«Яблоки должны быть красные»

Яблоки должны быть красные (fb2) - Яблоки должны быть красные (пер. BOOK IN STYLE | BIS | КНИГИ И ПЕРЕВОДЫ Группа) 1079K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Пенни Уотсон

Пенни Уотсон Яблоки должны быть красные

Пенни Уотсон «Яблоки должны быть красные» (2016)

Переводчики: Marmax, Little Ghost (1–2 глава)

Редактор: Oli4ek

Оформление:Oli4ek

Художественное оформление: Julia Ovsyannikova

Обложка: Анна Мартин

Перевод группы:

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава 1. Дети

Глава 2. Господа, займите ваши места

Глава 3. Куриный помет

Глава 4. День второй. На крыльце

Глава 5. Странные поступки

Глава 6. Происшествие в десятом ряду

Глава 7. Еще один неприятный вечер

Глава 8. День третий. Мы — гномы

Глава 9. Светопреставление

Глава 10. Так вот о чем столько разговоров

Глава 11. День благодарения

Глава 12. Танцы среди маргариток

Эпилог. Открытка из Корнуолла

Благодарности

Об авторе

Глава 1. Дети

— Хотела бы повторить, что это ужасная идея. Отвратительная. О чем, черт возьми, мы думали?

Карен испустила многострадальный вздох и сердито посмотрела на мужа.

Джон попытался забросить пустую банку из-под пива в мусорное ведро, но промазал. Банка покатилась по кривому кухонному полу и остановилась в паре дюймов от двери.

— Ты слишком остро реагируешь. Все не так страшно. Твоя мама сможет выдержать моего отца в течение нескольких дней. Мы будем там в четверг. Что плохого может случиться за это время?

Карен наклонилась, чтобы поднять укатившуюся банку, и метнула ее через всю кухню. Банка прошла точно под столешницу и, срикошетив от стенки ведра, упала на дно. Джон был впечатлен. С другой стороны, она часто производила на него впечатление. Эта женщина умеет готовить, как профи, бросает идеальный крученый мяч и может довести его до полного изнеможения. Жена с большой буквы. Но она беспокоится о своей матери. И хотя он никогда не признается, в данный момент у нее есть все причины для волнений.

— Твой отец — сукин сын. Он не имеет никаких навыков общения, ненавидит гостей и становится откровенно агрессивным, когда кто-либо пытается указывать ему, что делать, — Карен уперла руку в обтянутое джинсами бедро и глубоко вздохнула. Ее грудь, большая и полная, поднималась и опускалась под внимательным взглядом Джона. — Мама чересчур вежливая, стремится всем угодить и дает советы, как долбанная «Дорогая Эбби». Эти двое поубивают друг друга после трех дней, проведенных вместе. Я должна была забронировать для нее номер в гостинице «Южный Хардин».

Джон оттолкнулся от островка и не спеша подошел к Карен. Он уперся руками по обе стороны от ее роскошных бедер и улыбнулся.

— Милая, мы пытались забронировать ей номер. Но из-за праздников все номера уже были заняты. Мы ничего не можем с этим поделать. Твоя мать и мой отец смогут пережить три дня вдвоем, и все будет в порядке.

Втайне он полагал, что миссис Андерсон в конечном итоге решит ночевать в своей машине после двадцати четырех часов в обществе его отца. Возможно, двенадцати. Его отец грубый. Джон пожал плечами и наклонил голову к ложбинке жены.

— Шикарный вид.

— Не пытайся отвлечь меня, похотливый кобель, — захихикала Карен.

Он потерся лицом о ее декольте и жалобно завыл.

Карен схватила его за волосы и дернула голову вверх.

— Ой! Полегче, милая.

Черт возьми. У нее был тот глупый взгляд. Наверное, если они поспешат, то смогут заняться чем-то поинтересней, прежде чем начнется игра.

— Не верится, что труба лопнула именно на этой неделе. Слава богу, Джоуи сможет починить ее завтра. Надеюсь, что мама мужественно перенесет это, — Карен поцеловала мужа в лоб. Это было сентиментально, но он любит, когда она так делает. — Думаю, мама будет занята приготовлением ужина на День благодарения. Скорее всего, у нее будет семьдесят два блюда к тому времени, когда мы доберемся туда.

— Ага. С головой отца на блюде, — засмеялся Джон.

— С яблоком во рту, — тоже засмеялась Карен.

— И сигаретой в уголке рта.

— Мама делает очень хорошую яблочную начинку.

Карен закусила губу. Она все еще нервничала, он мог сказать это с полной уверенностью. Он опустился на пол и поцеловал переднюю часть ее джинсов.

— Как насчет того, чтобы я наполнил тебя, сладкая?

— Умеешь ты подобрать слова, Джон, — покачала головой Карен.

Половину первого периода он пропустил.

СТАРЫЙ ДУРАК

— Фрэнк Бакнелл — чертов тормоз, — Том медленно, неторопливо затянулся сигаретой и покосился на кассиршу. — Не может, черт возьми, этот гриль стоить больше трех сотен. Семьсот за гриль? Чушь.

Кассирша бросила на него равнодушный взгляд:

— Мне все равно. Здесь запрещено курить, мистер Дженкинс. И гриль стоит шестьсот девяносто девять долларов. Плюс налог. Будете брать?

Он стряхнул пепел на пол:

— Не буду, не за чертовы семьсот долларов. Я поеду в Эванстон и посмотрю, может, смогу купить что-то получше.

Девушка пожала плечами.

— Что, черт подери, по-вашему, значит «мне все равно»? Что это своего рода код для «Я чертовски ленива, чтобы говорить по-английски»?

— Да. Именно так, — маленькая мисс Выскочка закатила глаза. Закатила чертовы глаза! Скорее всего, девушка забеременеет, вылетит из старшей школы и станет жить за счет его гребаных налогов.

Господи.

Том бросил сигарету на грязный деревянный пол магазина Бакнелла и затушил ее каблуком.

— Это огнеопасно, мистер Дженкинс.

Кассирша начала дерзить.

— Ха. Да Бакнелл, наверное, тайно мечтает о пожаре. Страховое возмещение и билет в один конец до морского побережья Флориды.

Он грубо хохотнул и вздохнул. Черт возьми, теперь ему придется вести машину всю дорогу до Эванстона.

Бредовый праздник вызывает у него желание выпить.

Много.

Очень много.

День благодарения всегда был занозой в заднице. Он тащился к Джону ради так называемого «семейного вечера», потому что на этом настаивала невестка. Он был уверен, что Джон предпочел бы заказать еду на дом и посмотреть футбол с упаковкой пива. Или двумя.

Но нет же.

Мисс Выпендрежнице Карен необходимо устраивать традиционный ужин Дня благодарения. С фарфором, серебром и пересушенной индейкой, которую не спасет даже галлон подливки. Она и ее мать — одного поля ягоды.

Но в этом году судьба сделала гигантский рывок относительно планов на праздник. Дом Джона и Карен был на ремонте, а матери Карен кишел термитами, а значит, будет не пригоден для жилья дней пять. Они предложили устроить ужин у Тома. Он полагал, что, черт возьми, бросит на гриль птицу с пивом в заднице и достанет клюквенный соус из банки. Миссис Андерсон, мать Карен, будет в ужасе. Что делало эту идею еще привлекательнее. Она была такой сдержанной, что он удивлялся, как она еще не поперхнулась своей идеальной нитью жемчуга. Четыре, возможно пять часов с гостями. Не так уж плохо. И леди будут убирать весь беспорядок, который, он не сомневался, останется на кухне.

Но позже в доме у Джона лопнула труба, а миссис Андерсон нужно где-то временно пожить. Джон с Карен приедут только после того, как починят трубу.

Беверли уже в пути.

Твою мать.

Он понятия не имеет, чего ожидала миссис Беверли Андерсон. У него тут, черт возьми, не полупансион с проживанием и завтраком. И он вовсе не горит желанием ее видеть. Миссис Андерсон — высокомерная стерва, а ее покойный муж, который год назад умер от порока сердца, был скользкой змеей одетой в костюм-тройку.

Том достал из переднего кармана рубашки помятую пачку «Мальборо» и заворчал. Пусто.

Твою мать!

МИССИС АНДЕРСОН

— Что значит, у вас нет шалфея? На этой неделе День благодарения, — Миссис Беверли Андерсон так сильно сжала ручку тележки, что костяшки пальцев побелели и начали гореть. Она заставила себя расслабиться. Женщина распрямила пальцы, бриллианты сверкнули в свете люминесцентных ламп торгового центра «Грини». «Разогнуть, согнуть, разогнуть, согнуть». Она положила ладони на ручку, слегка сжав ее, и постучала идеально закругленным бордовым ногтем по пластмассовому щитку.

— Конечно, у вас есть шалфей. Он обязателен для надлежащей подливы и начинки.

У сотрудника хватило такта показаться смущенным.

— Мне жаль, мэм. Но этим утром шалфей закончился. Мы получим еще завтра.

На этот раз Бев сжала ручку так сильно, что ногти впились в нежную розовую кожу ладоней, оставив следы в виде полумесяцев.

— Завтра меня здесь не будет. Он мне нужен. Сейчас. Он мне нужен сейчас.

Молодой человек покачал головой:

— Мне жаль, мэм.

Он вернулся к своему нелепому занятию — выкладыванию золотых яблок в корзину. Он укладывал их ровными рядами, веточками вверх, как на картинах Уорхола.

Золотые яблоки — пустая трата времени: они недостаточно сладкие для пирогов или пирожных, недостаточно хрустящие для закуски, недостаточно красные.

Яблоки должны быть красными.

Она сделала глубокий, очищающий выдох. Выдыхаешь испорченный воздух, а вдыхаешь чистый. Она видела этот совет где-то давным-давно. Скорее всего, в женском журнале.

Но здесь весь воздух был спертым. Воняло потными работниками, рыбой из отдела морепродуктов, плесенью и сыростью, отчаянием. Несовершенством.

Испорченный воздух.

Бев сглотнула.

— Что ж, полагаю, мне придется сделать пару покупок в Хардине. Надеюсь, продуктовый магазин там будет лучше подготовлен к празднику.

Она наградила молодого человека угрюмым взглядом, но он ее совершенно проигнорировал.

Точно так же, как раньше это делал Роджер.

Невидимая. Игнорируемая. Как журнальный столик, стоящий возле дивана. Никто никогда его не замечает. Место для лампы. Место для пыльной семейной фотографии с широкими и холодными улыбками и избытком духов. Центром внимания является французский кофейный столик девятнадцатого века с инкрустированной окантовкой. Безупречный, не запыленный, предмет для разговора. Никогда не игнорируемая. Любовница в ярко-красном свитере и с красной помадой.

Беверли ослабила мертвую хватку на ручке.

«Разогнуть, согнуть, разогнуть, согнуть».

В каком-то смысле даже хорошо, что нет шалфея. Это даст ей повод отправиться в магазин и избежать общения с Томом. Он был ужасным, невоспитанным человеком. Грубым и резким. Она будет избегать его так долго, насколько возможно. Возможно, ей удастся спрятаться на веранде. Там у него стоит кресло-качалка, и, насколько ей известно, им никто не пользуется. Прекрасное местечко для того, чтобы читать или вязать и наслаждаться видом.

Том Дженкинс вряд ли относится к тем, кто наслаждается видом. Он ненавидит всех и все. И напоминает об этом постоянно.

В этом ноябре Бев не чувствовала себя благодарной.

Она оторвала пакет от стойки и начала складывать в него красные яблоки «Кортланд».

Глава 2. Господа, займите ваши места

Беверли припарковала «БМВ» возле дома Тома. Было совершенно понятно, что в нем живет холостяк. Заросли высокой травы обрамляли крыльцо, а лужайка перед домом была усеяна одуванчиками. Ее всегда сбивала столку лужайка перед его домом, ведь это самая важная часть, которую соседи видят, оценивают и обсуждают, а она была неухоженной и унылой. Однако задняя часть двора, скрытая от глаз и бесполезная, поскольку Том никогда не принимает гостей, была в идеальном состоянии. Там, на заднем дворе, у него был огород в пятьдесят квадратных футов, с которым он нанянчился, как с беспокойным младенцем.

Бев покачала головой, оглядывая беспорядок. Она бы ни за что не променяла свой безупречный дом в колониальном стиле на этот кошмар. За исключением только крыльца. Колониальный дом не приглашал надолго. Ты входишь, делаешь свои дела, проводя там весь день. Крыльцо фермы вызывало желание отдохнуть. Отдохнуть на адирондакском кресле, потягивая терпкий лимонад из запотевшего стакана, бездельничая. В ее доме номер 189 по Беддингтон-Лейн было мало времени на отдых. Теперь она — пятидесятидевятилетняя вдова, не имеющая ни малейшего представления о безделье. Тридцать семь лет служения покойному мужу это гарантировали.

Она вышла из машины, раздумывая, не попросить ли помощи у Тома. Задняя часть автомобиля была забита ящиками с продуктами и едой, но Том скорее предпочтет наблюдать ее борьбу, нежели подать руку помощи. Она могла представить его прислонившимся к перилам веранды с зажженной сигаретой во рту и небольшой самодовольной улыбкой. Со скрещенными ногами, как будто у него совершенно нет других дел. И она, одетая в изящные брюки, кардиган, на двухдюймовых каблуках, брошенная на произвол судьбы, в окружении пакетов с кулинарной смесью и банками с бульоном.

Том был задницей.

Она открыла заднюю дверь седана и придвинула картонные коробки к краю кожаного сиденья. По улице пронесся потрепанный пикап, осыпав ее бампер гравием, и свернул на подъездную дорожку.

Еще бы. Даже его пикап был ужасным.

Том опустил окно и высунулся из него, заглядывая на задние сиденье ее машины. Пикап работал в холостую на подъездной дорожке, глушитель грохотал.

— Знаешь ли. У нас в Хардине есть еда. Тебе не нужно было привозить с собой.

Он сделал паузу и зажег сигарету, свисающую с губ.

— Здравствуй, Том. Рада тебя видеть.

— Предполагаю, что наших продуктов тебе недостаточно, не так ли?

Он смотрел на нее, прищурившись, поскольку струйка дыма клубилась вокруг его густых бровей.

— Счастливого Дня благодарения.

Она приподняла коробку со свежими овощами.

— Ради бога. У меня есть огород. Зачем ты тратила свои деньги на них?

— Спасибо огромное, что устраиваешь ужин в этом году.

— Надеюсь, ты не станешь возражать, если мы будем есть с бумажных тарелок, — Том плюнул в окно.

Она колебалась только долю секунды, Том улыбнулся. У нее появилось извращенное желание врезать ему по лицу коробкой, той, которую она держала.

— Ты же не будешь возражать? Бев?

— Уверена, что ужин пройдет прекрасно. Извини, но мне нужно занести коробки.

— Не нужно так стараться.

«Скотина». Все они одинаковые. Раньше Роджер сидел на диване и смеялся над каким-то бредовым телешоу, в то время как она тратила полдня, готовя ему ужин.

И он никогда, ни разу, ни разу за тридцать семь лет, не сказал ей спасибо.

«Бумажные тарелки.

Только через мой труп».

Беверли Андерсон оккупировала его кухню. Она выстроила в линию бутылки с вином рядом с его тостером. Ящики с овощами уложила на столе. Пучки зелени уже были обрезаны и помещены в стаканы с водой, поглощая фторид из его крана. Она поджала губы. На них был один из этих омерзительных телесных блесков. Он напоминал ему скользкий кусок копчёного лосося. Господи. Эти блестящие губы, сжатые, осуждающие, и, безусловно, они придирались к его совершенно нормальной кухне.

Какая же сука.

— Бев, ты приготовишь что-нибудь на обед?

Она даже не взглянула в его сторону.

— Нет. Мне нужно навести порядок. Подготовиться к ужину Дня благодарения.

— День Благодарения только через три дня. Ты соберешься что-нибудь есть в этот промежуток времени?

— Ну конечно. Однако все в свое время.

— Как насчет того, чтобы все отложить на потом, а сначала пообедать?

Она потянулась вверх, чтобы захватить что-то из шкафчика, Том наблюдал, как короткий шелковый кардиган задрался. Ее задница все еще выглядела довольно хорошо для ее возраста. Он задумался, что бы она сделала, если бы он хорошенько ее шлепнул.

Она повернулась к нему и прищурилась:

— Почему ты улыбаешься?

— Просто так. Итак, что у нас на обед? — проворчал он.

Бев скрестила руки на груди, от этого движения браслеты на ее запястье звякнули.

— Что ты обычно ешь на обед?

— Сандвич с тунцом и плавленым сыром. Яичный салат. Сандвич с ростбифом и хреном. Гамбургер с майонезом.

— Ты готовишь все это сам? — невинно спросила она.

Том слишком поздно заметил ловушку.

— Хм… — он откашлялся. — Готовлю. Однако вкуснее выходит, когда готовит кто-то еще, — он послал ей улыбку, в общем-то, смирившись с тем, что она откажется.

Неожиданно Бев рассмеялась.

Он приподнял бровь. Он привык слышать ее сдержанное хихиканье. Однако никогда не слышал неподдельный, настоящий, искренний смех.

— Ты наглый тип, мистер Дженкинс. Кто-нибудь когда-нибудь говорил тебе об этом?

— Довольно-таки часто.

Она улыбнулась.

Ему очень захотелось стереть этот ужасный блеск для губ.

— Я ни капельки не удивлена, — она повернулась к шкафчикам и вздохнула. — Ты когда-нибудь задумывался о том, чтобы расставить консервы, специи и соусы по зонам? В алфавитном порядке? Так ты быстрее смог бы отыскать нужное. Это сделало бы жизнь проще.

— Нет. — Его желудок заурчал.

— Нет? Как ты здесь хоть что-то находишь?

— Роюсь всюду, пока не найду. А если не выходит найти, иду и покупаю, — он пожал плечами.

Беверли плавно передвинула несколько банок с левой стороны шкафчика.

— Начнем отсюда. А — артишоки.

— А — артишоки. Звучит, как детская книга, которую написал фермер-хиппи. — Его желудок снова заурчал. — Так что насчет обеда?

— Ты чрезвычайно упрямый.

— Ты даже не представляешь насколько.

— Вообще-то, я хорошо представляю. У тебя есть яйца?

— Да, у меня есть яйца, — он попытался не злорадствовать. Она собиралась приготовить обед!

— Полагаю, что я могу выделить несколько минут, чтобы приготовить яичный салат. У меня есть сельдерей, шнитт-лук и репчатый лук для начинки. Я могу использовать немного для стоящего яичного салата.

— О нет. Не люблю это дерьмо в яичном салате. Просто яйца и майонез. Возможно, немного соли и перца.

Беверли зацепила жемчуг прекрасно ухоженным пальцем и наморщила лоб.

— Слово «салат» подразумевает добавление разных компонентов. Сельдерея, репчатого лука, возможно, лука-порея, даже сладкого перца. И я обычно добавляю еще укроп, но мы можем использовать петрушку вместо…

— Нет. Я ненавижу это дерьмо. Почему тебе обязательно нужно взять и испортить хорошую вещь? Яичный салат — это яйца и майонез. И на этом все.

— Мистер Дженкинс, если вы хотите, чтобы я приготовила вам яичный салат, то я его буду делать по-своему. По всем правилам. Если вас не устраивает, то, возможно, вам стоит приготовить для себя обед самостоятельно.

Черт побери! В течение нескольких секунд он размышлял о том, чтобы выбросить все дерьмо из яичного салата. Затем решил: черт с ним.

— Забудь. Я иду в закусочную, — он посмотрел на нее, ожидая, что она сдаст позицию. Ожидая, что она уступит ему.

Ожидая.

Она приподняла подбородок, самую малость. Достаточно для того, чтобы он понял, что она не собирается уступать.

— Приятного аппетита в закусочной, мистер Дженкинс.

Он схватил ключи от пикапа и хлопнул входной дверью.

А — артишоки.

Господи Иисусе!

Глава 3. Куриный помет

Заглядывая поверх забора, Беверли рассматривала задний двор. В отличие от прелестных огородов, которые она видела в глянцевых журналах и которые всегда были огорожены белым штакетником, пышно увитым побегами вьюнка, огород Тома выглядел похожим на тюрьму. Между столбами была натянута погнутая металлическая сетка. Сверху забора самым негостеприимным образом торчали палки с острыми обломанными концами. Никаких садовых гномов, ванночек для птиц или кривых табличек с надписью «Сад». Никаких ярких цветов. Никаких скворечников на шестах. Только ряды и ряды капусты, лука, брокколи. И все без табличек.

Запах практически сбил ее с ног. Ее лужайка всегда пахла свежескошенной травой и бальзамином. Этот огород пах ужасно. Отходами и разложением.

— Что думаешь?

Она вздрогнула.

— Пожалуйста, не делай так, Том. Я терпеть не могу, когда ты так подкрадываешься.

Она начала теребить в пальцах свой жемчуг.

— А ты думаешь, почему я это делаю? — хохотнул он и кивнул на огород. — Весьма впечатляюще, а?

Бев подавила желание закатить глаза. Он раздувался от гордости, как самодовольный петух.

— Полагаю, что так.

— Полагаешь? — вскричал Том. — Ты когда-нибудь занималась огородом, Бев?

Она ненавидела интонацию, с которой он произносил ее имя. Так обычно говорил Роджер. С интонацией, намекающей на то, что она идиотка. В голове нарисовалась картина, как она протыкает Тома вилами.

Она глубоко вздохнула:

— Нет, не занималась. Я делаю акцент на многолетники, однолетники и кустарники.

— На ерунде, — он сердито уставился на нее.

— Не уверена, что уловила ход твоих мыслей.

— Ты прекрасно поняла, что я сказал, ты, чопорная… — он замолчал, достал из кармана рубашки новую пачку сигарет и ударил ею по ладони. — Ты зациклена на внешнем виде, а не на пользе, Бев. Твой сад выглядит прелестно, но он ничего не дает. Твой дом выглядит прелестно, но там ничего не происходит. Ты выглядишь прелестно, но…

Она так сильно стиснула зубы, что у нее свело челюсть.

— Но что, мистер Дженкинс?

— Знаешь, ты наступила в куриный помет.

Насвистывая, он пошел прочь.

Бев посмотрела под ноги. Навоз заляпал ее дизайнерские лодочки за триста долларов.

Разворачиваясь к дому, она не отрывала глаз от вил, прислоненных к забору.

— Зачем наверху забора обломанные палки?

Беверли с Томом сидели друг напротив друга за кухонным столом и ели купленный в магазине куриный пирог. Бев считала, что он безвкусный. Том намазал свой кусок острым соусом. Она смотрела в окно на его огород в наступающих сумерках.

— Чтобы еноты не забрались.

Она перестала есть.

— О чем ты говоришь?

Том затряс солонкой над своим ужином.

— У меня проблемы с животными. Суслики роют тоннели под забором, еноты забираются сверху. Я вкопал металлическую сетку на три метра в землю. Это удерживает сусликов и кротов. Но чертовы еноты удивительно проворные. Я видел, как один из них забирается по деревянным столбам. Эти острые палки будут колоть им глаза и морды. Я не для того усердно работаю сотни часов, чтобы кормить эти гребаные куски меха.

Бев напрягалась каждый раз, когда Том ругался. Наверное, поэтому он и делал это так часто в ее присутствии. Роджер всегда говорил, что Том принадлежит к низшим слоям общества. Но правда в том, что Том был даже более образованным, чем Роджер. Его просто не заботил внешний вид, или машина, или что думают остальные. Настоящая заноза для Роджера. Этот ужасный, сердитый старик, начавший карьеру инженером и получивший образование в Калифорнийском Технологическом институте, сейчас работал по подряду. Роджер, продавец автомобилей, никогда не мог понять, как можно променять работу в офисе на грязные ногти и бензопилу.

— А нет других способов не пускать енотов в твой огород?

Она сама удивилась, осознав, что ее действительно интересует ответ.

Тои кивнул:

— Яд. Кайенский перец. Капканы. Как-то ночью один енот напоролся на кол. Я не стал снимать тело. Это помогло.

Бев задохнулась.

— Это отвратительно. Ужасно. Ты ужасный человек. Ты оставил его мертвое тело…

— Не кипятись. Они вредители. И сущее наказание.

— Неважно. Это противно и возмутительно.

Она передернулась и положила вилку. Аппетит совершенно пропал.

— Спорим, если бы еноты и суслики лопали твои идеальные маленькие клумбы, ты бы наняла какую-нибудь фирму по благоустройству, чтобы они «устранили» проблему. По-твоему, как бы они поступили? Пригласили бы маленьких ублюдков на чай и вежливо попросили их покинуть территорию? Черта с два. Они бы их убили. Ты знаешь, как действует яд?

— И не хочу знать.

Бев сжала жемчуг в пальцах и уставилась в пустую тарелку. Она была бумажной.

Том выиграл этот раунд.

Том протянул руку и коснулся ее ключицы. Он провел своими мозолистыми пальцами по ее коже и тронул жемчужины.

— Поверить не могу, что ты до сих пор его носишь.

Бев замерла, как напуганное дикое животное. Том продолжал гладить ее кожу. Его пальцы были жесткими и шершавыми, пропитанными никотином. Она почувствовала эти прикосновения до кончиков пальцев на ногах, до кончиков уложенных в салоне волос, каждым нервным окончанием.

Прикосновения покойного мужа заставляли ее морщиться от тошноты.

Это.

Это.

Это прикосновение было другим.

— Почему бы мне не носить жемчуг, Том? — спросила она надтреснутым голосом.

Он пожал плечами и откинулся на свой стул.

— Просто удивляюсь. Я думал, что, как только старина Родж отбросит коньки, ты расслабишься. Избавишься от строгого пучка, от высокомерия. Ты так долго была у него под каблуком, что, может быть, слишком поздно.

— Ты именно так поступил, когда умерла Альберта?

— Нет, Альберта… Ну, это другое. Она болела много месяцев. Она как будто и не существовала. Не разговаривала. Я не испытывал к ней неприязни. Просто жалел в конце. Из-за ее страданий.

Бев сосредоточилась на дыхании. Ей не хотелось задыхаться перед этим мужчиной.

— А ты считаешь, что я испытывала неприязнь к своему мужу? Так ты считаешь? Должна добавить, что это не твое дело. И очень невежливо обсуждать такое за столом.

— Хочешь поговорить об этом на веранде?

Том выглядел серьезным, но она знала, что внутри он смеется.

— Я вообще не хочу об этом говорить.

— Потому что твой покойный муж был таким ублюдком? Почти сорок лет обращался с тобой, как с мусором? Я бы хотел об этом поговорить. Я бы взял этот жемчуг и засунул прямо в кучу куриного дерьма. Он тебя не заслуживал. Тебе надо было…

— Хватит! — ее трясло. Она вскочила и опрокинула стул. — Ты. — Глубокий вдох. — Ты.

В глазах заплясали черные точки. Ноги ослабели.

Бев закрыла глаза, а Том обхватил ее руками.

— Бев, дыши размеренно. Не стоит так волноваться из-за ублюдка. Я просто дразнил тебя. — По ее лицу потекли слезы. Объятья Тома оказались на удивление уютными. От него пахло потом и маслом. Его усы щекотали ее висок. — Лучше?

Она открыла глаза.

— Да. Прошу извинить мою бурную реакцию.

— Тебе не за что…

— С твоего позволения, я бы хотела лечь спать.

Том вздохнул:

— Я принесу тебе чистое белье.

Его глаза, голубые как лед, разглядывали в ее лицо. Она, не мигая, смотрела в ответ.

Через пятнадцать минут она переоделась в ночную рубашку.

Она взглянула на свое отражение в зеркале над комодом. Пять десятков бусин подмигнули в ответ, блеснув в тусклом свете. Беверли пробежала пальцами по жемчужинам. Такие гладкие. Светящиеся. Совершенные.

Она сняла ожерелье и убрала в чемодан, захлопнув его в тишине.

Глава 4. День второй. На крыльце

Раннее утро. Его любимое время суток. Том сидел на краю ступеньки и потягивал кофе. Растворимый. Когда в гости приезжали дети, они доставали кофеварку и варили что-то изысканное. Он знал, что Бев предпочитает чай, так что она не станет возражать.

Вера вечером он слишком сильно надавил на нее.

Однажды он работал в гостинице, занимался реконструкцией, и увидел Роджера. Покойный супруг Бев напоминал ему ласку. Длинный узкий нос, слабый подбородок, белый, как тесто, и мягкий, как пудинг. Женщина, хихикавшая ему на ухо, была не лучше. Она была затянула в тесное красное платье, как шлюховатая колбаска, и ее хриплый смех эхом отражался от стен фойе. На воротнике рубашки Роджера красовались пятна от помады, а синтетические брюки приподнимал стояк. Том удостоверился, что его не видно. Его не интересовала эта дешевая мелодрама. Черт, насколько он знал, Бев была в курсе.

Если бы Роджер был его супругом, первое, что он сделал бы, после того как мудак отдал концы, покрасил бы дом в неоново-оранжевый цвет. Потом он выдрал бы все эти идеальные цветочки, выстроившиеся на лужайке перед домом, словно игрушечные солдатики. Продал бы «БМВ» и купил кабриолет. Выбросил бы костюм библиотекарши и надел потрепанные джинсы. Запрыгнул бы в машину и пустился во все тяжкие. Путешествовать.

Но Бев все еще жила в том доме, безупречная, как всегда. Та же одежда, тот же тугой пучок. Та же подавленная индивидуальность. Ему хотелось, чтобы она хоть раз взорвалась, как гребаный вулкан, и обматерила его. Сказала хоть что-нибудь честно. Ему хотелось проткнуть ее, как нарыв, и смотреть, как будет вытекать гной. Без сомнений, Бев была заполнена гноем. Роджер об этом позаботился.

Обычно ему доставляло удовольствие доводить ее. Но вчера вечером… вчера вечером в ее взгляде не было высокомерия, которым она обычно прикрывалась, как щитом. Ее взгляд был беззащитным. Ему даже стало тошно от того, что он нападал, а она не давала сдачи.

Это убило весь интерес от игры.

Том не собирался задумываться над необъяснимым сексуальным притяжением, которое вспыхнуло, когда он к ней прикоснулся. Она явно была так же потрясена, как и он. Он готов был поставить чертов миллион долларов, что Беверли Андерсон ни разу в жизни не испытывала оргазм. Господи.

Скрипнула дверь на веранду.

— Том?

Он обернулся и разглядел смутный силуэт Бев через сетку двери.

— Выходи на веранду. Налей себе чай.

— Я уже.

Она вцепилась в чашку, словно в спасательный круг.

— Ты похожа на монахиню. Это монахини надевают в кровать?

Бев наградила его слабой улыбкой. Он заметил, что ее глаза опухли, но улыбка казалась искренней.

— Я не знаю, что монахини надевают в кровать, Том. Но это вполне приличный халат и тапочки, — она взглянула на его поношенную футболку и джинсы. — Не тебе говорить о выборе одежды.

— Мне удобно. Здесь не на кого производить впечатление.

Бев шагнула на веранду, так сильно сжимая чашку, что он испугался, как бы та не треснула.

— Расслабься, Бев. Садись на крыльцо и посмотри на мир. Давай-ка поглядим, чем занимаются мои соседи сегодня утром.

Она помедлила.

— Я посижу в кресле-качалке…

— Нет, сядь на крыльцо.

— Почему ты так любишь командовать?

— Почему ты такая упрямая?

Бев хохотнула.

— Я? Я упрямая? Это ты самый упрямый человек, которого я…

— Это другое, — сказал он. — Качалка. Есть что-то в том, чтобы сидеть на крыльце. Это просто лучше. Попробуй.

— Я слишком старая. Не думаю, что мои колени это вынесут.

— Бога ради, Бев. Ты не настолько старая. Под шестьдесят — это не старость. Старость — это девяносто пять. Мне шестьдесят два, и я еще живчик.

Она отказывалась смотреть ему в глаза.

— Я тебе помогу. Обещаю, — Том не имел ни малейшего понятия, почему так настойчиво уговаривает Бев сесть на крыльцо, но почему-то это казалось важным. Он встал и протянул ей руку. — Давай же.

Она смотрела на его руку, наверное, секунд шестьдесят. Оба не шевелились. Наконец она отставила чашку и протянула ему обе руки. Мягкие руки с идеальным маникюром. Маленькие бледные пальчики утонули в его темной загрубевшей ладони.

— Садись.

Том потянул ее вниз.

Она поджала губы, но последовала за ним. Он заставил ее спуститься на три ступеньки, и они оба сели. Бев надежно завернулась в халат. Два пушистых тапочка торчали рядышком из-под подола ее розовой сорочки.

— А теперь поглядим.

Беверли казалась веселой.

— А на что именно мы смотрим и почему надо делать это здесь, а не на тех прекрасных качалках, которые выглядят так, будто ими никогда не пользовались?

Том достал сигарету и прикурил.

— Подростки вниз по улице все время лазают туда-сюда. Я жду, когда же родители их застукают. Если застукают, — он указал сигаретой на обшарпанный дом в викторианском стиле, стоявший напротив. — Там живет миссис Мартин. Она ограниченная ханжа. И у нее интрижка с садовником-мексиканцем. Она думает, что никто не замечает, но я знаю, — усмехнулся он. — На углу живет парочка преподавателей-хиппи. Думаю, они свингеры. Слишком много молодых и сексуальных пар приходят и уходят. Может, они курят травку и устраивают оргии. В соседний дом переезжают новые люди. Интересно будет понаблюдать за ними.

— Я знаю, что ты пытаешься сделать.

— Хм-м.

— Это не сработает.

— Хм-м.

— Ты пытаешься смутить меня. Тебе нравится заставлять меня испытывать неловкость. Смотреть, сможешь ли ты меня задеть. Тебе больше нечем заняться?

Том не обратил на нее внимания.

— Смотри. Вон там. Вниз по улице. Видишь, паренек соскальзывает вниз по крыше крыльца?

Бев закатила глаза, но послушалась. Они наблюдали, как парень обдумывал наилучший способ спрыгнуть с крыши второго этажа на лужайку внизу. Том считал, что парню не хватает мозговых клеток после стольких лет ежедневного курения наркоты.

— Ты же не думаешь, что он…

— Прыгнет? Ага. Думаю, да.

Бев выглядела испуганной.

— Господи! Он же сломает ногу!

— Да. Наверное.

Том стряхнул пепел на сорняки, растущие перед крыльцом.

Юноша попытался слезть по неустойчивым шпалерам у стены дома.

Бев засмеялась.

— Боже мой. Похоже, это плетистая роза. Она покрыта огромными шипами. Этот мальчик будет весь в царапинах.

Парень прыгнул. Его ступня застряла в шпалере, и вся она рухнула вместе с ним. Раздался оглушительный грохот, и идиот начал орать как резаный.

— Том. Том. Мы должны… — задохнулась Бев.

— Не-а.

— Но…

— …помогите…

— Нет, — он повернулся к Бев. — Ты не совсем поняла, что означает сидеть на крыльце. Мы сидим. И наблюдаем. Мы не вмешиваемся.

Они слышали, как парень голосит на всю улицу. Вот неудачник.

— О. Мой. Бог.

Взгляд Бев был прикован к окну второго этажа соседнего дома.

— Там… там… там мужчина…

Том хмыкнул, потом засмеялся. В конце он даже закашлялся, и ему потребовалась пара секунд, чтобы отдышаться.

— Вам весело, мистер Дженкинс?

— Вижу, ты заметила мистера ди Бенедетто.

— Голого мужчину по соседству? Да. У тебя очень колоритные соседи.

— У всех колоритные соседи, Бев. Просто надо присмотреться.

Он взглянул на нее и принял решение.

— Есть у тебя нормальная одежда?

— Нормальная? Вся моя одежда…

— Не шикарная. Обычная. Что ты надеваешь, когда пропалываешь свой сад?

— У меня есть комбинезон, резиновые сабо и старая футболка с передником…

— Ты привезла что-нибудь из этого с собой?

— Вообще-то, я действительно привезла свою рабочую одежду. Я думала, что могла бы помочь тебе с огородом, — она помолчала. — Если ты захочешь.

— Я хочу.

Будь он проклят, если ее глаза не загорелись. Шоколадно-карие глаза, как у чертова щенка.

Он попал.

Он встал и предложил ей руку. Она схватилась за его пальцы и медленно поднялась. Он понял, что ее беспокоят колени.

— Переоденься в джинсы, — он в последний раз затянулся и выбросил окурок в глиняный горшок, наполненный водой, стоявший рядом со ступеньками. — И постриги ногти. Ты не сможешь работать в огороде с такими ногтями.

— Я надеваю садовые перчатки…

— Не-а. В перчатках не почувствовать землю. Постриги ногти.

— Том!

— Не спорь со мной, женщина. И не заморачивайся с духами, макияжем и этим ужасным блеском для губ. Иначе привлечешь каждого гребаного жука в штате Калифорния. Поняла?

— Тебе не нравится мой блеск для губ? — нахмурилась Бев.

— Нет. Он тебе не нужен. У тебя и так красивые губы.

Она уставилась на него, как будто видела в первый раз.

— Жду тебя в огороде через пятнадцать минут.

— Том…

— Что?

— Почему ты просто наблюдаешь? На крыльце? Ты когда-нибудь говорил со своими соседями? Это кажется…

Том поднял бровь.

— Что? — рявкнул он.

Бев покачала головой.

— Просто это кажется асоциальным. Смотреть и ни разу не заговорить ни с кем из них.

— Мне нечего им сказать. Они заняты своей жизнью. Я занят своей. Все равно большинство из них кучка идиотов.

— Я помню, когда Альберта была жива, вы устраивали барбекю на заднем дворе, и она всегда угощала соседей печеньем на Рождество…

— Да, ну, это Альберта. Ей нравилось болтать с соседями и готовить закуски с крекерами. Я таким не занимаюсь.

Минуту Бев молчала, потом кивнула:

— Пойду переоденусь.

Том достал еще одну сигарету. Значит, она считает его асоциальным. Что ж, она права. Он асоциальный. Большинство людей не стоят усилий.

Ему пора в туалет.

А потом он от души насладится взъерошенной миссис Андерсон.

Бев робко шагнула на огород, стараясь не наступить в кучу удобрений. Она ярко представила себе ощущение того, как смесь с куриным пометом чавкает под ее резиновыми сабо.

Ее передернуло.

— Уже лучше, — Том осмотрел ее с головы до ног и одобрительно кивнул. Чиркнув спичкой, он прикурил вездесущую сигарету. — Кроме одного, — он бросил на землю пару огромных сапог. — Надень эти. Тебе не захочется запачкать ноги куриным дерьмом.

— Они слишком большие. Том, я…

Он опустился на колени и схватил ее ступню.

— Подожди минутку. Даже не…

Том сорвал один резиновый сабо и бросил через лужайку.

— Том! Прекрати.

Он улыбнулся, зажав сигарету губами, и напялил сапог ей на ногу.

Ей очень не нравилась мысль о том, что на ней были чьи-то грязные рабочие сапоги. Испачканные в земле, навозе и бог знает чем еще.

— Сними их сейчас…

Том стянул второй сабо, и она едва не упала. Чтобы удержаться, Бев положила ладонь ему на макушку. Он надел выцветшую бейсболку. Ей понравилось ощущать ее кончиками пальцев.

Она посмотрела вниз. Том был весь загорелый и грубый, прямая противоположность Роджеру. Роджер был мягким. Он понятия не имел, как починить протекающий унитаз, или положить пол, или посадить огород. Он проводил дни за письменным столом, а вечера перед телевизором.

Или где-нибудь еще.

Том был поджарым и крепким. Его темные от загара руки были увиты мышцами, на ногах, как влитые, сидели джинсы. Его лицо всегда выглядело колючим из-за щетины, чего Роджер никогда себе не позволял. Ее покойный муж скурпулезно брился каждый день, после чего щедро пользовался одеколоном.

Но больше всего ее приводил в замешательство взгляд Тома Дженкинса. Настойчивый горячий взгляд голубых, словно лед, глаз. Большую часть времени его взгляд заставлял ее чувствовать себя неуютно.

Сегодня было не так плохо.

Прежде чем она поняла, что происходит, на ее ногу напялили второй сапог. Теперь она выглядела довольно глупо: в футболке с эмблемой колледжа Скрипс, хлопчатобумажном рабочем комбинезоне и паре огромных грязных сапог.

Том встал и улыбнулся:

— Идеально подошли.

Он так сильно смеялся, что закашлялся. Бев захотелось постучать его по спине.

Он поймал ее руки и осмотрел.

— Твои ногти…

Она высвободила руки из его хватки и достала из заднего кармана рабочие перчатки.

— С моими ногтями все в порядке. Я надену перчатки, — она посмотрела на него, прищурившись от яркого солнца. — С чего мне начинать? С прополки?

Том шагнул ближе к ней. Она уловила запах стирального порошка, мыла, табака и кофе. Взяв бейсболку за козырек, он снял ее и аккуратно водрузил на голову Бев.

— Сегодня солнце. Это защитит тебя от ожога.

Его бейсболка расположилась высоко на ее голове, прямо над хвостиком. Она ощутила, как тепло его головы согрело ее макушку. Она стояла в его бейсболке и в его сапогах.

И по какой-то непонятной причине ей это нравилось.

— Отлично, с прополки. Гребаные сорняки. Ты когда-нибудь видела жгучую крапиву?

— Нет. Звучит не слишком хорошо.

— А дурман?

— Нет. У меня растут одуванчики.

— Одуванчики. Ради Бога, это не сорняки. Это еда. Они съедобные. Я говорю о долбаных ублюдочных сорняках. О растениях, которые пытаются убить тебя, отравить, брызнуть кислотой. Огород это тебе не палисадник с бордюром из ноготков. Это война. У меня тут сорняки, которые пытаются задавить остальные растения. Здесь растет ядовитый плющ, который может отправить тебя в реанимацию. Война. Готовность номер один. Понятно?

Лицо Тома оказалось так близко, что Бев видела каждую морщинку вокруг его глаз, каждую из черных и седых щетинок на его щеках, шрам на подбородке.

— Понятно, — кивнула она.

Он казался довольным.

— Тогда хорошо. Начнем. Иди за мной. Я покажу «горячие точки», — он взял ее за руку и провел через калитку в огород. — Это крапива жгучая, — он стряхнул на растение пепел. — Она хуже всех. Брызгает химией, которая жжется как черт-те что. Не прикасайся к ней без перчаток.

— Как она может брызгаться? Я не понимаю.

— У нее ворсинки, которые, как иглы, наполнены химическим веществом. Если ты до них дотрагиваешься, они выпускают всякую хрень: гистамин, ацетилхолин…

Бев ахнула:

— Она выглядит такой… такой безобидной. Поверить не могу, что она способна на подобное.

— Не ведись на безобидную внешность. В жизни полно вещей, которые норовят причинить тебе боль, Бев. Некоторые легко обнаружить. Другие — нет, — он замолчал и кивнул на ее шею. — Ты сегодня без жемчуга. Это хорошо. Не хотелось бы заляпать твои шикарные драгоценности куриным дерьмом.

— Почему ты так ненавидишь мой жемчуг?

Они смотрели друг другу в глаза, все еще держась за руки.

— Потому что это он подарил его тебе. И ты всегда так гордилась им. Это меня бесило. Неужели это лучшее, что он смог сделать? Чертова нить жемчуга? Он был никчемным мужем, но тебя оказалось так легко задобрить драгоценностями, что тебе было все равно? Господи, Бев.

— Мне было не все равно.

У нее перехватило горло.

Том шагнул ближе:

— Разве?

— Это единственная ценная вещь, которую он мне подарил. Я знаю, что ей он дарил больше. Наверное, драгоценности, и одежду, и путешествия, — она опустила голову. — Этот жемчуг был для меня всем.

— Ты знала про нее? Мне всегда было интересно. Знаешь ли ты.

— А ты знал?

— Да, я знал. Видел их вместе.

Она отпрянула назад, но Том поймал ее за локоть.

— Осторожнее.

— Ты видел ее? Как она выглядела? Я знаю ее духи. Я чувствовала их, когда он возвращался домой. Поначалу он сразу же принимал душ. Через некоторое время он перестал утруждаться. К тому времени он спал в гостевой комнате с включенным телевизором.

Том почесал тыльную сторону шеи.

— Я видел их, но они меня не видели. Она была дешевкой. Тебе и в подметки не годилась. Роджер был идиотом.

— Да, ну, возможно, идиоткой была я. Потому что оставалась с ним.

— Нет. Ты не идиотка. Теперь ты свободна. Как ты решишь этим распорядиться… вот что сделает тебя или идиоткой и трусихой, или добавит немного огня, — он улыбнулся. — Как насчет огня, Бев?

Том разглядывал ее лицо, но впервые его взгляд был нежным. Она решила обдумать это любопытное ощущение позже.

— Я? Огонь? — Ее смех прозвучал напряженно. — Я похожа на женщину с огоньком? Я выгляжу как уставшая пожилая женщина, стоящая на куче куриного дерьма.

Лицо Тома расплылось в широкой улыбке. А потом он расхохотался. Согнулся пополам и запыхтел, упираясь ладонями в колени.

— Ну надо же! Мисс Паинька умеет ругаться.

Бев почувствовала, что краснеет, и закатила глаза.

— Ничего смешного.

— Нет. Смешно, — он взглянул на что-то в углу участка. — Иди сюда.

Том потянул ее в дальний конец огорода. Он все еще держал ее за руку. Ей нравилось его прикосновение. Это заставило ее глаза наполниться слезами.

— Посмотри на баклажан, — он поднял огромный овощ и взвесил его в ладонях. — Ты знаешь, как готовить баклажаны с сыром?

— Да. У меня есть отличный рецепт. Роджер ненавидел баклажаны, так что я нечасто их готовила. Только для вечеринок у соседей.

Том передал ей баклажан.

— Роджер был мудаком, — он наклонился, чтобы собрать еще несколько плодов. — Я схожу за корзиной. Сейчас вернусь.

Бев стояла посреди огорода, держа в охапке фиолетовые баклажаны, вдыхая запахи компоста, земли и раннего утра.

Эти запахи пьянили ее.

Глава 5. Странные поступки

— Перестань ерзать. Все не так плохо, — Том выдавил мазь на руку Бев. — Через несколько минут жжение пройдет.

— Я тебе не верю, — от сосредоточенности Бев даже наморщила лоб.

Он находился так близко к ней, что чувствовал запах стирального порошка от ее одежды и аромат ее шампуня. Тому нравилось, когда женщина выглядела на свои годы. Никакой пластики, силиконовых сисек или силиконовых губ. Сложно поверить, но на самом деле в этот момент Бев выглядела невероятно возбуждающе. Кончик ее носа порозовел, тонкие прядки выбились из идеальной прически и обрамляли лицо, губы были пухлыми и розовыми. Сегодня без этого отвратительного блеска цвета лосося.

— Клянусь, иногда мне кажется, что это растение обладает разумом и дьявольскими планами.

Он мог бы уже перестать втирать крем в руку Бев, но не стал этого делать.

— О чем ты?

— Оно ужалило тебя примерно на сантиметр выше края перчаток. Просто дьявольщина какая-то. Долбаная крапива.

Неохотно он оставил сыпь Бев в покое. Она целый час была его солдатом. Полола, собирала овощи, расчищала дорожки.

Ему очень захотелось ее трахнуть.

— Похоже на укус пчелы, — Бев подула на покрасневшую кожу.

— Знаю. Хорошо, что проходит довольно быстро.

Том уставился на ее губы.

— Том? На что ты смотришь?

— Ох. Ни на что. Скажи, что еще тебе нужно, чтобы приготовить баклажаны. Я привезу из магазина.

— Ой! Я бы тоже съездила в магазин. Мне нужно еще пару продуктов для праздничного ужина.

Том подался вперед и прикусил ее нижнюю губу. Она была правильной формы. Он ненавидел женщин с тонкими, неодобрительно поджатыми губами. С размазанной темно-красной помадой. Жадных любительниц манипулировать людьми. Губы Бев выглядели сочными и беззащитными. На несколько секунд он втянул эту мягкую нижнюю губу.

Отстранившись, он засмеялся. Бев не могла бы выглядеть более потрясенной, даже если бы к ней в кухню, приплясывая, зашел лепрекон.

— Что… ты делаешь? — едва сумела выговорить она.

— Целую тебя.

Том снова подался вперед и взял ее за подбородок. Он целовал ее, пока она не ответила. Из ее горла вырвался тихий стон, и Том продолжил. Он покусывал, посасывал и наконец проник в ее рот языком. Чертовски мокрый поцелуй.

— Ох, — Бев положила ладонь на его грудь. Ее трясло. — Что ты делаешь, Том? С ума сошел? — она резко встала и попятилась от него, пока не уперлась в столешницу. Корзина с баклажанами опрокинулась, и они рассыпались по полу. — Ой, господи!

Том последовал за ней и прижал ее к столешнице. Ее шоколадные щенячьи глаза расширились, в них читалось замешательство. Футболка красиво обтягивала ее грудь. Ему стало интересно, как выглядит ее лифчик.

— Еще.

И он снова поцеловал ее, на этот раз лишь слегка касаясь ее губ своими. Он чувствовал ее стесненное дыхание, но не остановился.

Он опустил ладони ей на бедра и притянул к себе. Черт, он возбудился, как озабоченный подросток.

— Том!

Ему в руку впились два острых когтя.

— Ради бога, — он отошел на шаг и вздохнул. — Не надо меня протыкать.

— А я думаю, надо. Ты точно сошел с ума!

Бев не осознавала, как восхитительно выглядит. С порозовевшими щеками, растрепанными волосами и припухшими губами. Впервые Тому удалось взглянуть на женщину, скрывавшуюся под жутким лососевым блеском для губ.

И можете считать его дураком, но ему понравилось то, что он увидел.

Бев уставилась на его губы. Потом в глаза. Потом на губы. Туда и обратно. И только он собрался напомнить ей, что такое французский поцелуй, как их прервал резкий стук в дверь.

— Проклятье, — прорычал Том. — Тебя спасло чудо, Бев.

Было видно, что она одновременно испытывает облегчение, разочарование и глубокое замешательство.

Он все еще хотел ее трахнуть.

— Извините! Кто-нибудь дома? — прокричал снаружи незнакомый голос.

— Том, кто-то стучит в дверь. Ты собираешься открывать?

— Может, они уйдут, если я не отзовусь.

Бев снова ткнула его ногтями.

— Это невежливо. Иди, посмотри, кто там.

Ворча, он открыл дверь.

— Чего надо?

На его крыльце стояли отец и сын. Отец выглядел уставшим, потным и был покрыт клочьями пыли и грязью. Маленький мальчик сжимал руку отца и смотрел снизу вверх на Тома глазами размером с блюдца.

— Мы знакомы? — рявкнул Том.

Мужчина протянул руку:

— Джером Франклин. Я ваш новый сосед. Это мой сын Джейсон. Мы переехали только вчера. Надеюсь, мы не доставили вам беспокойства своими фургонами и суматохой.

Том вздохнул и пожал мужчине руку.

— Уверен, что скоро все устроится.

— Мы стараемся успеть навести порядок до праздника. К нам приедет вся семья, — он похлопал мальчика по голове. — Джейсон только-только научился кататься на двухколесном велосипеде и жаждет потренироваться, но колесо сдулось, а я понятия не имею, где лежит насос, — он поднял бровь, глядя на Тома. — Может, у вас найдется насос, чтобы одолжить нам? Моя жена только что приготовила свежий лимонад. Она дома с нашим недавно родившимся малышом и тоже хотела бы познакомиться с вами.

— Вообще-то, я сейчас вроде как занят. — «Пытаюсь соблазнить тещу своего сына». — Не уверен, что у меня есть время, чтобы заниматься поисками в гараже.

Том теребил пачку сигарет, лежавшую в кармане.

Старший Франклин кивнул.

— Хорошо, — медленно сказал он. — Простите, что побеспокоили вас. Уверен, наш насос рано или поздно найдется.

Том услышал, как в соседнем доме заплакал ребенок.

Чем раньше он установит границы с новыми соседями, тем лучше. Он не хотел, чтобы они приходили к нему за чашкой гребаного сахара. Или чтобы паренек просил купить журналы. Или чтобы они приглашали его на ужин. Он любил есть один.

Он любил оставаться в одиночестве.

Том опустил глаза на мальчика. Паренек был худеньким, как веточка, и весь залеплен лейкопластырем.

— Похоже, велик тебе дается непросто, а?

Мальчишка спрятался за ногу отца.

Господи Иисусе!

Отец хохотнул:

— Джейсону еще предстоит многому научиться, это так. Но он намерен справиться. Верно, Джей?

Парнишка вцепился в отцовскую штанину.

Том был уверен, что велосипедный насос висит рядом с дверью в гараж. Он вытряхнул сигарету из пачки.

— Учиться ездить на двух колесах чер… чересчур сложно. Мне тоже случалось падать.

— Правда? — Мистер Франклин задержался на крыльце.

— Да.

Том сунул сигарету в рот и посмотрел на мальчика. Потом вздохнул и убрал сигарету обратно в карман.

— Поделюсь с тобой хитростью, парень. Держись поближе к краю дороги. Если тебе покажется, что ты сейчас упадешь, постарайся приземлиться на траву, ясно?

Мальчик кивнул.

— Это хороший совет. Ты слышал, Джей? Здесь полно двориков с травой, — он повернулся обратно к Тому. — До этого мы жили в бетонных джунглях. Там нет мягкой травы, чтобы падать.

— Давайте я проверю, смогу ли найти насос. У меня есть идея, где он может быть.

Парнишка улыбнулся и спрятал лицо за отцовскими ногами. Мелочь пузатая.

— Спасибо… не расслышал ваше имя.

— Том. Дженкинс, — проворчал он себе под нос.

— Приятно познакомиться, Том. Спасибо за помощь с велосипедом.

Том оглянулся на Бев, которая наблюдала за ними, стоя в дверях.

— Это Беверли, моя… эм-м… теща моего сына, — запинаясь, проговорил он.

Джером протянул руку Бев:

— Приятно познакомиться.

— Мне тоже очень приятно. Должно быть, это очень изматывает — одновременно готовиться ко Дню благодарения и переезжать, — Беверли улыбнулась.

Молодой отец рассмеялся:

— Сейчас в доме ужасный хаос. Возможно, нам придется заказывать готовую еду.

— Беверли может пожертвовать пару блюд. Она готовится к этому ужину с восьмидесятых годов.

Тому захотелось громко расхохотаться при виде возмущения Бев, но он сохранил серьезное лицо.

— Ого. Это было бы здорово. Вы не против? — спросил Джером.

Беверли нацепила фальшивую улыбку:

— Вовсе нет. У нас много еды.

— Мы зайдем к вам через минуту, — сказал Том.

Отец с сыном ушли, а Том прислонился спиной к перилам крыльца. Его глаза были направлены на поджавшую губы Бев.

— Ты донимала меня насчет общения с соседями, так что получи. Я это сделал. Теперь они будут досаждать мне следующие двадцать лет. Идем искать велосипедный насос, а потом отправимся за лимонадом.

— Я могу пожертвовать пару блюд? Как будто у меня и так мало дел до нашего праздничного ужина. Том!

Он прочистил горло:

— Не вижу, в чем проблема. Просто сделай по две запеканки.

Глаза Беверли метали молнии.

— Что ж, тебе нужно отнести насос. Я буду здесь. Готовить.

У нее практически дым валил из ушей.

— До Дня благодарения еще два дня.

— Да, а я и так отстаю. Мне нужно делать пироги, и начинку, и…

— У тебя будет достаточно времени на это позже. Это ты советовала мне быть общительнее с соседями, черт возьми. Все это твоя вина. Теперь ты можешь просто пойти со мной и выпить лимонад.

— Я не хочу пить.

Он снова схватил ее за руку. Она попыталась выдернуть руку, но он притянул ее ближе к себе.

— Мы идем пить лимонад.

Бев ткнула в него ногтями. Чуть не заколола. Но он все равно не отпустил.

— Ты меня бесишь.

— Многие так считают. Добро пожаловать в клуб.

— Ты собираешься так ругаться при детях?

Он пожал плечами:

— Я постараюсь не ругаться.

— Это неучтиво.

Он пару раз кивнул:

— Ладно. Справедливо. Я постараюсь следить за языком. Довольна?

— Ни капельки.

Он резко хохотнул:

— А у тебя жестокое чувство юмора, Бев. Кто бы мог подумать.

— В данный момент мне ничуть не весело. Ты просто большой грубиян, Том Дженкинс.

— Переживу, — он тяжело вздохнул и нежно сжал ее ладонь. — Идем, Бев. Не заставляй меня идти туда… одного.

Все напряжение Беверли, кажется, тут же испарилось.

— Полагаю, ты не часто ходишь с визитами? Немного заржавел?

— Так заржавел, что, наверное, потребуется прививка от столбняка.

В ответ Бев сжала его ладонь. Она больше не тянула руку и не пыталась сбежать. Это хорошо.

— Хорошо. Я пойду. Но вот что я вам скажу, мистер Дженкинс. Ты поможешь мне с дополнительными запеканками.

Он улыбнулся.

Она закатила глаза.

Они провели полчаса в гостях у соседей. Том накачал спущенную шину и смотрел, как паренек нарезал круги по кварталу. Бев познакомилась с матерью и похлопала по спине малыша. Когда Джейсон размазал арахисовое масло по джинсам Бев, она даже не поморщилась. Том поймал ее взгляд и подмигнул.

Она попыталась удержаться от улыбки, но не смогла.

В конечном счете это оказался не самый худший опыт в его жизни.

Глава 6. Происшествие в десятом ряду

Беверли критическим взглядом осмотрела «Хардин Маркет». Вполне подходяще, но ничего особенного. На самом деле, ей нужны были только разные мелочи для праздничного ужина, но она собиралась растянуть этот поход в магазин как можно дольше. Том выбил почву у нее из-под ног, и это причиняло дискомфорт. Он поцеловал ее! Но это еще не самое плохое.

Самое плохое заключалось в том, что ей понравилось.

Она привыкла, что Том ведет себя по-хамски… грубо и оскорбительно. А этот новый Том — в котором обнаружилась беззащитность, способность к сопереживанию и, что потрясло ее сильнее всего, чувственность — сбивал ее с толку.

Магазин — единственное место, где она ориентировалась. Овощи-фрукты, молочная продукция, хлебобулочные изделия. Все на своем месте. Никаких неожиданностей.

— Так что, ты нашла, что искала?

Бев вздрогнула и потянулась к жемчугу. К отсутствующему жемчугу. Она глубоко вдохнула.

— Том, я просила, пожалуйста, не подкрадывайся ко мне. И что ты тут делаешь? Я думала, ты будешь ждать в машине.

— Мне стало скучно. И я вспомнил, что хотел купить пару вещей.

Он поднял руку с упаковкой пива.

Она покачала головой:

— Слава богу, ты не забыл пиво. Без него День благодарения не удался бы.

— Знаю.

Том прислонился к холодильнику, словно его ничего не беспокоило.

Полная женщина средних лет прокатила коляску мимо Бев и посмотрела на Тома.

— Ой, мистер Дженкинс, как поживаете? Готовитесь к Дню благодарения? Увидитесь с сыном и его женой?

Том что-то проворчал себе под нос.

— Марк и Селия приезжают вместе со всеми внуками! Мы их ждем не дождемся.

Он сунул руки в карманы и посмотрел на кабачок.

— Что ж, приятно было пообщаться. Надеюсь, вы хорошо проведете праздник.

Женщина улыбнулась и пошла дальше.

— Честно, Том, это было не слишком вежливо. Эта женщина пыталась поговорить с тобой, — сказала Бев, не пытаясь скрыть неодобрения в голосе.

— Эта женщина никогда не затыкается. Если бы я только пикнул, то так и стоял бы здесь еще три недели после Дня благодарения. Поверь мне, лучший способ помешать ей — молчание.

— Ты никогда не думал, что общение с людьми может внести приятное разнообразие в твою жизнь? Ты только что провел время со своими новыми соседями, и это тебя не убило, верно?

Он пожал плечами:

— Готов поспорить, что ты состоишь в клубе рукоделия. И в карточном клубе. И в клубе по наблюдению за птицами…

Бев засмеялась:

— Да, я состою в нескольких клубах. Мне нравится проводить время со взрослыми людьми.

— Ну, а мне нет.

— Тебе же приходится общаться с людьми по работе.

Том постучал пальцем по пачке сигарет в переднем кармане.

— Не слишком много. Это одна из причин, по которой мне нравится моя работа. Люди говорят мне, чего они хотят, и оставляют меня в покое. Мне нравится уединение во время работы над проектом.

Беверли выбрала большой пучок шалфея и положила его в коричневый бумажный пакет.

— Поэтому ты оставил строительное проектирование и стал работать подрядчиком? Мне всегда было интересно, почему. Ты так много учился, а потом не воспользовался своим образованием.

— Готов поспорить, старине Роджеру было что сказать по этому поводу, — Том метнул в нее ледяной взгляд.

Она молчала, ожидая его ответа.

Он взял небольшую тыкву и подбросил ее.

— Я не хотел целыми днями сидеть в кабинете, катая карандаши. Иметь дело с идиотами, которые бог знает сколько времени бегают по кругу, пытаясь принять решение, идут по головам ради повышения. Это не мое.

Бев кивнула:

— Понимаю. Я все равно не могу представить тебя в общем офисе. Ты слишком…

— Слишком какой? — спросил он.

— Просто ты выглядишь, как человек, которому нужна активность, работа на воздухе, заниматься чем-то… чем-то полезным, — она прикусила губу. — Я… Я до сих пор пользуюсь столиком, который ты сделал для моего садового домика.

— Этой рухлядью? Мне потребовалось всего полчаса, чтобы его сварганить. Я могу сделать для тебя что-нибудь более функциональное, если хочешь. Что-нибудь с ящичками, полочками. Как ты его используешь?

— Я рассаживаю там цветы для сада и храню свои инструменты, — улыбнулась она. — На самом деле, он отличный. Спасибо.

С минуту Том молча смотрел на нее. Тишина становилась неловкой. Беверли не знала точно, как интерпретировать этот взгляд, и у нее недоставало смелости это выяснять. Если она ошибется, он ей нагрубит. Снова. А если окажется права… Это пугало ее еще больше.

Мимо прошел пожилой джентльмен и поздоровался с Томом. Тот едва крякнул в ответ.

Бев вздохнула:

— Я собираюсь купить еще яблок. Мы их едим, и еще мне понадобится несколько штук для начинки.

Она взяла еще один бумажный пакет.

— Возьми «Джинджер Голд». Я их люблю.

— Я не люблю желтые или зеленые яблоки. Яблоки должны быть красными.

— Что? Это самая большая глупость, которую я слышал.

— Нет, не глупость. Зеленые и желтые яблоки слишком вяжущие, слишком мягкие. Красные яблоки — самые лучше.

— А как же «Гренни Смит»?

— Слишком вяжущие. Недостаточно сахара.

— А «Брамли»?

— Слишком кислые.

— «Голден делишес»?

— Мучнистые, безвкусные.

— «Дорсет голден»?

— Нет.

— Только красные?

— Да, красные.

Она положила в пакет несколько яблок «Макинтош».

Том взял из корзины яблоко «Ньютаун пепин» и достал из джинсов складной нож. Потом отрезал кусочек и сунул его в рот.

— Том! Что ты делаешь? Ты не купил его.

Он отрезал небольшой кусочек и поднес к ее рту.

— Попробуй.

Бев поджала губы:

— Нет, я…

Он шагнул ближе.

— Попробуй, Бев. Всего кусочек.

Она сложила руки на груди.

— Не глупи. Мне не нравятся эти яблоки.

— Оно вкусное. С приятной терпкостью. Давай.

Он провел кусочком яблока по ее губам.

Она перестала дышать.

— Беверли Андерсон, ты же не боишься маленького желтого яблока, а?

Какой же он раздражающий!

Том скормил ей дольку. Стоя там, посреди овощного отдела «Хардин Маркет», Том Дженкнс угощал ее кусочком яблока, и Бев отдаленно представила, что ощущала Ева. Соблазненная наливным сочным плодом, прикосновением его рук, сладким и вяжущим, кислым и терпким.

Это глупо.

Она проглотила.

— Доволен? Я сделала это.

Она отвела взгляд от его лица и сосредоточилась на петрушке за его спиной. Ее щеки горели.

— Я наберу целый пакет зеленых и желтых яблок.

Ее глаза метнулись обратно к его лицу, ожидая увидеть торжествующую и злорадную усмешку. Но нет. Он выглядел решительным. И как-то еще, о чем она не станет думать ни за какие коврижки.

— Хорошо. Трать деньги зря. Я возьму красные яблоки.

— Как хочешь.

Вернувшись домой, они разложили яблоки в три огромные миски. Зеленые, розовые, золотистые, ярко-красные. Все краски осенних драгоценностей.

Беверли никогда бы не призналась в этом старому ворчуну, но ей понравился «Ньютаун пепин».

Глава 7. Еще один неприятный вечер

Баклажаны с пармезаном получились идеально. Золотисто-коричневые сверху и сочные внутри. Том уплетал за обе щеки. Когда он готовил для себя, то делал что-нибудь простое, вроде яичницы. Или мясного рулета, который можно было держать в холодильнике всю неделю.

— Что скажешь? — спросила Бев. Она посмотрела на его почти пустую тарелку. — Хочешь добавки?

— Хочу, а потом еще добавки и еще. Это очень вкусно.

Она просияла:

— Я так рада, что тебе нравится. Я много лет не готовила это блюдо. Полагаю, я не забыла, как это делается.

Она положила ему огромную порцию.

— Спасибо, что согласилась готовить.

Бев казалась удивленной. А потом ее глаза подозрительно заблестели.

— Спасибо, что… поблагодарил меня, — она судорожно вздохнула.

Том не знал, что сказать.

— Пожалуйста.

Беверли теребила салфетку у себя на коленях.

— Ты, должно быть, скучаешь по стряпне Альберты. Она любила возиться на кухне. Я помню.

Он засмеялся.

— Возиться — подходящее слово. Она возилась на кухне, она возилась в саду, она болтала по телефону, она ковырялась со своим рукоделием. Она возилась, болтала и ковырялась.

Беверли медленно и демонстративно положила вилку на стол.

— Это не слишком вежливо.

— Что?

Он подумал, не осталось ли еще чесночного хлеба.

— Насмехаться над Альбертой, когда она не может себя защитить. Она была тебе хорошей женой.

Том поднял глаза и с удивлением увидел, что Бев кипит от гнева.

— Расслабься, Бев. Альберта старалась, как могла. Но я говорю правду. Она возилась. Она болтала. Большую часть времени я не прислушивался к ней. Она не хотела ничего плохого. Мы просто… ну, думаю, у нас не было ничего общего.

— Быть женой и матерью не просто. Это изматывает. Остается мало сил на то, чтобы блистать, быть сексуальной и интересной. Кто-то должен мыть чертов туалет. Это не сексуально, но это нужно делать.

Она так крепко сжала губы, что казалось, будто ее челюсти треснут.

Том успокаивающе поднял руку.

— Я ценил все, что Берти делала для меня. Всегда. И я всегда помогал ей.

Бев ссутулилась на своем стуле.

— Ты прав. Я знаю, что ты помогал. У вас было хорошее партнерство.

— На самом деле нет. Мы занимались домашними делами, но никогда не говорили. Она хотела болтать про свое вязание, или про сериал, или про новую собаку своей сестры. Черт, она сводила меня с ума. Это было не так уж здорово, поверь мне.

— Когда вы поженились?

— Мне было двадцать шесть. Через год после свадьбы она забеременела и родила Джона.

— Я вышла замуж за Роджера сразу после окончания колледжа. Мне был всего двадцать один год. У меня никогда не было даже своей собственной квартиры или работы. Моей работой было ждать его, — Бев взяла вилку и воткнула в баклажан. — Как думаешь, бывают хорошие браки? По-настоящему? Можешь назвать хоть один?

— Ну, наши дети, кажется, вполне довольны.

Она приободрилась:

— Это правда. Они на самом деле хорошие друзья, да?

— Да, друзья.

Том проглотил еще кусок запеканки.

— Том?

— Что?

— Тебе не одиноко? Мне иногда непривычно находиться одной в своем большом доме. Там такое эхо… в этом пустом пространстве. Если бы не мои еженедельные занятия, я бы свихнулась.

— Нет. Не одиноко. У меня есть работа. У меня есть дела. Я никого не трогаю, а они не трогают меня. Мне все нравится.

— Разве твои соседи не устраивают праздник на улице каждую осень? Ты помогал?

— Не заставляй меня начинать. Кучка раздражающих мужиков-домохозяек, которые не знают, как разжечь гриль. Они хотели, чтобы я одолжил им стол, и стулья, и гриль, и принес бургеры, и устроил костер для детей. Кучка бездельников.

Беверли закатила глаза.

— Ради бога, Том, жизнь — не сплошное сражение. Может быть, твои соседи хотели увидеться с тобой и узнать получше.

Она скрестила руки на груди и критически оглядела его.

Ему это не понравилось.

— Знаешь, в чем твоя проблема? — спросила она.

— У меня нет проблем. И если говорить откровенно, то мне насрать, что ты думаешь.

Не обращая внимания на его комментарий, она продолжила:

— Твоя проблема в том, что ты превратился в отшельника. Ты сам себя изолировал. Альберта связывала тебя с обществом, а теперь, когда ее не стало, ты совсем один в этом доме. Возишься.

У Тома дернулся левый глаз. Она сделала достаточный упор на слово «возишься», чтобы разозлить его.

Что ж, она первая начала.

А он закончит.

— Ты занимаешься психоанализом, Бев? Не знал, что у тебя степень по этому дерьму.

— Вот почему твоя лужайка такая заросшая и неприветливая. Ты пытаешься держать людей на расстоянии. Почему бы не пригласить их и не посмотреть, что из этого получится?

— Мне теперь звать тебя доктор Беверли? Может, у тебя скоро появится свое ток-шоу?

— И еще, Том, жизнь — не военные действия. Огород в боевой готовности. Соседи — кучка никудышных бездельников. Твоя бедная покойная жена была болтушкой, сводившей тебя с ума, — она сделала многозначительную паузу. — Тебе очень сложно угодить.

— Зато я по крайней мере честен. И я не притворяюсь кем-то, кем не являюсь. Стэпфордской женой с нитью идеального жемчуга, прилизанным садом и ублюдком-мужем.

Она сузила глаза.

— Ты отшельник. И ты напуган. Чего ты боишься?

Он сунул в рот сигарету.

— Я боюсь, что твои чертовы термиты никогда не свалят из твоего дома, и я навсегда застряну с тобой. Это мой самый большой кошмар.

Она снисходительно улыбнулась:

— Ты боишься, что тебе откажут. Вот почему ты никому не протянешь руку.

Он сердито прикурил сигарету.

— Твоя психоболтовня начинает действовать мне на нервы, Бев. Ты только позоришься.

Она покачала головой.

— Нет, нет, не думаю. Я думаю, мои соображения слишком близки к правде, и это заставляет тебя нервничать.

— Знаешь что? Кажется, от этих баклажанов у меня несварение. Тебе нужно поработать над рецептом.

Он резко встал, оттолкнув стул.

Протопав на крыльцо, он уселся на ступеньку и глубоко затянулся сигаретой.

Беверли Андерсон настоящая заноза в заднице, и ему ни капли не интересна ее оценка его жизни и недостатков.

Слишком плохо, что он никак не может перестать думать о том поцелуе и тихих стонах, которые она издавала.

Чертов дурак.

Глава 8. День третий. Мы — гномы

— Ты рано встала. — Том, прищурившись, смотрел на Беверли, как она, откусывая понемногу, ела свой утренний тост. — Я слышал, как ты заводила машину. Куда ты ездила?

Беверли постаралась сохранить на лице невинное выражение. Том вытащил из пачки сигарету и залил горячей водой в молотый кофе.

— Ты каждый день так завтракаешь? Кофе и сигареты?

— Да. Завтрак чемпионов.

Его взгляд провоцировал ее на ответное замечание.

Она промолчала, продолжая пить чай.

— Так куда ты ездила?

Бев прочистила горло.

— Есть один небольшой проект, над которым я собираюсь поработать сегодня утром. А потом, днем, я начну готовить.

— Проект? Что за проект?

— Кое-что, что, мне кажется, тебе понравится. Против твоей воли.

— Какого черта это должно значить? Что ты задумала, Беверли?

Она отнесла грязные тарелки в раковину.

— Кое-что, чтобы оживить фасад твоего участка. Чтобы он выглядел более гостеприимным и привлекательным, а не отпугивал новых соседей.

Сигарета едва не выпала из его губ.

— Ты издеваешься? Что это? Новое реалити-шоу для канала HGTV? «Прокачай дом старикана»? Нет, спасибо.

— Я все сделаю сама. Я купила дельфиниум и многолетние маргаритки, несколько корзин с анютиными глазками для крыльца. Компост…

— Компост! У меня достаточно компоста, чтобы удобрить весь гребаный штат Калифорния. Тебе не нужно было покупать компост.

Беверли сложила руки на груди.

— Да, об этом я не подумала. Я хотела быть уверенной, что купила все необходимое в магазинчике для садоводов дальше по улице. Он такой милый.

— Я знаю, что он милый. Но черт побери. Меня не интересует преображение дома, — он заставил ее попятиться к рабочей поверхности и сердито нахмурился. — Хватит с меня твоих ценных советов и предложений, и…

На лице Тома Беверли видела множество эмоций. Гнев. Раздражение. И легкий намек на любопытство, погребенный в глубине его льдисто-голубых глаз. Он может ругаться, кричать, беситься, но глубоко в душе он готов к переменам.

Маленькими шажками.

— Вот что я тебе скажу. Ты можешь сидеть на крыльце, — она помолчала, — я имею в виду на ступеньках, и смотреть, как я работаю. Критиковать меня, если хочешь. Пить лимонад, пока я все делаю. А когда я закончу, если тебе не понравится, ты можешь вырвать все обратно и бросить в компостную кучу.

Том положил руки на столешницу по обеим сторонам от Беверли. Теперь она оказалась в ловушке. Он подался ближе и уставился на ее губы.

Она была уверена, что таким образом он хотел ее напугать, но он понятия не имеет, какой упрямой она может быть. И проснувшись этим утром, слушая карканье ворон на телефонных проводах, она представила себе его крыльцо, симпатичное, нарядное и приветливое.

И как бы сильно он ни сопротивлялся, она собиралась воплотить это видение в реальность.

— Сидеть на ступеньках и смотреть, как ты вкалываешь. А это мысль.

— Видишь? Тебе понравится.

— Ты самая большая заноза, сующая нос в чужие дела, которую я встречал в жизни, — проворчал он.

Она только подняла бровь.

Том отошел и махнул рукой на входную дверь.

— Валяй. Но не удивляйся, если долбанные маргаритки в итоге окажутся в компостной куче.

Ей пришлось нелегко, но Беверли сумела сдержать улыбку.

* * *

Надо отдать ей должное — Беверли оказалась трудолюбивой. И упрямой как ослица.

Потягивая пиво, Том наблюдал, как по лицу Беверли стекает пот.

Она занималась этим уже два часа. Выдирала сорняки и размечала цветник перед крыльцом. Он ни хрена не знал о цветах. Но похоже, что она выбрала хорошие. Они выглядели довольно выносливыми. Кроме того, было много зелени. Возможно, травы, он не был уверен. Он не хотел доставить ей удовольствие, расспрашивая о них. Но придет время, когда он может сдаться.

Она выпрямилась, хрустнув спиной, и вытерла лоб красной банданой.

— Хочешь холодного пивка? — поддразнил он.

— Нет, спасибо. У меня есть вода.

— В тенечке очень хорошо.

— Уверена, так и есть, — улыбнулась она.

— Надеюсь, ты не наткнулась на ядовитый плющ. Тогда твой праздник накроется крышкой.

— Спасибо, я очень осторожна. Этим утром мы в полной боевой готовности, — она склонила голову набок и послала ему фальшивую улыбку.

Том не смог удержаться от смешка.

Беверли подняла тачку и повезла ее к куче мульчи, сложенной у края подъездной дорожки. Она с трудом продвигалась по высокой траве. Том знал, что его неопрятная лужайка раздражает соседей. Поэтому он ею и не занимался. У него была ультрасовременная газонокосилка, которую он использовал на заднем дворе.

Бев толкала тачку через заросли, кряхтя, когда попадала на особенно жесткий пучок травы.

— Будь оно проклято, — Том неохотно встал и направился в гараж. Через пять минут он с ревом выехал на лужайку. Он отказывался смотреть на Беверли. Она стояла на коленях возле цветника и засыпала землю мульчей. Ему не нужно было на нее смотреть. Он делал это последние два часа и точно знал, как она выглядит.

Соблазнительно.

Он поверить не мог, как сильно ему хотелось отшлепать эту маленькую сексуальную задницу в старых голубых джинсах. Сжимать в руках и шлепать, и гладить. И трахать.

Он хотел трахнуть Беверли Андерсон.

Господи Иисусе!

Том покосил всю лужайку. И к тому времени как он закончил, он получил отличный вид на цветник Беверли.

Ему не хотелось признавать.

Очень не хотелось.

Но цветник выглядел хорошо. Не изнеженным, розовым и дурацким, как некоторые цветники. Она выбрала желтые и синие цветы и белые маргаритки. Они хорошо сочетались с его зеленым домом. В бордюр она запихнула разную декоративную зелень. И развесила горшки на старых крюках на крыльце.

— Ну, что ты думаешь? Отправишь все в компостную кучу? — Бев долго выдохнула, оценивая свою работу. — Кстати, спасибо, что покосил траву. Теперь мне не придется оставлять хлебные крошки, чтобы отыскать обратную дорогу через лес.

— Не смешно.

Том прикурил сигарету.

— Хм-м.

— Что это? — ткнул он пальцем в душистое зеленое растение.

— Это розмарин. Я люблю сажать травы по краям клумбы. Они приятно пахнут, и они практичные. — Она сердито глянула на него. — Я сажаю не только ерунду.

Том поморщился:

— Я так сказал, да?

— Угу.

— И звучал таким большим мудаком, когда говорил это?

— Да, таким.

Вместо извинений он ткнул в другое растение:

— А там что?

— Календула. Мои любимые. Их лепестки употребляют в пищу.

— Как за ними ухаживать? Я не собираюсь возиться с цветочками.

— Они неприхотливы. Я накрыла мульчу брезентом, так что у тебя не должны появиться сорняки.

— Что ж, было бы глупо выдирать их сейчас. Это займет у меня весь день. И… эм… по правде сказать… — пробубнил он себе под нос.

— Что, Том? — повернулась к нему Бев.

— Думаю, они мне нравятся. Выглядят неплохо, не слишком нежно. И мне тоже нравятся травы, — он сбил пепел на траву. — Ты хорошо справилась. Я чувствую себя большой задницей из-за того, что целый день смотрел, как ты работаешь.

— Ты покосил лес.

— Это да.

— Ой, подожди! — Беверли побежала к «БМВ» и достала что-то из багажника. Она принесла к цветнику маленькую статую и поставила ее рядом с лестницей. Это оказался один из тех сердитых на вид гномов, в остром красном колпаке и ярко-синей курточке.

— Это что еще за хрень?

Она засмеялась.

— Это ты! Я не смогла удержаться, когда увидела его в садовом магазинчике. Посмотри на его лицо. Разве он не выглядит всем недовольным?

Том повернулся к Бев и начал хохотать. Он смеялся так сильно, что ему показалось, что он выкашляет легкое. Беверли смеялась еще сильнее. Они смотрели на гнома, и по щекам у них бежали слезы.

— Спасибо, Беверли. Не за гнома. За остальное.

— Пожалуйста.

— Гном не простоит и суток. Кто-нибудь из обдолбаных подростков его сопрет. Гарантирую.

— Ничего страшного. Я купила его со скидкой.

Он взял ее за руку и поднес к лицу, внимательно рассматривая. Маленькая и мягкая.

— Ты сломала ноготь. Ты сломала ноготь из-за этого цветника. Оно того стоило?

— Оно того стоило. Видеть, как ты смеешься, и знать, что тебе понравилось. Несмотря на то, что ты скорее умрешь, чем признаешь это.

— Да.

Она опустила глаза на свою ладонь, все еще зажатую в его руке.

— Может быть, пришло время обрезать ногти. Думаю, это сделает жизнь немного легче.

— Это я одобряю. Я устал от того, что ты в меня ими тыкаешь.

Они снова засмеялись.

Том вздохнул.

— Просто чтобы ты знала, это ничего не меняет. Я не собираюсь устраивать вечеринки для соседей с закусками из чертовых крекеров. Мне просто нравится, как он выглядит.

— Хорошо. Пока достаточно и этого.

Глава 9. Светопреставление

Беверли была готова. Она разграничила зону для начинки, зону для запеканки с брокколи, зону для картофеля и батата и зону для пирогов. В каждой зоне лежала разделочная доска, необходимое количество требуемых ингредиентов и пластиковые контейнеры для хранения. Завтра она сунет всё в духовку прямо перед приездом Карен и Джона, чтобы все блюда были с пылу с жару и получились идеальными.

День благодарения пройдет идеально.

— Тебе надо было идти в армию, Бев. Из тебя получился бы хороший генерал, — Том обвел кухню озорным взглядом. — Твое внимание к деталям пугает.

— Да, я не люблю действовать наобум, готовясь к вечеринке. У меня есть система, и она меня устраивает.

— Твоя система пугает меня до усрачки. Что случится, если что-нибудь пойдет не так?

— Не так? — напряглась Бев. — Что может пойти не так?

— Не знаю. Духовка сломается, молоко скиснет, пироги подгорят. Что станет с твоей системой в случае аварии? — спросил Том.

— У меня не бывает аварий, — ответила она. — Если ты здесь, чтобы помочь, прекрасно. Если нет, то иди, посиди на ступеньках несколько часов. Мне нужно все порезать, перемешать, собрать и упаковать на завтра.

— Хорошо, — проворчал Том. — Я буду на улице. Не хочу нарушить твою систему.

Он схватил свернутую в трубочку газету и достал из холодильника пиво.

Через полчаса Бев с гордостью обозревала результаты своего труда. На столешнице красовались горки измельченного сельдерея, лука и яблок. Она как раз собралась нарезать зелень, когда услышала голоса на крыльце. Том вошел в кухню вместе с супругами Франклин и их двумя детьми.

— Бев, ты помнишь новых соседей? — кивнул он на семейство.

— Конечно, — она вытерла руки фартуком. — Как ваши дела?

Лили, мать, передвинула малыша к плечу и вздохнула:

— Не очень хорошо. Наша плита сломалась, а нам надо испечь пять пирогов к Дню благодарения. Я как раз спрашивала мистера Дженкинса, не может ли он пустить меня на несколько часов к своей плите. В противном случае не знаю, как нам все это сделать.

Ребенок заворковал и дернул ее за волосы.

— Как вкусно тут пахнет. Вы уже готовите на завтра? — спросил Джером. Его сын протянул руку и стащил кусочек яблока. Беврли пришлось сдерживаться, чтобы не стукнуть деревянной ложкой по столу.

— Да, готовлю. Мне нужно приготовить много блюд…

Том встал спиной к столешнице.

— Думаю, Бев пока не начала готовить по-настоящему. Просто нарезает продукты. Не вижу причины, почему вы не можете сунуть свои десерты в духовку.

Бев молча посчитала до десяти.

— Здесь не так много места, чтобы…

Лили улыбнулась:

— О, это не проблема. Я все сделаю как можно быстрее. Большое спасибо. Я знаю, что наш ужин на День благодарения будет совсем не изысканным, но мне хотелось бы сделать хотя бы пироги.

Джером обнял жену за плечи:

— Мы поможем и постараемся закончить как можно скорее. А потом оставим вас в покое.

Мистер Франклин взял поднос с пирогами и поставил его на рабочую поверхность. Бев наблюдала за событиями, словно в замедленной съемке. Поднос задел стеклянную банку с шалфеем. Банка покачнулась и опрокинулась. Вода потоками растеклась по мрамору столешницы и закапала на пол. Шалфей лежал в луже, от которой разбегались ручейки, пропитывая ее хрустящие овощи и листочки с рецептами.

Вдох.

Выдох.

— Упс. Я уберу, — Том стянул тряпку с корзины и бросил ее на пол, потом вытер разлитое ногой и улыбнулся Бев.

Она послала ему умоляющий взгляд.

«Пожалуйста, не разрешай им остаться».

Он поднял бровь.

«Это была твоя идея — подружиться с соседями».

— Что ж, все будет хорошо и уютно. Я пойду посижу на ступеньках и прикончу свое пиво. Удачи.

Насвистывая, Том пошел к двери. Насвистывая! Беверли захотелось поднять банку и запустить ему в голову. Она глубоко вдохнула, нацепила на лицо фальшивую улыбку и отодвинула свою начинку подальше.

— Вам хватит столько места?

Ее голос слегка дрожал, но она надеялась, что Франклины не заметили.

— Да, еще раз спасибо, Беверли.

Лили достала свои пироги и выставила их в ряд на рабочей поверхности. Малыш наклонился вперед и напускал слюней на разделочную доску.

Бев задумалась о том, где Том хранит аспирин.

* * *

Он дал им час.

Он знал, что на кухне закипает Беверли. Ее маленькая идеальная система, наверное, пошла прахом. Пока он ждал, мимо по улице проходили соседи и здоровались. Говорили, как им нравится новый цветник. Спрашивали о семье. Спрашивали про его планы на праздники.

Беверли вырубила его защиту от остального мира.

Даже хипстеры остановились поболтать. Они выгуливали свору хипстерских собак и пахли марихуаной.

Он поднял газету повыше, чтобы отгородиться от них, но соседи были непоколебимы. Все сегодня казались такими чертовски наглыми, и это ужасно его бесило. После часа вынужденных приветствий и разговоров он решил посмотреть, как поживает Бев в зоне боевых действий.

Том был готов рассмеяться, но выражение ее лица его отрезвило. Она была очень напряжена и готова сорваться. Хорошо организованная кухня исчезла: на столешнице пятна рассыпанной муки, на полу ползал ребенок, повсюду на столе пироги, под ногами вертелся Джейсон. Франклины, казалось, совершено не замечали, что Беверли близка к нервному срыву. Она ссутулилась и морщилась каждый раз, когда ребенок вопил. Что случалось часто.

Больше не существовало прекрасно организованных зон. Было похоже, что Франклины захватили поле боя, а Беверли выслали на задворки.

— Есть кто дома?

Скрипнула и захлопнулась сетчатая дверь, и в кухню вошел Поль ди Бенедетто — сосед-нудист. К счастью, полностью одетый.

— На улице пахнет чем-то вкусным. Пироги?

— Вы всегда заходите в чужие дома без приглашения? — рявкнул Том.

Поль пожал плечами:

— Нет, но я решил, что вы начали новую жизнь, судя по лужайке. И по гостям. И по еде.

Он жадно разглядывал пироги.

Том неохотно представил Франклинов и ди Бенедетто. Беверли едва кивнула и метнула взгляд на дверь.

— Я холостяк. Мне нечасто доводится есть домашнюю еду.

Том не удивился бы, если бы увидел, как с подбородка Поля капает слюна, пока он рассматривал блюда.

— Вот что я вам скажу, — Том вытряхнул из пачки сигарету и взял Бев за руку. Она уступила без сопротивления. Казалось, из нее выдавили все сопротивление. — Мы с Бев пойдем подышим воздухом. Почему бы вам не убрать тут все, забрать свои пироги и отправиться перекусить? Наши гости уже в пути, и нам надо готовиться к своему празднику.

Он не чувствовал ни капли вины за то, что приукрасил правду.

Он официально достиг предела светского дерьма.

Не дожидаясь ответа, он потянул Бев за дверь и дальше, в огород. Он продолжал держать ее за руку, пока вел по дорожке между капустой и луком.

— Привет.

В ее глазах стояло потрясение.

— Привет, — прошептала она. По ее щекам текли слезы.

— Ну же, Бев. Все не так плохо. Мы все уберем и вернемся к делу. Вернемся к твоей системе. Все будет хорошо.

— Нет, не будет. — Ее голос сорвался. — Я хотела, чтобы все было идеально. Ради Карен! Это первый День благодарения после смерти Роджера, и мне нужно… я хочу… чтобы он был… — она икнула и глубоко вдохнула. — Я хочу, чтобы она видела, что я в порядке без него. Что все по-прежнему. Хорошо.

Том бросил окурок на землю и наступил на него. Он обнял талию Бев обеими руками и притянул ее к себе.

— Беверли. Карен наплевать, идеальный ужин или нет. Она хочет, чтобы ты просто получала удовольствие. Ради бога, ни для кого не секрет, что Роджер почти сорок лет обращался с тобой как с ничтожеством. Карен просто хочет, чтобы ты была счастлива. Ее не волнует, будет ли на День благодарения пирог из батата.

— Я не дам ему победить. Если… если… ужин не получится, то он победит.

— Чушь. Собачья. О чем ты говоришь?

Беверли так затрясло, что Том подумал, как бы она не упала в обморок. Он крепко прижал ее к себе, надеясь, что живое тепло ее отогреет.

— Он не победит, Бев. Ты победила. Ты жива и занимаешься своими делами, а его нет. Ты не можешь вернуться и заново прожить тридцать с лишним лет, но ты можешь сейчас жить так, как хочешь.

Он шагнул назад, чтобы посмотреть в ее красивые карие глаза. Она моргнула, и на ресницах повисли слезы. Господи Иисусе. Это его убивало.

— Ты слышала, что я сказал? Ты победила.

Она подняла глаза на его лицо и удивила, прикоснувшись к его челюсти.

— Мне нравится твоя щетина. Роджеру не нравился такой обросший вид. Он говорил, что это неприлично. Он всегда был нарядным и надушенным. Изнеженным, — она выдавила кривую улыбку. — Совсем как цветы, которые ты не любишь.

Она продолжала гладить его челюсть, и у Тома возникло необъяснимое желание опрокинуть ее на землю прямо в огороде.

Она прильнула к нему и прислонилась лбом к его плечу.

— Этот ужин станет катастрофой.

— Нет, не станет. У нас есть пиво и жирная индейка. Я сделаю. Сварганю отличную подливу. Все будет хорошо. Поверь мне.

— Я голодная. Как думаешь… эти люди ушли? Я бы не отказалась перекусить. Может быть, бокал вина.

Том прижался губами к ее макушке и улыбнулся:

— Вот это дело. Пойдем возьмем вина, сыра и крекеров и расслабимся. У нас еще куча времени на готовку.

Беверли ухватилась за его бицепсы и сжала их. Господи, как приятно. Она застенчиво посмотрела на него.

— Неприятно признавать, но весь этот сценарий — мой самый жуткий кошмар. Незнакомцы, нарушившие мои планы. Я чувствовала, что теряю контроль, сердилась, а ведь я всегда должна быть вежливой. Я никогда не могу сказать, что думаю на самом деле.

— Конечно можешь. Скажи нет. Иди и скажи. Нет.

— Нет.

Они оба рассмеялись.

— Вот видишь. Ты можешь. Это не трудно.

— Ты всегда говоришь то, что думаешь. Должно быть, это дарит невероятную свободу — поступать так все время.

— Я не думаю об этом. Просто делаю. Это бесит людей, но какая разница?

— Ты не боишься задеть чьи-нибудь чувства?

— Не слишком. А ты?

— Да. Думаю, боюсь. Не хочу, чтобы кто-нибудь считал меня грубой.

— А как же твои чувства? Думаю, пришло время начать беспокоиться о своих чувствах, Беверли. Теперь единственный человек, кому ты должна угождать, — ты сама.

— Я даже понятия не имею, с чего начать.

Из глаз снова полились слезы.

Том взял ее лицо в ладони.

— Не надо плакать. Ты знаешь, с чего начать. Что ты всегда хотела сделать? Что-то, что ты всегда откладывала. Что-то, чего не одобрил бы Роджер.

Он вытер слезы большими пальцами и поцеловал уголки ее глаз.

Какого черта с ним творится?

— Садовый тур. — Ее голос охрип.

— Хорошо.

— В Англию. Английская деревня. Просто гулять по окрестностям и смотреть на цветы. Роджер смеялся надо мной. Говорил, что это глупая идея и бесполезная трата денег.

— Да пошел он. Ты едешь.

Он услышал тихий смешок.

— Да?

— Ага. Ты едешь. Будешь танцевать среди маргариток.

Теперь она рассмеялась по-настоящему.

Он почувствовал себя героем. Господи помоги, ему хотелось заставить ее рассмеяться снова. Этот смех был легким, волшебным и свободным.

— Если тебе станет лучше, то мне тоже предстоит пережить свой самый жуткий кошмар, — он задел своей щетиной ее нежную щеку.

Она подняла брови:

— Какой?

— Поскольку ты навела порядок на моей лужайке, я больше не могу прятаться за высокой травой. Все мои соседи хотят… болтать.

— Ой, — хихикнула она.

— Да. Болтать. И, черт возьми, это меня убивает. Надеюсь, ты довольна.

Он погладил ее по спине, вдоль выступающих косточек позвоночника. Она вздохнула, и он решил, что ей нравится.

Беверли подняла на него глаза:

— Что ж, ты все еще стоишь, так что, полагаю, ты выжил.

— Едва. Болтливые соседи перед домом, надоедливые соседи в кухне, чертов ди Бенедетто, слава Богу одетый, — с меня хватит.

— С меня тоже, — кивнула Бев. Она обняла его за талию, и теперь ее маленькие мягкие ладошки гладили его спину. Поверх грязной белой футболки.

Он чувствовал себя как в раю.

Он чувствовал себя как в аду.

— Давай откроем ту бутылку мерло от Коппола. Мне нужно выпить.

Том улыбнулся:

— Это лучшая идея, которую я сегодня слышал. Идем.

Глава 10. Так вот о чем столько разговоров

Кухня.

О боже! Кухня.

Бев крепко зажмурилась и загадала три желания. Может, сработает.

Когда она открыла глаза, на кухне по-прежнему был беспорядок. Она застонала.

— Бев?

Всхлип.

— Что? Все не так плохо. Они убрали за собой и ушли. Ты же этого хотела, верно?

— Это убрали?

Бев поморщилась, услышав в собственном голосе визгливые нотки.

— Вполне чисто, как по мне.

— У нас с тобой явно разные стандарты чистоты.

Том хохотнул:

— Обещаю, что помогу тебе восстановить твои зоны позже. Давай. Идем в гостиную с сыром, крекерами и вином.

Беверли кивнула. Она боялась, что если откроет рот для ответа, то взвоет.

Том потащил ее в гостиную. Он сунул ей в руки огромный бокал красного вина и подтолкнул тарелку с едой к краю журнального столика.

— Поешь. Тебя качает. Тебе нужно поесть.

Беверли опустила глаза на тарелку. Крекеры, сырная нарезка и немного клубники. Устроившись на диване, она сделала большой глоток вина.

— Клубника с фермерского лотка?

Она выбрала ягоду и надкусила.

Том сел напротив и налил себе бурбон.

— Ага, она вкусная. Может, подадим завтра индейку и клубнику?

Бев рассмеялась. Не смогла удержаться. Том очень старался ее приободрить.

Она откусила еще кусочек клубники и сосредоточилась на вкусе. Сладком, сочном, простом. Почему День благодарения должен быть таким сложным?

Она тяжело вздохнула.

— Я займусь этим завтра утром. Уборка, готовка. Я просто не могу столкнуться со всем этим прямо сейчас. Я сделаю это утром.

— Нет.

Бев подняла взгляд и увидела, что Том выглядит более раздраженным, чем обычно.

— Что значит «нет»?

— Извини, Бев, но ты не станешь делать все это в одиночку. Убираться. Готовить. Я помогу, нравится тебе это или нет. Ты можешь не одобрять мои методы, но я твой официальный сообщник на День благодарения. Ясно?

Она сделала еще один большой глоток вина.

— Я не привыкла… ну, знаешь. К помощникам.

— Я знаю. Роджер смотрел телек, пока ты пахала. Я заметил, — Том глотнул бурбона.

— Что ж, так оно и было.

— Так оно было с ним, потому что он был большим мудаком. Мы с Берти всегда делили домашние дела на праздники. Может, я не Мисс-всезнайка Марта Стюарт1, но я в состоянии кормить себя каждый день, — он протянул руку через стол и сжал ее ладонь. — Партнеры.

Как соблазнительно — разделить бремя. Ослабить защиту. Подпустить Тома ближе. Посмеет ли она?

— Могу только представить, что ты приготовил бы на День благодарения.

Том хохотнул:

— Что скажешь насчет приготовленной на гриле индейки на пивной банке?

У Бев вырвался наполовину смешок, наполовину крик. Клубника вылетела изо рта и приземлилась на стол рядом с тарелкой. Бев в ужасе прикрыла рот ладонью:

— Извини.

Она чувствовала, как горят щеки.

Взяв салфетку, она потянулась убрать испорченный кусок, но Том ее опередил. Он схватил клубнику и сунул ее в рот.

— Ну разве не вкуснятина?

Он медленно жевал клубнику и улыбался Беверли.

Она открыла рот, потеряв дар речи от потрясения.

— Нет смысла тратить попусту такую прекрасную клубнику, — сказал он.

— Том! Ты с ума сошел! Это… это… Я даже не знаю, что сказать. Я же ее выплюнула!

— И что? Я уже был у тебя во рту.

Его пылкий взгляд лишил ее способности мыслить.

Беверли не думала, что такое возможно, но почувствовала, что краснеет еще сильнее.

— Это… О господи!

Он встал и сделал еще глоток бурбона. Потом подошел к дивану и сел в опасной близости от Бев, зажав ее в угол.

— Том? Что ты делаешь?

Она чувствовала тепло его ноги, прижатой к ней. Твердой как камень.

— Бьюсь об заклад, что ты на вкус как клубника. У тебя вкус клубники, Беверли?

Она совершила ошибку, посмотрев ему в глаза. Они больше не были льдисто-голубыми. Его лицо оказалось слишком близко. Том облизнул губы, и она затаила дыхание.

— Ты заигрываешь со мной? Потому что это крайне нелепо.

Он положил ладонь ей на ногу и провел вверх и вниз по ткани брюк. Вид его потемневших загрубевших пальцев, сжимающих шелковую ткань, завораживал. Том стиснул ее бедро. Между ног собралась какая-то тяжесть, наполненность, в том месте, которое она игнорировала тридцать семь лет. Такого просто не может быть.

— И как у меня получается? Я немного заржавел в плане флирта, — сказал Том скрипучим голосом.

— Понятия не имею. Мне нужно идти убираться на кухне.

Она начала подниматься, но он заставил ее сесть обратно.

— Еще нет. Я хочу попробовать тебя. Хочу еще клубники.

Том подался вперед и поцеловал ее. Покусал ее губы, простонал, когда его язык скользнул в ее рот. Он так сильно отличался от Роджера. Она понятия не имела, как отвечать. Она подняла руку и погладила его щеку. Провела кончиками пальцев по щетине и прикусила в ответ его верхнюю губу. «Надеюсь, я все делаю правильно. Как ему нравится».

— Черт, да. Не останавливайся, Бев.

«Полагаю, ему нравится».

— Лучше клубники.

Она задрожала, когда его рот принялся исследовать ее. Его борода царапала ей шею.

— Тебе нравится, да, мисс Благопристойность?

— Я… Я не знаю.

— Думаю, нравится. Я буду наслаждаться каждой секундой, глядя, как ты кончишь.

Это из-за вина. Из-за усталости. Все было так неопределенно. Между небом и землей.

Его прикосновение. Грубое и нежное. Его рот. Он прикусывал, посасывал.

Если она закроет глаза, то сможет быть кем угодно. Кем-то другим.

Они обжимались на диване. Как парочка подростков. Она плавилась, растекалась лужицей. Так кусок бри на тарелке пузырится в духовке.

Он обхватил ладонями ее грудь, погладил между бедер, залез под блузку. Она чувствовала, как приподнимаются бедра в поисках его твердости. Он прижал ее к дивану и потерся об нее, облегчая боль. Она царапнула его спину ногтями, и он сильнее присосался к ее шее.

— Боже мой. Как хорошо, — застонала она.

— Что хорошо? Это? Это? — он толкнулся в нее своей эрекцией. — Или это? — он слегка прикусил и поцеловал ее шею.

— И то, — прошептала она, — и другое. Все. Кажется, я напилась.

— Ни хрена. Ты возбудилась.

Том поднял голову и всмотрелся в ее лицо. Они оба тяжело дышали.

— Беверли, ты когда-нибудь возбуждалась так?

Он толкнулся бедрами ей навстречу, и она вскрикнула.

— Нет, — она была так смущена, что на глаза навернулись слезы.

— Тебе не о чем беспокоиться. Я сделаю тебе хорошо, ладно?

— Я слишком старая для этого.

— Чушь собачья. Тебе всего пятьдесят девять. Почему ты все время называешь себя старой? — он снял с нее блузку и уткнулся носом в ложбинку между грудей. — Посмотри на эти маленькие сладкие грудки. Они идеальны.

— Ты сумасшедший.

Она умрет, если он остановится. Просто умрет.

Он расстегнул ее бюстгальтер и взял в рот ее соски. Один и другой, снова и снова. Беверли смутно осознавала, что двигается ему навстречу, выгибая спину. Звуки, которые она издавала, казались нечеловеческими.

— Тебе нравится, а? — Том выглядел слишком самодовольным.

Она кивнула.

— А когда моя очередь? — Ее голос дрожал.

Он засмеялся.

— Господи, очень надеюсь, что скоро. Я готов взорваться.

— Мы будем заниматься сексом на диване? — выпалила Бев.

— Да, именно.

Он стянул с себя одежду и бросил ее на пол. Потом осторожно снял с нее брюки и белье, после чего провел своими шершавыми руками по ее телу.

Она собирается заняться сексом со свекром своей дочери. На диване.

О боже мой!

Как в тумане она наблюдала за тем, как он опустился на нее. Большой, горячий, обнаженный мужчина, твердый, тяжелый и сексуальный. Его взгляд, впитывающий каждую деталь, ошеломлял. Ему не было скучно или противно.

Он выглядел восторженным. Он выглядел ненасытным.

Том облокотился на локти и потерся своей толстой эрекцией о ее влажность. Была ли она когда-нибудь такой мокрой? Ее мозг не функционировал. Что-то внутри нее скручивалось в тугую пружину. Что-то жаркое и расплавленное, пузырящееся. Испепеляющее. Вот. Вот как это должно быть.

— Милая, не плачь, — Том поцеловал уголок ее глаза.

— Я не знала, — всхлипнула она.

— Все хорошо. А будет еще лучше. Просто расслабься.

Он терся и терся, а потом вошел в нее и задвигался. Беверли тоже двигалась. Совершенно неосознанно.

Утром она притворится, что все это было сном.

— Молодец, девочка. Прокатись со мной.

Том рвано дышал ей в ухо. Он вскрикнул и резко подался вперед.

Она застонала, а он снова принялся сосать ее грудь, и внутри нее поднялось что-то, мучительное и готовое. Что ждало много лет, ждало его.

Они взорвались вместе, слипшееся друг с другом от пота и тепла, растекавшегося под ними.

— Моя девочка, — он поцеловал ее лоб, кончик носа, мокрые от слез щеки.

— О. Боже.

— Это был твой первый оргазм, Бев?

Она кивнула, боясь говорить.

— Готова ко второму?

Томас Дженкинс сверкнул глазами. Как озорной подросток, которому не терпится продолжить.

Ее сообщник. На липком диване.

— Готова, — сказала Беверли.

Глава 11. День благодарения

— Ну что, дом еще стоит.

Держа в руках ящик пива, Джон взбежал по ступенькам на отцовское крыльцо.

— Я просто волнуюсь. Я пыталась дозвониться маме, наверное, тысячу раз сегодня утром и не смогла. Это странно, — Карен бережно держала в руках мясную запеканку. — Почему она не отвечает?

Джон рассмеялся.

— Шутишь, что ли? Она, скорее всего, бегает по дому как полоумная, проверяя, чтобы все до последней мелочи было идеально. Ты же знаешь свою маму, — он толкнул дверь ногой. — Папа! Мы приехали.

Карен с Джоном вошли в холл и поставили свою ношу на пол.

— Мама! — крикнула Карен. — О боже. Вероятно, они убили друг друга! Мы обнаружим мертвые тела, я знаю, — она прикусила губу.

— Ух. Это странно, — Джон заглянул в гостиную. — Ох, блин. — Он сделал шаг назад. — Карен, не ходи туда.

— Ты прикалываешься? Мертвые тела?

— Нет. Живые тела.

Джон начал смеяться.

— Что смешного? — требовательно спросила Карен и протопала ко входу в гостиную. Там она остановилась, как вкопанная, и начала медленно качать головой. — Это… невозможно. Нет… нет. Абсолютно… нет.

Джон схватил ее за руку и потянул обратно в холл. Лицо его жены побелело.

— Давай дадим им немного уединения, ладно?

— Джон. — Ее голос дрожал.

— Что, солнышко?

— Эм, я же не видела только что наших родителей на диване? Голых, под одеялом. В объятиях друг друга. Голых. Вместе. — Ее глаза расширились. — Голых.

— Знаешь что? Они не убили друг друга, — Джон успокаивающе гладил ее по спине. Он изо всех сил старался не засмеяться снова.

— Джон, — она с трудом дышала.

— Ох-хох.

Не сдержавшись, он начал хохотать.

— Это не смешно! Нет! Наши родители ненавидят друг друга. Твой папа ненавидит всех! Это невозможно даже в альтернативной реальности, — она наклонилась вперед, стараясь восстановить дыхание. — Боже мой!

— Господи Иисусе! Что за шум! Мы пытаемся… — услышал Джон крик своего отца, после чего в комнате раздалось шуршание.

Карен и Джон потрясенно прислушивались к шепоту.

— Не смущайся, Бев.

— Поверить не могу, что мы проспали! Я даже не убралась и не начала готовить…

— Я же сказал тебе, не переживай. Мы все поможем.

— Том, помоги мне найти одежду.

— Я не хочу…

— Быстро!

Джон узнал этот тон. Когда Бев отдавала приказ таким голосом, она не шутила.

— Мне нравится, когда ты голая, — сказал Том.

Лицо Карен стало еще бледнее, если такое вообще возможно.

— Том, прекрати! — захихикала миссис Андерсон.

Джон и Карен были женаты пять лет, и никогда, ни разу, он не слышал, чтобы миссис Андерсон хихикала. Даже намека.

Джон покачал головой:

— Ладно. Уходим отсюда.

Он вывел Карен на крыльцо. Она пошатываясь вышла за ним.

— Папа! Мы подождем в машине, пока вы не будете готовы.

Держа Карен за руку, он направил ее к багажнику «Фольксвагена».

— Милая.

Карен кивнула. Казалось, она лишилась дара речи.

— Все не так плохо.

— Правда? Не плохо? Думаю, это возвещает начало зомби апокалипсиса или чего-нибудь в этом роде.

Джон поцеловал ее в щеку.

— Ты видела, как они прижимались друг к другу? Они выглядели счастливыми. Папа жил один очень долго. Твоя мама… она заслуживает немного веселья.

Карен медленно кивнула.

— Согласна. Твой папа одинок, но он также отталкивает людей. Очень демонстративно. Моя мама… Я просто поверить не могу, чтобы она веселилась… — На этом слове она поморщилась, и он невольно хмыкнул. — …с твоим папой.

Джон откашлялся.

— Знаешь, что я заметил?

— Что? — она уронила голову ему на плечо и вздохнула. — Что ты заметил? Что весь мир только что повернулся вокруг своей оси, и мы вошли в разрыв пространственно-временного континуума?

— Боже, мне нравится быть женатым на любительнице фантастики. Это очень возбуждает, детка.

Она засмеялась и стукнула его по руке.

— Нет, я заметил не это. Я заметил, что они оба улыбались. Во сне.

Она подняла голову и посмотрела на него.

— Улыбались.

— Ага. Улыбались, — он подавил новый приступ смеха.

— О боже!

* * *

Опасения Карен подтвердились.

Это разрыв пространственно-временного континуума.

В полном изумлении она смотрела, как ее мама режет яблоки — желтые и зеленые, ни много ни мало — и складывает их в миску. На маме были выцветшие джинсы, одна из старых футболок Тома и никакой косметики. Или украшений. Жемчуг пропал без вести. И ногти больше не напоминали кинжалы.

Том поцеловал ее маму в шею сзади, и Бев закрыла глаза, наслаждаясь мгновением нежности. Она не могла это скрыть.

С ума сойти, ее мама влюбилась в Тома Дженкинса.

Даже если бы прямо посреди кухни взорвалась комета полная пришельцев, Карен и то удивилась бы меньше.

Бев взяла кусочек яблока и положила Тому в рот. Он смотрел только на нее, с такой напряженностью, что его ярко-голубые глаза сверкали. А потом он наклонился и поцеловал ее прямо в губы. Страстно.

Мама Карен покраснела и ответила на поцелуй.

— Карен? Ты моешь этот кочан салата уже минут десять. Я уверен, что он уже чистый, — Джон аккуратно забрал у нее из рук салат и положил его на столешницу. — Ты в порядке, милая?

Она кивнула.

— Уверена? Может, бокал вина?

Она снова кивнула.

— Я принесу тебе вино. Детка?

Карен повернулась к Джону и постаралась не обращать внимание на родительское шоу на заднем плане.

— Все будет хорошо.

Она посмотрела на мужа, который даже не пытался скрыть усмешку.

— Как скажешь.

— Карен, тебе помочь с салатом? — мама неожиданно материализовалась рядом. — Мне так неудобно, что праздничный ужин еще не готов. Простишь меня?

Мама так нервничала, что у Карен разбилось сердце.

— Мама, меня не волнует ужин. Это ерунда. У нас полно еды.

— Том говорил, что ты так скажешь. Я… — Беверли поджала губы. — Мне казалось, что я должна приготовить идеальный ужин, такой, какой бывал у нас, когда был жив твой папа. Мне не хочется, чтобы ты думала, что после его смерти я разленилась или вроде того.

Карен недоверчиво покачала головой:

— Господи, мне бы хотелось, чтобы ты на время разленилась. Нет смысла тратить столько сил на создание показательного дома, сада и ужина. Просто расслабься.

Она взглянула на Тома, который согласно кивнул.

«Поверить не могу, что думаю подобное, но мне и правда кажется, что Том Дженкинс подходит моей маме. Божечки!»

— Вчера у меня все было под контролем, а потом пришли соседи…

— …и началось светопреставление. Бев не очень хорошо реагирует, когда ее система летит на хрен.

Бев сердито глянула на Тома.

Он прочистил горло:

— Простите мой французский. На фиг. Я имел в виду на фиг.

Джон так расхохотался, что начал задыхаться.

Карен обняла Бев за талию.

— Все хорошо. Мне даже нравится этот обед на скорую руку. Это забавно, — она поцеловала маму в щеку. — Хотя думаю, что мне нужно больше спиртного.

— Мне тоже.

Мама поцеловала ее в ответ, и они улыбнулись друг другу.

«Ты уверена, что знаешь, что делаешь? Спать с Томом Дженкинсом?»

«Он мне нравится. И я думаю, что тоже нравлюсь ему».

— Дамы, прошу, наслаждайтесь этим прекрасным мерло, комплимент от хозяина. — Том предложил обеим по бокалу вина и бросил банку пива своему сыну.

Бев сделала большой глоток.

— Что ж, у меня никогда раньше не было такого аварийного праздничного обеда, но думаю, с голода мы не умрем. Каждый раз, когда я смотрю на эту кухню и вижу беспорядок и никакой организации, мне… — она взглянула на Тома. — Мне кажется, будто я выпрыгнула из самолета без парашюта.

Том забрал бокал из рук Бев и привлек ее к себе.

— Я тебя поймаю. Не беспокойся.

Карен отвернулась, чтобы они не заметили слез в ее глазах. Джон обнял ее со спины и прошептал:

— Я же говорил, что все будет хорошо.

Она позволила слезам пролиться.

— Думаю, ты прав.

* * *

— Эти проклятые детишки. Они сперли моего гнома, — Том набычился, уперев руки в бедра и сердито глядя на пустое место на лужайке. — Я так и знал! Проклятье, даже суток не прошло.

Джон с тарелкой в руках уселся на ступеньку и осмотрел лужайку.

— Это что-то новое? Не помню, чтобы у тебя перед домом росли цветы, — он нахмурился. — Не помню, чтобы у тебя перед домом вообще что-нибудь было. Кроме густой травы.

Карен села на ступеньку выше мужа и поставила свои тарелку и бокал на крыльцо.

— Выглядит здорово, Том.

— Это твоя мама, — проворчал он. — Вбила себе в голову, что я отшельник, — он протянул руку Бев. — Тебе помочь сесть на ступеньку? Как твои колени сегодня утром?

Бев схватилась за его руку.

— Спасибо. Поверить не могу, что мы едим праздничный обед с бумажных тарелок на ступеньках. Марта Стюарт не одобрила бы.

Том сел рядом с ней и подвинулся, пока их бедра не соприкоснулись. Он мог думать только о том, как сжимать ее обнаженные бедра и шептать на ушко грязные словечки. Кто же знал, что мисс Благопристойность может быть такой сексуальной и застенчивой одновременно?

Прошлой ночью она не была такой благопристойной.

— А мне нравится эта анти-Мартовская еда, — сказал Джон. — Индейка на пивной банке на гриле, клубничный салат. «Будвайзер». Я в раю.

Он макнул кусочек индейки в подливу на своей тарелке.

— Думаю, нам нужно установить новую семейную традицию, — сказал Том. — День благодарения на ступеньках.

— С консервированной подливой и консервированным клюквенным соусом, — добавила Карен.

— Моя мать переворачивается в могиле, — вздохнула Бев. — Но должна признать, все очень вкусно.

— Особенно яблочная начинка. Из зеленых и желтых яблок, — поддразнил ее Том, подняв бровь.

— Да. Я заметила, — сказала Карен. — Моя мама повернута на красных яблоках. Как вам удалось уговорить ее попробовать другие цвета?

Бев закатила глаза:

— Он изводил меня, пока я не сдалась и не признала, что они вкусные. Возможно, я была слишком непреклонна в отношении яблок.

— Возможно. — Том сунул в рот полную вилку яблочной начинки. — Господи Иисусе, это вкусно. Хорошая работа, Бев.

Она просияла. Снова. Том мог поклясться, что утром она тоже неплохо светилась.

— Спасибо, Том.

— Эй, папа, похоже, соседи пришли с визитом, — Джон показал на Франклинов, которые шли по свежеподстриженной лужайке и несли пироги.

— Напомни-ка мне еще раз, зачем мы скосили траву? — спросил Том, сердито глядя на Беверли.

— Ты не умрешь, если поздороваешься, — ответила она.

— Ради бога, у нас праздничный обед, — пробурчал он себе под нос. — Как думаешь, сколько потребуется времени, чтобы трава снова выросла на четыре фута?

Беверли рассмеялась.

— С Днем благодарения, — поприветствовал их Джером. Бев представила всех друг другу, пока новые соседи рассаживались на ступеньках крыльца.

— Наша семья приедет примерно через час, но мы бы хотели поблагодарить вас за то, что разрешили вчера воспользоваться вашей кухней, — Джером вручил Бев пирог. — Надеюсь, вы не сердитесь на наше вмешательство. Это один из пирогов с орехом пекан от Лил. Очень вкусно. Пропитан бурбоном.

Беверли вежливо кивнула:

— Спасибо.

Примерно через четырнадцать секунд показался Поль ди Бенедетто с абсолютно невинным выражением лица.

— Время пирогов?

Том угрюмо взглянул на Бев:

— Может, я смогу засадить лужайку крапивой? Как думаешь?

Она поймала его руку и поцеловала.

— Я горжусь тобой, мистер Отшельник. Говоря бессмертными словами одного мудрого человека: «Все будет хорошо».

— Если он такой чертовски мудрый, почему же никто никогда его не слушает?

И просто потому, что он мог — и хотел — и все еще испытывал раздражение и немного жалел себя, он наклонился и поцеловал Беверли Андерсон в губы.

С языком.

Не прошло и получаса, как хиппи из дома на углу болтали с Франклинами, их никчемные собачонки обнюхивали новый палисадник Бев, а идиот, который свалился со шпалеры, ковылял в своем новехоньком гипсе с тарелкой в руках.

Том прошептал на ухо Беверли:

— Я ставил на лужайке табличку «Пожалуйста, достаньте меня, мне это нравится»? Потому что я не помню, чтобы делал это.

Бев так рассмеялась, что у нее даже затряслись плечи.

Парнишка всучил ему какое-то печенье.

— Что это? — озадаченно спросил Том.

Парень пожал плечами:

— Мама хотела поблагодарить вас за то, что вы помогли ей с каменным забором пару месяцев назад. Она сказала, что он упал на дорогу, а вы сложили его заново. И не взяли денег.

— Ерунда, — отмахнулся Том. — Мне нравится работать с камнем. — Он заглянул под фольгу. — Что за печенье?

Парнишка улыбнулся:

— Имбирное. Их очень вкусно макать в молоко.

Джейсон Франклин спустился по ступенькам.

— Я люблю печенье.

Том вручил ему тарелку.

— Наслаждайся, парень.

Прошло два часа, прежде чем толпа рассосалась. Каким образом его дом превратился в Центральный вокзал? Он не имел ни малейшего понятия. Но он отгородился от всего этого гвалта. Он сосредоточился на Беверли. На ее улыбке. На ее руке, незаметно поглаживающей его по спине. На том, как она краснела, когда он ее целовал.

Он не был слишком гордым, чтобы признать, что недооценивал Беверли Андерсон.

Том обнаружил ди Бенедетто на заднем дворе, тот осматривал огород.

— Тебе нужно что-нибудь, Поль?

Поль выглядел потрясенным.

— Ты предлагаешь? Ты никогда раньше ничего не предлагал.

— Возможно. Может, мы сумеем заключить сделку.

Ди Бенедетто подозрительно посмотрел на него.

— О чем ты говоришь?

— Ты же туристический агент, верно?

— Да, — кивнул тот.

— Мне нужно два билета. Можешь распечатать их сегодня?

— Конечно. Я могу сделать это на домашнем принтере. — Поль показал на грядку с капустой. — Вот что я скажу. Ты дашь мне три кочана этой прекрасной краснокочанной капусты, а я достану тебе билеты. Что скажешь?

Том улыбнулся:

— Скажу, что мы договорились.

Глава 12. Танцы среди маргариток

Карен и ее мама отмыли кастрюли в раковине и загрузили древнюю посудомоечную машину Тома. Несмотря на все сюрпризы утра, Карен не могла припомнить лучшего Дня благодарения.

— Значит, мама, все в порядке? — Карен вытерла бокал и убрала его в шкафчик. — В смысле, ну знаешь, с… Томом.

— Удивлена? Потому что я удивлена.

Бев выключила воду.

— О, не то слово. — Они обе рассмеялись. — Я волновалась, что вы с Томом поубиваете друг друга. А вместо этого вы… эм…

— Счастливы?

На газах Карен выступили слезы.

— Ты счастлива? — прерывисто спросила она.

Бев обняла ее.

— Счастлива. Знаю, это кажется очень странным, но эта поездка к Тому оказалась хорошей. Думаю, я долгое время обманывала себя. У нас с твоим папой все было не слишком гладко. И мне нужен был хороший пинок под зад, — она убрала локон с лица Карен. — И конечно, Том оказался именно тем, кто дал мне этот пинок.

— Я должна была что-нибудь сделать. Я не знала, что ты так несчастна. Прости. Я…

— Милая. Ты ничего не могла сделать. Я вырастила умную, счастливую, здоровую девочку, которая стала чудесной молодой женщиной. Ты мое самое большое достижение. Не показательный дом и сад. Мне нужно было самой разобраться кое в чем. И, полагаю, я это сделала. В зрелом возрасте пятидесяти девяти лет.

— Мама. — У Карен перехватило горло.

— Все хорошо, солнышко.

Так они обе и стояли посреди кухни Тома. Обнимаясь, смеясь и плача.

— Мама. Помнишь, как ты страшилась своего шестидесятого дня рождения?

— Да.

— Что-то подсказывает мне, что этот год станет лучшим годом в твоей жизни.

Бев улыбнулась:

— Что-то подсказывает мне, что ты права.

* * *

— Привет, пап.

— Ага.

— Значит, тебе нравится миссис Андерсон?

Джон глотнул «Будвайзера» и поставил банку на ступеньку крыльца. Они с отцом отдыхали на веранде.

Ему нравилась эта веранда. Им с Карен нужна веранда.

— Ага.

— Трудно поверить.

— Ага.

— Она не похожа на твой тип женщин.

— Угу.

— И она не похожа на тех, кого… эм… устраивают случайные связи.

Том, прищурившись, посмотрел на Джона:

— Нет, не похожа. Я никогда не считал, что она такая.

Джон поморщился. Ладно, это становится неловким.

Он набрал воздуха в грудь.

— Я имею ввиду, ты серьезно увлекся ею? Похоже, ты действительно нравишься Бев. — Том ничего не сказал, и Джон продолжил: — Я не хочу, чтобы Бев было больно. Не после всех этих лет, когда она убирала дерьмо за Роджером, и… это неловко. Я просто хотел узнать…

— Она останется со мной, — наконец раздраженно сказал Том.

Джон поперхнулся пивом.

— Останется?

— Так я и сказал.

— А она знает, что останется с тобой?

— Нет. Пока нет. Держи язык за зубами.

— Без проблем. Удачи.

— Мне не нужна дурацкая удача. У меня есть маргаритки.

* * *

Беверли с Томом смотрели, как дети отъезжают на своем «Фольксвагене».

День благодарения прошел совсем не так, как ожидала Бев. Клюквенный соус из банки. Из банки! Том так и поставил ее на тарелку, обычную консервную банку с ребристыми боками. Он также приготовил на удивление вкусную и сочную индейку, насадив тушку на пивную банку и зажарив ее на гриле.

Они ели с бумажных тарелок и пили из пластиковых стаканчиков. Никакого красивого фарфора, хрусталя или соусников. Но день прошел весело. И расслабленно.

И каждый раз, когда Том касался ее, или сжимал ее ладонь, или шептал на ушко что-нибудь дерзкое, внутри пузырилось и искрилось счастье, как имбирный эль. Она ощущала себя подростком. Легкомысленной. Сексуальной. Нелепой. В пятьдесят девять лет.

За три коротких дня Том сумел перевернуть ее мир. Встряхнуть ее.

И она ни капли не возражала. Несмотря на ощущение неопределенности и потерянности она чувствовала себя легче и свободнее, чем за многие годы до этого.

Это было просто чудесно.

— Эй, не хочешь пообжиматься на диване? Дети наконец-то уехали, — Том уткнулся в ее шею.

Бев засмеялась:

— Каковы шансы, что на этот раз мы сможем опробовать твою кровать? Не то чтобы я не наслаждалась диваном, но настоящая кровать может стать приятным разнообразием.

— Кровати для лохов.

— Том! Следи за языком!

Он хохотнул:

— Посмотри на себя. Ты пережила ужин Дня благодарения на бумажных тарелках. Думаю, я выиграл. Ты не думала, что я серьезно говорил про бумажные тарелки. Но мы это сделали.

— О нет, — покачала головой она. — Я выиграла. У тебя целый день были гости.

— Ты ела зеленые яблоки.

— Ты подстриг лужайку.

— Ты остригла ногти.

— У тебя перед домом растут цветы.

Он прикусил мочку ее уха.

— У тебя был оргазм. Нет, много оргазмов, — он отстранился и расплылся в до невозможности самодовольной улыбке. — Я выиграл.

Бев хихикнула:

— Думаю, я выиграла. У меня было много оргазмов.

Она не смогла произнести это, не покраснев, но по крайней мере выговорила последнее слово.

Том ущипнул ее за зад.

Его лицо стало серьезным.

— Тебе до сих пор кажется, будто ты падаешь без парашюта? Или все хорошо?

— Лучше, чем хорошо, — нежно ответила она.

Он провел руками вверх-вниз по ее талии.

— Тебе очень идет моя футболка.

— Она мне нравится. В ней удобно.

— Пару дней назад ты высмеивала мою одежду. А теперь носишь ее.

Она засмеялась.

— Ты прав. Приношу извинения, — она подняла руку и погладила его щетинистую щеку. — Извини, что была не слишком вежлива, когда приехала. Я нервничала и беспокоилась насчет праздника. Переживала, что буду здесь с тобой. Наедине.

— А теперь?

Он странно посмотрел на нее. Тревожно. Ожидая.

— А теперь мне нравится.

— Все? — намекнул он, поиграв бровями.

— Все, — ответила она, не задумываясь. — Полагаю, я поздний цветок.

— Мне нравится, что ты расцвела со мной, Бев. — Напряжение оставило его. — У меня есть идея.

Она прижалась к его груди и вдохнула знакомый запах.

— Ого. Какая идея?

— Чертовски классная идея. Хочешь услышать? — он прочистил горло.

— Конечно.

— Сначала скажи да.

— Я не могу сказать да, если не знаю…

— Можешь. Тогда я не буду нервничать, спрашивая тебя.

Том нетерпеливо фыркнул.

— Ты и правда взволнован. Ладно, да. Вот. Лучше?

«В чем дело?»

Он улыбнулся и достал из заднего кармана листок бумаги.

— Вот. Это все объяснит.

Беверли прочитала бумагу и ахнула. Это был план маршрута садового тура по Великобритании. И билеты. На двоих. Перелет, тур, размещение.

Она заплакала.

— Не надо плакать, Бев. Ну же.

— Том, это слишком.

— О нет. Не слишком. Слишком запоздало.

Она прижала ладони к лицу, по которому текли слезы. Том нежно обнимал ее и шептал на ушко всякую чепуху.

Она сглотнула и подняла на него глаза.

— Здесь два билета.

— Конечно два. Я тоже еду.

— Ты же ненавидишь аккуратные сады.

— Ну, я проконсультировался с Полем — я говорил, что мой сосед нудист работает туристическим агентом? — и он сказал, что тур включает историю, что мне нравится, и посещение пабов, что мне нравится, и в Англии есть пиво. Оно мне тоже нравится. И в некоторые туры входит посещение кулинарных огородов. Практично. И даже сады с ядовитыми растениями. И яблоневые сады.

— С зелеными и желтыми яблоками?

Они оба рассмеялись.

— Со всеми сортами яблок, милая. И маргаритки, — он подмигнул. — Так что… похоже, тебе от меня не избавиться.

— Разве тебе нравится путешествовать? Тебе придется… эм… разговаривать с людьми.

— Я везде заказал отдельные купе. И мы можем на выбор питаться отдельно или вместе с группой.

— Поверить не могу, что ты это сделал. Для меня, — она благоговейно смотрела на него. Грубая загорелая кожа, щетинистый подбородок, сверкающие голубые глаза, горячее, твердое и безопасное тело. — Ты воплотил мою мечту в реальность.

— Воплотил? Это надо у тебя спросить.

— Только начало, думаю. Хорошее начало.

— Только начало.

Он поцеловал ее и сжал ее попу в своих больших загрубевших ладонях.

— Нам нужно войти в дом, прежде чем я устрою шоу для соседей. Хотя ди Бенедетто, наверное, не станет возражать. Раз уж ему нравится устраивать нам шоу каждый гребаный день.

— Том.

— Хм-м, — он целовал ее в шею, пока она не застонала. — Вот так. В спальню. Быстро.

— Подожди, — она положила ладонь ему на грудь. — Помнишь, ты спросил меня, чувствую ли я огонь?

Он кивнул:

— Да, помню.

— Чувствую. Спасибо тебе.

Он взял ее лицо в ладони и улыбнулся.

— Молодец, девочка. Идем пообжимаемся, а потом начнем паковать чемоданы.

Да кому нужны эти парашюты?

Эпилог. Открытка из Корнуолла

«Здравствуйте, Карен и Джон!

Мы с Томом чудесно проводим время в Англии. Разъезжаем по сельской местности: посещаем сады, исследуем замки и впитываем историю.

Вот несколько фотографий «Затерянных садов Хэлигана», включая поместье эдвардианской эпохи и болото. Мы посетили очаровательный овощной сад, от которого Том пришел в восторг — там столько овощей! Он поставил себе цель пробовать пиво в каждом пабе. К настоящему времени он продегустировал по меньшей мере дюжину разных сортов (смотрите фото Тома с барменом). Он надеется, что в «Хардин Маркет» завезут некоторые, когда мы приедем домой.

Также мы посетили сад с ядовитыми растениями, и Том ввязался в довольно горячую (и перемежающуюся ругательствами) дискуссию с нашим гидом. Надеюсь, она не сильно пострадала.

Том велел напомнить вам, чтобы вы поливали цветы перед домом. Он сказал, что очень рассердится, если вернется домой, а там все засохло. И еще он хочет знать, не появился ли гном, поскольку расклеил записки с угрозами по всему району.

Последнее фото! Мы посетили яблоневый сад с поразительным ручным прессом для сидра шестнадцатого века. Том влюбился в эту штуковину. Нам дали попробовать двадцать два сорта яблок. Больше всего мне понравился «Корнуэльский ханипин». Вы не поверите… желтое яблоко! С тех пор Том беспрестанно меня дразнит. Я не возражаю.

Надеемся, в солнечной Калифорнии все хорошо. Мы соскучились.

С любовью,

Бев и Том»

КОНЕЦ

Благодарности

Огромное спасибо «Джуниор минтс» за поддержку, вдохновение и дружбу.

Спасибо моим читателям, друзьям-блоггерам и коллегам, которые мирятся с моими причудами и закидонами.

Особенная благодарность Джулии Барретт и моим подругам Джилл и Саре, которые не читают романы и поделились со мной мнением с другой стороны.

Об авторе

Пенни Уотсон родилась в Питтсбурге. Ее любовь к романам началась в двенадцать лет, когда она обнаружила в школьной библиотеке «Унесенных ветром». Это вылилось в многочисленные попытки написать свой первый роман о юной леди с развевающимися волосами, живущей в домике на дереве.

Биолог по образованию, Пенни в разное время работала дрессировщицей дельфинов, учителем естествознания, флористом и исследователем почв (не спрашивайте). Затем последовал перерыв в работе ради воспитания двух бойких деток, после чего она решила вернуться к своему увлечению писательством. Теперь она включает свои разнообразные хобби — садоводство, кулинарию и путешествия — в свои истории.

Пенни живет в пригороде Бостона с одним помешанным на рыбалке мужем, двумя прелестными филиппинскими детьми и таксой.

Beverly Tom

Заметки

[

←1

]

Марта Хелен Стюарт — американская бизнесвумен, телеведущая и писательница, получившая известность и состояние благодаря советам по домоводству

Оглавление

Пенни Уотсон Яблоки должны быть красные Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg