«Вновь обретя веру»

Вновь обретя веру (fb2) - Вновь обретя веру (Братья Рид - 5) 676K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Тэмми Фолкнер

Эта книга предназначена только для предварительного ознакомления и не несёт в себе никакой материальной выгоды. Любое копирование и размещение материала без указания группы и людей, которые работали над книгой, ЗАПРЕЩЕНО! Давайте уважать и ценить чужой труд!

Тэмми Фолкнер

ВНОВЬ ОБРЕТЯ ВЕРУ

(Братья Рид #3.5)

Оригинальное название: Finally Finding Faith by Tammy Falkner

Серия: The Reed Brothers / Братья Рид

Номер в серии: 3.5

Переводчик: Катерина Матвиенко

Редактор: Лина Зянгирова

Вычитка: Олеся Норицына

Обложкой занималась Олеся Норицына.

Переведено специально для группы 

.

Аннотация

У Дэниела есть список дел, которые он хочет завершить до того, как наступит Новый год:

1. Набить татуху.

2. Проехаться по снегу в карете, запряжённой лошадьми.

3. Посетить Бродвейский театр.

4. Купить горячие каштаны у уличного торговца.

5. Съесть полукилограммовый гамбургер у «Рокко».

6. Выпить горячий шоколад на скамейке в парке.

7. Починить часы.

Часы Дэниела остановились, когда в Афганистане он лишился всех своих товарищей, ноги, а также надежды. Но посещение тату-салона «У Ридов» неожиданно приводит его к Фейт, самой зеленоглазой и рыжеволосой девушке, которую он когда-либо видел.

Дэниел намерен выполнить все пункты списка до того, как часы пробьют полночь, и Фейт вызывается ему в этом помочь. Но она полна добра и света, и ему не хочется, чтобы она тратила своё тепло на него.

Фейт заботится о своей старенькой бабушке и поэтому знает, насколько ценна жизнь. Но удастся ли ей помочь Дэниелу понять это, пока не стало слишком поздно? Ведь у неё есть меньше чем двадцать четыре часа.

Время идёт, часы тикают.

Дэниел

Я вхожу в тату-салон, и над дверью звенят колокольчики. Большая красная светящаяся вывеска гласит, что он открыт и принадлежит семье Рид. Смахиваю снег с волос и пытаюсь согреть дыханием ладони. На улице чертовски холодно. Сейчас полночь, а это значит, что в Нью-Йорке наступило тридцать первое декабря. И холод в это время в порядке вещей. До Нового года всего лишь сутки, и у меня есть только двадцать четыре часа, чтобы наполнить жизнь воспоминаниями. Потому что к тому моменту, как куранты отсчитают последнюю секунду две тысячи тринадцатого года, дела из моего списка должны быть выполнены. Я достаю из кармана лист бумаги и быстро пробегаюсь по нему глазами.

Набить татуху

Проехаться по снегу в карете, запряжённой лошадьми

Посетить Бродвейский театр

Купить горячие каштаны у уличного торговца

Съесть полукилограммовый гамбургер у «Рокко»

Выпить горячий шоколад на скамейке в парке

Починить часы

Осматриваюсь вокруг. Замечаю стену, увешанную огромным количеством необычных эскизов, а также направляющуюся ко мне женщину, которая немного похожа на фею. На ней одежда в ретро стиле, а волосы уложены в модельную причёску шестидесятых годов. Судя по бейджику, её зовут Фрайди. И это имя ей подходит.

— Чем могу помочь? — на выдохе спрашивает она.

У неё усталый вид, и я тут же задаюсь вопросом, что такого могло с ней произойти, если в её глазах поселилось подобное выражение. Но не осмеливаюсь спросить об этом.

— А Среда и Четверг[1] остались дома? — вместо этого слетает с моих губ.

Девушка выгибает правую бровь и снова смотрит на меня. Мне тут же хочется взять свои слова обратно. Но потом она начинается смеяться. Не просто хихикать, а заливаться смехом, схватившись за живот. А когда успокаивается, манит меня пальцем, предлагая следовать за ней. Фрайди устраивается за столиком и, как только я занимаю место напротив, спрашивает:

— Смею предположить, что ты здесь для того, чтобы сделать татуировку?

Я оглядываю помещение.

— На самом деле я думал, что здесь бордель. Нет?

Я пытаюсь подняться, но мой дурацкий протез ноги портит всё представление, когда с лязгом ударяется о стол. Я морщусь.

— Ты в порядке? — тихо спрашивает она.

Фрайди не опускает взгляд на мою ногу, а смотрит мне в лицо. В то время как большинство людей, по крайней мере, посмотрело бы в ту сторону.

— Да, — огрызаюсь я.

— Ну, если ты ищешь бордель, мы ничем не можем тебе помочь, — говорит Фрайди.

Она смотрит в сторону мужчин, набивающих татухи. Это крупные блондины, и вид у них немного пугающий. К тому же они, похоже, не оценили мою шутку, чего не скажешь о Фрайди.

Она понижает голос до шёпота:

— В последний раз, когда я пыталась здесь торговать своим телом, мальчикам это не понравилось, — смеётся она.

Выражение лиц у мужчин становится ещё более суровым, и я задаюсь вопросом, не пора ли мне на выход.

Я опускаю взгляд на наручные часы. Не знаю почему, но я всё ещё смотрю на них. Они не ходят со времён взрыва в Афганистане, забравшего жизни всех моих друзей, мою ногу и моё здравомыслие. Но по-прежнему ношу их, словно надеюсь, что однажды они снова пойдут. Однако этому не бывать. Моя жизнь кончена. Точнее, это произойдёт завтра в полночь. Я перевожу взгляд на настенные часы. Двадцать три часа и пятьдесят две минуты отделяют меня от момента, когда я закончу то, что начала судьба. Я исправлю её ошибку.

Фрайди машет руками у меня перед лицом, возвращая к реальности.

— Ау-у, — тянет она.

— Извини, — судорожно вздыхая, бормочу я.

Так легко потеряться в воспоминаниях. В криках. В боли. В хаосе. Я смотрю в её прекрасное лицо.

— Я хочу набить татуировку, — говорю я. — Часы, наверное. Чтобы показывали полночь. И взрывающиеся вокруг фейерверки.

Фейерверк. Бомбы. Какая разница?

Она кивает.

— Это мы можем.

И начинает рисовать на листке бумаги. А спустя несколько минут разворачивает рисунок ко мне. Получилось чертовски идеально.

— Такие? — спрашивает она.

Я киваю, так как едва ли в состоянии говорить. Ведь когда это время покажут настоящие часы, я умру.

— Идеально, — с хрипотцой говорю я.

И опускаю взгляд на свои часы. Я всегда так делаю, когда нервничаю. Хоть и не ожидаю, что они снова пойдут.

Фрайди кричит через плечо, и один из мужчин отзывается. Он расчищает стол и жестом подзывает меня к себе. Девушка показывает ему эскиз, и тот кивает, закусывая губу.

— Без проблем, — говорит он. — Только эта будет последней на сегодня. — Он усмехается мне. — Дома в кровати меня ждёт горячая девушка.

— Ну надо же, — щебечет Фрайди. — И меня, — улыбается она мне.

Один из мужчин, самый крупный, игриво толкает её в плечо.

— Ты мечта любого мужчины, Фрайди, — говорит он, а затем протягивает руку мне. — Пол, — представляется он. После чего снова обращается к Фрайди: — Перестань, а то ещё парень решит, что у него есть шанс присоединиться к вам. — Прищурившись, он наклоняется ко мне. — Даже не мечтай, — говорит он тихо. — Я подкатываю к ней уже несколько лет. — И показывает мне присаживаться. — Где будем набивать? — спрашивает Пол, в то время как тот, на чьём бейджике написано «Пит», моет руки.

Я закатываю рукав. Плечо — одно из немногих мест на моём теле, где нет шрамов от ожогов.

— Здесь? — говорю я.

— Лучше снять, чтобы ткань не мешала, — говорит Пит, показывая на мою рубашку.

Я боялся этого, но ведь сегодня мой последний день на Земле. Да и кому какая разница, как выглядит моя грудь? Потянувшись к рубашке, стягиваю её через голову, как делают все мужчины, и тут слышу, как ахает Фрайди при виде моей обнажённой груди. Хотя выглядит она куда хуже, чем есть на самом деле.

— Извини, — бормочет Фрайди, когда Пол бросает взгляд в её сторону.

Она садится напротив меня, и её глаза наконец-то опускаются на тонкий отрезок из титана, виднеющийся над самым ботинком.

— Что произошло? — тихо спрашивает она.

Пит переносит рисунок на мою руку, а затем начинает вводить чернила под кожу. Это почти не больно.

— Взрыв, — отвечаю я со вздохом.

— Было страшно? — выдыхает Фрайди.

Она подпирает подбородок рукой, опершись локтем о стол.

Я киваю.

— Очень. Все из моего отряда погибли. — Я поднимаю штанину. — Я же потерял ногу и получил множественные ожоги. Но выжил.

— Вселенная наверняка припасла для тебя что-то очень хорошее, — говорит она.

Пол фыркает.

— Фрайди, пожалуйста, — предостерегает он.

Я должен был умереть вместе с ними.

— Сомневаюсь. Через сутки я уезжаю, — лгу я. Ну, в каком-то смысле это ложь. Хотя в ней есть и доля правды. — Хочу присоединиться к своей команде.

Лицо Фрайди озаряется радостью.

— Должно быть, ты очень этого ждёшь.

Ага. Это всё, чего я ждал в течение очень, очень долгого времени.

Я хочу сменить тему разговора, так как думаю о списке в моём кармане.

— Ребят, вы не в курсе, где здесь можно найти мастерскую часов? Кого-то, кто сможет починить наручные часы?

Парни переглядываются, и один из них произносит:

— «У Генри»?

— Не знаете, они завтра открыты? — спрашиваю я. — Ну, уже сегодня.

Мне нужно починить часы к завтрашнему вечеру. Вернее, к полуночи. Этот пункт есть в моём списке.

— Позвони ему, Пол, — говорит Пит.

Он достаёт из кармана мобильный и бросает его Полу. Тот шутливо жонглирует им, пока Пит не прикрикивает на него.

— А разве сейчас не поздновато для звонка? — спрашиваю я, переводя взгляд с одного на другого.

— У жены Генри два года назад случился удар, и поэтому сейчас, чтобы он мог о ней заботиться, они работают каждую свободную минуту. Так что он, скорее всего, ещё не спит. В противном случае Пол просто оставит сообщение. — Он пожимает плечами. — Попробовать всё равно стоит.

Пол кивает, и как только ему кто-то отвечает, на его лице расплывается улыбка. Он рассказывает, что у меня сломались часы. А затем прикрывает микрофон мобильного и смотрит на меня.

— Можешь подойти к ним, когда мы закончим? — спрашивает он. — Генри ещё не ложился.

Я киваю.

— Конечно.

Пол говорит ещё с минуту, а затем кладёт трубку.

— Как она? — спрашивает Пит.

Пол качает головой.

— Не очень хорошо, и она уже готова сдаться. Иногда я думаю, что она держится только ради Генри, — вздыхая, говорит он. — Я запишу тебе адрес. Это прямо за углом, в подвале.

Он протягивает мне листок, когда Пит заканчивает татуировку. Я смотрю на неё с улыбкой. Она великолепна. Что ж, один пункт из списка выполнен.

— Там ты найдёшь Фейт, — говорит он. — В мастерской часов.

— Веру[2]? — чуть ли не фыркая, переспрашиваю я.

Во мне не осталось веры. Ни единой капли.

— Фейт — внучка Генри. Она помогает ему заботиться о его жене и работает в мастерской в его отсутствие. — Он показывает рукой, что она ему по плечо. — Рыжая крохотуля. И чертовски милая. Этакая скромная, но сексуальная библиотекарша.

— Фейт — девушка? — спрашиваю я.

Это не какое-то мифическое состояние бытия?

Пол медленно кивает.

— Ох, ладно, — тихо говорю я.

Я бы предпочёл поговорить с девушкой, чем говорить с кем-то о вере, надежде, Боге или о чём-то в этом духе — о чём-то, чего я лишился. Расплатившись, я направляюсь к выходу. У дверей Фрайди дёргает меня за рукав. Когда я опускаю взгляд, она встаёт на цыпочки и целует меня в щёку.

— На удачу, — тихо поясняет она.

— Спасибо, — из-за вдруг возникшего в горле кома хриплю я.

Пит натягивает пальто.

— Пройдусь с тобой до Генри. В нашем районе в это время суток лучше не ходить в одиночку.

Он переводит взгляд на Пола, который, я уверен, приходится ему братом. Они очень похожи, но тот, что покрупнее, настолько широк, что может заслонить собой дверной проём. И его улыбка не такая лёгкая, как у Пита.

— Проводишь Фрайди домой? — спрашивает Пит у Пола.

Пол шутливо ворчит и обнимает Фрайди.

— Если нужно, — говорит он, проводя рукой по волосам девушки.

Она хлопает его по запястью, пока Пол не выпускает её из объятий. Встав напротив него, Фрайди глубоко вдыхает. Пол, будто смутившись, опускает на неё взгляд. Девушка делает ещё один вдох, и улыбка смягчает выражение её лица. Пол снова притягивает её к себе.

— Готова? — спрашивает он.

Фрайди кивает, и её щёки покрывает румянец.

— Не нужно меня провожать, если думаешь, что я приглашу тебя войти, — игриво говорит она.

— Однажды, Фрайди, тебе не придётся выбирать, приглашать меня войти или нет.

Она замирает, и её дыхание немного ускоряется.

Проходя мимо, Пит ударяет меня в плечо.

— Готов? — спрашивает он. Я киваю, засовывая руки в карманы. — До завтра, — бросает он через плечо.

— Большие планы на новогоднюю ночь? — спрашиваю я, когда мы ступаем на тротуар.

Снега стало ещё больше, и я натягиваю капюшон. Спотыкаюсь на снегу, и Пит сбавляет шаг. Он не упоминает о моей ноге, а просто идёт дальше.

— Спасибо, — бормочу я.

— За что? — спрашивает он, глядя мне в лицо.

— Просто так, — отвечаю я.

Быть может, я просто навоображал себе, что он подстроился под меня. Я так волнуюсь о моей инвалидности, что иногда думаю, будто другим тоже есть до этого дело.

— Завтра мы с моей девочкой будем смотреть фейерверк, — говорит он.

— Сегодня, — опустив взгляд на свои сломанные часы, поправляю я.

— Ох, точно, — улыбаясь, говорит он. — Сегодня. — Он выдыхает морозное облачко. Вдруг Пит останавливается и сворачивает, а затем начинает спускаться по лестнице. — Ты идёшь? — спрашивает он, в то время как я стою, глядя на него, как на идиота.

— Мы на месте, — поясняет он.

Я медленно спускаюсь по ступеням. Мне тяжело подниматься и спускаться по лестницам, поэтому, если бы Пита здесь не было, я бы просто пропрыгал этот путь на одной ноге. Так было бы проще, чем медленно спускаться, преодолевая лишь одну ступеньку за раз. Хотя и не грациозно.

Зайдя в дверь, мы оказываемся в подвале, заполненном часами. Тут и дедушкины часы, и часы с кукушкой, и настольные. Где-то сверху грохочет поезд метро, и, услышав этот звук, я улыбаюсь.

— Здесь классно, правда? — спрашивает Пит.

В самом деле, это самое удивительное место, которое я видел за последние лет десять.

В дальней части комнаты стоит длинный стол, за которым сидит пожилой мужчина, а вокруг него разложены различные шестерёнки и другие детали. Он смотрит в увеличительное стекло, а само рабочее пространство утопает в ярком свете ламп. Мужчина не обращает на нас внимания, и Пит окликает его по имени.

— Генри! — зовёт он громко.

Мужчина смотрит на нас поверх оправы очков.

— Пит, — произносит он, откладывая инструменты и вытирая с рук смазку. — Какой приятный сюрприз.

Пит подходит, чтобы пожать мужчине руку, но тот вместо этого притягивает Пита в свои объятия.

— Рад видеть тебя, Генри, — говорит Пит. — Как Нэн?

Генри качает головой, и его взгляд становится рассеянным.

— Держится, — отвечает мужчина.

Пит сжимает плечо Генри.

— По крайней мере, она дома, — продолжает Генри. Посмотрев на меня, он указывает на Пита. — Этот молодой человек и его братья помогли мне переставить мебель, чтобы я мог забрать Нэн домой.

Пит молча опускает взгляд.

Генри протягивает руку.

— Я Генри, — говорит он. — А тебя как зовут?

— Дэниел, — отвечаю я. — Извините, что побеспокоил вас в такое позднее время, но Пит сказал, что вы можете помочь мне с часами.

Я снимаю их с запястья и протягиваю ему.

Старик поправляет на носу очки и пристально рассматривает их со всех сторон.

— Они старые, — говорит он. — И не могу сказать точно, работал ли я когда-нибудь с такими.

Они принадлежали моему дедушке.

— Как думаете, вам удастся их починить? — спрашиваю я.

Генри подходит к ближайшему столу и открывает ящик, разглядывая шестерёнки так, будто знает, какие ему понадобятся.

— Возможно, — бормочет он.

Вдруг со второго этажа доносится звук глухого удара, и мужчина вздрагивает. Положив мои часы на стол, он направляется к лестнице.

— Нужна помощь? — спрашивает Пит.

— Дедушка! — зовёт женский голос с верхней ступеньки лестницы.

Пожилой мужчина спешит вверх по лестнице, Пит следует за ним. И они оба пропадают из виду. Я рассматриваю часы, которые необходимо починить, и, засунув руки в карманы, обхожу помещение. Здесь только одна, ничем не разделённая комната. Над головой с грохотом проносится поезд метро, и я чувствую, как уголки моих губ поднимаются в улыбке.

Дверь наверху открывается, и раздаются лёгкие шаги спускающегося по лестнице человека. Затем я вижу пушистые домашние тапочки и полосатые пижамные штаны, а после — самую зеленоглазую и самую красивую девушку, которую я когда-либо видел.

Фейт

Я спотыкаюсь о нижнюю ступеньку, и он протягивает руку, чтобы поймать меня. Его немного шатает, и он хромает, но он всё равно сильный и крепкий. Такое впечатление, будто мужчина скорее сам упадёт, чем позволит упасть мне, и это так странно...

— Извините, — бормочу я, хватаю свой свитер и надеваю его, чтобы прикрыться.

Следовало бы одеться, а не спускаться в одной пижаме, но у меня просто не было сил. Я постоянно работаю, а если меня и сменяет дедушка, то я в это время забочусь о Нэн. Чувствую себя так, будто не спала несколько дней. Хотя, может, это и в самом деле так. Я до смерти испугалась, когда Нэн упала, пытаясь встать с кровати. Мне нельзя было засыпать. Следовало бодрствовать, чтобы приглядывать за ней. Я знала, что дедушка внизу. Ему тоже иногда нужен перерыв. Днём он всё так же работает швейцаром в жилом комплексе. А в свободное время чинит часы. А ещё он любит Нэн.

Их любовь самая нереальная из всех, что мне встречалась. Даже по сравнению с моим замужеством. Когда Нэн была в центре сестринского ухода, дедушка приходил туда и каждую ночь спал в кресле рядом с её кроватью, объясняя это тем, что не мог спать без неё, поэтому не видел смысла ночевать дома. Я переехала к ним, чтобы дедушка мог забрать её домой. Уж не знаю, помогаю я им или только мешаю. Но, находясь здесь, чувствую себя лучше. Ну, не считая тех случаев, когда делаю что-то не так — например, засыпаю в неподходящий момент.

Мужчина кашляет в кулак. Должно быть, я ушла в себя. Дедушка говорит, я часто так делаю. Это одна из причин, почему у меня получается чинить часы. Это кропотливая и скрупулёзная работа, которая помогает мне на время сбежать от этого мира.

— Не хотела на вас свалиться, — говорю я, и мои щёки заливает румянец.

Он красивый. Очень красивый. У него каштановые волосы и глубокие шоколадно-карие глаза. Часть его лица скрыта щетиной, и он не улыбается. Почему он не улыбается?

Мужчина опускает руку, чтобы поправить штанину, и мне становится виден кусочек метала, уходящий в ботинок. Я поднимаю взгляд на его лицо и понимаю, что он наблюдает за мной. Так вот почему он не улыбается? Не зная, что ещё сделать, я протягиваю ему руку и представляюсь:

— Фейт.

Он принимает мою руку и нежно её сжимает, наши взгляды встречаются, и я замечаю крохотную искорку в его тёмных глазах. Но она исчезает так же быстро, как и появилась.

— Дэниел, — отвечает он. — Наверху всё нормально? — Его взгляд обращается к закрытым дверям.

— Нэн пыталась встать и упала.

Я качаю головой. Разум Нэн всё ещё ясный, но тело её не слушается, и она до сих пор не в полной мере осознала это.

— Пит уложит её в постель.

Я смеюсь. Этот парень умеет найти подход к девушкам.

— Риды, — говорит он. — Они кажутся очень милыми.

Я закатываю глаза.

— Когда они впятером оказываются в одной комнате, это немного подавляет.

Когда-то я была влюблена в Пита, но потом он встретил Рейган, и они так до безумия идеально подходят друг другу, что я быстро затолкала свои чувства подальше.

— Впятером? — спрашивает он, почёсывая голову. — Думаю, я видел только двоих.

Я начинаю перечислять, загибая пальцы:

— Пол, Мэт, Логан, Сэм и Пит, от старшего к младшему. Сэм и Пит близнецы, хотя Сэм клянётся, что старше на восемь минут.

Я подхожу к столу, на котором дедушка оставил часы Дэниела.

— Твои? — спрашиваю я, надевая очки и опускаясь на стул, а затем наклоняю дедушкин светильник к часам.

Разглядывая их, я понимаю, что в состоянии их починить, хоть никогда и не работала с подобными.

— Они принадлежали моему деду.

Я поднимаю на него взгляд.

— Что случилось?

Он смотрит куда угодно, только не на меня.

— Взрыв. В Афганистане.

— Это там ты получил ранение? — спрашиваю я, в то время как мой разум уже полностью погрузился в работу над часами.

— Ага, — отвечает он на выдохе.

— И что, часы перестали работать после взрыва? — спрашиваю я, пытаясь понять, в чём причина неисправности.

Потому что шестерёнки прокручиваются, когда я проворачиваю их вручную.

— Для меня всё перестало работать после взрыва, — говорит Дэниел.

В его голосе вдруг слышится печаль, и я поднимаю на него взгляд.

— Что ты имеешь в виду?

— Часы, — поясняет он, хотя я более чем уверена, что он говорил о своей жизни. — С тех пор они не работают.

— Мм-хмм, — протягиваю я, вынимая шестерёнки и другие детали, а затем раскладываю их перед собой на столе.

— Уверена, что тебе следует это делать? — спрашивает он.

Подойдя ближе, мужчина отодвигает стул. Он словно беспокоится, и теперь, когда он так близко, я начинаю немного нервничать. Хотя дедушка и Пит находятся прямо над нами.

Я поднимаю на него взгляд.

— Ты же хочешь починить часы, не так ли? — спрашиваю я.

Дэниел кивает.

— Больше всего на свете. — И вздыхает. — Мне кажется, что в тот день время остановилось и больше никогда не продолжит идти вперёд.

Я киваю, хотя не смотрю на него. Он сказал мне больше, чем хотел, и, боюсь, остановится, если поймёт, что я и в самом деле его слушаю.

— Ты потерял друзей?

Я продолжаю работать над часами, разбирая их деталь за деталью.

— Я потерял всех из моего отряда. — Его голос становится хриплым, и он пытается прочистить горло. — Всех до единого. Я потерял всех и всё.

— Где твоя семья? — спрашиваю я.

Я чувствую тёплый порыв воздуха от его мощного выдоха.

— Их больше нет.

Наконец-то я поднимаю на него глаза.

— Мне жаль.

Он кивает. Затем встаёт и начинает наматывать круги по мастерской. Час спустя я собираю его часы и завожу их. Они должны работать. Но не тут-то было. И я понятия не имею почему. Вздыхаю.

— Что-то не так? — спрашивает он, стоя за моей спиной.

Я чувствую тепло от его дыхания на затылке, и волоски у меня на руках встают дыбом.

— Всё нормально, — говорю я, снова начиная их разбирать. Оглядываюсь на него через плечо: — Ты спешишь?

Он пожимает плечами и садится возле меня. Взяв ручку, начинает раскручивать её на столешнице. Я перевожу взгляд на него.

— Извини, — застенчиво говорит Дэниел и останавливает ручку, прижав её рукой к столу. — Так ты живёшь здесь? — спрашивает он. — В Нью-Йорке? Всё время?

Я киваю, продолжая разбирать часы. Как и все старые часы, они состоят из шестерёнок. Уверена, я поставила детали на свои места и они должны работать именно так. Они не повреждены и не поломаны. И я ничего не пропустила. Ничто не вышло из строя в результате взрыва.

— Ага, — быстро отвечаю я.

— И всегда здесь жила? — спрашивает он.

— Нет, — бормочу я. — Переехала сюда, когда заболела бабушка. Раньше я жила во Флориде.

— Тебе здесь нравится? — задаёт он вопрос.

Я пожимаю плечами.

— Везде по-своему хорошо.

— Почему ты не замужем? — спрашивает Дэниел.

Я поднимаю на него взгляд.

— С чего ты так решил?

Он усмехается, но веселье не отражается в его глазах.

— Потому что ни один мужчина в здравом уме не отпустил бы тебя так далеко.

Я резко поднимаю голову. Он встаёт и снова начинает ходить кругами, словно вовсе не он только что говорил такие проникновенные слова.

— Не понимаю, о чём это ты, — бормочу я.

Дэниел подносит ладонь к уху и, усмехаясь, наклоняется ко мне.

— Ты что-то сказала? — спрашивает он.

— Неважно.

Взглядом я нахожу его рот. Он облизывает полную верхнюю губу, и я заставляю себя посмотреть на что-то другое.

— Что-то не так? — спрашивает он, переводя взгляд на мой рот, и подходит ближе.

Он что, хочет меня поцеловать?

Я снова смотрю на часы, сбрасывая с плеч свитер, поскольку в помещёнии вдруг стало жарко.

— Нет, — отвечаю я.

И осматриваю детали часов, разложенные по всему столу. Дверь наверху открывается, и спускается Пит. На полпути он замедляется и переводит взгляд с меня на Дэниела.

— Что я пропустил? — усмехается он.

— Заткнись, — ворчу я.

— Ох, — выдыхает Пит.

Затем кивает и стукает меня по плечу, проходя мимо. Я рычу на него, и он начинает смеяться.

— Как Нэн? — спрашиваю я. — Всё ещё расстроена?

— Если и так, то только из-за того, что ты винишь себя, — отвечает он и треплет мне волосы своей большой медвежьей лапой. — Не будь так строга к себе, — тихо говорит он. — Это могло случиться с каждым.

Я киваю, закусив нижнюю губу, чтобы не разрыдаться. Нэн так стремительно полетела вниз. У неё всё ещё случаются микро-удары, после которых она становится всё слабее и слабее. Мы не так уж много можем для неё сделать, кроме как быть рядом и стараться предоставить ей наибольший комфорт.

— Она говорила о каких-то старых часах, — произносит Пит, поднимая пакетик с чипсами, которые я не так давно ела, и принимается их доедать.

Я улыбаюсь. Когда они поженились, дедушка купил ей маленькие, но смешные часы, сделанные в Германии. Но им пришлось продать их, когда стало совсем туго с деньгами, лет тридцать назад. Дедушка обшарил весь интернет, пытаясь найти похожие.

— Он никогда не найдёт такие же часы, которые сможет себе позволить. Сейчас делают плохие часы, и они быстро ломаются. Но он не хочет покупать плохие. Он хочет подарить ей что-то действительно стоящее. Или ничего.

— О каких часах идёт речь? — спрашивает Дэниел.

— Это были немецкие часы компании «Блэк Форест», и когда они били время, из них выскальзывали танцоры и ездили туда-сюда перед циферблатом. — Я пожимаю плечами. — Это всё, что я о них помню.

— Речь о раритете? — спрашивает Пит.

Я киваю.

— Для дедушки они слишком дорогие. — Я бы хотела купить их, если бы только нашла такие и у меня была такая сумма. — Раньше Нэн придумывала любовные истории о том, что делали танцоры, когда возвращались в свой домик. — Я приподнимаю бровь, глядя на мужчин. — Судя по всему, внутри тех часов много целовались.

Между Нэн и дедушкой всегда была сумасшедшая страсть, и иногда я задаюсь вопросом, посчастливится ли мне ещё когда-нибудь испытать что-то подобное. Может, я жду любви, которая сравнится с их чувствами друг к другу. Не знаю. Но, судя по ухмылке Пита, лучше мне не развивать эту мысль.

— Генри был сексуально озабоченным, — поёт он игриво.

Я качаю головой, хотя в душе мне не хочется его ругать.

— Она снова начала говорить об этом несколько недель назад. Я знаю, он хочет подарить ей такие часы, но вряд ли ему выпадет такая возможность.

Из кармана Пита раздаётся сигнал телефона, и, усмехаясь, он очень быстро что-то печатает. А затем поднимает взгляд на нас.

— Рейган пишет, что мне придётся ночевать на улице, если я не вернусь домой в ближайшее время.

Я смеюсь.

— Думаю, тебе лучше поторопиться.

— Она меня любит, — говорит он.

И его глаза светятся от счастья. Пит спокойный и счастливый, и я за него очень рада. Он смотрит на меня.

— Сколько стоят такие часы? — спрашивает он.

— Больше машины, — отвечаю я. — Даже в нерабочем состоянии.

Он морщится.

— Да уж. Я тоже думал купить себе такие.

Дэниел протягивает руку.

— Спасибо, что помог найти мастерскую, — говорит он Питу.

— Эй, хочешь провести завтрашнюю ночь с нами? Можем вместе пойти смотреть на фейерверки.

Дэниел качает головой.

— В полночь мне нужно быть в другом месте, — говорит он. — Но спасибо за предложение.

Пит хлопает его по плечу, а затем чересчур крепко обнимает меня и уходит. До меня доносится его свист, когда он шагает по тротуару.

Закрывая крышку часов Дэниела, я поднимаю взгляд к нему.

— Они так и не работают.

Его рот вытягивается в прямую линию.

— Я надеялся, что кому-то удастся починить их до того, как станет слишком поздно.

— Слишком поздно для чего? — спрашиваю я.

— Для меня, — отвечает он.

— Для тебя никогда не будет слишком поздно, глупенький, — говорю ему я.

Дэниел

Зёрнышко надежды расцветает в моей груди. Я ни на что не надеялся уже очень давно. Рассеянно потираю грудь, пытаясь утихомирить душевную боль и участившееся сердцебиение. Я уже очень давно мёртв внутри, с тех пор как очнулся в больнице без ноги, без друзей и без будущего. Но сейчас вдруг чувствую, что могу стать свободным.

— Ты в порядке? — спрашивает Фейт.

Она встаёт и подходит ко мне, неуверенно протягивая руку, чтобы коснуться моего лица. Девушка смотрит мне прямо в глаза, и я хочу потеряться в ней и раскрыть ей все свои секреты.

— Всё отлично, — бормочу я, хотя это не так. И добавляю: — У меня ПТСР[3]. В худшем из его проявлений.

— После того случая? — ласково спрашивает она.

Я утыкаюсь лицом в её ладонь и нюхаю её, как котёнок, а она улыбается, позволяя мне это.

— После дозоров. После людских смертей. И лицезрения мёртвых тел. А также того, во что превратилась моя жизнь.

Фейт указывает на диван, что стоит в другом конце комнаты, и я опускаюсь на него с одной стороны. Девушка садится с другой стороны, подтягивая ноги так, что её ступни оказываются между нами, и стягивает со спинки дивана вязаный шерстяной плед, чтобы прикрыть им ноги. Она укрывает им и мои колени. Где-то в районе груди снова начинает болеть, и я потираю это место.

— Что-то болит? — спрашивает она.

— Всё, — произношу я тихо.

Я никогда не рассказывал об этом дерьме. Но Фейт задаёт вопросы, и она не мой командир или грёбаный психотерапевт, который хотел залечить меня до бесчувствия. Чтобы я забыл всё, что видел. Но я не хочу забывать. Мне нужно помнить, потому что если не я буду помнить их живыми, то кто тогда?

— В тот день время для меня остановилось, — говорю я и утыкаюсь лицом в ладони, сосредотачиваясь на дыхании.

— Тебе нужен бумажный пакет, чтобы подышать в него? — спрашивает Фейт.

Я смеюсь.

— Может, он понадобится мне чуть позже.

— Расскажи мне о том дне, — просит она.

Я качаю головой.

— Не могу.

— Почему? — шепчет она.

— Потому что вспоминать больно, — признаюсь я.

Хотя предпочёл бы промолчать.

— Они все мертвы? — тихо спрашивает Фейт.

Я киваю.

— Сколько их было?

Она поправляет плед, чтобы тот лучше меня укрывал, и я чувствую, как её ступня скользит чуть ниже моего бедра. Я улыбаюсь. Мне это нравится. Нравится намного больше, чем должно бы.

— Десять человек, — отвечаю ей.

— Как их звали?

Боль в моей груди становится невыносимой, а от возникшего комка начинает болеть и горло, потому что я не могу проглотить прошлое. Когда я перевожу взгляд на неё, то замечаю, что её глаза блестят от непролитых слёз. Блядь. Я её расстроил.

— Мне так жаль, — говорю я. — Мне не следовало обременять тебя этим.

— Нет, следовало, — произносит она с лёгким смешком. Этот переливающийся звук приятен, как перезвон колокольчиков в ветреный день на крыльце дома моей бабушки. — У меня всё равно нет других дел.

Мыслями я возвращаюсь в прошлое. Я всё ещё вижу их лица. Вижу, какими они были до и после взрыва. Как раз это и не даёт мне покоя.

— Джимми. Ему было девятнадцать, он любил играть в покер. И сколько бы раз мы не играли, он всё время побеждал.

Повернувшись ко мне лицом, она опускает голову на спинку дивана и уютно устраивается на подушках. А потом зевает.

— Кто ещё? — спрашивает она.

— Рон, Бобби, Дэвид, Джон и Дружище. Все родом из Теннеси, а познакомились в Бейсике.

— Дружище? — фыркает девушка.

— У него были огненно-рыжие волосы, и звали его Шеймус О'Мэлли.

— Дружище звучит намного лучше.

Она усмехается, и боль в моей груди становится сильнее.

— Алекс, который был той ещё занозой в заднице. Как-то он стырил мои тапочки для душа и спрятал их. Он не собирался их носить, просто не хотел, чтобы такая возможность была и у меня. — Я скучаю по его приколам. — Джефф, что был мне как брат. Я знал его дольше всех.

— А ещё двое? — спрашивает Фейт, подняв два пальца.

Я киваю.

— Рекс и Рик. Они были как близнецы — куда один, туда и другой.

Она кивает, удобнее устраивая голову на диване, а мне хочется, чтобы её голова лежала на моей груди, и я мог её чувствовать. Я хочу чувствовать её дыхание на своей коже. Блядь.

— Рик, как и я, пережил взрыв, — выпаливаю я.

Она поднимает голову.

— Я думала, ты сказал, что они все мертвы.

— Он, как и я, пострадал при взрыве, но, когда понял, что я потерял ногу, поднял меня и потащил, перекинув через плечо.

Меня мутит, и я подумываю, а не сделать ли перерыв, чтобы отойти и избавиться от содержимого желудка. Но вдруг Фейт пододвигается ко мне и кладёт голову мне на плечо. При этом она сдвинула ноги, и теперь они не касаются моего бедра, поэтому я кладу их себе на колени и укутываю в плед. Она сидит рядом со мной. Я чувствую, как бьётся её сердце в груди, прижатой к моей руке.

— Что произошло? — шепчет она.

Мой голос надламывается, и я собираюсь с силами, чтобы продолжить:

— Мы добрались до безопасного места, но стоило нам оставить переезд позади, как в него попал снайпер. Он упал. Я пытался поднять его и потащить дальше, но тут подбежали медики и забрали меня. Позже мне сказали, что он умер.

Рик спас мне жизнь, а сам, блядь, умер. Он мог оставить меня лежать там. Но не сделал этого.

Я чувствую влагу на щеках и ненавижу себя за это. Фейт не смотрит на меня. Она просто лежит рядом, и я чувствую слёзы на моём плече.

— Чёрт, я не хотел, чтобы ты плакала, — говорю я, притягивая её лицо к своему, и она смотрит мне в глаза.

— Как после всего этого ты продолжаешь жить? — спрашивает она.

Её рот так близко, что я могу чувствовать аромат чипсов, которые она недавно ела. Я облизываю губы. Так как хочу её поцеловать. Но мне не следует начинать что-то. Ведь мои дни сочтены.

— Не уверен, что я и вправду всё ещё живу, — признаюсь я. — В некоторые дни особенно трудно.

— Сколько времени потребовалось, чтобы научиться жить с этой ногой? — спрашивает она.

Её рука касается моего бедра, и мои мышцы напрягаются.

— Много.

Фейт утирает лицо о мой рукав и вздыхает. Я знаю, она заметила мои повлажневшие щёки, но мне всё равно. Не знаю почему, но это так. Хотя мне стоило бы об этом побеспокоиться. Ведь мужчины не плачут, не так ли?

— Мужчины плачут, — шепчет она.

Чёрт. Я что, сказал это вслух?

— Ну, если ты так говоришь, — легкомысленно выдаю я и вытираю лицо.

— Ты когда-нибудь задумывался, почему остался в живых? — спрашивает она.

— Я задаюсь этим вопросом каждый чёртов день, — брюзжу я.

Я не был достоин этого. Не был лучше перней. Выжить должен был кто-то другой. Дома меня не ждала мать, жена или хотя бы подружка. Я был одинок, в отличие от них.

— Ты веришь? — спрашивает она.

Я опускаю взгляд на неё.

— Ты имеешь в виду, верю ли я в Бога?

Она качает головой.

— Веришь ли ты в то, что есть нечто большее, чем ты?

Она поднимает палец, чтобы остановить меня, когда я открываю рот. Я не верю ни в Бога, ни в предопределение или ни какую-либо другую фигню. Больше не верю.

— И я не подразумеваю кого-то, кто отвечает за твою жизнь. А говорю о вере… В том смысле, что ты не одинок, даже тогда, когда у тебя никого нет.

— Я не понимаю.

— Представь невидимые нити. Они связывают тебя с людьми. Так, как ты был связан со своими родителями, пока они были живы. Затем, когда потерял с ними связь, ты по-прежнему был связан с другими, например, с парнями из твоего отряда. Твои нити не рвутся, когда ты кого-то теряешь. Ты связан с этим человеком и всегда будешь его помнить. Таким образом, нитей становится всё больше, поскольку к предыдущим добавляются новые, и эти новые связи тоже становятся частью тебя.

Она на секунду замолкает, и я не знаю, что сказать, потому что вижу картинку, которую она нарисовала в моей голове, и она чертовски прекрасна. Но это не реальность. Мои нити были перерезаны, и им некого связывать. Больше нет. А я так чертовски устал быть один.

— Извини, Фейт, но я думаю, это бред.

Она приподнимается и берёт моё лицо в свои ладони.

— Это не бред, — говорит она. — Так что заткнись и создай со мной связь, чёрт возьми.

Я качаю головой и отвожу её руки от своего лица.

— Я не хочу ни с кем связываться.

— Хочешь. Все хотят иметь связь с кем-то. Почему, по-твоему, люди занимаются сексом? Всю ночь напролёт? Потому что это связь. — Она фыркает, и, боже мой, это самый прелестный звук из всех, что я когда-либо слышал. — Не то чтобы я хочу заняться с тобой сексом или что-то в этом роде, — уточняет она с улыбкой.

— Ты хочешь этого, — дразнюсь я, потому что так поступать легче, чем пытаться почувствовать что-то настоящее.

— С тобой я ничего не хочу, пока ты не создашь со мной связь. — Она приподнимается и откидывает плед в сторону. — Ты не сломан, Дэниел. Просто тебе нужно исцелиться. После этого твои нити сами будут искать, с кем бы создать новую связь. — Она встаёт и упирается руками в бёдра. — Все мы жаждем связей, но, отказываясь от них, мы словно умираем.

Внутри я и так мёртв.

— Ты такой грустный, что мне хочется схватить тебя и заставить вернуться к жизни. Но только ты можешь это сделать, Дэниел.

Она проводит рукой по волосам и отходит от меня.

— Куда ты? — спрашиваю я.

Мне хочется взять её за руку, переплести свои пальцы с её пальцами и притянуть Фейт к себе на колени, чтобы иметь возможность держать в своих объятиях. Я хочу дышать ею. Хочу... Но не могу. Я просто не могу.

— Работать над твоими часами, — говорит она с тяжёлым вздохом.

Я приподнимаюсь, чтобы встать, но она кладёт ладонь на моё плечо.

— Посиди, — говорит она. — Отдохни.

Фейт накрывает меня пледом, подтыкая его вокруг меня, и тем самым проявляя ко мне заботы больше, чем кто-либо ещё за очень долгое время.

— Мне нужно лишь, чтобы ты, Фейт, починила мои часы, — говорю я.

Она покусывает губы.

— Это не всё, что тебе нужно, Дэниел, — ласково говорит она.

Девушка прижимается губами к моему лбу, и я чувствую кожей, как она дышит, и ощущаю внутри себя чёртов комок слёз. Но заталкиваю его обратно, пока он не вырвался наружу.

— Мне и этого достаточно, — ворчу я.

— Я знаю, — говорит она. — Спасибо, что рассказал мне свою историю, — произносит она тихо. — Мне очень жаль, что ты выжил.

Я понимаю, что она имеет в виду.

— Как и мне, — отвечаю я.

Фейт

Я наблюдаю за ним, сидя в другом конце комнаты, и понимаю, что он изводит себя мыслями и событиями. Мне хочется утешить его, но вряд ли сейчас я могу для него что-то сделать. Он сидит на диване и выглядит при этом так противоречиво, что мне хочется устроиться у него на коленях и успокоить. Но я не могу. Даже если решусь, он всё равно не примет это от меня.

Я верю. Верю в любовь. Верю в то, что есть что-то больше меня, и что эта вера направляет, решает, с кем мне создавать связь. Она укрепляет нити, что удерживают нас вместе. Я верю в добро, добродетель и свет. И понимаю, что Дэниел уже очень давно не впускал свет в свою жизнь. А там, где нет света, не могут прорасти и чувства.

Но я не могу быть для него светом, если он не готов открыться и впустить меня. Да ему и не обязательно впускать именно меня, но я надеюсь, что он впустит хоть кого-нибудь.

Сейчас Дэниел спит на диване. Он задремал около двух часов ночи. Я подтягиваю плед ему под подбородок, как ребёнку, и он вздрагивает. Я была осторожна, но, похоже, ему снятся не очень приятные сны. И боюсь, что если попытаюсь разбудить его, он может испугаться. Так что я быстро провожу рукой по его шевелюре и оставляю в покое.

Мне нужно принять душ и переодеться. Я всё ещё в пижаме. Поднявшись наверх, просовываю голову в комнату Нэн. Дедушка улегся к ней в постель, и она свернулась возле его груди. Таким образом они проводят большинство ночей. Мгновение я смотрю на них и задаюсь вопросом: что будет, когда её не станет? Как сильно он будет горевать? Сколько времени будет по ней скучать? Закроется ли он, как Дэниел? Или же станет искать утешения в связях с другими людьми?

После душа я надеваю тёплый свитшот и джинсы, а также плотные носки и ботинки. Земля всё ещё покрыта снегом, так что в подвале может быть холодно. Но я хочу закончить с часами Дэниела. Предположив, что он уже проснулся, делаю две чашки кофе. В противном случае мне же больше достанется.

Открываю дверь в подвал, и снизу лестницы до меня доносится тихий храп. Одеяло съехало к груди, и он положил ноги на диван. Ну, одну ногу. Другую он отстегнул, и теперь она лежит на полу. По-видимому, Дэниел решил устроиться поудобнее, когда понял, что я ушла.

Я тружусь над его часами до самого восхода солнца и выпиваю обе чашки кофе. Эти чёртовы часы никак не хотят работать, и неважно, сколько раз я их разбирала и собирала, они сами этого не желают. Не знаю даже, что ещё я могу сделать. По лестнице спускается дедушка и смотрит на меня, нахмурив лоб. В его руке кофейник полный кофе. Я так и не ложилась спать с позавчерашней ночи, но дремала вчера днём, когда Нэн спала. Да уж, у неё и вправду сумасшедший цикл сна.

— Ты всё ещё работаешь над этими часами? — подходя ко мне, спрашивает он.

Поднимаю руки вверх.

— Уже сбилась со счёта, сколько раз разбирала и собирала их, — поясняю я. — Понятия не имею, почему они не работают.

Жестом я зову его подойти поближе, и он наполняет для меня чашку свежесваренным кофе.

Дедушка поправляет на носу очки и опускает взгляд на часы.

— Что-то сломано, но я не уверен, что ты в силах это «что-то» починить, Фейти, — говорит он. Мне нравится, что он добавляет к моему имени букву «и». — Иногда эти вещи нам неподвластны.

— Они не работают со времён взрыва, — поясняю я. — С тех пор, как он потерял ногу и весь свой отряд.

Дедушка переводит взгляд на Дэниела.

— Я и не заметил, что у него что-то не так с ногой, — вздыхая, говорит он и смотрит мне в глаза. — Ты хочешь починить его или его часы? — спрашивает он.

— Ох, стоп, — жалуюсь я. — Это всего лишь часы. Просто я не могу понять, что с ними не так.

— Иногда они просто сдаются, Фейт. — Он начинает возиться с часами. — Помнишь, на что это похоже, не так ли? — Он смотрит мне в глаза, а затем возвращается к часам. — Я бы сказал, что эти сдались какое-то время назад.

Я чувствую, что дедушка говорит о чём-то большем, чем просто о нерабочих часах. Он говорит о мужчине. И боюсь, он прав.

— Что у него осталось в этой жизни? — тихо спрашивает дедушка.

Его слова — не более чем вздох в тихой комнате.

— Сможешь починить их? — спрашиваю я. — Это всё, что у него осталось, — говорю я, глядя на Дэниела.

Он немного повозился на диване.

— Ты же знаешь, что никогда не будешь одна, Фейти.

Дедушка бросает на меня красноречивый взгляд.

— Знаю. Но иногда кажется, что это не так.

Он смотрит на меня поверх очков.

— Ты говоришь о себе? Потому что в таком случае в качестве наказания мне придётся закрыть тебя в дровяном сарае.

Я закатываю глаза.

— У нас нет дровяного сарая, дедушка.

— Но идея неплохая, — ворчит он.

— Я говорила о нём, — признаюсь я. — Но он рассказывал, что собирается завтра присоединиться к своему отряду. Это же хорошо, правда?

Дедушка кивает. Боковым зрением я замечаю, что Дэниел садится. Он проводит рукой по волосам и продирает глаза. Подняв штанину вверх, ставит протез на место. Затем встаёт, осторожно распределяет свой вес между ногами и подходит к нам.

— С добрым утром, — говорит дедушка.

Но всё его внимание сосредоточено на часах.

— С добрым утром, — отвечает Дэниел.

Он смотрит на меня и грустно улыбается. Его улыбка самая что ни на есть привлекательная, и моё сердце начинает биться быстрее, отчего я немного пугаюсь.

— Кофе? — спрашиваю я.

Он кивает, глядя на меня с благодарностью, так что я беру чашку, которую уже успела принести для него, и наливаю в него горячий напиток.

— Чёрный подойдёт? — уточняю я.

Дэниел улыбается.

— Лучше и быть не может. — Сделав глоток, он кивает в сторону часов. — Получилось починить?

Покусывая губы, я качаю головой.

— Извини. Я разбирала их несколько раз, но так и не смогла понять, почему они не работают.

— Я всегда думал, что после взрыва у них внутри что-то покорёжилось.

Я снова качаю головой.

— Внутри всё в порядке. Они исправны.

Дэниел

Мои часы совсем как я — тоже мертвы внутри. И так же как я, не желают жить дальше.

Генри защёлкивает часы и передаёт их мне.

— Мне очень жаль, молодой человек, — говорит он. — Я надеялся, что нам удастся помочь.

Взяв часы, я надеваю их на руку.

— Спасибо, что попытались, — отвечаю я.

Пожав ему руку, я оказываюсь в крепких объятиях. Затем, дотянувшись до заднего кармана, вытаскиваю бумажник.

— Сколько с меня?

Генри качает головой.

— Нисколько. Мы не починили часы, так что и платить тебе не за что.

Он кивает мне и направляется наверх. Но в последнюю минуту оборачивается и говорит:

— Счастливого Нового года, сынок.

— Спасибо, сэр, — отвечаю я.

И дверь за ним закрывается.

Фейт тяжело вздыхает.

— Он выглядит таким уставшим, — говорит девушка. — Но держится. Он никогда не сдаётся. — И снова вздыхает.

— Ты спала? — спрашиваю я.

Она качает головой.

— Ещё нет.

Сейчас её волосы распущены и спадают ей на плечи. Хотя раньше они были затянуты в неряшливый, но красивый пучок. На ней джинсы и свитшот, и, кажется, ей в них удобно. Я указываю пальцем в сторону дивана.

— Надеюсь, ничего страшного, что я спал на диване. А то проснулся, а тебя нет.

Она улыбается.

— Я просто ходила посмотреть, как там Нэн, и принять душ. — Она поднимает мою руку и переводит взгляд на часы, закусив нижнюю губу. — Извини, что не починила их. Я знаю, для тебя это важно.

Я пожимаю плечами.

— Нет, не важно. — Или, по крайней мере, не будет важно после следующей ночи. — Просто это был один из пунктов в списке того, что мне нужно сделать сегодня.

Она прищуривается.

— А что ещё есть в твоём списке?

— Да так, ерунда всякая, — бормочу я больше себе, чем ей.

— Например?.. — Она оставляет вопрос повиснуть в воздухе.

Чувствую, как к щекам приливает жар. Понятия не имею почему, но разговоры о списке меня смущают.

— Я хотел сделать тату. Вернее, сделал её этой ночью.

— Ох, — просияв, выдыхает она. — Можно взглянуть?

Теперь уже всё моё лицо начинает гореть. Засучив рукав, я показываю ей татуировку. Но вместо того, чтобы коснуться рисунка, её пальцы скользят чуть ниже — прямо по ожогам на моём предплечье.

— Это случилось в Афганистане? — спрашивает она.

Я чувствую кожей, как дрожит рука Фейт, и хочу притянуть её в свои объятия. Но мне нечего ей предложить. Абсолютно нечего.

Поэтому киваю и задираю рукав чуть выше в надежде, что Фейт перестанет вырисовывать маленькие круги у меня на предплечье. Хотя глубоко внутри мне хочется, чтобы она не останавливалась. На самом деле я желаю, чтобы она раскрыла ладонь и прижалась ею к моей коже. Хочу почувствовать её. Я выдыхаю, и из-за того, что Фейт стоит очень близко, её волосы слегка развеваются.

— Красивая, — говорит Фейт. Я киваю и опускаю рукав. Она усмехается. — Хочешь увидеть мои?

Девушка закатывает рукав свитшота и переворачивает руку запястьем вверх. Там, на внутренней стороне запястья, красуется знак бесконечности. Он изящный и девичий, и очень ей подходит.

— Бесконечная любовь и благодарность, — говорит Фейт, указывая на букву «Б», спрятанную в центре татуировки. А сам знак бесконечности выполнен в виде двух сердец, соединённых концами.

— Бесконечная любовь и благодарность, — повторяю я. Эта женщина уже в который раз меня поражает. — За что ты благодарна? — Я смотрю в её зелёные глаза.

Она вздыхает.

— Лучше бы спросил, за что я сегодня не благодарна. — Она начинает прибираться на своём рабочем месте. — Я благодарна, что проснулась сегодня. — Она усмехается. — Ну, вчера.

— А ещё? — спрашиваю я, прислонившись бедром к краю её стола.

Фейт поворачивается спиной и приподнимает свои волосы к макушке.

— У меня есть ещё. Вот здесь, — говорит она, улыбаясь мне через плечо.

— Ещё одна татушка? — спрашиваю я.

Хотел бы я знать, за что ещё она благодарна.

Она кивает, и я подхожу ближе, а затем отвожу завитки волос от её шеи. Она слегка вздрагивает, но по-прежнему улыбается.

— Бабочка, — замечаю я. — Как оригинально.

— Мне было восемнадцать, — сетует она.

Но усмехается, и я понимаю, что она не сердится.

— Бунтовала? — спрашиваю я.

Фейт кивает, и её лицо заливает румянец.

— Я влипала в огромное количество неприятностей, — говорит она. После чего игриво выдыхает: — Думала, папа меня прибьёт.

— А ещё есть? — спрашиваю я.

Она снова заливается румянцем. Значит, есть.

— Где? — спрашиваю я.

— В других местах, — бормочет она, вдруг заинтересовавшись уборкой рабочего места.

— Например? — поддразниваю я.

У меня на сердце становится легче, чего я не чувствовал уже очень долгое время. Но не уверен, нравится ли мне это.

— Если тебе так уж не терпится узнать, то ещё одна набита на попе.

Фейт отворачивается от меня, и мой взгляд тут же опускается на её попу. Которая великолепно выглядит в этих джинсах, но я умираю, как хочу увидеть эту татушку.

— Можно мне взглянуть? — спрашиваю я, и мои губы растягиваются в улыбке.

Это такое незнакомое ощущение, что я не знаю, как с ним быть. И тут же перестаю улыбаться.

Она фыркает.

— И много девушек после этих слов начали скидывать с себя одежду? — спрашивает она и, заметив, что я допил свой кофе, наливает мне ещё одну чашку.

— Спасибо, — говорю я. И смотрю в её зелёные глаза. — У меня давно не было девушек, — продолжаю я, показывая на ногу. — Для того чтобы научиться обращаться с ней, мне понадобилось некоторое время.

— И как, научился? — спрашивает она, ухмыляясь мне поверх кружки.

Я киваю.

— Да, но не всему. — Я провожу взглядом вверх и вниз по её телу, в то время как она смотрит на меня, скрестив руки на груди. — Извини, — бормочу я. — Не могу ничего с собой поделать — ты чертовски привлекательна.

Она усмехается и краснеет, отчего становится ещё красивее. Я вляпался. По самое не хочу.

— Наверное, тебе нужно возвращаться к работе, — говорю я. — Или в постель. Или к тому, чем ты занимаешься в течение дня. — Я перевожу взгляд на дверь. — Ты в курсе, когда уличные торговцы начинают продавать жареные каштаны или горячий шоколад?

Она вскидывает брови.

— Ты ешь каштаны и пьёшь горячий шоколад на завтрак?

— Это есть в моём списке.

Я вытаскиваю его из кармана и заглядываю в него. Сейчас, когда я об этом думаю, мой список дел кажется глупой затеей. Наверное, мне просто следует отправиться в гостиницу и поспать.

Она наклоняется, чтобы заглянуть в мой список.

— Что ещё здесь есть? — Широко распахнув глаза, она произносит: — Бродвейский театр? В канун Нового года?

Я киваю.

— Можно мне пойти? — шепчет она и, схватив меня за руку, заглядывает мне в глаза. — Возьмёшь меня с собой?

Фейт

Не могу поверить, что я спросила его об этом. Мне хочется забрать свои слова обратно, но их уже не вернуть. Выражение лица Дэниела подсказывает мне, что внутри него идёт борьба. Он приподнимает бровь, пытаясь вести себя так, будто я не испугала его, но я-то вижу правду.

— Ты хочешь пойти в Бродвейский театр? Со мной?

Я киваю, прикусив нижнюю губу. Он взглядом находит мой рот и, сжав губы, не сводит с него глаз.

— Всегда хотела туда сходить. — Смутившись, я пожимаю плечами.

— Раньше мама каждый год водила меня в Бродвейский театр. Мы гуляли по городу, ели жареные каштаны, пили горячий шоколад и делали всё, что было в моём списке для новогодней ночи. — Он пожимает плечами, словно ему неудобно об этом говорить. — Я даже не знаю, что там сегодня показывают.

— «Золушку», — выдыхаю я. — Роджерса и Хаммерстайна.

Иногда я и сама чувствую себя Золушкой. Я забочусь обо всех вокруг, но никто не заботится обо мне. Больше нет. Дедушка занят Нэн, а Нэн слишком больна, чтобы делать что-то большее, чем просто жить. Мои родители считают меня сильной, но я тоже нуждаюсь в заботе. Просто не хочу, чтобы об этом кто-то знал.

Я машу рукой.

— Знаешь что? — говорю я. — Неважно. Это был всего лишь глупый порыв.

— Тебе нужно сходить за сумочкой? — спрашивает он с усмешкой, хотя с тех пор, как мы встретились, я впервые вижу на его щеках румянец.

Проверяю карманы. У меня с собой кредитка и водительское удостоверение. Это всё, что я обычно беру с собой. Но для похода в театр мне лучше переодеться.

— Ты серьёзно? — спрашиваю я. — Ты хочешь, чтобы я пошла с тобой?

Дэниел пожимает плечами, не переставая улыбаться. Улыбка делает его моложе. И он настолько красив, что у меня перехватывает дыхание.

— Мне нужно спросить разрешения у твоего дедушки? — игриво шепчет он.

Я киваю. Наверное, лучше спросить. Присев, он смотрит на меня с удивлением.

— Нужно? — спрашивает он.

Я снова киваю.

— Так бы поступил истинный джентльмен, — игриво говорю я.

— Чёрт, неужели мне придётся добиваться тебя? — бормочет он, но продолжает улыбаться.

Да, ему придётся добиваться меня. Потому что он должен уметь добиваться того, чего хочет.

— Можешь подняться наверх? А я пока захвачу кое-какие вещи, — говорю я, глядя ему в лицо. Я всё ещё не уверена, действительно ли он хочет, чтобы я пошла с ним, или просто разыгрывает меня.

Он кивает и усмехается, качая головой. Но начинает подниматься по лестнице. Достигнув верхней ступеньки, Дэниел останавливается.

— Мне нужно постучаться? — спрашивает он.

Я тянусь мимо него к ручке, чтобы открыть дверь, и он отшатывается в сторону, из-за чего теряет равновесие. Ох, чёрт. Я только что заставила подняться по лестнице парня с протезом вместо ноги. Какая же я идиотка! Он делает вдох и тянется к перилам позади меня. А затем, закрыв глаза, что-то бормочет. Я смотрю на него. Он что, нюхает меня? Замерев, гляжу на его лицо. Оно выглядит спокойным. Но тут он открывает глаза и смотрит в мои, отчего моё сердце пускается вскачь.

— Ты только что понюхал меня, — шепчу я.

— Ага, — говорит он с усмешкой.

Сейчас он больше всего похож на мальчишку, чем за всё пребывание в нашей мастерской, и от понимания этого моё сердце трепещет. И когда он продолжает, его голос звучит ласково:

— Ты приятно пахнешь.

— Приятно? — фыркаю я. — Именно это и желает услышать любая девушка.

Дэниел ухмыляется.

— Что? — спрашивает он. — Приятно — это же хорошо.

— Младенцы пахнут приятно. — Я поднимаю голову. — В общественных туалетах пахнет приятно.

Он усмехается.

— Мне кажется, твоё понимание слова «приятно» сильно отличается от моего.

Он проводит рукой по лицу, и его улыбка тотчас пропадает.

Я тычу пальцем ему в грудь.

— Что здесь забавного? — спрашиваю я.

— От младенцев воняет. Как и от общественных туалетов.

Парень наклоняется вперёд, и я чувствую его дыхание — горячее и влажное — прямо у моей шеи. Воздух смещается возле моего уха, и он делает глубокий вдох. Огрубевшим голосом он говорит:

— Ты права. Ты пахнешь не просто приятно, а чертовски сексуально.

Его нос нежно касается моей шеи, и по моим рукам бегут маленькие мурашки.

— Сексуально? — выдыхаю я.

Хотя вряд ли бы кто-то сказал, что я дышу. Скорее, задыхаюсь. Словно ребёнок, который стащил хот-дог и, откусив от него, подавился.

Дэниел качает головой.

— Нет. Я сказал чертовски сексуально.

Он снова наклоняется ко мне и, закрыв глаза, делает глубокий вдох.

— Это запах антиперспиранта и кофе, — говорю я и откашливаюсь, пытаясь прочистить горло.

Он качает головой.

— Это твой запах.

И смотрит мне в глаза.

Вдруг дверь открывается, и я чуть ли не вваливаюсь в комнату. Но дедушка ловит меня и помогает устоять на ногах.

— Вы, двое, так и будете заниматься этим на лестнице или всё же войдёте? — спрашивает он, постукивая ногой.

Похоже, он раздражён. Но всё ещё вежлив. Пока что.

Дедушка смотрит на Дэниела.

— Я думал, ты попрощался несколько минут назад.

— Он пытался, — щебечу я.

Дедушка подтрунивает над ним. И наслаждается этим. В последние дни у него не было поводов для веселья.

— Но я напросилась пойти с ним.

Дедушка выгибает брови.

— Пойти с ним куда? — рявкает он.

Я взмахиваю рукой.

— К нему в гостиницу, и тогда нам не придётся заниматься этим на лестнице.

Я прохожу мимо дедушки, направляясь к своей комнате. Слышу, как Дэниел что-то бормочет, и вдруг радуюсь, что он меня не видит, потому что не могу удержаться от смеха. Иду в ванную и хватаю несколько туалетных принадлежностей и косметику, а затем роюсь в шкафу в поисках платья. Вытянув платье в обтяжку, которое на вешалке больше похоже на клочок ткани, складываю всё в сумку. Затем туда же отправляю обувь. И оглядываюсь. Это всё, что мне нужно. Я возвращаюсь в кухню, где, думала, найду дедушку, всё так же сверлящего взглядом Дэниела. Но их там нет. Тут из комнаты Нэн до меня доносится громкое искреннее хихиканье, и я просовываю голову в её комнату. И застываю, когда вижу, что Нэн сидит и как сумасшедшая заигрывает с Дэниелом, а он отвечает ей тем же. Щёки Дэниела алеют, а на лице дедушки расплылась улыбка. Ему нравится, когда Нэн счастлива. Ничто не сможет доставить ему большего удовольствия, чем её улыбка.

Дедушка смотрит на меня поверх головы Дэниела и ухмыляется. Видно что тот ему нравится. Как и мне, но я не уверена, что он в этом заинтересован.

Дэниел встаёт.

— Готова идти? — спрашивает он.

Я киваю, и он берёт руку Нэн в свою, а затем прикасается к ней губами. Её лицо заливает румянец, и она хихикает. Дэниел говорит ей, как рад был познакомиться с такой молодой и прекрасной женщиной. После чего подмигивает мне. И Нэн клюёт на это. Вдруг на мои глаза наворачиваются слёзы, и я яростно моргаю, пытаясь их прогнать.

— Мы вернёмся поздно, — говорю я.

— Насколько поздно?

Дедушка прячет руки в карманы и качается вперёд-назад на пятках.

Я поднимаю взгляд на Дэниела.

— Насколько поздно? — спрашиваю у него.

— Я доставлю её домой до полуночи, — отвечает он.

И вдруг становится слишком серьёзным. Я и забыла, что в полночь он хотел быть в другом месте.

— Надеюсь, так оно и будет, — предупреждает дедушка.

Дэниел усмехается и потирает пальцем переносицу.

А затем ведёт меня к входной двери, касаясь ладонью моей спины. Мы спускаемся по лестнице. Солнце ярко светит, и я прикрываю глаза рукой.

— Где тебе нужно быть в полночь? — спрашиваю я.

— Мне нужно будет кое-что сделать, — говорит он.

И вдруг выражение его лица становится грустным. Я жалею, что задала ему этот вопрос.

— Ладно, — говорю я. — Куда ты хочешь пойти в первую очередь?

— Наверное, нам следует отправиться в гостиницу и узнать, сможем ли мы достать билеты на представление.

— Хочешь сначала выпить горячего шоколада? — спрашиваю я.

Его глаза округляются.

— В это время суток?

Я усмехаюсь. У него есть список, и я хочу помочь ему претворить все его пункты в жизнь.

Дэниел

Под её сапогами хрустит снег, когда она идёт по краю тротуара, оставляя много места для меня и моей чёртовой ноги. Очень мило с её стороны, но не так уж необходимо. Беру её за локоть и подтягиваю к себе. Из-за этого чуть не оказываюсь на земле, но это того стоит, ведь она прижимается ко мне. Такая тёплая, мягкая и очень приятно пахнущая. Я вдыхаю её запах, понимая, что скоро наши пути разойдутся. А пока буду наслаждаться каждой минутой, проведённой рядом с Фейт.

— Ты со всеми своими подругами обращаешься столь грубо? — спрашивает она, и я не могу сдержать ухмылку.

— Это была не грубость. — Подушечкой пальца я касаюсь кончика её носа. — А хорошо продуманный тактический ход. Достойный медали, если уж на то пошло.

Посмеиваясь надо мной, Фейт выгибает левую бровь.

— Я вручаю медали только за одно определённое достижение, солдат. И учитывая, что встретились мы только сегодня, я очень сомневаюсь, что ты получишь её на этом свидании.

Я прищуриваю глаза. Привет, дружище. Как мило, что ты решил заглянуть на огонёк. И пытаюсь незаметно поправить своё хозяйство. Фейт усмехается ещё больше, а её щёки заливает румянец.

— Ты что, и в самом деле только что это сказала? — спрашиваю я, улыбаясь так широко, что аж становится больно.

— Сказала что? — отвечает она вопросом на вопрос с невинным выражением лица. — Я понятия не имею, о чём ты говоришь.

Фейт смотрит на моё колено, а затем цепляется пальцами за петли моего пояса и тянет на себя, пока мы не прижимаемся вплотную друг к другу. Я морщусь, потому что знаю: она чувствует моё возбуждение.

— Извини, — шепчу я.

— За что? — тоже шёпотом отвечает она.

— За то, что я мужчина, — говорю я.

Фейт указывает вниз.

— Ах, вот оно что. А я уж решила, что настолько неотразима.

И это тоже. Я поднимаю руку и кладу ладонь на её щёку. Кожа Фейт мягкая и тёплая. Мои ладони грубые, покрытые мозолями, и я почти ненавижу себя за то, что прикасаюсь к ней такими руками. Они недостаточно хороши для неё, да ещё и рубцами покрыты. Делаю глубокий вдох, пытаясь взять себя в руки, и когда уже хочу опустить руку вниз, Фейт накрывает мою ладонь своей. А затем поворачивает голову и прикасается к ней губами.

— Благодаря тебе мне хочется проснуться, — говорю я и закрываю глаза, стоит моим словам соприкоснуться с холодным воздухом, потому как не хотел произносить их вслух.

— Так проснись же, чёрт возьми, — говорит она игриво и пододвигается ко мне так, что её грудь касается моей.

— Не знаю, смогу ли. Для меня время остановилось очень давно. — Я смотрю на свои часы.

— Оглянись вокруг, — тихо говорит Фейт, мягко улыбаясь и не сводя взгляда с моего лица, как я не свожу взгляда с её лица. Я только начинаю пробуждаться. Вокруг ходят люди, ездит транспорт. — Время не остановилось. Это ты стоишь на месте.

Наше дыхание смешивается. И, кажется, что я вдыхаю воздух, который выдыхает Фейт. Хотел бы я со следующим вдохом оказаться внутри неё. Но. Этому. Не. Бывать.

— Ты пошла со мной, потому что думаешь, что можешь меня спасти? — спрашиваю я.

Она качает головой.

— Потому что ты обещал сводить меня на «Золушку», — отвечает она. Но в этот раз краснеет ещё гуще, чем когда мы с ней говорили о сексе. — Всегда хотела увидеть этот спектакль. — Она пожимает плечами. — Этот пункт есть в моём списке предсмертных желаний.

Зачем кому-то, кто ещё долго будет жить, нужен список предсмертных желаний?

— А что ещё есть в твоём списке?

Она снова качает головой.

— Много чего глупого. — Она поворачивается и начинает идти, а я догоняю её и пристраиваюсь рядом. Затем Фейт указывает на уличного торговца, который только начал торговать. — Купи мне горячий шоколад, — говорит она, подталкивая меня плечом.

И делает это аккуратно, потому как, думаю, понимает, что меня легко сбить с ног. Но мне нравится, как она ведёт себя рядом со мной. Со мной давно уже так не обращались.

— Всё, что будет угодно даме, — говорит он.

Выражение её лица становится прежним.

— Не говори так, если не имеешь это в виду, — предупреждает она.

Вернувшись, вручаю Фейт её стаканчик, она берёт его в руки и вдыхает аромат горячего шоколада. А затем улыбается поверх стакана.

— Спасибо, — тихо благодарит девушка.

Иду за Фейт к ближайшей скамейке в парке, и она садится. Девушка может отморозить себе попу, но, похоже, ей всё равно. Она медленно потягивает шоколад, смакуя каждую каплю. Фейт не разговаривает, а просто тихо сидит.

— Мы с мамой всегда пили горячий шоколад в канун Нового года, — говорю я.

Она поднимает взгляд на меня, а затем пододвигается ближе — её бёдро прижимается к моему. Тепло её тела просачивается через мою штанину. Я кладу одну руку на спинку скамейки позади Фейт.

— Твоя мама тоже умерла?

Я киваю. А затем крякаю. Я не хотел издавать этот звук, но она, кажется, не имеет ничего против.

— От рака, — говорю я.

— До или после того, как ты получил ранение? — спрашивает она.

— До.

Пью горячий шоколад, делая вид, что хочу этого. Хотя на самом деле я хочу поцеловать Фейт.

— Так вы вдвоём приходили сюда каждый год и вместе встречали Новый год?

Она кладёт ладонь мне на бедро. Это приятно и так... нет.

Я киваю.

— Ты скучаешь по ней.

И это не вопрос. А наблюдение.

— Иногда — как сумасшедший.

— Вы были близки?

Её рука сжимает бедро. Лёгкое прикосновение, но оно действует на меня сильнее, чем всё, что я испытывал за очень долгое время.

— Очень.

Фейт зевает, прикрывая рот ладошкой. Вдруг я чувствую себя ужасно из-за того, что она не спала всю ночь, так как промучалась с моими часами.

— Хочешь, провожу тебя домой, и ты поспишь? А вечером зайду за тобой и мы пойдём на спектакль.

— Скоро придёт сиделка Нэн, которая будет пытаться делать всё возможное, лишь бы Нэн бодрствовала, чтобы потом смогла спать ночью. Обычно её попытки не дают результатов, но они всё равно продолжают пробовать. Так что днём там не поспишь. — Качая головой, девушка снова зевает. — И я тебе не доверяю, — говорит она.

Она не может знать, что я задумал. Или может? Моё сердце ускоряет свой ритм.

— В смысле?

Она усмехается.

— Я опасаюсь, что ты за мной не вернёшься. — Выражение её лица меняется, и она смотрит мне в глаза. — К тому же я хочу провести канун Нового года, как ты. — Она поднимает взгляд на меня, её глаза находят мои. — Конечно, если ты не против моей компании.

Я не против. Совсем-совсем не против.

— Но сейчас только восемь утра, — говорю я. — «Рокко» откроется лишь через несколько часов, так что пока мы можем начать исполнять следующие желания из списка. Что там у тебя дальше?

Я не имею права ни на что претендовать, но было бы неплохо хоть что-то контролировать.

— Можно мне оказаться с тобой в одной кровати? — снова зевая, спрашивает она.

— В кровати? — хриплю я.

Она кивает и опускает голову на моё плечо.

— Может, немного подремлем. Уверена, я не займу много места.

Даже и не знаю, что может принести мне большее удовольствие, поэтому беру её за руку и поднимаю со скамейки.

— Ты всегда так легко ложишься в постель? — шутя, спрашиваю я, хотя, в каком-то смысле... это не шутка. Хоть и понимаю, что с этой женщиной секс мне не светит.

Её дыхание прерывается. И впервые за весь день она не смотрит на меня.

— У тебя случайно не двуспальная сдвоенная кровать[4]?

Я качаю головой.

— «Кинг-сайз», — говорю ей.

— Пойдёт, — отвечает она, переплетая свои пальцы с моими, и так мы идём к моей гостинице.

Я никогда не чувствовал себя настолько обнадёженным. По крайней мере, в последние годы точно.

— Останешься на своей стороне? — спрашивает она.

— Я что, похож на идиота? — фыркаю в ответ.

Фейт

Знаете тот момент в фильме, когда девушка спускается в подвал посмотреть, что это был за шум, и вы сидите и кричите в телевизор: «Нет, не иди туда! Там убийца, он хочет перерезать тебе горло!»? Вот, сейчас как раз такой момент. Дэниел открывает дверь своего гостиничного номера и отступает, пропуская меня вперёд. Я сжимаю лацканы жакета в кулаке и поднимаю взгляд на мужчину.

— Ты же не причинишь мне боль?

Он приподнимает бровь.

— Гм, — выдаёт Дэниел.

— Ты когда-нибудь убивал? — быстро спрашиваю я.

Он кивает:

— Я служил в армии.

Я в отчаянии качаю головой.

— А кроме службы? Ты когда-нибудь обезглавливал незнакомую глупую женщину, которая пришла к тебе в гостиничный номер после того, как провела с тобой в одном помещении несколько часов?

Он смеётся глубоким звонким смехом, и этот звук так прекрасен!

— Думаешь, будь оно так, я бы признался? — Он разворачивает меня, шлёпает по попе и говорит: — Бегом в прибежище греха, дамочка. А я за тобой, только наручники захвачу.

Дверь со щелчком закрывается, и я, подняв руку к губам, начинаю грызть ноготь. Может, это была не такая уж и умная идея. Дэниел засовывает руку в карман и достаёт перочинный нож.

— Зачем тебе нож? — спрашиваю я, делая два шага назад.

Он усмехается и смотрит мне прямо в глаза.

— У настоящего мужчины всегда есть с собой карманный нож, — говорит он. — Никогда не знаешь, когда возникнет необходимость что-то порезать. — Он берёт мою руку и вкладывает в неё нож, сжимая вокруг него мои пальцы. — И так можно защититься от всего, с чем бы ни столкнулся в темноте, — шепчет Дэниел, щёлкая меня по носу. — В том числе и от меня.

— А другое оружие у тебя есть? — спрашиваю я.

Он кивает.

— Пистолет в сейфе.

В этот раз он погружён в себя и на меня не смотрит.

— Заперт? — спрашиваю я.

Мужчина кивает и усмехается.

— Зачем тебе пистолет? — спрашиваю я.

— У меня есть разрешение на ношение оружия, — пожимая плечами, говорит он. А затем указывает на мою руку. — Но сейчас у тебя есть нож, так что тебе не о чем беспокоиться.

— Если не считать того, что ты можешь отобрать его и использовать против меня.

Он снимает пальто и вешает его на спинку стула.

— Если бы я хотел тебе навредить, то уже сделал бы это, глупышка, — прищурившись, говорит он, а затем смотрит на меня. — Зачем ты пришла сюда со мной? — спрашивает он. — Только честно.

Сказать ему? Сказать, что я вижу в его глазах отчаяние? Сказать, что я знаю: он чувствует, что надежды больше нет? Сказать ему, почему я так чувствую?

— Когда-то я тоже чувствовала себя потерянной, — тихо отвечаю я.

— Я не потерян, — говорит он. Его голос вдруг становится грубым и хриплым. — Я там, где и хочу быть.

— Я не это имела в виду, — отвечаю я.

— Я ориентируюсь в пространстве, — говорит Дэниел.

Он всё ещё напряжён, хотя, мне кажется, я его оскорбила.

— Я хотела помочь тебе с твоим списком, — говорю я и сжимаю губы, чтобы больше не сказать ничего обидного.

— Почему? — спрашивает он и начинает рыться в чемодане, выуживая чистые боксёры и футболку.

А затем закидывает джинсы на плечо.

Я вздыхаю. Ситуация становится всё хуже и хуже.

— Потому что могу? — пищу я.

Медленно он подходит ко мне.

— Правду, Фейт, — говорит Дэниел. — Ты надеялась показать мне свет? Чтобы спасти мою несчастную душу?

— Честно? — спрашиваю я, закусывая нижнюю губу.

Он смотрит на мой рот и облизывается.

— Нет, соври мне, — шутит он, хотя выглядит серьёзным.

— Я просто хотела, чтобы ты улыбнулся, — говорю я. — Вот и всё. — Мой голос даёт трещину. — Ты хочешь, чтобы я ушла?

Он поднимает вверх три пальца.

— Три правила, — говорит он и показывает мне один палец. — Во-первых, ты не будешь пытаться мне помочь, ладно?

Я киваю. Ведь я могу попытаться помочь ему так, что он и не заметит.

Дэниел показывает уже два пальца.

— Во-вторых, я не собираюсь отрубать какие-либо жизненно важные органы твоей анатомии. — Его взгляд медленно скользит вверх и вниз по моему телу. — Мне они нравятся в таком виде, в каком они есть. И когда ты дышишь. Серьёзно, желание изменить что-либо в тебе — тот ещё бред.

— А что «в-третьих»? — пищу я.

Дэниел показывает три пальца.

— В-третьих, — тяжело вздыхая, говорит он. — Несмотря ни на что, я не собираюсь в тебя влюбляться.

Он медленно подходит ко мне. Я вращаю перочинный нож в руке, и он начинает смеяться. Ну, хоть что-то.

— Так что, если эти правила тебя устраивают, то увидимся, когда я выйду из душа.

Он наклоняется ко мне и прижимается губами к моему лбу. И, задержавшись в таком положении, делает глубокий вдох.

— Ты снова меня нюхаешь, — шепчу я.

Его грудь трясётся.

— Знаю, — шепчет Дэниел в ответ.

Наконец, он отстраняется, и в том месте, где только что были его губы, я чувствую прохладу. Мужчина направляется в ванную и закрывает за собой дверь. А я опускаюсь на край кровати, потому что не хочу никуда идти. Совершенно.

Стягиваю с себя ботинки, потому что они мокрые и грязные. Мне следует озаботиться своими носками и впредь носить только парные. Сейчас же на мне один неоново-розовый с леопардовым принтом, а другой камуфляжный. После я стягиваю через голову свитшот и кладу его рядом. Понятия не имею, что мне делать дальше.

Думаю, сложившаяся ситуация ничем не отличается от прихода домой к случайному незнакомцу, или...? Не-а. По крайней мере, я познакомила этого случайного незнакомца с моими бабушкой и дедушкой, и они знают, что я с ним. Так что я не одинока в этой Вселенной. Поэтому мне нужно либо уйти, либо остаться и покончить с этим. Сейчас я здесь. И никуда не уйду. Я зеваю в кулак — хочу вздремнуть. С каждой минутой мои веки всё тяжелеют и тяжелеют.

Дверь в ванную открывается, и Дэниел высовывает голову. Его мокрые волосы торчат во все стороны. Он усмехается мне, и это выглядит так по-мальчишески.

— Можешь сделать мне одолжение? — спрашивает он.

Мне видно достаточно, чтобы понять, что он в футболке.

Я смотрю по сторонам. Он что-то забыл?

— Какое? — спрашиваю я.

— Можешь закрыть глаза? — И строит рожицу.

— Зачем?

Ладно, это был глупый вопрос. Но назад его уже не забрать.

Он хмурится.

— Просто сделай, как я прошу. Хорошо?

Я закрываю глаза руками и слышу, как он прыгает по ковру. Звук одинаковых глухих ударов. Он снял ногу и не хочет, чтобы я это видела? Я держу глаза закрытыми, когда кровать рядом со мной прогибается, и я чувствую, как сбивается постельное бельё.

— Можешь открывать, — говорит он. — Мои прыжки по ковру нельзя назвать изящными, — объясняет он.

Я убираю руку.

— Можешь быть не изящным настолько, насколько тебе нужно. Это никак не повлияет на то, что ты мне нравишься.

— Просто... — начинает он. — В душе я снял протез, а обратно его ставить — то ещё мучение, к тому же я вроде неплохо прыгаю...

Он говорит бессвязно. Это так мило.

— Но не настолько хорошо, чтобы позволить мне увидеть это, — ухмыляюсь я.

— Точно.

— Может, это случится на нашем втором свидании, — говорю я.

Он не смотрит мне в глаза, бросая одеяло, как мне кажется, на мою сторону кровати.

— Давай, неси нож, — смеясь, говорит он.

Я встаю и зашториваю окна, оставляя лишь маленькую щель, через которую в комнату проникает небольшой луч света. Дэниел, закинув руки за голову, наблюдает за мной.

— Ты не сможешь спать в джинсах, — говорит он. — Тебе будет неудобно.

— Пытаешься меня раздеть? — спрашиваю я.

— Ага, — произносит он сухо. — А что, получается?

— Не-а, — отвечаю я.

— В чемодане есть совершенно новые боксёры, можешь их надеть, если хочешь.

Направляюсь к его вещам и быстро их просматриваю, пока не нахожу нераспечатанную упаковку нижнего белья. Беру боксёры и иду в ванную комнату, чтобы, выскользнув из своих джинсов, надеть трусы Дэниела. Глядя на себя в зеркало, я задаюсь вопросом: «Что же я делаю?»

Готовлюсь ко сну, вот что.

Когда возвращаюсь в комнату, Дэниел выключает прикроватную лампу, и теперь наконец-то темно. Скользнув под одеяло, ложусь на живот лицом к мужчине.

— Мне нравится, что ты в моих боксёрах, — шепчет он.

Мне тоже, но я ничего не говорю.

— Так и будешь спать там? — тихо спрашивает он.

— Ага, — говорю я.

— Ты обещала, что будешь спать, прижавшись ко мне, — говорит он.

Его голос — не громче дыхания, но я слышу.

Отвечаю не сразу.

— Неужели?

Его рука обвивается вокруг моей талии, и Дэниел обнимает меня, притягивая к себе так, что он оказывается позади меня, словно мы две ложки в выдвижном ящике. Как Нэн и дедушка раньше. Я чувствую его бёдра своими, а его колено — голенью.

— Либо у тебя в кармане пистолет, либо ты рад меня видеть, — говорю я, когда чувствую, что прижимается к моей попе.

— Тсс, — шепчет он, откидывая мои волосы от своего лица, и быстро целует меня в затылок. — Спи, — говорит он. — Я защищу тебя от всего, что только может тебе навредить.

Я улыбаюсь в подушку.

— Отлично. Делай всё возможное, чтобы я в тебя влюбилась. Мне всё равно.

Дэниел напрягается у меня за спиной, но не отвечает. Его пальцы играют с подолом моей рубашки, пока не достигают её края. Мужчина скользит ладонью ниже, прижимая её к моей коже. И от страха, что он отодвинется и этот идеальный момент останется позади, я не осмеливаюсь дышать.

Дэниел

Проснувшись, я понимаю, что меня обнимает чьё-то тёплое тело. Я лежу на спине, а голова Фейт покоится на сгибе моей руки. Рука затекла, поэтому я сгибаю пальцы в надежде восстановить кровообращение. Хотя мне не хочется двигаться. Боже, как же мне не хочется двигаться... Мне нравится чувствовать её тело, прижатое ко мне. Мне нравится это так чертовски сильно, что я, чёрт возьми, не хочу двигаться. Если я когда-то и хотел, чтобы время остановилось, то именно сейчас.

Фейт шевелит бёдрами и прижимается ими к моим, поэтому я делаю единственное разумное в этой ситуации — притягиваю её к себе ещё ближе. Мой член такой твёрдый, что им можно заколачивать гвозди. Но сейчас не время. Ну, я бы солгал, сказав, что не хочу оказаться внутри Фейт и сделать её своей. Но я не могу. Она не моя. Однако сейчас Фейт в моих объятиях, и я могу представить, что она моя. Но тут она просыпается.

Рука Фейт лежит на моей груди, и она неуверенно двигает пальцами, проводя ими по моей груди. Её прикосновение бьёт по моему члену, и если раньше он был просто твёрдым, то сейчас словно сталь.

Я сдерживаю стон.

— Дэниел, — шепчет она.

— Фейт, — так же шёпотом отвечаю я.

— Ты проснулся? — так и не подняв голову, шёпотом спрашивает девушка.

— Нет.

Мне не хочется просыпаться. Я хочу остаться в этом мире грёз, где держу эту девушку в своих объятиях.

Подвинувшись, Фейт задевает ногой мой член.

— Ты проснулся, — говорит она тихо, а затем прячет лицо у меня на груди, отчего я чувствую, как она улыбается.

Я крепче её обнимаю.

— Тсс, — шиплю я. — Позволь мне сделать вид, что я сплю, и ещё немного полежать, обнимая тебя.

Она замирает. Потом подтягивает ногу вверх, прижимаясь ко мне, и моя эрекция немного спадает.

— Я дальше спать, — говорит она.

— Наверное, это к лучшему, — отвечаю я.

По сравнению с моим, её тело такое мягкое и хрупкое... Кончиками пальцев я провожу по её бедру, и она мурлычет у моей груди. Затем перемещаюсь к задней стороне её коленки и, поглаживая, продвигаюсь вверх, пока не скольжу рукой под боксёры, а после останавливаюсь у резинки её трусиков. Поворачиваюсь к ней лицом, и она вздыхает, уткнувшись в мою грудь. Её нога лежит возле моего бедра, и я чувствую влажное тепло меж её бёдер, так близко к моему члену. Он пульсирует, но, кажется, Фейт не имеет ничего против.

— Хочешь, чтобы я легла на другой бок? — спрашивает она.

Ага, ибо уж лучше мой член будет прижиматься к её попе.

— Нет, — выдыхаю я. — Спи.

— Не могу, когда ты меня поглаживаешь.

Она хихикает, и я, притянув к себе, заключаю её в свои объятия. Фейт потирается лицом о мою грудь.

— Который час? — спрашивает девушка.

Я смотрю на часы и отвечаю:

— Час дня.

— Ох, так рано, — зевает она.

— Ложись спать, — слегка подталкивая локтем, говорю я.

— А ты будешь спать? — спрашивает Фейт.

— Буду, но только если и ты будешь спать, — отвечаю я.

Позволь мне ещё немного подержать тебя в своих объятиях. Пожалуйста.

Девушка кивает, касаясь носом моей груди.

— Хорошо, — выдыхает она и поднимает лицо ко мне. — Ты звонил, узнавал, есть ли на сегодня билеты? — спрашивает она.

О чёрт...

— Нет.

Я смещаюсь, чтобы сесть, но её рука обвивает меня вокруг талии.

— Не двигайся, — говорит она. — Мне так нравится.

Мне тоже. Прижимая Фейт к себе, я поворачиваю её так, что она вынуждена двигаться вместе со мной. Она визжит, и этот звук вызывает у меня смех. Подцепляю телефонный провод указательным пальцем и тяну его на себя. А затем, не позволяя Фейт отстраниться, звоню консьержу насчёт билетов. Он переключает меня на кассира билетной кассы.

— Мне очень жаль, — произносит мужчина. — Но на вечернее шоу билетов нет. Все проданы.

Моё сердце ухает вниз.

— Ни одного? — спрашиваю я.

— Осталось несколько на шоу, что начнётся в три часа, — говорит он. — И всё.

Убрав трубку от уха, спрашиваю Фейт:

— Как быстро ты можешь собраться?

Девушка усмехается и спешит встать. Со спутанными волосами и линией на лице, оставшейся от лежания на моей рубашке, она выглядит просто великолепно.

— Очень быстро, — произносит она и, пританцовывая на месте, задерживает дыхание в ожидании моего ответа.

— Мы возьмём два билета на шоу, что начинается в три, — говорю я.

Она визжит и танцует на месте. И тут мой взгляд опускается на её ноги. Что, черт возьми, на ней надето? Она в абсолютно разных носках. Я усмехаюсь. Не могу сдержаться. Она такая очаровательная! А в моих боксёрах и вовсе сама сексуальность. Уж себе-то я могу признаться.

— Я первая в ванную! — кричит она, хватает свою сумочку и, развернувшись, бежит собираться.

Покончив с покупкой билетов, я завершаю звонок. Под шум воды в душе надеваю парадные брюки и рубашку на пуговицах, а после звоню консьержу, потому что хочу сделать Фейт приятное, что-то, чему она удивится и улыбнётся.

Завязываю галстук, когда слышу, как Фейт открывает дверь.

— Не против, если я воспользуюсь твоей расчёской? — спрашивает она сквозь крошечную щель в дверном проёме.

— Можешь брать всё что угодно, — отвечаю я.

Она приоткрывает дверь ещё немного, чтобы мне была видна её улыбка. Её волосы завернуты в полотенце, а на лице ни грамма косметики. Хотя, должен признаться, она всё так же сексуальна, как и минуту назад.

Со щелчком дверь закрывается. До меня доносится шум работающего фена, и, улыбаясь, я представляю, как она прихорашивается. Это чувство мне незнакомо, но от него у меня ноют щёки. В хорошем смысле. В очень-очень хорошем смысле. Провожу рукой по своим колючим от щетины щекам. У меня нет времени, чтобы побриться. Хотя вряд ли Фейт это заботит.

Дверь открывается, и она выходит. Идёт медленно, словно не понимает, что перевернула мой грёбаный мир вверх ногами. Фейт и раньше была прекрасна, но, боже, сейчас от её вида у меня захватывает дух. На ней подчёркивающее фигуру облегающее платье с глубоким декольте. А бёдра обвивает тонкий ремешок, прямо там, куда мне хочется пристроить свои ладони. Сжав руки в кулаки, я заставляю себя стоять на месте.

Платье доходит до колен и открывает её потрясающе длинные ноги.

— О боже, — словно девочка–подросток выдыхаю я.

— Я хорошо выгляжу? — спрашивает она.

Подняв палец вверх, я вращаю им, показывая, чтобы она покружилась, потому что хочу рассмотреть её со всех сторон. Она медленно кружится, поглядывая на меня через плечо и закусив нижнюю губу. Спина у неё открытая, и ткань платья спадает до самой поясницы.

— Ага, — говорю я и сглатываю. — Ты выглядишь очень хорошо.

Прямо сейчас я и двух слов связать не могу.

Фейт поворачивается спиной ко мне.

— Скажи, только честно, — говорит она. — Видно, что я без трусиков?

Чтоб меня!

Фейт

Я чувствую себя глупо, в то время как Дэниел стоит с отвисшей челюстью и не может и слова сказать. А затем я чувствую себя красивой. И сильной. И очень желанной.

— Ну, — начинает он и делает паузу, чтобы сглотнуть, — я и не догадывался об этом, пока ты мне сама не сказала. Но теперь это всё, о чем я, чёрт возьми, могу думать.

Облизывая губы, он не отрывает взгляда от моей попы. Я поворачиваюсь лицом к нему и указываю на его рот.

— Кажется, у тебя слюни потекли, — говорю я.

Подняв руку, он проводит ею у своего рта.

— Неправда, — говорит он, глядя на тыльную сторону ладони. — Хотя могли бы. — Он снова проводит рукой по лицу. — Повернёшься ещё раз? — просит он с усмешкой, и в его глазах пляшут черти.

Я поворачиваюсь — очень, очень медленно, — и он издаёт стон.

— Только честно, — говорю я. — Я выгляжу подходяще для театра?

— Ну, вообще-то, я надеялся, что ты наденешь разные носки.

К моим щекам приливает румянец.

— Они не подходят к моей обуви, — говорю я и, присев на край кровати, засовываю ноги в туфли, а затем застёгиваю тонкие ремешки вокруг лодыжек.

Благодаря каблукам я становлюсь где-то на восемь сантиметров выше, так что теперь буду доставать Дэниелу до носа.

— Итак... — начинает он, но замолкает и качает головой.

— Что? — спрашиваю я.

— Ничего, — с усмешкой отвечает Дэниел.

Я приглядываюсь к нему, склонив голову в его сторону. Он счастлив.

— Давай без этого «ничего». Спрашивай.

— Итак, — начинает он и широко улыбается, даже шире, чем до этого. — Почему ты без трусиков?

Я так наслаждаюсь этим... Повернувшись, предлагаю ему взглянуть на себя сзади.

— Платье настолько облегающее, что трусики было бы видно. — Я пожимаю плечами. — Как и бюстгальтер.

Он сглатывает, и его тёмные глаза становятся ещё темнее.

— Значит, лифчик ты тоже не надела, — говорит он.

И это не вопрос. Его взгляд задерживается на моей груди.

Я указываю за плечо.

— Платье с открытой спиной, помнишь? — спрашиваю я. — Ты в порядке?

Дэниел присаживается на диван и кладёт подушку себе на колени, а затем проводит ладонью по лицу и, откинув голову на спинку, рычит.

— Ох, — выдаю я. До меня наконец-то дошло. — Ох, — повторяю немного громче за неимением других мыслей в голове. — Ты... испытываешь... эм... физическое влечение.

Подняв голову, мужчина смотрит мне в глаза.

— Прямо передо мной стоит красивая женщина с голой писькой.

Я отворачиваюсь, потому что, скорее всего, моё лицо уже всё покраснело.

— Ничего себе, — выдыхаю я.

Не проходит и пары секунд, как Дэниел оказывается позади меня.

— Извини, — говорит он. — Я не хотел быть грубым. Но ты так меня возбуждаешь, что я не знаю, как себя вести. — Его голос затихает. — Долгое время я ничего не чувствовал и сейчас, Фейт, я немного напуган.

— А сейчас чувствуешь? — спрашиваю я, не в силах сдержать ухмылку.

Он подходит ближе, и я чувствую, как его мужественность упирается мне в попу.

— Ага, — говорит он и проводит по ягодицам руками, там, где должны проступать трусики.

Пытаясь не упасть в обморок, я делаю глубокий вдох.

— Боже, — произношу на выдохе.

— Не-а, — отвечает он. — Дэниел.

Он откидывает мои волосы в сторону, и его губы касаются моего затылка. Чтобы устоять на ногах, я хватаюсь за спинку стоящего рядом стула.

— Эй, Дэниел, — тихо зову я.

Он поворачивает меня лицом к себе, и теперь я чувствую каждый миллиметр его твёрдости, упирающейся мне в живот.

— Что? — выдыхает он.

— В следующий раз, когда будешь наедине с женщиной и наступит романтический момент, не называй её девичьи прелести голой писькой, ладно?

И не в силах сдержаться, я начинаю смеяться.

Отступив на шаг назад, он проводит ладонью по лицу.

— С чего бы это? — поддразнивая, спрашивает он и при этом улыбается так, что мне видны все тридцать два зуба.

Чёрт, а у него красивая улыбка! При виде её у меня перехватывает дыхание.

— Потому что это не очень романтично.

Я игриво поглаживаю его щёку, а он поворачивает голову и дует в мою ладонь, удерживая её у своего рта намного дольше, чем следовало бы.

Хмыкнув, Дэниел произносит:

— На самом деле тогда я не думал о романтике.

Я смеюсь.

— Заметила.

— Просто я хотел, чтобы ты знала о моих чувствах.

Он не перестаёт смеяться.

Я хочу каждый день, до конца наших жизней видеть, как он смеётся. Чёрт. С чего вдруг такие мысли? Испугавшись их, я делаю шаг назад. Одно дело — один день. Но вся жизнь — это уже совсем другое.

— Что случилось? — спрашивает он и заключает моё лицо в свои ладони.

— Ничего, — говорю я и качаю головой, немного высвобождаясь из его рук.

— Что-то не так, — глядя на меня, говорит он.

— Если не выйдем прямо сейчас, то опоздаем, — предупреждаю я. — Ты готов?

Дэниел кивает, хотя всё ещё хмурится.

Он выходит за мной в коридор, закрывая за нами двери. Ремешок сумки перекинут через моё плечо, и Дэниел переплетает свои пальцы с моими. Когда мужчина их мягко сжимает, я перевожу взгляд на него.

— Извини, что был груб, — говорит он, глядя мне в глаза, и у меня возникает чувство, что я могла бы влюбиться в него и остаться с ним навсегда. Но я не могу.

Подняв большой и указательный палец, я показываю крошечное пространство между ними.

— У меня есть малюсенькое признание.

Он выгибает бровь.

— Я весь во внимании.

Не глядя на него, я произношу:

— Мне вроде как понравилось.

— Понравилось что? — спрашивает он.

А затем добавляет:

— Ох. — И указывает в сторону номера. — Грубость? — спрашивает он, снова усмехаясь.

Дэниел такой красивый, когда счастлив! Он всегда красивый, но когда счастлив, то просто светится.

Мужчина подталкивает меня плечом.

— Значит, от этого твои трусики стали влажными. — Он прикрывает рот ладошкой. — Ой, — говорит он. — Ты же их не надела.

— Тсс! — шикаю я, так как вместе с нами в лифт заходят люди.

Дэниел притягивает меня к себе, чтобы я стояла перед ним, положив руку мне на талию, а другую опускает вниз и сжимает мою ягодицу. Моё сердце ускоряет ритм. Я бью его по руке и перемещаю её себе на живот. Но теперь его большой палец начинает скользить по нижней части моей груди.

— Хватит! — глядя на его отражение в зеркале, шиплю я на выдохе.

В ответ он опускает лицо к моей шее и смеётся поверх кожи.

Не знаю, откуда взялась эта близость, но она кажется такой правильной... И в то же время неправильной, поскольку я знаю, что в его жизни нет места ни для меня, ни для любви. А я не могу ни о чём просить, потому что там, где должно быть сердце, у него сейчас пустота. И заполнить эту пустоту Дэниел должен сам; только после этого он сможет дать что-то мне. От понимания этого мне становится грустно. Но тут он снова смеётся мне в шею, и я забываю обо всех тревогах. Сегодня я буду наслаждаться жизнью.

Мы выходим на улицу, и я тут же жалею, что у меня нет хорошего пальто. Всё, что у меня есть, — это старые джинсы и свитер, оставшиеся ещё со времён колледжа, которые сейчас лежат в моей сумке. Я слегка дрожу. Дэниел сразу же замечает это и, сняв пиджак, набрасывает его мне на плечи.

— Не мёрзни, — говорит он.

— А ты? — поправляя пиджак, спрашиваю я. — Тебе будет холодно.

Он смеётся.

— Я не прочь немного охладиться.

Он поигрывает бровями. Затем снова переплетает свои пальцы с моими и указывает на стоящую на улице карету, запряжённую одной лошадью.

— Колесница подана, — говорит он.

Я смотрю на него.

— Это ты заказал? — спрашиваю.

Он кивает.

— Когда ты была в душе.

Я улыбаюсь, глядя ему в глаза.

— Это было в твоём списке.

— И в твоём, — говорит он и, наклонившись, целует меня в кончик носа.

Я прищуриваюсь.

— Как ты узнал?

— Разве не все девушки хотят прокатиться в карете, запряженной лошадьми? — всё ещё усмехаясь, спрашивает он.

Дэниел помогает мне подняться, и стоит мне ступить на помост, как ветер подхватывает подол моего платья, и он присвистывает.

— Ох, может, хватит уже? — спрашиваю я. Хотя втайне надеюсь, что он меня не послушается.

Дэниел

Понятия не имею, что происходило во время шоу, так как большую его часть я смотрел на Фейт. А вот она была в восторге. У неё перехватывало дыхание, когда ей было страшно, она прикладывала ладонь к груди, когда волновалась, и сжимала моё бедро, когда хотела убедиться, что я видел то же, что и она. Однако я видел только Фейт.

Её глаза наполняются слезами, и я достаю платок — ведь мужчины для этого и носят платки — и протягиваю ей. Промокнув глаза, она смотрит на меня.

— Я вижу тебя, — тихо говорю ей.

— Ну, надеюсь, так оно и есть, — шепчет она в ответ.

Я смотрю прямо ей в глаза.

— Нет, Фейт. Я имею в виду, что действительно вижу тебя. Я вижу тебя. Всю тебя.

Девушка отводит взгляд, а после обращает всё своё внимание к сцене. Но при этом сжимает мою руку и снова промакивает глаза.

Фейт молчит до конца спектакля, а потом встаёт и хлопает вместе со всеми. Затем поворачивается ко мне:

— Позже я забуду, поэтому говорю сейчас: сегодня я великолепно провела время.

Улыбка растягивает мои губы. Я иду за ней из театра, держа руку на её спине.

— Готов идти в «Рокко»? — спрашивает она.

Я очень голоден. За всё это время мы съели лишь закуску, которую я купил во время антракта. Фейт была со мной весь день. Должно быть, она так же голодна, как и я.

— Здесь же недалеко?

Я помню, как мы ходили туда с мамой, однако с тех пор прошло много лет.

— Можем пройтись, — кивнув, говорит она.

— Вдруг будет сильный ветер, — поддразниваю я.

Её лицо снова заливает краска. Никогда не устану от этого.

— Хотеть не вредно, солдат, — теперь уже она меня поддразнивает.

Мы выбираем столик в «Рокко», и я иду за полукилограммовым гамбургером. В этом заведении есть стена славы, где красуются фотографии тех, кому удалось съесть огромнейший гамбургер, за который в таком случае и платить не нужно. Раньше мне не удавалось его съесть, но сегодня я чертовски голоден, не то что в предыдущие мои попытки.

Фейт заказывает картошку фри.

— Не хочешь гамбургер? — спрашиваю я.

Качая головой, девушка улыбается.

— Спасибо, воздержусь, — отвечает она.

Фейт пьёт вишнёвую колу и выглядит такой чертовски счастливой... Сегодня и в самом деле великолепный день.

— Расскажешь мне свою историю? — спрашиваю я.

Я думал об этом весь день. Ни один мужчина в своём уме не позволил бы ей уйти, проведи он с ней хоть немного времени.

— Ты заставила меня оголить душу. Теперь твоя очередь.

Она качает головой и кусает губы.

— Тебе будет неинтересно слушать о моём прошлом, — печальным голосом говорит она, и её лицо мрачнеет.

Я беру её за руку.

— Нет же, мне интересно, — говорю я. — Так почему ни один мужик не запустил свои руки в твои трусики и не отхватил тебя себе?

— О, ну вот, снова эти грубости, — говорит Фейт.

Я хохочу, запрокинув голову назад. В груди клокочет смех. Только за один сегодняшний день я смеялся больше, чем за всю свою жизнь.

— По крайней мере, я не упоминал письку, — лукаво шепчу я.

Она скрещивает ноги под столом, отчего я смеюсь ещё больше.

— Влажную голую письку, — произносит она тихо, и жар от её слов устремляется прямо к моему члену. Она смеётся.

Хотя я знаю, что она делает — пытается сменить тему. Я мастер увёрток, так мне ли не понять?

— Расскажи мне свою историю, Фейт. Почему у тебя нет пары?

Девушка кивает. Это быстрое движение, будто она пытается стать жёстче.

— Это уже позади.

— Ты была замужем? — спрашиваю я.

Фейт кивает и откидывается на спинку диванчика, целенаправленно увеличивая расстояние между нами. Но сейчас меня это не беспокоит.

— Да, на протяжении двух лет.

— Что случилось? — спрашиваю я. — Он, должно быть, тот ещё идиот, раз позволил тебе уйти.

Она улыбается, но с грустью. Да и то неискренне.

— Он умер. — Она кашляет в ладошку, прочищая горло, яростно моргает и машет ею у лица. — Я клялась себе, что не сделаю этого сегодня, — говорит она, посмеиваясь, хотя у меня такое ощущение, что она сейчас заплачет.

— Как он умер?

Фейт снова прочищает горло.

— Пьяный водитель. Тоже тридцать первого декабря, только два года назад.

— Чёрт, — выдаю я, встаю и опускаюсь на её диванчик, чтобы оказаться ближе к ней.

Но она отталкивает меня.

— Я в порядке, — говорит она. — И не буду лить слёзы. По крайней мере, недолго.

Она снова смеётся.

Взяв её лицо в свои ладони, я смотрю прямо в её зелёные глаза.

— Слёзы — это нормально.

Фейт вздыхает.

— Это был такой замечательный день, — говорит она. — Большое тебе спасибо за то, что взял меня с собой. — Она улыбается, на этот раз искренне. — Я очень это ценю.

— Жаль, что ты не рассказала мне раньше, — говорю я. — Тогда я бы старался ещё больше.

Девушка хихикает.

— Сегодня было замечательно, — выдыхает она, прижимается лбом к моей груди, и я провожу ладонью от её макушки и вниз, поглаживая по всей длине волос.

Так продолжается около минуты, а затем официант приносит еду. Я не пересаживаюсь на своё место, а остаюсь здесь же, возле Фейт, потому что рядом с ней я и хочу быть.

— Ты его очень сильно любила, — говорю я.

Не спрашиваю. Ведь я и так знаю.

Она макает картошку фри в кетчуп.

— Очень, — говорит она и подносит картошку ко рту.

Кивнув, откусываю от своего гамбургера.

— После этого ты ходила на свидания? — спрашиваю я.

Возможно, это слишком личное, но она спрашивала меня о шрамах и парнях из моего отряда, так что, может, ничего страшного в этом нет.

Фейт кивает.

— Я была на свиданиях, — подтверждает она. — Просто это... — Она замолкает и делает глубокий вдох. — Трудно. Трудно оставить прошлое позади.

Я смотрю ей в глаза.

— Почему сегодняшний день ты захотела провести со мной? Чтобы забыться?

Она качает головой.

— Не только поэтому. Да, я забылась. На весь этот долгий день. Но и ты был таким же одиноким, какой была я после смерти мужа. И мне хотелось тебе помочь. Чтобы ты почувствовал себя лучше. — Она пожимает плечами.

— Тебе удалось. Я имею в виду, я чувствую себя лучше. — Моё сердце колотится, как сумасшедшее, и вдруг до меня доходит, что эта счастливая женщина, которая подарила мне столько радости, в этот же день два года назад пережила ужасную трагедию. — Как жаль, что я не могу сделать того же для тебя, Фейт, — говорю я.

Она снова качает головой и кладёт свою ладонь туда, где бьётся моё сердце. Я накрываю её руку своей.

— Я хотела, чтобы лучше стало тебе, Дэниел. Только тебе.

Я киваю. Хотя мне уже не станет лучше, если я осуществлю свои планы на этот вечер. О чёрт!

— Что такое? — нахмурившись, спрашивает Фейт. — Ты вдруг стал каким-то потерянным...

— Ничего, — отвечаю я и откусываю от гамбургера.

— Ты лжёшь, но ладно, — произносит она и принимается за свою картошку фри.

Мне остаётся откусить от гамбургера ещё раз десять, когда я понимаю, что не могу больше проглотить ни крошки. Я шумно выдыхаю.

— Больше не могу. К сожалению, этот пункт списка мне не удалось выполнить, — и со стоном отодвигаю тарелку.

— Я так и знала! — восклицает она, вскидывает кулак в воздух и подхватывает мой гамбургер.

А затем откусывает от него.

Я фыркаю.

— А я смотрю, ты очень рада моей неудаче...

— Ага, — отвечает Фейт и снова откусывает от гамбургера, на этот раз кусок побольше.

Но при этом улыбается, а в такие моменты она особенно красива.

— Мне жаль, что твой муж погиб, — говорю я.

Мне следует оставить эту тему, но я не хочу.

— Мне тоже, — говорит она, — но убиваясь из-за этого, я всё равно его не верну. Он хотел бы, чтобы я была счастлива. И я счастлива. — Она пожимает плечами, берёт моё лицо в свои ладони и поворачивает к себе. — Серьезно, я рада нашей встрече, Дэниел. Ты отвлёк меня от неприятностей, и я замечательно провела день. Я всегда буду тебе благодарна.

Следующие несколько минут мы едим в тишине, а потом Фейт улыбается и говорит:

— Нам нужно купить каштаны.

Я издаю стон.

— В меня больше не влезет.

Она игриво прислоняется к моему плечу.

— Нужно осуществить все пункты из твоего списка. — Она берёт меня за руку, поворачивает её часами вверх и качает головой. — Мне жаль, что я не смогла починить часы, — говорит она.

— Это всего лишь часы.

— Время не остановилось, Дэниел, — говорит она. — Это ты остановился.

— Я знаю.

Хотя понятия не имею, как начать двигаться дальше. Сегодня мне было хорошо, но что будет завтра?

— Готов идти? — спрашивает она.

Я киваю, хотя на самом деле не готов. Но, думаю, нам пора. Темнеет, и мне следует проводить Фейт домой. Правда, мне так не хочется отпускать её...

Мы останавливаемся и покупаем горячие каштаны, несмотря на то, что оба слишком сыты, чтобы съесть их. А после ловим такси и направляемся к ней домой. Адрес она выпаливает на одном дыхании, и я его запоминаю. Всю дорогу Фейт молчит. И мне не хочется нарушать воцарившуюся тишину. Ведь она комфортная. Я кладу руку на её бедро и нежно его сжимаю. Она опускает свою ладонь поверх моей руки и смотрит на меня, а потом кладёт голову мне на плечо.

Такси останавливается, я выхожу и протягиваю Фейт руку, чтобы помочь ей выйти. И не отпускаю, пока мы идём к двери.

— Я хочу тебя поцеловать, — выпаливаю я.

И хочу этого всеми фибрами своей души.

Она качает головой.

— Только если мы увидимся завтра. И послезавтра. И послепослезавтра.

Она покусывает губы. На них падает прядь её волос, и я, поймав, заправляю её Фейт за ухо.

Я не могу ей ничего обещать.

— Спасибо, что провела этот день со мной, — говорю я тихо.

Фейт поднимается на нижнюю ступеньку, и мы оказываемся нос к носу. Она пахнет картошкой фри и кетчупом.

— Спасибо, Дэниел, — говорит Фейт. — Я очень признательна тебе за сегодняшний день. Мне это было нужно больше, чем ты думаешь.

Я киваю. Не знаю, что ещё сказать.

— До свидания, Дэниел, — шепчет она.

— До свидания, Фейт, — шепчу я в ответ.

Закрыв глаза, я вдыхаю. Пахнет кофе, дезодорантом и... Фейт.

А она заходит внутрь и с тихим щелчком закрывает дверь. Не тянет время и не колеблется. Она просто уходит.

Поймав такси, чтобы вернуться в гостиницу, я решаю немного прогуляться по городу, раз уж до полуночи ещё есть время. Гуляю, наслаждаясь шумом и суетой, и впервые за долгое время интересуюсь снующими вокруг меня людьми. Улыбаюсь пожилой даме, и она отвечает мне тем же. Я беру её за руку и помогаю перейти дорогу, хотя хожу я не намного быстрее её. Поднимаю игрушку, которую выронила из коляски маленькая девочка, и протягиваю ей, отчего она мне улыбается. Вокруг меня счастье. Так почему я так долго был несчастен? Почему не видел, что оно прямо передо мной?

Я гуляю, пока нога не начинает болеть, и понимаю, что уже без четверти двенадцать. Нужно поспешить, если я намерен осуществить свой замысел. Я покончу жизнь самоубийством в гостиничном номере. И давно всё хорошо продумал. Отпираю сейф и достаю пистолет. Беру несколько пузырьков с обезболивающим на случай, если струшу и не смогу выстрелить, выстраиваю их в ряд на столешнице в ванной и смотрю на них.

Опустившись на край ванны, я жду несколько минут. Прислушиваюсь к телевизору: не начался ли обратный отсчёт? Достаю револьвер и вставляю пулю в гнездо барабана. Мои чёртовы руки трясутся.

Я жду.

Шумно выдыхаю.

До полуночи осталось меньше минуты. Я нарочно снял номер недалеко от места, где будут запускать фейерверки в надежде, что так никто не услышит звук выстрела. Мечты, мечты...

Кому придётся убирать беспорядок, который я после себя оставлю?

Глупый вопрос.

Десять.

Девять.

Восемь.

Семь.

Шесть.

Пять.

Четыре.

Я перестаю считать, потому что в комнате раздаётся какой-то посторонний звук. Оглядываюсь. Тик-так. Тик-так. Опускаю взгляд на наручные часы. Они работают очень тихо, но я слышу их, даже когда взрываются фейерверки. Полночь. Наступил Новый год. И мои часы только что снова заработали.

Срань господня.

Я отбрасываю пистолет на столешницу, словно обжёгшись, отхожу от него на шаг и запускаю пальцы в волосы, оттягивая их. Я хожу по кругу. Полночь позади, и для меня время возобновило свой ход.

Делаю глубокий вдох, наблюдая, как при этом движется моя грудная клетка. Она наполняется воздухом, и я упиваюсь этим. Я жив. И после всего произошедшего мои часы всё же пошли.

Но то, что я собирался сделать... чёрт, это серьёзно. Мне нужна помощь. Я не справлюсь в одиночку. Теперь я это понимаю. Но сейчас, впервые за очень долгое время, я верю, что не одинок.

Кто бы мог подумать! Мои часы работают. Я поднимаю ладонь к лицу и с силой провожу по нему.

Я решаюсь позвонить моему командиру — он сможет мне помочь. Командир пугается, когда я начинаю говорить, но понимает меня. И обещает помочь. Он тут же начинает действовать, планируя, как помочь мне побороть ПТСР и депрессию. А я тем временем всё ещё остаюсь на линии. Мне слышно, как он отдаёт приказы, разговаривая с кем-то по стационарному телефону, и мои губы растягиваются в улыбке.

Я не одинок.

Я не одинок.

Я не одинок.

Меня бросает в дрожь, пока я жду посланную за мной машину. Хотя мне нужно кое-что сделать. Открыв ноутбук, приступаю к шопингу. У меня есть деньги, оставшиеся после выплаты по страхованию жизни моей матери. Раньше мне не на кого было их тратить. Но сейчас всё иначе.

Зайдя в интернет, я нахожу то, что искал. Набираю номер и понимаю, что они находятся в Нью-Йорке. Я кричу в автоответчик, что это срочно, так что они, вероятно, решат, что я чокнутый. Может, так оно и есть. Но почти сразу же мне перезванивают. Я рассказываю девушке, что мне нужно. И она соглашается сделать это. Диктую текст коротенькой записки, чтобы её доставили вместе с посылкой, и она обещает, что их вручат вместе. Магазин находится в Нью-Йорке. И, по её словам, курьер может доставить посылку Фейт уже завтра.

Я жду машину.

Я жду, что мне помогут.

И я не одинок.

Фейт

Я просыпаюсь с мыслями о Дэниеле. Интересно, где он и чем занят? Одевшись, иду глянуть, как Нэн. Дедушка тихо ей читает, так что я оставляю их одних. Ей нравится слушать его голос. Это её успокаивает.

Вдруг раздаётся стук в дверь. На нижней ступеньке стоит женщина и смотрит на меня. В руках у неё коробка.

— Вы Фейт? — спрашивает она.

Я киваю.

— А вы счастливица, — говорит она. — Он просил отправить посылку курьером, но мне захотелось посмотреть, кто же её получит. Надеюсь, вы не против.

Она пожимает мне руку, глядя в глаза.

— Я не понимаю, — говорю я.

— Откройте коробку, — произносит она с доброй улыбкой. А затем, повернувшись, добавляет через плечо: — С Новым годом!

— С Новым годом, — бормочу в ответ.

Заношу коробку внутрь и опускаю на стол. Сначала открываю коробку, потому что так поступил бы любой на моём месте. Итак…

Смотрю на её содержимое и глазам своим не верю. Внутри немецкие часы «Блэк Форест» с маленькими танцорами, которые показываются из часов под звон колоколов. Мне тут же становится интересно: что там, за закрытыми дверцами? На моём лице появляется улыбка.

— Кто мог отправить... — шепчу себе под нос.

Но уже знаю ответ. Чувствую его всем сердцем.

— Дедушка! — зову я. — Взгляни-ка!

Несу часы в комнату Нэн и показываю бабушке с дедушкой. Они в идеальном состоянии. И, должно быть, стоят чёртову кучу денег.

Нэн вскрикивает:

— Мои часы! Вы нашли мои часы! — Она переводит взгляд на дедушку и продолжает: — Я знала, что ты их найдёшь!

— Нэн, — журит её дедушка.

Тут я накрываю его ладонь своей. Она так счастлива... Он замолкает.

— Я так их люблю! — говорит Нэн.

Она хватается за дедушку и притягивает его к себе, чтобы поцеловать. Он смеётся ей в губы. Вытерев слёзы, я покидаю комнату, потому что умираю, как хочу узнать, что написано в записке.

Открываю её и читаю.

Фейт,

Говорят, что время никого не ждёт. Но оно ждало меня, и я надеюсь, что теперь и ты будешь меня ждать.

Дэниел.

P. S. Тебе всё же удалось починить мои часы. Спасибо.

Фейт

Я снимаю очки и откладываю письмо в сторону. Благодаря новой весточке от Дэниела я чувствую надежду. С каждым днём терапии ему становится всё лучше. Дэниел ушёл со службы после того, как потерял ногу. Да уж, с такой травмой нечего делать в пехоте. Доктора думают, что именно этим и вызвана его депрессия. С ПТСР нелегко справиться, но Дэниел делает успехи. В его письмах полно смеха и шуток. А иногда и очень пошлых намёков.

Прошло четыре месяца с тех пор, как он прислал Нэн часы, и я умираю, как хочу его увидеть, особенно сегодня. Сегодня мы хороним Нэн и, мне кажется, частичку моей души. Хотя в каком-то смысле я за неё рада. Она больше не мучается, а это главное. Последние несколько месяцев дались ей тяжело. Все мы видели, как она увядала, и дедушка не отходил от её постели.

Нэн уговорила нас повесить часы, которые прислал Дэниел, в её комнате, несмотря на то, что они выбивали мелодию каждый час. Она их обожала. И часто говорила о Дэниеле, хотя виделась с ним лишь раз. Думаю, она знала о моих чувствах к нему. Я даже читала ей его письма. Вернее, те отрывки, где всё было прилично. Я потерялась в любви к их отправителю. И больше всего на свете хочу его увидеть.

Со стороны входной двери кто-то кричит:

— Фейт!

Это дедушка. Должно быть, приехал катафалк.

— Иду, — отвечаю я и хватаю зонтик, потому что не уверена, что обойдётся без осадков.

Мои родители тоже здесь. Они часто приезжали в прошлом месяце, что не могло не радовать и их, и Нэн. А также, признаюсь, и меня. Наблюдать, как увядала Нэн, было мучительно. Я чувствовала себя беспомощной и одинокой.

Нэн умерла неделю назад. Но больше я не скорблю. Сегодня особый день — мы чтим её память. Всех желающих попрощаться с Нэн мы попросили прийти в их самых лучших и самых ярких нарядах — ей бы это понравилось.

Добравшись до церкви раньше других, мы направляемся в комнату, где пробудем до начала церемонии. Мы с дедушкой несколько минут стоим одни, как вдруг он поворачивается ко мне, берёт меня за плечи и заглядывает в глаза. Думаю, с годами он стал немного ниже. Но это не важно. Глядя мне в глаза, он говорит:

— Не теряй ни минуты, Фейт. Ни единой минуты.

Слёзы застилают глаза, мне не удаётся их сдержать.

— Ладно, — выдыхаю я.

— Когда любовь тебя найдёт, держись за неё и не отпускай, — продолжает он. — Иногда будет тяжело, иногда — чудесно. Но никогда не принимай это как должное. Потому что, когда твоя жизнь подойдёт к концу и ты оглянешься назад, это, чёрт возьми, единственное, что будет иметь значение, Фейт. Уж поверь мне.

— Мы в церкви, — игриво шепчу я.

— Я знаю, — так же шёпотом отвечает он и снова смотрит мне в глаза. — Не теряй ни минуты, Фейт, — говорит он. — Понимаешь?

— Думаю, да.

— Даже в такой день, как сегодня. Держись за любовь, когда она придёт к тебе.

Он смотрит поверх моего плеча и улыбается. Я оборачиваюсь и прирастаю к месту. В дверном проёме стоит Дэниел. На нём парадная форма, и он так невероятно красив, что у меня захватывает дух.

Я перевожу взгляд на дедушку, поскольку чувствую, что мне нужно его разрешение, чтобы испытывать счастье в такой день. Ведь это так неправильно. Но в то же время и очень правильно.

— Держись за неё, Фейт, — неистово шепчет он. — И никогда не отпускай.

А затем, пройдя мимо меня, выходит за дверь.

— Дэниел, — выдыхаю я.

Дэниел не двигается. Он держит в руках розу и улыбается. Я утираю слёзы с лица и, сдавшись, бегу к нему и бросаюсь ему на шею. А он обнимает меня и крепко прижимает к себе. Я чуть не сбила его с ног, но Дэниел смеётся и притягивает меня ещё ближе. Я рыдаю, уткнувшись в его форму, но ему, кажется, всё равно.

— Эй, Фейт? — говорит он, когда я успокаиваюсь.

Поднимаю на него глаза.

— Я так рада, что ты здесь.

Дэниел большими пальцами смахивает слёзы с моих щёк и переводит взгляд на мои губы, словно хочет поцеловать.

— Хочу задать тебе один вопрос, — говорит он.

— Какой? — спрашиваю я.

Я смотрю в его карие глаза и хочу утонуть в них, оставшись там навсегда.

— Ты сегодня в трусиках? — игриво спрашивает он и тянет прядь моих волос.

Я смеюсь. Не могу сдержаться. Это именно то, в чём я нуждалась. А он — тот, в ком я нуждаюсь.

— Да, — отвечаю я. — Но позже у тебя будет возможность это изменить.

Он замирает в моих руках, его тело напрягается.

— Обещаешь? — шепчет он.

— Клянусь, — говорю я и, встав на цыпочки, прижимаюсь к его губам.

Наш первый поцелуй. Он пробует меня на вкус. Робко и нежно. Но мне хочется другого, поэтому я, пустив в ход зубки, прикусываю его нижнюю губу.

Дэниел стонет.

— Мы в церкви, — отстранившись, говорит он.

— Я знаю, но совсем недавно тут матерился дедушка, так что, думаю, целоваться тоже можно.

Я хихикаю. В моём голосе слышны слёзы, я так рада, что Дэниел рядом.

— Я понятия не имела, что ты приехал.

— Ты же не думала, что я пропущу церемонию? — подняв мой подбородок, говорит он. — Я знаю, как для тебя это важно.

— На сколько ты можешь остаться? — спрашиваю я.

— На сколько ты захочешь, — отвечает он.

Моё сердце пускается вскачь. Раздаётся стук в дверь, и я открываю её — на пороге стоит дедушка.

— Родственники уже занимают свои места, — говорит он.

Дэниел отпускает мою руку, чтобы сесть с друзьями семьи, и меня тут же захлёстывает чувство потери. Мне хочется поспорить, но тут дедушка подталкивает нас вперёд и говорит церковным служителям:

— Он член семьи. Пропустите.

Улыбаясь, Дэниел идёт с нами и опускается на скамью. Он протягивает руку моему отцу, сидящему по другую сторону от меня, и я так счастлива, что он рядом, что не хочу отодвигаться даже на миллиметр от него. Мне мало просто держать его за руку. И я переплетаю с ним пальцы и крепко сжимаю его ладонь. Мама улыбается мне и подмигивает.

Когда начинается церемония, я опускаю голову на его плечо, а когда начинаю плакать, Дэниел сжимает мою руку крепче. Сегодня он моя сила. Завтра — я его. Ведь так это происходит, не правда ли?

Дэниел

Мы остались до конца службы, а после устроили небольшие посиделки, и я немного удивлён, что дедушка Фейт отводит меня в сторону, потому что в его квартире всё ещё полно народу. Видимо, Нэн многие любили. Он ведёт меня к себе в кабинет, где наливает в два бокала какую-то янтарную жидкость. Когда он протягивает один из них мне, мы чокаемся.

Я поднимаю бокал к своим губам, потому что не хочу показаться грубым. Не хочу всё испортить одним махом.

— Это добавляет мужественности, — говорит он.

Я смеюсь и делаю ещё один глоток. Обычно я не пью. И, на самом-то деле, не хочу сейчас, но и отказать дедушке Фейт не в моих силах. Я даже представить себе не могу, какой у него сегодня трудный день.

— У меня для тебя кое-что есть, — говорит он, открывает ящик стола и протягивает мне маленькую коробочку.

— Это принадлежало Нэн, — продолжает он и сглатывает с таким усердием, что даже мне слышно. — Она бы хотела, чтобы это досталось вам.

С хлопком открываю коробочку, и перед моим взором предстают два обручальных кольца. Я с удивлением смотрю на дедушку Фейт и выдаю:

— Эм-м.

— Когда найдёшь любовь, держись за неё, сынок, — выгнув бровь, говорит он.— Ты же собираешься сделать Фейт предложение, не так ли? — спрашивает он. — Её отец сказал мне, что ты звонил ему на прошлой неделе.

— Да, сэр, — хриплю я.

Такого я ну никак не ожидал. Подобную поддержку мне не оказывали очень давно, если не считать мой отряд и Фейт.

Он подносит свой бокал к моему.

— Не теряй ни минуты, — говорит он поверх бокала. — Ни единой минуты. — Его глаза застилают слёзы, и он указывает в сторону двери. — А теперь тебе пора. Оставь меня наедине с моим горем.

— Спасибо, сэр, — благодарю я. — Обещаю, я о ней позабочусь.

Он фыркает.

— Я знаю. Потому что в противном случае ты не жилец. Хоть я и ненавижу лишать других людей жизни.

Он кажется таким серьёзным... Я понятия не имею, шутит он или нет. Но тут он снова фыркает и указывает мне на дверь.

— Иди, — говорит он.

Я выхожу в коридор и спешу к Питу Риду, человеку, который привёл меня в мастерскую часов в ту ночь. Его руки заняты коробками с пирожными.

— Пит, — зову я.

Он качает головой.

— Не-а, — отвечает он. — Я Сэм.

Но, перехватив коробки другой рукой, всё равно пожимает мне руку. Я смотрю Сэму за плечо и понимаю, что, должно быть, остальная часть семьи Ридов прямо за ним. Я узнаю Пола и Пита (близнецы так похожи), и Пол знакомит меня с остальными. С ними три девушки: Эмили и Рейган, а Фрайди с улыбкой машет мне рукой. Все эти женщины выглядят потрясающе, но они не так прекрасны, как моя девочка. Оглянувшись вокруг, я наконец нахожу её в другом конце комнаты. Она разговаривает с незнакомыми мне людьми. Извинившись перед Ридами, я направляюсь к ней.

Когда я подхожу к Фейт и обнимаю её за талию, люди, с которыми она разговаривала, оставляют нас.

— Всё хорошо? — спрашиваю я и целую её в носик.

— Ага, — отвечает она и, обвив руки вокруг моей талии, крепко меня обнимает. — Итак... — говорит она и смотрит на меня, закусив нижнюю губу.

Я тут же становлюсь твёрдым. Ничего не могу с собой поделать — я же мужчина.

— Итак? — подсказываю я.

— Итак, ты помнишь свой вопрос о моих трусиках? — игриво шепчет она.

Я сдерживаю стон. И киваю.

— Решила меня прикончить? — выдыхаю ей в ушко.

— Итак, — мурлычет она и снова поднимает на меня взгляд. — Я как бы... уже... избавилась от них.

Вот оно. Я беру её за руку и тяну к двери.

— Тебе нужно с кем-то попрощаться? — на ходу спрашиваю я.

Фейт качает головой и смеётся.

— Я так не думаю. — Но заглядывает в комнату дедушки и кричит что есть мочи: — Я люблю тебя, дедуля!

— А я люблю тебя, Фейт, — отвечает он так же громко и машет рукой. — Иди, девочка. Не теряй ни минуты.

— Да, сэр, — отвечает она и, усмехаясь, тянет меня к двери.

Мы ловим такси, и я, скользнув в салон после Фейт, кладу её ноги себе на колени. Веду рукой вверх по её бедрам, прямо туда, где должны быть трусики. Но их там нет.

Фейт

Коридор бесконечен, или просто так кажется. Дэниел держит меня за руку, но с тех пор, как мы зашли в кабину лифта, он не произнёс ни слова. И не издал ни единого звука с тех пор, как мы вышли из неё, а сейчас он развернулся и идёт спиной вперёд, чтобы иметь возможность смотреть мне в глаза. Когда мы заходим в номер, он, так же молча, закрывает за нами дверь.

Затем подходит ко мне. Хотя, скорее, подкрадывается. Глаза его почти дикие, а тело напряжено.

— Сейчас мы не в церкви, — говорит Дэниел.

— Ага, — отвечаю я, не в силах стереть с лица дурацкую улыбку.

Он тянет меня к себе, и я охотно подхожу ближе. На этот раз его губы не такие уж и робкие. Скорее, наоборот. Он смакует меня, словно высасывая из меня воздух. Дэниел держит моё лицо в ладонях, не давая пошевелиться во время поцелуя. Наконец, он отстраняется. Я даже глаза открыть не могу. Но тут мне это удаётся, и я понимаю, что Дэниел улыбается.

— Ух ты, — выдыхаю я.

Он снимает своё пальто и вешает его в шкаф, чтобы оно не помялось.

— Хочешь немного вздремнуть? — всё ещё улыбаясь, спрашивает он.

Его улыбка искренняя и мальчишеская, и, улыбаясь, он ещё более красив.

Я зашториваю окна, и номер погружается во тьму. Стягиваю платье через голову. Затем снимаю бюстгальтер. Стоит мне раздеться полностью, как я тут же оказываюсь в его объятиях.

Он до сих пор в рубашке, поэтому я тяну её вверх, и Дэниел, смеясь, помогает мне. Дальше — его брюки. Он садится на край кровати и снимает протез.

— Он может мешать, — говорит он.

— Мне всё равно, — отвечаю я и, нагая, взбираюсь к нему на колени, а затем сажусь в позе наездницы.

Его руки с жадностью исследуют моё тело, пока не достигают моих грудей. Он нежно приподнимает их, а затем наклоняет голову и берёт мой сосок в рот.

— Чертовски идеально, — выдыхает он.

Он кладёт руку мне на затылок, зарывается в мои волосы, слегка оттягивает мне голову назад и, покусывая, поднимается вверх по моему горлу. Положив руку мне на спину, Дэниел переворачивает нас и теперь смотрит на меня сверху вниз.

— Ты настоящая? — исследуя моё лицо, спрашивает он.

Я тяну его за волосы, чтобы он смотрел мне в глаза.

— А ты? — отвечаю я вопросом на вопрос.

Дэниел открывает квадратик из фольги и натягивает презерватив. Он садится меж моих бёдер, освобождая для себя место, и погружается в меня, неторопливо скользя в моё тепло. Он медленно толкается в меня, пока я не чувствую себя растянутой и наполненной. Им. Из уголка моего глаза выкатывается слеза, и Дэниел сцеловывает её.

— Всё хорошо? — замерев, спрашивает он.

Я киваю и поворачиваю голову, чтобы поцеловать его в запястье. Наклоняю бёдра так, чтобы Дэниел проникал ещё глубже, и охаю, когда он начинает двигаться. Он целует меня в одном ритме с толчками, обнимает и притягивает ещё ближе, и всё это время входит в меня и немного выходит, входит и выходит. Дэниел поднимает мою ногу, чтобы закинуть себе на талию, и вдруг находит точку, о существовании которой я и не догадывалась. Я кричу, и он ухмыляется.

— Я хочу познать всё, что делает тебя счастливой, — бормочет он у моего рта.

Его рука спускается к моим завиткам, и он замирает, а затем смотрит вниз, между нами.

— Проклятье, — ругается он.

— Что? — напрягшись под ним, спрашиваю я.

— Твоя писька и в самом деле голая, — смеётся он, и его смех достигает моего центра.

Пальцы Дэниела находят моё тепло, и он начинает играть с моим клитором, пока я, задыхаясь, не начинаю тяжело дышать. Наконец, я достигаю оргазма, и он замирает, позволяя мне насладиться этой волной удовольствия. Я пульсирую вокруг него, и Дэниел ждёт, пока не утихнет дрожь. После чего он чмокает меня в нос и жёстко толкается в меня.

— Боже, ты великолепна, — говорит он, всё это время глядя мне в глаза.

Затем он утыкается лицом мне в шею. И, напрягшись всем телом, со стоном кончает внутри меня.

Дэниел лежит на мне, и я обнимаю его ногами, прижимаясь ещё теснее.

— Боже, Фейт, — выдыхает он.

Он перекатывается на спину и тянет меня за собой.

— Ты в самом деле остаёшься? — спрашиваю я. — Навсегда?

Он смотрит на меня.

— Я наконец-то нашёл тебя, Фейт. И никуда не уйду.

Я целую его в грудь.

— Я люблю тебя, Дэниел.

И утыкаюсь лицом в его кожу.

Он прижимает меня к себе и говорит:

— А я люблю тебя.

Сложно представить, что может быть что-то идеальнее этого момента.

— Я чувствую, как ты улыбаешься, — говорит он, и у него урчит в животе.

Я ещё глубже зарываюсь в него лицом и выдыхаю:

— Привыкай.

— Итак, получу ли я медаль за то, что довёл тебя до оргазма? — стискивая меня в своих объятиях, спрашивает он.

Я фыркаю:

— Это было весьма впечатляюще.

— Чёрт, — вдруг ругается Дэниел и замирает подо мной.

— Что? — спрашиваю, подняв голову.

Он издаёт стон.

— Я только сейчас вспомнил, что собирался сначала встать на одно колено, достать кольцо и попросить тебя стать моей женой.

— Что? — немного привстав, спрашиваю я, и сердце запинается в моей груди.

— Ну, ты была нагая и без трусиков, так что я мог думать лишь о том, как бы поскорее тебя трахнуть.

— Дэниел, — прижав палец к его губам, ругаю я. — Не говори так. Это грубо.

Он смеётся и, прищурившись, переворачивает меня.

— Тебе же нравится, когда грубо.

Он осыпает моё лицо поцелуями.

— В каком-то смысле, это даже заводит, — смеюсь я. А после шепчу: — Где моё кольцо?

— В кармане моего пальто, — так же шёпотом отвечает он.

Я выползаю из-под него и бегу к шкафу, где роюсь в карманах, пока не нахожу то, что искала. А затем несу коробочку к Дэниелу. Голая.

— Смахивает на худшее предложение всех времён, — говорит он и указывает на свои бёдра.

Он так и не выкинул презерватив.

— Ага. Хуже и быть не может, — поддразниваю я, и Дэниел приступает к делу. Я слегка подталкиваю его локтем. — Не тяни резину! — смеюсь я.

— Ты просто обязана стать моей женой, так как у меня есть для тебя идеальное кольцо.

Он открывает коробочку для ювелирных изделий, и я с ним соглашаюсь. На протяжении всей жизни я видела это кольцо на пальце Нэн. Слёзы застилают мне глаза, и я даже не пытаюсь их сморгнуть.

— Ох, Дэниел, — выдыхаю я. И добавляю: — Это самое лучшее предложение. Всёх времён.

— Как думаешь, ты поведаешь нашим детям, что мы были голыми, когда я просил тебя стать моей женой? — спрашивает он и достаёт кольцо из коробочки.

Я протягиваю руку. И та трясётся, поэтому Дэниел придерживает её. Он надевает кольцо мне на палец, и я смотрю на него. А после утыкаюсь ему в грудь и обнимаю.

Он что, только что упомянул детей?

— Ты хочешь детей? — глядя ему в глаза, спрашиваю я.

— Чёрт, да, — отвечает он.

— Я тоже, — говорю я.

А после целую его. И не останавливаюсь. Никогда.

КОНЕЦ

Читайте продолжение серии «Братья Рид» Тэмми Фолкнер

в переводе группы Translation for you.

Дорогие читатели!

Пожалуйста, помните, что Дэниела и его историю я выдумала. Они не существуют. Тем не менее, очень много людей действительно страдают так же, как и он, или ещё больше.

Если вы не против, напоследок я поделюсь с вами тремя своими мыслями:

если вы просыпаетесь и не можете найти что-то, что будете ждать с нетерпением, попросите о помощи. И станет лучше;

если вы думаете о самоубийстве или считаете, что о нём думает человек, которого вы любите, обратитесь в службу психологической поддержки. И вам помогут;

найдите минутку, чтобы поблагодарить участника войны или предложить помощь кому-то, кто возвращается домой. И эти добрые поступки к вам обязательно вернутся.

С наилучшими пожеланиями,

Тэмми.

[1]Суть шутки в том, что имя героини, Фрайди, с английского (Friday) переводится как «пятница».

[2]Имя Фейт с английского (Faith) означает «вера».

[3] Посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР, «вьетнамский синдром», «афганский синдром» и т. п.) — тяжёлое психическое состояние, которое возникает в результате единичной или повторяющихся психотравмирующих ситуаций, как, например, участие в военных действиях, тяжёлая физическая травма, сексуальное насилие, либо угроза смерти.

[4]Обычно в гостиницах это большая кровать, состоящая из двух кроватей поменьше, вплотную придвинутых друг к другу.

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg