и Василисой поднялись на четвертый этаж. Васька трусливо сбежал домой. Состояние шока четверых ребят сменилось гневом. Не отличаясь способностью выстраивать причинно-следственные связи, они считали Олю виновной в гибели друга и горели желанием ей отомстить.
– Выходи! – Рустик забарабанил в дверь.
Оля вздрогнула и вжалась в угол – больше двадцати минут она просидела на холодном полу, ни о чем не думая, застыв в странном шоковом состоянии. Голос Руслана вернул ее к действительности. Она с сомнением посмотрела на хлипкую дверь – если начнут ломиться, та не выдержит. Но выхода не было. Возможно, если сидеть тихо, одноклассники решат, что тут никого нет, и уйдут.
– Ведьма! – снова истерически заорала Ленка.
Оля обвела подсобку взглядом и поняла, что забыла рюкзак в классе, еще в тот первый раз, когда Тимур подбросил на стол паука. Она даже не сможет позвонить и попросить маму приехать. Впервые в жизни Оля оказалась сама за себя.
– Откуда она знала? – прошептала за дверью Василиса.
– Ты видела ее? Она все время с книжками про растения и животных таскается. Так ведьмы делают, – со знанием дела заявил Рустик. – У бабки в деревне одна жила. Отвары варила и бабке предсказала, когда дед умрет.
Прислушиваясь к разговору за дверью, Оля лихорадочно соображала. Больше всего на свете хотелось вырваться из школы и побежать домой. Но эти четверо могут тут стоять до вечера и не выпустят свою жертву.
Еще полчаса, и все уйдут из школы. И тогда ее враги смогут сделать все, что захотят. Они всегда ее ненавидели и немного боялись, Ольга совершенно отчетливо это чувствовала. На этом можно было сыграть. Главное, говорить уверенно. И Оля решила пойти ва-банк.
– Я не предсказала, – громко сказала она.
За дверью наступила тишина.
– Ведьма! – снова заорала Ленка.
– Заткнись, – оборвал ее Сергей. Он первым очухался от шока, но на смену пришел не гнев, а страх.
– А что ты сделала? – Его голос дрогнул.
– Я его убила, – четко произнесла Оля, – и если вы сейчас не уйдете, и вас убью.
Четверка замерла.
– Пошли отсюда, – прошептала Василиса, зябко ежась, и сделала шаг к лестнице, но Лена схватила ее за руку. Кивнула на дальний угол коридора, подальше от подсобки, и приложила палец к губам.
Осторожно, стараясь не шуметь, все четверо последовали за ней.
– Да брешет, – первым проявил храбрость Руслан, отойдя на безопасное расстояние. – Не может такого быть.
– Его сбил грузовик, тебе мало?! – В голосе Лены снова послышались истеричные нотки. – И нас она тоже убьет!
– Да брешет… – снова попытался возразить Руслан, но его одернул Серега:
– Откуда ты знаешь? Хочешь проверить?
– Давайте извинимся, – неуверенно предложила Василиса.
– Ты что, дура? Не понимаешь? – набросилась на нее Лена, стараясь говорить шепотом.
– Что не понимаю? – Василиса окончательно замерзла, и ей хотелось домой.
– Мы же единственные знаем, что это она Тимура…
– Ты имеешь в виду, что мы свидетели? – догадался о том, к чему она клонит Серега.
– Да.
Все четверо повзрослели в один момент – шалости и невинные шутки вдруг перестали быть детскими играми, за которые могут максимум вызвать к директору или оставить без сладкого. Они оказались лицом к лицу со взрослой жизнью, и рядом не было никого, кто мог бы посоветовать, что с этим делать.
Оля припала к двери и пыталась расслышать, что происходит в коридоре. В том, что эти четверо никуда не ушли, она не сомневалась – услышала бы шаги на лестнице. Возможно, совещаются и решают, как быть. Она не была уверена, что ей поверят, но ложь давала единственную надежду на более или менее благополучный исход сегодняшнего кошмарного дня.
Лена мрачно обвела друзей взглядом. Василиса трясется, как больная чумкой собачка. Серега побледнел, Руслан кусает губы. Все, включая ее саму, безоговорочно поверили Оле, хоть и пытались храбриться. Ольга – ведьма, в Средние века таких сжигали на кострах.
– Мы свидетели, – повторила Лена.
– Давайте расскажем директору. Может, ее заберут куда-то? – Василиса с трудом формулировала свои мысли, зубы стучали, казалось, этот невыносимый звук было слышно и на других этажах.
– Куда заберут? – удивился Руслан.
– Ну не знаю…
– Она выйдет и убьет нас, – авторитетно заявил Серега. Он с матерью смотрел по вечерам «Мистические истории». Точнее, орал на мать, что та смотрит чушь, но сам пристально следил за происходящим на экране. Ему казалось, что это выдумки сценаристов, но ведь есть еще и Ведьма из Блэр. Она была реальная или нет?.. От страха мысли переплетались и путались в голове, как шелковые гимнастические ленты.
– Мы должны ее убить. – У Лены первой хватило смелости озвучить то, что крутилось в головах у остальных.
– Нет. – По лицу Василисы покатились слезы. – Ты что, мы не можем!
– Тогда она убьет тебя, дура, – тихо заверил Руслан.
– Ну и что, все равно я не смогу. – Она начала отступать. – Пусть лучше она меня, чем я ее.
Лена снова вцепилась в подругу и притянула к себе.
– Придется сделать это вместе, тогда мы будем знать, что никто никого не выдаст, – прошипела она.
– Нет! – заорала Василиса и попыталась сбежать, но Серега кинулся на нее, остановил и заткнул рукой ей рот.
– Заткнись, она услышит. Это не как человека убить, она не человек, понимаешь? – жарко зашептал он в ухо. Василиса попробовала вырваться, но Серега не дал. – Никто ничего не узнает.
– Я видел по телику, что менты могут по одному волосу догадаться, кто убийца, – неуверенно возразил Руслан.
– Волос не будет, – уже спокойно отрезала Лена.
– А как тогда мы ее убьем? – не понял Руслан.
Лена обвела присутствующих торжествующим взглядом.
– Мы ее сожжем! – объявила она.
Глава 9
Никогда еще Глеб так не раздражал Веру, как сегодня вечером. Она металась, словно тигрица в клетке, и каждое слово, движение и даже вздох мужа невыносимо действовали на нервы. Времени оставалось совсем мало. Но выдать себя было подобно смерти. Глеб являлся кем угодно, но не дураком. Вначале нужно удостовериться.
Как обычно, Глеб потянул ее в спальню. Закрыв глаза, Вера попыталась отключиться от очередного эксперимента (вакуумной помпы) и сосредоточиться на том, что муж будет делать в ближайшие три часа. Ей нужно было удостовериться в том, что Борис соврал. Если нет, то ее жизнь полетит к чертям. Впрочем, она и так полетит туда уже сегодня вечером. Глеб может стать лишь горькой вишенкой на торте.
В тот момент, когда Глеб наконец удовлетворил потребности, Вера увидела его будущие действия, словно фильм, поставленный на перемотку. Она сейчас встанет и пойдет в душ, он подсыплет в бокал снотворное, угостит ее, затем переоденется в одежду для пробежки, добежит до гостиницы «Метрополь» и снимет одну из стоящих там девиц. Ту ожидают малоприятные пару часов в компании Глеба и помпы. А вот потом… Ну что же, значит, так тому и быть.
В глубине души Вера знала, что такой день наступит, что все слишком хорошо, чтобы быть правдой, и что ей так и не удалось задуманное. Она получила отсрочку, но не свободу. И хотя она понимала логику развития событий и даже проработала детальный план отступления, все равно оказалась не готова к происходящему.
Погода соответствовала настроению. Ближе к четырем солнце заволокли тяжелые тучи, небо стало напоминать расплавленный свинец, и не успели жители города опомниться, как на них рухнули потоки дождя.
– Что-то случилось? – Глеб обернулся к жене, которая против обыкновения не схватила халат и не убежала сайгаком в душ.
– Пойди погуляй с собакой. – Вера повернулась к мужу и широко ему улыбнулась. – Было так хорошо, что хочу немного полежать.
Глеб посверлил Веру взглядом. Раньше такого не происходило, неужели… неужели что-то увидела? Но на холодном равнодушном лице жены не отражались никакие эмоции.
– Вера, ты в порядке? – приподнявшись на локте, Глеб продолжал сканировать лицо Веры.
– В полном, – улыбнулась та, хотя ей отчаянно хотелось вцепиться в показательно-заботливое лицо Глеба и расцарапать до крови. Столько лет мучительных экспериментов ради того, чтобы он получал все дома и не бегал по бабам!
– Вина? – Глеб потянулся за бутылкой.
– Нет, не надо, я не хочу.
– Но…
– Иди, Глеб. Сейчас. Тебя ждет большое счастье, – как можно убедительнее произнесла Вера.
– Какое?
– Увидишь.
– Ты мое счастье, – льстиво подлизался Глеб и поцеловал жену. – Другого не надо.
– Иди гуляй. – Вера продолжала настаивать, чувствуя, как спокойствие ее покидает. С мужа она снова переключила мысли на дочь, и у нее перехватило дыхание. Счет шел уже на минуты.
– Веруня, ну ты чего? – продолжал канючить Глеб. – Пусть Буран во дворе побегает. Ты знаешь, он не любит со мной гулять. А я к Пашке думал заскочить, футбол посмотреть, «Манчестер» будет играть. Ты ж футбол не любишь.
– Он проиграет, – холодно проинформировала Вера.
– Нет! Зачем? – не сдержавшись, воскликнул Глеб. Он терпеть не мог, когда Вера ломала кайф от просмотра футбола или фильма, предсказывая окончание.
– Затем, что ты должен пойти с Бураном на улицу гулять. Сам. Сейчас, – снова настойчиво повторила Вера.
Она села на кровати и в упор уставилась на мужа. Глеб был уверен: происходит что-то непонятное. Он насторожился.
– Хорошо, – наконец кивнул он и встал. Открыл шкаф в поисках подходящих вещей. С помпой придется подождать до завтра.
Спустя две минуты Глеб ушел, и Вера услышала, как он свистнул собаку. Дружелюбный золотистый ретривер примчался по первому зову хозяина. Вера едва сдержала вздох – оставлять собаку было жаль. Если могла бы, забрала с собой. Но сейчас пес действительно должен послужить хозяйке. Такова собачья доля.
Неохотно натянув поверх домашнего спортивного костюма непромокаемую куртку и напялив резиновые сапоги, Глеб вышел на улицу. За семнадцать лет жизни с Верой он хорошо усвоил: жене лучше не перечить и не вызывать подозрений. Пока что ему все сходило с рук. Вере и в голову не приходило проверять мужа на предмет измен. Как и любая женщина, была уверена, что если муж удовлетворяет потребности дома, то налево уже не пойдет. Только вот мужья попадаются разные… В любом случае Глеб был доволен существующим положением вещей.
У такой покорности имелась и еще одна причина – жена никогда не давала ему плохих советов. За все это время ни разу не ошиблась в предсказаниях. И если Вера говорила, что на улице ждет удача, значит, так оно и было.
Погода оказалась мерзкой, дождь хлестал нескончаемым потоком, а ветер гнул даже толстые деревья. Буран посмотрел на Глеба с удивлением – мол, ты чего, хозяин? Глеб пересек двор, открыл ворота и вышел на улицу, собаку пришлось тянуть на поводке. Дождь лил как из водяной пушки на съемках кинофильма. Сквозь плотную стену виднелись только огни припаркованной возле соседнего дома машины. Вечно там кто-то ошивается. Или это тот самый грузовик с пряниками, на который намекала Вера?
Глеб зашагал вниз по улице и подумал о дочери. Надо было заехать за ней. Хоть репетитор и жила в двух кварталах от дома, идти под дождем Оле будет не очень приятно. Она такая трогательная и хрупкая, что Глебу порой приходилось останавливать себя, чтобы не взвалить на себя все проблемы дочери. Впрочем, жизнь на улицах научила Глеба одному правилу – выживает сильнейший. И Оле надо учиться выживать. Тем более если она тоже обладает способностями.
Дочка совершенно точно не шутила сегодня утром, когда сказала про плачущую женщину. Ну не может быть такого совпадения, что бы там ни говорила Вера. Или, возможно, Вера врет? Не хочет, чтобы он и дочь приобщил к семейному бизнесу. Но почему? Что в этом плохого? Оля сможет зарабатывать, потом бизнес перейдет к ней. Что дурного в том, чтобы оставить ребенка с солидной копейкой? Тем более единственную дочь.
Но спорить и открыто конфликтовать с Верой Глеб не решался. Не то чтобы он был робкого десятка – нет, детство в рабочем районе и юность в ОПГ многому ему научили. Он вовсе не был джентльменом, неспособным поднять руку на женщину или продемонстрировать, кто в доме хозяин. Просто не видел смысла ругаться с Верой. Это как кричать на курицу, несущую золотые яйца. Да и ко всему – он ведь ее любил. По-своему. С той самой минуты, когда увидел на вокзале, где промышлял мелкими пакостями. Прямо как почувствовал – эта девушка его судьба. Так и оказалось. Именно благодаря Вере Глеб сегодня имеет то, что имеет. Дом, диван, экран и «Вашерон Константин». Нет, он будет беречь Веру, холить и лелеять, чего бы это ни стоило. Другие женщины – так, ничего не значащее развлечение. А вопрос с Олей сам решится. Шила в мешке не утаишь. Глеб глубже натянул капюшон.
Когда он поравнялся с машиной, стоящей возле соседнего дома, задняя дверь открылась и из нее вышел высокий мужчина в темном костюме. Ближе к пятидесяти, рубленое каменное лицо, короткий серебристый ежик волос. Избитый образ опытного копа в отставке из американских фильмов. Или пародия на него.
– Глеб Николаевич? – тихим голосом, странным образом оказавшимся громче шума потоков дождя, поинтересовалась пародия.
– Да. – На всякий случай Глеб сделал шаг подальше от машины.
– Пожалуйста, садитесь в машину.
– С кем имею честь? – Глеб не испугался. Он слышал истории, когда за особо известными провидцами высылали среди ночи такие вот броневички и увозили на дачи к большим людям, но с ним такого еще не случалось. Может быть, об этом счастье говорила Вера? Шанс подняться еще на одну ступень? Но ведь без нее он не даст никаких предсказаний, вдруг заволновался Глеб и тут же себя успокоил: сошлется на отсутствие компьютера и необходимых материалов под рукой.
– Это неважно. – Мужчина распахнул дверь машины. – Присаживайтесь, Глеб Николаевич.
– Могу я отвести собаку домой?
– Собака поедет с нами.
Спорить бесполезно, это было понятно. Глеб покорно сел в автомобиль и свистнул Бурану. Но тот вдруг, поджав хвост, резко развернулся и бросился в сторону дома.
В этот момент Глеб понял, что, послушавшись жену, совершил большую ошибку.
Глава 10
Вера хаотично сгребала одежду дочери и кидала ее в дорожную сумку. Если сама она могла обойтись парой джинсов, то что понадобится Оле, Вера понятия не имела. Наверняка учебники по биологии. Женщина схватила вторую сумку, лежащую на полу, подскочила к книжной полке и одним махом сгребла книги. Времени оставалось все меньше.
Она могла бы спасти Глеба. И, несомненно, сделала бы это, если бы не Борис и его фотографии. Вера была уверена: Лобанов пришел с разоблачением именно сейчас не просто так, он все рассчитывал на несколько шагов вперед. Не сомневался, что Вера не захочет спасать Глеба, и оказался прав. Да. А она просто жалкая дура. И пускай это выглядит всего лишь глупой бабской местью, позже Глеб поймет, что все не так просто. Бумеранг возвращается – земля круглая.
Упав на колени возле платяного шкафа дочери, Вера отодвинула в сторону коробки с обувью и, нажав на панель задней стенки, открыла деревянную дверцу, за которой оборудовала сейф. О нем Глеб не знал, был уверен, что жена пользуется тем, который «спрятала» на книжных полках в гостиной. В этом сейфе Вера хранила то, что не было предназначено для глаз Глеба, – паспорта.
Быстро пролистав пожелтевшие страницы и убедившись, что чернила не выцвели и фото в порядке, Вера бросила паспорт в сумку, туда же отправилось и Олино свидетельство о рождении, Верины водительские права, а также тонкие пачки купюр в разной валюте, которые Вера откладывала на черный день в полной уверенности, что он обязательно настанет. Скопить небольшую сумму удалось ценой нечеловеческой изобретательности, потому что Глеб тщательно контролировал ее расходы, впрочем, не жалея денег на себя любимого. И если раньше Вера смотрела на это сквозь пальцы, то сейчас обругала себя – стоило поставить вопрос ребром и выбить себе хотя бы зарплату. Деньги понадобятся.
Вера быстро поднялась с колен, взвалила на плечо сумку с книгами и ту, которую набила одеждой дочери. Было тяжело, но ничего, с этим грузом она всяко справится.
Ее чемодан стоял в холле, за дверью Олиной комнаты. Теперь не оглядываться и ни о чем не думать. Открыв ради приличия «тайный» сейф в гостиной, Вера выгребла из него скромные резервы наличности и засунула в карман куртки. У нее оставалось пятнадцать минут. Чтобы не впасть в панику, она заставляла себя сконцентрироваться на механических действиях – сборе вещей, денег, документов и плане побега. Главное, не думать сейчас о дочери.
Вера бросилась к двери, ведущей из дома в гараж. Загрузила вещи в багажник пижонской машины Глеба, на переднее сиденье бросила плед, и не смогла сдержать усмешки – муж может простить что угодно, но только не угон любимого «Мустанга». Ну что же, придется ему с этим смириться. Это ведь в некотором роде и ее машина тоже.
Вера скользнула в салон и чертыхнулась. Глеб ездил на механике, а она не садилась за руль машины с того момента, как получила права. Так, здесь необходимо использовать обе ноги, выжимать сцепление, затем выбрать первую скорость и по мере ее увеличения переключать на коробке передач все выше и выше, не забывая о сцеплении. Вера нажала на пульт, и ворота гаража распахнулись, за дождевой пеленой ничего не было видно. Мелькнула крамольная мысль – не стоило капризничать и возвращать Борису подарок, на «автомате» передвигаться оказалось бы куда как проще, к тому же Глеб не знает о неожиданном даре. Но Вера тут же отогнала эту мысль – еще не хватало остаться должной Борису Лобанову-Ростовскому. Это означало сразу подписать себе смертный приговор. Впрочем, она и так его в данный момент подписывала.
Вера завела машину, выжала сцепление, включила скорость, машина взвизгнула и осталась стоять на месте. Вера закусила губу. Попробовала еще раз – тот же результат. Бросила взгляд на часы – у нее десять минут. Паника нарастала, захотелось выскочить из автомобиля и кинуться бежать, но так она точно опоздает и только все испортит.
Машина тронулась с места с третьего раза. Медленно Вера выехала во двор. Из темноты на нее бросилось огромное пятно. Сперва Вера чуть не заорала от ужаса, но тут же рассмеялась. Буран, ну, конечно же. Вернулся. Хороший мальчик.
Перегнувшись через сиденье, она распахнула пассажирскую дверь. Бурана не нужно было приглашать дважды. Он с размаху прыгнул на кожаное сиденье и начал отряхиваться, как электрический волчок, орошая салон брызгами и стойким собачьим запахом. Глеб точно убил бы за это.
Выехав за ворота, Вера повернула направо и плавно переключилась на вторую скорость, затем надавила на газ и перешла на третью и четвертую, дождь даже на руку – дороги пусты, до школы домчит за две минуты.
Глава 11
Дверь подсобки занялась не сразу. Вначале пришлось полить жидкостью для растворения краски, которую Руслан обнаружил в каморке завхоза (тот, как всегда, напившись, забыл закрыть дверь), а потом и керосином, обнаруженным там же.
Несколько минут назад они вырвали листы из тетрадей, обложили ими дверь и стояли в тишине, не решаясь задать один-единственный вопрос, который всех мучил, – кто подожжет?
– Предлагаю поджигать одновременно, – наконец-то выдавила из себя Лена и покосилась на Василису, сидевшую в углу и содрогающуюся от бившего ее озноба. Подруга закрыла лицо руками и наплевала на то, что ее юбка задралась и весь мир видит розовые хлопчатобумажные трусы.
– Подтащи Васю, – шепотом попросила Лена Руслана.
Тот кивнул. Ему не хотелось слушать Ленкины приказы, но он понимал, что та права – если они не вовлекут Василису, то она сдаст всех при первой же возможности, а сама выйдет сухой из воды.
Серега и Лена достали из рюкзаков зажигалки. У Сереги обнаружился даже коробок спичек. Руслан поднял с пола Василису, у которой уже не было сил сопротивляться, и подтащил к импровизированному эшафоту.
– Поджигаем и бежим, – скомандовала Лена. – Ты сгоришь, ведьма! – повысив голос, сообщила она.
– Заткнись, дура, – зашипел Руслан. – Она успеет тебя проклясть!
Лена щелкнула новенькой зажигалкой – резвый голубой язычок с охотой лизнул воздух. Серега зажег две спички сразу и протянул Руслану и Василисе, сам щелкнул зажигалкой.
– Раз, два, три, – скомандовал он. Они с Леной поднесли пламя к бумаге, и та занялась сразу. Серега бросил спичку в гущу тетрадных листов, и лишь Василиса продолжала держать спичку, не замечая, что та уже обжигает пальцы. Руслан с силой схватил ее за руку и, нажав куда-то в области пульса, заставил выронить обгоревшую деревяшку. От пламени занялась бумага, лежавшая возле двери, и огонь немедленно перекинулся на саму дверь. Лицо Василисы скривилось, предстояла еще одна истерика. Руслан потянул одноклассницу за руку и скомандовал:
– Бежим!
– Нет! – воскликнула Лена. – А вдруг огонь погаснет?
– Не погаснет, – заверил Серега. – Я так сарай у бабки сжег прошлым летом.
Из подсобки донесся стук.
– Выпустите! Я пошутила. – Голос Оли дрожал, и впервые в жизни в нем послышались эмоции – паника, страх и одновременно надежда, что происходящее не может быть правдой.
– Гори в аду, ведьма! – проорала Лена.
– Давайте выпустим. – Василиса рванула к двери, но Руслан вцепился в нее мертвой хваткой.
– Валим отсюда! Сейчас пожарные приедут, ее спасут, а нам голову оторвут! – Серега бросился к лестнице.
– Я останусь, – уперлась Лена. Она зачарованно смотрела на огонь, словно сама была ведьмой, готовившейся принять смерть.
Руслан бросил взгляд на Серегу, тот кивнул. Подлетел к Лене и потянул изо всех сил к лестнице.
– Помогите! – Голос Оли рвался к ним сквозь разгорающееся пламя.
– Здесь никого нет, – продолжала злорадствовать Лена. Казалось, девушка впала в мистический транс и не понимала, что происходит. Она походила на дикаря, готовящегося исполнить ритуальную пляску на тлеющих костях соперника.
Руслану и Сереге пришлось приложить силу, чтобы дотащить упирающихся Василису и Лену до лестницы. Подталкиваемые в спину, те скатились кубарем на один пролет. А дальше уговаривать девчонок не пришлось – словно переключатель щелкнул в сознании, и они в ужасе решили бежать, чтобы как можно быстрее оказаться подальше от воплей горящей заживо одноклассницы.
За несколько секунд преодолев лестничные марши и холл, они уткнулись носом в закрытую школьную дверь.
– Нет! – заорал Сергей и принялся бить ногой в дверь.
Руслан единственный сохранял относительное спокойствие и способность мыслить. Натянув куртку на голову, отошел на середину холла и, разбежавшись, влетел в огромное окно рядом со входной дверью. Стекло разбилось, Руслан не удержался на ногах и упал во двор на россыпь осколков, не замечая, как те ранят лицо и руки. Остальные выпрыгнули вслед за ним в образовавшийся проем. Проливной дождь оглушал, но все четверо не заметили перемены погоды. За несколько секунд промокнув до нитки, Лена, Василиса и Сергей, сбившись вместе, словно стадо диких животных, кинулись бежать в одном направлении – со двора школы, не обращая ни малейшего внимания на машину, повернувшую в школьный двор. Упавшего Руслана они тоже не заметили. Тот в последний момент успел откатиться за школьное крыльцо, надеясь, что приехавшая в автомобиле женщина его не увидит.
Но она увидела. Оставив дверь открытой, Вера выскочила из машины, держа в руках плед, разворачивая на ходу, и бросила в первую же огромную лужу. Сама прыгнула сверху, топча ногами так, чтобы промокла каждая нитка. Затем, схватив грязную мокрую ткань, бросилась к школьной двери. Буран бежал за хозяйкой. Собака первой услышала вопль Оли и кинулась вовнутрь школы сквозь ощерившийся осколками оконный проем. Вера потянула дверь на себя и, обнаружив, что та закрыта, последовала за Бураном, игнорируя пацана, прятавшегося за крыльцом. Она знала, кто это и что он сделал, но сейчас было не до него.
Буран бросился к лестнице и понесся на четвертый этаж, Вера бежала за ним, перепрыгивая через три ступени и вопя, как сумасшедшая:
– Оля! Оля! Я сейчас.
Дверь подсобки занялась. Жадные густо-желтые и красно-оранжевые языки пламени прожирали в ней дыры. Вера остановилась на секунду. Накинула на себя плед, тщательно закрыв тело и волосы, оставив лишь крошечное пространство для глаз. Буран разрывался, пытался прорваться сквозь огонь, но тот обжигал, и пес отскакивал, поджимая хвост и обиженно воя.
Глубоко вдохнув, Вера бросилась в огонь. Хлипкая дверь, уже порядком разрушенная стихией, подалась сразу же и, падая, едва не задела Олю, скрючившуюся на полу в углу подсобки. Вера закашлялась, кинулась к дочери, подхватила невесомое бесчувственное тело, рывком поставила на ноги и, прижав к себе, укутала в плед. Без лишних размышлений одним прыжком преодолела пылающее пространство и вывалилась в коридор, крепко держа бесценный груз.
Она чувствовала, что дочь дышит. Олю надо было привести в чувство, иначе она не дотащит ее до машины.
Осторожно положила дочь на пол и тихонько потрясла.
– Оля, Оленька.
Та не реагировала. Вера положила два пальца на сонную артерию и наклонилась к лицу дочери – пульс нитевидный, слабое дыхание. Буран скулил рядом и так и норовил облизать лицо хозяйки. Вера затрясла дочь чуть сильнее:
– Оля, пожалуйста, милая, надо ехать, прошу тебя.
Ничего.
Пришлось привстать и изо всех сил закатить Оле пощечину. Девочка закашлялась, Вера рывком посадила ее, прижимая к себе, и горячо зашептала:
– Дыши, дыши глубоко, детка.
Оля со свистом втягивала воздух, которого становилось все меньше. Огонь уже сожрал внутренности подсобки, вырвался в коридор и начал лизать чердачные балки.
– Поехали, надо уезжать отсюда. – Вера потянула девочку на себя, помогая ей встать.
– Мама, они хотели меня сжечь! – залепетала Оля пересохшими губами, растрескавшимися до крови.
– Я знаю, милая, знаю.
Она подняла Олю и закинула ее руку себе на плечо.
– Я хотела позвонить тебе… – продолжала Оля, прерывая каждое слово приступом судорожного кашля.
– Тише, котенок, тише, – поддерживая дочь, Вера довела ее до лестницы и, взвалив на себя, стала осторожно спускаться.
– Мама, как ты узнала, что я там? – В голове у Оли начало проясняться.
– Позвонила Элеонора Яковлевна и сказала, что ты не пришла. Я заволновалась. Поехала в школу и увидела пожар, – уверенно соврала Вера.
За несколько минут, растянувшихся как каучуковая лента, они преодолели лестницу и достигли выхода.
– Надо позвонить пожарным, – слабо заволновалась Оля.
– Потом, Оля, потом.
Едва Вера с дочерью оказались на улице, как поток свежего воздуха обжег легкие. Оля согнулась пополам и разразилась судорожным приступом кашля, словно это могло помочь выплеснуть из себя горечь сегодняшнего дня. Вера не мешала, лишь, покашливая, кидала обеспокоенный взгляд в сторону школы, над которой уже поднимался видимый дым.
Пацана возле крыльца не было. Хорошо. Иначе она бы его просто убила. Еще несколько секунд – и дым привлечет внимание неравнодушных граждан, которые вызовут пожарных. Надо убираться. И хотя больше всего на свете Вере хотелось остаться и собственными руками придушить тех, кто едва не угробил ее дочь, она понимала – задержаться в городе означало окончательно погубить себя. И Олю.
Вера подтащила заходящуюся в кашле дочь к машине и щелкнула замком. Буран бегал вокруг автомобиля, истошно лая.
– Тихо, Буран, тихо! Садись, – обратилась Вера к дочери, открывая дверь со стороны пассажира.
Оля затряслась.
– Нет, не хочу туда, давай пойдем пешком, – жалобно взмолилась она.
Взглянув на узкое нутро желтого автомобиля, Оля снова ощутила себя в тесной комнатушке, которую заполняет огонь. Хуже и быть не могло.
Вера прекрасно ощущала состояние дочери, и ей пришлось повысить голос, чтобы Оля поняла, что сейчас не до торгов.
– Мы не пойдем пешком, мы уезжаем! – твердо проговорила она, пытаясь усадить дочь в салон.
– Мама, но я… я не могу, там слишком тесно. – Оля уперлась.
– Закрой глаза и представь себя в нашем доме, в своей комнате, в полной безопасности. Я буду рядом, – заверила Вера, давая Бурану запрыгнуть внутрь.
– А где папа? – запоздало удивилась Оля. Зная, что спорить с матерью бесполезно, она скользнула в салон вслед за собакой и начала глубоко дышать.
– Папа занят, – отрезала Вера, садясь на место водителя и заводя двигатель. В этот раз удалось с первой попытки.
Она мягко выехала со двора и направила машину к центру города. Требовалось попасть на главный городской проспект, переходящий в загородную трассу, ведущую к первому пункту назначения.
– Куда мы едем? – Оля сквозь дождь слабо видела улицу, но это не помешало ей понять, что они движутся в противоположную от дома сторону.
– Я потом объясню, – пообещала Вера, все более уверенно переключая передачи и выруливая на проспект. – Расскажи, что случилось?
– Тимура сбила машина, – тихо ответила Оля.
Вера, не меняя выражения лица, бросила быстрый взгляд на дочь.
– Того мелкого агрессора?
Оля кивнула и погрузилась в себя.
– И? – потормошила ее Вера.
– Я ему сказала, что через час он умрет. И это слышали несколько человек. Они решили, будто я на него смерть наслала.
– А почему ты так сказала? – осторожно уточнила Вера.
– Я… я не знаю, просто сказала, и все. Сказала, что его собьет машина. Это оказался грузовик.
Оля закрыла глаза и отключилась. Мощные фонари, освещавшие проспект, кидали размытый свет на лицо девочки. Слишком бледная, даже веснушки слились с молочным цветом кожи. Под глазами темные круги, лицо осунулось. Вера ощутила прилив нежности. Плевать на нее саму, она ведь по доброй воле выбрала себе такую жизнь и ни о чем не жалела. По крайней мере, заставила себя думать, что ни о чем не жалеет. Но она должна спасти дочь. Даже если для этого предстоит вернуться в ад.
Глава 12
Горничная провела Машеньку в малый будуар – камерное помещение в глубине особняка, стоящего на тихой улице старого центра, где портреты хозяйки дома чередовались с панелями, обитыми голубым шелком. Мебель в стиле Людовика XIV, только слегка усовершенствованная – однотонная, как небо над апрельским Парижем, с легкими вставками облаков белых кружев.
Марина сидела возле окна и пила кофе из парадного сервиза китайского фарфора. Она с упоением скорбела и предавалась тоске об утраченном счастье. Хотя, если подумать, счастье было весьма эфемерно.
Он был моложе на пятнадцать лет и напоминал падшего ангела. Да, банально, но Гена вообще был настолько банален, что скрывал настоящее имя, представляясь Юджином. Нет, четвертый муж совершенно ей не подходил. Художник! Подумаешь, такой мазни на любой ярмарке жуй не хочу. Хотя после трех персональных выставок, организованных Мариной, о нем заговорили как о перспективном мастере, она была твердо убеждена – газеты просто хотели урвать кусок ее рекламного бюджета. И только эта бездарь настолько уверовала в свою гениальность, что осмелилась изменить Марине в ее собственном доме, на ее же кровати, на ее (что было совсем недопустимо) любимом шелковом белье, которое она сама лично покупала в Милане!
Ангел был сослан в ад вместе со своей профурсеткой, кровать отдана в добрые руки, а белье Марина час назад спалила в камине. И теперь горевала, сокрушаясь о своей горькой доле и пытаясь хоть немного разбавить ее кофе с коньяком.
Благодаря коньяку в затуманенной голове Марины возникали следующие планы на будущее: мужика надо искать нормального, своего возраста и сразу же крепко хватать за стратегически важное место. Чтобы понимал: если рыпнется – останется без него.
Марина поерзала на козетке, изготовленной на заказ. Та органично вписалась в мебельный ансамбль и чудесно маскировала жлобскую батарею, хоть и прикрытую декоративным экраном, но все равно напоминающую, что дело происходит в двадцать первом веке, а не в восемнадцатом, как того хотелось бы Марине. Эх, живи она в восемнадцатом, погиб бы муженек во время охоты – и делу конец. Или девица утонула бы. Много вариантов, в общем.
При виде дочери Марина снова промокнула глаза кружевным платочком, вздохнула, отставила чашку на крошечный сервировочный столик, поднялась и расцеловала вошедшую в обе щеки.
Машенька расцвела. Внешне ничего общего с Мариной – вылитый отец-подлец, но хороша, ничего не скажешь. Точеная, словно у героини диснеевского мультфильма, фигурка, капризные губки, сладкий, словно леденец, носик и широко распахнутые голубые глаза.
Машенька тщательно следила за собой. Молодец. Выбора у нее, собственно, особо и не было. Умом Господь обделил, профессию выбрала актерскую, но стала одной из тех, кого не талант, а внешность кормит. Еще и возраст. А теперь на пятки банально наступают молодые конкурентки, пора бы понадежнее обустроиться.
Марина легонько провела пальцем возле глаз дочери и приблизила лицо, чтобы лучше рассмотреть. Так и есть, гусиные лапки проклюнулись.
– Милая, ты звонила тому косметологу, о котором я говорила?
– Да, мама, я была у него, сказал, что пока ничего колоть не нужно, справимся массажами и лазером.
Машенька присела на кушетку и потянулась к серебряной подставке, на которой лежали сэндвичи с огурцами. Мать вовремя успела шлепнуть дочь по руке и позвонить в колокольчик, лежавший на белом рояле в углу.
Горничная распахнула дверь, словно ждала зова хозяйки. На самом деле наверняка подслушивала, мерзавка.
– Чай с ромашкой и черный кофе, – распорядилась Марина.
Девушка с готовностью кивнула и исчезла за дверью. Надо будет присмотреться повнимательней, уж больно услужлива. Как ее там – Аня?
В ожидании чая Марина села в кресло напротив козетки и сразу приступила к делу:
– Что Борис?
– Все рисует, – вздохнула Машенька.
– Еще один художник, блин. Жениться думает?
Машенька покачала головой и уставилась в окно. В который раз в хорошенькой головке прошуршало легкое сомнение в собственной неотразимости. Это уже восьмой кавалер за последние два года, кто кидал к ногам розы с бриллиантами, но с походом в ЗАГС не торопился.
– А ты чего ждешь? – нахмурилась Марина. Дочери досталась не только внешность папочки, но и его же пустоголовость. – Беременей. Уже возраст подступает.
– Но, мама! Я так не могу, – попыталась возразить Машенька.
Легкий стук в дверь, горничная вкатила столик с кофе и чаем, на маленьком блюдце лежали несколько швейцарских шоколадок – черные, молочные, белые.
– Я не просила шоколад, – нахмурилась Марина.
– Но я подумала…
– Я плачу не за то, чтобы ты думала, убери.
– Хорошо. – Девушка неловко схватила блюдце, одна из шоколадок упала на пол.
Надо будет уволить.
– Иди серебро почисть, – распорядилась Марина, которой девица действовала на нервы.
Когда за девушкой закрылась дверь, Марина досчитала до тридцати и, сделав глоток кофе – вот же дура, не догадалась коньяк добавить, – снова уставилась на дочь. Та была расстроена.
– Надо рожать, – безапелляционно повторила Марина.
– Я не могу, у меня проблемы, – выдавила Машенька.
– Какие?
– Я не помню точно, была у доктора, сказал, надо наблюдать, если будет прогрессировать, тогда операция.
– Вот еще глупости! Сегодня же запишу тебя к Семену Аркадьевичу, пусть посмотрит. Если что, сам и прооперирует. А ты пока старайся, не разочаровывай мужика. Ты же понимаешь, такой шанс, как этот Борис, выпадает раз в жизни. К тому же возраст у него подходящий, после сорока они уже начинают думать о детях.
– Хорошо, – покорно кивнула Машенька, не отваживавшаяся спорить с властной матерью.
– Иди сюда, моя девочка, я тебя поцелую.
Марина протянула руку к дочери, та с готовностью спрыгнула со стула и примостилась на краю маминого кресла. Марина поцеловала ее в висок. Все-таки хорошо, что она родила. Муж с крючка сорвался, зато теперь у нее есть эта милая дурочка. Марина еле сдержалась, чтобы не почесать у дочери за ушком.
– Все будет хорошо, милая, мамочка обо всем позаботится. От меня еще никто не уходил… Ну, почти…
Глава 13
Глеб отлично знал жилой комплекс, в который его привезли, – тридцать этажей, роскошный панорамный вид города, отдельный лифт для ВИП-жильцов, занимавших верхние этажи. В некоторых пентхаусах оборудованы собственные бассейны. Глеб даже раздумывал над покупкой квартиры в этом доме, но понимал, что Вера ни за что не согласится. Она тяготела к земле, что было странно для девушки, выросшей в пятиэтажке на окраине небольшого городка.
Предложив жене покупку квартиры и получив отказ, Глеб, как обычно, не стал настаивать. В принципе, ему было комфортно и в доме, из которого Вере удалось сотворить чудо.
Первое, что она сделала, когда они купили у запойного алкаша развалюху в центре города, – посадила розы. Жили б они где-нибудь в Англии, Вера занимала бы первые места на местных выставках. Где она брала цветы и что с ними делала, оставалось для Глеба загадкой, но розы росли с невероятной скоростью, и с ранней весны по глубокую осень их аромат расползался сладким туманом по улице. Соседи даже приходили за саженцами. Вера никому не отказывала, но никто, кроме нее самой, так и не сумел вырастить мало-мальски приличный куст.
Затем настала очередь туй, которые Вера посадила перед забором, скрыв дом от любопытных глаз. За три года деревья вымахали больше чем на два метра, создавая в центре обычного города полную иллюзию маленького итальянского оазиса. Казалось, за внушительной живой оградой скрываются аккуратные лужайки, прохладные фонтаны и расчерченные архитектором дорожки, посыпанные галькой. Вальяжная респектабельность, старые деньги, аристократические замашки.
Парадокс начинался за воротами. Туи скрывали от любопытных глаз вовсе не классические газоны, а деревенские грядки. Глеб понятия не имел, зачем Вера насадила все в таком количестве, но с ранней весны и до поздней осени она возилась с растительностью, вручную пропалывая, подвязывая и заботливо укутывая черной аграрной пленкой, чтобы оградить от лишней грязи.
Кусты душистой клубники, сахарной малины, глянцевой смородины, сочащегося соком крыжовника. За ними грядки с травами и овощами – краснобокие помидоры, хрусткие огурцы, наливные перцы, запашистый укроп, петрушка, розмарин и множество других трав, названия которых Глеб даже и не знал.
За грядками Вера поставила кованую беседку и увила ее виноградом. Беседка была любимым местом Веры и Оли в теплое время года. Посреди – маленький столик, обнаруженный Верой на какой-то помойке. Заботливо очищенный, ошкуренный, покрытый золотистой краской и выложенный мелкой разноцветной плиткой. В теплую пору на столике почти всегда стоял заварной чайник с травяными настоями и две чашки. Рядом два кресла-качалки. Это была женская территория, в распоряжении Глеба оставались гостиная и телевизор.
Возле беседки, в тенистом уголке, Вера оборудовала декоративный пруд по собственному эскизу. Пригласила рабочих вырыть котлован, остальное сделала сама – застелила дно водонепроницаемой пленкой, разбила на уровни – на верхнем высадила мелкие водоросли, чуть глубже укоренила большие кувшинки, а на глубину запустила парочку апельсиново-золотистых карпов кои.
Толстые твари быстро освоились, размножились и теперь мешали друг другу в тесном водоеме. Они настолько обнаглели и разомлели в домашних условиях, что даже разрешали чесать себе спинки. Раз Глеб намекнул жене: неплохо бы отловить парочку и зажарить, но в ответ получил такой взгляд, что больше не возвращался к этой теме.
Оставшееся пространство сада занимали розы. Дикое противоречие всем правилам ландшафтного дизайна. Когда Глеб прогуливался по участку, ему казалось, что он переходит из одного измерения в другое – разбегается на бабкиных грядках и прыгает в утонченный шик английского особняка. Но что-то в этом спланированном хаосе было такое, что заставляло Глеба считать их скромную обитель лучшим местом для жизни.
Излишне говорить, что перестройкой и ремонтом дома тоже руководила Вера. Она глубоко погрузилась в вопросы несущих стен и балочных перекрытий, в итоге ни одному строителю не удалось ее обмануть. И, что было совсем за гранью фантастики, строительные работы закончили раньше срока и за меньшие деньги, чем изначально планировалось. Глеб гордился женой, хотя никогда об этом не говорил. И дом свой считал шедевром.
Но, разумеется, их резиденции было далеко до дома, в который привезли Глеба. Ультрасовременные материалы, лаконичный дизайн, совершенные системы безопасности. Глеб с провожатым подошли ко входу в индивидуальный лифт. Когда хромированные двери беззвучно открылись, человек, сопровождавший его, приложил магнитную карточку к номеру этажа. Двери захлопнулись, как упаковка под вакуумом. Спустя несколько секунд лифт вознесся на самый верх и мягко выпустил Глеба в другую жизнь.
Он сделал шаг, выходя в просторный белый холл, и присвистнул. Кажется, этот пентхаус подарил одной восходящей актрисуле тайный поклонник, что-то об этом писали в глянце и говорили по телевизору в перерыве между футболом.
Ситуация становилась понятной. Варианта оставалось два – или актрисуля, или сам ухажер. Людей, обладающих такими деньгами, в их городе можно было пересчитать по пальцам одной руки. Впрочем, хватило бы и одного пальца.
– Глеб Николаевич. – Борис Лобанов-Ростовский добродушно ухмылялся, встречая гостя в дверях квартиры.
На ум пришел детский стишок, который любила маленькая Оля. В нем шла речь о крокодиле:
Милых рыбок ждет он в гости, на брюшке средь камышей…
Более точного сравнения и придумать нельзя. Борис протянул руку, которую Глеб попытался уверенно пожать, но не вышло – сравнение с маленькой рыбкой в гостях у крокодила прочно угнездилось в голове. Рука предательски вспотела.
– Добро пожаловать в мою скромную обитель, – сделал слабую попытку разлиться соловьем Лобанов-Ростовский, – рад видеть!
– Борис Вольдемарович, вот уж неожиданная встреча. – Глеб улыбнулся с фальшивым энтузиазмом, стараясь ничем не выдать волнения.
Что ему надо?
– Прошу, проходите, не стесняйтесь. – Борис сделал шаг в сторону, и Глеб, подгоняемый сопровождающим, вошел в огромную прихожую.
Каноническая белая пустота. Встроенные шкафы, молочные пол с потолком. Горничная вынырнула как будто из недр одного из шкафов и, держа в руках вешалку, протянула руку за курткой Глеба, с которой продолжала стекать дождевая вода.
– Анатолий, спасибо, вы свободны, – кивнул Борис курьеру, доставившему Глеба.
– Да, шеф. – Мужчина в черном костюме моментально исчез в шкафу. Не квартира, а портал в Нарнию (эту книгу Оля тоже любила). С опозданием до Глеба дошло, что перед ним вовсе не шкафы, а многочисленные двери, ведущие в разные помещения, оттуда появлялся и исчезал персонал.
Глеб и Борис остались одни в белоснежной прихожей. Хозяин дома махнул рукой в сторону одного из порталов:
– Прошу, Глеб Николаевич, окажите честь.
Глеб подошел к белой двери, та открылась автоматически (наверняка сработал сенсор). Он сделал шаг и оказался в параллельном измерении. В отличие от прихожей эта комната была зеленой. Глебу показалось, что он шагнул с белоснежного песка в недра болота.
Посреди помещения красовался карточный стол, возле которого стоял пожилой крупье в белых перчатках. Глеб похолодел.
– Я вот что подумал, Глеб Николаевич, а не сыграть ли нам партию-другую? Мы так долго и плодотворно общаемся, что пора бы уже переходить на «ты» и начинать дружить семьями, так сказать, – почти пропел Борис, присаживаясь за стол и делая знак крупье, чтобы распаковал новую колоду карт.
– На… – голос Глеба сорвался, – на что вы хотите играть?
– Начнем с небольших финансовых взносов. – Борис уставился Глебу прямо в глаза. – Совсем небольших. Но каждый раз ставка будет увеличиваться вдвое. Присаживайтесь, Глеб Николаевич, в ногах правды нет.
– Я так понимаю, что это предложение, от которого я не могу отказаться? – криво усмехнулся Глеб, отодвигая ближайший к нему стул.
– Совершенно верно. – Борис кивнул крупье, начавшему сдавать карты. – Знаете, так люблю умных и понимающих людей. Недаром вы мне сразу понравились.
Глава 14
Поезд опоздал, и Даше это показалось дурным знаком. Она по-прежнему верила в знаки, и до сегодняшнего дня все шло без сучка без задоринки. А сегодня она проторчала почти два часа на вокзале, намозолив глаза дежурным, которые наверняка запомнили, что она встречала молодого человека, приехавшего из Беларуси. На этой станции с каждым разом выходило все меньше и меньше людей.
Даша никогда не приглашала одного и того же мастера дважды. Мало того, всегда старалась привлекать к работе только жителей ближайшего зарубежья. Те уедут, получив свое, и больше не появятся в ее жизни.
Мастеров она всегда отбирала сама. Ездила по выставкам, конгрессам, мониторила Интернет. Условия были просты – семь дней жизни вдали от цивилизации и работа практически двадцать четыре часа в сутки с любыми материалами на усмотрение мастера (эту часть она тоже брала на себя, работая с поставщиками – не всегда легальными – по всему миру). Мастер творил в полном покое, получал за работу круглую сумму, и они с Дашей расставались друзьями. Ей даже удавалось выдавать работу за «грант для молодых талантов», и почти все верили.
Руслан Суханов был не похож на ювелира. Простое, круглое, как блин, лицо с глазами-пуговками, на голове кепка, пальцы как сосиски. Если бы Даша не видела то, что он творит с камнями, в жизни не заподозрила бы у него наличие даже зачатков вкуса. Одетый в кургузый пиджачок, слишком широкие брюки, которые он удерживал поясом где-то в области талии, и запыленные туфли, мужчина немного оробел, когда Даша подвела его к джипу и щелкнула сигнализацией.
– Садитесь, Руслан, чемодан берите в салон, – любезно предложила она.
Руслан замешкался на несколько мгновений, исподтишка любуясь статной красавицей, поразившей его еще при первой встрече, – густые смоляные волосы, идеальное лицо, изящная фигура. Одета она вроде бы и просто – джинсы, короткая легкая дубленка, высокие сапоги, но что-то Руслану подсказывало, что за эту простоту заплачены большие деньги.
Едва гость умостился в салоне, Даша тронулась в путь, по ходу объясняя условия:
– Как мы и говорили, вам предстоит прожить неделю в лесу в полном одиночестве.
– А там звери не водятся? – опасливо спросил Руслан. Он вырос в деревне и ужасно боялся волков.
– Вам они не грозят, если не станете высовываться из дома. Я бы не советовала бродить по округе. Дом с трех сторон окружен болотами. Человек, не ориентирующийся на местности, там пропадет.
– А если мне что-нибудь понадобится? – вконец оробел Руслан, которому эта история нравилась все меньше и меньше. И хотя внутри ювелирной тусовки слухи о безымянной благодетельнице, раз в полгода выбирающей молодой талант и отваливающей крупный гонорар за его работы, ходили давно, никто никогда не упоминал подробности – дом, лес, болото, звери.
– Вам ничего не понадобится. Внутри есть все необходимое – удобства, еда, различные напитки. Я заеду проведать вас через три дня и привезу что закажете. Все материалы, о которых вы просили, в доме. Там же и оборудование.
– Хорошо. – Руслан помолчал, следя за дорогой. Они выехали из областного центра и поехали по пыльной раздолбанной дороге. Мужчина хотел рассмотреть указатели по пути, но их не оказалось. Местность производила впечатление пустынной.
– А если люди будут задавать вопросы? – поинтересовался Руслан, пытаясь как можно больше узнать о том, куда едет.
– Поверьте, – красавица усмехнулась и отвела прядь густых волос, упавшую на глаза, – никто не будет задавать вам никаких вопросов. Вокруг просто нет людей.
– Почему?
– Потому что они считают это место проклятым.
Глава 15
Вера мчалась к выезду из города. Притормозила у четвертой от КПП заправки. Обшарпанная, скудно освещенная и безлюдная, казалось, она погибает в судорожной попытке сделать последний вдох, урвать хотя бы немного кислорода у соседей-гигантов: празднично светящихся во тьме представителей мировых корпораций. То, что нужно.
Оля по-прежнему спала. Вера остановила машину, Буран завозился на заднем сиденье, но хозяйка строго посмотрела на него, и собака снова положила голову на лапы. Вера кинула взгляд на дочь – та забыла рюкзак в школе. Что ж, отлично, мобильный наверняка остался там же. В том, что Оля не помнит наизусть номер отца, Вера готова поклясться. Одной проблемой меньше.
Она вынула из сумки телефон, ловко поддела ногтем заднюю панель, извлекла батарею и достала сим-карточку. Разломив ее на две части, вышла из машины и бросила в ближайшую урну. Затем направилась к небольшому офису, давно нуждающемуся в капитальном ремонте.
За кассой стоял молодой человек и увлеченно смотрел по крошечному телевизору боевик. Черная линялая футболка с изображением лидера «Рамштайна», растянутые тренировочные штаны и шлепанцы на босу ногу. Судя по внешнему виду, услугами парикмахера, впрочем, как и бритьем, молодой человек брезговал.
В тот момент, когда Вера вошла в небольшое, не очень приятно пахнущее помещение, бравые парни на экране штабелями укладывали противников. Автоматные очереди, взрывающиеся машины и так кстати подвернувшиеся канистры с бензином. Парень даже приоткрыл рот, зачарованный происходящим на экране.
Лучше и не придумаешь.
Тусклая лампа, узкий коридор, начинавшийся за стойкой и ведущий к туалету, вонь стала отчетливее. Похоже, отчасти в этом вина и самого работника. «Рамштайн» отчаянно нуждался в стирке.
– Какой? – не отвлекаясь от экрана, отреагировал на клиента продавец.
– У вас есть машина? – спокойно поинтересовалась Вера.
– Че? – все так же бездумно уставившись в экран, спросил парень.
– Машина у вас есть? Меняю на свою, – предложила Вера.
Похоже, ей удалось привлечь внимание. Парень наконец оторвался от экрана и уставился на невысокого роста девушку, или скорее женщину, возраст он определить затруднялся. На шутницу не похожа.
– Это как? – не понял он.
– Молча. Видишь тачку? – она кивнула в сторону окна.
Молодой человек проследил за ее взглядом туда, где тусклый свет лампочки, грозившей отдать концы со дня на день, освещал желтый «Мустанг». Парень перевел взгляд на странную посетительницу.
– Ворованный? – насторожился он.
– А ты знаешь, что с такими делать? – с искренней заботой поинтересовалась Вера.
– Не, я не по этой части, – фальшиво открестился работник.
– Да ладно. – Вера усмехнулась. – Через два часа твои друзья разберут эту тачку в гараже на улице… – Вера на секунду задумалась и перевела взгляд на потолок. Не обнаружив там ничего, кроме мокрого пятна и пары весенних мух, продолжила: – Солнечной, тридцать восемь. Давай ключи от своей тачки и звони другу. Костик, кажется?
– Вы кто? – обалдел парень.
Вера тяжело вздохнула:
– Фея-крестная. Тачку будешь брать?
– Д-да, – несмело кивнул парень, еще боясь поверить в такое счастье.
– Давай ключи от своей, – протянула руку Вера.
– А вы что с ней сделаете?
– Ничего, доеду до одного места и оставлю ржаветь.
– К ментам не попадет?
– Нет, если болтать не станешь. – Вера настойчиво потрясла рукой. Парень словно очнулся ото сна, залез под прилавок, пошарил и извлек ключи на обычном металлическом колечке. Протянул Вере.
– Я могила. Это точно не подстава? – в последний момент он задержал ключи в руке.
– Точно, – кивнула Вера и, заполучив ключи, быстрым шагом направилась к выходу.
– Эй, моя серая «Дэу»! – крикнул ей в спину парень.
– Я знаю, – кивнула Вера и вышла в ночь.
Машина работника стояла под навесом чуть поодаль. Небо выплакало все слезы и снова собиралось с силами, дав Вере короткую передышку. Вдалеке раскатился протяжным грохотом гром. Вера подошла к машине парня и открыла салон (делать это пришлось ключом, автоматическое открытие дверей не было предусмотрено).
Все оказалось не так плохо, как ей представлялось. Кресла, обтянутые серой мягкой тканью, в весьма приличном состоянии, а на зеркале заднего вида даже болтался лимонный освежитель воздуха. Впрочем, оставалось всего двести тридцать четыре километра пути, можно прожить и без аромата лимонов. Она кинула взгляд на приборную доску – полный бак, отлично. Похоже, тачку парень любил больше себя. Банные процедуры она проходила гораздо чаще.
Вначале Вера перетащила в машину чемодан и сумку Оли. Парень топтался на пороге заправки и наблюдал за ее действиями, помощь не предложил.
Затем она открыла дверь «Мустанга» и выпустила Бурана.
– Эй, собака салон запачкает, – попытался автоматически возразить парень.
– Не твоя печаль. – Вера достала из багажника уже подсохший плед и вместе с ним направилась к своему новому авто. Распахнула заднюю дверь и постелила собаке плед. Буран вопросительно заглянул хозяйке в глаза и обернулся в сторону «Мустанга».
– Оля сейчас придет, – пообещала Вера.
Вернулась к машине и открыла пассажирскую дверь. Оля спала, свернувшись калачиком.
– Кися. – Вера легонько потрясла дочь, та подскочила от первого же прикосновения и заметалась в панике. Вера притянула Олю к себе и легонько подула на волосы. – Тише, тише, милая. Нам надо пересесть в другую машину.
Крепко держа Олю за руку и прикрывая от любопытного взгляда парня, уже сделавшего несколько шагов по направлению к внезапно материализовавшейся мечте, она довела Олю до «Дэу» и помогла сесть в салон. Девочка терла глаза и постепенно возвращалась к реальности. Действовать нужно было быстро.
Запустив успокоившегося Бурана в машину и захлопнув все двери, Вера вернулась к парню и протянула ему ключи от «Мустанга»:
– Езжай на Солнечную, друзья ждут.
Парень обалдело кивнул и взял ключи. Вера вернулась в машину и завела двигатель. Оля окончательно проснулась.
– Мама, что происходит? – заволновалась она.
– Ничего, милая. У папы временные неприятности, нам надо уехать из города.
– А где папа?
– Папа тоже уехал, так сейчас будет лучше.
– А мы куда едем? – Оля попыталась всмотреться в темноту.
– А ты не догадываешься? – Вера бросила осторожный взгляд на дочь.
Девочка на секунду задумалась, закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться, а потом тряхнула головой.
– Нет, не знаю.
– Мы едем в город, где жила твоя бабушка.
– Моя бабушка? – Оля искренне удивилась. Она давно не задавалась вопросом о родственниках, привыкнув, что с детства на ее орбите вращались только две планеты – мама и папа. Кажется, мама говорила, что бабушка рано умерла.
Вера молча кивнула, сосредоточенно глядя на дорогу. Развернулась и снова направилась к центру города. Ей нужна трасса, ведущая в противоположном направлении. Через сто семьдесят два километра после КПП будет незаметный поворот, который важно не пропустить.
Город она пересекла быстро, обычно загруженная трасса была пустынной. Проливной дождь смыл с дороги все живое. Пару раз навстречу пролетели грузовики. Один раз встретилась отважная легковушка, у которой, очевидно, просто не было другого выбора, кроме как продолжать путь во время стихийного бедствия. И все. Камеры наблюдения засекут лишь ее и серую «Дэу». И то там, куда Вера собиралась, никаких камер не будет.
Оля и Вера ехали молча, Буран изредка возился на заднем сиденье. Вере казалось, что в машине становится тяжело дышать. Она кожей чувствовала липкий страх Оли. Та обдумывала, но не решалась задать главный вопрос.
– Мама, – наконец-то несмело начала она. – Он же не из-за меня…
Переключив скорость, Вера взяла дочь за руку.
– Ну конечно, нет, милая. Будь ты способна насылать на людей смерть, тебя бы уже держали в высокой башне, как Рапунцель, а десятки умных людей ставили бы над тобой эксперименты. И звали бы тебя не Оля, а Проект 1473.
Краем глаза Вера заметила, как Оля улыбнулась.
– Расскажи о бабушке, – попросила дочь.
Вера задержала дыхание. Неизвестно еще, что хуже – мысли дочери, не она ли убила человека, или правда о бабушке. Но Вере было не привыкать ко лжи. Главное в этом деле – максимально придерживаться правды.
– Бабушка была очень хорошей, – уверенно заговорила она, – любила природу, жила в доме, это она научила меня обращаться с растениями. Еще она хорошо разбиралась в травах, – после паузы прибавила Вера.
– А почему ты уехала?
Вера задумалась.
– Бабушка умерла, когда мне было шестнадцать лет. Я боялась, что меня заберут в детский дом, и поэтому решила уехать в город, чтобы меня не нашли, – легко повторила Вера привычную ложь.
– А потом ты встретила папу, – продолжила Оля наизусть выученную историю чудесного знакомства родителей.
– Да, – кивнула Вера, – а потом я встретила папу и началась моя новая, прекрасная жизнь.
Глава 16
В комнате было прохладно, системы климат-контроля работали идеально, но почему-то Глебу вспомнилось далекое лето в деревне у бабки, когда в жару почти под сорок градусов его заставляли вскапывать грядки и собирать колорадских жуков с кустов молодого картофеля. Бабка не признавала химию и не имела ни малейшего сострадания к внуку. Наоборот, тяжелым физическим трудом пыталась выбить из него дурь. Глеба отправляли к бабке Матрене каждое лето на «перевоспитание», потому что родители перестали с ним справляться, едва ему стукнуло двенадцать. Впрочем, бабки тоже хватило ненадолго. Слегла с сердечным приступом после того, как он спалил соседский дом и хозяин пришел к ней требовать компенсацию. Но до этого старая ведьма успела вдоволь поиздеваться над внуком. Но и тогда, с уставшей спиной и кожей, сжираемой палящим солнцем, он не чувствовал себя так отвратительно, как сейчас. Было невыносимо жарко, тонкая футболка, в которой он обычно ходил дома, прилипла к спине и груди.
– Глеб Николаевич, ну что же вы так, просто не ваш день, – с фальшивым сочувствием посетовал Борис, – ваш долг сто двадцать тысяч, – глумливо подытожил он.
Лучше бы сразу пристрелил.
– Я бы хотел еще партию, – стараясь говорить твердо и уверенно, заявил Глеб и даже улыбнулся сопернику.
– Глеб Николаевич, не сочтите за наглость, но вы же знаете, как оно в большом бизнесе. Доверяй, но проверяй. У вас будет двести сорок тысяч свободных средств, чтобы вернуть мне долг?
– Мы можем договориться о реструктуризации? – вызывающе улыбнулся Глеб.
– Договориться мы можем о чем угодно, Глеб Николаевич, главное, чтобы это было к взаимному удовольствию и делу не мешало.
– Могу частично отработать, – предложил Глеб, – скажем, бесплатные консультации в течение пяти лет в любое время дня и ночи.
– А Вера Григорьевна против не будет? – ухмыльнулся Борис, откинувшись на спинку стула.
– Она у меня очень понимающая.
– Да, что не говори, с женой вам повезло. Даже отыграться за ее счет можете.
Пауза, во время которой Глеб наконец-то почувствовал действие климат-контроля в комнате. В один момент жара картофельного поля сменилась холодом погреба, куда бабка сажала его, когда внук совсем отбивался от рук.
Что Борис имеет в виду? Он не может ничего знать про Веру.
– В каком смысле? – осторожно закинул Глеб удочку.
– В прямом. Предлагаю в качестве следующей ставки вашу жену, Глеб Николаевич.
Борис продолжал смотреть на Глеба. Он напоминал ученого, который собирался спасти человечество, но для начала планировал потренироваться на крысах. Ввести им в мозг раковые клетки, подождать, пока они подрастут и дадут метастазы, а затем вколоть новое лекарство. Только вот неизвестно, чем это закончится для крыс – желаемым выздоровлением или смертью в конвульсиях.
– Неприличное предложение, – хмыкнул Глеб. Он все еще надеялся, что это блажь или придурь Бориса. И хотя Вера вовсе не напоминала Деми Мур, за ночь с которой в одноименном фильме эксцентричный миллиардер готов был выложить миллион долларов, Глеб даже почувствовал гордость за жену – ну надо же. По видимости, она даже круче этой звездули, которой Борис купил квартиру. Маша, как там ее, или Наташа…
Глеб заколебался на долю секунды, затем попробовал встать из-за стола.
– Извините, Борис Вольдемарович, шутка затянулась. Должен откланяться, день был долгий, я устал, да и жена, наверное, волнуется. Долг верну, обещаю, в течение следующей недели. Надо будет кое-какие активы продать, ну знаете, простые люди такие деньги дома не держат.
Дверь за спиной Глеба отворилась, и вошли два парня. Невысокого роста, худощавые. Один из них положил руку на плечо Глеба, и тот рухнул обратно на стул.
– Присядьте, Глеб Николаевич, и еще раз хорошо обдумайте мое предложение. Неужели вы еще не поняли? Мне не нужны ваши деньги, мне нужна ваша жена, – беззаботно улыбнулся Борис.
Глава 17
Свернув на повороте, указывающем дорогу в деревню Калиновка, Вера быстро проехала по главной улице и нырнула под «кирпич». Она надеялась, что старую однополоску, ведущую к военному полигону, не разрушили и можно проехать в пункт назначения, скосив расстояние и сэкономив время. Дорога под «кирпичом» вела к следующему повороту, найти ее могли только местные, чужак ни за что не догадался бы, что Калиновка – это лишь перевалочный пункт.
Дорога была такой же, какой Вера помнила, только еще больше растрескалась.
Проехав по плитам и подскакивая на ухабах (поездка живо напомнила побег из родного края семнадцать лет тому назад), Вера свернула в лес.
Там дорога была узкой – двум машинам не разъехаться. Время подбиралось к двум часам ночи, и Оля снова крепко спала. Вера позавидовала ее здоровому духу. Сама она после рождения дочери просыпалась от каждого шороха.
Снизив скорость до минимума, автомобиль медленно ехал по дороге, петлявшей в лесу. Фары выхватывали небольшие участки растрескавшегося асфальта и тонули в ночной густоте ветвей. Лес был смешанным – сосны и лиственные деревья, – и это позволяло ему достойно выглядеть даже в уродливый период межсезонья.
Вера попробовала сосредоточиться и представить, что ее ждет через несколько часов. Обычно четкая, словно в телевизоре с высоким разрешением, картинка сбилась. Сейчас она больше напоминала изображение допотопного агрегата, который чудом удалось настроить при помощи древней антенны с двумя рожками. Вера видела себя во дворе старого дома, затем экран гас и изображение пропадало. То, что нужно. Дар предвидения здесь не работал, Вера не ошиблась. В этом проклятом месте и она, и Оля окажутся в полной безопасности.
Глава 18
Выбора у него все равно не было, не требовалось и затевать эту глупую карточную игру со специально приглашенным крупье. Надо было сразу же отказаться, хотя как отказать Борису? Об этом человеке ходили слухи, проверять на собственной шкуре, правдивы ли они, Глебу совершенно не хотелось.
Ему уже не было ни холодно, ни жарко. Точнее, физическое состояние казалось такой мелочью, что Глеб его просто не замечал. Только что он проиграл Борису собственную жену. Произошло это в половине пятого утра, в то время, которое так любят самоубийцы. На секунду Глеб поиграл с этой мыслью, но тут же от нее отказался. Такие, как он, всегда выживают. Выживет Глеб и сейчас, надо только обдумать, как выйти из сложной ситуации с минимальными потерями.
– Это абсурдно, – сделал он первую попытку.
– Логика вообще понятие относительное, – пожал плечами Борис, вставая из-за стола. Он подавил зевок и выразительно посмотрел на часы. – Последний штрих – договор, и можете быть свободны, Глеб Николаевич.
– Подписывать будем кровью? – не сдержался Глеб.
– Ну что вы, не надо делать из меня сущего дьявола. Я просто бизнесмен. – Борис кивнул одному из парней, тот вышел из комнаты уже в другую дверь. (В этой квартире было невообразимое количество проходов, может, у Бориса психическое расстройство и ему нравится жить в окружении бесконечного множества дверей?)
– Вера не моя собственность, как я могу что-то подписывать от ее имени, еще и передавать ее кому-то? – Глеб предпринял слабую попытку апеллировать к разуму Бориса.
– Можете, Глеб Николаевич, можете. Я все предусмотрел.
Парень вернулся с кожаной папкой в руках. Борис достал из папки проект договора, уместившийся на одном листе, и протянул Глебу.
– Здесь все просто. Это договор на то, что фирма «Зодиак» в лице генерального директора Глеба Николаевича Подольского, предоставляющая услуги по составлению астрологических прогнозов (при участии Веры Григорьевны Подольской), отныне будет предоставлять услуги эксклюзивно только одному клиенту. Мне. Вы, как генеральный директор фирмы, имеете полное право подписать этот договор. И оцените мою щедрость, Глеб Николаевич, я даже стану вам за это платить.
– Я тронут, – огрызнулся Глеб, погружаясь в чтение текста.
В стены зеленой комнаты были вмонтированы хрустальные светильники, источающие скудный медный свет. Их мощности оказалось достаточно, чтобы осветить происходящее за карточным столом, но читать в блеклых отблесках было невозможно. Буквы расплывались, сливаясь в мутную реку, в которую за несколько часов слилась его жизнь. Глебу нужно срочно добраться до Веры, она что-нибудь придумает!
– Я могу взять договор домой, прочитать, подписать и вернуть завтра?
Борис покачал головой:
– Я бы предпочел закончить все дела сегодня.
– Я очки дома забыл, – посетовал Глеб.
– Мои парни могут съездить с вами и подождать, пока вы их возьмете. Затем придется вернуться сюда. Зачем создавать лишние сложности и совершать ненужные телодвижения, Глеб Николаевич?
– Тогда принесите еще одну лампу, – сдался Глеб.
Борис снова кивнул одному из парней, и через несколько минут тот вернулся с мощной настольной лампой. Яркий свет на пару мгновений ослепил Глеба. Он прикрыл лицо руками и с удивлением ощутил влагу на лице. Слезы? Пот?
Он прочитал текст договора. Еще раз и еще раз. Составлен безупречно, не придерешься. Идеальная ловушка. Поколебавшись одно мгновение, Глеб все же поставил размашистую подпись и протянул бумаги Борису.
– Как вы узнали? – обреченно поинтересовался он. Ведь он был уверен, что правда об их с Верой бизнесе не известна никому, кроме них самих. Даже секретарша не в курсе. А уж Катя крутилась в офисе каждый день и не была дурой.
– Передавайте привет Вере Григорьевне. Завтра утром заеду, поговорю с ней лично, – проигнорировал его вопрос Борис, – мне требуется прогноз по покупке здания на Героев Сталинграда. Уж слишком хорошо выглядят условия, меня терзают определенные сомнения.
Он протянул руку Глебу, тот, поколебавшись, ответил на рукопожатие.
– Не серчайте, Глеб Николаевич, каждый выживает как может. Я рад, что вы оказались более сговорчивым, чем Вера Григорьевна.
– Вы с ней говорили? – изумился Глеб.
– Да. Она не согласилась.
Глеб попытался освободить руку из жесткой хватки Бориса, но ему не удалось.
– А если она и сейчас не захочет? – немного агрессивно поинтересовался он. За семнадцать лет совместной жизни Глеб еще ни разу не принудил Веру к чему-либо, кроме секса, и ему вовсе не хотелось экспериментировать.
Борис потянул Глеба за руку, и тот сделал непроизвольный шаг вперед. Словно в увеличительное стекло разглядел серое, невзрачное лицо Бориса. Можно смотреть до бесконечности, но все равно пять минут спустя невозможно будет воспроизвести черты по памяти. Парадокс. Серый человек, которому даже не требуется повышать голос, чтобы добиться желаемого.
– Будь я на вашем месте, Глеб Николаевич, я бы из кожи вон вылез, чтобы она согласилась. Иначе мне придется вам помочь.
– Уговорить Веру? – не понял Глеб.
– Нет, – покачал головой Борис, отпуская руку Глеба, – вылезти из кожи.
Глава 19
Все оказалось точь-в-точь как на смазанной картинке в Вериной голове. Дом бабки по-прежнему стоял на окраине, напротив – покосившаяся хибара тети Мани, которую та постаралась привести в божеский вид. Впрочем, попытка провалилась.
Слева дом все так же граничил с проклятым лесом, ставшим еще более густым и непролазным, наводившим суеверный ужас на местных жителей. Весьма кстати. Желающие полюбоваться на ромашки на лесных лужайках Вере вовсе ни к чему. Она остановила машину вплотную к забору и вышла. Был предрассветный час, но окружающие детали уже проступали из тьмы. Женщина подошла к калитке и замерла.
Кусты малины и ежевики, которые бабушка высаживала возле входа во двор, разрослись, напоминая сказку про Спящую красавицу, выставили гигантские шипы и перегородили вход в сад. Сухие, колючие. Вера вернулась в машину, согнала Бурана с места и достала из салона многострадальный плед. Обмотав руку, вернулась к покосившейся калитке, покрытой зеленой краской, уже большей частью съеденной ржавчиной. Размахивая обмотанной пледом рукой, словно мечом-кладенцом, Вера начала прокладывать путь к старому дому.
Кусты закончились неожиданно. За ними буйствовал сад, хотя деревья были все еще голыми и ломкими. Кроны старой вишни и яблони тесно сплелись друг с другом, и, чтобы подойти к крыльцу, Вере пришлось наклонить голову.
Протянув руку и пошарив за козырьком, Вера нашла ключ и тяжело вздохнула. Они знали. И мама, и бабушка. Знали, что она вернется. Может, поэтому и не пытались ее разыскать. Они всегда все знали лучше ее.
Вера открыла дверь, та даже не скрипнула. Такое впечатление, что ее смазали к приезду долгожданных гостей.
Не зажигая света и подсвечивая себе телефоном, Вера вошла в сени или, как их еще называла мать, «приемную», где всегда ждали многочисленные просители. Вера и припомнить не могла, когда в доме не было посторонних людей. Сидели в сенях, топтались во дворе, с раннего утра толпились возле калитки. До семнадцати лет у нее не было ни единого шанса побыть в одиночестве. Всегда кто-то рядом. Всегда кто-то, кто для мамы и бабушки важнее ее, Веры, и ее проблем. С самого первого дня жизни она должна была понимать и не мешать. Помогая незнакомым людям, они не смогли помочь себе.
Вера отогнала ненужные мысли. Рефлексию и плач по утраченному она ненавидела. Жить нужно сегодня, глядя в завтрашний день.
Вера щелкнула выключателем в сенях. Лампочка зажглась на долю секунды, щелкнула и перегорела.
На ощупь Вера толкнула старую растрескавшуюся дверь, расположенную справа от входа, и попала в гостиную. Подошла к лакированному серванту, стоявшему слева. Открыла верхнюю секцию, подсветила себе телефоном – свечи всегда хранились там. Мать и бабка убили бы Веру, если бы узнали, что она собирается воспользоваться магическими свечами не по назначению. Но мамы и бабушки уже нет, а она ни за что не вернется к прошлому.
Задернув плотные цветастые шторы, Вера вернулась к серванту, достала свечу, найдя на полке коробок, извлекла из него спичку и чиркнула. Свеча занялась сразу. Через несколько секунд мерцающий свет уверенно осветил пространство.
Вера поставила толстую красную свечу на старый круглый стол, прикрытый кружевной скатертью, и окинула взглядом комнату.
Все, как тогда. Ничего не изменилось. Покрытые пожелтевшими обоями в мелкий цветочек стены, иконы в дальнем правом углу. На окнах те же плотные шторы в подсолнухах. Сколько Вера себя помнила, они висели здесь. Под ними наверняка тюль, утративший от времени белизну и прозрачность. На старый, растрескавшийся, покрытый красновато-бурой казенной краской пол кинут истертый зеленый ковер. Жалкая попытка создать некое подобие уюта, а по факту просто пылесборник, от которого Вера избавится при первой же возможности. Круглый лаковый столик под пожелтевшей от времени кружевной скатертью. В пару ему лаковый монстр-сервант, ровесник ее матери. Убогость в каждом сантиметре. Повсюду концентрированная пыль людской боли. Первым порывом было выскочить на улицу, сесть за руль и убраться отсюда, пока не слишком поздно, но Вера подавила в себе это желание. Она знала, зачем сюда приехала. И отчаянно надеялась, что старый ковер и пожелтевшие обои окажутся самой большой проблемой.
Пожалуй, здесь она расположится сама, на панцирной кровати, стоящей в дальнем углу комнаты и прикрытой покрывалом, сшитым бабушкой из разноцветных тканевых лоскутов. Хотя здесь принимали пациентов и члены семьи никогда не спали на «рабочем» месте, Вера понимала – в других комнатах, наполненных призраками прошлого, где каждый скрип половицы, каждая трещина на стене, каждая складка старого покрывала может рассказать болезненную историю, спать она не сможет.
Из гостиной две двери вели в другие помещения. Прихватив свечу, Вера направилась к той, что была расположена в аккурат напротив входа в гостиную. За дверью расположилась маленькая светелка на две кровати. На каждой гора подушек и пуховая перина, словно недавно взбитая рачительной хозяйкой. Возможно, Оле здесь будет лучше, чем когда-то было самой Вере.
Она подошла к одной из кроватей, своей, и, держа свечу в одной руке, другой сдернула покрывало. Провела пальцами по простыне. Белье еще хрустело. Вера невольно вздрогнула. Отбеленная, накрахмаленная простыня, от которой, чудилось, до сих пор ощущается легкий запах лимона. Мать добавляла его сок при стирке белого белья.
Вера быстро вышла из светелки, вернулась в гостиную и подошла к серванту. Провела рукой по поверхности, почувствовала, как пальцы погрузились в густую пыль, и выдохнула. Всего лишь показалось. За домом никто не следил. Это хорошо. Возможно, белье просто хранило свежесть в течение нескольких лет. От мамы и бабушки можно было ожидать чего угодно.
Решив продолжить исследование дома утром, Вера снова вышла на улицу и поспешила к машине. Первым выпустила Бурана. Тот радостно засуетился вокруг, принюхиваясь к новым запахам, неожиданно обрушившихся на него. Городская собака, Буран в мгновение ока ошалел от тех соблазнов, что сулила жизнь в деревне.
Доставая вещи из багажника, Вера обратила внимание на то, что одно окно в доме тети Мани тускло светится. Что-то все-таки изменилось в этом краю. Тетя Маня всегда следовала солнечному циклу – ложилась на закате и вставала с первыми петухами. Но с соседкой Вера поговорит утром, а пока нужно закончить основные дела.
Вера, подхватив чемодан, заторопилась к калитке, свистнула собаке, обнаружившей лаз в кротовью нору: «Буран, ко мне», – еще не хватало, чтобы пес ошалел и принялся носиться за кротами, громким лаем перебудив округу.
Бурана не надо было просить дважды. Он кинулся за хозяйкой, в несколько прыжков пересек сад и заскочил в дом. Вера поставила чемодан в сенях и вернулась к машине за сумкой. Еще один заход в дом. Вещи она разберет потом.
После того как все было перенесено, пришла очередь Оли. Девочка крепко спала. Вера потрясла ее:
– Кися, мы приехали, пойдем, в доме поспишь.
Оля сонно потянулась, Вера взяла дочь за руку и помогла выйти из машины. Поддерживая, она осторожно провела девушку через заросли кустов. Все шло хорошо до того момента, пока они не достигли крыльца. Тут сон слетел с Оли в одно мгновение. Она широко распахнула глаза и затряслась.
– Мама, нет, я не пойду. – Оля сделала шаг назад.
– Давай, милая, там ты будешь в порядке, – твердо уверила ее Вера, удерживая дочь на месте.
– Нет, – повысила голос Оля и попыталась вырваться из рук матери, но Вера по-прежнему крепко ее держала. Она начала ласково увещевать дочь:
– Оленька, в доме тебе ничего не грозит. Я приготовила постель, сразу ляжешь, отдохнешь, станет легче.
– Нет, нет, нет! – Оля неожиданно сильно рванулась из рук матери и бросилась бежать назад, напролом через заросли. Вера кинулась за ней. В доме тети Мани вспыхнул верхний свет.
Оля добежала до машины и упала на сиденье, не закрывая за собой дверь. Она тяжело дышала, лицо было мокрым от пота.
– Нет, мама, пожалуйста, нет, я не могу войти в дверь.
Она не лгала. Девочка действительно не смогла бы сделать этот шаг и очутиться в крошечном предбаннике с низким потолком. Вера присела перед Олей и положила ей руки на колени. Тихо, но властно приказала:
– Хорошо, побудь здесь, я скоро приду. Только не шуми, соседи спят.
Оля кивнула, ее била дрожь. Вера сбросила с себя куртку и накинула на дочь. Поцеловала ее в лоб и легонько пожала руку:
– Я сейчас.
Бегом бросилась в дом. Открыла нижний ящик серванта – травы по-прежнему находились там. Вера включила фонарик в мобильном телефоне и быстрым движением пробежала по целлофановым пакетам, подписанным четким бабушкиным почерком. Выцветшие чернильные надписи гласили: пустырник, мята перечная, корни валерианы, солодки, шишки хмеля…
Вера отобрала необходимое и толкнула вторую дверь из гостиной, слева от входа, за которой скрывалась маленькая кухня.
Открыла проржавевший кран – полилась мутная вода. Дав ей возможность стечь, Вера механическим движением достала с подвесной полки белую эмалированную кружку, слегка щербатую, с вытертым изображением птицы на боку, и наполнила ее водой на три четверти. Затем зажгла газ на полную мощность (хвала прогрессу) и принялась ждать, пока вода закипит, кидая настороженные взгляды в окно. Глухая ночь, даже луна скрылась за облаками, но пройдет еще двадцать минут, и первые петухи возвестят рождение нового дня. Нужно успеть до этого момента.
Едва вода закипела, Вера точными, выверенными движениями бросила в кружку по щепотке травы из каждого пакета. Автоматически выдвинула ящик, в котором хранились столовые приборы, и вынула металлическую ложку. Размешала варево, уменьшила огонь. Три минуты спустя все было готово. Вера распахнула окно и выставила кружку на подоконник. Морозный ночной воздух остудит отвар и вдохнет свежесть в дом.
Пять минут спустя она заставила дочь выпить горячую, пряно пахнущую жидкость. Еще через десять минут Оля уже мирно спала в бывшей постели своей матери. Останется дать дочке такую же порцию утром, и этого хватит на неделю. А там процедуру нужно повторить. В гомеопатии важна регулярность и точное время приема лекарств.
Уложив Олю, Вера задумалась о том, как лучше поступить с автомобилем. Оставлять его на дороге нельзя – сразу же привлечет внимание местных. Идеальным местом для долгосрочной парковки был проклятый лес. Женщина вышла из дома, вернулась в машину и тихонько двинулась в сторону леса. Прогалина попалась на глаза минут через пять. Осторожно, чтобы не увязнуть колесами в размокшей земле, Вера вывела автомобиль на небольшую поляну неподалеку от Ведьминой топи и остановилась. Дальше ехать нельзя – увязнешь в болоте. Выйдя из машины, Вера глубоко вдохнула лесной воздух и тут же закашлялась – гнилостное дыхание болот добралось и до лужайки. Но это было даже к лучшему – вряд ли кому-то придет в голову здесь гулять.
Вера вернулась в дом, кинув по пути взгляд на окна тети Мани. Пропел первый петух, но дом спал, света в окнах уже не было. Что-то изменилось. Вот только что?
Глава 20
Глеб в двадцатый раз обошел дом, но ничего принципиально нового для себя не выяснил. Жена выгребла из домашнего сейфа почти всю наличность, очевидно, забрала паспорта и исчезла вместе с дочерью в неизвестном направлении. Вера, у которой не было ни родных, ни близких, ни даже подруг, сбежала в никуда, провалилась сквозь землю.
Впрочем, чему было удивляться? Она наверняка знала, что муж проиграет ее в карты, и решила подстраховаться, наплевав на него, Глеба, и его жизнь. Но почему жена разрешила ему так глупо попасться в ловушку и проиграть? Он всегда, конечно, подозревал, что глубоко безразличен Вере, но ведь речь шла не только о нем, но и о ней. Значит, имелась еще какая-то причина, которую она поставила выше собственных интересов и даже собственной жизни. И такая причина была всего одна – Оля.
Глеб остановился. Ну, конечно! Как же он не понял сразу? Вера специально отправила его на этот идиотский сеанс игры с Воландом! В других обстоятельствах она бы сама разрулила ситуацию, обвела бы вокруг пальца даже Лобанова-Ростовского, но вчера ей требовалось время, чтобы увезти дочь подальше. А все почему? Да потому, что Оля в и д и т! Она действительно видит будущее. И видит его дальше и лучше самой Веры. Вот поэтому она и увезла дочь. Сорвала девчонку из школы посреди учебного года…
Школа… Мысль Глеба тут же зацепилась за это слово. Вера очень трепетно относилась к учебе дочери, мечтала отправить ту учиться в один из лучших университетов мира. Намекала даже на Штаты или Англию и настойчиво требовала от Глеба откладывать средства на дорогое удовольствие. Она бы не утащила девчонку просто так, не позаботившись об учебе. В школе-то он все и выяснит. Ты умна, Вера, но ведь и он, Глеб, тоже не дурак.
Как был, в спортивном костюме, Глеб быстрым шагом направился в гараж. Гараж оказался пуст. Мужчина недоуменно посмотрел по сторонам, но от этой нехитрой манипуляции «Мустанг» не вернулся в родную обитель. И вот тут-то Глеб и осознал всю горечь потери. Его «мальчика» угнали! Но кто?
Вера же не умеет водить, она не могла. Значит, на «Мустанге» уехал кто-то другой. Похититель? Веру похитили вместе с Олей? На короткое мгновение Глеб впал в панику. Борис? Так ведь он и так получил Веру в свое пользование или решил не дожидаться момента «официальной» передачи, действуя на опережение? Но зачем ему Оля?
Глеб потряс головой – бред какой-то. Борис бы не стал увозить из дома Веру и Олю, к тому же вместе с наличкой и документами. Не его уровень. Все-таки Вера сбежала сама. Конечно, исчезновение «Мустанга» не укладывалось в эту версию, но, как бы ни было больно и прискорбно, сейчас следовало думать не о «мальчике».
Еще пара часов – и Борис явится за причитающимся, что ему сказать? Извините, но Вера сбежала? Тот наверняка решит, будто Глеб предупредил жену и дочь – и те просто исчезли из города. Тогда Лобанов-Ростовский снимет с него шкуру, как и обещал, и аккуратно разместит ее за одной из своих дверей. Будет гостям демонстрировать, как военный трофей.
И все-таки, все-таки… Поиски стоило начинать немедленно. Глеб слышал когда-то от ментов, что большинство пропавших находятся в течение первых двадцати четырех часов.
Придется начать с Ольгиной школы, поскольку других идей у него все равно не было. Глеб на секунду задумался о том, чтобы вернуться в дом и переодеться, но потом решил не заморачиваться. Мало ли отцов в спортивных костюмах ходит. Да и идти-то всего ничего. Сделает вид, что просто бегал.
Глеб вышел на улицу и направился к старому зданию школы. Солнце поднималось все выше, улицы наводняли спешащие по делам прохожие. Обычно Глебу, в отличие от Веры, люди не мешали. Наоборот, со времен юности он обожал столпотворения, этот рай непуганых дураков, в котором простофили сами предлагали облегчить их карманы и кошельки. Но сегодня ему казалось, что каждый прохожий, попадающийся навстречу, отнимает у него драгоценный глоток воздуха.
Глеб ускорил шаг. Уже на подступах к школе он понял – что-то произошло. Первая мысль была об Оле. Глеб заволновался, малахольную девчонку он любил и вовсе не желал ей зла, чтобы там себе ни вообразила Вера. Пристроить дочь в семейный бизнес и обеспечить бесперебойный источник доходов – чем плохо-то? Он же не собирался эксплуатировать ее, как раба на галерах. Сама Вера так жила и не жаловалась. Возможно, кстати, Верой двигала банальная зависть к более талантливой дочери. Впрочем, Глебу было некогда предаваться рефлексии, он ускорил шаг и последние несколько метров до школы преодолел бегом.
Вход в школьный двор был огорожен желтой линией. За ней в пенистых лужах, радугой отзеркаливающих солнечный свет, разворачивалась багряная пожарная машина. Глеб почувствовал, как кроссовки промокли. Пожары Глеб тоже когда-то любил, особенно моменты, когда наряд уже сворачивал шланги. Потерпевшие напуганы и растеряны, а в оставленных без присмотра квартирах всегда можно раздобыть что-то интересное. Но сейчас один вид полыхающе-алой машины вызвал животный ужас.
На крыльце стояли несколько человек: заплаканная женщина, трое мужчин канцелярского вида и мужик в форме, очевидно, командир пожарного наряда. Глеб направился к ним, на ходу отметив, что в холле разбито стекло. Что же здесь произошло? Поджог?
– Здравствуйте, я ищу директора, – уверенно начал Глеб.
– Это я, – всхлипнула женщина. На вид лет сорок. Явно из тех, кто знает каждого ученика поименно.
– Я отец Оли Подольской, – проговорил Глеб, и тут директор горько разрыдалась. Глебу стало не по себе. Он рванул ворот футболки, чтобы избавиться от спазма и сделать глубокий вдох.
– Мы… мы… – Директор не смогла договорить.
– Мужчина, подождите, нам надо закончить, – привычно-хамским тоном обрубил Глеба один из стоящих на крыльце чиновников.
– Нет, это вы подождите. – Мягкий вкрадчивый голос за спиной. Волосы на затылке и руках моментально встали дыбом. – Что-то случилось с Олечкой? – Борис Лобанов-Ростовский участливо протянул рыдающему директору бумажные платочки.
– Я… я не знаю. – Женщина высморкалась и с надеждой уставилась на Бориса, словно в нем одном почувствовала опору и здравомыслие. – Мы нашли ее рюкзак с мобильным телефоном в классе, а в подсобке, где начался пожар, лежала книга, которую Ольга читала. Обгоревшая.
– А сама Оля? – помертвевшими губами прошептал Глеб.
– Пропала, – развела руками директор, – вчера убежала с последнего урока, но никто не видел, как она уходила из школы.
Глеб резко развернулся и чуть не налетел на Бориса.
– Что здесь происходит, Глеб Николаевич? – спокойно поинтересовался тот.
– Я знаю не больше вашего, Борис Вольдемарович, – огрызнулся Глеб. – Когда я вернулся, Веры и Оли не было дома, моя машина исчезла, из сейфа пропали документы и наличность. Я решил зайти в школу, надеясь выяснить, что происходит, а здесь пожар. Остальное вы слышали.
– Машина? – Борис выловил ключевое слово в потоке оправданий. – Ваша машина исчезла? Ее угнали?
– Не знаю, возможно, ее забрала Вера.
– Но ваша жена не умеет водить, – покачал головой Борис.
– Откуда вы знаете? – поразился Глеб.
– Неважно. Я надеюсь, все это устроили не вы, Глеб Николаевич? – пытливо вглядываясь в должника, уточнил Борис.
– Вы слишком хорошо обо мне думаете, – снова огрызнулся Глеб. – Я ничего не понимаю.
– Уверены?
– Абсолютно.
– А как же ваша способность видеть будущее? Ну что вам стоит напрячься и посмотреть, где жена с дочерью будут через пару часов? – не выдержал Борис.
Глеб закусил губу, взглянул на Бориса и промолчал. А Лобанов-Ростовский решил не вдаваться в детали мошенничества, гораздо больше его занимало другое:
– Вы же меня не обманываете, Глеб Николаевич? Мне бы этого очень не хотелось.
– Я похож на идиота? – поинтересовался Глеб.
– Нет, поэтому я и спрашиваю, знаете, до последнего верю в людскую честность, – вздохнул Борис. – Я попробую отыскать вашу жену по своим каналам и надеюсь, что во время этих поисков вы не станете предпринимать лишних телодвижений. Мы друг друга поняли?
Глеб кивнул и, морщась из-за отсыревшей обуви, направился к выходу со школьного двора.
Нахмурившись, Борис смотрел ему вслед. В том, что Подольский не врал, он был уверен. Вера слишком умна для того, чтобы позволить этому олуху проиграть ее в карты. Во всем произошедшем виноват он сам, Борис. Нужно было действовать предусмотрительнее – пока Глеб бездарно спускал свою жизнь в унитаз, стоило приглядывать за Верой. А он упустил это из виду.
Однако сокрушаться по упущенным возможностям было не в его правилах. Что сделано, то сделано. Служба безопасности разыщет Веру в течение двадцати четырех часов, и больше таких ошибок он не допустит. А Подольский? Подольский тоже заплатит. Ведь финансовые долги никто не отменял.
Глава 21
Веру разбудил стук в дверь. Она подскочила на кровати и попыталась сообразить, где находится. Через мгновение произошедшее вчера нахлынуло и накрыло с головой. Спасение дочери, побег от мужа-изменщика, возвращение туда, куда она надеялась никогда не вернуться.
Солнце настойчиво светило в окна, не спасали даже шторы с подсолнухами. Стук повторился. Вера тряхнула головой и быстро оглядела комнату – убого и обветшало, все еще хуже, чем показалось ночью. Впрочем, родной дом никогда не казался ей роскошным особняком, несмотря на то что возможности сравнивать у нее особо не было. В другие дома ее не приглашали.
И снова стук. Вера бросила взгляд на часы – восемь утра. Тетя Маня что-то заметила? Наверняка. Впрочем, больше некому.
Вера спала в одном белье, а потому схватила джинсы и блузку, поспешно оделась и направилась к двери, собирая волосы в импровизированный узел. Оля еще спала, из ее комнаты не доносилось ни звука. Судя по отсутствию Бурана, пес храпел рядом с девочкой. Защитник называется.
Вера вышла в сени, потерла лицо и распахнула дверь. Соседку она любила – за мудрость, чувство юмора и доброту.
Но вместо тети Мани на крыльце стояли парень и девушка. Ему около тридцати – косая сажень в плечах, борода лопатой. Для довершения образа норвежского лесоруба не хватало только топора на плече. Впрочем, норвежцы в большинстве своем белокуры, а парень притягивал взгляд смоляными глазами и бронзово-смуглой кожей. Похож на одну из статуй Стонхенджа – грубо вылепленный, монументальный, величественный. Огромные руки с массивными пальцами. Рядом с ним его спутница выглядела мотыльком на гранитном надгробье. Словно статуэтка севрской фарфоровой мануфактуры: смесь «королевского синего» – глаза, «розового Помпадур» – губы и «желтых нарциссов» – волосы. Огромный живот, казавшийся ненастоящим, будто деформировал совершенное тело. В руках девушка держала плетеную корзинку, в которой Вера разглядела две банки домашнего варенья и банку соленых огурцов.
– Здравствуйте, – пробасил парень, – я Петя, а это моя жена Настя, мы ваши соседи.
– Вот возьмите, пожалуйста, свое, домашнее. – Настя протянула корзинку.
– Здравствуйте, – кивнула ошалевшая Вера, не приглашая гостей войти. Посетители совсем не вовремя, к тому же она вовсе не собиралась обрастать дружественными связями. Она вообще в дружбу не верила.
В светелке скрипнула кровать – Оля проснулась. Надо было выпереть этих любителей дружбы по-американски как можно скорее и приготовить дочери новую порцию отвара, пока она снова не впала в панику.
– Возьмите, это от всего сердца, и добро пожаловать, – настойчиво пробасил Петр.
– Мама? – услышала Вера тихий голос дочери.
– Спасибо, я не ем сладкое. И соленое, – объявила Вера соседям и захлопнула дверь перед их носом. Невежливо, но сейчас у нее нет другого выхода.
Вернувшись в гостиную, Вера увидела дочь. Заспанную, с растрепанными рыжими волосами и мертвенно-бледным лицом, на котором яркой россыпью полыхали веснушки. Худенькие руки с синими, явственно проступившими венами обхватили тонкое горло, Оля задыхалась. Вера подхватила дочь под руку, подтащила к окну, раздвинула тяжелые шторы, с трудом открыла растрескавшуюся створку и усадила дочь на широкий подоконник.
– Дыши, глубоко дыши, я сейчас отвар приготовлю.
У Оли не было сил ответить, она просто кивнула и прилегла на подоконник. Утренняя прохлада пробрала старый дом до последней дощечки. Оля покрылась гусиной кожей, но то, что она мерзнет, было даже к лучшему. Немного отвлечется от страха перед замкнутым пространством.
Вера метнулась в кухню, поставила на огонь кружку с водой. Пока та закипала, вернулась в комнату. Самым главным сейчас было – переключить Олино внимание:
– Оль, я дам тебе отвар, сразу станет легче, полежишь, а потом поможешь мне привести дом в порядок?
Дочь молча кивнула.
– Ты голодна?
Оля замотала головой, но Вера уже успела обругать себя, что не заехала по дороге в супермаркет и не купила еды. О чем она только думала? Явиться сейчас в сельпо означало оповестить целое село о своем возвращении, а она пока к этому не готова. Вся надежда на тетю Маню, у соседки наверняка найдутся яйца, молоко, домашний хлеб и немного картошки. А потом Вера что-нибудь придумает.
Вода закипела. Вера бросила в эмалированную кружку необходимые травы, заварила отвар и поставила на подоконник.
Пока он остывал, женщина открыла кран на кухне и умылась холодной водой. В голове прояснилось. Она пригладила мокрыми руками пшеничные волосы. Посмотрела в старое зеркало, висящее над белой раковиной. По бокам оно уже почернело, напыление алюминия дало трещины. Зеркало отражало повзрослевшее лицо семнадцатилетней девочки. Да, можно сказать, что она почти и не изменилась, вот только глаза выдавали возраст. Видели слишком многое, чего предпочли бы не видеть никогда.
Вера вновь отогнала ненужные мысли. Дом заполнял свежий воздух. Помимо двери, маленькую кухню от зала отгораживала тонкая тканевая занавеска – хлопок, пестревший яркими цветами. Вера подошла и принюхалась – в отличие от постельного белья занавеска пропахла пылью. Одним движением женщина сорвала ее и бросила на пол – пойдет в стирку. Хотя лучше бы ей отправиться в мусорку, но вещами практичная Вера раскидываться не любила. Мало ли, как жизнь повернется.
В крохотное помещение хлынул поток ничем не сдерживаемого свежего воздуха. Генеральная уборка. Вот чем стоит заняться сегодня. Чистота в доме – чистота в мыслях. Но вначале дочь.
Вера дала Оле выпить остывший отвар и посидела рядом, удостоверяясь, что паника отступила.
– Я схожу к соседке, раздобуду еды, потом позавтракаем и займемся уборкой, – озвучила она свои планы.
Девочка кивнула.
– Побудешь одна?
– Да, побуду. Я пойду умоюсь, где мои вещи?
О вещах Вера забыла. Она кинулась в сени и втащила в зал чемодан и сумки Оли.
– Можешь их пока разложить, будешь жить в той комнате, где ночевала.
– Хорошо, – безразлично кивнула девочка. – А где ванная?
Вера вдруг рассмеялась:
– Это дом с секретом.
– Это как? – не поняла Оля.
– Просто. Изба очень старая. Когда здесь жила бабушка, то она мылась в бане на улице, а здесь было всего две комнаты. Но потом родилась моя мама, потом я и… В общем, пришлось расширяться. И бабушка вначале построила ванную, а если пройти через нее, то попадешь еще в две жилые комнаты.
Оля впервые с момента приезда выглядела заинтересованной.
– А где дверь?
– Пойдем, покажу. – Вера взяла дочь за руку и повела в кухню.
Ольга оглядела крошечное помещение – старая плита, растерявшая за долгую жизнь часть покрытия, круглый столик на двоих, покрытый старомодной, почти полностью выцветшей клеенкой. Два навесных шкафчика – над плитой и над столиком. Подоконник с облезшей и растрескавшейся краской, на распахнутом окне горшок с давно засохшим растением. В углу ржавая мойка, под ней мусорное ведро. Автоматически Вера схватила горшок с растением и выбросила засохший цветок в ведро. Перехватила удивленный взгляд Оли.
– Нельзя в доме держать умершие растения, – пояснила она дочери, – посадим новые.
Справа от входа на кухню – старая дверь, выкрашенная в зеленый. Вера толкнула ее – она отворилась без скрипа. В ванной было темно, однако свет вспыхнул сразу после нажатия на выключатель.
Вера с трудом сдержала вздох – как же она пыталась убежать от этой темно-бордовой, въевшейся намертво в земляной пол плитки, от старой эмалированной ванны, от почерневшей от времени пластиковой занавески. Еще одно уничтоженное временем зеркало и стены, покрытые все той же опостылевшей зеленой краской, полученной в подарок от одного из благодарных пациентов.
У ее семьи никогда ничего не было для себя. Дар запрещал наживаться. А еще он запрещал заниматься другой работой, кроме помощи людям. Поэтому выживали как умели: когда соседи подсобят, когда кто в подарок принесет что-нибудь. Как эту зеленую краску, например.
Оля, с любопытством рассматривающая интерьер, заметила еще одну дверь слева.
– А там что?
– Там маленький коридор, который ведет в две комнаты.
– Я могу посмотреть?
– Конечно, но сначала помойся.
Вера до упора вывернула краны – снова хлынула ржавая вода.
– Пусть стечет, потом прими душ, в ванную не садись, ее надо почистить. Вот зубная щетка, гели и шампуни в твоей сумке.
Оля кивнула.
– Я скоро вернусь, наведаюсь к соседке, – предупредила Вера и вышла из ванной. Свистнула Бурану.
– Охранять.
Вера вышла из дома. Солнце поднималось все выше. Двор снова напомнил зачарованный лес, в котором прекрасный принц обнаружил замок со Спящей красавицей. Только в их случае непролазные кусты скрывали избушку на курьих ножках.
Перед визитом к тете Мане Вера решила провести краткую инспекцию двора, но потерпела сокрушительное поражение. Дом было невозможно обойти даже по периметру – настолько туго сплелись вокруг него кусты и деревья. Сквозь небольшие просветы в густой растительности Вера заметила в глубине сада теплицу, которую пощадило время. Отлично, можно посадить овощи.
Автоматически подумала, что по возвращении от тети Мани надо спуститься в подвал и поискать посадочный материал – мать и бабка ежегодно отбирали для этой цели лучшие семена. Деревья она осмотрит более внимательно тоже по возвращении. Самое время их обрезать и вернуть к жизни.
Вера вышла со двора и направилась к дому тети Мани, по пути прислушиваясь. Вдалеке уже раздавалось гудение трактора, лаяли собаки, тарахтели автобусы. Дом находился на отшибе, но даже здесь можно было услышать первые звуки проснувшегося села. Интересно, откуда появились новые соседи? Неужели кто-то осмелился построить дом неподалеку? Вера повертела головой, но никаких новых строений не заметила.
Во дворе у тети Мани было тихо. Не мычала корова, не кудахтали куры и не ругалась сама соседка, пытаясь накормить жадных уток. Загон для скотины пустовал, но грядки выглядели более или менее ухоженными, не заросли бурьяном. Их обрамляли чахлые кусты малины, ежевики, смородины. Дальше по всему огороду торчали неумело натыканные тонкие молодые деревья. Тетя Маня сошла с ума?
Поднявшись по выкрашенному розовой краской крыльцу (почему она его больше не белит?), Вера постучала в дверь, сменившую цвет с зеленого на белый. Прислушалась.
Быстрые шаги, дверь распахнулась, на пороге Петр. Он удивленно уставился на Веру, та на него. Отступила немного, но сразу взяла себя в руки.
– Тетя Маня дома? – без разведения церемоний поинтересовалась женщина.
– Нет, она умерла два года назад, царство небесное. Теперь вот мы тут с Настей живем, – прохладно ответил Петр. Словно в подтверждение его слов из-за плеча лесоруба показалось фарфоровое личико Насти.
– Вы купили ее дом? – уточнила Вера.
– Нет, в наследство достался, я ее двоюродный племянник, – пояснил Петр, – у тети Мани других родственников не было.
– Я знаю, – кивнула Вера.
Настя оттолкнула бестолкового мужа и махнула Вере рукой:
– Проходите, мы как раз собирались чай пить. Присоединитесь? Чай свой, домашний, – с нескрываемой гордостью сообщила она, – из листьев малины и смородины.
Вера покачала головой:
– Спасибо, но я думала, тетя Маня дома, хотела попросить у нее еды какой-то, позавтракать, мы вчера по дороге не успели купить.
– Так мы поделимся, правда, Петруша? – Все так же размахивая руками и приглашая Веру войти, настаивала Настя. – Вы проходите, я сейчас что-нибудь придумаю.
– Мы? – уточнил Петр, все еще с недоверием разглядывая неприветливую соседку, которая полчаса тому назад захлопнула у него перед носом дверь.
– У меня есть дочь, Оля, она приболела, – пояснила Вера, – поэтому я не могла утром с вами разговаривать.
Петр, обдумав ее аргумент, сделал шаг назад.
– Проходите, – кивнул он.
Вера, немного поколебавшись, вошла в дом. Эти двое ничего про нее не знали, поэтому не представляли опасности. К тому же Олю надо было накормить, да и самой перекусить перед долгим днем.
Пройдя через сени, Вера попала в зал. Конструкцией дом тети Мани ничем не отличался от их собственного. Единственной разницей было то, что одинокая женщина не стала пристраивать комнаты за ванной.
В отличие от гостиной Веры посреди зала Петра и Насти стоял добротный дубовый стол, рядом с ним кожаное эргономическое кресло. На столе – дорогой современный ноутбук. Похоже, это его экран светился вчера в окне. Симпатичные новые занавески на окнах, стены недавно покрашены, впрочем, как и пол, посреди которого красовался милый половичок с изображением сов. В углу большой кожаный диван, на котором лежали два уютных разноцветных пледа. Напротив – большой телевизор. Для заданных условий весьма недурственно.
Настя, ухватив Веру за руку, потащила ее на кухню, треща, как трещотка:
– А мы с Петрушей в том году переехали. Бросили все в городе и решили стать дауншифтерами. Точнее, Петруша продолжает работать, он у меня отличный программист, – с нескрываемой гордостью уточнила Настя, – а я ушла из университета и решила жить настоящей жизнью – природа, дети. Вот малыша ждем, – указала она на выпирающий живот и нежно улыбнулась.
– Поздравляю, – улыбнулась в ответ Вера. При ближайшем рассмотрении Настя оказалась не намного старше Оли – лет двадцать, не больше. Девушка вызвала в Вере противоречивые эмоции – одновременно и материнские чувства, и ощущение жизни, стремительно пролетающей мимо с головокружительной скоростью, в которую уже не вернутся юность и наивность.
Посреди крошечного кухонного стола Насти и Петра стояло новенькое белое блюдо с домашними оладьями – пышными, пористыми, поджаристыми – и красный заварной чайник в белый горох. Рядом две пол-литровые чашки, украшенные японскими иероглифами. Две фарфоровые тарелки. Стол был прикрыт разноцветными резиновыми подставками под горячее. Крошечное старое окно с потрескавшейся белой краской задрапировано тканевыми жалюзи. Этакая тщетная попытка вдохнуть молодое дыхание в старый дом.
– Попробуйте, – продолжала тарахтеть Настя, доставая из навесного шкафчика еще одну фарфоровую тарелку с чашкой и ставя перед Верой, – оладьи Петруша сам пек, он у меня на все руки мастер. – Перед Верой появилась вилка. Отказаться не было никакой возможности, хотя Вера на дух не переносила жирные жареные куски теста. – А сметану мы пока в селе покупаем у одной бабушки, своей коровкой еще не обзавелись. Ну ничего, вот подрастет маленький, – Настя мечтательно погладила себя по животу, – тогда и хозяйство заведу. Я пока просто изучаю этот вопрос – читаю в Интернете, чем кормить, где держать, в каких условиях, ну вот это все.
– Могу предложить вам яйца, хлеб, масло и сметану с творогом, – на кухне появился Петр, прерывая болтовню жены. В руках он держал большую плетеную корзину, до края заполненную продуктами.
Вера отковырнула кусок оладьи и проглотила. Ну что же, вполне съедобно, Петруша вовсе не безнадежен. Реши Глеб приготовить нечто подобное, вышло бы значительно хуже.
– Спасибо, – кивнула она Петру и полезла в карман за деньгами, но тот остановил ее жестом.
– Не надо, мы же соседи. – Он покачал головой.
– А вы к нам надолго? – уточнила Настя. – Тоже из города? Ешьте, ешьте, а то остынет.
– Я здесь когда-то жила, – уклончиво ответила Вера, – спасибо, мне пора, – поблагодарила она хозяина, краем глаза заметив, как потухло личико Насти. Похоже, девушке в селе смертельно скучно. – Было очень вкусно, – добавила она, желая сделать приятное хозяйке.
– Но вы же ничего не съели, – разочарованно протянула Настя.
– Я на диете, – соврала Вера.
Парень и девушка выглядели безвредными. И если она сама совершенно не нуждалась в общении с кем-либо, кроме дочери, то Оле будет полезно отвлечься от грустных мыслей.
– Настя, моей дочке пятнадцать. Она моложе вас, но если станет скучно, Оля будет рада пообщаться, – подумав, мягко предложила Вера.
– Ой, я с удовольствием, – снова зажглась Настя. Девушка походила на бенгальский огонек – малейшей вспышки достаточно, чтобы заискриться.
– Договорились. – Вера взяла корзинку из рук Петра и подняла на него взгляд. – Я в долгу не останусь.
Петр кивнул. Вера направилась к выходу, остановилась на секунду в дверях и обернулась к Петру с Настей:
– Малину поднимите, обвяжите, избавьте от старой листвы, обрежьте. Когда почки пойдут, еще раз обрежьте вымерзшее. Добавьте мочевину при первом весеннем поливе. Тогда сможете урожай собрать. И листья для чая сочными будут. Всего доброго.
Выйдя во двор, Вера быстрым шагом преодолела его, вышла на небольшую дорогу и вернулась на свою территорию.
– Оля? – позвала она с порога.
Навстречу выбежал Буран, виляя хвостом и засовывая любопытный нос в корзину. Вера вздохнула – она совсем на себя не похожа, из головы вылетело абсолютно все. Про еду для собаки даже не подумала. Ладно, поделится с ним творогом и яйцом, но выйти в центр села все равно придется. Надо только собраться с силами.
– Оля? – еще раз позвала Вера дочь.
Откуда-то сбоку раздался скрип, Вера резко повернула голову и вздрогнула. Оля выпорхнула из комнаты, одетая в немного старомодное платье – мягкий шоколадного цвета шелк с разбросанными по нему желтыми цветами. Платье было чуть ниже колен и вольно струилось по стройной фигурке. Круглый вырез, обрамленный кружевным воротничком, тонкий шнурок на талии вместо пояса. Шоколад материи подчеркивал Олину бледность и зелень глаз. Это было Верино выпускное платье, и дочь смотрелась в нем очень взрослой. Уже не котенок, а молодая кошка.
– Смотри, что я нашла, – просияла Оля. – Это твое?
– Да, – кивнула Вера и направилась в кухню, – накрывай на стол и садись завтракать. А после уберем в доме, постараемся сделать его пригодным для жизни.
Оля закружилась, как маленькая, окидывая взглядом скромное помещение, и глубоко вдохнула:
– Мам, а мне здесь нравится. Здесь так… – она задумалась над своими ощущениями, – правильно, что ли. Это же настоящее родовое гнездо!
– Родовые гнезда чуть иначе выглядят, – криво усмехнулась Вера, выкладывая продукты на стол.
– Нет-нет, мама, ты не права, – вдруг решила поспорить Оля, – и в замке можно плохо себя чувствовать. А тут… тут хорошо! – Девочка разрумянилась и, казалось, вся светилась. Вера бросила беглый взгляд на дочь и увидела в ней разом черты и бабки, и матери. В этом дурацком унылом платье она выглядела достойной продолжательницей рода.
– Переодевайся, – излишне резко велела Вера, – и помоги мне.
– А можно, я в платье позавтракаю? – заканючила Оля.
– Нет.
В подвесном шкафчике нашлись слишком хорошо знакомые щербатые чашки и тарелки (похоже, за семнадцать лет никто так и не сподобился обновить посуду). Вера поставила их на стол. На подоконнике рядом с уже пустым цветочным горшком стоял старый, местами погнутый чайник со свистком. Темно-синего цвета, с изображением все той же желтой птицы на боку. Вера набрала воды и включила газ. Затем извлекла из недр старой духовки чугунную сковородку, чьи бока покрывал толстый слой копоти. Тщательно сполоснула горячей водой и поставила на огонь. Кинула кусок домашнего масла и одно за другим разбила три яйца – сейчас им необходим сытный завтрак. День будет долгим.
Глава 22
Борис Лобанов-Ростовский начинал день рано. Не потому, что тому, кто рано встает, бог дает. В таком случае Борис вообще бы не ложился. Нет, все гораздо проще – чем больше работаешь, тем больше зарабатываешь. Но если кому-то проще это списывать на божьи милости – пожалуйста, почему бы и нет?
Ровно в шесть утра он заходил в рабочий кабинет. Два часа до того момента, как в офис начнут прибывать подчиненные, были самым любимым временем суток. Его владения располагались на верхнем этаже нового офисного здания. Борис предпочитал сидеть повыше – оттуда лучше видно. Сонный город, пробуждающееся солнце, редкие машины на улицах, полумрак в комнате. Офис был ультрасовременным и походил на прозрачный аквариум. Жалюзи располагались лишь напротив его рабочего места – на той стене, что отделяла его кабинет от остального офиса. От секретаря, сидевшей в кабинете справа, и от начальника охраны Анатолия (специалиста по личным вопросам), обитавшего слева, Борису было нечего скрывать. За спиной Бориса расстилался город.
Немного нелепо посреди холодного стеклянного пространства смотрелись массивный стол из красного дерева, обитый зеленым сукном, и стоящее рядом с ним массивное винтажное кресло. Но Борису было плевать – в кресле ему удобно, а стол пробуждал воображение – когда-то он принадлежал известному архитектору. Только здесь Борис мог рисовать. Еще одной особенностью офиса являлась идеальная звукоизоляция. Ею владелец особо озаботился. Ведь каждое утро, в течение двух часов, он слушал классическую музыку. Она помогала ему творить.
Неподдельной страстью Бориса были перестройка и реставрация старых особняков. И хотя сам он не имел художественного образования и весьма посредственно рисовал, Борис обладал, что называется, видением.
Каждый раз, когда он покупал очередной разваливающийся на части дом, он совершенно точно видел, как тот будет выглядеть после окончания реставрации. Успешному предпринимателю нравилось вдыхать в старинные постройки новую жизнь. Так он ощущал себя творцом. И пусть он пока не сумел оживить собственную Галатею, в его силах было создать достойное ее пространство.
За прошлый год Борис Лобанов-Ростовский превратил часть ветхого городского купеческого наследия в ресторан, салон красоты и элитную недвижимость.
На него всегда работали историки. Он органически не переносил новоделов и не допускал к работе мастеров, которые могли закрасить белой краской старинную лепнину, мозаику или ручную роспись стен. Таких бы он расстреливал на месте.
Сам Борис действовал другими методами. Каждый раз, когда очередной умирающий дом попадал в его руки, начиналась работа по изучению истории.
Специалисты рассказывали о судьбах семей, владевших особняком, частенько отыскивали в архивах старые фото владельцев. Демонстрировали, каким дом был до революции.
Все это Борис собирал по крупицам и скаредно хранил. Чем больше он узнавал историю особняка, тем ярче вырисовывалась в голове картина реставрации. В этом доме основной, к примеру, была столовая, где семья собиралась, там каждый вечер за чаем из самовара делилась новостями. Значит, столовой уделим особое внимание. А в том доме жили ценители искусства – проводили вечера в гостиной, собирая светское общество, – музицировали, писали стихи в альбомах, вели жаркие дискуссии. И гостиная выводилась на первый план. В последнем доме, который он приобрел, проживала бывшая балерина Большого театра. Раз в месяц она устраивала большие балы. Значит, реставрацию надо начинать с бального зала. Так, потихоньку, игрушки начинали приобретать целостность.
После того как Борис придумывал «концепцию», за дело брались реставраторы. Аккуратно сдирали корку с многочисленных застарелых ран, нанесенных дому невеждами, и зачастую под очередным слоем краски или обоев находили истинные жемчужины – лепнину, роспись, ценное дерево.
Оригиналы всегда реставрировали. На это Борис не жалел денег. Собрал лучших мастеров со всего региона, часто проектами руководили специалисты из столицы и даже приглашенные из-за границы. Шаг за шагом они восстанавливали первоначальный облик очередного дома. Параллельно работали декораторы, рыскающие по барахолкам, блошиным рынкам, интернет-аукционам и находящие соответствующие дому предметы интерьера. Люди, работавшие на Бориса, имели связи в ломбардах города и всегда были в курсе, если какая-нибудь отчаявшаяся старушка решила продать семейную реликвию – будь то предмет интерьера, картина или украшение. Они появлялись там спустя полчаса и выкупали раритеты. Сам же Борис был мелким божком, вдыхающим жизнь во все эти процессы. Он один держал в голове всю картину и ревностно следил, чтобы его идеи воплощались в жизнь.
Так появились ресторан «Кухмистерский», салон красоты «Будуар» и элитный дом «Бал-маскарад». Заведения пользовались бешеной популярностью среди городской элиты, а квартиры в «Бале-маскараде» и вовсе ушли с аукциона. Кстати, финальное решение о продаже квартиры тому или иному покупателю принимал сам Борис. Вандалов в свои сокровищницы он не пускал.
Сейчас, включив вальсы Шуберта, мужчина погрузился в изучение плана дома, который хотел купить, но не решался без совета Веры. Его интересовал хозяин, странным образом получивший этот дом в наследство. С черными риелторами Борис никогда не связывался. И хотя его люди заверили, что по документам все чисто, Бориса что-то беспокоило.
Дом выглядел слишком заманчиво. Единственный чудом уцелевший особняк, стоящий посреди оживленного проспекта. Четыре этажа, колонны и запущенный сад. Дом ветшал, и, возможно, внутри реставраторов ожидала масса сюрпризов. Старые дома – как китайские шкатулки, никогда не знаешь, что найдешь под оберткой. То деревянный каркас, полностью изъеденный жуками, то полностью сохранившиеся конструкции, нуждающиеся лишь в небольшой полировке.
Борис уже видел, каким станет этот дом после реконструкции. Пожалуй, его можно будет сдать в аренду одному из консульств. Дело за малым – «добро» от Веры.
От размышлений его отвлек Анатолий. Деликатно постучался. Как обычно, весь в черном – брюки, водолазка и куртка. Не хватало только очков, и вышел бы отменный борец с инопланетными захватчиками. Борис сделал музыку тише. Недовольство решил не выражать – Анатолий никогда не решился бы в утренние часы побеспокоить хозяина без веской на то причины.
– Можно, Борис Вольдемарович?
Борис кивнул. Сотрудник вошел в кабинет, сел в кожаное кресло, стоявшее перед массивным столом. В руках он держал распечатки (на случай, если босс затребует подтверждение его слов, чего никогда еще не случалось).
– Новости о Вере? – Борис откинулся на спинку кресла и скрестил пальцы.
– Да. Подольская Вера Григорьевна не покупала билеты на самолет, поезд или автобус, – отрапортовал Анатолий.
Борис молча кивнул, внимательно слушая.
– Мы сняли показания с уличных камер, а также уговорили пару жильцов соседних домов предоставить информацию с их камер наблюдения. Около девятнадцати часов тридцати минут из дома Подольских выехала машина – желтый «Мустанг». Машина вначале двинулась по направлению к школе, где учится дочь Подольских. У школы пробыла недолго, затем устремилась на север, к выезду из города. А вскоре исчезла с камер наблюдения. За рулем предположительно сама Вера Григорьевна. С Глебом Николаевичем мы в тот момент ехали к вам в… гости.
– Она же не умеет водить, – полуутвердительно спросил Борис.
– Не факт, – пожал плечами Анатолий, – права на вождение автомобиля на ее имя не выдавали, но это лишь подтверждает имеющуюся у нас информацию.
– Какую именно?
Анатолий вздохнул и мрачно уставился на шефа.
– Веры Григорьевны Подольской в природе не существует.
Глава 23
Глеб держал в руках лист бумаги формата А4, на котором черным по белому было написано, что восемнадцатого февраля тысяча девятьсот восемьдесят третьего года в городе N родились только мальчики. В отделе регистрации населения нет данных о Вере Григорьевне Решетневой, в замужестве Подольской.
Глеб со странным упорством перечитывал информацию снова и снова. Семнадцать лет вместе – и ни малейшего сомнения в ее честности. Все было так складно – небольшой рабочий городок, смерть матери и бабки, побег от страха попасть в интернат, билет на первый попавшийся поезд и судьбоносная встреча на вокзале. Невозможно было и помыслить, что Вера врала с самого начала, выдавала себя не за ту, кем являлась на самом деле. Как такое могло случиться? Он сам, маэстро мелких афер и комбинаций по разводу населения, был мастерски обведен вокруг пальца девчонкой. И где же теперь ее искать?
Он обзвонил две школы города N, который Вера выдавала за родной. Представившись корреспондентом газеты и рассказав сопливую историю о том, как Вера спасла из огня маленького ребенка, попросил рассказать о ее детстве. Но ни в одной из школ никогда не слышали о Вере Решетневой. Так же как и в книгах местного ЗАГСа о ней не было ни малейшего упоминания. Соответственно, к этому городу она не имела никакого отношения.
Глеб все больше убеждался, что жену и дочь никто не похищал. Если она успешно соврала ему о прошлом, что мешало лгать о том, что она не умеет водить машину? Вполне могла научиться за время его отсутствия и скрыть этот факт. Благо, он сам дал ей такую возможность.
У Глеба было хобби – он ездил на все значимые кинофестивали мира, чтобы вдохнуть особенный запах жизни богатых и знаменитых и снять пару-тройку зарубежных умелиц. Он не жалел денег на лучшие места в зале, любил хороший звук и изображение. Содержание фильмов являлось для него вторичным. Атмосфера – вот, что имело значение. Он даже ходил на показы арт-хауса, просто для себя, хотя особого интереса к этому жанру не испытывал и, откровенно говоря, не понимал.
Жена увлечений Глеба не разделяла. Ей было скучно. Вера утверждала, что фильмы не оставляют пространства воображению, что они навязывают готовые образы, действия и даже мысли персонажей. Ей же нравилось придумывать миры самой. Поэтому она жила в мире книг, он часто видел кипы книг, лежащие на видных местах по всему дому. Вот только читала ли она их на самом деле или просто прикрывалась, чтобы заняться чем-то другим, – большой вопрос.
Ладно, некогда думать о тоннах лжи, которые нагородила жена. С Верой он потом разберется. Если, конечно, найдет. Сейчас нужно спасать свою шкуру. Борис явно не поверил, что Глеб не в курсе того, куда делись жена и дочь. Поэтому он не отстанет от Глеба, пока не добьется правды. И действовать будет любыми методами. Еще есть долг, который нужно вернуть Лобанову-Ростовскому в течение недели. При таких раскладах будущее не сулило ничего хорошего. Собственно, будущего у Глеба не было. Лучший способ попытаться исправить ситуацию – это найти Веру раньше Бориса. Но как это сделать?
Глеб схватил ноутбук и в слабой надежде ввел в строку поисковика «Вера Подольская». Ничего. Ладно, Вера вряд ли сидит целыми днями в соцсетях, но вот Оля наверняка должна общаться с друзьями. Хотя Глеб не был уверен, есть ли у дочери друзья. Оленька всегда казалась немного отрешенной от этого мира. Ни разу не пригласила подругу домой, не ходила ни к кому в гости, на дни рождения ее тоже не приглашали. Да что там – никто из одноклассников ни разу им не позвонил. Даже когда Оля сломала ногу и месяц не ходила в школу. Ничего удивительного, что про Олю Подольскую поисковик тоже ничего не знал.
Глеб отложил ноутбук в сторону и заметался по развороченному дому, как загнанный зверь. Открыл холодильник – не обнаружил ничего интересного, кроме пачки молока. Отчаянно захотелось выпить, но дома не было ничего, только пара бутылок красного вина, в которое Глеб каждый вечер подмешивал Вере снотворное. От одного их вида тошнило. Сгонять в магазин, что ли? Глеб тут же вспомнил, что сгонять не получится. Он остался без машины. Может, купить новую? Эта мысль еще больше огорчила – денег на покупку не осталось. Кстати, странно, что Лобанов-Ростовский еще не напомнил о долге.
Словно в ответ на его горестные размышления залился трелью дверной звонок. Не было нужды спрашивать, кто это. Соседи за солью к ним не забегали. Глеб распахнул дверь и уставился мутными глазами на Бориса. Тот в отличие от хозяина квартиры выглядел свежим и отдохнувшим. Вот кого совесть не мучает и дает спокойно спать по ночам. Впрочем, есть ли у Лобанова-Ростовского совесть?
– Не возражаете, Глеб Николаевич? – Борис отодвинул хозяина и прошел в дом без приглашения. Поморщился от кислого запаха – Глеб так и не переоделся с момента знаменательной игры в карты.
– Вас что, ограбили? – спросил незваный гость, брезгливо оглядывая помещение.
– Нет, от меня жена сбежала, я же говорил, – пробормотал Глеб и рухнул на диван, потер глаза – красные, воспаленные после суток без сна.
– Я думал, у вас появились новые версии.
– Новых версий нет и не будет, я не мастер художественного свиста. – Глеб устало махнул рукой. – Валяйте, можете все здесь осмотреть. Разрешаю даже поискать под кроватью или в шкафу. Что найдете, то ваше. – Он мрачно хохотнул.
Борис пристроился на ручке кресла, стоящего напротив дивана, окинул взглядом помещение.
– Очень уютный дом, Глеб Николаевич, а сад вообще выше всяких похвал.
– Это все Вера. – Глеб потянулся за чашкой, стоящей рядом с одной из Вериных книг на низком деревянном столике возле дивана. Сделал глоток и скривился – кофе остыл и показался просто отвратительным.
– При встрече передам ей свои комплименты, – светски уверил Борис, – а теперь рассказывайте, где может быть ваша жена?
Он скрестил руки на груди, приготовившись слушать.
– Понятия не имею. – Глеб растянулся на диване, не в силах больше сидеть. – Не возражаете?
– Если буду возражать – дам знать. Толик, зайди, – вдруг позвал Лобанов-Ростовский.
Входная дверь отворилась, и в проеме возник давешний спутник Глеба. Человек в черном. Глеб моментально подскочил на диване, Борис едва сдержал улыбку:
– Вы прилягте, Глеб Николаевич, отдохните. Здесь все свои. Просто я не мастер вести разговоры с людьми, а вот у Анатолия есть особый дар. Талант, можно сказать. Он помогает людям вспомнить прошлое.
– Утюг, плоскогубцы, испанский сапожок, сыворотка правды? – обреченно поинтересовался Глеб.
– Для начала – точно сформулированные ответы на мои вопросы, – Анатолий остался стоять, – если будете отвечать правдиво, то с моими методами вам не придется познакомиться.
Глебу расхотелось валяться на диване. Он встал и направился к барной стойке, отделанной мрамором и белым деревом, визуально отделявшей комнату от кухни. Стойка была идеей Веры, она ни в коем случае не хотела отводить для кухни отдельное помещение, сказала, что ей не хватает воздуха и света, пространство должно быть максимально открыто. В итоге в их почти двухсотметровом доме получилось всего три комнаты на втором, спальном этаже.
– Итак. Начнем ab ovo, как говорится. Как вы познакомились с будущей женой? Мне можно как священнику, всю правду, – посоветовал Анатолий.
Глеб обреченно вздохнул и попытался сконцентрироваться, вспомнить детали. Прежде всего это нужно было ему самому. Может, в прошлом осталась какая-то ниточка.
– Мы познакомились семнадцать лет тому назад на вокзале, – начал он, – я увидел симпатичную девушку. Она вышла из поезда, и ее никто не встречал. Грех было не воспользоваться. Ну я и подкатил.
– Что вы делали на вокзале? – уточнил Анатолий, хотя и так знал ответ. Просто небольшая проверка на честность. Он пристально наблюдал за Глебом. Тот нервничал, боялся, готов был впасть в истерику. Но не лгал. Пока.
– Я? – Глеб запнулся. – Друга провожал.
– Глеб Николаевич, – укоризненно покачал головой Борис.
– Ладно, я промышлял мелкими кражами, – с раздражением признался Глеб, – но это уже в прошлом.
– Хорошо, – кивнул Борис, поднялся и пересел в кресло, закинув ногу на ногу – беседа обещала быть длинной. – Не надо врать. Знаете, ложь – это один из страшных грехов, – назидательно констатировал он.
– У меня их достаточно, чтобы не беспокоиться именно об этом. – Глеб заправил капсулу в кофейную машину и нажал на кнопку.
– Вы подкатили к девушке, и что дальше? – вернул Анатолий Глеба в конструктивное русло.
– Ну что дальше? Предложил выпить кофе вечером, попросил номер телефона. Она сказала, что только приехала в город, еще не знает, где остановится, и попросила мой номер.
– Вы дали?
– Ну да, почему нет? – пожал плечами Глеб.
– Что дальше?
– Она позвонила в тот же вечер, мы встретились, немного погуляли. Через неделю я предложил ей переехать ко мне, знаете, даже квартиру снял. Вера была… не такой. – Глеб снова вспомнил, какое впечатление жена произвела на него при первой встрече. Определение «не такая» являлось очень точной характеристикой. Пожалуй, он мог сравнить ее с девушкой-инопланетянкой из фильма, который однажды видел. При внешней посредственности, отсутствии яркой красоты и модельных параметров Вера резко отличалась от всех девиц, с которыми Глеб был знаком. У нее имелась одна отличительная черта – казалось, что она видит тебя насквозь. С ней можно было не притворяться и оставаться самим собой. Непозволительная в большинстве случаев роскошь.
– Она сразу согласилась переехать? – поинтересовался Борис.
– Нет, – покачал головой Глеб, – сказала, что переедет только после свадьбы, и я сразу сделал предложение.
Анатолий хмыкнул:
– Интересный выбор. Что вы ей могли предложить на тот момент?
– Ничего, – усмехнулся Глеб, – на это я и купился. Ей ничего от меня не было нужно. И я влюбился впервые в жизни.
Анатолий бросил взгляд на шефа, тот кивнул.
– Что она рассказала о себе?
– Немного. Сказала, что сирота, мать умерла рано, отец неизвестен, воспитывала бабка, после ее смерти Вера, мол, и уехала из своего городка, решила попытать счастья в крупном городе.
– Из какого она города?
– Уверяла, что из N, но можете не стараться, я уже отправил запросы. В этом городе Вера Григорьевна Решетнева никогда не жила.
– Так, – Борис снова скрестил пальцы и задумался. – А паспорт вы ее видели?
– Нет, она сказала, что его украли в поезде, а менты выписали ей справку. После росписи Вера сразу взяла мою фамилию, и ей дали новый паспорт. Этот я видел миллион раз – место рождения N, Вера Григорьевна Подольская, родилась восемнадцатого февраля тысяча девятьсот восемьдесят третьего года. Все ложь, – грустно подытожил он и выпил залпом свой кофе.
– Она могла сделать себе другой паспорт так, чтобы вы об этом не знали? – уточнил Анатолий, в принципе заранее догадываясь об ответе на этот вопрос.
– Она могла сделать что угодно, – вздохнул Глеб. – Как оказалось, я вообще мало что знаю о своей жене. К тому же время такое было – конец девяностых. Самое то ловить рыбу в мутной воде. Вам что-нибудь предложить, господа? – светским тоном обратился он к Анатолию и Борису. Те синхронно покачали головами.
– Что она рассказывала о своем детстве? Имена, друзья, воспоминания? – продолжил допрос Анатолий.
– Ничего не рассказывала. – Глеб заправил еще одну капсулу, казалось, что еще немного – и он отключится.
– Глеб Николаевич, осторожней с кофе, такое количество потреблять вредно, – мягко предупредил Борис.
– Хуже не будет. – Глеб нажал на кнопку. – Мы сразу договорились – никаких вопросов. Мне не хотелось рассказывать, чем я промышляю, а она лишь один раз сказала, что детство вспоминать не хочет, и этого хватило, чтобы не задавать лишних вопросов.
– Занималась ли она каким-то спортом? Или, может, в хоре пела? Какие у нее таланты?
– Ничего такого, – покачал головой Глеб, беря чашку и делая маленький глоток.
– Она постоянно читала, – напомнил Борис, – человек без образования и увлечений обычно не обременен любовью к книгам.
– Откуда вы?.. – Глеб обреченно махнул рукой. – Нет, она не все время читала. Я вспомнил. Она как-то пошла в книжный магазин и купила там целую кипу книг, уйму денег потратила, я даже расстроился немного. И там ерунда какая-то была типа Жюля Верна или чего-то про индейцев, я еще удивился, такое обычно в школе читают, а она накинулась. Как будто у нее до приезда в город вообще не было возможности читать.
– Вы замечали еще что-то особенное в ее поведении? – Анатолий принял стойку. Наконец-то Глеб начал выдавать интересную информацию.
– Да не сказать чтобы… Она просто… даже не знаю, как сформулировать. Она не такая, как все, – наконец подыскал нужное определение Глеб.
– В чем это выражается? – уточнил Борис.
– Ну, например, вначале она себя вела как маленький Маугли. Чтобы было понятно – ее растила бабка, достатка в семье не имелось, не до жиру – быть бы живу. Поэтому, когда мы только поженились, Вера попросила меня купить самый мягкий матрас, который только нашелся в магазине. Первое время мы спали на водном, – улыбнулся Глеб, вспоминая те счастливые дни. Искренний восторг Веры и ее смех. – Потом я повел ее в магазин купить одежду, и она выбрала, – он хихикнул, – это был просто ужас, если честно. Какие-то платья вечерние с камнями и блестками, туфли на высоченных каблуках, тонны макияжа. Потом Вера начала почти каждый день ходить в парикмахерскую-маникюр-педикюр-спа, я даже переживал, что она станет как одна из моих подружек. Бывших, – быстро уточнил он.
– Не вижу ничего «не такого», – критически заметил Борис, – типичное поведение молодой девочки, добравшейся до большого города.
– Но через год она родила Олю, и все изменилось. Как подменили, – пояснил Глеб, – выкинула все вещи, влезла в джинсы с футболками, каблуки так ни разу больше и не надела. Сидеть стала на полу, перестала пользоваться косметикой и ходить по парикмахерским. Голову мыла травой какой-то и Олю купала тоже только в отварах. Дом заставила купить, сад насадила, ну, вы видели.
– Вернулась к истокам, – пробурчал Анатолий.
Борис согласно кивнул.
– Что еще? – спросил он у Глеба.
– Да ничего. В доме запретила перегородки ставить – выкрасила все в белый цвет, окна огромные, много воздуха и света. Ну, сами видите.
– Дело вкуса, – хмыкнул Борис. – Что тут странного?
– Да вроде бы и ничего, – Глеб задумчиво пожевал губу и удивился, что кофе так быстро закончился, – но когда я предложил сделать кухню в отдельном помещении и из нее вывести дверь в гостевой туалет, Вера заплакала. Знаете, это вообще один-единственный раз, когда она плакала.
Борис кинул взгляд на Анатолия, тот кивнул. Он ничего не записывал из того, что говорил Глеб, но сомневаться не приходилось, запомнил каждое слово.
– Может, все-таки чаю? – отрешенно предложил Глеб. Он включил чайник. Чаю вовсе не хотелось, но надо было себя чем-то занять, чтобы не выдать волнения и не дать нервам взять верх.
Анатолий и Борис синхронно покачали головами. Глеб являл собой жалкое зрелище – в засаленной футболке, заляпанных кофе серых спортивных штанах, небритый, с грязной головой. И как венец этого великолепия – «Вашерон Константин» на левой руке.
– Как вы начали бизнес? Чья это была идея? – продолжил допрос Анатолий.
Мысленно он уже добавил определенные черты к портрету Веры – в детстве не баловали, новые вещи практически не покупали (то ли не хотели, то ли средства не позволяли), девчонка была лишена всего того, что составляет жизнь среднестатистического подростка. Наверняка жила в небольшом темном доме, где была кухня, дверь из которой вела в туалет. Ее поведение после переезда – типичный результат детских травм и обид. Хотя вся эта информация ничего толком не давала – половина страны могла похвастаться таким детством.
Не дожидаясь, пока закипит чайник, Глеб вернулся на диван, сел и потер лицо руками, безуспешно прогоняя усталость. Глаза еще больше воспалились. Он поднял голову и, прищурившись, посмотрел на Анатолия. Непонятно, какие еще методы тот использовал, чтобы заставить говорить правду. Достаточно одного – отсутствия сна. Глеб уже был готов выложить что угодно.
– Бизнес – это все Вера. Однажды я поздно вернулся домой. День выдался тяжелый, меня поймали с поличным, еле удалось убежать.
– Вера знала, чем вы занимаетесь?
– А вы как думаете? – усмехнулся Глеб. – Но официально я ее в известность не ставил. В тот день я попал домой за полночь – пришлось долго прятаться во дворах. Мы тогда снимали однокомнатную квартиру за окраине, но менты знали, что я там живу. Я боялся, что они меня вычислят по описанию потерпевших и явятся, но в тот раз пронесло.
Глеб уставился перед собой, словно видел картину всего происходящего в новом арт-хаусном фильме и теперь описывал ее незрячему человеку.
– Было ближе к двум часам ночи, но Вера не спала. Я пришел, а она сразу сказала, что пора завязывать. Я весь на взводе был, вначале вызверился на нее, что жить нам станет не на что – у меня ни образования, ни работы. И только потом до меня дошло. Спросил, откуда она знает? Я же никогда не говорил. Вот тогда она сказала, что видит, если захочет, то, что произойдет в ближайшие три часа. Ну я еще не понял, к чему это она. А она предложила открыть контору, типа я астролог, а она будет вместо меня предсказывать будущее, давать прогноз.
– Почему вы, а не она сама?
– Я не задавал вопросов.
– Вас совсем не интересовало прошлое жены? Откуда у нее такие способности, занималась ли она чем-то подобным раньше?
Глеб поднял голову и попытался сфокусировать мутный взгляд на Борисе.
– Я ее любил, и мне было все равно, что у нее в прошлом. Да реши она сама рассказать, я бы послушал, но если она не хотела, зачем давить и ссориться?
Борис покачал головой. Он не понимал. Прежде чем подпустить к телу очередную модель, Лобанов-Ростовский всегда тщательно проверял ее прошлое – на кону стояло слишком многое. Впрочем, мелкому мошеннику Глебу терять было нечего. Он мог позволить себе такую роскошь, как безоговорочное доверие женщине.
– Вера сказала, что это поможет нам разбогатеть, но общением с клиентами должен заняться я, – продолжал Глеб, не замечая его реакции.
– Вере с вами очень повезло, – не удержался Борис, – редко можно найти мужчину, который делает все, что говорит жена. И не задает при этом вопросов.
– Я думаю поэтому она за меня и вышла, – мрачно рассмеялся Глеб. В последние двадцать четыре часа он много что передумал и пришел к выводу, что Вера прекрасно знала, с кем связывать судьбу. Она его использовала. Нагло и цинично. Это было не похоже на любовь. Впрочем, если подумать, о любви она ничего и не говорила. Ни разу.
– Так вы стали астрологом, – подвел черту Борис, отвлекая Глеба от грустных размышлений.
– Именно. Так я стал астрологом.
– Но вы же делаете прогноз клиенту не просто на три часа вперед? – уточнил Борис.
– Нет, у меня в компьютере стоит программа, которая выполняет работу за меня. Нужно лишь ввести туда дату, время и место рождения человека, – усмехнулся Глеб, – а вот Вера говорит уже детали ближайшего будущего.
– С того дня вы больше кражами не промышляли?
– Нет, – покачал головой Глеб. – В тот самый день Вера сказала, что беременна. А я не хотел, чтобы ребенок потом к папе на свидания в тюрьму ходил.
Повисла пауза. Борис и Анатолий не шелохнулись, а Глеб снова обхватил голову руками.
– Я так полагаю, что друзей у вашей жены не было? – уточнил Борис.
Глеб молча покачал головой. Борис бросил взгляд на Анатолия, тот кивнул. Борис поднялся.
– Ну что же, Глеб Николаевич, спасибо за откровенность. Если вам вдруг станет что-нибудь известно…
Глеб кивнул.
– Думаю, вы понимаете, что за вами будут присматривать.
Глеб махнул рукой.
– Ни в чем себе не отказывайте.
Борис направился к двери, и Анатолий последовал за хозяином.
– Берегите себя, Глеб Николаевич, вам ведь еще долг отдавать. Время пошло, кстати. А, и последний вопрос – как так получилось, что Вера Григорьевна ничего не знала о ваших изменах? – спросил на прощание Лобанов-Ростовский.
– Что? – Глеб ошеломленно посмотрел на Бориса.
– Да бросьте, Глеб Николаевич, кто из нас не без греха? Но вы меня, надо сказать, удивили. Вашему здоровью можно только позавидовать. Для Веры Григорьевны такая прыть тоже стала большим сюрпризом.
– Да вы с ума сошли! – Глеб подскочил с дивана и кинулся к Борису. В одну секунду путь ему преградил Анатолий.
– Присядьте, Глеб Николаевич, – настоятельно порекомендовал он.
Глеб сверлил Бориса взглядом из-за широкого плеча телохранителя, ему хотелось придушить мерзавца.
– Вы что, ей рассказали?
– Я использовал все аргументы, чтобы убедить Веру Григорьевну работать на меня, – пожал плечами Борис.
– Что вы наделали! Вы же теперь никогда ее не найдете.
Глеб сделал два шага назад и со стоном повалился на диван.
Глава 24
Известь нашлась в подвале, Вера погасила ее в большом корыте и, перед тем как приступить к побелке, решила уделить немного времени исследованию подпола. На прочных деревянных полках до сих пор стояли банки с соленьями, вареньем и даже маринованными арбузами – консервация обычно кормила семью всю зиму. Вера задумалась, вспоминая вкус маринованного арбуза. В детстве он казался отвратительным, но сейчас она, пожалуй, не отказалась бы отведать его снова.
Пока Оля мыла полы наверху, Вера снимала соленья с полок и ставила в деревянные ящики для овощей. Один за другим вытягивала ящики наверх – надо будет дотащить до ближайшей мусорки. Вера ненавидела выкидывать продукты и трепетно относилась к тому, что готовили мама и бабушка. Старалась все съедать до конца, но есть старую консервацию просто опасно, уговаривала она себя, снимая очередную запылившуюся банку с полки и нежно проводя рукой по пожелтевшей бумаге, где бабушкиным или маминым почерком было выведено очередное название «абрикосовое с косточками», «вишня без косточек», «клубничное», «малиновое». Чтобы избавить себя от щемящего чувства, Вера пообещала себе сварить в этом году такое же варенье из домашних ягод. Старую тетрадь с рецептами она еще утром заприметила в одном из ящиков. И Олю можно привлечь к процессу, пусть перенимает семейные традиции. Некоторые из них.
Освободив подвал и внимательно осмотрев имевшийся в наличии садовый инвентарь, Вера подняла в дом кипу старых газет, зачем-то хранимых бабушкой, и присоединилась к дочери. Вместе они до блеска отмыли старые окна, нуждавшиеся в основательной покраске, отскребли от птичьего помета цинковые подоконники. Вера безжалостно сорвала с окон занавески, пропахшие пылью, и кинула их в стирку. Порошка не было. Буран жалобно подвывал – утренней порции творога собаке оказалось недостаточно. Вера решила, что откладывать поход в магазин не имеет смысла.
Переодевшись – натянув новые джинсы, спортивную кофту и куртку, – она забрала волосы в пучок и надела темные очки. Семнадцать лет прошло, подросло новое поколение, может, не узнают?
– Оля, я в магазин, – крикнула она дочери.
– Я с тобой! – Оля кинула опостылевшую тряпку в ведро, – только можно, я то платье надену?
– Нет, – Вера вздрогнула.
– Почему? – не поняла дочь. Обычно мать не запрещала ей что-либо без веских на то оснований.
– Потому что на улице еще прохладно, – быстро нашла объяснение Вера, – надень что-то теплое и куртку с капюшоном.
– Но там солнце, – попыталась протестовать Оля.
– Сделай так, как я прошу, – излишне категорично отрезала Вера и тут же попыталась сгладить свой ответ: – Солнце в середине весны самое коварное. Все на него покупаются, не замечая холодного ветра.
Оля кивнула и отправилась переодеваться.
А Вера стояла на пороге. При мысли о том, что вскоре она встретится с людьми, знавшими ее с детства, перехватывало дыхание. Она крепко сжала кулаки, зажмурила глаза и сделала два глубоких вдоха. Без паники. Это всего лишь люди, не надо бояться, прошло много времени, все будет хорошо.
Три минуты спустя Оля вышла из комнаты, она надела темное шерстяное платье – брюки дочь категорически не признавала – и накинула сверху куртку.
– Буран, – свистнула Вера. Собака мигом выскочила из светелки и завиляла хвостом, всем видом выражая готовность отправиться навстречу приключениям.
Вера надела на Бурана ошейник – насколько она помнила, сельские собаки всегда были готовы атаковать чужака. Впрочем, это касалось не только собак.
– Мама, а село большое? – поинтересовалась Оля, когда они с Верой вышли на крыльцо и та закрывала двери.
– Было около трехсот домов, сейчас не знаю.
Вера направилась к калитке, машинально отметив, что нужно будет в ближайшее время проредить заросли. Оля следовала за матерью.
– А долго мы здесь пробудем? – Олю заросли не смущали, она легко касалась рукой веток, и те словно расступались перед девочкой.
Вера задумалась. Вчера она бежала в панике в единственное место, где муж и Лобанов-Ростовский не смогли бы отыскать ее и Олю. Здесь она собиралась взять передышку, собраться с мыслями, а дальше что? Остаться здесь навсегда? Немыслимо. Оле нужно поступать в университет, Вера не может обречь дочь на жизнь в глуши. Но, с другой стороны, только в этой глуши девочка находится в безопасности – здесь ее дар предвидения не сможет развиваться.
Веру разрывали двоякие чувства. Судьба дочери в ее руках, и от нее одной зависело, как она ею распорядится.
– Возможно, нам придется пожить здесь некоторое время, – обтекаемо объяснила она дочери. – Ты пока пойдешь в местную школу, запускать учебу нельзя.
Краем глаза Вера заметила, как Оля вздрогнула, и ласково погладила девочку по руке.
– Не переживай, когда-то здесь была неплохая школа. Учеников не так много, ну и со своими знаниями ты окажешься лучше всех, – ободряюще улыбнулась дочери Вера. – Мы не можем пропускать, тебе поступать через два года. И не бойся, того, что произошло с тобой, не повторится.
Оля кивнула. Они вышли на проселочную дорогу. На обочине еще держалась грязь после стаявшего снега, но середина дороги выглядела сухой – кто-то заботливо засыпал ее щебенкой. Вера кинула взгляд на бывший дом тети Мани и заметила Настю, смотрящую в окно. Девушка приветливо помахала ей рукой, Вера, замешкавшись буквально на секунду, помахала в ответ.
– Кто это? – заинтересовалась Оля.
– Соседка, они недавно переехали.
– Она тоже в школу ходит?
– Нет, – широко улыбнулась Вера, – Настя ждет ребенка. Она старше тебя.
– Ясно, – констатировала Оля и снова кинула любопытный взгляд в окно. В отличие от самой Веры Оле явно требовались друзья, возможно, Настя станет для нее хорошей компанией.
Солнце ощутимо пригревало, апрель обещал быть теплым, и Вера подумала, что с рассадой не стоит мешкать – сегодня же замочит семена и подготовит тару.
Дорожка вывела на главную улицу села. Здесь располагались автобусная остановка, школа, детский сад и дома самых зажиточных жителей. В конце улицы находилось сельпо. Вера подумала, что нужно купить сразу все необходимое, чтобы хотя бы несколько дней не показываться на улице. И тут же остановила себя – шила в мешке не утаишь, все равно о ее приезде узнают. Оле придется пойти в школу, а для этого надо договориться с директором. Наверняка противная Мария Семеновна все так же правит школой. Достаточно показаться ей на глаза, и все село тут же окажется в курсе.
Вера решительно ускорила шаг. За то недолгое время, что они шли от дома до центральной улицы, светлые кроссовки Веры успели потемнеть, подошва была вся в грязи. Глубокие лужи красовались посреди недавно отремонтированной центральной дороги.
Несмотря на то что время близилось к обеду, людей на улицах было немного. Те, кто работал в городе, уже уехали. Ученики в школе, малыши в детском саду. Навстречу Вере с Олей попались две бабки, увлеченно обсуждающие что-то. Новые люди привлекли внимание, и бабки даже приостановили дискуссию. Одна из них вгляделась в лицо Веры, а затем осенила себя крестным знамением и зашептала:
– Свят, свят, показалось.
Вера не заметила этого, лишь ускорила шаг, стараясь как можно быстрее пройти улицу, где даже дома со слепыми ставнями имели глаза и уши.
За пять минут они с Олей добрались до сельпо, Вера толкнула дверь магазина, автоматически отмечая новую продавщицу, просторное помещение и неплохой ассортимент. Повезло. Но удача отвернулась, едва они зашли внутрь, приказав Бурану ждать на улице.
В магазине три покупательницы обсуждали, что приготовить к приближающейся Пасхе. В тот момент, когда Вера вошла, они увлеченно спорили из-за рецепта куличей.
– Я в этом году буду печь на сметане, – с вызовом провозгласила одна из них.
Высокая, мощная, с перманентной завивкой на пережженных волосах и слишком ярким для утра макияжем, она походила на доменную печь – дышала здоровьем, энергией и одновременно отпугивала желающих приблизиться – жар спалит, костей не останется. Клавдия Игнатьевна. Ее Вера знала слишком хорошо. Как и двух ее собеседниц: Татьяна Николаевна была медсестрой в областной больнице. Невысокая, коренастая, похожая на добротную тумбочку. Ничего примечательного и привлекательного, но невероятно надежна и практична. Вторая – Галина Семеновна – бывшая председатель сельского совета. Высокая, худая, казалось, она не разговаривала, а тихонько шипела, что делало ее невероятно похожей на гадюку, которую если и разглядишь в густой траве, то будет уже слишком поздно. Тонкие узкие губы, серые волосы, забранные в пучок, очки и маленькие злые глазки.
– Сметана тесто тяжелым делает, – прошипела она.
Клавдия Игнатьевна уже открыла рот, чтобы достойно ответить Галине, но тут взгляд ее упал на Веру, и она замерла.
Игнорируя тройной источник местного зла, Вера подошла к стойке.
– Два батона, килограмм муки, килограмм сахара, три упаковки сметаны, три пачки творога, килограмм масла, одну курицу, три килограмма картошки, полкило корейки, – твердо продиктовала она молоденькой продавщице, которая понятия не имела, кто перед ней. – И еще вот тут у вас всякие хозяйственные принадлежности… мне потребуется…
Девушка принялась проворно складывать покупки в пакет. Оля рассматривала витрину с печеньем и конфетами.
А Клавдия, очнувшаяся первой из тройки, сипло, словно умирающая от удушья, проскрипела:
– Виринея? Ты вернулась?
Глава 25
Вторую половину дня Глеб провел в полиции. После ухода Бориса он провалился в забытье и проснулся пару часов спустя с тяжелой головой. Побродил по дому, распахнул окна, чтобы проветрить помещение – затхлый запах стал заметен даже ему. От одной мысли о кофе или крепком чае его мутило. Глеб отыскал в недрах холодильника давешний пакет с молоком и с отвращением выпил уже начавшую скисать жидкость. В голове начало понемногу проясняться. Вера знает об изменах – хуже и быть не могло.
Глеб заставил себя принять душ, надел джинсы с рубашкой, сверху накинул легкий свитер, расчесался, забрал длинные волосы в хвост и автоматически отметил, что не мешало бы наведаться к парикмахеру. Но пока мужчина, как мог, привел себя в порядок и оделся так, чтобы подчеркнуть свое высокое положение.
Участок находился в трех кварталах от дома, и Глеб с удовольствием прогулялся. Шоковое состояние понемногу отступало, его сменила жажда деятельности.
В участке Глеб написал заявление об угоне, выслушал скептические уверения, что железная коняшка уже давно разобрана на винтики и шпунтики, пообещал отблагодарить, если доблестное ГИБДД совершит невероятное и все-таки найдет машину целой и невредимой. Теперь пора было заняться возвращением долга Борису. Глеб ни секунды не сомневался, что тот поставит его «на счетчик», если выплата задержится.
Сто двадцать тысяч долларов. На счетах у них лежало около пятидесяти. Где взять еще семьдесят? Глеб кинул взгляд на отделение банка, находившееся рядом с полицейским участком. Отлично.
Девушка-консультант скучала за столом для приема клиентов. В послеобеденный час в банке было всего два посетителя – Глеб и пожилая женщина, получавшая пенсию в окошке кассы.
Девушка-консультант напоминала бутон розы – юна, свежа, упруга и готова раскрыться от легкого прикосновения.
– Добрый день, – улыбнулся Глеб, присаживаясь на стул, стоящий перед ее столом.
Та подняла взгляд, и Глеб понял, что сравнение с бутоном было некорректным. Глаза девушки оказались слишком взрослыми, отсканировали его, словно сканер штрихкод товара в дорогом бутике. Глеб увидел, как она оценила свитер Томми Хилфигер, поло от любимого Ральфа Лорена и джинсы Версаче. Глеб даже пожалел, что не надел часы. Одного предмета хватило бы, чтобы девушка отнеслась к нему благосклонно. Впрочем, ей, обслуживающей в большинстве своем пенсионеров и банковских должников, увиденного оказалось достаточно. Девушка расцвела.
– Чем могу помочь? – томным голосом поинтересовалась она.
– Светлана, – прочитал он имя на бейдже, терявшемся на объемной девичьей груди, – я бы хотел снять средства со счета, открытого у вас в банке.
– Да, конечно, – защебетала девушка, занося руки над клавиатурой, – ваши фамилия, имя, отчество, пожалуйста.
– Подольский Глеб Николаевич. Если не ошибаюсь, на счету в вашем банке, – Глеб почти бессознательно сделал ударением на «вашем», как бы намекая, что в других банках у него тоже имеются счета, а суммы на них могут быть и поболее, – около пятидесяти тысяч долларов.
Девушка на секунду остановила порхание рук и подняла глаза на Глеба, улыбнулась еще шире, кинула молниеносный взгляд на руку – обручальное кольцо. Но улыбка не изменилась. Очевидно, эта особа из тех, кого мелочи вроде наличия жены не смущают.
Конечно, конечно, я сейчас проверю, – уверила она Глеба, погружаясь в изучение информации на экране.
Глеб откинулся на мягкую спинку стула, скрестил руки на груди, закинул ногу на ногу и приготовился ждать. Впрочем, ждать пришлось недолго.
– Подольский Глеб Николаевич, – еще раз уточнила девушка, поднимая на Глеба удивленный взгляд. Улыбка сползла с ее лица, уступив место разочарованию.
– Он самый, – еще раз подтвердил Глеб, чувствуя внутри неприятный холод.
– На вашем счету сейчас порядка двух тысяч долларов, – отчеканила Светлана.
Глеб выпрямился на стуле, словно молодой ивовый побег, который безуспешно пытался согнуть шаловливый ребенок.
– Не может этого быть, – жестко заявил он.
– Тем не менее. Желаете узнать даты последних транзакций? – любезно предложила девушка. Она безошибочно прочитала на лице симпатичного мужика, что тот действительно ничего не знал об исхудавшем счете.
– Да, – кивнул Глеб, глаза его сузились. Конечно, он в последнее время несколько увлекся походами по девушкам и зачастил в «Метрополь» – место статусное и очень недешевое. Но не мог же он не заметить, как спустил почти пятьдесят тысяч долларов? Наверняка это Вера украла деньги. И словно в ответ на его мысли девушка сообщила:
– Позавчера, двадцать второго апреля, совершена оплата в гостинице «Метрополь» в размере пяти тысяч. Также были сняты наличные в банкомате…
– Все, спасибо, я понял, – резко прервал ее Глеб.
– Будете снимать? – поинтересовалась Светлана.
– Да, – кивнул Глеб, – я бы также хотел узнать, как взять кредит под залог недвижимости.
Глава 26
– Мама, что это было? – Оля едва поспевала за матерью, тянущей огромную сумку, набитую снедью и кормом для Бурана. Сумка была неподъемной, по мнению Оли, но мать тащила ее, не замечая веса, размашистыми шагами преодолевая улицу, казалось, еще чуть-чуть, и она побежит.
– Где?
– В магазине. Почему они назвали тебя Виринеей?
– Ошиблись, – пожала плечами Вера.
Они уже поравнялись со зданием школы. Ну что же, лучше пережить все неприятности за один день, чем растягивать их, расковыривая старые раны. Вера сбросила сумку с плеча и впервые почувствовала, что вспотела и устала, сумка оказалась действительно тяжелой.
– Подожди меня здесь вместе с Бураном, – коротко велела она дочери и направилась к школе.
Школа была единственным, чем небольшое село могло действительно похвастаться. Сюда привозили детишек и из окрестных сел, и даже из райцентра. В свое время председатель сельского совета расстаралась на славу. И хотя злые языки поговаривали, что со строительства исчезла энная сумма денег, выделенная государством, а вскоре глава сельсовета на пару с главой райцентра построили себе новые добротные дома, Вера относилась к этому равнодушно – неизвестно, какие средства выделялись, но и на школу не поскупились.
Добротное трехэтажное здание обрамлял двор, разбитый на сектора: футбольное поле для мальчишек предусмотрительно огорожено зеленой металлической сеткой, рядом с ним – тускло-желтые турники, горки, лесенки, которые со временем привлекли в школьный двор не только детвору, но и их родителей. Рядом – небольшая детская площадка с лавочками по периметру – место сбора бабушек с внуками. Со временем школа перестала быть просто учебным заведением, она стала центром местной жизни и досуга. Все сельские свидания назначались «на школе».
Само здание по-прежнему выглядело прилично – совсем не изменилось за семнадцать лет. Снаружи школа была облицована темно-красной матовой плиткой. Крыльцо выглядело свежеотремонтированным.
Вера толкнула дверь и вошла в вестибюль. Напольное покрытие на первом этаже заменили – линолеум уступил место небольшой аккуратной коричневой плитке, удачно маскировавшей грязь в любое время года.
Кабинет директора Марии Семеновны Сохновой находился справа от входа. Консьержа или какой-либо другой охраны в школе не было – сонный покой и относительная безопасность были преимуществами сельской жизни. В здании царила тишина, Вера бросила взгляд на часы – начало первого, наверняка еще идут уроки.
Дверь в приемную Марии Семеновны оказалась приоткрыта. В предбаннике сидела молоденькая секретарша – наверняка кто-то из многочисленных родственников директора, пристроенных по блату. В чем в чем, а в блате директор знала толк.
Девица скучала, глядя в окно. Мобильный телефон, щедро украшенный стразами, лежал рядом. Глянцевый журнал, чашка с чаем. Делать ей было решительно нечего.
Телефон звякнул, девица оживилась. Схватила его и попыталась разблокировать. Удалось ей это с третьего раза – мешали длинные ногти. Веру она в упор не замечала.
– Здравствуйте, – вежливо поздоровалась та, заходя в приемную.
Девица вздрогнула и выронила телефон на стол, тишину сотряс грохот. Она тут же схватила телефон, тщательно осмотрела на предмет возможных повреждений и недовольно перевела взгляд на посетительницу.
– Здравствуйте, – протянула она. Белесые волосы, почти невидимые брови, блеклые голубые глаза и губы куриной гузкой.
– Мария Семеновна у себя? – поинтересовалась Вера, кивая на кабинет директора.
– А вы по какому вопросу? – осторожно осведомилась девушка. Что-то мешало ей проявить привычный снобизм по отношению к посетительнице. Обычно с родителями учеников это было легко, секретарша с огромным удовольствием демонстрировала им свою власть, заставляя потеть и переживать в ожидании приема у Марии Семеновны. Но эта женщина оказалась какой-то другой, такая потеть не будет, скорее заставит нервничать кого-то еще. «Неместная», – тут же решила секретарь.
– По личному, – спокойно ответила Вера и направилась к кабинету директора.
– Мария Семеновна не принимает, – слабо попыталась запротестовать девушка.
– Меня примет, – заверила ее Вера.
Она решительно открыла дверь и шагнула в кабинет, где в прошлом провела много неприятных минут.
Но прошлое осталось в прошлом, настоящее шло по другому сценарию. Это подтвердилось, когда Вера увидела директора. Женщина, казавшаяся ей в детстве олицетворением мощи, силы и абсолютной власти, буквально тонула в кожаном кресле. Седые волосы, сморщенное, словно печеное яблоко, лицо, покрытое многочисленными пигментными пятнами. Сухонькие ручки, лежащие на столе, дернулись при виде Веры. Платье, казавшееся сшитым на десятилетнюю девочку, висело складками и не скрывало чудовищной истощенности Марии Семеновны.
Больна. Смертельно.
Осознание молниеносно пронеслось в голове Веры, но женщина тут же отогнала эту мысль – она никого не лечит и не диагностирует, просто рада, что враги и личные демоны больше ее не пугают. Сочувствия к Марии Семеновне она не испытывала. Собственно, директриса сама когда-то полностью убила в Вере это чувство.
– Виринея, – прошептала та онемевшими губами, – ты вернулась.
Если бы не трагизм ситуации, Вера бы посмеялась. Похоже, эту фразу ей предстоит услышать еще не раз. Никакого разнообразия.
– Здравствуйте, Мария Семеновна. – Вера шагнула в кабинет, плотно закрыла за собой дверь и сделала два шага по направлению к директору.
Та инстинктивно отпрянула, еще больше вжавшись в кресло, и теперь напоминала крошечного воробья, тщетно пытающегося избежать когтей кошки, но уже понимающего, что он обречен.
– Не могу сказать, что очень рада вас видеть, но уверяю: бояться меня точно не стоит, – усмехнулась Вера, – по крайней мере, вам, – не удержалась она в последний момент.
С неожиданной ловкостью и быстротой Мария Семеновна вдруг вскочила со своего кресла, упала на колени перед Верой и схватила ее за руки.
– Виринея, тебя сам бог послал! Спаси меня, умоляю, любые деньги, только ты можешь, – залепетала она.
Вера сделала шаг назад и попыталась отцепить руки директора. Но та впилась мертвой хваткой и поползла за ней. Вера наклонилась и резко подняла женщину с колен, подивившись ее легкости, а ведь семнадцать лет тому назад Мария Семеновна с трудом проходила в дверной проем, будучи этаким символом тучности и плодородия. Вера отлично помнила, как директриса выглядела в день, когда выгнала из школы свою ученицу, перед которой сейчас так унижалась.
– Не надо, – холодно приказала она, настойчиво увлекая директора за собой и возвращая в кресло. Мария Семеновна рухнула на кожаное сиденье. Казалось, что неожиданный порыв выкачал из худосочного тела все жизненные силы.
– Я умираю, Виринея. – Слезы хлынули из глаз директора.
– Знаю, – кивнула Вера, – но ничем помочь не могу.
– Ты врешь, – обреченно покачала головой та, – просто не хочешь. И я тебя не виню. Я тебя… понимаю.
Пару минут обе женщины молчали.
– Мне нужно устроить в школу дочь, – наконец прервала паузу Вера.
– Сколько ей? – тихо поинтересовалась Мария Семеновна.
– Пятнадцать.
– Как время летит.
Снова пауза.
– Ты надолго сюда?
– Не знаю, жизнь покажет. Какие нужны документы?
– Только свидетельство о рождении, пусть завтра приходит, – прошептала Мария Семеновна, – классный руководитель биолог. Думаю, ей будет интересно. – Директор подняла выцветшие глаза на Веру.
Та пожала плечами.
– Ей все равно. Спасибо. – Вера направилась к двери. Но не успела взяться за ручку, как услышала тихое:
– Прости меня. Прости, если сможешь.
Немного постояв перед дверью, Вера обернулась и посмотрела в глаза Марии Семеновне.
Не больше месяца.
– Я давно простила, – твердо ответила она и вышла из кабинета.
Глава 27
К дому Глеб подошел уже ближе к вечеру. Вымотанный, злой и жаждущий очередную чашку кофе. С утра ничего не ел, одна мысль о пище вызывала приступ тошноты. Зашторить окна, завалиться на диван, выпить залпом кофе, включить какой-нибудь фильм и хотя бы на пару часов выпасть из реальности – вот все, что ему сейчас требовалось.
Возле дома стояла черная машина. Глеб не стал сбавлять шаг – к чему? Чтобы угадать, кто его ждет, не нужно было быть провидцем.
Анатолий открыл дверцу при его приближении.
– Глеб Николаевич, – окликнул он.
Глеб остановился и посмотрел на мужика. Тот снова был в черном костюме – похоже, покупает одинаковые. Какая скукота.
– Борис Вольдемарович просил напомнить: у вас осталось шесть дней.
Глеб попытался сглотнуть, но не получилось. Просто кивнул.
– Хорошо. Передайте ему, что деньги будут.
Анатолий закрыл дверцу, и машина плавно тронулась с места.
Вздохнув, Глеб толкнул калитку и прошел в сад. Милая девушка из банка сказала, что на рассмотрение возможности выдачи кредита уйдет не меньше недели. Денег, которые необходимо заплатить Борису, у Глеба просто не было. Но он подумает обо всем после кофе и фильма.
Глеб направился к дому, доставая по пути ключи. Его внимание привлек шорох в кустах возле дома, за которыми располагалась беседка. Глеб остановился и тихонько позвал:
– Вера?
Все замерло. Несколько вариантов сразу пронеслось в голове. Борис? Нет, тот не станет посылать своего человека с предупреждением, а пару минут спустя бить должника по голове. Он ударит, конечно, но в свое время, у таких людей собственный кодекс чести. Клиенты? Исключено, никто не знает, где Глеб живет. Кто же? Просто грабители?
Взгляд Глеба упал на прислоненную к стене небольшую лопатку, которой Вера уже начала перекапывать розовые кусты. Сделав два осторожных шага, Глеб схватил инструмент за черенок и сразу почувствовал себя гораздо увереннее.
– Кто здесь? – громко позвал он.
Шорох в кустах стал отчетливее, он приготовился и, когда кусты раздвинулись, едва не опустил свое импровизированное оружие на голову Кати.
– Ай! – вскрикнула та.
Лопатка просвистела в паре сантиметров от ее головы. Девушка пошатнулась, и Глеб подхватил ее под руку, чтобы она не упала прямо в розовые кусты. Вера ему этого не простит.
– Что ты здесь делаешь? – резче, чем ему того хотелось, спросил Глеб, легонько встряхнув девушку.
Машинально он отметил, что та уже успела переодеться в весеннее: яркое пальто с разномастными розами, короткая юбка, светлые колготки и полусапожки.
– Извините, я пыталась позвонить, – залепетала девушка, – но вы не отвечаете, а в офисе полно клиентов. Они звонят, ругаются, некоторые даже угрожают. Я не знала, что мне отвечать. Ждала вас или хотя бы Веру Григорьевну, но не дождалась, решила заехать узнать, что случилось.
Глеб отпустил руку Кати и распахнул входную дверь перед девушкой:
– Входи. Только извини, тут не прибрано. – С момента побега Веры он так и не смог себя заставить убрать в доме.
Пропустив Катю вперед, Глеб вошел внутрь, кинул небольшую сумку, которую носил на плече, на диван. Он знал, что Вера этого не любит, но сейчас ему захотелось сделать что-то, что привело бы ее в настоящее бешенство. Он снял одну туфлю, помогая носком другой. Спущенная с ноги туфля долетела почти до барной стойки. Вторая последовала за ней. Катя, широко раскрыв глаза, наблюдала за этой картиной.
– Что случилось? – Она с ужасом обвела взглядом дом. Тот выглядел так, словно по нему пронесся торнадо. Цепкий взгляд сразу же наткнулся на открытый сейф и вывернутые шкафы. – Вас ограбили? – Она перевела взгляд на Глеба.
Всегда выхолощенный шеф был не похож на самого себя. Посеревший, постаревший и сдувшийся, как батут по окончании ярмарки.
– Нет, – фыркнул Глеб, проходя к барной стойке и набирая воду в кофемашину. Рука потянулась за капсулами, и мужчина выругался – они закончились. Неужели он выпил пятьдесят чашек за день? Глеб потряс головой, кажется, где-то должен храниться растворимый. Поставив на место фильтр, он включил чайник. – Кофе будешь? – любезно предложил он Кате, оглядываясь и поочередно открывая и закрывая шкафы в поисках банки с растворимой гадостью. Откуда она вообще у них? Кажется, притащил очередной благодарный клиент – владелец супермаркета. Уверял, что на вкус как настоящий.
Катя покачала головой.
– А где Вера Григорьевна? – немного придя в себя, спросила секретарша.
– Сбежала, – криво усмехнулся Глеб.
– Как? – опешила Катя.
Вначале ей показалось, что шеф шутит. Но с оглядкой на беспорядок в доме и его состояние, это вполне могло оказаться правдой. Сердце забилось немного чаще. Босс всегда нравился ей больше его жены.
– Молча, – пожал плечами Глеб, обнаружив кофе в дальнем углу шкафа, за банками с вареньем, которое сварила Вера. С каким-то особенным удовольствием Глеб достал две банки и бросил их в мусорное ведро. После чего насыпал кофейный порошок в чашку, залил кипятком, подумав, добавил две ложки сахара.
– Может, чаю выпьешь? – снова предложил он девушке.
Та вновь покачала головой.
– А куда она сбежала? – задала следующий вопрос Катя.
– А я знаю? – Глеб сделал глоток и закашлялся. Черт, он совсем утратил контроль над собой. Именно это, а не долг Борису, его погубит. – Побег на то и есть побег, Катенька, что о нем никого не ставят в известность. Даже собственного мужа.
– А как же Оля? – продолжала недоумевать обычно сообразительная секретарша.
– Оля с мамой, – скривился Глеб, и Кате показалось, что он сейчас заплачет. Где-то в глубине нежного и трепетного девичьего сердца она почувствовала настоятельную потребность утешить шефа. Прямо здесь и сейчас. Смотреть, как пропадает хороший мужик, было решительно невозможно.
Катя сняла пальто, повесила его на высокий стул возле барной стойки, а затем зявила тоном, не терпящим возражений:
– Я приберу.
Глава 28
– Завтра идешь в школу, – объявила Вера дочери, подхватывая сумку и ускоряя шаг.
Ей отчаянно хотелось домой, в свою крепость, чтобы все там очистить, отбелить, вдохнуть воздух и новую жизнь. Да, ее жизнь, несмотря на старое место, все равно будет новой. Хотелось схватить Олю за руку и бежать, но Вера сдержалась – ни к чему пугать дочь. Надо вначале ее ко всему подготовить.
На подходе к дому Вера почувствовала, что в саду кто-то есть. Но это было решительно невозможно – никто бы не осмелился зайти к ним во двор без приглашения. Кроме… Вера лихорадочно перебрала в голове все возможные варианты и не ошиблась – на крыльце, греясь в лучах разошедшегося не на шутку апрельского солнца, сидела Настя. Кажется, она немного задремала. Вера неслышно приблизилась к девушке.
– Настя? – окликнула она соседку. Та вздрогнула, открыла глаза, попыталась встать, но живот не дал ей такой возможности. Девушка пошатнулась, и Вера крепкой рукой поймала ее и помогла устоять на ногах.
– Извините, что я так, без приглашения, – залепетала Настя. – Мы с Петей хотели пригласить вас на обед, – почти умоляющим тоном объяснила она, сочась отчаянием и одиночеством.
Как же это дитя попало в такую глушь?
Вера улыбнулась девушке.
– Спасибо за приглашение, но я у вас уже и так завтракала. Приходите лучше вы к нам, – неожиданно для себя предложила она. Впрочем, после тягостной встречи с Марией Семеновной Вере хотелось провести время с кем-то нормальным. Живым, веселым. Настя как нельзя лучше подходила для этих целей.
– Правда? – Глаза девушки зажглись. – Мы с удовольствием! Ну, в смысле, я спрошу у Пети, но, думаю, он не станет возражать.
Она перевела взгляд за спину Веры и, уставившись на Олю, помахала ей рукой:
– Я Настя, соседка. Заходи ко мне, я всегда дома и буду рада, – попросила она. Девушка напоминала маленького щенка, радующегося любому проявлению внимания.
Вера открыла дверь и пригласила:
– Зайдете?
– С удовольствием, только вот Пете сейчас скажу про приглашение.
– Можно позвонить, – тихо предложила Оля, и Вера с трудом сдержала удивление. Ее дочь, обычно замкнутая и нелюдимая, не хотела, чтобы Настя уходила. Та была как луч солнца в темном доме – квинтэссенция добра и открытости. Судя по всему, жизнь эту девочку еще не била, горько констатировала Вера.
– А у нас нет телефонов, – развела руками Настя. – Петя сказал, что дауншифтеров с телефонами не бывает. Поэтому мы по старинке, да и мне ходить полезно, а то я уже как Колобок, – объявила она и, придерживая живот руками, неловко посеменила к калитке.
– Яблок прихвати! – крикнула вслед Вера. Эта обыденная фраза, это короткое емкое «ты» сломало лед и сразу же перевело их в одну плоскость.
Когда за Настей закрылась калитка, Оля улыбнулась матери, и та ответила на улыбку.
– Вот и нашлась тебе подруга. Теперь надо подумать, чем гостей кормить.
Оля оживилась, резво переступила порог дома и кинулась на кухню. Вера выдохнула. Оля не заметила замкнутого пространства, значит, отвар действовал. Дочери здесь будет хорошо, уверила она себя.
Она прошла в дом вслед за Олей и поставила тяжелую сумку на пол. Девочка тут же открыла ее и принялась растерянно разглядывать улов из сельпо.
– Чем же мы будем угощать? – спросила она недоуменно.
– Придумаем что-нибудь. Но для начала предлагаю немного обновить кухню. Как ты на это смотришь?
– С удовольствием, а как?
– Сейчас… – Вера кинула на стол цветную клеенку, прихваты для горячей посуды, кухонное полотенце и тонкую занавеску на окно – все это нашлось в закромах сельпо.
– Раскладывай, – кивнула она дочери.
Сама достала чистящее средство и принялась отдраивать плиту, противни и старые сковородки.
Буран носился вокруг, лая от возбуждения и пытаясь принять деятельное участие в происходящем. Вере и Оле приходилось то и дело прикрикивать на пса, чтобы не путался под ногами. Развешивая новую занавеску на свежевымытое окно, Оля принялась тихонько мурлыкать под нос мелодию.
Вдруг Буран с лаем бросился к двери. Вера бросила взгляд на дочь:
– Встретишь гостей?
Прицепив последнюю петельку тюля к крючку, Оля бросилась в сени. Послышалось девичье щебетание, и через минуту Настя с Олей вошли в кухню. В руках у девушки была корзинка с яблоками и давешним вареньем. Сколько ж они накупили этих плетенок? Несомненно, в картине мира городских жителей именно плетеная корзинка является атрибутом сельской жизни.
– Давайте помогу, – кинулась Настя, ставя корзинку на стул.
– Помоги, – кивнула Вера, – вместе с Олей помойте и почистите яблоки, будем печь «Цветаевский пирог».
– Это как? – заинтересовалась девушка.
– Элементарно. Песочное тесто, яблоки и сметанная заливка.
– Знаете, я совсем не умею готовить. Петя просто святой, что терпит меня, – покаялась Настя, откладывая в сторону первое из вымытых яблок и беря другое.
Вера обратила внимание на то, как она моет яблоки – слишком тщательно, по-детски. Каждое движение выдавало неопытную хозяйку. Сама Вера перемыла бы все за две минуты и даже успела бы очистить несколько штук.
Но Настя брала каждое яблоко, долго терла под водой, промокала бумажным полотенцем и клала на тарелку. Затем приходил черед следующего. Настя ревностно следила за тем, чтобы яблоки в тарелке лежали красиво. Так делала Оля, когда ей было пять лет. Красота заботила ее куда больше конечного результата. Вера опять почувствовала необъяснимое тепло и нежность к девушке – та была совсем ребенком.
– Оля, замешивай тесто, – попросила Вера дочь.
Та прекрасно знала рецепт пирога. На одной из полок отыскала большую щербатую миску и терку. Взяла муку, масло и сахар и принялась натирать брусок масла на терке, время от времени макая его в муку, чтобы натертое масло не слиплось в комок.
Вера тем временем кинула вариться курицу – сделает суп. Пока бульон закипал, тонкими полосками нарезала кусок корейки и принялась чистить картошку. Поставила сковороду на огонь – за то время, что будут жариться шкварки, сделает тесто на драники. И хотя сама Вера тяжелую еду не жаловала, сегодня у них гости, среди которых есть мужчина, и его следует накормить мясом.
Погруженная в процесс натирания картофеля, Вера чувствовала странное умиротворение, будто бы последняя деталь мозаики встала на место и картина сложилась. В городском доме у нее не возникало таких чувств. Несмотря на все старания, она всегда оставалась там чужеродным элементом. А в этом убогом домишке все было по-другому.
Но это неправильно. Она не принадлежала этому месту. Ее место в городе, в комфорте, в огромном доме, а не в этой избушке. Но чувство не исчезало. Был ли тому виной свежий воздух, вперемешку с птичьим гомоном струящийся из распахнутых окон, был ли это тот самый особенный, еще немного прохладный, но уже уверенный запах «весны», которая пришла и больше никуда не уйдет, или две молодые девушки, щебечущие о милых пустяках, – Вера не знала. Но впервые за долгое время ей было хорошо и спокойно.
Спустя час все было готово. Настя пошла за Петром. Оля широко улыбалась. Вера отметила, что на щеках дочери появился румянец, глаза горят, а рыжие волосы окутывают плечи медью – Оля становилась краше день ото дня.
Петр не заставил себя долго ждать. Пришел с банкой вишневого компота и поставил на стол:
– Алкоголь мы не пьем, нам нельзя, поэтому вот, тоже домашний, – он обнял жену за плечи. Та счастливо улыбнулась.
Петр пристально смотрел на Веру. Взгляд смоляных глаз обжигал – у Веры молодой человек вызывал чувство беспокойства. Он напоминал тлеющий уголь, который сам остынет, если его не трогать. Но стоит подбросить пару листков бумаги на тлеющую черную поверхность, как разгорится пожар.
Чтобы отвлечься от нелепых мыслей, Вера ловко открыла банку и разлила компот по щербатым чашкам.
– Прошу к столу! – объявила она.
Все четверо с трудом разместились вокруг небольшого столика, заботливо покрытого новой клеенкой.
Вера разлила по тарелкам суп. Едва попробовав суп, Петр и Настя разлились комплиментами.
– Что вы туда положили? Ничего вкуснее в жизни не ел. – Петр с искренним восхищением уставился на женщину, которая еще утром показалась ему грубой и неприятной. Впрочем, если она так всегда готовит, то ей можно простить очень многое.
– Да так, просто травы всякие. – Вера присела за стол и попробовала суп. Ну что ж, действительно хорош. В городе с продуктами из супермаркета такого вкуса было невозможно добиться.
– Научите меня? – попросила Настя.
– И меня, – быстро добавил Петр, и Настя, не выдержав, рассмеялась.
– Он мне не доверяет, хозяйка из меня никакая, – пояснила девушка, – за меня папа всегда все делал. Вот я такая и выросла, ни к чему не приспособленная.
– Как же вас в село занесло? – с интересом поинтересовалась Оля.
Петр нахмурился. При ближайшем рассмотрении он оказался старше, чем показалось Вере изначально. Пожалуй, за тридцать.
– Город убивает людей, – тихо ответил он и снова принялся за еду.
Настя продолжила щебетать:
– Мы с Петей хотели деток, а как их в городе растить? Страшно! Все загазованное, дышать нечем, машины вокруг, зелени никакой практически. В районе, где мы жили, даже толком площадок нет детских. А еда? Курица гормональная в супермаркете? Пластиковые овощи и фрукты?
Настя говорила без пауз, словно повторяла чужой заученный текст, не вкладывая в него душу и собственный смысл. Несложно было догадаться, что она лишь произносила слова Петра. Сама Настя мыслила другими категориями. Вера скорее поверила бы ей, если б она сослалась на возможность качаться в гамаке и любоваться одуванчиками. Аргумент с гормональной курицей никуда не годился.
– Ну кур можно покупать в селе или завести дачу, не обязательно переезжать в глушь. Тем более что вы работали и учились. – Она решила немного поддать жару, чтобы добиться правды.
– Работать можно и здесь, – с легким раздражением возразил Петр. Резоны Веры явно расходились с его собственными убеждениями. – Свежий воздух ребенку ничего не заменит. Мы уже решили – никаких УЗИ и прививок малышу, ничего такого, что может ему повредить, – с напором произнес он.
Настя притихла и поглаживала рукой огромный живот.
– И рожать мы будем дома, – припечатал Петр, – все должно быть естественно.
– Вы риски вообще понимаете? – не выдержала Вера.
Она, родившаяся и выросшая в селе, всю жизнь крутившаяся в народной медицине, не раз видела, как люди умирали, отказавшись от благ цивилизации. Особенно это касалось женщин и детей. Мать и бабку часто звали на роды или приносили им умирающих младенцев. Вере приходилось ассистировать, и она прекрасно знала – здесь все зависит от везения. И частенько, вместо того чтобы наслаждаться самыми счастливыми и трепетными моментами в жизни, мать и дитя вполне могут отправиться на местное кладбище. Сама она, когда подошел срок, даже не раздумывала – пошла рожать в роддом.
– Мы все прекрасно понимаем, – неожиданно ожесточился Петр, – восемь месяцев читали специальную литературу, изучали опыт других матерей, смотрели соответствующее видео. У домашних родов масса преимуществ перед больничными. У нас уже все готово – новая ванная, нужная музыка, я изучил технику массажа.
– А, ну-ну, – скептически протянула Вера и встала, чтобы сменить тарелки и положить гостям порцию драников со шкварками.
Мельком бросила взгляд на бледное лицо Насти. Девушка не выглядела такой же убежденной, как муж. Скорее покорной. Похоже, у бедняги просто нет выбора. Вере стало жаль Настю.
– Желаю вам удачи, но это должно быть обоюдное решение. Рожать все-таки не вам, а Насте, – разумно возразила Вера, ставя первую тарелку перед Петром.
Тот сидел, положив сжатые в кулаки руки на стол. Казалось, еще секунда – и он встанет и уйдет.
– Ешьте, не стесняйтесь. – Вера взяла другую тарелку, чтобы положить порцию еды Насте, но Петр все-таки встал, резко отодвигая стул.
– Спасибо, но мы пойдем.
Настя осталась сидеть. Вера, держа в руках тарелку, подняла глаза на Петра.
– Спор – это просто спор, а не повод для вражды. Обмен мнениями, если хотите. Присаживайтесь, еще пирог к чаю в духовке, – она попыталась сгладить неловкую ситуацию.
– Спор здесь ни при чем, – резко сказал Петр, – я вспомнил, что надо еще письмо заказчику отправить. Спасибо, было вкусно. Настя, пошли, – властно приказал он жене.
Та поколебалась буквально секунду, затем поднялась вслед за Петром.
– Настя, тебе тоже нужно написать срочное письмо заказчику? – усмехнулась Вера.
– Я… нет, мне надо убрать, – неуклюже соврала Настя и бросилась вслед за мужем.
– Заходи на пирог завтра, он еще вкуснее из холодильника, – весело бросила вслед Вера.
Почему-то эта маленькая стычка позабавила ее. Каждый сам хозяин своей судьбы.
– Она больше к нам не придет? – огорченно спросила Оля. Девочка отложила ложку в сторону и сидела перед пустой тарелкой.
– Придет, конечно. – Вера взяла чистую тарелку и, положив туда драники, поставила перед Олей. – Ешь, а потом попьем чай и пойдем в сад, там много работы. Пока я буду обрезать деревья, ты замочи семена.
– Я смогу сама посадить рассаду? – немного оживилась Оля.
– Конечно, я на тебя рассчитываю. Поработаем, пока солнце не сядет, а потом мыться и спать – завтра в школу.
Глава 29
– Кому пришло в голову построить здесь дом? – эмоционально спросил он Дашу, когда они добрались до места назначения, порядочно пропетляв среди болот. Пару раз молодому человеку казалось, что он немедленно задохнется от вони и смрада, но Даша уверенно шла вперед, и Руслану было стыдно демонстрировать свою трусость.
– Тем, кому не нужно излишнее внимание, – спокойно пояснила Даша, когда они добрались до избушки. Та была оснащена бронированной дверью и выглядела весьма надежно – хозяйка не соврала, говоря о том, что если Руслан не станет высовываться наружу, то ему ничего не грозит.
– Как же неделю без прогулок? – заколебался он, входя вслед за Дашей в дом. Та резко повернулась и посмотрела Руслану в глаза – и он отшатнулся от полыхнувшего в ее зрачках безумия.
– Разрешите вам кое-что напомнить. Вы приехали не в санаторий-профилакторий, а на работу, за которую вам более чем щедро заплатят. Поэтому проживете неделю без вылазок. Знаете, говорят, Эмиль Золя всегда зажигал свечи, когда писал свои книги, чтобы те сжигали кислород в комнате. Полагал, что в таких условиях его мозг работает лучше. Почему бы вам не воспользоваться методом классика?
– Зажигать свечи? – растерялся Руслан. Он уже пожалел, что ввязался в эту глупую затею – ночь, лес, болота, избушка на курьих ножках и чертовски красивая женщина, похожая на ведьму.
Даша словно прочитала его мысли и улыбнулась:
– Не бойтесь. Вам здесь ничего не грозит. Просто сосредоточьтесь на работе, и все будет хорошо.
Руслан молча кивнул и прошел в избушку, осмотрелся по сторонам – действительно смахивает на ведьмовское логово. Какие-то травы, настойки в стеклянных банках, полотняные мешочки с травяными сборами.
– Только курьих ножек не хватает, – пробормотал он.
– Что? – не расслышала Даша.
– Говорю, если можно, привезите мне яблочный сок и минеральную воду с газом. Очень люблю шорле – это я в Германии пристрастился.
– Сок в холодильнике. Минеральную воду привезу. Там внизу, – она махнула рукой в сторону подпола, в который вел откинутый посреди комнаты люк, – стоят инструменты и материалы. Всего доброго.
Даша направилась к выходу.
– А ключ вы мне оставите? – окликнул ее Руслан.
– Он вам не понадобится. Буду у вас послезавтра. – Даша вышла и захлопнула за собой дверь.
– Может, все-таки лучше оставите? – прокричал Руслан сквозь приоткрытое окно.
– Работайте, не отвлекайтесь, время уже пошло, – не оборачиваясь, заявила Даша и направилась обратно по лесной тропе.
Руслан обреченно вздохнул и на следующие сорок восемь часов погрузился в работу, молясь, чтобы странная женщина его не обманула.
Но Даша сдержала свое слово и появилась ровно тогда, когда и обещала. Как обычно подрулила к поляне и замерла: посреди лужайки стояла машина. Даша даже опешила – сюда никто не смел заезжать, кроме нее самой и кроме… Она потрясла головой, отгоняя нелепую мысль.
Вышла из машины, взяла сумку с минеральной водой и направилась к избушке. А в последний момент остановилась и сфотографировала номерной знак машины – надо будет попросить знакомых проверить, кто посмел нарушить покой проклятого леса.
Глава 30
Первый урок прошел спокойно. В классе оказалось довольно много детей, но Оля безошибочно выделила лидера – Сашку. Парень выглядел странно – часть лица будто бы не двигалась и говорил он с заметным шипением. И не улыбался. Совсем. Но и это не лишало его привлекательности. Скорее наоборот. А еще Сашка был безусловным школьным авторитетом. К каждому его слову прислушивались.
Рядом с ним постоянно крутилась симпатичная девочка с длинными волосами – Вероника. Его девушка, которую он время от времени одаривал вниманием. С Олей Сашка пока не разговаривал, просто присматривался, но она чувствовала смутную угрозу, исходящую от него. Неужели история с Тимуром повторится? Ей стало плохо от одной мысли.
Мама разрешила надеть Оле коричневое платье и накинуть легкое пальто. В первый день девочка распустила волосы, и ей самой понравилось собственное отражение в зеркале.
Вместе с мамой они пришли в школу, принесли ксерокопию свидетельства о рождении секретарю директора (сама Мария Семеновна отсутствовала по причине болезни). Учитель биологии – Антонина Петровна – не показалась Вере знакомой. Тучная, фигуристая дама под сорок, одетая в немного старомодный костюм – юбка-карандаш ниже колен и приталенный пиджак из черной синтетики, отороченный неким подобием атласа. Под ним белая блузка, поверх которой красовалась мощная золотая цепочка. Туфли на практичном низком каблуке. Короткая стрижка, невнятного цвета глаза и отчетливые признаки увядания на еще не старом лице.
Во время короткого разговора Антонина Петровна постоянно отводила глаза и комкала в руках носовой платочек. Вначале Вера насторожилась, но потом списала все на неловкость перед «городской». Поцеловав дочь в макушку и пожелав ей хорошего дня, она отправилась домой – работы с садом было непочатый край, вчера удалось расчистить лишь один угол. Вера планировала посвятить весь день растениям.
Еще до начала первого урока к Оле подошли познакомиться одноклассницы – Катя и Ира. Задали ни к чему не обязывающие вопросы. Оля отвечала сдержанно и вела себя как молодая кошка, которую привели в незнакомый дом – ко всему присматривалась и принюхивалась. Но девочки ей понравились, и она понадеялась, что у нее появится шанс на настоящую дружбу.
Вторым уроком была биология. Олю немного расстроил вид самого кабинета – одинокое пособие на стене было посвящено циклу превращения гусеницы в бабочку. Побитый жизнью и поколениями учеников скелет притаился в углу кабинета. Ничего общего с ее старой школой, где почти на каждом уроке они проводили какие-то эксперименты, работали с микроскопами и даже ставили опыты на мышах.
Биология была любимым Олиным предметом, в котором она ощущала себя как рыба в воде. В старой школе они уже прошли анатомию и перешли к изучению генетики, которая неимоверно заинтересовала Олю. Поэтому первые же слова Антонины Петровны разочаровали девочку:
– Откройте свои учебники на странице шестьдесят четыре. Тема урока «Иммунитет». Пишем в тетради: иммунитет – это совокупность защитных механизмов, которые помогают организму бороться с разными чужеродными факторами. Есть два вида иммунитета – врожденный и адаптивный.
– А также естественный и искусственный, – прошептала Оля, не обратив внимания на то, что учитель сделала паузу.
– Что? – не поняла Антонина Петровна, не расслышав ее слова.
Оля смутилась.
– Извините.
– Нет, повтори, что ты сказала? – В голосе учительницы послышались истерические нотки. – Встань, когда с тобой разговаривают.
Весь класс замер. Сгорая от стыда, Оля встала со своего места.
– Повтори, что ты сказала? – потребовала Антонина Петровна.
– Извините, я просто подумала, точнее… обычно есть еще одна квалификация – естественный и искусственный иммунитет. То есть врожденный и тот, что мы приобретаем впоследствии вакцинации.
Антонина Петровна вцепилась в платочек, который так и продолжала держать в руках. Поджав губы и сузив глаза, она прошипела:
– Ты думаешь, что умнее преподавателя?
– Нет, что вы, – опешила Оля, – я просто автоматически…
– Что «автоматически»? Кто вообще в пятнадцать лет интересуется видами иммунитета?
Оля опустила голову и глубоко вдохнула, чтобы не разрыдаться.
– Извините, – прошептала она.
– Садись, – царственно кивнула Антонина Петровна и еле слышно добавила: – Ведьмино отродье.
Оля резко подняла голову и уставилась на преподавательницу. Глаза девочки позеленели от подступившей влаги, медное золото волос обрамляло обескровленное лицо. Учительница вздрогнула, но попыталась взять себя в руки.
– Продолжаем. – Антонина Петровна взглянула в конспект. – Выделяют центральные и периферические органы иммунной системы…
Дальше Оля не слушала, просто записывала автоматически то, что бубнила Антонина Петровна, но думала о своем. Слова учительницы не выходили из головы. Ольга готова была поклясться, что та назвала ее ведьминым отродьем, но почему? Как ей даже в голову такое пришло? Неужели позвонила в ее старую школу? Но ведь откуда учительнице знать о них? Возможно, обидные слова ей просто послышались? К концу урока Оле почти удалось убедить себя в этом.
Однако стоило прозвенеть звонку, как все ее убеждения разлетелись, словно замок из песка от удара волны. Девочки, еще недавно пытавшиеся наладить с ней контакт, схватили рюкзаки и вылетели из класса как ужаленные. За ними потянулись мальчики и Вероника, тщетно попытавшаяся увести за собой Сашку. Но тот не двинулся с места, задержал на Оле пристальный взгляд:
– О чем это биологичка?
– Не знаю, – быстро бросила Оля и схватила сумку, перекинув ее через плечо. Нет, проблема была не в школе, проблема в ней самой. Ей везде будет плохо, ее везде будут ненавидеть, потому что с ней что-то не так.
– Вы чего сюда приехали? – Сашка последовал за ней, хватая на ходу рюкзак и не обращая внимания на развязавшийся шнурок. Парень был похож на чучело, установленное по чьей-то странной прихоти посреди изысканного сада – плода кропотливого труда талантливого дизайнера. Удивительно некрасивое и асимметричное лицо, выворачивающиеся при разговоре губы, худощавое подростковое тело. И все это упаковано в продукцию лучших итальянских и американских дизайнеров.
– Надо было, – отрезала Оля. Ей хотелось, чтобы пацан оставил ее в покое. Чтобы ее вообще никто не трогал. Еще больше хотелось к маме, домой, но Ольга была уверена, что мама не обрадуется, если дочь в первый же день сбежит из школы.
– А кто твои родители? – проявил настырность Сашка, немного ускоряя шаг и перекрывая Оле пути к отступлению.
– Слушай, что ты ко мне прицепился? – Оля резко остановилась, и парень едва не налетел на нее.
– Ну не каждый день у нас «ведьмины отродья» в школе появляются, – прошепелявил Сашка.
– Заткнись, – прошептала Оля.
Значит, все-таки не почудилось. Но как они могли узнать о том, что случилось с Тимуром? Может, сюда позвонили из предыдущей школы или отсюда позвонили туда, чтобы потребовать какие-то документы? Оля почувствовала, как у нее подкашиваются ноги. Она покачнулась и схватилась за голову.
– Ты в порядке? – забеспокоился парень.
Оля, не отвечая, сделала шаг в сторону, проскользнула мимо Сашки в дверной проем и пустилась бежать.
– Эй, ты куда? У нас еще инглиш! – крикнул ей в спину Сашка, но Оля его уже не слышала.
Она уходит из школы, прямо сейчас.
Больше ошибок она не совершит. Никаких закрытых помещений – туалетов, кладовок, укромных местечек. Никаких игр в прятки со смертельной опасностью.
Девочка вырвалась на улицу и побежала по направлению к главной улице. Там, за домом из желтого кирпича, украшенным резными зелеными наличниками, начиналась их маленькая улочка с романтичным названием Вишневая. Оля быстро пересекла главную улицу, не встретив ни единого человека по пути, и свернула к дому. Задыхаясь, пробежала несколько сот метров, толкнула дверь забора и очутилась в саду.
– Мама!
За те несколько часов, что дочь пробыла в школе, Вере удалось завершить большой этап работы – она выкорчевала старые ягодные кусты, оставила лишь молодые побеги, подвязала их. Избавила деревья от мертвых веток, побелила стволы, старательно замазывая раны, нанесенные зайцами за те несколько лет, что за садом никто не ухаживал. Ей удалось проредить заросли и очистить для прохода тропинку, ведущую от калитки в глубь сада. Саму калитку она ошкурила и покрыла заново краской, придав ей более или менее пристойный вид.
Работая, Вера разговаривала с каждым деревом, словно со старым знакомым, с которым не виделась много лет. Отчасти это соответствовало действительности. Ведь именно деревья были ее лучшими друзьями в одиноком детстве. С ними всегда было спокойно и хорошо – они ничего не ждали, не требовали и не осуждали. Росли на радость Вере и каждую весну, лето и осень дарили ей лучшее из того, на что были способны.
Яблоня и груши разрослись вместе со старой вишней, а вот абрикос, похоже, отжил свой век. Если не зацветет, надо будет его заменить.
Солнце пригревало. Она сняла кофту, оставшись в футболке с короткими рукавами. Светлые волосы прилипли ко лбу, но Вера не замечала неудобств – ей было хорошо. Из состояния нирваны ее вырвал оклик дочери. Бросив секатор, Вера кинулась к калитке:
– Оля? Что случилось?
– Мама, меня опять назвали ведьмой! – задыхаясь, прошептала девочка. Глаза ее наполнились слезами, на бледных щеках две багряные полоски – в последний раз у дочери на щеках был такой румянец, когда она заболела пневмонией.
Вера откинула волосы со лба и наконец-то почувствовала, что вспотела.
– Ты о чем? – осторожно поинтересовалась она.
– Антонина Петровна назвала меня ведьминым отродьем. – Оля кинулась к матери, абсолютно по-детски ища в маминых руках спасение.
Вера крепко обняла дочь и поцеловала в волосы. Мысли заметались, как обрывки старой газеты, раздуваемые ветром в разные стороны, – отдельные слова, оборванные заголовки, разрозненные картинки.
– Ну-ну, тихо, успокойся, расскажи мне, что произошло. – Приобняв дочь, Вера попыталась увлечь Олю в дом, но девочка не сдвинулась с места.
– Нет, я не пойду. – Она снова стала задыхаться.
Вера отстранила дочь от себя, взяла ее лицо в руки и посмотрела в глаза.
– Вдохни, выдохни и расскажи, что случилось?
Оля глубоко вдохнула и принялась путано объяснять:
– Вначале все было нормально. Я даже познакомилась с девочками из класса, потом началась биология, и учительница стала диктовать конспект. Мы проходим иммунитет, она назвала только два его вида, и я думала, она продолжит, ну и тихо сказала, что есть еще два.
Вера с трудом подавила вздох. Это ее вина, ей следовало бы объяснить дочери разницу между лучшей городской гимназией, где учеников поощряют высказывать свое мнение, и сельской школой, где учитель царь и бог, а ученики не имеют права открывать рот, пока их об этом не попросят.
– И что? – поторопила она дочь.
– Она… она сказала, что я ведьмино отродье. – Оля наконец-то посмотрела на мать и заметила, что с той что-то произошло. Она не могла точно сказать, что именно, но мама была не такой, как всегда. На какую-то долю секунды девочке стало страшно, и Оля отшатнулась.
Вера не заметила движения дочери, погруженная в свои ощущения. Впервые за семнадцать лет она пожалела о своем решении больше никогда не применять дар. Она могла бы за пару часов свести эту Антонину Петровну в могилу за то, что та посмела так обойтись с ее дочерью. И самым страшным было то, что Вера этого хотела. Слова заговора и вся последовательность действий моментально всплыли из глубин подсознания, где были тщательно похоронены, запечатаны, законсервированы и, казалось, забыты навсегда. Но, очевидно, некоторые вещи просто прошиты в ДНК.
За несколько секунд Вера изменилась даже внешне – скулы заострились, глаза впали, стали глубокими, сменили цвет со светло-голубых на почти черные – зрачки расширились до предела, на руках проступили вены.
– Помогите, пожалуйста! Помогите! – Петр ворвался во двор, как огромный ледокол, подминая под себя обрезанные ветви и садовый инвентарь.
Увидев Веру, он на какую-то долю секунды почувствовал невероятное облегчение, почти сразу же сменившееся шоковым состоянием. Соседка вовсе не походила на ту женщину, которая вчера на крошечной кухне гостеприимно угощала его супом. Глядя ей в глаза, Петр почувствовал, как по коже пробежали мурашки, а волосы на голове встают дыбом. Он сделал шаг назад.
Вера тряхнула головой, переключая мысли с глупой учительницы на Петра.
Наваждение рассеялось. Перед ним снова стояла невысокая симпатичная блондинка, вопросительно смотревшая на него.
– Что случилось?
– У вас… у вас есть телефон? – Петр провел рукой по лицу, отгоняя страшную картину. Ему показалось, ну конечно же, показалось. Вот Вера, такая как обычно, и она поможет. Она единственная, кто способен сейчас им помочь. – Вызовите «Скорую»! Пожалуйста.
– Телефон внутри. – Вера кинулась в дом, Петр и Оля последовали за ней.
– Это Настя… Она рожает, я принимал роды, но что-то пошло не так. – Голос Петра дрогнул.
Вера быстро шагнула в сени, отметив, что дочь, забыв о собственных волнениях, последовала за ней.
Ситуацию с учительницей можно обдумать позже. Не было нужды обладать даром предвидения, чтобы понимать – в данный момент требуется спасать не Олю, а любителей жизни в природных условиях.
Вера схватила трубку стационарного телефона – до этого момента они даже не потрудились проверить, работает ли тот. К счастью, в трубку полились гудки. Вера набрала номер «Скорой» и повернулась к Петру – тот еле держался на ногах. Испарина, смертельная бледность – все симптомы человека, собственными руками сводящего в могилу любимого и не уверенного, действует ли он правильно. Вера протянула мужчине трубку, он взял ее и тут же уронил на пол – Вера успела поймать в последний момент.
Все плохо. Очень плохо.
– Алло? – раздался уставший голос дежурной.
– Село Александровка, улица Вишневая, дом четыре. У женщины начались роды, пожалуйста, приезжайте поскорее, – твердо продиктовала Вера.
Она бросила трубку на рычаг и, поколебавшись несколько секунд, властно скомандовала Петру:
– Пойдем. Оля, останься в доме.
– Но…
– Останься. – Вера повысила голос и позвала собаку: – Буран, охранять. – Она повернулась к дочери и немного мягче пообещала: – Я скоро буду.
Оля кивнула. Вера быстрым шагом, переходящим в бег, бросилась вон из дома. Петр едва поспевал за ней.
– Если вы будете рядом, ей это поможет… – бормотал он.
Вере хотелось ударить молодого человека. Идиот. Нашел с чем играть: беременность и роды – это не рулетка в казино! Но сейчас нельзя тратить энергию на конфликты, она потом объяснит все соседу. Да и он наверняка уже сам все понял.
Переступив порог соседского дома, Вера почувствовала ржавый запах крови. Безошибочно бросилась в ванную, распахнула дверь и остановилась на пороге. Все оказалось еще хуже, чем представлялось.
Настя лежала в ванне, наполненной до краев водой. Точнее, воды там практически не было, девушка плавала в собственной крови.
– Кипяток, чистые простыни, одеяло, большие ножницы, – властно скомандовала Вера Петру.
Приложила руку к шее девушки – пульс еле бился, Настя была без сознания. Вера, не раз ассистировавшая матери и бабке на родах, с ходу смогла поставить диагноз – полное предлежание плаценты. Хуже и быть не могло. В запасе максимум минута-две. И да, она поклялась, что больше никогда и ни при каких обстоятельствах не воспользуется даром, но сейчас смерть ощерилась ей в лицо, обезобразив фарфоровое личико Насти, высасывая ее дыхание, посеребрив ее волосы и напиваясь до краев ее кровью. Это было страшно. Никакие принципы и обещания не стоили жизни двоих людей.
Все эти размышления пронеслись где-то в глубине обостренного сознания, пока Вера продолжала отдавать четкие команды Петру:
– Постели одеяло на пол, сверху простыню и достань Настю.
– Но…
– Никаких «но», – повысила голос Вера, – делай так, как я тебе говорю.
Петр не осмелился ослушаться. Ту женщину, которую он видел в соседском саду несколько минут тому назад, ослушаться было нельзя.
Быстро раскатав одеяло и кинув на него чистую простыню, он достал жену из ванны. Вместе с водой на пол хлынули потоки крови. Фантасмагорическое зрелище. Белое тело на белых простынях в кровавых подтеках.
– Может, дождемся врачей? – робко предложил он.
– Жди, если хочешь две могилки потом в саду выкопать, – равнодушно кивнула Вера, раздвигая ноги девушки и ощупывая влагалище.
Она не ошиблась с диагнозом – полное предлежание. Плацента не дает ребенку опуститься в таз. Из-за сокращений она отслаивается все сильнее, кровотечение усиливается. Абсолютное показание к кесареву сечению. В самостоятельных родах с таким диагнозом мать и дитя всегда гибнут.
Вера положила руку на живот девушки и не ощутила движений ребенка. Поздно. Надо попытаться спасти хотя бы одну жизнь.
Вера переместила пальцы на низ живота Насти, накрыла их второй рукой, закрыла глаза и представила, как плацента поднимается.
– Я ведь уже потерял, – начал оправдываться Петр.
– Заткнись и выйди отсюда, – грубо прервала его Вера.
– Я останусь, – попытался возразить он.
Вера обернулась и, сузив глаза, посмотрела на Петра.
И снова перед ним был другой человек. Совсем другой. Страшный.
Петр молча вышел из ванной, прислонился лбом к старой стене – вся в трещинах, он так и не успел ее покрасить. Сегодня все было еще ужаснее. Намного ужаснее, чем в тот день, когда он потерял и жену, и сына из-за врачебной ошибки. «Один шанс на тысячу, что такое могло произойти», – сказали ему тогда. Но это происходило снова!
А ведь Петр поклялся больше не допустить даже одной тысячной такой возможности. Пообещал самому себе, что с Настей все будет по-другому. Он сделал все, что мог, – увез вторую жену из города, оградил от стрессов, спрятал от врачей, все же было хорошо, но…
Ему захотелось спуститься в подвал, подвесить к мощному крюку, на котором покойная тетя Маня вялила мясо, ремень, встать на табуретку, а потом толкнуть ее ногой изо всех сил, чтобы не дать самому себе ни единого шанса. Ведь сегодня он своими руками убил двоих самых родных людей.
– …как птенец легко вылупится, так и человеческое дитя без мук родится, да будет на то воля твоя и моя, – бормотала за дверью Вера.
Она полностью сконцентрировалась на тех процессах, которые происходили сейчас в организме Насти. Вот плацента поднимается, ребенок входит в родовые пути головкой вперед, вот кости таза раздвигаются, вот Настино тело толкает младенца на выход. Еще, еще. Настя по-прежнему находилась без сознания, но Вера делала за нее всю работу. Это она испытывала схватки, она тужилась, она выплевывала головку младенца на первой потуге, потом плечи на второй и на третьей. Это ее младенец выбирался из той пещеры, которая девять месяцев назад подарила ему жизнь.
– Ножницы окуни в кипяток и неси сюда! – крикнула Вера Петру.
Тот сидел на полу, обхватив голову руками. Слова Веры донеслись до него сквозь густой туман.
– Ножницы! – повысила та голос.
Петр вскочил и распахнул дверь в ванную. Запах крови ударил в нос и немедленно закружил голову. Мужчина схватился за дверной косяк. Дрожащей рукой схватил ножницы, окунул их в кастрюлю с кипятком, обжигая руку, но не замечая этого, затем протянул их Вере, которая держала окровавленного ребенка. Настя по-прежнему была без сознания.
– Перерезай пуповину, – резко скомандовала Вера.
– Я не смогу. – Петр сделал шаг назад.
– Сможешь. Только подожди, отпульсирует. – Вера снова посмотрела на Петра, и в тот же момент он осознал – ее нельзя ослушаться. Немыслимо.
Вера прижала ребенка к груди. Женщина, вся в крови и слизи, тяжело дышала. Ребенок не подавал никаких признаков жизни. Неизвестно, когда началась отслойка.
– Перерезай, – скомандовала Вера, заметив момент, когда пуповина перестала пульсировать.
Петр справился со своей задачей со второго раза. И продолжал стоять, так и держа ножницы в руке. Он посмотрел на Веру, затем на синюшное тельце в ее руках, затем снова на Веру.
– Он умер? – тихо спросил Петр.
– Она. Это девочка.
– Можно?
Вера кивнула и отдала Петру ребенка. Тот прижал крошечного человечка к себе и не заметил, как по лицу градом покатились слезы.
– Прости, прости меня, – начал шептать он, – прости.
Еще и еще раз, как безумную мантру, которая могла бы вернуть жизнь крошечному созданию, раз за разом выкрикивая:
– Прости меня, прости, прости!
Казалось, его голос заполонил собой все вокруг, пробрался внутрь головы Веры и грозил взорвать ее изнутри.
– Прекрати. Отдай ее мне, – тихо приказала она.
– Про… – Петр прервался на полуслове. Посмотрел на Веру, как волчица на легкомысленного охотника, слишком близко подобравшегося к ее волчатам.
У Веры перехватило дыхание. Если Петр еще не сошел с ума, то был близок к этому.
– Я не отдам, нет. Я уже отдал один раз. Это моя вторая жена и второй ребенок, и они опять погибли, из-за меня, – прорычал он.
Вера прикусила губу.
– Иди к своей жене, она жива, дай мне ребенка. – Она снова протянула руки. – Иди, ты нужен Насте. Спаси хотя бы ее.
Поколебавшись, Петр выполнил приказ.
Вера села на пол, прижимая к себе бездыханное тельце.
Она не должна этого делать. Это против правил. Она обрекает себя на потерю. Она… Женщина провела окровавленной рукой по лбу младенца, рисуя на нем знак смерти – два перекрещенных креста с концами, загнутыми вправо. Женское начало, запускающие негативные энергии – смерть и лишение жизни. Когда знак был нарисован, Вера перечеркнула его древом жизни. Затем крошечной ручкой, перепачканной в крови, коснулась своего лба, проделывая то же движение.
– Настя, Настенька! – Петр тем временем тряс жену за плечи. Та не реагировала.
То, что Вера решила сделать, было опасно. Смертельно опасно. Она бы ни за что не пошла на такое ради взрослого человека, но с младенцем можно было рискнуть. Когда-то ее матери это удалось.
Она прижала крохотную ручку, в которой уже не бился пульс, к своему сердцу и зашептала на ухо малышке слова заговора.
Работников «Скорой помощи», приехавшей спустя десять минут, едва не сбил с ног запах крови, витавший уже в сенях. Молодой врач, идущая впереди, заглянула в гостиную. Никого.
– Смотрите в ванной, – устало вздохнула пожилая фельдшер Валентина Кузьминична. Грузная, обрюзгшая, с седыми, неряшливо прибранными волосами, она уже считала дни до выхода на пенсию. Устала на этой чертовой работе, никаких сил не хватит.
– Только осторожно, – предупредила она врача, которая не так давно приехала в их больницу по распределению и еще не утратила детскую веру в то, что сможет спасти от верной гибели циррозных алкоголиков и бесконечно больных бабушек.
– Да что вы, Валентина… – договорить врач не успела, войдя на кухню, она толкнула дверь в ванную и пошатнулась при виде открывшейся картины.
Она ухватилась за дверной косяк, но не смогла удержаться на ногах – сползла на пол, против воли теряя связь с реальностью.
Валентина Кузьминична, заглянувшая вслед за ней в ванную, поднесла руку ко рту, а затем быстро закрестилась.
– Матерь Божья.
Три человека на полу в лужах крови. Две женщины и мужчина. Одна лежит, скрючившись, прямо у входа, прижимая что-то к груди, судорожно дышит. Мужчина замер над телом другой женщины, вздрагивает в рыданиях. Женщина, которую он подмял под себя, не подает признаков жизни.
Валентина перешагнула через ту, что лежала у входа, и отдернула занавеску ванной.
Снова поднесла руку ко рту – ванна была до краев заполнена кровью. Пожалуй, даже за свои более чем сорок лет опыта работы в «Скорой помощи» она такого не видела. Ни одна семейная ссора с поножовщиной, ни даже убийство участкового и его семьи десять лет тому назад не вызвали у нее такого ужаса.
Пожилая женщина присела над мужчиной.
– Что произошло? – властно спросила Валентина Кузьминична, беря ситуацию в свои руки.
Мужчина приподнялся, продолжая по-прежнему обнимать женщину.
– Моя жена рожала, мы хотели дома…
– Идиот, – выругалась сквозь зубы Кузьминична, отодвигая Петра, – отойди, не мешай.
Петр с трудом поднялся. Молодой доктор тем временем пришла в чувство. С трудом сдерживая рвотные позывы, она встала на четвереньки и подползла к лежащей без сознания женщине, над которой склонилась Кузьминична, инстинктивно обходя ту, что свернулась калачиком у входа.
– Что это? – Голос врача сорвался.
– Роды. – Кузьминична быстро обследовала женщину – плацента вышла, кровотечения нет.
Такого она еще не видела. Бывало, что стремительно рожающие бабы-дуры не успевали доехать до роддома и извергали младенцев прямо в машине, но никогда они не теряли столько крови. Только однажды, когда Валентина Кузьминична была совсем молоденькой, одну роженицу не успели довезти до больницы – полное предлежание. Женщина умерла вместе с ребенком. Вот тогда машину «Скорой помощи» пришлось отмывать от крови.
– Где ребенок? – Молодой врач начала потихоньку ориентироваться в пространстве.
– Моя девочка умерла, – прошептал Петр.
– Где он? – снова потребовала доктор.
– Она, – упрямо поправил Петр.
– Хорошо, она. Нам необходимо констатировать смерть. – На какой-то момент девушке стало жутко.
Она в один момент пожалела о том, что не прислушалась к своим родственникам и пожилым соседкам, в один голос твердившим о том, что распределение нужно просить подальше от этих мест. Она считала себя выше, умнее и образованнее этого. Но теперь она вдруг поняла, что имели в виду близкие.
Обезумевший взгляд мужчины не сулил ничего хорошего. Доктор вдруг вспомнила сотни глупых сериалов, которые смотрела во время учебы. Возможно, они попали в логово сатанистов, принесших страшную жертву? Или он просто маньяк, сейчас достанет мачете и порубит их всех. Наверняка он что-то сделал с ребенком. И с той женщиной, которая лежит без движения возле порога. Доктор оглянулась и посмотрела на нее. Женщина зашевелилась и с большим трудом попыталась сесть. Удалось ей это с третьей попытки. С величайшей осторожностью она прижимала что-то к груди. Доктор попыталась рассмотреть, что это. Спустя несколько мгновений она почувствовала кислый привкус во рту и молнией бросилась к унитазу. Ее затошнило и вывернуло наизнанку.
Запах крови, заполонивший все вокруг, сошедший с ума мужчина, роженица без сознания, мертвое дитя, внезапно ожившая женщина. И тишина, в которой каждый ее спазм казался шумом низвергающегося водопада. Доктор склонилась над унитазом, не в силах поднять голову.
– Она жива, – послышался вдруг напряженный, с трудом проговаривающий слова голос.
Петр обернулся к Вере первым. Он попытался что-то сказать, но не смог, только смотрел на белое лицо женщины, казавшееся полностью обескровленным. Петру померещилось, будто в светлых волосах сверкнула серебряная прядь, а на лице, еще час тому назад гладком и молодом, резко проступили морщины.
Осторожно, словно боясь поверить в происходящее, Валентина Кузминична повернула голову, в один момент забыв о роженице, лежащей без сознания, и о докторе на гране потери рассудка.
Она смотрела на женщину, сидящую напротив нее. Ее окровавленное лицо, на котором были начертаны странные знаки, ее дрожащие руки с резко обозначившимися венами, ее залитое чей-то кровью тело. Ошибки быть не могло.
– Виринея? – прошептала фельдшер. – Ты вернулась…
Глава 31
Даша припарковала джип возле самого входа в больницу. Да, это было неправильно, но она знала, что ей никто ни слова не скажет. Ну и машина требовала внимания и зависти окружающих – Даша купила автомобиль две недели назад еще и не могла налюбоваться радующими глаз плавными линиями корпуса, темной сталью, кожаным салоном.
Чего будет больше – зависти или восторга окружающих, она не могла предугадать. В глаза ей всегда выражали почтение и восхищение. Дашу боялись. Еще бы. Учитывая ее прошлое и настоящее. Даша была полностью довольна таким положением дел. Почитание и страх – что может быть лучше, чтобы почувствовать себя всесильной? Статус хозяйки области делал ее жизнь воистину прекрасной.
День начался просто отлично. Руслан превзошел самого себя – она не смогла сдержать восхищения при виде кольца, которое ему удалось сотворить в вынужденном заточении. То, что нужно. В очередной раз полный успех в выборе мастера.
Даша поправила огромные темные очки и кинула быстрый взгляд в зеркало заднего вида – выглядит прекрасно. Новый косметолог старается на славу, и средства ей чудесные подобрала. Сказала, что колоться еще рано, пару лет смогут все держать «на уровне» регулярным уходом.
– Я на минуту, – предупредила Даша сына, открывая дверцу. Ей нужно было отдать кольцо главврачу больницы – ее постоянной клиентке.
Маленькая коробочка с инициалами Даши выглядела скромно и одновременно аристократично. Белый фон и две серебристые буквы – Д. А.
– Мам, я пойду в школу сам, звонок через полчаса уже. – Сашка попытался выговорить эту фразу четко, без обычного дефекта.
Вчера полночи он занимался в своей комнате, повторял скороговорки, слушал советы врачей. Даша его за это безмерно уважала. Мужик растет. А ведь пятнадцать лет тому назад пацану давали призрачные шансы на жизнь. Родовая травма, возможно, травма мозга. Потом пошли диагнозы дистрофия, рахит – сейчас Даша и не могла их все вспомнить. Ей удалось вытащить его, а потом, когда Сашка подрос и понял, что он не такой, как все, то взялся за дело сам. Вскоре оказалось, что такую силу духа нечасто встретишь и во взрослом мужчине. Весь в отца.
– Не надо, милый, я быстро, – заверила она сына. – Сейчас отдам, и все. Посиди в машине.
Даша выпорхнула из джипа и быстро подошла к входной двери в больницу. На секунду залюбовалась своим отражением в стекле – стройная, высокая, в идеально сидящих черных брюках и белой блузке. Настоящая бизнес-леди. Хозяйка жизни. Герцогиня. Нет, пожалуй, королева.
Открыв дверь Даша, вошла в убогий холл областной больницы. Одарила царственной улыбкой дежурного на входе.
– Добрый день!
– Добрый, – тот даже привстал и подобострастно улыбнулся.
– Я к Светлане Константиновне, – сообщила Даша, не замедляя шага.
Каблучки новых кожаных туфелек отстукивали такт по старой плитке. Женщина быстро преодолела два пролета и уверенным шагом подошла к двери в кабинет главврача. Приоткрыла ее и остановилась. В приемной секретарь беседовала с молодым врачом, работающей на «Скорой помощи».
– Как думаешь, согласятся они на расследование? – уже в пятый раз задавала один и тот же вопрос врач, все еще отказываясь поверить в то, что произошло у нее на глазах. Она беспомощно вертела в руках недопитую чашку кофе.
– Не знаю, а что там расследовать? Жива же роженица и ребенок ее? – недоумевала секретарь. За несколько лет работы в больнице она наслушалась разных чудных историй и даже начала верить в злой рок и ангелов-хранителей.
– Но отец утверждал, что девочка умерла при родах, – не сдавалась врач.
Даша распахнула дверь в приемную. Девушки тут же прекратили болтовню.
– Ладно, Ань, я пойду, скажи, когда главная освободится. – Врач поставила чашку на стол и встала.
– Хорошо, – кивнула секретарь и любезно, слишком любезно, улыбнулась Даше: – Здравствуйте, а Светлана Константиновна сейчас разговаривает с министерством. – Она кивнула на внутренний телефон, мигающий красным глазом. – Как только закончит – сразу доложу, что вы приехали. Вы присядьте. Чаек, кофеек? – засуетилась девушка, быстренько ликвидируя последствия стихийного чаепития с молодым доктором.
Вошедшую женщину она одновременно и побаивалась, и восхищалась ею. Говорили, что та была одной из первых богачек города, а ее украшения заказывали даже персидские шейхи. Как-то девушка зашла на сайт ювелирного магазина Дарьи Александровны и глаз не смогла отвести. Она даже не представляла, что такая красота существует на свете. Ценники на изделия указаны не были, но можно догадаться, что даже если она продаст свою двухкомнатную квартирку в пригороде, доставшуюся в наследство от бабушки, все равно вряд ли сможет купить даже самое скромное из этих колец.
Подавив завистливый вздох и кинув быстрый взгляд на маленький пакетик в руках у гостьи, девушка взяла грязные чашки и отнесла их в крошечную комнатку с умывальником, прилегающую к приемной, затем вернулась на место и кинула вопросительный взгляд на Дашу.
– Чай, кофе?
– Нет, спасибо, – та покачала головой. Отвратительную бурду, которую ей периодически пытались предложить в присутственных местах, она на дух не переносила.
Даша села в кресло и бросила взгляд на часы. Так Сашка в школу опоздает.
– Долго еще? – капризно поинтересовалась она.
– Не знаю. – Девушка сжалась в кресле и сделала вид, будто увлечена работой.
Дверь приемной распахнулась, и вошла фельдшер Валентина Кузьминична. В руках она держала две медицинские карты. Не обращая внимания на Дашу, шагнула к столу секретаря и протянула ей документы.
– Вот все по роженице и ребенку. Обследования показали, что они в порядке.
– Что же тогда произошло? – не в силах сдерживать любопытство, поинтересовалась секретарь.
– Роженица на учете не стояла и у нас не обследовалась. Поэтому ничего сказать не могу. Но по тому количеству крови, что я видела, ни она, ни ребенок, не должны были выжить. Понаедут дуры безголовые городские, а нам потом выгребать, – сердито проворчала Валентина Кузьминична.
– А это правда, что в «ведьмином доме» кто-то поселился? – Секретарь кинула обеспокоенный взгляд на Дашу, но та казалась погруженной в свои мысли.
– Да, хозяйка вернулась, – кивнула фельдшер.
Даша, внимательно прислушивающаяся к разговору, резко вскочила с места. Пакет с красивой коробочкой с глухим стуком упал на пол.
– Что?
Пожилая фельдшер и секретарь одновременно повернулись к Даше.
– Дарьяна? – Валентина Кузьминична сделала шаг назад.
– Виринея вернулась? – глухо поинтересовалась Даша.
– Да, вернулась, – кивнула Валентина Кузьминична, а ты что, не знала?
Даша резко бросилась вон из кабинета, забыв про пакет, который так и остался лежать на полу.
Секретарь с удивлением взглянула на Валентину Кузьминичну. Девушка была молода и провела свое детство и юность вдали от этих мест. Она жаждала пояснений, но пожилая женщина лишь покачала головой:
– Не дай бог опять начнется.
Даша за несколько секунд преодолела лестничные пролеты и выбежала на улицу. Сашка с недовольным выражением лица стоял рядом с машиной. Пацан явно собирался оставить джип без присмотра и улизнуть в школу.
– Мам, – с упреком протянул он, – осталось пятнадцать минут!
– Садись в машину! – рявкнула Даша, запрыгивая на водительское сиденье и заводя двигатель.
Сашка едва захлопнул дверцу, как Даша резко сдала с места и развернулась так лихо, что мальчик, не успев пристегнуться, отлетел к другой двери и больно стукнулся плечом.
– Мам, ты что?
Даша проигнорировала вопрос. Спустя три минуты она высадила сына на школьном дворе, а затем снова резко развернулась, поднимая тучи пыли, и направила автомобиль по слишком хорошо знакомому адресу.
«Машина, – думала она. – Эта чертова машина в лесу. Можно было сразу догадаться, кто на ней приехал!»
Глава 32
Вера собиралась. Ей стоило большого труда убедить Олю пойти сегодня в школу – девочка отказывалась категорически. В какой-то момент Вера даже готова была сдаться, но потом все-таки настояла. Сидеть дома и вариться в собственных мыслях – не лучшее занятие для пятнадцатилетней девочки. К тому же Оля могла начать задавать слишком много вопросов.
Они договорились, что Вера придет в школу перед уроком биологии и поговорит с учительницей. Попытается выяснить суть ее претензий. Конечно же, про «попытаться выяснить» она сказала дочери. Сама Вера собиралась хорошенько припугнуть дуру и объяснить, что ту ожидает, если она не станет сдувать с Оли пылинки.
Вера влезла в джинсы, надела свежую блузку, автоматически отметив, что сегодня надо заняться стиркой, кинула взгляд на часы – до звонка оставалось еще пятнадцать минут.
Она подошла к зеркалу, взяла массивную щетку, которую откопала в недрах маминого сундука, и, распустив привычный хвост, провела по светлым пушистым волосам. Толстая седая прядь, появившаяся вчера, сразу же бросилась в глаза.
Бурана Вера похоронила вчера вечером сама, дождавшись, пока Оля уснет. Девочке пока ни к чему знать о смерти любимого пса. Вера не плакала. Это было закономерно. Пес взял на себя то, что предназначалось другим. Нельзя играть со смертью, отбирать у нее добычу, не давая ничего взамен.
Вера еще и еще раз, с каким-то особым ожесточением, провела расческой по пшеничным волосам. Затем снова забрала их в хвост. Присмотрелась внимательнее – безжалостный дневной свет подчеркнул морщины на лбу и вокруг рта. Тоже вчерашнее приобретение. Все, больше она ни за что не станет играть в такие игры. Иначе состарится как мать – в сорок та выглядела глубокой старухой и отказывалась что-либо с этим делать. Утверждала, что лицо – это карта ее жизни.
Уже вчера вечером на улице стали появляться пришлые, многих из них Вера знала. Совершенно очевидно, что все село в курсе, что вернулась ведьма, и все люди, позабыв прошлое, дружно ринулись к ее дому в надежде на помощь. Но Вера не будет никому помогать. Ей надо убедить местных в том, что у нее нет никаких способностей. Что дар оборвался на ее матери. Чтобы там ни говорили досужие сплетники.
Она снова бросила взгляд на часы – надо поторопиться.
Вера быстрым шагом направилась в сени, надела кроссовки, распахнула дверь и столкнулась лицом к лицу с Дашей.
– Явилась? – Взгляд обжег странной смесью отчаянной ненависти, жгучего любопытства и неприкрытой зависти.
Вера попыталась ничем не выдать волнения, она сделала шаг навстречу Даше и закрыла за собой дверь.
– И тебе тоже здравствуй. Извини, мне некогда. – Вера предприняла безуспешную попытку пройти.
– Нам надо поговорить, – безапелляционно заявила Даша, напирая на Веру и заставляя ее сделать шаг назад.
– В другой раз. А то дома ни чая, ни печенек, гостей не ждали, – развела руками Вера.
– Обойдусь. Я быстро.
Вера снова обеспокоенно посмотрела на часы – за пять минут она успеет добежать до школы, если поторопится.
– Начинай, – предложила она незваной гостье.
– Зачем ты приехала? – прошипела Даша. Она подошла так близко, что Вера легко различила ее аромат – Даша носила лимитированную коллекцию. Ну что же, по крайней мере, не голодает и не нищенствует.
– Ностальгия замучила, – фальшиво улыбнулась Вера.
– Прекрати паясничать! Зачем ты приехала?
– Я не обязана перед тобой отчитываться. – Вера сделала новую попытку обойти Дашу, но та схватила ее за руку.
– Я слышала разговор в больнице. Ты вчера спасла роженицу и дитя.
– Неправда, я просто оказалась рядом, когда приехала «Скорая», – соврала Вера, глядя Даше в глаза.
– Не ври, Виринея, у тебя это все равно плохо получается.
– Да уж, куда мне до тебя, Дарьяна.
Несколько минут женщины смотрели друг на друга. Вера знала, что дочь ждет ее в школе, с нетерпением смотрит во двор. Еще пара минут – и она будет готова расплакаться, но требовалось расставить все точки над i прямо сейчас. Иначе Дарьяна вернется, и не раз. Чего-чего, а упорства ее сестре было не занимать.
– Ты предательница, – процедила сквозь зубы Даша. Она сняла очки и уставилась на сестру.
Внешне женщины были абсолютно непохожи – невысокая, светловолосая, худощавая Вера и высокая, мускулистая, черноволосая Даша. Единственное, что их роднило, – цепкий взгляд голубых глаз.
– Допустим. У тебя все? – холодно поинтересовалась Вера.
– Нет. Если бы ты осталась, если бы ты ее защитила, мама была бы жива! – Голос Дарьяны дрогнул.
– Неправда! – Вера задохнулась от возмущения. Это был удар ниже пояса.
– Правда, – припечатала Даша, – убирайся! Тебе здесь не место.
Вера, поколебавшись, сделала шаг назад. Да, возможно, ей следовало поговорить по душам с сестрой, перед тем как бежать из дома, все ей объяснить, как-то держать связь. Но они никогда не были особо близки, и мнение Дарьяны Веру не интересовало. Но теперь обе выросли, пора бы оставить позади детские обиды и поговорить как взрослые люди.
Вера распахнула дверь в сени:
– Нам надо поговорить.
Глава 33
Оля до последнего ждала появления матери. Ведь обычно если та обещала, то всегда выполняла. Девочка сидела на подоконнике третьего этажа, обхватив руками рюкзак и не замечая, как лезут в глаза растрепавшиеся медные волосы. Девочка игнорировала одноклассников, робко здоровающихся с ней. Наверняка они все уже ее ненавидят. Оставила без ответа и приветствие Сашки.
Учительница была в кабинете и не вышла из него во время перемены. Оля прождала еще какое-то время после того, как прозвенел звонок, но мать так и не появилась.
Возможно, она придет во время урока?
Нехотя Оля взяла рюкзак, слезла с подоконника и, постучавшись, вошла в класс, прервав учителя на середине фразы.
Антонина Петровна сегодня выглядела еще более массивной и впечатляющей – полыхающе-алый костюм и черная блузка. Словно воин, вышедший на тропу войны и решивший поддержать себя агрессивным одеянием.
– О, Подольская, а мы тебя ждем, без тебя не начинали, – с издевкой поприветствовала Олю учительница.
Оля сделала попытку тихонько проскользнуть на место, но властный голос преподавателя ее остановил:
– Я разве разрешала тебе садиться?
Оля остановилась и в растерянности посмотрела на Антонину Петровну. В гимназии, куда Ольга ходила с первого класса, учителя не позволяли себе так разговаривать с учениками, и сейчас девушка не знала, как ей реагировать.
– Сегодня мы продолжаем изучать иммунитет, и раз ты у нас такая образованная, может, проведешь урок вместо меня? – издевательски предложила Антонина Петровна.
– Чего вы к ней прицепились? – вдруг послышался мальчишеский голос.
Оля повернула голову в сторону неожиданного защитника. Сашка.
– Саша, я не спрашивала твоего мнения, – поджав губы, сообщила учительница, но тон сразу же сменился на немного подобострастный.
– Да вы к ней второй урок цепляетесь, а она ничего не сделала, – продолжал гнуть свою линию Сашка.
Остальные одноклассники притихли и с интересом следили за развивающимся конфликтом. Сашка пользовался непререкаемым авторитетом в школе, и даже многие учителя не решались с ним спорить. То ли из-за личности самого Сашки, то ли из-за его матери, дамы денежной и влиятельной, благодаря пожертвованиям которой в прошлом году в школе удалось сделать ремонт.
– Саша, выйди из класса и подумай немного над своим поведением, – сквозь зубы процедила Антонина Петровна, – а ты, Подольская, садись.
Сашка демонстративно громко кинул в рюкзак учебник, тетради и пенал, с вызовом вышел из-за парты и, проходя мимо учительницы, отпустил в ее сторону:
– А мне так хотелось послушать про иммунитет. – Дружное хихиканье класса. – Но нет так нет. До свидания, Антонина Петровна.
Едва за Сашкой закрылась дверь, как учительница обрушила весь гнев на Олю, продолжавшую стоять на месте:
– Ты что, плохо слышишь? Я сказала – садись.
Оля подняла глаза на учительницу, и та на секунду опешила. Возможно, не стоило с девчонкой так. А вдруг и она тоже? Хотя нет, знакомые заверили, что династия оборвалась еще на ее мамаше.
Не говоря ни слова, Оля развернулась и вышла из класса.
– Подольская, вернись сейчас же, кому говорят! – окончание фразы потонуло в грохоте закрывшейся двери.
Сашка сидел на подоконнике и смотрел во двор.
– Спасибо, – немного помолчав, поблагодарила Оля.
– Да не за что, – с напускным равнодушием пожал плечами Сашка, – достала уже. Истеричка.
– А ты смелый, я бы так не смогла, – робко призналась Оля.
– Почему? – Сашка перевел взгляд на девочку и подвинулся, приглашая ее присесть рядом. – Садись.
Оля присела на подоконник. Она давно ни с кем по-дружески не болтала. Впрочем, она никогда ни с кем по-дружески не болтала, у нее не было друзей, только мама.
– У нас в школе учителя так с нами не разговаривали. Наоборот, хвалили, если знаешь больше положенного. А биология – мой любимый предмет, я действительно много знаю, – не сдержавшись, похвасталась Оля. Непонятно почему, но в глазах этого мальчишки ей хотелось выглядеть умной и интересной.
– А у нас разве что по лбу не дают, если выступать начинаешь, – вздохнул Сашка. – Скорей бы уже год закончился, и свалю отсюда.
Сашка пытался казаться взрослым, но это ему плохо удавалось. Рыжеватые волосы, вихрастая челка, светлые глаза и искалеченное лицо, на котором каждый орган, казалось, жил своей собственной жизнью. Он был похож на тотем, грубо вырезанный из дерева и вызванный к жизни черной магией. Странно пугающий и притягательный одновременно. Олю разрывало двоякое чувство – ей хотелось прикоснуться к нему и в тоже время держаться от него подальше. Словно пятнадцатилетний деревенский пацан, который никогда не улыбался, таил в себе какую-то опасность.
– А куда ты хочешь уехать? – поинтересовалась Оля.
– В столицу, в театральный, но пока денег нет, – признался Сашка.
– В театральный? – искренне удивилась девочка.
– А што? Думаешь, у меня не получится? – ощерился Сашка и моментально сбился, начал предательски шепелявить.
– Нет-нет, – быстро заверила его Оля, пытаясь загладить свою вину, – просто мне казалось, что ты можешь пойти куда-то в политики, например. А твои родители не против театрального?
– Против, конечно, папа с удовольствием сделал бы из меня лесника. А мама вообще никуда отпускать не хочет, думает мне бизнес передать. Но я сам заработаю денег и уеду. – Сашка моментально расслабился. Одним из удивительных свойств его натуры была способность зажигаться и гаснуть практически мгновенно.
– А как ты зарабатываешь? – Оле не хотелось заканчивать разговор, и она судорожно искала поводы его продолжить.
Она чувствовала себя в безопасности. Здесь, на этом подоконнике, залитом ленивым утренним солнцем, в пустой школе, по которой их голоса раскатывались громким эхом. Оля даже прикрыла на секунду глаза, почувствовав, как волны спокойствия переносят ее куда-то в другой мир.
– Я байки чиню, меня батя научил, говорит, у меня руки из правильного места растут, – похвастался Сашка. – Вот вчера настоящий «Харлей» подогнали, сегодня вечером буду смотреть.
Вдруг Оля слетела с подоконника, словно какая-то сила толкнула ее в спину. Дикими глазами она уставилась на Сашку. Словно сложился пазл из трех слов: Сашка, байк и вечер. Она увидела.
– Не надо, не ходи сегодня вечером в сарай! – облизнув вмиг пересохшие губы, попросила она.
– Ты чего? – Сашка сел на подоконнике и непонимающе уставился на Олю.
– Не ходи, – вдруг затряслась та, – не надо. Что-то случится, подожди до завтра. Я не знаю, как тебе объяснить, просто очень прошу тебя.
Сашка схватил рюкзак и слез с подоконника. Покрутил у виска пальцем:
– Знаешь, а ты и вправду странная.
Следующие два урока прошли в полном отчуждении. Учительница английского оказалась отрешенной от мира дамой средних лет. Она читала Шекспира, а затем весь класс дружно пытался перевести текст на русский язык. Сашка даже не повернул головы в сторону Оли, и она тщетно надеялась поймать его взгляд. Так же прошла и физика.
Оля не испытывала никаких сложностей со школьной программой – они с классом давно ушли вперед. Поэтому два урока она провела, погрузившись в собственные мысли.
Что это было там, в коридоре? Такое же озарение, как тогда, с Тимуром? И даже если ей что-то привиделось, зачем она сразу же вывалила это на Сашку? Тот наверняка подумал, что она чокнутая, и был прав. Единственный шанс Оли на дружбу таял без следа. Девочка едва не плакала – это она сама во всем виновата, конечно, с такой ненормальной никто не захочет общаться.
Даже мама в школу не пришла.
После последнего звонка Оля с трудом поборола желание переждать в туалете, пока все одноклассники разойдутся по домам. Теперь она старалась избегать закрытых помещений, а в классе всегда садилась возле окна – создавая иллюзию открытого пространства. Она замешкалась, собирая вещи, и вышла из класса последней, чтобы избежать общения с кем бы то ни было. Спустилась на первый этаж. Вера ждала дочь в холле.
– Мама? – удивилась Оля. – Я думала, ты придешь перед биологией.
– Прости, родная, – Вера поцеловала дочь и приобняла за плечи, – у меня не получилось.
– Все в порядке? – Оля пристально посмотрела на мать.
– Да. Я поговорила с твоей учительницей, больше это не повторится, – заверила ее Вера.
На мгновение перед глазами всплыло лицо Антонины Петровны, которая все поняла еще до того, как Вера открыла рот. Клятвенно заверила, что больше у Оли проблем с биологией не будет. Девочка знает много, если надо, можно поставить ей оценку за четверть «автоматом». Но Вера отказалось. Ей не нужны были привилегии для дочери, ей хотелось, чтобы Оля ничем не отличалась от других детей.
– Почему она так сказала? Ну, про ведьмино отродье? – поинтересовалась Оля.
Она автоматически, совсем по-детски, взяла мать за руку, и вместе они вышли во двор, нагретый солнцем.
Вера пожала плечами и посмотрела куда-то вдаль.
– Я не знаю, милая, иногда люди говорят странные вещи и сами не могут это объяснить.
Она ненавидела себя за вранье, но сейчас так было лучше.
Медленно, наслаждаясь весенним солнцем, они направились к дому.
– Как сегодня в школе? Было что-нибудь интересное? – поинтересовалась Вера.
– Да никак, программу эту мы уже проходили, никто со мной не общается, только один мальчик попытался поговорить, и все, – грустно сообщила Оля.
– Что за мальчик? – нарочито бодро поинтересовалась Вера.
– Мальчик как мальчик, зовут Саша, он за меня сегодня вступился, когда биологичка прицепилась, – немного покраснев, сообщила девочка.
– И что сказал? – не сдержала улыбки Вера. Похоже, первая любовь не за горами.
– Спросил, почему она ко мне все время цепляется, а она выгнала его из класса.
– А ты что?
– А я пошла за ним.
Вера рассмеялась:
– Прямо жена декабриста.
– Ну, мама, – смутилась Оля, – он хотел поговорить, а я… – Оля на мгновение заколебалась, не зная, рассказывать ли маме про свое видение. Потом решила, что лучше промолчать. В прошлый раз мама не отнеслась к этому серьезно.
– Что ты?
– Да ничего.
Непринужденно болтая, они прошли по главной улице и уже свернули на Вишневую, когда их остановил мужской голос:
– Виринея? Ты вернулась?
В этот раз вместо смеха на глаза моментально навернулись слезы. Она узнала этот голос. Он ничуть не изменился за семнадцать лет. Такой же спокойный, глубокий, равномерный, как волны океана в штиль. Проникающий в самую суть. Вера замерла на месте и обратилась к дочери:
– Оля, иди в дом.
– Мам, но я…
– Пожалуйста, иди в дом, – твердо попросила она.
– Хорошо.
Оля бросила быстрый взгляд на мужчину, стоявшего за маминой спиной, и направилась к дому, размышляя о том, кем был этот человек. Не очень-то он похож на деревенского жителя.
Едва дочь отошла на безопасное расстояние, Вера повернулась, и дыхание сбилось. Он стал еще красивее. Возмужал, раздался в плечах, даже набрал немного лишнего веса, но это его не портило. Наоборот, придавало солидности. Сейчас ему подходило короткое и емкое «мужик».
Ежик угольно-черных волос. Глаза такие светлые, что издалека казалось, будто их застилает бельмо, цвета неба на рассвете. Джинсы, рубашка с расстегнутым воротом и легкий темно-синий пиджак.
– Здравствуй, Алик, – тщетно пытаясь улыбнуться, выдавила Вера.
– Здравствуй, Виринея.
Он подошел к ней вплотную, с трудом удержался, чтобы не провести рукой по пшеничным волосам. Вера почувствовала запах горькой туалетной воды и пота.
– Ты и вправду ведьма, – без улыбки заметил Алик. – Все такая же.
Вера не осмеливалась поднять глаза. Странное чувство, когда бояться приходится саму себя.
– Ты вернулась?
Она кивнула.
– Надолго?
– Не знаю.
– В любой момент сбежишь? – горько поинтересовался он.
Вера рассматривала землю под ногами – первые ростки, утопленную в грязи гальку, светлые кроссовки Алика. Прошлое возвращалось. Она заметила обручальное кольцо на его пальце – и стало больно. Хотя чего еще ожидать? Что он будет лить слезы все семнадцать лет?
– Это твоя дочь? – кивнул Алик вслед Оле.
– Да.
– Сколько ей?
– Пятнадцать.
– Как и моей.
Нехитрые вычисления не заняли много времени. Значит, не успела она уехать, как он переключился на кого-то другого.
Тиски отпустили, и стало легче дышать. Так лучше для всех. Даже хватило смелости поднять на него взгляд.
Темные тени под глазами почти слились по цвету со смоляными ресницами. Утренняя щетина уже начала отрастать, очерчивая жесткие черты лица. Первые морщины.
– Ты здесь живешь? – наконец-то решилась задать вопрос Вера. Если да, то это катастрофа. Ее это добьет окончательно.
– Нет, я живу в областном центре. Но Вероника, дочка моя, в местную школу ходит. Мой отец умер, матери совсем грустно было, упросила, чтобы внучку ей отдали хотя бы на дни учебы.
– И ты согласился?
– У меня работа нервная, да и жена была не против. – Он сделал акцент на слове «жена».
– Ясно.
– Таня врачом стала.
Таня. Ну конечно же. Из всех девушек он выбрал именно ту, которая ненавидела Виринею больше всех.
– А сам чем занимаешься?
– Полицией местной руковожу.
– Ясно, – повторила она.
Вере снова стало душно. Несмотря на легкий прохладный ветерок. Оба не знали, как прервать этот разговор.
– Если будет что-то нужно – обращайся. – Алик оказался сильнее.
Вера кивнула и снова вперила взгляд в землю. Развернулась и, стараясь держать спину прямо, пошла к дому.
Да, она все не так представляла. Точнее, она вообще никак это не представляла. Алик был алмазом уникальной огранки, ее личным сокровищем, что она все эти годы хранила внутри и чтила как святыню, перед которой зажигают лампады в час, когда в душе бушуют демоны. А сейчас она словно извлекла алмаз на солнечный свет, внимательно рассмотрела и поняла, что это всего лишь стекляшка, лампады давно чадят, а демоны – это все, что у нее осталось.
Людей возле калитки Вера увидела издали. Ускорила шаг и пожалела, что не надела темные очки, чтобы хоть как-то отгородиться от внешнего мира. На дороге стояли две женщины и один мужчина.
– Примите, пожалуйста, очень надо, – одна из женщин, в старых растянутых брюках и шерстяной кофте бросилась ей наперерез.
– Я никого не принимаю, вы что-то путаете, – сквозь зубы процедила Вера, подходя к калитке, для чего ей пришлось даже немного потеснить другую женщину – болезненно опухшую, в черном платке и длинном наряде, не скрывающем голеней со «слоновой» болезнью.
– Виринея, умоляю, помоги, – заголосила женщина в черном и попыталась схватить ее за руку.
Вера увернулась. Стараясь не смотреть на просительницу, она быстро открыла калитку и так же стремительно захлопнула ее за собой, перекрывая вход мужику, бросившемуся в открывшееся пространство.
– У меня теща помирает, помогите, я заплачу, – бесхитростно попросил мужик.
– Оля, иди в дом, – попросила Вера дочь, стоящую во дворе и с изумлением рассматривающую неожиданных гостей.
Затем снова повернулась к калитке, твердо решив придерживаться заданной линии поведения.
– Я никого не принимаю и не буду принимать. Я просто здесь живу. Вы меня с кем-то путаете.
– Виринея ты, – мрачно возразила женщина в черном, – я тебя еще девчонкой помню. Я тетя Света, жена дяди Вани, из дома, что за детским садом.
Вера еле сдержала возглас изумления. Тоненькая, как тростиночка, тетя Света, смешливая, подвижная, вечно забегавшая к матери за советом, как отворотить красавца мужа от других баб. Судя по вдовьему наряду, в конце концов ей это удалось.
– Нет, – отрезала она, – вы ошиблись.
Вера повернулась, чтобы пройти в глубь сада.
– А вот твоя мать никогда бы не отказала, – бросила ей в спину тетя Света.
Вера остановилась.
– Ну, может, на тещу все-таки разочек глянешь, а? – просительно заныл мужик, пропуская мимо ушей то, что сказала Вера. – Нормальная баба она.
– Я неясно выразилась? – Вера повернулась к мужику и уставилась ему в глаза.
Тот попятился. Он напоминал подзаборную дворнягу, получившую жестокий пинок в мягкий беззащитный живот и вынесшую урок, что в этом месте ей больше ловить нечего. Если бы у него был хвост, он бы его непременно поджал. При мысли о собаке Вера почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.
Пора прекратить эту затянувшуюся сцену, и она ушла в глубь сада.
Оля сидела на крылечке и оживленно беседовала с незнакомым мужчиной. Он держал на коленях огромную плетеную корзину и походил на персонажа русской народной сказки. Румяный, как печеное яблоко, со светлыми, уже начавшими редеть волосами, сдобный и уютный – насколько эта характеристика могла описать представителя сильного пола, а не добрую деревенскую бабушку. Одет в серое пальто хорошего кроя и серые брюки, на шее аккуратно повязан клетчатый шарф. Но, несмотря на миролюбивый и уютный вид незваного гостя, Вера пришла в ярость.
– Убирайтесь отсюда, кто вас учил без спроса заходить в чужой двор? – рявкнула она, указывая мужчине на калитку.
Тот неловко вскочил, корзина вывалилась из рук. В мокрую траву, пробивающуюся сквозь свежую весеннюю грязь, выкатились круглые белые баночки с кремами и лосьонами. Вера презрительно фыркнула:
– Вы решили заплатить мне кустарной косметикой? Спешу вас расстроить, я косметикой не пользуюсь.
Равнодушно перешагнув через баночки, Вера поднялась на крыльцо и вставила ключ в замок.
– Нет, мама, ты все не так поняла! Послушай! – воскликнула Оля.
– Оля, иди в дом, – скомандовала Вера.
– Извините. – Мужчина смутился и не знал, куда ему деться. – Извините, я правда не подумал, нельзя вот так без предупреждения, что же это я… Я просто не знал, не было времени все обдумать, сразу приехал благодарить вас…
Мужчина поднял корзину и держал ее в руках, не решаясь подобрать баночки, которые все глубже утопали в грязи.
– Благодарить? – Вера обернулась к посетителю и выжидающе уставилась на него.
– Да, мама, – жарко подтвердила Оля.
– Я отец Насти, – смущенно пояснил мужчина, переложив корзинку из одной руки в другую. Немного поколебавшись, он переступил через баночки и протянул руку Вере: – Константин.
Та неловко потрясла протянутую руку и смутилась.
– Извините, я думала, вы один из тех. – Она кивнула в направлении калитки и кинулась собирать баночки. – Сегодня какой-то день открытых дверей в местной психбольнице. Извините еще раз.
– Оставьте, оставьте, пусть лежат, не надо было мне приносить, я же не знаю, косметика – это так индивидуально, – запротестовал Константин, пытаясь помешать Вере собрать коробочки и баночки.
– Да я просто так сказала, на самом деле я пользуюсь косметикой, – снова соврала Вера и разозлилась на себя – зачем она постоянно врет?
Константин присел рядом с ней на корточки, не замечая, как полы серого пальто зачерпнули жидкую грязь, и начал суетливо собирать рассыпанное в корзинку.
– Если вам понравится, я еще потом передам. – Константин совершал хаотичные движения, мешая Вере, пару раз они чуть не столкнулись лбами.
Когда все кремы были собраны, Вера, пытаясь хотя бы немного сгладить неудобную ситуацию, предложила:
– Выпьете чаю? С Настиным вареньем, – прибавила она.
Мужчина улыбнулся и расцвел на глазах. Словно лишь одно упоминание имени дочери подсвечивало его изнутри, как освещает теплый домашний абажур обычная лампочка.
– А где Буран? – обеспокоилась Оля, глядя по сторонам, и негромко позвала: – Буран, ко мне!
– Милая, похоже, он сбежал, – снова соврала Вера, открывая дверь и впуская в дом гостя.
– Как сбежал? – Глаза Оли наполнились слезами. Бурана ей подарили на десятилетие, и в течение последних пяти лет собака была ее единственным другом.
Вера ненавидела себя за то, что позволила чужим людям и собственной мягкотелости причинить боль Оле. Но, к сожалению, это участь всех тех, кто решает вмешиваться в установленный свыше ход событий и менять их по своему усмотрению. За все надо платить. Жизнь собаки против жизни маленькой девочки. Меньшее, что она могла дать.
– Одурел от природы, весна, – мимоходом бросила Вера.
Сейчас главное – не акцентировать на этом внимание. Отвлечь, как в детстве, от незначительной травмы, переключить, а дальше дочь и сама забудет.
– Проходите, пожалуйста. – Вера пригласила гостя в сени.
Тот вначале не вписался в узкий проход вместе со своей корзинкой, неловко развернулся, ввалился в прихожую задом, втаскивая корзинку за собой. Все так же держа свою ношу в руках, Константин принялся разуваться. С занятыми руками ему это никак не удавалось. Он привалился вначале к одной стене и попытался снять носком одной туфли из мягкой кожи другую. Ничего не получилось. Константин изменил положение и попытался проделать все то же самое, но в другом направлении. Немного понаблюдав за его мучениями, Вера отобрала у мужчины корзинку и предложила гостю:
– Не надо разуваться, проходите так.
– Нет, что вы, что вы, куда же в грязной обуви в чистый дом. – Константин все-таки разулся и принялся топтаться в сенях в одних носках.
– У меня нет мужских тапок, – пожала плечами Вера.
– Ничего, я обойдусь.
Вера прошла в дом, молча приглашая Константина следовать за собой. Зашла в маленькую кухоньку и включила газ, чтобы вскипятить чайник.
– Оля, накрывай на стол.
Девочка кинулась к полкам. Достала щербатые тарелки, из старенького пожелтевшего холодильника «ЗиЛ» и извлекла «Цветаевский пирог». Они его так и не попробовали. Прихватила банку с Настиным вареньем, стоявшую на подоконнике.
Когда чайник начал закипать, Вера вспомнила, что у нее нет заварки. Пришлось снова обращаться к серванту. Она достала пакетики с чабрецом, мятой, ромашкой и принесла в кухню. Все эти нехитрые действия мать и дочь совершали под аккомпанемент сбивчивого эмоционального рассказа Константина, пристроившегося на краешке старенькой табуретки.
– Они же мне ничего не говорили! Я вообще не знал, что она дома вдруг решит рожать, мне даже в голову это не пришло! Это все Петя, это он. Не доверяет врачам, боится, я их тоже боюсь, но себя боюсь еще больше. Я бы Насте не разрешил, – с нажимом добавил гость.
Чайник закипел, Вера плеснула в заварник кипяток, подождала несколько секунд и, плотно закрыв крышку, сделала несколько круговых движений, словно размазывая кипяток по старенькой посудине. Затем выплеснула воду и кинула травы. Залила кипятком наполовину.
– Петя уже потерял жену и ребенка, не знаю, что там у них случилось, но он как помешался – никаких врачей, никакой цивилизации. Как с Настей жить начали, так он ей даже аспирин пить запретил. А я что? Ну что я? Кто меня будет слушать? Старый нудный папа, а Настенька у меня единственная, я ее сам поднимал. – Константин внезапно сгорбился, лицо осунулось, румянец словно стерли с лица мазком белой краски.
– Никогда не знаешь, что лучше. И у природы, и у цивилизации есть свои преимущества, – дипломатично заметила Вера, доставая нож и начиная разрезать пирог.
– Что же я сижу? – вдруг вскочил Константин, кидаясь к Вере. – Давайте я помогу.
Он попытался вырвать у нее из рук нож, но Вера не дала ему такой возможности.
– Сидите, – Вера кивнула на стул, – вы в гостях.
Она наполнила чайник до краев кипятком.
– Да нет, как же, я зашел поблагодарить, если я что-то могу для вас сделать, вы только скажите. – Константин вернулся на исходную позицию, но явно не знал, куда ему себя деть.
Вера положила кусок пирога на тарелку Константина, кусочек Оле и небольшой себе – к сладостям она была равнодушна.
– Чем вы занимаетесь, Константин? – спросила женщина, разливая чай по чашкам.
– У меня небольшая компания по производству натуральной косметики, – скромно, но с достоинством сообщил Константин и воткнул вилку в пирог.
– Прямо-таки натуральной? – усмехнулась Вера.
– Да, у меня есть специалисты, которые разбираются в травах.
Константин положил кусок пирога в рот и замолчал, закатив глаза к потолку.
– Это божественно, – с набитым ртом пробормотал он, нацеливая вилку на следующий кусок. Крошки просыпались на пальто, которое он так и не снял, но Константин не замечал таких мелочей.
Вера взяла баночку с кремом из тех, что лежали в корзине, которую Константин в конце концов примостил под столом. Критическим тоном прочитала состав вслух.
– Вода, глицерин, изопропил изостеарат, лецитин, алкоголь. Натуральная косметика? Вы это серьезно? – не выдержав, рассмеялась она.
– Ну вы же понимаете, что нельзя просто засунуть экстракты растений в банку, они моментально испортятся и могут нанести огромный урон коже, нужны консерванты, – запротестовал ее гость.
– Конечно, я это прекрасно понимаю. Поэтому не стоит называть вашу косметику натуральной. Натуральная – это та, которую я могу сварить на кухне, поставить в холодильник и с ее помощью в течение недели убрать половину мимических морщин с женского лица.
– Вы серьезно? Хотя…
– Что?
– Петя сказал, что вы каким-то чудом спасли Настю и малышку. Вы, наверное, хорошо разбираетесь в народной медицине?
Вера бросила настороженный взгляд на Олю, внимательно прислушивающуюся к разговору.
– Нет, – она подлила гостю чай, – просто я выросла в селе, а здесь, знаете ли, все близки к природе и вместо перекиси водорода частенько раны лопухом лечат.
– Вера, а приходите ко мне на работу? – вдруг выпалил Константин, подобравший последние крошки с тарелки.
– Кем? Уборщицей? – рассмеялась Вера.
– Нет, что вы! Если вы действительно так хорошо в этом всем разбираетесь, вы могли бы возглавить отдел разработок. Или просто консультантом, если вам это ближе, – тут же поправился он.
Женщина понравилась ему с первого взгляда – она была умна, красива, а еще спасла жизнь его дочери. Но он не умел и не хотел быть навязчивым. Просто предложил от чистого сердца и уставился на Веру широко открытыми доверчивыми глазами малыша с рекламы детского мыла.
На какой-то момент Вера опешила. Работа? Она об этом даже не задумывалась. Денег, что взяла с собой, при скромных расходах им должно было хватить надолго, а потом… Она не знала, что будет потом. Вообще не любила загадывать. Но судя по ходокам, которые уже успели укорениться на пороге ее дома, поток не иссякнет. Они будут ходить, просить, угрожать, умолять. Это все Вера уже проходила. Но не ходоки были ее настоящей проблемой. Угроза исходила от Даши. Сестра точно не успокоится, пока не выживет ее отсюда.
Совсем другое дело, если у Веры будет обычная работа, и со временем жители и Даша поверят в то, что Вера такая же, как и они, что у нее нет дара. Да и Оле будет гораздо проще жить с работающей матерью, а не с деревенской колдуньей.
– А, собственно, почему бы и нет? – кивнула она.
Глава 34
Глеб проснулся раньше Кати. Осторожно, чтобы не разбудить девушку, встал с дивана и, накинув халат, поднялся на второй этаж. Катя уже второй раз оставалась на ночь, но он все еще не мог привести ее в семейную спальню – предпочитал коротать ночи внизу.
Мужчина тихонько открыл стеклянную дверь, ведущую из спальни в ванную, подошел к умывальнику и слегка поморщился – на умывальнике уже стояли Катины духи и крем. И когда только успела? Столбит территорию?
Глеб в раздражении сгреб флаконы и бросил их в мусорную корзину. Затем немного подумал, достал, но переставил с раковины на стиральную машину. Надо будет как-то деликатно дать ей понять, что это была разовая акция, никакого продолжения не последует. Постоянные отношения нужны ему сейчас меньше всего. Впрочем, если бы Катя знала, что Глеб никто – ширма, прикрытие, болванка, – она бы не стала так форсировать события.
Глеб встал под душ и включил теплую воду. Закрыл глаза, подставил лицо под струи воды – срок возвраты долга Борису медленно истекал. А у Глеба до сих пор не было ни малейшего понятия, где взять сто двадцать тысяч. Даже вчерашний обед с симпатичной девушкой из банка и его намеки на то, что он в долгу не останется, не помогли. Девушка была мелкой сошкой, она не принимала решений о выдаче кредитов. Ее непосредственный начальник находился в отпуске, а в его отсутствие никто не имел права обсуждать эти вопросы с вышестоящим начальством, ответственным за кредитование.
Вот если бы Глебу требовался кредит на стиральную машинку или, там, пылесос… Глеб с трудом выдержал два часа безудержного трепа девицы. Под конец обеда ему хотелось ее ударить, но он, навесив на лицо самую любезную улыбку, даже проводил глупую курицу до дома.
Глеб с особым удовольствием и даже неким остервенением помассировал голову, потер лицо. Он будет бороться до самого конца. Он вроде той лягушки в кувшине с молоком: или взобьет масло, или на масло пустят его самого. Мужчина содрогнулся. Никогда не любил масло. Мысленно он начал перебирать предложения, которые потенциально могли бы показаться Борису привлекательными.
Например, Глеб готов написать расписку, что в случае, если долг не будет возвращен, Борис получит его дом. Глеб содрогнулся и прибавил теплой воды. И что тогда? У него не будет ни семьи, ни дома, ни даже машины. Сына не родил, дерево не посадил, дом не построил. А кто в этом виноват? Конечно, Вера. Все в их семье сделала она и даже дочь родила назло.
Едва не ошпарившись струей кипятка, Глеб выключил воду, вышел из душа, разбрызгивая воду вокруг себя – теплый пол все просушит. Мужчина растерся жестким полотенцем и снова надел халат. Чашка кофе, Катю домой, зашторить окна и посмотреть ретроспективу. Пожалуй, Бергман. Мрачный швед сейчас как нельзя лучше соответствовал его настроению.
Все так же осторожно ступая, Глеб спустился вниз. Ему не хотелось будить Катю раньше времени. Но та уже не спала. Хлопотала за барной стойкой.
– Уже проснулась? – Глеб выдавил улыбку, раздумывая, стоит ли ему подходить и целовать Катю. Нет, она может расценить это как красноречивый намек на продолжение ночи, которую он вовсе не собирался продолжать.
– Разбудили. – В глазах девушки мелькнул испуг. Она кивнула в сторону входа. Там, в кресле у двери, вольготно закинув ногу на ногу, расположился Анатолий в своем обычном черном костюме.
– Вам не жарко? – не выдержал Глеб.
– Доброе утро, Глеб Николаевич, мы могли бы с вами поговорить наедине? – Анатолий проигнорировал шпильку Глеба.
Неожиданно тот даже почувствовал некую радость от присутствия борисовского эмиссара. Есть прекрасный повод избавиться от Кати, ничего ей не объясняя. Он уставился на девушку. Та щеголяла в коротеньком халатике, под которым наверняка ничего не было. И она сама смущалась своей наготы в присутствии постороннего человека.
– Прости, милая, дело срочное. – Глеб попытался придать лицу расстроенное выражение.
– Да-да, я просто думала кофе…
Глеб зашел за барную стойку и подхватил девушку под локоть. Легонько подталкивая ее, вывел на середину гостиной и подвел к дивану, вокруг которого в художественном беспорядке были разбросаны ее вещи – короткое черное платье, чулки, дорогое белье.
– В другой раз, – ласково пропел Глеб.
Девушка присела, собирая вещи, затем молча метнулась в гостевую ванную. Вскоре оттуда донесся шум воды.
Глеб и Анатолий остались одни.
– Не боитесь, что жена узнает? – буднично поинтересовался Анатолий. Он был большим специалистом по части отношений.
Частенько, когда Борису надо было с кем-то расстаться, он поручал это деликатное дело Анатолию. Тот всегда находил подходящего человека, который был в состоянии сбить очередную пассию шефа с пути истинного. А потом, в самый неподходящий момент, Анатолий лично выходил на сцену.
Девушки реагировали в большинстве своем одинаково – истерили, кричали банальности про то, что это вовсе не то, что он думает. Парочка попытались расцарапать ему лицо. И лишь одна улыбнулась и передала привет Борису. Та девица всегда нравилась Анатолию больше остальных, он даже немного расстроился, что она так глупо попалась на крючок. Хотя в глубине души гордился этой операцией. Девушке подсунули не банального смазливого красавца, а кандидата исторических наук. Очевидно, он так описывал батальные сцены, что она не устояла.
– Вера и так все знает, спасибо вашему работодателю, – усмехнулся Глеб и занял Катино место за барной стойкой. Включил машину. – Кофе? – по-хозяйски предложил он.
Анатолий покачал головой. Дверь хлопнула – Катя вышла из ванной. Ее вечерний туалет смотрелся нелепо с утра пораньше, но и всю ситуацию нельзя было назвать ординарной.
– Я позвоню, – сообщила Катя и сделала шаг по направлению к Глебу, чтобы его поцеловать.
В этот момент тот поднял чашку с кофе и сделал глоток. Девушка остановилась. Поколебавшись, развернулась и, прихватив с кресла сумочку и с вешалки куртку, открыла входную дверь.
– До свидания, – осторожно кивнула она Анатолию.
Тот молча кивнул. Едва за Катей закрылась дверь, невозмутимый человек в черном перевел равнодушный взгляд на Глеба.
– Да, я знаю, что время идет, – признал тот.
– Деньги есть?
– Нет. Я подал заявление на выдачу кредита, но это дело небыстрое.
– Ну что же вы так, Глеб Николаевич, – разочарованно покачал головой Анатолий.
– Будете меня пытать? – с вызовом предположил Глеб. – Брать у меня нечего. Жена и дочь сбежали, машину украли, остался вот только дом. Хотел предложить Борису Вольдемаровичу сделку.
– Борис Вольдемарович не заключает сделок с должниками, – констатировал Анатолий.
– А как же он выбивает долги? – полюбопытствовал пока еще хозяин дома.
Глеб чувствовал странное оцепенение и отупение. Ну что Борис может с ним сделать? Зацементировать ноги в тазу и пустить на дно местной речки? Отпилить руку или ногу? Засунуть его голову в клетку с крысами? Даже интересно.
– С конца недели на ваш долг будет начисляться процент.
– Да вы с ума сошли! – подскочил Глеб.
– Не я диктую правила, – пожал плечами Анатолий.
– Берите дом! – щедро предложил Глеб.
– Нет, это вы продавайте дом и отдавайте долг. Желательно поскорее, – покачал головой Анатолий. – К концу следующей недели ваш долг может превысить стоимость вашего дома. Если к этому моменту денег не будет, нам придется разрушить весь ваш бизнес.
– Он и так разрушен, – фыркнул Глеб, перемещаясь из-за барной стойки на диван и закидывая ногу за ногу, – без Веры мне остается только закрыть контору.
– Логично, – кивнул Анатолий, – но вы, очевидно, не понимаете, о чем я говорю.
– Уж растолкуйте, будьте любезны. – Глеб допил кофе одним глотком и, поставив чашку на маленький столик, приготовился слушать.
– Если вы не отдадите долг, то через неделю в разных отделениях полиции появятся люди, которые обвинят вас в мошенничестве. Убедительно, с доказательствами. Вами заинтересуются правоохранительные органы. Обязательно среди этих достойных людей найдется кто-то, кто сольет информацию телеканалу. Вначале местному, потом федеральному, а потом и до национального дойдет. Знаете, как это бывает? В конце концов вас показательно упрячут за решетку. Дом и все ваше имущество в любом случае перейдет в наше распоряжение, потому что вы наверняка захотите с нами договориться.
– Ну упечете вы меня в тюрьму за мошенничество, дальше что? – усмехнулся Глеб.
На фоне всего происходящего пребывание на полном пансионе в тюрьме не выглядело таким уж ужасным.
Но Анатолий словно прочитал его мысли и широко улыбнулся. Вот уж кому стоило открыть собственную контору прогнозов будущего. Гарантированно пессимистичных.
– Дело в том, что вы не попадете в обычную тюрьму, – покачал головой Анатолий. – Так получится, что кто-то на основе вашего прогноза пострадает – и очень сильно. А это уже доведение до самоубийства, совсем другая статья.
В горле пересохло, Глеб поднял взгляд на Анатолия, а тот продолжал как ни в чем не бывало:
– А там, знаете ли, есть люди, которые очень не любят тех, кто доводит других до ручки. Я достаточно ясно объяснил? – Он посмотрел Глебу в глаза.
– Достаточно.
Анатолий поднялся:
– Вот и чудно. Всего доброго, Глеб Николаевич, ждем вас вместе с деньгами. Хорошего вам дня.
Глеб проигнорировал ерничество Анатолия. Тот дошел до двери, взялся за ручку и снова обратил внимание на астролога:
– Ну и бежать бесполезно, вы же понимаете? Вы не ваша жена. Вам мозгов не хватит сбежать так, чтобы мы вас в течение суток не обнаружили.
Жизнь в неблагополучных районах и юность, проведенная на острие ножа, имеют свои преимущества. В сложных обстоятельствах ты учишься соображать быстро, четко и ясно. То, что обстоятельства не просто сложные, а критические, Глеб понял, едва за Анатолием закрылась дверь. Бежать из города бесполезно – найдут к вечеру. Да и денег у него особо нет – на что жить? Опять лазить по карманам и женским сумочкам? Нет, не выход. И сноровку растерял, и желание.
К Кате? Бессмысленно, она уже засвечена.
Вариант был только один – раствориться в городе, залечь на дно и напасть самому при первой же возможности. Полное безумие и смертельно опасно, но выбора не было. Всю жизнь от долгов не пробегаешь.
Глеб тщательно побрился, переоделся в новый спортивный костюм и модные кроссовки для бега – купленные полгода назад, но так ни разу и не опробованные. На руку «Вашерон Константин», часы – это визитка мужчины.
Освежился туалетной водой, забрал волосы в аккуратный хвост и внимательно оглядел отражение в зеркале – хорош. Есть еще на чем сыграть. Бумажник со всеми оставшимися сбережениями в один карман, паспорт – в другой.
Вышел из дома, захлопнул дверь и припустил легкой трусцой вниз по улице.
Машина наблюдения была припаркована напротив дома. Глеб даже улыбнулся – Борис настолько уверен в том, что жертва никуда не денется, что даже не посчитал нужным припрятать своих парней.
Начиная размеренный бег, Глеб даже почувствовал гордость за Веру – она единственная смогла обдурить этого самодовольного хлыща. Впрочем, при воспоминании, какой ценой ей это удалось, Глебу моментально расхотелось улыбаться. Сердце ныло, но Глеб списал это на волнение и невралгию – давно не бегал.
Он помахал рукой парням в машине сопровождения, немедленно выдвинувшейся за ним следом, мерной трусцой пробежал еще около километра до Олиной школы, забежал во двор – дверь восстановили, желтую ленту убрали, и ничто не напоминало о недавней трагедии.
Обежал школу, немного позлорадствовал над хитрыми маневрами водителя машины сопровождения, который, последовав за ним в узкий школьный двор, заехал в тупик. Кинул взгляд на часы – у него есть максимум тридцать секунд.
Глеб тихонько потрусил к выходу со школьного двора, затем ускорился, выбежал за его пределы, подбежал к проезжей части и в последний момент нырнул под колеса проезжающей машины. Сопровождаемый громкими возмущенными сигналами, Глеб набрал скорость и ринулся поперек оживленного проспекта в сквер, находящийся на противоположной стороне. Машина сопровождения вылетела со двора, но догонять его не стала. Остановилась. Из распахнутых дверей выскочили два накачанных парня и точно так же, как и Глеб, кинулись наперерез плотному движению и вбежали вслед за ним в сквер, который Глеб уже успел пересечь. Оставалось надеяться на удачу, и в этот раз она не подвела. Маршрутка уже закрывала двери, готовясь отчалить в сторону центра. Глеб влетел в последний момент и даже успел улыбнуться парням сквозь стекло. Те замешкались, что-то сказали в рацию. Один из них припустил за маршруткой, но водитель резко влился в автомобильный поток и перестроился в левый ряд. Водитель оказался лихим, ловко подрезая машины и сигналя по поводу и без, он быстро набрал скорость. Когда преследователи исчезли из поля зрения, Глеб подскочил к водителю и, бросив крупную купюру в качестве оплаты за проезд, по-свойски попросил:
– Слышь, друг, останови быстренько, а?
– Не положено, – сурово ответил мужик, проигнорировал купюру.
– Да знаю, но будь человеком, у моей муж из командировки вернулся, – взволнованно попросил Глеб, – поговорить хочет. А я пока не готов.
Пара девушек, сидящих поближе к нему, переглянулись и захихикали. Глеб им подмигнул.
– Доскачешься, – пробормотал водила и, притормозив на ближайшем светофоре, открыл переднюю дверь.
Перед тем как выпрыгнуть из маршрутки, Глеб оглянулся – машины не было видно, как и бежавшего за ним парня.
Прошмыгнув под носом у маршрутки, Глеб оказался на противоположной стороне дороги и нырнул в дыру между двумя домами. Впервые поблагодарил свое прошлое за отличное знание города.
Спустя две минуты, окончательно оторвавшись от слежки, он сел в такси.
Еще через пятнадцать машина затормозила возле огромных кованых ворот, украшенных золотыми вензелями. Особняк, скрывавшийся за ними, был под стать – голубая зефирина, украшенная полыхающе-красной крышей. Глеб закатил глаза. Впрочем, что еще можно было ожидать от обладательницы таких ногтей?
Расплатившись с таксистом, он вылез из машины и попытался отдышаться. Затем, проведя рукой по волосам и придавая себе более или менее приличный вид, быстрым шагом подошел к воротам и нажал на золотистую пупочку звонка. Спустя несколько секунд ответил женский голос. По всей видимости, горничная. Поинтересовалась, кто беспокоит.
– Глеб Николаевич Подольский, – стараясь добавить равнодушия в голос, отрапортовал Глеб.
Наверняка Марина сейчас невыносимо страдает после разрыва с молодым мужем. Льет слезы, в перерыве делает косметические процедуры и на глаза людям не показывается.
Послышался зум открывающегося замка, Глеб толкнул ворота и по вымощенной разноцветным кирпичом дорожке направился к дому, стараясь не морщиться от окружающего китча – статуи голых женщин с легкой степенью ожирения, претендующих на звание богинь, золотые беседки, увитые розами, фонтан с разноцветными карпами. Марина не подвела – собрала в доме все лучшее сразу.
Горничная (естественно, в униформе и даже с кружевной наколкой в волосах) встречала гостя в дверях.
– Марина Сергеевна в средней будуарной, – торжественно известила она, – я проведу.
Глеб кивнул, не разуваясь, последовал за горничной. Богатство слепило глаза – разноцветные стены с тканевыми обоями, обилие золотой отделки, диваны в стиле Людовика ХIV.
Преодолевая коридор с золотыми парчовыми стенами, Глеб поймал себя на мысли, что на месте Марининого мужа он бежал бы из этой кунсткамеры, роняя тапки. Надо же, все-таки Вера привила ему определенный вкус.
Марина возлежала на козетке, обитой нежно-розовым шелком с разбросанными по нему светло-желтыми цветами. Идеально белое дерево намекало на то, что мебель жуткий новодел. Хозяйка дома была одета в японское кимоно, лицо тщательно запудрено, но покрасневшие глаза выдавали ее с потрохами.
– Марина, – Глеб сделал два быстрых шага и схватил руку женщины, прижал к губам, вдохнул приторно-сладкий запах крема для рук и поцеловал скользкую кожу, – не мог сегодня работать. Все думал о нашем разговоре. – Глеб не отпускал руку клиентки. – Сделал ваш прогноз, и он показал мне… Впрочем, не буду, я решил заехать и узнать, все ли у вас в порядке.
Марина была ошарашена. В тот момент, когда ей казалось, что ее жизнь, подобно античному деревянному кораблю, пленяющему красотой и грацией, но разбивающемуся при первой же встрече с новенькой ядерной подлодкой, пошла ко дну, вдруг в ее будуарной оказывается молодой симпатичный мужчина, которому небезразлична ее судьба. Она приложила к глазам шелковый платочек, боясь снова разреветься от потока нахлынувших чувств.
– Это так любезно с вашей стороны, Глеб Николаевич. Аня, чаю! – громко крикнула она в сторону коридора и обратилась к Глебу: – Может быть, что-то покрепче?
– Не откажусь от бокала вина, – кивнул Глеб и сел в цветастое кресло напротив козетки. Тяжелый запах лилий, стоящих в вазе на подоконнике, оглушил его, но он попытался сосредоточиться на основной цели визита. – Знаете, Марина, так уж совпало, что у меня тоже черный период в жизни. И сегодня, увидев ваш гороскоп, я удивился тому, насколько он соответствовал моему.
Марина поправила волосы и бросила взгляд в огромное зеркало в золоченой раме, висевшее за спиной у Глеба.
– В каком смысле? – Из голоса Марины исчезли страдальческие нотки и появилось легкое кокетство.
Горничная вкатила тележку с огромным антикварным заварочным чайником, подставкой с пирожными и крошечными бутербродами. Глеб окинул девушку цепким взглядом – под черно-белой униформой, призванной начисто стереть все половые признаки, угадывалось крепкое тело и стройные ноги.
– Красное, белое? – поинтересовалась Марина, заметившая его взгляд.
– Красное сухое, – попросил Глеб.
– Аня, достань из подвала «Шато Мутон Ротшильд», – распорядилась Марина, в мгновение превращаясь из домашней мурлычущей кошечки во властную тигрицу.
Но Глеб не заметил пертурбаций. Название вина звучало как музыка. Едва горничная вышла из комнаты, Марина налила в чашку чай и предложила Глебу:
– Угощайтесь, у меня свой кондитер, все самое свежее.
Свой кондитер? Недурственно. Все-таки он сделал правильный выбор. Глеб встал с мягкого кресла, подошел к Марине и снова приложился к ее руке.
Глава 35
Оля давно спала. Вера, откинув тонкую занавеску, чтобы впустить в старый дом немного лунного света, сидела на широком подоконнике. Болело сердце. Надо же, оказывается, оно у нее есть. Хотелось завыть от тоски. Полнолуние. Вера уткнулась лицом в подушку, которую держала в руках, и прикусила ее зубами.
Вот тогда и послышался легкий стук в дверь. Вначале женщина решила, что ослышалась. Потом ей стало страшно – за столько лет жизни в городе за высоким забором она отвыкла от неожиданных ночных визитов.
Вера прислушалась – стук повторился. Кто-то из просителей? Ночью? Возможно, сосед?
Она слезла с подоконника, сделала несколько шагов в сторону светелки, тщательно прикрыла дверь, чтобы не разбудить дочь. Затем, накинув на длинную ночную рубашку найденную у мамы в шкафу бабушкину шаль, вышла в сени.
– Кто?
– Я.
Вере не нужен был дар, чтобы понять, что сейчас вся ее жизнь рухнет окончательно. Прислонившись лбом к холодной двери, она повернула ключ в замке и открыла.
Алик ворвался в дом словно вервольф, готовый сожрать ее сердце. Прижал Веру к стене и, как голодный зверь, пытающийся пробить призрачную броню кожи, мышц, костей и сосудов, чтобы добраться до центра жизни, принялся яростно целовать.
– Я люблю тебя, люблю.
Пятерня в волосы, Вера еле сдержалась, чтобы не застонать. Алик подхватил ее на руки, прижал к стене, она ответила на поцелуй и словно рухнула вниз с высокого обрыва. Она не могла сказать, сколько это продолжалось. Ветер яростно задувал в открытую дверь, хлопая старой створкой, но Вера не слышала шума и не ощущала холода. Только всепоглощающий жар.
– Я люблю тебя, Виринея, почему ты ушла? Зачем ты это сделала? – шептал Алик, не переставая ее целовать.
Вера гладила жесткий ежик его волос, целовала невпопад, наслаждаясь каждым вздохом и прикосновением.
– Почему? Скажи – почему? – с таким отчаянием спросил он, что Вера разжала объятия и легко скользнула на пол. Взяла его голову в свои руки и посмотрела в глаза – ей не почудилось. В глазах действительно стояли слезы.
– Так было надо, – едва слышно прошептала она.
– Нет, я бы тебя защитил, мы бы уехали вместе, – яростно возразил Алик.
– Ты что, не помнишь? Тебя тогда чуть не убили!
– Но ведь не убили же, – отрезал он.
– В тот раз да, но это бы повторилось. От себя не убежишь.
– Бред это! Ты не должна жить так, как они. Мы могли бы быть счастливы где-то в другом месте.
– Нет, – покачала головой Вера, – ты ничего не знаешь на самом деле.
– Замолчи!
Алик снова обнял ее и привлек к себе. Ее голова оказалась вблизи его сердца. Его запах. Они стояли, вцепившись друг в друга, как обреченные на смерть на пороге газовой камеры.
Спустя несколько минут Алик опустил руку в карман пиджака, достал ключ и вложил в ладонь Веры.
– Приходи завтра на наше место. Я построил там летний дом. Я тебя ждал все это время.
– Хорошо.
– Обещаешь?
– Да.
– Не обманешь?
– Нет.
– Виринея…
– Что?
– Скажи это, пожалуйста.
Вера перевела взгляд с ключа на Алика.
– До завтра.
Этой ночью Вере так и не пришлось поспать. Стук в дверь, раздавшийся несколько часов спустя, заставил ее подскочить на кровати. Несколько секунд она тупо смотрела перед собой, пытаясь понять, что происходит. Глухая ночь, полнолуние, отдаленный лай собак и ужасающий грохот, сопровождающийся воплями.
– Открывай! – срывающийся мальчишеский голос на грани истерики.
Вера услышала, как входная дверь снова затряслась: еще немного – и она просто слетит с петель.
Вера накинула валяющуюся возле кровати шаль. Кого это принесло?
В светелке раздался скрип кровати, и через секунду Оля показалась на пороге. Одета в длинную белую ночную рубашку, похожа на привидение. Девочка кинула встревоженный взгляд на мать.
– Кто это?
– Не знаю, ступай в свою комнату, – велела Вера и вышла в сени.
– Открывай немедленно! – Дверь снова затряслась под обрушившимся на нее градом ударов.
Вера распахнула дверь, но не успела ничего сказать. В сени ворвался молодой парень – лет пятнадцати. Лицо искажено гримасой гнева, но не она была причиной его невероятного уродства. У мальчика родовая асимметрия и еще какие-то травмы. Пацана трясло от бешенства.
– Оля! – завопил мальчик, пытаясь оттолкнуть Веру, но та с неожиданной силой вцепилась в него, не давая пройти в дом.
– Ты кто такой? – Она слегка встряхнула пацана.
– Это мой сын, – объявила Даша, заходя в сени и оглядываясь по сторонам.
Выглядела она плохо – растрепана, круги под глазами, небрежно одета. Словно какое-то горе сорвало ее с постели и заставило выскочить на улицу, схватив первые попавшиеся под руку вещи. Впрочем, обычно посреди ночи со светскими визитами в гости не ходят.
Вера похолодела.
– Саша, что случилось? – Оля показалась в сенях. Как была, в ночной рубашке, вся дрожит на ветру.
Саша? Тот мальчик, который за нее сегодня вступился? Сын Дарьяны?
– Что ты сделала? – хрипло крикнул Сашка. – Откуда ты знала? Откуда? Ты это специально?
Оля попятилась, обхватив себя руками, ее начала сотрясать крупная дрожь. Апрельские ночи были все еще морозны.
– Что сделала? – тихо спросила девочка.
– Сарай! Он обрушился! Прямо на папу! – заорал Сашка.
– Я ничего не делала, я тут ни при чем! – воскликнула Оля и бросилась в глубь дома.
Сашка неожиданно обмяк в руках у Веры и горестно, по-детски разрыдался.
Вера в непонимании смотрела то на Сашку, то на Дашу. Ей хотелось побежать за дочерью и закрыть ее собой от всех невзгод. Но вначале требовалось разобраться в происходящем.
– Кто-нибудь объяснит мне, что случилось? – Вера перевела тяжелый взгляд на сестру. Конечно же, без нее не обошлось.
– Сегодня твоя дочь сказала, что Саше лучше не ходить в сарай, иначе случится беда. Саша не пошел, зато пошел мой муж, и на него рухнула крыша, – медленно, глядя себе под ноги, с трудом формулируя мысли, словно механическая кукла, лишенная каких-либо эмоций, доложила Даша.
Вера отпустила Сашу. Руки задрожали и ноги подкосились. Отчаянно захотелось сесть, а еще лучше лечь на пол. Никто не может видеть рядом с проклятым лесом. Здесь их дар предвидения не действует. У всех… кроме Оли. Вера молча смотрела на сестру.
– Я вызвала «Скорую». Но они не смогут ему помочь, – продолжала та.
– Мне очень жаль, – пробормотала Вера.
На самом деле ей было плевать на незнакомого мужика. Внутри, где-то в области сердца, проворачивался острый нож – она не спасла дочь. На нее не действует проклятое место. Оля все равно видит будущее. Она гораздо сильнее и ее самой, и бабушки, и прабабушки, вместе взятых.
Внезапно Даша бросилась на колени и, обхватив ноги сестры, разрыдалась.
– Виринея, спаси его, я тебя умоляю! Только ты можешь. У меня никого и ничего нет, кроме него и Сашки. Родная моя, прости за все, что я сделала и наговорила, только спаси! Спаси Володю.
Володя! Ну конечно же. Почему же Вера сразу не подумала? Тот самый Володя, в которого Даша была отчаянно влюблена. Настолько отчаянно, что умоляла сестру сделать приворот, когда Володя, окончив школу, уехал учиться в область. Виринея отказала, что, естественно, спровоцировало новое обострение отношений. А Дарьяна молодец, все-таки сумела его заполучить.
– Нет. – Вера попыталась сделать шаг назад, но Даша крепко держала ее, не давая вырваться.
Сашка забыл о собственных эмоциях и, открыв рот, смотрел на мать.
Из дома донеслись глухие рыдания Оли. Вера почувствовала, что сходит с ума. Нельзя. Ей нельзя вмешиваться. Нет. Иначе будет еще одна потеря.
– Виринея, я тебя прошу, умоляю, – сотрясалась в рыданиях сестра у ее колен, – если его не станет, я тоже умру.
Даша подняла мокрое от слез лицо и поймала взгляд сестры. Та покачала головой:
– Я не могу ничего сделать.
– Но ты же спасла ребенка! Я слышала, как доктор говорила! Ты можешь, я знаю!
Вера повернула голову на легкое движение в дверном проеме. Оля. Цвет лица сравнялся с цветом ночной рубашки. Рыжие волосы разметались по плечам, в глазах застыл неприкрытый ужас.
– Это я его убила, – выдохнула она.
– Нет! – слишком поспешно и эмоционально возразила Вера.
– Да, это ты! Ведьма! Ты его убила! А я убью тебя! – выкрикнул Сашка и снова попытался кинуться к Оле, но в последний момент Вера, оттолкнув Дашу, крепко вцепилась ему в руку. Другую она подняла, призывая всех присутствующих к спокойствию, хотя сама была на грани потери сознания. Оле снова угрожает опасность, значит, нужно вывести дочь из-под удара.
– Никто никого не убивал и не убьет, – твердо произнесла Вера, стараясь не думать о последствиях, – твой папа будет жить. Где он?
Глава 36
Дом Дарьяны выделялся на фоне соседских строений, как жар-птица на хозяйственном дворе. Добротный кирпичный забор в три метра, массивные кованые ворота открыты – во дворе, вымощенном дорогим кирпичом, стояла машина «Скорой помощи».
Наверняка у Даши был садовник – во всем чувствовалась рука профессионала. Сад разительно отличался от Вериного. Никаких тебе ветвистых магнолий, развесистой сирени и сплетенной вишни с яблоней. Строгие геометрические линии, подстриженные под линейку лужайки. В глубине сада стоял сарай. Точнее, то, что от него осталось.
Сарай был единственным, что сохранил при полной перестройке дома Владимир, муж Даши. В детстве он много времени проводил в небольшом деревянном домике с шиферной крышей, который отказывался снести из сентиментальных чувств. Это единственное, что осталось ему от отца. И сегодня он за эту сентиментальность поплатился.
Шиферная крыша обрушилась Владимиру на голову, пробила череп, а острый кусок перерезал сонную артерию.
Все это походило на повторяющийся кошмар. Море крови, мужик – очевидный нежилец на этом свете, и та же бригада «Скорой помощи». Валентина Кузьминична и молодой доктор, тщетно пытающаяся остановить кровотечение. Белый халат в крови, бьющей фонтаном из раны у нее под пальцами.
– Помогите мне донести его до машины, – с мольбой обратилась доктор к Сашке и Даше, едва те появились во дворе.
– Отойдите от него, – властно велела Вера, выходя из-за их спин и направляясь к пострадавшему. Она не стала переодеваться и сейчас сама напоминала избитое изображение смерти – женщины в длинном белом одеянии.
Валентина Кузьминична вздрогнула. Инстинктивно хотела поднять руку, чтобы перекреститься, но остановила себя.
– Виринея, – прошептала она.
– Вы кто? – с вызовом поинтересовалась молодой доктор, но фельдшер положила коллеге руку на плечо.
– Лучше отойдите, она знает, что делать.
Доктор колебалась несколько секунд, но не двинулась с места. Отыскав глазами Дашу, она строго потребовала:
– Вы жена потерпевшего?
Та кивнула.
– Вы понимаете, что это неквалифицированная помощь и ваш муж может умереть?
Та снова кивнула и попросила:
– Отойдите, дайте Виринее ему помочь.
– Ему уже ничем не поможешь, – отрезала доктор. Народная медицина, которой она не находила логического объяснения, начинала действовать ей на нервы. Холеная женщина, хозяйка дома, наверняка должна стоять на стороне науки: – Открытая черепно-мозговая травма и обильная потеря крови. Мы его не довезем, он умрет в машине, – пояснила она.
– Никто не умрет! – вдруг пронзительно закричала Даша и, кинувшись к доктору, с силой оттолкнула глупую девицу в сторону так, что та с громким криком упала на мощеную дорожку.
Невменяемая жена, доверяющая лженаучным методам фельдшер, странная женщина, уже второй раз появляющаяся рядом с умирающими людьми… Да еще искусственный свет и чернильная ночь – знатная декорация для фильма ужасов. Мужчине оставалось несколько секунд, доктор уже сталкивалась с такими случаями. В принципе, на ней никакой ответственности. Внутри, конечно, кипело желание проучить дремучих селян, но она сдержалась. Какой-то первобытный страх перед неизведанным заставил ее обойтись без лишних слов. Она встала и поправила халат, еще больше замазывая его кровью.
– Это статья за оставление в опасности, – буркнула молодая женщина, но никто не обратил на ее слова ни малейшего внимания.
Вера опустилась на колени перед умирающим мужчиной. Закрыв глаза, она мысленно попросила прощения у Глеба. Очевидно, что в этот раз расплата за игры со смертью ляжет на него – кроме дочери, которую дар не тронет, Глеб был самым близким Вере человеком. Страшная цена, которую надо платить за помощь людям. И хотя Вера была очень зла на Глеба, смерти она ему все-таки не желала. Но когда на чашах весов находилась жизнь ее дочери и мужа-изменщика, выбора у нее не оставалось.
Вера вдруг поняла, что всю жизнь боялась этого момента. Когда судьба настигнет и заставит отдать самое дорогое. Как известно, именно то, чего больше всего боишься, обязательно и приходит в твой дом.
Она положила руку на открытую рану на голове мужчины, второй попыталась закрыть фонтан крови, бьющий из сонной артерии. Закрыла глаза, сконцентрировалась на том, что сейчас происходит в его организме. Представила себя крошечным строителем, который собирает микроскопические кусочки черепной кости и заделывает ими дыру. Параллельно еще один храбрый портняжка штопает раны в артерии.
– Не тот удар принял, не тот жизнь отдает, не бывать ошибке… – зашептала она.
Оля диким взглядом смотрела на мать, склонившуюся над окровавленным мужчиной. Кровь толчками вытекала из-под пальцев Веры, лицо стало совершенно чужим – отрешенным. Она шептала какие-то слова, которые Оля не могла расслышать, и на глазах у всех присутствующих фонтан крови становился все меньше и меньше, а спустя несколько мгновений полностью иссяк. Вера отняла руку от головы мужчины, и в свете фонаря, ярко освещавшего пространство перед сараем, Оля увидела, что огромная зияющая рана покрылась тонкой пленкой.
Вера встала, ее шатало. Она тяжело посмотрела на доктора и фельдшера:
– Везите его в больницу. А если кто-то из вас обмолвится хотя бы словом о том, что здесь сегодня произошло, – прокляну.
Доктор беспомощно посмотрела на фельдшера, словно утопающий, пытающийся схватиться за спасательный круг реальности в море абсурда, но Валентина Кузьминична была белее мела. Приложив руку к сердцу она пообещала:
– Ни слова ни скажу.
Вера медленно направилась к выходу:
– Оля, пойдем.
Дочь растерянно посмотрела на Дашу, потом на Сашку. Тот выглядел абсолютно ошалевшим.
– Извини, – пробормотал он.
Оля кивнула и бросилась за матерью, которая уже успела выйти за ворота. Едва они скрылись из виду, как все вокруг пришло в движение. Сашка и Даша помогли переложить Владимира на носилки, вместе с фельдшером, врачом и водителем в полной тишине они аккуратно поставили их в машину «Скорой помощи», после чего водитель выехал со двора. Даша и Сашка последовали за «Скорой» на джипе.
Оля и Вера молча дошли до дома. Село спало. Свидетелей трагедии, кроме ее непосредственных участников, не было. Вера с отчаянной надеждой подумала, что все, может быть, еще обойдется. Вот только одному человеку ей все-таки придется сказать правду.
Вера включила свет в комнате, зашторила окна и кивнула Оле, приглашая присесть к столу.
– Нам надо поговорить.
Глава 37
Оля и Вера проговорили до утра. Вера не любила и не хотела врать дочери, поэтому решила рассказать той все, как есть. Шила в мешке не утаишь, и рано или поздно Оля все равно узнает. К тому же то, что только что произошло на ее глазах, нуждалось в объяснении.
Вера рассказала все – про бабушку, маму и тех, кто был до них. Наследственные белые колдуньи, знахарки, всегда живущие в месте силы – в этом самом селе, никогда не отказывающие в помощи, но ничего за эту помощь не получающие. Только отдающие все то, что им дорого, за право пользоваться даром.
Дедушка умер еще до того, как бабушка родила Верину мать. Своего отца Вера тоже не знала – он даже не успел дойти с матерью до ЗАГСа – утонул на рыбалке. Никто из женщин их семьи не был счастлив. Всегда на службе у других, в любое время дня и ночи. Ничего себе – все людям.
– Поэтому ты уехала? – спросила притихшая Оля уже на рассвете.
– Нет, не поэтому. Да, я не хотела для себя такой жизни. Мне было страшно. Мама и бабушка говорили, что я сильнее их, потому что могу отнимать людей у смерти. А это значило, что и расплачиваться мне придется более дорогой ценой. У меня не будет ничего своего, я обречена жить, служа другим людям. Но уехала я не поэтому.
– А почему?
– Умерла одна девочка. От заражения крови. Мама и бабушка не смогли ей помочь – родители обратились слишком поздно. Видишь ли, мы тоже не всесильны. Мать ребенка обезумела от горя. При большом скоплении людей она принялась проклинать нашу семью. Бабушке ничего не оставалось делать, как отзеркалить проклятие, чтобы защитить меня и сестру.
– Сестру? – нахмурилась Оля. – У тебя есть сестра?
– Да, – кивнула Вера. – Отзеркалив проклятие, бабушка прокляла ту семью. В течение недели все ее члены умерли. Видишь ли, мы умеем не только спасать людей, но и убивать при желании.
– И тогда вас начали бояться и ненавидеть? – догадалась Оля.
– Не то слово, – усмехнулась Вера. – На следующий день после похорон последнего члена той семьи кто-то кинул в бабушку камень, она не увидела, кто именно, кинули подло, сзади. Камень попал бабушке в голову, она потеряла сознание, но когда мы привезли ее в больницу, нас отказались там принимать. Придумали какую-то глупую отговорку.
Веру передернуло от воспоминаний. До шестнадцати лет она жила в твердой уверенности, что ее семья занимается благородным делом и все вокруг их любят и им благодарны. Тогда в больнице она впервые увидела настоящее лицо человеческой благодарности.
– Мы попытались спасти ее сами, но не смогли. Видишь ли, человеческая ненависть имеет огромную силу. К тому же камнем дело не ограничилось. Мертвые животные на пороге, двери, облитые кровью, разбитые окна, однажды ночью кто-то кинул зажигательную смесь в дом. Бутылка упала на мою кровать, и она загорелась. Я получила сильный ожог спины и руки. Но с этим мы справились. – Вера содрогнулась, вспоминая, как рыдала мать и какое могильное спокойствие хранила она сама. – Ко всему еще меня под глупым предлогом исключили из школы, не дав доучиться год. Но хуже всего было то, что начали страдать другие люди. Одного человека, единственного, кто отважился за нас вступиться, избили до полусмерти. Я умоляла маму уехать отсюда, спасаться, но она отказалась. Сказала, что не может. Дар дан свыше, и не в ее власти от него отказываться. За это ее накажут. Это был ее выбор. А я уехала. Мне плевать на дар, я его не просила, он мне не нужен.
– А твоя сестра? – напомнила Оля.
– Моя сестра Даша, которую ты сегодня видела.
– Значит, Сашка… – Оля нахмурилась, но Вера продолжила за нее.
– Да, Сашка твой двоюродный брат.
– Но твоя сестра осталась, и у нее все хорошо. Она вышла замуж, живет в таком красивом доме, никто ее не бьет камнями, – напомнила девочка.
– Потому что у нее нет дара, – усмехнулась Вера, – об этом знали все. Дарьяна желала его больше всего на свете, но, увы, не получила. Мама и бабушка пытались ее обучить, она и сама что-то там читала и делала попытки лечить людей, но у нее не получалось. Она пустоцвет. Никому не интересный. Таких никогда не проклинают.
Некоторое время мать и дочь молчали. Запели первые петухи. В доме напротив зажглись окна – Петр и Настя вернулись из больницы?
– А я? – тихо спросила Оля. – Я не умею никого лечить, но я видела смерть, правда? Тогда с Тимуром и вчера с Сашкой. Это все из-за дара?
– Думаю, да, – кивнула Вера. – Я не знала об этой особенности, пока не уехала отсюда. За пределами этого села я смогла видеть будущее – не слишком дальнее, всего на три часа вперед.
– Значит, папины прогнозы… – осенило Олю.
Вера кивнула:
– Да, это мои прогнозы. Я не знаю, чем это объяснить. Но здесь, в месте силы, я ничего не вижу, могу только лечить и спасать от смерти, а вот за его пределами я вижу будущее очень четко.
– А я?
– Ты, по всей видимости, видишь будущее яснее меня.
– Но это же происходит не всегда, – возразила Оля.
– Конечно, потому что ты не умеешь работать с даром. Мне жаль, что так получилось с Сашкой и его отцом и тебя это так напугало. Я надеялась, что здесь твой дар не проявится.
– Но почему? – наивно спросила Оля. – Что плохого в том, чтобы видеть будущее?
– В один далеко не прекрасный день ты тоже можешь связаться с мошенником, и он проиграет тебя в карты, – резко ответила Вера, встала и пошла на кухню поставить чайник. Ложиться было бесполезно, она не уснет, а чашка горячего чая – это именно то, что нужно. Оля последовала за матерью.
– Это ты о папе? – ошарашенно спросила девочка. – Он что, проиграл тебя в карты? Мы поэтому уехали?
– Да, – кивнула Вера, зажигая огонь и ставя на конфорку чайник. – Твой папа неплохой человек, и я не держу на него зла. Я сама выбрала такую жизнь, но я не хочу ее для тебя.
– Но… если у меня есть дар, то я, наверное, тоже могу спасать людей! – воскликнула Оля, глаза горели, на щеки снова вернулся румянец. – Правда?
Вера кинула взгляд на дочь и принялась доставать чашки с полки. Наверняка в своих мечтах та уже видела себя вещей Кассандрой, которой поклоняется все местное население. Наивность, перемешанная с детской глупостью. Адская смесь.
– Можешь, по всей видимости, но тебе придется платить за помощь другим своей собственной жизнью. Обречь себя на вечное одиночество, страх и ненависть.
– Может быть, в этот раз все пойдет по-другому, – запальчиво возразила Оля.
Вера снова пристально посмотрела на дочь, ей не понравился этот энтузиазм и то, что впервые в жизни ее девочка пошла на конфликт с матерью.
– Не будет, люди не меняются, – покачала головой Вера. Она открыла старенький холодильник и принялась собирать на стол.
– Мама, но я хочу учиться! – Оля подскочила к ней и положила руку на дверцу холодильника, привлекая внимание матери.
Вера отвела руку дочери, захлопнула холодильник и посмотрела девочке в глаза.
– Буран сдох.
– Что? – опешила Оля и сделала шаг назад. – О чем ты?
– Когда я спасла Настиного ребенка, взамен лишилась того, кто был рядом и был мне дорог. Бурана. А сегодня наверняка что-то случится с твоим отцом, потому что я снова вырвала у смерти ее жертву и должна отдать ей что-то взамен.
– Нет! – воскликнула Оля, отступая. – Нет, не может быть.
– Может. Именно поэтому ты не будешь продолжать семейную династию. Мы будем жить обычной жизнью. Со временем люди привыкнут, как они привыкли к Дарьяне. Пока мы поживем здесь. Я буду работать, а ты учиться, мы станем обыкновенными людьми. Обыкновенными, понимаешь? А через несколько лет ты уедешь. Далеко, на другой континент, и даже не вспомнишь, из какой семьи произошла. Найдешь себе хорошего парня, родишь кучу детишек и будешь знать, что никто – ни твой муж, ни твои – дети не станет жертвой твоего дара. Будет так, а не иначе. Ты меня поняла?
Оля трепетала, но не отводила взгляда от матери.
– А папе ты способна помочь?
– Нет, я понятия не имею, где он сейчас. Но я надеюсь, что смерть его пощадит. Я не воскрешала мертвого, лишь исцелила раны, да и не за ним приходила на этот раз смерть.
Оля задумалась. Немного помолчав, она уточнила:
– Ты ведь можешь не только спасать, но и уничтожать?
– Допустим. Но как бы мне иногда ни хотелось, это не должно произойти ни при каких обстоятельствах, – покачала головой Вера.
– Почему?
– Потому что мы не убийцы.
– Но я хочу отомстить тем, кто решил меня спалить! – в волнении выкрикнула Оля. – Они хотели меня убить, и их надо за это наказать!
– Нет, жизнь сама все расставит на свои места, законы бумеранга никто не отменял. Ты не должна иметь к этому никакого отношения, – покачала головой Вера, – никогда. Я этого не допущу, можешь мне поверить.
Глава 38
Естественно, шторы в спальне Марины были тщательно задернуты. Кем-кем, а дурой она не была, чтобы позволить беспощадному дневному свету с утра пораньше подчеркнуть все ее недостатки, размытые вчерашними свечами.
Марина сладко потянулась – астролог знал толк не только в прогнозах. Удивил так удивил. Она лениво перекатилась на левый бок и увидела, что Глеб уже не спит, а сосредоточено рассматривает библейскую композицию, изображенную на потолке. Он заметил движение Марины и тут же навесил на лицо широкую улыбку:
– Ты проснулась, радость моя?
– Да, – промурлыкала Марина, кладя голову ему на грудь, – мне было хорошо.
– Мне тоже давно так хорошо ни с кем не было, – бодро соврал Глеб, целуя новую пассию в макушку. Впрочем, он не сильно грешил против истины. Марина оказалась весьма старательна и изобретательна. А главное, не ленива и открыта к экспериментам. Пожалуй, даже лучше Кати, просто позволявшей себя ублажать.
– Что будешь на завтрак? – ласково поинтересовалась Марина.
– Чем угостишь, – великодушно согласился Глеб.
– У меня ты можешь получить все, чего душа пожелает, – улыбнулась хозяйка зефирного особняка. Главное – сразу дать мужику понять, что он вполне может претендовать на роль Господа Бога в этом доме.
– Тогда яичницу с колбасой и большую чашку кофе, – мечтательно озвучил Глеб.
– Милый, а как же холестерин? – подняла голову Марина и оперлась на руку. Игриво провела второй рукой по голой груди астролога.
– Выдумки ученых, – отмахнулся Глеб. Рот наполнился слюной от одной мысли о хорошо прожаренной яичнице из трех, а лучше четырех яиц. Рядом румяная докторская колбаска. Он так давно нормально не ел, что желудок моментально отозвался бурчанием.
– Я скажу горничной, чтобы подала свежевыжатый апельсиновый сок, цельнозерновые тосты, безлактозный сыр, обезжиренное молоко, домашние джемы и мюсли, – томно подытожила Марина. Она встала, накинула кимоно и направилась в ванную.
Глеб сел на кровати и подтянул к себе одеяло.
– Как скажешь, милая, как скажешь, – процедил он сквозь зубы.
Пока Марина мылась, Глеб просчитывал в уме возможные варианты. Самым реальным казалась встреча с Борисом в популярном кафе, подальше от его цитадели. Лобанов-Ростовский наверняка приедет со своим домашним цербером Анатолием, но тут нужно действовать на опережение. Лучше сразу договориться с хозяином заведения о путях отступления – кухня, черный ход, что угодно. И действовать. Как только Борис сядет за стол – достать пистолет, выстрелить и бежать. Все будет зависеть от выбора, который сделает Анатолий – кинется спасать хозяина или решит пристрелить обидчика. Во втором случае у Глеба будет в запасе не больше пятнадцати секунд.
– Милый, ты идешь в душ? – раздался голос Марины, перекрывший собой шум воды.
– После тебя, – отмахнулся Глеб, ему надо было все хорошенечко обдумать.
– Мне здесь одной скучно, – заканючила Марина.
Глеб поколебался. Разводить нежности с Мариной совершенно не хотелось, что было удивительно – обычно сексоголизм Глеба не знал усталости. Но темпераментная женщина порядком измотала его ночью – даже сердце разболелось. Хотя сейчас глупо качать права.
– Иду, солнышко, – пробурчал Глеб, вставая с кровати.
Глава 39
Оля тихо вошла в актовый зал, где уже началась репетиция, и, чтобы никого не беспокоить, присела на первое от входа сиденье. Деревянное, жесткое, облезшее. Немедленно почувствовала, как занозы впились в тонкую ткань платья. Сегодня утром Сашка предложил Ольге принять участие в школьном спектакле, который он сам ставил к выпускному. Не размениваясь по мелочам, для постановки выбрали «Гамлета».
Сашка был режиссером и, естественно, играл главную роль. Офелией стала Вероника, но Саша заверил Олю, что у него предусмотрены еще несколько ярких женских образов, и он хотел бы попробовать Олю на одну из ролей. Было видно, что парень старается загладить свою вину и хоть как-то отблагодарить Олину мать за спасение отца.
Выслушав предложение, Оля онемела от восторга – она? В школьном спектакле? Выступающая перед десятками зрителей? Все казалось слишком хорошо, чтобы быть правдой. Сама мысль пьянила сильнее аромата весны, уже вовсю разливавшейся по сельским улицам.
Оля пришла чуть раньше оговоренного времени и решила подождать в зале, морально подготовиться. Сашку она увидела сразу – он сидел в первом ряду. Рядом с ним двое парней – Оля сразу же узнала их, – ее одноклассники Коля и Степа.
На сцене стояла Вероника. Выглядела она божественно – короткое белое платье, стройная фигурка, светлые волосы до пояса. Издали одноклассница напоминала молоденькую греческую богиню. Картину портило лишь красное лицо и дрожащие губы, красноречиво намекающие на то, что она вот-вот разревется. Сашка, не скрывая злости и раздражения, эмоционально размахивая руками-шарнирами, в третий раз объяснял девушке:
– Ты не можешь просто бубнить себе под нос! Даже я тебя не слышу в первом ряду. Ника, ну ты же не видео в Инстаграм пилишь, а на сцене стоишь и страдаешь! Ты только что узнала, что твой парень сошел с ума, понимаешь? И ты не знаешь, что тебе делать. Надо страдать, а не тупить!
– Хорошо, – с трудом сдерживая слезы, кивнула Вероника. Она заметила новенькую, и это еще больше подействовало на нервы: эта-то что здесь забыла?
– Ну давай еще раз, – властно распорядился Сашка.
Вероника набрала в легкие воздух и, уставившись в потолок, начала читать наизусть:
– Какой букет достоинств и талантов повержен…
– Нет! Не верю! – заорал Сашка, с большим успехом примеривший на себя роль Станиславского. – Еще раз!
– К-ка-к-кой б-букет д-достоинств и т-талантов, – задыхаясь от слез, снова начала Вероника, но, не выдержав, сбежала со сцены и кинулась вон из зала, едва не задев Олю.
Сашка обернулся ей вслед и тоже заметил вновь прибывшую.
– Хочешь попробовать? – предложил он, едва за Вероникой захлопнулась дверь.
– Что? – не поняла Оля.
– Роль Офелии.
– Но ведь Вероника…
– Вероника не может поздороваться нормально, куда ей Офелию играть, – вздохнул Сашка, – она же совершенно не понимает, о чем говорит. Это катастрофа. Давай ты попробуй.
– Но…
– Я здесь режиссер, и я решаю. – Не двигаясь с места, он протянул Оле листок с репликами Офелии.
Оля подошла к Сашке, взяла помятый листок с текстом и пробежала его глазами. Затем кивнула и легко взбежала на сцену. Снова опустила глаза, впилась в текст и словно перенеслась в другое измерение. Два раза прочитав бессмертные строчки, Оля закрыла глаза и попыталась представить, что чувствует в этот момент Офелия.
Тело пробила дрожь. Девочка явственно ощутила, что героиня скоро умрет, ей будет холодно. Ее окружает ледяная вода, она тонет. Это конец. Поэтому сейчас она говорит так, словно пытается высечь каждое слово на камне истории.
Оля открыла глаза, подняла взгляд на Сашку и принялась читать.
Коля и Степа, сидевшие рядом с Сашкой и игравшие в пьесе Горацио и Лаэрта, переглянулись – такого они еще не слышали. И хотя школьный Гамлет вообще являлся их первой театральной постановкой, это не помешало обоим прочувствовать – то, как читала Оля, был высший класс.
Сашка смотрел на Олю не отрывая взгляда. Она запнулась и смутилась:
– Не так?
– Нет, что ты, – встрепенулся Сашка, – все так.
Как он вообще мог подумать, что Вероника сможет сыграть Офелию? Ведь Офелия должна быть похожа на тонкую иву у водоема, лесную фею или… Олю.
– Можешь еще прочитать?
Оля пожала плечами, выхватила следующий кусок текста и продолжила.
Глава 40
Они договорились встретиться в кафе «Харбин» – крошечном заведении в тихом переулке старого центра. Открыл его китаец, самый настоящий, привлекший к готовке многочисленную родню. Небольшое заведение на пять столиков, расписанных на неделю вперед. Китаец оказался сговорчивым. За небольшую мзду согласился поставить еще один столик – поближе к черному ходу. Помещение крошечное, но тем лучше, Анатолий не решится устраивать перестрелку, а Глебу будет легко выскочить через черный ход. Пришлось связаться кое с кем из прошлой жизни, чтобы к зданию подогнали серую «Ладу» с заляпанными грязью номерами.
Глебу казалось, что он отработал мельчайшие детали. Несмотря на установившуюся в городе жару, он надел бейсболку и свитер с высоким горлом. На место встречи приехал за пятнадцать минут до назначенного времени. Заказал зеленый чай и уткнулся в газету. Борису Глеб сказал, что хочет вернуть весь долг сразу. Тот не стал задавать лишних вопросов, согласился встретиться в условленном месте. Все шло хорошо. Слишком хорошо.
То, что он просчитался, Глеб понял, когда увидел, как в кафе заходит Анатолий. Борис не приехал. Анатолий, как всегда безэмоционально, в два шага пересек крошечное помещение и сел за стол, уронив тяжеловесное:
– Даже не думайте.
Не успел Глеб изобразить праведное негодование, как его скрутила острая боль, а вместо одного Анатолия за столом «Харбина» образовалось целых трое.
Глава 41
О том, что Глеб Подольский попал в реанимацию с инфарктом, Борис Лобанов-Ростовский узнал через пятнадцать минут после происшествия. Это немного примирило бизнесмена с тем, что его люди упустили чересчур шустрого астролога. Оставив самого сообразительного из них неотлучно сидеть в реанимации, Борис снова взялся за проект нового дома.
Попытался представить холл и лестницу, ведущую на второй этаж. Не получилось. Дом все еще не принадлежал ему, хозяин настаивал на скорейшей продаже, а Борис не хотел принимать решение без совета Веры. Удивительно, как он, взрослый, умный, состоявшийся человек, стал зависеть от слов какой-то бабы. Хотя, справедливости ради, эта баба еще ни разу в своих прогнозах не ошиблась, но все равно такая зависимость страшила – Вера не может находиться рядом всю жизнь. Ее нет несколько дней, а он уже не в состоянии и шагу ступить.
Борис скомкал лист с набросками, и не успел тот отправиться в мусорную корзину, как в дверь постучали.
– Войдите, – сухо предложил Борис, бросая взгляд на бумажный календарь, лежащий на столе. Туда он по старинке записывал все запланированные дела. На сегодня дел не было.
Дверь открылась, вошла Машенька. Его последняя пассия, значительно подзадержавшаяся по сравнению с предыдущими. Машенька обладала не только смазливым личиком и стройной фигурой, но и определенным уровнем темперамента и неисчерпаемой фантазией. Хотя, учитывая ее актерское ремесло, это неудивительно.
Сегодня Машенька была одета в черный плащ и туфли на высоком каблуке.
Зайдя в кабинет, девушка закрыла за собой дверь на замок.
– Не помешала? – томно поинтересовалась она.
Борис пожал плечами, уставившись на любовницу невыразительным взглядом. Почти на двадцать два года моложе его и отчаянно хочет замуж. За его деньги, разумеется.
– У меня репетиция отменилась. – Маша присела на край стола и скрестила километровые ноги. – Вот я и подумала, не заглянуть ли к тебе?
– Других вариантов не было? – ухмыльнулся Борис, откидываясь на спинку кресла.
– Нет, у меня без вариантов, – в один момент став серьезной, сообщила Маша. Она увидела скомканный рисунок и попыталась вытащить его из-под руки Бориса. – Я могу посмотреть?
– Нет, – тот придавил бумагу рукой, он мог допустить вторжение в физическое пространство, но не в душевное.
На какую-то долю секунды Машенька растерялась, она не привыкла к тому, чтобы мужчины говорили ей «нет». Она вообще прекрасно знала, как манипулировать мужчинами. Именно поэтому девушка добралась до этого человека, и он даже подарил ей собственный пентхаус. Но жилье не очень интересовало Машу. Все, чего она хотела на данном отрезке жизненного пути, было кольцо на пальце. Остальное потом. Поэтому Машенька поступила так, как считала единственно верным. Она распахнула плащ, явив миру и Борису совершенно голое тело, и, наклонившись к уху, прошептала:
– Я так замерзла, пока сюда ехала, согреешь?
Борис кивнул. Глаза так и не оттаяли. Впервые за долгое время женские мозги интересовали его гораздо больше женского тела. Он принял решение – нельзя так зависеть от другого человека. Вера может бегать еще неизвестно сколько, а он хочет этот дом прямо сейчас, и он купит его без всяких советов.
Машенька, абсолютно обнаженная, лежала перед ним на столе. Приняв решение, Борис почувствовал необычайную легкость. Он вдруг увидел, как будет выглядеть лестница в особняке. Захотелось схватить карандаш, бумагу и быстро набросать план. Он даже слегка поморщился, глянув на девушку, но тут же одернул себя. Мужик он или кто?
Двадцать минут спустя, выпроводив Машу, Борис попросил секретаршу предупредить хозяина дома и назначить сделку на следующую неделю.
Глава 42
Алика безумно раздражал огромный хрустальный монстр, висящий на мощном крюке посреди зала. Таня хлопотала вокруг и тоже раздражала.
– Давай еще картошечки, – суетилась жена, держа в руках блюдо с картошкой, которую Алик особо любил – запеченная с розмарином и морской солью.
Как всегда при параде – в платье, с новой прической, макияжем. Сколько Алик себя помнил, никогда не видел жену в халате, растрепанной. И это тоже раздражало. Неужели нельзя жить просто и понятно? К чему постоянно изображать из себя манекен на витрине?
– Я не хочу. – Он махнул рукой и едва не опрокинул блюдо с картошкой на жену. – Прости, давай помогу.
Алик сделал попытку встать и взять блюдо, но Таня тут же бурно запротестовала:
– Нет, нет, сиди, отдыхай! Устал за день, я сама.
Юркая, худая, с мелкими чертами лица, не симпатичная, не уродина. Никакая. Несмотря на ее протесты, Алик резко отодвинул стул и подошел к окну. Откинул синтетические занавески, расшитые золотыми птицами, и распахнул створку.
– Что случилось? Ты плохо себя чувствуешь? – Таня тут же забыла о картошке – небрежно поставив блюдо на подставку, кинулась к мужу. Алик едва сдержался, чтобы не заорать на нее.
– Все в порядке, просто душно. Вероника, как в школе дела? – Алик попытался избавиться от избыточного внимания жены. Он снова вернулся за стол и кинул жене: – Чай сделай.
Таня тут же бросилась на кухню выполнять желание мужа.
– У нас н-новенькая, – пробормотала Вероника, лениво ковыряясь в тарелке. Девчонке стукнуло пятнадцать, и она активно худела.
У Алика екнуло сердце.
– Вы подружились?
– Н-нет.
– Почему?
– Она з-забрала мою роль в с-спектакле. Я т-т-теперь больше не Офелия.
– О чем речь? – нарочито бодро поинтересовалась Таня, входя в комнату с большим пузатым заварочным чайником.
Аккуратно поставила его на кружевную салфетку посреди стола, подошла к чешской горке, открыла лакированную дверцу и принялась доставать чайные чашки с блюдцами. Как ни уговаривал Алик выбросить эти устаревшие сервизы и купить себе нормальную посуду, Таня отстаивала бабкины чашки: это, мол, свое, домашнее. Он этого не понимал. Игнорировал ее рассказы про уют и атмосферу. Какой уют и атмосфера могут быть с тем, кого не любишь?
– У нас н-новенькая, она б-будет Офелией, – повторила Вероника. Алик напрягся.
– Как это? – не поняла Таня. – Ты же репетировала эту роль. Что еще за новенькая, откуда она взялась?
– Таня, отвези дочь к врачу, опять заикаться начала. – Алик попытался прервать поток любопытства. Абсолютно ненужный.
– В-все в п-порядке, – попыталась возразить Вероника.
Таня, расставив чашки на столе и достав из серванта две банки с вареньем и коробку конфет, поставила их перед мужем, чмокнула дочь в макушку.
– Так что за новенькая? – поинтересовалась она.
– Из г-города переехала.
– Вот как? Что же она забыла в этой глуши?
– Н-не знаю, биологичка сказала, что она в-ведьмино отродье.
Часы пробили восемь вечера. Таня села на стул и перевела взгляд на Алика. Тот сосредоточенно наливал в чашку чай.
– Почему? – помертвевшим голосом поинтересовалась она.
– Н-не знаю.
Алик сделал глоток чая и поморщился – слишком горячий. Отодвинул стул:
– Я на работу.
– На какую работу? – прошептала Таня, тупо глядя перед собой.
– Надо с документами поработать, не успел в течение дня, – неумело солгал муж.
– Это она? – прошептала Таня. Алик бросил взгляд на дочь, та с удивлением смотрела на мать.
– Это работа, Таня.
Алик снял пиджак со спинки стула, накинул на плечи.
– Не жди меня, ложись.
Таня окаменела. Алик, не глядя на жену, вышел из комнаты. Образ жены в новом платье, с растрепавшейся прической, жалкой, несчастной отпечатался на сетчатке словно ожог. Одним движением мужчина скользнул в мокасины и, без малейшего колебания открыв входную дверь, вышел и захлопнул дверь за собой.
– М-мама, что с-случилось? – Вероника не понимала, что произошло. Папа ушел на работу, но он часто уходил, в этом не было ничего необычного, но в этот раз мама как-то особенно расстроилась.
– Никуля, я пойду прогуляюсь. – Таня вскочила с места и бросилась к двери.
Ей не хотелось верить в то, что первым пришло в голову. Неужели чертова колдунья вернулась?! Нужно убедиться, что это не так. Да, прошло семнадцать лет, они все повзрослели, выросли, но так подействовать на Алика могла только она. Виринея. Внутреннее чутье редко подводило Таню.
– М-мама, уже п-поздно, – запротестовала дочь. Она встала из-за стола и вышла в прихожую, где мать уже накидывала на себя тонкий плащ и обувала туфли на низком каблуке.
– Ложись спать, я скоро буду. – Таня схватила с полочки ключи и кинулась вслед за мужем.
Было только одно место, где Алик мог встретиться со своей прежней возлюбленной. Мысль о том, что Виринея вернулась, наводила на Татьяну смертельный ужас.
Глава 43
Дождавшись, когда Оля уснет, Вера тихонько выскользнула из дома. На улице никого не было. Ночь напоминала чернильный сироп с вкраплениями зефира – месяц то прорывался через облака, придавая спящему селу налет мистицизма, то прятался за ними, укутывая дома и улицы в кромешную тьму. Но Вера нашла бы нужное место и с закрытыми глазами, поэтому метаморфозы освещения ее не беспокоили. Ночь была прохладной. Выходя из дома, женщина накинула на себя плотную шерстяную кофту, но чем ближе к цели, тем жарче Вере становилось.
Все эти годы она запрещала себе думать об Алике. Эти мысли были токсичны и смертельно опасны для него самого. Стоило ей вывести его на первый план в своем сознании, как он попал бы в зону риска, ее дар мог причинить ему вред. И вот теперь стоило ей увидеть Алика, как она поняла, что он станет следующим. Потому что чувство – нет, вовсе не то, которое испытывает шестнадцатилетняя девочка к своему ровеснику, а то, что способна ощущать зрелая женщина к состоявшемуся мужчине, затопило Веру с головой. Ей было чертовски страшно, на кону стояло слишком многое, но впервые в жизни она просто не могла сказать «нет». Проще было дать кому-то умереть, чем не пойти к Алику сегодня вечером. Неразумно, опасно, бесполезно – можно подобрать тысячу эпитетов, но в этом не было малейшего смысла. Это как бороться с цунами – куда бы ты ни прятался, гигантская волна все равно настигнет и разрушит даже самую крепкую защиту.
Вера прошла мимо темной громады деревьев и повернула налево – раньше там было поле, куда никто не ходил – близость проклятого леса отпугивала местных жителей. Там, под огромным дубом, они с Аликом проводили все свободное время, а теперь на этом месте стоял небольшой домик. Судя по всему, начальник местной полиции обладал безграничными возможностями.
Вера пустилась бежать. Плевать, на все плевать. Она почти достигла крыльца, когда из густых зарослей возле дома вынырнула тонкая фигурка.
– Виринея? – прошептала Таня.
Вера остановилась, словно споткнулась об узловатый корень, невидимый в густой траве. Титаническим усилием удержалась на ногах.
– Таня.
– Я так и знала, что это ты.
– Ты ждешь оваций по этому поводу? – не удержалась Вера.
С Таней они учились в одном классе, и сколько Вера себя помнила, одноклассница никогда не упускала возможности отпустить шпильку в ее адрес. У Татьяны, единственной дочери главного врача больницы, всегда были лучшие конфеты, лучшие праздники, лучшие наряды. Папочка давал своей девочке все, кроме того, что было ей действительно нужно, – Алика. Но в конце концов она и его получила. Только что случилось с этой хозяйкой жизни? Почему же теперь она выглядит такой жалкой и несчастной?
– Ты приехала за ним? – прошептала Таня, делая шаг к извечной сопернице.
Она с трудом удерживалась, чтобы не закричать. Если Алик ее услышит, это будет конец. Конец всего. Таня шла ва-банк и знала об этом.
– Отойди, – тихо попросила Вера.
– Нет, это ты отойди. – Таня сделала еще два шага вперед, подходя к Вере почти вплотную. – У нас ребенок, – выложила она свой главный аргумент.
Вера улыбнулась:
– Поздравляю.
– И девочка серьезно больна, – добавила Таня, глядя Вере в глаза и мысленно прося прощения у Вероники. – Ты не можешь забрать отца у больного ребенка. Любой стресс – и она… – Таня закусила губу, с трудом сдерживая рвущиеся слезы.
Улыбка исчезла с лица Виринеи, она внимательно вглядывалась в лицо убедительно вошедшей в образ Тани, в лунном свете та казалась мертвецки бледной.
– Уходи, умоляю тебя, ради всего святого. Я знаю, что тебе плевать и на меня, и на Алика, иначе ты тогда не уехала бы. Но не ломай еще и детскую жизнь! – повторяла женщина.
Вера молча смотрела на Таню. Яркий лунный свет позволял рассмотреть ее во всех подробностях. Она похудела и постарела, только взгляд не изменился. Наоборот, стал еще более отчаянным. Он всегда был таким, стоило Алику показаться на горизонте, но сейчас ее глаза полыхали такой безысходностью, что Вере стало жаль соперницу. Похоже, у Тани в жизни ничего нет. Кроме мужчины, который ее не любит, и больного ребенка.
– Он тебя не любит, – твердо сказала Вера.
– Я знаю, – кивнула Таня, – но я могу с этим жить. А ты уходи.
Вера бросила взгляд через плечо Тани на дом. Там ее ждал Алик. Там была жизнь, любовь и счастье. Ей хотелось туда. Но какое у нее право идти на поводу у собственных желаний?
Она сбежала, ничего ему не объяснив, оставив его в больнице. Все эти семнадцать лет Алик считал ее предательницей. Она сама, собственными руками, сломала ему жизнь, толкнув в объятия нелюбимой. В результате родился больной ребенок, которого приходится тянуть на себе, а она, Вера, ничем помочь не может.
Даже если переступить и через ребенка, и через Таню, она, безусловно, сделает Алика счастливым на какой-то непродолжительный отрезок времени, но больше Вере не обмануть смерть. В следующий раз смерть заберет его.
Эта мысль подействовала отрезвляюще. Она не имеет никакого права подставлять Алика под удар и его ребенка тоже. Идти на поводу у собственной прихоти.
Не говоря ни слова, Вера развернулась и направилась к своему дому.
Таня, убедившись в том, что соперница скрылась из виду, бросила взгляд на дом. И хотя в окнах не горел свет, несомненно, Алик был там, ждал Виринею. Татьяна так и не смогла ничего изменить – Алик ее не любит, никогда не любил и никогда не полюбит. Ну что же, как она уже сказала, вполне сможет с этим жить.
Глава 44
Выйдя утром из дома, Вера услышала плач ребенка. Ночь она провела без сна, гоня ненужные мысли. Встала на рассвете, на скорую руку собрала подарки для Насти – самодельный чай для лактации, собственноручно сделанный крем от опрелостей, в баночке маска – вернуть молодой матери здоровый цвет лица, и вышла из дома.
Малышка надрывалась, но никто не спешил ее утешить. Вера ускорила шаг, пересекла дорогу и, почти бегом преодолев двор Насти и Пети, постучала в дверь – не заперто. Вера толкнула дверь и вошла внутрь.
Настя сидела у окна, сложив руки перед собой и пялясь на унылый пейзаж за окном. В огороде прорастали сорняки, забивая собой чахлую малину и клубнику.
Ребенок разрывался в соседней комнате.
– Настя?
Девушка вздрогнула, потом посмотрела на Веру, попыталась улыбнуться, но у нее плохо получилось. Вера отметила, что соседка, очевидно, так и не переоделась после больницы. Поверх домашнего халата наброшено пальто. Грязные спутанные волосы. Казалось, в них остались следы крови. Осунувшееся посеревшее лицо, потухшие глаза. Вера не стала тратить время на ненужные слова. Поставив корзинку с нехитрыми подарками на стол, она быстро прошла в комнату, из которой доносился плач.
Малышка покраснела от натуги и напоминала куколку, что вот-вот разорвет кокон, но вряд ли явит миру прекрасную бабочку. Туго спеленатая, но пеленка уже успела протечь – ребенку давно следовало сменить подгузник.
Вера взяла малышку на руки, прижала к себе и зашептала на ухо:
– Тише, тише.
Ребенок всхлипнул несколько раз и затих.
Вера вернулась в комнату. Настя сидела в той же позе, что и несколько минут назад. Головы не повернула.
– Покорми ее. – Вера подошла к Насте и попыталась вложить ей в руки дочь.
– У меня нет молока, – ровно ответила Настя, не отрывая взгляда от окна, – Петя за смесью поехал, она почти закончилась.
– Ну хоть что-нибудь осталось?
– Да, посмотрите там, на кухне.
Держа малышку в руках – мать не захотела ее брать, – Вера прошла на кухоньку. Здесь царил полный бардак – подгузники лежали прямо на столе, где оборудовали пеленальное место. Рядом опрокинувшаяся яркая баночка с детской присыпкой – крышка упала, и все вокруг засыпал белый порошок. Открытая коробка со смесью для малышки. Вера схватила ее и заглянула вовнутрь – на дне оставалось еще немного.
Внимательно прочитав инструкцию, Вера отлила из чайника немного теплой воды, для того чтобы сделать смесь и помыть малышку. Обнаруженная бутылочка не внушала доверия, поэтому Вера вновь набрала воду и поставила на огонь.
Пока чайник закипал, она положила притихшую малышку на стол и распеленала. Нежная кожица покраснела, еще немного – и девочка получила бы серьезное раздражение. Малышка смотрела на незнакомую женщину серьезными черными глазами. Вера сняла с девочки шапочку – на голове несколько темных прядей. Дочь своего отца. Вера улыбнулась малышке и загулила в обычно несвойственной ей манере:
– Сейчас мы тебя помоем, переоденем, будешь красавицей. Потом поешь и поспишь, а мама твоя немного отдохнет. Ты принцесса, такие щеки хорошие…
Продолжая приговаривать, Вера быстро обмыла ребенка чистой водой, сменила подгузник, перепеленала. Кипятком продезинфицировала бутылочку, влила туда теплую воду и развела смесь. Покормив малышку, Вера отнесла ее в комнату, где стояла кроватка девочки. Осторожно, словно самую большую драгоценность, положила в кроватку и прикрыла легким одеялом. Приоткрыла форточку – свежий воздух не помешает. Ребенок закрыл осоловевшие глазки, вздохнул совсем по-взрослому и уснул.
Теперь пришло время заняться матерью.
Вера вернулась в большую комнату. Настя все так же смотрела в окно, но на этот раз прислонилась лбом к холодному стеклу. Не спрашивая разрешения хозяйки, Вера открыла старый платяной шкаф (некогда он принадлежал тете Мане и все еще пах лавандой и средством от моли, чей запах ассоциировался у Веры со старостью), достала из него чистое длинное платье – сгодится.
– Вставай, надо помыться и переодеться, – скомандовала она.
Настя не шелохнулась.
– Я не хотела переезжать, – прошептала она, – это все Петя, это он хотел. А я что? Я его просто люблю. Так обрадовалась, когда забеременела, а сейчас… Я не готова к этому всему. Я хочу в город вернуться, к подругам своим, гулять хочу, а не огурцы закатывать или подгузники менять. Она плачет все время, а я устала. Она меня раздражает.
По щекам Насти полились слезы. Вера молча посмотрела на соседку, затем погладила девушку по волосам.
– Я понимаю.
– Нет, – покачала головой Настя и вытерла слезы, – вы не поймете. Вы не такая. Вы все умеете, вы сильная. А я ничего не могу. И не хочу.
Осторожно, как тяжело больного ребенка, Вера взяла Настю за руку и потянула за собой в направлении ванной. В отличие от ее собственной ванная комната Насти и Петра выглядела на порядок лучше – новая недорогая плитка, хромированный смеситель и добротная чугунная ванна на кованых ножках. На современном полотенцесушителе грелись мягкие банные полотенца. Вера открыла теплую воду, щедро плеснула под струю воды гель для душа, благоухающий цитрусовыми, быстро раздела Настю и помогла ей сесть в ванну.
– Ты ошибаешься насчет меня, – сказала Вера после паузы, – я сбежала отсюда в семнадцать лет. Просто уехала от всех проблем. Так, как это хочешь сделать ты. И посмотри, чем все закончилось. Я снова здесь, а проблем стало еще больше, – усмехнулась она.
Переключив воду на душ, Вера принялась осторожно поливать Настю теплой водой. Намочила длинные волосы, нанесла шампунь и взбила густую пену. Настю затрясло. Вера сделала воду погорячее.
– Я не справлюсь. Я не люблю ее, – снова попыталась Настя донести свою мысль до Веры, но та нарочно не слушала. Сейчас расскажет – потом пожалеет. – Я чуть не умерла, – вдруг заплакала Настя.
Слезы смешались с детским шампунем. Вера осторожно смыла пену, ополоснула лицо девушки, выключила воду и помогла ей встать. На недавние роды намекал лишь слегка висящий живот, но вскоре и он исчезнет. Судя по сдувшейся груди, молока у Насти действительно не было. Да и откуда ему взяться, если она даже на руки ребенка не берет.
Вера закутала Настю в большое банное полотенце и помогла ей вылезти.
– Я ничего не могу, не умею, – твердила та как заведенная, не обращая внимания на Верины манипуляции, – я люблю обедать в кафе, люблю ходить по магазинам, квартирники люблю. И универ мне нравился! Зачем я его бросила? А этот дурацкий дом я ненавижу. Столько проблем с ним! Зимой холодно, летом жарко. А ведь папа мне купил квартиру, и там у меня был кондиционер. И домработница.
Плотину прорвало. Настя заплакала и начала волна за волной выплескивать всю правду на Веру. Про то, как ее воспитывал отец, про то, как баловал до потери пульса. У нее были лучшие игрушки, лучшие платья, и они с папой часто путешествовали. Вокруг всегда вертелась уйма подружек, они придумывали веселые шалости, ходили на дискотеки, менялись одеждой. У Насти не было в жизни настоящего горя, никакого, она просто росла папиной принцессой. Иногда ей казалось, что это неправильно, но это чувство быстро проходило. А потом она встретила Петра. Он показался ей таким… взрослым, умным, сильным. Трагический образ, печать на лице, которая так привлекла девушку. Ей казалось, что Петр стоит по ту сторону жизни, о которой она только догадывалась. И ей захотелось туда заглянуть.
Она влюбилась. Так влюбилась, что потеряла голову. Ведь Петр был совершенно не похож на всех мальчиков, с которыми ей приходилось встречаться до него. И она решила, что сможет, как жена декабриста, пойти туда, куда он позовет. Вот только не смогла.
Вера молча кивала. Они вернулись в комнату.
Уложив притихшую девушку на диван и прикрыв ее клетчатым пледом, Вера достала из корзинки самодельную маску и нанесла толстым слоем на лицо Насти.
– Наведем красоту, – нарочито бодро сказала она.
Насте было все равно. Выплеснув все свои печали, она замолчала.
– После родов всегда сложно, – мягко пояснила Вера. – Ты словно теряешь себя – беззаботность, легкость, детство. И твое сердце больше тебе не принадлежит. Меняется и душа, и тело. А тут еще все вокруг давят. Твердят, что ты должна быть с ребенком, должна стать идеальной матерью, заботиться только о малыше и забыть о себе.
Настя кивнула.
– А я не могу, – проговорила она слабым голосом.
– Ну и не надо. Понимаешь, ребенку на самом деле все равно, будешь ли ты кормить его сама или дашь смесь. Станешь ли торчать с ним рядом двадцать четыре часа в сутки или, пока он спит, уделишь время себе. Ребенку нужна счастливая мать. Не нервная, не издерганная, не жалеющая о том, что не может помыть голову. А веселая, любящая и счастливая.
Вера размотала полотенце, укутавшее волосы Насти.
– Где у тебя расческа?
– В ванной.
Вера вернулась в ванную, на одной из полочек отыскала дорогую щетку с натуральной щетиной – призрак прошлой жизни. Вернувшись к девушке, она осторожно принялась расчесывать длинные спутанные волосы.
– Они скоро начнут выпадать, – предупредила Вера, – придешь ко мне, подстригу немного и дам тебе отвар, чтобы новые быстрее отрастали, сильные и густые.
Настя молчала, прикрыла глаза. Ласковые, равномерные движения Веры успокаивали ее и навевали сон.
– Я не смогу, – прошептала она.
– Сможешь, невелика наука.
Спустя две минуты Настя уснула. Вера осторожно, с помощью марли, сняла маску с ее лица – кожа выглядела порозовевшей и посвежевшей. Светлые волосы стали высыхать. Девушка снова выглядела фарфоровой статуэткой. Вера положила платье на диван, в ногах у Насти. Старые вещи так и остались в ванной, им место в стирке.
Вера поколебалась – дома ждала Оля, но и оставлять Настю в таком состоянии один на один с малышкой не хотелось. Словно в ответ на ее сомнения на крыльце раздались шаги, дверь отворилась, и вошел Петр. С удивлением уставился на соседку:
– Вера? Что-то случилось?
Затем бросил встревоженный взгляд на Настю и выронил пакеты на пол.
– Что с ней?
– Все в порядке. – Вера успокаивающе подняла руку и, понизив голос, кивнула в сторону кухни: – Мне надо с вами поговорить.
Петр кивнул, поднял пакеты и прошел в крошечное помещение. Вера последовала за ним.
Минуту они стояли, глядя на хаос.
– Ей тяжело, – наконец-то сказал Петр.
– Да, но вы ее не корите и не ругайте ни в коем случае. Это бывает. Гормоны, пережитый стресс. Пройдет, но ей сейчас требуется ваша помощь.
Петр, словно враз обессилев, рухнул на стул.
– Она не любит дочку. Да что там не любит. Иногда мне кажется, что она ее просто ненавидит. Как такое может быть? – Он поднял глаза на Веру. Та присела напротив него.
– Может. Не во всех матерях включается программа любви по умолчанию, особенно после тяжелых родов. Дайте своей жене время. Она чуть не умерла, если вы помните.
– Помню, – кивнул Петр и опустил голову. – Знаете, это я настоял на переезде сюда. А сейчас я думаю, что совершил ошибку. Я думал, на природе Настя расцветет, а она просто чахнет.
– Тут я вам не советчик, – пожала плечами Вера.
– Но вы были правы насчет домашних родов, мне следовало к вам прислушаться, – с какой-то ожесточенностью возразил Петр.
– Это просто опыт. Но не в нем дело. С ребенком все будет хорошо, дети более живучие, чем нам кажется. Кормите девочку смесью, мойте и выставляйте на солнышко, чтобы рахита не возникло. Сейчас позаботиться нужно о матери. Я стану заходить и помогать ей, если вы не против, – предложила Вера.
– Спасибо вам, – Петр поднял на Веру увлажнившиеся глаза, – я сделаю все, как вы скажете, только помогите ей.
Вера поднялась:
– Я ничего вам не обещаю, но постараюсь быть рядом.
Петр так и остался сидеть на стуле, погруженный в собственные мысли. Вера тихо вышла и прикрыла за собой дверь. Стоя на крыльце, выкрашенном в нелепый розовый цвет, женщина явственно ощутила – счастье ушло из этого дома.
Да, она могла вылечить, вернуть к жизни и даже убить, но не в ее власти сделать человека счастливым против его собственной воли. Никакой дар тут не поможет. В этой борьбе приходится рассчитывать только на себя.
Глава 45
Выйдя из квартиры, Алик целый час проблуждал по засыпающему району, затем сел в машину и поехал к дому, где договорился встретиться с Виринеей. Постояв немного, развернулся и поехал назад. Нельзя просто так взять и вычеркнуть из жизни семнадцать лет. Нельзя наступить на жену, отдавшую ему себя целиком, просто потому, что он любит другую. Виринея предала его, бросила и пропала. А он стремглав мчится к ней, стоит ей лишь появиться на горизонте. Для чего? Чтобы она снова причинила ему боль? Он ведь ничего о ней не знает – где она была все это время и зачем вернулась? Они выросли и повзрослели. Что было, то было, надо оставить это в прошлом. Не стоило звать ее. Больше он в такие игры не играет.
Ночь он провел в машине. Хвала его предусмотрительности, в бардачке всегда хранилась фляга со спиртным. Алик все чаще пил в последнее время. Алкоголь помогал находить правильные решения.
Так случилось и в этот раз – он пил до утра, и едва пропели петухи, как Алик понял, что нужно делать. Им надо поговорить. Да. Если Виринея собирается остаться здесь, им обязательно надо поговорить и расставить все точки над i.
Не переодеваясь и не заходя домой, он направился к Вериному дому. Хозяйки не обнаружилось, но Алик остался ждать как верный пес. Обломал слишком любопытного соседа, вернувшегося из города с покупками (надо выяснить, что за гусь, уж слишком он интересовался, кто и зачем ждет Веру) и продолжил пить. Щетина, спутанные волосы, запах пота. Только глаза по-прежнему оставались неестественно светлыми.
То, что Алик пьян, Вера поняла с первого взгляда. Она медленно перешла дорогу, не сводя взгляда с бывшего возлюбленного. Сердце защемило. За всеми событиями прошлой ночи она даже не успела подумать, что скажет ему при встрече.
– Нам надо поговорить, – констатировал Алик, едва женщина подошла к калитке. Где она была этой ночью? Почему в такой ранний час возвращается домой от соседского дома? Алик с трудом подавил в себе желание устроить допрос. Он же ничего не знает, что было с ней эти семнадцать лет.
– Алик, прошу тебя. – Вера сделала попытку пройти, но он преградил ей путь.
– Ты приходила в дом? – Алик поднял руку, в которой держал почти опустевшую флягу с виски, и с интересом заглянул внутрь – хватит на пару глотков.
– Нет. Но я так понимаю, что и тебя там не было. – Она посмотрела мужчине в глаза, и на мгновение ему стало больно.
– Все в порядке? – Снова навязчивый сосед, появившийся на крыльце.
– Да. – Вера помахала Петру рукой. – Я еще зайду сегодня вечером, проведаю Настю и малышку.
Петр кивнул и остался на улице, тяжело глядя на рослого, красивого и мертвецки пьяного мужика, с утра околачивающегося возле дома Веры. Интересно, что их связывает?
Сам Петр выглядел тоже неважно, но по крайней мере был трезв.
– Она же сказала, что зайдет, – полез на рожон Алик, пытаясь избавиться от присутствия другого мужчины. Какого черта тот такой навязчивый?
– Алик, перестань, – тихо попросила Вера.
Петр скрылся в доме, но продолжал наблюдать за происходящим через небольшое окно в сенях. Он и сам не мог ответить на вопрос, почему его интересовало то, что происходит в соседнем доме. Люди его особо не увлекали. Но Вера была не похожа на остальных, и все, связанное с нею, вызывало острый, неподдельный интерес.
– Почему ты не пришла, Виринея? – снова потребовал Алик, делая шаг к ней и беря за плечи.
Вера почувствовала, как решимость исчезает, снова захотелось наплевать на все и на всех, но такой роскоши она не могла себе позволить.
– Потому что я не люблю тебя, Алик, – твердо ответила она. Он отпустил ее плечи, и она смогла скользнуть в калитку до того, как мужчина повернулся.
– Ты врешь, – тихо сказал он ей вслед.
Вера ускорила шаг.
– Врешь! – громче повторил Алик.
Вера поднялась на крыльцо и вставила ключ в замок.
– Врешь! – заорал Алик, и фляга ударилась о дверь, которую Вера успела захлопнуть за собой.
Глава 46
Оля, которую после происшествия взял под свою полную протекцию Сашка, легко адаптировалась к школе. У нее даже появились подруги, и она с большим энтузиазмом входила в роль Офелии. В пятнадцать лет дочь наконец открыла для себя радость общения со сверстниками и теперь бежала на учебу с огромным удовольствием. О своих видениях она больше не упоминала, к разговору о даре не возвращалась. Вера не была до конца спокойна, и какое-то чувство подсказывало, что к этой теме дочь еще вернется. Но чем позже это случится, тем лучше. Пусть вначале познает простые радости жизни.
Даша не появлялась. Вера позвонила в больницу, чтобы справиться о состоянии Владимира. Нелюбезная медсестра ответила, что справки дают только родственникам, но когда Вера представилась сестрой жены пострадавшего, немного смягчилась и информировала, что состояние стабильно тяжелое, но опасений уже не вызывает. Очевидно, Даша была в больнице у мужа. Отлично. Очередного раунда выяснений отношений можно избежать хотя бы на некоторое время.
И она с увлечением погрузилась в работу.
Константин оказался верен своему слову. Сразу после их разговора он оформил Веру на должность консультанта и предложил ей приступить к работе, как только она сочтет нужным. Небольшой офис находился в областном центре, где никто не знал о репутации Вериной семьи.
Вере понадобилось несколько дней, чтобы войти в курс дела и понять, насколько кустарно организована работа в «Живой косметике». Никакой Америки Константин не открывал – в основном брал рецепты у конкурентов, добавлял туда два-три своих ингредиента, сертифицировал и запускал на рынок новый продукт. Он пользовался успехом среди местного населения из-за прекрасного сочетания цены и качества, а также из-за отсутствия неутолимой жажды наживы у Константина. Он не тратился на рекламу, шикарные упаковки и яркие этикетки – скромно и недорого. Благодаря этому «Живая косметика» разлеталась как горячие пирожки.
Довольно быстро Константину удалось занять свою нишу, дела у бизнесмена шли неплохо, но в список самых богатых людей страны он не метил. Его выбор. Константин даже чем-то напомнил Вере Глеба, урвавшего у бога свою краюху счастья и не претендующего на роль властелина мира. Однако Вере казалось недопустимым то, что Константин не использует правильно те возможности, которые предоставляет природа. Ей хватило недели, чтобы понять, в чем его фундаментальная ошибка и как можно все улучшить.
– По-настоящему живая косметика, а не ее имитация – вот ваше будущее, – объявила она, входя в кабинет к Константину без стука и усаживаясь на стул напротив него.
Владелец фирмы считал себя демократом и был близок к народу, как никто. У него не имелось секретаря, а двери кабинета были открыты для сотрудников в любое время. Одетый в белую рубашку и черные брюки, сегодня он напоминал старательного ученика, выросшего в школьного учителя.
– Вера?! – Константин отложил в сторону ведомость, в изучение которой был погружен, и смущенно посмотрел на посетительницу. На углу стола лежала большая яркая коробка – подарок для внучки. – А я как раз в ваши края собирался. Могу подвезти, по пути и обсудим. Вот, подарок малышке купил, – указал он на коробку.
– Нет, спасибо, я хочу сегодня немного задержаться. И…
– Что?
– Подарки сейчас нужны Насте.
– Да. – Константин моментально сник, плечи опустились, на лбу резко обозначились морщины. Он потер редеющую макушку. – Чем я могу ей помочь? Я предлагал Пете пригласить няню, но он отказался. Предлагал в город вернуться, там и домработница будет, но кто ж меня послушает? Он против, дочь молчит.
Константин отвернулся. Возникла неловкая пауза, Вера первой решилась ее прервать и уйти от тяжелой темы:
– Я хотела предложить вам «живые» маски. Те, которые имеют маленький срок годности, но дают немедленный результат.
– Звучит интересно, но нужна реклама. – Мысли Константина витали где-то далеко.
– Пока что не нужна. Я предлагаю вам использовать сарафанное радио.
Константин перевел взгляд на Веру и попытался вникнуть:
– Это как?
– Раздадим пробные маски популярным личностям и откроем у нас небольшой салон.
– В селе?
– Да. – Вера пожала плечами. – А что? У нас есть парикмахерская, по слухам, весьма неплохая. Владелица привлекает талантливых девчонок-стажеров, а те за небольшие деньги творят чудеса. В парикмахерской стригутся все местные кумушки. А у кумушек есть дочки-внучки в соседних селах. Если парочка из них попробует наши маски и им понравится, весть тут же разнесется по всему региону.
– Но чтобы открыть салон, мне нужно будет взять разрешение, найти косметолога…
– Займитесь разрешением, а косметологом пока побуду я.
– Вы?
– Да, а что здесь такого?
Константин замялся, а затем снова поднял на Веру глаза.
– Мне Петя говорит, что вы каждый вечер приходите к Насте.
– Какое это имеет отношение к моим косметологическим способностям?
– Я видел Настю. Она просто расцвела…
– Такое со многими происходит после родов, – пожала плечами Вера.
– Нет, – неожиданно заупрямился Константин, – она стала другой. Светится изнутри, что ли. Волосы просто шелковые, она такая красавица. Даже красивее покойной матери. Я думаю, это все вы. Петя упоминал, что вы делаете ей маски, чем-то моете волосы. Что это?
– Ничего особенного, обычные отвары на основе ромашки, календулы, крема из листьев смородины, перетертой со сметаной, все небольшими дозами, хранить максимум три дня.
Константин кивнул.
– Я хочу сделать вам предложение, – вдруг заявил он.
– В каком смысле? – рассмеялась Вера, уж очень серьезным выглядел Константин. Этот мужчина-ромашка вызывал у нее теплые чувства. Он не умел имитировать ничего: ни доброту, ни мягкость, ни искренность, – все эти чувства были подлинными. Вере нравилось, как Константин обращается с подчиненными, и нравилось то, что те его искренне любят. За деньги такое не купишь. Как и желание самому воспитывать дочь и умение сделать шаг в сторону и не мешать своему ребенку выйти во взрослую жизнь.
Вера не была уверена, как действовала бы она сама, задумай Оля уехать в глушь непонятно с кем и, оставив радужные перспективы, приковать себя к грядкам. Или если бы Олин муж поставил под угрозу ее жизнь. Вряд ли бы Вера смогла остаться безучастной и молча смотреть, как собственный ребенок роет себе могилу. А Константин смог. Но не потому, что ему было все равно, а потому, что он любил дочь, позволяя ей проявлять свободу воли.
Константин смутился:
– Извините, вечно не могу правильно выразиться. Я просто подумал… я хотел предложить вам заняться развитием бизнеса. Громко звучит, но вот эти ваши маски, кремы и отвары – это нечто совершенно новое для меня. Понимаете, я ведь делаю то, что знаю, и рад тому, что у меня получается. Но вам, наверное, не очень интересно. Поэтому, если вы не возражаете… – Он снова замялся.
Вере захотелось утешить его, как маленького ребенка – погладить по голове, прижать к груди, заверить, что все будет хорошо. И что он замечательный. Не то чтобы у нее имелся большой опыт общения с мужчинами, но она видела многих представителей сильного пола, приходивших к Глебу за советом. Никто из них и в подметки не годился мужчине, сидящему перед ней.
Идея Константина показалась ей неожиданно привлекательной. Вера ничего не смыслила в бизнесе, у нее не было высшего образования, да что там, она ведь даже школу не окончила! Но у нее было видение и, как это ни странно, желание помочь людям. Стоило Константину озвучить свое предложение, и Вера почувствовала, как гора упала с плеч.
Она сможет реализовать свой дар помогать людям, но при этом ей не придется платить за это страшную цену.
Она просто будет делать окружающих моложе, красивее, счастливее и здоровее. Ведь если женщине нравится собственное отражение в зеркале, она с большей силой станет сопротивляться одолевающим ее хворям.
Внутри у Веры словно что-то расцвело. Как будто некто наконец разрешил ей делать то, чего ей хотелось больше всего на свете.
Глава 47
Репетиции шли почти каждый день, и Оля едва могла дождаться магического момента, когда затхлый и убогий актовый зал сельской школы вдруг превращался в сцену лондонского театра, где в партере занимали места призраки тех, кому посчастливилось увидеть величайших Гамлетов мира. И все они замирали в ожидании представления.
Каждый день Сашке приходили в голову идеи одна сумасброднее другой, впрочем, охотно поддерживаемые его родителями. Сцену гибели Офелии Сашка решил оформить в виде снежного этюда, и мать достала ему снежную машину, из тех, что используют при профессиональных съемках. Даша также оплатила пошив костюмов для спектакля, и Оля испытывала благоговение каждый раз, когда касалась платья из тонкого шифона цвета послегрозового неба.
Сашка решил добавить в постановку музыку и занялся тщательным отбором композиций. С ним никто не спорил, все молча признавали его способности и просто делали то, что он говорил.
А мальчик продолжал фонтанировать идеями. Последней была сцена смерти Офелии, поставленная в виде танца. Молодая дворянка танцует с Гамлетом, затем удаляется в глубь сцены, которую ближе постепенно застилают голубые клубы дыма и густой снег.
Оля не была уверена в своих танцевальных способностях, но Сашка уверил ее, что все будет в полном порядке. С каждым днем все больше и больше участников спектакля, даже если их присутствие и не требовалось, приходили поглазеть на репетиции сцен Гамлета и Офелии.
Вероника, переведенная на роль Гертруды, не пропускала ни одной. Молча забиралась с ногами в старое кресло, наплевав на тонкие колготки и дорогую одежду, и сверлила глазами рыжую девчонку, с такой легкостью отобравшую у нее статус местной королевы. Если бы она могла, спалила бы самозванку на костре!
Веронику саму пугали эти мысли, но чем настойчивее она их гнала, тем сильнее они врезались в ее воображение. Именно сжечь, дотла, никакая другая смерть рыжеволосой выскочке не подходила. И плевать, что она Сашкина сестра, Ника ее все равно ненавидела.
Оля стояла посреди сцены в легком платье – на кремовом шелковом фоне распускались зеленые листья. Она словно вышла из леса, девочка-весна. Вероника не сводила глаз с ненавистной соперницы. Чувство ненависти было тем сильнее, чем лучше у Оли все получалось.
Вот и теперь это рыжее бревно буквально с первых нот Sleep «Poets of Fall» влилось в мелодию и начало двигаться ей в такт, словно легкая ветка, подхваченная потоком, полностью отдается на его милость, повторяя все береговые изгибы, мягко скользя мимо гладких валунов, плавно вливаясь в бурлящие пороги. Это казалось невероятным, ведь рваное полотно мелодии сбивало с толку, не давало следовать единому ритму, но тем не менее Оле все равно это удавалось. Единственный человек из всех, кого Вероника знала, кто так же чувствовал музыку, был Сашка.
Сама Вероника безуспешно отучилась в балетной школе целых пять лет. Балет она любила, но пришлось от него отказаться, когда преподавательница безжалостно отчислила девочку за «отсутствие слуха и чувства ритма». Поэтому смотреть на танцующих Сашку и Олю, которым так легко удавалось попасть в такт, было вдвойне невыносимо.
Неожиданно для самой себя Вероника вскочила и подошла к сцене, не сводя глаз с танцующих. Эти двое не замечали никого, кроме друг друга. Погруженные в собственный мир, они находились на берегах бурлящей реки, уносившей их за границу реальности, запорашивая все вокруг цветами из растрепанных венков Офелии. Сашка крутил Олю как юлу, прижимая к себе и одновременно отталкивая, сливаясь в едином с ней ритме. Синий туман заполонил всю сцену, и его языки устремились в зрительный зал. Неспешный осторожный ход мелодии фортепиано отбивался ритмом сердец этих двоих. На какой-то момент в сизом бреду Веронике показалось, что Сашка сейчас поцелует Олю.
– Нет! – завопила Ника, и звуковая волна прорезала реку, разметала венок, рассеяла туман.
Сашка и Оля отскочили друг от друга, словно между ними проскользнул электрический угорь.
– Репетиция окончена, – угрюмо бросил Сашка, нажимая на кнопку бумбокса и прерывая вкрадчивый вокал солиста. Не мог выбрать что-то человеческое? Вечно он слушал что-то, чего Вероника не понимала.
Оля дрожала и не двигалась с места. Вероника буравила соперницу взглядом.
– Ч-что это за ф-фигня? – срывающимся голосом спросила Вероника.
Оля сбежала, вернее сказать, слетела со сцены, схватила куртку и бросилась к выходу. Одноклассники были сбиты с толку. Спроси у каждого из них полчаса спустя, что произошло, они бы затруднились дать точное определение. Но что-то произошло определенно.
Вероника попыталась схватить Сашку за руку:
– П-п-пойдем!
– Отвали. – Сашка стряхнул ее руку и, прихватив бумбокс, вышел из актового зала. Хлопнула дверь.
Глава 48
Даша пришла три дня спустя. Оля уже уснула, а Вера устроилась на широком подоконнике, где она оборудовала себе рабочее место, выложив пространство мягкими подушками, к которым сама сшила цветные чехлы на старенькой швейной машинке, хранившейся в шкафу в маминой комнате.
Снабдив подоконник подушками, Вера прикрепила небольшое бра к стене возле окна и направила свет так, чтобы он падал на ее «рабочее место». Рядом с подоконником она поставила старую подставку для цветов, переоборудованную в небольшой столик для чая.
В руках Вера держала плотную кожаную папку, на которую положила лист бумаги. Там она писала рецепты новых масок – для жирной кожи, сухой, нормальной, чувствительной и зрелой. Решила остановиться пока на пяти. Завтра Вера собиралась обсудить рецепты с Константином, но этот разговор являлся формальностью – вряд ли он станет возражать. Ей просто требовалось официальное одобрение владельца компании. После чего Вера собственноручно сделает маски и отправится в местную парикмахерскую.
Постучавшая в окно Даша перепугала ее до смерти. С мыслью о том, что все-таки надо будет перешагнуть через себя и вновь завести собаку, Вера жестом указала сестре на дверь и отправилась в сени, чтобы пустить ту в дом.
– Оля спит, – вместо приветствия сообщила она Даше.
Та сняла легкие туфли и прошла в комнату.
– Иди на кухню, чай будешь? – пробурчала Вера.
– Да.
Вера поставила на огонь чайник. Заварку она купила в городе – не поленилась зайти в небольшой чайный магазин на рынке и остановила выбор на черном чае с лепестками роз. Попробует. Она всегда пила обычный чай без добавок, но с недавнего времени ей захотелось смаковать жизнь на вкус.
Даша молчала, в руках она держала небольшой белый бумажный пакет с серебристым логотипом Д.А.
Вера заварила чай, поставила чашки на стол. Разлила душистый напиток и села напротив сестры.
– Как Володя?
– Поправляется. Сегодня перевели из реанимации в палату. Спасибо тебе. – Дарьяна поставила на стол белый пакет.
– Что это?
– Это то, чем я занимаюсь.
Вера достала из пакета небольшую коробочку с инициалами Д.А. и открыла ее – серьги из белого золота с сапфирами и бриллиантами.
Руслан постарался на славу. Надо сказать, что за неделю он создал так много удачных вещей, что, отвозя его на вокзал, Даша чуть не предложила парню повторить командировку через месяц. Но в последний момент сдержалась – нельзя нарушать собственные правила.
– Солидно, – кивнула Вера, закрывая коробочку и вкладывая ее назад в пакет, – спасибо, но ты же знаешь, что я не могу это принять.
– Можешь, я это делаю сама. Это не оплата – подарок. – Даша пододвинула пакет ближе к Вере.
– Ты стала ювелиром? – поразилась Вера. Сколько она себя помнила, сестра всегда даже птиц рисовала похожими на слонов и руками ничего не умела делать.
– Да, а что? – тут же ощетинилась Даша. – Я даже этого, по-твоему, не могу?
– Я ничего такого не говорила, просто не замечала у тебя любви к ручной работе.
– Ну не могли же все таланты достаться только тебе. На мою скромную долю тоже кое-что перепало.
– Вот и отлично. Ты пришла мне об этом рассказать?
– Нет. – Даша сделала глоток чая. – Я пришла сказать тебе, что ты должна уехать.
– Вот как? Это почему же?
– Потому что ты не имеешь морального права здесь оставаться. Тебя не было рядом, когда мама умирала. Твой побег ее доконал.
– Ты же знаешь, что я здесь ни при чем. Это был ее выбор, а я сделала свой. – Вера взглянула сестре в глаза.
– У тебя нет выбора, – повысила голос Даша, в нем послышались истерические нотки, – ты должна убраться отсюда.
– Я никому ничего не должна. И останусь здесь, нравится тебе это или нет.
– Ты что, собралась продолжить семейную традицию? – с подозрением поинтересовалась Даша.
– Вовсе нет. Я буду реализовавать свой дар другим образом, а травки и снадобья останутся в нашей семье для нашего собственного развлечения.
Дарьяна встала, приблизила лицо к лицу сестры. У Даши была гладкая кожа, слишком гладкая для тридцатипятилетней женщины, светлые голубые глаза, идеальной формы брови, нос с легкой горбинкой.
Вера моментально вспомнила детство, когда старшая сестра никогда не упускала возможности толкнуть ее, ущипнуть, ударить или укусить. Вспомнила ожесточенные драки, страх и ненависть Дарьяны, когда мама сказала, что это она, Вера, продолжит семейную традицию, а Дарьяна вольна жить, как ей хочется.
– Не знаю, что ты задумала, но если останешься, то проклянешь тот день, когда у тебя появился дар, – прошипела Дарьяна.
Вера скрестила руки на груди:
– Объясни, тебе-то что с того, останусь я или уеду?
– Мне? – Даша опешила на короткое мгновение. – Для меня в отличие от тебя дар – это не пустое слово.
– Да перестань, Дарьяна, – усмехнулась Вера. – Ответь честно.
Вера не сводила глаз с сестры.
– Честно? – Голос Даши сорвался. – Здесь я хозяйка, поняла? И ты мне со своими магическими трюками здесь не нужна.
– Боливар не вынесет двоих? – уточнила с иронией Вера.
– Что-то типа того. Спасибо тебе за спасение Володи, за это я даю тебе две недели, чтобы собрать вещи и уехать отсюда.
– А иначе?
– Ты не хочешь знать «иначе». Поверь мне.
Дарьяна с торжеством посмотрела на Веру. Она уже знала, как выживет сестру из своей вотчины, если та вдруг совершит глупость и осмелится остаться.
Глава 49
Марина выхаживала Глеба с упоением. Организовала ему частную палату, прикрепила лучших докторов. Услышав историю о том, что от него сбежали жена с дочерью и это разбило ему сердце в прямом смысле этого слова, Марина удвоила хлопоты. Она и сама находила утешение в заботе о ком-то, тем более о столь достойном человеке. Не то что ее бывший – мерзавец.
Бывший, кстати, предпринял пару попыток вернуться, но Марина оказалась неумолима. В том, что она с такой силой взялась обхаживать Глеба, имелся и тайный расчет – пусть бывший не думает, что она без него слезы льет, она тоже способна утешиться сразу же, не отходя от кассы. Еще и с каким мужчиной!
Глеб принимал заботу милостиво, не спеша поправляться. Здесь, в больнице, в обществе Марины он чувствовал себя в безопасности (насколько может быть в безопасности человек, задолжавший деньги и задумавший убить Лобанова-Ростовского).
Анатолий навестил больного сразу после того, как того перевели из реанимации в палату. Глеб пытался отрицать свои намерения, но Анатолий не дал ему такой возможности. Он все знал – и про договор с китайцем, и про «девятку», и даже номер пистолета неудачного киллера. Время пошло. Глеб снова предложил отдать дом в качестве оплаты долга, но Анатолий отказался – Глеб проиграл деньги, должен их и вернуть. Они имеют дело только с наличностью.
Значит, дом нужно было продать как можно скорее. Счетчик тикал.
Сам Глеб не мог заниматься сделками с недвижимостью, поэтому обратился к Марине с простым вопросом – нет ли у нее ушлого маклера, способного сбыть дом с рук быстро и с приличным прикупом?
Марина внимательно выслушала всю историю (Глеб умолчал о способностях Веры, приписав все заслуги себе). В его варианте все выглядело так – Борис выиграл у них с Верой бизнес, но та исчезла, прихватив все деньги, а теперь Глеб единолично за все расплачивается. И проблема в том, что расплачиваться ему нечем.
Марина оказалась женщиной чуткой и понимающей – предложила Глебу одолжить необходимую сумму, чтобы остановить счетчик, и подождать с возвратом денег до продажи дома. И Глеб не стал долго размышлять – от Бориса хотелось отделаться как можно скорее. Преисполнившись чувства благодарности, он быстро подмахнул договор с Мариной. Ведь от женщины с такими ногтями не приходилось ждать никакого подвоха.
Оставив Глеба на попечение медбратьев (по особой договоренности Марины Глеба обслуживали только молодые люди, никаких медсестричек в коротких халатах), Марина направилась в офис к Лобанову-Ростовскому. Прекрасный повод убить двух зайцев – и с будущим родственником связи установить, и Глебушку покрепче привязать.
Она уже несколько раз пересекалась с бизнесменом в прошлом, с ним всегда было приятно иметь дело. Конструктивный, интеллигентный, умный. И если сделка была в обоюдных интересах, то заключалась она всегда в кратчайшие сроки.
Конечно, Борис поинтересовался, зачем Марине долг Глеба. Та вздохнула, отвела глаза и томно пояснила, что это личное. Лобанов-Ростовский даже присвистнул, пробурчав что-то по поводу того, что астролог не теряется. Марина навострила уши, но Борис не стал развивать тему. Мужская солидарность, чтоб ее.
Договор был подписан в течение двадцати минут. Напоследок Марина хотела передать привет Машеньке, но передумала – ничто так не прибавляет возраста женщине, как повзрослевшая дочь рядом. Пусть будет сюрпризом. Для всех.
Глава 50
Все получилось как и предсказывала мама. Спустя месяц после операции Машенька почувствовала себя как-то не так. Тест сразу же показал две жирные полоски. Тот памятный поход в офис в плаще на голое тело оказался удачным.
Бориса не было дома, опять укатил ни свет ни заря. Ну ничего. У нее есть целый день на подготовку, надо все обставить торжественно, чтобы не испортить дело.
Машенька схватила телефон. В третьей по счету кондитерской ей согласились испечь торт в виде теста на беременность, украшенный двумя полосками.
Любимый парикмахер и мамин косметолог нашли время на сегодня. Между ними будет два часа перерыва, как раз хватит, чтобы обновить бельишко и купить красивое платье. Что-нибудь покороче, пооткровеннее и в обтяжку, Боречке такое нравится.
Собираясь к парикмахеру, Машенька пританцовывала и подпевала самой себе, из-за чего телефон услышала, только когда тот зазвонил в третий раз. Это был ее агент Паша.
– Машуня, суперновость, руки в ноги и дуй на киностудию, я пробил тебе кастинг на роль медсестры в новом сериале про больницу.
– Роль главная? – с легкой издевкой поинтересовалась Машенька.
– Ну, киса, подожди, мы же с тобой только начинаем, надо заработать портфолио, – забубнил Паша, и Машенька с легкостью перевела его слова на человеческий язык: она опять будет играть сексуальную медсестру в коротком халатике и белых чулочках, к которой станут приставать пациенты.
– Знаешь что, Пашенька, можешь засунуть себе свою роль в одно место или сам пойти на кастинг, я больше в подачках не нуждаюсь, – гордо ответила Машенька и отбросила телефон на мягкий диван. Сколько же лет она мечтала это сказать! И вот наконец-то эти две призрачные полоски подарили ей такую возможность.
Погода ей сегодня тоже подыграла – солнечный свет шелковой простыней накрывал город, осыпая золотистой пыльцой дома, машины и жителей. В тон ему Машенька выбрала короткое золотистое платье, оставила машину дома и прошлась до парикмахерской пешком. Хотелось взлететь. О каких токсикозах и сложностях толкуют женщины? Беременность – это легкость, это счастье, состояние невесомости.
После парикмахерской она пробежалась по бессовестно дорогим бутикам, скупая все, что попалось на глаза. Благо на деньги Борис не скупился. Словно компенсировал ими отсутствие эмоций. Впрочем, Машу это не смущало. Мужчин-истеричек она не любила.
Машенька нашла платье мечты – красное, настолько вызывающее, что ей захотелось саму себя, немедленно, прямо в примерочной. Сегодня вечером Борис убедится, что он наконец-то вытянул счастливый билет.
Домой она вернулась ближе к четырем часам, время тянулось невыносимо медленно. Маша заказала еду из ресторана, отпустила прислугу и попыталась самостоятельно накрыть на стол.
Торт привезли, когда на улице уже стало смеркаться. Розовый с голубым и две полоски посредине. Идеально! Машенька спрятала его в холодильник. Подаст на десерт вместе с собой.
Борис вернулся домой после восьми вечера. Машенька уже сидела за празднично накрытым столом и слышала, как Лобанов-Ростовский отпускает домой Анатолия. Два охранника отправились в свою комнатушку возле лифта. В квартире с тысячей дверей Борис и Маша остались одни.
Борис быстро вошел в комнату, на ходу снимая с себя галстук. Машенька заранее потушила свет и зажгла свечи. Мерцающие отблески сделали лицо мужчины привлекательным. Он не улыбался, темные круги под глазами, щетина, наметившаяся проплешина. Не красавец, конечно, и даже не харизматичный урод вроде Касселя или Челентано, но часы, обувь и антураж придавали ему определенный шарм.
Борис сел за стол и окинул его внимательным взглядом:
– Еда из ресторана?
– Да.
– Почему Ксения Михайловна не готовила?
– Я решила как-то разнообразить нашу жизнь, – кокетливо улыбнулась Машенька, – тем более есть повод.
Борис с подозрением осмотрел стол – Машенька заказала еду в японском ресторане, который он терпеть не мог. С детства был убежден, что нет ничего лучше куска мяса с салатом. Но расстраивать девушку не стал пока. Посмотрим, что у нее на уме.
Борис положил в тарелку несколько суши и унылые зеленые водоросли, вздохнул, чтобы не скривиться.
– Что за повод? – без особого интереса поинтересовался он, подхватывая склизкий кусок риса с рыбой и отправляя его в рот. Пожевал, лучше не стало.
Уставился на Машеньку. Будем надеяться, что повод действительно того стоит.
– Сюрприз. Дождись десерта, тогда узнаешь! – с нарочитым энтузиазмом пропела Машенька, не прикасаясь к суши.
– Не люблю сюрпризы, – скривился Борис, с трудом сдерживая желание выплюнуть гадость. Промокнул рот салфеткой и сглотнул склизкую массу.
– Этот тебе понравится! – заверила его девушка.
Прелесть какая дурочка, которая вырастет в ужас какую дурищу. Сейчас отсутствие ума успешно компенсировали короткая юбка, глубокое декольте и кукольные голубые глаза. Но через пару лет за отрицание его собственных желаний Машу наверняка захочется треснуть.
Ужин прошел в молчании. Машенька крутилась, как свежепойманная рыба на сковороде, и было видно, что ее просто разрывает желание поделиться новостями, но Борис нарочито медленно жевал японскую гадость, мечтая о котлете или хотя бы о куске курицы вроде того, что мама всегда прихватывала в поезд, когда они ехали в дальние путешествия. С мягкой костью, застывшим желе, румяной корочкой, плотным мясом, которое так сладко рвать зубами.
Машенька, ограничившаяся пятью граммами салата и двумя суши, готова была придушить Бориса, невыносимо медленно поглощавшего еду. Напольные часы в коридоре пробили девять, когда Борис наконец отложил салфетку и кивнул любовнице:
– Давай десерт.
Та подскочила и чуть не упала из-за высоченных каблуков. Неловко попыталась взять сразу две тарелки со стола и чуть не опрокинула их на себя. Борис со вздохом откинул салфетку и встал, чтобы помочь. Безусловно, у молоденьких девушек масса преимуществ перед теми, кто их старше на двадцать лет, но вот эта неспособность сделать элементарные вещи иногда невыносимо раздражала. И Борис чем дальше, тем больше был готов поменять десять лет жизни своей спутницы на умение приготовить нормальный ужин.
Спустя несколько минут стол был убран, и Борис снова уселся на стул в ожидании десерта.
– Закрой глаза, милый, – прощебетала Машенька.
– Нет, – отказался Борис, – это не в моих правилах.
– Но это сюрприз! – Девушка обиженно надула губки.
– Я и так сгораю от нетерпения, – фальшиво заверил он, – но глаза закрывать не стану.
Машенька готова была разреветься от отчаяния. Все шло вовсе не так, как она себе это представляла. Солнечное настроение испарилось, впрочем, на улице уже давно ночь, откуда ему взяться.
Хотелось завизжать, закатить первоклассную истерику, снять туфлю с ноги и запустить Борису в голову, но девушка сдержалась. Не сегодня. Потом.
Она отправилась на кухню и вернулась с коробкой, в которой лежал торт. Торжественно водрузила ее на стол и сняла крышку. Борис уставился на содержимое – прямоугольное полено, одна сторона которого была разукрашена в розовый цвет, а вторая в пронзительно-голубой. Разделяли их две белых полосы. Борис поднял глаза на Машеньку:
– Ну?
– Ну что «ну»? – не сдержалась та. – Ты ничего сказать не хочешь?
– Нет, а ты?
– А я хочу, вот же! – Она кивнула на торт.
– Что это значит? – озадачился Борис.
– Это значит, что я беременна! – торжественно пояснила девушка.
Борис опустил глаза, нахмурился, немного поиграл с этой мыслью.
– Как такое могло произойти?
– Ну, знаешь ли, тебе в подробностях объяснить? – хихикнула Машенька.
– Я видел твою карту, там было написано, что ты бесплодна, – спокойно пояснил Борис.
Маша села от неожиданности.
– Что? – Она побледнела так сильно, что даже неверный свет свечей не мог это замаскировать.
– А что ты ожидала? – пожал плечами Борис. – Всех, кто имеет ко мне доступ, тщательно проверяют.
– Ты больной, – едва слышно прошептала девушка.
– Нет, я просто осторожный. Так вот, у тебя бесплодие, о какой беременности ты толкуешь?
– Я сделала операцию, – с вызовом объявила Машенька и, гордо задрав подбородок, посмотрела на Бориса, – что, твои люди это упустили?
– По всей видимости. – Борис откинулся на стул и скрестил руки на груди. Завтра Анатолий получит свое.
Несколько минут они посидели молча.
– И что теперь? – в конце концов поинтересовался Борис.
– Как что? Я буду рожать! – возмутилась Машенька.
– Твое право, – пожал плечами Борис. – Нехорошо губить жизнь. Я вас всем обеспечу.
– Что? – не поверила своим ушам Машенька. – Что ты сделаешь?
– Я вас всем обеспечу, – медленно повторил Борис, – если тебе нравится эта квартира, можешь остаться здесь, тем более она все равно на тебя оформлена. Я оплачу домработницу и няню, у ребенка будет ежемесячное щедрое содержание. Если вырастет толковый, то признаю и дам свое имя.
– А как же?.. – Голос Машеньки наполнился слезами и чуть не сорвался.
– Что? Свадьба? Я же предупреждал, что не собираюсь жениться, это не для меня.
– Но я думала…
– Поэтому и забеременела?
– Да, то есть нет, нет, это получилось случайно! – слишком горячо принялась возражать Машенька, прижимая руки к животу.
– Твое тело – твое дело, – снова пожал плечами Борис. – Аборт я тебя делать не заставляю. Кстати, а торт что должен был символизировать?
– Тест на беременность, – прошептала Машенька, мысли были занятым совсем другим. Она только что поставила жирный крест на своей карьере и осталась у разбитого корыта. Ни роли, ни мужа, в перспективе только орущий младенец.
– Какая пошлость. – Борис встал и положил накрахмаленную салфетку на стол. – Но ты можешь съесть. Говорят, беременных тянет на сладкое.
Сдерживаясь, чтобы не заорать от злости и раздражения, Борис вышел из столовой, прошел сквозь три двери и оказался в ванной, прилегавшей к его спальне. Туда вход девицам был воспрещен. Это его царство. Выложенное мрачной серой плиткой и оснащенное самой современной хромированной сантехникой. Он повесил пиджак на крючок, за пиджаком последовали брюки и рубашка. Белье Борис, по-армейски аккуратно сложив, положил в бачок. Беспорядка Лобанов-Ростовский не терпел и свои вещи всегда стирал и гладил сам, как его приучили в детстве.
Борис открыл дверь душевой кабинки, вошел, включил воду на полную мощность и, подставляя тело струям воды, уставился на кусок деревяшки, приколоченный к стене и обрамленный в водонепроницаемый прозрачный футляр. Силуэт женщины. Он сам выжег его на дереве в те далекие времена, когда еще звался Борисом Ивановичем Сидоренко и жил вместе с родителями в далеком лесхозе. О детстве среди болот и топей он предпочитал не вспоминать. Имя сменил, как только отец помер. Из всего имущества прихватил только папку с рисунками и эту деревяшку – в пятнадцать лет он сам нарисовал женский силуэт на куске древесины. Так будет выглядеть его жена.
У нее не было лица, только образ. Его Галатея. За последние тридцать лет Борис пытался примерить к этому примитивному силуэту сотни лиц, но ни одно не подходило. Последней попыткой оказалась Машенька. Борис сосредоточенно посмотрел сквозь мощные струи воды на силуэт – нет, она слишком… проста для него. Завтра же он поговорит с Анатолием.
Глава 51
Естественно, Константин все одобрил. Вера решила не откладывать дела в долгий ящик – ей не терпелось поскорее заняться собственным бизнесом. Не только в пику Дарьяне, сама перспектива казалась Вере на редкость увлекательной. Дожив до тридцати трех лет, женщина ничего не сделала сама – все, что она имела, было получено благодаря дару. А сейчас, создавая продукты красоты, она вновь чувствовала себя молодой матерью, которая вынашивает и выпускает в свет дитя.
Все изготовляемые маски Вера опробовала на себе. Три дня использования средства для зрелой кожи – и морщины, полученные в результате спасения маленькой девочки и Владимира, полностью ушли. Лицо Веры снова стало розовым, свежим, похожим на полевой цветок, умытый ночной росой.
Немного поколебавшись, Вера купила в магазине тонировочный бальзам и закрасила седую прядь. Из зеркала снова смотрела юная девушка со взрослыми глазами.
Остальные маски были опробованы между делом, парочку она испытала на Насте, которая благодаря ее заботам продолжала расцветать внешне. Внутреннее же состояние оставалось прежним. Девочку, названную Верой, полностью перевели на смесь и занимался дочерью только Петр. Настя теперь целыми днями сидела у окна. Вера заходила к ним каждый вечер, иногда просила забегать Олю, а еще приглашала соседку к себе, пыталась приобщить ее к выпечке. Настя оживлялась лишь на время, когда вокруг находились посторонние люди, но Вера ясно видела – энтузиазм показной, на самом деле девушке совершенно безразлично то, что происходит вокруг.
Вера не была специалистом по душевным недугам. Оставалось лишь надеяться, что время лечит. Теперь она частенько готовила на четверых и каждый вечер, заходя в гости к молодым людям, оставляла на кухне несколько лотков с домашней едой. Петр благодарил ее кивком – слов не находилось. Да сейчас они были и не нужны. В такие моменты Вера отчетливо понимала то, что говорила ей бабушка: «Человек человеку брат, а не волк». Хотя сама Вера была категорически не согласна с такой формулировкой – как раз волки не забивают друг друга камнями за совершенные ошибки.
В свободное время Вера успешно справилась с садом – обрезала, прополола, проредила, побелила, перекопала. На деревьях наливались соком почки, а кое-где уже готовились распуститься цветы.
В теплице росли овощи, еще недели четыре – и можно будет есть душистые салаты из сочных домашних помидоров и хрустящих огурцов. Созидательная деятельность дарила Вере радость и особое удовлетворение.
Единственное, что не давало жить спокойно, – это ходоки. Они продолжали приходить каждый день (некоторые умудрялись заявиться и до восхода солнца), топтались у калитки, делали попытки проникнуть в дом. Каждый день Вера терпеливо объясняла – она ничем помочь не может, но люди оставались глухи, ведь в большинстве случаев голоса в собственной голове заглушают слова окружающих.
Но ничего. Вера была уверена – как только слух о ее косметике разнесется по округе, ее перестанут донимать, переключатся на другое.
В то утро из дома она вышла вместе с Олей. Проводив дочь до школы и убедившись, что ту во дворе уже поджидает Сашка, Вера направилась к небольшой парикмахерской, открытой в одном здании с сельской почтой.
Вера поднялась по трем свежеотремонтированным ступенькам, толкнула дверь и оказалась в небольшом помещении с чисто выбеленным потолком, стенами, выкрашенными в нежно-розовый цвет, и серой плиткой на полу. Одно рабочее место и небольшой столик – за ним, очевидно, делали маникюр.
В салоне уже находились четыре женщины – одна сушила волосы под колпаком, другая с напряженным видом сидела в парикмахерском кресле и зорко наблюдала за тем, что делает с ее волосами молоденькая парикмахерша. И словно вдовствующая императрица над всей этой толпой восседала Клавдия Игнатьевна. Вот уж кого Вера не ожидала здесь увидеть, так это ее. Клавдия всегда была известной снобкой, утверждавшей, что пользуется услугами только районных салонов, швей и докторов. Ее покойный муж являлся директором овощной базы, и Клава мнила, что по статусу она значительно выше товарок.
Из небольшого приемника, стоящего в углу, доносилось надрывное пение мечты всех одиноких женщин за сорок. Форточка была распахнута – в нее вливалось разномастное пение весенних птиц, но даже оно не могло заглушить трели певца.
Вера считала информацию за долю секунды и уставилась на Клавдию Игнатьевну, погруженную в чтение журнала, предназначенного для посетителей.
Первой вошедшую заметила девушка-парикмахер – лицо новое. Или приезжает из соседнего села, или молодое поколение, представителей которого Вера не знала. Девушка приветливо улыбнулась:
– Здравствуйте, чем можем помочь?
Клавдия подняла глаза и встретилась в зеркале взглядом с Верой. Журнал выпал из ее рук, Клава смертельно побледнела и подскочила с кресла:
– Виринея?
– Да, я вернулась, Клавдия Игнатьевна, – не сдержалась Вера.
Не давая своей поклоннице опомниться, она подошла к небольшому столику и поставила на него одну из многочисленных Настиных корзинок, которые позаимствовала для сегодняшнего визита. Плетенки настолько прочно вошли в ее жизнь, что даже самой Вере стали казаться непременным атрибутом сельского бытия.
– Что тебе надо? – прошептала женщина. – Я никому ничего…
– Клавдия Игнатьевна, кто старое помянет… – пожала плечами Вера. – Мы с вами современные женщины и не верим в глупые сплетни, правда же?
Она внимательно посмотрела на Клавдию. Та сегодня блистала голубыми тенями и красной помадой. Было совершенно очевидно, что уж она-то будет поминать старое до гробовой доски.
– Я пришла с небольшим подарком и просьбой, – улыбнулась Вера.
– Что угодно! – поспешно воскликнула Клава.
Посетительницы были заинтригованы. Даже молоденькая парикмахерша перестала стричь и наблюдала в зеркало за происходящим.
– Я хочу предложить вам попробовать несколько косметических средств, которые сделала сама, – объявила Вера, доставая из корзинки небольшие красивые стеклянные баночки, которыми снабдил ее Константин и в которые она разложила порции масок.
– С чего бы это? – подозрительно поинтересовалась Клавдия.
– Во мне тоже есть добрые порывы.
Вера достала одну из баночек, украшенную фиолетовой этикеткой, и продемонстрировала Клаве.
– Это омолаживающая маска, после одного применения убирает первые морщины. Желток, сыворотка, пшеничная мука и пара секретных ингредиентов. Хотите попробовать? – Она сделала шаг к Клавдии Ивановне, держа в руках баночку.
Женщина отшатнулась, словно Вера была Лукрецией Борджиа, предлагающей ей выпить яду.
– Нет, – неуверенно проблеяла она.
– А для чувствительной кожи ничего нет? – вдруг заинтересовалась девушка-парикмахер. – Такая аллергия даже на детский крем, уже не знаю, что и делать, – посетовала она. – Видите? – И ткнула пальцем в щеки и лоб. – Шелушится опять.
Вера сделала пару шагов по направлению к парикмахерше и присмотрелась: молоденькое личико было щедро усеяно небольшими красными пятнами, которые девушка пыталась скрыть за толстым слоем пудры.
– Ты не заразная? – дернулась клиентка.
– Нет. Это атопический дерматит, – констатировала Вера, доставая из корзинки другую баночку – на сей раз украшенную розовой этикеткой, и протянула ее девушке: – Вот, попробуйте, только для начала нужно умыться, чтобы нанести средство на чистую кожу.
Девушка схватила баночку, но затем заколебалась.
Ее мысли озвучила подозрительная клиентка, сидящая в кресле. Сжав тонкие губы в куриную гузку и подняв брови, она поинтересовалась:
– И сколько это будет стоить?
– Вам не нужно ничего платить. Сегодня просто демонстрация, возможность попробовать продукты.
Губы моментально разжались, превращая гузку в щель канализационного люка.
– Дайте мне средство для зрелой кожи, – потребовала посетительница.
– Но мастер еще не закончила, – слабо запротестовала Клава. Вера метнула на нее взгляд, и та сразу сникла. Естественно, Клавдию разрывало желание поделиться с клиентками информацией, что те собираются принять дар из рук деревенской ведьмы. Однако желание стать Прометеем для ближнего своего оказалось слабее страха за собственную шкуру. Она промолчала.
– Давайте так, я нанесу вам маску сама. – Вера решила не отпускать деловую волну, которая должна была вынести ее на вершину успеха. – За это время ваш мастер умоется и сама нанесет на лицо маску для чувствительной кожи. Потом вы продолжите стричься, а я посижу подожду. Через пятнадцать минут вы сможете умыться, и мы увидим результат.
Девушка и клиентка дружно кивнули. Парикмахер резво выбежала из комнаты и унеслась в сторону туалета, а Вера приблизилась к тетке.
– Как вас зовут? – поинтересовалась Вера.
– Валентина Богдановна, – торжественно сообщила та.
– Так вот, Валентина Богдановна, через пятнадцать минут вы станете просто Валентиной.
– Ну да, – фыркнула та. – Это что, сетевой маркетинг?
– Вовсе нет, расслабьтесь, положите голову на подголовник и закройте глаза. Косметика есть на лице?
– Нет, никогда химией не пользовалась, – заявила тетка.
Вера открыла баночку и присмотрелась к лицу женщины. Та не соврала – кожа была грубой, неухоженной, брови не знали, что такое форма, ситуацию ухудшал легкий пушок и наметившиеся усы над верхней губой. Но кожа в целом оказалась не в таком уж плачевном состоянии. Женщине было не больше сорока пяти лет. Глубокие носовые складки – генетическое. Щеки в особой коррекции не нуждались, а вот гусиные лапки у глаз прорезали кожу словно глубокие ущелья.
Именно на них Вера нанесла средство первым делом, аккуратно втерла круговыми движениями. Затем пришла очередь лба – морщин было всего четыре, но глубокие и видные. Затем последовали носогубные складки и шея. Щеки она лишь слегка смазала маской. Растерла маску движениями, которыми пользуется косметолог, и приказала:
– Засекайте пятнадцать минут.
Легкий стук двери – парикмахер вернулась на рабочее место. Ее лицо было густо замазано белой массой с зелеными вкраплениями – метки огурцов, входивших в состав маски. Вера усмехнулась – магического зелья девушка не пожалела. Ну да и пусть.
Клиентка, сидящая под колпаком, забыв о собственной красоте, вылезла и напряженно наблюдала за происходящим.
– Желаете что-то попробовать? – поинтересовалась Вера.
Тетка замотала головой и злорадно улыбнулась:
– Я пока посмотрю.
– Хорошо, – не стала настаивать Вера, кинула быстрый взгляд на часы и присела на край стола, предназначенного для маникюра, – а вы, Клавдия Игнатьевна, не желаете ли?
Та моментально вжалась в кресло и замотала головой. Вера усмехнулась. Следующие десять минут прошли в полном молчании под аккомпанемент двух невыносимо страдающих теток из приемника. Вера даже пожалела, что не захватила с собой книгу. Осторожная клиентка из-под колпака внимательно наблюдала за товаркой и парикмахером, а Клавдия Игнатьевна теребила в руках журнал, сидя на самом краешке сиденья кожаного кресла, словно готовясь вскочить и убежать в тот момент, когда лица клиенток начнут дымиться или покроются коростой.
Но ничего подобного не произошло. Спустя десять минут девушка закончила колдовать над стрижкой (вышло весьма достойно), и вместе с клиенткой они отправились умываться.
– Ты погубить меня хочешь? – прошептала Клавдия Игнатьевна, когда обе вышли из комнаты. – Пощади, Виринея, ошибалась я, раскаиваюсь.
Вера закатила глаза:
– Кто старое помянет, Клавдия Игнатьевна, сами знаете, что тому будет. Я с миром, верите вы в это или нет.
Клавдия не успела ничего ответить. Дверь отворилась, и вошли клиентка и парикмахер. Первой охнула женщина в колпаке. Точнее, она почти вывалилась из него при виде лица подруги.
– Валя, батюшки святые, да ты только посмотри на себя!
Валя быстрым шагом подошла к зеркалу и уставилась на собственное отражение. На всякий случай ощупала лицо, повертела головой. Приблизилась к зеркалу настолько, что чуть не врезалась в него носом. Но никаких признаков старения, кроме носогубных складок, обнаружить не смогла.
Парикмахер последовала ее примеру, ощупывая и осматривая лицо на предмет красных пятен – после пятнадцати минут маски от них и следа не осталось. Кожа как из рекламы – чистая, нежная, увлажненная.
– Да вы просто ведьма! – воскликнула девушка.
Клавдия Игнатьевна закашлялась, а Вера рассмеялась:
– Ну как?
– Я хочу купить у вас три банки крема! – воскликнула девушка. – Сколько он будет стоить?
– И мне четыре, – перебила ее Валентина Богдановна. – Когда сможете принести?
– И мне, – заволновалась женщина-колпак.
Вера бросила взгляд на Клавдию Игнатьевну.
– Это же ваш салон?
Та кивнула.
– Дорогие дамы, все вопросы к Клавдии Игнатьевне. Если она разрешит, то я стану продавать свои продукты в ее салоне и каждый день несколько часов буду лично проводить прием.
Четыре пары внимательных глаз уставились на Клавдию Игнатьевну. На той лица не осталось – лишь синие тени и красная помада выдавали в ней бывшую повелительницу мира – жену директора овощной базы.
– Ну? – поторопила ее женщина-колпак.
Клавдия перевела взгляд на Веру, сглотнула:
– Если хочешь, завтра начинай.
– Вот и договорились, завтра принесу ваши заказы. Цены будут демократичными. Вы об этом не пожалеете, Клавдия Игнатьевна, – искренне пообещала Вера и триумфально улыбнулась.
Первая крепость взята.
– А как крем-то называется? Подружкам расскажу сегодня, – поинтересовалась парикмахер.
Вера задумалась на секундочку.
– «Виринея», – улыбнулась она девушке.
Глава 52
На ужин были брокколи, спаржа и кролик в вине. Глеб с тоской оглядел ассортимент. Прошлой ночью, после выписки, Марина основательно его вымотала, несмотря на строжайший запрет врачей на интимную близость. Настоящая нимфоманка, даже ему фору даст. Пару недель назад он бы обрадовался такому подарку судьбы, но сейчас все, о чем Глеб мечтал, был хороший кусок мяса с кровью и полная сковородка жареной картошки с луком и грибами, которая особо удавалась Вере. Вера… Если бы не она, ему бы не пришлось осваивать роль мальчика по вызову.
– Все в порядке, милый? – промурлыкала Марина, приступая к трапезе.
– А можно попросить Аню пожарить картошечки? – Глеб решил немного покапризничать. В конце концов, он это заслужил прошлой ночью.
– А Ани нет. – Марина навострила нож и быстрым движением вонзила его в кусок крольчатины. Словно хирург, вскрывающий нарыв, разрезала мясо, положила в рот и задумчиво пожевала, глядя на Глеба.
Выглядела она довольно неплохо – в шелковом кимоно, глаза блестят, на щеках рдеет румянец.
– Уже ушла? – поинтересовался Глеб, подцепив спаржу и отправляя ее в рот целиком.
Марина проглотила еще один кусок мяса, перед тем как ответить Глебу.
– Ушла. Точнее, я ее уволила.
– Почему? – Мужчина был настолько удивлен, что даже забыл прожевать зеленую дрянь.
– Потому что ты слишком внимательно ее рассматривал. К тому же жареную картошечку доктор тебе запретил.
Глеб закашлялся и судорожно схватился за салфетку, с огромным удовольствием выплюнул в нее спаржу и залпом выпил бокал вина.
– Что?
– Ничего, милый, ты ешь. Зачем тебе лишние бляшки и холестерин? Я должна о тебе позаботиться.
Глеб отодвинул стул и встал:
– Спасибо, я не голоден. Хочу футбол посмотреть, сегодня полуфинал лиги чемпионов. Где телевизор?
Марина отрезала еще один кусок кролика и тщательно его прожевала.
– Я не люблю футбол, – спокойно сообщила она.
Какое счастье!
– Жаль, с удовольствием посмотрел бы его вместе с тобой, – нагло соврал Глеб и направился к выходу из столовой.
– Я сейчас доем и пойду в спальню, – промурлыкала ему вслед Марина.
– Хорошо, милая, отдохни.
– Но вначале я хочу тебе кое-что показать.
Глеб остановился и повернулся к Марине. Та тщательно вытерла руки белой льняной салфеткой, подошла к одной из картин, отодвинула ее в сторону, открыла обнаружившийся под ней сейф, достала какой-то документ и протянула Глебу. Тот взял. Двух минут хватило, чтобы понять смысл – теперь его долг принадлежал не Лобанову-Ростовскому, а Марине. Он поднял на нее глаза.
– Это копия договора, – улыбнулась Марина. – Так что, Глебушка, я сейчас пойду в спальню и буду ждать тебя там. А про футбол в Интернете потом почитаешь.
Глава 53
Весть о Вериных кремах разнеслась по округе прямо-таки с космической скоростью. Уже неделю спустя под скромным салоном Клавдии Игнатьевны с самого утра выстраивалась очередь из желающих купить Верины продукты. Клавдия решила сразу брать быка за рога и уже переговорила с директором почты о расширении помещения.
Для Веры она оборудовала отдельное место – купила солидное кресло и даже втиснула в угол комнатушечки крошечную кушетку – чтобы удобнее было принимать клиентов.
Виринея моментально превратилась в Верочку, Верушку и даже «мою девочку». Клавдия считала своим долгом каждый день угощать ее чем-то вкусненьким и всем своим товаркам с высоты полета рассказывала о том, что Вера сказала то, Вера сказала се, и они с Верой смеялись, когда прочитали в журнале об этом.
Сама Клавдия рискнула попробовать Верин крем на следующий день (предварительно убедившись, что с глупой парикмахершей и рисковой клиенткой ничего не случилось). Эффект был сногсшибательный. Ввиду возраста и состояния кожи Клавдия Игнатьевна не избавилась от всех морщин одним махом, но после трех применений сбросила лет двадцать и даже поймала на себе заинтересованный взгляд одного из трактористов базы покойного мужа.
Жизнь расцвела новыми красками.
Увидев цифры продаж, которые показала ему Вера, Константин просто не мог поверить в происходящее. Он срочно занялся оснащением еще одной линии и покупкой специальных холодильников для нового скоропортящегося продукта.
Для первой недели успех был оглушительным. Вера заработала почти столько, сколько приносила вся линейка продуктов Константина в течение месяца.
И тогда владелец фирмы пригласил Веру в ресторан, для того чтобы отметить успех. Немного поколебавшись, он предложил захватить еще и Настю, если Петя ее отпустит.
Вере не пришлось уговаривать Петра слишком долго. Тот, чувствуя собственную вину за все происходящее, был рад любой возможности помочь жене.
В тот день Вера и Настя договорились встретиться за несколько часов до ужина и вместе отправиться в город – купить новые платья. Мысль о шопинге немного оживила Настю, и та даже пришла к салону раньше оговоренного времени.
Стоя в общей очереди, девушка приняла оживленное участие в дискуссии, продемонстрировав на себе все чудеса Вериных косметических экспериментов. Впервые с момента родов она решилась о них заговорить, поведав сердобольной толпе о том, что роды были сложными и выглядела она после них плохо. Кто-то вспомнил, что знакомая, работающая в больнице, недавно рассказывала о домашних родах, чуть не обернувшихся трагедией. Настя замешкалась, но затем призналась, что речь идет о ней. Едва она сделала это признание, как почувствовала, что ей самой стало легче.
И она начала говорить – все быстрее, торопясь, вспоминая детали, полностью завладев вниманием толпы, охочей до всяких кровавых подробностей.
Вера тем временем закончила прием и оставила Клавдии десятки баночек для продажи в течение дня (десять процентов, которые та получала от стоимости каждой, мотивировали предпринимательницу настолько, что она даже подумывала о закрытии парикмахерской и превращении своего скромного заведения в самый настоящий спа-салон). А что? Почему нет? Веру можно уговорить делать что-то и для тела, и тогда деньги просто потекут ручьем.
Вера, ничего не подозревающая о масштабных планах Клавдии Игнатьевны, попрощалась с ней, вышла на улицу и невольно залюбовалась Настей.
После родов та перестала быть эфемерной поделкой из фарфора и больше не была очаровательной пастушкой, превратившись в одну из фрейлин мадам Помпадур.
В честь выезда в город Настя надела платье из «прежней» жизни – тонкий кремовый шелк с пурпурными разводами и туфли на невысоком каблуке. Розовый цвет лица, блестящие волосы, словно после дорогих процедур в салоне, а самое главное – искренняя улыбка и радость в глазах. Настя вполне могла украсить собой обложку модного журнала.
В город их должен был отвезти сын Клавдии Игнатьевны – «чтобы Верочка не толклась по маршруткам». Парень, подъехавший на стареньком «Фольксвагене», с готовностью выскочил из салона и распахнул двери, приглашая своих спутниц сесть. Он так засмотрелся на Настю, что им пришлось пару минут ждать в машине, пока он вспомнил о том, что неплохо бы вернуться за руль, завести двигатель и двинуться в путь.
До города домчались быстро. Константину о своем раннем приезде Вера и Настя решили не говорить – встретятся за ужином. Для начала они направились в торговый центр. Все это время Вера внимательно наблюдала за Настей, но сегодня та действительно не притворялась. Она снова напоминала жизнерадостную девочку, которую Вера увидела в день своего приезда. У нее отлегло от сердца. Все это время она как могла гнала мысли, что это она виновата в произошедшем с Настей.
Как бы это жестоко ни звучало, но, не спаси Вера ребенка, Настя погоревала бы какое-то время, но все же не спустилась бы в глубины сумрака. А сейчас маленькая девочка служила ежедневным немым укором в том, что Настя не стала хорошей матерью. Мысли были кощунственными, но Вера ничего не могла с ними поделать. Иногда тот, кто выше, действительно знает, как лучше для всех.
Пройдясь по магазинам и выбрав Насте красивое облегающее платье нежно-персикового цвета – строгие линии, подчеркивающие хрупкость и стройность девушки, и в пару ему туфли и украшения, Вера почувствовала, что выбилась из сил.
– Давай выпьем где-нибудь чай? – предложила она, ни на минуту не задумываясь о собственном наряде.
Ради посещения ресторана Вера надела брюки и одну из своих цветастых блузок, пребывая в полной уверенности, что все и так более чем торжественно.
– Да, с удовольствием, – просияла Настя, – тут есть французская булочная, я ее обожаю, раньше с девчонками постоянно туда бегала. Их круассаны с миндалем лучшие в городе.
Вспомнив о прежней жизни, Настя снова потухла, и, заметив эти изменения, Вера постаралась сменить тему разговора:
– Круассаны? Отлично, никогда их не пробовала.
– Что? – опешила Настя.
– Ага, представляешь. Как-то не думала, что мне это нужно.
– Вера, с ума сойти! Пойдем, они просто божественны, ты должна попробовать их немедленно!
Пару минут спустя Вера и Настя устроились за столиком.
Парня, сидевшего у входа, Вера заметила сразу. Он был красив, широкоплеч и одет в элегантный серый костюм. Наверняка какой-нибудь банковский работник – кому еще придет в голову пить кофе посреди дня, выряженным в официальную одежду? Длинные русые волосы падали на глаза, и парень их постоянно откидывал назад. Четкие линии подбородка придавали ему сходство с американским спецназовцем. Под серым костюмом угадывалась ладная фигура – сухощав и натренирован.
Все это Вера отметила автоматически – она всегда так поступала, когда в офис приходили новые клиенты. Одно из немногих доступных ей нехитрых развлечений. Она отмечала все детали и тут же забывала их за ненадобностью. Так же она поступила и в этот раз, о чем впоследствии горько пожалела.
Настя же сидела лицом к молодому человеку и время от времени кидала на него заинтересованные взгляды. Вера отнеслась к этому благодушно – пусть девочка снова почувствует молодость и легкость. Ощутит, как все было раньше. Рождение ребенка – это большой шаг, но не конец жизни.
Вера не видела, что молодой человек буквально сверлит Настю взглядом, и стоило ей отойти в туалет, как он пересел за их столик и протянул визитную карточку, попутно представляясь:
– Влад.
В ответ девушка улыбнулась, застенчиво потупила глаза и ответила:
– Настя.
Глава 54
О новом салоне Дарьяна услышала спустя неделю после его открытия. Вначале не поверила, что сестра действительно на такое решилась. Виринея? С ее гонором, самомнением и даром занимается какими-то масками и кремами? С ума она сошла, что ли? Никто в их семье до такого не опускался. Но когда молва достигла таких масштабов, что даже Дашина соседка – жена начальника местной санэпидемстанции, женщина весьма прагматичная и трезвомыслящая – взахлеб принялась утверждать, что после первого же применения чудесной маски результат оказался как после купания в парном молоке, Дарьяна всерьез задумалась.
Она вспомнила самодовольную улыбку Виринеи, ее уверения, что она сможет состояться и без дара, и внезапно все встало на свои места. Вера решила основать собственный бизнес и преуспела в нем за неделю!
Это было настолько нелепо и ужасно, что вначале Даша рассмеялась. Нет, не может быть, не могла Вера и в бизнесе обойти ее. Ее, успешного ювелира, с которой за руку здоровались директора ведущих мировых ювелирных домов. Да что там, у нее даже фото с президентом имелось! И для того чтобы добиться успеха, Даше потребовались годы. Годы построения хитроумных схем и точно рассчитанных действий, годы жизни в постоянном напряжении и страхе быть пойманной за руку. А Вера сварила три крема – и молва тут же вознесла ее на вершину всего. Нет, нет и нет!
Даша, привыкшая во всем убеждаться самостоятельно, села в машину и отправилась к Клавдии Игнатьевне. Подтверждение своим самым страшным опасениям она увидела уже на подъезде к старой почте. На улице стояла очередь. Очевидно, что не за бандеролями.
Припарковав джип посреди дороги и перегородив ее, Даша вылезла из машины и, цокая каблучками, решительно направилась к салону.
– Куда без очереди? – заворчали недовольные тетки, до этого горячо обсуждавшие чудо-средства и то, каких результатов благодаря им достигли их соседки, знакомые, дочки, внучки и мамы.
Даша проигнорировала ничтожеств. Неужели не заметно, что такая, как она, никогда не станет омолаживаться копеечным кремом? Она вообще брезгует всем, что стоит меньше двухсот долларов за баночку.
Дашина решимость и напор сыграли свою роль. Очередь расступалась в полной уверенности, что этой женщине «очень надо».
Даша взлетела на крыльцо, открыла дверь и вошла в салон. Клавдия важно восседала на месте Веры и, ничуть не стесняясь, продавала ее маски со стопроцентной наценкой (каждой покупательнице клялась, что из личных запасов).
Дашу она заметила, но проигнорировала, чего раньше не случалось – в этом селе все знали, что Дарьяна стала серьезной бизнес-леди со связями в самой администрации президента и лучше ей не перечить.
С трудом дождавшись, пока очередная затрапезная тетка купит две баночки волшебного крема («В таком прикиде, облейся она им с ног до головы, ничего не поможет», – мрачно подумала Даша), Дарьяна выставила страждущих, захлопнула перед их носом дверь и закрыла замок на два оборота.
– Клавдия Игнатьевна, что происходит? – сразу же перешла она к делу.
– Ой, Дашенька, – фальшиво залебезила старуха.
Впрочем, назвать ее старухой почему-то и язык не поворачивался. Кожа заметно разгладилась, в глазах появился блеск. Клавдия то и дело кидала заинтересованные взгляды в окно, где с независимым видом прогуливался тракторист с овощной базы.
– Это правда? Про Виринею? Говори! – потребовала Дарьяна.
– Да! Представляешь, Верочка решила косметикой заняться, такие вещи делает, кто бы рассказал – не поверила, если бы сама не попробовала.
– Да что вы? – Даша села в одно из парикмахерских кресел и закинула ногу за ногу.
– Да! Хочешь, дам баночку? Сама убедишься! – любезно предложила Клавдия.
– Вы всерьез верите в действие какого-то чудо-крема, который сделала Верка? Да вы что, ее не знаете? Как перестанете пользоваться, так вся кожа и облезет.
Кладвия Игнатьевна задумалась. Признаться, ее тоже посещали подобные мысли, потому что в глубине души в благородные порывы ведьмовской семейки она не верила. Зато верила в волшебную силу денег, и в ее картине мира желание много заработать вполне могло пересилить желание насолить и отомстить.
– Дашенька, да что это я, попробуй все-таки сама и убедись! – Клавдия вынула из ящика стола несколько баночек, отложенных «для своих».
– Не нужно мне Веркино говно! – повысила голос Даша.
– Ну, как знаешь, ты только не горячись, – залебезила Клавдия, с видимым облегчением возвращая баночки на прежнее место.
– Вы должны это прекратить, – потребовала Дарьяна.
– Да что же это, Дашенька, это почему еще? – обеспокоилась Клавдия Игнатьевна, еще вчера присмотревшая себе новую шубу на зиму.
– Потому что то, чем вы занимаетесь, нелегально. У вас есть лицензия?
– Да вот как раз все оформляем, косметика-то вся сертифицированная, – повторила Клавдия то, что сказала ей Вера.
– И эти маски? – нарочито удивилась Даша. Конечно, Вера не успела бы получить лицензию именно на этот продукт в такой короткий срок.
– Да, вот, все так и называется «Живая косметика», серия «Виринея».
Дарьяну передернуло. Сестрица еще и назвала продукт своим именем! Не будет такого, чтобы Вера ее переиграла!
Даша резко поднялась с кресла и сделала два шага по направлению к двери. Перед тем как повернуть ключ в замке, она остановилась и повернулась к Клавдии Игнатьевне:
– А знаете что, дайте-ка мне две баночки. Посмотрю. Может, и правда Вера что-то грандиозное придумала. Не зря же люди говорят.
Клавдия Игнатьевна заколебалась. Было видно, что сама мысль о том, что придется оторвать от сердца два эликсира молодости, причиняла ей бесконечную боль. Но страх перед Дашей пересилил. Этой стерве действительно ничего не стоило пожаловаться в какие-нибудь органы или натравить ментов и испортить тут всю малину. А маски можно попросить у Верочки. Вот уж кто вырос хорошим в этой ведьмовской семейке. Клавдия протянула Даше две баночки и навесила на лицо самую сладкую улыбку.
– Вот, пожалуйста.
Даша кивнула и, не прощаясь, вышла из помещения.
Глава 55
Настя исчезла ночью, оставив краткую записку.
«Прости», – в двадцатый раз прочитал Петр.
Он сидел, сгорбившись на старой табуретке посреди кухни, и держал проклятую записку в руках.
«Прости». И это все. Все.
Вера стояла перед ним. Прямо, как оловянный солдатик, пытаясь припомнить все события вчерашнего вечера. После кафе Настя была оживлена, щебетала, рассказывала какие-то милые истории из детства. На ужине она просто преобразилась. Обнимала отца, целовала, благодарила Веру за терпение и понимание. Ей легко удалось обвести их обоих вокруг пальца.
Вера прикрыла глаза. Перед мысленным взглядом появился тот парень из кафе, на которого она вначале обратила внимание, но не придала ему особого значения. А зря… Хотя Вера и сейчас не была до конца уверена, что исчезновение Насти связано именно с этим типом.
– Вы звонили в полицию? – спросила она у Петра.
– Нет, три дня они все равно ничего предпринимать не будут, – покачал тот головой. – Я боюсь, что она что-то сделала с собой, – наконец выдавил из себя Петр и посмотрел на Веру воспаленными глазами. Он плакал. Норвежские лесорубы тоже плачут, как оказалось.
Вера прокрутила его слова в голове, но внутри ничего не отозвалось. Нет, маловероятно. И хотя сейчас она не могла почувствовать Настю, вчера вечером Вера наверняка бы поняла, если бы та думала о самоубийстве. Наоборот, в девушке чувствовалась жизнь. Слишком много жизни.
– Что произошло вчера? – в третий раз спросил Петр.
– Ничего особенного. Мы прошлись по магазинам, выпили кофе во французской кондитерской в торговом центре, поужинали с Константином. Затем он привез нас домой, – в очередной раз перечислила события вчерашнего вечера Вера.
– Это вы виноваты, – вдруг прошептал Петр после затянувшейся паузы.
– Что? – опешила Вера.
– Если бы вы не отвлекли ее от ребенка и не облегчили ее участь, она бы втянулась, все сложилось бы хорошо, она бы привыкла к дочери. Как другие привыкают.
Вера почувствовала знакомый укол. Годы идут, а человеческая благодарность не меняется. Она спасла жизнь Насти и ребенка, а в ответ получила лишь обвинения в том, что это она во всем виновата.
– Петр, пожалуйста, уходите, иначе вы сами пожалеете о том, что сейчас говорите, – твердо попросила Вера.
Тот молча поднялся и вышел, хлопнув дверью.
Вера заметалась по дому, черт, почему она не помнит наизусть номер телефона Константина?
Женщина схватила джинсы, но вспомнила, что вчера собиралась отправить их в стирку, а те, что она уже постирала, еще не высохли. Со своим новым увлечением она совсем забыла о повседневных делах. Бестолково мечась по комнате, Вера задела стул и налетела на стол.
На грохот выглянула проснувшаяся Оля и с удивлением посмотрела на мать:
– Мама, что случилось?
– Настя ушла, – обронила Вера.
– В каком смысле? – не поняла девочка.
– В таком. Оставила записку и ушла.
– А дочка?
– Оставила мужу.
– Как такое возможно? – совершенно по-детски удивилась Оля.
– К сожалению, возможно. – Вера остановилась и оперлась обеими руками о стол. Голова шла кругом. – Иди завтракать, – пригласила она дочь, – я сейчас гренки пожарю.
– Не надо, я вчера кексы испекла, – вдруг покраснела Оля.
– Кексы? – не поняла Вера.
– Да. Захотелось просто. Хочешь попробовать?
– Да, то есть нет. Не сейчас. – Все мысли Веры были о сбежавшей Насте.
Ей нужно немедленно поговорить с Константином.
– Хорошо, я тогда Сашке отнесу, – нарочито легко кинула Оля и прошла на кухню.
Вера замерла. Сашке? Она последовала за дочерью.
– Ты с ним дружишь? – уточнила она.
– А почему нет? Получается, он мой двоюродный брат, и он прикольный, защищает меня, – сразу же перешла в оборону Оля.
– Да, прикольный, – кивнула Вера, наблюдая за тем, как дочь перекладывает кексы в специальную форму – и когда она только успела ее купить? Вера сделала мысленную пометку, что стоит внимательнее присмотреться к тому, что происходит в жизни дочери. Особенно когда та находится поблизости от Дарьяны и ее отпрыска.
– Только держись подальше от его матери, – предупредила она.
– Почему? – Оля отвлеклась от своего занятия и с удивлением посмотрела на мать.
– Просто держись потому, что я так сказала, – привычно кинула Вера и решительно открыла дверь в ванную. Кажется, в маминой комнате стоит сундук с ее старыми платьями, возможно, что-то из этого она сможет надеть на встречу с Константином.
– Объясни! – неожиданно повысила голос Оля.
Вера остановилась, обернулась и с удивлением посмотрела на дочь. Та покраснела и трепетала, словно молодое дерево перед порывами ветра. Вера еще не видела дочь такой.
– Что объяснить? – не сразу поняла она.
– Почему ты мне все запрещаешь? Почему запрещаешь учиться тому, чему сама училась? Заставляешь держаться подальше от мамы Саши? Между прочим, я была у них в гостях, и тетя Даша прикольная!
– Что? – Вера не поверила своим ушам. Дарьяна решила подобраться к ней через дочь? Этого еще не хватало!
Вера сделала несколько шагов по направлению к Ольге и медленно, старательно чеканя каждое слово, выдавила из себя:
– Оля, я запрещаю тебе ходить домой к Сашке и общаться с его матерью. Поверь, у меня есть на это серьезные причины.
– Так объясни их мне! – потребовала Оля.
– Нет, не могу. Просто сделай, как я тебя прошу.
Выразительно посмотрев на дочь, Вера развернулась, снова потянула дверь на себя и зашла в ванную.
– Мне уже пятнадцать, я буду делать то, что хочу! – вдруг крикнула ей в спину Оля.
Вера не поверила собственным ушам. Ее кроткая, всегда послушная дочь начала стремительно выходить из-под контроля. Она подошла к Оле и, приблизив лицо к лицу дочери, твердо заявила:
– Нет. Ты неправильно формулируешь. Тебе всего лишь пятнадцать. И ты будешь делать то, что скажу тебе я.
Из комнаты матери Вера услышала, как хлопнула входная дверь. Оля ушла. Первой мыслью было кинуться за ней, но Вера себя остановила. Она должна показать, кто здесь главный. Вожаки стаи не бегают за ее членами.
С Олей она поговорит позже, сейчас надо было узнать, что на самом деле случилось с Настей.
Глава 56
Ночь Дарьяна провела без сна. Владимир спал чутко, время от времени просыпался, когда действие анальгетиков ослабевало. Она вздрагивала от каждого движения мужа. Давала ему новые лекарства, наливала воду, гладила по голове, пока тот снова не забывался тяжелым сном. В перерывах Даша прокручивала в голове все свои старые обиды. Лелеяла их, как маленького Сашку много лет назад, пестовала, поливала слезами и заставляла прорастать, как терновник, каждый новый росток которого заставлял душу кровоточить.
Она всегда была паршивой овцой в семье. Нет, ни мать, ни бабка никогда ей прямо об этом не говорили. Наоборот, если кому и доставался самый вкусный кусок за столом, так это Дашеньке. Ей первой покупали новую одежду, на нее не повышали голос, у нее всегда шли на поводу. Но любили при этом Веру. Независимую, своевольную, умную и одаренную.
Когда сестра решила сбежать, Дарьяна была даже рада. Несмотря на то что ей пришлось ухаживать за матерью, а затем и хоронить ее, она не могла избавиться от радостного чувства, что теперь сама вышла на первый план. Она будет сиять. И прощальные слова матери убедили ее в этом. Семья признала, что Даша достойнее сестры.
Долгие семнадцать лет она жила спокойно. Кирпичик за кирпичиком выстраивала свою жизнь, свой имидж. Когда стало понятно, что дар в ней так и не проснулся и все семейные традиции Вера увезла с собой, Дарьяна решила, что состоится в другом. Она долго думала, чем бы ей заняться, и остановила выбор на ювелирном деле.
У нее никогда не было украшений. Даже уши она проколола уже после похорон матери. Жемчуга, рубины, изумруды, сапфиры и бриллианты всегда казались ей символом другой жизни. Той, где берут, а не отдают. И первое, что сделала Даша, когда у нее появилась такая возможность, – купила себе кольцо с бриллиантом. С него все и началось.
Потом она получила то, чего хотела больше всего на свете после дара, – Владимира. Он вошел в ее жизнь вместе с Сашкой. След сестры Даша потеряла, но была уверена, что та уже никогда и ничем не сможет ее попрекнуть и унизить. Но нет, Виринея всегда отличалась редкостной изобретательностью и в чем в чем, а в унижении других знала толк. Она сумела сама родить ребенка и, кажется, бросила своего мужа. В то время как Дарьяна растила чужого пацана и делала все, чтобы Владимир даже не подумал о ком-то другом.
И вот теперь Вера вполне может стать самой популярной личностью района и обскакать сестру даже в доходах. При этом ей не нужны годы кропотливой работы. Ей все достается легко, играючи. Но это же несправедливо. Так не должно быть. Она, Дарьяна, тоже заслужила свою часть праздничного пирога.
К утру у нее созрел план.
Высаживая Сашку возле школы и пожелав ему хорошего дня, Дарьяна кинула как бы между делом:
– Пригласи сегодня в гости Олю. Если хочешь, повезу вас в кафе есть мороженое, или можете поиграть на твоей новой приставке.
– Спасибо, мам, ты лучшая! – кинул Сашка, и Даша с гордостью посмотрела ему вслед.
Сашка лишился матери в роддоме, а вот Даша не пожалела времени и сил на чужого младенца. Даже применяла свои скромные познания и умения в народной медицине – готовила ему отвары, делала специальные компрессы, мази. Все это, помноженное на колоссальную волю к жизни, заложенную в самом Сашке, и дало такой результат. Он выжил, окреп и на глазах превращался в настоящего мужика.
Едва Сашка скрылся из виду, как Даша выехала со двора и направилась в областной центр, где находился ее магазин. С собой она везла три украшения, изготовленные Русланом, которые планировала выставить на продажу.
Ее бутик располагался на центральной улице столицы области, в двух кварталах от мэрии. Даша постаралась сделать свой салон максимально похожим на магазины класса люкс, которые видела в Швейцарии. Куда зайти можно, только предварительно позвонив в двери. Куда не пускают больше двух клиентов одновременно, и пока очаровательные девушки занимаются одним, второй пьет кофе, сидя в роскошном мягком кресле.
Покупать ее украшения считали за честь самые богатые люди области. У местных нуворишей ослепляющие безделушки с крупными камнями пользовались особым успехом.
Несмотря на ранний час, в магазине уже был клиент – невысокий, полный, обильно потеющий. Даша его знала – он владел сетью небольших магазинов, продающих сельскохозяйственные удобрения. Завсегдатай самых злачных кабаков. С периодичностью раз в месяц жена ловила его на новой пассии, и мужик прибегал в Дашин магазин за очередным «извинением».
– На ловца и зверь бежит! А у меня для вас что-то новенькое. – Дарьяна расплылась в улыбке, распахивая дверь магазина и подходя к клиенту. – Три эксклюзивных украшения, рассчитанные на людей с тонким вкусом.
Даша достала из пакета коробочки и вынула первое из украшений. Аляповатые серьги из желтого золота напоминали ромашки, которые ребенок раскрасил в необычные цвета. Розовые листья – топазы и синяя сердцевина – сапфир. Красота бросалась в глаза издали.
– Беру. – Клиент ткнул пальцем в серьги.
– Подождите, тут комплект, – ласково замурлыкала Даша, окутывая любимого клиента теплым взглядом. – Я почему-то была уверена, что только вы со своим тонким вкусом сможете его оценить. Вот смотрите – еще кольцо и подвеска.
Даша по очереди открыла каждую коробочку, являя взгляду покупателя розовые ромашки разной степени величины и аляповатости.
Мужчина заколебался. Особого внимания на изделие он не обратил – ни к чему, все равно он в этом не шарит. Но, учитывая, что Нинка поймала его вчера в сауне не с одной подругой, а сразу с двумя, то стоило поднапрячься. Еще папаше пожалуется, давно грозится. А старый черт, кажется, спит с винтовкой.
Мужик вздохнул:
– Беру все.
Дарьяна кивнула продавщицам:
– Девочки, выписывайте гарантию, я сама упакую.
– Может, это, скидочку? – поинтересовался мужик.
– Я бы с удовольствием, – вздохнула Даша, – но ведь и так продаю вам без наценки. Сегодня ваш счастливый день – я только утром закончила работу над этим набором. Приди вы на час позже, изделия бы уже лежали на витрине с магазинной наценкой, – лучезарно улыбаясь, сообщила Даша.
Она достала рулон серебристой бумаги и белые бархатные коробочки с блестящими бантиками – свою фирменную упаковку. Очень тщательно разложив изделия, упаковала их. Продавщица тем временем выписала чек. Клиент, пыхтя и утирая пот со лба, расплачивался.
Интересно, что он натворил?
Даша разложила коробочки по пакетам и кинула в каждый из них по фирменной карамельке – мелочь, но клиенту будет приятно.
Рассыпавшись в комплиментах, она проводила посетителя до двери и, не сдерживая улыбки триумфатора, обернулась к продавщицам.
Молоденькие (обязательным требованием был возраст не старше тридцати лет, в магазине совершали покупки в большинстве своем мужчины), в фирменной униформе – темно-синие костюмы по фигуре, с юбкой выше колен и приталенным пиджаком, жемчужные блузки. Униформу Даша разработала сама и очень ею гордилась. Наташа и Света, работавшие на нее уже три года, оказались старательными и сообразительными. Но самое главное – они были не болтливы и не перечили начальнице.
– Ну что, девочки, отпразднуем удачную сделку?
Девушки обменялись быстрыми взглядами, не в духе Даши было что-то праздновать. По крайней мере, с персоналом.
– У меня для вас небольшие подарочки, – натужно улыбнулась Даша, достала из еще одного пакета две баночки с кремом, изготовленным Верой, и протянула девушкам. Те с недоверием взяли баночки в руки. – «Живая косметика. «Виринея», – прочитала Света и взглянула на начальницу с удивлением.
– Ты ничего про это не слышала? – фальшиво удивилась Даша.
– А, слушайте, это не та тетка, вроде травница, которая стала свою косметику продавать где-то в области и народ все гребет? – вдруг осенило Наташу.
– Она самая, – широко улыбнулась Даша, – сама вчера купила, два часа в очереди отстояла.
– Вы? – не поверила Света.
– Да, а что, я не похожа на человека, который может купить живую косметику у травницы? – фальшиво удивилась Даша.
Девушки прыснули, но, увидев, что начальница вовсе не шутит, снова приняли серьезный вид.
– Нагребла целую корзину и вам парочку взяла. Для сухой и чувствительной кожи, разберетесь, кому какой. И расскажете завтра, как вам.
На слове «завтра» Даша сделала ударение, не оставляя девушкам шанса избежать пользования косметикой.
– Спасибо, Дарья Александровна, – первой поблагодарила Наташа, открывая баночку и принюхиваясь.
– Да, спасибо, – поспешила повторить за ней Света.
Дарьяна широко улыбнулась. Сегодня удача сопутствовала ей. Пользуясь случаем, следовало нанести последний штрих на полотно мести – подготовиться к визиту дорогой гостьи.
Глава 57
Хозяин халупы нашелся в соседнем доме – с дружком-алкоголиком они уже отмечали успешную продажу недвижимости, назначенную на завтра. Марина о сделке узнала случайно, от рыдающей Машеньки, кричащей в телефон, что дурацкая халупа для Бориса важнее ее самой и их будущего ребенка. Он целыми днями сидит в кабинете и рисует планы по ее восстановлению, а с ней даже не разговаривает.
Марина попыталась вразумить дурочку, но та вошла в раж и не слушала маму. Марине не нравилось, что все пошло вовсе не так, как она рассчитывала. Борис стремительно выходил из-под контроля, и еще непонятно, чем закончится вся эта авантюра с беременностью. Лучше было подстраховаться.
Мужик посмотрел на Марину мутными глазами. Несмотря на многие годы обильных алкогольных возлияний, человеческий облик он, на удивление, еще не утратил. Чувствовалась в широком размахе плеч, идеально ровном носе и буйных волосах с несуразной стрижкой какая-то порода, что ли. Он был похож на пса с внушающей уважение родословной, сбежавшего от нерадивого хозяина, долгое время проблудившего в лесу и найденного несколько месяцев спустя израненным, в колтунах и блохах. Но если сводить его к ветеринару, грумеру и щедро оплатить реабилитационный период, то он довольно скоро вновь займет почетное место среди лучших представителей породы.
– Родион Олегович? – поинтересовалась Марина.
– Он самый. – Шелудивый пес окинул оценивающим взглядом потенциальную хозяйку.
– Поговорить надо, – кинула она, не отваживаясь переступить порог комнаты, пропитанной алкогольными парами.
– С кем имею честь? – Родион с трудом попытался восстановить в памяти «правильные» формулировки в обращении с дамой.
– Неважно. Жду вас в машине на улице. – Марина развернулась и быстро вышла из домика, с удовольствием вдохнула свежий воздух и заторопилась к своему джипу.
Она не одобряла спальных районов, с ужасающей быстротой захватывающих город. Как люди могли наслаждаться жизнью в плену у серого бетона? Ни единого деревца, только палящее солнце и мусоросжигательный завод неподалеку. Зачем Борису полуразрушенная хата в таком ужасном месте? Никогда ей мужиков не понять, никогда.
Родион появился на крыльце домика пару минут спустя и принялся вертеть головой по сторонам. Марина опустила стекло и махнула ему рукой. Родион подошел к машине, подумав, открыл дверь и сел сзади.
– Хорошая машина, – одобрительно сказал он, похлопывая по кожаному сиденью.
– Хочешь такую?
– Шутка? – Родион рассмеялся, не открывая рта. Странная манера, скорее всего, объяснявшаяся тем, что у него не хватало во рту зубов.
– Нет, вполне серьезно.
– Что надо делать? Убить кого-то? – Марина заметила проблеск понимания в мутных глазах.
– Вовсе нет. Сейчас поедешь со мной к доктору, он тебя осмотрит, напишет, что у тебя сотрясение мозга. Завтра продашь свой домишко Лобанову-Ростовскому, сядешь на первый же поезд в любом направлении и уедешь отсюда далеко-далеко. Перед отъездом подпишешь доверенность на имя юриста. За такие нехитрые манипуляции в пункте прибытия получишь вот такую тачку. Денег за дом тебе хватит на новый и на безбедную жизнь вдобавок. Бросишь бухать – не пропадешь.
– Зачем все это? – Родион был сбит с толку.
– Так надо.
– А меня этот ваш Лобанов не грохнет, случайно, сразу же после выхода от нотариуса?
– Грохнет, если не сделаешь так, как я скажу, – спокойно заверила его Марина.
Родион задумался. Баба, сидящая за рулем шикарной тачки, доверия не вызывала. Она была похожа на домохозяйку, проводящую свои будни за просмотром передач и корейских сериалов. Но голос, взгляд, уверенные движения рук – все говорило о том, что невнятная внешность всего лишь ширма. Она точно знала, что делала.
– А вы кто? – наконец поинтересовался он.
– Добрая волшебница. Соглашайся, дважды предлагать не буду.
Родион поколебался:
– А вы не обманете?
– Ой, дурак, – рассмеялась Марина, – ну что ж вы все такие дураки-то?
– Мне бы помыться перед походом к доктору, – застенчиво попросил мужчина.
– Потом помоешься, – фыркнула хозяйка джипа, сдавая с места, – главное, завтра молчи и подписывай все, что даст Лобанов. Выйдешь со сделки, на улице будет ждать такси. Садишься в него и уматываешь. До утра у тебя есть время подумать, куда ты хочешь уехать, я дам тебе номер, позвонишь и скажешь. Билет будет у таксиста.
– Зовут-то вас как?
– Неважно, это совершенно неважно.
Марина уверенной рукой повела машину к больнице. Мысль о джипе настолько захватила нетрезвого мужика, что после приема у травматолога он подмахнул не глядя и еще одну бумагу, которую подсунула ему Марина. Оставалось надеяться, что завтра он не оплошает и станет вести себя прилично, не болтая направо и налево о том, что произошло с ним сегодня.
– Если хоть слово скажешь про сегодняшнее, до вокзала завтра не доедешь, – на всякий случай очаровательно улыбнулась Марина, высаживая Родиона возле его дома.
– В смысле? – не сразу понял тот.
– В прямом. Чао-какао. – Марина выжидающе уставилась на мужчину, мысленно подгоняя его. Парами перегара пропиталась уже вся машина.
– Я попал? – догадался Родион.
– Пока нет, просто держи рот на замке – и тогда все будет хорошо.
Не прощаясь, Родион вылез из салона, Марина посмотрела ему вслед, погружаясь в собственные мысли.
Даже если завтра Лобанов-Ростовский перед подписанием сделки решит растянуть мужика на дыбе, тот максимум сможет сообщить ему о тетке на джипе, возившей его в больницу. И то, судя по количеству выпитого сегодня, эти воспоминания улетучатся уже к утру.
Марина нежно погладила бумагу, которую подписал Родион. И улыбнулась. Еще один кирпичик в будущем фундаменте ее счастливой жизни.
Глава 58
Вера вошла в кабинет Константина без стука. Тот сидел за столом, тупо уставившись на груду документов, лежащих перед ним. Женщина готова была поклясться, что он понятия не имел, что это за бумаги. Значит, уже узнал про исчезновение дочери.
– Настя? – поинтересовалась она вместо приветствия.
Константин взглянул на Веру и разом обмяк в кресле.
– Вы уже знаете? – обреченно вздохнул он.
– Она в порядке?
– Да, – поспешно кивнул Константин, и Вера почувствовала, как струна, сжимавшая горло с самого утра, лопнула. Женщина глубоко вздохнула и села на стул, стоящий перед столом начальника.
– Что произошло?
– Она позвонила мне утром, сказала, что вернулась в городскую квартиру и будет теперь там жить. Я обрадовался, решил, что они с Петей наконец-то договорились, я бы им в городе помогал, мог бы сам гулять с малышкой или няню бы какую нанял, домработницу. Да и малышке будет здесь лучше, все-таки врачи рядом, если что. Хоть Петя медицине и не доверяет. В общем, купил цветы Настюше, игрушку маленькой, торт и поехал. Сюрприз хотел сделать.
– Сделали?
– Да уж… Только не я ей, а она мне. Приезжаю, а там парень какой-то дверь открывает. Я вначале вообще не понял, что происходит. А потом Настя выходит. Говорит, что ушла от Пети. И от Верочки.
Константин поднял больные глаза на Веру. Та снова почувствовала противное чувство жалости, которое, как показывала практика, ни к чему хорошему обычно не приводило.
– Я думаю, вам нужен выходной, – твердо заявила Вера.
– У меня не бывает выходных, – покачал головой Константин, – с тех пор как Настя переехала, так я и субботу, и воскресенье здесь сижу. Мне так легче.
– Ясно. Но сегодня вы берете выходной, – безапелляционно заявила она.
– Я жду результатов сертификации, чтобы официально оформить ваш продукт. Знаете, мне даже журналисты сегодня звонили, вопросы задавали. Это просто волшебство какое-то. Всего несколько дней на рынке, без рекламы – и такой эффект. Я бы сказал, что так не бывает.
– Все бывает, – пожала плечами Вера, – мы потом поговорим о сертификации, пожалуйста, я вас очень прошу, езжайте домой и немного поспите.
– Нет, – заупрямился Константин.
– Тогда пригласите меня к себе на кофе, – решила пойти ва-банк Вера.
Конечно, в обычных обстоятельствах она бы ни за что не решилась вот так напрашиваться к кому-то в гости. Но в обычных обстоятельствах она и не вмешивалась в суть вещей и не меняла судьбы.
Настя молодая, она сама разберется со своей жизнью. Петр тоже не маленький мальчик. У него есть дочь, в конце концов. А вот Константин, и так положивший жизнь на воспитание дочери и забывший о себе, не заслужил таких переживаний. Меньше всего Вера хотела причинить ему боль. Она одна со своей неуместной жалостью была во всем виновата.
– Ну так что, кофе угостите? – настойчиво повторила женщина свою просьбу.
Константин ошарашенно смотрел на Веру.
– Да, да, конечно, – забормотал он, – только простите, я с утра не успел посуду помыть, и у меня кот. Подобрал вот два года назад, мусор пошел выносить, а он у помойки замерзает, мальчишки ему уши и хвост оборвали. Притащил домой несчастье, теперь он у меня хозяин, как наложит кучу, так хоть противогаз надевай.
– Кучу я переживу, – улыбнулась Вера.
В отличие от четырех разрушенных жизней.
Глава 59
Стол Дарьяна накрыла на славу. Немного покрутившись в бутике, проверив накладные и взяв из кассы часть выручки, она направилась в новую кулинарию при самом дорогом супермаркете области.
Запаслась блинами с малосольной рыбой, парочкой салатов, рулетами из баклажанов. Купила красивый торт и пирожные. Задумалась над тем, что может есть Оля. Вряд ли Вера ее особо балует. Подумав, прикупила курицу гриль и жареную рыбу.
Даша так и не научилась готовить, хотя очень старалась. Консервация ей тоже не удавалась, и это почему-то злило женщину больше всего. И мать, и бабка были мастерицами, да и особый дар для этого не требовался. Только аккуратность и некое чутье, но у Даши не получалась даже такая малость.
Как только появилась возможность, она наняла домработницу, которая исполняла и обязанности кухарки. И теперь всем вокруг сообщалось, что сама-то Даша любит готовить, вот только времени совсем нет.
Впрочем, когда Володя угодил в больницу, бульон Даша варила ему собственноручно (пожалуй, единственное, что у нее получалось относительно съедобным).
При мысли о муже защемило сердце. Если Даша кого и любила в этой жизни, так это мужа и его сына. Ей хотелось бесконечно баловать своих мальчиков. Но Владимир скептически относился к желанию жены кидать деньги на ветер. Он всю жизнь проработал пожарным и, как подозревала Даша, втайне комплексовал, что зарабатывает меньше жены. Они даже ни разу не отдохнули за границей, потому что Владимир не хотел тратить Дашины деньги попусту. А сам он столько не зарабатывал. Единственный, на ком ей удавалось отвести душу, был Сашка. Но пацан пошел в отца, он не принимал дорогие подарки и прошлым летом даже отказался поехать в Англию в языковой лагерь. Единственное, что мог взять у мачехи, которую всю жизнь считал родной матерью, была хорошая одежда и деньги на тренажеры в спортзал, который он сам попросил оборудовать в доме.
Там Сашка проводил по несколько часов в день, борясь с самим собой и собственными демонами. В спортзале стоял и его ноутбук, с помощью которого парень каждый день отрабатывал произношение, пытаясь избавиться от дефектов речи. Даша предлагала нанять логопеда, но Сашка отказался. Коротко, по-мужски, сказал: «Я сам».
Даша мечтала о детях. О сыне. Ей хотелось, чтобы он был похож на Сашку. Но пятнадцать лет бесплодных попыток, окончившиеся внематочной беременностью, поставили крест на этом горячем желании. Она очень тяжело переживала эту потерю – очередной гвоздь в гроб ее неудач. Тогда спасла работа. И в конце концов Даша устала от собственного горя и переживаний. Закрыла эту тему навсегда, нашла утешение в безраздельном властвовании. И не собиралась его терять.
Даша лично встретила Сашку и Олю после школы. Преподнесла девочке небольшой подарок – молодежные духи и косметику. Оля растерялась:
– Спасибо, но мама не разрешает мне этим пользоваться.
Еще бы! Именно поэтому я это и купила.
– А мы ей не скажем, – подмигнула Даша, устанавливая первый контакт и первую ИХ тайну, к которой вездесущая Вера не будет иметь никакого отношения.
Поколебавшись, Оля взяла подарок.
Отнеся обед Володи ему в комнату, Даша принялась хлопотать на кухне, обхаживая Олю – предлагая ей лучшее место, подкладывая под спину мягкие подушки, усаживая поудобнее. Та смутилась – явно не привыкла к такому вниманию. Судя по всему, Вера держит девчонку в черном теле.
– Что ты будешь? – Тетка вилась коршуном вокруг племянницы.
– А есть овощи и суп какой-то? – смутилась Оля.
– Прости, милая, о супе я не подумала. Овощи есть, конечно, но, может, курочку или рыбку жареную? Блинчики с семгой?
– Нет, спасибо, я не хочу, – покачала головой Оля.
– Смотри, какая ты худенькая, надо есть, – настаивала Даша.
– Мама говорит, что организм сам знает, что ему нужно.
– Слышали бы твою маму ее мама с бабушкой, – фыркнула Даша. На самом деле они утверждали то же самое, но Оле было ни к чему это знать.
– Ма, отстань от Оли, – попросил Сашка, кладя себе в тарелку кусок курицы. Мальчик качал мышцы и очень серьезно относился к тому, что потреблял.
Но Дашу так просто было не сбить с намеченного пути.
– Мама разве не рассказывала тебе, что те, у кого есть дар, должны питаться особым образом? Есть целый свод правил, которые нужно исполнять. Например, первый прием пищи должен быть на рассвете.
Оля замерла и насторожилась.
– Нет, мама ничего такого не говорила.
– Странно, – пожала плечами Даша, пытаясь выглядеть незаинтересованной, – как же она тогда тебя обучает?
Она открыла холодильник, достала оттуда помидоры, огурцы, болгарский перец и стала их мыть.
– Мама меня не обучает, – тихо ответила Оля, Даша едва расслышала ее ответ сквозь шум воды. Выключив кран, она принялась нарезать овощи крупными кусками.
– Да быть такого не может. У тебя же дар сильнее, чем у нее, – невзначай бросила она.
– Правда? – удивилась Оля.
– Конечно. – Даша кивнула, красиво раскладывая нарезанное в тарелке и ставя ее перед племянницей. Сама села напротив и пытливо уставилась девочке в глаза, молчаливо приглашая ту продолжить рассказ. Оля, немного поколебавшись, добавила:
– Я и не знала, что у мамы есть дар, пока мы не переехали сюда.
– Как странно, – протянула Даша.
Девочка смотрела на нее жадными глазами. Похоже, и делать ничего не придется, Оля была готова впитать любую информацию.
– Когда я сказала о своем желании учиться, мама ответила, что не будет меня обучать, – с горечью сообщила она.
– Знаешь, – после краткой паузы обронила Даша, – мне странно это слышать. В нашей семье дар передавался из поколения в поколение, и мы не имеем права им пренебрегать. В тебе он, кажется, накопился и раскрылся на полную мощность. Возможно, мама не хочет, чтобы ты стала сильнее ее? Просто боится тебя потерять?
– О чем это вы вообще? – бесцеремонно влез Сашка, уже успевший проглотить три куриные ножки. – Какой дар?
– То, что ты видел тогда, во дворе. Когда Вера спасла отца.
– Ну да, она ж типа знахарка, только Оля здесь при чем?
– А Оля увидела заранее, что произойдет.
– И что? Она ясновидящая? – Сашка нацелился на четвертую ножку.
– Нет, – покачала головой Даша, – все не так просто. Оля действительно способна видеть будущее, как и ее мать, может исцелять людей. Но это еще не все. Олин талант настолько силен, что, если бы она владела своим даром в полной мере, она бы не просто увидела, что произойдет несчастье, она бы смогла это предотвратить.
Оля смотрела на тетку широко отрытыми глазами:
– Это правда?
– Да, – кивнула Даша.
– Я бы очень хотела этому научиться, – горячо воскликнула Оля, – я не знаю, почему мама отказывается!
– Я тоже не знаю, но могу сказать тебе одно, девочка моя. Если она отказывается, значит, твоим обучением придется заняться мне.
Откинувшись на спинку стула, Дарьяна лучезарно улыбнулась. Найти Верино слабое место оказалось проще простого. Посмотрим, как ты теперь запоешь, сестренка.
Глава 60
Вера с Константином достаточно неплохо провели день. Она даже сумела подружиться с наглым рыжим котярой, повелевавшим хозяином, как рабом. Но стоило ей на него шикнуть, как кот присмирел и уселся у ее ног. Константин не мог поверить собственным глазам. С ним животное не церемонилось.
Настин отец все время суетился, смущался, лишь с третьей попытки смог заварить чай, но Вере отчего-то было легко и весело в его присутствии. Он смахивал на первоклассника, которого мама оставила принимать гостей самостоятельно. Малыш изо всех сил старается быть взрослым, но все его попытки вызывают лишь улыбку умиления.
Переступив порог уютной трехкомнатной квартиры, хозяин дома сразу же переоделся в домашнее – сменил офисные брюки на мягкие вельветовые и надел свитер с заплатками на локтях. И снова это сходство со старой нянюшкой, всегда готовой прижать к груди, погладить по голове, утешить и рассказать сказку. С ним было удивительно спокойно.
Он попытался накормить Веру супом, потом предложил котлеты, которые пожарил два дня тому назад. Затем, опомнившись, собирался было побежать в магазин, чтобы купить торт и шампанское, но Вера его остановила – суп и котлеты вполне сойдут, он будет есть сам, она выпьет лишь чай.
Затея оказалась дурацкой. В конце концов Константин попытался ее поцеловать, но Вера сумела это предугадать и ловко отступила. Нет, уж кого-кого, а его она подставлять под удар не будет. Хватит с нее Глеба и собаки.
Наконец, сообразив, что никто не ждет от него выступления в роли героя-любовника, Константин расслабился и стал самим собой. Заварив крепкий чай, он принялся показывать Вере старые фотографии Насти.
– Это мы с ней на море, а это Настенька в первом классе. – Константин водил по страницам старого фотоальбома с тщательностью слепого, читающего собственный приговор с помощью азбуки Брейля.
– А что случилось с ее мамой? – поинтересовалась Вера. Этот вопрос ее давно занимал.
Константин смутился.
– Извините, я лезу не в свое дело? – спохватилась она.
– Нет-нет, это старая история. Ее мама… Она тоже не справилась, как и Настенька. Я думал, что это можно победить, но оказалось, некоторые вещи прочно заложены в генах.
– Она вас оставила?
– Да, – кивнул Константин. – Знаете, я ее не виню, она всегда хотела жить хорошо. Мы познакомились в институте. Она была не из этих мест, и я видел, как ужасно неудобно ей в общежитии, а мы как раз с мамой жили в трехкомнатной квартире вдвоем. В общем, просто так я бы не стал приводить девушку домой, да и влюбился. Нам и двадцати не было, когда мы поженились.
Вера, обхватив чашку с горячим чаем обеими руками, внимательно слушала.
– Потом Настенька родилась, жена взяла академку. А я устроился аптекарем подрабатывать. Ну и мамина пенсия. Мне казалось, что мы неплохо живем. Ходили в парк гулять, сладкую вату ели. Иногда мама с Настенькой сидела, и мы выбирались в кино. А тут он. Взрослый, с собственным бизнесом – он уже тогда дома строил. А что она в жизни видела, кроме сладкой ваты? – бросился оправдывать жену Константин.
– И она ушла?
– Да. Даже записки не оставила. Мы тогда жутко переволновались, у мамы криз случился, она в больницу попала. Как вспомню все это… Сижу дома, Настя на руках, капризничает, ей тогда всего полтора года было, а я обзваниваю больницы, морги, и везде говорят, что ее нет. Пришлось хватать Настю и ехать к подругам. В общем, одна мне все и рассказала.
– А как Настя отнеслась к тому, что мама ее бросила?
– Она об этом не знает.
– Вы ей не сказали?
– Нет, почему, сказал, что мама долго болела, а потом умерла.
Вера бросила удивленный взгляд на Константина. Надо же, ему удалось ее удивить. Она могла поклясться, что такой скажет дочери правду.
– А если бы мать решила вернуться?
– Нет, – покачал головой Константин, – она уехала в столицу, стала мелькать в журналах. Да вы и сами наверняка о ней слышали, не буду называть ее имени. Такой признаться в том, что она бросила собственного ребенка, – это смерти подобно. Она скорее заставит себя поверить в то, что никогда его не рожала. Кстати, больше детей у нее нет.
Некоторое время они сидели молча. Чай остывал, а Вера боролась с искушением утешить Константина. В голову лезли тысячи банальностей про то, что любовь и жалость идут рука об руку. Жалость может привязать женщину даже сильнее, чем самая жаркая страсть.
Константин совершенно точно не был тем человеком, от которого женщина могла потерять голову. Мягкий, словно пластилин, домашний, теплый, но нежеланный. И хотя старость лучше всего встречать у теплого камина, чем у обжигающего огня, Вера знала, что будет держаться от Константина как можно дальше. Просто потому, что ему и так выпало достаточно страданий. Когда мужчина отвернулся, чтобы положить на тарелку еще сладостей, она спросила:
– Вы поговорите с Петром?
– Нет, я не буду в это влезать. – Он поставил перед ней новую порцию угощения.
– Но Петя должен знать, что с Настей все в порядке.
– Я понимаю, конечно, но в то же время он не такой, как я. Он ее найдет, и еще неизвестно, чем это закончится. Как он отнесется к тому, что жена сбежала с другим. Я боюсь за Настю, – признался Константин, беря печенье.
Вера задумалась. В словах Константина имелась доля истины, но и такое отношение к Петру казалось ей нечестным. Он так и не поверил, что жена просто оставила его, был уверен, что с ней что-то случилось.
– Убедите Настю хотя бы написать мужу, чтобы он не пытался ее искать. Он с утра до вечера обзванивает больницы и морги. Даже мобильный купил для этой цели, – призналась Вера. И хотя с момента их утреннего разговора она больше не встречалась с Петром, благодаря распахнутым окнам старого дома женщина прекрасно слышала все, что происходило по соседству.
– Хорошо, это я могу сделать, – подумав, согласился Константин.
Вера поднялась:
– Спасибо за чай, мне пора.
– Все как-то так нелепо, – потер лоб Константин.
– Вы о чем?
– Понимаете, Вера, – вдруг решительно сказал он, – я же себя трезво оцениваю. После бегства жены я не искал никаких отношений. Точнее, были какие-то недолгие романы, но их и романами толком не назовешь. А тут вдруг вы. Молодая, красивая, талантливая, такая… особая, я не знаю, как это объяснить, я не мастер художественного слова. В общем, я понимаю, что вы для меня – это как звезда на небе.
– Перестаньте, – улыбнулась Вера, уже зная, что начальник собирается сказать.
– Я бы хотел сделать вам предложение, – перебил ее Константин, – но вы, наверное, не согласитесь. Зачем я вам?
Вера мягко улыбнулась:
– Спасибо.
– За что?
– Просто за то, что вы это сказали. Дело не в вас, а во мне.
– Вы слишком хороши, – мрачно заметил он.
– Вовсе нет. Просто я замужем.
Ну вот, рубеж перейден, она начинает выдавать свои собственные тайны направо и налево.
– Замужем? – поразился Константин. – Ваш муж тоже сбежал?
– Нет. – Вера рассмеялась.
– Ну, конечно, глупости я говорю, – спохватился Константин. – Как бы он мог.
– Это я сбежала, – прервала мужчину Вера, – у меня были причины, серьезные. Именно поэтому я говорю вам «нет».
– Только поэтому?
– Да, только поэтому. Отвезете меня домой?
Удивительно, какую силу имеют простые слова. По пути к Вериному дому Константин уже не выглядел убитым горем. Наоборот, в нем зажегся свет, зародилась надежда и снова чувствовалась жизнь. Они остановились возле аптеки, где Константин накупил необходимые мелочи для маленькой Верочки. Стал деятельным, просил звонить сразу же, если вдруг что-то понадобится. Вера была довольна. Ей снова удалось сделать что-то хорошее и стоящее, не прибегая к помощи дара. Она научится жить сама. И эта жизнь окажется гораздо лучше прежней.
Попрощавшись с Константином и убедившись, что дочь дома и не голодна, Вера направилась к участку Петра. Нужно было отдать еще один долг.
Стучать пришлось долго. Петр то ли не хотел открывать, то ли не слышал. Дверь отворилась лишь несколько минут спустя.
– От Насти нет новостей? – поинтересовалась Вера.
– Нет. – Петр выглядел ужасней некуда. Глаза с полопавшимися от бессонницы сосудами ввалились, щетина отросла, волосы растрепались, Петр отчаянно нуждался в душе.
– Я хочу помочь, – мягко сказала Вера и протянула Петру большой пакет с товарами, что они купили в аптеке.
– Не надо, вы уже помогли. – Молодой мужчина собрался захлопнуть дверь у нее перед носом, но Вера успела вставить в щель мысок туфли.
– Она в порядке, – твердо сказала женщина.
– Она вам звонила? – В голосе Петра послышалась надежда.
– Нет, но я знаю, что она в порядке.
– Да вы просто Брюс Всемогущий, – скривился он.
– Послушайте, Петр, я пришла с миром. Я бы хотела помочь, – снова повторила Вера.
– Куда же более.
– Почему вы на меня злитесь? – вдруг вспылила она. – Это не я затащила молодую девчонку в глушь, не я подвергла ее жизнь опасности, не я решила за нее, что полоть грядки интереснее, чем ходить на дискотеки, не я оторвала ее от друзей и от семьи…
– Я этого не делал! – закричал Петр.
– Делал! – заорала в ответ Вера. – Если кого тут и надо винить, то вас! Настя еще слишком молода для всего этого!
– Сколько вам лет? – вдруг тихо спросил Петр.
– Что? – не поняла Вера.
– Сколько вам лет? Или это тайна?
– Нет. Мне тридцать три, но какое отношение это имеет к Насте?
– Сколько вашей дочери? Четырнадцать?
– Пятнадцать.
– Ага, значит, вы родили в восемнадцать. И что? Жизнь не остановилась? Сильно страдали из-за отсутствия клубов? С подружками тоже по кафе бегать хотелось? – Петр сделал шаг по направлению к Вере и теперь нависал над ней, как скала Прекестулен над водами Люсефьорда.
– У меня не было никакой жизни до того, как я родила Олю. Мне было нечего терять. Я выросла в этом доме, – тихо ответила Вера.
Петр осекся.
– И поверьте, если бы у меня имелся выбор, я бы ни за что не вернулась сюда добровольно. К такой жизни.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга.
– Возьмите, это Константин передал для Верочки. – Вера снова протянула Петру большой пакет. – И я хотела предложить – приносите мне Веру вечером, я могу с ней побыть, а вы займетесь работой, например.
– Вы не должны…
– Конечно, не должна. Но я хочу. Чувствуете разницу?
Петр протянул руку и взял пакет.
– Спасибо. Мне это действительно поможет, – наконец кивнул он.
– Давайте мне девочку сейчас, а сами поспите, вам это необходимо, – предложила Вера.
– Вам точно не помешает? – все еще колебался Петр.
– Точно.
Спустя пару минут Вера вернулась домой, неся с люльке маленькое сокровище. Девочка, накормленная и ухоженная, сладко спала. Вера поставила люльку на стол в большой комнате и заглянула к дочери. Та была погружена в чтение книги.
– Что читаешь? – поинтересовалась Вера.
Оля вздрогнула и закрыла книгу.
– Да так, взяла в библиотеке.
Вера бросила внимательный взгляд на переплет, но книга была обернута в импровизированную обложку из старой газеты. За дочерью Вера не шпионила – проверять телефон, ящики стола, одежный шкаф считала ниже своего достоинства. Ну найдет она там пачку сигарет, и что? Заставит их съесть? Гораздо более эффективным Вера считала профилактические меры. Поэтому всегда открыто говорила с Олей на любые темы.
– У нас гости, – сообщила она.
– Кто? – оживилась Ольга.
– Маленькая девочка.
– И Настя?
– Нет. Настя вряд ли придет к нам в гости. Ты голодна?
Оля замотала головой:
– А что с Настей?
– Настя ушла.
– В каком смысле?
– В прямом. Она ушла из дома. Теперь Петр сам растит малышку, а я предложила ему помогать хотя бы несколько часов в день. Нам же не сложно, правда?
– Нет, но как она могла уйти и оставить дочку?
Пятнадцать лет. Какое прекрасное время.
– Такое случается.
– Она еще вернется?
– Не знаю. – Вера пожала плечами и вышла из светелки, на ходу кидая дочери: – Побудешь с малышкой?
Оля последовала за ней. В руках книга.
– Мама, а что тогда произошло? Ну, когда Настя рожала.
Вера повернулась и посмотрела на дочь. Все равно она собиралась поговорить с Ольгой еще раз о даре и о том, почему не хочет, чтобы Оля имела к нему какое-либо отношение.
– Присядь, – кивнула Вера. Оля села за стол, а Вера устроилась на подоконнике, собралась с мыслями. – Я вмешалась. И изменила ход событий.
– Как это? – не поняла Оля.
– Вот так. Если бы не я, то Настя и Верочка умерли бы. У Насти были очень тяжелые роды, ей обязательно следовало рожать в больнице под присмотром врачей. Дома она должна была умереть вместе с малышкой.
– Ты правда можешь помешать смерти? – Оля широко распахнула глаза, значит, тетка не соврала.
– Могу, – кивнула мать.
– Это же круто! – Глаза Оли снова загорелись. – Это означает быть всемогущей, как бог.
– Думаешь? – Вера пристально посмотрела на дочь.
– Ну конечно, мама, это же так прекрасно, когда можно спасти кого-то! – горячо заговорила Оля, вставая со стула, подходя к матери и глядя на нее восторженными глазами.
– А потом этот кто-то оживает, бросает грудного ребенка и уходит из семьи, – усмехнулась Вера и уставилась на дочь.
Оля сделала шаг назад. Глаза потухли. В голове вихрем носились мысли. Да, конечно, это плохо, когда мать бросает ребенка, невозможно, недопустимо, но, с другой стороны, разве лучше, если бы они умерли? Оля не знала правильный ответ. Слишком мало опыта, слишком мало лет за плечами. Голова шла кругом. Сегодня Даша обрисовала ей перспективы практически мирового господства, а тут мама в двух словах объяснила, что дар может сломать жизнь сразу нескольким людям.
Верочка закряхтела, Оля отвлеклась на нее. Она была рада возможности отвернуться от матери. Казалось, та видит ее насквозь. Еще раз девочка порадовалась предусмотрительности тетки, которая не разрешила ей взять домой огромную амбарную книгу, в которую покойная прабабушка записывала наблюдения за растениями – какой силой они обладают, когда их необходимо собирать, каким образом сушить, чтобы не лишить силы.
Сегодня в гостях у тетки Оле показалось, что она открыла дверь в совершенно другой мир. Листая страницы старой амбарной книги, вглядываясь в выцветшие чернила, чтобы не упустить ни единого слова, Оля чувствовала себя усталым путником, наконец вернувшимся в родной дом из далекого путешествия.
С теткой они договорились о том, что та будет забирать Олю каждый день из школы и привозить на пару часов к себе, чтобы дать девочке возможность учиться. Оля впервые в жизни обманывала мать и страдала оттого, что не могла поделиться с ней всем, что узнавала. Ведь мать была ее лучшей подругой. Оля даже немного злилась на Веру. Теперь, когда Сашка взял ее под покровительство, все в школе хотели с ней дружить. Она болтала на переменах с Катей и Ирой, у них даже появились общие секреты. Обе девочки были влюблены в Сашку, но скрывали это друг от друга, открываясь только Оле. Та медленно, словно старый сосуд, давно ссохшийся внутри, наполнялась влагой человеческого доверия, тепла и собственной значимости. Ей нравилось это чувство. Нравилось, когда девчонки ждали ее во дворе и пытались даже соперничать за право дружбы с ней. И ей очень хотелось разделить все это с матерью.
Оля знала о комплексах Вероники, единственной дочери начальника полиции, как та страдает из-за заикания. И как мучает Катю, внучку директора школы, то, что бабушка доживает свои последние дни. Девочка настолько тяжело переживала это, что перестала спать. Оля попробовала обратиться к матери с просьбой помочь старушке, но получила такой яростный отпор, что больше не поднимала эту тему.
Ах, если бы она была способна помочь сама! Олю полюбили бы еще сильнее, и она бы никогда не была одинока. Ей хотелось ночи напролет читать записи, дневники, книги, чтобы как можно скорее овладеть даром и помогать людям. В отличие от мамы она стремилась к этому всей душой. Да, она признавала мамины аргументы, но стоило пройти часу или двум, как в душе девочки не оставалось им места. Теперь там безраздельно царило желание стать повелительницей людских судеб. Спасительницей человечества.
Чем дальше, тем больше Оле казалось, что они с матерью находятся на разных берегах бурной реки, которую сковывает сильный мороз, мало-помалу покрывая ее поверхность жесткой, режущей кожу и внутренности коркой и не давая им возможности приблизиться друг к другу. Что же. Возможно, пришел момент, когда им надо оторваться друг от друга.
Оля автоматически гладила малышку, и та снова заснула под ласковыми прикосновениями. Если бы Оля знала, что принесет ей разрыв с матерью, она бы сделала все возможное, чтобы перепрыгнуть на другой берег.
Глава 61
Борис был настолько поглощен эскизами, что не обратил внимания на постучавшего в дверь Анатолия. Сделка по покупке дома состоялась вчера, и сегодня на три часа дня он запланировал встречу с архитектором, которому собирался объяснить свой замысел. Не успели чернила на договоре высохнуть, как ремонтники снесли все внутренние стены, установленные в течение последних пятидесяти лет, предварительно убедившись, что они не имеют никакой исторической ценности, сорвали новомодные покрытия с полов и снесли крышные перегородки.
– Можно, Борис Вольдемарович? – Не дождавшись ответа, Анатолий сам открыл дверь. Шеф недовольно поморщился, он не любил, когда его отрывали от рисунков. Бывало, что он даже пропускал важные встречи, слишком погрузившись в мир архитектурных фантазий. Анатолий предпочитал не тревожить шефа в такие моменты, но дело было важным, Борис сам на этом настаивал.
– Входите, Анатолий. – Борис с сожалением отложил эскизы в сторону. Сегодня утром он четко увидел, как будет выглядеть дом Родиона после реновации, и ему хотелось поскорей зафиксировать на бумаге все идеи.
Анатолий аккуратно положил на стол шефа стопку фотографий. Покачал головой:
– Ничего не сработало. На двух парней она не повелась, даже продюсер, которого очень долго пришлось уговаривать, не подействовал.
– Главную роль предлагали? Я готов спонсировать серий сорок-пятьдесят, сколько там снимают?
– Предлагали. Он сказала, что в ближайший год сниматься не собирается.
Борис откинулся на спинку стула, несколько мгновений обдумал перспективы женитьбы и появления малолетнего наследника или наследницы, который будет бегать по его дому. Против наследника он, в принципе, ничего не имел, но мысль о Машеньке, которая теперь прочно обоснуется в его жизни, не грела. Машенька не вписывалась в деревянную дощечку.
– Еще варианты? – прищурившись, он посмотрел на Анатолия.
– В данный момент никаких, – пожал тот плечами. – Возможно, через год-два, а сейчас она вознамерилась рожать. Физические способы…
– Нет-нет, – запротестовал Борис, – вы меня что-то совсем низко опускаете.
– Просто перечисляю, – спокойно отреагировал Анатолий, прекрасно знакомый с прошлым шефа.
– Пусть рожает, раз уж так хочет, скажите юристам, чтобы подготовили контракт. Отдаю пентхаус, машину, что там ей еще понадобится – няня, домработницы. Такое желание рожать детей весьма похвально, надо поощрять. Еще…
Борис не успел договорить, как снова раздался стук и на пороге появилась взволнованная секретарша, прекрасно знающая, что когда у шефа Анатолий, их лучше не тревожить. Значит, произошло что-то из ряда вон выходящее.
– Борис Вольдемарович, простите, я пыталась, но говорят, что дело срочное… – залопотала она.
Девушку подвинул в сторону юркий молодой человек в ладно сидящем костюме, чем-то похожий на самого Бориса в молодости.
– Борис Вольдемарович Лобанов-Ростовский? – осведомился он весьма борзо, входя в кабинет и, не удержавшись, окинув помещение любопытным взглядом. Почему-то святая святых самого Ростовского представлялась ему несколько иначе. Впрочем, сейчас не до интерьеров, надо было действовать быстро.
Борис окинул молодого человека оценивающим взглядом. Из молодых да ранних.
– К вашим услугам. – Он скрестил руки на груди и уставился на паренька немигающим взглядом.
Обычно даже самые матерые посетители не выдерживали этот снулый взгляд. Парень не стал исключением. На несколько секунд он был сбит с толку вежливым приемом. Потом подошел к столу Бориса и дрожащими руками попытался открыть портфель. Удалось это ему с третьей попытки. Он достал тоненькую папочку, открыл ее и извлек на свет два документа.
– Меня зовут Сергей Валентинович Цуранов, я представляю интересы Родиона Олеговича Романова.
Борис выпрямился в кресле, Анатолий с интересом наблюдал за молодым человеком.
– Вот здесь у меня заключение врача о том, что в день сделки по купле-продаже принадлежащей ему недвижимости мой клиент получил закрытую черепно-мозговую травму и не нес ответственности за свои поступки. Соответственно, сделка является недействительной.
Борису понадобилось несколько секунд, чтобы полностью осознать сказанное. Затем он крутнулся в кресле, отвернувшись спиной к посетителю, и уставился в панорамное окно. Ярость запульсировала в висках. Хотелось громко заорать и затопать ногами. Эскизы, такие четкие и ясные еще полчаса тому назад, рухнули и сложились в его голове словно карточный домик. Дом уже разрушен, а Борис не только не получил особняк, но еще и может заплатить за свои нереализованные фантазии. Как такое могло произойти? Ответ оказался прост и очевиден – будь здесь Вера, этого бы не случилось.
Глава 62
Осторожно, стараясь не разбудить мужа, Даша встала с кровати и спустилась на первый этаж, чтобы принять душ в гостевой ванной. Затем быстро сварила себе кофе в турке, разогрела в духовке батон с травами, нарезала сыр, ветчину и огурцы с помидорами. Все это красиво выложила на тарелку, прикрыла сверху салфеткой – завтрак для мальчиков. Немного подумав, выставила на стол пару йогуртов и пачку творога. Сама выпила залпом кофе, прокралась наверх, выбрала белые брюки и легкий белый кашемировый свитер. Белый – цвет победы, а сегодня она непременно должна победить.
Сашка встанет через полчаса и пойдет «качаться» в свой зал. С мальчиком надо поговорить. Его тренировки переходят все разумные границы – он таскает железо по три-четыре часа в день, а толку никакого. Злится, поглощает килограммами творог и куриные грудки, а мышцы не растут. Зная Сашку, который, идя к намеченной цели, не видит препятствий, Даша была уверена: еще немного – и он прочитает про гормон роста, раздобудет его и угробит и без того слабое здоровье.
Володя проснется после восьми. Он был на больничном и мог позволить себе поспать подольше. Муж беспокоил ее не меньше сына. В последнее время он стал задумчивым и словно ускользал. Увлекся чтением эзотерической литературы и житий святых.
Даша предложила восстановить сарай, чтобы он мог продолжить там возиться со своими железками, но Володя категорически воспротивился. Он все больше молчал, о чем-то думал. Иногда Даше казалось, что она его теряет. Она гнала губительные мысли. Ведь Вера не отнимала Володю у смерти, он был еще жив, когда она приехала. И вообще, на его месте должен был оказаться Сашка, рухнувший сарай мог просто покалечить мальчика, а не убить (эту информацию она вытянула из племянницы). Даша старалась не думать о расплате, списывая это все на последствия болезни.
Каждый раз, кидая взгляд на бледного Володю, растерявшего всю свою жизнерадостность и общительность, она злилась на сестру. Та смогла бы поставить его на ноги за неделю, полностью вернуть к жизни. Но не хотела. Оставалось надеяться, что Оля окажется более сговорчива.
Даша вышла во двор – май расходился, становилось все теплее, деревья во дворе покрылись цветами, и сад напоминал декорации к «Алисе в Стране чудес». Даша на секунду залюбовалась. Жизнь прекрасна, а совсем скоро она будет просто идеальной.
Машину Дарья не загоняла на ночь в гараж, так как знала, что уедет рано утром. Открыла ворота и мягко выехала на улицу.
Солнце только просыпалось, транспорта на дорогах было мало, и весь путь до областного центра занял всего тридцать минут.
Даша припарковалась напротив бутика, отключила сигнализацию, вошла в магазин и плотно закрыла двери. До начала рабочего дня оставалось еще два часа.
Она любовно осмотрела изделия, выставленные на витрине. Большая часть была отведена под броские украшения вроде тех, которые вчера удалось продать провинившемуся клиенту. Народ их любил, такие изделия, как правило, разлетались первыми. Но вкусу самой Даши соответствовала лишь одна витрина – изящные изделия с бриллиантами, скромное мерцание которых было дороже самых ярких красок. Женщина открыла витрину и, чтобы скоротать время, принялась примерять изделия, в очередной раз убеждаясь, что они ей удивительно идут. Она усмехнулась, вспомнив, как ей пришлось тяжело работать несколько лет, во всем себе отказывая, чтобы накопить достаточно денег и заказать мастеру первые украшения. Все не зря. Зато теперь в ее распоряжении целый магазин.
Первый звонок раздался в семь пятьдесят утра. Звонила Наташа. Она не сможет сегодня выйти на работу – все лицо покрылось волдырями, придется идти к дерматологу. Даша сочувственно поохала, старательно пытаясь сдержать рвущуюся наружу радость.
От Светы звонка не было. Может, она решила не пользоваться кремом? Совершенно немыслимо, ведь Даша подчеркнула, что хочет завтра услышать впечатления, а ослушаться начальницу в их деле было все равно что дерзить Богу.
В девять часов Света не вышла на работу. Мобильный не отвечал. Даша вызвала на работу Галю, студентку, которая время от времени подменяла кого-то из основных продавщиц, если они заболевали.
Галя приехала в бутик спустя полчаса. Даша с выражением крайней озабоченности сообщила, что собирается поехать к Свете, которая не вышла на работу. У Наташи же какие-то проблемы с лицом, и она на работу сегодня не выйдет. Даша принялась расписывать Гале, как ужасно корит себя за то, что подарила вчера девушкам два крема, но их все так хвалили, так хвалили.
– «Живая косметика»? – моментально сориентировалась Галя, вызвав наивным возгласом странные чувства в Даше. Горечь и триумф. Последнее все-таки победило. Чем выше сидишь, тем больнее падать, Виринея. И скоро ты в этом убедишься.
– Да, именно, – подтвердила она, – а ты его пробовала?
– Не, мама купила, очень довольна, говорит, морщины разгладились, – охотно поделилась девушка.
– Действительно разгладились?
– Ну не знаю, я так не приглядываюсь, – пожала плечами девица, находящаяся в том нежном возрасте, когда все женщины за тридцать кажутся экскрементами мамонта.
– А Наташу вот обсыпало, – пожаловалась Даша, – поеду Свету проведаю.
– Хорошо, я тут за всем пригляжу, не переживайте, – заверила Галя, удаляясь в подсобное помещение, где хранилась ее собственная униформа.
Сгорая от нетерпения, Даша села за руль джипа и спустя пятнадцать минут тормозила на окраине города среди обшарпанных пятиэтажек. Адрес Светы она хорошо знала (всегда тщательно проверяла тех, кого подпускала к своим сокровищам). Заехав на клумбу, Даша вылезла из машины и решительным шагом направилась к подъезду девушки, потянула на себя дверь.
Внутри было на удивление опрятно, чувствовался недавний ремонт. Ни намека на крыс и кошачью мочу. Даша поднялась на второй этаж, позвонила в аккуратную дверь, обитую черным дерматином. Никакого ответа. Она постучала – тишина. Недолго думая, Даша позвонила в квартиру соседки. Послышались шаги, и дверь открыла пожилая женщина в слишком теплом для жаркой весны халате. Выжидающе уставилась на Дашу.
– Я Свету ищу, она не вышла сегодня на работу, – заявила Даша.
Женщина поднесла руку к сердцу.
– Ох, Светочка, вот так вот молодая, красивая, а если что случится, так никто и не узнает, – запричитала она.
– Что случится? – грубо перебила ее Даша. – Что со Светой?
– Так «Скорая» забрала! Она ко мне вчера вечером постучала, я глазам своим не поверила – все лицо раздулось, как будто в улье ночевала, горло тоже, задыхается, я врачей вызвала. Так эта «Скорая» пока приехала, она аж синеть начала и говорить не могла. Я думала, у меня в коридоре и помрет. Такую «Скорую» только за смертью и посылать! – вывалила на Дашу поток информации соседка.
– Она в больнице?
– Ну так где же ей еще быть?
– А после чего это случилось?
– Так вроде лицо какой-то дрянью намазала, и такая реакция. Нет на них Сталина, совсем распоясались, никакого контроля! – возмутилась тетка.
– Случайно, не «Живой косметикой»? «Виринея» крем назывался.
– Во-во, он самый вроде, – наморщила лоб соседка. – А что?
– Да вот уже вторая пострадавшая, – с трудом скрывая злорадство, сообщила Даша, – и все от этой «Живой косметики».
– Ой, спасибо, что сказали, буду аккуратней. Надеюсь, Светочка поправится.
Попрощавшись со словоохотливой женщиной, Даша сбежала по лестнице. Казалось, за спиной выросли крылья. Она набрала номер Гали:
– Галочка, предупреди маму, от этой косметики люди попадают в реанимацию. Свету вчера «Скорая» забрала, бедняжка в тяжелом состоянии. Я сейчас поеду в больницу, узнаю, как она. Что? Да, конечно, можешь и в соцсетях об этом написать, – дала свое благословение Даша.
Закончив разговор, она села в машину и выехала со двора. Последний визит – в родное село, – и задачу можно считать выполненной.
Глава 63
После ухода адвоката Борис внимательно выслушал доклад Анатолия. Все пошло не так, как он предполагал. Ни с кем, кроме Машеньки, он так далеко еще не заходил и не ставил на кон столь многое. Девица или набивала себе цену, или действительно хотела стать образцовой женой и матерью.
– На мужиков не ведется, договором пыталась кинуть в меня, собрала вещи и ушла из квартиры, – кратко изложил Анатолий.
– Куда? – поинтересовался Борис.
– К матери.
– Вот оно что, – протянул Борис. С того памятного вечера, когда Машенька сообщила о своей беременности, они больше не виделись.
Наутро Борис уехал в офис, а затем велел перевезти свои вещи в загородный дом. Но чем больше он думал о поведении девицы, тем менее отвратительной казалась ему мысль о женитьбе. В принципе, за год Маша насидится дома, наиграется в мать и домохозяйку, снова захочет блистать. Он пристроит ее в какой-нибудь сериальчик, она уедет на съемки и не станет действовать на нервы. Ребенку он наймет лучших педагогов и нянь, тоже будет при деле. В принципе, с этим можно жить. Особенно если Маша останется в квартире, а Борис переедет в дом и они станут просто пересекаться на нейтральной территории. Ну и пусть она не вписывается в деревянную дощечку. Никто не вписывается, в его возрасте пора с этим смириться.
– Что будем делать, Борис Вольдемарович? – поинтересовался Анатолий.
– Пока притормозим, я сам разберусь, спасибо.
Когда за Анатолием закрылась дверь, Борис откинулся на спинку кресла. Попытался отвлечься от бумаг, которые уже подготовили юристы, чтобы решить вопрос с домом. Строительные работы пришлось остановить, и это жутко бесило Бориса. Новый образ старого особняка начал стираться из воображения. Все шло не так. Впервые в жизни ему захотелось, чтобы кто-то другой разбирался с юристами и алкашом, канувшим в Лету. А он сам в это время рисовал бы эскизы. В конец концов, может, действительно пришла пора задуматься о наследнике. Борис взял телефон и нашел в нем номер Машеньки.
Глава 64
Марину разрывали двоякие чувства. С одной стороны, она не хотела, чтобы Глеб столкнулся с ее взрослой дочерью и увидел, так сказать, контраст. Астролог ушел на прогулку, Марина знала, где он, благодаря маленькому маячку, установленному в его телефоне одним умельцем. Ну и парнишка со службы безопасности ее компании за ним приглядывал. Марина больше не собиралась обжигаться. Предупрежден – вооружен.
Сейчас Глеб гулял в парке (врач рекомендовал длительные прогулки на свежем воздухе), но скоро должен был вернуться. Обычно Марина старалась составить ему компанию – неизвестно, кто в этом парке бродит. Но сегодня не смогла. Позвонила зареванная Машка и сказала, что сейчас приедет. Мало того что приехала, так еще и шмотье свое привезла, обрадовала мать, что ушла от Бориса и будет теперь жить с ней.
Марина, одетая в новое платье сиреневого цвета, гладила ревущую дочь по голове. Машенька выглядела ужасно – похудела, подурнела, глаза превратились в щелочки, волосы спутаны. В руках она держала какой-то договор и время от времени, в перерывах между спазмами рыданий, объясняла матери:
– Он решил меня купить! И ребенка!
– И сколько предлагает? – деловито поинтересовалась Марина.
Машенька замолкла, а потом снова разразилась потоками:
– Мама, как ты можешь? Мы не продаемся! Мне ничего от него не надо, сама проживу с малышом, работать пойду! – Машенька снова задохнулась от рыданий и упала на грудь матери. Та тяжело вздохнула – мозгами точно в папеньку.
– Конечно, моя девочка, конечно.
Телефон Машеньки слабо звякнул. Та схватила его и вытерла слезы.
– От него сообщение, – мрачно провозгласила она.
– Что пишет?
– Предлагает встретиться сегодня в 18.00. Не буду я с ним встречаться, пусть вообще забудет, как меня зовут! Урод.
– Ну хочешь, я с ним поговорю? – предложила Марина.
– Не надо! – тут же горячо запротестовала Машенька. – Пожалуйста, мама, не лезь. Я сама со всем разберусь и сама все смогу!
– Правильно, милая, правильно, – кивнула женщина. – Это я просто так предложила. Пойди, умойся, а то глазок совсем не видно. Я пока чай с мятой попрошу сделать.
– Я не хочу.
– Надо! – отрезала Марина.
Машенька, не привыкшая спорить с матерью, поднялась и направилась к двери. Марина посмотрела дочери вслед, как только дверь закрылась, она схватила договор и пробежалась по нему: ну что же, Лобанова-Ростовского нельзя было упрекнуть в скупости. Предложи ей кто такое содержание и откупные, когда она носила ребенка, согласилась бы не раздумывая. Но Машенька слеплена из другого теста. Как ребенка, выросшего в финансовом благополучии, ее мало волновали денежные аспекты. Ее девочка хотела замуж и официального признания. Ну что же, раз она этого хочет, значит, она это получит.
Марина схватила телефон дочери и ответила на сообщение Бориса: «Ок».
Отправленное сразу же стерла из памяти.
Что бы там ни говорила маленькая дурочка – мамочка обо всем позаботится.
Глава 65
Не успела Вера утром зайти в небольшой кабинет, который специально для нее переоборудовали из комнаты-склада, как зазвонил стационарный телефон – Константин вызывал ее к себе.
Вера прикрыла глаза и сосредоточилась на нем – ищет повод для встречи? Она вздрогнула, получив ответ. Нет, этого женщина никак не ожидала.
Быстрым шагом Вера прошла по широкому светлому коридору, выкрашенному в казенные цвета, и толкнула дверь в кабинет шефа.
Тот выглядел чрезвычайно торжественно. Надел костюм, подстригся и даже – Вера принюхалась – использовал туалетную воду. На фоне самой Веры, обрядившейся как обычно в джинсы, блузку и кеды, Константин выглядел необычайно нарядно.
Напротив него сидела худенькая женщина с ярко-рыжими волосами. Платье веселой цветастой расцветки, высокие каблуки, слишком яркий румянец. Внешний вид никак не вязался с толстым портфелем для документов, который гостья держала на коленях.
На столе перед Константином лежал какой-то документ.
– Вера Григорьевна, присаживайтесь, – пригласил Константин и вдруг, сообразив, что единственный стул для гостей занят цветастой женщиной, подскочил и освободил место для Веры. – Присаживайтесь, пожалуйста, вот, прочтите. – Он попытался вручить ей документ.
– Константин, не стоит, – мягко остановила его Вера, оставаясь стоять.
– Нет, что вы! Стоит, еще как стоит! Я давно об этом думал и сделал бы еще раньше, но просто требовалось все оформить.
Вера не сдвинулась с места.
– Пожалуйста, Вера, я вас прошу, – почти жалобно попросил Константин.
– Но мои продукты еще не прошли проверку, сертификацию, регистрацию и что там еще требуется для выпуска товара на рынок.
– Вера, – твердо и торжественно остановил ее Константин, – я хочу, чтобы вы стали совладелицей моего бизнеса. Не бог весь что, не нефтяная компания, но какой-то доход она дает. Я оформил дарственную на пятьдесят процентов.
Повисла тишина.
– Это слишком щедро и совершенно не нужно, – попыталась возразить Вера.
– На самом деле главное здесь – воля дарителя, – мягко сообщила ей цветочная дама и протянула дарственную, – нужна ваша подпись вот здесь.
Вера колебалась. С одной стороны, она ликовала – за такое короткое время она сама, девочка из глухого села, без образования, не имеющая ни малейшего понятия о том, как делается бизнес, смогла стать его совладелицей. А с другой – дар запрещал извлекать выгоду из помощи людям. Иначе… Что иначе? Она же все равно не собирается пользоваться своим даром. Последний аргумент стал решающим. Уже без колебаний подойдя к столу и взяв тяжелую перьевую ручку, Вера подмахнула дарственную и улыбнулась Константину:
– Вы об этом не пожалеете.
– Не сомневаюсь. Спасибо вам, Вера.
Попрощавшись с нотариусом и оставив ее обсуждать юридические детали с Константином, Вера вышла в коридор. Солнечные блики врывались сквозь чисто вымытые стекла, чтобы миллионами осколков отскочить от гладкой поверхности стен и вспыхнуть в глазах женщины. Она ликовала. Чувствовала необыкновенную легкость. Она наконец-то почувствовала себя не лишней деталью в отлаженной жизни других людей, а по-настоящему значимым элементом. Она может, она добивается, она вершит! Пусть не судьбы, но какие-то конкретные дела.
Трель телефона Вера услышала на подходе к кабинету. Этот номер знали всего три человека – Оля, Настя и Клавдия Игнатьевна. Руки моментально вспотели, и Вере с первого раза не удалось открыть дверь. Сердце забилось где-то в горле. Плохие новости.
– Да, Клавдия Игнатьевна, – ответила она, снимая трубку.
– Виринея, тут такое творится, – жарко зашептала старуха, – приезжай, девочка, объясни им, а то они мне весь магазин снесут – все хотят вернуть крем. Говорят, что кто-то там то ли отравился, то ли в больницу попал, то ли ожог получил.
– Кто говорит?
– Люди.
– Какие люди?
– Ко мне приезжала Дарьяна…
– Понятно.
Ну, конечно же, почему же Вера сразу не догадалась?
– Закрывайте магазин, Клавдия Игнатьевна. Скажите всем, что завтра с утра люди смогут получить компенсацию, если захотят.
– Да как же это, Верочка, это же ошибка какая-то. Я ведь сама кремом пользуюсь, и все в порядке, а тут вдруг. Может, что-то индивидуальное? Ну мало ли, аллергия какая.
– Клавдия Игнатьевна, сделайте так, как я прошу.
Вера повесила трубку. Перед тем как отправиться к сестре, она тщательно все обдумала. Она осознанно рискнула и решила продать несертифицированный продукт. Любой журналист, стоит ему хоть чуть-чуть копнуть, узнает, как ее зовут и что Вера является совладелицей бизнеса Константина. «Живая косметика» попадет под прямой удар. Вместо того чтобы помочь Константину, она его уничтожит.
Это было последнее, чего бы ей хотелось. Вера закусила губу. Был только один способ вывести Константина из-под удара. Но вначале следовало поговорить с сестрой.
Глава 66
Борис приехал в ресторан заранее и даже привез с собой букет цветов. Не каждый день все-таки делаешь предложение, пусть и без особой охоты. Выпил для храбрости пятьдесят граммов коньяка и кинул взгляд на часы – Машенька должна была появиться с минуты на минуту.
Кольцо Борис не покупал – пусть сама себе выберет. Вообще надо сразу оговорить, что торжества он не хочет, распишутся – и дело с концом, а она потом журналам своим глянцевым может рассказывать что угодно. Борис попросил официантов никого не усаживать за столики в непосредственной близости, оставил щедрые чаевые. Парни старались как могли, всех посетителей определяли в самые дальние уголки зала. Борис поднял руку, чтобы заказать еще пятьдесят граммов, как вдруг заметил Марину, входящую в стеклянные двери. Мама вместо дочери? Ну что же, это даже интересно.
Марина, расправив плечи, с видом безусловной хозяйки жизни вошла в зал и решительно направилась к Борису. Тот поднялся и галантно поцеловал ручку:
– Марина Сергеевна, какой приятный сюрприз.
Марина плюхнулась на стул и положила перед собой договор.
– Это не сюрприз, Борис Вольдемарович, а деловая встреча. Предлагаю без светских церемоний, мы же с вами почти родственники.
Борис выжидающе уставился на Марину.
– Машенька сейчас у меня, – сообщила та, – она очень расстроена, плачет, а в ее положении, сами понимаете, такие эмоции ни к чему.
Борис кивнул.
– Ну что ж вы так обидели девочку, – попеняла ему Марина, – она же актриса, человек творческий, ранимый.
Борис слегка растянул рот, изображая улыбку.
– Мало? – цинично поинтересовался он.
– Мало, – кивнула Марина.
– Сколько еще хотите?
– Вы должны на ней жениться.
Борис немедленно почувствовал внутренний протест и тошноту. Он поднял руку и все-таки подозвал официанта, заказав сто граммов коньяка. Одно дело, когда он сам решает предложить руку и сердце наивной девушке, желающей родить ему ребенка, другое дело, когда эта девушка разыгрывает с мамашей хитроумную комбинацию, чтобы заставить его жениться. Официант словно джинн из бутылки материализовался, держа в руках пузатый бокал. Поставил перед клиентом. Борис мотнул головой, предлагая услужливому молодому человеку испариться.
– А то что? – поинтересовался Лобанов-Ростовский, делая большой глоток и морщась. – Ославите меня на весь город?
– Ну зачем же, Борис Вольдемарович. Просто у меня есть кое-что, что я могу вам предложить взамен, – улыбнулась Марина.
– Интересно, что же это может быть? – Борис, снова поднесший бокал ко рту, остановился. Марина его заинтриговала.
– Я скажу вам, где в данный момент находится Родион Олегович Романов.
Борис замер.
– А вы какое имеете к этому отношение?
Женщина откинулась на стуле и посмотрела на Бориса:
– Это совершенно неважно, вам нужен Романов и его дом? Если да, то ведите Машу в ЗАГС, и все получите, – жестко провозгласила она.
Так и не сделав второго глотка, Борис поставил бокал на стол и встал.
– Увлекательный у нас разговор получился, Марина Сергеевна, но я вынужден откланяться. Спасибо за предложение, но, видите ли, я у себя один, а домов у меня много. Не уверен, что овчинка стоит выделки. Маше привет.
Глядя вслед удаляющемуся Борису, Марина протянула руку за пузатым бокалом. Сделала большой глоток, поморщилась и с горечью осознала, что проиграла. Что-то у нее черная полоса затянулась. Оставалось лишь надеяться, что Маша не узнает об инициативе матери.
Глава 67
К дому Даши Вера подъехала ближе к вечеру. Все это время понадобилось ей, чтобы убедить Константина не делать никаких громких заявлений и довериться ей. Еще час ушел на то, чтобы успокоиться и не ехать к сестре под влиянием эмоций.
Адрес Вера запомнила еще в ту памятную ночь.
В свете угасающего дня дом выглядел внушительно. Трехметровый забор из светлого кирпича, за которым возвышались туи. Если отойти подальше, то можно рассмотреть карминную черепичную крышу особняка. Настоящую, возмутительно дорогую.
Вера подошла к кованой калитке и позвонила. Позволила внимательному глазу видеокамеры ощупать себя с ног до головы. Позвонила еще раз.
Калитка отворилась, и Вера зашла во двор. Не распыляя внимание и не глазея по сторонам, решительным шагом направилась к крыльцу – несколько ступеней, кованые перила, подогрев, чтобы не скапливался снег.
Дверь распахнулась. Даша, одетая в длинное черное платье, с черной повязкой на голове, картинно прикладывала к абсолютно сухим глазам кружевной платочек.
– Что ты туда подмешала? – спросила Вера, не здороваясь.
– О чем ты? – фальшиво попыталась возмутиться Даша.
– Прекрати, лучше сказать сразу.
– А то что? Наведешь на меня порчу? – Даша сделала шаг к сестре. – У меня, между прочим, горе, умерла сотрудница. Лучшая. После того как помазалась твоим кремом. Отек Квинке, осложнения в мозг – и все, не спасли. – Сестра снова приложила платочек к глазам.
– Что ты добавила в крем? – медленно, по слогам повторила Вера.
– А с чего ты взяла, что я имею к этому отношение?
– Пострадали две девушки, обе работают на тебя. Действительно, никакой связи.
– Я просто купила им твой крем в подарок, – пожала плечами Даша, – доверилась своей сестре, зная, что та прекрасно разбирается в травах. И вот такое неприятное происшествие.
– Ты ведь в курсе, что можно сделать анализ крема?
– Можно, конечно, если ты его найдешь, – кивнула Даша. – Наверняка девушки выбросили гадость.
– Но могли и не выбросить.
– Могли, но, даже если там обнаружат, к примеру, крысиный яд, что это докажет?
– Что кто-то туда его добавил, – продолжала упрямо настаивать Вера, чувствуя, что теряет почву под ногами.
– Кто? – Даша не смогла сдержать ухмылки, которую тут же прикрыла кружевным платочком.
– Кто-то, кто не хотел, чтобы мой бизнес оказался успешным. – Вера посмотрела сестре в глаза.
– А может быть, кто-то, кто вернулся через много лет, чтобы отомстить за то, что местные жители сделали с ее семьей?
Сестры стояли друг напротив друга. Даша почти на голову выше Веры, но в последней чувствовалась сила, нивелирующая рост Даши и ставящая их на один уровень.
– Чего ты хочешь? – в конце концов спросила Вера.
– Я уже говорила. Убирайся отсюда вместе со своими дурацкими кремами. Это моя территория.
Вера сделала шаг назад и покачала головой:
– Такое невозможно. Смирись с этим.
– Никогда, – прошипела Даша.
Вера обвела рукой шикарный сад Даши, указала на особняк:
– Чем я и мои крема тебе мешают? Посмотри, как ты живешь. Тебя знают, уважают, боятся, в конце концов, что тебе еще надо? Я бы с удовольствием поменялась с тобой местами!
– Вот именно, Виринея. Вот именно. Вся проблема в том, что я бы тоже с удовольствием поменялась с тобой местами.
Несколько минут понадобилось Вере, чтобы осознать истинный смысл сказанного. Она сделала еще один шаг назад и покачала головой:
– Но ты не я. И никогда не будешь мною, Дарьяна. Надо просто смириться и как-то жить дальше.
Развернувшись, она быстрым шагом направилась к калитке.
Ну что же, не получилось. Первый блин комом, но он первый. Будут и другие. Обязательно будут.
Глава 68
Глеб тяжело дышал. Схватившись за сердце, он сидел на краю кровати, судорожно ловя воздух.
– Ты в порядке, солнышко? – поинтересовалась Марина, натягивая кремовый пеньюар. Протянув руку, она нежно коснулась Глеба.
Тот вздрогнул, как от удара электрического ската. Он был чертовских зол на эту ненасытную старуху, на то, что больше не чувствовал себя мужчиной, способным выдержать марафон, на собственное сердце, но больше всего он был зол на Веру. Стерва. Она сломала ему карьеру и забрала здоровье. Да что там – она сломала ему жизнь!
– Не трогай меня, – процедил Глеб, пытаясь встать с кровати, но Марина его опередила. Легко подскочила и преградила ему путь. Глеб попытался сделать шаг, споткнулся о тапочку, валяющуюся посреди ковра, и выругался сквозь зубы.
– Почему здесь вечно нет света? Пусти, я в душ и гулять.
– Куда? – ревниво поинтересовалась Марина.
– В парк. – Глеб решительно направился в сторону душа.
Главное, запереть за собой дверь, чтобы Марина не ворвалась в ванную. Ненасытная женщина. Хотя чем дальше, тем больше Глебу казалось, что он нужен ей просто для того, чтобы отвести душу после очередных неприятностей. В последние несколько дней ему было страшно даже пересекаться с ней в столовой. Казалось, что она набросится на него прямо среди тарелок и чашек. Что-то шло не так.
– К той молодой мамаше? – бросила ему в спину Марина.
Глеб остановился, не поверив собственным ушам.
– Что? Какой еще мамаше? – нахмурился он.
– Ну та, блондинка, в розовом платье. Не мог найти что-то поприличнее? – обиженно поинтересовалась Марина. Фото были у нее в телефоне, парень из службы безопасности далеко пойдет.
– Ты что, следишь за мной? – Глеб потряс головой.
– Приглядываю, – поправила его Марина, делая шаг в его направлении, но Глеб тут же отступил на два шага. – Милый, ну я же волнуюсь, а вдруг тебе опять плохо станет, а рядом никого не окажется, я же не могу так рисковать.
– Да ты просто параноик. – Глеб отступил еще на несколько шагов. – Гребаный параноик. Я понимаю, почему от тебя все бегут.
– А вот это уже обидно, – прошипела Марина, запахивая кимоно и завязывая его шелковым шнурком, – поаккуратнее с выражениями, помни про договор и сумму долга.
– Ты все равно не дашь забыть, – процедил сквозь зубы Глеб.
– Вот именно.
Марина направилась к двери и распахнула ее. Бокал холодного шампанского – это то, что ей сейчас нужно. Очень нужно. Она ненавидела, когда домашние питомцы выходили из-под контроля.
Глава 69
Это интервью они увидели одновременно.
За несколько часов до того, как газета легла ему на стол, Борис, как всегда, заседал в своем кабинете на вершине мира и раздумывал над очередным предложением о покупке недвижимости. Куш казался жирным, Борису хотелось получить его немедленно, но, обжегшись на несчастном алкаше, он был готов дуть и на потомка польского князя, предлагающего ему сказочную сделку. Но в этот раз без Веры Борис не мог и не хотел подписывать договор. И вот словно ответ на его мысли – огромное интервью в газете. И ее фото. Весьма удачное, надо сказать.
Что касается Глеба, то тот уже несколько дней всерьез размышлял о побеге. Марина высосала из него все, что могла, – все силы и жизненную энергию. При одном ее виде ему хотелось орать от ужаса и броситься в окно. Он и сам не заметил, как превратился в очередную фиалку, растущую у нее в саду. Полностью во власти сумасшедшей тетки. Смущало одно – у него не было денег и он не мог доверять своему здоровью. Первой мыслью было укрыться у Кати, но та ведь тоже наверняка потребует свое, а предложить Глебу было нечего. Он в очередной раз проклял Веру и вдруг увидел адресата своих проклятий в газете.
Вера хорошо вышла на черно-белой фотографии. Сосредоточенная, немного сердитая, в честь пресс-конференции одетая в новый костюм, смотревшийся на ней непривычно.
Она четко изложила основные тезисы: «она взяла на себя смелость, втайне от владельца «Живой косметики», выпустить собственную линейку продуктов под своим именем «Виринея». Регистрации не стала дожидаться, потому что верила в свой продукт и твердо знает, что ее косметика не может причинить вреда. Она готова заплатить штраф за реализацию косметики без соответствующей регистрации, в качестве своей продукции не сомневается – сегодня с утра весь имеющийся в наличии товар отправился на экспертизу, результаты окажутся обнародованы в самом ближайшем будущем. В состав средств входят только натуральные ингредиенты – они указаны на этикетке, которой сопровождался каждый продукт. Всем желающим она готова компенсировать расходы на покупку кремов».
– Виринея? Ну кто бы мог подумать, – покачал головой Борис, прочтя интервью, и набрал номер Анатолия.
– Мне необходимо выехать сейчас в село Александровку. У вас есть десять минут, чтобы узнать, как туда добраться.
– Село Александровка? – скривился Глеб. – Надо же, а я-то было поверил, что ты с Марса.
Глава 70
– Ты уже можешь приготовить собственное снадобье, – с улыбкой триумфатора сообщила Даша, протягивая Оле толстый талмуд, куда бабушка от руки записывала все то, что узнавала на протяжении жизни.
Они сидели на прогретой за день веранде. Молодая листва деревьев не давала послеполуденному солнцу слепить глаза, легкий ветер играл с бахромой льняной клетчатой скатерти. Чай из облепихи в большом пузатом чайнике, таявшее во рту печенье, бельгийский шоколад в форме морских ракушек. В другой раз Оля непременно съела бы пару конфет, но сейчас все мысли о физических удовольствиях улетучились.
– Правда? – Оля зарделась от удовольствия и взяла книгу в руки.
Тяжелая, увесистая, она была теплой, но не от рук Дарьяны, а от жара тех, кто давно покинул этот мир.
– Да, думаю, что ты готова, – подтвердила тетя.
Оля открыла книгу, бережно, трепетно, словно Кощей Бессмертный, вкладывающий свою жизнь в тончайшую яичную скорлупу. Провела пальцами по старинным страницам.
– Ты можешь начать с меня, – храбро предложил Сашка.
Оля подняла на него удивленный взгляд. Сашка криво усмехнулся:
– Сделаешь меня красавцем?
– Но… о чем ты? – удивилась Оля так искренне, что даже недоверчивый Сашка на секунду ей поверил, но потом прогнал эту мысль, как навязчивую весеннюю муху. Не могла же она не видеть, в самом деле!
– Да ладно, – нарочито бодро отмахнулся он, – здесь все свои. Я о моем лице.
– Что не так с твоим лицом? – Оля удивилась еще больше, и Даша первая поняла, что девочка действительно не видит.
В ее вселенной у Сашки нет никаких недостатков. Только вот Сашка этого не понял. Едва сдерживаясь, чтобы не психануть, он встал и направился к дому.
– Саша! – Оля вскочила и кинулась за ним. Она чем-то его обидела, но не понимала чем. – Подожди!
Сашка уже почти дошел до порога, но обернулся и уставился Оле в глаза. Ничего не смог там прочитать. По крайней мере, никакого намека на насмешку. Уже хорошо.
– Чем тебе помочь? – повторила Оля вопрос.
– Ты правда не видишь, что со мной?
Она покачала головой.
– Я… у меня парализованы несколько мышц лица. – Впервые он смог это выговорить сам.
– Да? – Оля оторопела.
– И проблемы с речью.
– Что? Ты издеваешься?
– Нет, это ты издеваешься! – вдруг заорал Сашка, но Оля крепко схватила его за руку.
– Подожди, не психуй. Если ты так говоришь, значит, так оно и есть. Просто я не замечала. Мне будет еще легче. Если я не видела, значит, не все так сложно, – залопотала она, потянув Сашку за собой и возвращая его за стол.
Она кинула взгляд на удивленную Дашу – обычно сын никому не позволял так с собой обращаться. Если уж уходил, то уходил.
– Это парез? – Оля вопросительно посмотрела на тетку, хотя и сама знала ответ.
Та кивнула.
– Мне нужна камфара и спорынья, – услужливо подсказал мозг, а Оля лишь озвучила то, что всплыло в голове после упоминания диагноза. Смертельно опасная спорынья и ее антидот. Главное – рассчитать пропорции.
– Проверь, – мягко попросила Даша, но она уже знала, что Оля не ошиблась. После того как врачи практически отказались от Сашки, Даша хотела помочь ему самостоятельно, но, увидев состав снадобья, не решилась. Мать и бабка запрещали ей даже приближать к спорынье. Но Оля сможет. Обязательно. Если что – Сашка молодой, здоровый. Справится.
Дрожащими руками Оля листала слипшиеся страницы старой книги. Сердце замирало от сладкого ощущения, как будто она брела по краю пропасти или карабкалась на гору без страховки. Легкое головокружение словно от недостатка кислорода. Сейчас она Алиса, стоящая перед заветной дверью в Страну чудес – стоит распахнуть створки, и на девочку обрушится фантастический мир. Но стоит сделать ошибку – пики слуг Червонной королевы снесут ей голову.
Она нашла запись, рядом бабушкин рисунок – маленький огонек, означавший, что малейшая ошибка может оказаться смертельно опасной. Оля пробежалась глазами по строкам и молча кивнула. Она не ошиблась в составе снадобья.
– Пробуй, – хрипло произнесла Даша, голос срывался от нетерпения, все рациональные мысли и опасения она пыталась загнать вглубь. С Сашкой не случится ничего плохого. Ничего. Зато для Веры действия дочери станут колоссальным ударом. Утром Даша прочитала интервью в газете и поняла, что упрямая сестра не собирается сбегать. Ну что же, посмотрим, что Вера скажет на то, что ее дочь собирается заняться тем, от чего мать так пыталась ее удержать.
– Но где мне взять спорынью и камфару? – Оля подняла глаза на тетку.
– Камфара есть у меня в теплице, а вот спорынья… в проклятом лесу.
– Мама, мы туда не пойдем, – решительно возразил Сашка.
– И не надо, я сама схожу. – Даша встала. – Ждите меня здесь, я скоро буду, – распорядилась она.
– Мам, не надо туда, – запротестовал Сашка.
– Все будет хорошо! – крикнула Даша из дома. Через пару минут Оля и Сашка услышали, как хлопнула входная калитка.
– Страшно? – тихо спросила Оля и посмотрела на Сашку.
– Нет, – попытался усмехнуться тот.
Как всегда, ничего не вышло. Пятнадцать лет прожито без единой улыбки. Он так ждал этого момента, верил, что когда-нибудь сможет выражать эмоции по-человечески. Но сейчас ему показалось, что можно жить и без улыбок. Было страшно. Вот только Оле он ни за что не признается.
– С этим жить еще страшнее, тем более я хочу в театральный, – упрямо сказал он.
– Ты прости меня, я не хотела тебя обидеть, но я действительно ничего не заметила, – залопотала Оля.
– Да ладно, – присвистывающим голосом возразил Сашка и стал выразительно тыкать куда-то в скулы, губы и даже лоб, – вот, вот и вот. Разве не видишь, что мышцы полностью атрофированы? Они не двигаются. Я не могу улыбаться.
– Я думала, это просто строение такое, – попыталась возразить Оля.
Сашка бессильно опустил руку и сжал ее в кулак. Он видел свои фото из детского сада, тогда все было еще ужасней. Признаться, мама много сделала, чтобы придать ему человеческий вид – электрофорезы, лечебная гимнастика, дарсонваль. Сашке вдруг пришло в голову поэтическое сравнение.
– Мы как красавица и чудовище, ты вылечишь меня аленьким цветочком, – усмехнулся он.
Но Оле было не до смеха. Она почувствовала его страх, и ее стала бить крупная дрожь. Сашка заметил это и поднял руку, привлекая ее к себе. Поколебавшись, Оля кивнула. Сашка опустил руку на Олино плечо и прижал ее к себе. Дрожь постепенно утихла. Было ли причиной тому жаркое Сашкино тело или еще что-то, но она сразу же почувствовала себя спокойнее.
– Я боюсь, – призналась она, – а вдруг я что-то не так сделаю?
– Глупости, мама говорит, что у тебя талант. Я готов. Можешь ставить на мне эксперименты. Ты потом посмотри еще в своей книге, можно ли что-то выпить, чтобы мускулы нарастить?
Оля рассмеялась:
– Протеин из магазина спортивного питания.
– Нет, я серьезно. – Оба снова вернули в общение шутливый дружеский тон. – Я качаюсь, качаюсь, а мышцы не растут.
– Ешь мало углеводов, – рассудительно сказала Оля.
– Да я макароны каждый день по две тарелки в себя запихиваю, вечером еще кашу рисовую могу съесть.
– Значит, что-то с мышечными волокнами. Этому легко помочь.
Оля притихла. Так они и просидели в обнимку до возвращения Даши. Но, едва заслышав, как хлопнула калитка, оба, не сговариваясь, отпрянули друг от друга.
– Ты можешь воспользоваться моей кухней, – радостно объявила Даша, выкладывая на стол маленький пакетик. – Сухая спорынья, собранная вместе с зараженной рожью. Тебе помочь?
– Мама, где ты ее взяла? – удивился Сашка. – Она прямо так и растет, засушенная в пакетике?
– Нет, у нашей семьи в проклятом лесу когда-то была избушка, где хранятся травы, – быстро ответила Даша, – это осталось еще из старых запасов.
– Вы и правда были ведьмами? – поразился Сашка.
– Не говори глупости, – шикнула Дарьяна и обратилась к Оле: – Тебе чем-то помочь?
Оля покачала головой и встала.
– Нет, спасибо, я сама. – Она даже не задумывалась, почему так сказала. Просто знала, что надо сделать все самой.
Прихватив с собой толстый талмуд, Ольга удалилась на кухню, где Даша уже положила на мраморную рабочую поверхность несколько листков камфары, медную ступку, пестик и старую чугунную кастрюлю с толстым дном. Сашка последовал за девочкой. Оля немного помедлила в дверях, замешкавшись. Мамин отвар она выпила неделю назад и снова начала ощущать, как подступает страх перед замкнутым пространством.
– Все в порядке? Знаешь, ты не обязана это делать… – нахмурился Сашка.
– Нет, это ни при чем. Я просто… просто не люблю замкнутое пространство, но это ничего.
– У тебя клаустрофобия?
– Да. Ты иди, я сама.
Оставив Олю колдовать на кухне, Сашка присоединился к матери. Даша внимательно посмотрела на сына:
– Ты уверен?
– Мама, я уверен, – кивнул он и посмотрел в сторону, стараясь прогнать все лишние мысли. Даша нервно хрустела пальцами, а потом встала и направилась в глубь сада. Володя ей никогда не простит, если… Никаких «если».
Отвар был готов через пятнадцать минут. Оля принесла его Сашке в простой фарфоровой чашке, которую отыскала на кухне. Тот замер буквально на секунду, принюхиваясь к запаху, как больная собака принюхивается к еде, предлагаемой подозрительно сердобольным человеком. Затем зажмурился и выпил залпом. Открыл глаза и посмотрел на Олю.
– Как ты себя чувствуешь? – с тревогой спросила та.
Сашка молчал, словно прислушиваясь к тому, что происходит внутри.
– Саша? – Даша быстрым шагом вернулась на веранду и посмотрела на сына. Тот молчал и не двигался с места. – Саша? – в легкой панике снова потребовала она.
Оля кинулась к парню:
– Саша, скажи что-нибудь!
Сашка поднял глаза на Олю и Дашу, сделал странное движение правым уголком рта. Еще раз и еще раз. Оля прижала руки к лицу, чтобы не заорать от ужаса. Похоже, у Сашки лицевые спазмы. Что она сделала не так?
Странное движение участилось, к правой стороне присоединилась левая. Сашка кривился, странно дергался, гримасничал, а потом, сначала неуверенно, а затем все шире и шире он улыбнулся:
– Спасибо, Оля.
Увидев первый раз в жизни улыбку сына, Даша разрыдалась.
Глава 71
Они снова были в клубе. Настя в коротком белом платье выглядела сногсшибательно. Влад с удовольствием знакомил ее с друзьями (удивительно, сколько у него друзей!), они пили холодное шампанское в ВИП-зоне, потеряв счет бокалам, и слушали модного в этом сезоне диджея. Ноги сами просились на танцпол. Настя схватила Влада за руку и потащила танцевать. Спустя две минуты толпа расступилась, давая этим двоим место в центре.
Влад обнял Настю и прижал к себе, два тела, как одно, отбивали ритм. Они, безусловно, оказались созданы друг для друга. Наклонившись к уху девушки, Влад сообщил ей об этом. Настя счастливо улыбнулась и вдруг остановилась, дернулась в сторону, словно ее ударили током.
– Ты слышал? – прокричала она Владу на ухо, пытаясь перекричать оглушающую музыку.
– Малышка, танцуй. – Влад снова прижал девушку к себе и попытался вовлечь в танец.
– Это ребенок! – Настя снова дернулась и отступила на шаг. – Ребенок кричал!
– Что?
Они сбились с ритма, и толпа потихоньку стала их обступать, тесня из центра. Влад поморщился, но быстро взял себя в руки, обняв Настю за плечи, он увлек ее к туалету, толкнул разноцветную дверь, ведущую к кабинкам, и вместе с ней ввалился в женский туалет, блокируя дверь за собой. Он посадил девушку на умывальник и привычным жестом попытался задрать ей юбку. Настя ударила Влада по руке.
– Ты чего такая напряженная, малышка? – ухмыльнулся Влад, наклоняясь, чтобы поцеловать девушку.
– Ребенок кричал, ты что, не слышал? – Настя была на грани слез.
– Какой ребенок? Это клуб с фейсконтролем, никто сюда ребенка не пустит!
– Она плакала, это девочка, новорожденная, – вдруг разрыдалась Настя.
Пожалуй, она выпила слишком много шампанского.
Влад сделал шаг назад и пристально посмотрел на девушку, погладил по голове.
– Ты в порядке?
Та покачала головой, слезла с умывальника и открыла воду, чтобы умыться. Потянулась за бумажной салфеткой, а когда снова открыла глаза, Влад протягивал ей маленький прозрачный пакет с белым порошком:
– Возьми, малышка, надо расслабиться.
Глава 72
Алик высадил Веронику возле школы. В последние дни дочка все чаще просила отвозить и забирать ее. У него даже на миг мелькнула шальная мысль, что она контролирует отца таким образом. Вчера он опять перебрал, голова болела нещадно. Сколько раз Алик запрещал себе прикасаться к виски, но, кроме этого, ничего не спасало.
– Ты на работу? – сварливым тоном с материнскими интонациями поинтересовалась дочь.
– Куда еще? – огрызнулся Алик. При всей его всепоглощающей отцовской любви ему хотелось, чтобы Вероника как можно быстрее вышла из машины и пошла в школу.
– К колдунье, – буркнула та.
– Что? – Алик не сразу понял слова дочери.
– А то! Все говорят, что ты с Олькиной матерью спутался! – зло выкрикнула Вероника.
– Все головой будут биться об забор, и ты станешь? – зло отрезал Алик и внимательно посмотрел на дочь. – Ты хоть матери этого не говорила?
– Так она мне и сказала. – Дочка в один момент растеряла боевой запал и растерянно посмотрела на отца.
– Дура, – выругался Алик и хлопнул тяжелой рукой по рулю, задел сигнал, все, кто стоял во дворе школы, обернулись. – Иди, дочка, глупости все это.
Вероника быстро чмокнула отца в щеку.
– Я т-тебе верю, я не х-хочу, ч-чтобы ты уходил от мамы.
Она выскочила из машины быстрее, чем отец успел что-то ответить. Тяжелым взглядом Алик смотрел дочери вслед. Вероника – единственное хорошее, что есть в его дерьмовой жизни. Надо ее опять везти к невропатологу, слишком часто девочка заикается в последнее время. Погруженный в невеселые размышления, он выехал со двора и, вместо того чтобы направить машину к отделению, свернул направо и поехал к дому Виринеи.
В последнее время Алик часто приезжал сюда по ночам, когда все спали. Парковал машину в десятке метров и подходил к забору. Видел силуэт на подоконнике – Виринея читала до глубокой ночи, затем выключала свет и ложилась спать. Алик закрывал глаза и чувствовал ее тепло, запах тела и волос. Дальше он запрещал своему воображению простираться, еще немного – и он выбьет хлипкую дверь, войдет в дом. А там ребенок.
Он делал глоток из металлической фляги. Таня не задавала никаких вопросов. К его большому сожалению. Иначе бы он все сказал и ушел. В никуда. Это оказалось бы лучшим выходом, чем вот так разрываться. Еще глоток, и еще один. Уезжал Алик перед рассветом, когда его уже могли заметить. Работать не мог, полезли проблемы, с этим пора заканчивать.
Им с Виринеей необходимо поговорить. И повод подходящий имеется.
Алик вышел из машины, толкнул свежепокрашенную калитку и вошел во двор. Деревья цвели, запах весны сводил с ума. Это был самый красивый сад из всех, что видел мужчина. Буйство красок, ароматов и жизни. Алик остановился и глубоко вдохнул, но туман в голове не рассеялся. Наоборот, стал еще гуще. Ведьма его околдовала – так все тогда говорили. Но ему было плевать. Он не хотел противиться колдовству.
Поднявшись на крыльцо, Алик постучал. Виринея была дома, открыла через несколько секунд. Может, увидела его в окно, может, почувствовала. Неважно. Он посмотрел на нее, собираясь с мыслями.
– Привет. У меня к тебе есть несколько вопросов по делу о смерти Светланы Васильковой. Она умерла после того, как нанесла твой крем.
– Я знаю, – кивнула Вера, делая шаг назад, – входи.
Алик вошел в сени, поднял глаза на Виринею и провалился в бездну.
Темную, глубокую.
Оба пришли в себя два часа спустя.
– Я тебя больше никуда не отпущу, – решительно заявил Алик, одеваясь.
Вера сидела на подоконнике, закутавшись в тонкую простыню и глядя в окно.
– Ты слышишь? – спросил он, снова садясь на кровать и поворачивая ее лицо к себе. Вера плакала.
– Почему ты плачешь?
Она не ответила.
– Я поговорю с Таней, сегодня же. Я так больше не могу жить. Даже если ты снова уедешь, я останусь один, так будет честнее. Я ведь ее никогда не любил.
– Она знает, – прошептала Виринея.
– В смысле? – не понял Алик.
– Она знает, что ты ее не любишь. – Виринея подняла на него глаза.
– Откуда ты…
– Она сама сказала. Она была там в ту самую ночь, когда мы договорились, а я не пришла.
Алик пытливо посмотрел на Виринею и тут же обругал себя – как он мог в ней усомниться?
– Значит, ты приходила, – констатировал он.
Она кивнула:
– Она ждала меня возле дома. И…
– И что-то тебе сказала. Что?
– Неважно. – Виринея снова сделала попытку отвернуться, но Алик крепко держал ее за подбородок.
– Важно, – заупрямился он, – скажи мне. Что такого она тебе сказала, что ты не пришла?
– Она сказала, что у вас больной ребенок, – выдохнула Виринея.
– Что? – Алик опешил, отпуская ее – Какой еще больной ребенок?
– Я не знаю, Алик, я незнакома с твоим ребенком.
Мужчина не выдержал и рассмеялся. Все было настолько нелепо, что он и предположить не мог. Городил сложные теории, продумывал массу версий, перебирал все события последних лет, пытаясь понять, правда ли Вера могла его разлюбить. А все оказалось так просто. Ведь кому, как не ему, знать: самые простые объяснения бывают самыми верными. Алик смеялся все громче и громче.
– Все эти твои слова, что ты меня не любишь, только потому, что Таня тебе соврала?
– Твой ребенок здоров? – Четкая картинка расплылась, глаза застилали слезы.
– Ну она немного заикается, а в целом абсолютно нормальная здоровая девочка, уже даже с мальчиком встречается.
Вера подняла глаза на Алика, он привлек ее к себе и поцеловал, вытирая слезы.
– Не слушай никого, я всегда буду рядом, – пообещал он, – только и ты не бросай меня снова.
– Алик, я должна тебе кое-что сказать, – выдохнула Вера, слезая с подоконника и садясь на кровать рядом с ним.
Алик обнял ее, привлек к себе.
– Говори.
Вера собралась с духом. В конце концов, он заслуживал знать всю правду.
– Ты знаешь, я могу лечить людей, – начала она.
– Да.
– Еще я могу спасать жизни.
– В каком смысле?
– В прямом. Я могу вырвать человека у смерти и вернуть его к жизни. Но я должна за это чем-то ей заплатить. Точнее, кем-то.
Алик отпрянул, пытаясь заглянуть Вере в глаза, но она их так и не подняла.
– За последний месяц из-за моей помощи людям умерла моя любимая собака, пострадал мой муж – он, я чувствую, жив, но ему плохо… Из-за меня. Все это время я старалась не думать о тебе и держаться от тебя подальше, чтобы не подставить тебя под удар. Но колесо запущено. И если я вдруг когда-нибудь решусь еще раз спасти кого-нибудь от смерти, то расплачиваться мне придется тобой.
Вера подняла на него взгляд, Алик прищурился.
– Если ты снова кого-то спасешь, я умру? – спокойно уточнил он.
Она кивнула. Алик задумался, складывая в голове все события, и пришел к единственному верному выводу:
– Ты поэтому тогда уехала? Не хотела мной рисковать?
– И поэтому тоже.
Он привлек ее к себе:
– Значит, умру. Плевать. Это не имеет никакого значения.
Вера закрыла глаза. В голове билась еще одна мысль, о чем она ни за что не расскажет Алику. Все эти семнадцать лет Глеб внушал ей, что она фригидна. Сегодня она поняла, что муж врал.
Глава 73
Вероника заметила их первыми – Сашка и Оля, опять слишком близко друг к другу, разве что за руки не держатся. Да что это с ними? Точнее, с ним? Что-то было не так.
Вероника ускорила шаг, приближаясь к сладкой парочке, когда до них оставалось не более трех метров, она поняла – Сашка смеялся. Но ведь до сегодняшнего дня он и улыбаться не мог.
– С-сашка? – позвала она. И не успел тот обернуться и толком сообразить, кто его зовет, как Вероника с разбега бросилась ему на шею. – С-сашка, т-ты улыб-баешься!
– Да! – Сашка неожиданно подхватил Веронику и закружил ее. Потом резко поставил на место и сделал шаг назад. – Это все она. – Он махнул рукой в сторону Оли.
– Ч-что она? – не поняла Вероника и снова разозлилась, слишком много «ее» в последнее время.
– Это она меня вылечила! – Сашка снова с огромным удовольствием рассмеялся. Улыбка не сходила с его лица, теперь он будет все время улыбаться, что бы ни случилось.
– К-как? – фыркнула Вероника.
– Отвар сделала, – пояснил Сашка.
– Саша. – Оля смутилась.
– Ну что – Саша? Пусть все знают, какая ты крутая! Она приготовила специальный отвар, я его выпил и теперь могу улыбаться!
Звонок прервал Сашкины излияния. Схватив свой рюкзак и автоматически протянув руку, чтобы взять Олин, Сашка бросился к школе. Оля хотела последовать за ним, но Вероника вцепилась ей в рукав.
– А м-мне м-можешь п-помочь? – выдавила она.
Она бы отдала все на свете, чтобы избавиться от этого дурацкого заикания. Если бы не оно, Ника стала бы Офелией и Сашка бы даже не смотрел на свою придурочную сестрицу.
– Легко, – пожала плечами Оля и рассмеялась.
Со вчерашнего дня она чувствовала себя всемогущей.
Глава 74
Настя проснулась раньше Влада. Обычно он вскакивал в семь, чтобы принять душ, выпить три чашки кофе и успеть на работу к восьми тридцати. Девушка поражалась его способности быть таким бодрым и энергичным с утра пораньше. Иногда он даже успевал заняться с ней любовью.
С Владом все оказалось совсем не так, как с Петром, уделявшим слишком много внимания вопросу ее удовольствия. Влад был жестким и порывистым. Он словно выкачивал из нее все силы и уходил на работу, превратившись в грозовое облако – сгусток чистой энергии, пускающий электрические разряды.
После его ухода Настя спала. Обычно она просыпалась не раньше полудня. Принимала душ, придирчиво выбирала наряд и отправлялась пообедать с Владом. К полудню того уже покидала энергия, он не хотел есть, ему просто требовалось выговориться – работа выматывает его, убивает. Настя терпеливо выслушивала жалобы. Для него это было важно – и за это он был ей благодарен.
Если оставалось время и погода позволяла, они гуляли еще минут десять-пятнадцать, после чего Влад возвращался на работу, а Настя отправлялась по магазинам или домой – поваляться в ванне или посмотреть сериал. С подружками она не встречалась – пришлось бы отвечать на слишком много вопросов. Папе посылала сообщения время от времени, чтобы он знал, что с ней все в порядке. Ей хотелось узнать, как там Петр и малышка, но она чувствовала, что не вправе задавать такие вопросы. Она ушла из их жизни, и со временем все к этому привыкнут, так будет лучше для всех, она никудышная мать и жена.
Послеобеденное время Настя не любила. Часы тянулись слишком медленно, а в сериалах, которые она поглощала в неимоверном количестве, нет-нет да и появлялись младенцы.
Влад возвращался к шести и, словно граф Дракула, с наступлением темноты обретал новую сущность. Принимал душ, переодевался в джинсы, футболку и мягкие мокасины (Настя никак не могла решить, какой наряд идет ему больше – итальянский костюм или прикид мальчика с соседнего двора), и они отправлялись в ночь.
Казалось, Влада знал целый город. Перед ним открывались все двери, люди постоянно хотели с ним поговорить, его выдергивали с танцпола, из-за столика. Общение дарило ему энергию. Возвращался он после этих коротких встреч все более и более оживленным, и Насте все чаще приходило в голову сравнение с вампиром. Противостоять силе обаяния Влада было решительно невозможно. Домой они возвращались под утро, и Настя засыпала без сил. С наступлением рассвета все повторялось.
Но сегодня Влада не оказалось рядом. Настя кинула взгляд на часы – восемь двадцать, он уже должен находиться на полпути к офису, странно, что не разбудил ее перед уходом. Девушка села и прислушалась – в душе была включена вода. Со второй попытки Насте удалось встать с водного матраса. Влад был минималистом. В его спальне, отделанной мореным дубом и тканевыми обоями в темно-коричневых тонах, из обстановки был только водный матрас. Их одежда в беспорядке валялась на полу. Ярким пятном – белое платье на черном фоне.
Настя встала, накинула на себя тонкий халат и направилась в ванную. Душ вдвоем был неплохой идеей. Может, Влад решил сделать ей сюрприз и не пойти в офис?
Выйдя в длинный темный коридор, Настя не сразу заметила воду, льющуюся из-под двери в ванную. Девушка поскользнулась и, чуть не упав, схватилась за ручку двери. Дверь открылась, и тут Настя увидела Влада, лежащего на полу. На долю секунды она замерла, а потом кинулась к нему. Влад ударился головой о край ванной, и его кровь смешивалась с льющейся через край водой.
– Влад, Влад, – затрясла его Настя, попыталась сдвинуть с места и увидела маленький пакет с белым порошком, такой же, как тот, что молодой человек предложил ей вчера в клубе. Все сразу встало на свои места.
Его невероятная энергия по утрам, зверское желание, отсутствие аппетита.
– Влад, Влад, очнись! Что с тобой? – Она продолжила тщетные попытки привести его в чувство, хотя в глубине души уже поднималась черная паника и понимание тщетности усилий.
В мокром халате, пропитавшемся кровью и водой, Настя отползла в сторону. Закусила кулак, чтобы не заорать от ужаса. Первым желанием было позвонить папе, но она остановила себя. За краткую долю секунды Настя вопреки собственному желанию превратилась из беззаботной папиной дочки во взрослую женщину. То, чего она так боялась и избегала всеми силами, все равно произошло. Теперь она должна сама отвечать за свои поступки. Рядом нет никого, кто мог бы ее спасти.
На четвереньках Настя выползла из ванной, поднялась и нетвердым шагом отправилась на кухню – кажется, там она оставила вчера мобильный.
Но телефон нашелся в коридоре под вешалкой, вчера они с Владом слишком бурно ворвались в квартиру. Механическим движением, без лишних эмоций, девушка подняла его и набрала номер «Скорой помощи». Немного подумав, набрала и номер полиции, но в последний момент дала отбой. Она вернулась в ванную и, стараясь не смотреть на Влада, подняла маленький пакетик с пола и положила в карман халата. При первой возможности Настя от него избавится. Это было последнее, что она могла сделать для Влада. И для себя.
Глава 75
То, что что-то пошло не так, Оля поняла не сразу. Вероника выпила залпом отвар, который Ольга приготовила с утра пораньше, и сразу стала выглядеть счастливей. Одноклассница засыпала Олю тысячей вопросов: «когда начнет действовать?», «я уже сегодня перестану заикаться?». Оля не могла на них ответить, но не хотела развенчивать свой имидж – ведь уже вся школа знала, что она всемогущая колдунья. Знала, боялась и уважала.
Оле очень нравилось идти по коридору, милостиво улыбаться знакомым и кивать головой незнакомым, заискивающим перед ней. Это чувство настолько отличалось от того, с которым Оля жила предыдущие пятнадцать лет, что она была готова на что угодно, лишь бы никогда его не терять. Интересно, почему мама не давала ей этой свободы? Неужели Даша права и мама ей просто завидует?
Игнатия амара, арника монтана и белладонна, – готовя этот отвар для Вероники, Оля чувствовала себя куда более уверенно, чем когда возилась со спорыньей для Сашки. И хотя белладонна тоже была отмечена маленьким огоньком в бабушкиных записях, эта трава являлась куда менее опасной, чем спорынья.
Веронику скрутило на уроке биологии. Девочка схватилась за живот и попросилась выйти. Сашка кинул быстрый взгляд на Олю, но та постаралась сохранить непроницаемое выражение лица. Мало ли почему у Вероники разболелся живот. Но когда та не вернулась в класс через десять минут, Оля начала беспокоиться. Несмотря на протест биологички, на которую Ольга в последнее время и вовсе внимания не обращала, девочка вышла из класса и кинулась в женский туалет.
Вероника лежала без сознания возле кабинки. Скрючившись, как раненое животное, она прерывисто дышала, глаза закатились. Оля едва не упала рядом с одноклассницей.
– Что с ней? – Сашка безо всякого смущения вошел в женский туалет.
– Кажется, я ее убила, – помертвевшими губами выдавила из себя Оля.
– Не говори глупости. – Он кинулся на колени перед Вероникой и принялся ее тормошить. – Ника, эй, Ника, очнись, не смешно! Да она просто хочет тебя подставить, – зло заключил он, тряся девочку и пытаясь изо всех сил противостоять нарастающему ужасу.
Вероника не реагировала. Оставив тщетные попытки привести ее в сознание, Сашка достал телефон и набрал номер матери, сообщницы их преступления:
– Мама, Оля сделала для Вероники лекарство от заикания, Ника выпила, а сейчас лежит на полу и еле дышит, что делать? «Скорую»? Что использовала?
Он выжидающе посмотрел на Олю, осевшую на пол рядом с Вероникой.
– Арнику, игнатию и белладонну, – прошептала та.
– Белладонну какую-то, арнику и…
– Игнатию.
– И игнатию.
Выслушав ответ матери, парень посмотрел на Олю:
– Ты сможешь остановить действие лекарства?
– Нет, нет! – вдруг заорала Оля. – Я ее убила!
Даша, услышавшая в телефонной трубке панические крики племянницы, постаралась говорить как можно увереннее:
– Саша, вызывай «Скорую» и беги за Верой. Да, ты все правильно услышал, за Верой. Сейчас же.
Глава 76
Вера успела раньше «Скорой». Она ждала Алика, который обещал заехать к ней после того, как Оля уйдет в школу. Он хотел показать ей несколько вариантов жилья, которые они могли бы снять. Собственную квартиру он собирался оставить жене и дочери, а Веру с Олей хотел увезти из старого дома.
Оставив Алику записку, Вера кинулась в школу. Она ворвалась в туалет и в один момент оценила состояние девчонки. Та уже начала синеть, тело сотрясали судороги. Вера бросилась на колени возле Вероники, положила ей руку на лоб – весь в холодном поту – и приказала:
– Все вон!
Учителя, ученики и даже любопытная секретарша уже успели набиться в туалет как сельди в бочку и активно обсасывали излюбленную тему «Кто виноват и что делать?».
Ослушаться Веру никто не осмелился, даже Оля.
Подталкиваемая Сашкой, толпа потеснилась к выходу, до Веры доносились отрывки фраз:
– Надо позвонить отцу или матери.
Дверь захлопнулась, заглушая все остальное.
– Ты останься, – жестко кинула дочери Вера.
Вера положила руку на лоб Вероники и попыталась сконцентрироваться на том, что происходит у девочки внутри. Автоматически она задавала вопросы дочери:
– Что с ней случилось?
– У нее заболел живот, и Ника потеряла сознание.
– Я не об этом.
– Я дала ей лекарство, – разрыдалась Оля.
– Какое? – Вера закусила губу, чтобы не раскричаться. Впервые в жизни ей захотелось ударить дочь.
– От заикания.
– Что в составе?
– Арника, игнатия и белладонна.
– Все?
– Да.
– Где ты взяла рецепт?
– В бабушкиной книге.
– С черной обложкой, рисунки и записи от руки?
– Да.
– А ее где нашла?
– Тетя Даша дала, – прошептала Оля.
– Дура! – Вера наконец-то дала волю эмоциям. – Эти компоненты нельзя использовать без металлической меди, карбоната натрия и дурмана! Нельзя пользоваться только этой книгой, у бабушки есть к ней поправки!
Оля рыдала навзрыд.
– Кто эта девочка?
– Моя одноклассница. У нее… у нее папа начальник полиции.
– Что? – Комната качнулась перед глазами Веры. К этому она оказалась не готова.
– Мамочка, прости меня, я больше не буду, – захлебывалась Оля.
– Дома поговорим. – Сейчас было не время выяснять отношения. – Попроси некрепкий чай и четыре чайные ложки соли на стакан теплой воды, – приказала Вера дочери. Та, с трудом поднявшись с пола, бросилась вон из туалета.
Вера постаралась уложить Веронику прямо, сама прижалась головой к ее груди – сердцебиение слабое. Женщина приподняла верхнее веко – зрачки расширены, на лице отек. Отравление белладонной. Состояние тяжелое, но можно спасти. Вопрос в цене.
Вера положила сложенные крест-накрест руки девчонке на солнечное сплетение и закрыла глаза. Представила кровеносные сосуды, органы пищеварения, слизистые.
– Проходи беда, не задерживайся, – начала шептать она, гоня от себя страшные мысли.
До приезда «Скорой» она успела напоить очнувшуюся Веронику чаем и солевым раствором, девочка потихоньку приходила в себя. Дочери Вера приказала идти домой, а сама поехала в больницу. Объяснение с Таней она решила взять на себя. Про Алика она старалась не думать.
Было что-то фантастическое в том, как старый грузовик возник посреди дороги, и уж совершенно невероятным казалось то, что Алик его не заметил. Он водил машину больше двадцати лет. Ни одной аварии, ни единой царапины.
Когда до его машины оставалось не больше десяти метров, грузовик вдруг вильнул и выехал на встречную полосу. Алик резко выкрутил руль вправо, съезжая на обочину. Водитель грузовика проделал тот же маневр, и спустя две секунды в километре от дома Виринеи произошло лобовое столкновение.
Глава 77
– Ведьма. – Вопль Тани, казалось, пронзил даже старую обшивку стен. – Ведьма! Ненавижу тебя, ненавижу!
Она бежала по коридору – зареванная, растрепанная, полная противоположность холодной, похожей на мраморную статую Вере.
– Ты решила их убить, потому что он тебе не достался? – Таня бросилась на Виринею, но на ее крик уже сбежался медперсонал, между двумя женщинами встала медсестра и остановила Таню.
Та принялась брыкаться и кусаться. В коридоре показалась Валентина Кузьминична, быстрым шагом направилась к разбушевавшейся женщине. Фельдшер сразу же заметила Виринею – кто б сомневался. Где она, там ждать беды.
– Пусти меня! Шлюха! Чужого мужика захотела! Он тебе отказал, да? И поэтому ты его убила? – продолжала вопить Таня.
Вера перевела взгляд на подошедшую Валентину Кузьминичну.
– О чем она говорит? – сорвавшимся голосом спросила женщина.
– Алик попал в аварию. Нам позвонили только что, мы выслали машину, его пытаются достать, мы уже вызвали спецборт, но… Ты сможешь его спасти? – махнула рукой Вера Кузьминична, отбрасывая в сторону пустые формальности и экивоки.
Вера почувствовала шум в ушах, заглушающий все остальные звуки. Ну конечно. Она же сама все прекрасно знала. Знала, спасая его дочь. Знала.
– Ты сможешь помочь, Виринея? – словно сквозь плотную вату донеслось до нее.
Она молча покачала головой.
Двери нескольких палат приоткрылись, и показались любопытные лица. В конце коридора уже собралось несколько медсестер, с интересом наблюдающих за разворачивающейся драмой.
Таня вдруг обмякла в руках подбежавших на помощь санитаров и разрыдалась. Вцепилась в них из последних сил.
– Она хотела убить моего мужа и дочку! – захлебываясь слезами, попыталась пояснить она окружающим.
– Уведите в палату, пусть медсестра поставит успокоительное со снотворным, – распорядилась Валентина Кузьминична и заговорила с Таней, словно с больным ребенком. – Танечка, деточка, это несчастный случай, водитель грузовика был пьян, – принялась она успокаивать несчастную.
– У нее не бывает несчастных случаев! – снова завизжала Таня. – Она захотела убить мою девочку, чтобы он ушел от меня! Он не ушел, поэтому она убила и его!
– Если бы я хотела, чтобы он ушел, он бы так и сделал, – спокойно глядя сопернице в глаза, ответила Вера. – Твоей дочери ничего больше не угрожает, она поправится. Своди ее к невропатологу.
Держась рукой за стену, Виринея пошла к выходу.
Она сама во всем виновата. Сама.
Глава 78
Оля сидела на крыльце дома и рыдала. Больше всего на свете Вере хотелось сесть рядом с дочерью и тоже расплакаться. Перед тем как уйти из больницы, она узнала, что Алика спецбортом отправили в столичную больницу. Она также знала, что не забирала Веронику у смерти, той суждено было прожить еще долго. Поэтому Алика у нее не заберут. В этот раз. Но следующий окажется действительно последним.
– Идем в дом, – бросила она рыдающей дочери.
Та, словно побитый щенок, поднялась с крыльца и последовала за матерью, отворившей дверь в сени.
Вера, не разуваясь, прошла в центр комнаты и тяжело села за стол. Оля рухнула напротив, продолжая рыдать. Из-за преломления света глаза дочери напоминали малахит – глубокого зеленого цвета, матовые, непрозрачные, зрачков практически не видно. Волосы ржавой проволокой, словно терновый венец, окутывали голову. Лицо покраснело, глаза опухли.
– Ты поняла, о чем я говорила? – тихо спросила Вера.
– Да, – кивнула Оля.
– Я понимаю, что это круто – считать себя властелином мира, но всегда есть обратная сторона медали.
– Поэтому лучше жить как все и не высовываться, правда, мама? – вдруг зло возразила Оля.
Вера окинула взглядом так быстро повзрослевшую дочь. Уже не было сил спорить, давить, убеждать, навязывать и наказывать. Женщине хотелось свернуться калачиком на старой кровати и завыть.
– Ты можешь жить как угодно, но тогда ты не должна плакать и просить у меня помощи. Ты должна сама отвечать за свои поступки. Бабушка и мама заплатили за них своей жизнью. Ты к этому готова?
Оля покачала головой.
– А жизнью любимого человека? – тихо спросила Вера.
Оля еще ниже опустила голову.
– Это твой выбор, Оля, я не могу тебе запретить или разрешить, ты взрослая и можешь решать сама. Просто помни о цене вопроса.
– Я уже выбрала, – тихо прошептала дочь, растеряв всю воинственность.
– И?
– Я больше никогда не стану этим заниматься. Мне не нужен дар.
Вера поднялась и подошла к дочери, прижала ее к груди. Оля снова разрыдалась. Вера, словно маленькую, принялась укачивать свою девочку, целовать теплую макушку и дуть в волосы:
– Все хорошо будет, маленькая, все будет хорошо.
Она старалась говорить медленно и твердо, чтобы Оля не подняла голову и не увидела мокрое от слез материнское лицо.
Глава 79
Петр пришел к Вере после обеда, когда газета с ее интервью, валяющаяся среди кипы почты, наконец-то попалась ему на глаза. Оля была на репетиции, Сашка лично зашел к ним и уговорил девочку прийти, иначе спектакль провалится. Он так горячо уверял, что никто не связывает то, что случилось с Вероникой, с Олей, что она поверила ему и решилась пойти на репетицию.
Вера попыталась заняться привычными делами – прополоть кусты малины и клубники, уже начавшие наливаться первыми ягодками. Полить деревья – конец мая выдался засушливым. Собрать в теплице первые помидоры с огурцами, молодой лук и петрушку с укропом. Утром она успела зайти в салон, передать погрустневшей Клавдии Игнатьевне стопку денег – та сама предложила расплатиться с недовольными клиентами вместо Веры, но Вера подозревала, что львиная доля пойдет на компенсацию страданий самой Клавдии Игнатьевны. Впрочем, Виринее было все равно. До того как придут официальные заключения экспертизы, она все равно не собиралась заниматься косметикой. А когда все документы будут на руках, Вера не станет больше рисковать и, перед тем как выпустить продукт, дождется его официальной регистрации.
Сегодня утром она также отправила почтой документы на развод. Сомневаться в том, что вскоре она увидит мужа, не приходилось. Странно, что Глеб до сих пор не нарисовался на пороге ее дома.
– Вера? – позвал Петр.
– Да? – Вера вышла из глубины сада – извечные джинсы, короткие резиновые сапоги, в которых она работала в саду, и темная свободная футболка, не скрывавшие эфемерной хрупкости и железных мышц.
– Что это? – Петр потряс газетой, которую держал в руках.
Он выглядел растрепанным, словно только что вскочил с постели и одевался впопыхах, – растянутый свитер был наполовину заправлен в темные джинсы. За последний месяц Петр сильно потерял в весе и выглядел измученным.
– Газета.
– Я не про это. Что это означает, что вы… вы уедете?
– А должна?
– Нет. – Он посмотрел на нее воспаленными глазами, а затем, задумавшись буквально на мгновение, сделал два решительных шага по направлению к Вере, схватил ее лицо в свои огромные лапы и поцеловал. – Я люблю вас, Вера, – заявил он ошарашенной соседке, делая шаг назад и ощупывая взглядом каждую линию на тонком лице, словно ища подтверждения своим словам в глупой надежде на взаимность.
Вера сняла рукавицы, в которых работала в саду, закусила губу и посмотрела на Петра. Покачала головой:
– Нет, не любите.
– Люблю. Наверное, с той самой минуты, когда вы выставили меня за порог, помните? Я тогда еще этого не понял, перепутал с раздражением, даже с ненавистью, не знаю, с чем еще, но чувство появилось сразу. Просто сейчас, когда я это прочитал и решил, что вы уедете и я вас потеряю, я подумал, что надо сказать.
– Нет, Петр, единственная, кого вы любите, – это Настя, – упрямо повторила Вера. – А во мне вы пытаетесь найти замену, того, кто сможет заставить вас о ней забыть.
– Неправда!
– Правда!
– Нет.
Петр сделал еще один шаг к Вере и, схватив ее, крепко прижал к себе.
– Пустите, не надо делать то, о чем потом пожалеете, – запротестовала Вера.
– Скажи, что любишь меня, – горячо зашептал Петр, прижимая Веру все сильнее, чувствуя каждый изгиб хрупкого тела. Ему хотелось вжать ее в себя, выжать, словно спелый лимон, пропитаться ее горьким соком, почувствовать на зубах оскомину.
– Пусти! – Вера старалась оттолкнуть Петра, но тот был в разы сильнее. Настоящий лесоруб.
– Скажи, – Петр принялся рвать ее футболку, попытался засунуть руку под джинсы, – скажи, скажи!
Вера впилась зубами в крепко держащую ее руку, но для Петра это было как укус комара.
– Отпусти меня, ты же сам потом пожалеешь! – безуспешно рвалась она из удушающих объятий.
– Мне нечего терять!
Кричать бесполезно – на безлюдной улице никого не было. Вера, никогда не сталкивавшаяся с насилием, не знала, что ей делать. Но когда Петру удалось разорвать ее футболку и практически стащить с нее джинсы, мужчина вдруг покачнулся и упал. Вера увидела Бориса.
– Девушка же сказала «пусти», некрасиво настаивать. – Борис склонился над лежащим на земле Петром. Засунув руки в карманы итальянского костюма, он с интересом рассматривал свою жертву. – Вера, дорогая, я могу вас так звать? Или все-таки Виринея? – светски поинтересовался он. – Я смотрю, вы чертовски занимательно проводите здесь время.
Вера схватила футболку, валявшуюся на земле, и попыталась прикрыться.
– Зовите как хотите, – огрызнулась женщина.
– Так вот, дорогая Виринея, красивое же имя, зачем вы его скрывали? В общем, если бы вы хотя бы намекнули, что вам не хватает таких бурных страстей и душа просит Тарзана, я бы все обеспечил.
Петр попытался подняться, но Борис ловко поставил ему на грудь ногу, обутую в мягкий кожаный мокасин.
– Отдохните немного, молодой человек, наберитесь силы от сырой землицы, богатырям помогало, вам тоже должно помочь.
Вера, не желая становиться участницей нелепого спектакля, собиралась пройти мимо Бориса в дом, но, сделав два шага, остановилась, словно споткнувшись обо что-то. Во дворе стоял ошалевший Глеб, с немым изумлением наблюдающий за этой картиной. Хуже и быть не могло.
Глава 80
Они расположились на кухне. Борис с интересом осматривался по сторонам, а Глеб тяжело глядел на Веру.
– Уютно тут у вас, Виринея, – миролюбиво заметил Борис.
– Виринея? – скривился Глеб.
– Красивое имя, не находите? – лучезарно улыбнулся Борис.
– Дурацкое.
– Я вам не мешаю? – разозлилась Вера.
– Нет, что вы. Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались, – уверил ее Борис.
Вера закатила глаза и перевела взгляд в окно – во дворе топтался Анатолий.
– Не холодно ему?
– Нет, свежий воздух, благодать-то какая. – Борис откинулся на стуле и скрестил руки на груди. – Виринея, не знаю, в курсе ли вы, но… – сразу приступил он к делу.
– Глеб проиграл вам меня в карты, и теперь вы считаете, что я должна принадлежать вам, – перебила его Вера. – Да, я в курсе, что вы решили взять свое не мытьем так катаньем.
– Ну зачем вы так? – скривился Борис. – Я ведь действовал честно. Вначале предложил вам предоставлять эксклюзивные услуги, потом пришлось попросить вашего мужа, он оказался более сговорчив. Правда, в какой-то момент вздумал меня пристрелить, но людям, знаете ли, свойственно ошибаться. В общем, вот договор, здесь все написано. – Борис достал из папки бумаги и протянул Вере.
Та бросила быстрый взгляд:
– А какое я имею к этому отношение?
– Вы же Подольская Вера Григорьевна?
– Нет, – улыбнулась Вера.
– Ладно, – вздохнул Борис, – вы Ольшанская Виринея Александровна, известная под именем Подольской Веры Григорьевны, жена Подольского Глеба Николаевича, сотрудница фирмы «Зодиак»?
– Нет, – еще шире улыбнулась Вера.
– Прекрати паясничать, – не выдержал Глеб.
– А я и не паясничаю, сегодня утром я отправила в суд заявление о разводе и заявление в фирму об увольнении по собственному желанию. Так что я больше не жена, не сотрудница. Я ничем вам не обязана, господа. А теперь, если вы не возражаете, прошу вас покинуть мой дом. У меня много дел.
Глеб и Борис переглянулись.
– Нам надо поговорить. – Глеб принялся сверлить Веру взглядом.
– Мне нужна ваша консультация завтра, – тут же встрял Борис.
– Ничем помочь не могу, я не консультирую.
– Я же вам говорил, – пожал Глеб плечами.
– Глеб Николаевич, а я могу поговорить с вашей… с Виринеей наедине? – Вопрос Бориса был чистой формальностью, Глеб понимал, что от него требуется убраться восвояси, и как можно быстрее.
– Где Оля? – поинтересовался Глеб.
– В школе.
– А где школа?
– Прямо по улице, повернешь направо, через два квартала здание за футбольной площадкой, – устало пояснила Вера. Казалось, весь груз мира обрушился на нее.
Глеб вышел из дома, и Вера оказалась с Борисом один на один. Тот широко улыбнулся, демонстрируя миру белоснежные зубы и неправильный прикус.
– Ну же, Виринея, давайте. Помогите мне, я в долгу не останусь.
– Ничем не могу вам помочь. Я уехала сюда потому, что здесь у меня нет дара предвидения. Поэтому предложи вы мне сейчас ключи от пещеры Али-Бабы, все равно ничего не смогу для вас сделать.
Борис откинулся на стуле и закинул ногу на ногу, ощупал Веру оценивающим взглядом. Непохоже, что врет.
– Интересно, а за пределами этого славного места вы можете видеть будущее?
– Да, но всего лишь на три часа вперед.
– Этого вполне достаточно, – кивнул Борис. – Мы с вами вернемся в город, по пути я введу вас в курс дела, вы будете присутствовать на переговорах завтра, и, перед тем как я поставлю свою подпись под документом, вы скажете мне, стоит это делать или нет.
– Я не могу просто так уехать. У меня дочь, – запротестовала Вера.
– О, я уверен, что девочка с удовольствием побудет с отцом. Они так давно не виделись. – Борис стер улыбку с лица и сверлил Веру взглядом.
– У меня нет оснований вам верить, – покачала головой Вера.
– Как и у меня вам.
Несколько минут они оценивали друг друга.
– Я не ваша собственность и никогда ею не стану.
– Назовите цену.
– Я не продаюсь, – отрезала женщина.
– Все продаются, это лишь цена вопроса.
Вера задумалась. Теперь ей будет непросто избавиться от Лобанова-Ростовского. Если он что-то вбил себе в голову, то не сворачивал с намеченного пути. И теперь Борис все время будет настороже, не выпустит ее из поля зрения. Он действительно убежден в том, что она его собственность.
– Я выиграл вас в карты, – совершенно по-детски продолжал настаивать Борис, – в конце концов, вы понимаете, с кем вы говорите? Вы уже и так достаточно долго испытываете мое терпение.
– Нет, это вы не понимаете, – покачала головой Вера, – но скоро поймете. Если задержитесь тут хотя бы на пару дней.
– Это почему же? Что такого страшного я узнаю? – фыркнул Борис, вставая со стула и принимаясь мерить шагами комнату.
– Вы узнаете, что меня действительно зовут Виринея, я родилась и выросла в семье местных знахарок, целительниц, ведьм – зовите как хотите. Я могу предсказывать будущее, я могу исцелять людей. А еще я могу их убивать.
Она уставила Борису в глаза:
– Я достаточно ясно выразилась?
Борис снова сел, откинулся на стуле и сложил руки на груди. Черной полосе просто не видно конца и края. И даже его собственный амулет вдруг обернулся против него. Вместо бурного процветания мог привести в сырую землю.
Какое-то время они смотрели друг другу в глаза. Затем Борис кивнул.
– Достаточно. Предлагаю сделку.
– Вы без них не можете? – рассмеялась Вера.
– Могу, но не хочу. Вы поможете мне в последний раз, а потом я оставлю вас и вашу семью в покое. Навсегда.
– А что, если я не соглашусь?
– Тогда мне придется вас пристрелить. Не могу же я рисковать собственной жизнью, вы же понимаете, – широко улыбнулся Борис.
– Понимаю.
Вера встала и протянула руку Борису:
– Договорились.
– Вот и славно, завтра утром выезжаем. А пока мы с Анатолием походим по округе, воздухом свежим подышим. Сто лет в селе не был.
– Вы вообще когда-нибудь в нем были?
– Был, – уклончиво ответил Борис. Вспоминать детство в лесничестве среди болот он не любил. – Есть у вас где отобедать? Ресторан какой-то.
– Вы сейчас шутите? – вскинула брови Вера.
– Вовсе нет. Где люди едят?
– Дома, Борис Вольдемарович, дома. Но, так и быть, угощу вас супом и кашей с мясом, если не побрезгуете.
– С отравой?
– На этот раз без.
Полчаса спустя Борис Вольдемарович Лобанов-Ростовский, позабыв о манерах и воспитании, вытер рот тыльной стороной ладони. Анатолий, которого не волновали тонкие материи вроде этикета, тщательно подбирал большим куском пористого хлеба со старой щербатой тарелки последние капли мясной подливы.
– Виринея, как честный мужчина, теперь я просто обязан на вас жениться, – объявил Борис, кося жадным взглядом на стопку блинов, которые Вера успела нажарить, пока ее незваные гости ели.
– А как же, – Вера сделала движение в воздухе, изображая кудри, – Машенька?
– Машенька не умеет так готовить. И вряд ли научится, – горестно вздохнул Борис, вспомнив о беременной пассии.
Еще одна докука на его голову. Ну почему, почему все женщины, с которыми он встречается, непременно хотят за него замуж? Неужели нельзя просто так наслаждаться жизнью?
– Ну, мы пойдем, не будем злоупотреблять, – поднялся Борис, неприятные воспоминания испортили настроение.
– В райцентре есть гостиница, – сообщила Вера, вставая вместе с мужчинами и провожая их до двери.
– Я заеду за вами в восемь утра. А можно блинчиков на дорожку? – не удержался Борис в последний момент.
Вера кивнула, ловко упаковала стопку блинов в фольгу и вручила ее Анатолию. Затем провела незваных гостей до калитки, удостоверилась в том, что они сели в машину и уехали. Развернулась и направилась к дому, когда услышала знакомое:
– Виринея!
Она оглянулась.
Алик шел медленно, подволакивая правую ногу, не сводя с женщины взгляда. Легкий светло-голубой свитер подчеркивал сталь глаз. Темные джинсы. Он осунулся, на голове повязка – напоминание об аварии.
– Алик! Тебя уже выписали? – Вера кинулась к нему, но остановилась на половине пути.
– Я сам выписался. Кто это был?
– Гости из прошлого, – пожала плечами Вера.
– Что хотели?
– У меня осталось одно незакрытое дело, обещание, которое я дала. Они приехали за ним.
– Мне вмешаться?
– Нет. Я завтра поеду в город, все улажу и вернусь.
Алик помолчал, прислушиваясь к собственным ощущениям. Спорить не стал.
– Я проезжал мимо школы и видел Олю с каким-то мужчиной.
Вера сделала несколько шагов по направлению к Алику и слегка коснулась его руки. Эти прикосновения были сродни разряду электричества, который может убить неосторожного исследователя, решившего коснуться голой рукой раскаленного провода.
– Это ее отец.
– Твой муж? – Алик остановился.
– Да.
– Ты ему сказала?
– Я подала заявление на развод. А ты?
– Я собирался сказать, поэтому и ушел из больницы, не мог там больше оставаться, с ума сходил. Мне надо было все закончить.
– Собирался? – переспросила Вера.
– Да, Тани не было дома, осталась у пациента, операция затянулась с ночи. – Алик обнял женщину и прижал к себе. – Но я все скажу. Сегодня или завтра с утра. Я не хочу, чтобы ты завтра уезжала, – не выдержал он.
– Все будет в порядке, я вернусь.
– Тогда ты тоже так сказала.
– В этот раз все будет по-другому.
Алик обхватил лицо Веры и посмотрел в глаза:
– Приходи сегодня.
– Нет, мне нужно собраться, а тебе отдохнуть. Завтра вечером я вернусь, и мы будем вместе. Обещаю.
Глава 81
Маленькая Верочка сладко спала, а Петр метался по дому, не находя себе места. Жену он потерял, дочь почти потерял и сегодня сделал все возможное, чтобы потерять единственного человека, который был к нему добр и никогда не отказывал в помощи. Какой же он идиот!
Он и сам не мог разобраться в своих чувствах. Ему хотелось, чтобы Вера была рядом – такая сильная, спокойная, знающая, что она делает, у нее все под контролем. Эта женщина как земная ось, вокруг которой так комфортно вращаться. И вместо того чтобы расположиться вокруг этой оси, постепенно прирастая к ней, как ракушки прирастают к остову ржавого корабля, он решил одним махом подмять эту ось под себя. Зачем? Зачем он это сделал?
Ему нужно с ней поговорить, извиниться, сделать все возможное, чтобы этот дурацкий инцидент остался в прошлом. Было ли притяжение к ней любовью? Петр не мог сказать. По крайней мере, то, что он чувствовал к Вере, очень отличалось от его чувств к Насте. Последние были словно вытканы из муранского стекла – разноцветные, хрупкие, призрачные. А чувства к Вере накрывали с головой, как гигантские волны. Чем больше он пытался от этих чувств избавиться, тем сильнее они его опутывали, заставляли скользить и беспомощно барахтаться в тщетной попытке освободиться.
Петр снова кинул взгляд на колыбельку – дочка спала и сладко улыбалась во сне. Хоть в чем-то ему повезло – девочка оказалась на редкость спокойна и редко плакала. Наверняка благодаря заботе Веры, которая каждый день забирала малышку к себе и что-то тихонько шептала ей на ушко.
Злясь на самого себя, он, включив радионяню и установив ее у изголовья колыбельки, решительно направился к двери. Пора поговорить с Верой, сейчас. Плевать на ее посетителей. Если они набьют ему морду, это будет даже к лучшему.
На пороге стояла Настя. Невероятно, но она еще больше похудела. Светлые волосы неаккуратно собраны на затылке, джинсовая куртка накинута на белое платье. Точнее, на платье, некогда бывшее белым. Круги под глазами, словно девушка не спала много ночей. Хотя в полицейском участке она провела лишь несколько часов – ей нечего было предъявить.
У Петра оборвалось сердце. Все мысли о Вере в один миг улетучились из головы. Как он мог только подумать, что сможет когда-нибудь полюбить другую?
– Привет, – попыталась бодро сказать Настя, но вместо этого раздался странный скрип – в горле пересохло.
Петр сделал шаг назад, зашел в комнату, взял бутылку воды, стоящую на столе, и, вернувшись в сени, протянул ее жене. Та жадно выпила несколько глотков.
– Ты вовремя, – не повел бровью Петр, – Верочка только что заснула, проспит пару часов, у нас еще будет время пообедать.
– Я…
Петр сделал шаг в сторону и перебил жену:
– Суп и котлеты в холодильнике, разогреешь? Я пойду в подвал, возьму картошку, на обед у нас пюре.
Глава 82
Глеб вначале и не узнал собственную дочь в стройной красивой девушке, одетой в легкое кружевное платье. Рыжие волосы, которые Оля всегда тщательно забирала в косы или хвост, оказались свободно распущены. Рядом с девочкой волочился какой-то уродец, улыбаясь и странно вихляя телом, словно он был собран в припадке безумного вдохновения доктором Франкенштейном.
Глеб нахмурился. Дочь была поглощена разговором и не заметила отца. Уродец положил Оле руку на талию и привлек к себе, чтобы откинуть волосы с глаз.
– Эй, а ну отойди от нее! – Глеб бросился к молокососу и оттолкнул его от дочери, не обращая внимания на черный джип, въехавший во двор и поднявший клубы пыли.
– Отвали! – Пацан быстро пришел в себя и, не растерявшись, сделал пару шагов по направлению к Глебу и толкнул его в грудь. Несмотря на то что парень выглядел щуплым, удар оказался на редкость мощным, Глеб едва не упал.
– Папа? – воскликнула Оля.
– Папа? – нахмурился Сашка.
– Эй, а ну отстань от моего сына! – Даша выскочила из джипа и кинулась к Сашке.
Оля встала между Глебом и Дашей и быстро представила их друг другу:
– Тетя Даша, это мой папа. Папа, это тетя Даша.
– Какая еще тетя? – нахмурился Глеб.
– Я сестра Виринеи, а вы, как я полагаю, ее муж? – Дарьяна окинула оценивающим взглядом Глеба, отметив стройную фигуру и внешнюю привлекательность. Глеб инстинктивно расправил плечи и настороженно улыбнулся Даше.
– Именно.
Словно две дикие собаки, встретившиеся на нейтральной территории, они присматривались и принюхивались друг к другу.
Оля первой разрядила обстановку.
– Папа, пойдем. – Она потянула отца за руку.
– Вы что, ее увозите? – обеспокоилась Даша.
– Еще не знаю. Пока я просто приехал поговорить.
Даша еще раз оценивающе посмотрела на Глеба. Тех, с кем можно было найти общий язык, она видела сразу.
– Оля, а приводи папу к нам в гости сегодня вечером, – предложила Даша.
Девочка покачала головой:
– Нет, спасибо, я больше не буду к вам приходить.
– Как это? – опешила Даша.
– Я не буду учиться, – твердо заявила Оля, глядя тетке в глаза.
– Но почему? Ошибку может совершить каждый, – отчаянно попыталась задержать племянницу Дарьяна.
– Я не хочу об этом говорить, до свидания. Пока, – бросила она Сашке и, подхватив отца под руку, потащила его в сторону дома, на ходу задавая тысячу вопросов.
Глеб старался отвечать осторожно, чтобы понять, что Вера наболтала дочери. Он попытался узнать как можно больше об их жизни здесь, но уже через некоторое время понял, что и дочь странным образом уклонялась от ответов на вопросы. Глеб почувствовал, как закипает кровь – за это короткое время Оля отдалилась от него. Ему снова захотелось схватить Веру, намотать ее волосы на руку и бить лицом об стену. Она одна во всем виновата. Он попытался взять себя в руки и улыбнулся дочери:
– А тебе как здесь вообще? Нравится?
– Да, – кивнула Оля и зарделась от удовольствия. – Я буду играть в пьесе!
– В какой?
– «Гамлет».
– Ничего себе. И кто ты?
– Офелия.
– А Гамлет – тот пацан, с которым я тебя видел?
– Да.
– Получается, это твой двоюродный брат?
Оля отвела глаза, и оставшийся путь они прошли молча. Входя в сад, Глеб столкнулся с высоким мужчиной с прозрачными, почти белыми глазами. Он выходил из калитки, и Глебу не оставалось ничего другого, кроме как шагнуть в сторону, пропуская незнакомца. Алик кивнул Оле:
– Привет.
Та съежилась и молча кивнула в ответ.
Алик, сильно хромая, направился к машине, Глеб посмотрел ему вслед.
– Кто это? – поинтересовался он у дочери.
– Это… начальник полиции.
– А что он здесь забыл?
– Ничего, – быстро сказала Оля и потянула Глеба в дом.
– Пойдем.
Они прошли через дурманящий сад, поднялись на крыльцо и толкнули дверь. Вера сидела в комнате за столом и смотрела на бывшего мужа. Он осунулся, выглядел измученным и больным. У Веры на краткий миг сжалось сердце – это она довела Глеба до такого состояния. Она перед ним виновата. Если бы можно было все исправить, она бы непременно исправила. Несмотря на все его грехи.
Оля проскользнула мимо отца:
– Мама, мы обедать будем?
– Будем, только чуть позже, – кивнула Вера. – Если голодна, возьми блины на кухне. Нам с папой надо поговорить.
Тот подтвердил:
– Надо.
Вера встала и направилась к выходу. Глеб посторонился, пропуская жену, и отметил, что она как-то изменилась. Вроде и одета в извечную рубашку и джинсы, светлые волосы забраны в хвост, но что-то уже не так.
Вера вышла на крыльцо, Глеб последовал за ней. Она тщательно закрыла за собой двери, кивнула в сторону небольшой лавочки, которую пару недель назад перетащила с заднего двора под окно, ошкурила и покрасила.
– Присаживайся.
Глеб внимательно осмотрел лавочку, сел. Вера пристроилась рядом.
– Начинай, – попросила Вера.
– Знаешь, я хотел тебя убить, – чистосердечно признался Глеб, автоматическим жестом заправляя прядь за ухо.
Вера кивнула:
– Я понимаю. Я тебя тоже.
– Из-за измен?
– Да.
– Некрасиво с моей стороны, но против природы не попрешь, а ты…
– Замолчи. Я больше не хочу это слушать.
– Хорошо. Я дурак, возможно, болен, вон Дэвид Духовны от сексоголизма даже лечился, ну а ты-то как могла так со мной поступить?
– Мне требовалось увезти Олю. Я не хочу, чтобы она жила как я.
– А ты плохо жила? – возмутился Глеб.
– Я жила ни плохо ни хорошо, но это был мой выбор. А она должна сделать свой.
– Но ты лишила ее этого выбора! Почему мы не могли сесть и обо всем откровенно поговорить? Оля бы сама решила…
Вера закатила глаза и махнула рукой:
– Да перестань ты. Какая пятнадцатилетняя девчонка откажется от перспективы управлять миром? И маминым словам о загубленной жизни она не поверит, пока на своей шкуре не испытает.
– Да о чем ты?
– О том, что у Оли действительно есть дар. Не только предсказывать будущее, но и лечить людей и даже губить их. Понимаешь?
– Охренеть. Правда?
– Да, правда. А теперь давай представим, что бы Оля сделала, например, с теми, кто попытался ее сжечь?
– Что? – подскочил Глеб. – Никто ее не сжигал!
– Сжигал. Просто я успела вовремя. Ее хотели сжечь собственные одноклассники. Решили, будто она ведьма, потому что она предсказала смерть одного из них.
Глеб схватился за голову и почувствовал, что вспотел. Снял пиджак.
– Я не понимаю, о чем ты? – забормотал он, тяжело дыша.
– Это та сторона моего дара, о которой ты не знаешь, Глеб. Я тебе не говорила, не хотела, чтобы ты знал.
– Ну, надо просто как-то аккуратно с этим обращаться, – неуверенно предложил Глеб.
– Да что ты? – Вера наконец-то отважилась посмотреть мужу в глаза. – А ты знаешь, что каждый раз, когда человек с даром вмешивается в ход событий, он платит за это потерей того, что ему дорого?
– Я ничего не понимаю, о чем ты говоришь? Какой дар? Куда вмешиваешься? За что платить? – Глеб вскочил с лавочки и принялся мерить пространство перед ней, поддевая носком туфли мелкие камушки. – Ты можешь объяснить по-человечески? Я уже запутался в этой мистической ерунде!
– С тобой ничего не происходило в последнее время? В плане здоровья? – Вера пристально посмотрела на мужа.
– У меня был инфаркт, – прошептал Глеб. – Но какое это имеет отношение к тебе? Хотя да, я очень переживал, и мне пришлось много всего пережить.
– Инфаркт у тебя случился потому, что я спасла мужа сестры.
– Что? – Глеб рухнул на лавочку и посмотрел на жену. – Типа если ты помогаешь людям, то страдают твои близкие?
Вера кивнула.
– Ты знала об этом и все равно помогла какому-то левому мужику?
Вера снова кивнула:
– У меня не было выбора.
– Сука.
– Я знаю, поэтому я и подала на развод. Уезжай, Глеб, пожалуйста. Просто уезжай и спасайся. Пусть нас больше ничего не связывает.
– Да ты знаешь, что ты меня загнала из огня да в полымя! – заорал Глеб, снова вскакивая. – Вначале твой Борис сумасшедший меня на бабло развел, потом мне вроде как помогла… помог один человек, теперь она меня преследует. Мне пришлось отдать ей дом! У меня теперь нет ни гроша! Ты должна вернуться и не просто возместить мне долг, но и отработать то, что натворила! И где моя тачка?
Вера поднялась с лавки:
– Этого не будет, Глеб. Ты уже взрослый мальчик. Ты жил семнадцать лет, не утруждая себя лишними вопросами и плывя по течению. Жил за мой счет. Пришла пора повзрослеть. Ну или просто приспособиться и начать самому зарабатывать себе на красивую жизнь, футбол и арт-хаус. Прощай, Глеб.
Вера направилась к дому.
– Ты не можешь просто так уйти. – Глеб схватил Веру за руку.
– Отпусти, – Вера посмотрела на руку.
– А то что? – Глеб рывком привлек ее к себе.
Как же быстро человек проходит тот самый пресловутый рубеж от любви до ненависти. Как она могла казаться ему красивой? Серая мышь. Пройдешь и не оглянешься. Дрянь.
– Любовников своих позовешь?
Вера покачала головой.
– А то ты плохо закончишь, – проговорила она спокойно.
– Угрожаешь?
– Предупреждаю. Отпусти, Глеб, и езжай с миром.
Глеб разжал хватку и сделал несколько шагов назад, давая Вере возможность зайти в дом. Она ушла и закрыла за собой дверь, а Глеб так и продолжал стоять неподвижно, глядя на хлипкую створку. Пришло время подвести итоги. Гарантированный источник доходов уплыл из его рук, бизнес разрушен, дома нет, денег нет. Да что там, даже машины и той нет. И все из-за одного-единственного человека.
Ну что ж, Вера. Ты умна, но я еще умнее. И ты мне за все обязательно заплатишь.
– Оля? – громко позвал он.
Глава 83
Объяснить дочери про развод оказалось нетрудно. Во время своей краткой речи Глеб всматривался в лицо девочки и отчетливо понимал – она знает обо всем происходящем гораздо больше, чем говорит. Вера наверняка не просто так приехала в эту дыру. Все эти рассказы про дар, династию и места силы можно было оставить бедным. Он отчетливо помнил драку Бориса с каким-то перцем, пристающим к Вере в ее собственном саду, и как быстро тот убирался с Вериного двора, пряча глаза. Но перец Глеба не беспокоил. Гораздо больше вопросов у него было к мужчине со светлыми глазами. Именно он вызывал смутные опасения.
– А начальник полиции к вам часто заходит? – поинтересовался он между делом, едва Оля закончила свою нехитрую тираду на тему, что ей очень жаль, что папа с мамой разводятся, но она не хочет возвращаться в столицу с папой. Ей хорошо здесь.
При вопросе об Алике Оля напряглась. Она чуть не убила его дочь, и наверняка он не спустит ей это с рук. Девушке не хотелось даже вспоминать произошедшее.
– Нет, – покачала она головой, – он просто по делу к маме зашел.
– По какому?
– Да неважно.
Покрывает.
– Ладно, доченька, я бы еще хотел задержаться на пару дней и побыть с тобой, если ты не против. – Глеб поцеловал Олю в висок. Она пахла какими-то травами. Поразмыслив, Глеб пришел к выводу, что за это время Оля стала похожа на деревенскую колдунью. Этого еще не хватало. – Скажи, а есть у вас какая-то гостиница?
– Гостиница? – Оля наморщила лоб, перебирая все известные ей заведения в деревне. Затем покачала головой. – Не-а, вроде нет.
– А где же мне переночевать? У вас неудобно, мама будет против, – предвосхитил он вопрос дочери.
Оля задумалась. Единственным человеком, который знал ответ на этот вопрос, была тетя Даша. И хотя после случившегося с Вероникой Оля отказалась продолжать обучение, чем, несомненно, огорчила Дарьяну, девушка решила, что вполне может зайти к тетке и задать ей вопрос о гостинице.
– Мы можем спросить у тети Даши. Но к ее дому придется подъехать, – сообщила она отцу.
Они вышли на главную улицу села и направились к автобусной остановке, где всегда можно было найти кого-то, кто желал подзаработать на опоздавших на автобус. Но в этот час остановка оказалась пуста.
– Подождем, – предложила Оля, садясь на лавочку, выкрашенную зеленой краской.
– Оля, я вот что хотел спросить. – Глеб автоматически провел рукой по лавочке, перед тем как сесть на нее. – Ты же можешь видеть будущее?
– Могу, – кивнула дочь, – но у меня не всегда получается. Точнее, я не могу вот посмотреть на тебя и сказать, что с тобой случится к вечеру. Это только мама так умеет. А у меня бывают вспышки или озарения. Я раз – и вижу что-то.
– Если бы ты захотела, то мы с тобой могли бы работать вместе, как мы работали с мамой, – вкрадчиво предложил Глеб.
– Нет, – Оля подскочила, – я не стану этого делать.
– Но почему? – искренне удивился Глеб. – Дело приносит деньги. Ты поступила бы в институт, я бы купил тебе квартиру, машину. Могла бы путешествовать по всему миру! Да мало ли желаний у молодой девчонки. Зачем тебе гнить в этом селе? – попробовал купить дочь Глеб.
Закончить пламенную речь ему не удалось. К остановке плавно подъехал джип черного цвета, стекло со стороны пассажирского сиденья мягко опустилось, и прежде чем Глеб сообразил, что происходит, Марина поинтересовалась:
– Подвезти, молодой человек?
– Да, пожалуйста! – поспешно ответила Оля, опережая отца. Она вскочила с лавки и подошла к открытому окну. – Нам надо в райцентр, там дом недалеко от главной улицы, я покажу.
– Без проблем, – широко улыбнулась Марина, открывая дверь.
Оля оглянулась на отца. Тот смертельно побледнел и не двигался с места.
– Папа, ты идешь? – затормошила она Глеба.
Марина не сводила глаз с астролога, и тот знал, что каждая секунда промедления сейчас записывается в амбарную книгу его грехов, существующую в Марининой голове.
Покорно, словно идущий на эшафот, Глеб встал со скамейки и направился к машине. Оля села сзади, а он рядом с водителем. Интересоваться, каким образом Марина его отыскала, мужчина не стал, было наивно предполагать, что она отпустит его дальше чем на десять метров без присмотра.
– Познакомишь? – поинтересовалась Марина, заводя двигатель и срываясь с места.
– Марина, это моя дочь Оля, Оля, это тетя Марина.
Марина сморщила обильно припудренный нос.
– Зови меня просто Марина, деточка.
Оля с удивлением уставилась на женщину, но задавать лишних вопросов не стала. Ей показалось это неприличным.
– Куда едем, Глебушка? – поинтересовалась Марина.
– К родственнице в гости, – пробурчал Глеб.
– Какая родственница? Ты мне о ней рассказывал?
– Нет.
– Почему?
– Потому что я сам не знал, что у меня есть родственница.
– Это как?
Покинув границы села, Марина выехала на дорогу, лихо подрезала медленно плетущийся «Москвич», вылетев на встречную полосу, и чуть не угодила под «КамАЗ». Побледневший Глеб вцепился в ручку двери.
– Нет, ну ты видел, как этот дебил тащится? Понавыползают «подснежники» – нормальным людям не проехать, – возмутилась Марина. – Так что там за родственница?
– Сестра двоюродная.
– Твоя? Ты что, не знал, что у тебя есть сестра? – искренне поразилась Марина.
– Это мамина сестра, – не вовремя подала голос с заднего сиденья Оля.
Глеб закатил глаза. Ну все.
– Мамина? – медленно, нараспев повторила Марина. – Ты что же это, с женой сюда приехал встречаться?
– С бывшей, мы разводимся, – быстро купировал проблему Глеб.
Марина расцвела, как первая сирень после затяжных холодов.
– Правда?
– Да, правда.
Спустя десять минут она затормозила возле дома Даши. Глеб с трудом перевел дыхание. Атомная станция, а не женщина.
– Я подожду тебя в машине или познакомишь с родственницей? – игриво поинтересовалась Марина.
– Это не моя родственница, поэтому лучше подожди, – предложил Глеб.
– Хорошо. Буду скучать. Пока, Оленька, – навесив на лицо самую сладкую улыбку, попрощалась Марина.
– До свидания.
Оля выскользнула из машины и направилась к калитке. Глеба, попытавшегося вылезти из автомобиля вслед за дочерью, Марина цепко поймала за руку:
– А поцелуй?
– Марин, ну дочка тут, – попытался отбиться тот.
– Да ладно, все равно нам придется раскрыться в ближайшем будущем, – безапелляционно заявила Марина и вцепилась в Глеба как голодная пиявка. – Буду ждать.
Не отвечая, Глеб выскочил из машины и направился к калитке. Ее открыл утренний уродец.
– Оля?
– Саша, мы хотели спросить у твоей мамы, где можно заночевать.
– А у тебя… – начал Сашка, но заметив взгляд Оли, осекся. Он распахнул калитку шире. – Проходите.
Семья ужинала на веранде за домом. Даша полулежала на груде ярких подушек. Владимир хлопотал возле гриля.
– Дашуня, давай тарелку, тебе самый вкусный кусочек! – весело крикнул он, не заметив гостей, появившихся из-за угла дома.
– Эй, я тоже ножку хочу! – возмутился Сашка.
– Ты скоро закудахчешь, – рассмеялся отец, поворачиваясь к сыну и держа в металлических щипцах аппетитный кусок мяса, замаринованный в специях и доведенный на гриле до нужной кондиции.
Увидев незнакомца, Владимир насторожился.
– Здрасти, дядя Володя, – залопотала Оля. – Извините, что без приглашения, мы на минутку, спросить кое-что у тети Даши.
Глеб сделал несколько шагов по направлению к хозяину дома и протянул руку:
– Глеб Подольский.
Владимир положил кусок мяса жене на тарелку, вытер руки о фартук и ответил на рукопожатие Глеба:
– Владимир Толмачов. Сашка, принеси две тарелки с кухни. Что будете пить, Глеб?
– Да мы на секундочку, – запротестовала Оля.
– Оленька, ну перестань. – Даша подвинулась и похлопала рукой по скамейке рядом с собой. – Садись. Милый, налей мне еще вина. – Она кивнула на свой полупустой бокал.
Глеб присел за стол, быстро оценил картину. Никакой показухи, все хорошо и благополучно. Только непонятно, почему эта красивая женщина так отчаянно несчастна. Владимир подлил жене вина.
– Тетя Даша, хотела спросить, здесь есть где-нибудь гостиница? – Оля нерешительно присела рядом с теткой.
Даша подняла бокал и слегка прищурилась, глядя на Глеба с интересом:
– А что?
– Папе надо на пару дней где-то остановиться, – кинув быстрый взгляд на отца, объяснила Оля.
– А что же ваша жена? – Даша подняла брови, делая глоток вина.
– Бывшая жена. – Глеб сделал акцент на первом слове и откинулся на спинку деревянного стула. Да, есть что-то такое в неспешном сельском быте. Свежий воздух, треск каких-то насекомых – то ли сверчков, то ли цикад, в энтомологии Глеб был не силен. Упоительный аромат мяса на гриле, неспешный ужин в кругу семьи. Интересно, почему они никогда не ужинали в беседке? Да потому что тебя в эту гребаную беседку никто не приглашал, – ответил внутренний голос, и Глеб снова почувствовал, как внутри закипает ярость.
– Глупости, – махнула рукой Даша, – какая гостиница? У нас есть гостевой домик. – Она кивнула в глубь сада. – Оставайтесь сколько потребуется.
Глеб присмотрелся – за цветущими вишнями виднелось небольшое строение из светлого кирпича с красной крышей.
– Если, конечно, он не слишком скромный для вас. – Даша отсалютовала в его сторону бокалом.
– Что вы, мне будет там очень удобно, – широко улыбнулся Глеб.
Где-то внутри теплым молоком разлилось приятное чувство мести. Он предвкушал, как улыбнется так же гадко, как и Марина, когда притормозила сегодня на остановке, и сообщит ей, что остается ночевать здесь. А ее, увы, не пригласили.
Сашка поставил тарелки перед Глебом и Олей.
– Угощайтесь, это все свое, – гостеприимно предложил Владимир, снимая шашлык с гриля и кладя на блюдо, – у нас небольшая теплица. Люблю с землей возиться, нервы успокаивает, – пояснил он.
– Попробуйте, – захлопотала Даша, ставя бокал на стол и подталкивая в направлении Глеба блюдо с помидорами, огурцами, редисом, молодым луком и разными травами – укроп, петрушка, еще что-то, что выращивала и Вера.
– Уверяю вас, вкуснее вы ничего не ели. У Володеньки талант. – Даша с любовью взглянула на мужа. Тот наклонился и чмокнул ее в лоб.
– Ты мне льстишь, милая. Ешьте, а то остынет, – поторопил он Олю и Глеба.
– А тетя Марина? – шепотом спросила отца Оля.
– Тетя Марина подождет. – Глеб подмигнул дочери и принялся с аппетитом уплетать шашлык и закусывать овощами. Да уж, в городе такого не предложат.
Ужин прошел легко. Сашка и Оля взахлеб обсуждали грядущий спектакль. Владимир закурил сигарету и, откинувшись на деревянном стуле, накрыл руку жены своей. Та протянула ему подушку, чтобы он мог положить ее себе под спину. Похоже, эти двое действительно любили друг друга. Без слов. Как же Глеб ошибался по поводу Веры, когда думал, что она его любит, просто не считает нужным об этом говорить. Никогда в жизни она не предложила ему подушку под спину и не отдала самый вкусный кусок мяса. Глеба снова затопило с головой.
– Ой, мне пора, – вдруг всполошилась Оля, глядя на часы.
– Я провожу! – тут же вскочил Сашка, и Глеб нахмурился – ну до чего же резвый братец.
– Никаких «провожу», я отвезу Олю. – Владимир отодвинул стул и взглянул на жену. – Дашуня, отдыхай, я приеду и все уберу.
Даша рассеянно кивнула. Пожав руку Глебу, Владимир направился к выходу.
– Мы завтра увидимся? – спросила Оля отца, поцеловав его в щеку на прощание.
– Конечно, – кивнул Глеб. – Спокойной ночи.
Едва голоса троицы стихли за оградой дома, как Даша долила в бокал остатки янтарного вина – итальянское, выбранное со знанием дела и любовью к благородному напитку. Подняла бокал и отсалютовала Глебу.
– Ваше здоровье! – Она сделала глоток и светски поинтересовалась: – Ну что, вас Виринея тоже кинула?
Глеб взял бокал, немного помолчал, оценивая ситуацию, поиграл вином, вдыхая букет, и отсалютовал Даше в ответ:
– Рассказывайте.
Полчаса спустя общий объект ненависти связал этих двоих крепче брачных уз. Но виды на Веру у них были разные.
– Я хочу, чтобы Виринея убралась отсюда, вот только не знаю, как ее заставить. Ходят слухи, что она получила половину этого дурацкого косметического бизнеса. Значит, она ни в чем не нуждается. У нее нет ни малейшего основания уезжать. Сейчас скандал утихнет, и она снова начнет заниматься идиотской косметикой. Может, под другим именем или маркой, но придумает что-нибудь, она баба умная.
– Косметика? – насторожился Глеб. – Речь идет о косметическом бизнесе, вокруг которого поднялся скандал?
– Именно.
– Но ведь она сказала, что уже не имеет к нему отношения.
– Мало ли что она сказала, – фыркнула Даша, – этот идиот, владелец, кажется, влюбился в нее с первого взгляда и отписал ей половину своего бизнеса.
– Вот как, – протянул Глеб, откидываясь на жесткую деревянную спинку сиденья и вспоминая о том, что жена оставила его без копейки, по сути, продав в рабство. А ведь половина пусть небольшого, но стабильного доходного бизнеса избавила бы его махом и от Марины, и от материальных проблем. Ну и Веру проучить, само собой, необходимо. Чтобы она на своей шкуре прочувствовала, как это – потерять все. План возник в голове в течение нескольких секунд. Конечно, все просто. Только Глебу нужна помощница.
– А вы знаете, что Вера скоро еще больше разбогатеет? – закинул удочку Глеб.
– Что? – Даша подскочила как ужаленная. – Нет! Это невозможно! Каким образом?
– Она нужна одному… могущественному человеку, скажем так, который без ее прогнозов и шагу ступить не может. И за ее услуги он более чем щедро платит. Если они договорятся об эксклюзивном сотрудничестве, так сказать, она станет богатой женщиной. Снесет свою избушку, построит хороший дом, обоснуется. – Глеб внимательно наблюдал за реакцией Даши. Кажется, он нашел ее болевую точку.
Женщина вскочила и заметалась по веранде, словно слепая, налетая на стол и стулья.
– Нет, нет, нет! – голос чуть не сорвался на крик, она с отчаянием посмотрела на Глеба. – Этому нужно помешать.
– Нужно, – кивнул тот. – Скажите, а есть у вас место, где никто ни при каких обстоятельствах не будет искать пропавшего человека? – поинтересовался он, ставя бокал на стол.
Глава 84
В восемь утра Анатолий притормозил у дома Веры. Та уже ждала возле калитки. Светлые брюки, легкая кофточка и кожаная куртка. Волосы Вера распустила – они оказались густыми и длинными.
– Вы моя королева, – льстиво заметил Борис, выскакивая из машины и открывая перед Верой дверь. Как всегда, в безупречном костюме, пошитом на заказ итальянским портным.
– Оставьте. – Вера скользнула внутрь и протянула Борису большой пакет. – Вот, в дорогу, если проголодаетесь.
Анатолий завел двигатель, Борис открыл пакет. Салон роскошной иномарки затопил запах свежей выпечки.
– Вы богиня, я уже говорил? – сладко зажмурился Борис, вдыхая аромат еще теплой сдобы.
– Про богиню ничего не слышала, была только королева, – усмехнулась Вера.
– Смело плюсуйте к светскому и божественный статус.
Пирожок с капустой был съеден незаметно, за ним последовал второй и третий. Вкус детства, совсем как у мамы. Хотя, если подумать, даже вкуснее, чем у его вечно затурканной мамы, потихоньку гаснущей от унылой жизни среди болот и не имевшей сил на домашний уют и выпечку.
– Расскажите мне о сделке, – попросила Вера, отвлекая Бориса от поглощения пирожков.
– Сделка как сделка, в принципе, – пробормотал тот с набитым ртом, – но я обжегся на простом деле, когда вас не было рядом, сейчас дую на воду.
– Обожглись?
– Да.
Борис дожевал, с грустным вздохом отложил пакет с выпечкой в сторону, вытер губы салфеткой и пояснил:
– Я купил дом. Заплатил много денег, а потом сделка неожиданно оказалась недействительной, а хозяин дома как сквозь землю провалился. Пока я его не нашел, – он сделал ударение на слове «пока». – Дом жалко, – грустно добавил он, – разваливается, а ведь можно было вернуть его к жизни. Интересный проект вырисовывался.
– Вы реанимируете дома? – удивилась Вера. Ей всегда казалось, что Борис занимается разными, мало вразумительными, скучными видами бизнеса, но чем конкретно, ее особо не интересовало.
– Да, – оживился Борис, – я покупаю старые дома, изучаю их историю, потом сам делаю эскизы, и по этим эскизам строители и художники и ведут работу. Хотите посмотреть?
Он достал телефон и с гордостью, словно новоиспеченный папаша, демонстрирующий миру лысого младенца, начал показывать Вере фото «Кухмистерского», «Бала-маскарада» и «Будуара».
– Вот, моя работа.
Вера была искренне поражена:
– Вы сами это придумали?
– Да.
– Но зачем? Могли бы фитнес-клуб построить или какой-нибудь многоэтажный дом.
– Затем, что мне больно смотреть, как умирают старые дома, – буркнул Борис и спрятал телефон. Эта тоже его не поняла. Никто не понимает.
– Я понимаю, о чем вы, – вдруг мягко сказала Вера.
– Мысли читаете? – огрызнулся Борис.
– Нет, мы еще в той зоне, где я ничего не могу прочесть. Просто я вас понимаю. У меня такие же отношения с землей. Если я вижу заброшенный и неухоженный кусок земли, мне физически больно. Хочется дать ему жизнь, вдохнуть свежее дыхание, заставить плодоносить, осеменить его, если хотите, – она рассмеялась.
– Да! Именно, это как женская утроба, в которую ты вместо творца вдыхаешь жизнь.
Он посмотрел на Веру внимательно.
– Так что же вы хотите купить сейчас? Тоже дом? – вдруг смутилась та.
– Да. Объявился у нас тут один товарищ, из Польши. Туда его родственники уехали еще до Первой мировой, прихватив с собой все документы на собственность. И сейчас он решил воспользоваться правом репатриации и предъявить права на несколько домов, усадеб и один замок, может, вы знаете, в соседней области у нас.
Вера кивнула.
– Так вот, – продолжил Борис. – Поляк оказался ушлым, притащил с собой армию адвокатов, нашел вход в нужные двери – и вуаля, вернул собственность дедули. Только вот что с ней делать – не придумал. Желания инвестировать в родную землю нет. Никто с замками связываться не хочет – сложностей выше крыши. Тем более замок у нас в реестре культурного наследия. В общем, помыкался и обратился ко мне. А я на этот замок давно засматриваюсь. Он некогда был княжеской гостевой резиденцией.
– И вы бы хотели сделать там гостиницу? – догадалась Вера.
– Именно. Признайтесь, вы все-таки читаете мои мысли, Виринея?
– Нет, но я и без этого неплохо соображаю, – улыбнулась она.
– Так вот, поляки, конечно, люди щепетильные, но мне будет спокойнее, если вы на него посмотрите. К тому же деньги на кону немалые, я вкладываю почти все, что есть в свободном обороте. Не могу себе позволить обжечься, как с тем несчастным домом. Эта реставрация, похоже, станет делом всей моей жизни.
– Хорошо, я поняла. Когда сделка?
– В два часа.
Вера кивнула и посмотрела в окно. Они проехали мимо военного полигона и въехали в Калиновку. Женщина закрыла глаза и подумала о дочери. Нечеткая картинка, очень нечеткая. Глеб у них дома. Что он там делает?
– Виринея, если хотите, могу показать свои эскизы, – не удержался от приступа тщеславия Борис.
Ему действительно было интересно, что она скажет.
Вера поморщилась, Борис ее отвлек. Но видения были все еще расплывчатые, у нее в запасе несколько минут.
– Да, конечно, давайте, – улыбнулась она.
Глава 85
С Дашей договориться оказалось гораздо проще, чем с ее сестрой. Они дождались, когда машина Бориса выедет из переулка и скроется из виду. Выждав еще десять минут, Даша свернула на Вишневую и затормозила у дома сестры. Оля подходила к калитке, торопясь в школу, и удивилась, увидев машину тетки. Глеб распахнул дверь:
– Оленька, привет! В школу?
– Да. – Оля остановилась.
Что-то было не так. И папа, и тетя Даша выглядели напряженными. Она попыталась закрыть глаза и сосредоточиться, но тут же резко остановила себя. Больше никакого применения дара.
– Садись, мы подвезем. – Глеб вылез из машины и распахнул дверь перед Олей.
Девочка, поколебавшись, села в машину. На крыльце своего дома показался Петр с маленькой Верочкой на руках.
– Эй, Оля, все в порядке? – окликнул он девчонку.
– Да, это мой папа.
– Хорошо, – кивнул Петр, буравя Глеба взглядом. Даша и Глеб переглянулись.
– Это новенькие, они ничего не знают, – быстро бросила Даша и завела двигатель.
– Не знают чего? – насторожилась Оля.
Вместо того чтобы развернуться, машина поехала к лесу. В направлении, в котором мать запрещала Оле даже смотреть.
– Я хочу тебе кое-что показать, – объяснила Даша.
– Но я же в школу опоздаю, – запротестовала Оля.
– Ничего страшного, милая, это важно, – улыбнулся Глеб.
Сердце забилось, на один краткий миг Оля закрыла глаза и вдруг все поняла. Даша щелкнула автоматическим замком, блокируя выход из машины. Оля принялась дергать дверцу в тщетной попытке ее открыть.
– Выпустите меня! – закричала она в панике.
– Доченька, успокойся, ничего страшного с тобой не случится, – мягко попытался успокоить дочку Глеб и погладить ее по руке, как маленькую.
Но Оля с неожиданной силой и яростью отбросила его руку.
– Выпусти меня! – заорала она. Лоб моментально покрыла испарина, все тело под тонким платьем вспотело, она начала задыхаться. Все ожило в памяти – смерть Тимура, дым из-под двери, обжигающий легкие воздух, вопли «сдохни, ведьма!». Воздуха перестало хватать, Оля судорожно попыталась сделать несколько вдохов и потеряла сознание.
Глава 86
Вера увидела все за несколько минут до того, как ей пришло эсэмэс с телефона Глеба. В этот момент машина Анатолия свернула на трассу, а Борис доедал последний пирожок. Глеб сообщал, что Оля решила остаться жить с ним, но они могут договориться, если Вера перепишет на бывшего мужа свой бизнес. Вера чуть не завопила от злости – идиот! Первым порывом было попросить Бориса вернуться. Ей нужно всего несколько часов. Но женщина сдержалась. Лобанов-Роствовский ей не поверит, решит, что она снова решила его обмануть. И в этот раз действительно пристрелит. Надо действовать умнее.
Вера сделала несколько глубоких вдохов и попыталась удержать злые слезы. Она вновь и вновь проклинала себя за то, что дала возможность двум негодяям найти ее и дочь. Тысячу раз правы те, кто говорит, что благими намерениями устлана дорога в ад. Ее персональный ад широко открыл ворота, дышал огненной пастью и писал в небе огненными буквами «Добро пожаловать!».
– Все в порядке, Виринея? – Борис доел пирожок и пристально посмотрел на свою спутницу. Та была весела и расположена к общению всю дорогу до трассы, а теперь ее словно окатили холодной водой. Враз растеряла всю общительность, молча вернула папку с эскизами и уставилась в окно.
Вера призвала на помощь все свое и без того скудное актерское мастерство.
– Мне бы в туалет, – заявила она.
– Ну, отчего бы и не сходить. Анатолий, притормозите при случае.
Случай представился спустя десять минут – большой придорожный комплекс со стоянкой для дальнобойщиков, заправкой и собственным рестораном.
– Я сейчас. – Вера открыла дверцу машины.
– Я тоже загляну. – Борис последовал за ней. Он привык все контролировать, даже женщину, идущую в туалет.
Вере стоило больших усилий ничем не выказать своей тревоги.
– Нам с вами в разные туалеты.
– Ничего, уверен, что они по соседству.
Так и оказалось. Зайдя в ресторан и поздоровавшись с администратором, Вера и Борис прошли мимо обеденного зала дальше по коридору.
– Виринея, вы со мной пообедаете? – поинтересовался Борис, перед тем как зайти в дверь, украшенную изображением писающего мальчика.
– Ну конечно, – сладко улыбнулась Вера и зашла в женскую кабинку, неплотно прикрывая за собой дверь и тут же прилипая к ней ухом. Она услышала, как щелкнула дверь «мужской» кабинки, досчитала до двадцати, тихонько открыла свою дверь и кинулась к кухне. Заскочила внутрь и спросила у оторопевшего официанта:
– Где выход в зал?
Молодой человек мотнул головой в сторону, Вера увидела дверь. Пробежав через всю кухню, быстро вышла в небольшой, с уютом обставленный обеденный зал. Пахло борщом, свежей выпечкой и чесноком. Нужный водитель сидел практически возле входа. Он уже доел первое и глазел в окно, ожидая смены блюда. Вера быстрым шагом пересекла зал и подсела к невысокому мужику:
– Плачу пять тысяч, если вы сейчас отвезете меня в Александровку.
Мужик оторопело уставился на незваную гостью. В глазах запрыгали цифры. – Красноватое лицо – результат ежедневного употребления пива, значительно поредевшая шевелюра, хитрый прищур.
– Шесть.
– Договорились, буду ждать у черного хода. Выезжать нужно сейчас.
Анатолий не обратил внимания на фуру, выехавшую со стоянки, а Борис прождал Веру в ресторане около десяти минут, прежде чем заподозрил, что что-то не так. Ворвался в женскую кабинку, поскандалив с посетительницей, забывшей закрыть дверь, а затем выскочил на улицу и кинулся к машине:
– Веру видел?
Анатолий, погруженный в чтение новостей в телефоне, подскочил. Без лишних слов понял, что что-то произошло.
– Сбежала?
– Думаю, да. Отсюда кто-то выезжал?
– Только фура.
– Куда поехала?
– В обратном направлении.
– Давай за ней.
– Но сделка? – Анатолий кинул взгляд на часы, они показывали девять утра, в два поляк будет ждать их у нотариуса. Из предварительного общения с его охраной Анатолий знал, что иностранный гость парень нервный. Да и что эта сделка значила для Бориса, он тоже догадывался.
– Плевать на сделку! – заорал Борис. – Я без Веры не буду ничего подписывать. Поехали.
Вера, успевшая отъехать от Бориса уже на приличное расстояние, вся тряслась от ужаса. Она просто физически ощущала состояние Оли, которую Глеб и Даша заперли в небольшой избушке в глубине леса, где мать и бабка сушили травы и хранили всякие снадобья. Ту избушку местные звали ведьминым домом и из-за нее не ходили в лес. Место, надо сказать, было и правда жутковатым, даже самой Вере там было не по себе. Для строительства кто-то из ее предков выбрал самый глухой, сумеречный и влажный уголок леса, окруженный с трех сторон болотом. Тот, кто не знал дороги, мог сгинуть еще на подходе к избушке – болото было коварным, все густо заросло камышом и ряской и создавало иллюзию устойчивой почвы под ногами. Если Оля и сможет выбраться каким-то чудом из избушки, она наверняка сгинет в болоте. Да и сама избушка могла навести на девочку ужас. Сложенная из почерневших за долгие годы бревен, с низким потолком и окошками-бойницами, почти не пропускавшими света. Температура внутри не превышала десяти градусов, а тусклый свет призван был хранить травы и различные снадобья в нужном состоянии. Веру затрясло, как в приступе лихорадки.
– Стряслось чего? Заболела? – с тревогой поинтересовался мужик. Дамочка выглядела странно. Не из тех, кто ездит автостопом с дальнобойщиками. Она вызывала даже смутный страх. Но за шесть тысяч он готов был потерпеть. Жена звонила утром в панике, что коллекторы со вчерашнего дня не дают покоя. Отдаст им долг, и больше никаких быстрых кредитов.
– Мобильный есть? – с трудом сдерживая зубную дробь, спросила Вера.
– Есть, отчего же нет.
– Дайте позвонить.
– Бери, там за тобой жилетка висит, в правом кармане.
Вере удалось достать телефон с третьей попытки. Они въезжали в Калиновку, картинка сбивалась и размывалась. Вера знала, что Оля пришла в себя и кричит от отчаяния, пытаясь открыть входную дверь. А Глеб и Даша уехали, прихватив ключ. Был только один человек, который мог ей сейчас помочь. Со второй попытки Вере удалось набрать номер Алика.
Глава 87
Алик сам встретил Веронику из школы. С Таней он поговорил утром. Сказал все, как есть. Что оставляет ей квартиру, машину, будет деньги на дочку давать, и жена ни в чем нужды не узнает. Он всегда поможет и поддержит, вот только жить с ней не будет.
Таня все поняла. Объяснения прошли на удивление гладко. Она, конечно, попыталась уговорить мужа остаться, но он прервал – нет, это не обсуждается. Пятнадцать лет совместной жизни с Аликом научили Таню, что муж не меняет решений. Она не стала устраивать сцены, закатывать истерики и угрожать, как того ожидал Алик. Была какая-то притихшая и задумчивая. В обычный день его бы это насторожило, но сегодня он не стал концентрироваться на жене, ему еще предстоял разговор с дочерью.
Взбалмошным характером и истеричностью Вероника пошла в мать, долгое время эмоции даже мешали ей нормально говорить. И вот только-только все наладилось, как ему предстоит обрушить на девочку новый удар. Это было сложнее всего.
Вероника весело болтала всю дорогу до дома, а Алик пытался найти правильные слова, чтобы все ей объяснить. Но так и не нашел.
В квартиру он вошел первым и впоследствии благодарил судьбу за это.
Таня висела в большой комнате на крюке от люстры, из-за покупки которой они когда-то поссорились. Алику хотелось чего-то простого, с четкими пропорциями, а Таня настаивала на богатом хрустальном монстре. Он уступил. И теперь вместо чудовища размером с голову быка на крючке висела жена. В том же халате, который был на ней утром.
– Папа. – Вероника сделала шаг в гостиную и чуть не упала, упершись в широкую отцовскую спину. Четким и быстрым движением отец толкнул девочку, выставляя за двери. – Папа, ты что? – Глаза дочери наполнились слезами, она потирала ушибленную грудную клетку.
Не говоря ни слова, Алик захлопнул у нее перед носом входную дверь, повернул ключ в замке и кинулся к телу жены, на ходу набирая номер «Скорой»:
– Это Кричевский, «Скорую» ко мне домой, немедленно. – Он отбросил телефон на диван, тот тут же принялся звонить, но Алик не обратил на это внимания.
Схватив жену за ноги, он приподнял ее, чтобы уменьшить нагрузку на шею. Тело было легким – Танька постоянно сидела на диетах. Алик, которому не раз приходилось видеть мертвецов, не заметил в ней того груза, которое тело приобретает взамен улетевшей души. Он не видел лица жены, не хотел на него смотреть, ощущал лишь стремительно покидающее ее тепло. Пытался действовать спокойно и профессионально.
Веревку Таня примотала к крючку, рядом валялся отброшенный деревянный стул, из набора, стоявшего вокруг обеденного стола. Алик попытался придвинуть стул к себе. Это удалось с третьей попытки.
Телефон разрывался, раздражая и пробуждая ярость. В голове крутились ненужные мысли – крики матери, когда она узнала об их с Виринеей чувствах. Ее слезы, когда она шептала, что колдунья его погубит. Ее ничем не прикрытая радость, обжигавшая его нервы, когда Виринея сбежала. Тот момент, когда Алик опять увидел бывшую возлюбленную, земля как будто резко остановилась, и он едва не упал. Эта мгновенная пустота внутри, накрывшая с головой, которую не смогли заполнить ни жена, ни дочь, ни работа. Он не мог жить без Виринеи, и с ней тоже не мог, не раня других. И не убивая их.
Алик ногой поднял стул. Не выпуская из рук тела жены, он с трудом взгромоздился на стул, перенес всю тяжесть веса Тани на правую руку, левой достал из кармана складной нож и со второй попытки перерезал веревку. Таня буквально обрушилась на него. Не удержавшись, Алик упал вместе с ней на пол.
– Папа, что происходит? – истошно завопила Вероника за дверью. Алик ее проигнорировал, отодвинув жену в сторону, он перерезал веревку и приложил два пальца к сонной артерии – пульс прощупывался.
Что-то скатилось по щеке, Алик даже не сразу понял, что это слеза. Он прижал бесчувственное тело жены к себе и зашептал:
– Прости меня, родная, прости.
Глава 88
Даша не находила себе места. Еще утром затея Глеба казалась ей весьма заманчивой – они прячут Олю, Вера переписывает свою часть бизнеса на Глеба, а Даша таким образом дает сестре понять, что ни перед чем не остановится. Но чем больше проходило времени, тем сильнее она начинала сомневаться в правильности этой идеи.
Они оставили Олю без сознания в лесу. И хотя в избушке девочке ничего не угрожало, Даша все равно ощущала тревогу. Вера наверняка все узнает, и неизвестно, как она себя поведет. Да, сестре она ничего сделать не сможет, но ведь есть еще и Сашка.
– Мама. – Парень бросился к ней, едва она вошла в ворота.
– Ты почему не в школе? – удивилась Даша.
– Оля пропала.
– Как пропала? – Даша попыталась изобразить фальшивое удивление.
Сашка, необычайно чуткий ко всему, насторожился.
– Ты ее не видела?
– Нет, – все так же фальшиво бодро отрапортовала Даша и направилась к дому, но Сашка встал у нее на пути.
– А где ее отец?
– Утром собирался с ней увидеться.
– Он ее увез? – сорвался Сашка. Лицо снова перекосила судорога, парень попытался что-то сказать, но не смог, послышалось только невнятное мычание.
– Сашенька, что с тобой? – Даша кинулась к нему, обняла и потащила к дому, усадила на крыльцо, принялась гладить по спине. – Успокойся милый, с ней все в порядке.
– Что… что… что с ней?
– Она в порядке, поверь мне!
Сашка уставился на Дашу дикими глазами. Он тяжело дышал, и женщина не на шутку перепугалась.
– Володя! – позвала она мужа.
– Я здесь, – донеслось откуда-то из глубины сада.
– Володя, иди сюда!
Руку Сашки, сжимавшую руку Даши, вдруг сжала судорога, пальцы впились в Дашину ладонь.
– Мне больно! – воскликнула женщина.
Володя неспешно вышел из-за угла дома. Одного взгляда на лицо пацана ему хватило, чтобы понять, что тому очень плохо.
– Что случилось? – Он кинулся к жене и заметил ее окровавленную руку, в которую все глубже впивались Сашкины пальцы. Тот задыхался, лицо начало синеть.
– Оля про… про… пропала, – с трудом сформулировал Сашка.
– Как пропала? – Володя остановился на секунду.
– Да не пропала она! – с отчаянием воскликнула Даша. – Она в избушке в проклятом лесу, так надо было, ее отец там спрятал, чтобы с Веркой договориться об одном деле.
Тиски разжались, и через минуту Сашка смог сделать глубокий вдох.
– Что? – наконец выплеснул он.
– Ничего с твоей распрекрасной Олей не случится! Она в избушке, ключ у меня. Посидит там денек, вечером выйдет. Хватит уже за ней бегать, она твоя сестра, в конце концов! – с отчаянием воскликнула Даша.
– Даша, зачем ты это сделала? – Владимир в неверии уставился на жену.
– Затем! Верка мне всю жизнь сломала, – стараясь не сорваться на визг, прокричала Даша.
– А при чем тут девочка? – впервые в жизни Володя поднял голос на жену.
– Пусть почувствует, как это, когда отнимают самое дорогое! – уже не сдерживая эмоций, проорала Даша.
– Мама, как ты могла? – выдавил из себя Сашка. – У Оли клаустрофобия, она же там задохнется! Мама, мама, что же ты наделала! – Из глаз пацана хлынули слезы.
– Вера же мне жизнь спасла, – с трудом выдавил Владимир, не сводя глаз с жены.
– Ненавижу ее, ненавижу! Дрянь! Чтоб она сдохла, и ее отродье тоже! – Даша, не выдержав, зашлась в истерике.
– Мама, да что ты такое говоришь? Мама! – Сашка вскочил и в ужасе дернулся в сторону от Даши.
– Она тебе не мама, – помертвевшими губами прошептал Владимир.
Сашка перевел непонимающий взгляд на отца. Минуту спустя они уже мчались по дороге, а Сашка в шоковом состоянии выслушивал сбивчивый рассказ отца про роды и смерть его настоящей матери и как потом в их жизни появилась Дарьяна.
Глава 89
Алик не отвечал. Вера набирала его номер около десяти раз и еле сдержалась, чтобы не разреветься. А ведь он обещал, что всегда будет рядом. Впрочем, неужели жизнь не научила ее, что нельзя верить обещаниям?
Женщина положила телефон назад в карман жилетки водителя, фура подъехала к кирпичу перед поворотом на Александровку.
– Так тут нет дороги, девонька, – озадаченно констатировал водитель.
– Езжайте под кирпич, только быстро. – В зеркале заднего вида она увидела машину Бориса. Ну, конечно, он не оставит ее в покое, и сейчас у нее есть все шансы быть пристреленной в густом лесу и закопанной под разлапистой елью. Вместе с водителем.
– Но тут нет дороги, – попытался запротестовать мужик.
– Езжайте! – завопила Вера.
– А ты не кричи на меня, ишь, – попытался воспротивиться водитель.
– Десять тысяч, – выдохнула Вера.
Водитель переключил передачу и двинулся по узкой дороге. Оставалось лишь надеяться, что никто из местных не выедет навстречу.
Фура загородила собой всю дорогу, обогнать ее не было никакой возможности. Борис подпрыгивал на месте от нетерпения.
– Вот стерва, опять меня провела!
– Оставьте вы ее, Борис Вольдемарович, мало ли предсказателей у нас, – буркнул Анатолий.
– Заткнись! – рявкнул шеф. – Мне нужна она.
– Ну что вы ее, насильно потащите?
– И потащу, если надо будет.
Остаток пути они проделали молча. Час спустя фура выехала на главную улицу Александровки, а затем свернула на Вишневую.
Вера открыла сумку и достала деньги, отдала водителю:
– Спасибо вам. Пожалуйста, сдавайте назад задним ходом, та машина, что за нами ехала, должна немного задержаться. – Подумав, Вера достала из кошелька еще тысячу и добавила ее к общей сумме. Открыла дверь и выпрыгнула из фуры. – Спасибо! – кинула женщина и бегом направилась к лесу. У нее есть несколько минут, прежде чем Борис или его цепной пес ее догонят. У нее есть преимущество в виде знания леса, у них – физической подготовки.
Глава 90
Володя не успевал за сыном. Травма давала о себе знать, физиотерапевт предупредил, что понадобится несколько месяцев на реабилитацию.
– Сашка, подожди, – попытался он остановить сына, – там болото.
– Папа, жди меня тут! – крикнул Сашка и припустил что было сил. Перед их отъездом Даша крикнула, что ему нужно держаться одной тропинки, которая начнется через тридцать метров от входа в лес, она будет по правую руку. И ни в коем случае с нее не сходить.
Сашка бежал как сумасшедший и орал:
– Оля! Оля! Я здесь!
Вера услышала пацана, вбегая в лес через пять минут после него и сворачивая на заветную тропинку. В отличие от сестры она знала еще один путь к избушке. Короткий. Главное, не ошибиться и не промахнуть мимо старого дуба, возле которого нужно повернуть направо, в то время как тропинка шла налево. Вера надеялась на то, что семнадцать лет не исказили воспоминания.
Борис вбежал в лес последним, едва успел увидеть тропинку, на которую свернула Вера. Он кинулся вслед за женщиной, но не заметил, как через двести метров та нырнула в почти непролазную гущу возле старого дуба.
Владимира Лобанов-Ростовский нагнал довольно быстро.
– Женщина, где она? – Он схватил мужика и потряс его, как куст со спелыми ягодами.
Владимир изо всех сил оттолкнул Бориса, тот не устоял на ногах и свалился в заросли крапивы.
– Сашка, подожди меня! – закричал Владимир, снова кидаясь вслед за сыном.
Виринея слышала их крики, но до нее они доносились откуда-то издали. Срезав половину пути, она уже подобралась к болотам. Так, здесь нужно быть очень аккуратной. Она пройдет к дому через болото, а не по тропинке, по которой бежали Сашка, Владимир и Борис. К тому же сюда Борис за ней точно не сунется.
Виринея остановилась, осмотрелась вокруг и заметила толстую ветку, валявшуюся возле старого дуба. Схватила ее и приблизилась к болоту. Сторонний наблюдатель ни за что бы его не заметил, но Вера почувствовала гнилостное дыхание, каменное спокойствие перед смертельным рывком. Болото напоминало крокодила, притворяющегося мертвым, чтобы ввести в заблуждение свою жертву. Она выставила палку вперед и тщательно ощупала дно. Нашла более или менее твердое место и осторожно шагнула. Нога по щиколотку ушла в вонючую жижу, но не провалилась.
Сашка бежал по тропинке не разбирая дороги и не глядя под ноги, время от времени выкрикивая:
– Оля!
Он слышал крики отца и его спор с кем-то. Отец звал Сашу и просил остановиться, но тот не мог – там умирающая Оля, ему нужно ускориться! Сашка бежал, глядя перед собой, и не заметил, как вместо основной тропы свернул на ее небольшое ответвление. Пробежав двести метров, провалился левой ногой в болото. Попытался вытянуть ногу, перенес вес на правую и увяз еще больше. После чего совершил самую грубую ошибку – стал вырываться из удушливых объятий трясины. Кричать и звать на помощь не стал – отец едва стоит на ногах, лучше выбираться самому.
Глава 91
Вера добралась до дома спустя пять минут. Попыталась заглянуть в одно из окон:
– Оля, Олечка, я здесь!
– Мама!
Пришедшая в себя Оля тяжело дышала, сидя на полу. Присутствие матери оказало невероятный эффект. Девочка схватила старую табуретку, валявшуюся посреди избушки, приставила ее к окошку и выглянула. Вера, вся перепачканная болотной жижей, стояла возле окна.
– Мама, мне плохо, – прошептала Оля.
– Я знаю, милая, знаю, но я здесь, все будет хорошо, сейчас я открою дверь.
Вера быстрым шагом обошла избушку, молясь, чтобы бревна, к которым крепился дверной косяк, от старости стали трухлявыми, тогда можно будет попытаться открыть дверь без инструментов. Вера сделала шаг, заворачивая за угол избушки, и уставилась на новенькую бронированную дверь. Тщетно подергала ее. Черт! Зачем Даша установила в избушке броню? Вера в отчаянии затрясла дверь, но та не поддавалась.
Она снова кинулась к окну:
– Оленька, послушай меня внимательно, там стоит новая дверь, а у меня нет ключа. Тебе надо будет спуститься в подвал, там бабушка хранила разные инструменты. Если найдешь что-то тяжелое, то мы постараемся тебя вытащить.
– Нет, мама, не сейчас, спаси Сашку, – слезы хлынули из глаз Оли, она смотрела на мать, но видела лишь Сашку, которого засасывало болото.
– Что? – не поняла Вера, лихорадочно размышлявшая, как можно открыть бронированную дверь.
– Сашка, он в болоте, спаси его!
– Потом.
– Нет, мама, у него нет времени! – выкрикнула Оля. – Мама, я тебя умоляю, пожалуйста, сейчас, иди к нему, прошу тебя. Я буду в порядке, обещаю.
– Где он? Скажи, что ты видишь? – Вера попыталась говорить спокойно.
Оля закрыла глаза и начала описывать увиденное:
– Там небольшая лужайка, вокруг березы и ивы, цветы желтые и ствол сгнившего дерева.
– Ведьмина топь, – прошептала Вера.
Самая коварная из всех. Пацану конец.
– Мама! – Голос Оли сорвался. – Мама, помоги ему, ты можешь, а я пока схожу в подвал. Пожалуйста!
– Ладно, я постараюсь, – кивнула Вера, наглухо блокируя собственные мысли, чтобы дочка не смогла их прочитать и не сообразила, что помочь Сашке уже невозможно.
Борис бежал так быстро, что чуть не споткнулся о Владимира, лежавшего посреди тропы. Тот подвернул ногу, упал и ударился головой о дерево. Из едва затянувшейся раны снова начала хлестать кровь. Мужчина с трудом дышал, сжимая голову руками.
– О господи, что здесь произошло? – Борис сделал шаг назад, чтобы не запачкать итальянский костюм.
– Не важно… Пожалуйста, найдите моего сына, он побежал туда, – лежащий кивнул в направлении болота.
– Папа! – донесся до них слабый крик.
– На фиг мне ваш сын? Мне Вера нужна! – заорал Борис.
– Вера? Зачем? – с трудом проговорил Владимир.
– Ты ее знаешь? – перешел на ты Борис.
– Да. Не трогай ее, она дочь спасает.
– В смысле? – Борис был явно сбит с толку.
– Ее дочку заперли в избушке, а у девчонки клаустрофобия, помереть может. Мой вон тоже кинулся ее спасать, а я за ним.
Картинка сложилась, и Борис почувствовал странное удовлетворение. Вера не сбежала от него, она кинулась спасать дочь. Хорошо. Это очень хорошо. Борис развернулся и побежал в том направлении, куда указал Владимир.
– Папа, помоги! – снова попытался докричаться до отца Сашка.
– Держись, мужик, сейчас всех спасем! – уверенно кинул Борис.
Пробежав пятьдесят метров по петляющей в густой осоке тропе, он увидел пацана – над поверхностью болота оставалась только голова. Борис успел остановиться вовремя – за несколько сантиметров от начала топи.
– Не делай резких движений, – закричал он парнишке, – я сейчас!
Вера появилась одновременно с ним с другой стороны топи. Остановилась, увидев Бориса.
– У меня там дочь, – вдруг разрыдалась она, совершенно ошарашив Бориса. Плачущая железная леди? Да быть такого не может!
– Я знаю, – кивнул Лобанов-Ростовский, скинул с себя пиджак и туфли, лег на землю. С Верой он потом разберется, сейчас надо помочь пацану. – Руку протянуть можешь? – Он сосредоточился на Сашке.
– Нет. – Сашка все глубже уходил в топь. Он попытался повернуться в сторону Веры, но тщетно – трясина лишь откусила в свою пользу еще один сантиметр юного тела.
– Спасите Олю, она в избушке, ключ у меня, – горячо заговорил Сашка.
Вера не выдержала и истерически рассмеялась.
– Оля просит спасти Сашку, ты просишь спасти Олю. Давайте все просто постараемся выжить! – прохрипела она, безуспешно пытаясь унять льющиеся слезы.
– Пацан, а пацан, постарайся очень медленно вытащить руку, – попросил Борис, осторожно подползая к краю топи и кидая Сашке один край пиджака.
– Костюм испачкаете, – продолжала смеяться и плакать Виринея.
– Заткнись, бога ради, – процедил Борис.
Сашка напрягся, но еще глубже ушел в пучину, вонючая жидкость захлестнула подбородок. Еще несколько минут – и пацан уйдет в топь с головой.
Борис сделал еще несколько медленных движений в направлении Сашки. Мужчина старался двигаться так, чтобы правая рука и ноги оставались на твердой земле, а левой он надеялся дотянуться до пацана.
В тот момент, когда Сашка погрузился в топь до самого носа, Борису удалось схватить парня за ворот рубашки и рвануть к себе. Теперь самое главное было – не останавливаться и вытащить пацана одним движением.
Вера смотрела на Бориса и не могла поверить своим глазам. Человек, который по всем законам жанра должен был пристрелить ее на месте еще несколько минут тому назад, рисковал собственной жизнью, чтобы вытащить из болота незнакомого мальчика. Воистину, дар давал ей возможность видеть многое, но только не людей.
Борис почувствовал, как силы покидают его, он остановился буквально на секунду, чтобы перевести дух, и тут же заскользил вслед за пацаном. Тот окончательно ушел под воду, а Борис съехал в топь рукой и частью корпуса. Смертельное движение остановили сильные руки, вцепившиеся в него и одним рывком вытащившие из болота вместе с пацаном. Анатолий. За ним маячил Владимир.
Сашка был без сознания. Владимир поднял глаза на Веру, молча стоявшую по ту сторону топи и даже не пытающуюся вытереть слезы.
Анатолий принялся делать пацану искусственное дыхание, но тот, видимо, успел наглотаться болотной жижи и не подавал никаких признаков жизни.
Борис тяжело дышал: денек выдался не из легких.
– Вы же можете спасти его? – в наступившей тишине обратился Владимир к Вере.
Борис поднял глаза и с удивлением посмотрел на мужика, истекающего кровью.
– Нет, – тихо ответила Вера, но слово раздалось как разряд грома. – Это он тогда должен был оказаться в сарае вместо вас. От судьбы не убежишь.
– Что здесь происходит? Какие сараи? Сегодня никто не умрет! Бегите спасайте свою дочь, – жестко распорядился Борис.
– У меня нет автогена, – снова залилась смехом Вера.
Сильный порыв ветра раздвинул кроны старых деревьев, щедро кидая на всех участников драмы солнечные пятна. Борис смотрел на лицо Виринеи, омытое солнцем и слезами, на ее дикую улыбку, и вдруг совершенно четко осознал, что именно так и выглядит его Галатея.
Глава 92
Единственным, сохранившим присутствие духа в происходящем сумасшедшем доме, был Анатолий. Именно он вызывал «Скорую» и МЧС. На то, чтобы доставить Сашку и Олю в больницу, ушло больше часа. Сашка прерывисто дышал, не приходя в себя, Олю била истерика – озноб, высокая температура, тело изгибалось дугой, словно при эпилептических судорогах.
Вера крепко обнимала дочь и что-то шептала на ухо всю дорогу до больницы. Оля повторяла как заведенная:
– Спаси его, мама, спаси.
На что Вера лишь качала головой и сквозь слезы шептала:
– Я не могу.
У нее оставался лишь один человек, которым она могла бы пожертвовать. Но этой потери она бы уже не пережила.
В больнице Сашку отправили в реанимацию, а Олю уложили в палату, вколов ей мощную дозу успокоительного. Спустя пятнадцать минут в больничном коридоре появилась Дарьяна, она сделала несколько шагов по направлению к сестре и попыталась с ней объясниться, но Вера закатила ей такую оплеуху, что Даше оставалось лишь замолчать.
Она поинтересовалась у врача судьбой мужа и сына. Услышав, что одному накладывают швы, а второй лежит в реанимации и медики не дают никаких прогнозов, Даша опустилась на пол посреди коридора и завыла, как волчица, на чьих глазах только что убили всех ее детенышей.
– Кто это? – спросил Борис у Виринеи.
– Моя сестра.
– Ты к ней не подойдешь?
– Нет.
Оба продолжали сидеть, безучастно глядя на то, как санитары с трудом подняли Дашу и увели ее в манипуляционную. Вера казалась странно спокойной. Но все изменилось, когда в дверях показался высокий мужчина с коротким ежиком волос и странными светлыми глазами. На какой-то момент Борису показалось, что он слепой, но, когда мужчина подошел ближе, стало понятно, что это лишь дефект радужки.
Атмосфера в узком коридоре районной больницы, выкрашенном в казенный зеленый цвет, сгустилась, потемнело, как перед грозой. Еще немного, и засверкают молнии. Борис внимательно посмотрел на незнакомца и на Веру. Без слов было понятно, что с этим проклятым местом Веру связывает намного больше, чем он мог себе представить.
– Я звонила, – глухо сказала она, не поднимая глаз на Алика.
– Таня в реанимации. Она пыталась повеситься.
Борис заметил, как по бледной, перепачканной болотной жижей щеке Веры снова сползла слеза. Обычно стоило кому-то заплакать, как у него сразу же краснели глаза, нос и щеки, а у Виринеи даже выражение лица не изменилось.
– Что случилось в лесу? – спросил Алик.
Вера не ответила. Вместо нее ответил Борис:
– Ее муж и сестра похитили ее дочь. С целью получения материальной выгоды.
– Я отправлю за ними парней. – Алик не сводил глаз с лица Веры, а та не пыталась унять слезы.
– Даша в больнице, – прошептала она, – где Глеб, я не знаю.
– Найдем.
Алик кинул взгляд на Бориса, красноречиво намекая, что тот им мешает. Борис поднялся и, пошатываясь, направился к выходу. Пожалуй, впервые за долгое время он действительно проиграл. Вера никуда отсюда не уедет. В таких материях даже угрозы пристрелить не помогут.
Виринея, закрыв глаза, думала о том, какой страшной ценой ей дается эта любовь.
– Виринея, я…
– Иди к ней, Алик, – наконец-то решилась она. – Я все понимаю. Дважды в одну реку никто не входит. Иди.
Алик на мгновение заколебался, словно собираясь что-то ей сказать, но затем развернулся и двинулся к выходу.
Виринея смотрела ему вслед, стараясь запомнить мельчайшие подробности. Затем подошла к палате, где лежала дочь, и открыла дверь.
Оля не спала. Лежала, безучастно глядя в потолок. Вера присела на ее кровать.
– Сашка? – одними губами прошептала Оля.
– Я не могу ему помочь, ничем.
– Но…
– Ты можешь.
Оля приподнялась на локте и с удивлением посмотрела на мать.
– Каждый раз, когда я спасаю жизни, я плачу за это жизнью кого-то из близких. За маленькую Верочку умер Буран, за то, что я помогла Сашкиному отцу, твой получил инфаркт. У меня больше никого не осталось, кем бы я могла пожертвовать. Поэтому у меня ничего не выйдет.
– А я?
– А ты сильнее меня. И пока что ты любишь только одного человека, которого тебе и надо спасти.
Вера заметила, как Оля залилась румянцем.
– У тебя все получится. Но учти, рано или поздно смерть все равно возьмет свое. Она уже приходила за ним дважды.
– Пусть лучше это будет поздно, – прошептала дочь.
– Пошли.
Вера взяла дочь за руку и вышла с ней из палаты. Оля казалась совсем призрачной в казенной ночной рубашке на четыре размера больше необходимого.
– Мама, в том доме я нашла какие-то инструменты и украшения. Много всяких украшений и коробочек с инициалами Д.А.
– Это Дашино.
– Но она говорила, что делает украшения дома на заказ по своим эскизам. А там как будто был склад и листочки с рисунками и подписями. Все разным почерком. Выходит, тетя Даша сказала неправду?
Вера бросила взгляд на Олю:
– Выходит. Но сейчас это не важно. Слушай меня внимательно. Когда пойдешь к Сашке, ты должна взять его за руку и представить его тело изнутри. Сможешь?
– Постараюсь.
– Ты должна увидеть его носовую полость, гортань, трахею, бронхи и легкие. Представь слизистую, по которой вода из легких начнет подниматься вверх. Ты должна четко увидеть, как его организм очищается от болотных нечистот. Сможешь?
– Я… я не знаю…
Они уже подошли к палате реанимации, когда Оля остановилась. На единственном шатком пластиковом стуле, стоящем в небольшом предбаннике, сидел Владимир. Голова забинтована.
– Даша в больнице, – сообщила ему Вера.
– Уезжайте, Вера, – тихо ответил мужчина, – если бы вы не приехали, ничего бы этого не случилось.
– Но тогда ваш сын бы умер! – горячо возразила Оля.
Владимир поднял на нее измученный взгляд:
– От судьбы не убежишь, девочка.
– Оля, иди, спасай брата, – устало прервала его Вера.
– Он ей не брат, – покачал головой Владимир.
– Что? – воскликнули Оля и Вера одновременно.
– Он мой сын, но не Дашин.
Из дверей реанимации вышли седой импозантный мужчина в белом халате – заведующий реанимацией Сергей Александрович – и молодой доктор, уже дважды становившаяся свидетельницей невероятного спасения умирающих. Увидев Веру, она осеклась и остановилась. Доктор, не замечая ее реакции, протянул руку Владимиру:
– Вов, ты как сам?
Эти двое знакомы были с детства. Сидели за одной партой, а когда Сергей после медицинского института вернулся в родные края, периодически встречались, чтобы пострелять уток на болотах.
– Жить буду, – криво усмехнулся Владимир. – Как мой сын?
Сергей Александрович опустил глаза, словно пытаясь на старой плитке найти начертанные правильные слова.
– Нет, ничего не говорите! – воскликнула Оля. – Можно к нему?
– Туда никому нельзя, ситуация критическая.
– Пропустите ее, Сергей Александрович, – вдруг нервно воскликнула молодой доктор, не сводя с Веры глаз, – это та самая женщина, про которую я вам говорила.
– Пропустить нужно не меня, – покачала головой Вера, – мою дочь. Она поможет.
– Серега, пропусти, – устало попросил Владимир, закрывая глаза.
– Вова, там сейчас реаниматологи, – слабо попытался отбиться Сергей Александрович, веривший всегда только одному богу – науке.
– Пропусти, хуже не будет, – снова попросил Владимир.
Сергей Александрович поколебался несколько мгновений, затем кивнул:
– Хорошо, иди. Первая палата направо.
Оля кинулась к матери, та обняла дочь и поцеловала:
– Иди, у тебя все получится.
Когда за Олей закрылась дверь, Вера горько усмехнулась. Оля и так знала, что у нее все получится.
Глава 93
Глеба взяли на подъезде к областному центру. Даша успела ему позвонить и сообщить, что все пошло не так. Глеб перелез через забор ее дома, чтобы не попасться на глаза Марине. Он не видел любовницу со вчерашнего вечера, и утром, когда они везли Олю в лес, она его тоже не преследовала, но он был уверен – стерва отыщет его повсюду.
Поймав машину, Глеб попросил отвезти его в областной центр, где он собирался сесть на электричку и, немного пропетляв по области, залечь на дно в одном из небольших поселков. Поживет в каком-нибудь садовом домике, подождет, пока все уляжется.
До областного центра Глеб не доехал пяти километров. Алик объявил план «Перехват», и Глеба вытащили из машины.
Марина наблюдала за происходящим сквозь открытое окно джипа. Она легко определила местонахождение Глеба и нагнала его буквально за несколько минут до задержания.
Вначале Глеб пробовал сопротивляться аресту, кричал, что это какая-то ошибка, его с кем-то путают, он будет жаловаться и звонить адвокату.
Марина выпорхнула из джипа и тоже решила вмешаться, набирая на ходу номер ушлого юриста, решавшего все ее вопросы. Разными методами.
Но, едва увидев Марину, Глеб во всем признался и протянул руки полицейскому, потребовав, чтобы на него надели наручники и отвезли в СИЗО прямо сейчас. В конце концов, идея заключения всегда казалась ему не такой уж и плохой. А воздержание пойдет только на пользу.
– Глебушка, я тебя вытащу! – торжественно пообещала Марина.
– Не дай бог! – завопил Глеб и сам направился к полицейской машине.
– Вы ему кто? – не удержался молодой полицейский, с изумлением наблюдавший за происходящим.
– Я? – Марина с трудом сдержала злые слезы. Все было в ее жизни – и умирали, и уходили, и сама выгоняла, но чтобы кто-то решил прятаться от нее в тюрьме! Такого у нее еще не было. Что за мужики пошли-то? – Я его любимая женщина, – гордо объявила Марина и, заметив недоверчивое выражение лица молодого инспектора, объяснила: – Просто он сейчас в шоке, не ведает, что творит.
Глеба повезли в участок, где его уже поджидал Алик. А Марина так и осталась стоять на дороге, задумчиво глядя вслед удаляющемуся автомобилю. С астрологами не сложилось, неужели пришла пора пойти к гадалкам? Снять венец безбрачия, и вообще, может, на ней порча или сглаз.
Не обращая внимания на гудки редких машин, проезжавших мимо нее, Марина побрела к машине, брошенной на обочине. В глубине души женщина понимала, что никакие бабки и гадалки ей не помогут. Все дело было в том, что просто не осталось достойных мужиков.
Она села в автомобиль, положила руки на руль и уставилась перед собой, задумавшись. Из оцепенения ее вывел звонок дочери. Сегодня утром Марина записала ее к гинекологу на аборт. Деньги деньгами, а шанс устроить личную жизнь с младенцем на руках Машка упустит окончательно. Будет, как она, всю жизнь мыкаться. Марина тут же оборвала себя – вон скольких берут и с двумя-тремя детьми. Не в них дело. Просто она, Марина, дура. Досчитав до пяти, чтобы проглотить спазм и слезы, она ответила дочери:
– Да, милая. Ты как?
– Мама, я не смогла, – прорыдала Машенька, – у него уже сердце бьется.
– У него? – переспросила Марина.
– Я думаю, там мальчик, я не хочу… – Машенька настроилась на долгий и сложный разговор с матерью.
– Рожай, Машка, – перебила ее та, – дети – это здорово. Отдашь мальца мне, а сама карьерой занимайся.
– Мама, ты что? – осеклась Маша. – Ты это серьезно?
– Еще как. Давай дуй домой, скажи горничным, пусть фруктов-овощей тебе накупят, будем есть витамины и ждать пополнения. А потом мама со всем разберется.
– Мам, – помолчав, сказала Маша, – ты знаешь, что я тебя люблю?
– И я тебя, милая, все будет хорошо.
– А если девочка?
– Буду ее нещадно баловать.
Следующие три часа Марина проплакала. Ведь любовь, которую она так искала, все это время была рядом.
Глава 94
Борис ждал Веру на улице. В медицинской помощи он не нуждался, а вот итальянский костюм оставалось только облить бензином и сжечь.
Анатолий сидел на водительском месте, безучастно читая новости в телефоне. Вера вышла из больницы, крепко держа Олю за руку. Ту все еще трясло от пережитого. Сашка пришел в себя, и девушка просто сбежала из реанимации, чтобы не отвечать на вопросы обалдевших врачей.
Вера ждала ее в коридоре. Схватив дочь, она потащила ее в сторону выхода.
– Если я спасу еще кого-то, он умрет? – прямо спросила Оля, спотыкаясь и чуть не падая от упадка сил.
– Да.
– Алик – это все, что у тебя осталось?
Вера на одно мгновение притормозила, но затем снова ускорила шаг.
– Еще есть ты, но тебя дар не заберет, ты и так ему принадлежишь.
– Я хочу уехать, мама. Навсегда. И больше никогда ничего не слышать о даре, – твердо сказала Оля.
Вера кивнула.
– Оля! – Вероника бежала по коридору – волосы растрепаны, тушь растеклась. Похожа на молодого щенка, который только-только оформляется во взрослую собаку. Порывиста и наивна. Одета в простые шорты и майку, совсем еще ребенок.
– Вероника, Саша в реанимации, к нему сейчас не пускают.
– Что с ним?
– Он чуть не утонул в болоте.
Вероника поднесла кулак ко рту и заревела, как малыш, у которого отняли любимую игрушку. Немного поколебавшись, Оля подошла к однокласснице и обняла.
– С ним все будет в порядке.
– Что… что он делал на болоте? – Вероника затряслась в рыданиях. – Почему сейчас? Еще и мама в больнице, тоже в реанимации.
Оля посмотрела поверх головы Вероники на мать. Та коротко кивнула. Оля погладила Веронику по волосам:
– Он спрашивал про тебя. Иди. Попроси дядю Володю, может, тебя к нему пустят.
– А ты? – Вероника вдруг сделала шаг назад и уставилась на Олю. – Ты его видела?
– Нет. Я… я за картой заехала. Мы уезжаем.
Оля обошла одноклассницу и, подойдя к матери, взяла ее за руку. Так, держась за руки, они вышли на улицу и направились к машине Бориса. Вера сразу перешла к делу:
– Предлагаю сделку. Я буду вам помогать, а вы взамен откроете для меня бизнес – хочу заниматься натуральной косметикой.
Борис окинул Веру оценивающим взглядом.
– Хорошо, – кивнул он.
– И вы вернете мне дом.
– Он мне не принадлежит, его выкупили.
– Меня это не волнует, я хочу жить в своем доме и знаю, что вы это можете.
– У меня есть предложение получше, – подумав, сказал Борис.
– Какое?
– Вы переедете в мой дом вместе с дочерью.
Вера посмотрела Борису в глаза:
– Не боитесь?
Борис покачал головой:
– Нет, Виринея, не боюсь. И можешь мне поверить, если надумаешь сбежать – я сделаю все, чтобы ты ко мне вернулась.
Комментарии к книге «Виринея, ты вернулась?», Александра Васильевна Миронова
Всего 0 комментариев