«Защита и опора»

Защита и опора (epub) - Защита и опора 783K (скачать epub) - Марина Раевская

Защита и опора

МаринаРаевская

Катя — бизнес-леди, красивая, успешная, почти идеальная женщина. Она жила вместе с бывшим одногруппником Геной, который большую часть времени отдыхал на диване. Однажды, придя домой уставшей, с огромными пакетами продуктов, Катя находит в квартире чужое женское белье. С нее хватит! Она выставляет Гену вон. Теперь ей нужны домработница и охранник, чтобы умерить пыл бывшего возлюбленного. Возвращаясь с работы, девушка встречает возле дома высокого плечистого парня. Его зовут Виктор, и отныне он… Катина домработница и охранник в одном лице.

 

Марина Раевская

Защита и опора

 

РОман

 

 

 

 

Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга»

2018

 

© Лесовикова Е., 2017

© DepositPhotos.com / ArturVerkhovetskiy / Julietart, обложка, 2018

© Книжный клуб «Клуб семейного досуга», издание на русском языке, 2018

© Книжный клуб «Клуб семейного досуга», художественное оформление, 2018

 

ISBN 978-617-12-5171-7 (epub)

 

 

 

Никакая часть данного издания не может быть

скопирована или воспроизведена в любой форме

без письменного разрешения издательства

 

 

 

Электронная версия создана по изданию:

 

Катя — бізнес-леді, красива, успішна, майже ідеальна жінка. Вона жила разом з колишнім одногрупником Геною, який більшу частину часу вилежувався на дивані. Одного разу, повернувшись додому втомленою, з великими пакетами харчів, Катя знаходить у квартирі чужу жіночу білизну. З неї досить! Вона виштовхує Гену за поріг. Тепер їй потрібні хатня працівниця та охоронець, щоб загасити запал колишнього коханого. Ідучи з роботи, дівчина натрапляє біля дому на високого кремезного хлопця. Його звати Віктор, і віднині він… Катина хатня працівниця й охоронець в одній особі.

Раевская М.

Р16 Защита и опора / Марина Раевская. — Харьков : Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», 2018. — 160 с.

ISBN 978-617-12-4569-3

 

Катя — бизнес-леди, красивая, успешная, почти идеальная женщина. Она жила вместе с бывшим одногруппником Геной, который большую часть времени отдыхал на диване. Однажды, придя домой уставшей, с огромными пакетами продуктов, Катя находит в квартире чужое женское белье. С нее хватит! Она выставляет Гену вон. Теперь ей нужны домработница и охранник, чтобы умерить пыл бывшего возлюбленного. Возвращаясь с работы, девушка встречает возле дома высокого плечистого парня. Его зовут Виктор, и отныне он… Катина домработница и охранник в одном лице.

УДК 821.161.1(477)

 

Дизайнер обложки Анна Демидова

Предисловие

 

Я хочу рассказать вам историю, похожую на сотню других историй. Наверняка что-то подобное вы уже слышали от знакомых, может быть, читали, может быть, даже видели в кино. Возможно, кто-то скажет, что это чистейшая выдумка, а кто-то упрекнет автора, что он склеил свою историю из сотни других.

Удивляться нечему — какими бы разными ни были люди вокруг, в самом главном они похожи. Они любят и хотят, чтобы любовь была взаимной. Они страдают, если их чувства предают, они ищут лучшей жизни уже просто потому, что они люди и достойны всего самого лучшего. Каждый, вне зависимости от возраста, цвета кожи, веры и содержимого кошелька.

Глава первая

 

Катя не любила ни вечера, ни выходные. C некоторых пор почему-то совсем не любила. Может быть, из-за Пушкина, который с трудом терпел гостей и презирал выходы в свет, может быть, из-за того, что она сама превращалась из уважаемого человека во… второкурсницу, которую, пусть и любя, но все время поучает выпускник. Одним словом, не любила. Кстати, длинные праздничные дни и отпуска — в общем, много дней дома — не любила тоже. Хотя в отпуск можно было уехать, и уехать самой…

Вот и сейчас, прекрасным для всех нормальных людей летним вечером, она вытащила из багажника два немалых пакета, забитых необходимыми продуктами, да и не только продуктами, до самого верха. Утром она заметила, что в холодильнике как-то уж слишком просторно, свет заливает все уголки — и не освещает ничего, кроме чистых стеклянных полок. От машины до лифта было всего несколько шагов, а потом еще от лифта до квартиры… Обычно она этих десятков метров и не замечала, чаще и вовсе поднималась не в лифте, а пешком. Но сегодня, с пакетами, сумочкой через плечо и журналом, прихваченным уж вовсе непонятно зачем, словно в ралли Париж—Дакар участвовала. Причем без всякого транспорта, пешком.

Дверь оказалась закрыта всего на один поворот.

«Ага, значит, Пуся дома…»

Пусей Катя звала своего жениха, Гену Пушкина. То есть она думала, что ее Пуся — жених. Ну а кем еще считать мужчину, который с тобой живет, складывает в стиралку носки и рубашки, капризничает и называет тебя «мой ангел» и «душенька»?

Гена и Катя вместе окончили экономический университет, достаточно легко и удачно нашли работу и быстро пошли вверх по карьерной лестнице. Вернее, Катя быстро пошла. За восемь лет выросла до управляющей отделением частного банка, обзавелась связями в серьезных фирмах и учреждениях. Пуся считал, что тоже сделал удачную карьеру — от выпускника-экономиста до младшего партнера в фирме. Неважно, что старшими партнерами были двое его дядьев — вполне уверенных в себе, сильных и еще совсем не старых младших братьев Гениного отца. Им, по совести говоря, совершенно не был нужен партнер, тем более младший. Но племяннику нужно было помочь стать на ноги, так отчего бы не придумать ему непыльную работенку и звонкую должность?

Пуся своей работой гордился. Так сильно гордился, что старался собственной персоной появляться в фирме как можно реже, а немногочисленные обязанности выполнять, лежа или сидя в мягком кресле. Вероятно, именно поэтому Катя видела Гену в основном у себя на диване. Ну или в кресле… На кухню Пуся старался не заходить: «Согласись, что там мужчине делать нечего…»

Иногда Катя удивлялась тому, что так привязана к Гене. Ведь она же видит все его многочисленные недостатки, временами с трудом терпит его капризы и совершенно не рассчитывает на его помощь. Но с ним было удобно. Пусть он нечасто выводил Катю в свет, пусть гостей они принимали и того реже, но все же Пуся был, был рядом. Гостей развлекал, цветы пару раз в год дарил, на премьерах не храпел. А разве этого недостаточно?

Мысли об их удивительном союзе Катю посещали редко. Да и времени присесть и посмотреть на свою жизнь со стороны у нее было совсем немного.

Часы в кухне показывали начало десятого. Да уж, девять вечера — самое время приходить с работы. Руки без участия головы раскладывали все по полочкам и шкафчикам, прятали продукты в холодильник, а сама Катя думала, что бы такого быстренького и не очень вредного для фигуры приготовить. Получалось, что оптимальным вариантом могла стать пицца… Почти совсем для фигуры безопасная.

— Когда же я ела? — пробормотала Катя. — А, да, точно, в перерыв же с Галочкой в кафе спускались…

Хотя что именно они с Галочкой ели, Катя не помнила.

Катя поставила на стол противень. В дверях появился Пуся — с планшетом в руках и недовольной миной на лице.

— Что-то ты поздно сегодня, мой ангел… И только собираешься готовить… Что, опять будет мучное? Ты же знаешь, как это вредно…

— Что поделать, Ген, потерпи. Вот завтра пятница — я морепродуктов накупила, вечером салатик сделаю.

— Ага… — И темно-синяя шелковая спина Пуси, обильно расшитая драконами и тростинками, поспешно скрылась в дверях.

Наконец противень с пиццей отправился в духовку. Можно было и переодеться в домашнее.

Гена много раз с неудовольствием повторял, что в офисной одежде в кухню заходить негигиенично, а готовить так и вовсе строжайше запрещено. «Там же бациллы и микробы. Ты их с улицы принесла, и они все прямо в салат могут попасть… Кроме того, — продолжал Пуся, — это вообще не дело — самой хозяйничать». Катя, в конце концов, получает вполне приличную зарплату и может позволить себе нанять и кухарку, и домработницу. И даже не домработницу, а настоящую домоправительницу, чтобы она жила тут же, у Кати: и небольшая комната есть, и второй вход в квартиру.

Иногда Катя соглашалась с Геной, иногда пыталась возразить. Она понимала, что в чем-то он прав: если бы у нее была хоть какая-то домоправительница, то уж легкий бы салатик наверняка ждал ее каждый вечер, в доме была бы чистота, а ей, Кате, не приходилось бы в ночь-полночь подвергать свою талию пытками пиццей с курицей. Почему-то мысль о том, что и Пуся может что-то приготовить или хотя бы заказать доставку той же пиццы, Кате в голову не приходила. Как, вероятно, и самому Пусе…

Вот и сейчас Пуся возлежал на диване и на полную мощь легких «отдыхал» под работающий телевизор: загадки Мохенджо-Даро беспокоили Гену куда сильнее, чем тайны таинственно пустеющего холодильника.

В спальне было достаточно светло — летние сумерки только еще грозили превратиться в темноту, а фонари за окнами уже набирали силу. Катя набросила халатик, села к зеркалу расчесаться и краем глаза заметила какой-то непорядок. Что-то было не так. Вроде все как всегда, но что-то резануло глаз.

Она встала, включила свет и увидела это «что-то»: на прикроватной тумбочке всеми оттенками малинового переливался лифчик. Чужой (!) лифчик…

Скажем сразу, что Катин вкус был более чем строгим, к тому же дресс-код обязывал, поэтому цветное белье она не покупала. Некуда было его носить, да и не любила она все эти кружавчики-блестки-бантики. И размерчик… был явно не Катин. В голове всплыла мамина фраза о «чепчиках для близнецов».

Катя двумя пальчиками взяла «чепчики» и повертела перед глазами. Хорошая фирма, дорогая, и цвет такой… призывно-профессиональный.

Она вышла в гостиную, где на диване возлежал Пуся. Загадки забытых цивилизаций уже были неактуальны. Теперь Катин «жених» следил за каким-то документальным детективом. Темные тучи сгущались над государством, тайные общества свирепствовали…

— Друг мой, что это?

Катя сама удивилась тому, насколько она спокойна. Как-то раньше ей даже не приходила мысль, что Пуся может ходить налево… Но сейчас, держа это в руках, она не чувствовала себя оскорбленной, слезы не застилали глаза, в душе не шевелилось вообще ничего… Она даже дурой мысленно себя не обзывала, в слепоте не укоряла… Пока, во всяком случае.

Гена был слишком увлечен теледетективом, чтобы обратить внимание на Катины слова. Он даже не посмотрел на нее.

— Я к тебе обращаюсь, Гена. Что это такое? — Катя потрясла бельем перед глазами Пуси.

— Не мешай, я щас… — пробормотал было тот, но ярко-малиновое белье теперь оказалось прямо у него перед носом. (Катя с удивлением поймала себя на том, что хочет самым пошлым образом отхлестать этой дрянью Пусю по физиономии, несмотря на всю свою сдержанность и спокойствие.)

— Что это, я спрашиваю?

— Ой, ты увидела… — пробормотал Пуся. — Это же… а, да, это же я тебе купил. Красиво, правда?

Он как-то странно, воровато отвел взгляд, а потом почти решительно поднял глаза на Катю. Она просто нависала над ним, а ярко-малиновое белье Лилечки касалось его носа и даже временами задевало по ушам. «Черт, как же это я… Вот Лилька дрянь — не проверила, чтобы все было в порядке!»

— Очень красиво, — ядовито ответила Катя. — Ты купил мне несвежее, ношеное белье. К тому же не моего размера. На распродаже нашел?

— Разве? — невпопад ответил Пуся.

Лежать и снизу смотреть на Катю было жутко неудобно. Да еще и взгляд отвести не получалось. «Какая распродажа? Она же знает, что я терпеть не могу магазины. Вот же влип, черт возьми…»

— Значит так, скотина, — Катя с удовольствием проговорила последнее слово. Она чувствовала, что внутри нее нарастает какая-то веселая ярость. «Ох, я б тебе устроила, спутничек жизни, прости господи… если б так противно не было. Эх, жалко, что этаж всего-то третий. Если в окно вылетит, может и не разбиться…» — У тебя десять минут, чтобы собраться и свалить. На одиннадцатой весь твой хлам вместе с тобой отправится в окно. Время пошло!

Катя изо всех сил швырнула лифчик в физиономию Пуси и пошла в кухню. Пицца в духовке уже исходила ароматами.

— О, это я вовремя. Сгорела бы — осталась бы одновременно и без еды, и без любовника. Как обидно!

И снова Катя поразилась тому, насколько она спокойна: ни гнева, ни слез. Даже руки не дрожат. А вот есть по-прежнему хочется.

На пороге появился Пуся:

— Ка-а-атечка, душенька… Ты что, сердишься? Я же хотел как лучше.

— Пошел вон. У тебя осталось шесть с половиной минут…

— Там же темноо-о-о.

И только теперь Катю накрыло. В лучших бабских традициях она уперла руки в бока и закричала:

— Пошел вон, мразь! Трус и лжец! Ты даже изменить толком не можешь, слизняк!.. Видеть тебя не могу!

Пуся опасливо попятился: такой свою «душеньку» он никогда не видел. И отчего-то кричащая Катя была удивительно привлекательна. Он вдруг заметил, какие яркие у нее глаза, какие изящные руки… даже голос…

— Ка-а-ть… — Гена сделал шаг вперед и попытался приобнять девушку.

И получил хлесткую пощечину.

— Вон!

Теперь выход был только один — сбежать, попытавшись сохранить остатки достоинства. Хотя сохранять, честно говоря, было уже нечего.

— Ну ничего, ты еще пожалеешь… — бормотал Гена, вытаскивая из гардеробной большущий чемодан на колесиках. Катин, кстати, чемодан, хотя сейчас это было уже не так важно, по крайней мере для него. — Кому ты такая нужна… Я-то себе вмиг найду, вон хоть та же Лилька, на полусогнутых прибежит!

Гена собирался очень и очень торопливо — Катину любовь к точности он знал преотлично. Если она сказала, что десять минут, значит, это и в самом деле десять. И что выбросит — тоже было чистой правдой.

Конечно, в десять минут он не уложился. Но Катя его особо не торопила. Она вытащила пиццу, выложила ее на доску и нарезала. А потом взяла в руки кусок и с удовольствием откусила.

— Какой же ка-а-йф! — неизвестно, к чему это относилось: то ли к еде, то ли к звукам стыдливого бегства, то ли к миру, который почему-то наступил в душе.

«Я какая-то ненормальная, честное слово. Мне жених изменил, а я пиццу ем и жизни радуюсь…»

Можно было бы сказать Кате, что печалиться ей и в самом деле нечего, что такое «сокровище», как ее Пуся, и впрямь не грех выгнать. Просто чтобы жизнь не портил.

За первым куском пиццы последовал второй, не менее ароматный и вкусный. Хлопнула входная дверь, возвещая, что жених наконец отбыл.

— Отличный вечер, — пробормотала Катя. — Надо выпить! Где тут коньяк?..

Квартира носила следы торопливых сборов, но сейчас отчего-то Катя беспорядку радовалась.

— Точно, за это надо выпить!

Глава вторая

 

Пятница даже в банке отличный день. Тем более пятница летняя — теплая, солнечная, пахнущая цветущей липой и пионами.

Дела шли как обычно — приходили и уходили посетители, звонило начальство, коллеги курили и поправляли макияж. Катя решила, что неплохо было бы изменить что-то в привычном ходе вещей, — и включила кофемашину, чтобы сварить третью чашку кофе.

— Екатерина Львовна, отчет. — В Катин кабинет вплыла Галка, руководитель службы менеджеров.

Катя улыбнулась подруге — вот с кем ей повезло много лет назад, так это с Галкой. Они подружились с первого дня, когда Галка пришла в банк, — сама Катя тогда была еще менеджером, принимала клиентов, терпеливо рассказывала о банковских продуктах и почти естественно улыбалась. Галку посадили за соседний стол — третьим менеджером. И целых два года они подстраховывали друг друга, по очереди курили и вместе пили кофе, а в перерыв заскакивали в ближайшую кафешку полакомиться каким-нибудь салатиком и обсудить все насущные проблемы.

Собственно, сейчас, несмотря на определенный карьерный рост обеих прекрасных дам, все оставалось практически так же: перерыв по-прежнему проходил в ближайшем кафе за салатиками и обсуждением насущных проблем, а кофемашина исправно варила кофе на двоих. Только теперь они уже не курили — Галка вот-вот должна была второй раз уйти в декрет, а Катя бросила за компанию, еще когда Галка ждала первенца.

— Ага, Галюш, спасибо. — Катя поставила подпись рядом с подписью коллеги. — У нас все тихо?

— У нас-то все тихо. Только я вот вижу, у тебя что-то случилось. Какая-то ты не такая…

— Не такая?

— Ну да, отстраненная, более спокойная, кофе вон уже третью чашку поставила… Пирожное принести?

— Давай, в сладком эндорфины.

— Глупенькая, в сладком глюкоза и калории. Но тебе пока можно.

Катя поставила на стол вторую чашку, Галка села напротив, глотнула кофе «второго слива», специально для нее приготовленный, и заявила:

— А теперь рассказывай, что с тобой приключилось. Генка замуж позвал?

Катя ухмыльнулась — она все утро ловила себя на том, насколько ей хорошо и спокойно и даже упоминание Пусиного имени не вызывает у нее никаких эмоций. Она и спала на диво хорошо, ей даже приснилось что-то такое… нейтральное, вроде дорожки в лесу и подсолнухов на полянке.

— Гена замуж… Не, Галь, он, оказывается, ко мне домой днем девицу приводил… И почему-то мне думается, что не в первый раз. Выгнала я его вчера…

— Отличненько… — Галка неблаговоспитанно присвистнула. — И ты так спокойна, молодец!

— Да чего ж быть неспокойной, Галь? На фиг мне такой, прости господи, спутник жизни? Не поверишь, я чувствую себя почему-то так умиротворенно, светло…

— Ага, пришла в себя, значит… Я ж сколько раз тебе говорила, что не твой это размерчик!

— Говорила, — Катя кивнула. — Раньше ж он таким не был…

— Да всегда он такой был, Кать, просто тебе удобно было этого не видеть.

Катя молча кивнула второй раз — и впрямь было удобно.

— А спала как? — продолжила расспросы Галка. — Не страшно было?

— Почему страшно? Дверь заперла, окно настежь открыла — и как камешек в пруд. Даже сны почти не снились.

— Выпить бы тебе надо было!

— Не поверишь, лизнула коньячку чуток… Только чтобы расслабиться.

— И правильно. А ключи? Отобрала?

Галка поерзала на стуле. Для ее положения офисная мебель была теперь не очень удобна, да и сидеть долго становилось тяжело. Но вокруг бушевали такие события, что ей было ну совсем не до собственных ощущений.

— Нет… — Катя с удивлением взглянула на подругу, — я даже не подумала об этом. А что, думаешь, он может вломиться?

— Класс! Ну ты даешь, подруга… Может, конечно. Причем именно теперь может, пока ты здесь… Придет, как обычно. Я уж молчу о том, что он может ваще все из дома вынести. Ну, типа, в качестве компенсации.

— Вот черт, а? Что ж делать, домой бежать, наверное?

— Ну-ну, не суетись. Полагаю, сегодня ни тебе, ни твоему дому ничего не грозит — а вот завтра… Суббота, выходные, он пораскинет мозгами своими куцыми и решит, что самое время помириться. Ему ж с тобой так удобно…

Катя помнила, что Галка никогда хорошо к Пусе не относилась, всегда слегка подтрунивала над ним, когда они собирались, а Кате не раз говорила, что это не мужчина, а домашний питомец. Катя пыталась в ответ отшутиться, но только сейчас у нее хватило сил признать, что да, она и в самом деле просто удобна была Гене все эти годы. Что он вел себя, как дрессированный домашний любимец, но делал только то, что считал нужным. Вернее, не делал ничего, кроме уж совсем необходимых вещей, вроде тех же цветов на день рождения.

«Мы даже жили только на мою зарплату, вот удивительно. Вернее, удивительно то, что я ведь и слышала от него сто раз, что хорошо зарабатываю, но почему-то думала, что он меня так хвалит. А эта скотина банально считал деньги в чужом кармане и не пытался хотя бы сделать вид, что помогает мне…»

— Ты права, Галь. И была права все время — ему со мной просто удобно. А я-то, дурочка, думала, что там чувства есть…

— Ой, Кать, ну давай мы сейчас о чувствах говорить не будем, а? А кстати, как ты узнала, что он приводил бабу?

— Так я ее бельишко в спальне нашла. Такое… богатой расцветки, да и формы там, судя по всему, оч-ч-ень богатые…

— Прико-о-ольно. И как же она, тем более с такими богатыми формами, без белья ушла? Может, специально подбросила?

— А может, и специально. Как-то я не думала об этом. Да и зачем? Ты лучше оцени, как этот слизняк оправдывался. Он, прикинь, сказал, что сам мне это купил… уродство в кружавчиках и пайетках, малиновое, размер шестой…

— У-у-у, молодец.

— Не то слово.

Катя перевела взгляд в окно. По улице спешили люди, прогрохотала машина, набитая какими-то длинными железяками, с криком пробежали мальчишки… Галя проследила за Катиным взглядом. Но за окном, с ее точки зрения, не было ничего интересного. А вот Катино поведение… Да, оно было интересным. Вернее, совершенно непонятным. Казалось бы, после восьми лет совместной жизни выгнать мужика… Это ж не так просто пережить. А Катя улыбается, причем не наигранно, а нормально, как обыкновенный человек. И разговаривает спокойно, и в глазах ничего такого нет, ни боли, ни тоски, ни злости.

— Так, говоришь, завтра он может вернуться? — Катя первой нарушила молчание.

— Зная твоего Пусю, можно не сомневаться — он почти наверняка попробует это сделать.

Катя покачала головой:

— Нет, я не хочу. Может, уехать за город, как думаешь?

— А смысл? Откроет дверь своим ключом, развалится на диване и будет тебя ждать. Может, даже цветов принесет: мириться по всей форме.

— Фуу-у, нужны мне его цветы. Выгоню к чертям…

— Замки бы тебе сменить… Да и охрану недурно было бы найти.

— Галь, ну что ты говоришь, какая охрана? — Катя встала, долила себе кофе и прикрыла окно: ближе к полудню становилось и душно, и шумно. — После всего, представь, я съела почти всю огромную пиццу, сама съела… И не лопнула, вот чудо…

— А где заказала? Не побоялась дверь открывать ночью-то?

У Галки с приближением декрета мысли о безопасности становились просто навязчивыми, даже в манию слегка переходили, — Катя еще пять лет назад это заметила, когда Машенька должна была родиться.

— Да нигде я не заказывала, сама сделала. Вкусно получилось.

— Сама? Молодчина. И продукты, я уверена, сама приволокла из супермаркета, и спекла сама.

— Ну да, а что тут удивительного.

— Да ничего, в сущности. Удивительно другое — ты восемь лет с лишком волокла все на себе: дом, готовку, подарочки своему Пусику великовозрастному, тьфу! Готовила в полночь, убирала-стирала, сопельки уроду вытирала…

— Ну и что?

— Да ничего, это я так, киплю вместо тебя. Так что, прям среди ночи пекла?

Катя только кивнула.

— Знаешь, Галь, я подумала, что все-таки надо бы мне найти человека… женщину. Чтобы и за домом следила, и хоть йогурт покупала на завтраки. Да и охрана была бы какая-никакая…

— И очень мудро было бы! Насчет охраны не уверена, но все остальное вполне правильно. Только не вздумай искать среди знакомых, найми человека через агентство. Так хоть гарантия будет, что не вор и не мошенник в дом попадет. Можешь еще рекомендации потребовать.

Катя усмехнулась — Галкина паранойя ее всегда забавляла. Но в словах подруги что-то было. И в самом деле, если есть люди, которые занимаются поиском персонала, почему же она сама должна пытаться кого-то найти? Рекомендации, конечно, это уже перебор, а вот охрану на вечернее время и какую-нибудь «фрекен Бок», чтобы за порядком и холодильником следила, найти не помешает.

— А скажи мне, подруга, не знаешь ли ты, есть вообще тут где-то в округе какое-нибудь кадровое агентство?

Галя улыбнулась: Катю она временами воспринимала как хорошую и умную младшую сестру. Если ее осторожненько подталкивать, она будет делать правильные шаги.

— Умница! Не знаю, Кать, но узнать, конечно, смогу… Давай в перерыв выйдем, прогуляемся, а я потом девчонкам позвоню. Кто-то ж из моих наверняка искал и няню, и повара…

Сама Галка, конечно, о няне могла не беспокоиться. Галкина мама была сумасшедшей бабушкой в лучшем смысле этого слова. Она проводила с Машенькой, Галкиной дочкой, времени даже больше, чем сама Галка. И радовалась скорому появлению второго внука… тоже наверняка больше, чем Галка с мужем, вместе взятые. Таким уж человеком она была.

Катя Галкиных родителей очень любила: там всегда было весело, тепло, вкусно кормили и разговаривали с настоящим интересом. Они были для нее почти как ее собственные родители — ну, или как близкие друзья.

Наступил перерыв — святое время, когда можно снять пиджак и форменный галстук, выйти на улицу и пройтись просто так, как будто ты никуда не спешишь и не представляешь «лицо предприятия».

Лето уже давно господствовало на улицах города — даже жара стала привычной. Катя и Галка неторопливо спускались по бульвару к набережной, там все-таки было чуток прохладнее, хотя речушка текла мелкая и совершенно невзрачная. Пока ее берега не одели в камень, а русло не углубили, река летом почти пересыхала — только шелестел среди ила темный зловонный ручеек.

Но сейчас на набережной поставили лавочки и скамейки-качели с навесами, разбили клумбы, придали старым деревьям более или менее культурный вид. Превратили, одним словом, речку-вонючку в облагороженное место для отдыха.

Катя все больше смотрела вниз — туфли были удобными, но высокие каблуки заставляли очень внимательно следить за тем, что под ногами. А Галка в своих балетках шла спокойно, разглядывала витрины и прогуливающихся мам с колясками.

— Смотри, Кать, смотри! Да не туда, вон, прямо слева!

Катя перевела взгляд с трещины на асфальте на ближайший дом — туда, куда невоспитанно, пальцем показывала Галка. У подъезда дома сталинской постройки со спокойным достоинством сияла в солнечных лучах вывеска «Кадровое агентство Анны Шмакиной».

— Ну вот, на ловца и зверь бежит! — довольно проговорила Галка.

Катя кивнула — тут скорее ловец бежал на зверя, но сути это не меняло, поскольку их цель нашлась без всякого поиска.

Глава третья

 

— Ну же, заходи!

— Давай вместе, а? — Катя почувствовала непонятную робость. Хотя, казалось бы, чего робеть, мало ли какие тебе нужны специалисты.

«Э нет, рыбка. Тебе нужны сейчас не просто специалисты, а наемные работники, да не для фирмы или головного предприятия, а для тебя лично. И придется этой самой госпоже Шмакиной как-то объяснять, почему охранник и кухарка…»

— Да зачем я тебе, Кать? Дело-то двухминутное — оставишь заявочку, телефончик — и все… пойдем дальше гулять. А я пока на лавочке тебя подожду, вон там, в тенечке, видишь?

Катя кивнула, даже не посмотрев в сторону «лавочки в тенечке». Что-то с ней явно было не так — не психовала из-за ухода Пуси, однако робела войти в контору. Может, вчера коньяк подействовал? Или сегодня действует его отсутствие? Эх, была не была!

Катя мысленно махнула рукой и решительно открыла дверь под вывеской. Внутри обнаружилось офисное пространство, очень похожее на родной банк, и это как-то сразу успокоило Катю.

До столика дамы, которая явно была тут главной, Кате пришлось сделать всего несколько шагов, но их вполне хватило, чтобы не только успокоиться, но и сформулировать все требования к будущим наемным труженикам, хотя сама мысль нанимать кого-то, чтобы вместо нее прибирался в доме, по-прежнему казалась ей… несколько экстравагантной.

«Ну, зато этой «фрекен Бок» сильно напрягаться не придется. Дома-то и мусорить некому, раз в неделю на пылесосе полетает — и красота…»

— Я слушаю вас, здравствуйте!

Улыбка дамы была достаточно милой и какой-то… человечной. Она выслушала сбивчивый рассказ Кати и посмотрела на нее уже совсем не по-департаментски.

— Так вам нужна фрекен Бок?

Катя ответила удивленной улыбкой.

— Не удивляйтесь, почти половина моих клиентов именно так и говорит: хочу, дескать, фрекен Бок — и чтоб на пылесосе, и привидения, и «а я сошла с ума, какая досада…». Да и чему тут удивляться, воспитание-то у всех одно, общее, советское. Это надо родиться, наверное, где-то после десятого года, чтобы не знать, кто такие Малыш и Карлсон.

— Это верно, — согласилась Катя, подумав, правда, что и Галкина Машунька наверняка этот мультик раз сто смотрела, да и книжку Галка ей читала — сама же Катя и отдала подруге всю детскую литературу, которая у родителей оставалась после нее и братца Димочки, ныне вполне взрослого системного аналитика, украшающего своим разумом заокеанскую компьютерную фирму.

— А что по охране? Вы сказали, что вам нужна охрана вечером, причем дома.

— Да, это так. Весь день я на работе, в офисе, у всех на виду. Кофе выпить выхожу — и то с подругой. А вот вечером… Я дома одна, даже кошки-собаки нет. Да и заводить не хочу, зачем зверя одиночным заключением мучить? Кроме того, я опасаюсь неприятных визитов некоего… некоторых людей именно в вечернее время.

— Охрана вооруженная? — как ни в чем не бывало уточнила дама.

«О господи… О чем она?»

— В каком смысле?

— Охрану вооружать? Особые умения? Может быть, владение единоборствами…

«Вот что значит постановка задачи. Она, поди, думает, что ко мне каждый вечер будут являться мафиози вместе с палачами… А не Пусечка мой ненаглядный…»

— А, вот вы о чем… Нет, ничего такого особого не надо. Просто охрана, скажем, с шести и до примерно одиннадцати вечера. Может, раз в пару месяцев попозже…

— Всего-то? Ну, как знаете — вы заказчик, вам виднее. Тогда давайте договор составим.

Тут уже Кате все было понятно — договор, аванс, калькуляция как неотъемлемая часть договора. Сколько она их за эти годы составила — не сосчитать. Может, даже не одну тысячу…

Галка оказалась права, для улаживания подробностей и в самом деле понадобилось всего минут двадцать, и теперь можно было спокойно забирать подругу с лавочки в теньке и отправляться обратно на рабочее место.

Уже в самом конце укороченного по случаю пятницы рабочего дня Катя сообразила, что нужно бы поблагодарить подругу — если бы не она, бог знает, сколько еще времени Катя собиралась бы «найти кадровое агентство и зайти туда на досуге».

— Галюш, спасибо, я б еще сто лет прикидывала, что да как.

— Брось, не за что тут благодарить. Мы же просто прогулялись.

Катя так и не поняла, знала Галка об этой Анне Шмакиной раньше или они действительно просто гуляли и правильная вывеска сама попалась подруге на глаза.

 

К счастью, вечер пятницы не принес никаких неприятных сюрпризов — Пуся не звонил и не объявлялся, соседи сверху не заливали, соседи сбоку не оглушали выстрелами очередной игрушки-стратегии, компьютер с удовольствием показал Кате ее любимую оперу, а коты под окном не устроили среди ночи никакого концерта, призывая хвостатых подруг прогуляться под луной.

Катя заперла замки, проверила все окна и, только устроившись в постели, подумала, что без живой души в доме, пусть даже в самой дальней комнате, и впрямь как-то неуютно. Шорохи, на которые раньше не обращала внимания, голоса — то ли из-за стенок, то ли с улицы… Неуютно, одним словом. Хотя не сказать, что очень страшно.

Утро субботы было именно таким, каким должно быть летнее субботнее утро. Ясное, светлое и спокойное настроение вполне отвечало прохладе за окном, вкусному крепкому кофе («ой, ну как ты можешь такую черную бурду пить, это же вредно») с огромным куском любимого (и тоже «очень нездорового, просто адски набитого сахаром и глютенами») бисквита с яблоками, который Катя вечером купила в пекарне по соседству.

В Катиной душе царил такой полный штиль, что она надумала устроить дома пусть небольшое, но все-таки стихийное бедствие. Проще говоря, она решила выбросить все вещи, которые Пуся не успел забрать или которые в той или иной степени напоминали о нем. К счастью, делать подарки «любимой женщине» (Гена именно так представлял ее: «Знакомьтесь, Екатерина, моя любимая женщина») Пусечка считал ниже своего достоинства. Только один раз он изменил себе и приволок модную мягкую игрушку фирмы «Анна Клаб» — огромную черепаху с лицом магистра Йоды и ростом с саму Катю. Черепаха была в общем где-то даже симпатичной. Но Кате она не понравилась сразу же, как только Пуся, иронично улыбаясь, вытащил из-за спины это зелено-коричневое нечто.

Катя тогда и не подумала выяснить, что может значить сей дар, а сейчас ей и вовсе не хотелось не только думать об этом, но даже держать это несчастье в доме.

Следом за магистром Йодой последовали папки с дисками, некоторые книжки, любимые тапки Пуси и еще кое-какие мелочи. Причем этих мелочей накопилось такое количество, что Кате пришлось совершить к мусорному баку во дворе целых три рейса.

Когда в путь отправился уже упомянутый зелено-коричневый мягкий ужас, она почувствовала, что должна, нет, просто обязана упасть в ванну, крайне желательно надолго и с хорошей книгой.

— И масочку бы, и соли в воду… — в предвкушении бормотала Катя, приближаясь к собственному подъезду. Возле домофона переминался и оглядывался по сторонам здоровенный незнакомый парень в белой футболке и свободных джинсах.

— Вы сюда? — в Катином голосе не было ни капли любопытства или хотя бы дружелюбия.

Парень в ответ только кивнул.

— Заходите. Лифт направо.

Парень еще раз кивнул и улыбнулся. Да и что было говорить, кроме, возможно, дежурного «спасибо», которого он не сказал.

«Может, у него горло болит? Или он вообще ирландец?»

Почему именно ирландец, Катя ответить не смогла бы. Но это было, в сущности, все равно — парень повернул к лифту, а она сама, заскочив за почтой, пошла по лестнице — она всегда так поступала, вернее, в те дни, когда не уставала, никуда не торопилась и было соответствующее настроение. То есть, скажем так, почти всегда.

Подъем на третий этаж в этот раз был вполне приятным — за окнами светило солнце, лестница в их почти элитном доме убиралась достаточно часто, а буря, которую сама Катя и затеяла, уже улеглась. К тому же девушку приятно бодрила мысль о горячей ванне с ароматическими солями.

На площадке Катя с удивлением второй раз за последние минуты увидела незнакомца в белой футболке. Он нажимал кнопку звонка и прислушивался к тишине за дверью. Катя увидела, что он звонит именно в ее дверь, вернее, в одну из ее дверей.

Тут следует ненадолго остановиться и кое-что объяснить. Катя жила в достаточно приличном доме. Квартиру она получила на свое 25-летие. Нет, немного не так все же. Не получила — поселилась в ней. Квартира была бабушкина. Отец Кати, бабушкин сын, был самым старшим из трех детей. То есть бабушка была не то чтобы совсем старой, но изрядно взрослой. Катя ее обожала за независимость и спокойную внутреннюю уверенность. Но возраст стал брать свое: бабушка все чаще болела, и родители решили, что хорошо бы ее перевезти к себе: просто чтобы не беспокоиться о ней каждые полчаса и не нестись через полгорода ночью, если ей станет плохо.

Бабушка переехала к Катиным родителям, а Катя — в бабушкину, обычную двухкомнатную «улучшенной планировки», как говаривали в советские времена. Сама бабушка с удовольствием повторяла, что теперь уже почти наверняка дождется правнуков. Соседями Кати были симпатичные пожилые супруги, бабушкины, конечно, приятели. Катя с ними благовоспитанно здоровалась, хранила у себя их запасные ключи и временами делилась с ними яблоками и грушами, которые родители привозили с дачи. Обычная, в общем, история. Как-то вечерком Инга Леонидовна, так звали соседку, зашла к Кате и сделала ей удивительное предложение:

— Катюша, мы собираемся в Израиль, к детям. Они нас уже столько лет зовут… В общем, мы решили ехать. Квартиру, конечно, будем продавать. Так вот… Скажите, может, у вас есть знакомый риелтор? Не хочется продешевить, а заниматься этим самим… ну как-то не умеем мы…

— Я спрошу, — кивнула Катя и тем же вечером позвонила маме, у которой были самые разные знакомые. Должен был найтись и риелтор.

Мама Катю выслушала, сказала, что поищет, и задала очень странный вопрос:

— Катюш, а может, ты сама ее купишь? Мы поможем с ремонтом, и будут у тебя настоящие хоромы.

— Хоромы улучшенной планировки? — хихикнула Катя.

— Ну примерно, — в ответ улыбнулась мама. (Катя отлично разглядела мамину улыбку, хоть и болтали они по телефону, а не в скайпе.)

Сначала эта мысль показалась Кате достаточно бредовой, да и деньги где было взять? Но через пару дней, покрутившись в родном банке, узнав об условиях выдачи кредитов сотрудникам, Катя поняла, что второй раз такой шанс может и не представиться. Одним словом, именно Катя купила эту квартиру, дождалась отъезда соседей и с помощью очередных друзей родителей превратила две обычные квартиры в одну, и впрямь достаточно улучшенной планировки. Вот только вторые входные двери пока трогать не стала. Бог знает, что ею двигало. Но, как в старом анекдоте «Вы что, везде живете?», она и в самом деле стала полновластной хозяйкой целого этажа… в одном из двенадцати подъездов дома.

Так вот, неизвестный «ирландец» звонил в дверь ее первой квартиры, точнее, в первую дверь… Понятно, что ему никто не открывал.

— Вы к кому? — задала достаточно странный вопрос Катя, понимая, что он пришел к ней (хотя, может быть, парень все-таки искал ее Пусичку).

— Мне бы Екатерину Львовну, — заглянув в бумажку, ответил парень.

— Это я… А вы кто?

«Ирландец» широко улыбнулся:

— Я — фрекен Бок.

Глава четвертая

 

Катя автоматически кивнула, открыла ключом дверь и впустила незнакомца. Конечно, она не сразу сообразила, что тот имеет в виду. Какая фрекен Бок? Но уже через минуту, проследив, чтобы «ирландец» надел гостевые тапочки, и пригласив его проходить, она поняла, о чем речь.

— Вы домоуправитель?

— Не совсем, — парень замялся. — Частично…

— Что значит «частично»?

Катя начинала злиться — прекрасная мечта о ванне с солями, омолаживающей маске и прочих, только женщинам понятных удовольствиях, становилась все несбыточнее.

— Анна сказала, что вы ищете охранника, вот я и есть он самый. Но я могу и в доме убраться, и суп-кашу приготовить, за детишками присмотреть, огород вскопать…

— А коня на скаку, а в горящую избу?.. — чуть ядовито осведомилась Катя.

— Коня на скаку — на раз, а вот в горящую избу как-то не хочется… — И незнакомец, он же «фрекен Бок», снова улыбнулся. — Меня Виктором зовут.

Оттаявшая Катя улыбнулась в ответ.

— Договорились, Виктор, горящую избу оставим на потом… Значит, вы умеете почти все? Машину водите?

— Конечно, — Виктор пожал широченными плечами. — Права всех категорий.

— Отлично, вы мне подходите. И как охрана, и как… — Катя слегка улыбнулась, — домоправительница. Можете приступить к работе с понедельника. Отвезете меня, потом скупитесь-уберетесь. Ну, не мне вас учить. А вечерком заберете… Чтобы уж точно со мной ничего не произошло.

— Не вопрос, — кивнул «фрекен Бок». — Так что, до понедельника?

Катя ответить не успела — раздался звонок телефона. И уже через минуту Катя знала, что ей нужно срочно мчаться на работу, — очередной фортель выкинула сигнализация и, чтобы ее успокоить, управляющему отделением, то есть ей, Кате, а также еще целому списку сотрудников надлежало не позже чем через полчаса прибыть на работу.

— Где вы ходите, Екатерина? — в конце тирады металлическим голосом спросил начальник охраны. — Я уже третий раз звоню.

Катя начальника охраны терпеть не могла, да и было за что. Но отвечать ему в его же стиле считала ниже своего достоинства. Поэтому она просто сказала, что через полчаса будет, и выключила телефон.

— Эх… Виктор, измена на лестнице…

— Что?!

— А-а-а, да, откуда ж вам знать… Это надпись на одном из чертежей здания. В смысле, что в этом чертеже на изображении лестницы были внесены изменения. Мамочка рассказывала… Так вот, через полчаса мне надо быть на работе. И, выходит, к своим обязанностям вам придется приступить прямо сейчас. Готовы?

— В общем, да. Надо домой позвонить только.

— Жена будет волноваться? — почему-то в душе у Кати стало холодно-холодно.

— Нет, мама, — в который уже раз за недолгое время знакомства улыбнулся Виктор. — У нас такой ритуал: раз в день мы все ей звоним.

— Контрольный в левое ухо? — с облегчением уточнила Катя

— Ага, примерно. Вы идите, приводите себя в порядок. Я вас отвезу, и в машине обсудим и мои обязанности, и план на сегодня.

Катя умылась и отправилась «приводить себя в порядок». Решив, что департаментский вид для начальника охраны будет «сильно жирно», в смысле слишком большая честь, она открыла шкаф и застыла, размышляя, что бы такое, более свободное, надеть.

И через минуту поняла, что не о свободном, для выходных, платье думает, а о своем охраннике, который оказался всем сразу — и кухаркой, и экономкой, и бог знает кем еще. Руки по-честному перебирали вешалки с платьями, но мысли были в комнате, где Виктор остался разговаривать с мамой.

«Странный парень… Странный… Шутки вроде понимает, глаза умные, лицо открытое…Что ж тебя заставило работу охранника искать, а?»

Катя застегнула сарафан, завязала пояс и взяла в руки духи.

«Хотя что это я дурака валяю? А рекомендации? Человек-то ну просто с улицы, а я его мало того что в дом пустила, так еще о работе с ним разговаривала… Хотя он же упомянул Анну… Но мало ли кого он имел в виду, в нашем городе, думаю, не одна Анна живет… И даже не одна сотня. Совсем дурочкой стала, честное слово…»

Катя вышла в гостиную и услышала последние слова Виктора:

— Да, мам, все хорошо. Я же сказал. Да. Все. В. Порядке.

Он выключил телефон и повернулся на звук Катиных шагов.

— Что, трудновато приходится? — его «хозяйка» улыбнулась с пониманием.

— Ага.

— Ничего, мамы, они такие мамы… Терпите.

Виктор усмехнулся:

— Да уж четвертый десяток терплю. Почти привык.

— Ну вот видите, как хорошо. Тогда вперед. Хотя стоп, минуточку.

Катя вытащила из ящика и отдала Виктору запасные ключи. Это был полный комплект — от обеих дверей. Но время исчерпывающего инструктажа еще не настало. К тому же о втором выходе, возможно, ее новому «сотруднику» знать пока было необязательно.

— Ох, я ж тоже забыл… — Виктор вытащил из кармана конверт и протянул его девушке. — Это от Анны, она сказала, вы поймете.

Катя нетерпеливо открыла незаклеенный конверт. Да, это была та самая рекомендация, о которой она, околдованная светлым взглядом незнакомца, поначалу совсем забыла спросить.

«Хотя какой он незнакомец, елки-палки… Четвертый десяток, мой сверстник, а может, и на год-два старше… Что ж тебя все-таки заставило искать именно такую работу, а?»

Катя показала, какие ключи к каким замкам, и решительно нажала кнопку вызова лифта.

— Мы едем на площадь Восстания. Там банк…

— Да, я понял, — кивнул Виктор.

«И что ж ты понял, дружок? Там четыре банка! К какому же ты меня привезешь?»

Катя так и не решила, насколько удобно будет просить Виктора о том, чтобы он занял гостевую комнату, которую она предполагала отдать кухарке-домработнице. Но мысль о том, что именно он, Виктор, может поселиться в ее доме, отчего-то показалась достаточно… привлекательной.

Глава пятая

 

С непривычки на пассажирском сиденье было не очень удобно сидеть, да и правая рука все время искала рычаг переключения скоростей. Виктор заметил это и ухмыльнулся. Катя от досады прикусила губу: «Хозяйка, черт возьми…»

— Не обижайтесь, Катерина Львовна. Так что я должен сегодня делать?

«Ты такой загадочный, Виктор… Все видишь, все понимаешь. Придется мне тебя разгадать. А сейчас и в самом деле приступим».

— Для начала давайте договоримся называть друг друга по имени. Мне на работе официоза и так хватает, не знаю уж, как у вас это было…

— По имени так по имени, Катя. А насчет официоза — у нас как только не бывает…

«Эх, не получилось, ну ладно, я не тороплюсь…»

— Так вот, Виктор, во-первых, вам придется не только привезти меня, но и заехать за мной вечерком. Правда, я пока не знаю, когда именно. Наша охранная сигнализация — очень капризная дама. Пока я буду там торчать, вам нужно будет заехать в супермаркет. — Катя протянула ему карточку.

— А список? На мой вкус? Левую половину магазина? — Виктор забрал карточку и сунул ее в нагрудный карман.

— Да, я не успела… Левую половину пока не надо, мерси. Подумаю, пришлю СМС со списком, пока охрана будет колдовать. Знаете, мне иногда кажется, что мой холодильник сам ест продукты, которые я в него кладу…

— Да, такое бывает. Мне иногда тоже так кажется…

Катя усмехнулась — Виктору опять удалось умело увернуться от вопроса, пусть и не заданного в лоб.

— Дома, наверное, достаточно чисто. Ну, вы посмотрите… Пылесос и всякие нужные штуки — в кладовке, рядом с кухней. В общем, придется вам прямо сегодня стать настоящей фрекен Бок. С корабля на бал…

— Честно говоря, мне не привыкать. — Виктор аккуратно вырулил на стоянку перед банком. — А что с вашей сигнализацией?

— Да бог его знает, может, у нее по выходным депрессия начинается, а может, ее мыши грызут.

— Сигнализацию — мыши? Однако. Давайте я посмотрю, а?

— Ох… Вряд ли у вас что-то получится. Там будет куча технических спецов, начальник охраны нашего головного банка, еще кто-то…

— А тут я, — с пониманием кивнул Виктор. — Ну хорошо, укрощайте вашего начальника охраны, а я поехал. Жду СМС.

«Вот интересно, чем бы ты мне помог, если трое зубров каждый раз полдня возятся тут и ничего не могут сделать?» Катя оглянулась и только сейчас поняла, что Виктор подъехал именно к ее банку.

— Виктор, а как вы узнали, куда меня везти?

— Да только тут куча народу крутится. Остальные конторы закрыты, суббота же!

«Во Шерлок Холмс… наблюдательный…»

— Катя, а номер? Номер телефона моего вы ж не знаете! Набирайте!

«Вот черт, — прикусила губу девушка. — И тут подловил… Ну ничего, я тебя обязательно разгадаю, фрекен… Холмс!»

Глава шестая

 

Бог знает, что тут сыграло свою роль, то ли появление Виктора, то ли летняя лень, то ли некие астрологические процессы, но всего через час сигнализация сменила гнев на милость и стала исправно функционировать. Катя подумала, что будет уж совсем барством гонять машину туда-сюда среди бела дня и только для того, чтобы довезти до дома ее драгоценную персону. Да и список покупок у Виктора, следует признать, был немаленький. К тому же он наверняка должен был уборкой заняться. Или готовкой — если уж выпало ему неизвестно сколько времени.

Хотя это было по-настоящему иллюзорное предположение. Может быть, Виктор выгрузит покупки на стол и отправится на свидание, раз уж никаких ЦУ от нее больше не поступало.

— И что я могла ему сказать? «У вас неизвестно сколько времени, используйте его разумно»? Взрослый же человек, да и работку себе сам выбрал. Вот и посмотрим, какие «суп-кашу» ты можешь приготовить. И вообще, что именно ты можешь…

— Вы что-то сказали, Екатерина Львовна? — осведомился начальник охраны.

Оказалось, что Катя все еще стоит перед закрытыми дверями собственного отделения и только-только закончила подписывать очередной акт принятия работы у своих же, банковских, ай-ти. Зачем вообще начальник охраны с ними приезжал, зачем кучу народу, вроде дежурных электрика и механика, нагнал, было совершенно непонятно. Бывший прапорщик, а они, как известно, бывшими не бывают. Значимости своим действиям пытался придать? А может, ответственность на чужие плечи переложить? Впрочем, сейчас это было неважно.

Кате же было почти все равно, хотя раньше каждое слово и каждый жест этого человека вызывали у нее настоящую патологическую реакцию: хотелось взять его за уши и с усердием стучать широким лбом по столу. Но сегодня ее собственные дела, никак ни с работой, ни с коллегами не связанные, были куда важнее. Да и интереснее.

— Нет, вам послышалось. Всего доброго, до понедельника.

«Хорошо бы нам с тобой никогда больше не встречаться. Но это слишком прекрасная мечта, чтобы оказаться правдой… Пойду-ка я домой… Тут и идти-то недолго. Может, по магазинам пройдусь, может, чего вкусного на рынке увижу… Не так уж часто я по пустому летнему городу гуляю».

Катя взяла в руки телефон, собираясь отправить СМС Виктору, но только успела его включить, как появилось сообщение: «Покупки ОК. Уборку заканчиваю. Жду СМС, чтобы за Вами приехать».

— Да не надо за мной приезжать, господи! Ногами дойду, лето же…

«Спасибо» — это сообщение показалось ей исчерпывающим.

— Вот заодно и посмотрим, что за уборку ты затеял.

Уже минут через пятнадцать Катя поняла, что ни в какие магазины заходить не будет, — жара словно придавливала к земле огромной тяжелой лапой. Хотелось как можно быстрее оказаться в прохладе, пусть относительной, и выпить чего-нибудь не очень сладкого и очень-очень холодного. Да, зря она решила идти домой пешком… От прогулки по такому пеклу ни удовольствия, ни пользы не жди. «Ну ладно, поездка в метро днем, наверное, неопасна. Даже с Галкиной точки зрения…»

Признаться, об опасности Катя думала меньше всего, а вот о загадочном наемном труженике Викторе, наоборот, думать не переставала. Удивительная проницательность, странная улыбка, с которой он встречал все Катины указания, хорошо ощутимая уверенность в собственных силах и умениях… Все это слабо увязывалось с тем, что он ищет работу, причем работу, судя по всему, любую, лишь бы…

«Лишь бы что? Он от чего-то сбегает и прячется? Наверное, да. Но при этом матери позвонил, черных очков не надевает, по сторонам, как в плохих шпионских сериалах, не оглядывается …»

Внутренний монолог так отвлек Катю, что она чудом не проехала собственную станцию метро. До дома оставалось теперь минут десять ходу, причем по затененному высоченными каштанами бульвару. Жара разогнала по домам мамочек с малышами, студентов, бабушек, солидных мужиков, которые обсуждали несвежие политические новости, — словом, всех… Катя с удовольствием смотрела вокруг и радовалась тому, в каком все-таки прекрасном районе живет.

«И скажи на милость, дорогая, зачем тебе машина, если до дома от работы максимум полчаса? Зачем ты гоняешь свой «смарт», когда можешь пройтись по прохладе, да еще и по сторонам поглазеть?»

Но внутренний голос тут же напомнил Кате о том, что было только позавчера — огромные пакеты, высокие каблуки… «Да, после работы и супермаркета вряд ли поездка и прогулка до дома доставили тебе ну хоть какое-то удовольствие. А если вспомнить, что иногда ты домой почти ночью возвращаешься… Так что зря ты так о «смарте»… Зря…»

Чтобы хоть как-то оправдаться перед собой за поездку в метро, Катя пошла по лестнице. Ну хоть такая тренировка. На втором этаже было шумно: слева стреляли и взрывали, справа что-то ремонтировали — рычание перфоратора казалось оглушительным даже сквозь обитую чем-то толстым дверь.

— Хорошо, что меня дома нет. С ума бы сошла, наверное… — пробормотала Катя.

Она была не совсем права: с точки зрения звукоизоляции ее дом был не так уж плох — конечно, если знать, с чем сравнивать.

Возле ее квартиры стоял черный мусорный пакет — очень даже непустой. Дверь — та, обычная, первая дверь ее первой квартиры — была полуоткрыта. Катино сердце нехорошо екнуло.

Но уже через мгновение девушка успокоилась: на площадке появилась спина Виктора. Было видно, что он «летает на пылесосе», как говорила Катина мама, и что добрался уже до прихожей.

— Как вы меня напугали… — проговорила Катя.

Но Виктор не ответил. Он, пожалуй, даже не слышал ни Катиных слов, ни ее шагов: в ушах были наушники, а на шее болтался плеер на синем шнуре.

«Интересно, что он слушает? А что будет, если я постучу по плечу…» Катя хихикнула и таки пару раз стукнула по локтю парня указательным пальцем.

Она ожидала чего угодно, но только не такой реакции. Каким-то неуловимым, мгновенным движением Виктор схватил ее, втащил в квартиру и захлопнул дверь. Сама Катя оказалась прижата к стене так, что ни вздохнуть, ни повернуться не могла. Ей удалось только пискнуть.

— Екатерина Львовна! Как вы меня напугали… — проговорил Виктор, и Катя почувствовала, что свободна.

— Я вас напугала? А вы? Разве что в узел не завязали!..

— Но ведь не завязал же… Простите, дурацкие рефлексы.

«О да, такое сознательно сделать невозможно…» Катя шумно перевела дыхание и стала оглядываться по сторонам в поисках любимых летних тапочек. Они вполне уверенно чувствовали себя на высоком комоде, вытертом от пыли до зеркальной чистоты. Под тапочки Виктор (а кто же еще это мог быть?) заботливо положил салфетку.

— Банкетная подача тапочек, — не удержалась от колкости Катя.

Виктор широко улыбнулся и молча кивнул.

— Ну хорошо, — с видом довольной хозяйки Катя сняла тапочки с комода и положила на салфетку сумочку. — О ваших рефлексах мы еще поговорим. А сейчас показывайте, что вы успели, пока я по жаре перед банком дурака валяла.

— Да вы переоденьтесь, Катерина Львовна. Отдохните. Торопиться-то некуда…

— Катя, — поправила она парня. — Мы же с вами договаривались. Лады… Тогда я и в самом деле пойду. А что у нас есть попить холодного?

Это «у нас» вырвалось у нее совершенно непроизвольно. Но Виктору, он почувствовал это сразу, такие простые слова доставили почему-то необыкновенное удовольствие. «Ох, Катерина Львовна…»

— Есть компот, но он еще теплый, минералка в холодильнике. Лед в морозилке… Антифриз в машине… Хотя сейчас лето.

— Да, пожалуй, антифриз я сейчас не буду, — донесся из спальни Катин голос. И еще Виктор услышал довольный смешок.

От мыслей, которые вызывал у него Катин голос, Виктору хотелось убежать как можно дальше. Хотелось оставаться совершенно посторонним, едва знакомым человеком. Но не получалось: стройная, легкая, какая-то удивительно светлая, его «хозяйка» оказалась почти совершенным воплощением его представлений об идеальной женщине. Даже то, что она решила найти домработницу, он считал вполне разумным поступком — силы-то не казенные, да и не то нынче время, чтобы пахать как лошадь, сначала на работе, а потом по полной программе дома. Но вот зачем ей понадобилась охрана? Живет одна и да, управляет отделением банка. Ну не то это место, чтобы крутых врагов себе нажить, — честно говоря, вряд ли вообще каких-то врагов может нажить управляющий. Тогда зачем? От мужиков спасаться? Это более вероятно. Хотя откуда у нее могли взяться такие опасные поклонники, от которых ее надо было бы спасать, — по всему видно, тихоня, по барам и кафе жизнь не прожигает, в клубах не тусит. Наверняка даже не знает, где неподалеку есть клубы и есть ли они вообще…

От мыслей о Кате Виктора отвлек ее голос:

— Ну, где тут у нас антифриз?

Она совершенно самостоятельно влезла в холодильник, вытащила бутылку воды, и в самом деле хорошо охлажденной, и налила себе стакан. Пузырьки что-то весело зашептали.

— Ох, красота-а-а. Но какое там все-таки пекло, Вить… Вот каждый раз в июне такая Африка, а я все удивляюсь и удивляюсь.

И снова душу Виктора согрели простые Катины слова и это обращение, такое доброе, дружеское.

— Вы отдыхайте, Катя, а я пока вынесу мусор. Похоже, вы этот пакет утром забыли…А потом я вас обедом накормлю. Или ужином — уж называйте как хотите, дело-то к пяти. Вы ж наверняка ничего в своем спасаемом заведении не поели.

— Не поела, это верно… — кивнула Катя.

В первый раз за последние годы у нее вдруг появилось теплое ощущение настоящего дома: она стала хозяйкой, а не гостьей, ее ждали, придумывали, чем бы побаловать. Минералка была именно такой, какую она любит, чистота в доме просто поражала (а она-то думала, что дома чисто), из духовки доносились головокружительные ароматы обещанного обеда (или раннего ужина, «дело-то к пяти»…)

«Ты и в самом деле зря времени не терял, дружище…»

— Договорились. Я жду вас, — кивнула девушка и опустилась на диванчик у окна.

Мягкий уголок, совсем такой же, как в родительском доме, она с трудом нашла лет пять назад в мебельном. Почему-то Пусе он казался верхом пошлости и до сих пор оставался в доме только потому, что Гене было лень принципиально что-то делать по хозяйству. «Тебе бы еще диван с полочкой и семь слоников поставить», — бурчал он и из принципа опускал свои телеса на стильную металлическую табуретку в тех чрезвычайно редких случаях, когда вообще появлялся в кухне.

Пока ее «фрекен Бок» посещал мусорку, а потом мыл руки, Катя успела сервировать стол на двоих и вытащила жаровню, доверху наполненную каким-то сложным блюдом.

— Виктор, что это? — попыталась она перекричать шум воды в ванной.

Шум стих, появился Виктор и, вытирая руки свежим полотенцем, пояснил:

— Это мясо по-французски. Мамин рецепт. Я его немного… э-э-э… усовершенствовал.

Катя помнила, что такое мясо должно было выглядеть как-то иначе. Но если уж усовершенствовал, то понятно. Интересно, а мясо хоть там осталось, после всех усовершенствований?

Хотя зря она пыталась ерничать, пусть даже и не вслух: в жаровне нашлось и мясо, и просто изобилие овощей, и какой-то вкуснейший сложный соус. И порции, в представлении Виктора «обыкновенные», несколько ошарашили Катю.

— Скажите, Виктор, вы умеете что-то делать «на троечку»? — спросила девушка, когда у нее уже не осталось сил поглощать ужин.

— Много чего, Кать, вы еще успеете в этом убедиться. Если можно, давайте поговорим о моих обязанностях. А то я и стирку поставил, и еду приготовил, и убирался, не зная, имею ли я соответствующие полномочия.

Катя рассмеялась:

— «Соответствующие полномочия» — это вы хорошо сказали. Раз уж вы и в самом деле фрекен Бок, то имеете все полномочия в доме: готовка, стирка, уборка. В гостиной неплохой музыкальный центр, телевизор, библиотека. Все это можно слушать, смотреть и читать. Если дело не страдает. Можете даже салфетки вязать, если вам захочется. Или лобзиком выпиливать картины…

— Салфетки вязать-то можно, — в тон Кате проговорил Виктор. — Только они будут из стиля сильно выбиваться… Вот разве что ковер могу…

— Связать? — с наигранным ужасом переспросила Катя.

Виктор кивнул. Он ловил себя на том, что все время хочет как-то мягко подтрунивать над Катей, ну, как над младшей сестрой — любимой и веселой. «Так, угомонись, брат. Она твоя хозяйка, а не подружка. Веди себя сдержанно. Не лезь в приятели. У нее, наверное, их и так навалом. Еще успеешь с ними наговориться…»

— Ну хорошо. — Катя, словно услышав мысли Виктора, посерьезнела. — Давайте и в самом деле поговорим о том, чем вы будете заниматься… кроме вязания ковров.

— Давайте.

— Мне нужен человек, который поддерживал бы, как вы уже поняли, этот дом в некоем… более или менее уютном состоянии. Холодильник, в котором можно было бы найти йогурты и всякие вкусности на завтрак и ужин, чистота, пусть и не хирургическая, но все же… В общем, домоправительница-домомучительница… Я вижу, что вы это все можете. Нужна охрана — забрать меня с работы, привезти домой, может, отвезти куда-то… и забрать оттуда. Но это вы все знаете. Есть и еще одно: мне нужно, чтобы в моих хоромах кто-то жил, кто-то, кроме меня, — к счастью, есть и гостевая комната, и отдельный санузел.

— Да, я увидел. Здорово квартиры объединены, уютно, без наворотов всяких там. Со вкусом.

— Да, я как лев сражалась против подвесных потолков и полупрозрачных стен. Это ж не дизайнерская выставка. Но мы отвлеклись. Вы сможете?

Катя поймала себя на том, что голос у нее дрожит, пусть это и слышно только ей. Она почему-то очень хотела, чтобы Виктор согласился жить в ее доме, а не только летать на пылесосе и возить ее на работу и обратно. Виктор, похоже, прочитал мысли девушки, потому что, чуть улыбнувшись, ответил ей:

— Конечно смогу. И убирать, и хозяйничать. И быть главным защитником от привидений…

— Наверное, все-таки живой душой. Да и привидений я не боюсь. Спасибо, Виктор. Честно говоря, я очень рада, что вы согласились.

— Не вопрос. Трудно решиться было, да?

Катя кивнула, в который раз удивившись проницательности собеседника. А сам Катин собеседник поднялся, перенес тарелки в мойку и посмотрел на часы.

— Какие у вас планы на остаток субботы и на завтра?

— Никаких. — Катя пожала плечами. — Телевизор посмотреть думала, по дому повозиться… Может, погулять выйти завтра или в кино… Хотя закачать видео и посмотреть тоже можно. Не знаю пока. А что?

— Ну, во-первых, охрана должна знать расписание своего босса. — Теперь Виктор улыбался широко и слегка ехидно. — А во-вторых, мне ведь хоть что-то привезти сюда надо. Забрать кое-какие вещи… Давайте тогда я тут сейчас все закончу, развешу белье и уеду собираться. А завтра часиков в пять приеду.

— Да, хорошо. — Кате было очень интересно, куда именно он едет собираться. Но вопросы задавать не торопилась, уж такой она была человечек. «Наверняка ты сам расскажешь все… Пусть не завтра… Или я сама пойму, от чего ты бежишь». — Приезжайте, когда вам будет удобно. Ключи у вас есть. Можете позвонить перед приездом — вдруг я выйду куда…

«Обязательно позвоню, Катенька. И, наверное, не раз. Ты только дождись меня».

«Ты только звони — ведь это тоже забота и защита, понимаешь?»

Глава седьмая

 

Следующая неделя прокатилась незаметно. Катя почти сразу привыкла к тому, что по утрам ее ждет завтрак, а на вечер готов ужин, что можно спокойно выбирать одежду на день и не думать о том, как успеть вымыть чашку и джезву. Виктор оказался педантичен просто до одури, куда педантичнее ее самой. Ровно в восемь машина отправлялась к Катиному банку и ровно в пять пятнадцать вечера появлялась у ступенек отделения. Пока, к счастью, никаких форс-мажоров не случалось и можно было уходить с работы вовремя.

Галка хихикала и пыталась узнать у Кати, насколько ее охранник хорош как мужчина, но Катя только недоуменно смотрела на нее:

— Понятия не имею. Да и откуда мне это знать, Галь?

— Но вы же живете вместе…

— И что? Сама ведь знаешь — если захотеть, в моих хоромах можно неделями не встречаться. И вообще, не говори глупостей. Мне Пусика надолго хватит.

Галка кивала и делала вид, что верит. Довольно быстро Кате надоели эти подначивания подруги, и она просто перестала обращать на них внимание.

Наступила суббота. Первая суббота с тех пор, как у Кати появилась своя собственная фрекен Бок. Катя вышла на кухню и слегка даже оторопела, не увидев на столе любимой кружки с кофе. Почти сразу в дверях показался Виктор.

— Не знал, когда вы встанете. Доброе утро!

— Утро доброе! Ничего страшного, да и я тоже неправа, надо ж было рассказать, какая я лентяйка.

Виктор усмехнулся в ответ. Он уже знал, что Катя та еще «лентяйка». А в субботу лишний часок полениться с утра сам бог велел. Честно говоря, парень до сих пор не мог понять, он трудится или попал в санаторий. Обязанностей-то было с избытком, но никто не следил за ним, как мачеха за Золушкой, — не пересчитывал пылинки на буфете, не требовал обеда из семи блюд и ужина из пяти. Большую часть дня он был предоставлен сам себе и мог планировать свое время по собственному разумению. Для его хозяйки и впрямь самым важным оказалась живая душа в доме. И поэтому Виктор стал придумывать на вечер, после ужина, разные благопристойные развлечения — то скачает новый фильм, то устроит виртуальный тур по музею, куда она, быть может, никогда и не попадет (да и он тоже). В среду они играли в монополию, а в четверг разговорились о книгах, так что еле в полночь разошлись по своим комнатам.

«Да, с моей прошлой работой не сравнить… К счастью…»

О том, что можно просто жить и проводить вечер в болтовне, не скандалить и не совершать подвиги, Виктор, конечно, знал. Но не представлял себе, каким это станет для него удовольствием. И какой легкой и классной окажется такая жизнь.

Привычно зашумел электрический чайник, Катя уже что-то доставала из холодильника.

— Катя, а почему у вас в прихожей нет зеркала?

— Нет? Разве? Наверное, я как-то не подумала, что там еще что-то нужно. Ведь дверцы шкафа зеркальные.

— Это да. Только зеркало там серое. В нем все отражается, как в дымке.

— Верно. Мне всегда казалось, что в прихожей мало света и потому там все серое.

— Да, света действительно маловато…

На самом деле ему, Виктору, света вполне хватало. Но для красивой молодой женщины явно недостаточно и света, и зеркал. И явно недостаточно внимания, которое этой красивой молодой женщине просто необходимо было уделять. «Каким же ты был, Катин поклонник?» Конечно, всех следов за раз Катя удалить из дома не смогла. Поэтому Виктор довольно быстро нашел и мужские часы, несовременные и давно вышедшие из моды, и электронную сигарету с набором жидкостей, и даже несколько журналов «Охота и рыбалка».

— А давайте после завтрака съездим в «Будмен»? Выберете и зеркало, и светильник. А я все повешу.

— А вы… Вам никуда не надо?

— В смысле?

Катя чуть покраснела.

— Ну, должны же быть у вас какие-то выходные… Дома показаться, девушку в кино сводить или в театр. Я думала, что отдыхать всем надо.

Виктор рассмеялся:

— Отдыхать? Да я тут как в санатории, честное слово! И нет у меня девушки, которую хотелось бы в кино водить или на свидания звать.

— А почему? Ой, простите…

Катя покраснела еще больше. «Да что ж это такое! Меня что, мама не воспитывала?.. Ляпаю одну глупость за другой… Ну нет девушки и нет, тебе-то что? А если бы была, он бы, может, все равно не рассказал. Не мое это дело, вот что!»

— Ничего страшного. — Улыбка Виктора была совсем невеселой. — Это долгая история. Возможно, когда-нибудь придется к слову… Ну что, поедем?

— Поехали! — Катя решительно отодвинула почти пустую чашку.

— Тогда через полчаса я жду вас в машине.

Поездка оказалась приятной. Лето давно уже царило в городе — и в головах его жителей. Конечно, кто-то задумывался об уюте или ремонте. Но большинство каждые выходные пыталось добраться до воды — речки, пруда или хотя бы бассейна. И потому в магазинах было достаточно свободно. Подобные настроения, конечно, наблюдались и среди сотрудников магазинов, особенно крупных. Поэтому нормального менеджера Катя бы не дождалась никогда, да и Виктору сейчас пришлось убить на поиски немало времени.

Наконец светильники, зеркало и еще куча необходимых мелочей были упакованы и отправлены в багажник. Выруливая со стоянки, Виктор спросил:

— Катя, а почему у вас дома нет цветов?

— По той же причине, что и живности… — Девушка пожала плечами. — Я ведь на работе целый день, появляюсь поздно. Да и в выходные, бывает, на работе пропадаю. А живому уход нужен, любовь, забота.

«Да и тебе, красавица моя, тоже нужны и любовь, и забота. Только ты об этом все время забываешь…»

— Так, может, все-таки пару-тройку неприхотливых зеленых друзей выберем?

— Кактусов, что ли?

— Ну почему обязательно кактусы?! Можно и суккуленты поискать красивые, толстянку… Или драцену…

Катя поймала себя на том, что пожимает плечами в ответ на любой вопрос Виктора. Ну не думала она никогда о комнатных растениях, хотя Галка с блеском в глазах рассказывала ей об орхидеях, о том, какие они прекрасные, как она их пересаживает, ищет им правильное освещение, нужное место без сквозняков… Катя с удовольствием слушала эти рассказы, но ей и в голову не приходило поселить что-то зеленое у себя дома.

— Знаете, Виктор, я как-то совершенно не задумывалась об этом. Дома у родителей всегда коты были — а они сжирают любую растительность.

— Это да, коты могут. Они даже цветами в вазе не брезгуют. Ну так что, за пальмой поедем?

Катя со страхом посмотрела на свою «фрекен Бок». Виктор как ни в чем не бывало следил за дорогой.

— Это шутка? Пальма-то зачем?

— Ну хорошо, не будем пальму… Хотя есть красивые.

— Нет уж, давайте домой. Не хочу я ничего зеленого пока… Бог с ними, с фитонцидами.

— Как знаете.

 

Машина плавно затормозила у подъезда. Катя с Виктором, издали невероятно похожие на супружескую пару, давно живущую в полном согласии, понесли покупки домой. Старушки у подъезда (их, наверное, только в Антарктиде нет) осуждающе переглянулись:

— Ишь, нового завела…

— И шо? Дело-то молодое. Этот хоть хозяйственный. Все в дом, все в дом… Не тот же ж, прошлый.

— Эт ты верно сказала, Марь-Гавриловна. Тот уж очень противный был, все духами дорогими пах да в бабских рубашках ходил. Никогда «здрасте» не скажет, не то чтоб сумку помочь поднести…

Собеседницы согласно закивали, вспоминая и яркие рубашки Катиного «прошлого», и зауженные брюки, и какую-то новомодную трубку, которую он курил, и презрительную мину, ставшую, наверное, его настоящим лицом.

 

— Я могу чем-то помочь?

Виктор отрицательно покачал головой:

— Никакой помощи! Я делаю свою работу, а вы спокойно смотрите телевизор. Можете взять в руки спицы, говорят, прекрасный отдых, даже йогой для мозга называют.

Катя хихикнула. Она тоже что-то такое читала. Но на вязание у нее никогда не было особого времени, хотя и спицы, и крючки, и даже пряжа имелись. «Да, красиво это он меня послал. Ну и ладно. Может, в самом деле поискать модель на осень… Как раз успею. Да и собиралась начать сто раз…»

Со стороны, как уже было сказано, Катя и Виктор выглядели образцовой семьей — он с инструментами в руках, она со спицами и журналом перед чуть слышно работающим телевизором.

«Наверное, быть твоим мужем — настоящий кайф. Не скандалишь, улыбаешься, радуешься мелочам… Эх…»

Как бы изумилась Катя, узнав о таких мыслях Виктора. Оказывается, спокойное, нескандальное существование, умение получать удовольствие от мелочей — это редкость, как и умение быть благодарным. У Катиных родителей все было именно так — и тишина в доме, и мелкие радости, и какая-то уютная болтовня за чаем. Наверное, она бы и не смогла вести себя иначе — да и где бы ей было учиться скандалам?

Виктору повезло гораздо меньше. Родители тоже были спокойными людьми, и если в их жизни случались бури, то они умело выходили из них, сложив силы и стараясь действовать без эмоций. Но вот жена Виктору досталась совсем другая. Поначалу он оправдывал ее вспышки, считая, что творческий человек не может быть сдержанным.

— Моей уравновешенности хватит на двоих, — приходя в себя после очередного скандала, повторял он давнему другу.

«К счастью, эти времена прошли… Хорошо бы, чтобы они никогда больше не повторились. Вот если бы еще и Татьяну забыть удалось…»

Руки Виктора машинально, почти без участия головы, размечали стену, подбирали нужное сверло и дюбеля. Вскоре на той самой стильной металлической табуретке в коридоре уже лежало все необходимое для установки нового зеркала и дополнительных светильников, а пол был застелен газетами.

— Ого, как вы основательно расположились…

— Не люблю переделывать и суетиться. Лучше уж один раз выложить, чем по сто раз бегать то за отверткой, то за рулеткой…

Катя поняла, что мешает Виктору. Она опустила глаза на журнал и попыталась разобраться в узоре. Несколько минут царила тишина, а потом в замке заскрипело, и дверь открылась.

Глава восьмая

 

— Катю-ю-юня, ты дома?

«О господи, это же Пуся мой ненаглядный… Галка таки оказалась права, явился. И открыл дверь своим ключом. Ну вот за что мне такое счастье?»

Катя ответить не успела. Правда, и не торопилась. Тем более что в прихожей, всего в трех шагах от двери, возился Виктор, которому сейчас самое время было сменить амплуа и превратиться в охранника.

— Катю-ю-юсь… Ой…

«Так, увидел. И что же будет дальше?»

Раздался сухой стук — так обычно опускают на пол что-то тяжелое. Не роняют, а аккуратно кладут.

«Неужели шмотки взял с собой? Не рановато ли?»

— А где Катя? — голос Катиного Пуси зазвучал требовательно и громко. — Кто вы такой?

Катя представила себе ухмылку Виктора, словно стояла рядом с ним. И, признаться, было отчего ухмыляться: рыхлый, малость разжиревший Пуся, будучи на полголовы ниже его, мягко говоря, совсем не походил на бойца. А вот Виктор — Катя увидела это в первый же день, — сухой и жилистый, здоровенный, без капли жира, напоминал любого из знаменитых бойцов: и великого Лундгрена, и нынче набирающего все большую популярность Стэйтема, и даже Вина Дизеля — если, конечно, не обращать внимания на лысый череп и более чем пронзительный взгляд мистера Риддика. Одним словом, более разительного контраста, чем Пуся и Виктор, представить себе было нельзя.

— Кто ты такой? Что ты делаешь в моем доме?

«В твоем доме… Однако…» — Катя стала находить даже некоторые преимущества роли невидимого наблюдателя. Хотя и недостатков тоже хватало.

— Как видите, я вешаю зеркало. А вы, собственно, кто такой?

— Я… Я… я здесь живу…

— Забавно. Вы здесь живете… Но за прошедшую неделю я вас ни разу не видел…

— Да ты кто такой, твою мать…

«Похоже, Пуся сейчас замахнется. Если решится, конечно». Все-таки в роли стороннего наблюдателя недостатков было-таки больше, чем достоинств. Катя решила, что пора бы переместиться ближе к дверям, — драму надо не только слушать, но и смотреть. Как, впрочем, и комедию. В прихожей тем временем царила тишина.

— Я спрашиваю, кто ты такой? — наконец сорвался на фальцет Пуся.

— Виктор Ковтун. А вы кто, простите?

— Какой, к матери, Ковтун? Катя где? Куда ты ее дел?

— Я здесь, Гена. Здравствуй, — откликнулась Катя, решив, что пора выйти на сцену.

То, что открылось ее глазам, иначе как представлением назвать было нельзя. В дверях, распаренный и даже чуть дергающийся, стоял Пуся в очередной ярко-оранжевой, модной в этом сезоне сорочке и архимодных узеньких джинсах. В одной руке «жених» держал букет гвоздик, а в другой — огромную прозрачную коробку с тортом, перевязанную кошмарной разноцветной лентой.

К счастью, никаких вещей Пуся с собой не захватил. Это Виктор аккуратно положил на пол тяжеленную дрель.

«Господи, ну почему я никогда раньше не замечала, какой он отвратительный?»

— Екатерина, — не ответив на приветствие, начал Пуся. — Что здесь происходит? Кто этот человек? Что он делает в моем доме?

Катя вздернула подбородок и сделала шаг вперед, ощутив, как внутри нее начинает распрямляться туго сжатая пружина.

— Во-первых, это мой дом. Если ты забыл. Во-вторых, зачем ты сюда пожаловал? Да еще и веник приволок…

— Я не буду разговаривать при нем… — Пуся показал мизинцем на Виктора, спокойно вытирающего руки краем темно-синего передника. — Пока ты мне не объяснишь, что он здесь делает.

Виктор подошел ближе к Кате. Ей показалось, что он пытается прикрыть ее своим телом. Хотя нынешняя опереточная ситуация была не из тех, в которых надо кого-то прикрывать.

— Я вешаю зеркало и светильники, как видите. В прихожей темно, Катюше не стоит портить глаза… А вот вы кто такой?

— Я… Я… Я Катин муж…

Последние слова Пуся произнес почти шепотом. Возможно, он и хотел сказать их громко, но присутствие Кати ему здорово мешало. Девушка поняла, что ей пора вмешаться. Пока этот слизняк не ляпнул очередную глупость.

— Да какой ты муж, прости господи!

— Но, Катя… Но как же все эти годы… Я… Ты…

Было видно, что спокойная Катя, непривычно ему хамящая, и незнакомый мужик с дрелью в руках как-то не вписывались в придуманный им сценарий возвращения «любящего мужчины». И Пуся решил сменить тактику:

— А я-то думал, что ты мне верна… А ты, стоило мне только за порог, сразу бросилась в чужую постель! Растоптала наше светлое взаимное чувство!

У Кати в глазах потемнело от возмущения.

— Это я оказалась тебе неверна? Это я растоптала светлое чувство?

— Да-да, ты! Ты во всем виновата! Ты меня никогда не уважала! Ты меня даже презирала! Ты… ты… ты мне денег не давала… Как же я мог доказать тебе, что никого, кроме тебя, не люблю…

«Господи, какая же ты скотина. Неумная, вонючая скотина… Даже толком двух слов связать не можешь… Натворил дел, а теперь меня же и обвиняешь… — Тут до Катиных мозгов дошли все слова, сказанные Пусей. — Я ему денег не давала, чтобы он мог показать, как меня любит. За мои же деньги. Восемь лет… на это дерьмо… Бли-и-ин!»

Виктор обернулся к Кате и сделал еще шаг к ней. «Надо как-то его заткнуть. И вообще, пора эту комедию заканчивать…» — подумала девушка, хотя ее «ненаглядный Пуся» только входил в раж.

— Я все годы любил только тебя! Ты была единственной… А стоило мне сделать шаг за порог, как ты тут же привела какого-то… мужика… Хоть бы кого получше нашла… нашего круга! Шлюха!

— Кать, его уже можно бить? — услышала девушка шепот Виктора, хотя могла поклясться, что он не раскрывал рта.

Она отрицательно покачала головой, обошла Виктора и остановилась в метре от пылающего праведным гневом Пуси. Слова насчет «денег не давала» стали последним гвоздем в крышку гроба — теперь уже ничто не могло вернуть Гену в этот дом.

— Да, скотина, привела! Того, кого люблю. И любила все эти годы! Да, я тебе изменяла последние пять лет каждый день! Я никогда и нигде не работала. Мне деньги папики давали. Все, доволен?!

Пуся хватал ртом воздух — такой Кати он точно никогда не видел. И такая Катя, говоря по чести, была ему куда интереснее, чем его «любимая женщина». Во всяком случае, сейчас он завелся с пол-оборота и готов был уложить ее в койку сию же секунду.

— Ка-а-ать, — Пуся понял, что надо срочно что-то менять, — ты же шутишь, да?

Виктор, который точно знал, кто говорит правду, а кто врет, в ситуацию вмешаться не пытался. Он просто стоял у Кати за спиной, так чтобы в нужный момент ее можно было отодвинуть и левым хуком отправить этого мерзкого посетителя в нокаут.

— Нет, тварь! Я не шучу… — Катя разошлась. С ней такое бывало крайне редко, но и сцены, подобные сегодняшней, разыгрывались, слава богу, тоже нечасто. — Ох, как же я не шучу… Ты, унылое дерьмо, посмел назвать меня шлюхой. Так знай, так оно и есть… А еще я тварь и сука. Ну, теперь доволен?!

— Ка-а-ать…

— Я больше тридцати лет Катя! Доволен, спрашиваю?!

Пуся молчал. Катю-валькирию он не видел никогда. И несколько испугался такого перевоплощения его «любимой женщины». И теперь уже не о выяснении отношений мечтал, и даже не о примирении, а о том, как бы унести ноги… поскорее и побезопаснее.

— Ага, молчишь… Значит, доволен… Тогда проваливай. Видеть тебя не могу!

— Но Катю-ю-ся…

— Вон пошел, слизняк!

Катя выхватила у него из рук цветы и, размахнувшись, стала хлестать своего Пусю по физиономии. Так обычно в бане хлещут березовым веником — с оттяжкой, не жалея сил.

Пуся попытался заслоняться руками, но ему мешал торт. Поняв, что сейчас уж точно не до чаепития, Гена выпустил торт и, прикрывая лицо руками, попятился к двери. На счастье, она была открыта. На его счастье. Шаг — и он окажется на свободе…

Этот долгожданный шаг Пуся, конечно, сделал, но вслед ему полетел веник, бывший некогда букетом. Цветы отпечатались точно посередине немалой Пусиной спины. И тут дверь за ним закрылась.

— Ну-ну, Катенька, хватит… — Виктор обнял девушку за плечи, развернул к себе, чтобы она могла уткнуться ему в плечо. Так старший брат утешает младшую сестру, упавшую и рассадившую коленку. — Ну успокойся… Все позади.

Катя только сейчас поняла, что значит «дрожать от злости». Она могла бы голыми руками задушить кого угодно, и в первую очередь, конечно, того же Пусю. Осторожная ласка Виктора стала последней каплей, которая переполнила чашу, и девушка зарыдала.

Плечи ее тряслись, слезы текли просто рекой. Виктор почувствовал, что футболка на плече промокла, но старался стоять неподвижно и только тихонько гладил Катю по плечу. О том, что творилось у него на душе, сейчас не нужно было знать никому. Но этот мерзавец, безусловно, получит свое. Не сейчас, позже. Сейчас главное — успокоить хозяйку.

— Ну, маленькая, не плачь… уже все хорошо…

Катя хихикнула, пусть и сквозь слезы.

— Ой, как давно меня никто маленькой не называл… Спасибо, Вить, я сейчас… Сейчас приду в себя.

Тыльной стороной ладони она попыталась вытереть глаза. Конечно, ничего не получилось. Но это движение ее слегка успокоило. По крайней мере она поняла, что нужно вытереть слезы платком, ну или хотя бы салфеткой. А еще лучше бы умыться.

— Фу-ух, я уже почти… почти в норме.

— Вот и хорошо. Давай, приводи себя в порядок.

Виктор не заметил, что перешел на «ты», — да и было бы удивительно, если бы он пытался утешить, говоря ей «вы». Сама Катя тоже этого не заметила.

— Черт возьми, как в грязи вымазали… И есть так хочется…

— Тогда давай в душ и успокойся. А я закончу здесь и приготовлю что-нибудь.

— Ага, давай… Только попроще что-то. Борщ бы…

Виктор про себя улыбнулся — борщ он тоже обожал. Такой, как готовили на родине отца, на Полтавщине. Конечно, это было не «попроще»… Хотя, если сравнивать с омарами или авокадо, уж точно привычнее.

— Договорились. Борщ так борщ!

Глава девятая

 

Пока Катя приводила себя в порядок, Виктор успел и зеркало повесить, и светильники закрепить, и инструмент убрать. Вытирая руки, он прикидывал, как начать разговор, как показать, что ни единому слову этого «посетителя» (не материться же при даме) не поверил.

За спиной раздался голос Кати:

— Вить, а у нас для борща все есть? Может, надо в магазин сбегать?

И снова это милое «у нас» согрело Виктору душу.

— Ну что ты, Кать, вон смотри — полный холодильник же.

— Это хорошо… Тогда давай вместе, а? Быстрее получится.

«И не смогу я сейчас сидеть в комнате одна… А так хоть отвлекусь, с нормальным человеком о чем-нибудь поговорю… Фу, какая мерзость. И тортик еще припер, скотина…»

Катя открыла холодильник, потом выглянула в коридор. Торта не было.

— Вить, а где эта мерзость, которую он припер? Гнусь в коробочке с бантиком?

— Фи, Катерина Львовна. Ну что за выражения? Тортик там, где ему положено быть, — рядом с хозяином.

— То есть? Что ты с ним сделал?

— Ничего особенного…

— А ну признавайся! Что, побежал эту скотину догонять?

— И не подумал. Выбросил с балкона… Я же не виноват, что твой знакомый как раз в это время из подъезда выходил. Он ему почти на голову упал, во всяком случае, кремом заляпал — я сам видел…

— Да ты хулиган, Витька! — укоризненно покачала головой Катя. Глаза ее смеялись.

— На что не пойдет рыцарь ради прекрасной дамы…

— А кстати, рыцарь, что там с зеркалом?

— А что с ним может быть? Висит себе… И пасть не может.

— Ха, так ты еще и волшебник… Мастер на все руки…

Катя вышла в коридор, несколько раз пощелкала выключателем, потом осторожно погладила зеркало по изогнутой кромке. В ее самостоятельной жизни это был первый раз, когда кто-то что-то делал для нее. Пусть и наемный работник, но не после полугода напоминаний. Просто взял и сделал.

Кате все труднее становилось воспринимать Виктора как наемного работника. В одном с ней доме жил ее близкий приятель, родная душа, старший брат. Кто угодно, но только не наемный охранник или домработница.

«Ну что ж, пусть все так и остается. Старший брат или близкий приятель — это куда лучше».

— Виктор, вы настоящий волшебник и настоящий Самоделкин…

— Ага, я он и есть. А еще я умею крестиком и на машинке…

Катя усмехнулась и почесала Виктора за ухом так, как чешут кота. Тот наклонился и отчетливо мяукнул.

— А теперь, моя хозяюшка, возьмите-ка вы в руки ножичек и нарежьте этот прекрасный красный перчик мелкой-мелкой соломкой. А потом займитесь чесночком, лады?

— Конечно лады! А что, все остальное уже готово?

— В процессе, красавица, в процессе, — пробормотал Виктор, не отрываясь от важного и требующего всех сил погружения в будущий суп обжаренных свеклы и моркови.

Для Кати это тоже было почти забытым удовольствием — возиться в кухне вместе с кем-то. Так бывало давным-давно, когда они с мамой уходили на целый день в готовку перед шумными застольями.

— Помидоры или томат? — Виктор застыл перед открытым холодильником. — Или и то, и другое…

— Конечно оба, вкуснее же будет…

— Тут главное не переусердствовать, иначе получится не полтавский борщ, а ирландское рагу.

— Нет, — Катя уже вовсю улыбалась: у них с Виктором даже цитаты были одинаковыми. — Не получится, крысы-то нет…

— Эт точно, крысы нет… — Виктор не отрывался от борща. То ли следил за кипением, то ли не решался на девушку глаза поднять. Но наконец все же спросил: — Кать, а что это за гнусняк был?

— О-о-о, — Катя невесело улыбнулась. — Это был, прости господи, мой бывший… даже не знаю, как назвать. Бывший и все тут.

«Так вот от кого тебя защищать надо было… Красавец, пробу негде ставить! Бедная девка!»

— Он что, так помириться пытался? Цветы, торт… Накосячил, да?

— Похоже, что да, мириться решил, — Катя чуть пожала плечами. — Мне показалось, что его что-то заставило так поступить. Или кто-то заставил. То-то он завелся, когда тебя увидел…

«Да, пожалуй, ты права… Что-то или кто-то… Интересно будет разузнать, что же… ну или кто же. Хотя это попозже, не сейчас. Сейчас самое главное здесь. Ее разговорить-успокоить. И утешить. Психотерапию-то не зря во всем мире так усердно практикуют».

Вот в чем Виктор был умельцем, так это в «разговорить-успокоить», по-ученому говоря — в психотерапии. Причем не просто в терапии, а в терапии катастроф. Сколько раз ему приходилось выслушивать людей, пытаться дать им несколько минут передышки, иногда отвлечь от ужаса, который они видели вокруг. Сколько историй он услышал за свою жизнь, никто бы сказать не мог. О многих своих собеседниках он вспоминал с удовольствием. Даже о том… Хотя тут вряд ли подошло бы слово «собеседник» — толком поговорить они как раз и не успели… Только его боль Виктор успел почувствовать. И стыд за то, что ничем не смог помочь. «Стоп, сейчас не время для этих воспоминаний», — одернул он себя.

— А кто он вообще такой, этот твой «бывший»?

Катя опять не заметила, что Виктор назвал ее на «ты». Да, в сущности, какое это теперь имело значение. Он ее спас, спас хотя бы тем, что просто был рядом. Хотя, если б она кивнула, наверняка бы побил. «А вот интересно, если бы я Пусю бить начала, он бы помог?..»

— Геннадий Пушкин, — Катя ухмыльнулась. — Без пяти минут экономист со степенью, ни единого дня не работавший по специальности…

— Пушкин… Забавно. А «Издательский дом Пушкиных» к нему имеет какое-то отношение?

— Отчасти. Он там младший партнер… Страшно этим гордится, потому на работу не ходит, управляет, лежа на диване.

— И давно вы вместе? Эй, прекрати, чеснок уже в пыль почти превратился… остановись. Где тут приправы?

— Вон там, видишь, огромная коробка… Я вообще приправы люблю. А вместе… Долгонько, восемь лет почти.

— Однако… И все вот так — ты в банке, он на диване?

— Ну, не совсем…

Катя задумалась и перевела взгляд на окно. Ей вспомнился последний курс, совершенно сумасшедший и тяжелый. Да и жизнь вокруг была невеселой. Вот тогда Гена был совсем другим — оживленным, легким, гостеприимным. После сессии все новогодние праздники компания провела у него на даче, вернее, на даче семьи Пушкиных, уже тогда ребят далеко не бедных. Но Генка, казалось, не обращал внимания на то, из какой семьи человек, — главное, чтобы им было хорошо вместе. Собственно, им и было хорошо. Ей — с Генкой, Анечке — с Игорем, Денису — с Лильчиком… И им всем вместе — перед костром или просто в огромной комнате перед камином и без признаков телевизора. Хорошо говорить, молчать, петь, сражаться в только входившую в моду «Монополию» или в преферанс.

После защиты попытались собраться… Но это уже было не то — надо было искать работу, Анечка с Игорем собирались в Германию, а до того надо было столько всякого успеть…

— Мы учились на одном курсе. Потом я работу нашла, а Генку родственники на фирму взяли. Стали жить вместе…

— А замуж он тебя звал?

Вопрос не был, честно говоря, ну ни капли тактичным. Но Виктор не смог удержаться. Он-то позвал Татьяну далеко не сразу и, как оказалось, вообще напрасно. А вот Катю бы сразу… как только увидел.

Но самой Кате вопрос оскорбительным не показался — она была сейчас в том светлом прошлом, мысли о котором согревают десятки лет, стоит только окунуться в воспоминания.

— Нет… Да я и не торопилась в замужество. Столько я навидалась свадеб за пять лет в вузе. Институт-то девичий, спасибо, если треть парней на курсе. Сам понимаешь, скандалы, разводы, соперничество из-за, в общем-то, совершенно рядовых ребят.

— Понимаю, а самой тебе всего этого, выходит, не хотелось? Платье, кольца, «моя жена»… Разве не классно?

— Наверное, классно, но как-то это все… подростковая романтика, понимаешь… Киношная или из романов дешевых.

«Ох, бедная ты моя… Как же этот мачо унылый тебе все-таки мозги набок свернул. Какая ж она подростковая? Просто романтика…»

Катя потянула носом. Огромная и очень уютная кухня наполнилась ароматом почти готового блюда. Наверное, в этих стенах еще никогда такой не витал…

— Что, готово?

— Почти, еще минуток пять… Так что ты говорила о свадьбе?

— А ничего не говорила, — Катя недоуменно пожала плечами. — Сначала не очень и стремилась, а потом было как-то… не до того. Работа столько сил требовала.

— Понятно, а твоему Пушкину и не хотелось…

— Так у него ж и так все было. Зачем еще штампом паспорт портить? До сих пор удивляюсь, как я раньше не разглядела нутро его гнусное…

Подобные разговоры Катя с Галкой вели давным-давно. И сейчас ей было ясно, что Виктор вовсе не хочет ее обидеть или как-то задеть. Просто понять хочет. Собственно, только поэтому Катя и отвечала.

— Это да… но все же… Нет, не понимаю. Ему что, не хотелось, чтобы ты всегда рядом была? А дети?

Катя усмехнулась совсем уж невесело. Дети всегда были больной темой в их отношениях с Пусей. Вернее, ее больной темой. Сначала, согласно Пусиным планам на жизнь, надо было стать на ноги, обзавестись достатком и домом. А потом уже как-то расхотелось… Особенно последние пару лет, когда Пуся перебрался на диван. И детей, даже в телевизоре, ее бывший (тогда, конечно, еще не бывший) стал называть исключительно «эти маленькие дерьмецы».

— Ну какие дети, Вить? Вот скажи мне, у тебя самого дети есть?

Виктор отрицательно покачал головой. Татьяна была личностью творческой, и дети у нее вызывали даже некоторую истерику. А он… он все время был в командировках и повидал столько искалеченных детских жизней и стольких детишек, которым уже никогда не видеть солнечного света, что просто с ужасом думал о том, что такая судьба может ожидать и его собственных малышей.

— Нет, не повезло… еще.

— Ну вот и у меня пока нет, — со вздохом произнесла Катя. — Тоже можно сказать, что не повезло.

Виктору стоило огромных усилий, чтобы сдержаться и не начать вслух называть Катиного «бывшего» самыми разными словами. С его, Виктора, точки зрения, Катя была достойна всего самого лучшего в этом мире: дома, детей, преклонения, подарков, путешествий. Достойна была просто получать, а не пахать, как раб на галерах, чтобы поехать куда-то, кроме загородного санатория.

— Катя, а как вы… то есть ты… Как ты отпуск проводишь?

— А никак.

Катя, это было видно, вернулась в сегодняшний день уже полностью и окончательно. Даже если и было что-то прекрасное там, в воспоминаниях, оно там и останется. А она сама пойдет дальше. Свет-то, слава богу, на Пусе клином не сошелся. Может быть, с его уходом и жизнь только начнется…

— В смысле?

— Да я и не вспомню, когда в отпуске была последний раз. Не так, чтобы оформиться и по полдня на работе торчать, а чтобы уехать и выбросить все из головы. Года три, нет, уже четыре…

— Недурно. Вот тебе и ответ, почему ты своего Пушкина до сих пор терпела. Ты ж его и не видела совсем… В выходные ты домохозяйкой работала. А в рабочие дни… тут бы вообще хоть что-то увидеть.

Катя с подозрением посмотрела на Виктора. Он слово в слово повторял слова ее подруги — именно так Галка когда-то втолковывала ей, что или бросать надо «Геночку твоего ненаглядного», или сию же секунду детей заводить, потому что «часики-то тикают». Фразу о часиках, кстати, Катя терпеть не могла. Да и какие часики в ее неполные тридцать два? Вон, куда ни плюнь, все пишут, что идеальный возраст для рождения детей — тридцать пять, а вовсе не двадцать, как принято считать в родной, еле дышащей медицине.

— Наверное, ты прав. А что, мы есть не будем?

— Почему не будем? Борщ поспел. Мой руки и к столу — все уже накрыто.

Катя перевела взгляд на стол — все и впрямь было накрыто, даже сало тоненько-тоненько нарезано. И стопки тяжелые керамические ждали своего часа.

— Ого, не только есть, но и пить?

— Обязательно. Настоящий полтавский борщ иначе и есть-то нельзя! Уж поверь…

Катя кивнула — почему-то Виктору она поверила сразу. С первой минуты, как он появился на пороге ее дома.

Пока ее «фрекен Бок» заканчивал шаманить у плиты, Катя заметила, что сам-то Виктор о себе почти ни слова не рассказал.

«Да, друг мой, как бы мне тебя все-таки разговорить? Как же мне понять, кто ты…»

Но для этого, как выяснилось, должно было еще много чего случиться.

Глава десятая

 

Казалось бы, воскресенье после такого феерического появления Пусички должно было бы быть совсем иным. Но так бывает только в романах или сериалах. Жизнь — штука более жестокая и куда менее романтичная.

Поэтому утром Виктор, который, как всегда, Кате кофе варил, был отчего-то слишком молчалив. Но и ей самой говорить ни о чем не хотелось. После борща, и в самом деле волшебного, она ушла в гостиную, к телевизору и вязанию. И просидела там до глубокой ночи — то ли грызла себя, то ли ругала, а может ведь и так быть — отдыхала, выбросив из головы все мысли до последней.

Почти так же закончил вчерашний странный вечер субботы и Виктор — только он не вязал, да и телевизор не смотрел. Вымыл посуду, постоял перед открытым холодильником, прикидывая, что бы такого приготовить завтра, и отправился «к себе».

Воскресенье угрожало стать полным продолжением субботнего вечера — тихо, отстраненно, глухо. Катя все не решалась хотя бы просто заговорить с Виктором, а ему казалось неуместным первому нарушать пусть хрупкое, но спокойствие своей «хозяйки».

Ежедневный полуденный звонок родителям обычным и дежурным не стал. Отец сухо ответил, что матери плохо, она прилегла отдохнуть. Но было бы недурно, если бы он, Виктор, приехал.

— Я понял, отец. Буду у вас самое позднее через час.

Мать Виктора была женщиной очень спокойной, никогда не жаловалась, стараясь не обременять вечно занятого мужа «всякими мелочами». В общем, для своих лет она была вполне здоровой, так что подобные эксцессы случались нечасто. Но уж если случались… Головная боль могла на несколько суток уложить ее в постель.

Когда Виктор учился, мать часто шутила, что вот он вырастет и у нее голова совсем болеть перестанет. Хотя, когда Виктор окончил институт, он уже отлично понимал, что материны мигрени, к сожалению, дипломом, даже красным (а тем более не красным), не победить.

Он вошел «на хозяйскую половину» и, вытирая руки полотенцем, сказал:

— Катерина Львовна, мне б ненадолго к своим съездить.

— Что-то случилось? — Катя обеспокоенно подняла глаза.

— Мигрень у мамы… Осложнение давнее. Приходится спасать.

— Конечно, поезжай. Я никуда не денусь. Если надумаешь остаться, позвони.

— Не волнуйся, вечером буду. Пока!

Виктор изо всех сил делал вид, что он просто добрый приятель, самое большее — старший брат. Хотя ему очень хотелось назвать Катю котенком и крепко поцеловать перед выходом. А потом торопиться к ней, чувствуя, как сильно она ждала и как рада его появлению.

«Хорошо все-таки, что пришлось уехать. Иначе уж не знаю, сколько бы я смог спокойно продержаться… Если бы вообще смог».

После увольнения он решил, что за руль больше не сядет. Хватит с него всех и всяческих катастроф, промышленных и природных. Даже машину продал. Когда возил Катю, был не просто осторожен — педантично, до мелочей соблюдал все правила. Уж он-то знал, какими последствиями может обернуться авария. И меньше всего хотел подвергать Катю даже минимальной опасности. Лучше бы она вообще ходила на работу пешком. Но если уж ездит, то он должен быть рядом, чтобы сразу же оказать помощь.

Нет, Виктор был совершенно нормальным человеком и, как и большинство людей, не страдал паранойей. К тому же ему повезло (или не повезло — тут уж как посмотреть) стать медиком. И не просто медиком, а специализироваться на медицине катастроф.

В школе Виктор учился неплохо — конечно, в золотые медалисты не метил, но и троек в аттестате видеть не желал. Поэтому в медицинский поступил по собственной воле, хотя нельзя сказать, что совсем без родительской помощи.

Да и где вы видели, чтобы в медицинский вчерашние школьники за так поступали?

Родители радовались, что сын учится с удовольствием, пытались угадать, какую специальность выберет. Конечно, лучше всего было бы, если бы он стал психотерапевтом — модная, денежная и, в общем, не страшная специальность. Не по локоть руки в крови, как у хирургов, и не сто пятьдесят пациентов в день, как у терапевтов. Ума, правда, обоим родителям хватало свои мечтания не озвучивать, во всяком случае при Викторе. Характер своего сына они знали более чем хорошо. И то, как действует на него слово «нет».

Но мечты старших Ковтунов о спокойной работе сына не сбылись. На третьем курсе Виктор стал подрабатывать на скорой, благо знания уже позволяли, а рост и сила даже помогали. А через год он всерьез увлекся той самой медициной катастроф. Его интересовало все — и чудеса, о которых писали СМИ, восхищаясь мужеством людей, оказавшихся под завалами после землетрясений, и рассказы друзей отца, которым не повезло попасть на ликвидацию Чернобыльской аварии, и даже страшные опыты немцев по переохлаждению (как бы чудовищно это ни было). К моменту защиты диплома Виктор уже твердо знал, что его место — среди спасателей, ведь там, должно быть, не только пожарные нужны, но и медики лишними не будут. Чтобы и искусственное дыхание успеть сделать, и шину наложить, и помочь выговориться смертельно испуганному человеку. Успокоить, утешить, защитить от неведомого страшного «завтра».

Настойчивости Виктору было не занимать. И уже на следующий год он оказался в группе спасателей, которые отправились на один из высочайших пиков, чтобы альпинистов, накрытых лавиной, вытаскивать. После этого были выезды в зоны промышленных аварий, выбросов вредных веществ, даже дежурство на кордоне, когда один из районов области объявили зоной эпидемии. Свиной грипп, столь модный среди политиков, к счастью, оказался просто способом отмыть какую-то солидную денежку. Но уж им-то, медикам, пришлось пахать по-настоящему: люди были напуганы, стоило немалого труда убедить их продолжать жить нормальной жизнью, не убивать и не сжигать ни в чем не повинную, да к тому же еще и здоровую скотинку.

Конечно, родители не были в восторге от выбора сына. Но, как уже говорилось, знали и то, насколько он упрям. Поэтому радовались каждый раз, когда сын приезжал после командировок. В его жизни, к счастью, случались не только авралы, и он стал появляться в родительском доме сначала с невестой, а потом и с женой. Но после снова стал приходить сам, чтобы не пугать жену-журналистку рассказами об ужасах, которые видел. Родители тоже пугались, конечно, но вот же он, сидит перед ними живой-здоровый и рассказывает. А значит, временно все было хорошо…

За размышлениями Виктор не заметил, как добрался до родительского дома. Воскресный транспорт ходил нерегулярно, но хотя бы не был набит. И тут можно было почти без помех размышлять о своем.

Жанна Павловна, как всегда в подобных случаях, бодрилась и утверждала, что с ней «уже все прекрасно». Виктор, услышав такие знакомые слова, едва слышно рассмеялся — он-то знал, какой болью отзывается в голове каждый громкий звук.

— Разумеется, все прекрасно, мам. Я давно знаю, что я твое самое главное лекарство…

— Плацебо, — отвечая, улыбнулась мать. — Ну как ты, сынок? Расскажешь?

— Конечно расскажу, мамуль. Только давай сначала приколемся, а потом ты будешь валяться-лениться, а я буду тебе сказки рассказывать.

Спорить с сыном, к тому же совершенно выросшим и уверенным в каждом своем шаге, было бессмысленно. После укола Виктор сел рядом с диваном, где всегда устраивалась болеть мать, и начал тихонько рассказывать о своей новой работе. Вернее, только о некоторых ее деталях.

— Мам, все хорошо, это не работа, а настоящий санаторий. Да, бывают суточные дежурства, но нечасто. Питание отличное, обязанности вполне по силам даже неподготовленному человеку.

— Суточные дежурства — уже плохо, сыночек…

— Ну, со скорой в любом случае не сравнить, — ухмыльнулся Виктор.

Мать, не открывая глаз, улыбнулась в ответ. Она хорошо помнила, каким приходил сын после тех дежурств. Теперь ей отлично было видно, что он куда более спокоен и менее напряжен. Да и на самочувствие не жалуется. Хорошо, что у них хватило сил уговорить его после увольнения отправиться в санаторий, чтобы привести себя в порядок. Страшные глаза сына после той, последней, командировки ей, конечно, не забыть никогда. Как не забыть и его кошмары по ночам, из-за которых жена, не выдержав, выгнала Виктора и ее сыночек вернулся домой.

Да, Жанна Павловна не жаловала жену Виктора. К счастью, они никогда не жили вместе. А то, что израненного, больного мужа Татьяна выставила за порог, да еще и считала во всем виноватым, было лучшим подтверждением правоты обоих старших Ковтунов, имевших нелестное мнение о своей невестке.

«Оно и к лучшему. Тут мы его вылечили, успокоили. Вот если бы ему еще смогли придумать какую-нибудь спокойную работу. Без этих бесконечных дежурств и командировок на край света в трясущемся вертолете санавиации…»

Боль понемногу отступала, теперь уже можно было открыть глаза. Вглядываясь в лицо сына, освещенное закатным солнцем, Жанна Павловна заметила, насколько сильно изменился Виктор, стал уравновешеннее.

— Сынок, так что, ты доволен новой работой?

— Да, мам, очень. Лучшую трудно было бы найти.

— Ну и отлично. А общежитие удобное? Душ есть?

— Мам, успокойся. И жилье отличное, и питаюсь я регулярно. Ты же видишь.

Виктор повел широченными плечами. Мать в ответ улыбнулась — да, она видела. И еще заметила очень важное для любой матери выражение глаз сына — умиротворенное.

— Вижу, вижу, что и дежурства не напряженные — ни новых ссадин, ни синяков, ни «ай, мам, ну разве это ранение… бандитская пуля…».

Виктор погладил мать по волосам. Старшие Ковтуны были отличными ребятами, как для родителей — почти идеальными: не укоряли, не упрекали, не запрещали. Старались помочь, чем могли, или просто побыть вместе, когда выпадала спокойная минутка.

«Мне с одной Татьяной укоров и упреков на три жизни хватило. А еще и идиотской уверенности, что только она видит вещи правильно. Ей бы училкой младших классов работать, в спецшколе какой-нибудь…»

Сердце забилось слишком часто — прошел почти год, но память о скандалах до сих пор была жива. И до сих пор болела рана в душе. «Да какая, к черту, рана! Обидно столько лет прожить с человеком, который на поверку оказался совсем другим. Куда хуже, гаже, эгоистичнее… Совсем как Катин Пушкин…»

Имя «хозяйки» согрело Виктора, заставило улыбнуться воспоминанию о том, как красиво летел вниз тортик и с каким чудесным чавкающим звуком шлепнулся на асфальт прямо перед носом этого придурка. «Господи, ну и осел же! Такое сокровище не ценить, на баб других сменять… Эгоист хренов!» В устах Виктора, в некоторых областях достаточно опытного специалиста, это были не просто слова, а самый что ни на есть верный диагноз.

— Ну вот, сын, я уже в порядке. — Жанна Павловна попыталась сесть.

— Так, дорогая моя мамочка, ложись и не геройствуй. Я поеду, вон, уже смеркаться начало, а завтра в семь надо быть на посту. Я на связи, телефон со мной. Не думай о плохом. Отец за мной закроет дверь.

— Ты мое главное лекарство, сын, — сказала Жанна Павловна, глядя вслед уходящему Виктору.

— Я твое главное плацебо, мам! Пока!

Хлопнула входная дверь. В комнату вошел Ковтун-старший.

— Как ты, Жан?

— Все в порядке, Володь… Похоже, наш сын и в самом деле нашел более спокойную работу.

— Ох, не сглазь. Ты же знаешь Витю — чтобы он да не вляпался во что-то…

— Ну ладно, не бурчи… Пока все хорошо — и слава богу, будем радоваться.

Виктор ехал домой и думал примерно о том же: сейчас временно все хорошо и спокойно, так почему бы этому не радоваться.

Глава одиннадцатая

 

Катя вся извелась. Этот книжный оборот как нельзя лучше описывал ее состояние. Она ждала Виктора, хотя старалась не ждать, прислушивалась к шуму лифта, хотя пыталась отвлечься. Уговаривала себя, что он не больше чем добрый приятель, который согласился поработать на нее пару-тройку месяцев, пока не уляжется вся фигня с Пусей.

Но все это помогало слабо. Не помог и любимый фильм, скачанный сто лет назад и просматриваемый как испытанное средство от всех бед. Настала очередь любимой книги, но Катя даже слов разобрать не могла — мысли ее были так же далеки от событий начала двадцатого века в Британии, как и сама Британия от солнечного Катиного города.

Наконец солнце стало садиться — это ужасное воскресенье подходило к концу. Виктор не звонил.

— Ну ничего, — пробормотала Катя, — значит, пока не может. Наверное, надо бы поесть что-то. Он же и до утра, возможно, не появится.

Забитый продуктами холодильник решал хотя бы одну Катину проблему — полакомиться вкусненьким или даже наесться до отвала она могла теперь в любое время дня и ночи. Идеальный полтавский борщ отправился на плиту, когда она услышала, как легко щелкнул замок.

«Забавно: Пуся всегда открывал дверь со скрипом. А у этого так классно — щелк и все…»

— Катерина Львовна, я снова на посту! — донеслось из прихожей. И потом уже в кухне: — Привет!

— Ой, наконец! — Катя с трудом удержалась, чтобы не броситься Виктору на шею. — Я так ждала тебя. Все в порядке?

— Да, все нормально. Давай я вымою руки, и мы поболтаем.

Катя уже не в первый раз замечала эту привычку своего «фрекен Бок» сначала вымыть руки, а потом что-то делать. Даже если это гвоздь в стене.

— А давай мы заодно и поедим. А?

— Тогда ты тоже отправляйся мыть руки! И уши!

— Нет уж, я ушами есть не буду, — ответила Катя, почувствовав, как легко стало у нее на душе, как светло.

— Ладно, — сразу же согласился Виктор, входя в кухню, — уши можешь не мыть…

Обильный ужин был съеден, посуда вымыта. И только тогда Виктор решился заговорить о серьезных вещах. Более серьезных, чем те, о чем обычно болтают за едой добрые приятели.

— Катюш, нам надо поговорить.

— И мне кажется, что надо, Вить. Здесь?

— Наверное, да. Тут так уютно, удобно. Но если тебе хочется куда-то перебраться…

— Да нет, говори уж, не тяни. Что-то случилось?

Виктор удобно устроился на ярком диванчике, постаравшись сесть так, чтобы ему было хорошо видно Катино лицо. Почему-то он был уверен, что сможет прочитать по ее глазам. И все одобрения, и все неодобрения. Мягкий голубоватый свет от единственной подвесной лампы превращал его «хозяйку» в милую инопланетянку. Существо совершенно неземное, но такое желанное. Лучшее на всем белом свете. Рассказать ей все до последнего Виктор не мог — пока не решался, но хоть самое главное она должна была узнать. Уж она-то, тут и сомнений не возникало, будет вести себя не как Татьяна. И, может быть, даже поймет, что именно им двигало.

— Нет, не волнуйся. Ничего не случилось.

— А мама как?

— Уже лучше. — Виктор накрыл ладонью руки девушки. — Я ее главное лекарство…

— Я ее понимаю, — пробормотала Катя. — Похоже, не только ее.

Виктор собирался с мыслями и этих слов не услышал. А жаль. Хотя, возможно, тогда наш рассказ был бы совсем другим.

— Вчера ты рассказывала мне о себе. Я подумал, что ты должна узнать обо мне побольше. Удивительно, что ты так доверяешь мне, а ведь не знаешь обо мне, можно сказать, ничего.

Катя кивнула — она и в самом деле почти ничего о нем не знала. Просто чувствовала, что Виктор — человек невероятно ей близкий. Почему-то сегодняшнего его рассказа она совершенно не боялась, хотя видела, что «фрекен Бок» с трудом находит слова.

— Рассказывай, Вить, все в порядке.

— Ну хорошо. Меня зовут Виктор Ковтун, мне в ноябре будет тридцать четыре. Я бывший врач… И я виновен в смерти человека.

«Ну вот, самое главное сказано…»

— Я слушаю тебя, не волнуйся. Начни сначала, а?

«Господи, она нормальная! Не безумная экзальтированная дура, не суровый сухой судья. Милая, чуток перепуганная девочка…»

«Бедный мой, как же тебе трудно было решиться. Вот, сказал самое главное и ждет, что я его судить стану… Дурачок…»

— Ладно, сначала так сначала. Я учился в меде, родители, думаю, мечтали, что я стану пластическим хирургом, буду адские бабки заколачивать и уродливых дур превращать в дур привлекательных.

— Тоже неплохое занятие, вообще-то.

— Может быть, только совершенно не мое. Я работал на скорой, ну как работал, подрабатывал с третьего курса. Потом увлекся психологией, психологией катастроф. Вообще занимался всем, что описывает поведение человека, его здоровье в экстремальных ситуациях. Силой бог меня не обидел — сама видишь. Поэтому меня взяли в комплексную группу: мы шахтеров спасали, альпинистов, после паводков помогали людям обустраиваться, успокаивали их.

— Я думала, этим МЧС занимается.

— Да. Иногда мы вместе с ними работали. Вернее, они начинали, а мы заканчивали. Ведь важно не только вытащить людей из полузатопленного дома и перевезти их в безопасное место. Важно еще и надежду им дать, показать, что о них не забудут через минуту после спасения, накормят, успокоят, может быть, другую работу помогут найти.

— Ничего себе! Это просто миссия невыполнимая какая-то…

— В общем-то ты права… Хотя в идеале именно так: вытащили, подлечили, психологическую помощь оказали. Ведь иногда им только психологическая и нужна. А иногда достаточно с ними бревна потаскать, дрова помочь наколоть, пока они во времянке живут. И уже хорошо. «Хлопцы, идите к нам, перекусим чем бог послал, что ж вы все таскаете и таскаете!»

— Тоже славно.

— Верно. Бывало, что не мы им, а они нам эту самую помощь психологическую оказывали, когда мы уже не знали, что делать. «Отдохни, сыночек, посиди. Помолись — Бог тебе подсказку и даст…» Вот так сядешь на минуточку, и тут, вот уж не знаю кто, но подсказку дает… В общем, много чего бывало. Вот, смотри, — Виктор показал на длинный узкий шрам вдоль всего предплечья. — Это когда дед под Франковском сказал мне, что надо помолиться и решение найдется.

Катя присвистнула. Она уже заметила этот шрам на руке Виктора, и еще один — на другой. Но подумала, что ее домоправитель в детстве был совсем неуправляемым подростком.

— И теперь у меня в крестниках немало народу.

— Есть чем гордиться.

Виктор тяжело вздохнул. Он с трудом поднял взгляд на девушку. В глазах Кати было столько сочувствия, что ему сразу стало как-то легче.

— Наверное. Но, понимаешь, мы же с парнями не из расчетов каких-то работали. Просто иначе не могли — как мы друг другу в глаза смотреть сможем, если где-то люди гибнут…

— Но так ведь тоже бывает?

— Бывает, но когда гибнут те, кого мы могли бы спасти… Это очень тяжко — знать, что мог что-то сделать, но не сделал… То ли потому, что транспорта не было, не добраться в далекую деревушку, то ли потому, что не вовремя вспомнили о еще одном ответвлении штрека, а там трое оказались под завалом… Между завалами…

— Ужас… Но это же не ваша вина…

— Нет, не наша, но вина. Все это можно было как-то оправдать — да мы себя и оправдывали. Близкие пострадавших тоже… даже чаще, чем можно было представить. Знаешь, вот нашему отряду еще повезло. Хотя, может быть, потому, что мы, когда вместе собираемся, какими-то совсем безбашенными делаемся. В общем, на счету нашего отряда ни одного трупа не было. И сами все живые, и вытаскивали всех, о ком знали… До той, последней, командировки.

Кате было больно слушать Виктора. Больно не потому, что стыдно, и не потому, что неприятно знать о таком… Больно его болью. Она словно переживала все вместе с ним… И даже то, как трудно ему говорить, — чувствовала как собственную боль. Чтобы как-то успокоить и Виктора, и себя, она вытащила бутылку минералки и налила в два высоких стакана. Ее «домоправитель» выпил одним глотком, а у Кати едва хватило сил пригубить холодной воды. Она понимала, что самое страшное еще впереди.

— Ну вот, а потом началось лето, парни разъехались в отпуска. Помнишь, на юге горел склад боеприпасов?

Катя кивнула — тогда было очень много шума, в СМИ все пытались виноватых найти.

— Ну вот, снаряды рвались, а вокруг же населенные пункты — деревушки, хутора… Людям помогать надо, эвакуировать. В общем, поскребли по сусекам, собрали из трех отрядов один. И отправили. Мы даже сработаться по-настоящему не успели, времени хватило только об условных сигналах договориться. Связи, конечно, почти нет, только так — глазами. Да еще хорошо, что радиотелефоны работали. Хотя, когда пожары, надо напарника видеть… Ну да это уже технология. В общем, продвигались мы достаточно успешно, две деревни очистили… Людей вывезти успели. И остался только отдаленный хуторок — всего несколько домов. Это он от городка базового удаленный, а к сектору поражения — самый близкий.

Виктор старался говорить неторопливо, но получалось плоховато. С каждым словом он все больше погружался в воспоминания, все ярче видел перед собой зарево близкого пожара, все ближе подбирался к изрешеченным осколками стенам домов, гадая, остался ли внутри хоть кто-то живой.

— Мы в один дом — там пусто, ушли люди. В другом то же самое. И в третьем. Вот тут я и расслабился. Подбегаю к крайнему, распахиваю дверь. Вижу мужика, еще нестарого, сидит так спокойно у окна, даже в мою сторону голову повернул. Я ему кричу, выходи, мол, что ты тут. А он головой качает, усмехается и на ноги себе показывает. А ног-то и нет — к табуретке он ремнями пристегнутый…

— Ужас…

— Да, инвалид. Без помощи двинуться не может. Видать, жил не один, только тот, с кем он жил, сбежал давно, оставил этого мужика на верную гибель. Если не от огня, так от голода… Или, может, вернуться за ним не успел…

Страшная картина встала у Кати перед глазами. И она на мгновение почувствовала себя этим неизвестным брошенным безногим мужиком… У девушки навернулись слезы на глаза, она, не отрываясь, смотрела в лицо Виктора и не могла остановить его рассказ — просто сил не было.

— Ну вот, я схватил его, тащу к выходу. А он мне так тихонько: «Шел бы ты, хлопче, побыстрее отсюда. Следующая дура к нам сюда прилетит, нас обоих накроет. Так что хоть ты спасайся…» Я ему: «Что ты говоришь, мужик, тут до выхода всего несколько шагов». А он и отвечает: «Не сделать их мне, я вижу. Да и ты не сможешь, если сейчас меня не оставишь…» Ну как его оставить было, Кать, сама посуди.

— Да никак… Тащить — и все дела.

— Вот и я так рассудил. Прикинь, два, ну, может, три шага нам остается… И тут свист и снаряд прямо крышу над нами пробивает… Пробивает насквозь и улетает дальше… Казалось бы, чудо. Только крыша удара этого не выдержала. Сначала прямо нам двоим на голову кусок потолка упал, дранка, побелка. Здоровенный такой…. Упал я, конечно, да табурет этот из руки выпустил. Тянусь, чтобы снова его подхватить, уже схватил, к себе тащу, и прямо на него, мужика этого, огромная балка падает. И накрывает целиком…

Виктор снова видел все это, он даже руки вытянул вперед, показывая, как тащил к себе этого несчастного.

— А ты, что с тобой после удара?

— Да что со мной могло быть?! — с досадой проговорил Виктор. — Я молодой, сильный, в костюме защитном, каске. Ну, упал, конечно, балка руку мне перебила… Но живой же! Если бы я его не тянул, понимаешь, она бы на меня упала или вообще между нами легла!..

«Вот что он имел в виду, когда говорил, что из-за него человек погиб…»

— Нашли тебя быстро?

— Наверное… Парни говорили, что я все бредил и пытался вырваться, мужика этого спасал…

— А потом что было?

— Да так, ерунда. Госпиталь, потом награждение… Понимаешь, Катя, меня наградили ни за что! Я мог его спасти и не спас!

— Но награждали-то за что…

— Да мы в ту командировку много народу из зоны поражения вывели…

— Но это же здорово. Вить…

— Но могли же больше! Я мог! И не сделал…

Катя молча погладила Виктора по голове. Сказать ей было нечего — да и что говорить? Что он сделал все, что мог? Что другие бы и того не сделали?.. Так он наверняка уже раз сто это слышал. Слышал, но не принимал этих слов.

Теперь наступила пора утешать этого сильного человека. Катя встала, обошла столик, обняла Виктора за голову и попыталась прижать к себе. На какое-то мгновение ей показалось, что у нее это получилось. Но тут Виктор вскочил, изо всех сил обнял Катю и сразу же оттолкнул от себя.

— Что? — Девушка подняла на Виктора глаза.

— Не надо, Кать, не надо…

— Что «не надо»?

— Не подходи ближе, я не смогу сдержаться…

— Но что ж в этом плохого? Я вроде совершеннолетняя… даже слишком…

— Ты привяжешься ко мне… А потом, когда устанешь меня жалеть, будешь на себя злиться. А я так больше не смогу… Не смогу бросить еще и тебя, даже если ты будешь меня заставлять.

Глава двенадцатая

 

Теперь уже Кате нечего было возразить, да и просто сказать. Пытаться убедить, что жалость к нему есть, конечно, но более сильные чувства все-таки выше жалости. Что она бы с удовольствием ближайшие несколько десятков лет провела вместе с ним — и вовсе не из жалости, а потому, что лучшего человека, чем он, не видела в своей жизни…

«Он не поверит мне, даже если я охрипну, пытаясь ему что-то доказать. Или заподозрит во лжи. Уж не знаю, какие у него были женщины, но доверять им он точно разучился. Бедняга… Нет, не так…»

Даже мысленно Катя не могла подобрать слова для своих чувств. Ей было и жалко Виктора, и больно за него, и хотелось как-то вытащить его из этого состояния. И еще хотелось, чтобы он все это в ней увидел, — и увидел совсем уж иные чувства, более сильные, которые не имели к жалости совершенно никакого отношения.

Не менее сильная буря бушевала и в душе Виктора. Он корил себя за то, что вообще начал весь этот разговор. Ведь можно было просто продолжать быть рядом с ней, готовить вкусности, привозить на работу, забивать холодильник продуктами, упрощать ей жизнь… И молчать о том, что он чувствует к ней. А потом, когда-нибудь позже, собраться с духом, объясниться… И уже после этого начать рассказывать о себе.

«А если бы она сказала «нет»? Если бы сказала: «Ты мне не нужен, глупый фрекен Бок»? Разве было бы лучше? А если бы сказала «да», а потом испугалась моего настоящего лица? И моего невеселого прошлого? Что, было бы лучше? Хотя что уже теперь говорить? Сделанного не воротишь…»

Виктор отошел к окну. Стемнело, на противоположной стороне улицы, за высокими каштанами, уже горели почти все окна. Прохлада стала настоящей наградой для тех, кто выдержал этот знойный душный день. Сделанного, да и сказанного, было уже не вернуть. Наверное, если бы этот разговор произошел позже, для них обоих было бы лучше. Но, возможно, и наоборот. Теперь, во всяком случае, и Катя, и Виктор могли принимать решение с открытыми глазами. Зная, кто перед ним и достоин ли он хоть каких-то чувств.

По крайней мере в этом Виктор был уверен. Вернее, он был уверен именно в том, что, рассказав о себе, навсегда оттолкнул Катю, возвел стену, которую им уже никогда не преодолеть. И что это к лучшему — пусть все остается, как было до вчерашнего дня. Пусть Пуся останется в прошлом Кати, Татьяна и погибший мужик — в его прошлом. А они оба — каждый на том месте, на каком они сейчас: Катя — «хозяйка» и славная младшая сестренка, которую он обязан защитить от всего мира, он — наемный работник, который умеет делать многое лучше всех…

Катя побоялась тревожить Виктора и тихонько вышла из кухни. Прошла в гостиную, по дороге зачем-то включив светильники у нового зеркала. Затем вернулась и выключила. Опять включила и начала очень осторожно поправлять прическу, которая ни в какой новой заботе не нуждалась.

— Так, красавица, — наконец заговорила сама с собой Катя. — Вечер на дворе, скоро ночь настанет. Отправляйся-ка ты в душ. Завтра на работу, что бы тут ни происходило. Глядишь, за ночь что-то изменится…

Катя боялась только одного — что Виктор сейчас или утром скажет, что больше не хочет на нее работать, отдаст ключи и исчезнет из ее жизни так же внезапно, как и появился.

Удивительно, но Виктор боялся примерно того же самого. Он вдруг подумал, что Катя сейчас вернется в кухню и заявит, что подобному человеку возле нее делать нечего и что он может быть свободен от своих обязанностей. Должно быть, в нем проснулись воспоминания, ведь тогда, вернувшись из санатория, он узнал, что Татьяна подала на развод. И он, Виктор, оказался виноват сразу во всем: и что ее редко печатают, и что он уделяет ей слишком мало времени, а «своей поганой работе» — слишком много. Она заявила, что «не может быть, чтобы вокруг все время что-то взрывалось и горело», и что, наверное, у него там «краля завелась…» А потом и вовсе сказала, что он и спасатель липовый, и врач никакой, а уж о том, какой он мужчина, лучше вообще не вспоминать. Хорошо хоть, что про лучшие годы, которые на него убила, вспомнить не успела.

Тогда все оказалось просто — собрался, оставил ключи и поехал к родителям. Сейчас он не смог бы уехать так легко. Хотя бы потому, что Катя совсем не была похожа на Татьяну. И больше всего подходила на роль идеальной женщины в его, Виктора, понимании этого слова.

— Ну что ж, пусть будет как будет, — пробормотал Виктор. — Прогонит — уйду. Не прогонит — останусь тем, кем был.

Хлопнула дверь ванной, и легкие Катины шаги затихли в «хозяйской» спальне. Виктор обернулся, чтобы посмотреть на часы. Стрелки вот-вот грозились сойтись на полуночи…

 

Что бы ни было накануне, утро понедельника хорошим быть не может. К счастью, Виктор не проспал, да и не мог. Уж так он был устроен. Но Катя вполне могла бы и до полудня отсыпаться — тем более что она сама толком и не представляла, когда ее вчера сморил сон. Может быть, уже под утро…

Но ароматный кофе был сварен минута в минуту, и Катин ярко-синий «смарт» точно по расписанию появился перед дверями банка.

— До вечера, Катерина Львовна.

— До вечера, Вить…

И больше за все утро не было сказано ни слова. Что, вероятно, к лучшему — утро понедельника не самое подходящее время для выяснения отношений.

День шел как обычно: банк не то заведение, где дни заметно отличаются друг от друга. Разве что курс валюты вдруг изменится непредсказуемым образом и теперь она будет стоить дешевле или, наоборот, дороже. У Кати день в целом тоже шел по графику. Даже предполагаемое совещание в генеральной дирекции по большому счету не было таким уж редким явлением.

Ровно в три Катя вместе с другими управляющими отделениями заняла место за овальным столом в генеральной дирекции. Сотрудники с некоторой долей удивления заметили, что и сам генеральный сегодня занял непривычное для себя место за этим же столом. А вот во главе его появился незнакомый мужчина — седой и высокий, но в общем скорее зрелый, чем старый. А кроме него какие-то посторонние люди, вернее бизнесмены (по поведению и одежде это было хорошо видно), разбавили их обычно тесный кружок экономистов.

Катя пробежала глазами список приглашенных, который заботливо положили перед каждым совещающимся. Пока особой ясности не было, но имена людей, да и названия фирм, внушали определенное уважение. «Ни фига не понятно… Даст бог, сейчас все выяснится», — успела подумать она.

— Коллеги, прошу внимания! — со своего места заговорил генеральный. — Вероятно, вы уже знаете о том, что наш банк вместе с некоторыми банками и холдингом «Веста» пригласил в наш город на два летних месяца луна-парк.

Коллеги переглянулись и промолчали: в общем-то, луна-парки — не этот, так какой-то другой — приезжали в город почти каждое лето. Располагались они у окружной дороги. Особым секретом не было и то, что многие предприятия города устраивали рядом с луна-парками своего рода целый городок развлечений, — чтобы посетители могли и покататься, и перекусить, и купить что-то необходимое.

— Да-да, я понимаю, у нас луна-парки гостят каждое лето. Однако в этом году есть некоторое отличие — господа из «Весты» решили взять определенную долю расходов по организации и установке этого парка развлечений. Кроме того, холдинг предполагает взять на себя и оплату входных билетов…

Да, вот это уже было достаточно необычно: понятно, что бесплатные входные билеты мгновенно вознесут славу холдинга до небес. Уж сколько дивидендов, пусть и не денежных, получат из этого соучредители «Весты», господа банковские работники могли представить себе без особого труда. Да и присутствующие господа-бизнесмены, поименованные в списке, отлично это осознавали, потому и пришли, конечно.

— …кроме того, руководство нашего банка, а также некоторые наши уважаемые партнеры решили присоединиться к столь весомой благотворительной акции. Собственно, мы собрались здесь именно затем, чтобы вместе спланировать будущие процессы по координации и, возможно, услышать от вас идеи по неким дополнительным благотворительным акциям. А теперь я передаю слово Владимиру Викторовичу, управляющему собственнику «Весты».

— Благодарю вас, Дмитрий Олегович. — Тот самый незнакомый седой мужчина, что сидел во главе стола, поднялся и перешел к экрану, на котором была видна схема луна-парка.

— Собственно, пока что мы, составив калькуляцию, готовы взять на себя оплату входных билетов в выходные и, вероятно, пятьдесят процентов оплаты всех детских аттракционов…

Посыпались вопросы о базовых цифрах, о том, как видит уважаемая «Веста» дополнительные акции и какие еще предприятия могут быть приглашены (не секрет, что владельцы различных предприятий города, как и все люди, могли испытывать к партнерам или соперникам в бизнесе и положительные, и весьма негативные эмоции). Чем дольше шло совещание, тем громче становилось обсуждение, однако при этом оставалось вполне разумным и деловым.

Катя тоже поучаствовала в обсуждении идей. Она обожала фильм «Парк юрского периода» и тут тоже не смогла удержаться от своего рода цитаты. Она предложила всевозможные футболки, кепки и стаканчики (нет, не с динозаврами) украсить логотипами всех заинтересованных компаний и символикой «Весты». Генеральный покосился на нее с определенной угрозой, но коллеги поддержали, хотя, что уж греха таить, не было в этом предложении ничего особо нового. Однако хозяин «Весты» более чем с интересом выслушал такое простое предложение.

Катя немного недоумевала — и зачем надо было собирать такое количество народу, вместо того чтобы разослать соответствующий циркуляр или напечатанные пригласительные билеты и какие-то рекламки по всем отделениям. Народ мигом вычислит бесплатный сыр: как известно, лучше всего работает именно «сарафанное радио».

Вероятно, это делалось в том числе и для создания некоего «корпоративного духа» или, может быть, «души города»… Катя меньше всего была настроена обсуждать и даже обдумывать столь глобальные идеи — уж очень далеко были сейчас ее собственные мысли. Да и не выспалась она совершенно, а обсуждать такие сложные проекты с пустой головой, вполне понятно, и занятие пустое.

Коллеги, забыв о времени, продолжали обговаривать детали, порой совершенно вторичные, а Катя попыталась мыслями вернуться к вчерашнему вечеру. Но, вспомнив о Викторе, тут же посмотрела на часы. До конца рабочего дня оставалось совсем немного времени…

«Значит, Виктор уже приехал. Смотрит на часы и, наверное, злится…»

Хотя отчего было бы ему злиться, Катя еще не придумала. В это мгновение в сумочке пиликнул телефон — пришло сообщение. Чинное совещание давно уже превратилось в болтовню, пусть и по делу, и Катя поняла, что может с чистой совестью прочитать СМС.

«Катя, я в банке. У вас ЧП, откликнись»

Катю бросило в жар, несмотря на исправно работающие кондиционеры. Что за ЧП? Что может случиться в небольшом отделении, пусть даже и серьезного банка? Террористы? Потоп? Пожар?

«Что случилось?»

«Банк захвачен. Мужики в балаклавах. С оружием. Чего хотят — пока не знаю, не звони, только СМС».

Банк захвачен?! Внезапно обычный день превратился в какое-то немыслимое нездешнее кино. Была у Кати странная особенность — в нестандартных ситуациях замирать на месте, чтобы сосредоточиться и не терять голову. («Ты как горная обезьяна, — смеясь, говорила мама. — Если тебя напугать, ты прижимаешься к камню. Любой необдуманный шаг может оказаться последним!»)

«Что я должна сделать?»

Непонятно было, обрадовала ли Виктора такая Катина реакция. Во всяком случае, на экране появился смайлик «во!» и новые строчки:

«Свяжись с моими друзьями в МЧС. Тут что-то серьезное затевается, не знаю, в курсе ли полиция. Действовать нужно быстро. Вот номер Игоря, скажи, что я его дал».

Совещающиеся коллеги, казалось, даже внимания не обратили на то, что Катя, отойдя к самому дальнему окну, стала торопливо набирать номер на виртуальной клавиатуре.

— Добрый день, Игорь, — вполголоса заговорила девушка, как только мужской голос произнес «Да!». — Мне ваш телефон дал Виктор… Да, Ковтун. От него срочное сообщение.

— Слушаю вас.

— Банк на площади Восстания захвачен. Какие-то люди в балаклавах, оружие, чего хотят, непонятно. Полиция, вероятно, не знает…

Собеседник длинно присвистнул:

— Доктор опять вляпался первым… Простите. Я понял, спасибо. Оставайтесь на месте, можете ему сообщить, что команда информацию получила. Он поймет.

Катя кивнула телефону и стала торопливо набирать текст. Получила ответ, которого меньше всего ожидала: «Умница, целую!»

«Ага, я тоже получила информацию, — подумала Катя, когда чуть пришла в себя и от такой новости, и от СМС Виктора. — Тебя называют Доктором, ты первый ввязываешься в самые крутые переделки. И, насколько я понимаю, у тебя в чем-то классический «комплекс отличника»: все нужно делать только лучше всех…»

Нельзя сказать, чтобы на душе у нее стало совсем спокойно. Да и о каком спокойствии может идти речь, когда твое отделение банка кто-то захватил (и твой любимый где-то там, в самом пекле)? Но вот то, что Виктор, долго не раздумывая, привлек ее на помощь — ведь мог и сам своему Игорю посигналить, — было вполне отчетливым знаком…

«Да каким знаком, дурочка! — одернула себя Катя. — Просто он сразу и меня уведомил, и подмогу вызвал. Подмогу?.. Блин!»

Не извинившись, Катя выскочила из зала и побежала к остановке трамвая. К счастью, на полдороге у нее хватило мозгов сообразить, что на такси будет все-таки куда быстрее. Она вернулась на тротуар и начала голосовать. Светло-зеленая («салатовая», как в их прекрасном городе еще называют этот цвет) машина с лайтбоксом «Твое такси» притормозила уже через минуту.

— На площадь Восстания!

— Поехали, красавица!

Глава тринадцатая

 

В машине Катя получила очередную СМС: «Парни в дороге, ментов не ищи, они уже тут». Катя в ответ смогла отправить только «ОК», понимая, что ответы на все остальные сто тридцать тысяч вопросов ей придется искать самой. Или выпытывать у Виктора, когда все это закончится.

К счастью, паниковать Катя не умела и не любила. Педантичность, в той или иной степени присущая всем бухгалтерам и экономистам (уж такова профессия), проявлялась и здесь. Сначала получить максимум информации, а потом уже пытаться делать какие-то выводы. Поэтому она и над Галкой посмеивалась с ее вечными «а вдруг…», и маму добродушно подкалывала, повторяя: «Хладнокровней, Маня!» Вот и сейчас Катя просто торопилась, изо всех сил стараясь сдерживать себя и не проигрывать в уме сцены захвата банков из всех голливудских боевиков сразу. Пока получалось.

Конечно, кино есть кино, тут и спорить бессмысленно. Но все же девушка ожидала, что возле банка будут какие-то ограждения, полицейские машины, толпа зевак, озабоченный старший инспектор в небрежно завязанном галстуке и вытертых джинсах. Может быть, ожесточенная перепалка разных спецслужб о том, кто руководит операцией…

Ничего этого не было. Почти ничего. Стояли две полицейские машины, намертво перекрывая подъезд на пятачок перед дверями банка. Рядом пристроился здоровенный «Ленд Крузер» и еще какой-то черный «форд» со сдвинутой вбок широкой дверью. Возле «форда» двое мужиков сосредоточенно что-то рассматривали на телефоне. И все. Ни зевак, к счастью, ни мигалок, ни дрязг между службами, тоже, вероятно, к счастью, Катя не заметила. Мимо прошла какая-то дамочка средних лет с сумкой средней грузоподъемности, потом пробежали мальчишки, потом на скейте проехал еще один, постарше. Лето и жара в чем-то помогали правоохранительным органам. Во всяком случае, так показалось Кате, которая опять-таки сравнивала картинку перед собственными глазами с голливудскими стрелялками.

Катя подошла уже совсем близко, когда ее недовольно окликнул полицейский:

— Девушка, банк уже закрыт!

— Я начальник отделения…

Полицейский не успел раскрыть рот — вместо него заговорил один из двоих здоровенных парней, которые возились у «форда»:

— Екатерина Львовна?

— Да… — ответила, оторопев, Катя.

— Я Игорь. Вот тут наш с вами общий знакомый на связи…

Катя удивленно посмотрела на собеседника. Наверное, все-таки стресс накрыл и ее — во всяком случае, она не сразу поняла, о чем идет речь. И конечно, отреагировала как любая нормальная женщина.

— Он жив? Все в порядке?

Игорь ухмыльнулся. (Наверное, Катя только что подтвердила его мнение о тупых курицах. Но девушке было все равно, что и кто сейчас о ней думает.)

— Да, пока все хорошо. К счастью, Доктора еще не обнаружили. Если бы ваш банк был побольше, ну хотя бы в два этажа, мы бы уже и людей вытащили, и хмырей этих повязали…

— Уж простите, не удосужилась пока еще пару этажей выкупить… — попыталась как можно ядовитее ответить Катя.

— Мы тут к камерам пытаемся подключиться, разрешение от вашего генерального ждем… А он на совещании.

«Господи, вот уж достал этот, прости господи, начальник охраны. Теперь ему разрешение генерального понадобилось. То он меня призывает под знамена, то еще кого-то…»

— Я даю вам такое разрешение… Генерального можно долго ждать. Сейчас перезвоню.

Катя набрала номер начальника охраны, но тот был «вне зоны обслуживания». В голову полезли нехорошие мысли, и, чтобы их отогнать, девушка перезвонила службе ай-ти. Тем было все равно, какая именно «шишка» им дает распоряжение. Главное, что пароль они тут же дали и доступ к камерам наблюдения оказался в руках Игоря и второго мужика, имени которого Катя так и не узнала.

— А где ваша группа?

— А мы она и есть… — Игорь усмехнулся, но, увидев Катино вытянувшееся лицо, поспешил добавить: — Не волнуйтесь, еще двое неподалеку, в работе. Просто вы их не видите.

Теперь перед ними было уже четыре картинки на мониторе, а еще два квадрата рябили серым. Катя подумала, что, наверное, это камеры в операционном зале и что напавшие, каким-то образом узнав о них, вырубили их. Послышался голос Виктора:

— Добрался до кассовой комнаты…

— …зала, — машинально поправила Катя.

— Похоже, у хмырей два шефа, один вооружен, он в первой комнате, куда народ согнали. Второй здесь, в галстуке, без оружия. На железную дверь все косится, видимо, за ней хранилище…

Катя молча кивнула Игорю — за железной дверью действительно было расположено хранилище. Только оно пока пустовало — по плану организации хранения в ее отделении вообще не должно было быть денег, кроме запаса на день-два. А за железной дверью — только карты и электронные носители. И знали об этом всего двое — генеральный и она, Катя. А вот о том, что в отделении не так давно оборудовали хранилище, знали еще человек пять.

— Там нет денег, — прошептала Катя.

Игорь изумленно повернулся к ней. К счастью, о том, откуда она знает это, не спросил. Зато не удержался и ляпнул:

— Так чего ж они туда полезли?

Катя ответить не успела — ожила рация в руках второго парня:

— На месте. Тут дверь с кодом. Понадобится пара минут, чтобы снять!

— Принято. Катя, вы знаете, что у вас есть второй выход?

— Конечно. — Катя пожала плечами. — Мы через него заходим, когда охранная сигнализация срабатывает. Редко, но бывает такое.

— Кто еще о ней знает?

Катя на минуту задумалась.

— Я, начальник охраны, централизованная служба… Все, пожалуй.

— Код можете сообщить? Не говорите — запишите, уж очень эфир тут…

Игорь нахмурился и продолжил:

— Сват, лови код. Могут быть встречающие.

— Есть! Им же хуже, если будут…

— Принято. Ох и балабол ты, Сват…

— А начальник у меня кто?

Игорь покосился на Катю. Та делала вид, будто очень озабочена и ничего не слышит. Хотя, если уж говорить совсем честно, эта болтовня ее чуть успокоила. По крайней мере настолько, чтобы перестать прислушиваться к каждому шороху в телефоне. И вот в тот самый миг, когда Катя успокоилась — насколько это вообще было возможно, — она вспомнила, что Галка-то осталась в отделении. Как бывало всегда, когда Катя уезжала «в горние выси».

«Вот же ж блин! Галке до декрета считаные дни остались! А тут такое… Черт…» Катя на всякий случай набрала Галку, но, как и ожидала, услышала электронный голос, сообщавший, что абонент находится вне зоны доступа… «Выходит, не одна у меня забота в банке, а две… Ну и еще куча народу, документы…»

Рация щелкнула:

— Мы внутри. Десять объектов слева, три в помещении рядом. Еще один движется к нам.

— Это Доктор, могу спорить на что угодно. Доктор в Рэмбо играет. Осторожно, не задень его там.

— Ага, точно, вижу Доктора…

В телефоне послышался голос Виктора:

— Вижу Свата и Вепря. Привет, мужики!

— Принято…

Игорь отключил рацию, покосился на Катю и пробормотал какие-то слова, которые при дамах употреблять не рекомендуется.

— Геройствует ваш знакомый, Кать… Опять на рожон лезет.

Катя только кивнула. Она уже поняла, что Виктор (ее Виктор!) не из тех людей, которым можно что-то запретить или даже просто не рекомендовать. Вот и тут, похоже, кто-то сказал, чтобы Доктор не лез не в свое дело. Ага, как раз тот человек!

— В банке были посетители… И там еще персонал. Есть беременные…

— Я знаю. И коллеги наши знают. — Игорь показал глазами на полицейских. — Вон, смотри, сейчас броники надевать начнут. Начальство ждут, чтобы самим в пекло не лезть.

— А вы почему лезете, не ждете начальства?

— А людей спасать можно и без начальства. Оно может в пробке застрять, на другом вертолете лететь… Вообще не знать всех мелких деталей операции. Иногда нужно решать быстрее, чем начальство придумает. Люди живые — вот наш главный результат.

Катя прикрыла глаза. Она отлично представляла себе план собственного небольшого королевства. Но не понимала, как можно вытащить людей из центрального зала, да еще и так, чтобы этого никто не заметил. Никто из тех, кто за этими людьми следит.

— Ага, смотри, Кать… — Игорь показал на монитор. — Вот коридор… Он, наверное, ведет в главную комнату?

Катя присмотрелась. Отрицательно качнула головой.

— Нет, это как раз проход к хранилищу… Ой…

— Что?

— Да вот этот, без оружия… — Палец, которым она ткнула в монитор, постыдно дрожал. — Это ж начальник охраны… Нашей сети. Во тварь, а?

— Та-а-ак, значит, это он камеры заглушил там, куда людей согнал… А это что за помещение?

— Это мой кабинет. Он между хранилищем и главным залом…

— Отлично, его можно использовать как базу. А вот эта дверь… Она ведет к запасному выходу?

— Ага. Мы уж сколько раз требовали, чтобы внутреннюю перепланировку сделали. Просто лабиринт какой-то! Наверное, оттого что дом-то жилой…

— Наверное. — Игорь взял в руки и рацию, и телефон. — Так, хлопчики, слева от вас кабинет управляющей. Дверь одна. Она и с кассовым залом соприкасается, и с хранилищем. Катя, — Игорь повернулся к девушке, — стены капитальные?

Та отрицательно покачала головой:

— Нет, гипсокартон, видимость одна. Может, что-то другое, такое же дохлое. Я в рабочее время слышу все, что снаружи происходит.

— Услышали? Ок. Используйте как базу. Людей будем выводить отсюда. Теперь ждем шумовой завесы.

— Принято, — ответил неведомый Кате Сват.

— Понял, — голос Виктора был еле слышен. Наверняка же старается быть как можно незаметнее. Удивительно, как он, оказавшись в здании, до сих пор на глаза бандитам не попался.

И тут Катя вспомнила, что в пятницу, когда Виктор за ней приехал, ей нужно было минут на десять задержаться. Вот она ему и показала совсем уж крохотный закуток с единственным стулом перед собственным кабинетом. «Похоже, он и сегодня решил ждать меня не в машине… разумно. У нас кондиционер все-таки…»

Катя пыталась отвлечь себя самыми простыми рассуждениями от панических мыслей, которые накрывали ее чаще и чаще. Как там Галка? Что с ее «фрекен Бок»?

— А что такое шумовая завеса?

— Да вот ждем решительных действий от органов наших, охранительных… Как они начнут ломиться, тут наша очередь и придет.

— Ничего себе… Спасатели… А скажите, чего вы не можете?

— Не можем людей оставить без помощи… В опасных условиях. А для того, чтобы им помогать, можно применять любые средства. Ну, вам-то лучше знать — Доктор, думаю, уж порассказал…

— Не успел пока…

— Сват, по ходу слева, перед хранилищем, трое, их не трогать. Это не наши клиенты, соседей. Пусть они и занимаются. Наш объект — гражданские в центральном зале.

— Да понял уже, не дурак…

— Сейчас соседи петь начнут, вы им не мешайте.

— Принято. На связи!

Катя оглянулась. Полицейские картинно расположились прямо за дверями, почему-то пригибаясь и прижимаясь к стенам, хотя двери банка были непрозрачными и вели в очередной коридорчик, где не было ничего, кроме картонного короба с курсами обмена валюты.

— Доктор, не геройствуй. С тобой Сват и Вепрь, подходит Барс…

— Уже подошел. Чуть не убил, силушка богатырская.

— Все, тишина, ждем выхода соседей.

Сказать, что Кате было страшно, значит ничего не сказать. Она беспокоилась о Галке, о Викторе, о людях там, внутри. Почему-то ей казалось, что, если бы она не поехала на совещание, ничего бы не произошло. А вечер понедельника стал бы таким же скучным и тихим, как любой вечер этим летом.

«Хотя что это я… Этим-то летом мои вечера назвать скучными ну точно нельзя! Каждый неповторим и удивителен. На свой лад, конечно. Черт возьми, а я еще с утра думала, как же мне вечером с Витей-то заговорить… Вот дура, а?»

Больше ничего додумать Катя не успела — полиция стала вскрывать двери, пытаться пробраться внутрь. И делала это так шумно, что и впрямь за этим грохотом можно было спрятать… много чего. Похоже, что этого ждали и те трое перед дверью хранилища. Коридорчик заволокло дымом, видимость пропала.

Игорь молчал. Его людям, он знал это очень хорошо, никакие подсказки не требовались. А вот полицейские вели себя именно так, как в боевиках, уже не раз вспоминаемых сегодня. Каждый шаг сопровождали криками «Чисто!», «Прошел!», «Прикрывай!». Стали слышны женские крики и плач, потом отчетливая ругань, потом…

А потом Катя с удивлением поняла, что эти короткие «та-та-та» и есть выстрелы.

— Вот черт, — пробормотал Игорь. — Все-таки начали палить… Сват, что у вас?

— Работаем… Доктор пропал, нет связи…

— Б…ь! Ну не может не встрять. Опять, поди, своими руками и на своих плечах всех изувеченных выносить собрался…

Еще несколько выстрелов раздалось теперь уже где-то в глубине помещения. Глухо кашлянула рация:

— Мэтр, люди с нами… Все в ажуре. Только Доктор…

— Что? — раздались одновременно два голоса — спокойный и холодный голос Игоря и истеричный вскрик Кати.

— Нога, сквозное… Наказывать чужих клиентов вздумал. А руки-то голые. Ну вот его и приняли. Хорошо, Вепрь рядом оказался. Тут он, матерится… Соседей ждать?

— Не надо, они в курсе, что мы здесь были. Если что, найдут. Людей надо вывести, по домам доставить. Успокоить…

— Так Доктор же…

— Лады, транспорт вот-вот прибудет. Принимайте, отправляйте, я тут останусь, хвосты подчищать.

Что бы ни говорил Кате ее служебный долг, она была к его словам глуха. Виктор — вот кто сейчас был главным. Теперь пришла ее очередь его спасать. Защищать и оберегать.

Девушка подбежала к «смарту», лихо развернулась и покатила к запасному входу. Все остальные заботы могли и подождать — и разборки с начальством, и разговоры с полицией. Она даже не пыталась представить себе, что будет с начальником охраны банка, который, судя по всему, и затеял всю эту стыдобу. «Какая страна, такой и теракт…» — на бегу успела усмехнуться Катя.

— Осторожно, давайте я помогу…

Наконец Виктора удалось с минимальными удобствами, но все-таки устроить в машине. Катя осторожно вывела «смарт» и, стараясь не поднимать скорость даже до сорока, потихоньку поехала к дому.

— Прости, Кать, не справился я с задачей. Не защитил, не уберег…

— Господи, Витька, какой же ты осел все-таки! Давай мы приедем домой, вызовем врача, устроим тебя… Вылечим, а потом уже будем выяснять, кто не справился со своими обязанностями и что должен был на самом деле делать.

— Давай, — Виктор усмехнулся. — Ты, когда сердишься, такая классная. Так бы и обнял…

— Ну слава богу, горюшко ты мое луковое, несчастный «фрекен Бок». Жить будешь!

«Хорошо бы с тобой, Катюшка…»

Глава четырнадцатая

 

Если уж вспоминать о Голливуде, то тут бы и поплыли под радостную музыку бесконечные титры.

Но счастливый конец бывает только в голливудском кино. Ну, может, еще в сказках. Обычная жизнь всегда продолжается и после, казалось бы, самых главных событий. Катя уже сто раз успела в этом убедиться. Не стал исключением и сегодняшний бесконечный понедельник. Единственное, о чем Кате не пришлось беспокоиться, так это о враче для Виктора. Почти сразу после их приезда появился симпатичный пожилой дядька, который передал привет от Игоря и поинтересовался, где именно «наш герой».

Катя проводила врача к Виктору и почему-то подумала, что в молодости он был здорово похож на ее «домоправителя», ну, может, только ростом и отличался. Дядька закрыл за собой дверь комнаты и сказал, что красивым девочкам на всякие ужасы смотреть не надо. Хотя Катя, честно говоря, смотреть и не собиралась.

Она подумывала о вкусном ужине для себя и Виктора, потом о получасе в теплой ванне и, может быть, хотя бы половине отгула по случаю форс-мажорных обстоятельств. Но жизнь, как всегда это и бывает, внесла коррективы в эту, в общем-то, достаточно разумную картину.

Сначала позвонила Галка. После причитаний «ты представляешь…» и «какой ужас» Катя все-таки смогла выяснить, что Галки вечером в банке не было («Господи, вот счастье-то!»). Буквально за полчаса до конца рабочего дня ей позвонила дочка и вызвала Галку немедленно домой. Оказалось, что Галкиной маме стало плохо, — не так чтобы что-то серьезное, но Машунька перепугалась. Поэтому Галка обо всех событиях узнала только из всезнающего телевизора. То есть почти ничего по делу и очень много «свидетельств очевидцев».

Потом позвонил генеральный и металлическим тоном стал выяснять, «где был начальник отделения в то время, когда террористы пытались вскрыть главное хранилище». Вот тут Катя и развернулась. К счастью, она видела все, практически с самого начала и уж точно до самого конца.

— Я была на месте событий. Меня туда вызвали коллеги. И видела все!

— И что же, позвольте узнать, вы видели, Катерина Львовна? — Тон генерального стал ниже, но яда в словах стало слышно больше.

— Начальника охраны нашей сети видела, который и затеял все это нападение.

— Ох ты ж мать… — не выдержал генеральный.

— Кстати, он давно пытался наше отделение козлом отпущения сделать, во всех бедах вечно нас обвинял. То мы на охрану не поставили, то сигнализацию систематически портим, то порядок хранения не соблюдаем. Наверное, готовил почву…

— Катерина Львовна, я бы попросил вас никому подобную информацию не передавать. Честь банка превыше всего.

Катя промолчала. Она и сама не собиралась такой мерзостью с кем-то делиться. Тем более что те, кому это положено, уже были в курсе всех дел.

— Кроме того, я должна заметить, что, вероятно с его подачи, у нас весьма неудачно было выстроено хранилище. Счастье, что туда ничего серьезного еще не успели перевезти. Думаю, нужно будет перестроить его, возможно, в пол опускать…

— Я свяжусь со строителями. Они завтра же выйдут на вас.

— Не завтра, извините, — Катя не ожидала от себя такой жесткости ни в голосе, ни в настроении. — Там были мои сотрудники. Мы перенервничали все. К тому же, думаю, завтра правоохранительные органы начнут с нами работать. Так что пусть строители дождутся моего вызова.

— Да-да, конечно. Вы совершенно правы. Возможно, следует закрыть отделение на несколько дней?

— Безусловно, как минимум на неделю, ведь нужно будет сделать новый ремонт. И премию людям выписать…

— Конечно, Катерина Львовна. Вы совершенно правы. Можете рассчитывать на помощь генеральной дирекции во всем! Доброй ночи!

«А как же, и рассчитывать буду, и все нужное потребую — не для себя ж, для банка в результате стараюсь… Для тебя, дорогая ты моя генеральная дирекция!»

Сравнительно легко прошло общение с родителями, которые, конечно, тоже были уже в курсе событий. В той части, разумеется, что была широко освещена телевидением. Только бабушка сильно перенервничала и потому требовала приезда внучки сию же секунду, чтобы убедиться, что все в порядке. К счастью, оказалось достаточно напомнить, что уже поздняя ночь и ей, Кате, страшно ехать куда-то.

— Да, рыбка моя, конечно. Что-то я, старуха, совсем стала из ума выживать. Вот услышала тебя и хорошо… Отдыхай, моя девочка…

«К сожалению, даже самые лучшие родственники моложе не становятся… А жаль, бабуля и впрямь в последнее время сильно сдала. Хорошо хоть, что у родителей на глазах. Не надо через весь город нестись, если, не дай бог, что случится…»

Катя порадовалась тому, что она всем нужна, а телефон тем временем чуть не раскалился. Однако, успокаивая других, она успокоилась и сама. Во всяком случае, настолько, чтобы не бегать под дверью комнаты Виктора, ожидая медицинского вердикта.

— Приятно, что есть люди, которые о тебе беспокоятся… — пробормотала Катя, выходя в коридор.

Почти одновременно с ней из комнаты Виктора вышел врач, который передал привет от Игоря.

— Извините, хозяюшка, не представился. Вениамин Сергеевич.

— Катя…

— Давайте, Катюша, присядем, и я вам все расскажу о нашем герое.

— Что-то серьезное? — Катя опустилась на диванчик в кухне.

— Нет-нет. Все хорошо… Я перевязку сделал, рецепты на столе оставил. Завтра придет ассистентка моя, мы все оформим. В целом положение даже лучше, чем я ожидал… Виктор беспокоится о том, как вы все это перенесли.

— Да что со мной сделается? Я ж все время была… ну, почти в безопасности. Игорь рядом был… Потом эти… полиция… тоже неподалеку. Все нормально.

Вениамин Сергеевич понимающе покивал, но зачем-то взял ее за кисть.

— Да, на удивление пульс ровный, наполнение хорошее. Женщины все-таки невероятно надежные машины. Вы уж не обижайтесь, Катя, но я до сих пор не могу не поражаться этому. Хоть уж столько лет в медицине. Однако все-таки порекомендую вам выпить успокоительное на ночь. Чтобы психику поберечь, иначе вас сны просто замучают.

— Обязательно. Коньяк подойдет?

Доктор усмехнулся:

— И преотлично подойдет. Только не переусердствуйте. Думаю, граммов пятьдесят будет в самый раз…

— Хорошо, пусть будет пятьдесят. А Виктору? Что ему есть можно? Пить?

— Да, в общем, все можно. Только сегодня спиртное я бы не советовал — успокоительные достаточно сильные. Но вот покормить нашего героя можно. Даже нужно.

— Хорошо, тогда я не буду его сегодня поить…

— Замечательно. Через пару дней я зайду, осмотрю его, и мы с вами еще поболтаем. Надеюсь, что раньше вам меня вызывать не придется. На сегодня уже всем хватит впечатлений. Добрых снов!

Насчет «хватит впечатлений» доктор оказался стопроцентно прав. Когда Катя заглянула к Виктору, тот уже спал. И только теперь она почувствовала, что и сама еле стоит на ногах. Какой там ужин! Глоточек коньяка, умыться и спать. Завтра будет завтра!

 

Завтра, что неудивительно, в общем-то, и впрямь наступило. Летнее солнышко вовсю хозяйничало в спальне, птицы за окном честно пели, где-то не по-утреннему громко играла музыка. А с кухни… да, с кухни доносился оглушительный аромат кофе.

— Господи, как же на работу не хо… — пробормотала просыпающаяся Катя.

Звук собственного голоса почти разбудил ее. По крайней мере настолько, чтобы вспомнить все, что происходило вечером. Тогда откуда кофе?..

— Блин, этот сумасшедший уже встал! Встал? Вот же ж!..

Катя вскочила, набросила халатик и, поспешно одеваясь, побежала в кухню. Возле плиты и правда стоял Виктор. Самая большая джезва с кофе уже исходила паром, шипела сковорода, на которую «фрекен Бок» выкладывал, судя по запаху, гренки.

— Господи, Витька, ну что ж ты вскочил! Тебе лежать надо!

— Так, холоднокровнее…

(Катя вздрогнула, ожидая окончания своей собственной, вернее, классической уже фразы, которой всегда успокаивала маму.)

— Во-первых, кто из нас медик? Уж точно не вы, Катерина Львовна. А во-вторых, Сергеич вчера сделал все, что надо, да и что это за пальба… Даже попасть толком не смогли.

— Что, «бандитская пуля»? — как можно ядовитее поинтересовалась Катя.

— Представь себе, даже не она. В общем, пациент скорее жив. Иди умывайся, и будем завтракать. На работу пора собираться.

— А вот и не пора! — Катя демонстративно села за стол (а вовсе не побежала умываться по первой же команде). — Генеральный на неделю закрыл отделение.

— Ого… И даже выговор не вкатил?

— Ты что, издеваешься? — Девушка с подозрением посмотрела на собеседника. — Что значит «выговор»? Ты же сам, своей широкой спиной прикрыл его от такого позорища невероятного… Да если бы не ты, уж не знаю, какими бы бедами вчерашний вечер закончился. И для людей, и для банка…

— Да, кое-что мне вчера удалось сделать.

Сказано это было без малейшего ерничанья, кокетства и даже, как показалось Кате, с легким недоумением.

— «Кое-что»?! — она чуть не сорвалась на крик. — Благодаря тебе все в порядке! Народ отделался легким испугом, бандитов взяли, контора наша не пострадала. Разве что ты сам вон… — девушка показала глазами на повязку выше колена, — раненый герой. Всех своей широкой спиной…

— Ну-ну, не кипи, Катюш. Совсем неплохой результат. И то, что своей широкой спиной, тоже недурно. Выходит, я и в самом деле не зря ем свой хлеб.

Катя чуть не застонала. Трудно спорить — Виктор таки не зря его ел, защищал-оберегал, в самое пекло готов был сунуться. Только о себе почему-то не думал совсем.

— Ох, фрекен ты мой Бок неразумный… А себя чуток пожалеть? Не сразу бросаться на штыки, а подождать подмоги? Тебя ведь на все стихийные бедствия не хватит! Хоть какой ты богатырь ни есть…

— Да, кстати, о «есть». Ты почему не ешь?

Теперь Катя и в самом деле застонала в голос:

— Ви-и-ить, мы о серьезных вещах говорим! А ты «почему не ешь»!

— Потому что это тоже серьезная вещь. Давай перекусим, кофейку попьем и только потом, когда кровь от мозгов отольет малость, поговорим о твоих серьезных вещах. Смотри, ты же кипишь вся, до тебя сейчас не докричаться, не достучаться.

Тут он был прав — и Катя, как человек честный, не могла этого не признать. В самом деле, негодование мешало ей думать. Точнее, мешало думать трезво. А после еды — это известно всем — на душу исходит некая благость и ужасы становятся не такими ужасными. Девушка вздохнула и положила на тарелку румяный гренок.

Кофе оказался идеальным, гренки — тем более. Виктор ел молча. Катя присмотрелась — он действительно не обращал внимания на рану. То ли она болела пока не сильно, то ли он успел принять обезболивающее, то ли старался не показать ей… Получился мирный такой завтрак, удивительно спокойный и уютный посреди рабочей недели.

— Посуду буду мыть я, — заявила Катя, решительно вставая. — Посиди уж, герой!

Виктор усмехнулся:

— Помой, конечно. А я посижу. Так мы с тобой почти одного роста, тебе будет удобнее на меня нападать…

Он нарочно подначивал девушку. Во-первых, так от стресса она избавится быстрее. А во-вторых, это был единственный способ самому не удариться в невероятно пошлую романтику. Слишком отличалась Катина реакция от реакции Татьяны, и это умиляло Виктора до крайности.

— Нападать… Это, конечно, хорошо, — ехидно усмехнулась Катя, вытирая чашку. — Только я уж подожду, когда ты выздоровеешь. Нападать на равного можно, а не на слабого. Это и нечестно, и не стильно.

«Умница! Какая же ты умница, хозяюшка моя. Вот уж чего я меньше всего ожидал, когда работу новую искать решил…» Виктор кивнул, то ли соглашаясь с Катиным мнением, то ли подбадривая ее продолжать обличительную речь.

Но запал уже прошел — теперь Кате хотелось подойти к нему, погладить по спине, может быть, даже слегка прильнуть к нему. И чтобы он обнял ее и прижался головой к ее плечу.

«Так, стоп! Ты что, в любимые к нему набиваться решила?.. Он просто твой лучший охранник… Чужой человек!»

Верить в это не хотелось, но надо же было как-то остановиться, перестать думать о нем как о мужчине — желанном, привлекательном, уважаемом. Ну да, сильное плечо рядом, да, настоящая защита и опора. Но и только! Никаких больше любовей! Хватит!

Совершенно неудивительно, что Виктору хотелось примерно того же самого — чтобы она подошла к нему, обняла за плечи. Хотелось уткнуться носом ей в шею, счастливо вздохнуть, ощущая любимый запах, чувствуя, как весь мир отступает и они остаются только вдвоем.

Мечтать-то об этом было можно. Только эти мечты вряд ли когда-то явью станут.

— Ну вот, кофе выпит, ты сидишь, я сыта и спокойна. И давай все-таки поговорим, дружище, расставим точки над «і».

«Ну вот, сейчас она и попросит меня отсюда. И права будет — ну какая я теперь ей защита…»

«Как бы ему все-таки намекнуть, что я за него теперь просто боюсь?»

— Кать…

— Вить…

Оба начали разговор одновременно. И оба усмехнулись. Тоже одновременно. И тут Катя поняла, что говорить-то нужно совсем о другом…

— Я вчера ужасно за тебя испугалась. Прямо сердце в пятки ушло после сообщения. И потом, когда твои друзья тебя Доктором назвали и сказали, что ты опять во что-то вляпался…

— Прекрати. Что значит «опять во что-то»! Я ж специалист, знаю, что иногда действовать нужно быстро. А пугаться потом, когда все закончится. Мужики-то привыкли планировать все ходы, предусматривать заранее. Ну хоть в чем-то, насколько это вообще возможно.

— А что бы случилось, если бы ты вчера не попытался сам нашего начальника охраны взять? Там же и полиция уже была, и твои ребята.

— Только тогда его вину хрен бы кто доказать смог. Отбился бы, сволочь, сказал, что его захватили первого. Что он все эти коды-шифры сдавать не желал, вот его и привезли, может, даже в мешке, а мешок в багажник засунули, чтобы он своими руками им все открыл…

— Что сволочь, то сволочь, конечно. Но вряд ли он так бы уж…

— Давай мы о нем говорить не будем. Скотина, она скотина и есть.

Виктор вспомнил то мгновение, когда вышел из своего укрытия и оказался носом к носу с этой самой сволочью. «А ты что здесь делаешь, бодигард несчастный? Кралю свою защитить хочешь, урод?» К счастью, сказать больше он ничего не успел, вернее, не смог. Трудно разговаривать, когда тебя душат. Хотя извернуться и выстрелить попытался. Но как-то… «Да что говорить, любитель, он любитель и есть. Дешевых боевичков начитался, фильмов насмотрелся и туда же, в серьезные мужики податься решил. Тля!»

— Ну ладно, пусть. Я понимаю, это произошло случайно. Ну сидел бы там, где сидел. Ты же свое дело сделал, да еще и как! Людей вызвал, потому что понимал, что они лучше тебя справятся. Так нет же, не сиделось тебе в безопасности!

— Кать, ты говоришь, ничего не понимая. Да, знаю, ты испугалась. Там люди были твои, подруга…

— Не было ее там, к счастью, — пробурчала Катя.

— Вот и хорошо, что не было. Но ты же этого не знала. Испугалась и до сих пор еще в себя толком не пришла, все ужасы тебе мерещатся. И кричишь на меня поэтому.

— Кричу?

— Ну да, кричишь… Стресс, он стресс и есть.

Катя с удивлением поняла, что Виктор прав. Мало того что она кричит, так еще и полотенце в руках крутит, как будто хлестнуть им хочет…

«Вот стыдоба-то! Его же во всем и обвиняю… Фу, ну и дура!»

— А сидеть я там, где сидел, не мог. Не дело самому прятаться, если могу людям помочь.

— А мне помочь?

— Так я тебе и помогал — контора-то твоя. Значит, мои обязанности по защите и на нее распространяются.

— То есть ты просто «действовал в рамках служебных обязанностей»? — Катя постаралась как можно точнее процитировать слова, когда-то давно попавшиеся ей в инструкции по безопасности.

— Ну, примерно… — Виктор усмехнулся.

Сейчас он и сам себя корил, что ввязался в драчку. Вернее, не за то, что ввязался, а за то, что подставился. «Разъелся, нюх потерял! Эх ты, Доктор…»

На столе зарычал виброзвонок Катиного телефона.

— Да… да, я. Нет, дома. Нет, не приду. Если хотите, приезжайте ко мне домой. Нет, и по повестке… Тогда отложим до лучших времен…

Виктор с удивлением смотрел на Катю — перед ним был совершенно другой человек. Жесткая складка у губ, в голосе металл, спина прямая. А чему ты удивляешься, брат? Она ж начальница, ну хоть какая-то. За людей отвечает, за дело. Это совсем другая Катя — не твоя милая сумасшедшая сестренка, а департаментский служащий.

— …Я вижу только одну возможность — вы приезжаете сюда. Ну ладно, не вы, ваш человек… Надеюсь, меня-то не обвиняют пока? Ну вот и правильно. Пусть приезжает… Не могу сказать, что мне тоже.

Катя положила телефон на стол. Пару минут просто молчала.

— Ты оказался прав, Вить… Эта скотина и в самом деле пытался увернуться, сказать, что его заставили… И даже на меня свалить. Дескать, это я наняла бандитов, а сама уехала на совещание, чтобы алиби обеспечить.

— Откуда знаешь?

— Да только что этот, который звонил, подполковник какойченко, сам сказал, что я должна дать показания как свидетель… Пока как свидетель. А наш-то мальчик именно такой гнидой оказался, как ты и предполагал.

— Супер! Я же говорил. Там дерьма слой то-о-олстый в голове. Ой, прости…

— Да что прости-то? И таки толстый, и именно дерьма. Что ж делать, а?

— Так ты уже все сделала. И придумала все.

— В каком смысле?

— Насколько я понял, ты отказалась ехать в околоток. Пришлось нашим доблестным правоохранителям согласиться к тебе приехать. А тут я — ну совершенно независимый свидетель. К тому же на договорных условиях. — Виктор широко и ядовито ухмыльнулся. — И документ об этом имеется…

— Документ?

— Кать, ты все-таки еще в себя не пришла. Ты же к Анне Шмакиной в контору приходила? Договор с ней заключала? И я заключал. А там черным по белому указано, что я принимаю на себя функции твоей охраны. И твои требования в столбик все записаны. Я под тем, что с ними ознакомлен, отдельно подписывался. К тому же было это до того, как все случилось…

— А если я себе уже тогда готовила алиби?

— А вот пусть они и докажут это. Что за моду взяли в последнее время — крайних искать, а не виноватых…

Катя пожала плечами. Насчет моды она была не в курсе, но присутствие Виктора и в банке, и сейчас, при беседе с неведомым правоохранителем, оказалось не просто нужным, но, похоже, единственно верным решением.

Виктор тем временем продолжал:

— …А если упрутся, мы Мэтра подключим…

Что, в общем, с Катиной точки зрения, тоже было вполне разумной мыслью. И она задала Виктору, как ей казалось, очень профессиональный вопрос:

— Игорь же записывал?

— Записывал? Что?

— Ну, ваши разговоры… штурм?

— Вот уж не ведаю, Кать. Вряд ли. Хотя чем черт не шутит. Можем уточнить.

— Давай пока не будем, а?

Виктор кивнул. Он, как никто другой, знал, что согласие для любой женщины значит невероятно много: ее ценят как равную, видят ее правоту. Пусть даже в мелочах. К тому же ему никто не запрещал продумывать дополнительные меры — если ничего не известно, это не значит, что не нужно просчитывать запасные варианты.

Позвонил Вениамин Сергеевич. Отругал, но потом похвалил Виктора за то, что он не лежит в постели. Посулил, что на перевязку придет его «самая лучшая сестричка». Виктор буркнул, что самая лучшая у него и так есть. Сергеич, согласившись, извинился за бестактность.

Время ползло, как улитка на солнце. Для человека работающего первая половина дня обычно пролетает мгновенно, а тут вдруг впереди оказался долгий и почти впустую проведенный день. Непривычно и непонятно, куда себя приткнуть.

И вот около полудня — Катя даже обрадовалась, когда раздался сигнал домофона, — появился следователь.

Глава пятнадцатая

 

— Кать, ты начинай разговор с ним сама, а я пока побуду за кулисами.

— Ага, договорились, — ответила шепотом Катя, которая с каждой минутой ожидания волновалась все больше. Хотя сама понимала, что бояться ей нечего, поскольку ее тоже можно было признать жертвой этого странного происшествия.

Как только неприятный, средних лет человек, потертый и потерханный, с резким голосом и манерами заслуженного гопника, начал «беседу», Катя поняла, что Виктор «за сценой» долго не продержится.

— Предъявите ваш паспорт, гражданочка, — потребовал гость, едва успев устроиться за столиком.

Катя принимала его не в кухне, а в гостиной, причем вынудила сесть на тот самый диван, некогда так любимый Пусей. Кухня для нее всегда была слишком уютной, настоящим убежищем, и пускать туда кого попало она посчитала почти кощунством. А вот роскошный диван, когда-то выбранный именно Пусей, мягкий, рыхлый и не очень удобный, подходил в самый раз. К тому же господину полицейскому (Катя так мысленно окрестила своего посетителя) будет не очень удобно записывать ее показания. Ну хоть какое-то удовольствие…

Паспорт Катя предъявила «неправильный».

— Что вы мне эту фигню суете? — осведомился следователь, повертев в руках пластиковый прямоугольник. — У вас что, нормального паспорта нет, человеческого?

— Это мой единственный человеческий паспорт, — как можно более спокойно ответила Катя.

— Ну что за моду взяли, — бормотал следователь, переписывая данные паспорта. — Ни тебе прописки, ни даже места выдачи нормального паспорта.

Кате оставалось только плечами пожать — ей-то что за дело? Ну, старомоден ты, и что? Почему я должна тебе из-за этого сочувствовать?

— Справочку об отсутствии судимости имеете?

— Зачем это?

— Я спрашиваю, — следователь попытался зловеще сузить глаза, — состояли ли вы под судом и следствием?

Но быть зловещим у него получалось плохо, а вот тупым, унылым и к тому же малознающим он выглядел на все сто процентов.

Скажем честно, справка такая у Кати была, вернее, оформляя новый загранпаспорт, она ее честно получила и так же честно в миграционную службу в свое время сдала. Играть в игры с этим неприятным человеком у нее не было ни малейшего желания, но некое непонятно откуда взявшееся чутье подсказывало, что следователь пришел, заранее убежденный в ее вине. И теперь будет всеми силами пытаться ее таковой сделать.

Следователь, пока не представившийся, конечно, не знал, что Катю лучше не злить (как, впрочем, и любую другую женщину). Но должен был знать, что разозленная женщина, если она, конечно, не полная дура, способна на многое. А уж умная… Почти на все.

— Справку имела, при оформлении выездных документов сдала в соответствующий отдел миграционной службы. Думаю, проверить будет достаточно просто.

— Проверим, как не проверить… Так… э-э-э, Екатерина, при каких обстоятельствах вы познакомились с гражданином Волосовым Евгением Денисовичем?

Катя не сразу сообразила, о ком ее спрашивают.

— Простите, вы не представились.

— А зачем оно вам?

— Представьтесь, пожалуйста. И документ предъявите. Я буду докладную генеральному писать, нужно будет указать, кто со мной беседовал и на какой предмет. Банковская тайна. Вам это должно быть известно.

— Да какая, к черту, тайна… Я о деле спрашиваю!

«Опс… Да ты, дружок, кажется, не понял, во что вляпался… Или во что тебя втравили», — почти весело подумал Виктор. Он устроился в достаточно удобном кресле прямо за дверью гостиной. Ему было все видно и слышно. Кроме того, Катя, послушав его совета, еще до появления следователя включила телефон — и тот честно записывал каждый звук.

— И я о деле. Представьтесь, пожалуйста, и предъявите документы.

— Вот. Якушкин Иван. Достаточно?

— Минутку. — Катя легко поднялась со своего стула, взяла в руки сумочку и вытащила оттуда второй телефон. — Чуть поверните, чтобы свет не падал…

Как у многих, у Кати было два телефона. Один было удобно оставить на работе или дома, по одному беседовать на личные темы, по другому — отчитываться начальству. Или вот как сейчас — не выключая записи, да и вообще не показывая, что разговор пишется от первого до последнего слова, — сфотографировать документ следователя Якушкина.

Судя по его лицу, он совершенно не ожидал этого и потому несколько оторопел. Не ожидал такого и Виктор. Хотя, тут уж не поспоришь, Катя вела себя довольно разумно — и отчет надо будет делать, и о каждом, кто разговаривал с начальником отделения, докладывать. Так почему бы подобным образом не зафиксировать данные? Не записывать же от руки в самом деле!

— Так как вы познакомились с Волосовым?

— Он пришел проверять систему хранения в нашем отделении. Указал на ряд недочетов, потребовал исполнения. Написал докладную. Скандалил.

— Когда?

— Да бог его знает. Года полтора назад…

— Точнее!

— Могу и точнее… — Катя взяла в руки планшет (лицо следователя Якушкина приобрело невыразимый цвет) и пролистала несколько страничек. — Вот, пожалуйста, докладная… Та-а-к, прошлый год, март. Одиннадцатое.

— Да что вы мне все ваши игрушки электронные подсовываете! Документ можете предоставить?

Катя начинала злиться, а потому ее голос становился все тише и милее:

— Хранится в генеральной дирекции. Думаю, если вы запросите, генеральный даст разрешение на копирование.

— Да как он… Как вы… Какое разрешение?

— Банк с участием иностранного капитала. Доступ к документам — только с согласия совета акционеров и генеральной дирекции. Ко всем документам…

Последние слова Катя подчеркнула просто иезуитской улыбкой.

— Ну ладно. — Якушкин сделал пометку в своих записях. — То есть после этой докладной вы могли затаить на него злобу?

— На Волосова? Злобу за докладную? Конечно нет. — Катя пожала плечами. — Не он первый, не он последний.

— Ну пусть. Продолжим… Почему вас не было на рабочем месте в момент нападения?

— Я была на совещании в генеральной дирекции.

— Кто там был еще? Сколько времени длилось совещание? С какой целью собирались?.. И не надо мне тут о банковской тайне! Все равно ведь узнáю!

— Конечно узнаете… если получите разрешение на доступ к документам. Совещание началось в пятнадцать ноль-ноль. Длилось соответственно, кто был — указано в протоколе. Если вы получите к нему доступ…

— Ну хорошо… — Якушкин почти отчетливо скрипнул зубами. Может быть, и не надо было его так уж демонстративно тыкать носом, но Катя удержаться не могла. — Позже вернемся к этому вопросу. Каким образом вы узнали о нападении? Когда приехали?

— Мне сообщил мой охранник.

— Волосов вам сообщил?!

— Нет. Мой охранник.

— Зачем?

— Что «зачем»?

— Зачем вас охранять? Вы же не этот… Майкл Джексон…

— Это вопрос, не имеющий отношения к делу. Я посчитала нужным, наняла охрану и плачу за это из собственного кармана.

Следователь сделал еще несколько пометок, пробурчав, даже не очень тихо, что «бабки немереные, вот и палят, как бараны…». Катя наблюдала за Якушкиным со странным выражением лица: ей было и смешно, и противно. К тому же она чуяла, как чует опасность любая женщина, что он собирается сделать именно ее во всем виноватой. Вернее, она еще больше утвердилась в этой мысли. И ее собственная интуиция подсказывала, да и Виктор предполагал, что случиться может именно так… И тот самый неведомый подполковник какойченко подтвердил это, пусть и не впрямую.

В скобочках заметим, что многие недооценивают женщин, пытаются взять их на испуг. И не понимают, что запугиваемая женщина превращается в самку, которая защищает себя и свою нору. И на очень многое в этот момент способна.

«Ну, сморчок, ты у меня еще…»

— Каким образом охранник вам сообщил?

— Я предпочитаю «бодигард», — улыбнулась Катя. — Сообщение прислал. Я и поехала.

— На чем?

— На такси, конечно.

— А до такси где были?

— На совещании.

— Значит, все время на людях… Алиби строили…

— Простите?

— Хорошо, продолжим… Вы приехали. И что увидели?

— Ваших коллег. Они следили за дверями и подключались к внутренним сетям.

«Я же не должна уметь различать полицию, МЧС и кого-то еще, верно? Для меня, дуры богатой, они все — его коллеги. Вот пусть и утрется!»

Услышав о внутренних сетях, следователь заметно скис. Вероятно, мысль о том, что за всеми действиями бандитов могли следить снаружи, определенно нарушала некую картину, которую он выстроил в своем воображении.

— Так, мне нужно будет допросить вашего охранника. Каким образом он оказался на объекте в момент нападения?

— На объект, как вы говорите, он приезжает в указанное время каждый день и забирает меня с работы. Потом отвозит домой.

Лицо следователя в очередной раз изменило свой цвет. Вот, подумалось ему, она и попалась.

— Так откуда вам известно время нападения?

— Так бодигард же сообщил, — Катя почувствовала, что в роли богатой дуры есть некие преимущества.

— Тем более. Я требую номер его телефона. Вероятно, его придется вызывать повесткой. Возможно, это он привел нападавших.

«Во дурак, а? Мало того что я виновата, так еще и охранника своего заставила… Идиот…»

— Я сейчас приглашу его, зачем же повестка?..

Увидев странное выражение лица Якушкина, Катя мысленно усмехнулась. Она набрала телефон Виктора и мелодично пропела:

— Виктор, будьте добры, подойдите в малую гостиную…

Не важно, что в доме была только одна гостиная и вообще всего четыре комнаты. Виктор, улыбнувшись про себя, сделал несколько шагов вглубь коридора, а потом, почти чеканя шаг, вошел в «малую гостиную». По пути он еще успел подумать, что следователь, похоже, учился плоховато, — ни о своих «клиентах» ничего не узнал, ни об их жизненных обстоятельствах. То ли поленился, то ли не придал значения. Может, просто не успел. А может быть, не умеет в достаточной степени пользоваться всеми благами цивилизации и технического прогресса.

— Слушаю вас, Катерина Львовна…

Катя мгновенно увидела, что появление «бодигарда» выбило следователя из седла. Или, возможно, седло из-под следователя. Понятно, что в присутствии охраны запугать ее будет куда труднее, да и запутать… в общем, совсем непросто.

— Вот, Виктор. Как я вас уже уведомляла, нас посетил следователь полиции, Якушкин Иван. Он хочет задать вам несколько вопросов.

— Я не из полиции…

— Да не все ли равно? — Катя все больше входила в роль дуры, богатой, но педантичной. Похоже, следователь чего-то подобного и ожидал. Во всяком случае такое поведение явно укладывалось в его картину.

— Ваши документы, гражданин…

— Ковтун Виктор. Документы в моей комнате, потом предъявлю.

— Я проверю…

«Ну-ну… проверяй. Тебя ждет много удивительных минут. Это я тебе как сын своего отца обещаю!»

— С какой целью вы попали на место преступления?

— Я приехал в банк за своей хозяйкой, — Виктор широко открытыми глазами тупо уставился на Якушкина, — точно по согласованному графику, в семнадцать пятнадцать. На видеорегистраторе в машине должно быть зафиксировано время. Зашел к ней в кабинет, также строго по согласованному графику, чтобы сообщить о своем появлении…

Катя про себя заливалась смехом. Какой согласованный график?! Виктор же продолжал изображать ретивого и безмозглого служаку.

— …но Екатерина Львовна находилась в отсутствии. Тогда я сел в ожидании, зная, что объект охраны не приветствует сообщение о появлении другими способами, кроме вербального.

«Боже, что он плетет! Какие «способы сообщения о появлении»… Бедный Якушкин, бедная его голова!»

— Но с какой целью вы приехали? Почему, не найдя хозяйку, не вышли из здания?

— Повторяю, я приехал за хозяйкой строго по согласованному расписанию. В согласовании расписания цель указана не была, из здания же не вышел, так как согласно указанному расписанию должен был ожидать ее в здании.

«О господи…»

— Ну хорошо… — Длинные сложные слова и речь живого робота подействовали на Якушкина ожидаемым образом. — Что было дальше?

— Ожидал согласно согласованному расписанию. Услышав шум, обеспокоился, что объект охраны может пострадать, и послал сообщение. Далее ожидал на согласованном месте…

«Ох, Витька, Витька!.. Ожидал он. Сидел на месте… Ну как не обожать такого человека? Особенно по сравнению с иными… Вот где были мои глаза, а? Восемь лет на манную кашу убить! Восемь лет! Дура!»

Да, сейчас самобичевание было не особенно кстати. Но женская логика не подчиняется никаким законам… Кроме законов самой женской логики.

Тем временем Якушкин, устав, вероятно, от общения с педантичным «бодигардом», обернулся к Кате:

— Так, Катерина, вы приехали и увидели моих коллег. С какой целью подошли к ним? Почему не остались за ограждением?

«Ну не придурок, а? Какое ограждение?»

— Не было никакого ограждения, это раз…

— Должно было быть. Вы не заметили. Или злостно проигнорировали его.

— …а коллеги ваши меня сами позвали. Им потребовался доступ к внутренним камерам наблюдения, начальник охраны был недоступен по телефону, а генеральный директор, который, согласно внутренней инструкции, также может дать такое разрешение, был на совещании.

— На том же совещании? Или на другом?

— На том же, конечно. — Катя пожала плечами, подумав, не переигрывает ли она. Но Виктор чуть заметно кивнул, показав, что все в порядке.

— Так, вы доступ дали, что потом?

— Потом мы вместе стали на монитор смотреть… Где теперь все-все видно было.

«Вот интересно, дуры могут знать сложные слова? Наверное, да. Она ж, то есть я, все-таки начальник отделения. Дура на посту, так сказать…»

— Было видно все?

— Ну да, кроме двух залов. Ваш человек сказал, что там они, бандиты то есть, специально камеры заглушили.

«И сказал это Игорь. Но тебе этого не нужно знать… Проверяй…»

— Как же они могли их заглушить? Откуда они коды знали?

— Так Волосов же был с ними! Он их и привел, я сама видела…

— Привел?

— Ну да, привел. Камеры только в главном и кассовом залах заглушили, а по коридору и у хранилища — нет. Вот я и видела, что он им показывает-распоряжается…

— Я имею сведения, что его силой привезли в банк. И что распоряжаться он не мог, так как до последней минуты у него были завязаны глаза.

— Ответ отрицательный, — подал голос Виктор. — Я также, находясь на указанном месте, видел, что мужчина в сером костюме, которого мне объект наблюдения указывала ранее как начальника охраны банка, прибыл добровольно, раздавал указания соответствующим тоном и даже одного из тех, кто прибыл вместе с ним, обматерил за непонимание обстановки.

«Если бы можно было, я бы тебе аплодировала, Витька…»

— Что это у вас с ногой?

— А это сделал указанный вами объект. Он нанес мне увечье, когда я следовал наружу, узнав, что моя хозяйка прибыла.

«И хрен с ним, что все было совсем не так. Похоже, Якушкин, тебе надо подогнать наши слова, да и все улики, под вполне определенную картину. А не получается — рассыпается все. Вот ты и злиться стал. На ногу мою внимание обратил… И теперь ясно, кто тебе картину-то обрисовал. Неужели он не знал обо всех камерах?»

— Увечье? Каким образом?

— А в ногу выстрелил.

Повисла пауза. Было понятно, что «несчастному», «привезенному насильно» начальнику охраны негде было бы взять огнестрельное оружие. Хотя тут можно было еще сохранить хорошую мину и продолжить удостоверяться в придуманной картине событий.

— Каким образом он мог выстрелить?! Его везли насильно! Глаза завязали!

— Ответ отрицательный! Глаза были открыты, повязка не видна.

— Я тоже видела, что он там самый главный, — там ведь камеры наблюдения не были выключены.

— Думаю, граждане, что вы намерены ввести следствие в заблуждение.

— Да какое там заблуждение! — Катя не выдержала и закричала: — Волосов распоряжался, слов я не слышала, но по поведению все было видно. И вмазал он кому-то по уху прямо там, перед дверью хранилища!

— Это только ваши слова.

— Чего ж это «только мои слова»? В банке записи с камер наблюдения хранятся год. Значит, и вчерашние тоже. Запросите доступ — сами увидите!

Да, вот это был удар. Настоящий, стопроцентный. Конечно, начальник охраны, неудачливый медвежатник, о камерах наблюдения знал. Знал, что они работают, и потому заглушил, ну, или кто-то из его людей постарался. А вот то, что записи хранятся, не знал. Такая информация была доступна только ай-ти и начальникам отделений. Не зря же раз в неделю Катя совместно с руководителем отдела подписывала акт об уничтожении видеоинформации годичной давности.

Но, как оказалось, удар все-таки не окончательный. Вернее, несчастный Якушкин изо всех сил продолжал тащить из пропасти свою, удобную, а значит, и единственно правильную версию.

— Я уверен, что эти записи подтвердят не ваши, а мои слова. Кроме того, мне думается, что вы, гражданочка… Савицкая, были инициатором этого нападения. Вы, зная о сумме, которая хранится у вас в отделении, вынудили гражданина Волосова организовать налет на собственное отделение. Сами при этом отбыли на совещание, чтобы у вас было безукоризненное алиби… Думается, что совещание организовали тоже вы сами — иначе так просто вы не смогли бы его покинуть.

«Ах ты, слизняк… Вот все, как Витя говорил! Волосов то ли нанял эту мразь, то ли посулил ему много чего, если отмажет…»

— Я организовала совещание?

— Именно! Вы через вашего генерального директора, полагаю, вашего сообщника, а может, и любовника, организовали совещание, пригласили туда всех начальников отделений и, значит, себя в том числе.

«Класс! Так вот какие слухи обо мне в гендирекции ходят… Любовник… И все только потому, что через несчастные восемь лет я от менеджера до начальника отделения дослужилась. Это не ты, Якушкин, скотина, а все-таки сам Волосов! Такие тонкости только изнутри знать можно».

— Отлично. В таком случае, господин Якушкин, вам осталось только доказать, что я для организации совещания, кроме своего любовника-сообщника генерального директора, связалась с банками «Оберег» и «Соцпром», также с фирмами «Молочник», «Сладкое царство» и «Издательский дом Пушкиных». Всех этих людей я пригласила на уже упомянутое вами совещание. Кроме того, я злостно воспользовалась связями своего любовника-сообщника, чтобы организовать всегородскую благотворительную акцию. А идею акции презентовала фирме «Веста», чтобы они ее выдали за свою.

Кате показалось, что с каждым словом несчастный мздолюбивый Якушкин становится все мельче и серее. Конечно, такую махину раскрутить ради собственного алиби (вообще, конечно, такое только полному идиоту, то есть Волосову, в голову могло прийти) было невозможно. Уж слишком серьезными были названные Катей банки, а особенно «Веста», связи которой тянулись далеко за пределы страны.

Правда, после последних слов и Виктор почему-то бросил на Катю очень странный взгляд.

Якушкин ничего не сказал в ответ. Он встал, начал торопливо собираться, неуклюже засовывая свой потрепанный блокнот в карман рубашки. Ему уже хотелось по-быстрому покинуть это место. Однако последнее слово все-таки должно было остаться за ним.

— Возможно, Катерина, все было именно так. У вас, богачей, нет ничего святого, вы ради большого куша любую копеечную благотворительность готовы замутить…

Вот только даже последнее слово осталось не за ним.

— К тому же, — Катя чувствовала, как ядом сочится каждое ее слово, — в хранилище, на которое я нацелилась ради большого куша, ничего не было!

Глава шестнадцатая

 

Сказать, что Якушкин сбежал, значило ничего не сказать. Он растворился в воздухе, исчез, как будто его вообще не было. И если бы не фотка в телефоне, Катя была бы уверена, что ей весь этот разговор просто пригрезился-привиделся.

Виктор оглушительно расхохотался:

— Боже, как ты его приложила! Это был даже не нокдаун, это был… ну, не знаю… контрольный в лоб!

Только теперь рассмеялась и Катя.

— Вить, ты оказался прав. Похоже, Волосов-то наш, мало того что с больной головы на здоровую все свалить попытался, так еще и денег ему посулил…

Виктор кивнул:

— Да, мне тоже так показалось. Знаешь, Катюш, ты свяжись со своими и скажи, чтобы они никому без тебя даже копии записей не давали. Банковская же тайна! А я все-таки Мэтра попрошу проконтролировать ситуацию.

Катя кивнула. Этот гнусный тип ей был уже совершенно неинтересен. Благодаря сведениям, которыми располагала она, его умозаключения рассы´пались, как карточный домик. Ее все больше интересовал, вернее, беспокоил Виктор. Из-под слоев повязки проступала кровь, да и цвет лица был совершенно не таким, каким должен быть у здорового человека.

К счастью, жара прошлой недели спала, но все равно лето есть лето. Катя подошла к Виктору, приложила ладонь ко лбу.

— Да у тебя температура!

— Конечно, я же живой…

— Ой, вот только не надо старых шуточек! Давай я тебя провожу, ты ляжешь… И перевязку, наверное, пора делать… Что-то запаздывает твой Сергеич.

Виктор оперся о Катины плечи. Какое-то странное, а может быть, просто непривычное ощущение поразило его: опираться на ее плечо было правильно и совсем не стыдно, советоваться с ней, прислушиваться к ее мнению — оказалось не слабостью. Эта женщина никогда не предаст его, никогда не подставит. Она словно часть его самого.

Наверное, хорошо, что люди не умеют читать мысли друг друга. Или умеют, но таких совсем мало. И Катя, и Виктор были напрочь лишены этого умения. Иначе очень удивились бы тому, что чувствуют почти одно и то же. Катя помогала своему «фрекен Бок» с удовольствием, ей было не тяжело, вернее, она совершенно не обращала внимания на свои ощущения, сосредоточившись только на том, чтобы ему было не больно, удобно, спокойно. Наверное, надо все-таки с этим славным Сергеичем поговорить серьезно, узнать, можно ли Виктору вообще вставать. А может, лучше в больницу отправить…

«Да какая там больница, господи! А то ты больниц не знаешь! Даже по суперзнакомству… Все равно будут и нерадивые нянечки, которые в шесть утра начнут шаркать своими тряпками по грязному полу, и еле-еле работающий душ, и «привезите лекарства, вот список»! Уж лучше дома…»

Кате и в голову не могло прийти, что у Виктора может быть другой дом, что, возможно, там его смогут устроить и вылечить лучше. Да, в общем, она как-то уже и не видела в нем человека чужого. Это был не ее дом, а их дом.

Мысли Виктора были похожи на Катины. Он тоже думал, что в больницу лучше не ложиться, что нет в этом ни смысла, ни необходимости. Пара звонков — и дома можно будет вылечиться куда лучше, чем в самой навороченной больнице столицы. Не у родителей, а именно здесь, у Кати.

«Ох, а о звонке родителям я и забыл! О Сергеиче подумал, о хлопцах, Мэтре, Вепре. А о родителях забыл. Свинья… Эгоистичная свинья. Вот только они же приехать захотят, если узнают, что я отлеживаюсь после очередной «командировки», домой забрать… Ну что, объясню. Опять же, я все равно на посту, в смысле на работе. За безопасностью слежу… Даже дома…»

О том, что Кате нужно будет тоже объяснить появление родителей, Виктор пока не думал. Вернее, он был уверен, что она воспримет их появление как само собой разумеющееся.

Тем временем Катя помогла Виктору сесть, а потом проследила за тем, чтобы он удобно лег. Наклонилась и поцеловала в лоб — она просто хотела проверить, нет ли у Виктора жара. Но для него это стало… даже трудно сказать, чем именно. И благословением, и подтверждением его самых смелых мечтаний, и разрешением. Он поймал Катину руку, притянул к себе так, что девушка упала ему на грудь…

Он целовал ее лицо нежно-нежно, робко-робко, загораясь от каждого прикосновения все сильнее и сильнее. Катя, конечно, ничего подобного не ожидала, но одного касания его губ было достаточно, чтобы вообще забыть обо всем на свете. Только эта нежность, эти родные руки, любимое лицо, склонившееся над ее лицом.

— Девочка моя, малышка…

Ничего подобного от мужчины Катя не слышала никогда, так уж ей «повезло». Она даже ответа не знала. А потому и не отвечала, просто целовала щеки, ощущала уже чуть отросшую щетину, губы, нежные и жадные, руки, которые гладили ее шею.

Виктор почувствовал, что погружается в самую сладкую негу, самый желанный омут из тех, о котором может мечтать любой мужчина, — в разделенное чувство.

— Ты такой родной… такой настоящий, — наконец смогла прошептать Катя.

И ему этого было довольно. Она и в самом деле была или, быть может, стала его частью, частью его души, частью его жизни, частью его самого…

Раздавшийся сигнал домофона разбросал их в разные стороны.

— Ох, что это я… Тебе ж нельзя.

— А по-моему, очень даже можно. И нога не болит… И всего сразу так хочется.

Катя с подозрением взглянула на Виктора. Тот, улыбаясь, приподнялся на локте.

— Иди сюда, пока они еще поднимутся…

— Витька, ты хулиган.

— Только когда я с тобой, милая… Ладно уж, открывай дверь. Сейчас твоего «бодигарда» чинить будут.

Катя вышла, вернее, почти выбежала из комнаты, на ходу поправляя прическу и плотнее запахивая халатик. Словом, приводя себя в нейтральный вид.

Виктор откинулся на подушку. Он был абсолютно, до неприличия счастлив. На губах еще остался вкус ее поцелуев, руки помнили прохладную нежность кожи, в ушах звучали ее слова. Такие простые, такие главные и такие нужные…

 

Пока «бодигарда» чинили, Катя без дела болталась по дому. Совершенно странное, непривычное состояние не давало ей ни читать, ни думать о еде, ни даже просто смотреть в окно.

«Если это и есть любовь, то что было раньше? Что было с Пусей? Почему никогда раньше не кружилась голова, не хотелось забраться к нему в подмышку и остаться там навсегда? Почему запах его кожи не казался таким классным?»

Конечно, ответов на эти вопросы Кате взять было негде. Да и никто, в общем-то, не может дать на них ответ. Ясно только одно — Катя полюбила. И наконец нашла в себе силы это осознать.

Хлопнула входная дверь.

— Похоже, лекари удалились, — пробормотала Катя.

— Так и есть, милая. Удалились, разрешили вставать. Но только для того, чтобы обнять тебя. Ну и поцеловать, конечно.

— А поесть? Можно сидя? Или только лежа? — Катя, как могла, уворачивалась от рук Виктора.

— Можно… Только давай с едой погодим малость? Мне поговорить с тобой хочется… очень. О нас, обо всем. А еще… В общем, Кать, я родителям позвонил. Мать с ума будет сходить, сама понимаешь. Они приедут скоро, вот тогда и попируем все вместе.

— И правильно сделал, молодец! Ты им все рассказал? Что опять геройствовать вздумал, сообщил?

Виктор покаянно кивнул. Он представлял себе, что могут сказать родители. И, честно говоря, хотел только одного — чтобы мать отреагировала так же, как Катя…

— А что ты им еще наплел?

— Что значит «наплел»? Я сказал правду…

— Всю? — Катя ехидно посмотрела на него.

— Ну… да, ты права. Почти. Я говорил, что у меня новая работа. И что я тут живу, потому что суточные дежурства…

— Хм-м… предположим. В определенном смысле это правда.

— Ну вот, они ж знают, что на дежурствах, даже самых спокойных, всякое может случиться. Вот и случилось…

— Ага, а то, что случилось из-за твоего собственного геройства, это ты сказал? Что не мог сидеть сложа руки и ждать коллег по цеху? И что собственными (заметь, голыми!) руками главного врага собирался извести, тоже сказал?..

— Нет. И не скажу. И тебя прошу… аккуратненько так, без подробностей. Мне достаточно уже и того, что ты все знаешь.

— Договорились, Вить. Я сама первая рассказывать не брошусь. Но если твои начнут расспрашивать, вряд ли удержусь.

— Ну, пусть так… А теперь иди сюда…

Он обнял Катю так ласково, так уверенно, что у той просто не осталось слов. Вот так все и должно было быть: только эти руки, только это тело, чудесное, сильное, уверенное, только эти губы — такие смелые и робкие, нежные и требовательные.

Прозвучал сигнал домофона.

— Да что ж это такое? — пробормотал Виктор, не отрываясь от Катиных губ.

— Где-то что-то такое уже было. — Катя высвободилась из объятий, и Виктор, кивнув, предложил:

— Знаешь, давай я сам их встречу. А ты… потом выйдешь, когда мама первые ахи-охи закончит.

— Хорошо, может, навести на себя красоту по полной программе?

— Да какую еще красоту, глупенькая? Ты лучше всех, не занимайся ерундой. Разве что причесаться придется. — И Виктор растрепал короткие Катины волосы.

— Ну, Ви-и-итька… — прошипела Катя.

— Все-все, я больше не буду. Иди.

Виктор согнал с лица довольную улыбку. Она предназначалась только Кате — никому больше ее видеть было не положено. Он понимал, что впереди еще много, может быть, не самых легких разговоров, выяснения отношений, поисков всех точек над всеми «і». Но надеялся, впрочем, небезосновательно, что с Катей договориться будет намного проще, чем с Татьяной. Он чувствовал, что ему захочется с ней договариваться, что захочется добиваться совершенно полного доверия с ее стороны. Именно этого в свое время он не ощущал, женился… скажем так, движимый совсем иными желаниями. Думал не о душе, а о теле… Ну и додумался.

«Так, хватит! Этого человека давно уже нет в твоей жизни. И, даст бог, никогда не будет. Думай о Кате, о родителях… А еще, умник, тебе придется подумать о том, что пора работу нормальную искать, — и не герой ты двадцатилетний, безголовый и шалеющий от адреналина, а вполне солидный мужчина, женатый… дай-то бог, на умной и красивой женщине, которой хочется подарить весь мир и обеспечить… ну, тоже, в общем, всем на свете!»

Глава семнадцатая

 

Почему-то сейчас Виктор вспомнил, как пахал отец, создавая свою «Весту», с чего начинал. Вспомнил, как мать просила отца пожалеть себя, на что тот отвечал, что ему себя не жалко, потому что он ее жалеет и хочет ее жизнь сделать лучше и проще. Вспомнил и то, каким было лицо матери, когда отец впервые в жизни смог повезти ее в Египет, в то время предел мечтаний и рай неземной. Правда, с тех пор прошло… да уж больше пятнадцати лет. И мать давно привыкла к нынешнему достатку, но все равно каждый раз, словно девчонка, радуется простому чаепитию вечером «с моими мужчинами».

«Ну вот, с этого решения и начнем. Может быть, и в самом деле стать пластическим хирургом? Чинить носики? Да нет, Катюшка может ревновать, не дело это… Что бы такое… О, ну вот же оно! Кабинет психотерапии, тренинги там всякие, типа, как победить самого себя… Или как вырастить гения в самом себе! Видеоконференции, вебинары, онлайн консультации… Или деток чинить… Ну, в общем, есть о чем думать, есть куда плыть».

Следует заметить, что Виктору ни разу не пришла в голову мысль, что он может устроиться куда-то в тихое место по протекции отца. Или прямо к отцу на фирму. Что там тоже, возможно, нужен какой-нибудь психотерапевт, специалист по мотивации. Виктор был уверен, что должен встать на ноги сам. А в идеале еще и родителей поддерживать, ведь они моложе не становятся.

Виктор (ходить все-таки было больно, как бы он ни пытался не обращать внимания на боль) неторопливо вышел в прихожую. Услышал голоса за дверью и, не дожидаясь звонка, открыл замок.

— Сыночек! — мать кинулась к нему с объятиями.

— Мам, все в порядке, спокойно. Вот он я, потрогай.

— Я тебя сейчас побью. — Жанна Павловна уже пришла в себя. — Опять нештатная ситуация на объекте? Опять очертя голову кинулся?

— Конечно, мам, меня ж не переделать.

Мать только тяжело вздохнула. Отец молча оглядывался по сторонам.

— Интересный у тебя объект… Или это общежитие? Или все-таки пункт суточных дежурств…

Виктор ухмыльнулся. Вот кто верен себе, так это его папа. Чтобы он позволил себе какие-то эмоции вне дома?! Это было просто немыслимо.

— Так, родители. Вы все узнаете, только давайте сначала в дом зайдем. Мы вас ждали, посидим рядком, поговорим ладком…

— Теперь он дежурит в фольклорной экспедиции, мать…

Жанна Павловна только покачала головой.

Катя, как Виктор и ожидал, суетилась в кухне. Она и переодеться успела, и слегка подкраситься (чему он и не думал удивляться — все ж таки люди в доме). Стол уже был сервирован и даже немного переполнен всевозможными яствами, которые Катя продолжала сосредоточенно доставать из холодильника.

— Кать, познакомься, мои родители: Жанна Павловна и Владимир Викторович…

Катя протянула руку и остолбенела… Перед ней стоял тот самый управляющий собственник компании «Веста», которого она видела только вчера. И с совещания с которым она по-английски сбежала.

— Здравствуйте, Екатерина Львовна, — проговорил тот. — Так вот почему вы нас вчера так стремительно покинули… Виктор, выходит, именно ваш объект спасал.

Катя, все еще не пришедшая в себя, смогла лишь кивнуть. В голове у нее осталась только одна мысль: «Мама дорогая!» Собственно, это было вполне понятно — а как бы повела себя ваша подруга, если бы принимала дома, ну, например, Илона Маска? И при этом сын Илона Маска сам нанялся к ней в охранники?

— З-здрасте… Да, наш объект… Ваш Виктор…

— Родители, давайте-ка поедим и поговорим. Что вы в самом деле…

Оторопь у Кати почти прошла. Вернее, ей на смену, заполняя все уголки сознания, приходила злость. Злость на Виктора, который не счел нужным предупредить, кто на самом деле его родители и заодно кто такой он сам.

«Вот же ж принц наследный, черт возьми! Империя Ковтунов, фирма «Веста»! И ты вовсе не «фрекен Бок», а я — бесприданница-замарашка. Ослиная Шкура, елки-палки! (Да, Катя любила сказки, знала их великое множество и часто про себя сокрушалась, что некому их рассказывать.) Что ж ты работу-то искал да о себе рассказывал?! Медик он, видите ли, спасатель хренов!..»

— Катюша, ты не кипи, давай поговорим спокойно.

«Откуда узнал, что я готова убить его, а?»

— Так он вам ничего не рассказал, Катерина? — почему-то рассмеялась мать Виктора. — Узнаю своего сыночка. Все сам… Своими силами добиться… Отец с матерью последними узнают. И, выходит, не только они.

— Не сказал ничего, — только и смогла ответить Катя.

— Это наш сыно-о-очек. Значит, нам самим с вами, Катя (можно, да?), придется все выяснять.

Отец Виктора молчал, однако же определенно дружески молчал. А мама… ну, мама была как все мамы. Если с дитём все в порядке — вот же он сидит, краснеет, — можно и о другом поговорить.

— Виктор, а теперь давай ты все нам объяснишь, — голос Владимира Викторовича был суховат, но страшно похож на голос сына.

«Если глаза закрыть, наверное, можно спутать, кто говорит», — подумала Катя.

— Да что тут объяснять, пап, — с досадой начал Виктор. — Я вам рассказывал уже.

— Мальчик, — ехидно перебила мужчин Жанна Павловна, — давай я тебе повторю, что ты нам рассказывал. «Родители, я тут новую работу нашел, охрана. Суточные дежурства, есть где жить, питание нормальное. Буду приезжать, не волнуйтесь». И все!

— Так не соврал же ничего, мам…

— Это правда. Не соврал. Вот такой он с детства, Катя… Сам все решит, сам все сделает. Упрямый как осел. «Сам на ноги стану»…

Кате показалось, что мать говорит о сыне с гордостью. Пытается за насмешкой скрыть то уважение, которое питает к поступкам своего «мальчика».

— Мам, мы об этом уже сто раз говорили.

Катя не узнавала собственного супернадежного «бодигарда» — и ужасно умилялась, глядя на мать, с обожанием подкалывающую сыночка, и на него самого, явно сгорающего от стеснения. Хотя все то, что Катя видела и слышала, говорило скорее в пользу Виктора, чем против него.

— Ну ладно, пусть так. Значит, охранял ты эту прекрасную банкиршу? — Отец сменил гнев на милость и с улыбкой посмотрел на Катю.

— Да, пап. Я любую работу искал… Ну и охрану тоже мог предложить. А тут в агентстве у жены Вепря нашлась вакансия. Я и подумал, что все, что умею, здесь понадобиться может. Прав же оказался.

— Ох, сын. Прав, не поспоришь. А вот это украшение? Вчера приобрел? При исполнении обязанностей?

Владимир Викторович опустил глаза на повязку. Виктор тоже посмотрел на свою ногу.

— Ага, я ждал Катерину в банке, домой сопровождать, как обычно. А тут такое началось…

— И усидеть на месте ты не мог, как я понимаю.

— Папа, давай без этого, а? Я профессионал и знаю, что в одиночку ничего не могу. Сообщил Кате, своим парням… Все вместе мы и одолели бандитов.

— Ну хорошо, пусть будет так.

Кате было ужасно неловко. И посуда казалась какой-то… слишком уж скромной, и стол, и дом… Да она сама казалась себе человеком совершенно не круга Ковтунов-старших и всей этой светской тусовки. Хотя можно было бы предположить, что родители такого человека, как Виктор, точно не могут быть похожи на великосветский бомонд. Хотя бы в том виде, в котором это рисуют расплодившиеся в последнее время сериалы «из красивой жизни». Но, увы, стереотипы порой сильнее даже самых здравомыслящих людей.

— Катенька, — похоже, застолье вот-вот должно было превратиться в два параллельных разговора: мальчики о своем, девочки о своем. — А почему вы охрану решили искать? Поклонники замучили?

Нет, Жанна Павловна было вовсе не против Кати, даже, в принципе, соглашалась, что пора бы уже появиться и новой невестке, ну или хотя бы претендентке в таковые. Вот только сильно ее озадачило то, как сын познакомился с этой девушкой.

Виктор понял, что пора вмешаться, да и от расспросов отца пора было увернуться… половчее. Но Катя его опередила:

— Да тут на районе, по слухам, маньяк завелся…

— А пару недель назад (да, Кать?) ей квартиру вечером вскрыли. Причем сама Катя дома была, даже свет включить не успела — только-только с работы приехала, — подхватил Виктор.

— Ага, — Катя кивнула. — Почти три недели назад. Я как раз после проверки документы в порядок приводила, задержалась до девяти… Ужасно перетрусила, когда замок открыли. Хорошо хоть, что рядом с дверью была. Ка-а-к закричу и давай пакетом с покупками махать…

Это была чистая правда — Катину квартиру и впрямь года три назад попытались вскрыть. Она в самом деле тогда кричала так, что сорвала голос, и трехкилограммовым пакетом со стиральным порошком отбивалась. А потом этот порошок по всему дому выметала — пакет-то разорвался. Только тогда в доме еще Пуся присутствовал, но он даже не вздумал пошевелиться, чтобы Кате помочь. Ведь это было очень вредно для его нежного здоровья.

Рассказ Кати не то чтобы убедил родителей Виктора, но определенно чуть успокоил. Понятно стало, что она не с жиру бесилась и не для форса нанимала охрану.

— Пакет с покупками? Так вы сами по магазинам ходите?

— Конечно, — Катя пожала плечами. — А что, может быть иначе?

— Ох, деточка, может…

Теперь уже пришел черед Жанны Павловны вспоминать, как Татьяна, бывшая жена Виктора, во время очередной командировки мужа попыталась потребовать машину фирмы тестя. «Я, жена вашего сына, должна пешком ходить?» Требований было предостаточно, но Владимир Викторович тогда довольно жестко с ней поговорил, и она притихла. К счастью, Виктор об этом так и не узнал.

— Ну, я же самая обыкновенная… Не принцесса наследная, не владелица заводов-газет-пароходов. Просто банковский служащий…

— И слава богу, Кать. Я бы к принцессе в бодигарды не пошел.

Родители как-то очень пристально посмотрели сначала на сына, потом на Катю… После этого переглянулись. Катя готова была дать голову на отсечение, что они успели взглядами все обсудить и обо всем договориться.

— Лады, сын, а что будет теперь? Я так понимаю, что из бодигардов ты будешь увольняться?

— Буду работу искать, отец. Или придумаю что-то.

— Придумаешь?

— Ага, я ж все-таки медик, психолог дипломированный. Вот подумал тренером заделаться, коучем, учить людей быть успешными. Или можно кабинет открыть… психотерапии, возможно, детской. Заикание там, страхи… Надо разузнать, что теперь да как. Есть мысли, в общем.

— Хорошее дело, сын. Помощь потребуется, ты знаешь, где ее искать.

— Да, отец, спасибо.

Пока мужчины разговаривали, Катя и Жанна Павловна вполголоса обсуждали вчерашние события. Мать Виктора ахала и называла Катю «деточкой», а та краснела и восхищалась поведением Виктора. Конечно, короче пути, чем этот, к материнскому сердцу было не найти.

— Похоже, сын, — Владимир Викторович наклонился к Виктору, — нам с матерью пора готовиться к свадьбе?

— Надеюсь, пап… Очень надеюсь…

 

 

FB2 document info

Document creation date: 9 May 2018

Created using: indd2fb2 software

Document authors :

Андрей Веревкин

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg