«Безмолвные воды»

Безмолвные воды (fb2) - Безмолвные воды (пер. K.N ★ Переводы книг Группа) 989K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Бриттани Ш. Черри

Книга: Безмолвные воды

Автор: Бриттани Ш. Черри

Жанр: Современный любовный роман

Рейтинг: 18+

Серия: Элементы #3 (про разных героев)

Номер в серии: 3

Главы: Пролог+41 глава+Эпилог

Переводчик: Ольга З.

Сверщик: Даша К.

Редактор: Екатерина Л.

Вычитка и оформление: Таня П.

Обложка: Таня П.

Специально для группы: K.N ? Переводы книг

Предисловие.

Мгновения.

Люди всегда хранят их в памяти.

Мы помним те шаги, которые вели нас туда, где суждено было оказаться.

Слова, которые вдохновляли или ломали нас.

События, в которых мы растворялись или получали свои шрамы.

В моей жизни было много мгновений.

Тех, которые, бросая вызов, меняли меня.

Тех, в которых я растворялась и получала свои шрамы.

Но самые важные – самые потрясающие и надрывающие сердце – связаны с ним.

Все началось с ночника в виде космической ракеты и мальчика, который меня совсем не знал.

Посвящается

Вечно странствующим скитальцам, вроде меня, и тем надежным якорям, что всегда возвращают нас домой.

Пролог.

Мэгги

8 июля 2004 года

Шесть лет

– В этот раз все будет иначе, Мэгги, клянусь. В этот раз навсегда, – обещал мне папа, останавливаясь перед домом из желтого кирпича на углу улицы Джейкобсона. Папина будущая жена – Кэти – стояла на переднем крыльце и наблюдала, как наша старая колымага ползет по подъездной дорожке.

Фантастика.

Переезд в этот дом ощущался как волшебство. Из лачуги я попала во дворец. Мы с папой всю жизнь прожили в маленькой двухкомнатной квартире, а теперь переезжали в двухэтажный дом с пятью спальнями, гостиной, кухней размером с целую Флориду, двумя ванными комнатами и настоящей столовой – не то что наша гостиная, где папа ужинал каждый вечер, устраиваясь с подносом перед телевизором. А еще он сказал, что на заднем дворе у них даже есть бассейн.

Бассейн! На заднем дворе!

Я уходила от жизни с одним человеком в жизнь, где стану частью семьи.

Хотя жизнь в семье мне не в новинку. Сколько себя помню, мы с папой были частью многих семей. Это единственное, чего я была лишена с тех пор, как мама бросила нас с папой раньше, чем я сказала свое первое слово. Она нашла кого-то, с кем чувствовала себя более любимой, чем с папой, – в это невозможно поверить. Папа отдавался любви весь, без остатка – неважно, чего это ему стоило. Когда мама ушла, он вручил мне коробку с ее фотографиями, чтобы я могла вспоминать ее, но я решила, что это будет странно. Как я могла вспоминать женщину, которой никогда рядом со мной не было? После нее он стал очень влюбчивым, и женщины тоже часто в него влюблялись. Они переезжали в наш маленький мирок со всеми своими пожитками, и папа говорил мне, что это навсегда. Но «навсегда» оказывалось гораздо короче, чем он рассчитывал.

Сейчас все по-другому. В этот раз он встретил любовь всей своей жизни на сайте знакомств. После ухода мамы, у папы был приличный опыт неудачных отношений, поэтому он решил, что неплохо будет попробовать познакомиться с кем-то через интернет – и это сработало. Кэти потеряла мужа несколько лет назад и ни с кем не встречалась, пока не зарегистрировалась на сайте и не познакомилась с папой.

В отличие от всех прошлых случаев, сейчас мы с папой переезжали к Кэти и ее детям, а не наоборот.

– В этот раз навсегда, – прошептала я папе.

Кэти была красавицей, словно сошедшей с экрана телевизора. Мы с папой всегда смотрели телевизор во время ужина, и я постоянно замечала, какие там красивые люди. Кэти была такой же. У нее были длинные светлые волосы и ярко-голубые глаза, как у меня. Ногти накрашены красным лаком в тон помаде, а ресницы густые, темные и длинные. Пока мы с папой ехали по ее – теперь нашей – подъездной дорожке, она ждала нас на крыльце, одетая в прелестное белое платье и желтые туфли на высоком каблуке.

– О, Мэгги! – воскликнула она, бросаясь ко мне, распахивая дверь машины и крепко меня обнимая. – Я так рада познакомиться с тобой.

Я приподняла бровь, опасаясь обнимать Кэти, несмотря на то, что пахла она кокосом и клубникой. Я никогда не знала, что кокос с клубникой могут сочетаться, пока не познакомилась с Кэти. Я перевела взгляд на папу, который улыбнулся и кивнул, позволяя мне обнять женщину. Она так крепко прижала меня к себе, вытаскивая из машины, что выжала весь воздух из легких, но я не жаловалась. Меня очень давно так крепко не обнимали. В последний раз это, наверное, был дедушка, когда приезжал в гости.

– А теперь пойдем. Позволь мне представить тебе своих детей. Для начала мы заглянем в комнату Келвина. Вы ровесники, так что в школу будете ходить вместе. Он там с другом.

Кэти не потрудилась опустить меня, а вместо этого понесла вверх по ступенькам, пока папа вытаскивал часть нашего багажа. Как только мы вошли в парадную дверь, я вытаращила глаза. Вау. Я была уверена, что здесь так же прекрасно, как во дворце Золушки. Кэти поднялась со мной вверх по лестнице к последней комнате слева и открыла дверь. Моему взгляду предстали два мальчика, играющих в приставку и кричащих друг на друга. Кэти поставила меня на ноги.

– Мальчики, отвлекитесь, – сказала она.

Они не услышали.

Их спор продолжался.

– Мальчики, – повторила она более строго. – Прервитесь!

Ноль эмоций.

Она фыркнула и уперла руки в боки.

Я тоже фыркнула и скопировала ее позу.

– МАЛЬЧИКИ! – крикнула она, отключая приставку.

– МАМ!

– МИССИС ФРЭНКС!

Я хихикнула. Мальчишки повернулись к нам с возмущенными выражениями на лицах, и Кэти улыбнулась.

– Теперь, когда вы обратили на меня внимание, я хочу, чтобы вы поздоровались с Мэгги. Келвин, она будет жить с нами вместе со своим отцом. Помнишь, Келвин, я говорила, что у тебя появится сестра?

Мальчики безразлично воззрились на меня. Келвин был абсолютный блондин и похож на Кэти. У сидящего рядом его друга были взъерошенные темные волосы и карие глаза, а еще дырявая бледно-желтая футболка и крошки от чипсов на джинсах. \

– Я не знал, что у тебя есть еще одна сестра, Кэл, – сказал он, глядя на меня. Чем дольше он смотрел, тем сильнее сжимался мой желудок. Мои щеки вспыхнули, и я спряталась за ногу Кэти.

– Я тоже, – ответил Келвин.

– Мэгги, это Брукс. Он живет через дорогу от нас, но сегодня ночует здесь.

Я выглянула из-за колена Кэти и посмотрела на Брукса, который слегка улыбнулся мне и начал подъедать крошки чипсов со своих штанов.

– Можем мы продолжить игру? – спросил Брукс, взяв в руки джойстик и взглянув на пустой экран телевизора.

Кэти усмехнулась сама себе и покачала головой.

– Мальчишки есть мальчишки, – шепнула она мне, включая им приставку.

Я покачала головой и тоже хихикнула, как Кэти.

– Да. Мальчишки есть мальчишки.

Затем мы остановились перед другой дверью. Это была самая розовая комната из всех, что мне доводилось видеть. На полу сидела девочка, одетая в платье принцессы, а на голове у нее был ободок с ушками кролика. Она рисовала и ела чипсы из розовой пластмассовой мисочки.

– Шерил, – сказала Кэти, входя в комнату. Я спряталась за ее ногой. – Это Мэгги. Она будет жить с нами вместе со своим отцом. Помнишь, я говорила тебе об этом?

Шерил подняла взгляд, улыбнулась и засунула еще больше чипсов в рот.

– Хорошо, мам, – она вернулась к рисунку, и ее рыжие кудряшки раскачивались взад-вперед, когда она начала напевать себе под нос какую-то песенку. Затем остановилась и снова подняла взгляд. – Эй, сколько тебе лет?

– Шесть, – сказала я.

Она улыбнулась.

– А мне пять! Ты любишь играть в куклы?

Я кивнула.

Она снова улыбнулась и вернулась к рисованию.

– Ладно. Пока.

Кэти рассмеялась и, выходя из комнаты, шепнула:

– Думаю, вы станете лучшими подругами.

А потом она проводила меня к комнате, где папа раскладывал мои вещи. От размеров помещения я вытаращила глаза – это все для меня.

– Вау… – я глубоко вздохнула. – Это моя комната?

– Твоя.

Вау!

– Я знаю, что вы двое, должно быть, устали от долгой поездки, так что тебе лучше уложить Мэгги в кровать, – Кэти улыбнулась папе и поцеловала его в щеку.

Когда папа достал мою пижаму, я спросила:

– А может Кэти уложить меня?

У нее не было возражений.

Когда она согласилась, я улыбнулась ей, и она улыбнулась мне в ответ. Мы много улыбались и много разговаривали.

– Знаешь, я всегда хотела еще одну дочку, – сказала она, расчесывая мне волосы.

Я не произнесла этого вслух, но тоже всегда мечтала о маме.

– Нам будет так здорово вместе, Мэгги. Ты, Шерил и я – мы будем делать маникюр, пить лимонад у бассейна, листать журналы. Мы сможем делать все, что так ненавидят парни, – она обняла меня, желая спокойной ночи, а затем ушла, выключив свет.

Я совсем не спала.

Я металась, вертелась и долго хныкала, но папа не мог меня услышать, потому что спал в их с Кэти спальне на первом этаже. Даже если бы хотела найти его, я не смогла бы, потому что в коридоре было темно, а больше всего на свете я ненавидела темные места. Хлюпая носом, я пыталась мысленно считать овец, но ничего не помогало.

– Что у тебя случилось? – спросила возникшая в дверном проеме темная фигура.

Я ахнула и села, выпрямившись и крепко обняв подушку. Фигура приблизилась, и я слегка выдохнула, когда поняла, что это Брукс. Его волосы были взлохмачены и стояли дыбом, а на щеках отпечатались складки после крепкого сна.

– Тебе надо перестать плакать. Ты меня все время будишь.

Я всхлипнула.

– Прости.

– Что случилось? Ты скучаешь по дому или что?

– Нет.

– Тогда в чем дело?

Я смущенно опустила голову.

– Я боюсь темноты.

– О, – на секунду он прищурил глаза, после чего вышел из комнаты.

Я продолжила обниматься с подушкой, но каково же было мое удивление, когда Брукс вернулся. В руке он что-то держал и, подойдя к стене, вставил вилку в розетку.

– Келвину без надобности ночник. Его мама зачем-то принесла это к нему в комнату, – он изогнул бровь. – Так лучше?

Я кивнула. Лучше.

Он зевнул.

– Ладно, тогда спокойной ночи… э-э-э… еще раз, как тебя зовут?

– Мэгги.

– Спокойной ночи, Мэгги. Тебе действительно не о чем тревожиться в нашем городе. Он безопасен. Здесь тебе ничто не угрожает. И если от этого тебе не лучше, я уверен, ты можешь лечь на полу в комнате Келвина. Он не будет возражать, – по-прежнему зевая и почесывая свои взъерошенные волосы, он вышел.

Перед тем, как закрыть глаза, я бросила взгляд на ночник в виде космической ракеты. Я почувствовала усталость. Я почувствовала себя в безопасности. Я почувствовала себя под защитой космической ракеты, подаренной мне мальчиком, с которым только познакомилась.

Раньше у меня не было уверенности, но теперь я знала.

Папа был прав.

– Это навсегда, – прошептала я себе, все глубже и глубже погружаясь в сон. – В этот раз навсегда.

Глава 1

Мэгги

25 июля 2008 года

Десять лет

Письмо мальчику, который в меня влюблен

От Мэгги Мэй Райли

Дорогой Брукс Тайлер.

Я долго обижалась на тебя на следующий день после того, как ты обозвал меня и толкнул в лужу. Ты испортил мое любимое платье и розовые с желтым босоножки. Я сильно разозлилась из-за того, что ты толкнул меня. Твой брат Джейми сказал, что ты злишься на меня, потому что влюблен. Ты придумываешь мне прозвища – именно так поступают мальчики, когда влюблены. Ты толкнул меня просто для того, чтобы оказаться ближе ко мне. Я думаю, что это дурость глупо, но мама говорит, что все мужчины глупые, так что здесь нет твоей вины. Это заложено в вашей ДНК.

Итак, я принимаю твою любовь, Брукс. Я разрешаю тебе любить меня отныне и навсегда.

Я начинаю планировать свадьбу. Она состоится через несколько дней в лесу – там, где вы, мальчики, обычно ловите рыбу. Я всегда мечтала о свадьбе на берегу озера, как у моих мамы с папой.

Тебе лучше надеть галстук, а не то безобразие цвета хаки, в котором ты был в церкви в прошлое воскресенье. И еще возьми у отца немного одеколона. Я понимаю, что ты мальчик, но от тебя не должно вонять.

Я люблю тебя, Брукс Тайлер Гриффин.

Отныне и навсегда.

Твоя будущая жена,

Мэгги Мэй.

P.S. Я принимаю твои извинения, которых ты мне никогда не приносил. Джейми сказал, что ты сожалеешь, поэтому пусть тебя не беспокоит, что я злюсь.

***

Письмо девочке, которая сошла с ума

От Брукса Тайлера Гриффина

Мэгги Мэй.

Я. Не. Люблю. Тебя. Исчезни отныне и навсегда.

Твой НЕ будущий муж,

Брукс Тайлер.

***

Письмо смешному мальчику

От Мэгги Мэй Райли

Мой дорогой Брукс Тайлер, ты рассмешил меня.

Джейми предупреждал, что именно так ты и ответишь.

Что ты думаешь о фиолетовых и розовых тонах для церемонии?

Вероятно, нам следует вместе переехать, но я слишком юна, чтобы взять ипотеку. Может, мы могли бы пожить у твоих родителей, пока ты не найдешь постоянную стабильную работу, чтобы обеспечить меня и наших домашних питомцев. У нас будет собака по кличке Скиппи и кот по кличке Джем.

Твоя Мэгги Мэй.

***

Письмо девочке, которая по-прежнему безумна

От Брукса Тайлера Гриффина

Мэгги, мы не поженимся. У нас не будет домашних животных. Мы даже не друзья. Я НЕНАВИЖУ ТЕБЯ, МЭГГИ! Если бы твой брат не был моим лучшим другом, я бы с тобой НИКОГДА не общался. Думаю, ты сумасшедшая.

Скиппи и Джем? Это глупо. Это самая большая глупость, которую я когда-либо слышал. И еще, всем известно, что лучшее арахисовое масло – это JIF.

НЕ ТВОЙ, Брукс.

***

Письмо мальчику с плохим вкусом

От Мэгги Мэй Райли

Брукс Тайлер!

Мама всегда говорит, что хорошие отношения строятся на двух основных принципах: любить то, в чем оба пахожи – то, что объединяет каждую пару, и уважать различия. Мне нравится то, что мы оба любим арахисовое масло, и я уважаю твое мнение о JIF.

Даже если оно ошибочное.

Навсегда твоя,

Мэгги Мэй.

P.S. Ты нашел галстук?

***

Письмо девочке, которая по-прежнему и ЕЩЕ СИЛЬНЕЕ безумна

От Брукса Тайлера Гриффина

Мэгги Мэй, мне не нужен галстук, потому что я не собираюсь никогда жениться. И слово «похожи» пишется через «О», идиотка.

Брукс.

***

Письмо мальчику, который заставил меня плакать

От Мэгги Мэй Райли

Брукс, это подло.

Мэгги.

***

Письмо девочке, которая ПО-ПРЕЖНЕМУ не перестает быть сумасшедшей, но никогда не должна плакать

От Брукса Тайлера Гриффина

Мэгги Мэй, прости.

Иногда я могу быть настоящим придурком.

Брукс.

***

Письмо мальчику, который заставил меня улыбнуться

От Мэгги Мэй Райли

Брукс Тайлер Гриффин, я прощаю тебя.

Приходи в том уродском галстуке, если хочешь. Независимо от того, насколько плохо ты одеваешься, я по-прежнему люблю тебя и стану твоей женой.

Встретимся в следующий выходной в пять часов между двумя плакучими ивами.

Отныне и навсегда твоя,

Мэгги Мэй Райли.

Глава 2

Брукс

Я ненавидел Мэгги Мэй.

У меня не хватит слов описать свои чувства к надоедливой крикливой девчонке, которая преследует меня все последнее время. Единственное слово, возникающее в моей голове всякий раз, когда она оказывается рядом со мной, – «ненависть». Я ни за что не должен был давать ей тот ночник несколько лет назад. Мне следовало просто притвориться, что ее не существует.

– Зачем она идет? – застонал я, упаковывая леску, поплавки, грузила и крючки в свою коробку для снастей.

Последние два года я ходил на рыбалку со своим папой, старшим братом Джейми, Келвином и его новым отцом Эриком, которого я звал мистером Райли. Мы отправлялись на озеро в пятнадцати минутах ходьбы от дома, садились в лодку мистера Райли, смеялись и подшучивали друг над другом. Озеро было таким большим, что, глядя с одного берега, с трудом можно было различить противоположный, на котором располагались городские магазины. Мы с Келвином частенько пытались угадывать здания: библиотеку, магазин, торговый центр. А потом прикладывали все силы, чтобы поймать рыбу. Это был «пацанский» день, когда мы ели огромное количество вредной еды и не заботились о том, что заработаем расстройство желудка. Это было нашей традицией, которую сейчас разрушала глупая десятилетняя девчонка, постоянно поющая и безостановочно танцующая.

Мэгги Мэй была олицетворением надоедливости. Это правда. Я нашел ее имя в словаре, и оно означало: «надоедливая сводная сестра Келвина». И пусть я сам добавил это определение, получив нагоняй от мамы за то, что писал в книге, тем не менее, это была правда.

– Мои родители сказали, что она пойдет с нами, – объяснил Келвин, поднимая удочку. – Мама повезла Шерил к врачу, поэтому в ближайшие несколько часов за Мэгги некому присматривать.

– А нельзя было просто запереть ее дома? Твои родители могли бы оставить ей арахисового масла и холодный сэндвич, пакетик сока или еще что-нибудь.

Келвин усмехнулся.

– Я просил их. Это так глупо.

– Это она глупая! – воскликнул я. – Она носится с идеей выйти за меня замуж на лесной поляне. Сумасшедшая.

Джейми хихикнул.

– Ты так говоришь просто потому, что тайно влюблен в нее.

– Нет! – рявкнул я. – Это отвратительно. Меня тошнит от Мэгги Мэй. Мысль о ней, как страшный сон.

– Ты так говоришь, потому что любишь ее, – насмехался Джейми.

– Лучше закрой рот, иначе я сам заткну его тебе, придурок. Она сказала, что это ты распустил слух, что я влюблен в нее. Это из-за тебя она решила, что мы поженимся.

– Да, я знаю, – со смехом произнес он.

– Зачем ты это сделал?

Джейми хлопнул меня по плечу.

– Потому что я твой старший брат, а старшие братья обязаны делать жизнь младших невыносимой. Таковы условия братского контракта.

– Я не подписывал никакого контракта.

– Ты несовершеннолетний, поэтому за тебя его подписала мама, вот так-то.

Я закатил глаза.

– Все равно. Единственное, в чем я уверен – Мэгги погубит сегодняшний день.

У нее дар все портить. Кроме того, она даже не умеет ловить рыбу!

– Я тоже готова! – выкрикнула Мэгги, выбегая из дома в платье, желтых босоножках и с удочкой в стиле Барби.

Тьфу! Кто ходит на рыбалку в платье и с кукольной удочкой?

Она провела пальцами по своим тонким светлым волосам и задрала свой огромный нос.

– Спорим, что я поймаю рыбы больше, чем Келвин и Брукс вместе взятые! К тебе это не относится, Джейми. Уверена, ты хороший рыбак, – она улыбнулась ему, и я потерял дар речи. У нее была самая безобразная улыбка.

Джейми ухмыльнулся в ответ.

– Готов поспорить, ты тоже неплохой рыбак, Мэгги.

Здесь самое время закатить глаза. Джейми всегда так поступал – был с Мэгги супер-милым, потому что знал, как это бесит меня. Мне было известно, что она вообще ему не нравилась, потому что была такой несимпатичной.

– Вы, ребята, собираетесь весь день просидеть здесь, или все-таки отправимся к озеру? – спросил мистер Райли, выходя из дома с удочкой и коробкой со снастями. – Давайте выдвигаться.

Мы все пошли по дороге – ну, парни шли. Мэгги прыгала, вертелась и спела больше попсовых песен, чем кто-либо из нас слышал. Клянусь, если бы мне пришлось наблюдать, как она в очередной раз танцует Макарену, я сошел бы с ума. Добравшись до леса, я представил себе, как мы, парни, садимся в лодку мистера Райли, а Мэгги почему-то остается на берегу.

Какая идеальная мечта.

– Нам потребуется наживка, – сказал мистер Райли, вытаскивая маленькую лопатку и металлическое ведерко. – Чья очередь?

– Брукса, – сказал Келвин, указывая на меня. Каждый наш поход на рыбалку один человек отвечал за выкапывание червей. Без возражений я схватил ведро и лопатку. По правде говоря, копание червей – одна из моих любимых частей рыбалки.

– Думаю, с ним должна пойти Мэгги, – ухмыльнулся Джейми и подмигнул Мэгги.

Ее лицо озарилось надеждой, а я был в шаге от того, чтобы треснуть своего братца по голове.

– Нет. Все в порядке. Я сам справлюсь.

– Все-таки я могла бы пойти, – Мэгги широко улыбнулась, скалясь от уха до уха.

Какая отвратительная улыбка!

– Папа, можно мне пойти с Бруксом?

Я метнул взгляд на мистера Райли и понял, что обречен, потому что он страдал серьезной формой СД – синдрома дочери. Я ни разу не видел, чтобы он говорил Мэгги «нет», и очень сомневался, что сегодня в его планы входит сделать это.

– Конечно, милая. Вдвоем вам будет веселее, – улыбнулся он. – А мы пока подготовим лодку, и как только вы вернетесь, сразу отплывем.

Перед тем, как отправиться в лес, я удостоверился, что Джейми получил увесистый шлепок по руке. Он шлепнул меня сильнее, чем заставил Мэгги рассмеяться. Когда мы с ней пошли к лесу, я вставил в уши наушники своего МР3-плеера и поспешил вперед, надеясь, что она отстанет, но ее подпрыгивания и вращения оказались на удивление быстрыми.

– Итак, ты все еще не нашел галстук? – спросила она.

Я закатил глаза. Даже сквозь музыку я услышал ее громкий вопрос.

– Я не женюсь на тебе.

Она хихикнула.

– Брукс, наша свадьба через два дня. Не говори глупостей. Полагаю, твоим шафером будет Келвин? Или Джейми? Шерил будет моей подружкой невесты. Эй, как думаешь, могу я немного послушать твою музыку? Келвин сказал, что у тебя есть любимая музыка, и я подумала, что должна знать, какую ты слушаешь, раз мы планируем пожениться.

– Мы не планируем, и ты никогда не прикоснешься к моему плееру.

Она хихикнула, как будто я сказал что-то смешное.

Я начал копать червей, а она – раскачиваться на ветках деревьев.

– Ты собираешься помогать мне копать, или как?

– Я не прикоснусь к червякам.

– Тогда зачем ты вообще сюда пошла?

– Пф-ф-ф! Так мы сможем вместе закончить планировать свадьбу. Кроме того, я надеялась, мы сможем взглянуть на хижину недалеко отсюда. Она может стать нашим домом, если захочешь. Мы могли бы отремонтировать ее для себя, Скиппи и Джема. Во всяком случае, там никто не живет. Для нашей семьи ее вполне хватит.

Эта девчонка сумасшедшая.

Пока я копал, она без умолку болтала. Чем быстрее я копал, тем больше она трещала про всякую девчачью фигню, которую я терпеть не мог, – туфли, макияж, первый танец, свадебный торт, украшения. Она даже говорила о том, что заброшенную хижину можно использовать для хранения продуктов на вечеринку. Список можно продолжать бесконечно. Я уже подумывал бросить лопату с ведром и спасаться бегством – несомненно, Мэгги хотела моей смерти. Когда она упомянула имя нашего первого ребенка, я понял, что все зашло слишком далеко.

– Послушай! – рявкнул я, швырнув на землю ведро с несколькими найденными червями. Они начали выползать, пытаясь найти обратный путь к земле, но меня это не волновало. Я вдохнул полной грудью и шагнул в ее сторону. Вскинув в воздух кулаки, я выкрикнул ей прямо в лицо: – Мы не поженимся! Ни сегодня, ни завтра – никогда! Ты мне отвратительна. А в последнем письме я был таким любезным, потому что Джейми сказал, если я напишу что-то плохое, то он все расскажет родителям, и мне влетит. Ясно? Так что заткнись уже со своими разговорами о свадьбе!

Наши лица находились в сантиметре друг от друга. Она спрятала руки за спину, и я заметил легкую дрожь ее нижней губы. Мэгги прищурила глаза, изучая меня, словно пыталась разгадать смысл предельно ясных слов, только что произнесенных мной. На секунду она нахмурилась, а потом снова изобразила эту свою мерзкую улыбку. Прежде чем я успел закатить глаза, она наклонилась, обхватила ладонями мое лицо и притянула ближе к себе.

– Что ты делаешь? – спросил я, несмотря на сплюснутые щеки.

– Я собираюсь поцеловать тебя, Брукс, потому что мы должны потренироваться в нашем первом поцелуе, прежде чем продемонстрируем его нашим семьям и друзьям.

– Ты совершенно точно не поцелуешь… – я замолчал, и мое сердце гулко забилось. Мэгги прижала свои губы к моим и притянула меня ближе к себе. Не раздумывая, я отшатнулся от нее. Мне хотелось что-то сказать, но говорить оказалось трудно, поэтому я просто смотрел – неуверенно и испуганно.

– Нам нужно попробовать еще раз, – сказала она, кивнув сама себе.

– Нет! Не целуй… – и она снова поцеловала меня. Я чувствовал, как все мое тело нагревается от… злости? Да, точно от злости. Или, может быть… – Ты прекратишь это? – закричал я, вырываясь из ее рук и отступая назад. – Ты не можешь целовать людей, которые не хотят, чтобы их целовали!

Ее взгляд потяжелел, а щеки покраснели.

– Ты не хочешь меня поцеловать?

– Нет! Не хочу! Я ничего с тобой не хочу, Мэгги Мэй Райли. Я больше не хочу быть твоим соседом. Не хочу быть твоим другом. Я не хочу на тебе жениться и, конечно, совершенно точно не хочу с тобой целоваться, – я снова резко замолчал, но на этот раз по собственной воле. Каким-то образом во время своей тирады я подходил к ней все ближе и ближе, и мои губы украли ее следующий вдох. Я прижал ладони к ее щекам и сжал их, крепко целуя ее в течение целых десяти секунд. Да, я считал каждую секунду. Отстранившись друг от друга, мы застыли как вкопанные.

– Ты поцеловал меня, – прошептала она.

– Это была ошибка, – ответил я.

– Хорошая ошибка?

– Ужасная ошибка.

– Ой.

– Да.

– Брукс?

– Мэгги?

– Можно нам еще один плохой ошибочный поцелуй?

Я ковырнул ботинком траву и потер шею.

– Он не будет означать, что я женюсь на тебе.

– Ладно.

Я вздернул бровь.

– Уточню, что это продлится не больше десяти секунд, и все. Мы никогда больше не поцелуемся. Никогда.

– Хорошо, – кивнув, ответила она.

Я подошел чуть ближе, и мы прижали ладони к щекам друг друга. Пока мы целовались, я закрыл глаза и считал до десяти. Считал медленно, как ползет червяк.

Один…

Один с хвостиком…

Один с половиной…

Два…

– Брукс? – пробормотала Мэгги мне в рот, и я открыл глаза, чтобы увидеть, как она уставилась на меня.

– Да? – спросил я. Мы все еще сжимали щеки друг друга.

– Мы можем перестать целоваться. Я уже пять раз досчитала до десяти.

Я смущенно отступил.

– Ну и ладно. В любом случае, нам пора возвращаться к лодке, – спешно пытаясь собрать червей (крайне неудачно), я краем глаза наблюдал, как Мэгги кружится в своем платье, что-то напевая.

– Эй, Брукс. Знаю, я сказала, что ты можешь прийти на свадьбу в том ужасном галстуке, но, думаю, зеленый будет лучше на тебе смотреться. Захвати галстук завтра на репетицию. Встречаемся здесь в семь, – ее губы изогнулись, а я не мог понять, что такого изменилось в ней в этот момент.

Ее улыбка больше не казалась безобразной.

Когда она собралась идти, я вскочил, снова опрокинув ведро с червями.

– Эй, Мэгги?

Она повернулась на пятках.

– Да?

– Может, мы потренируемся в поцелуях еще раз?

Она покраснела и улыбнулась – и это было очаровательно.

– Как долго?

– Не знаю, – я пожал плечами, засовывая руки в карманы и глядя вниз на траву и ползущего по моему шнурку червяка. – Может, просто подольше десяти секунд.

Глава 3

Мэгги

Я любила Брукса Тайлера.

Мне бы хотелось подобрать более емкое слово, чтобы описать свои чувства к красивому грубияну, который на днях поцеловал меня. Но «ЛЮБОВЬ», казалось, – это единственное слово, приходящее мне на ум всякий раз, когда он оказывался рядом.

Лежа на кровати, снова и снова размышляя о нашем последнем десятисекундном поцелуе, я услышала громкий возглас Шерил:

– Ты, должно быть, прикалываешься!

Я не была уверена, что производит больше шума – завывающий снаружи ветер или Шерил.

– Я не знаю, как быть подружкой невесты, – заныла Шерил, плюхаясь на кровать рядом со мной. Ее рыжие кудряшки пружинили вверх-вниз, пока она подпрыгивала на моем матрасе.

С тех пор, как я попала в ее семью, Шерил была для меня больше, чем сводной сестрой – она стала мне лучшей подругой. Поэтому моей подружкой невесты должна быть именно она.

– На самом деле, тебе ничего не нужно делать, кроме разве того, чем я сама не хочу заниматься. И пока у меня стрессовое состояние из-за подготовки к свадьбе, ты будешь девочкой, на которую я безостановочно могу кричать. А, и еще ты должна будешь держать шлейф моего платья, пока я буду идти по проходу.

– Почему я должна держать твое платье?

Я пожала плечами.

– Не знаю, но подружка невесты на свадьбе моей тети держала его, так что, я думаю, это просто часть свадьбы.

С помощью кукол Барби, мягких игрушек и лошадок My Little Pony я устроила в центре спальни расстановку свадебной церемонии. Кен был женихом, изображая Брукса, а Барби была в роли меня.

– Как ты вообще заполучила парня? – спросила Шерил, все еще подпрыгивая.

– Жениха, – поправила я. – Это проще простого. Я уверена, ты тоже сможешь. Просто завиваешь волосы, потом пишешь письмо, в котором говоришь, что выходишь за него замуж.

– Правда? – Шерил повысила голос. – И больше ничего не нужно?

Я кивнула.

– Это все.

– Вау, – выдохнула она, слегка озадаченная.

Хотя я не понимаю чем. Получить парня довольно легко. Мама говорит, что гораздо труднее избавиться от него.

– Откуда ты все это знаешь?

– Мама мне рассказала.

Она надулась.

– А почему она мне не рассказывала? Я тоже ее дочь. Кроме того, сначала она была только моей мамой.

– Наверное, ты еще маленькая. Скорее всего, она расскажет тебе это в следующем году.

– Я не хочу ждать целый год, – Шерил перестала подпрыгивать на кровати и начала накручивать на палец свой локон. – Мне нужна ручка и бумага. Или, ну… ты уверена, что Брукс не захочет жениться и на мне тоже?

Я приподняла бровь и всплеснула руками.

– Что это должно означать?

Она продолжала накручивать на палец свои волосы.

– Я просто сказала. Он довольно часто мне улыбается.

О. Мой. Бог.

Моя сестра шлюха. Мама говорила, что мне нельзя произносить это слово, но я слышала, как она однажды назвала так свою сестру за то, что та встречалась с женатым мужчиной, и тетя Мэри была не в восторге от этого прозвища. По большому счету, Шерил собиралась сделать то же самое.

– Он дружелюбный, поэтому улыбается всем. Однажды я видела, как он улыбнулся белке.

– Ты сравниваешь его улыбки, адресованные мне, с тем, как он улыбается белкам? – спросила она, повышая голос.

На какое-то время я задумалась, размышляя об этом. У Шерил и белок есть пара общих черт. Ну, например, белки любят орехи, и Шерил была абсолютно чокнутой, если хоть на секунду могла подумать, что Брукс променяет меня на нее. (Примеч. в данном случае используется игра слов: nuts – орехи, и nuts – чокнутый).

Шерил поднялась с кровати и вздохнула, все еще накручивая на палец локоны.

– Ты слишком долго обдумываешь ответ. Подожди, пока я не расскажу маме все, что ты сказала! Я могу заполучить любого парня, какого захочу, Мэгги Мэй, и тебе нечего на это возразить.

– Мне все равно! Ты просто не можешь забрать у меня жениха.

– Могу!

– Не можешь!

– Могу!

– Заткнись и перестань крутить свои дурацкие волосы, – закричала я.

Она ахнула, заплакала и, выбегая из комнаты, прохныкала:

– Я не приду на твою свадьбу!

– Тебя и не приглашали! – крикнула я в ответ.

Спустя всего несколько минут в мою комнату вошла мама и, прищурив глаза, спросила:

– У вас, девочки, была очередная битва, да?

Я пожала плечами.

– Просто она снова разыгрывала драму.

– Для двух лучших подруг вы слишком часто раздражаетесь.

– Да, но это свойственно всем девочкам.

Она улыбнулась и согласилась.

– Ну, ты просто не забывай, что она младше тебя, Мэгги, и у Шерил не так все просто, как у тебя. Она немного замкнутая и со своими причудами – ей непросто приспосабливаться. Ты ее единственная настоящая подруга. И ты ее сестра. Она – твоя семья, а что делают в семье?

– Заботятся друг о друге?

Мама кивнула и поцеловала меня в лоб.

– Правильно. Мы заботимся друг о друге даже в самые трудные дни.

Каждый раз, когда мы с Шерил вступали в противоборство, мама говорила мне это. В семье все заботятся друг о друге. Особенно в трудные дни, когда даже не хочется никого видеть. Я помню, когда она сказала это впервые. Они с папой усадили нас в гостиной – Келвина, Шерил и меня – и сказали, что было бы здорово, если бы мы стали называть их мамой и папой. В этот вечер они поженились, и мы официально стали семьей. Когда мы сидели там, мама с папой попросили нас взяться за руки и пообещать, что мы будем всегда заботиться друг о друге. Потому что так поступают в настоящей семье.

– Я попрошу прощения, – прошептала я себе под нос, говоря о Шерил. В конце концов, она моя лучшая подруга.

Остаток дня я провела, планируя свадьбу. Я мечтала о свадьбе с тех пор, как мне исполнилось семь – то есть, очень давно. Меня мучил вопрос: какую музыку любит Брукс. Поскольку он не разрешил мне послушать, я должна была сама догадаться. Они с Келвином частенько баловались с папиной гитарой, бренчали на ней каждый вечер и говорили, что когда-нибудь станут известными музыкантами. Сначала я не особо в это верила, но чем больше они практиковались по вечерам, тем лучше у них получалось. Возможно, они смогли бы сыграть на свадьбе. Кроме того, я могла бы выбрать его любимую песню для моего торжественного выхода. С другой стороны, всю прошлую неделю они с братом пели «Сексуальную попку» Джастина Тимберлейка, и лично мне она не казалась подходящей для бракосочетания. Может быть, для нашего первого танца?

***

Каждую ночь после того, как папа с мамой укладывали нас в кровати, я слышала играющую внизу, в гостиной, музыку. Это всегда была одна и та же песня – «Ты волнуешь меня» Сэма Кука – под нее они танцевали первый танец. На цыпочках выходя из комнаты, я подкрадывалась к перилам лестницы и смотрела вниз. Свет был выключен, папа брал маму за руку и спрашивал:

– Потанцуешь со мной?

Он задавал этот вопрос каждую ночь, а потом они начинали танцевать. Папа кружил маму в танце, и оба хихикали, как дети. У мамы в руках был бокал с вином, и, когда папа наклонял ее, немного вина выплескивалось на белый ковер. Они еще больше смеялись над устроенным беспорядком и только крепче прижимались друг к другу. Мама склоняла голову на папину грудь, и он что-то шептал ей на ухо, пока они медленно танцевали.

Вот такой я видела настоящую любовь.

Настоящая любовь – это вместе смеяться над ошибками.

Настоящая любовь – это шептать друг другу секреты.

Настоящая любовь – это никогда не танцевать в одиночестве.

***

На следующее утро я проснулась в предвкушении предстоящего дня.

– Сегодня репетиция моей свадьба! – закричала я, вскакивая на кровати и размахивая руками. – Сегодня у меня репетиция! Сегодня репетиция моей свадьбы!

Келвин ввалился в мою спальню, протирая руками сонные глаза.

– Боже, Мэгги, ты можешь заткнуться? Сейчас еще три часа ночи, – проворчал он, зевая.

Я улыбнулась.

– Это не имеет значения, потому что сегодня репетиция моей свадьбы, Келвин!

Он разворчался еще больше и даже обозвал меня, но мне было все равно.

В комнату, спотыкаясь, вошел папа, как и мой брат, протирая глаза и зевая. Он подошел к кровати, и я повисла у него на шее, заставляя кружить меня в воздухе.

– Папочка, угадай что? Угадай что? – возбужденно выкрикивала я.

– Дай-ка угадаю. Сегодня у тебя репетиция свадьбы?

Я быстро кивнула и засмеялась, пока он устало кружил меня в воздухе.

– Как ты узнал?

Он ухмыльнулся.

– Счастливая догадка.

– Можешь уговорить ее перестать вопить, чтобы мы могли вернуться в свои кровати? – простонал Келвин. – Это даже не настоящая свадьба!

Я ахнула и собралась возразить ему, что это ложь, но папа остановил меня, прошептав:

– Не все из нас жаворонки. Давай мы все вернемся в свои кровати еще на несколько часов, а потом я приготовлю тебе предсвадебный завтрак?

– Вафли с клубникой и взбитыми сливками?

– И с сиропом, – улыбнулся он.

Келвин с топотом убрал свою сварливую задницу из моей комнаты, а папа уложил меня обратно в кровать и потерся кончиком своего носа о мой, изображая эскимосский поцелуй.

– Постарайся поспать еще несколько часов, хорошо, милая? У тебя впереди длинный день, – он подоткнул мне одеяло – так же, как и каждый вечер.

– Хорошо.

– И, Мэгги Мэй?

– Да?

– Биение твоего сердца заставляет планету вертеться, – сколько себя помню, он всегда говорил мне это.

Выходя из комнаты, он выключил свет, и я осталась лежать в постели, разглядывая светящиеся в темноте наклеенные на потолке звезды. Прижав руки к груди, я чувствовала каждый из ударов моего сердца, заставляющего вертеться планету.

Я знала, что должна была спать, но не могла, потому что это был канун моей свадьбы, и я собиралась выйти замуж за мальчика, который, сам того не зная, стал моим лучшим другом с тех пор, как нам исполнилось десять лет.

Вероятно, эти десять лет ему потребовались на то, чтобы понять, что он действительно хочет стать моим мужем.

И совершенно очевидно, что отныне мы будем счастливы.

***

Когда наступило утро, я вскочила первая, ожидая увидеть внизу свои вафли. Но папа и мама еще спали, когда я прокралась в их спальню.

– Эй, ребята, вы проснулись? – прошептала я.

Тишина.

Похлопав папу по щеке, я повторила:

– Эй, пап, ты проснулся?

– Мэгги Мэй, сейчас еще рано вставать, – пробормотал он.

– Но ты обещал сделать вафли! – захныкала я.

– Утром.

– Уже утро, – простонала я и, подойдя к окну, отдернула шторы. – Видишь? Солнце взошло.

– Солнце – обманщик, и именно поэтому Господь создал шторы, – зевнула мама, переворачиваясь на бок. Открыв глаза, она взглянула на часы на тумбочке. – Половина шестого в субботу – это не утро, Мэгги. Возвращайся в постель, мы разбудим тебя.

Они не приходили меня будить до восьми утра, но, к их удивлению, я так и не уснула. День тянулся медленнее, чем мне хотелось. Родители заставили меня сходить посмотреть танцевальное выступление Шерил, которое длилось дольше, чем нужно. И, как только мы вернулись домой, я была готова мчаться к Бруксу. Но мама сказала, что мне нужно просто пойти поиграть, и то при условии, что возьму с собой Шерил. А она, даже после того, как я извинилась перед ней, все равно не хотела быть подружкой невесты. Так что мне пришлось улизнуть одной, чтобы встретиться в лесу с Бруксом. Я бежала по улицам нашего квартала с идеально покошенными газонами и такими же идеальными клумбами. Харпер-Каунти был маленьким городком, где все друг друга знали, так что не пройдет много времени, и кто-нибудь сообщит маме, что, так мол и так, но меня видели бегающей по улице в одиночку. Поэтому я должна ускориться. Просто это не очень получалось, потому что мне обязательно нужно остановиться на перекрестке, посмотреть туда-сюда на дорогу и перебежать улицу к дому миссис Бун.

Газон миссис Бун был полной противоположностью всем остальным. На нем повсюду росли цветы, не подчиняясь какому-то определенному порядку. Желтые розы, лаванда, маки – назовите любой цветок, и он, скорее всего, растет во дворе миссис Бун. Никому никогда не приходило в голову останавливаться перед домом пожилой леди. Все называли ее грубиянкой и надменной ворчуньей. Чаще всего она сидела одна на своем крыльце, раскачиваясь взад-вперед в кресле-качалке и ворча себе под нос, когда ее кот Маффин начинал бегать по всему двору.

Моим любимым моментом было, когда миссис Бун уходила в дом, чтобы налить себе чаю. Она пила чаю больше, чем может себе представить человек. Однажды мы с Шерил наблюдали за ней через улицу и были потрясены, сколько раз за это время она покидала свое кресло-качалку и возвращалась обратно с чашкой чая.

Всякий раз, когда она исчезала в доме, я пробиралась к ней во двор, огороженный белым забором. Я старалась понюхать как можно больше цветов, а потом валялась в высокой траве с ее Маффином. Сегодня я торопливо вошла в ее двор, потому что до встречи с Бруксом оставалось совсем мало времени.

– Эй, девчонка Эрика! Убирайся с моего газона! – зашипела миссис Бун, открывая первую дверь дома и держа в руке чашку с чаем. Я сотни раз называла ей свое имя, но она отказывалась произносить его.

– Мэгги, – сказала я, поднимаясь с травы с мурчащим Маффином на руках. – Меня зовут Мэгги, миссис Бун. Мэгги, – повторила я медленно и четко, чтобы убедиться, что она меня понимает.

– О, мне известно, кто ты, маленькая негодяйка! А теперь убирайся от моих цветов и моего кота.

Я пропустила это мимо ушей.

– Понимаете, миссис Би, у вас во дворе самые красивые цветы из всех, что я видела. Вы знаете об этом? Меня зовут Мэгги – на всякий случай, если вы забыли. Если хотите, можете называть меня Мэгги Мэй. Так меня называют почти все в моей семье. К слову о семье и цветах, я решила у вас спросить… как вы думаете, могу ли я попросить у вас немного цветов на завтра для моей свадьбы?

– Свадьбы? – фыркнула она, прищурив слишком сильно накрашенные глаза. Мама всегда говорила – чем меньше, тем лучше. Миссис Бун явно считала иначе. – Не слишком ли ты мала для свадьбы?

– Любви все возрасты покорны, миссис Би, – я потянулась к маку, сорвала его и пристроила у себя за ухом. Маффин спрыгнул с моих рук.

– Сорвешь еще один цветок, и это станет последним поступком в твоей жизни, – предупредила она, сердито нахмурившись.

– Ради цветов я готова даже отказаться от мороженого, миссис Би. Я могу сама их нарвать, чтобы вас не утруждать.

– Уходи! – закричала она, и ее голос пробрал меня до самого позвоночника. Выпучив от страха глаза, я выпрямилась и попятилась назад.

– Хорошо. Но если вы передумаете, я могла бы забежать завтра перед свадьбой. Вы тоже можете прийти, если хотите. Все будет проходить в лесу, под двумя плакучими ивами, завтра в пять часов вечера. Мама испечет торт, а папа сварит пунш. Вы можете взять с собой Маффина. Пока, миссис Би! До завтра!

Она заворчала громче, когда я, покидая ее двор, прихватила две желтые розы. Выбежав, я помахала на прощание сварливой даме, которая, скорее всего, не была такой уж сердитой – ей просто нравилось, что соседи распускают про нее такие слухи.

Чем ближе я подходила к плакучим ивам, тем сильнее билось сердце. Каждый вдох был переполнен надеждой, каждый шаг приближал меня к Бруксу. Это произошло. Наконец-то это сбылось. У меня будет то же, что и у папы с мамой. Я буду принадлежать ему, а он – мне.

Отныне и навсегда.

***

Он опаздывал.

Я знала, что в его доме есть часы, и знала, что он умеет определять время, но все-таки Брукс опаздывал.

Как мы сможем жить долго и счастливо, если он не появится вовремя?

Я бросила взгляд на часики с Барби, и в груди все сжалось.

19:16

Он опаздывает. Я сказала ему приходить к семи, а он опаздывает на шестнадцать минут.

Где он? Он бросил меня? Нет, он не мог.

Неужели он не любит меня так же сильно, как я его. Нет, любит.

С болью в сердце я шла через лес, разыскивая глупого мальчишку с красивыми глазами.

– Он просто перепутал ивы, – убеждала я себя, слушая шуршание листьев у себя под ногами. – Он придет, – твердила я, наблюдая, как ясное до этого небо становилось все темнее и темнее.

Мне никогда не разрешалось находиться вне дома после того, как зажгутся уличные фонари, но я знала, что все будет хорошо, потому что завтра моя свадьба. И я не останусь одна в темноте, потому что со мной будет Брукс.

19:32

С какой стороны я пришла? И куда подевались две плакучие ивы? Я шла через лес, сердце билось все сильнее, ладони вспотели.

– Брукс! – крикнула я, занервничав оттого, что сбилась с пути. Он найдет меня. Он придет. Я продолжала идти. Неужели я забрела еще глубже в лес? Еще дальше от ив? Как я смогу сообщить ему об этом? Я заблудилась. Где ивы?

19:59

Озеро.

Я найду озеро, где мальчишки обычно ловят рыбу. Может быть, Брукс там. Но в какой оно стороне?

Я побежала.

Я бежала и бежала, надеясь, что увижу блики на водной глади и там пойму, где я и как мне вернуться домой, или как найти Брукса. Возможно, он тоже заблудился. Может, он совсем один, испуганный и уставший. Возможно, он тоже меня ищет. Мне нужно найти его, потому что я знаю – когда мы окажемся вместе, со мной все будет хорошо.

20:13

Озеро.

Я нашла его.

Я нашла эту журчащую воду, и камни, и тихий плеск волн.

Я нашла озеро и нашла его.

– Джулия, пожалуйста, не уходи. Выслушай меня.

Брукс?

Нет.

Это не он.

Кто-то другой, и он не один. С ним еще кто-то. Девушка. Она продолжает говорить ему «нет», объясняя, что больше не может быть с ним, а ему это не нравится.

– У нас своя жизнь, Джулия. Мы семья.

– Ты не слышишь? Я больше не хочу быть с тобой.

– Это из-за того парня с работы?

Женщина закатила глаза.

– Не начинай сначала. Я тебе уже все сказала. У тебя проблема – ты не можешь контролировать гнев. Я не хочу, чтобы наш сын дальше это видел. Так больше не может продолжаться.

Он провел руками по волосам.

– Он трахает тебя, не так ли? Ты трахаешься с этим парнем с работы?

Пока она молчала, он все больше расстраивался, его грудь ходила ходуном. От вида этого мужчины у меня перехватило дыхание, а страх перерос в ужас. Стоять в одиночестве под плакучими ивами было менее страшно. Там мне и следовало оставаться.

Он закричал на нее, его голос сорвался:

– Чертова шлюха, – рявкнул он и сильно ударил ее по лицу. Она пошатнулась, всхлипнула и прижала ладонь к щеке. – Я дал тебе все. Мы жили вместе. Я просто должен был заниматься бизнесом. Нам нужно было встать на ноги. А как насчет нашего сына? Как насчет нашей семьи? – он снова и снова бил ее по лицу. – У нас была наша жизнь! – он толкнул ее на землю, его глаза были широко распахнуты, даже вылезали из орбит, как у буйно-помешанного.

У меня сжалось горло, когда я увидела, как мужчина, напомнивший мне ночную тьму, сомкнул пальцы вокруг шеи женщины.

– Ты не можешь бросить меня, – сказал он почти умоляющим голосом, ослабляя захват и снова сжимая ей горло. Она закричала, вцепившись в его руки. Он встряхнул ее, а она продолжала кричать, пытаясь сделать глоток воздуха. Он снова встряхнул ее. Она опять закричала, и я почувствовала его руки. Такое ощущение, что они были на моей шее. Душили меня. Встряхивали меня. Тащили меня.

Я обхватила пальцами свою шею – мне не хватало воздуха. Я понимала, что если сама чувствую, что задыхаюсь, то женщине еще хуже.

А потом зловещий человек потащил ее тело к воде.

В этот момент я поняла, кто он.

Дьявол.

Дьявол потащил тело женщины к озеру и опустил ее голову под воду.

И я перестала дышать.

***

Он утопил ее.

Он утопил ее.

Дьявол утопил женщину на берегу Харпер-Крик.

Я знала, что она мертва. Она пыталась отбиваться, пока дьявол удерживал ее голову под водой. Дьявол притащил ее на берег озера и не позволял вытащить голову из воды. Сначала женщина боролась, цепляясь за него пальцами, сопротивляясь дьяволу изо всех сил. Она отталкивалась от него всем телом, и каждый раз, когда дьявол вытаскивал ее голову из воды, судорожно открывала рот, пытаясь откашляться и сделать вдох. С громким плеском дьявол потащил ее дальше от берега. Вода доходила ему до шеи, и мне больше не было видно женщину.

– Не оставляй меня, – просил он ее умоляющим голосом. – Не оставляй меня, Джулия.

Я должна была перестать смотреть.

Я не могла перестать смотреть.

Она была полностью под водой, и все, что я могла видеть, это дьявольская тьма. Он вытащил обмякшее тело женщины обратно на берег, не переставая говорить с ней.

– Как ты могла? Как ты могла так с нами поступить? – потянувшись к ее левой руке, он снял с нее обручальное кольцо и надел его на свой палец.

Он убил женщину.

Он убил ее.

Я действительно это видела.

И тут до него дошло, что он натворил. Он осознал то, что сделал, и начал трясти безжизненное тело женщины.

– Джулия, – проскулил он. – Джулия, проснись, – он упал на землю рядом с ней и тряхнул ее, пытаясь сделать хоть что-нибудь, чтобы она очнулась, но этого не произошло. Он зарыдал над ее телом. – Пожалуйста, вернись.

Я сделала шаг назад, и под моей ногой хрустнула ветка.

Он поднял взгляд.

Убийца этой женщины смотрел на меня.

Не смотри на меня.

Я обхватила себя руками, в голове все закружилось. Ломая ветки, попадавшие мне под шлепанцы, я попятилась назад и врезалась спиной в ствол ближайшего дерева. В этот момент темно-шоколадный взгляд дьявола наткнулся на мою фигуру. В его глазах появилось ошеломленное выражение, и он уронил женщину.

– Эй! – крикнул он, глядя на меня. – Эй, что ты здесь делаешь? – он начал приближаться ко мне. Он с трудом передвигал ноги в моем направлении, с одежды текла вода.

Не уходи далеко одна, Мэгги Мэй. Тебе понятно? Ты не должна уходить гулять без своей сестры.

Мамины слова эхом отдавались в моей голове.

Он продолжал приближаться, и я, вскрикнув, пустилась от него наутек. Я побежала так быстро, как только могла, неслась сквозь заросли, чувствуя бешеное биение сердца в груди. Его шаги становились все громче, но я не могла оглянуться. Он догонял меня. Ближе, ближе, ближе. Беги, Мэгги. Быстрее, быстрее, быстрее. Беги!

Резкий рывок за платье отбросил меня назад, мак из моих волос упал на лесную тропинку. Крепко вцепившись пальцами в мою одежду, он швырнул меня на землю. Дыхание сбилось, и я закричала, когда он, в попытке удержать, навалился на меня всем телом и зажал рот своей мерзкой рукой, заглушая мои крики.

Я брыкалась и кричала. Кричала и брыкалась. Он собирался убить меня.

Он убьет меня.

Не надо, пожалуйста.

Я боролась, и слезы текли по моим щекам.

– Тебе не стоило здесь находиться, – прошипел он, начиная всхлипывать. – Ты не должна была этого видеть. Это была ошибка. Я не хотел…

Нет!

Он опустил руку мне на шею, сдавливая горло. Дышать становилось все труднее и труднее. Он плакал. Сильно плакал. Плакал и извинялся. Просил прощения за то, что делал мне больно. Извинялся за то, что сдавливал пальцами мое горло, и каждый следующий вдох давался мне все сложнее. Он говорил мне, что любит ее. Сказал, что любовь сделала его таким. Обещал, что никогда больше не причинит ей боли. Клялся никогда больше не обижать женщину, которую уже убил.

– Тебе не следовало находиться здесь, но ты здесь, – проговорил он, склоняясь над моим лицом. – Мне жаль. Прости, – от него пахло табаком и лакрицей, а на предплечье была большая татуировка в виде двух молитвенно сложенных рук с чьим-то именем под ними. – Как ты здесь оказалась? – спросил он. Его рот был в нескольких сантиметрах от моего, и он покачал головой, когда я приоткрыла губы, пытаясь крикнуть Бруксу и молясь о том, чтобы он услышал и нашел меня. Приложив палец к моему рту и прижавшись к нему губами, он издал тихий настойчивый звук: – Ш-ш-ш-ш.

Мои глаза стали огромными от страха.

– Пожалуйста, не кричи. Это был несчастный случай, – он прижался к губами к моему лбу. – Ш-ш-ш-ш, – сказал он снова. Затем он переместился к моему уху, и я почувствовала прикосновение его губ к мочке, когда он в последний раз прошептал: – Ш-ш-ш-ш…

Я исчезла.

В этот момент он украл меня у самой себя.

Я чувствовала себя грязной.

Чувствовала себя использованной.

Пойманной в ловушку.

– Мэгги Мэй! Где ты? – послышался крик Брукса, и его голос нарушил замысел дьявола. Он оттолкнулся от меня и быстро побежал прочь.

Я встала, пошатываясь, и даже не потрудилась отряхнуться от грязи, веток и листьев, прилипших к платью. Я промокла. Вода с его одежды впиталась в мою, и я промокла. Собрав все силы, я побежала. Помчалась. Изо всех сил я бежала на голос Брукса. Чем громче звучал его голос, тем сильнее билось мое сердце.

– Господи, Мэгги! Я пришел в идиотском фиолетовом галстуке, потому что тебе очень не нравился тот, цвета хаки, а ты кинула меня! Не могу поверить!

Когда его спина попала в поле моего зрения, он пинал травинки и бубнил себе под нос.

Брукс.

Он повернулся ко мне лицом, и все его раздражение разом исчезло, сменившись сильным беспокойством. Подбегая к нему, я запуталась в собственных ногах, и он вытянул руки, подхватывая меня.

– Эй, Мэгги, что произошло?

Я открыла рот, чтобы ответить, но в голове звучало только шиканье дьявола, швырнувшего меня на землю, касавшегося моей кожи, прижимавшего палец к моим губам. Он прикасался губами к моему лбу, шептал на ухо. Он собирался убить меня.

Позади нас раздался шорох, и я, широко раскрыв глаза, подскочила на месте и крепко прижалась к Бруксу с поисках защиты.

– Мэгги, все нормально. Это просто белка. Что тебя так напугало? Что с тобой произошло?

Я не могла выдавить из себя ни слова. Пальцами крепко вцепившись в рубашку Брукса, я притянула его ближе. Он не задавал никаких вопросов, а просто крепко обнимал меня.

– Все в порядке, Мэгги. С тобой все в порядке.

Я зарыдала в его рубашку, а он просто крепче обнял меня.

Глава 4

Мэгги

Я моргнула.

Свет стал ярче, медсестра светила фонариком мне в глаза. В нос. В уши. В рот.

Я моргнула.

В папиных глазах стояли слезы, но не катились по щекам. Он стоял, прислонившись к стене, рука была сжата в кулак, кулак прижат ко рту, изо рта не вылетало ни слова.

Я моргнула.

Мама заплакала, когда медсестра упомянула САК. Не знаю, что это, но мама зарыдала. (Примеч.: САК – субарахноидальное кровоизлияние, геморрагический инсульт).

Я моргнула.

Медсестра обтерла мое тело. Губы, щеки, бедра и…

Я моргнула.

Она расчесала мне волосы. Из них повыпадали листья. Она обнаружила кровь. Папа тихо заплакал.

Я моргнула.

Она разрезала мое платье и встряхнула его. Посыпалась грязь. Мое платье было грязным. Я была грязной. Везде. Мой мак исчез. Куда подевался мой маковый цветок? Она подстригла мне ногти. Маникюр был испорчен. Ногти были сломаны. Я была сломана.

Я моргнула.

Уличные фонари мелькали красными и зелеными огнями. Расплывчатыми желтыми. Перед глазами стояло его лицо.

Я моргнула.

Когда мы приехали домой, Келвин и Шерил стояли на крыльце. Они ничего не сказали. Я тоже.

Я моргнула.

Мама с папой забрали меня в свою спальню, и я заплакала, содрогаясь всем телом и чувствуя себя грязной, сломленной, использованной. Испуганной. Очень сильно напуганной.

Ш-ш-ш-ш…

Ш-ш-ш-ш…

Медсестра это заметила? Заметила его вкус на моих губах? Заметила следы от прикосновения его кожи к моей? Заметила?..

Я моргнула.

Закрыла глаза.

Я не хотела чувствовать. Не хотела существовать. Не хотела больше моргать. Я держала глаза закрытыми. Мне не хотелось видеть, но я все-таки видела. Я видела его. Ощущала его. Чувствовала его вкус.

Все померкло.

Все превратилось в тень.

Все стало черным.

Глава 5

Мэгги

Мама продолжала расхаживать по их с папой спальне, заламывая руки. Я сидела на краю кровати, слушая стук ее высоких каблуков по паркетному полу. Кровать была такой мягкой, что складывалось ощущение, будто ты сидишь на куче из миллиона пушинок, и было практически невозможно не растворяться в их мягкости. К тому же, я очень устала, так что это была не самая удачная комбинация ощущений. Усилием воли я держала глаза открытыми, хотя в последнее время пребывать в состоянии сна было лучше, чем бодрствовать. Единственная проблема в том, что сны иногда превращались в кошмары, и в настоящее время меня преследовал один – где я тонула.

– За последние дни ты не произнесла ни слова, Мэгги Мэй, – отчитывала меня мама. – Ни единого слова. Нас с папой это пугает, – ее карамельного цвета волосы были рассыпаны по плечам, и она непрестанно заправляла их за уши. А если не это, то пальцами с безупречным маникюром проводила по предплечьям, расчесывая кожу. Она была охвачена беспокойством и ходила по комнате все быстрее и быстрее. Хотелось бы мне, чтобы папа был дома, а не на работе. Обычно у него получалось сдерживать ее панику.

– Что там произошло, Мэгги? – спросила она. – Что ты делала там, в лесу? Мы с отцом предупреждали тебя… Мы просили не уходить одной.

Я вцепилась пальцами в край матраса и опустила голову.

– Это было позже разрешенного времени, – прошептала она дрожащим голосом. – И я умоляла тебя не выходить из дома после того, как зажигаются уличные фонари, не так ли? – она начала заикаться, что странно, потому что у мамы всегда была четкая сдержанная речь. – Я… го-говорила, что т-ты не должна выходить из дома поздно вечером, Мэгги Мэй.

Я приоткрыла губы, чтобы заговорить, но слова не шли. Мама отвернулась, прикусив нижнюю губу, а затем, скрестив на груди руки, она направилась ко мне. Я отвела от нее взгляд.

– Посмотри на меня, Мэгги, – приказала она.

Я покачала головой. Несколько слезинок скатилось по моим щекам, и я задрожала всем телом.

– Мэгги, когда я прошу посмотреть на меня, ты должна слушаться, – в ее голосе звучала паника, как если бы она боялась, что ее маленькая девочка пропала и больше никогда не вернется.

Возможно, так и было.

Мне хотелось настолько глубоко уйти в себя, чтобы никогда не вспоминать, как это было, никогда не ощущать этого, не чувствовать боли, не быть сломленной, не дышать. Глаза болели от длительного бодрствования, но эта боль была ничем по сравнению с болью в моей груди.

В ушах все еще звучали крики той женщины. Перед глазами стояла четкая картина того, как она борется за свою жизнь. А в душе все еще ощущалось близкое присутствие чудовища.

Еще несколько слезинок скатились по щекам, и я вздрогнула всем телом.

– О, дорогая, – воскликнула мама, пальцами приподнимая мой подбородок, чтобы я посмотрела на нее. – Постепенно, по словечку, расскажи мне, что случилось. Что произошло с тобой в том лесу?

Краем глаза я увидела в коридоре Келвина и Брукса, слушающих наш с мамой разговор. Прислонившись к стене, они смотрели на нас. Во взгляде Брукса было столько отчаяния, что, кажется, больше просто не может быть. Ладони Келвина были крепко сжаты в кулаки, которыми он постоянно бил стену позади себя. Мама проследила за моим взглядом и, когда заметила мальчиков, те поспешили уйти. Не уверена, что далеко. В последние дни эти двое не отходили от меня.

Однако, с Шерил все было наоборот. Та, казалось, боялась приближаться ко мне и вела себя так, словно у меня какая-то болезнь, и она может заразиться от одного взгляда в мою сторону. В одну из ночей я слышала, как она плакала из-за того, что ей пришлось пропустить выступление на танцевальном концерте. Это произошло по моей вине, потому что мама и папа не хотели от меня отходить.

– Мэгги Мэй, – прошептала мама.

Я отвернулась от нее, и она снова вздохнула.

– Пожалуйста, Мэгги. Расскажи. Я не пойму, как тебе помочь, пока ты не расскажешь, что случилось, – она снова и снова умоляла меня сказать ей хоть что-то, но я не могла. Мое горло пересохло. Может, стоит выпить ледяной воды. Мне нужно что-то, чтобы снять это оцепенение. Что-то, что заставит слова слетать с моих губ. Но я не могла пошевелиться.

– Я не понимаю! Не понимаю, почему ты не разговариваешь со мной. Ты должна рассказать мне, детка, потому что мне в голову лезут самые худшие предположения. Тебя кто-то обидел? Кто-то… – она не могла произнести это слово, но я поняла, о чем она спрашивала. – Просто расскажи, что случилось, даже если кто-то причинил тебе боль, дорогая. Я не буду осуждать тебя, клянусь. Мамочка просто хочет узнать, причинили ли тебе боль, – она с трудом сглотнула. – Если это так, то, милая, просто кивни. Ты можешь сказать мне, – прошептала она. – Помнишь, мы говорили о правилах безопасности? Что ты не должна позволять людям прикасаться к тебе? И что если бы такое случилось, ты должна обязательно рассказать маме и папе? Это случилось? Я имею в виду… знаю, что врачи тебя обследовали, но результаты… для этого нужно время. Кто-то… – она снова запнулась.

Я опустила голову. Тот незнакомец не изнасиловал меня физически, а я понимала, что спрашивает она именно об этом. Но несмотря ни на что, откровенно говоря, он изнасиловал меня всеми другими возможными способами.

Он изнасиловал мою наивность.

Мою юность.

Мой голос.

Он украл почти все во мне, когда я стала свидетелем его ужасного поступка и когда он пытался покончить со мной.

Он украл почти всю мою душу.

Тем не менее, я покачала головой. Физически он меня не насиловал.

Мама облегченно вздохнула и согнулась пополам в неконтролируемых рыданиях. Она дрожала всем телом и закрывала лицо руками, из-за чего ее слова было трудно разобрать.

– Почему ты молчишь? – спросила она.

Потому что мне нечего сказать.

– Я думаю, достаточно, Кэти, – прозвучал голос отца.

Я подняла взгляд и увидела стоящего в дверях папу – он смотрел на меня и на маму. Должно быть, он пораньше вернулся с работы, чтобы позаботиться о ней. Когда он был рядом, маме всегда становилось лучше. Она подошла к нему, и в ту же секунду он обернул руки вокруг ее худенького тела. Он что-то прошептал ей на ухо – видимо, слова оказались правильными, потому что мама перестала плакать и согласно кивнула в ответ. Через несколько минут она сказала, что ей нужен воздух, и вышла из комнаты.

Папа подошел ко мне, опустился на колени и одарил меня кривой улыбкой.

– Мэгги Мэй?

Да, папочка?

– Биение твоего сердца заставляет планету вертеться, – сказал он и прикоснулся носом к моему в эскимосском поцелуе. – И все будет в порядке. Знаешь, почему?

Я покачала головой, и он продолжил:

– Потому что никто из нас не одинок. У тебя есть семья, которая тебя любит и всегда будет с тобой. Договорились, шалунья?

Договорились, папочка.

Он улыбнулся, как будто услышал слова, которых я не произносила.

– Как насчет того, чтобы попозже сходить за замороженным йогуртом? Думаю, нам полезно будет выйти и прогуляться. Что скажешь?

Да.

Он улыбнулся шире, как будто снова меня понял. Может быть, родители всегда знают, о чем думают их дети. Возможно, это некое шестое чувство. Я была благодарна за эту папину сверхспособность.

Он ушел проверить маму, а я осталась в их комнате – сидя на пуховом матрасе, я позволила себе утонуть в его мягкости. Свесив ноги и откинувшись на спину, я закрыла глаза. В последнее время мои уши улавливали малейший звук поблизости – начиная от шума ветра, шелестящего в яблонях на заднем дворе, и заканчивая жужжанием мухи, летающей в ванной дальше по коридору. Я открыла глаза еще до того, как Брукс успел произнести хоть слово. Я услышала его мягкие шаги, приближающиеся ко мне. Поступь Келвина всегда была тяжелой, словно весь свой вес он переносил на каждый шаг. Брукс же ступал более мягко, словно шел по полу на цыпочках. Мне стало интересно, всегда ли его шаги были такими, или он стал так осторожно ходить в последние несколько дней. Не буду врать, раньше я не обращала внимания на звук его шагов. А теперь удивлялась тому, как много, оказывается, не замечают люди, которые слишком много болтают.

– Мэгги, ты в порядке? – спросил он, останавливаясь в дверях. Я не стала садиться, но повернула в его сторону голову. Наши взгляды встретились, и он засунул руки глубоко в карманы джинсов. – Келвин и твой отец во дворе – проверяют, как там мама. Она попросила, чтобы я ушел домой, и я согласился, но не мог уйти, не повидав тебя. Я могу что-то для тебя сделать?

Я пожала плечами, и он нахмурился.

– Можно мне войти? – спросил он. Я кивнула, и он нахмурился еще сильнее. Брукс присел на кровать, а потом откинулся на спину и лег рядом со мной. Моя голова была по-прежнему повернута к нему, и теперь мы оказались лицом к лицу.

– Твоя мама сказала, что ты не разговариваешь. Она говорит, что тебе нечего рассказать, но я думаю, это неправда. Уверен, тебе есть много что сказать, но ты не знаешь как.

Одинокая слеза скатилась по моей щеке, и я отвернулась, чтобы он не видел меня плачущей. Пускай он окажется свидетелем единственной слезы, а остальные, текущие по лицу, будут капать на мамину подушку.

Он тихо заговорил:

– Знаешь, это я виноват. Я должен был встретить тебя в лесу для нашей репетиции, но слишком долго пытался отыскать галстук, который тебе бы понравился. Знаю, ты, наверное, решила, что я бросил тебя, но это не так, Мэгги Мэй. Клянусь, я собирался встретить тебя, но, когда пришел, тебя нигде не было. Мне так жаль.

Я услышала, как Брукс шмыгнул носом, и слезы из моих глаз потекли с новой силой. Он продолжил:

– Мне действительно очень жаль. Прости, прости меня…

Мы оставались там еще несколько минут. Мои слезы продолжали литься, и Брукс не пытался убедить меня перестать плакать. Возможно, это всего лишь плод моего воображения, но мне показалось, что он и сам тихо плакал вместе со мной.

***

– Кому мороженого? – сказал папа, буквально врываясь в спальню – мы с Бруксом так и не выходили из комнаты. Не знаю, когда это произошло, но в какой-то момент мы с ним взялись за руки, и я до сих пор не нашла в себе сил разорвать этот захват.

Мы оба сели, и Брукс быстро отдернул свою руку.

– Я с удовольствием съел бы немного мороженого! – воскликнул он.

Следом за папой вошла мама и нахмурилась.

– Брукс, ты давно не был дома. Наверное, тебе стоит вернуться. Совершенно ясно, что нам нужно время побыть своей семьей, если ты не возражаешь, – она не хотела грубить, но я точно могла сказать, что Брукс был слегка обижен, хотя и улыбался.

Большинству людей эта улыбка показалась бы обычной, но я знала – так он улыбался, когда был немного смущен.

– Конечно, миссис Райли. Извините. Я ухожу, – он повернулся ко мне и улыбнулся лишь уголками губ. – Как ты сегодня, Мэгги Мэй?

После того происшествия он каждый день задавал мне этот вопрос. Я медленно кивнула.

Я в порядке, Брукс.

Он встал с кровати и направился к выходу, но папа, прочистив горло, сказал:

– Думаю, Брукс может присоединиться к нам на порцию мороженого.

– Эрик, – возразила мама, но папа положил ей руку на плечо, успокаивая.

– Конечно, если Мэгги не возражает, – закончил он, глядя на меня.

Брукс стрельнул в меня взглядом, исполненным такой надежды, что я никак не могла ему отказать. В конце концов, он мог слышать мое молчание. Я согласилась, и мы обулись и направились к передней части дома. Все вышли на улицу, но я остановилась в дверях. Сознание охватило паника, грудь сдавило. Что, если он все еще там? Что, если он поджидает меня? Что, если выжидает момента, чтобы сделать мне больно? Или кому-то еще, или…

– Мэгги, – сказала мама, глядя в мою сторону. – Пойдем, дорогая.

Я изо всех сил старалась выйти из дома. Изо всех сил пыталась сделать шаг вперед, но паника была непреодолимой. Каждую секунду мой разум приказывал мне шагнуть вперед, но я почему-то отступала назад.

– Что ты делаешь? – спросил Келвин, глядя на меня, как на сумасшедшую. И все смотрели на меня точно так же.

А разве не так?

Разве я не сошла с ума?

Я слышу его шепот. Он может увидеть меня. Он может причинить мне боль.

Я пятилась назад все дальше и дальше и испугалась, наткнувшись на стену. Я не смогу выйти ни улицу. Там опасно. Умом я понимала, что это не так, но единственное, что мне хотелось почувствовать, это безопасность. Мир пугал меня, и в последнее время страха во мне стало больше, чем силы.

– Идем, Мэгги! – застонала Шерил. – Ты все нам испортишь.

Мама ущипнула ее за руку.

– Шерил Рэй, прекрати!

Однако, она была права. Я все всем испортила. Мне жаль. Мне так жаль.

Я сделала еще один шаг назад и, прежде чем осознала это, ноги сами понесли меня обратно в родительскую спальню. Это было самое безопасное место, и у меня не было желания его покидать. Дрожа всем телом, я забралась под одеяло. Я не могла дышать. Не могла избавиться от звуков в своей голове. Не могла отключить свой мозг.

Когда одеяло начало сползать с меня, я вцепилась в его края, борясь за то, чтобы удержать. Он нашел меня. Он нашел меня.

Меня накрыло волной облегчения, когда я увидела папу. Мои глаза были широко распахнуты и полны паники, и я практически ощутила, как беспокойство за меня осело в его груди. Он приподнял одеяло и сел рядом со мной. Я не могла остановить собственную дрожь.

Ш-ш-ш-ш…

Ш-ш-ш-ш…

Дьявольские звуки ядом проникали в мой разум. Все, о чем бы я ни подумала, сопровождалось воспоминаниями о его настойчивом шепоте.

Я не могу выйти из дома. Если сделаю это, он увидит меня. Я не могу говорить. Если начну, он услышит меня.

– Мы справимся с этим, Мэгги, – сказал папа, притягивая меня в свои объятия. – Мы все исправим, несмотря ни на что.

Это был первый раз в жизни, когда папа лгал мне.

Когда он встал и вышел в коридор поговорить с мамой, я еще плотнее завернулась в одеяло. Дрожь не прекращалась, пока я слушала, как мама озвучивает свой самый глубокий страх:

– Что, если она никогда не оправится от этого? Что, если она больше никогда не станет собой? Что станут думать люди? Что они скажут?

– С каких пор нас заботит то, что скажут люди?

– Всегда, Эрик. Нас всегда волнует, что скажут люди.

И сейчас я впервые почувствовала, что фундамент любви моих родителей дал трещину.

И все из-за меня.

Глава 6

Брукс

– Идиотский галстук хаки. Тупой фиолетовый галстук. Тупой, тупой, тупой! – ворчал я, бросая все галстуки в верхний ящик комода. Я возненавидел галстуки, потому что из-за них опоздал. Я ненавидел себя за то, что Мэгги оказалась совсем одна в лесу.

Пинком закрыв ящик комода, я снова взбесился, потому что он не закрывался из-за кучи вещей.

– А-а-а-а-а, – заорал я, ударяя по нему кулаком. – Ненавижу тебя! Ненавижу! – я с остервенением пнул комод, но взамен получил лишь боль в ноге и отбитый палец.

– Все в порядке, Брукс? – спросила мама, заглядывая ко мне с обеспокоенным видом. На ней уже была униформа – она собиралась в больницу, где работала медсестрой. И судя по ее взгляду на часы, она опаздывала.

– В порядке, – раздраженно вздохнул я, доковылял до кровати и плюхнулся на нее, потирая ушибленный палец ноги.

Она подошла и приложила ладонь к моему лбу.

– Что случилось, малыш?

– Ничего, – пробормотал я. – Ты опоздаешь.

Она сняла часы и убрала их за спину. Потом улыбнулась мне и сказала:

– Не волнуйся. Давай поговорим, прежде чем я уйду. Знаю, ты сильно переживаешь из-за происшествия с Мэгги.

– Нет. Это не то. Просто не мог закрыть ящик, – мое лицо вспыхнуло, а руки сжались в кулаки. – Все из-за идиотских галстуков, – процедил я сквозь зубы.

– Галстуков?

– Да! Я вытащил из ящика все эти дурацкие галстуки и теперь не могу сложить их так, чтобы ящик закрывался, поэтому пнул его и ушиб ногу.

– Для начала, при чем тут галстуки?

– Потому что… – я замялся и приподнял бровь. – Ты сильно опоздаешь на работу.

– Не переживай, – она улыбнулась и погладила меня по волосам. – У меня все будет нормально. Скажи, что на самом деле беспокоит тебя.

– Ну… я должен был встретиться с Мэгги в лесу на нашей репетиции.

– Репетиции?

– Нашей свадьбы.

– Вы собираетесь пожениться?

С пылающим лицом я опустил взгляд в пол. Как я мог не сказать маме, что собираюсь жениться? Мэгги сообщила всем. А я? Никому.

– Да… ну… не знаю. Это глупая затея Мэгги. Я согласился на это просто потому, что Джейми меня заставил. Мэгги велела мне надеть галстук и встретить ее в лесу, что, в общем-то, должно было без труда получиться, но я слишком много времени потратил, выбирая галстук. Таким образом она оказалась в лесу совершенно одна, и все, что с ней случилось, произошло по моей вине. А теперь она не в себе, и все из-за меня, потому что я не пришел вовремя к плакучим ивам.

– О, мой дорогой, – вздохнула мама, поглаживая меня по спине. – Ты не виноват.

– Нет, виноват. Виноват, что не был там, чтобы защитить ее, и теперь она не разговаривает и не выходит из дома, потому что чего-то боится. Я должен был там быть, чтобы предотвратить это и защитить ее.

– Брукс… – мама понизила голос и сцепила руки в замок. – Все, что случилось с Мэгги – трагедия, но в этом нет твоей вины. Знаешь, чему меня научила жизнь? Тому, что просто сидеть и бесконечно прокручивать ситуацию в голове бесполезно. Ты не можешь изменить прошлое, но прямо сейчас ты можешь изменить будущее. Знаешь, как сейчас можешь помочь Мэгги?

– Как? – спросил я нетерпеливо, тут же выпрямляясь.

– Будь ее другом. Сейчас она, скорее всего, очень напугана и смущена. И очень одинока. Ей не нужно, чтобы ты жалел ее, милый. Ей просто нужен друг. Тот, который время от времени будет заходить, чтобы проведать ее. Тот, который спросит, все ли у нее в порядке. Тот, кто даст ей понять, что она не одна.

Да. Друг.

– Я могу это сделать. Думаю, я смогу быть хорошим другом.

Она негромко засмеялась и, наклонившись, поцеловала меня в лоб.

– Я знаю, что сможешь. Подожди секунду, я хочу кое-что тебе отдать, – она поспешила из спальни, а когда вернулась, ее левая рука была сжата в кулак. Сев рядом со мной, она раскрыла ладонь – на ней лежал шнурок с кулоном в виде якоря. – Когда мы были молодыми, твой папа подарил мне это после смерти моего отца. И обещал, что всегда, когда бы я ни нуждалась в нем, он будет рядом со мной. Он сказал, что будет моим якорем, когда я почувствую, что течение жизни уносит меня. Он всегда был для меня удивительным другом и остается им до сих пор. Может быть, ты подаришь это Мэгги, чтобы она улыбнулась.

Я забрал у мамы подвеску и поблагодарил ее. Она помогла мне больше, чем могла подумать, и, если этот якорь заставит Мэгги улыбнуться, он будет принадлежать ей. Я готов сделать все что угодно, лишь бы вернуть миру ее прекрасно-ужасные улыбки.

***

– Как ты сегодня, Мэгги Мэй? – спросил я, стоя в дверях ее спальни с зажатым в руке МР3-плеером. Когда я появился, она стояла у окна, уставившись вниз на улицу. Медленно повернувшись ко мне, она обхватила себя руками. Ее глаза казались потухшими – это расстроило меня, но я не подал виду, а просто слегка улыбнулся и снова спросил: – Ты в порядке?

Она медленно кивнула, и я понял, что это ложь, но мне было не важно. Пусть делает все, что ей нужно, чтобы чувствовать себя лучше – я не возражаю. Я никуда не собираюсь уходить.

– Можно мне войти?

Она снова кивнула.

Шагнув в комнату, я поправил галстук – зеленый, как ей нравилось. Ладони, сжимающие плеер, вспотели, и я шмыгнул носом, когда мы оба сели на кровать. Я не знал, что сказать. Обычно большую часть времени, если люди дружат, то они разговаривают. Чем дольше мы сидели в тишине, тем больше я нервничал. Я начал постукивать ногами по полу и заметил, что Мэгги сцепила лежащие на коленях руки. Кожа у нее была совсем бледной, а взгляд очень тяжелым, и в этот момент я понял, чего мне не хватало. Мне не хватало того, что столько времени раздражало меня.

Мне не хватало ее голоса.

– Можно я опять подержу тебя за руку? – спросил я.

Она скользнула левой рукой к моей правой, и я облегченно вздохнул. Ее пальцы были холодными, как лед.

– Сожми мою руку один раз, если ответ будет «нет», и два раза, если «да», хорошо?

Мэгги кивнула и закрыла глаза.

– Ты боишься?

Она дважды сжала мою руку.

– Тебе грустно?

Снова дважды сжала мою руку.

– Ты хочешь побыть одна?

Мэгги сжала мою руку один раз.

– Как ты думаешь, может… как думаешь, могу ли я стать твоим другом? – прошептал я.

Она открыла глаза и посмотрела на меня. Интересно, чувствует ли она, как колотится мое сердце – дикое, потрясенное, испуганное?

Мэгги опустила взгляд на наши руки и сжала мою. Затем еще раз. И мое сердце быстро и шумно забилось. Я выдохнул сдерживаемый в легких воздух, свободной рукой залез в карман и вытащил мамин кулон.

– Это тебе. Это кулон дружбы. Якорь. Я обещаю быть твоим другом – хорошим другом. Я имею в виду, что буду стараться изо всех сил. Буду помогать тебе оставаться на земле, когда ты почувствуешь, что течение жизни уносит тебя. Просто… – я вздохнул, глядя на кулон в руке. – Я хочу, чтобы ты снова улыбалась. Хочу, чтобы у тебя было то, о чем ты мечтала, и буду прикладывать все усилия, пока не удостоверюсь, что у тебя это есть – даже если это собака по кличке Скиппи и кот по кличке Джем. Я хочу, чтобы ты знала… – я снова вздохнул, потому что каждый раз, когда ее глаза наполнялись слезами, мою грудь пронзала сильная боль. – Мне нужно, чтобы ты поняла: даже если ты решила никогда больше не говорить, у тебя всегда будет тот, кто услышит тебя, Мэгги. Хорошо? Я всегда буду рядом, чтобы слушать твое молчание. Ну как, ты хочешь этого? Ты хочешь этот кулон?

Она дважды сжала мою руку, и маленькая, почти незаметная улыбка появилась на ее губах.

– И, если ты хочешь, можем вместе послушать мою музыку. Знаю, я говорил, что никогда не позволю тебе этого, но хочу сказать, что ты можешь делать это, когда пожелаешь. Вчера вечером Джейми создал для меня новый плейлист на компьютере, и я перенес его в свой плеер. Не знаю, что он туда добавил, но мы можем послушать вместе.

Мэгги снова дважды сжала мою руку. Я дал ей один наушник, а сам взял второй. Мы легли на ее кровати, свесив ноги. Я нажал кнопку воспроизведения, и первая песня, которая начала играть, была «Молчи» группы Flo Rida с участием T-Pain. (Примеч.: саундтрек к фильму «Шаг вперед»).

Господи, Джейми. Не самая лучшая песня в данный момент. Я собрался пропустить ее, но Мэгги остановила меня, сжав мою руку один раз. Ее глаза были закрыты, а по щекам катились слезы, но я готов поклясться, что заметил это – крошечную улыбку. Она была такой неуловимой, что большинство людей приняли бы ее за выражение неодобрения, но я знал, что это не так.

В груди заныло при виде этой почти улыбки на ее губах. Я закрыл глаза, и по моим щекам скатилось несколько слезинок, пока мы слушали Flo Rida. Не знаю почему, но всякий раз, когда она плакала, я плакал тоже.

И в этот момент я понял, что она все время была права.

Права насчет меня, насчет себя, насчет нас.

Она была той единственной девочкой, которую я буду любить вечно.

Независимо от того, как жизнь будет пытаться изменить нас.

Глава 7

Мэгги

15 мая 2016 года

Восемнадцать лет

Мама и папа больше никогда не танцевали. Я заметила, что за последние десять лет между ними многое изменилось, но именно эта перемена была самой печальной. Они по-прежнему обнимали друг друга каждое утро, и папа каждый день, уходя в университет, целовал маму в лоб перед выходом. Открывая парадную дверь, он всегда говорил:

– Я люблю…

А мама заканчивала фразу:

– Тебя.

Они по-прежнему любили друг друга, но больше не танцевали.

Обычно вечерами мама была занята телефонными разговорами – рассказывала обо мне своим лучшим подружкам по колледжу и разным психотерапевтам – а еще читала статьи в интернете или оплачивала счета. Папа сидел в гостиной, проверял работы своих аспирантов или смотрел «Теорию большого взрыва».

Не так давно папа попытался включить их свадебную песню, но мама была слишком уставшей, чтобы стоять с ним в обнимку и раскачиваться.

– Потанцуешь со мной? – спросил он.

– Не сегодня, Эрик. У меня болит голова, – ответила она.

Мама не знала этого, но я видела, как папа нахмурился, когда она уходила.

– Я люблю, – сказал он, глядя ей вслед.

– Тебя, – будничным тоном пробормотала она.

Взглянув на лестницу, мама увидела меня и нахмурилась. Она всегда хмурилась при виде меня, словно я была трещиной на семейной фотографии.

– В кровать, Мэгги Мэй. Завтра рано вставать на учебу.

Иногда она стояла и смотрела на меня, ожидая ответа. А потом, не дождавшись, вздыхала и уходила, с еще более утомленным видом, чем за минуту до этого.

Страшно представить, как она намучилась со мной.

Страшно представить, как измучилась я сама.

– Ты в порядке, шалунья? – спросил папа, заглядывая в мою спальню.

Я улыбнулась.

– Чудесно-расчудесно, – он пригладил рукой теперь уже седую бороду. – Минутка юмора? – спросил он.

Мой отец был большой умница в прямом смысле этого слова. Он преподавал английский язык в Университете Харпер-Лейн и знал о литературе больше, чем любой другой. Но настоящий его талант заключался в том, что он коллекционировал самые ужасные шутки со всего мира. Каждый вечер он выдавал мне что-то новенькое из этого.

– Что бы вы могли найти на кухне Чарльза Диккенса? – он затопал ногами, имитируя барабанную дробь, и прокричал: – Самый лучший розмарин и самый худший тимьян!

Я закатила глаза, хотя это было самое забавное из всего, что мне доводилось слышать.

Папа подошел ко мне и поцеловал меня в лоб.

– Спокойной ночи, Мэгги. Биение твоего сердца заставляет планету вертеться.

***

Каждую ночь, лежа в постели, я слушала, как Келвин играет на гитаре в конце коридора. Он всегда поздно ложился – слушал музыку, пока делал уроки, или ворковал со своей девушкой Стейси. Я всегда могла точно определить, что она у него, по тому особому хихиканью, характерному для любой безумно влюбленной девушки. Они были вместе уже очень давно, поэтому обменялись помолвочными кольцами, которые означали, что они отныне и навсегда принадлежат друг другу.

Около одиннадцати вечера я проснулась, услышав, как Шерил на цыпочках выходит из дома на свидание со своим бойфрендом Джорданом. Джордан был классическим «плохим парнем» – о таких написано в куче книг – и Шерил без него было бы гораздо лучше, но я не могла ей этого сказать. А даже если бы и могла, она все равно не послушала бы.

За последние десять лет каждый из членов моей семьи нашел свой способ примириться со мной и моим молчанием.

Келвин стал одним из моих лучших друзей. Они с Бруксом проводили много времени со мной – мы играли в видеоигры, смотрели фильмы, которые нам не следовало смотреть, и открывали для себя лучшую мировую музыку.

Мама, можно сказать, отгородилась от меня, когда поняла, что я больше не буду говорить. Она ушла с работы, чтобы обучать меня на дому, но практически не разговаривала со мной на темы, не относящиеся к учебе. Справедливости ради скажу, что во всем случившемся со мной она винила себя. Казалось, ей было тяжело видеть меня изо дня в день, и поэтому она возвела между нами стену. Она не знала, о чем со мной говорить, поэтому через какое-то время даже просто смотреть на меня стало для нее невыносимо. Иногда, когда я входила в комнату, она старалась выйти. Хотя я не винила ее. Мое присутствие напоминало ей о том, что это она просмотрела тогда, что я сбежала из дома на встречу с Бруксом. Ей было больно меня видеть.

Папа, тем не менее, остался таким же бесхитростным и любящим, как всегда, если не больше. Я была благодарна ему за это. В нем заключалась моя стабильность. Он никогда не смотрел на меня как на неполноценную. В его глазах я была прежней.

Шерил, напротив, ненавидела меня. Возможно, это слишком сильно сказано, но другого слова на ум не приходит. Хотя у нее было немало веских причин не любить меня. Она росла, но из-за моих проблем оказалась где-то на втором плане. Отмененные семейные путешествия; шоу талантов, которые вынужденно пропускались из-за сеансов моей терапии; деньги, которые родители не давали ей, потому что тратили их на меня. Вдобавок мама, которой тяжело было видеть меня, переключила все внимание в этом отношении на Шерил, ругая ее за малейшую провинность и придираясь к каждой мелочи. Не удивительно, что в подростковом возрасте Шерил начала бунтовать. И Джордан был пиком этого бунта, ее самая большая ошибка.

Под музыку Келвина я снова заснула, но около трех часов ночи проснулась опять, услышав, как Шерил потихоньку вернулась. Иногда я слышала, как она плачет, но не могла выяснить причины, потому что Шерил не любила, когда я вмешивалась.

***

– Ты поторопишься наконец?! – крикнул Келвин на следующее утро, стоя в коридоре и барабаня в дверь ванной. Со стоящими торчком волосами, в мятых пижамных штанах – одна штанина задрана, другая волочится по полу – и переброшенным через плечо полотенцем, он снова постучал в дверь. – Шерил! Хорош уже! Я опаздываю. С минуты на минуту здесь будет Брукс. Выметайся быстро! Твоему лицу не поможет никакая тушь.

Она распахнула дверь и закатила глаза.

– А с твоим запахом не справится и цистерна воды.

– О, прекрасно. Интересно, а что подумает мама, узнав, что ты вчера вечером смылась из дома.

Шерил прищурилась и оттолкнула его.

– Во всем гребаном мире ты бесишь меня больше всех.

– Я тоже тебя люблю, сестренка.

Она показала ему средний палец.

– Я использовала всю горячую воду, – заявила она и, топая в свою комнату мимо моей открытой двери, посмотрела на меня. – Чего уставилась, уродина? – после чего ушла к себе, громко хлопнув дверью.

Келвин посмотрел на меня и тихо заржал.

– Она словно ласковый утренний лучик. Доброе утро, Мэгги.

Я махнула ему рукой.

Мой распорядок дня был довольно простым. Я просыпалась, читала одну из своих любимых книг, чистила зубы, причесывалась и шла в столовую готовиться к занятиям. Больше всего я любила ту часть дня, когда к нам заезжал Брукс. Он каждый день подвозил Келвина в школу и наблюдал, как Шерил постоянно занимает ванную, из-за чего тот не успевал собраться вовремя и всегда опаздывал.

Брукс из тех людей, в которых влюбляешься сразу. Даже при своих хипстерских замашках, он был одним из самых популярных парней в школе. В этом не было ничего удивительного – такой уж он человек. Люди попадали под власть его обаяния, и поэтому недостатка в девушках он не испытывал. На данный момент счастье улыбнулось Лэйси Палмер, но на ее место метил целый список претенденток, терпеливо ожидающих своей очереди. И в этом тоже не было ничего удивительного, потому что Брукс был не только обаятельным, но и красивым. У него была чудесного оттенка смуглая кожа, мускулистые руки и волнистые, очаровательно взъерошенные волосы. И еще восхитительная улыбка. Он всегда улыбался левым уголком рта, а смеялся правым. Одевался Брукс в футболки с названиями любимых групп, которые покупал, катаясь на концерты вместе с Келвином и еще двумя друзьями – Оливером и Оуэном. На нем всегда были неизменно драные джинсы, поддерживаемые кожаным ремнем, украшенным значками со строчками песен его любимых исполнителей. В переднем кармане всегда лежало несколько гитарных медиаторов, которые он в течение дня периодически вертел в руках. А белые кеды постоянно были развязаны и разрисованы маркерами. А еще у него была привычка носить разные носки. Если он когда-то появлялся в одинаковых – значит, одевался в темноте.

– Как ты сегодня, Магнит? – спросил он меня.

Я кивнула. Брукс задавал мне этот вопрос каждый день, когда бы ни пришел. После того давнего инцидента он пообещал заботиться обо мне и держал свое обещание. В последнее время он начал называть меня Магнит – сказал, что его притягивает наша дружба.

– Это дружба, как магнит, притягивает нас друг к другу, Мэгги Мэй. Ты мой магнит.

Естественно, прозвище появилось не просто так, а в одну из ночных вечеринок, где они с моим братцем напились, а потом приволоклись ко мне и заблевали весь пол. Но прозвище закрепилось.

– Можно мне войти? – спросил он. Как ни странно, он всегда спрашивал разрешения. И всегда получал положительный ответ.

Брукс буквально запрыгнул в мою комнату – даже в семь утра он был энергичным, как заяц из рекламы батареек.

– У меня есть кое-что, и я хочу, чтобы ты это услышала, – сказал он и вытащил из заднего кармана свой iPod. Мы вдвоем разлеглись на моей кровати, свесив на пол ноги. Он вложил один наушник мне в ухо, а второй вставил себе и нажал кнопку воспроизведения.

Музыка была легкой и воздушной, но всю песню пронизывали уверенные звуки басов. Они дарили ощущение романтичной беззаботности.

– Это Twin Sisters – «Мы все изменим», – сказал он, отбивая пальцем по матрасу ритм. Брукс был моим живым музыкальным автоматом. Он запретил мне слушать музыку по радио, потому что там звучит куча голливудской разжижающей мозг ерунды. Поэтому каждый день – утром и вечером – он давал мне слушать то, что считал золотым музыкальным фондом.

Мы лежали на моей кровати, глядя в потолок и слушая музыку, пока в комнату не ворвался Келвин – с мокрыми волосами и зажатым в зубах кексом.

– Я готов! – крикнул он, роняя крошки мне на ковер. Мы с Бруксом сели, и он смотал наушники вокруг плеера.

– Ладно, Магнит, после школы я вернусь и принесу для тебя кое-что еще из стоящей музыки, – сказал он, улыбаясь мне. – И помни, говори «нет» всем наркотикам, кроме хороших, и учись, пока не надоест.

Он как всегда в своем репертуаре.

Я бросила взгляд на тикающие настенные часы и вздохнула.

Только одиннадцать часов. Другими словами, слишком много часов до того, как ко мне вернется музыка.

Глава 8

Мэгги

Каждый день в пять вечера я по часу принимала ванну. Сорок пять минут лежала с книгой в руке и читала. Потом откладывала ее и мылась – закрывала глаза и сморщенными, как изюм, пальцами водила куском лавандового мыла вверх и вниз по рукам. Мне нравился запах лаванды почти так же сильно, как аромат гардений. Гардении я любила больше всего. Каждую среду отец ходил на рынок и покупал для меня свежий букет цветов, чтобы поставить его на подоконнике спальни. Впервые купив гардении, он сразу понял, что это мои любимые цветы – может, по моим губам, изогнувшимся в улыбке; может, по тому, сколько раз я кивнула, вдыхая их аромат; а может, просто потому, что смог прочитать мое молчание. Отец знал обо мне все, читая мимику и подмечая каждый малейший жест. Он знал даже то, что, когда обжигающе горячая вода остывала, я погружалась в нее с головой и на пять минут задерживала дыхание.

В течение этих пяти минут я вспоминала то, что со мной случилось. Для меня это было важно – вспомнить дьявола. Как он выглядел. Что я ощущала. А если не вспоминала, то порой начинала винить себя в случившемся, забывая, что была жертвой.

Под водой мне становилось легче. Погружаясь, я избавлялась от мыслей о собственной вине.

Она не могла дышать.

Горло сжалось, словно пальцы дьявола сомкнулись на моей шее, а не на шее женщины.

Дьявол.

По крайней мере, в моих глазах он был дьяволом.

«Беги! Беги, Мэгги», – настойчиво кричал мой разум, но тело оставалось неподвижным – я была не в силах отвести взгляд от ужасной картины, развернувшейся перед глазами.

– Мэгги!

Услышав свое имя, я вынырнула и сделала глубокий вдох.

– Мэгги, тебя пришла проведать миссис Бун, – крикнул снизу папа.

Я встала на ноги и открыла слив, отправляя вращающуюся по часовой стрелке воду вниз по трубам. За десять лет мои светлые волосы отросли до самых ягодиц, а кожа приобрела призрачную бледность. Я взглянула на часы, висящие на стене.

18:01.

Миссис Бун сегодня припозднилась. Уже действительно поздно.

Много лет назад, когда она услышала о том, что я потеряла речь, то спросила, может ли она раз в день навещать меня, чтобы мне было с кем общаться. В тайне понимая, что она приходит ко мне, чтобы скрасить собственное одиночество, я не возражала против ее визитов. Когда две одинокие души находят друг друга, то их связь крепнет, несмотря ни на что. Я не была уверена, хорошо это или плохо. Казалось бы, два одиноких человека объединились, два негатива в сумме должны давать что-то положительное, но все было не так. Складывалось впечатление, что мы вышли на новый уровень одиночества и с удовольствием погружались в него все глубже.

Миссис Бун частенько брала с собой своего кота Маффина, чтобы развлечь меня за ланчем. Она всегда приходила в полдень, и мы, сидя в столовой, пили чай с бутербродами. Я терпеть не могла чай, и миссис Бун это прекрасно знала. Но каждый день она считала своим долгом приносить мне его из местной пекарни «Вкусные привычки».

– Ты молодая, а значит, глупая, поэтому не понимаешь всех прелестей чая. Ты полюбишь его, – обещала она. Обещание, которое всегда оказывалось ложью. Я так и не смогла полюбить чай. Наоборот, с каждым разом я ненавидела его все больше.

Будучи молодой и полной сил, она жила в Британии, и я предполагала, что именно там у нее возникла такая любовь к этому мерзкому пойлу. Она всегда мечтала вернуться в Англию – с тех самых пор, как много лет назад потеряла мужа. Она приехала за ним в Америку, но, полагаю, после его смерти, скорее всего, не нашла в себе сил уехать обратно.

– Стэнли был моим домом, – она всегда заводила разговор о покойном муже. – Не имело значения, где мы жили, потому что там, где был он, я чувствовала себя дома.

После его смерти миссис Бун осталась все равно что бездомной. Когда Стэнли, собрав багаж, отправился в мир иной, то прихватил с собой то, что для миссис Бун было источником жизни – свое сердце. Я часто задавалась вопросом, сможет ли она, закрыв на минуту глаза, вспомнить звук его сердцебиения.

Я знала, что смогу.

– Мэгги! – крикнул папа, вырывая меня из размышлений. Я дотянулась до белого полотенца на полке и, завернувшись в него, вышла из ванной, подошла к зеркалу и взяла расческу. Начав расчесывать спутанные волосы, я смотрела на свое отражение: голубые глаза и высокие скулы, доставшиеся мне от отца; маленькие веснушки на лице – от бабушки; а длинные ресницы – от дедушки. Со сколькими предками можно повидаться, просто каждый день заглядывая в зеркало. Я знала, что это маловероятно, но временами готова была поклясться, что у меня мамина улыбка и форма бровей.

– Мэгги! – снова крикнул папа. – Ты меня слышала?

Я молча возмутилась. Миссис Бун почему-то решила, что неплохо бы заявиться ко мне на ночь глядя. Это здорово раздражало. Как будто у меня не было других дел. Она должна была прийти в полдень. У нас был заведенный порядок, распланированный график, и сегодня вечером она его нарушила. Честно говоря, просто было непонятно, зачем она надоедает мне своими ежедневными визитами и почему я вообще позволяю ей оставаться на ланч? Большую часть времени она была до невозможности грубой, толкуя мне о том, какая я бестолковая и насколько нелепо то, что я не могу сказать ни слова.

Она называла это ребячеством.

Даже недоразвитостью.

Но я знала, что принимаю ее каждый день, потому что миссис Бун – одна из немногих моих друзей. Ее грубые комментарии порой вызывали у меня ответную реакцию – легкую ухмылку или беззвучное, слышное только мне, хихиканье. Старая семидесятилетняя пердунья оказалась одним из лучших моих друзей. А заодно и злейшим врагом. Наши отношения были сложными. В идеале, нас можно было назвать заклятыми враждующими друзьями. Ко всему прочему, я любила ее кота так же сильно, как и в детстве, и Маффин следовал за мной по всему дому, потираясь своей мягкой шерсткой о мои ноги.

– Мэгги Мэй? – снова прокричал папа, на этот раз уже стучась в дверь ванной. – Ты меня слышала?

Я дважды стукнула в дверь. Один стук означал «нет», два стука означали «да».

– Чудесно, тогда не заставляй миссис Бун ждать, хорошо? Спускайся побыстрее, – сказал он.

Я чуть было не стукнула в дверь один раз, чтобы продемонстрировать собственное возмущение, но сдержалась. Вместо этого заплела свои мокрые волосы в косу и перебросила ее через плечо. Потом надела нижнее белье и натянула через голову светло-желтое платье. Захватив с бортика ванной книгу, я открыла дверь и поспешила вниз – навстречу своему заклятому другу.

Миссис Бун всегда одевалась так, словно ехала на встречу с королевой Елизаветой. Шея и пальцы были унизаны драгоценностями, искрящимися на фоне искусственного меха, накинутого на ее плечи. Она всегда лгала, утверждая, что мех настоящий, но мне лучше было знать. Я прочитала достаточно книг эпохи сороковых, чтобы понимать разницу между натуральным мехом и подделкой.

На ней неизменно было надето платье и чулки в сочетании с вязаным жакетом и туфлями на низком каблуке, а яркий ошейник Маффина всегда гармонировал по цвету с ее нарядом.

– Невежливо пожилых людей заставлять ждать, Мэгги Мэй, – сказала миссис Бун, постукивая пальцами по столику из красного дерева.

Молодых тоже невежливо заставлять ждать, миссис Бун.

Я натянуто ей улыбнулась, и она недовольно приподняла брови. Когда я села рядом с ней, она подтолкнула в мою сторону чашку.

– Черный чай с бергамотом. Этот точно тебе понравится, – сказала она.

Я сделала глоток и поперхнулась. Она снова ошиблась. При виде моего отвращения на ее губах появилась довольная улыбка.

– Твои волосы ужасно выглядят. Тебе действительно не стоит ждать, пока они сами высохнут. Ты простудишься.

Нет, не простужусь.

– Да, – фыркнула она, – простудишься.

Она всегда понимала меня без слов. В последнее время я стала задумываться, уж не ведьма ли она. А вдруг, когда миссис Бун была ребенком, на ее подоконнике появилась сова и оставила приглашение в школу ведьм и чародеев, но потом она нечаянно влюбилась в маггла и вернулась в Висконсин, выбрав для себя любовь, вместо настоящего приключения. (Примеч.: автор ссылается на книги о Гарри Поттере Джоан Роулинг. Маггл – термин, обозначающий человека, не обладающего магическими способностями).

Будь это я, то никогда не променяла бы настоящее приключение на любовь. Я всегда готова принять приглашение совы. Какая нелепая мысль, учитывая, что все приключения в моей жизни я проживаю исключительно на страницах книг.

– Что ты читала? – спросила она, дотягиваясь до своей огромной сумки и вытаскивая из нее два сэндвича с индейкой. Самих сэндвичей пока не было видно, потому что они были завернуты в коричневую бумагу – неизменная упаковка «Вкусных привычек» – но я знала, что они с индейкой. В отношении наших сэндвичей миссис Бун отличалась постоянством: индейка, помидор, салат и майонез на ржаном хлебе. Ни больше, ни меньше. Даже в те дни, когда мне хотелось сэндвич с тунцом, я была вынуждена представлять, что индейка – это рыба.

Она положила один передо мной, а второй развернула и откусила солидную часть. Для такой худенькой дамы она прекрасно умела справляться с большими порциями еды. Я повернула к ней обложку романа, и она вздохнула.

– Опять?

Да, опять.

В прошлом месяце я перечитывала серию о Гарри Поттере. Возможно, это было как-то связано с тем, что я считала миссис Бун ведьмой. Честно говоря, у нее под носом была классическая ведьмовская бородавка.

– В мире такое множество книг, а ты умудряешься постоянно перечитывать одни и те же. Не может быть, что в этих историях для тебя до сих пор есть что-то новое.

Совершенно ясно, что она никогда не читала и не перечитывала «Гарри Поттера». Каждый раз, как в первый. Прочитав впервые эти книги, я увидела в этой истории радость. А перечитав, разглядела гораздо больше боли. Человек, заново перечитывающий выдающуюся книгу, никогда не испытывает одинаковых впечатлений. Выдающаяся книга вызывает удивление и рождает новые мысли, желание взглянуть на мир другими глазами, и не важно, сколько раз вы ее перечитываете.

– Я начинаю думать, что ты исповедуешь Викку, – сказала она, дожевывая свой бутерброд и запивая его чаем. (Примеч.: Викка – западная неоязыческая религия, основанная на почитании природы. Она стала популярной в 1954 г. благодаря Джеральду Гарднеру, который считал ее выжившей современной религией древнего колдовства).

По-моему, странно, что ведьма говорит такое магглу.

Маффин вышел из-под стола и потерся о мою ногу в знак приветствия. Я наклонилась и погладила его. Привет, дружок. Маффин мяукнул и развалился передо мной, чтобы я почесала ему пузо. Когда я не выполнила его желание, он, готова поклясться, проворчал ругательство на своем кошачьем языке и побрел прочь – скорее всего, в поисках моей матери, которая была профессионалом в чесании пуза Маффина.

– Что с твоим лицом? – буркнула миссис Бун, прищурившись.

Я удивленно приподняла брови.

Она покачала головой.

– Твои глаза выглядят ужасно. Как будто ты не спала несколько дней. Действительно, Кэти должна сделать тебе макияж. Ты ужасно выглядишь.

Я провела пальцами под глазами. Всегда неприятно, когда кто-то говорит, что у тебя усталый вид, хотя сам ты этого не ощущаешь.

– Слушай, Мэгги, нам нужно поговорить, – миссис Бун выпрямилась на своем стуле и откашлялась. – В смысле, выслушай то, что я скажу.

Я тоже выпрямилась, подозревая, что разговор предстоял серьезный, потому что всякий раз, когда она собиралась читать мне мораль, ее ноздри раздувались. Вот и сейчас.

– Ты должна выходить из дома.

Я чуть не рассмеялась. Выйти из дома? Что за бредовая идея. Она знала мою ситуацию – ну, она знала не все, но этого было достаточно. Я не покидала пределов дома вот уже десять лет. Родители давно перевели меня на домашнее обучение, а если мне требовалась помощь врача или стоматолога, то они организовывали их визит на дом. Миссис Бун все это знала – именно поэтому мы ни разу не пили столь ненавистный мне чай у нее дома.

Она нахмурила брови.

– Я не шучу, Мэгги Мэй. Ты должна выходить. Что ты собираешься делать? Остаться здесь навсегда? Школа скоро окончится. Ты не мечтаешь о колледже?

На это мне нечего было ответить. Миссис Бун нахмурилась.

– Как ты собираешься прожить свою жизнь? Как ты сможешь когда-нибудь влюбиться? Или подняться в горы? Или увидеть Эйфелеву башню ночью? Мы не сможем продолжать все так же тебя поддерживать, Джессика, – сказала она.

Я застыла и удивленно приподняла бровь. Джессика?

– Мы с твоим отцом сделали все, что могли, но дальше мы бессильны. Неужели ты не хочешь кем-то стать? Чем-то заниматься?

В комнате воцарилась тишина, и миссис Бун опустила голову, словно в глубокой задумчивости. Смущенно прижав ладони к глазам и слегка покачав головой, она потянулась к чашке и сделала глоток чая. С совершенно потерянным видом она посмотрела на меня.

– О чем мы говорили?

Где только что были ее мысли?

– Ах, да, правильно. Тебе нужно выходить, Мэгги Мэй. А как же твои родители? Они должны провести остаток жизни, просто сидя с тобой в этом доме? Неужели у них никогда не будет шанса пожить для себя, без детей в доме? Они на это не подписывались.

Рассерженная и обиженная, я повернулась к ней спиной. Но больше всего мне было стыдно, ведь она была права. Краем глаза я видела, что она все еще хмурится. И чем дольше смотрела на ее хмурый вид, тем сильнее злилась.

Уходи!

– Ох, теперь ты сердишься и выходишь из себя, – пробормотала она.

Я стукнула по столу один раз. Нет!

Она стукнула два раза.

– Да. Впечатлительная девочка-подросток впадает в истерику. Очень оригинально. Доедай свой сэндвич, злючка. Я приду завтра.

Не сомневаюсь, старая пердунья. Больше не опаздывай.

Закатив глаза, я в бессильной злобе топнула ногой. Господи, я действительно впадаю в истерику. Как оригинально.

– Ты злишься на меня, и это нормально, – сказала миссис Бун, сминая в шарик бумагу от своего сэндвича. Она встала, повесила на плечо сумку и взяла со стола мою книгу. Шагнув ко мне, она приподняла мое лицо. – Но злишься ты только потому, что знаешь – я права, – затем положила книгу мне на колени. – Нельзя просто сидя на месте и читая книги, думать, что это и есть твоя жизнь. Это их история, а не твоя. И душа разрывается при виде того, как кто-то такой молодой добровольно отказывает себе в шансе написать свою собственную историю.

Глава 9

Мэгги

– Ты начинаешь реально бесить меня, Шерил.

У противоположной от моей спальни стены коридора Шерил выясняла отношения со своим бойфрендом Джорданом. Я сидела на кровати и читала роман.

Поправлюсь: Шерил выясняла отношения со своим бывшим бойфрендом Джорданом. А я сидела на кровати и читала роман.

– Я уже тебе сказала, – простонала Шерил, постукивая каблуком туфли по стене. Скрестив руки, она надула и лопнула очередной пузырь из жвачки. – Я тут ни при чем, ты сам виноват. Просто я больше не люблю тебя так, как раньше.

– Ты издеваешься надо мной, – вздохнул Джордан, меряя шагами коридор. – Ради тебя я расстался со своей бывшей! Я заплатил больше сотни баксов за пригласительные на наш выпускной – гребаная дискотека, на которую мне даже идти не хочется. И все ради тебя. Я изо всех сил старался угодить тебе. Отказывался от вечеринок и ходил с тобой на девчачьи фильмы.

Шерил накрутила на палец прядь волос и пожала плечами.

– Тебя никто об этом не просил.

Джордан изумленно хмыкнул.

– Да! Ты просила! И даже каждую ночь курила со мной травку!

– Я делала это для тебя же самого, – объяснила она. – Курение в одиночку превращало тебя в обдолбанного дегенерата. Я же помогала тебе стать более пригодным для общения.

– Это чушь собачья! – огрызнулся он, взъерошив свои волосы. – Выпускной уже завтра. Что, черт возьми, я должен делать?

– Иди один.

Шерил была красавицей – это неоспоримый факт. За последние годы ее тело приобрело потрясающие формы. На мой взгляд, у нее было идеальное тело и, в придачу, благодаря тому, что она много лет носила брекеты, идеальная улыбка. Много лет чувствуя себя практически посторонней, она создала для себя некий образ и была полна решимости соответствовать ему, даже если ради привлечения мимолетного внимания потребуется радикально похудеть. И еще одна отличительная черта моей сестры заключалась в том, что она прекрасно осознавала свою красоту и пользовалась ею для получения того, чего ей хотелось, совершенно не волнуясь о том, что таким поведением причиняет кому-то боль. А потом приходила ко мне в спальню и рассказывала, скольких парней она соблазнила и использовала просто ради того, чтобы что-то получить для себя. Свидания, деньги, подарки, секс – все, что угодно.

Иногда мне казалось, что Шерил рассказывала все это от обиды на меня – за то, чего она была лишена в детстве по моей вине. А иногда я думала, что она чувствовала себя виноватой за свое поведение, и мое молчание добавляло ей немного уверенности в том, что все не так уж плохо.

Она профессионально играла роль влюбленной и заставляла парней поверить в свою любовь. Это совсем нелегко для мальчишек нашего возраста, а для плохих парней, вроде Джордана, вдвойне. Но рядом с Шерил он из абсолютной сволочи буквально превращался в милейшего щенка. У него был такой вид, будто он умоляет ее полюбить его, кроме тех моментов, когда она выводила его из себя. В состоянии бешенства он показывал себя в истинном свете. На какое-то время людям удается скрывать свое настоящее лицо, но рано или поздно маска всегда слетает.

– Нет. К черту все это. Ты говорила, что любишь меня, – выдохнул Джордан, чуть не плача.

– Да, любила. Раньше.

Я взглянула на них поверх своей книги. Лицо Джордана покраснело, а Шерил казалась более чем удивленной его расстроенным видом.

– Нет, – прошипел Джордан, крепко хватая ее за руку.

Я отложила книгу.

– Нет, ты не можешь так поступить. Для этого нужна веская причина.

– Тебе нужна веская причина? Чудесно, – Шерил вырвала руку из его хватки, выпрямилась и, глядя прямо ему в глаза, сказала: – Я переспала с Хэнком.

Глаза Джордана округлились.

– Что? Нет, ты не могла.

– Да, – ее глаза тоже округлились, а губы изогнулись в издевательской улыбке.

О, нет. Она собирается растоптать его душу – так же, как и многим другим парням в этом же самом коридоре.

– Мы перепихнулись с ним на вечеринке у Тима, когда ты болел. Потом у него дома, когда я сказала тебе, что ходила к парикмахеру, и вчера в моей комнате, когда…

Джордан зажмурился и сжал руки в кулаки.

– Хэнк мой лучший друг.

Шерил хихикнула и слегка толкнула его в грудь, заставляя отойти от себя.

– Тебе стоит повнимательнее относиться к выбору друзей.

Но когда от сильной пощечины Джордана ее голова резко дернулась в сторону, смех прекратился. Ударившись спиной о стену, она сползла на пол.

Понятия не имею, как это произошло, но в следующий миг я поняла, что стою в коридоре, сжимая в руках книгу и готовясь ударить Джордана, если он еще хоть на шаг приблизится к моей сестре. Шерил прижимала ладонь к покрасневшей от удара щеке.

– Ты гребаная шлюха, – сказал Джордан и плюнул в нее. Его слова больно задели меня, но от его действий было еще больнее.

Он закричал на нее, его голос сорвался:

– Чертова шлюха, – рявкнул он и сильно ударил ее по лицу. Она пошатнулась, всхлипнула и прижала ладонь к щеке. – Я дал тебе все. Мы жили вместе. Я просто должен был заниматься бизнесом. Нам нужно было встать на ноги. А как насчет нашего сына? Как насчет нашей семьи? – он снова и снова бил ее по лицу. – У нас была наша жизнь! – он толкнул ее на землю, его глаза были широко распахнуты, даже вылезали из орбит, как у буйно-помешанного.

– Поверь мне, ты одумаешься, – сказал Джордан моей сестре. – А я подожду, когда ты снова прибежишь ко мне.

Я замахнулась, готовая ударить его, и затопала ногами. В моих глазах образы прошлого соединились с картиной настоящего. Я не переставая топала ногами, пока Джордан не обернулся и не увидел меня. Наши взгляды встретились, и я отступила. Он показал свою темную сторону. У каждого есть темная сторона, есть свой личный дьявол, большую часть времени закованный в цепи. Некоторым людям дьявол нашептывает на ухо свои лживые речи, наполняя человека страхами и сомнениями, подталкивая его к совершению темных поступков. И самое главное – не попадать во власть этого шепота и не позволять дьяволу выглянуть оттуда, где вы надежно прячете его, скованного цепями. Дьявол не сможет по-настоящему завладеть ничьим разумом, пока человек сам не освободит его и не позволит ему проникнуть внутрь себя.

Тем вечером дьявол Джордана вырвался на свободу.

Его темнота ужаснула меня.

Ш-ш-ш-ш…

Я медленно закрыла глаза, а когда открыла их, на лице Джордана появилась издевательская ухмылка.

– Какого черта ты собираешься сделать, уродина? Ты планируешь молчаливо избивать меня книгой, пока не убьешь? – он подошел ко мне и сделал резкое движение вперед, словно собирался ударить.

Резкий рывок за платье отбросил меня назад, мак из моих волос упал на лесную тропинку. Крепко вцепившись пальцами в мою одежду, он швырнул меня на землю. Дыхание сбилось, и я закричала, когда он, в попытке удержать, навалился на меня всем телом и зажал рот своей мерзкой рукой, заглушая мои крики.

Я брыкалась и кричала. Кричала и брыкалась. Он собирался убить меня.

Открыв глаза, я поняла, что лежу на полу, закрывая лицо зажатой в руке книгой, дрожа от страха, вызванного воспоминаниями. Я ненавидела эту свою половину – ту, которая иногда ускользала в прошлое. Мне было ненавистно, насколько это состояние выбивало из колеи и до сих пор подолгу не отпускало. Но больше всего я ненавидела, когда такое происходило на глазах у других. Большинство своих панических атак мне удавалось скрывать. Большая часть моих страхов была тайной.

Он рассмеялся над моей реакцией.

– Гребаная психопатка. Пойду-ка я отсюда.

Джордан быстро спустился по лестнице и вышел, хлопнув дверью. Я поспешно встала и бросилась к Шерил. Желая помочь подняться, я протянула ей руку, но она оттолкнула ее.

– Господи, Мэгги. Почему бы тебе просто не жить своей жизнью и не соваться в мою? – проворчала она, поднимаясь с пола и потирая щеку. – Ты такое позорище! – она торопливо зашла в свою спальню и захлопнула дверь.

Бросившись в свою комнату, я схватила блокнот и маркер и, подбежав к двери Шерил, постучала.

Открыв дверь, она закатила глаза.

– Чего тебе?

Я нацарапала на листе. Ты не спала с Хэнком.

Она провела пальцами по волосам и переступила с ноги на ногу.

– Уходи, Мэгги.

Вчера ты ходила с мамой за покупками. Ты не спала с Хэнком.

– Это не твое дело.

Джордан ударил тебя.

– Я вынудила его, Мэгги. Вынудила.

Я должна сказать маме и папе, что он ударил тебя.

– А может, тебе просто заткнуться, Мэгги? – зло прошептала она, вырвав страницу из моего блокнота и, скомкав, бросила ее в комнату. – Ты ничего не понимаешь ни в отношениях, ни в парнях. С Джорданом иногда такое случается. Я довела его, и в ответ он ударил. Перестань делать из мухи слона. Не всех это травмирует и ранит так, как тебя. И то, что у тебя, дефективной, нет собственной жизни, не дает тебе права вмешиваться в мою.

Я отступила.

Ой.

На секунду верхняя губа Шерил дернулась, а глаза остекленели. Неужели она сожалеет о том, что задела меня за живое? Но она покачала головой, словно стряхивая раскаяние.

– Я не собираюсь извиняться, ясно? Ты обидела меня, и я сделала в ответ то же самое. В любом случае, мы с Джорданом больше не вместе, так что все это не имеет значения. Сейчас у меня планы поважнее и поинтереснее… – она помахала мне рукой. – До свидания.

Я вздохнула и ушла в свою комнату – обратно в свой укромный уголок мира – и снова взяла в руки книгу. Иногда я задавалась вопросом: каково это – уйти из дома? Но если там, за дверью, живут такие люди, как Джордан, то мне лучше не выходить.

***

Я не могла сосредоточиться. Сидела на кровати перед открытой на двести девятой странице книгой, но читать не получалось. Мысли постоянно возвращались к сцене между Джорданом и моей сестрой. Шок на лице Шерил, когда Джордан ударил ее ладонью по щеке. Громкий всхлип, слетевший с ее губ.

Я закрыла глаза.

Ш-ш-ш-ш…

– Ты в порядке сегодня, Магнит? – сказал Брукс, появившись немного позже тем же вечером в дверях моей спальни со свисающим с плеча рюкзаком. Открыв глаза, я облегченно вздохнула. Он никогда не догадывался, что приходил всегда в самый нужный момент, но каждый раз появлялся именно тогда, когда я больше всего в нем нуждалась.

Я закрыла книгу, села на кровати, скрестив ноги, и посмотрела на него. Его непослушные каштановые волосы отросли – в стиле рок-звезд – и свисали ниже линии бровей. Время от времени он слегка встряхивал головой, чтобы убрать челку с глаз. А иногда, оттопырив нижнюю губу, сдувал непослушные пряди, но никогда – действительно никогда – не поправлял волосы руками.

При виде меня он всегда так широко улыбался, что у меня возникало желание улыбнуться в ответ. У меня редко возникало желание улыбнуться, но Брукс? Рядом с ним складывалось ощущение, что улыбка – это единственное мое желание.

– Можно зайти? – спросил он.

Ответ был «да». Каждый раз «да».

Он присел на мою кровать. Я дотянулась до блокнота и ручки на тумбочке и открыла чистую страницу. Рядом с кроватью стояла корзина для мусора, забитая исписанными листами с тех вечеров, когда Брукс приходил в гости. Это был наш любимый способ общения. По утрам мы просто слушали музыку, но после обеда он говорил, а я писала. Я попробовала такой способ общения с миссис Бун, но она заявила, что не собирается помогать мне уничтожать деревья. Кроме того, она сказала, что у меня есть голос, и я должна им пользоваться.

– Миссис Бун сказала, что вы поругались, – начал Брукс.

Я закатила глаза, и он рассмеялся.

– Она не хотела тебя обидеть, ты же понимаешь? Я заходил к ней, чтобы снять Маффина с дерева, и она пересказала мне ваш разговор. Я не оправдываю ее в том, как она это сказала, но в душе считаю, что старушка права… – он замолчал, увидев мой раздраженный взгляд. – Она была права, – хохотнул он. – Ты злишься.

Я начала писать в блокноте. Она назвала меня Джессикой.

Брукс нахмурился.

– Да, – он немного поерзал и устремил взгляд вверх.

Я выжидательно приподняла бровь. Он сделал вид, что не заметил, и продолжил разглядывать что-то на потолке. Я слегка постучала пальцами по его плечу.

– Я не должен ничего рассказывать, Мэгги.

Я снова толкнула его.

Он вздохнул.

– Ладно, но обещай, что никому не расскажешь, хорошо?

Интересно, кому я могу рассказать?

Он рассмеялся и дважды щелкнул пальцем по кончику моего носа.

– Я забыл, что разговариваю с девушкой, которая идеально сохранит тайну. Короче, моя мама сказала, что миссис Бун не в ладах со своей памятью. В прошлые выходные мама обнаружила ее, блуждающую по округе, и миссис Бун была очень смущена тем, что не понимала, где находится. Мама сказала, что, возможно, это первые признаки болезни Альцгеймера и посоветовала миссис Бун пройти обследование – просто на всякий случай.

А она?

Он нахмурился.

– Ты же знаешь миссис Би – она, мягко говоря, немного упрямая. Так вот, она сказала, что с ней все в порядке, и никто не должен вмешиваться в ее дела.

Внутри зародилось чувство беспокойства, когда я представила, что с миссис Бун может случиться что-то действительно плохое. Несмотря на временами испытываемую ненависть, я очень ее любила. От одной мысли, что с ней что-то произойдет, к горлу подступила тошнота. Но когда я собралась написать Бруксу еще несколько слов, он отстранил мою руку от блокнота.

– Подожди, у меня кое-что есть для тебя. Для нас, – он снял рюкзак, расстегнул его и вытащил большую маркерную доску и новую пачку фломастеров. – Я решил, что так проще писать, не тратя впустую столько бумаги. Плюс, если нам когда-нибудь нужно будет поделиться секретом, я не буду говорить его вслух, а потом мы просто сотрем все улики.

Я улыбнулась.

И он улыбнулся.

Я взяла маркер и начала писать, но не успела вывести хоть что-то, потому что он сказал:

– Сегодня я расстался с Лэйси.

У меня отвисла челюсть, а маркер в моей руке прочертил линию через всю доску. Он нервно рассмеялся и пожал плечами.

– Да, я знаю.

Лэйси и Брукс встречались девять месяцев. Точнее, девять месяцев, две недели и четыре дня – не то чтобы я вела подсчет.

Почему?

– Ну, я думаю, она вроде как бросила меня. Сказала, что не может быть третьей в списке моих жизненных приоритетов.

Третьей?

– Музыка… и… ну… – он усмехнулся, но это больше было похоже на гримасу, – ты.

В груди все сжалось, и я выпрямилась. Он продолжил говорить:

– Она говорит, что каждый день навещая тебя, я провожу с тобой слишком много времени. Это ревность. У нее возникло безумное предположение, что между нами что-то есть.

Между нами? Что-то есть?

Он закатил глаза.

– Конечно, ничего такого нет. Я сказал ей, что мы просто друзья, потому что так и есть.

Правильно. Конечно. Между нами ничего нет. Я прижала ладонь к кулону в виде якоря, который всегда носила на шее, и слегка сжала его. Мы с Бруксом просто друзья, но почему тогда это ощущается, словно удар под дых?

– В любом случае, я решил сам тебе рассказать, прежде чем это сделает кто-то другой. Это хреново, потому что я уже потратил кучу денег на смокинг для завтрашнего выпускного. Как бы то ни было, все это ерунда.

Я знала, что для него это не ерунда, потому что каждый раз, когда Бруксу было больно, он грыз ноготь на большом пальце правой руки.

Мне очень жаль, Брукс. Я сочувствую твоей боли.

– Да, мне тоже. Она мне нравилась, понимаешь? Лэйси была замечательная. Но… – он нахмурился, увидев написанные на доске слова, и стер их ладонью. – Видишь? Один взмах руки – и боль исчезла.

Он встал и начал бродить по комнате, перебирая кончиками пальцев корешки моих книг. И я знала, что боль не ушла, потому что еще одним признаком печали Брукса была его привычка листать мои книги.

Малюсенькая книжная полка, которая была у меня с детства, теперь полностью заставлена романами. А те, что не поместились, выстроились по периметру моей спальни. В отличие от большинства людей, я не группировала книги по жанрам или именам авторов. Мои книги были расставлены в соответствии с цветом их переплетов. Красные стояли рядом с красными, фиолетовые – с фиолетовыми. Поэтому всех входящих в мою комнату встречало пространство, окруженное радугой.

– Что это? – спросил он, взяв маленькую записную книжку в кожаном переплете.

Я вскочила с кровати и помчалась к нему.

Он коварно ухмыльнулся.

– О, мой… Магнит, неужели это твой дневник?

Я рванулась за ним, но Брукс поднял его высоко над головой. Я снова потянулась за ним, но он спрятал книжку за спину. Я продолжала неистово пытаться вырвать у него дневник.

– Что, интересно, ты здесь пишешь, а? Свои маленькие грязные секреты? Не могу не поинтересоваться… – он улыбнулся шире, и его улыбка сделала меня счастливой, сумасшедшей, взволнованной и испуганной одновременно. Чем выше он подпрыгивал, стараясь не дать мне добраться до дневника, тем сильнее прыгала я, пытаясь дотянуться и выхватить его. Каждый раз, когда мы прикасались друг к другу, мне хотелось прижаться ближе. Каждый раз, когда он касался меня, мне хотелось еще. Он смеялся не переставая. – Извини, Мэгги. Знаю, ты никогда не простишь мне этого, но я должен. Я просто должен прочитать одну страницу, чтобы узнать, какие мысли тебя посещают…

Он открыл первую страницу.

И перестал двигаться.

Замолчал.

И перестал смеяться.

– Список, Мэгги? – спросил он.

Я почувствовала, как к щекам прилило тепло, а живот напрягся. Вернувшись к своей кровати, я села. Он последовал за мной, сел рядом и протянул мне дневник.

Это все издержки любви к чтению.

Для меня чтение было и спасением, и проклятьем. Книги позволяли мне убегать в мир, которого я никогда не узнаю. Но в то же время они напоминали обо всем, чего мне не хватало.

Поэтому я составила список.

Список того, что бы мне хотелось сделать, увидеть, попробовать, если вдруг как-нибудь когда-нибудь я смогу выйти за границу входной двери нашего дома. Возможно, это принятие желаемого за действительное, но если я чему-то и научилась из книг, так это тому, что мечтать не вредно. День ото дня мой список рос. Каждый раз, когда в каком-то из романов происходило что-то захватывающее, я добавляла это в записную книжку вместе с названием произведения, из которого была почерпнута идея.

Верховая езда – из «Национального бархата».

Посещение бала и драматичный побег с него – из «Золушки».

Оказаться одновременно в двух местах – после «Спеши любить».

В моем списке желаний были сотни пунктов, и иногда я задумывалась, смогу ли воплотить в жизнь хотя бы один.

– Это список того, о чем ты мечтаешь? – спросил он с пониманием.

Я кивнула.

– Знаешь, ведь для тебя все это реально исполнить.

Возможно.

Я сразу стерла слово.

Он написал: Несомненно.

Потом стер это слово, но оно отпечаталось в моем сознании. Мгновение мы сидели в полной тишине и оба смотрели на пустую доску.

– Какой ты себя видишь, когда станешь взрослой, Мэгги?

Я много думала об этом, задавая себе тот же самый вопрос. Кем я хочу быть? Кем я могу стать? Возможно, писателем. Я могла бы публиковать книги через интернет, и мне никогда не пришлось бы покидать свой дом. Или, может быть, художником, а папа и мама могли бы отвозить мои работы на выставку для продажи. Или, может быть…

Я взяла маркер и написала именно то, какой мне хотелось бы стать.

Счастливой.

Брукс тоже взял маркер и написал, каким бы сам хотел быть.

Счастливым.

Он стер наши слова и, вскочив с кровати, подошел к моему столу и начал рыться в куче ручек и карандашей. Найдя то, что хотел, он вернулся ко мне и начал снова писать на доске.

Когда-нибудь ты проснешься, Магнит, и, покинув свой дом, откроешь для себя мир. Когда-нибудь ты решишься увидеть его целиком, Мэгги Мэй, и в тот день, когда выйдешь наружу и сделаешь первый глоток воздуха, я хочу, чтобы ты отыскала меня. Несмотря ни на что, найди меня, потому что я хочу первым показать тебе этот мир. Я хочу помочь тебе реализовать твой список желаний. Хочу показать тебе весь этот безграничный мир целиком.

Именно так. Он для меня весь мир, но никогда об этом даже не узнает.

Обещаешь? – написала я.

Обещаю! – ответил он.

Я начала стирать слова, но, когда провела по ним рукой, исчезло только мое «Обещаешь?». Он улыбнулся и показал мне свой перманентный маркер.

– Он не стирается. Я хочу, чтобы ты сохранила доску в таком виде. Сохрани ее как мое обещание тебе. Завтра я принесу новую для нашего обычного общения.

Я раскрыла губы, словно в попытке заговорить, но слова не шли. Он понимающе улыбнулся.

– Всегда пожалуйста. А теперь музыка?

Я кивнула, мы оба улеглись на кровать, и он достал свой iPod. «Водопад» в исполнении The Fresh & Onlys.

– Послушай, как офигенно на протяжении песни усиливается звук электрогитары. Ощущение, что ты в центре того места, где соединяются ничто и все. Вслушайся и оцени, как виртуозен бас-гитарист. То, как широко он использует возможности грифа, это… – он вздохнул, хлопнув себя ладонью по груди, – бесценно.

Я едва ли что-то понимала из того, что он рассказывал, когда говорил о музыке, но мне нравилось его воодушевление.

– Брукс, – Келвин просунул голову в дверной проем и, приподняв брови, с нетерпением смотрел на своего лучшего друга. – У нас репетиция в пять. Поторапливайся. Нам нужно закончить демозапись, которую планировали отослать, – сказал он.

Брукс и Келвин были знаменитыми… ну, почти знаменитыми – тот тип знаменитостей, о которых знала только я. Они были солистами в их группе и усиленно готовились к выступлению в нашем гараже. Несмотря на то, что они не были раскручены, я знала, что в один прекрасный момент они добьются славы. Они были слишком хороши, чтобы их не заметили.

– Ты ведь пойдешь нас записывать, правда, Магнит? – спросил Брукс, поднимаясь с кровати. Выглядел он как никогда бодро.

Конечно, пойду.

Дотянувшись до видеокамеры, я взяла ее и встала на ноги. Другой рукой прихватила книгу. Никогда не пропускала репетиций их группы – это были самые яркие моменты моего дня. Я всегда записывала их, сидя в кухне. Несколько лет назад мама с папой по совету психотерапевта купили мне видеокамеру. Он сказал, что, возможно, я смогу открыться и заговорить перед объективом, или что-то в этом роде. В итоге, вместо того, чтобы часами пялиться на свою моргающую физиономию, я решила использовать камеру для съемок группы своего брата.

Перед тем, как спуститься вниз, я подошла к окну своей спальни и бросила взгляд через дорогу, на крыльцо миссис Бун – она привычно раскачивалась в своем плетеном кресле, а рядышком дремал Маффин. Ее губы шевелились, словно она беседовала с невидимым мужчиной, сидящим в неподвижном кресле рядом с ней. Ее Стэнли.

Я прикоснулась пальцами к прохладному стеклу, когда ее губы изогнулись в улыбке. Она усмехнулась чему-то, что сама же и сказала, а потом слегка подтолкнула стоящее рядом с ней кресло, чтобы оно раскачивалось синхронно с ее собственным.

Жизнь миссис Бун замедлила свой ход, и в течение вот уже многих дней она жила в своих воспоминаниях. А когда не жила в своих, то поучала меня, как я должна создавать свои собственные. Для многих это может показаться печальным – такая жизнь в наши дни, но, на мой взгляд, миссис Бун очень повезло. Может быть, она и была одинокой, но, по ее мнению, на самом деле она никогда не бывала одна. Мои же воспоминания были весьма скудными, и некоторые из них – а, возможно, даже большая часть – я уверена, были украдены мной из книг. С одной стороны, я злилась, что она давила на меня, но, с другой стороны, понимала, что нуждаюсь в каком-то толчке. Она была одной из причин, почему у меня появился список желаний. Даже будучи грубой, она неизменно верила в то, что у меня есть будущее.

Нужно крепко держаться за тех немногих, кто продолжает верить в вас, даже когда вы сами уже потеряли веру в себя.

Глава 10

Мэгги

– Раз, два, раз, два, три – поехали! – протарабанил Келвин и ударил по струнам своей бас-гитары на пару с Бруксом и их группой. Я сидела на кухонном полу, записывая их через гаражную дверь. А каждый раз, когда они прерывались, чтобы посовещаться, возвращалась к чтению своего романа.

Когда я была моложе, чтение было не самой моей сильной стороной, но по прошествии лет оно заменило мне потерянный голос. Это было похоже на то, как если бы персонажи книг жили у меня в голове и делились своими мыслями со мной, а я с ними.

За последние десять лет я прочла больше восьмисот книг. И прожила около восьмисот жизней. Влюблялась шестьсот девяносто раз. Тонула в похоти, наверное, раз двадцать и ненавидела, кажется, десять миллиардов раз. Путешествуя по этим страницам, я курила травку, прыгала с парашютом и купалась голышом. Друзья наносили мне удары в спину – физически и морально. Я оплакивала потерю близких. Я проживала жизнь каждого персонажа в стенах своей спальни.

Каждые две недели, в день выплаты зарплаты, папа приносил мне новую книгу. Ну, или пять. Полагаю, процентов двадцать своей жизни он проводил в книжных магазинах, выбирая для меня следующую книгу.

Больше всего я любила ту часть дня, когда ребята возвращались из школы и играли свою музыку в гараже, а я сидела на кухне и читала. Но их споры по поводу текстов или аккордов, или игры барабанщика – Оуэна – постоянно отвлекали меня от чтения.

– Я просто говорю, Рудольф, что ты опаздываешь на два такта, – со стоном проговорил Оливер, клавишник.

Оливер был крупным парнем, который потел быстрее, чем дышал. Его рубашки постоянно были мокрыми от пота. Когда он поднимался со своего стула, даже брюки на его заднице были мокрыми, над чем парни постоянно издевались. И, в добавок, Оливер все время был голоден – хронически. И если он не ел, то говорил о еде. Это был типичный мясоед, любивший мясо во всех его проявлениях. Кроме потливости и любви к стейкам, Оливер был еще и самым большим плюшевым медведем, который никогда ни с кем в группе не спорил, за исключением Оуэна, больше известного как Рудольф. С ним они бодались каждый день по любому поводу. Сегодня они сцепились, потому что Рудольф опаздывал на два такта – он всегда так делал.

– Оли, неужели ты сам не понимаешь, что несешь полную хрень? Это ты играешь слишком быстро. Тебе нужно замедлить темп.

Рудольф – полная противоположность Оливера. Он вегетарианец, поэтому и был абсолютно тощим и всегда одевался тепло, потому что, независимо от температуры воздуха, постоянно мерз. Его нос всегда был красным – отсюда и прозвище.

– Чувак, ты издеваешься? Ты в этом совсем не разбираешься. Тебе нужно…

Рудольф оборвал его:

– Нет, это тебе нужно…

– ПРОМЫТЬ УШИ! – выкрикнули оба хором. И буквально через секунду они уже стояли лицом к лицу, с воплями раздавая друг другу тычки и пинки. Оливер обхватил Рудольфа за шею и зажал его голову у себя под мышкой.

– Фу! Вонючка! Хорош, Оли! Таких пыток не заслуживает никто! – выкрикнул Рудольф, чье лицо сравнялось по цвету с носом. – Отпусти!

– Скажи это! Скажи! – приказывал ему Оливер. – Скажи, что я лучший клавишник.

– Ладно, придурок, ты самый лучший клавишник.

– И скажи, что мама любит меня больше, потому что я первый родился! – насмехался Оливер.

– Да пошел ты… – Оливер затолкал голову Рудольфа еще глубже себе под мышку, заставляя того скулить, как несчастный щенок. – Ладно! Мама любит тебя сильнее, ты, жирная котлета!

Оливер выпустил из своего захвата младшего брата – младше на семнадцать минут – и, широко улыбаясь, довольно захлопал в ладоши. Эти двое были близнецами и частенько вот так воевали. Это зрелище всегда было забавным.

Пока я наблюдала за продолжающейся битвой парней, Брукс и Келвин, отойдя в уголок, смотрели в блокнот, в который обычно записывались тексты песен и разные идеи относительно группы. Большую часть времени Брукс и мой брат были полными придурками, как и близнецы, но только не на репетициях. Здесь они становились собранными, сосредоточенными и полными решимости стать теми самородками из Харпер-Каунти, штат Висконсин, которые покорят Голливуд.

На кухню вошла мама с четырьмя пиццами в руках и крикнула:

– Мальчики! Кушать!

Этого было достаточно, чтобы затащить их всех в дом. Ведь лучше Голливуда может быть только пицца пепперони. Я сидела за столом с парнями, а они обсуждали свои планы, как будут покупать огромные особняки, «Феррари», яхты и сорить пятисотдолларовыми купюрами, как только прославятся.

– Никто не подумал, что раз уж мы планируем стать великими, нужно придумать группе название? – спросил Рудольф, набивая щеки своей вегетарианской пиццей.

– Подождите, а разве «Сиротливые попугаи» не подходит? – спросил Брукс, вытирая рот тыльной стороной ладони.

– Думаю, это будет круто, – предположил Оливер.

– Мне кажется, это нелепо, – не согласился Рудольф. – Нам стоит придумать что-то, связанное с ниндзя.

– Нет, с пиратами!

– Пиратские ниндзя! – выкрикнул Келвин.

Парни начали спорить друг с другом, а я тихо сидела, жевала пиццу и наблюдала за ними. Находясь среди людей, я чаще всего ощущала себя мухой на стене, тихонько подслушивающей их жизни и почти незаметной из-за своего молчания.

– А ты что думаешь, Магнит? – Брукс слегка подтолкнул меня в бок, и от этого небольшого прикосновения внутри у меня потеплело. Его улыбающийся взгляд был направлен на меня. Сердце забилось быстрее, и мне это нравилось. Нравилось, что он видел меня, когда весь остальной мир забыл о моем существовании. Я слегка улыбнулась и пожала плечами.

– Давай, – сказал он, открывая блокнот на чистой странице и протягивая мне ручку. Забирая ее, я позволила своим пальцам ненадолго задержаться на его руке. Он наблюдал за каждым моим движением, и я убедилась, что каждое из них он замечал. Ощущал ли он это? Мой жар? Мое желание? Мою потребность в нем?

Я начала писать, а он с улыбкой следил за движениями моей руки по листу бумаги. Закончив, я подтолкнула блокнот к нему.

– Crooks (Примеч.: в переводе с англ. – жулики), – прочитал он вслух, держа в руке блокнот.

– Crooks? – воскликнул озадаченный Рудольф.

– Crooks, – эхом отозвался Оливер, опережая Оуэна.

– С – Келвин (Calvin), О – Оливер, О – Оуэн, а остальное, видимо, от Брукса (Brooks)? – пояснил он. – Правильно, Мэгги?

Я кивнула.

Да. Да.

От того, что он понял смысл названия без пояснений, у меня чуть не случился разрыв сердца. Как у него получилось прочесть мои мысли без слов? Как ему удается читать меня с такой легкостью?

– Жулики! – выкрикнул Келвин, хлопнув ладонью по столу. – Мне нравится. Мне чертовски это нравится, – зааплодировал мой брат. – Вы только представьте нас на сцене: «Привет, мы «Жулики», и мы здесь, чтобы сегодня похитить ваши уши!».

Я хихикнула про себя, а они продолжили свою болтовню.

– Мы «Жулики», и мы здесь, чтобы сегодня похитить ваши деньги! – пошутил Оливер.

– Мы «Жулики», и мы здесь, чтобы сегодня вечером похитить ваши сердца! – рассмеялся Брукс.

– Да! Да! Или так: «Мы «Жулики», и… и… и… – Рудольф нахмурился. – Черт, вы разобрали все лучшие кричалки.

– Ты все проспал, маленький братец. Возможно, если бы в твоем рационе было больше белка, то мозг работал бы не так медленно, – усмехнулся Оливер.

– Да, Оли, ты питаешься мясом невинных животных, и именно это делает тебя умным. Так и есть. Вероятно, поэтому у тебя пятерка по математике, верно? – заметил Рудольф с издевкой. – Ой, подожди, у тебя же двойка с минусом.

Близнецы начали спорить, и я знала – их ничто не остановит. Пока не появилась она. Шерил. Она, казалось, полностью отошла от недавнего выяснения отношений со своим бывшим, и к ней вернулось привычное кокетство.

– Привет, ребята, – пропела Шерил, покачивая бедрами и накручивая локон на пальчик.

Я научила тебя этому жесту, когда мы были детьми.

– Не знала, что сегодня все вы будете здесь, – в присутствии парней Шерил всегда говорила непривычно низким грудным голосом. Она пыталась звучать соблазнительно, но мне ее голос напоминал голос мужика, выкуривающего пятнадцать пачек в день. Смешно. И, естественно, она знала, что у них будет репетиция – они постоянно торчали у нас дома.

– О, привет, Шерил! – близнецы оживились, и их взгляды опустились ниже, на ее собственных двойняшек, подчеркнутых одеждой.

– Отлично выглядишь, – пробасил Рудольф.

– Нет, ты выглядишь шикарно, – выкрикнул Оливер.

– Потрясающе!

– Сногсшибательно!

– Сексуально! – хором скандировали близнецы.

Не моргнув и глазом и полностью их игнорируя, она устремила свой взгляд на Брукса, который даже не обратил на нее внимания. Келвин и Брукс уткнулись в свой блокнот, изучая планы на будущее. Моя сестра никогда не интересовала Брукса, наверное, потому, что он знал ее с пеленок. Я точно знала, что это не давало Шерил покоя. Каждая девушка хотела, чтобы Брукс обратил на нее внимание… и я не исключение.

– Привет, Брукс, – сказала она. – Как дела? – она продолжала накручивать локон на палец, а я снова закатила глаза.

Брукс взглянул на нее и улыбнулся, после чего отвернулся и снова уткнулся носом в блокнот.

– Отлично, Шерил. А у тебя?

Она навалилась на стол и выпятила сиськи, прижав к ним согнутые в локтях руки. – Я в порядке. Джордан расстался со мной сегодня.

Да что ты? Это он расстался с тобой? Я слышала другое…

– Да? – из вежливости ответил Брукс, не проявляя ни малейшего интереса. – Жаль об этом слышать.

– Да. Ходят слухи, что ты расстался с Лэйси, – она нахмурилась, конечно же, наигранно. – Или, ну… что она рассталась с тобой. Это ужасно.

Брукс пожал плечами.

– Полагаю, так и есть.

– Да, это полный отстой, потому что я должна была пойти с ним на выпускной. И даже купила платье.

– Я свободен! – выкрикнул Рудольф.

– Я тоже! – подскочил Оливер.

– Но у вас двоих еще нет смокингов. Я знаю, что Келвин с Бруксом уже ездили и купили себе… Ой! У меня есть идея! – воскликнула Шерил, захлопав в ладоши.

О, нет.

– А если мы с тобой пойдем вместе, Брукс? Мы могли бы пойти в качестве друзей, а? Нам нет смысла пропускать такое событие, верно?

Природная доброта не позволит Бруксу отказать. Он не захочет опозорить Шерил отказом перед всей своей группой, и Шерил это тоже знала. Видимо, поэтому она и спросила его перед всеми.

– Мэгги, как ты думаешь, разве это не отличная идея? – сказала Шерил, бросая на меня предупреждающий взгляд, после чего обратилась к Бруксу своим приторным голосом: – Мэгги единственная, кто поддержал меня сегодня после разрыва с Джорданом. Она знает, насколько важен для меня был этот выпускной. Мы обсуждали его несколько недель.

Нет, не обсуждали. Я даже не подозревала, что моя сестра собирается туда, пока бывший бойфренд не ударил ее.

На секунду я закрыла глаза.

Ш-ш-ш-ш…

– Ну, – голос Брукса сорвался, и я открыла глаза. Он почесал затылок и посмотрел на меня, взглядом умоляя о помощи. Но что я могла сказать?

Ничего.

– Думаю, это будет круто – пойти просто как друзья.

Я поразилась, как в заполненной людьми комнате никто из них не услышал звук разбивающегося сердца.

Глава 11

Мэгги

Я ненавидела все, что имело отношение к выпускным балам – платья, медленные танцы, цветы. Ненавидела всю искусственность и наигранность этого действа, всю его фальшь. Но больше всего мне был ненавистен тот факт, что сама никогда не смогу посетить выпускной бал, потому что учусь на дому. А еще бесило то, что Шерил, едва окончив среднюю школу, уже второй раз шла на выпускной к старшеклассникам.

– Ты ведь в любом случае не могла бы пойти с ним, а идти одному для него бессмысленно, понимаешь? – Шерил снова и снова надувала и лопала пузыри жвачки, стоя перед моим туалетным столиком, где наносила пятнадцатый слой красной карамельно-яблочной помады. Я сидела на кровати, прижимая к груди книгу, и слушала, как моя сестра ездит мне по ушам.

Она стерла красную помаду и нанесла другую, сочно-фиолетовую. Закончив, Шерил улыбнулась своему отражению в зеркале с такой гордостью, словно ее красота была делом исключительно ее собственных рук, а генетика вообще не при чем. Длинное золотистое платье переливалось на ней при каждом покачивании бедер – а бедрами она виляла часто.

– Плюс, – она злорадно усмехнулась, – кажется, он запал на меня.

Я усмехнулась про себя. Нет, не запал.

Она повернулась ко мне лицом и вытянула губы трубочкой.

– Как думаешь, этот цвет? Или красный? – она нахмурилась. – Хотя, у кого я спрашиваю? Ты же ничего не смыслишь в макияже. А могла бы знать больше, если бы не торчала постоянно в книгах, – она быстро подошла и села ко мне на кровать. Я сильнее прижала книгу к груди, но она выхватила ее и бросила на пол.

О, Боже! Это может считаться некой разновидностью насилия? Она буквально наставила синяков десятку героев книги – десятку моих друзей. Вырвать книгу у меня из рук – это грубость, но бросить ее на пол – веский повод для разрыва наших родственных отношений.

– Серьезно, Мэгги. Ты и так странная, потому что не разговариваешь и не выходишь из дома. Тебе действительно хочется, чтобы тебя знали исключительно как девушку-книжного червя? Это как-то стремно.

Это твоя физиономия стремная.

Я просто улыбнулась и пожала плечами. Она встряхнула волосами.

– Итак, вернемся к главному. Я имею в виду, что почти уверена, Брукс все еще расстроен из-за расставания с Лэйси прямо накануне выпускного. Кроме того, я знаю, как ты за него переживаешь, поэтому и предложила себя в качестве пары, потому что понимаю – ты не захочешь, чтобы он пропустил то, чего так долго ждал. Я иду с ним только ради тебя, Мэгги.

Какое благородство.

Усилием воли я сдержалась и не закатила глаза, глядя в лицо своей сестре. Сестре ли? Сегодня я уже не была уверена в значении этого слова.

– В любом случае, я сказала Бруксу, что ты поддержала мою идею пойти с ним, так что спасибо за поддержку, – она подарила мне слащавую улыбку и снова встряхнула своими кудрями. – Думаю, что Келвин и Стейси будут ждать нас с Бруксом на заднем дворе, чтобы сфотографироваться. Ну так что, какая помада?

Я указала на фиолетовую – мне хотелось, чтобы она выглядела ужасно.

Она выбрала красную, которая смотрелась на ней потрясающе.

– Идеально! – она встала с моей кровати, расправила свое потрясающее платье и в последний раз повертелась перед зеркалом. – Мне лучше выйти на улицу. Брукс будет ждать, – и вышла из комнаты, виляя бедрами.

Как только она скрылась из виду, я бросилась к своей книге, подняла ее и протерла обложку. Простите, друзья. Крепко сжимая книгу в руках, я подлетела к окну, выходящему на задний двор, и увидела своего брата и его девушку – смеющихся, обнимающихся, нарядных. Келвин всегда находил способ развеселить Стейси, и ее смех разносился по всей округе. Она, как всегда, прижимала ладони к его груди, а он не отводил от нее своего взгляда. Интересно, на что это похоже: смотреть в глаза, наполненные любовью?

Затем я посмотрела на Шерил, которая делала селфи в ожидании, когда появится Брукс, чтобы быть ее спутником. Он никогда никуда не опаздывал, поэтому я была несколько удивлена, что его до сих пор не было. В животе затянулся тугой узел, и я бросилась к другому окну, чтобы взглянуть через дорогу – а вдруг он еще в доме своих родителей. Не помню, когда в последний раз видела Брукса в смокинге, но врать не буду, мне не терпелось на это взглянуть. Он всегда выглядел таким красивым… и таким счастливым. С бешено колотящимся сердцем я ожидала, когда он выйдет из дома, перейдет дорогу, окажется на нашем дворе и замрет от восхищения при виде Шерил. Закрыв глаза, я сделала глубокий вдох и мысленно произнесла короткую молитву.

Не делай этого, Брукс.

Он заслуживал гораздо лучшего. Гораздо большего, чем игры Шерил. Он заслуживал любви от человека, который бы знал, как красивы его полуулыбки, как блестяще он умен и как здорово с ним общаться, не произнося ни слова.

– Ты в порядке сегодня, Магнит?

Это была моя любимая комбинация слов.

Распахнув глаза, я обернулась и увидела стоящего в дверях Брукса – на нем был темно-синий смокинг, галстук в черно-белый горошек и в такой же горошек одинаковые носки. Его темно-каштановые волосы были зачесаны назад, карие глаза, само собой, улыбались – как и всегда. В руке он держал прозрачную коробочку, в которой лежала бутоньерка из желтых цветов с розовой лентой.

Вау, Брукс.

Он выглядел лучше, чем я могла себе представить. В животе запорхали бабочки, и я провела пальцами по своим спутанным волосам.

Я улыбнулась.

Он улыбнулся в ответ – как всегда, левым уголком рта.

Я подумала: знает ли он?.. Знает ли, как кружится у меня голова при виде его улыбки?

– Можно мне войти? – спросил он, засовывая руки в карманы.

Я кивнула. Всегда.

Он вошел в мою комнату и, подойдя к окну, взглянул на задний двор, где Шерил писала кому-то сообщение, быстро перемещая пальцы по экрану телефона. Через секунду телефон Брукса издал звуковой сигнал.

– Она уже злится, что я опаздываю, – объяснил он, покачиваясь взад-вперед. Телефон пропищал еще дважды. – Это семнадцатое сообщение от нее.

Я взглянула вниз на свою сестру, которая собиралась пойти с Бруксом, чтобы просто позлить меня. Почему-то ей становилось легче на душе, когда она видела, насколько мне плохо от того, что я не могу разговаривать и выходить из дома.

– Я не хотел с ней идти, – пояснил Брукс. Он повернулся ко мне и нахмурился. – После того, как Лэйси сказала, что между нами все кончено, я вообще решил остаться дома. Поиграть в какую-нибудь видеоигру. А может, прийти сюда, сыграть для тебя на гитаре или что-то в этом роде. Но Шерил без умолку твердила мне, насколько для тебя важно, чтобы я пошел с ней.

Я приподняла бровь.

Он усмехнулся.

– Да, я должен был догадаться.

Мы немного помолчали, наблюдая за паникой Шерил и за Келвином со Стейси, ушедших с головой в свою любовь. За окном кружилось несколько птиц, и Брукс протяжно вздохнул.

– Как думаешь, Келвин и Стейси знают, что они до противного идеальная пара?

Я кивнула, и он рассмеялся.

Да, они знали.

– Мы с Кэлом выступаем сегодня на выпускном. Он говорил тебе?

Говорил. Годами слушая, как они репетируют в родительском гараже, было бы потрясающе взглянуть на них на сцене сегодня вечером. Мечтать не вредно.

– Знаешь, если ты хочешь увидеть наше выступление, Стейси может записать его и переслать тебе.

Я взяла его за руку и дважды сжала ее. Да.

В ответ он тоже сжал мою руку. Да. Да.

– Потанцуешь со мной, Мэгги Мэй?

Я повернулась к нему, и его щеки вспыхнули. Взглянув на его губы, я пыталась выяснить, не померещились ли мне слова, слетевшие с них. Издав нервный смешок, он нервно прикусил нижнюю губу.

– Я имею в виду… ты не обязана. Прости. Это было глупо. Я просто… Ну, со мной рассталась Лэйси, тут еще Шерил, как… как Шерил, и я подумал, что в день моего выпускного было бы неплохо потанцевать с тем, кто мне действительно дорог.

Я едва могла дышать и чуть не выронила книгу из рук, когда мои испуганные глаза встретились с его взволнованным взглядом.

Я никогда не танцевала. И даже не представляла, как это делается. О танцах на выпускных балах я знала только из книг: два человека в объятиях друг друга становятся практически единым целым.

– Ты не обязана. Прости, – Брукс закашлялся и, отвернувшись к окну, пробормотал слово «идиот» – было совершенно ясно, что это он о себе. Я положила книгу на подоконник и кивнула. Должно быть, он краем глаза наблюдал за мной, потому что, поворачиваясь ко мне, расплылся в улыбке и спросил:

– Да?

Да.

Я пригладила руками свои растрепанные волосы. По коже побежали мурашки. Мое длинное, до пят, белое платье и близко не стояло с нарядами Шерил и Стейси. На лице не было макияжа, а моему бледному, как смерть, телу недоставало изгибов. Но Брукса, похоже, это не волновало. Он всегда смотрел на меня так, что я, несмотря ни на что, чувствовала себя полноценной.

Он повернулся ко мне и улыбнулся.

– Можно твою руку?

Я протянула руку, и он, открыв коробку с бутоньеркой Шерил, надел мне ее на руку.

– Хотя бы на время, понимаешь? Чтобы все стало более правдоподобным.

Он вытащил из кармана iPod и просмотрел плейлист, после чего остановил свой выбор на одной из песен. Протянув мне один наушник, он взял себе второй, а затем нажал на кнопку воспроизведения и сунул плеер в задний карман брюк. Я приподняла бровь, не понимая, что за песня звучит.

– Я недавно написал ее и сыграл акустику. Здесь просто инструментальная музыка. Никто еще не слышал ни музыки, ни текста, но, я считаю, ты должна это услышать именно сейчас. Потому что я писал ее для тебя.

Кажется, сейчас я упаду в обморок.

Мне уже она нравилась.

Брукс подошел ко мне и протянул руки. Я шагнула навстречу, он прижал ладони к моей пояснице и притянул меня ближе. Я обняла его за шею. Его кожа пахла медом и кремом для бритья – мой новый любимый аромат. Если это сон, то, клянусь, я навсегда отказываюсь просыпаться. Мы начали покачиваться в такт музыке, и он прижал меня крепче. А потом запел.

Так горько плача на моей груди, ты рвешь мне душу.

Ты так слаба, как палый лист в течении реки.

Всем сердцем ждешь ответа тишины, сковавшей душу,

Безмолвно просишь: – Я тону, устала, помоги!

От звука его голоса у меня в груди защемило. Его губы почти касались моих, его слова обволакивали меня. Я почувствовала на своих губах его легкий вздох, а затем ощутила, как дрожащими пальцами он коснулся моей спины.

Я чувствовала его душу и прижималась к нему всем телом, не отрывая взгляда от его поющих губ. Брукс…

Я буду якорем надежным для тебя

И удержать смогу всегда во тьме ночной.

В потоке черной грусти встану, как стена,

Прижму к себе и подарю тебе покой.

Я буду светом маяка в кромешной тьме.

Поверь, все будет хорошо, ведь я с тобой.

Я буду якорем твоим – доверься мне.

Ведь только вместе можно выиграть этот бой.

Он сводил меня с ума. Его объятия, прикосновения. Его голос, слова. Всем своим существом он разжигал во мне огонь, и я была счастлива гореть рядом с ним.

Но разум с каждым днем все глубже тянет в омут,

Надежда тает в пелене кромешной тьмы.

Ты ускользаешь, но мои объятия помогут

Дождаться утра, чтобы снова вместе были мы.

Я буду якорем надежным для тебя

И удержать смогу всегда во тьме ночной.

В потоке черной грусти встану, как стена,

Прижму к себе и подарю тебе покой.

Я буду светом маяка в кромешной тьме.

Поверь, все будет хорошо, ведь я с тобой.

Я буду якорем твоим – доверься мне.

Ведь только вместе можно выиграть этот бой.

Я буду светом маяка в кромешной тьме.

Поверь, все будет хорошо, ведь я с тобой.

Малыш, я твой маяк в кромешной тьме.

Поверь, все будет хорошо у нас с тобой.

Я буду якорем твоим – доверься мне,

Ведь только вместе сможем мы бороться с тьмой.

– Мэгги, – прошептал он, практически касаясь моих губ своими. Наши тела, прижатые друг к другу, задрожали, и он тихо засмеялся. – Ты дрожишь.

Как и ты.

Он улыбнулся, словно прочитал мои мысли, а я изо всех сил пыталась прочесть его.

– Ты мой лучший друг, Магнит, но… – он прижался еще ближе, и я могла поклясться, что почувствовала невесомое прикосновение его губ. Пальцами он выводил легкие круги на моей спине, и я таяла от каждого их движения. – Что, если она была права? Что, если подозрения Лэйси справедливы? Что, если между нами что-то есть – что-то большее, чем просто дружба?

Он обнял меня крепче, притягивая ближе к себе. Наши губы снова соприкоснулись, и все во мне затрепетало.

– Сделай шаг назад, и я отступлю, – сказал он мне.

Я придвинулась ближе и прижала ладони к его груди, чувствуя под ними биение его сердца. Брукс перевел взгляд на мои губы, и его волнение передалось мне.

– Прикажи мне не целовать тебя, Мэгги. Сделай шаг назад, и я не поцелую тебя.

Я не сдвинулась с места.

Естественно, я не двигалась. Я стояла и ждала, и умирала, и ждала. Когда он это понял, когда его губы скользнули по моим, все во мне перевернулось, и я возродилась к жизни. Брукс прижался губами к моим – сначала мягко – и каждая моя клеточка стала частью его. Он обнял меня крепче, прижал ближе, а целовать стал более настойчиво. И тут, впервые за очень долгое время, я почувствовала это.

Счастье.

Это реально? Мне это позволено? Мне позволено быть счастливой?

Мой последний поцелуй был с тем же мальчиком, который сейчас обнимал меня так, будто я – его исполнившаяся мечта, казавшаяся до этого несбыточной. Этот поцелуй не был похож на тот, что был много лет назад. Сейчас мы не отсчитывали секунды, но я считала вдохи, которые он забирал у меня.

Один…

Два…

Двадцать пять…

В этот раз поцелуй ощущался таким реальным, таким идеальным, таким бесконечным.

Это мгновение – вечность.

– Мэгги, ты не видела…

Брукс разорвал свои объятия и резко развернулся, поворачиваясь спиной к человеку, стоящему в дверях. Провод наушника, торчащего в ухе, потянул меня вперед. Я быстро перевела взгляд на маму, которая стояла с абсолютно потрясенным видом.

– …красную помаду Шерил? – закончила она свой вопрос.

Повисло неловкое молчание, и мама, прищурив глаза, посмотрела на поправляющего галстук Брукса.

– Брукс, кажется, Шерил ждет тебя внизу фотографироваться.

– Да, конечно. Спасибо, миссис Райли. Позвольте я только заберу… – он подошел ко мне и снял бутоньерку с моей руки. И вот так просто закончилась моя вечность. – Я… я… увидимся позже, Мэгги.

Смущенно опустив голову, он быстро проскользнул мимо мамы. Она не двинулась с места и посмотрела на меня. По ее позе я поняла, что она разочарована. Быстро подойдя к комоду, где лежала забытая Шерил помада, я взяла ее и передала маме. Она нахмурилась.

– Это твоя сестра, Мэгги Мэй, и она идет с Бруксом на выпускной. Ты отдаешь себе отчет в том, что делаешь?

Я опустила голову. Не знаю.

– Я понимаю, что временами Шерил бывает сущим наказанием, но… Она твоя сестра, – повторила она и ушла, прежде чем я успела хоть что-то написать в ответ. Но, в любом случае, она не стала бы его читать. В этом мама была похожа на миссис Бун – ей нужны были живые слова, а не записки на обрывках бумаги.

Я подошла к окну и взглянула вниз, на Брукса, обнимавшего Шерил за талию для фотографии. Он дарил объективу фотоаппарата свою лучшую фальшивую улыбку, но, когда взглянул на мое окно, я спряталась.

Это был прекрасный сон. Он и я.

Но не более.

Сон, от которого меня заставили пробудиться.

***

– Сука! – закричала Шерил, вбегая ко мне в спальню, когда я облачалась в свою пижаму. От неожиданности руки дернулись, и я промахнулась ногой мимо штанины. По лицу Шерил текли слезы, смешанные с тушью для ресниц, а красная помада размазалась. Подол ее платья выглядел так, будто ее тащили по траве. Выпучив глаза, она заорала:

– Я не могу поверить, что ты рассказала им!

Я удивленно моргнула. Кому и что я рассказала?

– О, не прикидывайся невинной овцой, – она истерически засмеялась, и по ее смеху я поняла, что она была под кайфом, иначе ее зрачки не были бы так безумно расширены. – На самом деле смешно, что кто-то покупается на твой дерьмовый спектакль, хотя на самом деле ты настоящее чудовище! Мне не верится, что ты сказала маме с папой о том, что вчера произошло между мной и Джорданом!

Я приоткрыла губы, но слова не шли, и это еще больше разозлило ее. Я быстро схватила бумагу и ручку, желая написать, что ничего не говорила родителям, но она вырвала их у меня из рук.

– Что, черт возьми, с тобой не так? Какого дьявола ты открываешь рот, если не собираешься ничего сказать? И какой смысл писать на бумаге? Это то же самое, что говорить, Мэгги! Просто воспользуйся своим гребаным голосом, уродина!

От ее все возрастающей ярости меня затрясло. Шерил пошла вдоль стен моей спальни и начала сбивать выстроенные в идеальном порядке книги. Она швыряла их на пол и в порыве злости начала вырывать страницы.

– Как тебе это? А? Как тебе понравится, если кто-то изгадит тебе жизнь так же, как ты изгадила мою?

Я никогда не видела ее такой обезумевшей, такой взбешенной.

– Папа приехал на выпускной и наорал на Джордана. Я была унижена пред всеми. Но это еще не все. Нет. Прежде чем оказаться опозоренной перед всей школой, я пыталась поцеловать Брукса, но он отказал мне. А знаешь почему? – она злобно захохотала и, взяв один из моих романов, начала рвать страницы. Я бросилась к ней, чтобы попытаться остановить, но она была сильнее. – Потому что он сказал мне, что у него к тебе есть чувства! К тебе! Ты можешь в это поверить? Потому что я не могу. Как может кто-то хотеть тебя? И что ты собираешься делать? Встречаться с ним, ни разу не покинув дом? Устраивать романтические ужины в гостиной? Путешествовать по миру, смотря по телевизору канал «Дискавери»? Ты не стоишь Брукса. Ты полное дерьмо!

– Шерил! – прокричал папа, взбегая вверх по лестнице. – Иди в свою комнату!

– Ты шутишь? Она разрушила мою жизнь, а я же виновата?

– Шерил, – прорычал папа. Он никогда не выходил из себя. – Марш в свою комнату. Немедленно. Ты пьяна и не контролируешь себя, а утром будешь сожалеть о том, как поступила по отношению к сестре.

– Она мне не сестра! – резко ответила она папе, сминая в руках оставшиеся страницы романа. – Жаль, что ты тогда не пропала в лесу, – она оттолкнула папу и прошипела: – И ты мне не отец.

Я видела, как это произошло – половинка сердца моего отца разбилась. Он наклонился, чтобы начать подбирать мои книги, но я остановила, накрыв его руку своей. Он почувствовал мою дрожь, и я ощутила, что он тоже дрожит. Прижав пальцы к вискам, он тяжело вздохнул.

– Ты в порядке?

Я медленно кивнула.

Он покачал головой.

– Твоя мама нашла скомканную записку в комнате Шерил. Мы сказали ей об этом, но она была слишком пьяна, чтобы понять. Брукс пытался уговорить ее вернуться домой, но она сбежала с Джорданом, и мы не успели поговорить с ней. Похоже, она оказалась дома раньше нас, – он снял очки и потер переносицу. – Я должен был ехать быстрее, тогда бы она не успела выместить на тебе свою злость и не устроила бы этого погрома, – его глаза увлажнились. – Твои книги.

Я взяла его за руку и сжала ее один раз. Нет.

Он вымученно улыбнулся, притянул меня в свои объятия и, чмокнув в лоб, сказал:

– Биение твоего сердца заставляет планету вертеться.

Мне так хотелось верить ему, но в эту ночь из-за биения моего сердца мир рухнул.

***

– Ни хрена себе, – пробормотал Брукс, появляясь у меня в дверях той же ночью, но позже. Галстук свисал через плечо, руки в карманах брюк. Я сидела на полу посреди комнаты в окружении разорванных книг и вырванных страниц. Невозможно было найти недостающие листы, чтобы вставить их в романы.

Они все уничтожены.

Я встретила взгляд Брукса и по отразившейся в его взгляде боли поняла, насколько ужасным было зрелище. Я сидела в центре огромного пазла из историй и не знала, как соединить его части.

Он нахмурился.

– Ты в порядке, Магнит?

Я покачала головой.

– Можно мне войти?

Я кивнула.

Он обошел книги – осторожно, на цыпочках, чтобы не наступить ни на одну из страничек.

– Все не так уж плохо.

Лжец.

Я услышала, как он ахнул, и перевела взгляд на его руки – он держал мой дневник.

– О, нет… – тихо проговорил Брукс.

Меня захлестнула волна эмоций. Мой список желаний был полностью уничтожен. Сотни приключений, которые я надеялась однажды пережить, разорваны. Я ничего не могла с собой поделать и просто расплакалась. Знаю, это может показаться неестественным, но все книги, их персонажи – это мои друзья, мое убежище, моя защита. Этот список был моим обещанием будущего. И теперь у меня ничего не осталось.

Не прошло и нескольких секунд, как Брукс обнял меня, и я, всхлипывая, уткнулась ему в грудь.

– У тебя все будет хорошо, Мэгги, – прошептал он. Это обещание – не больше, чем пустой звук. – Ты просто устала. Утром мы разберемся с этим. Все в порядке.

Он довел меня до кровати и уложил, а потом начал пробираться вдоль стен моей комнаты, перебирая сваленные в беспорядке книги. Найдя неповрежденную, он сел рядом с моей кроватью и открыл первую страницу. Положив книгу на согнутые в коленях ноги, он расстегнул манжеты рубашки, подвернул рукава и начал:

– «Прогулка домой». Глава первая. Дни Лорен Сью Лок были безрадостными…

Он читал, пока я плакала навзрыд.

Он читал, пока мои слезы высыхали.

Он читал, пока мое бешено бьющееся сердце не успокоилось.

Он читал, пока мои веки не отяжелели.

Он читал, пока я не уснула.

Мне снился его голос, читающий мне что-то еще. Когда на следующее утро я проснулась, его не было. Выбравшись из постели, в глубине души я гадала: действительно ли он был здесь? Но после него осталось достаточно доказательств, подтверждающих реальность этой ночи.

Все до единой книги снова стояли по периметру спальни – от красных к фиолетовым. Каждая книга была заботливо склеена. На столе лежал список желаний, вклеенный в мой дневник – надорванный, но выглядел он лучше, чем до этого. Поверх дневника был приклеен стикер, на котором было написано: «Сегодня ты в порядке, Мэгги Мэй Райли».

Я люблю его.

Не уверена, когда именно это случилось. Возможно, это сложилось из совокупности мгновений, накопившихся за долгое время. Возможно, это влияние его героического поступка, совершенного во время моего сна. Я не была уверена, да это и не имело значения.

Неважно, когда, как и почему это произошло. Неважно, сколько мгновений должны были соединиться вместе, чтобы возникла любовь. И неважно, правильно это или нет.

До любви нельзя дойти по указателям – их нет. Она – словно водный поток, вливается в человека с единственной надеждой. У нее нет инструкции по эксплуатации, чтобы правильно за ней ухаживать. Она не дает совета, как сохранить ее в первозданной чистоте. Она просто тихо появляется, молясь, чтобы вы не позволили ей ускользнуть.

Глава 12

Брукс

Стоит кое-что сказать о своевременности. В любой ситуации всегда важно выбрать правильное время. В нужный момент сказать правильные слова. Сделать правильный выбор, когда это необходимо.

Когда я подошел к комнате Мэгги, мое сердце сжалось. Поскольку я потратил много времени, собирая по частям ее книги, то не мог не задаваться вопросом: что она подумала, когда проснулась утром? Мне хотелось заставить ее улыбнуться. Если бы мне было суждено совершить всего один-единственный поступок в жизни, то он должен был бы заставить ее улыбаться. И пора ей узнать об этом, узнать о моих чувствах. Пусть знает, что, когда мы вместе, мои мысли всегда только о ней, а когда мы порознь, мои мысли там, где осталась она.

– Я хотел поставить эту книгу на место прошлой ночью, но мне действительно нужно было узнать, что произошло с Лорен Сью Лок. Плюс, я принес тебе новую доску, – сказал я, стоя в дверях комнаты Мэгги. – Ты в порядке сегодня, Маг…

Прежде чем я смог договорить, Мэгги бросилась ко мне и прижалась своими губами к моим. От неожиданности я покачнулся и чуть не выпал в коридор, поэтому ухватился руками за нее. Я не был готов к ее поцелую, он просто обрушился на меня. Но у меня не было возражений, ведь это дало мне возможность самому еще раз с ней поцеловаться.

Когда Мэгги чуть-чуть отстранилась, я заправил за уши ее длинные волосы. Она покраснела, и я поцеловал ее щеки. Она опустила взгляд, и я скользнул пальцами по ее подбородку, приподнимая кверху лицо. Я снова поцеловал ее щеки. Каждую, покрытую россыпью еле заметных веснушек. А потом снова губы.

– Добрый день, Мэгги Мэй.

Она улыбнулась и поцеловала мои щеки. Потом лоб. Потом нос. Затем каждую невидимую веснушку на моем лице. А потом губы. Я услышал, как она тоже говорит мне это. Добрый день, Брукс Тайлер.

Схватив меня за руку, Мэгги шагнула назад и завела нас в свою спальню. Оказавшись внутри, я пинком закрыл за собой дверь. Какое-то время мы, как два дурачка, просто смотрели друг на друга и улыбались. А еще целовались – кажется, эта часть мне понравилась больше всего. Пальчиком она провела по моей ключице и начала изучать мое тело, словно я был неподвижным объектом. Провела пальцами вниз к моим рукам, потом скользнула вверх, по ребрам, пока не оказалась на моей груди. Она положила ладонь прямо над моим сердцем, ощущая его биение.

– Для тебя, – сказал я.

Она покраснела сильнее, и я снова поцеловал ее щечки. Подняв руку, я провел пальцами по ее ключице, вниз и вверх по ребрам, а потом переместил ладонь к ее груди, где билось сердце. Она прикусила нижнюю губу и, подняв четыре пальца, указала ими в мою сторону.

Для тебя.

Ее сердце бьется для меня, как и мое для нее.

– Ты мне нравишься.

Она указала на себя и подняла два пальца.

Ты мне тоже.

– Будешь со мной встречаться? – спросил я.

Она отшатнулась, шокированная моими словами, и покачала головой.

– Не отказывайся, пожалуйста. Это, в некотором роде, удар по моей самооценке.

Она пожала плечами, подошла к столу, взяла блокнот и начала писать.

Как?

– Как? Что значит «как»? Как мы будем встречаться?

Да.

– Ну, думаю, как все обычно встречаются.

Как ты встречался с другими? Как проходили твои свидания с предыдущими подружками?

– Ну, не знаю. Мы много тусовались. Некоторым нравилось ходить по магазинам, в кино… – я замолчал. Мои свидания с Мэгги не могли проходить так же, как с предыдущими подружками. – Ой. Но я ведь не пытаюсь пригласить на свидание их. Я приглашаю на свидание тебя. Как бы оно ни проходило, я хочу этого. Хочу быть рядом с тобой. Целовать тебя. Обнимать. Хочу видеть, как ты улыбаешься. Плюс… – я поднял вверх ее дневник, – это свидание есть в твоем списке желаний.

Она покачала головой.

– Мэгги, я склеивал эту записную книжку по кусочкам больше пяти часов. Думаю, мне известно все, что там написано, – я начал перелистывать страницы и, найдя нужную, протянул ей. – Вот. Пункт пятьдесят шестой – свидание с Бруксом Тайлером Гриффином из книги про Брукса.

Она лукаво улыбнулась.

Я не писала этого.

Я пожал плечами.

– Слушай, тебе не нужно смущаться. Я польщен. Несмотря на то, что список желаний не мой, я здесь, чтобы помочь тебе следовать ему. Черт, если бы знал, что ты так безумно в меня влюблена, то начал бы встречаться с тобой много лет назад.

Мэгги вздернула брови и всплеснула руками – и я точно знал, о чем она думала.

– Ладно, честно говоря, когда нам было по восемь лет, и ты планировала нашу свадьбу, я находился в том возрасте, когда терпеть не мог девчонок. Ты не можешь продолжать обижаться на меня за это.

Она тихо усмехнулась и закатила глаза. Мне это нравилось. Нравилось, когда она смеялась, пусть даже беззвучно. Для меня это было почти равносильно ее голосу.

– Видишь? Между нами есть эта штука – я знаю, о чем ты думаешь, даже без слов. Ты мой лучший друг, Мэгги. Если встречаться для нас – это проводить каждый вечер с тобой в этом доме, то я буду самым счастливым парнем в мире, – я заправил ей волосы за ухо. – Итак, я хочу спросить тебя еще раз: ты будешь моей девушкой?

Беззвучно смеясь, она покачала головой, но потом кивнула и пожала плечами. Я подумаю… но все равно, Брукс… Полагаю, я буду с тобой встречаться.

Сообщение полностью прочитано.

Мы подошли к ее кровати, легли на нее спиной, и я достал свой iPod, чтобы включить первую песню для нас, официально ставших парой. Это оказалась песня «Горячечный бред» от No Age – громкая, энергичная и совершенно не подходящая для первого свидания. Я собрался перемотать ее, но Мэгги начала отбивать ритм – сначала пальцами по кровати, потом ногой по полу. И к моменту соло ударных, пальцами и ногами я уже вовсю повторял ее движения. А еще через секунду мы стояли, подпрыгивая вверх-вниз и раскачиваясь в такт музыке. Сердце мое набирало обороты, пока мы, стоя очень близко друг к другу, отрывались под эту музыку. Когда она закончилась, Мэгги дотянулась до маркера и написала на доске: Еще разок?

Я включил песню сначала. Потом еще раз. Мы танцевали до тех пор, пока наши сердца не начали колотиться в бешеном ритме, а дыхание не стало прерывистым. Тем вечером мы потрясающе провели время. Мы наконец-то провели его правильно.

Каждый день, проведенный с Мэгги, казался лучше предыдущего. В каждом касании ощущалось тепло. Каждый поцелуй был искренним. Каждое объятие было настоящим… ну, за исключением тех случаев, когда объятий в принципе не было. Между нами не всегда все было идеально. Если говорить начистоту, бывали и тяжелые дни. Сделать Мэгги своей девушкой – одно из лучших решений в моей жизни. Но это не значит, что все было легко. Тем не менее, это было правильно. И чем больше времени я проводил рядом с ней, тем больше замечал мелочей, на которые никто не обращал внимания. Как она вздрагивала при звуке льющейся воды. Или как готова была практически выпрыгнуть из собственной кожи, когда кто-то прикасался к ней со спины. Как она старалась забиться в угол, если в комнате было больше двух человек. Или слезы, катившиеся по ее щекам, когда мы вместе смотрели фильмы.

– Почему ты плачешь? – спрашивал я.

Мэгги проводила пальцами под глазами и, казалось, была удивлена, обнаруживая там слезы. Натянуто улыбаясь, она вытирала их и сжимала ладонью якорь на ожерелье.

А еще у нее случались панические атаки. За все годы нашего знакомства я никогда о них не знал. Она держала все это в себе. Я узнал об их существовании только тогда, когда пару раз тайком оставался ночевать в ее комнате. Иногда она так металась во сне, что я готов был поклясться – кошмар доведет ее до сердечного приступа. Когда я будил ее, она вскакивала с широко распахнутыми от ужаса глазами, словно не понимала, кто я и зачем к ней прикасаюсь. Она сворачивалась клубком и затыкала уши, словно слышала голоса, которых не было. Тело было покрыто потом, руки дрожали, дыхание прерывалось. Иногда она пальцами обхватывала горло и тяжело и неровно дышала.

Всякий раз, когда я пытался докопаться до сути, Мэгги отталкивала меня. Между нами возникали споры, в которых единственным крикуном был я. Спорить с тем, кто не кричит на тебя в ответ, гораздо хуже, чем с тем, кто швыряется стульями. Ты чувствуешь себя беспомощным, словно кричишь на каменную стену.

– Скажи хоть что-нибудь! – умолял я. – Дай какую-то ответную реакцию!

Но она всегда оставалась спокойной, и это еще больше выводило меня из себя. Я сломал голову, пытаясь выяснить, что съедало ее изнутри все эти годы. Меня сводило с ума то, что я не мог избавить ее от этой боли.

До Мэгги у меня было достаточное количество девушек, и мне всегда это казалось делом нехитрым. Предполагалось, если нам есть о чем с ними поговорить, то это значит, что мы похожи. А если у нас общие интересы, мы можем быть вместе. В своих прошлых отношениях я никогда не сталкивался с тем, что мне нечего сказать. Мы все время разговаривали, иногда часами. Когда дело шло к молчанию, это всегда чувствовалось, и я тут же находил новую тему для разговора.

Но с Мэгги все было не так. Она не отвечала на слова. Но во время последней панической атаки я понял, как ей помочь. Раньше я кричал на нее, требуя, чтобы она впустила меня в свои мысли, но это никогда не срабатывало. Когда я умолял о том, чтобы получить шанс и попробовать понять, она отстранялась. Помочь здесь могла бы музыка. Музыка сможет помочь. Мне всегда помогала. И когда Мэгги плакала, сидя в кровати, я погасил свет в ее спальне и включил на iPod песню «Побыть наедине с тобой» Суфьяна Стивенса.

С первого раза это не помогло. Со второго тоже. Но я спокойно сидел, включал песню сначала и ждал, когда дыхание Мэгги выровняется.

– Ты в порядке, Магнит, – говорил я ей время от времени. Не знаю, слышала ли она меня, но надеюсь, что да. Только на одиннадцатом повторе песни она наконец-то пришла в себя. Мэгги вытерла глаза и потянулась за листом бумаги, но я покачал головой и похлопал по месту на полу рядом с собой. Мне не нужно было от нее никаких записок. Иногда молчание говорит громче всяких слов.

Она села напротив меня, скрестив ноги, и я выключил музыку.

– Пять минут, – прошептал я, протягивая к ней руки. – Только пять минут.

Мэгги вложила свои руки в мои, и мы пять минут тихо и неподвижно сидели, глядя друг другу в глаза. А в следующую минуту уже не могли сдержаться от смеха – это выглядело немного глупо. Потом еще с минуту мы беззвучно хихикали. А на третьей минуте Мэгги начала плакать. На четвертой мы уже плакали вместе, ведь ничто не может ранить сильнее, чем видеть в ее глазах такую отчаянную тоску. Но на пятой минуте мы уже улыбались.

Она облегченно выдохнула. Я тоже. Словно каждый из нас выпустил на свободу то огромное чувство друг к другу. Я понял, что именно за эти секунды узнал ее лучше всего. И именно в эти секунды она узнала больше обо мне.

Я не знал, что в минуты безмолвия можно так отчетливо слышать чей-то голос.

Глава 13

Мэгги

Брукс больше не расспрашивал меня о причинах панических атак, и я была этому рада. Я была пока не готова говорить об этом. Хотя знала, что когда придет время, он с готовностью выслушает, и это значило для меня больше, чем он мог себе представить.

Вместо того, чтобы проводить наши каникулы за серьезными разговорами, мы наполнили это лето поцелуями, между которыми составляли список желаний для совместного будущего. Мне нравилась его вера в то, что я когда-нибудь покину этот дом. Мне нравилась идея увидеть мир рядом с ним.

– Мэгги, это будет потрясающе. Плюс, я поступаю в колледж в соседнем городе, поэтому смогу каждый день после учебы приезжать повидаться с тобой. Это будет несложно, – часто говорил Брукс. Его уверенность как никогда обнадеживала меня.

А потом мы возвращались к поцелуям. Мы только и делали, что целовались.

Я совсем неопытна в искусстве удовольствия, что не удивительно, ведь у меня никогда не было ни парня, ни возможности попрактиковаться в том, чем обычно занимаются люди, состоящие в отношениях. Всякий раз, когда, приходя ко мне, Брукс давал волю рукам, я напрягалась. Не потому, что он прикасался ко мне, – я хотела его. Просто потому, что не была уверена, как отвечать на его прикосновения. Я очень смущалась и ненавидела себя за это. Казалось бы, я прочитала достаточно книг, в которых присутствовал секс, чтобы точно знать, как нужно прикасаться к своему парню, но это было далеко от истины.

– Все в порядке, правда, – улыбнулся Брукс, поднимаясь после очередного поцелуя, которые с каждым разом становились все дольше. – Нам не нужно спешить.

Хотя я не ощущала, что мы торопимся. Я чувствовала себя идиоткой. Куда мне нужно положить руки? А ему это понравится? И как я узнаю, действительно ли ему понравилось?

– Мне лучше спуститься к ребятам и порепетировать, – он поправил ширинку на джинсах, отчего я почувствовала себя еще хуже, потому что неосознанно так возбуждала его. – Увидимся внизу, ладно?

Я кивнула. Он наклонился и поцеловал меня в лоб, после чего выскользнул из комнаты. Как только Брукс скрылся из виду, я схватила подушку, прижалась к ней лицом и беззвучно закричала, отчаянно дергая ногами.

А-а-а-а-а-а!

Услышав тихие всхлипы, я убрала лицо от подушки и увидела идущую по коридору Шерил с прижатой к щеке ладонью. Она быстро прошла в свою спальню и захлопнула дверь. Через две секунды я уже стучалась в нее.

– Уходи! – крикнула Шерил.

Я стукнула один раз.

Нет.

Послышался ее стон.

– Пожалуйста, Мэгги, просто уйди. Я знаю, что это ты.

Повернув ручку, я медленно открыла дверь и увидела, что она стоит перед зеркалом, прижимая руку к рассеченной коже под глазом, а по щеке струится кровь.

– Черт возьми, Мэгги! Разве ты оглохла?

Подойдя ближе, я заставила ее взглянуть на меня и осмотрела рану. Склонив голову, я вопросительно взглянула на нее. Она поморщилась.

– Джордан решил, что, раз я попросила его подвезти меня с выпускного несколько недель назад, значит, мы снова вместе. И, учитывая то, что мне ненавистно быть одной, я вернулась к нему. Но оказалось, что он не до конца простил меня, и с каждой неделей все больше начинал придираться. Поэтому, когда я сказала, что больше не хочу быть с ним… он немного… расстроился.

У меня сжалось сердце.

– Не падай в обморок, ладно? – предупредила она и, медленно повернувшись, задрала футболку. Я прижала ладони ко рту, разглядев красные отметины после ударов Джордана.

Шерил…

С тихой усмешкой она сказала:

– Если это тебе кажется ужасным, то посмотрела бы ты на него.

Я нахмурилась.

Она тоже.

Скорее всего, он ушел с выдранными волосами, оставив моей сестре шрамы не только на теле, но и на сердце. Покинув спальню Шерил, я направилась в ванную за влажными салфетками и пластырем. Вернувшись, я усадила ее на кровать, придвинула для себя стул и села. Она вздрагивала всем телом, пока я обрабатывала рану.

– Я не буду выдвигать обвинений, Мэгги, – уверенно сказала она. – Знаю, скорее всего, ты хочешь, чтобы я сделала это, но нет. Ему больше восемнадцати лет. Его будут судить, как взрослого, и я не могу разрушить ему жизнь…

Не обращая внимания на слова, я продолжала обрабатывать ее лицо.

– Я хочу сказать, что сама виновата. Не стоило идти с ним на выпускной. Я сама ввела его в заблуждение.

Я стукнула пальцем по ее ноге. Один раз.

Нет.

Она винит себя. Как и я себя раньше. Я до сих пор иногда в душе виню себя. Не надо было идти в лес. Мама не разрешала мне гулять без присмотра. В итоге, я подвергла себя опасности. И сама в этом виновата.

Но принимая ванну и погружаясь под воду, я избавлялась от всех этих мыслей. Иногда наши мысли могут стать чем-то вроде криптонита, и мы берем верх над собственной самооценкой, уверенно посылая ее куда подальше со всей ее ложью.

Я была не виновата.

Так же, как и Шерил.

Слеза скатилась по ее щеке, и она смахнула ее.

– В любом случае, какое тебе до этого дело? Почему ты помогаешь мне? Я разгромила твою комнату, наговорила тебе кучу гадостей, но ты все-таки помогаешь мне. Почему?

Я приподняла, а затем опустила плечи.

Поежившись от боли в спине, она протянула мне карандаш и бумагу.

– Почему, Мэгги?

Ты – моя семья.

Из ее глаз снова потекли слезы, но она даже не пыталась их скрывать.

– Знаешь, я действительно очень сожалею о том, как поступила с твоей комнатой, с тобой. Просто я… – она разочарованно всплеснула руками. Ее голос был полон стыда и глубокого раскаяния. – Я сама не понимаю, что творю со своей жизнью.

Сомневаюсь, что у большинства людей было как-то по-другому. Каждый, кто утверждает, что постиг смысл жизни, – лжец. Иногда я задавалась вопросом: есть ли хоть что-то, смысл чего можно постичь, или мы просто ходим кругами, выискивая разные доказательства этому, хотя в действительности их не существует?

– Я хочу рассказать маме с папой о том, что он сделал, – прошептала она с грустью. – Но знаю, что они будут вне себя. Они и так сердятся на меня за все те мерзости, что я совершила. Я столько раз подводила их, что вряд ли из-за этого они по-настоящему будут переживать.

Я стукнула пальцем по ее ноге. Один раз.

Нет.

– Откуда ты знаешь?

Я снова подняла лист, на котором писала о семье.

После этого она набралась храбрости и рассказала все родителям. И в тот момент, когда они обняли ее и сказали, что ни в чем ее не винят, с души Шерил словно свалился камень, висевший на ней, кажется, много лет.

***

– Я скучаю по нему, – рухнув на мою кровать, сказала Шерил через несколько недель после ее «официального» разрыва с Джорданом. Рана на ее лице заживала довольно неплохо, но я понимала, что сердце так быстро исцелиться не сможет. – Ну, в смысле, я скучаю не по нему конкретно. Скучаю по мысли о нем. Мне не хватает кого-то рядом. Сегодня я сидела и пыталась припомнить, когда в последний раз была одна, но не смогла найти ответа.

Я поморщилась, а она продолжила говорить:

– А вдруг я из тех девушек, которые не переносят одиночества? Что, если я всегда должна быть с парнем? И на что, черт возьми, я должна тратить свое время, если у меня нет парня, с которым можно поболтать? Не знаю, заметила ли ты, но у меня не очень получается дружить с девушками. Со мной никто не хочет общаться. Вероятно, потому, что у большинства из них я отбила парня. Какого черта мне теперь делать?

Обогнув письменный стол, я подошла к своей стене из книг в поиске того, что подошло бы для чтения моей сестре. Вытащив «Рассказ служанки» Маргарет Этвуд, я протянула книгу Шерил.

Она сдвинула брови, заметно помрачнев.

– Что я должна с этим делать?

Я приподняла бровь. Она сделала в ответ то же самое.

– Мэгги, я не читаю.

Эти четыре слова – самая грустная фраза из всех, что я слышала.

Я снова подтолкнула к ней книгу, и на этот раз она с опаской взяла ее.

– Ладно, я попробую. Но только потому, что мне так невероятно скучно. Хотя сомневаюсь, что получу от этого удовольствие.

На прочтение книги ей потребовалось три дня. Закончив, она вернулась, цитируя из нее фразы. Ее глаза были наполнены такими эмоциями, каких я никогда раньше у нее не замечала.

– Хочешь узнать мою любимую строку? «Не позволяй ублюдкам сломить тебя». Боже. Так. Чертовски. Здорово. Благодаря Маргарет Этвуд, я воспряла духом, – она протянула мне книгу и прищурилась. – У тебя есть еще что-то похожее?

Раз в три дня я выдавала ей новую книгу. Спустя какое-то время мы стали устраивать по пятницам ночные посиделки. Лежа на полу и болтая ногами, мы объедались чипсами и запивали их газировкой.

– Офигеть, Мэгги! Все это время я считала, что ты читаешь, пытаясь убежать от мира, но теперь поняла: ты читала не чтобы убежать, а чтобы открывать его для себя!

Самой лучшей ночью была та, когда Шерил дочитала «Помощь» Кэтрин Стокетт. На протяжении всей книги она заливалась слезами, которые время от времени сменялись смехом, и наоборот.

– ВОТ ГРЕБАНЫЕ СУЧКИ! – выкрикивала она то и дело. – Нет, реально, НУ ЧТО ЗА ГРЕБАНЫЕ СУЧКИ!

Однажды ночью, часов около двух, я спала в своей кровати, когда Шерил начала будить меня, толкая в бок.

– Мегги, – прошептала она. – Сестренка!

Открыв глаза, я увидела ее с прижатым к груди романом и самой широкой улыбкой на лице. Так улыбаются дети, когда слышат звук тележки мороженщика на своей улице и знают, что у них есть достаточно монет на фруктовое эскимо.

– Мэгги. Думаю, я им стала. Уверена, что да.

Я устало приподняла бровь в ожидании объяснений, кем же она все-таки стала.

– Кажется, я наконец-то им стала, – ее улыбка каким-то образом стала еще шире, вызывая у меня такую же ответную реакцию. – Думаю, я стала читателем.

Шли дни и недели, а Шерил по-прежнему большую часть вечеров проводила дома. В основном, она читала книги. Приходя в мою комнату, она больше не рассказывала мне всех тех историй о ее безумных приключениях с разными парнями. Она начала говорить про свои безумные мечты о путешествиях: объехать мир, увидеть своими глазами то, о чем читала в романах. У Шерил тоже появился свой список желаний.

Однажды ночью, когда она говорила о Лондоне, я подняла вопрос секса, и она изумленно распахнула рот.

– О, Боже! Мэгги! – сказала она, выхватывая из моих рук бумажку с написанным вопросом и разрывая ее на мелкие кусочки. – Первое. Такого рода записки ни в коем случае не должен найти папа. И второе. Вы с Бруксом занимаетесь сексом?

Мои щеки вспыхнули, и я покачала головой.

– Но чем-то ведь вы занимаетесь, верно? О, Господи! Я просто мечтала о таких разговорах с тобой! Ладно, – она плюхнулась на мою кровать и скрестила ноги. – Расскажи мне обо всем, что вы делали, – в ее глазах светилось удивление и любопытство.

Целовались.

Она быстро кивнула.

– Охи и ахи! Чудесно! Что еще?

Я снова написала про поцелуи.

– Что? Но ведь вы двое встречаетесь, наверное, уже несколько недель. Это достаточно долго, чтобы уже не ограничиваться одними поцелуями. Почему вы больше ничего не делали? Ты не готова? Потому что, если не готова, то это нормально. Брукс потерпит.

Нет, я готова.

– Тогда в чем проблема?

Я покраснела.

Я не знаю, как делается что-то еще.

– Ты имеешь в виду… что-то еще? Типа мастурбации? Или анилингуса? Или облизывания сосков? Или куннилингуса? Или минета?

Мои брови взлетели вверх, и Шерил кивнула.

– Знаю, о чем ты думаешь. Тебе кажется, что это способ дать, не получив ничего взамен, но, поверь мне, если ты сделаешь это правильно, тебя вознаградят по полной.

О, Боже мой.

Иногда она просто невыносима.

Но все-таки мне ее очень не хватало.

Она вскочила со своего места и умчалась из комнаты, а когда вернулась, то притащила с собой конфеты, бананы и еще какие-то первые попавшиеся под руку фрукты, включая кольца ананасов.

– Ладно, начнем с самых азов, – она взяла в руку банан. – Итак, мастурбация.

– Эй, девчонки, – сказал Брукс, просовывая голову в дверь моей спальни.

Шерил всем телом упала на наши «пособия», пытаясь спрятать их.

– Мы ничего не делаем! – закричала она.

Отличная работа, сестренка. Вообще ни разу не подозрительно.

Брукс выгнул бровь.

– Ла-а-а-адненько. Просто я хотел передать, что ужин готов, и что твой отец сказал мне идти домой, потому что я больше не желанный гость в доме, где спит Мэгги.

Я ухмыльнулась. Папа в своем репертуаре.

– Ладно, мы поняли, теперь можешь идти, – ответила Шерил, натянуто улыбаясь Бруксу.

Он подошел ко мне и поцеловал в лоб.

– Увидимся завтра.

Когда он ушел, Шерил застонала и села на кровати с размазанным на груди бананом. Остатки его прилипли к одеялу.

– Прости за грязь, – сказала она, оттирая прилипший к рубашке банан. – Но, поверь мне, если ты сделаешь все правильно, то перепачкаться – это совершенно нормально.

Глава 14

Брукс

Пасмурным субботним вечером я направлялся в комнату Мэгги, чтобы провести время вместе. Я совсем не возражал, что большую часть этого времени мы проводим в доме. Пока она здесь, со мной, я счастлив.

Я подошел к ее спальне, но она уже стояла в дверях с блокнотом в руках. Мэгги выглядела иначе, нежели всегда. Волосы завиты, а на лице… макияж? Это была все та же красивая Мэгги, но красота стала другой.

Угадай, что?!

Я широко улыбнулся.

– Что?

Она перелистнула первую страницу блокнота, открывая следующую.

В качестве подарка на выпускной родители подарили мне мобильный телефон!

– Не может быть! Серьезно?

Она быстро кивнула и перелистнула страницу.

Честно.

Я перешагнул порог ее спальни и, выглянув в коридор, убедился, что мистер Райли не подслушивает, после чего закрыл дверь.

– Это значит, что теперь я могу отправлять тебе неприличные сообщения?

Ее щеки вспыхнули. Вогнать Мэгги в краску не составляло большого труда, и я всегда обожал это делать. Она перелистывала страницы, пока не нашла нужный ответ.

Не будь уродом.

Я выгнул бровь и, подойдя ближе, обнял ее.

– Тогда как насчет неприличных фотографий?

Она снова начала листать блокнот.

Не будь конченым уродом.

Я засмеялся. Слегка наклонившись вперед, Мэгги прижала ладонь к моей груди, потом заскользила пальцами вниз, прямо к моей промежности, и медленно провела языком по моим губам, призывая их раскрыться для более глубокого поцелуя. Для нее это был шаг вперед, и я застонал – мне нравилось это больше, чем она могла себе представить.

– Мэгги, ты не можешь говорить мне не быть уродом, а потом делать что-то подобное.

Она сделала шаг назад и, прикусив губу, открыла следующую страницу блокнота.

Ладно, тогда будь уродом.

Я зажмурился, чувствуя, как при взгляде на нее в моих джинсах стало тесно. Ее длинные волосы были завиты, но выглядели все еще немного влажными после душа. Они рассыпались по плечам и струились вдоль платья на тоненьких лямочках, которое доходило до кончиков пальцев на ногах. Она выглядела просто потрясающе. Стыдливый румянец играл на ее щеках, но глаза были полны решимости.

– Ты хочешь?..

Да.

– А как же твои родители?

Она снова перелистнула страницу, и я не мог не усмехнуться. Кажется, она предусмотрела все мои вопросы.

Они до завтра у бабушки с дедушкой.

– А Келвин?

Он у Стейси.

– А Шерил?

Она с улыбкой закатила глаза, переворачивая очередную страницу – их осталось всего три.

Понятия не имею.

Брукс?

– Да?

Ее неуверенность в себе убивала меня. Готов поклясться, Мэгги понятия не имела, как чертовски прекрасна.

Она открыла последнюю страницу.

А теперь подойди и раздень меня.

Я подошел ближе и запустил пальцы в ее волосы.

– Ты уверена?

Она кивнула.

Склонившись к ее шее, я медленно провел по ней языком и нежно втянул губами кожу. Провел вдоль ее ключицы, оставляя за собой легкие поцелуи. Сдвинув лямку платья, я проложил дорожку поцелуев вдоль ее руки, слегка покусывая кожу. У Мэгги вырвался легкий вздох, и от одного этого звука я захотел ее еще сильнее.

– Не будем торопиться. Нам некуда спешить, – сказал я, осознавая, что это будет ее первый раз. Я сдвинул вторую лямку вниз по плечу, и ее свободное длинное платье упало на пол.

Сделав шаг назад, я изучал ее тело. Белый кружевной бюстгальтер совсем не сочетался с розовыми хлопчатобумажными трусиками, но почему-то на ней это смотрелось очаровательно. Худые длинные ноги, опущенные вдоль тела руки…

– Ты прекрасна, – прошептал я.

Мэгги шагнула ко мне, взялась за подол моей рубашки и, стянув ее с меня через голову, бросила поверх своего платья. Расстегнула на мне ремень, я снял ботинки и носки. Затем расстегнула «молнию» на моих джинсах, и они тоже проследовали на пол.

Перемещая взгляд сверху вниз, Мэгги изучала мое тело. А я изучал ее. Она провела пальцами по моей груди, а потом ладонью заскользила вниз – все ниже и ниже – к резинке моих боксеров. Когда Мэгги коснулась твердой выпуклости в них, я закрыл глаза, а она начала медленно поглаживать меня через ткань трусов.

– Мэг… – застонал я, ощущая дрожь во всем теле. Пальцами свободной руки она подцепила резинку и начала стягивать с меня трусы. Я открыл глаза и увидел, как она опускается на колени. Ее руки дрожали, и я, останавливая, удержал ее за предплечье.

– Мэгги, что ты делаешь?

Она смущенно посмотрела на меня.

– В смысле… – я усмехнулся. – Я знаю, что ты собираешься делать, но тебе не нужно… – я заставил Мэгги выпрямиться и провел пальцами по ее волосам. – Кто тебе сказал сделать это? Шерил?

Мэгги дважды сжала мою руку.

Какой кошмар. Кто-то сказал ей, что так будет правильно, и она чувствовала себя вынужденной делать это.

– Пять минут? – спросил я, делая пару шагов назад.

Она закрыла глаза и, сделав глубокий вдох, тоже отступила. Когда Мэгги вновь открыла глаза, она улыбнулась, расстегнула лифчик и уронила его на пол. Я стянул боксеры и бросил их рядом. Трусики скользнули вниз по ее идеальным бедрам, и Мэгги перешагнула через них. Она подняла кверху ладонь и кивнула. Пять минут.

Мы просто стояли и смотрели друг на друга. Пять минут, чтобы избавиться от всех страхов. Пять минут, чтобы напомнить себе, кто мы такие. Пять минут, чтобы выбрать собственный путь и начать нашу – и только нашу – историю.

Когда эти пять минут истекли, я взял Мэгги за руку, подвел к кровати и уложил на спину.

– Мэгги, – я поцеловал ее в губы. – Нам не нужно повторять то, что делают другие… – я поцеловал ее в шею. – Мы не они. Мы не должны следовать их рекомендациям, – я поцеловал ее ключицу, и она закрыла глаза, когда поцелуями я начал прокладывать себе путь по всему телу. Я целовал каждый сантиметр, пробовал на вкус каждый миллиметр. – Тебе не обязательно делать то, что принято считать правильным, – я раздвинул ее ноги, целуя бедра. Губами я нежно пощипывал ее кожу, и она зарылась пальцами мне в волосы. – И ты всегда можешь ущипнуть или толкнуть меня, если захочешь остановиться.

Мэгги приподняла бедра навстречу моему рту, показывая, как сильно хочет продолжения, молча умоляя попробовать ее на вкус. О, как я хотел ощутить этот вкус!

Я взглянул на нее – она не отводила от меня взгляда. Наблюдала за каждым моим движением, и я хотел, чтобы она видела все. Чтобы наблюдала, как я исследую ее тело. Пробую его на вкус. Люблю его. Есть только я и она. Мы не будем следовать ничьим правилам, ничьим советам. Мы будем писать собственную историю.

Наклонив голову, я коснулся ее языком, медленно погрузил в нее палец и познакомил Мэгги с первой главой нашего романа.

Глава 15

Мэгги

– Просто невероятно! Я не могу в это поверить!

В следующую субботу мама проводила вечер в обществе своих подруг, с которыми в детстве вместе училась в средней школе. Сейчас все жили в разных штатах, поэтому встречались раз или два в год. Но, по-моему, и этого было более чем достаточно. Каждый раз при их появлении я старалась не попадаться им на глаза. Это были не самые приятные в мире люди. Их пятеро, включая маму. Понятия не имею, зачем они все преодолевали такие расстояния, чтобы поболтать друг с другом. Ведь, несмотря на то, что все учились в одной школе, они терпеть не могли друг друга. Все их разговоры всегда казались мне соревнованием. Если дочь Лорен начала ходить в возрасте десяти месяцев, то дочь Венди в девять уже водила машину. Если Ханна могла пробежать пять километров, то Дженис способна была пробежать десять за меньшее время. Но самой любимой темой для обсуждения была все-таки я. Когда дело доходило до моего молчания, все они становились экспертами в вопросах того, что значит быть немым.

В этот вечер я сидела на верхней ступеньке лестницы и слушала, как они меня обсуждали. Мне очень хотелось, чтобы рядом был Брукс, но он с парнями отправился на концерт какой-то супер-инди-группы, которая играла в какой-то забегаловке. Он без конца присылал мне оттуда видео – людей больше, чем селедок в бочке, и, как обычно, очень громкий звук. Всякий раз, когда он попадал в кадр, я видела его сводящую с ума улыбку, и мое сердце влюблялось в него чуточку сильнее. Я хотела быть рядом с ним, почувствовать объятия его рук и полностью раствориться в звуках музыки. В видео, которое он мне прислал, я видела, как Стейси и Келвин покачиваются вместе в такт музыке, и чувствовала себя эгоисткой. Эгоистично не быть там ради Брукса. Эгоистично не давать ему возможности делать то, что делают все нормальные пары.

– У нее действительно есть парень? – спросила Лорен, допивая вино и снова наполняя бокал. – Как это вообще возможно?

– Кто он? – тут же включилась Венди.

– Брукс, – невозмутимо сказала мама, обмакивая чипсы в соус сальса.

– Какой Брукс? – не отставала Венди.

– Гриффин.

– Что-о-о? – воскликнули хором все четверо.

– Не может быть! – сказала Дженис. – Ведь Брукс… он любимчик девушек, не так ли? Я могу понять то, что по доброте душевной он навещает ее каждый день, но встречаться? Этого не может быть!

– Разве для Мэгги это не вредно? – спросила Лорен. – Ну, знаешь, учитывая… ее состояние?

– Ее состояние? – переспросила мама.

– Ну, ты же знаешь… ее травма. Я просто сказала. Однажды я читала статью… – начала Лорен.

– Ты вечно читаешь какие-то статьи, – оборвала ее Ханна слегка раздраженным тоном.

– Да, но в этой была сугубо научная статистика. Там сказано, что у людей, получивших в детстве психологическую травму, могут возникать рецидивы, когда они вступают в отношения.

– Лорен, – проворчала Ханна.

Ханна мне нравилась. Маме стоило дружить только с ней, а остальных послать куда подальше.

– А что? Это же правда. Их отношения с Бруксом могут вызвать какие-нибудь осложнения. И, к тому же, как они себе это представляют? Вечно встречаться в доме Кэти? Я хочу сказать только одно: из этого не выйдет ничего хорошего. Все это действительно может уничтожить тот, пусть небольшой, прогресс, которого достигла Мэгги. Плюс, мне кажется, что это не совсем честно по отношению к Бруксу. Какая ему тут выгода?

Заткнись, Лорен.

Я не хотела больше их слушать, но не находила в себе сил уйти.

– Знаешь, что я тебе скажу? Будь что будет, – вмешалась Ханна. – Они еще дети, поэтому пусть развлекаются.

Браво, Ханна!

Из всей этой группы Ханна меньше всех была склонна драматизировать ситуацию. В конце концов, она здесь только ради пиццы и вина. Мне не в чем ее винить – мама всегда заказывала пиццу в «У Марко», она считалась лучшей в городе.

– Ты рассуждаешь глупо, Ханна. Что значит «пусть развлекаются»? Именно из-за таких суждений все твои три брака закончились разводами.

– Я готова и в четвертый раз наступить на те же грабли, – Ханна плеснула себе еще вина и запела: – Будь что будет!

– Ты же знаешь, как мама относится к тому, что ты подслушиваешь, – прошептал папа, поднимаясь по лестнице и усаживаясь рядом со мной. У него в руке был пакетик M&Ms, и он отсыпал мне немного. – Кроме того, эти женщины – настоящие гадюки. Тебе не стоит засорять себе мозг их бредом.

Я улыбнулась и положила голову ему на плечо.

– Они снова говорят о тебе?

Я кивнула.

Он нахмурился.

– Я сказал твоей матери: либо они меняют тему, либо она перестает приглашать в наш дом этих четырех всадников. Он недостаточно большой, чтобы превращать его в Главное Управление Апокалипсиса. Мэг, не принимай их близко к сердцу, ладно?

Я и не собиралась. Мне давным-давно было ясно, что эти женщины ненормальные. Меня больше заботило, как их слова повлияют на маму. Даже если она старается оспорить их мнения, они все равно найдут лазейку, чтобы проникнуть в ее подсознание. Временами мамина реакция на что-то была не похожа на ее собственную, а выражалась словами этих четырех всадников Апокалипсиса. Папа всегда говорил: остерегайся мнения толпы, потому что однажды оно превратит тебя в совершенно другого человека, и обратно стать самим собой уже будет невозможно.

– Я просто говорю, что если ты позволишь этому продолжаться, она никогда не поправится, – снова завелась Лорен. – Ни в коем случае нельзя позволять ей…

– Лорен, прекрати! – крикнула мама, повергнув нас с папой в шок. Даже она сама слегка вздрогнула, пораженная собственным громким голосом. – Достаточно. Да, у моей дочери есть свои проблемы, но это не повод для того, чтобы ты сидела здесь и битый час ее унижала. Я никогда не поступала так в отношении твоего ребенка и ожидаю такого же уважения к моему. И будет ли моя дочь с кем-то встречаться, и с кем именно она будет встречаться – решать ее отцу и мне. Отныне я принимаю во внимание твое мнение, но не более. Только мнение. Ты имеешь на это право, но будет еще лучше, если станешь держать его при себе.

– Вау, – выдохнул папа, и легкая улыбка заиграла на его губах. – Вот она – та женщина, на которой я женился.

Тема разговора сменилась, и Лорен даже пробормотала какие-то извинения.

– Шутку? – спросил папа.

Конечно.

– Что общего между приговором и беременностью? И там, и там сначала задержка! – он засмеялся, хлопнув себя по колену.

Я закатила глаза.

Господи. Обожаю своего отца.

***

Всадники Апокалипсиса разъехались по своим отелям уже за полночь. Брукс какое-то время до этого перестал мне писать, и я решила, что он просто от души веселится на концерте. Пару часов спустя меня разбудил звук медленно открывающейся двери.

– Магнит? – прошептал Брукс. – Спишь?

Я села в кровати.

Он улыбнулся, вошел в комнату и закрыл за собой дверь. Подойдя к моему столу, включил лампу, и ее свет в три часа ночи был для меня равносилен звонку будильника.

– Извини, что перестал писать тебе сообщения. Телефон сел на середине шоу. А потом концерт подошел к концу, и началось совершенно безумное выступление на бис. Господи! Мэгги, какая энергетика была в зале! Клянусь, складывалось ощущение, что от этой энергии даже стены вибрируют! А музыканты! – он продолжал расхаживать по комнате, оживленно и взволнованно жестикулируя и рассказывая мне все подряд: о группе, о гитарах, на которых играли музыканты, о клавишных, о барабанах, о том, как Рудольф получил по лицу барабанной палочкой, и как Оливер оказался тем, кто его ударил. Брукса буквально распирало от удовольствия. Музыка полностью меняла его – она была способна давать ему чувство свободы от всех ограничений.

Мне это нравилось.

– Я привез тебе это! – сказал он, вытаскивая из кармана значок с концерта. – Эта группа выступала сегодня. Jungle Treehouse. Боже, Мэгги, тебе бы это понравилось, я точно знаю. Хотелось бы мне, чтобы ты тоже там была. На обратной дороге по пути к тебе я зарядил телефон в машине и скачал несколько их песен. Вдруг ты захочешь послушать?

Я хотела.

Мы легли на кровать, вставили в уши наушники и стали слушать музыку. Из угла комнаты струился тусклый свет. Наши сердца были открыты друг другу. Он повернул голову ко мне, а я к нему. Брукс сплел наши пальцы, положил руку себе на грудь, и я ощущала биение его сердца, пока музыка передавала ему вибрации моего сердца.

– Я люблю тебя, Мэгги Мэй, – прошептал он, глядя мне в глаза. – Я хочу сказать, что вот сейчас смотрю на тебя и не могу избавиться от мысли: «Вау, я действительно люблю эту девушку». Знаешь? Я люблю в тебе все. Люблю тебя и в хорошие дни, и в тяжелые. Кажется, в тяжелые дни я люблю тебя еще сильнее. Не уверен, что уже можно в этом признаваться, потому что не знаю, готова ли ты. Но с этим проблем не будет. У тебя есть столько времени, сколько потребуется. Просто хотел сделать тебе это признание, ведь если любишь кого-то, нужно кричать об этом, иначе любовь станет грузом на сердце. Оно будет тяготиться этим грузом, и ты начнешь задавать себе вопрос, любят ли тебя в ответ. Хотя меня это не беспокоит. Я просто лежу здесь, рядом с тобой, разглядываю крошечные веснушки на твоем лице, которые большинство людей и не заметит, и думаю о том, как сильно я люблю тебя прямо сейчас, – он обнял меня, и я прижалась к нему теснее, устроив голову на его груди.

Так мы и лежали, обнявшись. Его грудь мерно поднималась и опускалась, и через несколько минут он заснул. Я оставила нежный поцелуй на его шее, а потом прижалась губами к его рту. Осторожно прикусила его нижнюю губу, и Брукс открыл глаза. Его взгляд был сонным и потерянным, но на губах тут же заиграла улыбка. Брукс всегда улыбался, когда смотрел на меня. Я снова поцеловала его и встретилась с ним взглядом. Опять поцеловала, и он прижал меня к себе всем телом.

– Да? – прошептал он.

Я кивнула.

Я любила его.

Я любила, и он это знал. Пусть я не могла сказать этого словами, он все равно чувствовал это – в каждом моем прикосновении, в каждом поцелуе, в каждом объятии. Ведь лучшая любовь – та, которую чувствуешь, разве нет?

– Я тоже люблю тебя, – тихо сказал Брукс, накрывая ртом мои губы. – Я тоже люблю тебя, – повторил он еще раз.

Мы начали раздевать друг друга – медленно, спокойно, с нежностью.

В ту ночь мы впервые занялись любовью. С каждым прикосновением я все глубже проникала в его сущность. В каждом поцелуе я будто чувствовала вкус его души. Снова и снова мысленно я шептала ему свой ответ. Каждой своей слезой, каждым ударом сердца я отвечала ему. Абсолютно беззвучно, но в то же время очень громко.

Я тоже люблю тебя. Я тоже люблю тебя. Я тоже тебя люблю…

***

– Ты готова? – спросил Брукс, входя в мою комнату несколько дней спустя. За его спиной висела акустическая гитара.

Разве ты не должен быть на репетиции группы?

Он кивнул.

– Да, но сегодня не с «Жуликами». Сегодня я создаю новую группу под названием «ВАМ»!

???

Прикусив нижнюю губу, Брукс подошел и поцеловал меня в лоб. Он всегда прикасался ко мне с нежностью. Мне нравилось ее ощущать.

– Да. Это сокращенно от Брукс и Мэгги.

(Примеч.: Brooks and Maggie. BAM – в переводе означает разыгрывать, обманывать)

Что?

– Это один из пунктов твоего списка желаний – играть в группе. Я подумал, почему бы прямо сейчас не начать вычеркивать их по одному. Зачем ждать, когда что-то из списка мы можем сделать уже сегодня. А теперь давай. Я научу тебя играть на Бэтти.

Бэтти?

– Я назвал ее в честь моей бабушки.

Брукс вложил гитару мне в руки, но стоило мне бренькнуть по струнам, как он тут же остановил меня.

– Эй, эй, эй, Мэгги. Нельзя сразу начинать играть, словно гитара только и ждет, чтобы ее использовали. Вам нужно познакомиться. Ты должна узнать о ней все – каждую ее часть. Вот ее прекрасные колки. Дальше идет гриф – это дом, где живут музыкальные лады.

И дальше добрых тридцать минут он рассказывал мне о составляющих частях гитары, а я эгоистично слушала. Мне нравилось, что он настолько влюблен в музыку. Нравилось настойчивое желание Брукса познакомить меня с его миром. Когда пришло время, он заставил меня попрактиковаться в расположении струн, а потом мы перешли к первым аккордам. Всякий раз, когда я сбивалась, он все равно меня подбадривал:

– Все хорошо, Магнит! У тебя реально получается в сто раз лучше, чем у меня, когда я начинал играть.

После нескольких часов наших занятий пришел папа и сказал, что с тех пор, как он застукал нас целующимися, ноги Брукса больше не будет в нашем доме.

– Ты уже зеваешь, поэтому я пойду.

Когда Брукс поднялся, чтобы уйти, я схватила его за руку. Бросившись в сторону сложенных книг, я взяла одну из своих самых любимых.

– «Бегущий за ветром»? – спросил он, принимая книгу из моих рук.

Роман Халеда Хоссейни был одним из моих любимых. Его подарил мне папа, и я хотела, чтобы Брукс познакомился с этой частью меня, – так же, как он захотел познакомить меня с музыкой. В книге было много розовых закладок – так я отмечала понравившиеся места.

– Это одна из твоих любимых?

Да.

– Тогда я прочту ее дважды, – ответил он, целуя меня в висок, и прошептал возле самого моего уха: – Я вернусь сюда поздно вечером, когда твой отец уснет покрепче.

– УХОДИ ДОМОЙ, БРУКС! – крикнул папа, и мы оба захихикали.

Глава 16

Брукс

– Хм, Брукс, вернись на землю. Эй, чувак, ты все еще здесь? – спросил Рудольф, постукивая меня по плечу. Я сидел в гараже на табурете Оливера, а Рудольф размахивал рукой с зажатым в ней яблоком перед моей книгой. – Обычно в перерывах между репетициями ты играешь на гитаре, но сейчас как будто…

– Читаешь! – сказал Оливер, выходя из дома Келвина и держа в каждой руке по яблоку. Он кусал от них по очереди и громко чавкал. – Я даже не подозревал, что ты умеешь читать. Уверен, что не держишь книгу вверх ногами?

Я замахал руками, пытаясь жестом дать понять, чтобы они заткнулись, и перевернул страницу. Я заранее вооружился маленькими желтыми стикерами, чтобы написать свои комментарии к заметкам Мэгги. Близнецы все время пытались привлечь мое внимание, но я с головой ушел в книгу.

Появился Келвин, держа в руках аж три яблока и кусая от всех сразу. Эффектно. Все мои друзья – такие артисты!

– Чувак, не утруждай себя понапрасну. Он по уши втюрился и не замечает ничего вокруг.

– Тьфу ты! От этого любовного дерьма спасу нет, – проскулил Оливер. – Сначала нас изводил Келвин, жаждущий вписать имя Стейси в текст каждой нашей песни, а теперь вот Брукс увлекся чтением. ЧТЕНИЕМ!

– Впервые в жизни я согласен с братом, – сказал Рудольф.

Оливер поблагодарил его «мокрым Вилли». (Примеч.: «мокрый Вилли» – wet willy – шутка, когда увлажненный слюной палец вставляется в ухо ничего не подозревающего человека, часто с небольшим прокручивающим движением).

– Отлично! Я беру свои слова обратно! Ты омерзителен!

Я продолжал не обращать на них внимания. Мне интересно было отслеживать места, которые Мэгги отмечала закладками, и сравнивать, совпадают ли они с моими. Мне нравилось открывать для себя моменты, заставлявшие ее плакать и смеяться, читать строки, вызывавшие в ней гнев или дарившие счастье. Это были лучшие мои ощущения.

– Короче так. Мой отец надумал избавиться от своей лодки, – сказал Келвин. – Через пару недель он планирует ее продать и интересуется, не желаем ли мы устроить прощальную вылазку парней и съездить порыбачить, прежде чем осенью разъедемся по колледжам.

– Он продает лодку? – я чуть не подавился и выглянул из-за книги. – Но это вроде как… наша лодка. Мы же все детство проторчали в ней на озере. Знаю, мы давно уже этого не делали, но идея мистера Райли продать ее очень меня огорчает.

– Это та самая лодка, о которой вы, детки, постоянно вспоминаете? – спросил Рудольф.

– Та самая лодка, о которой вы написали песню? – влез в разговор Оливер.

– Ага. Та самая лодка.

– Ну, черт возьми, тогда я участвую. Если эта лодка обладает силой оторвать Брукса от чтения, то прогулка обещает быть стоящей, – Оливер выбросил огрызки своих яблок в мусорную корзину, но Рудольф тут же подлетел, вытащил их бумажным полотенцем и сложил в бумажный же пакет. Приподняв брови, я взглянул на своего странного друга, но он просто пожал плечами. – Что такого? Я помогаю маме делать компост у нас на заднем дворе. Огрызки яблок идеально для этого подходят. В любом случае, если мы сможем взять с собой органические фрукты и мне не придется причинять физический ущерб рыбе, тогда, считайте, я тоже с вами.

– Яблоко, которое ты съел, не органическое, брат. Мама просила тебе не говорить, именно поэтому я и сообщаю тебе, – Оливер ухмыльнулся при виде покрасневшего лица Рудольфа. Не прошло и нескольких минут, как они снова начали скандалить. Поэтому я вернулся к чтению книги.

Пару недель спустя мистер Райли собрал всех парней, включая моего отца и моего брата Джейми, на последний наш заплыв. Это был идеальный день. Мы съели хренову гору всякой вредной еды – за исключением Рудольфа, который взял с собой органический виноград и домашний хлеб из бананов, который они пекли вместе с мамой. Удивительно, но, когда он предложил его всем, народ предпочел чипсы.

– Вы недооцениваете всю пользу семян чиа и льна для человеческого здоровья, поэтому, ладно, ешьте свои чипсы из генно-модифицированной кукурузы, – сказал Рудольф.

Оливер взял пригоршню Fritos и отправил их в рот.

– Я совсем не против.

Мы просидели там очень долго, разговаривая о нашем будущем и о том, что, даже разъехавшись по колледжам, будем продолжать репетиции, и что наша группа останется главным жизненным приоритетом. Учеба не станет причиной гибели мечты, просто сроки ее достижения немного сдвигаются под влиянием жизненных перемен.

– Брукс, не мог бы ты притащить мне пива из трюма? – крикнул мистер Райли через всю лодку.

Я в три прыжка выполнил его просьбу.

– Держите, мистер Райли.

Он поблагодарил меня и предложил присесть рядом с ним. Я сел. Открыв свое пиво, он сделал несколько глотков.

– Значит, ты с Мэгги, да?

Я с трудом сглотнул, понимая, что рано или поздно это должно было произойти – разговор с отцом моей девушки.

– Да, сэр.

Сэр? За все годы знакомства с мистером Райли я никогда не называл его сэр. Черт, да я никогда ни к кому так не обращался.

Он вытянул из воды леску и перебросил ее подальше.

– Если честно, я пока не понял, как отношусь к этому. Мэгги – моя малышка. И всегда ею будет.

– Я целиком и полностью это осознаю.

– И Мэгги не такая, как все девушки, поэтому ты можешь понять мое сопротивление тому, чтобы она вступала в отношения. На самом деле, у нас с Кэти противоположные взгляды на этот вопрос. Положа руку на сердце, сегодня, приплыв сюда, я собирался попросить тебя разорвать отношения с Мэгги – из-за Кэти. Она действительно считает это ужасной идеей.

Разве я мог что-то ответить на это? Узнать, что сама мать Мэгги против наших отношений – это как удар под дых. Но прежде чем я успел ответить, мистер Райли снова заговорил:

– Но, когда я доставал из кладовки наверху свои удочки, то услышал вас двоих. В смысле, я услышал ее. Она смеется с тобой. По-настоящему смеется. Вслух. Я не могу уже вспомнить, когда в последний раз слышал от нее хоть какой-нибудь звук. Так что, пока рядом с тобой моя девочка будет смеяться, у тебя будет мое благословение.

Я снова с трудом сглотнул.

– Спасибо, сэр.

– Не за что, – он, пыхтя, допил свое пиво. – Но как только она перестанет смеяться рядом с тобой, у нас будет серьезный разговор. Если когда-нибудь ты причинишь моей девочке боль… – он посмотрел на меня убийственным взглядом и смял в кулаке пивную банку, – …ну, скажем так: просто не обижай мою дочь.

Я выпучил от страха глаза.

– Я никогда не причиню ей боли. И вы правы, Мэгги не похожа на других девушек.

Угрожающее выражение на его лице сменилось прежней беззаботной улыбкой, и он хлопнул меня по спине.

– А теперь пойдем развлекаться.

– Спасибо, сэр.

– Брукс?

– Да?

– Еще раз назовешь меня «сэр», и у нас состоится еще один разговор, но завершится он уже не так счастливо.

После лодочной прогулки мы с Келвином убедили мистера Райли позволить нам пойти с ним, когда придет время продавать нашу верой и правдой послужившую старушку. Мы подъехали к магазину лодок Джеймса, расположенному прямо на берегу озера Харпер. И, хотя это было то же самое озеро, в котором мы ловили рыбу, дорога по побережью заняла добрых двадцать минут, что лишний раз доказывало внушительность размеров озера.

Над магазином Джеймса висела большая деревянная вывеска с надписью «Покупаем, продаем, сдаем в аренду». У переднего крыльца сидела собака, которая лаяла без остановки, пока мы втроем поднимались по ступенькам, чтобы встретиться с Джеймсом.

– Ты громкий щенок, да? – мистер Райли улыбнулся собаке, которая, все еще ворча, завиляла хвостом.

Открылась первая дверь, и на крыльцо вышел высокий крепкий мужчина в джинсах и рубашке, которая, судя по виду, была ему маловата.

– Тихо, Уилсон. Ш-ш-ш-ш! – мужчина улыбнулся нам. – Не обращайте на Уилсона внимания. Он только лает, но не кусается. За последние восемь лет я перепробовал все возможные способы, чтобы заставить его заткнуться, но мне этого так и не удалось.

– Не беспокойтесь, – ответил мистер Райли. – Я сам последние несколько лет пытался заткнуть этих двух пацанов, но тоже безрезультатно.

Мужчина улыбнулся и протянул ему руку.

– Я Джеймс Бейтман. А вы, полагаю, Эрик, с которым я общался по телефону. А это, должно быть, ваша малышка, – сказал он, указывая на лодку в прицепе за грузовиком мистера Райли. Он подошел к лодке и провел по ней рукой. – Уверены, что не хотите ничего другого? Я мог бы предложить вам что-то действительно стоящее взамен этой девочки.

Мистер Райли поморщился.

– Нет, спасибо. У нас есть более полезное применение этим деньгам – по крайней мере, так говорит моя жена.

– А-а-а, ну, к жене лучше всегда прислушиваться, – засмеялся он.

Мистер Райли усмехнулся.

– Брак – это вечная битва.

– Я слишком хорошо знаком с этой битвой. Поэтому, вероятно, больше никогда не ступлю на это поле боя после того, как жена меня бросила.

– Я думал так же, когда ушла моя первая жена, но решился на это во второй раз, – мистер Райли улыбнулся, взглянув на обручальное кольцо.

– Не жалеете? – спросил Джеймс.

– Никогда, – ответил мистер Райли. – Даже в самые тяжелые дни.

Джеймс с усмешкой кивнул и похлопал мистера Райли по спине.

– Вы даете мне надежду, что, возможно, и для меня когда-нибудь все изменится. Итак, как насчет того, чтобы пройти в дом и все обсудить? – он повернулся к магазину и крикнул: – Майкл! Майкл, выйди на секунду.

На улицу вышел молодой парень на вид лет двадцати.

– Да?

– Можешь показать этим двум ребятам некоторые из наших первоклассных лодок, пока я буду занят с клиентом? Парни, – обратился Джеймс к нам с Келвином, – мой сын с удовольствием вас развлечет. Майкл, может, устроишь им экскурсию на «Дженну»?

– Точно! – Майкл улыбнулся и жестом подозвал нас. – Ну, так что? Есть желание увидеть самую крутую яхту, которую никто в Харпер-Каунти не может себе позволить?

– Черт возьми, да! – ответил Келвин. – Эта яхта типа той, на которой устраивает вечеринки Леонардо ди Каприо?

– Уверен. Мы с отцом готовы были буквально лечь костьми, чтобы заполучить себе яхту вроде «Дженны». Она не продается, потому что это наша гордость и отрада. Но некоторые люди из северной части города арендуют ее время от времени для свадебных вечеринок и других значительных поводов.

Северная часть города – это центр сосредоточения всех денег Харпер-Каунти. Чтобы жить там, нужно иметь внушительных размеров кошелек.

Завернув за угол, мы оказались в доке, заполненном дюжинами лодок, вокруг которых сновали обслуживающие их рабочие. Раньше я никогда не был в таком месте, где было бы сосредоточено такое количество водного транспорта всех видов и размеров. Мне уже захотелось иметь все это дома. В моей жизни было три больших любви: Мэгги, музыка и покорение водной глади. Хотелось бы, чтобы когда-нибудь все это соединилось в одном месте и в одно время.

– Черт возьми… – пробормотал я, увидев «Дженну». Это была самая большая и самая шикарная яхта. Я так на нее смотрел, что Мэгги, наверное, влепила бы мне пощечину из ревности.

– Это что-то, да? – спросил Майкл.

– Это больше, чем что-то, – я погладил ладонью борт лодки, когда мы подошли ближе.

– Подожди, пока не поднимешься на борт, – засмеялся Майкл.

Поднявшись на яхту, я почувствовал себя Леонардо ди Каприо – чертовски богатым и крутым.

– Эта малышка полностью укомплектована для всех видов водных развлечений. Гидромотоциклы Yamaha Jet Ski, Kawasaki Ultra 250 и еще один Kawasaki Super Jet. Есть снаряжение для подводного плавания, рыболовные снасти – в общем, полный фарш, – Майкл провел нас на нижнюю палубу и с улыбкой распахнул дверь. – Здесь все только самое лучшее. Зона для прогулок, главный салон с полутораметровым плазменным экраном, гостиная с двумя заполненными барами, каюта капитана, VIP-каюта и три гостевые – во всех метровые плазменные экраны и самые удобные в мире кровати. Ну, парни, что вы на это скажете? – спросил он.

Глаза Келвина, как и мои, разве только из орбит не вылезали.

– Значит, вот так ощущается известность, – вздохнул Келвин. – Обожаю.

– Мы добьемся этого, – проорал я.

Майкл вывел нас на верхнюю палубу, и мы встали на носу лодки.

– Майкл, значит, вы с отцом на пару управляете этим бизнесом?

– Да. Отец выкупил его у моего деда. Когда-нибудь я планирую сделать то же самое. Больше всего на свете я люблю лодки и открытую воду.

– А не хотелось бы заняться чем-нибудь другим? – спросил Келвин.

Сдвинув брови, Майкл задумался.

– Нет. Больше ничем. После того, как моя мать сбежала с другим мужчиной, отец потерял интерес к жизни. Он впал в глубокую депрессию. Мне было тогда четырнадцать лет, и я помню, что были дни, когда приходилось силой заставлять его поесть. Он обвинял себя в ее уходе.

– Почему он обвинял себя?

– На самом деле, я не знаю. Он часами пропадал на работе, и я знал, что это угнетало ее. Но ведь это же не повод бросать мужа. Да, у них были ссоры, но смеялись они все-таки чаще. Но иногда люди на деле не такие, какими ты их привык считать, и оказалось, что нам без нее лучше. Хотя отец никогда этого не говорит. На его рабочем столе до сих пор стоит фотография, на которой мы все вместе, втроем. Иногда мне кажется, что он ждет ее возвращения. Единственное, что помогло ему снова прийти в себя, – это жизнь у воды. Думаю, она словно очистила его. Если бы не это место, я, наверное, потерял бы и отца. А что насчет вас, ребята? Чем вы хотите заниматься?

– Музыкой, – хором ответили мы.

Майкл рассмеялся.

– Тогда не останавливайтесь, пока у вас не получится. И сможете арендовать «Дженну» у нас с отцом.

– Заранее извиняюсь за тот детский сад, который сейчас произойдет, но я просто обязан это сделать, – сказал мой лучший друг. Келвин запрыгнул прямо на перила и раскинул в стороны руки.

Я рассмеялся.

– Всегда подозревал, что из тебя получится неплохая Кейт Уинслет в этой позе. А из меня вышел бы неплохой ди Каприо.

– Заткнись и обними меня! – насмешливо сказал Келвин.

Я взобрался прямо ему за спину и обнял руками за талию.

– Я никогда не отпущу тебя, Кэл! – выкрикнул я, когда он вытянул руки в стороны.

Майкл усмехнулся.

– Знали бы вы, сколько я перевидал братских объятий, как в «Титанике», на этих перилах.

– «Братские объятия»? – переспросил Келвин. – О, нет, у нас серьезные отношения.

В округлившихся глазах Майкла читалась вина.

– Ой, простите. Я не…

– Не принимай Келвина всерьез. Он лжет. На самом деле я трахаю его сестру, – я усмехнулся, заметив, как Келвин поморщился, после чего оттолкнул меня, вынуждая спрыгнуть с перил.

Сам он спрыгнул следом.

– Если я когда-нибудь снова услышу от тебя, что ты трахаешь мою сестру, жизнь твоя оборвется раньше времени.

– Сейчас запла?чу!

Врать не буду, мне доставляло удовольствие подкалывать его. Он ненавидел любые разговоры, где хотя бы вскользь упоминалось о том, что мы с его сестрой целовались. А ляпнув такое, я совершенно точно перешел границы дозволенного. Именно поэтому инициатором подобных разговоров являлся я сам.

Глава 17

Мэгги

Каждый раз, когда Брукс возвращал мне книгу, я перелистывала ее, чтобы найти закладки с его комментариями и размышлениями. Это стало своего рода традицией, и всякий раз, когда книга возвращалась на мою книжную полку с еще большим количеством закладок, чем раньше, я чувствовала, что Брукс все глубже и глубже погружается в мой мир. Должно быть, он чувствовал то же самое каждый раз, когда я брала правильные аккорды. На днях я перебором струн играла «У Мэри был ягненок», и он чуть не плакал от волнения.

С тех пор, как мы с ним стали парой, мое представление о любви изменилось. Я влюблялась в сотни разных мужчин из сотен разных книг и думала, что, основываясь на прочитанном, знаю, что такое любовь. Любовь – это близость друг к другу, прочная связь и что-то еще, ради чего стоит жить. Но чего я совсем не ожидала, так это страхов, которые рождает настоящая любовь. Страх, что я никогда не буду достойна его. Страх, что он найдет другую. Страх, что иногда любовь стоит даже смерти. Страх, что любви всегда будет недостаточно. В любви к кому-то всегда есть шанс, что он когда-нибудь может уйти. И единственное, чего я хотела, – это удержать Брукса.

Я тихонько постучала пальцем по его плечу, и он пошевелился во сне.

Спишь? – написала я, как только он проснулся настолько, чтобы мог прочитать.

– Сплю, – ответил он с легкой улыбкой. – Тебя мысли одолевают?

Как же хорошо он меня знал. Я коснулась губами его уха, а потом поцеловала в шею.

Ты обещаешь мне такую же любовь, про которую пишут в книгах?

Зевнув, Брукс покачал головой. Он обхватил меня руками и притянул к себе настолько близко, что я оказалась полностью окутанной его теплом.

– Нет, Мэгги Мэй. Я обещаю тебе гораздо большую.

Глава 18

Мэгги

– Ты действительно пьешь чай, – изумленно сказала миссис Бун, когда пришла в понедельник на ланч. – Ты же никогда не пила чай!

Что я могла сказать? Любовь заставляет нас делать нелепые вещи.

– Это из-за того мальчика, да? – спросила она, выгнув бровь. – В последнее время, когда я тебя вижу, ты похожа на витающую в облаках школьницу. Это из-за него?

Я продолжала потягивать чай. Она усмехнулась и вернулась к поеданию своего сэндвича.

– О, Боже мой! Я знаю, чему хочу посвятить свою жизнь! – прокричала Шерил, вбегая в столовую вприпрыжку и размахивая зажатой в руке книгой. – Я знаю, кем хочу быть после окончания школы!

– Ну, так поведай нам, – требовательно произнесла миссис Бун.

Шерил прекратила свои хаотичные движения и встала ровно, прижав книгу к груди.

– Я хочу быть активистом.

Мы с миссис Бун удивленно приподняли брови, ожидая, пока Шерил закончит свою речь.

– Активистом в чем? – спросила миссис Бун.

Шерил моргнула.

– Что вы имеете в виду?

– Ты должна быть активистом в чем-то. В борьбе за экологию. Политическим активистом. Борцом за права человека или против жестокого обращения с животными. Активистом в какой-то области. Просто активистом быть нельзя.

Шерил выпятила нижнюю губу.

– Серьезно? Я не могу просто быть активистом?

Мы покачали головами.

– Вот бля… пардон, миссис Бун, я хотела сказать «блин». Полагаю, мне нужно попытаться разобраться, активистом в какой области я хочу стать. Хм. Похоже, это потребует больших усилий, нежели я думала, – она тихо направилась из комнаты. Воодушевления у нее значительно поубавилось, что вызвало у нас с миссис Бун улыбки.

– Клянусь, родители, наверное, каждый день кормили вас на завтрак детской глупостью. От вашего идиотизма у меня взрывается мозг, – она взяла свой сэндвич, поднесла его ко рту, но так и застыла в этой позе. – Постой, у Шерил в руках была книга?

Я кивнула.

Она опустила руку с сэндвичем и покачала головой.

– Я знала, что конец света не за горами. Но не подозревала, что он так близко.

Я усмехнулась и продолжила пить чай. Сегодня он казался не таким уж отвратительным на вкус.

***

– Ты не слушаешь меня, Эрик. Я просто хочу быть уверена, что мы поступаем правильно, – сказала мама тем же вечером расхаживающему по гостиной отцу. Она держала в руке бокал с вином и потягивала его в процессе разговора. Мы с Шерил сидели рядом на верхней ступеньке лестницы. – То, что Мэгги встречается с Бруксом, никого до добра не доведет. Лорен сказала…

Папа саркастически рассмеялся.

– Лорен ей сказала… Господи, ну конечно. Знаешь, а я ведь на секунду поверил, что им не удалось промыть тебе мозги в вашу последнюю встречу, но, похоже, ошибся. Мне следовало бы догадаться, что здесь не обойдется без этих баб.

– Эти бабы – мои подруги.

– Этим женщинам совершенно плевать на тебя, Кэти. Ты думаешь, что они приезжают сюда поболтать с тобой, потому что ты им небезразлична? Нет, они приезжают поиздеваться над тобой, убедить тебя, что нужно что-то менять, хотя заранее знают, что ты не сможешь этого сделать. Они приезжают, чтобы показать тебе, насколько чертовски тоскливо твое существование по сравнению с их идеальными жизнями. И это еще полбеды. Но когда они сидят здесь весь вечер, обсуждая нашу дочь…

– У них не было дурного умысла. Они просто делились со мной информацией, как ей помочь.

– Они унижали ее! – закричал он. Мы с Шерил даже подпрыгнули от испуга. Папа никогда не кричал. Я в жизни не видела его лицо таким красным. – Они унижали и оскорбляли ее, словно она глухая и не может их услышать. И я не знаю, что хуже: то, что ты, впустив этих баб в наш дом, позволила им сплетничать о нашей дочери, или то, что ты, заступившись тогда за Мэгги, через несколько дней идешь на попятную. Ты сидишь здесь и переживаешь, что у нее появился парень, когда сейчас она выглядит такой счастливой, какой я много лет ее не видел. И ты бы тоже это заметила, если бы по-настоящему взглянула на нее.

– Я смотрю на нее.

– Кэти, ты смотришь, но не видишь. А потом приглашаешь в гости этих троллей, и они треплются о Мэгги, словно она – пустое место.

– Она не пустое место. Разве ты не видишь? Именно поэтому я хочу попробовать психотерапевта, которого советует Венди…

– Кэти, она счастлива!

– Она больна!

– Прямо на наших глазах ей становится лучше, но, похоже, в глубине души ты этого не хочешь. Разве тебе не хочется, чтобы она смогла покинуть наш дом? Чтобы начала жить?

Мама замялась, а потом сказала:

– Но Лорен…

– Хватит! – крикнул отец, раздраженно взмахивая руками и случайно выбивая бокал из маминой руки – он упал на ковер и разбился. Папа снял очки и, проведя ладонью по глазам, уперся кулаками в бока. Оба не сводили глаз с красного пятна на ковре – маленькое недоразумение, которое случалось и раньше, когда они были счастливы вместе… до того, как их любовь начала давать трещины. Из-за меня.

Не сказав ни единого слова, они разошлись. Каждый в свою сторону.

– Что это было сейчас? – вздрогнув всем телом, прошептала Шерил.

Пытаясь успокоить ее, я взяла Шерил за трясущуюся руку. В данный момент я была счастлива, что не могла говорить, иначе пришлось бы рассказать ей всю правду. Я знала, что произошло с нашими родителями: только что, на глазах у меня и моей сестры, закончилась их любовь.

Конец любви – это больше не смеяться вместе над маленькими оплошностями.

Конец любви – это громко кричать от злости.

Конец любви – это разойтись в разные стороны.

***

– Коробка вкусняшек для Мэгги Мэй, – сказал Брукс, появляясь позже тем же вечером в дверях моей спальни.

Я улыбнулась, не понимая, о чем он говорит. Войдя в комнату, он сел на пол, поставил коробку напротив себя и похлопал по полу, приглашая меня присоединиться. Что он задумал?

– Это вкусовой тест, – пояснил он, когда я села рядом. – Поскольку ты не можешь говорить, то я хочу сам узнать о тебе все возможное и запомнить, как меняется выражение твоего лица в разных ситуациях. Поэтому мы проведем слепой тест на вкусовые ощущения. В этой коробке случайный набор продуктов – что-то сладкое, что-то кислое, что-то совсем пресное – и ты их все попробуешь. А теперь перейдем к делу.

Я улыбнулась. Возможно полюбить его еще сильнее, чем я уже люблю?

Он наклонился вперед и завязал мне глаза.

– Так, отлично. Видишь меня?

Я покачала головой.

– Ну и прекрасно. А теперь открой рот.

Я приоткрыла губы, и он положил мне в рот кусочек чего-то. Я расслабилась.

М-м-м-м… шоколад.

Как и большинство разумных людей, я обожаю шоколад.

– Так, прекрасно, выражение удовольствия. Дальше…

Я сморщилась от жутко кислого вкуса – жевательный мармелад Sour Patch. Брукс не смог удержаться от смеха.

– О, Господи, как жаль, что ты сейчас не можешь видеть свой сморщенный нос.

Далее последовали виноград, соус для спагетти, ломтик лимона и сыр, который, я уверена, был несвежим. Когда он снял повязку с моих глаз, я была более чем взволнована, потому что настала моя очередь мучить его. Я завязала ему глаза, и он, ухмыльнувшись, прикусил нижнюю губу.

– Извращенка.

Я закатила глаза. Для начала к нему в рот отправилось холодное картофельное пюре, но оно почему-то понравилось ему больше, чем должно было. Следом соус для спагетти, острый соус – последний он терпеть не мог – банан и все остальное. В завершении я взяла кусочек шоколада, обмакнула его в кетчуп, а сверху выдавила немного лимонного сока. Брукс тут же попытался все выплюнуть, но я зажала его рот рукой и хихикала, пока он, извиваясь всем телом, пытался это проглотить.

– Грешно так поступать, Мэгги. Это большой грех, – засмеялся он, вытирая ладонями рот.

Я наклонилась и поцеловала его. Он поймал зубами мою нижнюю губу и слегка прикусил.

М-м-м… Вот это мне нравится.

Но нам не дали продолжить поцелуй. В дверь моей спальни ворвались Келвин, Рудольф и Оливер.

– Черт возьми! – выкрикивал Келвин.

Я приподняла брови, а Брукс выглядел не менее сбитым с толку, чем я.

– О, Боже мой! О, Боже мой! – повторял Рудольф, расхаживая кругами. Его руки дрожали, он почти задыхался – хотя для Рудольфа это не редкость. Не требуется больших усилий, чтобы вывести его из состояния равновесия.

Больше всего меня волновало то, как Оливер подпрыгивал вверх-вниз. Он никогда не прыгал и проводил в сидячем положении больше времени, чем все мы вместе взятые. Я никогда не видела его таким возбужденным.

– Что? Что такое? – с недоумением воскликнул Брукс.

Келвин замер.

– У тебя… повязка на глазах?

Близнецы хором присвистнули.

– Извращенцы!

Брукс скинул повязку.

– Не обращайте внимания. Что произошло?

Все три парня какое-то мгновение стояли спокойно, но потом их снова охватило прежнее возбуждение. Келвин подбежал к Бруксу, схватил его за плечи и начал трясти.

– Черт возьми! Черт возьми! Черт… – он сунул свой мобильник в руки Брукса.

Прищурившись, Брукс начал читать текст. Я забежала ему за спину, чтобы тоже иметь возможность прочесть. Прочитанное было словно удар в живот, причем каждое последующее слово било больнее предыдущего.

– ЧЕРТ! – выкрикнул Брукс, его руки затряслись.

Я взяла у него телефон, чтобы прочитать еще раз.

– Как такое вообще возможно?

– На «Ютьюб» им попалась на глаза наша кавер-версия их песни. Потом они нашли наши оригиналы, а потом написали о нас в твиттере.

– За последние два часа больше сорока тысяч ретвитов! – выкрикнул Рудольф, его нос от волнения стал краснее обычного.

– Ты идиот, уже больше пятидесяти тысяч, – поправил Оливер.

Я похлопала Брукса по плечу и, протянув ему телефон, жестами добавила. О. Мой. Бог.

– Сто шестьдесят тысяч ретвитов! – сказал Брукс.

Парни хором заорали:

– А-а-а-а-а-а! – вероятно, сорвав себе голосовые связки.

– Кэл, я даже не знал, что ты выложил нас на «Ютьюб»! – выкрикнул Брукс. Сейчас они все могли только кричать. Ребята всегда говорили, что являются яростными противниками всякий модных течений, что они независимые. Но стоило этой самой моде постучаться к ним в дверь, как они тут же лишились рассудка.

– Я этого не делал!

– Тогда ты, Рудольф? Или Оли? – спросил Брукс.

– Нет, – хором ответили близнецы.

– Тогда кто… – Брукс медленно перевел взгляд на меня, и я подарила ему смущенную улыбку. Одновременно повернувшись, все парни уставились на меня. Судя по их взглядам, до них наконец-то дошло. – Это сделала ты? Это то самое видео, когда ты нас снимала?

Я медленно кивнула, и через несколько секунд подпрыгивающие вверх-вниз ребята обнимали меня во все свои восемь рук.

– Черт возьми, Мэгги, ты невероятная! – сказал Оливер, отвешивая мне леща.

– Господи, Мэгс, ты даже не представляешь, насколько сильно сейчас изменила наши жизни, – проговорил Келвин.

– Чувак! – Оливер замахал руками в сторону Келвина. – Прочти сообщение, которое они нам прислали.

– Нам прислали сообщение?

– О, – Келвин восторженно кивнул, двигая пальцем по экрану телефона. – Оно адресовано нам напрямую, – он откашлялся, и близнецы последовали его примеру, хотя знали текст наизусть.

«Дорогой Келвин. Меня зовут Марк. Я менеджер The Present Yesterdays. Несколько дней назад мы наткнулись на ваше видео и не могли оторваться. Звук чистый, живой, не обработанный на компьютере. Если вас это заинтересует, я хотел бы с вами встретиться, чтобы обсудить ваши дальнейшие планы на музыкальном поприще. Всего наилучшего!» – все трое произнесли текст сообщения идеально дружным хором, и мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди.

The Present Yesterdays – самая популярная рок-группа современности. Парни познакомили меня с их музыкой, и я влюбилась в нее, наверное, раньше, чем мир узнал о существовании группы. Разве такое возможно?

Брукс обвел своих друзей ошеломленным взглядом, и я увидела, что все они в состоянии глубокого потрясения: мечта действительно могла стать реальностью, даже для мальчиков, играющих музыку в гараже в маленьком городке штата Висконсин. Волна непередаваемых эмоций накрыла всех нас, и мы радостно запрыгали по всей комнате. Я никогда не была так счастлива, наблюдая, как оживают чьи-то мечты.

– Магнит, это все благодаря тебе! – сказал Брукс, прижимая меня к своей груди. – Это благодаря твоему голосу нас услышали.

В этот вечер он напомнил мне, что я по-прежнему обладаю голосом, хотя ни одного слова не слетело с моих губ.

У меня все еще есть голос.

***

Следующим вечером я принимала ванну дольше обычного. Ничего не изменилось: я, как и раньше, сначала читала, мылась, а потом погружалась под воду и вспоминала то, что случилось тогда в лесу, напоминая себе, что в этом не было моей вины. Мое подсознание по-прежнему хранило картины случившегося, но в последнее время яркие новые впечатления делали образы прошлого несколько размытыми. Каждый раз, когда я пытаясь представить себе лицо дьявола, память выдавала мне облик смеющейся Шерил с книгой в руках. Каждый раз в попытке вспомнить, как я бежала по лесу, мне представлялось, что бегу я прямиком в объятия Брукса. И каждый раз, вспоминая, как я споткнулась тогда, перед глазами возникал образ миссис Бун, читающей мне нотации. Нет, они не ушли, эти плохие воспоминания. Я знала, что мое подсознание все еще хранит образ дьявола, но у меня стало лучше получаться удерживать его там взаперти. У меня не было твердой уверенности, случилось ли это благодаря Бруксу или Шерил, а, может, просто время пришло, но, в любом случае, я была благодарна.

Закончив прокручивать воспоминания, я вынырнула на поверхность, сделала глубокий вдох и снова погрузилась под воду, чтобы помечтать.

Я мечтала о будущем. Мечтала о том, как однажды открою для себя мир, поднимусь в горы, совершу поездку в Италию, увижу Брукса и моего брата, дающих концерт на огромном стадионе. Мечтала, как у меня будет семья. Как я наконец-то почувствую, что значит быть живой. Вода смывала всю ту тьму, которая так упорно не хотела меня отпускать. Я начинала медленно обновляться. Я начинала заново жить.

– Мэгги, я принесла тебе чистое… О, Господи! – воскликнула мама, вбегая в ванную и вытаскивая меня из-под воды. От неожиданности я открыла рот и вдохнула в себя воду. Я закашлялась до рвоты, в горле все горело. Что случилось?

Мама сжимала меня трясущимися руками и кричала. В уши мне попала вода, и я пыталась вытрясти ее, когда мама начала громко звать папу.

– Эрик! Эрик! – в ее голосе слышалась невероятная паника. Что она делает? Почему так разволновалась? Неужели она подумала…

О, Господи, нет.

Нет, мама. Я не пыталась покончить с собой. Я не собиралась топиться. При виде охватившей ее паники, мои глаза наполнились слезами. Она вытащила меня из ванной и закутала в полотенце, продолжая выкрикивать папино имя, хотя он и так уже был здесь. Из-за воды в ушах ничего не было слышно. Я попыталась встать, но мама сжимала меня очень крепко.

Слишком крепко.

– Эрик, она пыталась утопиться! – сказала мама. В глазах отца вспыхнула тревога, и он попросил ее повторить. – Я же говорила тебе. Она не вынесет всего этого.

Я затрясла головой. Нет, папа. Мои руки стали бледными, как у призрака. Я бы не сделала этого. Я не стала бы убивать себя. Я счастлива. Помнишь? Я счастлива.

Мне нужна бумага. Нужно написать им, что я не пыталась убить себя.

Сейчас они оба плакали. Практически не дыша, папа встретился со мной взглядом. И отвернулся.

Он должен узнать, что мама ошиблась. Она ошиблась. Она не знала всех деталей. Мама вытащила меня из воды, не зная, что я прекрасно умею задерживать дыхание.

***

Они снова ругались.

А мы с Шерил опять наблюдали за их ссорой, сидя на верхней ступеньке лестницы. Мои волосы были все еще мокрыми после ванной, и Шерил расчесывала их, пока мы подслушивали.

– Ты по-прежнему не веришь мне? – потрясенно воскликнула мама.

– Ты слишком бурно реагируешь, – ответил папа. – Она говорит, что не пыталась…

– Она ничего не сказала, Эрик. Мэгги не может говорить, зато ее последние действия говорят сами за себя.

– Мэгги всего лишь окуналась под воду, когда ты вломилась к ней в ванную. Она задержала дыхание. Господи, Кэти! Это Лорен сейчас говорит за тебя!

– Не сваливай все на нее. Не сваливай это на моих друзей. Я прекрасно знаю, что видела! Твоя дочь пыталась себя убить!

– Моя дочь? – папа даже присвистнул. – Вау.

Да, папа. Я тоже это почувствовала. Как удар в живот.

– Ты понял, что я имела в виду.

– Нет, и, думаю, вряд ли пойму. В последнее время я вообще с трудом понимаю то, что ты говоришь.

Закатив глаза, мама вышла из комнаты и вернулась с бокалом вина.

– Она больна.

– Она идет на поправку.

– Ей становится хуже, и я уверена, что это связано с Бруксом. Я знаю, что так и есть…

Я присмотрелась к маме. Всматривалась в каждое ее движение. Папа ничего не замечал, потому что просто слушал ее параноидальный бред и был слишком занят, выплевывая в ответ свои гневные тирады. Поэтому не обращал внимания на беспокойные движения ее пальцев, дрожь в ногах и едва заметное подергивание нижней губы. Мама была напугана. Она была в ужасе. Такой уровень страха – это больше, чем просто реакция на произошедшее. Казалось, этот страх изводил ее годами. Но чего она так боялась?

Закинув руки за голову, папа сдавил свой затылок.

– Кэти, мы опять ходим по кругу. Что ты имеешь против отношений Мэгги и Брукса? Потому что раньше, кажется, это не было проблемой, пока нас не посетила твоя «фантастическая четверка». Клянусь, ты рассуждаешь о том, что Мэгги не может говорить, а сама не в состоянии выразить собственное мнение. Нет, ты лучше прибегнешь к советам своих подружек! Они же лучше знают, что нужно нашей семье! А потом будешь каждый вечер выпивать по бутылке вина. Теперь скажи мне, Кэти, кому здесь нужна помощь?

Мама выглядела потрясенной его речью – ее глаза округлились. Папа, казалось, сам обалдел от собственных слов. Мама бросилась в их спальню, отец окликнул ее, чтобы извиниться, но она уже возвращалась к нему с подушкой и одеялом.

– Ты можешь не появляться там, пока я не получу так необходимую мне помощь, – резко сказала она. – И, кстати, когда с ней случится то же самое, что с Джессикой, знай – это сделал ты. Знай, это ты допустил.

Кто такая Джессика?

Мама ушла и больше не возвращалась, а отец быстро вышел на улицу. Почему-то возникло ощущение, что все вокруг разваливается на части. Но почему именно сейчас, когда я впервые за долгие годы начала чувствовать себя самой собой.

– Знаю, что обычно меня не бывало дома по ночам, но… они всегда так ругались? – прошептала Шерил.

Я покачала головой. Она продолжила расчесывать мои волосы.

– Такое ощущение, что это два чужих друг другу человека.

И от этого разрывалось сердце.

– Мэгги? – прошептала Шерил дрожащим голосом. – Ты правда?.. Ты правда пыталась?..

Я повернулась к ней лицом, забрала из рук расческу и прижала к своим щекам ее ладони. А потом, пристально глядя прямо ей в глаза, несколько раз покачала головой. Нет. Нет. Нет. Нет.

У нее вырвался вздох облегчения.

– Я верю тебе. Мама тоже поверила бы, если бы нашла время заглянуть тебе в глаза.

Меня не покидала мысль, что именно я являюсь причиной разлада между родителями. И я не понимала, как должна поступить. Должна ли бросить Брукса, чтобы они снова воссоединились? Или оставить все, как есть, ради собственного эгоистичного счастья? Как быть? Какой выбор будет правильным? Как я могу все исправить?

Я старалась гнать от себя мысль, что родители поссорились из-за меня. Это была просто случайность. Клянусь, это был несчастный случай.

А потом, моргнув, я увидела его.

Дьявол… Он вернулся.

Нет…

Я попыталась не моргать. Мне уже лучше. Я становлюсь самой собой.

– Ш-ш-ш-ш, – прошептал он.

Мои глаза стали огромными от страха.

– Пожалуйста, не кричи. Это был несчастный случай, – он прижался к губами к моему лбу. – Ш-ш-ш-ш, – сказал он снова. Затем он переместился к моему уху, и я почувствовала прикосновение его губ к мочке, когда он в последний раз прошептал: – Ш-ш-ш-ш…

Он снова завладел моим сознанием. Я чувствовала его присутствие.

Ш-ш-ш-ш… Ш-ш-ш-ш… Ш-ш-ш-ш…

Глава 19

Брукс

Последние несколько дней мне говорили, что Мэгги не очень хорошо себя чувствует и не хочет со мной видеться. Я всеми силами пытался убедить миссис Райли разрешить мне навестить ее, но, стоило мне только появиться на пороге, как она отправляла меня обратно, утверждая, что Мэгги еще не выздоровела. Но в один из дней, когда мы закончили репетицию, я не оставил ей выбора.

– На самом деле ты ведь не больна, не так ли? – спросил я, перехватив Мэгги на пути из ванной в комнату. Она взглянула в мою сторону, ее глаза округлились, и я увидел в них панику.

– Ты сердишься на меня? – я с трудом сглотнул от волнения. – Что я сделал не так? Это из-за моего признания в любви? Я поторопился и напугал тебя? Прости, ведь я просто…

Она покачала головой, торопливо подошла ко мне и, взяв за руки, сжала их один раз.

Нет.

– Тогда что?

Она взглянула на меня, и ее глаза наполнились слезами. Мэгги разрыдалась, и я не знал, что еще сделать, кроме как обнять ее. Я прижимал ее к своей груди, словно она распадалась на части, а мне нужно было удержать эти части вместе.

– Музыка? – спросил я.

Она кивнула, мы вошли в ее спальню и закрыли за собой дверь. За то время, пока мы слушали музыку, Мэгги начала потихоньку успокаиваться. Мы лежали на кровати, и вскоре она заснула. Я обнял ее, и тут начался этот кошмар. Она проснулась – так близко ко мне, но, в то же время, словно находилась за сотни километров отсюда.

– Мэгги, ты можешь рассказать мне, – убеждал ее я, расхаживая по комнате. Ее сотрясали рыдания. Не глядя в мою сторону, она, съежившись, сидела на своей кровати и раскачивалась взад-вперед. Когда я приблизился, она вздрогнула, словно испугалась, что я прикоснусь к ней. Как будто думала, что я сделаю ей больно. – Мэгги, – умолял я с дрожью в голосе и в сердце. – Что случилось?

Она не ответила.

– Мы можем взять пять минут, – сказал я, приседая перед ней на корточки. – Магнит, мы можем взять пять минут. Сосредоточься, хорошо? Ты можешь вернуться ко мне. Все в порядке.

С безумным страхом в глазах она продолжала тяжело дышать, сжимая руками шею. Я понял, что она слишком далеко сейчас, чтобы меня слышать.

– Мистер Райли! – закричал я на весь дом. – Мистер Райли! – пробегая по коридору, снова крикнул я.

Выскочив из своей спальни, он взглянул на меня полными беспокойства глазами.

– В чем дело?

– Мэгги. Она в своей спальне. Я не знаю, что происходит. Она просто…

Он не стал ждать продолжения и стрелой понесся вверх по лестнице – туда, где у его дочери случился нервный срыв. Несколько секунд спустя подоспела и миссис Райли.

– Мэг, – сказал мистер Райли, медленно и осторожно приближаясь к ней. – С тобой все хорошо, – убеждал он ее. И чем ближе подходил отец, тем сильнее Мэгги напрягалась, но он, не останавливаясь, двигался в ее сторону. Подняв вверх ладони, он показал, что не причинит ей боли. Подойдя вплотную, он обнял ее и прижал к своей груди. Она вцепилась в его футболку, притягивая ближе к себе и не переставая всхлипывать.

Что же с тобой случилось?

В голове заметались разные мысли, когда я увидел, как Мэгги буквально распадалась на части в объятиях своего отца. Внутренности скрутило узлом. Я ненавидел себя за то, что не смог уберечь ее от этого. Почему я не мог это предотвратить? Почему не мог забрать ее боль себе?

Отец понес ее вниз, и я последовал за ним.

Входная дверь открылась, и вошли Келвин и Стейси – смеющиеся и обнимающиеся. Заметив царящее в доме смятение, они резко перестали смеяться.

– Что происходит? – спросил Келвин.

Мистер Райли не ответил. Он просто понес Мэгги в свою спальню. По пятам за ним следовала миссис Райли.

Я не мог сдвинуться с места. Не мог унять свою дрожь. Келвин подошел и положил руку мне на плечо. В его прищуренных глазах читалось непонимание.

– Брукс? Что стряслось?

– Не знаю, – сказал я. В горле пересохло, а в груди все горело огнем. – Она проснулась и… жутко испугалась. Я не знал, что делать. Не мог остановить это. Не мог удержать ее от… – из глаз потекли слезы, и я закрыл лицо ладонями, не в силах говорить дальше. А Келвин и не настаивал. Он и Стейси просто подошли ко мне и, обхватив руками, просто держали в своих объятиях. Я ненавидел чувство успокоения, которое они давали мне, ведь Мэгги нуждалась в этом сильнее. Ей нужен был кто-то, способный проникнуть в ее воспоминания и заставить исчезнуть из них тот черный омут, в котором она каждый день тонула.

Я сидел на лестнице, ожидая, когда родители Мэгги выйдут из своей комнаты. Шерил, Келвин и Стейси были рядом. Никто из нас не проронил ни слова. Я продолжал прокручивать плейлист на своем iPod в поисках какой-нибудь музыки, от которой Мэгги могло бы стать лучше. Музыка всегда заставляла ее улыбаться.

Дверь спальни открылась, и мы все вскочили на ноги.

– Она снова уснула, – сказал мистер Райли.

– Можно мне увидеть ее? – спросил я, протягивая ему свой iPod. – Просто, думаю, музыка сможет ей помочь. Всегда помогала.

Он приоткрыл рот, чтобы ответить, но тут вмешалась миссис Райли.

– Я считаю, всем пора расходиться, – она пригладила руками волосы, и мистер Райли закрыл рот.

Я попытался возразить, но миссис Райли устало посмотрела на меня, и я кивнул.

– Хорошо, но не могли бы вы, мистер Райли, передать Мэгги это. Просто на всякий случай. Вдруг ей поможет? Сейчас он мне все равно не нужен, – я передал ему свой iPod, и он натянуто мне улыбнулся.

Все направились по своим комнатам, и я вынужден был уйти с этим ненавистным ощущением на душе. Меня угнетало то, что я не знал, как она там. Как я мог уйти, не убедившись, что с ней все в порядке?

– Брукс, можно тебя на секунду? Есть разговор, – спросила миссис Райли, когда я уже был у входной двери. Она скрестила руки на груди и посмотрела на меня тяжелым взглядом.

– Да, а в чем дело?

Она оглядела комнату, убеждаясь, что все ушли, и подошла ближе.

– Я хочу, чтобы ты знал… Мэгги больна. Внешне это, может, и не заметно, но ее рассудок… – она нахмурилась. – Что бы там ни случилось с ней много лет назад, это сильно на нее повлияло. Даже в те дни, когда складывается впечатление, что с Мэгги все в порядке, большая часть происходящего с ней просто скрыта от посторонних глаз. Я знаю, она тебе нравится, но заводить с ней серьезные отношения… не думаю, что это умно. С ней не все в порядке.

Я бы солгал, если бы сказал, что ее слова не застали меня врасплох. Она говорила о своей дочери так, словно та была уродом, изгоем. Да, у Мэг бывали не самые хорошие дни, но у кого их не бывает? Оглянувшись, я увидел Мэгги – она подслушивала, выглядывая из двери спальни. Я улыбнулся ей, но она нахмурилась. До этого момента я и не подозревал, что с нахмуренными бровями она еще красивее, чем с улыбкой на лице.

– Не все, что сломано, нужно чинить. Иногда достаточно просто любить. Стыдно полагать, что только здоровые люди заслуживают любви.

– Брукс, – она вздохнула так, словно я нес какую-то околесицу. – Ты молод, у тебя вся жизнь впереди. Я не могу не думать о том, как ты изо всех сил стараешься, чтобы Мэгги чувствовала себя полноценной. На следующей неделе ты уедешь в Лос-Анджелес начинать свою музыкальную карьеру. У тебя появятся новые впечатления…

– У нас с Мэгги каждый день – это новые впечатления.

– Да, но перед тобой будут открываться новые возможности – большие возможности.

– Как и для нее.

Миссис Райли вздохнула и потерла виски.

– Ты не понимаешь, Брукс. Мэгги не покинет этот дом. Никогда. Я знаю, ты тешишь себя этой надеждой, но пора включить логику. Ты должен порвать с ней все отношения, пока не сделал еще хуже.

– Она выйдет из дома. Я это знаю. Видите ли, мы говорили об этом. У нее тоже есть мечты, как и у нас с вами. У нее есть мечты.

– Послушай, Брукс. Я понимаю, что она твой друг. Понимаю, тебе нравится, что она разделяет твое увлечение музыкой. Но для поддержания настоящих отношений одной музыки недостаточно. Отношениям нужна не только духовная, но и телесная пища. Мэгги не сможет дать то, что тебе нужно.

– Вы не знаете, что мне нужно.

– При всем моем уважении, Брукс, я знаю. Ты молод и влюблен – я понимаю это. Но Мэгги тебе совсем не подходит.

Меня просто распирало ответить, но я понимал, что если задержусь здесь еще хоть на секунду, то наговорю такого, о чем потом буду сожалеть. Я взглянул туда, где до этого стояла Мэгги, но она уже ушла, поэтому я повернулся спиной к миссис Райли, открыл дверь и вышел на крыльцо.

– Прости, Брукс, но так будет лучше.

Снова повернувшись к ней, я выпалил:

– При всем моем уважении, миссис Райли, я думаю, вы ошибаетесь. Мэгги очень умна. Даже лишенная возможности говорить, она очень умная, добрая и эмоциональная. Она о стольком говорит, хотя вы не можете ее услышать. Да, она вся в своих мыслях, но они глубже любого океана. Она видит все совсем не так, как большинство людей, но разве это плохо? И насчет музыки вы тоже ошибаетесь. Если вы хоть на секунду думаете, что музыка не способна исцелять людей, значит, вы не умеете слушать, – с колотящимся сердцем я снова отвернулся и пошел прочь.

– Она пыталась покончить с собой, – крикнула миссис Райли, заставляя меня остановиться.

Я повернулся. Мой разум отказывался это принимать.

– Нет.

– Да, пыталась. Знаю, в твоих глазах я, вероятно, выгляжу большим и страшным чудовищем, но с ней не все хорошо. Ты прав, ее мысли глубже любого океана, но однажды на нем поднимутся такие высокие волны, что у нее не останется другого выбора, кроме как утонуть.

***

Она пыталась покончить с собой.

У меня перехватило дыхание.

Она пыталась покончить с собой.

Мэгги не сделала бы этого.

Я не мог дышать.

Я бродил по окрестностям – круг за кругом, круг за кругом. Не отпускала мысль, что это я сделал что-то неправильное. Может быть, я как-то не так обнял ее или прикоснулся, и это всколыхнуло в ней те воспоминания? Может, я сказал что-то не то?

– Тяжело, да? – спросила миссис Бун со своего крыльца, когда я заходил на очередной круг, пытаясь очистить голову от тяжких мыслей. Я остановился перед ее домом. В траве с боку на бок кувыркался Маффин. – Тяжело, когда у нее срыв.

– Как вы узнали?

Она улыбнулась и качнулась в своем плетеном кресле.

– Я давно знаю Мэгги, и мне прекрасно знакомо выражение лиц людей, когда у нее очередной срыв. Я видела это выражение на лицах ее родителей чаще, чем хотелось бы. А теперь иди сюда. Сделай перерыв. Заходи в дом, и я угощу тебя чаем.

Я приподнял бровь. В дом? Мне ни разу не доводилось видеть, чтобы миссис Бун приглашала кого-то в свой дом. Где-то в подсознании сидел детский страх: вдруг я войду, а она меня убьет? Но любопытство увидеть ее дом изнутри победило.

Она открыла скрипучую дверь и придержала ее, пока я не вошел, после чего проследовала следом за мной.

– Ты можешь подождать в гостиной. Я пока согрею воду, – сказала она и направилась в кухню.

Я обошел гостиную, осматривая ее жилище. Такое ощущение, что попал в музей ХVIII века – в доме миссис Бун каждая статуэтка стояла за стеклянной витриной. Все отполировано до блеска. Везде идеальная чистота.

– Уверены, что вам не нужна помощь? – спросил я.

– Я завариваю чай годами и не нуждаюсь ни в чьей помощи.

Я провел рукой по каминной полке, и пальцы покрылись пылью. Нахмурившись, я вытер ладонь о джинсы. Камин – единственное место в этой комнате, где есть пыль. Словно миссис Бун собирала ее по всей гостиной и сгружала сюда. Странно. Я взял в руку одну из запыленных рамок: на фото миссис Бун с каким-то мужчиной. Вероятно, это ее муж. Она сидит у него на коленях и широко улыбается, а он улыбается ей в ответ. Никогда не видел у миссис Бун такой улыбки, как на этой фотографии. Я взял другое фото: пара стоит на лодочном причале, а перед ними улыбающийся ребенок. Каждая из фотографий запечатлела изменения, произошедшие с девочкой, и на это было тяжело смотреть. Из улыбчивого ребенка она превратилась в угрюмое существо, лишенное всяких эмоций. Глаза ее стали пустыми. На каминной полке было не меньше тридцати фотографий, запечатлевших разные моменты прошлого миссис Бун.

– Кто эта девочка? На фотографиях? – спросил я.

Миссис Бун заглянула в комнату, но сразу же скрылась в кухне.

– Джессика. Моя дочь.

– Я не знал, что у вас есть дочь.

– А ты когда-нибудь интересовался?

– Нет.

– Вот потому и не знал. Глупые дети, вы никогда не задаете вопросов. Вы только и делаете, что говорите, говорите, говорите, но никогда не слушаете, – она вернулась в гостиную и села на диван. Ее руки беспокойно двигались. – Вода греется.

Я взял в руку заляпанную пластинку и сдул с нее пыль.

– «Сижу на причале у залива» Отиса Реддинга? – спросил я.

Она кивнула.

– У нас с мужем был домик на северном берегу озера. Он все еще принадлежит мне… Давно нужно было продать его, но я никак не могу себя заставить. Это последнее пристанище, где наша семья была счастлива, – сказала она, погружаясь в воспоминания. – Каждый вечер мы со Стэнли сидели на краю причала, любовались закатом и слушали эту песню. А Джессика резвилась на газоне, пытаясь ловить стрекоз.

Я сел в кресло напротив и улыбнулся. Она в ответ не улыбнулась, но я не придал этому значения. Миссис Бун была известна тем, что никогда не улыбалась.

– Итак… – я прочистил горло, нарушая неловкое молчание. – Ваша дочь навещает вас когда-нибудь?

Нахмурившись, миссис Бун нервно провела ладонями по коленям.

– Знаешь, это я виновата, – сказала она угрюмо.

– В чем?

– В том происшествии… В том, что случилось с Мэгги. Это я виновата.

Я резко выпрямился в кресле.

– Как так?

Ее взгляд стал печальным.

– В тот вечер она остановилась у моего двора и спросила, можно ли нарвать цветов из моего сада для ее свадьбы. Я накричала на нее и прогнала. Сказала, чтоб она уходила и больше не возвращалась, – миссис Бун опустила взгляд на свои дрожащие пальцы, непрерывно постукивающие по коленям. – Не будь я такой жадной, такой грубой, Мэгги подольше задержалась бы у меня во дворе. Она не побежала бы в лес. Она могла бы сохранить ту часть себя, которую безжалостно отняли у нее в тот вечер, – миссис Бун заплакала, и я ощутил, насколько сильна ее боль. Я понимал, какой виноватой она себя чувствует, потому что все эти годы испытывал то же самое.

– Я тоже об этом думал, миссис Бун. В тот вечер я должен был встретиться с ней там, в лесу, но опоздал. Если бы я не протянул до последней минуты с выбором галстука, то смог бы быть там, чтобы защитить Мэгги. Я мог бы ее спасти.

Она подняла на меня взгляд, вытерла слезы и покачала головой.

– Ты не виноват, – она сказала это так быстро, словно боялась, что я взвалю на себя весь груз вины. В этом было какое-то отчаяние – как быстро она готова признать свою вину и так же быстро попытаться убедить меня в том, что я не виноват.

Я пожал плечами.

– Вы тоже не виноваты.

Она встала, подошла к каминной полке и взглянула на фотографии.

– В детстве она была совсем как Мэгги. Моя дочь. Такая же болтушка – даже слишком. Неугомонная, непослушная. Она тоже никого не боялась. Даже в самых испорченных людях она видела только лучшее. Ее улыбка… – миссис Бун усмехнулась и взяла в руку одну из рамок с фотографией широко улыбающейся Джессики. – Ее улыбка была способна исцелять. Она могла войти в комнату и, рассказав какую-нибудь глупейшую шутку, заставить даже самого сурового человека хохотать до колик в животе.

– Что с ней случилось?

Она поставила на место фотографию и взяла другую, на которой от улыбающейся Джессики не осталось и следа.

– К нам приехал мой брат. Он разводился с женой и вынужден был куда-нибудь уехать, поэтому на время остался у нас. Как-то вечером мы устроили пикник. Генри слишком много пил, и становился все агрессивнее. Он стал о чем-то спорить с моим мужем, Стэнли, и они уже едва ли не дрались, когда появилась милая глупышка Джессика со своими ужасными шутками. Она развеселила всех – даже пьяный Генри смеялся. Той же ночью Стэнли решил пойти проверить спящую Джессику. В ее комнате он обнаружил Генри с пустой бутылкой в руке. Ничего не соображая, он – голый и пьяный – лежал на моей окаменевшей от страха дочери.

– О, Господи. Мне так жаль, – сказал я, хотя понимал, что никаких слов здесь не будет достаточно. Никакими словами не выразить то, что я чувствовал внутри. Всю жизнь я прожил в одном квартале с миссис Бун, но никогда не знал, из какого шторма ей пришлось выбираться.

– После этого Джессика перестала разговаривать. Я бросила работу учителя и перевела дочь на домашнее обучение, но ее внутренний свет погас навсегда. После того, что сделал Генри, все в ней изменилось. Она больше не была прежней Джессикой: перестала говорить и совсем не улыбалась. Хотя, я ее не винила. Как можно говорить после того, как человек, которому, как предполагалось, ты можешь доверять, украл твой голос? Джессика всегда бродила с таким видом, словно слышала в голове голоса издевающихся над ней демонов. Когда ей исполнилось двадцать, она все-таки не выдержала. Оставила записку, в которой сообщала, что любит меня и Стэнли и ни в чем нас не винит.

Закрыв глаза, я вспомнил слова миссис Райли.

Она пыталась покончить с собой.

Миссис Бун повернулась ко мне и нахмурилась, увидев мой полный отчаяния взгляд.

– О, мой дорогой. Я должна была постараться отвлечь тебя от проблем, а вместо этого заставила почувствовать себя еще хуже.

– Нет, нет. Я просто невероятно вам сочувствую. Даже не знаю, что здесь можно сказать.

– Не волнуйся. Я и сама не знаю, – на кухне засвистел чайник, и она выкрикнула: – Стэнли, ты можешь выключить?

Я напряженно посмотрел на миссис Бун, и она замерла. Пару секунд спустя она осознала свою оплошность и, быстро пройдя на кухню, вернулась оттуда с чаем. Мы сидели и прихлебывали отвратительный напиток в абсолютной тишине. Когда подошло время уходить, я встал и поблагодарил миссис Бун за то, что пригласила меня к себе – не только в свой дом, но и в тайны своего прошлого. Когда она уже открыла входную дверь, я задал ей последний вопрос:

– Так вот почему вы решили навещать Мэгги? Потому что она напоминает вам вашу дочь?

– И да, и нет. У Мэгги много общего с моей Джессикой, но есть очень важные отличия.

– В чем?

– Джессика отказалась от жизни. У Мэгги же время от времени появляются вспышки надежды. Находясь рядом с ней, я вижу их все чаще и чаще. Она может вернуться к нормальной жизни. Я знаю, что она сможет. И верю, что с ней все будет в порядке. Знаешь, в чем самая большая разница между ними двумя?

– В чем?

– У Джессики никого не было. Она отгородилась ото всех нас. Но Мэгги? У нее есть друзья. У Мэгги есть ты.

– Спасибо, миссис Бун.

– Не за что. А теперь перестань винить себя, ладно?

Я улыбнулся.

– И вы тоже.

Она кивнула.

– Да-да, я знаю. В глубине души я понимаю, что это не моя вина. Но иногда, когда сидишь в одиночестве, мысли уносят тебя туда, куда не надо бы. Иногда твой злейший враг кроется внутри тебя самого. Нужно научиться разбираться в собственных мыслях и начать понимать, что в них истинное, а что ложное. В противном случае, мы будем всю жизнь пытаться сбросить кандалы, в которые сами же себя и заковали.

Глава 20

Мэгги

Я не разговаривала с ним пять дней, и это были самые длинные пять дней в моей жизни.

– Что ты сейчас читаешь? – спросила миссис Бун, сидя напротив меня за обеденным столом. Когда я попросила папу передать ей, что плохо себя чувствую, она назвала меня глупым ребенком, которого необходимо напоить чаем. А еще она меня же и обвинила в моей мнимой болезни, потому что, видите ли, я всегда хожу после душа с мокрыми волосами. Прижав сначала книгу к груди, я пожала плечами, а потом перевернула ее, чтобы миссис Бун увидела обложку.

– Хм. «Прежде, чем я упаду» Лорен Оливер. О чем это?

Прищурив глаза, я посмотрела на нее. Она всегда так делала: задавала мне вопросы, хотя знала, что я не могу ответить. А учитывая то, что она не позволяла мне писать на бумаге, это можно было расценивать как принуждение. А вот принуждение мне сейчас было нужно меньше всего.

Я положила книгу на стол и, поморщившись, отхлебнула из чашки свой отвратительный чай.

– Итак, сегодня день, когда ты снова ненавидишь чай, да? – заявила она.

Я снова пожала плечами.

– А где твой парень?

Мои плечи вновь приподнялись.

Она закатила глаза.

– Если не прекратишь постоянно пожимать плечами, они так и останутся навсегда приподнятыми. Детский сад. Знаешь, а он беспокоится о тебе. Отталкивая его, ты никому не делаешь лучше. На самом деле, это довольно жестоко. Он хороший мальчик.

Хороший мальчик? Никогда не слышала, чтобы миссис Бун хоть кого-то так называла.

– Брукс, теперь можешь войти, – крикнула миссис Бун в сторону кухни.

Из-за двери появился Брукс, поднял руку и застенчиво помахал мне.

Что он здесь делает?

– Это я пригласила его, – сказала миссис Бун, в очередной раз читая мои мысли. – Садись, Брукс.

Он послушно сел.

– Теперь настал момент, когда говорить буду я, а вы оба будете слушать. Вы два идиота, – теперь это было больше похоже на ту миссис Бун, которую я так любила ненавидеть. – Вы оба нравитесь друг другу, не так ли? Так чего вам еще не хватает? Перестаньте постоянно все усложнять. Просто будьте счастливы. Мэгги, прекрати вести себя так, словно ты не достойна счастья. Если бы счастья заслуживали только люди с идеальным прошлым, любви не существовало бы вовсе. А теперь, идиоты, поцелуйтесь и помиритесь.

– Что здесь происходит? – спросила мама, входя в столовую. У нее был такой изможденный вид, словно она не спала несколько дней. Волосы растрепаны и не уложены. Она выстрелила взглядом в Брукса, и по лицу ее пробежала тень разочарования и потрясения. – Ты не должен здесь находиться.

Миссис Бун выпрямилась.

– Подожди, Кэти. Прежде чем начнешь ругаться на детей, хочу, чтобы ты знала, что это моя инициатива.

– Это вы? Вы сказали ему прийти сюда?

– Да. Детям было грустно, поэтому я подумала…

– Вон из моего дома! – сказала мама.

– Ой, но это ведь смешно. Пусть мальчик…

– Нет, я имею в виду вас, миссис Бун. Я хочу, чтобы вы ушли. Сегодня вы перешли все границы дозволенного, и в этом доме вам больше не рады.

Я вскочила со стула, ошеломленная поведением моей матери, которая день ото дня становилась все более странной.

Нет! Я ударила руками по столу. Я стучала снова и снова, пока не покраснели ладони, но и тогда не остановилась.

– Брукс, ты тоже уходишь. У нас с тобой уже был разговор, и я думаю, что выразилась тогда предельно ясно. Мэгги, отправляйся в свою комнату.

Нет! Нет!

Опустив голову, Брукс вышел. Миссис Бун поднялась со стула и покачала головой.

– Кэти, это неправильно. Эти дети… они помогают друг другу.

– Не обижайтесь, миссис Бун, но Мэгги – не ваш ребенок, и я предпочла бы, чтобы вы перестали относиться к ней так, будто ответственность за нее лежит на вас. Она не Джессика, и вы не можете выбирать за нее. Я не желаю, чтобы моя дочь в итоге закончила, как…

– Как кто? – рявкнула в ответ миссис Бун, явно оскорбленная до глубины души. Она схватила свою сумку и крепко сжала ее в руках. – Как моя дочь?

В глазах мамы мелькнуло раскаяние, и она быстро моргнула.

– С этого момента ваши дневные чаепития закончены. Я ценю то, что вы проводите время с Мэгги, миссис Бун, действительно ценю. Но отныне с этим покончено.

Миссис Бун направилась к двери, мама следом за ней, а я за ними по пятам.

– Я понимаю, что ты пытаешься сделать, Кэти. Действительно понимаю. Я пыталась то же самое сделать со своей дочерью. Ты думаешь, что поможешь ей, удерживая вдали от мира, от места, которое причинило ей боль, но это не так. Ты душишь ее. Ты заглушаешь тот слабый голосок, который у нее еще остался, – ее свободу выбора. Ее шанс открыть для себя любовь. Ты крадешь у нее это.

Мама опустила голову.

– До свидания, миссис Бун.

Она прогнала моего парня и моего лучшего друга. Я не могла понять, чем заслужила такое. Чтобы привлечь внимание матери, я начала стучать по ближайшей стене.

Посмотри на меня! Обрати на меня внимание!

Она повернулась, абсолютно равнодушная к издаваемым мною звукам.

– Иди в свою комнату, Мэгги.

Нет! Я стучала все сильнее и сильнее, и мама, бросившись ко мне, обхватила меня руками. Нет!

– Прекрати, – приказала она. – Подумай, какую жизнь ты можешь предложить Бруксу. Тебе действительно хочется, чтобы он отказался от своей мечты ради того, чтобы остаться здесь, с тобой? Подумай, какие у вас могут быть отношения, когда он начнет ездить по всему миру, жить своей собственной жизнью? Зачем так поступать с ним? Это неправильно: ни для тебя, ни для него. Он заслуживает большего, чем свидания в этих четырех стенах. А тебе нужно быть одной, чтобы вылечиться.

Вылечиться?

А что, если я не больна? Что, если я такая, как есть?

Где папа? Мне нужно, чтобы он вернулся. Он нужен мне, чтобы попытаться понять смысл маминых мыслей. Он нужен, чтобы все исправить.

Я изо всех сил пыталась вырваться из ее хватки, когда она потащила меня вверх по лестнице.

– Это для твоей же пользы, Мэгги. Извини, но это для твоего же блага.

Я сопротивлялась, но она не отпускала меня. Она лишила меня свободы. Я моргнула и снова увидела его. Дьявола.

Он плакал. Сильно плакал. Плакал и извинялся. Просил прощения за то, что делал мне больно. Извинялся за то, что сдавливал пальцами мое горло, и каждый следующий вдох давался мне все сложнее.

– Мама! Отпусти ее! – воскликнул Келвин, выходя из своей комнаты.

Он попытался оттащить маму в сторону, но она оттолкнула его.

– Не вмешивайся, Келвин. С твоей сестрой все в порядке.

Нет, не в порядке. Ты делаешь мне больно.

Вышла Шерил, и я увидела в ее глазах страх. Уверена, то же самое она увидела в моем взгляде.

Помоги мне.

– Мама… – начала она, но та быстро заставила ее замолчать.

Мама дотащила меня до моей комнаты и втолкнула внутрь. Быстро захлопнув дверь, она заперла ее снаружи на ключ.

– Вот увидишь, Мэгги. Я делаю это для тебя. Я спасаю тебя.

Что с ней произошло? Почему она ведет себя, как безумная? Я начала колотить в дверь, изо всех сил пытаясь открыть ее, но она не поддавалась. Я снова и снова билась в нее всем телом. Выпусти меня! Выпусти меня!

Обхватив ладонями шею, я почувствовала его здесь, со мной. Он душил меня. Он хотел убить меня.

Выпусти меня! Выпусти меня!

Я не могла дышать. Я задыхалась… И не знала, что еще можно предпринять.

Я не знала, что еще сделать, поэтому сделала единственное, что пришло мне в голову.

Я упала на пол.

Уткнулась лицом в ковер.

Открыла рот.

И заплакала.

Глава 21

Мэгги

Я приоткрыла глаза.

Дверь распахнулась, и ко мне бросился папа. Я сидела на полу, забившись в угол и зажав ладонями уши.

Я моргнула.

Мама вбежала следом, и папа, не подпуская ее близко, кричал ей, чтобы убиралась прочь.

Я моргнула.

Мама плакала и пыталась приблизиться ко мне, но Келвин и Шерил оттащили ее назад.

Я моргнула.

Папа, склонившись надо мной, заглянул мне в глаза, проверяя, все ли со мной в порядке.

– Мэгги? – прошептал он. Воздух застрял в его горле. – Мэгги.

Я моргнула.

Пригладив мои волосы, он поднял меня на руки.

– Пусти меня к ней, – умоляла мама.

Папа уложил меня в кровать и вывел маму из комнаты.

Я моргнула.

Я чувствовала его. Ощущения были такими реальными. Он снова душил меня. Отбирал у меня воздух. Он вернулся. Это было на самом деле. Это было по-настоящему…

Я моргнула.

Покинув комнату, папа начал кричать на маму. Они только и делали, что кричали. В комнату вошли Келвин и Шерил.

Я моргнула.

Они оба забрались на кровать и обняли меня. Я дрожала всем телом, но они крепко держали меня в своих руках.

Я моргнула.

Шерил не переставала шептать мне, что со мной все хорошо. Келвин вторил ей, и я, уткнувшись лицом в одеяло, расплакалась. Меня сотрясали рыдания. Я чувствовала себя сломленной, потерянной. И напуганной.

Очень напуганной.

Ш-ш-ш-ш…

Ш-ш-ш-ш…

Почему мама так поступила? Почему она силой потащила меня? Почему дьявол сделал это? Почему он убил ту женщину? Почему он пытался убить меня?

Я моргнула.

Закрыла глаза.

Я не хотела чувствовать. Не хотела существовать. Не хотела больше моргать. Я крепче закрыла глаза. Мне не хотелось видеть, но я все-таки видела. Я видела его. Ощущала его. Чувствовала его вкус. А еще я видела маму.

Я видела ее. Чувствовала ее. Любила. И ненавидела.

Почему она сделала мне больно? Почему лишила меня всего, что я люблю?

Все померкло.

Все превратилось в тень.

Чернота снова вернулась.

Глава 22

Мэгги

– Ты в порядке сегодня, Магнит? – спросил Брукс, стоя в дверях моей комнаты. Всю неделю его даже на порог не пускали, но, как я полагаю, пока мамы не было, папа разрешил ему приходить.

По просьбе папы мама уехала на несколько дней погостить к своей сестре. Я была счастлива ее отсутствию.

При виде Брукса, прислонившегося к дверному косяку, мое сердце едва не разрывалось. Как это возможно? Разве можно скучать по тому, кто находится всего в шаге от тебя?

Он не спрашивал разрешения войти, как делал обычно. Брукс просто стоял, засунув руки в карманы.

– Утром мы улетаем. Летим на встречу с продюсером. Разговор пойдет о нашем будущем, – он улыбнулся, но улыбка получилась какой-то печальной. Это огорчило меня больше, чем я предполагала. Музыка была его мечтой, и мечта эта начинала сбываться. Но, несмотря на это, он выглядел грустным.

Я так горжусь тобой.

Он усмехнулся и, опустив взгляд, шмыгнул носом.

– Что происходит, Мэгги Мэй? В твоей голове?

Я не знаю.

Он шагнул в мою спальню.

– Ты любишь меня?

Да.

– Но ты не хочешь быть со мной?

Я не решалась написать, потому что знала: мои слова приведут его в еще большее замешательство. Я не могу быть с Бруксом, особенно сейчас. Его мечты наконец-то начали сбываться, и последнее, что ему сейчас нужно, – лишиться этой возможности из-за меня и моих проблем. Как мы можем продолжать встречаться, когда между моими родителями полный разлад? Как сможем мы любить друг друга, когда он будет находиться почти на другом конце страны? И как бы ненавистно это ни было признавать, но мама была права. Брукс достоин большего, чем я. Он заслуживает того, чтобы его любили вслух. А моя любовь – это всего лишь шепот ветра, который, очевидно, слышать может только он.

Брукс прочистил горло. Мое промедление с ответом было для него равносильно всем тем словам, которые он боялся услышать.

– Ты любишь меня? – спросил он снова.

Да.

На секунду он отвернулся и вытер глаза. Повернувшись ко мне, он напряженно улыбнулся и подошел ближе.

– Можно взять тебя за руки?

Я протянула к нему руки, и, когда он переплел свои пальцы с моими, почувствовала это – я дома. Стены и крыша – это еще не дом. Дом там, где живет вот такая любовь, согревающая своим теплом. Дом для меня – это Брукс.

Мне потребовалось собрать все внутренние силы, чтобы не расплакаться.

– Знаешь, как бывает, когда ты открываешь для себя новую песню? Вроде думаешь: ничего особенного, ведь ты слышал много новых песен, и это будет похожа на все остальные. Но стоит услышать вступление, и оно, словно реактивный снаряд, пронзает тебя, пробирая до самых костей. А когда начинает звучать голос, ты уже все понимаешь. Просто знаешь. Знаешь, что эта песня изменит тебя навсегда. И уже больше не представляешь своей жизни без этих ритмов, без этих стихов, аккордов. А когда песня заканчивается, ты воспроизводишь ее снова, и с каждым разом она кажется тебе лучше, чем раньше. Разве это возможно? Как могут одни и те же слова с каждым разом становиться все более значимыми для тебя? Ты проигрываешь ее снова и снова, пока она не проникает в тебя, не проходит через все тело и не превращается в источник биения твоего сердца.

Наши сплетенные вместе руки дрожали. Мы шагнули навстречу друг к другу, и Брукс прижался своим лбом к моему.

– Мэгги Мэй, ты моя любимая песня.

Я не могла сдержать слез. Он тоже не мог скрыть своих, ведь наши лица касались друг друга.

– Я разрываюсь на части, Мэгги Мэй. Часть меня хочет ехать в Лос-Анджелес в погоне за своей мечтой. Но другая часть меня знает, что мечта – это ты. Ты моя мечта. Так скажи мне, чего ты хочешь. Скажи, что ты хочешь меня, и я останусь. Клянусь, я останусь.

Опустив руки, я сделала шаг назад.

Его мечта была в Лос-Анджелесе.

Мама была права.

Со мной у него не будет никакой жизни.

Я не его мечта. Я его кошмар наяву.

– Скажи мне остаться, и я останусь, – умолял он. – Скажи уехать, и я уеду. Но не держи меня здесь в неизвестности, Мэгги Мэй. Не дай мне уйти в неведении. Не заставляй плавать в незнакомых водах, потому что, клянусь, я утону в этой неизвестности.

Поезжай.

Он прочитал написанное на доске слово, и я увидела, как погас его взгляд. Судя по виду, мой ответ поверг его в шок. Ранил. Сломал.

Я остолбенела. В его глазах читалось такое отчаяние.

Я бросилась к нему в попытке притянуть в свои объятия.

– Не надо, Мэгги. Все нормально.

Нет. Не нормально. Из-за меня ему больно. Он сломлен, и это сделала я.

Пожалуйста. Мне нужно, чтобы ты понял. Пожалуйста.

Я подняла вверх ладонь.

Пять минут.

Мне больше ничего не нужно. Только пять минут.

Со вздохом он кивнул.

– Хорошо. Пять минут.

Я притянула Брукса в свои объятия и заставила его тоже обнять меня. Срывающимся голосом он быстро заговорил:

– Это нечестно. Нечестно. Мы были счастливы.

Я еще крепче прижалась к нему и подняла взгляд. Наши губы коснулись друг друга. А потом родился поцелуй. Сначала он был мягким, но постепенно становился все жестче и агрессивнее. В нем смешались наши надежды и одновременно просьбы о прощении. Меня поразило: почему раньше эти пять минут ощущались вечностью, а сейчас пронеслись, как одно мгновение?

– Мэгги Мэй, – прошептал Брукс дрожащим голосом. – Как у тебя это получается? Как получается, что ты, разбив мне сердце, всего одним поцелуем излечиваешь его?

Я тоже это чувствовала. Каждый раз, когда наши губы встречались, боль отступала. Мы словно грозовые тучи и одновременно солнечный свет друг для друга. Как смогли мы это допустить? Зачем мы это делаем? Неужели мы действительно должны навсегда проститься?

Он коснулся якоря на моем ожерелье, которое я не снимала все эти годы, после чего опустил руку и отступил назад.

– Я не могу здесь оставаться… Мне нужно идти. Я должен отпустить тебя, – и через несколько секунд он ушел из моей спальни. И из моей жизни.

Едва Брукс вышел, в комнату вошла Шерил и села на кровать рядом со мной.

– Зачем ты это сделала, Мэгги? Почему позволила ему уйти?

Не зная, что ответить, я просто склонила голову ей на плечо. Вся моя душа была против его ухода, но он должен следовать за своей мечтой. Без меня. Когда любишь кого-то, то позволяешь ему уйти, даже если знаешь, что вы никогда больше не будете вместе.

– Это несправедливо, – сказала она. – Ведь то, как он смотрит на тебя… и как ты смотришь на него… я могу об этом только мечтать. Хотелось бы, чтобы когда-нибудь и у меня так было.

Я приоткрыла рот, чтобы ответить, но ничего не получилось. Поэтому просто подарила Шерил глупую улыбку, и она нахмурилась.

– Я поняла, каким активистом хочу стать, – сказала моя сестра и взяла меня за руку. – Я хочу бороться за тебя, за права таких людей, как ты. Хочу бороться за права тех, кто лишен голоса. За тех, кто молча кричит, чтобы быть услышанным.

***

Келвина с ребятами попросили задержаться в Лос-Анджелесе еще на несколько дней. Им предложили контракт со звукозаписывающей компанией Rave Records, и я – через все Западное побережье – почти физически ощущала их восторженное волнение.

Брукс позвонил мне, чтобы поделиться новостями.

– Я знаю, мы не должны никому рассказывать, но… у нас получилось, Магнит, – его голос был таким тихим. – Мы сделали это. Мы подписали контракт. Через несколько недель мы официально будем записываться на Rave Records. Ты сделала это для нас. Это все благодаря тебе.

Слезы заструились по моим щекам. Я всегда хотела, чтобы это произошло. Всегда мечтала, чтобы это чудо свершилось, и ничего никогда не хотела сильнее. Эти парни заслужили. Они заслужили все то, что сейчас с ними происходит.

– Я люблю тебя, Мэгги, – прошептал он, прежде чем повесить трубку.

Это был последний раз, когда я слышала его голос. Потом позвонил Келвин, сообщить семье, что продюсер хочет перевезти их в студию, чтобы записать несколько пробных версий, пока оформляется контракт. И прежде, чем я осознала это, дни превратились в недели, а недели в месяцы. Их жизнь набирала обороты, а моя оставалась все так же неподвижной.

Наступил сентябрь, и группу Келвина пригласили выступать на разогреве у The Present Yesterdays в их мировом турне. Казалось, в мгновение ока их жизнь полностью переменилась.

Я изо всех сил старалась перестать скучать по Бруксу. Я читала книги, принимала свои традиционные ванны и слушала iPod, который он мне оставил. А еще я играла на его гитаре.

Оказывается, тоска по человеку не проходит со временем – она просто притупляется. Ты учишься уживаться с безумной болью внутри. Оплакиваешь моменты, разделенные вместе. А еще – иногда – позволяешь себе обижаться.

Так много раз, держа в руке телефон, я подолгу смотрела на его номер. Так много раз я почти набирала его, чтобы просто напомнить о себе. Я твердила себе, что позвоню только один раз – просто чтобы услышать его голос – но никогда не набиралась смелости сделать этот шаг. Потому что в глубине души знала: стоит однажды позвонить, и я не смогу дальше удержаться от того, чтобы снова не набрать его номер. Мне нужно будет слышать его голос каждый день.

Большую часть времени я почти не покидала своей комнаты, опасаясь столкнуться с мамой. На моих глазах они с папой превратились в чужих друг другу людей. Каждый раз, когда они оказывались в одной комнате, кто-то из них выходил. Раньше, уходя на работу, папа всегда целовал маму в лоб. Теперь эти поцелуи стали просто воспоминанием.

Времена года сменяли друг друга, но всякий раз, когда группа возвращалась в город, Брукс нигде не объявлялся. Я решила, что, возможно, в этих разъездах он нашел себе новое приключение. Возможно, наша любовь была всего лишь мимолетным мгновением.

– Это они! – однажды вечером закричала мама, пробегая по всему дому. – Это они поют!

Все выскочили из своих комнат, и, впервые за долгое время, наша семья снова выглядела единым целым, когда мы, собравшись в столовой, стояли и слушали первую в радиоэфире песню «Жуликов». Мое сердце сжалось, и я вцепилась в якорь на ожерелье, которое никогда не покидало моей шеи, когда услышала хорошо знакомые мне слова песни. Нашей песни.

Так горько плача на моей груди, ты рвешь мне душу.

Ты так слаба, как палый лист в течении реки.

Всем сердцем ждешь ответа тишины, сковавшей душу,

Безмолвно просишь: – Я тону, устала, помоги!

Я буду якорем надежным для тебя

И удержать смогу всегда во тьме ночной.

В потоке черной грусти встану, как стена,

Прижму к себе и подарю тебе покой.

Я буду светом маяка в кромешной тьме.

Поверь, все будет хорошо, ведь я с тобой.

Я буду якорем твоим – доверься мне.

Ведь только вместе можно выиграть этот бой.

Звучащие слова были словно поцелуй, которого мне так не хватало. Они были словно его обещание вернуться ко мне.

Все в столовой начали аплодировать и обниматься – этого так долго никто не делал. Когда мама обняла папу, он крепко прижал ее к себе. Клянусь, я действительно видела это снова – они обнимались так, словно их любовь была жива. Когда же их объятия разомкнулись, иллюзия исчезла, но я все же это видела. Значит, где-то в глубине их душ любовь друг к другу все еще сохранилась.

И только получив однажды вечером почтовую бандероль, я позволила себе расплакаться из-за того, что Брукс больше не со мной.

Это была книга.

«Воды слонам!» Сары Груэн.

В книге были желтые закладки, исписанные его почерком и отмечающие лучшие места в тексте. В конце романа была вложена записка. Записка, которую я перечитывала изо дня в день в течение последующих лет. Эта записка доказывала то, что я никогда больше не смогу полюбить другого парня.

***

Письмо девушке, которая оттолкнула меня

От Брукса Тайлера Гриффина

22 октября 2018 года

Мэгги Мэй.

Прошло два года с тех пор, как я в последний раз видел твое лицо. Двадцать четыре месяца я скучаю, мечтаю о тебе и хочу, чтобы ты была рядом. Все вокруг напоминает мне о тебе, поэтому каждый раз, возвращаясь в город, я останавливаюсь в доме своего брата, чтобы удержаться от встречи с тобой. Ведь если снова увижу тебя, то уже не смогу уйти. Знаю, что не смогу. Жизнь моя движется в стремительном ритме. Иногда я сомневаюсь, что смогу его выдержать. А бывают дни, когда мне хочется все бросить и вернуться домой, к тебе. Но именно в эти дни я вспоминаю, как ты оттолкнула меня. Именно этого ты хотела, и я должен уважать твое желание. Если когда-нибудь наступит такой день, когда ты решишь позвонить мне, знай – я буду на месте.

Я люблю тебя, Магнит – и как любовник, и как друг. Это не изменится никогда, даже если сердце мое устанет.

Всегда твой, Брукс Тайлер.

P.S. Я всегда рядом, чтобы выслушать твое молчание.

***

Письмо парню – телезвезде

От Мэгги Мэй Райли

1 августа 2019 года

Брукс, я видела тебя сегодня в «Доброе утро, Америка». Ты отрастил волосы, да? А еще сделал татуировку на правой руке? Мне не удалось хорошенько рассмотреть, но я уверена, что это татуировка. Что на ней изображено?

Отправляю тебе «Американские боги» Нила Геймана со своими комментариями. Хотя, должна признаться, до того, как ты прислал мне эту книгу, я уже три раза читала ее. Однако, после знакомства с твоей точкой зрения и мыслями по поводу нее, я словно заново знакомилась с романом. На самом деле, ты не ошибся ни с одним из его произведений.

Я закончила читать «Клуб любителей книг и пирогов из картофельных очистков» Мэри Энн Шаффер и Энни Барроуз. Держу кулачки, чтобы тебе понравилось. Мне книга понравилась, но я знаю, что твоя точка зрения отличается от моей. Сюжет построен вокруг Второй Мировой войны, и хотя здесь освещаются ее последствия, эта история очаровывает, вызывая какие-то приятные чувства. К тому же, в ней есть довольно забавные моменты.

Я говорила тебе, что Маффин умер? Я попросила папу передать миссис Бун мои соболезнования. Знаешь, что она ответила? «Это проклятое животное жило целую вечность. Наконец-то мне больше не нужно тратить деньги на кошачий корм». Это значит, на самом деле она скучает по нему так, что не выразить словами.

И мне ее тоже не хватает.

Навсегда, Мэгги.

P.S. На этой неделе новый альбом «Жуликов» снова на первом месте – и это не удивительно. В течение последних пяти недель я слушаю его постоянно. Твой голос – мой самый любимый звук.

***

Письмо девушке, которая с удовольствием перечитывает книги

От Брукса Тайлера Гриффина

5 января 2020 года

Магнит.

На этой неделе группа находится в Токио. Рудольф случайно съел жареные свиные уши, решив, что это жареные органические огурцы. Смешнее момента у меня в жизни не было.

Здесь такой ужасный холод, и я заболел, пав очередной жертвой простудной чумы. Меня накачали таким количеством лекарств, что даже страшно, но, несмотря ни на что, сегодня вечером шоу должно состояться. Надеюсь, скоро и Келвин заразится от меня. Вот будет потеха!

Книга: Джастин Кронин «Перерождение».

Количество закладок: 102.

Я слышал, Шерил поступила в Бостонский Государственный университет и получает степень журналиста в области исследования проблем женщин. Когда в следующий раз свяжешься с ней по скайпу, скажи, что я очень горд за нее.

Брукс.

***

Письмо парню, который может катиться ко всем чертям

От Мэгги Мэй Райли

14 июня 2021 года

Брукс Тайлер, ты серьезно? «Виноваты звезды»? Я просто сидела и ревела в обнимку с ведерком мятного мороженого с шоколадной крошкой. Удивительно, но соленые слезы добавляли его вкусу некую пикантность.

Как бы то ни было, я принимаю от тебя роман Джона Грина, но взамен ты получаешь книгу Халеда Хоссейни «Тысяча сияющих солнц». Шерил заставила меня прочитать этот роман, и с тех пор я сама не своя.

Счастливо!

Мэгги.

***

Письмо девушке, которую я ненавижу

От Брукса Тайлера Гриффина

12 августа 2021 года

Мэгги Мэй Райли, иди ты знаешь куда?

Спасибо тебе большое. Я просто обожаю, как дурак, плакать над книгой на глазах у взрослых мужиков. Это реально добавило очков моему рейтингу.

Б.

P.S. Ты берешь онлайн уроки, чтобы стать библиотекарем? Это потрясающе. В своем последнем письме ты сказала: «Надеюсь, когда-нибудь я покину дом, чтобы работать библиотекарем». Не нужно надеяться. Это железный факт. Ты станешь лучшим библиотекарем за всю историю существования библиотек. И я бы ходил в твою библиотеку, пока не прочел бы в ней каждую книгу.

***

Письмо парню – обладателю «Грэмми»

От Мэгги Мэй Райли

28 февраля 2024 года

Брукс, я так горжусь тобой.

Так восхищаюсь твоим талантом.

Надеюсь, ваше мировое турне пройдет блестяще.

Книга: «Ах, какие места ты посетишь!» Доктора Сьюза.

Количество закладок: 18.

Мэгги.

***

Письмо девушке, которую я уважаю

От Брукса Тайлера Гриффина

18 июля 2025 года

Магнит, прости, что давно ничего не писал. Это какой-то сумасшедший дом – репетиции, встречи, интервью. Я устал. В последнее время я постоянно чувствую себя уставшим. Мне по-прежнему все это доставляет удовольствие, но бывают дни, когда хочется, чтобы ритм жизни замедлился.

Думаю, я должен сказать тебе кое-что, но не уверен, как правильно это сделать, поэтому говорю, как есть.

Я встретил кое-кого.

Ее зовут Саша. Она модель. И она очень милая. Она действительно очень-очень милая. Саша ужасно поет и еще хуже танцует, но она умеет смеяться, а это больше, чем я могу сказать о большинстве людей, с которыми встречался в этом турне.

Не знаю, почему чувствую необходимость рассказать тебе об этом, но я подумал, что ты должна узнать это от меня, а не со страниц таблоидов.

Брукс.

P.S. Я перечитал «Бегущий за ветром». Это первая книга, которую ты мне дала, помнишь?

Не припоминаю, чтобы я плакал, читая ее в первый раз, но, возможно, со временем наше восприятие меняется. Наверное, по мере нашего взросления, жизненный опыт по-новому открывает нам смысл книг. Или, может быть, я уже не тот человек, каким был много лет назад, когда впервые прочитал эту книгу.

Или, может, я просто скучаю по дому.

Глава 23

Мэгги

8 апреля 2026 года

Двадцать восемь лет

Каждый вечер мама, папа и я ужинали в гостиной за одним столом. Мои родители почти не смотрели друг на друга. Они проходили мимо друг друга, словно чужие люди. Папа почти перестал шутить и, приходя в мою спальню, все чаще жаловался на то, что мама стала пить.

Трудно поверить в то, что когда-то они были влюблены. Трудно представить их танцующими вместе. Тем не менее, каждый вечер мы вместе собирались за ужином, даже если всем от этого было некомфортно. Хотя пятничные вечера я обожала, потому что по пятницам после ужина мне всегда звонила Шерил по скайпу.

Опустошив тарелку, я поторопилась вернуться к себе в комнату и нетерпеливо открыла ноутбук. С тех пор, как Шерил окончила колледж, она находилась в вечном поиске и открывала для себя мир. Она исколесила вдоль и поперек Европу и Азию и до сих пор не могла остановиться. Она посещала разные страны, знакомилась со всевозможными культурами и, как выяснилось, даже не представляла себе, что в отдаленных уголках мира люди находятся в таком бедственном положении, о котором мало кто говорит широкой аудитории. В тот вечер она звонила мне из Тайланда. Шерил находилась в Бангкоке.

– Привет, сестренка, – сказала она. Связь была не такой хорошей, как неделю назад, но я все равно была счастлива видеть ее лицо. – Ты отлично выглядишь.

Я улыбнулась и напечатала ей: Ты тоже.

– Итак, сегодня я ходила смотреть Пра Путтха Маха Суван Патимакон. Бьюсь об заклад, что произнесла название неправильно, потому что, когда я произносила его в последний раз, мой гид сказал, что я безжалостно коверкаю произношение. Ну, да и ладно. (Примеч.: Пра Путтха Маха Суван Патимакон – Золотой Будда, самая большая в мире золотая статуя, находящаяся в бангкокском храме Ват Траймит). Это большой Золотой Будда, ты знаешь? Потрясающе! О! – она сделала круг по своей маленькой комнате хостела и достала книгу. – И у меня есть для тебя первая книга из Таиланда! Не знаю, о чем она, но, думаю, это что-то монументальное, если ты, конечно, умеешь читать на тайском.

Я улыбнулась своей младшей сестре. Мне так ее не хватает.

Шерил выгнула бровь.

– Итак, пока меня не было, ты начала говорить и ругаться, как сапожник, по примеру своей сестры?

Я покачала головой.

– Я хочу, чтобы однажды ты раскинула руки и издала самое громкое в мире матерное ругательство. Думаю, это будет твоим перерождением.

Я так не думаю.

Она нахмурилась.

– Было бы лучше, если бы ты была хоть чуточку менее правильной. Не такой идеальной, понимаешь? В том смысле, мне известно, что ты не можешь говорить и у тебя проблема с выходом из дома, но они кажутся незначительными по сравнению с тем, что я, одинокая женщина, мотаюсь по миру, полному опасностей, совершенно одна. Быть твоей сестрой реально трудно.

Я усмехнулась.

Прости.

Она засмеялась.

– Нет, не извиняйся. В любом случае, как продвигается твоя учеба?

Я дистанционно отучилась в Университете Висконсин-Милуоки, где получила степень бакалавра английского языка. После этого я обращалась во многие разные учебные заведения, позволяющие получить дистанционно степень магистра, но меня ни в одно не приняли. Вероятно, мое небогатое резюме не производило впечатления, потому что из него видно: за всю жизнь я ничего не добилась. Год назад я готова была уже сдаться, но папа убедил меня обратиться в Университет Висконсин-Милуоки на их факультет библиотечного дела и информатики. Когда меня зачислили к ним на дистанционное обучение, я расплакалась. Мама сказала, что это пустая трата времени и денег. Папа ответил ей, что это очередной шаг на пути к моему счастью.

Учеба идет успешно. Семестр почти закончился, и это здорово.

– Ты флиртуешь в социальных сетях с кем-нибудь из своих однокурсников? – спросила Шерил, повышая голос.

Я закатила глаза, хотя говорила она на полном серьезе. Шерил однажды попыталась убедить меня закрутить любовь в интернете и даже зарегистрировала на нескольких сайтах знакомств.

– Я просто спросила, Мэгги. Ты образованна. Ты красива. И…

И живу вместе с родителями.

– Да, но не в подвале ведь. Ты живешь этажом выше их. Это совсем другое.

И это в довесок к моей немоте и неспособности выйти из дома.

– Ты шутишь что ли? Мужчины обожают женщин, которые держат рот на замке. Кроме того, если ты никогда не покидаешь свой дом, можно сэкономить на свиданиях. Мужчинам нравится, когда не приходится лишний раз тратиться! Ты должна добавить это в список своих достоинств на сайте знакомств, – Шерил подмигнула мне.

Я улыбнулась, и она продолжала развивать эту тему до тех пор, пока я не спросила, общалась ли она с Келвином.

– Я созванивалась с ним по скайпу чуть раньше, и он рассказал, что на «Ютьюб» наткнулся на одну группу. Она называется «Поиск Ромео». Чистейший альтернативный андеграунд с потрясающей энергетикой. Он прислал мне ссылку на их песню, и я буквально упала в обморок. Сейчас я перешлю ее тебе, потому что знаю: это создано как будто специально для тебя. Ссылку размещаю ниже. Только послушай! Все их песни основаны на сюжетах пьес Шекспира!

Ты ничего не знаешь о Шекспире.

– Знаю, Мэгги, но главное не в этом! Дело в том, что это нечто новое, берущее за душу и… – она замолчала. – Быть или не быть? Вот в чем вопрос. Видишь? Я немного знаю Шекспира! Мисс, я, между прочим, колледж окончила.

Из какой это телевикторины?

– О, Господи! О чем ты? «Двадцать вопросов»? Отвяжись от меня, сестрица! В любом случае, после нашего разговора послушай их музыку. Мне кажется, Келвин пытается как-то помочь этой группе. Выступить в роли продюсера, памятуя о том, что их тоже открыли благодаря интернету.

Очень круто.

– А еще я разговаривала с Бруксом, – сказала Шерил, вынуждая меня опустить голову. Я старалась не обращать внимания на то, как внутри все сжалось.

Он здоров?

– Да, выглядит очень хорошо. Счастливым, понимаешь? Он просто устал. У него совершенно безумная борода, словно он не брился несколько лет или около того. На деле оказалось, что всего несколько месяцев, но ему идет. Он выглядит возмужавшим.

И счастливым?

Она кивнула.

– И счастливым.

Это хорошо. Здорово. Я хотела, чтобы он был счастлив. Он заслуживает счастья. Узнав, что он встречается с Сашей, я не могла больше продолжать писать ему. Было слишком больно осознавать, что, когда он получит от меня книгу, она может сидеть рядом с ним. К тому же, это было бы нечестно по отношению к ней. Я закрыла глаза, пытаясь представить себе, как он сейчас выглядит. В последний раз я видела его по телевизору, когда транслировали церемонию вручения «Грэмми». Их группа победила в номинации «Альбом года». Брукс выглядел счастливым, словно добился всего того, о чем мечтал.

– Ты счастлива, Мэгги? – спросила моя сестра.

Я улыбнулась и кивнула, но она не могла увидеть, как я один раз топнула ногой под столом. Трудно обрести счастье, сидя в одиночестве в своей спальне, особенно когда тот, кого ты любишь, влюблен в другую.

Пока мы с Шерил болтали, раздался крик мамы:

– Я не ломала ее, Эрик! Я пыталась починить. Ты еще несколько недель назад обещал это сделать, но так и не подошел к ней!

– Я же просил тебя не лезть туда. Теперь ты еще больше все испортила! – рявкнул в ответ папа.

Шерил нахмурилась.

– Из-за чего война на этот раз?

Посудомоечная машина.

Больше вопросов она не задавала. У мамы и папы были только два варианта отношений: молчаливый и озлобленный. Если они не молчали, то орали друг на друга. А если не орали, то смотрели друг на друга, как на пустое место.

Мы с Шерил еще немного поболтали, пока она, начав зевать, не отправилась спать. После нашего разговора я решила посмотреть видео группы «Поиск Ромео». Постукивая пальцами по животу, я слушала, и музыка полностью захватила меня. Шерил понимала мое сердце и душу, и когда вокалист начал петь, я почувствовала это – стрелу, пронзившую мое сердце. Я пересмотрела все видеозаписи, доступные в сети, включая их снова и снова. Больше всего мне понравилась песня «Разрушенные кошмары».

Найди меня во тьме, ведь я во тьме живу.

Откройся сердцем и позволь теням войти.

Я несколько раз открывала и закрывала глаза, пытаясь представить, что чувствовали музыканты, когда писали эту музыку, эти слова. Музыка лучше всего напоминала мне, что я совсем не одинока в этом мире. Это было самое яркое ощущение от прослушивания песни. Казалось, будто автор проник в мое одинокое сознание и создал ее специально для меня, напоминая мне, что где-то там есть тот, кто испытывает те же чувства, что и я.

Я была уверена, что Бруксу они бы понравились.

Глава 24

Брукс

– Бирмингем, сегодня ты был просто потрясающим! Мы – «Жулики», и мы благодарим всех за то, что позволили нам сегодня вечером украсть ваши сердца! – выкрикнул Келвин в микрофон.

Это наш второй аншлаг в Англии, в Бирмингеме. Почти шестнадцать тысяч проданных билетов. Почти шестнадцать тысяч фанатов, выкрикивающих наши имена и подпевающих нашим песням. Я уверен, это никогда не надоест – стоять перед людьми, которые позволили твоей мечте звучать и жить.

Последние десять лет мы все вчетвером жили нашими мечтами, начав с выступлений на разогреве у нашей любимой группы, а теперь и сами стали давать сольные концерты. Наша жизнь была далека от размеренной.

– А еще давайте хором пожелаем счастливого дня рождения моему подельнику-жулику, которому сегодня исполняется двадцать восемь лет! С днем рождения, Келвин! От твоего голоса балдеет весь мир!

Толпа взорвалась аплодисментами, люди кричали, вызывая нас на бис, но нам не позволили этого сделать, потому что время – деньги, а наш директор ненавидел терять их. Мы все умчались за сцену, и я влетел в свою гримерку, где меня уже ждала Мишель – мой личный помощник – со списком запланированных на следующую неделю выступлений на радио и телевидении.

– Сегодняшний концерт прошел просто отлично, Брукс, – сказала она с улыбкой, жонглируя своими гаджетами и пачкой «Скитлз» в руках. – Итак, сегодня в Urban вечеринка.

– Это тот самый клуб, где в прошлом году Рудольф подрался из-за тунца, оказавшегося мясом дельфина? – спросил я, направляясь к раковине и хватая влажное полотенце, чтобы вытереть лицо.

– Тот самый. Сегодня они устраивают вечеринку по случаю дня рождения Келвина.

У меня вырвался вздох. Я ненавидел клубы, но любил своего лучшего друга.

– Следовательно, я должен быть там.

– Тебе нужно появиться там хотя бы на фотосессии, а потом можешь идти на все четыре стороны. В пять утра ты должен быть на радио Kiss 94.3 FM – у тебя интервью. Потом к семи часам мы должны появиться на телевидении – ты приглашен в программу «Утренний коктейль», в девять на радио Mix 102.3 FM у тебя выступление в прямом эфире, а дальше, в двенадцать, мы встречаемся на ток-шоу Крейга Саймона. Потом к трем обратно на концертную площадку для проверки звука, с четырех до половины шестого общение с прессой и автограф-сессия, затем ужин с группой, которая выступает у вас на разогреве, фотосессия для нескольких изданий и в восемь концерт. Есть вопросы?

– Эм, да. А когда я должен спать?

Она хихикнула и начала печатать что-то в телефоне.

– Брукс, ты знаешь мой девиз…

– На том свете отоспимся, – ответил я, повторяя ее излюбленное выражение. Сев на стул, я взял в руки посылку, которую собрал сегодня вечером перед началом шоу. – Можешь найти почтовое отделение и отправить это завтра?

Мишель нахмурилась.

– И где я должна найти для этого время?

Я ухмыльнулся.

– Ты знаешь мой девиз: почему бы не найти повод ходить на почту каждый день?

– У тебя нет такого девиза, но я все сделаю, – она выхватила посылку с книгой у меня из рук и прищурилась. – Тебя это беспокоит?

– Что меня беспокоит?

– Что она больше не присылает тебе книг?

Мэгги не прислала мне ни одной книги с того самого дня, когда я сказал ей, что повстречал Сашу. Беспокоит ли меня это? Каждый день. Скучаю ли я по ее розовым закладкам в книгах? Каждый день. Признаюсь ли я когда-нибудь, что это причиняет мне боль? Никогда.

– Неа. На самом деле, я больше не жду никакого ответа.

– Ты, должно быть, сделал что-то ужасное, раз она перестала отвечать.

– Ты считаешь, что это по моей вине? Что навело тебя на эту мысль?

Она улыбнулась.

– Пенис в твоих штанах, – ответила она и направилась к выходу. – Кем бы ни была эта «книжная девушка», я надеюсь, у нее есть огромная библиотека, как в мультике «Красавица и чудовище», потому что иначе куда девать все те книги, которые ты отправил ей за последнее время? У тебя есть двадцать минут на то, чтобы принять душ, а потом мы отправляемся в Urban, – с этими словами Мишель вышла.

Сев перед зеркалом, я со вздохом отметил, насколько изменился. Мне двадцать восемь лет, а у меня мешки под глазами. И не просто мешки, а очень заметные уже мешки, которые наш визажист умело скрывал. Руки покрыты татуировками, сделанными по пьяни в годы юности во время гастролей по США. А постоянно растущая борода уже длиннее, чем следовало бы, но мой менеджер – Дейв – сказал, что борода сейчас в моде, и запретил мне сбривать ее. Интересно, что подумала бы Мэгги о моем заросшем лице. Интересно, что подумала бы она обо мне. Интересно, а она вообще думает обо мне так же, как я о ней?

– Эй, волосатое чудовище, – раздавшийся голос вырвал меня из этих размышлений. Я развернулся на стуле и, увидев Сашу, тут же почувствовал себя виноватым. Терпеть не мог, когда, находясь рядом с ней, мыслями уносился к Мэгги. Это несправедливо по отношению к ним обеим.

Саша подошла и села ко мне на колени.

– Сегодня был потрясающий концерт. Ты потрясающий, – прошептала она, целуя меня в нос.

Чувство вины исчезло, стоило Саше приблизиться ко мне. Она была прекрасна: не только внешне, но и душой. В мире шоу-бизнеса нечасто встретишь таких добрых и искренних людей.

– Спасибо, – ответил я, целуя ее подбородок. – Сегодня мы должны еще появиться в Urban.

Она застонала, потому что, как и я, ненавидела клубы.

– Серьезно? Я надеялась, что мы вернемся в отель, залезем в джакузи и закажем еду в номер.

– Ох, не искушай меня.

Ее губы скользнули по моим. У них был привкус красного вина – ее любимого напитка, который она обычно пила за кулисами каждый раз, когда получалось прилететь и застать один из наших концертов.

– Утром я улетаю. У меня фотосессия в Лос-Анджелесе, а потом показ в Нью-Йорке.

– Ты же прилетела всего несколько дней назад, – пожаловался я.

С момента начала нашего гастрольного турне мы виделись с Сашей всего несколько раз, но каждую ночь всегда находили пару минут, чтобы созвониться по видеосвязи. Четыре дня назад она прилетела в Бирмингем, и, хотя мы находились с ней в одном городе, я постоянно был в бегах. Это было несправедливо по отношению к нам двоим, но Саша все понимала. В перерывах между концертами я и сам летал к ней, чтобы увидеться, но она была занята своей карьерой не меньше моего.

– Знаю. Я буду скучать по тебе. Я скучаю по тебе даже тогда, когда ты рядом.

Я притянул ее ближе и прижался лбом к ее лбу.

– Как насчет такого варианта: мы быстренько – на час или около того – съездим в клуб, а потом вернемся в отель и устроим себе ночь с едой и джакузи?

Она выпрямилась, и на ее губах заиграла кокетливая улыбка.

– Разве у тебя завтра не тяжелый день? Когда же ты будешь спать?

– На том свете отоспимся, – пошутил я, пародируя Мишель. – Но, серьезно. Даже самый тяжелый день в компании с тобой всегда приятнее любого выходного.

Она обхватила мое лицо ладонями и наклонилась для поцелуя.

– Я без ума от вас, мистер Гриффин. А теперь давай, беги в душ и готовься к сегодняшней ночи.

Мы добрались до клуба и пробыли там полтора часа – дольше, чем планировали, но оно того стоило. Келвин переживал один из лучших моментов своей жизни, и видеть его счастливым – что может быть лучше? Стейси тоже была здесь – она стояла под руку с Келвином. Неизменно, начиная с восьмого класса школы.

В нас с Сашей тоже было что-то особенное. Когда мы шли вместе, люди обращали на нас внимание. Мы оживляли любое событие: смеялись, выпивали, танцевали. Наши рты никогда не закрывались, мы общались со всеми людьми и могли закончить друг за другом любое начатое предложение. Благодаря Саше Риггз светская жизнь мне давалась довольно легко. Мы так хорошо подходили друг другу, что никто не сомневался: наша встреча много лет назад – это судьба.

«Идеальная пара, – писали журналы. – Вторые Брэд и Анжелина. Самая роскошная пара Америки».

Такому сложно соответствовать, но мы справлялись, подключая все наше обаяние. Никто так не чувствовал мои слова, мой голос.

К моменту возвращения в отель, мы с Сашей уже были в изрядном подпитии. А напившись, она всегда начинала икать, и это было очень мило и трогательно. Всю дорогу до номера мы целовались, а когда оказались внутри, она сразу сбросила свои туфли на шпильках и помчалась в ванную включать воду в джакузи.

– Возьми меню обслуживания номеров и закажи все, что ты хочешь. Плюс, картошку фри. Много картошки.

Я подошел к телефону, чтобы заказать еду, и замер, увидев лежащую на краю столика книгу «Бегущий за ветром». Ощущая тяжесть в груди, я начал перелистывать страницы и перечитывать заметки Мэгги на розовых закладках.

– Я хочу добавить пену для ванной. Не знаю, стоит ли это делать, но мне хочется, – крикнула Саша.

Я не ответил. Я просто продолжал перелистывать страницы.

– Сегодня было по-настоящему весело, да? Мне понравился народ. Было много… – она продолжала говорить, но я перестал слушать. Чувство вины начало возвращаться, пока я перечитывал комментарии Мэгги. Я не должен испытывать таких чувств. Не должен скучать по ней. Не должен мысленно возвращаться к ней всякий раз, когда открываю один из старых, присланных ею, романов.

– Ты сделал заказ? – спросила Саша, направляясь ко мне.

Я выдвинул ящик прикроватной тумбочки и, спрятав в него книгу, быстро задвинул его обратно.

– Хм?

– Ты заказал еду?

– Эм, да, нет еще.

Она вопросительно приподняла бровь.

– Что произошло? Все в порядке?

Нет.

– Иди сюда, – сказал я, усаживаясь на королевского размера кровать. Она опустилась на край и повернулась лицом ко мне. Я взял ее за руки. – Можем мы кое-что попробовать?

– Ты пугаешь меня.

– Извини, я просто хочу попробовать с тобой технику пяти минут.

– Что это значит?

– Это значит, что в течение пяти минут мы будем смотреть друг на друга.

Саша поморщилась.

– Зачем?

– Пожалуйста, Саша. Я просто… мне нужно, чтобы ты попробовала.

Она кивнула.

– Хорошо.

В течение первой минуты мы изо всех сил старались установить зрительный контакт. На второй минуте она высказала свое мнение о том, насколько странной была тишина. На третьей минуте Саша стряхнула мои руки со своих.

– Я не понимаю этого, Брукс. Не понимаю, что с тобой происходит. В том смысле, что сначала мы провели такой чудесный вечер, а потом вернулись в отель, и тебя словно подменили.

– Я знаю. Извини.

Она прищурилась.

– Это из-за «книжной девушки»?

– Кого?

Саша прикусила нижнюю губу.

– Ты прекрасно понимаешь, о ком я. Книжная девушка. Думаешь, я ничего не замечаю? В твоих руках всегда либо гитара, либо книга, в которой ты делаешь заметки. Для меня ты их никогда не оставлял. Временами, когда ты читаешь, я могу раздеться и танцевать перед тобой голая, но ты вряд ли это заметишь, – она глубоко вздохнула. – Я люблю тебя, Брукс, – сказала Саша, ее глаза были полны надежды и легкой тревоги.

Я приоткрыл рот, чтобы что-то сказать, но слова не шли.

– Спасибо, – это единственное, что пришло мне на ум.

Саша отодвинулась и встала с кровати.

– Вау. Ладно. Я пойду.

– Саша, подожди!

– Подождать? Подождать чего? Брукс, я только что впервые призналась тебе в любви, а ты просто сказал мне спасибо. Господи! Какая же ты сволочь! – выкрикнула она. – Третьей быть действительно тяжело, но я пошла на это, потому что думала… может быть, когда-нибудь наступит момент, и ты все-таки выберешь меня.

– Третьей?

– Третьей в твоей жизни. Для тебя существует только твоя музыка, твоя «книжная девушка», а уж потом весь остальной мир. И независимо от того, как сильно весь остальной мир пытается завладеть твоим вниманием, здесь всегда присутствует лишь часть тебя.

Я сволочь. Настоящая сволочь.

– Прости, Саша.

– Нам хорошо вместе. Это все замечают. Было хорошо. Мы понимали друг друга.

Я кивнул. Она не ошиблась. Для всего остального мира наш союз был логичным. Хотелось бы только, чтобы он стал логичным и для моего сердца.

Она прикусила нижнюю губу.

– Мы расстаемся, да?

– Да. Думаю, что да.

– Ты ее любишь? – прошептала она, и несколько слезинок скатилось по ее щеке. Я смахнул эти свидетельства ее грусти, но с каждой секундой их становилось все больше.

– Я старался не любить. И очень хотел, чтобы это получилось. Хотел, чтобы у нас с тобой что-то сложилось.

Саша пожала плечами.

– Знаешь, я заслуживаю лучшего.

Я кивнул. Я знал это.

– И, говоря начистоту, расстаться – это мое решение. Это я бросаю тебя. Потому что меня нужно заслужить, Брукс. Я достойна кого-то умного, веселого и обаятельного. Того, кто, находясь со мной в одной комнате, не будет от меня за тридевять земель. Того, кто будет видеть меня и любить целиком, без остатка.

– Да, ты действительно этого достойна.

Она вытерла слезы, встала и взяла свою сумочку, собираясь уходить.

– Но то, чего я достойна больше всего, – и этого заслуживает каждый – это чтобы кто-то смотрел на меня так же, как ты смотришь на эти книги.

Глава 25

Мэгги

В течение последних лет я смотрела из окна на дом миссис Бун, когда она сидела на крыльце и пила чай. Мама так и не смягчилась в отношении нее. Когда папа сказал, что она всегда желанный гость в доме, миссис Бун все равно отказалась приходить, пояснив, что не хочет доставлять еще больше неприятностей. Тем не менее, мы продолжали наши совместные чаепития. В полдень она всегда поднимала взгляд к моему окну и улыбалась, когда видела в моих руках чашку с чаем. Это был мой самый любимый час за весь день – я с нетерпением его ожидала.

А потом она пропала.

Первые несколько дней я не волновалась по этому поводу. Ее машины не было на подъездной дорожке, и я решила, что, возможно, она куда-то уехала, хотя долгие поездки были не в характере миссис Бун. Когда же она не вернулась через неделю, я забеспокоилась. Чем больше проходило дней, тем сильнее я нервничала. Папа отправился на ее поиски, подключив к этому некоторых соседей, и сообщил в полицию о ее исчезновении. Но все были уверены, что тут уже ничем не поможешь.

Было пять утра, когда папа разбудил меня новостью.

– Произошел несчастный случай, Мэгги. Миссис Бун попала в автомобильную аварию и была доставлена в госпиталь. Она… – он продолжал говорить, но я не слышала его. Слова словно в одно ухо влетали, а из другого вылетали. Я не плакала. Была слишком потрясена, чтобы плакать. Миссис Бун была в очень тяжелом состоянии и без сознания. Папа сказал, что она довольно странно вела машину, а свидетель рассказал, что вид у нее был непонимающий и потерянный.

Когда папа вышел из моей комнаты, вся ситуация начала приобретать реальные очертания. Я должна пойти к ней. Ее некому даже навестить. У нее нет семьи. Кроме меня, у нее никого нет. Поэтому я должна выйти из дома.

– Ты уверена, Мэгги? – спросил папа, стоя в коридоре, готовый отвезти меня в больницу.

Я кивнула.

Вздернув кверху подбородок, мама смотрела на меня, пока я стояла в проеме двери. Пристальный взгляд ее прищуренных глаз почти открыто говорил о том, что она ждет моего провала.

– Она не сможет этого сделать, – сказала мама резким тоном. – Она не готова. Мэгги никуда не пойдет.

– Нет, – строго возразил папа, – она пойдет, – он встретился со мной взглядом. Его глаза были полны надежды и сочувствия. – Она сказала, что пойдет. И она пойдет. Правда, Мэгги?

Я дважды стукнула по двери, и он улыбнулся.

Мама переступила с ноги на ногу и скрестила руки на груди. Эти знаки ясно говорили о том, что ее нервы на пределе, но папа снова ничего не замечал.

– Это ложь. Посмотри на нее. Увидишь, сейчас она убежит в свою комнату. Все нормально, Мэгги. Ты можешь вернуться к себе наверх. Не позволяй отцу давить на тебя.

– Кэти, прекрати, – проворчал папа. Мама поморщилась и замолчала, но я чувствовала, как она смотрит на меня.

Мои руки стали липкими от пота, сердце бешено колотилось в груди.

Папа улыбнулся.

– Не волнуйся, Мэгс. У тебя получится. Ты сможешь это сделать, – подбадривал он меня.

Ш-ш-ш-ш…

Я отшатнулась назад, и папа, заметив это, сделал шаг в мою сторону. Он затряс головой и направился ко мне.

– Нет, нет, нет. Мэгги, ты можешь сделать это. Вот… – протянув одну руку ко мне, он другой рукой дважды стукнул по двери. – Да? Помнишь? Ты сказала «да». Ты выйдешь из дома.

Мой взгляд метнулся к его дрожащей руке, а когда я снова посмотрела ему в глаза, то увидела, что папа совершенно растерян, и надежда в его взгляде сменилась беспокойством.

– Мэгги? – прошептал он, протягивая руку.

Я отступила назад и, качая головой, стукнула один раз по краю стоящего в коридоре столика.

– Давай же, Мэгги. Нам нужно идти, – сказал он.

Я ударила по столу один раз.

Нет!

Что со мной не так? Я уже слишком взрослая, чтобы так бояться. Слишком взрослая, чтобы опять позволить себе сломаться. И я увидела в глазах папы то, что он долгие годы пытался скрыть от меня, – изнеможение. Его волосы стали почти полностью седыми, под глазами залегли глубокие тени, а вместо улыбки он теперь все время хмурился. Когда папа совсем перестал улыбаться? Он устал. Устал волноваться. Устал ждать. Устал от меня.

Его напряженный взгляд стал мрачным.

– Нет… – он провел пальцами по волосам. – Нет. Не делай этого. Пожалуйста.

У меня сжалось горло, и я почувствовала, как пальцы дьявола снова сдавливают мою шею. Он не позволял мне вдохнуть. Душил меня. Я вцепилась в шею руками и беспомощно хватала ртом воздух. Оценивая мое поведение и приподняв брови, мама наблюдала за развитием моей панической атаки и видела, как тени моего прошлого вновь начинают появляться. Они с папой начали разговаривать на повышенных тонах. Они снова кричали друг на друга. Их губы быстро двигались, но я не могла понять, о чем они говорили, потому что в ушах звучал голос дьявола. Прижав ладони к ушам, я зажмурилась.

Уходи, уходи, уходи.

– Оставь все как есть, Эрик, – в итоге выкрикнула мама, обнимая меня за плечи. Я не могу даже припомнить, когда в последний раз она обнимала меня, стараясь защитить. – Ей не нужно выходить. Оставь это.

Папа грустно опустил голову, снял очки и потер ладонями глаза.

– Прости. Я не хотел давить на тебя. Просто думал… – он тяжело вздохнул, – не знаю, о чем я думал, – и вышел, закрыв за собой входную дверь, а я, зажмурив глаза, слушала, как звук его удаляющихся шагов становился все тише.

Перед глазами мелькнула ужасающая правда: я никогда не смогу покинуть этих четырех стен. Когда это произошло? Когда мое тихое пристанище превратилось в мой персональный ад? Миссис Бун была совсем одна, без сознания, а я не могла найти в себе мужества пойти навестить ее. Сидя на полу своей спальни, я медленно сходила с ума. И тогда решилась на единственный шаг, который, знала, все изменит к лучшему.

Я позвонила ему.

– Мэгги? – Брукс ответил на звонок и зевнул. Я не учла разницу во времени с Европой. У нас было почти восемь часов вечера, значит, у них уже совсем поздно. – Что случилось? Что произошло?

Мои губы приоткрылись, и я заплакала, прикрывая рот ладонью. Я плакала оттого, что чувствовала себя такой потерянной, и оттого, что при звуке его голоса я тут же снова ощутила себя дома.

– Хорошо, – прошептал он, не понимая, что произошло, но с твердой уверенностью в том, что нужен мне. – Я буду там.

Через тринадцать часов Брукс уже был в городе. И он вернулся не один, с ним прилетела вся группа. Но домой ко мне он не пришел. Я не совсем понимала почему, и не была уверена, что из этого больнее: знать, что он совсем рядом, или по-прежнему ощущать, как мы далеки друг от друга. Тем не менее, Рудольф, Оливер и Келвин пришли прямо ко мне в комнату и все время были со мной. С момента приезда в город они не отходили от меня.

– Мы команда, понимаешь, Мэгги? И если бы не ты, мы никогда не стали бы теми, кто мы сейчас, – сказал Рудольф, сидя на краю моей кровати. – Когда Брукс сказал, что должен уехать, остановить его было практически невозможно. Плюс, «Жулики» – это одно целое. Мы не сможем выступать без него. К тому же, семья на первом месте, верно?

– Мы всегда здесь, рядом с тобой, сестренка. Даже если нас здесь нет. Я почти уверен, что на какое-то время менеджер отречется от нас, но меня это не слишком волнует, – Келвин улыбнулся и толкнул меня в плечо.

Мы сидели в тишине. Ребята даже не догадывались, что их молчание помогает мне свободнее дышать.

– Он все еще любит тебя, – сказал Келвин. – Ты ведь знаешь об этом, да?

Я пожала плечами. Долгое время я надеялась, что это правда, но, читая его публикации в твиттере и наблюдая, как на нем виснут поклонницы, уже не была уверена, что достаточно любит. Самое печальное в жизни – это встретить человека, который изменил твою жизнь навсегда, а в итоге не быть с ним вместе. Не всегда люди, научившие тебя любви, остаются рядом.

Почему его нет здесь?

Келвин прочитал написанные мною слова.

– После того, как мы поговорили с отцом, и он рассказал нам, что случилось с миссис Бун, Брукс понял, где нужнее тебе больше всего. Прямо из аэропорта он взял такси и поехал в больницу, чтобы побыть с миссис Бун.

Я прижала ладонь ко рту. В этот момент я любила его больше, чем когда-либо в жизни. Удивительно, как ему это удается. Я влюбляюсь в него еще сильнее, хотя он даже не рядом со мной.

Я люблю его.

Келвин кивнул.

– Я знаю. Если и есть двое людей, заслуживающих взаимной любви, так это вы. Я просто хочу, чтобы жизнь перестала ставить тебе палки в колеса.

Я закрыла глаза и легла на спину, свесив ноги с кровати. Келвин лег рядом, близнецы развалились на полу, и Рудольф включил музыку на своем телефоне. Мы молчали, отдаваясь в ее власть, и ждали, когда Брукс вернется ко мне.

Безмолвные воды. Глава 26

Брукс

Последние двенадцать часов я сидел неподвижно на стуле в больничной палате и смотрел на миссис Бун: на капельницы, опутывающие ее тело, на аппарат искусственного кровообращения, гоняющий кровь по ее организму. Ее тело было сплошь покрыто ушибами, но она не сдавалась. Сложно представить, что ей пришлось пережить, будучи одной за рулем и попав в аварию. Какие мысли проносились в ее голове? Что испытывает человек, впадая в панику? Думала ли она о своих близких? Или в этот момент забыла обо всем? А, может, в тот миг она настолько растерялась, что не могла ничего вспомнить?

– Прошу прощения, мистер Гриффин, но часы приема посетителей закончены, – сказала молоденькая медсестра, входя в палату. – Я понимаю, это может показаться совсем не к месту, но нельзя ли с вами сфотографироваться? – спросила она полным надежды голосом.

Не успел я ответить, как в палату вошла другая медсестра – Сара.

– Ты права, Паула. Это крайне неуместно. И я рада, что ты заметила, насколько это некстати, и вовремя решила покинуть палату.

Без лишних слов смущенная Паула вышла за дверь.

– Прошу прощения за это, – сказала Сара. – Эти девчонки буквально помешались, узнав, что вы тут. Бред какой-то. Сегодня во время перерыва я послушала вашу музыку, и она ужасна, – Сара подмигнула мне. Она была старшей медсестрой и в течение всего дня заходила, чтобы проверить состояние миссис Бун и мое заодно. Это была пожилая, лет шестидесяти, женщина с таким мягким голосом, что он сам по себе оказывал исцеляющее воздействие. Даже если она говорила обидные вещи. – Итак, я ненавижу быть злой ведьмой, но часы приема посетителей подошли к концу…

– Не беспокойтесь, спасибо. Можно мне еще минутку?

Она кивнула.

– Конечно. Все в порядке.

– Кроме того, у меня есть вопрос, но он может показаться глупым.

– Спрашивай, сынок.

– Может она, к примеру, услышать меня? – спросил я, засовывая руки в карманы. – Я к тому, что если буду говорить с ней, она услышит то, что я ей говорю?

– Кто-то считает, что нет, другие говорят, что да. Но, между нами… – сказала она, подходя ко мне ближе. – Иногда нам самим надо выговориться, чтобы выпустить свои чувства на свободу. Всегда лучше произнести слова вслух, нежели держать их внутри себя. А если к тому же наши близкие смогут услышать нас… ну, это еще лучше.

Я улыбнулся и поблагодарил ее. Сара развернулась, собираясь уйти, но остановилась.

– А еще музыка. Говорят, что музыка помогает. Но, уверена, ты и так об этом знаешь.

Никогда мне не доводилось слышать более правдивых слов.

Когда Сара ушла, я придвинул стул ближе к кровати миссис Бун и взял ее за руку.

– Миссис Бун, у меня к вам эгоистичная просьба. Итак, предполагаю, что сейчас вы, как обычно, назовете меня идиотом или как-то еще, но я просто должен попросить вас об этом. Вернитесь. Вы должны очнуться. Не для меня, не для себя, а для Мэгги. Ей нужен шанс, нужна победа в жизни. Она пережила так много плохого. Слишком много. Поэтому я запрещаю вам. Я запрещаю вам оставаться в таком состоянии. Не знаю, известно ли это вам, но вы ее лучший друг. Вы – единственная, кем Мэгги по-настоящему дорожит, но я не могу позволить вам выяснить это у нее, потому что тогда она и сама это поймет, а мое самолюбие такого не перенесет. Мне нужно, чтобы вы, девочки, поправились. Вы, девочки, нужны мне здоровыми. Так что сделайте это для меня. Я буду перед вами в долгу, хорошо? Просто вернитесь к нам, миссис Бун. Просто вернитесь.

Шмыгнув носом, я еще ближе придвинул стул, вспоминая последние слова Сары. Склонившись к уху миссис Бун, я начал тихо петь «Сижу на причале у залива» Отиса Реддинга – их со Стэнли песню. И мысленно молился, чтобы она услышала меня.

***

Я понятия не имел, почему так боялся увидеть Мэгги. После долгого перелета и двенадцати часов в больнице я думал, что буду морально готов предстать перед ней, но стоило подойти к ее крыльцу, как руки предательски задрожали. Я позвонил в звонок, и миссис Райли, открыв, нахмурилась при виде меня. Мы не общались много лет, потому что она запретила мне появляться в их доме, но на этот раз мать Мэгги отошла в сторону, впуская меня.

– Спасибо, миссис Райли, – сказал я.

Она слегка улыбнулась мне и скрылась в доме. Я подошел к комнате Мэгги – дверь широко открыта, но ее там нет. Войдя внутрь, я увидел стопку книг, присланных мной, – тех, которые она не отослала мне обратно. Я открывал каждую из них и, перелистывая страницы, видел ее розовые закладки. Мэгги ответила на все мои заметки, но мне было непонятно, почему же она тогда не отправила их обратно? Держа в руках книгу и читая комментарии, написанные ее почерком, я развернулся, поднял взгляд и замер.

Мэгги.

Она выглядела прекрасно.

Такой чертовски красивой.

У нее тоже была книга, которую она двумя руками прижимала к груди. Мы стояли столбом и смотрели друг на друга. У меня защемило в груди, и я, сделав шаг назад, положил книгу, которую держал, обратно на стол.

– Прости, – пробормотал я.

Она несколько раз моргнула и потянула себя за кончики влажных волос, по-прежнему пристально глядя на меня.

Это все, что я мог ей сказать? Прости? Мы не виделись так давно. Столько лет! Ради нее я перелетел океан. Я так долго не стоял настолько близко к ней, и вот теперь первым словом, слетевшим с моих губ, было «прости».

– Как ты? – спросил я, но она просто склонила голову набок, не отводя от меня взгляда. В Мэгги кое-что изменилось с тех пор, как я уехал. Волосы стали короче, но по-прежнему были ниже плеч. Она слегка улыбнулась, но не размыкая губ, – они были сжаты, лишь уголки приподняты. Это даже нельзя было до конца считать улыбкой – она получилась очень легкой, воздушной, как и весь ее облик. А во взгляде голубых глаз читалось глубокое одиночество. Для меня это оказалось тяжелее всего – посмотреть ей в глаза. Она почти не моргала, либо делала это очень быстро, словно не хотела ни на секунду отрывать от меня взгляда.

– Как ты? – спросил я еще раз.

Она ничего не ответила.

– Ты сегодня в порядке, Мэгги Мэй? – прошептал я.

Ее тело напряглось, и она пожала плечами. Мэгги была все так же, как и прежде, красива. Но теперь эта красота стала волнующей, завораживающей. Такая красота рождает в человеке желание плакать и смеяться одновременно. Я шагнул вперед, желая прикоснуться ладонью к ее руке, чтобы вспомнить ощущение ее кожи, но стоило мне пошевелиться, как она отступила.

– Прости, – пробормотал я, – я оставлю тебя.

Мэгги нахмурилась. Совсем забыл, что ее хмурый вид может быть более потрясающим, чем улыбка. Я пошел мимо нее, наши руки соприкоснулись, и я почувствовал, как она дрожит. Или, может, это я дрожал. Трудно было определить, кто из нас. Почти уже выйдя из комнаты, я вдруг остановился.

– Я скучал по тебе, – вырвалось у меня то ли обиженно, то ли искренне, то ли смущенно. – Сам не знаю почему, но я скучал по тебе. Ведь много лет назад ты ясно дала понять, что хочешь, чтобы я уехал в Лос-Анджелес. Я и сейчас скучаю по тебе, хотя снова не понимаю почему, ведь ты здесь, рядом. Ты стоишь всего в шаге от меня, но у меня такое чувство, что нас разделяет гигантская стена. Как я вообще могу скучать по тебе, когда ты так чертовски близко?

Мэгги повернулась ко мне спиной, и я наблюдал за тем, как она наклонилась и положила книгу на пол. А потом, медленно выпрямившись, она повернулась и прыгнула в мои объятия. Прыгнула в буквальном смысле слова. Мэгги прямо-таки подлетела ко мне, и я подхватил ее, крепко обняв руками.

Боже.

Как же хорошо.

Так здорово ощущать ее в своих руках. Прижимать к себе. Вдыхать запах ее волос – неизменный цветочный мед. Чувствовать ее губы, когда она целует мое плечо. Обнимать ее.

Моя Мэгги Мэй.

– Не отпускай, – прошептал я ей в волосы. – Пожалуйста, не отпускай меня.

Она обхватила меня крепче.

В ту ночь мы лежали на ее кровати, слушая музыку с ее телефона – каждый с одним наушником – и было удивительно, насколько естественным ощущалось находиться вместе с ней в ее комнате. Говорят, что время меняет людей, и это правда. Мы были уже не теми, что раньше, но каким-то образом изменились оба, вместе. Даже разделенные сотнями километров между нами. Но в эту ночь мне больше нравилось то, что осталось неизменным. Мне нравилось, что любимые для меня моменты остались прежними. Повернув голову к Мэгги, я спросил:

– Почему ты не присылала мне книги обратно?

Она приподнялась на локте, прищурилась и с несколько смущенным видом потянулась к доске, а я терпеливо ждал какого-то ответа.

Саша.

– При чем здесь она? – спросил я.

После письма, в котором ты впервые рассказал мне о ней, я поняла, что должна перестать отвечать тебе.

– Потому что это причиняло тебе боль?

Мэгги покачала головой.

Потому что это причиняло бы боль ей – видеть, как тебе приходят письма от другой девушки.

Она в своем репертуаре – самая заботливая женщина в мире.

– Мы расстались, – сказал я.

Мэгги бросила на меня вопросительный взгляд, и я почесал свой заросший подбородок.

– Ну, полагаю, это она со мной рассталась. Саша сказала, что ей ненавистно быть третьей в моей жизни.

Третьей?

– Музыка и… ну… – я печально улыбнулся ей, и она ответила мне тем же. Музыка и ты. – Понимаешь, это несправедливо, потому что каждый раз, когда я пытался жить дальше и двигаться вперед, твоя любовь продолжала тянуть меня обратно.

Она передвинулась ко мне и прижалась губами к моим губам. Начав целоваться, мы уже не собирались останавливаться. Это было самое лучшее, что я сделал за последние десять лет – вернулся к ее любви.

В ту ночь мы уснули в объятиях друг друга, и каждый раз, просыпаясь, я притягивал ее ближе к себе. Я не мог даже думать о том, чтобы снова потерять ее. И прежде чем отправиться в тур, мне нужно было, чтобы она знала – я вернусь домой, к ней. Мне нужно, чтобы она знала – у нас все получится, несмотря ни на что.

Мне нужно было, чтобы Мэгги знала – она была и всегда будет моей самой большой мечтой.

Глава 27

Мэгги

Когда я проснулась, Брукс уже ушел, но рядом стояла моя доска, на которой был написан текст.

Уехал сидеть с миссис Бун. Вернусь вечером. Я люблю тебя.

Я потянулась стереть написанное с доски, но слова стерлись все, кроме последних трех. Я совсем не возражала.

– Итак, по слухам, миссис Бун пришла в себя примерно полчаса назад, – сказал Келвин, входя в мою спальню.

Мои глаза округлились, и я, протирая их от остатков сна, вскочила с постели.

– Врачи сказали, с ней все в порядке. Они собираются провести несколько обследований, чтобы выяснить, нет ли у нее потери памяти, болезни Альцгеймера, слабоумия или чего-то еще подобного. Я не знаю всех подробностей, но на данный момент она в порядке. Она в сознании, Мэгги.

Серьезно?

– Ага, Брукс всем отправил сообщение. Я так полагаю, ты еще не проверяла свой телефон, иначе я бы уже слышал, как ты молча ликуешь, – он подмигнул мне.

Я закатила глаза и бросила в него подушкой, но он поймал ее и кинул обратно, отчего я чуть не упала с кровати. Через несколько секунд он, запрыгнув на мою кровать, принялся прыгать на ней вверх-вниз. Охватившее меня чувство огромного облегчения было ни с чем не сравнить. Знать, что она в порядке, что она дышит воздухом завтрашнего дня – уже одно это было просто замечательно.

– Так что… в понедельник рано утром мы улетаем обратно в Великобританию. Нас ждет довольно сильный нагоняй от руководства за отмену двух концертов, – сказал Келвин. – Оказывается, к тому, чтобы слетать во время турне домой и проведать больную бабушку, относятся очень неодобрительно. Ну… по крайней мере, мы им сказали, что миссис Бун наша бабушка… и это более или менее правда. Менеджер сильно злится из-за этого. Понимаешь, время – деньги. Ну и ладно. На следующей неделе мы начинаем отыгрывать пропущенные в Бирмингеме концерты.

О, Боже… мне так жаль. Это я виновата.

Келвин закатил глаза.

– Тут никто не виноват. В жизни всякое случается. Заодно и с тобой повидались. Последние несколько лет мы живем просто в безумном ритме, так что нам на самом деле нужен был перерыв. Плюс… у меня есть секрет.

Я выгнула бровь, гадая, что бы это могло быть.

Он усмехнулся.

– Я никому не говорил. Решил, что сначала скажу тебе, потому что ты лучший хранитель секретов из всех возможных, – он провел вдоль губ пальцами, изображая застегнутую «молнию». – Молчунья.

Я улыбнулась.

Он улыбнулся мне в ответ, сунул руку в задний карман и вытащил маленькую коробочку. Я прижала ладони ко рту. Он наконец-то решил сделать Стейси предложение.

Келвин открыл футляр, и у меня перехватило дыхание, а глаза наполнились слезами. Он легонько подтолкнул меня.

– Да ладно, сестренка. Не плачь.

Я взяла коробочку из его рук, чтобы рассмотреть потрясающее кольцо с бриллиантами. Ошеломительно красивое.

– Как думаешь, ей понравится?

Я театрально закатила глаза, и он усмехнулся.

Она будет в восторге.

– Я покажу его маме и папе, а потом поеду в отель встречаться со Стейси. Знаешь, я никогда в жизни так не нервничал. Такое ощущение, что сердце просто выпрыгнет из груди, – он забрал у меня кольцо и уставился на него с таким видом, словно переживал, что Стейси может ответить отказом на его предложение. Никаких шансов. Им, как никому другому, самой судьбой предназначено быть вместе. Даже когда много лет назад Келвину посчастливилось ухватить удачу за хвост, это не расстроило их отношений, а даже, скорее, укрепило их. Черт побери, да они с восьмого класса носят кольца с инициалами друг друга. Стейси и мой брат просто созданы для счастливой совместной жизни. Это их предназначение.

Я сжала его колено, и Келвин, оторвав взгляд от кольца, повернулся ко мне. Я улыбнулась. Он улыбнулся в ответ, хотя во взгляде все еще был намек на страх.

– Спасибо, Мэгги. Пойду, покажу маме с папой, – вскочив с моей кровати, он вышел из комнаты, но ровно через секунду его голова снова показалась в дверном проеме. – И, Мэгги? Я люблю тебя. Сомневаюсь, должен ли брат об этом говорить. Не знаю. Но в свете того, что случилось с миссис Бун, я просто задумался: жизнь так непредсказуема, поэтому обязательно надо говорить людям, которых любишь, о своих чувствах. Понимаешь?

Мой брат – музыкант с тонкой душевной организацией. Я подняла доску, на которой уже было написано Я люблю тебя и добавила слово тоже.

Не прошло из двух минут, как из маминой спальни раздались радостные возгласы:

– О, мой Бог! Мой сын женится!

– Успокойся, мама! Я еще не спросил ее, – ответил Келвин.

– Обожемой, обожемой, о, БОЖЕ!!! Так много надо сделать, столько всего распланировать! – не унималась она. – Я ждала этого дня всю свою жизнь!

Я улыбнулась, прекрасно зная, что она не шутит. А еще улыбнулась потому, что уже много лет ее голос не звучал так счастливо.

***

– Ты в порядке сегодня, Магнит?

Мои любимые слова.

В тот же вечер Брукс вошел в мою комнату с сумкой в руке и пристроился на кровати рядом со мной.

– Итак, ходят слухи, что скоро будет свадьба. Полагаю, девочка любит мальчика и, приняв кольцо, сказала «да». Я был на торжественном ужине вместе с группой, и мне так хотелось, чтобы ты тоже была там – просто думать не мог ни о чем другом. Поэтому ушел раньше и принес тебе ужин.

Я наклонилась и поцеловала его. Мы объедались картошкой-фри и набивали рты гигантскими бургерами в таком количестве, что нормальному человеку стало бы плохо.

– Ты когда-нибудь думала о замужестве, Мэгги Мэй?

Да.

– А думала когда-нибудь о том, чтобы выйти замуж за кого-то вроде меня?

Я взяла его руку и, дважды сжав ее, прильнула к его телу. Брукс обнял меня и прижал к своей груди.

– Я хочу, чтобы когда-нибудь ты стала моей женой, Мэгги Мэй. Мы поженимся и будем самыми счастливыми людьми на земле. Потом у нас появятся малыши с пухлыми щечками, и они будут все время улыбаться, копируя наши улыбки. У нас будет собака по кличке Скиппи и кот по кличке Джем. Мы купим большой дом, а за ним для тебя будет большой сад, куда можно сбежать, чтобы выпить бокал вина, когда ты захочешь отдохнуть от детей. И беседка. Ты воплотишь в жизнь свою мечту – какой бы ни была эта мечта – и мы будем счастливы, Магнит. Я очень ясно представляю себе это – нашу жизнь. Мы будем счастливы всегда.

Мне нравились его слова, его надежды, его планы. Это были и мои планы тоже. Все, чего он хотел, я сама, наверное, желала еще сильнее. И тоже верила, что все это сбудется. Мы заслуживаем этого. Он и я. Как мой брат и Стейси, мы с Бруксом тоже заслуживаем счастья. Отныне и навсегда.

Я слышала, что у вас, ребята, неприятности из-за отмены концертов. Простите. Я не хотела портить вашу музыкальную карьеру.

– Ничего страшного, – тихо сказал Брукс, сидя рядом со мной и прижимаясь бедром к моей ноге. – Это всего лишь музыка.

Музыка была его жизнью, а он отложил концерты ради меня.

– Кроме того, есть мечты поважнее, – наши взгляды встретились, и он без слов – лишь своей полуулыбкой – сказал мне все. Я услышала его ясно и отчетливо, и надеялась, что он тоже слышит мой голос.

Я тоже люблю тебя, Брукс.

Тем вечером мы заснули, даря друг другу свою любовь. В середине ночи я проснулась от его прикосновений – он обнял меня и захватил мои губы обжигающим поцелуем.

– Мэгги, – шепотом выдохнул он, в темноте накрывая меня своим телом.

Наша одежда была свалена в беспорядочную кучу в углу комнаты. Брукс поцеловал меня в шею, и я ощутила на коже его горячее дыхание. Губами прикасаясь к моей коже, он скользил вниз по моему телу – сантиметр за сантиметром – отчего дышать становилось все труднее. Ну и пусть. В этот момент дыхание казалось пустой тратой времени. Положив руки мне на бедра, Брукс медленно и целенаправленно раздвинул их. Я внимательно наблюдала, как он, обхватив рукой член, начал неспешно поглаживать его по всей длине. Двумя пальцами второй руки он скользнул в меня, и я вцепилась ногтями в простыни. А потом, убрав руку, он потерся головкой члена о мой клитор и медленно погрузился в меня. Я чувствовала, как раскрываюсь навстречу ему – с каждым миллиметром, с каждым его толчком, с каждым стоном.

Да… Да…

Он склонился ко мне и коснулся моих губ нежным поцелуем.

– Ты в порядке?

Я кивнула.

Да… Да…

Он толкнулся глубже… вышел… толкнулся… снова и снова…

Мой рот непроизвольно открылся от ни с чем не сравнимых ощущений. Быстро и жестко, медленно и глубоко…

Брукс…

Как? Как такие, казалось бы, обычные движения могут ощущаться настолько… Вау. Он занимался со мной любовью так, словно извинялся за все пропущенные нами годы. Каждым своим толчком он молча обещал никогда не любить никого другого. Каждым своим голодным поцелуем я обещала ему то же самое.

– Тебе не обязательно говорить, – прошептал он, облизывая мою нижнюю губу. Он любил меня то жестко и глубоко, то быстро, то медленно. Прижавшись губами к моему уху, Брукс легонько втянул мочку между губами. – Но крики более чем приветствуются.

Глава 28

Мэгги

– Свадьба будет в зале или на открытом воздухе? – спросила мама у Келвина и Стейси следующим утром. Обеденный стол был завален журналами и проспектами на свадебную тематику. Мама не переставала суетиться с того самого момента, как узнала, что Келвин собирается сделать Стейси предложение. И стоило Келвину позвонить и сказать, что Стейси ответила согласием, мама вошла в режим турбо-белки в колесе. – О, вы уже думали, где устроить свадьбу?! Париж. Ой! Бора-Бора. Как насчет свадьбы осенью? Или, может, весной? Весенние свадьбы всегда так прекрасны, и я просто обожаю нежные пастельные тона. Вы двое уже определились с цветовой гаммой?

Стейси рассмеялась, продолжая листать журналы. Ее красота была такой естественной: карамельная кожа, вьющиеся медно-каштановые волосы, искренняя улыбка и потрясающие карие глаза, которые улыбались, наверное, больше, чем губы.

Я стояла возле холодильника и пила апельсиновый сок. От их суматошной группы меня отделяли всего несколько шагов, но они даже не обратили на это внимания – все были заняты разглядыванием безымянного пальца Стейси и попутно, с довольным сопением, поедали посыпанные сахарной пудрой пончики.

Выпрямившись, я сделала глоток сока, когда в кухню с книгой в руке вошел папа и улыбнулся мне. Подойдя ближе, он протянул книгу мне. «В поисках Аляски» Джона Грина.

– Вчера одна девушка читала это прямо на лекции, – тихо сказал он, хватая напудренный пончик и засовывая его себе в рот. – Должно быть, интересная, потому что мою лекцию она не слушала совершенно.

С улыбкой я провела кончиками пальцев по обложке и повернулась к нему.

Спасибо, папа.

– Всегда пожалуйста, шалунья, – он прислонился к холодильнику и перевел взгляд на маму и недавних обрученных. – Планируют свадьбу?

Я кивнула.

– На самом деле, я надеялся, что они сбегут куда-нибудь вдвоем. А теперь на ближайшие несколько месяцев нам предстоит жить с мамочкой-будущей тещей.

Стоя в сторонке, мы наблюдали, как будущая теща не перестает засыпать молодых вопросами. По правде говоря, такой взволнованной мама не была уже очень давно. Стейси, сохраняя спокойствие, изо всех сил старалась отвечать вежливо.

– Кэти, у нас действительно было не так уж много времени, чтобы обсудить все детали, но все это так волнительно, не правда ли?

Мама всплеснула руками и подпрыгнула.

– Да! Я ждала этого дня целую вечность и понимаю, что это мой единственный реальный шанс устроить свадьбу хотя бы для одного из моих детей.

У меня внутри все сжалось, а Келвин прошептал:

– Мама, прекрати.

– Я просто хотела сказать: не похоже, чтобы твои сестры вообще когда-нибудь собираются выйти замуж. Шерил помешалась на феминизме, а Мэгги… Все, что я хочу сказать, – у меня вряд ли будет шанс заниматься подготовкой их свадеб, – мама повернулась к Стейси и сжала ее руку. – Но, по крайней мере, у меня скоро появится еще одна дочь, чтобы все это сделать. Я чувствую, что наконец-то получу ту дочь, на которую смогу рассчитывать. Видит Бог, в воспитании Шерил я упустила много важного, и теперь эта своенравная девчонка колесит по всему миру, поэтому сомневаюсь, что она вообще когда-нибудь задумается о браке. А знаете, что в городе говорят про Мэгги? «Страшная история. Самый жуткий материнский кошмар. Эксцентричная чудачка». И с ними сложно не согласиться. Она больна, и ей уже не поправиться. Скорее всего, ей лучше никогда не покидать дом. Здесь для нее безопаснее.

Ой.

– Кэти, – прошипел папа.

Все резко повернули головы и увидели, что мы с ним стоим всего в нескольких метрах от них. Увидев меня, все трое нахмурились. Мамины щеки залил румянец, и она разволновалась еще сильнее.

– Мэгги Мэй, ты же знаешь, что нужно постучать, когда входишь в помещение, чтобы объявить о своем присутствии. В противном случае, получается подслушивание, а это неприлично.

Неприлично? Сегодня утром мать во всей красе продемонстрировала свое умение быть «приличной».

Я четыре раза стукнула по столешнице. Я здесь. Я здесь. Я здесь. Я здесь.

Они продолжали смотреть на меня с хмурыми выражениями на лицах. А я продолжала стоять, чувствуя себя крайне неловко. В итоге, переступив с ноги на ногу, я отправилась к себе в спальню.

***

На подоконник моей комнаты села зарянка, словно напоминание о свободе, которой мне так не хватало. Я снова и снова перечитывала список желаний, пока не осознала, что выучила его наизусть. Закрыв записную книжку, я положила ее на подоконник. Мамины слова не шли у меня из головы.

Я должна выйти отсюда. Я выйду.

Мне следовало еще много лет назад собрать все необходимые вещи и давно покинуть дом. Я должна была отправиться на поиски приключений, найти свою любовь и обвенчаться в большой церкви под торжественное пение хора и нелепые шутки священника. Я должна была стать знаменитой, как мой брат. Ну, или хотя бы чем-то большим, чем являюсь сейчас – ничем.

Встав со стула, я вышла из комнаты и достала из кладовки чемодан. Притащив его в спальню, я села на пол и начала складывать одежду. Сперва я уложила любимые книги. А на них – самые любимые книги. На самом верху я положила список желаний.

Я выйду.

Я выйду.

Сердце пустилось вскачь, но я старалась сохранять ясность ума. Не задумывайся. Просто собери вещи и иди. Сделать первый шаг будет труднее всего, но оно того стоит. Миссис Бун была права. Я должна жить так, чтобы мама снова могла мной гордиться. Я должна жить ради Брукса.

Когда на обложку «Голодных игр» упали первые несколько слезинок, я собрала все силы, чтобы прекратить плакать. Подсознание упорно убеждало остаться дома, рисуя разные ужасы, поджидающие меня за пределами этих стен, и напоминая о тишине, бывшей моим проклятием все эти годы.

Ш-ш-ш-ш…

Ш-ш-ш-ш…

Я тряхнула головой и продолжила собираться.

Будь выше этого. Будь сильнее, Мэгги Мэй.

Дверь скрипнула и открылась. От испуга я подпрыгнула, но потом увидела, как в комнату входит папа. Он заметил чемодан и, поморщившись, подошел к окну, выходящему на улицу.

– Иди сюда, Мэгги, – сказал он.

Я встала и подошла к нему. Несколько минут прошли в абсолютном молчании, после чего он снова заговорил:

– Знаешь, Эмили Диккинсон не любила встречаться с новыми людьми, – естественно, ему была известна история жизни Эмили Диккинсон. – Она покидала дом своего отца всего несколько раз, а через какое-то время и вовсе перестала выходить. Всегда одевалась в белое и была очень немногословной. (Примеч.: Эмили Диккинсон – американская поэтесса 19 века).

Я смотрела на улицу, наблюдая за детьми – они играли в догонялки, катались на велосипедах. Они в своей жизни испытали гораздо больше, чем я за все эти долгие годы. Я смахнула очередную слезу, чтобы папа ее не заметил. Он увидел это и улыбнулся. Папа всегда замечал мои слезы и улыбался, но это была печальная, вымученная улыбка.

– Одно лишь то, что она была не похожа на других, не делало ее уродом. Знаешь, люди тоже называли ее нелюдимой чудачкой. А Эйнштейна считали слабоумным.

Я улыбнулась, но он все равно каким-то образом разглядел мою печаль.

– Мэгги Мэй, ты хороша такая, какая есть.

Типичная фраза моего отца.

– Я знаю, что тебя волнует. Тебя волнует то, что думают о тебе другие. То, что думает о тебе твоя мать. И то, что думаю о тебе я. Откровенно говоря, все это пустая трата времени. Мы с твоей матерью, конечно, старше, но это никоим образом не делает нас мудрее тебя. Мы тоже до сих пор развиваемся, меняемся. И совершенно неважно, как люди называют тебя: отшельницей или чудачкой. Это не имеет значения. Важно лишь то, как ты называешь себя наедине с собой, – он снова улыбнулся мне. – Если однажды ты решишь выйти из дома и во всем разобраться, то, во что бы то ни стало, сделай это. Но не ради того, чтобы сделать счастливыми меня или маму, теряя при этом, на мой взгляд, собственное счастье. Уходи из дома, когда сама будешь к этому готова, а не под влиянием чьего-то давления. Договорились?

Я кивнула.

Хорошо, папа.

Он поцеловал меня в лоб.

– Биение твоего сердца заставляет планету вертеться, – он повернулся, чтобы выйти из моей комнаты, но остановился, откашлялся и, почесав свой щетинистый подбородок, сказал: – О, и в столовой тебя ожидает сюрприз.

Я спустилась вниз, в столовую, и увидела сидящую за столом старушку. Перед ней были два сэндвича с индейкой и две чашки чая.

– Итак, – сказала она, поднимая одну из чашек, – оказывается, потеря памяти – это не самое плохое, что может случиться, – она встала из-за стола и, слегка прихрамывая и опираясь на ходунки, подошла ко мне. На щеках у нее было несколько небольших синяков, но, в целом, она выглядела в своих лучших традициях: накрашенная и нарядно одетая. С легкой улыбкой миссис Бун подтолкнула меня в плечо. – Все могло быть гораздо хуже, – игриво добавила она. – Я могла бы стать немой.

Беззвучно хихикнув, я легонько толкнула ее в ответ.

В жизни никого не обнимала так крепко.

– Простите, я помешал? – сказал Брукс, входя в столовую и замечая, как мы с миссис Бун обнимаемся.

– Нет-нет. Мальчик, который поет песни на ушко старой леди, лежащей на больничной койке, имеет полное право нам мешать.

Брукс улыбнулся ей в своей однобокой манере.

– Так вы слышали меня?

– Мой хороший, тебя слышала вся больница. Каждый вечер после твоего ухода все медсестры с ума сходили из-за этого голоса и бородатого лица, чего лично я всю жизнь не понимала. Голос у тебя более-менее приличный, но сам ты похож на волосатое чудовище. Знаешь, бриться – это нормально. Если хочешь, я куплю тебе бритвенный станок.

Я подошла к Бруксу и погладила его небритый подбородок. Мне нравился его новый облик. Его руки были покрыты татуировками и выглядели такими мускулистыми, словно последние годы он только и делал, что качал мышцы. Он выглядел таким мужественным и таким взрослым.

Миссис Бун застонала.

– Ну, конечно, тебе это нравится. Но твое мнение предвзятое, поэтому оно не в счет. В любом случае, Брукс, вот… – она порылась в своей сумочке и вытащила связку ключей.

– Что это за ключи? – спросил он.

– Это в благодарность за то, что навещал меня. Келвин сказал, что вы, мальчики, здесь на все выходные. Еще он сказал, что ты был в очень сильном напряжении. Поэтому я решила, что вы, ребятки, можете поехать в мой коттедж и устроить там мальчишник. Делайте все, что придет в ваши юные головы.

– Вау. Это просто здорово. Спасибо, миссис Бун.

Раздался стук в дверь, и папа пошел, чтобы открыть. На пороге стояла женщина с любезной улыбкой на лице. При виде нее миссис Бун закатила глаза.

– Уф, только не ты снова.

– Привет, я Кейтлин – новая сиделка миссис Бун, – сказала женщина. – За ней совершенно невозможно угнаться. Она просто неуловимая.

– Единственный человек, для кого я старалась стать неуловимой, это ты, шпионка, – пробормотала миссис Бун.

Я ухмыльнулась. Удачи, Кейтлин. Ты еще хлебнешь с этой старушкой.

Они обе отправились в дом миссис Бун, и Брукс подбросил на ладони связку ключей.

– В эти выходные мы туда не поедем. У меня осталось мало времени, чтобы побыть с тобой, и я хочу насладиться каждым мгновением.

Я покачала головой. У нас впереди еще много мгновений. Группа заслуживает того, чтобы отдохнуть от всего и какое-то время потусоваться вместе. После недолгих убеждений, Брукс согласился поехать на северный берег озера. Он обещал вернуться в воскресенье днем, чтобы последний день перед отъездом провести со мной.

И пообещал мне много-много таких же дней в будущем.

Глава 29

Брукс

Перед тем, как нам с парнями отправиться к коттеджу, нужно было сделать важную остановку. Магазин лодок Джеймса. Если коттедж миссис Бун на берегу озера, и мы хотим совершить водную прогулку, то нам понадобится хорошая лодка, чтобы вместить всех. С тех пор, как мы с отцом Келвина ездили продавать их лодку, очень многое изменилось, поэтому вдвойне приятно было видеть, что в магазине Джеймса все осталось прежним. Включая значительно постаревшего Уилсона, все так же лающего на крыльце.

– Тихо, Уилсон! – сказал Джеймс, выходя на улицу. – Проклятая собака, которая не затыкается всю свою жизнь!

Пес залаял громче, словно говорил хозяину отвалить от него. Джеймс улыбнулся и почесал свою седую голову.

– Должен вам сказать, не каждый день группы – обладатели «Грэмми» звонят мне, чтобы арендовать лодку. Рад встрече с вами всеми, – он рассмеялся и пожал нам руки.

Келвин тряхнул руку Джеймса и сказал:

– На самом деле, мы – я и Брукс – уже встречались с вами около десяти лет назад. Мой отец приезжал сюда продавать свою лодку, а ваш сын водил нас на экскурсию на огромную яхту.

– На «Дженну», – он кивнул с гордостью во взгляде. – Это точно была она. Не для того ли вы здесь, чтобы взять ее в аренду?

Я рассмеялся.

– Нет, думаю, нам нужно что-то попроще. Чтобы просто выйти на озеро и порыбачить.

– Ну, полагаю, спорить бессмысленно. Хм… нам только что поступила отличная понтонная лодка, мы сдаем ее напрокат. Отлично подходит для рыбалки. Для большего комфорта есть диваны и шезлонги. Ощущается по-настоящему роскошной, и не слишком большая. Думаю, вам понравится…

– А что-нибудь… поменьше? – спросил я. – Нам бы хотелось почувствовать себя, как тогда, когда мы школьниками плавали рыбачить.

Джеймс кивнул.

– Ребята, а на какой лодке вы обычно плавали?

– С центральной консолью, – ответил Келвин. – Она была небольшая, но нам нравилось.

– Ну что ж, пусть будет с центральной консолью, если только вы, парни, не боитесь тесноты.

– Неа, – сказал Оливер, зажимая голову Рудольфа у себя под мышкой. – Мы любим прижиматься.

– Господи, я тебя ненавижу! – прокричал Рудольф.

– Ну же, маленький братец. Что я говорил тебе раньше? Не надо называть меня Господом. «Ваше величество» меня вполне устраивает.

Я закатил глаза, наблюдая за своими товарищами по группе – они совершенно не изменились. Джеймс позвал нас в свой кабинет, чтобы оформить документы. Пока мы общались, Оливер съел всю черную лакрицу на столе у Джеймса, заставив Рудольфа застонать.

– Ты ведь понимаешь, что это чистая отрава? К примеру, ты осознаешь, насколько это вредно для твоего тела?

Оливер бросил в рот еще два кусочка и пожал плечами.

– Конфеты – это моя слабость.

– Ты отвратителен, – сказал ему брат.

– Честно говоря, Оли, в этот раз Рудольф прав. Никто в здравом уме не может любить черную лакрицу, – сказал я, вмешиваясь в их разговор.

– Очевидно, этот парень любит, раз предлагает ее своим клиентам! – промычал Оливер, набивая себе рот.

Джеймс рассмеялся и подвинул мне несколько бумаг на подпись.

– Каюсь, грешен. Я просто обожаю лакрицу и съедаю почти по пачке в день. Мой сын меня за это ненавидит. Он говорит, что рано или поздно она убьет меня, но я дал ему понять, что быстрее загнусь от сигарет, чем от лакрицы, – Джеймс подмигнул, и мы все усмехнулись. Он подобрал для нашего уик-энда идеального размера лодку на прицепе, подходящем к нашей машине. И через некоторое время мы отправились в дальний путь. До коттеджа было добрых четыре часа езды, но, добравшись до него, мы не пожалели ни на секунду.

– Не могу поверить, что миссис Бун владеет этим местом и совсем не пользуется им, – воскликнул Келвин, когда мы подъехали к бревенчатому дому.

Когда миссис Бун сказала, что коттедж находится на берегу озера, она не упомянула тот факт, что это самое озеро для многих по своим размерам было сопоставимо с океаном. Стоя на пристани невозможно было разглядеть противоположный берег. А еще здесь был сарай с коллекцией из шести маленьких каноэ.

Сам коттедж был огромным и просто потрясающим. В общей сложности в нем было двенадцать комнат, включая три ванные и пять спален. Гостиную украшала гигантская голова лося, висевшая над камином, а в углу стоял громоздкий музыкальный автомат, проигрывающий лучшие старые мелодии. За монетку в пять центов можно было выбрать пять из пятидесяти разных песен. Рядом с музыкальным автоматом был проигрыватель и полка, полная пластинок. Это был самый лучший угол во всем доме.

Все спальни были оформлены в стиле разных стран. Одна была декорирована в британском стиле, а, войдя в другую, ты словно оказывался в Таиланде, и так далее. Переходя из комнаты в комнату, ты за пару минут словно переносился на другой конец света. Создавалось впечатление, что миссис Бун украшала дом, вспоминая путешествия, в которых они побывали вместе с покойным мужем. Всю их жизнь вкратце могли рассказать стены этого дома, и, кажется, жизнь эта была замечательной.

– Мне просто не верится, что она только сейчас рассказала нам об этом доме! – воскликнул Рудольф, вылезая из машины с тонной самодельного белого солнцезащитного крема на носу. – Представляете, какие вечеринки мы могли бы здесь закатывать!

Я хмыкнул.

– Наверное, именно поэтому она нам и не рассказывала. Мы разнесли бы это место по бревнышку.

– Стейси бы здесь понравилось, – сказал Келвин, затаскивая в дом дорожную сумку.

– Нарушитель! – хором крикнули близнецы, указывая на моего лучшего друга. Забавно, насколько были схожи их мысли, хотя в жизни они были совершенно разными.

– Никаких упоминаний о невесте, иначе выпиваешь штрафную рюмку, – строго сказал Рудольф.

– Это всех касается, – сказал Оливер, тыча пальцем в каждого. – Сегодня здесь никаких разговоров о женщинах, никаких имен. Иначе штрафная рюмка! Если кого-то поймают за телефонным разговором с девушкой – две штрафных. И, обещаю, если кому-нибудь каким-то образом удастся провести девушку на территорию, то в наказание за это придется пить мочу Рудольфа.

– Поверьте, это будет, по всей вероятности, самая чистая моча в доме. Для меня было бы настоящей честью пить свою мочу.

Я закатил глаза. Мальчишник. Никаких девушек. Никакого распития мочи. Следуем жестким правилам.

***

К полудню мы уже изрядно выпили и разговаривали о музыке – все казалось идеальным. Все, что оставалось сделать – это спустить на воду взятую напрокат лодку.

– На фиг все это, – простонал Оливер, лежа на диване в полусонном состоянии. – Я останусь здесь и палец о палец не ударю до тех пор, пока не придет время есть пиццу!

– Брось, ты ведь можешь бездельничать и на лодке. День такой замечательный!

– Если в твоем понимании замечательный день – это затянутое облаками небо, то ради Бога, а моя толстая задница не сдвинется с этого дивана, пока не настанет время пиццы.

Я закатил глаза.

– Ладно. Где твой брат?

Несколько секунд спустя я увидел Рудольфа, разговаривающего с искусственным цветком в углу комнаты. И он не просто разговаривал, а заигрывал с ним.

– Значит, ты часто здесь бываешь? – спросил он, ласково поглаживая пластиковые листья.

Я бросил взгляд на часы.

– Чувак, всего лишь час дня. Как ты умудрился так напиться?

Подняв пустую бутылку из-под виски, я получил ответ на свой вопрос.

– Келвин! Мне нужен мой жулик-подельник, чтобы выйти на лодке на озеро и вытащить с собой двух этих придурков. Келвин? – крикнул я, обходя дом.

Его нигде не было.

Я дважды осмотрел каждую комнату и, только обойдя территорию коттеджа, обнаружил его. Он сидел на корточках за кустами и шептал в трубку:

– Хорошо, детка. Я должен бежать. Кажется, кто-то идет. Я тоже тебя люблю.

– Маленький засранец, – засмеялся я при виде вскакивающего на ноги Келвина и его попытки быстро спрятать телефон в карман.

– Я не понимаю, о чем ты, – сказал он, защищаясь.

– О, прекрасно понимаешь. Ты только что разговаривал со Стейси!

– Что? Ни фига! Это же мальчишник! Никаких цыпочек.

Я прищурился.

– Мы закроем на это глаза, и ты сможешь избежать штрафных рюмок, если пойдешь со мной и поможешь спустить на воду лодку, а заодно перетащить на нее тех двоих.

Келвин поморщился.

– Я на самом деле не…

– ПАРНИ! КЕЛВИН ЗАСТУКАН ЗА РАЗГОВОРОМ…

Он подбежал и зажал мне рот ладонью.

– Чувак, ладно, ладно! Я не знаю, заметил ли ты, но у близнецов рюмка – это пластиковый стакан.

– Ладно, приятель, переодевайся! Мы собираемся на рыбалку. Только выпивка, парни и удочки.

– Не очень удачный девиз для предстоящего мероприятия. Я обеспокоен тем, что нам предстоит.

– Обеспокоен? – спросил я с лукавой усмешкой. – Или волнуешься в предвкушении?

Келвин начал подпрыгивать вверх-вниз, словно пятилетний ребенок.

– Я так взволнован! Так взволнован! Только выпивка и парни! И ты возьмешь с собой свою длинную палку!

– Не заставляй меня повторять.

Он направился в сторону кухни, но остановился.

– Честно говоря… когда сказал про палку, я имел в виду удочку, Брукс. А не твой член.

Я приподнял брови.

– Называй ее, как хочешь, братец. В любом случае, я захвачу это. И возьми свою гитару – мы сможем разобрать некоторые аккорды и тексты для нового альбома.

Его лицо засветилось. Я не знал больше ни одного человека, кого работа приводила бы в такое возбужденное состояние. Ну, кроме меня самого.

Через час мы спустили лодку на воду, отплыли на середину озера и заглушили двигатель. Вокруг тишина и покой – даже ни одной лодки поблизости. Мы начали выпивать. Что может быть лучше, чем провести такой день в Висконсине: лодка, выпивка и дружеская компания. Это просто жизненно необходимо делать.

– Знаешь, наша группа вызывает у меня некоторое беспокойство, – сказал Оливер, когда мы удобно расположились.

Все трое были в изрядном подпитии, а я почему-то решил оказаться тем, кто должен следить, чтобы они не поубивали друг друга. Меня выручала стоящая рядом пивная банка: каждый раз, когда поступало предложение выпить, я делал вид, что запиваю пивом, а на самом деле выплевывал в банку отвратительный виски.

– Да? Почему это, Оли? – спросил я.

– Ну, видишь ли, я никогда не мечтал играть в девичьей группе, и поэтому мне немного тревожно, что в последнее время у троих из нашей команды отрастает вагина.

– Что?

– Это довольно жалкое зрелище, и, честно говоря, чертовски непонятное. Я к тому, что ты, Келвин, и суток не смог продержаться, не позвонив Стейси. Брукс, не думай, что я не заметил, как ты переписываешься с Мэгги. Даже мой брат-близнец в данный момент влюблен в растение, хотя, зная его сверхъестественную любовь к матери-природе, я не удивлен.

Я взглянул на Рудольфа, он обнимал горшок с искусственным цветком, который прихватил с собой.

– Ее зовут Николь, и она прекрасна, – с гордостью в голосе промямлил он.

– Понимаешь, о чем я? Мои друзья превращаются в слюнтяев, и я боюсь, что скоро мы начнем писать песни о свадьбах и подгузниках.

Я засмеялся.

– Оливер, все не так страшно.

Он замахал на меня руками.

– Брукс Тайлер Гриффин. Ты переписывался с ней и отправил фото с высунутым языком. Ты изображал гребаную собаку.

Я прищурился и притворился, что увлеченно слежу за поплавком.

– Если быть точным, то да, я выкладывал фото, но для наших фанатов. Помнишь таких? Это люди, которые нас поддерживают. Очень важно делиться с ними чем-то личным, Оли. Тебе следует взять это на заметку. Именно поэтому наши фаны любят меня больше, чем тебя.

– Ха! Сомневаюсь. Особенно, когда ты собачьим голосом говоришь: «Я люблю тебя, Мэгги!» Это тоже фанатам? Понятное дело, у многих фан-клубов есть названия. У фанатов Деми Ловато – «Ловатики». У Джастина – «Белиберы». У Бьонсе – «Бихайв». Но, как мне кажется, «Я люблю тебя, Мэгги» не так-то просто выговорить.

Я повернулся, чтобы показать Оливеру средний палец, но он в ответ уже показывал мне оба своих. Уложил на обе лопатки.

Небо стало хмурым, но на воде был полный штиль. Единственные звуки на всю округу – это наши радостные выкрики каждый раз, когда мы думали, что поймали рыбу. Но этого так ни разу и не случилось. Оглянувшись назад, я с трудом смог различить очертания огромного коттеджа, а при взгляде вперед едва просматривались городские магазины. Идеальное место. Полную тишину нарушал только легкий плеск воды.

– Но, шутки в сторону, Кэл, я действительно счастлив за тебя и Стейси, – сказал Оливер и взял в руки гитару Келвина, при этом не знакомый ни с одним аккордом.

– Как вы думаете, наш директор сильно разозлится?

– Ха! Конечно, разозлится. Один из солистов «Жуликов» связывает себя узами брака, разбивая сотни девичьих сердец по всему миру. Директор изо всех сил будет стараться отговорить тебя от этого.

– Да, я понимаю. Ну и ладно. Он и так злится на нас за отмененные концерты. Поэтому можно дать ему еще один небольшой повод позлиться и понаблюдать при этом, сколько седых волос добавится у него на голове, – Келвин выхватил свою гитару из рук Оливера и перешел на корму, где у штурвала лодки сидел я. Я тоже взял свою гитару и начал наигрывать вступление к нашей песне «Раздвоение». Келвин начал подыгрывать мне. Оливер запел, а Рудольф просто продолжил разговаривать со своим цветком. Когда близкие друзья работают вместе, это часто приводит к проблемам. Но только не в нашей группе. Не считая бесконечных споров близнецов, нам легко работалось. Конечно, у нас иногда возникали разногласия, но ничего такого, чего нельзя было бы решить.

Мы провели на воде весь день. Когда небо начало темнеть, мы принялись трудиться над новыми текстами. Наше творчество было практически непрерывным с тех пор, как нам улыбнулось счастье в мире музыки.

Упали первые капли дождя, поэтому Келвин предложил вернуться в коттедж и закончить работу там. Я завел двигатель лодки и направил ее в сторону дома. Спустя всего несколько минут небо совсем почернело, и с небес на нас обрушился ливень. Рудольф вскочил на край лодки и поднял горшок со своей Николь вверх.

– Да, моя дорогая! Выпей все это! Напейся воды матери-природы!

– Идиот, это искусственный цветок! – прорычал Оливер, перекрикивая дождь. – Ему не нужна вода!

– Не слушай одинокого парня, Николь! Единственная любовь в жизни моего брата – это тако. (Примеч.: Тако – традиционное блюдо мексиканской кухни. Готовится из кукурузной или пшеничной лепешки тортильи, в которую заворачиваются различные начинки).

– Тако – это жизнь! – крикнул Оливер, потрясая кулаками над головой, и в этот самый момент над нами сверкнула молния. – Я люблю вас, тако!

– Итак, – сказал Келвин, когда мы направились в сторону дома. Он стоял рядом со мной, покачиваясь взад-вперед. – Ты хочешь быть моим шафером? – прокричал он сквозь шум дождя.

Я вытер мокрое лицо.

– Чувак, я уже даже смокинг купил. Мне на роду было написано стать твоим шафером.

Он засмеялся.

– Это правда. Но из вежливости я решил поинтересоваться.

– Это все потому, что у тебя выросла вагина. Вагины, в отличие от членов, делают человека более воспитанным.

– Да, то же самое вчера вечером мне сказала твоя мама.

– Забавно, а когда я в последний раз видел твою маму, она не произнесла ни слова. С другой стороны, ее рот был занят едой, так что, скорее всего, для разговора у нее просто не было возможности.

Он потянулся за моей «пустой» банкой пива, чтобы запустить ею в меня, и тут же замер, глядя на меня прищуренными глазами.

– Ты пил из нее последние четыре часа, а она все еще полная.

– Я…

Он поднес банку к носу и понюхал.

– НАРУШИТЕЛЬ! Брукс выплевывал виски в пивную банку!

Близнецы тут же возмущенно ахнули и начали хором скандировать:

– НАРУШИТЕЛЬ! НАРУШИТЕЛЬ!

Чем громче они кричали, тем сильнее ревел ветер. Вода вокруг нас буйствовала все сильнее, а раскаты грома становились мощнее, громче, яростнее.

– Не волнуйся! – обнимающий свою Николь Рудольф споткнулся. – У нас с собой есть еще бутылка виски, – прокричал он.

Рудольф направился в мою сторону, и я заметил, как его слегка качнуло к краю борта. Вскочив со своего места, я попросил Келвина взять штурвал и бросился к пьяному другу.

– Эй, Рудольф, держись! Осторожно! Ты слишком близко к краю.

Рудольф захихикал и ущипнул меня за щеку.

– Ты такая сладкая киска, Брукс Гриффин.

Насквозь промокший, я громко рассмеялся.

– Это самое приятное из всего, что мне когда-либо говорили.

– Это просто потому, что Любимица Америки Мэгги Мэй не может разговаривать. (Примеч.: America`s Sweethearts – «Любимцы Америки» – название альбома Кортни Лав. Рудольф намекает на схожесть пары Брукса и Мэгги с парой Кортни Лав и Курта Кобейна, лидера культовой группы Nirvana). А если бы могла, то, держу пари, выразилась бы как-нибудь более поэтично, – он замолчал, и его глаза округлились. – НАРУШИТЕЛЬ! Я только что упомянул в разговоре имя девушки! Мне нужна штрафная рюмка! Виски! – он направился за бутылкой на другой конец раскачивающейся лодки. Пошатнувшись всем телом, Рудольф едва не выпал за борт. Я крепко вцепился в него, пытаясь втащить обратно. Едва я смог оттянуть его на безопасное расстояние, как порыв ветра швырнул нашу лодку в сторону, и я потерял равновесие.

– Черт! – успел выкрикнуть я, прежде чем меня сильно ударило волной. Я ушел с головой в ледяную воду.

– Брукс! – закричали мои друзья, подбегая к краю лодки и бросая мне спасательный круг.

– Наше плавание не может считаться полностью удавшимся, если кто-то не свалится в воду, – крикнул я, смеясь и хватаясь руками за круг. Ребята тоже засмеялись и начали втягивать меня на борт, не дожидаясь, пока поводов для смеха станет еще больше.

Я подплыл вплотную к лодке, и тут меня обожгла внезапная боль.

– Твою мать!

Все произошло очень быстро, в мгновение ока.

Гребной винт лодки ударил меня в правый бок.

В одну секунду веселье сменилось ужасом.

В одну секунду моя жизнь перевернулась – я начал тонуть.

Кровь. Я не мог ее видеть, но понимал, что рана открытая и очень глубокая.

Боль в правом боку нарастала. Дыхание стало прерывистым, сознание нечетким. Я тонул. Захлебываясь, я барахтался в холодной воде, пытаясь выбраться. Левой рукой я потянулся, чтобы ощупать раненый бок. Черт! Опять! Лопасти винта снова задели меня.

Меня захлестнула паника. Моя рука. Плечо. Шея.

Моя жизнь.

Волны утаскивали меня вниз – в дикие безжалостные воды.

В небе вспыхивала молния.

Раздавались раскаты грома.

Мои лучшие друзья звали меня, но я не мог ответить.

Все произошло быстро, в мгновение ока.

В одну секунду веселье сменилось ужасом.

В одну секунду моя жизнь перевернулась – я начал тонуть.

В одну секунду волны отшвырнули меня, словно я ничто.

И я стал ничем.

Глава 30

Мэгги

– Мэгги, давай же! Спускайся быстрее! Нам надо ехать!

Услышав свое имя, я приподняла бровь. Я сидела в своей спальне и играла на гитаре, перебирая струны, под последний альбом «Жуликов». Вскочив, я подбежала к верхней ступеньке лестницы и увидела стоящую внизу миссис Бун. Она находилась в состоянии полной паники. Удивленно приподняв брови, я медленно – ступенька за ступенькой – начала спускаться.

Она была в исступленном состоянии – такой я ее никогда не видела.

– Идем немедленно! Обуй что-нибудь. Поехали!

Идти? Идти куда?

– Мэгги, пожалуйста, – руки миссис Бун беспокойно двигались по металлическим поручням ее ходунков. – В коттедже произошел несчастный случай, и Брукс… он ранен. Нам нужно идти.

Я отшатнулась, словно кто-то толкнул меня к стене.

Брукс. Он ранен.

Я утонула в этих двух словах. В голове заметались разные мысли. Как случилось, что он ранен? Насколько сильно? Что там произошло? А что с остальными?

Из комнаты прибежал папа, из кухни примчалась мама. У них в руках были мобильные телефоны – вероятно, с сообщением от Келвина.

– Его отвезли в больницу Святого Иоанна. Ему предстоит операция, – сказал папа. Он говорил быстро и испуганно. – Я еду туда.

– Я тоже, – подтвердила мама.

– И Мэгги, – приказала миссис Бун. – Она едет с нами. Поторапливайся, – сказала она, махнув в мою сторону рукой. – Нам нельзя мешкать. До больницы путь неблизкий.

– Нет, – резко ответила мама, в ее голосе звучала непреклонность. – Нет. Она не должна выходить из дома. У нее уже была паническая атака, когда она пыталась съездить проведать вас, миссис Бун.

– Но это была я. В том смысле, мне очень приятно, что она пыталась сделать это, но сейчас совсем другой случай. Я не самый важный для нее человек. Я не Брукс. А теперь идем.

Я закрыла глаза.

Мама и миссис Бун начали спорить, их голоса становились все громче и громче, и папа начал кричать, пытаясь их успокоить. Мое сердце колотилось так, словно старалось не отставать от общей заварухи. Мой разум изо всех сил пытался удержать дьявола взаперти, хотя он не оставлял попыток вырваться на свободу и добраться до меня.

Ш-ш-ш-ш… Ш-ш-ш-ш…

– Прекрати! – миссис Бун выкрикнула это так громко, что я открыла глаза. Она стучала своими ходунками об пол. Снова и снова. – Прекрати! Это просто нелепо! Хоть убей, Кэти, я не могу понять, кто из вас больше боится того, что Мэгги покинет дом: ты или она.

– Вы выходите за рамки дозволенного, миссис Бун, – продолжала нападать мама, но, тем не менее, ее тело задрожало.

На мгновение я задумалась: а хотела ли она вообще, чтобы я когда-нибудь вышла из дома?

– Конечно, я выхожу за рамки. Я всегда была за рамками – ничего не изменилось. Но речь сейчас не обо мне. Кэти, я знаю, сейчас ты скажешь, что эта девочка – не мое дело. Ты постоянно говоришь мне это. Но сейчас все серьезнее и гораздо важнее, чем то, что ты чувствуешь. Это важнее тебя, Эрика и меня. Сейчас речь идет о Мэгги и Бруксе. Мэгги Мэй, – миссис Бун повернулась ко мне, – если ты можешь честно признаться себе, что демоны твоего прошлого сильнее, чем твоя любовь к этому мальчику, тогда, пожалуйста, прости меня. Это будет означать, что я переоценила тебя и неправильно истолковала каждое мгновение между вами двумя. Но если есть шанс на то, что голос твоей любви все-таки громче, если вдруг случайно в этой любви твое сердце начинает тонуть, тогда ты должна идти. Ты должна поехать с нами прямо сейчас. Брукс хороший парень, и на протяжении многих лет он был твоим якорем. Теперь твоя очередь стать якорем для него.

Все трое начали снова спорить, и я прижала к глазам кулаки.

Пять минут.

Я подняла вверх руку, и они замолчали. Бросившись наверх, в ванную, я наполнила раковину водой, опустила в нее лицо и задержала дыхание. Мне нужно пять минут, чтобы успокоить свой разум. Мне нужно пять минут, чтобы отгородиться от их криков и найти свой собственный голос. Мне нужно пять минут, чтобы дышать. Я видела его лицо. Дьявол. Он душил меня, пытаясь убить, как убил ту женщину. Он собирался убить меня.

Ш-ш-ш-ш…

Я исчезла.

В этот момент он украл меня у самой себя.

Я чувствовала себя грязной.

Чувствовала себя использованной.

Пойманной в ловушку.

Все казалось таким реальным. Каждый день после стольких лет… ощущения по-прежнему были яркими. Но пока мое лицо было погружено в воду, я могла вспомнить больше.

– Мэгги Мэй! – снова крикнул Брукс, и его голос нарушил замысел дьявола.

Пока мое лицо под водой, я вспоминаю его. Я вспоминаю моего Брукса.

– Ты мой лучший друг, Магнит, но… – он прижался еще ближе, и я могла поклясться, что почувствовала невесомое прикосновение его губ. Пальцами он выводил легкие круги на моей спине, и я таяла от каждого их движения. – Что, если она была права? Что, если подозрения Лэйси справедливы? Что, если между нами что-то есть – что-то большее, чем просто дружба?

Он обнял меня крепче, притягивая ближе к себе. Наши губы снова соприкоснулись, и все во мне затрепетало.

Я вытащила голову из воды, вытерла мокрое лицо и осознала, где мне необходимо сейчас быть. Домчавшись до своей спальни, я схватила туфли.

– Мэгги Мэй, не делай этого, – сказала мама, вставая в дверях моей комнаты. Скрестив руки, она смотрела на меня потухшими глазами. – Не уходи.

Не понимая, что происходит, я прищурила глаза. Она подошла к моей кровати и, сев на край, похлопала по матрасу рукой, приглашая меня сесть рядом. Я даже не могла припомнить, когда мама в последний раз находилась в моей комнате, а уж про то, чтобы сесть и поговорить со мной, я вообще молчу.

– Я позабочусь о том, чтобы с ним все было хорошо. Я позабочусь о том, чтобы он поправился. Он узнает, что ты хотела быть там, с ним. Но, Мэгги, пожалуйста… не уходи.

Дотянувшись до своей доски, я написала:

Почему нет?

Опустив голову, она пристально рассматривала свои дрожащие пальцы.

– Если ты выйдешь из дома… если ты, наконец, начнешь двигаться дальше… как я смогу защитить тебя? Тогда, много лет назад, я даже не заметила, как ты выскользнула из дома, потому что была занята стиркой. Я должна была лучше следить за тобой. Должна была заботиться о твоей безопасности. А если ты уйдешь… если ты отправишься исследовать мир…как я смогу уберечь тебя?

Вот они – самые глубинные и тайные страхи мамы. У каждого в душе есть то, что мы пытаемся подавить. У мамы – это ее вина.

Взяв маркер, я начала писать на доске самые важные в жизни слова.

Это не твоя вина.

Мама проглотила ком в горле и, закрыв лицо руками, разрыдалась. Она скрючилась всем телом, и я, обхватив ее руками, крепко обняла. Мама плакала, пока не иссякли силы. А потом, немного придя в себя, выпрямилась и вытерла нос тыльной стороной ладони.

– Посмотри, как ужасно я выгляжу. Прости меня, Мэгги Мэй. За все то, через что я заставила тебя пройти… Я просто беспокоилась за тебя, вот и все, – она шмыгнула носом, и я положила голову ей на плечо. Мама переплела свои пальцы с моими. – Ты на самом деле собираешься сделать это, да?

Я дважды сжала ее руки.

Мама вздохнула и выпрямилась.

– Хорошо. Тогда вот как мы поступим. Мы спустимся вниз и пойдем в направлении входной двери. Когда в твоей голове начнут возникать те мысли, ты все равно будешь продолжать идти, договорились?

Я кивнула. Хорошо, мама.

– Даже если тебе будет страшно, ты должна продолжать идти. А когда голоса в твоей голове станут громче, ты побежишь. Ты побежишь, Мэгги Мэй. Ты будешь бежать и бежать, пока не окажешься за пределами дома.

Я сделала глубокий вдох.

– Тебе страшно?

Я дважды сжала ее руки.

Тебе страшно?

Мама дважды сжала мои руки.

– Ладно. А теперь идем.

***

– Закрой глаза и дыши, – прошептала мама, держа меня за руку. – Мы с твоим отцом отведем тебя к машине.

Сделав первые несколько шагов, я почувствовала, как сжалось горло. Мне хотелось обхватить шею руками и постараться дышать, но я не могла, потому что мама и папа крепко их сжимали.

Со мной будет все в порядке? Я смогу дышать?

Папа дважды сжал мою руку. Да. Как у него получалось слышать слова, не произнесенные вслух?

Следующие несколько шагов дались мне еще болезненнее.

Мне нужно обхватить себя за шею. Нужно убрать его руки, сжимающие ее. Мне нужно дышать.

Я не могу дышать.

Мама дважды сжала мою руку. Да. Можешь.

– Мы почти на месте, – сказал папа, ускоряя шаг.

Чем дальше мы продвигались, тем слабее становилась его хватка на моей шее. Я представляла себе Брукса. Его улыбку. Его смех. Его любовь. Чем дальше мы шли, тем легче становилось дышать.

Я остановилась и открыла глаза. Мама и папа взволнованно смотрели на меня.

– Мэгги, ты в порядке? – спросил папа.

Я освободила руки от их хватки и, подняв их, прижала к груди в области сердца.

С первым глубоким вдохом я вошла в мир, вдыхая воздух, чувствуя ветер, медленно освобождаясь от сковывающих меня кандалов.

Сделав еще один глубокий вдох, я взяла маму и папу за руки и дважды сжала их.

Да.

Я в порядке.

А теперь настало время убедиться, что в порядке он.

Пока мы ехали в машине, я замечала все: ощущения от соприкосновения тела с обивкой автомобиля, звук икающего каждые несколько минут двигателя. Я чувствовала каждую кочку, на которую мы наезжали, видела каждую мелькнувшую за стеклом вспышку света. Это что-то нереальное – быть вне дома, видеть то, чего я никогда не видела. Дома, деревья, животные – все настолько потрясающее, словно какой-то сон. И, тем не менее, это все реально. Мое сердце сжалось. Я свернулась калачиком на заднем сиденье, но не могла ни на секунду отвести взгляда от окна. В мире было столько всего, о существовании чего я даже не знала. Столько всего, чего я была лишена.

Через несколько часов мы добрались до больницы, но Брукс все еще был в операционной. Снаружи больница была окружена поклонниками «Жуликов» – видно, слухи быстро разлетелись. Родители Брукса и его брат Джейми тоже были здесь и изо всех сил старались держаться.

Свет в больнице был очень ярким. У меня даже глаза заболели. Я никогда не сталкивалась с таким ярким освещением. А еще здесь был странный запах – в нем словно сконцентрировались запахи всех существующих в мире чистящих средств. Вокруг царила суматоха – медсестры, натыкаясь друг на друга, передавали информацию ожидающим в холле семьям.

Я закрыла глаза и попыталась абстрагироваться. Слишком много всего, слишком быстро для меня. Нужно успокоить свои мысли. Что, если дьявол здесь? Вдруг он увидит меня? Нет. Мне необходимо сосредоточиться на чем-то хорошем. На чем-то, что поможет мне удержать связь с реальностью. Мне нужно обрести внутренний покой. Я сжала в ладони ожерелье.

Брукс. Мой якорь. Моя сила.

– Мэгги, – выдохнул Келвин, появляясь в предоставленной нам комнате ожидания. – Ты… ты здесь… – заикаясь, пробормотал он и крепко стиснул меня в своих объятиях. – Ты здесь.

Через несколько секунд к его объятиям присоединились близнецы, и мы какое-то время просто стояли, вцепившись руками друг в друга.

– Он в очень тяжелом состоянии, – сказал Келвин. Мама, папа и я окружили его, ожидая полной информации. – Гребаный винт серьезно травмировал ему всю правую сторону. Доктора говорят, что он может лишиться двух пальцев. И еще, кажется, слегка задето горло, но я не знаю точно… Все произошло так быстро. В мгновение ока все пошло наперекосяк. Мы отлично проводили время на озере. Все было прекрасно. А теперь… – он сжал пальцами переносицу, как всегда делал папа. – Теперь все изменилось, и нам ничего не остается, кроме как ждать, чтобы понять, насколько…

Мама и папа ушли, чтобы взять для всех кофе, потому что впереди нас ожидала долгая ночь. После кофе они устроили миссис Бун на ночлег в ближайшем мотеле, где она могла бы отдохнуть. Рудольф, скрючившись в углу, бился в истерике, обвиняя себя в случившемся. Рядом стоял Оливер, убеждающий его в обратном. Я вопросительно посмотрела на Келвина и указала на них взглядом.

– Брукс спас Рудольфа от падения за борт. Лодку качало на волнах, и Рудольф чуть не свалился в воду, а Брукс сумел втащить его обратно. Но как только ему это удалось, лодку снова качнуло, и Брукса смыло волной.

Вау…

– Рудольфу очень тяжело, и он во всем винит себя. Это был несчастный случай. Здесь никто ни в чем не виноват. Просто стечение обстоятельств.

Через какое-то время я нашла себе стул и, сгорбившись, села в ожидании. Пока ждала, я всматривалась и вслушивалась во все. В каждое движение, в каждый голос, в каждый предмет. С момента моего выхода из дома все стало таким близким, таким реальным. Стоило медсестре уронить ручку, как я тут же повернула голову в сторону звука. Это было тяжелее, чем я себе представляла, когда уезжала из дома. Но еще тяжелее было ощущение неизвестности. Я не знала, в порядке ли Брукс.

Поэтому всякий раз, когда дьявол пытался завладеть моим разумом, я закрывалась в себе, делала несколько глубоких вдохов и повторяла, что голос нашей любви громче голосов моего прошлого.

***

– Операция закончилась, – случайно услышала я слова врача, адресованные родителям Брукса. Я встрепенулась и превратилась в слух.

– С ним все хорошо. Ему очень повезло, что раны на его боку оказались не очень глубокими. Немного глубже, и мы потеряли бы его.

– Боже мой, – пробормотала мама Брукса, и ее глаза наполнились слезами.

– Тревожные вести касаемо его руки, – врач переступил с ноги на ногу и скрестил руки поверх своего белого халата. – Мне очень жаль. Мы делали все от нас зависящее, чтобы спасти два поврежденных пальца, но они попали прямо в гребной винт и повреждения оказались очень серьезными. Мы надеялись их сохранить, но не смогли. Пришлось ампутировать их, чтобы восстановить общую функцию руки.

На какой руке? В голове непроизвольно возник этот вопрос, и в животе все сжалось.

– Какая рука? – выкрикнул Джейми из-за спины родителей.

Взглянув на него, доктор приподнял бровь.

– Прошу прощения?

– Я спросил, на какой руке?

Доктор неуверенно посмотрел на родителей Брукса, словно не зная, должен ли он что-либо говорить в нашем присутствии. Получив их разрешение открыто говорить в этой комнате обо всем, врач сказал, что рука левая. Раздался дружный стон.

– Черт, – прошипел Рудольф, ударяя кулаком в стену. – Твою мать!

Левой рукой Брукс зажимал лады на гитаре. С такой травмой он не сможет играть. Все присутствующие почувствовали, что для него это полный крах.

– Знаю, как это будет тяжело, учитывая его карьеру. Но мы действительно должны радоваться, что он по-прежнему здесь, с нами. Боюсь, ему будет практически невозможно вернуться к игре на гитаре. А из-за травмы шеи возникнут трудности с пением, но я верю, что со временем его вокальные способности восстановятся. Будет нелегко, но, я думаю, с помощью правильно подобранной физиотерапии и занятий с фониатром у него должно получиться восстановить голос, – доктор сочувственно нам улыбнулся. – Скорее всего, какое-то время ему будет нужен полный покой, но я пришлю за вами медсестру, когда можно будет его навестить.

Когда он ушел, все застыли в молчании, за исключением Рудольфа, бьющего кулаками в стену и сыплющего проклятиями. Черт, черт, черт!

***

Когда Брукса перевели в палату, нам разрешили навестить его. По два человека за раз. Я стойко терпела, ожидая своей последней очереди. Когда я вошла в палату, он спал, и это, в некотором роде, было даже к лучшему. Стоя в углу, я наблюдала за ним спящим: дыхание Брукса было тяжелым, и, казалось, что ему тяжело глотать. Шрам на шее тянулся от ключицы до подбородка. Левая рука перевязана. На теле синяки. Но он был жив. Значит, остальное не имеет значения.

– Ты не сделаешь ему больно, – сказала мне медсестра, проверявшая показания на мониторах. С тех пор, как вошла в палату, я битых полчаса так и не выходила из угла. Медсестра улыбнулась. – Если подержишь его правую руку, ты не причинишь ему боли. Ему дали снотворное, чтобы помочь немного отдохнуть. Он беспокойно спит, и это может замедлить процесс восстановления. Поэтому пришлось прибегнуть к снотворному, так что какое-то время он будет спать. Но если ты захочешь посидеть рядом с ним… – она жестом указала на стул рядом с кроватью Брукса, – можешь подержать его за руку.

Кивнув, я подсела к Бруксу и медленно переплела его пальцы с моими.

Я здесь, Брукс. Я здесь.

Медсестра улыбнулась.

– Скоро я вернусь проверить его состояние.

Как только она вышла, я пересела ближе и положила голову на его плечо. Грудь Брукса поднималась и опадала каждые несколько секунд, и я считала каждый его вдох и выдох. Я прижалась к нему теснее, желая, чтобы он почувствовал мое тепло на своей коже. Чтобы он знал – я здесь. Я здесь.

Я не могла перестать смотреть. Не могла отвести от него взгляда, потому что боялась: если сделаю это, он перестанет дышать.

– Простите, я не знала… – прозвучавший голос заставил меня поднять склоненную к кровати Брукса голову. Я повернулась и увидела женщину с вазой, полной цветов.

– Я… – она запнулась, – мне не сказали, что здесь кто-то есть.

Саша.

Я узнала ее, потому что следила за ней в интернете, просматривая каждую фотографию, размещенную в «Инстаграм». Саша была очень красива, и красота эта была естественной. Никакого макияжа. Никакой вычурной одежды. Только она и ее цветы.

Она перевела взгляд на мою руку, по-прежнему сжимающую руку Брукса. Я быстро отдернула ее.

– Извини. Я просто принесла цветы и сейчас уйду, – она поморщилась и поставила вазу на стол. Саша развернулась и направилась в сторону выхода, но остановилась. – Ты ведь она, не так ли?

Я прищурилась, показывая, что не понимаю, о чем она.

– Ой, не прикидывайся дурочкой. Ты ведь та самая девушка. Девушка, которая присылала ему книги.

Я встала, чувствуя себя неловко оттого, что не имею возможности нормально общаться с ней.

– Так ничего? Тебе нечего сказать? Я не пытаюсь тебя оскорбить, просто… – она замолчала. – Знаешь, ты не единственная, кому он по-настоящему дорог.

Я постучала пальцем по своей шее, и она тоже прищурилась, не понимая, к чему я это сделала.

– Что?

Я осмотрела комнату, в поисках того, на чем можно написать. Взглянув на стену, я увидела маркерную доску медсестер и торопливо направилась к ней.

У меня нет голоса.

Саша скрестила руки на груди.

– Только сегодня или… всегда?

Всегда.

Она нахмурилась. Судя по взгляду, Саша почувствовала себя виноватой.

– Прости, я не знала. Как тебя зовут?

Мэгги.

– Мэгги, – она пригладила пальцами свои шоколадного цвета волосы, а потом опустила руки на талию. – Ты ведь без ума от него, верно?

Я не знала, как ответить, потому что чувствовала: все, что я скажу, может ранить ее.

Она улыбнулась.

– Все нормально, я понимаю. В него трудно не влюбиться. Мне пора идти… Если тебе не трудно, не говори ему, что я приходила. Не ради него. Это для меня. Для меня лучше, чтобы он не знал.

Ты уверена?

– Да, уверена. Просто позаботься о нем, ладно? Он будет очень подавлен, лишившись возможности играть на гитаре. В этом вся его жизнь. Кроме, ну… – ее слова затихли, и Саша еще раз улыбнулась мне. – В общем, я пойду. Только не давай ему заходить в интернет, ладно? Сегодня медийщики могут любить тебя, а уже на следующий день ненавидят. Знаменитым людям очень легко потерять свой звездный статус. Достаточно одной трагической случайности. В случае с Бруксом, СМИ отвернулись от него с ужасающей быстротой. А ты знаешь, какая ранимая у него душа… Не уверена, что он нормально справится с такой реакцией. Просто следи за ним. Когда находишься в центре внимания, создается видимость, что ты никогда не бываешь один. Но никто никогда не признается в том, каким одиноким на самом деле себя чувствует. Напоминай ему о том, что его ценность не определяется главным заголовком недели.

Я пообещала, что буду присматривать за ним.

Она направилась к выходу, и я стерла все с доски. Сев рядом с Бруксом, я снова взяла его за руку, прижалась к ней щекой и снова стала наблюдать за малейшими его движениями.

– О, и, Мэгги? – сказала Саша, снова входя в палату. – Я просто хочу, чтобы ты знала: я вижу это, – она переступила с ноги на ногу и указала сначала на Брукса, а потом на меня. – Ты смотришь на него так же, как он смотрел на те книги. Спасибо, что не оказалась чудовищем, каким тебя рисовало мне мое подсознание. Мне просто хотелось бы, чтобы ты была чуть менее красивой, вот и все, – сказала она, словно успокаивая меня.

Я усмехнулась. Взаимно.

Глава 31

Брукс

Мама, папа и Джейми в один голос убеждали, что со мной все будет в порядке. Они твердили о том, как мне повезло, ведь я чудом уцелел в этой катастрофе, отделавшись лишь незначительными травмами. Незначительными. Брат выбрал не самое удачное слово и, едва произнеся его, понял свою ошибку.

– Прости, я не хотел сказать «незначительными». Я просто имел в виду… – он запнулся. – Я просто счастлив, что ты с нами и можешь встретить новый день.

Не говоря ни слова, я перевел взгляд на свою забинтованную руку. Люди продолжали входить и выходить из палаты, улыбаясь мне, как обычно улыбаются ребенку, потерявшему своего щенка.

С жалостью и сочувствием.

Я и чувствовал себя жалким.

Ненадолго заскочила моя группа, и пока парни сидели рядом со мной, в воздухе витало стойкое ощущение вины. Но самую сильную боль причиняло то, что они напоминали мне о музыке. Напоминали о том, чего я в один момент лишился. К приходу менеджера я был уже на грани срыва.

– Мы должны разработать стратегический план. Медийщики сходят с ума. Нам нужно сделать официальное заявление… – настаивал Дейв.

– Нам нужен перерыв, – сказал Келвин, обрывая Дейва на полуслове. – Ты ведешь себя так, словно это не Брукс едва выжил после серьезной травмы.

– Но ведь выжил, – сказал Дейв со своей вечной лукавой улыбкой. – Именно на этом и нужно сделать основной акцент. Мы должны продемонстрировать, насколько он силен, и как для его возвращения…

Возвращения?

Я раздраженно зарычал.

Взгляды всех присутствующих метнулись в мою сторону. Всего несколько часов назад я побывал в кошмарной переделке, а они уже планируют мое фееричное возвращение.

Дейв нахмурился.

– Знаете что, давайте-ка подождем денек-другой. Отложим все на некоторое время.

Когда все вышли из палаты, я вздохнул, еще до конца не осознавая, где витают мои мысли. Мне все еще казалось, что я в воде, а когда закрывал глаза, клянусь, физически ощущал волны.

Дверь в палату снова открылась, а мне этого очень не хотелось. Мне было больно видеть людей, больно слышать их разговоры о том, каким чудом я выжил и как мне повезло. Я повернулся в сторону двери и чуть не упал с кровати.

Мэгги.

Она стояла здесь, в моей палате, обхватив свое тело руками, и смотрела на меня. Ее голубые глаза покраснели и опухли, словно она проплакала несколько часов, а волосы были стянуты в небрежный пучок.

Она никогда не завязывала волосы.

А еще она никогда не выходила из дома.

Это сон?

Если да, то я не хотел просыпаться.

Я приоткрыл губы, чтобы спросить ее, что же случилось, но горло словно огнем обожгло. Даже рот открыть было больно. Больно двигаться влево, поворачиваться вправо. Больно дышать.

Мэгги напряженно улыбнулась и подошла к моей кровати. Взяв мою правую руку, она поцеловала ладонь, и я закрыл глаза. Я не прекращал попыток прочистить горло, чтобы заговорить, но она сжала мою руку один раз, приказывая не делать этого. Так мы и застыли в этой позе – я с закрытыми глазами, и Мэгги Мэй, держащая меня за руку.

В течение нескольких дней она практически не покидала моей палаты. Когда ей предложили комнату для посетителей, работающую по принципу отеля, Мэгги отказалась и крепче сжала мою руку.

Каждую ночь, свернувшись калачиком, она засыпала на маленьком диванчике. В дневное время суток Мэгги не переставала улыбаться мне, но ночью, оказываясь один на один со своими снами, она ворочалась и извивалась, а иногда я видел ее проснувшейся в холодном поту. Уход из дома не заставил ее демонов исчезнуть, но она изо всех сил старалась держать их под контролем.

– Ладно, настало время подняться с кровати и немного подвигаться, Брукс, – сказала медсестра, входя однажды утром в мою палату.

Я возненавидел это время суток. Меня заставляли ходить по коридору с помощью ходунков. Мэгги неотступно следовала рядом, нарезая вместе со мной круги по коридору. Когда левая часть моего тела отказывалась двигаться, и я начинал заваливаться, она тут же подскакивала, чтобы помочь мне. Но медсестра приказала ей прекратить попытки спасать меня.

– Ты можешь поддержать, но ты не должна помогать. Не волнуйся, я не дам ему упасть.

Преодолев сегодня половину коридора, я почувствовал, как сдавило грудь, а дыхание стало прерывистым.

– Обратно, – прохрипел я резко. Мне хотелось вернуться в свою палату и лечь.

– Ни в коем случае. Помнишь, мы должны пройти полный круг, прежде чем…

Я приподнял ходунки и резко ударил ими по полу. Шея запульсировала от боли.

Обратно. Обратно. Обратно.

Чувствовать себя настолько слабым было невыносимо. Рука болела. Бок горел огнем. В была голове полная сумятица.

Медсестра слегка улыбнулась мне и, подмигнув, взглянула на Мэгги.

– Думаю, сейчас самое время ему поспать.

Мэгги нахмурилась, в ее глазах ясно читалось беспокойство. Я заворчал громче. Мы вернулись в палату и после того, как меня снова уложили в постель, она взяла блокнот и села рядом.

Ты в порядке сегодня, Брукс?

Я сжал ее руку один раз.

Сказать по правде, я был зол. Я злился на команду наших менеджеров, интересующихся планами на оставшуюся часть турне – даже если я не смогу играть. Они обсуждали всякие разные варианты, в том числе и такие, где парни продолжат гастроли без меня, а меня самого на какое-то время заменят другим исполнителем, пока я буду восстанавливать голос интенсивными вокальными занятиями. Раны на моем теле еще даже не начали затягиваться, а они уже так обсуждают мое восстановление, словно меня здесь и нет вовсе. Я отдал им десять лет своей жизни, но даже после этого они видят во мне лишь источник дохода.

– Мы этого не сделаем, – возразил Келвин. – Мы будем ждать, пока он не придет в норму, – мой лучший друг повторял это снова и снова.

– Да, без Брукса мы из «Жуликов» буквально превращаемся в «Да ну?», – добавил Оливер. – Кто захочет слушать «Да ну?». (Примеч.: crooks – жулики, coo – разговорное выражение недоверия «Да ну?»).

Рудольф молчал. Он почти не смотрел на меня. Я чувствовал, что он обвинял себя в случившемся. А я ненавидел тот темный закоулок своего мозга, который тоже винил во всем его, и это было самое ужасное. С каждым днем я все больше терял себя. С каждым днем я все больше озлоблялся. И ненавидел то, что Мэгги, сидя здесь, тоже видела эти изменения. Мне было невыносимо знать, что она является свидетелем моего краха.

Когда настал момент покинуть больничные стены, мы с Мэгги сидели в палате, ожидая, пока медсестра вернется с инвалидным креслом. Мои родители хотели, чтобы я на некоторое время переехал к ним – за мной ухаживала бы медсестра, и я мог бы сконцентрироваться на восстановлении. Но в мои планы это не входило.

– Я собираюсь вернуться в коттедж, – прошептал я, потому что по-другому говорить не получалось. Мой голос теперь всегда звучал хрипло, и это выводило меня из себя.

Мэгги приподняла брови.

– Я не хочу ехать домой. Не хочу находиться в центре людской жалости. Не хочу.

Тебя никто не жалеет.

– Все жалеют. Они ведут себя так, словно я глухой. Но я слышу их. Они считают, что я сам во всем виноват. По крайней мере, медийщики. Не знаю. Мне просто нужно побыть вдали от всех. Наедине с самим собой.

Я знаю, каково это – находиться среди людей, которые разговаривают в твоем присутствии, но не замечают тебя, словно ты призрак. Я поеду с тобой.

Я нахмурился.

– Нет, Мэгги. Тебе пора воплощать в жизнь список твоих желаний. Я не в той форме, чтобы… – я вздохнул. Чтобы позволить себе тебя. – Почему у меня такое ощущение, что наше время не наступит никогда?

Склонив голову над доской, она начала писать, и слезы начали капать на ее слова.

Пожалуйста, не оставляй меня снова.

Я поднял левую руку, чтобы утешить ее, но замер, уставившись на забинтованную кисть. Я хотел Мэгги. Я хотел ее очень сильно, но понимал, что с психикой у меня стало не все в порядке. Я испытывал приступы паники днем, понимая, что это из-за меня одного группа прекратила гастроли, поклонники разочарованы, промоутеры отказываются от сотрудничества в турне. Люди потеряли сотни тысяч долларов из-за того, что мне вдруг приспичило покататься на лодке.

Я не хотел покидать Мэгги, но понимал, что должен это сделать. Ей в жизни хватало собственных панических атак. А сейчас, когда она пошла на поправку, последнее, что ей нужно, – это иметь дело с моими.

Глава 32

Мэгги

– Угадайте, кто вернулся? Кто снова вернулся? Шерил вернулась! – прокричала Шерил, входя в дом с двумя чемоданами в руках, ее голову украшали дреды. Прошла неделя с того момента, как Брукс отослал меня домой и уехал в коттедж один. Без меня. Все очень старались убедить его не ехать туда в одиночку, но он не позволил никому вмешиваться. У него были сиделки, которые заботились о нем и контролировали его состояние, но в остальном он был предоставлен сам себе.

Мама, папа и я сидели за столом и обедали, когда в доме без предупреждения появилась Шерил. В последний раз я слышала, что она была на каком-то острове со своим парнем.

– Шерил, – сказала мама. Она была удивлена и одновременно счастлива видеть свою дочь. – Что ты здесь делаешь?

– Что? Девушка не может приехать навестить свою семью? – она выдвинула стоящий рядом со мной стул и села.

– В любое время, – ответил папа. – Просто по последним слухам ты была по уши влюблена в молодого человека по имени Джейсон и делала себе дреды на каком-то песчаном пляже.

Она кивнула.

– Да, так и было.

– И где же Джейсон? – спросила мама.

– Ну, забавно получилось. Женщина, которая накрутила мне дреды, в итоге закрутила с моим парнем.

Лица всех присутствующих вытянулись, и Шерил улыбнулась.

– Эй, бросьте сейчас же! Никаких печальных лиц. Знаете, что я всегда говорю? Когда жизнь подсовывает тебе лимон, найди водку! – она потянулась к моей руке и сжала ее. – А еще найди семью.

Мама поерзала на своем стуле и посмотрела на папу печальными глазами. Они о чем-то договорились без слов, и мама сказала:

– Девочки, теперь, когда вы обе здесь, я думаю, что настал удобный момент нам с папой сообщить вам некоторые новости.

Я выпрямилась, и Шерил тоже.

– Что произошло? – спросила она.

– Мы с вашей мамой… мы… – папа с трудом сглотнул и улыбнулся. – Мы расстаемся.

Что?

Нет.

– О чем ты говоришь? – спросила Шерил с совершенно ошарашенным видом. Она нервно засмеялась. – Да ладно. Вы не можете расстаться. Это какой-то абсурд.

– Ну, на самом деле, это произошло давно, – пояснила мама дрожащим голосом. – А теперь, когда Мэгги смогла наконец-то выйти из дома… мы подумали, что время пришло.

– На самом деле, так будет лучше. Для всех нас, – соврал папа сквозь зубы.

Я знала, что он лжет. Ведь если бы он говорил правду, его глаза не были бы такими печальными.

После обеда Шерил пришла в мою комнату. Я лежала на кровати и слушала музыку со своего телефона. Она легла рядом и вытащила у меня один наушник, чтобы тоже послушать.

– Мне двадцать семь лет, но почему-то хочется снова стать озлобленным на весь мир подростком, спрятаться в шкафу и бесконечно крутить альбом Эшли Симпсон «Автобиография». А все потому, что мои родители разводятся.

Мне двадцать восемь, и я чувствую то же самое.

– Как Брукс? – спросила она, поворачивая ко мне голову.

Я пожала плечами.

Он сказал, что ему нужно личное пространство, чтобы побыть одному.

Она кивнула.

– Я понимаю. Когда ты просила его о том же, он выполнил твою просьбу… поэтому я понимаю. Ты чувствуешь себя обязанной сделать то же самое для него.

Мы продолжили слушать музыку, и Шерил усмехнулась.

– Помнишь, когда мы были детьми, я сказала тебе: «Я не понимаю, что делаю со своей жизнью» или что-то в этом роде? – она захихикала. – Прошло десять лет, а эта фраза все еще актуальна.

Хотя подобные размышления должны были бы наводить тоску, мы не могли перестать смеяться. Иногда все, что нужно человеку для успокоения от тревожных мыслей, это любимая сестра и немного смеха. Через несколько секунд наши головы уже покачивались в такт музыке под песню «Кусочки меня» Эшли Симпсон. Мы прослушали ее альбом несколько раз, пока мысленно переносились в детство. И каждый раз под песню «Ла-Ла» мы спрыгивали с кровати и танцевали друг с другом.

Хоть я и испытывала гордость за Шерил, исколесившую полмира, но, врать не буду, была счастлива ее возвращению домой.

***

Несмотря на то, что Брукс попросил дать ему возможность побыть одному, я должна была напоминать ему, что он не одинок, – так же, как он сам всегда напоминал об этом мне. Каждое утро я отправляла ему текстовое сообщение.

Мэгги: Ты сегодня в порядке, Брукс Тайлер?

Брукс: Я в порядке, Мэгги Мэй.

И каждый вечер тоже.

Мэгги: Ты в порядке, Брукс Тайлер?

Брукс: Я в порядке, Мэгги Мэй.

И хотя этого было недостаточно, чтобы я перестала волноваться, но хватало для того, чтобы временами помочь мне заснуть.

Глава 33

Брукс

Месса – крохотный городишко. Большую часть его территории занимало озеро. В самом городе не было ничего, кроме продуктового магазина, средней школы, бензоколонки и библиотеки, выстроившихся в ряд на берегу. Самым приятным было то, что все это располагалось на противоположном берегу от коттеджа миссис Бун. Это помогало мне чувствовать себя здесь в полном одиночестве. В город я ездил только за продуктами и сразу же возвращался в коттедж.

Единственное место, которое я счел достойным посещения, это бар на самой окраине Мессы. Точнее, маленькая забегаловка. Мало кто знал о ее существовании, что делало это место идеальным для меня. За его тихими стенами прятались виски, боль и одиночество.

Я, не переставая, читал о себе на форумах в интернете. Не переставая смотрел, как фанаты отворачиваются от меня, называя наркоманом и продажным лжецом. Они верили во всю ложь, которой пичкали их таблоиды, и отказывались от меня, словно это не я отдавал им всего себя без остатка последние десять лет. Как будто я заслуживал всего того негатива, которым поливала меня пресса.

Я знал, что должен перестать читать это, но не мог выпустить из рук телефон и виски. Комментарии тех, кто когда-то уверял меня в своей любви, ранили сильнее, чем можно было себе представить.

Просто замените наркомана! Давно нужно было это сделать.

Мой брат умер от алкогольной зависимости. Тот факт, что Брукс настолько безответственный, вызывает беспокойство. Надеюсь, он обратится за помощью в реабилитационный центр.

Он позорит музыку. Миллионы людей готовы убить за такую жизнь, как у него, а он просто бездарно прожигает ее.

Сраная знаменитость. Очередной пример того, как звездная болезнь лишает мозгов.

Это, кажется, уже пятая его попытка вылечиться. Может, пришло время признать, что ничего не изменится?

Он не доживет до тридцати лет, как и остальные «великие» покойники-наркоманы.

Слова начали врезаться в мое сознание, и я потянулся, чтобы долить себе виски. Были там и комментарии в мою поддержку, но почему-то они ощущались лживыми. Почему негативные отзывы незнакомых мне людей больше всего причиняют боль?

– Думаю, тебе достаточно, – сказал бармен уверенно, но с оттенком вежливости в голосе, и отодвинул от меня бутылку так, чтобы я не смог до нее дотянуться. У него были густые седые усы, кишащие секретами, ложью и крошками от чипсов. Когда он разговаривал, эти усы подпрыгивали над верхней губой, а слова выходили из левого уголка рта. Длинные волнистые волосы были завязаны в пучок на затылке. Старик с пучком. Мужику было, наверное, лет семьдесят, но он почему-то производил впечатление крутого, спокойного и невозмутимого, не прилагая к этому никаких усилий.

Полная противоположность мне.

Каждое утро и каждый вечер я лгал Мэгги, отвечая на ее сообщения.

Закрыв глаза, я изо всех сил пытался вспомнить имя бармена – пока я напивался здесь, он называл мне его раз десять.

Курт. Рифмуется со словом «боль». (Примеч.: Kurt – Hurt – боль).

В последнее время Курт был моим самым близким другом. Помню, как впервые встретился с ним, заглянув в его бар. Это было пару недель назад. Эти две недели я чувствовал себя в полном дерьме. Когда мы познакомились, я сидел в угловой кабинке пустого бара, сгорбившись и опустив голову на скрещенные руки, пытаясь остановить поток воспоминаний. В тот вечер он не задавал мне вопросов, а просто принес бутылку виски и стакан льда – как и во все последующие вечера.

– Еще один, – промямлил я, но он нахмурился и покачал головой.

– Еще один завтра, приятель. Разве тебе не пора возвращаться домой?

– Домой? – раздраженно фыркнул я и потянулся за бутылкой, которую он у меня забрал. Я посмотрел в его голубые глаза и почувствовал тяжесть на сердце. Домой. – Пожалуйста, – умоляющим голосом попросил я. Господи, я умолял его дать мне выпить. Какое же я ничтожество. – Пожалуйста, Курт.

– Берт, – поправил он меня с улыбкой.

Проклятье.

Курт рифмуется со словом «боль», а «боль» рифмуется с именем Берт – это и есть его имя.

– Я так и сказал.

– Нет, ты сказал не так. Наверное, просто подумал.

– Да, я имел в виду Берт. Берт. Берт, – сколько раз мне нужно повторить его имя, прежде чем снова забыть?

Он сел напротив меня и подкрутил кончики усов.

– Что ты хочешь забыть, напиваясь?

Я с трудом сглотнул, но не произнес ни слова.

– Все так плохо, да?

Я не ответил, а просто подтолкнул в его сторону пустой стакан. Зайдя сегодня в магазин за продуктами, я увидел журналы, на обложках которых красовалась моя физиономия, а заголовки кричали о том, что у меня психическое расстройство. Надо же, я даже не подозревал. Кроме того, оказалось, что я страдаю героиновой зависимостью, и именно из-за нее меня выгнали из состава «Жуликов».

Затем я совершил ошибку, когда зашел в интернет и прочитал о себе еще больше интересного. Меня поразило, как много людей купились на всю эту ложь.

Поэтому легче уж оставаться пьяным.

Берт придвинул мне стакан.

– Подлянку кинули, – пробормотал я.

Прежде чем он успел ответить, в дверь бара ввалилась компания нетрезвых девушек. Они были изрядно пьяны и одеты с головы до ног во все розовое. За исключением одной, которая была вся в белом.

Девичник.

Еще лучше.

Берт поднялся и направился к бару обслуживать их.

– О, черт возьми, это о-о-о-очень миленькое местечко, – хихикнула одна.

– Невероятно, как ты его нашла? – воскликнула другая.

Они вели себя так, словно проходили квест, а эта забегаловка была одной из локаций. Ну, так и есть. Я забился в угол своей кабинки, желая только одного – чтобы меня оставили в покое.

Их хихикающая группа поспешила к бару.

– Что я могу предложить вам, дамы? – спросил Берт.

Они вскинули руки вверх и хором крикнули:

– Виски!

Я закрыл глаза и снова оказался на той лодке.

– Это просто потому, что Любимица Америки Мэгги Мэй не может разговаривать. А если бы могла, то, держу пари, выразилась бы как-нибудь более поэтично, – он замолчал, и его глаза округлились. – НАРУШИТЕЛЬ! Я только что упомянул в разговоре имя девушки! Мне нужна штрафная рюмка! Виски! – он направился за бутылкой на другой конец раскачивающейся лодки. Пошатнувшись всем телом, Рудольф едва не выпал за борт. Я крепко вцепился в него, пытаясь втащить обратно.

Я потряс головой. Стоп. Сейчас единственная цель – это добраться до задней двери и незаметно выскользнуть отсюда. Но одна из девушек все-таки заметила меня.

– О. Мой. Бог, – она даже присвистнула.

Я склонил голову к столу и попытался не привлекать к себе внимания.

– Тиффани! Смотри, это?..

Одетая в белое девушка повернулась ко мне.

– О, Боже мой! Это же Брукс Гриффин! – закричала она.

Все девушки с криком бросились к моему столику. Готов поклясться, что изначально их было меньше, но я выпил больше, чем обычно, поэтому в глазах, видимо, двоилось. Они совали мне в лицо камеры своих телефонов, и я изо всех сил пытался увернуться от них. А потом посыпались вопросы и комментарии.

– О, Боже мой, Брукс, мне так жаль, что с тобой произошел тот несчастный случай!

– О, Господи, ты лишился пальцев?

– Это значит, что ты больше не сможешь играть на гитаре?

– Ты собираешься продолжать заниматься музыкой?

– Можно мы купим тебе выпить?

– Мы можем с тобой сфотографироваться?

– Я так сильно тебя люблю!

– А про наркотики это правда?

– Нет! Он бы не стал… не так ли? Но я бы не стала осуждать.

– Я курю травку.

– Мой кузен сидел на таблетках.

– Брайан?

– Нет, Вест.

– Что случилось с Сашей?

– Она тебе изменила?

– Или ты ей изменил? Я читала статью о тебе и Хайди Клум…

– Вы совершенно меня не знаете! – огрызнулся я, сжав ладони в кулаки. – Черт возьми, почему все до одного ведут себя так, словно всё про меня знают? В новостях, в интернете, в бульварной прессе! – закричал я, надрывая горло, словно ругался на детей, которые даже не пытались дать отпор. – Никто не знает, каково мне сейчас. Никто не знает, что значит лишиться возможности заниматься любимым делом. Музыка была моей жизнью, а теперь я едва могу говорить. Я не могу… никто не знает… – сил говорить больше не осталось. Я был пьян, да и шея болела очень сильно. Слишком много слов. Слишком много эмоций.

Девчонки притихли, не зная, что сказать, что сделать.

– Простите, – пробормотал я. – Я не хотел…

– Все в порядке, – сказала одна из них, ее взгляд был полон вины. – Извини нас.

После этого они оставили меня в покое и покинули бар.

Берт стоял неподалеку и молча смотрел на меня. Он медленно покачал головой и спустя пару секунд уже опять сидел напротив меня. Опустив ладонь на мою руку, он легонько сжал ее один раз, и этот жест напомнил мне о Мэгги, потому что все в этом мире напоминало мне о ней.

Берт взял бутылку виски и налил мне еще стакан. Он не предлагал мне сочувствия, не кормил дерьмовыми советами гнать прочь свою боль. Вместо этого он дал мне виски, чтобы заглушить воспоминания.

Я сделал глоток, и алкоголь обжег мне горло. И это жжение воскресило в памяти все слухи, всю ложь, а еще ту трагическую случайность и шрамы на сердце. Я вспоминал обо всем, что мучило меня и жило в моей душе, пока голова совсем не перестала соображать.

***

Каждое утро я просыпался и действовал по привычке. Чистил зубы, принимал душ и одевался. Потому что таким был мой распорядок на протяжении всей жизни. Но это все, что я делал. Я просыпался, читал сплетни о себе, напивался и засыпал.

Парни изо всех сил старались убедить меня позволить им приехать и побыть со мной, но я отказывался. Они не виноваты в том, что случилось. Это моя вина. Это я настоял на том, чтобы мы поплыли на лодке, тогда как все хотели просто расслабиться в доме.

Коттедж миссис Бун был идеальным местом, чтобы отгородиться от всего мира. Здесь не было бесконечных вспышек фотокамер, никто не пытался строить прогнозы по поводу моего будущего. Здесь я мог просто быть в одиночестве. Исключение составляли дождливые дни. В такие дни я отступал от своего привычного распорядка. Во время дождя я садился в маленькое каноэ и выплывал на середину озера. На меня падали капли дождя, небо раскалывалось ударами грома, но я сохранял спокойствие и неподвижность.

И хотя мой отъезд в коттедж должен был помочь мне обрести себя, с каждым днем я становился все более потерянным. А еще я чувствовал, что во мне произошел какой-то сдвиг. Я стал равнодушным. Стал чужим даже для самого себя.

Я шел по пути, который никогда не приведет меня к дому.

Глава 34

Мэгги

– Ну вот и все, – сказал папа, вытаскивая из грузовика последнюю коробку. Мы словно каким-то образом перенеслись назад во времени – в те дни, когда мы жили с ним вдвоем в маленькой квартирке и мечтали покорить большой мир. Только в этот раз здесь была еще сестра с дредами на голове, которая ни на шаг от нас не отходила.

Сегодня Шерил уехала на ночь домой, чтобы побыть с мамой, и мы с папой легли спать на надувных матрасах, каждый в своей комнате. Часа в три ночи меня разбудили звуки движения в квартире. Я слезла с матраса и на цыпочках пошла в кухню, где обнаружила папу – он не спал и варил кофе. Обернувшись и увидев меня, он от неожиданности едва не выскочил из собственной кожи.

– Боже, Мэгги! Как ты меня напугала!

Я подарила ему извиняющуюся улыбку и, взяв свою маркерную доску, села на край столешницы.

– Тебе не спится? – спросил он.

Я услышала, как ты бродишь. У тебя все в порядке?

Он поморщился.

– Я думал, что это – то самое, понимаешь? Я думал, что буду с ней всегда, – он налил кофе в две чашки и протянул мне одну. – Когда я впервые встретил Кэти, она была как луч солнечного света. У нее была такая энергетика… Она и меня ею заряжала, понимаешь? Я не знаю, что происходило в ней все эти годы, но она начала меняться. Она стала равнодушной… Я пытался понять: может, это я что-то сделал или сказал, но… я давно потерял свою жену. И, черт возьми, я тоже изменился. Я убедил себя, что она просто переживает из-за произошедшего с тобой, и это как-то повлияло на нее – не прямо, а косвенно, как причина и следствие. Но с каждым днем становилось только хуже. Женщина, которую я знал, день за днем исчезала прямо на моих глазах. И мужчина, которым я себя знал, тоже ушел.

Ты скучаешь по ней?

Он потер пальцами виски.

– Мне не хватает самой мысли, что я скучаю по ней. Правда заключается в том, что я перестал скучать по ней еще тогда, когда мы жили с ней под одной крышей. Шло время, и я захотел уйти. Но я не мог торопить тебя. Не мог заставлять тебя выйти, когда ты не была к этому готова.

В горле у меня встал ком. Он оставался с ней все это время ради меня. Он пожертвовал своим счастьем, чтобы уберечь меня.

Прости, что из-за меня ты вынужден был оставаться с ней.

Он покачал головой.

– Я, не задумываясь, поступил бы так же еще раз.

Мы сидели и пили черный кофе, не говоря ни слова. Мы с папой отлично умели молчать друг с другом. Это всегда ощущалось правильным. Я уже собралась было вернуться в кровать, когда папа нарушил это молчание.

– Учитель попросил ученика назвать два местоимения. Что ответил ученик?

Я улыбнулась его шутке и написала на доске:

Кто, я?

Он усмехнулся и пробурчал себе под нос:

– Кто, я?

Подойдя к двери своей спальни, папа снова оглянулся на меня и озвучил правду, в которой боялся признаться даже себе самому.

– Я скучаю по ней.

Несмотря на все усилия – и даже на боль – он все еще любил ее.

Это такое свойство любви. Она не уходит просто потому, что ты попросил ее уйти. Она прячется, истекая кровью от боли, и не перестает молить о том, чтобы ты не позволил ей ускользнуть совсем.

***

– Он не распаковывает вещи, – сказала мне Шерил из гостиной.

Папа сидел на кухне и пил очередную чашку кофе. Прошла уже неделя с того момента, как мы переехали в новую квартиру, но в его спальне все еще стояли коробки.

– Почему, как ты думаешь?

Он ждет, когда она скажет ему возвращаться домой.

Шерил задумчиво нахмурилась.

– Мама не лучше. Я не берусь судить, но, судя по ее засаленным волосам и рою мух, кружащих вокруг нее, мне кажется, она даже не моется.

Я усмехнулась своей впечатлительной сестре.

– Любовь – сложная штука, да?

Ага.

– Вот поэтому я и хочу завести кошку. Кошке ничего от тебя не нужно, кроме еды и лотка под какашки. Это все, чего я хочу от отношений. Дайте мне немного тако и предоставьте туалет для выхода этих самых тако, и я буду жить долго и счастливо. Я определенно настроена завести кошку. И, наверное, кормить ее тако на ужин. Ты будешь приходить и убирать за ней лоток, если я попрошу?

Нет. Скорее всего, нет.

– Тогда ладно. У меня точно не будет кошки.

Я беззвучно рассмеялась.

Мобильный телефон начал звонить, и я ответила через «ФейсТайм».

– Привет, сестренка! – сказал Келвин, улыбаясь в экран своего телефона.

Я помахала ему рукой, а Шерил похлопала в ладоши, привлекая к себе его внимание.

– Привет, братишка!

– О! Две по цене одной! Неплохо смотришься с дредами, мелкая! Мы с парнями улетели из Лос-Анджелеса. У нас разные встречи и прочая ерунда, поэтому у меня есть всего пара минут. Но я звоню, чтобы попросить о помощи, Мэгги.

Я вопросительно приподняла брови.

– Я звонил Бруксу, и, судя по голосу, он был сильно пьян. Мы говорили не очень долго, но, думаю, он в очень плохом состоянии. Я знаю, он просил тебя дать ему возможность побыть одному, и знаю, что ты согласилась на это, потому что когда-то Брукс сделал то же самое для тебя… Но сейчас все по-другому. Я понимаю, ему нужно время, чтобы прийти в себя, но не уверен, что он занимается именно этим. Кажется, Брукс делает прямо противоположное, и я надеюсь, что ты сможешь съездить и проверить, как он там.

Конечно, да. Если Брукс пропадает, я должна быть там, с ним. Не мешкая. Иногда люди полагают, что им нужно побыть в одиночестве, но на самом деле нуждаются в обратном.

Отвезешь меня туда? – спросила я Шерил.

Она кивнула.

– Конечно, – и погладила себя по животу, – только можно сначала остановиться поесть тако? Потому что… это же тако.

***

Первые капли дождя упали на городок Месса, когда мы с Шерил подъехали к коттеджу. Выгрузив мой чемодан, мы направились к переднему крыльцу. Я несколько раз постучала в дверь, но не получила от Брукса никакого ответа. Живот напрягся от дурных предчувствий. Спасибо миссис Бун – она дала мне запасной ключ, когда услышала, что я планирую на какое-то время остаться с Бруксом.

Повернув ручку, я открыла парадную дверь. Брукса нигде не было видно. Странно, ведь его машина припаркована перед домом. Может, он пошел в город.

Я вытащила свою доску.

Ты можешь ехать, Шерил.

Она приподняла бровь.

– Ты уверена? Я не хочу оставлять тебя здесь, пока он не найдется…

Со мной все будет хорошо. Обещаю. Я позвоню, если что-то понадобится.

Шерил не решалась уйти, но после нескольких минут убеждений все-таки уехала. Я села на диван в гостиной, ожидая, когда вернется Брукс, но его все не было. Спустя какое-то время я взяла зонтик, вышла на улицу и направилась в сторону города. Дождь не прекращался. Дойдя до местной библиотеки, я поспешила внутрь, прихватив с собой доску.

Для такого маленького городка библиотека была просто огромной. У меня возникло ощущение, что я снова в своей спальне, окруженная любимыми книгами. Когда я вошла, женщина за стойкой регистрации приветливо улыбнулась мне. Она казалась очень милой со своими шоколадного цвета глазами и короткими седыми волосами. На бейдже было написано, что зовут ее миссис Хендерсон.

– Здравствуйте, могу я чем-нибудь помочь?

Я начала писать.

Я кое-кого ищу, но не уверена, что в последнее время его кто-то видел.

Она тихо засмеялась.

– Дорогая, я понимаю, что это библиотека, но тебе не обязательно вести себя настолько тихо.

Я поморщилась, постучала пальцем по шее и покачала головой.

Она нахмурилась.

– Ой, ты не можешь говорить? Прости меня. Ладно, ну, и кого же ты ищешь?

Брукса Гриффина.

Она прищурилась.

– Сейчас все кому не лень приезжают в город под благовидным предлогом, а потом не дают прохода бедному молодому человеку. Он и так уже достаточно натерпелся. Меньше всего ему сейчас нужно, чтобы кто-то приставал к нему с автографами или с чем-то подобным.

Я его друг.

– Это надо доказать.

Потянувшись к карману, я вытащила свой мобильный телефон и показала фотографии, на которых мы с Бруксом стоим в обнимку.

Она улыбнулась.

– Похоже, вы близкие друзья. Ладно, хорошо. Сейчас идет дождь, поэтому он может быть только в одном месте. Пойдем, следуй за мной. Я покажу тебе. Но если выяснится, что эти фото просто монтаж, клянусь, я позвоню Лукасу. Он не просто полицейский в этом городе, он – мой муж, – она взяла зонтик и вывела меня из библиотеки. Мы перешли через дорогу к берегу озера. – Видишь его? – спросила она.

Я покачала головой.

– Там, – она указала на озеро. – Вон то маленькое пятнышко. Он и его крошечное каноэ, – сказала миссис Хендерсон, глядя в том же направлении, что и я.

На середине озера в одноместном каноэ сидел Брукс. Вокруг барабанил дождь, а ему, казалось, было все равно.

– Он выходит туда только в дождь. В ясные дни никогда.

Я склонила голову и удивленно посмотрела на миссис Хендерсон, но она, пожав плечами, добавила:

– Многие горожане думают, что он заплывает туда во время шторма специально, чтобы утонуть.

Но я-то лучше знала.

Я-то знала, что погрузиться под воду – это лучший способ вернуться к жизни.

Глава 35

Брукс

Когда дождь прекратился, я начал грести обратно к коттеджу. Было уже довольно поздно – около одиннадцати часов вечера – когда грозовые тучи решили переместиться в сторону другого города. Я привязал каноэ к причалу и провел руками по мокрым волосам, стряхивая с них воду.

– Черт, – пробормотал я себе под нос, вытащив из каноэ свою отмороженную задницу. Единственное, чего мне сейчас хотелось, это забежать в дом, переодеться и нырнуть в теплую постель. Но, когда я доплелся до коттеджа, у меня внутри все сжалось – я увидел, что кто-то лежит и спит в кресле-качалке на крыльце. Проклятые папарацци. Это уже не первый раз, когда они пытаются взять приступом мое жилище, чтобы выудить у меня информацию. Но обычно у Лукаса – шерифа этого города – отлично получалось убеждать их держаться отсюда подальше.

После многочасового одиночного плавания я был не в состоянии общаться с каким-то гаденышем, прячущимся за домом с фотоаппаратом в руках. Подойдя к крыльцу, я вздохнул.

– Послушай, придурок. Разве у тебя нет занятия поинтереснее, чем делать фотографии… – мой голос затих, когда спящая Мэгги начала пробуждаться, встревоженная и взволнованная. Она слегка вздрогнула от испуга и потянулась руками к шее. Когда же ее взгляд сфокусировался на мне, она опустила руки.

– Мэгги? – я запнулся, не веря своим глазам. Сердце защемило еще сильнее. – Черт побери, что ты здесь делаешь? – буркнул я то ли смущенный, то ли рассерженный, но счастливый. Точно счастливый.

Я чертовски счастлив видеть ее.

Она завертелась на кресле, словно искала что-то. Когда же Мэгги снова села ровно, у нее в руках была доска, и я прочитал на ней написанные моей же рукой слова.

Когда-нибудь ты проснешься, Магнит, и, покинув свой дом, откроешь для себя мир. Когда-нибудь ты решишься увидеть его целиком, Мэгги Мэй, и в тот день, когда выйдешь наружу и сделаешь первый глоток воздуха, я хочу, чтобы ты отыскала меня. Несмотря ни на что, найди меня, потому что я хочу первым показать тебе этот мир. Я хочу помочь тебе реализовать твой список желаний. Хочу показать тебе весь этот безграничный мир целиком.

Мэгги поднялась с кресла. Ее одежда была насквозь промокшей, как будто она тоже весь вечер просидела под дождем. Чихнув, она задрожала от холода.

Мэгги стояла и смотрела в ожидании, когда я скажу что-то еще – хоть что-нибудь. Мы смотрели в глаза друг другу, и в моей голове проносилось так много мыслей, но я не имел на них права. Я не заслуживал того, чтобы скучать по ней. Не заслуживал того, чтобы удерживать ее рядом с собой. Я не заслуживал того, чтобы любить ее. Все, что я делал, это жалел себя, пил и спал. Она достойна большего, чем мое уныние. Как я мог показать ей мир, когда сам делал все возможное, чтобы скрыться от него?

– Входи, обсохни, – сказал я и увидел легкую тень грусти, промелькнувшую на ее лице, когда она кивнула. Словно Мэгги питала надежду на то, что я побросаю вещи в сумку и присоединюсь к ней в ее путешествии по исполнению списка желаний. Это был первый раз, когда я почувствовал, что по-настоящему подвел ее.

Мы вошли в дом, и я заметил стоящий в гостиной чемодан.

– Твой?

Она кивнула.

– Скоро вернусь, – я направился в свою спальню и, ворвавшись в ванную, плеснул водой себе в лицо. – Господи, Брукс. Возьми себя в руки.

Встреча с Мэгги лишила меня равновесия. Это слишком резкий переход: окунуться в воспоминания о чем-то прекрасном, когда все, что я чувствовал в последнее время, было совершенно отвратительным. При виде нее мне захотелось дышать, хотя последние несколько недель я только и делал, что лишал себя воздуха.

– Как ты сюда попала? – спросил я, снова входя в гостиную. Мэгги замотала волосы полотенцем и разбирала свой чемодан в поисках пижамы. Она быстро нацарапала на доске:

Шерил.

Я вздохнул.

– Уже поздно, и я немного пьян, поэтому раньше, чем завтра, не смогу отвезти тебя домой. Ты можешь остаться на одну ночь, но потом должна уехать. Я покажу тебе комнату.

Она сделала так, как я сказал, и я проводил ее в «европейскую спальню».

– Ты можешь остаться здесь до утра, а потом я отвезу тебя домой. Утром. Первым делом, Мэгги. Если хочешь есть, в холодильнике валяется вчерашняя пицца и немного газировки. Спокойной ночи.

Коротко и ясно. Сегодня ночью у меня нет желания вдаваться в какие-либо разговоры с Мэгги, потому что у нее есть способ изменить все к лучшему. А я не хотел чувствовать себя лучше.

Я вообще не хотел чувствовать.

Развернувшись, чтобы уйти, я почувствовал, как пальцами она ухватилась за мое предплечье, и закрыл глаза.

– Мэгги, – прошептал я и замолчал, но она потянула меня, поворачивая лицом к себе. Я встретился взглядом с ее голубыми глазами, и она подарила мне свою прекрасную улыбку. – Я не могу сейчас, – сказал я, но она не отпускала меня. Я высвободил свою руку и отвернулся. – Я не могу. Прости, не могу.

Я покинул комнату, не позволяя себе вернуться и посмотреть на ее реакцию. Войдя в свою спальню, я захлопнул дверь, схватил бутылку виски и попытался забыть, каково это – снова чувствовать.

***

– Зачем ты готовишь? Мы должны ехать, – буркнул я Мэгги следующим утром, пока она, стоя на кухне, жарила блинчики. Мне это было непонятно. Прошлым вечером я был довольно груб с ней. И ясно дал понять, что утром мы сразу уезжаем. Но она даже не повернулась, словно не заметила меня. Она просто продолжала готовить.

– Мэгги! – крикнул я.

Она по-прежнему никак не реагировала.

Я закатил глаза, подошел к холодильнику и открыл его, чтобы достать пиво. Но пива не обнаружил.

– Какого?.. – Отлично. Я подошел к винному шкафу и широко распахнул его, чтобы обнаружить внутри пустоту. – Ты издеваешься надо мной? – проворчал я. – Мэгги, где моя выпивка?

Опять ноль реакции.

– Господи, Мэгги! Ты же немая, а не глухая!

Она повернулась, прищурилась и бросила на меня такой убийственный взгляд, из-за которого мне почему-то сразу захотелось извиниться.

– Ну, серьезно. Где моя выпивка?

Она указала на пустые бутылки в раковине. Кишки свело судорогой, и я резко выдохнул.

– Ты должна вернуться домой, Мэгги. Тебе нужно собрать чемодан, чтобы я немедленно отвез тебя обратно.

Она подошла и успокаивающим жестом положила мне ладонь на щеку. Потом пальцами слегка коснулась шрама на моей шее. Я закрыл глаза. Это было слишком. Ее прикосновение давало мне слишком сильное чувство поддержки.

– Тебе не нужно здесь находиться, – сказал я, задерживая ее руку, и откашлялся. – Я ведь просил тебя дать мне побыть одному… – я с трудом сглотнул.

Она легко скользнула губами по моим губам и подняла вверх ладонь правой руки.

Пять минут.

Я закрыл глаза.

– Не могу.

Она притянула меня к себе и положила ладони мне на грудь. Когда я открыл глаза, то увидел, что она смотрит на меня взглядом, полным надежды.

– Хорошо, – я потоптался на месте и взял ее руки в свои. – Пять минут.

В первую минуту мне было тяжело даже смотреть в ее сторону. Она напоминала мне обо всем, чего я всегда хотел, и обо всем, что потерял. На второй минуте она напомнила мне о лучших днях моей жизни. На третьей минуте я подумал о музыке. Мэгги всегда напоминала мне музыку. Она и была моей музыкой.

Она подошла ближе, и я отступил назад, разрывая соединение наших рук. Я покачал головой.

– Нет. Ты не сможешь утешить меня. Прости. Я не могу быть с тобой. Мне очень жаль, Мэгги. Я уеду в город на весь день, а когда вернусь, пожалуйста, будь готова ехать, – я развернулся, чтобы уйти, смущенный собственной грубостью, и, едва шагнув за порог, откровенно сказал: – Ты не сможешь спасти меня, Мэгги. Просто позволь мне утонуть.

Глава 36

Мэгги

Я не уехала, и это взбесило его. Каждый новый день Брукс Тайлер Гриффин представал передо мной в двух различных ипостасях. Первая – это молчаливый Брукс, который ходил мимо меня, не произнося ни слова. За все то время, что я его знаю, он никогда не давал мне ощущать себя невидимой. Пока я не приехала в этот коттедж. Вторая – это пьяный Брукс, грубая сволочь. О существовании этой его стороны я никогда не подозревала. Он неоднократно вваливался в дом пьяным и доставал меня разговорами о том, как ему меня жаль и что я должна продолжать жить своей жизнью, потому что мы никогда не будем вместе. У нас никогда не будет будущего.

– Я вот к чему. Посмотри на себя. Ты торчишь здесь и ждешь меня. Что с тобой? – однажды промямлил он, шатаясь в дверном проеме моей спальни в три часа ночи. – Прекрати обманывать себя, Магнит. Этого не произойдет. Разве это не у тебя было нечто вроде списка желаний? – он хихикнул и, качнувшись назад, ударился спиной о стену. – Или ты слишком боишься сделать что-то самостоятельно?

В такие ночи мне больше всего хотелось уехать. В такие ночи мне хотелось выбросить белый флаг поражения и оставить Брукса упиваться своими страданиями. Но потом я сжимала якорь на ожерелье и напоминала себе, сколько раз он поддерживал меня. Ночами я наливала ванну, погружалась под воду и напоминала себе, что это не он. Это не он. Это не он. Это не мой любимый…

Если уйду от него в самый тяжелый момент, кем я буду после этого? Если его разум совсем потеряет свет, и он незаметно утонет во мраке, разве я смогу себе это простить? В те дни, когда я нуждалась в нем больше всего, Брукс всегда был рядом. Я обязана сделать для него то же самое.

Любовь не состоит из одних лишь ясных дней. Любить – это значит быть рядом и в пасмурные ночи.

Брукс больше не любил того, кто смотрел на него из зеркала. Он больше не видел себя таким, каким был всегда: веселым, обаятельным, дурашливым. Он больше не смеялся, и я, как ни старалась, не могла вспомнить, когда в последний раз видела его улыбку.

Моя задача – напомнить ему.

Моя задача – быть его якорем.

Моя задача – остаться рядом и пронести свою любовь сквозь все это.

***

В те дни, когда Брукс вел себя хуже некуда, мне приходилось покидать коттедж. Однажды я отправилась в город побродить по маленьким магазинчикам, но даже представить себе не могла, каким это окажется испытанием для меня. Я замечала все: каждый запах, каждый звук, каждого человека. Мой мозг был в постоянном напряжении, предостерегая обо всех опасностях окружающего мира. Ощущение неизвестности, когда ты не знаешь, что ждет тебя за ближайшим углом, повергало меня в ужас.

Какой-то человек случайно толкнул меня. Я споткнулась и упала на землю, сжимаясь от страха. Он рассыпался в извинениях и попытался помочь мне встать, но я была слишком растеряна, чтобы принять его помощь. Но поскольку я не могла вернуться в коттедж, то отправилась в единственное место, напоминающее мне дом, – в библиотеку. И потом всякий раз, приходя в библиотеку Мессы, я садилась в уголок и мысленно отгораживаясь от мира. Миссис Хендерсон частенько подходила и, подмигивая, совала мне в рот кусочек шоколадки.

– В библиотеке запрещены напитки и продукты питания, но поскольку ты практически сливаешься со стенами, думаю, мы можем закрыть на это глаза.

Спасибо.

– Ты более чем желанный посетитель, – она придвинула к столу еще один стул и неуверенно остановилась. – Не возражаешь, если сегодня я составлю тебе компанию?

Я махнула рукой, приглашая ее присесть. Тому, кто каждый день кормит меня шоколадом, позволяется находиться рядом со мной.

– Что ты читаешь? – спросила она.

Я повернула к ней обложку книги.

– А, «Доводы рассудка» Джейн Остин. Одна из моих любимых ее работ. На втором месте после «Нортенгерского Аббатства».

Я согласно кивнула, оценив мнение знающего человека о произведениях Остин. Миссис Хендерсон залезла в карман, вытащила кусочек шоколада и сунула его мне в рот.

– Предпочитаю видеть в «Доводах рассудка» идеальное сочетание глубокого смысла с приятным времяпрепровождением.

Эта женщина понимает, что делает книгу Остин по-настоящему замечательной.

– Кстати, я говорила тебе, что мой муж – местный шериф?

Да.

Она улыбнулась.

– При первой встрече с Лукасом создается впечатление, что он полностью создан из самого сладкого шоколада. Его невероятно мягкий голос и богатый внутренний мир влюбляют в себя каждого. В нем есть какая-то искра. Стоит ему войти куда-то, и его энергетика озаряет все вокруг. Он – любовь всей моей жизни, и я могу с уверенностью сказать, что любовь твоей жизни – это Брукс, правильно?

Да.

Она бросила себе в рот очередной кусочек шоколада.

– Моя замужняя жизнь на девяносто пять процентов состоит из счастья. Выйдя замуж за Лукаса, я сделала лучший выбор в своей жизни, но в нашей истории были моменты, когда оставшиеся пять процентов давали о себе знать. Мы жили в бедном квартале, и Лукас работал в полиции ночным дежурным. Он почти не рассказывал о том, что видел, но я знаю, что все это сильно повлияло на него. Он стал меньше улыбаться, почти перестал смеяться. Его почему-то стало раздражать все, что я делала. Он кричал на меня и ругался по каждой ерунде: подтекала ли вода из посудомойки, или мальчишка-разносчик случайно забрасывал газету в кусты. Он выходил из себя по каждой мелочи и ругал за это меня. Тем не менее, я терпеливо сносила его гнев, убеждая себя, что у него был просто трудный день. У моего милого Лукаса была тяжелая работа. По долгу службы он встречался со смертью чаще, чем видел жизнь. Часто он оказывался в домах, где родители в пылу ссоры убивали собственных детей, попавших им, так сказать, под горячую руку. Он сильно уставал, и вымещал на мне свое нервное истощение. Я убеждала себя, что должна быть его скалой, и, следовательно, держать оборону за двоих.

Я слушала ее, боясь моргнуть.

– Но скалы… Они хоть и сильны, но все же не всесильны. Когда по камню бьют кувалдой, он не может не начать трескаться. Это длилось достаточно долго, но мы справились. Потому что я решила проявить характер и напомнила Лукасу, что я его партнер, а не груша для битья, – миссис Хендерсон склонилась ближе и положила мне в руку кусочек шоколадки. – Деточка, милая моя, я вижу то же самое в твоих глазах. Как ты держишь его боль в своей груди. Как ты ломаешься, пытаясь казаться сильной. Я прочитала несколько статей о Бруксе, и они очень жестоки. Брукс – ранимая душа. Вероятно, именно поэтому подобное внимание со стороны средств массовой информации так тяжело ему дается. Ранимым душам больнее всего, когда мир поворачивается к ним спиной. И именно поэтому ты очень важна в его жизни. Ты – его истина. Поэтому помогай ему, но твердо стой на своем. Не будь его грушей для битья, Мэгги. Люби его, но не забывай любить и себя тоже. Если ему больно, это совершенно не означает, что он может причинять боль тебе, – сказала миссис Хендерсон. – Обещай, что будешь беречь себя.

Обещаю.

– Прекрасно, – она улыбнулась, и мы продолжили наш разговор, переключившись на более приятные темы. – Кажется, я ни разу не спрашивала тебя, какой ты видишь свою жизнь? Чем планируешь заниматься?

На данный момент я поступила в школу библиотекарей.

Засунув последний кусок шоколадки в рот, миссис Хендерсон озорно улыбнулась мне.

– Ну, милочка, советую тебе пересмотреть свое решение. Если уж говорить начистоту, мне кажется, ты слишком болтлива для работы в библиотеке. Ты не думала стать политиком? Они только и делают, что целыми днями говорят, хотя сказать им практически нечего.

Я улыбнулась. В мире должно быть больше таких женщин. Миру необходимы женщины, похожие на книгу «Доводы рассудка» – идеальное сочетание глубокого смысла и приятного времяпрепровождения.

***

В следующую пятницу Брукс явился домой только в два часа ночи. Все это время поливал дождь, и я не могла уснуть, слушая раскаты грома. Сидя в гостиной, я крутила песню за песней на музыкальном автомате миссис Бун и ждала, когда откроется входная дверь.

Услышав, как она хлопнула и закрылась, я затаила дыхание. В дверь вошел Брукс во второй своей ипостаси: пьяный и мокрый после пребывания на озере.

– Какого черта? – прошипел он, уставившись на музыкальный автомат. В пять больших шагов Брукс подошел к нему и выдернул вилку из розетки. – Я не желаю этого слушать.

Брюзга.

Каждый раз, когда я включала в его присутствии музыку, он заставлял меня ее выключить.

Я подошла к автомату и снова включила его.

Зато я желаю слушать.

Брукс выпрямился и выпятил грудь.

– Мэгги, ты не имеешь права этого делать! Ты не можешь приходить сюда и включать эту хрень, – он снова выдернул шнур из розетки, но я опять вернула его на место.

– Черт возьми, ты можешь просто уйти?! Я не хочу, чтобы ты здесь находилась! Что непонятного? Я не хочу, чтобы ты была здесь! Ты выводишь меня из себя! Мне плохо, я устал от всей этой фигни. Мне паршиво, и я по горло сыт твоими попытками влезть в мою жизнь, заставить меня почувствовать себя лучше и втянуть в то, к чему я не готов. Черт, да как ты смеешь? – прохрипел он с пьяной злобой и болью одновременно. – Больше двадцати лет я принимал тебя такую, какой ты была, чтобы помочь тебе справиться со всем – даже неважно, с чем. Я никогда не давил на тебя, не подталкивал. Но сейчас ты именно это делаешь со мной. Когда много лет назад ты сказала мне уйти, я оставил тебя. Я дал тебе личное пространство. Почему ты не можешь поступить так же? Разве не видишь, что, пытаясь спасти, ты душишь меня? Я не нуждаюсь в том, чтобы ты меня спасала. Меня достало это. Я просто хочу, чтобы ты уехала домой. Черт, ну почему ты не можешь оставить меня в покое?

Его слова были похожи на тяжелые пощечины. Они причиняли сильную боль, и я задрожала всем телом.

Раздраженно проведя пальцами по волосам, Брукс со злостью отвернулся. Но чем злее он становился, тем сильнее становилось мое раздражение. Он снова выдернул из розетки шнур музыкального автомата, но я снова включила его. Стоило чуть-чуть приблизиться к нему, как в нос мне ударил резкий запах виски, выдыхаемый Бруксом. Одним решительным рывком выдрав шнур, он правой рукой отпихнул автомат в сторону.

– Достаточно! Почему? Почему, черт возьми, ты ни хрена не можешь дать мне побыть в одиночестве, хотя лично я позволял тебе то же самое много лет? К черту твою музыку, твои надежды и твой список желаний! Мэгги, если ты надеешься дождаться меня, то этого никогда не произойдет!

Каждое его слово – словно удар хлыста. С каждым словом почва уходила из-под ног.

– Ты напрасно тратишь время, поэтому просто убирайся отсюда…

– ТЫ ОБЕЩАЛ! – закричала я, и мой голос надломился, едва слова сорвались с губ. Я прижала ладони ко рту, внутри все сжалось. Это я сказала? Это мои слова? Это был мой голос? Звук моего голоса? Мои слова?

Полностью ошеломленный, Брукс вытаращил свои карие глаза, испытав настоящее потрясение от звука моего голоса. Я была потрясена не меньше. Опустив взгляд на мои губы, он сделал шаг вперед и с мольбой в голосе произнес:

– Скажи это снова.

– Ты обещал, – я подошла к нему ближе и опустила взгляд, не в силах сдержать дрожь во всем теле. Снова взглянув на Брукса, я сказала: – Ты обещал, что будешь моим якорем, а я навсегда поклялась быть твоим, если когда-нибудь ты будешь нуждаться во мне. Я здесь, потому что мы дали друг другу обещание. Но сейчас я даже не знаю, кто ты, – прошептала я. – Мальчик, которого я знала, никогда не стал бы орать на меня. Никогда. Мальчик, которого я знала, никогда не опустился бы так низко.

– Мэгги.

– Брукс.

Когда я произнесла его имя, он закрыл глаза и попросил:

– Еще.

– Брукс, – прошептала я.

Он открыл глаза, и я, приблизившись, прижала ладони к его груди.

– Брукс… пожалуйста, не делай этого. Не отталкивай меня. Я хочу помочь, но каждый день ты отгораживаешься от меня своим гневом, своей болью. Я больше не могу этого терпеть. Не могу продолжать быть твоей грушей для битья. Не делай этого с собой, – умоляла я. – Не позволяй себе утонуть. Это очень тяжело, мне ли не знать? Я утонула много лет назад. Ты закрылся здесь и каждую секунду убиваешь сам себя, словно ты один. Но ты не один, – я взяла его руки и прижала их к своей груди, где билось сердце. – Я здесь. Я здесь для тебя. Но ты должен перестать отталкивать меня своими словами. Ты должен перестать вести себя так, словно в этой ситуации я тебе враг, – я отпустила его руки, а он все продолжал смотреть на меня, стоя, как парализованный. Возможно, такой эффект на него произвел мой голос? Или мои слова?

– Это будет нелегко. Это будет очень трудно. Я не собираюсь сдаваться, но ты не должен так относиться ко мне, Брукс. У тебя не получится стать тем, кем ты не являешься по своей сути. Ты не чудовище. Ты его полная противоположность. Ты нежный, добрый, веселый. Ты – мой лучший друг, и прекрасно об этом знаешь. Поэтому я не уйду отсюда, пока ты не обретешь все заново, – сказала я.

– Обрету что?

Я нежно поцеловала его в щеку и прошептала:

– Свой голос.

Глава 37

Брукс

Ты обещал.

Ее голос. Первые слова Мэгги за долгие годы. И они были вызваны ее разочарованием во мне. Правда, стоявшая за этими словами, всю ночь не давала мне покоя. А еще звук ее голоса. Мне было ненавистно, что ее голос проснулся от боли и злобы. Мне было ненавистно, что это я довел ее до такого состояния.

– Мэгги, – прошептал я около пяти утра и легонько потряс ее, спящую, за плечо. – Мэгги, проснись.

Она пошевелилась, зевнула, потерла сонные глаза и удивленно приподняла брови.

– Знаю, что еще очень рано, но можно я кое-что тебе покажу?

Она кивнула, и я подумал: а не померещился ли мне ее голос сегодня ночью? Мэгги выбралась из постели, и я повел ее к задней двери коттеджа, а оттуда на причал. Я опустился на дощатый настил, и она присела рядом. Склонив голову и прищурив глаза, Мэгги недоуменно взглянула на меня.

– Пункт шестьдесят седьмой в твоем списке желаний. Увидеть восход или закат солнца над водой.

Легкий вздох сорвался с ее губ, и Мэгги подняла взгляд к темному небу, которое медленно начинало просыпаться.

– Ты по ночам ворочаешься и беспокойно мечешься во сне, – сказала она.

– Да. Знаю.

– Ты тоже просыпаешься в холодном поту? Иногда кажется, будто ты тонешь в воде. И, хотя точно знаешь, что это не так, все равно чудится, что ты снова там?

Я коротко кивнул.

– Да, да. Именно так. Трудно описать словами, что творится в моей голове. Все убеждали меня, что я быстро восстановлюсь, но воспоминания, голоса в моей голове…

– Они настоящие. Голоса. Вспышки. Страхи. Все это реально, Брукс. И как бы ты ни пытался описать это людям, ни разу не переживавшим подобного, они никогда не поймут. То, что с тобой произошло, должно было быть действительно ужасным. Я знаю, как извивается и мечется тело по ночам. Мне известно, что значит просыпаться в холодном поту. Мне знакомы эти ощущения: и это происходит постоянно, каждый день, каждую секунду.

Я опустил голову.

– С тобой такое с десяти лет?

– Да. И именно поэтому я не могу оставить тебя. Мне известно, как страшно начинать все сначала.

– Сейчас я чувствую себя таким идиотом из-за своего поведения… Я эгоист. Ты сталкивалась с этим всю свою жизнь, но никогда не была равнодушной по отношению к другим. Ты никогда ни от кого не отворачивалась. Я так по-свински с тобой поступил, Мэгги. Прости меня.

Она пожала плечами.

– Каждый человек справляется со своей болью по-своему. Я реагировала на свои проблемы по-другому, но это вовсе не значит, что ты должен был реагировать так же. То, что случилось с тобой, нанесло серьезную травму, и я прекрасно понимаю, почему после случившегося ты избегаешь музыки. Ты чувствуешь себя обманутым, ведь единственное, что ты любил, теперь стало недоступным. Но это все придет, Брукс. Ты найдешь свой путь.

– На днях я взял в руки гитару. Она просто стояла в углу комнаты, и я по привычке поднял ее, а потом вспомнил, что не могу играть. Но вместо того, чтобы расстроиться, я просто взбесился. А потом напился, чтобы заглушить боль. Но опьянение прошло, а боль осталась.

– Это будет больно, Брукс. Больно, тяжело и невероятно мучительно. Боль не утихает так долго, что иногда кажется, будто она никогда не исчезнет. Хотя… от этой боли есть своя польза.

– Какая?

– Сила, которую ты находишь в себе, чтобы не сдаваться. Даже если утром ты думаешь, что ничего не получится, к ночи понимаешь, что ты смог. За это я больше всего и люблю жизнь – она продолжается, несмотря ни на что.

– А за что ты меньше всего любишь жизнь? – спросил я.

На минуту она опустила голову, а потом подняла взгляд к небу.

– Несмотря ни на что, она продолжается.

Моя рука лежала на досках причала, и Мэгги пальцами коснулись моих. Мы переплели их и вместе смотрели на пробуждающиеся от сладкого сна небеса.

– Прости, – я прочистил горло, ощущая себя полным дураком. – Прости меня за то, что был так холоден и груб, Мэгги. Ты этого не заслужила. Я просто пытался оттолкнуть тебя, пока занимался самоуничтожением. Мне не хотелось, чтобы ты была рядом, когда это случится окончательно. Я словно стоял по шею в воде и был готов уйти под нее с головой. А потом меня спас твой голос. Мне все еще очень плохо, но я даю тебе обещание. Однажды я уже обещал показать тебе этот мир, и я сдержу свое слово. Не могу поклясться, что у меня не будет плохих дней, но обещаю, что буду сражаться за каждый хороший. Я буду бороться ради тебя, Магнит. Точно так же, как ты боролась ради меня.

– Брукс, ты был рядом со мной двадцать лет. Думаю, несколько тяжелых дней я в состоянии пережить, – она засмеялась, и я влюбился в этот звук. – Кроме того, ты видел мою темную сторону. Было бы справедливо, чтобы я познакомилась с твоей.

– Твой голос, Мэгги… думаю, ты вряд ли догадываешься, что он делает со мной.

Она снова рассмеялась, и я почувствовал, как еще сильнее влюбляюсь в нее.

– Мне всегда было интересно, как будет звучать мой голос. Тебе он нравится?

– Нравится? Да я влюблен в него!

– Он не слишком… – она поерзала на своем месте и сморщила нос, – скрипучий? Или детский?

Мэгги сделала тембр голоса неестественно низким.

– Ночью я стояла перед зеркалом и репетировала соблазнительный тон. Тебе нравится?

Я не мог удержаться от смеха.

– Нравится или нет? – проговорила она, сильно понизив голос и предельно напрягая связки. – Ты находишь этот голос сексуальным. И определенно хочешь меня трахнуть.

– Честно говоря, да. Но этот голос не используй. Ты звучишь так, словно выкуриваешь по пятьдесят пачек сигарет в день.

Она хихикнула и толкнула меня в плечо. Мы смеялись и разговаривали, как будто общение друг с другом без доски для записей было для нас в порядке вещей. Это было так легко. Честно говоря, если бы я мог спокойно сидеть и слушать ее голос всю оставшуюся жизнь, то был бы счастлив.

Когда солнце начало подниматься, Мэгги придвинулась ближе ко мне.

– Ты сегодня в порядке, Брукс? – прошептала она, посылая озноб по моему позвоночнику, ведь этот самый вопрос я сам задавал ей почти каждый день ее сознательной жизни.

Я дважды сжал ее руку. Да.

Больше мы не произнесли ни слова.

За пять минут до того, как она села рядом со мной на причале, я был полностью потерян.

После пяти минут, проведенных рядом с ней, я начал вспоминать дорогу домой.

***

Мэгги по-прежнему металась и ворочалась по ночам. Не так часто, как раньше, но все же были ночи, когда тьма снова окутывала ее.

Однажды ночью, когда мы спали рядом, я проснулся от ее испуганных криков. Она что-то бормотала сама себе, а тело было мокрым от пота. Я не стал будить ее, потому что знал: нет ничего хуже, чем быть вырванным из ночного кошмара, пока он еще не готов отступить. Я ждал, когда она вернется ко мне.

Мэгги проснулась, задыхаясь, и открыла глаза. Я был рядом, чтобы успокоить ее. На мгновение она подняла руки к шее, но потом сама сделала глубокий вдох и выдох, чтобы успокоиться. Кажется, с годами она научилась лучше справляться со своей паникой.

– Ты в порядке, – заверил я ее. – Я здесь.

Мэгги села и заправила за уши пряди волос.

– По шкале от одного до десяти, насколько плохо? – спросил я.

– Восемь.

Я поцеловал ее в лоб.

– Это я разбудила тебя? – спросила она.

– Нет.

– Врунишка, – Мэгги улыбнулась и, нервозно скинув с себя одеяло, подтянула колени к груди.

Я видел, что часть ее разума была все еще во власти ночного кошмара.

– Скажи, может, тебе что-нибудь нужно? Скажи, что мне сделать.

– Просто обними меня, – ответила она и закрыла глаза.

Я придвинулся ближе, обхватил ее руками, опустил подбородок ей на макушку и крепко прижал к себе. Губами коснулся ее лба нежным поцелуем, потом опустился ниже и ласково собрал слезы, а затем переместился ко рту и наблюдал за каждым ее вдохом и выдохом. Закрыв глаза, я слегка коснулся губами ее губ. Она коснулась моих в ответ. Ее дыхание стало моим. Мое дыхание стало принадлежать ей.

– Ты в порядке сегодня, – заверил я ее. И если не прямо сейчас, то к утру точно будет. В любом случае, я буду рядом с ней.

Она прижалась губами к моим и опустила ладони мне на грудь. Лизнув языком ее нижнюю губу, я нежно втянул ее в рот.

– У меня тоже был кошмар, – сказал я. – Я чувствовал, что тону.

– Ты хочешь поговорить об этом? – прошептала она.

Я закрыл глаза и увидел воду. Почувствовал ее. Она ощущалась такой реальной, такой холодной, такой близкой. Но потом Мэгги поцеловала меня в губы, напоминая, что я не должен тонуть в одиночестве.

– Да, – ответил я.

– Расскажи мне, на что это похоже, – сказала она, ее голос был наполнен заботой. – Скажи, что ты чувствовал в воде.

– Панику. Все происходило очень быстро, но в моем восприятии это было похоже на замедленную съемку. Пока я пытался вернуться в лодку, в моем сознании произошел какой-то переворот, – сказал я.

Переместившись губами к шраму на моей шее, а потом нежно поцеловав его, Мэгги двинулась дальше, к ключице.

– После первого удара винта я был уверен, что это все. Я знал, что умру. Сейчас, мне кажется, это звучит несколько драматично…

Мэгги прервала меня:

– Здесь нет ничего драматичного.

– А теперь… меня мучают кошмары, и возникает ощущение, что все это происходит снова. Я чувствую холодную воду. Чувствую лопасти винта, режущие кожу. И просыпаюсь, ожидая увидеть себя истекающим кровью, – я поднял руку и уставился на свою покалеченную кисть.

Она коснулась губами моей левой руки, и по мере приближения к кисти я напрягался все сильнее.

– Что ты чувствуешь? – спросила Мэгги, целуя мое предплечье.

– До сих пор возникают фантомные боли. Кажется, что кто-то зажимает пальцы в тиски и прижимает к ним паяльную лампу. Хотя, это довольно быстро проходит. Когда я мерзну, рука становится фиолетовой. Ненавижу эти шрамы. Они постоянно напоминают мне о том, что произошло.

– У каждого есть шрамы. Просто некоторые люди умело скрывают их.

Я улыбнулся и поцеловал ее в лоб.

– Честно говоря, я считаю, что самое ужасное во всем этом – бояться и оглядываться назад.

Ее взгляд потяжелел.

– Да, я понимаю, что ты имеешь в виду, – Мэгги села ровно и прикусила нижнюю губу. – Ничего, если я тоже расскажу о своих шрамах?

– Конечно.

В голосе Мэгги слышался страх. Я видел в ее глазах, что ей страшно от одной мысли рассказать вслух о том, что произошло тогда, много лет назад, в лесу. Я понимал, насколько тяжело это будет для нее, но, несмотря на дрожь в голосе, она заговорила.

– Ее звали Джулия. Иногда память пытается убедить меня, что ее звали Джули, но это не так. Ее определенно звали Джулия, – начала она.

– Кого?

– Женщину, которая умерла в лесу.

Я выпрямился и насторожился.

– Ее звали Джулия, и она ушла от своего мужа, – она рассказывала мне все в мельчайших подробностях. Мэгги рассказала, как выглядел он, какого цвета были волосы у Джулии, рассказала о своей панике, о криках. Она вспоминала его запах, его прикосновения, его голос. Почти двадцать лет Мэгги снова и снова переживала этот ужас, не забывая ничего. Она не прекращала своего рассказа, несмотря на дрожь во всем теле. Мэгги продолжала рассказывать мне историю того дня, который навсегда изменил ее жизнь. Я слушал со все нарастающей злостью, и мне было страшно и обидно за нее. Я и представить себе не мог того, что ей пришлось пережить в детстве. Я не мог представить себя на ее месте. А если бы мне пришлось увидеть, как на моих глазах убивают кого-то?

– Я думала, что тоже умру, Брукс. Точно так же, как и ты думал, что твоя жизнь заканчивается, – вот, что я чувствовала. И это запросто могло бы произойти. Если бы ты упал перед лодкой, гребной винт мог бы порезать тебя насмерть. Если бы я не вырвалась от того человека, он убил бы меня.

– Как тебе удалось вырваться?

Ее глаза блеснули под трепещущими ресницами.

– Ты позвал меня по имени и этим спугнул его. Ты спас мне жизнь, Брукс.

Мы не ложились до рассвета, рассказывая о своих душевных травмах, делясь друг с другом обидами и страхами, через которые нам пришлось пройти. И пусть это было трудно, но необходимо нам обоим. Рассказывая вслух обо всех бедах, мы освобождались. Большая часть этой ночи далась нам очень тяжело. Иногда мы были вынуждены останавливаться и брать пять минут, чтобы напомнить себе, что мы живы. Тем не менее, я был благодарен за все: и за моменты тишины, и за моменты боли. Я был благодарен Мэгги за то, что она позволила мне излить ей свою душу. И благодарен за то, что она излила мне свою.

– Поцелуй меня, – попросила она.

И я выполнил ее просьбу.

Мы были двумя душами, молящими о спасении, но с каждым новым поцелуем тонули вместе. Мэгги прикусила мою нижнюю губу, и я застонал ей в рот. Она прижалась ко мне всем телом, и я крепко обнял ее – она с такой силой прижималась ко мне, словно старалась удержать. Правой рукой я сжал ее грудь и, опустив голову, начал посасывать и покусывать нежную кожу на шее Мэгги. Я так сильно хотел ее. Она вонзила ногти мне в спину, как будто старалась крепче уцепиться за саму мою жизнь.

Мэгги отстранилась и встретилась со мной взглядом.

Эти прекрасные печальные голубые глаза.

Боже, как я ненавидел эту печаль в них.

Но, Господи, как же я любил в них эту печаль.

Она напоминала мне о том, что я не одинок.

Интересно, моя печаль ей тоже видна?

Мэгги чувствует привкус боли на моих губах?

– Ложись, – попросил я.

И она исполнила мою просьбу.

Мэгги стянула с меня боксеры, а я сорвал с нее белую майку и отбросил ее в угол комнаты. Языком обвел ее сосок, и она ахнула. Я замер на секунду от звука ее голоса, но, когда она, запустив пальцы мне в волосы, притянула мою голову к своей груди, понял, что должен попробовать на вкус каждый миллиметр ее тела. Должен проникнуть в самую ее душу, чтобы помочь на время избавиться от боли, причиненной жизнью.

Утонуть.

И мы тонули. С головой погружались в глубокую скорбь, задыхаясь от боли. Мы делились ею в каждом прикосновении, а она все сильнее обрушивала на нас свои волны.

Подцепив пальцами резинку ее трусиков и потянув их вниз, я наблюдал, как они скользят по ее восхитительным бедрам. Я склонился над ее животом, нежно поцеловал его и, услышав очередной стон, поднял голову, чтобы встретить ее взгляд. Уверен, если она и хотела закрыть глаза, то не смогла – ей нужно было видеть меня, наблюдать за мной.

«Да?» – мысленно спросил я, заглядывая в ее голубые глаза.

Она кивнула один раз. Да.

Опустившись ниже, я оставил поцелуй на левом бедре Мэгги. Потом языком медленно провел влажную дорожку на правом. А потом опустился на нее и одним легким движением скользнул в ее влажное тепло. Я чувствовал, как каждый мой толчок вытесняет все наши страхи. Ощущал, как волны над нашими головами становятся все выше, сотрясая наш корабль, бросая его вверх-вниз, пока мы окончательно не потеряли себя.

В ту ночь я кое-что понял о жизни. Иногда дождь приятнее солнца. Иногда боль важнее исцеления. И иногда разбросанные осколки красивее целой картины.

Мы занимались любовью в темноте. Грязно. Грубо. Открывая друг друга с такой стороны, о существовании которой даже не подозревали. В ту ночь мы отдались во власть тьмы. Но, заблудившись в ней, почему-то чувствовали себя еще ближе к дому.

С приближением рассвета наши поцелуи трансформировались во что-то большее. С каждым поцелуем, с каждым толчком, с каждым стоном мы чувствовали, как волны отступают. Мэгги ни разу не отвела от меня взгляда, пока я входил в нее снова, и снова. Мне нравилось ощущать себя внутри нее, я любил ее шепот, любил то, как она любила меня. И я любил ее так же. Став якорями друг для друга, мы слились воедино и нашли свой путь к берегу.

Когда солнечные лучи проникли сквозь шторы и за окном запели птицы, мы, не размыкая объятий, продолжили любить друг друга при свете.

Глава 38

Мэгги

Шерил: Ты можешь вернуться домой? Мне нужна твоя помощь.

Стоя в ванной после душа, завернутая в полотенце, я уставилась на текст сообщения от моей сестры. После бурной ночи с Бруксом я была еще полусонная. Рассказать ему о том, что со мной случилось, было, наверное, самым трудным из всего, что я когда-либо делала. Но… это было и самым лучшим моим поступком. Такое ощущение, что цепи, сковывавшие мою душу, пали.

– Брукс! – крикнула я. – Кажется, нам нужно ехать домой.

Ответа не последовало.

Прижимая к себе полотенце, я обошла весь дом, и, нигде не обнаружив Брукса, вышла на крыльцо. Теплые солнечные лучи поцеловали мою кожу. Бросив взгляд в сторону озера, я не просто увидела его. Я услышала его. Брукс стоял в лодке посреди озера и пел. Он пел под лучами солнца!

К моменту его возвращения я уже оделась и упаковала свои сумки.

– Все в порядке? – спросил он.

– Да. Просто Шерил сообщила, что родители нуждаются во мне. Ты сможешь отвезти меня? – я поморщилась. – Понимаю, ты, скорее всего, еще не готов вернуться. Но я просто должна удостовериться, что там все в порядке.

– Конечно. Я иду собирать вещи.

– Ты возвращаешься вместе со мной?

– Я только что вернул тебя, Мэгги Мэй Райли, и больше никогда не отпущу, – сказал он, обнимая меня. – Кроме того, мне нужно было вернуть эту лодку уже давным-давно, а значит, должен за ее прокат столько денег, что боюсь даже представить.

Я хихикнула.

Мы погрузили все в машину, зацепили прицеп с лодкой и направились к дому. Я знала – Брукс не готов пока принимать то, что связано с музыкой. Он терпеливо ждал, пока я обрету свой голос, и я, в свою очередь, наберусь терпения и буду ждать, когда он обретет свой. И у него получится. Я знаю, он сможет. Сегодня был знаковый момент – я увидела его на лодке. Брукс медленно, но уверенно, находит путь к себе.

– Думаю, мне лучше подождать здесь, – сказал Брукс, подъезжая к нашему дому. – Я не хочу мешать.

Я наклонилась и поцеловала его в щеку.

– Ты уверен?

– Да. Иди, помоги своей маме. Я останусь здесь.

Я кивнула и, сказав, что не задержу его долго, вышла из машины. Навстречу мне уже спешила Шерил.

– О, Господи! Почему так долго? Я написала тебе целых четыре часа назад! – простонала она.

Я усмехнулась и подошла к своей сестре – она смотрела на меня трагическим взглядом.

– Дорога от коттеджа занимает четыре часа.

– Я знаю, но это не значит… – она замерла и прижала руки к груди. – Прошу прощения. Постой-ка. Давай сначала. Ты только что… – она скрестила руки на груди, потом опустила их, затем снова скрестила. – Ты только что говорила?

Я кивнула.

– Да. Решила попробовать что-то новенькое.

– О, Господи! – она прижала ладони ко рту. Шерил схватила меня за плечи и расплакалась. – Будь я проклята! Моя сестра говорит! – закричала она и, схватив меня за руки, закружила и сжала в своих объятиях. – Ох, черт возьми! Мама сойдет с ума! Это потрясающе! Ей понадобится моя поддержка.

– Что с ней случилось?

– Понимаешь, каждую ночь она плачет, а ест только мороженое, словно это единственный продукт, известный человечеству.

– Она так сильно по нему тоскует?

– Сильнее, чем ты думаешь. Плюс, папа тоже в жутком состоянии. Впервые за долгие годы не мы с тобой являемся источником семейных проблем, – она подмигнула и снова расплакалась. – Мэгги. Ты разговариваешь.

Мы довольно долго стояли, обнявшись перед крыльцом, а когда, наконец, разомкнули объятия, Шерил заметила Брукса.

– Эй, незнакомец, это ты в ответе за то, что моя сестра заговорила?

Он опустил стекло и крикнул:

– Точно. Она, вроде как, сильно разозлилась, и ее прорвало.

Шерил рассмеялась.

– Брукс, спасибо, что так сильно довел мою сестру.

– Всегда пожалуйста, Шерил. В любое время.

Когда мы вошли в дом, мама сидела на диване в гостиной и смотрела телевизор.

– Мэгги Мэй, – удивленно произнесла она, поднимаясь с дивана и подходя ко мне, чтобы обнять. Ее волосы были в полном беспорядке, и, готова поклясться, подбородок был испачкан шоколадом. – Я скучала по тебе.

– Я тоже скучала по тебе, мама.

Услышав мой голос, она отшатнулась. Я подарила ей легкую улыбку.

– Знаю. Видимо, сегодня это будет основная реакция окружающих.

– Нет. Ну вот! Как? Что? – она буквально задыхалась. – О, Господи, Мэгги Мэй! – она держала меня в своих объятиях и не отпускала. – Я не понимаю! – изумленно воскликнула она. – Что повлияло?

– Время.

– О, Боже мой! – ее руки дрожали. – Мы должны сообщить Эрику. Нужно позвонить ему. Он должен прийти. О, мой Бог. Ради такого он должен быть здесь, – она начала метаться по дому. – Не могу поверить, что он пропустит это.

– Надо сделать ему сюрприз, – предложила Шерил. – Вроде как просто пригласить на обед, – она подмигнула мне. Шерил собиралась убить двух зайцев: папа сможет услышать мой голос, а заодно родители снова окажутся вместе под одной крышей.

– Это… – мама прищурилась, – это действительно отличная идея! Я закажу китайской еды. Шерил! Позвони отцу и скажи, чтобы он пришел, потому что у тебя для него есть большие новости!

– Уже! – сказала Шерил, выбегая из комнаты за своим мобильником.

– И, Мэгги, скажи Бруксу, пусть заходит. Нечего ему столько времени торчать в машине. А еще… – она подошла и обхватила мое лицо ладонями. Тяжелый вздох сорвался с ее губ. – У тебя прекрасный, потрясающий голос. Он всегда был таким, и я сожалею, что так долго не слышала его, – она поцеловала меня в лоб и заторопилась накрывать на стол.

Когда пришел папа, он удивился, увидев здесь меня и Брукса, но выглядел довольным. Мы все вместе сели обедать. Мама слишком нервничала, чтобы взглянуть на папу, да он и сам почти не смотрел в ее сторону. Большую часть времени говорила Шерил – спасибо ей за это.

– Мэгги Мэй, ты не передашь мне яичные роллы? – спросил папа.

Мама подняла на меня взгляд и кивнула.

Я прочистила горло, взяла тарелку с роллами и протянула ее папе.

– Вот, папочка, пожалуйста.

– Спасибо, милая… – он резко замолчал. Повернулся ко мне, и наши взгляды встретились. Полным недоверия голосом он произнес: – Нет.

Я кивнула и дважды стукнула по столу.

– Да.

– О… о, мой… – он прижал руки к груди, и из глаз его потекли слезы. Папа снял очки и прижал ладони ко рту. Если из его глаз слезы капали, то по маминым щекам они лились ручьями. Папа встал, и я следом за ним. Подойдя ко мне, он заправил мне за уши пряди волос и так же, как мама, обхватив ладонями мое лицо, попросил: – Скажи что-нибудь еще, – у него вырвался нервный смешок, – все, что угодно. Скажи все, что хочешь. Абсолютно все. Скажи мне слово «ничего». Хоть что-нибудь. Просто что-нибудь еще.

Я обхватила ладонями папино лицо, повторяя его жест, и прошептала слова, которые всегда хотела сказать единственному человеку, любившему меня всей душой:

– Биение наших сердец заставляет планету вертеться.

***

Мы всей семьей просидели до поздней ночи: разговаривали, смеялись, плакали. По их просьбам я должна была произносить вслух чуть ли не каждое слово из словаря. Мы связались по скайпу с Келвином, который находился в Нью-Йорке по каким-то делам. Когда он увидел улыбающегося Брукса, когда услышал, что я снова могу говорить, то тоже расплакался. На протяжении всего вечера было очень много моментов, когда мама и папа вместе смеялись: вроде бы вместе, но в то же время словно раздельно. Они даже не разговаривали друг с другом. Хотя я замечала, как дрожали их губы, как они украдкой поглядывали друг на друга. Я видела любовь, все еще живущую в их сердцах.

– Ну что же, – сказал папа около часа ночи. – Пожалуй, мне пора.

Он встал, и я взглянула на маму, умоляя ее сказать хоть что-нибудь. Но она молчала. И молча смотрела, как ее любовь уходит снова.

– Что это было? – спросила я ее. – Ты должна идти за ним!

– Что? Нет. Мы расстались. Каждый из нас получил то, чего хотел.

– Ложь! – выкрикнула Шерил. – Вранье! Мама, когда ты в последний раз принимала душ?

Мама замолчала, действительно вспоминая свой последний визит в ванную

– Я мылась! – уверенно заявила она.

– Да, – фыркнула Шерил. – Вместе с мороженым «Бен и Джерри». (Примеч.: Ben&Jerry`s – американская компания по производству мороженого).

– Твой отец счастлив. Во всяком случае, выглядит счастливым.

Я бросила на нее многозначительный взгляд. Естественно, он несчастен. Часть его сердца все еще бьется в ее груди. Как можно быть счастливым, когда у тебя нет половины души?

– Ты должна позвонить ему.

Ее глаза наполнились слезами, и она вымученно мне улыбнулась.

– О, нет. Нет. Я не могу. Я… – ее голос дрогнул, и она всплеснула руками. – Я даже не знаю, что сказать.

– Тебе его не хватает?

Она заплакала, слезы заструились по ее щекам.

– Так сильно, что словами не передать.

– Тогда скажи ему.

– Я не знаю как. Я не знаю ни что сказать, ни как это сделать.

Я подошла к ней и вытерла ее слезы.

– Пойдем. Брукс отвезет нас к папиной квартиры. По пути я помогу тебе подобрать нужные слова. Ты можешь сесть на переднее сиденье.

Она задрожала всем телом, и я, прижав ее к себе, крепко обняла. Но стоило нам приблизиться к холлу, мама застыла на месте.

– Я не могу.

– Ты можешь. Поступим следующим образом. Мы выйдем из дома и пойдем к машине. Когда беспокойные мысли и сомнения начнут одолевать тебя, ты должна продолжать идти, хорошо? Даже если тебе будет страшно, продолжай идти. А когда голос сомнения станет громче, беги. Ты должна бежать, мама. Бежать, пока не окажешься в его объятиях.

– Почему ты помогаешь мне? Мэгги Мэй, я ужасно к тебе относилась. Все эти годы я не позволяла тебе жить своей жизнью. Почему ты так мне помогаешь? Почему ты так великодушна?

Я прикусила нижнюю губу.

– Когда я была маленькая, одна женщина всегда говорила мне, что семья – это значит поддерживать друг друга несмотря ни на что, даже в трудные дни. Особенно в трудные дни.

Она сделала глубокий вдох.

– Тебе страшно? – спросила я.

– Да.

– Ладно, – кивнула я. – Тогда пойдем.

Только когда мы добрались до машины и Брукс помог маме устроиться на пассажирском сиденье, она выдохнула.

– Спасибо, что согласился подвезти, Брукс, – сказала она ему с легкой улыбкой.

– В любое время, – Брукс улыбнулся в ответ и взял маму за руку. – Вы в порядке сегодня, миссис Райли?

Она дважды сжала его руку.

Молчаливый, но содержательный ответ.

Да.

Когда мы подъехали к папиному дому, я вытащила свою доску и начала писать. Брукс въехал на стоянку и припарковал машину. Я вышла, держа в руках доску, а мама последовала за мной.

– Подожди, Мэгги. Ты не сказала, что мне ему говорить, – она дрожала всем телом от волнения, паники и беспокойства за то, что мужчина, которого она любит, может больше ее не любить. – Я не знаю, что мне делать.

Я повернула к ней доску. Прочитав написанное на ней, мама перестала дрожать. Ее словно накрыло волной спокойствия, и она облегченно выдохнула.

– Хорошо, – сказала она. – Хорошо.

Мама подошла к двери, нажала на звонок около номера папиной квартиры и терпеливо ждала, пока он спустится вниз. Я забралась на пассажирское сиденье машины и закрыла дверь. Брукс наклонился вперед, чтобы видеть, что происходит между моими родителями. Когда папа открыл дверь, я ясно увидела это – любовь не подчиняется приказам. Сняв очки, он передвинул их на темя, но не произнес ни слова. Мама тоже. Когда настал момент, и мама перевернула доску, чтобы папа мог прочесть, его глаза увлажнились, и он прикусил зубами сжатые в кулак пальцы. Из его глаз потекли слезы, и он притянул маму в свои крепкие объятия. Доска упала на землю, и они еще крепче прижались друг к другу. Их тела слились воедино. А потом они поцеловались. В их поцелуе была торопливость и радость, тоска и воссоединение. Он был таким настоящим. И если поцелуи способны излечивать разбитые сердца, то я верю, что осколки сердец моих родителей медленно склеивались.

– Вау, – прошептал Брукс.

Да уж, вау.

– Видимо, теперь мы можем уехать, – сказала я.

Выехав со стоянки, он спросил:

– Что было написано на доске?

Я снова взглянула на своих родителей, которые по-прежнему крепко обнимали друг друга и покачивались из стороны в сторону. Мои губы приоткрылись, и я, улыбнувшись их любви, ответила:

– Потанцуй со мной.

***

Мы поехали обратно домой, чтобы рассказать Шерил о том, как все прошло. Она вздохнула с облегчением.

– Хорошо. Отлично, – поблагодарила она меня за помощь.

Мы с Бруксом отправились в мою спальню и, как раньше, легли на кровать, свесив ноги.

– Они действительно любят друг друга, – сказал Брукс, глядя в потолок. – После всего, через что им пришлось пройти, их любовь все еще жива.

– Да, и это прекрасно.

– Мэгги Мэй?

– Да?

– Как ты смотришь на то, чтобы немного послушать музыку?

Его вопрос такой простой, но невероятно значимый.

– Да, конечно.

Он встал, взял наушники с моего стола и подключил их к своему телефону.

– Что ты хотела бы послушать? – спросил Брукс, укладываясь рядом.

– Что-нибудь. Не имеет значения.

Он настроил произвольное воспроизведение, и мы слушали все подряд.

– Я пел сегодня, – сказал он. Мы слушали музыку уже около часа. – На озере. Сегодня утром я вышел на озеро, чтобы петь.

– Да? – спросила я, притворяясь удивленной.

– Да. Я понимаю, что придется изрядно потрудиться, но, думаю, что с моим голосом будет все в порядке. Может быть, я смогу вернуться в группу просто вокалистом.

– Конечно, Брукс, они будут рады этому. Ты же заметил сегодня реакцию Келвина, когда он увидел тебя? Все они хотят только одного: чтобы ты вернулся. И я говорю не только о музыке. Я говорю о возвращении к ним. Они твои лучшие друзья и просто хотят, чтобы у тебя все было хорошо. Ты должен позвонить им.

Он кивнул.

– Позвоню. Понимаешь, меня больше волнуют фанаты. Ведь многие из них купились на сплетни. Они считают меня кем-то вроде зажравшегося бездельника.

– Брось, Брукс. Любой, кто встречался с тобой и по-настоящему тебя знает, поймет, что все эти слухи лживые. На каждый комментарий негативный, есть тысячи положительных. Люди просто хотят, чтобы ты восстановился и вернулся к ним. Поверь мне. Я тоже читала комментарии.

Он улыбнулся и поцеловал меня.

– Спасибо тебе.

– Я счастлива, что ты пел сегодня.

– Да. Без гитары было тяжело. Думаю, когда я вернусь к парням, они смогут играть за меня, и мне будет легче чувствовать мелодию.

Я села и покачала головой.

– Тебе не нужно ждать. Я сама могу это сделать, – я быстро подошла к стоящей в углу гитаре и взяла ее в руки. – Я играю вашу музыку, парни, с тех пор, как ты научил меня.

Мы играли до самого утра, пока не начало вставать солнце. Он спел свои лучшие песни, а их у него достаточно много. Когда стало ясно, что ни у кого из нас больше нет сил держать глаза открытыми, мы отложили гитару и легли в постель. Моя голова покоилась у него на груди, и Брукс крепко прижимал меня к себе.

– Я люблю тебя, – прошептал он, когда я уже начала погружаться в сон. – Я люблю тебя. Очень-очень.

Что может быть более фантастическим, чем возможность сказать ему эти же слова вслух?

Глава 39

Мэгги

Следующим утром мы вместе с Бруксом поехали возвращать взятую им напрокат лодку. Всю дорогу мы играли в «угадайку», пытаясь прикинуть, сколько денег с него сдерут за то, что он так долго ее не возвращал. Все догадки сводились к одному – целое состояние.

– Вот что я подумал. Вероятно, мне пора начинать заниматься с педагогом по вокалу и предпринять какие-то реальные шаги для скорейшего восстановления. Это может означать, что на некоторое время я должен буду уехать в Лос-Анджелес. Нужно встретиться с парнями и начать работать над возвращением в любимое дело. Я знаю, что ты учишься…

– Дистанционно, – прервала я его. – Я могу продолжать учиться из любой точки мира, а если потребуется, у меня есть возможность в любое время вернуться домой.

– Ты поедешь со мной? – спросил Брукс удивленно.

Я взяла его за руку и дважды сжала ее. Он облегченно вздохнул.

– Это делает меня счастливым. С тобой мне легче, понимаешь? Все легче.

Мы подъехали к лодочному магазину Джеймса, и я не смогла сдержать улыбку при виде лающего на крыльце пса. Мы поднялись по ступенькам, и я, подойдя к собаке, ласково потрепала его за ухом. Он перестал лаять. Хороший мальчик.

– Я был здесь несколько раз, но никогда не видел его таким тихим, – шутливо сказал Брукс.

При входе в магазин нас встретил мужчина – с виду наш ровесник или, возможно, чуть старше тридцати.

– Эй, Брукс, рад видеть тебя снова, – сказал он, подходя к Бруксу и хлопая его по спине. – Даже не думал, что мы увидимся, – добавил парень и протянул мне руку. – Я Майкл. Управляю этим магазином на пару с отцом.

Я пожала его руку.

– Приятно познакомиться. Я Мэгги.

– Отец сказал, что ты можешь пока прогуляться по доку и посмотреть некоторые лодки. Он сейчас заканчивает телефонный разговор. И, если тебе удобно, он может встретиться с тобой там.

– Конечно, все в порядке. Спасибо, Майкл, – сказал Брукс.

Взявшись за руки, мы обошли магазин и в ожидании встали на причале, разглядывая лодки.

– Ты волнуешься? – спросила я. – Находясь рядом с лодками? Может, нам лучше подождать возле магазина?

Он покачал головой.

– Нет. Сильнее всего это беспокоит меня в снах. Я в порядке.

– Хорошо, – я взглянула на наши руки и усмехнулась. – Странно, да? Мы вдвоем, держимся за руки и не дома. Мы вместе и свободны.

Брукс притянул меня к себе и потерся носом о мой нос.

– Это восхитительно, не так ли?

Больше, чем он мог себе представить. Я так долго мечтала об этом дне.

Дверь магазина распахнулась, и из него вышел пожилой мужчина с сигаретой.

– Черт побери, Уилсон! Заткнись! Ш-ш-ш-ш! Ш-ш-ш-ш! Сумасшедшая псина!

Мое тело напряглось. Брукс, прищурившись, посмотрел на меня.

– Ты в порядке?

Ш-ш-ш-ш… Ш-ш-ш-ш…

Я кивнула.

– Да, в порядке. Прости, иногда у меня бывают всплески…

Наморщив лоб и сдвинув брови, он внимательно всматривался в меня.

Я выдавила из себя улыбку.

– Со мной все хорошо. Правда.

– Ладно, – недоверчиво сказал он.

Мужчина направился в нашу сторону, и я, обняв Брукса за талию, крепче прижалась к нему. Чем ближе подходил мужчина, тем сильнее становилось мое внутреннее напряжение. Остановившись на полпути, он затоптал окурок и помахал нам.

– Привет! Извините, что заставил ждать. Долгий телефонный разговор. Ну, бизнес и все такое, понимаете? Как насчет того, чтобы вы двое проследовали за мной, и мы оформили все документы в офисе?

Мы направились в его сторону, а когда подошли, он протянул мне руку.

– Привет, я Джеймс. Приятно познакомиться.

Я пожала его руку, и запах табака заполнил мои ноздри. У меня возникло подсознательное ощущение тревоги. Он привел нас в свой кабинет и закрыл дверь. Уилсон по-прежнему лаял, и Джеймс снова прикрикнул на него:

– Ш-ш-ш-ш, Уилсон! Заткнись! – он потер ладонями виски и извинился. – За столько лет эта собака никак не может заткнуться. Ну и ладно, – он плюхнулся на стул и сухо улыбнулся Бруксу. – Хотелось бы, чтобы наша встреча происходила при более приятных обстоятельствах. Я сожалею о том, что с тобой случилось. Ужасно, когда происходят такие трагедии.

Он закатал рукава, и мой взгляд приковали татуировки на его предплечьях. Воздух в комнате стал густым, и я готова была поклясться, что стены начали сжиматься вокруг меня. Он протянул руку и взял два кусочка черной лакрицы.

Голова кружилась. Все сильнее и сильнее. Я чувствовала, как он держит меня. Чувствовала его руки, сжимающие мою шею. Его губы возле моего уха. Его тело на мне.

Я резко отодвинула стул и нервно вскочила.

– Нет… – пробормотала я и попятилась от его стола. – Нет…

Джеймс, прищурившись, внимательно смотрел на меня.

– Хм, ты в порядке? – она перевел взгляд на Брукса. – С ней все хорошо?

Брукс встал и направился ко мне.

– Мэгги, что?

Чем ближе он подходил, тем сильнее дрожало мое тело. Я закрыла глаза и покачала головой. Нет. Нет.

Я не только видела, но и чувствовала его. Я чувствовала его лицо, склоненное над моим. Ощущала его кожу, его губы…

– Мэгги, все хорошо, – сказал Брукс успокаивающим тоном. – У тебя просто паническая атака. Все хорошо. Все в порядке.

– Нет! – выкрикнула я, открыв глаза. – Нет, все совсем не в порядке. Совсем не хорошо. Это… – я почувствовала тошноту. Меня сейчас вырвет. Я понимала, что меня сейчас вырвет. За одну секунду мое прошлое и настоящее столкнулись друг с другом, и я прикрыла глаза.

…он не один. С ним еще кто-то. Девушка. Она продолжает говорить ему «нет», объясняя, что больше не может быть с ним, а ему это не нравится.

– У нас своя жизнь, Джулия. Мы семья.

Я моргнула.

Брукс приблизился ко мне, его взгляд был полон беспокойства.

– Мэгги, поговори со мной.

Джеймс тоже встал и, пригладив пальцами волосы, направился ко мне.

Я моргнула.

Он закричал на нее, его голос сорвался:

– Чертова шлюха, – рявкнул он и сильно ударил ее по лицу. Она пошатнулась, всхлипнула и прижала ладонь к щеке. – Я дал тебе все. Мы жили вместе. Я просто должен был заниматься бизнесом. Нам нужно было встать на ноги. А как насчет нашего сына? Как насчет нашей семьи?

Я моргнула.

Уилсон снова залаял, и Джеймс снова и снова шипел, пытаясь утихомирить собаку.

– Майкл, заставь заткнуться это чертову псину! – его взгляд переместился ко мне. Он не сводил с меня глаз.

– Не смотри на меня, – прошептала я.

Я моргнула.

Я обхватила себя руками, в голове все закружилось. Ломая ветки, попадавшие мне под шлепанцы, я попятилась назад и врезалась спиной в ствол ближайшего дерева. В этот момент темно-шоколадный взгляд дьявола наткнулся на мою фигуру.

Я моргнула.

В комнату вошел Майкл. При виде меня он нахмурился. Он казался смущенным. Все были сбиты с толку, все кричали. Они старались перекричать друг друга, пытаясь понять, что со мной происходит. Я сама не понимала, что со мной творится.

– С нее пот льет ручьями. Она сейчас потеряет сознание.

Горло сдавило. Он душил меня. Дьявол был в нескольких сантиметрах от меня, и я ощущала его хватку вокруг моей шеи.

Я моргнула.

Он опустил руку мне на шею, сдавливая горло. Дышать становилось все труднее и труднее. Он плакал. Сильно плакал. Плакал и извинялся. Просил прощения за то, что делал мне больно. Извинялся за то, что сдавливал пальцами мое горло, и каждый следующий вдох давался мне все сложнее. Он говорил мне, что любит ее. Сказал, что любовь сделала его таким. Обещал, что никогда больше не причинит ей боли. Клялся никогда больше не обижать женщину, которую уже убил.

Я моргнула.

Ощутив кожей прикосновение Джеймса, я оттолкнула его руку.

– Нет! – я отшатнулась в угол комнаты. – Не трогай меня! – закрыв ладонями уши, я сползла вниз по стене. – Ты это сделал! Ты это сделал! – выкрикивала я. Горло горело, сердце готово было выскочить из груди. – Ты это сделал!

Я моргнула.

– Тебе не следовало находиться здесь, но ты здесь, – проговорил он, склоняясь над моим лицом. – Мне жаль. Прости, – от него пахло табаком и лакрицей, а на предплечье была большая татуировка в виде двух молитвенно сложенных рук с чьим-то именем под ними. – Как ты здесь оказалась? – спросил он.

Ш-ш-ш-ш…

Ш-ш-ш-ш…

Я чувствовала себя грязной.

Чувствовала себя использованной.

Пойманной в ловушку.

Видит ли Брукс? Заметил ли он татуировку? Почувствовал ли он запах табака и лакрицы?

Я моргнула.

Закрыла глаза.

Я не хотела чувствовать. Не хотела существовать. Не хотела больше моргать. Я крепче закрыла глаза. Мне не хотелось видеть, но я все-таки видела. Я видела его. Ощущала его. Он по-прежнему был частью меня.

Все померкло.

Все превратилось в тень.

Все погрузилось во мрак.

А потом… я закричала:

– Ты убил ее! Ты убил ее! Ты убил Джулию!

Глава 40

Брукс

В воздухе повисла тишина. Сидя в углу, Мэгги дрожала всем телом и не могла перестать плакать. Майкл смотрел на отца, а взгляд Джеймса был прикован к Мэгги.

– Что ты сейчас сказала? – ошеломленно спросил Майкл.

Ладони Мэгги Мэй были прижаты к ушам, и я почти физически ощущал ее страх. Ее губы приоткрылись, она хотела что-то сказать, но звука не последовало.

– Послушайте, я не понимаю, что происходит, но будет лучше, если вы оба уйдете, – тяжело вздохнув, сказал Джеймс. Он подошел к Мэгги и взял ее за руку, чтобы поднять с пола.

Она еще сильнее затряслась и, съежившись в углу, вскрикнула:

– Нет! Пожалуйста, не надо!

Я поспешил к ней и слегка оттолкнул Джеймса в сторону.

– Отойди, пожалуйста.

– Что происходит? – спросил Майкл, наморщив лоб. – Что с ней случилось? Может, мне позвать на помощь?

– Нет, – сказал Джеймс. – Думаю, лучше всего будет, если они просто уйдут. Скорее всего, у нее какое-то умственное расстройство.

– Это не умственное расстройство, – огрызнулся я. – Она просто… – я замолчал и переключил свое внимание на Мэгги. – Мэгги. Что случилось?

– Он убил ее, – сказала она. – Это тот самый, из леса.

Я повернулся к Джеймсу и увидел мелькнувший в его глазах страх.

– Она утонула в Харпер-Крик. Я видела ее. Я видела, как ты утопил ее, – закричала Мэгги.

– Девочка, ты сама не понимаешь, что говоришь. Так что тебе лучше замолчать.

– Ты убил свою жену, – поднимаясь с пола, сказала Мэгги. – Я видела тебя. Я была там.

– Папа? – прошептал дрожащим голосом Майкл. – О чем она говорит?

– Будь я проклят, если понимаю. Она явно бредит. Ей нужно обследоваться. Прости, Брукс, но я хочу, чтобы вы ушли. Я не знаю, чем вызвана ее паника, но ты должен помочь этой девушке. Я даже снимаю все свои претензии по поводу задержки лодки. Просто помоги девушке.

– Признайся, – сказала Мэгги, с каждой секундой чувствуя себя увереннее. – Скажи правду. Признайся сыну в том, что ты сделал.

Джеймс подошел к своему столу и сел на стул. Подняв трубку телефона, он помахал ею в воздухе.

– С меня хватит. Я звоню в полицию. Ситуация выходит из-под контроля.

Мэгги просто молча скрестила руки на груди. Несмотря на дрожь во всем теле, она не сдавалась.

– Хорошо. Звони. Если ты не совершал того, в чем, я уверена, виноват, набирай девять-один-один.

Рука Джеймса задрожала, а глаза Майкла округлились от ужаса.

– Папа, позвони им. Набери номер.

Джеймс медленно опустил телефон на стол. Майкл практически рухнул на пол.

– Нет… Нет…

Джеймс ошеломленно посмотрел на Мэгги. Судя по взгляду, он признал свое поражение.

– Как? Откуда ты узнала?

– Я та самая маленькая девочка, которая все видела.

– Боже мой! – воскликнул Джеймс, прижимая ладони к глазам. – Это был несчастный случай. Несчастный случай. Я не хотел…

– Нет… – продолжал качать головой Майкл. – Нет, мама бросила нас. Помнишь? Она сбежала с другим мужчиной. Ты так сказал мне. Ты поклялся, что так и было.

– Она так и сделала. Ну, она собиралась. Она собиралась бросить нас, Майкл. Я узнал, что она собирается уйти. Я обнаружил в ее телефоне звонки от какого-то парня, а она просто отмахнулась от меня. Мы начали драться, и она убежала в лес. О, Боже мой, я не собирался этого делать. Ты должен мне верить, – он вскочил и бросился к сыну. – Майкл, ты должен мне поверить. Я любил ее. Я очень сильно любил ее.

Я встал перед Мэгги, не уверенный в том, что может выкинуть Джеймс. Он производил впечатление невменяемого, расхаживая взад-вперед и беспокойно проводя пальцами по волосам. Джеймс бросился к своему столу и начал открывать ящики и вытаскивать оттуда документы.

– Пап, что ты делаешь? – ошарашенно спросил Майкл.

– Мы должны уехать, Майкл. Нам нужно ненадолго исчезнуть. Тебе и мне, хорошо? Так всегда и было: только ты и я. Мы сможем начать все сначала. Я совершил ошибку, но мне пришлось жить с этим чувством вины. Каждый день своей жизни я винил себя за то, что сделал. А теперь мы должны уехать.

– Папа, успокойся!

– Нет! – лицо Джеймса покраснело, плечи часто вздрагивали, а дыхание стало прерывистым. – Мы должны уехать, Майкл. Нам нужно… – он захлебнулся в неконтролируемых рыданиях. – Я держал ее, Майкл. Я держал ее в своих руках. Я не хотел…

Майкл подошел к отцу с поднятыми кверху ладонями.

– Все в порядке, пап. Иди сюда. Иди ко мне. Мы уедем. Уедем, – он обнял отца и прижал его к себе. – Ты в порядке, пап. У тебя все хорошо.

Джеймс продолжал плакать, уткнувшись лицом в футболку сына и бормоча что-то бессвязное. Встретившись со мной взглядом, Майкл кивнул в сторону лежащего на столе телефона и сказал:

– Позвони в полицию.

К тому моменту, как Джеймс начал понимать происходящее, было уже слишком поздно. Сын крепко держал его в своих медвежьих объятиях и не собирался позволять ему двинуться с места. Прибыли полицейские, и после некоторых объяснений касательно ситуации, Джеймс был взят под стражу. Все это время Мэгги стойко держалась: уверенно разговаривала с офицерами полиции, не теряла самообладания, не путалась в словах, только ее голос едва заметно дрожал.

Когда полицейская машина, увозившая Джеймса, уехала, у Мэгги вырвался тяжелый вздох.

– Его больше нет? – спросила она меня.

– Да. Его больше нет.

Она всем телом начала оседать вниз, но я успел подхватить ее. Я держал ее, а она все плакала и плакала, но мне было понятно, что эти слезы больше не от страха. Это были слезы ее освобождения.

После того, как события прошлого раскрылись, полиция отправила поисковую команду обследовать Харпер-Крик. И только спустя пять дней удалось обнаружить тело Джулии. Эта ужасная находка потрясла многих людей – всех жителей Харпер-Каунти. Члены семьи Мэгги, узнав, наконец, что с ней случилось, справлялись с этим так, как умели – поддержкой друг друга. Я не слишком за них беспокоился. Они преодолели темную полосу жизни и стали еще сильнее, чем раньше.

Больше всего я переживал за другого человека.

За сына, который всю свою жизнь верил в то, что мать его бросила. За сына, всю жизнь прожившего рядом с отцом, который в один миг превратился в его глазах в чудовище. У Майкла впереди был долгий путь, и я не был уверен в том, как он сможет справиться с правдой, на которую ему открыли глаза.

Я молился, чтобы он обрел душевный покой и устоял перед лицом бури.

Глава 41

Мэгги

Мне предстояло отправиться на заседание суда, но мои ноги отказывались сдвигаться с места.

На мне было черное платье, отделанное кружевом, и желтые балетки. Благодаря Шерил мои волосы были завиты, а ресницы подкручены.

– Мэгги, в суде ты должна выглядеть респектабельно. Там всегда вертятся фотографы, особенно на выходе из здания. А с учетом того, какой резонанс получила эта история, репортеры будут обязательно, – объясняла она, колдуя над моей прической.

Как только Шерил закончила работу над моей фотогеничностью, я подошла к своему большому – в полный рост – зеркалу и тупо уставилась на свое отражение. Все беспокоились за меня после того, что произошло в лодочном магазине Джеймса. Они думали, что я снова вернусь в свой страх, в свое безмолвие – и где-то были правы. После ареста Джеймса я не очень много разговаривала. Я не сказала ни слова о том, что видела тогда в лесу, хотя все и так понимали, какой это ужас: видеть, как убивают женщину и понимать, что ты следующая.

Когда меня пригласили дать показания против Джеймса, я сразу согласилась. Я понимала, насколько важную роль играю во всей этой истории. И знала, насколько важно, наконец, все рассказать. Не только ради себя, но и ради Джулии. И ради Майкла. Я была готова. Готова отправиться в здание суда. Но была одна маленькая проблема – ноги отказывались двигаться.

В дверях моей комнаты появился Брукс. На нем был темно-синий костюм и голубой галстук в клеточку. В ответ на его легкую ухмылку я широко улыбнулась. Брукс ничего не сказал, но я знала, о чем он думал.

– Я в порядке, – прошептала я и вернулась к разглаживанию складок на платье.

– Врунишка, – сказал он и, подойдя сзади, обнял меня. Мы смотрели друг на друга в зеркало. Брукс опустил подбородок на мое плечо. – Скажи мне, что это. Что происходит в твоей голове.

– Это просто… Мне сегодня придется сидеть напротив него. И я должна буду сидеть на месте, зная, что сделал этот человек, и изо всех сил сдерживать свою реакцию. Когда я видела его до этого, все происходило очень быстро. Все произошло мгновенно, но сейчас мне действительно придется встретиться с ним лицом к лицу. Ведь это из-за него я столько перенесла. Это он украл мой голос. Как мне держать себя в руках? Как я смогу стоять перед человеком, который на столько лет лишил меня голоса? Как мне попросить вернуть его обратно?

– Ты и не должна просить, – сказал Брукс. – Просто возьми. Тебе не нужно разрешение, чтобы вернуть украденное у тебя. Твоей вины тут нет. Это твой голос. И единственный способ вернуть его – это рассказать твою историю. У тебя есть голос, Мэгги Мэй. И всегда был. А теперь пришло время, чтобы его услышал весь остальной мир.

– Мы можем послушать какую-нибудь песню? – все еще волнуясь, спросила я.

– В любое время, – он достал телефон, подключил к нему наушники и протянул один мне. – Что ты хочешь послушать?

– Включи то, в чем я могла бы утонуть, – прошептала я.

И он включил мне нашу песню.

***

Я рассказала свою историю. Каждую ее часть, каждый миг, каждое болезненное мгновение. Моя семья сидела в зале и слушала. Мама рыдала. Папа тоже вытирал слезы. Шерил и Келвин ни на секунду не отводили от меня взглядов. Вряд ли я смогла бы говорить так громко без их молчаливой поддержки.

Закончив, я встретилась в коридоре со своей семьей, и они сказали, что я очень сильная, потому что смогла пройти через такие испытания. Через несколько минут двери судебного зала открылись, и оттуда вышел Майкл. Его глаза выглядели потухшими, и я отчетливо увидела это – вся тяжесть мира сейчас опустилась на его плечи. Он направился в мою сторону и улыбнулся, но его улыбка очень быстро сменилась угрюмым выражением лица. Майкл засунул руки глубоко в карманы и сказал:

– Привет. Прости, я понимаю, что, вероятнее всего, не должен говорить с тобой. Просто хотел сказать: то, что ты сейчас сделала, – это очень смело. Я даже не могу представить, через что тебе пришлось пройти в жизни. Мне очень жаль, что это случилось с тобой.

– У тебя нет причин для извинений. Ты не в ответе за ошибки отца, – сказала я ему.

Он понимающе кивнул.

– Знаю, знаю. Но все равно. У тебя была украдена жизнь. И у моей мамы… – он нервно усмехнулся. – Я думал, что она бросила нас. Всю свою жизнь я не мог ее понять и ненавидел, потому что все мои воспоминания о ней были наполнены любовью. Я всю жизнь старался понять, почему она ушла от нас, и не мог.

– Если бы у нее был выбор, она никогда не покинула бы тебя, – вмешалась мама. – Поверь, я знаю.

Майкл поблагодарил мою маму и собрался уже уйти, но я окликнула его.

– Она не мучилась, – соврала я. – Все произошло быстро, безболезненно и закончилось в течение нескольких секунд. Твоя мама не мучилась.

Казалось, после моих слов его плечи немного расслабились.

– Спасибо, Мэгги. Спасибо тебе за это.

После стольких лет молчания я поняла, насколько важными могут быть слова. Они обладали способностью не только причинять боль людям, но и исцелять, если их правильно использовать. И всю свою оставшуюся жизнь я буду стараться осторожно обращаться со словами. Они обладают властью изменять жизни.

***

На следующий день я – с чаем и сэндвичами с индейкой – отправилась домой к миссис Бун. Открыв дверь, она закатила глаза при виде меня, а потом пригласила войти перекусить.

– Я видела тебя вчера в новостях, – сказала миссис Бун. – Ты могла бы получше накраситься. Это все-таки телевидение, а не пижамная вечеринка, Мэгги.

Я усмехнулась.

– В следующий раз.

– В следующий раз… – миссис Бун вздохнула и покачала головой. – Я могла бы подумать, что это шутка, но ты и твой парень как никто умеете влипать в истории, так что не исключено, что тебя покажут по телевизору еще раз, – сказала она, делая глоток чая. – И ты ужасно выбираешь чай. Он отвратителен.

Я засмеялась.

– Теперь вы понимаете, что я чувствовала все эти годы.

Она взглянула на меня поверх чашки, и ее руки задрожали.

– Твой голос не так ужасен, как я себе представляла, – она улыбнулась и довольно кивнула. Лучший полу-комплимент от моего лучшего заклятого друга. Она взяла в руки свой сэндвич и откусила. – Я знала, что ты когда-нибудь заговоришь. Я была уверена, что у тебя получится.

Мы сидели вдвоем и говорили обо всем подряд, вместе смеялись. Это непередаваемые ощущения. Когда стало смеркаться, миссис Бун взяла свои ходунки, чтобы проводить меня до двери. Всякий раз, когда ее сиделка пыталась ей помочь, она приказывала ей проваливать. Что в переводе с языка миссис Бун означало «спасибо».

– Ну, береги себя, Мэгги Мэй. И сделай перерыв в трагических историях, ладно? Настало твое время идти вперед и жить той жизнью, которую ты заслуживаешь. С мальчиком, который ловит каждый твой взгляд. Но в любой момент не бойся сделать остановку в своих приключениях и отдохнуть за чашкой чая, – наши взгляды встретились, и она подарила мне самую теплую улыбку из всех, что я когда-либо у нее видела. – Ну, или, знаешь, просто поговорить со старым другом.

– Обязательно, – улыбнулась я. – Я люблю вас, миссис Бун.

Она закатила глаза, смахнула скатившуюся слезу и ответила:

– Да. Конечно, – что в переводе с языка миссис Бун означало «я тоже тебя люблю».

Я перешла дорогу и увидела всю свою семью. Они сидели на лужайке перед домом и смотрели на него.

– Что происходит? – спросила я, подойдя к ним.

Голова Шерил покоилась на плече Келвина, а папа обнимал маму. Я села рядом со своими братом и сестрой и подняла взгляд вверх.

– Мы прощаемся, – сказал папа.

– Что? – я покачала головой. – Вы продаете его?

Он кивнул.

– Мы все решили, что пришло время. Этот дом был для нас началом чего-то нового, он был полон смеха и любви.

– Но еще и большой боли, – сказала мама, слегка улыбнувшись. – И мы подумали, что пришло время начать все сначала. Найти новый дом, новые впечатления. Настал момент отпустить прошлое и обрести будущее.

Я не стала с ними спорить, потому что это ощущалось запоздалым решением, но все же мне было грустно при мысли о расставании с домом, который столько лет защищал меня от меня самой.

Дом был продан через пятьдесят дней после того, как его выставили на продажу. Брукс и вся их группа отправились в Лос-Анджелес, чтобы начать работу над изменением манеры игры и исполнения. Я пообещала, что мы увидимся там, как только с домом все уладится.

В последний день нашего переезда небо потемнело, и на Харпер-Каунти обрушился ливень. На нашей подъездной дорожке были припаркованы два грузовика, которые мы загружали последние несколько часов. Когда из дома была вынесена последняя коробка, я попросила родителей дать мне пару минут попрощаться.

Моя когда-то полная вещей комната опустела, лишившись своего прошлого. Прижав руку к груди, я стояла и слушала, как падающие капли дождя стучат по подоконнику. Я не знала, как начать прощаться. Боль в груди напоминала мне обо всех моментах, которые хранят эти стены. Здесь я впервые узнала, что такое семья. Здесь я впервые влюбилась. И независимо от того, куда забросит меня жизнь, этот дом из желтого кирпича навсегда останется моим домом.

Я была на грани того, чтобы расплакаться, когда услышала свои любимые шесть слов.

– Ты сегодня в порядке, Мэгги Мэй?

– Ты же должен быть в Лос-Анджелесе, – сказала я с улыбкой и повернулась, чтобы увидеть Брукса – он стоял в дверях, заложив руки за спину. Его волосы и одежда были мокрыми от дождя, а на губах сияла широченная улыбка. – Что ты здесь делаешь?

– Ну, неужели ты думала, что я пропущу прощание с домом, подарившим мне тебя? – он вошел в комнату, и, убрав руки из-за спины, показал мне доску со словами, написанными его рукой перманентным маркером. – Несколько лет назад я дал обещание девушке. Думаю, настало время выполнить его. Я хочу показать тебе мир, Мэгги Мэй. Я собираюсь пригласить тебя в самое большое приключение в твоей жизни.

Я улыбнулась и подошла к нему. Брукс не знал, что он и есть главное приключение моей жизни. И самое любимое приключение. Он был моим якорем, который никогда не позволял мне оторваться от дома.

Брукс положил доску на пол и взял меня за руки.

– Я готова к нему. Я готова идти по жизни рядом с тобой, Брукс. Я хочу быть с тобой и только с тобой. На всю оставшуюся жизнь. Я готова отпустить это место прямо сейчас.

Он улыбнулся.

– Ты уверена? – он окинул взглядом пустую комнату.

Я прижалась к нему всем телом, и он крепче обнял меня. Я прикусила нижнюю губу и прошептала:

– Может, еще пять минут?

Он поцеловал меня в лоб и тихо сказал:

– Пусть будет десять.

Когда настал момент уходить, Брукс поднял доску, взял меня за руку, и мы вышли из дома. Дождь по-прежнему не утихал, и я заторопилась к машине, но Брукс заставил меня остановиться.

– Мэгги, подожди! Я забыл сказать, что у моего обещания помочь тебе воплотить в жизнь твой список желаний есть одно условие.

– И какое же?

Он повернул доску, и я прочла.

Будь моей женой.

– Что? – я нервно усмехнулась.

– Будь моей женой, – повторил он. Сверкающие капли стекали по его носу и падали на землю.

– Когда? – спросила я.

– Завтра, – ответил он.

– Брукс, – я засмеялась и взяла его за руки.

– И послезавтра. И после-послезавтра. И после-после тоже. Каждый день, Мэгги. Я хочу, чтобы ты была моей женой каждый день всю оставшуюся жизнь, – он прижал меня к себе еще крепче, и в этот момент даже холодный дождь почему-то вдруг стал теплым. В эту минуту, стоя под струями ливня, мы стали единым целым. Тело к телу, сердцу к сердцу – наши души с этого дня связаны навсегда.

Касаясь губами моих губ, Брукс тихо проговорил:

– Скажи «да».

Я дважды сжала его руки. И, стоя под потоками дождевой воды, мы поцеловались.

Вот и все.

Вот он – звездный час.

Отец всегда говорил мне, что когда-нибудь он настанет. И этого мгновения я ждала всю свою жизнь.

В этот раз навсегда.

Эпилог

Мэгги

Десять лет спустя

– Слишком громко! – выкрикнула Хейли с первого ряда концертного зала. Двумя неделями раньше ей исполнилось шесть лет, и это было первое ее посещение живого концерта «Жуликов». Брукс с парнями отмечали двадцатилетие группы в «Арена-центр», который находился в пятнадцати минутах езды от нашего дома. И Хейли попросилась на их концерт в качестве своего подарка на день рождения.

– Ничего не громко, просто ты еще маленькая, – посмеялся над младшей сестрой Ной.

– Нет, тут все-таки довольно громко, – ответила я и, достав из сумки розовые звукоизолирующие наушники, надела их на дочкины ушки. – Лучше? – спросила я.

Она широко улыбнулась и кивнула.

– Лучше.

Свет в зале начал гаснуть, и Хейли с Ноем возбужденно запрыгали вверх-вниз. Когда на сцену вышла группа, дети словно лишились рассудка. Полными изумленного восхищения глазами они смотрели на своего отца.

Их герой. Моя любовь.

– Привет, Висконсин! – выкрикнул Брукс, сжимая в руке микрофон. – Если вы были хотя бы на одном концерте «Жуликов», то знаете, что мы никогда перед выступлением не произносим речей. Но сегодня особенный день. Сегодня двадцатый день рождения группы, и мы вернулись в родной штат, чтобы отпраздновать это событие. Мы с парнями решили, что лучше всего будет посвятить сегодняшнее шоу тому человеку, который двадцать лет назад воплотил нашу мечту в жизнь. Той самой девушке, которая когда-то выложила в сеть несколько видеозаписей, благодаря которым мир открыл для себя «Жуликов». Черт, даже название группы придумано ею!

– Мы любим тебя, Мэгги! – хором крикнули близнецы.

– Люблю тебя, сестренка, – сказал Келвин, улыбаясь мне.

– Мама, они разговаривают с тобой! – удивилась Хейли.

Я поцеловала ее в лоб.

– Знаю, детка. Они просто потрясающие, да?

Она мечтательно вздохнула.

– Да, мамочка, наш папа потрясающий.

– Поэтому первая песня, которую мы исполним, это не песня «Жуликов», но всем известный хит идеально подходит сегодняшнему вечеру. Я посвящаю эту песню моему сердцу, моей душе и моему лучшему другу, – пояснил Брукс. – Это старая, но чудесная песня, и я приглашаю всех подпевать нам. Итак, «Мэгги Мэй» от потрясающего Рода Стюарта.

Келвин начал играть на гитаре, и через несколько секунд Брукс, обхватив руками микрофон, начал петь, обращаясь прямо ко мне. Дети не переставали хлопать в ладоши, снова и снова выкрикивая его имя.

– Я буду рок-звездой, как папа! – выкрикнул Ной, подскакивая вверх-вниз.

Концерт был потрясающим – как всегда. После исполнения последней песни Брукс сказал:

– Спасибо всем за то, что пришли. Мы – «Жулики», и мы чертовски счастливы, что вы позволили нам сегодня украсть ваши сердца!

***

Брукс

– Папа, я считаю, что сегодня вечером ты отлично выступил, – сказала Хейли, зевая. У нее были голубые глаза – такие же, как у ее матери. И такая же улыбка, ради которой я готов был исполнить любой ее каприз. Я нес дочь в спальню, и она обнимала меня за шею. Я много путешествую по миру, вижу много интересного, но для меня нет ничего лучше, чем быть дома, рядом с моими любимыми.

– Да? Ты так думаешь?

Она кивнула.

– Да. Мама, конечно, поет лучше тебя, но ты все равно выступил хорошо.

Я приподнял бровь.

– О, вот как? Ты считаешь маму лучшей певицей? – я положил дочь на кровать и начал щекотать. – Скажи, что я лучший певец! Скажи это!

– Папа! – хихикала она. – Ладно, ладно. Ты лучший певец! Ты самый лучший певец!

Я рассмеялся и поцеловал ее в лоб.

– Я тоже так думаю.

– Папа? – спросила Хейли.

– Да?

– Время секретов?

Я кивнул.

– Время секретов.

Она придвинулась ближе, притягивая меня, чтобы открыт секрет, и прошептала:

– Я соврала, что ты лучший певец.

Щекотная битва началась опять и продолжалась до тех пор, пока мы оба не запыхались. Я поднял кота, который бродил по комнате, и посадил его на край кровати Хейли – туда, где он спал каждую ночь.

– Ладно, теперь вам двоим пора немного отдохнуть, – я поцеловал дочку в нос. – И, Хейли?

– Да, папочка?

– Биение твоего сердца заставляет планету вертеться.

Включив ей ночник, я вышел из спальни в коридор и увидел Мэгги. Она выходила из комнаты Ноя. Мы улыбнулись друг другу и спустились вниз.

– Скиппи с ним? – спросил я.

Она кивнула.

– А Джем у Хейли?

– Ага.

Когда Мэгги вошла в гостиную, я потянулся к выключателю и погасил свет. Она улыбнулась мне и, прикусив губу, подошла к музыкальному автомату, который много лет назад миссис Бун преподнесла нам в качестве свадебного подарка. Мэгги выбрала свой любимый трек – нашу песню.

Когда зазвучала музыка, я взял свою жену за руки и притянул к себе. Наши губы соприкоснулись, и, подарив ей легкий поцелуй, я прошептал:

– Потанцуешь со мной?

Она всегда отвечала «да».

***

Мгновения.

Люди всегда хранят их в памяти.

Мы помним те шаги, которые вели нас туда, где суждено было оказаться.

Слова, которые вдохновляли или ломали нас.

События, в которых мы растворялись или получали свои шрамы.

В моей жизни было много мгновений.

Тех, которые, бросая вызов, меняли меня.

Тех, в которых я растворялся и получал свои шрамы.

Но самые важные – самые потрясающие и надрывающие сердце – связаны с ней.

Все закончилось двумя детьми, собакой по кличке Скиппи, котом по кличке Джем и женщиной, которая всегда любила меня.

***

От автора

Ладно, ладно, я знаю, что только что уже рассказала вам историю. Но сейчас мне хотелось бы поведать еще одну. Не волнуйтесь, она коротенькая. И она чуть более реальная, чуть более личная. Итак, начнем.

Книга «Безмолвные воды» далась мне нелегко. В отличие от Мэгги Мэй, я не была в детстве немой, но все-таки почти не говорила. В начальной школе я была самой настоящей болтушкой. До третьего класса я была общительной озорницей. Я любила людей, и они, кажется, тоже симпатизировали мне. За исключением одной девочки. Назовем ее Келли. Мы вместе ездили на школьном автобусе. Однажды она сказала мне, что когда-нибудь вырастет до двух с половиной метров.

Два с половиной метра! Представляете?

– Это очень высоко, – ответила я. – Ты станешь выше всех в мире! – воскликнула я.

Келли прищурилась.

– Что ты сейчас сказала?

– Я сказала, что ты будешь выше всех в мире.

– Ты только что обозвала меня мотыгой? – разозлившись, спросила она.

Ее гнев сбил меня с толку. Что я такого сказала? Что я сделала не так?

Видите ли, у меня были дефекты речи. Я не выговаривала некоторые звуки, и слова часто звучали совсем не так, как должны были. До сих пор, когда нервничаю, этот дефект речи напоминает о себе. Это очень неловкое чувство, когда двадцатидевятилетняя женщина в один миг чувствует себя снова третьеклассницей.

Я сказала «всех» – она услышала «мотыга». (Примеч.: whole – весь, целый. В данном случае «выше всех в мире», hoe – мотыга)

И Келли никогда не давала мне забыть об этом. А ведь я даже не знала, что такое мотыга. Я училась в третьем классе. По большому счету, я знала только то, чему научил меня «Парень, познающий мир», и Кори ни разу не произносил слово «мотыга» своей Топанге (Примеч.: «Парень, познающий мир» – американский сериал о подростковых проблемах Кори Мэттьюса с друзьями, в семье и школе. Топанга Лоуренс – объект любви главного героя).

Однако Келли этого не забыла. Она превратила мою жизнь в настоящий ад, рассказывая всем о моих проблемах с речью, издевалась надо мной в школьном автобусе и, дергая меня за уши, приговаривала:

– Я мечтаю посмотреть, как уши Черри будут краснеть!

Просто безумие, с какой скоростью меня начали дразнить остальные дети. Это было ужасно. Я приходила домой в слезах, и моя мама не знала, что с этим поделать. Поэтому она включила режим «боевой мамы» и отправилась в окружное управление школ с требованием принять меры. P.S. Это помогло (Спасибо, мама!).

Но к этому моменту я уже сильно изменилась.

Я потеряла свой голос.

Я стала сверхосторожной в выборе слов, поэтому почти не разговаривала.

Я была уродом, чудовищем, которое не умело нормально говорить. Мой голос был недостоин того, чтобы его слышали.

В средней школе я получила репутацию самой тихой девочки. Я помню, когда мы должны были читать вслух в классе, меня трясло и начиналась паническая атака. Когда я знала заранее, что завтра будет чтение вслух, то притворялась больной и оставалась дома. А если дома остаться не получалось, я мочила себе лоб горячей водой, чтобы было похоже на температуру, и шла к школьной медсестре. А когда мне все-таки приходилось читать вслух, то следующие несколько недель я только и думала о тех словах, которые неправильно произнесла, и об одноклассниках, смеющихся надо мной.

Я стала настолько стеснительной, что учителя даже подозревали у меня расстройство учебных навыков. Маме говорили, что я никогда не буду нормально общаться из-за моей застенчивости и речевых нарушений. Но мама сказала, что никогда в это не поверит. Понимаете, ведь дома я была болтушкой. Мой дом был для меня убежищем. Только в его стенах мой голос был слышен. Это единственное место, где я могла быть самой собой после восьми часов, проведенных в школе, где не могла себе такого позволить.

Моя старшая сестра Тиффани, сама того не зная, помогла мне вновь обрести голос. Она была одной из тех красоток-черлидеров, которым все рады, все их любят. Она всегда была для меня идеалом. Однажды Тиффани сказала мне, что я должна попробовать себя в черлидинге – в команде поддержки борцов. Так и сказала. Я попробовала, попала в команду и сумела занять в ней свое место. И хотя все еще переживала о том, что думают обо мне люди, ушла с головой в новое увлечение. Я начала больше говорить в школе. А еще я начала смеяться. Вылезти из своей скорлупы – что может быть лучше!

Однажды, когда я училась уже в старших классах, парень, сидящий передо мной, развернулся и сказал:

– Ты мне больше нравилась, когда не разговаривала.

На какую-то секунду мне захотелось вновь забиться в свою тихую скорлупку, но вместо этого я подумала: «Будь уверенной в себе, как Тиффани». Поэтому я ответила ему:

– Забавно, потому что мне ты не нравился никогда.

Это был наглый ответ. Я обнаружила в себе нахальство. Мой голос временами мог быть нахальным. Из-за чего, вероятно, в дальнейшей жизни у меня возникали проблемы, но это уже другая история.

Вот почему книга «Безмолвные воды» так близка моему сердцу. Я сама была Мэгги Мэй, а она, в некотором роде, до сих пор остается мною. У меня и сейчас случаются панические атаки – в основном, перед публикацией романа, или когда влюбляюсь, или перед принятием важного жизненного решения. Потому что, как мне кажется, подсознательно я все еще та самая третьеклассница, которая боится чужого осуждения. Что, если я все испорчу? Что, если я недостойна любви, успеха или той жизни, о которой мечтаю? Но потом я заставляю себя дышать и напоминаю себе, что это нормально. Нормально, если в какие-то дни ты чувствуешь себя испуганной, а в другие – бесстрашной. Нормально чувствовать себя немного надломленной, но все же по-прежнему цельной.

Итак, эта книга написана для меня. Но не для меня одной. Она для всех Мэгги Мэй в мире. Для тех, кто иногда тоже чувствует себя потерянно и одиноко. Для тех, кто чувствует себя незаметным. Для тех, у кого случаются панические атаки в темных спальнях по ночам. Для тех, кто, засыпая, оплакивает себя и просыпается утром на подушке, мокрой от слез.

Эта книга для вас. Эта книга – ваш якорь. Она – доказательство того, что вы тоже обретете свой голос. Вы достойны любви и успеха. Достойны того, чтобы ваши мечты исполнились. И никогда не умолкайте, даже если ваш голос начинает дрожать, договорились? Никогда не сдавайтесь.

Вы нужны. Вы любимы. И ваш прекрасный голос очень важен.

* КОНЕЦ *

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg