«Подчинение миллиардеру»

Подчинение миллиардеру (fb2) - Подчинение миллиардеру 1118K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Джорджия Ле Карр

Джорджия ле Карр

«Подчинение миллиардеру»

(про Стар)

Переведено для группы Life Style ПЕРЕВОДЫ КНИГ

Переводчик Костина Светлана

Любое копирование текста без ссылки на группу ЗАПРЕЩЕНО! 

Перевод осуществлен исключительно в личных целях, не для коммерческого использования. Автор перевода не несет ответственности за распространение материалов третьими лицами.

Аннотация:

Николай

Некоторые долги нельзя заплатить деньгами…

Она моя... просто еще этого не знает.

Когда люди смотрят мне в глаза, они понимают, что больше жалости могут найти, глядя на кобру.

Я безжалостен, бессердечен и обладаю уникальной особенностью Мидаса — все, к чему прикасаюсь, превращаю в золото. Нет в мире ничего, чего бы я не хотел, и не смог бы это завоевать или не сделал бы своим.

Теперь я хочу ее. Но есть одна проблема.

Она ненавидит меня всем своим существом.

Но я только облизываюсь на ее реакцию, потому что знаю, что могу все изменить.

Я заставлю ее подчиниться мне, а потом бесконечно буду трахать ее, пока у нее не останется ни единого сомнения, кому она принадлежит, на самом деле.

Стар

Я должна выполнить контракт, не больше, это и не может быть большим.

Один месяц и все закончится. Я смогу выполнить все условия контракта, а потом вернусь к нормальной жизни и буду по кусочкам собирать себя.

Когда я знакомлюсь с русским, владельцем контракта, все мои эмоции исчезают, мне остается только держать в узде свое сердце и пытаться утаить свои эмоции от него.

Этого мужчину очень легко возненавидеть.

Он самый высокомерный, самое безжалостное животное, которое я когда-либо встречала.

Я ненавижу его всеми фибрами своей души...

Да, ненавижу...пока не происходит немыслимое.

Книга содержит реальные сексуальные сцены и нецензурные выражения,

предназначена для 18+

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Николай

Внутренний голос слишком сильно нашептывает

Бах, бах, бах.

Черт возьми! Словно кто-то засунул мою голову в барабан стиральной машины. И включил режим стирки, пока мой телефон вибрирует и двигается на поверхности прикроватной тумбочки. Звук напоминает скрежет гвоздя по стеклу, который просто сводит с ума. Я резко открываю глаза.

Упираясь взглядом в высокий, позолоченный потолок.

Я шарю рукой по тумбочке в поисках раздражающего звука, хватаю его и вглядываюсь, щурясь, в экран телефона. Синий свет от экрана ослепляет. Прикрыв глаза, я нажимаю зеленую кнопку и прикладываю его к уху.

— Босс, я уже давно звоню тебе, но ты не отвечаешь. С тобой все в порядке? — встревоженно спрашивает Семен, но его голос отдается у меня в голове, как в стиральной машине, поставленной на отжим.

— Сколько сейчас времени?

— Начало восьмого, босс.

— И?

— Вечера, босс.

— Что?

Я принял четыре таблетки и решил прилечь на несколько минут, но должно быть отключился. Я должен был быть в клубе к семи часам вечера.

— Скажи, чтобы машина была через пятнадцать минут, — произнес я, вскакивая с кровати.

Мои ботинки разбросаны в разные стороны, но я полностью одет. Поведя плечами, я пошатываясь иду в ванную комнату. Открываю зеркальный шкаф и беру новую пачку таблеток. Отбросив коробку, я иду в гостиную к бару. Антиквариат, сделанный из настоящего дерева и привезенный из русской церкви.

На этикетке написано: нельзя принимать больше

двенадцати таблеток в течение двадцати четырех

часов.

Да, плевать мне на это. Я выдавливаю восемь таблеток на ладонь. Хватаю бутылку Серого Гуся, откручиваю крышку и делаю щедрый глоток отличной водки. Хорошо.

Подкрепленный лучшим официальным обезболивающим, я фактически лечу в ванную. Через десять минут освежившийся после душа и одетый в прекрасный черный костюм Сэвилла Роу, я готов.

По дороге хватаю телефон и бумажник, смотрю на себя в зеркало в гостиной. У меня нет времени побриться. И пятичасовая щетина меня вполне устраивает. Я открываю дверь, и прохладный осенний воздух наполняет легкие.

— Я позвонил заранее и сообщил Ванессе, что вы опаздываете и прибудете на ужин 8:30, босс, — говорит Семен, открывая заднюю дверь Maybach.

Я с одобрением киваю и проскальзываю в роскошный кожаный салон. Воздух наполнен дорогими духами, и при нежном мурлыканье двигателя включается классическая музыка. Семен закрывает мою дверь и забирается на переднее пассажирское сиденье. Тут же Зоар, мой невозмутимый водитель трогается с места, отправляясь в клуб. Я расслабляюсь на заднем сиденье, откинувшись на спинку. Прикрыв глаза, я кладу голову на бархатный подголовник, в которой по-прежнему пульсирует боль.

Если бы сейчас была середина недели, я бы даже не вышел из дома, но сегодня пятница. Это единственная ночь, которую я никогда не пропускаю в клубе. Я всем говорю, что всегда присутствую в клубе по пятницам, потому что это вечер неудачников. Время мечтателей, хоперов и мошенников собраться вместе. Они все появляются, для них жизнь — это полная фантазий-гребаная-земля.

Своими крошечными, жадными птичьими мозгами, они предполагают, что могут вот так запросто войти в мой клуб и через несколько, проведенных с удовольствием, часов смогут сорвать джек-пот в 100 000 фунтов (который является точно такой же приманкой для них, как свежая кровь для большой белой акулы). Конечно, чудики со странностями, лелеют себя надежной и потирают свои потные ладошки... и то не долго, пока не подсаживаются на игру, и ловушка захлопывается.

Для них это своеобразный сверкающий, сладко пахнущий билет в мечту, чтобы выбраться из их жалкой жизни — неотразимый £5,000,000 Куш, джек-пот, выигрыш, называйте, как хотите. В чем сама идея? Поставить сотни тысяч, не принадлежащие им, и выиграть пять миллионов. Эта идея, просто испепеляет им мозг. Даже самый осторожный, самый уравновешенный профессиональный игрок, войдя через мою парадную дверь казино, забывает, что он никогда не проигрывает.

Что делает мужчина в пятницу вечером, который никогда не проигрывает, спешит в свой клуб, как раб, бегущий к своему хозяину, спросите вы? Несмотря на то, что мучается жуткой головной болью?

Ооо... посмотрите на себя. И может вам станет любопытно.

Держитесь рядом со мной, кексик, и может вы увидите меня в деле.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Николай

Роман и Андрей, оба шести футов и пять дюймов, бывшие спецназовцы и самые верные, надежные из моей команды службы безопасности, уже ждут у входа в «Зигурат». Думаете, потому что я русский миллиардер, мое казино выглядит настолько причудливым и сделано в виде пирамиды, не так ли?

Нет.

Внешне оно выглядит вполне сдержано, находится между простыми, серыми офисными зданиями. Фасад не пестрит яркими огнями, особенно вывесками. На самом деле, самое приятное, что можно сказать о парадном входе — невзрачный. Никаких камер или репортеров. Именно это мне и нравится. Мы не делаем себе рекламу и стараемся не привлекать к себе повышенного внимания.

У нас существует строгий процесс отбора членов клуба, вас обязательно должен порекомендовать член клуба, иначе двери казино будет закрыты. Прежде чем игрок заходит за дверь, он должен точно знать правила, существующие внутри... а также риск... неуплаты долга. Таким образом, чтобы не было недопонимая с двух сторон.

Роман открывает дверь автомобиля. Я выходу и останавливаюсь на секунду на тротуаре, Роман и Семен с военной точностью встают по обе стороны от меня. Их холодные, невыразительные лица смотрят настороженно и неприветливо. Андрей, всегда хмурится, открывает для меня входную дверь. Я поправляю манжеты рубашки, прежде чем направляюсь к двери, мои телохранители следуют за мной.

Ну, не слишком ли много всего?

Поверьте мне, в моем бизнесе осторожность никогда не помешает. У меня больше врагов, чем друзей. Подумайте об этом. Фактически у меня нет друзей. Все они замаскированные враги.

Там, за этой простой черной дверью совершенно другой мир. С богатыми бархатными шторами, глянцевыми мраморными полами, люстрами, блестящими позолотой. Это мечта олигарха, каждого нувориша. Я прохожу сквозь великолепие, не замечая его. Анастасия за стойкой регистрации, кивает и улыбается мне. Она не ждет, что я улыбнусь ей в ответ, хотя точно не знаю.

Я поднимаюсь наверх на первый этаж. Роман, не отставая следует за мной попятам. Он получает удовольствие от своей работы и очень серьезно относится к задаче меня охранять, мне нравится это в нем.

— Добрый вечер, мистер Смирнов, — приветствует меня официантка на лестничной площадке. Она широко улыбается, обещая все виды удовольствий. Она высокая, худенькая и очень красивая, честно говоря, создана для подиума. Она облизывает губы — вековое приглашение.

Она новенькая, но скоро всему научится. Я никогда не смешиваю бизнес с удовольствием. На самом деле, я ничего не смешиваю с бизнесом. У меня не было подружки с семнадцати лет. Прошло уже двадцать.

В моем мире все имеет свою цену. Если я хочу киску, я не буду гоняться за ней по комнатам. Это дерьмо не для меня. Я просто плачу за нее. Так я получаю именно то, что хочу и когда хочу. До сих пор все очень хорошо работало.

— Сколько в голубой комнате? — спрашиваю я ее.

— Шестеро, господин Смирнов.

— А в соседней?

— Тоже шестеро.

— Отлично.

— Спасибо, господин Смирнов.

Я перевожу взгляд на часы. Ровно восемь тридцать. Я спускаюсь вниз в фиолетовую гостиную, где обычно ужинаю, и куда иногда приглашаются самые богатые игроки, но, очевидно, не ко мне за ужин.

Ванесса, милая штучка, приветствует меня.

— Добрый вечер, сэр.

Я присаживаюсь за стол. С военной точностью она тут же ставит передо мной бокал «Шато Петрус». Я ощущаю роскошный вкус на языке. Да, ради этого стоит жить. Через пять минут Ванесса приносит обжаренное филе миньон и гироль в трюфельном соусе. Головная боль утихла, поэтому я в состоянии насладиться едой. Сегодня пятница, и у меня хорошее предчувствие. Очень хорошее предчувствие по поводу сегодняшнего вечера.

Я отказываюсь от десерта, но выпиваю маленькую чашечку крепкого эспрессо. Поднявшись из-за стола, я иду наверх в своей кабинет. Роман молча следует за мной.

Проходя через фойе, замечаю прибывших игроков, ожидающих, чтобы сдать свою верхнюю одежду в гардероб. Кто-то пялится на меня, кто-то пытается встретится со мной взглядом, кто-то пытается подойти поближе, чтобы пожать мне руку. Один из этих дураков, которые надеются, что знакомство со мной сможет как-то улучшить их ситуацию, если он проиграет. Но все они ошибаются. Этого не будет.

Роман делает все, чтобы никто из них ко мне не приблизился, поэтому я иду дальше.

Я прохожу через главный игровой зал. И когда уже ставлю ногу на первую ступеньку лестницы, ведущей в офис, слышу разговор на повышенных тонах. Все мышцы у меня в теле тут же напрягаются. Попался еще один из этих дураков. Медленно разворачиваюсь и смотрю в направление суматохи. Найджел Харрингтон. Вы только посмотрите на него. В его кричащем костюме в полоску.

— Нико, — обращается он ко мне, глядя мне прямо в глаза, пытаясь прорваться мимо моей охраны.

В трех шагах от меня Андрей хлопает его по груди своей огромной ладонью, фактически останавливая на месте. Ну, хорошо, кто же мог подумать, что сегодня будет такой удачный день. Я иду ему навстречу, хотя у меня на лице не отражается радость и возбуждение, которые бурлят в крови. Вот оно. Этого момента я ждал уже давно.

— Ты принес мне деньги? — спрашиваю я.

Выражение лица Найджела не меняется.

— Я принесу. Ближе к ночи. Я обещаю.

Я приподнимаю одну бровь.

— К ночи?

— Да, сегодня ближе к ночи. Ты должен позволить мне сыграть сегодня вечером, и я смогу вернуть тебе деньги.

— У тебя сейчас нет денег?

— Нет.

Я поворачиваюсь в сторону Романа.

— Подожди, — с отчаянием кричит Найджел.

Я разворачиваюсь назад к нему.

— Видишь ли, мне приснился сон. Мне приснилось, что я выиграл много сегодня вечером, поэтому я должен выиграть. Я выиграю и все тебе верну. Я просто чувствую всеми фибрами своей души. Вы получите все сполна, мистер Смирнов.

— Отведите его в подвал, — говорю я.

Роман и Андрей хватают его за руки.

— Эй, — кричит он паническим голосом. Он продолжает кричать, пока они быстро волочат его коридору на цокольный этаж. Я иду позади на небольшом расстоянии от них. Найджел умоляет меня, оглядываясь через плечо. В подвале пусто, только запятнанный бильярдный стол и несколько стульев. Они уже толкнули его на один из стульев, когда я входу.

Я тихо закрываю дверь и на мгновение останавливаясь, глядя на него. Каждый раз, когда я его вижу, я с потрясением отмечаю насколько он невероятно жалок. Я продолжаю молчать, поэтому он спешит нарушить гнетущую тишину.

— Что ты собираешься со мной сделать? — спрашивает он с глазами дикими от страха.

Я пожимаю плечами.

— Ничего... если я получу свои деньги.

Я смотрю, как он наклоняется вперед на стуле, постукивая напряженно ногой.

— Вы получите свои деньги, мистер Смирнов. Я же говорю, что мне приснился сон. Он был настолько ярким. Я играл в этом клубе, и выиграл. Выиграл много денег. Гораздо больше, чем я вам должен. Позвольте мне сыграть сегодня. Пожалуйста, я не проиграю, клянусь. Вот увидите.

Из моего горла вырывается внезапный смех. Роман и Андрей присоединяются ко мне. Наш смех разносится эхом по пустому каменному помещению.

Внезапно я перестаю смеяться и делаю шаг ближе. Я снимаю пиджак, Роман делает шаг ко мне, забирая его у меня. Я закатываю рукав рубашки на левой руке, а потом на правой. Со стороны, наверное, выглядит театрально и драматично. Мои действия явно добавляют напряжения. На самом деле, я никогда не устраивал такого шоу раньше. Полагаю, я могу запросто сыграть какого-нибудь мафиози. Не так уж и плохо, если бы мне не приходилось выслушивать унылые оправдания таких людей, как он. Найджел переводит испуганный взгляд от меня к моим людям и обратно. Его руки сильно дрожат.

— Я верну вам деньги. Вы же знаете, что я могу вернуть.

— Я похож на дурака? — спокойно спрашиваю я.

— Нет. Нисколько.

— Тогда ты думаешь, что я дурак. Ты, на самом деле, думаешь, что можешь прийти сюда, не вернув долг, и я позволю тебе снова играть?

— Я знаю, что вы не дурак. Это была невинная ошибка с моей стороны.

Я поднимаю бровь.

— Невинная ошибка?

— Послушайте, я не буду играть сегодня, хорошо? Я уйду из клуба, схожу за деньгами и вернусь.

— Где ты возьмешь деньги?

— У меня есть деньги.

— У тебя есть деньги?!

— Ну, прямо сейчас, нет. Но, я... я... смогу их добыть. Просто дайте мне еще один день.

— Один день?

— И завтра я все принесу.

Я отрицательно качаю головой.

— Дело не в этом, Найджел. Правила четкие и ясные. У каждого члена клуба имеется три месяца, чтобы погасить большой долг, о котором ты говоришь. Тогда можешь играть дальше. Твои три месяца истекли вчера вечером.

— Но я смогу все сегодня уладить. Если вы позволите мне сыграть. Мой сон…

— Это не сон, Найджел. Сейчас — это гребаная реальность. — Я в упор смотрю на него. — Положите его на стол.

Перед тем, как этот зависимый лжец произносит хоть слово, его бросают лицом вниз на бильярдный стол.

— Держите его правую руку. — Роман берет его правую руку, а Андрей — другую. Я медленно направляюсь к настенному шкафу и достаю молоток. У моих охранников явно больное чувство юмора, поскольку на молотке имеются пятна якобы крови. Я возвращаюсь и достаточно близко подношу молоток к нему, чтобы он смог увидеть кровь. Выпучив глаза от ужаса, это придурок, начинает орать:

— Пожалуйста, пожалуйста, мистер Смирнов. Я принесу деньги.

Я поднимаю молоток над головой.

— Подожди, постойте, — кричит он. — Можете забрать мой «Мерседес». Это последняя модель, он стоит сто пятьдесят тысяч. — Пот стекает по его побледневшему лицу, и я даже слышу, как у него стучат зубы от страха. Я с трудом скрываю улыбку, тыча ему молотком в лицо. Как она могла влюбиться в это дерьмо?

— Ты должен мне четыреста пятьдесят тысяч, кусок дерьма. Что еще у тебя есть?

— Можете забрать мой дом. Он стоит один миллион и восемьсот тысяч. Вы можете забрать все, что хотите. Что угодно. Только отпустите меня, — рыдает он.

Это особенность игроков. Несмотря на то, что они фактически заглядывают в глаза смерти, они все равно стараются тебя обмануть.

— Это все, что у тебя есть?

— Клянусь, мистер Смирнов, это все, что у меня есть. Я должен меньше полумиллиона, но вы можете забрать все, что хотите. Все, что у меня есть.

Я начинаю ходить по комнате и останавливаюсь спиной к нему. Несколько минут стоит угнетающая тишина, пока я раздумываю. Итак, вот почему, Николай, ты выигрываешь. Ты сделал ставку и ни разу не вздрогнул и не сдался, и ты снова выиграл. Я улыбаюсь. Да, я выиграл. Я перестаю улыбаться, поворачиваюсь и возвращаюсь к нему.

— Ну, Найджел, в таком случае, ты полностью облажался, причем по полной. Мы оба знаем, что ты заложил банку все, что мне предложил. Сломайте ему руки, парни, — рычу я.

— Нет, нет, — рыдает он. — Умоляю, не причиняй мне вреда. Пожалуйста.

— Я не понимаю, — говорит он. — Если ты знаешь, что у меня ничего нет, почему тогда спрашиваешь, что я могу тебе дать? Чего ты, на самом деле, хочешь?

Я хватаю его за потные волосы и приподнимаю его голову. Его глаза всматриваются в мои, надеясь увидеть хотя бы проблеск сочувствия. Но этого нет и не будет. Только ледяной холодный взгляд. Он знает, что этот долг он должен заплатить. Я холодно улыбаюсь ему.

— Я хочу твою жену, Найджел.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Стар

Еще темно, но я уже проснулась. Первое, куда я перевожу взгляд на свой мобильный телефон. Никаких сообщений из больницы за ночь. Хорошо. Отсутствие новостей уже есть хорошие новости.

Облегченно вздохнув, я медленно поворачиваю голову и смотрю на Найджела. Он спит на боку, повернувшись ко мне лицом. Локон его темных волос упал на лоб, но маленькие морщинки от стрессов вокруг его глаз и рта не такие заметные, но его по-мальчишески красивое лицо, выглядит почти угрюмым от них. Глядя на него, у меня улыбка расползается на губах.

Независимо от того, насколько плох сейчас папа и как я за него переживаю, мне всего лишь достаточно посмотреть в лицо Найджела, чтобы понять, как невероятно мне повезло в жизни. У меня есть все, о чем я когда-либо мечтала. Идеальный муж. Возможность проводить дни так, как мне нравится — писать. Мне не нужно беспокоиться о финансовых проблемах. Я живу в моем прекрасном доме, спрятанном в зеленом модном районе Фулхэм. Иногда мне даже кажется, что я живу в маленьком кусочке рая.

И…

В следующем году мне будет двадцать три года, и Найджел и я запланировали создать семью. Найджел хочет шестерых детей. Очевидно, у нас будет не так много. Я думаю, что буду счастлив с четырьмя, или даже тремя, если на то пошло. Я осторожно убираю прядь с его лба. Он так глубоко спит, что не шевелится. Я надеюсь, что все мои дети будут обладать такими же великолепными темные волосами, как у него. Особенно мальчики.

При этой мысли у меня появляется какое-то трепыхание в животе.

После шести лет, если быть точным, моя любовь к нему живет в груди в теплом местечке. Конечно, я не притворяюсь, что понимаю тот беспокойный и суровый мир, в котором приходится пребывать Найджелу, когда он надевает свой костюм и выходит за порог нашей входной двери.

На самом деле, я ничего не могу с собой поделать, но я даже не хочу знать тот мир. Однажды, когда мы только поженились, я поехала в город, чтобы встретиться с ним в шикарном баре. Сначала передо мной был Найджел, которого я знала. А затем без всякого предупреждения, перед моими изумленными глазами он превратился в совершенно другого человека. У него на шеи набухли вены, лицо покраснело, а глаза наполнились убийственной яростью. Самые ужасные слова полились из его рта. С полным ужасом я наблюдала за ним, как он безжалостно высказывал бедному барриста. Вся его ярость и яд были связаны лишь с тем, что бедный парень добавил слишком много воды в его кофе!

У меня не было слов. Я была слишком шокирована. Я никогда не видела его раньше таким. И единственное, что я могла делать, это пялиться на него с открытым ртом, пока он объяснял мне, что для успеха в социуме нужно раскрыть свою самую уродливую, жестокую и самую ужасную сторону себя.

Я чувствовала себя просто ужасно.

Я сказала ему, что меня не волнует сколько денег он приносит домой, если он будет так себя вести. Мне не хотелось, чтобы он раскрывал свою самую ужасную сторону. Я предложила ему найти другую работу и помочь с семейными счетами, может он хочет сменить работу и заняться чем-то другим, чем все время ощущать такое постоянное давние, будучи брокером.

Он рассмеялся и ответил, что не откажется от того, что уже имеет. Что для него это своего рода освобождение, иногда становится диким, жестоким и впадать в ярость. Я отчетливо до сих пор помню его слова:

— Особенно, когда ты не спал всю ночь, и в очереди к тебе стоит десять клиентов, и ты знаешь, что каждый из этих ублюдков хочет назвать тебя словом из семи букв.

Нет, я однозначно не понимаю его социум, но я очень его люблю его, поэтому стараюсь сделать все возможное, чтобы его жизнь стала лучше.

Я с нежностью целую его в голое плечо.

Он так вымотан, что даже не шевелиться, но у меня между ногами присутствует еле заметная боль, скорее всего из-за секса прошлой ночью. Он как всегда задержался на работе, и когда пришел домой, я уже спала.

Он разбудил меня своими легкими поцелуями по всему моему телу, а потом занялся со мной любовью. Безумной, страстной любовью. Прошло слишком много времени с тех пор, как мы занимались такой любовью. Вчера ночью, он словно не мог насытиться мной.

И когда все завершилось, он еще долго с нежностью держал мое лицо в своих руках и шептал мне, что я — самое важное, что есть у него в жизни. Что он готов умереть за меня. И это напомнило мне, как мы стали встречаться, когда только влюбились друг в друга.

Ему было тридцать четыре года, а мне только исполнилось шестнадцать, когда мы познакомились. Я отправилась на день рождения подруги, где был ее дядя. Дядя и был Найджел. Он настолько сходил по мне с ума, что караулил меня возле школы. Сначала я никак не реагировала на него, но он был таким красивым и таким опытным, что как только он меня поцеловал, я влюбилась. Поскольку я была несовершеннолетней, нам приходилось сохранять все в тайне, особенно от моего отца.

Я ненавидела то, что мы должны скрываться, но думаю, что сама идея — табу наших отношений, возбуждала его еще больше. «Я ощущаю себя грязным старым извращенцем», так он обычно о себе говорил, когда зажимал меня в лифтах и в туалетах ночных клубов. Потом мне исполнилось семнадцать, и я отказалась скрывать наши отношения.

Я все рассказала отцу.

О, боже мой, он пришел в ярость. Он позвонил Найджелу, обозвав его всеми мыслимыми нецензурными прозвищами, и сказал, что обратится в полицию. Тогда я сказала отцу, что если он так поступит, то я убегу из дома, и он с мамой больше никогда меня не увидит. Для меня существовал только Найджел и больше никто. Итак, наши отношения продолжались, хотя были и не такими простыми. Я спала у Найджела по выходным, а папа пыхтел, как закипающий чайник, когда я возвращалась домой.

Когда мне исполнилось восемнадцать, Найджел попросил меня выйти за него замуж. На следующий день я привела его домой и познакомила с отцом. Папа, внимательно посмотрев на него, сказал, что не доверяет ему и не собирается его принимать в качестве зятя. Я очень переживала, но что я могла поделать в данной ситуации? Я любила Найджела. И когда папа вел меня к алтарю, у него слезы были на глазах, он сказал, что день моей свадьбы — самый печальный день в его жизни.

Папа ошибся. Найджел по-доброму и с нежностью относится ко мне. И сама ирония заключается в том, что благодаря деньгам Найджела в папе поддерживается сейчас жизнь. Обслуживание больничной палаты, в которой он лежит, стоит тысячи фунтов в неделю.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Стар

Очень тихо, чтобы ненароком не разбудить Найджела, я выскальзываю из кровати. Подвязав халат, беру с тумбочки телефон и спускаюсь вниз. На кухне я включаю кофеварку и начинаю сервировать стол на двоих, прежде чем открыть тяжелые шторы.

За окном начинает светать, я с удовольствием вздыхаю. Сад в это время года выглядит потрясающе, когда цветут жимолость, фрезия, подсолнухи и розы. Я открываю французские двери и выхожу на прохладный, свежий воздух. Это мое любимое время суток. Когда Найджел все еще спит наверху, а сад наполняется пением птиц, и у меня появляются идеи как развить сюжетную линию в своем романе. Звонит телефон. Я достаю его из кармана и смотрю на экран.

— Привет, Нэн.

— Доброе утро, Лав, — бодро приветствует она. Нэн похожа на меня, ранняя пташка. Иногда она встает в пять утра и начинает уборку в садовом сарае. Отчего сводит дедушку с ума.

— С тобой все в порядке? — спрашиваю я.

— Кроме моих неповоротливых коленей и извращенного рта твоего дедушки, я в порядке. Я клянусь, что этот мужчина вызывает у меня мысль об убийстве чаще, чем мои идеи по поводу обеда.

Я улыбаюсь ее словам, разворачиваюсь и захожу внутрь.

— Ты собираешься к своему отцу сегодня? — спрашивает она.

— Конечно, — говорю я, заходя на кухню.

— Я хочу поехать с тобой. Ты подхватишь меня и отвезешь назад?

Я наливаю воду в маленький контейнер для птиц.

— Конечно. Я собираюсь перед ланчем заехать к нему. Могу забрать тебя около десяти?

— Я буду готова, дорогая.

Мы еще немного болтаем, я крошу хлеб мелкими кусочками и добавляю его в контейнер для птиц. Положив телефон, я выхожу в сад и бросаю смесь на крышу сарая. Возвращаюсь назад, и к своему удивлению слышу шаги Найджела в ванной на втором этаже.

Странно. Он никогда не просыпается так рано в субботу. Найджел работает допоздна целую неделю, и выходные — единственное время, когда он может выспаться. На самом деле, я обычно успеваю что-то написать, прежде чем он просыпается.

Когда он просыпается, я понимаю, что он спустится примерно через пятнадцать минут, поэтому начинаю готовить яичницу и тосты для нас двоих. Никто из нас не любит слишком сытный завтрак. Найджел появляется в дверях, когда я разбиваю яйца в сковородку. У него взъерошены волосы, отчего у меня на губах расплывается большая улыбка.

— Доброе утро, ты был великолепен вчера, настоящий сексуальный Бог.

Найджел не относится к ранним плашкам, поэтому выражение его лица хмурое и грустное, когда он отвечает мне:

— Доброе.

— Завтрак будет готов через пять минут, — говорю я ему.

— Я не голоден, Стар.

Моя улыбка исчезает. Найджел не относится к тем людям, которые отказываются от завтрака.

— Хорошо, присядь, и я принесу тебе эспрессо.

Он заставляет себя улыбнуться и направляется в столовую. Теперь я точно знаю: что-то не так. Я отставляю недожаренную яичницу и делаю ему эспрессо так, как ему нравится, и иду в столовую. Я ставлю перед ним кружку и сажусь рядом. Он тихо благодарит меня, но не поднимает на меня глаз.

Мы молчим.

Я опускаю руки на колени и молча наблюдаю, как он пьет кофе. Все это так непохоже на Найджела. Он человек действий. Каждый день он просыпается, принимает душ, одевается и ест завтрак, пока читает утреннюю газету или проверяет свою электронную почту. Если он опаздывает, кричит мне сверху, чтобы я сделала ему кофе, который заглатывает одним глотком, чмокает меня в щеку и исчезает за дверью.

— Что случилось, Найджел? Почему ты так странно себя ведешь? — тихо интересуюсь я.

Он качает головой, словно все потерял.

— Что случилось? Ты плохо себя чувствуешь?

— От того, что я сделал у меня даже болит живот.

У меня желудок ухает куда-то вниз.

— Что ты натворил, Найджел?

Он смотрит на меня глазами убитыми горем.

— Я должен сказать тебе кое-что, Стар, — говорит он надтреснутым голосом.

Тут же я представляю перед собой два сценария. Он потерял много денег на посредничестве, или, О Боже мой, у него появилась другая женщина. Я достаточно сильная, поэтому могу справиться с потерей денег, но не с другой женщиной.

— Что? — нервно спрашиваю я.

— У меня неприятности.

— Какие?

— Большие проблемы, — говорит он, пытаясь глубоко вздохнуть. — Я был таким дураком, Стар. Таким колоссальным гребаным дураком.

И от ужаса, полностью ошеломленная, потому что я уже слышу его слова. Я слышу, как он говорит мне, что изменил. Это была всего лишь одна ночь. Или что еще хуже. Я влюбился в другую и поэтому ухожу от тебя.

Я молча смотрю на него, боясь дышать.

Он открывает рот.

— Я должен деньги. Много денег.

Я словно выныриваю со дна океана, с облегчением вдыхая. Хорошо. С этим я смогу как-то справиться. Поэтому совершаю несколько вдохов и выпрямляю спину. С этим я определенно справлюсь.

— Твои боссы уже знают об этом?

Он хмурится.

— Боссы?

Я смотрю ему в глаза.

— Ну это же касается работы?

Он слегка отрицательно качает головой.

— Это не касается работы, Стар. Это мой личный долг.

— Личный долг? — спрашиваю я. Внезапно чувствую страх и смущение, как будто стою на зыбучем песке. — Откуда у тебя появился личный долг, Найджел?

Он молчит, просто тянет руку, чтобы накрыть своей мою.

— Найджел?

Он убирает свою руку, и я чувствую, как моя рука лишилась его тепла. У меня нет ни единой мысли, пока я наблюдаю, как он молча допивает уже остывший кофе.

— Я игрок, Стар. Я должен четыреста пятьдесят тысяч фунтов.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Стар

Не говори

Я даже не могу толком понять, о чем он говорит, поэтому трясу головой. Может я неправильно расслышала.

— Что?

— О, дорогая, — растягивает он слова. — Не смотри на меня так. Ты же знаешь, я не выношу это.

— О чем ты говоришь, Найджел? — медленно спрашиваю я.

— У меня есть зависимость. Я пристрастился к азартным играм, — бормочет он.

— Азартным играм? — тупо переспрашиваю я.

Он кивает, и на лице у него отражается и боль с тоской.

— Где? На работе?

— Нет. — Он громко выдыхает. — В казино.

Я совершенно запуталась. Это какая-то бессмыслица. Однажды мы были в казино. Два года назад. Мы сидели за столом в блэкджек. Найджел отказался играть, но я согласилась. Он с неодобрением смотрел на меня, когда я сыграла три раунда и радостно забрала свой выигрыш — триста фунтов.

— Но ты же не любишь играть!

Он пробегает пальцами по волосам.

— Мне очень нравится.

— С каких пор?

Он пожимает плечами.

— Недавно. Все началось, как возможность немного расслабиться, я ставил немного, стараясь избавиться от стресса. Ты же знаешь, в каком стрессе я все время пребываю на работе.

— Стрессе? — эхом повторяю я.

— Ты понятия не имеешь с каким стрессом мне каждый день приходится справляться на работе. Это в конце концов разрушает меня.

— Что? Я умоляла тебя уйти с этой работы, но ты все время мне говорил, что стресс способствует твоему процветанию. Твои слова были: «Слава Богу, стресс — это не женщина, иначе мне придется трахнуть ее». Так что не смей мне говорить, что ты начал играть, чтобы снять стресс.

— Хорошо, чтобы не послужило причиной, я начал играть, — чуть ли не со слезами лепечет он. — Это не моя вина. Я ставил только небольшие суммы. Все было бы хорошо, если бы этот тупица, парень на работе не рассказал мне о месте, где можно сорвать очень большой куш. Вот там-то все и пошло не так. Я был так уверен, что отыграюсь и все верну. Я был так близок к победе, Стар. Ты даже не можешь себе представить, насколько близок. Если бы у меня был еще один шанс…

— Я не верю в это, — шепчу я себе под нос.

— Я хотел тебе все рассказать.

Я пытаюсь заглянуть ему в глаза, в них мелькает какое-то еле уловимое безумство. Неужели он верит, что может выиграть, благодаря тому, как лягут кости. Интересно, почему я никогда не замечала этого раньше.

— Так почему же ты ничего не рассказал мне?

— Я боялся. Я боялся, что ты будешь меньше меня любить. Я так тебя люблю, Стар.

— Кому мы должны деньги?

Что-то вспыхивает в его глазах.

— Ты никому не должна, Стар. Это я и только я должен выплатить этот долг.

— Нет, все, что касается тебе — касается и нас. — Я стараюсь говорить спокойно, пытаясь его успокоить. Я уже чувствую решимость исправить данную ситуацию. Сейчас я напоминаю себе бабушку. Когда что-то случается, я поднимаюсь во весь рост, отряхиваю пыль, готовая бороться. Да, это нарушает мои прекрасные планы, но мы сможем из этого выкарабкаться. Мы обратимся к профессионалам, чтобы они помогли Найджелу излечиться от его зависимости. Мы встанем на ноги.

— Мы продадим этот дом. Он стоит достаточно, чтобы покрыть твой долг, — говорю я.

Он виновато опускает взгляд.

— Что?

— Не получится, — тихо отвечает он.

— Почему? Он наш уже как пять лет.

Он умоляюще смотрит на меня.

— Я заложил его.

— Ты заложил, ничего мне на сказав? — с возмущением спрашиваю я.

Он снова опускает взгляд и медленно кивает.

— Господи, Найджел.

— Я знаю. Знаю. Я облажался по полной.

Я не могу поверить, что слышу нечто подобное.

— А наш общий счет накоплений? Ведь он все еще существует. Да?

— Нет. — Его голос такой тихий, почти шепот.

Я непроизвольно прикрываю рот рукой.

— Квартира, которую ты купил для меня в Испании?

Он прикрывает глаза руками.

— Продана, — говорит он с тоской в голосе.

— Как ты смог ее продать? Ведь она была на мое имя?

— Я подделал твою подпись, — признается он со стыдом.

Я прижимаю ладони к вискам. Этого не может быть. Закрыв глаза, я медленно начинаю дышать ртом. Когда я открываю глаза, надеюсь, что проснусь от этого кошмара. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Мой муж смотрит на меня взглядом непослушного маленького щенка, который умоляет не ругать его. Мне по-настоящему становится плохо. По идеи я должна разозлиться, но видно от шока, я ничего не чувствую.

Он прикасается к моей руке, и первая вспышка ярости проносится по всему телу. Он не разрешал мне работать, сказав, что собирается полностью меня обеспечивать, что он хочет заботиться о своей женщине, холить ее и лелеять. Я резко убираю руку.

— Господи, Стар. Не отдаляйся от меня.

— Какого черта, ты ожидал от меня услышать после того, как лгал, проиграв все наше состояние?

— Если бы я был уверен, что ты по-другому отреагируешь на мое признание, я бы сказал тебе о своей проблеме гораздо раньше.

У меня глаза становятся огромными.

— Ты пытаешься обвинить меня в своей зависимости к азартным играм? — недоверчиво кричу я.

— Конечно, нет, но, если бы ты не была таким образцом добродетели, мне было бы легче тебе довериться.

Я начинаю задыхаться от совершенно несправедливого обвинения.

— Знаешь, как трудно признаться в зависимости такой как ты, такой безупречной и правильной? У тебя нет пороков, нет слабостей, нет вредных привычек. Ты не пьешь, не ругаешься, не куришь, не играешь в карты, ты не лжешь, ты даже не смотришь порно.

Я с недоверием качаю головой.

— Ты эгоистичный ублюдок. Как ты смеешь обвинять меня в том, что я хорошая и преданная жена тебе?

Он открывает рот, чтобы начать спорить.

— Мне не нужны твои деньги. Ты заслужил все это. Ты решил все испортить. Давай, но мы хотели завести ребенка в следующем году.

Он начинает что-то бубнить, словно полностью забыл, что мы специально готовились в следующему году, когда хотели обзавестись малышом. Как будто он не знает, что я уже начала красить маленькую спальню желтой краской, находившуюся рядом с нашей.

— Я отказалась от работы, потому что ты сказал, что мне не стоит беспокоиться. Ты обещал, что мы сможем создать семью в следующем году. Как ты мог так поступить со мной? — кричу я.

— Прости, Стар, я не хотел причинять тебе боль.

— Ну, ты уже ее причинил, Найджел. Ты воткнул нож прямо мне в сердце.

— Черт побери, Стар. Я знаю, что ужасно облажался, но сейчас я стараюсь быть с тобой честным. Ты права, я эгоистичный ублюдок. Ты слишком хороша для меня. Я знаю, что не заслуживаю тебя, но, пожалуйста. Я не хочу с тобой ругаться. Я ни в коей мере не обвиняю тебя. Ты лучшее, что случалось со мной в жизни. Я хочу все тебе рассказать. Больше никакой лжи не будет. Больше никаких секретов. Пожалуйста, Стар. Каждый заслуживает второго шанса.

Я пытаюсь обуздать свой поднимающийся гнев. Вместо взаимных обвинений мне следует ему помочь. Нам нужно серьезно поговорить, чтобы разобраться с этой ситуацией. И здесь не поможет не моя боль и гнев.

— Хорошо, давай поговорим.

— Ты понятия не имеешь, насколько мне чертовски жаль. Я хотел вчера вечером даже покончить с собой.

Я глубоко вздыхаю. Шок от его слов вызывает у меня заторможенность, и голова начинает кружиться. Он думал покончить жизнь самоубийством. Оставив меня одну, продолжающую жить без него. Я смотрю на него совершенно другими глазами. Буквально за несколько минут весь мой мир был вывернут наизнанку, все, во что я верила, оказалось ложью.

Он с грустью смотрит на меня.

— Но я понял, что оставлю тебя в очень сложной ситуации, потому что долг должен быть возвращен. Так или иначе.

— Кому ты должен эти деньги, Найджел? — Голос звучит отдаленно, спокойно, хотя у меня такое чувство, будто я стою на крыше небоскреба и дует очень сильный ветер, который при следующем порыве столкнет меня вниз.

Он молчит, с силой сжимая руки, костяшки даже побелели. Когда он говорит, в его глазах появляется какое-то странное выражение.

— Николаю Смирнову.

Я хмурюсь.

— Кто это?

Он прищурившись смотрит на меня.

— Ты не знаешь его?

— С чего я должна его знать? — удивленно интересуюсь я.

Уголки его губ опускаются вниз. На лице странное угрюмое выражение, и мне кажется это странным.

— Скажи ты мне, — говорит он.

— Хватит играть, Найджел. Какого черта ты говоришь? — спрашиваю я, едва сдерживаясь.

— Может ты знаешь его под другим именем? Русский, высокий, по крайней мере, шесть футов и три или четыре дюйма. Широкоплечий, очень похож…

Я с нетерпением качаю головой и прерываю его:

— Я не встречаюсь с мужчинами, и ты это знаешь. Почему ты думаешь, что я должна его знать?

Он пренебрежительно машет головой.

— Забудь. Он владелец клуба, о котором я тебе рассказывал. Я не встречал таких бесчувственных ублюдков раньше, но он бл*ть не имеет себе равных.

Мои глаза расширяются от испуга.

— Он угрожал тебе?

Его голос пугает меня:

— Да, он хочет вернуть свои деньги. Я сказал ему, что верну со временем. Мне нужно немного времени, но он заставил своих людей положить меня на грязный вонючий бильярдный стол. Ты не представляешь, как я испугался. Он был даже готов сломать мне руки гребаным молотком.

В этот странный сюрреалистический момент я не ощущаю той любви, которую испытывала всегда к своему мужу. Он кажется мне незнакомцем. Незнакомцем, которого я никогда не знала. Человеком, который только что разбил мою чудесную жизнь на тысячи кусочков.

— И почему он этого не сделал?

Он смотрит на стол на свои руки, которые сжимает в кулаки.

— Потому что…

У меня появляется холод в сердце, который становится все больше и больше.

— Потому что что, Найджел?

У меня по щекам начинают бежать слезы.

— Потому что он хочет тебя.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Стар

Его слова не вызывают у меня никаких эмоций. Все мое тело, словно в огне. Я обычная девушка. Живу обычной жизнью. Для меня это все из области фантастики, как в фильмах про гангстеров.

— Что?

— Он хочет тебя, — громче повторяет он.

— Меня? Что ты имеешь в виду?

Он закрывает лицо руками.

— Черт побери, Стар. Мне обязательно тебе объяснять? Он хочет тебя... твое тело.

Я хмурюсь.

— Мое тело? Зачем владельцу игорного клуба хотеть мое тело?

— Тебе нужно, чтобы я объяснил зачем.

— Но он не знает меня. Я могу быть сварливой домохозяйкой среднего возраста.

Он морщит лоб.

— Мне кажется, что он мне очень сильно завидует. Он знает, что самое важное в моей жизни — это ты и самый лучший способ уничтожить меня — добраться до тебя.

Найджел продолжает говорить, но я уже не слушаю его.

— Он не использовал молоток, потому что ты согласился меня отдать, да? — спрашиваю я, и вся сжимаюсь от отвращения.

— Нет, — тут же говорит он, глядя на меня широко открытыми глазами и энергично отрицательно тряся головой.

— О, Боже мой. Ты чертовый трус. И все, что ты мне говорил вчера во время секса, было враньем да? Ты решил, что таким образом сможешь заставить меня продать свое тело, чтобы погасить твои долги в азартные игры.

Внезапно взгляд его становится тусклым. Он выглядит побежденным.

— Нет, Стар. Я имел в виду каждое слово, которое говорил. Я не отдам тебя никому. Я люблю тебя. Он отпустил меня, потому что я пообещал ему попытаться уговорить тебя, но у меня имеется другой план.

— Какой? — со злостью произношу я. Больше я ему не верю. Он снова наврет мне, и сейчас мне кажется, что я замужем за человеком, которого так и не знаю.

Он смотрит мне в глаза.

— Прошлой ночью я попрощался с жизнью. Страховка на мою жизнь стоит миллион. Если я умру завтра в результате аварии, ты сможешь выкупить дом, и станешь бенефициаром миллиона фунтов. Ты сможешь погасить мой долг и у тебя останется полмиллиона. — Он улыбается.

Я ошеломленно смотрю на него. Все становится более сюрреалистичным.

— Ты совсем свихнулся?

— Отнюдь нет. Я хочу сделать для тебя все правильно.

— Ты хочешь все исправить, убив себя и оставив меня вдовой?

Он смотрит мне в глаза.

— Это единственный способ спасти твоего отца.

Его слова выстреливают прямо в мое солнечное сплетение. Мой папа. Боже. Папа.

— Помнишь, я всегда говорил, что готов за тебя умереть. Ты всегда подсмеивалась надо мной и говорила, чтобы поверить тебе нужно увидеть это собственными глазами. Теперь ты знаешь, что каждое мое слово — это правда.

— Это безумие. Я не могу в это поверить.

— Я не был хорошим человеком. Я занимался только собой, удовлетворял только свои потребности и желания, но впервые за свою жизнь я охотно готов принести жертву. Мне нравится это решение. Я поставлю твои интересы выше своих…

— Нет, — вскрикиваю я.

— Другого выхода нет, Стар.

Я пытаюсь сделать глоток воздуха, но ко мне на грудь, словно положили свинцовую плиту.

— Есть другой выход.

Он внезапно поднимается, и его стул падает вниз, отчего я подпрыгиваю. Он смотрит на меня сверху вниз, его глаза горят.

— Каким мужчиной ты меня считаешь? Пока есть хоть капля дыхание в моем теле, я никогда не позволю ему отнять тебя. Боже, даже сама мысль заставляет мою кожу гореть.

Я тоже встаю, и слова, которые я никогда не думала, что произнесу, выходят из моего рта:

— А какой женщиной ты считаешь меня? Думаешь, я позволю тебе умереть, чтобы заплатить долг, когда я могу раздвинуть ноги?

— Это не один раз, поэтому я не смогу жить сам с собой в ладу, если моя жена будет выплачивать долг своим непорочным телом. С тем же успехом я могу умереть, нежели позволю тебе это сделать.

Я с трудом сглатываю.

— А сколько раз это нужно сделать?

— Черт возьми, Стар.

— Ответь мне.

— Зачем? Это невыход из положения. Я не позволю тебе этого совершить.

У меня сжимаются кулаки.

— Ответь мне, черт тебя побери, — перехожу я на крик.

Он выглядит потрясенным. Я никогда не повышала на него голос.

— Месяц, — шепотом произносит он.

— Я должна приходить к нему каждую ночь в течение месяца? — спокойно спрашиваю я.

Он вздрагивает.

— Нет, ты должна остаться с ним на месяц.

— И это как-то где-то оговорено?

Он пинает упавшее кресло.

— Есть контракт.

— Это только секс, или... какие-то странные вещи, которые мне придется совершать?

— Он дал мне возможность взглянуть на контракт. Ничего не будет без твоего согласия.

Я плюхаюсь обратно в кресло, потому что у меня ноги подкосились. Я открыто смотрю ему в глаза.

— Я согласна.

Он садится передо мной на корточки и накрывает мои руки своими. У него теплые руки.

— Пожалуйста, Стар. Я не хочу, чтобы ты это делала.

Я поднимаюсь с кресла. Я не хочу, чтобы он дотрагивался до меня. Я начинаю вышагивать по столовой. Он не двигается, просто сидит, обхватив голову руками. Я глубоко вздыхаю, чтобы привести в порядок мысли. Если бы мой отец знал? Отец лежит в больнице, борется за свою жизнь, поэтому я принимаю окончательное решение. Я возвращаюсь к столу, остановившись перед Найджелом.

— У нас нет сбережений, поэтому, если ты умрешь, страховой компании потребуется несколько месяцев, чтобы выписать чек?

Он кивает.

— Что будет с папой за это время?

— Разве ты не можешь попросить свою мать или сестру помочь ему? — Его голос дрожит.

Я прикусываю нижнюю губу и прикрываю глаза, чтобы он не видел какую боль мне причиняет. Я не могу подвести отца.

— Когда мне нужно прийти к нему? — спрашиваю я, открывая глаза.

Он снова закрывает лицо руками.

— Я не могу позволить тебе этого сделать.

— Сегодня вечером, да?

Он кивает.

— Свяжись с ним, скажи, что я приду. И я хочу посмотреть контракт.

Он хватает меня за руку.

— Я смогу найти выход. Мне просто нужно немного времени. Я не хочу, чтобы ты совершала это ради меня.

— Успокойся, дорогой мой муж. Я делаю это не ради тебя, а ради своего отца, — холодно произношу я.

Он вздрагивает, как будто я только что ударила его.

— Я не позволю тебе, — внезапно начинает он кричать.

— Ты больше не имеешь права указывать мне, что делать. Ты потерял это право, когда обманул меня и втянул нас в этот бардак.

Я выхватываю свою руку. Быстро, как молния, он снова хватает ее.

— Куда ты направляешься?

— Мне нужно принять душ, Найджел, — говорю я совершенно без эмоционально.

— Послушай, я хочу попробовать взять кредит.

Я грустно смотрю на него.

— Не беспокойся. Ты прыгнешь из огня, да в полымя. Вот в чем дело. Ты прямо сейчас должен записаться на консультацию к специалисту, чтобы разобраться со своей зависимостью. Пока ты не излечишься, ты все время будешь возвращаться после работы в этот клуб каждую ночь. Ты понимаешь?

Он кивает.

Я подаюсь ближе к нему.

— И более того, если ты пойдешь в другой клуб или сделаешь хотя бы еще одну ставку, не ожидай, что я останусь с тобой.

Он снова кивает с трудом сглатывая.

— Хорошо.

— Я люблю тебя, — с нежностью говорит он, со слезами на глазах.

Я замираю на полпути. Раньше я никогда не видела, чтобы Найджел плакал. Даже когда у него умерла мать в прошлом году.

— Я тоже люблю тебя, Найджел, но ты сильно меня обидел. Я никогда таким тебя не видела, мне даже кажется, что я совсем тебя не знаю.

Он хватает меня за руку.

— Неправда, ты знаешь меня. Я именно тот мужчина, в которого ты влюбилась. Я просто был дураком. Я запутался. Теперь, оглянувшись назад, я даже не могу поверить, что нечто подобное совершил.

— Хорошо. Мы постараемся все исправить, — глухо произношу я.

— Должен быть другой выход.

— Другой выход — твоя смерть и моего отца.

— Это какой-то полный п*здец. Прости меня, Стар. Мне очень жаль.

— И мне тоже, — мягко говорю я. Правда, я ничего не чувствую, ничего, словно онемела. Ни страха, ни горечи, ни ужаса, ни отвращения, даже злости и той не чувствую. Возможно я пребываю в шоке, потому что мне все кажется настолько нереальным. Словно во сне, и я вот-вот должна проснуться.

— Я готов потерять все, кроме тебя, — плачет он.

Я киваю его словам, меня они мало заботят на данный момент и направляюсь вверх по лестнице.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Стар

(Грешник)

Когда я выхожу из душа, Найджел поджидает меня в спальне.

Я, не глядя на него, иду мимо прямиком к своему шкафу.

— Стар?

Я открываю ящик с бельем.

— Ты позвонил ему?

— Нет.

— Я должна забрать бабушку, вернусь днем. Пожалуйста, позвони ему.

— Нам нужно поговорить, — говорит он.

У меня соскальзывает полотенце, и я натягиваю трусики.

— Нет, мы не будем сейчас разговаривать.

— Наш брак…

— Очень жалко, что ты не думал о нашем браке, когда получал удовольствие от игры, — выплевываю я ему в ответ.

Он подходит ко мне.

— Пожалуйста, Стар.

В зеркале я вижу, он стоит у меня за спиной, протягивает руку, и я заторможено наблюдаю в зеркало, как его пальцы ласкают мою грудь. Кожа на его руке темнее, чем моя.

Выглядит эротично.

Я продолжаю тупо наблюдать за его движениями, но при этом абсолютно ничего не чувствую. Он встает передо мной и берет в рот сосок. Я ошалело наблюдаю, как он сосет мою грудь. Как... вампир. Он поднимает на меня глаза, наши взгляды встречаются. Выражение на моем лице заставляет его замереть. Он выпрямляется.

— Я опаздываю, — говорю я ему.

— Я люблю тебя, — снова произносит он.

— Да, ты уже говорил. — Я обхожу его сбоку и вытягиваю первые попавшиеся джинсы.

— Прости. Мне очень и очень жаль. Если бы я мог повернуть время вспять, я бы сделал все по-другому, — говорит он.

— Жалко, что ты не можешь повернуть время вспять.

— Я хочу найти другой выход.

Я безучастно смотрю ему в глаза.

— Я буду дома после обеда. И к этому времени либо у тебя должны появится четыреста пятьдесят тысяч фунтов, которыми ты можешь погасить долг, либо ты должен договориться с русским, что я приеду к нему.

— Похоже тебе не терпится отправится к нему, — с сарказмом говорит он.

Я разворачиваюсь и со всей силой ударяю его по лицу. Его голова даже дергается, у меня жжет ладонь от удара. Я наблюдаю за появляющимся белым отпечатком ладони, проступающим у него на щеке. Я никогда раньше никого не била.

— Убирайся, — рычу я.

— Прости. Я не должен был этого говорить.

— Чем дольше ты будешь стоять здесь, тем больше уважения я потеряю к тебе.

Он хватается за щеку и выходит из комнаты.

Я одеваюсь и спускаюсь вниз. Найджел появляется в коридоре. Полностью его игнорируя, я молча выхожу за дверь. Как только за мной закрывается дверь, чувствую, как слезы начинают собираться у меня на глазах. Я моргаю, пытаясь их удержать. Что бы ни случилось, бабушка и папа никогда не узнают. Я сажусь в машину и еду к дому бабули. Дедушка открывает дверь.

— Что случилось, дорогая? — спрашивает он, похлопывая меня по плечу. — Ты немного бледная.

— Ничего. Мне кажется простудилась, не очень хорошо себя чувствую.

— Это Стар? — кричит бабушка из спальни.

— А кто еще это может быть? — в ответ кричит дед.

— Входи. Входи, — приглашает он.

Я иду по коридору.

— Ба, я не очень хорошо себя чувствую. Ничего, если я вызову тебе такси? Поеду к папе завтра.

— Что с тобой, милая?

— Должно быть заболеваю. Я не хотела бы встречаться с отцом, боюсь его заразить.

— Конечно, конечно. Присядь, я приготовлю тебе чай.

Я слабо улыбаюсь ей.

— Нет, я не останусь. Хочу вернуться и лечь в постель.

— Тебе не стоило приезжать. Ты могла мне просто позвонить.

— Я почувствовала себя неважно в машине. — Отчасти это правда. Вся чудовищная ситуация шибанула по мне, как только я выехала из дома.

Я вызываю такси Uber и называю адрес больницы, куда собирается бабушка. Затем возвращаюсь в машину и еду в Гайд-Парк. Останавливаюсь на том месте, где стоянка запрещена, но, честно говоря, мне наплевать оштрафуют меня или нет.

Сегодня обещали дождь, поэтому пасмурно, но несмотря на прогноз я направляюсь в парк. Сажусь на свободную скамейку и начинаю гуглить «игорную зависимость» на мобильном телефоне. Более четырех миллионов страниц посвящены этой темы. Я просматриваю одну за одной и прихожу к выводу, самое главное, что присутствует почти во всех статьях на эту тему — не терять веру в близкого человека, который хочет преодолеть эту зависимость.

Поддержка со стороны близких также очень важна для процесса преодоления зависимости. Процесс тяжелый и трудный, но можно его преодолеть, если обратиться за помощью и признать, что на самом деле, это болезнь. Психическое заболевание. Из статей я узнаю, что эта зависимость способна даже изменить работу мозга. Искажая существующую действительность, когда зависимость становится главным приоритетом во всем, как у наркомана, который просит дозу, чем и вызвано навязчивое, неконтролируемое поведение многих игроков.

По-видимому, существуют миллионы людей, имеющие зависимость от азартных игр. Некоторые в меньшей степени, другие в большей, отчего распадаются семья и браки.

Я прокручиваю статью вниз, чтобы прочитать мнения других людей. Жены, оставившие своих мужей. Жены, которые остались со своими мужьями и всячески их поддерживали, проходя вместе через весь ад. Главная нить всех высказываний — поддерживать, но не становиться стимулятором.

Самым важным аспектом поддержки — это открытое, честное общение и создание определенных ограничений, говорят они, нужно точно дать понять любимому человеку, что вы готовы, а что не готовы сделать. Показывать ему свою любовь, желая помочь, приводить примеры и стараться выходить в разные места, тем самым меняя его стереотипы. Настоятельно рекомендуется присоединиться к группе поддержки. Чувство изоляции может угнетать, поэтому группа поддержки жизненно важна в этом вопросе.

Я закрываю телефон и смотрю на играющих вдалеке детей. Вспоминаю свою желтую комнату с нарисованными нарциссами. До чего же глупая идея. Детская комната должна быть синей или розовой. Я перекрашу ее через месяц. Или подожду, пока не узнаю пол ребенка. Я думаю о своем будущем малыше, проходя мимо магазина Bonpoint в Сохо, это французский бренд, который делает великолепную одежду для детей. Мне приходится бороться с искушением, чтобы войти. Но как только я открываю дверь... попадаю в сокровищницу чудес.

Николай.

Имя вспыхивает в голове. Кто этот человек? Почему он так хочет унизить Найджела, что забирает на месяц у него жену? От мысли, что кто-то хочет причинить боль Найджелу, во мне срабатывает защитный инстинкт по отношению к моему мужу.

Я помню тот день, когда он сделал мне предложение. Он арендовал кафе Café du Paris и заполнил его танцовщицами канкана, которые прилетели прямо из Парижа. Одна из танцовщиц подошла ко мне и пригласила на сцену. Я не могла понять, что происходит. Кровь стучала в ушах. Строй танцоров раздвинулся, и я увидела Найджела, стоящего на колене.

Мне казалось, я умру от счастья.

Да, это было грандиозно, но я была молода, и это был самый счастливый день в моей жизни. А потом наступил день моей свадьбы. Ничто не может сравниться с ним. Мы оба были так взволнованы от открывающегося будущего перед нами. Даже вытянутые, грустные лица моих родителей не смогли омрачить наше счастье. Найджел был не отразим в своем синем костюме.

Когда он повернулся, взглянуть на меня, я чуть в обморок не упала от счастья.

Я стояла в той маленькой, освещенной солнцем церкви и обещала и в горе и радости. Сейчас Найджел заболел. Зависимость такая же болезнь, как рак.

Я буду все время рядом с Найджелом, пока он будет пытаться вылечиться. Другие женщины поддерживали своих мужей и победили эту болезнь. Если этот русский думает, что сможет уничтожить то, что у меня есть с Найджелом, его ждет сюрприз.

Раздается звонок моего мобильного, выводя из дум.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Стар

— Позавтракаем? — Спрашивает Роза, моя лучшая подруга. Я знаю ее с начальной школы, и она всегда заботилась обо мне. Она еще не совсем проснулась.

— Да, — автоматически отвечаю я.

— Что случилось?

— Ничего.

— Не говори ерунды.

— Почему ты думаешь, что что-то случилось? — интересуюсь я.

— Я слышу это по твоему голосу.

— Расскажу, когда встретимся.

— Но с тобой все в порядке?

— Да.

— Точно? — настаивает она.

— Да.

— Lucianos?

— Согласна.

— Ты сможешь быть там через двадцать минут?

— Могу уже через десять, — отвечаю я.

— Хорошо, тогда увидимся через десять.

Как только я паркуюсь, начинается сильный дождь, я держу сумку над головой и бегу в кафе. Войдя во внутрь, смахиваю с легкой куртки капли дождя и замечаю Розу. Ее невозможно не заметить.

Она худая, как палка, с огненно-рыжими волосами, подстриженными в боб. Она всегда красит губы алой помадой, и сейчас на ней обшитая кружевом темно-серая кофта с длинными рукавами, из которой в вырезе проглядывает футболка. Последний писк моды, или то, что все будут носить нечто подобное осенью. Роза работает в журнале мод. Она одна из тех людей, кто реально сидит за длинным стеклянным столом с кучей коллег и решает, что будет модно в следующем сезоне. На руке у нее поблескивает браслет. Я подхожу к ее столику.

— Мне нравится твоя кофта, — говорю я.

— Я напялила ее на ночную рубашку, чтобы со стороны не казалось, как будто я выкатилась из кровати какого-то чувака, — говорит она, поднимаясь из-за стола и обнимая меня своими худыми руками.

— А на самом деле? — спрашиваю я.

— Мне не так повезло, — шепчет она мне на ухо.

Знакомый пряно-розовый запах ее духов Сержа Лютена наполняют нос, и мне не хочется ее отпускать. Мне хочется поплакать, пока я нахожусь в ее теплых, так вкусно пахнущих объятиях. Сегодня утром все мои желания и мечты потерпели крах. Я хочу остаться подольше в ее руках, но она отстраняется и настороженно оглядывает меня.

— Выкладывай. Что тебя гложет?

Вздохнув, я опускаюсь на стул напротив. Она откидывается на спинку стула, сложив руки перед собой.

Я раздумываю.

— Рассказывай, что да как, Стар, — подталкивает она своим обычным спокойным голосом.

— Найджел, — выговариваю я.

— Он тебе изменил? — тут же спрашивает она, подавшись вперед.

— Нет, я не об этом.

Она прищуривается, и вся ее поза говорит, что она готова ринуться в бой.

— Что еще сотворил этот подонок?

Все будет сложнее, чем я думала. Я перебираю пряжку на сумке.

— У него огромные неприятности, Роза.

Появляется официантка, чтобы принять у нас заказ, но Роза нетерпеливо машет рукой, чтобы она ушла.

— Какого рода неприятности?

Я глубоко вздыхаю.

— Он потерял много денег.

— Сколько? — с любопытством спрашивает она.

Я прочищаю горло.

— Четыреста пятьдесят тысяч фунтов.

Она хмурится.

— Это пустяки. Разве брокеры обычно не теряют миллионы?

— Это не деньги его клиентов, Роза. Это наши деньги. Он взял кредит и не может его вернуть.

У нее глаза, словно вылезают из орбит.

— Господи, — говорит она. — Ты имеешь в виду, что он не потерял эти деньги на работе. Он, действительно, кому-то должен такую сумму?

Я киваю.

— Кто мог, черт возьми, одолжить почти полмиллиона твоему никчемному мужу?

— Не говори о нем так, — бормочу я.

Она с недоверием смотрит на меня.

— Ты еще защищаешь этого мудака?

Я знаю, что не должна его защищать, но у меня уже вошло в привычку. Всякий раз, когда Роза и мои родные начинают его оскорблять, я тут же бросаюсь на его защиту. До сегодняшнего утра, я действительно ему верила и защищала, не чувствуя себя при этом полной дурой. Я опускаю глаза на стол.

— Кому он должен эти деньги? — снова спрашивает она.

— Я не знаю его фамилию. Но зовут его кажется Николай…

— Николай? Это русское имя.

Я киваю.

— Только такой мудак, как Найджел мог задолжать какому-то русскому парню четыреста пятьдесят тысяч фунтов. Такого с другим, более бестолковым человеком, как он, произойти не могло, — без жалости говорит она.

— Это не смешно, Роза. Найджел очень напуган.

Она смотрит на меня без малейшего сострадания.

— Хорошо. Он должен быть напуган. Людей убивают и за меньшее.

Как только Роза произносит эти слова, я точно начинаю осознавать всю серьезность ситуации, у меня сдавливает грудь, словно опустили бетонную плиту. Разговаривая с ним, я так разозлилась, впала в ступор и была обижена, что до конца всей ситуации не понимала — Найджела могли просто убить прошлой ночью. У меня мурашки начинают ползти по коже. Широко открытыми глазами я пялюсь на Розу.

— Почему Найджел должен этому русскому парню?

Я прочищаю горло.

— Он проиграл эти деньги в его клубе.

Теперь Роза таращится на меня.

— Найджел игрок?

Я киваю.

Она в изумлении качает головой.

— Он похож на одного из тех злобных веганов, которые трясут кулаком и называют тебя убийцей, потому что ты съела вареное яйцо, а потом посреди ночи крадутся на кухню, чтобы полакомиться телячьей отбивной.

— Он клянется, что начал играть недавно.

— Оправдывай его поведение сколько хочешь, Стар. Но он, черт побери, настоящий лжец.

Я прижимаю пальцы к вискам.

— Перестань, прошу тебя выдавать свои ужасные комментарии и шутки. Я не могу справиться с ними сегодня, ладно?

Она пожимает плечами.

— Честно говоря, не понимаю, почему ты так сильно расстраиваешься. Конечно, полмиллиона — это большие деньги, но у вас есть капитал, есть собственный дом. И Найджел зарабатывает хорошие деньги…

— Найджел заложил наш дом. Ничего не говори, — категорически прерываю я ее.

На этот раз она останавливает себя.

Я с трудом сглатываю.

— И он опустошил наш общий счет. — Я наблюдаю за вспышкой ярости у нее на лице и поспешно выкладываю все. — Он продал квартиру в Испании. У нас нет денег, чтобы погасить его долг.

— Я с привеликим удовольствием готова придушить этого ублюдка, — тут же резко замечает она.

— Поскольку денег на погашение долга нет, этот русский угрожал Найджелу вчера ночью, если он не заплатит, причем быстро.

— Ну, решение твоей проблемы совершенно очевидно. Просто разреши этому русскому выбить из него все дерьмо, — бесстрастно предлагает она.

— Есть еще один выход, тогда он сможет списать долг. — Я замолкаю, набираясь мужества, чтобы произнести слова.

— Да? Я вся в внимании.

— Если... если... я пойду к нему.

Брови Розы взлетают так, будто собираются улететь с ее лица.

— Какого хрена? Ты ведь это не серьезно.

Я молча наблюдаю за ней.

— Хочешь сказать, что какой-то русский бандит готов списать долг в полмиллиона в обмен на секс с тобой?

— Дело в том, что я должна остаться с ним на месяц.

Она наклоняется вперед, ее глаза блестят не хорошим блеском.

— Ты знаешь этого мужчину?

— Нет.

Она хмурится.

— Он вообще знает, как ты выглядишь, он видел тебя?

— Нет.

Она откидывается на спинку стула и выдыхает.

— Странно. Мужчина готов списать долг, хотя я так понимаю, что он довольно-таки крут, и способен заполучить любую киску в мире, но хочет при этом тебя, даже не зная, как ты выглядишь. Без обид, но ты могла бы оказаться непривлекательной старой кошелкой.

— Мне тоже это кажется несколько странным, — медленно соглашаюсь я. — Но Найджел думает, что кто-то завидует ему и пытается таким образом отомстить.

На ее лице появляется саркастическая гримаса.

— Извини, каким образом они собираются отомстить Найджелу, если в результате отдуваться будешь ты?

— Разве ты не видишь, что таким образом они хотят причинить ему боль. Все знают, что если кто-то хочет навредить Найджелу — это заставить меня страдать.

Она закатывает глаза.

— Слишком завуалировано для врага Найджела. Мне кажется, кто-то должен сказать этим врагам, что Найджел — авантюрист. И если тебя не будет вдруг завтра, он найдет тебе замену послезавтра. Лучший способ навредить Найджелу — это заставить страдать самого Найджела, а не тебя.

— Тогда, какое может быть объяснение еще?

— Основываясь на том, что ты сказала, это все равно, что сделать вывод — птицы не едят тигров, поэтому они должны есть львов. Может быть множество причин, по которым ты стала участником этой сделки. Я ни в коем случае не удивлюсь, если Найджел предложил тебя сам, чтобы спасти свою трусливую задницу.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Стар

Я ошеломленно вздыхаю.

— Это низко. Даже для тебя, Роза. Найджел абсолютно опустошен. Ты была бы шокирована, если бы я сказала тебе, каков был его первоначальный план, чтобы разобраться с этим бардаком.

Роза складывает руки на столе и пристально смотрит на меня.

— Наверное, достаточно хороший, поделись со мной его блестящим планом.

— Он собирался устроить аварию... себе, чтобы я могла воспользоваться его страховыми деньгами.

Даже произносить эти слова мне тяжело, но Роза начинает хохотать.

— И ты поверила ему?

От ее смеха я чувствую себя глупо, но я выпрямляю спину. Роза как всегда не объективна к Найджелу. До сегодняшнего утра Найджел всегда был добр ко мне.

— Да, поверила. Ты должна была видеть его состояние, в котором он пребывает все утро.

— Я люблю тебя, Стар, но, честно говоря, когда дело доходит до Найджела, ты становишься совершенно наивной. Если бы я не встретила тебя до того, как ты стала с ним путаться, я бы решила, чтобы ты — непробиваемая дурочка. Ты думаешь, что солнце всходит из-за его задницы. Посмотри на себя. Ты стараешься защитить его, когда он только что тебе доказал, что ты не должна верить ни единому его слову, потому что он игрок и обманщик.

— Я знаю, что ты думаешь, что я глупая, потому что так отношусь к Найджелу, меня это мало волнует. Мне нужно что-то предпринять. Я не могу позволить этому русскому заставить Найджела страдать. Он все еще мой муж, и я люблю его.

— Да, он мне не нравится. Больше скажу, я его ненавижу. Что касается меня, только благодаря Найджелу я никогда не поддержу закон, который пытаются принять, разрешающий вступать в брак в более раннем возрасте. Таким взрослым мужикам никогда не следует разрешать заниматься сексом с несовершеннолетними девушками. Они просто трахают им мозг навеки.

— Я не была тогда уже ребенком, когда познакомилась с Найджелом, — добавляю я.

— Стар, — резко говорит она. — Ты была настолько чертовски невинной, что даже не целовалась с парнем как следует. Он появился и стал безжалостно преследовать тебя, задурил тебе голову своей роскошной машиной, дорогими подарками и всякой ерундой. Ему мало было тебя, он начал контролировать и полностью промыл тебе мозги своим образом мышления.

— Он не контролирует меня, — пылко возражаю я.

— Нет? Хм... давай проверим. — У меня такое впечатление, что список обвинений у Розы накопился не маленький, поскольку она начинает загибать пальцы на руке. — Он не позволил тебе продолжить учебу.

— Я не хотела продолжать.

— Если бы вы жили в доме твоего отца, я точно знаю, ты бы продолжила учебу.

Я молчу.

— Он не позволяет тебе работать.

— Только потому, что я бы зарабатывала на орешки по сравнению с тем, что зарабатывает он, — защищаясь произношу я.

— Но это решение ты должна была принять сама, а не он.

— Честно говоря, я с ним согласна. Нет смысла работать клерком, принося так мало денег в дом, что их даже не хватит на хорошие туфли, — тихо отвечаю я.

— Да, ты бы сначала зарабатывала не много, только на орешки, но если бы ты кончила учебу, твоя ставка бы выросла. Ладно. Пошли дальше. Он не отпускает тебя на вечеринки одну.

— Да, это правда.

— Если ты заикаешься, что собираешься пойти на вечеринку, у него тут же портится настроение, и он начинает сыпать разными колкостями, что ты решаешь лучше не ходить.

Я опускаю глаза на стол.

— Он не позволяет тебе носить вещи, которые бы подчеркивали твою фигуру и открывали твои ноги.

— Мне не нравится сексуальные наряды.

— Откуда ты знаешь, что тебе это не нравится? Ты никогда так не одевалась. Он решил все за тебя, когда тебе было шестнадцать. — Она поднимает брови, ожидая возражений с моей стороны, но я молчу, и Роза продолжает загибать пальцы. — Он не разрешает тебе встречаться с подругами и не позволяет иметь друга-мужчину.

— Мне не нужны мужчины-друзья.

— Дело в том, что он не допустит этого, даже если бы у тебя появился хоть один. Он даже не терпит твоих подруг.

— Это неправда.

— Да? Сколько у тебя подруг, Стар?

Я хмурюсь.

— Ты и Синди.

— Да, я и Синди, потому что мы цепкие, как питбули. Спросите себя, почему все остальные исчезли?

Я облокачиваюсь на спинку стула.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Знаешь ли ты, что Найджел отпускает колкости на наш счет, когда тебя нет рядом.

Я пялюсь на нее.

— Он?

— «У тебя, что нет дома, что ты тут ошиваешься?» однажды он спросил меня.

У меня отпадает челюсть. Я знаю, что Найджелу не нравится Роза, но я никогда не думала, что он может быть с ней настолько грубым.

— Почему ты не сказала мне об этом раньше?

— Потому что я намного лучше знаю твоего мужа, чем ты. Я вижу его насквозь. Он хотел, чтобы я побежала к тебе и нажаловалась. И тогда ты вынуждена бы выбирать между ним и мной, потому что он поставил бы тебе ультиматум. И, конечно, будучи твоим мужем, ты выберешь его. Такие психопаты, как он, всегда пытаются искоренить любую поддержку своей жертвы, но я не предоставила ему такого удовлетворения. Мы с Синди решили, что будем выжидать. Мужчины вроде него не хватает выдержки. Мы знали, что настанет день, когда он найдет или другую такую же восторженную девушку-подростка, или же завесы наконец спадут с твоих глаз, и ты будешь нуждаться в нашей поддержке.

Я выдыхаю. Кажется, я так и не познала окружающий меня мир.

— Но самое худшее, по сравнению со всем остальным, что он совершил, что он запретил тебе осуществить свою мечту — стать писателем.

— Я все еще пишу, — быстро отвечаю я.

— Тайно, я так полагаю. Когда его нет дома.

— Не потому, что он не одобряет или типа того. Он просто не хочет, чтобы я тратила на это время, а не на него.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Стар

— Не на него? — Она с отвращением поднимает руки. — Именно об этом я и говорю, что он промыл тебе мозги. Он манипулирует тобой как хочет, он человек, который не заботится ни о ком, кроме себя. Найджел любит единственного человека на земле — самого Найджела. Даже сейчас тебе кажется, что якобы ты принимаешь решение, но поверь мне, это всего лишь видимость. Он хотел, чтобы именно ты сама предложила себя в качестве оплаты его долга.

— Ты ошибаешься, Роза. Зависимость от игр — это болезнь. Неужели ты не видишь этого, это настоящая болезнь.

Я вглядываюсь в ее лицо, надеясь увидеть хоть какие-то признаки сочувствия, но их нет.

— Да, он слишком сильно облажался, но это произошло после семи замечательных лет нашей совместной жизни. Я не могу взять и уйти, когда что-то пошло не так. Он заслуживает второго шанса.

— Если тебе это помогает не обращать внимания на очевидные вещи, то пусть будет так. Найджел полный козел.

Я сжимаю металлическую пряжку на сумочке, пока она не врезается мне в кожу.

— Найджел, на самом деле, очень сожалеет, и он обещал, что обратится за профессиональной помощью.

К нам подходит другая официантка, Роза поворачивается и рычит на нее:

— На ваш профессиональный взгляд, неужели вы думаете, что мы готовы сделать заказ?

Бедная девушка отступает с потрясенным выражением на лице.

— Пожалуйста, успокойся, Роза. Не устраивай сцен, — шепчу я.

— Ты только послушай себя! Он чертов лжец. Я не верю, что он изменится. Ты вытащишь его из этой ямы, так он обязательно попадет в другую. Человек, который начал играть в азартные игры не может за такой короткий срок потерять такую кучу денег. Скорее всего он играл уже Бог знает сколько!

К настоящему времени Роза так разволновалась, что пара за соседним столом даже перестали есть, сосредоточившись на нас.

— Давай не будем, — прошу я ее. У меня такая тяжесть на сердце. Мне страшно. И боюсь, что, на самом деле, обманываю себя. Мне кажется, что она права. И я боюсь, что мой отец был прав. И я даже не могу себе представить, что произойдет, когда я встречусь с русским.

— Когда ты готова будешь взглянуть правде в глаза, Стар? Твой муж напичкал тебе голову своим дерьмом, и ты хочешь за него принести свои извинения, и думаешь, что я промолчу. Что бы ты сделала на нашем месте?

Пара за соседним столом поднимается, собираясь уходить. Женщина останавливается у нашего стола.

— Я думаю, что твоя подруга права, — говорит она мне.

Я, раскрыв рот, смотрю на нее.

— Если бы мой муж поступил так со мной, я бы позволила этому русскому переломать ему ноги. Это преподало бы ему урок, — с жаром говорит она и идет на выход.

— И что ты собираешься делать? — спрашивает Роза.

— Сегодня вечером я отправляюсь к русскому.

— Сегодня вечером? — взрывается она. Она настолько возмущена, что чуть не выпрыгивает из кресла. — Ты такая же сумасшедшая, как и твой муж.

— Может и кажется, что я сумасшедшая, но я люблю своего мужа, Роза. Что бы ты не думала о нем, он заботился обо мне, он любит меня все эти годы.

Я чувствую, как у меня сдавливает горло, поэтому начинаю глотать ртом воздух.

— И хотя ты не веришь, но Найджел, действительно, попытался сделать все, что в его силах, чтобы остановить меня от этого шага, но у меня нет выбора. Это хорошо говорить со стороны, что было бы неплохо, если бы русский его избил, но правда состоит в том, что у нас нет сбережений и никаких активов, поэтому нам очень нужны те деньги, которые Найджел зарабатывает. Если Найджел не принесет зарплату, я не смогу содержать отца в больнице. — Как только я вспоминаю отца, слезу тут же собираются в глазах, катясь по щекам.

Роза внезапно тут же оседает на стуле. Она подходит ко мне и крепко обнимает.

— Прости меня, детка. Иногда я такая бесчувственная ведьма.

— Все в порядке. Я сказала бы тебе то же самое при других обстоятельствах, — всхлипываю я.

Она наклоняется ко мне.

— Ты что-нибудь знаешь об этом парне? Ты не можешь вот так пойти вслепую. Он может быть садистом, да кем угодно.

— Он составил контракт. Наши действия будут полностью согласованы.

Что-то вспыхивает в глазах Розы.

— Что?

— Тебе не понравится то, о чем я подумала.

— Не имеет значения. Говори.

— Похоже, что русский более честен, чем твой муж. Что еще ты знаешь о нем?

— Я знаю только то, что сказал мне Найджел. Он шесть и четыре фута и в прекрасной форме.

Роза присаживается и смотрит на меня во все глаза.

— Что?

— Господи, Стар. Ты будешь заниматься сексом с шестифутовым, прекрасно сложенным миллиардером.

Я хмурюсь.

— И…

— Это мой идеал парня.

Я моргаю.

— Ты серьезно?

Она усмехается.

— Конечно, серьезно. Ты же знаешь, что я всегда говорю серьезно. Когда закрывается одна дверь, Бог всегда оставляет приоткрытым окно. Найджел мудак, и вполне возможно, что это судьба вытаскивает тебя из его лап.

— Я не думаю, что это смешно, Роза.

— Я не хотела тебя рассмешить. С таким рвением служа Найджелу, может ты, наконец, сможешь расправить крылья в другом месте. Откровенно говоря, я склоняюсь к мысли, что это лучшее, что может с тобой произойти. С тех пор, как ты встретила этого придурка, ты словно одела шоры на глаза. Мне кажется все будет хорошо. Ты наконец-то начнешь общаться с настоящим мужчиной, и увидишь Найджела таким, какой он есть на самом деле. Лживый, поверхностный, прогнивший до глубины души, одержимый собой кукловод.

— Я боюсь, Роза, — шепчу я.

— Не надо, милая. Доверяться мне. Из этого выйдет что-то хорошее, я чувствую.

Я прикусываю губу, чтобы она не дрожала.

— Помнишь, я ездила в Нью-Йорк работать стажером в Vogue у тех стервозных женщин, которые ненавидели меня всеми кишками? Единственный раз я совершила ошибку, и одна из этих стерв уволила меня тут же, как нечего делать. Я побежала в туалет вся в слезах. Мне казалось, что моя жизнь закончилась.

Она улыбается вспоминая.

— Женщина, убирающая туалеты, была чернокожей, такая большая чернокожая мама. Раньше мы улыбались друг другу. Она спросила меня, что случилось, и я сказала, что меня уволили. «Господь Бог. Люди посходили с ума. Не обращай внимания на этих высокомерных швабр, дитя. Ты найдешь другую работу» радостно произнесла она. «Но, а если я останусь бездомной и буду жить на улице?» спросила я. И знаешь, что она мне ответила?

— Что? — спрашиваю я, заинтригованная, несмотря на все свои проблемы.

— Ну, я никогда не забываю ее слова. Она сказала: «И какое это будет удивительное приключение». С тех пор я научилась воспринимать все новое, как новое приключение. Иногда нам так комфортно в наших маленьких клетках, что когда приходит срок уходить, мы не хотим и тогда дверь срывается с петель, клетка рушится, и мы осматриваемся вокруг, изучая целый мир снаружи нашей маленькой клетки.

Я внимательно смотрю ей в глаза.

— Ты серьезно? Думаешь, что это какая-то... возможность?

— Да, я чувствую. Все, что может тебя убрать от влияния Найджела даже на короткое время, однозначно будет только польза для тебя.

Снаружи сквозь облака начинает проглядывать солнце.

— Мне пора, — тихо говорю я.

Она поднимается и зовет официантку, на которую нарычала. Девушка нерешительно направляется к нам. Роза улыбается ей.

— Мы не будем сегодня есть, но это вам. Иногда я могу быть настоящей сукой, хотя добрая внутри, — говорит она, вручая девушке двадцать фунтов.

Глаза девушки расширяются.

— Большое спасибо, — радостно говорит она и возвращается на кухню.

Я дотрагиваюсь до руки Розы.

— Я знаю, что кажусь тебе слабовольной и наивной, но я, действительно, люблю Найджела.

— Тебе так кажется, я не уверена, что ты чувствуешь к нему именно любовь. Чем скорее ты это осознаешь, тем лучше.

— Прости, что Найджел был так груб с тобой, Роза.

— Ты не должна отвечать за этого придурка. Не извиняйся за него.

— Я люблю тебя, Роза.

— Я тоже. Никогда не забывай об этом, я всегда буду рядом с тобой.

Я киваю.

— Я хочу, чтобы ты выяснила адрес этого парня и отправила мне сообщение перед отъездом сегодня вечером. Когда ты приедешь к нему, я хочу, чтобы ты написала мне, что все в порядке. И если тебе что-то понадобится, что угодно. В любое время дня и ночи. Просто позвони мне.

Я снова киваю. Возможно именно этого я и хотела. Да, хотела, чтобы Роза знала, где я буду. Розе я доверяю больше, чем Найджелу, если уж честно, и она будет точно знать, где я нахожусь, если что-то пойдет не так.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Стар

Когда я возвращаюсь домой, Найджел развалился на диване в главной гостиной, атмосфера напряженная и странная, на кофейном столике стоит открытая бутылка виски.

— Ты выключила свой телефон, — говорит он, вставая и подходя ко мне. Его волосы взъерошены, а лицо бледное и напряженное. Я никогда не видела его раньше таким несчастным и подавленным. — Почему?

— Я не хотела ни с кем разговаривать. — Голос звучит, как деревянный.

— Где ты была?

— На улице, — коротко говорю я.

В его глазах мелькает беспокойство.

— Где?

Мне хочется ответить, что его это не касается, но я не могу. Это мой Найджел, который был моим героем столько лет. И как недавно выяснилось, мой кумир стоит на глиняных ногах, но прежде всего он является моим мужем

— Я встречалась с Розой, чтобы выпить кофе, — отвечаю я, проносясь мимо него и поднимаясь сразу же наверх.

— Ты рассказала ей обо мне? — странным тоном спрашивает он.

Я поворачиваюсь к нему, удивляясь, что он вообще задает такой вопрос.

— Да.

— Бьюсь об заклад, она пришла в ярость, — с горечью отвечает он.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что эта женщина, черт побери, завидует тебе. Она стала завидовать тебе с тех пор, как мы переспали в первый раз.

И в первые, как я встретила Найджела, я смотрю на него во все глаза и уже не вижу своего рыцаря в сияющих доспехах, а вижу перед собой ужасно ущербного мужчину.

— Как тебе пришла такая мысль в голову! Роза не ревнует тебя ко мне. У нее замечательная жизнь, и если бы ей пришлось бы поменяться со мной местами, она сошла бы с ума от скуки.

Он смотрит на меня так, как будто я его ударила.

— Тебе скучно?

— Нет, мне не скучно. Я… я была счастлива все эти годы, но Роза другая, и если бы ей пришлось прожить мою жизнь, познакомившись с кем-то, похожим на тебя и переехав к тебе, она бы заскучала.

Он прищурившись еще более внимательно смотрит на меня.

— Она уже успела отравить тебя своим ядом по отношению ко мне.

Я вздыхаю.

— Не думаю, что ты должен всю свою энергию в данный момент нацелить на Розу, мне кажется у тебя есть дела поважнее.

— Прости меня, Стар. Она мне не нравится. И никогда не нравилась. В ней есть что-то неприятное. Можешь говорить, что хочешь, но ты имеешь кое-что, что у нее не будет никогда.

— И что же это? Ты? — с сарказмом спрашиваю я.

— Ты все еще злишься на меня, — обвиняя произносит он. Его дыхание пахнет алкоголем.

— Злюсь на тебя?! С это ты так решил? Нет. Я очень довольна тобой, Найджел. Почему бы мне не быть довольной?

— Тебе не обязательно это делать, Стар. Я здесь совершенно потерянный, ждал тебя. Я даже не могу вынести мысли, что этот ублюдок будет прикасаться к тебе. Не уходи, пожалуйста, — умоляет он.

— Ну, тебе следовало раньше подумать о последствиях своих действий, пока ты проигрывал в азартные игры, обо всем, что у нас было, — резко отвечаю я.

Он протягивает руку, пытаясь меня схватить. Я тут же выдергиваю свою.

— Я знаю, прости. Я не мог предположить, что такое случится.

— Я не в настроении дискуссировать на эту тему, Найджел.

Он виновато смотрит на меня, но мне почему-то хочется, чтобы он ощутил свою вину. Я хочу, чтобы он понял всю серьезность данной ситуации, в которую нас втянул. Роза может и называет это приключением для меня, но в данный момент я так не думаю. Моя милая жизнь, которую я так ценила и обожала, и существование которой выбрала бы до конца своих дней, вот-вот изменится, причем навсегда. Во мне поднимается ярость к Найджелу за то, что он все разрушил. Я быстро меняю тему.

— Ты звонил русскому?

— Да.

— Что он сказал?

— Он пришлет за тобой машину в семь вечера.

Я моргаю от шока. Для меня машину, словно я проститутка.

— Тебе не обязательно идти на это, — мягко говорит Найджел. — Я смогу придумать что-нибудь еще, — добавляет он, но на этот раз я чувствую, что в его голосе нет убежденности, и я прекрасно понимаю, что это очередная попытка помешать мне сделать то, что мы оба знаем, является для нас единственным реальным решением.

— И какие существуют договоренности? Могу я собрать чемодан?

— Нет, — ту же отвечает он. — Ты ничего не должна брать с собой.

— Что ты имеешь в виду? А как же моя одежда и личные вещи?

— У тебя будет все. Договор звучит предельно ясно. Ты должна сегодня вечером поехать к нему, ничего не взяв с собой.

— И где я буду жить?

— В Уиндлшеме.

— Где это?

— В Суррее. Чуть больше часа езды отсюда.

— Сможем ли мы видится в течение этого месяца?

— Мы что-нибудь придумаем. Я не смогу прожить целый месяц, не увидев тебя хотя бы пару раз.

Я киваю.

— Мы может общаться по телефону, — говорит он успокаивающе.

— Хорошо.

Он нежно берет меня за руку.

— Мы вместе пройдем через это и станет только сильнее.

— Ты записался на прием к врачу?

— Конечно, записался.

— И когда?

— Завтра, — отвечает он, глядя в пол.

— Тебе лучше сказать мне правду, Найджел. Потому что, клянусь, если я узнаю, что ты не хочешь излечиться от своей зависимости, я уйду от тебя. Как бы мне не было больно, я уйду.

Он хватает меня за руки.

— Я изменюсь, клянусь. Я заставлю тебя снова гордиться мной, Стар.

— Я хочу пойти прилечь, а потом переодеться. Пожалуйста, не иди со мной. Мне нужно немного времени побыть одной, — говорю я, вытаскивая руку и направляясь к лестнице.

— Звонила твоя бабуля, — говорит он мне в спину.

Я поворачиваюсь к нему лицом. Он смотрит на меня вверх, потому что я успела подняться на первые ступеньки, и свои внешним видом чем-то похож на мальчишку.

— Она спрашивала, как ты себя чувствуешь. Я сказал ей, что ты прилегла.

— Спасибо.

— И твоя мать тоже звонила. Она попросила, чтобы ты перезвонила ей.

Я киваю и поворачиваюсь назад к лестнице.

— Ты же не рассказала ей, да?

Я качаю головой.

— За кого ты меня принимаешь, Найджел? Последнему человеку в мире, которому я бы хотела рассказать — своей матери.

— Сожалею. Прости, конечно, ты ей ничего не сказала. Я так запутался, Стар.

— Добро пожаловать в клуб, — с сарказмом отвечаю я ему и бегу наверх.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Стар

Я замираю, войдя в спальню, увидев неубранную постель. Я не успела ее застелить, поэтому она так и осталась разобранной. Вспоминаю, как Найджел прошлой ночью раздвинул мои ноги, и накатывает тошнота от мысли, что я отдам свое тело совершенно незнакомому мне мужчине. Я сжимаю кулаки и начинаю глубоко дышать.

Затем откапываю телефон в сумке и звоню бабушке. Продолжаю врать, что я плохо себя чувствую, и она соглашается завтра тоже съездить к отцу. На самом деле, она сама предлагает мне остаться дома и никуда не ходить. Я благодарю ее и звоню маме.

— Привет, мам, — тихо говорю я, слышу звук работающего телевизора на заднем плане.

— Найджел сказал, что ты не очень хорошо себя чувствуешь. Что с тобой?

— Вероятно, подхватила какой-нибудь грипп.

— Ну, такое возможно, если каждый день наведываться в больницу. О, ради всего святого, можно подучать, как ты несешься к нему, будто он умирает.

— Зачем ты звонила, мам?

— Разве я не могу позвонить своей дочери просто так? — с раздражением спрашивает она.

— Конечно, можешь. Как ты?

— Все хорошо.

— А Дэвид? — спрашиваю я про мужчину, за которого два года назад она вышла замуж.

— Да, с ним тоже все хорошо... эм... я хотела спросить, ты не могла бы одолжить пару сотен фунтов. Я отдам в конце месяца. Знаешь, как это бывает. Ха, ха, конечно, ты с Найджелом не самые богатые и все такое…

Я с трудом сглатываю.

— Я переведу деньги в понедельник утром.

— Эм... я бы хотела, чтобы ты перевела по интернету сегодня днем, милая.

— Хорошо, я сейчас переведу.

Я опускаю взгляд на часы. Мне пора пошевеливаться.

— Мне нужно идти, мам. Я позвоню тебе скоро.

Я отключаюсь, перевожу деньги со своего счета и направляюсь в ванную. Я останавливаюсь перед зеркалом, разглядывая себя. Странно, что я выгляжу точно так же, будто ничего не произошло. На лице не видны следы ужасных потрясений, которые свалились на меня сегодня утром. Я включаю душ, раздеваюсь и захожу в кабину. Горячая вода не смывает чувство, будто меня вывалили в грязи.

Я заворачиваюсь в полотенце и сажусь перед туалетным столиком. Мокрые белокурые локоны покрывают плечи. В голове ни одной мысли, пока я не вытягиваю их феном, и они не превращаются в мягкие волны, обрамляющие лицо. Я снимаю полотенце и критическим взглядом окидываю свое обнаженное тело в зеркале. Никто, кроме мужа, никогда не видел меня обнаженной.

Тело выглядит идеальным. Грудь слишком маленькая, а бедра не маленькие, округлые. Найджелу они нравятся, а что если русскому не понравятся? Тогда все будет напрасно? Он отправит меня назад и скажет выплачивать долг как-то по-другому?

Холодок пробирается по позвоночнику.

В панике я открываю ящик и смотрю на выстроенные помады. Беру темно-красного цвета. Я почти никогда не пользуюсь столь яркими цветами. Найджел предпочитает, чтобы я использовала персиковые тона. Я провожу по губам, и тут же вижу, как изменилось выражение моего лица. Губы выглядят больше и более привлекательными. Я накладываю два слоя туши. Я выгляжу все лучше и лучше.

Направляюсь в сторону гардероба и с тревогой оглядываю свои вещи. У меня нет сексуальных нарядов. Я вытаскиваю свое черное платье. Оно не выглядит откровенно вызывающим, наоборот, более утонченным. Возможно, миллиардер подумает, что оно даже старомодно.

Я натягиваю халат и босиком спускаюсь вниз, стараясь не шуметь, двигаюсь по коридору к гостиной. Найджел сидит на диване, обхватив голову руками. У меня сжимается и болит сердце от одного его вида. «Это болезнь», — напоминаю я себе.

— Найджел?

Он резко вскидывает голову вверх.

— Что, если я приеду к нему, а он решит, что не хочет меня? Что тогда будет?

— Долг все равно будет считаться выплаченным.

— Но мне казалось, что сначала мы должны подписать контракт.

— Он уже подписал и передал контракт. Он не может пойти на попятную.

— О! Ты не говорил мне, что он прислал контракт.

Он кивает в сторону письменного стола.

— Там. Меня мало беспокоит его дурацкий контракт, Стар. У меня сердце разрывается. Ты будешь с другим мужчиной. Ты моя. Моя девочка. Ты не знаешь, каково это сидеть здесь, и наблюдать, как ты готовишься поехать к нему. И чувствовать свою вину. Глупость. Жадность. Беспечность. О чем я думал? Господи! Каким чертовым дураком я был.

У меня сердце замораживается, превратившись в осколок в груди. Я глубоко вздыхаю. Мне хочется ринуться к нему, обхватить его руками и утешить, но я продолжаю стоять на месте. Я не хочу, чтобы ему было так легко. Не хочу потакать его прихотям, говоря, что я всегда буду рядом с ним, готовая выплатить все его долги своим телом.

— Сколько сейчас времени? — спрашиваю я.

Он смотрит на часы и вздрагивает.

— Половина шестого.

— Думаю, мне лучше продолжить собираться, — отворачиваясь произношу я.

— Ты накрасила губы красной помадой, — кричит он мне в след.

Я поднимаю подбородок и разворачиваюсь назад.

— И что?

— Ничего. Ты никогда не пользовалась красной помадой.

— Потому что она тебе не нравится.

Он хмурит лоб.

— Мне нравится. Я просто не хотел, чтобы другие мужчины видели ее на тебе. Я с удовольствием бы смотрел на тебя, когда мы одни дома. Например, когда ты готовишь, а я делаю нам коктейли. Помнишь, когда мы ели и пили, и я занимался с тобой любовью у костра... иногда ты так напивалась, что мне приходилось относить тебя наверх.

Старая магия от воспоминаний окутывает меня.

— Может я буду пользоваться этой помадой, когда мы снова будем вместе, — мягко говорю я.

Он грустно улыбается.

— Да, я бы очень этого хотел.

Я пристально разглядываю его. Он подходит ко мне и обнимает. Я стою, словно истукан, в его объятиях. Он отступает и вглядывается мне в лицо.

— Я люблю тебя, Стар, — шепчет он.

И в эту минуту я больше не в состоянии этого вынести, поэтому разворачиваюсь и несусь вверх по лестнице.

Никто не знает, что меня связывает с Найджелом. Никто не может понять наших отношений. Я бросаюсь к зеркалу и стираю красную помаду. С таким ожесточением тру губы, что они становятся красными. Затем смываю тушь. Потом румяна.

Я не собираюсь облегчать жизнь этому русскому.

Я заставлю его пожалеть о том дне, когда он даже подумал, что может разрушить мои отношения с мужем. Да, мой муж болен, но люди, похожие на этого русского, все только делают еще хуже. Он не должен был позволять Найджелу накапливать долг до такой суммы.

Мысль крутится у меня в голове. Да, я покажусь перед Николаем в неприукрашенном виде, такая, какая есть. Посмотрим, насколько ему все еще будет нужна неизвестная жена Найджела. Я приеду к нему не как шлюха, которую он выбрал, чтобы полакомиться, а как наемный работник. Может он, увидев меня, отвергнет.

Тогда я вернусь к Найджелу, и мы вместе станем разгребать этот ужасный беспорядок, который он устроил в нашей семье. Нам через многое нужно пройти и многое сделать. Начиная с доверия, которое нам нужно восстановить, но если мы оба переживаем и любим друг друга, все получится.

Узел внизу моего живота постепенно начинает ослабевать, я достаю мешковатые синие джинсы и широкую рубашку с рисунком. Из нижнего ящика я вытаскиваю изношенные кроссовки, которые одеваю, когда занимаюсь в саду. Затем опрыскиваю волосы водой, и они снова превращаются во вьющийся беспорядок. Я собираю их в хвост и скрепляю резинкой. Глядя на себя в зеркало, даже я нахожу себя в таком виде, довольно непривлекательной.

Поэтому улыбаюсь с удовлетворением.

Мне интересно узнать, что он почувствует, когда увидит перед собой нечто похожее. Я бросаю в сумку наличные вместе с противозачаточными средствами и презервативами, зубной щеткой, мобильником и зарядным устройством, и спускаюсь вниз.

Найджел ходит туда-сюда по коридору и его глаза расширяются, когда он видит меня. Он подходит и хватает обеими руками меня за руку.

— Клянусь жизнью нашего ребенка, что покуда я жив, никогда больше не буду играть.

— Не приплетай сюда наших детей, — автоматически говорю я.

— Тогда я сгнию в аду, если нарушу это обещание.

Я смотрю в его глаза и не вижу ничего, кроме решимости победить эту болезнь.

— Я верю тебе, — шепчу я.

— Спасибо. Я больше никогда не подведу тебя, Стар. Никогда. Ты моя жена и моя жизнь.

— Пора?

— Машина ждет снаружи.

Я глубоко вздыхаю.

— Могу я поцеловать тебя на прощание?

Я с трудом сглатываю. Куда катится мир, если муж спрашивает разрешения у жены, может ли он поцеловать ее? Я киваю.

Он наклоняется и дотрагивается до моих губ. Поцелуй нежный и сладкий, и я чувствую, как отвечаю, цепляясь за него. Я не хочу от него уходить. Он прерывает поцелуй и смотрит открыто мне в глаза.

— Он думает, что может нас сломить. У него ничего не получится. Ты моя. Ты всегда будешь моей.

— Позаботься о себе, Найджел, — говорю я, затем быстро иду к входной двери.

— Я позвоню тебе, — произносит он, когда я открываю дверь.

У меня сжимается горло, слов не хватает, да я и не могу ничего сказать. Я закрываю за собой дверь. Напротив дома стоит черный лимузин. Мужчина в форме шофера выходит из машины и подходит к пассажирской двери. Он открывает ее и ждет. Он не смотрит на меня. Просто ждет.

Странное ощущение накрывает все мое тело.

Теперь уже не будет так, как прежде. Я оглядываюсь и смотрю на закрытую входную дверь. И мне хочется открыть ее и ринуться в объятия Найджела, вернуться в мой очаровательный дом, где я столько времени ощущала себя в безопасности, такой счастливой и любимой. Я разворачиваюсь и иду к поджидающей меня машине.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Стар

(Деньги, Деньги)

Шофер молча кивает и дожидается, пока я сажусь на заднее сиденье лимузина. Внутри тихо играет классическая музыка и пахнет дорогим одеколоном. Дверь закрывается, мужчина огибает машину, подходя к своей двери.

Я поворачиваю голову, взглянуть на окна моего дома. У окна гостиной стоит Найджел и смотрит на меня. Он выглядит настолько потерянным и несчастным с опущенными плечами, что внутри мое сердце обливается кровью.

Водитель садится на свое место и машина начинает двигаться. Я смотрю в окно, ничего не видя перед собой. Только думаю о Найджеле, стоящем у окна. Автомобиль проезжает мимо Эрлс Корт, выезжая на трассу M4 из Лондона, и я начинаю внимательно следить за дорогой. Мы целенаправленно едим вперед, затем плавно сворачиваем на шоссе M25. Здесь больше машин, но менее чем через двадцать минут мы съезжаем с автомагистрали. И через некоторое время я вижу указатель на Вирджиния Уотер, Суррей. Как-то я была там. Один из друзей Найджела живет в поместье Вентворт. (Эрлс Корт (британский выставочный и спортивный центр, расположенный в боро Кенсингтон и Челси недалеко от станций метро Эрлс-Корт и Вест-Бромптон. Является самым крупным сооружением подобного типа в Лондоне. – прим. пер.)

Проезжаем поместье и двигаемся дальше по главной дороге, пока не появится дорожный знак Уиндлшем. Менее чем через милю мы сворачиваем на дорогу, засаженную с двух сторон деревьями, среди которых возвышаются большие дома. Дорога ведет на еще один поворот, и мы останавливаемся перед воротами с двумя большими каменными столбами по бокам, на которых восседают львы. Название поместья вырезано на каменной табличке. Я достаю мобильный и пишу Розе:

Особняк Найтсбрук, Уиндлшем

Ответ от Розы приходит моментально:

Господи, я знаю это место. Это, черт побери, настоящий дворец.

Автомобиль притормаживает перед высокими черными воротами. Видеокамеры поворачиваются в нашу сторону. Водитель просто сидит и смотрит перед собой, через несколько секунд ворота бесшумно открываются. Машина проезжает вперед.

Подъездная дорога длинная и извилистая, окруженная могучими старыми деревьями. Стволы настолько толстые, что потребуется две, а может и три, таких как я, чтобы обхватить их руками.

Мы проезжаем, по крайней мере, еще одну милю, прежде чем передо мной показывается величественный особняк, расположенный на возвышенности. Последние лучи летнего солнца освещают его, придавая красивое красноватое свечение белым камням. Он кажется очень величественным и великолепным.

У меня желудок ухает вниз от странного сочетания страха и предвкушения. Что это за мужчина, черт возьми, обитающий в таком месте, готовый заключить контракт с женщиной, которую никогда не видел? Зачем подобный мужчина хочет навредить такому маленькому мальку, как Найджел?

Мы продолжаем двигаться по дороге, заворачивая на полукруг к фасаду дома. Широкие каменные ступени ведут к огромным двойным дверям, украшенным с каждой стороны красивой топиарией. Я поражена необыкновенной красотой и величием дома. (Топиария – искусство фигурной стрижки деревьев и кустарников. – прим. пер.)

Лимузин останавливается, и я нервно дотрагиваюсь до живота, который сжался от беспокойства и напряжения. Водитель идет ко мне и открывает дверь. Я выхожу, поблагодарив его.

— Проходите, — официально произносит он с торжественным кивком.

Я поднимаюсь по ступенькам, не успеваю даже оказаться у дверей, как огромный широкоплечий мужчина с головой размером с футбольный мяч, без шеи, выходит из дверей и поджидает меня со сложенными руками на груди. Его недружелюбный, напряженный, оценивающий взгляд заставляют почувствовать меня неуютно.

Я останавливаюсь перед ним, и он опускает глаза на мою сумочку, спрашивая:

— Вы не против? Это всего лишь протокол.

Я молча протягиваю ему свою сумочку, и он быстро осматривает ее содержимое. Не найдя ничего, что могло бы представлять для него угрозу, он возвращает ее мне, отступив на шаг в сторону, позволяя войти в дом.

Как только я вхожу, останавливаюсь и с изумлением осматриваюсь.

Холл такой огромный, гораздо больше, чем весь мой дом, но больше всего меня поражает окружающее богатство. Такое впечатление, будто я попала в фильм прошлого столетия, когда существовали лорды и дамы жили в таких поместья и ездили в экипажах.

Колонны взмывают ввысь к потолку, на котором изображены сцены, как в Сикстинской капелле, полу обнаженные мускулистые мужчины и рубенские женщины, крылатые херувимы и рогатые демоны, даже два. Пол представляет собой замысловатый узор из плитки, и отполирован до такого блеска, что я практически вижу свое отражение. Широкая центральная лестница выполнена из белого мрамора с причудливыми коваными балюстрадами. Она покрыта красной ковровой дорожкой, которая имеет первозданный вид, заставляя меня задуматься, сколько раз в день ее чистят. На стенах висят подлинники картин, а потом идут витражи окон с потрясающим дизайном. Это место совсем не похоже на дом. Здесь нет места, чтобы свернуться на диванчике с хорошей книгой и чашкой горячего шоколада.

Мистер Мускул прочищает горло, привлекая мое внимание.

Я ошеломленно пялюсь на него, он кивает в сторону, давая понять, чтобы я следовала за ним. Я молча киваю, и он стремительно движется к двойным дверям зеленовато-голубого цвета. Наши шаги эхом отдаются в огромном пространстве.

Он открывает двери, мы входим в элегантную, гостиную, одна стена которой полностью состоит из окон. Здесь имеются прекрасные ковры, старинная мебель и потрясающие дизайнерские обои. Пахнет лавандовым лаком. Я перевожу взгляд на многочисленные красивые картины, украшающие стены.

— Садись, — лает мистер Мускул у меня из-за плеча, отчего я подпрыгиваю на месте. Он напоминает мне сержанта-майора, инструктирующего одного из новобранца. Судя по его командному голосу и его выправке, мне кажется он явно какой-то бывший военный. Я молча опускаюсь на первый попавшийся покрытый парчой диван, который ближе ко мне. Он выходит за дверь, не сказав ни слова. И звук его удаляющихся шагов отдается по холлу.

Находясь в огромной комнате, я начинаю рассматривать картины. В отличие от других богатых домов, в которых я бывала, как правило стены украшают картины предков нынешних владельцев, здесь же все картины современных художников. Одна из них, наверное, самая ценная, потому что висит над камином, и специально подсвечивается, привлекает мое внимание.

Я поднимаюсь с дивана и словно в трансе иду к ней. На ней изображен ребенок, белокурый мальчик, хорошо одетый, сидящий на стуле. Но выражение его лица выглядит несколько странным. Я подхожу совсем близко. Его лицо покрыто грязью, а огромные зеленые глаза смотрят так, что мне становится его очень жалко.

Я опускаю взгляд на имя художника на латунной табличке позолоченной рамы. Русский, я не знаю такого художника. Зачем владельцу этого дома, обладающим таким богатством, покупать картину, которая отображает душевную боль? У меня возрастает любопытство к этому русскому. Инстинктивно я чувствую, что только что обнаружила, насколько он сложная личность.

Я так поглощена этой картиной, что даже не слышу шагов в холле. Вдруг дверь резко открывается. И мой живот тут же сжимается, я глубоко вздыхаю, решая сразу не поворачиваться к двери.

— Здравствуй, Стар, — произносит глубокий мужской голос, совершенно равнодушно.

И мимолетно я ловлю себя на мысли, что уже где-то слышала этот голос. Я еще пару секунд смотрю в лицо мальчика на картине, а потом поворачиваюсь, и мои глаза расширяются от шока.

— Ты, — с трудом выдыхаю я.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Стар

Ранее три недели

— Ты самая красивая женщина здесь, Стар, — говорит Найджел, глядя мне в глаза.

— Да? А как же та брюнетка, на которую ты смотрел? — поддразниваю я его.

— Какая брюнетка? — невинно интересуется он. Свет от свечей озаряет часть его лица, делая еще более неотразимым, чем обычно.

Я беру бокал и делаю небольшой глоток.

— Послушай. Я, на самом деле, не возражаю, если ты смотришь на красивых девушек. Я тоже могу смотреть на красивых мужчин. В этом нет ничего особенного. — Улыбаюсь я ему. — Ведь разрешается смотреть на цветы в чужих садах. Но их нельзя срывать.

— Ты хочешь пялиться на красивых мужчин? — Спрашивает Найджел. Он все еще улыбается, но выражение его лица становится немного напряженным, судя по челюсти, которую он сжимает.

Я пожимаю плечами.

— Я рассматриваю их, как прекрасное произведение искусства, типа картины. Я бы не хотела забрать эту картину с собой домой.

— Но, если ты смотришь на красивого мужчину, у тебя же явно появляются сексуальные мысли, — настаивает он. Я замечаю его раздражение.

Я заглядываю в глубину его глаз.

— Клянусь, с того дня, как я встретила тебя, у меня никогда не возникало сексуальных мыслей о других мужчинах. Ни об одном. Никогда.

Он радостно улыбается.

— Хорошо. Так и должно быть.

— Готова поспорить, ты не можешь сказать то же самое о себе, — бросаю я вызов, зная, что мужчины в этом вопросе отличаются от женщин. У них все время крутятся сексуальные мысли даже о мимолетных женщинах, которых встречаются им на улицах. Как-то я прочитала одну статью в журнале, что мужчина даже на улице может стать жестким, если ему чем-то понравится мимо проходящая женщина. Невероятно!

— Поверишь или нет, я не думаю о других женщинах с тех пор, как ты меня соблазнила на той вечеринке.

— Я не соблазняла тебя, — тут же начинаю я протестовать. — Ты сам подошел ко мне.

— Потому что ты томно смотрела на меня, хлопая своими прекрасными ресницами.

— Я ничего подобного не делала, — со смехом отвечаю я.

Он тянется к моей руке.

— Да, ты ничего не делала. Вот почему ты мне понравилась. Ты выглядела такой наивной, что тут же покраснела, когда я подошел к тебе. — Он замолкает. — Вы только поглядите! Ты опять покраснела.

К нашему столу подходит официантка.

— Не желаете заказать десерт?

Найджел не отпускает мою руку.

— Нет, я предпочитаю на десерт свою жену, — говорит он.

— Найджел, — выдыхаю я, извиняясь перед официанткой.

Она вежливо улыбается.

— Может кофе?

— Я не буду, а для моей жены черный кофе, — приказывает Найджел.

Официантка уходит.

— Зачем ты такое говоришь? — раздраженно спрашиваю я. — Ты поставил меня и ее в неудобное положение.

— Почему тебя это смущает? Это правда. Ты лучший мой десерт.

— Ты не исправим, — отвечаю я.

Он усмехается и смотрит на часы.

— Мне нужно позвонить в Нью-Йорк. Ты сможешь развлечь себя десять минут?

Я улыбаюсь.

— Я как раз собиралась в дамскую комнату.

— Хорошая девочка, — говорит он и выходит из-за стола.

Я тоже поднимаюсь, но иду в противоположном направлении. При входе в коридор, который ведет к туалетам, я оборачиваюсь, продолжая двигаться вперед, пытаясь разглядеть Найджела, и вдруг со всего размаха ударяюсь о стену. Я резко поворачиваю голову, и у меня выбивается весь воздух из легких.

Это не стена.

А высокий, широкоплечий мужчина с черными, как вороное перо, волосами, высокомерным видом, чувственными губами и квадратной челюстью. На нем дорогой костюм, несколько пуговиц рубашки расстегнуты на горле, видна загорелая кожа. И дорогие ботинки безупречно поблескивают.

Он — красив, но не мужской красотой модели, а вальяжной, завораживающей красотой пантеры, преследующей свою добычу. Его серебристо-серые глаза заглядывают мне прямо в душу, ничего при этом не выражая. В его завораживающем взгляде присутствует что-то жестокое, равнодушное.

Его аура настолько мощная, что меня начинает бить дрожь. Он смотрит на меня странными, невзрачными глазами. Глазами хищной кошки. Я как зачарованная, не могу отвести взгляд. Между нами происходит какая-то пульсация, как электричество от линии электропередач.

Я открываю рот, чтобы извиниться, но так очарована его видом, что не могу произнести ни слова. Поэтому облизываю сухие губы, и его взгляд тут же опускается на них. У меня подкашиваются колени. Я ловлю себя на мысли, что он держит меня за руки. Какого черта, я здесь расклеилась? Мне нужно отлипнуть от него.

— Извините, я не видела, куда иду, — шепчу я.

— Без проблем, — отвечает он глубоким, бархатным голосом, совершенно равнодушно. По его произношению, я понимаю, что он иностранец.

Он наконец-то отпускает мои руки и отходит, и происходит очень странная вещь, я почему-то хочу, чтобы он вернулся. Не я хочу, а мое тело хочет опять прижаться к нему, такого никогда не было у меня с Найджелом. И мое желание настолько сильное, что я даже сжимаю руки в кулаки, потому что мне хочется протянуть к нему руку и дотронуться. И что самое ужасное, я хочу почувствовать его внутри себя.

Но он всего лишь кивает и уходит.

Несколько секунд я тупо продолжаю стоять на месте. Потрясенная до глубины души, пытаюсь глубоко дышать, чтобы прийти в себя. Затем делаю несколько шагов в сторону дамской комнаты. За этот короткий миг я кое-что узнала о себе. Я не настолько непорочная, как себе представляла. И Найджел полностью не застрахован, хотя он уверен в обратном.

Моя лояльность к нему — не что иное, как дом на краю скалы. Достаточно одной ужасной бури и бушующее море разорвет мой дом, превратив в щепки.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Николай

Я и Миссис Джонс

(автор имеет ввиду песню «Я и миссис Джонс» Michael Bublé – прим. пер.)

Она в шоке смотрит на меня, ее прекрасные глаза широко распахнуты, губы приоткрыты, и лавина примитивного собственнического чувства закипает у меня в крови. Она здесь. Теперь она моя.

— Ты... ты Николай? — наконец с трудом выдыхает она.

— Если он это я, то он — счастливый ублюдок, — говорю я.

Она закрывает рот и распрямляет плечи.

— Не желаешь выпить? — интересуюсь я.

— Нет, спасибо, — тут же отвечает она.

Я улыбаюсь и иду к бару.

— Извини, но не могли бы мы, пожалуйста, покончить с этим? — быстро спрашивает она, выражение ее лица воинственное, она готова к борьбе. Ей хочется взять контроль над ситуацией, хотя она понимает, что это невозможно.

— Мы уже покончили. Ты здесь под моей крышей, не так ли?

Она с враждебностью смотрит на меня.

— Зачем ты привез меня сюда?

— Я хочу тебя, — открыто отвечаю я, наблюдая за ее реакцией.

Даже ее безвкусный и неряшливый вид не могут скрыть ее неповторимую красоту. И длинные золотистые волосы, завязанные в хвост, еще больше подчеркивают ее безупречную кожу. Несмотря на страх ее глаза сверкают, как блестяще ограненные голубые бриллианты, пока она пытается просчитать всевозможные варианты ответа.

— То есть, если ты что-то хочешь, то просто протягиваешь руку и берешь? — в голосе слышится презрение.

— Ты уловила саму суть, да.

— Даже если эта женщина замужем?

— Это немного усложняет ситуацию, но, если есть сильное желание, всегда можно найти способ его осуществить.

— Даже если эта женщина не хочет тебя, — насмешливо спрашивает она.

Я ставлю невысокий стеклянный стакан на отполированную стойку бара и смотрю на нее.

— Ты пытаешься мне намекнуть, что не хочешь меня?

Ее лицо заливается краской. Она настолько упоительна, словно бабочка.

— Почему у тебя сложилось такое мнение обо мне, что я тебя хочу? — разъяренно спрашивает она.

— Да, у меня сложилось именно такое мнение, что ты хочешь оказаться в моей постели.

Ее глаза становятся огромными.

— И ты создал столько трудностей только, чтобы я оказалась здесь?

Я скрываю свою улыбку.

— Да.

Она с недоверием начинает трясти головой, морща лоб.

— Сожалею, произошло ужасное недоразумение. Я не хочу оказаться в твоей постели. Ни за что. Я замужем. Я очень сильно люблю своего мужа, и он единственный мужчина, которого я хочу.

Меня злят ее слова, но я не показываю этого, продолжая вежливо улыбаться.

— Докажи.

Она опять хмурится.

— Что ты имеешь в виду?

Я небрежно приподнимаю плечо.

— Докажи мне, что ты меня совсем, нисколько не хочешь.

Она складывает руки на груди.

— Скажи как, и я сделаю.

— Подойди ко мне и поцелуй меня, — так, наверное, паук завлекал муху в свои сети.

И она идет, на самом деле, идет ко мне, как будто я настоящий паук. Она выпрямляет спину, напряженно смотрит на меня, голос звучит резко и жестко, она пытается сдержать свой гнев.

— У меня создалось такое впечатление, что по контракту все должно быть по обоюдному согласию.

Я киваю.

— Однозначно, очень правильное впечатление.

От облегчения она опускает плечи, хотя напряжение еще не оставляет ее тело. Она глубоко вздыхает, готовясь к битве, которую уже проиграла.

— Поэтому я заявляю о своем праве отказаться от столь отвратительного предложения.

Я снимаю хрустальную пробку с графина и наливаю себе в стакан коньяк.

— Ты уверена, что я не могу заинтересовать тебя бокалом вина?

Она отрицательно трясет головой.

Я подношу бокал к губам и делаю глоток.

— Итак, давай подведем итог, правильно ли я все понимаю. Твой бесхребетный муж проиграл мне почти полмиллиона и не способен их вернуть. По доброте душевной я предложил ему, одолжить тебя мне на месяц в счет погашения долга. Тогда это показалось ему хорошей идеей. Очевидно и тебе тоже, потому что ты согласилась. Я подготовил контракт, и он быстренько отправил тебя ко мне, а теперь, когда ты здесь, ты решила... не выполнять его.

Она с трудом сглатывает, потому что после моих слов, ей кажется все гораздо сложнее и хуже.

— Я полностью соблюдаю пункты контракта, который ты подписал, — отвечает она.

— Возможно, я ожидаю от тебя более... честную игру.

— Ты ожидал от меня честной игры после того, как сделал такое грязное и отвратительное предложение?

— Все мы грешим иллюзиями, — мягко отвечаю я.

Она настороженно смотрит на меня.

— Кажется мы зашли в тупик. И что теперь?

Я пожимаю плечами.

— Думаю, ты можешь вернуться домой.

Ее глаза расширяются от удивления.

— Правда?

— Конечно. Если я что-то говорю, то так и есть.

Секунду она ошеломленно смотрит на меня, а потом начинает тараторить:

— О, спасибо. Большое спасибо. Мне... мне очень жаль, что в ресторане я заставила тебя подумать... ну, сам понимаешь о чем. Я ни о чем подобном не думала.

Я делаю еще один глоток.

— Ничего страшного.

— И я совсем не имела в виду, когда сказала, что твое предложение грязное и отвратительное.

— Да?! — звук поднимается у меня из глубины груди, я пытаюсь не засмеяться.

— Конечно, нет. Я нервничала. Ты совсем не отвратительный. На самом деле, очень красивый мужчина.

— Приятно это слышать.

— Ну, — она неестественно хихикает. — Ну, я полагаю, мне лучше вызвать такси.

— Нет необходимости. Мой водитель отвезет тебя, — совершенно спокойно говорю я.

— О, это было бы очень мило с твоей стороны. Мне очень жаль, что Найджел проиграл столько денег у тебя в клубе.

— Ммм. — Каждый раз, как только я слышу имя этого ублюдка, слетающее с ее губ, мне хочется что-нибудь сломать.

— Не волнуйся, — уверяет она меня, глядя огромными глазами, — он больше никогда не появится в твоем клубе. Я позабочусь об этом. Мы начнем лечение. Азартные игры — это зависимость, ты же знаешь?

Она наконец замолкает, но ненадолго, переводит дыхание:

— Думаю, мне лучше отыскать твоего водителя. Я знаю выход, так что... еще раз, спасибо. Я очень благодарна тебе. — Она идет к двери. — До свидания, мистер Смирнов.

— До свидания, Стар. Не забудь передать Найджелу, чтобы был поосторожней.

Она тут же останавливается и медленно разворачивается ко мне.

— Что ты хочешь этим сказать?

Я через длинную гостиную направляюсь к дальнему окну, чтобы полюбоваться открывающемся видом. Один из садовников вдалеке подстригает изгородь. Надо сказать, что получается у них все отлично.

— Очевидно же, что мне придется продать его долг, и неизвестно, как другой покупатель будет его взыскивать, — совершенно спокойно отвечаю я.

— Ты ублюдок, — рычит она. — Ты сделал все специально.

Я поворачиваюсь и приподнимаю бровь.

— Что сделал?

Ее глаза сверкают ненавистью. Я восхищаюсь ее видом. Она еще красивее, чем я предполагал, что-то дикое от животного поднимается внутри меня. Не могу дождаться, когда заставлю ее подчиниться мне. Приручу ее. Заставлю умолять.

Сделаю ее своей.

— Ты заставил меня поверить, что я могу поехать домой, — обвиняет она меня.

У пристально наблюдаю за ней.

— Я тебя и сейчас не останавливаю. Ты вольна уйти в любой момент.

— Как я могу уйти, если ты собираешься продать его долг другому преступнику? — кричит она.

— Я же сказал тебе, Стар. Чтобы полностью расторгнуть договор и ликвидировать долг тебе нужно сделать лишь одно.

— Что? — резко спрашивает она.

— Доказать, что ты не хочешь меня.

— Не хочу тебя? А с чего ты решил, что я вообще тебя могу хотеть?

— Докажи, просто поцеловав меня.

— Я ненавижу тебя.

— Будь осторожна в своих высказываниях, Стар.

— Почему?

— Потому что ненависть — это одна стороны монеты.

— Противоположной любви? — Она издает натянутый смешок. — Для начала я никогда не полюблю такого человека, как ты. Но это даже не важно, потому что я уже люблю своего мужа. Мужа!

— Все в порядке, мотылек. Мне не нужна твоя любовь, единственное, что я хочу от тебя получить — это твою страсть.

— Ты глухой? Я не хочу тебя.

— Тогда сожми зубы и поцелуй меня, и ты сможешь вернуться к человеку, которого так сильно любишь, как утверждаешь.

— А если я ненавижу тебя с такой силой, что меня даже тошнит целоваться с тобой.

— Тогда тебе стоит вернуться домой и предоставить Найджелу возможность рискнуть с другим покупателем. Посмотрим, может тот будет добрее. Или ты хочешь украсить его постель?

Она со злостью смотрит на меня, ее грудь вздымается от прерывистого дыхания.

Я опускаю свой стакан.

— Ну, что ты выбрала? Поцелуй? Оставить Найджела на съедение волкам? Или предоставлять мне сексуальное удовольствие в течение месяца?

Я вижу, что ее даже колотит от зашкаливающих эмоций.

— Что? Всего один поцелуй?

— Да, один.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Стар

Его глаза не выражают ничего, полное равнодушие — Да, я бы хотел воспользоваться твоим телом, но меня мало беспокоит, останешься ты или уйдешь.

У меня начинают руки дрожать от страха.

Страх не перед ним, а своим неестественным желанием к нему. Такая жажда, которую раньше я никогда не испытывала. До сих пор я не подозревала, что может существовать столь сильная потребность в другом человеке. Причем совершенно незнакомым мужчине.

Конечно, я люблю Найджела. Я очень сильно его люблю. Моя любовь к нему ощущается как что-то теплое и комфортное, как старое одеяло. Я чувствую с ним себя в безопасности. Я знаю, что могу довериться нашей любви до скончания лет.

Но мои чувства к этому холодному, с глазами монстра мужчине, страшат, потому что они опасны. Я чувствую волны сексуального вожделения, исходящие от него. Как тепло от средиземноморского солнца, заставляющее бурлить мою кровь. Меня опаляет его жар, от этого я ощущаю себя растерянной, непривычно.

Один поцелуй?

Я и так стою одной ногой над обрывом, цепляясь изо всех сил, чтобы не упасть. Конечно, я с трудом делаю вид, что нахожу его отталкивающим. Я знаю, если поцелую его, упаду в темную бездну и потеряю все. Все. Все, о чем мечтала. Свой прекрасный дом. Мой сад. Своих птиц. Желтую комнату. Стопку маленьких ползунков еще с этикетками магазинов. Я не могу пожертвовать всем этим ради слепой похоти. Просто не могу. Похоть пройдет, и я останусь ни с чем.

У меня будут дети с Найджелом.

Я состарюсь вместе с ним.

Я не откажусь от этого ради бесполезного удовольствия. Никогда.

Я подхожу к Николаю и заглядываю ему в глаза.

— Я не буду тебя целовать. Ты не мой любовник. Ты купил мое тело на месяц, и это все, что сможешь от меня получить.

— Согласен, — тихо отвечает он.

У меня живот скручивает от волнения. Я только что заключила сделку с дьяволом? Я гордо поднимаю подбородок.

— И что теперь?

Его чувственные губы изгибаются в наподобие улыбки. Я представляю его губы на своем теле, и мне приходится подавить дрожь, возникающую внутри моего естества.

— Мы поужинаем. Я проголодался.

— Я не голодна, — говорю я, хотя не ела весь день.

— Тогда тебе придется смотреть, как ем я, — хладнокровно произносит он. Его поразительные светлые глаза остаются по-прежнему безучастными.

Я не в состоянии подобрать нужный ответ, поэтому просто пялюсь на его губы.

— Возможно, тебе стоит сначала переодеться?

— Мне нравится моя одежда.

Он достает телефон из кармана костюма, нажимает несколько кнопок и говорит:

— Пришлите Селин. — Убирает телефон обратно в карман. — Селин отведет тебя в твою комнату, покажет, как все там работает и поможет выбрать наряд.

— Я же сказала, что не хочу переодеваться к ужину, — повторяю я.

Его глаза мерцают чем-то диким, хотя голос остается таким же спокойным:

—Ты скоро все поймешь, пока ты будешь здесь, будет гораздо легче, если ты не будешь ставить под сомнения мои желания.

Раздается негромкий стук в дверь.

— Войдите, — говорит он, не отрывая от меня глаз.

Я перевожу взгляд на дверь. Женщина моего возраста входит в гостиную. Она почтительно улыбается нам.

— Покажите мисс Минтон ее комнату, пожалуйста, — говорит он, не отрывая от меня глаз.

И меня тут же поражают три вещи — то, что он назвал меня мисс Минтон, хотя я уже пять лет как миссис Харрингтон. И во мне поднимается чувство беспокойства, потому что человек, которого я знаю буквально несколько часов, знает обо мне гораздо больше, чем я о нем. А также раздражение, что он не признает мое семейное положение.

— Конечно, господин Смирнов, — тут же отвечает Селин.

Я заставляю себя направится к ней, хотя походка со стороны выглядит, как на деревянных ногах. Она вежливо мне улыбается, и я ловлю себя на мысли, что было бы неловко, если бы он представил меня как замужнюю женщину, я здесь временно… временная любовница. Я покидаю комнату, не оглядываясь.

— Так как мы не были официально представлены, я — Селин Брэдфорд, и я буду вашим личным помощником во время вашего пребывания здесь.

— Приятно познакомиться, мисс Брэдфорд. — Мы поднимаемся по большой мраморной лестнице.

— Пожалуйста, называйте меня Селин, — тут же добавляет она.

— Хорошо. Тогда меня зовите Стар.

— Мне нравится ваше имя.

— Спасибо.

Когда мы достигаем второго этажа, она машет навлево.

— Вам сюда. — Коридор широкий, с ковром по середине. Здесь много дверей, но моя комната первая.

Она открывает дверь, и о, боже мой, это как попасть в сказку. Обои с изображением вьющейся розы. У одной стены стоит массивная кровать с темно-розовым балдахином на четырех столбиках из темного дерева. Также есть великолепный шкаф с расписными панелями и кремовая античная кушетка. Высокие двери ведут на балкон.

Селин проходит вперед и открывает шкаф. Внутри висит несколько нарядов. Она поворачивается ко мне.

— Они все вашего размера. После того, как вы выберете, я помогу вам уложить волосы. — Она улыбается. — На самом деле, я обучалась парикмахерскому искусству.

— О! Вы здесь давно работаете?

— Нет. Меня наняли на прошлой неделе, чтобы я могла вам помогать.

Я смотрю на нее огромными глазами. Поразительно! Он нанял специально для меня ассистентку. Ну и самомнение! Он был так уверен, что я приеду.

— А как ты должна мне помогать? — как можно вежливее интересуюсь я.

— Я могу помочь почти со всем. Например, уложить волосы, помочь выбрать наряд, принести вам завтрак в постель, если вы предпочитаете из еды что-то особенное, просто скажите мне, также общие поручения, например, купить для вас ваши любимые журналы или съездить в деревню за вещами, которые вам потребуются. Со всем, чтобы сделать ваше пребывание здесь более комфортным и приятным.

— Понятно.

Я подхожу к окну и выглядываю наружу. Моя комната выходит на балкон, который окаймляет элегантной каменной балюстрадой, весь дом. Отсюда я вижу внизу автомобили на автостоянке из гравия, длинную извилистую дорогу и прекрасные старые деревья, которых вокруг очень много.

— Не хотите выбрать платье на вечер? — спрашивает Селин, вырывая меня из своих мыслей.

Я поворачиваюсь, она радостно улыбается.

— Думаю, да, — тупо отвечаю я.

— Отлично, — восторженно произносит она еще больше улыбаясь. Ясно, она очень старается угодить мне, и мне становится ее немного жаль. Она пытается сделать свою работу хорошо.

Поэтому я направляюсь к шкафу, думая, что не буду усложнять ей жизнь, она же ни в чем не виновата.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Стар

Стоя рядом с Селин, я обвожу взглядом небольшую коллекцию одежды.

Даже не глядя на бирки, могу точно сказать, что семь нарядов передо мной стоят очень больших денег. И я тут же замечаю, что все они очень сексуальные. Глубокие вырезы спереди и открытая спина сзади, а также смелые разрезы по бокам.

Красивое серебряное мини-платье, которое бы очень понравилось Розе, и облегающий шелковый брючный костюм, в котором можно умереть, потому что дышать невозможно, но также имеется длинное черное платье с глубоким вырезом и оборкой по нему.

— Великолепный выбор. Классика, — утверждает Селин.

Я быстро раздеваюсь.

— С этим платье не стоит надевать бюстгальтер.

Я сбрасываю бюстгальтер и натягиваю вызывающее платье. Селин сзади застегивает его, затем обходит и останавливается на пару футов передо мной.

— Идеально на вас сидит, — удовлетворенно кивая, говорит она.

Затем она присаживается вниз и достает обувную коробку из низа шкафа.

— Как вы относитесь, чтобы надеть Джимми Чу с этим платьем, а? – спрашивает она, вытаскиваю красивые босоножки из черной кожи ремешками с блестящими нитями. Каблуки не менее четырех дюймов.

— Хорошо, — одобряю я.

Она ставит их передо мной на пол, и я проскальзываю ногами в поперечные ремни, она застегивает пряжки на щиколотках. Они идеально сидят. Я не спрашиваю ее, как они оказались моего размера. Просто делаю себе в уме пометку, что мне предстоит это выяснить.

Она поднимается, улыбаясь.

— Это самая легкая часть. Теперь, как бы вы хотели уложить волосы?

Я пожимаю плечами.

— Как вы считаете лучше.

— Я бы предложила вам что-то совсем простое, в греческом стиле.

— Прекрасно.

Пока Селин укладывает волосы, я тихо сижу на кровати. Она работает быстро, взбивая их вверх, а потом расправляет по спине, добавив гребень из золота с одной стороны.

Она осматривает меня критическим взглядом.

— Думаю, что стоит обойтись минимум косметики. Возможно красной помадой и только черной подводкой для глаз?

Я снова пожимаю плечами.

Ощущение, будто я теряю контроль над ситуацией, словно превратилась в куклу или в одну из тех куртизанок давних времен. Их разодевали слуги и наводили лоск, прежде чем доставить к царю, чтобы тот лишил их девственности. Селин открывает наборы с косметикой и подкрашивает мне глаза и губы.

— Готово. Взгляните на себя, — предлагает она.

Я иду к зеркалу и смотрю на себя в полном изумлении. Первая реакция — выдохнуть. Это не я. Я никогда так не поднимала волосы, и даже не помню, когда в последний раз подводила глаза, а также красила губы темно-красной помадой. Хуже всего то, к чему я однозначно не привыкла — декольте заканчивается почти на моем пупке. Я делаю шаг, и чувствую себя совершенно не устойчиво на этих шпильках, покачиваясь, словно у меня кружится голова или я пьяна.

— Думаю, ты выглядишь прекрасно, — говорит Селин.

Я перевожу на нее взгляд в зеркале.

— Тебе не кажется, что немного распутно?

Ее глаза расширяются.

— Нет, не думаю. Совсем нет. Ты выглядишь потрясающе. Обещаю, господин Смирнов будет очень доволен.

— Будет ли? — шепотом спрашиваю я сама себя.

— Да, — твердо говорит она.

Я хмурюсь.

— Хочешь, я провожу тебе в столовую?

— Где она находится?

— Рядом с комнатой, где мы повстречались.

— В таком случае, я найду сама. Спасибо за помощь.

— Хорошо. — Она идет к шнуркам с кисточками, висящим рядом с кроватью.

— Я в комнате дальше по коридору. Если понадоблюсь, потяни за этот шнурок. Он зазвонит у меня в комнате.

Я еще раз благодарю ее, она желает хорошего вечера и выскальзывает из комнаты. Я опять поворачиваюсь к зеркалу. С удивлением ловлю себя на мысли, что с момента прибытия, ни разу не вспомнила о Найджеле. Быстро вытаскиваю телефон из сумочки и звоню ему.

Он отвечает при первом же звонке.

— Слава богу, ты позвонила. Я от беспокойства схожу с ума. С тобой все в порядке? — быстро спрашивает он, действительно переживая.

— Да, — отвечаю я, смотря на свое отражение.

— Где ты сейчас находишься?

Я не могу отвести от себя взгляд.

— В спальне, в своей спальне, пока я буду здесь.

— Ты одна?

— Да.

— А где он?

— Наверно, внизу.

— Ты уже встречалась с ним?

— Да, как только приехала.

Он резко выдыхает.

— Он... с тобой все в порядке?

— Да.

— Он ничего не... сделал с тобой, так ведь?

Я прикусываю губу.

— Ничего.

— О, Стар. Не могу поверить, что ты там, у него. И все из-за моей глупости. Я не знаю, смогу ли это пережить. Как только ты ушла не могу найти себе места. Я никогда не был один вечерами в нашем доме, и это ужасно. Мне чертовски одиноко. — Он издает рыдающий звук.

— Все хорошо, Найджел. Если мы пройдем через это, станем только сильнее, — говорю я почти автоматически, хотя не верю в свои слова.

— Обещать? — всхлипывает он.

— Обещаю, — вру я, потому что из зеркала на меня смотрит совсем другая женщина. Не я, не Стар. Женщина, которая скрывалась во мне все эти годы. И я знаю, что ничто уже не будет прежним.

— Чем ты сейчас займешься? — спрашивает он.

— Пойду ужинать.

— С ним?

— Да.

— А после?

Я молчу.

— О, Боже, — он начинает опять то ли всхлипывать, то ли усиленно дышать.

— Возможно, будет лучше, если мы больше не будем затрагивать эту часть контракта, Найджел.

— Ты права. Я эгоист. Тебе и так сложно, трудно. Ты позвонишь мне позже? Перед тем, как лечь спать.

— Я попробую.

— Прошу тебя, Стар. Прошу. Ты должна найти способ и позвонить мне сегодня вечером. Я не смогу заснуть. Я ничего не могу делать. Я полностью разрушен.

— Хорошо, я постараюсь.

— Я люблю тебя. Я даже до сегодняшнего дня не мог предположить, как сильно тебя люблю.

— Да, я тоже тебя люблю.

— Думай обо мне, Стар.

— Хорошо.

— Не разрешай ему забрать тебя у меня. Думай обо мне, даже когда будешь с ним.

Я чувствую, как во мне зарождается гнев, но мне не хочется выплескивать на него.

— Мне пора идти, Найджел.

— Я люблю тебя, — с отчаяньем всхлипывает он.

Я не отвечаю. Глядя на свое собственное отражение, я отключаюсь от разговора. Что будет, то будет. Сделав глубокий вздох, выхожу из спальни. Спускаясь по лестнице, замечаю тень, упавшую на нижнюю ступеньку. Николай Смирнов стоит внизу лестнице и смотрит на меня. На нем темный костюм и белоснежная рубашка.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Стар

«Таких страстей конец бывает страшен»

Шекспир

Он не отводит от меня взгляда и от света светильников его глаза горят волчьим огнем. Он не двигается, молчит. Просто смотрит, как я спускаюсь по лестнице. Но его взгляд я ощущаю всем своим телом и чувствую себя каким-то одиноким скрученным, корявым деревом в пустыне, которое берет свои силы глубоко из земли, а больше им ничего и не нужно, ничего и ничто.

Внезапно ощущаю неуверенность в своих ногах.

Хватаюсь за перила и осторожно продолжаю путь вниз.

Достигнув третьей ступеньки снизу, останавливаюсь, сейчас я на одном уровне с ним и что-то мелькает в его глазах. В нем много секретов. Много секретных уголков, в которые вход мне заказан.

Он протягивает руку и дотрагивается до моего живота. Мурашки бегут по позвоночнику, волоски на руках встают дыбом, и все тело оживает. Мне следует приложить усилия, чтобы не показать ему, насколько я откликаюсь на его простое прикосновение. Делаю глубокий вдох, и запах его одеколона, перемешанный с его собственным запахом тела, попадает мне в нос. Я уже знаю, как он чувствуется на моем языке.

— Прошлой ночью мне приснился сон, — тихо произносит он. — Ты объезжала меня. Скакала на моем члене вверх и вниз. И твои волосы были распущены, подпрыгивали.

У меня глаза расширяются от шока.

— И когда ты кончила, ты выкрикнула мое имя.

— Я не думаю, что буду кричать твое имя, — с сарказмом говорю я, но мое тело реагирует по-другому. Мои слова звучат не так уверенно.

Он медленно улыбается. Так медленно, словно я наблюдаю за таяньем льда.

— Осторожнее с коготками кошечка. Это звучит как вызов. А?

— Думай, как хочешь, — дерзко отвечаю я.

В его глазах опять мелькает что-то странное, он берет меня за талию.

— Хммм... мне всегда нравились дерзкие женщины, но давай сначала поедим.

— Я же говорила, что не голодна.

— Тем не менее, я заказал тебе еду. Думаю, ты не ела весь день.

— Я не голодна, — без эмоционально повторяю я, хотя меня удивляет, что он позаботился обо мне.

— Посмотрим, — мягко отвечает он, скользнув рукой по моей спине к низу. Он едва прикасается ко мне, но я чувствую тепло от его руки, пока он ведет меня в огромную красную комнату.

С одной стороны огромный длинный обеденный стол накрыт для двоих. Свет от высокого подсвечника освещает теплым кругом света этот уголок. Выглядит романтично.

Мужчина похожий на грека или испанца, может даже с Ближнего Востока, делает шаг вперед и отодвигает для меня стул. Я тихо его благодарю. Он кивает и наполняет мой бокал шампанским, прежде чем выйти из комнаты.

Я поворачиваюсь к Николаю, он внимательно смотрит на меня. Сила его взгляда меня нервирует.

— Разве тебе не одиноко жить в таком огромном поместье одному?

— На самом деле, я здесь не живу. Провожу всего несколько выходных.

— Какая пустая трата денег! — пренебрежительно замечаю я.

— Ты бы предпочла, если бы я проиграл в блэк-джек? — с издевкой высокомерно спрашивает он.

Это завуалированный намек на Найджела, который тут же заставляет меня встать в оборону. Я верна ему. Как он смеет критиковать моего мужа? Если он будет продолжать в таком же духе, я возненавижу его окончательно.

— Зависимость — это болезнь, мистер Смирнов. Как рак. Вы осуждаете человека, который болен раком?

Выражение его лица не меняется.

— Ты планируешь меня и дальше называть мистер Смирнов, даже, когда мой член будет в твоей п*зде?

Я бросаю на него разъяренный взгляд.

— Мне кажется, этот термин невероятно вульгарен и неприличен.

У него в глазах светятся смешинки.

— Какой именно? Член или п*зда?

— Последний, — стиснув зубы, отвечаю я.

Он поднимает бокал и с любопытством посматривает на меня.

— Какой термин предпочитаешь ты?

Я опускаю глаза.

— Влагалище.

Он смеется.

Я резко поднимаю голову. Смеясь он кажется моложе, беззаботнее и выглядит как-то по-другому.

— Влагалище — это попытка холодного интеллектуального разума превратить невероятно таинственную и красивую часть тела в обычный другой орган. Типа почки или печени. Влагалище, мотылек, не является подходящим сосудом для члена. Влагалище сухое. Ты не можешь его раскрыть и отсосать. Или взять пальцами, когда из него будет вытекать сок. Влагалище, именно этот термин, ты найдешь в учебнике биологии.

Он подается вперед, я завороженно наблюдаю за ним.

— Теперь, насчет п*зды. Это совсем другая игра. Она сладкая, красивая и жаждущая. Очень сильно желающая, очень жаждущая. Поэтому, если ты называешь свою п*зду влагалищем, это означает одно — ты никогда не трахалась до умопомрачения с мужчиной.

Я с гневом выпаливаю:

— Меня уже трахал до умопомрачения мужчина, большое спасибо.

— Мы скоро узнаем так ли это, да?

Он делает глоток шампанского.

— За твое образование.

Я отказываюсь присоединиться к его тосту.

В коридоре слышится какой-то шум, дверь открывается. Появляется все тот же мужчина с двумя блюдами. Он ставит передо мной глубокую тарелку с супом.

— Лук-порей и картофельный суп с крем-фрешем, — вежливо произносит он.

Я поднимаю глаза на Николая Смирнова. Он наблюдает за мной, но его взгляд прочитать я не могу. Это явно не простое совпадение.

Я поднимаю глаза на мужчину, обслуживающего нас.

— Я не хочу есть. Я не буду.

До сих пор его лицо не выражает ничего, но от моего отказа в его глазах появляется удивление. Но он тут же берет себя в руки, удивление исчезает, он хочет забрать мою тарелку с супом.

— Оставь, Григорий. — Его голос, как звук хлыста в огромной комнате.

Григорий замирает, затем выпрямляется, почтительно кивает и покидает комнату, не глядя на меня.

Я жду, пока он выйдет, а потом говорю:

— Это же не совпадение, что мне подали мой любимый суп, не так ли?

— Конечно, нет, — мягко соглашается он.

— Как ты узнал?

— Узнал мой начальник охраны.

Григорий входит с корзиной хлеба. Он протягивает ее мне, чтобы я могла выбрать, но я отрицательно качаю головой.

— Положи кусок хлеба из разных злаков ей на тарелку, — говорит Николай.

Мужчина послушно выполняет, я же сжимаю кулаки под столом. Он идет к Николаю, тот выбирает булочку, и опять удаляется. Николай разламывает булочку и запах свежеиспеченного хлеба распространяется по комнате. Мой рот наполняется слюной. Николай намазывает булочку маслом. Я перевожу взгляд с хлеба на его лицо.

— Ты собирал на меня информацию?

— Естественно. А как ты себе представляешь, смог бы я быть тем, кем являюсь, если бы ничего не про кого не знал?

Я облокачиваюсь на спинку стула, злясь.

— Что еще ты знаешь обо мне?

Он откусывает булочку. У него красивые прямые зубы.

— Я знаю, что ты принимаешь таблетки.

У меня челюсть падает вниз.

— Откуда ты знаешь?

Он жует.

— Чему бы ты поверила больше? Что мой охранник видел контрацептивы в твоей сумочке, или кто-то рылся в твоем мусорном мешке несколько недель подряд.

Я с удивлением пялюсь на него.

— Что? Ты заплатил человеку, чтобы он рылся в моем мусоре?

Он берет ложку.

— Почему тебя это так удивляет? Целый штат людей, работающих на Восточноевропейскую мафию, регулярно просматривают мусорные мешки лондонцев. Вот почему не следует разрывать свои банковские выписки на четыре части и бросать их в мусорный мешок.

Я от потрясения, даже вздохнуть нормально не могу. Он знает сколько денег на моем счету! От этого я прищуриваюсь.

— Но твой охранник не мог узнать о моем любимом супе, роясь в моих мусорных мешках, так ведь?

— Нет. Может ты упоминала об этом в своей почте или при телефонном разговоре.

Я с недоверием смотрю на него.

— Кто-то прослушивает мои телефонные звонки и читает мои личные письма?

Он перестает есть и смеется. На самом деле, смеется.

— Ты, очевидно, не восприняла откровения Сноудена серьезно. Кто-то всегда подсматривает и подслушивает, Стар. На этот раз им оказался один из моих людей. (Эдвард Сноуден – бывший сотрудник американский разведки, выступивший с разоблачением американской разведки, что все время она прослушивает и следит за президентами и известными деятелями не только своей страны, но других стран, а также за простыми гражданами. – прим. пер.)

— Подсматривающий?

— Боюсь, что мой начальник службы безопасности относится к своей работе очень серьезно.

— Перестань притворяться, что ты своими действиями не вторгся в мою частную жизнь. Он выискивает на меня информацию, потому что ты это требуешь, — гневно вскрикиваю я. Я очень разозлилась, мне даже хочется схватить тарелку с супом и вылить все содержимое на его ухмыляющееся, самодовольное, высокомерное лицо. Как он смеет рыться в моих личных письмах. В конце концов, не я ему задолжала. У меня даже дыхание становится учащенным от злости.

— В моем доме ты тоже поставил камеры? — спрашиваю я.

— Нет.

— Мне следует сообщить о твоих действиях в полицию.

Он широко улыбается.

— И что ты им скажешь?

— Я расскажу им, что ты следил за мной. Это незаконно.

Он поднимает бокал с шампанским.

— Твой муж дал мне разрешение.

— Я тебе не верю.

— Ты хочешь назвать меня лжецом?

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Стар

Его голос остается вежливым, но глаза адски поблескивают, но мне плевать.

— Да, хочу, — отвечаю я. — Я знаю, что Найджел не дал бы тебе разрешения вмешиваться в мою личную жизнь.

Он делает глоток шампанского, ставит бокал на белоснежную скатерть и поднимает на меня взгляд.

— Если ты решила поиграть в маленькую домохозяйку и зарыть голову в песок, то тебе намного лучше не бросаться такими обвинениями. Твой муж подписал контракт, в котором было четко сказано, что любой, берущий у меня в долг, будет находится под пристальным наблюдением. Включая членов семьи и друзей.

Я падаю на спинку стула, опустив взгляд на колени. Ладони вспотели и липкие. Сначала Роза, а теперь он говорит мне тоже самое. Они вдвоем дают мне понять, насколько я была наивной и глупой все это время. Я настолько безоговорочно доверяла Найджелу. Он говорил, что всегда будет ставить меня на первое место, мою безопасность, и я доверилась ему.

— Суп — хорош. Тебе стоит попробовать.

Я поднимаю на него глаза. Мне хочется сделать что-нибудь возмутительное, чтобы стереть этот самодовольный взгляд с его лица, но я боюсь. Я не знаю, как он отреагирует. Он не Найджел. Я никогда раньше не встречала такого мужчину, как он. Он как гепард, дикий и полный сил, грации, хищник.

— Я не собираюсь есть твой чертовый суп, — рассерженно заявляю я, поднимая бокал к губам, попивая шампанское. Оно холодное и вкусное.

Он кладет ложку и вытирает рот салфеткой, Григорий входит в комнату. Может он наблюдает в мониторы за своим хозяином в соседнем помещении? Молча, он забирает мой нетронутый суп. В комнате восстанавливается тишина, когда он уходит. Я демонстративно смотрю в одно из окон в темноту, окутывающую землю. Так я буду выражать свой протест. Я даже не буду на него смотреть. Буду вести себя так, как будто его даже нет в комнате. Григорий приходит и наполняет мой бокал.

У меня урчит в животе. Я, на самом деле, голодная. Я невольно бросаю взгляд на кусок хлеба на тарелке, лежащий слева от меня.

Григорий возвращается со следующим блюдом.

— Ягненок, глазированный в гранатовой патоке, с хрустящими кусочками картофеля, — говорит он, ставя передо мной большую тарелку. Ягненок розовый, края прожаренные, коричневые, выглядит как произведение искусства.

Поднимающийся аромат, заставляет мой желудок опять заурчать. Решительно вздернув подбородок, я наконец отваживаюсь взглянуть на Николая. Он ловит мой взгляд. В его глазах танцуют смешинки. От чего я еще больше злюсь, я беру бокал и выпиваю. Грубая ошибка. Алкоголь прямиком ударяет мне в голову. Григорий опять появляется и наполняет мой бокал.

— Он наблюдает за нами из другой комнаты? — Спрашиваю я, как только Григорий выходит.

— Нет, почему ты спрашиваешь?

— Мне кажется, он точно знает, когда ты заканчиваешь есть.

Он улыбается.

— Григорий, конечно, точно знает сколько времени мне нужно, чтобы поесть. Вот почему я так хорошо ему плачу.

Мне нечего ответить, поэтому делаю еще глоток шампанского. Голова шумит и даже кружится, смешно. Краем глаза я наблюдаю, как Николай берет нож и вилку. Ягненок — это мое любимое блюдо и от его запахов мне становится только хуже от голода, но я отказываюсь проиграть, хотя бы в этом. Поэтому делаю вид, что опять смотрю в окно, хотя, на самом деле, краем глаза вижу, как он разрезает мясо. Должно быть оно очень нежное, потому что он легко орудует ножом и вилкой. Он кладет кусочек в рот. Я представляю, как оно тает на языке.

— Очень вкусно. Тебе стоит попробовать, — говорит он, и я понимаю, что он подсмеивается надо мной.

— Я не хочу есть, — холодно настаиваю я.

— Жаль, что твой желудок не согласен с тобой. Он продолжает все время урчать.

Я вспыхиваю до корней волос.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Когда позже ты упадешь в обморок, я бы предпочел, чтобы это не было связано с голодом.

Я моментально поворачиваю к нему голову.

— Обморок?

Он улыбается.

— От удовольствия.

У меня открывается рот.

Он отрезает кусочек мяса и подносит вилку к моим губам. Во рту тут же начинает собираться слюна. Мне хочется сопротивляться, но бороться с самой собой очень трудно. Я смотрю в его серебряные глаза. Вижу в них черные зрачки. Большие. В конце концов, я не в чем не виновата, что не могу ему противостоять, с ним очень трудно бороться. Да еще шампанское. Я немного уже пьяна, у меня голова кружится.

— Ты не выиграешь эту битву. Эволюция заставляет людей потреблять почти все, когда они хотят есть. Ты тоже должна поесть, — мягко говорит он.

Аромат зажаренного мяса соблазняет меня все больше и больше, также как и слюноотделение. Я с трудом сглатываю. Черт с ним! Желудок громко урчит, но я все равно сопротивляюсь. И тогда он дотрагивается кусочком мяса до моей нижней губы. И мои губы сами собой раскрываются и кусочек оказывается у меня во рту. Что мне остается делать? Он уже лежит во рту. И его вкус распространяется по языку и небу.

Он улыбается.

— Не так сложно, не так ли? Я все равно заставил тебя сделать то, что ты отчаянно хотела.

Я медленно прожевываю. Мясо нежное и сочное. Самое вкусное блюдо, которое я когда-либо ела. Я беру нож и вилку. Будь он проклят! И начинаю есть. Быстро. Я умираю с голоду. Я намазываю хлеб маслом и откусываю. Пока я ем, не смотрю на него. Мы молчим. Закончив трапезу, откладываю в сторону нож и вилку.

Николай тоже заканчивает есть, появляется Григорий. Я благодарю его, пока он убирает мою тарелку. Он торжественно кивает. Его выражение лица не меняется, хотя я фактически вылизала свою тарелку.

— Тебе понравилась твоя комната? — спрашивает Николай.

— Да, хорошая.

— Отлично. Тебе нравится Селин?

Я хмурюсь.

— Какая разница нравится она мне или нет?

— Если не нравится, я заменю ее.

— Она мне понравилась, — тут же шепотом отвечаю я, потрясенная его жесткостью. Бедная, желающая угодить Селин. Из-за моей прихоти она может потерять работу, если я пожалуюсь, что она мне не нравится. Надеюсь, если он и дальше будет себя вести подобным образом, я точно его возненавижу, когда уйду отсюда.

Десерт — кокосовый шифоновый бисквит, проложенный клубничным джемом, подается с мороженым пина колада. Ну, его начальник службы безопасности, конечно, поработал на славу. Мне очень нравится кокос, клубничный джем и пина колада. Так что, порадуем этого ублюдка. Я подношу ложку к губам и кладу в рот. Ого... десерт в доме Смирнова неописуемо вкусный. Почти божественный.

— Я здесь останусь на целый месяц?

— Нет, ты будешь здесь, пока я здесь. И будешь ездить везде со мной.

Я перестаю есть.

— Я не могу покинуть страну. Я должна каждый день навещать отца. Он находится в больнице.

— Я знаю. Обычно ты ездишь до ланча. Иван будет возить тебя.

— Я могу взять такси.

Он вздергивает подбородок вверх.

— Должно быть я забыл тебе сообщить, что во время твоего пребывания со мной, ты будешь везде передвигаться с шофером. Это для твоей же безопасности.

Как только я съедаю последний кусок, Николай поднимается из-за стола.

— Пойдем, выпьем кофе и бренди в южной комнате. Там из окон открывается прекрасный вид. — Несмотря на количество еды, которую я съела, все еще чувствую себя немного пьяной, и поэтому, когда встаю, спотыкаюсь. Он моментально хватает меня за руку.

Я тут же смотрю на его лицо, но оно так же не читаемо, как и всегда. Долю секунду я ощущаю странное магнитное притяжение его глаз. Затем он убирает руку. Кожу у меня на руке покалывает, и я потираю это место.

Он приводит меня в элегантную комнату.

Здесь темно-розовые диваны и кресла. Я опускаюсь на один из диванов, Григорий приносит кофе на большом подносе. Он передает мне чашку, такого же размера, как я привыкла пить. Если честно, это нервирует, когда совершенно незнакомые люди знают столько о тебе.

Используя серебряные щипцы, он бросает два кусочка сахара в мою чашку. Именно так, я всегда и пью. Затем он обслуживает Николая и незаметно выходит из комнаты.

— Ты всегда с такой тщательностью выясняешь о людях, с которыми вступаешь в контакт?

— Нет.

Я морщу лоб.

— Но мне кажется, что ты чрезвычайно внимательно подошел к моим симпатиям и антипатиям.

— Но я не планирую с ними спать. В любом случае, я такой, какой есть. Чрезмерный. Когда я хочу чего-то, будь то дом, картина, бизнес или женщина, я никогда не останавливаюсь, пока у меня его или ее не будет.

Я делаю глоток кофе.

— Ты часто берешь жену в обмен на погашение долга?

Он залпом выпивает кофе.

— Ни разу.

— Тогда почему я?

— Потому что я хотел тебя.

— А что, если бы я не хотела тебя?

— А это так?

— Я люблю своего мужа.

Он встает и подходит к высоким дверям, выходящим на холмистую местность.

— Я разве просил твоей любви?

Я молчу, он оборачивается, чтобы взглянуть на меня.

— А?

Я прикусываю нижнюю губу.

— Нет.

— Хорошо. Когда мы выяснили это маленькое недоразумение, ты уже допила свой кофе?

— Нет.

— Допивай.

Я делаю еще один глоток и, подаюсь вперед, чтоб поставить чашку на красивый журнальный столик из ореха. Его тон заставляет меня занервничать.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Николай

«Так сладок мёд, что, наконец, он горек»

Шекспир

За окном темно. Животные устраиваются на ночь. Словно животное, предпочитающее охотиться ночью, чувствую сладость от предвкушения.

Наступает время охоты.

Я стою к ней спиной, но чувствую ее взгляд на себе. Она тут же отводит глаза, как только я поворачиваюсь. Медленно, но целенаправленно иду в ее сторону, останавливаясь, чтобы включить настольные лампы. Желтый свет заполняет комнату. Вижу, как она нервно ерзает на диване.

Я останавливаюсь позади нее, так близко, что чувствую ее запах. Цветочный, перемешанный пьянящим возбуждением и страхом. Я наклоняюсь к ней, и дыхание дотрагивается до ее шеи. Она замирает, потом выдыхает урывками. Поворачивает ко мне голову, чтобы взглянуть в глаза. И мой взгляд заставляет ее зрачки увеличиваться от паники. Она тут же опускает глаза, я медленно провожу пальцем по ее бледной щеке. У нее красивая кожа — гладкая и бархатистая.

— Время пришло, мотылек.

— Время для чего? — шепчет она, дрожа всем телом.

— Платить по долгам.

Она с трудом сглатывает.

— Для меня... это трудно. — Тихо произносит она, сжав зубы, даже кожа на скулах натянулась.

Ой... оказывается у меня застенчивая девица.

— Не волнуйся, я облегчу тебе задачу.

— Я не позволю тебе унижать меня, — рьяно произносит она. От произнесенных слов у нее начинает краснеть шея, поднимаясь к щекам. Мне нравится. Мне нравится, что она не будет лежать на спине лапки кверху, прикинувшись мертвой. Тем не менее, я не могу быть удовлетворен ничем, кроме полного подчинения с ее стороны. Я так хочу. Я хочу получить от нее абсолютное послушание. Полный контроль.

— Раздевайся.

— Что? — Ее лицо тут же вспыхивает от шока.

— Разденься для меня, прекрасная Стар.

— Здесь? — испуганно произносит она.

— Ага.

— Разве мы не можем пойти в спальню?

— Не волнуйся, там ты будешь проделывать это множество раз, — смеюсь я.

Она во все глаза смотрит на меня, раскрасневшаяся. Результат — шампанского, смущения и настоящего сексуального возбуждения.

— Ну?

Она прикусывает нижнюю губу.

— Я бы хотела сначала допить кофе.

Я медленно улыбаюсь.

— Он уже остыл.

— Что если кто-то увидит меня через окна?

— Для них это будет своеобразный бонус в их работе.

— Ты настоящий ублюдок.

Я отхожу и сажусь в кресло.

— Расслабься, мотылек. За окном никого нет, кто бы бродил в темноте, надеясь увидеть твое восхитительное тело.

— Это жестоко.

Я пожимаю плечами. Жестоко. Она понятия не имеет, что такое жестоко.

Ее яркие голубые глаза с обвинением смотрят на меня, пока она встает.

— Садись на журнальный столик, лицом ко мне, — указываю я.

— Зачем?

— Потому что я так сказал.

У нее белеют костяшки пальцев, сжимая их в кулаки. На ее лице отражается масса эмоций. Губы превращаются в одну прямую сжатую линию, она садится на низкий столик, немного пошатываясь на ногах, и это движение, показывающее насколько она уязвима в данный момент, заставляет мой член подняться, желая выпрыгнуть из брюк. Мне понравится объезжать эту милую кобылку. Она копается сзади на шеи с застежкой, несколько секунд сверля меня враждебным взглядом.

Я небрежно приподнимаю бровь. Специально, чтобы она позлилась еще больше. Мне нравится, когда она злиться и пытается противостоять мне.

С яростью стрельнув в меня очередным взглядом, ее платье соскальзывает вниз. По груди, скатывается на талию, животу и вниз по бедрам. Она резко стягивает его ниже, специально совершенно несексуально.

Она понятия не имеет, что ее показное нежелание заставляет меня хотеть ее еще больше, так же и как ей меня. Слишком часто у меня была покорная, желанная киска. Она пытается освободиться из платья, вытащить ноги, почти потеряв равновесие. Она взмахивает руками, чтобы удержаться в вертикальном положение, потом выпрямляется.

Странно, но мое сердце, когда она пошатнулась, подпрыгнуло к самому горлу. Я испугался, что она может упасть и ушибиться. Прошло много времени с тех пор, когда в последний раз я так переживал за другого человека.

Я ожидал, что ее трусики будут белого цвета, так и оказалось.

— Снимай, — говорю я, указав пальцем на трусики.

Она подхватывает их по бокам двумя пальцами. Жест инстинктивно медленный и чувственный. Достойный первоклассной стриптизерши. Господи, как она досталась такому дураку. Затем выражение ее лица меняется, видно, она вспоминает, что злится на меня, поэтому резко стягивает свои трусики по ногам. Теперь она стоит передо мной полностью голая, прикрыв треугольник между ног руками.

Я пристально молча рассматриваю ее.

Медленно она убирает руки. Ее киска недавно выбрита. Один вид ее восхитительно сексуального тела перед собой заставляет мою кровь стучать в ушах. Боже, я хочу взять ее прямо сейчас.

— Ты бреешь свою киску?

Она дерзко вскидывает на меня голову.

— Найджелу это нравится.

Она хочет еще больше разозлить меня, но понятия не имеет, что шутит с огнем, не стоит доводить меня до ярости. Мне хочется нанять какого-нибудь головореза, чтобы он перебил ему все кости. Но я сохраняю спокойствие, сжав челюсть, глаза не выражают моих эмоций.

— Не смей! — тихо произношу я.

— Что это значит? — резко произносит она.

— Думаю, ты точно знаешь, что я имею в виду.

— На самом деле, нет. Тебе лучше мне озвучить.

— Только у младенцев и маленьких девочек нет волос в этом месте, Стар.

— Как ты смеешь? — восклицает она. — Есть же личные предпочтения.

— Я предпочитаю, чтобы ты не брилась, пока будешь здесь. Я хочу, чтобы ты была естественной.

— Хорошо, — сжав зубы отвечает она.

У меня в крови смесь гнева и похоти — опасная комбинация.

— А теперь сядь и раздвинь ноги, покажи мне свою маленькую п*зду.

Я замечаю вспышку гнева в ее глазах, и как ей хочется послать меня куда подальше, но она все же опускается на кофейный столик и раздвигает ноги. От вида ее розовых раскрытых половых губ я резко выдыхаю.

— Шире.

Она еще больше раздвигает ноги, и я замечаю, насколько она мокрая. У меня распространяется медленная улыбка по лицу. Я направляюсь к ней.

— Ложись на спину.

— Зачем? — дрожащим голосом спрашивает она.

— Делай, что я сказал. — На мгновение она замирает, словно олень в ступоре перед ослепляющими фарами машин. Затем она сглатывает ком в горле и опускается на полированную поверхность столика.

Я смотрю на ее обнаженное тело на темной поверхности стола. Такое белое и все мое. От искусственного освещения ее кожа становится кремового цвета, такая безупречная. Я перевожу взгляд на ее грудь, на розовые соски. На правой груди у нее виднеется синяк от засоса. Этот больной засранец оставил мне свой любовный укус. Глупый человек. Когда я закончу с ней, от него ничего не останется.

Она сжимает свои полные губы, положив руки на живот. В тишине комнаты слышится ее медленное, глубокое дыхание, она старается сохранить спокойствие и контролировать ситуацию.

Но она не сможет.

Я контролирую.

Медленно передвигаю пальцы по ее груди, лаская каждую грудь. Ощущаю ладонью, как усиливается ее сердцебиение, как только мои пальцы спускаются к ее пупку и вниз живота. Я опускаю руку еще ниже к раздвинутым ногам. Она тут же сжимает мышцы бедер.

— Бедное влагалище. Наконец, оно дождалось настоящего мужчину.

— Не обманывай себя, — резко отвечает она, хотя ее голос дрожит.

— Можешь притворяться сколько угодно, но мы оба знаем правду, мотылек.

Она замирает, как только я начинаю проводить пальцем между ее половыми губами.

Я медленно начинаю сосать палец, омытый ее соками, ни на минуту, не выпуская ее глаз из вида, она потрясенно смотрит на меня. На вкус напоминает спелые персики, омытые дождевой водой. Так чертовски сладко.

Она хмурится, видно про себя ругая, свое собственное тело, которое так предательски поступает с ней.

Я опускаюсь на стол рядом с ней, хватаю ее за волосы. Она дергается и смотрит на меня с испугом и широко открытыми глазами. Страсть, проявившаяся в ее глазах, снова сменяется гневом, но теперь она полностью принадлежит мне, и я готов с ней поиграть. Я провожу по ее телу, ущипнув соски, у нее вырывается маленький всхлип. Двигаюсь вниз, еле дотрагиваясь подушечками пальцев, прикосновения напоминают перышко. Проскальзываю между ее бедер, пару секунд она пытается сопротивляться. Я могу, конечно, заставить ее открыться, но не сегодня.

В другой раз.

Опускаюсь к ее соску, начинаю сосать, пока ее бедра сами собой не раскрываются. Тут же запускаю в нее палец, и она вскрикивает от внезапного и резкого моего вторжения. Я закрываю ей рот ладонью. Она смотрит на меня распахнутыми глазами, пытаясь оторвать мою руку от своего рта. Бесполезно, ее глаза наполнены яростью и чем-то еще, она проигрывает битву. Мой палец по-прежнему двигается в ней. Я знаю, что действую жестко. Она заставляет меня почувствовать свою жестокость, а я не хочу ее чувствовать. Я не могу позволить ей иметь столько власти над собой.

Я вставляю второй палец, сильно и жестко трахая ее. Я даже не перестаю, когда она начинать корчится, елозя по поверхности столика. Она кричит, испытывая оргазм. Сильный. Поэтому я и зажал ей рот рукой, зная, что она будет кричать и биться в агонии. Все ее тело дергается и напрягается, и она опрыскивает мои пальцы и руку своими соками, которые даже проливаются на стол.

Шокировано она смотрит на меня широко открытыми глазами.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Стар

Умереть сегодня в твоих руках

Мне кажется, я умираю. Это единственный объяснение того, что я чувствую. Все куда-то отдаляется. Больше ничего не осталось, только я на этом столе и его рука, прикрывающая мне рот, широко разведенные ноги, пока он все быстрее и быстрее работает своими пальцами внутри меня. Уверенно, с силой, быстро, возбуждающее. Я распадаюсь от первозданного удовольствия, купаясь в нем. На меня продолжают накатывать волны экстаза.

Но не долго. Оказывается, я не умерла, потому что возвращаюсь назад. Испытывая безмолвные рыдания и смущение. Его пальцы все еще находятся внутри меня, своими соками я намочила его кофейный столик.

Я вижу перед собой его холодные глаза и думаю, что сейчас он посмеется надо мной, но… Его глаза такие прекрасные, я никогда не встречала раньше таких прекрасных глаз. У меня даже перехватывает дыхание от их красоты. Я настолько потрясена. Мне кажется, будто они затягивают меня в свою глубину. В холодный омут, против которого устоять невозможно. Они тянут меня все глубже и глубже.

Медленно он убирает свою руку с моего рта, я с дрожью вдыхаю. Он опускается между моих бедер. И окончательно шокированная, я ощущаю его язык в складках моей киски. Он ласкает нежно, лениво, уверенно. У меня начинает покалывать кожу сначала на бедрах, потом по всему телу, мне становится резко жарко.

Он что-то бормочет, но я ничего не слышу, стук крови, быстро бегущей по венам, отдается у меня в ушах.

Он поедает меня, не торопясь, посасывая, облизывая, покусывая, и очередной оргазм накрывает меня. Я пытаюсь глотнуть воздуха открытым ртом, как рыба, застрявшая на берегу. Он продолжает свои действия, наблюдая за мной своими отчужденными холодными глазами. Я беспомощно смотрю на него.

Никогда раньше я не ощущала ничего подобного.

Он поднимается во весь рост, оставаясь полностью одетым, полностью контролирующим всю ситуацию, свысока наблюдая за мной. Я голая, лежу перед ним, только что испытавшая два оргазма, с широко разведенными ногами. Он не спеша окидывает взглядом все мое тело. Я не могу понять выражение на его лице. Может триумф, удовлетворение, а возможно всего лишь похоть.

В этот момент я очень хочу, чтобы он оказался внутри меня, чтобы он смог заполнить ту ноющую пустоту, которая образовалась внутри.

— Одевайся и иди в свою комнату, — хрипло и даже резко произносит он.

Я с удивлением смотрю, как он, не оборачиваясь широким шагом выходит из комнаты, словно не может задержаться со мной еще на секунду. Я настолько смущена и ошеломлена, что не могу даже двигаться. Потом быстро натягиваю трусики и платье, выскальзываю из комнаты. В коридоре никого нет, тихо.

По широкой лестнице поднимаюсь к себе в спальню. Телефон вибрирует на комоде. Я хватаю трубку. Семнадцать сообщений от Найджела. Я тупо пялюсь на них. Все они наполнены таким отчаяньем.

Позвони мне.

Пожалуйста, позвони мне.

Я действительно волнуюсь. Где ты?

Стар. Я позвоню в полицию, если ты не позвонишь мне в ближайшее время.

Черт побери. Позвони мне.

Стар. Я уже схожу с ума.

Боже. Я не смогу пережить этот месяц.

Стар. Позвони мне. Прошу тебя. Я умираю здесь без тебя.

Ты там?

Позвони мне, как только прочтешь сообщения.

Там еще полно смс-к от него, но я даже не хочу их просматривать.

Набираю его номер, он хватает трубку при первом же гудке.

— Стар, — с отчаяньем, чуть ли не всхлипывая произносит он.

— Да, — виновато отвечаю я. Я даже ни разу не вспомнила о нем с Николаем. Ни разу.

— С тобой все в порядке?

Я глубоко вздыхаю.

— Да, да, все хорошо.

— Где ты была? Я тут с ума схожу.

— Я ужинала. Я же говорила тебе.

— Ужинала? Тебя не было больше двух часов.

— Правда? — Я как-то с трудом соображаю.

— Ради всего святого, Стар. Что с тобой происходит? Ты ведешь себя так, будто тебе все равно.

— Мне не все равно. Правда. Иначе меня бы здесь не было. — Голос звучит как-то странно, потому что я хочу другого мужчину.

— Стар, я люблю тебя. Я больше не могу это выносить. Я хочу, чтобы ты вернулась.

Я чувствую, как во мне поднимается гнев.

— Да?! А что будет с моим отцом?

К моему ужасу он начинает тихо рыдать.

— Пожалуйста, не плачь, Найджел. Прошу тебя.

— Прости. Я очень нервничаю и переживаю за тебя. Ты говоришь так, будто тебе на нас насрать.

— Конечно, нет.

— Ты любишь меня, Стар?

— Да.

— Уверена?

— Абсолютно. — Мне приятно это говорить. По крайней мере, это правда. Я чувствую себя виноватой перед ним, потому что мне понравилось все, что Николай со мной делал, но больше чувствую виноватой, что мне хотелось большего, но это всего лишь физическое влечение с моей стороны. Я люблю Найджела. Очень сильно его люблю.

— Он уже что-нибудь с тобой сделал?

— Да.

Наступает потрясенная пауза.

— Ты имеешь в виду, что он даже не дождался ночи?

Я чувствую вспышку раздражения.

— Нет, Найджел. Он не стал ждать. Так же, как ты не дождался ночи, когда познакомился со мной.

— Тебе не понравилось, да?

Я никогда не слышала, чтобы он был настолько не уверен в себе.

— Послушай, Найджел. Я не хочу об этом говорить. Нам лучше не говорить об этом, что я с ним делаю.

— Значит тебе понравилось? — набрасывается он на меня.

— Я этого не говорила. Я сказала, что не хочу об этом говорить. Мне кажется странно, что ты меня об этом спрашиваешь.

Внезапно дверь в мою комнату резко с грохотом открывается. Я поворачиваюсь на звук, Николай заходит в комнату. Его лицо — маска ярости, я отступаю на шаг назад, настолько пораженная его видом. У меня отвисает челюсть. Вокруг его рта залегла белая полоса.

Я знаю, что мне не за что себя винить, но все же у меня появляется такое чувство, будто я сделала что-то неправильное, мне не следовало этого делать. Найджел продолжает что-то говорить в трубку, но я не слышу его. Я не могу оторвать взгляд от сверкающих яростью глаз Николая. Он направляется ко мне, вырывает телефон из моих трясущихся рук. Прислоняет к уху и слушает Найджела несколько секунд, затем открывает рот и говорит с таким призрением, что я даже отскакиваю в сторону.

— Не смей звонить ей, пока она находится в моем доме. Если я снова застукаю тебя, домогающуюся ее, я переломаю тебе все кости. — Говорит он настолько низким и убийственным тоном, что я с трудом могу поверить, будто это тот же самый человек, который совсем недавно кормил меня с вилки ягненком.

И прежде чем Найджел собирается что-то ответить, Николай со всего маха бросает телефон об стену. Тот разбивается от удара, разлетаясь на кусочки.

— О, боже мой, — с ужасом кричу я. — Папа. Мне могут позвонить из больницы. Мне просто необходим телефон.

Я несусь к стене, начинаю ползать по полу, собирая кусочки. Я пытаюсь собрать разломанные части, но у меня так трясутся руки, что не могу.

— Ты разбил его. — Я с ненавистью поднимаю на него глаза. — Ты разбил мой телефон. Как ты мог? Как ты смеешь? Сначала ты унижаешь меня, потом крушишь мои личные вещи. У тебя нет на это права. Ненавижу тебя. Ты настоящий тиран, — кричу я, и слезы начинают катиться у меня по лицу. — Ты лишил меня телефона. Высокомерный засранец.

Он приседает рядом со мной на полу, у меня продолжают течь слезы.

Я вижу, как подергивается нерв у него на скуле. Что-то мелькает в его глазах. Вдруг буквально долю секунды он выглядит смущенным, виноватым. Разве такое возможно? Потом его челюсть напрягается.

— У тебя будет новый телефон через час. — Он поднимается и выходит из комнаты.

Я падаю на пол, продолжая рыдать. Обычно я так не реагирую на столь незначительные вещи, но вероятно эмоции за весь день, наконец, прорвались наружу.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Николай

«Ты настоящий тиран»

Слова звучат у меня в голове как эхо. Мне казалось, что я убил этого ублюдка, но он не умер. Прошлое никогда не может умереть. Оно тихо лежит в темном колодце печали, и когда меньше всего ждешь появляется на свет божий. После стольких лет. Внешние шрамы зажили, но уродство под ними остается таким же заметным, как будто это было вчера. Я быстро отворачиваюсь от нее. Я не хочу, чтобы она видела. Не она. Я уже и так открылся перед ней. Я становлюсь слишком уязвим перед ней.

У меня рука дрожит, когда я закрываю за собой дверь. Я слышу ее плач и хочу вернуться, но не могу. Для меня это рискованно.

Прошлое. От него никуда не деться.

Оно не умерло.

Оно все еще зовет…

Двадцать шесть лет назад …

— Мальчики, спуститесь, пожалуйста, — кричит наша домработница Дуся.

Я сразу же поворачиваюсь к своему младшему брату Павлу. Поздняя осень, и мы оба в нашей комнате делаем домашнее задание. Его голова склонилась над альбомом, он усиленно что-то рисует. Возможно, он даже не услышал Дусю, но для любой повод хорош прерваться от домашнего задания.

— Давай спустимся и узнаем, что она хочет, — говорю я, вскакивая.

Мой брат поднимает голову от своего альбома. Его глаза зеленые, как у мамы, а светлые волосы длинные и кудрявые. Он больше похож на девочку, чем на мальчика, но мама не за что не хочет его стричь, потому что у него такие красивые волосы.

— Николай. Павел, — снова кричит Дуся.

Мы мчимся вниз по лестнице. Я быстро бегаю, чем Павел, у меня ноги сильные и длинные, поэтому я добираюсь быстрее, но я останавливаюсь в конце коридора. Рядом с Дусей стоит мужчина и женщина, которых я не знаю.

— Идите сюда, мальчики, — нежно зовет Дуся.

Мы идем к ней, но немного побаиваясь. На обычно веселом, круглом лице Дуси нет улыбки. Мой взгляд скользит к незнакомцам, стоящим рядом с ней.

На мужчине шляпа и длинное черное пальто. Лицо бледное. Женщина одета в темно-синий костюм. Она выглядит идеально ухоженной, ни один волосок не выбивается из ее прически. И у мамы такие же прочные ботинки, как и у нее, но в отличие от мамы у нее холодные голубые глаза.

Дюся кивает и говорит:

— Идите, идите, мои дорогие.

Я беру за руку брата, и мы идем к ней, останавливаясь рядом. Она приседает, Обнимает Павла, но при этом пристально смотрит на меня.

— Николай, эти люди работают с твоими отцом и матерью. У них есть... они хотя вам кое-что сказать. — Ее нижняя губа начинает дрожать, она выглядит нервной и расстроенной.

Мужчина делает шаг вперед и снимает шляпу.

— Мой долг сообщить вам, что ваши родители попали в ДТП. Они оба умерли. – Он произносит это совершенно без эмоциональным голосом.

Я чувствую, как Дуся крепко сжимает мне руку. Я поворачиваюсь, взглянуть на брата. Ему всего шесть, и я вижу, что он не понимает, что нам только что сообщили. Он смотрит на меня большими, испуганными глазами. У меня руки сжимаются в кулаки. Не может быть, чтобы мои родители умерли. Я отказываюсь в это поверить. Я инстинктивно чувствую, что этим людям нельзя доверять.

— Они не умерли. Я разговаривал с ними вчера вечером, — со злостью отвечаю я.

— Я знаю, что в это трудно поверить, но они погибли, — подтверждает женщина.

Я освобождаюсь от рук Дуси.

— Нет. Я не верю вам.

— Как бы то ни было, вы должны пойти с нами, — говорит женщина.

Дуся встает.

Я пытаюсь схватить брата, чтобы убежать наверх, но мужчина хватает меня за руку и оттаскивает от Павла. Павел начинает плакать.

— Оставьте нас в покое, — кричу я и яростно начинаю пинать по голеням этого человека.

Он не отпускает. Он злиться и раздражается.

— Бесполезно сопротивляться. Твои родители погибли, и ты должен пойти с нами.

— Почему? Почему мы должны пойти с тобой? — Вызывающе спрашиваю я. Я вспоминаю, как мама говорила мне, когда я была в возрасте Павла, что если что-то случится с ними, то я должен взять брата (тогда он был еще совсем маленьким) и пойти к бабушке домой. Она заставила меня выучить адрес, затем показала, как поднять свободную половицу в ее спальне и достать оттуда синюю коробку, которая была спрятана под ней. Внутри были деньги и документы. «Если кто-то придет сюда и попытается забрать тебе или брата, ты должен немедленно позвонить Дяде Оксане. Он знает, что делать», сказала она. Я кивнул, и она заставила меня еще несколько раз повторить его номер.

— Вы должны пойти с нами сейчас же, — лает мужчина, держа меня боком, чтобы я не смог его ударить.

— Я хочу позвонить своему дяде, — говорю я со злостью.

— Сейчас для этого нет времени. Ты можешь позвонить ему позже, — вступает женщина. Ее лицо вот-вот лопнет от улыбки, отчего она похожа на крокодила.

— Я хочу позвонить ему сейчас, — упрямо повторяю я. — Мама хотела, чтобы я позвонил.

Женщина смотрит на мужчину, выгнув брови.

— Дуся, помоги нам, — прошу я, но она беспомощно всхлипывает. Когда я вижу, как она плачет, вдруг меня окатывает страх. Наших родителей здесь нет, и эти ужасные люди заберут нас, а Дуся, всегда улыбающаяся, счастливая Дуся плачет, как будто ее сердце разрывается. – Прошу тебя, Дуся. Пожалуйста, помогите нам. Сделать что-нибудь.

Дуся опускается на колени, и смотрит на них, сложив молитвенно руки.

— Прошу вас, не забирайте мальчиков, им нужно идти в школу. Пусть мальчик позвонит своему дяде. Я могу позаботиться о них, пока он не придет, — умоляет она, ее голос дрожит от страха.

— Эти дети врагов народа, и удерживая их здесь, ты действуешь против воли государства. Вместо того, чтобы беспокоиться о них, ты должна собрать свои вещи и покинуть этот дом, поскольку он и все в нем теперь принадлежит правительству. — Голос женщины резкий и Дуся вздрагивает, как будто ее ударили хлыстом.

— Я не хочу идти с вами, — кричу я.

— Посмотрите, как они одеты, — отчаянно плачет Дуся. — Пожалуйста, пожалейте их. На улице мороз. По крайней мере, позвольте мне дать им теплую одежду, — умоляет она.

— У нас нет времени. Они должны сейчас же пойти с нами, — повторяет мужчина с каменным выражением лица.

Дуся снимает теплую шерстяную шаль и со слезами на лице кладет ее на плечи Павла. Павел хватается за нее, полностью повиснув на ней.

Мужчина смотрит на женщину.

— Давай поторапливайся. Мы теряем время.

Женщина подходит к Павлу и резко отдирает его от Дуси. Она срывает ее платок с его плеч, бросает его на пол и тащит моего орущего брата к входной двери.

Я пытаюсь бороться с мужчиной, удерживающем меня изо всех сил, но он большой и слишком сильный. Без предупреждения он поднимает руку и бьет меня по голове. Удар такой сильный, что у меня плывет все перед глазами. Я действительно вижу звезды. На секунду я даже глохну. Тело сгибается, и он тащит меня вниз по ступенькам.

Снаружи стоит длинная черная машина.

Я инстинктивно понимаю, что нам ни за что не следует садиться в эту машину. И со всей силой начинаю бороться и кричать так громко, как только могу, зовя соседей. Но улица остается пустынной. Ни одни занавески не поднимаются. Ни один человек не открывает дверь, чтобы выяснить, что происходит в доме Смирновых.

Почему дети кричат?

Почему снаружи стоит большая черная машина?

Почему двое незнакомцев вытаскивают из дома детей?

— Помогите, помогите. Нас похищают, — кричу я.

Внезапно я чувствую резкую боль в верхней части руки. Когда я дергаю головой от боли, я вижу иглу, торчащую из моей руки.

Мир очень быстро становится черным.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Стар

Час спустя я слышу рев мотоцикла перед особняком. Минут спустя раздается тихий стук в дверь, я открываю на пороге стоит Селин.

Она странно на меня поглядывает. Я знаю, что у меня глаза опухшие и красные.

— Привезли ваш новый телефон. Женщина, которая научит вас им пользоваться, ждет вас.

Я иду за Селин вниз, где молодая итальянка-девушка улыбается мне и начинает показывать, как пользоваться телефоном. Он очень отличается от моего, и я никогда не слышала раньше о таком бренде, но она — хороший учитель, интерфейс простой и вскоре я уже уверенно жму разные иконки.

— Вот и все. Если у вас возникнут какие-либо проблемы, не стесняйтесь звонить мне, — говорит она, вставая.

— Сожалею, что вам пришлось ночью приезжать сюда.

Она расплывается в широкой улыбке.

— Я хочу, чтобы больше людей вызывали меня ночью, как вы. За один такой вызов, я получаю почти недельную зарплату, поэтому поверьте мне, для меня это наоборот в радость.

И видя мое неприкрытое удивление, она объясняет, что работает на Бонд-стрит в дорогом магазине. Ее босс позвонил ей, когда она уже готовилась ко сну, послал курьера, чтобы забрать ее и отвезти в магазин, где он выдал ей телефон. Ее задачей было доставить его и научить меня им пользоваться.

Здоровяк, которого Николай называл Семеном, поджидает ее в коридоре. Когда она уходит, я поднимаюсь к себе наверх. Я захожу в ванную, запираю дверь и пишу смс-ку Найджелу.

Я: Я собираюсь ложиться спать, Найджел. Пожалуйста, не пишите и не звоните мне, пока я не напишу тебе сама. Я не хочу, чтобы Николай что-то сделал с тобой. Я люблю тебя. Несмотря ни на что. Я напишу тебе завтра.

Найджел: С тобой все в порядке?

Я: Да, все хорошо.

Найджел: Я услышал громкий хлопок. Он ударил тебя?

Я: Нет.

Найджел: Тогда, что это был за шум?

Я: Он разбил мой телефон.

Найджел: Что за черт!!!

Я: Но все хорошо. Теперь все в порядке.

Найджел: И чей телефон ты используешь?

Я: Он подарил мне новый.

Найджел: Должно быть, он спятил.

Я: Не звони и не пиши мне. Я свяжусь с тобой сама, когда смогу.

Найджел: Теперь я действительно беспокоюсь за тебя. Что если он что-нибудь сделает с тобой?

Я: Не сделает.

Найджел: Откуда ты знаешь?

Я: Единственный человек, который может причинить мне боль — это ты.

Найджел: Мы пройдем через это. Я обещаю.

Я: Я устала. Я собираюсь лечь спать. Я позвоню тебе завтра.

Найджел: Я буду ждать твоего сообщения завтра. Я люблю тебя так сильно, что мне даже больно.

Я закрываю глаза и говорю то, что всегда говорю.

Я: И я тоже.

Его ответ появляется на экране, и мне становится так грустно, что хочется плакать.

Найджел: Спокойной ночи, моя дорогая. Я буду смотреть о тебе сны.

Я заползаю в кровать. Простыни шелковистые, мягкие. Мне требуется много времени, чтобы заснуть, и когда я все же проваливаюсь в сон, мне не снится Найджел. Я ворочаюсь, потому что мне снятся кошмары с мужчиной с серебряными глазами, наполненными болью.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Николай

Я открываю глаза, почти ночь, мой брат прижался ко мне, и машина едет по одинокой дороге. Я пытаюсь потянуться, но не могу пошевелить руками. Опускаю глаза вниз, руки связаны веревками.

Мужчина и женщина сидят спереди.

— Куда мы направляемся? – Спрашиваю я.

Женщина поворачивает голову.

— Если ты не заткнешься, мне придется заклеивать вам рты, — предупреждает она.

Я молчу. Мой брат прижимается еще ближе ко мне, когда мы проезжаем через сельскую местность, пока не натыкаемся на высокую стену. Она утыкана острыми осколками битого стекла, а сверху нанизана колючая проволока. Машина останавливается у больших черных ворот. Мужчина выходит и звонит в звонок. Через некоторое время появляется пожилой человек, чтобы открыть большие замки на воротах.

Мы проезжаем и останавливаемся перед огромным серым зданием. Я никогда не забуду вид этого здания. Оно такое большое и внушительное. На окнах решетки, похоже на тюрьму. Нас вытаскивают из машины и заставляют подняться по каменным ступеням.

Мужчина, похожий на скелет, с тонким, длинным лицом открывает толстую черную дверь. Он не смотрит ни на Павла, ни на меня. Просто кивает и открывает дверь шире. Запах, ударяющий в нос, трудно определить. Я никогда не ощущал такого запаха раньше. Кажется, он исходит от сырых стен и каменного пола. Я даже чувствую этот запах на скелете. Пахнет несвежей мочой и квашеной капустой, и чем-то еще. Чем-то, от чего я испытываю страх.

Внутри холоднее, чем снаружи. Слева от нас огромный бюст Ленина. Впереди длинный темный коридор. На стенах развешаны плакаты с надписью: «Дети восхваляют Сталина», «Спасибо, дорогой товарищ Сталин, за счастливое детство».

Мы следуем за скелетом по коридору.

Пожилая женщина с яростью моет пол. Швабра серая, а вода в ведре грязная, виднеются остатки мыльной пены сверху. Она даже не поворачивает в нашу сторону голову.

Мы проходим по обе стороны от нас пустые классы. Внутри ни звука. Дальше по коридору мимо нас проходит мальчик, намного старше меня. У него темные глаза и он поглядывает на меня с издевкой.

Подходим к двери и высокий мужчина вежливо стучит. Кто-то кричит «открыто», и человек толкает дверь, делая шаг назад. Лысый, толстый мужчина стоит за большим столом, заваленным бумагами.

— Ты привел мне еще маленьких врагов народа, чтобы я мог перевоспитать их в своем саду? — спрашивает он весело. Он напоминает клоуна или шута, но в его выпученных карих глазах есть что-то зловещее. Он окидывает меня взглядом, как масло, но как только он переводит взгляд на Павла, он не может оторваться от него. Он улыбается и облизывает губы. — И кто это у нас здесь?

— Старший — Николай, а младший — Павел, — говорит человек, который нас привел. В его голосе сквозит подтекст, которого раньше не было. Презрение и насмешка. Он не уважает толстяка.

— Я — Константин Разумовский, и я директор этого учреждения, — с гордостью объявляет толстяк. — Мы были открыты в 1918 году и у нас было много успехов, которыми можно гордиться. Более 7000 детей прошли через наши двери, и многие из них в настоящее время являются прекрасными, достойными выпускниками, у которых есть уже свои дети.

— Мне нужно позвонить дяде, — громко говорю я.

Директор улыбается.

— Телефонные звонки должны быть заработаны хорошим поведением. Если ты будешь хорошим, тебе будет разрешено воспользоваться телефоном. — Он смотрит на мои запястья, связанные веревками. — Ты будешь хорошим мальчиком?

— Да, — тут же отвечаю я. Я уже понял, что должен сделать все, что в моих силах, чтобы заслужить звонок Дяде Оксане. Возможно, я смогу, но маленький Павел не сможет спуститься по этим «стеклянным» стенам. Они разрежут его на ленточки.

Улыбка директора становится шире, он довольно благожелательно относится к нам.

— Хорошо. Вам здесь понравится, здесь много мальчиков вашего возраста.

Мы идем к другому человеку по имени Игорь. У него тонкое, неулыбчивое лицо, и он ведет нас в сырую комнату, где разрезают мне веревки, также нам приказывают раздеться и переодеться в бесформенную одежду из толстого, грубого материала. Он открывает шкаф и извлекает две пары полосатых пижам и две зубные щетки. Они не выглядят новыми. Щетинки изогнуты.

— Туалеты вон там, — говорит он, махнув в промозглый коридор, — но все они не функционируют в данный момент. Тебе придется пользоваться уборными снаружи. Вам нужно в туалет?

Павел, и я киваем.

С вздохом он выводит нас наружу и ждет, пока мы пользуемся туалетами. Туалетом на морозе. Мы как можно быстрее делаем свои дела и присоединяемся к Игорю.

Дрожа от холода, идем за ним наверх, в длинную комнату, полную кроватей. Запах мочи здесь гораздо сильнее. Здесь есть полки на стенах и небольшие груды одежды, мыло и зубные щетки. Никаких игрушек, книг, фотографий семьей или каких-либо личных вещей.

Игорь пытается уложить нас на кровати в разных частях комнаты, но я настаиваю, что хотел бы остаться с братом. Что-то мелькает в его глазах. Тайная улыбка. Как будто он знает что-такое, чего не знаю я.

— Я хочу есть, — тихо говорит Павел.

— Вы пропустили время ужина. Тебе придется подождать до утра, чтобы позавтракать. Через двадцать минут погаснет свет, так что вы, ребята, можете остаться здесь.

Как только он уходит, Павел поворачивается ко мне, его глаза наполняются слезами.

— Мама и папа действительно умерли?

— Не уверен.

— Тогда зачем они привезли нас сюда?

— Я не знаю. Я думаю, что это ошибка. Мне нужно позвонить Дяде Оксане. Он придет и заберет нас от сюда, — бормочу я.

— Мы правда маленькие враги народа?

Я хватаю его за обе руки.

— Нет, мы не враги. Мы не сделали ничего плохого, как папа с мамой. Это просто ошибка. Ужасная ошибка, — с яростью говорю я.

Он кивает, и я отпускаю его маленькие руки.

— Мне страшно, — шепчет он, его прекрасные глаза наполняются слезами.

— Не надо бояться. Я здесь. Я не позволю, чтобы с тобой что-то случилось.

— Мне обязательно спать одному?

— Нет. Я буду спать с тобой.

Он хмурится.

— Но тебе не нравится спать со мной.

— Я буду спать с тобой сегодня ночью.

— Уверен?

— Да.

— Спасибо тебе. – Он обнимает меня за спину. — Кто сегодня будет спать с Любовью? – спрашивает он.

Этого момента я действительно боюсь. В моей голове папа говорит: «Теперь идите в магазин вместе. Держи Павла за руку. Не отпускай его. Ты отвечаешь за своего младшего брата». Павел еще слишком мал. Как я смогу защитить его в этом огромном месте?

— Любовь будет спать одна? – снова спрашивает Павел.

— Нет, — мягко говорю я. — Дуся возьмет его к себе.

— Хорошо. Я бы не хотел, чтобы он был один. Ты же не думаешь, что она засунет его в стиральную машину?

— Зачем ей это делать?

— Она всегда так говорит.

— На самом деле она этого не сделает. Она говорит это только тогда, когда ты плохо ешь.

Какое-то время он молчит.

— Как ты думаешь, где мама и папа?

Я смотрю на него очень серьезно.

— Я скажу тебе секрет, но ты никогда никому не расскажешь, хорошо?

— Хорошо, — шепчет он, глядя на меня огромными глазами.

Я наклоняюсь к его уху и говорю:

— Я думаю, что они поехали в Америку, чтобы найти для нас дом.

— Откуда ты знаешь? — также шепчет он мне на ухо.

— Потому что я слышал, как они говорили об этом. Они сказали, что найдут дом, а потом мы все переедем в Америку. Мы все сможем ездить на машине, есть бургеры и картошку фри, и пить кока-колу.

— Правда? — Его глаза сияют.

— Да. Но ты не должен никому рассказывать.

Он торжественно кивает головой.

— Я не буду. Пусть волки вырвут мне сердце, но я никому не скажу.

Я улыбаюсь.

— Так говорит мама.

— И я с ней согласен.

— Все будет хорошо. Я позабочусь о тебе.

— Я хочу к маме, — говорит он и начинает плакать.

— Шшш... — успокаиваю я, прижимая его маленькое тело к себе, раскачивая так, как делала мама и Дуся, когда у него температура и он не может заснуть.

Мы вместе забираемся на раскладушку в этой холодной комнате и смотрим на пустые серые стены. Мы оба пребываем в состоянии глубокого шока. С трудом верится, что мы из теплой своей комнаты, где мне было скучно делать домашнюю работу и Дуся готовила сытное рагу, попали в одно из самых страшных и враждебных мест, которые только можно себе представить для ребенка в России.

В детский дом.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Стар

Я просыпаюсь пораньше и сразу же проверяю свой новый телефон. Никаких звонков и смс-ок. Направляюсь в красивую мраморную ванную комнату и принимаю душ. Завернутая в пушистый халат, сажусь на кровать и звоню бабушке. Она спрашивает, как я себя чувствую, я говорю ей, что лучше, и что увижусь с отцом завтра.

— Да, это было бы хорошо. Он спрашивал о тебе вчера.

— Я увижусь с ним завтра, — повторяю я.

— Чем вы с Найджелом сегодня занимаетесь?

Я закрываю глаза. Эта часть для меня очень болезненная.

— Не многим. Мы, наверное, останемся дома сегодня.

— Это хорошо. Лучше тебе не выходить из дома, пока не почувствуешь себя лучше.

— Да, точно.

— Если хочешь, я приготовлю тебе суп, и дедушка привезет его тебе.

— Нет, не нужно. Мне уже намного лучше.

— Уверена, дорогая? Потому что ему заехать к вам это не проблема.

— В этом нет необходимости. Роза сказала, что принесет что-нибудь.

— Тогда все хорошо.

— Я позвоню тебе завтра.

Я вешаю трубку со вздохом и звоню Розе.

— О как раз время рассказать о сексе, — говорит она. — Как все прошло?

— Я не знаю.

— Что это значит?

— Мне кажется, я запуталась.

— Ну, я бы тоже запуталась, если бы оказалась в постели с одним из самых богатых людей в мире. Я не могу поверить, что ты сообщила мне, что его зовут типа Николай или как-то по-другому, когда он Николай Смирнов — член российского клуба миллиардеров.

— Значит, ты знаешь о нем?

— Конечно, знаю. Каждый в моей сфере знает о нем. Он встречается с моделями и разбил пару сердец.

Мгновенно у меня в животе появляется странное движение. Я не подхожу под модель. Я среднего роста и не тощая.

— Он ведь восхитительный, не так ли?

— Ммм.

— Ммм? Что это значит? Он выглядит намного лучше, чем Найджел.

— Ты не могла бы не сравнивать их, — чувствуя смущение прошу я.

— Не отключайся. Я хочу намазать маслом тост. Выходим в Facetime через две минуты. Мне нужны все подробности.

— Наверное, я не смогу воспользоваться Facetime.

— Это еще почему?

— Не думаю, что у этого телефона имеется такое приложение.

— У тебя что новый телефон? У тебя был старый телефон, когда я вчера встречалась с тобой, — удивленно говорит она.

— Николай разбил мой телефон об стену, поэтому купил новый.

Устанавливается ошеломляющая тишина на пару минут.

— Он разбил твой телефон? У меня плохое предчувствие. Не хочешь мне хоть что-то сказать, прежде чем я надумаю все сама?

— Я разговаривала с Найджелом вчера вечером, когда он пришел ко мне. Он так разозлился, что даже стал угрожать Найджелу, чтобы он не смел мне звонить, пока я живу у него в доме, иначе он его покалечит. А потом он бросил мой телефон об стену. Он был похож на зверя в тот момент, Роза.

— О боже мой. Где этот мужчина все эти годы скрывался? Послушай, мне не кажется, что он был похож на зверя. Наоборот, я думаю, что он совершенно правильно повел себя в данной ситуации. На его месте я бы поступила также.

— Что?

— Конечно. А как ты думаешь, Найджел фактически продал тебя на месяц в обмен на списание огромного долга. Представь себе, если бы этот дебитор попытался вернуть часть этого месяца. Я бы сошла с ума.

— Но Найджел так опустошен.

— И это хорошо. Я бы с большим удовольствием посмотрела на него, когда русские отводили бы на нем душу.

— Роза, — зову я.

— Подожди, я хочу все закончить намазывать маслом этот тост. — Я слышу, как она скребет ножом по тосту. – Что Роза? Найджел это заслужил, если он только всего лишь подумал, что может тобой погасить долг?

— Я же говорила тебе, что я сама это предложила.

— На что я ответила тебе, что это полное дерьмо собачье.

Я не хочу с ней вступать в спор, поэтому молчу.

— Знаю, ты мне не веришь, но, если честно, я не чувствую даже малейшего сожаления к Найджелу. Он сам себе вырыл яму. На самом деле, я рада, что его вынудили проснуться и трезво взглянуть на ситуацию. Он считал себя таким неуязвимым, таким умным, что у него может быть все. Как отправить тебя к другому мужчине, чтобы выплатить его долг и до сих пор он держит тебя на коротком поводке по телефону. Могу тебе сказать, что на этот раз он совершил огромную, мать твою, ошибку.

Я даже не знаю, что ей ответить, поэтому молчу.

— Итак, какой телефон теперь у тебя?

— Vertu.

— Что?! Настоящий Vertu?

— Я не знаю. — Я отвожу телефон от уха и внимательно рассматриваю его. — Он гладкий с перламутровой инкрустацией, и с белым чехлом из кожи аллигатора.

Она визжит в трубку.

— Что?

— Этот телефон стоит почти £18,000!

— Что?!

— Да, эти маленькие камни выбраны основными элементами для бриллианта Принцесса! И камни на лице телефона — сапфиры.

— О, боже мой!

— Господи Иисусе. Этот парень не шутит, не так ли?

— Зачем он купил мне такой дорогой телефон? – шепчу я.

Я слышу, как она достает свой тост.

— Понятия не имею, но знаешь что?! Мне этот парень нравится все больше и больше. Все, давай, рассказывай мне о сексе.

Передо мной тут же всплывает воспоминание его пальцев внутри меня, пока я совершенно обнаженная корчусь на его антикварном столе, смачивая его своими соками. Мне тут же становится жарко и внутри что-то затягивается. Будь он проклят. Я не хочу никому рассказывать о нем. Мне слишком стыдно.

— Послушай. Мне уже пора идти на завтрак, я позвоню тебе позже.

— Хорошо. Позвони позже. Стар?

— Да.

— Что я должна сказать Синди?

— Я сама позвоню ей позже и все расскажу.

— Хорошо. Повеселись там, детка.

— Ты тоже.

Я вешаю трубку и направляюсь к шкафу, выбираю платье без рукавов синего цвета. Оно совершенно простое и на вид очень милое. Я начинаю рыться в коробках в нижней части шкафа и нахожу белые балетки. Провожу серебряной расческой по волосам, заплетаю длинную косу, которая болтается по спине и спускаюсь вниз.

Коридор пуст, поэтому я прямиком направляюсь в комнату, куда меня сразу же отвели. Она тоже пустая. Тогда я медленно направляюсь по коридору к столовой, проходя мимо открытой двери. Эта комната заполнена солнечным светом, поблескивающем на пианино. Я замечаю Селин, сидящую за столом с открытым ноутбуком.

Она поднимает глаза вверх и улыбается.

— Доброе утро. Хорошо ли ты спала?

— Хорошо, благодарю.

Она встает.

— Отлично. Мистер Смирнов решил проехаться верхом, но он хотел бы с тобой позавтракать.

— О.

Она бросает взгляд на часы.

— Он вернется меньше, чем через час. Не хочешь совершить быструю экскурсию по дому, прежде чем ты начнешь завтракать?

Я пожимаю плечами.

— Конечно.

Она закрывает свой ноутбук.

— Селин, ты не знаешь, можно ли мне получить ноутбук?

Она направляется ко мне.

— Конечно. Какой бренд или модель ты хотела бы?

— Я привык к MacBook Air.

— Какое программное дополнительное обеспечение ты хотела бы установить на нем?

— Всего лишь Word.

Она улыбается.

— Я привезу его к ланчу. А пока ты можешь воспользоваться моим.

Я улыбаюсь ей в ответ.

— Это не срочно. Я вполне могу подождать до обеда.

Селин поразила меня своими знаниями об истории особняка, ее рассказ очень меня заинтересовал.

В особняке общая площадь коридора пятьсот метров.

Большой бальная зала использовался во время войны как госпиталь.

Когда мы поднимаемся по широкой каменной лестнице западного крыла, она говорит, что дети первого Эрла, который построил этот дом, катались на своих пони по этой лестнице в свои игровые комнаты на первом этаже. Их игровые комнаты занимали весь этаж.

Она открывает дверь, и мы входим в длинную, почти пустую комнату. Она вся состоит из окон, голый деревянный пол и белые стены. Эта комната очень отличается от великолепия и величия остальной части дома. Но самое главное — старая игрушка лошадка-качалка. В этой комнате собралась вся тоска и грусть мира. Я даже представить себе не могу, что когда-то эта комната была заполнена детскими игрушками, детскими голосами и смехом.

— Это единственная комната в доме, которую не касалась рука декоратора, — говорит Селин, направляясь к одному из окон и посматривая в него.

— Почему?

Она пожимает плечами и поворачивается ко мне лицом.

— Мне сказали, что господин Смирнов не хочет, чтобы до нее кто-нибудь дотрагивался. Он хочет сохранить ее в первозданном виде.

И у меня по телу от ее слов проходит дрожь.

— Понятно.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Николай

Буквально через минуту появляются другие дети, идущие вслед за Игорем. Некоторые из них разглядывают нас, но большинство идут с опущенными головами. Все молчат. Мальчик с каштановыми волосами и грустными глазами останавливает возле моей кроватки.

— Ты будешь спать там, — говорит Игорь и указывает на другую пустую кровать.

Молча он идет к другой койке.

За считанные минуты все, включая меня и Павла, переодеваются в пижаму и ложатся в кровать. Гаснет свет, дверь закрывается. В печальной тишине, шаги Игоря эхом отдаются по коридору.

Я поворачиваюсь лицом к Павлу.

В слабом лунном свете, проникающем через окно, его большие светлые глаза поблескивают. Я кладу палец на губы, показывая, что он не должен ничего говорить. Потом слышу, как все остальные дети засыпают, я забираюсь в постель к Павлу. Я уже заметил, что он сосет большой палец, он не делал этого с тех пор, как был ребенком, но я ничего ему не говорю. Я шепчу ему сказку, глажу по голове, пока он не засыпает.

Меня бьет озноб от беспокойства, поэтому я не могу заснуть, но и хорошо, что я не заснул, потому что замечаю свет фонарика через щель под дверью, и у меня есть время принять соответствующие меры, чтобы меня на застали врасплох. Освободившись от рук Павла, я быстро залезаю в свою постель и тихо жду. Дверь открывается.

Фонарик движется к нашим кроватям. Кем бы они ни были, они точно знают, где мы. Потом свет от фонарика слепит мне глаза, я тут же закрываю их и сажусь в вертикальное положение. Я чувствую, что их несколько, но не могу разглядеть их лица. Сердце с такой скоростью колотится, что я слышу его стук, как галоп лошади.

— Встань и следуй за нами, — обращается ко мне мужской голос.

Фонарик скользит по лицу Павла. Он так крепко спит, его светлые волосы спадают на лоб.

— Нет. Не надо. Он еще ребенок, — тут же шепчу я, спрыгивая с кровати.

Фонарик снова переходит на мое лицо, Я без страха смотрю на них, хотя меня слепит свет.

— Давай пошевеливайся, — опять произносит чей-то голос.

Их трое. Я следую за ними из общей комнаты, мы спускаемся по лестнице в один из классов. Кто-то зажигает керосиновую лампу, и от ее света я вижу их лица. Они все старше меня. Один из них парень, который ухмылялся, проходя мимо нас по коридору.

— Значит твои родители участвовали в заговоре против государства? — спрашивает он. У него странный акцент.

— Нет, это не правда. Мои родители-врачи, — тут же сердито отвечаю я.

— Были, — хмыкает один из парней.

— Они не умерли.

— Они умерли, иначе тебя бы здесь не было.

Я решил не спорить с ними. Я перевожу взгляд на парня, который тогда проходил мимо нас. Похоже, он их лидер.

— Чего ты хочешь?

— Мы хотели предупредить тебя.

— О чем?

Он протягивает мне старые при старые ножницы.

— Возьми и остриги волосы у своего брата. А потом верни их нам.

Я с подозрением перевожу взгляд с ножниц на них.

— Почему я должен это делать?

Один из них ухмыляется.

— Заткнись, — резко говорит ему лидер. Затем он поворачивается ко мне. — Твой брат уж очень миленький, а здесь имеются мужчины, которым это очень нравится.

У меня волосы встают дыбом. Я тут же забираю у него ножницы. У меня руки начинают дрожать от его слов.

— Спасибо.

— Меня зовут Сергей Кошкин. Это моя банда. Нас называют ночными ходоками. Ты можешь присоединиться к нам, если хочешь.

— Чем занимается твоя банда?

— Мы присматриваем друг за другом. Здесь есть крутые, директор использует их для поддержания дисциплины. Ты должен остерегаться их. Они нас не трогают, и если ты присоединишься к нам, то они не тронут и тебя.

— А почему ты хочешь, чтобы я присоединился к тебе?

Парень улыбается.

— Потому что тебя тоже привезли со связанными руками. Мы так все и прибыли сюда.

Я улыбаюсь ему в ответ. Он настоящая родственная душа.

— Меня зовут Николай Смирнов.

— Встретимся тогда здесь завтра ночью.

Один из мальчиков протягивает мне печенье. Я беру и благодарю его. С ножницами спешу обратно в спальню. Я трясу Павла, пока он не просыпается. Он потирает глаза и со стоном вздыхает. Я тут же закрываю ему рот рукой, пока он не открывает глаза и не встречается с моим взглядом.

Я прикладываю палец к своим губам, показывая ему, что он не должен издавать ни звука, он кивает.

Я сажаю его и протягиваю печенье. Пока он ест, я начинаю его стричь, отрезая, как можно больше волос. К моему ужасу, от этого не становится ужаснее, наоборот. Глаза становятся еще больше, а личико похоже на ангельское. Я поднимаю ботинок, провожу по подошве и начинаю размазывать грязь с ботинка по его лицу.

— Что ты делаешь? — спрашивает он с ангельской невинностью, что я снова прихожу в ужас.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Стар

Менее чем за час мы обходим фактически весь дом.

— Ты можешь самостоятельно получше исследовать места отдыха, — говорит Селин, закрывая дверь бассейна. — Теперь позволь мне отвести тебя в зал для завтрака. Мистер Смирнов уже должен быть там.

Зал для завтрака выходит на восток. Здесь три двойные двери и все они открыты. Вид потрясающий, но я вижу только Николая, сидящего за столом и читающего газету. Он одет в бледно-серый костюм, светло-серую рубашку и белый галстук. Он выглядит отстраненным и недостижимым. Я не могу даже сравнивать этого безукоризненно ухоженного мужчину ни с сексуально опытным мужчиной, который заставил меня кончить вчера на журнальном столике, ни с разъяренным зверем, который разбил мой телефон.

Я глубоко вздыхаю и делаю шаг в комнату. Он поднимает свои потрясающе серебристые глаза, отрываясь от газеты, которую читает, и окидывает ими меня с головы до ног. Он сворачивает и откладывает газету в сторону.

Появляется Григорий со своим особым чувством времени. Молча он отодвигает в сторону стул рядом с Николаем. И ждет меня. Я сажусь, он мягко пододвигает стул.

— Доброе утро, — приветствует Николай.

— Доброе, — немного смущаясь отвечаю я, положив телефон на стол. — Спасибо за новый телефон.

Он кивает.

— Не следовало тебе покупать мне такой дорогой.

Он хмурится и, кажется, раздраженным.

— Не следует быть такой скромницей.

Я выпрямляю спину.

— Я никогда не была скромницей. Не было абсолютно никакой необходимости покупать такую дорогую вещь. Просто обычный телефон, вот и все. Мне не нужны дорогие игрушки.

Улыбка выгибает его губы.

— Ах, но я хочу побаловать своего мотылька. Осыпать тебя красивыми вещами.

— Зачем?

Он пожимает плечами.

— Просто так. Мне нравится осознавать, что все, что на тебе, все, что ты ешь и чем владеешь, куплено мной.

Григорий делает шаг вперед. Я так углубилась в наш разговор, что совсем забыла, что за мной стоит Григорий.

— Что бы ты хотела на завтрак? – спрашивает Николай.

— А что есть в меню?

— Все, что ты хочешь, — поблескивая глазами, отвечает он.

Я не могу долго смотреть ему в глаза не покраснев. Я стараюсь собраться с мыслями.

— Я хотела бы завтрак по-английски, пожалуйста, — отвечаю я, парящему Григорию за спиной.

— Мне вареники, — добавляет Николай. — И принеси мне еще кофе.

Григорий также тихо уходит, как и вошел.

Николай смотрит на меня с задумчивым выражением.

— При таком выборе ты заказала всего лишь английский завтрак.

— Да, а ты заказал русское блюдо, живя в Англии.

Он смеется.

— Touché.

По какой-то странной причине мне понравилось, что я заставила его засмеяться.

— Ты осмотрела особняк. Тебе понравилось?

Я киваю.

— Прекрасный дом. Тебе очень повезло.

Его губы скручиваются в улыбке.

— Повезло? Я сам заработал все, мотылек.

Я с любопытством поглядываю на него.

— Ты заработал все эти деньги сам, за одну свою жизнь?

— Да.

— Как?

— Я был готов сделать то, чего другие боялись.

— Что ты имеешь в виду?

Его глаза вспыхивают странным светом.

— Именно то, что ты думаешь.

— То, что ты забрал меня у Найджела?

— Именно. Другой бы на моем месте колебался бы и раздумывал. Беспокоился бы о своей совести или о морали. Я же? Даже не задумывался. Я хотел вырвать тебя из рук твоего мужа.

— И тебя бы ничего не остановило?

Он смотрит мне прямо в глаза.

— А как ты думаешь, наивная маленькая Стар?

Я внимательно разглядываю его. Я никогда не встречала мужчину, который был бы так откровенен в своей безнравственности.

— А если бы тебе пришлось кого-то убить?

Он небрежно приподнимает одно плечо.

— Каждый когда-то умрет. Если это будет раньше на день, на месяц или... даже на двадцать лет? История Земли складывается из миллиардов лет, какое это имеет значение для простого человека?

Я хмурюсь.

— Ты когда-нибудь убивал человека?

Он улыбается, улыбкой тигра.

— Если бы даже и убивал, я не говорю, что я это делал, конечно же я не признался бы тебе в этом.

Появляется наш завтрак. Мое блюдо кажется обычным по сравнению с его.

— Что ты ешь? Это блинчики? — С любопытством спрашиваю я, когда Григорий выходит из комнаты.

— Это русские вареники. Их готовят из творога, муки, яиц и едят с вареньем или сметаной. Хочешь попробовать?

Я облизываю нижнюю губу. Когда он кормил меня вчера, я испытывала странные чувства, поэтому даже не хочу задумываться на этот раз.

— Нет, спасибо. Я попробую в другой раз.

— Как хочешь, — отвечает он и тянется за сливками.

— Сколько тебе было лет, когда ты встретила Найджела? — как бы между прочим спрашивает он.

Я опускаю взгляд в свою тарелку. Мне не хочется ему отвечать, поэтому начинаю прожевывать яйца как можно дольше.

— Мы были молоды, — говорю я наконец.

Он насмешливо улыбается.

— Найджел на год старше меня. Он не мог быть молод. Сколько тебе было лет?

— Шестнадцать, — небрежно отвечаю я, насколько могу.

Его глаза остаются тщательно завуалированными, но брови приподнимаются.

— Извращенец.

— Он не извращенец, — тут же вступаюсь я в его защиту. — Я возмущена твоим обвинением. Ты уже второй раз называешь его так. На самом деле, я была очень зрелой для своего возраста. Я не выглядела такой юной.

— Ты даже сейчас выглядишь так, будто едва стала совершеннолетней.

— У меня было раннее развитие, — настойчиво говорю я.

— Да? Когда он впервые встретил тебя, по что ты была одета?

Я чувствую себя подавленной.

— Не твое, черт побери, дело.

— Я так и думал.

— Что, черт возьми, ты имеешь в виду?

— Хочешь поспорим, я уже знаю, во что ты была одета?

— Я могу солгать.

— Ты не умеешь лгать.

Я даже не могу поднять глаза, поэтому хмурюсь, глядя в свою тарелку.

— Готова поспорить на платье, которое на тебе. Если ты выиграешь, то оно останется на тебе, если проиграешь, ты его снимешь.

— Очень односторонний спор, — отвечаю я.

Он мрачно смеется.

— Мне нравится такой спор.

— Я больше не хочу обсуждать с тобой свою личную жизнь, — говорю я, нарезая сосиски.

— Странно, что ты все время защищаешь этого извращенца. Если и есть в жизнь хоть что-то, что я ненавижу больше всего, так это мужчин, которые вторгаются в жизнь детей.

Гнев начинает подниматься у меня с самого низа живота. Я сначала медленно кладу нож, как будто он меня не так сильно бесит, что мне хочется ему просто двинуть.

— Прекрати его так называть, — тихо произношу я.

— Почему? Это правда.

— Это не правда. Я была уже совсем не ребенок.

— Ты была одета в школьную форму.

Я с трудом сглатываю. У меня не хватает мужества взглянуть ему в глаза. Как он догадался? Когда Найджел приехал на вечеринку, я не успела забежать домой и переодеться. Сара, племянница Найджела, у которой был день рождения, вместе со мной были в школьной форме, ели леденцы на кухне. Он вошел и посмотрел на меня так, пока я посасывала свой леденец на палочке, что заставил меня покраснеть.

И меня раздражало, что он догадался.

— Но я не была уже ребенком. Если ты думаешь, что можешь заставить меня почувствовать отвращение к Найджелу, называя его всякими мерзкими словами, можешь не утруждаться, потому что это не сработает. Мой отец тоже пытался это сделать, но это ни к чему не привело.

— Так значит твой отец солидарен со мной? — набрасывается он.

Я делаю глубокий вдох. Боже, дай мне силы.

— Тогда у него сработал отцовский инстинкт – защитить свою дочь, но сейчас он так уже не думает. Он понял, что Найджел хороший человек. — Я скрещиваю пальцы под столом.

— Хм... мне придется пересмотреть свое мнение о тебе.

Я хмурюсь.

— Какое мнение?

— Ты лжешь.

Я беру чашку и начинаю потягивать кофе.

— Почему ты думаешь, что я лгу? Потому что все врут?

— Когда последний раз ты врала?

Последний раз я сказала ему, что не хочу его видеть. Я пожимаю плечами.

— Точно вспомнить не могу.

— Хм..., — он молча ест, и поднимает на меня глаза, только когда заканчивает свой завтрак. — Ты собираешься навестить своего отца сегодня?

— Нет, я поеду завтра. Сегодня к нему поедет бабушка. — Я цинично улыбаюсь. — Мне пришлось ей солгать. Она думает, что я простудилась, и нахожусь дома с Найджелом.

Как обычно, упоминание Найджела заставляет его хмуриться.

— Меня не будет большую половину дня, но ты можешь пойти погулять по территории, покататься на лошадях, поплавать, или почитать, можешь взять любую книгу в библиотеке, посмотреть фильм в кинозале. Делай все, что хочешь. Я вернусь к ужину.

Я киваю.

Честно говоря, что его не будет почти целый день для меня настоящее облегчение. Время, которое мы проводим вместе, мне кажется, запутано нашими эмоциями и едва скрываемой враждебностью.

Он встает и подходит ко мне. У меня тут же начинает колотиться сердце, словно готово выскочить из груди.

— Что? — нервно спрашиваю я.

— Прежде чем я уйду, встань и сними свое нижнее белье.

У меня глаза готовы вывалиться из орбит.

— Что?! — Восклицаю я, хотя уже чувствую, как мое тело тут же реагирует на его сексуальный запрос.

— Ты слышала.

— Зачем? Ты все равно собираешься уходить. — С трудом выдыхая спрашиваю я.

— Потому что мне нравится думать, что ты ходишь по моему поместью мокрая и опухшая между ног.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Стар

Буквально несколько секунд я вызывающе смотрю на него. И, глядя ему в глаза, мне приходит в голову, что если я не подчинюсь, он возьмет дело в свои руки, и увидит, что он прав. Я ощущаю насколько мокрая. Я снимаю свои трусики, скомкав их, бросаю в его протянутую ладонь.

— Когда я вернусь, я хочу, чтобы ты была голой, — говорит он прежде, чем уйти.

Мне странно ходить без нижнего белья. Я никогда этого не делала, особенно с таким коротким платьем. Чувствуется какая-то свобода, но она слегка смущает. А если ветер поднимет мою юбку, или я попаду в аварию? Все увидят мою киску.

Поскольку погода стоит настолько прекрасной, я решаю прогуляться по территории особняка. И во время прогулки, отклоняюсь от главных дорожек, сворачивая на тщательно подстриженную тропинку, ведущую к симпатичному зданию из красного кирпича Поднимаюсь по ступенькам и дотрагиваюсь до входной двери. Дверь открывается.

К моему удивлению, я попадаю в маленькой часовню, наполненной светом от витражей. Она очень красивая и умиротворенная, вдруг я начинаю беспокоиться, что мне не следовало входить в подобное место без трусов, но я начинаю подсмеиваться над собой. Глупо с моей стороны.

Бог создал нас всех голыми.

Здесь прохладно и спокойно, я продвигаюсь вперед. В глубине на стене стоит простой деревянный крест. Я преклоняю колени на пол и закрываю глаза. Молюсь за здоровье отца. А потом молюсь, чтобы Найджел излечился от своей зависимости. Наконец, я произнесу молитву за себя. Я молюсь, чтобы Бог придал мне силы, чтобы не поглотили собственные плотские и низменные желания. Потом несколько минут я просто сижу на одной из скамеек в тихом созерцании. Затем я заставляю себя подняться на ноги и покидаю это тихое убежище.

Я иду в сторону конюшни. Вокруг никого, поэтому я вхожу внутрь. О Господи, какие же невероятно красивые лошади! Единственные лошади, которых я знала до тех пор, были толстыми фермерскими лошадьми, возящих детей по пляжу.

Эти же лошади высокие и шерсть гладкая, что их шеи сияют даже в тусклом свете конюшни. Я подхожу к одной, и она смотрит на меня, не двигаясь. Осторожно я поднимаю руку, и она не реагирует, я опускаю ладонь на ее блестящую шею. Она продолжает смотреть на меня. У нее умные глаза.

Я иду дальше, останавливаюсь у огромного белоснежного коня перед одним из стойлов. Он абсолютно потрясающий, у меня возникает странное ощущение, словно я смотрю на мифическое существо. Я делаю несколько шагов в его сторону, он совершает рывок головой и начинает перебирать копытами. Я не много знаю о лошадях, но его реакция определенно сообщает мне, что лучше не подходить ближе, поэтому я останавливаюсь и медленно направляюсь к другой лошади. Она настолько милая, настолько дружелюбная, я жалею, что не захватила с собой кусок сахара или яблоко.

Я самозабвенно глажу ее шелковистую шею, нашептывая всякие глупости и любуясь ее красотой, маленький комок шерсти — щенок появляется у моих ног. Великолепный, который начинает радостно прыгать вокруг меня внизу. Я наклоняюсь и беру его на руки. Он облизывает мне лицо с неослабляющим энтузиазмом, заставляя меня смеяться.

Потом мужчина входит в конюшню и приближается ко мне. На нем брюки цвета хаки, рубашка в клетку и грязные сапоги.

— Иди сюда, Шторм, — зовет он, и пучок меха выскакивает из моих рук и со всех ног несется к нему. Он подхватывает его на руки и с улыбкой смотрит на меня.

— Простите, мисс Минтон. Надеюсь, он не испортил вам платье. Он еще щенок, поэтому настолько беззаботен. Если он не будет осторожен, его может лошадь ударить по голове копытом.

Я снимаю волоски его шерсти со своего платья.

— Нисколько. Я люблю собак и мне понравилась его компания. — Я подхожу к мужчине. – Прошу вас, называйте меня Стар, — говорю я, протягивая руку.

Он твердо пожимает мою руку своими грубыми, мозолистыми руками.

— Рей.

Я взмахом голову, указываю на лошадей.

— Думаете, я смогу научиться ездить на лошади?

— Не понимаю, почему нет. Конечно, сначала я должен спросить мистера Смирнова.

— Он сказал, что я могу покататься.

— В таком случае. У меня есть лошадь именно для вас, послушная кобыла. Пойдем, я познакомлю тебя с мисс Пенни.

Он прав. Мисс Пенни настолько спокойна, о таком, можно только и мечтать. И у нее самые добрые карие глаза, я влюбилась в нее мгновенно.

— Когда вы хотите начать?

— Не знаю, — отвечаю я, гладя морду Мисс Пенни. — У меня нет специальной одежды для верховой езды. Я должна спросить у Селин.

— Просто скажите Селин, когда бы вы хотели начать. Я постоянно здесь.

— Спасибо. Белый конь, действительно, очень красивый, но он кажется таким злым. Кто-нибудь ездит на нем?

— Он очень вспыльчивый. Ездить на нем может только господин Смирнов. Его зовут Belyy Smert.

— Это на самом деле так?

Он посмеивается.

— Да, Белая смерть.

— Поразительно. Имя какое-то дикое.

— Вам стоит увидеть его в действии. Он несется как ветер.

К полдню я возвращаюсь в дом, где меня поджидает Селин. Я замечаю, что меня поджидает ноутбук.

Мы вместе обедаем, и должна признаться, что на самом деле начинаю наслаждаться ее компанией. Она дружелюбна и очень хочет мне помочь в том, в чем может. Я спросила ее насчет одежды для верховой езды, и она тут же соглашается съездить в Лондон сегодня же, чтобы приобрести ее для меня.

— О, хорошо. Может завтра я смогу начать учиться ездить на лошади, — взволнованно говорю я.

— Не думаю, что вы здесь будите завтра. Если я не ошибаюсь, вы поедите в Лондон.

— Хорошо. А когда я вернусь? – спрашиваю, при этом чувствуя себя немного глупо.

— Не могу точно сказать, но могу спросить секретаря мистера Смирнова, но лучше бы вы сами спросили непосредственно мистера Смирнова.

Я слабо улыбаюсь.

— Хорошо, я спрошу. – Положив курицы в рот, задаюсь вопросом, что Селин должна обо мне думать. Должно быть ей кажется странным даже само мое присутствие здесь, не говоря уже о том, что не знаю, где буду завтра.

Я чувствую вспышку гнева к Найджелу, который поставил меня с такое дурацкое положение, но потом глубоко вздыхаю, успокаивая себя тем, что нахожусь в одном из самых красивых мест на земле. Здесь столько всего открывается для меня, что я смогу сделать — научиться, многое узнать и просто наслаждаться. Я буду рассматривать этот месяц как подарок и воспользуюсь всем, чем смогу. Здесь столько, о чем я никогда не смела мечтать, не говоря уже о том, чтобы получить.

После ланча я несу новый ноутбук в комнату, оформленную в китайском стиле, в западном крыле дома. Я обратила на нее внимание раньше, как на комнату, в которой буду чувствовать себя наиболее комфортно, чтобы писать.

Здесь имеется небольшой викторианский письменный стол, который напоминает мне о доме. Он стоит в углу комнаты, наполовину скрытый японским лаковым экраном, и когда я сажусь за стол то, чувствую себя довольно уединенно. Если я поверну голову, то могу увидеть сад с беседкой из роз. Положив ноутбук на стол, выглядываю в окно и вижу фазанов, бродящих по территории, трое оленей Muntjac также попадают в поле моего зрения, продолжая пастись. Я наблюдаю за ними, довольно улыбаюсь. Каким раем владеет этот мужчина!

Как повезло ему здесь жить.

Я сажусь и открываю ноутбук. Селин уже установила word, так что я могу войти в свой аккаунт на Dropbox и получить доступ к своей рукописи. В течение следующих нескольких часов я почти не отрываю глаз от экрана. Мои пальцы летают по клавиатуре, погрузившись в совершенно другой мир, в котором я сейчас живу. Часы проходят совершенно не заметно. И стук в дверь отрывает меня от экрана компьютера. Селин спрашивает, чтобы я хотела получить на ужин, Николай беспокоиться, что не успеет приготовить.

— Хорошо, — отвечаю я, но я странно разочарован.

Остаток вечера проходит медленно. Селин вручает мне сумку с одеждой для верховой езды. Я звоню Найджелу, потом принимаю ванну. На балконе стою несколько минут и смотрю на закат солнца. Потом ужинаю, выпиваю кофе. В библиотеке я взяла книгу почитать в постели.

Поздно ночью просыпаясь от большого тела, от веса которого прогибается кровать, и я еще сонная понимаю, что это не Найджел. В темноте не чувствую стыда, и мое тело радо ему.

Он грубо берет меня, но мое тело все равно приветствует его.

Секс с ним, совсем не похож на секс с Найджелом.

Секс с Найджелом мягкий, медленный и вкусный. Словно ты свернулся калачиком на диване, под пушистым пледом, тебе тепло, и ты чувствуешь себя в полной безопасности, наблюдая за бурей, разыгравшейся снаружи. Секс с Николаем напоминает стояние посреди грозы, когда все время полыхает молния, покалывает кожу от электричества, а сердце колотится от страха и возбуждения.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Николай

Весь долгий день я пытался забыть ее. Я уговаривал себя, что мне не нужно спешить к ней домой, чтобы потрахаться. Затем, как дешевый взвинченный наркоман, я забираюсь в машину под утро, стараясь побыстрее оказаться у ее тела, член жесткий, как камень. Черт, я даже не могу спокойно подняться по лестнице.

Она спит, накрытая тонкой простыней. Я подхожу и осматриваю ее. Она выглядела как ангел. О котором я мечтал.

Я поднимаю простынь. Ночная рубашка задралась. Я приподнимаю ее ночную рубашку кверху.

Внизу она голая. И это хорошо. Она выполняет мои указания.

Она просыпается. В темноте разведя для меня ноги, в приглашении. У меня все тело покалывает от предвкушения. Я расстегиваю штаны и вынимаю свой твердый член. Залезаю на кровать, погружаюсь в ее сладкую киску. Она вскрикивает. Дико и растерянно, ее крик возбуждает меня еще сильнее.

Я не воспользовался презервативом, но она и не настаивает.

Я хочу оказаться у нее внутри, чувствия ее своей кожей. Я хочу заполнить ее киску своей спермой. Вероятно, она хочет того же, что и я. Как только ее мокрая, горячая киска сжимает мой член, сдерживаемая ярость и разочарование, грызущие меня изнутри, уходят. Ощущения невероятные. Намного сильнее, чем я себе представлял.

Я начинаю двигаться в устойчивом ритме, полностью теряясь в ней. Я глубоко трахаю ее, каждый толчок дает мне наслаждение незабываемого удовольствия от секса с ней.

Когда она кончает, жестко сжимая мой член своими мышцами, я начинаю все быстрее и сильнее снова и снова входить в нее, пока меня не накрывает мой собственный оргазм.

Я беру ее дважды. Во второй раз веду себя грубо. Она обхватывает меня за спину и при каждым толчке стонет.

Когда я выхожу из нее, она смотрит на меня широко открытыми глазами. В тусклом свете ее глаза поблескивают, а волосы блестят, как золото. Мне не нравятся блондинки, но с ней мне хочется зарыться лицом в ее волосы. Я хочу услышать запах ее волос.

«Они не будет пахнуть печеньем», — говорю я сам себе, но я не могу заставить себя этого сделать. И сквозь дымку возбуждения возвращаются воспоминания.

Я выбираюсь из ее кровати, подхватываю свои брюки и покидаю ее спальню.

Николай

1990

Мы просыпаемся, когда еще темно, встаем в очередь, чтобы воспользоваться туалетами на улице. Потом умываемся еле теплой водой. Вместе со всеми другими никому не нужными детьми, нас помещают в огромную темную, сырую комнату с рядами длинных деревянных столов и скамеек. Напоминает мне фильм «Оливер Твист» по Диккенсу.

Мы присоединяемся в очередь из молчаливых детей, двигающихся упорядоченно к раздаточному пункту, где две женщины среднего возраста, одетые в униформу и синие платки, повязанные на голову. У них суровые, неулыбчивые глаза, которые стараются не встречаться взглядом ни со мной, ни с Павлом, когда настает наша очередь. Они бросают густую гречневую кашу в наши миски, как роботы.

Павел и я умираем с голоду, поэтому быстро съедаем холодную еду. Я пытаюсь отыскать Сергея и его банду, но нигде не вижу их. После завтрака мы с Павлом расстаемся.

Его ведут в класс для детей его возраста, а я вынужден присоединиться к классу, заполненным одиннадцати— и двенадцатилетними. Все они выглядят побежденными и смирились со своей судьбой. В углу сидит девушка, раскачиваясь, совершенно не обращая внимания на всех нас.

На носу учителя толстые очки, которые делают его глаза в два раза больше, чем глаза обычного человека. Он чопорно стоит у доски, на расстоянии длины нескольких рук от своих подопечных. Рядом с доской висит толстый ремень из кожи. Сомнений в его использовании не остается.

Нам преподают историю, математику, географию, литературу. Каждая смена урока объявляется звонком колокола. Мы не идем в другой класс и к нам не приходят другие учителя. Мы открываем учебники по другому предмету для следующего урока.

Как только объявляется перерыв, я бросаюсь искать Павла. Он улыбается, видя меня, и я чувствую облегчение. В отличие от детей в моем классе, которые выглядят так, будто ив них вбивали безрадостность и уныние, маленькие дети в его классе выглядят испуганными. Я понимаю, что я скоро тоже увижу этот ужас в глазах своего брата, если мы останемся здесь надолго. Я должен найти способ позвонить дяде.

— Подожди меня здесь, — говорю я ему и бегу к кабинету директора. Я стучусь, но никакого ответа. Оглядываюсь по сторонам, пробую все же открыть дверь, но она заперта. Дверь выглядит слишком устойчивой, чтобы попытаться ее взломать.

Обед — тушеная капуста в воде, в которой плавает несколько кусочков овощей. Затем мы возвращается к занятиям. Нам дают короткий пятнадцатиминутный перерыв в четыре часа, выпустив погулять на бетонную площадку. Ужасно холодно, поэтому дети собираются кучками, чтобы согреться, дрожа от ожидания, когда один из персонала позволит нам вернуться в помещение.

И тогда я вижу хулиганов, о которых мне рассказывал Сергей. Они старше меня. Похоже, ему все шестнадцать или семнадцать. У него темные волосы и шрам на лице. Я вижу, как они внимательно смотрят на меня. Один из них улыбается. Улыбка не очень хорошая. Я быстро отворачиваюсь и пытаюсь загородить Павла от их глаз.

После занятий — игры. Заходим в большую комнату и играем со сломанными игрушками. Двое стучат оранжевым мячом. Как ни странно, но в стеклянных витринах имеются подаренные игрушки, запакованные подаренные игрушки. Старая русская манера «на черный день». Ни одному ребенку не разрешается иметь свою личную игрушку. Игрушки принадлежат «коллективу», т.е. всем.

Потом нас отправляют мыться. Горячей воды нет, поэтому никто не хочет мыться, как принято. После мытья нас ведут в холодную часовню на час молитвы. Учителя проходят по проходу, следя, чтобы никто не разговаривал и не поднимался с колен.

Ужин такой же как обед. Мало тушеной капусты с несколькими переваренными овощами, болтающимися в ней, но на этот раз небольшой кусок сухого черного хлеба.

Я быстро все съедаю и, сказав Павлу подождать меня, бегу к кабинету директора. Он все еще заперт, но когда возвращаюсь по коридору, встречаю директора, идущего мне на встречу.

— Добрый день, — тут же обращаюсь я к нему.

— Добрый, — говорит он, продолжая идти к своему офису.

— Директор Разумовский, мне нужно позвонить дяде.

Он медленно, причудливо, грациозно начинает поворачиваться, как-то странно для такого толстого, круглого мужчины.

— Да, тебе нужно?

— Могу ли я сделать это сейчас? Прошу вас.

— Это зависит от…

— От чего?

— Собираешься ли ты быть хорошим мальчиком.

Я хмурюсь.

— Я хороший.

— Зайдем ко мне в кабинет и посмотрим, насколько ты хороший.

Я иду за ним в его кабинет, жду, пока он откроет дверь. Мы входим, а он запирает дверь. Мне кажется уже что-то не так. Я бросаю взгляд на его телефон на столе.

Он выставляет стул на середину комнаты.

— Садись, — говорит он с улыбкой.

— Спасибо, — вежливо отвечаю я и сажусь.

Он идет к своему столу и из ящика достает белый платок. Он вытаскивает еще один стул на середину комнаты, напротив моего и садится передо мной.

— Итак ты хочешь позвонить?

— Да. Это очень срочно, директор Разумовский. – Говорю я низким голосом с уважением.

Он поглаживает свой платок.

— На самом деле, это против правил детского дома, разрешать детям пользоваться телефоном, когда им заблагорассудится.

— Это очень важно. Нам с братом здесь не место. Я должен позвонить дяде, чтобы он все вам объяснил. Он приедет и заберет нас отсюда. У него есть деньги. Он заплатит вам за телефонный звонок.

Его глаза поблескивают.

— Очень хорошо. Я нарушу правила ради тебя в этот раз, но что ты сделаешь для меня взамен?

Это совсем по-русски, дать взятку врачу, взятку медсестре, взятку директору детского дома. Я смотрю на него.

— А что вы хотите, чтобы я сделал?

— Ничего особенного, — говорит он и начинает расстегивать свою ширинку. На его лице застывает неподвижная улыбка.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

Стар

Сначала возникают мысли у меня в голове, хотя я даже еще не проснулась, которые полностью шокируют меня, как я отдалась Николаю прошлой ночью. Полностью. Безоговорочно. Как будто я отчаянно нуждалась в нем. Как я стучала пятками по его спине, скребла пальцами его спину, как подталкивала свои бедра ему навстречу, заставляя его все глубже и глубже входить в себя. Если бы Найджел меня видел. Какой страстной и ненасытной могу быть я. Он был бы, однозначно, шокирован.

Я закрываю глаза от этих воспоминаний.

И мы даже не использовали презерватив. Что еще хуже, я совсем не жалею об этом. Мне хотелось ощутить его внутри без резинки. И до сих пор хочу. Даже сейчас только вспоминая о нем, у меня все внутри начинает пульсировать от желания.

Рука сама собой скользит между ног.

Плоть немного припухла и мокрая. Как только я появилась здесь, я постоянно такая, и я не могу понять, почему. Почему он оказывает на меня подобный эффект. Я даже не люблю и не уважаю его. Он воспользовался слабостью Найджела, шантажировал его, чтобы заполучить желаемое. Это отвратительно.

Кроме того, он совершенно ясно дал мне понять, что хочет получить от меня только одну вещь. Ко мне с его стороны даже не исходит и малейшего намека на нежность. Он просто пользуется моим телом, оставляет меня, как будто я вывалилась в грязи. Что-то испорченное и нечистое, что ему очень хочется получить, но он ненавидит себя за эту слабость.

И это явно слабость. Я почувствовала это прошлой ночью. Неоспоримая потребность у него в моем теле. Он не мог дождаться, чтобы побыстрее оказаться внутри меня. И когда он кончил, его освобождение было похоже на мужчину, который ждал не две недели, а годы и годы. Он стал совершенно жестким. Затем уронил лицо в изгиб моей шеи и долгое время не мог отдышаться, приходя в себя.

Мои пальцы скользят по киске. Я представляю, что это его язык скользит между моими складками и у меня вырывается стон. Я круговыми движениями начинаю двигать пальцами, пока не накатывает оргазм. Короткий и странно неудовлетворительный.

Я вылезаю с кровати и иду в ванную. После душа, быстро звоню бабушке, чтобы подтвердить свое решение увидеться с отцом во время ланча. Я знаю, что Найджел, вероятно, находится на пути на работу, поэтому просто оставляю ему сообщение. Затем одеваюсь в ту же одежду, что и вчера, и спускаюсь вниз.

Селин уже поджидает меня.

Несмотря раннее утро, 7.30 утра, она сообщает, что Николай уже уехал в Лондон.

— Я думала, что тоже поеду в Лондон, — с замешательством отвечаю я.

— Я сообщила мистеру Смирнову, что ты хотела бы научиться кататься на лошади сегодня утром, поэтому он сказал, что ты можешь остаться, и поехать в его лондонскую резиденция после встречи с отцом.

— О! — Восклицаю я, удивившись, что он уже все распланировал, даже не посоветовавшись со мной.

Селин кивает.

— Я уже поговорила с Рэем, и он готов научить тебя кататься, как только ты сможешь.

Я переодеваюсь в новые брюки галифе, поло-рубашку и сапоги для верховой езды, и иду к конюшням, чтобы научиться ездить на лошади. Я едва сдерживаю свое волнение, пока иду в конюшню. Рэй уже там, и он машет, завидев меня.

— Доброе утро, Стар.

Мисс Пенни спокойна, Рэй очень доходчиво и четко инструктирует меня, что я быстро учусь забираться в седло и соскакивать с лошади. В мгновение ока я уже сижу на лошади, и она спокойно ходит по загону.

Через час после урока я принимаю душ и подготавливаюсь к встрече с отцом. Забрав с собой ноутбук, я выхожу к машине. Появляется тот же водитель, что привез меня из моего дома.

На этот раз Селин выходит и представляет нас. Его зовут Олег. Он кажется застенчивым и едва смотрит мне в глаза. Мы втроем едем в Лондон. Селин выходит в Найтсбридже, у нее есть несколько дел, которые ей нужно сделать. Олег везет меня в больницу.

— Привет, папа, — бодро говорю я, входя в его палату.

Он смотрит на меня со своей кровати.

— Бабуля сказала, что ты больна. Ты уверена, что поправилась?

— Папа. Посмотри на меня. Похоже, что я все еще больна?

Он хмурится, внимательно меня разглядывая.

— Нет, на самом деле, ты выглядишь лучше, чем за много лет. Что с тобой?

Теперь моя очередь нахмуриться.

— Что вы имеешь в виду?

— Ну, у тебя появился цвет на щеках, и ты не выглядишь такой дерганной, как всегда.

Я целую его в щеку.

— Дерганной?

Он отстраняется, чтобы получше меня рассмотреть.

— Я рад, что ты выглядишь намного лучше, Стар. Я беспокоился за тебя.

Я качаю головой.

— Я не могу поверить, что мы говорим об этом, когда ты только что перенес интенсивную терапию с перфорированным кишечником, горизонтальным разрезом на животе и достаточным количеством антибиотиков, чтобы сбить лошадь.

— Эх, не забудь привлекательный калоприемник, который я тоже теперь ношу.

Я улыбаюсь. Приятно видеть, что он не теряет чувства юмора.

— Ну, надеюсь, что его скоро не будет.

— Дело в том, что именно калоприемник заставляет тебя понять, что твое тело, на самом деле, является одним большим мешком для калаприемника.

Я смеюсь.

— Прекрати выводить меня из себя, папа.

У раздается сигнал, пришедшей смс-ки, сообщение от Найджела. И чувствую раздражение.

Я: Разве ты не должен был ждать, когда я напишу или позвоню тебе сама?

Найджел: Ты ведь со своим отцом, не так ли?

Я: Пожалуйста, больше так не рискуй.

Найджел: У меня хорошие новости. Я ходил на занятия Анонимных Игроков. Мне понравилось. Я все сделаю, Стар. Я собираюсь победить эту зависимость.

Я: Я так горжусь тобой.

Найджел: Я хочу, чтобы ты снова мной гордилась.

Я: Давай я тебе напишу, когда выйду из больницы.

Найджел: Скучаю по тебе, как сумасшедший.

Я кладу телефон обратно в сумочку и улыбаюсь папе.

— Это от Найджела.

— Хммм, — кисло говорит он.

Приносят ланч, и я наблюдаю, как отец начинает принюхиваться и морщиться, пробуя безвкусную пишу. Он должен соблюдать очень строгую диету. Слава богу, он переедет к бабушке, когда его выпишут. А уж она то будет держать его на строгой диете, однозначно.

Потом мы говорим о растениях, цветущих в моем саду. Мы с папой увлечены садоводством и всегда делимся информацией. Я научила его своим секретам, чтобы анютины глазки цвели одновременно с подсолнухами. Он же научил меня закапывать банку с пивом, где растут георгины. Запах пива привлекает слизней, и они вползают в банку и тонут в ней.

Я ненавижу врать отцу, но все же должна рассказать ему подобие правдоподобной истории, почему я не буду доступна дома, на домашнем номере телефона в течение следующего месяца, поэтому придумываю историю, что прохожу семинар по писательству в Суррее. И прежде чем он в состоянии задать мне какие-нибудь провокационные вопросы, я рассказываю ему о своем сеансе верховой езды этим утром. И это срабатывает. Разговор переходит на эту тему, пока не приходит мне время уходить.

Олег ждет меня внизу. Он проводит меня к припаркованной машине и отвозит в лондонскую резиденцию Николая. Понятно, что он живет в особняке в центре Мейфер. (Ме́йфэр или Ме́йфэйр (англ. Mayfair) — область в центральном Лондоне, к востоку от Гайд-парка, в «сити» Вестминстер. Район ограничен с юга Грин-парком и Пикадилли, с востока — Риджент-стрит, с севера — Оксфорд-стрит, а также жилым кварталом Белгравия. – прим. пер.)

Описать его дом невозможно, кроме как сказать, что другого от русского миллиардера ожидать невозможно. Высокие потолки, гранитные полы, стены, обтянутые кожей, мраморные столбы, замысловатая лепнина — все свое вдохновение дизайнер выполнил с головы до ног.

Его домработница Яна, выходит в коридор, чтобы меня встретить. Она вежливая, но в ней чувствуется жесткость. Она предлагает мне осмотреть особняк, но я отказываюсь, поэтому она молча ведет меня в мою комнату. Комната выполнена в кремовых и золотых тонах, выглядит совершенно нетронутой, будто не ступала сюда нога человека.

Она предлагает что-нибудь съесть, и я заказываю сэндвич с ветчиной и помидорами к себе в спальню. Выражение ее лица на мгновение становится удивленным.

— Вы можете заказать все, что захотите, — поясняет она.

— Я знаю, но сейчас единственное, что я хочу, это сэндвич. И чайник с чаем, если вас не затруднит.

Она кивает и оставляет меня одну. Через несколько минут молодая девушка стучится в дверь и приносит поднос с сэндвичем и чайником с чашкой.

Я быстро все съедаю и запиваю чаем. Устроившись на большой кремовой кровати, я открываю свой ноутбук и погружаюсь в свой волшебный мир.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Стар

Дверь в мою комнату неожиданно открывается, и я подпрыгиваю на кровати. Даже не сохранив все написанное, я поспешно закрываю ноутбук и поднимаю глаза к двери. Это привычка. Я чувствую себя виноватой, что я пишу книгу. Словно я в пустую трачу свое время, потакая своим прихотям. Я не испытывала чувства вины, пока как-то не дала почитать свою писанину Найджелу.

Даже Роза не знает об этом. Я не рассказывала ей, потому что мне было так обидно и больно, что я глубоко в себя засунула свою обиду и сделала вид, что ничего не было. После этого случая я стала прятаться, но все равно продолжаю писать.

Что сказал Найджел, что мне стало так больно и обидно?

Собственно, ничего особенного, он нежно поцеловал меня в лоб и сказал:

— Ты знаешь, что я люблю тебя, и хочу только лучшего для тебя?

Мое сердце разбилось на сотню кусочков, когда я кивнула.

— Я буду честным перед тобой, потому что я не хочу, чтобы ты выбрала то, что совершенно не твое. Хорошо?

Я тупо опять кивнула.

— Как бы это сказать, но боюсь, что это слишком уж по-детски, моя дорогая.

— Это же детская книга, — прошептала я.

— Я понимаю, но написана она плохо. Я не хочу тебя никак обидеть, но тебе об этом скажут все. Может тебе стоит попробовать в другой раз, когда ты станешь немного повзрослее, и будешь более зрелой. Тогда твой стиль не будут так раздражать.

Я не могла произнести ни слова.

— Послушай, почему бы мне не пригласить тебя на ужин? Мы сходим какое-нибудь милое местечко, а? Как насчет «Нама»? Тебе нравится их фирменный чизкейк мокко, не так ли?

Я кивнула и заставила себя улыбнуться.

Он улыбнулся и снова поцеловал меня. После этого мы больше никогда не говорили о моем творчестве.

Теперь я таращусь на дверь, вернее на Николая. Он выглядит хмурым, подходя ко мне, я нервно поднимаюсь с кровати.

— Что ты делаешь? — спрашивает он.

— Ничего, — мгновенно отвечаю я.

— Ты пишешь Найджелу?

— Что? Нет. Конечно, нет.

Он прищуривается, глядя на меня.

— Тогда, что ты делаешь?

Я отрицательно качаю головой.

— Я просто дурачусь.

— Дурачишься?!

— Это значит просто бездарно провожу время.

— Покажи мне.

— Нет, — испугавшись восклицаю я.

Он еще больше щуриться.

— Что ты скрываешь от меня, мотылек?

— Я пишу небольшой рассказ.

— Рассказ?

— Как в книге, — пытаюсь я объяснить.

Выражение его лица расслабляется.

— Ты пишешь книгу?

— Ну, не совсем книгу. Хорошо, да. Книгу. Но я не очень хорошо пишу, и я не собираюсь ее публиковать или что-то еще с ней делать. Я просто пишу для своего удовольствия. Бессмысленно провожу свое время. Так случайные мысли. Не думаю…

— Стар?

— Что?

— Покажи мне, — мягко просит он.

Я делаю глубокий вдох, не в состоянии ему показать.

— Нет. Она написана не очень хорошим языком.

— Ты кому-нибудь показывала?

Я прикусываю губу.

— Да.

— Найджелу, я так понимаю?

— Да.

— И ему не понравилось?

Я киваю. Боже мой, боль от слов Найджела до сих пор не прошла. У меня на глазах начинают собираться слезы, и я опускаю глаза в пол, с трудом сглатывая.

Он подходит ко мне и пальцем поднимает мой подбородок. Я так потрясена его нежностью, что у меня глаза расширяются.

— Что это за книга?

Я сглатываю, пытаясь прочистить горло.

— Для детей.

— О чем?

— Четверо детей создали свое собственное частное детективное агентство и вместе со своей собакой раскрывают преступления, происходящие в их районе.

— Я хочу прочитать.

— Зачем? — Шепотом спрашиваю я.

— Доверься мне и разреши мне прочитать.

Я продолжаю колебаться.

— Одну главу. Если мне не понравится, ты ничего не потеряешь.

— Но…

— Нельзя доверять мнению одного человека. Даже, если это Найджелу не понравилось. Знаешь, что сказали Джоан Роулинг, когда выдали ей жалкий аванс в размере 2000 фунтов?

Я отрицательно качаю головой, загипнотизированная его словами.

— Ей посоветовали не отказываться от постоянной работы, поскольку писала она вечерами, после работы. — Он приподнимает брови. — Одно из крупнейших издательств в мире, не поняли ничего.

Я прикусываю нижнюю губу.

— Одну главу?

Он кивает.

— Одну.

— Я распечатаю ее завтра и передам тебе.

— К тому времени ты вся изойдешься от беспокойства. Дай мне свой ноутбук, я прочитаю там.

— Но это будет не совсем неправильно.

Он обходит вокруг меня и располагается на одном из кремовых диванов.

— Я жду, когда ты будешь готова передать мне ноут.

Еще несколько минут я смотрю на него, а потом принимаю решение. Я открываю свою первую книгу, когда четверо детей впервые познакомились. Передаю ему ноутбук, стараясь, чтобы наши пальцы не соприкасались.

Он наклоняет голову и начинает читать, а я делаю шаг назад. Не зная, что мне делать, направляюсь к кровати и медленно опускаюсь на краешек, но я не могу усидеть на месте, поэтому встаю и подхожу к окну.

Я пытаюсь себя успокоить, что мне совершенно не важно его мнение, понравится ему или нет. Скорее всего не понравится, потому что это не писанина для миллиардера. Эта книжка предназначена для детей. Я смотрю на сад, но ничего не вижу перед собой, пока за спиной не слышу шорох. Быстро разворачиваюсь кругом, стараясь сохранить на лице спокойное выражение, я не позволю ему причинить мне очередную боль, достаточно и одной от Найджела.

— Ну? — выдыхаю я.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

Стар

У него на лице появляется медленная улыбка.

— Замечательно.

У меня газа готовы вылезти на лоб.

— Ты это серьезно?

— Я никогда не говорю того, что не имею в виду.

Я не могу перестать улыбаться.

— На самом деле, она написана для детей.

— Я понял. Восхитительно легко, весело и интересно.

Я ухмыляюсь, как чеширский кот на стероидах.

— Правда?

— Ты закончила всю книгу?

— Закончила? У меня их пять.

Он приподнимает бровь.

— Ты написала пять книг?

— Да.

— Почему ты не нашла издателя?

— Ну, я не думала об этом. Мне казалось, что они не совсем хорошо написаны, и я просто написала их, потому что мне нравится писать. Это своего рода побег для меня. Когда я пишу, я живу в другом мире, где я могу делать все, что захочу.

Он улыбается.

— Если ты напишешь письмо в литературное агентство, я попрошу Софию, мою ассистентку, сделать всю работу за тебя. Она найдет соответствующие агентства и отправить твои главы с резюме или всем, что требуется.

— Правда?

Он пожимает плечами.

— А почему нет?! Нет смысла хранить в ноутбуке твои книги, они должны увидеть мир.

Я снова ухмыляюсь.

— Хорошо.

— Вот и отлично.

— Спасибо, Николай. Это очень мило с твоей стороны.

Его лицо снова закрывается, становясь маской, словно он только что вспомнил, что мы не должны быть друзьями. Он кивает.

— Будь готова к восьми вечера. Мы поедем ужинать.

Когда он выходит, я падаю на кровать и начинаю хохотать от счастья. Хоть одному человеку, на самом деле, понравился стиль моего письма!

В 7.30 вечера я открываю кремовый шкаф в своей комнате и обнаруживаю уйму гламурной одежды, конечно же моего размера. Напоминает фильм «Красавица и чудовище», отчего я улыбаюсь.

Выбираю белое облегающее платье с разрезом на спине и кожаные цветные туфли-лодочки. Я оставляю волосы заколотые с одной стороны, чтобы они свободно спадали вниз по спине. На губы наношу блеск для губ и тушь на ресницы, и я готова. Я ставлю телефон на беззвучный режим и спускаюсь вниз. Семен стоит внизу лестницы. Он подходит к двери, открывая ее для меня и отступает. Он не улыбается мне, как и я ему.

Я вхожу в безупречную ультрасовременную гостиную. Николай стоит у окна, при моем появлении он оборачивается. Тут же я чувствую между нами сильное магнитное притяжение.

Он разворачивается всем корпусом и подходит ко мне, останавливаясь в шаге.

— Очень, очень сексуально, — мягко говорит он.

Я чувствую, как щеки окрашиваются румянцем. На нем черный костюм, белая рубашка и серебряный галстук в черную полоску.

— Ты тоже выглядишь довольно сексуально, — дерзко отвечаю я.

Его брови приподнимаются от удивления.

— Не желаешь ли выпить?

— Я буду джин с тоником, спасибо.

Он наклоняет голову.

— Присаживайся, — предлагает он, направляясь к бару.

Я сдерживаю дыхание, поэтому тихонько выдыхаю. Стоит ему оказаться рядом, я начинаю нервничать и возбуждаться.

— Селин живет здесь? — спрашиваю я.

— Нет, она по соседству с остальным моим персоналом.

— Ты купил дом по соседству, чтобы разместить своих сотрудников? — с недоверием спрашиваю я.

Он поднимает на меня глаза, от смешивания коктейлей.

— Почему бы и нет? В этом есть смысл. У них не уходит время на дорогу, и я имею доступ к ним в любое время.

Я сажусь.

— Да, полагаю, когда есть деньги, то можешь позволить себе такие вещи.

— Да, благодаря деньгам, все идет как по маслу.

— Думаю, ты поддерживаешь многие благотворительные организации.

Он улыбается мне.

— Нет.

— Почему нет? Ты же миллиардер. Подумай, сколько хорошего ты мог бы сделать для этого мира.

Он направляется ко мне с коктейлями.

— Хватит быть такой наивной, Стар. Как ты думаешь, как я стал миллиардером?

Я хмурюсь, когда забираю у него свой стакан.

— Я стал миллиардером, потому что сделал миллионы людей во всем мире беднее. При помощи аморальных и незаконных методов, я приобрел ресурсы за мизерную цену, чем они на самом деле стоят. То, что должно принадлежать людям, я забрал себе.

Я в шоке пялюсь на него.

— Ты удивлена. Из-за чего?

— Что ты вот так мимоходом признался в аморальных и незаконных действиях.

— Все миллиардеры — отвратительны, Стар. Когда ты видишь миллиардера, которому вручают награду за его замечательную филантропию, не обманывай себя. Его усилия не имеют ничего общего с благотворительностью. Миллиардеры самые жадные и самые голодные люди до денег. Они всегда хотят больше и больше. Но после того, как кто-то становится миллиардером, конечная цель — сила и власть, которую остается достичь.

Он делает глоток.

— Я кто угодно, но я не лицемер, поэтому не буду этого делать.

Он везет меня в Clos Maggiore я слышала об этом месте, но никогда не была. Очень известный ресторан, бронирование столиков делается за несколько месяцев вперед. Нас проводят в заветную главную залу.

Очень красиво и романтично, у меня даже захватывает дух. Прямо посередине есть очаровательный камин, от этого помещение выглядит несколько сказочным, потолок из подвешенных цветущих белых цветов, кажется окутывает всех посетителей. Здесь только несколько столов, присутствует атмосфера определенной конфиденциальности. Такое чувство, словно находишься в волшебном саду.

Николай само очарование и проявляет всяческое внимание ко мне. Вино восхитительное, и в мгновение ока настоящая магия места обвивается вокруг меня, заставляя чувствовать, словно я нахожусь на настоящем свидании. Как только наши руки случайно соприкасаются, я замечаю промелькнувшее желание в глазах Николая, но появляется официант с нашими закусками, и момент упущен.

У меня паппарделле с трюфелями, которые настолько мягкие, что просто тают во рту. Я поднимаю глаза на Николая. Он поглощен едой, его ресницы отбрасывают тени на щеках. Я наблюдаю за ним и чувствую странное ощущение в животе. Мне хочется протянуть к нему руку и прикоснуться. Я хочу, чтобы он был моим. От удивления начинаю моргать. Откуда, черт возьми, это взялось у меня?

Он поднимает на меня глаза.

— Что?

Я просто качаю головой и заставляю себя улыбнуться, как можно естественнее. Должно быть это вино. Или само место вызывает во мне такие желания. Конечно же я не хочу, чтобы он был моим. Это полное безумие. Хотя бы начнем с того, что он не может быть моим. Я все еще замужем, и это главное. У меня есть Найджел. Он — моя жизнь. А с Николаем все временно — мы два корабля, проходящие мимо. Больше ничего.

— Восхитительно, — говорю я.

— Подожди, пока ты не попробуешь говядину, — отвечает он.

Он прав. Говядина потрясающая, и ломтики картофеля, обжаренные в утином жире, золотистые, хрустящие снаружи и мягкие внутри.

Нам приносят десерт, предполагается, что пара разделит его между собой. И я не могу отвести от него взгляд, пока обжигая мороженое с медом и желе с бренди тает на моем языке.

В странном оцепенении, вызванным похотью, я сижу в машине. Мы не соприкасаемся и не смотрим друг на друга, но я чувствую тепло, исходящее от его тела.

И когда опускаю взгляд вниз на его промежность, вижу, как напряглась ткань у него на брюках.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Стар

Яд

Я поднимаюсь за ней в спальню. Здесь уже побывала горничная, разобрала постель и включила на прикроватных тумбочках лампы.

Она останавливается посреди комнаты в пол-оборота и смотрит на меня. Даже если бы я не знал, как выглядит приглашение, я бы понял, что это именно оно. Я вижу ее слегка открытые губы, раскрасневшиеся щеки, мне хочется с силой притянуть ее к себе и так зацеловать, чтобы было аж чертовски больно, но этому сценарию не суждено сбыться.

Не для меня.

Я подхожу к ней и слышу, как она резко выдыхает. Я обхватываю ее за шею, медленно опускаю пальцы к застежке молнии. Звук такой громкий в тишине комнаты. Она наклоняет голову.

Жест ожидания. Тихий. Проникновенный.

Платье падает к ее ногам. Под ним нет бюстгальтера и трусиков. Идеально.

Я расстегиваю галстук и вытаскиваю его. Звук шелка, трусящийся по шелку, как тайный шепот. Она напрягается. Я беру ее правую руку, затем левую, соединяю их вместе у нее за спиной и связываю ее руки своим галстуком.

Я разворачиваю ее лицом к себе. Она не отводит от меня своих глаз. В них нет страха. Просто чистое любопытство. Я опускаю свой взгляд на ее грудь. Соски жесткие, торчат вверх.

Она наблюдает за мной, как я снимаю пиджак, расстегиваю рубашку. Ее глаза расширяются от татуировок на моей груди и плечах. Я вытаскиваю рубашку из брюк и отбрасываю ее. Снимаю туфли и носки, переступаю через брюки.

Ее взгляд опускается на мой член.

Он такой напряженный, стоит, когда я спускаю трусы. Я стою перед ней голый. Она выдыхает, словно нашла родник в конце долгого путешествия по пустыне.

Я ни слова ей не сказал, но она опускается передо мной на колени, слегка пошатываясь без балансировки рук, и открывает рот. С нетерпением я вставляю свой член в ее теплый, влажный ротик, растягивая его до предела.

Аааа…

Внутри так мягко, пока она нежно меня сосет, ее действия могут вызвать у меня привыкание, но я не могу себе этого позволить. Я и так слишком уж привязываюсь к ней. Это должен быть всего лишь секс. Грубый секс. Обычный секс. И она всего лишь-женщина-сосущая-мой-член.

Я хватаю ее за волосы и глубоко засовываю член ей в горло. Он большой, и ее глаза становятся испуганными и огромными, она начинает усиленно сглатывать.

— Я хочу наполнить твое горло своей спермой, — рычу я.

Она не протестует, просто позволяет мне трахать ее рот, длинными, медленными толчками. Мне требуется немного времени, чтобы кончить, и смочить ее горло своей спермой.

Я смотрю ей в глаза. Мой полутвердый член все еще у нее во рту.

— Отсоси, — говорю я.

Она послушно начинает сосать и почти мгновенно я снова становлюсь жестким. Я выхожу из ее рта и открываю ящик у тумбочки. Достаю сумку и бросаю ее на кровать. Потом сажусь на кровать, спиной упираясь в подушки. Она не двигается, просто с любопытством наблюдает за мной.

— Иди сюда, — приказываю я.

Она с трудом поднимается на ноги и подходит к кровати. Я обхватываю основание члена рукой.

— Садись на него, — приказываю я.

Она внезапно быстро краснеет. Неуклюже залезает на кровать и на коленях ползет по мне. Она поднимает одну ногу, переставляя ее через меня, почти падая вниз. Я подхватываю ее и помогаю остаться в вертикальном положении. Она возвышается надо мной и опускает свою мокрую киску на мой член.

Запрокинув голову назад, у нее вырывается стон от наслаждения, как только член заполняет ее. Ее сиськи подскакивают. Я тянусь к ней и прикусываю сосок. Она шипит от боли и переводит взгляд на меня. Медленно она начинает скакать на мне. Я опускаюсь на подушки, наслаждаясь ее видом.

Настолько эротично видеть ее связанной и беспомощной, но ритм ее движений от этого неустойчивый. Она слишком долго сидит на нем, прежде чем начинает двигаться вверх, потом опускается вниз слишком быстро, задыхаясь от боли.

— Сконцентрируйся, — рычу я.

Она прикусывает нижнюю губу, и вижу, как она изо всех сил пытается сконцентрироваться на своих движениях. Лицо раскраснелось от усилий, наконец, она находит свой собственный ритм, мышцы живота напрягаются и сжимаются. Я наслаждаюсь ощущением ее тугой киски, объезжающей мой член. Я подталкиваю к ней бедра, как только она опускается, у нее вырывается стонет удовольствия, когда ее маленькая киска заполняется моим полностью до основания эрегированным членом. Я вижу по ее лицу, что она вот-вот кончит. Она начинает сжиматься вокруг моего члена.

Я протягиваю руку и останавливаю ее.

Она с разочарованием смотрит на меня.

— Ты не можешь кончить... пока, — говорю я, ухватив ее за талию, двигая ее вверх-вниз на члене.

Она выкрикивает:

— Мне нужно, — и оргазм настигает ее, она с силой замирает на мне, ее соки стекают к моим яйцам, а ее киска дергается и сжимается вокруг меня.

Она восседает на мне, пришпиленная, связанная и тяжело дыша.

Я обхватываю ее подбородок рукой и двигаю бедрами несколько раз, ее чувствительный клитор бьется о мою лобковую кость. Она подпрыгивает на мне и это движение сводит меня с ума.

— Мне показалось, что я сказал тебе не кончать, — лениво говорю я.

— Я ничего не могла с собой поделать, — бормочет она.

— Это твое последнее предупреждение. Если ты кончишь еще раз, мне придется тебя наказать.

У нее глаза расширяются.

— Теперь скачи на члене.

В течение нескольких секунд она настолько ошеломлена, чтобы даже не знает, что и ответить. Просто сидит с моим членом, полностью находящимся у нее внутри, затем начинает двигаться. Вверх-вниз. Я же медленно начинаю ласкать ее клитор.

— Не надо, — умоляет она.

Я продолжаю медленно передвигать пальцем по кругу.

— Не кончай, пока я не разрешу.

Она стонет, пытаясь сдержать свой оргазм, но ощущение настолько мощное, что он, словно ураган, вырывается из нее. Со связанными руками, она не может сохранить баланс, поэтому падает лицом мне на грудь, и ее приглушенные вздохи удовольствия возбуждают меня больше, чем сжимающаяся киска вокруг моего члена. Но она не останавливается ни на секунду, двигая бедрами еще сильнее.

Когда проходит последняя волна, и она падает на меня всем телом, я поднимаю ее, усаживая прямо. Я обхватываю ее грудь и сосу сосок.

— Два раза без разрешения, — говорю я.

— Ты собираешься наказать меня? — спрашивает она слабым голосом.

— А как ты думаешь?

— И что ты собираешься со мной сделать?

Я запускаю руку в сумку и вытаскиваю пару зажимов для сосков и клитора, соединенных между собой тяжелой металлической цепью.

— Оооо! — выдыхает она

Я открываю зажимы для сосков. Она боязливо посматривает на них и отстраняется телом подальше от меня.

— Пододвинься ближе, — говорю я.

Медленно она наклоняется ко мне. Я в дюйме ее груди замедляюсь, а потом резко зажимаю ее соски. Она дергается и всхлипывает. Тут же отстраняясь от меня подальше. Я хватаюсь за цепь, которая свисает вниз и осторожно тяну ее к себе, и она мгновенно наклоняется вперед. Я продолжаю тянуть, пока она не оказывается близко ко мне, что я могу прикусить ее нижнюю губу, если захочу.

— Ты хочешь, чтобы я их снял? — спрашиваю я.

Она отрицательно качает головой.

Я беру оставшийся зажим и также открываю его.

— Готова?

Она кивает.

Я немного подталкиваю ее назад, чтобы она прогнулась и зажимаю клитор. У нее на глазах выступают слезы, но мать твою, она выглядит настолько ох*ительно сексуальной, эротичной, что я почти готов кончить от одного ее вида.

Я натягиваю цепь.

— А теперь возвращайся к работе.

Она поднимается с моего члена, но цепь качается взад и вперед, и ее вес заставляет ее тело дрожать.

— Выше, — приказываю я.

Она поднимает себя, чуть ли не до головки моего члена.

— А теперь опускайся вниз.

Она резко садится и у нее вырывается стон удовольствия.

— Быстрее, — рычу я. — Моя очередь кончать.

Она прыгает на моем члене, ее тугая киска сжимается вокруг. Невероятные ощущения, мне с трудом удается сдерживать себя. И мне нравится наблюдать за ней. Мне нравится видеть, как она старается изо всех сил доставить мне удовольствие. Я начинаю терять окончательный контроль.

Выступившие капли пота поблескивают у нее на коже. К своему удивлению, я уже знаю выражение лица, которое появляется у нее. Она опять готова кончить, хотя и пытается любыми способами остановить надвигающееся цунами. Ее киска начинает лихорадочно сжиматься.

Я жду, пока она находится на самом краю удовольствия, затем снимаю зажим с одного соска.

Она замирает, рот открывается от беззвучного крика, но слишком поздно, оргазм уже накрывает ее. Я с восхищением наблюдаю за выражением ее лица, рассыпавшимися волосами, ее изогнувшимся телом. Она словно фантазия, воплотившаяся в жизнь. Идеальна во всех отношениях. Я выжидаю, наслаждаясь ее красотой сколько могу, но внутри начинает подниматься умопомрачительное удовольствие.

Горячая кровь приливает к моему члену. Я снимаю второй зажим с соска. Она кричит. Мои бедра с безумием вонзаются в нее, выплескивая горячее семя внутрь. Мой оргазм жесткий, тяжелый, я никогда такого не испытывал. С трудом дыша, я не могу отвести от нее глаз.

Ее взгляд остекленел, на щеках поблескивают слезы. Я нежно глажу ее по ключице.

И хотя член должен уже стать мягким, но он по-прежнему полужесткий. Я опускаю взгляд к последнему зажиму. Поднимаю на нее глаза, она смотрит на меня, качая головой из стороны в сторону, ее киска невольно сжимается от возбуждения при мысли о том, что я могу снять последний зажим.

— Иди сюда, — мягко говорю я.

Пошатываясь она поднимается с моего члена, бедра дрожат. Я обхватываю ее за талию, приподнимаю, пересаживая к себе на грудь. Сперма вытекает из нее мне на живот и торс.

Чувствую, как начинаю дышать резко, с перерывами. Для меня ее неподвижность со связанными руками и полное подчинение настолько возбуждающе, сексуально. Мне необходимо было увидеть ее такой. И что-то внутри меня не хочет, чтобы это все закончилось. Мне хочется, трахая ее, довести до полного безумия.

Я внимательно наблюдаю за ней, ее соски опухли, она пытается дышать ртом, делая маленькие вздохи. Она ждет, что сейчас будет очередная вспышка боли, но она даже не подозревает, что, на самом деле, ее ждет уйма удовольствия.

— Ты снова кончила, а? — спокойно спрашиваю я.

Она прикусывает губу и молча кивает.

— Ты опять заслужила наказание, не так ли?

Она продолжает молчать, я позволяю тишине установиться между нами. Наконец, она кивает.

— И какое наказание будет за твое непослушание?

— Может ты снимешь последний зажим? — неуверенно шепотом спрашивает она. Ее глаза такие огромные, зрачки почти полностью заполняют радужку. Она так возбуждена и хочет меня, что у меня на груди уже образовалась лужа из спермы и ее смазки. Я вставляю в нее палец, и она с шипением выдыхает через рот.

— Так нравится?

Она кивает.

Я медленно улыбаюсь, и она нервно замирает, напрягаясь всем телом. Она не доверяет мне.

Я смеюсь.

И когда она меньше всего ожидает, я снимаю зажим с ее клитора. И прежде чем она начинает кричать, я жадно начинаю его сосать, чтобы кровь как можно быстрее прилила к нему, и она не почувствует сжигающей, выстреливающей боли. Пока я сосу ее клитор и трахаю ее пальцем, ее киска истекает соками.

И она в очередной раз кончает. Чертовски сильно, она открывает рот в молчаливом крике, ее тело бьет судороги, такие сильные, неистовые, что она почти вырывается из моей руки. Она заливает мне рот, шею, грудь, пока я продолжаю сосать ее и двигать пальцами. Ее оргазм продолжается и продолжается.

В конце концов, она падает на меня спиной назад, ее шелковистые волосы накрывают мой член. Ноги широко открыты передо мной, клитор выглядит опухшим и в два раза больше обычного, киска красная, ею хорошо попользовались. И она все еще продолжает пульсировать. Несколько минут я позволяю ей лежать, чтобы прийти в себя.

Потом она начинает дрожать, и я поднимаю ее, укладывая на кровать. Затем встаю и смотрю сверху вниз на нее, поворачиваю ее на бок и развязываю галстук. Она глубоко вздыхает, как только ее руки становятся свободными. На запястьях остались красные следы. Мне хочется дотронуться до них, погладить, поцеловать, но я не должен этого делать.

Она оборачивается ко мне. На ее лице видны следы слез. Она кажется ошеломленной, открытой и такой уязвимой. И что-то щелкает внутри меня. Я дотрагиваюсь ладонью до ее щеки, и она трется о мою руку, как кошка. Совершенно покорное движение делает мой член снова твердым. Я убираю руку.

— Кому ты принадлежишь? — рявкаю я.

— Тебе, — шепчет она, и одна слеза скользит из глаза, скатываясь на висок.

Я отворачиваюсь и покидаю ее спальню.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Стар

Несколько часов я не могу заснуть после того, как он ушел. Я лежу на кровати, соски и клитор продолжают покалывать и болеть, и тупо смотрю в потолок. Что со мной происходит? Я никогда не была такой ненасытной.

Я начинаю думать о Найджеле. Вспоминаю нашу свадьбу. Как я гордилась, что вышла за него замуж. Вспоминаю медовый месяц. Конечно, мы пробовали наручники и другие игрушки, но большую часть времени я просто хихикала над этим. Я ни разу не испытывала ничего подобного.

Я сажусь на кровати. Киска настолько опухшая, что мне даже некомфортно полностью соединить ноги. С трудом слезаю с кровати и бреду в ванную, вижу свое отражение в зеркале. Тушь размазалась, вид у меня распутный и ужасный. Слышу сигнал пришедшей смс-ки. Сегодня в больнице папа выглядел довольно-таки хорошо, поэтому я уверена, что это не из больницы, тем не менее, я все равно неуклюже спешу к телефону.

Это Найджел.

«Я смогу это победить, если буду знать, что ты поддерживаешь меня. Не бросай меня, Стар. Не позволяй ему изменить тебя. Я люблю тебя».

Я растеряна и смущена, поэтому не могу заставить себя ответить ему. Рубашка Николая все еще валяется на полу, я поднимаю ее и прижимаюсь к ней лицом. Шелк такой прохладный на моей разгоряченной кожи.

Он для тебя ничто, Стар.

Я отпускаю рубашку, и она падает на пол, залезаю в кровать и лежу в темноте. Слышится еще несколько писков от пришедших сообщений, но я не поднимаюсь, чтобы взглянуть на них. Я лежу в темноте не двигаясь, пока не засыпаю.

Когда на следующее утро я спускаюсь вниз, нигде не вижу Николая, но Селин уже сидит в столовой, поджидая меня. Она вскакивает со стула с большой улыбкой на лице.

— Доброе утро, — весело произносит она.

— Доброе.

— Тебе нравится твоя комната?

Я улыбаюсь.

— Да. Спасибо тебе.

— Хорошо. Что я могу заказать тебе на завтрак?

Несколько секунд я молча смотрю на нее.

— Можно мне сегодня русский завтрак?

— Конечно. Что бы ты хотела?

— Я хотела бы русские пельмени, который едят со сметаной, либо с вареньем. Не помню, как они называются?

— Я поняла, что ты имеешь в виду. Я скажу шеф-повару. Вернусь через секунду, — произносит она, выходя из комнаты.

Я подхожу к окну. Сегодня будет прекрасный день. Солнце стоит высоко, такое яркое, воздух прогрелся. Я слышу, как она входит в столовую и оборачиваюсь.

— А где Николай?

— У господина Смирнова назначена ранняя встреча.

Я киваю.

— София, его секретарь, передала список литературных агентств. Она уже все изучила и выбрала агентства, которые представляют авторов твоего жанра. Мистер Смирнов предположил, что ты могла бы сегодня утром написать письмо, которое потом разошлет София.

Я улыбаюсь.

— Ух. Вы обе такие быстрые. У меня бы ушли недели разобраться во всем этом.

Селин явно довольна моей похвалой.

— Я стараюсь изо всех сил.

— Спасибо тебе. Я, на самом деле, ценю это.

— Всегда пожалуйста. Если ты хочешь, чтобы я что-то сделала, просто скажи.

— Думаю, пока не надо.

— Ты не хотела бы пройтись по магазинам сегодня после встречи со своим отцом?

— Нет, я вернусь сюда и напишу письмо.

— Господин Смирнов сказал, что ты можешь вернуться в Суррей сегодня вечером, если хочешь продолжить свои уроки верховой езды.

— А он не поедет?

— Я так не думаю, но не уверена на сто процентов. Я свяжусь с Софией, чтобы узнать его планы, и дам тебе знать.

Чувствую странную тяжесть, осевшую у меня в груди. Это даже лучше. Чем больше времени я буду проводить с ним, тем хуже будет для меня.

— Нет, не нужно. Все нормально. Не беспокойся об этом, не спрашивай Софию. Я хочу вернуться в Суррей.

— Хорошо, тогда я договорюсь, — говорит она со счастливой улыбкой.

После завтрака я сажусь за написание письма литературным агентам, потом пишу резюме. К сожалению, оно очень короткое, потому что я никогда в жизни не работала, и мягко говоря, у меня нет особых талантов. Но мне все равно приходится писать. Я отправляю написанное по электронной почте Селин. Пока я раздумываю стоит ли мне выйти в сад прогуляться, приходит сообщение от Найджела. Я запираю дверь в ванной и перезваниваю ему.

— Привет, — говорит он, я с силой сжимаю трубку. Его голос такой знакомый и милый. Он любит меня. Когда все это закончится, он будет рядом со мной.

— Привет, — мягко отвечаю я.

— Как поживаешь?

— Прекрасно.

— Скучаешь по мне? — спрашивает он. Он хочет услышать мой ответ, но я не могу. Я не могу ничего сказать, после того, что произошло сегодня ночью с другим мужчиной.

— Где ты находишься? — спрашиваю я.

— Дома.

— Почему ты не на работе?

— Немного плохо себя чувствую. Я серьезно подумываю уйти с этой работы. Мне необходимо уйти от всего, что напоминают мне о моей старой зависимости. Мне нужно устроиться на новое место, познакомиться с новыми людьми, получить новые впечатления, если я хочу победить эту зависимость.

— Я рада это слышать, что ты так серьезно относишься к процессу лечения.

— Черт возьми, конечно же я отношусь к этому серьезно. Посмотри, что я натворил, Стар. Я почти уничтожил нас. Я совершил ошибку, но я изменился. Мне так хочется, чтобы ты увидела меня сейчас. Всего лишь два дня, а я чувствую себя совсем другим человеком.

— Представь, какой ты будешь, когда я увижусь с тобой.

— Я не могу ждать целый месяц, чтобы увидеться с тобой, Стар.

Я опираюсь на дверь ванной.

— Всего лишь месяц — это не долго.

— Черт, если бы ты только была в Лондоне, а не в Суррее.

— Я не в Суррее, – я тут же ругаю себя за то, что произнесла эти слова.

— Где же ты?

— В Лондоне.

— Что?!

— Да, я в Мейфэр. (Мейфер – фешенебельный район Лондона. – прим. пер.)

— Стар, ты должна повидаться со мной.

— Нет. Николай придет в ярость.

— Ради всего святого, я же твой муж.

— Нет. Я не могу прийти к нам домой. Это будет полная неразбериха.

— Ты не можешь найти какую-нибудь причину, чтобы прийти ко мне? Скажи ему, что ты идешь по магазинам или еще куда-нибудь?

— Я не могу пойти никуда одна. Я повсюду езжу с водителем. Он узнает…

— Ублюдок, помешанный на контроле. Постой-ка, у меня есть идея. Почему бы тебе не позвонить Розе и не попросить ее, воспользоваться ее квартирой на полчаса? У тебя ведь есть ключ от ее квартиры?

— Да, но…

— Ну, давай, Стар. Я всего лишь хочу повидаться с тобой. Это придаст мне сил. Ты — мой криптонит. Мне просто необходимо. Пожалуйста, Стар. Возможно, у меня больше не будет шанса увидеться с тобой в течение этого месяца.

— Розе это не понравится.

— Она настолько бл*дь корыстная и мелочная, да?

Я вздыхаю.

— Пожалуйста, Стар. Я просто хочу увидеть тебя. Всего лишь пять минут.

— Сначала я должна позвонить Розе.

— Я буду ждать твоего звонка.

Я вешаю трубку и вздрагиваю. Знаю идея плохая, если не сказать ужасная, но я не могу отказать Найджелу. Кроме того, мне будет самой полезно напомнить себе, что Найджел — мой муж. Тот, кому я обещала хранить верность и быть преданной. Тот, ради которого я все это делаю, находясь здесь.

Я звоню Розе, она тут же говорит нет. Она не хочет, чтобы Найджел был в ее квартире, от одной мы у нее поднимается тошнота, как только она представляет его голым на своем диване или еще где-нибудь.

Я уверяю ее, что ни Найджел, ни я не будем заниматься сексом в ее квартире, тогда она неохотно соглашается. Я перезваниваю Найджелу и сообщаю ему, где лежит ключ от квартиры Розы. Мы договариваемся встретиться сразу после того, как я повидаюсь с папой.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ

Стар

Я спускаюсь вниз к машине, после встречи с отцом, залезаю в салон и спокойно, насколько могу, сообщаю Олегу, что мне нужно повидаться с подругой. Он вежливо кивает, и я диктую ему адрес Розы.

— Подожди меня здесь, пожалуйста, — прошу я, быстро направляясь ко входу в дом.

Я так нервничаю, что у меня руки дрожат, когда я звоню в дверь. Найджел сразу же нажимает на кнопку домофона, словно ждет за дверью.

К тому времени, как я добираюсь до четвертого этажа, он уже поджидает меня у лифта. Выглядит он хорошо, даже очень хорошо. И на лице нет ни следа грусти, ни сожаления. Я не уверена, что мне это нравится.

Он улыбается, я улыбаюсь ему в ответ. Он кладет руку мне на поясницу и проводит в квартиру Розы. Оказавшись внутри, сгребает меня в свои объятия и пытается поцеловать, но я уклоняюсь от него.

— Не надо, — бормочу, выбираясь из его рук.

— Что случилось?

— Ничего. Мне просто нужно немного времени.

Он странно на меня посматривает.

— Хорошо.

— Ну, ты как?

Он пожимает плечами.

— Без тебя я ничто, Стар.

— Не похоже, — опять бормочу я, выдыхая.

Он подходит ко мне и прикасается к моим волосам, в глазах появляется выражение боли.

— Стар? Почему ты так говоришь? Я специально сделал счастливое лицо, потому что не хочу испортить нашу встречу.

Я заглядываю ему в глаза. Он не будет мне врать. Да, но раньше я никогда не могла сказать точно врет он мне или нет, не так ли? Я игнорирую свой голос разума и все же стараюсь ему поверить. Я люблю его. Я знаю, что люблю его. Конечно, я люблю его. У меня с Николаем просто похоть. Секс. Она сама себя сожжет. Я знаю это. А с Найджелом у меня все по-настоящему.

Он наклоняет голову и нежно проходится губами по моим. Я зажмуриваюсь.

— Я хочу заняться с тобой любовью, Стар, — говорит он.

— Нет, — задыхаюсь произношу я.

— Почему нет?

— Я не могу, — на одном дыхании отвечаю я.

— Почему не можешь?

— Я не шлюха, Найджел. Я не могу прыгать из одной кровати в другую. Не могу.

— Господи, Стар. Я же твой гребаный муж.

Я закрываю лицо руками.

— Я знаю. Знаю, но я не могу этого сделать. Не здесь. Не в квартире Розы.

— Она никогда не узнает. Давай.

— Я обещала ей, что мы не будем здесь ничего делать.

— Что за чертовая эгоистичная лесбийская сука! Почему ее волнует, что мы трахаемся?

Я отступаю на шаг назад.

— Перестань так о ней говорить, Найджел. Пожалуйста, — сердито произношу я. Мне кажется, что мне легче отстаивать Розу, чем иметь дело с тем, что происходит, на самом деле, между нами.

Он берет себя в руки и заставляет улыбнуться.

— Я пришел сюда не ругаться с тобой из-за Розы, Стар. Я просто хочу поговорить. Почему бы нам не сесть и не поговорить, а?

— Я не могу. Водитель ждет внизу.

— Черт побери, Стар. Он же водитель. Это его работа — ждать. Он целый день ждет людей.

Я с изумлением смотрю на него, словно вижу впервые. Он говорит с таким высокомерием. Откуда оно взялось? Может он всегда был таким?

— Прости. Извини. Я просто расстроен и зол, набрасываюсь на всех. Конечно, тебе нужно идти. Все нормально. Я рад, что увидел тебя, и понял, что ты в порядке.

— Да, со мной все хорошо.

Он делает паузу.

— Он не делает ничего странного с тобой, а?

Я вспыхиваю до корней волос.

— Нет, — хриплым шепотом отвечаю я.

— Я убью его, если он повредит хотя бы волосок на твоей голове, — орет он.

У меня начинает болеть голова.

— Мне нужно идти.

— Ты даже не поцелуешь меня перед уходом?

Я подхожу к нему и прижимаюсь губами к его. Не знаю, чего я ожидала, но я ничего не чувствую. Он обхватывает меня руками и углубляет поцелуй. Его язык пытается войти мне в рот, у него получается, он страстно начинает сосать мой язык. Но во время нашего поцелуя, я постоянно начеку. Я и так уже здесь подзадержалась. Он опускает руку и пытается задрать мне юбку.

Я гневно отстраняюсь.

— Я говорила тебе не делать этого.

— Что ты делаешь? Бережешь себя для него? — надсмехается он.

У меня глаза становятся огромными.

— Как ты смеешь?!

Он растерянно проводит рукой по волосам.

— Прости. Правда прости. Не знаю, зачем я это сказал. Я не могу с этим справиться. Ты моя женщина, и... — он опускает руки в побежденном жесте. — Не бери в голову. Какой, бл*дь, в этом смысл?

— Я жалею, что пришла, лучше мне не стоило сюда приходить.

— Прости меня, дорогая. Кажется, я только и делаю, что извиняюсь.

— У нас обоих стресс. Не беспокойся об этом.

— Звонила твоя мать.

— Я позвоню ей сегодня. Я говорю всем, что в течение месяца нахожусь на семинаре писателей. Поэтому, если ты сможешь тоже придерживаться этой же версии, все должно быть хорошо.

— Точно. Это хорошая идея. — Он смотрит на меня умоляюще. — Я считаю дни, когда ты вернешься домой.

Я опускаю глаза.

— Да, я тоже.

— Я не могу дождаться, когда мы начнем нашу новую жизнь. Мы будем многое делать вместе. Я больше буду находится дома. У нас будет новая совместная жизнь. Хорошая жизнь.

Он ничего не понимает. Мне очень нравилась моя прежняя жизнь, но я вдруг поняла, что она была фикцией.

— Хорошо.

— Я люблю тебя.

— Я тоже. Но мне нужно идти.

Он проводит меня до лифта.

— Я побуду здесь еще несколько минут, прежде чем уйти.

Я улыбаюсь.

— Созвонимся позже.

Двери лифта открываются. Я вхожу и поворачиваюсь к нему лицом. Он пристально смотрит на меня, как будто больше никогда меня не увидит. Двери закрываются перед ним, и я выдыхаю, опираясь на металлическую стенку. Я не позволяю себе ни единой мысли, просто повторяю про себя:

«Я люблю своего мужа. Я люблю своего мужа. Я люблю своего мужа».

Как мантру, и как мантра она притупляет мои мысли, в голове пусто.

Пусто, как белый лист бумаги.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Стар

Скайфолл

— Как прошла встреча с подругой? — спрашивает Олег через плечо.

Я мельком вижу его лицо в зеркале заднего вида.

— Хорошо, благодарю. Теперь мы можем ехать назад, — говорю я ему. И вдруг чувствую себя очень уставшей. Я откидываюсь на сиденье и закрываю глаза. И в этот момент я принимаю решение, что больше не буду встречаться с Найджелом в этом месяце. Это напрягает, и от нашей встречи мы лучше не чувствуем себя. Сейчас мне даже кажется, что я совершила что-то постыдное.

Приходит смс-ка на мой телефон. Найджел пишет «прости». Я чувствую себя слишком истощенной, даже чтобы ответить. Я удаляю его сообщение и смотрю в окно, пока мы едем домой к Николаю.

— Я буду нужен вам еще сегодня? — спрашивает Олег с улыбкой.

— Наверное, нет. Скорее всего, завтра.

— Тогда, дайте мне знать, — говорит он, прежде чем выйти из машины, чтобы открыть мне дверь.

Я иду к дому и нажимаю на звонок. Яна открывает дверь.

— Здравствуйте, мисс Минтон, — официально приветствует она меня.

Я слышу шаги позади нее, и мгновенно вся застываю, Яна видит мою реакцию. Она оглядывается назад, а затем делает уважительный поклон головой и шаг в сторону.

— Могу я поговорить с тобой в библиотеке? — спрашивает Николай.

Словно электрический разряд все мое тело превращается в один большой сгусток нервов.

— Конечно, — стараясь говорить небрежно, отвечаю я.

Не говоря ни слова, он разворачивается и уходит. Он высокий, спина жесткая, шаги целеустремленные. Я сглатываю свое беспокойство и иду за ним в библиотеку.

— Закрой дверь, — говорит он, останавливаясь посреди комнаты.

Я тихо закрываю за собой дверь и поворачиваюсь к нему лицом.

Он смотрит на меня абсолютно без выражения. Я имею ввиду ни единой эмоции на лице. Ничего. У меня по всему телу проходит дрожь. Я поднимаю подбородок. Я не позволю ему себя запугать. Я не сделала ничего плохого.

— Где ты была? — спрашивает он приятным голосом.

— Нигде, — дерзко отвечаю я. Я не должна чувствовать себя виноватой. В конце концов, я ходила повидаться со своим мужем.

— Я спрашиваю тебя еще раз. Где ты была?

— И я отвечаю тебе еще раз. Нигде.

Он подходит ко мне и обхватывает руками меня за горло. Я чувствую, как меня накрывает страх от его холодного выражения в глазах. Я тяжело сглатываю, но не моргаю и не отступаю.

— Ты отдалась ему?

У меня глаза расширяются от шока.

— Да? — снова спрашивает он, его рука начинает сжиматься вокруг моего горла.

— Нет, нет, ничего не было, — задыхаясь произношу я.

Его рука уже легче сжимает мое горло, но глаза по-прежнему прищурены, решительные.

— Тогда зачем ты к нему ходила?

Слезы заполняют глаза, хотя я стараюсь их удержать.

— Слезы, Стар? Я думал, ты выше этого.

— Как ты узнал?

— Ты принимаешь меня за глупца, не в состоянии об этом догадаться. Роза на работе, а ты прокрадываешься в ее квартиру на пятнадцать минут.

— Я просто хотела с ним увидеться, — хрипло произношу я.

— Я запретил тебе любые контакты с ним — звонки и смс-ки.

— Нет. Это неправда, — горячо оправдываюсь я. — Ты сказал, чтобы я ему не звонила. Я не нарушила ни одного твоего глупого правила.

— Но ты продолжаешь разговаривать и посылать ему смс-ки. Все это чертово время.

— Что ты хочешь от меня? Он мой муж, и он болен и страдает. Я не могу оставить его одного на целый месяц. Мне нужно знать, что с ним все хорошо, — защищаясь, кричу я.

— Он не болен и не страдает. Он психопат, который играет с тобой.

— Я люблю его и хочу вернуться к нему. — Хотя это далеко от истины, но почему-то эти слова вылетают из моих уст.

Его губы превращаются в циничную улыбку.

— Почему? Разве он заставляет тебя бесконтрольно кричать, когда ты кончаешь? И ты произносишь эти еле слышные мурлыканья, когда трешься своей разгоряченной киской о его член, заставляя себя кончить, потому что ты так чертовски отчаянно хочешь этого?

Слезы текут у меня по щекам.

— Пошел ты, холодный, уродливый ублюдок.

— Ответь на вопрос, — холодно приказывает он.

— Не твое, мать твою, дело, — кричу я.

Он улыбается, изогнув губы.

— Если ты не занималась с ним сексом. Тогда что ты там делала?

Я не могу поднять на него глаза. Я не могу сказать ему, что Найджел поцеловал меня, поэтому смотрю куда угодно, только не на него.

Очень нежно он опускает палец на мою нижнюю губу и вставляет его в рот.

— Соси мой палец, — приказывает он.

Мне хочется сказать нет, мне хочется начать сопротивляться, но я не могу. Все мое тело отзывается на его прикосновение.

— Посмотри мне в глаза.

Я заставляю себя встретиться с ним взглядом. Его глаза пылают огнем.

— Этот рот принадлежит мне. Если ты позволишь какому-нибудь мужчине прикоснуться к нему, я убью его. Ты меня слышишь?

Я беспомощно киваю.

— Хорошо. — Он вытаскивает свой палец.

Мне страшно, но между ног я чувствую влагу. Он убирает руки с моего горла и отходит.

— Раздевайся, — приказывает он.

Я даже не пытаюсь ослушаться. У меня так дрожат руки, пока я пытаюсь расстегнуть пуговицы на своей блузке. Он внимательно наблюдает за мной, ни на минуту не выпуская из поля зрения. Я повожу плечами, и блузка падает на пол. У него начинает вибрировать телефон в кармане пиджака. Он полностью игнорирует его звук. Я расстегиваю юбку, двигая бедрами, чтобы она тоже упала на пол. Снимаю лифчик. Сердце бьется, как бешенное. Лифчик также падает вниз. Его взгляд, словно лазер. Я прикрываю грудь руками.

— Будто Ева. Ты научилась стыдиться?

— Не говори так, — умоляю я.

— Раздевайся.

Его ответ, словно пуля, пролетевшая в тишине.

Опустив глаза, я снимаю последний предмет одежды.

— Посмотри на меня.

Я поднимаю на него глаза.

Он внимательно следит за мной. Без похоти. Без тоски. Как будто я какой-то предмет мебели, который он купил и сейчас проверяет нет ли на нем царапин.

— Прости. Я больше не буду с ним видеться, — говорю я.

— Простить?! За кого ты меня принимаешь? За священника? Ты совершаешь поступок, заранее зная, что он неправильный, а потом собираешься пойти на исповедь, попросить прощения, чтобы совершить его снова завтра с чистой совестью. — Голос звучит грубо, чувствуется его гнев.

— Хорошо. Ты и так меня уже достаточно унизил сегодня. Что еще тебе от меня нужно?

Он расстегивает ремень, потом брюки.

— Я хочу, чтобы ты отсосала, Принцесса.

Я в шоке открываю рот.

— Я не шлюха.

— Ты не шлюха?! Тогда почему у тебя зрачки стали такими огромными?

— Они не огромные, — отрицаю я.

— Принцесса, ты можешь препираться и притворятся со мной сколько хочешь, пока коровы не будут летать по воздуху, но твой рот исходит слюной по моему члену.

Я прикусываю нижнюю губу. Ненавижу его. Ненавижу его за то, что он вызывает во мне такие чувств. Находясь рядом с ним, я чувствую себя какой-то дикой, каким-то животным. Настолько дешевой, без каких-либо принципов, зацикленной на сексе с ним.

— По любому это твоя вина. Посмотри, насколько жестким ты меня делаешь, — говорит он, вытаскивая свой член из брюк.

Я опускаю на него глаза. Его эрекция, будто тянется в мою сторону. Как загипнотизированная, я иду вперед и опускаюсь на колени. Беру его в руки. Как только мои пальцы дотрагиваются до него, по его телу проходит дрожь.

Я открываю рот, он запускает обе руки мне в волосы и направляет мою голову.

— Правильно, Принцесса. Избавь меня от этого. Заставь меня забыть, что ты ходила к другому мужчине.

Мне на язык попадает предэякулянт, как только он толкает свой член мне в рот.

Я с облегчением сглатываю, закрываю глаза и у меня вырывается стон. Его вкус у меня во рту, полностью уничтожает вкус моего мужа. Разве я могу признаться самой себе, насколько сильно мне были ненавистны прикосновения своего собственного мужа?

Я начинаю сосать его, все глубже беря в рот. Он сильнее хватает меня за волосы, толкаясь к самому горлу. Я смотрю на него из-под ресниц.

— Мать твою, Стар, — рычит он. — Вот так я трахаю тебя!

Я вылизываю снизу его член, чередуя с сосательными движениями.

С жадностью я высасываю капли спермы, которые скользят вниз по горлу. Вены на его члене продолжают пульсировать и пульсировать у меня на языке.

Ту часть, которую я не могу заглатить ртом, я стимулирую рукой. Мне нравится. Я вбираю и сосу его с такой силой, на какую способна.

— Поиграй с собой, Стар. Покажи мне, какой развратной ты можешь быть. Широко раздвинь бедра и поиграй с собой.

Я скольжу рукой между ног и начинаю сама себя возбуждать. Внизу я такая мокрая и набухшая. Я боюсь кончить раньше него. Такого раньше со мной никогда не происходило, но мне хочется кончить, пока я сосу его член. Я начинаю медленнее двигать своей дрожащей рукой у себя между ног.

— Не останавливайся, — приказывает он. — Я хочу, чтобы ты кончила, пока мой член находится у тебя во рту.

Я ускоряюсь и тут же убийственный оргазм, словно разрывает меня пополам. Я не в состоянии контролировать свои мышцы. Рот непроизвольно открывается в заглушенном крике, руки инстинктивно хватают его за бедра. Через несколько минут я более или менее прихожу в себя, и начинаю с нежностью сосать его член, будто это соска. Это, действительно, моя соска. Я даже согласна отправиться спать с его членом во рту.

Он, возвышаясь, свысока смотрит на меня — собственнически, хотя выражение лица по-прежнему жесткое.

И начинает трахать мой рот в собственном темпе. Жестко и грубо. Мне словно не хватает воздуха, но я не сопротивляюсь. Наоборот. Мне нравится видеть, как он теряет контроль.

Он как зверь, бык, которого выпустили из загона. Он глубоко входит ко мне в рот, и с ревом кончает. Не как обычно, с какой-то сдерживаемой яростью. В исступлении. Я с жадностью проглатываю его горячую сперму. Наконец, его оргазм заканчивается. Он перестает неистово двигать бедрами. Его грудь поднимается и опускается, он пытается отдышаться. Я смотрю ему в глаза, он — на меня. Странное выражение появляется у него на лице.

— Иди прими душ, — говорит он, голос опять звучит жестко и прохладно.

Я поднимаюсь на ноги и одеваюсь. Не оглядываясь в его сторону, выхожу и поднимаюсь наверх в свою комнату, в ванную.

Я включаю душ и встаю под напор воды. Капли веером брызгают вокруг. Я чувствую, как к горлу подкатывают тихие рыдания. Их почти не слышно из-за шума воды. Второй виток рыданий начинает сотрясать мои плечи. Не знаю, почему я плачу, но мне кажется, что у меня разрывается сердце.

Я словно попала в ловушку, из которой никак не могу выбраться. Я замужем за Найджелом, и в какой-то непонятной сексуальной связи с Николаем. Я давала клятвы Найджелу. В конце концов, Найджел любит меня. Николай меня почти ненавидит. Для него я просто вещь.

Через месяц он поменяет меня на кого-то другого.

Мне больно, поэтому я и плачу. Я плачу, потому что не понимаю, что со мной происходит. Почему я так реагирую и так хочу Николая. Эта дикая похоть внутри меня, смущает и пугает. Она не может быть моей, это что-то чужеродное. Дверь душа у меня за спиной внезапно открывается.

Я резко поворачиваюсь кругом.

Николай стоит в дверном проеме. Он заходит полностью одетый, в костюме, в ботинках. Прижимает меня к груди, пока я рыдаю еще сильнее. Я действительно рыдаю взахлеб. Как только мои рыдания утихают, он опускается на колени передо мной также, как я стояла перед ним на коленях. Он разводит мои ноги.

Запустив руки ему в волосы, я подтягиваю его голову к своей промежности. Именно так, как он поступил со мной. Я начинаю тереться клитором о его язык, а потом достигаю очередной кульминации. Когда все заканчивается, я опускаюсь на теплые плитки.

И хотя воздух вокруг наполнен паром, его глаза сверкают, как темные звезды.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Николай

Я в шоке пялюсь на директора. Я знаю о таких мужчинах, как он. Мама предупреждала меня о них, когда мне было столько же лет, как сейчас Павлу.

Он улыбается, аккуратно вынимая свой пенис. Он маленький, толстый и белый. Он начинает ласково поглаживать его, и его член увеличивается. Из его тонких губ вырывается вздох. Я по-прежнему сижу замороженным на стуле. Он раскладывает белый платок на коленях и осторожно, нежно, словно это самое дорогое в мире, кладет сверху свой пенис.

— Просто положи на него свою руку, — вкрадчиво хрипло говорит он. — И потом ты сможешь позвонить.

Я смотрю на белого червя и раздумываю над вариантами. У меня мурашки бегут по телу. Я не хочу к нему прикасаться, но мне необходимо позвонить.

— Разве ты не хочешь позвонить своему дяде, чтобы он пришел и забрал тебя и твоего брата? — спрашивает он.

Я киваю.

— Подойди сюда и встань на колени передо мной.

Я встаю и делаю два шага, остановившись прямо перед ним.

— Давай. Встань на колени. Чем скорее ты это сделаешь, тем быстрее сможешь позвонить дяде.

Я опускаюсь на колени.

Он облизывает губы.

— Как ты думаешь, у меня хороший петух?

Я смотрю на его пенис. Он меньше, чем мой и определенно намного меньше, чем у моего отца. На самом деле, он чуть больше, чем у Павла. Я медленно киваю.

— Хочешь потрогать? — продолжая его стимулировать, спрашивает он.

Я протягиваю руку и касаюсь его. Кожа гладкая и теплая.

— Вот. Это было не так сложно, не так ли? Почему бы тебе не взять его в рот?

Я поднимаю глаза на директора.

— Зачем?

— Ты сможешь его пососать, как леденец на палочке. На вкус очень вкусно.

Он директор. Я всего лишь один из мальчиков. Сирота. Мама и папа даже не знают, где мы находимся. Никто не позаботится обо мне. И никто не поверит моей истории. Я не смогу позвонить, если не сделаю то, что он просит. Меня накажут. Отхлестают ремнем. Гораздо легче сделать то, что он просит. Потом я позвоню, и мы с Павлом сможем покинуть это ужасное место.

Я смотрю на член директора. Он не похож на леденец, но выглядит чистым. Может он не будет слишком уж плохим на вкус.

Но я вспоминаю слова мамы, которые она однажды сказала отцу: «Я переживаю за Николая. Он будет либо великим человеком, либо его посадят. Он слишком упрямый, совсем негибкий. Он не знает, как жить и давать жить другим. Он не идет на компромиссы.

Мама как же ты была права.

Я сделаю это для всех других мальчиков. Я наклоняю голову, чтобы взять его мягкий белый пенис в рот. Я причиню ему столько боли, что он больше никогда не сможет так поступать с кем-нибудь еще. И когда я открываю рот, готовясь укусить его со всей силы, какая у меня есть, внезапно меня совершенно неожиданно жестко ударяют по голове, голова дергается, как будто она готова оторваться от шеи. У меня клацают зубы.

Я падаю на пол.

Не в состоянии сфокусировать зрение. Все как в тумане. Директор встает. Платок медленно падает на пол возле моей головы. Он такой белый. Так красиво выглядит. Затем все становится черным.

Я прихожу в себя от взорвавшейся боли. На меня сыпятся удары, удары ногами, много ног. По голове, в лицо, в тело, по ногам. Они так быстро сыплются на меня из разных мест. От них невозможно увернуться. Единственное, что я могу сделать, это свернуться калачиком и молиться, чтобы это скоро закончилось.

— Хватит, — приказывает все тот же голос. Даже избитый, и в агонии, я узнаю его.

Удары прекращаются.

Я не двигаюсь. Все мое тело горит от боли.

Передо мной появляются ботинки.

— Теперь вставай и убирайся из моего кабинета.

Боль мучительная и она повсюду. Я медленно сажусь. Слезы текут у меня по лицу. Каждый дюйм тела кричит от боли, когда я пытаюсь встать. В конечном итоге, я корчусь на полу.

— Не такой уж и храбрый, а? — насмехается он.

Я поднимаю голову и смотрю глазом, который застилает кровь, оглядываясь вокруг. Пять парней. Я тут же их узнаю. Бандиты. По их глазам я вижу, что они жаждут крови. Они на адреналине. Они хотят закончить свою работу.

Я медленно встаю, стиснув зубы от боли и хромая выхожу из его кабинета. Я знаю, что должен найти Павла. Я должен защитить его. В этом месте есть монстры. Другие дети уже в постели, пока я иду через тихое здание.

Павел тоже лежит в своей постели. Он дрожит от ужаса. Когда меня видит, начинает рыдать.

— Нико, Нико, что они с тобой сделали?

— Ничего особенного. Со мной все будет хорошо. Просто выглядит плохо, чем есть на самом деле, — говорю я опухшими губами. Я едва могу видеть или говорить. Мне нужно прилечь. Я чувствую такую слабость. Я медленно опускаюсь на кровать. Тянусь к одеялу и вырываю от него длинную полоску. Я привязываю один конец к запястью Павла, другой — к своему.

— Что ты делаешь? — спрашивает Павел.

— Не снимай эту веревочку, что бы ни случилось. Если кто-нибудь попытается тебя увести, тут же разбуди меня, хорошо? — строго предупреждаю я его.

Он кивает.

Я ложусь.

— Мне страшно, — тихо говорит Павел.

— Пока я здесь, с тобой ничего не случится, — отвечаю я ему.

Этой ночью никто не приходит за Павлом, но за мной приходит Сергей.

— Я не могу пойти с тобой, — шепчу я.

Он качает головой.

— Что ты сделал?

— Я пытался его укусить.

Он выглядит невозмутимым.

— Это было глупо с твоей стороны. Тебе чертовски повезло, что они не вкололи тебе никакую химию и не отправили в психушку, или в лежачие комнаты. Дети там никогда не покидают свои кровати. Они связаны и проводят весь день, глядя в потолок.

Всю ночь я все время просыпался от ужасной боли. Синяки и раны на моем теле заживали в течение следующих нескольких недель. Я присоединился к банде Сергея и мне сделали татуировку его банды, которая теперь меня защищает. Я понял, что возможности позвонить у меня не будет. Мы с Павлом выберемся отсюда, только если найдем способ сбежать. Группа подонков, которые меня избили, посматривают с насмешкой в мою сторону, но больше не беспокоят меня.

Я наблюдаю за Павлом, как ястреб днем и ночью, и ни одна ночь не проходит, чтобы я не привязал к нему полоску от одеяла. Я охраняю его день и ночь, но дни превращаются в недели, а недели в месяцы, голубые глаза моего брата тускнеют. Он становится грустнее и печальнее.

Я не могу этого понять. Он как растение, которое увядает прямо у меня на глазах. Он больше ни к чему не проявляет интереса. Даже когда я излагаю ему наш план побега.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Стар

Я выхожу на улицу к машине, но не вижу Олега. Другой мужчина в униформе шофера открывает мне дверь машины.

— А где Олег?

Он немного вниз наклоняет голову.

— Ушел.

Я хмурюсь.

— Ушел?

— Да. Я занял его место.

— О! Почему?

Что-то мерцает в его глазах.

— Потому что вчера ты улизнула от него.

Я раскрываю рот от удивления.

— Его уволили?

— Угу.

— Но это нечестно, — бормочу я совершенно незнакомому человеку.

Его губы скручиваются в презрении.

— Жизнь несправедливая штука. Я должен предупредить тебя, что мне нельзя выпускать тебя из виду. Даже если ты захочешь пойти в туалет, мне придется сначала войти и проверить на предмет окон, через которые ты можешь улизнуть.

Если честно, я испытываю ярость и смущение одновременно. Николай не смеет обращаться со мной подобным образом. Я резко разворачиваюсь и влетаю в дом. Прямиком направляюсь к его кабинету, в котором он работает, так мне сказала Селин. Я рывком открываю дверь, Николай поднимает на меня глаза от бумаг. Он кажется совершенно невозмутимым.

— Как ты можешь быть таким бессердечным? Как ты мог уволить Олега?! Он такой хороший парень. Он не виноват, что я встречалась с Найджелом. Я хочу, чтобы ты его вернул. Я хочу, чтобы он был моим водителем.

Николай

Она стоит в дверях моего кабинета и негодуя извергает свою речь. Мне нравится наблюдать за ней, когда она так сердится. Это так резко контрастирует с тем, когда она была связана и беспомощна. Я поднимаю кофейную чашку и подношу к губам.

— Ты, должно быть, неправильно поняла свое положение здесь. У тебя нет никаких прав, кроме как обслуживать меня, мотылек, — тихо произношу я.

Она замирает, словно я ее ударил. Я вижу, как она с трудом сглатывает, собираясь что-то мне ответить, но потом передумывает. Она понуро опускает голову.

И плавно изгибается ее шея, такая тонкая, как у лебедя. У меня руки чешутся провести по ней, но я не забыл, что она сделала вчера. Как она смеет настолько слепо быть преданной ему? Этому вонючему подонку, а? Я наблюдаю за ней поверх своей чашки и снова испытываю гнев, закипающий в крови. Я с такой силой начинаю сжимать ручку кофейной чашки, что она вот-вот треснет, поэтому осторожно ставлю ее на блюдце.

Внезапно гнев проходит. Пошел он, черт с ним. Теперь у меня есть она. И я буду иметь ее. Я буду трахать ее, пока в ее мыслях не останусь только я. Я буду слушать, как она кричит мое имя.

— На самом деле, я думаю, что хотел бы поиметь тебя снова, — мягко произношу я.

Она смотрит на меня, ее глаза блестят от обиды и ненависти. Мы пялимся друг на друга, но она не может выдержать мой взгляд, поэтому отводит глаза в сторону.

— Встретимся у меня в спальне, — резко говорит она и разворачивается, чтобы уйти.

— Нет. Не там.

Она с удивлением поворачивается обратно.

— А где?

Я встаю и сметаю все со своего стола. Раздается грохот, потому что туда же летит и кофейная чашка, которая разбивается. Вбегает Семен. Я не отрываю глаз от ее лица.

— Убирайся, — резко говорю я ему.

Семен тихо закрывает за собой дверь.

Она уверенно идет ко мне. Я обхватываю ее за тонкую талию, поднимаю и сажаю на стол, укладывая на спину. Она смотрит мне в глаза, тяжело дыша. Я поднимаю ее юбку. Она превосходна с голым лобком и уже мокрая. Поднимаю правую ногу, и целую ее под коленом. Она резко выдыхает. Я облизываю ее тонкую кожу, не отводя от нее взгляд.

— Поиграй с собой, — тихо приказываю я.

Она прикусывает нижнюю губу. Этот жест всегда сводит меня с ума. Я чувствую, как мой член становится жестким и пульсирующим в штанах.

Медленно, мучительно медленно ее рука скользит вниз по животу к киске. Я, не отрывая взгляда смотрю, как ее пальцы начинают скользить между розовыми складками. Сначала нерешительно, потом ее движения становятся более уверенными. Массажируя. Бедра дергаются. Запах ее возбуждения наполняет мне нос, сводя с ума. Единственное, что я хочу — быть в ней внутри.

И когда я вижу, что она фактически подошла к самому краю, и ее тело уже не в состоянии справится с наступающим натиском оргазма, я хватаю ее за руку и отвожу подальше от ее пульсирующей плоти. Она смотрит на меня широко раскрытыми глаза, умоляя.

Я улыбаюсь.

— Почему ты не даешь мне кончить?

Я наклоняю голову и провожу языком по ее открытой киске. Она вздрагивает и приподнимает бедра, чтобы поближе придвинуть свой пах к моему рту. Я отодвигаюсь.

— Хочешь, чтобы я полизал тебя?

— Да, — задыхаясь отвечает она.

— Ты сильно хочешь?

— Очень.

— Насколько сильно?

— Очень-очень сильно.

Я провожу языком по ее сладкой плоти, вызывая у нее стон. Как только погружаю язык в ее вход, она вздрагивает всем телом. Я несколько минут просто лижу ее киску, наслаждаясь ее вкусом, поддразнивая и заставляя елозить на столе от разочарования.

— Давай, заставь себя кончить, — приказываю я.

Ее пальцы опять начинают ласкать клитор. И когда она уже собирается кончить я снова останавливаю ее. Я отказываю ей в завершении удовольствия кажется целую вечность, она смотрит на меня со слезами на глазах и стиснув зубы.

Затем я приказываю ей широко развести ноги. Я расстегиваю брюки и погружаю свой член в тугую маленькую киску одним быстрым движением. Она стонет от моего движения.

Я двигаюсь в ней, пока ее не накрывает оргазм. Она с трудом в состоянии перевести дыхание. Мы кончаем вместе, стенки ее киски покрыты моей спермой. Моей. Я смою из нее все мысли об этом бесхребетном мудаке. Даже память о нем не останется, когда я закончу с ней.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Стар

Следующее четыре дня я не вижу Николая. Я пишу свою книжку, катаюсь на лошади, плаваю, гуляю по прекрасной территории и безуспешно пытаюсь подружиться с Belyy Smert, но он упорно отказывается от всех моих подлизываний.

Каждый день во время ланча я навещаю отца и болтаю с Розой по телефону. Каждое утро и ночь я звоню Найджелу, и мы беседуем. Кажется, мы заключили странное перемирие. Мы общаемся в большей степени как друзья. Он рассказывает мне о своих успехах в клубе анонимных игроков, а я рассказываю ему о моих успехах в верховой езде. Негласное перемирие заключается в том, что все вернется на круги свои между нами, когда закончится этот месяц. Наверное, он догадывается, что уже все не будет так, как прежде, но мне кажется он до конца все же не понимает, насколько все будет по-другому. Я очень сильно изменилась.

Я не могу заснуть ночью, поэтому читаю до раннего утра. Я уже прочитала два классических романа и сейчас почти заканчиваю «Их глаза видели Бога». («Их глаза видели Бога» 2005, драма США. – прим. пер.)

Время бежит быстро, и я все время стараюсь себя чем-то занять, хотя и жду. Жду возвращения Николая.

Я открываю двери и выхожу на балкон.

Тепло, витает аромат, чернильное ночное небо заполнено звездами. Иногда я даже не могу поверить, что может быть такой прекрасный маленький уголок на земле, как этот. Глубоко вздохнув, я поворачиваю голову и по очертаниям фигуры узнаю Николая, который прислонился к стене, курит. Кончик сигареты светится красным огоньком, но сейчас слишком темно, я не могу разглядеть его лица.

Я даже не знала, что он вернулся.

Я наблюдаю, как он выкидывает сигарету и подходит ко мне. Его походка пластичная, крадущаяся. Во рту у меня вдруг пересыхает. И приходится несколько раз сглатывать, чтобы смочить рот слюной. Несколько секунд, возвышаясь надо мной, он молча смотрит сверху вниз. Неулыбчивый. Негостеприимный. Отдаленный.

Без слов он приподнимает мою юбку и скользит руками по бедрам. Его пальцы шероховатые, он дотрагивается до резинки моих трусиков. Как только он уехал, я снова начала носить нижнее белье. Он грубо с недовольством стягивает их вниз. Расстегивает молнию на своих брюках.

В темноте толстая головка его члена поблескивает предэякулянтом. Я провожу пальцем по нему. Он приподнимает мою ногу, открывая для себя, и тут же входит. От чистого наслаждения я прикрываю глаза.

Он трахает жестко. Слишком жестко.

Стена царапает мне спину. Мне никогда не приходило в голову, что можно получить оргазм от такого жестокого секса, но совершенно без предупреждения на меня начинает накатывать первая волна.

Я кончаю. Проваливаясь…

И хрипло визжу, словно кошка, выкрикивающая его имя в неподвижный воздух. Это шокирует меня еще больше. Он начинает еще сильнее двигаться, получая свою кульминацию.

Еще несколько секунд он неподвижно остается внутри, наши дыхания становятся одним. Затем он выходит. Его сперма стекает у меня по бедрам.

Он отступает на шаг.

— Иди в кровать и жди меня, встань накорачки. Мне тебя еще мало, — говорит он.

Молча, я отрываюсь от стены и иду в свою комнату. Я встаю так, как он приказал и жду.

Долго ждать не приходится. Он набрасывается на меня, как бык. Он весь горит от потребности и необходимости. Мне кажется, что он разорвет меня на пополам.

Но при каждом оргазме я все ближе достаю до звезд и в какой-то момент касаюсь их.

Николай

Я вижу ее под собой, присыщенную после отличного секса, губы, припухшие от сосания моего члена, но мне хочется снова и снова поиметь ее. Это странно. По закону убывания, чем больше я ее трахаю, тем меньше я должен ее хотеть. Но у меня все по-другому, чем больше я ее трахаю, тем больше ее хочу.

Она словно наркотик.

Наконец, я отрываюсь от ее восхитительного тела.

— Николай, — шепотом зовет она.

Я поворачиваю голову и смотрю на нее.

— Кто этот мальчик блондин на картине внизу у лестницы?

Я перестаю дышать.

Россия

1992

Два чертовых года проходят в этой адской дыре. Повзрослевшие парни уходят, приводят новых детей. Сергею исполнится шестнадцать. Через год он тоже уйдет. Парни из банды хотят, чтобы я стал лидером, но я отказываюсь. Моя цель — не быть лидером. Моя цель —сбежать с братом.

Я вижу, что чем дольше мы здесь остаемся, тем больше он становится похож на тень самого себя. Он полностью изменился. Он предпочитает сидеть один долгое время, ничего не делая. Вчера, когда мы разговаривали в столовой, он вдруг посмотрел на меня глазами, наполненными таким отчаяньем.

— Что случилось, Павел?

— Хотел бы я быть таким же сильным и умным, как ты, Николай.

— Ты сильный, Павел. Храбрый и добрый.

— Нет. Не такой, как ты, Николай. Однажды ты уйдешь отсюда и будешь свободен.

Я хмурюсь на его слова.

— Я никуда не уйду без тебя. Мы уйдем вместе, Павел, и очень скоро, вот увидишь.

— Я никогда отсюда не уйду, Николай. — Он вытирает глаза тыльной стороной ладони. У меня сердце начинает болеть, видя его слезы, я не могу смотреть, когда мой брат начинает плакать.

— Конечно, мы сбежим. Мы сбежим вместе, и все переживем, — говорю я ему.

Уже тогда мне стоило догадаться. Я должен был понять по его отдаленному пустому взгляду. Он был недостаточно силен для такого места. Я должен был вытащить его отсюда.

Я находился в классе на уроках, когда Василий послал за мной одного из учителей. Сердце тут же ухнуло в груди. Даже не ступив еще в кабинет, я понял, почему меня вызвали.

ГЛАВА СОРОКОВАЯ

Стар

— Мой брат, — с горечью отвечает он. И прежде чем я успеваю спросить что-нибудь еще, он встает, натягивает брюки и идет к двери.

— Николай, прости. Я не должна была спрашивать тебя.

Он не поворачивается.

— Да, ты не должна, — холодно говорит он, прежде чем тихо закрыть за собой дверь.

Я закрываю глаза. С какой стати я вообще об этом спросила? Я такая глупая. Очевидно же, что он не собирается рассказывать мне о себе, о своей жизни ничего. Больше этой ночью он ко мне не приходил. Я засыпаю, хотя чувствую грусть. Грусть за все, во что я верила, исчезло, как дым. Грусть, что у меня ничего, кроме секса с Николаем, не будет.

Я плохо сплю и просыпаюсь раньше обычного. Шесть часов утра, но снаружи уже светло. Я выхожу на балкон в прохладный воздух, как делаю каждое утро, и наслаждаюсь красотой открывающегося вида. Вдруг вдалеке я замечаю какую-то вспышку. Вытягиваю шею и прищуриваюсь.

Николай скачет на Belyy Smert.

Они вместе двигаются так, у меня захватывает дух. Они оба парят над зеленой травой. Идеальны. Оба до боли красивые, но враждебные и отчужденные. Я наблюдаю за ними взглядом, пока они не скрываются за деревьями.

Николай не остается на завтрак.

Внутри себя чувствую, как начинает расти разочарование. Каждый раз, когда мне кажется, что стены Николая рушатся, он тут же ставит новые, прямо у меня на глазах, более надежные, более мощные и непроницаемые.

Я глубоко вздыхаю, говоря себе, что так, наверное, и лучше. Затем переодеваюсь в экипировку для верховой езды и иду на урок. Рэй доволен моим прогрессом. У меня получается все очень хорошо. Понятно же, что я не могу скакать так, как Николай сегодня утром, но я уверенно могу послать Мисс Пенни оживленной рысью и удержаться в седле.

Через час я возвращаюсь в дом. После быстрого душа, завтракаю с Селин. На полпути к себе в комнату, я чуть не умираю от удивления. Приходит смс-ка, я с любопытством посматриваю на нее, пришло электронное письмо от одного из агентств, в которое я отправила свою рукопись. Нервничая, я тупо пялюсь на нее.

— Что такое? — с тревогой спрашивает Селин.

— Одно из литературных агентств.

— Тогда открой ее.

Я с тревогой начинаю прикусывать нижнюю губу.

— Я прочитала в интернете, что если получаешь такой быстрый ответ, скорее всего, это отказ.

Она слегка пожимает плечами.

— Мне кажется, не стоит так сразу предполагать отказ. София сделала очень умную вещь. Она поняла, что все остальные писатели будут отправлять свои заявки и произведения по почте, поэтому ваши главы она отправила совершенно другим способом, положив их в кожаные конверты ручной работы с курьером. Она подумала, я полностью с ней согласна, что если у тебя имеется уверенность, что книга хорошая, и чтобы ее побыстрее прочли, агентство будет заинтриговано подобной доставкой, тем самым побыстрее с ней ознакомится.

У меня глаза расширяются от удивления.

— Вау, она такое провернула. Но ведь она даже меня не знает. Я обязательно должна послать ей коробку конфет или что-нибудь еще, чтобы поблагодарить.

— Так, ты собираешься посмотреть или лучше это сделать мне?

Я передаю ей телефон.

— Думаю, лучше тебе.

Она открывает мою электронную почту у меня на телефоне, быстро пробегает глазами ответ агентства. Потом поднимает на меня взгляд.

— Как ты думаешь, что они написали?

Я пристально смотрю на Селин. Конечно, она бы не стала меня держать на крючке, если бы они отказали.

— Они согласились? — Спрашиваю неуверенно я, с трудом веря сама себе.

Она широко улыбается.

— Да, они согласились. Агентство хочет прочитать остальную часть книги.

— Дай мне телефон, — взволнованно кричу я.

Она вручает мне телефон, и я читаю драгоценные слова от какой-то Дарьи Элизабет Боуэн из литературного агентства «Питера Тиля». Ей понравились мои первые три главы, и она хочет, чтобы я отправила остальную часть рукописи как можно скорее.

— О, боже мой. Боже мой! — радостно визжу я, выпрыгивая из кресла и пританцовываю от радости. Селин отправляется на кухню и возвращается с бутылкой шампанского. Мы открываем и стучим по дереву, чтобы не сглазить мою удачу. Первый тост за мой успех. Мы обе такие возбужденные от радости. Пока мы попиваем шампанское, я говорю Селин, что мы должны поддерживать связь, когда закончится мой месяц здесь. Она забавно на меня поглядывает и молчит.

После примерно трех бокалов (бокалы для шампанского не считаются полными бокалами) Селин уходит, чтобы распечатать мою рукопись и отправить ее в агентство. Я звоню Розе.

— Ура! Это потрясающая новость. Я так рада за тебя. Поставь бутылку шампанского в холодильник, и мы выпьем, когда будет вынесен окончательный вердикт.

— Слишком поздно, я уже выпила ее, — пьяно хихикая, замечаю я.

Алкоголь выветривается только к тому времени, когда мне нужно поговорить с Найджелом. Я разговариваю с ним около десяти минут, но не рассказываю об агентстве. Не могу себя пересилить. Я скажу ему, когда агентство окончательно примет мою книгу. После ланча звонит Николай. Он никогда не звонил мне раньше, и я начинаю нервничать и слежу за своими словами, словно какая-то школьница, разговаривающая со своим возлюбленным.

— София сказала мне, что одно из агентств попросило остальную часть твоей книги, — говорит он.

— Да, — неловко отвечаю я.

— Хочешь отпраздновать это событие?

— Да, — совсем тихо произношу я.

— Ужин?

— Хорошо.

— В какой бы ресторан ты хотела пойти?

— Я бы хотела пойти в местный ресторан.

— Местный? Вероятно, там еда не очень хорошая.

— Я хотела бы сходить в паб, поесть рыбу с чипсами или пирог.

Устанавливается полная тишина на другом конце провода.

— Хорошо. Если ты так хочешь. Я попрошу Софию забронировать столик где-нибудь.

— Я не хочу идти туда, где бронируют столики. Я просто хочу прийти, выпить в баре, а потом поесть в ресторане.

— Да?

— Будет весело. Может мы сможем туда прийти со Штормом.

— Штормом?!

— Да, с хаски.

— Ты хочешь взять с собой собаку?

Я хихикаю.

— Да. Я поспрашиваю здесь и найду место, где разрешено приходить с собаками.

— Эээ... точно. Если ты действительно этого хочешь.

— Именно так хочу.

— Увидимся.

— Пока, Николай. И спасибо тебе.

Я вешаю трубку и улыбаюсь от счастья, первый раз он согласился на мое предложение. Забавно, хотя я видела его прошлой ночью, но я все равно скучаю по нему. Я скучаю по его улыбке. Я скучаю по нашему сексу, когда он находится внутри меня. Я скучаю по его серебряным глазам, оглядывающим меня с головы до ног. Я даже скучаю по его саркастическому чувству юмора.

И до того, как приезжает Николай, я пишу первое свое спасибо-но-нет-благодарственное письмо. Несмотря на то, что агентство «Питера Тиля» попросило книгу до конца, если я получу отказ, то конечно, мне будет очень обидно, поэтому я очень рада, что ничего не сказала Найджелу. Агентство все еще может отвергнуть мою рукопись.

Я натягиваю джинсы, синюю футболку, когда Николай заходит в комнату. На нем тоже синие джинсы. Они обтягивают его мускулистые бедра, отчего он выглядит более сексуальным, уверенным и даже порочным. Он останавливается на пороге и улыбается.

— Итак, мы сегодня будем нищебродами, да? — спрашивает он.

Я улыбаюсь в ответ, сердце подскакивает к горлу.

Мы с Николаем и Штормом заходим в «Бриклэурс Армс». Перед каждым из нас стоит по пинте эля, мы сидим в саду, и Шторм находит подружку черную лабрадориху. Хозяин собаки подсаживается к нам. Ирландец средних лет, его совершенно не смущает, что Николай особо не желает с ним разговаривать. Полностью не обращая внимания на наши односложные ответы, он говорит за нас двоих, сообщая что живет за углом от паба. С ним весело, мне очень нравится, как мы проводим здесь время, слушая его шутки. Он собирается уходить, и Шторм начинает скулить.

— Эй... он влюбился, — подмигивая говорит ирландец.

Потом он сообщает нам, что собирается у себя перед домом днем в воскресенье устроить барбекю.

— Почему бы вам двоим не привести свою собаку?

Он предполагает, что мы пара.

— Возможно, — отвечает Николай.

— Вот, вбей мой номер к себе в телефон и позвони мне в субботу, — замечает ирландец.

Секунду Николай не знает, что делать. Он смотрит на меня, потом достает свой телефон и вбивает номер этого мужчины.

Когда тот уходит, я поддразнивая спрашиваю Николая:

— Ты пойдешь к нему на барбекю?

— Я лучше отрежу себе руку и съем ее, — говорит он.

— Тогда зачем ты взял его номер?

Он хмурится.

— Не знаю зачем. Я никогда такого не делал раньше.

Мы переходим в ресторан. Как и предупреждал Николай, еда не очень хорошая, но несмотря ни на что, это один из лучших вечеров в моей жизни. Николай настолько начитанный, столько всего знает, в курсе многих событий, я просто сижу и с трепетом не могу отвести от него глаз.

Вечер мы заканчиваем в моей постели. И то, что я не могу передать словами, я показываю ему своим телом. Николай не уходит от меня до раннего утра.

ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ

Стар

Следующие два дня я провожу в Лондоне. Они похожи на предыдущие. Я просыпаюсь, завтракаю с Селин и еду к отцу. Потом сажусь писать, затем коротаю часы и жду вечера, когда появится Николай.

Этот день был бы таким же, как и все предыдущие, если бы не позвонили из агентства «Питера Тиля». Дарья Элизабет Боуэн хочет, чтобы я встретилась с ними!

— Ты можешь прийти сегодня?

— Конечно, — ошеломленно отвечаю я.

Я одеваю желтую рубашку и серые брюки. Укладываю волосы, чтобы они выглядели более естественно, Алексей отвозит меня в их офис на набережной. У меня липкие руки от пота. Я звоню в звонок и называю свою фамилию. Мне открывают дверь.

Я вхожу в небольшой коридор. Открываю другую дверь с табличкой, на которой написано — Литературное агентство Питера Тиля. Ко мне подходит женщина в ярко-красной юбке и пышной зеленой блузке. Ее короткие каштановые волосы седые у корней. Она протягивает мне руку.

— Привет, я читала твою книгу и влюбилась в нее.

Я улыбаюсь ей.

— Здравствуйте, мисс Боуэн.

— Называй меня Дарья. Все так зовут.

— Хорошо.

— Я не думала, что ты такая молодая.

— О-о, — с тревогой восклицаю я.

Она поднимает руки вверх.

— Но это же хорошо. Все в порядке. Молодежь хороша в 99,99% случаев.

Я смеюсь.

— Проходи. Давай выпьем по чашке чая. Питер тоже хочет с тобой встретиться, но он сейчас на другой встречи.

— Хорошо.

Я следую за ней в комнату с длинным столом и стульями вокруг.

— Это наш конференц-зал. Садись.

Я присаживаюсь и смотрю на нее.

— Разве это не восхитительно? — спрашивает она.

— Вы не представляете, на сколько, — искренне отвечаю я.

Она улыбается.

— Ты заслужила это. Ты написала, действительно, хорошую книгу. Ты сказала, что у тебя есть еще пять с теми же героями?

Я киваю.

Она подмигивает.

— Скажи это Питеру, когда он войдет. Ты обеспечишь счастье ему на целый год.

— Я?

— Конечно. Он планирует продать твою книгу за кучу денег.

У меня глаза расширяются.

— Что вы имеете в виду?

— Ну, на прошлой неделе я продала книгу о кошках за 15 000 фунтов, но Питер предполагает получить за твою больше.

Я чувствую, как ухмыляюсь от уха до уха. £15,000? Я в жизни не заработала ни копейки.

— Правда?

— Наверняка.

Затем приходит Питер Тиль и настроение меняется. Я уже видела его фотографию в Интернете, поэтому не удивлена, что на нем надета соломенная шляпа и красная бабочка. Внешность обманчива, потому что он шокирующе резок и умен, и не раскрывает всех карт сразу. Он приветствует меня в агентстве, поздравляет с написанием прекрасной книги, и на этом все.

Когда я сижу в машине, вижу его стоящим у окна первого этажа, он наблюдает за мной. Интересно, что он думает, видя, как я сажусь в большую дорогую машину с тонированными стеклами. Я даже сначала не верю своим глазам, когда он первый поднимает руку и машет, я спасена.

Как не странно я сообщаю Синди, Селин, Софии, бабушке и дедушке, маме, Николаю и даже Андрею, что мою книгу приняло агентство, но я ничего не говорю Найджелу. Не знаю почему, просто решаю, что сообщу ему, только если агентство найдет издателя, который захочет издать и продать мою книгу. В конце концов, я читала в сети, что некоторые люди находят агентов, но потом не могут найти издателя, который бы издал их книгу.

Мой отец выходит из больницы и переезжает к бабушке. Это большое облегчение для всей семьи, и мне кажется, будто плита упала с моих плеч. Что бы ни случилось, мой отец находится в надежных руках и в полной безопасности. О больничных счетах позаботились, и он идет на поправку.

Я встречаюсь с Розой и Синди за ланчем, и пока я сижу с ними и болтаю, прихожу к выводу, что этот месяц с Николаем оказался для меня не испытанием, как я думала сначала. Он стал моим величайшим приключением. Я учусь чему-то новому. Передо мной открываются новые возможности, и время вдали от Найджела показывает, насколько маленькой и незначительной была моя жизнь раньше.

Я сама сделала свою жизнь такой маленькой и незначительной.

По сути, я была прославленной домработницей Найджела. Я не делала ничего, только писала книги, содержала дом и сад. Я почти не выходила без него никуда. Я не узнала ничего нового. Я получала от него деньги — ежемесячное пособие, и могла потратить его так, как хотела, но любые большие покупки я должна был согласовывать с ним, спрашивать у него разрешения.

Даже мысль о том, что у меня будут собственные деньги, деньги, которые я заработала сама, вызывает у меня головокружение от волнения. Кроме потрясающего секса, мы с Николаем перешли к осмотрительным отношениям. Иногда мне кажется, что он хочет большего. А в другой момент он отталкивает меня, давая понять, что между нами ничего нет, кроме секса.

Осталось чуть больше двух недель, и от этого я чувствую грусть, что месяц скоро закончится, но я понимаю, что не могу быть с Николаем.

Он слишком богат, слишком красив, слишком загадочен, слишком недостижим, слишком искушен, слишком холоден, слишком сексуально опытен для меня. Я всего лишь обычная девушка, которая привлекла его внимание как-то в ресторане, но я понимаю, долго это не продлится. Наши отношения не имеют продолжения. Я не знаю многого, как все происходит с миллиардерами, но думаю, что через месяц ему со мной будет скучно, и он будет охотиться за следующей женщиной, которая согреет ему кровать.

В любом случае, мне нужно вернуться к своей жизни. К своей настоящей жизни. Не этому фантастическому приключению с миллиардером. Моя настоящая жизнь с Найджелом, моим мужем, человеком, которому я буду рожать детей и с которым состарюсь.

Мне нужно наладить наши отношения, починить и исправить, все что нужно починить и исправить, и начать все сначала. Только на этот раз я не буду ходить в розовых очках.

На этот раз я буду держать глаза открытыми.

ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ

Стар

-KQ

На аркане

— Привет, мисс Минтон. Это Питер Тиль.

— Здравствуйте, мистер Тиль, — говорю я, слишком шокированная, что он лично позвонил мне.

— Как поживаете?

Я прочищаю горло.

— Хорошо.

— Это хорошо. Ну, прошли торги по твоей серии.

— Торги?

— Да. Многие заинтересовались твоей серией, и я решил провести небольшой мини-аукцион.

— Правда? — выдыхаю я ошарашенно.

— Ты сидишь?

Первая мысль, пришедшая мне в голову — он решил подготовить меня к плохим новостям, продал за мизерную цену. И я не получу 15 000 фунтов, как за книгу о кошках. Потом я задаю себе вопрос — собственно, какое это имеет значение, даже если это небольшая сумма? Главное, что мой труд опубликуют!

Я не сажусь, хотя и отвечаю ему утвердительно, чтобы он продолжил.

— Отлично. Договор касается только Великобритании и англоязычных рынков сбыта по всему миру, но не включая США. Мы составим отдельный на этот регион.

Я хмурюсь, не понимая, куда он клонит. Мне нужно порыться в интернете. Я не знала, что есть англоязычные рынки? Что это такое?

— Так вот. Ты готова услышать сумму? — спрашивает он.

С какой стати он опять задает мне этот вопрос?

— Да, — осторожно отвечаю я.

— Оба «Литтл Браун» и «Хашетт» предложили £350 000 за серию из пяти книг с возможностью купить остальные, но у «Хашетт» лучшее предложение по роялти.

Я моргаю. Что он только что сказал? Книга о кошках продана за 15 000 фунтов, мне должны заплатить ненамного больше.

— Простите, я не уловила смысла, — шепчу я.

Он спокойно повторяет и у меня открывается рот от удивления. Несколько секунд я не могу произнести ни слова.

— Они хотят заплатить 350 000 фунтов за мою серию? — визжу я.

— Точно.

— О боже мой! Я не могу в это поверить. Это потрясающе!

— Это, Стар, только начало. Я поеду на книжную ярмарку в Эрлс Корт в Лондоне на следующей неделе, и мы продадим иностранные права на издание книг. Мне кажется эта серия очень хорошо разойдется на иностранных рынках. Очевидно, права на издание в Америке будут выкуплены в течение двух недель. Это тоже будет значительная сумма, наверное, такая же, что и в Великобритании.

Я подхожу к дивану и опускаюсь на него, но я так взволнована, что не могу на нем усидеть.

— Почему бы вам не заглянуть к нам завтра в офис, тогда мы сможем обсудить все детали?

— Я приеду.

— Запишитесь на прием у Лизы.

— Мистер Тиль?

— Да.

— Большое вам спасибо. Я так рада, что нашла ваше агентство. Вы, Дарья и все девочки были так добры. — У меня голос дрожит. — Вы понятия не имеете, насколько это потрясающе, что мои книги опубликуют. Не говоря уже о сумасшедшей сумме денег. Я не смела о таком даже и мечтать.

— Не стоит благодарности, Стар. Было приятно читать твою книгу и представлять тебя. Теперь думаю самое время тебе начать праздновать такой приятный сюрприз.

Я смеюсь сквозь слезы радости.

— Хорошо. Спасибо еще раз.

Я вешаю трубку и смотрю в окно в сад. Слезы текут по щекам. Я не знаю, почему я плачу. Потом позвоню Розе.

— Говори быстро, — тут же отвечает она. — Я очень занята.

— Роза, — рыдая произношу я. — Питер продал мою серию.

— Тогда почему ты плачешь?

— За очень много денег.

— Да?! Сколько?

— £350,000 для начала.

— Что? — кричит она. — Господи, Стар. Это невероятно.

— Я знаю. Питер говорит, что американские издатели, вероятно, предложат аналогичную сумму.

— О. Мой. Бог. Ты богата!

Я смеюсь.

— Это много, не так ли?

— Я так горжусь тобой, Стар. Это лучшая новость, которую я слышала за последние десять лет.

— Спасибо, — смущаясь отвечаю я.

— Ты сказала Найджелу?

— Нет.

— Почему нет?

— Я расскажу ему позже. Он сейчас вероятно на работе, я не хочу его беспокоить.

— Николай знает об этом?

— Нет еще. Я скажу ему, как только поговорю с тобой.

— Где он вообще находится? — спрашивает она.

— В своем кабинете.

— Тогда сообщи ему хорошие новости. Мне пора идти, но я позвоню тебе позже. Поздравляю, детка. — Она чмокает и кладет трубку.

Я поднимаюсь и начинаю вышагивать по комнате. Я понимаю, что должна сообщить Найджелу, но мне не хочется. Хотя знаю, что должна. Я спускаюсь вниз к кабинету Николая и стучусь в дверь.

— Войдите.

Я открываю дверь и делаю шаг в комнату, заполненную мужчинами в дорогих костюмах. Все поворачиваются ко мне.

— О, извините. Я не знала, что ты занят, — отступая в коридор, говорю я.

— Извините, господа, — произносит Николай, вставая.

— Не беспокойся, я встречусь с тобой позже, — быстро говорю я, закрывая дверь.

Прикрываю рот рукой. Вот дерьмо. Надеюсь, он не разозлился на меня, что я прервала его встречу. Похоже, там происходит что-то важное. У меня за спиной открывается дверь его кабинета, я разворачиваюсь, Николай выходит в коридор, прищурившись оглядывая меня.

— Что случилось? — спрашивает он.

— О, на самом деле ничего особенного. Это может подождать.

— Ты решила меня разыскать и пришла сюда, значит для тебя это важно, я хочу знать, что это такое.

Я улыбаюсь.

— Ничего страшного.

Выражение его лица не меняется.

— Тогда что?

— Ну, Питер Тиль звонил.

— Угу.

— Они продали мою серию.

Выражение его лица смягчается.

— Да?!

— Угадай, за сколько?

Его губы закручиваются в улыбку.

— Даже не могу предположить. Удиви меня!

— Только для Великобритании и англоязычного мирового книжного рынка, не включая Америку и переводы на другие языки.

Он кивает.

— £350,000.

Он искреннее улыбается.

— Молодец, мотылек. Великолепно.

Я прикусываю губу.

— Я... Я хотела поблагодарить тебя. Если бы не ты, у меня не хватило бы смелости отправить мои книги в агентство.

Он отмахивается от моей благодарности.

— Ты бы все равно когда-нибудь их отправила им.

— Ну… я тут подумала, что должна вернуть тебе деньги из суммы, которую получу. То, как поступил Найджел с тобой, было не красиво.

Он начинает хмуриться.

— Я имею в виду. Я чувствую ответственность за него. В конце концов, он мой муж.

Он пристально смотрит мне в глаза.

— Может мы смогли бы что-нибудь придумать, и я смогла бы раньше вернуться домой.

Я замечаю вспышку в его глазах, похоже боли, но она так быстро исчезает, что должно быть мне это привиделось. Разве он может испытывать боль, если я уйду?

— Хорошо, — отвечает он совершенно ровно и нейтрально. — Мы что-нибудь придумаем, когда пойдем праздновать это событие сегодня вечером.

Я ощущаю странное чувство пустоты внизу живота. Такое чувство у меня было, когда умер мой кролик. Чувство потери. Вот и все. Это конец наших отношений, нашего времени, проведенного вместе. Я заставляю себя улыбнуться.

— Хорошо.

— Купи что-нибудь красивое на сегодняшний вечер, — бормочет он.

— Что?

— Я попрошу Софию открыть счет в хорошем бутике для тебя.

Я едва улыбаюсь ему. Мне хочется дотронуться до его лица, но я сдерживаюсь. Этот мужчина не для меня. Найджел — мой муж. Я отступаю на шаг назад.

— Я никогда тебя не забуду, Николай.

Он пристально смотрит мне в глаза, а потом говорит:

— Нет, я думаю, что забудешь.

— Ну, мне кажется, тебе лучше вернуться на свою встречу.

— Хммм…

Я отступаю на еще один шаг назад, а затем делаю два шага к нему, поднимаюсь на цыпочки и целую его в щеку.

Разворачиваюсь и убегаю, потому что мое сердце грустит.

ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ

Стар

Вернувшись в свою комнату, начинаю вышагивать туда-сюда. Я понимаю, что стоит позвонить Найджелу. Мне следует сообщить ему хорошие новости, но по какой-то странной причине я не хочу. Я так и не сообщила ему, что отправила свою писанину в литературное агентство, и с моей стороны это похоже на предательство. Или возможно, я боюсь, что он скажет что-то такое, что испортит мою радость. Или я боюсь услышать его реакцию на то, что я в состоянии заработать деньги и стать финансово независимой.

Целую вечность я торчу в своей комнате, не зная, каким образом сообщить ему свои новости. В конце концов, я решаю, что пока ничего не буду говорить. Я скажу ему, как только решу свой вопрос с Николаем. Когда точно буду знать, что могу поехать домой. Так будет лучше. Более правильно. По любому я не хочу сообщать ему по телефону. Мне нужно видеть его лицо, как он отреагирует, когда я скажу ему о своем успехе.

Я звоню Синди, и она начинает визжать от восторга. Потом звоню бабушке. Дедушка берет трубку, и я сообщаю ему новость.

— Я неправильно расслышал, дорогая. Что ты сказала?

Я счастливо улыбаюсь.

— Нет, дедушка, ты правильно все расслышал.

— Триста тысяч фунтов?!

— Нет, триста пятьдесят тысяч фунтов, — нахально поправляю я.

— Брось шутить, маленькая обезьянка, — говорит он со смехом.

— Клянусь, я не шучу, дедушка.

— Боже мой, милочка. Это целая куча денег. — Он убирает трубку от уха и зовет бабушку.

С бабушкой все намного легче, потому что она поздравляет меня, я все подробно рассказываю, и в итоге мы смеемся, как сумасшедшие.

Днем Андрей отвозит меня в очень эксклюзивный бутик в Ноттинг Хилле. Как только я вхожу, ко мне направляется красивая женщина с блестящими темными волосами, одетая в гламурное двухцветное платье. Ей должно быть за тридцать или даже больше, но она не выглядит на свой возраст, скорее выглядит, как какая-то голливудская знаменитость.

— Здравствуйте, вы должно быть... Стар. — У нее хрипловатый голос, и она не англичанка.

— Да. Это я.

— И вам нужно что-то особенное, — говорит она с улыбкой, но ее улыбка не касается ее глаз. Она смотрит на меня почти с жалостью.

— Да, — неуверенно отвечаю я.

— Пойдемте со мной, я покажу вам, у нас есть очень эксклюзивные наряды, единственные экземпляры. Некоторые из них практически сняты с подиумов. — Она проводит меня к задней части магазина. — Я выбрала нечто особенное, думаю вам это подойдет.

Она проводит меня за занавески, где на стойке висят два платья.

— Я думаю, что красное будет идеально для вас, — говорит она.

Я подхожу к платью и прикасаюсь. Но меня что-то беспокоит. Мне не нравится эта женщина, и я не хочу ничего у нее покупать.

— Вам оно очень подойдет. Нико любит, когда его женщины в красном.

Нико.

Я никогда не называла его так. Но я не оглядываюсь на нее, теперь я понимаю, что мне не понравилось. Либо она была, либо до сих пор его любовница. Он отправил меня купить платье к своей любовнице! Какой бесчувственный ублюдок. Почему-то я чувствую боль. Сильную. Не знаю почему, но у меня даже сжимается живот. И вся атмосфера в этом бутике начинает на меня давать, словно нечем дышать. Я поворачиваюсь к ней.

— Простите, но я вдруг почувствовала себя не очень хорошо. Скорее всего я приеду к вам в другой день.

Она хмурится.

— О?

Я направляюсь на выход, стараясь на нее не смотреть. Он прикасался к ней, держал ее в своих руках, прижимал к своему телу, входил в нее. Я ускоряю шаг и открываю дверь, буквально выпрыгивая на улицу. Андрей с интересом смотрит на меня.

— С тобой все в порядке?

— Да. Ты не мог бы отвезти меня домой, пожалуйста? — шепотом прошу я.

Он подходит к машине и открывает мне заднюю пассажирскую дверь. Я проскальзываю внутрь, он закрывает дверь и обходит спереди, садится за руль. Меньше чем через пять минут у меня звонит телефон.

— Что случилось? — спрашивает Николай.

— Ничего. Должно быть, я что-то съела не то.

На другом конце устанавливается тишина.

— Где ты сейчас?

— Мы едем домой.

— Может позвать врача?

— Нет. Со мной все будет хорошо.

— Ты хочешь, чтобы Белла прислала тебе платья?

— Нет, — тут же отвечаю я. — Не беспокой ее. Думаю, я смогу найти, что надеть на сегодняшний вечер.

— Хорошо. Увидимся позднее вечером.

— Да.

Я откидываюсь на сиденье, ощущая себя довольно-таки странно. Что со мной происходит? Почему я так отреагировала на то, что эта женщина была его любовницей? О, боже мой. А вдруг они до сих пор любовники? У меня желудок скручиваться и действительно, начинает урчать живот. Мне становится по-настоящему плохо. Я обхватываю живот руками и начинают делать успокаивающие вдохи, постепенно резь и накатившая тошнота уходят. Поворачиваю голову к окну. Куда подевалась моя радость и чувство триумфа? Я только что осуществила свою самую заветную мечту.

Когда мы добираемся до вокзала Виктория, звонит Роза.

— Как поживает вскоре издаваемый автор? — спрашивает она.

— В порядке, — грустно отвечаю я.

— Что случилось? — тут же требует она ответа.

— Я хотела купить платье, но владелица бутика была одной из любовниц Николая, поэтому я сбежала от нее и теперь мне нечего надеть на сегодняшний вечер, — рыдаю я. Это не причина, чтобы так расстраивается, я все понимаю, и даже произнося эти слова, я напоминаю себе избалованного ребенка, но я не хочу сталкиваться с неприглядной правдой сейчас. Я слишком боюсь заглянуть в пропасть. Я в ужасе от того, что могу там увидеть.

В течение нескольких секунд устанавливается шокированная тишина. Раньше я никогда не вела себя так.

— Послушай, — говорит она. — Вчера прибыло по-настоящему великолепное черное с золотом платье от Диора. Для модельной съемки в следующий понедельник. На тебе оно будет смотреться идеально. Хочешь я тебе его одолжу?

— О, боже мой, да, — рыдаю я. Слезы не переставая текут по лицу.

— Я заеду к тебе около шести, — говорит она.

— Хорошо.

— У тебя есть золотые туфли?

— У меня есть черные.

— Босоножки?

— Мммм.

— Сойдут.

— Спасибо, Роза, — всхлипываю я.

— Эй. Знаешь что?

— Что?

— Впервые в жизни я знаю, что у тебя все получится.

— Почему ты так говоришь?

— Просто доверься мне. Я вижу то, чего не видишь ты. Тебе не нужно ничего делать. Пусть все идет своим чередом.

— Что ты имеешь в виду?

— Двигайся вперед и увидишь, что я имею в виду. Увидимся.

ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ

Стар

— Святое дерьмо, Матерь Божия! — вскрикивает Роза, оглядываясь по сторонам в холле, где я ее встречаю.

— И он купил дом по соседству для своих сотрудников, — шепчу я.

— Почему я не могу найти такого мужчину для себя? — с драматическим вздохом спрашивает она.

— Пойдем наверх.

Я веду ее в свою комнату, она кладет застегнутый кофр с платьем на кровать и оглядывается вокруг.

— Итак: вот как живут сверхбогатые.

— Странно то, что все богатство меня совсем не привлекает. Я никогда этого не хотела. Я хочу хороший дом, семью и мужчину, который будет любить меня до скончания дней.

— Ну, почему ты не хочешь соединить и то, и это?

— Мне кажется, когда у тебя есть столько денег, всегда думаешь, что заслуживаешь больше, чем одну женщину. Выбор огромен. Многие женщины готовы наброситься на него. Наверное, святой и то не выдержал бы.

— О, ну, не знаю. Думаю, я подошла бы миллиардеру. Столько людей, которыми я могла бы командовать. Приятно.

Я смеюсь.

— Боже, ты уже показала себя в действии на Рождество, когда сидела с кружкой чая, как королева, и командовала мной и Синди, как мы должны наряжать твою рождественскую елку. И с гирляндами, ты вообще нас доконала.

— Да, я люблю рождественские гирлянды. — Усмехаясь отвечает она.

Раздается стук в дверь.

Я бегу к двери и открываю ее, вижу Яну.

— Могу я предложить вашей гостье что-нибудь выпить? — спрашивает она.

Я оборачиваюсь к Розе.

— Хочешь что-нибудь выпить?

— Двойную водку и апельсиновый сок. Не налегайте на сок.

— А я буду Джин с тоником, пожалуйста.

Яна кивает и уходит.

— Посмотри на свое платье, — говорит Роза, расстегивая серый пластиковый кофр.

Она достает платье, и у меня перехватывает дыхание.

— О, Роза. Оно великолепно, но я не могу его надеть. Оно мини.

— Что ты имеешь в виду? Оно практически сделано для тебя.

Я сажусь на кровать и перевожу на нее взгляд.

— Роза. Это платье практически сделано для тебя. Ты можешь выглядеть сексуально, даже отдраивая свой туалет. Я же простая смертная. У меня толстые бедра.

— У тебя не толстые бедра.

— Я знаю, что толстые. Даже Найджел так говорит.

— Найджел — идиот.

— Не важно. Я не могу его надеть.

— Можешь. Секрет сексуальности при уборке туалетов — уверенность. Теперь прекрати ныть и залезай в это платье, — говорит она властно.

Она берет платье и переворачивает его, чтобы я могла увидеть спину.

— Скажи мне, что это не роскошь.

— Вау! — Говорю я, подходя к нему.

Платье очень красивое спереди. Оно состоит из двух частей. Верхняя часть полностью расшита бисером и золотыми кристаллами. Классическое с высоким трапециевидным вырезом и симпатичной кокетливой короткой юбкой, но спина — это что-то с чем-то. Сексуальная и роскошная. Спина голая, только две полоски тонких золотых кружев тянутся к юбке.

Хельга, одна из домработниц, стучится в дверь и входит с подносом.

— Слава богу, — говорит Роза и делает большой глоток водки с соком.

Она садится на кровать, опираясь спиной на подушки, перекрестив лодыжки.

— Давай. Надень его.

Нет смысла спорить с Розой, когда она становится такой властной, поэтому я быстро раздеваюсь и примеряю платье.

— Что ты думаешь? — неуверенно интересуюсь. Я никогда не носила такого короткого с тех пор, как была ребенком.

— Подними волосы, — приказывает она.

Я собираю волосы к макушке.

— Повернись.

Я послушно разворачиваюсь.

— Ошеломляюще. Ты расплавишь ему мозги.

Я подхожу к зеркалу и смотрю на себя. Платье красивое, но, честно говоря... я не совсем уверена, что смогу в нем пойти.

Роза рядом со мной, ее отражение видно в зеркале.

— Стар, как ты думаешь, я бы отправила тебя на вечер, если бы не думала, что ты сможешь затмить любую женщину, которая будет смотреть на Николая жадными глазами?

Я качаю головой.

— Вот именно. Доверься мне. Я зарабатываю этим на жизнь. Я знаю, о чем говорю.

— Роза?

— Мммм.

— Ты сказала, что Николай предпочитает встречаться с моделями, да?

Она кивает.

— Да, ему нравятся модели. И что?

— И все его отношения с ними долго не длятся, не так ли?

— Нет, длятся не долго, но знаешь, что я тебе скажу. Джорджа Клуни тоже окольцевали в конце концов.

Я грустно улыбаюсь.

— Ты слышала какие-нибудь истории о нем?

— Я не обращаю на них особого внимания.

— Расскажи мне, Роза.

— Нечего рассказывать, — со смехом говорит она.

— Я столько лет провела, спрятав голову в песок. Я учусь вести себя по-другому, стать другой. Задавать вопросы, например. Чтобы найти что-то для себя. Ты скрываешь что-то от меня, чтобы я не расстраивалась, да? Я хочу знать, с чем я столкнулась.

— Хорошо. Большинство сплетен были просто непристойными сплетнями. Это нормально для такого богатого и красивого мужчины, но одна вещь все же звучала постоянно.

— Какая?

— Судя по всему, ходят слухи, что он не встречается с блондинками.

— Я блондинка.

— Знаю. Он встречался с моделью, я даже знала ее, она перекрасилась в блондинку, он тут же бросил ее, как обжигающую картошку. Она пыталась вернуть свой цвет назад, но он потерял к ней всякий интерес.

— Разве не странно, что он выбрал меня?

— Очень странно, поэтому я тебе и говорю — не раскачивай лодку. Просто плыви по течению. Никогда не знаешь, что тебя ждет на другой стороне.

— Все это никак не связано с здесь и сейчас, по любому я вернусь к Найджелу. Я уже сказала Николаю, что хочу частью денег вернуть ему долг.

— Что ты сказала? — взрывается она.

— Ну, мне показалось, это правильным…

Она качает головой.

— Именно это и называется раскачиванием лодки. Почему ты не можешь забыть свою дерьмовую преданность, что ты должна что-то Найджелу. Он совершенно этого не заслуживает. Если бы ты была не с Найджелом, ты бы захотела быть с Николаем?

— Если бы я не была с Найджелом? Я с Найджелом, Роза.

— Забудь его. — Она отходит от зеркала.

Я оборачиваюсь и смотрю на нее.

— Ты злишься на меня, Роза?

Она поворачивается ко мне и натянуто улыбается.

— Нет, дорогая. Я просто хочу, чтобы ты, наконец, увидела то, что вижу я, но ты явно этого не видишь. Ладно это не имеет значения. Что будет, то и будет. А теперь давай сделаем тебе прическу.

— Селин делает мне прически.

— Черт, мне однозначно нравится твоя жизнь сейчас, — говорит она с усмешкой.

Я звоню Селин, и она приходит, чтобы сделать мне прическу, пока мы с Розой болтаем. Когда Селин заканчивает с моими волосами, Роза все же берет руководство в свои руки, чтобы сделать мне макияж. Она открывает тюбик с очень красной помадой.

— Не слишком много, — предупреждаю я.

— Ты знаешь, мои слова на этот счет. Не иди путем позора, просто иди своим путем, — говорит она.

Наконец, она щелкает крышкой своих золотых теней для век и вздыхает с удовлетворением.

— Хочешь взглянуть на себя?

Я иду к зеркалу.

— Боже, я выгляжу совсем по-другому, — говорю я, поворачиваясь в разные стороны, чтобы посмотреть на заднюю часть платья. — Ты не думаешь, что это все же слишком?

— В этом весь смысл. Я хочу, чтобы ты сбила его с ног своим нарядом.

Я надеваю босоножки и провожаю Розу на выход. Мы быстро обнимаемся на прощанье.

— У тебя сегодня потрясающий вечер, — говорит она. Я смотрю ей в спину, пока она идет, щелкая высокими каблуками по каменным ступеням к своей машине. — Не забудь позвонить мне. Я хочу узнать все, — через плечо громко говорит она, садясь в машину. Я машу рукой, когда она отъезжает. И краем глаза вижу черный Bentley, который ведет Андрей, подъезжающий к подъезду. Он останавливается передо мной и выходит, чтобы открыть заднюю дверь машины. Он с удивлением окидывает меня взглядом, но говорит только лишь:

— Добрый вечер, мисс Минтон.

Я почему-то начинаю нервничать, чувствуя себя немного неловко. Я понимаю, что еду не на свидание, и все же, мне кажется, будто я еду на настоящее свидание. Вообще-то, мне кажется, что я Принцесса, спешащая на встречу к своему принцу.

Андрей держит открытую дверь, дожидаясь, пока я не залезу внутрь.

ГЛАВА СОРОК ПЯТАЯ

Стар

Выходя из машины, я не могу скрыть своего удивления. Потому что вижу вышибал перед невзрачным входом в какой-то клуб или ресторан. Такое впечатление, будто это место старается ничем не выделяться. Все однообразно. Да, над входом имеется тент, но даже он самого жуткого зеленого цвета, который только можно вообразить. Название клуба выведено черными буквами на сером:

Ziggurat

Один из вышибал тут же отлипает со своего места и движется ко мне. Вечер прекрасный, дует теплый летний редкий ветерок, но мне почему-то холодно напротив этого здания.

— Добрый вечер, мисс Минтон. Меня зовут Роман, — говорит он, подойдя достаточно близко ко мне.

— Добрый вечер, Роман. Где Николай?

— Господин Смирнов наверху в своем кабинете, просит вас подождать его.

— О! — Он не заехал за мной домой, не разрешает мне пройти к нему в офис. Вместо этого он хочет, чтобы я где-то посидела, поджидая его.

— Прошу вас, пойдемте со мной. Вы можете подождать и выпить в одной из наших частных комнат, — говорит он.

— Что это за место?

Он странно посматривает на меня.

— Всего лишь клуб.

Какой клуб? Хочется мне спросить, но выражение его лица, не располагает к дальнейшим вопросам. Хорошо, я узнаю все сама.

Я вхожу за ним внутрь. К моему большому удивлению интерьер полностью отличается от внешнего вида. Внутри все очень эффектно и величественно. Мы двигаемся мимо красивой мраморной стойке регистрации. Роман ни слова не говорит очень красивым девушками, сидящим за ней, они обе с любопытством смотрят на меня.

К нам подходит потрясающе красивая женщина. Она мило улыбается мне.

— Я обожаю твое платье. Это Диор? — спрашивает она с сексуальным русским акцентом.

— Да, — отвечаю я, удивившись, что она точно угадала бренд.

Она улыбается.

— У вас наметанный глаз на бренды, — замечаю я.

— Я была моделью. Мода — это мое все. — Она переводит взгляд на вышибалу, а потом на меня. — Могу я предложить тебе выпить? Может бокал шампанского?

— Спасибо, — с благодарностью отвечаю я. Мне необходимо успокоиться.

Она поворачивается и кивает официантке, парящей неподалеку с подносом бокалов шампанского. Официантка подходит к нам, и я беру бокал, делаю глоток.

— Надеюсь, вам понравится у нас вечер, — произносит бывшая модель с вежливой улыбкой, прежде чем удалиться.

Я смотрю ей вслед, как изящно покачиваются ее бедра. Не знаю, может тот факт, что она была моделью, или что у нее удивительно темные волосы, но я вдруг тут же представляю Николая с ней, отчего чувствую ком в горле.

— Пойдемте, я покажу вам, где вы сможете подождать, — говорит Роман.

Мы идем по длинному коридору с большим ковровым ворсом, на стенах потрясающие русские гобелены. Мне стоит отдать Николаю должное, у него совершенно замечательный вкус. В нем столько загадок, что я ничего не могу поделать, но мне хочется узнать больше о нем. Мы останавливаемся возле комнаты с высокими антикварными дверями. Роман открывает одну из них и, махнув рукой, манит меня внутрь. Звук смеха и голоса слышится изнутри, я замираю на полпути, сомневаясь стоит ли входить.

— Ты хочешь, чтобы я подождала там?

— Нет, мы пройдем через эту комнату, — отвечает он.

Я глубоко вздыхаю и следую за ним. У меня перехватывает дыхание, я замираю на месте, как только вхожу в комнату. Комната большая, заполненная игровыми столами. Некоторые столы заняты игроками. Я чувствую, как у меня сжимаются кулаки. Почему? Зачем он привел меня сюда?

Роман тоже останавливается.

— Здесь только эта комната. Здесь никого нет. Вы можете подождать господина Смирнова.

Подходит симпатичная азиатка и предлагает еще один бокал шампанского. Я отрицательно качаю головой. Единственное, что мне хочется сделать, это как можно быстрее выбраться отсюда. Именно здесь Найджел проиграл все наши деньги.

— Мисс Минтон, — говорит Роман.

— Я не могу здесь оставаться. Мне нужно уйти, — быстро отвечаю я, разворачиваясь, чтобы двинуться на выход. Но меня останавливает громкий хохот. Боже мой! Смех исходит от одной небольшой комнаты, прилегающей к главной, где вход частично прикрыт фиолетовыми бархатными шторами. Я завороженно двигаюсь в ту сторону, и заторможенно отодвигаю одну из штор.

И внутри у меня все замораживается.

— Йоу, сегодня я в ударе, — взволнованно кричит мужчина, потянувшись вперед, чтобы забрать свой выигрыш. Крупье стоит в стороне. С ним за столом сидят еще двое мужчин и одна женщина. Я в шоке пялюсь на этого мужчину. Я никогда не видела его таким. Он одновременно выглядит совершенно чужим, великолепным и пугающим. Дедушка как-то мне сказал, что все игроки выглядят великолепно, когда выигрывают.

О, Найджел, Найджел, Найджел.

Я так тебя и не узнала, никогда тебя не знала настоящего. Никогда.

У меня выскальзывает бокал из дрожащих пальцев и падает вниз. Я разворачиваюсь и выбегаю. Ноги как желе. Удивительно, что я не падаю и все еще сохраняю вертикальное положение. По лицу струятся слезы. Какой-то мужчина пытается меня остановить, но я с силой отталкиваю его и устремляюсь на выход к двери.

Я понятия не имею, куда бегу, но я знаю, что мне необходимо выбраться из этого ужасного места. Я бегу по коридору, попадаю в холл, а потом вылетаю на улицу. Вышибалы не успевают на меня отреагировать. Я поднимаю красные веревки, огораживающего вход, и мчусь вперед по улице.

ГЛАВА СОРОК ШЕСТАЯ

Стар

До сих пор ты меня не знаешь

Внезапно сильные руки хватают меня за руку и поворачивают вокруг. Он очень сильный, я почти падаю, но выпрямляюсь и смотрю на него глазами, наполненными яростью.

— Ты знал, что он будет там, — кричу я. — Ты все подстроил.

— Да, — признается он спокойно.

— Почему? — всхлипывая спрашиваю я.

— У меня не было другого способа достучаться до тебя. Когда дело касается него, ты становишься слепой.

Я поднимаю руку и ударяю его по лицу. Он не двигается. Я вижу, как мой отпечаток руки на его щеке сначала становится белым, а потом краснеет.

Мы стоим и пялимся друг на друга. Я дышу с трудом от его взгляда, чувствую боль и шок одновременно, он смотрит на меня без выражения, только мышца на его челюсти безумно пульсирует.

— Ты обманул меня. Как ты мог такое сделать? Мы должны были отпраздновать мой первый успех. Я думала, что мы отлично поужинаем. — Голос дрожит от эмоций.

Он закрывает глаза и выдыхает.

— Прости, Стар.

— Если ты просто хотел унизить меня, зачем ты заставил меня наряжаться? Чтобы я выглядела полной дурой перед всеми твоими сотрудниками? — Всхлипываю я.

— Я просил тебя нарядиться для этого, — рычит он. И все происходит так быстро, что я даже не успеваю отреагировать. Он хватает меня за руки, и его губы опускаются на мои.

Я знаю, что это ужасное, убийственное клише, но мой разум пустеет, мир перестает вращаться. Через меня струится электричество. Каждый нерв в моем теле искрится жизнью и вибрирует. Губы беспомощно открываются, и он засовывает свой язык ко мне в рот. С приглушенным стоном, который звучит почти как рыдания, я начинаю с таким желанием сосать его язык, будто это живительная влага.

Кроме нас никого и ничего нет. Только наш поцелуй на тротуаре. Поцелуй продолжается до тех пор, пока он не отстраняет свои губы и не смотрит на меня. Он тяжело дышит.

Я смотрю на него в шоке.

В голове полный хаос. Мне страшно. Почему я так реагирую на его поцелуи? Это не просто секс. Это что-то другое. Я влюблена в него! Скорее всего, что так. Я отказывалась признаваться самой себе в этом.

Но этот мужчина не может быть моим.

Ему станет скучно со мной через какое-то время, и все закончится, и я пополню толпу всех остальных брошенных им женщин. И я не готова открыть ему свои чувства. Мне необходимо защитить свое сердце. Он растопчет его. Я чувствую, как у меня губы шевелятся сами собой, из них вылетают какие-то слова, совершенно банальные, которые не имеют для меня значения.

— Разрешить игроку войти в ваше заведение и позволить ему играть в кредит — это все равно, что взять алкоголика в бар, чтобы он сам излечился там.

Он издает короткий лающий безжалостный смешок.

— Ты похоже совсем не знаешь своего мужа, не так ли?

Губы опять начинают шевелиться и выливается еще больше банальной ерунды.

— Я знаю, что ему нужна моя помощь.

— Ты действительно хочешь к нему вернуться, после того, что увидела? — спрашивает он недоверчиво.

Я даже не задумываюсь над его вопросом, отвечаю, что от меня ждут.

— Он мой муж.

Он недоверчиво качает головой.

— Ты невероятна.

— Это называется верность, Николай. Тебе стоит попробовать как-нибудь.

Его реакция намного хуже, чем когда я ударила его. Он становится бледным, Несколько секунд он молчит, только смотрит на меня. Затем качает головой. Не с отвращением, а как раньше, говоря себе, что не верит.

— Черт возьми, Стар. Ты хочешь своего мужа. Тогда давай, иди к нему. — Он дергает головой в сторону клуба. — Он находится там внутри. Скажи ему, что ты все забыла и все хорошо. Долг выплачен в полном объеме. Отвези его домой и продолжай играть в страуса, спрятав голову в песок. Ты чертовски хороша в этом.

— Николай?

Он отступает на шаг назад, как будто я могу его испачкать.

— Нет, мне следовало это предположить. Возвращайся к нему. Вы заслуживаете друг друга, — резко говорит он. Он смотрит на меня с презрением. Как мы перешли от такого магического поцелуя к этому? Он поворачивается на пятках и возвращается в свой клуб.

Я еще несколько минут стою на тротуаре. Может мне привиделось? Я дотрагиваюсь до губ. Они опухшие.

Я не могу вернуться в клуб и встретиться с Найджелом. Я слишком запуталась и мне больно. В оцепенении, я поворачиваю голову, Андрей ждет у машины. Видя мой взгляд, он открывает заднюю дверь. Как заведенная игрушка, я иду к машине и залезаю внутрь, он закрывает дверь.

— Возвращаемся домой? — спрашивает он.

Я делаю глубокий вдох.

— Нет. — Я диктую ему свой адрес.

— Послушай…, — начинает он.

— Николая это уже больше не заботит. Он сказал, что я могу ехать домой. Позвони ему, если не веришь мне.

Он достает свой телефон и нажимает кнопку, что-то говорит по-русски и слушает. Ему отвечают также на русском, очень коротко. Он смотрит на меня в зеркало заднего вида, но поймав мой взгляд, отводит глаза в сторону. Потом он заканчивает разговор и вздыхает.

— Я отвезу тебя туда, куда ты захочешь.

— Спасибо.

Он заводит машину и везет меня ко мне домой. Как только мы сворачиваем на мою улицу, у меня на глазах появляются первые слезы. Он останавливается возле моего темного дома, ни одно окошко не светится. Я не могу найти ручку двери, он выходит и открывает мне дверь.

— Я буду ждать тебя здесь.

Я уже готова сказать ему, что я остаюсь, чтобы он не ждал меня, но что-то меня останавливает. Поэтому с благодарностью киваю и иду в сторону дома. Как я любила этот дом. Когда-то давно, когда я была совсем другой.

Я поднимаюсь по ступенькам, дотрагиваюсь до входной двери. Я знаю, где находится запасной ключ, но мне не хочется заходить внутрь. Такое чувство, что мне здесь больше не место. Я отворачиваюсь и спускаюсь вниз по ступенькам.

А потом остановлюсь на полпути по дорожке от дома.

Может всю свою оставшуюся жизнь я буду сожалеть об этом решении? Но я должна в кой-то веки быть храброй. И дойти до самого конца. Здесь нечего бояться, кроме лжи. Пришло время мне узнать правду. Всю. Я оборачиваюсь, вытаскиваю запасной ключ и вхожу в дом. Пахнет совсем по-другому. Странно, что я не могу уловить запах моего дома.

Я не включаю свет, в темноте иду по коридору и поднимаюсь по лестнице. Мои шаги не слышны по ковру. Я вхожу в спальню и щелкаю выключатель.

На секунду жмурюсь от яркого света, потом оглядываюсь вокруг. Кровать разобрана. Да, я ожидала этого. Я иду к своему шкафу и открываю его. Выглядит, словно все на месте. Я на ощупь тянусь к концу вешалки, и фактически у стены вот она, моя школьная форма. Ну, не совсем моя школьная форма, а точная копия, напоминающая ему о нашей первой встрече. Но сейчас уже окончательно ясно, что мне больше не шестнадцать. Я вытаскиваю вешалку с школьной формой и подношу ее к носу.

Я закрываю глаза и вздыхаю. Я даже не испытываю боли, а скорее облегчение. Теперь я знаю наверняка. Теперь уже не нужно будет гадать и сожалеть. Это существенное доказательство. Я принимаю решение, и оно настолько ясное, как день. Духи другой женщины. У него был кто-то в нашем доме, и он попросил ее надеть мою личную форму. Ту, в которой я была при нашей первой встрече.

Как глупо с моей стороны.

Николай и Роза были правы все это время. Найджел — извращенец. Меня немного тошнит от мысли, настолько я была наивной. Какой дурочкой. Как он потешался над моей глупостью.

Неважно. Я буду смеяться последней.

Я вешаю школьную форму обратно на то же место и закрываю шкаф. Осматриваюсь вокруг и качаю головой. Невероятно. Все было ложью. Каждая вещь в этом была ложь. Я иду к двери, выключаю свет и подхожу к окну. В лунном свете я вижу свой сад. Светящиеся белые цветы, которые я посадила, чтобы их цветы были видны ночью.

Я отворачиваюсь и спускаюсь по лестнице. Теперь я знаю, что моей желтой комнаты не суждено здесь найти применение. Ни один малыш не будет носить эти неотразимые комбинезоны. Мои птицы найдут себе еду в другом месте. Мой сад сделает кого-то другого счастливым. Я выхожу из входной двери и возвращаю ключ в секретное место.

— Прощай, мой дом.

Я иду к машине и залезаю внутрь.

— Можешь отвезти меня обратно в клуб?

— Конечно, — говорит он с почтением.

ГЛАВА СОРОК СЕДЬМАЯ

Николай

Если ты оставишь меня сейчас

— Садись, Смирнов, — говорит Василий, кивая на стул перед своим столом.

Я не сажусь. В конце концов, мы не настолько друзья. Он считает, что я создаю проблемы, а я, в свою очередь, полностью презираю его. Как заместитель директора он старается закрывать глаза на самоуправство директора, который управляет этим местом жестоко, с сексуальным насилием.

Но в данный момент я не чувствую ничего, кроме животного страха. Я вижу, как он опирается на массивный стол и пытается изобразить страдание на лице.

— Боюсь, у меня плохие новости. Твой брат умер сегодня утром.

Каким-то шестым чувством я уже знал об этом, но его слова все равно вводят меня в шок. У меня такое чувство, будто я падаю в черную бездонную дыру. И пытаюсь ухватиться за все, что попадается под руки. Но в мозгах у меня начинает брезжить мысль, давая просвет, поэтому я цепляюсь, что аж белеют костяшки, за край стола перед собой.

— Мне очень жаль, Николай. Он упал через перила.

— Нет, — с трудом выдыхаю я. — Это невозможно. Кто-то толкнул его.

Он медленно отрицательно качает головой.

— Он не просто упал. Он прыгнул через перелила.

— Это настоящая гребаная ложь, — огрызаюсь я.

— Мы не приветствуем использование подобных слов в нашем учреждении, — строго говорит он.

— Кто-то его столкнул.

— Никто его не толкал, Смирнов. Он оставил тебе письмо. Предсмертную записку.

Я продолжаю пялиться на него с недоверием. Это гребанная ложь. Они убили моего брата, а теперь пытаются сделать так, чтобы я поверил, что он покончил с собой. Зачем ему совершать самоубийство?

— Где письмо? — Спрашиваю я, с трудом сдерживая ярость, готовую накрыть меня с головой.

Он берет помятый конверт, лежащий на столе слева от него, и протягивает мне.

Я выхватываю его и вскрываю. Я обращаю внимание на почерк своего брата и в горле у меня скапливается желчь. Я пытаюсь ее сглотнуть. Господи! Мой брат покончил с собой!

Мой дорогой брат,

Надеюсь ты не будешь думать, что я трус. Я старался изо всех сил быть смелым. Я знаю, что ты пытаешься сбежать отсюда, из этого ужасного места. Я также знаю, что ты готов сбежать чуть ли не завтра, но тебя останавливаю я, ты думаешь, что я недостаточно силен, чтобы вскарабкаться по стене. Я не хочу тебя сдерживать. И хочу стать храбрым в этот момент, чтобы больше не сдерживать тебя.

Со всей своей любовью,

твой Павел.

Я несколько минут молча пялюсь на письмо. Василий следит за каждым моим движением. Я слишком ошеломлен, поэтому не чувствую ничего. Ни боли, ни гнева, ни ярости. Брат умер, потому что не хотел сдерживать меня, он не хотел быть для меня обузой!

— Я хочу увидеть своего брата.

— Ты сможешь увидеть его позже. На похоронах.

Я уже многое знаю об их похоронах. Они держат его труп в задней части здания, а позади строения есть небольшое кладбище, и там хоронят всех детей, которые умирают в этих стенах. Гроб не предполагается. Они заворачивают трупы в простыню и опускают в землю. И землекопы начинают закидывать их землей.

Он был для меня всем, что я имел в этом мире, поэтому я со всего маха стукаю кулаком по столу. И боль, пронзившая руку, разливается по всему телу.

— Я хочу увидеть его сию минуту, — рычу я.

Василий подпрыгивает со своего кресла.

— Успокойся, Смирнов. Я понимаю, что ты расстроен, и я сожалею о случившимся, но я не позволю рушить собственность этого учреждения. Ты не можешь увидеть его в данную минуту. Таковы правила. Если ты не прекратишь себя так вести, я попрошу медсестру вколоть тебе успокоительное, чтобы ты успокоился.

— Мне от вас ничего не нужно, ни от одного из вас, — говорю я с низким рыком и выхожу из его кабинета.

Я стою на морозе, дует холодный ветер. Двое землекопов кладут труп моего брата на промерзшую землю. Я подхожу к нему и открываю простынь, чтобы взглянуть в его лицо. Даже после смерти он выглядит как ангел. Прекрасный, невинный ангел.

Мне приходится сжать руки в кулаки, чтобы не схватить его за плечи и не встряхнуть. Я целую его в щеку, он похож на ледяной камень. Видно, они держали его в очень холодном месте. Я дотрагиваюсь до его лица в последний раз. Пальцы касаются его волос, ресниц, его холодных губ. Я снова целую его, мои губы задерживаются на его ледяной щеке.

— Я люблю тебя, Павел. Я всегда буду любить тебя, — шепчу я ему на ухо.

Затем я отхожу в сторону и просто наблюдаю, как землекопы опускают его в промерзшую землю. Я до сих пор не могу свыкнуться с мыслью, что он умер. Мне никогда не приходило в голову, что я буду в какой-то момент хоронить своего младшего брата.

Почему? Почему? Почему?

Я не могу до конца понять, почему он совершил это. Я стою совершенно опустошенный, наблюдая за всем процессом. Мне кажется, что я сделал все, что было в моих силах, чтобы защитить и огородить его, но я так и не смог спасти его от самого себя.

Маленькая девочка из его класса подходит ко мне. Сначала она тоже молча наблюдает за работой землекопов. И когда его окончательно засыпают землей, землекопы сделали свою работу, они оборачиваются ко мне.

Я поворачиваю голову к маленькой девочке и смотрю, ничего не видя перед собой. Я видел ее несколько раз, как она разговаривала с Павлом. Ее глаза наполнены слезами.

— Они приходили за ним по ночам, — шепчет она.

— Что?

Она кивает.

— Он развязал твой узел и уходил с ними.

— Что?

Она опять кивает.

— Да, он все время так делал. Я видела его с ними.

— Почему?

— Он не хотел, чтобы они причиняли тебе страдания. Он пытался тебя защитить. Он понимал, что, если этого не сделает, они изобьют тебя до смерти.

У меня словно разрывается голова. Мне хочется заорать. Хочется что-нибудь сломать. Мне хочется разбросать землю и вернуть своего живого брата. Но вода, несущаяся из разных мест, всегда пытается найти свое место, свой уровень. И также разные мысли спешат слиться в одно единое целое:

Я хочу отомстить.

Я хочу мести.

Я хочу расплаты.

Маленькая девочка смотрит на меня своими грустными карими глазами.

— Я рассказала, чтобы ты знал, что он не был трусом. Он всегда хотел походить на тебя. Мы все хотим быть похожими на тебя.

Я молча пялюсь на нее. Походить на меня? И вдруг я все понял, совершенно отчетливо. Каким же я был дураком? Я не понял с самого начала, что все это было подстроено специально. Директор не хотел меня в сексуальном плане. Он всегда желал Павла, и я только сыграл ему на руку. Я был всего лишь приманкой, на которую он смог заманить моего брата.

Он ударил меня еще до того, как я готов был укусить его за член. Именно он первый нанес удар. Он использовал меня в качестве наживки, главного инструмента для переговоров, хорошенько меня избив с этими ублюдками. Он понял, что Павел сделает все, что угодно, что меня спасти.

Это моя вина. Я оказался настолько напыщенным болваном, настолько уверенным в себе, настолько недальновидным, что Павел покончил жизнь самоубийством.

Если бы два года назад я отсосал директору. Если бы я не пытался тогда быть героем. Если бы каким-то образом я смог скомпрометировать себя. Если бы я хоть один раз пожертвовал собой, как пожертвовал собой Павел. Он же согласился ради меня. Сейчас я готов был отсосать немытые члены десяти тысяч мужчин, только если это могло бы его вернуть.

Я упал на колени на промерзшую землю и зарыдал. О Павел, Павел, Павел.

Я больше никогда не смогу стать счастливым.

Я не заслуживаю счастья. Теперь уже никогда.

ГЛАВА СОРОК ВОСЬМАЯ

Стар

Попытайся

Мне нужно успокоиться, поскольку сердце ухает и быстро стучит. Машина останавливается, и я тут же открываю дверь, мчусь в сторону клуба. Вышибалы поднимают веревки, чтобы пропустить меня.

— Где Николай? — Спрашиваю я одну из потрясающе красивых девушек за стойкой регистрации.

— В своем кабинете. Можно я сообщу ему о вашем прибытии?

— Пожалуй, не стоит ему звонить. Лучше проводите меня к нему.

Она совершенно безучастно смотрит на меня.

— Извините, но сначала я должна ему позвонить.

— Хорошо.

Она набирает его номер.

— Э... Стар здесь и хочет встретиться с вами. — Ее брови взлетают вверх. — Хорошо. Я передам ей. — Она смущенно поглядывает на меня. — Он не хочет вас видеть. Он сказал, чтобы вы ехали домой.

— Пожалуйста, проводите меня к нему в кабинет. Он, на самом деле, не это имеет ввиду, мы только что поссорились. Я хочу объясниться с ним. Прошу вас, помогите мне, — прошу я. Я понимаю, что похожа на «доставучую» женщину, но я не могу вот так все оставить. Мне необходимо прояснить с ним отношения. Я была настолько глупой и слепой все это время.

— Я не вам помочь, иначе лишусь своей работы.

— Отлично. Тогда позвольте я пойду сама, мне очень нужно в туалет. Он ведь не сказал вам, что я не могу пользоваться туалетом?

— Нет.

— Тогда вы можете сказать, где он находится. Мне необходимо сходить в туалет, а потом я уйду.

Она нервно облизывает губы.

— Вам нужно в туалет? — ошалело спрашивает она.

— Мне позарез нужно.

— Идите прямо по коридору.

— Спасибо. Огромное спасибо.

— Только не доставляйте мне неприятности. Очень прошу вас.

— Не буду. Обещаю.

Я пробегаю через клуб мимо Найджела. Он даже не обращает на меня внимания. Господи, как я могла быть такой дурой столько лет? Я прошу одну из официанток показать мне, где находится кабинет Николая. Она указывает на лестницу. Семен охраняет подход к лестнице. Я вскидываю подбородок, словно имею полное право находится здесь, спрашивая:

— Мне нужно подняться и поговорить с Николаем.

Он утвердительно кивает.

— Третья дверь слева.

Я благодарю его, поднимаясь по лестнице, достигнув коридора, стучусь в третью дверь.

— Войдите, — слышу окрик изнутри.

Я чувствую, прилив крови к ногам. Дерьмо. Надо было сначала проверить макияж. Но, ладно. Теперь уже слишком поздно. У меня так дорожат руки, когда я берусь за дверную ручку, и толкаю ее, открывая дверь. И у меня тут же ухает сердце вниз, как только я вижу представшую картину. Николай находится в своем кабинете не один. Бывшая модель, которую я ранее видела сегодняшним вечером, сидит на диване. Для меня единственное утешение, что она выглядит такой же растерянной, как и я.

Он нахмурившись смотрит на меня, такое впечатление, словно я для него незнакомка.

— Разве Мария не передала тебе мои слова?

— Передала. Она не виновата, что я пробралась к тебе. Я сказала ей, что мне необходимо пройти в туалет, только поэтому она меня пропустила.

— Туалеты находятся внизу. — Его голос похож на голос робота.

— Я пришла к тебе не поэтому.

Он выдыхает, как будто ему наскучил разговор.

— А зачем ты пришла, Стар?

Я не готова сейчас отступить, просто не готова. Я смогу ему сказать то, ради чего пришла.

— Из-за тебя. Я пришла к тебе.

— Я лично нахожу это несколько назойливым, – с пренебрежением говорит он.

Я глубоко вздыхаю.

— Что именно?

— Ты похожа на отчаявшуюся женщину. Я нашел тебе замену. Мне захотелось привести домой кое-кого другого сегодня вечером. — Он поворачивается к темноволосой красотке, сидящей на диване. — Анастасия, ты хочешь поехать со мной домой потрахаться?

Она моментально поворачивает ко мне голову, потом переводит на него взгляд.

— Да.

Он смотрит на меня, его глаза смеются надо мной и режут одновременно.

— Ну, вот. У меня есть с кем провести ночь. Если ты не заинтересована в сексе втроем, то тебе следует уйти.

Я в шоке пялюсь на него. У меня такое чувство, будто в сию минуту весь мир вокруг меня рушится. Он больше не хочет меня. Несколько секунд я тупо стою у двери его кабинета. Окоченев. Потом разворачиваюсь и спускаюсь вниз, на автомате покидая его клуб. Я никого перед собой не вижу и не замечаю, глаза заполнены слезами. Я выхожу на улицу, Андрей ждет у тротуара. Я смахиваю слезы.

— Хочешь я отвезу тебя в Суррей? — спрашивает он.

— Нет, — всхлипывая отвечаю я. — Отвези меня к моей подруге.

Он с тревогой посматривает на меня.

— Хотя лучше, наверное, не стоит меня отвозить, я возьму такси.

Он отрицательно трясет головой, затем кивает и открывает заднюю дверь машины. Я сажусь внутрь, и он везет меня к дому Розы.

ГЛАВА СОРОК ДЕВЯТАЯ

Николай

Моя судьба — остаться одному. Все, кого я любил, мертвы.

Ворота остаются без присмотра, когда звонит сирена. Она включается только, когда происходит что-то ужасное. Она включалась только дважды с тех пор, как я оказался здесь.

Первый раз, когда один парень пытался убежать и упал на стену. Они смогли вернуть его, но он сломал ногу, у него кость торчала из ноги. И в другой раз, когда повар случайно чуть сам себя не обварил кипятком.

Мне еще нет пятнадцати, но я высокий, широкоплечий, шире и больше, чем большинство мальчиков и даже некоторые учителя. Я определенно физически сильнее своего врага. Я наблюдаю, поджидаю представившейся возможности. Я знаю передвижения своего врага настолько хорошо, как свои пять пальцев.

Время пришло, и я двигаюсь за директором в туалет для персонала.

Внутри мы оказываемся одни, и у меня начинается внутренняя дрожь по всему телу от странного восторга. Он стоит спиной ко мне, но вдруг разворачивается и внимательно смотрит мне в глаза, и я замечаю в его глазах страх. Не настоящий страх. Я немного пугаю его своим присутствием. Сейчас он даже не подозревает, что его жизнь зависит от меня. Я делаю несколько шагов в направлении его, вытаскивая самодельный нож из кармана, а потом бросаюсь на него, застигнув врасплох.

У него нет возможности защититься, поскольку со всей силы, на которую способен, я всаживаю нож ему в шею. Отступаю и смотрю, как он с отчаяньем хватается за горло. У него глаза чуть ли не вываливаются из орбит, пока он пытается сжать горло, но кровь уже хлещет сквозь пальцы. Он опускается на колени и пытается закричать, но издает какие-то странные булькающие звуки.

Я делаю шаг вперед и вытаскиваю нож из его шеи. Я толкаю его заторможенное тело, чтобы он упал на пол. Присаживаюсь на колени и распарываю его брюки. Я беру в руку его маленький бледный член и отрезаю его своим ножом. Кровь начинает хлестать, словно я запустил фонтан. Я не ожидал такого. Одежда, волосы, лицо, все на мне покрывается его кровью.

Я засовываю его член в его открытый, пытающийся произнести хоть звук, рот.

— Вот, отсоси свой член, — говорю я, совершенно без эмоций наблюдая за ним. Я закончил свою работу, которую начал два года назад.

Говорят, ты становишься тем, с кем сражаешься. Если долго смотреть в лицо своего врага, то становишься им. И в этот момент я становлюсь им. Убийцей. Я вижу, как его жизнь уходит из глаз, и от этого будто становлюсь сильнее.

В туалете для персонала всегда есть горячая вода, поэтому я быстро умываюсь, мою руки и переодеваюсь в одежду, которую принес в своей сумке. Затем, даже не оглянувшись на человека, лежащего в луже собственной крови, я выхожу в коридор.

Я спокойно, совершенно невозмутимо сижу на уроке, когда весь ад вырывается на свободу. Охранники, учителя, уборщицы, землекопы — все начинают метаться, как безголовые цыплята.

Кто-то наконец выключает сигнализацию.

Когда включается сигнализация, все дети должны отправится в актовый зал. Поэтому все встают и быстро двигаются в ту сторону. Я же быстро иду в противоположном направлении. Я надеваю специальные перчатки, которые сам сделал из кусков металла, как только начинаю карабкаться по стене. Разбитое стекло распарывает одежду и кожу, но я знаю, что смогу совершить побег, как только мои перчатки хватаются за колючую проволоку сверху, потом я осторожно спускаюсь вниз с противоположной стороны.

Я с такой скоростью несусь от стен этой тюрьмы, насколько вообще способны мои ноги нестись с скоростью, и только останавливаюсь, когда забор детского дома едва виден издалека. На улице холодно, но я не чувствую холода. Я внутри весь онемел. Я никогда не чувствовал себя так. Я пребываю в полной ярости на этот жестокий мир. Мир, который забрал у меня настолько невинного брата. Пусть к черту катятся все! Будь проклят этот мир. Я выживу. Я стану сильным, обладающим властью и богатым. Но я по-прежнему ничего не чувствую внутри. Я больше никогда ничего не почувствую, полностью лишившись чувств, больше никогда.

Я сделал все сам. Я протягиваю руку, и подношу словно холодный воздух в ладонях к губам, целуя его, словно своего брата. Когда-нибудь я вернусь в это место и заберу его отсюда.

Я обещаю ему это.

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ

Стар

— Роза, могу я тебе сейчас вернуть платье? — Спрашиваю я, как только Роза отвечает на мой звонок.

Пару секунд она молчит, потом интересуется:

— Прямо сейчас?

Я всхлипываю.

— Да.

Она тут же говорит:

— Конечно. К счастью, я всего лишь валяюсь перед телевизором с огромным ведром мороженого и целой коробкой бумажных носовых платков.

— Спасибо.

Когда мы добираемся до дома Розы, я благодарю Андрея и говорю ему, что больше он мне не понадобится. Он настоящий джентльмен, поэтому молча стоит, пока я вхожу в подъезд, только потом садится в машину.

Я, плача и всхлипывая, вхожу в лифт. К тому времени, как двери лифта открываются, я рыдаю уже навзрыд. Роза открывает дверь, и я попадаю в ее объятия.

— Я была такой дурой, — постоянно повторяю я.

Она помогает мне снять платье и дает удобные спортивные штаны и майку. Я продолжаю рыдать, у меня текут сопли.

Мы садимся на диван. Она наливает мне огромный бокал вина. Я беру его и начинаю заглатывать, как воду.

— Эй. Помедленней. Это твои доза на вечер.

— Я была такой дурой.

— Ты уже говорила. Ты не хочешь рассказать мне, что случилось, а?

И я рассказываю. О Найджеле и Николае, как он признался, что специально все подстроил. Как я защищала Найджела все время перед Николаем, как разозлилась и как обнаружила у себя в доме форму, пропахшую чужими духами другой женщины. И закончила я свой рассказ тем, что Николай сообщил мне, что больше меня не хочет и предпочитает поехать домой с Анастасией.

— И она бывшая модель. И они, скорее всего, именно в эту минуту лежат уже в постели, — рыдаю я.

К моему ужасу Роза пытается скрыть свою улыбку.

— Почему ты улыбаешься? — вхлипывая спрашиваю я.

— Прости. Ничего не могу с собой поделать.

— Что смешного?

— Ты. Ты такая наивная. Ты веришь всему, что тебе говорят.

— Что ты имеешь в виду?

— Сама подумай. Эта женщина работает на него. Если бы он хотел ее затащить к себе в постель, он давно бы это уже сделал, может, когда-то так и было.

Я во все глаза пялюсь на нее.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я хочу сказать, что он специально сказал тебе, что собирается поехать с ней к себе домой. Бьюсь об заклад, он вызвал ее к себе, как только узнал, что ты вернулась, о чем ему сообщила девушка на стойке регистрации, и именно поэтому она выглядела такой смущенной. Бедняжка не понимала, что, черт возьми, происходит между вами.

— Ты действительно так думаешь?

— Абсолютно. Никто не пойдет на такое количество проблем, на которые рискнул пойти Николай, чтобы заполучить тебя, чтобы тут же при первой размолвке вот так просто сдаться. То, что ты рассказываешь мне, звучит как финальная сцена, вырванная прямо из «Унесенные ветром». — Она старается произнести, копируя мужской баритон: — «Честно говоря, моя дорогая, мне наплевать».

— Но он, на самом деле, выгнал меня.

— Да, выгнал. И, честно говоря, я бы сделала то же самое. Очень бесит, когда ты пытаешься достучаться до кого-то, а он твердит одно и тоже, как упертый баран, совершенно не замечая очевидного. Я понимаю почему он так поступил, все семь лет я только и делаю, что сталкиваюсь с нечто подобным.

— Странно, но я немного успокоилась, спасибо, — говорю я, потянувшись к бокалу вина.

— Ну, во всей этой истории есть один огромный плюс — наконец-то ты поняла, что представляет из себя на самом деле Найджел. Даже если это уже не важно. Для меня, по крайней мере, вся твоя тоскливая сцена с Николаем, является ошеломляющей, успешной, что у тебя наконец-то раскрылись глаза на своего мужа.

— Я влюблена в Николая.

— У меня такое чувство, что ваш роман еще не закончился. Посмотрим, что принесет нам завтрашний день.

— Я боюсь, Роза. Николай может быть холодным и твердым, как камень. Ты бы видела его лицо сегодня вечером. Он смотрел на меня, как будто я совершенно для него незнакомый человек. Как будто я … донимаю и преследую его, наскучив ему.

— Не могу сказать, как с ним все работает. Он миллиардер, а они, как правило, несколько отличаются от обычных смертных. Ты должна подготовиться к тому, что он может стать психопатом, потому что ты нажала на его кнопку, но мне все же кажется, что тебе не стоит терять надежды. Я четко уверена, что это еще не конец.

— Он никогда мне ничего о себе не рассказывал. Он все время вел себя очень осторожно. Он ясно давал понять, что кроме физического притяжения между нами ничего нет. Поэтому не думаю, что когда-нибудь увижу его снова, Роза.

— Давай предоставим ему несколько дней и посмотрим, как будут развиваться события. Мужчина, который хотел бы с тобой только секса, не вел бы себя подобным образом. Он бы трахался с тобой, пока ты ему не наскучила. Ему было бы все равно, предана ты Найджелу или нет.

Я выпиваю остатки вина и чувствую себя опьяневшей и несчастной.

— Мне хочется ему позвонить, — тихо произношу я.

Глаза Розы округлились.

— Нет, детка. Не сегодня. Может завтра, если у тебя по-прежнему будет желание.

— Какая разница сегодня или завтра?

— Это две большие разницы. Сейчас ты пьяна, и что бы ты не сделала сегодня, завтра ты об этом пожалеешь. Кроме того, мне кажется хорошая идея, дать ему возможность поскучать по тебе.

Я согласно киваю. Я уже скучаю по нему, мне даже хочется закричать, насколько я тоскую по нему. Сегодня вечером мы должны были праздновать грандиозное событие, которое произошло в моей жизни — мою серию книг собираются издать.

— А что насчет Найджела? Что ты собираешься делать?

Я закрываю глаза, мне не хочется думать об этом кошмаре.

— Я подам на развод, — тихо отвечаю я.

— Хорошо. — Довольно говорит она.

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ

Стар

Сам сделай вдох

Я просыпаюсь в комнате для гостей у Розы с ватной головой. События вчерашнего вечера начинают крутиться у меня перед глазами. На цыпочках выхожу из спальни. Дверь спальни Розы открыта, но она все еще в постели. Не могу сказать почему, но я иду к ней и молча смотрю на нее спящую. Даже во сне есть что-то волевое в выражении ее лица. Но несмотря на это, и то, что у меня голова раскалывается от боли, я испытываю прилив чистой любви к ней. Она всегда была для меня настоящей и верной подругой.

Стараясь ее не будить, направляюсь в ванную комнату. Волосы в абсолютном беспорядке, глаза опухли, также как и лицо. Я нахожу таблетки от головной боли в шкафчике, заглатываю, а потом встаю под душ. Почувствовав себя немного лучше после душа, иду на кухню. Закрыв за собой дверь, делаю чашку кофе и звоню бабушке.

Я расспрашиваю ее об отце, она сообщает, что с ним все хорошо, я же в ответ сообщаю ей, что у меня имеются очередные новости.

— Хорошие новости? — интересуется она.

— Да, более или менее хорошие новости, — отвечаю я. По крайней мере, эта новость будет очень хорошей для моего отца. Он будет рад услышать, что я ухожу от Найджела.

После того, как я кладу трубку, смотрю в окно на вид за домом. И ловлю себя на мысли, что предыдущие две недели сейчас мне кажутся невероятным сном.

Со вздохом я посылаю Найджелу сообщение.

Я: Привет. Мне нужно с тобой поговорить.

К моему удивлению, он сразу же отвечает:

Найджел: Насчет чего? С тобой все в порядке?

Я: Да. А ты как?

Найджел: У меня все отлично.

Я: Чем ты занимался вчера вечером?

Найджел: Ничем. Был дома. Взял еду на вынос. Смотрел телик. Скучал по тебе как сумасшедший.

Я: Ты все еще испытываешь желание играть?

Найджел: Конечно, нет.

Я: Даже чуть-чуть?

Найджел: Даже совсем чуть-чуть. Единственное, чего я хочу, чтобы ты вернулась, и мы смогли начать нашу совместную жизнь. Не могу дождаться, когда ты вернешься ко мне, Стар.

Я: Забавная вещь случилась со мной вчера вечером.

Найджел: Какая?

Я: Я видела тебя в Ziggurat.

Наверное, на минуту устанавливается тишина. А затем:

Найджел: Что значит, ты меня там видела? Ты имеешь ввиду рядом на улице?

Я: Нет. Внутри. За столом с рулеткой.

Раздается звонок телефона, я снимаю трубку, подношу к уху.

— Я больше не играю в казино, Стар. Я завязал. Это были даже не мои деньги. Ты должна мне верить, я составил компанию своему боссу. Я делал вид, что мне нравится играть. Чтобы он был доволен. Ты же понимаешь?

— Господи, Найджел. Ты совсем меня держишь за полную дуру?

— Ты мне не веришь?

— Нет.

— Неужели ты думаешь, что я готов рискнуть и поставить под угрозу нашу совместную жизнь, начав играть в казино. Ну же, Стар. Ты же хорошо меня знаешь.

— Оказалось, что я совсем тебя не знаю.

— Хорошо. Я вчера играл в казино. У меня произошел регресс в лечении. Прости, что такое случилось, но такое случается в начале лечения от зависимости. Прости, что я солгал. Я не хочу потерять тебя. Я люблю тебя, Стар.

— Я заезжала к нам домой вчера вечером.

— Ты заезжала?

— Да.

— Зачем?

— Не знаю. Мне захотелось взглянуть на наш дом.

Его голос звучит осторожно и напряженно.

— Я не особо там убираюсь, когда была ты.

— Ты приводил к себе женщину и занимался с ней сексом в нашей спальне, так ведь?

— Эх! Нет, что ты? Мать твою, о чем ты говоришь?

— Ты попросил ее надеть мою школьную форму.

На том конце провода устанавливается ошеломленная тишина.

— Нет, я не…, — но потом он замолкает.

— Господи. Ты такой врун.

— Я не вру. Клянусь. Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Как я могла быть такой слепой все это время?

— Я не вру.

— Все. Нам больше не нужно встречаться. Я хочу тебе сообщить — я ухожу от тебя. Я подам на развод, как только смогу.

— На каком основании?

— Полагаю, что самым простым объяснением могут быть непримиримые разногласия.

— Не будь такой глупой. Ты не сможешь прожить без меня.

— Позволь с тобой не согласиться.

— Если ты рассчитываешь на мои алименты на всю оставшуюся жизнь, тебе лучше подумать еще раз прежде, чем подавать на развод. Ты не получишь от меня ни пенни.

— Мне ничего от тебя не нужно. Ты можешь все оставить себе.

— И что ты собираешься делать? Жить с бабушкой и отцом, и трудится где-нибудь в захолустной фирме клерком? Ты даже не сможешь заработать, чтобы купить хорошие туфли. После потрясающего достатка, который я тебе предоставил, ты не продержишься и дня.

— Мне не нужно искать работу клерка. Я стану писателем.

Он весело смеется.

— Что ты надумала? Станешь писателем? Миллионы людей хотят стать писателями, и только маленькая горстка имеет талант, чтобы стать настоящим востребованным писателем. Думаю, своим куриным умом ты представляешь, как издатели выстраиваются в очередь, чтобы купить твою книгу.

— Всю мою серию уже купило издательство. — Удивительно, сколько удовольствия и удовлетворения я испытываю, говоря ему об этом. Все эти годы он пытался давить на меня, но я все равно всплыла наверх. Так, что вот так, Найджел.

— Чушь собачья, — взрывается он.

— Это правда.

— Что? Ты продала свою книгу издателю?

— Ну, не я непосредственно, а мой литературный агент.

— С каких это пор у тебя имеется агент? — Его голос опускается до убийственного шепота.

— С прошлой недели.

— И ты уже продала свою книгу? — спрашивает он недоверчиво.

— Да, мой агент провел мини-торги, и два издателя купили всю серию.

— Торги?!

— Да. Торги устраивают для книг, которые по мнению литературного агента, будут пользоваться большим спросом, — как бы между прочим говорю я.

— И сколько они тебе заплатят?

— Не культурно, Найджел, ты же англичанин. Нельзя спрашивать людей, сколько они заработают.

Найджел молчит, пребывая в полном шоке.

— Что ж, мне пора идти. У меня куча дел, но ты услышишь все от моего адвоката.

— Стар…

Я вешаю трубку, и кладу телефон на стол, закрыв лицо руками.

— Молодец, детка, — говорит Роза позади меня, обнимая за плечи. — Я так горжусь тобой.

— У меня сердце разрывается, Роза.

Она отступает на шаг и внимательно всматривается в мое лицо.

— Не из-за Найджела, верно?

Я медленно качаю головой.

— Я обманывалась вчера вечером, Роза, Николай не позвонит мне. Никогда. Я чувствую это. Он слишком гордый и слишком замкнутый, чтобы пойти на попятный.

Она смотрит мне в глаза.

— О, дорогая. Мне очень жаль.

И я только лишь расстроено киваю, даже не могу ничего сказать.

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ВТОРАЯ

Стар

Я хочу узнать, что такое любовь

Следующие дни я пытаюсь занять себя любым способом. Я должна начать новую жизнь, поэтому полностью игнорирую звонки Найджела и, в конце концов, блокирую его номер.

Роза сказала, что я могу остаться с ней, пока не найду себе жилье, и я соглашаюсь на ее предложение. Когда она дома вместе со мной все не так уж и плохо. Она веселая и добрая, и с ней я не так часто воспоминаю и думаю о Николае, но, когда она уходит на работу, а я остаюсь одна в ее квартире, начинаю плакать без причины. Я очищаю кожуру с груши, а в следующую секунду уже рыдаю.

Я пытаюсь писать, но не могу сосредоточиться на сюжете, как раньше. Постоянно думаю о Николае, а не о разворачивающемся сюжете книги. Я так по нему скучаю. Ночью не могу заснуть, прежде, чем не выпью два бокала вина. Иногда вспоминаю Мисс Пенни, Рэя и Селин. Я сходила в магазин и купила большую коробку конфет для Софии, но не знаю на какой адрес ее отправить, поэтому Роза съела большую часть.

Я рыскаю по Интернету, пытаясь найти хоть какие-то сплетни о нем. Но там нет новых сплетен, что, на самом деле, для меня настоящее облегчение. Несмотря на то, что я продолжаю одержимо гуглить, знаю, что буду полностью опустошена, если найду фотографию его с другой женщиной.

— Кто бы это мог быть? — удивленно спрашивает Роза, поднимаясь на звонок в дверь. Я валяюсь на диване. Слышу, как она открывает дверь.

— О-о, такой большой парень, — слышу слова Розы, вытягиваю шею в сторону двери и принимаю сидячее положение, чтобы увидеть, кто стоит в дверях.

— Могу я поговорить с мисс Минтон, пожалуйста?

Господи Иисусе!

Это голос Семена.

— А вы кто? — спрашивает Роза.

Я стараюсь придать себе хоть какой-то презентабельный вид, начинаю быстро расчесывать волосы руками.

— Семен.

— Ну, Семен, если вы немного подождете здесь, я спрошу у мисс Минтон, готова ли она с вами встретиться, — официально говорит Роза. Она оставляет его стоять в коридоре и идет ко мне, ее глаза просто огромные от удивления. Она одними губами показывает мне «Вау!», а потом совершенно естественно произносит:

— Там мужчина, которого зовут Семен, он хотел бы увидеться с тобой. Мне привести его сюда?

— Да. — Я напряженно сглатываю и вскакиваю с дивана.

Семен входит в небольшую гостиную, отчего она становится еще меньше.

— Я буду в своей спальне, если понадоблюсь, — говорит Роза, подмигивая мне и удалясь в спальню.

— Привет, — тихо произношу я.

Он кивает.

— Не хочешь присесть?

— Нет. Все нормально. Я не задержусь надолго.

— Может ты хочешь что-нибудь попить?

— Нет, не нужно.

— Хорошо. Чем я могу тебе помочь?

— Я пришел сюда, чтобы сказать, что вам нужно встретиться с господином Смирновым. Вы очень хорошо на него влияли.

У меня брови взлетают вверх. Мне казалось, что я не особо нравлюсь Семену, вернее совсем ему не нравлюсь. Он всегда совершенно безучастно смотрел на меня.

— Я могу отвезти тебя к нему сейчас.

— Он не хочет меня не видеть, не слышать, Семен.

— На самом деле, он хочет, — мягко настаивает он.

— Нет, ты не понимаешь. Для него это был просто секс. Он увидел меня в ресторане четыре недели назад, и решил: «А почему бы и нет, я миллиардер!». Если я хочу ее, то могу забрать к себе, что собственно он и сделал. Сейчас он с другой, следующей девушкой.

— Это он тебе сам сказал?

— Нет, ему не нужно было этого говорить. — Я пожимаю плечами. — Я просто сама все поняла.

— Он увидел тебя не в ресторане четыре недели назад. Он увидел тебя в казино два года назад.

— Что?

— Я занимаюсь вашим делом два года, мисс Минтон. Когда господин Смирнов чего-то хочет, ничто не сможет помешать ему. Его внимание к деталям и разработки стратегии, а также терпение — легендарны. В течение двух лет он планировал, как заполучить вас. Он специально открыл Ziggurat, потому что знал, что ваш муж не сможет устоять.

Я пребываю в шоке, сидя на диване.

— Ты серьезно? Николай специально открыл казино, чтобы поймать Найджела и заполучить меня?

— Ммм.

— Это попахивает безумием.

— Да, я тоже так думал все это время.

— Тогда почему он меня отправил домой?

— Вы должны сами спросить его об этом.

— А что, если он не захочет меня видеть?

— Он, как бы это сказать по-английски… ах да… умирает по вам, сохнет.

Я улыбаюсь.

— Правда?

— Я знаю его очень хорошо… правда, на самом деле.

И у меня расплывается на лице настоящая радостная улыбка.

— И ты отведешь меня к нему?

— Точно.

— Можешь подождать, пока я переоденусь?

— Конечно.

Я спешу в спальню Розы, закрываю дверь и шепчу.

— Ты слышала? — Стены в квартире Розы тонкие, как бумага.

Она заговорщицки кивает, отчего похожа на непослушного ребенка.

— Я даже не сомневалась в этом.

— Мне нечего надеть.

— У меня полный гардероб.

— Думаю, что-то скромное, не яркое.

— Думаю то, что способно взорвать ему мозг. — Почти одновременно говорим мы, пока она идет к своему шкафу и достает белые шорты.

— Я ни за что не надену их.

— Послушай, ты или наденешь их, или пойдешь в том, что на тебе сейчас. Сегодня, как раз соответствующая погода для шорт, — говорит она. Она достает также розовый верх на пуговицах. — Не могу сказать, с чего я решила тогда купить эту вещь, слишком девчачья, как по мне, но идеальна для тебя. Он не сможет устоять.

— Ты уверена?! Не буду ли в этом я выглядеть слишком вызывающе?

— Уверена. И нет, ты не будешь выглядеть распутной, если ты об этом, потому что тебе следует надеть кроссовки. Ты будешь выглядеть мило и очаровательно.

Я переодеваюсь в шорты и розовый топ. Смотрится не плохо. Я оставляю волосы рассыпанными по спине, делаю мазок блеска для губ и выхожу к Семену.

Он улыбается, увидев меня.

— Хороший наряд.

— Спасибо.

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ

Стар

«Буду любить, несмотря ни на что»

В машине прохладно, пока Семен везет меня в Мэйфер. Я откидываюсь на кожаное сиденье и пытаюсь успокоиться. У меня есть план. Ну, это не совсем план.

Яна спешит к нам, как только мы с Семеном заходим в особняк.

— Он в кабинете, — тихо говорит она.

Я благодарю и иду в сторону кабинета. Мне кажется, в данную минуту я еще больше нервничаю, чем, когда искала его в клубе. Тогда я была уверена, что все будет хорошо, и мы вместе отправимся к нему домой. Но взамен испытала полное унижение из-за отказа. Стучу в дверь и почти умираю, когда слышу его ответ по-русски, наверное, он разрешает мне войти.

Я расправляю плечи. В конце концов, я смогу, поэтому поворачиваю ручку. Он сидит не за своим столом, а на диване, положив ноги на низкий кофейный столик. Он поворачивает в мою сторону голову и замирает. Секунды тикают, мы смотрим друг на друга.

— Что ты здесь делаешь? — Его голос странно спокоен. Он изменился, выглядит уставшим и постарел.

Я закрываю дверь и, прежде чем растерять все свое самообладание, подхожу к нему. Кроссовки ступают почти неслышно по толстому ковру. Его глаза с жадностью ощупывают все мое тело. Взгляд задерживается на моих бедрах. Слава Богу, выражение в его глазах, не говорит, что мои бедра толстые. Потом он перемещает свой взгляд к моей груди, а потом поднимает к лицу.

— Я хотела принести тебе цветы, но где-то слышала, что мужчины предпочитают минет, а не цветы. Так что…

Он моргает.

Я останавливаюсь перед ним, а потом присаживаюсь на корточки. Он полу прикрывает глаза, но даже, если бы не прикрыл, прочитать в них что-либо невозможно. Аккуратно я приподнимаю его ноги за икры. Его ноги тут же напрягаются от моего прикосновения. Я ставлю их на пол. Я проскальзываю между столиком и его коленями, пытаясь немного спиной подвинуть стол назад. Он тяжелый, я не ожидала.

Молча он упирается ногами в край стола и отталкивает его от меня подальше, потом опять опускает ноги на пол. Я становлюсь на колени, прикусив нижнюю губу зубами. Я жду, надеясь, что он начнет расстегивать брюки.

Но он ничего не делает.

Тогда я начинаю расстегивать его брюки сама. Боже, он уже такой жесткий. С нежностью вытаскиваю его член. Наклоняюсь, и беру его толстый, великолепный член в рот.

Ах, как я скучала по нему. По его вкусу, запаху, ощущению его теплой, атласной гладкой кожи. Он опускает голову на изголовье дивана, и тихо вздыхает. Я сосу его, пока он не кончает мне в рот. Он сверху вниз смотрит на меня.

— Минет был блестящей идеей, — нежно говорит он. Я чувствую запах алкоголя, исходящий от него. Он пил. Вот почему он такой податливый и нежный. Он проходится пальцами по моим волосам.

— Как поживаешь, Стар?

Я кладу свой подбородок ему на колени.

— Плохо. Просто ужасно. Я не могу есть, не могу спать, плачу без причины.

— Почему?

— Потому что я влюблена в тебя, Николай.

— Мне казалось, ты любишь своего мужа.

Я поднимаю голову и смотрю ему в глаза.

— Оказалось, что это не так. Я была слишком молодой и доверчивой, когда мы встретились. Я верила всему, что он мне говорил, и я переживала и заботилась о нем. Тогда я не слушала никого, кто говорил мне совсем другое.

Он пристально смотрит на меня.

— Мне не хотелось верить, что мой брак построен на зыбучих песках. Я отчаянно хотела верить в свой сказочный брак. Я думала, что он тоже любит меня, и мы живем в уважении друг друга. В следующем году мы планировали создать семью. Я даже не могу тебе передать, как сильно я хотела ребенка. Я даже выбрала марку детского масла, которым хотела смазывать своего малыша.

Он с любопытством смотрит на меня.

— Правда?

Я краснею.

— Да, оно называется Huile Douche. Оно замечательное, плавится на коже и его аромат создает такое чувство, будто ты находишься среди полевых цветов, на свежем воздухе и светит солнце.

Его губы закручиваются в улыбку. Он проводит указательным пальцем по моей щеке.

— Какое ты милое маленькое создание. Жаль, что я не смогу удержать тебя с собой.

— Почему ты не можешь оставить меня с собой?

— Это было бы... неприлично.

— Тебе не обязательно любить меня, Николай. Ты можешь заниматься со мной сексом, когда захочешь. Разве это не здорово?

Он вздыхает.

— Так это не работает, мотылек.

— А как тогда сработает?

— Я не могу оставить тебя с собой, Стар.

— Почему?

— Потому что... потому что я не заслуживаю любви.

— Почему?

— Потому что я позволил своему брату умереть.

У меня глаза становятся огромными от его слов.

— Я не могу себя за это простить. — Он приподнимает прядь моих волос. — У него были такие же волосы, как у тебя. Красивые. Я состриг его кудри тогда, но так и не смог его спасти.

— Почему? — тихо спрашиваю я.

Он закрывает глаза, погружаясь в какой-то кошмар.

— Я не отсосал член директора.

У меня перехватывает дыхание.

— О, Николай. Прости. Но чтобы там не было, ты тоже ведь тогда был ребенком. Ты не должен себя винить.

— Нет, это все моя вина, — медленно говорит он.

Раньше я видела в нем только красивого мужчину, сейчас же я вижу боль и страдания, спрятанные глубоко в его душе.

— Расскажи мне, что произошло, Николай. Прошу тебя. Откройся мне.

К моему удивлению, он начинает рассказывать. Он рассказывает страшную историю про двух маленьких мальчиков. У меня сердце обливается слезами, когда он заканчивает свой рассказ.

Он открывает глаза, в них стоят слезы.

— Ты заслуживаешь кого-то лучшего, чем я. Я чудовище, Стар. Преступник. Я был в русской мафии.

— Нет, ты не чудовище. Ты хороший человек.

— Я знаю, что тебе хочется в это верить, что я хороший человек. Но в мафии нет такого понятия, как хороший человек. Я убивал людей, Стар.

— Это было раньше. Теперь ты стал другим.

Он медленно качает головой.

— Если кто-то попытается забрать у меня то, что принадлежит мне, ты снова увидишь того Николая. Ты даже не можешь себе представить, на что я способен, Стар. Если бы ты знала, то убежала бы сию минуту с криком ужаса.

— Я не знаю, что ты когда-то делал и чем занимался, но я знаю сейчас, в данную минуту тебя, и ты мужчина — верный, справедливый и честный. Мужчина, которого я люблю.

— Я хочу тебя, Стар.

Я встаю и начинаю стягивать шорты. Он подцепляет пальцами мои трусики и отодвигает их в сторону, пройдясь языком по моей киски.

— О, мой мотылек. Как я скучал по тебе.

Он кладет меня на спину на диван и начинает ласкать языком мою киску, пока я не разваливаюсь на части. А потом он впервые занимается со мной любовью. Впервые. Он занимается со мной любовью. Медленно. Нежно. С благоговением, как будто поклоняясь моему телу.

— Я люблю тебя, — постоянно шепчу я ему.

Он ничего не говорит мне в ответ, а использует свой рот, руки, пальцы, свой член, язык, показывая все эти слова на моем теле. Я чувствую, что он меня любит, и когда-нибудь он скажет мне об этом.

После оргазмов он внимательно вглядывается мне в лицо.

— Что в тебе такого, что я не могу тобой насытиться?

Я улыбаюсь.

— Семен сообщил мне одну забавную вещь.

— Какую?

— Что впервые ты увидел меня не в ресторане. — Я вопросительно приподнимаю бровь.

— Да. Я видел тебя два года назад. В казино. Ты играла в Блэкджек. Я не мог оторвать от тебя глаз. Я так сильно хотел тебя, мне казалось, что кончу в штаны. Ты выиграла и так смеялась. Я решил, что ты самая красивая женщина, которую я когда-либо видел. А потом ты обернулась и поцеловала унылого придурка, сидящего рядом с собой, и тогда мне показалось, что я сейчас умру.

— Я не видела тебя там.

— Я был не долго, потому что женщина, с которой я был тогда, сейчас даже не помню ее имя, захотела уйти. Я не играю в казино. Считаю глупой игрой. Никогда не понимал привлекательности азартных игр. Я предпочитаю играть, но не азартные игры, а в другие игры, когда сам могу контролировать ставки. Ты не видела меня, потому что я решил контролировать ставки, чтобы заполучить тебя.

— Что ты сделал?

— Я попросил Семена узнать об этом придурке, сидящем рядом с тобой. Мне хотелось его придушить, когда Семен сообщил мне, что он твой муж. А потом мне хотелось его расцеловать, как только я узнал в какой финансовой бреши находится состояние твоего мужа. У твоего мужа была слабость. Он предпочитал играть по-крупному. И тогда я точно понял, как можно воспользоваться его слабостью, мне во благо.

— Да, но вся эта ситуация похожа, будто судьба преподнесла тебя мне на блюдечке и сказала: «Вот возьми». Я открыл Ziggurat и стал ждать, когда он заглотнет мою наживку. Оказалось, все настолько легко и быстро, что мне даже самому не верилось. Он полетел как муха на дерьмо.

— А месяц назад я столкнулся с тобой в коридоре в ресторане. Не думал, что меня будет тянуть к тебе с такой силой, что, черт возьми, мне хотелось прижать тебя к стене и трахнуть прямо там в этом коридоре.

— Почему ты был такой отстраненный все время со мной, такой холодный?

— Мне было страшно. Я терял контроль над собой, как только ты появлялась рядом. У меня много чего было, но я никогда не испытывал ни к кому и ни к чему таких сильных эмоций, все было очень легко, я брал, что хотел, потом также легко отпускал. И мне никогда не приходило в голову, что с тобой может быть все по-другому. Такого раньше со мной не случалось. Я даже специально хотел сделать тебе больно. Я не понимал, как мне справиться со своим состоянием, а ты все время бросала мне в лицо своего Найджела. Иногда мне хотелось убить его голыми руками.

— Я никогда не чувствовала к Найджелу то, что чувствую к тебе. Ни сколько. Я была девственницей, когда мы познакомились. Я влюбилась в него тогда, как может влюбиться молодая девчонка. Тебя я люблю как женщина. С ним я не чувствовала ничего подобного, то, что происходит с тобой, ты словно дал мне крылья. И это касается секса тоже. О боже мой, секс — это вообще отдельная история. Я подумала, что с Найджелом даже если я проживу всю оставшуюся жизнь, я никогда не буду иметь такого секса, как с тобой.

Он улыбается.

— Знаю. Секс потрясающий, не правда ли?

— Ты имеешь в виду, что у тебя было не так со всеми женщинами?

— Ты издеваешься? Никогда такого не было.

Я довольно ухмыляюсь. И вдруг резко спрашиваю:

— Николай?

— А?

— У нас все получится.

Он целует мои веки.

— Мы будем двигаться шаг за шагом каждый день вперед, мотылек.

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ

Николай

Два месяца спустя

Я боюсь тебя потерять

Этим утром мы просыпаемся рано. Уже веет осенью в воздухе, за окном еще темно. Стар роскошно вытянулась на кровати. Я отодвигаю одеяло, взглянуть на ее обнаженное тело. Годами я наказывал себя, но судьба послала мне Стар. Такую неотразимую, что она смогла вытащить меня из моего самоличного возложенного на себя ада.

В темноте ее бледная кожа светится. Я протягиваю руку и провожу по ее гладкому бедру. Она выглядит роскошно. Помимо того, чем я обладаю, что у меня есть и что смогу еще захотеть, мне необходимо, чтобы она узнала одну вещь. И если я завтра умру, то умру спокойно, поскольку она будет знать об этом.

— Я хочу кое-что тебе показать, — говорю я.

— Что?

— Одевайся, мы поедем верхом. Я хочу показать тебе могилу своего брата.

Выражение ее лица меняется. Страх появляется в глазах. Я столько времени держал ее в подвешенном состоянии, об этом говорит мне вспышка страха в ее прекрасных глазах. Я не хотел бы, чтобы она чего-то боялась со мной.

— Ты уверен? — шепчет она.

Я нежно улыбаюсь.

— Да. Пришло время.

Мы спускаемся вниз на первый этаж в тишине особняка. На последней ступеньке Стар замирает.

— Помнишь ту первую ночь, когда меня привезли сюда, и ты стоял там, а я стояла здесь.

— Этот момент навечно остался у меня в памяти.

— Я подумала, что ты самый потрясающий мужчина на свете, к которому тянет, как к магниту. У меня мурашки бегали по коже, когда я смотрела на тебя.

— Я не мог поверить своим собственным глазам. Как может простая женщина быть такой красивой? Я с трудом сдерживался, чтобы не подхватить тебя на руки и не утащить наверх в кровать.

— Правда, ты не жалеешь?

Я отрицательно качаю головой.

— Не единого раза.

— Дай мне одну минуту, — говорит она и быстро бежит к большой вазе с цветами. Она пару секунд внимательно рассматривает цветы, потом выбирает прекрасную белую лилию. Возвращается ко мне. — Я готова ехать на могилу твоего брата.

Мы направляемся в конюшню, я вывожу Belyy Smert из стойла, она ведет Мисс Пенни. Садимся на лошадей и несемся в северо-западную сторону моих угодий.

Мой брат покоится посреди красивого сада из роз. Склеп сделан из мрамора с ангелом, смотрящим сверху на него. Мы спешиваемся и идем вместе к красивому сооружению. Я открываю железные ворота, и она проходит вперед. Входим в каменный склеп.

Внутри холодно. Я чувствую, как она вздрагивает.

Она первая подходит к его могиле, встает на колени и склоняет голову. И видя ее, как она кладет белую лилию на гладкий белый камень, у меня возникает такое ощущение, что судьба сначала у меня забрала, а сейчас дала подарок. Судьба забрала у меня брата и дала Стар. Такую же блондинку, красивую, как и он, с добрым сердцем.

Она поднимает на меня глаза.

— Я люблю тебя, Николай, — шепчет она одними губами.

И впервые в жизни я открываю рот и говорю эти слова:

— Я люблю тебя, Стар. Я так люблю тебя.

Слезы катятся у нее по лицу, когда она счастливая кивает мне.

— Я люблю тебя, Стар, и буду любить тебя, пока будут гореть звезды.

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЯТАЯ

Николай

Два года спустя

Я так нервничаю, что не могу заснуть. Поэтому верчусь с боку на бок, и все время смотрю на прекрасного ангела, крепко спящего рядом со мной. Каждый раз, когда я смотрю на нее, что-то теплое разливается у меня по всему телу. Я самый счастливый человек на свете.

Кто бы мог подумать, что эта женщина поставит живой труп, Николая Смирнова, на колени? Возможно, Стар не просто женщина.

Мы ждали этого дня два долгих года. Я сказал ей, чтобы она ни в чем себе не отказывала, и сделала все, что захочет — самую грандиозную и роскошную свадьбу. Я сказал, что средства не проблема, но она захотела небольшую вечеринку с самыми дорогими нашими друзьями и близкими.

— Что хочет Стар, Стар и получает, — ответил я, поэтому она стала осуществлять свой план, и сейчас через несколько часов нам предстоит стать мужем и женой, и она будет моей во всех смыслах этого слова.

И только моей.

И да поможет Бог любому мужчине, который косо посмотрит на нее.

Стар

Без тебя

Сегодня для меня самый прекрасный день, и небо такое голубое, солнце светит высоко, когда мы отправляемся в церковь Святой Марии в красивой сельской местности Кембриджшира.

Мой отец улыбается, глядя на меня.

— Ты наконец-то нашла себе настоящего мужчину, Стар.

— Я знаю, папа.

— Помнишь, когда я лежал в больнице с продырявленным кишечником?

— Да.

— Я боялся, что умру и оставлю тебя с Найджелом, но теперь я спокоен. Если завтра я умру, я буду счастлив. Потому что теперь знаю, что о тебе позаботятся.

— На этот раз я чувствую себя совсем по-другому, словно так должно быть.

Я тянусь к руке отца, и он кладет мою на свою. Мы тихо сидим с ним какое-то время вместе. Меньше чем через час я пойду к алтарю.

Церковь выглядит причудливо и даже волшебно. Она находится среди могучих старых деревьев, ухоженных газонов. Каменная дорожка ведет к входу в церковь 16 века.

Я глубоко вздыхаю, и отец сжимает мне руку.

— У меня платье не помялось? — Обеспокоенно спрашиваю я, вдруг оно сильно помялось от поездки. Живот сжимается, а ладони становятся липкими от пота.

— Я никогда не видел тебя такой красивой, — говорит папа. И вдруг выражение его лица меняется, и он начинает плакать.

— О, папа. Не надо. Пожалуйста. Иначе, я тоже сейчас заплачу, — говорю я, лихорадочно обмахивая свое лицо руками.

— Со мной все в порядке. Я в порядке, — бормочет отец. Выхватив отутюженный платок из кармана пиджака, вытирая лицо. Роза идет к нам по дорожке.

— Что еще за слезы? — властно спрашивает она.

— Ничего. Абсолютно ничего, — говорю я.

— Ну, ладно.

Я опять глубоко вздыхаю, мы поднимаемся и направляемся ко входу в церковь. На пару секунд останавливаемся, словно время останавливается. Все приглашенные поворачивают к нам головы. Моя мама машет мне рукой. У нее слезы на глазах. Я завороженно наблюдаю, как высокий, внушительной комплекции Николая поворачивается в мою сторону, и у меня перестает сжиматься живот от волнения.

Он не улыбается, просто смотрит на меня.

Маленькая церковь наполняется свадебным хором, исполняющим Вагнера, отец ведет меня к алтарю. Я иду рядом с ним по лепесткам роз, рассыпанным в проходе.

Вот и все.

Все.

Ничего не могу с собой поделать. Я плачу на протяжении всей церемонии. Толком ничего не помню. Я настолько потрясена, настолько невероятно счастлива, ошеломлена, что выхожу замуж за Николая.

— Вы можете поцеловать свою невесту.

Николай вытирает слезы у меня с лица, прежде чем поцеловать меня. И мы спешим из церкви. Я поднимаю на него глаза. Светлые глаза Николая завораживают, они горят как драгоценные камни на солнце, он одаривает меня сексуальной улыбкой. Мечта становится явью.

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ

Стар

Два месяца спустя

Я заворачиваю коробку в обычную серебряную бумагу и перевязываю желтой лентой. Затем кладу в серебряный мешок. И пишу внутри желтой карточки:

Для моего любимого мужа.

Без тебя ничего нет…

От твоего мотылька, Стар

Потом несусь в душ, и вода каскадом струится по телу. Дверь душа открывается, я улыбаюсь. Большая рука дотрагивается до меня. Я оборачиваюсь.

— Привет, — нежно говорю я.

— Ты принимаешь душ без меня?

— Мне просто необходимо. Я очень грязная.

— Грязная?

— Ты не поверишь, насколько я грязная.

— Очень даже поверю, — говорит он, потянувшись за губкой. Выливает на нее жидкое мыло и проводит губкой по моей груди, рукам и животу.

— Самое грязное — между ног.

Он смеется. У него из груди поднимается мурлыкающий гул, который мне очень нравится. Он быстро пробегает губкой по моей промежности. Конечно, это не тот способ, чтобы смыть что-то настолько грязное.

— Нет, это не поможет, — говорит он.

— Нет?

— Нисколечко. — Он опускается на колени.

Я с удовольствием вздыхаю и смотрю на него сверху-вниз. Боже, я так сильно люблю этого человека.

Капли воды разлетаются в стороны от его головы, лица, рта, и его язык мягко дотрагивается до моей киски. После моего оргазма, он кончает сильно и мощно вместе со мной. Его семя выливается из меня, и быстро бегущая вода смывает его вниз.

Я улыбаюсь самой себе. Таинственной улыбкой.

Мы выбираемся из душа. Я заворачиваюсь в махровый халат и иду в спальню.

— У меня для тебя подарок. — Я протягиваю ему серебряный мешок.

У него еще мокрые волосы, прилипшие к голове. Разве такое возможно, что я до сих пор хочу заниматься с ним сексом, когда только что дважды кончила?

Он забирает мешок. Я стараюсь запомнить этот момент, поэтому во все глаза наблюдаю за каждым его действием. Он достает серебряный пакет. Развязывает желтую ленту. Разрывает серебряную упаковку. Открывает обычную серую коробку. Достает бутылку масла и тупо смотрит на нее, а затем поднимает на меня глаза.

— Масло для тела Huile Douche?

— Huile Douche.

Он несколько раз утвердительно кивает. Молчит. Николай Смирнов потерял дар речи, такого еще не было.

— Эй, ты собираешься мне что-нибудь сказать?

— Ты хорошо себя чувствуешь? — спрашивает он.

— Да. Все в порядке.

— Мне не хорошо, — признается он. Я вижу, как побелело его лицо.

— Что случилось?

— Я боюсь за тебя. Это будет больно.

Я ухмыляюсь.

— На этой земле семь миллиардов человек, и каждого родила женщина. Со мной все будет хорошо.

Я забираю у него масло и немного наливаю ему на руку. Втираю в кожу и поднимаю руку к его носу.

Он вдыхает.

— Боже мой, ты права. Пахнет полевыми цветами, свежим воздухом и солнцем.

Я заливисто смеюсь.

— Я же говорила!

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ

Николай

Семь месяцев спустя

— Поздоровайтесь со своим сыном, — говорит медсестра, кладя голое, покрасневшее создание мне в руки. Я с изумлением смотрю на него.

Мой сын.

Звуки вокруг меня становятся какими-то размытыми.

Он такой крошечный, что почти умещается в моей ладони. Глаза закрыты, лицо морщинистое и красное. Волосы все еще мокрые, прилипшие к голове, но так и должно быть. Его маленькие пальчики скручиваются и раскручиваются. Он открывает свой маленький ротик и издает мяуканье... и я перестаю дышать.

Боже, столько всего может пойти не так.

Защитный рефлекс тут же возрастает у меня в груди, настолько сильный, что мне кажется у меня грудь сейчас разорвет. Сердце готово лопнуть от любви к этому беспомощному младенцу.

— Николай, — зовет меня Стар.

Я перевожу взгляд с лица нашего сына и вглядываюсь в раскрасневшееся лицо жены. Видно, что она устала, но в ее глазах светится радость и торжество. В этот момент я люблю ее еще больше, чем когда-либо.

— Ты сделала это, — говорю я. — Ты, на самом деле, сделала это.

— Мы сделали, — мягко замечает она.

Я не могу оторвать взгляд от ее прекрасных голубых глаз.

— Нет, мой мотылек. Не мы, а ты. Ты выносила этого удивительного мальчика внутри своего тела.

Она прикусывает нижнюю губу. Она всегда так делает, когда начинает нервничать или ее что-то беспокоит. Я не видел уже несколько лет, чтобы она прикусывала губу.

— Николай, ты помнишь, что мы решили назвать его Мейсоном?

— Только не говори мне, что ты снова передумала.

Она слегка качает головой.

— Я не передумала. И я никогда не меняла своего мнения. Я всегда знала, где-то глубоко в душе, как будут звать нашего сына.

Я не понимая, куда она клонит, смотрю на нее. Мы перепробовали сотню имен с тех пор, как узнали, что у нас будет мальчик.

— Я хочу назвать его Павел.

И откуда-то глубоко из моей груди, поднимается странный звук, я даже не мог предположить, что способен издавать нечто подобное. Он похож на крик ужасной боли, но в то же время боли, которая уходит, словно ты обжог руку, чувствуешь острую боль, а потом наступает облегчение, и постепенно ожог заживает.

Она с тревогой посматривает на меня.

О, Павел. Все эти годы я хотел произнести его имя, но не мог.

— Павел, — шепчу я.

Ребенок на моих руках открывает глаза и смотрит на меня. Его взгляд расфокусирован, такой невинный, пустой. Затем его губы шевелятся. Может кому-то покажется, что его губы просто шевелятся или подергиваются, но я-то знаю, что он пытается мне улыбнуться.

ЭПИЛОГ

Николай

Пять лет спустя

Возвращение домой

Я снимаю сына с его лошади и ставлю на землю. Улыбаюсь ему.

— Готов?

— Готов.

Я привязываю лошадей к дереву и вытаскиваю букет цветов из держателя на суппорте. Я даю ему цветы, и мы идем к железным воротам. Он открывает их, мы заходим внутрь склепа. Шаги эхом отдаются от стен.

Я смотрю, как он идет к могиле и осторожно ставит цветы в вазу с водой. Он поворачивает ко мне голову, и я вспоминаю, как впервые привел сюда Стар. Судьба забирает и дает. Судьба забрала у меня Павла, оставив годами жить во мраке, но потом подарила мне Стар и другого Павла.

— Папа, ты можешь рассказать мне ту историю еще раз?

— Какую историю?

— Про печеные яблоки.

— Ах, эту.

Он садится на мрамор.

— Однажды Дуся сделала целый противень печеных яблок. Она положила их на стол, чтобы они остыли. Эти яблоки были особенными. У них была вытащена сердцевина, внутрь она клала мед и орехи — рецепт самой Дуси. Все в семье знали, что это было любимое лакомство дяди Павла. Как медведь, который не может устоять перед медом, он тоже не может устоять перед печеными яблоками. Он сидел за кухонным столом и ждал, когда они остынут. Он знал, что нельзя их есть, потому что мы все вместе должны будем пить с ними чай. Вместе. Но в тот день с противня исчезло одно запеченное яблоко. Дуся спросила его, не он ли его съел.

— Я не ел, — ответил он.

— Не ври. Если это ты, то лучше признайся.

— Но я не ел.

— Если не ты, то кто?

— Я не знаю, но не я.

— Ты съел, Николай? — Спросила меня Дуся.

— Я не ел.

— Вы съели яблоко, госпожа Смирнова? — Спросила Дуся нашу маму.

— Нет, я его не ела, — ответила мама.

— И я тоже, — добавил отец.

— Скажи правду, Павел. Тебя не накажут, — сказала мама.

— Но я не ел.

— Хорошо. Если ты признаешься, ты сможешь съесть еще одно за чаем. Если ты не признаешься, то не получишь ни одного.

— Просто скажи, что съел, — прошептал я Павлу.

— Но я не ел, — настойчиво твердил он.

— Скажи, что ты, даже если это не так. Какое это имеет значение?

— Это имеет значение. Я не хочу врать тебе.

— Ты не получишь больше запеченного яблока, если не признаешься, — предупредил я.

— Это не важно. Я не буду врать, — ответил он.

И бедному Павлу не дали ни одного яблока, пока все пили чай вместе за столом, а он смотрел, как мы едим печеные яблоки.

Мой сын торжественно кивает в этот момент. Это его любимая часть.

— Бедный дядя Павел, — говорит он.

— Да, бедному Павлу не дали тогда ни одного печеного яблока. Он расстроенный лег спать, что ему никто не поверил. Затем на следующее утро Дуся убиралась под плитой, и что она нашла?

— Запеченное яблоко.

— Точно. Он упало и закатилось под плиту.

Мой сын усмехается.

— Сейчас моя самая любимая часть истории.

— Да. Сейчас самое лучшее. Все чувствовали себя настолько виноватыми перед Павлом, что не поверили ему, мама с папой так им гордились, что он стоял на своем и не стал врать, что мы решили устроить большую вечеринку-сюрприз. Поэтому украсили дом воздушными шарами и цветной бумагой. Дуся сделала целый поднос печеных яблок. Родители накупили кучу конфет, сладостей, печенья и пирожных. Стол ломился от лакомств, все дети стонали от такого изобилия.

Мой сын издает тоже стон.

Я улыбаюсь ему.

— Все соседи и наши друзья пришли на вечеринку. Мы все спрятались, и когда папа привел Павла домой, мы все выскочили и закричали «Ура!». Это была замечательная вечеринка. Все хорошо провели время.

Павел даже получил подарок. Игрушку, которую всегда хотел.

— Жаль, что я не знал дядю Павла, — говорит сын.

— Я бы тоже хотел, чтобы он познакомился с тобой, Павлуша.

Мой сын подбегает к надгробью и целует надпись.

— До свидания, дядя Павел. Увидимся на следующей неделе.

Мы выходим на солнце. Вдалеке я вижу, как Стар едет на лошади к нам.

— Вон там мама, — радостно кричит сын.

Я смотрю, как она скачет в нашу сторону. Ветер развивает ее волосы, и она улыбается. Жизнь хороша.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Эта часть истории посвящена прошлому Николая,

как он из сироты превратился в миллиардера

Николай

Криминальный авторитет

Великий

Передо мной дорожный знак — Москва-110 километров. Дальше заправочная станция. Я бегу по проезжей части к грузовику, стоящему у заправки. Я вижу, что водитель внутри здания заправки расплачивается за бензин, поэтому быстро огибаю его грузовик сзади.

Отвязываю один конец брезента, прикрывающий внутрь грузовика.

Оглядываюсь по сторонам, никто не смотрит, залезаю внутрь. Всего три четверти внутри заполнены картонными коробками. Я устраиваюсь в глубине у самой кабины, прячусь за коробки, несколько передвинув вокруг себя, чтобы меня не было видно, если кто-нибудь заглянет внутрь.

Надеюсь, что водитель едет в Москву, но в принципе мне все равно, куда угодно. Я так или иначе доберусь до Москвы. Но сейчас я так устал, что мгновенно засыпаю и просыпаюсь только, когда грузовик останавливается. Потом я чувствую, что кто-то находится внутри грузовика рядом со мной. У меня сердце колотится очень сильно, когда от меня убирают одну из коробок, за которыми я прячусь. Мужчина в шоке во все глаза смотрит на меня.

— Кто ты такой? Что ты здесь делаешь? — выражение его лица напряженное, голос испуганный.

— Меня зовут Николай. Я не причиню вам вреда. Мне просто нужно добраться до Москвы, — говорю я, поднимая руки.

Он поворачивается и закрывает брезент. И яркий утренний свет пропадает, оставляя нас в темноте. Он снова оборачивается ко мне, внимательно вглядываясь в лицо, в мою изорванную одежду, порезы и кровь на руках и ногах. Его лицо сразу смягчается.

— Ты всего лишь мальчик. Почему ты один?

— Это не важно. Мне нужно добраться до Москвы.

— Ты уже в Москве.

Я встаю на ноги и иду к нему.

— Спасибо, что подвезли. Теперь я пойду.

— На улице очень холодно. Куда ты пойдешь?

— Со мной все будет хорошо, — говорю я.

— Нет. Я не могу оставить тебя на таком холоде в такой рваной одежде. Ты пойдешь ко мне домой, моя жена даст тебе одежду и еду, и обработает твои раны.

Я с подозрением смотрю на него.

— У меня двое парней твоего возраста, и мне не хотелось бы увидеть их на твоем месте, — медленно говорит он.

После стольких лет лишений и жестокости, я отвык доверять обычным добрым людям, но он прав, мне нужно смыть с себя кровь. Одежда тоже сильно изодрана, и я замерзну, умру в такую погоду в этом рванье. Я обещал брату, что не оставлю его на там на голом кладбище.

— Хорошо. Спасибо вам. Я принимаю ваше любезное предложение, — неловко говорю я ему.

Он улыбается.

— Хорошо. Ты будешь нашим почетным гостем. Я рад, что могу хоть чуть-чуть помочь тебе. Меня зовут Юрий, — говорит он, выходя вперед, протягивая руку. Близко я вижу его глаза, и не чувствую опасности, исходящей от него. У него добрые карие глаза. Я пожимаю его предложенную руку.

Юрий живет в маленькой квартирке. Эти люди, видно, очень бедные. Его жена Наталья сделала рагу для всей семьи. У нее доброе лицо, и она не задает никаких вопросов.

— Ешь. Ешь, — все время говорит она.

Только после трех порций, я понимаю, что она и ее муж не едят. Еды было не так много, чтобы они могли тоже поесть.

— Простите, — смущаясь говорю я, что съел весь их ужин, но Наталья сообщает мне, что она уже поела, а Юрий, что у него побаливает желудок, они явно обманывают меня, пытаясь успокоить. Потом я ем хлеб и сыр.

И понимаю, что не могу остаться с ними и воспользоваться их гостеприимством. Поэтому говорю, что уйду сегодня ночью.

Юрий просит жену дать мне одежду, которая не нужна их сыновьям. Я моюсь в их крошечной ванной комнате и надеваю шерстяной свитер, толстые носки, джинсы, кожаные перчатки, пуховую куртку, меховую шапку, которую мне дает Наталья. Я благодарю их обоих и обещаю, что не забуду их доброты. Однажды я вернусь, чтобы отблагодарить их.

— Тебе здесь всегда будут рады, — говорит Наталья.

— Будь осторожен, Николай. Москва — очень опасный город, — предупреждает Юрий.

И в первую ночь я сплю плохо. Холодно, руки синеют, но на вторую ночь я забираюсь в тепловой люк. Гораздо теплее и безопаснее. Следующие несколько дней я выживаю за счет попрошайничества и по немного воруя. Мне не нужно много. Достаточно чуть-чуть еды, чтобы поддерживать силы.

Все меняется, когда Дмитрий, лидер одичавшей уличной банды детей и подростков, называемой «Черные медведи», замечает меня, когда я ворую еду, поэтому следует за мной до места, где я сплю ночью. Он приказывает мне отдать еду, которую я украл, потому чо она принадлежит ему, я орудую на его территории, так он считает.

Я отказываюсь и готовлюсь к бою.

Он высокий, взгляд бесстрашный, и у нас возникает патовая ситуация, ничья, в конце концов, он меняет свое мнение, давая понять, что я буду хорошим дополнением к его банде, поэтому приглашает меня присоединиться к ним.

У Дмитрия тоже нет семьи. Отца убили на железнодорожных путях, где он работал, мать была алкоголичкой, которая допилась до смерти. Дмитрия отправили к родственникам, но они регулярно его избивали, поэтому он сбежал. С тех пор он живет на улицах.

Я попадаю в обычную колею: постоянно что-то подворовываю и постоянно дерусь, чтобы сохранить территорию, по которой мы бродим. Мы крадем все, что подворачивается под руки. Ворованное продаем за небольшие деньги, но их достаточно, чтобы накормить нас и купить дешевый алкоголь, а также клей, к которому все в банде пристрастились. Мы спим под мостами, в парках, лесах, почти везде, где можем спокойно приклонить голову.

Я быстро устаю от ежедневных боев, пьянства и отсутствия амбиций, но у меня нет возможности избежать этой трясины, которая затягивает.

Пока не вмешивается сама судьба.

Как-то вечером проходя мимо темного переулка, я слышу, как кто-то зовет на помощь, и стонет от боли. Я ступаю в переулок. Двое крупных мужчин избивают молодого человека. Ясно, что он не может им ответить тем же, он уже достаточно избит. Вообще-то это не моя битва и меня она не касается, но после стольких лет в котле жестокости детского дома, я не могу терпеть издевательства над другими, неважно какие именно, любые. Двое горилл слишком заняты, избивая мужчину ногами, поэтому даже не замечают, как я приближаюсь к ним сзади. Один из мужчин перестает его бить и тянется в карман.

За пистолетом!

Я наблюдаю, как он целится в человека на земле. Выпрыгиваю вперед и со всей силы ударяю кулаком ему по виску. У него ноги подкачиваются, тело начинает заваливаться, и он падает на землю. Другой парень резко разворачивается и идет на меня. Он, на самом деле, огромный. По крайней мере 250 фунтов. Наверное, больше.

Он рычит, глядя на меня.

Грозно уставившись мне в лицо, он не замечает моей ноги, которая прямиком движется в пах. Он кричит от агонии, его лицо превращается в гротескную маску, когда он падает на колени. Я окончательно укладываю его апперкотом в подбородок. Протягиваю руку жертве.

— Кто ты, мать твою, такой? — спрашивает он.

— А ты, мать твою, кто такой? — в ответ выстреливаю я.

— Кем бы ты ни был, это твой счастливый день. Меня зовут Марат Иванков, — говорит он, поднимаясь на ноги, хватаясь за живот и подмигивая. Он говорит с таким видом, словно его имя должно для меня что-то значить. Но я не знаю его.

— Нам лучше убраться отсюда подальше, пока они не пришли в себя, — предлагаю я.

— Одну минуту.

Я наблюдаю, как Марат обыскивает карманы второго парня.

— Что ты делаешь? — спрашиваю я.

— Забираю пистолет, — спокойно говорит он.

— Кто эти люди, что у них есть оружие?

— У всех нас есть оружие. Это Москва.

Он забирает два пистолета, прячет один сзади за спиной под ремень джинсов, а другой протягивает мне.

Я на минуту сомневаюсь брать или нет, потом забираю, спрятав под ремень штанов на спине, так же как и он

— Давай, убираться отсюда, — говорит он.

— Что ты сделал, что эти парни захотели тебя так избить? — С любопытством спрашиваю я.

— Ничего личного, просто бизнес. Если бы эти наемные гориллы не ударили меня сзади, был бы другой результат. Трудно установить защиту, когда ты уже на земле и на тебя сыпятся удары.

— Кто они такие?

— Обычные конкуренты, — легко отвечает он, словно нечто подобное случается почти регулярно. — Итак, ты, наконец, скажешь мне как тебя зовут или как?

— Николай Смирнов.

— Я живу здесь неподалеку. Не хочешь зайти выпить?

Поскольку других предложений у меня нет, и где я буду спать, я тоже пока не знаю, поэтому соглашаюсь, т.к. заинтригован этим человеком.

Его квартира оказывается охраняемым домом в престижной части города. Как только мы появляемся, охранники спешат ему на помощь. Они хотят меня отодвинуть от Марата, но он отмахивается от них и проводит меня к себе в дом.

Кем бы ни был Марат, он, безусловно, преуспевает, так как его дом похож на мини-дворец. Той ночью я наслаждаюсь лучшим сном, который когда-либо был у меня за последние несколько лет, в роскошной спальне. На следующий день за завтраком, так, наверное, завтракают короли, Марат делает мне предложение. Он хочет, чтобы я работал на него и его семью. Я спас ему жизнь, и он желает отплатить мне, введя в организацию на высоком уровне.

Он объясняет, что распад Советского Союза предоставил многочисленные возможности по всей России, в частности для организованной преступности, и его семья занимает высокое место и довольно успешна в своем бизнесе.

Сначала я пребываю в шоке от того, что завтракаю и получаю предложение работать в мафии, но чем больше Марат говорит, тем больше я соглашаюсь. Я принимаю его предложение, и моя новая жизнь, воплощения высоких амбиций, начинается.

Более года я занимаюсь кражей автомобилей, доставкой их в специализированные гаражи, где меняются номера и номерные знаки, а потом они перепродаются по всему миру. Я также занят (kryshy) рэкетом: уплатой дани бизнеса, который торгует на нашей территории.

Да, иногда люди умирают, но это в основном конкуренты и те, кто с чем-то не согласен. Марат говорит, что я прирожденный криминал. У меня преступность в крови. Я только молча улыбаюсь. Неважно, что он думает обо мне. Я-то точно знаю, почему я этим занимаюсь. Деньги.

Без денег я не смогу выполнить обещание, данное своему умершему брату.

Наше финансовое соглашение состоит в том, что все деньги, заработанные членами (Boyviks), переходят к Марату, Бригадиру, его положение похоже на главу в итало-американской мафиозной преступной семье. Марат также отвечает за распределение средств в бухгалтерии, которые используются для подкупа государственных чиновников.

Дядя Марата, Виктор Иванков, глава семьи (Pakhan). Босс, как правило, общается с властной элитой страны: обычно коррумпированными чиновниками на высоких должностях, и силовиками, чтобы у нас не было неприятностей в этой сфере.

Очень быстро на мои банковские счета начинают капать немаленькие деньги. Первое, что я делаю приезжаю однажды вечером, без предупреждения с бутылкой дорогой водки к Юрию и Натальи. Шок на их лицах, впервые вызывает у меня чувство счастья с тех пор, как умер мой брат. Я ем и пью вместе со всей семьей.

Опять же, они почти не едят, в основном кормя меня. Представьте себе их невероятное удивление, когда я передаю им ордер на новую квартиру в хорошем районе. Я ухожу от них, улыбаясь. Они приглашают меня навестить их на новом месте. Я улыбаюсь и киваю, но знаю, что больше никогда их не увижу.

Финансовая организация Марата зарабатывала много денег для семьи, но с моим упорством, стратегическим мышлением, вниманием к деталям, интуицией, что есть подвох, наши доходы умножаются. И как-то Марат говорит мне, что его дядя Виктор хочет встретиться со мной.

Мы подъезжаем к крупному частному дому, окруженному высокими стенами с электрическими воротами, кишащими охранниками. Этот дом даже не посвященному выглядит, как дом Pakhan. Огромный мужчина обыскивает меня, прежде чем мы входит в огромную библиотеку. Здесь пахнет новой кожей и дорогим одеколоном. Огромный, толстый мужчина с холодными подозрительными глазами, сидит на диване честерфилд. Ему где-то к шестидесяти, но лицо без морщин, свежее, и у него полная голова волос.

— Дядя Виктор, это Николай, Николай, мой дядя, — представляет нас Марат.

— Здравствуйте, господин Иванков.

Медленная улыбка скользит по его неподвижному лицу.

— Можешь называть меня Виктор.

Я киваю.

— Садись, — приглашает Виктор, указывая рядом с собой. — Мы выпьем вместе. — Он машет большой рукой одному из своих людей, который немедленно выскальзывает за дверь.

— Итак, Николай, Марат рассказал мне, сколько ты сделал для моей семьи.

Я пожимаю плечами.

— Это ничего не значит.

Его проницательные глаза поблескивают.

— Ты все равно произвел впечатление на моего племянника.

Появляется бутылка водки и три рюмки. Мы выпиваем и разговариваем, а потом опять выпиваем. Разговор ни о чем, но Марата кажется раздражает повышенное внимание его дяди ко мне. Он вскакивает на ноги.

— Я пойду пройдусь, — говорит он.

— Возьми с собой двоих моих охранников, — говорит Виктор.

— Со мной все будет хорошо, — отвечает Марат.

— Идет война, поэтому не облегчай моим врагам твое похищение или убийство, — говорит Виктор совершенно другим тоном.

— Хорошо, — уходя бросает Марат.

— Мой племянник немного упрямый, но хороший солдат, — спокойно поясняет Виктор.

Мы еще полчаса разговариваем. Опять же, ни о чем, на какие-то общие темы.

— Пойдем, поедим, — говорит Виктор, хлопая меня по плечу.

Хотя я только что познакомился с Виктором, но у меня совершенно четкое ощущение, что он безжалостный человек, но почему-то я чувствую странную связь с ним. Мы сидим за столом, поглощая отличную еду, после чего разговор переходит к делу.

— Николай, я не хочу, чтобы ты работал на Марата. Ты несомненно сильный и бесстрашный, но в наших рядах достаточно таких людей, способных пользоваться оружием и кулаками. Ты слишком умен, чтобы заниматься этим.

Я знаю этот тест на проверку лояльности, поэтому вежливо киваю.

— Спасибо, Виктор, но я многим обязан Марату, и я не хочу расстраивать его и лишаться нашей дружбы.

Он медленно улыбается, довольный моим ответом.

— Лояльность — это хорошая вещь, но тебе не стоит беспокоиться о дружбе с Маратом. В структуре нашей организации все работают на одного босса, и я босс — этой семьи. Марат будет доволен, что он привел тебя с твоими способностями в нашу семью, он будет должным образом вознагражден.

Я поднимаю бокал вина к губам.

— Что вы имеете в виду, Виктор?

— Я состоятельный человек с многочисленными деловыми контрактами по всей России, но по мере роста бизнеса я все меньше могу доверять своим партнерам, немного даже сомневаюсь в их верности и благонадежности. Я хочу, чтобы ты проверил финансовую сторону наших клубов и казино. Их насчитывается более двухсот, многие не очень прибыльны, как хотелось бы. Нужен свежий взгляд и острый ум, чтобы остановить «снятие сливок».

— И сколько будут стоить для меня эти проблемы?

— Десять процентов прибыли.

Я начинаю крутить бокал с вином в руке.

— Пятнадцать процентов и я попрошу выполнить одну услугу. Единственный раз, когда я попрошу вас о чем-то.

Долгое время он молчит, я тоже, потом он понимает, что у него нет выбора. Я наблюдаю, как он подносит бокал вина ко рту и делает глоток.

А потом начинает смеяться.

— Если бы ты согласился на десять процентов, я бы передумал, — откровенно говорит он. — Амбиции — это отличная вещь, Николай. Именно амбиции привели меня сюда. Мне интересно. О чем ты хочешь попросить меня?

— Мои родители погибли в автомобильной аварии, но я не знаю, где они похоронены. Я хотел бы узнать где, чтобы смог посетить их могилу. Я уверен, что у вас имеются контакты в силовых структурах, которые могли бы предоставить эту информацию.

Он опять молчит, обдумывая мою просьбу, затем кивает.

— Я постараюсь что-нибудь сделать, Николай.

— Спасибо, Виктор.

Он улыбается. Холодной, похожей на оскал акулы, улыбкой.

— Выпьем за нашу сделку.

Через пару дней мне позвонил один из людей Виктора.

— Здравствуй, Николай, босс хочет вас видеть.

— Хорошо. Когда?

— Сегодня вечером.

— Хорошо, я попрошу своего водителя отвезти меня, — отвечаю я.

— Садись, Николай.

Я сажусь напротив Виктора, он медленно пьет водку.

— Зачем вызывал, Виктор? — Спрашиваю я.

— Помнишь ты просил меня об услуге? Ты все еще хочешь знать правду?

Я поднимаю бровь, удивляюсь его вопросу.

— Конечно, для меня это очень важно.

— Тебе могут не понравиться ответы.

— Это не важно. Я хочу знать правду, — хмурясь отвечаю я.

— Все, что ты знаешь о своих родителях, Николай, ложь.

Я замираю.

— Что ты имеешь в виду?

— Твои родители не были врачами. Они не погибли в результате аварии. Они были агентами КГБ.

— Разве такое возможно?

— Сам подумай, Николай. Прекрасный дом. Частые поездки. Все это часть их прикрытия. Ты был слишком маленьким, чтобы это понять.

Я вскакиваю на ноги, сердце так сильно колотится.

— Значит, они все еще живы?

Он отрицательно качает головой.

— Нет. Они мертвы. Их убили, но даже их смерть не удовлетворила государственную машину. Дети должны были тоже понести наказание за грехи своих родителей. Вот почему тебя отправили в детский дом-тюрьму.

Я не понимая смотрю на него.

— За какие грехи?

— Файлы КГБ говорят, что твои родители передавали разведданные ЦРУ. На самом деле, они готовились сбежать в США. КГБ не могло этого допустить.

— Так они засунули моего брата и меня в эту адскую дыру только потому, что хотели наказать отца и мать?

— Боюсь, что так. Вы оба оказались невинными жертвами государственной машины.

— Что случилось с их телами?

— Их невозможно найти. Предателей часто хоронили без «почестей».

— Я выполнил твою просьбу. — Виктор поднялся. — Теперь выполни мою.

Я потерял надежду найти могилу своих родителей, еще в библиотеке Виктора. Я почувствовал тогда полное онемение. Чувств и эмоций не было. Поэтому на следующий день я кинул все свои силы, чтобы выяснить в каком направлении исчезают деньги Виктора. Свое расследование я, естественно, начал с бизнес-партнеров Виктора, в частности с тех, кто был с ним уже довольно долгое время.

Я быстро нашел виновника, но мне нужны доказательства, поскольку этот человек связан с семьей Виктора уже двадцать лет, Виктор не поверит мне на слово.

Поэтому я часами сижу над бумагами, собирая все необходимые доказательства, делаю записи, выписываю очень давние сделки, прежде чем встретиться с Виктором. Когда пыл и гнев Виктора стихает, мы оба понимает, что нет никаких сомнений в вине этого человека. И он разрешает мне его навестить, эту подколодную змею.

Мы сидим напротив друг друга, и по языку его тела видно, что он понял — игра закончена. Я спокойно кладу собранные мной улики на стол перед ним и жду его ответа.

— Что будет предпримет Виктор? — спрашивает он.

— Это зависит, насколько ты умен.

Бусинки пота выступают у него на лбу, пока он просчитывает в уме все варианты. Я даю ему возможность попотеть еще немного, прежде чем выдать наше предложение. К счастью, он поступает мудро.

Скорополительный, ранний выход на пенсию.

Я протягиваю ему на подпись документы, которые подготовил, чтобы мы взяли под свой контроль все его активы, на присвоенные деньги у Виктора.

И потом в переданных нам активах различных компаний, я нахожу настоящий самородок.

Растратчик в свое время приобрел огромный пакет частных акций на алюминиевые рудники в Сибири, Красноярске и Братске. Я тут же представляю сколько они стоят.

Настоящая удача — это время, которое работает на нас.

Мое время безупречно. Крупные частные игроки с миллиардами средств уже давно пытались монополизировать алюминиевую промышленность, скупая все, что могли получить. Мы продали акции растратчика более чем за семь миллиардов долларов.

И при своем проценте, я внезапно стал миллиардером.

Хотя Виктор не долго радовался и праздновал победу. В России быстро все менялось. Поэтому он улетел на своем частном самолете в Швейцарию, переведя туда свои деньги. Это был его последний день на свободе. Интерпол и швейцарская федеральная полиция штурмом захватили его самолет на взлетно-посадочной полосе с пятью миллионами долларами незадекларированных средств.

Его обвинили в рэкете, мошенничестве с ценными бумагами, отмывании денег и уклонении от уплаты налогов на протяжении двадцати лет. Мы старались нажать на все наши контакты, но даже они бессильны были ему помочь. Виктора отправили в тюрьму на двадцать лет.

Для меня это был переломный момент.

Впервые я подвел итог своей жизни. По сути, я стал боссом по умолчанию. Даже Виктор хотел, чтобы я продолжал управлять его империей, но я знаю, что российские власти взялись за организованную преступность, и тут даже не следует смотреть в хрустальный шар, чтобы предсказать мое будущее. Либо пуля от конкурентов, бомба в моей машине, либо длительный тюремный срок — вот, что меня ожидало.

Ни один из этих вариантов меня не привлекал, поэтому пришло время попрощаться с Россией.

У меня было больше денег, чем я мог себе представить, и я знал, что у меня имеются способности увеличить свое состояние. Мне нужен был новый дом.

И я принял решение перебраться в Англию. И это будет следующая глава моей жизни.

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg