«Случайная жизнь»

Случайная жизнь (fb2) - Случайная жизнь [сборник] 1237K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Лидия Лукьяненко

Лидия Лукьяненко Случайная жизнь

Никакая часть данного издания не может быть скопирована или воспроизведена в любой форме без письменного разрешения издательства.

© Лукьяненко Л. В., 2016

© DepositPhotos.com / grandfailure, обложка, 2017

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», издание на русском языке, 2017

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», художественное оформление, 2017

* * *

Увидеть Париж

Эта неделя выдалась невероятно удачной для Никиты. Во-первых, его повысили в должности. Это было ожидаемое и заслуженное повышение, а потому доставило настоящее удовольствие. На новой должности оклад стал больше плюс проценты от продаж его отдела. Во-вторых, строители наконец закончили ремонт его новой квартиры. А в-третьих, он купил машину.

В жизни каждого человека бывают периоды, когда все дается легко: вдруг находятся давно потерянные вещи, звонят старые друзья, с которыми не виделся сто лет, и исполняются самые невероятные желания. Такие периоды называют белыми полосами. Их ждут годами и ценят безмерно. И всегда суеверно опасаются, что вот-вот белая полоса закончится и наступит черная – как расплата за прежнее везение. Поэтому и торопятся все нужные дела и начинания сделать именно в белый период.

Никите все это далось нелегко, и он тоже торопился. В его жизни, жизни тридцатилетнего холостяка, до сих пор было много труда, много упорства и очень мало свободного времени. Постоянное самосовершенствование как специалиста, стремление честным трудом занять соответствующее своим пожеланиям место в компании, создать прочную материальную базу для будущей, уже семейной жизни.

Приятели удивлялись планомерности его жизни. Молодой парень, здоровый, спортивный, а живет словно робот, по строгому расписанию. Ни загулов до утра, ни пьянок с друзьями, ни бурных романов с девушками модельной внешности, которыми, словно улей пчелами, забито все двадцатипятиэтажное здание их компании. Никита был совсем не праведником, и женщины в его жизни случались. Но ему было по душе то, что они не были знакомы с кругом, в котором он постоянно вращался. Ведь практически в офисе и проходила его жизнь. Пока в его квартире шел ремонт, он даже на выходные приезжал на работу и просиживал до ночи за компьютером. Он любил дело, которым занимался. Со старыми друзьями и дальними родственниками общался исключительно при помощи компьютера. А как, скажите, еще это возможно, если Стас с женой – в Америке, двоюродная сестра Рита – в Канаде, Руслан и Катька, его одноклассники, – в Австралии? А теперь к ним присоединился и Денис, его лучший друг со времен института, – укатил в Париж.

Его отсутствие он ощущал особо остро, хотя прошло уже полтора года, можно было бы и привыкнуть. Пока они учились в институте – делили одну комнату в общежитии, потом вместе снимали квартиру. Сначала – маленькую гостинку, а как стали больше зарабатывать – двухкомнатную. На его глазах развивался роман Дениса с Наташей. Он был свидетелем на их свадьбе. А потом стал свидетелем их развода. Трудно сказать, кто переживал этот разрыв тяжелее – он или Денис. Никита считал их удачной парой, а семейное счастье друга воспринимал как надежду, что вечная любовь все же существует, а значит, и у него есть шанс ее встретить. Но жизнь распорядилась иначе. Брак Дениса распался спустя два года. Самым неприятным стал тот факт, что Никита сам оказался невольным виновником их развода. Наташа нравилась ему, но только как жена друга. Он был рад услужить, помочь ей. А она все воспринимала, как оказалось, иначе.

Невольно сравнивая друзей, Наташа пришла к неутешительному выводу, что выбрала худший вариант, и со свойственной ей прямотой решила исправить ситуацию. Но она не поняла, что для Никиты она всегда была женой друга – и только лишь. В результате она задела самолюбие Дениса и потеряла на этом мужа, так ничего и не приобретя взамен. Потому что для Никиты дружба с Денисом была во сто крат дороже, а о Наташе как о женщине он никогда не помышлял. В итоге ситуация сложилась довольно щекотливая, и Никита мучился своей непонятной виной, пока Денис не сказал:

– Ты здесь ни при чем. Не ты, так другого найдет. А я не намерен из-за бабы терять лучшего друга…

Вскоре он улетел в Париж. Решил попытать счастья во Франции. А почему бы нет? Денис – молодой, энергичный, может работать в разных направлениях, к техническому образованию еще и языки. Когда же пробовать, как не в молодости? К тому же снова холостой, легкий на подъем.

Никите его недоставало. Не хватало их вечерних разговоров перед сном, его юмора, приправленного здоровым цинизмом, его заводного нрава и неожиданных выходок. Наташка – дура! Как можно было предпочесть такого интересного парня спокойному и даже скучному Никите? С Денисом они потому и ладили, что прекрасно дополняли друг друга. И его старый друг никогда не считал Никиту занудным, как его теперешние приятели.

Сразу Денис писал очень часто. Первое время они обменивались письмами по несколько раз в день и все знали друг о друге. Но со временем письма Дениса стали более краткими и приходили все реже. У друга появился свой круг общения и новые интересы.

На работе у Никиты тоже подобрался круг приятелей: Коля, начальник соседнего отдела, его заместитель Вадим, юрист Женька и программист Игорь. Заводилами были, конечно же, Вадим с Женькой. Они затевали мальчишники по пятницам, походы в ночные клубы, вылазки на шашлык и рыбалку и поездки в соседние города. Никита в таких развлечениях участие принимал, но без особого энтузиазма и не слишком часто. Он не мог позволить себе тратить много времени и денег на беззаботные развлечения. Друзья к его отказам уже привыкли и особо не наседали.

Женька, худой и высокий, всегда модно одетый, с волосами до плеч, собранными в девичий хвостик, иногда подначивал Никиту:

– Я тебе удивляюсь! Когда же отрываться, как не в молодости? Тратить жизнь на работу – это преступление перед самим собой!

Женьке легко было говорить и отрываться, когда вздумается. Квартиру приятелю купил отец, на машину тоже добавил. Женька был коренным киевлянином и всегда жил в достатке. И хоть спусти он все до трусов в казино, ему всегда было куда пойти переночевать и получить на ужин тарелку маминого борща.

Никита вырос в провинции, в поселке при железнодорожной станции. Его отец пьяным попал под поезд, когда Никита еще в школу ходил. Мать всю жизнь на инвалидности. Никита был ее поздним и единственным ребенком. И единственной надеждой. Поэтому студентом он не на дискотеках прыгал, а подрабатывал грузчиком в хлебном магазине под их институтом. К шести тридцати на работу приходил, а в полдевятого уже сидел на парах. В институте сам компьютер освоил. В их школе компьютер был всего один, и тот стоял вечно сломанный, а у них дома не то что на компьютер, на хлеб не всегда деньги были. Но освоил быстро: стремление быть лучшим всегда выводило Никиту на первые места. Потом стал работать в фирме. Сначала несложную работу за гроши выполнял, и то был рад, что на неполный день взяли. Со временем стал хорошим специалистом, а платили все так же. И если бы не Денис, то так бы и горбатился за копейки. С подачи друга Никита перешел в другую фирму и на другие деньги, и к концу института у него был уже приличный опыт работы. Мама умерла, когда он перешел на последний курс. Дом их по дешевке купил сосед, и Никита остался совсем один. Единственная тетка, сестра матери, умерла еще раньше, а ее дочь жила теперь далеко, за границей.

Потому Никита по-другому относился к жизни, чем его более удачливые друзья. У них были родители, квартиры, родственники. У Вадима вообще их было целое скопище, причем с хорошими связями, благодаря которым он и попал в фирму. Никиту же пригласили исключительно из-за его деловых качеств.

Пока они снимали жилье с Денисом, Никиту все устраивало. Арендная плата на двоих была приемлемой. Даже когда появилась Наташа, ничего не изменилось. Молодожены занимали одну комнату, Никита – другую. Он сначала собирался съехать, чтобы не мешать молодой семье, но они в один голос уговаривали его остаться. Так веселее, убеждали они, и дешевле. Он сдался, потому что, в сущности, они стали его семьей и ему самому не хотелось жить отдельно. Потом, конечно, он пожалел о том, что не съехал…

Когда Денис улетел во Францию, Никита начал подумывать о собственном жилье. Снимать квартиру одному было слишком дорого. Нужно было покупать свою. С этим ему повезло. Он быстро нашел хороший и вполне доступный вариант. Правда, квартира была убитая, как говорится, вусмерть. Но ему что так, что эдак пришлось бы делать ремонт: Никита был брезглив и чистоплотен по природе, и жить в стенах, где отирались чужие люди, он бы не стал. Денег на покупку не хватало, и он оформил кредит в банке. В квартире последние лет тридцать обитала старушка, и ремонта ее жилплощадь не видела давно. Хозяйка умерла; ее дети, приехав из других городов, наследство продавали в срочном порядке и потому отдали дешево.

Дом был старым, хрущевской постройки. Но у квартиры оказалось два очень веских достоинства – удачное месторасположение и приятный вид из окна. Никита сразу это даже не оценил. Главное – дешево, комната большая, в кухне повернуться можно, не то что в других хрущевках, а что ванная вместе с туалетом, так сейчас это даже модно. А как стали делать ремонт, открылись и другие достоинства. Во-первых, под старым линолеумом обнаружился добротный паркет, который достаточно было отциклевать и пару раз вскрыть лаком, чтобы привести в норму. Во-вторых, старая мебель оказалась из хорошего дерева. Мастер, которого он пригласил разобраться с паркетом и столяркой, оказался талантливым любителем-краснодеревщиком и взялся ее реставрировать.

После ремонта квартира полностью преобразилась. Строители поменяли двери и окна. В санузле стены сияли новой керамической плиткой, а сантехника – первоначальной белизной. Кухню ему изготовили на заказ, из недорогих материалов, но очень приличную. В комнате со светлыми обоями вычищенная и подновленная старинная мебель создавала неожиданный уют. Здесь уживалось старое и новое. На секретере с гнутыми ножками поместился компьютер, а маленький телевизор – на комоде для белья. Даже изголовье старой кровати, которое мастер пристроил к новому каркасу и ортопедическому матрасу, отлично вписывалось в общий интерьер.

Соседка Никиты, общительная и приятная черноволосая женщина средних лет, которая была дружна с предыдущей хозяйкой, пришла оценить ремонт. Ей очень понравилось сочетание старой мебели и современной техники. Она ходила по квартире, всплескивая руками:

– Надо же, как у вас ладно все получилось. Вот молодец-то! А еще говорят, что у мужчин вкуса нет.

– Да это не я. Что-то мастер подсказал, что-то маляр. Сказали, что если я хочу, чтобы комната просторнее казалась, то стены должны быть светлые. А я вообще простор люблю. Мастер так эту мебель хвалил! Говорит: классная работа, ей износу не будет! Просто где-то скобу заменить, где-то планку прибить. Пошкурил все, покрасил, лаком вскрыл, и смотрите – как новая!

– Красиво, красиво вышло, что и сказать. И кухня хорошая. Все есть. Вы извините, что я без приглашения пришла. Я познакомиться. С соседями дружить надо. Меня зовут Лилия Петровна.

– Никита.

– Очень приятно.

Лилия Петровна принесла в подарок большой вазон с китайской розой и угостила Никиту пирогом с вишней собственного приготовления, а он напоил ее чаем.

– Ты не бойся, что в этой квартире человек помер… – сказала она, когда они приступили к чаю с пирогом.

– А я и не боюсь, – ответил Никита, хотя такие мысли и приходили ему в голову.

– Многие скажут, что в таких квартирах плохая энергетика, и это правда. Но не в этом случае. Во-первых, я здесь отпевание заказывала. Так старушка мне велела. Так что здесь молитвой все очищено. А во-вторых, плохая энергетика от плохих людей остается, а Варвара Викентьевна была человеком хорошим. Так что здесь тебе хорошо будет!

На правах нового друга Лилия Петровна вызвалась сшить ему занавески. Никита согласился, и спустя несколько дней его окна были задрапированы новыми гардинами в комнате и кружевным тюлем в кухне.

Он хотел заплатить Лилии Петровне, но та наотрез отказалась. Да еще и обиделась:

– Чтоб я с соседа за дружескую услугу деньги брала?

– Простите, – стушевался Никита. – Я хотел как-то отблагодарить…

– Отблагодаришь еще. Мы соседи шумные. Еще мой Колька сто раз тебя попросит.

И правда, спустя несколько дней к нему пришел парнишка лет пятнадцати и попросил помочь с заданием по информатике. Лилия Петровна когда-то жила в коммунальной квартире и свои привычки быть с соседями на короткой ноге не меняла. Она нередко подкармливала Никиту домашней снедью, а взамен время от времени просила его о разных услугах: помочь старую мебель вынести, починить кран или прибить полку. Она познакомила его с другими соседями. Так Никита постепенно врастал в свое новое окружение, и это ему нравилось.

Благодаря хорошему окладу и жесткой экономии он всего за год погасил кредит и был очень доволен, что успел так быстро и сравнительно недорого приобрести собственную квартиру: за последние месяцы цены на жилье в городе сильно выросли. А с повышением в должности пришли и новые возможности. Квартиру он уже имел, жил по-прежнему экономно, поэтому решил исполнить свою давнюю мечту – купить машину. Он оформил новый кредит и оказался за рулем синего «рено».

Водительские курсы Никита закончил давно, еще в институте, однако практика уже подзабылась, и пришлось взять несколько частных уроков. Но вот уже вторую неделю он ездил на работу на собственной машине. Это было непередаваемое ощущение. Состояние постоянного праздника и постоянного же напряжения. Вождение пока не стало для него удовольствием. В офисе за весь день он уставал меньше, чем за один час за рулем. Чтобы привыкнуть, Никита ездил по вечерам по мало оживленным улочкам, по десять раз парковался у дома, отрабатывая повороты и задний ход. Он привык все делать на отлично. И это того стоило! Когда утром он парковал свой автомобиль у высотного здания компании, то с грустью думал о том, как порадовалась бы его успеху мама. Кто из жителей их поселка мог подумать, что мальчишка из самой бедной семьи, сын алкоголика и инвалидки, станет одним из ведущих специалистов в крупной столичной компании, будет иметь собственную квартиру и личный автомобиль?! Теперь он был уверен в будущем. Дальше его ждет очередное повышение, квартира больше и ближе к центру, престижная машина… И главное, теперь можно всерьез подумать о семье. Никита не хотел жениться нищим и идти жить к городской невесте, такой вариант у него был еще в институте. Он хотел привести жену в собственный дом.

Своими достижениями он, конечно же, делился с Денисом. В последнем письме тот его поздравил с приобретением машины и в который раз сетовал, что Никита теперь не рядом с ним. Денис предлагал ему ехать во Францию вместе. Они всегда были опорой друг другу. Но Никита отказался. Ему нравилась работа в компании, и он видел в ней вполне конкретную перспективу. Он так долго шел к тому месту, которое недавно занял, что бросать все и отправляться в неизвестность ему было совершенно ни к чему. К тому же он не знал других языков, кроме английского технического, и был слишком серьезным, чтобы пускаться в авантюры – ехать невесть куда и непонятно зачем. Денис – другое дело! Он авантюрист по натуре, золотоискатель. Из-за этого ему всегда везло чаще других, но и обломы случались тоже чаще.

В тот вечер он, как всегда, вышел из офиса после восьми, когда большинство сотрудников уже давно покинули здание. Никита задерживался часто: он не умел по звонку начинать или заканчивать работу. Его синяя машина сиротливо стояла на парковке. Майский вечер был светлым и теплым.

Никита медленно вырулил со стоянки и поехал знакомой дорогой домой. Машин было немного, и он чувствовал себя уверенно. На перекрестке он остановился на красный свет, пропустил пешеходов и, как только зажегся зеленый, снова наступил на газ. Он проехал следующий перекресток, миновал еще одну зебру, и вдруг прямо под колеса его машины метнулась женская фигура. Никита стремительно выжал тормоз, машина, завизжав резиной, резко остановилась, но женщина уже упала под бампер «рено».

Никиту прошиб холодный пот. Вот тебе и белая полоса! Неужели все его везение закончится тюрьмой? Он еще не привык к габаритам своего автомобиля, и перед глазами тут же всплыла жуткая картина: под колесами кровь и бездыханный труп.

Начинающий водитель, купивший автомобиль на деньги, заработанные собственным трудом, всегда старательно избегает возможных столкновений. Никиту пугало близкое соседство любой машины, а самая маленькая царапина на капоте могла испортить настроение на весь день. Особенно он опасался бегущих пешеходов, которые в часы пик то и дело возникали в не предусмотренных для перехода местах.

– Друг, ну почему ты лезешь именно под мою машину? – любил он приговаривать, тормозя и пропуская очередного нарушителя. – Надоела жизнь, так с моста прыгни. Почему надо обязательно сажать кого-то в тюрьму?

Это был юмор в стиле Дениса, и он его своеобразно развлекал.

Но сейчас все было совершенно серьезно. За несколько секунд Никита не успел ничего понять. Как он мог сбить женщину, стоявшую на тротуаре? Если она бежала, то почему он ее не заметил? Не сама же она бросилась под колеса?

Возле них начал собираться народ. Поначалу Никита словно прирос к рулю, но, когда шум голосов усилился, вышел из машины. Все обстояло не так уж плохо. Девушка сидела на асфальте перед капотом и потирала ушибленную коленку.

– Что случилось?

– Женщину сбили.

– Вот этот?

– Ага.

– Летают как сумасшедшие!

– Чуть человека не угробил!

Никита не слушал окружающих. Он смотрел на девушку в тонком зеленом с разводами платье. У нее были прямые длинные волосы цвета пшеницы и красивые стройные ноги, обутые в белые босоножки. Лица он не видел: она сидела, низко наклонив голову.

– Пропустите, граждане. – Толпа расступилась перед неизвестно откуда взявшимся гаишником. – Что произошло? Пострадавшая вы? – наклонился он к девушке. – Встать можете? Помощь врача нужна? – Он повернулся к Никите. – Вы водитель? Пройдемте к машине. Граждане, расходитесь, не создавайте затор! Если есть свидетели происшествия, подойдите к милицейскому автомобилю.

После этих слов толпа поредела, а вскоре почти все разошлись.

– Так… – Молодой гаишник сдвинул фуражку и почесал лоб. – Значит, свидетелей нет. Нарушаем, гражданин водитель. Ваши права, страховка и документы на машину.

Из-за «рено» выехала белая «девятка» и притормозила возле милицейской машины.

– Товарищ инспектор, я все видел. – Из автомобиля вышел невысокий крепкий мужчина лет сорока. – Водитель не виноват. Она сама под колеса сиганула. Я сразу по тормозам. Едва его в зад не пнул. Таких вот и надо сажать. Жить надоело, так чего другим ее портишь!

Он повернулся в сторону девушки и смерил ее гневным взглядом. Она по-прежнему не поднимала лицо, скрытое русыми волосами.

– Так все и было? – спросил Никиту гаишник.

Он кивнул, все еще не смея поверить в благоприятный исход происшествия.

– Да она сама упала! Он ее даже не задел. Очень быстро отреагировал, – настаивал мужчина. – Вы осмотрите машину.

Инспектор вдвоем с подошедшим коллегой присели перед капотом и тщательно его осмотрели.

– Никаких вмятин, – подтвердил второй. – Девушка, машина вас задела?

Пострадавшая не отвечала, словно не слышала.

– Эй, девушка, вам плохо? У вас шок? – заглянул гаишник ей в лицо.

В этот момент подъехала скорая помощь, и пожилая врач в очках и белом халате увела девушку в машину.

Инспектор, не выпуская документы Никиты из рук, велел свидетелю и предполагаемому нарушителю написать, как было дело. Никита очень подробно написал, как он ехал, соблюдая правила, и как аварийно затормозил, увидев фигуру, бросившуюся под колеса. Гаишник собрал показания, сунул Никите протокол для подписи и велел подождать заключение врача. Пожилая женщина в белом халате подошла и сообщила, что никаких видимых повреждений, кроме ушиба коленного сустава, у пострадавшей не обнаружено. Но для полного заключения девушку нужно отправить в больницу и провести обследование.

– А чего она молчит? – спросил гаишник.

– Шок, – констатировала врач и, поглядев на бледного Никиту, спросила: – А вам помощь не нужна?

Он отрицательно покачал головой.

– В общем, мы везем ее в шестую больницу, в травматологию. В райотдел сообщат.

– Так, а имя-фамилия ее как?

– Узнаем – сообщим. – И докторша направилась к машине скорой помощи.

Гаишник, словно нехотя, отдал документы Никите.

– Держите, водитель. Считайте, что вам повезло. Придет повестка в суд, обязательно явитесь по указанному адресу. С потерпевшей держите связь. Советую посетить ее в больнице после обследования.

– Не дрейфь, парень! – хлопнул его по плечу мужик из «девятки». – Обойдется. Машина без вмятин – это главное. И ты ничего не нарушал. Так на суде и говори. А сейчас, как приедешь, водки выпей! Граммов двести. Проверено – помогает!

Никита пожал ему руку и сердечно поблагодарил. А приехав к себе, выпил рюмку водки, чего обычно никогда не делал в одиночестве, помня о пагубном пристрастии своего отца.

На следующий день он позвонил в офис, сказал, что будет после обеда, и на вопрос честно ответил: «Мне в больницу надо». В травматологии долго не могли понять, чего он хочет. Какая больная, какое ДТП? Имя-фамилия у больной есть? Дежурная сестра довела Никиту до белого каления, после чего направила его к дежурному врачу.

Врач прибыл на дежурство только утром и ничего не мог сказать о вчерашней больной, так как ее уже в больнице не было. Вняв его настойчивым просьбам, он позвонил травматологу, дежурившему вечером, и выяснил, что да, поступала пострадавшая в ДТП. Ей сделали рентген, никаких внутренних повреждений не обнаружили и дали успокоительное. После чего она сообщила свои данные и уехала домой.

– Спросите у него, пожалуйста, – нависал над врачом Никита, – у нее действительно не было никаких повреждений? Это точно?

Дежурный врач повторил вопрос и энергично закивал, подтверждая ранее сказанное:

– Не волнуйтесь. Все с ней в порядке. Мой коллега утверждает, что перенесенное нервное потрясение налицо. Но не от ДТП. Что-то повергло ее в шок до этого, как результат – попытка суицида или просто несчастный случай.

– Это точно? Мне не надо ехать к ней?

– Думаю, не стоит. Милиция была? Значит, в суд вас все равно вызовут. А начнете проявлять инициативу, она еще на вас всех собак повесит.

– Как это?

– Ну, подумает на досуге и решит обвинить вас в том, что именно вы довели ее до шока. Подаст в суд на возмещение морального ущерба, или на лечение последствий наезда, или еще что-нибудь. Знаете, такие аферистки попадаются…

Никита дал ему двадцать долларов в благодарность за хлопоты, которые врач спокойно принял, и отправился на работу.

Тревожные мысли по поводу этого инцидента не давали ему покоя все время, которое предшествовало суду. Повестка пришла спустя две недели. В здание суда он явился загодя, готовый ко всему, даже к самому худшему. Но все прошло очень обыденно. Его пригласили в указанный кабинет, который оказался маленьким помещением на два стола. За столами сидели две молодые женщины: одна – судья, другая – ее помощница. Судья жестом пригласила его сесть, быстро прочла вслух содержание протокола и заключение из больницы и объявила, что на основании свидетельских показаний и осмотра автомобиля он признается невиновным в совершении ДТП, тем более что потерпевшая сторона претензий не предъявила и в суд не явилась.

После объявления судебного решения Никита еще несколько минуту сидел, не веря, что все обошлось, но постепенно пришел в себя и встал, устыдившись своего малодушного волнения. Молодая судья и ее помощница насмешливо смотрели на его напряженное лицо.

– Вы можете быть свободны.

– Спасибо, – сказал Никита. – А почему она не пришла?

– Откуда мне знать?

– И это все? – по-прежнему не веря, переспросил он.

– Да.

– Вы сказали, что она до суда не предъявила претензий. А потом может?

– Что «может»? – раздраженно спросила судья.

– Ну, это… предъявить претензии.

– Вот у нее и спросите!

Никита подумал и попросил:

– Дайте, пожалуйста, ее адрес.

Девушка жила в новом районе на окраине. Это было довольно далеко от офиса, поэтому Никита смог поехать туда только через день. Ему все еще с трудом верилось, что он так легко отделался.

Указанная квартира находилась на двадцать первом этаже высотного дома, и, поднимаясь в новом скоростном лифте, он думал о том, что сказал врач. Если девушка и правда хотела покончить с собой, что же у нее произошло? И тут же его охватило раздражение: живет на такой высоте! Можно покончить с собой, сделав всего один шаг с балкона!

Девушка открыла дверь, даже не спросив «Кто?». Она оказалась довольно высокой, худенькой и миловидной. Длинные русые волосы были гладко зачесаны назад и заплетены в косу, из-за чего высокий лоб и большие глаза казались очень выразительными. Нижняя часть лица была мелкой: маленький рот и небольшой носик придавали ей кукольное выражение. Но кукла была достаточно грустной.

– Вы от Геннадия? За вещами? – спросила она.

– Нет, я к вам.

Ее тонко выщипанные брови недоуменно взметнулись, но через мгновение она напустила на лицо равнодушное выражение и махнула головой в сторону гостиной – очевидно, приглашая его войти.

Они зашли в роскошно обставленную комнату. Никита с уважением посмотрел на огромный телевизор с плоским экраном. Он давно мечтал купить себе такой же.

Девушка присела в большое белое кресло и жестом пригласила его сделать то же самое. Спокойное достоинство, с которым она держалась, как-то не вязалось с его сложившимся впечатлением о ней. Никита ожидал увидеть нервную, неуравновешенную девицу, чуть ли не сумасшедшую. И то, что она оказалась совершенно не такой, сбило его с толку.

– Я пришел узнать, почему вы не явились в суд.

В этот раз брови приподнялись лишь чуть-чуть, и через мгновенье ее лицо осветила виноватая улыбка:

– А-а, так это вы? Тот самый пострадавший!

– Наоборот. Пострадавшая – это вы. А я, вашей милостью, нарушитель.

– Ну да, это они так думают. – Она нахмурилась, встала и нервно заходила по комнате. – Я же им все сказала. Это было глупо с моей стороны! Совершенно глупо! Так зачем мне ходить на их дурацкий суд? И вам. Вы же не виноваты!

– Такова процедура, – напомнил Никита. – Они действуют по закону. И я их понимаю. Для всех было бы лучше, если бы вы все-таки приехали в суд и повторили то, что сейчас сказали мне.

– А вы, видно, такой же. – Она, сплетя руки на груди, остановилась посреди комнаты и, прищурившись, посмотрела на него. – Законопослушный и правильный. Вам нравятся эти законы? Вот вы их и придерживайтесь! Я их не писала! Почему же я должна что-то делать по этим законам?

«Точно не в себе», – подумал Никита. Не стоило ему приходить сюда.

– Все вокруг такие правильные, что жить тошно! – продолжала девушка, словно не видя его. – И подлости делают исключительно из правильных побуждений. И людьми манипулируют, и лгут тоже исходя из законов. А эти самые законы составляет кучка уродов. И пишутся законы под конкретного человека. Вот захотелось одному олигарху, чтобы было так, – и все, закон приняли! Вот вы, рядовой гражданин этой страны, обыкновенный обыватель, скажите, вы счастливы в ней?

– Вы говорите ерунду, – холодно возразил Никита, которого обидело слово «обыватель». – Законы составляются исходя из здравого смысла и нормальной логики. Потом долго обсуждаются компетентными органами и принимаются в соответствующих инстанциях.

– Какую чушь вы несете! Вы, человек, который чуть не пострадал из-за того, что какая-то ненормальная бросилась к вам под колеса. Да если бы вы не успели затормозить, на вас бы уже повесили уголовное дело. И вы долгие годы провели бы в тюрьме за непредумышленное убийство. Да вы ненавидеть меня должны! А вы пришли сюда с видом побитой собаки. Да не стану я на вас в суд подавать, не бойтесь! Живите спокойно!

– Чего вы на меня орете? – вдруг вспылил Никита, что случалось с ним крайне редко.

Фраза о побитой собаке задела его за живое. Что, он действительно приперся из страха, что эта дура будет его терроризировать? Пусть только попробует!

– Если я и пришел сюда, то только из-за того, что вы сначала сбежали из больницы, а потом не приехали в суд. Ситуация ненормальная, а я привык свои проблемы решать цивилизованно! Какого черта вы бросились под машину? Вам что, действительно жить надоело?

– Вам не понять, – надменно бросила она и снова уселась в кресло.

– Да куда уж мне понять ваши переживания! Сразу видно, – обвел он насмешливым взглядом комнату, – живете вы в ужасных условиях. Нищета, беспросветная бедность, тяжелое детство. Богатые тоже плачут? Слышал!

– Не ваше дело! – отрезала она. – Такие разные люди, как вы и я, никогда не поймут друг друга.

– Да не собираюсь я вас понимать! – Никита сам не знал, почему она так его раздражала. – Вы с жиру беситесь, а я чуть не поседел за эти дни! Хочется покончить с собой? Есть масса способов сделать это, не привлекая ни внимания, ни участия общественности. Или напоследок хочется хоть кому-то сделать гадость? Но я-то чем виноват? Тем, что встретился на вашем пути?

Девушка закусила губу, теперь она выглядела подавленной.

– Хорошо. Я готова перед вами извиниться. Я не хотела никому доставлять неприятностей. Довольно с вас?

Никите тоже стало неловко. Несмотря на раздражение, девушка все же вызывала в нем сочувствие.

– На суд я не пришла, потому что мне не до того, – устало сказала она. – А из больницы сбежала, потому что испугалась, что меня упекут в сумасшедший дом или поставят на учет. А так никто ничего не узнает.

– Почему не узнает? Я же вас нашел.

– Точно! А как вы меня нашли? – испугалась она.

– Да вы сами назвали свое имя и дали этот адрес. Врачу в больнице.

– Ой! – Она снова заметалась по комнате. – Какой ужас! Как это я так сглупила!

– Чего вы так испугались? Никто вас силком в психиатрическую не потащит. Дело закрыто. Зачем вы милиции?

– Я хочу уехать за границу. Документы на визу подала. Если они что-то такое узнают – мне откажут!

– Да не волнуйтесь вы, может, и не узнают.

В этот момент в дверь позвонили и девушка бросилась открывать.

– Я от Геннадия Петровича, – раздался в коридоре мужской голос. – Вещи где?

– Возьмите.

– Геннадий Петрович велел передать, что квартира оплачена до конца месяца. Будете уезжать – ключи на столе оставьте.

– Хорошо.

Дверь захлопнулась. Но девушка не появилась в комнате. Никита сидел, ожидая ее возвращения, и размышлял. Что же могло произойти, чтобы молодая красивая девчонка решилась на столь отчаянный шаг?

Он сидел долго. Прошло уже минут десять, но девушка в комнату не вернулась. Наступившая в квартире тишина испугала его. Не хватает только, чтобы она сиганула с балкона! Именно тогда, когда он здесь. Он вышел в коридор, заглянул в кухню – там никого не было. В спальне с огромной кроватью – тоже пусто. Его затошнило. Он подбежал к окну спальни и высунулся чуть ли не по пояс. Внизу темнел квадрат двора с зелеными кругами крон деревьев. Он зачем-то побежал обратно в гостиную, вышел на балкон, словно она могла выброситься из зала, где все это время находился он. Балкон выходил на ту же сторону, что и окно кухни, и внизу, где шумела оживленная улица, он тоже не заметил очертаний тела. Он приоткрыл дверь в туалет. Дернул ручку двери в ванную. Ага! Слава богу! Он расслышал слабый шум воды за массивной дверью и уже хотел уйти, но что-то его остановило. Путем простых логических заключений в его голове сложилось новое подозрение. Ванна! Ванна – вода – вены! Она может вскрыть себе вены!

– Эй! – постучал он. – Эй ты, открой-ка!

Ответом ему был только шум льющейся воды. Так и есть! Режет вены, дура!

– Открой, слышишь! Настя! – заорал он, вспомнив имя, написанное на бумажке вместе с адресом. – Открой немедленно! А то я дверь сломаю!

И поскольку она не отвечала, он сначала легонько, так, чтобы сломать только язычок замка, а потом уже сильнее надавил на дверь плечом. Она оказалась прочная, из дорогого дерева, и ничего другого не оставалось, как, разбежавшись, попытаться выбить ее. Что Никита и сделал. Он с силой толкнул дверь, не заметив, что шум воды прекратился, и с разбегу влетел в ванную, потому что девушка уже открыла замок. Он налетел на раковину и чуть не разбил головой большое круглое зеркало над ней. Оно угрожающе задрожало, но не упало. Девушка стояла рядом, завернувшись в большое банное полотенце, и удивленно смотрела на него.

– Вы не ушли?

– А вы чего… закрылись? – поморщился он, потирая ушибленное плечо.

Она недоуменно посмотрела на Никиту и, догадавшись о его подозрениях, начала смеяться. Он смотрел, как она, зажмурив глаза и запрокинув голову, хохотала, и до того нелепыми показались ему собственные опасения, что он тоже засмеялся. Так они стояли и хохотали, пока ее смех не перешел сначала во всхлипывания, а потом в рыдания. Теперь она плакала, да так горько и безысходно, что Никита не мог этого вынести. Он обнял ее и стал гладить, как ребенка, по голове, по влажным после душа волосам, по прохладной, в каплях спине, пока она, склонив голову ему на плечо, безутешно рыдала. Девушка, словно в беспамятстве, обвила его шею руками, и он чувствовал, как горячие слезы капают ему на шею.

– Ну-ну, перестань. Пожалуйста, перестань, – шептал он, вдыхая травяной запах ее влажных волос.

Затем он осторожно приподнял ее и на руках отнес в спальню. Она оказалась удивительно легкой для своего роста, даже какой-то невесомой. Он бережно опустил девушку на постель, целомудренно прикрыв ее длинные обнаженные ноги углом покрывала. Она уже не рыдала, только судорожно всхлипывала и не отпускала его шею. Волосы ее разметались, глаза были закрыты.

– Поцелуй меня, – прошептала она.

– Чего? – не понял Никита.

– Пожалуйста… – Она, не открывая глаз, тянулась к нему. – Пожалуйста…

В пятницу он решил сходить с друзьями в бар, оторваться по полной, как называл это Женька. Надо было обмыть машину, чтобы хорошо ездила. И вообще, Никите нужна была разрядка. Сначала это злосчастное ДТП, потом дни до суда, которые он по пальцам считал. Он не мог ни на секунду расслабиться, только и думал, что будет да как. Потом это сумасшествие. Красавица Настя со своим непонятным нравом и легко меняющимся настроением. То обвиняла его, смотрела с презрением, как солдат на вошь, то на шею бросилась. Воспоминания об этом не давали ему заснуть по ночам. И то, как он отреагировал на ее поцелуи, было непривычным и странным. Никогда еще Никита не чувствовал к женщине столько нежности. В тот миг, когда она обвила его шею руками, он потерял власть над собой. Он сделал бы что угодно для нее. Она была такая хрупкая, такая нежная и беззащитная, что хотелось укрыть ее от всего мира в своих объятиях. И это было тоже не похоже на него. Современные девушки зачастую сами проявляли инициативу. Некоторые так просто вешались на шею, как выпьют лишку. Настя тоже первая обняла его, но в ее объятиях не было ничего пошлого, ничего вызывающего, только мольба о помощи. То, что случилось потом, возможно, и не входило в ее планы, поскольку дальше она уже инициативы не проявляла. Она не противилась, но словно, внутренне отстраняясь, просто уступала ему. Он почувствовал это, но остановиться уже не смог. Однако ушел он сразу же, как только она попросила об этом.

– Ты в порядке? – спросил он на прощание.

– Да, все нормально.

– Я оставлю тебе визитку. Позвонишь?

– Хорошо, спасибо, – пробормотала она, вряд ли понимая, о чем ее спрашивают, и отвернулась, завернувшись в покрывало.

Никита благоразумно полагал, что вскоре забудет об этом происшествии. Но проходили дни, а он не мог заставить себя не думать о ней. Такая молодая, такая красивая и такая непонятная. Кто был этот Геннадий? Почему она хотела покончить с собой? Эти вопросы не давали ему покоя. Он не мог позвонить ей, так как не знал ее номера телефона. А сама она не звонила.

Впятером они засели в ночном клубе до утра. Это был самый престижный и модный клуб в городе, и Никита, уже изрядно выпив, весь вечер всматривался в высоких девушек в зале, отыскивая среди них Настю. Он выставил друзьям три бутылки водки. В клубе не готовили. Они взяли легкие закуски, и к полуночи все были пьяны.

– Наш друг, моралист Никита, кажется, наконец-то выбирает девушку на сегодняшнюю ночь, – едва ворочая языком, язвил Вадим.

– По этому поводу надо выпить, – поддержал его Женька.

– Коля, наливай, что осталось! – скомандовал Игорь.

Голова у Никиты гудела. После застолья они танцевали. Потом за их столиком оказались две девушки. Они курили не переставая, и у Никиты от дыма стали слезиться глаза. Затем девушки куда-то пропали – как оказалось, они ушли с Женькой и Вадимом. Под утро они вдвоем с Колей с трудом вынесли отяжелевшее тело мертвецки пьяного Игоря и втолкнули его в такси.

Никита проснулся после обеда в субботу с жуткой головной болью. Едва доплелся до кухни, сделал себе кофе и, выпив таблетку, снова лег. И это они называют «оторваться»?! Ну и какой в этом смысл? Что за радость? Теперь будет до вечера приходить в себя. Нет, не зря он не любит пить. Да и наследственность у него такая, что лучше не усердствовать. Он закрыл глаза и вытянулся на постели. Снова вспомнил Настю. Она все так же интересовала его. Где она? Что сейчас делает? Почему не звонит? Может, съездить к ней?

В дверь позвонили, и он поплелся в одних трусах открывать. Пришел сосед, худой Колька, с литровой банкой зеленоватой жидкости.

– Чего тебе? – спросил Никита, держась одной рукой за косяк.

Кофе и таблетка совершенно не помогали.

– Держите! – Колька протянул ему банку.

– Что это?

– Рассол. Мамка велела вам передать. Она видела, как вы утром из такси выходили. Первое дело при похмелье.

– Да? А ты откуда знаешь?

– Так у меня ж папка пил! Оттого и помер.

– Я не знал. – Никита ощутил родство с соседом. – Давай попробую.

Он выпил полбанки, стоя полуголым на пороге. Рассол был вкусным, с ароматом укропа и смородиновых листьев, и Никита почувствовал себя лучше.

– Спасибо матери передай. И тебе спасибо.

К вечеру ему стало легче. Но желание увидеть Настю по-прежнему не давало покоя. К восьми он отправился в душ, побрился, наскоро перекусил и поехал к ее дому. Он хотел купить цветов, но, подумав, отверг эту мысль. Лучше не рисковать, а то еще погонит его букетом, как поганой метлой. С нее станется. Лучше сказать, что так, проездом, был в ее районе и решил проведать. Тоже глупо. Что же сказать? А может, она ничего не спросит. Вдруг она тоже его ждет?

Он припарковался у знакомого дома и через пять минут уже звонил в дверь. На звонок никто не отзывался. Он прислушался. Но разве через такую дверь что-то услышишь? Никита потрезвонил еще минут десять и спустился вниз.

– Вы не подскажете, где Настя из сто восемнадцатой квартиры? – спросил он у консьержки, пожилой суровой женщины.

Она покачала головой:

– Не знаю.

– С ней ничего не случилось? Не заболела? Не слышали?

– Откуда мне знать? Эта квартира уже три года сдается то одному, то другому. Всех не упомнишь.

Он в рассеянности сел за руль. Значит, это не ее квартира. Верно! И тот мужик, что пришел за вещами Геннадия, сказал: заплачено до конца месяца. Сегодня тридцатое. Все правильно. Геннадий, видно, ее любовник. Богатый. Пока нужна была – снимал ей жилье, а потом вышвырнул, как котенка. Может, у нее больше и нет никого. Вот под машины и кидалась! Какой он дурак! Ему надо было приехать к ней на следующий же день, а он все чего-то выжидал.

Сознание того, что он больше никогда не увидит эту странную Настю, неожиданно сильно огорчило Никиту. Впервые в жизни он встретил девушку, о которой думает почти постоянно, и так легко отпустил ее. Он ехал спящим городом, ночными улицами и вспоминал ее хрупкое тело, влажные длинные волосы, в которых путались его пальцы, ее нежную кожу и горячее дыхание. От таких мыслей ему становилось жарко и одновременно тоскливо. Он потерял ее!

А может, это и к лучшему. Найди он ее сейчас в прежней квартире, кто знает, каких бы глупостей он натворил. Такая девушка не годится в жены. Она слишком непредсказуема и непонятна…

Ее звонок нашел его, когда он уже и не ждал.

– Слушаю, – ответил Никита, увидев на экране незнакомый номер.

– Прости, что беспокою, но я не знаю, к кому еще обратиться, – прозвучал странно знакомый женский голос.

– Да? – сказал он, пытаясь вспомнить, кому бы этот голос мог принадлежать.

– Я Настя. Помнишь, я еще бросилась под твою машину?

– Настя? Помню! Что-то случилось?

– Да. Случилось… Не то чтобы… В общем, мне нужна твоя помощь.

– Я готов.

– Я сейчас в аэропорту. И так случилось, что я не могу уехать отсюда…

– Куда уехать? Улететь?

– Нет. Я уже не могу улететь. Мне надо в город вернуться. А денег нет… Я нашла твою визитку и подумала: у тебя машина… Может…

– Да-да, конечно!

– Никита, чего примерз? Идем, шеф ждет. – Сотрудник заглянул к нему в кабинет. – Ты что, забыл про совещание?

Он взглянул на часы. Точно, совещание у главного через минуту. Он вышел из кабинета, продолжая разговор:

– Я приеду, но только где-то через час. Раньше никак…

На том конце отсоединились. Он шел в кабинет к главному и чертыхался про себя. Нужно же было ей позвонить, когда он ну никак не может вырваться. На совещании он плохо соображал и только ценой невероятных усилий заставлял себя думать о рабочих проблемах. Совещание тянулось, как ему показалось, бесконечно. Шеф был многословен и вальяжен. У него было хорошее настроение, и его тянуло поговорить. Он то и дело пускался в лирические отступления, а Никита сидел как на иголках. Она позвонила. Она позвонила! И он снова может ее потерять из-за того, что сегодня их боссу хочется побалагурить!

Наконец шеф соизволил закончить совещание, не забыв едко отметить, что настроение начальников отделов напрямую определяет климат в рабочих группах, и при этом недовольно покосился в сторону Никиты. Но ему было плевать. Прошло то время, когда он боялся подковерной борьбы, интриг и сплетен. В настоящий момент он занимает свое место и не собирается прогибаться перед шефом, даже если тому и не нравится выражение его лица. На этом совещании не было сказано ничего важного или нового. Откровенно пустая трата времени.

После совещания он отправился к себе в кабинет и стал звонить по последнему номеру. Она не брала трубку. Он набирал и набирал его: пока собирал сумку, выходил из офиса, садился в машину… Шли длинные гудки, но она не отвечала. Он завел мотор, поставил телефон на автодозвон и уже выехал на проспект, как вдруг она ответила.

– Алло, Настя! Это я! Я сейчас за тобой приеду. Ты в каком терминале?

– Я в городе.

– Где?

– На мосту?

– На каком мосту?

– Где метро…

– Что ты там делаешь?

– Стою… – Голос у нее был такой, что он испугался.

– Настя!

– Да?

– Ничего не делай и никуда не ходи. Я сейчас буду.

Никита несся как сумасшедший. Впервые его не пугало дорожное движение и он не думал, что может случайно поцарапать или ударить свою новенькую машину. До моста он доехал быстро. Потом перестроился в крайний правый ряд и медленно поехал за большим грязным грузовиком, готовясь затормозить в любой момент. Он проехал мост и не увидел ни одного человека, стоящего или идущего по мосту. Что бы это значило? Вероятно, она по другую сторону. Он съехал с моста, развернулся и так же медленно поехал в другую сторону. Никого! Что за шутки? Но, подъезжая к набережной, он заметил женскую фигуру. Она стояла, опираясь локтями на чугунные перила моста, и смотрела вниз, в воду. У ее ног лежала большая дорожная сумка.

Он остановился, не забыв включить аварийку, и опустил стекло:

– Настя! Садись.

Она повернулась и посмотрела на него, словно не узнавая. Ему пришлось выйти, взять ее за локоть и посадить в машину. Сумку он бросил на заднее сиденье.

По дороге она молчала. Никита повез ее к себе. Он не знал, что с ней случилось, и не хотел расспрашивать по дороге. Захочет – сама расскажет. Она очнулась, только когда они уже подъезжали к его дому.

– Куда мы едем?

– Как ты добралась в город? – спросил он, проигнорировав вопрос. – Ты же сказала, что денег нет.

– Предложил один мужчина. С виду приличный. А в машине стал такие вещи говорить, что я вышла сразу же, где пришлось.

– На мосту?

– Угу, – промычала она. – Вышла, стою и думаю: «Вот зачем такая жизнь?»

– Ты слишком часто так думаешь, тебе не кажется?

Она не ответила, только отвернулась к окну и закрыла лицо руками. «Господи, почему все это происходит со мной?» – прошептала она. Никита сбросил скорость и начал поворачивать к площадке перед домом.

– Ты куда меня привез? – всполошилась она.

– К себе.

– Зачем?

– Ты ведь, кажется, просила о помощи?

– Ничего я не просила.

– Ну как же, ты же звонила!

– Я просила привезти меня в город. Но я добралась без тебя.

– А у тебя есть куда ехать? Давай отвезу. – Он с готовностью снова завел машину. – Говори адрес.

Настя молчала.

– Ну?

Никита выждал несколько минут и заглушил мотор.

– Идем. Дома разберемся.

Она подчинилась. Никита шел впереди со своим ноутбуком и ее объемной сумкой. Ни слова не говоря, Настя проследовала за ним на четвертый этаж.

В квартире она робко остановилась у порога, опустив голову. Ее длинные волосы скрывали лицо. «Что у нее за манера такая, – подумал он, – нагнуть голову и спрятаться за волосами, словно укрыться от всего мира?»

– Пойдем в кухню. Ужинать будем.

Он повел ее за собой, усадил за стол и заглянул в холодильник.

– Так, что тут у нас?

В холодильнике было пусто. Тут он вспомнил, что после работы как раз собирался съездить в супермаркет.

– Да… – пробормотал он и закрыл дверцу. – Чай будешь? С медом.

Настя кивнула. Он включил чайник, достал чашки и блюдца. Хорош хозяин! Привел девушку в гости. В доме есть нечего. Может, пригласить ее в ресторан? Он бросил взгляд на свою гостью. Не пойдет. Еще и испугается. Или сбегать в гастроном на углу? Хотя, оставь ее теперь одну в квартире, возьмет и уйдет. Лучше уж попьют пустого чаю…

Никита уже разливал чай по чашкам, когда в дверь позвонили. На пороге стоял улыбающийся Колька с маленькой кастрюлей в руках.

– Здрасте. Вот, мамка передала. Она вас из окна видела. С девушкой, – во весь рот заулыбался он. – Ужина у вас, небось, нет?

Никита в очередной раз обрадовался тому, что у него такие соседи, и чуть не расцеловал рыжего оболтуса.

– Спасибо, Колька, вы меня выручили! У меня, знаешь, даже хлеба не оказалось, – косясь в сторону кухни, признался он. – Так неудобно…

– Тю! Хлеба? Так я мигом в магазин слетаю! – с готовностью вызвался парнишка.

– Правда? Вот спасибо! Погоди, я тебе сейчас денег дам.

Он вернулся с кошельком и протянул Кольке несколько купюр, перечисляя, что следует захватить вместе с хлебом:

– Сыр, колбасу, масло, молоко, яйца. Не тяжело будет?

– Обижаете, дядь Никит. Хотите, я еще торт куплю? У нас в гастрономе такой классный торт продают, вашей девушке понравится. Только он дорогой.

– Бери. И знаешь что, захвати еще фрукты: яблоки там, апельсины, бананы. В общем, чего увидишь. Ну и себе что захочешь купи. За беспокойство.

Колька бросился вниз по лестнице, а Никита вернулся в кухню, неся в руках спасительную кастрюльку. Настя сидела, горестно подперев ладонью щеку. Волосы она убрала с лица, и ее высокий лоб был озабоченно нахмурен.

В кастрюльке оказались голубцы, распространяющие такой умопомрачительный запах, что у Никиты прямо слюнки потекли. Он выложил голубцы на тарелки и присел к столу:

– Давай-ка ешь.

Настя не заставила себя упрашивать и налегла на голубцы. На несколько минут воцарилось молчание.

– Ну как? – спросил Никита, подцепив вилкой новую порцию.

– Очень вкусно! – ответила Настя с полным ртом.

– Соседка передала. Мировая женщина! Увидела нас в окно и догадалась, что у меня есть нечего.

– Может, она в тебя влюблена?

– Что ты! Она в возрасте. Просто со всеми соседями дружит. Мне вот занавески сшила. Старушкам лекарства носит. Ну и я, если надо чего, всегда пожалуйста. На рынок свозить, мебель передвинуть… С соседями дружить надо.

– Дружить – это хорошо. – Настя подобрала последние зернышки риса и повторила: – Спасибо. Очень вкусно.

– Погоди, мы еще чай с тортом пить будем. Сейчас Колька принесет.

– А я, сколько в городе жила, ни с одной соседкой не познакомилась. Каждый сам по себе. Это у нас в селе все друг друга знают, а здесь ты никому не нужен, хоть сдохни.

– Ну, ты же видишь, не все такие.

– Это в старых домах, а в новых… В лифте вместе едут – не здороваются. Еще и морды воротят, ни с кем знаться не хотят.

Вернулся Колька с пакетами, доверху наполненными продуктами. Поставил их на стол и отдал сдачу Никите.

– Оставь себе, – запротестовал тот.

– Не-а… – помотал головой Колька. – Я себе колу купил и чипсы, мне хватит. Вот торт. Сегодняшний.

Никита передал половину торта Лилии Петровне. Колька ушел довольный, с улыбкой во весь рот.

Никита нарезал торт.

– Объясни, что с тобой произошло, – спросил он.

– Сумочку украли. В аэропорту. Представляешь? Прямо на регистрации! Я на секунду к табло отвернулась, смотрю – а сумочки нет! А в ней все: документы, билет, деньги… Хорошо еще, что мобильник был в кармане. Я к милиционеру: найдите, я же на рейс опаздываю! А они: где, как, чего? Никого не искали. А меня продержали целый час! Лучше бы я сама за ним бросилась. Кучу бумажек подписать заставили – и все! Самолет мой улетел. Сумочка пропала, а с ней… – Настя махнула рукой и громко вздохнула, – вся моя жизнь.

Голос ее задрожал.

– А ты куда улететь должна была?

– Какая теперь разница куда! У меня последнее время все так! Хуже некуда! Думала: уеду, другую жизнь начну. И тут облом. – У Насти в глазах стояли слезы.

– Погоди, погоди. Давай подумаем, что можно сделать. Какие документы были в сумочке?

– Загранпаспорт, а в нем виза. Ну и билет, деньги…

– Ну, с билетом все. Визу можно обновить или еще раз получить, объяснив ситуацию. А загранпаспорт – дубликат заказать. Слушай, а где твой внутренний паспорт?

– В сумке.

– В этой?

– Да.

– Это хорошо. По нему тебе сделают новый загранпаспорт. Билет купишь. Вот и все. Безнадежных ситуаций нет!

Настя вздохнула:

– Да, придется все начинать сначала.

– Ничего. Это не смертельно.

– Так не хочется все по-новому проходить! Я уже со всеми попрощалась. Все здесь оставила.

– Значит, не все, – улыбнулся Никита. – Значит, надо было, чтобы ты осталась.

– Зачем? – подозрительно глянула она на него.

– Мало ли зачем… Может, для того, чтобы мы с тобой встретились. Если честно, я ждал, что ты позвонишь…

– Вот еще! – нахмурившись, фыркнула Настя. – У меня просто твоя визитка с телефоном в книге осталась вместо закладки. Я как стала рыться в сумке в поисках денег, думала, может, что в карманах завалялось, так на нее и наткнулась.

– Вот видишь! А не украли бы твою сумочку, мы бы не встретились.

– Я бы это как-то пережила, – неблагодарно ответила Настя и снова помрачнела. – Теперь еще деньги найти…

– А сколько надо?

– Какая тебе разница?

– Ну, – пожал плечами Никита, – я могу помочь.

– Спасибо, обойдусь. – Она снова напустила на себя холодность. – Если можно, я у тебя сегодня останусь, а завтра уеду.

– Куда уедешь?

– Какая тебе разница? Чего ты взялся меня опекать?

– Но я же тебя спас! Не затормози я тогда, тебя могло бы уже не быть. В китайской философии тот, кто спас человека, должен заботиться о нем. Он как бы подарил ему новую жизнь и теперь обязан проследить, каким будет его путь.

– Чушь собачья! Тот, кого спасли, тот и должен.

– Это у нас так, у них наоборот.

– Но мы же с тобой не китайцы.

– И что? Поэтому ты не хочешь принять от меня помощь?

– Просто мужчины бескорыстно никогда ничего не делают.

– Может, я исключение?

– Ага! – Ее кукольные губки возмущенно сжались. – Я помню, какой ты бескорыстный!

– Что ты имеешь в виду?

– То и имею!

– Но… – Никита растерялся. – Ты же сама хотела…

– Не ври! Этого я не хотела.

– Ты же просила тебя поцеловать!

– Да. Поцеловать просила. – Настя опустила глаза, и губы ее задрожали. – Мне было очень плохо. Я просто просила меня утешить. А ты… Ты воспользовался моим состоянием. Все вы такие: говорите девушке о душе, а смотрите на ее ноги!

– А вы считаете, что мужчина – это машина, которая включается и выключается по щелчку! То «поцелуй», то «не надо»… Хотя «не надо» ты не говорила! – вспылил он, чувствуя, как в душе поднимается волна досады.

– Я была не в себе, а ты воспользовался! – закричала она. – И сюда поэтому привез? Так вот, ничего тебе не обломится! Где мои вещи? Я сейчас же уйду!

Она вскочила, собирая волосы в узел.

Никита тоже встал, беспомощно уронив руки. Пожалуй, она права, он просто не сдержался, не совладал с собой. Но он не думал, что это было ей так неприятно.

Настя присела у своей сумки, достала куртку и, закрыв все замки, потащила ее к выходу. Потом стала обуваться, не глядя на него.

– Настя, – сказал Никита, – не уходи. Я… Если ты не хотела, извини меня. Я не так понял… Я не буду к тебе приставать. Честное слово! Ты же хотела переночевать. Куда ты сейчас пойдешь? Завтра утром я отвезу тебя, куда скажешь.

Никита лежал тихо, прислушиваясь к ее дыханию. Спали они вместе на его кровати, поскольку другой пригодной для сна мебели в его комнате не было. Настя плотно завернулась в его единственное одеяло, а он лег с краю одетым и укрылся пледом. Его гостья быстро уснула после насыщенного событиями дня, а он пролежал почти всю ночь без сна, боясь пошевелиться. Во сне Настя повернулась к нему лицом. В свете луны оно было спокойным и безмятежным, как у ребенка. И он вдруг снова почувствовал к ней необычайную нежность. Хотелось прикоснуться губами к этому высокому чистому лбу, погладить кончиками пальцев ее щеку, но он, помня свое обещание, этого не сделал.

Утром он отвез Настю в центр и поехал на работу. С утра она надела темно-серый костюм с прямой юбкой до колен и узким приталенным жакетом, скрутила волосы в узел и закрыла пол-лица черными очками. В таком виде она показалась Никите невероятно элегантной. Она села на переднее сиденье машины, положив на колени маленькую концертную сумочку, больше похожую на кошелек, и Никита вовремя вспомнил, что у нее нет денег. Он протянул ей несколько купюр и спросил:

– Ты когда вернешься?

– Не знаю. – Голос ее был холоден.

Никиту снова задел ее тон: так отвечает, словно он навязывается!

– Я не знаю, когда освобожусь, – проворчал он, скрывая обиду. – Ты адрес запомнила?

– Да.

– Я заканчиваю в полвосьмого.

– Я позвоню.

И она вышла из машины. Ни тебе «до свиданья», ни «спасибо».

На работе дым стоял коромыслом: приехали партнеры из Швеции. Никита весь день был занят, он участвовал в переговорах, а вечером должен был сводить гостей в ресторан. Он так закрутился, что совсем забыл о своей гостье. Только в девять вечера, когда они уже заказали кофе и обменивались вежливыми, ничего не значащими фразами, Настя позвонила. Он извинился и вышел из-за стола.

– Ты где?

– Я? Еще на работе. А ты?

– Вообще-то у тебя под дверью.

– Что же ты раньше не позвонила?

– Зачем? Ты же сказал, когда заканчиваешь.

– Прости. Я буду через… полчаса. Можешь зайти к моей соседке в тридцать четвертую.

– Вот еще! Ладно, я подожду.

Никита мчался по ночным улицам. Его губы сами собой растягивались в улыбку. Она ждет его! Она ждет!

Но в парадном Насти не было. Не было ее и во дворе, куда он, дойдя до двери своей квартиры, снова спустился. Он прошелся по двору и снова поднялся наверх. Прежде чем зайти к себе, он позвонил Лилии Петровне.

– Ага, вот и Никита! – вместо приветствия воскликнула она. – Ну, что я говорила? – крикнула она в глубину квартиры.

Из комнаты показалась Настя. Она была в той же юбке от костюма и в маечке, а жакет держала в руках. Волосы она снова распустила, и они свободно рассыпались по плечам.

– Здравствуйте, Лилия Петровна, – заулыбался Никита, у которого словно гора с плеч свалилась. – Спасибо вам огромное!

– Да не за что. Смотрю, сидит твоя красавица под дверью. Ну как же я могла ее там оставить?

– Спасибо, спасибо…

В квартире Настя сразу отправилась в душ, а Никита тем временем переоделся: снял новый костюм, который надел сегодня из-за шведов, и облачился в спортивные штаны и футболку. Ему нужно было просмотреть пару писем, на которые надо было ответить сегодня, и он сразу же включил компьютер. Он еще работал, когда Настя вышла из ванной и молча начала расстилать постель.

– Как дела? – спросил он, не поворачиваясь, но стараясь побыстрее закончить.

– Нормально, – ответила Настя, и по скрипу он понял, что она ложится. – Если бы ты вернулся раньше, я бы успела уехать к знакомой. Но они уже легли спать. Там грудной ребенок.

– Я тебя не гоню. Можешь оставаться сколько надо. Сама видишь, во сколько я прихожу. Совсем забыл про этих шведов. Пришлось еще вести их ужинать. – Он отправил последнее письмо, выключил компьютер и повернулся к ней. – Паспорт заказала?

– Пока нет. Но договорилась.

– А визу?

– Визу сделают. Только деньги нужны.

– Сколько?

– Какая разница? – недовольно ответила она.

– А у тебя есть где взять? – стараясь не заводиться, спросил Никита.

Нахалка какая! Могла бы быть хоть немного любезнее, раз находится в его доме.

– Не беспокойся, найду, – отрезала она и отвернулась к стене.

Никите стало стыдно. Если он дал кров девушке, это вовсе не означает, что она обязана отчитываться перед ним.

– Настя! – позвал он. – Может, чаю выпьем?

– Я не хочу. Меня твоя соседка накормила.

Никита тоже не хотел есть после ресторана, но он рассчитывал поговорить с ней.

– Ну, тогда просто посиди со мной, – еще раз попытался он.

– Я устала, спать хочу. – Она повернулась к нему и приподнялась на локте. – Я нашла, где подработать, и могу от тебя съехать. Вот только жилье подыщу.

– Ты же собиралась уезжать!

– Я и уеду. Но только через две недели. Пришлось попроситься на мою старую работу. Там как раз девочка заболела, так что меня взяли на подмену.

– А что за работа?

– Неважно. Главное, что деньги каждый день платят. Так что я смогу и с тобой рассчитаться, и билет купить.

– Ты мне ничего не должна.

– Как хочешь. Это я для ясности. – Она легла на спину и положила руки поверх одеяла.

– Ты можешь эти две недели пожить у меня, – вырвалось у него.

– Вряд ли это хорошая идея.

– Почему?

– Ну, хотя бы потому, что у тебя всего одна кровать и только одно одеяло.

– Я могу завтра купить второе одеяло и спать на полу. Если ты меня боишься.

– Я не боюсь. И ты мне не мешаешь. Просто я не хочу, чтобы ты снова меня не так понял.

– Если тебя беспокоит только это, оставайся смело. Я не собираюсь требовать таким образом плату за гостеприимство.

– Спасибо, – впервые за весь вечер слабо улыбнулась она. – Но тебе неудобно, я же вижу. Может, завтра у меня еще не получится, но на днях я точно освобожу тебя от своего присутствия.

– Я же сказал: ты мне совершенно не мешаешь. Я целыми днями на работе. А на две недели тебе никто квартиру не сдаст. Разве только посуточно. А это очень дорого.

– Хорошо, раз ты так настаиваешь, – снова улыбнулась Настя, и эта улыбка сразу осветила ее лицо, – я останусь. Только тебе придется дать мне ключи от квартиры.

– Пожалуйста. – Он вскочил и принес из кухни дубликат ключей. – Держи.

– Спасибо. Это чтобы тебя не будить. Я буду приходить поздно.

– Как скажешь, – улыбнулся он в ответ, радуясь их возникшему взаимопониманию, не обратив на ее последние слова никакого внимания.

Она действительно приходила очень поздно, вернее сказать, очень рано. А когда уходил он, она еще спала. За четыре дня он ни разу не видел ее бодрствующей. Пока его не было, она убирала в квартире, иногда что-то готовила, очень простое: отварную вермишель с сосисками или гречку с яичницей. Еду он находил вечером на плите. Днем он звонил ей то по домашнему телефону, то на мобильный. Он уже знал, что она работает в ночном ресторане, едет туда к восьми вечера, а к пяти утра возвращается домой. Чтобы такая девушка работала, обслуживая завсегдатаев ночных клубов? Неужели там столько платят, что можно за две недели заработать на билет и проживание в чужой стране хотя бы на первое время? Порой его охватывала ревнивая тревога. Хотелось поговорить с ней об этом, но не по телефону же! Он был счастлив уже тем, что каждое утро, проснувшись, видел рядом ее лицо – такое милое, чистое и сонное, что ему всегда хотелось его поцеловать. Но он не позволял себе этого. Только несколько минут лежал, наслаждаясь ее близостью, ее запахом, касаясь пальцами ее волос, рассыпанных по подушке. Эта непонятная девушка – то холодная, то резкая, но такая нежная и беззащитная – вызывала в его душе неизведанные до сих пор чувства…

В субботу он спал долго. Настя, как всегда, вернулась под утро, и он, уже проснувшись, еще какое-то время лежал, не желая ее будить. К двенадцати она наконец открыла глаза и, сладко потянувшись, повернулась к нему:

– Привет.

Он так и не купил одеяло и по-прежнему спал под пледом. Кровать его была не широкой, но и не такой уж узкой для двоих. Настя сама отвергла его предложение спать на полу, а Никите так нравилось спать возле нее, что он, естественно, на этом не настаивал.

– Привет, Спящая красавица, – улыбнулся он. – Хоть сегодня удастся увидеть тебя проснувшейся. Ты работаешь по субботам?

– И по воскресеньям тоже, – ответила она и аккуратно слезла с кровати, не задев его. На ней была хлопковая футболка, не скрывающая ее длинных красивых ног.

Он не мог сдержаться и не посмотреть на них.

– А когда же отдыхать?

– Отдыхать потом буду. Мне платят за каждый выход отдельно. – Она принялась расчесывать волосы.

Никита, подложив локоть под голову, любовался этой картиной. У него раньше не было ни одной знакомой девушки с такими длинными волосами, и он никогда не думал, что, когда женщина просто расчесывает волосы, это может выглядеть так красиво.

– Когда тебе сегодня на работу?

– Как обычно.

– Тогда давай днем погуляем, – предложил он, заранее ожидая отказ.

– Давай, – помолчав, ответила она, – только маршрут выбираю я.

– Идет. – Он встал, не стесняясь ее присутствия, и натянул брюки. – Как насчет кофе?

– С удовольствием, – ответила Настя, не прерывая своего занятия.

Насте захотелось поехать на природу. Она показала Никите закрытый поворот, по которому следовало свернуть с дороги, и через несколько километров они выехали на большую лужайку у озера. Там уже стояло несколько машин. Две компании расположились неподалеку. Никита вытащил из машины пакет с купленной по дороге провизией и расстелил на траве полотенце. Настя тем временем сбросила платье и подошла к воде. Некоторое время она стояла, пробуя ее ногой и собирая волосы. У нее была очень красивая фигура, которую не портила некоторая худоба: длинные ноги, тонкая талия, маленькая грудь и узкие бедра. На ней был белый в цветочек раздельный купальник, и Никита видел, что на нее обратили внимание все отдыхающие – и мужчины, и женщины. Настя заколола волосы, зашла в воду и медленно поплыла. Никита поставил автомобиль на сигнализацию, разделся и последовал за ней.

Они долго купались, потом перекусили, позагорали и снова плавали. Никита не помнил такого светлого и наполненного дня в своей жизни. Природа, казалось, радовалась вместе с ним. Молодые березки тянули к солнцу свои кудрявые головки, изгибая тоненькие, как у гусят, шеи. Раскидистые клены шелестели большими зелеными листьями, словно степенные дядьки одобрительно потирали широкие ладони в предвкушении праздника. Плакучие ивы томно клонились к воде, и в их тенистой прохладе было уютно, как в шалаше. Никите даже вспомнилась поговорка про милого и рай. Сейчас это было в тему. Настя была бедна, но с ней для него самый настоящий рай. Под этими густыми ивами, у этого заболоченного озера. О большем он не смел даже мечтать. Говорили они мало, не касаясь грустных для нее тем, не хохотали заливисто, как соседние компании, но ему и без того было хорошо. Настя умела молчать со смыслом. Говорила она мало, но не говорила глупостей. А может, ему только казалось, что любая ее фраза имела особый смысл. Она не была похожа ни на одну из знакомых ему девушек, которые болтали без умолку, кокетничали и томно поглядывали на мужчин в ожидании ответной реакции или вели себя заносчиво и старались поразить своей эрудицией. Настя казалась безмятежной и сдержанной, как прохладная зеленоватая вода в озере; безыскусной, как небо над ними; пугливой, как птицы на ветке; и бесконечно, непостижимо загадочной. Ее тонкий профиль в обрамлении струящихся светлых волос, прозрачная рука, которая словно таяла, если смотреть на нее против солнца, вызывали в Никите тихий восторг. Рядом с ней ему вспоминалось блоковское:

И каждый вечер, в час назначенный (Иль это только снится мне?), Девичий стан, шелками схваченный, В туманном движется окне. И медленно, пройдя меж пьяными, Всегда без спутников, одна, Дыша духами и туманами, Она садится у окна. И веют древними поверьями Ее упругие шелка, И шляпа с траурными перьями, И в кольцах узкая рука[1].

Для него она была Незнакомкой. Он говорил с ней, но не мог спросить обо всем, что его интересовало. Вернее, не мог спросить ни о чем, не рискуя навлечь на себя ее гнев. Он уже знал, что Настя не любит говорить о прошлом. Это доставляло ей страдания. А расстраивать ее он не хотел. Она такая красивая, когда улыбается! Так доверчиво подала сегодня руку, когда он протянул свою, чтобы помочь ей встать. Она, похоже, уже перестала его опасаться и держалась отстраненно только потому, что не хотела его провоцировать. Лежать рядом с ней на траве, смотреть на плывущие высоко в небе облака и разговаривать было так здорово, что покидал он озеро с сожалением. Но Насте надо было спешить на работу.

Она вышла в джинсах и короткой кожаной курточке из комнаты, где переодевалась, и улыбнулась Никите:

– Спасибо за отличную прогулку. Ну, я пошла…

– А как ты возвращаешься?

– На такси.

– Это дорого, а у тебя каждая копейка на счету. Я могу тебя сегодня забрать.

– Не надо. Выспись лучше. У тебя же выходные.

Она ушла, но травянистый запах ее духов еще долго оставался в комнате.

Под вечер позвонил Женька.

– Привет, старик! Все киснешь?

– Отдыхаю.

– Давай собирайся. Мы идем в стриптиз-клуб. Встречаемся при входе в десять.

– Не рано?

– В самый раз для субботы. Там как раз шоу-программа начинается. Да и разогреться не помешает.

Он согласился: не сидеть же перед телевизором до утра, ожидая Настю. Погуляет с ребятами, а потом позвонит и заберет ее на такси. Все равно делать ничего не сможет. Утром выспался, глаза от компьютера устали до чертиков. Чем себя занять? Пока она не вернется, он не уснет, будет сидеть и думать о ней. Уж лучше с ребятами в клуб.

К десяти все были в сборе. Зал ночного клуба был почти полон. Они заняли столик у самой сцены, где танцевали стриптизерши, и заказали бутылку водки. В зале царил полумрак, но вот по потолку поползли лучи, а внизу сцены показался дым – начиналось шоу. Они пропустили по несколько стопок, лениво перекидываясь фразами и поглядывая на сцену, где стриптизерши показывали свои номера. Некоторым долго хлопали, свистели и улюлюкали, выражая свой восторг, других отпускали под жидкие аплодисменты. Водка закончилась, и они повторили заказ, выбрав в этот раз текилу. Сидевший рядом Женька что-то втолковывал ему насчет новой компьютерной программы. Никита рассеянно слушал его, поглядывая на танцующую девушку в черных кружевных трусиках и чулках в сетку. С бюстгальтером она рассталась давно и, выгибаясь, медленно передвигалась на четвереньках по краю подиума вдоль столиков, собирая чаевые в виде зеленых купюр, которые совали ей в трусики и за резинку чулок. Очевидно, она была здесь местной любимицей, потому что одарили ее щедро. В награду она игриво рассталась со своими трусиками прямо на сцене и ушла, зажав в одной руке одежду с купюрами.

Снова заиграла музыка, и ее сменила танцовщица в красном коротком пеньюаре, таких же красных перчатках по локоть и высоких ботфортах. Ее волосы были собраны в хвост, а лицо сверкало от розовых блесток. Улыбка сбежала с лица Никиты: это была Настя!

Она танцевала с тем же спокойным достоинством, с каким держалась всегда. И это выделяло ее среди других танцовщиц. Она двигалась у пилона, изящно изгибаясь и призывно покачивая бедрами, как делают все танцовщицы эротик-шоу, приподняв подбородок, отчего ее шея казалась еще гибче и соблазнительнее. При этом ее лицо было надменным и отрешенным, словно она танцевала для себя. Вот она рассталась с одной перчаткой, потом с другой. Вот сбросила на пол полупрозрачный пеньюар и осталась в черных штанишках типа шорт и открытом черном бюстгальтере. Никита не мог отвести от нее глаз. Ему было стыдно, больно за нее, но он не мог не смотреть. Вот она, накрутив на большие пальцы шлейки бюстгальтера, спустила их с плеч и сняла его. Никите стало душно, когда он увидел ее маленькую беззащитную грудь в ярком свете прожекторов. А Настя продолжала танцевать.

– Что с тобой? Понравилась девочка? – заметил его состояние сидящий рядом Женька и смачно прищелкнул языком. – Хороша-а-а… Только уж больно тонкая. Я предпочитаю барышень покруглее. Девушка, – обратился он к подошедшей официантке преувеличенно пьяным голосом, – как бы моему другу пообщаться с этой красавицей? У вас есть отдельные кабинеты? О-о-о! – заорал он, одной рукой обняв Никиту за плечи, а другой указывая на танцующую.

Никите стало плохо. Настя повернулась к зрителям спиной, нагнулась и стала опускать шортики вниз.

– Вот это да! – заорал Женька, и Никита сбросил его руку. Ему внезапно захотелось выбить приятелю все зубы, да так, чтобы он выплевывал их по одному.

Настя сняла шортики и осталась в тонких, едва заметных стрингах. В них и ушла под одобрительный гул толпы. Уже за одно это Никита был ей благодарен. Да еще за то, что не ползала по стойке, собирая деньги. Он даже протрезвел и вскоре уехал домой, оставив друзей любоваться женскими прелестями, а Настю – зарабатывать деньги. Зря он переживал за нее. В ночном клубе она за две недели заработает не только на билет.

Дома он долго стоял под холодным душем, потом до утра сидел перед экраном компьютера, а когда стало светать, перебрался в кухню. Он ждал Настю. Сварил себе крепкий кофе, потому что глаза уже слипались и тянуло в сон. Но он непременно хотел увидеть ее, когда она вернется. И как вернется. С тем же безмятежным и гордым выражением на лице? И это после того, как она крутила голым задом перед толпой мужиков? А чем она еще там занимается? Что там говорил Женька про отдельные номера? Может, и вправду есть? Зачем он, дурак, ушел! А вдруг Женька после его ухода заказал Настю? Вдруг это тоже входит в ее работу? От одной мысли об этом Никита скрипнул зубами и налил себе коньяку. Крепкий напиток обжег горло, согрел внутренности, и он налил себе еще порцию. Он глушил свою злобу коньяком. Не думать, не думать, не думать… Но разыгравшееся воображение упрямо рисовало картины свидания в отдельном кабинете. Он боялся даже прикоснуться губами к ее щеке, не посмел сегодня обнять на озере, а Женька, может быть, в эту самую минуту…

Его мучительные раздумья были прерваны звуком поворачиваемого в замке ключа. Настя вошла и, не включая свет, в рассветных сумерках начала раздеваться чуть ли не у порога. Она сняла куртку, джинсы и только потом, держа вещи в руках и стараясь не шуметь, на цыпочках прошла в комнату. Никита схватил стакан с коньяком, залпом допил и с шумом поставил его на стол. Настя появилась на пороге, как была, в футболке и трусиках.

– Ты не спишь, – сказала она и присела за стол с другой стороны.

Ее лицо не было ни гордым, ни холодным, а только усталым и каким-то бесцветным. Волосы, как всегда, закрывали часть лица.

– Коньяк будешь? – хрипло спросил он.

– Давай.

Пока он наливал, она принесла из комнаты пачку сигарет и закурила. Придвинулась ближе к окну, чтобы дым выходил на улицу.

– Устала как собака, – сказала она ровным голосом. – А ты чего не спишь?

– Тебя жду. – Никита старался говорить спокойно, хотя внутри все клокотало.

Рассудком он понимал, что ее жизнь – не его дело. Так она ему и скажет. Но за эти несколько дней он уже привык думать о ней как о своей девушке. Подсознательно он уже давно считал ее своей – с той, первой ночи. Сначала его одолевала безумная тоска при мысли, что он никогда ее больше не увидит, а потом шальная радость, когда она нашлась. Да он готов был расцеловать того вора, что украл у нее сумочку!

Но после того, что он сегодня увидел, после всех тех бранных слов, которые он мысленно адресовал ей, после картин, которые нарисовало его воспаленное воображение, он все равно понимал, что не может без нее. И только опасения, что она может в любую минуту уйти, заставляли его сдерживаться.

– Как работа?

– Как обычно. – Настя потушила сигарету и поднесла стакан к губам.

– И сколько тебе платят?

– Когда как. Сегодня пятьдесят долларов.

– Пятьдесят долларов в час или за ночь?

Что-то в его голосе насторожило ее.

– Это что, допрос?

– Ты никогда не говорила мне, кем работаешь… – Он слышал свой голос словно со стороны. Злой голос ревнивого мужа. Боже, ну почему его это так ранит?! – Я думал, официанткой.

– Официанткой? – Похоже, это предположение оскорбило ее, словно она считала свое занятие куда более достойным. – Вот еще! Я не подносы таскаю, а танцую. И платят мне за каждый выход.

– И много раз за ночь твой выход?

– Обычно два, но бывает и больше. Раз на раз не приходится. – Она снова закурила.

Никита взял тонкую дамскую сигарету из ее пачки и глубоко затянулся.

– Ты профессиональная танцовщица?

– Я профессиональный юрист-международник, – усмехнулась она, – а танцы – это так, средство быстро заработать.

– Ну, с твоими данными можно заработать и больше.

– Что ты имеешь в виду? – вскинула она на него глаза.

– Я видел твое выступление сегодня, – глухо произнес он, не глядя на нее. – Мы с друзьями были в твоем клубе.

За столом воцарилась тишина. Никита не смотрел на нее. Настя молчала. Он докурил сигарету и налил коньяк.

– Ты раздевалась в двух метрах от меня, – причиняя себе боль своими же словами, продолжил он. – Знаешь, что сказал один из моих друзей?

Настя залпом выпила коньяк и со стуком поставила стакан на стол.

– Да плевать мне, что говорят уроды вроде твоих друзей, таскающиеся по ночным клубам! Что ты читаешь мне мораль? Ты же знаешь, что мне нужны деньги! И быстро! Где я еще заработаю столько?

– Известно где! – повысил голос Никита. – С твоими данными можно просить и сотню за час! И дадут! На тебя там половина клуба облизывалась!

– Не смей так со мной разговаривать! – закричала она. – Ты мне никто! Ты ничего не знаешь о моей жизни и моих проблемах! Ты сам вызвался мне помочь! Якобы бескорыстно! Но это не дает тебе права совать нос в мою жизнь! Мне нужны деньги! А как я их зарабатываю – тебя не касается!

– Отлично! – Он забегал по квартире, выворачивая кошельки и карманы. – Вот! – Он положил на стол стопку смятых купюр. – Здесь почти триста долларов! Мало – еще добавлю! Это ты заработаешь в лучшем случае за неделю. Если, конечно, у тебя нет другого источника дохода!

– А если есть? – зло бросила она.

Его нервозность передалась ей. Она стала подкуривать новую сигарету, щелкая зажигалкой. Рука ее мелко дрожала.

– Даже так? – протянул Никита, понимая, что сейчас скажет гадость, но уже не мог остановиться. – Как интересно! Ну, тогда вообще все просто: считай это авансом от нового клиента.

– А клиент – это ты, да? – криво усмехнулась она. – Классно! А если я не хочу такого клиента?

– А ты что, можешь позволить себе выбирать?

– Представь себе!

– Значит, мне как клиенту ты отказываешь?

– Хорошо соображаешь!

– А другим уродам из клуба, как сама говоришь, нет?

Глаза Насти гневно сузились, а он продолжал хлестать ее обидными словами. Настя молчала, словно не слыша. Затем встала и ушла в комнату.

Никита пошел за ней. Его покачивало. От выпитого в голове был какой-то гул, а грудь разрывало от обиды. Значит, с любым согласна, а с ним – нет! Мразь, дрянь, проститутка! Он не знал, мысленно произнес эти слова или вслух. Отрезвил его звук застегивающихся молний на ее сумке. Настя стояла перед ним – бледная, дрожащая от обиды. Она снова была в джинсах и куртке, волосы собраны в пучок. Она метнулась в ванную, взяла зубную щетку, косметику и стала совать это в наружные карманы сумки.

Никита мигом протрезвел. Сейчас она уйдет и никогда больше не вернется. Вчера был первый день, когда их отношения, казалось, начали перерастать в дружеские. И со временем он мог бы завоевать ее. Для него Настя была именно той девушкой, которую нужно завоевывать. Его сбило с толку ее внезапное превращение из Незнакомки в стриптизершу. Но ведь он ничего не знает о ее прошлой жизни. А она ничего не знает о его чувствах. А может, и знать не хочет. Но он не может снова потерять ее! И так по-глупому! Пусть она сто раз проститутка, он не может отпустить ее!

– Ты никуда не пойдешь! – заявил он и, схватив сумку, бросил ее в угол. – Слышишь? Никуда я тебя не отпущу!

– Пусти! – Губы Насти дрожали, она едва сдерживалась, чтобы не заплакать. – Пусти! Я ни на минуту не останусь в твоем доме после таких слов! Ты как все… Все мужики такие! Сволочи вы! Врете, лапшу на уши вешаете, лишь бы добиться своего! А потом шлюхами обзываете! Я уже было подумала, что ты другой. А ты такой же! Раз стриптиз танцуешь, значит, шлюха! Надо деньги – на, бери, но отрабатывай! Да я с кем угодно пойду, если придется, а с тобой – ни за что! Другие хоть порядочными не прикидываются. Все по-деловому: ваши услуги – наши бабки! Хоть знаешь, чего от них ждать! А ты влюбленного туману напустил, а сам гад! Гад ты!

И она, закрыв лицо руками, зарыдала.

Никита крепко обнял ее и прижал к себе.

– Настя, Настя, прости, – говорил он, целуя ее волосы. – Прости меня. Я дурак! Но не могу я смотреть, как ты раздеваешься перед этими скотами. Умоляю тебя, не ходи туда больше! Я отдам тебе все деньги, которые у меня есть, только не ходи! Хочешь, я машину продам? Не ходи туда только! Мне ничего от тебя не надо. Честное слово! Прости…

Настя перестала вырываться, но слезы по-прежнему струились по ее лицу и капали горячими каплями ему на руки.

Они уснули под одним одеялом. Никита долго целовал соленое от слез лицо и прижимал ее худенькое тело к себе. Она уснула на его плече, уставшая и измотанная. А он лежал без сна и берег ее сон. Он не тронул ее, не тронет и впредь без ее разрешения. Лишь бы она была рядом, лишь бы не уходила…

Настя вняла его просьбам и не стала больше ходить в стриптиз-клуб. Воскресенье они провели вместе. Поехали в парк, посидели в кафе недалеко от набережной, а вечером пошли в кино. Никита старался быть обходительным и не напоминать о вчерашнем неприятном разговоре. Настя позволяла брать себя за руку, иногда он обнимал ее. Но она все же держала дистанцию, не жестко, но так, чтобы он ее чувствовал. Никита был рад и этому. Уже то, что она снова стала ему доверять, было для него подарком.

В кафе она рассказала ему про свои поиски работы после института, про разочарование в выбранной профессии. Она сменила несколько мест, пока ей не предложили попробовать себя в роли модели. К тому времени дорога привела ее в этот самый стриптиз-клуб. Она познакомилась с девушкой-стриптизершей и, так как ей нужны были деньги, решила поработать вместе с ней. Вдвоем они какое-то время снимали комнату и танцевали через день. Все шло нормально, пока на Настю не положил глаз один из завсегдатаев клуба. Он стал активно и назойливо ухаживать, предлагал деньги, потом начал угрожать. Настя уволилась, тем более что в тот момент как раз подоспело предложение из модельного агентства. Так Настя нашла работу по душе. Вскоре ее стали приглашать на показы начинающих дизайнеров и снимать для журналов мод. Она стала понемногу зарабатывать, сделала себе профессиональное портфолио и решила найти работу за границей. Вот тогда она и познакомилась со Стасом.

Он был бизнесменом: молодым, красивым, успешным и перспективным. Их романтические отношения развивались на фоне экзотических курортов, дорогих ресторанов и прогулок на яхте. Насте казалось, что она попала в сказку. После голодного студенчества и первого неуклюжего любовного опыта ей не везло с мужчинами. То к ней клеились туповатые недоумки, маменькины сынки из богатых, считающие себя неотразимыми мачо, то престарелые ловеласы. Эти хоть деньги предлагали. Но она ждала другого.

Стас был необыкновенным: умным, веселым, нежным, щедрым. За месяцы их романа она не обнаружила в нем ни одного изъяна. Правда, он никогда ничего ей не обещал, жил одним днем, но она была так счастлива, что тоже не задумывалась о будущем.

Как всегда, беда пришла откуда не ждали. У Стаса все же нашелся один недостаток. В ее представлении не такой уж страшный, но он оказался роковым для их любви. Выяснилось, что он далеко не богат и полностью зависим от своего партнера и любовницы, которая была, как оказалось, лучшей подругой владелицы того самого модельного агентства, в котором работала Настя. Пока Стасу удавалось скрывать от нее свой роман с начинающей моделью, все было прекрасно. Но стоило его любовнице об этом узнать, и раз – Настю выкинули из агентства. Два – с ней разорвали контракт сразу три журнала мод, один из которых принадлежал любовнице Стаса. Да и сам бывший возлюбленный пропал, прислав сообщение о срочной командировке и невозможности дальнейшего общения. Все подруги-модели, словно по команде, забыли номер ее телефона и не отвечали на вызовы. Только одна из них, добрая и отзывчивая девушка, прояснила ситуацию:

– Настя, ты прости, но нам под страхом увольнения запретили с тобой общаться. Я понимаю, что это несправедливо, но терять работу никому не хочется.

Еще с месяц Настя пыталась где-то устроиться, ходила на кастинги, оббивала пороги других агентств, но ей везде был оказан самый холодный прием. Любовница Стаса, Маргарита, постаралась вовсю: у нее были хорошие связи в мире моды, и она всерьез решила сплавить соперницу куда подальше, в тьму-таракань, откуда та и выползла. Очевидно, Стас здорово на модель запал, решили окружающие, раз Марго развернула такую бурную деятельность.

Она действительно вытянула своего бойфренда из грязи в князи, сделала его своим партнером и хотела со временем выйти за него замуж. А тут такое своеволие: ездит с какой-то девицей по курортам, катает ее на яхте, и все это за ее, Маргариты, кровные, поскольку без нее ничего бы у него не было! Вышвырнуть бы его на помойку, пусть там милуется со своей Настей! Но дарить свое творение этой плебейке? Нет уж! И Марго отослала провинившегося любовника на месяц в Америку. Пусть поостынет да подумает на досуге, что теряет. И он подумал.

Через месяц Стас, послушный и пылкий, вернулся к Марго, и она простила его. Что толку не прощать? Все мужчины полигамны, справедливо полагала Маргарита. А такой красавчик, как ее Стас, всегда будет пользоваться вниманием женщин. Просто надо держать ухо востро и вовремя реагировать. Словом, в отношениях партнеров снова воцарились любовь и согласие.

Настя же за это время дошла до полного отчаяния. Глухая стена враждебности в мире, который она уже привыкла считать своим, разлука с любимым, неопределенность и полное одиночество. От квартиры ей отказали, поскольку нечем стало платить за те шикарные апартаменты, в которые перевез ее Стас, и она оказалась практически на улице. Бывшие подруги отвернулись от нее. Только один человек протянул ей руку помощи – знакомый фотограф Гена. Он уезжал за границу, подписав контракт с европейской фирмой, и предложил Насте пожить пока у него на съемной квартире. Она была оплачена на полтора месяца вперед, там оставались кое-какие его вещи и техника, которую он намеревался вскоре забрать. Так Настя оказалась в квартире, в которой и познакомилась с Никитой. Теперь ей было где передохнуть от бесконечной гонки. Она засела там, практически не выходя, и возобновила поиски работы. Она рыскала по интернету, рассылала резюме, отвечала на вопросы бесчисленных анкет, но больше всего ее тревожило отсутствие Стаса. Казалось, он приедет, и все ее неприятности закончатся в один миг.

Однажды, в который раз набрав номер его телефона, она услышала в трубке родной голос. Она так обрадовалась, что смогла сказать всего несколько слов. Стас не мог не узнать ее! Но он отключился. Все еще не веря в его предательство, Настя поехала к нему. Дверь открыл он сам. Его взгляд был затравленным, а вид, как она поняла позже, довольно жалким. Она бросилась к нему, ища утешения, но он отстранился и сказал, что между ними все кончено. Она все еще не понимала… А Стас вдруг стал говорить, что из-за нее у него неприятности с невестой и с прочими родственниками, что она достала его своими преследованиями и своей любовью и чтобы она оставила его в покое. Он говорил очень громко, чтобы сидящая в соседней комнате Марго услышала и успокоилась. Настя выбежала потрясенная. По дороге домой она в отчаянии шагнула под колеса автомобиля Никиты…

Спустя несколько дней Настя получила письмо. Ей предложили работу в модельном агентстве в Милане. Ее вспомнила одна экстравагантная дама, Мадлен, которая приезжала год назад на показ в Киеве. Она узнала Настю по фотографиям и пригласила ее поработать у нее. Настя истратила свои последние деньги на билет и визу… А дальше случилось то, что и отбросило ее назад и привело в дом Никиты.

Все это он буквально вытаскивал из нее по крупицам. Постепенно Никита составил полную картину ее прежней жизни и понял, что хуже всего для Насти было даже не предательство Стаса и вакуум, который создала вокруг нее Марго, а те гнусные предложения, что посыпались на нее со всех сторон, стоило ей оказаться в бедственном положении. Бритоголовым качкам нужна была подружка на ближайший уикенд на морском побережье, престарелые бизнесмены искали молоденькую содержанку, наглые сутенеры настойчиво предлагали поработать девушкой по вызову. В сравнении со всем этим ее старый стриптиз-клуб был просто детской песочницей, и, когда ситуация стала безвыходной, она снова пошла туда. Одна ее знакомая заболела и выставила Настю как временную замену. Если бы она пришла проситься туда сама, администратор не взял бы ее без оплаты натурой, а так получилось, что им это надо больше, чем ей, а она просто выручает подругу. Но Никита был прав: за те пять дней, что Настя успела отработать, ей дважды пришлось чуть ли не отбиваться от клиентов, которые во что бы то ни стало хотели заполучить ее за сто баксов в комнатке наверху. Она, конечно, рассчитывала продержаться еще неделю, но неожиданное вмешательство Никиты избавило ее от этого. Она позвонила знакомой, не зная, как сказать о своем отказе, но та неожиданно заявила, что чувствует себя лучше и собирается выйти на работу. «Значит, так и надо», – решила Настя.

Никита был хороший. Она видела это. Но Стас был в сто раз лучше, а каким стал потом? Она больше не верила мужчинам и уже ничего не ждала от них. Больше всего она хотела уехать отсюда, где все продается и покупается: любовь, честь, дружба… Где ее выкинули на задворки жизни, где ей больше ничего не светит. Будущее для нее теперь воплотилось в одном слове – Милан. Единственный человек из их круга, который еще поддерживал с ней дружеские отношения, был Гена. Он писал ей, что Милан – это здорово, это шанс, что сейчас там столица моды. И она связывала с этим городом все свои надежды.

Никита не входил в ее планы. Он ей помог. Она видела, что нравилась ему. Может, даже больше, чем нравилась. Он смотрел на нее такими влюбленными глазами, что временами ей становилось его даже жалко. Но потом она вспоминала о собственных бедах. Он вполне устроен в жизни. У него есть дом, работа, друзья. У него есть все. А она только в начале своего пути. И куда он ее приведет, кто знает. Она не хотела ни к кому привязываться.

Теперь они просыпались вместе. Иногда Никита подвозил ее туда, куда ей было нужно. Настя отправлялась по своим делам, он – на работу. Вечерами они вместе смотрели новые фильмы на его ноутбуке или гуляли, взявшись за руки, по окрестным улицам. Настя уже не чуралась его и даже отвечала на его робкие поцелуи, но по-прежнему держалась отстраненно.

В назначенный день ей обновили визу. До этого она успела восстановить украденный загранпаспорт, еще спустя пару дней купила билет, и вот – завтра она улетает.

Никита сидел в кабинете перед экраном монитора, на котором замерла мелкая сетка цифр, но не мог заставить себя работать. В голове было одно: завтра она уезжает. Завтра она уезжает! Он сам дал ей деньги на билет. И теперь никак не сможет остановить ее. Как уговорить ее остаться? Ради чего? Ради него? За эти дни они смогли стать друзьями, может, даже чуть ближе, чем друзьями, но она не станет из-за него менять свои планы. У нее своя мечта о будущем, и он в эту мечту никаким боком не вписывается. А у него теперь даже мечты нет. То, о чем грезилось совсем недавно, сбылось. То, чего хотелось после, стало неважным. А мечтать о Насте для него было все равно что мечтать о луне. Он только знал, что никогда и ни к кому не относился так, как к ней. Он очень боялся потерять ее и точно знал, что обязательно потеряет.

Понимание этого граничило с отчаянием. Словно к нему в дом случайно залетела редкой красоты птица, а у него было совсем мало времени, чтобы полюбоваться ее ярким оперением. Он наперед знал это, поэтому вбирал ее в себя всю, со всеми мелочами: запахом кожи, цветом волос, мягким прикосновением губ. Ему хотелось запомнить ее – каждый жест, каждое слово. Ее улыбку на сонном лице перед пробуждением, ее запрокинутые тонкие руки, когда она собирала волосы в узел, ее тихий смех. Впервые он любил. Любил со всей страстью и безысходностью. Его не любили! Чем можно удержать ее? Что нужно предложить женщине, чтобы она не ушла? Руку и сердце? О, если бы только это! Он не задумался бы ни на миг! Но он точно знал: его рука с сердцем в придачу ей на фиг не нужны! И почему он не встретил ее раньше этого Стаса? Может, тогда у него был бы шанс? Но, поразмыслив, он с горечью признал, что нет, тогда бы она тоже не обратила на него внимание. Он обыкновенный обыватель, как когда-то выразилась она. Офисная крыса. Карьерист. Скучный субъект. А она ждет от жизни сказки. Возможно, ее прошлое разочарование как раз и давало ему шанс, но он сам так бездарно упускает его. Дал ей деньги на билет. Но он не мог не дать, он же обещал! Он не мог отпустить ее снова в тот стриптиз-клуб, где она была готова на все, лишь бы заработать и поскорее улететь от него. И теперь у него нет надежды. Нет ничего, что могло бы остановить ее…

Он вернулся вечером в самом мрачном расположении духа. Стол в кухне был накрыт празднично, у приборов стояли свечи. Настя встретила его сияющая и сразу же усадила за стол. У нее был праздник. Ради этого она нарядилась в открытое летнее платье с зелено-белыми разводами, купила шампанское и расстаралась с ужином. Никита вспомнил: это же платье было на ней тогда, когда он впервые ее увидел под бампером своей машины. Настя включила музыку на своем телефоне, положила Никите на тарелку еще теплую отбивную и придвинула тарелку с салатом.

– Ну, давай выпьем, – подняла она бокал с пузырящимся шампанским. – За удачу! И спасибо тебе огромное. Ты настоящий друг!

Никита кивнул, невесело улыбаясь, и послушно выпил до дна. Отбивная была аппетитная, салат тоже, но он почти не чувствовал их вкуса.

Она так рада, что уезжает, что расстается с ним! На лице ни тени сожаления. И плевать ей, что у него душа рвется на части.

Они пили шампанское, ужинали. Радостное возбуждение, в котором пребывала Настя, не оставляло ее. Она, напевая, убирала со стола, варила им кофе, а он сидел захмелевший и следил за ней потерянным взглядом. Вот она повернулась, вытерла стол и поставила на него две кофейные чашечки. Зазвучала новая мелодия, и Настя радостно встрепенулась.

– Ой, моя любимая песня! Никита, давай потанцуем. Я тебя приглашаю!

Она заставила его подняться, опустила руки ему за плечи. Он обнял ее, рывком привлек к себе, но тут же оттолкнул и снова сел.

– Никит, ты чего?

Настя присела перед ним на корточки, пытаясь заглянуть ему в лицо.

– Ничего, – глухо ответил он, не поднимая головы. – Ты специально меня дразнишь? Тебе это доставляет удовольствие – издеваться надо мной?

– Ну что ты, Никита, – виновато улыбнулась она и погладила его по плечу. – Я просто хотела потанцевать.

– Настя! – медленно сказал он, поднимая голову. На его щеках заходили желваки. – Ты живешь здесь третью неделю… Ты спишь со мной в одной постели… Я мужик, а не педик! Так что извини, но танцевать с тобой я не буду.

Он встал и отошел к окну. За его спиной послышался шорох. Потом ее руки обняли и развернули его. Настя стояла перед ним обнаженная, в окружении одних только струящихся волос. Никита понял, что она хочет проститься…

Проснулся он рано, еще до того, как прозвенел будильник. Настина голова покоилась у него на груди, ее худенькое плечо высунулось из-под одеяла, и он бережно укутал его. Скоро придется вставать и везти ее в аэропорт. Она улетит в этот чертов Милан, где, как она вбила себе в голову, сделает карьеру.

А может, ничего страшного? Может, Настя поработает там и вернется? Вернется к нему. Он подождет ее, сколько надо будет. Нужно сказать, чтобы она знала это. Чтобы всегда могла на него рассчитывать. Может быть, потом, спустя время, она оценит его. Хотя в окружении моделей всегда будут мужчины, рядом с которыми он – просто недоразумение. Нет, если она уедет, для него все будет кончено. Один раз судьба уже улыбнулась ему, когда она решила броситься под колеса его машины. Второй – когда у нее украли сумочку. Получается, что ему хорошо, ей – плохо. Поэтому она уезжает…

Утренние торопливые сборы. Недопитая чашка кофе. Смятая постель. Нервно выкуренная сигарета. Настино лицо, напряженное и взволнованное. Она еще рядом, но уже не здесь. Ее взгляд блуждает по движущемуся пейзажу за окном машины. В аэропорту ее начинает бить озноб, она нервно прижимает к себе новую сумочку с документами. Занимает очередь на регистрацию. Никита упаковывает ее багаж. Послушно стоит рядом. Настино нетерпение налицо. Она даже пританцовывает, словно от волнения хочет в туалет. Считает людей перед собой. Четыре человека. Три. Два…

Словно очнувшись, Никита хватает ее за локоть и тащит из очереди.

– Что? Куда? – не понимает она. – Я за этим мужчиной! – кричит она. – Сейчас вернусь!

Никита упрямо тащит ее в ближайший угол и прижимает спиной к стене, боясь, что она сбежит, не выслушав его. Он сжимает руками ее плечи, его лицо бледное и взволнованное. Таким она его еще не видела. Он говорит быстро и сбивчиво, но четко произнося слова, словно разговаривает с иностранкой и боится, что его не поймут:

– Настя, послушай меня! Послушай внимательно. Я… У меня есть работа, квартира, машина. Я хорошо зарабатываю. Ты можешь остаться у меня. Навсегда! Я люблю тебя! Я предлагаю тебе все, что у меня есть. Выходи за меня замуж! Только не уезжай! Прошу тебя, не уезжай!

Настя не понимает. Мысленно она уже ходит по подиуму в Милане. Она уже позирует для итальянских журналов мод! Она уже там!

– Я знаю, что я нелепый и глупо выгляжу. Вряд ли меня может полюбить такая девушка, как ты. Но я люблю тебя и сделаю все, чтобы ты была счастлива со мной. Может, со временем и ты сможешь…

Теперь Настя понимает. Она моргает быстро-быстро и роняет сумку на пол. Губы ее дрожат. Ей жаль Никиту. Впервые ей так жаль его!

– Никита, Никита, успокойся, – гладит она его лицо холодными ладошками. – Я все понимаю. И ты… Господи, да ты такой хороший! Это я тебя не стою! Ты замечательный, и ты настоящий друг! Я никогда тебя не забуду! Прости, но я должна уехать. Я не могу здесь! Здесь я умру… Я чувствую это.

Она покрывает быстрыми поцелуями его лицо.

– Настя, я люблю тебя… Останься… Прошу…

– Никита, ты такой славный! Ко мне еще никто так не относился, как ты. Ты самый лучший! Я тоже люблю тебя! Но я должна уехать… Прости!

Она подбирает с пола сумку и бежит в очередь. Вот она ставит багаж на движущуюся ленту, вот забирает у служащей аэропорта документы. На секунду она поворачивается, ищет его глазами и машет рукой. Торопливо идет к лестнице на второй этаж. Последний взмах руки, летящие светлые волосы… Стеклянная дверь закрывается за ней, и Никита стоит один посреди зала, бессильно опустив руки.

Он приехал домой, не ощущая ни прелести летнего дня, ни ласкового тепла солнца. Зашел в опустевшую квартиру, где все еще хранило напоминание о ней: недопитая чашка кофе, окурок тонкой дамской сигареты в пепельнице, длинный светлый волос на подушке… Потоптался посреди комнаты, не понимая, как теперь жить, и сделал то, чего не позволял себе уже много лет, еще со смерти мамы. Он, взрослый тридцатилетний мужчина, сел на кровать – и заплакал.

В жизни бывают времена, которые надо пережить. Не беситься, не впадать в отчаяние, а просто пережить, закусив до крови губы. Он так и делал. Работы много? Хорошо! Когда работаешь, ни о чем уже не думаешь. Потащили чуть ли не силком на корпоративную вечеринку? Отлично! В своем кругу попили пивка под пиццу? Что может быть лучше! В клубе нарезались с друзьями текилы? Что ж, изредка и это не помешает!

Хуже всего было утром в выходные – откроешь глаза, а рядом ее нет. Лежишь и вспоминаешь, пока душу рвать не начнет. Тогда под холодный душ – освежить голову и охладить тело. А потом долгий день до вечера, который некуда девать, не на что потратить… Разве что в интернете пошариться. Или написать Денису длинное письмо.

Он писал ему о своей любви, писал о Насте, писал о тоске, которая поселилась в сердце после ее отъезда. Они поговорили только раз, когда он позвонил ей сразу после перелета. Настя сказала, что все у нее в порядке. Потом она, скорее всего, сменила симку, потому что на его звонки автомат отвечал, что такого номера не существует. И теперь он не знал, как связаться с ней, а сама она не звонила.

Прошел месяц, за ним второй и третий. Жизнь пошла своим ходом. Никита много работал, по вечерам чаще всего сидел дома, с друзьями на вечеринки ходил редко. Зато стал бывать в стриптиз-барах. Он ходил туда один, долго сидел, потягивая пиво и рассматривая танцующих девушек. Вот брюнетка с грустными глазами, у нее большая красивая грудь, и все посетители концентрируют свое внимание на ней, а Никита смотрел на ее лицо. Вот пухленькая рыжая девушка, всегда в голубом боа и голубом белье. Что привело ее сюда?

Он жалел их всех. Они казались ему чрезвычайно несчастными. Никита считал, что только безвыходность может заставить женщин прилюдно раздеваться. Ему и в голову не приходило, что им это может нравиться. И что многие это делают не от жизненных тягот, а совсем по другим причинам. Он отождествлял их всех с Настей и с теми обстоятельствами, которые вынудили ее заниматься этим ремеслом. Для него Настя не была ни вульгарной, ни распутной, и ему казалось, что и другие стриптизерши такие же.

Чаще всего он ходил на стриптиз в бар недалеко от своего дома. Там его уже стали воспринимать как завсегдатая. Бармен время от времени ставил ему на стол пиво за счет заведения, а танцовщицы подмигивали и кивали, как старому знакомому. Однажды рыженькая девушка, та самая, которая не расставалась со своим голубым боа, подсела к нему за столик. Она немного прикрыла свои прелести джинсовыми шортами и короткой маечкой, но ее внушительных размеров грудь грозила порвать тонкую ткань. Он, как положено, угостил ее коктейлем. Рыженькая спросила, нравится ли ему в их баре и как он находит ее выступления, а потом без обиняков предложила продолжить вечер вдвоем в отдельном кабинете, не забыв назвать таксу. Он подумал, что и к этому ее вынуждают обстоятельства, и потому спросил:

– Тебе так нужны деньги?

– Ты мне нравишься, – пожала плечами девушка. – Я тебя давно заприметила. Но и заработать я не прочь.

Никита отказался, а уходя, случайно услышал ее разговор с другой танцовщицей:

– Представляешь, я предлагаю ему, а он мычит что-то вроде того, что ему это не надо и он по-другому ко мне относится. А таскается сюда уже два месяца. Извращенец!

– Да импотент, скорее всего, – ответила вторая.

После этого Никита перестал ходить на стриптиз.

А потом в его жизни появилась Инна. Она давно работала в компании, и они время от времени встречались. Сначала он не обращал на нее особого внимания. Ну, симпатичная, неглупая, мало ли таких у них. Инна работала в финансовом отделе, и познакомиться поближе их вынудила производственная необходимость. Никите пришлось несколько дней плотно контактировать с финансистами. Инна ему помогала, и после этого, встречаясь в обед в кафе на первом этаже или в лифте, они всегда здоровались и перебрасывались парой фраз.

Инна была невысокого роста, круглолицая и хорошенькая, с правильными чертами лица и кроткими карими глазами. Ее каштановые волосы всегда были разделены на прямой пробор и собраны на затылке замшевой гофрированной резинкой. Кожа у нее была смуглая и чистая. Она производила приятное впечатление – вежливая и выдержанная девушка. Никита уважал таких. Одевалась она под стать ему, довольно строго: неяркие тона костюмов, никаких мини-юбок или джинсов. Она тоже выделяла его среди прочих сотрудников. Во всяком случае, при встрече с ним ее глаза радостно вспыхивали, а лицо освещалось улыбкой.

Однажды они в очередной раз встретились у лифта. Никита был с Колей. Они как раз спускались вниз на обед, где их уже поджидали друзья, надо было обсудить планы на выходные. Как всегда, они обменялись с Инной парой слов и вместе зашли в кафе. За обедом Вадим сообщил, что решил жениться, и в субботу звал всех к себе. Он устраивал вечеринку для друзей, но приглашал их с девушками: так будет правильно, рассудил он, почти по-семейному. Постоянные подруги были у всех, кроме Никиты.

– Никита, ты кого приведешь? – спросил Вадим.

– Хочешь, моя Светка возьмет с собой подружку? – предложил Игорь.

– Не нужно. Я буду с девушкой, – ответил он, подумав про Инну.

Она согласилась. После этой вечеринки они стали встречаться. Инне было двадцать пять лет. Она жила с мамой, папой и младшей сестрой. Характер у нее был покладистый, ровный, какой бывает у людей, выросших в спокойной семейной обстановке. Их отношения развивались по вполне предсказуемому сценарию. Никита, которого еще не совсем оставила тоска по Насте, не торопил события. А Инна по натуре не была склонна к резким эмоциональным поступкам. Ее явная симпатия и живой интерес к его делам подкупали. Никита не был избалован женским вниманием и быстро привязался к Инне. Вскоре их отношения перешли в новую стадию. Ее домашние уже нормально относились к тому, что время от времени Инна ночевала у своего парня. Они узнавали его голос по телефону и, казалось, не имели ничего против их отношений.

Так закончилась зима, за ней пролетела весна, и Никита стал уже всерьез думать о том, чтобы осенью сыграть свадьбу. Он ничего не говорил Инне, но был уверен в ее согласии. Но вот его собственное решение пока было под вопросом. Инна была хорошей – доброй, умной, чуткой. Она угадывала в своем избраннике признаки былой несчастной любви, но не торопилась с расспросами. И он по-своему любил ее, но иногда образ Насти навязчиво возникал перед глазами, возвращая его в прежнее состояние тоски и тревоги. Она так несчастна и одинока. А может, уже не одинока? Но представить ее счастливой он не мог. Есть люди, которые носят свое несчастье на себе, как улитка домик, и без него они – не они. Так и Настя: трагизм придавал одухотворенность ее кукольным чертам, а состояние глупого счастья придавало бы ее облику схожесть с расписной деревянной матрешкой. Он сам не знал, что ему хотелось бы услышать о ней. Что она счастлива и не одинока? И тогда бы он с чистой совестью женился. Или это повергло бы его в прежнее отчаяние, и тогда в его душе не нашлось бы места для другой женщины?

Когда он был с Инной, то почти не вспоминал Настю. Это было бы нечестно по отношению к его девушке. Обнимая ее, он не сравнивал их – это было невозможно. Они были такие разные – и по характеру, и внешне, даже на ощупь и запах. Но они были дороги ему, каждая по-своему. Только Настя была далеко и не подходила на роль жены, а Инна подходила идеально, хотя и не была столь желанна. Но одна из них была здесь, рядом, стоило только протянуть руку, она любила и принимала его таким, каким он был. А другая находилась неизвестно где и не понятно как относилась к нему – может, и вовсе забыла.

Никита постоянно думал об этом и решил к концу лета сделать Инне предложение. А пока хотел взять отпуск и улететь к Денису. Тот давно звал его в гости, обещал показать Париж. Да и Никита здорово соскучился по старому другу.

Самолет прибыл в аэропорт Шарль-де-Голль в восемь тридцать вечера. Он не сразу узнал друга. Денис изменился и выглядел совсем иностранцем: серьга в ухе, татуировка на плече, выбритая ажурная бородка и мятая, непонятных расцветок одежда выдавали в нем причастность к богемному кругу. Так оно и было. Еще по письмам Никита знал, что Денис теперь начинающий, но уже востребованный фотограф. В Париже проявился его талант к портретной съемке, и теперь он делал фотографии для журналов.

– Старик, я чертовски рад тебя видеть, – сказал он, выпуская Никиту из объятий и внимательно разглядывая его. – Немного изменился. Повзрослел. Выглядишь вполне презентабельно, – оценил он его стильный летний костюм и в тон ему новые туфли. – А вырядился так зря. В Париже жара жуткая! Надеюсь, ты взял шорты и сандалии? Или хотя бы майка найдется? Впрочем, купим.

– Найдется, – засмеялся Никита. – Я прогноз погоды смотрел. А тебя просто не узнать: борода, серьга, тату… Это что, обязательные атрибуты свободного художника?

– Борода – это так, одно название. – Денис почесал подбородок, по которому спускались тонкие полоски темной растительности. – Между прочим, довольно сложное искусство. Ну что? Давай топай! Такси ждет.

Денис устроил ему экскурсию по ночному Парижу. Он бегло давал по-французски указания таксисту и, энергично жестикулируя, показывал другу местные достопримечательности.

– Смотри, справа, за Сеной – остров Сите. Вон Дворец правосудия, а это – верхушка Нотр-Дам-де-Пари. За серым домом.

Пригнувшись, Никита едва рассмотрел две высокие темные арочные башни знаменитого собора Парижской Богоматери, возвышающиеся над соседними зданиями, и острый тонкий шпиль, уходящий высоко в небо. Таксист мчал по набережной Сены, довольно небрежно относясь к сигналам светофоров.

– Это Лувр. Мы с тобой обязательно туда сходим. Да не выворачивай ты голову! У нас куча времени. Просто посмотри на Париж свежим глазом. Вечерний Париж в огнях! Первое впечатление – особенно важно… Сад Тюильри. Слева – церковь Мадлен. А это площадь Согласия.

Денис сказал что-то водителю, и они сделали медленный круг по площади вокруг Луксорского обелиска и подсвеченных фонтанов. Затем такси помчалось улицей, по обе стороны которой ровной стеной возвышались деревья, а за ними мелькали ярко освещенные витрины магазинов.

– Елисейские Поля, – бесстрастно сообщал Денис, уже пресытившийся ролью экскурсовода. – Триумфальная арка.

– Денис, это же Эйфелева башня! – воскликнул Никита, увидев в темнеющем небе знакомые очертания.

– Да, – лениво согласился Денис и сказал что-то таксисту. – На сегодня экскурсия окончена. Едем домой.

Он снимал крошечную квартирку в старом доме на окраине Парижа. Они успели только бросить вещи в коридоре и сразу же отправились в ближайший ресторан ужинать.

Невысокий лысоватый француз в круглых очках, больше похожий на профессора, чем на официанта, принес бутылку бордо и два слабо прожаренных стейка с горой картофеля фри на таких огромных блюдах, что они заняли весь маленький столик. Никита разрезал мясо, внутри темнели красные капли.

– Мясо с кровью – французская кухня! – подмигнул ему Денис. – Я уже привык.

Стейк оказался по-своему вкусным, особенно пока был горячим, и под французское бордо пошел вполне. Но по мере того как он остывал, в Никите крепла уверенность, что он ест совершенно сырое мясо, которое только слегка прихвачено с двух сторон. Все же он мужественно доел его. Он впервые в Париже, пьет французское вино с Денисом, которого не видел сто лет, так какая разница, сырое это мясо или нет!

После ужина они заказали по бокалу пива, которое ничем не отличалось от того, к которому он привык в Киеве, и разговор продолжился. Денис рассказывал ему о Париже, о своей жизни, которая, как обычно, приготовила ему сюрпризы. Все это Никита уже знал по переписке. Но то письма, а это – живой рассказ старого друга в ночном парижском ресторане! Что может быть интереснее?!

Приехав сюда работать в торговой фирме, куда его поманил их бывший соотечественник, Денис надолго там не задержался. Как только его владение французским языком стало сносным, он начал пробовать себя на иных поприщах. После двух лет работы в разных местах и нескончаемых творческих исканий он нашел себя в качестве фотографа. У Дениса неожиданно обнаружился талант к этому виду искусства. Спустя полгода с ним заключил первый контракт один из многочисленных парижских журналов. Журнал только прокладывал себе дорогу в мире моды, как и Денис. И хотя платили в нем начинающему фотографу сначала совсем немного, он не терял присутствия духа и уверенности в своем блестящем будущем. Раскрутится журнал – раскрутится и он. Постепенно Денис стал сотрудничать и с другими изданиями. Сейчас он работал над новым проектом совместно с Патриком, молодым владельцем журнала. Патрик вложил в бизнес свое наследство, решив во что бы то ни стало преуспеть. Такая одержимость была в духе Дениса. Он стремился сделать себе имя и состояться как художник, чтобы стать достойным партнером Патрика. Ему нравилось работать с этим парнем. Их взгляды во многом совпадали. Они одинаково относились к бизнесу, хотя были совершенно разными по темпераменту, так же как и Денис с Никитой.

На расстоянии Никита воспринимал Дениса по-прежнему. Ему казалось, что они, когда встретятся, будут говорить и говорить без умолку, как когда-то, вспоминать прежние годы, делиться новыми впечатлениями. Но годы разлуки давали себя знать. Денис был тот и не тот. Что-то новое, незнакомое появилось во всем его облике. Он рассказывал лениво, не торопясь, пересыпая речь французскими выражениями и английскими сленговыми словечками. Говорил о том, что сейчас занимало его больше всего. Его новая жизнь была малопонятной Никите, а потому не близкой. Но он внимательно слушал друга, пытаясь приноровиться к его новому облику, разноязычной речи и активной жестикуляции.

Почти весь вечер говорил один Денис. Никита на его вопросы отвечал лаконично, не давая пространных ответов. По прежним годам общения зная, что другу нужно время, чтобы расслабиться и не зажиматься в новой обстановке, Денис перешел к разговору о нем только после ужина. Пиво было выпито. Они сидели на развернутых в сторону улицы стульях, пили кофе и курили.

– Ну, расскажи теперь о себе, – сказал Денис, закинув ноги на соседний стул. – Решил все же жениться?

– Решил.

– Инна, – задумчиво протянул друг. – И какая она?

– Она… хорошая, – вздохнул Никита.

– Понятно. Наташка тоже сначала была хорошей. А что так безрадостно? Жаль расставаться со свободой?

– Да нет… – замялся Никита.

– Что тогда?

– Помнишь, я писал тебе об одной девушке?

– Это та, которую в аэропорту обокрали? Так это ж когда было! Вы поддерживаете отношения?

– Нет, – покачал он головой. – Не поддерживаем. Она не звонит мне и не пишет. И вообще, не оставила никаких координат.

– Так при чем тут она?

– Понимаешь, с Инной у нас хорошие отношения. Я уверен, что и женой она будет замечательной. Но мои чувства к ней нельзя даже сравнить с тем, что я испытывал к Насте.

Денис с глубокомысленным видом затянулся, помолчал и насмешливо улыбнулся:

– Что ж, очень может быть. И что?

– Как что? Я не уверен, что при подобных обстоятельствах было бы порядочно с моей стороны жениться на ней.

– А не жениться после того, как ты ей столько голову морочишь, считаешь, порядочно? – поинтересовался Денис. – Друг мой, когда ты повзрослеешь? На тебе пагубно сказывается то, что меня нет рядом. Я всегда влиял на тебя благотворно. Впрочем, как и ты на меня. Выбрось глупые переживания из головы! Отпусти ситуацию, как советуют психологи, и все наладится само собой. Ты приехал ко мне. Ты приехал в Париж! И мы, то есть я и Париж, постараемся сделать все, чтобы ты не скучал! А теперь пойдем домой. Завтра у меня утренняя съемка. Ты едешь со мной. Французский ты по-прежнему не знаешь?

– Я могу говорить на английском.

– Можешь-можешь, только французы не любят говорить по-английски. А многие и не умеют.

– Я купил разговорник.

– Это правильно. Карту Парижа я тебе дам. Ты вообще наметил, что хотел бы посмотреть?

Денис поднял его рано. После чашки кофе на трехметровой кухне, где не было ничего, кроме маленькой плиты, допотопного холодильника и раковины, они отправились на метро к месту съемки. Парижское метро Никите не понравилось. Оно было слишком тесным и душным. Никаких тебе расписных арок, колонн, как в киевском метрополитене, грязно, убого и серо. Одно слово – подземка. В затхлых вагонах ехало много народу, особенно цветных и африканцев.

– Слушай, а чего их столько? – шепнул он на ухо Денису.

– Расплата за былое величие, – усмехнулся друг. – В свое время Франция владела африканскими колониями. Теперь ей это аукнулось.

Никита с интересом разглядывал пассажиров вагона. Здесь были представлены почти все расы, как в Ноевом ковчеге, – от старого лилового зулуса до почти светлой девочки индуски. Громадного роста, очень черный африканец с вывернутыми толстыми губами обнимал за талию светловолосую девушку скандинавского типа. А молодой, чахоточного вида французик тискал хорошенькую кудрявую мулаточку. Пара желтолицых китайцев примостилась напротив Никиты, рядом молодая кореянка с плоским, как блин, лицом читала газету. «Вот где процветает истинная дружба народов», – подумал он, усмехнувшись про себя.

Съемка проходила на фоне фонтанов у большой каменной головы с ладонью. Она называлась «Голова, слушающая землю». Никита видел это место в каком-то фильме, но никак не мог вспомнить, в каком именно. На съемке у Дениса был такой же кавардак, как у них в офисе накануне неожиданного визита начальства. Французы, кажется, обладали похожим темпераментом. Сначала опаздывали манекенщицы, а когда они появились, выяснилось, что подвезли не все костюмы. Потом возникла проблема с гримом. Все громко ругались. Худой Патрик в солнцезащитных очках и панаме что-то доказывал другому французу, маленькому и коренастому. Коренастый кричал на Дениса, тот – на него. Девушки переодевались прямо на улице, не стесняясь любопытных взглядов прохожих.

– Слушай, Никита, ты пойди пока погуляй, – подошел к нему Денис. – Эта бодяга надолго. Я, как освобожусь, позвоню. Вместе пообедаем.

– Хорошо. А куда сначала?

– Сходи на Сите. Тут рядом. Норт-Дам посмотришь. Смотри, – развернул он карту, – мы находимся здесь. А вот Сите. Это остров. Так что держи курс на набережную. А там и собор, и Дворец правосудия. Здесь рядом – Лувр. В общем, сам увидишь. Ну давай!

И Никита отправился на знакомство с сердцем Парижа самостоятельно. Он немного поблуждал незнакомыми улицами, фотографируя все подряд. В маленьком магазине купил английскую книгу о Париже и осмотрел ближайшие достопримечательности. Прошел по набережной Сены, полюбовался архитектурой собора Парижской Богоматери. Его арочные порталы с богатыми скульптурными группами, высокие своды, круглое витражное окно в виде розетки вызывали восхищение, хотя Никита и был далек от мира прекрасного. Войдя в собор, он присел на скамью передохнуть и некоторое время слушал, как в глубине храма высоко и чисто пел детский хор. Никита не был католиком, можно сказать, что он вообще не был верующим, хотя родители крестили его в православной вере, но в эти минуты он думал о Боге. «Если Бог есть, – думал он, – он не допустит, чтобы мы с Настей больше никогда не встретились». Даже если она полюбила другого или вышла замуж, он должен ее увидеть. Хотя бы раз! И обязательно до того, как женится. Он слушал нежные голоса, прославляющие Господа и парящие под куполом, и твердил себе: «Мы должны увидеться с ней, увидеться еще раз. Только раз…»

Странно, но после посещения собора он почувствовал себя в этом чужом городе увереннее. Париж был его первым знакомством с заграницей. Никита пока не был нигде, даже в Турции, куда летом отправлялась половина их офиса. Раньше он не мог себе этого позволить. Но теперь в его кармане лежала банковская карточка с вполне достаточной для путешествия суммой. Он снова подумал о Насте. Она в Италии. В Милане. Вряд ли он сможет отыскать ее, даже если отправится туда.

Он медленно бродил по улицам, пока не вышел на залитую ярким солнцем площадь. Сверившись с картой, он понял, что если вернется на Риволи, то легко выйдет к Лувру. Так он и сделал. Риволи была неширокой улицей с многоликой толпой и множеством магазинов, ресторанов и кафе.

Лувр показался ему огромным. Он долго ходил по внутреннему двору, разглядывая его архитектуру: стеклянную пирамиду и каменную арку со скульптурной группой наверху. Карта подсказала ему, что это арка Карузель, и если следовать от нее по прямой через сад Тюильри, площадь Согласия и дальше по Елисейским Полям, то он дойдет до Триумфальной арки на площади Звезды, от которой расходится дюжина улиц. А оттуда, судя по направлению, рукой подать до Булонского леса. Он не особо разобрался с масштабом, и подобная перспектива показалась ему заманчивой. И Никита, несмотря на жару и немилосердно палящее солнце, отправился по этому маршруту.

Центральная улица Парижа оказалась невероятно длинной. И после Елисейских Полей его уже ноги не несли. По дороге он купил две бутылки минеральной воды, но пить все равно хотелось. А еще больше хотелось присесть или прилечь в прохладной тени – если бы можно было найти такое место в знойной французской столице.

Позвонил Денис, и они договорились встретиться у Триумфальной арки. Друг приехал очень быстро, на метро. Обедали они в недорогом кафе со звучным названием «Монте-Карло». Здесь можно было за небольшую сумму приобрести полный обед: мясное второе, салат, десерт и графинчик местного вина. Никита взял курицу. Она оказалась нормально прожаренной, а прохладное легкое вино после жары хорошо освежало и утоляло жажду. Денис ел, рассказывая о нерадивости своих коллег и фокусах манекенщиц.

– На сегодня со съемкой все, но мне надо еще переговорить с Патриком. Так что я тебя на пару часов оставлю. А вечером мы с тобой поедем на прогулку по Сене. Возьмем вина и как следует отметим нашу встречу.

Вечерний Париж с борта речного трамвайчика понравился Никите больше. Вечер принес немного прохлады. Они выпили бутылку красного вина и орали вместе с другими туристами «Ура!», проплывая под мостами Парижа. Эйфелева башня сверкала желтыми огнями, как огромная темно-зеленая елка, подсвеченные дворцы казались небывало торжественными, а уменьшенная копия американской статуи Свободы при близком рассмотрении поражала своим запущенным видом.

– Решено! – кричал разгоряченный вином Денис. – Я беру три дня и показываю тебе Париж. Свой Париж!

Через неделю Никита уже свободно ориентировался в городе и посетил все главные достопримечательности. Лувр его впечатлил. Версаль – разочаровал. Про себя он назвал его конюшней: за большие размеры, жару, пыль и огромные открытые площадки, посыпанные дробленым камнем. После прогулки по парку Версаля у него разболелась голова, а ноги были в бело-серой пыли, словно он посетил не одно из известнейших мест в мире, а грязную строительную площадку. Денис свозил его в Дефанс, район небоскребов и необычных современных памятников, и в Диснейленд, где они провели целый день и получили массу удовольствия, хотя давно уже вышли из детского возраста.

Но Денису пришлось снова заняться делами, и Никита продолжил свои прогулки самостоятельно. Он уже оценил французскую кухню, испробовав лягушачьи лапки, луковый суп, улитки и огромные устрицы. Он постигал настоящий Париж – с его многоликим народом, бойкой гортанной речью, легким, кружащим голову вином. Он видел его с высоты Эйфелевой башни, душной ночью и ранним утром. У него вытащили кошелек в Булонском лесу. Его удивил нос, торчащий из воды, в Люксембургском саду, восхитил Монмартр. Он посетил Оперу и посмотрел «френч канкан» в «Мулен Руж». Потолкался в «Галери Лафайет», где купил духи в подарок Инне. Он никогда еще не делал серьезных подарков ни одной женщине и не знал, что следует выбрать.

– Конечно, парфюм! – разрешил его сомнения Денис. – Настоящие французские духи! Что еще следует привозить невесте из Парижа?

На очередной вечер друг пригласил к ужину двух девушек.

– У меня есть одна знакомая, Мишель, француженка. Отличная девчонка! Думаю, тебе понравится. Хочешь? У тебя же еще не было француженки?

– А это обязательно? – улыбнулся он.

– Pourquoi pas?[2] Мы с ней добрые друзья. Иногда она остается у меня. Девчонка классная! Сам проверил. Потому и предлагаю.

– Да нет, не надо, – смутился Никита.

– Что «не надо»? Из-за того, что она со мной была? Ну ты даешь! Ладно, попрошу ее захватить с собой подружку. Есть у нее такая черненькая, Изабель.

Щадя деликатные чувства своего друга, Денис не стал уточнять, что и Изабель иногда тоже скрашивает его холостяцкие вечера.

Они сидели в маленьком открытом ресторане, практически на улице. Посередине стола на железной подставке красовалось огромное блюдо с морепродуктами, которых казалось невообразимо много: устрицы, мидии, креветки, лангусты. Все это великолепие было нагромождено поверх горы колотого льда и морской травы. Бутылка запотевшего шампанского охлаждалась в металлическом ведерке. Девушки опаздывали. Никита почему-то нервничал. Денис хмурился и злился: он был голоден. Запищал его мобильный, и друг очень быстро заговорил по-французски, обращаясь к Мишель. Когда он закончил, его вид был красноречивее слов.

– Она не придет! Непредвиденные обстоятельства. Знаю я ее обстоятельства! Коза французская!

Он зло закурил и протянул пачку Никите.

– Приедет Изабель со своей соседкой, из наших. Таких тут тоже хватает. Со всего СНГ слетаются. Попадаются неплохие девочки. Ну да ладно… – Он глубоко затянулся и смял сигарету в пепельнице. – Значит, так: наша – мне, Изабель – тебе. Нужно же завершить твое полное впечатление о Париже. А вот и они.

Он привстал, глядя поверх головы Никиты, изобразил на лице улыбку и помахал рукой.

Никита повернул голову. По узкому проходу между столиками уверенно двигалась высокая брюнетка с прямыми длинными волосами. Сильно накрашенные глаза, брови вразлет, широкая картинная улыбка. Вероятно, это и была Изабель. Вторая девушка шла за ней.

– Bonjour. Comment ca va?[3] – с улыбкой произнесла Изабель и поочередно подставила Денису щеки для поцелуя. Никите она подала руку, и он, привстав, смущенно пожал ее.

Девушка стала быстро что-то говорить, очевидно, представляя спутницу, вынырнувшую у нее из-за спины.

У Никиты сперло дыхание. Кровь отхлынула от лица, потом прилила с удвоенной силой, а сердце забилось часто-часто.

Спутницей Изабель была Настя…

Она совсем не изменилась. Так же носила волосы на косой пробор, так же чуть подводила серым карандашом глаза. Даже платье на ней было то же самое, в котором он впервые увидел ее сидящей с разбитой коленкой перед бампером своей машины.

Она сразу узнала его, и ее лицо озарила удивленная и радостная улыбка.

– Никита! Ты? Привет!

– Привет.

Настя шагнула к нему, и они обменялись поцелуями на глазах у изумленных Изабель и Дениса. «Местная привычка здороваться…» – подумал он, прикасаясь горячей щекой к ее прохладному лицу.

– Не верю своим глазам! Ты здесь?

– Я тоже не ожидал встретить тебя в Париже. Я думал, ты в Милане.

Настя махнула рукой.

– Значит, Денис и есть твой друг, который живет в Париже? Помню, ты рассказывал…

– Та-а-к, понятно, – протянул Денис. – Знакомство с истинными парижанками откладывается на неопределенное время. Ну что, Изабель? – Он достал шампанское изо льда и перешел на французскую скороговорку.

Никита плохо запомнил тот ужин. Кажется, было весело. Денис и Изабель много говорили и много смеялись. И Настя много говорила, по-французски в том числе. Не так быстро, как Денис, но тоже довольно бойко. Так, во всяком случае, казалось Никите.

За ту искреннюю радость, которая появилась на ее лице, стоило ей увидеть его, Никита готов был простить ей все: ее молчание, ее небрежение им даже как другом… Образ Инны, еще недавно такой близкий и реальный, отступил на задний план. Он попросту забыл о ней. За весь вечер Никита едва сказал пару фраз. Как завороженный он смотрел, как Настя ест устрицы, как говорит, как смеется. Ночной Париж вдруг показался ему необыкновенно прекрасным и волнующим. Сверкающие огни фонарей придавали ему сказочный вид, вино кружило голову. Он смеялся вместе со всеми после слов Изабель, а потом все смеялись над ним, потому что было ясно: он ничего не понял из ее рассказа. А он смеялся от счастья! От такого неожиданного, внезапного счастья. Чудеса все же случаются! И мечта, даже самая, казалось бы, несбыточная, вдруг осуществляется. Он вспомнил свою немую молитву в Нотр-Дам и мысленно послал хвалу Небесам. Все-таки Бог есть. Он услышал его!

Было много выпито и много съедено. Потом они долго гуляли по ночному Парижу и пили шампанское прямо из горлышка. Оно было теплым, пенилось и текло по рукам, подбородкам и шеям. Они отмывались от него в первом попавшемся фонтане. Было весело и здорово. Они хором пели песни Шарля Азнавура, Мирей Матье и Патрисии Каас, лежали на траве Марсова поля и смотрели в небо, на уходящую ввысь светящуюся Эйфелеву башню. Бродили по набережной, обнимая своих спутниц за плечи, и махали проплывающим прогулочным катерам. Потом они разъехались на такси. Денис подался на квартиру Изабель, они с Настей – к Денису…

– Надо же, где мы встретились! Как это ты оказался в Париже?

– Прилетел к другу. А ты?

– У меня здесь контракт.

– Не понравилось в Милане?

– Понравилось. Только… В общем, мне пришлось уехать.

Настя сидела у открытой двери на балкон, настолько крошечный, что на нем с трудом помещался один человек. «Такие балконы в Киеве называют французскими», – вспомнил Никита. Он лежал на диване. Настя переместилась в единственное в квартире кресло, стоявшее у окна, и набросила на плечи тонкий плед. В темноте он едва различал очертания ее фигуры.

– Расскажи мне.

– Я прилетела в Милан по приглашению Мадлен. Она видела мои фотографии, когда приезжала к нам. Тогда она тоже звала меня работать у нее. Но в то время у меня были другие планы, был Стас… Мне не хотелось уезжать… Впрочем, все это ты знаешь. – Она закурила, и красный огонек сигареты чуть осветил ее лицо. Теперь оно было грустным. – Я проработала у Мадлен всего три месяца. Потом ушла.

– Почему?

– Мадлен… Она начала преследовать меня.

– Она что, лесбиянка?

– Да. И я знала об этом. Но сначала она была мне просто другом. А потом все изменилось. Пришлось искать другое место. Я бегала по кастингам, соглашалась на любую работу. Знаешь, сколько платят начинающей модели? На еду не всегда хватает. Жилье стоит дорого. А транспорт… А самые необходимые вещи… Одно время меня взяли для участия в показах. Я неплохо подзаработала и решила: «Пока есть на что, уеду в Париж». Это как в кино: увидеть Париж и…

– Не надо, – перебил Никита, не дав ей закончить, – не говори. Иди сюда!

Ее тело было прохладным, а кожа гладкой, как шелк. Тонкие волосы разлетались от его дыхания. Внезапно он понял, почему она приехала в Париж. Это был ее город. Он импонировал ей гораздо больше, чем все, что до сих пор ее окружало. Денис был не прав: именно она была истинной парижанкой – волнующей, как плеск Сены; изящной, как Эйфелева башня; таинственной, как Нотр-Дам. Для него она была воплощением очарования Парижа. И Никита уже не удивлялся, что встретил ее здесь. Только в Париже он и должен был ее увидеть. Она не стала здесь веселее или счастливее, он чувствовал это. И ее нынешняя жизнь не была проще или более упорядоченной. Но здесь она стала спокойней, каким становится человек в комфортном для себя месте.

– Ты давно в Париже?

– Уже полгода.

– А говоришь бойко, как настоящая француженка.

Настя засмеялась и прижалась щекой к его груди.

– Изабель говорит, что у меня ужасное произношение. А быстро потому, что все время с ней общаюсь.

– Вы вместе живете?

– Да, снимаем квартиру. Она хорошая. И потом, вдвоем легче.

– Она тоже модель?

– Да.

– А с Денисом ты давно знакома?

– Несколько месяцев, – помолчав, осторожно ответила Настя, и Никита сразу понял, что она не впервые лежит на этом диване.

Волна обиды захлестнула его. Он встал, отстранившись от ее объятий, и, не одеваясь, прошел по комнате в поисках сигарет. Ну почему, почему она такая? Ради нее он готов на все. Ради нее он может порвать с Инной и никогда больше не посмотрит ни на одну женщину. А ей все равно, что он, что его друг! Зачем она пришла на этот ужин? Развязка была ясна с самого начала. Только Денис планировал Изабель для него, а ее, значит, для себя… Денис, его лучший друг! Он даже имени ее не назвал! Может, и не помнил. Сказал: «Наша – мне». Для него она просто доступная девица, одна из многих, каких полным-полно в их чертовом модельном бизнесе!

Никита яростно курил, глубоко затягиваясь, но боль не проходила. Настя внимательно наблюдала за ним, приподнявшись на локте. Его невысказанный гнев и внутренний накал она поняла без слов и отреагировала, как всегда, стремительно:

– А ты, значит, и есть тот парень, который приехал в Париж поразвлечься перед своей свадьбой?

Никита замер, поражаясь ее осведомленности. Вероятно, так Денис сказал Мишель.

– Ну и когда же ты женишься?

Вся его злость мгновенно улетучилась. Никита запоздало вспомнил, что стоит совершенно голый. Он торопливо натянул шорты и присел на диван. Настя отпрянула.

– Что же ты не выбрал Изабель? Денис предоставил тебе право выбора.

– Настя…

– Какое ты имеешь право? – возмущенно закричала она. – Кто тебе позволил осуждать меня, мою жизнь? Кто позволил ревновать меня? Я живу, как хочу! И когда и с кем сплю – тоже решаю сама! Это моя жизнь! Тебя она не касается! – Она упала на подушку и заплакала.

Никита лег рядом и крепко прижал к себе ее вздрагивающее тело. Он, наверное, ненормальный, мелькнула мысль, но он счастлив оттого, что держит ее в объятиях. Как никогда, он счастлив именно сейчас, когда точно знает о ее неверности и неразборчивости, когда она горько плачет, уткнувшись ему в плечо. В эту минуту ему было уже все равно, что она приходила к Денису и еще неизвестно к кому. Она права, какое ему до всего этого дело? Быть всегда рядом с ней – вот что для него важнее всего на свете.

Он шептал ей ласковые слова, обещая все на свете, гладил ее длинные волосы и целовал соленые от слез щеки.

– Хочешь – уедем? Куда скажешь. Вдвоем. Только ты и я. Только скажи! Куда ты хочешь?

– Хочу в Ниццу, – сказала Настя и шмыгнула носом. Как ребенок, который тут же успокаивается, стоит пообещать ему новую игрушку.

– В Ниццу? А это во Франции?

– Да. Там море. Я никогда там не была. А ты?

– Я тоже. – В расчетливом и бережливом Никите просыпался Дон Кихот, безрассудный и решительный рыцарь, готовый на все ради прекрасной дамы. – Как скажешь. В Ниццу – так в Ниццу…

…Они улетели в Ниццу на следующий же день.

– Старик, ты не перестаешь меня удивлять, – только и сказал Денис. – Какая Ницца? Ты еще Парижа толком не видел! Мы еще не обо всем поговорили. Через неделю ты улетаешь домой. Или ты уже поменял свои планы?

Никита не отвечал, пряча счастливую улыбку, и собирал сумку.

– Да и Насте надо работать. У нее же контракт!

– Она сказала, что договорится.

– Черт знает что! Почему обязательно надо уезжать? Почему Ницца? Можете встречаться здесь. Пусть приходит сюда. Я буду уезжать на ночь.

– Я не хочу приводить ее сюда, – сверкнул на него глазами приятель.

– Никита, ты как ребенок! И потом, я же не знал… – виновато развел руками Денис. – Да это и было всего раз! Давным-давно! И неправда! – по фразе бросал он, косясь на собирающегося друга. – Никита! Если бы я знал…

– Ладно. Проехали. – Никита уже стоял с сумкой в руках. – Мне пора. Прилетим – позвоню.

– Учти, Ницца – город дорогой.

– Ничего. Я богатый.

Город на склонах бухты Ангелов встретил их ярким солнцем и безоблачным небом. С набережной открывался потрясающий вид Лазурного Берега. Они сняли небольшой номер в отеле рядом с набережной. Это было действительно очень дорого, но Никита рассчитал, что на три дня может себе позволить такие расходы. К намеченному сроку Насте следовало вернуться к работе. Они немного передохнули и отправились на прогулку по вечерней Ницце. Солнце медленно садилось в море. Они сразу пошли на пляж с крупной галькой. Вода в море была чистой-чистой, но идти босиком по большим гладким камням было трудно, и, сделав в море несколько шагов, они тут же ложились на воду и плыли, легко рассекая ровную гладь воды. У Насти в глазах светился детский восторг. Ей нравилось все, абсолютно все: высокое синее небо, соленый вкус Средиземного моря, аллея пальм вдоль набережной и он, Никита. Он тоже нравился ей. Здесь, под медленно темнеющим небом Ниццы, она наконец-то смотрела на него так, как ему всегда хотелось. Ее улыбка адресовалась только ему, ее полузакрытые от удовольствия глаза, когда она нежилась в теплых волнах моря, искали только его. Он держал ее в объятиях, и ее длинные волосы, как морские водоросли, плыли по воде, создавая сияющий нимб вокруг ее головы. Она казалась невесомой, словно была рождена неземным существом, не из плоти и крови, словно ангел, нашедший свою бухту, словно волна, легко набегающая на камни.

После купания они долго сидели на теплых камнях у кромки воды. А когда наступала звездная ночь, ужинали в одном из многочисленных ресторанов под открытым небом, пили белое итальянское вино, ели лобстеров и все время смеялись. Смеялись от счастья, оттого, что они молоды, влюблены, праздны и свободны. Оттого, что они в Ницце, самом удивительном и прекрасном городе Лазурного Берега.

Этот полуфранцузский-полуитальянский город не уставал их восхищать. По утрам, когда было еще не слишком жарко, они бродили по его улицам, любовались старинными храмами и памятниками. Днем становилось слишком знойно, и тогда они отправлялись к морю. Половину дня они проводили на пляже, половину – в гостиничном номере. А по вечерам выходили на набережную. Высокие пальмы подсвечивались снизу прожекторами и в синеве южной ночи казались золотыми. Их гулянье после ужина заканчивалось далеко за полночь. Никита больше всего любил эти ночные часы вдвоем, когда они рука об руку шли вдоль линии моря, разглядывая сверкающие огни модных прибрежных городков. Настя не выказывала желания их посетить. А Никите и подавно они были не нужны. Все эти красоты были лишь фоном, на котором расцветала их любовь. Они часами сидели на набережной и смотрели вдаль, туда, где гладкая бесконечность воды соприкасалась с огромным звездным небом. Никите нравилось молчать с Настей, и улыбаться на ее смех, и отшучиваться в ответ на ее наивные вопросы.

Поначалу она словно онемела от детского восторга, который охватил ее с первого шага на Лазурный Берег. На второй день стала беззаботно весела. Радовалась каждому подарку: шляпе, бусам, букетику цветов… В последний день на нее нашла необычайная разговорчивость. Она все время говорила что-то – то малозначительное, то важное, смеялась над собственными словами и заставляла Никиту рассказывать истории из его жизни. Не касалась она только недавних событий – подробностей своего пребывания в Милане и жизни в Париже. И он, догадываясь, что эта тема не улучшит ей настроения, тоже не затрагивал ее. Не от хорошей жизни она улетела в Милан, а потом оттуда. Все, что касалось ее недавнего прошлого, включая Дениса, уже не трогало его. Вернее, почти не трогало. Денис и Настя не придавали сексу такого серьезного значения, как он. В богемной среде провести с кем-то ночь, вероятно, то же самое, что выпить с ним кофе. Глупо было бы постоянно из-за этого огорчаться.

Если бы Никита мог, он бы навсегда отгородил Настю от такой жизни. Но у него не было на нее никаких прав. И только здесь он на какое-то время почувствовал себя причастным к ее жизни. Она просыпалась вместе с ним. Ее лицо он видел, едва открыв глаза. Ее дыхание касалось его по ночам. Она терпеливо ждала по утрам, пока он побреется. Доверяла ему определить маршрут очередной прогулки, при заказе в ресторане полагалась на его вкус в выборе блюд и вина. Она не спорила с ним, не грубила, как прежде. Была покорна и мила, но это и настораживало. Почему она не язвит, не вспыхивает, как раньше? Неужели из-за того, что он тратит на нее деньги? Такое объяснение ее покладистости было ему глубоко неприятно, и он с отвращением гнал эту мысль.

С одной стороны, это было именно то, чего он всегда хотел от нее. А с другой, это была уже не совсем Настя. И иногда ему даже хотелось спровоцировать ее недовольство.

Он перестал бояться расспрашивать ее о прошлом. Сначала о семье. Так он узнал об одинокой сельской учительнице, у которой совсем молодым умер муж. Дочь она растила сама. Часто болела. Жили от зарплаты до зарплаты. Подработать было негде, за репетиторство тогда денег никто не давал. Мама Насти занималась с учениками бесплатно, но иногда подрабатывала тем, что писала курсовые и дипломы заочникам. Платили за этот труд мало, чаще рассчитывались деревенскими продуктами – яйцами, мясом, медом. Она сама шила дочке одежду, часто из собственной, вязала свитера, носки и шапки. С пальто и обувью была беда – сам не смастеришь. Одну пару сапог Настя носила по три года. Брали с запасом. Первый год обувь была большой и болталась, несмотря на три пары носков. Второй – уже впору, но после годичной носки сапоги не имели вида. На третий год пальцы уже упирались в носок и Насте казалось, что ее постоянно пытают испанским сапогом, как Эсмеральду.

В институт она поступила легко и училась без усилий. Закончила с красным дипломом. Уже с первого курса подрабатывала. Сначала секретарем в суде, потом помощником юриста. На старших курсах ее взяли в коммерческую структуру, там же она и проработала два года после окончания института. Профессия юриста оказалась не по ней. Настя бросила юриспруденцию и стала искать себя на другом поприще. Так она попала сначала в стриптиз-клуб, потом в модельное агентство…

Настя отвечала на его вопросы, но коротко, без подробностей. Мама умерла четыре года назад. Им была выделена в селе половина дома, но это не их собственность, а колхозная, теперь там живет семья другой учительницы. А у нее нет ни дома, ни родины, ни родных – только сегодняшний день.

– А планы на будущее? – спросил Никита, обеспокоенный таким поворотом в их разговоре.

– Какие планы? – усмехнулась Настя и посмотрела на него, как взрослые смотрят на детей, задавших глупый вопрос.

Никита растерялся:

– Но ты же хочешь чего-то достичь, к чему-то стремишься…

– Если ты имеешь в виду мои фото на обложке журналов, то пожалуй. Но я занимаюсь этим не из желания преуспеть, а больше из-за денег. Как еще я могу заработать со своими данными и ужасным французским? Но если бы я была богата, то ничего бы не делала, а просто жила. В каком-нибудь красивом месте. Может быть, даже здесь, в Ницце.

– Но зарабатывать деньги можно по-разному. А ты выбрала работу модели. Значит, тебе это нравится?

– Я не хочу работать юристом, а больше ничего не умею. Вот и весь ответ.

– Но ты молода. Можешь приобрести другую профессию.

Настя улыбнулась:

– Никита, мне двадцать семь лет…

– Неважно. Хотя я всегда считал, что ты моложе.

– Я высокая и худая, не склонна к полноте. Для модели это идеально. Но через пару лет меня перестанут снимать и приглашать на показы. Я могу жить только сейчас.

– Не говори глупостей. Только дети полагают, что после тридцати наступает глубокая старость.

– Я этого не сказала. Но я не хочу думать, что будет потом. Я живу сейчас. У меня есть контракт до конца этого года. Значит, пока есть на что жить. Я могу ни от кого не зависеть. Я свободна! И это для меня главное.

– А потом? Ты когда-нибудь задумывалась, что будет потом?

– Нет! – Настя встала, и он впервые увидел тень раздражения в ее взгляде. – Не думала и не собираюсь!

– Но почему? Это ведь нормально – думать о будущем.

– Хочешь напомнить мне, что я ненормальная? Спасибо!

– Я не о том. – Он протянул руку и потянул ее за подол платья, побуждая снова сесть. – Я как раз хочу сказать, что мы с тобой во многом похожи. Меня тоже воспитывала мать. И я тоже сирота. У нас одинаковое прошлое. Возможно, что и будущее одинаковое.

– Ты опять о том же, – поморщилась Настя. – Как ты любишь все усложнять! У нас впереди последний вечер в Ницце. Давай не будем его портить. Пусть каждый получит то, зачем сюда приехал.

– А зачем мы сюда приехали?

– Ты – за любовью. Я – за покоем и за всей этой красотой.

– То есть ты меня не любишь?

– Почему? Люблю, – спокойно ответила Настя. – Просто наши представления о любви сильно отличаются. Ты любишь и потому постоянно чего-то от меня хочешь. А я просто люблю. Мне нравится быть рядом с тобой. Ты меня не грузишь, и еще с тобой очень хорошо молчать.

– Мне ничего от тебя не надо… – начал было Никита и осекся. – Нет, вру. Мне все от тебя надо. Все! Любовь, семью, детей, наш дом… Только такая любовь мне понятна. Если люди любят друг друга, они должны быть вместе!

– Мое «вместе» и твое «вместе» – разные понятия. Если вместе так, как сейчас, – пожалуйста. Мы вместе, но мы свободны в своих поступках. А твое «вместе» мне не подходит.

– Ты не хочешь замуж? Не любишь детей?

– Я люблю детей, но я к этому не готова. Рожать ребенка, не зная, на что его растить? Чтобы моя дочь носила по три года одни сапоги? Знаешь, сколько раз я жалела, что вообще родилась! Я не хочу давать жизнь ребенку, обрекая его на такие же страдания.

Никита придвинулся и взял ее ладони в свои.

– Но мы будем заботиться о нашем ребенке. У него будет все. Поверь мне. Я все для этого сделаю.

Настя не отняла рук. Ее большие темные глаза были рядом, и их глубина засасывала его, как трясина.

– Никита, милый, мне так жаль… Ну как объяснить, чтобы ты понял? Ты хороший. Ты самый лучший. Но я другая. Мне не нужно всего того, что так необходимо тебе. Ты говоришь, что мы похожи. Нет, совсем не похожи. У тебя есть то, чего нет у меня: и дом, и родина, и любимое дело. И все это ты создал себе сам, ценой кропотливого каждодневного труда. Это твои корни. И поэтому тебе нужно продолжение – семья, дети… Я же человек без корней. Мне ничего не нужно. Я не хочу ни к чему привязываться. Я… Я не всегда была такой уродкой… Так сложилась жизнь. Я тоже когда-то умела мечтать. Тоже думала о будущем…

Он понял, что она говорит о своей любви к Стасу. Настя встала и, подойдя к окну, села на подоконник. За окном было еще светло. Солнце уже спряталось за крыши, но еще не село, и его отблески подсвечивали ее тонкую фигуру. Она протянула руку, взяла со стола свою новую соломенную шляпу, его подарок, и надела на голову. Широкие поля скрыли ее лицо, оставив его взгляду только изгиб шеи, изящно переходящий в линию щеки. Одну ногу она поставила на подоконник, другая расслабленно свешивалась, не доставая до пола. Тонкое платье просвечивало, и в свете уходящего дня ее облик казался тающим, словно призрак.

– «И веют древними поверьями ее упругие шелка, и шляпа с траурными перьями, и в кольцах узкая рука», – речитативом прочел Никита. – «Незнакомка». Когда я тебя увидел, еще тогда, прошлым летом, мне на ум сразу пришли эти строчки Блока.

Она грустно улыбнулась уголками губ.

– Тогда уж скорее: «Не подходите к ней с вопросами. Вам все равно. А ей – довольно: любовью, грязью иль колесами она раздавлена – все больно…»[4]

– Настя, перестань!

– Это ты перестань! – Она сдернула шляпу с головы и бросила на прежнее место. – Сейчас ты станешь говорить банальные, избитые слова, что надо жить, что надо найти в себе силы… И так далее. А я буду, как в кино, изливать тебе свой печальный любовный опыт и говорить, что мое сердце разбито. И это будет полное вранье! Ни фига оно не разбито! Как вообще у живого человека может быть разбито сердце? По-моему, очень глупое выражение. Депрессии у меня больше нет, но нет и восторженности перед жизнью. Я больше не хочу мечтать, строить планы и думать о будущем! Понимаешь? Не хо-чу! Не доставляет это мне удовольствия! Мы прекрасно провели время. Ты старался делать то, что приятно мне. Я это оценила. И тоже пыталась сделать так, чтобы тебе было хорошо. Ты не любишь колючих женщин и выяснения отношений, тебе нужны лишь тишь да гладь да божья благодать. По-моему, я вела себя примерно. Мы доставили радость друг другу. Завтра наши дороги разойдутся. Мы вернемся в Париж. Меня ждет работа. Тебя – друг, который хочет провести с тобой вместе последние дни твоего отдыха, а дома – невеста. Зачем нужен был весь этот разговор? Пусть бы такой момент наступил после прилета. Мы бы без слов поняли все! А так – испортили себе вечер.

– Я не хотел ссориться, – упрямо сказал Никита. – Я просто пытаюсь тебя понять.

– Зачем? – Она легко соскочила с подоконника, подошла и встала рядом с ним. – Никита, не все в жизни нужно постигать умом. Пойми это.

Никита, привстав, обнял ее и прижался щекой к ее груди. Действительно, зачем слова, если они все портят? Вот так бы держать ее в объятиях и не отпускать… Это и есть счастье!

Им удалось вернуться к прежнему тону, но ему весь вечер не давала покоя мысль о завтрашнем расставании. Ужинать они пошли очень поздно, после ставшего уже привычным ночного купания. Рыночная площадь – место, где они обычно ужинали, – была зажата с двух сторон домами. Многочисленные столики под легкими навесами заполняли ее. Утром на этом месте шла бойкая торговля морепродуктами, цветами, фруктами, овощами и сувенирами. После обеда лотки убирали, сметали мусор, и к вечеру площадь уже становилась ресторанной. Ночная Ницца сверкала огнями. Уличные фонари, огни вывесок, искусно спрятанные в листве фонарики – все это создавало иллюзию сказочного, сверкающего города. Настя была права. Ницца была воплощением свободы. Не зря именно здесь родился Гарибальди. Этот город рождал только свободолюбивых людей. И ему здесь легко дышалось. Не было ничего, что пугало, смущало бы его. Здесь он был свободен. Свободен, но не одинок. Кому она нужна, свобода, если ее не с кем разделить?

В этот вечер они пришли поздно. Большинство ресторанов оказались закрытыми. В остальных не подавали горячее. Но в одном заведении их все же накормили – холодными отварными лангустами и салатом. Они долго сидели, потягивая вино, и наблюдали, как пустеет площадь.

– Не хочу думать, что завтра придется улетать, – сказала Настя.

Бокал с вином в ее руке светился медово-желтым цветом.

– Давай останемся.

– Давай.

– Я буду по утрам ловить рыбу, а ты – продавать ее на этом рынке. А вечером будем приходить сюда и заказывать ее.

– Да, хорошо бы… – вздохнула Настя. – Но, боюсь, одной рыбной ловлей мы с тобой на ужин в таком ресторане не заработаем.

– Займемся чем-нибудь другим, – стал развивать свою мысль Никита и, отметив, что теперь она не отвергла само предположение об их совместной жизни, поддел ее: – Странно, но ты отреагировала очень рационально для девушки, живущей одним днем и витающей в облаках.

– Не надо ловить меня на слове. Я вполне рациональна в своих поступках. Жить одним днем и витать в облаках – не одно и то же. Чтобы жить хорошо и ни от кого не зависеть, надо уметь зарабатывать на жизнь.

– Тогда еще вариант: изучим историю Ниццы и будем проводить экскурсии для туристов на русском, французском и английском. Как тебе такая идея?

– Отличная идея, – с улыбкой подняла бокал Настя, принимая шутку. – Ты прирожденный предприниматель.

– Вот видишь! А ты мне отказала! – продолжал он шутливо. – Смотри, проворонишь свое счастье.

– Неважно. Лишь бы ты был счастлив.

– Я не смогу быть счастливым без тебя, – без тени улыбки сказал он.

Настя задумчиво провела длинными ногтями по своей щеке.

– Это пока. Потом сможешь.

– Когда «потом»?

– Когда забудешь меня.

– Я тебя никогда не забуду.

– Значит, когда воспоминания обо мне станут для тебя источником не печали, а так… светлой грусти.

– Зачем ты так?

– Не сердись. Я не хотела тебя обидеть. Я очень хочу, чтобы ты был счастлив. А тебе для счастья нужна жена. И не такая, как я. Ой, у тебя же есть невеста! Как ее зовут?

Никита промолчал. Он совсем забыл об Инне. Сейчас она была бесконечно далекой ему.

– Ладно, не отвечай. Я сама знаю какая. Ты выбирал не сердцем, а умом. Значит… – Настя остановилась и стала загибать пальцы, перечисляя. – Красивая. Умная. Целеустремленная. Добрая. Хочет замуж. И любит тебя. Правильно?

Никита угрюмо молчал, не поднимая на нее глаз. Настя усмехнулась:

– Такая жена тебе и нужна. Ты сам это прекрасно понимаешь…

– Может быть, я сам решу? – ответил он, по-прежнему не глядя на нее.

– Обиделся, – протянула Настя. – Ну и на здоровье!

Она отодвинула стул и встала. Никита молча последовал за ней. По дороге в отель они не сказали ни слова, но, как только дверь номера за ними захлопнулась, порыв страсти бросил их в объятия друг друга.

А когда они разомкнули их, было уже утро. Сон сморил их ненадолго. Жаркие лучи солнца проникли через открытое окно и разбудили его. Никита лежал, с трудом приходя в себя. Настина голова покоилась у него на плече, а ее руки и ноги обвили его, как лиана дерево. Она щурилась от солнца, но объятий не разжимала. Это были их последние часы вдвоем.

– Настя, поедем со мной, – одними губами прошептал он ей в волосы. – Не хочешь за меня замуж – не надо. Просто будь рядом. Будешь жить, как хочешь. Мне больше ничего не надо…

– Это сначала, – ответила Настя и открыла глаза. – Сначала все бывает хорошо. А потом тебя начнет раздражать…

– Что?

– Все. Жизнь вместе – это быт. А быт – это немытая посуда, неприготовленный ужин, грязный пол.

– Я привык сам себя обслуживать.

– Наверное. Но ты устаешь на работе и вполне логично предположить, что это должна буду делать я.

– Если тебя волнует только это…

– Никита, не надо. – Она ослабила объятия и чуть отстранилась. – Тебе нужна нормальная семья. Чтобы вечером – семейный ужин. Чтобы в доме – порядок. Чтобы были дети. Ты такой человек. Тебе это необходимо. Со мной ты не будешь счастлив.

– Но почему? – Он привлек Настю к себе и снова прижал ее голову к своему плечу.

– Потому что для меня такая жизнь не годится. Да ты через полгода возненавидишь меня! И себя – за то, что не послушался!

– Настя, Настя, – говорил он, сжимая ее так, что ей трудно стало дышать, – скажи, что ты поедешь со мной. Скажи!

– Хорошо. Поеду, – ответила она, – только отпусти. Ты что, решил задушить меня?

– Нет! – счастливо рассмеялся он. – Ты правда поедешь?

– Нет, конечно, – засмеялась она в ответ. – Ты забыл – у меня контракт!

– К черту! – Он вскочил и стал одеваться.

– Придется платить неустойку, – деловито пояснила Настя. Она тоже поднялась с постели и стала расчесывать волосы. – Это огромная сумма. Ты не потянешь.

– Когда заканчивается твой контракт?

– Через полгода. Вернее, уже через пять месяцев.

– Хорошо. – У Никиты созрело решение, и от этого его настроение сразу улучшилось. – Я тебя подожду. Когда окончится контракт, ты, возможно, переменишь свое мнение.

– Все может быть, – спокойно ответила Настя, натягивая платье.

Она устала с ним спорить. Согласие ни к чему ее не обязывало, и она решила больше не возражать. Никита видел это, но не хотел принимать такую правду.

– А перед моим отъездом я предлагаю отметить нашу помолвку. В Париже. – И, видя ее удивление, добавил: – А что? Позовем Дениса и Изабель. Классно посидим!

– Нет, ты ненормальный! – вышла из себя Настя. – Ты можешь думать о чем-нибудь другом?

– Нет. – Он подошел и взял в ладони ее лицо. – И такой я только рядом с тобой. Твое присутствие делает меня ненормальным.

Настя ответила на поцелуй, но тут же отошла от него и присела на подоконник в своей излюбленной позе.

– Не хочется уезжать, – сказала она. – Так хорошо, как здесь, уже не будет никогда!

– Что за мрачные мысли… – покачал головой Никита, собирая сумку.

– Я буду часто вспоминать нашу Ниццу. И очень благодарна тебе за то, что ты подарил мне ее.

Она помолчала. Никита уже сложил свои вещи и взялся за ее сумку. Он бережно укладывал ее одежду: платье, сарафан, шорты, в отдельные карманы прятал косметику. Каждая вещь была дорога ему, словно это была часть ее самой. Он задерживал в руке шампунь или тюбик с солнцезащитным кремом и только потом осторожно прятал в очередное отделение.

Настя с улыбкой наблюдала за ним.

– Для меня никто не делал такого. Никогда. Все-таки ты особенный. Только зря влюбился в меня.

– Ничего не зря, – ответил он, закрывая молнию. – Все, готово.

– Спасибо. Иди сюда, присядь, – указала она на место рядом с собой. – Помнишь, ты спрашивал, зачем я приехала во Францию? А я сказала: «Увидеть Париж и…» Знаешь, я не против. Молчи. – Она быстро закрыла ему рот ладонью. – Не надо мне возражать. Я и правда выбрала этот город, чтобы умереть в нем. Поэтому я никогда не приеду к тебе. Туда. Назад. В ту жизнь. И дело не в том, что там все плохо, а тут – хорошо. Но я уже была там. Я там выросла, выучилась, но ничего, кроме лишений и страданий, из той жизни не помню. А за несколько месяцев, проведенных в Париже, я научилась быть счастливой. Не в таком глобальном значении, как мечтают наши модели: замуж за миллионера, огромный дом, яхта, бриллианты… Но я просыпаюсь утром в нашей маленькой съемной квартирке с окнами во двор – и я счастлива! У меня есть деньги только на метро и на чашку кофе, а я счастлива! А когда удается заработать и я могу сходить с Изабель в оперу или покупаю себе новое платье – это вообще праздник! Я неприхотлива, мне много не надо. Но это я поняла только здесь. Я могу просто идти по улице, вдыхать запах мокрого асфальта и улыбаться прохожим! В этом и состоит мое счастье. Я молода, я свободна, я могу жить так, как мне нравится. Я, как ветер, не принадлежу никому! И это мне тоже нравится. Я не хочу быть старой, больной или бедной. Я хочу умереть счастливой. Умереть в Париже. Я сама выбрала такую жизнь. И сама выберу свою смерть. Не делай такие глаза. В моих словах нет ничего безумного или противоестественного. Я не собираюсь бросаться снова под колеса. Думаю, это произойдет само собой. Я даже уверена в этом. Я хочу быть молодой, здоровой и красивой. Немолодой лучше не быть… Знаешь, почему у нас ничего не получится? Для тебя жизнь – это будущее. Ты должен жить очень долго. А для меня важен только сегодняшний день. Я поняла, как много потеряла, пока дни напролет плакала, страдала, совершала бессмысленные поступки. Ты спас меня, вовремя нажав на тормоз. Ты подарил мне не только Ниццу, но и Париж, Милан. Дал мне новый шанс. Благодаря тебе у меня теперь другая жизнь. Совсем другая. Та Настя осталась на дороге, раздавленная любовью, а не колесами. А другая – здесь. И ты знаешь только эту, новую Настю. В ней нет места для той безумной любви, которую я испытывала к Стасу, для напрасных надежд, для планов на будущее, которым не суждено сбыться, для слез и отчаяния. Это так глупо – тратить на слезы и переживания бесценные мгновения молодости. Теперь я не трачу впустую ни один день. Каждая минута жизни наполнена смыслом. Я вдыхаю ее, закрыв от удовольствия глаза. Я впитываю ее, как губка. Ведь этот миг пройдет и никогда больше не повторится. Наши три дня в Ницце для меня – целая жизнь. Долгая счастливая жизнь с тобой. Разве этого мало?

Ее взгляд был устремлен вверх, туда, где над черепичными крышами соседнего дома сверкало яркой голубизной небо. Она повернулась и словно нащупала ослепшими после яркого света глазами его лицо во внезапном сумраке комнаты. Ее огромные глаза были бесстрашно распахнуты, а лицо впервые полностью открылось ему. В нем было столько чувства, что Никите показалось – только сейчас он видит ее настоящую.

– Я очень тебя люблю, – продолжала она ровным голосом, словно в забытьи, и ему подумалось, что так душевнобольные разговаривают с вымышленным собеседником. – Я так тебя люблю, что не могу разрешить тебе остаться со мной! Поэтому я отпускаю тебя. А ты помни, что я тебя люблю, что твое счастье – мое счастье. Поэтому постарайся быть счастливым. С той, другой девушкой. Пусть у вас будет дружная, крепкая семья и хорошие дети. Я хочу, чтобы вы любили и оберегали друг друга. Семейное счастье, которое было отпущено на мою долю, я завещаю тебе. Я так хочу! Вы – те, кто пришел в мир, чтобы продлить жизнь в своих детях. А я, как яркий пустоцвет, не оставлю после себя ничего, кроме… памяти в твоем сердце.

В самолете Настя уснула и не открывала глаз до самой посадки. Ее голова невесомо лежала у Никиты на плече, и он боялся пошевелиться, чтобы не потревожить ее. Он думал о ее словах и о том, что, несмотря на одинаковые исходные данные, они совершенно по-разному воспринимают жизнь. Настя, как и он, выросла в бедной неполной семье и, как он, рано осиротела. Но если он начал строить прочный жизненный фундамент для будущего, то она делала все с точностью наоборот. Он совершал определенные поступки, чтобы добиться желаемого результата, а она просто плыла по течению, инстинктивно уклоняясь от всякой грязи. Но вместе с тем отвергала и все попытки Никиты приблизить ее к нормальной жизни с ее привычными атрибутами и бесхитростными запросами. В первые два дня в Ницце он начал было воспринимать Настю легче, считая ее трагизм несколько наигранным, а пафосные слова – позой. Но их последний разговор убедил его в том, что это не поза, не игра. Она действительно так думает. А может ли нормальный человек так думать? Нет! Это в какой-то мере психическое расстройство! Молодая девушка рассуждает о смерти с таким спокойствием, словно речь идет об очередном отпуске. Не может нормальный человек не бояться смерти! Не может – и все! Это противоестественно. Возможно, этот сдвиг произошел в ее сознании тогда, когда она бросилась к нему под колеса? Она уже мысленно рассталась с жизнью, а тут… Тогда он действительно в ответе за нее, хотя так и не приручил ее. Но он помог ей. Она так боялась, что ее поместят в сумасшедший дом… А вдруг ей действительно нужна квалифицированная помощь? Нет, не в психиатрической клинике, а у частного психоаналитика (или как там это называется). Врач поговорит с ней и лучше него объяснит ей всю нелепость подобных взглядов на жизнь…

Настя вздрогнула во сне, и Никита погладил ее ладонь. Нет, он не может считать ее сумасшедшей, не сможет уговорить сходить к врачу и стать такой, как все. Он любит ее именно такой – непредсказуемой, неуправляемой, девушкой без мечты, человеком без будущего.

В суете аэропорта они расстались безлико, едва кивнув на прощание друг другу. Его встречал Денис на такси, ее – Изабель на «смарте».

На следующий день Настя улетела на съемки в Венецию.

Оставшиеся дни он провел с Денисом. Друг всюду таскал его с собой: на съемки, на презентацию нового журнала мод, на вечеринку с Мишель и Изабель. Имена девушек были созвучны, но на этом сходство и заканчивалось. Черненькая, с тонкими чертами Изабель была похожа на итальянку, а пышные рыжеватые волосы и круглое миловидное лицо с широким носиком, раскосыми глазами и несколько хищной улыбкой придавало Мишель сходство с хитрой лисичкой. И опять же это была только видимость. Мишель была простодушна и наивна, как дитя. Каждую шутку Дениса она воспринимала буквально, и ее тонкие шелковистые бровки то и дело удивленно взлетали вверх. Изабель же держалась со спокойной грацией умудренной жизнью женщины. Благодаря постоянному общению с Настей, она немного понимала разговор мужчин. Мишель же их совершенно не понимала и с обидчивым недоумением замирала каждый раз, когда друзья заговаривали не по-французски. Она просила Дениса или Изабель тут же перевести, ей все время казалось, что над ней смеются. Это их веселило еще больше. Денис, наигранно косясь на Мишель, рассказывал совершенно посторонние вещи, и все прыскали, видя, как нижняя губка рыжеволосой простушки выпячивается в детской обиде. Наконец Никита заступился за доверчивую француженку и попросил Дениса перестать ее изводить. Изабель перевела ей его просьбу, и раскосые глаза Мишель благодарно блеснули. Она быстро-быстро заговорила, мило картавя и поглядывая то на него, то на свою подругу. Денис начал переводить, примирительно обняв Мишель за плечи.

– Мишель говорит, что очень благодарна тебе за то, что ты заступился за нее. А то я страшный негодяй и вечно смеюсь над ней, бедной французской девушкой. Она не понимает, как Стаси (так они называют Настю) может так относиться к тебе. Она тебя не ценит. И она тебя не стоит. Хотя она хорошая. Мишель очень ее любит.

Поначалу Никита улыбнулся и кивнул Мишель, но после слов о Насте улыбка сползла с его лица. Мишель снова заговорила, испуганно заглядывая ему в лицо.

– Она переживает, что ты обиделся. Спрашивает: ты обиделся?

– Нет. – Никита выразительно покачал головой.

Перевод не потребовался.

– Она говорит, что ты ей очень нравишься. – Денис щелкнул зажигалкой, дал прикурить Изабель и закурил сам. – Она много знает о тебе от Насти и считает тебя очень благородным. – Он выпустил дым и, наклонившись, добавил: – Кстати, она не против провести эту ночь с тобой. Или ты предпочитаешь Изабель?

Изабель спокойно улыбнулась, и видно было, что она поняла сказанное.

Никита смущенно потупился. Он никак не мог привыкнуть к их парижской легкости.

– Никита, брось! Должен же ты познать Францию во всех ее проявлениях. Я уверен, что Настю это не заденет.

Никита пошел с Изабель. Он не мог себе представить, как можно провести ночь с девушкой, которая тебя совершенно не понимает. И было еще кое-что, что повлияло на его выбор: он хотел провести ночь в квартире, где жила Настя. Он спал в постели, которая еще хранила запах ее волос. Рядом на тумбочке стояли ее вещи. Их можно было потрогать, вдохнуть аромат ее духов. Когда в темноте он обнимал Изабель, то представлял в своих объятиях Настю. Их фигуры были похожи. Стройное худенькое тело, высокий рост, длинные волосы создавали ту иллюзию, которой жаждало его измученное сознание. Девушка достаточно понимала, когда он хотел, чтобы его поняли, и не понимала, когда он полушепотом произносил слова, не ей предназначенные. Потом они уснули на разных кроватях. И до утра постель Насти согревала его своим теплом.

Денис пришел после обеда, когда Никита сладко спал, вытянувшись на его софе. Утром он прогулялся по городу в поисках подарков. Надо было купить что-то друзьям и соседям. Он набрал целый пакет сувениров: миниатюрных Эйфелевых башен, брелоков, магнитов на холодильник, керамических мольбертов с видами Парижа и прочей ерунды, которую покупает каждый непривередливый турист. В соседнем супермаркете он купил три бутылки французского вина, приличный кусок сыра, несколько плиток шоколада и коробку конфет. Ходьба по магазинам измотала его больше, чем длинные прогулки по городу с Денисом или бессонные ночи в Ницце.

– Укатали сивку крутые горки! – пошутил Денис, застав его сонного. – Давай просыпайся. Ты что такой хмурый? Сделаю выговор Изабель! Лишила нашего мальчика сил и иллюзий. Ну и как тебе француженки?

Никита недовольно покосился в его сторону и потянулся, зевая.

– Не понравилась? Или боишься, что она Насте расскажет?

– Понравилась, – холодно ответил Никита, пряча улыбку, как бывало раньше, когда они подкалывали друг друга. – А Насте она и так расскажет.

– А та обрадуется, что ты немного пришел в себя.

– Денис… – Он повернулся на бок и подпер голову рукой. Волосы его после сна комично торчали во все стороны, но лицо было серьезным. – Вот ты лучше меня знаешь женщин. Скажи, что сделать, чтобы она уехала со мной?

– Ничего. – Денис заглянул в кухню, достал из холодильника две бутылки пива и, открыв, протянул одну Никите. – Потому что она не поедет. – Он жадно отпил из бутылки почти треть и блаженно закрыл глаза. – На фиг ей туда возвращаться? Я ее прекрасно понимаю. Я тоже не хочу назад. А ведь у меня там родня.

– Ну, хотя бы ради меня. Женщина всегда следует за тем, кого любит. А мне она говорит, что любит…

Денис со странной улыбкой посмотрел на него. Словно хотел что-то сказать, но сдержался. А потом ответил:

– Что ж, наверное, Париж она любит больше.

– Что мне делать? Переехать сюда?

– Ради Насти? Даже и не думай!

– Почему?

– Никита, ты мне друг. Если ты действительно хочешь попытать счастья в Париже, я буду только рад. Но ты должен делать это исключительно по своему желанию. Я знаю, сколько ты шел к тому, что имеешь теперь. И бросить все это в один миг из-за… блажи… Ты меня извини! И потом, а как же Инна? Насколько я помню, ты собирался жениться. В самое ближайшее время. В твоих письмах была уверенность, что это правильное решение. Ты всерьез собирался создать семью, завести детей. Писал, что копишь деньги, чтобы со временем купить квартиру побольше. Это было похоже на тебя. На того тебя, которого я знаю. Но после того, как ты встретился с Настей, я тебя не узнаю. Какая-то Ницца… Теперь переезд в Париж… Старик, приди в себя! Я уж было обрадовался, когда ты ушел с Изабель, а ты снова здорóво!

– Денис, я ее люблю.

– Это я как раз понимаю. Но и ты пойми: не годится Настя для семейной жизни.

– Да знаю я! – сердито нахмурился Никита. – Сам себе это сто раз говорил! Но я не могу без нее. У меня такого… еще ни с кем не было.

– Ну и что в этом хорошего? Видел бы ты себя со стороны! А как ты на меня посмотрел, когда узнал, что Настя здесь бывала… Отелло! Мавр! Если ты переедешь в Париж, то в конце концов или себя убьешь, или ее. Из-за своей безумной любви.

– Никого я не убью. Ты же видишь, я пытаюсь привыкнуть к ее жизни, к вашим свободным отношениям.

– Пытаешься. Но не привыкнешь. Ты и сам жить не будешь, и ей не дашь. Я Настю, конечно, мало знаю, но, когда вы улетели в Ниццу, вспомнил, что ты писал о ней. Похоже, здесь она нашла себя. Во всяком случае, тут за ней не знают таких срывов. Нормальная модель, каких много. Пьет в меру, не колется, не нюхает. Сигареты, кофе и мужчины – похоже, все ее недостатки. Немного не от мира сего, правда. Но зато не мелочная, не скандальная, на съемках терпеливая и работоспособная. Ей, конечно, как всем им, хочется красивой жизни. Но для такой жизни не ты со своей ревнивой любовью нужен, а богатый престарелый папик. Который обеспечит ей роскошную, праздную жизнь и не будет грузить семейными обязанностями или детьми.

– Я тоже могу не требовать от нее этого. И тоже могу много зарабатывать.

– Ну и зачем тебе такая жена? У такого папика уже все есть… ну, или было… бывшие жены, дети, деньги, дворцы и яхты, и для полной радости ему не хватает только взбалмошной красотки славянской крови. Через пару лет он пресытится ею и бросит, найдет себе другую, помоложе; а отставленной возлюбленной, может, что-то и перепадет, если, конечно, дурой не будет. Вот такой расклад, старик. И если Насте подобный вариант подвернется, считай, что ей крупно повезло.

– А если нет?

Денис выразительно пожал плечами и развел руками.

Они пили пиво и молчали. Наконец Денис прервал затянувшуюся паузу:

– Во сколько завтра твой вылет? Пойдем прогуляемся напоследок. Выпьем как следует. – Он хлопнул Никиту по плечу. – Не грусти, друг. Поезжай домой. Отдохни, остынь, подумай. Там тебя ждут. Любят. Жизнь есть жизнь. И строить ее надо, хорошенько все обдумав.

– Она сказала, чтобы я женился.

– Правильно сказала. Умная девочка. Женись. А о ней не беспокойся. Я присмотрю.

Никита вскинул на него глаза.

– Ни-ни, не в этом смысле. Исключительно как друг. Не веришь? Я клянусь, что больше не притронусь к ней, даже если она останется последней женщиной в Париже. Я буду относиться к ней исключительно по-дружески… или даже по-отечески, как если бы она была, скажем, твоей дочерью. Идет? И перестань ты переживать о том, чего не должно случиться. Ты не будешь с ней счастлив. А она – с тобой. Пусть ваш роман останется светлым воспоминанием.

– Ты говоришь ее словами.

– Потому что я, кажется, понимаю ее. Больше, чем ты. Не люблю, но понимаю. А ты любишь, но не можешь понять. Был бы ты беспечным наследником миллионного состояния, эдаким прожигателем жизни, возможно, сейчас она была бы с тобой. И то не знаю, чем бы это закончилось… Разные вы. Настолько разные, что просто невозможно представить вас вместе.

Они шатались по Парижу до ночи. После пива перешли на водку и вернулись к дому Дениса уже почти пьяными. В квартиру не поднялись, а заказали в ресторане внизу кофе и устроились с сигаретами на удобных плетеных стульях. Маленький круглый столик располагался между ними, они сидели лицом к улице и продолжали разговор. Он время от времени снова возвращался к Насте. Никиту насторожили ее рассуждения о смерти. Он просил друга приглядывать за ней и, в случае чего, дать ему знать.

– Хорошо, – пьяно мотнул головой Денис. – Присмотрю. Но я думаю, ты преувеличиваешь. Это так, сентиментальный бабий треп. Рассчитан на доверчивого слушателя. Ей здесь хорошо. Она мне сама говорила, что никогда и нигде не была так счастлива, как в Париже. Так что твои опасения совершенно напрасны. Да и не похожа она на самоубийцу.

– Но ко мне же под машину сунулась…

– Случайность. Не более того. Как говорят, в состоянии аффекта.

– Думаешь?

– Уверен. Будь спок! А Инну не теряй. Женись.

– Что ты мне все советуешь, а сам?

– И я женюсь. – Денис так тряхнул головой, что пепел с сигареты упал ему на брюки.

– На Мишель?

Денис поднял на него осоловелые глаза.

– Ты что? При чем здесь Мишель? Чтобы я женился на модели!

– А что? По-твоему, на модели жениться нельзя?

– Почему? Можно. – Язык Дениса заплетался, но он старался четко выговаривать слова. – Но не нам с тобой. На моделях женятся миллионеры. И туда им и дорога. А нам, – он важно поднял палец и выпятил нижнюю губу, – нужны женщины нормальные.

– Модели для тебя ненормальные?

– Нет, они… модели.

– А я не вижу ничего зазорного в женитьбе на модели.

– Ты… Ну, ты особый случай. У тебя великая любовь! – выразительно произнес он. – Ты хоть понимаешь, как тебе повезло? Не все способны познать такое чувство! Тысячи людей встречаются, женятся, рожают детей, так и не испытав его. А тебе повезло! А ты еще ноешь, что все плохо.

– Я не ною, – пьяно отозвался Никита, – я понимаю.

– Вот, – снова поднял указательный палец Денис. – Молодец. Цени! И женись. Я не помню, где читал, что жениться надо для удобства, а любить – для удовольствия. Хорошая мысль! Тебе же с Инной удобно?

Никита мотнул головой.

– Ты так и не сказал, на ком собрался жениться, – напомнил он другу.

– А-а, это тайна. Но тебе, так и быть, скажу. – Он понизил голос до шепота. – Ее зовут Дениза. Она с юга…

– С какого юга?

– С юга Франции, конечно. Она старше меня. Год назад умер ее муж. Теперь у нее свое дело.

– И поэтому ты хочешь…

– Ты что? Считаешь, я решил жениться на деньгах? – Дениса так возмутило подобное предположение, что он снова заговорил громко: – Она мне очень нравится.

– А у вас было что-то?

– Нет. Она серьезная женщина. И красивая. Знаешь, такой редкий тип красоты: пепельная блондинка, серые глаза… Она меня тоже выделяет. Но я пока держусь отстраненно. Это тебе не Мишель-Изабель, тут выбор на всю жизнь.

– Но ты не влюблен.

– Думаю, нет. Во всяком случае, не так, как ты. Она для меня, что для тебя Инна. Как говорится, подходящая партия. Она умная, образованная, очень элегантная. И никакой безалаберности в личной жизни. Не то что модели. Кажется, Настя по образованию юрист?

– Да.

– Ну вот. Не брось она юриспруденцию и живи, как все, ты мог бы жениться на ней. Но вряд ли бы влюбился… Она бы стала как Инна. Или как Дениза. Но лично я обожаю стильных, уверенных в себе бизнес-леди. И в жены выберу только такую. Жену-партнера.

– Наташа была совсем не такой.

– Ну и чем это закончилось? Сам знаешь.

– Возможно, если бы не я…

– Да брось ты! Я был молодой, глупый, ни о чем не думал. Влюбился – женился. А она в тебя влюбилась.

– Я не хотел…

– Знаю. Кстати, Настя в меня ничуть не влюблена, а ты чуть мне морду бить не кинулся. А Наташка все же была мне женой.

– Но я же с ней не спал.

– Это точно, – согласился Денис.

– Но ее ты любил. – Никита старался быть объективным.

– Какая теперь разница? Любил – забыл. И ты забудешь.

– Так жаль, что мы с Настей не увидимся до отъезда. И почему именно сейчас ей пришлось ехать в Венецию?!

– Там съемки, натура. А виды Венеции, брат, ничем не заменишь.

– Я хотел позвонить ей завтра. А теперь даже не знаю, что скажу.

– Из-за Изабель?

Никита кивнул. Мысль о том, что Настя может расценить это как предательство, не давала ему покоя.

– Да брось ты!

– Ты думаешь, Изабель ей не скажет?

– Скажет.

– Вот и я о том же, – вздохнул Никита и допил остывший кофе.

– Не удивлюсь, если Настя сама попросила ее переспать с тобой.

Эта мысль не приходила ему в голову, но показалась не такой уж нелепой.

– Ты знаешь, может быть.

– А знаешь, почему она это сделала? – хитро прищурился Денис. – Только не думай, что для того, чтобы тебе было легче с ней расстаться. Ты тут напридумывал себе, что она тебя любит, только о тебе и заботится, просит забыть ее, жениться, подругу свою уговаривает тебя утешить… Так?

– Ну…

– Фигня! Просто ты достал ее своим благородством! Денег дал, уехать помог, боготворишь, в Ниццу по первому слову везешь, подарков небось ей накупил. Она же рядом с тобой себя последней тварью чувствует! Решила уравнять вас: она – с твоим другом, ты – с ее подругой.

– Что ты несешь?

– А для чего еще она тебе бывшую проститутку Изабель подсунула? – с нехорошей ухмылкой бросил он. – Изабель на тебя глаз положила еще в первый вечер, я видел. Она умеет обращаться с мужчинами. Думаю, ты получил удовольствие.

Никита даже протрезвел от его слов.

– Да не сиди ты с таким убитым видом! Обычная женская месть. Раз я дрянь, так и ты дрянью будь.

– Я тебе не верю. Она не могла так…

– И не верь, – легко согласился Денис. – Эх, старик. Все бабы – стервы. А особенно модели.

– Настя не стерва.

– Пусть так. – Денис снова закурил.

– Мне и Мишель показалась приятной, – старался быть справедливым Никита.

Денис поморщился.

– Все они одним миром мазаны, – зевнул он.

– Потому что модели?

– Да, потому что модели! – с вызовом ответил Денис. – Сам подумай, может нормальная девушка тратить свою жизнь на то, чтобы часами бродить по этому дурацкому подиуму? Туда-сюда, туда-сюда… Это же сбрендить можно! Или позировать фотографу по шесть часов в день? Нормальная, уважающая себя женщина ни за какие деньги не согласится на такую работу.

– Что ты говоришь?! Ты же сам с ними работаешь!

– Ну и что? Фотограф – нормальная мужская профессия! И потом, я не собираюсь оставаться им всю жизнь. У меня другие планы. А для их осуществления мне нужно поработать пока в таком качестве. Тут большой муравейник, – подчеркнул он. – И только маленький трудолюбивый муравей может изучить все его ходы-выходы изнутри – и вскарабкаться на самый верх!

– И Дениза тебе нужна для этого?

– Не только для этого, – не стал возражать Денис, – но вместе мы составим хорошую пару в деловом мире. Я к ней пока только приглядываюсь. Но все говорит о том, что я на верном пути. Даже наши имена по-французски звучат практически одинаково – Дэниз. Неплохое имя для компании! Как считаешь?

Никита хмыкнул. Денис остался тем же неисправимым мечтателем. А что? Честолюбия и энергии ему не занимать! И его союз с предприимчивой француженкой может увенчаться успехом.

Возвращение домой показалось ему возвращением на другую планету. Если в Париже стояла жара, то в Киеве шел холодный дождь. Небо обложило серыми тучами. Воздух был промозглый, влажный. В аэропорту он взял такси. Не хотелось никого видеть. Завтра придется идти на работу. Отпуск закончился. Дел, наверное, накопилось… Одной рабочей почты столько, что день читать придется. С одной стороны, это хорошо, не будет времени ни на что другое.

Но есть еще Инна. Она ждет его. И не скажешь же ей: «Извини, дорогая, мне не до тебя». Для нее он улетал к старому другу. А после посещения приятеля нет повода для охлаждения в любовных отношениях. А что, если он сейчас приедет, а она ждет его в квартире? У нее же есть ключ. И это было бы правильно. Ведь она его невеста. Она проводила его в отпуск, а теперь ждет, накрыв стол. Это действительно может быть так.

Он вздохнул. Придется изображать радость от встречи, которой он совсем не чувствует. Настя права. Чувство свободы – главное для человека. А он зачем-то строит вокруг себя тюрьму. Если не любишь девушку, зачем удерживать ее рядом? Потому что плохо одному? Чистый эгоизм! И непорядочно по отношению к ней. Но если он так считает, то надо жить как Настя, как Денис и их друзья. Заводить легкие, ни к чему не обязывающие связи. Сегодня одна, завтра другая… Но он так не сможет. Изабель – это исключение, а не правило. Это – пьянящий воздух Парижа; liberte[5], ударившая в голову; Денис и Настя со своими свободными взглядами и немного сумасшествия Ниццы…

У него дома, вопреки его опасениям, Инны не было. В квартире было чисто; цветок, подаренный соседкой, благоухал. Значит, его вовремя поливали. Он успел принять душ, сварить себе кофе и даже разложить сумку, как в дверь позвонили.

– С приездом, Никита. – На пороге, улыбаясь, стояла Лилия Петровна. – Мне Денисовна сказала, что ты вернулся. Ну, как Париж? Как отдохнул? Может, пойдем к нам, пообедаем? Я такой борщ сварила – объедение.

Никита захватил сувениры и отправился на обед к соседям. Борщ и вправду был великолепным. Никита за последние две недели ни разу не ел первое и сейчас с удовольствием наворачивал уже вторую тарелку. С черным хлебом и салом это блюдо показалось ему пищей богов. Сытый он вернулся к себе, лег на кровать и сразу уснул. Спал долго. Перед самым пробуждением ему приснился необыкновенно яркий сон. Инна поймала золотую рыбку и держала ее в ладонях. «Посмотри, какая красивая рыбка», – сказала она. «Давай назовем ее Настя», – предложил он.

Следующим утром, отдохнувший и тщательно выбритый, он вышел из парадного, направляясь на стоянку за машиной, и во дворе столкнулся с Лилией Петровной, уже возвращающейся с рынка.

– Здравствуй, Никита. На работу?

– Здравствуйте, – не останавливаясь, кивнул он, но, пройдя несколько шагов, окликнул соседку: – Лилия Петровна! Вы сны разгадывать умеете?

– Ну… – Она неопределенно пожала плечами. – Немного умею.

– К чему снится рыба?

– Какая?

– Живая.

– А как приснилась?

– Ну, что человек поймал рыбку. Золотую.

– Кто поймал, мужчина или женщина?

– А это важно? Ну, женщина.

– Тогда к прибавлению семейства.

– В смысле? – не понял он.

– В смысле, к ребеночку, – заулыбалась Лилия Петровна. – Слушай, это, часом, не Инне приснилось?

– Спасибо, – не отвечая на вопрос, поблагодарил Никита и пошел дальше.

К ребеночку? А почему нет? Ему еще до отъезда показалось, что Инна хочет сообщить ему что-то важное. Он даже думал спросить ее, а потом закрутился и забыл. Оставил ее на три недели, ни разу даже не позвонил. Что она должна думать? Какой он негодяй! Сейчас он приедет на работу и обязательно позвонит ей. Они встретятся в кафе и обо всем поговорят.

Никита уверенно вел машину, удивляясь, что, несмотря на перерыв, совершенно не отвык от вождения. На дорогах, как всегда в это время, было полно машин и творился полный кавардак. Перед мостом образовалась плотная пробка-тянучка. Причиной ее оказалась авария. Грузовая машина и столкнувшаяся с ней легковушка занимали две полосы, и машинам приходилось медленно объезжать их и автомобиль ГАИ. Водители вокруг творили что бог на душу положит. Перестраивались из ряда в ряд, замедляя и без того черепашье движение. В общем, когда он добрался до офиса, от утренней свежести не осталось и следа, а рубашка на спине взмокла от пота.

Коллеги приветствовали его. Девушки утверждали, что он отлично выглядит. Друзья, не дождавшись перерыва, сочли своим долгом забежать и поприветствовать его. Это было приятно. Он вернулся домой. Его ждали, без него скучали. Он одарил всех сувенирами, а шефу занес бутылку французского вина. Флакончик духов и коробка конфет для Инны лежали в ящике его стола, но на обеде в кафе он ее не видел.

Никита обводил глазами зал, выискивая ее, и с невероятным наслаждением поглощал обыкновенный бифштекс с яйцом и гречкой. После парижской кухни это было гастрономическим возвращением домой. Друзья за столом говорили все вместе, перебивая друг друга. Сначала они, как положено, задавали вопросы ему, но, услышав ответы типа «Париж как Париж» и безликое «понравилось», потеряли к нему интерес как к рассказчику и принялись вываливать свои новости.

Вадим был уже почти семейным человеком, и, судя по всему, такое положение ему нравилось. Он поправился и начал походить на добропорядочного отца семейства. У Игоря тоже все шло к свадьбе. А Женька с Колей снова были свободны, в постоянном поиске подруг и приключений. Женька со смехом рассказал, как Коля познакомился с девушкой, которая раньше была парнем. Хорошо еще, что бармен открыл им на это глаза, а то бы еще та история вышла! Коля смущенно улыбался: ему было и смешно, и неловко.

– Представляешь, первый раз после Аньки решил с кем-то познакомиться – и тут такое попадалово! – смущенно делился он с Никитой.

Никита тоже доверял ему больше других. Коля был не болтлив.

– Ты не видел Инну? – негромко спросил он.

– Она на больничном, – ответил Коля.

– Давно?

– С прошлой среды.

Он снова позвонил ей, уже на домашний. Инна взяла трубку.

– Привет, это я, – сказал он.

– Привет, – сдержанно ответила она. – С приездом.

– Спасибо. Ты заболела?

– Немного.

– Что-то серьезное?

– Мне уже лучше. Завтра буду на работе.

– Может, сегодня увидимся?

Она промолчала.

– Вечером ты можешь? – настаивал он. – Я могу заехать за тобой. Посидим где-нибудь. Или можем поехать ко мне.

– Хорошо, – согласилась она.

– Что «хорошо»? – не понял он. – Посидим или у меня?

– Приезжай.

Ее тон сбивал с толку. Она не рада его приезду или обиделась на то, что он не звонил? Наверное, второе. Женщины мнительны, особенно в таком положении. Никита почти не сомневался в пророчестве своего сна.

Перед встречей он, выкурив три сигареты, еще раз спокойно все обдумал, купил роскошный букет красных роз, бутылку шампанского и позаимствовал пиджак с галстуком у стиляги Вадима, который всегда был одет с иголочки. Домой он не успевал. Он все решил. И спокойная уверенность, с которой он встретил Инну, оказалась для нее неожиданностью.

Инна действительно обиделась. Чисто по-женски. Обиделась на невнимание и небрежность, с которой он с ней простился. Обиделась на отсутствие звонков, на неопределенное положение, которое занимала в его жизни. Все это читалось на ее лице, когда Никита встретил ее у подъезда.

Она взяла букет и ответила на его поцелуй. Лицо у нее было осунувшееся, как обычно бывает после болезни.

– Присядем, – указала она на скамейку напротив парадного, возле детской площадки.

Никита сел рядом, оценивающе вглядываясь в ее фигуру. На площадке играли дети. Вечер был светлым и теплым. Две молодые женщины с колясками сидели напротив, в тени раскидистого каштана, и, покачивая своих малышей, тихо о чем-то разговаривали.

– Ты такой нарядный сегодня… – первой нарушила она молчание.

– Есть повод, – ответил он.

Инна подняла на него блестящие, словно вымытые каштаны, глаза, и он понял, что не имеет права и дальше мучить неопределенностью влюбленную в него девушку.

– Твои сейчас дома? – спросил он, указав взглядом на ее окна.

– Да.

– Что делают?

– Собираются ужинать.

– Тогда я как раз вовремя.

– Что ты имеешь в виду?

– Я думаю, ты сама понимаешь.

– Не совсем.

– Хорошо, я сейчас объясню. Но для начала ты ничего не хочешь мне сообщить?

– А что я должна тебе сообщить?

– Ну, например, могла бы сказать, что у нас будет ребенок.

Она удивленно распахнула глаза.

– Откуда ты знаешь?

– Значит, это правда?

– Да. Но кто тебе сказал? Неужели на работе…

– Успокойся, на работе никто ничего не знает. Но я знаю.

– Давно?

– Неважно…

– Почему же ты так холодно простился со мной? – Она обиженно опустила голову. – Не позвонил ни разу. Я решила, что это все…

– Глупости. – Никита обнял ее, чувствуя угрызения совести.

– Почему тогда?

– Ты не считаешь, что это повод всерьез задуматься о жизни? В конце концов, это большая ответственность. Мне надо было все хорошо обдумать.

– Неужели ты знал все еще до отъезда? – снова удивилась она. – Я сама тогда не была уверена…

Он рассказал ей о своем сне и его толковании, но так, словно это случилось не вчера, а раньше.

Инна рассмеялась. Ее лицо порозовело, глаза засветились от счастья.

– Хорошо. Если девочка, пусть будет Настя, – согласилась она.

– А сейчас мы поднимаемся к твоим и я сделаю тебе официальное предложение в присутствии родителей. Шампанское и конфеты у меня в багажнике. А завтра подадим заявление в загс.

Они несколько минут посидели молча.

– Ты похудела. Что говорит врач?

– Что так бывает. У мамы тоже был сильный токсикоз первые три месяца. Так что скоро это закончится.

– А сколько уже?

– Десять недель.

– Да, тянуть больше некуда. Что ж… – Никита встал и взял ее за руку, поднимая со скамейки. – Вставай, пойдем жениться.

Инна заулыбалась. И с этой застенчивой улыбкой она впервые привела его в свой дом.

Вот так в один день его судьба сделала резкий поворот в сторону семейной жизни. Для Никиты наступило время предсвадебных хлопот. Купить кольца и наряды, заказать машины и ресторан оказалось не таким уж простым делом. Костюм и туфли ему они нашли быстро, а вот с платьем невесты была целая эпопея. Наездившись с Инной по магазинам и салонам, он переложил это на нее с матерью. Тем более что женщины в один голос уверяли, будто ему нельзя видеть подвенечное платье невесты до свадьбы.

Торжество решили сделать скромным. Родственников со стороны жениха не предвиделось, только друзья. Из родни Инны позвали самых близких и несколько подруг. Набралось около тридцати человек. Инна хотела венчаться, но Никита отказался, и она не стала настаивать. Эта ее черта не давить на него предполагала, что их семейная жизнь не будет ему в тягость. Их отношения были ровными, с оттенком некоторого опасения со стороны Никиты. Инна чувствовала себя по-прежнему неважно: ее тошнило и рвало по утрам, она теряла вес и легко уставала. А работа и хлопоты перед свадьбой еще больше изматывали ее, потому пока она жила у родителей.

За этими заботами у Никиты почти не было времени подумать о Насте. Он и не думал, но и не забывал. Тайная возлюбленная незримо присутствовала в его жизни. Но не писала и не звонила. И он не писал, хотя знал ее электронный адрес. За неделю до свадьбы он получил письмо от Дениса, который теперь разъезжал по всей Европе. В его поздравлении не было ни слова о ней: друг благоразумно рассудил, что это ненужная информация накануне свадьбы.

В день их бракосочетания Инна чувствовала себя хорошо. Ее взволнованное похудевшее лицо было красивым и одухотворенным. Коля, как свидетель, весь вечер ударял за свидетельницей, близкой подругой Инны. Женька нашел себе девушку из числа приглашенных, а Игорь и Вадим были со своими невестами. Веселье в ресторане закончилось для молодоженов быстро. Инна устала, и они уехали около одиннадцати, предоставив гостям самим завершать праздничный вечер.

Настоящая семейная жизнь началась для него только через месяц, когда у Инны закончился токсикоз. До тех пор она жила у родителей, и Никита иногда оставался у них ночевать. Это ему не нравилось. В чужом доме он плохо высыпался и чувствовал себя неуютно. Инна, видя его скованность, не настаивала на частых визитах. Родители переживали, что первый месяц молодожены живут врозь, поэтому, как только Инне стало лучше, быстренько собрали ее и перевезли к мужу. Теща надавала дочке кучу приданого: посуду, одеяла, подушки, постельное белье. Никита не знал, куда все это девать. Приданое заняло всю его маленькую кладовку, лежало на шкафу и по углам.

Сначала присутствие в доме другого человека было непривычно. Он ощущал его совсем не так, как раньше присутствие Насти. Тогда он все время боялся, что это вот-вот закончится. И то, что она была рядом, больше радовало, чем напрягало. Теперь он старался привыкнуть к мысли, что это навсегда. Инна теперь его жена, а скоро появится и ребенок. Он не мог определиться, нравится ему это или нет, но быт теперь шел по-другому.

Вскоре он привык. Инна оказалась именно такой женой, как он и предполагал. Никита, испытывая постоянное чувство вины, старался быть предупредительным, мягким и уступчивым. Но Инна была женщиной, а не деревяшкой. Вдобавок она была в положении, а беременность делает восприятие женщины особенно обостренным. Она безошибочно угадывала, когда он мысленно был не с ней, но не высказывала обид, а просто замыкалась в себе. Никита часами не мог пробиться сквозь ее молчанки, а она не заговаривала с ним, пока не убеждалась, что все его помыслы снова с нею. Но приближающееся материнство сблизило их. То, с каким благоговением Никита прикасался к ее животу, умиляло Инну. В эти мгновения она прощала мужу все.

Настя написала только спустя полгода. Как и все ее поступки, это письмо застигло его врасплох. Утром он начал просматривать почту, увидел незнакомый адрес и уже хотел удалить как спам, но тема «От Насти» остановила его.

Здравствуй, Никита! Снова нашла твою визитку. Она лежала в той же книге. Не знаю, зачем пишу тебе. Возможно, твой адрес изменился и ты не получишь это письмо, оно затеряется где-то в глубоком космосе интернета. Пожалуй, так даже лучше. Я давно не отправляла писем по электронной почте, но теперь у меня появилась такая возможность. Что бы я написала, если бы точно знала, что ты получишь его? Наверное, я бы сказала, что те три дня в Ницце были для меня самыми лучшими в жизни.

Никита быстро набрал пространный ответ. Он спрашивал Настю обо всем, но почти ничего не писал о себе. Только о погоде, работе и самочувствии. Письмо получилось большое и сумбурное. Он отправил его и стал заниматься текущими делами.

Инна заметно округлилась. Перед декретом она забрала остатки отпуска и теперь все время находилась дома. Беременность удивительно шла ей. Ее миловидное лицо стало еще круглее. Тошнота миновала бесследно. Теперь она с удовольствием ела все подряд и прилично поправилась. Никиту это не настораживало. В сущности, он не придавал большого значения внешности. Его приятель Женька наверняка назвал бы Настю тощей, а Инну толстушкой. В его же представлении они обе были красавицами. Каждая по-своему. Он уже привык, что по утрам теперь нужно вставать тихо, чтобы не разбудить жену. А если задерживаешься на работе, надо позвонить и предупредить. Он и раньше не был любителем тусовок, а после женитьбы и вовсе перестал принимать в них участие. Иногда, правда, после работы он оставался с друзьями в соседнем кафе, но каждый раз перед этим звонил Инне:

– Меня тут Коля тянет пивка попить. Я пару часиков с ребятами посижу?

Когда пошел восьмой месяц и Инна начала расти вперед прямо на глазах, он перестал оставаться даже на пиво. Друзья не настаивали. А ему и самому было лучше дома. Инна смотрела телевизор и вязала. Он сидел за компьютером или читал. Этот тихий домашний уют был тем миром, к которому он стремился. Перед сном они выходили на прогулку. Шел мелкий снег, светила луна, аллею в парке освещали фонари. Он шел рядом, бережно поддерживая жену под руку, и с наслаждением вдыхал морозный воздух. Иногда они разговаривали, иногда шли молча. Эти прогулки стали их каждодневным обязательным ритуалом. Ребенку перед сном нужен свежий воздух. А еще ему нужны витамины и сбалансированное питание. Инна с отвращением ела на завтрак творог, который терпеть не могла. Никита вручную давил ей гранатовый сок.

Взволнованное, трепетное ожидание охватило их целиком. Они часами обсуждали прочитанные книги о малышах и сравнивали их. Они заранее знали, что и как будут делать. Первое – не допускать надолго к младенцу бабушку, чтобы не всплыли старорежимные методы. Второе – закаливание и плавание. Третье – массаж. Четвертое – гимнастика. Инна бесконечно вязала. Крошечные пинеточки, носочки и шапочки с помпончиками вызывали его неизменное умиление. Его молодая жена была так хороша в роли будущей мамы, что Никита по-новому привязался к ней. Конечно, временами она бывала капризна и плаксива, но это можно было стерпеть. За полгода супружеской жизни они ни разу всерьез не поссорились. По выходным к ним приходили гости – родители Инны, ее сестра, иногда подруги. Инна пекла пирог, готовила что-то необычное. Они ужинали, а потом долго разговаривали. Коля стал встречаться с Леной, подругой Инны, которая была свидетельницей на их свадьбе, и они приходили чаще других. Инна была рада этому. Лена была ее лучшей подругой еще со школы, а Коля – близким другом Никиты. Получалось, что в такой компании всем интересно. Подруги частенько перебирались в комнату посплетничать о своем, о женском, и тогда друзья переходили на сугубо мужские темы.

Вот как шла жизнь Никиты до того момента, как пришло ее первое письмо. Его жизнь, полная забот и проблем, вошла в свою колею. И если он иногда вспоминал о Насте, то уже без прежней тоски.

На первое письмо он ответил машинально, толком не успев ни вспомнить, ни прочувствовать свое прежнее отношение к ней. Но после первого письма пришло второе, потом третье и четвертое. Никита читал их каждый день, все больше и больше погружаясь в жизнеощущения Насти. Иногда это были просто какие-то обрывки мыслей, недописанные фразы, размышления вслух.

…Ты ответил. Это так странно. Я ни на что не надеялась, когда отправляла письмо. А ты ответил…

…В Париже идет дождь. Холодно. Сегодня я потеряла перчатку. Не помню где. Может, в метро обронила. Мне было так жалко. Я даже заплакала. И рука замерзла. Перчатка была очень дорогая, из буйволиной кожи…

Ты спрашиваешь, откуда у меня компьютер? Это не у меня. Я теперь работаю на компьютере. Я секретарша. Можешь себе представить? Ты спросишь, а как же модельный бизнес? За это время многое переменилось. Модельное агентство, в котором я работала, закрылось. Какие-то проблемы финансового порядка, я не вникала. Но оно теперь банкрот, а все мы, его бывшие сотрудники, разбежались кто куда. Сначала все пытались устроиться по-прежнему, но слишком много нас, моделей, оказалось для одного маленького Парижа. Мировой экономический кризис. После месяца поисков Изабель вернулась к своей прежней профессии. Она и меня уговаривала, доказывала, что эта работа легче, чем постоянные съемки, и оплачивается лучше. Но это не для меня. Я не смогла больше жить с ней. Пришлось искать жилье. Помог твой друг. Денис устроил меня в издательство. Им нужна была грамотная секретарша, владеющая русским языком. А у меня и английский довольно приличный. Они работают с авторами из стран СНГ, занимаются переводами. Платят немного, но стабильно и каждую неделю. Я снимаю комнату у одной интеллигентной пожилой мадам. Ей уже семьдесят. Ее отец был из наших белых эмигрантов…

…Ты спрашиваешь, как я себя чувствую. Никак. Ты даже представить себе не можешь, насколько никак. В Париже все еще сыро. Я плохо переношу пасмурные дни, без солнца. Я, как солнечная батарея, не могу без него работать. Денис говорит, чтобы я потерпела. Обещает устроить в прежнем качестве. Мишель теперь живет с ним. Она работает. Денис подкидывает ей халтурку, но все равно тяжело. Я с ней виделась. Платят мало. Перспективы никакой, а ведь она на пять лет меня моложе. Из славянских стран хлынул новый поток моделей. Многим нет и шестнадцати. Выбиваются единицы. Остальные занимаются чем придется. Скоро и Изабель придется потесниться. На панели тоже конкуренция…

…Ты пишешь, что волнуешься обо мне. Не стоит. Я в порядке. Просто реально смотрю на вещи. Скромная секретарша может хотя бы пользоваться уважением. На подиум мне поздно. На страницы журналов полно претенденток в сто раз лучше меня. В стриптиз или на панель я не пойду. Вот и весь расклад. Спасибо, что переживаешь за меня. Приятно знать, что есть на свете человек, которому не безразлична моя жизнь…

…Мне иногда так жаль, что ты далеко. Эти письма – моя единственная отрада. Пиши мне чаще. Я, когда читаю их, вижу тебя, вспоминаю твои интонации, слышу твой голос. Не бросай меня. У меня больше нет друзей. Все мои старые подруги потерялись. У них своя жизнь…

Сегодня смотрела в зеркало. У меня появились морщины. Это старость и печаль подкрадываются ко мне… Нет сил. Нет желания что-то делать…

Никита, перестань меня воспитывать. Почему я должна к чему-то стремиться, если не хочу? Просто живу, как получается. Я знаю, что у человека должна быть цель в жизни, знаю. Но у меня ее нет. Для меня цель – сама жизнь. И если она не может быть такой красивой и приятной, как я хочу, то мне все равно, где и что делать. Печатать так печатать. В конце концов, я хотя бы живу в городе, который люблю…

После этого письма она замолчала и, несмотря на его отчаянные мольбы об ответе, не писала около недели. Денис прислал ему подробное письмо. С Денизой у них начался роман, но жил он по-прежнему с Мишель. Он сообщил, что Настя на днях отказалась от выгодного предложения сниматься неизвестно почему. Он с большим трудом нашел ей место, а она взяла и отказалась. Он назвал ее ненормальной и сказал, что больше для нее пальцем о палец не ударит. Еще писал о своей работе и интересовался у Никиты самочувствием его жены.

Спустя неделю Настя все же ответила.

…Мне не хотелось тебе писать. Я несколько раз начинала, но у меня ничего связного не получалось. Сегодня пошел снег. Он падал и сразу таял. Сверху – снег, снизу – лужи. Помнишь Ниццу? В десять часов вечера солнце только начинало садиться. А какая прозрачная была вода в море! Если и стоит пережить эту парижскую зиму, то только для того, чтобы снова увидеть Ниццу. Хотя нет. В Ницце надо жить и радоваться. А чему мне радоваться? Я видела Париж, можно и умереть…

…Не принимай мои слова близко к сердцу. Я вовсе не хотела тебя расстроить. Я тебя люблю. В сущности, ты мой единственный друг. Все отвернулись от меня. Даже Денис. Никто не стремится понять меня так, как ты. У всех свои заботы. У нас в издательстве в основном пожилые, кроме меня и корректора Людмилы Борисовны. Ей уже сорок девять. Она живет в Париже восемь лет. И все одна. Она говорит: «Париж – город одиноких». Я готова с ней согласиться. Хотя раньше считала, что Париж – город влюбленных. У меня когда-то был смешной короткий роман с одним австрийцем, его звали Ганс. Я тебе не рассказывала о нем. Он был некрасивым, но умным. А еще у него было потрясающее чувство юмора. Он полиглот, знает восемь языков. Я вчера видела его в метро с беременной женщиной. Думаю, это его жена.

Денис мне говорил, что ты женился и твоя жена тоже ждет ребенка. Я пыталась представить тебя на месте Ганса и не смогла…

…Спасибо тебе за слова поддержки. Я знаю, ты по-прежнему в тревоге за меня. Спасибо… Мне не хватает тебя. Если бы ты знал, как я иногда жалею… Жалею, что уехала в Венецию, жалею, что уговаривала тебя жениться, жалею, что ты не остался со мной… Я ведь знаю, ты думал и об этом. Я сама оттолкнула тебя. И хотя я понимаю, что поступила правильно, мне все равно жаль. Я знаю, что твоя жена в сто раз лучше меня, что она родит тебе ребенка. Ты будешь любить его. Ты станешь прекрасным отцом. Я бы очень хотела иметь такого отца, как ты…

…Вчера я ходила на спектакль заезжей труппы из Киева. Нам на издательство дали контрамарки. Пьеса называлась «Афинские вечера». Это было прекрасно! Никогда в жизни я не получала такого удовольствия от театра. Актеры играли замечательно. Говорят, есть такой фильм. Если попадется, посмотри его обязательно. Тебе понравится. Твоей жене скоро рожать? Как бы я хотела быть вашей дочкой! Вы бы любили и баловали меня. Я бы сидела у тебя на коленях, а ты гладил бы меня по голове и читал мне книжку с картинками. Как знать? Может, мне повезет и со мной произойдет то же самое, что и с Анной Павловной из «Афинских вечеров». Когда у тебя родится дочь, поглядывай, может, она подмигнет тебе правым глазом. Теперь я думаю, что мои чувства к тебе никогда не походили на обычную любовь, скорее они напоминали привязанность дочери к отцу. Может, поэтому у нас ничего не получилось.

…Как невыразимо скучно жить так, как живу я. Ни для кого и ни для чего. Я сижу целый день за компьютером. Потом еду домой. По дороге захожу в магазин. Покупаю на ужин молоко и круасаны. Долго еду в метро. Вокруг меня чужие лица, люди всех стран и рас. Я живу на окраине, но от метро можно дойти пешком. В комнате на меня все давит: стены, потолок, мебель… Я задыхаюсь. Так отвратительно жить, что даже умирать не хочется. Ты пишешь, что ребенок родится в конце апреля. Это хорошо. В апреле в Париже все цветет. Лучшее время…

Никита каждый раз с волнением читал ее письма. Он радовался вместе с Настей хорошему спектаклю и лучику солнца. Переживал, когда по письмам угадывал ее начинавшуюся депрессию. Он не знал, чем ей помочь. Через несколько недель Инне предстояло рожать. Живот стал таким огромным, что ей было трудно ходить. Отекали ноги. Она ограничивала себя в еде и в жидкости, но живот неуклонно рос. Никита взял за правило звонить ей три раза в день. Работы было много, и ему часто приходилось задерживаться допоздна. По выходным он работал дома. Его карьера стремительно шла вверх. Президент выделял его, облекал доверием и поручал самые ответственные участки работы. Никита работал не за страх, а за совесть. Он был трудоголиком, а главное – это было интересное дело, его дело. Поговаривали, что ему прочат должность вице-президента. И судя по всему, к тому шло.

В нем уживались сразу три человека: перспективный бизнесмен, заботливый семьянин и по-книжному влюбленный юноша. Он приловчился жить в этих трех ипостасях. И эта многоликость делала его жизнь заполненной до краев. Он мог с подлинной нежностью целовать жену, через пару часов с нетерпением читать очередное послание от Насти, а еще через час выступать с докладом на очередном совещании. Теперь любовь к Насте не мешала ему. Он по-прежнему переживал за нее, волновался, огорчался и радовался, но ему даже в голову не приходило планировать встречу с ней или дальнейшие отношения. Он знал, что это невозможно. Он – женатый человек, отец семейства, топ-менеджер. Он человек долга, в конце концов. Понимание этого делало его жизнь полной и осмысленной.

Весна наступила поздно. К концу марта едва сошел снег и чуть набухли почки. Воздух был влажный, небо часто застилали серые тучи, но ближе к маю солнце все чаще согревало землю. Инну он отвез к родителям. Рядом находился роддом, где ей предстояло рожать. Ждали со дня на день.

Никита уснул поздно. Он сидел за компьютером до трех часов ночи. Результаты работы превзошли все его ожидания. Он знал, что скоро займет пост одного из вице-директоров компании со всеми вытекающими отсюда привилегиями. Инна сказала, что при таком раскладе, несмотря на их первоначальное решение растить ребенка строго на научной основе, без бабушки и дедушки, скорее всего, обойтись не удастся. Посовещавшись, они решили, что первые месяцы после родов она проведет у родителей. Тут и две няньки в помощь, и она скорее оправится после родов. А он сможет нормально высыпаться и достойно проявить себя в новой должности. Инна и ее родители страшно гордились его повышением и готовы были освободить Никиту от всех домашних забот.

Под утро ему приснился жуткий сон. Он снова ехал по той же улице, тем же маршрутом, где когда-то впервые увидел Настю. На том же перекрестке он притормозил и медленно поехал дальше, пропустив на зебре пешеходов. Он проехал еще чуть-чуть, и тут под его машину бросилась женщина. Он в панике выскочил на дорогу и увидел, что под колесами лежит его беременная жена, вся в крови. Он убил ее! Ему хотелось кричать и плакать, но слез не было. Он поднял голову и увидел Настю. Она стояла рядом с машиной в подвенечном платье и фате и улыбалась. «Я решила выйти замуж, – сказала она. – Ты рад?» Он был в ужасе! Как он может быть рад, если под колесами лежит Инна?!

Он проснулся в испарине и мысленно поблагодарил Бога за то, что все это лишь дурной сон. Позвонил Инне. Она сказала, что чувствует себя нормально, мама с ней рядом. Он так дотошно стал выспрашивать о ее состоянии и в сотый раз повторять, что следует делать, если начнутся схватки, что даже рассмешил ее.

– Никита, ты так хорошо все знаешь, словно сам рожал.

– Я читал на медицинском сайте, и там сказано…

– Муж, перестань! Утомил. Моя мама двоих родила, и она со мной. Так что поезжай на работу и не волнуйся. Все будет хорошо.

Беспокойство не покидало его и по дороге в офис. С предельной осторожностью он вел машину и думал о Насте. Дурное предчувствие ледяным обручем сжало голову. Он едва добежал до кабинета и сразу просмотрел почту. От Насти ничего. Он написал ей короткое взволнованное письмо. Потом собрался и стал заниматься рабочими задачами. Перед обедом он позвонил соседке Лилии Петровне с просьбой разгадать сегодняшний сон. Насчет Инны она его успокоила, сказав, что во сне все наоборот: смерть – к рождению. Скорее всего, Инна вот-вот родит. А вот девушка в подвенечном платье находится под серьезной угрозой.

Но к вечеру никаких событий не произошло, а от Насти пришел ответ:

Как мило, что ты обо мне помнишь и волнуешься. Ты самый лучший на свете. Я очень тебя люблю. Смотрел ли ты «Афинские вечера»? Ты ведь скоро станешь папой. Я так рада за тебя. И за себя тоже…

Письмо показалось ему посланием из сумасшедшего дома. А затянувшееся ожидание, словно вредное нежелание Инны рожать, казалось издевательством. Нервы были натянуты до предела. Три человека, живущие в разных измерениях, слились в его теле. Голова едва не лопалась, вмещая три сознания. Назавтра надо было закончить доклад, нужно было сидеть возле Инны и ждать появления их малыша и просто необходимо было находиться рядом с Настей, успокоить ее, поддержать, предостеречь от необдуманного шага.

Среди ночи он внезапно проснулся. Сон слетел мгновенно. Он понял, что произошло что-то важное и неизбежное. Очень хотелось позвонить Инне, но, взглянув на часы, он отбросил эту мысль. Скорее всего, она еще спит. Не надо пугать ее своими фантазиями. Но уснуть он уже не смог. Какое-то время еще пытался, а потом включил телевизор, решив таким образом дождаться утра.

По ночному каналу шел фильм. Никита устроился поудобнее и стал смотреть. В фильме спорили: рожать молодой пианистке или не рожать. Против был ее отец, музыкальный критик, за – бабушка, интересная дама из «бывших». Мама держала нейтралитет. Главная героиня хотела и рожать, и выступать в конкурсе. Отец не верил, что это возможно. Несмотря на небольшое количество героев, фильм был интересный. Персонажи решали проблему, каждый приводил свои доводы и попутно вспоминал разные истории из своей жизни. Диалоги были наполнены юмором, герои вдохновенно спорили и устраивали друг другу коварные ловушки. Никита смотрел с удовольствием. Внезапно сюжет стал приобретать для него новый смысл, а слова героев что-то напоминали. Бабушка главной героини говорила о том, что хотела бы быть ее дочкой. Но для этого ей надо умереть до того, как ребенок появится на свет, чтобы ее душа успела переместиться в тело ее правнучки. А чтобы внучка поняла, что перемещение состоялось, она обещала подмигнуть ей правым глазом. И она собиралась в Париж!

Никита вскочил и принялся искать программу телевидения в интернете. Он не ошибся. Фильм назывался «Афинские вечера».

В восемь позвонила теща и сказала, что Инна родила девочку, четыре килограмма. Это случилось ранним утром. Они пожалели его будить.

Про смерть Насти ему сообщил Денис. Никита сам позвонил ему к вечеру того же дня. Он уже знал, что ему ответит друг. Денис сказал, что это был несчастный случай, но он же не знал про «Афинские вечера»…

Никита ехал в роддом. Утро было пасмурное. Начинался дождь. Когда он вынырнул на проспект, первые крупные капли упали на лобовое стекло. Дождь шел неторопливо, но, судя по цвету неба, зарядил надолго. На улицах стало темно, как в сумерки. Машины засветились габаритными огнями и снизили скорость. Его автомобиль плавно шел в потоке, руки привычно сжимали руль, он был спокоен и серьезен.

Сегодня он забирает Инну с дочкой. Забирает домой. И ничего, что идет дождь. Дождь в дорогу – к началу доброго пути. Никаких бабушек-дедушек. Это его дочь, и с первого же дня он должен быть рядом с ней. Он знает, что будет тяжело. Знает, что Инна еще неважно себя чувствует. Днем ей будет помогать теща, она специально для этого взяла отпуск, а ночью может вставать и он. Ничего, что спать придется мало. И что у него новая должность. Дети растут быстро. Что такое несколько месяцев? Когда он работал и учился, то тоже спал по четыре часа в сутки. И ничего, хватало. Он не допустит, чтобы его дочь начинала свою жизнь в доме бабушки. Он отец, и он должен быть рядом с ней. Всегда. Когда у ребенка дружная семья и заботливые родители, он будет счастлив. Его дочь обязательно будет радостной и уверенной в себе. Для нее жизнь станет чередой интересных событий и приятных открытий. Ее не будут грызть комплексы, беспокоить страхи и мучить чувство безысходности. Будь у Насти в детстве больше любви и заботы, у нее не было бы так искажено восприятие действительности. Если бы ее растил заботливый отец, в ней поселилось бы чувство защищенности, которое дает человеку внутреннюю уверенность. Она не имела такой защиты. Она была один на один со своим неверием, отрешенностью, страхом перед жизнью. Она так боялась ее, что предпочла уйти, теша себя иллюзией возродиться его дочерью. Он, конечно, суеверен, но не настолько, чтобы ожидать, что малышка подаст ему знак, подмигнув правым глазом.

Он знает, что сделает все, чтобы его Настя, когда вырастет, никогда не испытывала такого бессилия перед жизнью и такого отчаяния, как та непостижимая девушка, которая отвергла его любовь ради того, чтобы увидеть Париж и… умереть.

2009 г.

Трещина

Утром, встав с кровати, она заметила этот след на старом паркете. Поначалу даже не обратила внимания: мало ли трещин в их комнате – на потолках, стенах, а теперь еще и на полу. Но трещина оказалась длинная. Комната, как расколовшаяся весной льдина, неровной зубчатой линией делилась пополам. Кровать сестры с комодом, буфетом и телевизором оказались по одну сторону, на другой – ее софа, бабушкино кресло и шкаф. «Прямо раздел имущества», – пошутила Вика. Вечером, откинув палас и проследив коварный путь трещины, Катя всерьез огорчилась.

– Дурная примета, – покачала она головой. – Не к добру это. Ой, не к добру!

– Естественно, не к добру. Дом рушится, – подхватила Вика. – Я в ЖЭКе еще год назад говорила: нас пора расселять. А они: дом крепкий, царской постройки, нас переживет. Ну, их – тех, кто в ЖЭКе, – может, и переживет. А вот нас с тобой вряд ли.

– Нужно вызывать… кого там… Вика, а кого в таком случае вызывают?

– Я сегодня в ЖЭК звонила.

– Звонить мало. Нужно общественность поднимать. А что соседи?

– Так и у Таисии Михайловны комната пополам.

Пожилая соседка Таисия Михайловна жила напротив. В этой коммунальной квартире все, кроме них, были пожилыми: антиквар Илья Иванович; старая дева, пятидесятилетняя библиотекарша Руфина и ее слепая мать Софья Абрамовна. Сестрам комната досталась от бабушки, матери отца, бросившего их еще в младенчестве. Бабушка Варвара Степановна с ними отношения тоже не поддерживала, но комнату завещала. После ее смерти адвокатская контора разыскала их, и сестры вступили в наследство. Пришлось оно, надо сказать, очень кстати. Катя снимала комнату в пригороде. Вика только окончила институт. Из общежития пришлось выселиться, с работой пока не складывалось. Что оставалось? Или соглашаться на то, что подвернется, или к матушке в село коз пасти. А тут раз – и жилье! Да не где-нибудь, а почти в самом центре. Да не почти, а в центре, в том, что называют «тихий центр»: узкие улицы, старинные дома, памятники архитектуры. Девчонки поверить не могли такой удаче. Шутка ли – собственная комната! Двадцать метров жилья в столице! При нынешних ценах продать – так на полквартиры выйдет. Но продавать сестры не спешили. Комната большая, светлая; соседи тихие, интеллигентные; кухня просторная. Чего еще? Живи и радуйся!

Вика вскоре нашла хорошую работу. В солидной фирме. Зарплата приличная, медицинская страховка, премии там всякие, бонусы-поощрения. Да и работа не пыльная. Фирма иностранная; их американский биг босс, наверное, считает, что это ужас какая сложная работа! Они ему так думать не мешают: работают усердно, медленно, не уставая и не ускоряясь. Поэтому у нее на службе все идет ровно и спокойно. Это наши бизнесмены из персонала веревки вьют: все им мало-мало-мало, выполнять и перевыполнять заставляют. Совковая закалка! А их Дэвид каждую пятницу сотрудникам мини-фуршет заказывает: пицца, кофе, пиво безалкогольное. Все, разумеется, за счет компании. Два часа все пьют, едят и общаются. Очень сплачивает коллектив. Так что работают они четыре дня в неделю, а пятницу уже и за рабочий день никто не считает. Мечта, а не работа! А вот у Кати на фирме сплошные катаклизмы. То понижают зарплату, то задерживают, то за опоздание выговор, то из отпуска отзывают. Просто наказание! Но Катя ее не бросает: подружки, коллектив хороший, да и жалко уже оставить, словно свое, родное. Хотя, конечно, родное это только для их директора, он же владелец.

В бабкиной комнате сестры прижились быстро. Словно это и был их дом. И бабушкины вещи им нравились. Мебель, картины в потускневших рамах – натюрморт и портрет бородатого старика, бронзовый подсвечник на семь свечей. Они даже одежду бабушкину не всю выбросили. Перебрали, что получше, да снова в шкаф повесили. В комнате не было того старушечьего запаха лекарств и болезни, который обычно витает в подобных жилищах. Да и с чего? Бабка не болела, по свидетельству соседей, преставилась в одночасье. А в комнате всегда чистоту поддерживала.

– А откуда она знала, что помрет? – спрашивала у Руфины Катя.

– Так она не знала.

– А почему тогда завещание сделала?

– Так она давно его написала. Еще как ее сынок, папа ваш, помер. Тогда же вызвала нотариуса и завещание переписала. То было на него, новое – на вас.

– А мы вообще ничего о ней не знали. Родители давно развелись.

– А она про вас знала. Где живете, сколько лет… Даже дни рождения помнила. Бывало, говорит: «Вот сегодня младшенькой десять лет исполняется».

– А нас она никогда не поздравляла.

– Может, ваша мама просто вам не говорила?

Гадать, почему бабка хотя бы в старости не захотела повидать родных внучек, было бессмысленно. Ну, не хотела и не хотела. Спасибо, что комнату оставила. Поэтому они ее могилку не бросали, ухаживали, весной сажали анютины глазки, осенью убирали опавшие листья. Пусть бабушка не любила их мать, но им-то жилье завещала…

Катя сходила в ЖЭК, на трещину пожаловалась, даже письмо районному депутату отправила, только ничего не изменилось. Трещина день ото дня все шире становилась. Сначала в нее и щепку нельзя было просунуть, а через месяц уже ладонь ребром проходила. Катя боялась ужасно.

– Вот, Вика, попомни мое слово: придем мы с работы в один прекрасный день, а на месте дома – руины. Что тогда делать будем?

– А если дом ночью завалится?

– Ой, не пугай меня! Я вообще почти не сплю последнее время. Все прислушиваюсь: не трещит ли паркет?

– Представляешь, Катька, – делала страшные глаза Вика, – просыпаемся утром, а дом раскололся до самой крыши! Ты с одной стороны, а я – с другой!

– Вика, дурочка, перестань! Вот накаркаешь, не обрадуешься.

Сестры работали да поздно приходили, а соседи-пенсионеры развили бурную деятельность. Таисия Михайловна звонила с утра до вечера во все инстанции. Илья Иванович обошел все квартиры в доме, собирая подписи под коллективным письмом, что Руфина напечатала. В общем, били в набат. Вскоре в дом пришли работники районной администрации. Трещину исследовали, сфотографировали, запротоколировали и уверили жильцов, что примут срочные меры. Через неделю в доме появилась комиссия в составе трех человек – двух женщин и мужчины, – которые ходили по квартирам, общались с жильцами и выясняли, какие у кого жилищные нужды.

– Да какие могут быть нужды? – сердилась Вика. – Квартиры всем – вот наши нужды! Вы бы, чем зря время тратить, к паспортистке зашли. Там точно зафиксировано: сколько жильцов, какого возраста… Вот и нужды. А то сиди весь день в квартире да вас жди.

– У паспортистки, девушка, конечно, данные есть, но не совсем те, – вкрадчиво сказал мужчина.

Повадками он напоминал кролика. Сходство довершали редкие крупные резцы под тонкой губой и круглые очочки на лысеющей голове. Ни дать ни взять – Кролик из мультика про Винни Пуха. Взгляд у него был острым, все подмечающим.

– Вот взять, например, Инессу Иннокентьевну, пенсионерку, двадцать восьмого года рождения, – заглянув в бумаги, сказал Кролик. – Из тринадцатой квартиры. Так ей квартира не нужна. Она просит устроить ее в дом престарелых. Тяжело одной, а на сиделку денег нет. Вот мы и устроим. В привилегированное заведение, для ветеранов труда. Да. Она ткачиха, орден имеет, иные награды. Совет ветеранов, думаю, пойдет навстречу. Или у Ткачевых из восьмой. У них в одной комнате: муж, жена, двое детей и дедушка-инвалид. Они получат трехкомнатную, а дедушку – в дом инвалидов.

– А он согласен? – спросила Катя.

– Родственники согласны. А дедушка уже, простите, недееспособен. Так что его решение не требуется.

– То есть эти Ткачевы, пользуясь удобным случаем, избавляются от бедного старика? Вы думаете, в доме инвалидов ему будет лучше?

– Мы ничего не думаем, деточка, – улыбнулась полная женщина лет сорока. – Но Ткачевы как раз не хотят воспользоваться случаем. Они вполне могли бы получить отдельную комнату на инвалида, приобретая таким образом четырехкомнатную вместо трехкомнатной. А уже потом отдать его в дом инвалидов. Вот это бы называлось «воспользовались».

– Так, вас двое, две сестры. – Вторая дама, тощая, как вобла, и с коротко подстрижеными седыми волосами, нацепила на нос очки. – Лещинская Виктория? Лещинская Екатерина? – При каждом имени она поднимала голову, словно хотела удостовериться, что их точно две. – Комната досталась по наследству. Завещание Лещинской Варвары Степановны. Все так?

Сестры согласно кивнули.

– А где нам дадут квартиру? – спросила Катя.

– Пока не знаем, – ответил Кролик. – Наверное, где-то в новых районах.

– На выселках? – усмехнулась Вика.

– В новостройках, – неодобрительно возразила седая. – Знаете, какие сейчас квартиры в новых домах? Одна кухня как ваша комната.

– А сколько нам положено?

– Это будет рассматривать жилищная комиссия. Поскольку вы обе незамужние, бездетные, сестры, то, скорее всего, однокомнатная.

– Почему же? – возразила полная. – Может, и двухкомнатную дадут. Они ведь взрослые, не сегодня завтра замуж выйдут. А у них одна комната.

– Не знаю. Решаем не мы. – Вобла захлопнула папку и поднялась. – Идем дальше. До свидания, девушки.

Катя проводила комиссию и закрыла за ними дверь. Когда она вернулась, то сразу заметила, что Вика что-то замышляет. Глаза у нее сверкали, щеки возбужденно горели. Как бывало в детстве, когда она затевала очередную проказу.

– Что еще? – Катя села к столу и уставилась на сестру.

Та придвинулась к ней и зашептала:

– Нет, ты слышала, что они сказали? Ты поняла?

– Что?

– Что-что! – передразнила ее Вика. – Если бы у нас были мужья или дети, мы бы получили большую квартиру!

– Если бы у нас были мужья, мы бы получили две квартиры, – возразила Катя. – Что с того? Мужей-то у нас нет.

– Это сейчас нет! – Голубые глаза Вики стали совсем круглыми. – А завтра – есть!

– Что ты выдумываешь?

– Катька, сама рассуди! Такой шанс! Такая возможность! Да такое раз в жизни бывает! Грех не воспользоваться!

– И как ты себе это представляешь?

– Мы должны срочно выйти замуж!

– За кого?

– Да хоть за кого! Главное – быстро.

– Фиктивно?

– Можно и по-настоящему, если успеем.

– А у тебя что, есть кто-то на примете?

– Нет. А у тебя?

– Тоже нет, – вздохнула Катя. – Так что…

– Тю, ты дурная! Да к маменьке в село поехать и только свистнуть… А там любому алкоголику предложить расписаться за бутылку водки, а потом еще за одну бутылку прописать сюда. И все!

– Что «все»?

– Квартиру отдельную получишь, вот что!

– Это на двоих-то с алкоголиком?

– Ну и что? Это же фиктивно. А потом выписываешь его…

– Вика, ты в своей американской фирме совсем соображать перестала. При чем тут «выписываешь»? Он становится полноправным совладельцем квартиры. Таким же, как и ты. И никак ты его не объедешь. Так что вдобавок к отдельной квартире ты получаешь мужа-алкоголика, с которым должна проживать на одной жилплощади.

Вика на минуту опешила:

– И что, никак нельзя от него отделаться?

Катя пожала плечами:

– Теоретически можно. Продаете квартиру, а деньги – пополам.

– Зачем мне половина денег? Мне квартира нужна! Надо этого алкоголика напоить, и он все мне так отпишет.

– Ага. А назавтра протрезвеет и в суд на тебя подаст. И вместо квартиры ты сядешь в тюрьму за мошенничество, а он останется в твоей квартире.

– Тогда я его отравлю!

– И тоже сядешь.

– Что же мне с ним делать?

– Замуж не выходить! – рассмеялась Катя. – Эх ты, Остап Бендер! Давай лучше чай пить.

– Нет, Катя, это хорошая идея, – сокрушалась Вика, прихлебывая чай из большой красной кружки и хрустя ванильными баранками. – Нам с тобой уже за двадцать. Давно пора мужей искать. Вот вселят нас в однокомнатную, да мужья без угла достанутся, как тогда будем?

– Тогда и думать будем.

– Тогда локти кусать будем, что не подсуетились вовремя. Нет, нужно что-то придумать.

– С алкоголиком? – улыбнулась сестра.

– А с нормальным что – слабо? Скольким людям нужна столичная регистрация!

– Не очень-то она уже и нужна. Это раньше…

– Есть такие, кому не помешает. Нужно только этих людей найти.

– Как? И где? Где ты их найдешь? Не выйдешь же на улицу и не станешь кричать: «А ну, кому нужна прописка в столице?»

– Это точно. – Вика допила чай и, подперев щеку рукой, вздохнула. – Понимаешь, нужно найти честного, порядочного человека, чтобы все понял и согласился помочь.

– И чтобы потом на квартиру не претендовал! А где ты такого найдешь? Да каждый, как только поймет, что ты на него жилплощадь получаешь, сразу же захочет эту самую жилплощадь заполучить! И ты вместо отдельной квартиры такую головную боль приобретаешь, что и новое жилье не в радость станет.

– Что же делать?

– Да ничего не делать. – Катя собрала чашки с блюдцами и направилась в кухню. – Жить, как жили…

Весь вечер Вика ходила задумчивая. Катя вымыла голову, выгладила на завтра юбку и устроилась в постели с книгой. Она не любила телевизор, но и не выключала его. Сестре нравилось, когда он постоянно работал.

– Слушай, Катя… – Вика вернулась из душа чистая, с сияющими глазами. – Я придумала!

– Ну что еще? – насмешливо опустила книгу сестра. – Очередной коварный план? Мужа задушим и тайком закопаем на пустыре за школой?

– Нет, – мотнула головой Вика. – Я по-настоящему выйду замуж!

– Зачем?

– Зачем выходят замуж? Чтобы детей иметь и мужа.

– Ты же говоришь, что никого на примете нет.

– Ну, не совсем так, – замялась сестра.

Реальная перспектива заполучить отдельную квартиру заставила ее мозги работать в ускоренном темпе, и подходящие варианты вырисовывались просто один за другим.

– За мной давно ухаживает Толик. Ужасный тип, если честно, но на худой конец и он сойдет. А вообще… мне нравится один парень. Я просто пока не торопилась. Присматривалась… Пусть, думаю, сам проявит инициативу.

– А теперь что?

– А теперь сама проявлю. Времени нет. Мне уже двадцать три. Тянуть некуда.

Катя закатила глаза и помотала головой, сдерживая смех:

– Вика, ты невозможная балаболка! Тоже мне возраст… А мне тогда что остается – в мои-то двадцать пять? На пенсию идти?

– И не говори! Старухи!

И сестры дружно залились смехом. Они хохотали, толкались и дурачились. Вика пыталась повалить сестру на кровать, та отбивалась и щекотала ее в ответ.

– Не тяни, Катька, не тяни! Чтоб за месяц замуж вышла!

– Ага! Завтра же начну поиски мужа!

– И правильно сделаешь!

Вдоволь насмеявшись, Вика села причесываться перед бабушкиным зеркалом, и Катя невольно залюбовалась сестрой. Какая Вика у нее хорошенькая! Глазки голубые, волосы русые, волнистые, носик точеный, пухлые губки. Красавица! Почему бы ей и правда не выйти замуж? И квартиру отдельную дадут.

– Вик, ты насчет парня по-честному?

– А то! Нам дадут однокомнатную. И тебе отдельную. Не к нам же тебя селить?

– Ты не хочешь со мной жить? – обиженно воскликнула Катя.

– Я не о том. Просто две квартиры – лучше, чем одна, согласись! Ну а не выйдет у меня с мужем, разведемся – и квартиру пополам. Я к тебе перееду. И будет у нас и квартира, и деньги. Машину купим.

– Зачем нам машина?

– Ну, в Турцию поедем. Или в этот… в круиз. Хочешь в круиз?

– Да ну тебя! – Катя взбила подушку и легла, укрывшись одеялом.

В том, что Вика не шутила, она убедилась спустя две недели. Катя только пришла с работы, приняла душ и собралась приготовить что-то к ужину, как в дверь позвонили. Два раза – значит, к ним. Она пошла открывать. На пороге стоял невысокий симпатичный парень с пакетом в руке. Короткая аккуратная прическа, опрятная одежда, наивные глаза и румянец во всю щеку, как у девушки.

– Здравствуйте, – сказал он и еще больше покраснел.

– Здравствуйте, – недоуменно ответила Катя. – Вам кого?

– Я к Вике…

– А ее нет.

– Я знаю. – Он покраснел еще больше. – Она в магазин зашла. А мне велела подниматься. Вот. – Он протянул Кате пакет.

– Что это?

– Рыба.

– Рыба?

– Да. Живая рыба. Вика велела передать, чтобы вы приготовили.

– А-а… – сказала Катя и взяла из его рук пакет. – Вы зайдете?

– Если можно, – робко сказал парнишка.

– Вика сказала подождать ее?

– Ну да.

– Так проходите.

Парень послушно двинулся за ней по коридору. Катя положила рыбу в раковину и повернулась к гостю:

– Ну, давайте я вас в комнату отведу, телевизор включу. А сама займусь рыбой.

– А можно я тут… с вами? – Паренек все так же смущался.

– Ладно, – пожала плечами Катя.

Она указала гостю на стул и принялась потрошить рыбу. В кухне по вечерам никого не было. Соседи готовили ужин до их с сестрой возвращения, да и спать ложились довольно рано. Одна только Таисия Михайловна бродила до ночи по квартире с зажженной сигаретой в зубах: она любила курить и одновременно читать в кухне. Руфина с матерью укладывались не позже девяти, а Илья Иванович за толстыми бронированными дверями смотрел телевизор и, как утверждала Таисия, пересчитывал свои несметные богатства. Какие сокровища были у антиквара, Катя не знала, так как в его комнате никогда не бывала. Но соседка трагическим шепотом любила рассказывать, что коллекция Ильи Ивановича брала свое начало с голодных послевоенных лет, когда еще его папаша скупал у голодающих горожан за бесценок произведения искусства: картины, бронзу, серебро…

– Что ж тогда наш Илья Иванович себе квартиру не прикупил? – с сомнением спросила ее как-то Вика. – Если такой богатый…

– Боится. Все-таки среди людей ему спокойнее. А дверь у него какая, а? Вы хоть раз видели ее открытой?

Так что сейчас в кухне были только Катя и этот незнакомый мальчик. Она быстро почистила и выпотрошила двух карасей и, вымыв, положила на доску. Паренек сидел смирно, как отличник, положив руки на колени, и осторожно рассматривал кухню.

– Вы работаете вместе с Викой? – спросила она, пытаясь развлечь гостя разговором.

– Нет, – мотнул он головой.

– А откуда же вы знакомы?

– Мы познакомились только вчера.

Он выглядел очень молодо, просто как вчерашний школьник. У него было чистое, детское лицо, большие карие глаза и светлые волосы. Краснеть он уже перестал, но по-прежнему смущался.

– Вас как зовут?

– Жора.

– А сколько вам лет, Жора?

– Двадцать.

– Вы учитесь?

– Да. На заочном. И работаю…

Где он работает, Катя так и не узнала, потому что в кухню стремительно вошла Вика.

– Привет! Ну что? Вы, я гляжу, уже познакомились? И как тебе рыба?

– Рыба как рыба. Ты где была?

– В магазин зашла. Вот. – Она достала из пакета бутылку вина и помахала ею. – Еще там всякого набрала… Будем праздновать!

– Что будем праздновать? – удивилась Катя.

– Сейчас узнаешь, – через плечо бросила Вика и кивнула Жоре. – Пойдем стол накрывать. Ка-ать, ты рыбу быстренько поджарь! – крикнула она уже из коридора.

Черт знает что такое! Если бы не гость, Катя пошла бы за ней и всыпала хорошенько за эти недомолвки и командный тон. Но рыба лежала готовая, просоленная. Оставалось только поджарить ее, что Катя и сделала.

Когда она вошла в комнату, неся блюдо с жареной рыбой, стол был уже накрыт. Вика набрала в магазине всякой всячины: фруктов, сыра, ветчины, готовых салатов и даже ананас купила. А бутылка белого вина стояла посередине как главное украшение стола.

– Что отмечаем? – приподняла брови Катя.

– Помолвку!

– Что? – не поверила сестра.

– Я же тебе говорю: помолвку!

Вика подтолкнула Жору, приглашая того за стол, и сама быстренько уселась напротив.

– Я выхожу замуж! – сообщила она. – За Вадима.

Катя, ничего не понимая, недоуменно уставилась на гостя:

– Но вы же Жора…

– Он – Жора. А я выхожу за Вадима, его старшего брата, – нетерпеливо объяснила Вика. – Что непонятного?

Катя продолжала таращиться на них во все глаза.

– Подожди. Если ты выходишь замуж за Вадима, то почему привела в гости Жору?

– Вадим придет чуть позже. У него срочное дело, – невозмутимо продолжала Вика, наливая вино. – А мы зашли в магазин, купили рыбу, решили отметить по-семейному: с тобой, с Жорой… Так что давайте выпьем понемногу и поедим. А там и Вадик подойдет. – И она первая подняла бокал: – За знакомство!

Пока все ели, Вика рассказывала:

– Вадик работает у нас на фирме. Они с братом квартиру снимают. Учатся заочно и работают.

– Вы давно знакомы?

– С Вадиком? Ну да. Он у нас давно работает. А что? Работа – сутки-трое. Он еще на одной фирме успевает, а остальное время – для учебы. На посту все равно спать нельзя, а читать можно.

– А вашему брату сколько? – спросила Жору Катя, чтобы вовлечь его в разговор.

Парень поднял на нее глаза и уронил вилку.

– Вадиму двадцать восемь, – вмешалась Вика. – Катя, не смущай парня. А ты, Жорочка, кушай, насыщайся.

– Спасибо, – пробормотал тот.

– Не стесняйтесь, Жора, – улыбнулась Катя. – Я вовсе не такая страшная. Просто растерялась от такого сюрприза. Моя сестра не перестает меня удивлять.

– Жора сегодня подменил Вадика в обед, – рассказывала дальше Вика, облизывая пальцы, – пока мы заявление в загс подавали. На двадцатое число.

– Июня? – испугалась Катя.

– Августа. Придется ждать.

– Положено три месяца.

– Выходит поменьше. Я попросила. Правда, роспись на семь вечера, представляешь?

– Ты с ума сошла!

– Ну вот, опять?! Порадовалась бы лучше за сестру, чем возмущаться.

От услышанного у Кати пропал аппетит. Ее младшая взбалмошная сестренка нередко откалывала такие номера, что Катя просто не знала, как реагировать. Вот и сейчас! Ей так не терпится получить отдельную квартиру, что ради этого она готова на что угодно. Пойти в загс с первым встречным! Как тут не волноваться? Рыба вкусно пахла, но Катя не могла проглотить ни кусочка. Она смотрела, как Вика пьет вино, как Жора ест рыбу, аккуратно отделяя вилкой кости, и не знала, что сказать. Ее сдерживало присутствие чужого человека. Теперь она поняла, зачем Вика притащила его. Знала – пока в доме посторонний, Катя не начнет ее отчитывать.

В дверь позвонили дважды.

– Это Вадик.

Вика вспорхнула со стула и побежала открывать.

Катя в недоумении уставилась на Жору.

– Как вы думаете, ваш брат…

Закончить она не успела.

– Познакомьтесь! – объявила, заходя в комнату, Вика. – Моя сестра Катя. Катя, это Вадим, мой жених.

– Катя, – пролепетала, встав, старшая сестра.

У нее возникло ощущение, что она уже видела эту сцену. В известном, засмотренном до дыр фильме. Там героиня, знакомясь, произносит свое имя и замирает, а потом крупным планом идет ее лицо, остановившиеся глаза и звучит ностальгическая мелодия пятидесятых годов. Один взгляд – и героиня очарована.

То же самое произошло с ней. Вадим оказался неправдоподобно красивым парнем: стройным, высоким, с открытым лицом и внимательным, насмешливым взглядом. От него веяло спокойной уверенностью, отчего девушка смутилась и совершенно растерялась.

– Ну, как тебе мой избранник? – засмеялась Вика, довольная произведенным эффектом. – Ничего, правда?

Она суетилась, расставляя приборы, придвигая к столу еще один стул, а лицо гостя хранило странное выражение – смесь недоверия, настороженности и скрытого изумления.

Все сели, выпили вина. Вика угощала Вадима, подробно рассказывая о том, как она их помолвкой удивила сестру. Жора в присутствии старшего брата расслабился, даже заулыбался. А Катя сидела как оглушенная. Вика тарахтела несколько минут кряду, пока скованность сестры не бросилась ей в глаза.

– Кать, ты чего?

Катя подняла глаза и потянулась за своим вином. Под их вопросительными взглядами она залпом выпила его до дна и с вызывающим стуком поставила бокал на стол. Жора уткнулся в свою тарелку. Вика скривилась и пожала плечами. Только Вадим оставался невозмутимым. Он медленно ел и поглядывал на Катю все с тем же непонятным выражением, то ли удивляясь, то ли чему-то поражаясь.

– Мы не встречались с вами раньше? – спросил он.

– Нет, не припомню, – поспешно ответила Катя.

Вопрос привел ее в чувство, и она сразу вспомнила о необходимости быть старшей и рассудительной и позаботиться о своей непутевой сестрице.

– Вадим, меня очень удивило сегодняшнее… событие. – Она не подобрала другого слова. – Дело в том, что сестра мне ни слова о вас не говорила. А ведь мы с ней довольно близки. Поэтому, я думаю, вам понятна моя растерянность.

Она говорила, не глядя на него, но краем глаза заметила, что Вадим неопределенно качнул головой, хотя ничего не ответил. Катя сочла его молчание бестактным: пришел в чужой дом, сел, ест так невозмутимо, словно имеет право и на этот дом, и на ее сестру. Мысль о том, что Вика сама все это затеяла с вполне конкретной целью, не остановила ее. Сейчас Катя помнила лишь то, что она старшая сестра, а мамы рядом нет. Поэтому этот визит следует воспринимать как сватовство. А значит, ей решать, нужен младшей сестре этот Вадим или нет.

– Вы, Вадим, человек взрослый, как я вижу. Во всяком случае, старше моей сестры, поэтому буду говорить с вами. Вы уверены в своем решении?

Она решилась и быстро взглянула на него. И снова сердце ее замерло. Да что же это такое! Она разозлилась на себя за свою реакцию и на него за все это представление.

– Вы против? – насмешливо спросил он.

– Вы не ответили на мой вопрос, – возмутилась Катя.

– А вы – на мой, – парировал он.

– А я не обязана!

– Я тоже.

– Минуточку! По-моему, это вы пришли в мой дом, а не я к вам.

– Ну и что? Это дает вам какие-то преимущества? – Вадим уже откровенно насмехался.

– Безусловно! – отчеканила она.

– Не думаю.

Вика принялась делать сестре «страшные глаза», умоляя остановиться, но Катя уже рассердилась не на шутку. От возмущения она не могла усидеть на месте, вскочила и в волнении начала ходить по комнате.

– Насколько я поняла, вы приезжий?

– Так и есть.

– Жилье снимаете? Живете с братом?

– Абсолютно точно!

Катя спрашивала бесцеремонно, словно вела допрос. Вадим отвечал с вызовом. Жора втянул голову в плечи. Вика недовольно смотрела на сестру. Она знала: когда Катя в таком состоянии, ей лучше не перечить. Но это могло свести на нет все ее усилия, и она уже собралась возразить, однако Вадим молча, одним взглядом остановил ее. А вот Катю, похоже, остановить было не так просто.

– Вы учитесь?

– Пишу диплом.

– И работаете…

– Естественно.

– Вам не хватает только столичной прописки, верно?

– Не помешала бы, – усмехнулся он.

– Кажется, я понимаю, – проговорила Катя в волнении. – Кажется, я понимаю… Вадим, но это же подло!

– Что? – возмущенно повернулся он к ней.

– Использовать глупую, наивную девушку с целью зацепиться в столице…

– Катя! – в сердцах закричала Вика. – Ну что ты несешь?!

– Не лезь! – отмахнулась она. – Вы… Я хотела сказать, что вы… поступаете непорядочно!

– Да вам-то какое дело?

– Я ее сестра! Старшая сестра!

Старшей она была только по паспорту и прекрасно знала это. В обычной жизни Вика была более пробивной и приспособленной. Она и работу нашла лучше, и зарабатывала больше, и в сложных ситуациях вела себя увереннее. Но сейчас Катя всерьез считала, что сестра совершает большую глупость, и всеми силами намеревалась помешать этому.

– Вот ваш брат, например… – указала она на Жору. – Если бы он пришел к вам и сказал, что женится… Вот так, как Вика, с первым встречным…

– Почему же с первым встречным? Мы с Викой больше года знакомы.

Катя в растерянности остановилась.

– Это правда?

– Ты же слова не даешь сказать! – укоризненно взглянула на нее Вика. – Да, он работает у нас в фирме охранником. Давно. Я же тебе говорила!

Катя замолчала. Она сразу остыла и устыдилась собственной вспышки.

– Охранником… – пробормотала она, снова садясь за стол. – Это же не престижно!

– Вы сестре кого посолиднее присмотрели? – хмыкнул Вадим.

– Вика в этом не нуждается! – отрезала Катя, по-прежнему избегая встречаться с ним взглядом. – А где вы собираетесь жить?

– Наш же дом расселяют, – многозначительно посмотрела на нее Вика.

– Еще нет решения, – соврала Катя. – А день свадьбы уже назначен. Вы большую квартиру снимаете?

– Однокомнатную.

– Значит, вам придется жить или со мной, или с Жорой?

– Разберемся, Катя, – остановила ее Вика. – Вадим, налей всем вина, а то эти разговоры меня утомили.

Вадим разлил остатки вина по бокалам, все выпили, но напряжение не ослабело – наоборот, оно накапливалось и требовало выхода.

– Так вы год встречаетесь? – повторила Катя.

– Мы год знакомы, – поправил ее Вадим.

– А встречаетесь сколько? – посмотрела она на Вику.

Та скорчила гримасу, но ответила:

– Недавно. Последнее время.

– И сразу под венец?

– Мы с Викой – взрослые люди… – начал Вадим.

– Не заметно!

Он вдруг вспылил и бросил приборы на стол.

– Это наше дело, женимся мы или не женимся! Подумаешь, какая старшая сестра нашлась! Или тебе обидно, что младшую берут замуж, а тебя нет?

– Ты… – задохнулась от возмущения Катя. – Ах ты… Да кто ты такой? Как ты смеешь!

– Ну вот мы уже и на «ты», – скривился Вадим в подобии улыбки. – Может, еще и поцелуемся? По-родственному?

Катя снова вскочила на ноги.

– Вика, ты с ума сошла! Выходить за этого… за этого…

– Без оскорблений! – предупреждающе поднял палец Вадим.

– Катя, перестань. Ты что, не видишь, он шутит!

– Какие уж тут шутки!

– Вика, не волнуйся. Видно, мое замечание попало твоей сестрице не в бровь, а в глаз. Ну, ничего, Катя. – Он впервые назвал ее по имени. – Будет и на твоей улице праздник. Не переживай ты так! Порадуйся пока за сестру! А я и тебе жениха сыщу. Только ты на него так глазами не сверкай, а то не видеть тебе замужества как своих ушей.

– Ты… Вы…

Катя переводила взгляд с Вадима на сестру и от обиды не могла сказать ни слова. Впервые ей в лицо бросили, что она некрасивая, гораздо хуже Вики. Но самое обидное заключалось в тоне, каким это было сказано: насмешливом, издевательски покровительственном… У Кати дрожали губы и руки, и она никак не могла собраться с мыслями, чтобы достойно ответить.

– Да вы… ты… хам! – наконец выговорила она. – Я не позволю такому, как ты, ломать жизнь моей сестре!

– У-тю-тю… – как маленькую, подразнил ее Вадим. – Как страшно!

– Вон отсюда! – закричала она и толкнула стул.

Он с грохотом упал. Все вскочили. Жора уставился на нее с испугом, Вика – с раздражением, Вадим – с непонятной улыбкой, словно его забавляла и даже радовала ее ярость.

– Ладно, пойдем, – потянула его за рукав Вика. – Лучше в кафе посидим, чем с этой истеричкой.

Через минуту Катя стояла одна в опустевшей комнате, не зная, что теперь делать.

Вика пришла поздно. Спокойно переоделась, легла в постель и принялась переключать каналы телевизора. Катя уже отошла и успокоилась, но, странное дело, она ничуть не сожалела о своей внезапной вспышке. Вика вбила себе в голову, что им нужно две квартиры, и ради этого готова связать свою жизнь с кем попало. Этого нельзя допустить! Она просто обязана предостеречь сестру от подобного шага.

– Вика, – начала она. – Ты извини, я вела себя…

– …как дура, – продолжила Вика.

– Несдержанно, – поправила ее Катя. – Но я не могу прийти в себя от неожиданности. Да никакая квартира не стоит того, чтобы выходить замуж за первого встречного!

– При чем здесь квартира? Хотя и это важно! – Вика возмущенно нахмурилась. – А ты не допускаешь мысли, что он мне нравится? Да, нравится!

– Этого недостаточно для брака.

– Для брака достаточно одного взвешенного решения! – Вика, поджав под себя ноги, уселась на софе. – Да, я решила ускорить события из-за квартиры! Но Вадик мне давно нравился. И он на меня посматривал. Ты заметила, что он очень симпатичный? У нас все девчонки на него заглядываются. Но он парень серьезный. Я сама остановилась возле него и спросила: «Чего ты так всегда на меня смотришь?» А он мне сразу: «А ты мне нравишься». И все – вечером ждал меня после работы, у него как раз был свободный день. Погуляли, он меня проводил… И стали встречаться. Каждый вечер. Вот! – Вика обиженно поджала губы, но смотрела на сестру уже без неприязни, скорее виновато. – А ты сразу набросилась на него…

– Ну и сколько вы встречаетесь?

– Две недели.

– Огромный срок! – закатила глаза Катя. – Как в кино: «Не три дня, а четыре!» Помнишь, чем там все закончилось? Ты же умный человек! Ты не понимаешь, что брак – это очень серьезно?

– А может, это моя судьба!

– Вика, ты его не любишь.

– Полюблю.

– А если нет?

– Разведемся. А квартира останется.

– Нет, ты невыносима! Ты помнишь наш разговор насчет алкоголика? Начнем все сначала?

– Да перестань ты! – Вика замахала руками, как дирижер перед оркестром. – Ну, допустим самое плохое: у нас не сложилось, и мы разводимся. Он уходит, а мы остаемся.

– А если не уйдет?

– Ладно, смотри, даже если так. У нас две квартиры, нас четверо. Одна им, другая нам. Да парни по гроб жизни будут признательны, что благодаря нам стали столичными жителями! А друзья в жизни всегда пригодятся. Кроме того, Вадим выплатит мою половину. Кто при этом в накладе? Да никто! Все только в выигрыше! Вторая ситуация – у нас все супер. Мы любим друг друга, рожаем ребенка. И у нас есть жилье! Пусть даже Жорик при этом спит в кухне, я не против.

– Почему Жорик спит в кухне?

– А куда его девать? Вадик ему как отец. У них только мама, как и у нас с тобой. И тоже в провинции. Да, кстати, идея! А что, если прописать к нам не только моего мужа, но и его младшего брата? Можно же получить двухкомнатную! И тебе однокомнатную! Тогда вообще здорово получается! Отдаем им однокомнатную, а у нас – большая квартира. Вот это дело!

Катя не могла не согласиться с разумностью ее доводов. Но выходить замуж без любви, только из корыстных соображений… Ведь Вика его не любит. Вон с какой легкостью уже «отселила» Вадима с братом в воображаемую однокомнатную.

– Это авантюра, – вздохнула она. – Боюсь, ничего хорошего из этого не выйдет. Еще неизвестно, как отнесется комиссия к нашим внезапно появившимся родственникам. Думаешь, не понятно, чего ты сразу выскочила замуж?

– Может, и понятно, но недоказуемо. Брата, возможно, и не пропишут. А мужа – обязательно. Да и с Жориком стоит попробовать. Только бы они подождали еще месяц-два! Только бы подождали! Я бы тогда провернула и со свадьбой, и с пропиской. Как думаешь, успеем?

– Не знаю. Наверное…

Катя расстелила постель и тоже легла.

– Вадим очень обиделся на меня? – смущенно спросила она.

– Да нет, не волнуйся. Он даже пошутил, что у тебя потрясающий темперамент.

Засыпая, Катя невольно улыбалась: ну, хоть одно достоинство заметил!

Вздрогнув, Катя проснулась. Спустила ноги с кровати и озабоченно уставилась на сестру. Вика, уже одетая, приоткрыв рот, красила ресницы перед зеркалом.

– Почему ты, когда красишь глаза, всегда рот открываешь? – спросила она, зевая.

– А ты почему?

– А я тоже открываю?

– А то… Так, видно, удобнее.

Катя, окончательно просыпаясь, помотала головой.

– Какой мне ужасный сон приснился, б-р-р-р… Словно наша комната, вернее, весь дом треснул пополам. Представляешь?

– Так он и так треснул.

– Нет, окончательно треснул. Да так, что части дома разъехались. Ровно по этой трещине. И так прилично разъехались, метров на сто. А то и больше. Я хожу по своей половине, что-то делаю, а ты вдалеке, напротив, на другой. Мы друг друга видим, но разговаривать не можем. Я кричу тебе, кричу, а ты не слышишь. Я так от этого расстроилась, что проснулась. Как ты думаешь, к чему это?

– К чему, к чему… Дом рушится – вот к чему! Хорошо еще, что тебе не приснилось, будто я погребена под развалинами.

– Типун тебе на язык! Скажешь тоже.

Катя пошарила ногами под кроватью в поисках тапочек.

– Как у вас с Вадимом?

– Ты спрашиваешь меня об этом каждый день. Нормально. Занят своим дипломом.

– А вчерашнее кино?

– С Жориком ходила. Он у меня теперь как верный паж.

– Наверное, Вадим его просит, чтобы ты не скучала.

– Ага, наверное. Но лучше бы он сам находил время для своей невесты. – Вика закончила с ресницами и принялась обводить губы карандашом. – А ты чего спрашиваешь?

– Спрашиваю, потому что волнуюсь. – Катя сердито запахнула халат.

– Не переживай. У меня еще масса времени. Могу и передумать.

– И правильно сделаешь.

– Катька, ты мне надоела! Работа у тебя – хуже некуда. Зарплаты – кот наплакал. Жилья – одна комната. И сидишь сиднем. Да еще и меня поучаешь! Это тебе замуж надо выйти, и чем быстрее, тем лучше. Ребеночка бы родила, и дали бы тебе нормальную квартиру. На всю жизнь бы хватило! Спасибо скажи, что хоть сестра суетится. Глядишь, что и получится.

– Получится… – проворчала Катя. – А вдруг у тебя ребеночек получится? Не думала?

– Я не спешу. Сначала муж нужен. Вадим тебе очень не понравился?

Катя остановилась за ее спиной, наблюдая, как Вика причесывается.

– Нет, почему же, внешне он… очень даже. Но я не уверена, что он тебе подходит.

– Я тоже не уверена.

– Тогда зачем?

– Пусть заявление пока лежит. А жениха всегда заменить можно. Я поиски продолжаю.

– Ты шутишь?

– А что? – Вика придирчиво оглядела себя с головы до ног. – Тоже мне, охранник! Это так, на безрыбье…

– Но это нечестно по отношению к нему!

– Что? – Вика развернулась и пристально посмотрела на сестру. – Ты о ком больше печешься – обо мне или о нем?

– Конечно, о тебе, но…

– Ну и предоставь это мне. Я, похоже, поспешила. Ну, увлеклась. Парень он красивый. А теперь… Не знаю.

– Что?

– Не знаю, говорю. Сразу все хорошо было. А теперь что-то не так. Кстати, это началось после того, как я его к нам пригласила.

– Ты считаешь, что он из-за меня…

– При чем здесь ты? А если он переменился из-за того, что моя сестра ему высказала, то и вообще дурак! Скорее, из-за этой квартиры.

– А он в курсе?

– В общих чертах. Я же должна была объяснить, почему такая спешка.

– Я не собиралась вмешиваться в ваши отношения.

– Да ерунда. Просто ты, похоже, права. Мы не подходим друг другу. Пока гуляли в обнимку, вроде было ничего. А теперь что ни разговор – все не то. Вроде встречаемся, а отношения…

– Из-за чего?

– Да из-за всего. В последнее время складывается впечатление, что его все во мне не устраивает. Вчера, например, спросил, зачем я так ярко глаза накрасила.

– Может, и вправду ярко?

– Да его-то какое дело?!

– Ну, он, наверное, думает, раз он будущий муж…

– Да какой он муж!

– Я все хотела спросить, как это получилось, что он так быстро согласился подать заявление?

– Сама не догадываешься?

– Вика!

– Да! А что? Давно пора. У тебя хоть твой женатик был, а я вообще в девицах засиделась.

– Как же это можно, без любви?

– Тебе твоя любовь много дала? Каталась к нему через весь город и ждала, пока он жене расскажет. Рассказал?

И без того паршивое из-за сна настроение Кати стало еще хуже.

– Все. Я ушла.

Вика схватила сумочку и, чмокнув сестру, убежала.

В ее фирме надо быть минута в минуту. У Кати – другая ситуация. Директор уехал, можно хоть вообще не выходить, девчонки прикроют. Только не станет она злоупотреблять этим.

Катя вздохнула и пошла умываться. Ванная оказалась занята Ильей Ивановичем, и Катя отправилась в кухню. На плите у Таисии Михайловны тушились овощи. Сама соседка стояла рядом и держала турку на огне. Ее черный атласный халат с драконами, довольно потертый, но еще приличный, туго обтягивал худощавую фигуру. Во рту у нее была неизменная сигарета. Она наклоняла голову, чтобы дым не попадал в глаза, и зорко следила за кофейной пеной.

– Катюша, – хрипло пропела она, – доброе утро!

– Доброе утро, Таисия Михайловна!

– Выпьешь со мной кофейку?

– Не откажусь.

Таисия Михайловна вынула сигарету изо рта, выдохнула дым и улыбнулась, показав крупные желтые зубы. Соседка благоволила к Кате, Вике она бы кофе не предложила. Вика тоже не жаловала ее. Называла вешалкой и лошадью: Таисия была высокой, худой и длиннолицей. Но Катя ее бы так не назвала. Во-первых, она была пожилой женщиной, а во-вторых, достаточно интересной, чтобы не замечать особенностей ее внешности.

– В ванной Илья Иваныч, – сказала она, наливая кофе в маленькие чашечки.

– Я так и поняла. Мне бы умыться…

Таисия указала взглядом на раковину в кухне.

Катя послушно умылась и взяла предложенный кофе. Зубы почистить можно и позже.

– Что-то затевает наш Илья Иваныч, – шепнула ей Таисия.

– Почему вы так думаете?

– Я хорошо его повадки выучила. Слышала? Расселяют нас.

– Точно?

– Ну, а куда деваться? – Таисия снова закурила очередную сигарету. – Дом в аварийном состоянии. – И сразу же перескочила на новую тему: – Кто это сестрицу твою провожает? Уже вторую неделю.

– Жених.

– Жених?

– Ага. – Катя отпила кофе и, вздохнув, добавила: – Уже и заявление подали.

– Ну и правильно! Чего тянуть? А то вселят вас в одну комнату, какая уж там личная жизнь!

– А как же другие?

– Другие? Руфина с Софьей? Мамочка-то, может, и слепая, но не глухая же. Вот Руфина никого привести и не может. Я уже с Софьей Абрамовной ругалась, что она из собственной дочери старую деву сделала. Все твердила о нравственности, вот и получила. Ей-то, возможно, и ничего – дочка при ней всю жизнь в сиделках, – а Руфине как?

Она замолчала, услышав скрип двери. Спустя несколько минут на пороге появилась Софья Абрамовна. Двигалась она медленно, но вполне уверенно.

– Здравствуй, Таисия. Здравствуй, Катя, – сказала она и, нащупав на столе чайник, подошла к раковине.

– Доброе утро, Софья Абрамовна! – ответила Катя, не переставая удивляться тому, что старуха всегда знала, кто перед ней. По запаху, что ли, ориентируется? – Я вам сейчас помогу.

Та подставила чайник под струю воды и скрипуче засмеялась:

– Не надо, я сама.

– Давайте я вам плиту включу.

Катя зажгла спичку, повернула ручку – газ вспыхнул. Софья Абрамовна поставила чайник на плиту и, шаркая ногами, пошла из кухни.

– Как закипит, я принесу! – крикнула Катя ей вслед.

– Спасибо.

– Услышала, наверное, – шепнула Катя, когда дверь за старухой закрылась.

– А хоть бы и услышала… – Таисия сунула чашки в раковину. – Разве неправда?

– Правду не всегда приятно слышать.

– Это точно. Так, говоришь, замуж выходит?

– Да вроде.

– А что за парень?

– Ничего. Нормальный. Работает и учится.

– А ты чего тянешь?

– Я ничего… – пожала плечами Катя и подошла к окну.

На улице светило солнышко, зеленели ветки старой липы и пели птицы. В такую погоду в какой там офис – на природу ехать надо!

– Вот именно, что ничего, – буркнула Таисия. – Не тяни. Упустишь время – сто раз пожалеешь.

Сегодня второй раз за утро Кате напомнили, что она не замужем и постоянного парня у нее нет. Не слишком-то приятно.

В кухню вошел Илья Иванович. Он был выбрит, что, вообще-то, случалось нечасто. Обычно он ходил с седой недельной щетиной, бреясь и переодеваясь только по какому-нибудь важному случаю – походу в собес или в магазин. Ему было лет шестьдесят – шестьдесят пять. Невысокого роста, с небольшим животиком и покатыми плечами, он со спины напоминал пожилую женщину, особенно когда выходил из ванной в стеганом халате и чалме из полотенца. Но сегодня Илья Иванович облачился в спортивный костюм, причем довольно приличный. Его седые, коротко подстриженные волосы были гладко зачесаны назад. Он бодро поздоровался и прошел к своей плите. Достал из кармана два яйца, положил их в кастрюлю и поставил на огонь. Потом принялся колдовать над второй кастрюлькой – с овсянкой. Завтрак у него всегда был одинаковым.

Таисия дотушила овощи, переложила их в судочек и, прихватив очередную порцию кофе в турке, отправилась к себе. Через минуту начинался первый из утренних сериалов. Таисия Михайловна понимала их убогость и примитивность, но все равно смотрела. «Зараза, а затягивает» – так выражалась она по этому поводу.

После ее ухода Илья Иванович огляделся и подошел к Кате, которая, забыв о намерении почистить зубы, мечтала о чем-то у кухонного окна.

– Катенька… – позвал он.

Она очнулась от своих грез:

– Да, Илья Иванович.

– Я вот что… – помялся сосед. – Мне бы переговорить с вами. С глазу на глаз.

– Я вас слушаю, – удивленно ответила она.

Обычно антиквар ни с кем особенно не разговаривал, только здоровался, благодарил и прощался. Если он спрашивал: «Как дела?» – значит, в этот день у него было самое благодушное настроение. Но чтобы он попросил о конфиденциальном разговоре… Вот уж действительно что-то необычное!

– Не здесь, – оглянувшись, шепнул он. – И не сейчас. Зайдите ко мне в комнату через полчасика.

У Кати глаза полезли на лоб. Чтобы Илья Иванович приглашал в святая святых, в свою комнату за металлической дверью! Должно было действительно произойти что-то из ряда вон выходящее. Она согласно кивнула и пошла в ванную.

В ванной Катя решила, что не пойдет сегодня на работу. Сейчас соберется и поедет в город. Ей давно хотелось подровнять волосы. Да и маникюр сделать не мешает. А еще прогуляться в парке, зайти в кафе, поесть мороженого… Таисия где-то права. Она зашилась: работа – дом, дом – работа… После расставания с Русланом она уползла в свою норку и два года из нее не высовывается. Вернее, не в норку, а в бабушкину комнату, которая им свалилась как снег на голову. Уж они-то радовались! А что хорошего? В общежитии было гораздо веселее. Когда угол снимала – тоже. В комнате жили вдвоем с Валей. Она тогда с Петькой только встречалась, а теперь вот – вторым беременная. Катя же довольствуется работой, девичниками в офисе и походами в кино с сестрой. А Вика на нее смотрит. Сестра права, что торопится. Хорошо, что эта трещина подтолкнула ее к активным действиям.

Катя еще раз умылась, тщательно причесала волосы, а потом, как сестра, села к зеркалу наводить красоту. Обычно ее утренний макияж состоял из того, что она припудривала лицо и подрисовывала карандашом брови. Изредка использовала тени и светлую помаду. Тушью Катя почти не пользовалась: от нее уставали глаза – ну-ка посиди весь день перед компьютером. Но сегодня она решила накраситься как следует. Ресницы получились длинные и пушистые, и ее серые глаза при этом заиграли по-новому. Губы под перламутровым блеском казались более пухлыми, особенно когда она улыбалась. Кате понравилось ее отражение в зеркале. Она слегка тряхнула головой. Волосы на солнце отливали золотом. Она носила их на прямой пробор и до плеч, но сегодня ей показалось, что это слишком длинно.

В шкафу она обнаружила белую юбку, которую не надевала уже несколько лет. Юбка оказалась впору. Она была сшита из какого-то немнущегося материала и, несмотря на многочисленные складочки, ладно села по фигуре. Майку Катя выбрала новую, Викину. У них был одинаковый размер, что очень удобно, всегда можно поменяться. Но обувь сестра носила на два размера больше.

Катя вышла из парадного, с наслаждением вдохнув свежий воздух, наполненный ароматами цветущих кустов во дворе, повернула в сторону парка и пошла по тротуару, любуясь своим отражением в витринах магазинов. Настроение ее неожиданно улучшилось. Ну и что, что у нее нет парня? Зато она молодая и красивая. Да-да, красивая. Может, и не такая эффектная, как Вика, но собственная внешность ее вполне устраивает. Словно в подтверждение этим мыслям, идущий навстречу парень улыбнулся ей, а средних лет мужчина на старом «опеле» предложил:

– Подвезти, красавица?

Катя улыбнулась парню, крикнула задорное «спасибо» водителю и пошла дальше. Но тут она вспомнила о Вике и перестала обращать внимание на происходящее вокруг. Что произошло у них с Вадимом? Неужели ее выходка так повлияла на их отношения? Ведь первое время Вика была от него без ума. Только и говорила, какой он умный, воспитанный, трудолюбивый и что наверняка многого добьется. И чего она к нему прицепилась? Сестра выбрала его. Именно его предпочла всем. Ведь ухаживал же за ней в прошлом году кто-то, да и в институте у сестры был парень. Вика всегда держала себя строго, не то что современные девушки: с кем встречаются, с тем непременно спят. А тут за какую-то неделю… Значит, Вике он понравился больше прочих.

Таисия права: не стоит ждать и перебирать, до пенсии замуж не выйдешь. Сейчас нормальных парней не так уж много. Вон сидит на площади у фонтана целая толпа – раскрашенные, с гребнями на головах, все в наколках или с дурацкими косичками-дредами, серьги не только в ушах, но и в бровях, и в носу. И это парни! Вадим все же не такой. Одет прилично, нормальная прическа… Кроме того, если человек одновременно учится и работает, да еще и брату помогает, то он уже вызывает доверие. Да и внешность у него, слава богу: рост, лицо, сексуальность… Вот именно – сексуальность. Вот что ее поразило! Никогда не встречала таких сексуальных мужчин.

Теперь, когда оправдание ее реакции было найдено, Катя почувствовала себя увереннее. Ничего особенного не произошло, – убеждала она себя, – просто он оказался слишком красивым и сексуальным. Вон Вика говорила, что на него все девчонки заглядываются.

Размышляя таким образом, она поравнялась со зданием, в котором располагалась фирма сестры. Оно находилось через дорогу, а дальше по той же стороне начинался центральный парк. Катя перешла улицу, потянула на себя тяжелую стеклянную дверь и очутилась в прохладном холле, где после яркого солнца ей показалось слишком темно.

– Вы к кому? – словно выплыл откуда-то со стороны мужчина в форме.

Катя усиленно поморгала, привыкая к новому освещению.

– Мне нужен охранник.

– Я охранник.

– Вадим…

– А Вадим уже сменился, переодевается. Подождите, сейчас выйдет. Да вот и он.

Вадим появился в двери рядом со стойкой. На плече у него была спортивная сумка.

– Вадим, к тебе.

Он подошел, удивленно глядя на Катю, и его губы дрогнули в улыбке. Как ни плохо было видно ей в этом темном холле, девушка разглядела, а скорее почувствовала, что он обрадовался встрече. В ней самой нарастало непонятное волнение.

– Здравствуй, – сказал он.

– Здравствуй.

Он ничего не спросил. Взял ее под локоть и вывел из здания.

Солнце ослепило их. Вадим достал солнцезащитные очки. У Кати очков не было, но теперь ее глаза быстро привыкли к яркому свету.

– Ты к Вике приходила?

– Нет. Я хотела с тобой поговорить.

– Тебе повезло. Я только сменился. И немного задержался. Обычно в четверть десятого меня уже здесь нет. А ты чего не на работе?

– Прогуливаю.

– Ясно. Ну что, пойдем в парк?

Катя кивнула. Вадим шел не быстро, приноравливаясь к ее шагу. Хорошо, что он не сказал что-то типа «Чего изволите?», потому что Катя снова растерялась и теперь силилась вспомнить, что же побудило ее зайти в офис. Собравшись, она сообразила, что хотела узнать у него, что произошло между ним и Викой. Высказывания сестры ее беспокоили. Раз она даже сказала, что жениха можно заменить, а успеть еще с одним заявлением нереально. Как будто это самое важное! А вдруг она уже беременна? Не стоит сразу рвать отношения, которые зашли так далеко. Вадим должен понять, что Вика молодая, вспыльчивая. А он старше, и если он взял на себя ответственность…

Господи, как трудно успокоиться! Ну вот за что она осуждает сестру? Вадим и на нее действует странным образом, словно в омут тянет. Как там она объяснила себе это? Ах да, он слишком сексуален, вот! Теперь нужно спокойно это принять и не тушеваться. Просто он такой. Илья Иванович – скрытный, Таисия – язвительная, Софья Абрамовна – слепая, а Вадим – сексуальный. У каждого свой крест.

– Я хотела с тобой поговорить, Вадим, – повторила Катя.

Они шли по аллее парка. В будний день, да еще утром, народу здесь было мало. Гуляли в основном мамы с колясками и бабушки с внуками.

– Я так и понял.

– Я насчет Вики. Что у вас произошло? Если это из-за меня, то… Я, пожалуй, была излишне резкой. Ты извини меня, – закончила Катя совсем тихо и смутилась, потому что Вадим молчал. – Что произошло? – повторила она.

– Ничего особенного, – наконец ответил он. – Думаю, мы просто рассмотрели друг друга.

– И?

– И все.

– А свадьба?

– Регистрация, ты хотела сказать? Да, регистрация состоится, как договорились. Я же обещал помочь вам. И не отказываюсь.

– Помочь?

– Ну да. Вы же хотите получить две квартиры вместо одной, верно? Я обещал Вике.

– А как же… Я думала, у вас все по-настоящему.

– Она меня просила. Я не против. Мне не помешает прописка. Услуга за услугу.

– А… а дальше?

– А дальше видно будет, – пожал плечами Вадим. – Вика – взрослая девушка. Думаю, мы разберемся в наших отношениях.

Он снова давал понять, что она лезет не в свое дело, и Катя поспешила оправдаться:

– Я не собираюсь вмешиваться в ваши дела. Просто я думала, что все всерьез, понимаешь. Я за нее волнуюсь… ну, как ты за Жорика.

Вадим понимающе кивнул и бросил на Катю один из тех взглядов, которые ее озадачивали. Она покраснела: казалось, он видит ее насквозь и понимает, какое производит впечатление.

– Я ничего не имею против тебя, – быстро заговорила она, пряча за излишним многословием свое волнение. – Наоборот, я была бы очень рада, если бы у вас все сложилось. Вика – очень хорошая девушка и будет замечательной женой. И ты, судя по всему, человек серьезный, надежный. Я буду рада вашей свадьбе, если только она, конечно, будет настоящей.

– Не будешь, – вдруг сказал он.

– Что? – Катя остановилась.

– Не будешь ты рада нашей свадьбе, – повторил Вадим.

– Почему?

– Потому.

Он обнял ее и поцеловал. У Кати в голове все смешалось. Это было так неожиданно и приятно, что она просто поддалась его губам и не оттолкнула руки, обнимавшие ее. Но когда она пришла в себя, то помертвела от ужаса. Что она наделала!

Она отскочила от Вадима и закрыла лицо руками. Смотреть на него было стыдно. И ужасно стыдно было что-то говорить. Она не поднимала глаз, поэтому видела только ноги. Его и свои. Совсем рядом.

– Теперь поняла? – спросил Вадим.

Катя трясла головой как припадочная, отступая от него, а потом повернулась и помчалась вглубь парка, прямо по газону. Она бежала, не разбирая дороги, бежала и плакала, а ветки хлестали ее по лицу. Она понимала, что это истерика, самая обыкновенная истерика, но ничего не могла с собой поделать. Напряжение последних недель наконец получило законную разрядку. Зря она уговаривала себя. Первое, что пришло ей в голову, было правдой: «Ты чуть вошел, я вмиг узнала, вся обомлела, запылала…»[6] Он понял. Она всегда была плохой актрисой. Она уговаривала себя, что все это лишь следствие его мужского обаяния. Черта с два! Она влюбилась в него, как говорится, с первого взгляда. Тьфу ты, пошлость какая! Как в бульварном романе. Но ничего не попишешь, так и есть. Она бежала, не вытирая слез, спотыкаясь и всхлипывая, пока не угодила в чьи-то объятия. Катя дернулась, вырываясь, и заплакала уже в голос. Просто заревела. Так рыдают дети, когда им больно и обидно.

– Ну-ну, – сказал незнакомый мужчина, удерживая ее за плечи. – Что случилось? За вами гонятся? Вас обидели?

Катя отрицательно качала головой, но плакать не переставала. Мужчина довел ее до скамейки, присел рядом и тихонько похлопывал по спине, пока Катя не прорыдалась. Она всхлипывала все тише и тише, потом икнула и замолчала. Вопросов мужчина не задавал, только вздыхал. Катя, успокоившись, отняла руки от лица и посмотрела на него. Наверное, выглядела она не лучшим образом, потому что мужчина полез в карман, достал носовой платок и протянул ей:

– Возьмите, вытритесь… Черное… здесь… под глазами. И на щеке…

Она послушно вытерла лицо, отчего платок стал весь в разводах туши, высморкалась и, сглотнув, попыталась улыбнуться:

– Спасибо.

– Не стоит, – сказал он и сунул платок в карман.

По мнению Кати, платок с чужими слезами и соплями следовало выбросить. Но он его спрятал. Это ее поразило. Такая скупость? Или ему приятно оставить у себя платок с ее слезами? Мужчина был сравнительно молодой, около тридцати, невысокий, средней полноты, но с уже намечающимися залысинами. Лицо у него было располагающее, а взгляд спокойный и понимающий.

– Вот и славно, – мягко сказал он. – Посидите немного. Здесь хорошо. Такой аромат, чувствуете? Только среди природы можно почувствовать гармонию в душе. Вам нужно успокоиться. Просто успокоиться. А потом все обдумать, и печальные события предстанут уже в ином свете. Я знаю.

Катя больше и не собиралась плакать. Здесь и правда было славно. На лужайке играли дети. Густая крона деревьев скрывала скамейку от палящих лучей солнца, и на ней было прохладно.

– Когда я устаю, – продолжал он, – то всегда прихожу сюда. Или в другое место, подобное этому. Знаете, если постоянно работаешь в помещении, как-то иссушаешься. Иногда чувствуешь – нужна подпитка. Организм лучше нас знает это. Вот, к примеру, сегодня. Я встал утром, собрался в институт, а ноги буквально сами сюда пришли. Не на работу, а именно в парк. Сижу тут уже час и чувствую, что силы восстанавливаются. Вот так мы все питаемся от матушки-земли.

Катя вспомнила свое утреннее бегство из квартиры и внутренне согласилась с ним.

– Вы преподаватель? – спросила она.

– Что? А-а, нет.

– А институт?

– Научно-исследовательский. Я там работаю.

– А кто вы?

– Биолог.

– Биолог?

– Да. Самый обыкновенный биолог. Знаете, в кино всегда показывают, что если биолог, то непременно ставит опыты на белых мышах. Ерунда, конечно. Биологи всяким занимаются. Но конкретно я – классический случай.

– Что? Белые мыши?

– Именно! – рассмеялся он. – Не поверите, именно белые мыши!

– Вы их любите?

– Я вообще люблю все живое.

– И как они?

– Ничего. Болеют.

– Почему?

– Потому что им внедрили вирус.

– Ужас какой!

– Нет. Это хорошо, что они болеют. У них вырабатывается иммунитет. Предыдущая партия вся пропала.

– И вам их не жалко?

– Жалко. А что поделаешь? Кстати, мы так и не познакомились. Разрешите представиться: Ларионов Егор Петрович. Можно просто Егор. А вас как зовут?

– Катя.

– Мне очень приятно, Катя.

– Мне тоже.

– Разрешите вас проводить? Если вы, конечно, не намерены здесь остаться… А мне все-таки нужно попасть сегодня в лабораторию.

Катя подумала, что, возможно, Вадим еще в парке или, не дай бог, ищет ее, и поспешно встала. Новый знакомый был по-старомодному галантным. Поднявшись, он, выразительно оттопырив локоть, предложил Кате взять его под руку. И она послушно пошла рядом с ним к выходу, по дороге слушая пространный рассказ о повадках белых мышей. Солнечный день уже не был таким радостно мерцающим, как с утра. Жаркие лучи, резвая пробежка и внезапная истерика утомили ее. Катя чувствовала себя уставшей и голодной. Она вспомнила, что сегодня ничего, кроме Таисиного кофе, у нее во рту не было. Наверное, и выглядела она соответственно, потому что, как только они вышли из парка, Егор посмотрел на нее и спросил:

– Катя, вы не откажитесь со мной пообедать? С утра я только чай пью, а на работе, боюсь, времени не будет.

Катя согласно кивнула, забыв, что, выйдя из дому, не захватила кошелек. А когда вспомнила, они уже сидели на летней площадке небольшого кафе и просматривали меню.

– Ну, Катя, выбрали?

– Я не хочу есть, – смутилась она и, глядя на застывшего в ожидании официанта, шепотом добавила: – Если честно, у меня нет с собой денег.

– Катенька, как вы могли подумать… Я пригласил вас на обед. Вы хотите меня обидеть?

– Ну что вы, Егор.

– Тогда заказывайте. – И он тут же подозвал официанта. – Значит, так. На первое – окрошка и… – Он перевел взгляд на Катю. – Окрошку любите?

– А что у вас еще есть?

– Борщ, рассольник, суп куриный… – уставившись куда-то вверх, начал перечислять официант.

– Суп, – неуверенно сказала Катя.

Ее давно никуда не приглашали. Последний раз это был ресторан, еще с Русланом.

– А на второе… – Егор принялся перелистывать страницы меню. – Может, что-то посоветуете?

– По меню есть все, – недовольно произнес официант.

– Тогда мне блинчики с мясом. А вам?

– Мне тоже, – поспешно согласилась Катя.

«Все-таки блинчики, – подумала она, – не слишком дорого стоят. Научным работникам вряд ли много платят».

– И два компота из свежих фруктов. Нет, лучше два морса из замороженной клюквы. Так честнее, – добавил он, когда официант ушел. – Какие в начале июня свежие фрукты?

Заказ подали быстро. Суп оказался вкусным, блинчики тоже. Катя почувствовала себя лучше.

– Что с вами произошло, Катенька? – спросил Егор, разрезая блинчик ножом.

Ел он очень аккуратно. Отрезал малюсенькие кусочки и медленно клал в рот. Не отвечать показалось Кате невежливым, хотя вопрос и не был тактичным. «Кто девушку чаюет, тот ее и танцует», – вспомнился ей буквальный перевод английской пословицы.

– Да так… – неопределенно ответила она. – Неудачный разговор.

– Я решил, что у вас что-то вроде неразделенной любви.

– Нет, что вы… – с трудом выдавила она улыбку.

– Кто бы он ни был, он не стоит ваших слез.

Он проводил ее до дома, оставил визитку и поблагодарил за прекрасно проведенное время.

– Вы не откажитесь, если я как-нибудь приглашу вас в кино или в кафе?

– Нет, отчего же, – ответила Катя.

Как только она вошла в коридор и включила свет, послышался глухой звук, с которым открывалась дверь соседа, и на пороге своей комнаты показался Илья Иванович.

– Что же вы, Катя, – укоризненно прошептал он. – Я ведь просил…

– Ой! Ради бога, простите, я забыла!

Старик чуть посторонился, пропуская Катю к себе, огляделся и быстро захлопнул дверь. Она оказалась в большой, намного большей, чем их, комнате. За ее спиной Илья Иванович запирал многочисленные засовы. Она замерла, пораженная увиденным. Это был скорее склад, чем жилое помещение. Сходство довершали полки вдоль одной из стен. На них громоздились экспонаты, которым позавидовал бы любой музей. Здесь были изделия из стекла, фарфора, бронзы, меди: подсвечники, блюда, чашки, вазы, декоративные тарелки, барельефы, чеканки, медали, кубки… Другая стена была плотно завешана картинами: пейзажи, марины, портреты, натюрморты, в рамах и без, самых разных размеров. Катя никогда не видела, чтобы у кого-то дома было столько старинных и наверняка очень ценных вещей.

Илья Иванович дал ей возможность оценить все это изобилие по достоинству и только потом, присев на массивный стул у старинного секретера, приступил к делу:

– Катюша, прежде чем я сообщу, зачем пригласил вас, давайте условимся, что независимо от результатов нашего разговора он останется сугубо между нами.

Катя согласно кивнула. Сосед удовлетворенно крякнул и потер ладонью о ладонь.

– Присаживайтесь, – указал он ей на большое кожаное кресло в углу.

Катя осторожно села. Кресло тоже было, видно, из старинных. Дерево на подлокотниках сильно истерлось, но резьба и сейчас поражала изяществом рисунка. Илья Иванович пересел поближе к ней, на диван, и сложил руки на животе, пронзительно глядя маленькими черными глазками в лицо собеседницы.

– Вам уже известно, что нашу квартиру, как, впрочем, и весь дом, расселяют. Так вот. Всем нам положена, так сказать, адекватная площадь. Вам, молодым, дадут жилье на окраине, в новостройках. А нам, старикам, обещали в центре что-то выделить.

Катя удивленно приподняла брови. Она не слышала, чтобы кому-то обещали, что они получат жилплощадь в центральных районах.

– Разве? – недоверчиво спросила она.

– Не знаю, как Софье Абрамовне с дочкой, но Таисии Михайловне как заслуженному работнику культуры и мне – обещали.

Кате хотелось спросить, чем же заслужил привилегии Илья Иванович, но она сдержалась, ожидая продолжения.

– В новостройках квартиры большие, а вот в центре… В общем, боюсь, что засунут нас в хрущевку. Или в подобный дом. У района вряд ли найдется для пенсионеров что-то лучше. Там старики помирают, и стариков же туда вселяют. Непрестижное жилье. Молодежь себе такого не купит. Там, знаете, комнатки маленькие-маленькие, по двенадцать метров, и кухонька – пять. Как же я туда все это помещу, спрашивается, когда у меня на тридцати трех метрах ни сантиметра нет свободного?

Катя еще раз оглядела его комнату и понимающе кивнула.

– А ведь это – произведения искусства, – продолжал Илья Иванович. – Им свет нужен, простор, правильная температура и уровень влажности. А как я все это обеспечу, если от комнаты до кухни – метр, а от ванной до комнаты – два?

– Да-а… – неопределенно протянула Катя.

– Вот и я так считаю, – почему-то обрадовался Илья Иванович. – Поэтому хочу вам предложить… своего рода сделку. Понимаете, жить одному в моем возрасте тяжело, а со всем этим еще и небезопасно. Вы ведь прекрасно понимаете, сколько все это стоит… Так вот, мое предложение заключается в следующем: новую площадь мы получаем вместе, а в награду за ваше согласие я напишу на вас завещание на все это. – Он красноречиво обвел комнату глазами.

Катя растерянно смотрела на антиквара, не понимая, чего от нее хотят.

– Простите, я не поняла… А каким образом нам дадут квартиру вместе?

– Ах, это уже детали, – махнул рукой Илья Иванович. – Есть несколько путей. Можно оформить договор опеки. Я уже стар, недееспособен… якобы… – подмигнул он. – Вы беретесь ухаживать за мной, а я за это завещаю вам все имущество и полагающуюся мне жилплощадь. А можно заявить, что я ваш дедушка.

– Кто?

– Ну, вроде бы… Комнату ведь вам Варвара Степановна завещала? А у меня с ней когда-то роман был. Это когда она с мужем уже развелась. Но дело-то можно представить так, словно ее сынок моим был, внебрачным. Думаете, не поверят? Запросто. Да им-то какое дело? Главное, хорошему юристу поручить. Есть у меня один такой. Берет, правда, дорого. Но зато гарантии, так сказать, обеспечены. Конечно, можно еще и брак оформить. Но это самый неудачный вариант.

– Это почему еще? – Катя уже с трудом сдерживала смех.

– Потому что супругам одна комната полагается. Нет, опека предпочтительнее. Вы девушка молодая, взрослая. Негоже вам со стариком в одной комнате проживать. Две дадут.

– А если вторую внучку взять, а то и три? – Катя принялась подыгрывать соседу в его фантазиях.

– Какую вторую внучку? А-а, это вы про сестрицу свою? Нет, не стоит. Если честно, ей я не доверяю. Вы – другое дело. Вы девушка серьезная, одинокая. Я за вами давно наблюдаю. И хочу с вами все решить. Сестре вашей – что с вами, что без вас – отдельную однокомнатную выделят. Так что вы можете с ней проживать, а на половину моей жилплощади у вас все права будут. И завещание на все остальное. Подумайте. Для вас это выгодно. Ну так как?

Катя задумалась. Илья Иванович, видно, считает ее полной дурой. Жить ее отправляет на жилплощадь сестры, а сам на полученных на нее метрах расположит свои сокровища. Ясное дело, что с ним в одной квартире она жить не станет. Получается, она оказывает ему услугу, а сама остается ни с чем. Не судиться же ей с ним! Такие, как этот старикашка, до ста лет живут. И он переживет ее запросто. Да и не хочет она его смерти. Пусть живет себе на здоровье. Но его сокровищам место скорее в музее, а не в квартире, где люди живут. Катя отрицательно покачала головой.

– Ну, не торопитесь, – остановил ее Илья Иванович. – Подумайте. – Вероятно, опасения соседки он давно просчитал, поэтому продолжил: – Я на тот свет с собой все это не заберу, а чужим отдавать жалко. Все мы смертны, спаси Господи! И никто своего часа не знает. Может, мне год остался, а может – тридцать. Главное, квартирку получить. А там мы с вами разберемся. Хотите, я потом вашу часть деньгами выплачу и вы себе новую квартиру купите?

– Так себе и купи́те.

– Боюсь, не доверяю я нынешним маклерам. Да и силы не те, чтобы по домам ходить. Пусть лучше государство мне даст. А вы молодая, сможете себе купить, что захотите. Подумайте. Только никому ни-ни!

Катя вернулась к себе в комнату слегка обалдевшая. Столько событий за один день! Это потому, что на работу не пошла. Пошла бы – ничего бы этого не случилось. Ни Вадима, ни Егора, ни Ильи Ивановича. За одно только утро ее поцеловали, пригласили на обед, предложили наследство – все сразу. Она упала на свою кровать и принялась думать обо всем сразу.

Вику, значит, старик не хочет в опекунши. Не доверяет. У Вики есть личная жизнь, мужчины, жених. А она для него как Руфина, старая дева. Приятно, нечего сказать! У Егора мышки болеют и дохнут. Нет чтобы рассказать девушке что-то приятное! Она только и интересует, что нудных биологов и престарелых антикваров. Как Вадим поцеловал ее! Руслан так никогда не умел. И она ему отвечала! Вот стыд-то! Интересно, он расскажет Вике? Конечно же нет! А вдруг он специально сделал это? Они же поссорились… Как же она забыла, ведь у них с Викой уже все было! Тогда почему он ее поцеловал? Власть свою хотел показать, она же на него смотрела, как кролик на удава…

Вадим ее презирает, Илья Иванович считает старой девой, а Егор – синим чулком, раз так долго и подробно про спаривание мышек рассказывал.

Незаметно для себя Катя уснула, так и не переодевшись. Во сне все хотели на ней жениться: Вадим, Егор и Илья Иванович, по антикварным вещам которого бегали белые мыши…

Вика повеселела. Все-таки неприятно, когда что-то наступает тебе на хвост. Так она называла дела, которые не удавались ей по причине чужого вмешательства. Катя думает, ей приятно идти напролом? Она бы тоже хотела быть слабой, милой и беззащитной, чтобы ее оберегали и баловали. Но где те, которые могут оберегать ее и баловать? Она вспомнила, как ее не зачислили в институт. Если бы она была пай-девочкой, папиной-маминой, она бы заплакала и поехала домой, где бы ее встретили вкусным пирожком, погладили по головке и утешили. Но вариант у нее был один – вернуться в село и заниматься тяжелым физическим трудом в надежде, что удастся скопить сумму, позволяющую поступать в следующем году. Но у нее были наглядные примеры: не поступив, их односельчанки за год выходили замуж, обзаводились детьми и навсегда уже превращались в тягловых рабочих лошадей. Вика прекрасно все понимала, поэтому наступила на горло своей былой застенчивости, пошла в деканат и спросила, а почему, собственно… И поскольку в этот вопрос она вложила всю мощь своей оскорбленной души, то он заставил принимающих решение задуматься, после чего последовал ответ: «Ах да… У вас баллы не ниже. Но конкурс…» – «А почему именно я должна выбыть по вашему конкурсу? Я хорошо сдала экзамены. Я мечтаю здесь учиться! Могу учиться лучше всех, а вы меня отсеяли!»

И ее приняли. Кого-то другого выгнали, а ее на это место взяли. И тогда Вика поняла: все решает не счастливый случай, а ситуация и вполне конкретные люди. После этого она сделала выводы: хочешь чего-то достичь – ставь конкретную цель. Именно конкретную. С мыслями вообще далеко не уедешь. Она нашла отличную работу, обойдя многих кандидатов ничем не хуже нее. Разве одним – у нее было сильное желание и конкретная цель. Сейчас цель тоже была, и как никогда конкретная, – отдельная квартира. Это жилье на всю жизнь. За нее следовало побороться. С Катей им хорошо. Пока. Но надо же и о будущем думать. А не только розы нюхать.

Это у нее от матери. Отец, судя по ее воспоминаниям, был не от мира сего. Наверное, Катька в него. Неуравновешенная она. То тихая-тихая, то вспыхивает, как спичка. И непрактичная. Она, Вика, не такая. Можно подумать, их матери, горожанке, хотелось в навозе возиться. Но ей надо было детей поднимать. Вот и отправилась туда, где выживать легче. И все на своем горбу, между прочим. Пусть в селе, но в своем доме, огород, хозяйство, работа… Дочки выучились. Внуков ждет. Все правильно. Пока она еще не старая, хотя уже и сердце, и давление. Им с Катюшкой нужно мужей нормальных найти. Да матери помогать. А где сейчас эти нормальные? В их фирме кто не дурак и внешне вполне – все давно заняты. Вадим последним оставался.

Вика давно поняла, что хорошего мужа нужно выбирать с умом. Раньше тоже больше о любви думала, но с первым парнем у нее не сложилось, второй сволочью оказался. Да на сестру насмотрелась с ее Русланом. Ни к чему путному любовь не приводит.

Решение получить две квартиры подхлестнуло ее решимость. Она поняла, что настало время быстрых действий. На следующий же день после появления трещины на полу их комнаты, открыв дверь офиса, Вика не прошла мимо улыбающегося охранника – Вадим почему-то всегда улыбался при виде нее, – а остановилась.

– Что ты всегда так на меня смотришь? – кокетливо спросила она. – Пригласил бы куда, что ли…

После работы он ждал ее на улице. Оказывается, много-то и не надо. Просто оглянуться вокруг. Они стали встречаться каждый день. В основном гуляли. Погода стояла чудная – кроме парков и скверов никуда и не тянуло. Если он был на смене, Вика спускалась к нему в обед выпить кофе и поболтать. Вадим ей понравился. Она расспрашивала его о семье, о родителях, об учебе и за десять дней составила вполне законченное мнение. Кандидат номер один.

Кандидат номер два нашелся неожиданно быстро и тоже в своем коллективе. Юрий работал в фирме больше нее, был постарше Вадима и, как оказалось при близком знакомстве, недавно развелся. Почему он стал ухаживать за Викой, она и сама не поняла. Наверное, «девка на выданье всем гарна». Юрий был активнее и напористее Вадима и тоже умел ставить конкретные цели. Поэтому и ухаживания его были стремительными. Вадим, конечно, был не в курсе: Вика не собиралась сжигать мосты. К Юрию тоже стоило присмотреться. Но рассмотреть его удалось за несколько дней. На любовника он, может, и тянул. А вот на мужа… Она быстро поняла, почему его бросила жена. Юрий был до крайности неряшлив в быту и чрезмерно щепетилен к собственной внешности.

Когда он впервые привел ее в свою квартиру, то первое, что она увидела, была гора грязной посуды и разбросанные повсюду носки. Но еще больше ее поразило то, что, ухаживая за женщиной, он постоянно любовался собой. Первая их встреча была романтической прогулкой. Вторая – свиданием с ужином в ресторане. На третью он привел ее к себе. Секс сам по себе давно волновал Вику, и она не возражала.

Три шага у него были отрепетированы до автоматизма. Четвертый показал Юрия во всей красе. Первый блеск он проявил и дальше притворяться не считал нужным. Вика быстро остудила пыл нового поклонника, резко прекратив их едва начавшиеся отношения. Юрий опешил: он не ожидал подобной реакции. А Вика по такому незначительному поводу, как потеря девственности, расстраиваться не стала и пошла себе дальше, прямиком к своей цели. Пришлось быстро сменить тактику и использовать этот проигрыш себе во благо. Юрий не подошел, зато помог подстегнуть Вадима.

Их быстротечный роман случился в дни, когда охранник уезжал к матери, а вернувшись, он не мог не заметить, что между Викой и Юрием что-то происходит.

– Чего он тебе звонит? – спросил он, услышав их короткий разговор по мобильному телефону.

– Да ну его… – отмахнулась она. – Прицепился.

– Давай я с ним разберусь.

Она поняла, что на этом можно сыграть.

– Он меня замуж зовет, – бросила она небрежно.

– Замуж?

– Ну да, замуж. Мы уже договорились и заявление подать…

– Когда?

– Ну, раньше… Мы с тобой еще не встречались, – соврала она.

Менеджеры вроде Юрия не общаются с охраной, это ниже их достоинства, так что вряд ли он узнает.

– Я ничего не замечал.

– Мы скрывали. У него бывшая жена… Ну, сам понимаешь.

– А чего расстались?

Она удивленно вскинула на него глаза.

– Я стала с тобой встречаться.

– Из-за меня, получается? – недоверчиво усмехнулся Вадим.

– Ну да, – притворно вздохнула она. – Хотя теперь это сильно осложнит мне жизнь.

– В каком плане?

– Понимаешь, нас расселяют. В смысле, весь наш дом. У меня же комната в коммуналке с сестрой. Мы с Юрой хотели быстренько пожениться. И нам дали бы отдельную квартиру. Сестре тоже. А так…

– Так, может, не стоит рвать с ним?

– Хорошенькое дело! – оскорбленно воскликнула Вика. – А я-то считала, что нравлюсь тебе!

– Ты мне нравишься. Но я не хочу… мешать твоим планам.

– Это мое решение. Конечно, такой шанс грех не использовать, но я предпочитаю дружеские отношения с приятным мне человеком браку с неприятным.

– Но есть же, наверное, другой выход.

– Какой?

– Фиктивный брак. Договорись с кем-нибудь.

– С кем?

– Кому нужна, скажем, прописка.

– Ага, чтобы он потом на одной площади со мной жил? Или права качал?

– Найди нормального, порядочного парня.

– Ну ты даешь!

Вика играла вдохновенно. Она даже посмотрела на Вадима с негодованием, а потом сыграла удивление, заинтересованность и размышления.

– А ты бы согласился? – словно только что придумав это, спросила она.

– Я?

– Ах да, тебе не нужна прописка.

– Нет, прописка мне как раз нужна…

Чем закончился этот разговор – уже известно. И самое удивительное, что постепенно Вадим стал нравиться Вике все больше. Произошло это после того злосчастного вечера, когда Катя на него наорала. Вадим вроде бы и не обиделся на ее сестру, даже шутил по этому поводу. Но его отношение к Вике вскоре превратилось в спокойное дружеское, что теперь не устраивало девушку, хотя раньше она именно этого и хотела. Правда, от похода в загс он не отказывался. И то дело. Если так, цель будет достигнута. Но при этом появилась обида. Неужели она сама по себе не может нравиться, без прописки? И Вика стала думать о Вадиме гораздо чаще, чем прежде. Ей снова хотелось с ним встречаться, как было в начале их отношений – каждый день. На работе это еще удавалось. Но после – увы! Он уже не ждал ее около офиса по вечерам. А если Вика говорила, что ей нужна помощь или не с кем сходить в кино, присылал Жорика. В последние дни она чаще виделась с его братом, чем с ним. Хотя при встречах Вадим вел себя почти так же, как раньше. Почти… Она что, отпугнула его этим браком? Но не отказываться же из-за этого от квартиры! «А! Пусть! – решила Вика. – Вот распишутся, там видно будет». Мало ли в литературе примеров, когда муж влюблялся в собственную жену. Так даже интереснее. А если он пока к ней охладел, то и она не станет навязываться. Будет демонстрировать ровное, дружеское отношение. Вариант беспроигрышный. Дружба всегда в цене.

После того дня Катя не виделась с Вадимом. И у Вики ничего не спрашивала. А вот новый знакомый, биолог Егор, всерьез начал за ней ухаживать. Соседи случившееся заметили, но каждый отнесся к этому по-своему: Руфина – с тайной завистью, Таисия – одобрительно, Илья Иванович – с негодованием, словно Катя его обманывала, прикидываясь затворницей. Так что за ответом на свое предложение он к ней уже не обращался.

Егор оказался не таким уж ученым сухарем, как ей подумалось вначале. Правда, основной темой его бесед оставалось самочувствие белых мышек, но теперь Катя знала, что именно исследует Егор и на каком этапе находятся его изыскания. Биолог – героическая профессия! Надо же, весь день сидит в лаборатории, да и после работы не забывает о своих подопечных.

У ее нового поклонника было много положительных качеств. Он оказался не только умным, целеустремленным и увлеченным, но и обладал покладистым нравом и мягким характером. Во всяком случае, по отношению к Кате он проявлял себя только с положительной стороны. Если ей хотелось прогуляться, он всегда был «за», если в кино – послушно брал билеты, если в кафе – никогда не разрешал ей платить за себя, как и в первый раз. Поэтому Катя всегда выбирала недорогие заведения быстрого питания или кофейни. Егору было тридцать два года, и его ухаживания носили вполне определенный характер.

Вика отнеслась к внезапно появившемуся кавалеру сестры благосклонно, несмотря на то что у него не было главного достоинства идеального жениха: он не был богат. Но богатые мужчины, по ее мнению, всегда женятся на таких же богатых невестах или на фотомоделях.

– Нормальный мужчина, – сказала она. – Ничего особенного, конечно, но муж из него получится вполне положительный.

– Тебе он правда понравился? – недоверчиво спросила Катя.

– Лишь бы тебе нравился.

Кате Егор нравился, но совсем не так, как…

Дни шли за днями, прошлое отступало все дальше, и Катя уже перестала тушеваться, когда вспоминала происшествие в парке. Вика вела себя как прежде, по вечерам ее чаще всего не было дома. Значит, с Вадимом у них все хорошо, полагала Катя. Благодаря Егору она тоже не скучала, но никаких конкретных планов на будущее не строила.

Как-то вечером, когда Вика ушла в кино, в дверь позвонили дважды. Катя решила, что это Егор, он иногда приходил без предупреждения. Но за дверью стоял Вадим.

– Привет.

– Здрасте… – Катя отступила вглубь коридора. – А где Вика?

Он пожал плечами и шагнул через порог.

– В кино, должно быть.

– Я думала, она с тобой.

– С Жориком. Я только что освободился. Не торчать же под кинотеатром… Думаю, пойду к будущей родственнице, подожду у нее. Чаем-то напоишь? Что-то я продрог.

– Конечно. Проходи.

Он невозмутимо направился в их комнату. Катя – в кухню, поставить чайник.

Сначала, пока она наливала чай и доставала сушки и печенье, они говорили о всяких пустяках вроде работы и погоды. Но когда сели за стол лицом к лицу, Кате снова стало не по себе. Что-то было во взгляде черных глаз Вадима настораживающее, словно он прицеливался, а она была дичью. Катя смутилась, ей стало неуютно, и она прямо сказала:

– Не смотри на меня так.

– Почему?

– Потому что мне неприятно.

– Внимание может быть неприятно?

– Наверное…

– Ладно. – Вадим отвел глаза в сторону и отхлебнул чаю. – Хорошая картина, – указал он на портрет старика.

– От бабушки осталась.

– Она может быть ценной.

– Думаешь?

– Ну да. Некоторые старинные картины стоят бешеных денег.

Катя пожала плечами. Пока Вадим не смотрел на нее, разговаривать с ним было легче.

– Как твой диплом?

– Через неделю защита.

– Так что же ты время теряешь? Тебе надо заниматься и заниматься. Помню, когда у меня была защита…

– С дипломом все нормально. У тебя, Вика сказала, жених появился?

Катя опешила от столь стремительной смены темы и чуть не поперхнулась чаем.

– М-м-м… нет. То есть да…

– Ну и как он?

– Что именно тебя интересует?

– Все.

– Бестактный интерес к чужой личной жизни?

– Он кто?

– Биолог.

– Умный?

– Очень. Ставит опыты на белых мышах.

– Ясно.

– Что тебе ясно?

– Что ты последовала моему совету и тоже решила быстренько выйти замуж.

– Много на себя берешь! – сердито бросила Катя, в душе которой начало закипать раздражение.

– А где же сегодня твой любитель белых мышей?

– На научной конференции.

– Здорово звучит. Так ты у нас будешь профессорская жена?

Катя вскинула на него глаза:

– А вот это тебя точно не касается.

– Думаешь?

– Уверена, – отрезала она.

– А обо мне ты думала?

– Вот еще!

– Ой, только не ври, что после нашего поцелуя ты обо мне не вспоминала.

– Что значит «нашего поцелуя»? – прошипела Катя, оглядываясь на дверь. Не хватало только, чтобы Вика вошла и услышала! – Не было никакого «нашего» поцелуя! Ты… ты… ты хотел унизить меня, – нашлась она. – Не скрою, тебе это почти удалось.

– Что удалось?

– Ты хотел отомстить мне. За то, что я оскорбила тебя при первой встрече…

– Что за чушь? И вовсе ты меня не оскорбила.

– Да? А чего же ты обозвал меня уродиной и старой девой?

– Когда это? Что ты придумываешь?

Катя замолчала, отодвинулась от стола и взяла в руки вязание. Рукоделие всегда помогало ей успокоиться, а сейчас ей просто необходимо было унять внутреннюю дрожь.

Вадим молча смотрел на пробор в ее волосах. Катя еще ниже опустила голову. Вязание позволяло ей не смотреть ему в глаза и, разговаривая, прятать лицо.

– А кто говорил, что я сестре завидую и что ты берешься найти мне жениха, словно я сама не способна? – все же, не выдержав, укорила она Вадима.

– А ты способна? – тут же начал подтрунивать он.

– Вполне.

– Жениха?

– Жениха.

– Егора? С белыми мышами?

– Ну и что? Охранник – профессия куда важнее?

– Один – один, – улыбнулся Вадим.

– Мы что, в пинг-понг играем?

– Ага. Словесный. Должен сказать, занимательная игра. Идем дальше. Чего ты от меня сбежала? Я же, по твоему утверждению, сделал это с целью тебя унизить. Правильнее было бы врезать мне по роже, а не убегать с рыданиями.

– Я не плакала!

– Плакала.

– Нет!

– Врешь.

– Сам врешь!

– А ты не можешь себе представить самое простое? Что я поцеловал тебя, потому что… хотел тебя поцеловать.

Катя не ответила, но ладони у нее вмиг вспотели, и вязание чуть не выскользнуло из непослушных рук.

– Я даже не… не допускаю такой мысли, – наконец сказала она. – Ты жених моей сестры.

– Это можно изменить, – осторожно предложил он.

Катя молчала. Один этот разговор уже был предательством. Вике он нравится. Очень нравится. Она знает. И после того, что было между сестрой и Вадимом, она не может, не смеет…

– Ну и как твой Егор? – как ни в чем не бывало продолжал Вадим. – Хоть ничего мужик?

– Очень порядочный человек.

– Ясно. Если женщина на вопрос о мужчине так его характеризует, значит, он ей безразличен.

– Ничего это не значит, – пожала плечами Катя. – Просто это правда. И он… мне нравится.

– Но не так, как твой бывший.

– Какой бывший?

– Тот, который был женат.

– Вика проболталась? – поджала она губы. – Вам что, поговорить больше не о чем?

– Не злись, Кать, – примирительно улыбнулся Вадим. – Ведь мы почти родственники. Ты его очень любила?

Она с возмущением посмотрела на него, но что-то в его лице располагало к откровенности, и она, удивляясь себе, ответила:

– Просто он был единственным человеком, который… с которым я… встречалась.

Сказав это, Катя поняла, что фраза прозвучала двусмысленно, и снова смутилась. Она провязывала петли и подбирала слова, чтобы перейти на другую, менее болезненную тему, но, как назло, ничего не могла придумать. К счастью, в коридоре послышались шаги и голоса. Это были Вика и Жорик. Вадим повернулся к двери, а Катя опустила вязание.

– Привет! – обрадованно воскликнула Вика, увидев Вадима. – Вот молодец, что зашел!

Она потянулась к нему, подставляя губы. Вадим поколебался, но поцеловал ее. В щеку.

– Как кино?

– Потрясающий фильм! Правда, Жорик? Спецэффекты – супер! Так натурально снято! Как вживую. Я за Жорку все время хваталась. Классный фильм! Держит в напряжении. Люблю такие! Сходи обязательно, Кать. Кстати, а у нас есть что-нибудь поесть? Я такая голодная!

– Есть картофельное пюре в холодильнике и сосиски.

– Класс! Будем ужинать! Сиди, сиди, – замахала она на сестру руками, видя, что та намеревается встать. – Мы сами справимся, правда, Жорик? А вы сидите, разговаривайте. Я рада, что вы больше не ссоритесь.

И, сопровождаемая верным Жориком, она отправилась в кухню.

– Как у вас с Викой? – нашлась Катя с вопросом.

– А то ты не знаешь!

– В последнее время она не слишком со мной откровенна.

– Сама виновата, раз сестра тебе не доверяет.

Катя проглотила выпад.

– Неважно, – легко согласилась она. – Лишь бы у вас все было хорошо.

– У нас все отлично.

Кате показалось, что ответ прозвучал насмешливо. Она продолжала вязать, не поднимая головы. Вадим молчал, но она чувствовала на себе его взгляд.

Вернулись Вика и Жорик. Они принесли картошку, сосиски, яичницу. Катя достала баночку маринованных огурцов. Все уселись за стол.

– Есть хочу ужасно! – воскликнула Вика. – Жалко, мы вина не купили.

– Хочешь, я сбегаю? – предложил Жора.

– Не надо. Все остынет. Давайте лучше ужинать. Катя, садись. Вадим, накладывай себе.

Звонок прозвучал дважды.

– О, снова к нам. Нет в этом доме покоя! Катя, открывай. Это наверняка твой Егор, больше некому. Жорик, подай, пожалуйста, из буфета еще одну тарелку.

За Катей действительно вошел Егор. В руках у него была бутылка вина. Катя держала букет цветов.

– Здравствуйте, – приветливо наклонил голову вошедший. Он сегодня выглядел очень импозантно: серый костюм с галстуком, белая рубашка.

– Здравствуйте, Егор, – ответила Вика. – Вы как раз к ужину. Присаживайтесь. О, вино! Отлично! Мы только что сокрушались, что забыли купить. Вадим, в буфете в верхнем ящике – штопор. Открой, пожалуйста.

«Хорошо, что Вика такая расторопная, – думала Катя, наливая в кухне воду в вазу. – Сразу всех построила. Чего это Егор пришел с цветами? Уж не свататься ли?» Она подрезала стебли, поставила цветы в вазу и вернулась в комнату. Все сидели за столом и ждали ее. Вино было налито в высокие фужеры, еда разложена по тарелкам.

– Ну, давайте за знакомство, – предложила Вика.

Все выпили и приступили к ужину. Егор, похоже, немного нервничал. Зато Вадим держался невозмутимо и вел себя так, словно был у себя дома. Вике его поведение нравилось. А Катя сначала не обратила на это внимания.

– Вы, Егор, ученый? – начал разговор Вадим.

– Ну, в общем, да. Я занимаюсь наукой.

– И как нынче платят людям науки? Вик, передай, пожалуйста, кетчуп.

– Да так, знаете ли. Не очень…

– Вы так всегда на работу ходите?

– Нет, что вы! Это я, так сказать, по поводу.

– В чем же повод?

Вика заинтересованно уставилась на Егора. Тот еще больше смутился:

– В общем-то, повод есть…

Вадим вопросительно приподнял брови и начал подливать вино в бокалы.

– Я очень рад, что застал всех вас, – продолжал Егор. – Вас, Вика. И вас, Вадим. И вас, Жора. Что познакомился с вами. Поскольку все вы близкие Кате люди. Стало быть…

Он замолчал. Катя положила вилку, понимая, что последует дальше.

– В общем, я хочу у вас, как ее родных и близких… попросить Катиной руки…

Вика заулыбалась, Катя опустила глаза, а Вадим изобразил подобие заинтересованности:

– Вы решили жениться?

– Ну да. Если Катя… Если только Катя согласна.

Бывают ситуации, в которых лучше всего ничего не говорить и никак не реагировать. Это Катя уже усвоила. И в эту минуту она вела себя именно так. Словно она была послушной дочерью и сидела под грозным оком бдительных родителей. Вику ситуация забавляла. Она подмигивала Жорику, с которым была на короткой ноге, и с улыбкой поглядывала на смущенную сестру.

– У вас, простите, квартира имеется? – для начала невинно поинтересовался Вадим, словно это лично у него просили Катиной руки.

– Да. То есть не совсем. В смысле, у меня есть квартира, но со мной проживают мама и сестра…

– Большая?

– Сестра?

– Нет, квартира. Квартира большая?

– Две комнаты.

– Отдельные?

– Вообще-то, нет. Смежные. Мама с Верой спят в спальне, а я на диване в гостиной.

– Значит, ваша жена тоже будет спать в проходной комнате?

Егор заерзал, не нашел, что ответить, покраснел и смутился. Чувство юмора было ему несвойственно, но постепенно до него дошел абсурд происходящего. Вадим был в таком же положении. Он был только будущим мужем, женихом, но никак не старшим братом Кати.

– Простите, я не совсем понимаю… – начал он, но Вадим не дал ему договорить.

– Подождите! Егор, вы сами только что попросили у нас с Викой руки ее сестры. Вы правы, мы самые близкие Кате люди. Ну, кроме ее матери, которой в данный момент здесь нет. Поэтому мы, как ближайшие родственники, не можем не озадачиться судьбой нашей сестры.

Вика с трудом подавила улыбку. Ей нравилось и смущение Егора, и уверенность Вадима, а кроме того, ей хотелось посмотреть, как будет чувствовать себя Катя на ее месте. Ведь совсем недавно Вика сама была в подобном положении. Егор немного сник:

– Да. Я понимаю.

– Тогда поймите нас правильно. Нам хотелось бы знать, где, как и каким образом вы планируете устроить свою семью. Вы же человек серьезный! Не может быть, чтобы вы об этом еще не задумывались.

– Да, конечно…

– Так как же вы думаете проживать вчетвером в двух смежных комнатах?

– Наверное, мама с Верой перейдут в гостиную…

– Вы с ними об этом говорили?

– Нет еще, но…

– Ясно. Вы сначала решили сделать предложение, получить ответ, а потом уже заниматься бытовыми вопросами.

– Ну, в общем-то, да, – согласился Егор.

– Это не дело, – очень серьезно заявил Вадим, хотя в глазах его прыгали чертики. – Я думаю… – менторским тоном произнес он, оглядев присутствующих так, словно был директором школы, а все остальные – учителями на педсовете. Вернее, все, кроме Егора, который выступал в роли нашкодившего ученика-двоечника. – Я думаю, в настоящий момент не может быть и речи о немедленном ответе. Вам, Егор, следует сначала поставить в известность своих близких. Решить, так сказать, жилищный вопрос, а потом уже выносить свое предложение на обсуждение. Все согласны?

Вика прыснула в кулак, Жорик старался не рассмеяться, а Катя по-прежнему молчала. Именно ее поведение поставило Егора в тупик.

– Давайте выпьем, – предложил Вадим.

Все, кроме Егора, подняли бокалы. Егор встал. Лицо его покраснело, а на лбу выступила испарина. Ни на кого не глядя, он повернулся к Кате:

– Извините, мне пора. Катя, подумайте над моим предложением. До свидания…

Вадим поднялся и проводил гостя до двери. Когда он вернулся, в комнате царило веселье. Вика и Жорик хохотали. Даже Катя, хотя и с укоризненным видом, но улыбалась.

– Ой, не могу! – заливалась смехом Вика. – Ну и жених!

– Обидели хорошего человека, – покачала головой Катя, – и смешно им.

– Что ж ты не защитила? Такой мужчина! В костюме, с галстуком, при бутылке и цветах. А ты глазки в пол – и молчок.

– А что бы я ему сказала?

– Но Вадим-то, Вадим… – Вика не могла остановиться. – Прямо заправский сват!

– А что, правильно, – подал голос обычно молчаливый Жорик. – Приходит делать предложение, а жить негде.

– Да, – поджала губы Катя. – А вам, ребята, очень важно, где я буду спать с мужем?

– Не обижайся, Кать, – встала Вика на защиту братьев. – Вадим прав. Тоже мне жених!

– А твой Вадим не в таком же положении? А вы где будете спать? В одной комнате с Жориком?

– Мы разберемся, – ответил Вадим.

– Вот и мы бы разобрались. Чего ты полез?

– Он у нас просил твоей руки!

– У кого это у вас? У тебя, что ли? Это так, для приличия говорилось!

– А я человек конкретный. Мне как сказали, так я и понял.

– Примитивно мыслишь!

– А что же ты молчала? – вступилась за Вадима Вика. – Да у тебя на лице было написано, что ты не слишком-то хочешь за него замуж.

– Я вам это говорила?

– Да по тебе видно было!

– Это твои фантазии.

– Не вали с больной головы на здоровую!

– Я растерялась и не знала, как лучше поступить. А вы набросились на человека…

– Да я вообще ничего не говорила!

– Ты смеялась над ним и не остановила своего… – она смерила Вадима гневным взглядом, – жениха.

– Да почему я должна была его останавливать, если ты молчала?

– Да ну вас! – сердито бросила Катя и вышла из комнаты.

– Она что, рехнулась? – развела руками Вика. – Вадим, я не узнаю́ свою сестру. Она никогда такой не была!

– Постой. – Он удержал ее за руку. – Не ходи за ней, пусть успокоится.

Кате нужно было прийти в себя, и она вышла в кухню. Там возилась Таисия. Она что-то помешивала одной рукой в кастрюльке и читала книгу, держа ее в другой. В зубах она, как обычно, сжимала дымящуюся сигарету.

– Таисия Михайловна, можно взять у вас сигарету?

Та молча кивнула на пачку. Катя закурила и подошла ближе к открытому окну. Что Вадим о себе возомнил?! То целует, то со своими дурацкими вопросами в душу лезет, то вообще берется решать ее судьбу. Катя, хоть и негодовала, но в глубине души была польщена тем, что ее жизнь его волнует. И все равно это не дает ему права… Надо поставить его на место! Впрочем, она не могла не признать, что он был великолепен, когда отчитывал Егора. А вот у того был на редкость несчастный вид. С одной стороны, жалко человека, а с другой – пора бы уже ему стать мужчиной.

Вика появилась через несколько минут, обняла сестру и принялась душить ее в объятиях.

– Не обижайся, Катюшечка, но так смешно было… – зашептала она, оглядываясь на Таисию, которую недолюбливала. И тут же попросила: – Таисия Михайловна, а мне позволите сигаретку?

– Курить молодым девушкам вредно, – отчеканила та, но пачку придвинула.

– Спасибочки. – Вика вытащила сигарету и прикурила.

– Девушки, присмотрите за моим рагу, – попросила Таисия и, уменьшив огонь, покинула кухню. Вика скорчила ей вслед гримасу, но послушно принялась мешать в кастрюльке.

– Ты на Вадима обиделась? Не сердись, просто он такой… Но, согласись, он вел себя по-мужски.

– Как у вас?

Вика улыбнулась и радостно покрутила головой.

– Я, похоже, влюбилась!

Катя приподняла брови.

– В него или в Жору?

– В обоих! Жорка у меня как подружка. А Вадим… это Вадим! – глубокомысленно изрекла Вика и жадно затянулась сигаретой.

– Я думала, ты только из-за квартиры.

– Сначала – да, а теперь…

– А что же ты мальчику голову кружишь?

– Жорке, что ли? Да что ты! Мы с ним друзья!

– Ты заметила, какими он глазами на тебя смотрит?

– Не выдумывай. Просто я ему нравлюсь. Как будущая родственница, конечно.

Катя с сомнением покачала головой. Вернулась Таисия Михайловна, и они ушли к себе. Обстановка разрядилась, и вечер прошел без осложнений. Вика много болтала, а рядом с ней и Жорик наконец разговорился. Вадим тоже не отставал от них и втягивал в разговор Катю. Они проговорили до поздней ночи, пока братья не отправились к себе.

– Знаешь, что я думаю… – сказала Вика, укладываясь спать. – Вот было бы здорово, если бы ты вышла за Жору.

– Что? – изумилась Катя. – Я? За Жору? Ты совсем чокнулась!

– А что? Мы – сестры. Они – братья. Дружили бы все вместе. Видишь, какая у нас классная компания получается!

– Да он мальчик совсем! На пять лет младше меня.

– Ну и что?

– Я скорее за Егора выйду, чем за него.

– Егор твой – жалкий субъект.

– Он просто интеллигентный человек.

– Во-во, хочешь анекдот про интеллигента?

– Перестань!

– Ладно. Но подумай: два брата женятся на двух сестрах. Это экзотично!

– Тогда логичнее представить, что ты выходишь за Жору. Вы, во всяком случае, почти ровесники.

– А ты, значит, за моего Вадима? Ничего себе заявочка!

– Я рассуждаю чисто теоретически, – поспешила поправиться Катя.

– Смотри мне! – шутливо погрозила пальчиком сестра. – Я ревнивая…

В следующий раз Вадим снова пришел, когда Вики не было дома.

– Она еще на работе.

– Я подожду. Она хотела сходить со мной в магазин. За костюмом.

– А-а…

«Поскольку речь шла о свадебном костюме, то глупостей не предвидится», – полагала она. В этот раз Катя шила. У бабушки была старая немецкая швейная машинка «Зингер», которая трансформировалась в столик. Она оказалась в полном порядке, и Катя часто пользовалась ею. Сегодня она решила поставить заплатку на свои любимые джинсы. Одежды у нее было немного, но только из хороших магазинов. Несмотря на маленькую зарплату, Катя не любила одеваться на рынках и старалась приобретать фирменные вещи на сезонных распродажах. Вика же зарабатывала в два раза больше, но не гнушалась покупать одежду где придется, в том числе и на базаре, и денег на всякую ерунду не жалела – лишь бы было новое и модное. А поскольку гардероб у них был практически общий, то разнообразия в нарядах хватало. Катя привязывалась к вещам и некоторые носила по нескольку лет. А Вика модную маечку прошлого сезона надевала уже только дома.

В этот вечер Катя старалась заделать прореху на джинсах при помощи симпатичной заплатки в виде листика.

– Что-то, как не приду, ты все рукодельничаешь, – усмехнулся Вадим. – То вяжешь, то шьешь.

– Приходишь слишком часто, – не удержалась Катя.

– Хозяйственная, – продолжал подтрунивать он.

– Да уж, у меня масса недостатков.

– Что дома-то сидишь? Погода классная. Не скучно?

– Не скучно.

– Как твой Егор?

– Хорошо.

– Встречаетесь?

– А как же.

Егор и правда продолжал приглашать ее на свидания, но в гости больше не приходил.

– Ответила?

Катя ловко управлялась с ножной педалью, машинка строчила и громко тарахтела, поэтому она сделала вид, что не расслышала. Заплаточка получилась отменная. Теперь отрезать лишнюю ткань – и все. Катя перебралась на свое излюбленное место на кровати и села, поджав под себя ноги.

– Вот смотрю я на тебя и понять не могу, – продолжил Вадим, так и не дождавшись ответа, – сидишь целыми днями дома, молодая и симпатичная, никуда не ходишь…

– Скажите, какая забота! Не переживай. Куда надо, я хожу.

– С Егором?

– Да.

– Ты же его не любишь.

– Ну и что? Это мешает сходить с ним в кино?

– Вся эта суета, – махнул он рукой на ее рукоделие, – от неудовлетворенности. Еще Фрейд утверждал, что если эротические желания не находят выхода в реальной жизни, то они подменяются творчеством.

– Ты невнимательно читал. Фрейд считал, что в основе всех действий человека лежит сексуальная энергия. Независимо от рода деятельности. Да и какое это творчество, это обычная заплатка!

– Моя жена не будет ходить в заплатках.

– Значит, Вике повезло. Между прочим, это очень модно.

– Модно ходить в рваных.

– Мне не нравится в рваных.

– Заплаты сейчас не модно!

– Тебе не модно, ты и не носи! А я предпочитаю свою моду.

– Чего ты такая вздорная? Что не скажу, на все перечишь. А Вика еще утверждает, что у тебя покладистый характер.

– А ты скажи что-нибудь хорошее. И я с тобой соглашусь.

– Ладно, попробую. – Вадим, подперев голову и поглядывая на Катю из-под руки, изобразил задумчивость. – А ты красивая.

Катя фыркнула.

– Снова не то?

– Нет. Не люблю, когда врут.

– Ты считаешь себя уродиной?

– Нет, конечно.

– А какой?

– Нормальной. Обыкновенной.

– Хорошо. Представь, я говорю тебе: «А ты нормальная, обыкновенная». Тебе бы понравилось?

Она рассмеялась.

– А я тебе нравлюсь?

– Конечно.

– Правда?

– Разумеется. Как будущий родственник.

– А просто как мужчина?

– Нет! – категорично ответила она.

– А Егор нравится?

– Да.

– Врешь. Все врешь. Вопрос: почему?

Катя встала, разминая затекшую ногу, и принялась складывать машинку.

– Может, ты в меня влюбилась?

– Много о себе воображаешь!

– Погоди, давай помогу.

Он встал рядом и взялся за столешницу машинки. На миг их руки соприкоснулись, и Катя отстранилась. Вадим перенес машинку в угол, повернулся и сказал нечто, что совершенно сбило ее с толку:

– Для получения двух квартир не имеет значения, кто из вас двоих выйдет замуж.

Катя не ответила. Она вернулась на свое место на кровати, чинно села, опираясь спиной на стену, положила руки на колени и подняла на него глаза. Взгляд Вадима волновал и провоцировал, но она молчала.

– Что ты думаешь по этому поводу?

– Я не собираюсь ничего думать. Это идея Вики. Меня вполне устроит проживание с сестрой. Это она хочет отдельно.

– Она правильно мыслит. На самом деле это тебе следует волноваться, ты же старше.

– Да. Я помню… – усмехнулась Катя. – Но если я и решу принять предложение Егора, то не из-за квартиры.

– А из-за чего?

– Потому что полюблю.

– А ты сможешь его полюбить?

Катя смешалась. Ну почему Вадим всегда разговаривает с ней так, что она ощущает себя глупой? Хотя эта мысль тоже приходила ей в голову. Сможет ли она полюбить Егора? С его умными рассуждениями, с его домашними и рабочими заботами, с его залысинами и белыми мышами… И снова в ее голове пронеслась предательская мысль, что если бы сестра не так торопилась, если бы у них было чуть больше времени…

Егор больше не заговаривал о свадьбе. И приходил нечасто. Вика купила белое платье.

– Ты же говорила, это все так, несерьезно.

– Ну и что?

– Зачем тогда платье?

– Потому что хочется быть красивой. Выйду ли я еще раз замуж – неизвестно. А подвенечное платье – это так романтично!

– Надеюсь, венчаться вы с ним не будете?

– Отличная идея! Надо подумать.

– Вика!

– Что? Да шучу я, шучу!

– Глядя на тебя, не поймешь, дурачишься ты или правда хочешь замуж.

– И дурачусь, и хочу!

– Ты ведешь себя легкомысленно. И Вадим тоже.

– Ну и что?

– Я просто не понимаю…

Катя, сидевшая с ногами на подоконнике, пожала плечами. Сегодня они вымыли окно, с трудом открыв его, и теперь в комнату вливались свежий вечерний воздух и аромат цветущих яблонь.

– Не понимаю, – повторила она. – То ты говоришь, что влюбилась в него, то – что это только для прописки. То утверждаешь, что вы с ним друзья, то – что любовники.

– Ну, насчет любовников я пошутила.

– Правда?

– А что ты так обрадовалась? Насчет него пошутила. Насчет него. Поняла? Но «это» у меня уже было.

– С кем?

– Да… с одним парнем с нашей работы.

– А зачем?

Вика неопределенно пожала плечами и не ответила. Их отношения с Вадимом и вправду были странными. Они то встречались каждый день, то неделю не виделись. Вадим то набрасывался на нее с поцелуями, то равнодушно скользил взглядом, словно не узнавая. Когда он приставал с нежностями, Вику это раздражало, а стоило ему остыть, как она начинала сама липнуть к нему. Сестра права: это ненормально для жениха и невесты, но ведь у них будет скорее фиктивный брак, чем обычный.

До бракосочетания оставалось чуть больше месяца. Вика ждала этого дня и боялась одновременно. Как он поведет себя в день свадьбы? А в ночь? Она купила себе свадебный наряд, он – новый костюм. Свидетелями будут, конечно же, брат и сестра, чего тут гадать? Нужно заказать столик на четверых. Вадим сказал, что знает недорогой ресторанчик, где вкусно кормят, такой им и надо. Кого им еще звать? И на какие шиши?

Занимаясь своими делами, она совершенно не обращала внимания на окружающих. Даже на близких. Поэтому разговор с Жорой застал ее врасплох.

– Вика, – сказал он однажды, когда провожал ее вечером после работы. – Выходи за меня замуж.

Он подчеркнул «за меня». Вика от неожиданности остановилась.

– Ты чего?

Только сейчас она заметила, как необычайно серьезен и взволнован парень.

– Тебе же все равно, за кого выходить. Ты просто хочешь быть официально замужем.

– Жорик, ты чего? А Вадим?

– Он знает…

– Что знает?

– Все.

– Погоди. А тебе зачем это?

– Я тебе не нравлюсь…

– Нравишься. – Вика не могла прийти в себя от изумления. – Но мы ведь уже с Вадимом решили…

– Он… он не против. Если только ты… согласишься.

– Бред какой-то! – в сердцах воскликнула Вика.

Она терпеть не могла, когда что-то нарушало ее планы, и уже привыкла к мысли, что это будет Вадим. Нет, ничего против его брата она не имела, но ведь она подавала заявление не с ним, так что вполне логично предположить, что и выходить надо не за него. С плохо скрываемым раздражением Вика посмотрела на Жорика, и в ее душу закралось подозрение:

– Погоди… Это он тебя просил, да?

– Нет, это я просил его.

– Он. Точно! У него кто-то есть? Я так и знала! Все летит к чертям…

– Нет, Вик, нет! Он ни при чем. Это я его просил.

– Ты? Зачем?

– Я… я тебя люблю…

– Что?

Как Вика ни была возмущена, расстроенное лицо Жорика не могло не тронуть ее. А он чуть не плакал. Щеки его покрылись предательским румянцем. Он опустил глаза, боясь встретиться с ней взглядом. Вика смягчилась.

– Ладно, – положила она руку на его плечо. – Ты иди. Я обещаю подумать… над твоим предложением.

В это время в их комнате Вадим снова поддевал Катю:

– Значит, ты тоже почти невеста?

– Почему «почти»? Я же говорю, что приняла его предложение.

– Диванчик в проходной комнате уже тебя ждет?

– Не говори гадостей!

– Он маме сказал?

– Представь себе! И маме, и сестре.

– Герой! Как это он решился?

– Не ерничай. Они совершенно не против.

– Естественно. Они наверняка порядком удивлены, что их Егору удалось найти себе невесту. А как с тобой познакомятся, то вообще будут на седьмом небе!

– Это еще почему?

– Да они не смели и надеяться, что такой книжный червь, как он, найдет себе кого-нибудь, кроме белых мышей.

– Что ты имеешь против Егора?

– Абсолютно ничего. Но ты же его не любишь!

– А ты без памяти влюблен в Вику?

– Ну, видишь: мы оба собираемся сделать явную глупость!

– Тогда не морочь голову моей сестре!

– А ты – Егору!

– Егор не твой брат!

– Слава богу!

– С чего это тебя волнует мое будущее?

– Волнует, представь себе.

– С чего бы?

– Догадайся.

– Я не помешаю вашей семейной сцене? – раздался от двери голос Вики.

Они повернулись к ней. Катя вспыхнула. Вадим помрачнел.

– Твой жених, как всегда, меня достает.

– Да любит он тебя, Катька, – устало проговорила Вика, подходя к столу.

Она бросила сумку на софу и присела на стул, расстегивая босоножки. От этого заявления они опешили и замерли, не глядя ни на нее, ни друг на друга.

– Я голову ломаю, что происходит. А все так просто… Стоит только на вас внимательно посмотреть, когда вы думаете, что за вами никто не наблюдает. У вас же на лицах все написано.

– Вот еще выдумала… – первой пришла в себя Катя и нервно затеребила подол старого домашнего платья.

– Ты знаешь, что Жорик хочет, чтобы я вышла за него замуж, а не за тебя? – повернула Вика голову в сторону Вадима.

– Знаю. Он в тебя влюбился.

– Ты согласен? – прищурила она глаза.

– Скорее нет.

– Почему?

– Потому что я считаю, что ему вообще рано думать о женитьбе. Да и вы не слишком подходите друг другу.

– Я не подхожу ему, хочешь сказать.

– Пусть так. Ты играешь с ним, Вика. А он любит тебя. Не хочу, чтобы он страдал.

– Ясно. Мои страдания тебя не волнуют.

– Я не заметил твоих страданий.

– А что ты вообще замечаешь, кроме красивых глаз моей сестры?

– Мы с тобой договорились. Я готов. И незачем все менять.

– Я и не собиралась ничего менять. Я если что решила, то всегда довожу до конца. Последнее время мне даже стало казаться, что у нас что-то получится…

– Конечно, – поспешила вставить Катя.

– Кать, перестань, я же не ребенок! Он тебя любит. Не меня. Вот пусть на тебе и женится!

– Я дала слово Егору.

– Ой, этот еще твой Егор… – поморщилась Вика, потирая ногу. – Устала. Уходи, Вадим, завтра поговорим. Вечером.

Он поднялся, постоял, словно собираясь что-то сказать, но так и не решился и пошел к двери. Катя проводила его недоуменным взглядом и повернулась к сестре.

– Чего ты? – укоризненно спросила она, как только дверь за Вадимом закрылась.

Вика тоже смотрела на дверь, за которой только что скрылся ее недавний жених.

– А я уж думала… – начала она и тряхнула головой. – Ты, как всегда, оказалась права. Ничего не получится. Ерунда все это. А насчет Егора – это правда?

– Да.

– Ты решила?

– А почему нет? Егор – вполне приличный человек и мужем, я думаю, будет неплохим.

– Да? Ну, сама смотри. Это твоя жизнь. Кстати, свадебное платье – твое.

Вика переоделась в халат и, открыв шкаф, повесила вещи на плечики.

– Вика, не торопись. Ты не так поняла…

– Что у тебя с Вадимом?

– Ты что? Ничего! Что у меня может с ним быть?

– Он так на тебя смотрел…

– Неправда!

– Теперь я понимаю! Он обнимает меня, а думает о тебе. Я не хотела этому верить. Но все так явно…

– Вика, перестань! Я никогда не позволю себе…

– Дело не в том, позволишь ты себе что-то или нет, а в том, что вместо того, чтобы быть со мной, он приходит сюда и сидит с тобой. И это уже не в первый раз.

– Но не могу же я выгнать твоего жениха!

– Если бы ты любила Егора, ты бы проводила больше времени с ним, а не торчала дома.

– У Егора сегодня заседание кафедры.

– Ты действительно собираешься выйти за него?

– Я согласилась…

– Еще есть время.

– Я не стану ничего менять. Я хочу, чтобы у вас с Вадимом все наладилось. Уверяю тебя, тебе показалось.

– Ладно… Вы заявление подали?

– Нет еще. На днях.

– Значит, пойдем и запишем вас на наше время.

– Вика!

– Что?

– Не торопись, прошу тебя.

– Роспись через месяц. Правда, вечером. Устроит?

– Не знаю. Как-то быстро… Я думала подождать три месяца, как положено.

– Но раз я не выхожу, тебе не стоит тянуть. И Егору объясни. Не придется тогда со свекровью жить.

– А ты… с Вадимом… точно не хочешь?

– Пока не знаю. Но торопиться не стану. Нам, в принципе, нужен был один брак. Какая разница чей? У меня не сложилось. Зато у тебя…

– А что Жорик?

– Он меня любит и предлагает расписаться.

– А ты?

– Ты что? Зачем мне эта обуза? Это же не Вадим, который, во-первых, мне хотя бы нравится, а во-вторых, взрослый человек. Мы с ним договорились. Нам это выгодно обоим. Если бы что-то получилось, так получилось бы. Если нет, то он сцен закатывать не станет. А это дите мне ни к чему. Начнутся сопли, вопли, слезы… Еще, чего доброго, повесится, если откажу или стану с ним жить из жалости.

– Он не показался мне ни истеричным, ни инфантильным.

– Вот и выходи за него, – зло огрызнулась Вика и достала полотенце. – И закончим этот разговор. Я хочу в душ.

Катя только говорила, что согласилась выйти за Егора, на самом же деле их отношения оставались неопределенными. Она не говорила ни «да», ни «нет». Несколько раз в неделю они встречались, обычно в воскресенье и пару раз в будни. Катя привыкла к Егору, но его поцелуи и объятия не вызывали в ней ответных чувств. О Вадиме она старалась не думать. Вика любит его. Это очевидно. У нее было такое лицо… Нет, никогда в жизни она не заставит свою сестру страдать!

Егор не настаивал на немедленном ответе, а Катя не отказывалась от свиданий, и это давало ему надежду, а ей шанс. Вадим больше не приходил. Сказать, что это радовало ее, она не могла. Но вносило некоторое спокойствие. С Викой они о Вадиме больше не заговаривали. Жорик по-прежнему регулярно появлялся вечерами, и его влюбленный взгляд не мог не трогать. Катя не вмешивалась, пока однажды вечером не увидела сестру целующейся с ним в парадном.

– Вика, что ты делаешь? – с упреком сказала она, когда Вика пришла домой. – Зачем ты кружишь мальчику голову?

– А как еще заставить его брата зашевелиться?

– Но это жестоко по отношению к бедному Жорику!

– А по отношению ко мне не жестоко?

– Вадим… он… вы не помирились?

– Он ко мне даже не подходит.

– Вик, мне так жаль…

– Да уж…

– Зачем ты так! Ты же знаешь, у меня с ним ничего не было! Я выхожу за Егора.

– Это ничего не меняет. Я его, похоже, совершенно не интересую.

– Ну, тогда… Значит, все к лучшему. Хорошо, что вы не успели связать себя узами брака.

– А что я влюблена в него, это, конечно, мелочи? Спасибо!

– Я не о том. Мне ужасно жаль…

– Врешь! Все врешь! – Вика вскочила и затопала ногами. – Как только ты его увидела, сразу в лице переменилась. И он! И он!

– Вика, я не хотела…

– Я буду целоваться с Жориком! – заявила сестра. – И пусть ему будет так же больно, как мне! А Вадим пусть мучается, что брат несчастлив! А ты выходи за своего мышевода, нелюбимый муж – это твоя расплата!

– Расплата? За что?

– За вероломство! Знаешь такое слово? Ты же начитанная! «Веро-ломство». Ты сломала мою веру в себя, в него, в людей вообще! Ты не заслуживаешь счастья! И он не заслуживает!

– А ты заслуживаешь? – тихо спросила Катя, поражаясь злости в голосе сестры.

– А я его и не получаю! Жорик – счастье, что ли?

– Откуда в тебе это? Столько непримиримости, ненависти, – поразилась Катя. – Да, Жорик – это счастье! Для того, конечно, кто его оценит. А вот ты… не знаю…

– Естественно! Счастьем можешь быть только ты! Ты у нас и добрая, и жалостливая. Вот только я и моложе, и красивее…

– Я что, возражаю против этого? Конечно, ты моложе и красивее…

– Тогда почему он… Почему?

– Вика… – Катя хотела обнять ее.

– Не прикасайся ко мне! – отшатнулась от нее сестра. – Я знаю почему! Потому что я простая, естественная, что думаю, то и говорю. А ты хитростью…

– Что хитростью?

– Хитростью его заманивала. Разговорчиками всякими…

– Да будь же справедлива! – взмолилась Катя. – Ты же видела, что я никогда не поощряла его визитов…

– Да не хочу я быть справедливой! Не хочу! Не обязана! Мне плохо…

– …и ты ищешь виноватых, – в сердцах подсказала Катя. – И тебе плевать, правда это или нет!

– Правда, правда! – Вика с оскорбленным видом поджала губы. – Теперь, когда я вас уличила, ты бросишь своего мышевода и закрутишь с Вадимом!

– Господи, я же сказала, что выхожу за Егора!

– Сильно сомневаюсь! Если бы у Вадима не было надежды, он бы от меня не отвернулся. Вы встречаетесь тайком от меня. Я тебе больше не верю! Это заговор!

– Ты себя слышишь? Что ты несешь? Ты же сама все это начала из-за расселения. Да не будь этой трещины…

– Это символическая трещина, – торжественно сказала Вика, ткнув указательным пальцем в паркет. На этот раз она не кричала. Наоборот, голос ее был тихим, а взгляд острым, словно она только что поняла что-то важное. – Это не просто так. Эта трещина не дом наш рушит. А наши с тобой отношения.

Катя вышла замуж за Егора в начале августа. Зарегистрировали их в районном загсе по месту жительства жениха, так что прибегать к помощи Вики они не стали. Подтолкнула их к браку внезапная кончина его мамы. Эта хрупкая восьмидесятилетняя женщина цепко держала своих детей в руках. Ее дочери Вере было уже тридцать пять лет, сыну – тридцать два, но при ней они не могли устроить свою личную жизнь. У Веры был мужчина, разведенный, моложе нее, и, если бы не мама, она давно бы ушла к нему, что он неоднократно предлагал. Но Олег был ее бывшим студентом, и мама считала эти отношения недопустимыми и развратными, поэтому Вера встречалась со своим избранником тайно. Два года назад, когда Олег развелся с женой, Вера привела его в дом, но вердикт мамы был непреклонен: мальчишка, несерьезный и непочтительный. Все! Спорить с мамой и расстраивать ее считалось святотатством, и Вера ушла в подполье.

Егорушка был послушным и любимым сыном. Он и помыслить не мог, чтобы делать что-либо без ведома мамочки. Предложение Кате стало самым дерзким поступком за всю его жизнь. Но у него было оправдание: внешне Катя была немного похожа на его маму в молодости. Кроме того, в последнее время мама все чаще заговаривала о том, что пора бы сыночку найти себе невесту. Так что его сватанье до знакомства мамы с Катей было обдуманным шагом. Он не особенно верил в согласие Кати. А вдруг она откажется, зачем тогда зря волновать мамулю?

Так что неудачная попытка не особенно смутила его. Значит, не зря он осторожничал. Но мама становилась все слабее и все чаще побуждала сына к поиску невесты. Катя же не прогоняла его, не огорчала и не отказывалась от встреч. И он решился попробовать еще раз. К его удивлению, она согласилась. Познакомилась с мамой. А через неделю мамы не стало…

Решающим стало то обстоятельство, что мама отозвалась о Кате вполне благосклонно, что вообще было редкостью.

Егор кричал в трубку, плакал, умолял прийти. Катя бросила работу, отложила все дела, занялась Егором и похоронами его матери. Иногда она думала: а что бы он делал, не будь ее рядом? Вера, к ее удивлению, не особенно убивалась по поводу потери и после девяти дней быстренько перебралась к своему парню. Но Егор действительно страдал. Он казался таким раздавленным, словно обрушился весь окружающий его мир. Да так оно и было. Оставить человека в таком состоянии Катя не могла и постоянно находилась с ним рядом. Вскоре они расписались. Получилось это как-то само собой, словно так и надо было. Катя восприняла это как веление свыше. Немыслимо было оставить его одного. Егор плакал по ночам, звал мамулю и все время повторял, что мама одобрила Катю и именно она – женщина его жизни. Поэтому квартирный вопрос отпал сам собой. Вера ушла, предоставив квартиру в их полное распоряжение. Катя вышла замуж за человека с жилплощадью.

– Тебе не нужно ничего делать, – сказала она Вике. – Нам и так дадут квартиру. Я на нее не претендую. Но пока не стану выписываться, чтобы тебя снова в коммуналку не засунули.

– Можешь поступать как угодно! – отрезала та. – Я в твоем благородстве не нуждаюсь. Коммуналка так коммуналка. Зато в центре. На окраине нет коммуналок.

После того разговора отношения сестер не улучшились. И брак Кати ничего не изменил. На что она, честно говоря, очень рассчитывала. Казалось бы, теперь Вика должна была убедиться в ее непричастности к их разрыву с Вадимом. Но Вика по-прежнему демонстрировала оскорбленное достоинство и, как знала Катя от Таисии, продолжала крутить роман с Жориком. Даже ночевать его оставляла. Катю это беспокоило, но поговорить с сестрой, которая цедит слова при встрече и общается словно через силу, она не могла.

Спустя неделю после бракосочетания Егор наконец вышел на работу. Катя смогла передохнуть. Ее впечатление о нем несколько изменилось. Теперь он видела, что ее муж был инфантильным, непрактичным и нехозяйственным. Он всегда жил при маме. Не стало ее, он женился, и теперь заботы о его быте должна была взять на себя жена. Катя отпуск не брала. На работе ей пошли навстречу. Она выходила на полдня, когда получалось, а ее работу выполняли другие сотрудницы. Катя была им страшно благодарна и каждый раз рассыпалась в признательностях, пока одна из коллег не остановила поток ее словоизлияний:

– Да брось ты! Мы все тебе должны. Помнишь, у меня в прошлом году горящая путевка образовалась? Ты же за меня тогда почти неделю отпахала, а я тебе ее так и не отдала. И Лиля тоже. Помнишь, ее муж в больнице лежал? А Татьяна на похороны бабушки уезжала, забыла?

Катя и правда забыла. А люди-то, оказывается, добро помнят. Так что с работой все обстояло благополучно. И если бы не трещина в отношениях с сестрой – вот уж настоящая трещина! – она была бы почти спокойна. Вот что обидно! Она сделала все, чтобы Вика ее простила, но своим поступком их отношений так и не исправила.

Катя закончила работу пораньше и вышла из офиса. На сегодняшний вечер она запланировала большую стирку. Домашней работой она обеспечена на месяц вперед. У Егора в квартире – разруха и запустение, так что скучать некогда. Вера забрала свои вещи и на прощание улыбнулась новой родственнице:

– У нас тут, конечно, полный бардак, но мама не разрешала ничего выбрасывать, даже старые газеты и жестяные банки из-под сгущенки. Говорила, что будет в них куличи печь или рассаду сажать. Ты уж извини, но придется тебе самой разбираться. У меня там тоже бывший холостяк.

Егор с ужасом наблюдал ее набеги по расчистке территории. Каждая вещь, которую Катя откладывала, вызывала его неизменный вопрос:

– Катюша, а может, эти брюки (куртка, ботинки, банки, дощечки, тряпочки и т. п.) еще понадобятся?

Сегодня Егор был до вечера на семинаре, и Катя торопилась домой, чтобы очистить балкон. И параллельно использовать по назначению новую стиральную машинку. Исчезнувших вещей муж наверняка даже не заметит, но, если делать это при нем, будет цепляться за каждый ржавый гвоздик или спущенную велосипедную шину и рассказывать, для каких полезных дел можно было бы это приспособить…

Катя так была занята своими мыслями, что не заметила Вадима. И только когда он взял ее за руку, остановилась.

– Это ты?

– Здравствуй.

– Здравствуй.

Катя снова поразилась тому, как сильно в нем мужское обаяние. Но теперь она была надежно защищена сознанием определенности своего положения, поэтому без колебаний подавила в душе совершенно неуместные для замужней женщины чувства и улыбнулась ему:

– Как дела? Защитил диплом?

– Давно. Но я хотел с тобой поговорить не об этом.

Лицо его было озабоченным, и Катя поняла, что произошло что-то важное.

– Да, конечно.

У ее офиса они начинать разговор не стали. Катя закончила работать около восьми, но было довольно светло. Солнце еще не село, его косые лучи скользили между высокими домами, по крышам, но шумный город уже зажигал вечерние огни. Люди вокруг уже не спешили, как по утрам, а неторопливо прогуливались. Они тоже шли медленно. Кате не хотелось в квартиру Егора. Она чувствовала себя неприкаянной, словно у нее не было собственного угла, захламленная хрущевка мужа пока не стала ей домом. Вернуться к сестре она тоже не могла. Да и некуда скоро будет возвращаться. На ходу разговаривать было неудобно. Они подошли к ближайшей скамейке в сквере рядом с автобусной остановкой и присели.

– Что-то случилось?

– Да. – Теперь Вадим старался не встречаться с ней глазами. – Сегодня тринадцатое число.

– Я знаю. – Катя не понимала, к чему он клонит.

– Двадцатое через неделю.

– А-а… – В этот день была назначена их регистрация. – А вы разве не отменили?

– А кто туда ходил?

– Но теперь в этом нет никакого смысла. Я не претендую на квартиру. Я Вике так и сказала. Но выпишусь позже, когда нам с ней на двоих что-то выделят.

– В том-то и дело. Теперь она хочет двухкомнатную.

Катя в сердцах всплеснула руками:

– А не хочет она быть владычицей морской?

– Ты лучше меня знаешь свою сестру, – буркнул Вадим.

– Она никогда такой не была! Не понимаю, что с ней случилось!

– Значит, была. Люди так резко не меняются.

– Это символическая трещина… – повторила Катя слова сестры.

– Ты о чем?

– Да так… – качнула она головой. – Так в чем же дело? Распишитесь.

– Я не хочу с ней связываться. Но еще больше не хочу, чтобы на ней женился Жорик.

– Почему?

– Потому что она его съест!

– Не такая уж людоедка моя сестра, – покачала головой Катя.

– Она хуже.

– Он ее любит, – осторожно заметила Катя.

– Но она-то его – нет. Она мне мстит.

– Тебе мстит. Со мной не разговаривает, – вздохнула Катя. – Знаешь, сколько раз я пыталась пробиться сквозь ее враждебность?

– Катя, помоги! Нужно что-то делать.

– Да я бы с радостью, Вадим. Но что я могу?

– Поговори с ней, объясни, что и она в этом браке будет несчастна.

– Думаешь, я не пыталась? Сто раз начинала.

– Так что же делать?

– Распишись с ней сам, как было договорено.

– Да мне даже видеть ее не хочется!

– Вадим, неужели? А я так надеялась, что все у вас наладится. Она меня упрекала, что ваш разрыв из-за меня. Я вышла замуж…

– Из-за этого? Ты вышла только для того, чтобы не мешать нам?

– Ну да… То есть не совсем… Да нет, вообще не так. Так получилось, что я…

– Но это же глупо, Катя! – перебил ее Вадим. – Ломать свою жизнь из-за капризов избалованной девчонки.

– Ты не так понял.

– Да все я понял!

– Нет! Это не только из-за Вики! Егор… в общем, он сейчас в трудном положении.

– Понятно! – Вадим, оказывается, держал ее за руку все это время, а она только сейчас это заметила. – Ты всем хочешь помочь, со всеми считаешься! Кроме себя. Егор в трудном положении… Сестра несчастна…

– А что, она счастлива?

– А ты?

«Разве я могу быть счастливой без тебя?» – подумала она, но ничего не сказала. Замужние женщины не говорят такого посторонним мужчинам. Катя смотрела на Вадима и не могла найти нужных слов, чтобы он понял, как непросто ей сейчас. Замужние женщины – не свободные женщины. Она вздохнула.

– Мне нужно было решить все раньше, – сказал он, – тогда бы ты не вышла за Егора.

– Ты не знаешь, каково ему сейчас. У него умерла мама…

– Соболезную. Все мы смертны.

Какие у него теплые и ласковые руки… Не в силах отвести взгляд, она смотрела, как его пальцы ласкают ее ладонь. То, что и это для замужней женщины недопустимо, не пришло ей в голову.

– Уходи от него, – вдруг сказал Вадим.

Катя вздрогнула:

– Ты что? Как можно?

– Ты ведь его не любишь!

– Нет, это совершенно невозможно. Он только что потерял мать, его сестра ушла жить к мужчине. Он один… совершенно один… Был бы, – добавила она, – если бы не я. Нет, я не могу бросить его в такой момент.

– Ясно, – усмехнулся Вадим. – Твоя готовность помочь любому, по-видимому, не распространяется только на меня. Интересно, будь я в сложном положении, ты ушла бы ко мне?

– Куда? – тупо спросила она.

– Ко мне, – повторил он. – Ах да, у меня ведь нет квартиры. Но ты могла выйти за меня. И получила бы жилье. Собственное.

Эти слова напомнили Кате одержимость сестры. Она нахмурилась и забрала руку. Вадим прикусил губу.

– Глупость сморозил. Но если тебя это так заботит…

– Заботит. Но совсем не так, как, видимо, вас с Викой. – Она встала.

Вадим схватил ее за руку.

– Постой. Не уходи! Скажи, что мне делать?

– Женись на Вике, – ответила Катя. – Она просто помешалась на этом.

– Но это же каприз! Просто каприз!

– Неважно. Ты же хочешь спасти брата? Спасти его можно только одним способом. Все это она делает, чтобы досадить тебе! Сделай вид, что попался на ее удочку. А там видно будет.

– Я не могу.

– Тогда придется смириться с тем, что на ней женится твой брат. Возможно, со временем она переменится к нему.

– Смириться… – хмыкнул он. – Можно подумать, он меня спрашивает! Она пудрит ему мозги и настраивает против меня. А потом отбросит, как ненужную тряпку. Я боюсь думать, что тогда может произойти!

– Ну не станет же он вешаться…

– Ты уверена? Я – нет. Жорик всегда был слишком впечатлительным. Я сам виноват, не нужно было отправлять его к ней.

– А зачем ты это делал?

– Хотел отвлечь ее.

– Отвлечь? – Катя в изумлении снова села. – Ведь можно было просто сказать: «Вика, так и так, я передумал. Найди другого кандидата».

Вадим замялся, но все же ответил:

– Мне нужен был повод, чтобы приходить к тебе.

– Да почему для этого нужен был повод?

– Потому что ты меня всегда гнала.

Катя откинулась на спинку скамьи и закрыла лицо ладонями.

– Я просто не хотела вам мешать. А получается, все сделала для этого. – Она покачала головой и, опустив руки, посмотрела ему в лицо. – Вадим, я не вижу другого выхода. Делай, что хочешь, как хочешь, но Вика должна поверить, что снова завоевала тебя. Тогда она не будет жестока с Жориком, не станет его настраивать, а сделает так, как ты ее попросишь.

– А что потом?

– Не знаю. Но Жорика нужно спасать. И Вику…

– А Вику от кого спасать?

– От нее самой. Вику нужно спасать от Вики. Она успокоится, перестанет избегать меня, и я смогу многое ей объяснить. Сейчас же она закрылась от меня. Ни одно слово, ни один довод в нее не проникают. Понимаешь?

Вадим молча покачал головой. И так же молча проводил ее до остановки автобуса.

Выходные пролетели в домашних делах, а следующая рабочая неделя принесла новые проблемы. Катя не звонила Вике, надеялась на Вадима. На старую квартиру она приходила два раза, в обед, когда сестра была на работе. В первый раз встретила Таисию в кухне. Та поинтересовалась, где Катя пропадает последнее время.

– У подруги живу, – выдала она заготовленную ложь. – У нее мама умерла.

– Отзывчивый ты человек, Катенька, – вздохнула соседка. – Но и сюда не забывай наведываться. Что-то Вика твоя чудит.

– Да? Что такое? – обеспокоенно спросила Катя.

– Ходил к ней мальчик. Миленький такой. Молоденький. В нее влюблен по уши, сразу видно. Стеснительный. Если ночевал, боялся в кухню выйти. А два дня назад появился другой, тот, постарше, что раньше к вам приходил. А молоденький плакал в коридоре. Я слышала. Что же это такое творится? Чего она крутит? Да, кстати, в начале сентября все должны подать документы. Таки расселяют нас. Дом не подлежит реконструкции. Пойдет под снос. И его уже выкупили.

– Как выкупили? Кто?

– Какая-то строительная организация. Построят на этом месте многоэтажку. Небоскреб. В центре земля безумно дорогая. Поэтому расселять нас будет не жилкомиссия, а агентство недвижимости. Внизу объявление висит, куда и кому нести документы.

– А это хорошо или плохо?

– Сказать трудно, но, думаю, теперь у нас, жильцов, будет хоть какое-то право выбора. В новостройки нас не поселят, вторичное жилье дадут. А значит – с ремонтом. Мне такое больше подойдет, я терпеть не могу заниматься домоустройством. Они уже приходили в первую и вторую квартиры. Записывали, кто в какой район хочет. Ну, кто к родственникам поближе, кто к институту или к работе.

– Так все захотят в центре остаться.

– Нет, – покачала головой Таисия. – Есть бюджет. Выделены деньги на всех нас. На каждого жильца приходится какая-то сумма. Больше, чем есть, не дадут. Спальные районы. Окраины. Но можно выбрать направление – север или юго-запад. Кому-то к лесу поближе хочется, а кто на производстве работает, того и заводские окраины устроят.

Во второй раз Вика оказалась дома.

– Привет. Ты чего не на работе?

– У нас сегодня регистрация, – без улыбки и приветствия ответила сестра.

Катя хотела спросить, с кем именно, но промолчала.

Белое свадебное платье лежало на кровати. Вика в лифчике и трусиках сидела у зеркала и красила глаза.

– Ты обедала? – спросила Катя, которая захватила из дома на работу пару котлет, но поесть так и не успела.

– Некогда.

– Регистрация вечером. Давай я что-нибудь приготовлю.

– Давай, – снисходительно согласилась сестра.

Обрадованная Катя отправилась отваривать вермишель и разогревать котлеты. В кухне была Софья Абрамовна. Она тоже что-то готовила на плите.

– Здравствуйте, Софья Абрамовна, – сказала Катя.

– Здравствуй, Катюша, – скрипуче ответила старуха. – Слышали новость? Моя Руфиночка замуж выходит.

– За кого?

– За Илью Ивановича. Он ей предложение сделал.

– Поздравляю.

– Говорят, мы можем претендовать на трехкомнатную. Я инвалид, мне положена отдельная комната, а Илья Иванович – коллекционер, ему под коллекцию тоже дополнительные метры должны дать.

Катя рассеянно помешивала вермишель, думая о том, что теперь у бедной Руфины, кроме заботы о матери, появится еще и обязанность вытирать многочисленные экспонаты из коллекции соседа.

Обед, к сожалению, не прошел так мирно, как хотелось бы Кате. Не успели они доесть, как Вика всполошилась:

– Дай свой паспорт!

– Держи. – Катя достала из сумочки документ.

Вика пролистала его и уставилась на сестру злыми глазами.

– Я же тебя просила… – прошипела она. – Если уж так приспичило выйти замуж, могла бы хоть штамп в паспорт не ставить!

– Да как же это возможно?

– Договориться надо было! На лапу дать!

– Я не умею.

– А что ты вообще умеешь? – Вика вскочила и в волнении заходила по комнате. – Это же не чиновники из жилконторы! Тем до лампочки, они на службе, за зарплату работают. А эти – из агентства… Их наняли, чтобы они деньги заказчика считали. И если они узнают – а они узнают, – что у твоего мужа есть жилплощадь, то на тебя вообще ничего не дадут.

– Зато тебе дадут.

– Мне и так дадут! Но если на этой площади будешь еще и ты, то мы получим двухкомнатную!

– Зачем тебе двухкомнатная?

– Ага! Тебе, значит, есть зачем, а мне незачем?

– Ты забываешь, что у Егора еще сестра…

– Вот именно! Вот потребует она свою часть, что тогда? Твой мышевод сколько получает? А ты? До старости в коммуналке проживете, еще похуже нашей. А не получится у тебя с ним? Куда придешь? Ко мне в однокомнатную?

– Хорошо, – сдалась Катя. – Что ты предлагаешь?

– Нужен новый паспорт. Без штампа о браке.

– Как? Подделать документ?

– Почему подделать? Скажешь, что потеряла. Или что из сумочки вытащили.

– Да не нужно…

Вика схватила паспорт и, с усилием потянув, разорвала его пополам.

Катя ахнула.

– Вот! – Вика положила половинки паспорта на стол, снова села и продолжила обед. – У тебя нет паспорта. Нужно срочно заказывать дубликат.

Катя потрясенно смотрела в ее холодное лицо и не знала, что ответить.

О том, за кого вышла Вика, Катя узнала спустя три дня от Вадима. Он встретил ее, как и в прошлый раз, с работы. Увидев его на тротуаре, она заволновалась и чуть не упала, зацепившись каблуком за бордюр. После выходки Вики она перестала разговаривать с сестрой. Паспорт пришлось заказывать новый. В анкете она не указала, что замужем. Пусть Вика считает, что все идет по ее плану. Но в голове у Кати уже зрело другое решение.

– Привет! Ну что? – с надеждой спросила она.

– Она вышла за Жорика, – ответил Вадим, беря ее под локоть.

Они дошли до той же скамейки, и снова, как в прошлый раз, он взял ее за руку, а она снова не отняла ее. Ощущение его рук было уже просто жизненно необходимо Кате, как энергетическая подпитка, и она успокаивалась, когда их ладони соприкасались.

– Ты с ней говорил?

– Она мне отказала. А брат вообще устроил истерику. Я ему объяснял, что мною движет только забота о нем, что я не хочу, чтобы он потом пожалел, что она его не любит, но он…

– А Вика?

– А Вика сказала, что ей нужен муж, который ее любит, а не фиктивный брак. Но это, конечно, вранье.

– Ты не так подошел к ней…

– Да теперь это неважно, – перебил ее Вадим. – Я прямо сказал: будешь изводить брата – прибью!

– Ты что?!

– А как еще с ней разговаривать? Теперь пусть живут, раз Жорика устраивает такая жена.

– Он переехал к ней?

– Да. Сразу же.

Они помолчали. Теплота его рук вселяла в Катю уверенность.

– Она порвала мой паспорт, – пожаловалась она.

– Зачем?

– Чтобы я заказала дубликат без штампа о браке.

– И ты это сделала?

– Да. Что мне еще оставалось?

– Почему ты идешь у нее на поводу?

– Я не иду. Я решила: раз так, я тоже воспользуюсь ситуацией.

– В смысле?

– Я тоже получу отдельную квартиру. Или комнату. Она теперь замужем. А без моего согласия нас в одну квартиру не поселят.

– Она может заявить, что у твоего мужа есть жилье.

– Зачем? Это ей ничем не поможет.

– Зато тебе сделает гадость.

Они помолчали.

– Как живешь? – спросил Вадим.

Катя вздохнула. Она не хотела жаловаться, что до сих пор не могла привыкнуть ни к чужой квартире, ни к Егору, которому по большому счету никто не был нужен, кроме его работы и домашней прислуги. День ото дня убеждаясь в странности своего брака, она, тем не менее, остерегалась делать поспешные выводы. Первым желанием Кати после трех дней замужества было уйти из этого дома и никогда больше его не видеть. Но она сдержалась. Как знать, может, у всех так вначале? Умные люди говорят, что большая любовь не гарантирует прочного брака. Уважение и взаимопонимание – вот его основа. Правда, с уверенностью сказать, что она понимает Егора, было бы преувеличением, но… Вероятно, им просто нужно время, чтобы научиться жить вместе. Несмотря ни на что, она уважала преданность Егора своему делу, ценила его интеллигентность и хорошее воспитание. Руслана она очень любила, но он был грубоватым и толстокожим, а Егор остро чувствовал перемену в настроении жены и часто сам призывал ее к откровенности, стремясь к тому, чтобы их отношения были доверительными. И возможно, она быстрее привязалась бы к мужу, если бы не Вадим. Катя думала о бывшем женихе своей сестры гораздо чаще, чем ей того хотелось, невольно сравнивала их, и от этого сравнения Егор не выигрывал.

– Почему ты никогда не спрашиваешь, как прошел мой день? – обижался он. – Мама всегда интересовалась. Давала мне советы.

Катя в тот вечер была уставшей, и мысли ее витали далеко от него.

– Я совершенно не разбираюсь в твоей работе. У меня есть своя. И я же не прошу тебя обсуждать мои дела!

Вспомнив об этом разговоре, она нахмурилась.

– Катя, – сказал Вадим, придвигаясь к ней, – ты с ним несчастлива, я же вижу…

– Вадим, не начинай! Я же объяснила тебе, что сейчас не могу его оставить.

– Ты приносишь себя в жертву. Ему, Вике… О себе подумать не хочешь?

– Хочу. Поэтому и собираюсь обеспечить себе отдельное жилье.

От последних событий Катя устала. Ей уже хотелось, чтобы ничего этого просто не было. Если бы можно было вернуть все в начальную точку, где была любящая сестра и бабушкина комната, их тихие вечера и беззлобные перебранки… Время, когда еще не появилась эта злополучная трещина.

Она навестила сестру. Жорик светился от счастья и смотрел на жену глазами, полными обожания. Ей показалось, что и Вика несколько смягчилась. Правда, с Катей она не была особо приветливой, но с Жориком вела себя как раньше, даже, похоже, с большей теплотой.

– Мы навестили маму Жорика, – сообщила она. – Вадим, правда, с нами не поехал. А на следующее воскресенье собираемся к нам домой. Вы поедете?

Катя неопределенно пожала плечами. Она звонила маме и обещала приехать с мужем, да и у Егора скоро должен быть небольшой отпуск. Но в ее планах на будущее все было настолько размыто и неопределенно, что она не торопилась с демонстрацией своего мужа.

Егор был закрытым человеком. Он привык к своему распорядку. Телефонные звонки его раздражали. Катина чистоплотность угнетала.

– Зачем ты выбросила газеты? Мне они могут понадобиться.

– Зачем? Они еще со времен Советского Союза.

– Чем они тебе помешали? Столько лет лежали в углу, никому не мешали, а ты выбросила.

– В том-то и дело, что просто лежали. Пыль копили. А это вредно для здоровья.

– Не вытирай холодильник! – закричал он в другой раз.

– Но ты же видишь, он весь в пятнах от пальцев.

– Это мама прикасалась. Не смей мыть!

Так она и жила среди пыльных газет и грязных вещей. Помимо огромного количества книг, маленькая квартирка хранила кучу фотографий разных лет, старых писем, записок, маминых рецептов, черновиков, вырезок и прочего. Вся эта макулатура не была отсортирована. Все лежало вперемешку, так что отличить полезное от ненужного просто не представлялось возможным. Катин первоначальный пыл постепенно угас, и она на многое махнула рукой. Переступала через старые коробки, не прикасалась к тому, что хранило следы маминых рук, свыклась с грязной дверцей холодильника. Не мешала Егору, когда он работал дома. Выключала телефон, если он просил. Успокаивала, когда стонал во сне. Послушно переключала телевизор, если шли новости или передача о животных. Не возражала и не спорила. Просто жила. Ей некуда было возвращаться. Она не может вернуться к сестре. Там теперь молодая семья. А ее дом здесь. Но представить, что ей придется провести в этих стенах всю жизнь, Катя тоже не могла.

В сентябре ее и Вику пригласили в агентство недвижимости.

– Меня зовут Алла, – вкрадчивым голосом представилась круглолицая девушка с длинными русыми волосами, собранными в хвост. – Я буду заниматься поиском квартиры для вас. На вас выделено… – Она назвала сумму. – По этой цене я могу вам предложить следующие варианты…

– Погодите, – перебила ее Вика, – я вышла замуж. Копии документов я вам присылала по факсу. Это учитывается?

– Разве? – Девушка пролистала бумаги в папке. – Точно. Есть. Свидетельство о браке… Справка из ЖЭКа о прописке. Теперь на вашей площади прописаны три человека. Так. Это меняет дело. Вам была выделена сумма на покупку одной однокомнатной квартиры, а теперь, получается, нужно две?

– Лучше двухкомнатную, – быстро вставила Вика. – Я не против жить с сестрой.

– Я хочу жить отдельно, – не глядя на нее, вмешалась Катя.

– Что? – Вика даже подскочила. – Ты что несешь? Мы же договорились вместе!

– Я хочу иметь свое жилье.

– Но ты же замужем!

– Как? И вы замужем? – изумленно протянула Алла.

– Нет.

– Да! – возразила Вика.

– Нет, – твердо ответила Катя, глядя на сестру. – Хотите, паспорт покажу?

– Она просто не поставила штамп. У ее мужа есть квартира!

– Нет у меня никакого мужа. А с вами жить я не стану.

– Сделайте запрос в загс.

– Ох, я уже не знаю… Сколько жильцов, столько проблем! Вы что, специально вышли замуж?

– По-вашему, мы должны в старых девах всю жизнь просидеть? – вскипела Вика.

– Ладно, тогда пока ничего предложить вам не могу. – Алла закрыла папку. – Мне нужно обсудить ситуацию с заказчиком.

Когда они вышли из агентства, Вика достала сигарету и нервно закурила.

– Значит, так. Ничего у тебя не выйдет. Будешь требовать отдельную, не получишь ничего. Я все данные на твоего Егора им передам.

– Вика, – попыталась урезонить ее Катя, – тебе-то это чем поможет?

– Я сказала!

Сестра повернулась и пошла прочь. Красивая, гордая, надменная…

На предложение Кати выписаться и прописаться пока у нее в коммуналке Егор отреагировал недоуменным испугом:

– Зачем? Мама завещала квартиру нам с Верой. Вот найдем время и оформим наследство.

– Но это ваша с сестрой квартира. А мне надо получить свою.

– Так получай!

– Понимаешь, им стало известно, что я вышла замуж и у моего мужа есть жилплощадь. А раз так, значит, я в жилье не нуждаюсь. – Говорить о том, что сестра выдала их, Кате не хотелось.

– Какая ерунда! Ведь это твоя собственность. Они обязаны компенсировать.

– Я не знаю. Может, они компенсируют деньгами, но это будет намного меньше, чем можно получить за квартиру.

– А если я выпишусь и потеряю право на наследство?

– Каким образом? Если наследство есть, то никуда оно не денется! Ты что, не доверяешь Вере?

– Вере – вполне. Но ведь она теперь не одна. А этот ее Олег… Не зря же маме он не нравился. Бог знает, как он на нее влияет. Боюсь, может получиться так, что, желая получить лишнее, мы потеряем то, что имеем. Как по мне, не надо никаких авантюр. Раз не положено, так не положено. Лучше синица в руке…

– Хорошо. Тогда нам придется официально развестись.

– Что? Ты серьезно? А что в загсе подумают? Мы ведь только расписались!

– Какая разница, что подумают в загсе? А что недавно расписались, так можно сказать, будто быстро разобрались, что не подходим друг другу.

– Ты хочешь бросить меня? – испугался Егор, и лицо его стало по-детски беззащитным.

– Да нет же! При чем здесь это? Если бы я знала, что так получится, то просто повременила бы с регистрацией.

– А потом ты не откажешься снова расписаться?

– Егор, – начала Катя, испытывая жалость к нему, но в душе сомневаясь в собственных словах. – Я ведь здесь, с тобой. Да и куда мне идти? Там Вика с мужем.

– Ага. А получишь квартиру – и уйдешь от меня.

– Егор, подумай сам! Вот ты не доверяешь сестре… А если она начнет требовать свою половину квартиры? Ты хоть знаешь, что за половину стоимости этой квартиры мы не сможем купить отдельную, даже однокомнатную.

– Почему?

– Потому что цены такие. Эта квартира слишком маленькая, район непрестижный. Мы сможем купить что-то только за городом.

– Ты что? А моя лаборатория? Мне же иногда приходится сидеть там до ночи.

– Вот потому нам и нужно, чтобы была еще одна квартира. Хоть самая маленькая и на другом конце города. Мы будем ее сдавать. А если Вере понадобится ее часть наследства, можем отдать ее твоей сестре или сами туда переселиться.

Ее доводы убедили Егора, и все же в загс он пошел с большой неохотой. К концу недели их развели. Каким образом удалось это в запутанной чиновничьей волоките, знала только Катя. Впервые в жизни она проявила небывалый напор. И сама себе удивлялась. Что ею движет? Почему ей так важно получить эту квартиру? Доказать сестре? Добиться своего? Но желание было таким сильным, что ей все удалось. Пришлось пустить в ход и слезы, и лесть, и деньги. Деньги, конечно, самый мощный аргумент в таких делах. Насчет паспорта она ответила просто: потеряла, а в дубликат штамп забыли поставить. Свидетельство о разводе Катя сразу забрала. В случае чего предъявит его в агентстве. Егор в ее хлопотах не участвовал, но где надо расписался.

После этого Катя волноваться перестала. Она сделала все, что могла. Из агентства не звонили. «Не звонят – и ладно», – решила она. Расселение, видно, не такое простое дело. Но на старую квартиру стала приходить чаще. Пусть соседи ее видят. Смогут подтвердить, что она там проживает. Таисия всегда была ей рада. Приглашала к себе в комнату, рассказывала новости. Ей уже подобрали квартиру. Маленькую, на первом этаже, но в районе, приближенном к центру. Руфина в последний момент отказалась выходить за соседа, поставив Илью Ивановича перед фактом. Она решила жить с мамой. Софья Абрамовна не сильно-то и возражала. Видно, перспектива до конца своих дней проживать с соседом-коллекционером не особенно ее радовала.

– Чего это она? – спросила Катя. – Я думала, Руфина хотела выйти замуж.

– Мне кажется, – понизила голос соседка, – у нее кто-то появился.

– Кто?

– Не знаю. Но она стала так хорошо выглядеть! Даже помолодела.

– Да-а?

– Ну, дай-то бог. Дай бог!

Про Вику она намеренно не спрашивала. Таисия на молодоженов не жаловалась. «Значит, все нормально», – рассудила Катя. Но то, что всем соседям уже подобрали варианты, ее обеспокоило, и она решила сходить в агентство.

– Ваша сестра уже выбрала квартиру, – ответила ей Алла.

– Как? – растерялась Катя. – Уже? А почему вы мне не позвонили?

– Сестра выбирала на всех троих. Она сказала, что вы передумали.

– Как же так? – Столько беготни, столько усилий, и все напрасно? Катя чуть не плакала. – Почему вы мне не позвонили?

– Послушайте, у меня четыре коммунальные квартиры на расселении. Восемнадцать семей! – Алла уже не старалась быть любезной. – И у каждого в голове свои тараканы! Почему я должна была не доверять ее словам? Вы же сестры! Не можете договориться по-родственному?

– Не можем. – Катя понимала, что истерикой тут ничего не добиться. Она сдержала слезы разочарования и старалась говорить убедительно. – Вы же видели мою сестру! Да она меня на порог не пустит. Вы что, не понимаете, что лишаете меня законного жилья?

– Ваша сестра утверждала, что сейчас вы даже не проживаете в этой квартире.

– Да, не проживаю! Где мне там жить? Она же привела в нашу комнату своего мужа. Как я могу там спать? Они же молодожены!

– И где вы обитаете?

– Пока у подруги.

Алла колебалась.

– Я вас понимаю, но поймите и вы нас. Существуют сроки. Дом должен быть освобожден к пятнадцатому октября. Ну, как показывает практика, плюс еще две недели. Осталось меньше месяца. Да и график расселения уже согласован.

– Я указана в документе на собственность?

– Да. Вот копия. На вас двоих наследство по завещанию. Лещинская Виктория, Лещинская Екатерина в равных долях.

– Значит, моя подпись потребуется?

– Естественно. Или вы дадите сестре нотариально заверенную доверенность…

– Не дам! И если она принесет подобную бумагу, будьте уверены: это подделка. Как только они с мужем переедут, я вселюсь назад в свою комнату и шагу оттуда не сделаю. Будете сносить дом вместе со мной!

– Господи, что вы со мной делаете! – закатила глаза Алла. – Директор меня убьет! Уже все согласовано…

– Но ведь сейчас вы еще можете что-то изменить!

Алла внимательно посмотрела на нее, в ее глазах было сочувствие. Катя поняла, что она на ее стороне.

– Хорошо. Посидите. Будем решать.

Она вышла из комнаты, оставив Катю наблюдать за работой других сотрудников, которые вразнобой говорили по телефонам, обсуждали рабочие проблемы и стучали по клавишам компьютеров. Алла отсутствовала долго. Не меньше часа. Кате уже надоело сидеть и слушать бесконечные разговоры о метражах, типовых проектах, дарениях и опекунских советах. «Как они выдерживают работать в таком режиме?» – думала она. Не мудрено, что их это расселение достало. Но ведь сейчас решается важный вопрос в ее жизни! Стыдно признаться, но, получив развод, она заметно повеселела. Вадим прав, она не может постоянно жертвовать своими интересами ради блага других. Егор почти свыкся со своей потерей. Вика, как ни крути, замужем, Жорик ее любит. Может, и ее сердце наконец смягчится. А ей, Кате, нужна опора в жизни, свой угол, прибежище. Теперь она почувствовала потребность в нем. Почувствовала настолько, что это стало самым сильным ее желанием. Сестра от нее отвернулась. Вадим больше не тревожил. Она сама оттолкнула его своей несговорчивостью. Но если у нее будет свое жилье, пусть хотя бы комната, все как-то устроится.

От нечего делать она начала разглядывать сотрудников в офисе. Молодой парень с открытым приятным лицом и простоватой улыбкой говорил громко и четко:

– Да. Офисное здание. Нет. Сдается блоками. Да. Да! Сто шестьдесят и сто двадцать метров. Офисный ремонт. Кабинетная система. Компьютерная разводка. Естественно. Естественно. На длительный срок.

– Но они не могут в десять, – виновато отвечала девушка с разделенными на пробор черными волосами, приподнятыми обручем, и ее уши горели от волнения. – Что я могу поделать? Давайте на час? А вечером? Ну, тогда на послезавтра. На любое удобное вам время. Да. Говорите. Я все согласую.

– Забрать задаток? Почему? Что? Ну и что? – Пожилая, крашенная в рыжий цвет полная женщина была как вареный рак. – Но вы же сами настаивали… Это не форс-мажор! Это по-другому называется! – Она в сердцах бросила трубку и беззвучно, одними губами выругалась, косясь на Катю.

В дверях появилась Алла и жестом подозвала Катю.

– Послушайте, – говорила она, пока они спускались по лестнице на первый этаж. – Мы вызвали представителя заказчика. Нужно, чтобы они выделили деньги конкретно под вас. Мы постараемся помочь. Я вас прекрасно понимаю. Эта ваша сестра… Ну да ладно. Так, говорить буду я. Вы только киваете и поддакиваете. Ясно?

– Хорошо.

Они зашли в кабинет. За столом сидел мужчина средних лет в костюме и галстуке.

– Валерий Максимович, наш директор, – представила его Алла. – Екатерина. Собственница комнаты в девятой квартире.

– Так это ваша сестрица задала жару моим сотрудникам? – с улыбкой проговорил он. – Серьезная девушка.

– Да уж… – пробормотала Катя.

– Сейчас прибудет представитель заказчика. Будем искать выход из вашего… из нашего положения. – Он ободряюще подмигнул Кате.

Через минуту дверь открылась и на пороге возник молодой человек – подтянутый, стройный, щеголевато одетый. Катя окинула его внимательным взглядом. Одни его туфли стоили больше, чем весь ее гардероб. Он улыбнулся голливудской улыбкой и пожал руку директору. Девушкам галантно кивнул.

– Андрей.

Он отодвинул стул и сел, положив на стол крупные кисти. На запястье его левой руки красовался настоящий «Ролекс». Не золотой, но впечатляющий. Катя это отметила.

– Итак, – начал он, снова показав в вежливой улыбке отличные зубы. – В чем состоит проблема?

Алла бросила вопросительный взгляд на директора. Тот слегка кивнул, и она заговорила.

– Ситуация такая. Екатерина, – она кивнула на Катю, – собственница комнаты в девятой квартире. Ее сестра с мужем заявили нам, что она будет проживать с ними. Поэтому мы подобрали им двухкомнатную квартиру и уже внесли задаток.

– Так. – Андрей заинтересованно посмотрел на Катю. – А такая красивая девушка вряд ли долго будет одна, да?

Под его взглядом она зарделась, но его комплимент достиг цели. Катя неуверенно улыбнулась.

– Дело в том, что Екатерина не хочет проживать с сестрой.

– Понимаю, – кивнул он, все так же с улыбкой поглядывая на нее.

– И не хотела, – добавила Катя.

– И не хотела, – повторила за ней Алла. – Виктория ввела нас в заблуждение. Она сложный человек, с тяжелым характером. По сути дела, надо было сразу искать две однокомнатные, но, учитывая, что задаток уже внесен, двухкомнатная квартира – малогабаритная, а у второй собственницы скоро будет ребенок, то просто нужно подыскать еще одну однокомнатную для Кати, и, в общем-то, вопрос закрыт.

Катя замерла, услышав о ребенке, но, вспомнив наставление Аллы помалкивать, неуверенно кивнула. Андрей задумчиво потер гладко выбритую щеку. Руки у него ухоженные, ногти с маникюром, никакого пошлого перстня – отменный вкус.

– Валерий, мы успеваем в сроки? – вместо ответа спросил он директора.

– Если решим этот вопрос, то да, – кивнул тот.

– Хорошо. – Андрей так же легко и быстро поднялся.

Движения у него были как у спортсмена. Он снова улыбнулся Кате:

– Думаю, мы решим ваш вопрос.

– Катя сказала, что намерена оставаться в доме, если мы ее не переселим. – К месту пошутила Алла, но Катя поняла, что это еще один аргумент. – Сказала: «Сносите вместе со мной!»

– Нет, этого мы не допустим. До свидания, Катюша.

– До свидания. – Ласковое «Катюша» подкупило ее.

После они еще долго говорили с Аллой, обсуждали возможные варианты и районы поиска жилья.

– Алла, – попросила Катя. – Может, вы подскажите мне хороший район. Я же не специалист.

– А вы где работаете?

– Давайте не будем привязываться к моей работе. Ее в любой момент можно поменять.

– Разумно. Тогда какой район вам самой больше нравится?

– Не знаю. Я раньше жила в общежитии при экономическом институте. Знаете, где такой большой парк? А сейчас у… – она чуть не сказала «мужа», – … у подруги на Машиностроительной. Но мне там не нравится.

– Ясное дело. Может, предложить вам в новых домах на левом берегу? От центра, конечно, далеко. Но там и метро, новую станцию вот-вот откроют, и вид из окон хороший. К тому же озера рядом. И дачи близко.

– Давайте, – неуверенно согласилась Катя.

– Цены там пока невысокие, и квартира будет без ремонта.

– А это хороший выбор?

– Конечно. Как только пустят метро, цены сразу подскочат.

– А когда надо смотреть?

– Сначала дождемся звонка Андрея, что там его руководство еще скажет. Он же сам не решает.

– Если можно, не говорите моей сестре, – попросила на прощание Катя.

– Хорошо, – ответила Алла, уже набирая очередной номер. – Тем более что ее это ну никак не касается. Двухкомнатная и так ей остается. Наглость – второе счастье.

– А про ребенка… это правда? – спросила Катя.

Алла посмотрела на нее, как на недотепу, сдвинула плечами, махнула рукой и переключилась на телефонный разговор.

Получается, зря она бегала три дня по загсу и всех уговаривала, да еще немало денег переплатила. Где теперь на переезд взять? Не у Егора же. Он бессребреник, ходит в заштопанных носках, рубашки старомодные, не присмотришь – не заметит, оденет любую, лишь бы чистая. Поесть любит вкусно, но, если нечего, и пустой суп хлебает. Откуда у такого деньги! Похоже, бóльшую часть семейного бюджета составляла зарплата Веры. Ну и пенсия мамы. Много ли старушке надо? Лекарства да овсянка. А Вера, хоть и преподаватель, всегда старалась подрабатывать. Дипломные делала, репетиторством перебивалась. Все же она молодая женщина – ей нужно прилично одеваться. Заработка Егора на квартплату да на обед в столовке только и хватает. За время короткого замужества Катя истратила все свои небольшие сбережения: на похороны, на поминки, на самые необходимые в доме вещи… А покупка новой стиральной машины и вовсе подкосила их семейный бюджет. Теперь бы до зарплаты дотянуть! Но все это перестало ее волновать, как только Алла позвонила и сообщила, что вопрос решен положительно. Смотреть варианты договорились на следующий день. Начали, как и обещала Алла, с новостройки на левом берегу.

Новые дома рассыпались полукругом, образуя нечто вроде внутреннего двора, в центре которого находилась детская площадка. Несколько десятков тоненьких саженцев ровными рядами шли по краю мощеной аллейки. Все было предусмотрено: места под парковку автомобилей, двухэтажное здание супермаркета и бытовых служб, зеленая зона и выход на набережную у озера. Квартира находилась на десятом этаже, и Катя как вошла в нее, так и замерла: комната показалась ей огромной. Гладко отштукатуренные стены, бетонные полы и большое окно с отличным видом. Она подошла к окну и сразу поняла, что хочет здесь жить. Только здесь и нигде больше! Алла водила ее по квартире, призывала оценить величину ванной комнаты и туалета, убедиться, что стяжка пола достаточно ровная, а окна металлопластиковые, демонстрировала просторную кухню и балкон. Катя ходила за ней как зачарованная и только глупо улыбалась.

– Ну, посмотрели? Ничего, правда? Поехали дальше.

– Куда?

– Ну, я приготовила еще три варианта. Чтобы сразу определиться. Следующая квартира в старом районе, ближе к центру, но на первом этаже. Комната там маленькая, зато деревья во дворе, транспортная развязка, инфраструктура, как сейчас говорят. Рядом магазины, парки, кинотеатр и так далее.

– А третья?

– Третья… – Алла полистала блокнот. – Окраина на юго-западе. Район не ахти, но зато квартира с хорошим метражом и ремонтом. Даже мебель оставят, если захотите.

– А четвертая?

– Девятиэтажка. Метро в двух кварталах. По старой линии. Средняя, скажем так, что район, что состояние, что планировка. Дом бетонный. Тут все же кирпич. Я хочу, чтобы вы сравнили. Эта квартира – самая большая, и вид… сами видите. Но здесь ремонт надо полностью делать. Ничего же нет. Ни ванны, ни плиты, ни унитаза. Ну что? Поехали?

– Нет, – покачала головой Катя. – Я не поеду. Мне эта квартира нравится.

Алла растерялась:

– Да вы же еще ничего не видели. Может, та, что с ремонтом, больше понравится.

– Нет. Я выбрала. Эта!

– Ну и ладно. Мне же легче. Не пожалейте только потом.

– Не пожалею.

– Вот все бы клиенты были такие, – говорила Алла, когда они спускались в лифте. – Ваша сестра просмотрела восемнадцать вариантов. Восемнадцать! И с каждым разом все повышала требования. Когда она наконец определилась, я даже не поверила. Думаете, почему я наврала насчет ее беременности? Да просто у меня нет желания снова работать с ней.

– А если откроется правда?

– Вряд ли. Для крупной компании это капля в море. Не думаю, что кто-то начнет разбираться. А если и так, то всегда можно сказать, что был срыв или еще что-то. Сроки поджимают. Какое им дело до какой-то там дамочки! По сути, я оказала ей услугу. Только вряд ли она меня отблагодарит. Да и вас тоже. Даже удивительно, что вы сестры.

– Поверьте, Вика совсем не такая плохая. Это… это… просто, в общем, такая ситуация…

Они вышли на улицу и направились в сторону автобусной остановки.

– Если действовать по правилам, нужно было разрывать задаток и искать ей однокомнатную квартиру. А это потеря денег и времени.

– Я понимаю. Спасибо вам.

– Да ладно. Тем более что все может оказаться именно так. Они ведь молодожены, – улыбнулась Алла.

– А что, много нужно денег вложить в ремонт? – поинтересовалась Катя.

– Смотря какой ремонт.

– Самый простой. Обои я клеить умею. Линолеум, наверное, не слишком дорого стоит. Унитаз, раковина, плита, ванна… – принялась она загибать пальцы.

– И все это нужно еще установить, – подсказала Алла. – И подключить. А это тоже денег стоит. А кафель?

– Да я бы пока без кафеля пожила. Вы нашу коммуналку видели?

– Все зависит от возможностей. Вы хорошо зарабатываете?

– Не особо. У нас в фирме много не платят.

– Тогда сантехнику в кредит возьмите. И плиту с кухней.

– А это выгодно?

– Если денег нет, это возможность сделать все достаточно быстро. Я вот квартиру в кредит взяла. На пятнадцать лет. А что делать? Жить-то как-то надо. У меня родители и брат с женой да с детьми в одной квартире. Брат работать не хочет, считает, что родители должны ему квартиру оставить. А мне говорит: «Ищи себе мужа с жильем!» Вот и весь сказ. Я как заработала на первый взнос, так и оформила кредит. Квартирка у меня махонькая, но в центре. Вот выплачу, продам и тоже себе такие хоромы куплю.

– А мужа с жильем? – улыбнулась Катя.

– Ой! – махнула рукой Алла. – Не хочу я ни от кого зависеть. Женщина в наше время может рассчитывать только на себя. Так оно вернее. Потому и тебе помогла. Ничего, что я на «ты»?

– Нет, конечно, на «ты» даже лучше.

Они расстались только в метро. Катя ехала домой и всю дорогу улыбалась. Какая хорошая девушка!

Она слышала расхожее мнение, что ни одно доброе дело не остается безнаказанным, но не особенно в это верила. Катя полагала, что добрые поступки не могут приводить к печальным результатам, и даже не подозревала, что деликатность способна сыграть в ее судьбе роковую роль. Даже первый звоночек, когда ради Вики она отказалась от человека, в которого была влюблена, не насторожил ее. Катя только огорчалась и вздыхала, наблюдая, как пропасть между ней и сестрой неуклонно растет, трещина ширится. Но она не анализировала сложившуюся ситуацию, не задумалась, как можно было этого избежать. А ведь можно было! Прежде всего, не врать ни Вике, ни самой себе. Ведь она могла поговорить с ней начистоту намного раньше, еще до того, как сестра всерьез увлеклась Вадимом. Тогда между ними еще было взаимопонимание, и, возможно, Вика поняла бы ее. Но Катя задумалась об этом, лишь когда случилось новое происшествие.

Дни шли за днями: работа, домашние дела, решение квартирного вопроса, непростые отношения с сестрой… Катя настолько увязла во всем этом, что у нее совершенно не было времени подумать над своей жизнью. Она была в официальном разводе, который оказался совершенно ненужным для получения жилья, но тем не менее давал ей надежду однажды изменить свою жизнь. Полагаясь на это, она не спешила что-то менять. Егор же справедливо считал ее своей женой и относился к ней соответственно. Он был приучен приносить в дом свою небольшую зарплату и в ответ рассчитывал на любовь и заботу. Катя заботилась о нем как могла, а любовь… Увы! Любовь – неподвластное разуму чувство. Но, несмотря на это, к концу октября она оказалась беременной.

Это был уже не звоночек, а самый настоящий похоронный звон по всем ее надеждам. Мечтам о свободе, о настоящей любви, о счастье не суждено было сбыться. Только теперь она задумалась и поняла, что сама лишила себя всего, как тогда с Викой. У нее было время поговорить с Егором начистоту – она тянула. Он бы все понял – но она не сказала. Она избегала правды, не врала, но и не говорила, а значит – обманывала. Кого? Да прежде всего – себя.

В день, когда Катя узнала о беременности, она уже не могла думать ни о чем другом. Затуманенное испугом сознание не видело разрешения данной ситуации, зато она хорошо понимала, что прежде сделала не так. Теперь она была абсолютно уверена, что у нее была реальная возможность не потерять ни сестру, ни Вадима. Она точно знала, какие важные слова не сказала тогда по собственному недомыслию. Но что делать теперь, она снова не представляла.

В минуты потрясений мы бросаемся к близким или хотя бы к тем, кого еще недавно считали близкими. Катя поехала к сестре. Последний раз они виделись у нотариуса. Вика выглядела хорошо. Жорик, как показалось Кате, стал держаться увереннее. Они получили двухкомнатную. Узнав, что и Катя получила квартиру, сестра не стала возмущаться, только удивленно приподняла брови:

– Да? Ну поздравляю. И как тебе это удалось?

– А тебя не интересует, почему вам на двоих оставили двухкомнатную? – тихо, чтобы не услышали другие жильцы, спросила Катя.

В этот момент Катю позвали в кабинет нотариуса, а Вика и Жора ее ждать не стали…

Это случилось неделю назад. И сейчас Катя ехала к сестре на работу. Она не знала, где находится ее новая квартира и переехали ли уже Вика с мужем, поэтому отправилась в офис. Охранник был незнакомый. Он разрешил позвонить ей по внутреннему телефону.

– Вика, это я, – сказала Катя. – Я у входа в офис. Ты можешь выйти?

– Сейчас нет. А что случилось?

– Я… мне надо с тобой поговорить.

– Хорошо, я попробую. Подожди меня в кафе напротив.

Сестра появилась через полчаса. Она была в новом бежевом пальто из мягкой ткани, светлые волосы собраны на затылке в небольшой пучок. Вика выглядела, как всегда, элегантно и уверенно. Но что-то в ней необъяснимо изменилось. Так на нее подействовало замужество, несчастная любовь или размолвка с сестрой? И все же сейчас она была почти прежней Викой.

– Кофе, – бросила она официантке. – С молоком. Привет.

Катя отметила, что сестра ее не поцеловала и руку не подала, ограничилась кивком.

– Ты мебель когда заберешь?

– Мебель? – Катя о ней совершенно забыла. – Я не знаю. Как-то не думала об этом.

– Мы забираем на днях.

– Я думала, дом вот-вот снесут.

– Да где там! – махнула рукой Вика. – Мебель не вывезти. Старики тянут свои гробы на колесиках. Пройти невозможно. Один только наш коллекционер вывозил чуть ли не неделю. Слушай, а это правда, что он тебе предлагал свои богатства завещать?

– Откуда ты знаешь?

– Сам сказал. Ему дали однокомнатную. Ругается как сапожник! Никогда раньше не слышала, чтобы он матерился. Я уж помалкиваю, что у нас две комнаты, а то еще настучит.

– Теперь уже поздно.

– Неважно. Кстати, как тебе удалось? Это же вообще супер! Подумать только! Мы получили две квартиры: и однокомнатную, и двухкомнатную! Я тебя даже зауважала!

– А раньше, значит, не уважала?

– Не цепляйся к словам. Ты же понимаешь, о чем я. Так как?

– Алла помогла.

– Алла? Надо же! А меня она терпеть не могла, сразу было видно.

– По-другому не получалось. Времени не было. Алла заказчикам сказала, что ты в положении.

– Откуда она знала?

– Это правда? – опешила Катя.

– Да, – засмеялась сестра.

Катя поняла, что в ней изменилось.

– Давно?

– Восемь недель.

– У меня – семь.

– И ты тоже? Ну надо же!

– Жорик рад?

– Спрашиваешь! А Егор?

– Он пока не знает.

Вика сделала глоток кофе и поставила чашку на стол.

– Ты хотела поговорить… – напомнила она.

– В общем-то, об этом и хотела.

– Как у вас с Егором?

– Нормально. – Катя решила не рассказывать пока о разводе. – А у вас?

– Ты о Вадиме? – усмехнулась Вика. – Не волнуйся, я о нем и думать забыла. – И, видя, что Катя не поверила, добавила: – А что делать? Я замужем. Скоро ребенок будет. Квартира есть. Жорик сейчас неплохо зарабатывает…

– Как он к тебе относится?

Вика довольно улыбнулась:

– Он меня так любит! Пылинки сдувает. Знаешь, я поняла: для меня главное, чтобы меня любили, тогда и я полюблю. Ты знаешь, что Вадим из охраны уволился? Работу нашел.

– К вам не приходит?

– Ты же знаешь, ему не нравится, что Жорик на мне женился. А Жорик боится, что я снова на него поглядывать начну. Ревнует.

– Ясно. Ребенка хочешь?

– Конечно. А ты?

– Пока не знаю.

– Чего это? – Вика недоуменно посмотрела на нее. – Егор же против не будет?

– Не знаю. Просто я только сегодня узнала. Не могу в себя прийти. Он все время торчит в лаборатории. А дома с книгой или у телевизора. При этом в квартире такой бедлам…

– Ну, ты знала, за кого шла. Люди науки – они не от мира сего.

– Вы переехали?

– Сразу же. Но спим пока на полу. Мы много вещей брать не будем. Софу возьмем, телевизор. Я же его на свои деньги покупала, помнишь?

– Да, конечно.

– И ты свою кровать забери. И шкаф бабушкин, если хочешь. Я, пожалуй, кроме стола со стульями, ничего больше не возьму. И то на первое время. Пока новое не купим. Потом могу тебе отдать.

– У нас ставить некуда.

– А твоя квартира?

– Она без ремонта.

– Далеко?

– Окраина. Левый берег. Туда пока даже метро не дотянули.

– Ну и зачем ты такую выбрала? У нас и метро под домом, и парк, и ремонт готовый. Бывшие жильцы даже кухню встроенную оставили и шкаф-купе. Они, правда, хотели за это с нас деньги содрать, а я и говорю: «Тогда забирайте!» Что ты думаешь? Оставили! Вот мягкий уголок да спальню купить придется, но пока и так ничего. А вообще столько всего надо! – Вика принялась перечислять: – Стиральную машинку, холодильник, детскую кроватку…

Ее глаза мечтательно сверкали. Катя с улыбкой наблюдала за сестрой. Та заметила это и остановилась:

– Ты чего?

– Ничего. Я за тебя рада!

– Я тоже, – засмеялась Вика. – Ты не сердись на меня, ладно?

– Ладно.

– Я, конечно, здорово психанула тогда. Налетела на тебя, как фурия. Но тебе это пошло на пользу. Ты тоже разозлилась и квартиру выбила.

Вика снова рассмеялась и сжала руку сестры.

– Ты смотри, как все здорово получается! Мы почти одновременно вышли замуж, получили квартиры, а теперь еще и родим в одно время.

– Я пока не знаю…

– И думать забудь. Конечно, рожай! Представляешь, мы обе гуляем с колясками…

– Я еще не решила…

– Ты что? Первый аборт – и у тебя может никогда не быть детей.

– У меня уже был первый.

– Что? – поразилась Вика.

– Три года назад…

– Ну ты и тихушница! А скрывала!

– Не хотела тебе плохой пример подавать.

– Это от Руслана? Так вот чего ты ему тогда истерику устроила, – протянула Вика. – Ну, с ним все ясно. Он не мог на тебе жениться. Но Егор – твой муж.

– Ему никто не нужен. И денег у нас лишних нет.

– Квартиру сдадите.

– Там сначала нужно ремонт делать. А на что? Егор этим заниматься не будет. Значит, все на мне. Вот мне и решать, рожать или повременить.

– А может, ты у него спросишь? Что за манера решать все за других?

– У меня манера? – ощетинилась Катя.

– Ой, не заводись! – отмахнулась Вика и подозвала официанта. – У вас есть мороженое? – И повернулась к Кате: – Будешь? Две порции. – Она помолчала, глядя в расстроенное лицо старшей сестры, и примирительно похлопала ее по руке. – Не дури, Катя. Он твой муж. И наверняка будет рад ребенку, даже если сейчас это известие застанет его врасплох. Ведь тебя никто замуж не гнал. Сама его выбрала. Могла бы выбрать Вадима…

– Ага! Чтобы ты меня совсем со свету сжила?

Вика засмеялась:

– Я такая. Ревнивая. Но сейчас, знаешь… – Она придвинулась ближе и сказала, пристально глядя Кате в глаза: – Я своего простачка Жорика на такого супермена, как его брат, в жизни не поменяю.

– Твой Жорик – отличный парень!

– Знаю. Но внешнего лоска Вадима у него нет. И слава богу! На фиг мне муж, который в любой момент может свалить налево. Нет, мне мачо для семейной жизни ни к чему. Это пока я была сама по себе, хотелось чего-то такого, страстей, как на вулкане. А сейчас – нет. Здоровье дороже. Так что если ты из-за Вадима…

– Ты что? – запротестовала Катя.

– Тогда какого рожна тебе надо? – грубо спросила Вика. – Егор – мужик положительный. Не пьет, не курит. Деньги приносит?

– Всю зарплату отдает.

– Так что тебя не устраивает? А что зарабатывает мало, так это ты и раньше знала. Сама найди работу получше. Я, например, пока зарабатываю больше Жорика. Но это пока. Он у меня перспективный. Я собираюсь в декрет года на два как минимум. Женщина должна побуждать мужа зарабатывать деньги. Надо капать им на мозги потихонечку, каждый день: мебель надо, шубу надо, машину надо… Вот тогда у мужа не будет времени пить и налево бегать. Задачи будут, которые нужно решать каждый день!

– И когда ты успела стать такой мудрой женой?

– Язви, сколько хочешь, но я права. Тебе вон ремонт в квартире делать надо да квартирантов туда пустить. Вот вам и доход. Будет на что в декрете сидеть.

– Ты не представляешь, какой у нас сарай! Не знаю, где там детскую кроватку приткнуть. Хлама – по уши. И ничего не дает выбросить.

– Мы с Жорой придем к вам в гости, – заявила Вика. – Посмотрим, в каких ты условиях рожать собралась. И всыплем твоему мужу по самое «не могу». Не дрейфь, сестричка! Прорвемся!

После их разговора Кате стало легче. Все-таки она не одна, а Вика, какой бы резкой и нетерпимой она ни была, – ее сестра. И они, что не говори, похожи – одна кровь. Даже влюбились в одного и того же мужчину, и ни одна его не выбрала. Хотя каждой из них он предлагал это в той или иной степени.

Слова сестры убедили ее. Ну и что, что она не любит Егора? Не нужно на этом акцентировать внимание. Вика тоже вышла вроде без любви, а теперь довольна. И у них все наладится. Вика права, это раньше она могла дурить, пока одна была: люблю – не люблю, хочу – не хочу… А ребенку нужен отец.

Объясняться с Егором не пришлось. Когда она доехала домой после работы, он уже все знал: Вика позвонила.

– Я рад, – говорил он, словно оправдываясь. – Я правда рад…

«Вика уже начала воспитывать его», – поняла Катя.

– Вика сказала, что они хотят прийти к нам в гости в субботу.

– Я знаю. Ты будешь дома?

– Конечно! – с наигранным энтузиазмом воскликнул Егор. – Я тебе помогу. Не можешь же ты в своем положении таскать сумки с продуктами.

Да, вмешательство родных имеет иногда и положительные стороны. Вика и Жорик пришли на ужин. Жорик повзрослел, похудел, отпустил тоненькие черные усики для солидности. Отношения у них были прежние: Вика вертела им, как хотела, а он только счастливо улыбался. Вика упорно вела свою линию – ужасалась состоянием квартиры и убеждала Егора, что будущему ребенку и его матери очень вредно жить в таких условиях. По ее утверждению, книжная пыль – самая вредная, а библиотекари и работники архивов все сплошь умирают от туберкулеза. Вика несла абсолютную чушь, но настолько уверенно, что даже такой умный человек, как Егор, поддался ей и с виноватым видом поглядывал на Катю.

– Но мне все это нужно для работы, – оправдывался он.

– Ну и неси на работу, – отвечала Вика. – Пусть тебе там шкаф под это дело выделят, что ли. Или кладовку. Работа – она на работе. А дом – для жизни. А как здесь жить? Да еще с ребенком! Где здесь можно поставить кроватку, пеленальный столик?

Она возмущенно оглядывала комнату, в которой они сидели.

– Кроватку мы поставим в спальне, – неуверенно предложил Егор. – А пеленать можно и на этом столе.

– Ты что? – напустилась на него Вика. – Пеленать ребенка нужно рядом с кроваткой и обязательно на специальном столе. И зарядку на нем делать, и массаж. Но не возле телевизора. Ты что, собираешься с первых дней облучать собственного ребенка?

Кате показалось, что в глазах Егора мелькнула паника. Он не ожидал, что появление потомства связано с такими бытовыми неудобствами. У него закончились аргументы, и весь оставшийся вечер он помалкивал.

– Ничего, ничего, – шепнула сестре Вика перед уходом. – Пусть думает. Привыкает. Пусть он тебе создает условия, а не ты ему. – И уже громче добавила: – Береги себя, сестра. Егор! Береги Катю.

Через день Егор сдался.

– Знаешь, – сказал он, – ты у двери складывай, что надо унести. Мне на работе место под литературу выделили.

Но в отношении новой квартиры Егор по-прежнему вел себя так, словно ее вообще не было. На предложение Кати съездить посмотреть, что там нужно сделать в первую очередь, он не реагировал или ссылался на занятость.

– Пойми, пока там нет ремонта, мы не сможем ее сдавать.

– Катюша, – сдержанно отвечал он, – но это ведь твоя квартира. Ты же знаешь, я вообще был против развода.

– При чем здесь это? Когда я уйду в декрет, на что мы жить будем?

– Я же тебе всю зарплату отдаю.

– Но ее даже на питание не хватает. За квартиру я плачу из своих. А бытовая химия, мелочи для дома? Я уже не говорю про одежду! У тебя даже костюма приличного нет.

– Как нет? А серый?

– У него уже локти блестят.

– Ну и что? Меня устраивает.

– Мне зимние сапоги нужны.

– Купи.

– На что? Мы все тратим.

– Значит, ты неэкономная хозяйка.

– Да как тут сэкономишь, когда цены такие! И платить теперь нужно за две квартиры.

– Вот видишь? Зачем была нужна эта квартира? От нее одни убытки. Продай ее – вот тебе и деньги.

– А если Вера завтра вернется?

– Чего вдруг она вернется? А насчет расходов, то тут нужно вести строгий учет. Ты живешь не по средствам. Мы с мамой мясо ели два раза в неделю – и ничего. Умеренность полезна для здоровья.

– А я ела, что хотела. А теперь беременной должна поститься?

– Я этого не сказал. Но без дорогой колбасы и вырезки можно обойтись. Покупай куриные потроха или суповые наборы. Нужно готовить первое, а не тратиться на колбасу.

– Я готовлю. Но я еще и работаю! – вскипела Катя.

– Можешь не работать, – ответил Егор. – Я же зарабатываю.

– А жить на что будем? На твою зарплату?

– Но мы же с мамой и Верой жили…

– Так и Вера ведь работала, а мама пенсию какую-никакую получала. Кроме того, она находилась весь день дома, могла готовить.

– Ты все время ищешь себе оправдания, – наставительно, но терпеливо сказал Егор. – Вместо того чтобы прислушаться к советам и пересмотреть манеру ведения домашнего хозяйства, ты упорствуешь и стоишь на своем.

После таких перебранок Кате хотелось уйти куда глаза глядят и никогда больше его не видеть. Но куда было идти? В пустую квартиру с бетонными полами и голыми стенами? Жорик, когда забирал мебель, по распоряжению Вики отвез туда ее кровать, бабушкин комод и швейную машинку.

– Пусть пока там стоит. Кровать-то новая, машинка тебе пригодится. А комод мне жалко стало оставлять. Он симпатичный, хоть и громоздкий, – сказала Вика. – Антиквариат!

Куда было уходить?

Катя иногда наведывалась в свою квартиру. Сидела в комнате у окна на тумбе швейной машины и смотрела на озеро и синеющую вдалеке полоску реки, зеленые склоны. Это было ее место. Ее дом. Она чувствовала себя здесь гораздо спокойнее и увереннее, чем у Егора. Вытирала пыль на подоконниках, подметала пол. Ради этого пришлось купить некоторые мелочи: веник, совок, несколько чашек. Брать у Егора ничего не хотелось. Как-то она заглянула в старую квартиру. Там уже никого не было. В их комнате оказалось еще много вещей. Вика оставила бо́льшую часть кухонной посуды: они с Жориком купили новую. На окне висел тюль, на стенах картины: портрет старика и натюрморт с фруктами.

– Вика, ты чего картины не забрала? А если бы украли? Я взяла их пока к себе, – позвонила Катя сестре.

– Себе и оставь.

– А может, они дорогие?

– Это вряд ли. Хорошие картины в таких рамах…

– Ну, натюрморт, возможно, и ерунда. А портрет старика?

– Сомневаюсь.

– Тогда я повешу их у себя. Все-таки память…

– Как хочешь. Я на них не претендую.

– А если окажется, что они дорого стоят?

– Продай. Хоть на ремонт хватит. Все-таки ты в худшем положении, чем я.

– Чего это? Ты же сама говорила: у нас все одинаково – квартиры, дети, мужья.

– По внешним признакам только. У меня двухкомнатная – своя. А у тебя – его. Про детей пока говорить рано. А что до мужей… Конечно, Егор не Жора.

– Понятное дело. Он – Егор.

– Ты же понимаешь, о чем я.

– А кто меня уговаривал? Муж, мол, отец ребенка…

– А что не так? И муж, и отец. Но, если честно, я бы с таким Егором… Где ты вообще его надыбала?

– С Вадимом поскандалила в парке, бежала домой и на Егора налетела.

– И тут Вадим! Прямо судьбовершитель какой-то. Тебя толкнул в объятия Егора, меня – Жорика. Ну, я допустим, не в обиде. А вот ты…

– И я. Егор – положительный человек. Сама говорила: не пьет, не курит.

– Говорила, но…

– Не переживай. У меня все хорошо.

Картины и прочее она перевозила частями. Много ведь не поднимешь, а помочь некому. Егор устраняется. Не Вадиму же звонить. Он больше не тревожил ее. Значит, смирился и с ее выбором, и с женитьбой брата. Все правильно. У нее своя жизнь, у него своя.

Она залезла на тумбу-машинку и вбила четыре гвоздя: на два – картины повесила, на другие два – старый карниз приспособила. Тюль выстирала. Ничего, что недорогой, зато веселенький – с голубыми цветочками. С каждым приездом квартира становилась все роднее. В кухне прямо к оштукатуренной стене Катя прибила полки, которые забрала из общей кухни. Полки принадлежали Таисии. Она их не взяла – значит, не нужны. На полку поставила посуду. Кастрюли сгрузила в углу.

Долго находиться в квартире было невозможно. Не было ни лампочек, ни унитаза, ни воды. Катя, зайдя за квитанциями в ЖЭК, поинтересовалась, есть ли в доме электрик.

– Конечно есть. И электрик, и сантехник. А как же!

Она начала с электрика. Он справился довольно быстро, и вскоре в квартире были лампочки и розетки с выключателями. Стоило это не так уж дорого. Окрыленная первым успехом, со следующей получки Катя купила унитаз. Она экономила на питании, в конце концов, Егор сам на этом настаивал. Вела учет до копейки. Ели супчики и кашки. Мясо – два раза в неделю. Суповые наборы и куриные потроха. Сам хотел, пусть радуется. Мыло, шампунь, порошок – все самое дешевое. Зато в квартире установила раковину со смесителем. Пока только в ванной. Но это уже был прогресс. В такой квартире можно жить. У них в деревне и этого нет. Вода – из колодца, туалет – во дворе, мыться – в корыте. Ничего, выжили. Мама двух детей так подняла. Она что, одного не поднимет? Странно, но пока даже в мыслях Катя не могла себе представить, каким отцом будет Егор.

Как-то Егор пришел домой не один. С ним пожаловал худой высокий мужчина в очках и почти лысый.

– Это Костя, мой коллега, – представил Егор. – У него к тебе дело.

– Ужинать будете?

– Конечно.

Ученые мужи послушно хлебали вчерашний супчик, ели вермишель по-флотски и обсуждали дела в лаборатории. Катя сидела в уголочке и записывала в блокнот предстоящие расходы по новой квартире. Из этого приятного занятия муж выдернул ее неожиданным вопросом:

– Возле твоего нового дома метро уже пустили?

– Пока нет. Обещали в следующем месяце.

– Видишь? – повернулся Егор к Косте.

– А в чем дело? – насторожилась Катя.

– Да вот Костя хочет снять у нас квартиру.

– Костя?

– Да, – подтвердил Егор.

Костя кивнул.

– Я могу оплачивать коммунальные услуги, – сказал он, – если вам в тягость.

Катя растерялась. Она, конечно, говорила мужу, что квартиру можно сдавать, но в последнее время она так привыкла проводить в ней все свободное время, что совершенно забыла об этом. Там были ее книги, ее вещи, даже спортивный костюм и тапочки. Постельное белье, старый бабушкин плед, маленький приемник, который она купила, когда жила в общежитии. Это был уже ее дом, хотя в кухне еще не было даже стула. И когда становилось совсем невмоготу слушать занудство Егора, она уезжала туда, лежала на своей кровати, мечтала, делала что-то… Заниматься своей, именно своей квартирой доставляло ей такое удовольствие! И теперь впустить туда совершенно постороннего человека, чтобы он платил за нее квартплату… Катя сдержала слова негодования и с натянутой улыбкой спросила:

– Костя, а вы вообще в курсе, сколько стоит аренда квартиры в городе?

Егор посмотрел на нее укоризненно, а Костя смутился:

– Конечно знаю. Я снимаю комнату возле института. Но там же у вас нет ремонта.

– Не только ремонта. Там даже унитаза нет. И лампочек, и патронов, и плиты, – принялась перечислять Катя.

Егор никогда не был в квартире и ничем не помогал, сколько она ни просила. И Катя справедливо полагала, что он не мог знать о происшедших там переменах.

– Я не знал, – растерялся Костя.

– Так что сдать ее за одну квартплату я могу только тому, кто сделает там полный ремонт: сантехнику установит, обои наклеит, линолеум положит. А если все это будет сделано мною, то я сдам ее за соответствующую цену.

Услышав ответ хозяйки, гость заторопился и быстро ушел. Как только дверь за ним закрылась, Егор напустился на Катю с небывалым раздражением:

– Как ты себя ведешь! Я от стыда чуть сквозь землю не провалился!

«И что же тебе помешало?» – вертелось у нее на языке. Во всяком случае, Вика сказала бы именно так. Егор смотрел на нее, возмущенно поджав губы.

– Что завтра скажут мои коллеги? Что я женился на спекулянтке?

– Что ты несешь? – Катя от такой глупости даже опешила. – Ты в дырявых носках ходишь на работу! И собираешься сдавать квартиру за бесценок?

– Тебе скоро в декрет. А платить квартплату нужно. А Костя… Костя не может платить много. У него зарплата, как у меня.

– Я понимаю. Естественно, за такую возможность он ухватился. Но надо же реально мыслить! Мне выгоднее взять кредит в банке, сделать классный ремонт и сдавать квартиру по рыночной цене. Так я и кредит выплачу, и что-то заработаю…

– Какая ты стала расчетливая! Прямо как твоя сестра!

– А куда деваться! – Катя уже еле сдерживалась. – Кто-то из нас двоих должен быть расчетливым! Иначе как мы жить будем? На что? На твою зарплату?

– Другие и этого не имеют.

– Мне плевать на других! Я хочу, чтобы у моего ребенка было счастливое детство!

– Это от нас с тобой зависит.

– Именно! – Катя подняла палец, как это обычно делала Вика, и выразительно посмотрела на Егора. – Хорошо, что ты все понимаешь! Только как ты собираешься это осуществить? Занимаясь благотворительностью и предоставляя дешевое жилье всем нуждающимся?

– Почему ты сказала, что там нет даже туалета? Это же неправда! – парировал Егор.

– Откуда ты знаешь? – поразилась Катя.

– Я видел чек из магазина.

– Где?

– Не помню… – замялся он.

– Так я тебе напомню! – Катя гневно нахмурилась. – У меня в кошельке! Ты рылся в моей сумочке!

– Я не помню… Ну, может… По-моему, мне нужна была мелочь.

«Он врет, – поняла Катя. – Врет!» Егор мялся и нервничал, прятал глаза.

– Я никогда не шарю по твоим карманам! Даже если мне что-то нужно…

– А я тебя не обманываю. А ты тайком…

– …купила унитаз в свою квартиру! Причем со своей зарплаты! Преступление, да? – Катя вскочила и уперла руки в бока. – Да, купила. Потому что я не могу даже заехать туда, не то чтобы что-то делать. Там даже туалета нет!

– Уже есть. И Костя мог бы жить там.

– С одним туалетом!

– А что еще нужно?

Катя закатила глаза – что за идиот, как она могла выйти за такого! – но сдержалась и ответила:

– Для жизни нужно место, где моются и где готовят. А ты даже не захотел помочь мне поставить розетки.

– Я не умею. Я не электрик.

– А что ты вообще умеешь? Мышек кормить?

– Катя! – Егор выглядел оскорбленным. – Я не знаю, как расценивать твое поведение. Если бы… Если бы ты не была в положении…

– То что? Вот я в положении, а ты ни разу не поехал со мной, чтобы помочь хоть чем-то!

– У меня нет на это времени.

– А сдавать мою квартиру, которую ты предоставляешь мне самой приводить в порядок, у тебя есть время?

– Катя… – Егор даже сел.

Его лицо было красным и потным от возмущения. Никогда еще он не был Кате так противен.

– Я не могу продолжать разговор в подобном тоне. Ты моя жена…

– Уже нет! – отрезала она и ушла в спальню.

Размолвка длилась неделю.

Вике она звонить не стала. Еще, чего доброго, приедет и начнет качать права. Катя устала от скандалов. Она не могла объяснить мужу, что его желание заниматься исключительно наукой и жить не напрягаясь плохо совместимо с семейным благосостоянием. Они разные люди и вряд ли когда-нибудь поймут друг друга. Жаль, что поняла она это слишком поздно. Не зная, как следует поступить в этом случае, она позвонила Алле. Той самой, которая когда-то помогла ей с квартирой. И хотя девушка была на работе, она обрадовалась звонку. Это Катя почувствовала по ее голосу.

– Привет! Надо же, не забыла. Большинство моих клиентов после покупки квартиры быстренько забывают тех, кто помогал им в этом.

– Алла, подскажи, что делать? Зарабатываю я немного. Через полгода будет ребенок. Мне нужны деньги, деньги и еще раз деньги.

– Неужели твой парень такой тупой?

Стесняясь собственной лжи при получении квартиры, Катя и сейчас при ней называла Егора не мужем, а просто парнем. Хотя официально теперь оно так и было.

– Он эгоист. Ему от жизни ничего не надо… ну, может, кроме научных достижений. Он не хочет ничего менять!

– Надо подумать. – Алла помолчала, а затем предложила: – Давай в выходные встретимся, обсудим.

– Давай, – обрадовалась Катя. – Где?

– Можно у меня или у тебя в квартире.

– Давай у меня. Запиши адрес…

– Здрасте, девушка! – рассмеялась Алла. – Ты квартиру-то как заимела? Твой адрес у меня в блокноте записан! Я приеду часиков в двенадцать. Идет?

– Конечно!

Вскоре Катя успокоилась, Егор тоже остыл. То ли он сделал скидку на беременность жены, то ли принял в некоторой степени правоту ее слов, но потихоньку все наладилось. Снова были семейные ужины под телепередачу новостей и обычные вечерние разговоры. Егор больше не затрагивал тему сдачи ее квартиры. Сказал только, что им руководило исключительно желание освободить Катю от непосильных забот, но раз это ей не подходит, пусть поступает так, как считает нужным. В конце концов, это ее квартира.

Но на следующей неделе их ожидал сюрприз. Катя вернулась в пятницу домой и застала в кухне Веру. Сестра мужа готовила ужин, а Егор сидел на табурете и увлеченно с ней разговаривал. Вера не баловала их визитами. За три прошедших месяца она забегала только раз – взять теплую одежду. Поэтому Катя удивилась, но обрадовалась гостье.

– Здравствуй, Вера, – обняла она золовку.

– Здравствуй, – заулыбалась та. – Поздравляю! Какая ты молодец!

– А я? – делано обиделся Егор.

– И ты, и ты, конечно! Молодцы! Значит, я скоро буду тетей?

Они сели ужинать, и в процессе разговора выяснилось, что Вера ушла от Олега.

– Как же так? – огорчилась Катя.

– Мама была права, он несерьезный и безалаберный. Одно на уме – развлечения, развлечения и еще раз развлечения.

– Ты же говорила, что вы встречались три года!

– Вот! Три года встречались, и только сейчас я рассмотрела его как следует. Хорошо, что еще замуж за него не вышла!

– Он плохо к тебе относится?

– Нет, – мотнула головой Вера, – этого не скажу. По-своему он меня любит. Но увы, только по-своему. Он хочет, чтобы я принимала его таким, какой он есть. Сначала это вроде праздника: по вечерам – рестораны и компании, в выходные – пикники на чужих дачах. У него какие-то нелепые друзья. Все такие же. Порхают, как мотыльки, по жизни. Дерзкие, непредсказуемые. Зарабатывают много, но столько тратят…

– Так это же хорошо, – осторожно возразила Катя.

Она не могла понять, что не устроило Веру в молодом успешном парне. Насколько она знала, у Олега была квартира и хорошая работа. Покойная мать Веры и Егора была в ее глазах старой сумасбродкой. Катя никак не могла понять, почему она помешала счастью собственной дочери. А теперь эта самая дочь сидит перед ней и говорит точь-в-точь как ее мать.

– Сначала и я не видела в этом ничего предосудительного, а потом… – Вера выразительно замолчала.

– Он стал… пить? – наивно спросила Катя, хотя на самом деле подумала, что речь идет об измене.

– Скажи еще – гулять, – презрительно, как иногда ее брат, поджала губы Вера.

– А… а… что? – вконец растерялась Катя.

– Ты мыслишь крайне примитивно, – сделала вывод сестра Егора. – Просто я поняла, что он мне не подходит.

– Я поняла, что ты поняла… – Катя не обнаружила, что ее обидели слова золовки. – Я только не поняла почему.

– Потому что я взрослая и серьезная женщина, – заявила Вера и глянула на нее так, как, наверное, смотрела на своих нерадивых студентов. – А он – крайне взбалмошный молодой человек…

«Она старая для него, – поняла Катя. – Он молодой, а она старая. Ее утомляет молодежная компания. Новые друзья вызывают опасения. Активные девушки – зависть. Энергия юности – досаду. Вера – из училок! Но не из числа вечно юных душой учителей, а именно из нудных, скучных, властолюбивых старых дев».

– У него нет никаких принципов, – продолжала Вера, обращаясь главным образом к Егору. – Живет сегодняшним днем! Захотел – поехал на море. Захотел – в Египет.

– Один? – Катя подумала, что в этом и есть настоящая причина разрыва. – Тебе не предлагал?

– Почему? – удивилась Вера. – Предлагал. Но у меня же работа. Не могу я все бросить и улететь! А он не понимает. Просто не понимает. Нет, права мама: он бестолковый и безответственный!

Она даже не сказала «была», отметила Катя, словно мама сидит в соседней комнате. Нет, членов этой семьи ей, видно, не понять никогда.

– Я займу свою комнату, если вы не против, – невозмутимо сказала Вера и ушла в спальню.

Вадим оказался прав: их супружеской спальней стала проходная комната.

В последнее время Катя все чаще вспоминала его. Жорик сказал, что у брата все хорошо. Нашел перспективную работу в солидной фирме, сидит теперь там с утра до ночи. У него испытательный срок. Если возьмут, будет достойная зарплата. При встрече Вика обмолвилась, что у Вадима появилась женщина.

– Нашел себе какую-то Марусю, – сказала она пренебрежительно.

– Не Марусю, а Наташу, – строго поправил Жора.

Катя впервые увидела, что Жорик, оказывается, потихоньку строит жену.

Наташа была сотрудницей Вадима. Она сразу влюбилась в него и даже предложила пожить у нее: Вадиму как раз отказали от квартиры.

– У нее своя квартира? – спросила Катя сестру.

– И ребенок к тому же, – тихо, чтобы не услышал муж, ответила Вика. – Она сразу на него глаз положила. А что? Парень видный, с образованием, а ей муж нужен. Вот и взяла его в оборот. Жорик говорит, пылинки с него сдувает. «Вадик то, Вадик се», – передразнила она, и Катя поняла, что Вика вовсе не так равнодушна к Вадиму, как хочет показать.

– Я очень рада, – сказала она Жорику. – Передай ему мои поздравления.

После этого Вадим только раз позвонил ей на работу. Но его голос не показался ей радостным. Вадим знал от брата, что она ждет ребенка, и вежливо расспрашивал Катю о самочувствии и новой квартире. Про Егора они не говорили. Катя была этому рада. Не хотелось ни врать ему, ни жаловаться на свою бестолковую жизнь.

Если Катя думала, что ее Егор – верх занудства, то это только потому, что она еще не знала Веру! Его сестра могла дать сто очков вперед любому зануде. Она скрипела день и ночь. Почему Катя не выключила свет в коридоре? Зачем купила такой дорогой крем для лица? Почему в субботу уехала к сестре, а в воскресенье – к подруге? Катя провела эти дни в своей квартире, сделав немало полезного. Но почему она должна отчитываться перед сестрой мужа за каждый свой шаг?

Сначала она отшучивалась, потом молчала, а затем стала огрызаться. И тут началось:

– Изволь-ка изменить тон, Катя!

– Я в своей квартире нахожусь, это ты при муже!

– Ты еще слишком молода, чтобы так со мной разговаривать!

– Тебе старшие говорят – слушай!

Свекровь была бы ангелом в сравнении с этой фурией. Катя не могла понять, что движет этой женщиной. Ненависть к каждому инакомыслящему? Зависть к их семейному «счастью»? Ведь она осталась одна, а у Кати – муж и будущий ребенок. Самое неприятное заключалось в том, что Егор явно соглашался с сестрой. При этом он не был резок с Катей и мягко ее увещевал:

– Ты прислушивайся к Вере, она старше, опытнее… Вера хочет как лучше. Она всегда стремится к совершенству…

«Да не нужно мне ваше занудное совершенство!» – хотелось крикнуть Кате. В чем оно? Вера прочла кучу книг, при каждом удобном случае так и сыплет цитатами. Ни одной собственной мысли, все чужие. Только и слышишь от нее: «Как писал Достоевский… Как сказал Вольтер… А вот Гельвеций говорил…» Катя для нее – неуч и невежда. Только ей плевать, что думает о ней эта грымза. У нее и без Веры от проблем голова идет кругом.

В воскресенье к ней в квартиру снова приехала Алла. Они быстро и как-то незаметно сдружились. Их отношения сразу стали настолько доверительными, словно они были знакомы много лет. Подруги долго обсуждали материальные проблемы Кати, искали выход из сложившейся ситуации. Приезд золовки и ее постоянные придирки изматывали ее больше всего. Надежды на Егора не было. «Если и оставаться с ним, – решила Катя, – то только здесь, на своей территории». Значит, нужно поскорее сделать хоть самый простой ремонт. Но как? Взять кредит она не могла. Ей скоро в декрет. Чем отдавать будет? А жить с маленьким ребенком в квартире без ванны и плиты – немыслимо.

– Если хочешь, я тебе остатки обоев привезу, – предложила Алла. – У меня даже плитка напольная есть. Немного, правда. Я сама ремонт делала.

– Вот и я делаю. Понемногу. – Катя грустно обвела глазами голые стены с двумя одинокими картинами. – Да, обои я могу купить. Только это не особо поможет.

– Вот и покупай, а я помогу тебе их наклеить. У меня и клей остался, и кисти есть.

– А что еще надо?

– Давай я привезу все, что осталось от моего ремонта, а там разберемся.

Через день к вечеру она притащила здоровенный пакет с остатками обоев, пачку клея, специальный строительный нож и кисти.

– Я еще и у соседей остатки забрала. Им все равно не надо, а девать некуда.

– Как ты осилила такую тяжесть?

– Сотрудник помог, на машине подвез. Свет не без добрых людей!

Когда Катя помогала ей тащить все это от лифта, вышли ее новые соседи – молодая супружеская пара.

– Девушки, давайте помогу, – вызвался парень.

Катя уже знала, что его зовут Сергей, а жену – Людочка, как он ласкательно ее называл.

– Ремонт делаете? – улыбнулась Людочка.

– Пытаемся.

– А мы уже отстрелялись, – довольно сообщил Сергей. – Закончили.

– Слава богу! – добавила его жена.

– Я тоже, – остановилась у двери Алла. – Вот остатки Кате притащила. Ей нужно быстренько ремонт сделать. Она же у нас скоро мамочкой будет.

– Да вы что! – заулыбалась соседка. – Мы и не знали. Поздравляем!

– Спасибо.

– Так у нас тоже остались обои, – вспомнил Сергей, – хотите?

– Хотим! – ответила Алла.

– Что вы! – смутилась Катя. – Зачем? Вам самим пригодятся.

– Да ну… Пару метров, конечно, можно оставить на всякий случай, а прочее…

– Конечно! – поддержала мужа Людочка. – Мы вам все принесем!

Катя отметила, как складно у них получается: один начинает, другой подхватывает. Может, это и есть взаимопонимание? Но то, что ребята любят друг друга, сразу видно.

Соседи отдали ей обрезки довольно дорогих обоев. Они были разрезаны на одинаковые куски.

– Это остатки, – объяснила Людочка, – от гостиной. Представляете, получилось чуть меньше, чем по два метра. Ни туда ни сюда, а стыковать не хотели, вот столько и осталось. Гостиная у нас большая, мы ее с кухней соединили, так что вам, может, и на всю кухню хватит. Или на коридор.

– А это плитка. – Сергей опустил на пол небольшой пакет. – Может, сгодится. Тоже остатки, от ванной и туалета. Ну а шпатели, кисти… Это все у нас имеется. Нужно будет, возьмете.

Алла успела рассказать им о Катином сложном положении. Про Егора она не упоминала, и получалось так, что Катя – будущая мать-одиночка, денег на ремонт нет, а приготовить квартиру к рождению ребенка просто необходимо.

– С обоями мы можем помочь, – смущенно улыбнулась Людочка. – Я, правда, ничего больше не умею, а обои когда-то с мамой клеила.

– Спасибо, мне друзья обещали, – отказалась Катя, совершенно не представляя, откуда эти друзья могут взяться.

Ей не хотелось никого обременять, хотя сейчас любая помощь была бы кстати.

Теперь каждый вечер после работы Катя спешила не к Егору и его вечно зудящей сестре, а ехала к себе в квартиру, раскладывала обрезки обоев и раздумывала, как можно их скомбинировать. Обмеривала стены, рассчитывала. Как ни крути, а красивые дорогие обои соседей подходили только в коридор. Снизу их можно было доточить другими, более темными, в одной цветовой гамме. Их принесла Алла. Обрезки были по семьдесят сантиметров. Между ними Катя намеревалась пропустить узкую золотистую полоску, которую Алла использовала как багет. А она сделает посередине стены. Будет как в старых английский гостиных: снизу стены темно-розовые, сверху – персиковые. Она так загорелась этим, что решила клеить обои в ближайшие выходные.

В субботу утром Катя вышла из дома очень рано, Вера и Егор еще спали. По дороге она заглянула в супермаркет, купила булку, молоко, вареной колбасы. Приехав, наспех позавтракала и сразу принялась за работу. Первым делом она развела клей, как было написано на этикетке. А пока он набухал, приготовила полосы обоев. Алла появилась, когда одна стена коридора снизу была уже оклеена.

– Слушай, – протянула она, – а неплохо получается. Правда, очень неплохо!

В четыре руки дело пошло быстрее. К обеду Катя, воспользовавшись кипятильником, сделала им чай и приготовила бутерброды.

– Мне так нравится! – Ей не терпелось поскорее закончить работу. – Я вот что думаю: куплю-ка я обои в комнату. Я уже подсчитала, сколько нужно. Не так и много. Через два дня у меня аванс. Обязательно куплю! В конце концов, пусть и Вера начнет тратиться на продукты. Я же у них дома практически не ем. И так потихоньку-потихоньку сделаю ремонт. Ты не представляешь, до чего мне хочется жить здесь! Пусть и без Егора.

– А ты не представляешь, как трудно одной воспитывать ребенка.

– Мама растила нас одна. Двоих! И ничего. В той квартире я задыхаюсь. А с тех пор, как вернулась его сестра, вообще не могу там находиться.

– Но все-таки это и его ребенок.

– Да Егор – сам еще ребенок. Не стало мамы, так он во всем сестру слушается. И боюсь, – вздохнула Катя, – что таким и останется.

– Раз сестру слушается, то и тебя будет.

К вечеру коридор был закончен, и Алла позвала соседей полюбоваться. Людочка даже руками всплеснула.

– До чего же славно получилось!

– Здорово! – с восхищением вторил ее муж.

Катя была чрезвычайно довольна, хотя спина у нее раскалывалась, а ноги подкашивались. Она так устала, что, едва вернувшись в дом мужа, сразу легла. Вера с братом в этой же комнате пили чай перед телевизором и смотрели передачу на политическую тему. Они горячо обсуждали последние новости страны, громко произносили умные слова и совершенно не обращали внимания на то, что Катя пытается заснуть. Возможно, таким образом Вера демонстрировала свое безраздельное господство в квартире. Катю это почти не задевало. Это действительно не ее дом, но все же она подумала, что, если бы в ее квартире жили люди, она бы хоть немного считалась с ними. Егор сестре не перечил. Похоже, он был рад ее возвращению. Под этот шум Катя и уснула.

Утром она рассчитывала поспать подольше, но ее бесцеремонно разбудили.

– Вставай, квартирантка. – Вера стояла над ней, воинственно размахивая тряпкой.

– Почему это «квартирантка»? – удивилась спросонок Катя.

– А кто ты? – Вера вытирала пыль на полках. – Поднимайся и собери диван. Я хочу полы вымыть.

Воскресенье начиналось неважно.

– Я думала, вы вчера убирались, – сказала Катя, устало поднимаясь с дивана.

Это замечание вызвало бурю негодования.

– Ясное дело! Ты прохлаждалась, а мы должны убирать! Хорошо придумала!

У Кати на языке вертелось: «Так ты же здесь хозяйка и всячески это подчеркиваешь, а убирать должна я?» Но она, как всегда, сдержала раздражение и мирно ответила:

– Просто обычно убирают в субботу.

– Так и убирала бы! – возмущенно уставилась на нее Вера. – А то сбежала на весь день, чтобы ничего не делать, а сегодня решила отдохнуть, да?

– Я вчера весь день обои клеила, – неосторожно ответила Катя, – а не прохлаждалась, как ты выражаешься. О своей жилплощади я забочусь сама. А вот как ты можешь сидеть в собственной квартире в такой грязи и ждать, что беременная жена брата станет у тебя бесплатной прислугой, не понимаю.

– Ты еще будешь указывать, что и когда я должна делать в своем доме? Ну ты и нахалка!

По тому, как она кричала, Катя поняла, что Егора дома нет.

– Егор где?

– На рынок пошел! Есть нечего. Жена, якобы беременная, валяется до обеда. А муж голодный!

– Почему же «якобы»? – Катя включилась в скандал, сама не заметив как. Но возмущение просто рвалось из души. – А то, что я сама обои клею, унитаз из магазина тащу, – ничего? Почему же муж, который меня бережет, как ты рассказываешь, ни разу со мной не поехал? Все некогда, все работа! Вчера ему работа не помешала целый день с тобой у телевизора просидеть?

– Да Егор вообще мало отдыхает! А как женился, так и подавно!

– И в чем же это выражается? – съязвила Катя. – Может, он стал больше зарабатывать? Может, квартиру хоть раз сам убрал? Может, нашел, где подзаработать на будущего ребенка?

– В квартире стало чисто и просторно…

– Потому что все это сделала я!

– Егор сказал, что он всю литературу на работу перевез.

– Правильно, но сначала я его три месяца уговаривала и убеждала, а потом весь ваш многолетний хлам собирала и в узлы увязывала!

– А как ты хотела? – нашла новый аргумент Вера. – Выйти замуж и ничего не делать?

– Я хотела иметь нормальную семью! Без вмешательства извне!

– Ну уж извини! Это и моя квартира тоже. И если ты что-то тут и сделала…

– Не что-то, а все, что должна была делать здесь ты как единственная молодая женщина в доме. К моему приходу здесь такое творилось.

– Потому что мама не разрешала выбрасывать литературу.

– Унитаз мыть она тебе тоже не разрешала? Ты каждый день на него садилась, а он был в столетней грязи и ржавчине!

– Я преподаватель, а не уборщица! – взвизгнула Вера. – У меня времени на это нет. Взялась, так делай, раз больше ничего не умеешь!

– Да я зарабатываю в два раза больше тебя!

– Ну и что? Это показатель твоих умственных способностей?

– Что случилось, Вера?

Егор стоял в коридоре и, судя по его виду, достаточно услышал из их перебранки. Катя машинально отметила: не ее спросил, а сестру.

– Ты знаешь, Егор, что твоя жена все ваши деньги тратит на обои в свою новую квартиру? – повернула она разговор в другую сторону. – А ты говоришь, что на еду не хватает. Как уж тут хватит!

– Что? – Катя даже растерялась от такой беспардонной лжи. – Да мне обои соседи отдали, и подруга остатки привезла. Я вчера весь день кусочки складывала. Только на коридор и хватило!

– Какие добрые люди! – зло усмехнулась Вера. – Хватит врать-то.

– Я не вру. И на питание нам хватает. Егор сказал, чтобы мясо было два раза в неделю…

– А если три, ему бы хуже было?

– А если бы ты хоть что-то из продуктов покупала, то было бы и три, – резонно заметила Катя, вспомнив, что Вера вот уже которую неделю каждый вечер приходит домой с пустыми руками.

– Да ты-то откуда знаешь, что я приношу? Тебя же вечно дома нет.

– Вот это правда! Я готовлю, а когда возвращаюсь – ничего нет. Вы мне и перекусить не оставляете. Так что здесь я практически не ем. А для будущего ребенка, между прочим, нормальное питание важно, как и отсутствие скандалов!

– Так не устраивай, их и не будет!

– Вера, Катя… – беспомощно повторял Егор, переводя умоляющий взгляд с одной на другую. – Перестаньте ссориться, прошу вас.

– Она тебя не любит! – заявила Вера, сверля Катю взглядом. – Она свою квартиру себе готовит.

– Не только себе, но и твоему брату! – парировала Катя. – С тобой же жить невозможно!

– Она ее сдать хочет, – примирительно сказал Егор. – Пока она в декрете будет, мы пустим туда квартирантов.

– Понятно! Легко жить захотела! Люди, значит, последнее будут отдавать, чтобы она дома сидела со своим ребенком.

Кате стало уже смешно. Злобные заявления Веры выдавали скудость ее ума – несмотря на ученую степень и непомерное самомнение. Было не понятно, что ее так бесит. То, что Катя живет здесь? То, что мало бывает дома? То, что у нее есть квартира? Или то, что она замужем и у нее будет ребенок? Скорее всего, все вместе.

Катя не ответила и прошла в ванную. Сейчас умоется – и вон из дома. В свою квартиру поедет или к сестре заглянет. У нее есть чем заняться. Но вывозить грязь после этих «великих ученых» она не станет.

Она позвонила Вике домой. Трубку взял Жорик.

– Здравствуй, Катя. Вики нет, она поехала на рынок. Хочет обновить свой гардероб.

Катя улыбнулась. Именно так Вика всегда называла это занятие. Значило оно не то, что надеть нечего, а что хочется новое. Потому и рынок: дешево, но много.

– А тебя чего не взяла?

– Она с подружкой. А ко мне Вадик приехал. Вот, хочет с тобой поговорить…

– Здравствуй, Катя, – услышала она в трубке знакомый голос, и сердце ее взволнованно встрепенулось. Только сейчас она поняла, как сильно по нему соскучилась. – Как жизнь?

– Нормально, – ответила Катя, даже не заметив, что вздохнула.

– Что-то нерадостный у тебя голос, – насторожился Вадим. – Какие-то проблемы?

– Ну… – замялась она, – в общем, есть немножко.

– Я могу помочь? Черт! – вдруг выругался он. – Совсем закрутился! Мы же сто лет не виделись. Может, встретимся?

– С удовольствием, – ответила Катя.

– Сегодня ты можешь?

– Да.

– Где и когда?

– Через час, – подумав, сказала Катя, – возле строительного супермаркета.

Она сказала название и положила трубку. В кухню с виноватым видом вошел Егор. Катя посмотрела на него. В комнате работал пылесос, так что вряд ли он что-то слышал.

– Я на рынке был, – сказал он. – Овощи купил. Приготовишь?

– Не могу. – Катя поднялась и сжала губы. – Мне надо к сестре.

На лице Егора появилось выражение крайнего недовольства:

– Я думал, мы пообедаем вместе, по-семейному.

– «Обед по-семейному» – это звучит здорово. Только боюсь, что под взглядом твоей сестры мне кусок в горло не полезет.

– Катя, зачем ты так? Вера хорошая. Она старше тебя, умнее, опытнее. Может, следует прислушаться к ее мнению, поучиться?

– Чему? Чему у нее можно научиться? Как бросить мужа? Она же сама Олега оставила. И я уверена, из-за собственных амбиций. А теперь хочет рассорить нас. Ты что, не видишь этого? Я ей мешаю!

– Ты ошибаешься, уверяю тебя! – принялся горячо убеждать ее Егор. – Она так обрадовалась, что станет тетей. Даже сказала, что сама займется воспитанием нашего ребенка…

– Что? Да я ей подойти к нему не дам! Ей вообще запрещено приближаться к детям!

– Это почему еще? – Вера появилась на пороге кухни – худая, раздраженная, невероятно напоминающая злую сестру доктора Айболита Варвару, которую они с сестрой видели в детстве на картинке в книжке.

«До чего похожа, – подумала Катя, – просто одно лицо!»

– Потому что дети должны расти в любви, а у тебя ее и на грош нет.

– Нашелся великий знаток любви! – фыркнула Вера. – Ты даже Егора не любишь! Не тебе о любви рассуждать. Ты понятия не имеешь, что это такое! Так что твое дело дурное – родить и кормить. В остальном твоя помощь не потребуется!

Катя ушла из дому голодная, дрожа от возмущения. Вера, оказывается, уже распланировала жизнь их семьи на годы вперед. Она, наверное, потому и к брату вернулась. Тут и ребенок готовенький, рожать не надо, будет кого воспитывать и перед кем права качать. Ей же, Кате, отводится роль прислуги: уборка, готовка, магазины… Удобно. Налаженный быт. А они с братом будут перед телевизором сидеть и рассуждать о науке. Для нее брат – достойный собеседник и управляемый мужчина. Так ей не нужно выстраивать отношения с мужем, вести домашнее хозяйство, рожать детей. Присосавшись к семье младшего брата, она не будет одинока, но останется свободной. Невестка для нее – отличная возможность для манипуляций. Чтобы ее малыш рос под влиянием такой тети… Ну уж нет! И как знать, может, не само наличие новой квартиры бесит золовку, а возможность Кати сбежать от них. Вот что злит Веру. Это же нарушает все ее планы!

Высокую фигуру Вадима она узнала издалека. Он стоял у входа в магазин с непокрытой головой и, подняв воротник теплой куртки, пританцовывал на ледяном ветру.

– Что случилось? – обеспокоенно спросил он, как только увидел Катино расстроенное лицо.

– С мужем поссорилась и с его сестрой, – честно сказала она. – Позавтракать не успела.

– Давай зайдем, – кивнул он на вход. – Там на первом этаже слева хорошее кафе. Кофе, пицца.

– Пойдем.

Капучино был хороший, а пицца с курицей оказалась невероятно вкусной! Тонкое, чуть хрустящее тесто так и таяло во рту. Катя налегала на еду, словно сто лет не ела. Вадим пил кофе и слушал ее, не перебивая. Незаметно она рассказала ему все: про Егора и Веру, про новую квартиру, про незавершенный ремонт и свое странное положение в семье. Звучало это сумбурно и нервно. Она понимала, что выглядит ужасно глупо. Ведь все это она устроила себе сама! Зачем было так поспешно выходить замуж? А ведь Вадим предупреждал… Необдуманный шаг приводит к непредсказуемым последствиям – ничего тут не поделаешь.

– Может, еще что-то будешь? – спросил Вадим.

– Нет, спасибо.

– А чайку?

– Хорошо, давай чайку.

– Девушка, нам еще чай. Хороший, заварной. Ты какой любишь?

– Персиковый.

– Есть персиковый?

– Есть черный с добавками земляники, ежевики и изюма, – сказала официантка.

– Хорошо, давайте.

– Какой чайник? Есть двести миллилитров и четыреста.

– Давайте четыреста и два пирожных. Самых лучших. На ваш выбор.

– Зачем? – шепнула Катя.

– Затем, что ты голодная, как… не знаю что… – не нашел он подходящего сравнения. – Ты ужасно похудела, Катя. Одни глаза.

– Просто я закрутилась с этим ремонтом.

– Ты постоянно нервничаешь. А это в твоем положении вредно.

– Да хватит обо мне. Ты-то как?

– Все хорошо. Испытательный срок закончен.

– Рада за тебя. Вика говорила, ты женился.

– Не совсем так, – уклонился от ответа Вадим.

– Ты уже успокоился насчет Жорика? По-моему, отношения у них хорошие.

– Посмотрим. Время покажет.

– Сказали, у них будет мальчик.

– А у тебя кто?

– Не знаю. На УЗИ меня еще не направляли. А на платную процедуру денег нет. – Катя положила кусочек пирожного в рот. – М-м-м, как вкусно! Сто лет такого не ела.

– Сволочь твой Егор, – нахмурился Вадим. – Беременную жену впроголодь держит. Я бы уже ночью вагоны разгружал, если бы по-другому зарабатывать не умел.

– Вагоны? Фи! Его сестра даже унитаз после себя вымыть зазорным считает, а ты хочешь, чтобы Егор вагоны разгружал. Они выше презренных денег.

– Я и говорю, что сволочь, – пододвинул ей Вадим и второе пирожное.

Катя ломаться не стала. После вкусной еды настроение у нее сразу улучшилось, вот только совершенно некстати захотелось спать.

– Да ладно… – махнула она рукой. – Давай лучше о чем-нибудь приятном поговорим.

– Что ты такое странное место для встречи выбрала? – спросил он. – Или купить что-то хочешь?

– Конечно! – Катя всплеснула руками, чуть не опрокинув чашку. – Вот дырявая голова! Мне же нужно купить обои для комнаты. Ты не поможешь отвезти их на квартиру?

– Разумеется. Но сначала давай обсудим твою ситуацию.

– А что тут обсуждать? Мне нужно хоть немножко подготовить квартиру, чтобы в ней можно было жить с ребенком. А там видно будет. Вот если бы мне подзаработать хоть немного… Я могла бы по вечерам, скажем, полы мыть. Или ночью дежурить…

– А днем ходить на работу? Да ты через две недели ноги протянешь!

– Я сильная. Это только с виду… Мне деньги нужны, и немало.

– Это не проблема. Деньги у меня есть.

– Не нужно, – поспешила отказаться она. – Я не смогу тебе быстро отдать.

– Не отдавай.

– Что ты? Я так не возьму!

– Хорошо. Отдашь потом, когда сможешь.

Это ее немного успокоило.

– Если бы не предстоящий декрет, я бы нашла другую работу.

– Если бы не предстоящий декрет… – начал Вадим и замолчал. – Что толку говорить, что было бы, если бы… Давай исходить из реалий. Я понял так: было бы куда уйти, ты бы ушла оттуда.

– Не знаю. Возможно. Или если бы ее сдать… Тогда у меня были бы деньги.

– Это решило бы твои семейные проблемы?

– Понимаешь, Егор хотел сдать ее своему коллеге, но только за квартплату. Кто ее дорого без ремонта возьмет? У меня там даже ванны нет. И в кухне пусто – ни плиты, ни мойки.

– Ладно. Тогда пойдем покупать обои и прочее.

Обои Катя выбрала недорогие, но хорошего качества. В комнату – чуть подороже, в кухню – из самых дешевых. На это и на клей для обоев у нее хватило. Все остальное купил Вадим. Он сам выбрал белую краску для потолка, линолеум для коридора и кухни, ковролин в комнату и прочие мелочи, о которых Катя не подумала. Но когда он повел ее выбирать плитку и ванну, она воспротивилась:

– Плитку не надо! Ванную можно тоже обоями пока поклеить. Я с тобой и так за пять лет не расплачусь!

– Расплатишься, куда ты денешься. Чего зря заказывать машину?

– Машину?

– Конечно. А ты думала, мы все это на себе повезем? Все равно доставку придется заказать. Так что давай выбирай ванну и плиту.

– Еще и плиту? Может, потом?

– Кать, ты как маленькая! – снисходительно посмотрел на нее Вадим. – Какая разница: сейчас или потом? Это же самые необходимые вещи! Еще надо мойку взять, смеситель, шланги, – принялся перечислять он. – Это я сам посмотрю. А ты не тяни время – выбирай. И дай мне план с размерами квартиры.

Они вышли из магазина только под вечер. На улице уже наступили сумерки. Холодный ноябрьский ветер налетал резкими порывами. С неба падали редкие снежинки. Вадим поехал вместе с Катей. Им следовало дождаться машину срочной доставки. Пока Катя заваривала чай, доставала баранки и сухарики, свои обычные припасы, Вадим обмерял квартиру, придирчиво рассматривая стены, потолки и стяжку пола.

– Ну что? – Катя встала у него за спиной, когда он оценивающим взглядом окидывал оклеенные обоями стены в коридоре.

– Неплохо, – кивнул он. – Аккуратно, во всяком случае. Только сначала нужно было потолок побелить. Придется теперь обои газетами заклеивать, чтобы не испачкать. Хорошо, что я взял малярную ленту.

– Ну и как тебе квартира? – спросила Катя, когда они стали пить чай, сидя на ее старой кровати.

Вадим огляделся и улыбнулся:

– Твоя сестра была права. Это стоило того, чтобы немного подсуетиться.

– У Вики с Жорой вообще здорово. Две комнаты. И ремонт.

– У тебя планировка лучше и дом новый.

– Я тебе так благодарна…

– Перестань, – нахмурился Вадим. – Зачем тогда вообще нужны друзья?

– Мы друзья? – улыбнулась Катя.

– А ты как полагаешь?

– А как твоя… девушка?

– В смысле? Что тебя интересует?

– В смысле, хорошая?

– Неплохая.

– Вика сказала, что у нее ребенок…

– Сын. Он с ее родителями живет. Наташа его на выходные забирает.

– Значит, ее зовут Наташа. И как у…

– Катя, – остановил он ее, – давай поговорим о деле. В ванной все же лучше положить плитку.

– У меня есть, – вскочила она, – немножко. Соседи дали. Смотри, какая красивая! И вот еще. Эту Алла привезла.

– Этого мало.

– Да? А я думала, что хватит.

– Дай я посчитаю.

Вадим пересчитал плитку, что-то прикинул в уме.

– На пол в туалете вот этой хватит, а на пол в ванной – нет.

– Плитка дорогая, – огорчилась Катя.

– На пол в ванной я докуплю, – решил Вадим, – а на стены нужно подобрать такую, чтобы с этой сочеталась.

– Ее еще положить надо.

– Нужно найти мастера. Или, может, самому попробовать? – раздумывал он.

– У тебя не будет на это времени. Ты же только что устроился на работу!

– Надо у наших ребят поспрашивать.

– В фирме?

– Нет. Среди наших заочников попробую найти.

Их разговор прервал стук в дверь. Привезли заказ из магазина.

В эту ночь Катя долго не могла уснуть. Какой он хороший! Что и говорить, настоящий друг! И неважно, что она ждет ребенка от Егора, а у него есть девушка. Они друзья. Их соединяет гораздо большее, чем просто симпатия. Никто не захотел помочь ей, кроме Аллы. Даже сестра. И не станешь же ее упрекать, она тоже в положении. На Егора нет никакой надежды. Про Веру и говорить нечего. Не трогала бы ее – и то дело. Когда она вернулась вечером, никто не сказал ей ни слова. Надутые оба, что сычи. Ну и ладно. Она сразу легла на диван, укрылась пледом и отвернулась к стене. Вера с братом, как всегда, сидели перед телевизором и обсуждали новости.

Вадим взял у нее ключ, сказал, что хочет прийти на неделе, поделать кое-что: подключить плиту, вызвать сантехника. С Кати он взял обещание, что она до следующих выходных немного отдохнет, придет в себя и не будет каждый вечер мотаться на окраину. Катя нехотя согласилась. Хотя ей было жалко времени. Она чувствовала, как ребенок внутри растет и начинает шевелиться.

Погода совершенно испортилась. Стало ужасно холодно. Снега еще не было, а морозы уже начались. Катя бегала в осенних ботинках, потому что на зимние сапоги у нее не было денег. Она стала быстро уставать. Вечером с работы придет, что-то быстро приготовит, чаю выпьет и засыпает. Вера после ссоры ее игнорировала. Катя была даже рада этому. Егор, видимо, подчинялся Вере, а Катю пытался приласкать по ночам. Она его возмущенно одергивала: не хватало только этого в проходной комнате! Возможно, это и стало толчком для дальнейшего развития их семейных отношений.

– Катюша, – как-то вечером начал Егор в присутствии сестры, – я подумал хорошенько и понял, что был не прав.

Катя удивленно повернулась к нему.

– Тебе трудно одной решать проблемы с новой квартирой. А я устранился. Это неправильно. Мы же семья…

Катя насторожилась: что они еще придумали?

– Мы с Верой подумали и решили, как нужно поступить…

«При чем тут Вера?» – чуть не спросила она. Но, как всегда, смолчала.

– Погоди, Егор, – остановила его сестра, – лучше я. Катя, – с расстановкой, словно на лекции, произнесла золовка, – возможно, ты сердишься на меня за излишнюю резкость, но я хочу вам только добра. Я понимаю, что вы молодожены. А я вам мешаю. Вы даже спите в проходной комнате.

– Давай поменяемся, – спокойно предложила Катя.

– Это не решит проблему. – Вера говорила так, словно собиралась облагодетельствовать их. – В общем, вам нужно жить отдельно. Тем более, скоро появится ребенок. Я очень привязана к брату, но прежде всего я хочу, чтобы он был счастлив. В общем, я согласна на обмен.

– Что? – Катя вздрогнула от неожиданности.

– На родственный обмен. Я готова переехать в твою квартиру.

– Да? – насмешливо переспросила Катя. – И что, ты сама сделаешь там ремонт?

– Так там же почти все сделано, – уверенно заявила Вера. – Ты же вчера по телефону говорила, что и ванна, и плита, и обои…

Она подслушивала! Катя в изнеможении села, с трудом приходя в себя.

– Вы же с братом считаете себя интеллигентными людьми! А сами в кошельках шарите, чужие разговоры подслушиваете! Я тебе это говорила?

– Какая разница! Главное, что там уже можно жить… Мне ведь тоже брата жалко, что у него за семейная жизнь…

– Ясно, – усмехнулась Катя. – Не меня же тебе жалеть. А то, что все это куплено в долг и неизвестно, как и сколько я отдавать буду, тебе неважно?

– Это твои дела. Раз брала, значит, думала, чем отдавать. Я вам, между прочим, готовую квартиру оставляю.

– Это готовая квартира?

– А что? Жить можно.

– Жить и в курятнике можно, – язвительно, совсем как Вика, сказала Катя, – тепло и каждый день свежее яичко.

– Катя… – укоризненно взглянул на нее Егор.

Как всегда, от его кроткого упрека она смутилась. Егор не виноват, что он такой. Он не злой и не хитрый, как его сестрица, и главное – она носит его ребенка. Катя посмотрела на мужа долгим взглядом, и ей стало жаль его. Он тихий, добрый человек и хочет, чтобы все было мирно, а тут две бабы скандалят с утра до вечера. Но она привязана к нему крепкими узами и не станет лишать своего ребенка отца: сама наполовину сиротой выросла. Из Егора может получиться хороший отец, но только надо, чтобы его сестры не было рядом. Они могли бы со временем переехать, и неважно, что ему далеко до работы. Семья важнее. Но отдавать квартиру этой злой Варваре…

Вера, конечно, не промах. Подумала и поняла, что у нее есть возможность заполучить хорошую квартиру в новом доме и при этом выглядеть благородно в глазах брата! И она решила, что будет жить в ее светлой квартирке с видом на реку, а Катя станет выплачивать Вадиму долг и корячиться здесь! И ради этого она два месяца все вечера проводила в заботах и трудах, пока они с Егором телевизор смотрели! Вера еще смеет делать вид, что делает ей одолжение!

– Нет, Вера, – стараясь говорить спокойно, ответила она. – В моей квартире ты жить не будешь. Я сдам ее и стану выплачивать долги. Так что закончим этот разговор.

Вера возмущенно поджала губы и ушла в спальню, хлопнув дверью. Егор огорченно вздохнул:

– Мы хотели как лучше…

От его наивности Катя снова вспылила:

– Кому лучше? Вам, может, и лучше! Тебе Вера мешает с женой спать, Вере хочется своего жилья. Я все понимаю! А обо мне ты подумал? Ты мой муж! Отец моего ребенка! Ты обо мне думаешь? О нем думаешь? – указала она на свой живот. – У тебя своя голова на плечах есть? Вера тобой крутит, как хочет…

– Ты снова начинаешь скандал! – показалась из спальни Вера.

– Если ты так заботишься о брате, чего ж влезла в спальню, вынуждая молодоженов жить в проходной комнате? – уже не пытаясь сдержать негодования, развернулась к ней Катя.

– Я оставила вам большую комнату!

– Ах, так ты о нас позаботилась? А мне помнится, ты сказала: «Я займу свою комнату».

– Так и есть! Это моя комната! И квартира моя! А ты тут – никто!

Катя встала, с трудом сдерживая слезы:

– А знаешь, ты права. Я здесь никто. Я даже не жена твоему брату. Мы же развелись. Ты сказал ей?

– Как развелись?

– Да так, развелись. Уже давно. А иначе как бы я получила отдельное жилье? – Катя достала дорожную сумку и открыла шкаф. – Так что все правильно. Я вам никто. И вы мне никто. Значит, нечего мне здесь делать…

Они стояли и смотрели, как она складывает вещи. Егор растерялся, а Вера уже не сдерживала негодования.

– Она никогда тебя не любила! Использовала. Живет здесь, а сама ремонт торопится сделать. Что, подготовила себе запасной аэродром? – зло кричала она.

– Вера! – Егор впервые прикрикнул на сестру. – Вера, прекрати! Оставь нас, пожалуйста, нам надо поговорить.

Вера бросила на него недовольный взгляд, но вышла.

– Катя, – взял ее за руку Егор. – Давай поговорим спокойно. Сядь.

Она подчинилась. Но слезы уже бежали по щекам, оставляя на них влажные дорожки.

– Сейчас мы все раздражены, и у каждого своя правда. Но мы ведь женились по-настоящему, а развелись фиктивно. Я по-прежнему считаю тебя своей женой. У нас будет ребенок. И в первую очередь мы должны думать о нем, а не о себе. Правильно?

Катя молчала, про себя соглашаясь с его словами.

– Пожалуйста, не торопись с выводами, – уговаривал ее Егор. – Делаешь ремонт – делай. Будешь сдавать – сдавай. Ты действительно взяла деньги в долг?

Катя кивнула.

– Много?

– Много.

– Хорошо, я подумаю, где можно подзаработать, и мы потихоньку отдадим. А у кого ты заняла?

– У родственников мужа Вики, – шмыгнув носом, неопределенно ответила Катя.

Не хватало только впутывать сюда Вадима! Егор виновато заглянул жене в глаза и робко обнял ее.

– Не плачь, Катюша. Я не могу видеть твоих слез. Прости меня. Я один во всем виноват. Я такой непрактичный, когда дело касается всяких таких дел. Но я все понял и теперь буду стараться тебе помогать. Хорошо? А на Веру не сердись. Ну, она такая… В конце концов, мы можем купить себе ширму.

– Лучше диван оттащить к окну, а шкаф развернуть. – Катя немного успокоилась и уже была способна трезво мыслить.

– Тогда комната будут разделена на две половины.

– Правильно. Вам вечером смотреть телевизор – дневной свет не нужен. А у меня будет свой уголок…

– Хорошо. Я все сделаю.

Он пошел объясняться с сестрой, а Катя осталась сидеть, не в силах даже подняться, чтобы переложить одежду обратно в шкаф. Он прав, ребенок вынуждает их думать не только о себе. И Егор – неплохой человек. Вот сказал, что пойдет, подзаработает. Жорик тоже зарабатывает пока меньше Вики. Как там сказала сестра: мужей надо воспитывать? Катя вздохнула. Прежде всего, их надо любить. Если бы у нее были к мужу хотя бы такие теплые чувства, как к Вадиму… Нет, нехорошо так думать. Да и Вадим несвободен. А что помогает ей, так это только из дружеского участия. Ведь они теперь родственники. Если бы она не была в положении, можно было бы предположить, что у него на нее виды. А так это вообще немыслимо. Зачем ему чужой ребенок? Хотя у его Наташи тоже ребенок…

В субботу они переставили мебель. Это имело положительные последствия: убрали лишний раз грязь в труднодоступных местах, еще раз перебрали старые вещи и, как всегда, нашли, что выбросить, да и Егор успокоился. Вера не помогала им, но и не мешала. Рукой махнула: делайте, что хотите. Разложенный диван теперь был зажат между окном и шкафом. Катя перенесла на подоконник настольную лампу. Теперь она могла прилечь отдохнуть, когда хотела, и никому не мешала. И ей никто не мешал. На оставшейся площади мебель была сгруппирована вокруг телевизора. Кресла разместили напротив, перед ними – журнальный столик. Брат с Верой теперь тоже имели свой уголок для вечерних посиделок.

Время шло. Наступила зима. Катина талия раздалась. Брюки уже не застегивались, и она носила их на старых подтяжках Егора, а сверху надевала его свитер. В свою квартиру она приехала только раз и была приятно удивлена: там работал плиточник.

– Вы хозяйка? – спросил он. – Тогда смотрите работу. Туалет уже готов.

Выложенный светлой кафельной плиткой туалет показался Кате верхом красоты. Но что ее поразило больше всего – это двери! В ванной, в туалете и даже в комнате теперь были двери. Белые, легкие, с матовыми стеклами. Катя радовалась и огорчалась одновременно. Сколько же все это стоит?!

– Ты ведешь учет моих долгов? – позвонила она Вадиму.

– Каких долгов?

– Ну, чеки на покупку стройматериалов и то, что ты заплатил за работу. Я тебя прошу, передай все это мне. Я должна видеть все затраты. И знаешь, я отдам тебе на десять процентов больше. Думаю, это справедливо. Ты ведь тратил свое время…

– Кать, – остановил он ее, – ты не торопись. Мы же не чужие, разберемся. Ты как себя чувствуешь?

– Спасибо, хорошо.

– А с Верой как?

– Ничего. Уживаемся. Егор ищет приработок.

– Да? – Вадим помолчал, словно не верил тому, что ее муж действительно способен на такое. – Я думаю, к февралю квартира будет готова. Если хочешь, я найду тебе жильцов.

– Я… не против…

Вообще-то она еще не решила. Конечно, ей нужны деньги, однако пускать в свой дом чужих людей так не хотелось. Но разве у нее есть выбор? Вадим понял ее невысказанные сомнения.

– У нас на работе многие снимают. Я подыщу тебе хорошую девочку. Чистую, аккуратную. Такую, чтобы не было неприятно впустить ее в дом. Все же новое.

– Вот это хорошо бы! – обрадовалась Катя. – А деньги будешь забирать себе, пока я с тобой не расплачусь. Хорошо?

– Ну вот и решение проблемы! Как здоровье-то? Расскажи о себе.

– Что рассказывать? Работа, дом – вот и все. Ты как? Наташа не обижается, что ты пропадаешь у меня в квартире?

– Нет. Она все понимает.

– Рада за тебя. Еще раз спасибо. Я приеду в следующее воскресенье. Ты там будешь?

– Буду. Приезжай.

– Договорились.

Но к следующим выходным она заболела. Вызванный участковый из районной поликлиники сказал, что это грипп и что это очень плохо для будущего ребенка. Катя лежала с температурой одна. Вера и Егор были на работе. Она не хотела просить их. Вера боялась заразиться и даже не заглядывала за шкаф. Егора Катя уговорила спать пока в спальне на раскладушке.

Есть не хотелось совершенно. Она пила чай с малиной и спала. Ребенок внутри недовольно толкался. Катя чувствовала эти толчки даже сквозь сон. Вернее, не сон, а какую-то вялую дремоту, в которой теперь пребывала дни напролет. Только закроет глаза, и все мелькает перед глазами с такой невероятной быстротой, что начинает подташнивать. Снились какие-то непонятные сны: то грязный пол, то чисто вымытый, то картошка в комьях земли, то картошка вымытая, со светлой прозрачной шкуркой. Катя не знала, что означают эти видения, но они изматывали ее, словно кошмары. Да это и были кошмары – во всяком случае, так они на нее действовали. В первые дни болезни она поднималась редко и с трудом. Дойдет до кухни или до ванной – и назад. Только ляжет – и тут же проваливается в забытье. Глаза откроет – потолок вертится с трещиной поперек. Трещина… Проклятая трещина… Теперь все время ее будет преследовать, что ли? То на полу в бабушкиной комнате, то на потолке в квартире Егора. То между Викой и ней, то между ней и Верой, а может, между ней и Егором.

Тридцать первого января ее забрала скорая. Наконец-то Егор обратил внимание, что жена не спит, а находится в забытьи. Она была невероятно горячая, а градусник показал предельную температуру – сорок с половиной градусов. Вера вызвала врача, и Катю на носилках понесли по ступенькам в машину неотложки…

Она пришла в себя только через два дня. И узнала, что у нее уже не будет ребенка. От высокой температуры случился выкидыш, еще недавно живой человечек сгорел в ней и родился уже мертвым. Все это время Катя была в бреду, так что едва помнила, что с ней происходило.

Когда она поняла все, то даже не смогла заплакать, хотя ей было безумно жаль своего мальчика – оказалось, что у нее был сын. Но Катя обессилела настолько, что не могла в полной мере ощутить горечь своей утраты.

– Примите это как данность, – сказал ей врач, пожилой полный мужчина. – Вряд ли вы бы родили здорового ребенка после такого тяжелого гриппа. Вы вообще чудом остались в живых. У нас в районе уже четыре смертных случая. Так что хорошо хоть так…

Катя провела в больнице две недели. Ее навещали Жорик и Вадим, приходил Егор. Вика не появлялась, опасалась инфекции – и правильно делала. Егор приносил жуткие супчики от Веры. Катя их не ела, но отказываться было неудобно. Вадим передавал большие пакеты с фруктами и соками. Жорик привозил горячие ужины от сестры.

Катя целыми днями лежала, не общаясь ни с кем в палате, и все время думала. О своей нелепой жизни, о Вадиме, Егоре и о своем бедном мальчике. Почему он ушел, бросил ее? Значит, он не верил, что она способна о нем позаботиться. Угнетенное состояние духа сказывалось на ее самочувствии, поэтому поправлялась она медленно.

Но время шло и, как водится, потихоньку залечивало ее раны. «Что толку растравлять себя, если не в силах ничего изменить? – думала она. – Значит, не судьба». В больнице она приняла решение. Нужно было только немного окрепнуть.

В квартире Егора она все дни напролет лежала на старом диване с книгой в руках. С работы ей передали аванс и деньги по больничному. Егор каждый вечер исправно приносил продукты. Катя вставала на часок, готовила что-то простое, быстрое и снова ложилась. Ей нужны были силы.

В назначенный срок она снова вышла на работу. Первая неделя после длительной болезни далась ей тяжело, но вскоре она втянулась и окончательно пришла в себя.

В субботу Егор ушел в институт, у Веры тоже были какие-то занятия, поэтому никто не мешал ей собираться. Она решила переехать к себе. Вадим сказал по телефону, что ремонт почти закончен, правда, осталось много мелких недоделок: не положены плинтусы, нет смесителя в ванной и мойку в кухне некуда пока ставить. «Это ерунда», – сказала себе Катя. Ей нечего было больше делать в доме Егора. Она не любит его и никогда не полюбит. И ребенка у них не будет. Ничего она больше не хочет: ни семьи, ни любви – только покоя. Хорошо, что Вадим не успел договориться с квартирантами. Она сама будет там жить. И отдавать ему станет сразу половину зарплаты. Теперь она сможет быстро рассчитаться. Мысли о стиралке задержали ее. Не хотелось оставлять Вере эту красавицу, ведь Катя покупала ее за свои деньги. Но для того, чтобы перевезти ее, нужна была машина и грузчики. И как она не подумала об этом заранее!

Собираясь, она замешкалась, и уехать до возвращения хозяев ей не удалось. Когда Вера вернулась, Катя только закончила упаковывать две большие сумки и пакет с обувью.

– Уходишь? – с порога оценила ситуацию Вера.

– Ухожу.

– А как же Егор? Завтра двадцать третье февраля. Хороший же ты ему подарочек приготовила!

– Не начинай, Вера. Это ничего не изменит.

– Пожила, попользовалась нами – и сваливаешь!

Непривычное в устах Веры слово выдавало крайнюю степень ее возмущения.

– Ты хочешь, чтобы я осталась?

Кате был неприятен этот разговор, вдобавок в душе она полагала, что Вера права. Она переждала здесь, пока шел ремонт, а теперь с легкостью покидает их дом. Она действительно воспользовалась Егором. Но и он воспользовался ею.

– Не хочу! – ответила, подумав, Вера. – Ты его не любишь…

Она не дождалась Егора. Уехала. Попросту сбежала. Бросила мужа, который любил ее, как умел, и заботился о ней в меру своих возможностей. Катя понимала, что поступает некрасиво, даже непорядочно, но не могла больше оставаться в этом доме.

Перемена места жительства – всегда событие! А если ты переезжаешь из чужой квартиры в собственную – и подавно. Катя ходила, осматривая все мелочи, все углы. Обои в комнате выглядели богато, несмотря на скромную цену. Кухня казалась такой просторной! Но, правда, в ней не было мебели. Она уже мысленно определяла, что следует сделать в первую очередь. Вадим снял карниз. И правильно. Нужно купить новый. Самый обычный, но непременно белый! И тюль купить. В новой квартире все должно быть новым. Телевизора нет. Это ничего. Без телевизора она обойдется. Это Вика сначала телевизор покупает, а потом все остальное. Но она без него жить не может. Приходит с работы и сразу включает. Кате этого не нужно. Для нее главное, чтобы в комнате уютно было. Тишина ей нравится. А станет скучно – включит радио. И обязательно тот канал, по которому передают заявки радиослушателей. На нем ведущие так смешно спорят и песни всегда звучат самые популярные.

Ванная комната и туалет выглядели просто шикарно. Какой все-таки молодец Вадим! Правда, над раковиной в ванной торчал какой-то провод – наверное, здесь нужен плафон, а еще зеркало. Но это уже мелочи. Плитка в ванной была нежно-розовой, как коралл. Чудесный цвет! Она сама лучше бы не выбрала. Туалет ей тоже понравился: нижняя часть светло-голубая, с переливом, а верх – жемчужно-белый. В сравнении с ними кухня смотрелась бедновато, больно уж дешевые она выбрала обои. Ничего, решила Катя, зато она купит сюда самую красивую кухонную мебель.

С работы она позвонила Вадиму:

– Как ты смог выбрать такую чудесную плитку в ванную, ума не приложу!

– Это Наташа, – ответил он. – Я попросил ее помочь.

Катя на миг опешила. Действительно, есть еще Наташа. Это она стала свободной. Вадим же занят.

– Передай ей мою искреннюю благодарность, – сказала она после паузы. – И привези мне все чеки на товары и услуги. Я вышла на работу и теперь смогу быстро вернуть тебе долг.

– Ладно, – помолчав, согласился он. – Только никаких чеков на услуги у меня нет.

– Как это?

– Плиточнику и сантехнику я уже забыл, сколько платил, а остальное делали мы с Жориком.

– Как? И потолки белили?

– И потолки белили.

– И обои клеили?

– И обои клеили.

– А линолеум, ковролин кто клал?

– Тоже я. Только с Колей.

– А кто такой Коля?

– Приятель мой. В охране вместе работали.

– Значит, я вам заплатить должна.

– Ничего ты не должна. Мы же друзья. Если мне что-то понадобится, ты что, за деньги мне услугу окажешь?

– Нет, конечно…

– То-то же, – рассмеялся он. – Ладно, я в пятницу вечерком заскочу. Рад был тебя слышать, честное слово, рад.

«И я рада», – подумала Катя, положив трубку.

Радость от изменений в жизни не проходила. Если не считать звонков Егора на работу и двух его визитов туда же, ничто не портило ее приподнятого состояния. В своей квартире Катя быстро выздоровела. Правда, она похудела за время болезни, но сейчас чувствовала себя хорошо, а худоба только прибавляла телу легкости. Как ей было хорошо одной! Без Егора и Веры. И ничего страшного, что пока без кухонной мебели и без холодильника. Жорик перевез ее стиральную машинку, Вика его настропалила. Но, как он рассказывал, Егор не возражал, только Вера стала что-то недовольно ему выговаривать, но Жора ее возмущений не слушал и Кате не передавал.

Теперь в ванной стояла ее любимая стиралка – беленькая, чистенькая. Местный сантехник ее подключил. А заодно и повесил недорогое овальное зеркало и плафон, которые она купила на первую же зарплату после переселения. В новой квартире было так просторно, так много воздуха и такой вид за окном, что просто душа пела. Катя не огорчалась из-за того, что топили в доме неважно и пока было все время холодно. Зато утро начиналось с яркого солнышка (штор у нее тоже не было). По радио часто передавали ее любимые мелодии. За окном была минусовая температура, и продукты на балконе долго не портились. Как мало, оказывается, нужно для счастья! А для жизни – еще меньше: стакан молока с булочкой на ужин, йогурт – на завтрак и обед в дешевом кафе у офиса. Да она с легкостью может отдавать в счет долга половину зарплаты, и даже больше! Зато теплая ванна вечером и ее удобная кровать на ночь. И сны ей снились в своем доме только хорошие. Один раз Катя даже проснулась оттого, что засмеялась вслух. И потом она долго силилась вспомнить, что же такое ей снилось, что могло настолько ее развеселить.

Вику она навещала. Сестра поправилась, и не только в талии. У нее округлились даже щеки, и вся она стала полненькая и кругленькая, как праздничная матрешка.

– Ой, какая ты худая! – воскликнула она, увидев Катю. – Бедненькая моя! Мне так жаль… Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо, – засмеялась Катя. – Правда, хорошо. А ты так поправилась!

– Да не говори, несет и несет вширь. Скоро стану как наша мама.

– Мама в нашем возрасте была стройной, – заметила Катя.

– Значит, после родов похудею.

– Когда ждете?

– В конце мая.

Они перебрались в кухню, где Вика стала угощать сестру домашней стряпней.

– С работы? Голодная? Ты извини, что я тебя ни разу в больнице не навестила. Инфекции боюсь.

– Все правильно. Если бы я остереглась вовремя, тоже бы не заболела.

– Ты правда ушла от Егора? В смысле – совсем? Или так, поссорились?

– Совсем. Мы развелись, – ответила Катя, не вдаваясь в подробности. – Как вы с Жориком?

– Нормально. Он работу хорошую нашел. Теперь даже больше меня получает. Не могу уже декрета дождаться! Надоело. Да и тяжело в транспорте. Мне еще пол-отпуска положено. Так что через неделю ухожу – и с концами.

– Может, к маме съездишь на пару недель?

– Да вот думаю, как потеплеет. Ты давно у нее была?

– В прошлую субботу.

– Как она?

– Да так же, как ты: «Что ж ты такая худая? Как Егор? Может, еще помиритесь?»

– Она ведь его так и не видела?

– И хорошо, что не видела. Ему же было все некогда.

– А я тебе говорила: любитель белых мышей в мужья не годится!

– Что-то я не помню, чтобы ты такое говорила.

– Говорила-говорила, ты меня вечно не слушаешь. Как ребята тебе ремонт сделали?

– А ты видела?

– Нет, но Жорик рассказывал.

– Отлично! Такие молодцы! Я не знаю, как с ними рассчитаюсь.

– Ну, мы же родня. А что до Вадьки, так да… он кучу денег на тебя потратил…

Кате показалось, что Вика бросила на нее не столько укоризненный, сколько ревнивый взгляд. Она опустила глаза и отрезала кусочек холодной отбивной, которой ее угощала сестра.

– Рагу бери, – придвинула Вика тарелочку. – Удачно получилось.

– Спасибо. Вика, а ты бы узнала у Жоры потихонечку, сколько Вадим потратил на ремонт. Он деликатничает, отшучивается, а мне неудобно. Я теперь могу хоть в банке кредит взять, хоть на работе у директора попросить. Только не знаю сколько.

– Ну, точно не скажу, но думаю, тысячи три-четыре, не меньше.

– Долларов? – ахнула Катя.

– Нет, тугриков!

– Не думала, что так много…

– Сама посчитай по нынешним ценам: обои, краска, плитка… А сколько всяких труб, кранов, уголков… Я слышала, как они в кухне обсуждали. Прямо пропасть! Хорошо, что нам это не потребовалось.

– Обои я за свои покупала, – вспомнила Катя.

– Посчитай сама по ценам магазина да узнай в строительных фирмах, сколько какая работа стоит.

– А они возьмут за работу?

– При чем тут они? Плиточнику и сантехнику Вадим платил. А как он с другими рассчитывался, я не знаю.

– Мне так неловко…

– Я думаю! Наташа меня все допрашивала по телефону, что у вас за отношения и почему Вадим о тебе так печется.

– Ей это не нравится.

– Естественно. Она же ему фактически жена. А он вместо того, чтобы ей помогать, на твой ремонт столько угрохал.

– Вот потому мне и нужно ему отдать долг как можно быстрее.

– Если ты хочешь поскорее от него отделаться, то конечно… – усмехнулась сестра.

– Что значит «отделаться»? – Катя даже вилку опустила. – Я не хочу, чтобы из-за его великодушия у него были проблемы в семье.

– Да-да-да… – насмешливо протянула Вика. – Хоть мне-то мозги не парь. Я давно догадывалась, что между вами…

– Что? Ты соображаешь, что говоришь? Я с Егором жила, ребенка его носила.

– И все так благополучно разрешилось! Теперь ты свободна и детьми не обременена.

– Вика! – У Кати задрожали губы. – Я чуть не умерла; врач сказал, еще бы чуть-чуть… Ты считаешь, я это сама спровоцировала?

– Ничего я не считаю, – с виноватым видом заерзала сестра и потупилась, как бывало в детстве, когда Катя ее отчитывала за провинность. – Но никто ничего не станет делать без расчета, просто так.

– И какой же у него расчет?

– Ты! – посмотрела ей в глаза Вика. – И если у вас еще ничего не было, то он рассчитывает, что будет.

Катя ехала домой и думала над ее словами. Все правильно, никто ничего просто так не делает. Особенно мужчина женщине. И тут не просто симпатия, он любит ее. Давно любит, она всегда чувствовала это, даже когда была замужем и носила ребенка. И она его любит. Потому и ушла от Егора. Не любила бы – не ушла бы. Хоть какой, а муж.… Нет. Ерунда. Ушла бы она – что так, что эдак. Ей одной намного лучше, чем с Егором. Но Вадим… «Он рассчитывает, что все будет», – сказала Вика. Что ж, пусть будет! Она не станет больше его отталкивать. Вика замужем, а она свободна. Правда, есть еще Наташа, которая выбрала такую красивую плитку. И хотя Катя с ней даже не знакома…

А может, Вика ошибается и ничего подобного у Вадима и в мыслях нет? Но деньги отдать ему все равно надо. Если у них что-то сложится, то пусть будет просто так, а не в качестве платы за услугу.

Свою первую после болезни встречу с Вадимом Катя начала именно с этого.

– Вот, – положила она перед ним конверт.

– Что это?

– Деньги.

– Какие деньги?

– Вадим, перестань! Здесь половина моей зарплаты. Я буду отдавать тебе два раза в месяц, в аванс и в получку…

– И сидеть на хлебе и воде. Нет, так не пойдет. Я не возьму, – отрезал он, и, хотя смотрел на Катю с улыбкой, она поняла, что это окончательный ответ.

– Ты… – нахмурилась она. – Ты ставишь меня в неловкое положение. Я так не могу. Я не знаю как, но я соберу нужную сумму…

– Не раньше, чем ты купишь себе все необходимое и у тебя появятся свободные деньги. Вон у тебя даже кухонного стола нет. Что мы обсуждаем?

– Мне неловко перед твоей Наташей…

– Мои отношения с Наташей – это мои отношения. – Теперь Вадим выглядел недовольным.

– Но она может решить, что между нами что-то есть…

– А что? Между нами ничего нет? – спросил он и потянулся к ней.

Они сидели на кровати, и Катя не смогла бы отпрянуть, даже если бы и хотела. Но она сознательно не стала бы делать этого. Вадим поцеловал ее. Сначала медленно, осторожно, словно пробуя ее губы на вкус. Остановился на минуту, оторвавшись от них, и снова поцеловал, уже более чувственно. У Кати закружилась голова и сладко потянуло в животе.

Он чуть отклонился и настороженно посмотрел на нее. Катя молчала, не поднимая глаз.

– Тебе идет, когда ты смущаешься.

– Вика сказала, – пробормотала она, – что никто ничего просто так не делает.

– Что?

Вадим встал и отошел к окну.

– Значит, ты решила так со мной расплатиться? Что ж… – Он повернулся к ней, и теперь голос его звучал насмешливо, но это была нехорошая насмешка. – Значит, постулат о том, что все женщины продажны, имеет право на жизнь.

Катя вспыхнула.

– Я… я предлагала тебе деньги.

– Не возьму я твои деньги! – презрительно бросил он, направляясь к двери. – И тебя не возьму, не бойся!

Вот что получается, когда говоришь то, что думаешь.

Катя проплакала весь вечер. Она сама не могла понять, почему плачет, но это были слезы облегчения. Она обидела Вадима. Он ведь ее любит. И она его любит. Но деньги она ему отдаст обязательно. Хотя как теперь отдашь? Она обидела человека, которого любит и которому так благодарна. И обидела как-то по-дурацки. Она все плакала и плакала. И было непонятно, чего в этих слезах больше: сожаления, раскаяния или сладкой муки любви…

– Ты идиотка! – отругала ее Алла, услышав эту историю во всех подробностях. – Да зачем ему твои деньги и твоя честность? Мужчине что важно? Чувствовать себя героем, благородным и сильным. Он горы готов свернуть за то, чтобы ему были благодарны и смотрели на него как на спасителя. Они знаешь как обожают похвалы! А ты что сделала? Вот тебе деньги, вот тебе интим. И привет! Типа я тебе больше ничего не должна. Вот они – издержки эмансипации!

– При чем здесь эмансипация? Просто я думала об этом… ну, о том, что сказала Вика… что никто ничего просто так не делает. А когда он меня поцеловал, я…

– Ясно. Только зачем? Ты что, была против?

– Нет, но…

– А если нет, зачем все испортила? В такие моменты лучше молчать и получать удовольствие. Потом бы поговорили. И это был бы уже совершенно другой разговор, поверь мне. А так…

Алла, не договорив, махнула рукой. Она приехала после работы, привезла с собой вино и пирожные и осталась ночевать. Катя, которая после болезни еще ни разу не пила спиртного, охмелела после первой же рюмки.

– Он так и не звонил больше?

– Нет.

– А ты?

– Как я теперь позвоню?

– Обыкновенно. Ты же его обидела?

– Ну да…

– Так извинись. Позвони и извинись.

– Я не могу… Мне стыдно. Вернее, я боюсь. А вдруг он со мной даже разговаривать не захочет?

– И правильно сделает!

Алла протянула ей бокал.

– Давай за любовь!

Пришла настоящая весна. В конце апреля стало совсем тепло. Зазеленела трава, прилетели птицы. Теперь по утрам Катю будил их веселый щебет из-за приоткрытого окна. На работе она оформила кредит. Скрупулезно подсчитала стоимость затрат на материалы и работу, прибавила на всякий случай двадцать процентов. Всю сумму сложила в конверт и отвезла сестре. Отдала Жорику в собственные руки. Попросила передать брату. Первые дни она нервничала, ожидая его звонка.

В мае по квартирам ходили рабочие с телефонной станции и предлагали подключить телефон. Катя согласилась: мобильный ее сдох окончательно, а новый был пока не по карману. Пусть хоть домашний будет. По вечерам она с надеждой смотрела на новый аппарат. Вадим не звонил.

Вика провела две недели у мамы. Катя тоже съездила к ним на выходные. Но в селе стояла такая унылая тишина, что хоть вешайся. Даже весеннее чириканье птиц в саду и буйное цветение не радовали ее. Катю грызло раскаяние. Что на нее нашло? Егора она жалела, даже Веру бы так не обидела, а Вадима, самого дорогого ей человека, оттолкнула одним словом. Обсуждать случившееся с сестрой или мамой она не могла. Единственным человеком, с которым Катя говорила об этом, была Алла. Но она осталась в городе. Сославшись на дела, она уехала от мамы раньше, чем собиралась. Все-таки в городе, в своем новом доме или на работе, ей было лучше. Отвыкла она от провинциальной тихой жизни. Мама была постоянно занята своими привычными делами: огородом, козой с козлятами… Вика вот-вот родит. Боится родов. Жорик волнуется. Но это хорошее, приятное волнение.

У нее же после ухода Вадима все валилось из рук. Ничего не хотелось делать. К отсутствию стола в кухне она уже привыкла. Прекрасно обходилась старым табуретом. Да и не готовила почти. В выходной когда картошки себе поджарит – вот и вся готовка, а так чай да кофе. И без плиты бы прожила. Ничего ей одной не надо. Кредит бы скорее отдать.

Она не покупала себе ничего ни из одежды, ни для дома. Сестра скоро родит – нужно подарок племяннику. К маме поехать – тоже гостинцы нужны. А ей… А ей ничего не нужно без Вадима. Теперь она это знала. Все так манило и радовало ее, потому что в глубине души она надеялась, что он вот-вот придет, и это вносило смысл в ее жизнь. Не ясно, что было бы потом, но что-то ведь было бы? А так – ничего нет. Пустая квартира. И она в ней. Худая и унылая. Есть не хотелось, да и денег жалела, поэтому не поправлялась. Старые джинсы теперь буквально сваливались с нее.

– Как тебе удалось так классно похудеть? – приставали к ней девчонки на работе. – Это какая диета?

«Это диета разбитого сердца», – думала она. И ничего теперь не поделаешь. Вика обмолвилась, что у Вадима с Наташей дело идет к свадьбе. К ним теперь они всегда приходят вместе. Раз даже сына Наташи прихватили. Деньги Жорик ему отдал. Вика говорит – при Наташе вернул, чтобы та видела. Что на это сказал Вадим, сестра не сказала, но деньги он взял. Теперь она ничем ему не обязана, как сказала Алла. Ну и что? Стало ей лучше?

Катя бродила по своей квартире, задумчиво поглаживала плитку в ванной и улыбалась: это он покупал! Но тут же вспоминала: Наташа выбирала. Потом прижималась щекой к стене комнаты: эти обои он клеил, к ним прикасались его руки! Она понимала, что такое поведение похоже на помешательство, но это было единственное доступное ей удовольствие – думать о нем, вспоминать их разговоры… Даже раньше, беременной, ей было лучше: скандалы с Верой, забота о квартире, свидания с Вадимом и любовь Егора – потому что, как ни крути, он ее по-своему любил, – наполняли событиями ее дни. Планы на будущее, ожидание ребенка – все это тогда составляло ее жизнь. Теперь же ей оставалась только работа, поменять которую пока не представлялось возможным: кредит висел на ее шее тяжким грузом. Начальник пошел ей навстречу, и теперь Катя не могла отказаться от сверхурочной работы – заменить заболевшего сотрудника или поработать в выходной. Она соглашалась с молчаливой покорностью. Что еще оставалось?

В положенный срок сестра родила мальчика. Назвали его Артемом. Впервые Катя навестила Вику в начале лета. Племяннику шел десятый день. Он был маленький-маленький, с красненьким личиком, и Катя никак не могла понять, почему его назвали богатырем в больнице. Три восемьсот – совсем не такой большой вес для новорожденного. Жорик не спускал сына с рук и страшно гордился своим отцовством. Даже отпуск на работе взял. Вика выказывала притворное недовольство: мужчине деньги надо зарабатывать, а не дома сидеть. Но Катя видела, что ей было приятно: муж вставал ночью к малышу, купал его, ходил с ним гулять, бегал по магазинам, стирал пеленки… Вид их семейной идиллии вызывал у Кати умиление и легкую зависть. У них она впервые встретилась с Вадимом, когда он зашел с Наташей поздравить брата с новорожденным.

Наташа оказалась полной противоположностью ей. Это была высокая стройная брюнетка. У нее были тонкие черты лица и выдержанный характер. Она не проявила никакой враждебности при виде Кати, вела себя просто и приветливо. И оттого, что она оказалась такой – воспитанной и приятной, Кате стало еще хуже. Она окончательно поняла, что ничего уже не вернешь.

Слово за словом, взгляд за взглядом, жест за жестом вспоминала она их последнюю встречу и в который раз сожалела о своих необдуманных словах. Зачем она брякнула такое? Вадим вел себя безупречно. У нее не было ни малейшего повода подозревать его в коварных планах. Он никогда ничего не требовал от нее. Да и разве в тот день она сама не подала ему повод? Она же весь день только об этом и думала. Хотела, чтобы это произошло. Зачем же оттолкнула? Повторила слова Вики. А сестра, может, для того и сказала, чтобы посеять сомнения в ее душе. Ей невыносима мысль, что у нее с Вадимом ничего не вышло, а у Кати могло бы…

Что за мысли у нее в голове! Теперь о собственной сестре… Вика счастлива с Жориком, и все у них хорошо. Просто Вика всегда была умной, а она, Катя, дура. То с Егором время теряла, то носилась со своими сомнениями, пока не потеряла хорошего парня, который помогал ей, оберегал и мог бы стать, как говорится, опорой на всю жизнь.

Досада на себя была такой сильной, что Катя перестала нормально спать. Просыпалась среди ночи и снова думала об одном и том же. И снова ей не приходило в голову, что можно что-то сделать сейчас. Это казалось ей невозможным. Она опять занималась совершенно безнадежным делом – размышляла о том, что было бы, если бы… И всякий раз, когда она вспоминала о происшедшем, получалось, что если бы да кабы, то все было бы очень хорошо! Это никак не помогало ей, но она по-прежнему изводила себя постоянными и бесполезными укорами.

Директор предложил ей забрать остаток неиспользованного отпуска. Катя опешила. Зачем ей отпуск? Что она будет делать? Поехать куда-нибудь отдохнуть – денег нет. К маме в деревню грядки полоть? Так она там от тоски на третий день взвоет. В другое время она бы, может, и обрадовалась, все-таки есть чем заняться в новой квартире, но сейчас у нее все валилось из рук. В таком состоянии начинать что-то делать – только испортить все.

– Мне не нужен отпуск, – ответила она. – Мои отпускные заберите в уплату кредита.

Но директор уперся, мол, по КЗоТу все сотрудники обязаны отгулять отпуск. Да и выглядит Катя не лучшим образом.

– Да некогда мне отдыхать! Вон на мне какой долг висит.

– Ты же не завтра собираешься увольняться? Высчитаем, не беспокойся, как положено. А отпуск возьми. Все равно летом работы мало.

– Я осенью возьму, – пообещала Катя.

Июль в этом году выдался прохладный. Это было кстати. На работу Катя ехала с удовольствием – все-таки к людям, в коллектив. А после работы можно прогуляться, встретиться с подружками, хоть с той же Аллой или Ниной, с которой еще в институте подружились. Иногда и одна гуляла. Ходила мимо их старого дома. Его давно снесли. Теперь на его месте вырыли глубокий котлован и вбивали сваи. Строительная площадка была обнесена зеленым дощатым забором, но ворота почти всегда были открыты, машины сновали туда-сюда, и, гуляя неподалеку, Катя частенько смотрела на разворачивающееся строительство.

В тот вечер она тоже пошла к своему старому дому, вспоминая жизнь в коммунальной квартире. Где теперь их соседи: разговорчивая Таисия, Руфина с Софьей Абрамовной и старик-антиквар? Катя задумалась и не заметила, как оказалась на проезжей части, и очнулась, только когда рядом пронзительно просигналила машина.

– Эй, красавица, проснись! – крикнул молодой водитель и улыбнулся из приоткрытого окна иномарки.

Она вздрогнула и проворно отскочила в сторону, но машина не двинулась с места. Наоборот, стекло опустилось еще ниже, и парень сказал:

– Катюша? Здравствуйте! Что, потянуло на старые места?

Парень был молодым и симпатичным, но Катя никак не могла припомнить, где встречала его.

– Не узнали… – укоризненно покачал он головой. – Я Андрей. Ну, как ваша новая квартира? Все в порядке?

Катя вспомнила молодого представителя заказчика с «Ролексом» на руке и даже рот приоткрыла, словно собираясь сказать: «А-а…»

– Садитесь, подвезу.

Он выглядел радушным и вполне благонадежным. Катя, не раздумывая, обошла автомобиль и села на переднее сиденье.

– Отлично выглядите, – сказал Андрей и медленно поехал по улице. – Как жизнь? Где вы теперь обитаете?

– Хорошо. Квартира в новом доме. У меня такой вид из окна…

– Рад за вас.

– Спасибо вам.

– Да ради бога! – засмеялся он. – Вы с работы?

– Да. Захотелось пройтись.

– Понимаю. Сам недавно переехал, так, верите, иногда задумаюсь и еду в сторону старого дома.

Его короткие взгляды были заинтересованными.

– Знаете, а я вспоминал вас. Правда-правда! А вы меня даже не узнали!

Катя смущенно пожала плечами и улыбнулась. Андрей был слишком хорош для нее, но в его присутствии она чувствовала себя лучше, чем все последнее время. С ним было легко, весело и интересно. Видно, что парень не простой, но какой обаятельный!

– Вы похожи на мою любимую актрису, – продолжал он. – Очень. Особенно сейчас, когда волосы у вас длинные. Когда мы впервые увиделись, они, помнится, были короче, и вы показались мне полнее.

– Я похудела.

– Диета?

– Нет. Я… болела.

– О-о… У меня тоже несчастье, тогда осенью умерла моя мама.

– Сочувствую.

– Отца это здорово подкосило. В новую квартиру мы переехали вместе. Просто не могу его одного оставить.

– Понятно.

– А ваши родные? Или у вас только сестра?

– Нет, еще и мама. Она живет в селе.

– А вы где работаете?

Катя сказала название своей фирмы.

– И чем занимаетесь?

– Да всем подряд. Вообще-то, я маркетолог, но…

– Правда?

– Что?

– Что маркетолог?

– Да. А что?

– Мы сейчас ищем именно маркетолога. И пока никого не подобрали. Эти кадровые агентства таких специалистов предлагают… Вам не нужна новая работа? У нас хорошо платят.

– В принципе, нужна. Но я кредит взяла на ремонт квартиры, так что, пока его не выплачу, уволиться не могу.

– И большой кредит?

– Осталось еще больше двух тысяч долларов.

– Ну, это проблема решаемая. Если специалист толковый, то руководство может пойти навстречу.

– А как вы определите, толковый специалист или нет, без испытательного срока?

– Тоже верно. Но все равно подумайте. Место очень хорошее. И с перспективой.

– Да я бы с радостью, но…

– Подумайте, подумайте… – повторил он, когда они остановились возле ее дома. – Главное – это ваше согласие. С кредитом я помогу, не волнуйтесь.

«Конечно, – думала она, поднимаясь в лифте, – что для такого парня какие-то две тысячи долларов! Одни его часы больше стоят».

Через три дня Андрей ждал ее у парадного. На нем была белая футболка и модные джинсы. В руках он держал розу. Крупную, белую и на таком толстом стебле, что когда Катя взяла ее в руки, то подумала, что у нее не хватило бы сил сломать его.

– Здравствуйте, Катюша. Я к вам в гости. Решил посмотреть ваш потрясающий вид.

Андрей сказал это так просто и уверенно, что у нее даже не мелькнула мысль отказать ему, хотя это было бы вполне логичным: что за бесцеремонность, она его в гости не звала. Но мужчины такого сорта всегда действуют без тени сомнения, потому им и невозможно отказать.

– Вид замечательный! – согласился он. – Да и с ремонтом, смотрю, вы почти управились.

Катя потупилась. В углу кухни на полу стояли кастрюли и сковородки. Она содержала их в чистоте, но сейчас, взглянув на все это глазами гостя, засмущалась. Надо было хоть коробку большую найти и все в нее сложить. А то убого все это выглядит.

Но Андрея, похоже, ничего не смущало. Он с удовольствием пил кофе, который она предложила, и был словоохотлив.

– Хорошая работа, – похвалил он портрет старика. – Горянский?

– Не знаю, – пожала плечами Катя. – А что, это может дорого стоить?

– Если Горянский, то наверняка.

– А вы разбираетесь в этом?

– Отец разбирается. Можешь показать ему. – Он улыбнулся, впервые обратившись к ней на «ты».

Андрей Кате понравился. Он вел себя так непринужденно, что с ним всегда было легко. Он не навязывался, не торопился с нежностями. Их встречи были нечастыми и непродолжительными: Андрей вечно куда-то спешил, всегда был чем-то занят. Наверняка у него есть девушка. И может, не одна. Представить, что у такого парня нет пары-тройки девушек про запас, было трудно. Он всячески поддерживал в Кате эту мысль, частенько поглядывая на часы и роняя что-то вроде «О, прошу прощения, у меня встреча» или «Извини, меня ждут».

Катя не обижалась. Между ними пока не было ничего, что давало бы ей право претендовать на его холостяцкие вечера. Андрей познакомил ее с отцом. Аркадий Николаевич подтвердил его догадку насчет портрета:

– Горянский. Несомненно Горянский.

– А сколько может стоить такая картина? – спросила Катя.

– Вы хотите продать?

– Наверное…

– Нужно узнать у коллекционеров. Думаю, тысяч двадцать, не меньше.

– Долларов? – поразилась она.

– Естественно.

– Ух ты! А вы знаете коллекционеров? Вы тоже…

– …коллекционер? Нет, деточка, я не коллекционер, я искусствовед. Кому же позвонить? Горянский может интересовать… Зобермана, Кюхельского или Даниловича. Да, именно, Даниловича. Начнем с него.

Катя обошла всех названных коллекционеров и несколько художественных салонов. Данилович предлагал больше всех – восемнадцать тысяч. Катя отдала бы картину за эти деньги не задумываясь, но Вика, которой она сообщила обо всем, как всегда, имела собственное мнение.

– Почему восемнадцать? Твой же этот… искусствовед сказал, что двадцать. Две тысячи не такая уж маленькая разница. Как раз твой кредит.

Вика уже забыла о том, что великодушно отказалась от картин в пользу сестры. Сейчас она подсчитывала, сколько чего можно купить за вырученные деньги.

– Возьмем подержанную машину. Маленькую, но не слишком старую, – загибала она пальцы. – Куплю мобильный телефон и дубленку.

– А Жорику? – со смехом спрашивала Катя.

Ей было забавно слушать, как сестра уже делит шкуру неубитого медведя.

– У Жорика есть я. Да и машину кто водить будет? А ты что хочешь?

– Ты забыла? У меня кредит и в кухне пусто.

– Мобильный телефон купи. Сейчас такие классные новые модели появились.

– Сначала картину продать надо. А ты отказываешься от предложенных денег.

– Потому что он не дает настоящую цену. Ничего себе – две тысячи!

– Вика, ты вчера еще ничего не знала про эту картину…

– А теперь знаю. И не хочу, чтобы нас с тобой облапошили. Слушай, а если разыскать нашего соседа Илью Ивановича?

– Думаешь, он больше даст?

Вика задумалась:

– Да я вообще удивляюсь, что он ничего нам про эту картину не сказал. Как это он ее не стащил, пока мы не вселились?

– Комната же была опечатана.

– Верно.

– Он мне рассказывал, что у него с нашей бабушкой был когда-то роман.

– Да ну? Она же была старше него.

– Ну и что? Может, он ей эту картину и подарил?

– Кто? Илья Иванович? Да он за копейку удавится! Помнишь, Таисия говорила, что его папаша в годы войны за бесценок у людей антиквариат скупал? Сволочь! И он такой же.

– Тогда он много не даст. Слушай, продадим Даниловичу. Он выглядит очень прилично. И деньги у него в банке. Откроем там же счета и все в банке держать будем, а то мне уже страшно эту картину в квартире хранить.

– А не надо было с ней везде носиться!

– А как бы я узнала ее цену? Тебе же некогда.

– Естественно. У меня ребенок, Жорик целый день на работе… Одна кручусь.

– Я понимаю. Потому и говорю: больше Даниловича никто не дает.

– Ладно. Скорее всего, ему и продадим. Но не сейчас. Скажи, что у нас еще есть покупатель. Пусть понервничает. Может, сработает?

– А то он лучше нас с тобой не знает, кто может ее купить и за сколько!

– Все равно надо подождать.

– Не знаю. Мне как-то тревожно. Может, я ее к тебе привезу?

– И что я буду с ней делать? Нет уж. Начала – так занимайся. А боишься по салонам ходить, привези нам ту, вторую, с букетом. Натюрморт. Я Жорика к Даниловичу отправлю. Может, он и ее купит?

Оказалось, что Катя не зря боялась, потому что как-то вечером в ее дверь позвонили.

– Кто там? – спросила она, посмотрев в глазок.

То, что она там увидела, никак ее не обрадовало. Какой-то незнакомый парень. И похоже, он был не один.

– Вы Катя? Мы от Даниловича. Откройте, нам нужно поговорить.

– О чем?

– Мне что, на весь дом кричать? Я пришел от него по интересующему вас вопросу.

– Меня уже ничего не интересует. Я продала картину.

Ей показалось, что это сообщение вызвало замешательство за дверью. Парень точно был не один. Катя услышала тихий шепот, и по ее спине пополз противный липкий страх.

– Откройте, пожалуйста, – снова сказал он. – Нам нужно поговорить.

– Уходите! Или я вызову милицию! – закричала Катя и бросилась к телефону.

У нее тряслись пальцы, и она попала не в ноль, а сразу в восьмерку. Но не остановилась, а продолжала набирать. Она звонила Вадиму.

– Вадим, это Катя, – сразу заговорила она. – Я боюсь! У меня под дверью какие-то парни! Это из-за той картины! Она оказалась очень дорогой, ты был прав…

– Я понял. Сейчас приеду, – коротко сказал он и отключился.

Катя бросилась к двери. На площадке никого не было. Во всяком случае, в глазок никого не было видно. Но проверять это, открыв дверь, она не стала. Пока Вадим ехал, она позвонила домой к Даниловичу. Там никто не брал трубку. Может, он уехал? Все-таки лето. Конечно, эти бы не пришли, если бы знали, что она может легко перепроверить их слова. Кате хотелось позвонить еще сестре, но она отбросила эту мысль. Вика такая нервная, вдруг у нее молоко пропадет? Да и чем она поможет? А Жорик, наверное, еще с работы не вернулся.

Когда раздался звонок, она подскочила, бросилась к двери и первым делом припала к глазку. Это был Вадим. Она облегченно вздохнула и уже начала открывать дверь, как вдруг увидела за его спиной какие-то лица и, к своему ужасу, поняла, что блестящая полоска, которая появилась под подбородком Вадима, – это лезвие ножа.

– Не дергайся, фраер, – услышала она. – Эй ты, коза! Давай сюда картину, а то пришьем твоего дружка.

Казалось, все произошло в течение нескольких секунд. Катя схватила картину и распахнула дверь. Миг – и портрет выхватили чужие руки, а Вадима буквально толкнули в ее объятия. Она втащила его в квартиру и захлопнула дверь. Потом дрожащими руками закрыла оба замка и обняла Вадима, прижавшись щекой к его груди. Он тоже обнял ее, и так они простояли несколько минут, пока не пришли в себя. Она – от дикого испуга, он – от неожиданности.

– Ничего себе, помог, называется, – наконец сказал он, и Катя подняла голову.

Вадим не выглядел испуганным, скорее раздосадованным. Напряжение отпустило ее, и, глядя в его недоуменное лицо, она вдруг прыснула со смеху. Вадим опасливо посмотрел на нее, но, увидев, что это не истерика, тоже засмеялся.

– Нет, нормально, да? – сквозь смех говорил он, не выпуская Катю из объятий. – Приехал помочь… Хорош защитник! – Он помрачнел. – Кать, надо звонить в милицию.

Она, продолжая нервно похохатывать, покачала головой:

– Не надо. Все равно никого не найдут.

– Надо. Все-таки восемнадцать тысяч.

– Вика меня убьет!

Катя сокрушенно покачала головой и снова прижалась щекой к его груди. Его объятия стали крепче.

– По-дурацки получилось.

Но она только качала головой, не выпуская его из объятий.

– Нет-нет, все неважно. Главное – ты приехал. Знаешь, я тебя люблю.

– И я тебя люблю.

Его глаза изучали черты ее лица, словно он не узнавал ее. А пальцы поглаживали нежную кожу скул, заломленные брови, уголки глаз, из которых, казалось, несмотря на робкую улыбку, вот-вот брызнут слезы. У него было такое выражение лица, что Катя испугалась, что он тоже заплачет. Она закрыла глаза и потянулась к нему губами. Поцелуй получился долгим и соленым, потому что она все-таки заплакала. Но в эту минуту ей меньше всего было жаль потерянную картину – она сожалела только об утраченном времени, когда жила без него.

Вадим был рядом. Он обнимал и целовал ее, и Кате не было никакого дела до его Наташи…

Звонок в дверь заставил их вздрогнуть. Вадим посмотрел в глазок и отстранился, давая ей место.

– Кто это?

Она увидела Андрея и открыла дверь.

– Андрей, картину украли!

– Кто?

– Какие-то парни! Сказали, что они от Даниловича.

– Врут. Я только что от него. Он готов заплатить двадцать… Но, как я понимаю, это уже не важно…

Его взгляд уперся в Вадима.

– Да, познакомься. Это Вадим. Вадим, это Андрей.

Они обменялись рукопожатием.

– Ты в милицию звонила? – спросил Андрей.

Катя покачала головой.

– Ну, чего же вы? – Он шагнул к телефону.

Катя с Вадимом переглянулись.

– Мне кажется, это бесполезно.

Пока Андрей выяснял у Вадима подробности, Катя в растерянности сидела на кровати, медленно приходя в себя. Картину, конечно, жаль. Столько планов было у Вики! Но ведь не это главное! Ну не было у нее денег – и теперь нет. Но Вадим пришел, прибежал, прилетел по одному ее слову. Это ли не счастье?!

– Катя, тебе нужно пойти в милицию и написать заявление, – говорил Андрей.

– Хорошо, хорошо, – отвечала она, но смотрела не на него, а на Вадима.

Ей хотелось, чтобы Андрей ушел, и он это понял. Когда дверь за ним закрылась, они снова оказались в объятиях друг друга.

– Ты не уйдешь?

– Нет-нет…

Во время поцелуя раздался сигнал его мобильного. Наташа, – поняла она. Катя только что сделала свой выбор. Она даже не посмотрела в сторону Андрея, когда тот уходил. Да, он ее друг, и если захочет, то им и останется, но она сделала свой выбор. А Вадим?

Не спуская с нее глаз, он ответил:

– Да, Наташа. Я у Кати. Нет, не приду. Сегодня не приду. Завтра? Что? За вещами? Хорошо. Завтра.

И все. Так просто. Телефон отключен, и никто больше не придет, а находиться в его объятиях, растворяясь в бесконечных поцелуях, стоит гораздо большего, чем какая-то там картина…

– Ты открыла дверь? Ты ненормальная! – Вика чуть не плакала от досады. – Они же блефовали, это ясно! Никто бы его не убил!

– А если бы убил? Это же жизнь, а не деньги! И потом, может, картину еще найдут. Андрей подключил очень хорошего сыщика.

– Да уж, знаем мы этих сыщиков! Кто тебя просил звонить Вадиму? Вызвала бы милицию, раз так боялась!

– Я так и хотела, но… Пойми, я очень испугалась!

– Так мне бы позвонила!

– Я не хотела тебя волновать. Ты же кормящая мать.

– Да какая разница. – Вика уже кричала. – Кормящая я или некормящая! Если ты такая дура, что сама не можешь разобраться в ситуации, надо было звонить! Я бы что-то придумала!

– Что?

– Неважно! Но не такую дурь – подставлять кого-то под нож!

– Но я же не знала… Я не думала, что они следят…

– А чего тогда звонила? Повод нашла вернуть Вадьку? Мне Наташа недавно говорила, что у них планы были заявление подать… А тут ты влезла! Сама не живешь и другим не даешь!

Катя внимательно вгляделась в лицо сестры.

– Вик, – осторожно спросила она, – а тебя что больше бесит: что картину украли или что у меня с Вадимом все наладилось?

– Все! – необдуманно выпалила та. – Все в тебе бесит. То ты такая овечка – мышеводу сопли вытираешь, его мамочку хоронишь, картину готова продать за любые деньги, – а то квартиру в два щелчка выбила, да еще какую квартиру! Лучше нашей! Ты хоть знаешь, как в твоем районе цены взлетели за последние месяцы, когда метро пустили? Теперь что наша, что твоя – одинаково стоят! И с Вадимом – все равно добилась! Не мытьем, так катаньем! Я не удивлюсь, если окажется, что ты сама это ограбление и устроила! Ты, если тебе что-то очень надо, на все способна!

– Я не ты, Вика. На все я не способна.

Катя ехала домой. В ее душе переплелись разноречивые чувства. Досада за свою неосторожность, радость от примирения с Вадимом и тяжесть после разговора с сестрой. Видно, Вика все же не так равнодушна к нему, как хочет показать. Она согласна видеть его с Наташей, но с Катей – никогда. Похоже, эту трещину им за всю жизнь не замазать. Что ж, у Вики своя жизнь, у нее – своя…

Она думала об этом всю дорогу. Вспоминала, как они дружили в детстве, как ссорились, как скучали друг за другом, когда Катя поступила в институт, как вместе жили в коммунальной квартире. Они всегда были разные и нередко спорили, но непонимания и враждебности никогда прежде между ними не было. До знакомства с Вадимом. Неужели правда, что женщины способны всерьез рассориться из-за мужчины? Даже если они родные сестры.

Вконец расстроенная, Катя зашла в квартиру и увидела, что Вадим уже приехал. В кухне и в комнате горел свет. Не сумев быстро справиться с грустным настроением, она заглянула в кухню – и в один миг забыла о своих переживаниях. Первое, что она увидела, было светлое дерево и темная блестящая столешница вдоль стены до самого окна. Яркие блики весело играли на новой мебели. А посреди кухни красовался небольшой стол в окружении табуреток с мягкими тканевыми сиденьями. На столе стоял букет цветов, а рядом – бутылка шампанского.

Вадим подошел сзади так тихо, что она вздрогнула от неожиданности. Он нежно обнял ее и поцеловал в висок.

– Ну как?

– С ума сойти! Кухня! Где ты столько денег взял?

– А кто мне конверт передал? Вот уж не думал, что ты такая богачка.

Катя посмотрела на него. Вопрос вертелся у нее на языке, но она боялась, что Вадим снова обидится.

– Мягкий уголок привезут через неделю, – сказал он. – А телевизор уже в комнате.

– Шампанское? У нас праздник?

– Конечно.

– Какой?

Вадим посмотрел на нее взглядом, который всегда приводил ее в трепет:

– Я делаю тебе предложение. Выйдешь за меня?

Она посмотрела на него и негромко рассмеялась:

– Знаешь, Вика когда-то говорила: а хорошо бы, чтобы мы, две сестры, вышли за вас, двух братьев.

– А что? – улыбнулся Вадим. – По-моему, это неплохая идея…

2011 г.

Сноски

1

Цитируется «Незнакомка» А. А. Блока.

(обратно)

2

Почему бы нет? (фр.)

(обратно)

3

Здравствуй. Как твои дела? (фр.)

(обратно)

4

Цитируется «На железной дороге» А. А. Блока.

(обратно)

5

Свобода (фр.).

(обратно)

6

Цитируется «Евгений Онегин» А. С. Пушкина.

(обратно)

Оглавление

Увидеть Париж

Трещина Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg