«Прости, но я хочу на тебе жениться (ЛП)»

Прости, но я хочу на тебе жениться (ЛП) (fb2) - Прости, но я хочу на тебе жениться (ЛП) (Прости, но я люблю тебя - 2) 1923K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Федерико Моччиа

Федерико Моччиа Прости, но я хочу на тебе жениться

Моим друзьям. Женатым или нет.

И всем тем, кто собирается пожениться.

Ti sposerò perché

mi sai comprendere

e nessuno lo sa jare come te.

Ti sposerò perché

ti piace ridere

e sei mezza matta proprio come me.

Ti sposerò perciò

ci puoi scommettere

quando un Giòrno quando io ti troverò.

EROS RAMAZZOTTI, Ti sposerò perché

1

«Я люблю тебя».

Ему так хотелось бы произнести это в тишине, прошептать эти слова. Но вместо этого Алессандро просто с улыбкой смотрит на неё. Она безмятежно спит, завёрнутая в одеяло. Сладкая, нежная, чувственная, с лёгкой возмущённой усмешкой на губах, с приоткрытыми губами, на которых всё ещё жив след любви. Его любви. Его великой любви. Он останавливается на одной мысли. На сомнении. А нравился ли тебе хоть когда-нибудь другой, Ники? Алекс погружается в эти размышления в тишине, без движения, он немного отодвигается от неё, словно ей может присниться то, о чём он думает. Он улыбается. Нет, быть такого не может. Что же это такое у меня в голове? Ники нравится другой… Это невозможно. Но на него снова нападают сомнения, тень, пространство жизни, к которому у него не было доступа. И стоит лишь один раз моргнуть, как его хрупкая уверенность разваливается, как мороженое в чьих-то руках разрушает диету в один прекрасный день в середине августа на пляже.

Прошёл уже год, как они вернулись с того маяка, с Голубого Острова, с прекраснейшего острова влюблённых.

На мгновение он возвращается в то место.

Конец сентября.

— Алекс, смотри… Смотри… Мне совсем не страшно!

Ники стоит на вершине скалы, абсолютно голая, солнце, которое скрывается за их спинами, вырисовывает её силуэт. Она ослепительно улыбается и кричит:

— Я лечу-у-у! — и прыгает вниз.

Её тёмные волосы с несколькими прядями, осветлёнными солнцем и морем, всеми этими днями, что они провели на острове, следуют, немного отставая, за ней. Плюх! Она в воде. Тысячи пузырьков вокруг неё, исчезающей в синеве моря. Алессандро улыбается и трясёт головой, веселясь.

— Не верю, я не верю…

Он поднимается со скалы, где читал свою газету, спускается чуть ниже и тоже прыгает. В один миг он оказывается в пузырьках и видит, как она вновь появляется на поверхности воды, улыбаясь.

— Ну, что? Тебе понравилось? Ты же не осмелишься…

— Да что ты говоришь!

— Тогда давай, попробуй… Я не могу ждать целый день…

Развеселившись, они смеются и обнимаются, голые, очень быстро размахивая ногами под водой, чтобы удержаться на плаву. Они дарят друг другу солёные поцелуи, долгие, нежные, со сладким вкусом любви. Их горячие тела сближаются и соединяются в прохладной воде. Они одни. Одни посреди моря. Поцелуй, и ещё, и ещё один. Вдруг поднимается ветер. Газета взлетает, покидает скалу, поднимается, порхает вдаль, вверх, ещё выше, словно воздушный змей без нити, яростный и мятежный, она открывается, расправляя свои крылья и рассыпаясь на страницы, которые тоже раскрываются ветром и резко падают над Алессандро и Ники.

— Не-е-ет! Моя газета…

— Забей, Алекс! Неужели ты о чём-то непременно должен узнать?

Они разъединяются и быстро плывут, чтобы собрать мокрые страницы: реклама, плохие новости, экономика, хроника, политика и культурная жизнь.

— Вот и всё, видишь?.. Это моя газета…

Но интерес длится всего мгновение, и Алессандро начинает улыбаться. Она права: что я должен был узнать? Что мне нужно? Ничего. У меня есть всё. У меня есть она.

Алессандро смотрит на Ники, которая постанывает и переворачивается в кровати, словно чувствует все его воспоминания. Затем она снова вздыхает, на этот раз глубже, и спит себе дальше, словно ничего не происходит. Тогда Алекс как по волшебству возвращается на остров, видит себя у костра, который они разожгли на пляже той самой ночью, они едят свежую рыбу, запечённую на этих дровах, собранных в чаще неподалёку. Потом они несколько часов сидели перед медленно угасающими углями, слушали дыхание моря, в свете луны плескались в лужах, оставленных на пляже приливом. Солнце весь день согревало воду, которая оставалась в тюрьме моря.

— Давай, идём, залезем в эту скрытую пещеру. А лучше назвать её Пещерой Отражений или Радужной Пещерой… — они придумали названия для каждого уголка этого пляжа, от маленькой лужицы до дерева, скалы и подводных камней. — Да, этот камешек мы назовём Слоном! — просто потому, что его странный край напоминает забавное ухо. — Этот пусть будет Луной, а этот — Котом… А этот узнаёшь?

— Нет, что это?

— Это камень Секса… — Ники подходит и кусает Алессандро.

— Ай, Ники…

— Какой ты скучный… Я думала, что на острове мы будем жить, как главные герои «Голубой лагуны»!

— Честно говоря, я больше представлял себе Робинзона и его Пятницу…

— Ах, так?.. В таком случае, я устрою тебе, я тебя точно съем! — она снова кусает Алессандро.

— Ай, ну же, Ники…

Терять смысл дней, ночей, течения времени, отсутствия встреч, есть и пить, только когда чувствуешь реальную необходимость, жить без проблем, ссор или ревности.

— Это рай…

— Может, так и есть. В любом случае, мы должны быть очень близко друг к другу…

— Эй!.. — Ники изображает улыбку. — Что ты делаешь?

— Я хочу…

— Тогда мы отправимся прямо в ад…

— В рай, прости, потому что, если я зову тебя любимой, у меня есть билет только в рай…

Ники пускает пузыри из слюны, как маленькая девочка, потому что в самом деле не знает, что сказать, будто сейчас она чувствует острую потребность в том, чтобы ей уделили внимание. И чтобы её любили. Алессандро, улыбаясь, смотрит на неё.

Уже больше года назад они вернулись в Рим, и с тех пор ни один день не был похож на другой. Кажется, будто их вытащили в наш мир из песни Subsonica: «Мы любой ценой должны избежать привычки между нами, между фразами боли и радости, в желании, мы должны отказаться от неё в любой момент…»

Ники поступила на филологический факультет и сразу же начала учиться, она уже сдала несколько экзаменов. Алессандро, в свою очередь, вернулся к работе, но время, проведённое на Голубом острове, оставило на них свой отпечаток, оно сделало их волшебными, дало им великую уверенность… Только Алессандро несколько дней после возвращения казалось странным просто взять и вернуться к повседневности и старой реальности. И он принял решение. Он захотел оставить всё позади, чтобы ни одна страница его новой жизни не могла оставить послевкусия прошлого.

Так что тот день стал чудесным сюрпризом.

— Алекс, мы похожи на двух идиотов…

— Вовсе нет… Не думай об этом и всё.

— Но как я могу не думать?

— Не думай и точка. Мы на месте.

Алессандро выходит из машины и спешит обойти её.

— Подожди, я помогу тебе.

— Конечно, поможешь… Но если ты хочешь, то я сама выйду из машины с завязанными глазами! Выйду не на ту сторону, потом перейду улицу, и…

— Любимая! Не говори такого даже в шутку… Ладно, если такое и случится, клянусь, я никогда тебя не забуду.

— Придурок!

Со всё ещё закрытыми глазами Ники пытается ударить его в плечо, но потому как ничего не видит, она просто бьёт воздух. Тогда она делает ещё попытку и попадает ему в шею.

— Ай!

— Ты заслужил это…

— Чем заслужил?

— Сам знаешь… тем, что говоришь такие ужасные вещи.

Алессандро потирает затылок под изумлённым взглядом консьержа.

— Милая, но ведь это ты сказала…

— Да, а потом ты отпустил эту шуточку!

— Какую?

— Ты прекрасно знаешь, о чём я говорю… что никогда не забудешь меня, если я закончу под колёсами…

Алессандро берёт её за руку и ведёт к дверям дома.

— Ты понял, что я сказала, Алекс?

Ники щипает его.

— Ай! Конечно же, любимая…

— Ты никогда не должен забывать меня, даже…

— Хорошо, но так воспоминание прочнее закрепится в сознании. Например, если прямо сейчас ты окажешься под колёсами во-о-он того мотоцикла, то такие кадры…

— Придурок! — Ники снова пытается ударить его, но в этот раз Алессандро быстро приседает и отклоняется назад, чтобы увернуться от её удара.

— Я пошутил, милая…

Ники опять щипает его.

— Я тоже!

Алессандро старается увернуться от её руки, что ему, конечно же, и в этот раз удаётся.

— Ну хватит!

— Ты понял или нет? — Ники начинает смеяться и не бросает попыток ущипнуть его, пока Алессандро подталкивает её вперёд, встав за её спину и положив свои ладони ей на плечи.

— Добрый день, синьор Белли, — весело здоровается с ним консьерж.

Алессандро подносит указательный палец к губам, заставляя его замолчать.

— Т-с-с!

Ники недоверчиво поворачивается, хоть у неё всё ещё завязаны глаза.

— Кто это был?

— Один синьор.

— Да, знаю, я же его слышала… он тебя знает! Где мы?

— Это сюрприз! У тебя завязаны глаза… Хочешь, чтобы я сказал, где мы? Извини, ладно? Остановись здесь на секундочку.

Алессандро обходит её и открывает дверь.

— Спокойно, окей?

— Ты сам видишь, что я не двигаюсь.

Ники возмущённо вздыхает и скрещивает руки на груди. Алессандро входит, вызывает лифт и возвращается к ней.

— Давай, вперёд, вперёд… так, осторожно на ступеньках, теперь прямо… Осторожно!

Ники пугается и отпрыгивает назад.

— Что там?

— Ох, нет, ничего… Я ошибся!

— Придурок! Ты напугал меня до смерти, идиот!

— Любовь моя… Ты слишком много ругаешься… Меня это убивает!

— А ты ведёшь себя, как идиот!

Алессандро смеётся и протягивает руку, чтобы нажать кнопку нужного этажа, но перед тем, как двери закрываются, входит круглолицый весёлый мужчина. На вид ему около шестидесяти. Несколько мгновений он очень удивляется, сначала глядя на довольного Алессандро, затем на Ники с завязанными глазами, а потом опять на Алессандро. Затем он поднимает брови, и на его лице появляется выражение, свойственное человеку, который повидал очень и очень многое.

— Езжайте, езжайте вдвоём!

И он тут же выходит из лифта с усмешкой на губах. Алессандро кивает и нажимает кнопку. Двери закрываются, Ники не может скрыть своё любопытство и лёгкое беспокойство.

— Можно узнать, что происходит?

— Ничего, милая, ничего, всё хорошо.

Лифт приезжает на этаж.

— Всё, теперь иди за мной, — Алессандро берёт её за руку и ведёт по коридору, быстро открывает дверь, заставляет Ники войти и закрывает дверь за собой. — Идём, Ники… Идём со мной. Осторожно, вот так, проходи сюда.

Он помогает ей обойти низкий столик, диван, всё ещё обёрнутый в пластиковую плёнку, стеллаж и упакованный телевизор. А затем он открывает дверь в большую комнату.

— Готова? Та-дам…

Алессандро снимает повязку с её глаз.

— Поверить не могу… Но ведь это же моя комната! — Ники осматривается. — Как ты смог войти в мою квартиру?.. И в чём тут сюрприз? А люди, которых мы встречали по пути, это мои родители? Но тот голос… Не было похоже на них.

Ники выходит из комнаты и застывает в шоке. Гостиная, прихожая, другие комнаты, ванная, туалет и кухня абсолютно другие. Она возвращается в свою спальню.

— Но как такое возможно? — она видит стол, постеры, шторы и свои мягкие игрушки. — Все мои вещи… здесь, в другом доме!

— Да, я обустроил эту комнату для тебя, мне хотелось, чтобы в этом новом доме ты себя чувствовала как у себя дома, — обнимает он её. — И когда ты захочешь прийти сюда, у тебя будет твоя собственная комната…

Алессандро достаёт свой мобильный телефон и показывает Ники фотографии её комнаты, которые всё ещё не удалил.

— Но как ты это сделал?

— По одному фото каждый раз… — Алессандро улыбается и возвращает мобильник в карман. — Самым сложным было найти игрушки… Тебе нравится? Ты не можешь даже сказать нет… Ведь это всё выбирала ты! — Ники начинает смеяться, а Алессандро подходит к ней и обнимает. — Ну что, обновим твою кровать? — он целует её, легко, нежно, весело. Затем прерывает поцелуй, улыбается и шепчет ей в волосы, рядом с ухом: — Мы в твоей комнате… Но твои родители не могут войти! Это круто. Адреналин… но никакого риска.

И вот они уже на новой кровати. Её кровати, их кровати. И в один момент всё приходит в движение от смеха и вздохов в этом новом гнёздышке, которое скоро пропитается ароматом любви.

Позже.

— Ах да… Под столом твои ящики… — Алессандро подходит к ним и за раз открывает сразу три. — Эти — ненастоящие, я превратил их в мини-бар… — он достаёт бутылку шампанского. — Интересно, что находится в этих ящиках у тебя дома… Я пытался открыть их, но они всегда были закрыты на ключ…

Ники улыбается.

— Маленькие или большие… секреты.

Алессандро смотрит на неё сначала с улыбкой, затем с беспокойством. Но потом они целуются, и ещё, ещё раз. Пьют шампанское, говорят тост:

— За новый дом!

И эти пузырьки, этот смех и этот внезапно изменившийся взгляд… Ревность исчезает из его сознания как по волшебству — пуф! — вкус любви, который они чувствуют, полностью её растворяет.

Алессандро берёт её за руку и показывает другие комнаты в доме: гостиную, кухню, ванную и туалет, говорит о вещах, которые они ещё только должны выбрать вместе. Они входят в его спальню.

— Так красиво…

Алессандро видит свой дневник на прикроватном столике. Вспоминает всё, что писал о ней, слова, глупости и бесполезный анализ их отношений, который он писал в своём офисе от нечего делать. И та фраза: «В жизни существует мгновение, когда ты прекрасно понимаешь, что пришло время сделать прыжок. Сейчас или никогда. Сейчас, или жизнь никогда не будет прежней. И этот момент — прямо сейчас». Прыжок. Прыжок. Вдруг — её голос. Ночь.

— Алекс…

Он поворачивается к ней.

— Да? Что такое, милая?..

Ники почти не открывает глаз.

— Который час? Почему ты не спишь?

— Я думаю…

— Иногда нужно отвлекаться от своей работы, любовь моя… Ты неисправим…

Ники постепенно переворачивается на другую сторону, немного высовывая свои ноги из-под одеяла и в одно мгновение возбуждая в нём желание. Алессандро улыбается. Нет. Дам ей отдохнуть.

— Спи, сокровище моё. Я люблю тебя…

— М-м-м… Я тоже.

Последний взгляд на дневник. Сейчас или никогда. Алессандро залезает под одеяло с улыбкой на губах, словно всё уже случилось. И обнимает её со спины. Ники тоже улыбается. Он обнимает её ещё крепче. Да. Это правильно.

2

— Любимый, мне нужно идти… Давай, идём, завтрак уже готов.

Ники наливает немного кофе из дымящейся кофеварки в две одинаковые большие чашки. Приходит Алессандро. Всё ещё сонный, он садится напротив неё. Ники улыбается ему.

— Доброе утро, да?.. Хорошо спалось?

— Более-менее…

— Даже не знаю, почему, но я уверена, что ты сейчас вернёшься в постель…

— Ни за что, мне тоже нужно выйти.

Ники заканчивает разливать кофе и садится.

— Вот горячее молоко, а здесь холодное, шоколадное печенье, которое я купила вчера. Оно очень вкусное, но я видела, что ты даже не открыл упаковку.

Алессандро берёт молочник с края подноса и наливает себе немного молока. Ники подносит свою чашку ко рту и улыбается своим мыслям.

— Ты помнишь их, милый?

Алессандро берёт свой чашку и вертит её в руках.

— Эти чашки? В первый раз вижу!

— Милый, но мы же их купили, когда в первый раз сбежали в Париж! Вспомнил? Когда я их тебе подарила, мы мне сказал: «Однажды мы будем пить утренний кофе из этих чашек за столом нашего дома». Помнишь?

Алессандро делает глоток своего капучино и отрицательно качает головой, но улыбается.

— Нет…

— Врёшь. Ладно, наплевать, это не так уж и важно.

У Алессандро словно застревает ком в горле. Он берёт шоколадное печенье, подносит ко рту и начинает жевать.

— М-м-м… как вкусно…

— Верю… ладно, я пошла, у меня сегодня занятия, и их будет даже слишком много… — Ники достаёт куртку из шкафа и одевается. — А, кстати, не думаю, что сегодня я останусь на ночь. Буду дома, надо заниматься, потом съезжу в спортзал, а вечером я ужинаю с родителями. У меня такое ощущение, что мои ночёвки «у Олли» их немного раздражают.

— Почему?

— Потому что они прекрасно понимают, что «Олли» — это ты.

— А-а-а… ну, конечно…

Алессандро замолкает с половинкой печенья во рту. Ники улыбается ему и идёт к двери.

— Слушай, не пей так много кофе, иначе ночью опять не сможешь спать…

Она напряжённо смотрит на него. Алессандро только кивает.

— Да, ты права. Вчера я выпил последнюю чашку слишком поздно, когда был в офисе…

Ники сначала внимательно слушает его, а затем прерывает.

— Слушай, Алекс… Нет, ничего.

Он поднимается со стула и направляется к ней.

— Что такое, Ники? Рассказывай.

— Нет-нет, ничего… — она тянет руку к двери. Алессандро перехватывает её руку и преграждает ей дорогу.

— Или ты мне рассказываешь, или опоздаешь на учёбу. Давай, что у тебя на уме?

— У меня?

— Ну, да… У кого же ещё?

Ники улыбается.

— Мне просто любопытно. О чём ты думал этой ночью, когда смотрел, как я сплю?

— А… — Алессандро выдыхает и возвращается к столу. — О чём я только ни думал… — он садится и улыбается ей: — Я думал о том, какой же я счастливчик. Я думал: эта девушка такая красивая. А ещё думал о том времени, что мы сейчас переживаем… Знаешь, мне едва ли не страшно говорить тебе об этом.

Ники подходит к нему и оглядывает его ликующими, сияющими и полными восторга глазами.

— Не бойся, милый, умоляю тебя, скажи мне.

Алессандро смотрит ей в глаза, глубоко вздыхает и, наконец, говорит ей:

— Ну, хорошо, я думал о том, что никогда в жизни не был так счастлив.

— Любовь моя, это чудесно, — Ники восторженно, с энтузиазмом обнимает его.

Алессандро лицемерно улыбается, пока она прижимается к нему. Он немного зол на самого себя. Ему бы хотелось сказать кое-что ещё. Но он просто улыбается, не выдавая своих мыслей. Ники отстраняется.

— Ладно, я пошла. Если не уйду сейчас, то точно опоздаю, — она наскоро целует его в губы. — Я тебе позвоню! — и она оставляет его с половиной печенья в руке и полуулыбкой на лице.

— Хорошо… Пока, милая…

Он вдруг вспоминает песню Мины: «Сейчас или никогда, я молю тебя. Сейчас же или больше никогда, уверена, ведь ты тоже любишь меня». Он улыбается и съедает последний кусочек печенья. Он должен сделать этот прыжок, сейчас или никогда. Ладно, это тоже не так на самом деле. Время ещё есть. Он проглатывает капучино. Надеюсь, есть ещё хотя бы немного времени.

3

Вестибюль здания просто огромный. Всё покрашено в белый, свет рассеянный, тёплый. А пол такой, что кажется, будто идёшь по лунной поверхности. Большая спиральная лестница почти полностью закрывает одну из стен. Повсюду развешаны плакаты рекламных кампаний прошлых коллекций, делая каждого вошедшего свидетелем важности и мощности этого дома мод. По другую сторону от стеклянных дверей сидят две изящные, хорошо одетые девушки, которые принимают посетителей. Они сидят каждая за своим маленьким столом, у обеих открыты ноутбуки, а рядом лежат беспроводные телефоны. Рядом с приёмной — небольшая барная стойка, где гостям предлагают напитки, пока не подойдёт их очередь. С другой стороны — длинный низкий перламутровый стол, на котором разбросаны журналы мод и несколько газет, а рядом — удобнейший огромный белый диван. На нём в ожидании сидят две женщины лет сорока. На них облегающие жакеты и бежевые ботильоны на шпильках. У них идеальные макияж и укладки, у одной в руках кожаный портфель. Они разговаривают немного высокомерно и, кажется, игнорируют происходящее вокруг них. В какой-то момент одна их них смотрит на свои часы и качает головой. Очевидно, кто-то заставляет их ждать слишком долго.

Стеклянные двери со стуком открываются, и входит девушка, очень красивая, но одетая просто: пара кед, свитер, джинсы. За ней следует несколько женщин с вешалками, которые они только что достали из внедорожника, припаркованного перед входом. Девушка садится на диван рядом с этими двумя женщинами, которые тут же начинают её разглядывать, старательно изображая равнодушие. Они холодно приветствуют её, а затем возобновляют свой разговор. Она возвращает им приветствие с улыбкой и скучающе проверяет свой мобильный. Между тем женщины, которые пришли вместе с ней, продолжают выгружать платья, обёрнутые в пластик. Возможно, это наряды для какой-нибудь модели, которая должна дефилировать перед клиентом.

Нервничая, Олли ходит туда-сюда. Она пытается восстановить спокойствие. Она тщательно отобрала все детали своего наряда. Отличные белые брюки, блузка и облегающий лиловый жакет с широким ремнём. С собой у неё жёсткая папка с различными рисунками и распечатанными фотографиями. И, конечно же, учебный план, отправленный ранее вместе с заявкой на прохождение практики. Её сердце бьётся быстро-быстро. Как пройдёт собеседование? Кто знает, сколько вопросов ей зададут. Несмотря на то, что обычно за практику платят копейки, здесь ей могут предложить неплохие деньги. Если она проведёт здесь несколько месяцев, поработает над каким-нибудь проектом, завоюет чьи-нибудь симпатии, то всё это может помочь ей открыть какие-нибудь двери. Или даже возможность получить настоящую работу. Ну, пожалуйста.

Девушка поднимается с дивана. Одна из девушек на ресепшен рукой подзывает её. Олли слышит их разговор: её ожидают этажом выше. Она оборачивается и говорит женщинам, с которыми пришла, чтобы они следовали за ней. А затем начинает подниматься по лестнице элегантными и точными движениями.

Вот чёрт, думает Олли, это просто потрясающе. А я? Когда же моя очередь? Она смотрит на часы. Уже шесть. Мне сказали, чтобы я пришла в половину шестого. Уф. От туфель уже болят ноги. Я в них с самого утра. Непривычно. Каблуки слишком высокие. Она бросает последний взгляд на модель, которая как раз исчезает из виду на лестнице. Как же ей повезло, что она в кедах. Но у неё в жизни уже всё ясно. Она уже работает здесь.

Через несколько мгновений появляется девушка с ресепшен.

— Простите, синьора Крочетти…

Олли оборачивается.

— Да?

— Мне только что сообщили, что Вы можете войти. Вас ожидает Эджидио Ламберти. Поднимитесь и постучите в первую дверь справа. В любом случае, на табличке есть имя… — она улыбается ей приветливо, но настороженно.

Олли благодарит её и направляется к лестнице. Эджидио. Ну и имечко. Каким он окажется? На сто лет старше Христа? Даже старше своего имени, а уже оно прямо антиквариат. Поднимаясь, она запинается о ковёр и ударяется о ступеньку. Олли оборачивается, чтобы убедиться, что никто в вестибюле ничего не заметил. К несчастью, женщины на диване точно всё видели. Они смотрят на неё изучающим взглядом. Олли отворачивается от них и смотрит вперёд. Она задирает голову. Нет, я и знать не хочу, какие у них сейчас лица и смеются ли они надо мной. Не хочу, чтобы эти две накрахмаленные крысы принесли мне неудачу. Так что продолжай своё движение с гордо поднятой головой. Она поднимается на второй этаж. Смотрит направо. Видит дверь с табличкой: «ЭДЖИДИО ЛАМБЕРТИ». Аккуратно стучит. Никто ей не отвечает. Она стучит снова, на этот раз немного энергичней. Ответа снова нет. Она пробует в третий раз, но сейчас слишком сильно долбит в дверь. Она прикрывает ладонью рот, словно говоря: «Упс, переборщила!». Наконец из кабинета доносится голос.

— Слава богу… Входите, входите…

Олли поднимает брови. Почему это «слава богу»? Я не виновата, что меня заставили ждать больше получаса. Я пришла вовремя. И даже немного раньше. Как будто этого недостаточно, у него такой ужасный голос, словно нос заложен. Какое ужасное чувство. Она медленно отпускает дверную ручку.

— Можно?

Она держит дверь наполовину открытой несколько секунд и просовывает только голову, чтобы видеть. Она ждёт ответа, жеста, чего-нибудь, чтобы её пригласили. Но не дожидается. Затем набирается смелости, широко открывает дверь, входит и закрывает её за собой.

За огромным стеклянным столом сидит мужчина лет сорока в очках в очень модной оправе. Одет он в отличный розовый свитер, под ним — красная рубашка, а на голове шляпа в стиле борсалино. Он сидит, уставившись в монитор своего MacBook. Должно быть, ему лет сорок. Тогда его имя подходит ему ещё меньше, думает Олли. Мужчина не поднимает взгляда, а только ограничивается жестом, чтобы она подошла. Олли нерешительно делает несколько шагов.

— Добрый день, меня зовут Олимпия…

Он даже не даёт ей назвать свою фамилию.

— Да-да, Крочетти… я это знаю, — говорит он ей, как всегда даже не глядя на неё. — Это ведь я назначил встречу, так что, по крайней мере, должен знать, как Вас зовут, не так ли? Присаживайтесь. Олимпия, вот это имя…

С каждым разом сердце Олли бьётся со всё большей силой. Что ему нужно? Ему не нравится имя Олимпия? Сначала пусть на своё посмотрит… И опять это ужасное чувство. Нет, нет, нет. Только не так. Успокойся. Хватит. Дыши, давай же, ничего такого не произошло. Просто он из-за чего-то зол, возможно, не выспался, не наелся, этой ночью не занимался любовью или ещё что… Это вовсе не из-за тебя или твоего имени… Сейчас немного поработаю над собой. Олли меняет выражение лица или изображает самую лучшую из всех своих улыбок. Соблазнительную. Открытую. Спокойную. Интригующую. Улыбку Олли, идущей в наступление.

— Ладно. Я пришла, чтобы устроиться к Вам на практику… Это было бы для меня честью…

— Естественно, это было бы честью для Вас… мы — один из крупнейших домов моды в мире… — он продолжает печатать что-то на компьютере, не глядя на неё.

Олли сглатывает. Экстрасуперужасное чувство. Нет. В его случае дело вовсе не в том, что сегодня не его день. Всё дело в нём самом. Да. Он наделён одним из тех тяжёлых и напряжённых характеров, он человек, который слишком много работает, который проводит жизнь в офисе и никогда не расслабляется. Но я заставлю его. Я должна это сделать.

— Конечно. Именно поэтому я и выбрала Вас…

— Нет, Вы не выбирали нас. Нас не выбирают. Выбираем мы, — и на этот раз он поднимает глаза от монитора компьютера и изучает её. Вот так, прямо, без преамбул.

Олли замечает, что её щёки краснеют. И кончики ушей тоже. Слава богу, я не собрала волосы, иначе он тоже заметил бы. Она глубоко дышит. Я ненавижу его. Ненавижу его. Ненавижу его. Да кто он вообще такой? Кем он себя возомнил?

— Именно. Это очевидно. Я просто говорила, что…

— Вам не нужно ничего говорить. Вы должны показать мне свои работы и всё. Они будут говорить за Вас… Давайте… — говорит он и протягивает руку. — Вы пришли ради этого, разве не так? Посмотрим, что Вы умеете делать… а самое главное — сколько времени мы потеряем с Вами.

Олли начинает волноваться всерьёз. Но борется с этим. Иногда нужно уметь сопротивляться таким вещам, чтобы получить то, чего желаешь. Спорить с ним сейчас бесполезно, хотя он и настоящий придурок… Она снова вздыхает. Кладёт папку на стол и открывает её. Достаёт свои работы. Различные рисунки, выполненные в разных техниках, есть и с дизайном одежды. И ещё фотографии. Ники. Дилетты. Эрики. Незнакомцев на улице. Иллюстрации. Одно и то же с разных ракурсов. Пейзажи. Она раскладывает их, показывая Эджидио. Он берёт их, некоторое время вертит в руках и некоторые презрительно бросает в воздух. Бормочет что-то сквозь зубы. Олли не может понять его, она тянется и немного наклоняется над столом.

— М-м-м… Банально… Предсказуемо… Страшно… Беспросветно… — Эджидио выстреливает шёпотом одно определение за другим, оценивая работы.

Олли чувствует, как её охватывает дрожь. Её работы. Плоды её трудов и фантазии, бессонных ночей, вдохновение, пойманное на лету с надеждой, что рядом окажется бумага и карандаш или камера, всё это просто оборачивается ужасом с высокомерием, даже хуже — с презрением, с лёгкой руки типа по имени Эджидио, который носит красное и розовое. Как герань. Они доходят до последнего. Обработка в Photoshop последнего проекта одного из домов мод. Того дома мод, в котором они находятся прямо сейчас, если быть точнее. Эджидио смотрит на неё. Рассматривает её. Изучает. И снова что-то бормочет.

Это — точно нет. На этот раз нет. Олли пытается вмешаться:

— Это я сделала, чтобы немного почувствовать себя частью Вас…

Эджидио смотрит на неё поверх оправы своих очков. Он свирепо разглядывает её. Олли чувствует себя очень робкой и бросает взгляд на стену справа от себя. И видит. Здесь, на виду у всех, над дорогой и современной деревянной мебелью. Большой и красивый кубок с табличкой снизу: «ЭДЖИДИО ЛАМБЕРТИ, ЭДДИ МОДЫ И ХОРОШЕГО ВКУСА. BRITISH FASHION AWARDS». Она продолжает разглядывать стену. На ней развешаны различные награды. Mittelmoda. Премия лучшему молодому стилисту 1995 года. Различные дипломы и награды помимо этого. На всех его имя. Не Эджидио, а Эдди. Так лучше. По крайней мере, имя.

Олли поворачивается обратно и смотрит на него. Эджидио-Эдди продолжает сверлить её взглядом с её обработкой Photoshop в руке.

— Не уверен, что верно Вас понял… Вы говорите мне, что для того, чтобы почувствовать себя ближе к нам, Вы украли нашу рекламу? Такова Ваша концепция креативности?

Олли в недоумении. У неё не получается отреагировать. Она чувствует, как слёзы просятся наружу, но у неё ещё раз получается успокоиться. Она сдерживает слёзы и вспоминает её. Фразу, которую всегда писала в школьном дневнике. Все эти годы она копировала её снова и снова под расписанием занятий. «Хорошие художники копируют, Великие художники воруют». И даже не задумываясь, она произносит это вслух.

Эджидио-Эдди смотрит на неё. А затем — на её работы. Потом снова на Олли.

— На данный момент я не вижу здесь даже копий.

Олли, уже готовая взорваться от ярости, задумывается на какое-то мгновение о том, чтобы схватить свои работы и закинуть их обратно в папку. Но потом, толком не понимая, почему, она делает несколько глубоких вздохов и берёт себя в руки. Смотрит Эджидио-Эдди в глаза. До этого она не замечала, что они голубые. Она готовится произнести свою фразу, затаив дыхание. Во власти этого удушья.

— Ну что, Вы берёте меня на практику или нет?

Он задумывается. Снова смотрит в монитор своего компьютера. Что-то набирает на клавиатуре.

— Из всех, с кем я встречался до этого момента, именно Вы по всем параметрам наименее катастрофичны. Но только потому, что кажетесь готовой… — затем он поднимает свои голубые глаза и смотрит на неё. — И, как мне кажется, у Вас есть характер. А вот Ваши работы — как раз наоборот, они плачевны. Я могу определить Вас в отдел маркетинга, ведь Вам так нравятся наши рекламные кампании… Конечно же, в первое время Вам придётся ограничиться простыми ксерокопиями и кофе, приводить в порядок административные архивы, которые мы используем, чтобы отправлять приглашения. Но Вы не должны чувствовать себя уязвлённой. Никто никогда не понимает, в особенности Вы, нынешняя молодёжь, скольким вещам можно научиться, просто слушая и передвигаясь за пределами главной сцены. Где и происходит то, ради чего Вы здесь. Посмотрим, достаточно ли Вы готовы к противостоянию… потом и поговорим… А теперь собирайте эти рисунки, достойные первоклассника, и идите. Увидимся завтра в восемь тридцать утра. — Он в последний раз заглядывает ей в глаза: — Жду от Вас пунктуальности.

Пунктуальности, как твоя, думает Олли, собирая свои рисунки и фотографии и складывая их обратно в папку. Взгляд Эджидио-Эдди снова приковывается к компьютеру.

Олли поднимается.

— Тогда до завтра. Доброго Вам вечера.

Он ей не отвечает. Олли закрывает за собой дверь. Закрывает и прислоняется к ней. Поднимает взгляд к потолку. Потом закрывает глаза и вздыхает.

— Жёсткий он, правда? — Олли резко открывает глаза. Парень, почти такой же высокий, как она, брюнет с ярко-зелёными глазами, на носу очки в полупрозрачной оправе, а на лице смеющееся выражение лица. Он внимательно разглядывает её. — Я знаю, Эдди кажется безжалостным. По правде говоря, он такой и есть, но если ты его убедишь, то всё пойдёт, как по маслу.

— Уверен? Я даже не знаю… К тому же, здесь впервые мужчина не задержал на мне взгляда даже не мгновение! То есть, пока я была внутри, мне довелось поразмышлять над ужасными вещами: мне двадцать лет, а я уже старею? Я с каждым разом всё страшнее? В конце концов… этот тип в одно мгновение поверг меня в депрессию! Он просто сломал меня!

— Нет, ничего подобного… просто он такой. Эксцентричный. Перфекционист. Безжалостный. А ещё он просто фантастический, гениальный и, прежде всего, способный открывать новые таланты, как никто из здешних обитателей. Ну ладно, скажи мне, он взял тебя или как?

— Он сказал мне, что с завтрашнего дня я буду делать здесь ксерокопии. Прекрасное начало…

— Шутишь? Офигенное начало! Ты и понятия не имеешь, какому количеству людей хотелось бы оказаться на твоём месте.

— Чёрт… Как же прекрасно живётся здесь, в Италии, раз люди так стремятся делать ксерокопии. Но, по-видимому, это единственный способ пробраться в мир моды и дизайна, так что я согласна…

Парень улыбается.

— Отлично, так держать! Мудрость и терпение. Кстати, меня зовут… — когда он протягивает руку, чтобы представиться, листы бумаги выпадают у него из-под мышек и разлетаются по всему коридору. Некоторые даже улетают на большую лестницу. Олли начинает смеяться. Парень краснеет от стыда. — Меня зовут тормозом, так меня… — говорит он и наклоняется, чтобы собраться свои бумаги.

Она присоединяется.

— Ясно, Тормоз — это фамилия… а имя? — улыбается она.

Парень чувствует облегчение.

— Симоне, меня зовут Симоне… Я работаю здесь уже два года, в отделе маркетинга.

— Поверить не могу.

— Поверь, я работаю там.

— Я тоже. С завтрашнего дня, если тебе нужно будет сделать ксерокопии, обращайся ко мне. Эдди решил, что я начну с этого, так как мои рисунки показались ему жалкими.

— Чёрт возьми! В таком случае, я буду носить тебе огромные кипы бумаг!

— Ага! Мне кажется, что ты уже начал… — болтая, они продолжают собирать.

Симоне смущённо смотрит на неё.

— И правда, прости… Ты права. И я правда буду приходить к тебе, то, что ты мне помогла, было очень мило с твоей стороны. Если тебе нужно идти, то ты иди…

Олли поднимает ещё несколько листков, спускается на несколько ступенек вниз и ищет те, что улетели дальше. Снова поднимается и протягивает их Симоне. Потом смотрит на часы. С ума сойти! Уже семь.

— Ладно, я пошла.

Симоне складывает все бумаги в стопку и поднимается.

— Конечно, наверняка у тебя ещё куча дел. С завтрашнего дня у тебя будет не так много свободного времени! Наслаждайся последней ночью!

Олли прощается и спускается по лестнице. Эта фраза прозвучала как приговор. В любом случае, он забавный. Немного неуклюжий, но забавный. Симоне наблюдает за тем, как она удаляется. Быстрая, стройная, грациозная. Красивая. Да, она очень красивая. И то, что завтра он увидит её, делающую ксерокопии, очень его радует. Олли ждёт, пока стеклянная дверь откроется. Прощается с девушками на ресепшене. А затем покидает здание. В несколько шагов пересекает автоматические ворота и, едва подойдя к своему скутеру, видит его. Он в машине. В своём новом белом Fiat 500 с чёрными полосами по бокам. Он мигает ей фарами. Олли поднимает руку и с улыбкой машет ему. Она подбегает к нему и на ходу открывает дверь.

— Чёрт возьми, Джампи! Что ты здесь делаешь? — она легко касается поцелуем его губ. — Я так рада видеть тебя! Я совсем этого не ожидала!

— Милая, я знал, что это был очень важный для тебя день, и решил тебя забрать. Оставь скутер здесь, я его привезу тебе потом, — говорит Джампи, устанавливая первую передачу.

— Отлично, здорово! Это один из таких случаев, когда я действительно рада, что у меня есть ты…

Джампи смотрит на неё с притворным разочарованием.

— Почему это? А обычно ты, значит, не рада?

— Я всегда рада… но сегодня я так нуждаюсь в любви!

Джампи снова начинает улыбаться. Если это слово его и немного коробит, у него получается это скрыть.

— Рассказывай… как всё прошло?

— Скажем так, это было немногим лучше, чем катастрофа… Но меня взяли… — и Олли решает рассказать ему всё, пока они едут по направлению к центру, оставляя огромное здание за своими спинами.

4

Ники бежит в университет. Паркует скутер, защёлкивает цепь и заходит в ворота, которые окружают сад, заполненный многочисленными группами студентов. Она быстро шагает между очень ухоженными зелёными кустами, между маленькими разбрызгивателями по краям дорожки, ведущей к лестнице здания её факультета. На ступеньках сидят ребята. Она узнаёт своих однокурсников: Марко и Сару, Луку и Барбару, и свою новую подругу Джулию.

— Эй, что вы здесь делаете? Почему вы не в классе?

Лука быстро листает страницы газеты «Репубблика», которую он, по-видимому, уже прочитал.

— Это из-за «Волны», студенческого движения…

И вдруг Ники захотелось смеяться. Она думает о Дилетте, Эрике и, прежде всего, об Олли. Волна, «захваченная»… да чёрт его знает, кем! Надеюсь, такого никогда не случится! Но затем она снова становится серьёзной. Она прекрасно знает, что речь вовсе не о них.

— И сегодня тоже! Эта чушь начинает надоедать. У меня сегодня была гениальная лекция по сравнительному литературоведению. В кои-то веки было что-то интересное…

А затем вдруг за их спинами слышится чей-то голос. Новый, незнакомый, который скрывает улыбку…

— «Ты молчаливо мучишь и в клочья рвёшь единственную между нами нить, как вечность».

Ей нравятся эти слова. Она с улыбкой поворачивается и видит незнакомого парня. Высокого, стройного, с длинными и немного вьющимися волосами. У него красивая улыбка. Он ходит кругами вокруг неё, едва ли её не обнюхивая, теряясь в её волосах, однако, не подходя слишком близко, не касаясь её руками, а лишь дыханием. И с другими словами.

— «Ничто не вечно в этом мире. И только лишь мятеж — вот ваша музыка».

Ники поднимает брови.

— Это не твои стихи.

Он улыбается.

— Конечно. Если точнее, это Китс, но я подарю тебе их, если захочешь.

Лука обнимает Барбару.

— Не обращай на него внимания, Ники, это Гуидо… Мы знакомы с детства. Он жил за границей, потому что его отец — дипломат. Он вернулся в прошлом году.

Гуидо прерывает его.

— Кения, Япония, Бразилия… Аргентина. Я был на границе двух стран, на водопадах Игуасу. Там, где рождаются волшебные радуги. Куда ходят напиться воды уставшие капибары и молодые ягуары, где спокойно живут животные из джунглей.

Лука улыбается.

— И куда женщины из племён ходят помыться на закате. У меня до сих пор хранятся фотки, что ты мне прислал.

— Да ты грязная душонка, это ведь был фоторепортаж об исчезающих племенах, о волшебной гармонии, соединяющей людей и животных.

— Ну конечно, может быть… Я помню только прекрасных женщин… прекрасных и абсолютно голых.

— Потому что ты смотрел только на них…

Барбара пихает Луку.

— Извини, что? И где сейчас эти фотографии? Я их никогда не видела.

Он, улыбаясь, обнимает её.

— Я выбросил их ещё два года назад… Незадолго до нашей встречи… — говорит он и пытается её поцеловать, но Барбара выбирается из его объятий снизу.

— Да-да, как только я окажусь у тебя дома, я обыщу все ящики…

Лука разводит руками, затем подносит одну руку к груди, а другую поднимает к небу.

— Я клянусь тебе, дорогая… Я их выбросил! И вообще, это он повёл меня за собой по кривой дорожке…

Барбара снова пихает его.

— Ты поняла, Ники? Осторожней с Гуидо: ему нравятся поэзия и сёрфинг… и самое главное — красивые девушки.

Гуидо разводит руками.

— Не понимаю, почему вы видите меня таким… Я поступил на филологический с единственным намерением — ради учёбы. Да… это правда, мне нравится сёрфинг. Волны зачаровывают меня, потому что, как сказал Юджин О’Нил, на самом деле мы свободны только в море. А что касается красивых девушек… а как же иначе?.. — он подходит к Ники и улыбается ей. — Одни на них смотрят… — он снова начинает ходить вокруг неё, изучая её сверху донизу, — смотрят, как они одеты, оценивают то, что они выбирают… Представляют… Для чего ещё нужна красивая женщина, если не для этого? Чтобы хвастаться перед другими. Но кто такие эти другие? Одной внешности недостаточно, чтобы жить. А как же красота внутреннего мира? Она достаётся только лучшим друзьям. Так вот, ради неё-то мне и хотелось бы жить…

Гуидо протягивает руку Ники.

— Хочешь дружить со мной?

Ники смотрит на него, затем изучает его руку, а потом снова поднимает взгляд к его глазам. Красивые, думает она. И тем не менее, он носит косую чёлку.

— Извини, но в этом году я уже познакомилась со многими людьми, даже слишком, — она пожимает плечами и уходит.

Джулия тоже поднимается.

— Подожди, Ники, я с тобой…

Удивлённый, Гуидо поворачивается к Луке и Марко, которые смеются над ним.

— Тебя послали!

— Спасибо за вашу рекламу…

— Это наша подруга…

— Мне бы хотелось, чтобы она была и моей…

— Да, конечно, твоей… добычей!

Гуидо качает головой.

— Я даже сделать ничего не могу… Вы обо мне просто ужасного мнения… Во всяком случае, эта Ники была чиста, как вода.

— О чём это ты?

— Ну… это прозвучит банально, но её просто так не купишь.

— Эй, да это точно не Китс! — удивлённая, Барбара слезает с перил.

— Нет… но она бросила мне вызов, и, как говорит Фукидид: «Без сомнения, настоящие храбрецы — это те, чей взгляд яснее, чем от них ожидают, будь то слава или опасность, они встретятся с ними лицом к лицу».

Марко разражается смехом.

— Да-да, ты просто смельчак!

Лука согласно кивает головой.

— Интересно, смог бы ты встретиться лицом к лицу с этой опасностью, если бы Ники не была такой красивой…

5

Эрика поднимает глаза от книги, которую изучает для экзамена по этнологии и культурной антропологии. Пытается повторить про себя параграф, который кажется ей важным. Она сдаётся на середине и заглядывает в учебник. Снова поднимает глаза и делает ещё попытку. Никак. Ничего не запоминается. Когда происходит такое, уже ничего не поможет. Так что она идёт на кухню, наливает воду в чайник и ждёт, пока он закипит. Берёт чашку, коричневый сахар и ложку и раскладывает их на столе. Дальше ищет в шкафчике жестяную коробочку с пакетиками тисаны[1]. Находит. Открывает. Начинает выбирать. У неё не так много сортов. Этот — нет. Такой я пила вчера. Этот несладкий. Лучше этот. Подойдёт. Смородина, ваниль и женьшень. Она достаёт его и ждёт. Как только вода закипает, она выключает газ, наливает воду в чашку, кладёт туда пакетик и накрывает чашку крышкой. Через две-три минуты она снимает крышку, добавляет сахар и садится. Вдыхает аромат чая и делает глоток. Вкусно. Очень хорошо чувствуется смородина. Она делает ещё глоток, наслаждаясь сочетанием вкусов и ароматов. Затем смотрит на чашку. Белая, с нарисованными цветами апельсина. Марки «Thun». Она прекрасно помнит ночь, когда Джо подарил ей эту чашку. Это было под Рождество, три года назад. Он знал, что Эрика обожает тисану и различную посуду для неё. Так что он появился с большой картонной коробкой, внутри которой были чайник, фильтр и крышка, а ещё смесь из белого чая, алтея и каркаде. И хоть коробка была закрыта, аромат чувствовался прекрасно. Эрика была в восторге от подарка. Простой, но с выдумкой, выбранный с заботой, специально для неё. Именно так должны делаться подарки, которые дарят от всего сердца. С тех пор она постоянно пьёт из этой чашки. И это просто чудо, что она до сих пор не разбилась, что обычно происходит с другой посудой. Джо. Её Джо. Как странно. Хоть я его и бросила, я никак не могу от него отдалиться. Волны смеются надо мной из-за этого. Говорят, что я не могу отпустить его, потому что не могу разрезать пуповину. Что я использую его, как коврик для вытирания ног. Но это неправда. Я очень люблю Джо. Он прекрасный человек. И я говорю им, что у меня есть право держать его рядом как друга. К тому же, он не имеет ничего против… Он всегда может сказать мне «хватит», но он этого не делает. И вообще, что в этом такого странного? Мы просто разговариваем, иногда пьём вместе пиво по вечерам, посылаем друг другу сообщения, мейлы, общаемся в фейсбуке, гуляем, ходим в кино, на концерты. И всё. Мы не спим вместе, конечно же. Мы просто друзья. Точнее, больше, чем просто друзья, потому что мы уже попробовали встречаться, со всеми осложнениями, которые предполагают такие отношения, и теперь мы ограничиваемся лучшим, что может быть между нами. Тогда что такого? Просто потому, что не все достаточно зрелые, чтобы превратить любовные отношения в дружбу? Я рада, что не потеряла Джо. Эрика делает ещё глоток тисаны. К тому же, я знаю, что ему, возможно, неприятно, когда я встречаюсь с каким-нибудь парнем, но я не хочу иметь парня. Да и я не рассказываю ему всего. Даже Волнам не рассказываю. Представь себе, если бы, например, Дилетта узнала, со сколькими парнями я переспала с тех пор, как рассталась с Джо? Она бы сказала, что я супер-шлюшка. Что моя репутация летит к чёртовой матери. Но репутация — это другое. Всё зависит от того, как это выглядит. Это нечестно. Им слишком просто говорить. У Ники есть Алекс. Олли влюблена в Джампи. Дилетта с Филиппо. Они все в отношениях с кем-то. Они остановились. Они решили, что так для них хорошо, они не чувствуют необходимости знакомиться с кем-то ещё. Но как они могут знать, что это действительно правильно и хорошо? А вот я хочу понять. Поэкспериментировать. Хочу знакомиться с людьми. Сравнивать. Только так однажды я смогу узнать, что встретила мужчину, который мне подходит. Я узнаю его именно поэтому, благодаря всем тем, с кем встречалась раньше. К тому же, у меня не было серьёзных отношений с этими парнями. Я никому не причиняю боли. Я поступаю, как мужчины, разве нет? Их никто не осуждает, когда они спят каждый раз с новой девушкой. Обычная история, старая как мир: если так делает женщина, то она шлюха, а если мужчина, то он чемпион. С другой стороны, разве не так делала Олли? И как раз поэтому она всем нравилась. Так вот, теперь моя очередь. Это моя жизнь, и я проживу её, как хочу. Вообще, единственные девушки, с которыми я была когда-либо в хороших отношениях, это Волны. Остальные — просто знакомые. В то время как с мужчинами всё гораздо проще. Они прямые, честные и милые. С ними не нужно соревноваться, не нужно бороться с ревностью, если хочешь добиться кого-то. Я такая же, как они. Они и я. И они во многом лучше, чем мы, женщины. На самом деле. Например, именно это происходит с Франческо. Он мне нравится, он забавный, милый, мне хорошо с ним, но он мне не парень. Думаю, он это понял, и он не против. К тому же, с ним я честна и спонтанна, так что не совершу никакой ошибки. Сердце всегда лучше знает. Об этом говорят песни, книги, фильмы. Если присмотреться, то об этом пишут даже в моём учебнике по этнологии.

Эрика допивает свою тисану. Затем она берёт чашку, ополаскивает её, ставит сушиться и проделывает то же самое с ложкой. Чайник с остатками горячей воды оставляет на месте. Потом ставит сахарницу на место. Готово. По дороге в свою комнату, где она собирается продолжить чтение, она слышит звонок домофона. Кто это может быть? Эрика смотрит на часы. Пять. Я никого не жду. Она проходит мимо комнаты. Заглядывает внутрь. Слава богу. Он ничего не заметил. Франческо спит в кровати. Он ничего не услышал. Эрика идёт к двери и берёт трубку домофона.

— Кто это? — говорит она, стараясь делать это как можно тише.

— Здравствуй, дорогая, ты занята?

Эрика на мгновение отводит трубку от уха. Это невозможно. Что он здесь делает?

— Антонио, это ты?

— Конечно же, я, кто ещё? Почему ты говоришь так тихо? Я ничего не слышу из-за машин… Слушай, ты не хотела бы сходить в «Баретто»? Это в Трастевере. Сегодня ночью там будет диджей-сет во время аперитива.

Эрика молчит несколько секунд.

— Знаешь, я не могу, мне не здоровится, лучше я останусь дома, — отвечает она наконец. — Оставим это на потом, ладно?

— Хорошо… согласен. Очень жаль. Но, может, впустишь меня просто поздороваться?

Эрика тяжко вздыхает.

— Нет, слушай, я уже в пижаме, не нужно, в самом деле. Увидимся завтра утром в универе, ладно?

Антонио на мгновение замолкает. А затем усмехается.

— Ладно, как хочешь, — и он уходит немного расстроенный, поправляя на поясе брюки, под которыми виднеется эластичная полоска с надписью «Richmond».

Ему очень хотелось выпить чего-нибудь с ней. С тех пор, как они познакомились, они прогулялись вместе всего несколько раз, но ему хотелось бы узнать её поближе. Только она всегда такая неуловимая…

Эрика вешает трубку и идёт в свою спальню. Франческо всё ещё спит. Вертится в постели.

— Ох, давай же… ты так проспишь всю жизнь! — восклицает она и легонько толкает его в бок.

Он открывает один глаз и смотрит им на неё. А потом переворачивается на другую сторону.

— Ну хватит, ты просыпаешься или как? Как ты можешь спать, когда рядом с тобой такая красивая женщина?!

Франческо немного привстаёт.

— Ну ладно… раз уж… здесь такая красивая женщина…

Эрика бьёт его в плечо.

— Ай! Но это же правда… — Франческо, кажется, проснулся. — Теперь, когда я могу получше тебя разглядеть, я вижу, что ты прекрасна… и даже более того. Я ещё встречу тебя во сне?

— Да, а как иначе? На этот раз одевайся, но в следующий я позволю тебе ходить по дому голышом…

Эрика слезает с кровати и снова садится за книгу.

— Ты поможешь мне подготовиться, если я тебя попрошу?

Франческо вздыхает.

— Нет, знаешь, мне совсем не хочется… Дай мне айпод, я хочу немного послушать музыку… а потом вернуться в свой сон с тобой…

Эрика улыбается. Ладно, он хотя бы умеет делать комплименты. Она наклоняется над столом, берёт плеер и бросает его Франческо. А затем снова берётся за книгу. Отлично, буду готовиться одна. Хочу произвести впечатление на профессора Джанотти на экзамене на следующей неделе. Я должна оставить его с открытым ртом. И не потому, что этот экзамен так меня волнует… а потому что этот профессор просто душка! Он мне очень-очень нравится. И отлично сдать экзамен — это верный способ впечатлить его.

6

Кристина прибирается в своей спальне. Она нашла несколько смятых рубашек Флавио. Она берёт их. Рассматривает. Чувствует одновременно нежность и злость к своему мужу. Она сжимает их в руках, нюхает. Вспоминает, когда купила их, когда он их впервые надел. Все моменты их жизни. Сколько лет они уже женаты? Восемь. Они пережили так называемый кризис семи лет. Но это всё просто глупости. Городские легенды. Давать любви номер, кризису — возраст. Для чего это всё? Глупый человеческий цинизм. И вдруг она вспоминает день, когда купила именно эту рубашку, когда он надел её в первый раз. Потом, складывая её обратно на полку, она замечает спрятанную записку. Это её интригует. Бумага цвета слоновой кости, плотная. Сначала она не вспоминает ничего. А потом открывает её. Её сердце уходит в пятки. Она узнаёт почерк. Ровный. Сухой. Лёгкий наклон вправо. Она смотрит на дату справа. 2000 год. Первый год нового тысячелетия. 14 февраля. День Святого Валентина. Она начинает читать.

«Любовь. Слово Святого Валентина. Слово этого дня, который только что начался. Любовь. Твоё второе имя. Я сижу за столом на кухне. Конечно, ты ещё спишь. Сейчас ночь. А утром я оставлю это письмо тебе под дверь. Я представляю, как ты выйдешь из дома, всё ещё сонная, и увидишь его. Твои чудесные глаза загорятся. Ты наклонишься, возьмёшь его и откроешь. И начнёшь читать. И, надеюсь, улыбнёшься. Письмо, просто короткое письмо, внутри которого великая история — наша история любви. Я благодарен тебе за то, каким я себя ощущаю рядом с тобой. Не думаю, что двух листов будет достаточно, но я всё равно попробую. Потому что я не могу отступить.

Говорят, нельзя говорить о любви, её можно только прожить. Так и есть. Я тоже так считаю. Я встретил свою любовь, и это уникально, потому что ты заставляешь меня жить и дышать. Я научился этому с тобой. Хоть потом я и понял, что, на самом деле, любовь ничему не учит.

Мы просто живём ею и всё, вместе, рядом, как одно целое. Любовь — это ты. Любовь — это я, когда я с тобой. Счастливый. Спокойный. Лучше, чем обычно. Я всё ещё помню, как впервые увидел тебя. Самую красивую. В центре танцпола на той дискотеке в Трастевере. Ты танцевала, легко двигалась рядом со своей подругой. На тебе было светло-голубое платье на тонких бретельках, которые танцевали вместе с тобой. Твои тёмные кудри спадали на плечи. Ты закрыла глаза и полностью отдалась ритму. Я увидел тебя и больше не смог отвести глаз. Мои друзья хотели пойти в другое место, но я захотел остаться. Я бросился к барной стойке, попросил два коктейля, я пробирался через толпу людей, держа два бокала в руках высоко над головой, чтобы никто не задел меня и не разлил, а потом я подошёл к тебе со спины, когда ты танцевала. Твоя подруга меня заметила, она сделала тебе жест подбородком, и ты повернулась. Вблизи ты оказалась ещё красивее. Я улыбнулся тебе и предложил один из напитков. Сначала ты посерьёзнела, и на лице у тебя появилось что-то вроде ухмылки, а потом ты вдруг улыбнулась. Ты приняла бокал, и мы чокнулись, двое незнакомцев в центре танцпола. Потом мы поговорили. Ты была не только красива, но ещё и умела веселиться. И чем больше я тебя узнавал, тем больше открывал в тебе положительных качеств. Я счастливчик. Настоящий. И когда я думаю обо всём, что мы с тобой сделали вместе, я улыбаюсь от счастья. Наши мини-каникулы в Лондоне, когда мы сели на самолёт в четверг, а вернулись в воскресенье. Наши безумные прогулки по Сохо, ужин, как мы занимались любовью в парке с риском быть застуканными. Мы всё время смеялись. Пытались разговаривать по-английски. И всё время делали смешные ошибки в этом. А затем, когда мы ездили к Стромболи, мы ходили за руки по узким переулкам в окружении белых низких домов, таких красивых, а дворы там утопали в цветах и растениях. Мы спускались к вулкану. А на ужин всегда ели рыбу на террасах маленьких ресторанов. Я всё время смеялся, когда ты спускалась к тому типу, который начинал говорить по-шведски каждый раз, когда ты хотела, чтобы он свернул налево, твоё лицо смешило меня, оно было полным разочарования, такое лицо бывает у тех, кто сдался. И опять же наши римские ночные свидания, наши прогулки до поздней ночи, во время которых нам никогда не было скучно, у каждого из нас в запасе было столько всего, что мы могли сказать или рассказать друг другу. А потом мы вдруг начинали целоваться, и я чувствовал нежность твоих губ, слегка покрытых этим блеском с фруктовым вкусом, который так тебе нравится. Любая ночь, даже самая обычная, становится особенной, когда ты рядом. В такие моменты не нужно больше ничего. И неважно, где мы , для меня это всегда праздник . И даже когда мы ссоримся, в этих редких случаях, честно говоря, в глубине души я веселюсь. Потому что ссора — это ненадолго, а затем мы с тобой всегда миримся.

У меня внутри тысячи чудесных воспоминаний о тебе. И с течением времени я всё больше и больше влюбляюсь в тебя. Больше, чем мне казалось возможным. Я люблю тебя, когда ты улыбаешься. Я люблю тебя, когда ты плачешь. Я люблю тебя, когда ты ешь. Я люблю тебя в субботние вечера, когда мы ходим в паб. Я люблю тебя утром в понедельник, когда ты никак не можешь проснуться. Я люблю тебя, когда ты во весь голос поёшь на концертах. Я люблю тебя, когда мы вместе просыпаемся утром и ты не можешь найти тапочки, чтобы пойти в ванную. Я люблю тебя под душем. Я люблю тебя на пляже. Я люблю тебя ночью . Я люблю тебя на закате . Я люблю тебя в полдень . Я люблю тебя сейчас, когда ты читаешь моё письмо, моё поздравление с Днём Святого Валентина, и наверняка ты спрашиваешь себя, не сошёл ли я с ума. И ты не так уж и неправа. А сейчас принарядись. Выйди. Живи этим днём. Наслаждайся моими мыслями, которые пытаются заставить тебя улыбнуться, чтобы эта улыбка заставила твою красоту светиться. Поздравляю, любовь моя… Я приеду за тобой через час. Сюрпризы на этом не заканчиваются!»

В глазах Кристины появляются две слезинки, останавливаются на несколько секунд, а затем скатываются по её щекам. Каким же милым он был. Насколько же иначе было всё. Сколько желания удивлять, быть вместе, любить друг друга. Мы были особенными. Мы верили, что мы уникальны, один для другого. Мы. Всё остальное отходило на второй план. Весь мир. А сейчас? Куда всё это делось? Где потерялось? И почему я чувствую себя так? Она продолжает читать эти красивые слова, которые Флавио написал столько лет назад, и не запрещает тебе плакать. Она думает об их долгой истории, о том, как в первый раз увидела его. О том, как сильно он ей понравился. Он был таким красавцем. И ей кажется невозможным, что всё так изменилось.

7

Солнце нещадно палит над Пинчо. Какой-то ярко одетый турист с восхищением разглядывает пьяцца дель Пополо, показывает пальцем на какую-то деталь или на какое-то место вдалеке, где он ещё не бывал. Пара японцев использует крошечную камеру, чтобы запечатлеть различные кадры своей поездки, они издают пронзительные смешки, когда пытаются выбрать лучший из них.

— Осторожней, ты сейчас пройдёшь перед ними.

— Слушай, ну какая разница.

Дилетта со внезапно надменным выражением лица и хитрой улыбкой идёт дальше, она влезает между объективом и статуей, которая должна была быть увековечена. Улыбаясь, японец останавливается. Ждёт. Дилетта проходит и улыбается ему в свою очередь. Японец снова пытается сделать фото, но снова вынужден остановиться.

— Дилетта…

— Ох, да ладно, я не виновата, что забыла сказать тебе одну вещь, — она возвращается к своему парню, как только японец начинает нервничать. — Я хотела сказать тебе, что… — она чмокает его в губы.

Филиппо смеётся.

— Какая же ты идиотка… Не могла подождать?

— Нет. Сам знаешь, как говорят: не оставляй на завтра то, что можешь сделать сегодня.

— Да я с самым настоящим гением! Тебе бы в рекламу податься! — Филиппо щипает её щёчки.

— Ай! Нет, рекламный талант совсем у другого человека! Кстати, нужно договориться с Ники насчёт нашей встречи… — она достаёт мобильный из кармана куртки. Открывает его и начинает очень быстро печатать смс.

— Договориться о чём?

— Об ужине. Я тебе уже говорила, что сегодня вечером поеду к Ники… И скорее всего я останусь с ней, потом мы пойдём на шопинг!

— Вау! А кто готовит?

— А тебе какая разница, тебя не приглашали…

— Нет, но я не хочу, чтобы мою любимую отравили! Я всё ещё помню последний раз, у тебя целый день болел живот!

— Тогда я просто замёрзла!

— Вот, ты всегда защищаешь своих Волн!

— Конечно, а ты хотел бы смыть их в раковину, чтобы занять их место в моём сердце… Но ты уже занимаешь собой всё пространство… Видимо, ты хочешь превратиться в жестокого и безжалостного тирана?

Филиппо смеётся и пытается укусить её.

— Да, я хочу съесть тебя всю. Ты вся моя, только моя!

Они не перестают дурачиться, гуляя по траве и разглядывая прохожих. Мать читает журнал, пока её дети играют рядом со скамейкой, на которой она сидит, и немного дальше, и этого им достаточно, чтобы избежать её надзора и власти и перепачкать все штаны, когда они бросаются на траву, чтобы поймать мяч. Рядом, болтая, прогуливается пожилая пара. Она улыбается, он нежно обнимает её.

Дилетта вдруг поворачивается.

— Надеюсь, ты не бросишь меня, когда я стану такой…

— Как пойдёт.

— Извини, и от чего это зависит?

— От того, не бросишь ли ты меня ещё раньше!

Мобильный Дилетты вибрирует и издаёт лёгкий звук звона монет.

— Эй, из тебя деньги сыплются!

— Ничего подобного! Просто звук входящих сообщений. Похоже, будто монетки падают, это гениально, люди вечно ведутся. Даже ты! — Дилетта открывает мобильный и быстро читает. — Отлично. Мы договорились. Через час на пьяцца дей Джуоки Истмичи… Знаешь, что я сделаю? Возьму с собой то вкусное мороженое из «Сан-Криспино»… Они его никогда не пробовали, до сих пор тащатся от шоколадного из «Аляски»… Что ты говоришь?

Филиппо начинает напевать, почти не слушая её.

— Gelato al cioccolato dolce e un po' salato, tu, gelato al cioccolato…[2] — и он снова пытается укусить Дилетту, которая начинает смеяться.

Они покидают Пинчо в обнимку и в полном спокойствии, игнорируя невероятные перемены, которые скоро произойдут в их жизнях.

8

Офис Алессандро. Всё как всегда. Обычный хаос под маской спокойствия и контроля.

Леонардо входит с пакетом и кладёт его на стол.

— Добрый день, это для тебя…

Алессандро приподнимает одну бровь.

— Сегодня не мой день рождения. И мне не кажется, что мы празднуем что-то ещё, не думаю, что я забыл о чём-то, и я абсолютно уверен, что ты не должен был сделать для меня что-то особенное… или я ошибаюсь?

— Какой же ты недоверчивый, — Леонардо садится на краешек стола Алессандро. — Неужели я не могу просто порадоваться тому, что ты вернулся, быть счастливым оттого, что ты снова здесь?

— Ты уже продемонстрировал свою радость моим повышением…

Леонардо растягивает губы в улыбке.

— Этого было недостаточно, то есть… да, это много. Но это просто небольшой каприз, мой собственный…

Алессандро поднимает вторую бровь.

— В любом случае, я себя неловко чувствую из-за этого внезапного жеста любви, — он разворачивает подарок и замирает. — Ноутбук и камера?

Леонардо в восторге.

— Тебе нравится? Последнее слово в цифровых технологиях, можно снимать видео в высоком качестве и монтировать их на этом компьютере, выбирать песни с iTunes и непосредственно из памяти и вставлять их. Здесь очень сложное программное обеспечение… В конце концов, если захочешь, можешь просто снять фильм и показать его в любой момент, прямо как Спилберг.

Алессандро шокирован.

— Спасибо… но не означает ли это, что мы теперь займёмся ещё и производством фильмов?

— Нет, — Леонардо слезает со стола и направляется к двери. — Это означает только то, что я в восторге оттого, что ты вернулся, и что если тебе нужно смонтировать какой-нибудь фильм об острове, о маяке, наконец, о той истории, что ты мне рассказал… ты можешь сделать его спокойно прямо здесь, не пропадая снова.

Леонардо выходит из кабинета и секундой позже входит Алессия, верная секретарша и помощница Алессандро.

— И? Он тебе объяснил?

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, например, что-нибудь о новом проекте…

— Нет. Он так рад, что я вернулся, заходил сделать мне подарок… Вот он! — он показывает ей на камеру и на ноутбук.

— Это просто фантастика! — Алессия сразу же берёт его в руки. — Последняя разработка от Apple, MacBook Air, очень лёгкий. Ты знаешь, что здесь встроенная система, позволяющая монтировать?..

— …Настоящий фильм.

— А, ты в курсе… Ты практически можешь стать новым Тарантино.

— Он сказал про Спилберга.

— Это потому, что он старик.

И как раз в этот момент входит Андреа Сольдини, великий графический дизайнер.

— Ребята, посмотрите на это… У меня невероятная новость, — он как бы незаметно подходит к ним. Алессандро и Алессия смотрят на него. Андреа Сольдини достаёт из кармана своих брюк загнутый листок. — Я нашёл этот мейл…

Алессандро улыбается ему.

— Ты никогда не устанешь, да?

— Никогда…

Алессандро вдруг вспоминает тот случай… Другой мейл, другая правда. Уже давняя история. Он открывает листок, который протягивает ему Андреа Сольдини, и пробегается глазами.

— «Сотрудникам «Освальдо Феста»…» — он смотрит на Сольдини и Алессию. — Это мы… «Ввиду Ваших огромных международных успехов, мы решили сообщить Вам о возможности принять участие в конкурсе на новую рекламную кампанию автомобиля, который мы собираемся выпустить на рынок…» — Алессандро наспех читает дальше и останавливается на наиболее выдающейся новости, — мы должны сделать короткометражку о нём! — Он опускает листок. — Теперь с камерой и компьютером всё ясно… «Я счастлив оттого, что ты снова здесь…» Он хочет, чтобы я работал в два раза больше, вот и всё.

Андреа Сольдини пожимает плечами.

— Возможно, он сделал это, не подумав.

— Он? Я сильно сомневаюсь.

Алессия довольно улыбается.

— Ладно, это фантастическое задание.

Сольдини соглашается с ней.

— Да! И без этого самонадеянного Марчелло. Давай, Алекс, проснись и пой!

Они оба направляются к выходу, но Алессия останавливается в дверях.

— Знаешь что, Алекс? Я очень рада, что ты вернулся.

— Да, я тоже… — говорит Андреа Сольдини, и они оба с улыбками выходят из кабинета, закрыв за собой дверь.

Алессандро разглядывает камеру, затем компьютер, и, наконец, смотрит на закрытую дверь. И вдруг для него всё становится более чем ясно. Меня пытаются запутать. Затем он обдумывает это как следует. Хотя на самом деле никто из них на меня не давил и не настаивал, чтобы я вернулся к работе… Я здесь только потому, что так решил я сам. И если я работаю, как раньше, то есть, намного больше, чем раньше, это мой собственный выбор. И теперь он собирается принять этот вызов. Так что Алессандро остаётся решить только один последний драматичный вопрос. И уж тут запутался я сам.

9

Ближе к вечеру. Ласковое солнышко неожиданно противоречит прогнозу Джулиаччи, который обещал, что его закроет несколько игривых облачков. Но их нет. В четырёх разных частях города четыре девушки рассаживаются по своим автомобилям или скутерам. И каждая из них одета во что-то удобное, яркое и наиболее подходящее для того, чтобы провести несколько часов абсолютной свободы вместе. Кеды, футболки, толстовки, плащи. Вперёд, навстречу дружбе.

Ники садится на свой SH50. На ней шлем и облегающая одежда. Она быстра, как молния, как и всегда, прячется за волосами от этой новой реальности. С годами всё становится сложнее. Новые компромиссы, новые знакомые, другой ритм жизни. Иной раз кому-то кажется, что он потерялся, что он не оказывает должного внимания отношениям. Смс-ки не приходят больше так быстро, как раньше, ночные тусовки становятся всё реже, обещания увидеться вновь откладываются по тем или иным причинам. Время учёбы в институте, когда они могли проводить бесконечные вечера вчетвером, кажется канувшим в лету. Они были друг для друга второй семьёй, и сейчас не могут перестать верить в это. Они должны бороться. Защищать эти отношения. Возобновить их. Попытаться жить дальше, не теряя друг друга. Ладно, сейчас мы всё ещё вместе. Волны. Нужно выбросить из головы всё, чтобы провести вместе несколько часов. Чудесно. Мне так хочется прогуляться, посмеяться без причины, съесть с ними вкусное мороженое из «Аляски». Да. Ники расплывается в улыбке. Именно так.

Олли ставит новый CD в проигрыватель своего смарта. «Best of» Джанны Наннини. Grazie. Спасибо, как точно. Спасибо нам. За то, как мы живём. За то, что, несмотря ни на что, мы всё ещё вместе, как когда мы устраивали дефиле на пьяцца дей Джуоки Истмичи. Как когда врали, что будем ночевать у меня дома, а сами сбегали на вечеринки. Как когда мы купили записную книжку «Молескин», чтобы каждая из нас писала, что она думает, и однажды мы могли бы почитать эти записи за чашечкой чая. День, когда мы её закопали. И тот раз, когда мы выбирали наше имя, Волны, когда мы напридумывали кучу абсурдных сочетаний с нашими инициалами, сидя за столиком в «Аляске».

Забавно, я до сих пор помню. Олимпия… Эрика… Ники… Дилетта… ОлЭрНиДи. НиЭрОДи… ДиНиЭрО… И ничего не получалось. Мы всё никак не могли унять смех. А ещё было Н.Е.Д.О. Глупый брат рыбки Немо! И ещё множество бесконечных абсурдных аббревиатур, пока мы не нашли своё настоящее имя, единственное возможное: ОНДЭ[3], Волны. Да. Большие и сильные Волны, которые ищут безопасный берег, который они смогут внезапно покинуть. Волны моря, которое ещё существует, чтобы показать недоброжелателям, что их дружбу, которая началась ещё в старшей школе, можно пронести через года.

Эрика тормозит у края дороги. Давай же, ради бога. Почему со мной вечно происходит что-то подобное? За что жизнь со мной так? Жизнь… И вдруг, думая о том, куда она едет, в её голове всплывают различные моменты. Поездка в Лондон. В Грецию. Больница. Когда Дилетта попала в аварию. Как же тогда было страшно. А если бы она оттуда так и не вышла? Это невозможно. Море бы осиротело без одной из волн. Нет. Мы бы не позволили этому случиться. А потом мы сбежали втайне на концерт, после него мы побежали бросать в море соль перед выпускными экзаменами. Любовь. Ноутбук, который я нашла. Тот парень, писатель. Я думала, что это была любовь. И как счастлива я была, когда рассказала им об этом. Девчонки, они всё ещё со мной, хоть сейчас они повзрослели и изменились. Мои подруги. Затем Эрика залезает в двухцветный Lancia Ypsilon, жмёт на рычаг и заводится.

Дилетта проверяет своё отражение в зеркале заднего виденья. Сегодня её волосы очень объёмные, должно быть, из-за нового бальзама. И в рекламе говорили, что он придаёт объем. Не соврали. Она поправляет заколку в форме сердца на левом виске и залезает в свой красный Matiz. Включает радио, переходит от одной станции к другой, а потом, поискав ещё немного, она находит информационную станцию с программами об экономике и обществе и останавливается. Нет. Не хочу. Так что она достаёт из бардачка диски. Открывает молнию и начинает перебирать CD. Один, два, три… Вот. Иногда кажется, что песни сами находят тебя, потому что знают, как ты в них нуждаешься. Дилетта берёт CD и вставляет его в проигрыватель. Ох. Подборка, которую мы сделали в сентябре, после каникул, перед началом занятий в университете. Каждая выбрала по несколько песен, а потом мы сделали четыре копии. Возможно, потому что мы боялись потерять друг друга. Она включает какую-то песню. Джорджия. Che amica sei. Дилетта напевает себе под нос. А ещё она ощущает волнение, думая обо всех моментах, которые они пережили вместе. Да. «Какая ты хорошая подруга, и никогда меня ты не предашь, любовь, быть может, и проходит, а ты рядом навсегда». Как точно. Хотя я предпочитаю, чтобы моя любовь не проходила. Потому что в противном случае, Филиппо, клянусь, я тебе руки переломаю! «Какая ты хорошая подруга, зови меня, когда тебе нужно веселье. Время летит, но мы будем связаны вечно, то одним секретом, то другим…» Да, мы будем рядом и будем связаны. «Доверяй мне, как я верю тебе, мы можем часами болтать обо всём. Я с тобой рядом, и ты никогда не будешь одинока…» Нет, и я на самом деле надеюсь, что вы тоже меня не оставите. «Какая ты хорошая подруга, не меняйся никогда, и если мне нужно чьё-то плечо, я знаю, что могу положиться на тебя…» Дилетта въезжает на оживлённую дорогу, распевая во весь голос. Почти приехала. Вовремя. Красный. Она качает головой в такт музыке. А затем резко поворачивается. Невероятно.

— Эрика! — Дилетта опускает стекло и зовёт снова. — Эрика!

Её подруга ничего не замечает. Загорается зелёный, и она уезжает. Дилетта качает головой. Она просто слепая. К тому же, едет не по своей полосе! Чокнутая. Дилетта пристраивается за её машиной и едет следом. Всё равно они едут в одно место. Она со смехом начинает сигналить ей и мигать фарами.

— Ну, и что это за придурок? Чего он хочет? — Эрика уже готова сделать неприличный жест пальцем, но перед этим смотрит в зеркало и узнаёт эту копну светлых волос.

Что? Неужели это она? С ума сошла! Она машет подруге рукой и показывает язык. Вместе, но в разных машинах, он подъезжают к назначенному месту. Чудом паркуются. Вылезают из машин и бросаются в объятия друг друга, как ненормальные.

— Чёрт возьми, мы словно не виделись несколько лет!

— Не дай бог! Я так люблю тебя! — они не перестают запрыгивать одна на другую, как футболисты после решающего гола. А через несколько мгновений приезжают Ники и Олли.

— Можно узнать, что вы делаете? Что такое, вы теперь встречаетесь? — и, не долго думая, девчонки присоединяются к этому безумному объятию, нежному, радостному, прямо тут, посреди парковки на глазах у людей, проходящих мимо и не понимающих, что такое с этими четырьмя девушками, которые кружатся в обнимку и кричат.

— Ладно… Теперь мы должны пойти на шопинг!

— Какая же ты скучная…

— Да-да… Предупреждаю, я не буду готовить, ясно?

— Хорошо, в таком случае просто закажем пиццу.

— А я взяла с собой новое вкуснейшее мороженое, купила в «Сан-Криспино», как вам?

— Погодите-ка… погодите… Ники, с чего это ты решила сохранить нам жизнь? Решила сжалиться над нами?

— О чём это ты?

— Ну, раз уж ты не готовишь, то не сможешь отравить нас!

— Дурочки!

Дурачась, пихаясь и смеясь, они идут прямо по середине улицы, не чувствуя никакого возраста и времени, хозяйки мира, какими можно себя чувствовать только в моменты полного безграничного счастья.

10

Ночь. Алессандро возвращается домой. Быстро заходит и начинает собирать сумку. Открывает шкаф.

— Чёрт, и куда только домработница засунула мои брюки… — он со стуком закрывает два-три ящика. — Ага, вот и майка…

В этот самый момент звонит его мобильный. Он смотрит на дисплей. Пьетро. Чего он хочет? Не дай бог он мне скажет, что я должен снова поехать и забрать его. Он отвечает.

— Я уже знаю…

— О чём ты? Как ты мог узнать? Поверить не могу, что ты уже знаешь, как ты это сделал?

Алессандро вздыхает.

— Потому что эта история повторяется раз за разом. Ты всё время просишь меня забрать тебя.

— Нет, на этот раз ещё хуже: мы не играем.

— Что? Ты хочешь сказать, что я торопился домой, как сумасшедший, чтобы успеть на футбол, а теперь выясняется, что мы не играем? Нет, ты объяснишь мне это сейчас же, должно было случиться что-то серьёзное, раз игру отменили.

— Так и есть… Камилла бросила Энрико.

— Я сейчас же приеду за тобой.

Чуть позже. Алессандро и Пьетро в машине.

— Но как же это случилось?

— Не знаю, я ничего не знаю. Он бросил трубку, когда говорил со мной, хотя он и говорить-то толком не мог. Кажется, он даже иногда плакал.

— Ну, конечно! Вот только не преувеличивай.

— Клянусь тебе, зачем же мне говорить такие глупости, если это неправда?

Р-р-ринг. Мобильный Алессандро.

— Это Ники.

— Не говори ей ничего. Скажи, что мы как обычно едем на футбол…

— Тогда мы уже должны быть на поле, сейчас половина девятого.

— Тогда скажи, что сегодня мы играем позже.

— Но зачем это всё?

— Я потом тебе объясню.

Алессандро качает головой, а затем открывает мобильный.

— Милая…

— Эй, привет! Я думала, что ты уже на поле…

Алессандро сердито смотрит на Пьетро, который забавно наклоняет голову в его сторону, словно хочет вмешаться в разговор.

— Да… нет… сегодня мы играем немного позже, потому что Пьетро как всегда ошибся, когда заказывал поле…

— Правда? Ты мне не врёшь?

— Я? И зачем же мне это, милая? Какая у меня должна быть причина, чтобы лгать тебе?

Алессандро снова зло смотрит на Пьетро и качает головой.

— Ну, я не знаю… прости… В общем, я хотела сказать тебе, что поеду к Олли. Мы все собираемся у неё. Но сейчас у меня садится батарейка. Я позвоню тебе позже, когда вернусь домой.

— Не можешь зарядить его сейчас? Может, привезти тебе зарядник?

— Нет… Я уже на улице, и только что телефон просигналил, что батарея разряжена…

— А… Ладно, тогда зарядишь его у Олли…

— Ни у кого из девчонок зарядник не подходит к моему телефону… Слушай, милый, почему ты так разволновался? Ты ведь всё равно сейчас будешь играть в футбол…

— Ну, да… Как глупо… Ну, тогда пока.

— Ладно! Если забьёшь гол, дай мне знать, как великий чемпион, окей?

— Ещё чего!

— Только вместо золотого кубка возьми серебряный!

Алессандро вешает трубку и язвительно улыбается Пьетро.

— Поздравляю. У тебя всегда получается втянуть меня в неприятности, даже когда никто не виноват.

— Что ты хочешь сказать?

— Теперь она думает, что мы едем на футбол, а это неправда.

— И в чём проблема?

— Я ей соврал.

— Хочешь сказать, что ты это сделал в первый раз?

— Да.

Пьетро смотрит на него, не особенно убеждённый. Он недоверчиво поднимает брови. Алессандро чувствует, что его сверлят взглядом, бросает взгляд на улицу, а затем смотрит на Пьетро, потом опять на улицу, и следом вновь на Пьетро. Наконец, он оживляется.

— Ладно… за исключением того раза, когда я не сказал ей, что Элена вернулась…

— И этого тебе мало! А ещё ты не сказал ей, что вы помирились…

— Да-да, ладно! Но это было сто лет назад.

— И что?

— Нет, «и что» должен спросить я. Ты хочешь знать ответ? Дело в том, что этой ночью, спустя год, я вру ей снова, но безо всякой видимой причины.

— Ошибаешься, причина есть.

— И какая же?

— Представь, что завтра Ники встретится с Сюзанной и скажет ей, что мы не играли.

— Ладно… И что в этом такого?

— Ну, сегодня я вернусь домой поздно, потому что сказал Сюзанне, что мы начнём играть только в одиннадцать…

— В одиннадцать?

— Да, я сказал ей, что ты забыл заказать поле, и поэтому нам дали его только на последнее доступное время…

— Именно этого мне не хватало!

Алессандро качает головой и следит за дорогой. Пьетро обнимает его.

— Спасибо… я горд иметь такого друга, как ты…

Алессандро улыбается.

— Мне бы хотелось, чтобы я мог сказать то же самое.

— Эй… — Пьетро отстраняется от него и приподнимается. — Серьёзно?

— Нет…

Алессандро начинает смеяться и снова качает головой.

11

Энрико сидит в кресле в гостиной. Маленькая Ингрид спит у него на руках.

— Так вот, она мне позвонила… Позвонила мне в офис и сказала только: «Дора останется до семи и уйдёт. Постарайся вернуться к этому времени, иначе Ингрид останется одна…»

Энрико смотрит на спящую Ингрид. Он поглаживает её, потом пальцем поправляет слюнявчик под её подбородком.

— Вы поняли?

Алессандро, Пьетро и Флавио сидят напротив него на диване. У всех троих открыты рты. Энрико смотрит на них и качает головой. Алессандро кажется самым заинтригованным.

— А что случилось потом?

— Потом я вернулся как раз вовремя, потому что Дора уже собиралась уходить.

— Да, но Камилла… то есть, где же Камилла?

Энрико смотрит на него со всем спокойствием мира. Затем он бросает взгляд на часы.

— Должно быть, она в небе. Через три-четыре часа она будет на Мальдивах. Если самолёт не развалится прямо в небе, чего я ей и желаю!

— Она улетела на Мальдивы? И с кем же?

— С адвокатом по имени Беретти, очень выдающимся парнем из моего клуба, которого я сам ей и представил.

— Ты? Зачем?

— Камилла хотела кое-что переделать в новом доме, рабочие сорвали резьбу на трубах в ванной, из-за этого был страшный потоп. Адвокат Беретти помогал нам подать в суд на эту компанию…

— И что из этого вышло?

— А то, что Беретти потерял лицензию адвоката, а я потерял свою жену, и теперь она сбежала с ним…

Флавио поднимается с дивана. Пьетро вдруг что-то осознаёт.

— Но ты одет в форму…

— Может, ты не помнишь, но этой ночью мы должны были играть вместе.

— Я помню!

— Так как я должен был задержаться, то решил переодеться, чтобы не заставлять остальных ждать на поле. То есть, если бы мы вообще играли… А затем случился этот небольшой удар…

— Небольшой удар, говоришь!

Энрико пожимает плечами.

— Какая разница, мы бы всё равно проиграли.

— Я не был бы так уверен… По-моему, именно сегодня мы могли бы наконец выиграть.

— Это верно, — Энрико смотрит на них и разводит руками. — Теперь я ещё и чувствую себя виноватым в том, что лишил нас возможной победы.

— Ладно, запомни, что мы планировали играть в одиннадцать.

Флавио смотрит на Пьетро, не понимая, о чём он говорит, но вдруг до него доходит.

— Значит, мы всё-таки играем?

Алессандро отрицательно качает головой.

— Ничего подобного, нет никакой игры…

А Пьетро наоборот подтверждает.

— Да есть же, есть.

Теперь Флавио уже ничего не понимает.

— Так мы играем или нет? Пьетро, объясни мне.

— Послушайте, всё очень просто: мы играем, но не играем… ясно?

— Я совсем ничего не понимаю…

Пьетро садится и разводит руками.

— Ладно. Итак, ребята, я объясню вам, как я понимаю эту ситуацию с моей скромной точки зрения. Это вопрос верности.

Флавио с любопытством смотрит на него.

— Что ты имеешь в виду?

Пьетро продолжает с улыбкой на лице.

— Бесполезно искать верность… Верность не из этого мира… То есть, не из этой эпохи. Оскар Уайльд сказал, что верность в эмоциональной жизни то же, что последовательность в жизни рассудка — попросту признание несостоятельности, ни больше ни меньше. Так что я, вместо того, чтобы в одиннадцать выйти на поле… окажусь под простынями с женщиной, которая состоит в счастливом браке с мужчиной, который… как раз будет на игре!

Флавио направляется в кухню.

— Прости, но я не согласен… Я налью себе чего-нибудь выпить?

— Конечно, в холодильнике есть Кока-Кола, пиво и какие-то соки.

Флавио повышает тон, чтобы его услышали с кухни.

— Верность — это естественно, когда у вас искренние отношения. Это становится очевидным, когда в отношениях появляются проблемы… Хотите чего-нибудь?

— Т-с-с! — Энрико проверяет, не проснулась ли Ингрид. — Ты мог бы не кричать так, Флавио?

Его друг возвращается в гостиную и пивом и продолжает говорить, но уже шёпотом:

— Мы говорим о вопросах бытия.

Алекс делает странный жест рукой, означающий: «Ну, конечно».

— Конечно, как иначе… Но спать с замужней женщиной, которая радуется, когда её мужа нет дома, это совсем нехорошо…

Флавио открывает пиво.

— Я понимаю, а ты не мог бы уложить Ингрид в кроватку, оставляя в стороне проблемы Пьетро?

— Ты прав… — Энрико уносит малышку в спальню.

— Он не может расстаться с ней ни на секунду?

Пьетро отрицательно качает головой.

— Нет. Представь, если бы Камилла ушла, забрав дочку… Он бы покончил с собой.

Энрико возвращается в гостиную. Теперь Флавио садится на диван и пытается успокоить его.

— В любом случае, ты не должен злиться на Камиллу. Ты должен думать о том, как прекрасно всё было до вчерашнего дня… К сожалению, некоторые вещи разрушаются внезапно.

— Ага, трубы в ванной…

— Любовные отношения… — Флавио делает глоток своего напитка, и ему в голову приходит идея. — Секундочку, детектив ведь ничего не нашёл два года назад… правда?

Энрико смотрит на Алессандро. Алессандро смотрит на Флавио. Флавио смотрит на Пьетро. Энрико потрясён.

— Я в шоке… Алекс… Ты всем рассказал?

Алессандро смотрит, не отрываясь, на Пьетро. На самом деле, он сказал только ему. В прошлый раз у него получилось соврать, так что ему не остаётся ничего другого, как солгать снова.

— Прости, Энрико… Этот груз слишком давил на меня, и не смог перенести такое в одиночку…

Пьетро осознаёт свою ошибку и пытается всё исправить.

— Ладно, мы всегда знали об этом, Энрико. Я имею в виду, что ты искал помощи детектива, потому что не доверял Камилле, но в этом нет ничего плохого. Мы все здесь друзья и должны вместе противостоять таким событиям. Сегодня твоя очередь, а завтра жертвой могу стать я или кто-нибудь из этих двоих.

Флавио и Алессандро вдруг начинают делать типичные жесты суеверных, чтобы отвести беду. Пьетро замечает это.

— Это бесполезно, нет никакого заклинания, которое может снять такие вещи. Когда беда приходит… она приходит!

Алессандро вдруг чувствует вину. Я должен был отдать Энрико обе папки детектива! Но теперь уже ничего не поделать.

Пьетро хлопает Энрико по плечу.

— Думаю, детектив сделал свою работу хорошо… Просто иногда мы не хотим принять то, что любовь проходит и всё.

— Да ладно, дружище, спасибо! Спасибо, правда, огромное спасибо! — Энрико раздражённо поднимается со своего места. — Я так тебе благодарен, ты — именно то, что мне нужно в такой момент, ты — аспирин от головной боли, сироп от кашля.

— Да, презерватив для проститутки! Хотите перестать быть такими мечтателями? — Пьетро смотрит на своих трёх друзей, покачивая головой. — Как такое возможно? Вы до сих пор верите в сказки? Сейчас часто, как никогда, благодаря мобильникам, чатам и смс, женщины изменяют, развлекаются, кокетничают, мечтают, дарят свой романтизм другим мужчинам… им нравится изменять так же, как мужчинам. Но всё же не это объясняет мой огромный успех, включая и сегодняшнее свидание. — Он смотрит на часы. — Ладно, вы ведь не хотите, чтобы я опоздал?

Пьетро замечает, что друзья смотрят на него недобрыми глазами.

— Ладно, объясню по-другому… Через некоторое время женщины и мужчины будут равны. То, что женщина обязательно должна быть влюблена, чтобы переспать с кем-то, совсем не так, а вы воображаете себе это, то есть, все мы, мужчины, потому что нам нравится верить, будто женщина с нами только из-за любви! Но это не так! Им это нравится так же, как и нам, а может, даже и больше. И все эти сказки о разговорах без умолку, чтобы затащить их в постель… Нет ничего более далёкого от реальности! Как сказал Вуди Аллен, заниматься любовью лучше, чем болтать… Разговоры — это неизбежные страдания на пути к сексу. А ещё лучше сказал Бальзак: «Гораздо проще быть любовником, чем мужем, потому что быть в хорошем настроении всё время сложнее, чем время от времени льстить». Вот так-то! Я понял это с Сюзанной: иногда мне не очень-то хочется, но когда я играю роль любовника, то могу превзойти самого себя!

Флавио решает вмешаться:

— Извини, Пьетро, но я не могу полностью согласиться с тобой. А где тогда удовольствие оттого, что вы создаёте что-то вместе, стремление быть единственным? Я делаю что-то для своей жены, хоть иногда мне это дорого стоит, потому что хочу, чтобы она чувствовала себя реализовавшейся, счастливой и удовлетворённой!

— Конечно! Я не говорю, что быть счастливым с женой нельзя, но, в конце концов, это только вопрос жестокой привычки, а женщин пугает всё новое! Знаешь, скольких женщин я встречал, которые вдруг собирались бросать своих мужей только потому, что они привыкли спать со мной? Они начинали чувствовать себя героинями, которые могут взять и изменить всю свою жизнь… Но потом они понимали, что у меня никогда не было намерения начинать какие-либо серьёзные отношения с ними из страха стать героем тех историй их семейной жизни, которые они сами мне рассказывали неоднократно, и самое любопытное, что потом они возвращались к своим мужьям ещё более влюблённые, чем раньше. И они всегда решали устроить романтические путешествия! Так что для многих из них я был даже терапией! Да ладно, ребята, иногда любовь и в самом деле забавная штука…

Энрико удивлённо смотрит на него.

— Это значит, что Камилла… в конце концов, она поступила вот так, и ты поощряешь это, ты считаешь, что она храбрая женщина… безрассудная!

— Слушай, мне не хочется больше говорить о ваших проблемах. Обобщать нельзя. Женщины заставляют нас поверить в свою верность, они дают нам уверенность… — затем Пьетро смотрит на Алессандро и поднимает брови. — Возможно, она убеждает тебя, что у неё сел мобильный, потому что не может просто сказать тебе, что у неё есть другой… Сейчас женщины не такие открытые. Мы как будто в шестьдесят восьмом! Все изменяют и все скрывают.

Алессандро смотрит на него с раздражением.

— Слушай, у Ники на самом деле села батарейка…

— И с чего бы ты так уверен?

— Потому что она мне так сказала…

— Прекрасный ответ.

— Главным образом потому, что, если бы она захотела встречаться с другим, она бы мне сказала!

— А этот мне нравится ещё больше… Мне всегда нравилась научная фантастика… Виктор Гюго сказал великую правду: «Женщина, имеющая любовника, — это ангел; женщина, у которой их два, — монстр; женщина, у которой три любовника, — это настоящая женщина». Вы хоть представляете себе, со сколькими жёнами и девушками, у которых были парни, я встречался? Я ухаживал за ними, я возрождал в них энтузиазм первых отношений, устраивал им такие сюрпризы в постели… и на какое-то мгновение они задумывались о том, чтобы бросить мужа, и иногда они делали это на время, но только в воображении, ясно?.. Но затем они возвращались, они трусихи, как и мы, и что касается «этого аспекта», они одинаковые! Женщины — это мужчины с сиськами… но без яиц.

— Ты ужасен. Тогда почему ты женился?

— Потому что в какой-то момент времени ты должен дать женщине уверенность и спокойствие… И ещё тебе захочется понять, какая польза может быть от брака… «Семья — это общение, естественным путем возникшее для удовлетворения потребностей человека», сказал Аристотель. И Сюзанна была подходящим для этого человеком. Но все браки такие: приходит момент, когда ни один из двоих не чувствует себя удовлетворённым, не хватает ни детей, ни дома… «Быть мужем — это работа на полный день, вот почему многие мужья проваливаются в этом. Они не могут уделять ей должное внимание», — сказал Арнольд Беннет. И он был прав, чёрт возьми! Все мы хотим влюбиться, желаем любви… и ищем её везде, где можем! Мечтаем о ней, преследуем её!

Алессандро качает головой.

— Кто ты? Вики-цитатник? Запудрил нам мозги своими цитатами…

Пьетро напускает на себя торжественный вид.

— Конечно, я отлично поработал над этой темой, чтобы поражать своих милых жертв: они обожают цитаты… Эту, к примеру, я использую, когда кто-то на меня нападает, послушай: «Сразу же после того, как к мыслителю приходит отличное изречение, его начинают цитировать», Ральф Уолдо Эмерсон.

Алессандро снова качает головой.

— Тяжёлый случай. Как бы там ни было, я никогда не соглашусь с тобой. Мои родители женаты, и они всегда были счастливы.

— Они исключение, которое лишь подтверждает правило.

— И родители Ники тоже.

— Слишком рано делать выводы: они нашего возраста… А мы, как видишь… — он стреляет глазами в сторону Энрико, стараясь сделать это как можно более незаметно для того, — мы уже начинаем падать…

В этот самый момент звонит мобильный Алессандро.

— Это Ники… — открывает он телефон. — Милая! Разве твой телефон не был разряжен?

Алессандро довольным взглядом смотрит на Пьетро и делает непристойный жест в его сторону.

— Да, но мне подошёл зарядник Олли… Мы у неё дома! Вы уже закончили игру?

— Ага… — Алессандро поднимается и идёт в спальню.

Пьетро смотрит на него и вздыхает.

— Думаю, у него тоже кое-какие проблемы, — говорит он, приближаясь к остальным.

Оказавшись вне зоны слышимости друзей, Алессандро продолжает разговор с Ники.

— Да, мы закончили, потому что один из нас получил травму…

— Серьёзно? Кто?

— Нет, ты его не знаешь, парень из команды… А потом мы поехали к Энрико, потому что он не играл…

— Ясно, а у него всё в порядке?

— Хуже, чем просто не в порядке…

— Что ты хочешь этим сказать?

— Его бросила жена.

— Ох, — Ники словно немеет.

— Ники?

— Да?

— К сожалению, такое случается.

— Ну, конечно, бывает… человек даёт клятву перед Богом, ему хочется, чтобы всё было идеально… А потом…

Алессандро ждёт продолжения, ему любопытно.

— А потом?

— Ничего… Мы не способны воплотить мечту в реальность.

— Да, Ники, но не принимай это близко к сердцу.

— Да нет, просто я так чувствую. Я вижу неспособность людей проникнуть в суть происходящего.

— Возможно, двое хотят одного и того же, но потом что-то меняется..

— Надеюсь, что это не так.

— Я тоже…

Затем её голос становится бодрее:

— Как бы там ни было, мы с тобой друг другу никаких обещаний не давали, так ведь?

— Да.

— Ладно, я пойду к девчонкам.

— Хорошо, позже поговорим.

Алессандро смотрит на закрытый телефон, и тут его осеняет. Эта фраза… «Мы с тобой друг другу никаких обещаний не давали». Что это значит? Почему она это сказала? К тому же, у неё был вовсе не весёлый голос. Что она хотела сказать? Слава богу, что мы ничего не обещали? Он чувствует, будто у него в животе что-то сжимается. М-да. Он кладёт телефон обратно в карман и возвращается в гостиную.

— Всё хорошо? — спрашивает Пьетро с улыбкой и с большим любопытством.

— Да… прекрасно.

Энрико смотрит на него с открытым ртом.

— Спасибо вам за проявленный интерес и поддержку. Я всегда знал, что могу на вас положиться.

Пьетро преувеличенно широко размахивает руками.

— Да, конечно, а теперь ты постараешься поверить, что ничего страшного в том, что она ушла, когда всё было хорошо… Она была недовольна, полна сожалений, неудовлетворена.

Энрико шокировано смотрит на него. Алессандро и Флавио тоже.

— Извини, а ты-то откуда знаешь?

— Ну… — Пьетро осматривается вокруг себя, чувствуя, что его застали врасплох, — о некоторых вещах можно догадаться, рассуждая логически… Это можно прочитать на лице, конечно, чтобы понять что-то, требуется особая чувствительность, но как раз этого мне и не хватает. А сейчас простите, но мне нужно идти трахаться с женщиной, которая осталась дома одна, — он смотрит на часы. — Да… Её дети уже будут спать, а он позвонит ей, когда начнёт собираться домой. Пока, ребята, завтра поговорим.

Он выходит, хлопая дверью.

— Ему не хватает особой чувствительности, да?.. Животное, вот он кто!

— Ладно, — Флавио пожимает плечами, — каким бы он ни был, он всё же прав: он замечательно живёт, ему на всё наплевать, он развлекается, словно ему восемнадцать лет.

Алессандро кажется удивлённым.

— Мне кажется странным, что ты так думаешь… У него ведь жена и двое детей! И если ты решил завести семью, то ты автоматически выбрал другой тип жизни, ты не можешь быть таким безответственным…

В этот самый момент Энрико берёт фотографию со столика. На ней Камилла держит на руках только что появившуюся на свет Ингрид.

— А что ты скажешь об этом фото? Что это? Фотомонтаж? Это мать с дочерью! — он со злостью швыряет фотографию в стену, и она разбивается на тысячи осколков.

— Успокойся, Энрико, — Алессандро пытается утешить его. — Я знаю одну женщину, которая родила ребёнка и оставила его здесь, в Риме, с его отцом, потому что хотела попробовать новой жизни, она просто села в самолёт до Америки… Другая тоже бросила мужа и уехала жить в Лондон, ещё одна сделала то же самое и теперь работает в Париже…

— Я понял… На фоне этого побег Камиллы от меня и Ингрид на неделю отпуска на Мальдивы с другим мужчиной — это почти нормально, да?

— Может, она передумает.

— Может, она вернётся.

— Да, может, может быть… Единственное, что я знаю, — теперь мне нужно искать новую няню.

— А Дора?

— Не знаю почему, но её нам рекомендовал адвокат Беретти…

— А это здесь причём?

— Ну, она тоже ушла, из солидарности…

Флавио даже теряется.

— Из солидарности с кем? У меня ощущение, что здесь все с ума посходили…

— Я дал объявление, теперь должен провести собеседование с кучей нянь!

— Что за бред? Это что, «Factor X»?

— Да… было бы неплохо!

— Ладно, всегда сможешь проверить, кто лучше поёт колыбельные!

— Везёт вам, вы всё время готовы шутить…

Энрико снова разваливается на диване, разведя ноги и закинув голову назад. Алессандро и Флавио рассматривают его. А потом их взгляды пересекаются. Флавио пожимает плечами. Правда в том, что подобрать слова, которые утешат друга, страдающего из-за любви, очень сложно. Он погружён в свою боль, он задаёт себе тысячи бесполезных вопросов, а ты можешь только предложить ему свои ответы, личные, относительные, которые, в общем-то, не имеют никакого отношения к его жизни.

Алессандро садится рядом с ним.

— Я просто хочу, чтобы ты увидел положительные стороны.

— Нет здесь никаких положительных сторон…

— Знаешь, что сказал Фридрих Кристоф Этингер? «Господи, дай мне спокойствие принять то, чего я не могу изменить, дай мне мужество изменить то, что я могу изменить, и дай мне мудрость отличить одно от другого».

— Ты похож на Пьетро со всеми этими цитатами, которые он использует, чтобы оправдывать свою зависимость от секса…

— С одной только разницей: эта фраза полезна, и я сказал её, только чтобы ты расслабился немного, несмотря на ситуацию, в которой находишься.

— А кто такой этот Фридрих Крис Тингер? Никогда не слышал этого имени…

— Фридрих Кристоф Этингер, духовник.

— Ясно. Спасибо за совет, Алекс, но всего несколько слов не вылечат меня так скоро!

— Знаешь, ещё эта фраза была в фильме «Спасите Грейс», там люди всех возрастов без конца курили траву… В общем, в жизни столько всего. Единственная проблема в том, как мы пользуемся этим.

Энрико улыбается.

— Знаешь, что? Иногда слова всё-таки действуют… Но потом я останавливаюсь и думаю: чёрт возьми, как же я скучаю по Камилле. И тогда все мысли теряют свою силу, даже все красивые фразочки этого твоего духовника… Мне в голову приходит только одна фраза Васко: «Но боль чувствую лишь я, не ты».

Алессандро изображает улыбку. Как же точно, боль овладевает тем, кто её прочувствовал, и нет в мире слов, которые помогут объяснить это или заставят страдающего чувствовать себя лучше. С этим нельзя не согласиться.

12

Олли замечает, что Ники какая-то странная.

— Эй, что с тобой?

— Почему ты спрашиваешь?

— У тебя такое лицо…

— Нет, ничего. Энрико бросила жена.

Эрика готовит коктейль для всех: клубника, банан, персик и молоко. Выключает блендер. Задумывается на мгновение.

— А кто из них Энрико? Ах, да… Он мне не нравится…

— Эрика!

— Послушайте, девчонки, я просто подумала о нём…

— Ты уже несколько лет просто думаешь!

— Ты о чём? Я начала встречаться с тем Стефано, думала, он писатель, а он оказался просто переводчиком в издательстве…

— Понятно, но что было важнее? Его работа или то, какие чувства он в тебе вызывал и что делал для тебя?

— Не знаю, но вообще-то он заставил меня чувствовать себя обманутой!

— Но не ты ли сама себе навоображала, каким он должен быть, просто читая то, что у него в ноутбуке, и притворялась, что парень по другую сторону — принц голубых кровей!

— Что ты несёшь? Он даже не переводил никакие любовные романы!

— В любом случае, после переводчика был Серджио, художник, потом Джанкарло, врач, и Франческо, спортсмен… И как произошло, что ни с кем из них у тебя ничего не вышло, и никто не задержался дольше, чем на месяц?

Эрика вздыхает. Снова включает блендер. А затем она повышает голос, чтобы подруги могли услышать её сквозь шум аппарата.

— Окей. Я просто экспериментировала. Что в этом плохого? Вы должны понимать, что просто одной истории недостаточно, чтобы понять, что такое любовь. К тому же, если такое вытворяет Олли, то вы не видите в этом проблемы, но когда это делаю я…

— А я-то здесь причём? — Олли подпрыгивает на диване, хватает подушку и кидает в Эрику с криками: — К тому же, мои отношения длятся больше нескольких часов! Давай, скажи нам, в ком дело! Это дрессировщик Освальдо?! Или проводник Саверио?!

Ники улыбается.

— Нет, это блендер Саверио! Можешь хоть на секунду выключить эту штуку?

— Отлично… издевайтесь надо мной, если хотите. Его зовут Джованни и он стоматолог.

— Хорошо, по крайней мере, он может нам пригодиться…

— А мне кажется, что в глубине души ты всё ещё влюблена в Джо.

— Ну что ты такое говоришь?

— Ты всё время повторяешь: «Ну что ты такое говоришь?», — Олли пародирует Эрику, сделав голос повыше. — Но по-моему, — подмигивает она ей, — ты знаешь, что я говорю правду!

— Я согласна. Ты так и не смогла пережить то, что парень, с которым ты побывала в трёх метрах над небом, твоя первая любовь, не выдержал испытания временем… Пойми, это естественно: люди взрослеют, меняются…

— Знаешь, дорогая Олли, у меня впечатление, что ты взрослеешь слишком быстро. Твой Мауро, сантехник, пригодился тебе только на три недели.

— Культурная несовместимость.

— Ага. А сейчас ты с Джампи, умираешь от ревности, вы всё время проводите в ссорах.

— Несовместимость характеров.

— Мне кажется, что это ты несовместимая и всё.

— Что ты говоришь? На этот раз я тебе скажу, что происходит! Я изменилась: раньше у меня был новый парень каждую неделю, а сейчас я уже полгода встречаюсь с Джампи. Эрика всегда была с Джо, а теперь её очередь менять парней каждую неделю.

— Каждые две…

— Да ладно! — улыбается Дилетта. — Прежде чем на меня перекинется ваше проклятие, я могу рассказать о своей ситуации? Мои отношения спокойные и размеренные, нам всегда дует попутный ветер, мы на правильном пути…

— Смотри, не на каркай!

— Ай, это ты сейчас сглазишь!

— Прости, но все мы встречались по крайней мере ещё с одним мужчиной до того, как встретились с нынешними парнями. Может, даже больше одного…

Эрика пожимает плечами.

— Ладно, давайте не будем влезать в эти тонкости…

— Но первый парень получил всё самое-самое тонкое…

— Олли! Не будь типичной собой!

— Но ведь так и есть.

Ники качает головой.

— Ладно, я говорила серьёзно. Слушай, объясни мне кое-что, Дилетта: сейчас ты с Филиппо, но ты правда думаешь провести с ним всю жизнь? Только с ним… То есть, ты не думала попробовать, каков секс с другими мужчинами?

Дилетта пожимает плечами.

— У моей матери было то же самое с моим отцом…

Олли кивает.

— Теперь я понимаю: это наследственное заболевание!

Дилетта не соглашается.

— Или врождённое качество! Почему ты видишь в этом что-то негативное?

— Потому что нельзя любить так сильно, ни с кем не сравнивая. Эрика только что это сказала. Это чистая философия!

— Да, рыночная, — Дилетта садится на диван. — Как бы там ни было, пока ещё слишком рано знать что-то о любви. Возможно, мы изменимся в ближайшие годы.

Эрика приносит поднос с четырьмя большими стаканами, наполненными коктейлями.

— Это вам, чтобы вы подсластили свои злые рты, гадюки. В любом случае, мы ещё не рассмотрели ситуацию Ники, пока болтали тут и осуждали друг друга! Она настоящий феномен, итальянское чудо… Итак, опустив побег на остров, с которого вы вернулись, Алекс не вернулся к Элене, и это ещё не всё… Он всё ещё с Ники!

— Это один из тех случаев, когда у женщины должны быть яйца…

— Зачем?

— Чтобы потрогать их и отвести несчастье!

Девчонки смеются втроём, пока Эрика пьёт свой коктейль.

— Когда я смотрю на вас со стороны, то вижу счастливую пару, точнее даже, архисчастливую, такую же, какими бывают пары, у которых большая разница в возрасте, как Мелани Гриффит и Антонио Бандерас, Джоан Коллинз и Перси Гибсон, Деми Мур и Эштон Катчер, Гвинет Пэлтроу и Крис Мартин… Они уже долго вместе… И даже женаты!

— Кстати! — Олли, Дилетта и Эрика, умирая от любопытства, смотрят на Ники.

— Что — кстати?

— Нет, я хотела сказать… Кстати… закончили с этой темой?

Ники с мгновение смотрит на них.

— Что вы хотите знать?!

— Не пора ли нам ссориться из-за того, кто станет свидетельницей!

Ники поднимает одну бровь.

— Мы говорили о детях, но не о свадьбе.

— Почему?

— А я откуда знаю? Так вышло. И вот, пока мы болтали, то решили… Нам бы хотелось иметь четверых, двух мальчиков и двух девочек!

— Вау! Да вы свихнулись…

Эрика разражается смехом.

— Четверо… Мне это кажется безумием. Я бы тогда даже их имена стала забывать. Ужин бы успевал остыть, пока я зову семью за стол!

— Извините, но это ведь просто мечта, необязательно ведь так и будет, правда? Всегда есть время что-то изменить. В любом случае, как только появятся такие новости, я вам сообщу. А, кстати: сегодня в университете я познакомилась с неплохим парнем…

— Ники!

— Ладно, на самом деле, я с ним не познакомилась, потому что сказала ему, что в этом году мне уже представили слишком много людей.

— Ха-ха! Отлично сказано! Ты гений, Ники!

— Ничего подобного… я украла эту фразу из «Шарады», того красивого фильма с Одри Хепберн и Кэри Грантом.

— Жаль, а я подумала, что это ты придумала!

— Отлично. Наверняка я смогу выдавать её за свою.

— Тебя ничто не останавливает!

— Ошибаешься… — улыбается Дилетта. — Возможно, это фильм видел весь мир и помнит эту фразу.

— Однако он её не вспомнил.

Олли становится серьёзной.

— Да ладно, Ники, ты готова пожертвовать отношениями с Алексом и счастливой мечтой и четырёх детях ради парня, с которым ты даже не захотела знакомиться?

— Вы сдурели? Я хотела предложить его вам. Если тебе, Олли, надоест ревновать Джампи. Или ты, Дилетта, захочешь взять и попробовать что-то, кроме своей «абсолютной любви». А главное, если ты, Эрика, через неделю…

— Две!

— Ладно, если через две недели ты порвёшь со своим дантистом… В общем, теперь у вас есть парень на замену!

— Ага… У кого-то с собой запасное колесо, а у нас есть запасной мужчина!

— Уверяю вас, он очень неплох.

— Видишь, как он тебе нравится!

— Неплох для вас!

— Да-да, конечно… — и весь вечер они смеются и дурачатся, пьют вкусные коктейли, приготовленные Эрикой, смотрят друг другу в глаза без тени сомнения.

— Всё-таки, знаете, что я вам скажу?.. Я всё обдумала. Вы не смогли оценить мой жест… так что я не отдам вам своего запасного мужчину! Он мне слишком нравится!

Волны все вместе придавливают её к дивану.

— На помощь… Вы чокнутые… Я ведь пошутила…

— Нет, нет, ты говоришь серьёзно! Бывают фразы, которые говорят просто так, хотя они значат больше, чем кажется.

И Волны продолжают играть, пихаться, кидаться подушками, бороться, как в регби, пить коктейли, пока они не пролились на одежду и диван. Подруги. Навсегда. Как всегда. Дружба — это тонкая нерушимая нить, которая проходит через всю жизнь и переносит все её изменения.

13

Алессандро и Флавио выходят из дома Энрико. Флавио переоделся, сейчас на нём снова джинсы и свитер.

— Бедный Энрико… Мне так его жаль. Я всё ещё помню его свадьбу… Он был самым счастливым мужчиной на свете. Сколько лет назад это было?

— Шесть лет. Они даже не дожили до кризиса семи лет, но всё равно прожили вместе немало. Некоторым хватает года, даже шести месяцев… Не говоря уже об актёрах. Помнишь эту историю, которая случилась несколько лет назад? Та актриса… как же её звали? Ах да, Клаудия Пандольфи. Так вот, она превзошла всех: она вышла замуж, а потом развелась через семьдесят пять дней…

— Да, но не забывай о Поле Ньюмане, который всю жизнь был женат на одной женщине, и они всю жизнь были счастливы и влюблены. Это его знаменитая фраза: «Почему я должен есть гамбургеры где попало, когда дома меня ждёт вкусный и здоровый ужин?».

— Объясни это Пьетро… Он счастлив есть даже замороженные хот-доги, лишь бы не дома!

Флавио останавливается во дворе и открывает спортивную сумку.

— Что ты делаешь?

— Ничего… — он берёт футболку и халат, открывает бутылку воды и обливает одежду.

— Но они же чистые…

— Конечно, интересно только, кто объяснит Кристине, почему мы не играли…

— Парни, вы просто параноики…

— Осторожность никогда не помешает… Будь я даже самым чистым…

— Ты о чём?

— О том, что наши жёны никогда не поверят, что мы не поехали на игру, чтобы поддержать Энрико… Лучше бы мы играли!

Алессандро идёт к машине.

— Это меня убивает.

Флавио подходит к нему, не теряя ни секунды.

— В таком случае, можно я скажу тебе кое-что, Алекс? Я должен поделиться опытом: у женщин никогда не должно быть ни малейшей тени сомнения; в противном случае, настанет конец. Ты должен демонстрировать безопасность и уверенность.

— Даже если ты уже женат?

— Конечно! Особенно, когда ты женат! Ты хоть понимаешь, что ты сказал? Даже если ты уже женат… Только тогда всё и начинается!

— Нет, послушай, я хотел сказать, что если ты принял решение жениться, то это потому, что встретил подходящую женщину, она оказалось той, кого ты искал. Между вами больше не может быть напряжения — только гармония, согласие, доверие… В общем, вы должны быть словно команда, которая всегда побеждает. И так должно быть всегда!

— Так и есть, ты всё правильно сказал! — Флавио садится в свою машину. — Так и должно быть… Но так ли оно бывает? Недавно ты звонил Ники, и её телефон прекрасно работал. А сейчас? Дозвонишься ли ты, или он будет отключён? Ты доверяешь ей? На самом ли деле она дома у своей подруги? И с подругами? Либо ты такой же, как я, у меня никогда не было ни малейшего сомнения в отношении Кристины, я живу без ревности и верю, что она также безгранично доверяет мне… либо через десять минут ты позвонишь Ники. И не только для того, чтобы услышать её голос. И это можешь знать только ты, — Флавио широко улыбается и захлопывает дверь. Он заводит машину и опускает стекло: — Только ты. Ты, и никто больше. Доверие или ревность… вот такая дилемма! — он уезжает, оставляя своего друга одного посреди улицы.

Алессандро не может дождаться, когда Флавио завернёт за угол. Он тут же достаёт мобильный из своего кармана и набирает номер. Мгновение тишины, он, затаив дыхание, ждёт, его сердце едва бьётся, потому что он боится, что телефон Ники выключен.

Наконец, он слышит гудки. Ту-у-у… Ту-у-у… Алессандро улыбается. Линия свободна. Телефон включён. Что теперь? Теперь она ответит… правда?

14

Ники всё ещё у Олли, смеётся и дурачится с подружками.

— Хватит, вы уже облили меня коктейлями! Ай… хватит!

— Потерпишь, да, холодные, так это хорошо для ног!

— Ещё чего, вы меня испачкали!

— А кто тебя увидит?.. Только Алекс, или я ошибаюсь?

— Не знаю…

— Не знаешь? — девчонки снова налетают на неё и начинают щекотать.

— Нет, умоляю, только не щекотка, только не сейчас. Я же поела. Ну же, перестаньте, или меня вырвет прямо на вас! Я вам клянусь, что так и будет…

— Тогда сейчас же говори имя парня, такого распрекрасного, с которым ты сегодня познакомилась!

Ники смеётся и вырывается из их рук, которые не перестают щекотать её.

— Помогите! Ай, хватит, клянусь вам, я не помню…

Потом у неё получается выбраться из-под них, она соскальзывает с дивана и убегает, пока не останавливается перед своей сумкой.

В этот момент у неё начинает звонить мобильный, который она поставила на виброзвонок. Это Алессандро, он пытается дозвониться до неё. Один, два, три звонка. Ники ищет телефон в сумке, находит и отвечает в последний момент.

— Наконец-то! Что происходит? Почему ты не отвечала? — Алессандро говорит с очевидной грубостью.

Ники смотрит с мгновение на своих подруг, и тут ей в голову приходит идея.

— Ой, привет… Как дела? Какой сюрприз! — а потом она прикрывает микрофон рукой и подходит к подругам: — Это он, он. Поверить не могу! — она подпрыгивает на месте с непередаваемой радостью.

— Мы тоже, — шепчет Олли, приближаясь к ней.

Все тут же её окружают, словно приклеиваются к ней, ушами прижимаясь к телефону, чтобы услышать его голос и главное, что он сейчас скажет.

Алессандро с открытым ртом смотрит на телефон.

— Какой ещё сюрприз? Мы же только что разговаривали!

Ники понимает, что подруги вот-вот узнают его, и вдруг отстраняется от группы.

— Да, но для меня сюрприз услышать тебя снова… знаешь, ты сегодня такой очаровательный…

— Сегодня? А когда мы виделись? Только утром, когда мы прощались, я был ещё в пижаме…

— Именно поэтому, ты был прекрасен таким… в этой пижаме…

Алессандро с каждым разом всё меньше понимает, что происходит.

— Что с тобой, Ники? Ты пьяна? — секундой позже Ники уже не может находиться в стороне от Волн, которые, наконец, смогли окружить её вновь. Она пытается не выпустить мобильный, прикрывая его рукой. — Нет, не надо, успокойтесь, это моё, моё…

Алессандро слышит весь переполох.

— Что твоё? Ники?

Олли вырывает Нокию из рук Ники, пока Алессандро пытается что-то понять.

— Алло? Алло?.. Ники? Что происходит?

Олли прикладывает телефон к уху.

— Не-е-ет, верни мне его… Верни! — Ники выскальзывает из рук Эрики и Дилетты, пытаясь вернуть тебе телефон.

Но Олли его уже узнала.

— Привет, Алекс!

— Кто это? Олли?

— Конечно! Это я… Как твои дела?

— Чудесно, а можно узнать, что происходит с Ники?

Олли смотрит на пленницу Волн.

— Ей пришлось бежать в ванную. Она уже целый час не ходила в туалет… Мы пили коктейли, тисаны… ну, сам понимаешь… А вот и она, уже вернулась, передаю трубку.

Волны освобождают её.

— Алло?

Алессандро, всё ещё шокированный, стоит посреди улицы.

— Ники, что за ерунда? Что происходит?

— Олли ведь только что тебе сказала, разве нет? Мне нужно было в туалет, я больше не могла терпеть!

— Извини, но… разве ты не могла взять телефон с собой в туалет?

— В туалете? И разговаривать по телефону? Поросёнок! С моего телефона можно делать видеозвонки, ты ведь знаешь… Хотел пошпионить за мной?

— Я? Вы сумасшедшие. Ладно, я еду домой. Поговорим потом?

— Ага, когда соберусь домой, позвоню тебе, — Ники отключается.

Эрика удивлённо смотрит на неё.

— Слушай, сколько раз в день вы разговариваете по телефону?

— Много… Очень много, каждый раз, когда нам захочется.

— Хуже, чем мы с Джо.

— Я только надеюсь, что у нас всё сложится лучше! Не в обиду будет сказано…

— Я была уверена, что он не такой.

Олли со смехом пожимает плечами.

— И я тоже.

— О чём вы говорите? То, что вы хотели услышать его голос, показывает, что вы совсем ничего не понимаете. Вы такие лгуньи…

Дилетта садится на диван.

— Я знала, что это Алекс.

— Откуда?

— Не знаю, интуиция… Ты не способна бросить его первой, да ещё ради другого.

Ники вдруг становится жёсткой.

— Почему ты так уверена? Люди меняются, вы сами это сказали. К тому же, никто сам себя не знает. И ты тоже, Олли, могла бы придумать что-то получше, только тебе могла прийти в голову история о непреодолимом желании пописать!

— Но он ведь поверил…

— Точнее, предпочёл поверить…

— Эрика!

— Мне кажется, что мужчины иногда прекрасно знают, что происходит, но скрывают это, они не хотят принимать реальность. Разве не это происходит с Джо: он думает, что, когда мы расстались, я с кем-то встречалась, но на самом деле у меня ни с кем не было отношений.

— Представь себе, если бы он знал правду.

— Он бы не поверил!

— Да… Согласна…

— Я думаю, это просто убило бы его, он бы решил податься в геи.

— Олли!

— Конечно! Если мужчина узнаёт, что его женщина изменилась до такой степени, он начинает отвергать всех женщин в целом. К тому же, я не имею ничего против гомосексуалистов, даже наоборот…

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я вас пригласила сегодня, чтобы кое-что отпраздновать! Меня приняли на практику в дом мод! А там все геи!

— Здорово!

— Что они геи?

— Нет, практика!

— Да, я просто счастлива.

— Фантастика! Мы тебя поздравляем…

Олли бежит на кухню, берёт бело-розовый торт, на котором сахарной ватой написаны слова с восклицательными знаками: «На практику… без риска!», и ставит его в центр стола в гостиной.

Все подходят к ней.

— Что это значит?

— Что меня не постигнет участь Левински… Я ведь уже сказала! Мой шеф — гей!

— Это слишком, Олли!

— Я слишком счастлива! По крайней мере, заработаю немного, и не буду полностью зависеть от мамы…

— Но ведь даже этой квартирой ты обязана ей!

— Конечно! Да кто вообще может такое позволить себе, а?..

— Только взгляните на нас, мы живём в домах наших родителей, мы будем маленькими девочками до конца наших жизней…

— Нет, этого вполне можно избежать, — Олли протягивает первый кусок торта. Эрика берёт его.

— Да, конечно, твоя мать удочерит нас и будет обеспечивать.

— Вы всегда можете выйти замуж.

— Как грустно!

— Выходить замуж?

Ники захватывает второй кусок.

— Нет, я хотела сказать, что грустно выходить замуж только для того, чтобы съехать от родителей…

— Ты и понятия не имеешь, сколько людей женятся только ради этого… — Дилетте достаётся последний кусок.

— Согласна, но это должно быть мечтой… Если это превратится в простую формальность, какая от этого радость?

— Да, ты права.

И на этот раз все соглашаются, хотя бы в этом. Они едят торт с кремом и сахарной ватой с улыбками, задумчивые, в тишине, прорезаемой редкими «М-м-м… Как вкусно!».

— Да… Пару лишних килограммов… Уже на нас…

С радостью в глазах и неопределённым будущим, но со сладостью во рту и этой маленькой великой мечтой в сердцах. Собственный дом, где они смогут почувствовать себя свободными и защищёнными. Дом, который они будут обставлять, строить и воображать. Способ почувствовать себя ещё немного более взрослыми.

15

Ночь в городе. Ночь людей, которые засыпают, и тех, у кого это не получается. Ночь лёгких мыслей, которые проникают в сны. Ночь страхов и неопределённости, которые прогоняют сны прочь. «Ночь мыслей и любви, простирающая свои объятия новым мирам», как поёт Микеле Зарилло.

Чуть позже Ники, весёлая и довольная, залезает в кровать и отправляет Алессандро сообщение: «Привет, любовь моя, я только что вернулась домой и уже ложусь спать. Скучаю по тебе».

Читая, Алессандро улыбается, и отвечает ей: «Я тоже скучаю по тебе… Всегда. Ты моё ночное солнце, моя дневная луна, моя лучшая улыбка. Я люблю тебя».

И всё кажется спокойным. Лёгкий ночной ветерок, одинокое облако будто путешествует по этому синему ковру. Однако, эта ночь не для всех такая спокойная.

Дальше. В другом доме. Мужчина не может погрузиться в сон.

Энрико ходит туда-сюда по гостиной, затем тихонько входит в спальню дочери, обеспокоенно смотрит на неё, на её лицо, скрытое пелёнками, наблюдает за тем, как она едва заметно дышит, так незаметно, что Энрико приходится подойти к ней, чтобы услышать. Он глубоко вдыхает её сладкий запах, запах новорождённой, эту свежесть, очарование этих крошечных ручек, таких правильных, сжимающих маленькую подушку, открытых своему новому личному миру, а потом снова сжатых в кулачки, но выражающих в этот момент невероятное умиротворение. Энрико глубоко вздыхает, а затем выходит из комнаты, оставляя маленький лучик света. Он вновь воспрял духом и даже стал чуточку сильнее благодаря этому существу, только его чуду жизни. В его сознании проплывают моря, горы, другие страны, реки, озёра, а потом вновь возвращается тот пляж. Он представляет себе Камиллу, шагающую под солнцем по песку, по морскому берегу, с парео, повязанным на поясе, смеющуюся, дурачащуюся и болтающую с тем типом, с которым она сбежала. Но он видит только её и ничего больше, её улыбку, её смех, её ровные белые зубы, её немного загоревшую кожу, и чувствует, будто приближается к ней, будто ласкает её, и они занимаются любовью в последний раз. Словно он Дензел Вашингтон в «Дежа вю» с той прекрасной женщиной. А потом Энрико видит, как она входит в бунгало, и он остаётся снаружи. Один, покинутый, лишний, не на своём месте, нежеланный. Между тем к ней с улыбкой входит другой и закрывает дверь. А ему остаётся только ограничиться взглядом издалека, воображением, страданиями и воспоминаниями о желании, о страсти, о вкусе её поцелуев, о возбуждении, которое он чувствовал, когда она раздевалась, о её элегантных платьях, о том, как она укладывала волосы, как снимала чулки, как ложилась на кровать, как они ласкали друг друга… Его страдание становится огромным и превращается в ярость, он замечает в тишине её затуманенные глаза и огромную чёрную дыру внутри себя. Он страдает, но перед тем, как из его глаз упадёт первая слеза, он подходит к компьютеру. И к нему медленно возвращается спокойствие, наполняет его постепенно, как свет, загорающийся на мониторе. Он глубоко вздыхает. Ещё раз. Снова. И боль понемногу отступает. Его мысли исчезают, как чайка, пролетающая прямо над мальдивскими волнами. Он чувствует горькую уверенность: ты растёшь, что-то пробуешь, учишься, думаешь, будто знаешь, как устроен мир, уверен, что нашёл ключ, который позволит тебе понимать и не отступать ни перед чем. Но потом, когда ты меньше всего ожидаешь, когда баланс кажется идеальным, когда ты думаешь, что знаешь все ответы или хотя бы их большую часть, возникает новая загадка. И ты не знаешь, что ответить. Она застаёт тебя врасплох. Единственное, что ты можешь понять, это то, что любовь — это совсем не твоё, как и этот волшебный момент, когда два человека решают жить, наслаждаться сутью вещей, мечтать, наполнять свои души музыкой, чувствовать себя прекрасными и уникальными. Без возможности слишком долго рассуждать. Они оба этого желают. До тех пор, пока один из них не уходит. И нет никакого способа, поступков и слов, которые могут что-то объяснить второму. Потому что любовь не отвечает на такие вопросы… Энрико смотрит на человека, которого уже здесь нет. И сейчас он может только восхищаться этой чайкой. Она касается воды, волн, и кажется, будто, летя над морем, она пишет слово «конец».

Энрико в последний раз вздыхает, открывает Google, набирает слово и жмёт на «поиск». На мониторе вдруг высвечивается последнее верное из всех возможных решений на данный момент: няня.

Олли моет блюдца, с которых ели торт её подруги Волны. Она ставит их на сушилку и даёт воде стечь. Берёт четыре ложки и кладёт их на место. Потом возвращается в гостиную, чтобы убрать остатки торта. Смешно, съели ровно половину, так что надпись изменилась. Неужели это насмешка судьбы, или всё-таки безнадёжная попытка Волн соблюдать диету? Просто слово «без» исчезло, и Олли засовывает торт в холодильник, испытывая странное чувство, чуть ли не угрозу, опасность, которые вырисовывают буквы, выделяющиеся посреди этой нежной сладости и оставляющие за собой горькую мысль: «На практику… риска!».

Два часа ночи. Пьетро осторожно выходит из дома. Он пытается скрыть своё лицо, словно вор, который только что ограбил несколько квартир. Хотя на самом деле, эти двое только что признались, что они не в состоянии жить исключительно с тем, что у них есть. Они хотят больше, хотят чего-то другого. Они хотят того, чего не имеют, и крадут это один у другого.

Пьетро залезает в машину, заводит её и на всей скорости прорезает ночь. Кажется, что сейчас он почти удовлетворён, он издаёт долгий вздох. Сегодня всё прошло неплохо, думает он, словно едет домой со странного чемпионата, со смешного турнира, где проигравший и победитель — это один человек, ведь в соревновании принимала участие она одна, и к тому же ей некому было противостоять.

Эрика крадучись входит в свой дом. Осматривает гостиную. Дерьмо, только этого не хватало. Каждый раз одно и то же. Папа опять уснул перед телевизором. Она проходит перед ним, стараясь издавать как можно меньше звуков, и идёт в свою спальню, но потом вдруг меняет решение и возвращается в гостиную.

Это неисправимо, любопытство всегда побеждает риск. Она подходит к блокноту, лежащему на столе, на ближайшем к дивану, где спит её отец, углу. Посмотрим, кто мне звонил. Она шепчет про себя: «Эрике: Сильвио, Джорджио и Дарио». Какой облом… Никто из них меня не интересует.

Хр-р-р. Раскатистый шум заставляет её вздрогнуть. Её отец вдруг начинает храпеть, гром прорезает ночь. В общем, он напугал её как следует. Эрика поднимает руку вверх, словно собирается отправить его в ад, но потом улыбается, прикладывает к руку к груди и чувствует, что её сердце учащённо бьётся. Она качает головой и отправляется в свою спальню. Она не может выключить телевизор, потому что, когда она сделала так в последний раз, отец резко проснулся и едва не ударил её, а потом подпрыгнул на диване. Резкое наступление тишины из-за отключения телевизора было для него как страшный шум, словно посреди этого шума кто-то схватил его за ногу.

Эрика закрывает дверь в гостиную, теперь она быстрее идёт по коридору, благо её мать глубоко спит, она заходит в свою комнату и раздевается в рекордные секунды. Футболка, кеды, укороченные брюки и ремень. Она смогла избавиться от всего в темноте, хотя на одежде было полно пуговиц. Она разложила всё на кресле. Однако в темноте цель не так хорошо видна, так что футболка упала на пол. Она заметит её на следующее утро. Главное, чтобы у неё было время разложить всё по местам, прежде чем кто-то войдёт в её комнату. А сейчас она быстро идёт в ванную, чистит зубы, расчёсывается, быстро умывается и надевает пижаму.

Перед тем как лечь в постель, она берёт телефон, чтобы включить его. Ни одного сообщения. Ни одного мигающего конвертика. Никаких новостей. Уф. Она быстро пишет: «Ты здесь?». Отправляет Джо. Ждёт минуту. Две. Наконец, пожимает плечами. Неважно, наверняка он уже спит. Потом Эрика улыбается. Может, он видит во сне меня. И с этой последней мыслью в голове, полная уверенности, она проскальзывает под одеяло и засыпает счастливая. Она не думает, что когда ты перестаёшь любить человека, ты не должен привязывать его к себе тем, что он придаёт тебе уверенности и заставляет тебя чувствовать себя важным. Цена независимости — свобода, и она может быть полной, только когда человек честен с самим собой и с теми людьми, которые его любят.

Алессандро спокойно возвращается в постель. Он немного потный. Ему снится кошмар. Он просыпается, подпрыгнув. Резко смотрит на часы. Шесть сорок. Он выпивает стакан воды и впервые за долгое время вспоминает, что ему снилось. Обычно он всегда забывает сны. На этот раз всё наоборот, он помнит каждую деталь. Суд. На всех адвокатах белые парики и чёрные мантии и конфедератки. Когда он оборачивается, то вдруг видит, что его защитники — это его друзья: Энрико, Пьетро и Флавио, — в то время как на другой стороне обвинение представляют их жёны: Сюзанна, Камилла и Кристина. У них сильно напудрены лица. А в качестве присяжных здесь подруги Ники: Олли, Эрика и Дилетта — и их парни, родители Ники, даже его собственные родители! А затем он вдруг слышит голос: «Встать, суд идёт». В центре зала, за большим деревянным столом, огромное кожаное кресло, где сидит она, судья. Ники. Очень красивая, но кажется более женственной, более взрослой, она словно выросла. Совершенно спокойная. Она несколько раз стучит молотком по столу.

— Тишина. Выносится приговор… виновен.

Алессандро шокирован и растерян, он поворачивается, обводит присутствующих глазами, но все соглашаются с приговором, кивая головами. А он в свою очередь ищет объяснений.

— Но почему? Что я сделал?..

— Чего ты только ни сделал… — улыбается ему Пьетро, кивая головой, а затем подмигивает ему. — Мы считаем, что ты не виноват.

И тут он проснулся.

Алессандро меряет дом шагами, уже семь двадцать. Он думает об этом сне, не понимая его, и теперь направляется к компьютеру. Какие у нас сегодня совещания? Он открывает страницу встреч. Ах да, брифинг в двенадцать, но он не такой уж важный, и после обеда проверка проектов… В этот момент, как по волшебству, он понимает, что Ники не закрыла свою страницу в фейсбуке. Он решает это в одно мгновение, в один момент, который ему кажется вечностью, время, как заколдованное, останавливается. Да, мне любопытно. Я хочу знать. Так что, вдруг став слабым, алчным, мелочным, он просто кликает, и ему открывается целый мир. Парни, о которых он никогда не слышал и с которыми не знаком, и все их сообщения на стене. «Эй, красотка! Чем занята? Гуляешь? Когда увидимся? Знаешь, ты просто конфетка! У тебя на самом деле есть парень, или это просто прикрытие?» Джорджио, Джованни, Франческо и Альфио. Самые нелепые имена, самые нелепые комментарии, а фотографии ещё более нелепые. Какие-то типы с зеркальными очками, золотыми цепями, в белых футболках, обтягивающих джинсах, кожаных куртках, с ремнями, на которых огромные пряжки, и не менее заметны мускулы. Другие с длинными волосами, с чёлками, закрывающими глаза, тощие, в обтягивающих рокерских куртках. Кто-то строит из себя интеллектуалов, прикрывая настоящие лица очками. Кто все эти люди, кто они, чего хотят и, самое главное, какое место занимают в жизни Ники? Они пугают, кусают, вместо того, чтобы ухаживать. Алессандро бледнеет, он возвращается в зал суда со своими адвокатами и врагами, которые кивают, как и прежде. И вдруг он понимает этот сон. Виновен! Да, виновен в том, что упускает её.

Алессандро завтракает, бреется, принимает душ, одевается, и в один миг оказывается в машине. Не может быть… Ты в свои полные тридцать семь лет снова делаешь это… Нет, быть не может. Но потом он слышит далёкое эхо, фразу, которую уже слышал: «Алекс, у любви нет возраста…» Точно. Он улыбается: так и есть. Затем его улыбка немного угасает. Конечно, у неё нет возраста. Хорошо это или плохо.

16

Звонок в дверь. Энрико смотрит на часы. Отлично. Они пришли. Он идёт открывать. Перед входом его ожидает очередь девушек. Все совершенно разные. Блондинка с тысячей косичек в джинсовом комбинезоне. На другой шляпа с синим пером и платье в цветочек. Третья читает книгу, а в ушах у неё наушники. Энрико быстро пересчитывает их. Должно быть, около десяти. Хорошо. Его объявление сработало.

Первая девушка из очереди, которая звонила в дверь, здоровается с ним:

— Здравствуйте, это здесь?

— Добрый день! Да… — отвечает Энрико, глядя на неё. На ней двухцветные скинни-джинсы с высокой талией, и лёгкая рубашка с длинными рукавами, чёрная и полностью просвечивающая, так что легко можно разглядеть лифчик.

— Отлично… — улыбается она ему, жуя жвачку. — Я готова.

— Входите… пожалуйста.

Девушка проходит мимо него и останавливается посреди гостиной.

— Куда мне сесть?

Энрико здоровается с другими девушками, которые находятся в коридоре, и говорит им, что скоро пригласит их. Затем он закрывает дверь.

— Ладно, присаживайтесь рядом со столиком, так нам будет удобно.

— Но я не могу сесть…

Энрико удивлённо смотрит на неё.

— Извини, что ты имеешь в виду? В любом случае, если хочешь, можешь стоять. Да, мы можем постоять.

Девушка внимательно изучает его и натягивает улыбку.

— Ладно. Итак, меня зовут Ракель, мне двадцать лет, я пою с шести.

Энрико слушает её. Почёсывает лоб.

— Да? Хорошо… Ингрид нравятся песни.

Ракель смотрит на него.

— Ингрид? Кто это? Второй эксперт?

Энрико начинает смеяться.

— Ну, по правде сказать, выбирать должна она, просто не может… Лучше это сделаю я.

— А… так вот, больше всего мне нравится поп-музыка. И я знаю все песни Элизы и Джанны Наннини.

Энрико с огромным вниманием смотрит на неё. По-видимому, она концентрируется на музыкальном репертуаре. Значит, так она развлекает малышей.

— Итак, у тебя большой опыт в общении с детьми?

— Ты имеешь в виду хор?

Энрико поднимает брови.

— Нет, я говорю о детях. Ты справляешься с ними?

Ракель кажется ошарашенной.

— Ты можешь объяснить мне, какой спектакль ты собираешься ставить?

— Спектакль? — Энрико смотрит на неё с не меньшим удивлением.

— Да, пробы… Для какого спектакля ты нас отбираешь?

— Здесь единственный спектакль — моя дочь Ингрид.

— Твоя дочь? Ингрид? Прости, но…

— Можно узнать, зачем ты пришла, Ракель?

— Как это — зачем? Чтобы пройти пробы, как певица!

Энрико смотрит на неё и разражается смехом.

— Певица? Но я ищу няню!

Ракель резко хватает свою сумку, открывает её и достаёт газету.

— Нет… я ошиблась. Вот отстой!

— Несмотря ни на что, иметь поющую няню было бы не так плохо! — говорит Энрико. — Ладно, не переживай так…

Энрико понимает её разочарование.

— Да ладно, вот увидишь, тебя обязательно возьмут… в следующий раз, — он провожает её до двери.

Он открывает дверь, но, уже выходя, Ракель поворачивается.

— А ты случайно не знаешь кого-нибудь, кто ищет певицу?

Энрико смотрит на неё, отрицательно качая головой. Ракель усмехается и удаляется.

— Ну, что ж…

— Кто следующий?

— Я!

Девушка с короткими рыжими волосами направляется в гостиную. Энрико снова закрывает дверь.

— Добрый день, меня зовут Катюша, и я позволила себе приготовить кое-что… — она достаёт из своего рюкзака два согнутых листка и открывает их. Мрачно смотрит на них и прочищает горло. — Посмотрим, наверное, самая лучшая роль была у Скарлетт Йоханссон в «Дневниках няни», правда? Когда она играла Энни Брэддок, юриста, который не может найти работу, и потом становится няней Грейера, чья мать занята и полностью повёрнута на своей карьере… Это сцена, где они вместе, она с ребёнком, я смогу разыграть её прямо здесь… — Катюша говорит очень быстро и готовится что-то прочитать.

Энрико прерывает её:

— Нет-нет, погоди… Что ты делаешь? Тебе не нужно ничего играть, чтобы показать мне, подходишь ты на это место или нет.

— Как это? А как иначе ты поймёшь?

— Мы с тобой просто поговорим, вот и всё… По какому графику ты сможешь работать? Потому что мне нужен кто-то, кто сможет сидеть с Ингрид до семи вечера… и вообще кто-то гибкий.

— Извини, но… разве это не пробы для роли няни в фильме?

Энрико почти поверить не может. Что за люди пришли к нему в дом? Никто не понял всего одного слова.

— Нет, послушай, я просто ищу няню для своей дочки…

— Чёрт, тогда нужно было просто написать это, разве нет?

— Я так и сделал! В газете!

— Так нужно было объяснить получше!

Это бесподобно. Энрико решает сократить потери.

— Ладно, ладно. Ничего страшного…

— Может, для тебя и нет, но я всю ночь готовила эту роль, — Катюша берёт рюкзак, поправляет одежду и собирается уходить. — Ты не должен был издеваться над людьми так, — затем она уходит, хлопая дверью.

Энрико идёт за ней. Снова открывает дверь и видит, как она исчезает, яростно шагая по дороге. Энрико разводит руками.

— Чья очередь теперь?

Девушки проходили одна за другой. Говорили. Спрашивали. Эти хотя бы всё поняли. Они настоящие няни! Некоторые, кажется, убедили его. Другие — не очень. Он ищет Ингрид, пытается посмотреть, как она будет реагировать на претенденток, думает, взвешивает, задаёт дополнительные вопросы. И всем говорит: «Я тебе позвоню». А когда провожает последнюю к двери, и та прощается с ним и уходит, благодаря, Энрико видит девушку, которая проходит в этот момент по коридору. В руках у неё две зелёные продуктовые сумки и рюкзак за спиной. Она слушает музыку в наушниках.

— Ах да, ты последняя. Прошу, входи… — он жестом приглашает её войти.

Девушка — блондинка, её волосы убраны назад и заколоты маленькой голубой заколкой, на ней белые брюки и синий свитер. Она замечает его жест, но не слышит. Поэтому смотрит на него немного удивлённо. Она останавливается, ставит сумки на пол и вынимает один наушник из уха.

— Ты говоришь со мной?

— Конечно, с кем же ещё? Ты последняя на сегодня… Давай, проходи.

На её лице появляется лёгкая ухмылка. Затем она вынимает второй наушник. Проверяет свои часы. Несколько мгновений она смотрит перед собой, словно пытается обнаружить что-то или кого-то в глубине коридора.

— По правде говоря, я…

— Я — что? Ты немного опоздала, но у нас ещё есть время. Мне нужно ехать в офис, так что если мы не сделаем этого сейчас, нам придётся отложить на завтра. Входи, не будем задерживаться.

Девушка, кажется, с каждым разом всё больше удивляется происходящему. Чего хочет этот тип? Хотя на самом деле он довольно симпатичный, приятный. Умираю от любопытства. Только вот, честно говоря, я его даже не знаю. Я не должна терять с ним время. В конце концов, любопытство побеждает. Она растягивает губы в улыбке. Поднимает сумки с пола.

— Ходила за покупками?

— Да, а что?

— Нет, ничего…

Энрико качает головой и задумывается на несколько минут. Действительно, она права, что в этом плохого? Даже наоборот, эта девушка кажется более практичной, чем остальные, она идёт на собеседование и заодно использует время с пользой.

— Проходи, пожалуйста… — Энрико ведёт её внутрь.

Девушка всё ещё в нерешительности следует за ним. Входит, осматривается. Видит разбросанные на диване вещи, домашние тапочки и повешенный вниз головой плакат на стене. Фотография. На ней мужчина, держащий в руках новорождённого ребёнка в розовой распашонке и с соской во рту. Значит, девочка. Она узнаёт мужчину с фотографии, это он пригласил её войти.

— Можешь сесть здесь. Итак, как тебя зовут?

Девушка снова ставит сумки на пол и садится.

— Анна.

— Очень приятно, а меня, как ты, наверное, уже знаешь, зовут Энрико… папа Энрико… — смеётся он немного смущённо.

Анна смотрит на него. На самом деле она не знала, что его зовут Энрико. И даже того, что он папа. Всё ещё не понимая, что происходит, она находит ситуацию всё более забавной и решает продолжить игру.

— Сколько тебе лет?

— Двадцать семь. Я заканчиваю университет. Изучаю психологию.

— Психологию? Прекрасно! И сколько у тебя свободного времени в день?

— М-м-м… я не работаю, так что, если опустить некоторые занятия, которые я посещаю на факультете… честно говоря, я всё время дома…

— Ну, это было бы идеально… Где ты живёшь? Далеко отсюда?

Анна всё ещё не понимает.

— По правде сказать, я живу этажом выше… А раньше…

— Нет… не могу поверить. Здесь? Я тебя никогда не видел. Поэтому ты зашла на собеседование по дороге домой. Здорово! Так было бы гораздо удобнее, это правда…

— Да, я переехала недавно. Моя тётя оставила мне квартиру. Возможно, ты её видел: высокая рыжая женщина… А мой жених переехал ко мне несколько недель назад, — почему я всё это ему рассказываю?

— Как бы там ни было, ты мне кажешься идеальной. Ты учишься, и поэтому у тебя более гибкое расписание. Живёшь этажом выше. Да, ты решительно идеальна. Когда начнёшь?

— Начну что?

— Как это — что? Быть няней моей дочери. Ты пришла для этого, разве нет?

— Вообще-то, нет. Ты так настаивал, поэтому я зашла. Я просто шла по коридору к себе домой. Я никогда не езжу на лифте. Так хоть немного тренируюсь…

Энрико смотрит прямо на неё.

— Это значит… что ты не ищешь работу? Ты здесь не ради собеседования?

— Э-э-э, нет. Я уже сказала, это вышло случайно, я проходила мимо…

— Эх, — Энрико кажется разочарованным. Он смотрит сквозь стеклянную дверь на террасу. — Это было бы слишком хорошо, чтобы быть правдой…

Замечает его озабоченность и улыбается.

— В любом случае, ты просто счастливчик…

— Ещё чего. Единственная девушка, которая показалась мне подходящей после всех этих собеседований, пришла сюда случайно и, словно этого недостаточно, она даже не ищет работу. Настоящий счастливчик, ага. И завтра мне придётся начать сначала.

— Ты хронический пессимист. Ты не веришь в судьбу? В случайности? Я тебе говорила, что не работаю… а не то, что не ищу работу. И твоё предложение кажется мне прекрасным. Если бы я знала об этом, то могла бы просто спуститься по лестнице…

Энрико смотрит на неё, и его лицо начинает светиться.

— Фантастика! С завтрашнего дня ты работаешь здесь, — говорит он, и ему даже не приходит в голову сходить за Ингрид. Он знает заранее, что эти две девчонки прекрасно поладят.

Анна улыбается. Она поднимается. Берёт свои сумки.

— Здорово… Только будь осторожным, ещё перепутаешь сантехника с арендатором, который случайно будет проходить по коридору! — она идёт к двери. Энрико резко встаёт, идёт следом за ней, обходит её и открывает перед девушкой дверь. Анна проходит мимо него. — Тогда до завтра! — она уходит.

Энрико любуется тем, как она исчезает за углом. Да. Симпатичная. К тому же, очень милая. Но это Ингрид не интересует…

17

Алессандро останавливается и паркуется в считанных метрах от двери дома Ники. Смотрит на часы. Половина десятого. Она мне сказала, что у неё занятия в десять, так что должна выходить сейчас. И в этот самый момент открывается дверь. И выходит… Ники. Она кажется старше, женственней. Конечно… Это же Симона, её мать! Боже мой, она ведь меня сейчас увидит… Алекс! Именно ты! Да ладно, мы думали, ты в этой паре старше. Самый взрослый и надёжный. А вместо этого… что ты делаешь? Шпионишь за моей дочерью? Почему? Она неправильно себя ведёт? Каким-то образом заставляет тебя сомневаться в себе? Ну, то, что она завела новых друзей, мне кажется нормальным, это ведь новое место, её университет… Но всё это совершенно не имеет никакого значения.

Алессандро сползает под сиденье, практически исчезает под рулём, ему становится стыдно из-за абсурдности его идеи. Он тут начинает искать какое-то оправдание. Простите, синьора… Не бывает любви без ревности. «Ревность… чем больше её прогоняешь, тем сильнее её ощущаешь… И вот змей уже тут, он приполз, он уже между нами, пожирает твоё сердце, словно сладкий помидор, ты теряешь разум, и как бык, и как бык, к сожалению, не рассуждаешь больше…» Но что же я делаю? Пою песню Челентано? Нет! Ведь так и есть! Я должен сделать проще. Синьора, я пришёл… ради любви! Тут он снова смотрит на Симону, мать Ники, и видит, как она садится в машину, разворачивается, открывает окошко и машет рукой девушке, уезжающей на скутере. Да. Это она. Ники! Алессандро заводит мотор и отправляется в путь, прикрывает лицо, когда пересекается с Симоной, которая едет ему навстречу. Затем он сворачивает за угол и едет за скутером. Невероятно. Как в лучших фильмах: «Следуйте за той машиной». Алессандро смеётся про себя. «Точнее, за тем скутером…» И вдруг ему хочется бросить всё, просто улыбнуться и принимать всё проще. Да, это ведь справедливо, что у неё есть независимость, свобода, свои контакты, свои сообщения. Она должна хотеть быть со мной, не взирая на всех и вся, но это не может быть каким-то тяжким обязательством. Даже более того, то, что у неё есть и другие поклонники, даже лучше, так она хотя бы сможет сравнивать одних с другими, и если она выбирает меня, в конце концов, это потому, что именно меня она любит. Слишком просто выигрывать, будучи единственным игроком. Ну что, я уже почти перед офисом, и сейчас попробую придумать что-нибудь для фильма.

А потом налетает вихрь, одно странное обстоятельство, астральное соединение, в общем, по непонятным причинам громкость радио вдруг увеличивается, вмешивается в его мысли и стирает улыбку с его лица. Ram Power 102.70. Ты живёшь только ею, ты помнишь только её. «Ты ошибаешься, та, кого ты видел… это не Франческа. Она всегда дома, ждёт меня. Это не Франческа… И к тому же, с другим… нет, это не может быть она…» И в одно мгновение Моголь и Баттисти превращаются в двух чертей, и ему в голову приходят все картинки мира, словно фильм лучшего режиссёра всех времён. Любовь. Предательство. Измена. Вот оно. Две жизни в одно мгновение, когда Гвинет Пэлтроу, по странной иронии судьбы, возвращается домой и видит его с любовницей. В глазах темнеет, и теперь он видит фильм «Неверная», когда Ричард Гир находит проездной билет своей жены, подъезжая к дому того парня, который продаёт подержанные книги… и он понимает, что это — любовник его жены, а дело вовсе не в книгах… В глазах снова темнеет, и возникает «Мужчины» Дорис Дёрри, когда муж забывает дома какую-то папку, возвращается за ней и видит, как по улице идёт его жена, которая всего пару минут назад была в постели с бигуди на голове. Затем он следует за ней и видит её валяющейся на траве с кем-то вроде сына цветов… Затем Алессандро думает об Энрико и его жене, которая сбежала с адвокатом, которого он же сам ей и представил. О Пьетро и всех его любовницах. И тогда он перестаёт сомневаться, жмёт на газ и едет уже с полной уверенностью. Ну да, Челентано прав. Я ревнивец.

18

Алессандро видит, как Ники слезает со скутера, крепит цепь и поспешно пересекает ворота университета. Алессандро в отчаянии. Где мне теперь парковаться? Как я узнаю, куда она идёт? Вдруг одна из машин уезжает и освобождает место. Именно сейчас! Это невероятно. Подарок судьбы. Но что он значит? Что судьба хочет сказать? В этот самый момент радио подаёт ему новый сигнал. Кармен Консоли. «Первый утренний луч солнца, я ждала тебя, тихонько напевая, и уже не в первый раз. Я даже проследила взглядом за тобой между осколками вчерашнего дня, и за моим столом пустые стулья, но что-то ещё осталось в воздухе. Но я вовсе не спешу. Пока я прокручивала в голове все совпадения, я собирала знаки… Скажи, ну что я пропустила? Ведь это и есть источник всех моих бед… Скажи, ну что я пропустила…» Да, знаки. Ники, неужели я упускаю один из них? Странно, как иногда самые невинные слова превращаются в алиби для наших действий.

Но Алессандро некогда думать. И даже волноваться. Он вылезает из машины и закрывает её. Несколькими секундами позже он уже бежит по узким дорожкам между корпусами университета… Боже мой… Я потерял её. Он осматривается вокруг и видит её. Вот она, прямо перед ним, проходит между студентами, почти подпрыгивая, её волосы развеваются на ветру. Ники улыбается и касается травинок правой рукой, словно пытается приласкать их, словно каким-то образом ей хочется стать частью этого кусочка природы, что едва выглядывает над землёй, которая всё ещё дышит между громадными плитами белого мрамора и цемента.

— Привет, Ники… — кто-то приветствует её, называя по имени.

— Ники, красотка! — другой делает это, используя это слово, как некое странное прозвище.

«Ники, красотка». И что он хотел этим сказать? Конечно же, она красивая… Не хватало ещё, чтобы кто-то мне об этом говорил, какая необходимость кричать об этом на все четыре стороны? И вообще, кто ты такой? Но он не успевает понять. За его спиной вдруг раздаётся голос. В окне машины появляется мужчина средних лет.

— Отлично, да, синьор! Где Ваша голова? Хотя, в конце концов, какая Вам разница? Если я погибну, плакать всё равно будут мои родители, не так ли? — продолжает он горланить, как сумасшедший.

— Тише, умоляю Вас…

— Ах, это единственное, что Вы можете сказать? «Умоляю Вас»… В каком мире Вы живёте? Где Ваша способность к разговору?

Алессандро обеспокоенно оборачивается. Ребятам на парапете становится любопытно, они наблюдают за происходящим. Ники всё ещё идёт, не обращая внимания. Уф… Слава богу, она меня не увидела.

— Простите, Вы правы… Я отвлёкся.

Алессандро проходит дальше и удаляется, стараясь не потерять из поля зрения Ники, которая между тем свернула по дорожке направо. Она проходит перед группой ребят, которые с ней здоровались. Один из них, который стал свидетелем сцены, слезает на землю.

— Этот тип такой… Козёл, знаете, как…

— Да, — присоединяется другой, — мы поняли это на собственных шкурах. И на наших зачётках тоже!

— Да, синьор, не переживайте!

Алессандро улыбается. Потом его улыбка становится не такой широкой. Его назвали «синьор».

Синьор. Господи, вот это да! Синьор. Старше. Взрослый. Но также и старик! Синьор… Меня впервые назвали синьором! И только сейчас он замечает, сколько молодых ребят вокруг него, сколько лет разницы их разделяет. Молодые, как Ники. Он идёт до самого конца дорожки. Ну да, для них я синьор. То есть, для них «синьор» — то же самое, что и старый, древний, антиквариат… Неужели и для Ники тоже? И с этим последним великим вопросом в голове, он входит в корпус факультета филологии.

19

В большой аудитории профессор шагает перед своим столом, двигается, активно жестикулирует, получая удовольствие от своего предмета.

— «Как ревнивец я мучим четырежды: поскольку ревную, поскольку себя в этом упрекаю, поскольку боюсь, что моя ревность обидит другого, поскольку покоряюсь банальности; я страдаю оттого, что исключён, агрессивен, безумен и зауряден». Так говорит Ролан Барт во «Фрагментах речи влюблённого». Он рассуждал о ревности. Что может быть более болезненным, более сложным для выражения? Ревнивцы существовали всегда… Подумаем о том, что, по-видимому, у нас есть эндорфин, который автоматически генерирует и ревность, она загорается, как индикатор, который предупреждает об опасности или даже о поражении… И наш Барт, эссеист, литературный критик и французский лингвист, даёт, по моему мнению, отличное определение ревности.

Алессандро поверить себе не может. Лекция о ревности. Что за день! Затем он осторожно заходит в аудиторию и видит её: она сидит немного ниже. Он направляется к последнему ряду и продолжает смотреть на неё, пробираясь между скамейками, а потом останавливается позади студента с причёской в стиле Джованни Аллеви. Короче говоря, прекрасное прикрытие. Профессор продолжает.

— По мнению Ларошфуко, в ревности больше гордости, чем любви. Я думаю, вы понимаете, сколько мотивов у нас сегодня рассуждать о ревности в литературе, эта тема задевает не только ваших коллег с факультета психологии…

Профессор продолжает свои рассуждения, а Ники наклоняется и достаёт из своего рюкзака большую тетрадь и кладёт её на стол, карандаши и маркеры ярких цветов отправляются сюда же. Она открывает тетрадь, одновременно слушая профессора. Иногда она что-то записывает, а потом разваливается на скамейке и опирается головой на ладонь. Иногда она зевает, а под конец, только под конец, прикрывает рот рукой. Алессандро улыбается, но немного позже Ники, кажется, замечает кого-то внизу, слева, и здоровается. «Привет, привет!» — будто говорит она со своего места, молча размахивая руками. Потом она жестами показывает, что они увидятся позже. У Алессандро закрадываются подозрения, и из любопытства он немного отклоняется от юного Аллеви немного вправо, потом подаётся чуть вперёд, чтобы увидеть, с кем говорит Ники. Как раз вовремя. Какая-то девушка показывает ей пальцами «OK», посылает ей улыбку и продолжает слушать профессора. Ники смотрит на неё ещё раз, потом снова сосредотачивает своё внимание на лекции. Какая милая. Это ведь её подруга. А я себе навыдумывал… А что я должен был думать?.. Я глупец. И тут, словно его сомнения приобрели вес и форму, словно они, любопытные, вплотную подошли к ней, Ники оборачивается и смотрит назад. Алекс снова резко прячется за того студента, он полностью закрывается, превращаясь в подобие статуи, безупречно сливаясь с сидящим перед ним юношей, словно его тень. Он взволнован, даже его дыхание сбилось. Затем он потихоньку наклоняется вправо. Ники уже отвернулась, теперь она смотрит перед собой и слушает профессора.

— Но наш Франсуа де Ларошфуко не остановился на этом. Он добавил, что любовь уникальна, хотя в мире бесчисленное множество разных пар…

Алессандро вздыхает. Слава богу. Она меня не заметила.

— Шеф? Шеф?

Алессандро подпрыгивает. В его ряду, прячась под скамейкой и опираясь рукой о стол, торчит какой-то странный тип. На нём куртка в военном стиле со звёздочками на плечах, длинные, немного курчавые волосы, красный ремень. Парень улыбается.

— Извини, шеф, не хотел тебя пугать… Чего хочешь? Гашиш, марихуана, экстези, кокс… Есть всё…

— Нет, спасибо.

Тип пожимает плечами и выходит из аудитории, испаряясь так же, как и появился. Алессандро качает головой. Что я ему ответил? «Нет, спасибо». Что я вообще здесь делаю? Так что он осторожно выходит из аудитории, стараясь остаться незамеченным. Мне лучше поехать в офис… Он спешит к своей машине. Он счастливо подпрыгивает, снова спокойный, не зная, сколько всего могло случиться, останься он на лекции до самого конца.

20

Олли делает ксерокопии. С начала практики уже прошло какое-то время. И ей становится скучно. Только иногда, когда она встречает в коридорах Симоне, её настроение меняется. По правде говоря, этот парень немного рассеянный, ходячая катастрофа, но ещё он забавный, милый и искренний. И он единственный, кто рассказывает ей, как тут всё устроено на самом деле. Единственный, кто готов взять на себя инициативу.

Комната с небольшим столом, которую выделили Олли, большая и хорошо освещённая. Она поставила на стол куколок и фотографию Волн. Фото Джампи она решила не выставлять. Возможно, постеснялась. В одном из ящиков она хранит свои рисунки. Иногда, в последние часы работы, когда она заканчивает с мелкими поручениями — всегда какая-нибудь мелочь, хотя, в любом случае, каким-то образом связанная с её истинными целями — она развлекает себя рисованием, вдохновляясь тем, что видит вокруг. В конце концов, она же работает в головном офисе дома моды. Это начало. Она вспоминает интервью Лучано Лигабуэ, которое видела по телевизору. Он очень её впечатлил. Он сказал: «Я проверил на себе, что успех — это совсем не то, чего ты ожидаешь, что знаменитое равенство «успех = счастье» на самом деле неверно. Успех помогает во многом, даёт много преимуществ, но это не то, во что ты верил. И чтобы каким-то образом доказать, что я его заслуживаю, я сочинил Una vita da mediano. Я сделал это, чтобы вы знали: успех пришёл ко мне не просто так. Я сочинил эту песню в тот момент, когда почувствовал необходимость оправдать свой успех, то, что с другой стороны — полнейшая глупость. Но именно этот этап я сейчас переживаю». Олли улыбается. Подождём, пока со мной начнёт происходить что-то подобное, хотя я сейчас и не на совсем верном пути. В такие моменты я чувствую, что я даже не на полпути. Я гораздо ниже!

Несколько девушек что-то печатают в компьютерах, одна звонит по телефону, чтобы сделать запрос, другая что-то нажимает в КПК. Они готовятся к новому внутреннему дефиле для покупателей, и ажиотаж витает в воздухе. Симоне объяснил Олли, что компания развила концепцию распределения того, что обычно происходит в мире высокой моды. Вместо того, чтобы заставлять клиентов покупать огромное количество одежды за несколько месяцев до того, как она окончательно войдёт в моду, они открывают по всей Италии несколько шоурумов, которые будут посещать дистрибьюторы, чтобы в их магазинах были только самые последние новинки и они успевали за модой, как обычно и делается «быстрая мода». Такая концепция применяется в высокой моде. Разумеется, шоурум — одна из важнейших составляющих успеха любого дома моды. Отсюда и такое возбуждение: завтра прибудут дистрибьюторы на встречу, которая проходит каждые две недели.

Вдруг входит Эдди. Девушки замирают и замолкают, потом здороваются с ним. Его визиты не такие уж частые. Олли делает, как они.

— Добрый день, чем заняты? Спите? Я хочу снова посмотреть плакаты для завтрашнего показа.

Одна из девушек быстро открывает ноутбук на своём столе, зовёт его к себе и что-то показывает.

— Плакаты уже напечатаны. И, как нам сказал директор, это они… Посмотрите…

Эдди неподвижно смотрит на монитор. И не говорит ни слова. Не выдаёт своих мыслей по этому поводу. Олли изучает его. Она держится на расстоянии от них, но это не мешает ей чувствовать волны ярости. Этот мужчина возбуждает в ней инстинктивный дискомфорт. Это сильнее неё.

— Какая мерзость… То есть, завтра мы будем представлять дефиле, а вокруг будет развешано это?

Девушка сглатывает. Очевидно, она прекрасно знает, что сейчас будет.

— Но… синьор Эдди… так сказал директор.

— Я знаю, что он сказал. Дело в том, что когда я смотрю на них сегодня, эти плакаты вызывают у меня… отвращение! В ваши головы никогда не приходит ничего нового, провокационного или просто другого. У вас никогда не получается удивить меня.

— Но директору понравилось, — голос девушки с каждым разом становится всё тише.

— Ах, ну в этом у меня нет никаких сомнений. Он подписывает бумаги, инвестирует. Но кто здесь отвечает за креатив? Кто? — повышает он голос.

Все девушки и двое парней, которые стоят немного в стороне, отвечают ему хором, словно в ответ на команду:

— Вы.

В этот самый момент входит Симоне, который, заметив присутствие Эдди, останавливается на пороге.

— Именно. И я говорю, что они отвратительны. И пока мне не понравится, дефиле не будет. Если вы, отдел маркетинга, операционисты, технический сектор, все, кто занимается этим проектом, не придумаете что-то другое на завтра. Что-то, что убедит меня, это самое важное. Чтобы соединить с этой мерзостью.

— Но директор…

— С директором говорить буду я. А вы делайте работу, за которую он вам платит. В любом случае, он переплачивает.

Две девушки переглядываются и закатывают глаза. Одна делает жест рукой, надеясь, что Эдди не видит. Она словно говорит: «Конечно, если бы ты знал, сколько нам платят…»

Эдди наполовину поворачивается и, когда уже собирается выйти, видит её. Олли всё время стояла напротив своего стола.

— Ох, посмотрите… у нас даже есть нянька. — Олли изо всех сил старается не реагировать. Эдди подходит к ней. — Скажи, как тебе? Наверное, делать ксерокопии — это захватывающе?

Олли смотрит на него и изображает сладчайшую улыбку.

— В общем… да… так сказать… я бы предпочла заниматься другим делом, вроде дизайна, но я вполне удовлетворена тем, что нахожусь здесь…

Эдди внимательно рассматривает её. Затем он поворачивается и смотрит на остальных.

— Вы это слышали, люди? Она готова делать ксерокопии, лишь бы быть здесь! — он смотрит на стол Олли. Видит ноутбук. Рамку с фотографией. Снова смотрит на неё. — И как дела с твоими детскими рисунками? Мы уже прошли период начальной школы?

Олли вздыхает. Наклоняется. Открывает ящик. Берёт свою папку. Раскладывает несколько на столе и возвращается в вертикальное положение. Эдди в тишине изучает её. Затем опускает взгляд к столу. С момент смотрит на листки. Берёт один. Он так же неподвижен, как несколько минут назад. Он кладёт рисунок обратно на стол. Смотрит на Олли. Прямо в глаза. Она дрожит. Тяжело дышит. Её сердце бьётся с неумолимой скоростью. У неё трясутся руки, но она пытается успокоиться.

— Ну что ж, уже второй класс… Замечаешь, как твои фотографии становятся лучше? — он отворачивается, не добавляя больше ничего и даже не ожидая ответа.

Он покидает кабинет так же, как вошёл, и у всех восстанавливается дыхание. Две девушки вздыхают, третья осаждает телефон, парень начинает ломать голову, пытаясь что-нибудь придумать.

Симоне подходит к Олли.

— Чёрт возьми! — говорит он ей изумлённо.

— Что — чёрт возьми? Меня до сих пор трясёт! — говорит Олли, у которой только начинает получаться собирать свои бумаги.

— Это невероятно!

— Ты о чём? Что он всё время меня так унижает?

— Унижает тебя? Ты не поняла, что он сделал тебе комплимент? И поверь мне, это редкость!

— Ага, и это был комплимент?

— Уверяю тебя. Нужно научиться понимать Эдди. Он художник, у него свой собственный язык.

— Ах так… а где мне купить словарь?

21

Занятие только что закончилось. Ники складывает тетрадь и маркеры обратно в рюкзак, когда кто-то садится рядом с ней.

— Тебе понравилась лекция?

Она с удивлением оборачивается. Гуидо. Она с мгновение смотрит вглубь аудитории. Затем снова концентрируется на своих записях.

— О да… люблю этого профессора.

— Да? И каким он тебе кажется? Честным, фальшивым, тонким, бесчувственным, оппортунистом, альтруистом или бабником?

Ники начинает смеяться.

— Бабник… ну и слова ты используешь.

— Джон Максвелл Кутзее говорит, что только мужчины ненавидят бабников, и то из зависти. А женщинам они наоборот нравятся. Женщины и бабники неотделимы.

— Ясно… как бы там ни было, думаю, что Тразарти нравятся гуманитарные науки, что он приятный и чувствительный человек, и что, может быть… судя по его манере двигаться, по женственности, которую он излучает, возможно, он гей… Гей он или нет, я говорю это, как комплимент.

— Позволь, я понесу твою сумку… — Гуидо берёт лямку её рюкзака.

— Нет, я и сама могу.

— Но мне хотелось бы помочь.

— Ну, тогда я согласна, — Ники, немного убеждённая, пожимает плечами, — как хочешь…

Гуидо с улыбкой идёт за ней.

— Куда ты теперь?

— Мне нужно в секретариат, чтобы записаться на занятия и узнать их расписание.

— Отлично. Ты ни за что не поверишь, но я тоже собирался заняться именно этим прямо сейчас.

— Ты прав, я не верю.

Гуидо останавливается и смотрит на неё, поднимая брови.

— Почему? Потому что радость и счастье, которые я излучаю, когда вижу тебя, наталкивают тебя на другие мысли?

— Возможно.

— Ты ведь знаешь, что я тоже поступил на филологический и, наверное, мы будем ходить на одни и те же лекции?

— Может быть. Но перед тем, как я выберу занятия, ты должен будешь сказать мне, на какие собираешься записаться ты, ясно?

— Ладно, ладно… — Гуидо быстро кивает головой. — То, что мне сказали мои друзья, причиняет мне боль…

— Или твой образ.

— Мой образ?

— Хочешь знать правду? Только не обижайся.

— Ладно.

— Поклянись.

— Я клянусь тебе.

— То, как ты выглядишь, как ведёшь себя…

— Что ты хочешь сказать?

— Что внешне ты… ты…

— Что я?..

— Пользуясь твоими же словами, ты бабник… Ты знаешь самые эффектные фразы, чтобы впечатлить девушку, ты одеваешься так, чтобы тебя запоминали, ты приветливый и вежливый со всеми, и всё это, лишь бы увидеть, кто клюнет…

— Ах, да? А тебе не кажется, что, возможно, ты ошибаешься?

— Ну, раз ты говоришь…

— Конечно, я ведь сам знаю, да? К тому же, что плохого в том, чтобы быть милым с девушками? Делать так, чтобы они чувствовали себя прекрасными, заметными, словно они в центре внимания? Я не бабник. Возможно, я последний романтик, это да.

Ники, улыбаясь, смотрит на неё.

— Слушай, если опустить последнее, ты даже ни разу не солгал.

— Нет? — Гуидо тоже улыбается. — В таком случае, я скажу тебе ещё кое-что. Профессор Тразарти женат, и в прошлом году он встречался со своей студенткой, Лусиллой. Кажется, из-за него она даже рассталась с парнем, потом забеременела, и он её заставил сделать аборт.

— Да ладно, не верю ни единому слову.

— Ладно, может, история о ребёнке… Ты права, может, это не совсем правда.

— А остальное?

— Остальное точно было: девушку звали Лусилла, у неё был парень, а ещё она встречалась с нашим профессором в течение всего курса.

— А ты откуда знаешь?

— Очень просто: я был её парнем, — Гуидо улыбается, снимает рюкзак и ставит его на перила. — Теперь ты должна меня извинить, но я кое-что забыл. Привет от бабника.

Она удаляется. А Ники, шокированная и даже немного печальная, остаётся на месте. Она не хотела расстраивать Гуидо. Она берёт рюкзак и поднимается по лестнице, чтобы пойти в администрацию, но тут у неё на пути возникает профессор Тразарти.

— Здравствуй, — приветствует он её, мило улыбаясь. — Тебе что-то нужно?

Помня об истории, которую ей только что рассказал Гуидо, Ники смотрит на него другими глазами, она видит его алчным мужчиной, вовсе не чувствительным и деликатным, так что она против своей воли краснеет.

— Нет, спасибо, профессор, я пришла, чтобы записаться на некоторые предметы.

— А-а-а.

Не давая ему времени добавить что-то ещё, Ники проходит мимо него.

— Простите, я не хочу опоздать, — она исчезает, быстро убегая.

Ники быстро уходит, а когда доходит до конца коридора, оборачивается. Слава богу. Профессор ушёл. Теперь она замедляется и улыбается сама себе. Интересно, есть ли хоть слово правды в этих историях. Я слишком внушаемая. Хотя нет, должно быть, это правда. И вообще, чего ради Гуидо стал бы рассказывать такие вещи, если это неправда? Чтобы насладиться моим сочувствием и жалостью, которые обязательно должны были возникнуть, как только я узнаю, что его бросила девушка ради профессора?.. Сама видишь… Ники просматривает список предметов. Конечно, друзья описывали ей Гуидо, как парня, который сделает что угодно, лишь бы произвести впечатление на девушку. Она записывается на ближайшие занятия и закрывает список. Так вот, чтобы впечатлить её, ему не нужны все эти уловки. Он привлекательный парень, симпатичный, забавный… И, наконец, он пробуждает во мне довольно-таки нежные чувства. Но затем она передумывает. Ники, что ты несёшь? С ума сошла? Очевидно, Алекс прав… Потом она чуть ли не начинает смеяться вслух, и ей приходит в голову идея. Да! Отлично. Я хочу сделать это. Он этого заслуживает. Она выбегает из администрации, спускается по лестнице и перепрыгивает через последние ступеньки. Пробегает по коридору и снова спускается на всех парах. Опять прыгает и — бум! — налетает на профессора Тразарти, который, став жертвой великолепного прыжка, падает лицом в пол.

— Ай…

— Ох, простите. Профессор, — Ники помогает ему подняться. Он очищает свои брюки, энергично стряхивая пыль руками.

— Очевидно, Вы не просто опаздываете… Вы очень сильно опаздываете!

Ники улыбается, ей становится немного стыдно. Профессор, кажется, успокоился.

— Я могу подвезти Вас, если хотите.

— Нет, спасибо, я на скутере… Возможно, в другой раз, — она снова быстро убегает от него.

— Конечно! — профессор глядит на неё с сияющей улыбкой на лице.

Ники, будь ты проклята! Ты сегодня всё делаешь неправильно. Ты не просто толкнула его на пол, так ещё, когда он предложил подвезти тебя, ты ответила: «Возможно, в другой раз». Но что значит это «возможно»? Ты заставила его поверить в возможность, дала ему надежду, возбудила желание… подвезти тебя. Вот чёрт! Этого не должно случиться. Она качает головой. По крайней мере, в одном она уверена: Гуидо не солгал. Такое просто так не придумаешь. Бедняга, он такого не заслужил. Я должна прояснить ситуацию с ним. Она говорит это себе с огромным спокойствием. Возможно, с излишним спокойствием. Даже не зная, что она снова совершает ошибку.

22

— Леонардо, можно? — директор видит, как Алессандро просовывается в дверь.

— Конечно! Ты ведь знаешь, что видеть тебя — всегда удовольствие… Короче говоря, мой кабинет всегда открыт для тебя.

Алессандро улыбается.

— Спасибо, — но он не верит ни единому его слову. — Я принёс тебе кое-что… — он ставит подарок на стол.

Леонардо берёт его и взвешивает в руках.

— Что это? — она с любопытством вертит его в руках. Похоже на CD или небольшую книжку.

— Открой.

— Но я ничего не праздную.

— Я тоже ничего не праздновал.

— Ладно, так в чём же дело? Своим подарком я хотел показать, как рад, что ты снова с нами.

— А я своим ответить, что мне в удовольствие быть снова здесь и с вами.

— Хм… — Леонардо понимает, что это подарок — два в одном.

Он разворачивает его. Это DVD. На плотной бумажной обложке написано: «Знаешь, что внутри?».

— Никогда не слышал.

— Я думаю, ты его знаешь… Давай посмотрим.

Леонардо улыбается ему и пожимает плечами. Правда в том, что у него нет ни малейшего представления, что там может быть. Он ставит диск в проигрыватель и включает большой плазменный телевизор на стене. Слышится племенная музыка. Тум-тум-тум. На экране шимпанзе ритмично стучат по толстым стволам. А потом вдруг очень быстро появляются все сотрудники, компьютерщики и дизайнеры «Освальдо Феста». Потом вдруг идёт видеоклип Pink Floyd: «We don't need no education…» Вместо знаменитостей дальше проходят какие-то студенты, отбивая ритм ногами, а потом вновь появляются животные.

Фильм продолжается, появляется просто болтающий что-то Леонардо, а на фоне грозно рычит лев, и тут же возникает Чарли Чаплин в «Великом диктаторе», а затем снова Леонардо, раздающий инструкции, а потом Чаплин гаечным ключом заворачивает болт на колесе. Вдруг всё начинает скрипеть и словно замедляется. Кадры с Чаплином застывают. Камера быстро фокусируется на мужчине, который что-то пьёт, сидя в кресле. Он оборачивается. Разбивается. Алессандро улыбается в камеру и говорит: «Я не попаду в ловушку!».

У Леонардо отвисает челюсть.

— Но… но…

— Я сделал это с помощью камеры и компьютера, использовал кадры фильма о нашем агентстве, который мы представляли в прошлом году на нашей презентации.

— Это же гениально! Я как раз собирался предложить тебе это… Ты знаешь, что мы должны снять фильм, короткометражку? Нам впервые заказывают съёмки фильма. Мы теперь не обычное агентство: теперь мы производители, и всё благодаря тебе и твоему успеху с ЛаЛуна. Но японцы до сих пор до конца в нас не поверили… И если у нас получится повысить их продажи, хотя бы на десять процентов, наша прибыль тоже вырастет. Знаешь, что?

— Нет, что такое?

— Мы достигли уже двухсот процентов, мы заработали много, очень много, больше, чем могли представить.

— Мы? Леонардо… ты…

— Да, но…

— Но ты ведь не собираешься останавливаться, правда?

— Мы должны работать ещё больше! У нас есть возможность выпустить этот фильм… И ты это только что продемонстрировал… Ты гений.

— Да, но ты видел название фильма? Я не попаду в ловушку, — Алессандро направляется к двери. — Не рассчитывай на меня. Я больше не хочу быть незаменимым, я тебе уже говорил.

— К чему это ты? Я тебе даже дал кабинет побольше…

— Я тебя не просил.

— Я значительно повысил тебя.

— И об этом я тебя тоже не просил.

— Я взял тебе новую помощницу.

— Об этом я просил, но до сих пор никого не видел.

— Она ждёт тебя в твоём кабинете…

Алессандро удивлён.

— А почему это должно было случиться именно сегодня?

— Просто я долго искал её. Хотел нанять лучшую…

— Это ещё следует проверить.

— Во всех смыслах…

Но Алессандро уже вышел из кабинета Леонардо и в эти мгновения быстро направляется в свой. Он пересекается с Алессией, своей обычной помощницей.

— Алекс, тебя тут ждут…

— Да, спасибо… Я знаю.

Андреа Сольдини изучает его с растерянным выражением лица и качает головой. У него открыт рот. Алекс взволнованно смотрит на него.

— Эй, у тебя всё в порядке?..

— Конечно! — Сольдини смеётся. — Просто у меня слов нет… Посмотри… Представь себе русских… только более…

— Точнее, менее… — Алессандро качает головой и входит в свой кабинет.

— Здравствуйте, — говорит она и поднимается с кресла. Высокая, вьющиеся каштановые волосы. Красивая улыбка. Точнее, просто прекрасная улыбка. И не только это.

— Добрый день.

— Привет… Алекс…

Секундой позже он понимает, что подошёл к ней слишком близко, хотя она сама уже перестала соблюдать некоторую формальность.

— Директор попросил подождать Вас здесь. Надеюсь, Вы не против. Меня зовут Раффаэлла, рада знакомству.

Алессандро и Раффаэлла пожимают друг другу руки. У девушки длинные ноги, идеальная фигура, на ней красивое платье, лёгкое и элегантное. Всё при ней. Даже слишком. Она просто конфетка.

— Я оставила Вам свои работы на столе.

Алессандро просматривает их, напустив на себя вид профессионала, а потом поверх этих листов бумаги смотрит на неё. Она всё ещё стоит.

— Присаживайтесь, пожалуйста.

— Спасибо, — и снова эта чудесная улыбка.

Алессандро пытается сосредоточиться на рисунках, но это непросто. Словно всего прочего мало, она такая милая. Словно прочего мало… Алекс? Ты уже ошибся однажды.

— Вам нравится?

— Да… Рисунки хороши, серьёзно, я бы даже сказал, они просто замечательные… Поздравляю, — улыбается Алессандро. Она тоже. Их взгляды пересекаются, и некоторое время они смотрят друг другу в глаза. Алессадрно складывает рисунки обратно в папку, отводя взгляд. — Что ж… очень хорошо.

— Ах да, я принесла ещё вот это… — Раффаэлла достаёт из своей сумки ноутбук, такой же, какой Леонардо подарил Алессандро, нажимает на кнопку и включает его. Затем она ставит компьютер на стол и поворачивается к Алессандро. — Это короткий клип… Ничего особенного, но директору очень понравилось…

Алессандро с любопытством смотрит видео.

— Я снимала это в течение всего отпуска в этом году… Я была в Лос-Рокес, снимал всё мой отец, а смонтировала я этот фильм смеха ради… Я не хотела быть моделью, всё время возмущалась… Отчасти потому, что поссорилась со своим парнем и всё время злилась… — объясняет Раффаэлла. — А здесь я вообще плачу… — на видео действительно видно, как она отходит от своего отца, который всё снимает; сначала она кажется расстроенной, но потом разражается хохотом. — А потом я смонтировала другой фильм из мультфильмов…

В самом деле, чуть позже начинается видео с фрагментами первых мультфильмов Диснея, чёрно-белый Микки Маус и другие очень красивые изображения. Таким образом, на видео происходит постоянная смена образов: Раффаэлла, просто идущая вдоль пляжа, сменяется Микки Маусом в роди чародея в «Фантазии».

— В общем, не знаю почему, но директору, Леонардо… всё это очень понравилось.

Алессандро улыбается. Потрясающе. Никогда не видел женщину, обладающую таким невероятным телом и не придающую этому никакого значения.

— Всё очень хорошо… Заметна креативность и желание удивлять, — что я несу? Алекс, хватит.

— Спасибо. Мне сказали, что, возможно, мы будем работать вместе над чем-то похожим…

— Да… — Алессандро закрывает компьютер и возвращает его. — На самом деле, мы пока не приняли решение…

В этот самый момент звонит интерком. Алессандро нажимает на кнопку и отвечает.

— Да?

— Только что пришёл проект новой кампании. Принести?

— Ах, да… Да, конечно…

Раффаэлла кладёт ноутбук обратно в сумку, берёт папку и как следует складывает в ней свои рисунки.

— Если я Вам понадоблюсь, я буду у себя.

— Отлично, спасибо.

— Была рада познакомиться с тобой, — она переходит на «ты».

— Взаимно… — Алессандро провожает её взглядом. — Пожалуйста, оставь дверь открытой…

Она улыбается. Он продолжает изучать её. Раффаэлла оборачивается, чтобы посмотреть на него, удаляясь. Правда в том, что она на самом деле красивая. То есть, слишком красивая. И на мгновение Алессандро задумывается о том, что им придётся работать вместе. День за днём, плечом к плечу, бок о бок. Он смотрит на неё в последний раз. Как же там назывался мой фильм? Но тут Раффаэлла, прежде чем войти в свой кабинет, оборачивается в последний раз, словно знает, что он всё ещё смотрит на неё. Она посылает ему последнюю улыбку. Фантазия, креативность или простая формальность. Алессандро поднимает подбородок и отвечает ей глупой улыбкой, такой глупой, что он сам чувствует себя настоящим идиотом. Затем он расслабляется, качает головой, поднимается и закрывает дверь. И тут же вспоминает название фильма: «Я не попаду в ловушку». И сейчас, как никогда, его выбор кажется ему насмешкой судьбы.

23

Энрико расставляет по местам многочисленные игрушки Ингрид. Девочка уже спит. Она сегодня много играла с Анной. Когда он вернулся домой, то увидел их вместе на ковре. Потом Анна взяла свой рюкзак, поздоровалась с ним со своей обычной улыбкой и ушла. Она и впрямь хорошая девушка. Мне очень повезло, что я её нашёл. Он берёт жёлтого медвежонка и усаживает его в пластиковое креслице Ингрид. Вдруг с верхнего этажа раздаётся сильный шум. Похоже на глухой удар. Энрико поднимает взгляд. Ещё раз. Он ничего не понимает. Это происходит уже не в первый раз. Несколько мгновений спустя раздаётся ещё один удар, а потом такой звук, словно кто-то скрипит стулом по полу. Энрико останавливается и прислушивается внимательнее. Чуть позже слышен новый удар и приглушённый мужской голос сверху. Энрико пытается разобрать слова. Ему кажется, будто он говорит что-то вроде: «Ах, да? Ты что думаешь? Что я идиот?» — низкий мужской голос, а затем женский, который пытается оправдаться: «Неужели ты ничего не понимаешь? Ты слишком ревнивый!» — а затем другие слова, которые он не может понять. И очередной удар. Что-то падает, отскакивая от пола, железная палка или что-то похожее. Энрико задумывается на мгновение. Конечно. Этажом выше. Анна. Весь этот шум из квартиры Анны. Вот чёрт. Но что же они делают? Энрико берёт очередную игрушку Ингрид, застрявшую в диване. Она сказала, что живёт со своим парнем. Должно быть, это от него столько шума. Между делом он не перестаёт прислушиваться. Ему становится грустно, он начинает волноваться. Как жаль, что такой милой и приятной девушке приходится быть с таким парнем. Как такое возможно?

24

Вечером. Намного позже.

— Привет, любимый, чем занят?

— Ники! Какой приятный сюрприз… Я работаю…

— А. Как всё прошло утром?

Алессандро целое мгновение сидит в шоке.

— А что утром?

— Не знаю, просто спросила… Мы никогда не обсуждаем дела.

— Ну, этим утром… — Алессандро чувствует себя немного виноватым. Но почему? В чём причина? По мере того, как он пытается понять, чувство вины нарастает. — Этим утром… Этим утром… Ну, всё прошло без сучка без задоринки. Я посмотрел проекты новой кампании, вышло неплохо, и мы отлично укладываемся в сроки, возможно, придётся поправить цвета, но с этим можно не торопиться…

— Ну, значит, ничего нового…

А секундой позже кто-то стучит в дверь.

— Войдите.

Входит Раффаэлла с папкой в руке. Алессандро немного смущённо смотрит на неё и прикрывает телефон рукой.

— Что такое? — спрашивает он её шёпотом.

— Я хотела показать тебе это… но забыла.

— Ах, да, один момент…

Раффаэлла улыбается и выходит из кабинета. Алессандро возвращается к разговору с Ники.

— Прости, что ты сказала?

— Не волнуйся, я спрашивала, нет ли у тебя каких-нибудь новостей.

— Нет, нет… Ничего нового, а что? — он немного чувствует себя лжецом из-за того, что не упомянул об этой особенной новости с тёмными кудрями и длиннющими ногами. И пленительной улыбкой. И фигурой, захватывающей дух. И…

— Ничего, Алекс, я ведь уже сказала… Чистое любопытство. В общем, я сидела дома и занималась, как мне в голову пришла одна идея: я бы хотела пригласить тебя на ужин.

— На ужин?

— Да… Можно узнать, что такое с тобой сегодня, Алекс?

— Просто ты никогда не приглашала меня на ужин…

— Ну, так уж вышло. Смотри на это, как на случайность… Как бы там ни было, один мой друг открыл новый ресторан, очень классный, на виа делла Бальдуина.

— Хорошо, — Алессандро немного успокаивается. — Только я не знаю, во сколько сегодня закончу.

— Как хочешь. Тогда увидимся около половины десятого, как думаешь, ты уже освободишься к этому времени?

— Да, конечно.

— Я пришлю тебе точный адрес в смс…

— Ладно, до скорого.

Алессандро отключается и глубоко задумывается. М-м-м. Как странно. Тут что-то не сходится. К чему были все эти вопросы? Боже мой… А если эта Раффаэлла — её подруга? Он начинает представлять себе телефонный разговор между Ники и Раффаэллой. Ладно, к чему это всё? Я всегда могу сказать ей, что, когда мы говорили по телефону, мне ещё не представили Раффаэллу. Даже более того, она пришла на собеседование в конце рабочего дня. А потом он бледнеет. А если они уже поговорили? В таком случае Ники сейчас спрашивает себя: почему же он мне ничего не сказал? А что я могу сказать ей? Боже, что я делаю? Я превращаюсь в Пьетро. Ищу отговорки ещё до того, как меня обвинили? Пытаюсь оправдаться? Почему? Что я сделал? Он снова возвращается в свой сон, со всеми своими друзьями, одетыми, как адвокаты, которые качают головами. И его снова признают виновным.

Так что Алессандро остаётся только одно: открыть дверь и позвать её.

— Раффаэлла, зайди…

— Да… Извини, я не хотела тебе мешать, просто забыла показать тебе это, — она кладёт на стол различные проекты. — Это кампания, сделанная другим агентством, которая имела огромный успех в Японии.

— Ясно… — Алессандро всё просматривает, хотя на самом деле ничего не видит. — Слушай, ты случайно не знакома с Ники Кавалли?

Раффаэлла наивно улыбается, может, даже слишком наивно.

— Нет… или, по крайней мере, я так думаю. А что? Я должна знать её?

Алессандро облегчённо вздыхает, хотя сомнения не отступают. Они всё ещё с ним.

— Да нет, я спросил тебя, потому что… мы использовали её для одной кампании японцев… ЛаЛуна, — и тут он понимает, как ужасно звучат произнесённые им слова «мы использовали её». — А ещё она моя девушка.

Раффаэлла улыбается.

— А, да… Понятно. Поздравляю. Но нет, я с ней не знакома… Мне жаль, — безразлично пожав плечами, она покидает его кабинет.

«Мне жаль»? Что она хотела этим сказать? Может, в этом не было ничего особенного. Да и вообще, с чего я стал задавать все эти вопросы? Что со мной происходит? Хотя то, что Ники ни с того ни с сего стала расспрашивать его о новостях, тоже не вписывается в рамки нормального. И это внезапное приглашение на ужин? Да, как-то подозрительно. Ну ладно, приглашение на ужин может быть предлогом отпраздновать что-то, сообщить какую-то хорошую новость. Вдруг у него возникает очередное сомнение. А если новости есть у Ники? Одна из таких невероятных новостей, которые переворачивают жизнь с ног на голову и которые обычно рассказывают после красивого тоста. «Дорогой, я должна рассказать тебе кое-что очень важное». Он представляет себе, как Ники с улыбкой смотрит на него из-за бокала шампанского. «Алекс… ты станешь папой!» Но я всегда с этим осторожен. Да, вряд ли. Хотя дело может быть совсем в другом. И в его сознании снова всплывают его друзья в адвокатских мантиях. Их физиономии ещё более суровые, а глаза очень широко открыты. Виновен в самом факте того, что вообще посмел думать. Глубокий вздох, затем ещё более глубокий. Алесандро уверен только в одном: он виновен. Снова? Да. Он не может дождаться ужина с Ники. Потом его взгляд опускается к столу. Последние проекты Раффаэллы. И запись в ежедневнике: «ужин с Ники в 21:30». Невозможно. Что-то тут не так.

25

Кристина останавливается на светофоре. Осматривается. Видит на тротуаре пару, гулящую в обнимку. Неподалёку от неё другая пара целуется в машине. Третьи пихаются и смеются. Сколько же счастливых и влюблённых людей в мире. Кроме меня. Я похожа на Нанни Моретти в «Бьянке», когда, тощий как спичка, с песней Scalo a Grado Франко Баттиато на фоне, в прекрасный солнечный день он выходит на пляж. И видит кучу любящих пар, которые обнимаются и целуются на полотенцах и лежаках.

И тогда Моретти с сухими волосами и в тёмных очках в стиле восьмидесятых, сначала безразличный, а затем — улыбающийся, решает, что тоже хочет любви. Так что он ходит между людьми, пока не замечает красивую блондинку, по пояс голую, лежащую лицом вниз. Он останавливается и ложится прямо на неё.

И она, как и должно быть, кричит, протестует и встаёт. Толпа собирается вокруг них, и они заставляют Моретти уйти. Ну и сцена. Да, но ему очень не хватало любви. А у меня она есть. Я не одна. Я с Флавио.

Загорается зелёный. Кристина переключается на первую и заводится. Улыбается. Да. Я тоже приняла решение. Я не лягу ни на кого. Сберегу свою любовь. Я буду баловать его. Приготовлю его любимый торт. Шоколад и кокос. Я так давно его не готовила. Как я могу жаловаться кому-то, если сама и палец о палец не ударила.

Кристина подъезжает к дому. Паркуется. Поднимается по лестнице. Она чувствует себя счастливой, как ребёнок, который сделал кому-то сюрприз. Она открывает дверь, закрывает её за собой, кидает сумку на диван и идёт на кухню. Ищет ингредиенты: две плитки шоколада, немного сливочного масла, яйца, молоко, мука, сахар и кокосовая стружка. Она включает радио и начинает готовить. Со страстью. Весёлая. Иногда она облизывает пальцы, окуная их в смесь. Включает духовку, чтобы разогреть её. Смазывает форму маслом. И незаметно для самой себя напевает свою версию песни Васко: «Торт для тебя… ты совсем его не ожидал… а теперь он у тебя есть… как такое вышло? Ну, знаешь…».

Звонит мобильный. Он в одном из карманов джинсов. Она достаёт его руками всё ещё белыми от муки. Открывает. Флавио.

— Привет, милая, это я… Слушай, извини, но это надолго. Я буду поздно. Мне нужно отредактировать кое-какую информацию до завтрашнего утра, а работа идёт так медленно… Целую.

Кристина молча сжимает телефон пальцами. Она закрывает его и кладёт на стол. Смотрит в духовку, где печётся торт. На её лице появляется горькая улыбка. Когда ты хочешь сделать сюрприз. Когда продумываешь детали, стараешься и чувствуешь себя такой счастливой, представляя, как будет счастлив он. И ожидание превращается в веселье. А потом — пуф! — достаточно одного звонка, одной невинной фразы или задержки на работе, и всё взлетает на воздух, ты остаёшься ни с чем. Интересно, где он сейчас. Мне хочется знать на самом деле. Чем он занят? И с кем? И кто этот придурок, который хочет, чтобы он успел доделать работу к завтрашнему утру? Может, он хочет изменить что-то в наших отношениях. А если он мне изменяет? А если он сейчас с другой, и поэтому придумал эту отговорку? Кристина представляет себе эту сцену. Флавио и какая-то женщина. Возможно, даже красивая. Возможно, в его офисе. Вместе. Близко. Они целуются. Ласкают друг друга. Что я испытываю? Что чувствую? Несколько лет назад одна только мысль об этом могла убить меня. А сейчас? А сейчас мне кажется, что в глубине души меня это не волнует. И это её пугает. Она чувствует себя такой виноватой. Как такое возможно, что мысль о том, что Флавио мне изменяет, оставляет меня равнодушной? Флавио и другая женщина. Вот бы знать… Возможно, он был бы даже более счастливым. Она вспоминает, что сказала её подруга Катя из университета: любовь не длится больше семи лет, а кризис начинается уже на шестом году. Что страсть, даже самая сильная, исчезает. И её место занимает скука. Привычка. И всё кажется безразличным. Погасшим. Пропадают стимулы. И любовь, та, что описывают в книгах и показывают в фильмах, становится просто плодом воображения. И в такой момент появляется два варианта: расставание или измена. Чтобы получить новые впечатления. Чтобы вспомнить те мощнейшие ощущения, которые сводили тебе живот при одной мысли о нём. Или о ней. О вас вместе. И продолжает крутиться этот порочный круг лицемерия, когда ни один из двоих не может набраться смелости сказать другому, что чувства изменились, исчерпали себя, исчезли. Как печально. Такова жизнь? Человек становится таким?

Таймер духовки начинает пищать.

Торт готов. Кристина надевает прихватку, открывает дверцу и достаёт форму. Ставит на стол. Берёт большое стеклянное блюдо и вываливает на него торт. Затем берёт ложку из ящика. И снова думает о Флавио. О нём с другой женщиной. И не чувствует ничего. Жалость растёт. Она съедает кусочек. Словно ребёнок, слизывает с пальцев всё ещё горячий шоколад. А её солёные слёзы капают, контрастируя со сладким десертом, и тоска сжигает её изнутри.

26

Римский вечер. Улицы почти пусты. Время ужина. Всё вокруг спокойно. И Алессандро едет спокойно, он успевает вовремя. Вечер прошёл гладко. Без новостей. Сейчас половина десятого. Алессандро паркует машину, немного наклоняется, чтобы увидеть, по тому ли адресу он подъехал, что Ники написала ему в сообщении. Да, это здесь, виа делла Бальдуина, 138. К тому же, подняв голову, он видит вывеску «Ресторан». Однако, это странно, людей так мало, не похоже на открытие. М-да. Может, народ подтянется попозже. Алессандро выходит из машины и входит в здание. Видит Ники, одиноко сидящую за столиком и листающую меню. Она кажется умиротворённой, спокойной. Пальцами левой руки она выстукивает по столу какой-то ритм, а правой держит открытое меню, в котором читает предложения ресторана. И когда он видит её, у Алессандро в голове возникает только одна мысль: какая же она красивая! И один только этот факт стирает все его сомнения.

Он подходит к ней и садится за столик.

— Вот и я, любимая… — он чмокает её в губы. — Я торопился, как только мог…

Ники улыбается и пожимает плечами.

— Ты ведь пришёл вовремя.

Алессандро разворачивает свою салфетку и кладёт её на колени. А затем осматривается.

— Так мало людей… Или ещё рано?

Ники улыбается.

— Нет… Не думаю…

— А…

Алессандро тщательней осматривает зал. Он ему не кажется новым. Здесь приятно, уютно, по-простому, но впечатление такое, что это место открылось уже давно. В глубине зала стоит хозяин заведения. Он сидит у кассы, полный мужчина с добродушным лицом, лысый и с очками на носу. Он что-то проверяет с карандашом в руке и кажется отвлечённым и скучающим. Ничего в этом мужчине не указывает на то, что в нём бурлит адреналин из-за открытия нового ресторана, а ещё меньше он похож на друга Ники. Алессандро вглядывается вглубь зала. Он видит четырёх кошек. Что-то здесь нечисто. Затем его взгляд пересекается с взглядом Ники.

— Что-то не сходится, верно?

Алессандро улыбается, ему любопытно.

— Да, действительно… Не похоже на то… что сегодня открытие…

— Ты прав, — Ники снова открывает меню и поднимает его, чтобы спрятаться, или словно хочет внимательней прочитать список блюд, чтобы заказать что-нибудь. Затем она возникает над меню и улыбается ему. — Я соврала тебе. Нет никакого открытия.

— А… — Алессандро понимает, что ситуация выходит из-под контроля, так что он тоже пытается спрятаться за меню.

Ники протягивает руку и кладёт его меню на стол, чтобы видеть его лицо.

— Я сказала тебе ещё одну ложь: хозяин не мой друг…

Алессандро снова смотрит на синьора, сидящего у кассы. Теперь он ему кажется ещё толще, старее и скучнее, чем раньше. Затем он улыбается ей немного смущённо.

— Ну да, он и вправду не похож на твоего друга… — и он снова поднимает меню, словно то, что сейчас происходит, совершенно нормально.

Ники наклоняется и снова опускает его меню. Алессандро знает, что у него нет выхода. Ники снова улыбается ему. На этот раз — явно вымучивая улыбку.

— Хочешь знать, почему я выбрала это место?

Алессандро кивает, стараясь выглядеть спокойным, но на самом деле он серьёзно взволнован.

— Да, конечно, — он снова пробегает по всем пунктам в своей голове. Раффаэлла солгала мне, они близкие подруги. Даже больше: Ники поговорила с Леонардо, и они оба пришли к согласию, её специально устроили поближе ко мне. Нет, только не это. Ники беременна, и возможно, ребёнок от меня. Потом, не зная, что ещё искать в своей голове, он возвращается во времени, копается, делает предположения, думает, передумывает. Поверить не могу. Она встретилась с Эленой, и неизвестно, какие гадости обо мне придумала та. Или, может, они не встречались, но она думает, что я снова с ней виделся. И эти раскопки в воспоминаниях, расчётах, предположениях и страхах высасывают из него всю энергию, пока Ники не улыбается ему в последний раз.

— Тебе ни о чём не говорит это место?

Алессандро впервые читает название ресторана: «Меж глаз». Затем он пробегает глазами по залу. Несколько человек спокойно едят и разговаривают, хозяин всё ещё сидит у кассы, только сейчас, возможно, по какой-то странной причине, он поднимает взгляд и бросает взгляды на столики. Его взгляд пересекается со взглядом Алессандро, и он улыбается ему. Может, он и правда такой приветливый? Он хочет что-то сказать, это какой-то сигнал, указание, секретный код? Нет. Невероятно! Это заведение для свингеров? Алессандро разглядывает посетителей ещё внимательней. Здесь есть семья с детьми и бабушкой. И в долю секунды уже в который раз в его голове всплывает образ его друзей, одетых как адвокаты, валяющихся на полу со смеху и подносящих руки к головам. Нет, последнюю абсурдную мысль можно исключить, ему становится очень стыдно.

— Милая, прости… Но я ничего не понимаю.

Ники становится ужасно серьёзной.

— Я знала… — а затем она снова весело улыбается. — Я принесла тебе… — она наклоняется, что-то достаёт из своей сумки под столом и протягивает ему, — подарок! Возьми…

— Это мне?

— А кому ещё? Открой…

— Но, милая…

Мозг Алессандро снова мечется во все стороны. Ну за что? Какой сегодня день? День нашего знакомства? Когда мы начали встречаться? Первый раз, когда мы занялись любовью? Когда мы были в Париже? Когда расстались? Он не может ни с чем связать этот день. Так что он просто разворачивает подарок. DVD… Он смотрит на него и вертит в руках. Джеймс Бонд со своим пистолетом в окружении красивых девушек. На мгновение он снова видит тень Раффаэллы.

— М-да… — Алессандро уже на самом деле не знает, что и думать. — Я не понимаю…

— Не понимаешь, да? Как он называется?

Алессандро читает. «Шпион, который меня любил».

Ники улыбается ему.

— Ты любишь меня, правда, Алекс?

— Конечно… Но что за вопросы ты задаёшь, Ники? Ты мне расскажешь?

— Конечно… Возможно, ты хочешь сняться в ремейке этого фильма, в роли… шпиона? — у Ники становится другой голос. Теперь он серьёзный, жёсткий и беспокойный. — Могу я узнать, что ты делал сегодня в университете? Почему ты меня преследовал? Почему ты шпионил за мной? Что у тебя меж глаз? — спрашивает она его, показывая меню. — Что с тобой случилось?

— Я, правда…

Едва моргнув глазами, Алессандро понимает, что он упустил, он чувствует себя так, словно он один из главных героев мультфильмов, которые он смотрел в детстве. Вдруг он видит себя застывшим в пустоте, а затем он превращается в Койота в тщетных попытках поймать свою жертву, или в Сильвестра, скользящего по льду к пропасти и пытающегося предотвратить падение с помощью когтей, а Твити летает над ним и смеётся, или ещё лучше, он сейчас Том, преследующий Джерри, но его карьера заканчивается тем, что он впечатывается в стену, а грызун тем временем пролезает в дыру внизу. В общем, это мультяшная катастрофа: Алессандро — потерянный мишка.

Осознав ситуацию, он резко начинает краснеть.

— Я, правда…

— Может, ты просто захотел сходить на одно занятие, посмотреть, что такое университет на сегодняшний день, а потом поступить на филологический? — Ники улыбается ему.

Да, она предложила ему выход. Потому что, когда ты любишь человека, именно так ты и поступаешь. И взрываешься, только когда происходит что-то действительно серьёзное. Может, именно такого ответа ждёт Ники. Но когда он уже собирается ответить ей, он понимает, что это ловушка… смертельная ловушка. Если он согласится, то Ники поймёт, что он не до конца искренен с ней, он просто клоун, смешной, но шарлатан. Мужчина, не способный признавать свои ошибки, свои недостатки и слабости. В общем, лучше бы она меня схватила в университете и не оказалась подругой Раффаэллы. Так что он поднимает глаза и честно говорит ей:

— Нет, Ники… я не хотел поступать в университет.

— Ага… — она изображает облегчение. — А я уже начала волноваться…

Алессандро растягивает губы в улыбке и пытается пошутить.

— Волновалась, что я буду учиться лучше тебя?

— Нет. Что ты окажешься неспособным сказать правду. — Алессандро хранит молчание и опускает взгляд. Ники расстроено изучает его. — Почему, Алекс? Почему ты следил за мной? Что заставило тебя волноваться? Ты думаешь, что я молчу о чём-то, что-то скрываю от тебя?

— Ты права, мне жаль.

Ники немного успокаивается.

— То, что случилось сегодня, показалось мне странным, я вдруг почувствовала себя в опасности.

— Ты?

— Да, я. Я целый день ходила и оборачивалась. Если ты, великий сыщик, перестал верить мне, думаешь, что я изменилась или что я тебе вру… Слушай, у меня голос дрожит, даже когда я просто говорю об этом. Мне очень плохо, клянусь тебе. Мне даже плакать вдруг захотелось, у меня живот сводит, а я даже ничего не съела…

В этот самый момент полный мужчина, хозяин ресторана и предполагаемый друг Ники, подходит к их столику.

— Вы уже определились? Что будете заказывать?

Алессандро и Ники враз поворачиваются к нему. На их лицах такое явное напряжение, что хозяину хватает наносекунды, чтобы понять, что это не самый подходящий момент.

— Ох, простите меня. Я… вижу, вы всё ещё думаете. Я подойду позже… а лучше, позовите меня сами… — он возвращается к кассе.

Алессандро и Ники провожают его взглядами. Затем она продолжает разговор.

— Если ты подумал обо мне такое, это потому, что ты сам сделал что-то подобное… Если человек подозревает, значит, у него самого совесть не чиста.

Алессандро удивляется.

— У меня? — на мгновение он представляет Раффаэллу, но понимает, что она здесь совершенно ни при чём. Потом в его сознании снова всплывают его друзья в адвокатских нарядах и снова кивают головами. Алессандро избавляется от этих мыслей. — Не говори такого даже в шутку, Ники. Как тебе такое только могло прийти в голову?

— Ну, тебе же пришло такое обо мне… — пока она говорит, у неё выступают слёзы, хоть они и остаются в её больших прекрасных глазах, как маленькие пузырьки, которые вот-вот лопнут.

Алессандро протягивает руку над столом и берёт руку Ники, крепко сжимает её и чувствует себя таким жалким оттого, что подумал о чём-то подобном.

— Прости меня, милая…

Ники рассматривает его, не произнося ни слова, даже и не зная толком, что сказать, её нижняя губа дрожит. Она чувствует необычайно острую боль в сердце. Словно земля уходит из-под ног. Словно падающий эквилибрист. Ей хочется прыгнуть через стол, чтобы обнять его, и в то же время она очень зла на него, ведь он посмел так глупо сомневаться в ней.

— Я не знаю, что со мной было, Ники, раньше мне никогда в голову не могло прийти подобное. Возможно, это из-за Камиллы, которая взяла и бросила Энрико, сбежав с каким-то незнакомцем… Я увидел, как рушится то, в чём я был полностью уверен… Они ведь были женаты…

— Я же не поступлю так с тобой… Я никогда не разобью твоё сердце вот так. Я не должна ничего обещать Господу, чтобы сохранить в сердце то, что чувствую сейчас. И знаешь, если что-то такое произойдёт со мной, ты будешь первым, кто об этом узнает.

Алессандро на стуле пододвигается к ней. Хозяин видит их со своего места, с момент рассматривает их, что-то бормочет и возвращается к своим делам. Пара замечает это, и Алессандро громко говорит:

— Ох… теперь я понимаю, почему это заведение так называется: этот тип слишком любопытный… Мы у него меж глаз!

Ники смеётся, слезинки текут по её щекам, она начинает хлюпать носом, снова смеётся и подносит салфетку к лицу. Она смеётся и плачет, и чувствует себя от этого идиоткой. Она бросает на салфетку взгляд.

— Так и знала… Блин, у меня тушь растеклась!

Алессандро нежно стирает тушь с её щеки одним пальцем, а затем легонько целует её веки.

— Прости меня, милая, я себя чувствую очень виноватым за свои мысли… — он сжимает её в своих объятиях и дышит, зарывшись лицом в её волосы. Она всё ещё дрожит. Он чувствует её тепло, нежность, хрупкость, она такая маленькая, что в одно мгновение он понимает: единственное, что он хочет делать в этом мире, — это защищать её, любить её и ни о чём не волноваться, без проблем и без сомнений отдать в её распоряжение своё тело и душу. Да, жить лишь ради того, чтобы видеть её улыбку. Алессандро ещё крепче обнимает её и шепчет: — Я люблю тебя… — затем он отстраняется и видит, как она улыбается, её глаза снова сияют, только в этот раз от счастья, он снова видит в них спокойствие и доверие. И это благодаря одному моменту, этому самому моменту. Он решает избавиться от сомнения: сейчас или никогда. Он решается. Сейчас. Прыжок. Сейчас. Он спокойный и умиротворённый возвращается на своё место, когда Ники снова начинает болтать.

— Знаешь? Я поверить не могла… То есть, с одной стороны мне даже понравилась мысль о том, чтобы ты ходил со мной в университет… Я даже подумала, что была бы счастлива учиться вместе с тобой… Ты был бы моим однокурсником…

Алессандро всё ещё игнорирует своё решение, потому что иногда решения, неважно, серьёзные или не очень, принимаются по самым различным причинам, и никто на самом деле не знает, какой момент будет подходящим, какие чувства — досаду или волнение — оно вызовет у тех, кого коснётся. Однако это решение не даст тебе покоя. Как и в этом случае. Алессандро видит, как она сидит напротив него, она кажется ему старше, она навсегда его. Он смотрит на неё другими глазами и делает вид, что слушает. Он кивает, счастливый оттого, что принял решение. Сейчас. И навсегда. Интересно, замечает ли она что-то, догадывается ли она, о чём он думает, о его великолепном решении…

Каким будет её ответ? Но самое главное — как я попрошу об этом?

— Алекс?

— Что?

— О чём ты думаешь?

— Я слушаю тебя…

— Лжец… — но сейчас Ники не давит, она успокоилась. Она берёт диск с фильмом. — Мы должны посмотреть его… Продавец уверял меня, что это просто фантастика… Один из лучших фильмов Роджера Мура, хотя на самом деле я сомневалась, не подарить ли тебе другой…

— Какой?

— «Остин Пауэрс 2: Шпион, который меня соблазнил». Ты был таким смешным в университете… — они смеются и дурачатся.

Увидев, что буря стихла, хозяин снова подходит к их столику.

— Ну что, вы готовы заказывать? Если нет, то кухня закрывается…

Наконец они кивают, играют с меню, говорят глупости, что-то комментируют, делают заказ, а затем передумывают и заставляют хозяина принести то, что он записал, и перечитать. Мужчина вздыхает.

— Ладно, хватит, я решил. Салат из морепродуктов.

— Тогда мне то же самое.

— Может, будешь запечённую рыбу?

— Да, отлично.

— Хорошо, тогда нам две самые свежие запечённые рыбы, и немного белого вина…

— Чего вы хотите?

Алессандро с мгновение смотрит на неё.

— Как ты смотришь на то, чтобы выпить немного шампанского?

— О, да, было бы здорово.

— Отлично, тогда нам бутылку французского шампанского, только молодого.

Удовлетворённый наконец, хозяин удаляется. Иногда эти ссоры… Заканчиваются вот таким миром! Ники смотрит на Алессандро и кивает головой.

— Ты уже понял, что тебе придётся завоевать моё прощение?

— Да… — Алессандро улыбается, толком не зная, почему заказал шампанское. Ему просто захотелось, он был опьянён моментом, радостью оттого, что свидание, которое могло превратиться в самое ужасное, было спасено.

Хозяин быстро возвращается с бутылкой минеральной воды.

— Это вам перед ужином, — он тут же уходит.

Ники хочет налить себе немного воды, но Алессандро её опережает.

— Спасибо… — благодарит она его с улыбкой.

— Не за что… в этом нет ничего особенного.

— Я люблю внимание. Тебе следует почаще появляться в университете! — сделав небольшой глоток воды, она ставит стакан на стол. — М-м-м. Знаешь, я чуть не умерла от смеха!

— Когда?

— Когда профессор Борги чуть не переехал тебя на машине!

— Ты и это заметила!

— Я заметила тебя ещё у своего дома!

— На самом деле?

— Конечно, и всё ждала, когда ты позвонишь… Я даже начала думать, что ошиблась, но потом увидела, как ты паркуешься у моего университета.

Алессандро задумывается, пока пьёт… Она всё время знала, что я слежу, это невероятно. Почему? Почему тогда она не обращала внимания? Она что-то скрывает… Но в одно мгновение его страхи исчезают, и он снова чувствует себя счастливым оттого, что принял решение. Приносят шампанское, он открывает его и разливает по бокалам. Алессандро поднимает свой и ищет взгляд Ники. Глаза в глаза. Тишина. Улыбка.

— Любовь моя…

— Да?

— Мне бы хотелось провести всю свою жизнь, шпионя за тобой!

Они смеются, чокаются и пьют, глядя друг другу в глаза. Из динамиков ресторана вдруг раздаётся песня: «Счастье — это ни о чём не думать… Счастье — это что-то бессознательное. Счастье — это поцелуй удачи в лоб». Так и есть. Именно так, как поёт Паола Турчи. Счастье в том, чтобы вам было хорошо просто вместе. Конечно, вместе с тем, счастье — это намного больше, это умение разговаривать друг с другом. И Алессандро был бы счастлив поделиться своим решением, но для этого ему нужна некая экстраординарная идея. Что-то большее, чем «Меж глаз». Что-то большее, чем простая вывеска ресторана в центре города. Он снова сжимает её руку и чувствует приятный трепет. Так бывает, когда чувствуешь, что всё будет хорошо.

27

Солнечное утро. Ещё рано. Людей почти нет. Окна блестят мягким белым светом, который отражается на стенах здания напротив. Алессандро входит в кабинет Леонардо, чем удивляет его.

— Добрый день! Какая радость видеть тебя таким хорошим утром! Принёс мне ещё подарок?

Алессандро садится перед ним.

— Дорогой директор… Быть может, тебе кажется, что ты его заслуживаешь?

Леонардо поднимает брови, предваряя бурю.

— Я понял. Хочешь кофе?

— Я уже выпил чашку!

— Липовый чай?

Алессандро наклоняет голову, и Леонардо извинительно улыбается.

— Ладно, я пошутил. Но мне кажется, я сделал всё возможное, чтобы ты чувствовал себя на работе как можно комфортнее. Ни у кого нет такой помощницы, как твоя. Я хотел, чтобы ты был счастлив…

— Вот именно, я уже был счастлив…

— И что?

— Найди мне другую.

— Но эта лучшая, сама компетентная, самая…

— Да, я уже знаю всё, что ты можешь добавить. Я могу представить всё это без твоей помощи…

— Так что теперь?

— Найми другую. С такой помощницей я не смогу работать, так что и ты от этого ничего не выиграешь. Она всё время меня отвлекает…

— Я думал, она тебе понравится… Ты будешь счастлив…

— Я тебе уже сказал, что я счастлив, очень счастлив… И хочу оставаться счастливым.

— Окей, как хочешь, — Леонардо поднимается со стола. — Согласен. Я всё понял. Она подписала годовой контракт, так что я уже не могу уволить её. Мы введём её в курс наших дел, и она будет работать над другими нашими проектами.

— Окей, мне подходит.

— Я только хотел угодить тебе.

— Ты правда хочешь сделать что-то ради меня?

— Конечно! Серьёзно тебе говорю, честно.

Алессандро улыбается и решает довериться ему. Он расписывает ему свой план и удивляется энтузиазму, который Леонардо демонстрирует, услышав об этом.

— Отлично! Я не совсем понимаю, что ты собираешься там делать, но ты этого заслуживаешь! К тому же, в одном я уверен: у тебя обязательно появятся идеи для нашей короткометражки.

Алессандро поворачивается и смотрит на него с раздражением. Леонардо разводит руками.

— Только ты. Максимальная креативность, без помощницы и возможных отвлечений…

— Ладно.

Алессандро протягивает ему руку.

— Тогда по рукам.

Он быстро выходит из кабинета, бежит к лифту, но встречается в коридоре с Раффаэллой.

— Привет, Алекс, слушай, я подобрала несколько фильмов, которые помогут нам найти идею для нашего проекта.

Он упрямо шагает к лифту.

— Извини, но мне нужно выйти по делам. А директор решил доверить тебе твой собственный проект… — Алессандро подходит к лифту и нажимает кнопку вызова.

— Как это? — Раффаэлла выглядит заметно разочарованной. — Я ничего не знала…

Алессандро входит в лифт.

— Прости. Мне тоже не понравилась эта идея. Он только что сказал мне об этом… Но ты ведь уже знаешь, какой он, так ведь? Его словно клюёт петух, и он перетасовывает карты…

Он нажимает кнопку, и лифт закрывается, не давая ей возможности ответить. Последнее, что видит Алессандро, — её обиженное лицо. И в просвете между дверьми лифта он видит, как она разворачивается на своих чудесных ногах.

Устоять перед соблазном было бы невозможно. И это тоже — любовь.

28

Аутлет «Levi's» переполнен людьми. Дилетта рассматривает детскую одежду. Она рассматривает милые хлопковые штанишки. Олли и Ники это замечают и подшучивают над ней, выбирая платья неподалёку.

Перед примерочными целые очереди. Эрика выбрала пару джинсов и две блузки, и теперь ждёт, пока хотя бы одна освободится, чтобы примерить их. Она привлекает внимание парня, стоящего рядом с ней.

— Ну и суета, правда?

Эрика оборачивается.

— Ну, да… Всё такое дешёвое, это нормально, — улыбается она.

Парень перебирает несколько пар брюк, которые выбрал для себя, и они падают.

— Я взял эти… — он показывает их Эрике, которая немного удивлённо смотрит на него.

— Хм… здорово. А я нет.

Парень понимает, что его появление не было, как бы это сказать, блестящим. И тут примерочная перед ними освобождается. Он тут же поворачивается к Эрике.

— Иди ты, давай, я подожду…

Эрика ошарашено смотрит на него и начинает улыбаться.

— Ой, спасибо, отлично! — она входит. Она раздевается и примеряет первый комплект: джинсы Levi's Slim Fit и облегающую синюю блузку, которая подчёркивает грудь. Она выходит из примерочной и крутится вокруг своей оси. Смотрит на парня. — Мне идёт?

Он соглашается немного смущённым кивком.

— Чудесно…

Эрика улыбается.

— Ладно… подожди. Я примерю другое.

Она тянет назад занавеску и снова входит в кабинку. Через пару минут она снова выходит. На этот раз на ней джинсы 609 Hotstuff и белая блузка с длинными рукавами. Она устраивает импровизированное дефиле перед парнем. Между тем, к ним подошли Олли и Ники с ворохом одежды в руках. Они наблюдают эту сцену. Переглядываются и начинают смеяться. Парень, всё время немного застенчивый, рассматривает Эрику, которая резко останавливается перед ним.

— И? Как тебе это?

Он бормочет.

— Ну, это тоже тебе очень идёт, да…

— Так на чём мне остановиться? — спрашивает Эрика, не переставая вертеться перед зеркалом.

Парень не отвечает. Олли и Ники подходят к нему.

— Давай, посоветуй нашей подруге. В противном случае она может провести здесь целый день…

Эрика поворачивается.

— Эй, что вы несёте?

— Возможно, стоит купить оба… — отвечает он убедительным тоном.

— Да, конечно! Ты случайно не продавец магазина одежды инкогнито?! Так нельзя, я должна выбрать. Одно или другое, — она смотрится в зеркало в последний раз. — В первом я сексуальней. Всё, решено, — она снова входит в кабинку, чтобы переодеться.

Парень ошеломлён.

— Ваша подруга всегда такая?

— Хуже… но она симпатичная, правда?

Он, безусловно, совсем не собирается возражать им.

— Да… да…

Олли и Ники, смеясь, переглядываются. Через несколько минут Эрика выходит из кабинки, одетая в свою одежду, и несёт в руках выбранный комплект. Она останавливается на минутку и смотрит на парня.

— Спасибо, что пропустил меня первой. Слушай, мои подруги тоже хотят примерить одежду, пропустишь их?

Он не верит своим ушам. Ещё чего! Только ему не дают времени дать отрицательный ответ, потому что Ники и Олли уже влезли в примерочную. Эрика улыбается.

— Ты просто солнышко, спасибо! — она уходит.

Парень пожимает плечами и остаётся дожидаться своей очереди перед примерочными.

Эрика подходит к Дилетте.

— Ну и? Ты что-нибудь выбрала?

— Нет… а ты видела, как мило выглядит детская одежда? Такая же, как для взрослых! — говорит Дилетта.

— Да, я вижу, но для себя ты что-нибудь выбрала?

Дилетта несколько секунд осматривается.

— Ну, мне что-то не приглянулось ничего…

— А мне приглянулось, смотри, — она показывает Дилетте джинсы и синюю блузку.

— Красиво!

— Я решила, что надену это на экзамен Джаннотти.

— Тебе не кажется, что это всё слишком обтягивающее?

— Именно поэтому! Хотя бы привлеку его внимание! Ты не представляешь, как он хорош…

— Эрика, он же твой препод!

— И что? Он мужчина! К тому же, он ещё молодой. Вряд ли ему есть сорок. Ты бы его видела: такой модный, носит шерстяной свитер и докеры, прикинь? Так повседневно. Видела бы ты, как ему идёт… А какая у него задница…

— Эрика!

— Что такое? Мужчины есть мужчины, профессора они или нет! К тому же, если я привлеку его внимание, он может завысить мне оценку!

Дилетта подносит руку ко лбу.

— Ты безнадёжна. Даже хуже, чем Олли когда-то!

— Эволюция, Дилетта, это называется эволюция! — она шагает к кассе.

Между тем Ники и Олли выходят из примерочной с выбранной одеждой. Они выглядят довольными. Они смотрят одна на другую и идут, слегка покачиваясь, перекидываясь шутками, пока парень всё ещё стоит в очереди и ждёт, пока примерочная, в которую он их пропустил, освободится. Он буквально влетает в неё, чтобы избежать повторения этой неловкой ситуации. Ники и Олли смеются, как ненормальные, и возвращаются к кабинке.

Через некоторое время Волны покидают аутлет. У всех, кроме Дилетты, в руках пакеты.

— Вы в курсе, что Эрика одержима своим профессором антропологии?

Ники и Олли переглядываются.

— Но ведь он же старый, Эрика!

— Ничего подобного! Должно быть, он одного возраста с Алексом, но Алекс вам старым не кажется, так почему профессор старый! — отвечает она с фальшивой улыбочкой.

Ники оборачивается.

— Да, я согласна, но мой — это другое дело… А он твой преподаватель, то есть, в твоём случае существует также и конфликт интересов…

— О каком конфликте ты говоришь? Наоборот! Возможно, я заработаю у него хорошую оценку!

Так они и идут дальше, дурачась, иногда пихаясь, лёгкие и весёлые.

29

За дверью яркими цветами написано несколько предложений. Несколько брошюр висит на доске объявлений за стеклом. Алессандро поднимается по ступенькам и входит. Здесь действительно знают, как помочь ему.

— Привет, Кьяра! Слушай, на этот раз мы должны сделать кое-что действительно особенное… и важное…

— Что ты хочешь этим сказать? Что в последний раз ты остался недоволен?

— Нет… Ничего подобного, всё было чудесно, идеально, но в данном случае, знаешь… да… в общем… всё должно быть круче!

— А можно узнать, кто же новая счастливица?

Алессандро поднимает брови.

— А что?

— Ну, ты такой восторженный… И некоторым людям кажется странным, что кто-то старается сделать столько всего разного для одного и того же человека.

— Это Ники Кавалли.

Кьяра кажется немного разочарованной. И Алессандро это замечает. Возможно, для неё любовь — это просто рутина. Жаль. Алессандро садится перед ней.

— Так вот, у нас есть четыре свободных дня, и я подумал, что… Было бы очень хорошо… Да, так вот, сегодня днём, пока я сидел в офисе, я немного порылся в интернете и нашёл несколько действительно классных вещей…

Он кладёт несколько листков на стол. Она их рассматривает. На них куча заметок, подчёркиваний, рисунков и мест, отмеченных на карте, с которой явно обращались с огромной осторожностью, а главное… с любовью. Должно быть, это очень впечатлило Кьяру, думает Алессандро. И, действительно, так и есть. Кьяра глазами пробегается по листам бумаги, спрашивая себя, как такое возможно, чтобы после двух лет такой успешный мужчина, как он, красивый, милый и забавный, мужчина, у которого, в двух словах, может быть сколько угодно женщин, всё ещё счастлив как ребёнок, просто делая сюрпризы для этой благословенной Ники Кавалли. Интересно, что в ней такого особенного. Кьяра с улыбкой выслушивает это подобие бурного моря слов. Алессандро и его предложения. Алессандро и его идеи, полные фантазии, его предположения и его любопытство. Она кивает головой, читая его записи и заметки. Затем она смотрится в зеркало за его спиной и поправляет волосы. А ещё думает. И что есть в этой Николетте такого, чего нет во мне? Почему такая девушка, как я, красивая, милая и забавная, тридцатилетняя, но выглядящая моложе, не нравлюсь ему?

Алессандро поднимает взгляд от листков.

— Ты меня вообще слушаешь?

— Ну конечно же! — Кьяра возвращается в реальность. — Конечно!

Она открывает страницу в компьютере, проверяет кое-какие данные, затем открывает другую, листает брошюру, делает некоторые расчёты в голове и погружается в работу. Уже в который раз изучает лучшее возможное предложение для клиента, то же предложение, которое как минимум один раз, один единственный раз, ей бы хотелось получить в подарок от человека, который её удивит и похитит в один прекрасный день в конце недели на всю жизнь. Планировать отдых для других — это невероятные страдания для Кьяры. Ей бы хотелось занять место одной из этого «стада», как она всегда их называет… Затем она задаёт вопрос:

— Сколько ты готов потратить?

Алессандро улыбается ей.

— Я не буду ограничивать себя.

Кьяра качает головой.

— Окей… Ясно, — она снова погружается в компьютер.

На неё вдруг снисходит озарение. Незачем бороться. Она ещё раз улыбается ему из-за монитора, понимая наконец, что он никогда не будет с ней по одной простой, простейшей причине: он ведь безнадёжно влюблён в эту Ники.

Алессандро смотрит на неё. Интересно, к чему стремится Кьяра на самом деле, когда занимается вот этим. Нет более прекрасного зрелища, чем человек, делающий работу, которую он любит. И знать таких людей — это восхитительно. Если бы Алессандро только знал… Но он игнорирует правду, как часто происходит со многими, кто находится на своём месте и кто с нами мил. Мы никогда не узнаем, почему они такие и что они чувствуют в глубине души.

Через полчаса Алессандро прощается, закрывает дверь за собой и спускается по лестнице. Ему всё больше нравится его план. В этом агентстве все очень компетентные. Он берёт свой телефон и делает несколько звонков людям, которые помогут ему воплотить в жизнь его идею. Он понимает, насколько это абсурдно, и улыбается. Да, следует признать, это непросто. Но то, что он может представить это себе, уже полдела.

30

Алессандро начинает собирать сумку для футбола. Кладёт синюю и белую футболки. На этот раз не пришло никаких указаний, поэтому он берёт на поле две футболки. К тому же, всегда кто-то забывает свою, и он может поделиться лишней.

Вдруг звонит мобильник. Сообщение. Боже мой, а сегодня что стряслось? Только не говорите мне, что… Алессандро бегом достаёт телефон из кармана пиджака, нажимает на кнопку и открывает конвертик. Читает: «Приезжай, как только сможешь, к Энрико. Проблемы. Флавио».

О, нет! Снова игра отменяется. Это становится традицией. Алессандро набирает Флавио, который отвечает в ту же секунду.

— Привет, Алекс! — на фоне слышен громкий гул.

— Ай! Я брошусь, отпусти меня!

— Приезжай сейчас же, Алекс!

— Что произошло?

— Мы не можем контролировать ситуацию.

— Камилла вернулась.

— Хуже, — слышен крик: — Я выброшусь! — звон стекла. — Тихо, тихо! — кричит Флавио. — Я должен отключаться, Алекс, — он резко прерывает разговор.

Алессандро, онемев, ошеломлённо смотрит на телефон. У него тоже нет слов. Он не способен даже представить, что же могло случиться. Он надевает куртку и бегом спускается по лестнице. Одновременно он набирает номер Ники.

— Ники?

— Привет, случилось? Я слышу, как ты торопишься. Едешь на футбол? — Ники смотрит на часы. — Не рановато?

— Нет, мы сегодня не играем, — Алессандро вспоминает ложь, которую наговорил ей на прошлой неделе, и понимает, что на этот раз абсолютно не стоит врать.

— Тогда куда ты идёшь? Надеюсь, тебе не придётся ни за кем больше следить.

— Ничего подобного, я иду к Энрико.

— Он ведь не попросил тебя в очередной раз ехать к детективу вместо него, правда? Как же его звали?.. Коста… Точно не помню.

Алессандро вспоминает вторую папку с фотографиями какого-то незнакомца и проклинает себя за это. А ещё он вспоминает, как смешон он был, следя за ней в университете, и ему становится стыдно.

— Нет, что-то с моими друзьями… Наверняка опять попали в неприятности…

— Какие ещё неприятности?

— Я не знаю…

— Алекс… Ты ничего от меня не скрываешь, правда?

— С чего бы это? Что бы у них ни случилось, ты узнаешь об этом первой.

Ники улыбается, услышав от него свою же фразу.

— Вот так-то лучше.

Алессандро тоже улыбается.

— Просто у меня фантастическая учительница.

— Да-да, издевайся надо мной, сколько хочешь! Только позвони мне позже, я умираю от любопытства…

— Хорошо, любимая, до скорого.

Через несколько минут он звонит в дверь Энрико.

— Кто это?

— Это я.

— Кто — я?

— Как это «кто — я»? Алекс…

Энрико открывает дверь. Сразу же видно, что он взбешён.

— Входи, — он закрывает дверь, а затем скрещивает руки на груди — жест, делающий его гнев очевидным. Флавио проходит по комнате.

— Привет.

А вот Пьетро сидит на диване, рукой он прижимает лёд, обёрнутый в ткань, к правой опухшей брови. Алессандро с открытым ртом смотрит на своих друзей.

— Так я могу узнать, что случилось? Вы поссорились? Подрались? Вы можете мне объяснить?

Флавио качает головой, ему всё ещё трудно поверить в то, что случилось, он растерян. Энрико нервно топчет паркет.

— Единственное, что я знаю, — я одинок. Ингрид только уснула… а теперь она наверняка проснулась из-за всего этого.

— А-а-а! — слышится детский крик из спальни в глубине коридора.

Энрико соединяет большой и указательный пальцы и рисует в воздухе линию.

— Что я вам говорил? У меня отличная интуиция!

Флавио разводит руками.

— Ты всё время жалуешься!

— Да-да, конечно… Я жалуюсь? Но неприятности всегда устраиваете вы!

Энрико уходит в комнату дочери. Алессандро немного успокаивается.

— В конце концов, вы можете объяснить мне, что случилось? — говоря, он замечает, что одно из окон в гостиной разбито. — А это? Кто это сделал?

Флавио кивает на Пьетро.

— Он. Хотел выпрыгнуть из окна!

— Прости, но ты ведь мог просто открыть его.

— Какой ты милый! Поэтому Энрико так зол…

— Кроме шуток, я всё уберу.

Пьетро убирает повязку с глаза, поправляет в ней лёд и кладёт её обратно на бровь.

— А я не вижу ничего смешного.

Алессандро начинает раздражаться.

— Или вы мне рассказываете, что случилось, или я ухожу. Чёрт, мы опять пропустили игру…

Безутешный, Пьетро смотрит на него.

— Я не могу. Расскажи ты, Флавио. Я не могу этого слышать… Я поверить не могу в это, мой мозг не воспринимает этого…

С этим он убирает повязку и прикрывает уши. Флавио со вздохом смотрит на него.

— Сюзанна бросила Пьетро.

— И его тоже? Поверить не могу. Что же это такое? Эпидемия? Сначала Энрико, теперь Пьетро…

Алессандро садится на диван.

— Мы дохнем, как мухи… — а про себя он добавляет: именно сейчас. Этого не должно было случиться. — Интересно, почему?

31

Несколькими часами ранее.

Сюзанна подходит к телефону, берёт его и быстро набирает какой-то номер.

— Пьетро?

— Простите, но адвокат сейчас не может подойти. Думаю, он вышел на какую-то встречу или не очень хорошо себя чувствует. Вы же знаете, какой он… — секретарша улыбается и пожимает плечами. Она тоже отлично знает Пьетро с этой стороны.

А вот Сюзанна, наоборот, не очень-то понимает. Она вешает трубку. Нет. Я не знаю, какой он, да к тому же он выключил мобильный, хотя я ему тысячу раз говорила, чтобы он этого не делал, ведь что угодно может случиться. Не понимаю, почему мужчины никогда не берут нас в расчёт. Мы ходим за покупками, забираем детей из школы, отвозим их в бассейн, в спортзал, на английский, убираемся в доме, и даже ходим на работу, но всегда следим за тем, чтобы всё было на своих местах, готовим, стараемся поддерживать себя в форме, чтобы и дальше оставаться привлекательными, чтобы нам не изменяли, утюжим бельё… В общем, мы заняты кучей дел. Мы жёны, матери, любовницы и домохозяйки. И когда происходят такие ситуации, как сегодня, когда сантехник наконец освободился и может приехать к нам, всё взлетает на воздух. Это один из тех редких случаев, когда у мужчины должен быть включён мобильник, чтобы он мог заменить тебя на одном из важных этапов.

Сюзанна набирает другой номер. Гудки, слава богу.

— Мама? Прости, если помешала…

— Ты никогда мне не мешаешь…

— Ты не могла мы съездить и забрать Лоренцо из бассейна?

— Ох…

— Да, а потом завезти его домой, я буду сразу после обеда.

— Но я сейчас с подругами…

— Я буду очень скоро, правда. Просто у меня тут чрезвычайная ситуация, и я не хочу, чтобы он ждал на улице и расстраивался, глядя, как его друзей забирают родители.

— Ах, да… Такое уже было один раз…

— Вот именно, и мне не хотелось бы, чтобы это повторилось.

— Согласна.

— Спасибо, мам… Я позвоню тебе, как только закончу.

Сюзанна выдыхает. Хотя бы что-то уладилось. Она садится в машину и быстро уезжает. Выезжая с парковки, она встраивается за машиной, которая останавливается прямо перед ней без предупреждения.

Мужчина за рулём той машины со злостью сигналит и машет руками, крича.

— Грёбаная сука, как ты водишь?

— Уж получше тебя! — выплёвывает ему Сюзанна, как чокнутая подъезжая к своему дому. К счастью, она тут же находит свободное место. — Простите, простите…

Она мгновенно оказывается у ворот, где её уже ждёт молодой сантехник. Он улыбается ей.

— Не волнуйтесь, синьора, я приехал всего пару минут назад…

Всё ещё задыхаясь, Сюзанна открывает ворота, затем дверь, и наконец вызывает лифт. Они входят внутрь. Едут наверх в тишине. Некоторое смущение, уместная улыбка. Наконец, они приезжают на нужный этаж. Остановившись перед дверью, Сюзанна вставляет ключ в замок. Как странно. Только один оборот. Этим утром я выходила из дома последней и готова поклясться, что закрыла замок на два оборота. М-да. Я совсем забегалась.

— Входите, пожалуйста.

Да. Я и вправду замоталась. Мне нужен хороший отдых. Нужно позвать Кристину на несколько дней в спа-санаторий. Не знаю, сколько времени мы сами себе обещаем сделать паузу, чтобы съездить в какой-нибудь оздоровительный центр.

— Проходите сюда…

Кристина лучше меня. У неё меньше стресса. У неё нет двоих детей, которые хотят купить всё и сделать всё, что предлагает рынок и отец, который всегда на всё согласен. Думаю, что Пьетро делает это, чтобы насолить мне, чтобы перетянуть авторитет на себя и испытать моё терпение, чтобы проверить, как долго я способна сопротивляться. М-да… Вдруг она видит на диване пиджак, футболку и рубашку. Как в сказке, которую ей рассказывала мама, когда она была маленькой. Мальчик-с-пальчик… Крошки. Только в этом случае разбросана одежда. Одежда Пьетро! Она бежит по коридору и медленно открывает дверь своей спальни.

Рядом с кроватью зажжены свечи. На комоде — ведёрко с бутылкой шампанского. Пьетро в постели. А рядом с ним женщина.

— Пьетро! — кричит она, как сумасшедшая, и хватает свечку. — Их купила я!.. — затем она берёт бутылку шампанского. — А это я купила для воскресного ужина!

— Прости, милая, не знаю, что со мной… У меня температура… Я плохо себя чувствовал, и она мне помогла. Это доктор, врач…

Сюзанна даже не слушает нелепую ложь Пьетро. Она несколько секунд смотрит на женщину. Больше всего её расстраивает то, что та моложе неё самой. К тому же, она страшненькая. Это приводит её в бешенство ещё больше. Она хватает одежду женщины и бросает ей в лицо.

— Исчезни. — Ей хочется добавить что-то ещё, но она не может.

Женщина встаёт с кровати полуголая и проскальзывает в дверь спальни под любопытным взглядом сантехника, который, немного напуганный, подходит к Сюзанне:

— Простите, синьора… Если хотите, я тоже уйду…

— Нет-нет! Кто знает, когда я смогу вернуться к этому делу… Давайте, в ванную моего сына, — Сюзанна выходит из спальни и идёт к последней комнате в глубине коридора. — Вот здесь. Видите, душ протекает? Проблема, наверное, внизу… Вода плохо идёт, и здесь теперь такая влажность… Почините это, пожалуйста.

— Как пожелаете.

Всё ещё шокированный, сантехник ставит свою сумку на пол, достаёт свои инструменты, среди которых несколько отвёрток, измерительная рулетка и огромный гаечный ключ, и начинает удалять сливную решётку.

— А где у Вас запорный вентиль, синьора?

— За дверью.

— Да, теперь вижу, — сантехник быстро закручивает его и перекрывает воду.

А в это время Пьетро, который между делом успел одеться, входит в ванную.

— Мне так жаль, милая… Я не думал, что ты можешь вернуться…

— Конечно же, тебе жаль, да, я ведь разрушила твои планы!

— Нет, я не это хотел сказать… — затем он подходит к сантехнику: — И Вы тоже… Как могло быть иначе… почему Вы должны были явиться именно сегодня, а?..

Услышав последние слова, Сюзанна теряет остатки самообладания.

— По крайне мере, имей совесть и заткнись!

Она берёт с пола огромный гаечный ключ и пытается ударить им Пьетро, который видит это и в последний момент успевает нагнуться влево, так что получает удар в лоб, прямо над правым глазом.

— Ай!

— Я убью тебя! Проклятый, проклятый!

Сантехник хватает её сзади.

— Успокойтесь, синьора… Спокойно, спокойно… Если Вы не перестанете, то закончите в тюрьме, — у него получается вырвать из её рук ключ. — Мне кажется, Вы уже неплохо его приложили!

Пьетро, шатаясь, идёт в гостиную. Сюзанна смотрит на него, не испытывая ни малейших эмоций.

— Исчезни навсегда из моей жизни.

32

Пьетро убирает руки с ушей как раз в тот момент, когда звучат последние слова этой истории.

— Понимаешь, Алекс? Понимаешь? Ты понимаешь это? Она хотела убить меня…

Алессандро в полном изумлении.

— Нет, не понимаю, всё, что у меня получилось понять, — ты полный придурок!

— Что ты хочешь сказать?

— Кроме того, что ты не должен был изменять ей, как делал это всегда… Так ты ещё и делаешь это в её собственном доме?

Флавио вмешивается:

— Именно я и сказал ему. Ты сам хотел, чтобы она поймала тебя, только не знал, как сказать ей, и нашёл такое решение…

— Хватит давить психологией… Эмоциональный триллер… Она поймала меня — и точка…

— Это я прекрасно понял, но разве ты не мог отвезти любовницу в другое место, раз уж не способен содержать её?

Флавио отрицательно качает головой.

— Я бы не смог сделать ничего подобного…

— Потому что вы слишком расчётливые. Когда внутри тебя разгорается страсть… Мы созвонились, чтобы выпить по чашечке кофе. Были неподалёку от дома. Хочешь зайти? Пойдём… В такие моменты искать комнату в отеле — дурной тон…

— Пьетро! — кричит Алессандро. — Дурной тон? Ты говоришь о своём браке! У тебя двое детей!

В гостиную возвращается Энрико.

— И у меня тоже есть ребёнок, который только что заснул… Вы не могли бы сделать мне одолжение и не орать?

Алессандро вздыхает.

— А я-то подумал, что вы с Флавио поссорились. Лучше бы так и было.

Флавио бросает на него напряжённый взгляд.

— Кому от этого было бы лучше?

— Придурок… — Пьетро массирует свой лоб. — Ты похож на Сюзанну. Знаешь, что она мне сказала? «Я хочу знать только одно: почему, когда мы бывали вместе, ты никогда не зажёг ни одной свечи, не создавал никакой атмосферы, не ставил музыку и не открывал шампанское?».

— Она сказала тебе это?

— Да, перед тем, как выгнать меня навсегда из дома.

— Значит, возможно, у тебя всё ещё есть шанс всё исправить…

— Я весь день пытаюсь. Но нет никакого способа.

— Ну конечно, а ты думал, тебе хватит и полдня?.. Ну… я думаю, тут всё ясно… Она всё ещё пытается осознать.

— Пытается осознать… Ты хочешь сказать, она не понимает, что делает. У меня в машине два чемодана. Она сменила замок от дверей квартиры и уже позвонила своему адвокату. Я не могу приблизиться к своей жене… И думать, что её адвокат — всё ещё мой друг…

— Так он и не был твоим другом!

— Ну, да… Однажды я рассказывал Сюзанне, что перед нашим с ней знакомством у меня была интрижка с невестой старшего адвоката, и вчера она ему позвонила, всё рассказала, а потом попросила, чтобы он взялся за наше дело. И он тут же согласился! Представьте себе!..

— Нам-то зачем, ты сам представь! А зачем ты ей рассказал?

— Потому что прошло много лет!

— А это тут при чём? Время не имеет значения, если дело касается любви…

— Я думал, что мы с Сюзанной были сообщниками, одной командой…

— Да, конечно, и ты ничего от неё не скрывал, правда?

Пьетро смотрит на своих друзей.

— Послушайте, я думал, что между нами двоими молчаливое согласие. Весь мир изменяет всему миру. И все притворяются, будто ничего не видят и не слышат… Знаете, сколько раз я спал с женщинами, которые за несколько секунд до этого клялись своим мужьям по телефону в безумной любви? А у некоторых из них даже был ребёнок в животе… Понимаете, беременные женщины? Однако они не могли отказаться от секса… Так же, как и мы!

Алессандро с отвращением качает головой.

— Нет, в этом ты ошибаешься, скажи лучше, так же, как ты. В моём случае, после расставания с Эленой я не чувствовал желания спать с кем-то, пока не влюбился в Ники. Я влюбился, понимаешь? И я не изменил ей ни разу с тех пор, как мы начали встречаться.

— И сколько уже прошло времени с тех пор?

— Почти два года…

— Да, но ты ведь не женат! Поставь себя на моё место. Я вижу её уже целых двенадцать лет, неделю за неделей, месяц за месяцем, год за годом. Посмотрим, что ты сможешь придумать… Надеюсь, ты мне расскажешь… Конечно, если ты будешь способен на что-то! Я считаю себя образцом для подражания. Достичь того, что достиг я, — это успех! Посмотри на него, — он указывает на Энрико, который с удивлением смотрит на него.

— Что такое? Тебе есть что сказать обо мне?

— Ты всегда был верным?

— Всегда…

— И дорого заплатил за это! Она сбежала с незнакомцем десять дней назад… Подумай о том, сколько возможностей потрахаться ты потерял!

Алессандро не желает слушать его дальше.

— Слушай, Пьетро, мне кажется, у тебя проблема… Для нас это не борьба. Должно быть, на тебя что-то нашло, в твоих словах столько желчи.

Пьетро разводит руками.

— Ты ошибаешься, это просто мой образ мыслей… Ничего общего с травмами юности.

Флавио наливает себе немного пива.

— Это ты так думаешь. Зачастую мы не осознаём, но страдание от того, что с нами происходит, заставляет нас думать иначе или категорически отрицать произошедшее…

— Нет, послушай… — Пьетро убирает повязку с головы. — Я осознаю всё настолько же, насколько реальна шишка на моём лбу… Всё это просто глупости. А человек уходит, понимая, что время бежит. Вы с Кристиной всё ещё вместе только из страха, Флавио… как и огромное множество пар! Ваша любовь ненастоящая. Это чистый страх! Я думал, что мы с Сюзанной находились в идеальном балансе. Но это было не так. Знаете, что я вам скажу? Лучше всего… — он встаёт и надевает куртку, — с завтрашнего дня начать новую жизнь. Я хочу, чтобы у меня был мой собственный дом! Может, лофт, и я буду там в окружении молоденьких девчонок и женщин… Веселье… И никакой ответственности! — он выходит и закрывает за собой дверь.

— И к чему всё это? — Флавио, улыбаясь, смотрит на друзей. — Разве не этим самым он и занимался до этого?

Алессандро соглашается одним движением головы.

— Ну да, с одной только разницей, что до этого он не был пойман…

— В любом случае, ему следовало быть осторожнее, они были забавной парочкой. Я помню его свадьбу… он казался таким влюблённым…

— Ты сам это сказал — казался! В тот день он пытался переспать даже с гардеробщицей, которая выдавала пальто.

— Ах да… я тоже помню. Прошло уже двенадцать лет? Но она была хороша.

— Да, у неё была такая грудь… Но это же твоя свадьба, чёрт возьми… я имею в виду, что хотя бы в такой день можно было воздержаться.

— Ему — невозможно!

— М-да… А теперь он ищет квартиру, собирается жить один… я мог бы помочь ему понять кое-что.

— Ты думаешь?

В этот самый момент стучат в дверь.

— А сейчас кто явился?

Энрико идёт открывать. Это Пьетро, с чемоданом в руке.

— Слушай, я завтра же начну искать себе новый дом, но можно сегодня я останусь здесь? В конце концов, ты ведь один, разве нет? — Энрико отходит в сторону и даёт ему войти. — У тебя есть ещё одно брачное ложе, кроме твоего?

Алессандро и Флавио переглядываются.

— Нет. Он никогда не изменится.

33

Хорошее солнечное утро. Суббота. Почти одиннадцать. Люди спокойно гуляют по проходам рынка. Ники в буквальном смысле раскапывает корзину с уценёнными футболками на пёстром прилавке киоска на виа Саннио.

— Как тебе? Эта розовая — милая, правда?

— Да, бери, неплохая, да и стоит всего пять евро! — Олли примеряет пару джинсов, прикладывая их к своим ногам. На левой брючине какая-то вышивка. — Просто фантастические… и очень стильные!

— Как же она стала разговаривать с тех пор, как её приняли на практику. Olly & Gabbana! — говорит Эрика, примеряя множество укороченных жакетов.

— Да-а-а… просто они и в самом деле стильные. Да рынках всегда находишь оригинальные вещи, и люди даже потом спрашивают, где ты это купила, потому что они похожи на вещи из бутиков… Вот увидишь, ты ещё сама будешь бегать за мной, когда я стану знаменитой и люди будут заказывать у меня одежду!

— В таком случае, ты должна начать думать о марке… — смеётся Дилетта, разглядывая своих подруг, которые трудятся над поиском платьев.

— Это точно. Мой дом мод может называться… «Olly the Waves»! «Волны Олли». Круто!

— Да-а-а… Напоминает ведущего «Кто хочет стать миллионером?», когда он говорит: «Only the braves!». «Только смелые!», — шутит Ники.

— Так и есть. Только у смелых осуществляются мечты! Джампи тоже всё время это говорит, — Олли возвращает джинсы на прилавок и жестом показывает своим подругам, что они могут продолжить прогулку. — Посмотрим, где дешевле. Хватит уже искать самое удобное!

Они шагают в толпе людей, иногда одни берутся за руки, другие отпускают друг друга, потому что здесь невозможно идти вместе. Они читают все вывески, комментируют, соглашаются, качают головами, глядя на блузки, платья или ремни.

— Как же скучно с этим Джампи, Олли, — говорит Эрика, когда немного отстаёт от девчонок, чтобы посмотреть на кожаную куртку. — Ты не перестаёшь говорить о нём! Шлюшка вроде тебя, которая всегда смеялась над любовью! Знаешь, я ещё помню…

— Я не смеялась над любовью! Просто никогда не влюблялась! А Джампи мне дико нравится! Он красивый, высокий, загорелый, милый… хотя он ещё и хвастунишка. У него много друзей, он ходит в спортзал, он симпатичный, никогда не забывает позвонить мне… и он делает мне сюрпризы!..

— Эй… — прерывает её Дилетта. — Ты словно описываешь Филиппо!

— Или Алекса!

— Или… упс! У меня нет парня! — говорит Эрика, и четыре подружки начинают смеяться.

Они движутся между прилавками, которые наставлены здесь, словно друг на друге, здесь продают винтажную одежду, в стиле милитари, остатки брендовой одежды и обувь. А ещё сценические наряды. Ники останавливается перед одним из них. Видит большую розовую шляпу с перьями и надевает на себя. Усмехается и подмигивает одним глазом, словно актриса. Продавщица из киоска улыбается ей.

— Вам так к лицу…

Остальные Волны тоже подходят и начинают мерить всё подряд. Длинные платья и короткие, шляпы и шарфы. Они надевают это поверх своей собственной одежды и дефилируют перед лавкой. Люди останавливаются и смеются, но не все: некоторые недовольно удаляются с опущенными головами в знак протеста, потому что вся эта суета мешает им пройти.

Несколькими минутами позже девушки снова идут по дорожкам рынка.

— Как бы там ни было, дорогие, Джампи прекрасен, так что если одна из вас задержит на нём взгляд или приблизится к нему, я оторву ей руки! У него огромный успех среди противоположного пола…

Волны переглядываются, а затем раздаётся хохот на всю улицу.

— Кем ты была и в кого превратилась! Олли, ревнивица! С ума сойти! — они начинают делать провокационные жесты руками. — Что же, Эрика, этой ночью ты с Джампи, или сегодня моя очередь? — говорит Ники.

— Ох, на самом деле, сегодня настал черёд Дилетты. Я завтра, и ты с ним в понедельник!

— Ладно, ладно, хватит составлять ему расписание! — Олли ударяет Ники в плечо.

— Ай!

— Да, ай! Получишь ещё больше! У вас уже есть парни, а та, у кого нет… — она поворачивается к Эрике, — пусть купит его на рынке! — говоря это, она обгоняет Эрику и остальных.

Так они и продвигаются в толпе, которая не понимает этих четырёх девчонок, дерущихся сумками, подбрасывающих коробки, пихающих друг друга в бока. Смеющихся. Подруги.

34

Несколько дней спустя. Ники выходит из класса и натыкается на группу своих друзей с факультета, которые остановились, чтобы решить, чем заняться. Марко и Сара предлагают идею.

— Эй, чем собираетесь заняться? Пойдёте перекусить с нами? — Джулия, Лука и Барбара задумываются на один момент. — А ты, Ники?

— Нет, спасибо, я домой поеду. У меня скоро экзамен, я хочу начать готовиться как можно раньше, чтобы потом не пришлось изучать всё, как психопатке, в последний момент.

Джулия говорит то же самое.

— Я тоже домой, может, сходим завтра.

Барбара пожимает плечами.

— Ладно, как хотите, но знайте: вы зануды…

Джулия пытается извиниться.

— Ох, я уже на втором курсе и не очень преуспеваю в учёбе, и это единственное, что я сейчас знаю…

Барбара, кажется, понимает, о чём она говорит.

— Зачем тебе это? Ты думаешь, что, когда закончишь университет, станет лучше?

Сара поднимает руки в знак того, что сдаётся.

— Только не говори мне свою обычную фразочку…

— Это какую? — с любопытством спрашивает Ники.

— Экзамены никогда не заканчиваются…

— Ты права.

Сара качает головой.

— Господи, какая же я скучная…

Ники улыбается.

— Да хватит, обещаю, завтра мы пообедаем все вместе. Даже более того, я принесу напитки и тортик… Я учусь готовить сладости. Когда нервничаю и заниматься не хочется, я готовлю торт, чтобы расслабиться. И я вас уверяю, что у меня начинает выходить просто великолепно. Представьте себе, насколько мне лень учиться!

— Я тебе не верю… — Лука начинает смеяться. — Когда мне становится скучно заниматься, я… мастурбирую!

— Лука! — Барбара поворачивается и бьёт его в плечо. — Ты понимаешь, какую тупую вещь сейчас сказал?

— Но ведь это правда! Это такое облегчение! Я слышал, что таким занимаются многие… только им не хватает смелости признаться в этом, а я смог!

Марко смеётся.

— Ага, храбрый мастурбатор.

Барбаре ни капельки не смешно.

— Ясно, а о ком ты думаешь, когда делаешь это?..

— Прости, ты изучаешь филологию и мастурбируешь?! — вмешивается Гуидо. — Как минимум ты представляешь себе Николь Кидман…

Барбара не понимает ни слова.

— При чём здесь это?

— Ну, она же сыграла Вирджинию Вульф, и вышло очень круто.

Барбара слезает с парапета и качает головой.

— Вы больные… Ты понимаешь, с кем мы встречаемся, Сара?

— А мы-то думали, что это двое последних поэтов… Ничего подобного! Это последние свиньи!

— Не нужно, милая, не говори этого, — Марко пробует обнять Сару, но та изворачивается. — Ники, неси свой торт, вдруг она подобреет…

— Да, красотка… по крайней мере, он подсластит их немного!

Ники забавляет эта битва полов.

— Да… Я приготовлю вам вкуснейший тирамису… Если будете усердно учиться, он вам пригодится!

Ники, смеясь, уходит. Она шагает по тропинкам университета. Любуется насыщенным голубым небом, красивым, ясным. Всё ещё тёплый ветер овевает площадки, отставшие птицы быстро летят, пытаясь пристать к последней вовремя улетающей стае. Простой и прекрасный момент, из тех, которые возникают неожиданно и заставляют тебя чувствовать себя в гармонии с миром. Безо всякой видимой причины. Просто жизнь. Ники улыбается своим лёгким и приятным мыслям. Её новые друзья классные, они весёлые и искренние. Они шутят и смеются без тени сомнений, ни о чём не беспокоясь. Лука и Барбара, Марко и Сара, и Джулия, которая всегда была одна. Интересно, как долго продлятся отношения этих парочек, хотя они и выглядят такими сплочёнными. Когда история так очевидно наполнена радостью от любви, эти шуточные ссоры необходимы, они дают им энергию. Перемены, мечты, планы… Не ограничивать себя, мыслить всегда в позитивном ключе, думать, что всё возможно. Что нет никаких препятствий… Ники в тишине созерцает нежный закат, и вдруг — пум! — слышит что-то похожее на выстрел. И все её мысли поспешно разлетаются, испуганные, словно стайка птиц, сидящих на ветке. Быстрая дрожь в небе, и всё теряется в бледном солнце на далёком горизонте.

Он здесь, на своём скутере. Видит её и улыбается. А Ники — нет.

— Что ты здесь делаешь?

— Хотел извиниться.

Гуидо слезает со скутера, и только тогда Ники замечает, что у него в руке цветок.

— Это календула. Знаешь, что она означает? Боль и досаду, но главное — раскаяние. Она открывается утром и закрывается на ночь. Словно она приветствует каждый день и оплакивает каждый заход солнца…

— Ты просишь у меня прощения? За что? Разве то, что ты мне рассказал, неправда?

— Да, это правда.

— В таком случае, за что ты извиняешься?

Гуидо расплывается в улыбке.

— Не хочешь этот цветок?

Ники берёт его.

— Спасибо.

Гуидо смотрит на неё.

— Когда я был маленьким, я проводил каждое лето на Искье[4], и на пляже была одна девочка. Мы переглядывались все каникулы, не обмениваясь друг с другом ни словом. У неё была такая же красивая улыбка, как твоя…

— Только есть одна проблема.

— Да, я знаю: у тебя есть парень…

— Нет. Я никогда не была на Искье.

Гуидо начинает смеяться.

— Какая жалость. Это замечательное место. И я уже знаю, что ты не та девочка! Просто мне бы не хотелось совершить ту же ошибку. Я никогда больше её не видел и не смог сказать ей всё, что хотел бы…

Ники кладёт сумку на скутер.

— В таком случае, есть другая проблема. Ты прав: у меня есть парень.

Затем она наклоняется и начинает снимать цепь со скутера.

— Позволь мне это сделать, — Гуидо забирает ключи из её рук, их руки соприкасаются на секунду, они смотрят друг другу в глаза, он ей улыбается. — Можно? Не вижу ничего плохого в том, чтобы я помог тебе.

Ники поднимается и опирается на скутер. Гуидо снимает цепь и складывает её в кофр.

— Готово. Теперь ты свободна… В любом случае, я знал, что у тебя есть парень. Но я хотел сказать тебе кое-что другое. Мы часто встречаемся с человеком, о котором ничего не знаем, смотрим на него, слушаем, что другие о нём говорят, возможно, заставляем себя думать о том, подходит он нам или нет, и этот человек западает нам в сердце…

— Что ты хочешь сказать?

— Что ты верила, будто тот профессор чувствительный гей, а он в свою очередь оказался типом, который встречается со всеми подряд, все эти годы он менял девушек, не волнуясь о том, на его они курсе или нет, не меняется только то, что все они младше него.

— Это правда, я ошиблась…

— Так вот, с тобой рядом не всегда есть человек, который в конкретный момент может сказать тебе то, чего ты не знаешь, показать тебе вещи не такими, какими их видишь ты, уберечь тебя от ошибок, от того, что тебя обманет внешний вид.

— Да, так и есть.

— Точно также ты думала обо мне, тебе показалось, что я бабник, и поэтому ты мне не доверяешь, думаешь, что я говорю что-то, лишь бы впечатлить тебя, а не потому, что действительно так думаю… И мне бы очень хотелось убедить тебя в обратном.

Ники улыбается.

— Ты подарил мне красивый цветок.

— В XIX веке он был символом подобострастных придворных.

— Вот видишь…

— Да, но ещё есть точка зрения, что он был символом чистой и бесконечной любви. Эмблемой Маргариты Орлеанской была календула, которая вертелась вокруг солнца с девизом: «Я просто хочу следовать за солнцем».

— Как бы там ни было, это прекрасный цветок, и…

— И?..

— И… — Ники уверенно улыбается. — Чтобы всё уладить, хватило бы и этого, не было необходимости рассказывать мне всё.

— Это не так! Я совершил ошибку, я убежал, потому что психанул, вспомнив историю о профессоре и Лусилле. А то, что ты приняла его за чувствительного и невинного человека, расстроило меня ещё больше… И я ошибся, я не смог пересилить себя, бросил твою сумку и оставил тебя там вместо того, чтобы проводить тебя в секретариат, а на тот момент именно этого мне хотелось больше всего. Но вместо этого ситуация осложнилась, а я ничего не сделал, чтобы всё исправить…

Ники толком не знает, что сделать, она чувствует себя немного растерянно.

— Мне кажется, что ты придаёшь этому слишком большое значение… А виноватой себя чувствовала я…

Гуидо улыбается.

— Да, но ты мне не подарила цветок, чтобы всё исправить.

— Потому что моё чувство вины не было таким сильным.

— Конечно. Мой мотоцикл неподалёку отсюда. Я могу проводить тебя домой?

Ники молчит с мгновение. Слишком долгое. Гуидо понимает, что не должен давить.

— Проводи меня хотя бы до пьяцца Унгерия. Нам ведь всё равно в одну сторону, да?

— Да.

Ники открывает кофр, берёт шлем и надевает. Вставляет ключ в зажигание, поворачивает его. Скутер заводится. Вот чёрт. Он хочет проводить меня домой. Он хочет ехать в моём эскорте. И знает, где я живу. Он информирован, он расспрашивал обо мне. И на мгновение её сердце ускоряется, но это странные эмоции. Она пытается понять их, как-то истолковать. Страх? Тщеславие? Незащищённость? А в этот момент Гуидо приближается к ней на своём Harley Davidson 883.

— Классный! Твой?

— Нет, угнал этим утром! — отвечает он с улыбкой. — Конечно же, мой… И я всё ещё за него не расплатился!

— Я тоже люблю мотоциклы. Они во мне рождают чувство свободы. Не знаю… с ними ты никогда не остаёшься без движения, извиваешься на дороге, никто не может остановить тебя… Ты всегда свободен.

— Это и есть философия байкеров. Заблудиться в ветре.

Ники улыбается, а затем опускает визор и глубоко вздыхает.

— Поехали.

Ветер словно приводит в порядок её мысли. Теперь Ники чувствует себя уверенно и спокойно. Точно, он обо всём разузнал и даже знает, что у меня есть парень. Она едет спокойно, он — в нескольких метрах позади неё, и иногда их взгляды пересекаются в зеркале. Она смотрит на его тёмные волосы в шлеме, на прямой нос, на внезапно появляющуюся улыбку. Он заметил, что она смотрит на него. Ники отвечает ему улыбкой, а затем сосредотачивается на дороге. По правде говоря, всё не так плохо. И одно ясно: если бы я была Лусиллой, я бы никогда не бросила его ради профессора. Но, как он и сказал, мы никогда не знаем всех деталей, иногда мы судим по внешности. Так и есть. А что, если за этой улыбкой скрывается злой человек, эгоист, если влюбиться в него — огромный риск, он причинит только боль и страдания?.. Ники! Ей хочется кричать, думая обо всём этом. Что ты делаешь? Какая разница, какой он на самом деле? Кажется, птицы снова занимают своё место на ветке. Что ты говоришь? Что тебя беспокоит?.. Ты ничем не рискуешь. Ты была смелой, ты сделала шаг, ты рискнула тогда и теперь счастлива тем, что у тебя есть. Она останавливается на красный на проспекте Королевы Маргериты. Гуидо останавливается за ней. Ники указывает ему на конец улицы.

— Там я сверну направо…

— Да, я знаю. А я поеду прямо. Я живу на виа Барнаба Ориани.

— Да? Мы почти соседи.

— На самом деле, — улыбается Гуидо. — Возможно, как-нибудь я заеду за тобой.

— Ох… — Ники задумывается и находит подходящий ответ. — Я до сих пор не знаю, какие предметы буду изучать… — она видит, что Гуидо уже готов что-то добавить, поэтому продолжает оправдываться, будто ничего не заметила: — К тому же, после занятий я обычно встречаюсь с моим парнем или хожу в спортзал… А ещё мне всегда есть чем заняться с подругами… Так что я не должна ни от кого зависеть, — она видит, что загорелся зелёный. — Пока… До скорого, — она изо всех сил жмёт на газ.

Гуидо тут же её догоняет, и они едут рядом.

— Но тогда… — настаивает он, — жизнь становится немного монотонной, тебе не кажется? Когда случается что-то непредвиденное, это вовсе не плохо…

— Жизнь — это непрерывная и прекрасная неожиданность.

Затем Ники сворачивает направо. Последний взгляд, последняя улыбка — и каждый едет своей дорогой. Эрике просто идеально подошёл бы кто-то вроде него. Уверена, у них бы началась прекрасная любовная история, и она, наконец, оставила бы в покое Джо. Это просто абсурд, что они продолжают причинять боль друг другу. Она расстались, а теперь бесконечно мирятся, и когда она одна, то пробует отношения с другими, а он ничего никогда не говорит. Даже не знаю, что происходит с Джо в такие моменты. Почему людям так нравится испытывать боль? Почему у них не получается жить ради себя самих? Если ты разлюбил человека, ты должен сказать ему об этом прямо, ты не можешь держать его в качестве запасного плана просто потому, что не чувствуешь себя уверенным. Что, по-твоему, может случиться? Оставь его в покое… На всю оставшуюся жизнь. Она едет прямо. Прямо…

Спокойная и уверенная, Ники едет к своему дому, позволяя лёгкому ветерку ласкать себя, она уже ни о чём не думает и чувствует только счастье и спокойствие, которые обычно сами рождаются внутри и возрождают самые приятные чувства, ты в центре всего, без зависти, ревности и беспокойства, и не знаешь, откуда взялось это равновесие, совершенство которого заставляет тебя даже бояться произнести это вслух. Тебя даже удивляет, насколько редко и сложно возникает эта нежнейшая и волшебная гармония, в которой твой мир вдруг начинает звучать правильно. Только мгновения. Мгновения, которые нужно прочувствовать как можно глубже, потому что они необычны. И потому что иногда они заканчиваются внезапно, безо всякой на то причины.

35

Час дня. Сюзанна только что убралась на кухне после обеда. На синем ковре разбросаны игрушки. Лоренцо берёт пакет Gormiti и складывает в него одну за другой. Тщательно проверяет, какие он хочет оставить. Потом он поднимается, идёт за своим мобильным, который лежит на углу огромного персидского ковра, открывает его и набирает сообщение. Через несколько секунд приходит ответ. Лоренцо довольно читает.

— Круто, у Томмазо есть то, чего мне не хватает! Скажу ему, чтобы привёз мне в школу завтра… А что я дам ему взамен? — он снова просматривает свои машинки, ищет ту, которую ему будет не жалко отдать и которая может заинтересовать его друга.

А Каролина погружена в бокс на приставке «Nintendo Wii». Она стоит посреди зала перед огромным плазменным экраном на стене. Она выбрала персонажа, который, по её мнению, больше всего похож на неё: круглое веснушчатое лицо, улыбка, черные волосы, заплетённые в косичку. У неё нарисованы приподнятые брови, что придаёт ей злой вид. Девочка нажимает кнопку на пульте и начинает бой. Она играет против консоли, которая приняла на экране вид огромного волосатого мужчины с добрым лицом. Его выбрала она сама. Начало. Она опускается на колени и выбрасывает кулаки вверх, останавливая их у лица. Иногда она точной прямой линией прорезает руками воздух. Её персонаж воспроизводит движения на экране, двигаясь так, как хочет она, возможно, немного медленней. Каролина наносит удары один за другим.

— Да! Круто, нокаут! Комбо!

Лоренцо поднимает голову и видит в телевизоре лежащего мужика, а над ним возвышается, задыхаясь, персонаж Каролины. Публика ревёт.

— Да, молодец, но он не самый сильный! Дай-ка мне… — встаёт он. Берёт пульт приставки из рук Каролины и занимает её позицию.

— Но я не доиграла… Мама!

— Да ладно, ты ведь давно играешь!

— Тогда давай играть вместе, друг против друга… возьми второй джойстик!

— Нет! Мама-а-а!.. Я хочу играть против компьютера!

Сюзанна выходит с кухни.

— Хватит вам… не хотите перестать кричать? В конце концов, уже поздно. Оба идите в свою комнату, займитесь уроками!

— Но, мама… мне почти ничего не задали, я могу сделать их позже, — со вздохом стонет Каролина.

— Нет. Ты уже достаточно наигралась. А прямо сейчас ты пойдёшь делать уроки, и никаких возражений. Правда, хватит. И ты тоже иди, Лоренцо. Собери свои игрушки и машинки в корзину и иди в свою комнату.

Дети неохотно подчиняются Сюзанне. Каролина отключает приставку, Лоренцо закидывает в корзину всё, кроме машинок, которые он аккуратно складывает одну за другой. Потом они идут в свою комнату, пихая друг друга по дороге.

Сюзанна наблюдает за тем, как они исчезают в глубине коридора. Она садится на диван и поправляет подушку за спиной для большего удобства. Затем смотрит вокруг себя. Дом. Её дом. Их дом. Картины на стене. Скифано, «Анемичный пейзаж», именно так, ни больше ни меньше, чувствует она себя прямо сейчас. Затем эти рамки с фотографиями. Они вместе всей семьёй. Дети ещё маленькие. Её портрет, сделанный профессиональным фотографом, на нём она в большой шляпе с белым пером. Пьетро в своей футбольной форме на одном фото и на другом — в красивом костюме на свадьбе какого-то друга. Воспоминания. Он. Пьетро. Как же я тебя любила. Как же ты мне нравился в институте, когда ты всех заставлял смеяться. Когда ты был готов ко всему и умел красиво выйти из любой ситуации. А потом мы стали встречаться. Благодаря тебе я чувствовала себя прекраснейшей из всех женщин, королевой, лучше всех. А сколько было подарков. Сколько внимания. Ужинов. Драгоценностей. Поездок. А затем университет, диплом, работа и офис. Да, правда, тебе всё удалось. Как же ты поиздевался надо мной. Как же я тебе верила. Я верила в миф, которым ты был. К всеобщему удивлению, достойный человек. Человек, который в любой момент умел заставить меня почувствовать себя центром вселенной. Почему ты сделал это? Ты предал меня. Неизвестно ещё, сколько раз. Ты прикасался, любил и оценивал других женщин вместо меня. Ты восхищался ими, развлекался с ними и держал меня за дурочку. Какой кошмар. Какое унижение. Представлять тебя с ними, в постели или в машине, ты смешишь их, шутишь, заставляешь их чувствовать себя важными. Что такого ты говорил им, чего не сказал мне? Не знаю. И никогда не узнаю. Мне слишком больно. Я не могу принять этого. Глаза Сюзанны затуманиваются. Ярость. Разочарование. Слабость. Я чувствую себя одинокой. Я одна. У меня остались только дети. И я должна буду как-то начать всё с чистого листа. Она вдруг поднимается и идёт к окну. Смотрит на улицу. Да, мир и не замечает того, как мне плохо. Планета не перестаёт вертеться. Я должна сделать что-то ради себя самой. Я должна возродиться. Я ведь красивая женщина. Я мать. Я личность. И я должна встряхнуться. Затем она возвращается в зал. На столике в куче писем и прочих рекламных проспектов она находит брошюру. Открывает её. «Спортивный зал Wellfit. Попробуйте бесплатные занятия в течение недели! Новый курс кикбоксинга от Давиде Греко и Маттиа Джордани… Спорт, который подходит всем! Попробуйте себя!» Несколько телефонных номеров, адрес электронной почты, по которому можно запросить подробную информацию. Кикбоксинг. Это тяжело? Мне никогда не нравились спортзалы, упражнения для поддержания тонуса, бодибилдинг, пилатес, фитнес в целом. Но борьба и самооборона — это другое… Это может быть интересно. К тому же, мне нужно двигаться, привести себя в форму. И переключиться.

Сюзанна берёт мобильник. Снова находит номер на брошюре и набирает его. Попытка не пытка.

36

Ники быстро паркует скутер у своего дома, закрепляет цепь и, когда она уже собирается зайти в дом, видит прямо перед собой чёрный лимузин. Что такое? Это ещё откуда? Приехал посол? Или кто-то женится?.. М-да. Она пожимает плечами и поворачивается к двери.

— Простите… — элегантный синьор в униформе выходит из машины и снимает головной убор. — Это Вы синьора Кавалли?

— Вы меня спрашиваете? — Ники кажется на самом деле растерянной. — Наверное, Вы ищете мою маму!

Шофёр улыбается.

— Синьора Николетта Кавалли?

— Да, это я. Я могу попросить Вас об одолжении? Моё полное имя Ники.

— Да, точно…

— Тогда нет никаких сомнений. На этой улице, в этом доме, с таким именем и фамилией есть только я.

Не переставая улыбаться, шофёр открывает дверь.

— Ники, прошу Вас…

Боже, поверить не могу. Это шутка? А где камеры? Боже мой… Вот это сюрприз! Или розыгрыш, как рассказывал Гуидо. Нет, он не мог совершить такое безумство.

— Простите, Вы уверены, что должны были забрать меня?

Шофёр улыбается ей через зеркало заднего виденья.

— Уверен на сто процентов… И человек, который отправил меня за Вами, абсолютно прав.

— Почему? Что он сказал?

— Что я не ошибусь, потому что Вы уникальны…

Ники улыбается.

— Мы говорим об одном и том же человеке, правда?

— Думаю, да, — водитель улыбается. Ники возвращает ему улыбку, чувствуя себя немного виноватой, если думает о другом. Затем водитель включает музыку. — Он сказал мне, что если Вы испугаетесь, будете сомневаться или не захотите поехать со мной, я должен дать Вам послушать это… — он нажимает кнопку, и салон наполняют звуки Broken strings в исполнении Нелли Фуртадо и Джеймса Моррисона.

На лице Ники появляется улыбка. Взволнованная, она смотрит в окно. Затем её наполненные счастьем глаза встречаются с глазами шофёра.

— Всё в порядке, синьора?

Ники согласно кивает головой.

— Да. Можете везти меня хоть на край света.

Лимузин ускоряется, а песня продолжает звучать… «Ты не можешь играть разорванными струнами, не можешь чувствовать то, чего нет в твоём сердце, и я не скажу тебе, что всё не по-настоящему…» Это правда. И музыка чудесна.

Лимузин медленно везёт её дальше, он практически бесшумен, словно летит по ветру, словно совсем не движется, он скользит в центре дорожного движения, лавирует между машинами и покидает город. На виа Аурелия движение становится свободнее, и лимузин ускоряется. Машин почти нет, и Ники видит пробегающие перед её глазами синие указатели: Кастель ди Гуидо, Фреджене… И ещё дальше…

37

Аэропорт Фьюмичино.

— Приехали, — водитель выходит из лимузина и открывает дверь.

— Но… Фьюмичино?

— Как заказывали… Ах да, ещё кое-что… Вы должны отдать мне это… — шофёр указывает на рюкзак с учебниками.

— Вы уверены? Здесь мои книги для экзаменов…

— Когда Вы вернётесь, я возьму их с собой и верну Вам. Как мне сказали, у Вас там всё равно не будет времени на учёбу.

— Но куда же мы поедем?

Водитель улыбается ей.

— Я не знаю, но вот он… — говоря это, он показывает на кого-то за её спиной, за только что открывшейся стеклянной дверью.

— Алекс! — Ники бежит к нему и на ходу обнимает. — Ты сумасшедший.

— Да… Этим меня заразила ты… этим чудесным безумием. — Он смотрит на часы: — Пойдём… мы очень опаздываем.

— А куда мы летим?

— В Нью-Йорк.

Они убегают, но перед этим Алессандро оборачивается к машине.

— Увидимся здесь же через четыре дня. Позже сообщу Вам точное время… И спасибо Вам.

Водитель стоит за лимузином и наблюдает за тем, как они сбегают, следуя за своим счастьем, за восторгом своей любви.

— Доменико. Меня зовут Доменико.

— Нам нужно бежать на автобус, чтобы доехать до терминала номер пять.

Через некоторое время они уже будут в Соединённых Штатах.

— Как ты это сделал? Ты просто сумасшедший.

— С тех пор, как мы вернулись, всё было слишком нормальным. К тому же, мы так и не отметили успех ЛаЛуны…

— Что ты имеешь в виду? Успех кампании?

— Нет, то, что ты приехала на маяк… и мы всё ещё вместе! Наш уникальный, личный успех!

Ники берёт мобильный телефон.

— Что ты делаешь? Так понравилась эта мысль, что решила записать её?

— За кого ты меня принимаешь? Рекламщик у нас ты!

— Ну да…

Ники качает головой.

— Я собираюсь позвонить…

Алессандро обнимает её за плечи.

— И я даже знаю, кому…

— Привет, мам…

— Ники, ты сказала мне, что будешь дома. Я даже приготовила тебе поесть… И когда я вернулась, тебя не было!

— Присядь.

— Боже? Что стряслось? Что ты должна рассказать мне? Я начинаю волноваться…

— Мама, не о чём волноваться. Мы с Алексом уезжаем на четыре дня, чтобы кое-что отпраздновать.

— Куда? Что вы празднуете?

— Мы летим в Нью-Йорк!

— Хватит, Ники! Тебе лишь бы посмеяться. Слушай, сейчас же возвращайся домой, потому что нам с папой нужно уйти, и я не хочу, чтобы твой брат снова оставался один, — она бросает трубку.

— Мама? Мама? — Ники поворачивается к Алессандро. — Поверить не могу! Она трубку бросила! Это уже второй раз, когда я пытаюсь ей рассказать. Сначала она говорит мне, что мы должны всё рассказывать друг другу, а потом каждый раз, когда я пытаюсь сказать ей что-то, что отличается от обыденной жизни, она тут же бросает трубку. Как понять этих матерей!

Алессандро улыбается.

— Возьми.

— Что это?

— В этой сумке ночная рубашка, косметика, которую ты оставила в моей ванной, рубашка и свитер для завтрашнего утра, твоё нижнее бельё… И твоя любимая зубная щётка…

— Любовь моя… — она с силой обнимает его, останавливается посреди аэропорта и целует. Это долгий поцелуй, нежный, жаркий, полный любви…

Алессандро открывает глаза.

— Милая…

— Да? — мечтательно отвечает Ники.

— На нас смотрят двое охранников…

— Они просто завидуют.

— Ах… да, конечно, но мне бы не хотелось, чтобы нас закрыли за публичный скандал…

— И что?

— Как это — и что? Я не хочу опоздать на самолёт.

— Ладно, теперь ты меня убедил!

Они быстро бегут на регистрацию. Ники резко останавливается.

— Дорогой… У нас абсурдная, огромная и драматичная проблема.

Алессандро испуганно смотрит на неё.

— Какая? Ты не говоришь по-английски?

— Ещё чего!.. Дурак! У меня нет паспорта…

— Зато у меня есть! — Алессандро с улыбкой достаёт его из кармана.

Ники берёт его и открывает.

— Но это твой, с чипом, как и все современные…

Алессандро засовывает руку в другой карман.

— А это твой… С таким же чипом!

— Чёрт возьми… Ты сделал его для меня!

— За два дня.

— И как у тебя это вышло?

— У меня были твои данные, фотография и всё необходимое… И даже твоя подпись, помнишь, я попросил тебя подписать кое-что? Это было как раз для паспорта.

— Понятно, но как же ты сделал это за два дня?

— Ты не знаешь? Особенная миссия… У тебя будет фотосессия в Нью-Йорке для новой кампании!

— Вау! Мне нравится! И они всё оплатили?

— Нет… не оплатили…

— Алекс, так не пойдёт. Я оплачу половину. Прости, но ты сам сказал, что мы едем праздновать наш уникальный личный успех… Это заслуга нас обоих, она относится к нам обоим, и мы должна разделить траты поровну.

— Проблема в том, что я выбросил дом в окно, любимая…

— И что это значит?

— Что если мы разделим расходы, то ты будешь выплачивать мне свою часть всю оставшуюся жизнь!

— Ты такой высокомерный. Ты не должен был говорить мне, сколько тебе это стоило.

— Так я ведь и не сказал, в самом деле…

— Да, но намекнул.

Они заходят в автобус. Вдруг Ники приходит в голову идея.

— Предлагаю тебе сделать одну вещь. Наш следующий большой уникальный персональный успех, который с этого момента будет носить название БУПУ, мы отпразднуем за мой счёт и там, где я скажу.

— Гениально! Фантастика, дождаться не могу нашей поездки во Фраскати!

Ники бьёт его по спине.

— Ай! За что?

— Какие мы высокомерные…

— Опять? Можно узнать, что я такого сказал?

— Ты дал понять…

— Что?

— Что мы недалеко уедем, и поездка будет дешёвой.

— А я и не понял сразу!

— Конечно, лжец…

Они подходят к стойке регистрации.

— Пожалуйста, — Алессандро берёт паспорта и билеты.

— У Вас будет багаж?

— Да, конечно… В твоём чемодане столько косметики, так что лучше сдать его в багаж.

— Отлично, так будет проще, путешествие налегке.

— Из солидарности сдам и свой.

Стюардесса приподнимается и видит две небольших сумки.

— Это всё?

— Да.

Сначала она сильно удивляется, а потом пожимает плечами. Должно быть, она всё повидала, так что это ещё не самое странное.

— Ваши посадочные талоны, 3A и 3B. Приятного путешествия.

38

Какой сегодня день? Она уже в который раз рассматривает своё лицо в зеркале. Она рассеянно ищет какой-то намёк, что-то в своём лице, но ничего не видит. Ничего. По крайней мере, на этот раз не придётся пользоваться тональным кремом, как всегда. Отлично. Как говорится, ошибочка вышла. Наверняка сбой произошёл из-за стресса. И не более! Подумаешь, один раз. Она пробует убедить себя, снова глядя в зеркало. Ничего. Её обычное лицо, весёлое и спокойное, блестящие светлые волосы. М-да. Она идёт в свою комнату и одевается на прогулку. Телефон вибрирует. Сообщение. Она берёт его и читает: «Встретимся в восемь, фильм начнётся в 20:40. Шлю киношный поцелуй!» Идиот. Иногда он на самом деле похож на ребёнка. Дилетта улыбается и надевает красные лакированные балетки. Затем берёт с полки сумку и светло-серый плащ. Идя по коридору, она вдруг останавливается. Разворачивается и идёт в ванную. Ищет по полкам. Вот и пакетик. Она достаёт пару и кладёт во внутренний карман сумочки. Может, сегодня ночью пригодится. Никогда не знаешь. Она закрывает дверь, возвращается в коридор и берёт ключи.

— Пока, мам, я скоро вернусь.

С кухни доносится голос, заглушаемый телевизором.

— Идёшь гулять с Филиппо?

— Да! Он ждёт меня внизу. Не хочу, чтобы он на четвёртый этаж без лифта поднимался. Его до сих пор не починили!

— Ладно, передавай ему привет, возвращайся не поздно.

М-да, родители иногда говорят такие нелепые вещи. Я только что сказала ей, что скоро вернусь, а она просит меня вернуться не поздно. Как когда тебе говорят: «Будь осторожна», — будто ты не знаешь, что нужно быть осторожнее и вести себя ответственно. Потому что в итоге тебе придётся разбираться с последствиями. От этого слова у неё начинает скручивать живот. Последствия. Осторожность. Тяжкое бремя. Приступ боли. Только это не тот знак, которого она ждала, — естественный, обычный. Обычно болит низ живота. А сейчас по-другому. Словно тянет. Будто что-то падает. Как электрический разряд. Дилетта останавливается посреди лестницы. Начинает лихорадочно считать на пальцах обеих рук. Как складывает первоклассница. Точнее, вычитает. И когда она получает результат, у неё глаза лезут на лоб. Нет. Не может быть. Она пересчитывает, на этот раз медленно и внимательно. Никакой разницы. Тот же результат. Она повторяет операцию в третий раз. Но в голову ей приходит тот закон: «От перестановки слагаемых сумма не меняется». Чёрт. Она вдруг вспоминает. Она бы хотела, чтобы ей не пришлось об этом думать. Но она делает это. И вспоминает. И, действительно, будь всё проклято, это вполне возможно. Точно, как швейцарские часы. Однако, не в этом случае. Это невозможно. Затем быстро, как детектив, который, после сбора всех доказательств, готов уже собрать весь пазл в картинку, который уже распутал дело, она всё осознаёт. Если в семь лет ей не приходилось о таком задумываться, то сейчас у неё должна быть какая-то причина. Ей кажется, что это уже слишком, но она вспоминает один вечер в частности. Тот раз, после похода в паб, когда Филиппо, прежде чем отвезти домой, повёз её показывать древнюю арку на виа Апиа, которую нашёл случайно и которая ему очень понравилась. И, припарковавшись в темноте, после обычных разговоров и шуток, они стали ласкать друг друга и обниматься. Всё ближе и ближе. Ближе с каждым разом, теряясь в музыке, которую воспроизводило радио. Защищённые автоматически закрывающимися дверьми, но опасающиеся этого незнакомого места, эти двое, которые всегда были осторожными, которые всегда себя таковыми считали, они занялись любовью. На этот раз из-за нахлынувшей страсти они были безответственным и мятежными. Они подчинились своей любви и желанию. Вдруг Филиппо понял, что у него нет с собой презервативов, и рухнул на Дилетту. Тогда она нежно сказала ему, что, возможно, неплохо попробовать без них на этот раз. Он вошёл в неё. Но потом они не смогли контролировать себя и продолжили. Поцелуи, ласки, объятия, желание и страсть. Глаза в глаза. Один раз, и ещё. Звёзды в окне, пейзаж и ночь. Они вместе, так близко друг к другу. Долгое объятие, они смотрели друг другу в глаза и смеялись, хоть и немного беспокоились. И та фраза Филиппо: «Я был осторожен, ты ведь видела, любовь моя?» Нет. Я не видела этого, милый, потому что отпустила себя и потерялась в тебе. Я попала. И Филиппо тоже попал из-за самого себя. Так что теперь? Это и вправду то, о чём я думаю? Дилетта, как безумная, ищет мобильный в сумке и нащупывает рукой презервативы, которые она взяла из ванной, теперь ей хочется разорвать их в клочья и выбросить. Она рассматривает их и кладёт обратно. Берёт телефон и быстро пишет смс: «Не приезжай, милый, увидимся в кино…» Но потом она передумывает. Что я делаю? Теперь уже поздно. Филиппо наверняка уже подъезжает. Она стирает сообщение. Нет. Нам так хотелось посмотреть этот фильм. «Вопросы сердца» Аркибуджи. И сегодня я не буду думать об этом. И вообще, вдруг я ошибаюсь. Завтра. Я подумаю об этом завтра. И нужно сходить в аптеку. Возможно. Она возвращает мобильник в сумку и спускается по лестнице в компании этого нового беспокойного предчувствия.

39

Время отправления самолёта. Ники и Алессандро предъявляют свои билеты стюардессе, стоящей перед дверью.

— Пожалуйста, — она отрезает посадочные талоны и пропускает через машину, которая считывает информацию в мгновение ока и выплёвывает их обратно. Стюардесса возвращает их.

— Прекрасно, я поверить не могу… Хотя мне даже немного страшно, — говорит Ники Алессандро, сжимая его руку.

— Чего ты боишься?

— Высоты и времени, которое мы проведём в самолёте. Как долго продлится полёт?

— Дай-ка вспомнить… около девяти часов…

— Не оставляй меня ни на секунду, хорошо?

— Куда я, по-твоему, денусь? Мы же в самолёте!

— Да, да, я знаю… Но ты ведь знаешь, какие об этом снимают фильмы?

— О чём?

— О людях, которые исчезают с самолёта прямо в полёте. Например, тот фильм с Джоди Фостер, где она теряет свою восьмилетнюю дочь, а потом ей никто не верит… В любом случае, я говорю в целом. Никогда не оставляй меня. Я хочу, чтобы ты всегда был рядом со мной, чтобы я чувствовала себя в безопасности.

В этот момент Алессандро убеждается в правильности своего решения. Он сжимает её руку.

— Конечно, родная…

Войдя в самолёт, Ники и Алессандро показывают свои посадочные талоны стюардессе и помощнику.

— Первые места справа во втором ряду.

— Спасибо.

Они оставляют первый ряд позади и поднимают глаза в поисках своих мест.

— Вот и они, 3A и 3B…

Ники удивлённо смотрит на Алессандро.

— Похоже на диван! Мы в первом классе!

— Конечно, солнышко…

Ники подходит к своему месту и видит пластиковый пакет с маской для сна, подушкой и одеялом. Она разворачивает его.

— Такое лёгкое одеяло! — она устраивается в своём кресле и укрывается им. — Круто… Тут даже можно вытянуть ноги…

— Да… Мы можем поспать, любимая… Или нет… — улыбается ей Алессандро.

— Но ведь здесь нас могут увидеть! Ты ведь везёшь меня в Нью-Йорк не для того, чтобы заняться тем, чем можем заняться в любой момент в твоей комнате, правда, дорогой?

Алессандро начинает смеяться.

— Ты ужасна… — ему бы очень хотелось рассказать ей обо всём. Вместо этого он устраивается в своём кресле поудобнее. Они рядом с иллюминаторами. Чуть позже подходит стюардесса.

— Добрый вечер, не хотите ли немного шампанского?

— Почему нет?.. — Ники пожимает плечами. — В конце концов, мне не нужно заниматься учёбой…

Они берут свои бокалы и чокаются, весело глядя друг другу в глаза, чтобы придать больше значения тосту.

— Загадай желание.

Ники закрывает глаза.

— Готово.

Алессандро улыбается. Смотрит на неё.

— Я тоже загадал…

В какой-то миг они оба замолкают, думая, не загадали ли они одно и то же. Алессандро должен ехать в Нью-Йорк, чтобы узнать, разделяет ли Ники его желание. А если нет, то он хотя бы перестанет терзать себя сомнениями. В этот самый момент звонит мобильный Ники. Она смотрит на дисплей и улыбается, извиняясь перед Алессандро.

— Это… моя мать, — она отвечает на звонок. — Алло? Мама?

— Ники! Сколько ещё тебя ждать?.. Где ты?

— Мама, я тебе уже сказала… я уехала отдыхать, вернусь через три дня…

Алессандро отрицательно мотает головой и показывает четыре пальца.

— Четыре!

Ники быстро машет рукой, словно говоря: «Ладно, неважно, она всё равно уже волнуется».

Симона в телефоне тяжко вздыхает.

— Хватит, игра затянулась, это уже не смешно.

— Мама, ты не хочешь меня выслушать? Это правда!

Симона решает расслабиться, потому что всё ещё думает, что её дочь шутит.

— Как тогда ты ответила на звонок?

— Потому что мы пока что не выключили телефоны…

— Ах, и когда… — голос Симоны с каждым разом становится всё более насмешливым, — когда же вы их выключите?

— Что? Подожди секундочку, мама… Простите, — Ники подзывает стюардессу, которая подходит к ним. — Когда мы должны будем выключить телефоны?

— Уже очень скоро… Прямо сейчас, — добавляет она с очень профессиональной улыбкой. — Будьте любезны выключить свой мобильный телефон.

— Да, конечно… — Ники подносит телефон к уху и возобновляет разговор с Симоной. — Ты слышала, мама? Мы уже выключаем их!

— Да, я слышала. Значит, это правда! И когда ты собиралась мне рассказать?

— Я уже это сделала.

— Я думала, ты шутишь.

— Какие уж тут шутки.

— Можно узнать, когда ты вернёшься?

— Через три… — Алессандро поднимает четыре пальца у её лица, — четыре дня…

— Три или четыре дня? И что я должна сказать твоему отцу?

— Что я привезу ему подарок! Всё, мама, я должна отключаться…

— Ники…

— Да?

Симона молчит несколько секунд и вздыхает. У неё комок в горле.

— Развлекайся от всей души.

Она говорит это другим голосом, тонким, почти дрожащим. Ники тоже вдруг начинает дрожать.

— Не говори со мной так, мама, мне хочется плакать… — по её щеке стекает слеза, но, посмотрев на Алессандро, она смеётся. — Уф… Хватит!

Симона вздыхает и начинает смеяться, шмыгая носом.

— Ты права, дочка, веселись!

— Так-то лучше, мам… Я очень тебя люблю.

— И я тебя.

Ники быстро выключает телефон, потому что именно в этот момент к ним приближается стюардесса. Она проходит между сидений, разглядывая всех, проверяя, чтобы ни один столик не был опущен, потом её взгляд пересекается со взглядом Ники, выключающей мобильник. Стюардесса улыбается ей. Ники возвращает ей улыбку и убирает телефон в передний карман. Алессандро тоже выключает свой.

— Ничего себе, ты и твоя мать… Даже не хочу представлять, что бы случилось, если бы наше путешествие длилось больше четырёх дней… Или если бы мы решили уехать жить за границу…

Ники уверенно смотрит на него.

— Если я счастлива, то и они тоже. Единственное, чего они хотят, — видеть мою улыбку… — Затем она с любопытством приближается к Алессандро. — Поэтому мы летим в Нью-Йорк? Тебя назначили на новое место? И мы будем жить там? Мы должны найти тебе квартиру…

Алессандро резко оборачивается.

— В смысле — найти мне? А ты?

— Я здесь ни при чём, мне нужно учиться. Я уже сдала несколько экзаменов… Я иду своей дорогой… Что я буду делать в Нью-Йорке? Я там никого не знаю!

— То есть, если бы меня перевели, ты бы меня бросила?

— Даже не мечтай! Сейчас, когда есть интернет, скайп, веб-камеры, социальные сети и ещё тысячи способов видеться и общаться на расстоянии, да к тому же это всё бесплатно… Наши отношения были бы идеальны…

— Серьёзно? А что с остальным?

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, любовь… Когда бы мы занимались любовью?

— Господи, ты ужасен… Думаешь только об этом!

— Вовсе нет! Считай это небольшим и оправданным любопытством…

— Мы могли бы делать это каждый раз, когда смогли бы увидеться, когда я бы приезжала к тебе или ты ко мне.

— Да, конечно.

В этот самый момент мимо проходит другая стюардесса. Очень красивая, а её взгляд задерживается на Алессандро. Он это замечает и намеренно не опускает глаза, пока девушка не посылает ему улыбку и не уходит. Только после этого он снова смотрит на Ники.

— Ну ладно, принято… Так я бы смог наслаждаться свободой немного больше… — стюардесса снова проходит мимо, и Алессандро останавливает её. — Простите.

— Да, — девушка порывается приблизиться к нему, такая красивая и улыбчивая.

— Нет, знаете… Я хотел бы знать, не затруднит ли Вас… Ну, ладно…

Ники внимательно его изучает, любопытная и раздражённая. Алессандро смотрит на неё, пока стюардесса приближается к нему.

— Да, говорите…

— Вы не могли бы принести нам ещё немного шампанского?

— Конечно, — затем она обращается к Ники. — Вы тоже хотите ещё, синьора?

Ники тут же отвечает, глубоко вздыхая.

— Нет… — но потом добавляет: — Спасибо…

Стюардесса удаляется, и, как так только она пропадает из виду, Ники поворачивается и бьёт Алессандро в живот.

— Ай! С ума сошла? За что? Я только попросил у неё шампанского…

— Проблема не в этом… — она снова бьёт его, — а в том, как ты её попросил!

— Неправда… Это ты всё извращаешь!

— Ах так? Я могу ударить тебя ниже и этим исключить любое возможное извращение…

— Нет, нет… — Алессаендро притворяется, будто испугался. — Умоляю тебя, Ники, нет! Даже если бы у меня было чуть больше свободы… я бы не поддался искушению…

Тут возвращается стюардесса.

— Ваше шампанское… Вы уверены, что вам ничего не хочется, синьора? Вы не передумали?

— Нет-нет, спасибо, я уверена.

Стюардесса уходит. Алессандро отпивает немного.

— М-м-м… красота… — Ники уже заносит руку, чтобы снова ударить его, и Алессандро тут же занимает оборонительную позицию. — Как же вкусно шампанское! — Он изображает улыбку, и понемногу самолёт выезжает на взлётную полосу.

Моторы начинают жужжать и набирать обороты. Затем самолёт ускоряется, с каждым разом всё больше. Ники вцепляется в руку Алессандро. Она сжимает её и смотрит в окошко в тот самый момент, когда самолёт отрывается от земли. В один миг. Затем она видит тучи, лёгкие морские волны внизу, кривые полосы слева… Самолёт приближается к Соединённым Штатам.

Алессандро улыбается Ники, поглаживая её ладонь.

— Не бойся… ты же со мной.

Ники, немного успокоившись, улыбается, она расслабляется в удобном кресле и крадёт немного шампанского из бокала Алессандро, глядя на него с некоторой проницательностью, или даже так, словно он военный, которого уволили из армии, но он бесстрастно принимает поражение. Затем она кладёт голову на его плечо и мирно засыпает. Алесандро нежно убирает волосы с её лица, целует её нежные, надутые губы, её закрытые глаза, спокойные, без намёка на макияж, которые хранят сны. Эта огромная нежность заставляет его улыбнуться, и, чувствуя себя сильным и уверенным, он опускается в кресле, глубоко дыша, с чувством, что он поступает правильно. Он опускает ладонь на ногу Ники, словно хочет всегда чувствовать её рядом, близко, это такой собственнический жест, жест уверенности, который запрещает ей покидать его. Но осознание того, что она с ним рядом, приносит в его голову ещё одну мысль. И как я раньше до этого не додумался?

40

Немного позже. Шум. Внезапный удар. Ники подпрыгивает, просыпается и оглядывается по сторонам, напуганная и растерянная.

— Т-с-с… Я здесь, — Алессандро поглаживает её ногу, поднимаясь всё выше. — Я здесь, всё хорошо.

— Где мы?

— Кажется, мы пролетаем над Испанией, насколько я понял. Ты пропустила «Мальчишник в Вегасе» Тодда Филлипса. История о трёх друзьях, которые во время мальчишника потеряли своего четвёртого товарища, который должен был жениться… — на экране перед Алессандро идут титры фильма. — Но если ты захочешь, мы можем посмотреть его в Риме, когда он выйдет в прокат, или в Нью-Йорке.

— Дурак… — оглядывается она вокруг. — Твоя стюардесса мимо не проходила?

Алессандро кажется обеспокоенным.

— Нет… Не проходила. Серьёзно…

— Жаль. Я пить хочу. Не помешал бы стакан воды.

— Нажми сюда, и она сразу же придёт, — Алессандро наклоняется над ней и нажимает на одну из кнопок на подлокотнике. Над их головами загорается огонёк.

Ники смотрит на него и кривит губы.

— Хм… Кажется, у тебя большой опыт!

— Ники, это есть во всех самолётах любой авиакомпании… Я успел немного попутешествовать.

— Я знаю… Но мне это не нравится.

— Хватит уже!

— Тебя слишком захватила мысль о том, чтобы насладиться немного большей свободой… И не проводить так много времени вместе.

— Ну, конечно…

— И раз уж ты мечтаешь об этой свободе, подумай о том, если бы мы были…

Тут приходит стюардесса, но не та, что раньше.

— Вы меня звали? — Алессандро и Ники переглядываются и разражаются смехом.

— Да… Извините… — Ники снова становится серьёзной. — Не могли бы Вы принести мне немного воды, пожалуйста?

— Конечно, принесу через секунду.

— Спасибо.

— Видишь?.. — Алессандро смотрит на неё с улыбкой. Опасность миновала.

— Эй, о чём ты думал? Я вовсе не боялась из-за другой. Это всё ты…

Алессандро решает принять удар.

— Да… что ты говорила?

— Я? Ничего… — Ники замирает. — Я не помню. Как бы там ни было, знаешь, чего бы мне очень хотелось? Почитать.

— Правда? Мне тоже!

— Но я не захватила с собой никакой книги…

Алессандро улыбается и достаёт рюкзак из-под своего сиденья.

— Я об этом позаботился…

Он достаёт толстенный том Стига Ларссона. Ники рассматривает его.

— «Мужчины, которые ненавидят женщин». Что это? Какое-то послание?

— Ничего подобного… Потрясающий триллер шведского писателя, который, к сожалению, уже умер, но до сих пор имеет огромный успех во всём мире…

Ники вертит книгу в руках.

— Но эта книга просто огромная… Понятия не имею, когда я её дочитаю!

— Мы можем читать её вместе.

— Как это? Ты ведь сказал, это триллер! Что мы сделаем, разделим на части, я буду читать первую, ты вторую, а потом рассказывать друг другу?

Алессандро улыбается и засовывает руку обратно в рюкзак.

— У меня их две, — говорит он, доставая второй экземпляр.

— Отлично! — Ники смотрит на него горящими от любви глазами.

Он просто чудесный. Даже слишком. Никто и никогда не делал ничего подобного для неё. И её почти пугает такое счастье.

Они с интересом начинают читать, в первое же мгновение сюжет их захватывает, они влюбляются в книгу и больше не могут жить без неё. Они читают, пролетая над Португалией и Атлантическим океаном. Лёгкий и бесшумный, самолёт продолжает своё путешествие.

Спустя какое-то время, Алессандро наклоняется к ней, чтобы посмотреть, какую страницу она читает. Двадцать пятая.

— Я прочитал больше тебя.

— Неправда… Покажи свою книгу, — она проверяет — страница сорок. — Поверить не могу. Ты пропускаешь страницы, точно, я тебя потом спрошу… То есть, прямо сейчас. Как называется газета, где он работает?

— «Миллениум».

— Ладно, но это ничего не доказывает, это название написано на обложке…

Они расспрашивают друг друга, пытаясь представить, что будет дальше.

— Тебе не кажется странной история этих двоих? Она замужем за другим, но иногда спит с ним…

— Это неправда!

— Правда, это же в самом начале написано. Вот видишь, ты пропустил несколько страниц!

— Ах да, точно, так и есть, — говорит со смехом Алессандро.

— Не прикидывайся, ты этого не знал… Ты такой врунишка!

— Ничего подобного, я всё прочитал. Такие отношения вполне приемлемы для шведского менталитета, они более открыты… Понимаешь?.. Свободный секс.

Ники снова бьёт его.

— Ай! То, что я сказал, есть в этой книге…

— Нет, ты снова посмотрел на стюардессу…

— Да, но только потому, что они готовятся разносить еду, а я голоден… — тут он придвигается к ней и делает вид, что собирается укусить. — Съем тебя!

— Дурак, эта стюардесса приводит меня в бешенство.

— Да, но я очень хочу тебя, серьёзно… Закроемся в туалете?

— Как в том фильме, который мы смотрели? Как он назывался?

— «Богатые и знаменитые».

— Да, там мужчина во время путешествия притворялся вдовцом, чтобы соблазнить ту красивую актрису… Как её звали?

— Жаклин Биссет.

— Точно… он пытался соблазнить её, а потом, когда она ушла в туалет, он тоже пришёл к ней, и они занялись любовью… Только потом, когда самолёт приземлился, Жаклин Биссет увидела его жену, которая приехала, чтобы встретить его, и, словно того, что она жива, оказалось недостаточно, у них ещё и была куча детей!

— Ну да, такие парни пойдут на любую хитрость, даже будут вызывать жалость, лишь бы получить желаемое… Хотя это, конечно, не наш случай. Так я пойду в туалет?

— Эй, что с тобой такое? Это самолёт на тебя так действует? Я больше никогда не дам тебе летать одному… Слышал, как одного актёра поймали со стюардессой за этим делом?..

— Конечно. Они даже хотели сделать из этого рекламу! Это была австралийская стюардесса из «Кантас» и Рэйф Файнс, он снимался в фильме «Английский пациент»… Только в тот раз… он повёл себя, как американский придурок!

Весь полёт они смеются, болтают, дурачатся и читают. Приносят еду, и они ещё немного выпивают, пробуют блины, едят стейки, Алессандро приносят десерт, который он не хочет, а ей — немного сыра.

— Хочешь послушать что-нибудь? Я взял разветвитель для наушников.

Теперь они вместе слушают Джеймса Бланта, Рианну и Анни Леннокс. На этот раз засыпает Алессандро. Стюардесса приносит плед. Тогда Ники аккуратно складывает столик. Видит крошки на его свитере. Она тихонечко собирает их пальцами, словно пинцетом, даже не касаясь его, чтобы не разбудить. Потом она кладёт свою руку на его, нежно поглаживает её, оберегая его сон, что бы ему ни снилось.

41

Ники выглядывает в иллюминатор. Из-за смены часовых поясов она потеряла чувство времени. Вдалеке виднеется странный рассвет. Линия горизонта интенсивного, насыщенного оранжевого цвета словно говорит о том, что грядёт важный день. Вдруг Ники вспоминает их историю. Словно все эти кадры проплывают между облаков… Короткометражка, которую показывают только ей, единственной зрительнице летучего кинотеатра. Поверить не могу… Наша первая встреча, то есть, столкновение его машины и моего скутера, а затем в тот же день у меня был экзамен по итальянскому, который прошёл неплохо, точнее, таких хороших оценок по этому предмету я никогда не получала. И только этот факт заставил меня понять, что он — амулет на счастье; женщины не должны отпускать таких мужчин. Затем — его друзья, мои подруги, два таких разных мира, находящихся в миллионах световых лет друг от друга просто из-за возраста… Но говорят, что противоположности притягиваются, поэтому мы были идеальны… Ники смотрит на него. Алессандро всё ещё спит. Мы идеальная пара. Она улыбается и снова отводит взгляд к облакам за бортом. Крыло самолёта прорезает тучу, пересекает её, разбивает, а она, такая лёгкая, растворяется, но при этом навсегда остаётся в пустоте этого бесконечного пространства. Ники возвращается к своему фильму. Наш прекрасный первый раз у него дома с ароматом жасмина, и каждый последующий, всё лучше и лучше. Теперь они едят что-то из японской кухни, смеются, прикрывая рты руками, возможно, всё было так забавно, потому что они были в восточной одежде, которую потом сняли… и всё, что произошло потом… А затем был сюрприз с теми фотографиями в комнате на стене, реклама ЛаЛуны, которая после этого была по всему Риму… С лица Ники пропадает улыбка. Ещё одно воспоминание. Более трудное, более болезненное, которое всё ещё живёт, укрывшись в тени. Тот день. Те слова: «Слишком велика разница в возрасте, Ники». Но на самом деле причина была совсем в другом. К нему вернулась Элена. Ники поворачивается к нему. Алессандро спит, такой спокойный, счастливый, как ангелочек. Но в тот раз он не сказал ей правду, не рассказал, что случилось на самом деле. Он внезапно заставил её чувствовать себя неуверенной, словно ночной кошмар воплотился в реальность. Последующие дни. Она занималась учёбой, готовилась к выпускным экзаменам, ничего не понимая. Алекс. Её сознание возвращалось к нему снова и снова, словно он магнит, это было как видео на бесконечном повторе, как испорченная запись на диске, с которого соскочила игла, и повторяется только одна фраза: «Слишком велика разница в возрасте, Ники». Её сознание и её сердце были словно заморожены навеки. Лето. Фантастические каникулы в Греции с Олли, Дилеттой и Эрикой, смех, отчаяние и бесполезные попытки не думать о нём… Но потом, по возвращении домой, она нашла его письмо, его чудесные слова…

«Моей любимой.

Моей любимой, что смеётся, по утрам обмакивая вкусное печенье в кофе с молоком.

Моей любимой, которая летает на своём скутере и никогда не опаздывает.

Моей любимой, которая веселится с подругами и всегда готова выслушать их.

Моей любимой, которая никуда не исчезнет, даже если я забуду о ней.

Моей любимой, которая научила меня многому и показала, что значит «быть великими».

Моей любимой, самой прекрасной и сильной волне того моря, которое я ещё должен избороздить.

Моей любимой, искренней, сильной, как скала, мудрой, как старый воин, и прекрасной, как самая яркая звезда в небе.

Моей любимой, которая смогла донести до меня мысль о том, что счастье не приходит случайно в один прекрасный день, счастье — это непреодолимое желание отстаивать то, что ты любишь.

Моей любимой Ники ».

Ники до сих пор помнит это, она читала письмо бесконечное множество раз, каждый день, вечер, ночь… Оно измялось, она выучила каждое предложение, сначала плакала, затем улыбалась, и, наконец, смеялась вновь. В этих строчках она встречала каждый прожитый ими момент этой чудесной сказки о любви, которую она раньше считала бесконечной и которая внезапно возродилась из пепла, вернула ей жизнь и улыбку, мечту и надежду, восторг и счастье. Да, с одной стороны ей было страшно, но с другой стороны она уверенно и спокойно поехала на Голубой Остров, Остров влюблённых. Туда, где Алессандро ждал её уже больше двадцати дней.

Ники в последний раз смотрит на него. И вот сейчас мы здесь, на борту самолёта, направляющегося в Нью-Йорк. Он и я. Всё ещё вместе, назло всем прогнозам. Как же это прекрасно… В тридцати тысячах метров над небом. Она продолжает смотреть на него, словно пытается запомнить каждую чёрточку его лица. Её рука в его руке, она боится разбудить его, самолёт продолжает свой полёт на полной скорости и минуты бесшумно утекают, а в это время под ними появляются первые небоскрёбы.

42

Пьетро отвлечённо читает вывеску и заходит. Осматривается. Это действительно что-то новое. Ей никогда не нравились спортзалы, а теперь она решила заняться спортом. Словно этого недостаточно, именно этим спортом.

Несколько диванов, автоматы с напитками и едой. За синей стойкой девушка в белом спортивном костюме что-то ищет на компьютере. Пьетро видит её и подходит.

— Добрый день.

Девушка оборачивается. Её белая спортивная куртка расстёгнута, и из-под неё выглядывает синий спортивный лиф. Пьетро улыбается. С ума сойти. А здесь очень даже неплохо.

— Здравствуйте, я бы хотел узнать, где здесь занятия по кикбоксингу. И в какое время.

— Хотите записаться? Занятия проводятся три раза в неделю, в две разные смены. Вы можете посмотреть расписание вот здесь… — она протягивает ему брошюру.

— Нет-нет… Мне нужно встретиться с один человеком, и мне кажется, что прямо сейчас у неё занятие.

— А, в таком случае, Вам нужно пройти туда, на два зала дальше… — она указывает ему нужную дверь.

Пьетро смотрит на неё.

— На самом деле, эффект от кикбоксинга — просто фантастика… — она разглядывает её с головы до ног.

Она растягивает губы в улыбке и отворачивается к компьютеру.

Пьетро пожимает плечами и идёт по коридору. Проходит несколько залов с тренажёрами, зеркалами и матами. Девушки и парни тренируются под лёгкую ритмичную музыку, подходящую их программам. Он подходит ко второму залу справа. Группа из нескольких человек в кругу поднимают левую ногу. В центре не слишком высокий мускулистый парень с волнистыми каштановыми волосами показывает остальным, что нужно делать. А парень неплох, думает Пьетро. Красавчик. М-м-м. Пьетро рассматривает одного за другим людей в кругу. Несколько молодых девчонок, четверо мужчин и две взрослые женщины… три. И тогда он её узнаёт. На её голове белая эластичная повязка, волосы зачёсаны назад и собраны в пучок. Она одета в облегающую светло-голубую футболку, чёрные леггинсы, кеды и носки. Сюзанна балансирует на правой ноге в напряжённом ожидании. Вдруг инструктор выкрикивает «Оп!» и опускает левую ногу, правой ногой нанося удар воображаемому сопернику. Все, включая Сюзанну, повторяют за ним.

— Стойте на слегка приподнятых пятках и, когда наносите удар, бейте берцовой костью, а не супинатором. Берцовой костью вы причините противнику куда больше боли. Поверните ногу, на которую вы опираетесь, так, чтобы она была как стрелка на компасе, ваши плечи и бёдра должны быть зафиксированы, всё ваше тело должно двигаться в одном направлении во время удара, а не в разные стороны… — он несколько раз показывает то, о чём только что говорил.

Пьетро приоткрывает дверь и, когда инструктор просит группу встать в ряд, входит. Несколько девушек смотрят на него и с улыбками пихают друг друга локтями, словно спрашивая, чего он хочет. Инструктор тоже оборачивается, но игнорирует его. Сюзанна, которая наклонилась, чтобы поправить носок, поднимается и видит его. Не может быть.

Пьетро подходит к ней.

— Привет, дорогая… Нам нужно поговорить…

— Здесь? Думаю, это не самый подходящий момент, я вообще-то тренируюсь…

— Я вижу… Но зачем тебе этот бокс? Насколько я знаю, тебя это никогда не интересовало. Мне рассказала твоя мать. Ты оставила детей у неё.

— Для начала, это не бокс, а кикбоксинг… и что плохого в том, что я оставила детей с мамой? Она не серийный убийца… К тому же, раньше меня чертовски волновали многие вещи, но теперь всё наоборот…

Между тем инструктор объясняет новые движения, которые группа должна сделать перед тренировочной борьбой.

— Готовы? Давайте, начинаем… Там всё хорошо?

Сюзанна оборачивается и улыбается ему.

— Конечно, всё в порядке! — потом она снова приближается к Пьетро: — Уходи. Мне больше нечего сказать тебе.

— Сюзанна, послушай… выйди, мы сможем поговорить безо всех этих людей вокруг.

— Я же сказала, нет. Вали отсюда. Раньше надо было думать.

— Я понимаю, но не думаю, что это может нам помешать поговорить… как цивилизованным людям. И что, по-твоему, я должен был делать, раз ты никогда не отвечаешь на мои звонки?

В это время остальные остановились и теперь с любопытством наблюдают эту сцену.

— Пьетро, я не думаю, что… Раз я тебе не отвечаю, значит, я не хочу с тобой разговаривать! Такой квалифицированный адвокат, как ты, должен без проблем понимать это, тебе не кажется?

— Но если мы не поговорим, как мы сможем всё выяснить?

— Мне кажется, что всё и без того яснее некуда! Ты мне изменил, и теперь я просто живу своей жизнью! Вот и всё!

Пьетро хватает её руку и пытается притянуть её к себе.

— Сюзанна…

Но он не успевает закончить фразу, потому что Сюзанна бьёт его в лицо, а потом прямо в глаз, со всей своей абсурдной жестокостью она кидает его на пол. Все немеют. Инструктор подбегает к ним. Смотрит на Сюзанну, а затем взволнованно рассматривает Пьетро. Помогает ему подняться.

— Вы в порядке? Принести Вам льда? Глаз начинает опухать…

Пьетро отрицательно качает головой. Касается своего лица. У него немного двоится в глазах. Он пытается позвать Сюзанну, но она между тем ушла с девушкой, которая пытается успокоить её. Давиде, инструктор, поддерживает Пьетро.

— Простите, я не хочу вмешиваться, но у меня впечатление, что синьоре не хотелось с Вами разговаривать…

— А Вам откуда знать, её знаю я, не Вы, это моя жена, а не Ваша, и она такая всегда, и потом…

— Неважно, я вовсе не хотел встревать… Давайте… я провожу Вас в медпункт, это недалеко, мы приложим к ушибу немного льда, и опухоль будет не такой сильной. И это Вас немного успокоит, — Давиде, не отпуская Пьетро, подходит к двери и оборачивается: — А вы продолжайте тренировку… — затем он взглядом ищет Сюзанну. Она это замечает. Давиде жестом показывает ей, чтобы она его подождала, и уходит.

Сюзанна немного краснеет. И не понимает, это из-за агрессии, которую разбудил в ней Пьетро, или от удивления, что Давиде, в первый раз с тех пор, как она записалась на курс, обратил на неё внимание. Особое внимание. Дольше обычного. Внимание только к ней. Сюзанна встряхивается. Девушка, сидящая с ней рядом, хлопает её по плечу.

— Я смотрю, ты уже отработала удары, а? Ты опрокинула его на пол! А он на самом деле твой муж?

— К сожалению, да. Я должна была размазать его по стенке намного раньше. Давай, нужно немного разогреться… — она возвращается в центр зала. — В конце концов, сейчас вернётся Давиде, так ведь? — она начинает делать упражнения на растяжку. Девушка повторяет за ней.

Выйдя из зала, Пьетро высвобождается от Давиде.

— Вы уверены, что всё в порядке?

— Нет, но до офиса доберусь без проблем.

— Вы должны знать, что Ваша жена очень сильная.

Пьетро резко оборачивается и ненавидящим взглядом смотрит на тренера.

— Опять? Откуда Вам знать? Чего Вы хотите? Вы не знаете её. И вообще, что значит это Ваше «очень сильная»?

— Вы правы, я не знаю её… Просто говорю, что она сильная. Она же Вас уронила на пол! А она ведь недавно начала заниматься… У неё хорошие задатки.

Пьетро останавливается. Смотрит на него. Но решает не давить больше. Отчасти потому, что парень в отличной форме и выглядит даже немного устрашающе, а Пьетро совсем не хочется снова оказаться на полу.

— Ладно, я пойду.

Давиде пожимает плечами и прощается. Затем заходит в зал. Пьетро идёт к своей машине, припаркованной неподалёку. Подходит и видит его. На мгновение ему хочется, чтобы это был просто рекламный проспект. Но этот цвет ни с чем не спутаешь. Розовый — штраф за парковку. Я так и знал. Нужно было остаться в офисе.

43

Ту-тум. Глухой, неожиданный стук, шасси разворачивается под телом самолёта, в салоне включается свет, и к пассажирам выходит командир экипажа. Алессандро резко просыпается, растерянно оглядывается по сторонам, но потом видит улыбающуюся ему Ники и тут же успокаивается. Он немного расслабляется.

— М-м-м… Я тоже немного поспал…

— Ну да! Немного!

Он тихонько наклоняется, а затем потягивается в кресле.

— Где мы?

— Почти долетели…

— Значит, я столько всего проспал!

Стюардессы проходят по салону, проверяя, чтобы всё было на своём месте, чтобы пассажиры сложили столики и привели свои сиденья в вертикальное положение. Им всё ещё приходится раздавать указания.

— Простите, Вы должны закрыть это. Спасибо.

Алессандро поправляет часы на запястье.

— Нам нужно перевести часы, сейчас половина шестого… — он переводит стрелки на наручных часах и оставляет их в покое. Ники делает то же самое. — Отлично… — улыбается Алесандро. — Мы прилетаем по расписанию… Так что сможем действовать по программе.

— Какая ещё программа?

— Я столько всего организовал… Надеюсь, тебе понравится!

— Расскажи хотя бы об одном пункте… Ты ведь оставил свободное время для шопинга? Когда мы в следующий раз приедем в Нью-Йорк, я не упущу такой возможности!

— Завтра утром у нас туристическая прогулка по городу, а после обеда — шопинг! «Gap», «Brooks Brothers»… там я хочу купить рубашки с пуговицами на воротнике. Потом я хочу сводить тебя в «Macy's», это просто фантастическое место, «Century 21», «Bloomingdale's»…

— Круто, а завернём ещё и в «Sephora»? Там продают кучу всякой косметики.

— Но ведь в Риме он тоже есть, на виа дель Корсо…

— Правда? Никогда не видела!

— Они открылись совсем недавно! Поехать аж в Нью-Йорк, чтобы купить что-то, что есть за углом твоего дома… Ха-ха!

— Не смейся надо мной, — Ники запрыгивает на него.

— Ай, опять!

— Вообще-то, я даже не знала, что мы поедем в Нью-Йорк. Мы должны купить одежду для вечернего выхода. Я ничего не взяла… Вот блин. А дома у меня столько красивых платьев!

— Сделаем как в том фильме. Пойдём по магазинам, купим одежды… как в «Красотке»!

— Опустим то, что в фильме события происходили в Лос-Анджелесе… мне не нравятся такие шутки, — Ники бьёт его, но это просто часть их игры.

— Ай! Я не имел в виду ничего такого… Ай! Хватит, Ники… Ты практически весь полёт щипаешь меня. Не было никакой турбулентности, это просто «циклон Ники»!

Рядом с ними останавливается стюардесса.

— Пристегните ремни, пожалуйста, — она удаляется, качая головой, думая о том, как же им повезло, о радости и счастье, которые им дарит любовь, о том, что на этом самолёте они оказались совсем не ради работы, как она сама, самолёт уносит их навстречу новой мечте. Она садится лицом к пассажирам, пристёгивается и кладёт руки на бёдра, элегантная и спокойная, привыкшая к этой рутине и к тому, что рядом с ней нет мужчины.

Понемногу самолёт снижается, и, наконец, кажется, будто он врезается в Бруклинский мост и первые небоскрёбы, пока в конце концов не садится, едва не отскакивая от земли, а затем мощно тормозит. В салоне раздаются аплодисменты, завершающие полёт, пока самолёт катится по посадочной полосе, а самые напуганные пассажиры с облегчением выдыхают.

Алессандро и Ники едва ли не первыми выходят из самолёта, и, пройдя контроль безопасности, они присоединяются к другим пассажирам, которые бросаются к выдаче багажа, чтобы забрать свои чемоданы.

Ники осматривается.

— Нужно взять такси…

Алессандро улыбается.

— Думаю, что… — в этот самый момент он видит в толпе людей у выхода табличку с надписью «Алекс и Ники», — …нас кое-кто ждёт!

— Как это, дорогой? Ты ведь не… неужели всё так хорошо организовано?

— Почему ты так говоришь? Ты мне совсем не доверяешь… Всё время меня недооцениваешь.

Они подходят к человеку, который ждёт их, он прекрасно говорит по-итальянски.

— Полёт прошёл хорошо? Меня зовут Фред.

— Отлично, спасибо!

Алессандро и Ники представляются и следуют за ним к выходу. Ники украдкой наклоняется к Алессандро.

— Ты уже был с ним знаком? Как ты его нашёл?

— Через одного друга, известного графического дизайнера по имени Маус, Мышь, он с некоторых пор живёт здесь. Он и протянул мне руку помощи… ведь, по-твоему, я просто катастрофа! — улыбается он, чтобы приободрить её.

Ники не знает, сколько ещё сюрпризов её ждёт.

— Подождите секунду здесь… Я скоро вернусь, — Фред на мгновение исчезает и возвращается уже за рулём американского лимузина.

— Офигеть… — Ники рассматривает его с широко раскрытыми глазами. — Можно узнать, что здесь происходит? Мне пора начать волноваться? Что ты такое устроил, Алекс? Ты извиняешься передо мной за что-то?

— Ничего подобного… — он открывает ей дверь, прежде чем Фред вылезет из машины. — Я всё ещё не понимаю, насколько хороша была кампания ЛаЛуны…

Ники залезает в лимузин.

— Но прошло уже почти два года!

— Здесь мы можем повторить всё вновь… Лучше отпраздновать поздно, чем никогда!

Он обходит машину и подходит к своей двери, которую для него придерживает Фред. Затем он возвращается на своё место у руля.

— Везти Вас в отель?

— Конечно.

Фред уверенно ведёт машину по нью-йоркским улицам. Ники словно приклеилась к окну. Она в полном восторге. Город пробегает перед её глазами, и она в тишине созерцает этот фильм, её фильм. Через некоторое время она возвращается в реальность из своих мыслей.

— Поверить не могу… Здесь потрясающе… Слишком красиво…

— Да… Кому-то может показаться, будто он знает каждый уголок этого города.

Ники с улыбкой поворачивается.

— Нет, гораздо больше… Начинает казаться, будто ты живёшь в фильме… в нашем фильме… — и вот теперь она не бьёт его, а залезает на него и целует. Затем отстраняется и хитро улыбается: — Говорят, вип-персоны в таких машинах занимаются любовью… Ведь здесь тонированные стёкла, и сами машины очень длинные… и вместительные?

— Ну, да…

Ники снова приближается к Алессандро, она провоцирует его, целует его с улыбкой.

— Это напоминает ту сцену из «Красотки».

— Которую?

— Первую, когда она смотрит телевизор и смеётся над старым чёрно-белым фильмом… и думает о нём… — она начинает расстёгивать его рубашку. Алессандро откидывается назад и запрокидывает голову на сиденье. Ники расстёгивает ещё две пуговицы. Алессандро улыбается.

— Ники…

— Да?

Он уворачивается и протягивает руки.

— Было бы просто чудесно, но…

— Но?

— Мы приехали.

Ники выглядывает в окно. И только тогда замечает. Так и есть. Они ехали очень быстро, а сейчас лимузин уже у отеля. Они в Парк Авеню. «Уолдорф Астория» разворачивается перед ними во всей своей красе. Ники поворачивается и смотрит вверх. От высоты у неё едва не кружится голова, но это восхитительно.

— Я узнала его! Здесь снимали фильм, в котором Дженнифер Лопес играла горничную в отеле, которая влюбилась в богатого и красивого политика… Да, точно… Как же он назывался? Ах да, «Госпожа горничная».

Фред опускает перегородку.

— Я приеду за Вами через час. Вы ведь помните, правда?

Алессандро спокоен.

— Конечно!

Он входит в отель под руку с Ники. Она старается успевать за ним.

— Конечно — что? Что мы будем делать?

Алессандро подходит к стойке ресепшн.

— Good evening. Белли и Кавалли, — он протягивает паспорта.

Немного позже им говорят, в каком они номере.

— Top floor.

— Ну, и? Ты так и не рассказал мне, что мы будет делать.

Алессандро нажимает кнопку лифта, пока Ники засыпает его вопросами.

— Мы идём в театр… Чудесный спектакль, создатели которого преодолели гравитацию, «Грубая сила». Его дают на Юнион Сквер… Играть будет аргентинская театральная труппа, говорят, что это просто фантастика.

— Но сейчас холодно, а нам надеть нечего, — они выходят из лифта и подходят к двери своего номера. — Алекс, ты меня слышишь? У меня вообще нет с собой одежды, что мне делать? Я не могу пойти вот так, а ты даже не подумал…

И тут Алессандро открывает дверь. На кровати — два великолепных чёрных платья. А ещё несколько пальто и нижнее бельё для них двоих.

— Любимый! — Ники запрыгивает на него. — Ты гений! — она бросает взгляд на этикетку: — Почему размер 8?

— Это эквивалент нашего 38!

Ники восхищённо улыбается.

— Беру свои слова назад… Ты идеален! То есть, слишком идеален! Знаешь, мне уже становится немного страшно!

— Глупая… Давай, у нас не так много времени. Я пошёл в душ.

Алессандро раздевается и заходит в душевую кабину огромной мраморной ванной цвета слоновой кости. Включает воду и регулирует температуру на свой вкус. Секунду спустя открывается дверь. Появляется улыбающаяся и абсолютно голая Ники. Она хитро смотрит на него.

— Эта сцена не из «Госпожи горничной»…

Алессандро улыбается, а она приближается к нему.

— Ага.

Ники шепчет ему:

— Или, может, некоторые сцены вырезали, потому что они были слишком крутыми… — и в один миг, горячая, как вода, она начинает скользить по его телу.

— Милая, но… Театр… Спектакль…

— Он прямо здесь и сейчас…

Алессандро понимает, что торопиться незачем, а в театр может сходить кто-нибудь другой. Так что он полностью отдаётся этой нежной и чувственной игре, лёгкой и провокационной, пока вода приятно касается его ног.

44

Позже они выходят из отеля расслабленные и с улыбками на лицах. Фред ждёт их у входа.

— Прошу… — он открывает дверь, чтобы они залезли в машину.

— Всё в порядке, Фред?

— Я сделал то, о чём Вы меня попросили, синьор Белли, отдал билеты своему сыну, он пошёл на представление со своей девушкой. Только что звонил. Сказал, что спектакль их просто очаровал.

— Да… Как жаль, что мы его пропустили…

Ники и Алессандро с улыбками на лицах переглядываются, но потом Ники хмурится.

— Как это — жаль?

— Т-с-с.

Фред с улыбкой смотрит на них в зеркало заднего виденья.

— Если хотите, я могу забронировать билеты на завтра. Осталось лишь два свободных места, Вам очень повезло.

— Но… — Алессандро, кажется, собирается что-то сказать, но Фред кивает ему.

— Можете быть спокойны… Он закончится вовремя…

— В таком случае, я согласен!

Ники понимает, что они что-то скрывают, и пристально смотрит на Алессандро.

— А теперь поехали…

— Куда?

— Ужинать. Я зверски голоден!

Съев по хорошему стейку с превосходным итальянским вином в «Maremma», маленьком ресторанчике на Таймс-сквер с безупречным обслуживанием, Алессандро и Ники идут в «SoHo».

Ники в полном восторге. Она доверяет ему провести экскурсию, словно она маленькая Алиса из Страны Чудес, только её не ждут неприятные сюрпризы. Она находит и изумляется бесчисленному множеству вещей. «SoHo» — настоящий рай для шопоголика. Она слышала об этом месте и часто видела его по телевизору. Большие розничные сети: «Adidas», «Banana Republic», «Miss Sixty», «H&M» и легендарный «Levi's Store». Не говоря уж о «Prince Street» с его винтажными платьями, гламурными марками, престижными бутиками, нижним бельём на любой случай жизни и несколькими киосками, которые могут предложить всё на свете… А также фотогалерея.

— Видишь, сколько здесь фотографий? Эта идея появилась у группы фотографов и независимых художников в 1971. Они каждый месяц организовывали здесь персональные выставки… А знаешь, почему это место называется «SoHo»?

— Нет!

— Это название происходит от первых букв South of Houston, Юг Хьюстона, потому что этот район находится на юге Хьюстон-стрит.

Затем ещё одно место. «Merc Bar», написано медным светом на красной кирпичной кладке. Невероятно. Ники и Алессандро входят. Рассеянный свет, музыка на всю громкость, люди улыбаются, чокаются и общаются. Алессандро за руку ведёт Ники через толпу.

— Смотри… Это Маус!

Молодой графический дизайнер подходит к ним. Он улыбается. У него козлиная бородка в стиле Д’Артаньяна, прекрасная улыбка, вьющиеся тёмные волосы, он одет в кожаную куртку, облегающие брюки и ботинки от Church's. Алессандро обнимает друга.

— Сколько лет, сколько зим!

— Я так рад снова видеть тебя! — они всё ещё обнимаются, и Алессандро улыбается ему: — Спасибо за всё, правда…

— Ничего особенного… А почему ты нас не знакомишь? Боишься, что она безнадёжно влюбится в меня?

Ники улыбается. Этот парень хорош. Маус протягивает ей руку.

— Значит, ты и есть та печально известная Ники-ЛаЛуна…

— Это звучит, как имя какого-то мафиози!

Маус смеётся.

— Здесь тебя все так зовут… Ты стала известной в нашем агентстве… Хотя я должен сказать… — он разглядывает её и улыбается Алессандро. — Вживую она намного лучше. Наш Алекс совсем готов…

В глубине зала группа начинает играть «Jazz samba». Серьёзная женщина со светлыми волосами и тёплым голосом поёт, следуя за нотами, которые издаёт саксофон. На фоне слышна бас-гитара. Алессандро, Ники и Маус садятся за свой столик и теряются в нотах исторической темы Чарли Бэрда и прекрасно охлаждённом пиве.

45

Позже. Они болтают. Невероятная гитарная милонга заполняет помещение. Какая-то пара начинает танцевать в центре зала. Их тела очень близко, он поднимает её руку вверх и держит её на уровне их голов, она обвивает его безупречными шагами, которые пересекаются с его. Долгое объятие, немного жёсткое, танцор с правой стороны заходит за спину своей партнёрши, которая поднимает свою левую руку. Он ведёт. Они легко кружатся. Когда смотришь на них, всё кажется таким простым. Ники сжимает руку Алессандро под столом. Они улыбаются друг другу. Маус замечает это и качает головой, тоже улыбаясь.

Немного позже.

— Кажется, мы начинаем испытывать jet lag[5]… Нам пора… Сколько мы должны?

— Даже не шути так, вы же мои гости.

— Тогда спасибо.

Маус поднимается, даёт Ники пройти, берёт её руку и целует.

— Рад знакомству с тобой, и я говорю серьёзно, а не из вежливости.

— И я рада.

Затем он прощается с Алессандро.

— Поговорим завтра, — говорит он и наклоняется над другом, чтобы Ники его не услышала: — В любом случае, всё уже готово…

Алессандро хлопает его по плечу.

— Отлично, спасибо за всё… До завтра.

Они исчезают в глубине зала. И уходят по улицам «SoHo» в направлении отеля.

В своём номере они со смехом чистят зубы, и от этого у них летит изо рта пена, они пытаются разговаривать, но не понимают друг друга, дуя на свои щётки. Затем они споласкивают рты и вытираются, вспоминая сцену, которую видели во время своей прогулки, чьё-то лицо в ресторане или странно одетого человека, с которым они пересеклись на улице. Затем они ложатся в огромную кровать, в которой проведут эту ночь. Ночь ласки со вкусом приключений. На чужом, но мягком матрасе. Ночь лёгких штор, которые покачиваются от ветерка, заходящего через единственное едва открытое окно. Нью-йоркская ночь. Ночь неоновых огней, ночь в вышине, ночь далёкого ночного движения.

Проходят часы. Алессандро вертится в кровати, смотрит на неё. А Ники спит, уставшая, тихая, умиротворённая, и ей снятся кадры этого совершенно неожиданного дня. Она медленно дышит, её губы иногда раскрываются: то она выдувает пузыри, то немного подпрыгивает, то издаёт судорожные вздохи. Интересно, спит ли она вообще. И что ей снится. Она спит. Ники спит, потому что ничего ещё не знает. Алесасндро глубоко вздыхает, он устал, ему бы хотелось погрузиться в сон, но он немного нервничает. Он в ужасном напряжении, и из-за распирающих его эмоций у него не получается заснуть. Что же будет? До какой степени мы можем быть уверены, что наши решения сделают счастливым другого человека? Сохранится ли гармония, что нас соединяет, после того, как я скажу это? Верно ли я истолковал все знаки или обманулся? Иногда даже счастье — такая сложная штука! Сколько сомнений оно вызывает в нас. Хотя достаточно было бы просто слепо верить, плыть по течению, как это делала она все два года рядом со мной. Против всех, вопреки всему. Она мудра. Она невероятна. Алессандро в последний раз смотрит на занавеску, танцующую на ветру. Игривую, весёлую, не знающую усталости. Как бы ему хотелось уметь наслаждаться этой простой лёгкостью!

46

— Значит, вы такие непунктуальные? Я не беру с собой таких людей. А Маус меня уверял… Как обычно, никому нельзя доверять.

Алессандро и Ники стоят у отеля. Ники вздыхает. Клаудио Теодори — бывший итальянский журналист, который вот уже несколько лет работает гидом. Маус часто рассказывал о нём Алесандро, но не говорил, что он такой «застенчивый».

— Ну что? Вы со мной или как? — Клаудио смотрит на них из своего красного Мустанга, почти что его ровесника. — Или вам нужно письменное приглашение?

Алессандро и Ники не нужно просить дважды, и они просто садятся в машину. Клаудио заводит мотор, даже не подождав, пока Алессандро захлопнет за собой дверь.

— Ладно, поехали завтракать.

Алессандро улыбается, стараясь не портить настроение.

— Вообще-то, мы наипунктуальнейшие…

Клаудио бросает на него взгляд, и на его лице вырисовывается улыбочка.

— Почему все используют одно и то же слово? Наипунктуальнейшие… Так не бывает! Человек либо пунктуальный, либо нет. У этого слова нет превосходной степени. Невозможно быть более пунктуальным… чем пунктуальным.

Алессандро смотрит на Ники и сглатывает. Боже мой, кто мог представить себе такое. Будет непросто. Но, несмотря на все ожидания, в конце концов, скромняга Клаудио их удивляет. Он открывает им другой Нью-Йорк, неожиданный, далёкий от обычных фотографий в журналах и сюжетов по телевизору. Не туристический город, а Нью-Йорк, который нельзя просто представить, с которым невозможно познакомиться, если не изучить его под этим углом.

— Неплохо… таким его и рисуют, — комментирует Ники с улыбкой.

Они бродят по Ист-Сайду и Вест-Сайду Манхэттена, пока Клаудио рассказывает им местные легенды, истории о пиратах, о строительстве Бруклинского моста и об урбанистических вмешательствах Роберта Мозеса.

— Ты столько всего знаешь, Клаудио… Давно здесь живёшь? — с любопытством спрашивает его Ники.

— Тут главное — понимать, что нью-йоркцы делятся на тех, кто родился в Нью-Йорке и всех остальных, и я всегда буду принадлежать ко второй категории, неважно, сколько времени я здесь провёл. Я многое узнал об их стиле жизни и перенял его.

— Расскажи нам…

— Например, бранч, который бывает обычно по воскресеньям и соединяет в себе завтрак и обед. Его подают в различных заведениях, открытых в воскресное утро, люди приходят, разговаривают и читают «Нью-Йорк Таймс». В Нью-Йорке очень много кафе, где подают бранч, таких как «Tavern on the Green» или «Mickey Mantle's» рядом с Центральным парком. К тому же, бывают «счастливые часы», в Италии они сейчас тоже в моде, только там всё немного по-другому. Здесь люди работают с девяти утра до пяти вечера и, когда рабочий день заканчивается, они не сразу идут домой, а заглядывают по дороге в какой-нибудь бар, чтобы пропустить по стаканчику. Так вот, в некоторых местах предлагают два напитка по цене одного…

Клаудио возит их по самым неизвестным уголкам, где живут мормоны, в старый секонд-хенд в «SoHo», даже в логово сингальской банды Бронкса, где куча флагов, определяющих его принадлежность, а ещё фотографии и трусы, развешанные словно трофеи более-менее настоящих и древних завоеваний.

— Это мне вдруг напомнило фильм «Воины»…

Клаудио оборачивается.

— Можно поставить памятник тем, кто способен провести здесь больше пяти минут, — очень серьёзно говорит он Алессандро. А потом улыбается: — Я пошутил… Я никогда бы так не поступил. У этих парней совсем нет чувства юмора. Посмотрите туда… — он кивает на что-то вроде огромной прачечной внутри большого склада, на внешних стенах которого виднеются выцветшие граффити, а вокруг дешёвые дома. — Здесь, в Бронксе, мода на лавки-матрёшки, особенно сейчас, во время кризиса…

— Что это значит?

— Эти лавки находятся одна в другой, и таким образом люди экономят на пространстве и арендной плате. Не будем далеко ходить, здесь находится «Hawa Sidibe», малазийская парикмахерская, а внутри неё — прачечная, которую держатель сдал в аренду так, чтобы и он сам мог выполнять свою работу. Пока одежда стирается и сушится, хозяйка стрижёт волосы своим клиентам. Но и это не всё. Если есть возможность, также продают бижутерию, нижнее бельё и всё необходимое. Никто не может позволить себе открыть ещё одну лавку вне этой… Так что, пока женщина ждёт свою одежду из стиральной машины, она занята своими волосами. Неплохо придумано, правда? То же самое и в Джексон Хайтс, в Квинсе. Они делят на всех арендную плату и таким образом оптимизируют оказание услуг… У кого-то есть разрешение на это, а у кого-то и нет…

Наконец, Клаудио снова привозит их в центр Манхэттена.

— Весь мир у ног. Конец экскурсии и шопинга!

— До свидания…

— И спасибо.

Алессандро и Ники наблюдают за отъезжающей машиной.

— Уф… В итоге всё прошло хорошо…

— Да, редкий риск.

— По-моему, он немного хвастливый.

— Да, но зато у него в этом большой опыт! В любом случае, теперь мы знакомы с Нью-Йорком гораздо глубже. Ладно, пойдём.

Они заходят в «Gap», «Brooks Brothers» и «Levi's».

— Поверить не могу… Так дёшево, а ещё здесь есть джинсы, которые мне так нравятся, но я не могу их нигде найти…

— Ну, так купи их, солнце!

Затем они идут в «Century 21».

— Здесь есть всё…

— И даже больше!

Они находят самые разнообразные вещи, от вельветового пальто до знаменитой кожаной куртки, которые покупают за четыре доллара, фирменные брюки и неизвестные, и каждый раз они останавливаются в разных местах, сверяясь с картой в «Lonely Planet». К ним подходят мужчина, подросток и американский полицейский и спрашивают их: «May I help You?».

Алессандро и Ники переглядываются. «Yes, thanks», — отвечают они в один голос. Даже это превращается в игру.

47

Позже они идут в отель, чтобы принять душ, в этот раз — на самом деле по-быстрому. А после этого их ждёт Фред, чтобы отвезти на спектакль «Грубая сила».

Актёры стоят в центре маленького театра и перемещаются по сцене, согласно своим ролям. Алессандро и Ники обнимаются в толпе людей, иностранцы среди сотни иностранцев, и смотрят вверх. На телах — прозрачная от воды ткань, игра света с голыми мужчинами и женщинами, которые скользят по странной горке. Затем те же самые мужчины и женщины бегают по кругу у выскоих стен театра, поднимаются вверх по верёвкам. Танцоры, следующие за ритмом, пытаются изобразить сферу, бегают так же, как остальные, пихаются и снова сближаются: странная битва физики и чувств, которая появляется на золотых кусках ткани, отражающих лучи света. Наконец, вдруг происходит взрыв, и тысячи мелких серебристых блёсток падают сверху, медленные, кружащиеся вокруг своей оси и означающие конец спектакля.

— Как Вам? Мой сын был прав?

— Да. Это красиво… И уникально. Хореограф действительно хорош, я где-то о нём читал. Это не первый его успешный спектакль, о нём говорят даже в Италии…

— Понятно.

Они подъезжают к какой-то эспланаде.

— Мы приехали. Как раз вовремя.

Ники ничего не понимает.

— Что происходит?

Алессандро берёт её за руку.

— Нам нужно выйти здесь.

Ники следует за Алессандро.

— А что здесь такое? Я ничего не вижу…

— Потому что пока ничего нет… — Алессандро смотрит наверх.

Как раз в этот момент из-за небоскрёба с громким хлопком появляется большой чёрный вертолёт с несколькими большими лопастями на нём и несколькими серебристыми зеркалами внизу. Он понемногу опускается вниз и приземляется на площадке перед ними. Пилот открывает боковую дверь и жестом показывает, чтобы они залезли внутрь.

Ники обнимает Алессандро.

— Мне страшно!

— Не волнуйся, милая. Это здорово, а они американцы, самые лучшие, и они делают это каждый день… Ну правда, дорогая… Тебе не стоит бояться. Иногда страх мешает нам жить.

Эта последняя фраза убеждает её, так что Ники следует его примеру и устраивается на своём месте внутри вертолёта, не отпуская его руки, которую сильно сжимает. Алессандро закрывает дверь. Это сигнал. Аппарат наклоняется и взлетает между небоскрёбами привычным манёвром. По мере того, как он поднимается, шум стихает. Удаляясь от стен небоскрёбов, грохот становится всё менее заметным.

Ники рассматривает двух пилотов перед собой, понемногу успокаивается и отпускает руку Алессандро.

— Слава богу… У меня кровь ходить перестала.

Ники не отвечает. Она смотрит вниз и очень глубоко дышит.

— Мамочки… Это невероятно… Мы так высоко… Но ты был прав: иногда страх мешает нам переживать такие прекрасные моменты.

На лице Алессандро появляется улыбка. Да-да, думает он про себя. Ещё чуть-чуть — и его страх мог бы разрушить всё, что он приготовил. В этот самый момент, как и было задуманно, он получает сообщение. Открывает его и читает. «Я вас вижу, вы почти на месте, всё готово. Маус».

Алессандро незамедлительно отвечает: «OK». Затем вздыхает. Отступать некуда. Сейчас или никогда. Он должен сделать это сейчас.

— Ники…

Он поворачивается к ней, ликуя от счастья.

— Да?

Алессандро сглатывает.

— Я много ночей провёл без сна, пытаясь отыскать подходящие слова, которые заставят тебя понять, как сильно я люблю тебя, что твоя улыбка, твоё дыхание, каждое твоё отдельное движение — это смысл моей жизнь. И мне бы хотелось быть способным вынести это, сказать, что это не так, сделать вид, что ничего особенного не происходит… Но я не могу…

Алессандро снова выглядывает наружу. Так и есть, всё выходит так, как было задумано. Эмпайр-стейт-билдинг сейчас прямо перед ними. Он снова поворачивается к Ники.

— Мне жаль, но это так… Этого не избежать!

Она смотрит на него, не понимая, о чём речь.

— О чём ты говоришь?

Алессандро разводит руками.

— Ники, прости…

— Прости?

В это мгновение огни последнего этажа небоскрёба напротив них загораются в ночи. Ники видит огромную яркую вывеску, отлично освещённую, словно на дворе белый день. Алессандро улыбается ей, а она читает: «Прости, но я хочу на тебе жениться!».

Ники ошарашена и, повернувшись, видит его здесь, напротив себя, с открытой коробочкой в руке. А внутри неё кольцо с небольшим камешком, сияющим в ночной темноте. Алессандро переполняют эмоции. Можно сказать, он тоже сияет.

— Ники?

А она всё ещё смотрит на него с открытым ртом. Алессандро улыбается ей.

— В такой момент женщина, в нашем случае это ты, обычно говорит «да» или «нет»…

Ники запрыгивает на него.

— Да! Да! Да! Тысячу раз да… — они чуть ли не падают со своих мест.

— На помощь! — Алессандро удаётся не потерять кольцо и, наконец, он растягивается под ней и смеётся, восторженный и счастливый от того, что всё вышло без сучка без задоринки.

У Ники текут слёзы из глаз.

— Любимый! Видишь… Ты заставил меня плакать от счастья. Чёрт…

Не переставая смеяться, Алессандро одевает кольцо ей на палец, а она стирает потёкшую тушь.

Немного позже вертолёт приземляется на крыше небоскрёба, и когда они входят в ресторан Эмпайр-стейт-билдинга, некоторые посетители поднимаются из-за своих столов, чтобы поаплодировать им. Ники переполняют эмоции.

— Все они знали…

— Похоже на то.

Затем их ведут к их столику. В глубине ресторана появляется Маус. Он поднимает палец и весело спрашивает их издалека:

— Всё в порядке?

Алессандро в свою очередь тоже поднимает палец, словно говоря: «Чудесно».

Ники всё видит.

— Но это же Маус! Круто…

— Да, он очень помог мне. Но он мне сказал, что, когда в Эмпайр-стейт-билдинг узнали о моей идее, они организовали ужин и зарезервировали столик по двойной цене!

— Ничего себе!

— Да! И все эти люди пришли сюда поужинать только ради нас… А как ты думала, красотка? Им безумно хотелось увидеть предложение руки и сердца в открытом небе и слова, горящие на последнем этаже небоскрёба.

— Конечно… Да ты с ума сошёл, красавчик! Но чего ещё можно было ожидать от рекламщика?.. — они смеются над смешной и бесполезной попыткой притвориться римскими мажорами.

Вдруг рядом с ними оказывается официант, чтобы взять заказ, пока другой наливает им шампанское, а ещё к ним приближается местный виолончелист, наигрывая песню, которую Ники обожает. I Really Want You Джеймса Бланта.

— Не-е-ет… Поверить не могу, это как во сне.

Алессандро улыбается ей и берёт её ладонь.

— Ты — мой сбывшийся прекрасный сон.

— Алекс… Раз мы женимся, то мы и моим родителям тоже должны сказать…

— Тоже?

— Конечно… Даже более того, тебе придётся просить моей руки…

— Ах да, конечно! — Алессандро разворачивает салфетку и раскладывает её на коленях. — Их тоже нужно прокатить на вертолёте?

— Нет, это необязательно!

— В любом случае, будем надеяться, что они согласятся…

— Если хочешь, я потом сама с ними поговорю…

— Ники!..

Смеясь, они едят паштет из утки с мятным мороженым и свежайшим салатом, затем стейк средней прожарки на двоих с огромными кусками красиво пожаренного картофеля и, наконец, легчайший чизкейк… Да, может, на самом деле этого было не так уж и много, но всё равно — очень вкусно. Всё это, вместе с отличным вином Sassicaia, им посоветовал мэтр.

— Нужно выбрать церковь… и платье.

— Хочешь отпраздновать в классическом месте или предпочитаешь поискать что-то более оригинальное?

— А ты как считаешь, Алекс? Мне казалось, ты и сам не хотел бы ничего очень серьёзного, правда? — говорит Ники и добавляет: — Ещё нам нужно выбрать приглашения.

— И организовать банкет!

— Ах, да… Я бы хотела, чтобы в меню была только рыба… но вдруг у кого-то аллергия?

— На рыбу? Тогда мы их просто не будем приглашать!

— Да ладно, это ведь нехорошо!

— Жареное?

— Как без него!

— Немного прошутто?

— Как без него!

— Может, пармезан?

— Как без него! — повторяют эти двое хором.

Они продолжают придумывать, мечтать и строить планы на всё.

— Кстати… мне бы хотелось пригласить рок-группу… То есть — нет, духовые. Только джаз. Возможно, мы могли бы пригласить Неграмаро.

— Только представь, что они согласятся!

— Или Джиджи д'Алессио… Подумай о моих родителях!

— А что? Им не понравится?

— Нет, дело не в этом! Просто представляю, что ты не захочешь приглашать кого-то разведённого!

— Ах, ясно…

— Эх… Организовать свадьбу так сложно.

Они продолжают думать обо всём, что им может пригодиться.

Когда они заканчивают ужин и собираются уходить, посетители снова встают и аплодируют им. Алекс застенчиво улыбается и поднимает руку, как какой-нибудь президент.

— Чёрт… Маус мне заплатит… Словно этого мало, у нас появилась ещё одна проблема.

— Что ты хочешь сказать? — удивлённо смотрит на него Ники.

— Мы не можем их всех разочаровать!

— Дурак! — они залезают обратно в вертолёт и пересекают Нью-Йорк, Центральный Парк, Манхэттен, а затем приземляются на крыше отеля.

— Спасибо за всё! — с улыбками говорят они пилотам перед тем, как выйти.

Немного позже они оказываются в своём номере.

— Это была фантастическая ночь, Алекс… — Ники ложится на гигантскую кровать.

Алессандро снимает обувь и ложится рядом.

— Тебе понравилось?

— Да, всё было чудесно…

— Отлично. Знаешь что? Я всё организовал прямо из Рима, и должен сказать тебе, что напрягался из-за каждой мелочи, и то, как трудно было всё это реализовать, стоило мне веры в то, что это правда. Я постоянно себя спрашивал, не размечтался ли я…

— Любовь моя… — Ники, вся в эмоциях, поворачивается к нему. — Хочешь, чтобы я снова расплакалась?

— Нет… Хочу, чтобы ты не плакала никогда… — Алессандро обнимает её.

Ники расслабляется, и он целует её, а потом улыбается.

— Я никогда себе такого не представляла… Я думала об этом моменте с тех пор, когда была маленькой… Слышала про себя, как кто-то меня спрашивает: «Ники, хочешь выйти за меня замуж?» Я представляла себе тысячу разных способов, самых странных и прекрасных.

— Это невозможно.

— Почему?

— Тогда ты меня ещё не знала.

— Идиот… — Ники делает длинный вздох. — Но ты подарил мне мечту, которая превзошла любую реальность…

Алессандро улыбается ей. Когда ты так влюблён в кого-то, тебе кажется, что никаких слов и никаких сюрпризов не будет достаточно для того, чтобы этот человек понял силу твоих чувств. Я люблю тебя, Ники. Я люблю тебя изо всех своих сил и навсегда. Поцелуй, ещё один, и свет гаснет. Неоновые огни зданий и далёкая туча играют с луной, изменяясь, иногда светясь так, словно это летающие тарелки или далёкие самолёты… или свет маяка. Одежда медленно соскальзывает с постели.

— Эй, а я их ещё не видел…

— Тебе нравится?

— Очень…

— Я их сегодня купила, пока ты не видел, в «Victoria's Secret»…

— Хм, хочется рассмотреть их поближе…

Скрытая темнотой улыбка, подкравшаяся внезапно рука, неожиданное удовольствие, укус, вздох и бесконечное желание и дальше мечтать и заниматься любовью.

Позже, ночью. Тёмная ночь. Глубокая ночь. Неподвижная ночь. Бесконечная. Остановившаяся ночь. Ночь, которая, кажется, никогда не пройдёт. Алессандро глубоко дышит, он спокоен, расслаблен. Полуголый, он лежит на животе с руками под подушкой, его плечи едва прикрыты одеялом, которое всё ещё помнит маленькую волну на огромном пляже. Он глубоко спит. Бледный диск луны вырисовывает его профиль.

Немного дальше находится ещё одна подушка, но Ники нет рядом. В комнате словно остановилось время. На большом кресле лежат несколько платьев, что-то стоит на столе, лампа не горит, а стене современная яркая картина. Всё пребывает в молчании, в жёстком ожидании. А за закрытой дверью ванной Ники опирается о раковину, чтобы не упасть.

У неё неровное, прерывистое дыхание, а на лбу выступили бисеринки пота. От этой прекрасной ночи у неё сводит живот. Как такое возможно, Ники, что с тобой? Это паника, настоящая паника, страх, ужас… Ники, ты боишься выходить замуж? Она смотрит на себя в зеркало, ополаскивает лицо водой уже в четвёртый раз, вытирается белым полотенцем, висящим под батареей, и практически теряется в толстых складках идеальной ткани. Сейчас её дыхание немного успокаивается, как и сердцебиение, понемногу всё приходит в норму. И как по волшебству, когда она снова смотрит на себя в зеркале, то вдруг видит себя на десять лет старше. Видит своё потное лицо, грязные волосы и белый фартук! Морщины вокруг глаз, а лицо усталое. Ники тщательно рассматривает себя. О нет. «Мама, мама!» Маленький мальчик дёргает её за одежду. «Мама? Мама?» Но… Она смотрит прямо на него: это её сын. А рядом ещё ребёнок. «Мама, я хочу есть!» На этот раз это дочь! Вдруг она начинает чувствовать себя опухшей, неуклюжей, смотрит на себя в зеркало и её лицо начинает казаться ей немного шире. Она смотрит вниз. «О, нет!» У неё огромный живот. Я беременна… но есть, это невозможно, я жду ещё одного ребёнка. Итак… у меня уже трое! Три — прекрасное число. Тут в её представлениях на кухню входит Алессандро. У него уже седина, но только на висках, и ему это идёт… Словно этого недостаточно, он немного пополнел. Вот чёрт, быть не может.

— Привет, любимая… Здорово, малыши! Ники, я ухожу…

Она остаётся на кухне одна, ещё больше вспотевшая, с этим огромным животом и кричащими вокруг неё детьми. На столе гора грязной посуды, она словно порхает над столом и точно вот-вот рухнет, потому что опирается о другую стопку, стоящую рядом. Две стопки тарелок наклоняются, тарелки падают в раковину и разбиваются, словно взрываются, соус, паста и остатки ужина взлетают вверх, словно ими зарядили сумасшедшую пушку. Ники протирает лицо мокрым фартуком. Теперь она не просто в поту, а ещё и облита соусом. Ей хочется плакать. Из тени выходит Сюзанна, жена Пьетро.

— Привет, Ники. Ты это поняла? «Я ухожу»…

Сюзанна помогает ей отмыться.

— Они идут своей дорогой, пока мы должны оставаться в домашних делах… — показывает она на детей, которые бегают по кухне, крича, как сумасшедшие, дёргая друг друга за волосы и пытаясь ударить друг друга, и наконец, превратившись в маленьких фурий, исчезают в темноте комнаты. — Пока они развлекаются, понимаешь? Они делают вид, что работают, остаются в офисе до половины десятого ночи… Но на самом ли деле они там? Всего один раз я на самом деле пошла искать его, и то застала с другой…

В этот момент появляется Камилла.

— Ну да, а чего ты ждала? Только полные кретины спят с секретаршами… Или с практикантками, или молоденькими помощницами… Просто запомни… — Камилла делает несколько ударов ногтем по плечу, — в этом мире всегда найдётся кто-то моложе тебя!

Ники поднимает брови. Нет. Поверить не могу, это не кошмар. Это ещё хуже. Это новый фильм Уэса Крейвена. «Крик» о любви, чёрт возьми…

Камилла улыбается.

— Поэтому я ушла! Сбежала на Мальдивы с адвокатом, который моложе меня… а что такого? Разве это только мужская привилегия? Я предпочла изменить ему раньше, чем это сделает он… разве это не лучше?

Сюзанна улыбается.

— Но Ники ещё такая молодая! У неё с Алексом всё хорошо, у неё нет наших проблем…

Камилла округляет глаза.

— Ты уверена? Чтоб ты знала, все мужчины одинаковы. Через несколько лет разница в возрасте сотрётся, возможно, появится ещё одна девчонка из толпы… Обычно так и выглядит могила брака. Дорогая Ники, подожди, и ты увидишь, как он ходит по дому в пижаме воскресным вечером, не слушая тебя, с единственным желанием посмотреть какую-нибудь игру… как он перестанет дарить тебе цветы… Не зря говорят: после свадьбы сказка заканчивается!

Затем вмешивается Сюзанна:

— А если будет иногда дарить тебе цветы, то только из-за того, что что-то скрывает от тебя… Или, если он ещё ничего не сделал, то уже думает об этом и приносит тебе цветы, чтобы ты ни о чём не подозревала…

А затем они обе исчезают в темноте комнаты. Ники глубоко дышит, борясь с абсолютной паникой, и тогда видит Кристину.

— Ники, не слушай их, они преувеличивают… Это тяжело, но у тебя всё получится! Конечно, через несколько лет тебе будет не хватать восторга, который был в начале, сюрпризов по возвращении домой, путешествий, о которых ты узнаёшь в последний момент, страсти в постели… Но ты должна продолжать… Как солдатик, тум-тум, даже когда тебе не хочется, я знаю, что говорить такое ужасно, тебе придётся симулировать и заставлять себя верить в обратное… К сожалению, они постоянно испытывают желание, им не хватает того, что мы им даём… То есть… Я имею в виду некоторых из нас, женщин…

Она тоже покидает сцену, качая головой, и вдруг приходит Флавио, который смотрит на неё, улыбается, ничего не говорит, пожимает плечами и идёт за женой. Ники опирается о раковину. Нет, ребята. Так не пойдёт, у меня ничего не получится. Мне ведь всего двадцать лет. Всего двадцать… Двадцать прекрасных лет. И они должны закончиться вот так? Они все такие печальные… Никогда мне не говорили, что будет вот так, без единой улыбки, без энтузиазма, счастья — ноль… Значит… брак — это ловушка! Как раз, когда она это понимает, перед ней возникают её родители, Роберто и Симона. Мама с любовью смотрит на неё.

— А мы, Ники? Почему ты не вспоминаешь о нас? И нашем счастье? Подумай о красоте нашей совместной жизни, о падениях и взлётах, о любви и прощении, о том, как мы становимся лучше рядом друг с другом, всё время следуя рука об руку, и у нас одно сердце на двоих, даже когда мы далеко друг от друга.

Роберто вздыхает.

— Знаешь, сколько футбольных матчей я пропустил ради неё? Сколько командировок?

Симона бьёт его.

— Роберто!

Он улыбается ей.

— Подожди, дай мне закончить… В конце концов, всё, от чего я отказался, было не зря, потому что однажды на свет появилась ты со своей первой улыбкой… И наше счастье стало ещё больше.

Теперь Симона тоже улыбается.

— А потом родился твой брат… И затем было ещё много дней, одного за другим, напряжённых, тяжёлых, сложных и стрессовых… Но были и хорошие, активные, здоровые, ясные дни, когда ты выбираешь, по какому пути идти дальше… — Роберто берёт руку Симоны. — И теперь мы здесь… И это чудесно, это никогда не закончится, потому что для конца нет никаких объективных причин, не существует настоящего финала, есть только красота, за которую надо цепляться в страхе потерпеть неудачу, но для этого нужно уметь ценить её… Если только захочешь, Ники, у тебя всё получится, всё зависит от тебя…

Симона показывает на дверь ванной.

— И от него.

Понемногу Ники начинает улыбаться и перестаёт потеть, её волосы снова принимают нормальный вид, и белые тени исчезают. Она проводит тыльной стороной ладони по лбу и затем в последний раз улыбается родителям. Симона и Роберто смотрят на неё с любовью и потом тоже медленно исчезают в тени, которая разливается в глубине комнаты, которая словно утекла сама собой, чтобы оставить её в ванной одну.

Ники открывает дверь, проходит по комнате, поднимает одеяло и ложится в кровать, придвигается к Алессандро и сплетает свои ноги с его ногами в этой спокойной теплоте. Кладёт одну ногу на него, чтобы чувствовать его ещё ближе, словно чтобы успокоиться. И ей тут же становится лучше. «Да, у нас получится», — шепчет она самой себе, пока Алессандро немного шевелится, снова кладёт руку под подушку и спит дальше. Ники закрывает глаза. Теперь я могу погрузиться в сон. Иногда в мою голову приходят такие глупости. Однако, иногда, если страх игнорируют и проблема остаётся не решённой полностью, то наше беспокойство просто приседает и остаётся настороже, как чёрная пантера, исчезающая в высокой траве, то есть в повседневной путанице, готовая подпрыгнуть и вновь появиться со всей жестокостью своих когтей… делая невозможным любой побег.

48

Италия. Рим. Виа Панисперна.

Сидя на большом синем диване, Ингрид смотрит на DVD «Монстры против пришельцев», зачарованная движущимися цветными картинками. По обе стороны от неё сидят Анна и Энрико. Девочка залезает на Анну и крепко обнимает её. Та возвращает ей объятие, и на мгновение они застывают в такой позе. Энрико смотрит на них. Они уже успели так полюбить друг друга. Затем он замечает, что уже семь часов.

— Эй, Анна, что скажешь, если мы что-нибудь приготовим? Малышка поест, да и ты поужинаешь с нами. Ты ведь можешь немного задержаться, правда?

Девушка смотрит на часы и вздыхает.

— Ладно, нет так нет… — говорит ей Энрико.

— Нет, дело не в этом… Просто подумала о том, как летит время… Некоторые дни длятся всего пять минут! Хорошо, давай, приготовим немного пасты с кабачками, согласен? У меня очень вкусно получается. Даже кабачки есть, потому что этим утром мы с Ингрид ходили за покупками, правда, принцесса? — она сжимает девочку своей крепкой рукой, и та тут же разражается смехом.

— Прекрасно! Я люблю пасту с кабачками.

Они начинают готовить. Анна моет и нарезает кабачки полосками. Энрико берёт неглубокую сковородку без ручки, наливает немного оливкового масла и закидывает лук-шалот, а затем обжаривает. Спустя пару мгновений, Анна добавляет кабачки и все перемешивает деревянной лопаткой. Они шутят, смеются и заигрывают друг с другом, а Ингрид смотрит на них со своего креслица и по-своему принимает участие, передвигая на столе то, что уже готово.

— С тобой так весело готовить! — говорит Анна, закрывая крышку, чтобы вода закипела быстрей.

— Да! Какую пасту сделаем?

— Яичную, вот она, в кладовой.

— Вижу… — улыбается Энрико.

Она знает о моём доме больше, чем я. Она быстро освоилась. И эта мысль приносит ему неожиданное удовольствие.

Немного позже они уже оценивают, насколько вкусную пасту аль денте с рубленной петрушкой и пармезаном сверху они приготовили. Ингрид высасывает своё гомогенизированное молоко из кружки. Она тоже сейчас спокойна. Затем они съедают несколько кусочков свежих фруктов. И в конце пьют кофе. Потом Анна уносит Ингрид в её комнату, потому что девочка начинает засыпать. После она возвращается на кухню. Энрико уже надел фартук и резиновые перчатки.

— Так как готовила ты, то я буду мыть, а ты вытирать.

— Да, по правде сказать, посудомоечная машина пуста, и нужно вымыть всего пару тарелок. Так что лучше сделать это вручную. Если сейчас не хочешь, то можешь сложить тарелки туда, а мы запустим машину завтра, когда она наполнится. Экономить воду и энергию очень важно, правда? Я очень внимательна к таким вещам.

Энрико посылает ей улыбку.

— Окей, окей, командир! Я тоже позабочусь об экологии!

— И правильно сделаешь! Планета тебе будет благодарна! Кстати, сообщаю тебе, что завтра я собираюсь купить энергосберегающие лампочки и заменить те, что есть. Они немного дороже, но их хватит надолго, и они помогут тебе сэкономить.

— Отлично, спасибо. Я оставлю деньги на столе.

— Нет, отдашь мне, когда я уже куплю. Ладно, давай начинать! Экономь воду и моющее средство, хорошо? Нам не нужен потоп!

Они начинают мыть блюдца, стаканы, сковородку и остальную утварь, которые использовали. Энрико моет, а Анна вытирает. Идеальная синхронность. Не переставая смеяться, они делятся различными эпизодами, воспоминаниями о школьных лагерях, об одинокой жизни.

— Знаешь что, Анна? — говорит девушке Энрико, протягивая ей глубокую чашку.

— Что?

— Даже не знаю, как сказать тебе…

— Сказать что? — Анна с любопытством смотрит на него, потому что Энрико внезапно становится очень серьёзным.

— Я немного смущаюсь, но должен прояснить одну вещь…

— Какую?

— Мне непросто говорить об этом, но когда я с тобой…

Анна перестаёт вытирать тарелку и смотрит на него.

— Так вот, в общем, впервые за долгое время, когда я с тобой, я думаю не только об Ингрид…

Анна смотрит на него, а затем на её лице появляется милейшая и немного робкая улыбка. Затем, чтобы снять некоторое напряжение, которое появилось между ними, она берёт сковородку и ставит на своё место. Энрико с мгновение смотрит на неё. Ему бы хотелось продолжить разговор. Открыть ей свой новый образ мыслей. Ту лёгкость, которую он снова стал испытывать спустя долгое время. Обновлённое самоосознание. А ещё он хотел сказать ей, что она красивая. Да. И милая. И что рядом с ней ему очень хорошо. Но когда Анна уже готова повернуться к нему, а он снова готов к разговору, у него не получается, и он опускает голову. Снова моет блюдце, которое он всё ещё держит в руках, пытаясь спрятаться. Это один из тех моментов, когда кажется, что вот-вот произойдёт взрыв, и вдруг, безо всякой внятной причины, всё исчезает. Безвозвратно. Анна снова возвращается на своё место. Она чего-то ждёт. Фразы. Слова. Она чувствует себя странно, словно кто-то влез в её мысли. Они ещё несколько мгновений хранят тишину. И связь обрывается.

— Да… я хочу сказать, что провёл много дней, заботясь о дочери, думая о том, как же мне всё успеть, как дать ей самое лучшее, чтобы она не так остро ощущала отсутствие матери… и я потерялся. Я ходил на работу, отвозил Ингрид к своей матери, вечером забирал её и возвращался домой. Каждый день одно и то же. Каждую ночь одно и то же. Я забыл о футболе, о встречах с Алексом, Флавио и Пьетро. Ничего больше не было… А вот теперь, благодаря тебе, я снова могу позволить себе расслабиться, подумать о том, что у меня есть жизнь за пределами этих четырёх стен, о своих друзьях. В общем, если бы не ты, я бы потерял сам себя. Ты волшебная помощница. И если кому-то из моих друзей понадобится няня, я, не задумываясь, посоветую тебя. Можешь быть уверена! — говорит он, протягивая Анне мокрую посуду.

Она не смотрит на него. Лишь ограничивается улыбкой. Кислой. Далёкой. Возможно, разочарованной. Затем открывает дверцу одного из шкафчиков и ставит половник на место. Вот так. Иногда всё кажется возможным, и всё может измениться. Иногда кажется, что всё на расстоянии вытянутой руки от тебя. Просто и красиво. Но вдруг возникают сомнения, страх ошибиться и не понять, что на самом деле чувствует твоё сердце. И — пуф! Всё пропало. Обещание не сдержать.

49

Дилетта заканчивает накрывать на стол. Затем она идёт на кухню и бросает взгляд на духовку. Отлично. Ужин в полном порядке. Вода для пасты вот-вот закипит. Она смотрит на часы. Восемь. Прекрасно. Через несколько минут звонят в домофон. Она идёт открывать.

— Это я, любимая!

Дилетта открывает замок и оставляет дверь приоткрытой. Приходит Филиппо, немного задыхаясь после того, как поднялся пешком на четвёртый этаж.

— Я успел вовремя, солнце? Как видишь, на этот раз никаких задержек!

Дилетта улыбается. Сейчас больше, чем когда-либо, это слово имеет особенное значение. Задержка. Нет, дорогой мой, ты пришёл без задержки, хотелось бы сказать ей… в отличие от меня!

— Когда собираются починить лифт? — Филиппо нежно целует её в губы. — Держи! — он даёт ей бутылку только что купленного белого вина. — Поставим ненадолго в холодильник?

Дилетта снова улыбается.

— Да! Ты ведь знаешь, как полезно ходить по лестнице… Особенно, если ты ужинаешь у меня! Сам знаешь, какие у меня огромные порции!

Ужин готов. Один из ужинов собственного приготовления, таких долгожданных после терпеливого ожидания, когда дом будет свободен. Спокойный ужин без выхода в свет, потому что некоторые темы требуют интимности. Отличные закуски из креветок с соусом и тостов. Лёгкое первое блюдо — дорада с овощами, сардины, запечённые в духовке с хлебными крошками. Они смеются, разговаривают и шутят обо всём на свете.

— Когда вернутся твои родители?

— Спектакль заканчивается в полночь, но это далеко, так что, думаю, они вернутся около половины первого…

— Отлично! Значит, мы сможем спокойно насладиться десертом… — хитро улыбается он.

Дилетта берёт бутылку вина и наливает немного. Затем поднимает свой бокал.

— Выпьем?

— Конечно! За что?

— За неожиданности, которые меняют жизнь.

Филиппо поднимает свой.

— Да! — они чокаются, глядя друг другу в глаза.

После этого Дилетта встаёт.

— Погоди-ка…

Она выходит и возвращается через несколько мгновений с пластиковым пакетиком. Достаёт оттуда коробочку и вертит в руках.

— Что это, любимая?

— Неожиданность, которая меняет жизнь.

— Что ты имеешь в виду? Как меняет? Что произошло?

— Произошло то, что у меня задержка…

Филиппо непонимающе смотрит на неё. Затем он склоняется над столом и берёт коробку. Читает и делает огромные глаза.

Дилетта улыбается, пытаясь умалить важность происходящего.

— Да. Хочешь, сделаем это вместе? Мне тоже страшно… — она обходит стол и приближается к нему. Целует его и берёт за руку.

Филиппо двигается, словно на автомате. Смотрит на неё. Смотрит на коробочку. Идёт за ней через весь дом. Когда они подходят к двери ванной, Дилетта забирает коробку из его рук.

— Жди меня здесь… — и заходит внутрь.

Филиппо, ошеломлённый, остаётся снаружи. Поверить не могу. Неужели это правда? Нет… это просто сон. К тому же, это может оказаться ошибкой. А если нет? Что мне делать? То есть, что делать нам? Он начинает ходить туда-сюда по коридору со сжатыми кулаками в карманах, с головой, полной сомнений, и ускоряющимся сердцебиением.

Дилетта открывает коробку и берёт один из тестов, которые купила после обеда в супермаркете с некоторым стыдом. Перед этим она пыталась сходить в аптеку, но не смогла себя уговорить. Она представила себе, как будет просить это у продавца. Та глазела бы на неё, пытаясь угадать её возраст, или кто-то за её спиной услышал бы, стали бы осуждать, что же подумают люди… Нет, она не смогла сходить в аптеку. Тогда она вспомнила, что видела тесты в супермаркете, в отделе перевязочных материалов. И пошла туда. На кассе она попыталась спрятать эту коробочку среди упаковок булочек, печенья, салатов и йогуртов, всего, что набрала безо всякой надобности, возможно, чтобы успокоить себя или скрыть этот объект, так странно и неожиданно оказавшийся на чёрной ленте. Затем она поспешила засунуть всё в пакет и выбежала из супермаркета, как воришка, которая убегает, пока её не заподозрили, как человек, которому есть что скрывать. Она пошла домой. Включила компьютер, нашла несколько простых рецептов и пошла готовить. Попрощалась с родителями, которые ушли, элегантно одетые, на премьеру нового спектакля, и продолжила колдовать на кухне. Она поборола желание побыть одной. Она хотела подождать Филиппо. А перед этим насладиться ужином на двоих, который приготовила с такой любовью. Поесть и подумать. Есть и смотреть на него. Есть и знать, что вот-вот всё изменится. Так или иначе.

Дилетта снимает целлофановую обёртку с палочки теста. Смотрит на белую палочку, которая вскоре даст ей немного определённости. Хорошо это или плохо. Она кое-что почитала в интернете. Из анализа мочи тесты выявляют наличие гормона, появляющегося при беременности. Хорионический гонадотропин. Ну и название. Результат проявится практически сразу же. Одна тёмная полоска. Или две. Нормальность. Или что-то новое. Абсурд. От одной полоски зависит, изменится ли твоя жизнь, как гром среди ясного неба. Зачастую так и бывает. Говорят, бывают ошибки, неважно, положительный результат и отрицательный. Но достоверность в любом случае высока. Дилетта выдыхает и приступает. Перебирает в голове все симптомы, которые указывались в интернете. Рвота, тошнота, отёки в грудной клетке и частные смены настроения и аппетита. Симптомы беременности. А есть ли они у меня? Не так-то просто понять. Я так запуталась. Вот и всё. Дилетта поднимается, переворачивает палочку, чтобы не видеть сразу же, что покажет тест, присаживается на край ванны и зовёт Филиппо.

— Милый, зайди… Мы должны вместе проверить.

Филиппо заходит бледный, как мертвец, и садится. Дилетта берёт его за руку и сжимает её. А в другой держит палочку. Вдруг она чувствует, что у неё катятся слёзы. Переворачивает палочку. Положительный. Она беременна. Нервное напряжение, которое она испытывала в последние два дня, вдруг исчезает. Филиппо замечает это. Он напуган. Обнимает её. Притягивает к себе. Но потом немного трясёт её за плечи.

— Давай, солнце, сделай это ещё раз…

— Блин! Как правило, эти тесты точные…

— Всё равно попробуй ещё раз. По крайней мере, так мы сможем быть полностью уверены, так ведь? Это важно. В конце концов, в упаковке два теста.

— Да, но…

Филиппо не отвечает, берёт коробку, достаёт вторую палочку, разворачивает и отдаёт Дилетте.

— Держи.

Она смотрит на него и колеблется. Она всё ещё не может поверить. Возможно, Филиппо прав, может, будет лучше, если она проверит ещё раз. Что она и делает. Филиппо ждёт вместе с ней. Они снова садятся на край ванны. Одна. Две. Три. Десять секунд. Дилетта поворачивает палочку. И окошко на палочке говорит им правду. Снова. То же, что и раньше. Две полоски. Две палочки. Два сигнала. Два. Которые, однако, значат одно. И только одно. Ребёнок.

Филиппо поднимается, хватает упаковку от теста и ищет инструкцию. Разворачивает и читает.

— Филиппо, хватит, мы ведь оба прекрасно понимаем, что это значит…

— Нет, а вдруг мы что-то не так поняли или сделали…

Он нервно читает. Прыгает от одной строки к другой. Нет. Не может быть. «Результат считается положительным (беременность), если рядом с одной контрольной линией (или точкой) появляется другая. Тест также считается положительным, если вторая линия (или точка) проявляется меньше или имеет не такой же интенсивный цвет, как контрольная. Точность тестов, заявленная производителем, свыше 99 % (сопоставимо с лабораторными испытаниями)». Филиппо читает шёпотом, съедая слова. Которые, в свою очередь, звенят в его голове. Две полоски. Беременность. И эти проценты, 99 %. То есть, свыше 99 %. Практически полная уверенность. Это практически конец. Он продолжает: «Рекомендуется подтвердить беременность, сдав анализы в лаборатории под наблюдением врача. Желательно прекратить приём лекарств, которые могут быть опасны для плода (в том числе и противозачаточные таблетки), а также исключить употрепление алкоголя и курение». Он останавливается. Ему даже хочется засмеяться. Потому что на мгновение его мозг цепляется за воспоминание, как за спасательный круг. Он цепляется за него, чтобы контролировать себя, но также, чтобы отвлечься. Это одна из тех вещей, которым он научился в институте во время уроков итальянского, тема этимологии слов. Иногда инструкции по применению лекарств также называют bugiardino. Считается, что это название происходит из Тосканы, в частности — в районе Сьены, по названию обложек газет, которые выставляют на витринах киосков. Затем это название распространилось на инструкции. Говорили, это потому, что «инструкция по применению» подчёркивает только достоинство и эффективность препарата. В общем, это была небольшая ложь. Bugiardino, «лжец». И на несколько мгновений Филиппо начинает верить. Верить в то, что это ошибка. Что этот приговор, этот удар, эта абсурдная новость — просто чушь.

Филиппо садится обратно на краешек ванны и смотрит на Дилетту. Она прикрыла рот рукой, ей всё ещё хочется плакать.

— И что теперь? — спрашивает он её, как душевнобольную. — Что будем делать?

— Не знаю… я такого не ожидала…

— В любом случае, тут о таком тоже написано. Существует возможность того, что это ошибка, врач должен подтвердить результат. Так как тест мог ошибиться, мы могли сделать какую-то ошибку, в супермаркете могли нарушить условия хранения, а ещё тут сказано, что, если ты принимала какие-то лекарства…

Дилетта в шоке смотрит на Филиппо.

— Дорогой мой… не принимаю я никаких лекарств.

— Хорошо, как бы там ни было, мне кажется, что ты должна пойти к врачу. Как можно скорей.

— Ладно, завтра позвоню и запишусь на приём.

Они сидят на краешке ванны и смотрят в одну точку. Рядом. Так близко. Дилетта сжимает его бедро и кладёт голову на его плечо. В это время в её голове вертится одна мысль, такая великая и необычная, она распространяется повсюду и наполняет их обоих. Но совсем по-разному.

50

Пьетро подъезжает к клубу. Выходит и осматривается. Восемь глинистых теннисных площадок заняты. Наконец, он видит его. Его сын Лоренцо играет здесь, он уверенно возвращает мяч на другую сторону. Каролина, его младшая сестра, колеблется чуть больше, она всё ещё не умеет держать ракетку с необходимой силой, поэтому не может как следует отбить мяч. Пьетро видит Сюзанну на трибунах и шагает прямо к ней.

— Любимая…

Сюзанна решает судоку и не поднимает взгляда, она пытается подобрать правильную цифру для квадрата и в частности для целой линии, но прекрасно узнаёт голос. Честно говоря, в глубине души она вполне ожидала этого.

— Извини… — она поворачивается с натянутой, жестокой, решительной и жёсткой улыбкой. Очень резкой улыбкой. — Извини, но я запретила тебе называть меня любимой. Даже не думай. Никогда больше. У тебя нет на это никакого права…

— Милая, но…

Сюзанна разъярённо смотрит на него. Пьетро разводит руками.

— «Милую» ты мне не запрещала, — Сюзанна с досадой качает головой и снова сосредотачивается на судоку или, по крайней мере, пытается. Пьетро продолжает: — Милая, мне кажется нелепым то, что ты не пытаешься опустить занавес за тем, что произошло… Это была такая мелочь.

— Мелочь? Вот бы с тобой случилось что-то серьёзное… Тебе пришлось бы продолжать путь, споткнувшись ещё в самом начале и выбив себе все зубы… мне бы хотелось посмотреть, смог ли бы ты и дальше ходить с этой тупой улыбкой на лице. Ты так и не понял, что наделал? Посмотри… Посмотри… — Сюзанна перестаёт писать и показывает на теннисную площадку, где находятся Лоренцо и Каролина.

И в этот момент, возможно, по счастливой случайности, у Каролины получается отбить мяч на другую сторону. Она поворачивается к ним и улыбается в поисках одобрения родителей. Пьетро смотрит в ту сторону, не понимая, что Сюзанна хочет ему сказать.

— Да, они неплохо играют, становится всё лучше, — пробует он сказать.

— Я не это имела в виду. Они чудо. Они наши, мы вместе их сделали. И это лучшее, что у меня есть, но, к сожалению, и единственное, что всё ещё связывает меня с тобой…

— Ты слишком жестока, Сюзанна… Ничего не случилось. Та женщина не интересует меня ни капельки… Это не как в «Последнем поцелуе».

— Это тут при чём?

— Вчера я случайно встретился с ней. В фильме он на самом деле влюбился…

— Ещё чего! Страх брака заставил его чувствать, будто он влюблён, это его желание оставаться молодым… И никогда не взрослеть! Такое же, как у тебя… Как всегда, Пьетро.

— Не говори так!

Сюзанна осматривается.

— Я не могу кричать, потому что не хочу, чтобы меня выгнали из клуба, дети испугаются, и Каролина начнёт плакать…

— Любовь моя, но…

— Я только что сказала, чтобы ты меня так не называл.

— Подумай хорошенько.

— Я уже подумала, и знаешь, в чём проблема? Ты не осознаёшь серьёзность ситуации, потому что всю жизнь делал это, просто я ни разу не ловила тебя на этом. Но лучше поздно, чем никогда.

— Считай это несчастным случаем. Я не должен был сам по себе переживать болезнь. У меня была температура. Лихорадка… Она так представилась… Заставила меня принять две таблетки аспирина. Возможно, всё случилось из-за того, что я выпил немного вина в обед… Нет, Кока-Колы, вот что я пил… Ты ведь знаешь, что в сочетании с аспирином Кока-Кола производит такое же странное воздействие, как наркотики. Вот так-то, я словно был под наркотиками! То же самое случилось с Даниэлем Дюкре, бывшим мужем Стефании, принцессы Монако, ты ведь слышала о них? Это было во всех газетах: когда его застукали с той девкой, он был абсолютно убит.

— И она всё равно не простила его.

— Да, но они всё ещё поддерживают отношения, несмотря на измену… Как бы там ни было, не принимай это близко к сердцу, Я был не в себе… Я был не в себе, я ничего не понимал!

— Нет! Не в себе была я в день нашей свадьбы! Вне себя от любви! Ты сделал меня настоящей дурой! А потом я дважды беременела от тебя, и этим ты приковал меня к себе… — Сюзанна показывает на детей. — Ты из дому меня не выпускал, давя на чувство долга и несоизмеримую любовь, которую я чувствовала к ним! Но теперь всё кончено… Я освободилась…

— Ах да… Это значит, что ты их больше не любишь?

— Нет! Любить я перестала только тебя… Потому что ты придурок! Понятно? Ты просто мудак. Интересно, сколько же раз ты такое проделывал, если впервые за десять лет, вернувшись домой не вовремя, я застала тебя в постели с другой…

— Милая… Наша с тобой любовь не может закончиться вот так, — Пьетро пытается взять её за руку, но Сюзанна вырывается и пытается ударить его газетой.

— Не трогай меня! И не зови меня «милая»…

Пьетро смотрит на неё с грустью и болью, расстроенно, пытаясь пошатнуть её злость.

— Прости меня… Умоляю…

Сюзанна поворачивается и смотрит прямо на него.

— Чтоб ты знал, так ты не смягчишь моё сердце, ты не пробуждаешь абсолютно никакой нежности, мне абсолютно наплевать, я серьёзно тебе говорю и спокойно. Это бесполезно. Ты только испортишь те крупицы хорошего, которые, возможно — только возможно — существовали между нами в самом начале. Так что могу посоветовать только одно: смирись…

— Единственное, что привело нас к этому, моя неуверенность…

Сюзанна пристально смотрит на него.

— О чём это ты? Объясни-ка мне эту новую идею.

Пьетро делает глубокий вздох.

— Практически с детства и до восемнадцати лет я был с одной и той же девочкой… да, так вот… Когда я уехал на каникулы, она стала встречаться с моим лучшим другом, а потом с другим парнем, с которым виделась на пляже и познакомилась к концу лета… Незадолго до моего возвращения.

— И что?

— Я веду себя так, чтобы изменить раньше, чем изменят мне.

— Послушай… существенная разница между этими двумя вещами состоит в том, что эта девочка была очень бойкая. Такое может случиться, особенно в молодости, когда ты не можешь взять и выбрать кого-то одного на всю жизнь… Но я не такая шлюха, как она, ясно тебе? Ты должен был понимать это. А теперь ты приходишь и говоришь мне, что наставил мне рога, чтобы я не сделала этого раньше тебя? Но за кого это ты меня принимаешь? Я женщина, которая вышла замуж, будучи убеждённой, сделав выбор с уважением к себе, которая смогла отказаться от своих повседневных радостей ради такого решения.

Теперь Пьетро кажется заинтригованным.

— Посмотрим… Что значит это «отказалась от повседневных радостей»?

— Что мне часто делали предложение, за мной ухаживали, меня смешили, подогревали моё женское самолюбие… Но это никуда не ушло, понимаешь? Что ты думаешь? Что ты один можешь всем нравиться? А я ведь всегда тебя уважала. Тебя и наш брак. Я.

— А можно узнать, кто все эти парни?

Сюзанна поворачивается к нему, разочарованно смеясь.

— Вот видишь?.. Ты бесполезен! Сейчас единственное, что тебя волнует, — это парни, которые за мной ухаживали, а не тот факт, что я отвергла эти предложения…

— Ладно, ладно… это зависит оттого, кто их тебе делал.

— И что ты имеешь в виду?

— Что если это был электрик или каменщик, который делал за тебя работу тем летом, а ты ему отказала, то это просто смешно.

— Единственный, кто здесь смешон, это ты! В любом случае, они были лучше тебя, и я почти жалею, что отказывала им. Подумай о том, что это может быть кто-то из этого клуба, кто-то из адвокатов, которых мы приглашали на ужин… Или даже кто-то из твоих друзей… Я скажу тебе только одно: сейчас, спокойно и ничего не скрывая, как это делаешь ты, я снова стану думать об этом и дам им знать… Тебе ясно?

— Да, конечно… А что ты мне скажешь о наших детях?

— А что? Может, ты думал о них, когда трахал своих подружек?

— А это тут при чём?.. Я ведь отец…

— Ах, значит, у тебя есть иммунитет. В отличие от тебя, у меня есть материнское осознание. Я уже с ними поговорила. У нас был взрослый и зрелый разговор. Я поговорила с ними о том, о чём ты даже не подумал, и они, однако, прекрасно всё поняли.

Пьетро осматривается, он растерян, он не знает, что сказать или что сделать.

— Умоляю тебя, Сюзанна, дай мне ещё один шанс…

— Да, конечно. А сейчас я повезу детей домой, мы примем душ и пойдём гулять. Проведём весь день вне дома, поедим в McDonald's, а потом сходим в кино… — Пьетро с улыбкой ждёт её ответа. Смотрит на неё. Сюзанна продолжает: — Да, я хочу один день свободы, времени для нас. Мы вернёмся домой около одиннадцати… или в полночь!

— Да, дорогая… Можешь делать всё, что хочешь…

— Мне не нужно твоё разрешение. Это твой последний шанс. Если к этому времени ты не заберёшь из шкафа все свои вещи, всё, что ты оставил или случайно забыл, я сожгу.

— Но… — Пьетро не способен добавить ничего больше.

В этот момент выходят Лоренцо и Каролина.

— Привет, пап…

— Привет…

— Не будем целоваться, мы так пропотели.

Каролина более откровенна:

— А ещё потому, что ты обидел маму.

Затем они уходят вместе с Сюзанной, которая ведёт их за руки и ни разу не оборачивается. Пьетро остаётся один с фразой: «Но… это же нечестно». В молчании, которое проникает даже в его собственные мысли. Эти дети и мои тоже. Вдруг ему на ум приходит песня. «Тот, кто придёт после тебя, почувствует твой запах, но решит, что так пахну я…» Он вспоминает, как играл ей эту песню в музыкальном баре. «Тысячи дней, твоих и моих…»

Сюзанна. Он наблюдает за её удаляющейся спиной и думает о том, что никогда не мог себе даже представить такого… Он вспоминает другую песню. «И вся история летит к чертям… Если бы я только знал…» На мгновение ему становится стыдно. Ему не хочется врать даже самому себе, хотя это он умеет в совершенстве. Так что он просто остаётся на месте с внезапно появившейся огромной пустотой внутри. С чувством, что он навсегда потерял этого человека. Уверенность, безопасность, множество вещей, которые заставляют его чувствовать себя уникальным, даже более того, почти бессмертным. «Это бесконечное мгновение, что не существует больше…» Вдруг Пьетро начинает чувствовать себя таким смешным, как никогда. И одиноким. Ему хочется заплакать. Но на этот раз на самом деле.

51

Олли бегает по всему дому, пытаясь разгрести огромный хаос, который её окружает. Она заставляет исчезнуть большую часть платьев, которые разбросаны на полу, в плетённой корзине за дверью ванной. Закидывает в шкаф туфли и сапоги. Накрывает большим покрывалом диван, убирает диски. Убирает другие платья во вторую корзину и затем, поняв, что они не помещаются, придавливает их ногой. Улыбается, довольная тем, что, приложив небольшие усилия, достигла желаемой цели.

Берёт из пакета от GS несколько бутылок воды и ставит их в холодильник, четыре бутылки биттера на первую полку, большую бутылку Кока-Колы на дверь и, наконец, прячет под мясом в морозильнике бутылку Дом Периньон.

Ну, вот… Не думаю, что она её откроет… Хотя никогда не угадаешь… А в случае хороших новостей — всё уже готово! Если я не открою её этой ночью, думает она, мне придётся решиться вытащить её из морозилки, чтобы она не взорвалась. Затем она продолжает опустошать пакет: пластиковые стаканчики, блюдца и салфетки. Разные вкусные канапе, маленькие пиццы и коробка шоколода Lindt. Она достаёт три чашки из серванта и в каждую кладёт по одной закуске. Кладёт в другие по две жареные картошки и фисташки. Затем она пытается открыть пакет с попкорном, тянет за концы двумя руками, но — хлоп! — он резко открывается, и содержимое взлетает в воздух. Олли пытается поймать некоторые на лету, но большая часть падает на пол.

— Вот блин! Только этого мне не хватало.

Те, что не упали, она складывает в другую чашку, а остальные начинает собирать с пола руками. Тут раздаётся звонок домофона. Она подходит к мусорке, выбрасывает попкорн, который собрала с пола, а затем открывает дверь, даже не спросив, кто пришёл. Идёт за веником и совком и чистит пол от попкорна, быстро заставляя его исчезнуть в мусорке. Как раз вовремя, она подходит к двери. В этот раз, однако, она смотрит в глазок.

— Что происходит?

Входит задыхающаяся Эрика.

— Ну, я не знаю, я думала, что это ты поделишься новостью, — она снимает пальто, шляпу и шарф и бросает их на диван.

— Извини… — говорит Олли, глядя на неё с туфлями в руках, — не хочешь, чтобы я убрала это в шкаф?

Эрика удивлённо вскидывает брови.

— Что за фигня? У тебя в голове поселилась одна работа? Дамы и господа, вместо «Дьявол носит Прада» у нас есть «Олли, домохозяйка».

— Какая же ты добрая! Поскольку меня попросили о таком одолжении…

— И поскольку, в первую очередь, ты единственная девочка из богатой семьи, которая позволяет себе жить отдельно…

— Чтоб ты знала — я работаю… И к тому же плачу половину аренды… — Олли улыбается Эрике. — Ладно, на самом деле, платить я начну только в мае…

— Круто, вижу, ты хорошо надавила на свою маму!

— Она же на этом настояла…

— Интересно, почему? Наверняка хотела, чтобы у неё дома кто-то убрался!

Олли бросает на неё недружелюбный взгляд.

— Ты ошибаешься, всегда ищешь во всех какой-то подвох. Моя мать не такая безмозглая, как ты. Она много путешествовала и убедилась, что по всей Европе молодёжь становится независимой от родителей, как только оказывается в университете.

— Так и есть, но скольким из них квартиру оплачивают матери? Скажи ей, что в большей части Европы арендная плата за квартиру гораздо ниже, чем в Италии!

Олли выбирает, что сказать. Она не может сказать подруге, что её мать, кроме всего прочего, купила эту квартиру. Аренда — это только оправдание, чтобы держать её хоть каким-то образом рядом.

— Слушай, вместо того, чтобы разглагольствовать, ты могла бы мне немного помочь, пошли…

— Что я должна делать?

— Достань тарелки и стаканы…

— Как пожелаешь. Где они?

— Вон в том шкафчике, над раковиной.

— Ага, вижу.

Эрика берёт их, разворачивает и раскладывает на столе. Затем берёт салфетки, кладёт их на руку привычным жестом и, наконец, складывает. Она вертится вокруг своей оси, располагая их по кругу в центре стола. Мгновением позже домофон снова звонит.

— Я подойду, — Эрика бежит открывать. — Это Дилетта!

Дверь открывается.

— Итак, ты что-нибудь знаешь?

Дилетта качает головой.

— Единственное, что я знаю, — я должна была принести это.

Эрика пристально смотрит на неё.

— И кто тебе это сказал?

— Олли!

Та появляется в дверях своей спальни. Она переоделась. Эрика смотрит на неё расстроенно.

— Я поверить не могу. Ты попросила её купить канапе из «Монди» и «Антонини». Двойная жестокость… Теперь, когда мне удалось-таки сбросить килограмм, этой ночью я наберу два!

Олли улыбается.

— Ты любишь из «Монди», а я — из «Антонини»… Я не понимаю, почему в такой хороший вечер, как сегодня, когда мы четверо наконец-то можем спокойно собраться все вместе, мы должны лишать себя того, что нам нравится.

Дилетта улыбается.

— Отлично сказано! Чтоб вы знали, я, как настоящая эгоистка, принесла мороженое из «Сан-Криспино», которое просто обожаю: фрукты со сливками.

Эрика удаляется, качая головой.

— Я вас ненавижу, устроили тут кулинарный оргазм…

— Что это значит? — Олли с любопытством смотрит ей вслед. — Впервые о таком слышу.

— Лично я съела бы всё, что мне тут дадут… и наслаждалась бы, как ненормальная.

Дилетта смеётся.

— Ты не дала мне закончить… Раз уж мы заговорили об этом, я принесла ещё и сицилийские творожные рулетики с начинкой из «Чури-Чури»…

— Поверить не могу, ты всё-таки решила меня спровоцировать на обжорство, хитрюга! Но на это я точно не поддамся…

Звонок в домофон. Олли идёт открывать.

— Вы две голодные неряхи!

— Ты так думаешь? — Эрика невинно смотрит на неё. — Я же всё время на диете.

— Да… Особенно во время обеда!

— Ладно, ладно… Я открою дверь и сядем в гостиной, будем ждать её там. Давайте сядем вот здесь! Так она увидит нас сразу, как войдёт!

Олли, Дилетта и Эрика с разбега прыгают на диван. Олли кладёт руки на колени.

— Ну же, делайте, как я!

Девочки повторяют за ней и нетерпеливо ждут, когда откроется дверь. Слышат сначала, как останавливается лифт, а затем её приближающиеся шаги.

— Привет, все уже здесь? — входит Ники и закрывает дверь, а спустя несколько шагов видит подруг, очень скромно сидящих на диване.

Олли поднимает брови и говорит с любопытством, но не забывая о своих элегантных манерах.

— Что ж, нам очень хотелось бы знать причину этого собрания…

Ники заливается смехом и качает головой.

— Вы сошли с ума? Так я не готова даже промычать о причинах. Как раз наоборот, знаете, что я собираюсь сделать? Я ухожу, — она делает шаг в направлении двери, но подруги в одно мгновение окружают её.

Олли, самая быстрая из всех, хорошенько запирает дверь на замок.

Дилета забирает пакет из её левой руки, Эрика — из правой, и они ставят пакеты на стол.

— Ты никуда не пойдёшь! Сейчас же всё выкладывай, если не хочешь, чтобы мы тебя пытали!

— Нет, я согласна говорить, — у Ники на лице расплывается улыбка, и она скидывает с себя пальто.

— Давай сюда, — Олли услужливо забирает его.

— Так-то лучше…Кто-нибудь предложит мне что-нибудь выпить?

Эрика направляется к холодильнику.

— Конечно, чего хочешь? Вода, биттер, Кока-Кола?

— Кока-Кола, спасибо, — Ники снимает также шляпу и шарф и садится на диван.

Подруги тут же окружают её, каждая со стаканом в руке. Олли придвигает поближе чашки с картошкой фри, попкорном, снеками и фисташками. Ники тоже кладёт ладони на колени и весело и довольно смотрит на Волн.

— Ну что ж…

— Стой, погоди, — прерывает её Олли. — Посмотрим, кто угадает.

Довольная, Ники смеётся.

— Хорошо, я за, посмотрим…

Олли закатывая глаза, прикидываясь, будто впадает в транс.

— Итак, мы знаем, что ты путешествовала…

Эрика смотрит на неё, завистливо кивая головой.

— Да, четыре дня в Нью-Йорке! И это очень круто!

Дилетта поднимает руку.

— Я всё поняла!

Все с любопытством смотрят на неё, особенно Ники, которая ждёт, когда ей дадут слово.

— Ты будешь сниматься для рекламной кампании ЛаЛуна в Соединённых Штатах, или что-то в этом роде…

Ники отрицательно качает головой.

— Нет…

— Я так сильно ошибаюсь?

— Холодно… Точнее, морозно.

Включается Эрика.

— Вы ездили туда, чтобы усыновить ребёнка!

— Ты свихнулась? И вообще, извини, зачем нам его усыновлять? Иметь ребёнка — это здорово…

Эрика смеётся.

— Да… Огромная радость! В конце концов, откуда мне знать, я подумала, вдруг у тебя какая-то проблема, и сейчас это модно, особенно в Америке…

— Да, но это они приезжают сюда усыновлять детей!

— В общем, как бы там ни было, холодно, морозно, даже ещё холодней! Лёд…

Дилетта закатывает глаза.

— Теперь я всё поняла. Случилось что-то ужасное. Тебе нравится другой!

— Другой? — Ники расстраивается. — Интересно, кто?

Олли улыбается.

— Тот парень из универа… Ты нам не сказала, как его зовут.

— Гуидо… Но нет, я о нём вообще не думаю.

Эрика смотрит на Дилетту.

— Кстати, прости, а почему ты говоришь, что это плохо? Если тебе нравится другой, это всегда прекрасно…

Дилетта удивлённо смотрит на неё.

— Но если ты страдаешь оттого, что не можешь бросить своего парня или, по крайней мере, дать ему понять, что между вами всё кончено навсегда, это неприятно.

Эрика бросает на неё взгляд.

— Имеешь в виду нас с Джо?

— Почему ты сразу начинаешь огрызаться?

— Хватит, не ссорьтесь! В любом случае, дело не в этом. Вообще-то, это хорошая новость. Америка не при чём и в то же время при всём, и сейчас вы поймёте, как такое возможно… Согласны? — Ники поднимается и берёт пакет. — Я принесла вам вкусный домашний тортик… Просто так…

— Вот теперь я всё поняла! — подпрыгивает Олли, пытаясь угадать. — Ты собираешься открыть ресторан в Штатах!

— Не-е-е-ет… — улыбается Ники. — Холодно!

Затем она достаёт большой нож из коробки, чтобы отрезать кусок. Разворачивает его. Он совсем новый, с технологическими штучками, когда его касаешься, начинает звучать песня: Happy Birthday, Jolly Good Fellow, Merry Christmas и свадебный марш. Звучат простые ноты, без аккордов, для этого нужно просто нажать несколько кнопок.

— Вы готовы?

Все как на иголках.

— Да! Давай, Ники! Ты нас с ума сводишь!

Ники начинает разрезать торт и нажимает на последнюю кнопку, чтобы зазвучал свадебный марш. Музыка разрывает тишину в один миг. «Та-та-та-та… Та-та-та-та…»

Дилетта первой открывает рот, затем — Олли. Последняя соображает Эрика.

— Ты выходишь замуж! — кричат они почти что в один голос. — Вот это да!

— Боже мой!

— Поверить не могу!

Ники согласно кивает.

— Точно! Так и есть!

Олли делает глоток воды, и затем продолжает кричать. Дилетта качает головой, пытаясь успокоиться. Эрика всё ещё в шоке.

— Это чудесно!

В один миг все залезают на Ники, обнимают её, целуют, смеются и плачут одновременно.

— Боже, посмотри, тушь потекла.

— Пофигу…

— Как же здорово! Ты счастлива, Ники?

— Да! Да! Очень…

— Я так рада за тебя!

— Это слишком хорошо… Слишком!

Понемногу все занимают свои места на диване. Они разливают себе напитки, смеются, пытаются восстановить ясность, чтобы понять, что происходит. Олли на мгновение разводит руками, словно она обескуражена.

— Ты ведь выходишь за Алекса, правда?

— Дурочка! Ты даже не заслуживаешь моего ответа!

Олли качает головой.

— Я не имела в виду ничего особенного, просто — кто знает, жизнь такая…

Дилетта любопытней остальных, она хочет знать каждую деталь.

— Ты расскажешь нам, как он сделал предложение, или нет?

Так что Ники начинает повествовать свою историю.

— Когда я пришла домой, у дверей меня ждал лимузин…

— Ничего себе, он сделал тебе такой сюрприз у твоего дома?! Лимузин!

— Это ещё не всё, потому что в Соединённых Штатах нас ждал ещё один.

— Лимузин в Нью-Йорке?

— Да, в аэропорту!

— В таком случае ты просто обязана выйти за него! Не ищи себе другого!

— Идиотка! Я не ради этого рассказываю вам.

— Ну, для меня такие вещи тоже имеют значение, как и для большей части девушек, уверяю тебя… Прости, но кому бы не хотелось выйти замуж за такого мужчину?

Эрика поднимает брови.

— На самом деле, он мне нравится даже без лимузина.

— Хватит! Я вам больше ничего не расскажу…

— Эй! Нет, умоляю тебя… Заткнись, Эрика, если ты снова откроешь рот, и Ники не расскажет нам, как он сделал предложение… я тебя укушу!

Ники смеётся и рассказывает им об их прогулках, о безудержном шопинге в «Gap», «Brooks Brothers», «Century 21», «Macy's», «Levi's» и «Bloomingdale's».

— И ты нам ничего не привезла?

— Нет, я привезла подарок всем троим.

Олли пихает Эрику.

— Можешь сделать одолжение и не перебивать её?

— Да ладно, я просто спросила…

Ники улыбается.

— Так вот, на вторую ночь, когда мы ходили на прекрасный спектакль в театре, нас ждал вертолёт…

— Ничего себе!

— Да ладно, поверить не могу!

— Это как во сне…

— Да, и я до сих пор не проснулась… — Ники говорит с блестящими глазами, переполненными эмоциями, которые всё ещё переживают тот невероятный момент. Полёт над всеми небоскрёбами, слова любви, которые говорил Алессандро, и загоревшиеся вдруг слова на последнем этаже: «Прости, но я хочу на тебе жениться»…

— Не-е-е-ет… — Олли, Дилетту и Эрику словно наполняют те же эмоции, что и её, они жадно вбирают каждое её слово, каждую интонацию, самую нежную и едва уловимую.

— А потом он достал из кармана вот это… — только теперь она показывает подружкам руку. Кольцо скромно, но великолепно сияет между её пальцами.

— Оно прекрасно!

— Да. И я не смогла больше сдерживаться, залезла на него, и мы вместе упали с сиденья, а пилоты даже не потрудились не смеяться…

Прямо как Волны в этот самый момент. Затем они продолжают слушать её историю, время от времени перебивая вопросами.

— Вы уже решили когда? И где?

— Теперь ты должна подумать о платье.

На самом деле, каждая из них уже кое-что обдумала. И все трое издают протяжные вздохи.

Олли поправляет волосы. Ей ведь всего двадцать… Неужто ей не страшно? Я бы испугалась. Если встречаешься с кем-то вроде Алекса… Зато теперь она кажется старше.

Нежная улыбка Дилетты. А что бы я сделала, если Филиппо сделал мне предложение? Я ещё не готова! Но на самом деле я в восхищении… Мне бы хотелось быть готовой к этому, как она… Хотя вправду ли она готова? Вот бы знать… Надеюсь, что да…

И, наконец, Эрика, которая выглядела очень заинтересованной, хотя внутри испытывала настоящий ужас. Она совсем сдурела. А как же остальные? Остальные мужчины? Я, конечно, понимаю, Алекс сделал ей по-настоящему прекрасный, великолепный сюрприз, если быть честной, но что дальше? Что же будет теперь? Эх, я в любом случае замуж не собираюсь, девчонки…

Ники прерывает нить их размышлений, улыбается и открывает сумку.

— Смотрите, это для вас!

— Чёрт, это офигенно! Крутейшие толстовки от Abercrombie… Здесь таких не найдёшь.

Эрика прикладывает свою к груди.

— Мне безумно идёт, но неужели это правда, то, что говорят, я имею в виду, что в магазинах Нью-Йорка есть такие классные, суперские модели, что вещи там покупают просто ради того, чтобы надеть их после них?

— Эрика!

Олли разворачивает свою забавную толстовку.

— А что значит номер один?

Дилетта тоже замечает свой.

— А у меня два!

Эрика подхватывает.

— И у меня три!

Ники улыбается.

— Это не порядковые номера… Это значит, что вы трое… одна, вторая и третья — будете моими подружками невесты!

— Так мило! Мы очень рады за тебя, Ники.

Они снова обнимаются, поражённые этим невероятным моментом, которых их соединил. Страхом и эмоциями. Они прекрасно знали, что рано или поздно это случится с одной из них. Однако ни одна не могла представить себе, что это случится так скоро. Даже Ники.

52

Несколько сильных ударов в дверь. Энрико оборачивается. Кто это? Стук продолжается. Похоже, бьют ногами. С ума сошли? Энрико торопится открыть.

— Что такое? Что случилось?

Не успевает он открыть дверь, как высокий и мускулистый парень, похожий на шкаф, лысый и в чёрной облегающей рубашке, бьёт его так, что Энрико оказывается на полу гостиной. Энрико приподнимает голову, чтобы не удариться ею о пол, но спиной скользит по паркету. Просто не верится. Ему непонятно, что происходит. Это ограбление? Что за агрессия? Кто это вообще? Затем он внимательней рассматривает его и узнаёт. Да, это он, он видел его несколько раз с Анной. Это её парень. Кажется, его зовут Рокко. Да, Рокко.

— Ты с ума сошёл? Что тебе нужно? Моя дочь спит в своей комнате, не шуми! В любом случае, если ты ищешь Анну, её здесь нет, ты и сам это знаешь, — Энрико еле как поднимается и садится, немного сбитый с толку.

— Нахрена мне сдалась Анна, мне нужен ты… — он снова бьёт его.

На этот раз Энрико приземляется на диван. На мгновение, только на мгновение, ему видится сцена из фильма «Ночной автобус», когда огромный Титти входит в дом Франца, в исполнении Валерио Мастандреа, едва не сносит ему дверь, и жестоко толкает его, будучи в бешенстве, так как тот не отдаёт ему покерные долги. В общем, он чувствует себя, как Франц. Потому что этот парень ведёт себя совершенно как Титти.

— Да, я искал тебя. И я тебя раскрыл, ясно? Я всё прочитал.

— Что ты имеешь в виду под «всем»? Чего ты от меня хочешь?

— Даже не старайся. Я видел, что Анна пишет в дневнике! — он пинает Энрико, и тот падает на пол. Рокко поворачивается и уходит, не сказав больше ни слова.

Энрико остаётся на полу. Он абсолютно ошеломлён, а затем, наконец, ему удаётся разобраться в ситуации. В абсурде этой истории. Честно говоря, мне Анна ничего не говорила. Он уверен только в одном. У него очень болит челюсть.

53

Кристина стоит у плиты, пробует ложкой суп. Нет. Так не пойдёт, привкус соды. Она берёт солонку и добавляет немного соли. Затем добавляет ещё и гранулированный овощной бульон. Половинку чайной ложки. Потом наклоняет голову и задумывается. Да, ещё немного острого перца. Вот так. Она кидает его в суп. Кладёт телефон между щекой и правый плечом, чтобы обе руки были свободны, и продолжает слушать. Так-то лучше.

— Мы разошлись навсегда. Я выставила его из дому со всеми вещами, — Сюзанна на том конце на мгновение прерывается. А затем продолжает: — И знаешь, что я тебе скажу? Что не знаю, почему не сделала этого раньше. В глубине души я всегда знала, что у него есть другая. Он исчезал, приходил домой и потом тут же убегал, иногда пропадал до поздней ночи, временами даже на выходных. Что за чёрт! С каких это пор рабочие совещания проводят по субботам и воскресеньям? Такое бывает только с ним! Он единственный, у кого такие клиенты!

Кристина снова пробует бульон. Теперь лучше. История Сюзанны, по крайней мере, забавная.

— И как ты это переносишь? То есть, к примеру, что говорят дети? — Кристина слушает её, не переставая помешивать.

— Знаешь, у меня был с ними долгий разговор. Мы всё время думаем, что они нас не понимают… но должна сказать тебе, что это не так, они уже очень взрослые и ответственные. Мой сын видел, как я плакала. И знаешь, что он мне сказал? «Если ты так решила, пусть так и будет, мам. С нами всё в порядке, но я умоляю тебя — не плачь больше». Понимаешь? Это и есть настоящий мужчина! Он хочет, чтобы я была счастлива! Не то, что этот слизняк Пьетро! Слушай, чем больше я об этом думаю, тем больше мне кажется, что я просто с ума сошла, раз вышла за него!

— Да… — Кристина на своём конце линии смеётся. — Сошла с ума от любви…

— Нет! От этих глупостей, которые он мне говорил! Ладно, сейчас я должна оставить тебя, мне нужно идти готовить… — Сюзанна на мгновение замолкает и понимает, что ни о чём не спросила подругу. — Ты сама-то как?

— Хорошо.

— Уверена? Всё хорошо?

— Чудесно, я счастлива. Если хочешь, поговорим завтра или попозже, мне не хочется никуда выходить.

— Ладно, пока.

Кристина отключается и кладёт телефон на край раковины. Затем смотрит на него. Хорошо. Почему я сказала, что у меня всё хорошо? Мне не хотелось разговаривать. Мне не хочется разговаривать о себе, я слушаю всех, но мне никогда не хватает смелости выразить свои чувства. Какой бред. Нет, так не пойдёт. Я должна быть способна говорить, я должна признать всё это для самой себя, признаться в этом всем вокруг. Я должна говорить. И в ярости она ударяет сковордкой, от чего выливается немного бульона, который, ни в чём неповинный, не зная причины этого внезапного приступа, заливает весь стол. Кристина кажется ослабленной таким искренним и личным признанием, хоть и призналась она лишь самой себе. Затем она падает в кресло напротив стола и телевизора, почти не соображая, берёт пульт и включает его. Как обычно бывает, это похоже на знак свыше. Насмешка, забавная и горькая. На экране появляется психолог, так, словно камера пытается придать ещё больше важности тому, что он собирается сказать.

— Это неизлечимо, иногда мы неспособны говорить и это нам совсем не помогает, а лишь увеличивает нашу боль. Настоящая проблема в том, что мы не можем принимать наши неудачи, и вовсе не какой-то конкретный провал. Нас не волнует, в какой сфере мы провалимся. Невозможность говорить мешает нам понимать правду, смотреть ей в глаза, решать проблемы и анализировать их. Тогда появляется тенденция прятать эту неспособность за самыми различными причинами, мы предаём сами себя, постоянно окружаем себя людьми, выслушиваем их истории, мы даже вынуждены покупать ненужные вещи. Этот хаос, этот экзистенциальный шум, то, как мы закрываем на это глаза, уши и сознание, называется эскапизмом. Но продолжать это бесконечно довольно сложно, рано или поздно человек взрывается, и когда такое происходит, достаточно лишь искры…

Понемногу сознание Кристины отключается, куда-то уплывает, она перестаёт слушать и прячется в своих размышлениях. Вспоминает себя юной. Пляж, она бежит перед Флавио, он догоняет её. Они со смехом падают в воду. Это было их первое совместное путешествие в Греции, на Лефкаде. Она продолжает тонуть в своих воспоминаниях. Ночь на той же неделе. Они идут по аллее новобрачных и подходят к небольшому маяку, который мигает зелёным светом, и там, скрытые тенью между скалами и закоулками, за зарослями тростника, колышущегося от ночного бриза, занимаются любовью. Кристина прекрасно помнит этот момент и улыбается, постукивая ложкой по столу, помнит это сумасшествие, это внезапное желание, они были так молоды и всё время хотели секса, их поцелуи были похожи на укусы, и всё это сопровождалось лёгким звуком колыхания тростника на ветру, морских волн, мятежных зрителей их здоровой страсти. И другое внезапное воспоминание. Белых снег, искрящийся на солнце. Превосходный день в Саппаде, рядом с Кортина д’Апмеццо, они скользят по свежему снегу, гибкие и быстрые, балансируя, спускаясь вниз, вихляя вправо и влево, разгоняясь на лыжах, чтобы не тормозить. Она помнит это так, словно это случилось вчера. Ей кажется, что она смотрит какой-то засмотренный до дыр фильм. Красивый фильм о любви. Тот поцелуй, благословлённый солнцем. Страстные руки, залезающие под одежду, то, как они наскоро снимают лыжи, они прячутся за холмом, чтобы раздеться, мятежно прерывисто дышать, сходить с ума от своей любви, такой прекрасной, цельной, детской, глупой и капризной, что её невозможно контролировать. А потом до вечера они снова катаются на лыжах, такие влюблённые. Красота, думает Кристина, возвращая ложку на место. Мы были невероятны. Любовь заставляла нас трепетать, дрожать. А сейчас? Где мы растеряли это? Она выглядит измотанной, грустной, да, теперь она замужем, но она словно устала от любви. Как грустно. Уставшая от любви, она теперь сидит перед психологом, который сейчас словно рассказывает конец её красивой истории… И тут она слышит, как открывается дверь.

— Милая, ты дома? — Флавио закрывает дверь, оставляет сумку на столике при входе, снимает пальто, бросает его на диван и идёт на кухню. — Кри? Где ты? — он заходит и видит её у плиты. — Вот ты где. Почему не отвечала? Посмотри, что я купил… Кофейник Джорджа Клуни! — он ставит его на стол, а затем открывает холодильник и ищет, что бы выпить. — Но тебе больше понравилось бы, если бы он лично принёс его, да?

Кристине в голову приходят слова психолога: «Вы по инерции покупаете ненужные вещи… чтобы скрыться, закрыть таким образом глаза, продолжать жить дальше, как ни в чём ни бывало…» Она медленно начинает плакать, беззвучно, уткнувшись лицом в стену.

— Кри? Ничего не скажешь? Тебе нравится? Я не порадовал тебя покупкой?

Флавио оборачивается и открывает рот. У него сжимается сердце, он растерян, изумлён, совершенно искренне удивлён.

— Что с тобой, милая? — Флавио подходит к ней. Почти на цыпочках, в ужасе, что могло случиться что-то, что эта ситуация может что-то разрушить. — Ты плачешь, потому что мы поссорились?

Кристина отрицательно качает головой, у неё не получается говорить, она шмыгает носом, не переставая плакать, смотрит вниз, но видит только плитку, которую они вместе выбирали, когда решали, как декорировать кухню. Она видит её смутно и затемнённо из-за слёз, с каждым разом становящихся всё крупнее. Она не может произнести ни слова, у неё огромный комок в горле. Слова психолога всё вращаются в её голове: настоящая проблема состоит в невозможности признать свои неудачи, даже для самих себя. Флавио берёт её за подбородок и пытается нежно поднять её лицо, помогает себе пальцами, ищет её взгляд. Кристина появляется перед его глазами с лицом, пронзённым болью, и глазами, словно утопающими в слезах. Наконец, ей удаётся сказать:

— Я больше не влюблена.

Флавио едва может поверить в то, что только что услышал.

— Почему ты говоришь это?

Кристина садится, словно преодолела препятствие, словно вылезла из чёрной дыры, словно разрушила стену, которая казалась ей непреодолимой, возможно, словно вышла в той тёмной ямы, в которой неумолимо тонула.

— Потому что между нами всё кончено, Флавио. Ты этого не замечаешь, не хочешь замечать. Вот смотри, ты не перестаёшь покупать новые вещи: электрическая соковыжималка, плазменный телевизор, микроволновка… В этом доме только самая современная и дорогая бытовая техника. А мы? Что случилось с нами?

— Мы здесь… — Флавио садится напротив неё, осознавая, насколько глупо звучит его ответ по сравнению с тем вопросом, который подняла Кристина. Так что он продолжает, стараясь казаться более уверенным и убеждённым: — Мы там, где мы были, и были всегда.

Она отрицательно качает головой.

— Нет. Больше нет. Присутствия недостаточно… так не должно быть. Мы больше не общаемся, не рассказываем ничего друг другу о нашей работе, к примеру… О наших друзьях. Не будем далеко ходить, ты мне даже не рассказал о Пьетро и Сюзанне.

— Потому что не знал, как сказать тебе это…

Флавио нервно ёрзает в кресле. Ну вот, думает он про себя, этот придурок Пьетро и его похождения вечно отражаются на всех. Кристина смотрит на него и начинает улыбаться.

— Но я не это имела в виду… неважно. Хотя ты снова демонстрируешь, что не хочешь делиться со мной всем, как раньше, настоящая проблема в том, что мне не хватает мотивации… Я даже не разозлилась, что ты мне не рассказал… Кажется, мы с тобой и дальше идём вперёд вместе просто потому, что нам так удобно, но ведь жизнь не должна быть такой, правда? Не хватает энтузиазма… Хоть время и не стоит на месте. То есть, именно из-за того, что время не стоит на месте. Мы растём, меняемся, а быть вместе означает рассказывать друг другу что-то, обмениваться впечатлениями, чтобы построить новый мост между нами… Одновременно оставаться самими собой, но меняться, становиться мудрее и набираться опыта. А у нас всё наоборот, как ты говоришь — мы здесь, да, но мы стали уменьшенным изображением того, чем были, только отражением. Мы уже совсем в другом месте…

— Да, так и есть… — на самом деле, Флавио не знает, что сказать, так что ему в голову приходит самое худшее: — Скажи мне правду… Ты встретила другого?

Кристина удивлённо смотрит на него. Она разочарована. Как когда у человека есть проблема, а он не может высказаться долгое время, и вот, когда, наконец, ему удаётся найти слова, человек напротив не хочет быть искренним… не раскрывается… не понимает этого. Потому что на самом деле находится в другом месте.

— С чего ты это взял?.. Кажется, ты совсем меня не знаешь.

— Ты не ответила.

Взгляд Кристины становится каменным.

— Ты должен был догадаться по моей реакции. Нет. Я никого не встретила. Доволен?

Флавио хранит молчание. Она говорит правду? Если бы она кого-то встретила, то сказала бы мне? Надо признать, мы давненько не занимались любовью… а когда занимались…

— О чём ты думаешь?

— Я? Ни о чём…

— Неправда. Я знаю.

— Что ты знаешь? Знаешь, о чём я думаю?

— Нет. Я знаю лишь, когда ты говоришь мне неправду.

— Я ведь тебе сказал — ни о чём.

Кристина качает головой.

— Ты меня не понимаешь.

— Как хочешь… — Флавио вздыхает. — Я пытался понять, соврала ты мне или нет. Ты встретила другого?

Кристина делает глубокий вздох. Ничего себе. Он невозможен. Давит. Не верит мне. Не может мне поверить. Либо есть другой мужчина, либо проблемы нет вообще. Теперь Кристина сердится: может, она полная дура? Неужели внимания заслуживает только измена?

— Ты не понимаешь, не хочешь понять, в чём проблема. Я никого не встретила, если тебя только это волнует, — затем она выключает плиту, ставит сковородку на стол, берёт половник и разливает суп по чашкам.

Флавио не знает, что и сказать.

— Пойду, вымою руки. Сейчас вернусь.

Немного позже они садятся есть друг напротив друга. Молчание невыносимо. И то, что Флавио начинает переключать каналы, только ухудшает ситуацию.

— В программе Фацио должен быть сегодня композитор Де Грегори…

Психолог уже исчез с экрана. Кристина выпивает немного бульона. Снова эти слова. Этот обман сознания и слуха, называемый «эскапизм». И вдруг она чувствует себя такой спокойной, умиротворённой и расслабленной, словно узел, который её опутал, вдруг развязался. И её охватывает такое полное тепло, которого не может дать пара глотков бульона.

— Пожалуйста, можешь выключить телевизор?

Флавио удивлённо смотрит на неё, но, увидев решимость на её лице, не думает дважды и просто делает то, о чём он просит.

Кристины улыбается.

— Спасибо… Умоляю, послушай меня и не перебивай. Я приняла решение. Если ты меня любишь или хотя бы любил, то прими это без возражений, умоляю. Пожалуйста.

Флавио не отвечает. Он сглатывает, а затем кивком головы соглашается, не найдя подходящей для такого момента фразы. Кристина закрывает глаза на несколько мгновений. Затем открывает. Она чувствует себя спокойной, собрав в кулак всё мужество, в котором нуждалась. Встретиться лицом к лицу с провалами означает перестать быть этим тотальным провалом. Так что она начинает неторопливо говорить.

— Я несчастлива.

Река, кажется, вышла из своих берегов, затопила землю вокруг, расширилась и, освободившись, заняла собой всё пространство. Она подчиняет своему течению всё и вся. И даже может причинить боль. Но Кристина продолжает, свободная и цельная, честная и искренняя. Наполненная болью.

— Я уже давно несчастлива.

54

Анна осторожно кладёт Ингрид на пеленальный столик. Снимает подгузник и вытирает её. Энрико помогает ей, подавая новый подгузник и тальк.

— Ещё я немного намажу её кремом.

— Да, Ингрид — редкая счастливица, раз мы повстречали тебя, ты просто фантастична.

— На самом деле, с ней это — раз плюнуть! Она же милашка, и такая хорошая… — она заканчивает переодевать девочку и усаживает её в манеж, где её уже ждут яркие игрушки, подушки и два одеяла. — Теперь ты у нас чистенькая и ароматная!

Анна возвращается к пеленальному столику и начинает убираться. Затем останавливается и поднимает голову. Смотрит на картинку с Винни-Пухом на стене.

— Ты знаешь, что я поссорилась с Рокко? С ним было просто невозможно ни в чём сойтись. Мы слишком разные. К тому же, он меня бил. То есть, это было нечасто, но иногда всё же случалось. Он съехал из моей квартиры.

— Кому ты рассказываешь… — Энрико касается своей разбитой и вспухшей губы. — Только вот мне он не дал времени сбежать… из моего же дома. И сам пришёл сюда.

Анна оборачивается и внимательно рассматривает его.

— Вот чёрт… я даже не заметила. Что с тобой случилось? — она подходит к Энрико и нежно касается его губ. Она кажется расстроенной. — Это он?

Энрико согласно кивает.

— Да, он пришёл сюда, долбился в дверь, ударил меня…

— Бред какой-то. За что?

— Откуда мне знать. Он упомянул дневник, твой дневник. Сказал, ты там что-то написала.

Анна задумывается.

— Ах, да… — кажется, будто ей немного стыдно. — Я хотела, чтобы он его нашёл. Хотела проверить его, его реакцию, ну, он и отреагировал. Прости, в итоге попало тебе, хоть ты и ни причём.

— Да ладно, раз уж это была просто проверка, — Энрико нежно сжимает её руку. — Как бы там ни было, ты всё правильно сделала. Нельзя быть с человеком, который тебя не уважает.

На мгновение ему захотелось стать Рэмбо или Рокки. Затем он думает о телосложении Рокко и вспоминает Вуди Аллена: «На меня напали и избили, но я хорошо защищался. Одного я даже ударил: мне нужны были все мои силы, но всё получилось».

— Если снова начнёт тебя доставать, скажи мне, и мы что-нибудь придумаем… — улыбается он, но тут же понимает, что есть только одно решение — побег.

И Анна соглашается, спокойная, понимая, что это ведь Энрико, даже простое намерение защитить её — для него почти подвиг.

— Конечно, спасибо.

55

Шумно льёт дождь. Машина проезжает с визгом шин и даже не притормаживает у лужи. Поднимается струя воды и с ног до головы окатывает Сюзанну.

— Большое спасибо! — кричит она вслед скрывающемуся за углом автомобилю. — Скотина. Теперь я вся вымокла.

— Привет! Хочешь, я подвезу тебя?

Она вдруг слышит за спиной голос Давиде. Сюзанна чувствует, как краснеет. Она оборачивается с надеждой, что он этого не заметит.

— Привет… Меня сегодня привезла подруга, потому что мы хотели поболтать немного, а сейчас я собиралась возвращаться домой на метро. Но теперь пошёл дождь, а у меня нет зонта, и я не знаю, как дойду до станции. В общем, нужна машина.

— Я как раз об этом, если хочешь, тебя подвезу я. Ты далеко живёшь?

— На самом деле нет… Ну, в нескольких километрах.

— Ладно, поехали. Моя машина там… — показывает он на синий Smart Fortwo. Сюзанна округляет глаза. И Давиде это замечает. — У меня две машины. Вторая — BMW.

Она не отвечает. Это же означает, что все мужчины — идиоты, если машина для них настолько важна. И даже в этом повинен Пьетро, раньше я так не думала. Как же там говорится? За каждым великим мужчиной всегда стоит великая женщина… Что ж, есть и другая сторона монеты: за любым недалёким мужчиной женщина тоже может стать глупей. Да, так и есть. Муж может тебя испортить. Но потом она улыбается Давиде. Но у меня всё ещё есть время исправиться.

— Симпатичный смарт. Я бы тоже не отказалась от такого, но ты понимаешь, как это, если у тебя двое детей…

— Конечно, но зато когда захочешь, я могу дать тебе свой…

— Спасибо.

Невероятно. Давиде такой милый. Эх, вот бы мне кто-нибудь прямо сейчас рассказал, в чём тут подвох.

Они подходят к машине и залезают в неё.

— Кидай сумку назад. Машина кажется маленькой, но это не так. К тому же, здесь очень удобные сиденья… — улыбается он. Включает радио и нажимает кнопку в поисках радиостанции или песни. Но ему ничего не нравится, и он его выключает. — Лучше я поговорю с тобой… — смотрит он на неё.

Сердце Сюзанны ускоряется до тысячи ударов в секунду. Что со мной? Сто лет не чувствовала такого. Мимо проплывают горящие огнями мокрые улицы Рима. Маленькие капли бьют по стеклу по направлению движения. Надо заметить, он красавец. К тому же, довольно милый. Хватит, Сюзанна. Он моложе тебя. Ему же лет тридцать. Возможно, даже меньше. На восемь-девять лет младше тебя. Ну, по телевизору говорят, что сейчас всё чаще можно встретить пару, где женщина старше мужчины. Деми Мур, Валерия Голино. Да, но они же знаменитости. Или дело не в этом… Любому мужчине кажется привлекательной мысль о том, чтобы завоевать более зрелую и опытную женщину. Что я несу? Пара? Он просто решил подвезти меня домой. Сюзанна снова смотрит в окно, пытаясь отстраниться от этой мысли, сосредоточившись на дожде.

— Тебе нравится кикбоксинг? — Давиде ведёт машину, держа руль одной рукой. Другой рукой он опирается о край окна. — Знаешь, это идеальный спорт для поддержания формы. А ещё отличная альтернатива словам!

Сюзанна смотрит на него.

— На самом деле…

— Нет, ты не обязана ничего объяснять… Если ты его ударила, значит, он это заслужил. А ещё я могу добавить, что я хороший тренер…

— Это сложная ситуация…

— Как и любая другая.

Давиде продолжает следить за дорогой. Сюзанна выглядывает на улицу.

— Мы почти приехали. Третий поворот направо. Я живу там.

Давиде улыбается.

— Хорошо, сверну… А иначе я тоже рискую получить от тебя удар!

— Нет, такое может быть только с супругами! Здесь можешь остановиться.

Давиде прижимается к обочине, несколько раз мигает фарами и глушит мотор. Сюзанна поворачивается, чтобы забрать сумку. Спрашивает себя, поужинали ли дети. Подумала ли об этом её мать.

— Постой.

Сюзанна смотрит на него.

— Если ты выйдешь сейчас, то промокнешь. К сожалению, у меня тоже нет зонта, я бы поделился. Подожди хоть чуть-чуть, пока дождь не утихнет…

Сюзанна снова поворачивается назад.

— В данный момент…

— В данный момент — что? Никогда не говори «в данный момент».

Правильно. Никогда не говори «в данный момент». Это похоже на название нового фильма о Джеймсе Бонде, только для женщин, думает Сюзанна. Но почему у меня так колотится сердце?

Давиде ей улыбается.

— Это как дождь, правда? Видела фильм «Ворон»?

— Нет, извини.

— Не нужно извиняться. В общем, кто-то в том фильме говорил так: «Дождь не может идти вечно». Жизнь полна сюрпризов, и часто — прекрасных… Да и не все мужья заслуживают побоев… или — да, ты можешь делать так, это зависит от того, как… и где! На матрасе всё совсем иначе! — смеётся он.

Он замечает, что Сюзанна немного смутилась. Тогда он легонько потряхивает её за плечи до тех пор, пока она хотя бы не рассмеётся. Ей становится легко. Она вспоминает, что в молодости её сердце так же колотилось, когда кто-то провожал её до дому, они могли стоять у дверей часа два, просто болтая, и, может быть, иногда их взгляды встречались, а лица становились всё ближе и ближе…

— Смотри! Дождь перестал. Теперь ты не промокнешь. Давай, а я достану твою сумку… — на этот раз поворачивается он. Хватает сумку и протягивает ей. — Держи, увидимся послезавтра на занятии, да?

— Конечно, и спасибо, что подвёз… — затем Сюзанна открывает дверь, медленно, словно чего-то ждёт, чего-то хочет… Но её никто не останавливает, так что в один миг она оказывается на улице. Закрывает дверь и собирается переходить улицу.

— В любом случае…

Сюзанна оборачивается и видит, что Давиде опустил стекло.

— Как только захочешь, я побуду твоим водителем, и с большим удовольствием, — он посылает ей улыбку и опускает стекло.

Сюзанна возвращает ему улыбку и снова разворачивается. Она замечает, что её походка изменилась, что сейчас её движения стали легче, что она идёт даже немного расслабленней. И снова краснеет, удивлённая этим нежданным флиртом, а ещё тем, сколько же времени с ней не случалось ничего подобного.

56

Олли раскладывает стаканы по местам. Убирает остатки картошки фри со стола. Складывает бутылки в холодильник. Затем садится на диван и кладёт ногу на ногу. Одна. Её подруги ушли полчаса назад. Ники выходит замуж. Невероятно. Вдруг у неё начинают течь слёзы. Она начинает плакать. Моя подруга выходит замуж. Становится взрослой. Каким-то образом, что-то заканчивается. Эпоха. Наша эпоха. Юность. А я ещё не готова. Я всё ещё чувствую себя таким ребёнком. А она выходит замуж. Делает такой важный шаг. Кажется, будто прошла целая жизнь с тех пор, как мы носились по коридорам института и делали глупости на каникулах. Наши ночные прогулки. Концерты. Дневник, в котором мы писали. Как мы покрывали друг друга. Как она ночевала у меня. Говорить, что ничего не изменится, — бесполезно. Потому что изменится всё. После этого ничего не будет, как раньше. У неё будет муж, и не останется времени для нас. А мы ведь обещали, что ни один мужчина на свете никогда нас не разлучит. Слова. Просто слова. Вдруг она начинает чувствовать себя эгоисткой, плохой, жалкой и беспомощной. И в то же время гордой. Нет. Я ошибаюсь. Я должна за неё радоваться, она выглядит такой счастливой, а я говорю, что буду по ней скучать, что брак украдёт её у меня. Да. Я так думаю. И хочу быть честной с самой собой. Может быть, я ей завидую. Может, просто боюсь. Но сейчас, в данный момент, я не могу улыбаться. Олли думает о Джампи. О своём Джампи. Он ей очень нравится. Но выйдет ли она за него? Возможно, но только не сейчас, разумеется. Что-то её беспокоит. То, как он говорит с другими женщинами. Словно обязан покорить каждую. Волны тысячу раз ей говорили, что Джампи просто приятный и открытый парень, что он не кажется таким…осьминогом! Боже, какое пугающее слово… Но Олли не может держать себя в руках. Она ревнует. Как никогда в своей жизни. И сейчас, узнав от Ники такую новость, она чувствует, что мир проходит мимо неё. Словно всё, во что она верила, вдруг испарилось. Ники. Моя подруга. Отдета в белое. Ники и её мужество повзрослеть. Принять такое важное решение. Жена. Зрелая женщина. Другая. Бессознательная. Да, бессознательная, вот что это, судя по тому, что каждый день повсюду говорят о браке. Люди, которые женятся, а через год разводятся. Разбитые семьи. А она, наоборот, выглядит такой убеждённой. Как такое возможно? Олли подбирает под себя ноги. Немного наклоняется назад и кладёт голову на диван. Закрывает глаза и чувствует странную пустоту в животе. Своего рода предчувствие.

57

Эрика паркуется у своего дома. Ещё не очень поздно. Даже нет часа ночи. Они быстро разошлись. У всех запланированы дела на завтра. Проклятая спешка. Это уже не как раньше. Темп поменялся. Даже темп дружбы. Они решили лечь спать пораньше после такого неожиданного собрания, назначенного Ники. Возможно, эта новость объединила их. Перед тем, как выйти из машины, она останавливается, чтобы подумать. Ей всё ещё сложно поверить. Ники выходит замуж. Это кажется каким-то бредом. Она сошла с ума? Я бы не смогла этого сделать. Выйти замуж в двадцать лет. Потерять свободу. Приходить с кем-то к серьёзным компромиссам. Жить вдвоём. Быть верной. Навсегда. Делить радости, боль и привычки. Изменить всё. Оставить свой дом, родителей. И даже подруг. Моих подруг. Возможность что-то делать, с кем-то знакомиться и решать, кто мне нравится, а кто — нет. Выйти замуж значит оставить всё это позади. Закрыться от мира. И, словно этого мало, в двадцать лет… Как минимум в сорок. Но в двадцать — ни за что. Сколько историй переходят из уст в уста, когда люди женятся по-быстрому, а потом разводятся, не прожив и двух лет, потому что поняли, что ничего не вышло? Потому что они недостаточно были готовы. Говорить, что всё будет, как прежде, бесполезно, это не так. Каким-то образом, Ники нас бросает. Я рада за неё, конечно, и она так уверена, но — не знаю почему — я даже немного злюсь. Я не могу притворяться. Может, я никогда и не скажу ей этого. Не хочу, чтобы она думала, что я не рада за неё. Она моя подруга. Но я не могу поддержать её выбор. Просто не могу. Я чувствую себя так, словно она нас предаёт. Словно она ставит это счастье выше того, чтобы быть с нами, быть Волной. Я знаю, что даже думать о таком не должна. Но я не могу это игнорировать.

Эрика достаёт ключ из зажигания. Выходит и закрывает машину. В её голове крутятся мысли, рождающие в ней нечто среднее между грустью и яростью. И искренностью.

58

Она вставляет ключ в замок. Осторожно заходит. Хотя она почти никогда не носит каблуки. Дилетта обожает балетки, и сегодня на встречу с подругами надела пару светло-синих в коричневый горошек с бантиком в тон. Она закрывает за собой дверь. Проходит через прихожую и заходит в свою спальню. Меня никто не услышал. Смотрит на большие часы на кроватью. Десять минут второго. Из-за разговоров она вернулась поздновато. Дилетта перебирает в голове всё, что было сказано у Олли. Это невозможно. Неужели это правда? Да. На мгновение ей становится страшно. Страшно оттого, что всё заканчивается. Её подруга выходит замуж. А что потом? Как сделать так, чтобы ничего не изменилось? Ей на ум приходит песня Ренато Зеро: «Что ты делаешь, если ты остаёшься здесь один? Когда мы вдвоём, ещё выше твой полёт! Друг прекрасный! Друг, это всё бесконечность! Это то, что не проходит, пока всё хорошо! Друг! Друг! Друг! Самый фантастичный друг, который останется! Который останется! Кто из нас… Кто из нас… Останется?» Да… Кто? Она выходит замуж. Дилета повторяет эти слова один, два, три раза. Она выходит замуж. Это говорит о том, что она растёт, взрослеет, превращается в женщину. У неё будет муж, семья и дети. Она будет учиться и работать, и с каждым разом у неё будет всё меньше времени на меня, на нас. Как такое возможно, что её не испугал такой шаг в двадцать лет? Дилетта медленно раздевается и натягивает пижаму. А затем садится на кровать и скрещивает ноги. Вдруг на её лице появляется улыбка. Она думает о себе самой, о своей ситуации. Обо всех страхах, которые пережила ночью, когда вдруг проснулась с широко открытыми глазами и бешено колотящимся сердцем. Ей хотелось бежать и искать другого решения. Окончательного. Абсолютного. Безапелляционного. Но потом она подумала, что это просто абсурд, что она никогда не сможет вот так убежать от своего будущего. И затем страх сковал её в очередной раз. Возможно, Ники чувствует себя так же, хоть и делает всё возможное, чтобы скрыть это. Она смотрится в зеркало напротив кровати. И вдруг кажется себе немного старше. В её глазах застыло совсем другое выражение, она как будто стала сильной. Однако этой ночью она почувствовала практически облегчение. Что я говорю? Если она боится, то что должна чувствовать я? Если она это делает, если Ники способна на такой шаг, я тоже могу его сделать. Ей приходят в голову другие слова: «Самый лучший друг будет бороться». И кто же самый лучший друг? Ну зачем ей понадобилось выходить замуж так скоро? Это же важный шаг. Слишком. Она же взвоет от всего, что ей предстоит. Она потеряет свободу, возможность делать всё, что ей нравится. Новый опыт, учёба за границей, что угодно, всё, что можно делать, когда у тебя нет мужа. Когда ты вольна выбирать без необходимости спрашивать разрешения у кого-либо. Когда перед тобой только и открываются новые дороги и новые возможности. Но я не смогла ей этого сказать. С одной стороны, я рада за неё, она просто светилась. Но с другой стороны мне страшно, я даже злюсь. Злюсь, вот именно, потому что, как ни посмотри, что-то важное заканчивается. Этап. Жизнь. Мы и наш образ жизни. И первой уходит она. Дилетте становится немного стыдно за такие мысли. Волны. Всегда вместе, что бы ни случилось. И вот они сталкиваются с новой проблемой. Дилетта берёт мобильник, который положила рядом с собой. Открывает меню сообщений. Выбирает «Новое». Начинает набирать сообщение так быстро, как может, используя T9. «И что ты думаешь?». Отправляет на два номера. Через тридцать секунд дисплей загорается и мобильник вибрирует. Олли всегда отвечает быстрее всех. Дилетта открывает мигающий конвертик. «Ну, она произвела на меня впечатление… Я просто в шоке! И немного злюсь… Не имею ничего против неё, но злюсь от одной мысли, что всё изменится…» Через несколько секунд приходит ответ от Эрики. «Думаю, она совсем с катушек съехала, замуж в двадцать… Одна только мысль наводит на меня ужас…» Все трое имеют одно общее мнение и одни и те же сомнения. Она отвечает им: «Да, я думаю так же, но всё равно буду защищать её со всей любовью Волны. Спокойной ночи». Дилетта растягивает ноги, ложится в постель и укрывается с головой, так же, как когда была маленькой. Даже кровать у неё с детства всё та же. Немного коротковата, но всё равно своя. Она наслаждается каждым её уголком. Безопасность. Убежище, куда никто не может войти. Она чувствует себя защищенной, и в одной мгновение забывает о странных чувствах, вызванных новостью Ники.

59

Ники заходит домой и едва не сбивает с ног Симону, с разбегу её обняв.

— Я самый счастливый человек в мире!

— Боже мой, что случилось?

Прыгая по кухне, девушка хватает маму и тащит её за собой.

— Папа дома?

— Да, он здесь, в ванной.

— А Маттео?

— А он у Ванни.

Ники останавливается в раздумьях. Так даже лучше. Значит, скажу только родителям. Она падает на диван. Симона садится напротив неё на пуф.

— И? Не поделишься со мной, пока не придёт папа? Я от любопытства просто умираю…

С улыбкой на губах Ники отрицательно качает головой.

— Ни за что. Подождём его…

Заинтригованная, но не обеспокоенная, мать смотрит на неё. Она такая радостная, так что, чем бы это не обернулось, явно случилось что-то очень хорошее.

— Я всё поняла… ты выиграла в лотерею!

— Какая ты меркантильная, мама! В любом случае… — У Ники на губах появляется невероятная улыбка, — ты близка к истине!

— Ох, боже ты мой! Так в чём же всё-таки дело? Мне пора начинать волноваться? Теперь я понимаю: ты сделала какую-то работу и тебе теперь заплатят кучу денег… — затем она замирает на мгновение и резко становится печальной: — И тебе придётся переехать в Америку! Скажи, что это не так, умоляю, скажи, что я ошибаюсь.

Ники улыбается.

— Ты ошибаешься!

Симона улыбается, но её настроение меняется каждый миг. Она продолжает угадывать.

— Ты ведь не врёшь мне, правда? Уверена, что дело не в этом?

Ники успокаивает её.

— Нет, мам, я ведь тебе уже сказала.

— Поклянись.

— Клянусь тебе.

— Мы с собой ведь всегда всем делились…

Ники подхватывает, и они в один голос заканчивают фразу:

— Мы должны всё друг другу рассказывать, абсолютно всё!

Они хохочут. И в этот момент в гостиной появляется Роберто.

— Эй, что такое? Веселитесь, а? Какое счастье… Но радости никогда не приходят одни.

Симона постукивает по пуфу рядом с собой.

— Давай, Роби, садись сюда, Ники хочет рассказать нам что-то важное…

Роберто садится.

— Я всё понял, ты выиграла в лотерею! — вскрикивает он, видя свою дочь такой довольной. — Мы изменим всю нашу жизнь!

Ники поражена.

— Мама! Папа! Вы просто одержимы…

Симона обращается к мужу:

— Я тоже об этом спрашивала.

— А-а-а…

— И она ответила, что почти!

Роберто улыбается.

— Хм, отлично, должно быть, это что-то похожее… Тогда, может, мы тоже можем набить свои карманы!

Ник улыбается, они ведь в своих мыслях уже тратят целое состояние. Но дело же не в лотерее! Затем она смотрит на них. Они напротив неё, смеющиеся и любопытные. Боже, а если они будут не в восторге от такой новости? Если они не обрадуются? Если их разозлит моё решение? Если они попытаются запретить мне? А если они попытаются шантажировать меня, сказав: «Делай, что хочешь, мы не можем тебе запретить, но мы внесём ясность: ты нас разочаровала…»? В эти несколько мгновений в её голове повторяются все способы сказать это, которые она придумывала до возвращения из Нью-Йорка. Наверняка их наберется несколько тысяч!

Ночью в постели. Мама, папа, я выхожу замуж… Нет, фигня. Мама, папа, мы с Алексом решили пожениться. Нет, это ведь не так. Он так решил, а я согласилась. Утром в ванной перед зеркалом. Мама, папа, Алекс сделал мне предложение. И снова… Мы с Алексом женимся. С разными интонациями и эмоциями, всеми возможными и даже невозможными выражениями лица и улыбками. Она пробовала снова и снова, а потом посмотрела на себя в зеркало и сказала, что у неё никогда не получится. Потому что он должен сказать об этом, а не я!

Ники смотрит на них, а затем улыбается. В конце концов, это его проблема, думает она.

— Подождите меня здесь… — говорит она, уходя из гостиной.

Роберто и Симона переглядываются, не произнося ни слова. Он с любопытством и хитрым выражением лица притягивает к себе жену.

— Ты знаешь что-то, так ведь?

— Нет, клянусь тебе… Я думала, ты это уже понял.

— Хм, у меня впечатление, что она не скажет ничего хорошего…

— Что бы там ни было, если это делает её такой счастливой, мы должны порадоваться за неё!

— Да, но счастье ребёнка иногда может быть настоящей трагедией для родителей…

— Чёрт, ты такой зануда! — Симона пихает его в плечо.

Несколько мгновений спустя Ники возвращается в гостиную в компании Алессандро.

— Вот и мы…

— Где ты был? Прятался в её комнате?

— Нет… Я просто не мог найти место, чтобы припарковаться, — у Ники была приготовлена отговорка заранее. Хотя бы такая.

Алессандро и Ники с улыбками переглядываются. На самом деле она его «припарковала» в коридоре, потому что хотела всё подготовить заранее, позвать родителей и затем поделиться с ними этой новостью.

Ники в последний раз смотрит на Алессандро, который вдыхает, долго-долго выдыхает, а затем улыбается родителям своей невесты. Сильно сжимая её ладонь, он выдаёт всё на одном дыхании.

— Мы с Ники хотим пожениться… И надеемся, что наше решение вас обрадует.

Роберто, который пытался поудобнее устроиться на пуфе, неправильно опирается на руку, скользит и падает на пол.

— Папа! — Ники издаёт смешок. — Не принимай всё так близко к сердцу!

Симона помогает мужу встать.

— Это вовсе не реакция на вашу новость, клянусь…

Симона отпускает его и подбегает к дочери.

— Эо же просто фантастика, милая! — говорит она, обнимая её.

— Я никогда не была счастливее, мама. Ты не представляешь, сколько раз я репетировала этот момент, по ночам в постели, в ванной.

Алессандро согласно кивает головой.

— И наконец решила, что это должен сказать я!

— Вот и правильно, кто, если не ты? — Роберто подходит к Алессандро. — Иди сюда, — говорит он, и двое мужчин встречаются в грубом мускулистом объятии. Роберто похлопывает его по плечу. — Ну что ж, я очень рад за свою дочь, — а затем он обнимает и Ники.

— О, папа… Я тебя так люблю.

Симона обнимает своего будущего зятя, только немного осторожнее.

— Это нужно отметить, — говорит она, отстранившись от него. — У нас в холодильнике есть бутылка, которую мы храним для особого случая. А какой может быть более особым, чем этот?

Роберто спешит за женой.

— Я провожу тебя, любовь моя… Хочу достать её вместе с тобой!

Сияющие Алессандро и Ники обнимаются, оставшись наедине в гостиной.

— Вот видишь, Ники? Незачем было так волноваться, зачастую всё оказывается проще, чем мы себе представляем…

— Думаешь?

— Уверен! Разве ты не видела, как твои родители обрадовались?

— Мой отец упал на задницу, когда услышал.

— Он просто соскользнул с пуфа, вот и всё. Перестань, это не из-за того, что мы сказали.

— Ты его не занешь. Он наверняка расстроился.

Роберто и Симона на кухне. Они стоят спинами к раковине и, присловнившись к ней, пристально всматриваются в пустоту перед собой. У Роберто раскрыт рот.

— Поверить не могу, это невозможно, скажи мне, что я сплю… Скажи, что это просто ужасающий кошмар, от которого рано или поздно мы проснёмся. Я просто поверить не могу. Моя малышка…

Симона шутливо пихает его.

— Эй, она и моя тоже… Вообще-то, в первую очередь моя, а потом уже твоя!

— Но мы же сделали её вместе!

— Да, но я в одиночку её вынашивала девять месяцев!

Роберто поворачивается к ней.

— А как же то, что я каждый раз просыпался по ночам, когда она кричала, а ты была просто разбита и не хотела идти успокаивать её? Кто её укачивал, а? Кто вставал?

Симона берёт его за руку.

— Ты. Конечно, ты тоже много делал ради неё и для неё.

— Мы оба всегда всё делали ради неё… И кто её теперь уводит? Он.

Симона улыбается.

— Да ладно, хватит уже. Вернёмся к ним. Иначе они начнут волноваться.

— И Ники сделает свои выводы.

— Она уже их сделала.

— Нет…

— Это говорит только о том, что ты не знаешь свою дочь.

Симона берёт бутылку великолепного шампанского, бокалы из кухонного шкафа и возвращается в гостиную.

— Вот и мы… Не могли найти бокалы!

Все четверо садятся, пока Роберто откупоривает бутылку и разливает её содержимое, стараясь казаться настолько спокойным, насколько это вообще возможно.

60

Воскресенье, спокойный день, синее небо с лёгкими облаками. Час дня, кто-то только что вышел с воскресной службы в церкви, какая-то девушка гуляет со своим чёрным мастиффом: он большой и утягивает её за собой, чтобы выследить что-то неподалёку. Один синьор стоит в очереди у киоска.

— Можно мне «Мессаджеро» и «Реппублика»?..

Другой синьор, недовольный тем, что его опередили, протестует.

— Уже вышел посдений номер «Дове»? — быстро спрашивает он.

— Посмотрите на витрине… Он должен быть перед Вами. Его его там нет — значит, он ещё не вышел.

Синьор его не находит. Продавец в киоске, парень с пирсингом в брови, наклоняется вперёд, пытаясь прочитать задом наперёд названия на обложках.

— Вот же… вот… — показывает он ему газету, демонстрируя, что он гораздо внимательней свего клиента, хотя всю ночь провёл на дискотеке, а после неё сразу пошёл прямиком в киоск, не заходя домой. И этой ночью он так и не оказался ни в чьей постели. К сожалению.

Алессандро останавливается у «Эуклиде» на Винья Стеллути, а немного позже выходит с коробочкой кексов. Он купил пятнадцать, с коричневой глазурью, каштанами и сливками, которые так нравятся его матери, Сильвии. Алессандро улыбается, залезая в машину. Она единственная, кто будет переживать; она даже заплачет, я обниму её, и затем, съев несколько каштановых кексиков, чтобы перенести такой тяжкий груз, она исчезнет в молчании. Но в глубине души она обрадуется, я уверен. Ей всегда казалось странным, что я, её первенец, единственный из всех её детей ещё не женат, в отличие от детей её друзей и обеих моих младших сестёр. И вот, приняв окончательное решение, Алессандро направляется к своим родителям. Он ставит CD, сборник, который ему записала Ники. Находит подходящую песню. Home Майкла Бубле. Она заставляет тебя почувствовать себя в идеальной гармонии с миром. Как я раньше об этом не подумал? Я так счастлив, что принял это решение. Затем он улыбается своим мыслям. Какой же ты идиот, Алекс. Раньше ты не встречался с ней. Вдруг ему на ум приходит одна мысль, тень, как гром посреди ясного неба. Где она сейчас? Что она переживает в данный момент? Сделало ли её счастливой моё решение? То есть, наше решение. Потому что оно наше, правда? Не только моё… Или этот день для неё точно такой же, как все остальные? Он представляет её смеющейся в университете среди ребят её возраста, которые пялятся на неё, обсуждают её, когда она уходит, потом видит её с преподавателем у выхода из аудитории, с тем типом, который слишком долго задерживает на ней взгляд. Затем он видит её в любом другом месте, возможно, в очереди на почте, где она творит глупости с кем-то. Затем, словно прошло уже много времени, он видит её взрослой, одетой в женственный деловой костюм, серьёзной, делающей покупки в продуктовом магазине, или в офисе, заканчивающей работу с коллегой, который флиртует с ней. Он видит её спокойной, уравновешенной женщиной в полном смысле этого слова, уверенной в себе. И эти последние кадры убеждают его, стирают его беспочвенную ревность. Потому что Алессандро игнорирует то, что иногда интуиция даёт верные подсказки, и что очень скоро ему придётся столкнуться с этими страхами лицом к лицу. Наконец, он спокойно входит в сад у дома своих родителей.

61

Большая гостиная, окна которой выходят на зелень превосходных розовых кустов и виноградных лоз, обвивающих в зимнем саду прекрасную перголу.

— Мама? Папа? Вы дома?

Луиджи, его отец, пытается поставить на место какое-то растение.

— Как я рад видеть тебя, Алекс!

— Привет, — они обмениваются поцелуями, — а где мама?

— Она здесь… Сейчас придёт.

Через дыру в заборе вдруг появляется Сильвия вместе с Маргеритой и Клаудией, сёстрами Алессандро, и их мужьями, Грегорио и Давиде.

— Привет, мама! — Алессандро выходит им навстречу.

— Привет! Ты уже здесь! Видишь? Твои сёстры тоже приехали… У нас никогда не получалось побыть всем вместе.

Алессандро улыбается, здороваясь с ними.

— Ты права, мама. Просто в последнее время мне пришлось много работать.

— Кстати, ты до сих пор не рассказал нам, чем занимался в Нью-Йорке, — Грегорио, муж Маргериты, — налоговый консультант, о чём постоянно всем напоминает. — Вы собираетесь открывать там филиал? Сейчас это довольно удобно, с таким курсом доллара…

— Нет, я ездил туда не для этого, эта поездка была не по работе…

Давиде обнимает Клаудию, старшую из сестёр.

— Любовные дела? Знаешь, мы собираемся съездить куда-нибудь на Пасху.

— Правда? Тогда я вам могу посоветовать несколько мест, — Алессандро думает о Маусе.

Грегорио и Маргерита тут же влезают в разговор.

— Если мы найдём, с кем оставить девочек, то поедем с вами. Возьмёшь их к себе, мам?

— Не знаю, посмотрим… Когда в этом году Пасха? Может быть, нас пригласят Перкуччи.

Алессандро слушает всю эту болтовню, думая о том, каким любезным был Маус. Нет, я не могу его так наказывать.

Сильвия бросает взгляд на своего мужа.

— Луиджи… ты ещё долго?

Отец Алессандро смотрит на последнюю ветку и натягивает зелёную ленту, которая будет её поддерживать.

— Уже всё! Вот и я, дорогая, готовый к любым приключениям.

— Нам просто пора за стол.

— Всё зависит от того, что у нас на обед. Иногда даже это может стать опасным приключением…

— Шутник… Дина, наша горничная, чудесно готовит.

— Да, любимая, — Луиджи обнимает Сильвию. — Но я имел в виду не её, а тебя.

Сильвия отстраняется.

— Какой ты вредный… Я всегда тебе готовила что-нибудь вкусненькое. Вспомни-ка себя, когда мы поженились, ты был в завидной форме, и с тех пор ты только и делал, что толстел. Только сейчас, когда готовит она, ты стал худеть. Видишь?.. Мне нужно было уйти с кухни намного раньше.

— Любовь моя! Это ведь была просто шутка… К тому же, это не так, я был в форме всегда, я много ел, но и двигался тоже много…

Услышав глупый намёк от своего мужа, Сильвия немного краснеет и быстро меняет тему.

— Итак, я распорядилась устроить обед в новом дворике… На керамическом столе, который нам только что привезли прямиком с Искьи.

— Фантастика!

— А он не разобьётся?

— Я попросила вашего отца купить эти металлические штуки с крышками, которые нагреваются…

— Сеточки, мама, они называются тепловые сетки.

— Как хотите, в общем, мы поставили их, так что всё будет хорошо.

В одно мгновение все пересекают двор и занимают свои места.

— По правде сказать, тут очень хорошо.

Алессандро сразу же наливает немного воды своей матери, сидящей рядом с ним, его сёстры разворачивают свои салфетки и кладут их себе на колени, в то время как их мужья хватают вино. Дина здоровается с входящими.

— Всем добрый день…

Сильвия нарезает хлеб на блюде слева от себя.

— Я поставила музыку…

Луиджи со смехом подходит и садится во главе стола. В этот момент до них доносятся два высоких голоса из глубины сада, это классическая музыка. Вивальди. Оперные арии.

— Идеально для такого хорошего дня, как сегодня, правда? — разворачивает он салфетку и тоже кладёт её на колени. — Ну давай, рассказывай, повеселился в Нью-Йорке?

— Очень.

— С кем ты ездил?

— С Ники.

Маргерита смотрит на Клаудию.

— Ничего себе, а они уже долго встречаются с этой девочкой, — комментирует она шёпотом.

— Т-с-с, — отвечает ей Клаудия, улыбаясь, чтобы Алессандро их не услышал.

Сильвия, которая замечает их жесты, словно сходит с ума.

— Ах, как хорошо, и где вы побывали?

Алессандро рассказывает им о путешествии, упоминая улицы и театры, новые магазины и рестораны, пока одно за другим подают первые блюда, апельсиновое ризотто, макароны с баклажанами и рикотту, сопровождаемые хорошим белым вином.

— Это Southern 89 года, вам нравится?

— М-м-м, очень нежное.

Алессандро продолжает свой рассказ, наслаждаясь всеобщим любопытством, описывая все детали спектакля «Грубая сила», где вся публика превратилась в главного героя и принимала активное участие в представлении, с водными акробатами над головами зрителей в наполненной водой мембраной, которая была прикреплена к стене театра, и танцы, музыка и свет… Его сестёр захватил рассказ, и они уже не могут дождаться, когда смогут поехать в Нью-Йорк. Маргерита настаивает:

— Так что, мам? Ты сможешь побыть с Мануэлой? Прошу тебя, я сто лет не была в Нью-Йорке… После того, что рассказал Алекс, я чувствую, как меня зовёт Большое Яблоко!

Сильвия улыбается.

— Посмотрим.

Алессандро тоже улыбается и подхватывает нить своего рассказа, теперь он говорит о прекрасном ужине в Эмпайр-стейт-билдинг, опустив, естественно, вертолёт и, в первую очередь, сюрприз со словами на верхнем этаже. Маргерита, младшая из сестёр, слушает его с удовольствием и теперь часто хлопает глазами, удивлённая тем, что раньше не упала со стула.

— А зачем вы ездили в Нью-Йорк? То есть, для чего нужна была эта, выражаясь прямо, такая внезапная поездка, которая даже не имела ничего общего с работой?

Алессандро улыбается. Обед пока закончен. Момент подошёл, осталась только одна вещь.

— Извини, Дина… Я приехал с коробкой и положил её в холодильник. Не могла бы ты подать её к столу? Спасибо.

Дина исчезает. Алессандро наливает себе немного вина. Снова пытается распробовать его.

— И правда, папа… Этот Southern в самом деле очень изысканный, — говорит он и усиливает атмосферу ожидания, странной неизвестности.

Еле слышно звучат удары элегантных туфель его сестёр под столом. Мать спокойнее. Мужчины хранят спокойствие. Наконец, снова входит Дина, ставит в центр стола кексы и возвращается на кухню.

— М-м-м, какие вкусные… — говорит Сильвия. — Вижу, ты купил мои любимые, каштановые.

— Да, — говорит Алессандро. Затем он вытирает губы. Улыбается всем сидящим за столом и с поистине завидной безмятежностью объявляет: — Я решил жениться.

Сёстры одновременно сглатывают, отец удивлённо улыбается, мужья, знающие, что его ждёт, смотрят на него с радостью, которой требуют от них правила хорошего тона, в то время как сами думают, точнее, вспоминают о различных фазах своего собственного кошмара. Как Алессандро себе и представлял, его мать поражена больше остальных.

— Алекс! Я так рада за тебя!

А затем она заваливает его вопросами.

— А ты уже сказал её родителям?

— Да.

— И как они это восприняли?

— Чудесно, только что за вопросы ты задаёшь?

— Ну… сам понимаешь… такая разница в возрасте…

— Но с этим они уже смирились!

— Да, но они, возможно, думали, что это несерьёзно!

Все смеются.

— К тому же, если дело касается дочери… Да, в общем… Это всегда сложнее, — вмешивается отец, глядя на Маргериту и Клаудию и, в первую очередь, на их мужей.

Алессандро улыбается.

— Ну… Представь себе, когда я сказал им об этом, её отец упал с кресла…

Мать успокаивается.

— Он ничего не сломал?

Маргерита вмешивается:

— Мама, это же просто речевой оборот!

— Нет-нет… он на самом деле упал! Думаю, он просто не ожидал такого… На самом деле, когда твоя дочь такого возраста выходит замуж, уходит из родного дома, это, должно быть, производит подобный эффект…

После этих слов мать Алессандро оживляется, протягивает руку, берёт каштановый кексик и съедает его, полностью засунув в рот. Алессандро это замечает и улыбается, делая вид, что ничего не видел. Затем мать выбирает другой, на этот раз с орешками, ещё слаще, и точно также заставляет его исчезнуть. Алессандро начинает волноваться. Чёрт возьми. Она в самом деле занервничала! Не думал, что всё будет серьёзно до такой степени. Так что он поднимается и обнимает её. Его мать закрывает глаза и прижимается к сыну. И улыбается, а дочери начинают над ней подшучивать.

— Во-о-от… А с нами такого не было!

— Да, мы ни капельки тебя не волновали…

— Ты просто хотела отделаться от нас и всё… В этом всё дело!

— Мы были словно сводные сёстры, Гризельда и Анастасия, а Алекс — это твоя Золушка.

Алессандро садится на своё место.

— Эй, я думал, что я не Золушка, а принц!

— Ты принц для Ники!

— Мы хотим быть свидетельницами…

— Извините, но вы уже были одна для другой…

— Но одним из наших свидетелей всегда был ты!

— Вы же сами меня просили!

— Не забудь одну деталь: мы боялись, что ты расстроишься, потому что сам тогда не был женат!

— Ещё чего!

— Как бы там ни было, мы хотим дать несколько советов твоей невесте.

— Да, мы хотели бы обсудить с ней банкет!

— И платье…

— Ах да, и подарки!

— Да, это так важно!

— А вы уже решили, где поженитесь?

— И когда?

— Какие цветы будут в церкви?

— Как назовёте столики? Как будете приглашать людей?

— А гости… Сколько их будет?

— Это должно быть большое торжество…

— Эх…

Тут взгляд Алессандро пересекается со взглядами Давиде и Грегорио, которые посылают ему солидарные улыбки. Алессандро, не зная, что сделать, протягивает руку и опережает свою мать.

— Прости, мам… — и съедает последний каштановый кексик из коробки.

62

Они разгуливают по просторной гостиной.

— Прекрасно… Серьёзно… Я бы сам сюда переехал.

Пьетро удивлённо смотрит на Энрико.

— Ты что, за идиота меня держишь?

— Вовсе нет, мне здесь очень нравится, такой лофт во Фламинио… это просто мечта. К тому же, кажется, здесь тихо, и он такой большой, тут столько комнат, — Энрико прогуливается по дому, впечатлённый до глубины души. — А вокруг столько зелени… Словно ты живёшь в деревне, не покидая города.

— Да-да, я понял тебя. Всё равно, я бы предпочёл жить в своём собственном доме, со своей женой и своими детьми.

В один момент становится очевидно, до какой степени его огорчает эта ситуация. Энрико понимает это.

— Слушай, разве ты не хотел велосипед? Ну вот, теперь крути педали!

Пьетро смотрит на него шокированным взглядом.

— Что ты несёшь? Сдурел? Велосипедом был брак… И я бы с великим удовольствием продолжить крутить те же педали!

— Конечно же нет! Как раз наоборот! В твоём случае именно ты всё бросил, ты… ты сам искал этой ситуации, в отличие от того, что случилось со мной. Это меня бросила жена. А ты сам очень старался, чтобы тебя выгнали.

— Знаешь, слава богу, ты налоговый консультант, а не адвокат по разводам… потому что тогда, я уверен, Сюзанна наняла бы тебя, и ты заставил бы меня работать в поте лица.

— Видишь? Видишь?.. Всё, что тебя волнует на самом деле, — это деньги, а не возможность вернуться к ней. И ты жалеешь себя! По-моему, всё, что было раньше, — это чудо, а потом тебе захотелось слишком потянуть канат на себя… и он порвался!

— Когда ты такое говоришь, то вгоняешь меня в депрессию ещё больше… Получается, что кругом виноват я… Я разрезал канат и остался с его куском в руке, а с ним я могу сделать только одно…

Энрико с любопытством поднимает брови.

— Что?

— Повеситься.

— Хватит уже! Не говори так, не будь таким драматичным. Может, эта ситуация поможет тебе, окажется полезной… может, теперь, когда ты остался один, у тебя получится сделать выводы… к тому же… — продолжает он, указывая на лофт, — посмотри, что у тебя есть теперь.

— Это от одного клиента, который не платил мне годами, а я занимался всеми его делами… Раз уже это просто бесконечная история, он мог бы подогнать мне домик поближе к центру, ну или, я не знаю, ближе к моей семье.

— Отлично. Видишь, Пьетро? Это прекрасная мысль, ты мог бы быть рядом с детьми.

— Нет, я мог бы следить за своей женой!

— Ладно… В какой-то момент мне показалось, что ты искренне хочешь вернуться, но теперь я вижу, что нет, что в глубине души важные вещи тебя раздражают.

— Как ты можешь такое говорить? Извини, но я всё ещё выплачиваю ипотеку за дом, где они живут… а она, между прочим, уже встречается с другим. На практике получается, что она развлекается за мой счёт! Что за дела? А я ещё и виноват?

— Ты меня поражаешь. Ты сам-то понимаешь, что говоришь? Знаешь, думаю, к этому моменту ты уже неплохо развлёкся, даже слишком, теперь её очередь…

Пьетро смотрит прямо на него, и тут его начинает мучить одна мысль. Боже мой, а если бы он узнал о нас с Камиллой? Но это было давно. И его жена была такой грустной, она тосковала, ей хотелось веселья. Он вспоминает интимные моменты с ней. Ей ого-го как хотелось развлечься. Ему даже становится немного стыдно. Энрико прерывает его воспоминания:

— Что с тобой? О чём ты думаешь?

— Я? Ни о чём… Ты прав, я слишком много развлекался, а мир не стоит на месте. Но я думал, что ты мой друг, а не её…

— Так и есть, я с тобой, я всегда подставлю тебе плечо, но быть другом помимо всего прочего значит говорить правду… да, правду, которую не всегда приятно слышать, но она помогает принимать реальность…

Уф, думает Пьетро про себя, он ничего не знает.

— Да, конечно…

— Раз уж мы говорим о принятии реальности, давай всё перенесём из машины сюда, идём…

Они выходят на улицу. Пьетро открывает багажник и начинает выгружать кучу чемоданов.

— Ты что, весь дом с собой забрал?

— Это самое необходимое… Костюмы, книги, постельное бельё, свитеры, рубашки, кое-что по работе, я хранил это в своём кабинете дома… Всё. Сюзанна сказала, всё, что я оставлю, она сожжёт.

— М-м-м, понятно.

Энрико берёт два чемодана и заходит в дом.

— Конечно, она в ярости.

Чуть позже входит Пьетро с двумя другими чемоданами.

— Ну да, ещё в какой. Не знаю как, но всё это пролило свет и на другие истории… Даже не знаю, кто мог ей позвонить, но когда она застукала меня и мы расстались, оказалось, что все знали что-то обо мне. Ей рассказывают разные истории о том, как я спал с нянями наших детей, с её подругой, а потом ещё с другой, что я зачастил в парикмахерскую, где она работает… вот так.

— Серьёзно? А это всё было?

— Не было даже в мыслях! Как же людям нравится наговаривать друг на друга… Или преувеличивать… — Энрико и Пьетро выходят за остальными чемоданами, которые остались в машине. — Но ведь ей даже рассказали, что у меня были отношения с женой кого-то из моих друзей. Понимаешь? С женой друга! На свете столько других женщин… Ты считаешь, что я способен переспать с женой друга? Да ладно!

Энрико качает головой.

— И правда, людям просто необходимо быть плохими, чтобы быть счастливыми.

Пьетро идёт за ним, берёт несколько переполненных папок и улыбается про себя. Это неправда, никто ещё не поднимал эту тему, но, по крайней мере, если кому-то взбредёт в голову вытащить на свет эту историю с Камиллой, они уже поговорили об этом.

— Куда их поставить?

— Оставь здесь, у лестницы.

Энрико ставит два чемодана на пол и осматривается.

— Сколько у тебя комнат?

— Наверху четыре спальни. Столько же ванных. Внизу одна, в гостиной, ещё одна позади тебя, где-то есть ещё одна, а там, в глубине дома, кухня… А в дополнение к этой гостиной, как видишь, есть внутренний садик… — Пьетро отодвигает штору и показывает ему большое пространство за ней.

— Шикарно! Вероятно, этот клиент должен-то был тебе всего порцию пасты…

— Да, но некоторые типы на самом деле очень тупые. Вместо того, чтобы сдать этот дом и платить мне с вырученной арендной платы, он предпочёл впустить меня сюда бесплатно. Он потеряет очень много денег. А который час?

— Восемь.

— Они должны были уже приехать.

— Кто?

— Флавио и Алекс. Я с ними договаривался на это время.

— Значит, они сейчас появятся. А мы пока разложим вещи по местам.

— Я хотел, чтобы они тоже приехали, именно для этого. Так будет быстрей!

— А-а-а…

— Интересно, что нам собирается рассказать Алекс… Он мне показался таким взволнованным!

— У меня есть предположения…

— Например?

— Нет, не хочу ничего говорить, чтобы не сглазить.

В этот момент раздаётся стук в дверь. Пьетро идёт открывать. Это Флавио.

— О, это здесь… Не хватало только, чтобы я тебя не нашёл…

Он входит и тут же, безутешный, бросается на диван. Пьетро закрывает дверь и присоединяется к Энрико в гостиной. Оба обеспокоенно смотрят на своего друга.

— Что произошло?

— Ты потерял работу?

— Нет, гораздо хуже: я потерял жену.

Энрико садится рядом.

— Дерьмо, и ты тоже. Мне жаль, — он кладёт руку ему на бедро.

Флавио поворачивается к нему. Он очень подавлен. Они обнимаются.

— Мне очень жаль, дружище.

— Ну что… мы все здесь… — Пьетро разводит руками. — Каким-то образом, мы возвращаемся в те времена, когда учились в универе.

— Ты о чём?

— Мы теперь одиночки.

— А я подумал, ты собираешься сказать, что мы неудачники.

Пьетро идёт в кухню.

— С чего бы это? Мы снова начинаем с нуля. Нас трое… и мы полны надежд, — он открывает холодильник. — Нет-нет… Это правда… Мы самые настоящие неудачники.

Флавио и Энрико смотрят на него.

— Почему?

Пьетро полностью распахивает дверцу холодильника.

— Нам нечего выпить!

Стук в дверь. Это Алессандро.

— Вот и я!

Пьетро вырывает у него из рук то, что он принёс.

— Поверить не могу. Смотрите, что тут у нас… — он демонстрирует остальным, — бутылка шампанского!

— Вот чёрт!

— Охренеть.

— Вы заметили, что иногда нас преследует удача?.. — Пьетро начинает снимать бумагу с горлышка.

Алессандро закрывает дверь и со смехом направляется к центру гостиной.

— Знаете, что я хочу отметить?

— Нет, рассказывай уже…

— Я женюсь!

Флавио не верит своим ушам.

— Нет, это невозможно.

Он поднимает руки к голове. Алессандро поражённо смотрит на него. Подходит к Пьетро.

— Почему такая реакция? — обеспокоенно шепчет он ему. — В чём дело? Ему это кажется плохой идеей?

— Нет… — Пьетро снимает проволоку. — Его сегодня бросила Кристина…

— Ох, мне жаль. Чёрт, я же не знал…

Пока он это говорит, пробка вылетает из бутылки с прекрасным ощущением новых возможностей.

63

Чердак Олли переполнен. Вечеринка в честь Ники проходит чудесно. Эрика сидит на диванчике. Она пьёт Беллини, который сама себе приготовила на столе, где Олли расставила стаканы и напитки. Она не сводит глаз в одного очень красивого парня. Затем взглядом ищет Олли и Дилетту и показывает им жестом, чтобы они обратили на него внимание. Подруги оборачиваются, смотрят на Эрику и качают головами. Опять. Сейчас начнётся новая история. Они знают Эрику и прекрасно понимают, что будет дальше. В общем, Эрика начинает разговор с парнем с вопроса.

— Привет… Классная вечеринка, да?

— Да, очень.

— Здесь так тесно… но так даже лучше: это намного интимней…

— Ну да… Меня зовут Тициано, очень приятно, — говорит он, пожимая ей руку.

Эрика постепенно перемещается, берёт стакан левой рукой и протягивает его вправо.

— Взаимно, Эрика! Чей ты друг?

— Я хожу в универ с Ники, но близко знаком с Джулией, — указывает он на девушку, которая в данный момент танцует в центре комнаты.

— А я, наоборот, подруга невесты!

— Да, я знаю, уже спросил Ники.

Эрика смотрит на него исподлобья, а затем улыбается.

— Ты спрашивал Ники обо мне?

— Конечно… Тебя это удивляет?

— Нет… то есть, да… в том смысле… почему?

— Ну, я не знаю… Ты такая симпатичная, а мы с тобой не были знакомы. Вот и всё.

— Ух ты, спасибо! Выпьем? — Эрика поднимает свой стакан.

— Давай, а за что?

— За смелых девушек!

Тициано поднимает свой стакан виски со льдом.

— За них!

Они со смехом чокаются, а затем болтают и шутят. Дилетта, Олли и Ники временами проходят мимо них, спрашивая, всё ли идёт хорошо, на что Эрика отвечает, показывая язык. Тициано не понимает, что происходит, но эта милая брюнетка кажется ему симпатичной, и он хочет познакомиться с ней поближе, так что он не обращает на них особого внимания. Через некоторое время Эрика достаёт из кармана джинсов свой мобильник.

— Обменяемся номерами телефонов? И я есть на фейсбуке…

— Я тоже.

Тициано диктует ей свой номер. Эрика заносит его в память, а затем звонит ему, чтобы её номер определился в его телефоне.

— Круто, скоро созвонимся, окей?

— Конечно. Можем сходить выпить пива, — отвечает ему Эрика, поднимаясь с дивана.

— Отлично, когда захочешь!

Эрика идёт к Олли. И замечает, что её подруга злится.

— Эй, что с тобой?

— Ничего… Давай немного выпьем.

Олли наливает ей немного сангрии в бумажный стаканчик. Эрика берёт его и делает глоток.

— М-м-м… очень вкусно. Кто готовил?

Олли вздыхает.

— Джампи, сегодня вечером.

— Какие подробности!

— Да… — Олли нервно пьёт.

— Видела, какой красивый друг у Джулии, тот, с кем я болтала, Тициано?

— Да, сколько ж вы болтали, я думала, это никогда не закончится! А Франческо? Он сегодня не придёт?

— Нет… я вообще всё время с ним. Не знаю, когда же он поймёт, что мы не встречаемся. Что мы просто друзья.

— Ты могла бы попробовать сказать это ему, а то у меня впечатление, что он об этом и понятия не имеет…

— Да знает он всё. Мы ведь просто общаемся.

— Да, со старшим напарником, который его возбуждает… и это ты!

Эрика хлопает её по плечу и смеётся. Не переставая болтать, они разглядывают гостей. Ники веселится, как сумасшедшая, и покачивает головой в такт музыке. На чердаке звучат её любимые песни. Олли проделала прекрасную работу. Она взяла себя в руки и три дня над этим работала. Повсюду развесила гирлянды, приготовила карточки с сюрпризом, заполнила буфет и подумала о напитках. Такая маленькая идеальная хозяйка дома, которая организовала вечеринку, чтобы отметить приближающуюся свадьбу своей подруги. И людям весело. Кто-то танцует, другие сидят на диванах и разных пуфах, которые разбросаны по гостиной, болтают, курят и пьют. На столе канапе, пиццы, рулетики и холодная паста, а ещё овощной кускус. Эрика болтает с парнем, который ходит с Ники в университет.

Олли берёт тарелочку с оливками и проходит между гостями, как официантка. Наконец, она оказывается рядом с Ники.

— Не хотите, синьора? — спрашивает она, на ходу делая реверанс.

Ники берёт зубочистку с оливкой и благодарит.

— Поздравляю, ты всё организовала идеально.

— Ради Вас я сделаю что угодно…

Олли довольна. Она идёт дальше и видит Джампи напротив окна. Он что-то пьёт, а в другой руке у него блюдо с канапе. Он стоит к ней спиной. Олли быстро подбегает к нему с улыбкой на губах.

— Эй, милый! — она предлагает ему оливки.

Но тут она замечает, что на террасе рядом с Джампи стоит очень симпатичная длинноволосая брюнетка, которая мило болтает с ним. Олли резко останавливается. Джампи оборачивается.

— Вот ты где! — Он целует её в губы. — Ты у меня такая умница. Не видел вечеринок лучше.

Брюнетка улыбается Олли.

— Это точно. Всё идеально! Мы вышли на минуточку покурить. Не хотели делать этого внутри. Ну, знаешь, дым, огонь…

Олли недружелюбно смотрит на неё, а затем переключает внимание на Джампи.

— Да, спасибо… я сделала это ради своей подруги Ники…

— Ну, у тебя всё вышло просто замечательно, Ники должна быть очень рада! А это Иления. Она подруга Эрики, они вместе работали прошлым летом.

Олли с неохотой протягивает ей руку.

— Очень приятно.

— У тебя такой милый дом.

— Спасибо…

Интересно, чего она хочет? С чего бы такая вежливость? Она что, хочет понравиться мне? И почему Джампи так с ней мил? Олли чувствует, что гнев побеждает её, и пытается успокоиться. Это ревность. Да, она узнаёт это чувство. Она ревнует его. Из-за того, как девушки на него смотрят. Из-за того, что он всегда старается уделить внимание всем.

Олли резко прощается с ними и идёт к Ники.

Иления огорчённо смотрит на Джампи.

— Я сделала что-то не так? Если хочешь, я пойду и извинюсь перед ней…

— Нет, даже не думай, Олли такая всегда. Иногда она начинает ревновать без повода. Ты здесь не при чём… — он делает глоток красного вина и устремляет свой взгляд на горизонт.

Иления докуривает свою сигарету и гасит её о большой керамический горшок с песком.

А в доме Олли берёт Ники под руку.

— Ты видела?

Ники, болтающая с Джулией, поворачивается.

— Видела что?

— Ту девку с Джампи…

— Что?

— Она вся такая из себя, а он и повёлся…

Ники становится интересно и она оборачивается, чтобы посмотреть на них.

— Знаешь, мне кажется, что они просто разговаривают.

— Ты так говоришь, потому что дело касается не Алекса.

— Олли, правда, хватит уже. С тех пор, как ты стала встречаться с Джампи, у тебя стала развиваться паранойя… Либо ты ему доверяешь, либо нет, и если всё-таки нет, то я советую тебе расстаться с ним. Ты не можешь всю жизнь провести в окопах, готовая устранить каждую девушку, которая приблизится к нему.

— Я ведь люблю его, что мне делать?

— Тогда расслабься, ты просто мучишь и себя, и его… Так у тебя получится только потерять его… Мне кажется, он даже слишком терпелив.

— Ясно, ты всё это говоришь, потому что собираешься замуж. Какое тебе до меня дело?..

— А это вообще при чём? Я говорю это только ради твоего блага. Или ты покончишь с ревностью, или всё закончится плохо. Так ты не можешь ничему радоваться, кругом видишь одних врагов…

Олли смотрит на неё с кислым лицом. Ухмыляется и уходит. Ники качает головой. Когда же она поймёт, что такая сильная беспочвенная ревность ни к чему хорошему не приведёт?

64

Час спустя все сидят в гостиной, развалившись на диване. Алессандро наливает остатки шампанского в бокал Флавио.

Энрико поднимает свой.

— Знаете, что мне сейчас хочется сделать?

— Нет.

— Сказать тост… Тост за единственное, что претерпевает время, единственное, что не ржавеет… что будет с тобой и во время успехов, и во время провалов… перенесёт все жизненные бури… Тост за дружбу.

И первым, с кем он чокается, становится Пьетро. Флавио с Алессандро тут же присоединяются.

— Это точно…

— За дружбу…

— Как же верно ты всё сказал… — Пьетро опустошает свой бокал и продолжает: — «Женщины приходят и уходят… Друзья остаются…», — затем он поворачивается к Алессандро: — Ой, извини… Возможно, тебе это больше не подходит.

— Да, прости, но ты исключение, которое подтверждает правило!

— Я ничего не понял… Я принёс вам шампанское, и видите какое… Самое дорогое!

— Боже, как это мерзко, ты всё время говоришь о цене…

— Я делаю это, чтобы вы поняли, как важен этот момент для меня, в то время как вы…

— Ясно… ты ведь шутишь, правда?

Флавио ставит свой бокал на стол.

— Кристина меня бросила. Сказала, что между нами всё кончено. У меня не получается радоваться, несмотря на то, что ты женишься и принёс эту бутылку шампанского.

— Ладно, не будем ссориться. Кстати, Флавио, слышишь? — вмешивается Энрико. — Ты ведь только что сказал нам, что у неё нет никого, так?

— Да.

— Значит, ты посмотрел её смс, звонки, почту…

Флавио со злостью смотрит на него.

— Вроде нет.

— Ты ничего не проверил? Тогда почему ты так уверен, что она тебе сказала правду?

— Потому что я с ней поговорил, и этого мне достаточно, нет никакой необходимости шпионить за ней. И потому я страдаю. Потому что мне достаточно того, что она сама мне сказала… И всё так, она была самым лучшим в моей жизни, я постоянно это повторял ей, она была моим тайным островом, моим счастливым пляжем, моей тихой гаванью…

Пьетро оживлённо жестикулирует.

— Всё ясно, у неё есть другой мужик.

— Ты что несёшь?

— Она не вынесла этого всего. Следите за ходом мысли… Тайный остров, счастливый пляж, тихая гавань… Она как будто была в заложниках у моряка!

Флавио раздражается.

— Для тебя это всё шутки, да?

Вмешивается Энрико.

— Флавио, извини, но тебе придётся хранить спокойствие. Эту ситуацию всё ещё можно исправить. Это тяжело признавать, но у тебя всё не так, как у меня с Камиллой, которая сбежала с адвокатом на Мальдивы… И не так, как было у Сюзанны, которая застукала Пьетро с врачом…

Энрико смотрит на Пьетро, который не упускает случая снова наговорить обычных глупостей:

— И это при том, что я сказал ей, что у меня поднялась температура, она была просто огромная, у меня даже крыша поехала… — он хитро улыбается: — Хотя физически я был в прекрасном состоянии…

Энрико и Алессандро качают головами. Энрико смотрит на Флавио и продолжает:

— Вот видишь? У него уже запущенный случай… А у тебя — совсем нет. Просто вспышка. Возможно, это даже будет полезно… Сколько лет вы были женаты?

— Восемь…

— Ага, а до этого вы сколько были вместе? — настаивает Пьетро.

— Шесть.

— Видите? — продолжает Пьетро. — Шесть плюс восемь… Четырнадцать. Это же классический кризис!

— Ага, кризис семи лет, если разделить на двоих!

Алессандро берёт слово.

— Послушайте… Дайте мне подумать, помечтать хоть немного. Я пришёл, чтобы разделить с вами момент своего огромного счастья… Флавио, я очень сожалею, что именно сейчас с тобой произошло такое, но Энрико прав, возможно, всё ещё будет хорошо.

— Надеюсь, так и будет.

Пьетро улыбается.

— Знаете, я тут подумал: хотите знать, что самое абсурдное в этой ночи?

— Ну начинается… — обеспокоенно отвечает Энрико. — Наверняка одна из твоих обычных глупостей.

— Нет-нет, сейчас я серьёзно. Мы должны отметить кое-что: раньше нас было трое женатых и один холостой.

Алессандро улыбается.

— Признаю, что я вас заставил немного позавидовать мне сегодня…

— А теперь нас трое разведённых и Алекс, который вот-вот станет единственным женатым!

Флавио подпрыгивает на диване.

— Секундочку! Вы ведь только что сказали, что у меня не всё потеряно. Вы просто издеваетесь надо мной!

Пьетро придвигается к нему и гладит его по голове.

— Ладно, ладно… конечно, ничего не потеряно… — а потом он прикидывается собакой: — Но пока что — гав! Гав!.. Успокойся!

Флавио отталкивает его от себя.

— Как ты можешь так со мной! Тебе наплевать на меня!

— Это же шутка, я хотел разрядить ситуацию… Просто способ развеселить тебя. Ты хочешь, чтобы мы просто пожалели тебя? Не будь такой тряпкой, дружище!

— Не быть?.. — Флавио готов снова атаковать его, он кладёт ладонь ему на лицо и пихает его. — Сейчас я тебе покажу, как надо реагировать!

Энрико и Алессандро влезают между ними и останавливают его.

— Эй, успокойтесь! Спокойно! Вы что творите?

— Ну да… Мы знакомы двадцать лет и никогда не ссорились, и должны сделать именно сейчас?

— Двадцать лет…

— Так и есть… может, даже больше… с института.

Пьетро задумывается.

— Это правда, — затем он смотрит на Флавио: — И ты всегда делал за меня домашку по математике.

— Ага… и помог тебе окончить институт, ты бы без меня не выпустился… И как ты меня теперь благодаришь? Издеваешься только.

— Ты прав, прости меня, — они обнимаются.

Потом Флавио отстраняется и с любопытством смотрит на него.

— А ты уже научился решать уравнения?

— Вообще-то, я умел ещё в институте.

На это раз Флавио разражается смехом.

— Да… как иначе? Клянусь вам, он всегда делил на два и получал один… ну неважно, всё-таки он сдал экзамены!

У Алессандро на лице появляется улыбка.

— Отлично… такими вы мне нравитесь больше. Стоит успокоиться, и понемногу всё придёт в норму.

Пьетро смотрит на него.

— Да-да… А между тем ты женишься… Сколько лет вы с Ники вместе?

— Почти два года.

— Поговорим о том, что будет через пять лет… Хотел бы я видеть, что станет с тобой к этому моменту!

Алессандро кладёт руки в карманы.

— Эй, что такое с вами? Все против всех? Ребята, мы должны любить друг друга и верить, что у всех нас всё будет хорошо… Во всяком случае, я никогда не радуюсь, если у одного из вас случаются проблемы… Перед тем, как решить жениться, я никогда не ждал, что у вас всё разладится, чтобы сохранился некий баланс, ясно? Я захотел жениться и точка. Я хотел сделать это ещё с Эленой, но вы сами знаете, что случилось. А теперь я надеюсь, что всё получится с Ники. Более того, теперь я хочу жениться на Ники и верю, что… В общем, всё должно быть хорошо, а вы должны помочь мне, чтобы так и было. Потому что я счастлив оттого, что со мной происходит. Потому что я счастлив, когда счастлив мой друг… И мне бы хотелось, чтобы и вы думали также… чтобы вы радовались за меня! Или я не прав?

Алессандро смотрит на них. Они в тишине сидят на диване напротив него. Наконец, Энрико улыбается.

— Твои слова меня тронули.

— Да, это было красиво, — подтверждает Флавио.

— Он прав, я ошибался, — соглашается Пьетро.

Энрико обнимает его.

— Поздравляю, Алекс. Желаю тебе огромного счастья!

Флавио тоже поднимается, чтобы обнять его.

— Да, я тоже.

Пьетро присоединяется к ним.

— Эй, меня не забудьте! Чего удумали! Оставить меня за бортом! Негодяи!

— Мы?..

Они стоят в центре гостиной и смеются.

— Я так вас люблю…

— Да ладно!

Они не замечают, что в этот самый момент кто-то вставляет ключи в замок и открывает дверь. Входит Меди, женщина лет пятидесяти, филиппинка, у которой отвисает челюсть при виде группы крепко обнимающихся мужчин.

— Я так люблю тебя!

— Нет, я больше!

— Я бы с удовольствием развёлся и женился на вас троих!

Когда Пьетро разворачивается, его взгляд пересекается с взглядом филиппинки.

— О, здравствуйте! — отстранившись от своих друзей, он подходит к ней. — Вы, должно быть, Меди, да? Мартинелли мне говорил, что Вы иногда заходите прибраться… С сегодняшнего дня здесь буду я…

— Да, синьор мне сказал. Я просто принесла это, по его просьбе… — она указывает на упаковку бутылок воды. — Потому что она закончилась… А ещё это…

Из рук женщины Пьетро берёт конверт со счетами за воду, газ и свет.

— Хозяин сказал, что Вы должны изменить контракт, и что Вам будет нужно это… И если Вы хотите, то я могу вернуться завтра… Здесь мой номер и цена услуг…

Пьетро смотрит на листок, который она ему протягивает, на нём полный список услуг, который предоставляет компания «Mediservice».

— Девять евро в час?

— Как у всех, только лучше.

Пьетро поворачивается к друзьям.

— У них даже есть слоган… Эта леди крадёт твою работу, Алекс, — он провожает её до двери: — Хорошо… спасибо. Если Вы мне понадобитесь, я позвоню… — Как только женщина уходит, Пьетро снова присоединяется к друзьям. — Вы это видели?

Флавио согласно кивает головой.

— Они такие организованные.

— Это потому что нашим женщинам дали слишком много свободы, — продолжает Энрико. — Мы должны были это пресечь, а теперь мы уже не контролируем ситуацию.

Пьетро молчит. Алессандро приближается к нему.

— О чём задумался?

— О том, что Мартинелли тут же задумался о расходах, и о том, что же подумала эта женщина, увидев, как мы прыгаем в обнимку и ржём, как придурки… Но больше о том, что она будет всем рассказывать о нас.

Флавио подходит к нему.

— А что она, по-твоему, может подумать? Только то, что мы друзья.

— И правда, — улыбается Пьетро.

Флавио смотрит на него, и у него меняется выражение лица.

— Конечно… можно попросить тебя кое о чём? Раз уж Кристина хочет побыть одна, а мне теперь нужно искать новое жильё, я могу остаться здесь, с тобой, пока что-нибудь не найду?

Пьетро на мгновение замолкает, затем видит глаза Энрико, натыкается на суровый взгляд Алессандро и улыбается.

— Конечно! Почему бы и нет! Для одного тут слишком много комнат!

Флавио обнимает его.

— Спасибо! Сейчас же принесу чемодан из машины.

Пьетро ждёт, пока он выйдет.

— Ага, у него даже чемодан в машине. Это значит, что он прекрасно понимал, что останется здесь.

— Ну, да… — Алекс качает головой. — Ты такой злой.

Раздаётся сигнал мобильного. Это Ники. Алессандро сдержанно улыбается и отходит на расстояние от друзей.

— Да, Ники?

— Привет, милый! Рассказывай, как всё прошло с твоими родителями?

— Как по маслу…

Ники держит странную паузу.

— Серьёзно? Ты говоришь правду?

— Конечно, что за вопросы?

Ники решает поверить.

— А где ты?

— У Пьетро…

В этот момент входит Флавио с двумя чемоданами и несколькими сумками.

— Что за шум?

— Остальные тоже здесь.

— Да? — голос Ники снова полон восторга. — Им ты тоже сказал?

— Да…

— И как они это восприняли?

Флавио открывает чемодан, и оттуда вываливаются на пол несколько свитеров, напоминающих о его жизни с Кристиной. Он становится грустным и печально смотрит на друзей.

— До сих пор не могу поверить в то, что случилось…

Они тоже кажутся грустными и пытаются утешить его, но у Флавио очень депрессивный настрой.

Ники настаивает:

— Ну что, как отреагировали твои друзья?

Алессандро понимает, что в некоторых случаях нет никакого другого выхода, кроме как солгать.

— Ты даже не представляешь, они чуть с ума не сошли от радости.

— Замечательно! Это чудесный момент для всех!

Но в этот самый момент Флавио начинает плакать.

— А-а-а…

— Что происходит?

— Ничего особенного…

— Кто там плачет?

Алессандро на ходу придумывает ответ.

— Это Ингрид, дочь Энрико! Она есть хочет… Прости, Ники, давай я тебе позже перезвоню?

— Конечно, давай…

Алессандро отключается и подходит к Флавио.

— Что с тобой? Что случилось?

— Я открыл чемодан и увидел этот свитер.

— И что?

— Она мне его подарила…

— И что? Не вижу в этом ничего такого…

— Нет, ты не понимаешь. Это был День Святого Валентина, мы гуляли целый день и как всегда говорили, как бы нам хотелось уплыть на корабле…

— Ну вот, ты снова превращаешься в моряка!

— Хватит, Пьетро!

— Вы правы, простите.

Флавио продолжает свою историю:

— Той ночью мы развернули подарки и поняли, что подарили друг другу одинаковые свитера. Абсолютно одинаковые, одна марка, один цвет… — Флавио поднимает его и показывает им. — Вот этот! — и он снова начинает плакать. — И чем сейчас занята Кристина?

Пьетро вздыхает.

— А чем сейчас занята Сюзанна? Наверняка укладывает Каролину спать…

Энрико тоже вздыхает в свою очередь.

— Ну, а мне хотелось бы знать, чем сейчас занята Камилла… Самое худшее, что я могу это представить.

Алессандро берёт ситуацию в свои руки.

— Слушайте, мы должны поддерживать друг друга, как можем. Давайте пойдём ужинать все вместе, как в старые времена?

— Японский ресторан?

— Да!

— Пиво и покер?

— Да! — отвечают все хором.

Алессандро пытается подвести итог:

— Но давайте не сходить с ума, у меня завтра совещание.

Все злобно смотрят на него.

— И это говорит тот, кто скоро женится!

Алессандро прекрасно понимает, что не должен настаивать.

— Ладно… Я принесу карты.

Они усаживаются за огромный стеклянный стол, близкие друзья, которых соединяет этот новый и странный момент общения, чего не случалось уже несколько лет. И пока карты переходят из рук в руки, в их головах перевариваются раличные мысли. Пьетро вспоминает слова Вуди Аллена: «Я единственный человек на свете, способный играть в покер с пятью картами в руках, тогда как даже двое не могут быть из одного семени».

Все смеются.

— Это не мой случай! Вы не представляете, какие у меня карты…

— Хвастун!

— Повышаем ставки. Сто евро!

Неизвестно, кто выиграет на этот раз, но одна вещь ясна: никто из них не потеряет эту прекрасную дружбу.

65

Олли глушит мотор. Кладёт руки на руль. Её освещает свет с улицы. Собака перебегает улицу. Она следит за ней взглядом. Джампи разглядывает Олли.

— Классная была вечеринка, правда? Спасибо, что подвезла меня домой.

Олли пустым взглядом смотрит перед собой.

— Да, было мило… Ники осталась довольна.

Джампи замечает, что у Олли настроение не из лучших, так что он приближается к ней и гладит её щёку. Олли немного отстраняется.

— Солнышко, что с тобой?

Олли поворачивается и смотрит на него с жестокостью и грустью в глазах.

— Ничего…

— Ничего? Тогда что у тебя с лицом? Давай, говори, что стряслось?

— Я ведь сказала, что ничего… Тебе было весело?

— Ну, да… Народ собрался ничего. Три человека даже предложили подвезти меня домой, когда я им сказал, что это мы с тобой всё подготовили вместе…

— Как мило… Наверняка, одна из них — Иления.

Джампи смотрит на неё.

— Ну, да, и она тоже… Она очень хорошая. Ты так убежала от нас, могла бы остаться и поболтать. Ей ты понравилась. — Олли нервно дёргает «Arbre Magique» с ананасовым запахом. Она ничего не говорит. Джампи продолжает: — Она учится на медсестру. И танцует. Да, она клёвая. Люблю знакомиться с интересными людьми.

— Знаю, особенно, если это симпатичные девушки.

— Что ты хочешь сказать?

— Ничего. Вы обменялись номерами телефонов? Если нет, можешь у Эрики попросить. Ты ведь сказал, что они подруги, да?

— С чего мне просить её номер телефона? Мы не давали друг другу номеров. Думаю, мы можем встретиться с ней на какой-нибудь ещё вечеринке, твоей или Эрики, и если такое случится, тогда, может… — Джампи спрашивает прямо: — Олли, ты ведь не ревнуешь, правда?

С мгновение она молчит. Затем смотрит в окно.

— Я? Ещё чего! Почему я должна ревновать? Просто ты всё время болтаешь с другими девчонками, ты очень общительный, и кажется, что тебе меня одной не хватает…

— Опять, Олли? Ты же знаешь, что я люблю тебя и мне с тобой хорошо. Я тебе это показывал бесконечное количество раз. Мне просто нравится общаться с людьми. С молодыми, старыми, мужчинами или женщинами, неважно. Когда мы познакомились, разве я был не таким? К тому же, ты сама говорила, что это тебе нравится во мне, так что ты мне теперь прикажешь делать? Притворяться другим? Сдерживаться? Ты должна знать, что я никогда тебе не изменял…

Олли становится неловко. Очевидно, что она преувеличила, но у неё не получается притормозить, и тем более отказаться от своих слов. Она слушает его, смотрит на него и, наконец…

— Хватит, Джампи. Ты всегда говоришь одно и то же… но, не знаю почему, у меня впечатление, что единственное, что тебя интересует, — это красивые девушки… Ты меня не уважаешь…

— Что ты сказала, Олли? Я тебя не уважаю? Что я такого тебе сделал?

Олли кусает губы, а затем начинает плакать.

— Из-за тебя мне плохо, ты провёл всю ночь, болтая с другой…

— Олли… хватит, правда. Это продолжается уже несколько месяцев. Если верить тебе, я тебе изменяю каждые две минуты. Но ведь это именно ты меня не уважаешь… Может, будет лучше, если мы не будем видеться некоторое время… — разгневанный, он выходит из машины и хлопает дверью.

Олли видит, как он исчезает за дверьми своего дома, и начинает бить руль, разозлённая всеми, а главное, самой собой и своей проклятой слабостью.

66

— Лоренцо!

Мальчик, который только что поскользнулся и упал, в последний раз пробует отбить мяч, но, услышав крик своей матери, сдаётся.

— Я сказала тебе, чтобы ты не играл так!

Он встаёт, отряхивая спортивный костюм.

— Мама, но мы же проиграем!

— Это меня совсем не волнует! Ясно?

— Ла-а-адно!

Лоренцо бежит, вдохновлённый и потный, как никогда, потряхивая своей светлой гривой, он кажется раздражённым, повязка лезет ему на глаза и на щёки, потому что не держится на голове. Он убирает её рукой и бежит за мячом в поле, которое устроили в саду Вилла Балестра в Париоли, под беспокойным взглядом Сюзанны. Лоренцо подбегает прямо к мячу и реабилитируется. Его мать качает головой, глядя на Монте Марио, а потом по сторонам, на овальный сад, на параллельные улочки, на вырытые в вулканическом склоне пещеры. Потом вдруг до неё доходит, что она уже некоторое время не видела Каролину, так что она резко оборачивается в ту сторону, где видела её в последний раз, и ищет её взглядом.

— Ах, вон она.

Она сидит на велосипеде. Ноги девочки крутят педали и иногда касаются земли, то есть асфальтовой дорожки, которая на самом деле предназначена для катания на роликах, поэтому очень ровная. Каролина разговаривает со своими подружками, смеётся, рассказывает шутки, она абсолютно спокойна. И, несмотря на то, что на ней курточка, она совсем не вспотела. Слава богу, хотя бы она. Сюзана берёт бутылку, стоящую рядом, и опустошает её. Съедает картошку фри, затем оливку, затем снова берёт бутылку, но там не осталось ни капли. Она пожимает плечами и съедает ещё картошку. Она довольно большая, и пока она её прожёвывает, то думает снова о своей цели. Вот чёрт, я ведь говорила, что хочу быть бережнее, чтоб никакого мусора после еды не оставалось. Спортзал… я хожу на кикбоксинг, а потом ем жареную картошку? Не хочу превратиться в одну из этих женщин, которые впадают в депрессию из-за любви, заедают стрессы едой, потому что думают, что никто не захочет с ними связываться, и наконец так толстеют, что худшие их кошмары превращаются в реальность, и никто не хочет даже смотреть в их сторону… Но я просто не могу этому сопротивляться. Даже если бы рядом оказался Рокко Сиффреди из той рекламы. Сюзанна поддаётся соблазну и съедает картошку в два больших укуса, довольная своим решением. Ладно, завтра займусь этим серьёзно. Я не разжирею, пропустив один день диеты. Не нужно слишком радикально придерживаться принципов, лучше медленно идти к цели, зато добиться нужного результата.

— Простите, синьора, здесь свободно?

Высокий парень с тёмными вьющимися волосами, глубокими голубыми глазами и, главное, чудесной улыбкой кладёт руки на два стула у столика Сюзанны. Она вдруг краснеет.

— Конечно…

— Спасибо.

Парень с лёкгостью поднимает их и уносит к соседнему столику, где его ждёт привлекательная девушка с длинными светлыми волосами. Какая я дура. Покраснела. Сюзанна съедает ещё оливку и рассматривает парочку. Я же знаю этого парня. Его зовут Джорджио Альтери. Он ходил в тот же спортзал, что и я. Мы все сходили по нему с ума. Знали всё о его жизни и прикалывались на тему того, какой он, должно быть, в постели. Невероятно! От него пахло одеколоном, даже когда он потел. Сюзанна тщательно рассматривает его. У него всегда была чудная улыбка. И девушка у него тоже красивая. Она с ним ходила в спортзал. Дерьмо. Как же такое возможно, чтобы эти двое так долго встречались? Завидую им. Наверное, он даже не изменяет ей. Он слишком хорош, чтобы так поступать, ведь с таким телом, как у него…. Джорджио оборачивается, чтобы сделать заказ. Пока он ищет официанта между столиков, его взгляд пересекается с взглядом Сюзанны, которая не краснеет на этот раз. От любопытства он тщательнее оглядывает её, затем подмигивает ей и улыбается. Я знала. Сюзанна опускает взгляд и хватает бутылку, словно последнюю надежду на спасение, потому что снова начинает заливаться краской. Какая же я идиотка, думает она. Как будто этого мало, ещё и битер закончился!

— Прости, я опоздала!

— Ничего страшного!

Кристина пришла как раз вовремя, улыбаясь, но при всей своей внешней радости она выглядит уставшей. К тому же, у неё красные глаза, словно она плохо спала.

— Закажешь что-нибудь?

— Да, наверное, капучино.

Сюзанна на ходу ловит официанта, которых как раз проходит мимо их столика.

— Чашечку капучино, пожалуйста…

Затем она снова поворачивается к Кристине.

— Может, съешь что-нибудь?

— Нет-нет… только капучино.

— Тогда нам чашечку капучино, красный битер и ещё картошки фри… — официант собирается уходить. — Да, и ещё оливок! — Сюзанна снова смотрит на Джорджио, но напрасно, потому что он сидит к ней спиной и болтает со своей подругой. — Что случилось?

— Ничего, почему ты спрашиваешь?

— Ничего? Ты никогда не ходила на Вилла Балестра с тех пор, как я перестала торчать здесь постоянно.

— Неправда… Я была тут как-то раз.

— Когда? Я не помню.

— Года два назад.

— Точно! Ты права. Ты была тут… погоди-ка, а зачем ты приходила?

Официант возвращается и ставит на стол капучино, красный битер и тарелки с картошкой и оливками.

— Спасибо, — Сюзанна тут же хватается за картошку фри, наконец-то делает глоток битера и вытирает губы. — Ах да… Теперь я вспомнила, вы с Флавио тогда поругались… Да, вы поссорились, потому что ты хотела и дальше работать и думала, что заводить детей пока рановато, а он, наоборот… — она резко поворачивается к Кристине: — Вы опять поссорились?

— Ещё хуже, — Кристина делает глоток капучино и осторожно ставит чашку на блюдце. — Мы расстались.

— Что ты имеешь в виду? Окей, вы наверняка сильно поругались, но ведь в любом случае всё уладится, разве нет?

— Нет, не думаю, — Кристина откидывает волосы назад и смотрит вдаль, на купола церкви ди Белле Арти, и ещё дальше, к северу Рима, за границы города, где уже нет таких зданий, а только поля и сельхозугодья. Туда, где всё ещё что-то может возродиться. В отличие от их истории. — Всё кончено, Сюзанна. Прошлой ночью мы долго разговаривали, плакали, обнимались и говорили, как любили друг друга… А потом я призналась ему кое в чём важном.

— О чём ты?

— Я сказала ему, что хочу побыть одна, что мне нужно время для самой себя, что я не хочу видеть его рядом, что сам факт того, что он находится рядом, заставляет меня страдать, и что эта нехватка любви к нему убивает меня.

— Скажи мне правду, Кристина.

Она с улыбкой поворачивается.

— Нет. Я знаю, что ты спросишь. В моей жизни нет другого мужчины, — она делает ещё глоток капучино и снова смотрит на Сюзанну. — Я не вру, клянусь тебе! Ты не представляешь, настолько проще было бы иметь другого мужчину, а жить с мужем по привычке.

В этот момент, сама того не желая, но повинуясь инстинкту, Сюзанна оборачивается к Джорджио Альтери. Но столик уже пуст. Она осматривается кругом, но никого не видит. Жаль. Сюзанна пожимает плечами и снова смотрит на Кристину, которая всё-таки замечает, что подруга неожиданно отвлеклась.

— О чём ты думаешь?

— Ни о чём, то есть, когда ты говорила о том, чтобы переспать с кем-нибудь, мне на ум пришёл один парень, которого я тут часто вижу… Он только что сидел рядом с нами. Зовут Джорджио. Но он ушёл.

— О… Отлично!

— Только я не хотела заниматься с ним любовью… мне бы больше понравилось трахнуть его!

— Сюзанна!

— Слушай, почему только мужчинам можно повиноваться нстинктам? Что за дерьмо!

— Сюзанна!

— Да, сегодня мне бы хотелось как следует развлечься, а тебе? — она смеётся.

Кристина, наконец, тоже улыбается, и они обнимаются, немного наклоняясь на своих стульях. Затем Сюзанна снова становится серьёзной.

— Надеюсь, это не из-за того, о чём мы говорили в прошлый раз.

— О чём ты?

— Ну, когда я тебе наговорила кучу всего о Пьетро, о жизни, о браке и о нашем круге друзей. Может быть, я тебе дала какой-то толчок, и ты решила сделать огромный и важный шаг, каких ты никогда…

— Нет, — Кристина мотает головой. — Знаешь, сколько раз я об этом думала? Сколько всего мне не нравилось в моей жизни, сколько всего не срабатывало, а главное, сколько всего меня не устраивало в нём? Даже просто молча посидеть с ним рядом, поужинать за столом. Он ведь просто смотрел телевизор, не обращая ни малейшего внимания на грусть в моих глазах… он ведь мог по крайней мере просто посмотреть на меня, разве нет? Ведь если бы он просто на меня посмотрел, он бы мог что-нибудь понять, и, возможно, даже спросить о чём-то.

— А что бы ты ему ответила?

Кристина смотрит на детей Сюзанны. Они собрались со своими друзьями и играют с собакой на траве.

— Не знаю. Неважно, что я сказала бы ему. Важнее просто чувствовать, что он волнуется за меня… — Кристина снова смотрит на неё, а ветер играет в её волосах, он сейчас гораздо тише и спокойней, даже успокаивающий. Сюзанна гладит её ладонь на подлокотнике стула.

— Возможно, он поймёт и спросит себя, почему не хотел знать больше…

— Но, может быть, тогда будет уже слишком поздно. Может, уже поздно. Сейчас и в самом деле поздно…

Сюзанна достёт два чека из-под блюда и бросает взгляд на счёт.

— О… Многовато. Может, сейчас тебе понравится чувствовать то, что преживаю я, то есть, желание отомстить Пьетро за то, что с нами происходит по его вине… Тебе даже может понравиться этот Джорджио, о котором я говорила…

— Это сейчас совсем не при чём.

— Да, но ты не должна закрываться дома, потому что, если ты это сделаешь, то впадёшь в депрессию. Извините…

К ним подходит официант.

— Нет, и не думай, — Кристина останавливает её. — Я же тебя позвала…

— И не мечтай! — Сюзанна достаёт купюру в пятьдесят евро, ждёт сдачу и оставляет евро чаевых официанту, который быстро удаляется от них, чтобы обслужить другой столик.

— Пригласишь меня на ужин в другой раз…

— Ну ладно! Тогда и сочтёмся. Хорошая идея…

Сюзанна улыбается.

— Наши мужья всегда легко приходили к согласию, когда приходило время платить…

— Кто это — наши мужья?

Сюзанна поднимается со стула и, вся светясь, смотрит на неё.

— Понятия не имею! Да и наплевать… Может, кто-то настолько красивый, как Джорджио Альтери, или даже ещё лучше. Я в этом уверена!

— Да-да, ещё посмотрим… Но сейчас мне не хочется ни с кем быть.

— Но это не значит, что ты не можешь ни с кем переспать!

В эту секунду к ним подходит Лоренцо.

— Мама… Привет, Кристина! — здоровается он, прежде чем мать накричит на него, как обычно. Затем мать улыбается ему. Оба понимают, что он едва не сделал привычную ошибку.

— Что такое?

— Не дашь мне три евро на Кока-Колу?

— Нет, я дам тебе деньги, но только на сок, без газа и не холодный…

— Хорошо!

— Нет, повтори! Как ты будешь делать заказ?

— Ну, не знаю: без газа и не очень холодный.

— Отлично, держи…

Лоренцо бежит к бару с деньгами в руке.

— Знаешь, что мне кажется ужасным? — говорит Кристина, глядя на мальчика. — Что как бы там ни было, несмотря на то, что вы с Пьетро разошлись, всё: все ежедневные испытания, которые преподносит брак, каждая ночь, готовка, стирка, глажка белья — это компенсируется тем, что у тебя есть кое-что очень важное: эти двое, твои дети… — а Сюзанна не знает, что ответить. Она пытается хотя бы улыбнуться. — Тогда как у меня впечатление, что эти годы кто-то проклял. Когда я оглядываюсь назад, я не вижу даже всех этих забот, которые только что перечисляла… Только пустота. Ужасный провал, ведь мы даже не попытались, понимаешь?..

Сюзанна видит вдалеке, как Лоренцо выходит из бара. У него во рту соломинка, а в руках напиток. Сюзанна перемещается, чтобы лучше его видеть. Лоренцо замечает это и бежит к своим друзьям, стараясь спрятаться от её глаз. Но хватает ровно одного мгновения, чтобы Сюзанна прекрасно узнала красный цвет и раглядела часть надписи: Coca-Cola.

— Прекрасно! Больше ничего у меня не проси! И если потом у тебя заболит живот, не смей приходить ко мне в комнату и устраивать сцену.

Мальчик слегка огорчается, но затем присоединяется к своим друзьям, больше не волнуясь о том, что нужно прятать колу.

— Извини, Кристина! Но в этом он пошёл в отца… Думают, что всё прекрасно устроили, а в итоге всегда оказываются пойманными! Он понимает, что лгать незачем. То есть лгать, когда в этом нет необходимости. Думаю, это какое-то генетическое заболевание. М-да, — затем она добавляет с искренней растерянностью: — Нет, серьёзно, мне даже хочется проконсультироваться с врачом! Ну ладно, вернёмся к твоим делам, как Флавио всё воспринял? Как он вообще?

— Мы говорили по телефону. Он кажется спокойным.

— Серьёзно? А где он сейчас живёт? У матери?

— Нет, он так и не решился сказать ей…

Тут звонит мобильный Сюзанны, она достаёт его из сумки и смотрит на дисплей.

— Блин! Очередной разговор о короле Рима… Это моя мать. Я ей всё рассказала, а она не понимает… — она открывает телефон. — Привет, мам, что случилось? — затем она молча слушает, качая головой. — Нет, всё так же, как я тебе говорила, так же, как вчера, и я полностью уверена, что абсолютно ничего не изменится. Это просто смешно, и я не собираюсь возвращаться к нему только потому, что тебе будет неприятно признаваться во время ужина с твоими друзьями, что твоя дочь разводится! — она слушает и снова отрицательно качает головой: — Нет… Ты должна быть рада, что можешь ходить по гостям и говорить, что твоя дочь снова счастлива. Слушай, мама, я тут с подругой и не хочу сейчас ссориться. Если хочешь, чтобы я иногда оставляла с тобой Каролину и Лоренцо, ты сделаешь мне одолжение, в противном случае, я сама всё улажу… — Сюзанна молча слушает, а затем на её лице расплывается улыбка. — Прекрасно. Спасибо, мама, — она закрывает телефон. — Наконец-то она поняла. Она тяжело соображает. Она постоянно думает только о том, не хочу ли я вернуть Пьетро… Ладно, прости, ты мне рассказывала о Флавио…

— Да, он, наоборот, ничего не рассказал родителям…

— Видишь? Ясно же, что он собирается вернуть тебя… Но где он теперь спит?

Кристина поворачивается и смотрит ей в глаза.

— Я думала, ты знаешь.

— Нет. С кем он?

— Он живёт у Пьетро.

— Вот это решение! Да эти двое не способны приготовить даже полтарелочки пасты!

67

— Горячо!

— Перед тем, как пробовать это, сначала подуй…

— Ладно. Вот так?

— Да, точно.

Пьетро вынимает ложку изо рта.

— Слушай, а этот соус ничего себе!

Флавио забирает у него ложку, тоже пробует и снова обжигается.

— Ай! И правда.

— Я бы добавил немного красного вина и, может, щепотку перца… Оливкового масла, соли… Что-нибудь для усиления вкуса.

Флавио продолжает размешивать слишком большой ложкой, понимая, что кастрюлька, в которой они варят помидоры, маловата. А огонь, в свою очередь, слишком большой.

— Эй, ты слушаешь меня или нет?

Флавио подносит ложку ко рту и опять пробует соус.

— Точно. Он безвкусный.

— Я ведь говорил!

— Слушай, в те пару раз, что я готовил, я всё делал так… И кстати, мы не можем добавлять ингридиенты просто из головы.

— Разве ты не наблюдал за тем, как готовит Кристина? Ничему не научился?

— Видимо, нет.

Пьетро вздыхает и открывает бутылку вина.

— Ну, вот и приехали!

— Когда я приходил домой, у неё уже всё было готово.

— Всегда?

— Ну, на самом деле я никогда не заходил на кухню, чтобы посмотреть, как она это делает.

— Понятно… Если ты позволишь, вот что я тебе скажу: ты с ней обращался, как с прислугой! Хотя бы два слова, чтобы узнать, чем она занималась весь день, как у неё дела на работе… нет? — он хочет добавить: «Странно, как она раньше не выгнала тебя!», — но знает, что момент неподходящий.

Пьетро открывает бутылку. Флавио обеспокоенно смотрит на него.

— Я должен был… правда? Может, в этом причина.

Пьетро согласно кивает.

— Слушай, любая женщина нуждается в некотором внимании. Она должна чувствовать себя важной, нужной, принцессой, и вот за это ты получаешь порцию пасты с чесноком и перцем! Вуаля! Теперь я понимаю, мы должны были готовить иногда дома. И нам было бы гораздо проще, — улыбается он, нюхает вино и делает глоток. — М-м-м… Окей, я пошутил… — он смотрит на друга пристальней. — Ты знаешь, что на самом деле ты очень хороший? Неплохо готовишь, судя по тому, как ты двигаешь запястьем, добавляешь соль, она так красиво падает с твоей руки…

Флавио недоверчиво смотрит на него.

— Ты надо мной издеваешься?

— Нет, абсолютно, просто хочу, чтобы ты почувствовал себя принцем! Может, тогда паста получится лучше… Надо уменьшить огонь, сгорит же!

Флавио немного убавляет температуру. Пьетро берёт тарелки и подходит к нему.

— Видел «Рататуй»?

— Нет.

— Это классный мультик… Вообще-то он детский, но как по мне, так он как раз для взрослых, их рисуют по нескольку лет, если хочешь знать. Это история о крысе, которая хорошо разбирается во вкусах, в кухне, в запахах… Он говорит, что еда всегда находит того, кто любит готовить. Так что поторопись. Если ты продолжишь в этом же духе, нас она не найдёт никогда, и мы умрём от голода!

Флавио качает головой.

— Соус готов, — объявляет он, оставляя гору грязной посуды и с надеждой читая молитву.

Пьетро пробует.

— Мне нравится!

Затем они сливают воду из пасты, кладут её обратно в кастрюльку и поливают сверху соусом.

— Так вот, эта крыса умела выбирать необходимые ингридиенты ддя разных блюд. Она нюхала их, а потом, как по волшебству, словно танцуя в ритме музыкальной симфонии, комбинировала их и соединяла, чтобы получилось непревзойдённое блюдо.

Флавио аккуратно премешивает пасту с соусом, вертя ложкой в центре кастрюли.

— Ладно, идём за стол, крысёныш, раз всё готово.

Пьетро садится. Флавио приближается к нему, берёт большую ложку и накладывает пасту в тарелку Пьетро, затем в свою, а затем оставшимся соусом поливает тарелку друга. Садится и наливает себе немного вина. Пьетро не ждёт его. Он умирает с голоду, накручивает пасту два или три раза и пробует.

Флавио наблюдает за ним, пока тот жуёт.

— И как? — любопытствует он. — Что скажешь?

— Скажу, что та крыса сделала бы это лучше даже с закрытыми глазами. Отвратительно. Переварено и безвкусно.

— Как это? Разве я только что не был принцем?

— Нет, ты теперь даже не Гус, который был крысой Золушки.

Флавио делает жест, будто бьёт воздух, затем решает попробовать сам.

— Позволь мне проверить, насколько ты преувеличиваешь… — он прожёвывает немного, а затем выплёвывает прямо в тарелку. — Господи! Какой ужас! Паста не просто переварена, она превратилась в какое-то месиво! Если я что-то ненавижу, так это вот такую пасту… Как будто этого мало, тут ещё и не хватает соуса. Не то чтобы он был плохим, но…

Пьетро выпивает бокал красного вина, он приканчивает его так быстро, как может, затем наливает ещё и залпом выпивает.

— Что ты делаешь? Стараешься опьянеть?

— Да, пью, чтобы забыть… вкус этого блюда. И кстати, соус всё-таки пригорел, — он открывает ноутбук и быстро что-то набирает.

Флавио с замиранием сердца глядит на него.

— И что теперь ты делаешь? Ищешь новый рецепт?

— Нет… ищу доставку еды… Вот… «Take away», японский ресторан… — он поднимается и достаёт телефон из кармана пиджака. Затем садится обратно за компьютер. Ищет номер телефона. Набирает его. — Алло? Добрый вечер, да, мы хотели бы сделать заказ… Да, суши и сашими… Флавио, ты тоже будешь?

— Да-да, всё то же, что и ты… — он дальше слушает своего друга, который теперь полон восторга и жезнерадостности.

— Они должны принести нам хороший ужин… мы начинаем холостую жизнь! — он прикрывает микрофон рукой. — Это женщина. И ты даже не представляешь, какой у неё чувственный голос… Мне нравятся эти азиаточки, а тебе?

Флавио отрицательно мотает головой. Пьетро разводит руками.

— Ради бога… ну, а я бы не прочь! — он возвращается к телефонному разговору: — Да, и добавьте ещё порцию хорошего белого риса… — он исподлобья смотрит на Флавио, — и проследите, чтобы он не был переварен.

Флавио наливает себе выпить и печально смотрит с дивана на Пьетро, который, наполненный своим абсурдным восторгом, пытается снять женщину по телефону.

— Так как, Вы сказали, имя? Нет, не ресторана. Я имел в виду Ваше имя… Как Вас зовут? Фу Тан Чжи… Ай, простите… Фу Дам Чжи. Не так. Тута Чжи? Ладно… Неважно…

Флавио думает о Кристине. Чем она сейчас занята? С кем? Но он не чувствует ревности. Представляет, как она бродит по дому, готовит что-то, как всегда делала для него, каждый вечер к его возвращению, даже если он приходил очень поздно. И этот бульон, этот простой, глупый и иногда совершенно безвкусный бульон вдруг начинает казаться ему самым лучшим блюдом в его жизни. Он вспоминает прошлое. Кристина. Кристина смеётся. Её эмоции по окончании какого-то фильма. Кристина спит. Кристина, всё ещё сонная, завтракает. Они с Кристиной занимаются любовью. Та ночь на берегу моря, после того, как они выпили, та прогулка, тот пляж и та спрятавшаяся луна. Тишина, той ночью пляж был совсем пуст. Где это мы были? В Испании. На Ибице. Нет, это было через год! А тогда мы были в Греции. И он вспоминает все движения, чувства, игру огней, полутень между скалами… Эта женщина в его объятиях, под ним, страсть, которая затмила всё, как внезапный голод, который невозможно контролировать, который не позволяет видеть ничего вокруг. И, словно жертва преступления, Флавио в своих мыслях снова возвращается туда, переживает эту страсть, которая и сейчас для него такая ясная и сильная, что красота её почти раздражает. Он возбуждённо смотрит в пустоту, в темноту ночи, и снова слышит далёкое эхо тех вздохов, дыхания, прерывистого от желания, и великолепного голода любви. Его захватывает неожиданная грусть, которая уносит его очень далеко.

— Я заказал всего понемногу… ты меня слышишь? Для тебя тоже.

— Да-да, спасибо…

Флавио поднимается, уходит в свою спальню, закрывает дверь и ложится в постель, даже не раздеваясь. Поверить не могу. Не может быть. Не может всё закончиться вот так. Как же я мог ничего не заметить? А может, я и знал всё, просто не хотел видеть. И как по волшебству, безо всякого повода и причины, ему на ум приходит песня: «Без тебя. И без смысла. А в кармане столько ещё дней». И эти дни резко стали ему казаться бесполезными, как никогда. Он спрашивает себя, может ли он ещё что-то сделать. И снова он вспоминает эту песню, только на этот раз она даёт ему ответ. «Но я устал, и мне было всё равно, и не было выхода, я сделал всё, что смог…» Неожиданно ему захотелось улыбаться, как какому-то идиоту. Сделал всё, что смог. И что я говорю? Не я принял это решение. Это была она, Кристина. И с чего это она вдруг сделала это? Всегда есть что-то, кто-то, факт, история, фильм или момент, которые определяют то, что случится дальше, что мы решаем в течение часа, дня, недели или месяца. Взрыв, чья-то смелость, которая передаётся тебе, которая показывает тебе то, чего ты не хотел видеть, и ведёт тебя по новому пути. Что же случилось с тобой, Кристина? Что тебя толкнуло на этот шаг? Ещё она песня в голове. «Шаг назад, и я знаю, что ошибаюсь, но мне не хватает слов, чтобы сдвинуть солнце. Шаг вперёд, и небо снова синее, и больше ничего не остановит меня, как твои слова, которые сдвинули солнце». «Шаг назад» Неграмаро. Ей нравится эта группа. Она иногда говорила о них, об их песнях, о некоторых фразах в частности, которые производили на неё впечатление, но я не их фанат, я всегда мог прервать её и сменить тему… Как же глупо. Интересно, сколько раз я это делал и в других, более важных случаях. Но я этого не замечал. Я всегда любил тебя. Как можно вот так потерять любовь? Он силится понять, вспомнить хоть одну из тех песенных фраз, которые могли бы толкнуть её на это… Однако он понимает, что не знает их, что никогда не узнает реальных причин. Они говорили всю ночь, он пытался убедить её всеми возможными путями. Но нет. Невозможно было ничего сделать. Так что Флавио переворачивается на другой бок, подтягивает ноги и сворачивается калачиком, словно нуждается в защите. Эта песня Баттисти продолжает крутиться в его голове. «Я чувствую себя пустым мешком, брошенным мусором». И тогда он чувствует себя более одиноким, чем когда-либо раньше, у него складывается впечатление, словно он потерял всё, что у него нет больше точки опоры, нет реальности, смысла существования, дома, кабинета, работы, он словно в открытом море, словно отвергнут самим собой. У него начинается паническая атака, ему становится нечем дышать, он задыхается, его сердце бьётся в новом ритме, каждую секунду сбиваясь с него. Тахикардия. Ужас. Он пытается достать мобильный из кармана. У него не получается, он подцепляет его кончиками пальцев и наконец достаёт, открывает и ищет номер. Кристина. Но им снова овладевает песня. На этот раз она кажется тяжёлой, жестокой и определённой. Она словно кричит у него в голове: «Гордость и достоинство! Брось телефон…» Так что он закрывает его. И понемногу его дыхание нормализуется, а сердце успокаивается. «Подожди хотя бы мгновение… А если нет… Ты и сам знаешь…», — продолжает голос в его голове. Он улыбается. Да. Ты прав, Лучио. Он возвращает телефон в карман, а в дверь стучится Пьетро.

— Эй, ты здесь? Всё хорошо? Еду доставили. Я собираюсь есть.

— Ладно, я уже иду…

Чуть поже Флавио выходит из своей комнаты, идёт в ванную, ополасквает лицо, вытирается, садится напротив Пьетро и тоже начинает есть.

— Вкусно… хотя в этой тэмпуре нет ничего особенного.

Флавио улыбается.

— Я думаю, что хотя бы один из нас двоих должен научиться готовить, как положено.

— Ага… — Пьетро улыбается, вытирая рот. — Помнишь «Странную парочку»?

— Да, это круто.

— Так вот, я буду как Уолтер Маттау, тот, который водит кучу женщин и даже готов предложить тебе любую, если захочешь, а ты будешь Джеком Леммоном, который умеет готовить…

— Звучит неплохо, — Флавио пробует ещё кусочек лосося. — Ладно… в любом случае, мы можем и дальше заказывать еду из японского ресторана: сашими очень свежие и такие вкусные!

Пьетро улыбается.

— Да, но мы должны найти другой ресторан. Та восточная девка, которая принесла заказ, оказалась страшной, как чёрт!

68

Прошло некоторое время. Ночь Святого Валентина. Ночь не только любви, но и развлечений, музыки, слов и событий. Богемная ночь. Ночь больших умов.

— Привет, Алекс! Почему ты мне не отвечал? — Ники закрывает рукой другое ухо, чтобы лучше слышать его ответ. В огромном зале слишком много шума.

— Прости… Мы ужинаем с директором и остальными, я поставил телефон на вибрацию, он был в кармане пиджака, а я его повесил на спинку стула, поэтому не услышал…

— Ох, сколько же объяснений… и именно сегодня, в день Святого Валентина! Но это неважно, я ведь всё равно не собиралась праздновать, мне больше нравится идти против системы… но сейчас ты преувеличиваешь… и я волнуюсь!

Алессандро поднимается из-за стола.

— Простите… — затем он отдаляется от своего стола и направляется туда, где можно спокойно поговорить. — Послушай, милая, как ты можешь такое говорить? С ума сошла? Как тебе такое в голову пришло… — ему хотелось бы добавить: «После того, как я сделал тебе предложение! Понимаешь? Милая, я сделал тебе предложение руки и сердца!» — но он предпочитает выслушать ответ Ники.

— Почему ты это говоришь?.. Всё время думаешь о плохом! Никогда не успокаиваешься… В любом случае, я просто хотела узнать, где ты и чем занят.

Алессандро хохочет.

— Вау, да ты настоящий диктатор! Даже пугаешь меня…

— Да-да, — смеётся Ники на другом конце. — Но всё-таки ответь…

— Я в «Duke's» на проспекте Париоли. Со мной Сольдини, Алессия, директор с женой и новая ассистентка…

— Ага… Ты говорил мне, что Сольдини и Алессия вместе и счастливы, я не ошибаюсь?

— Да… — Алессандро волнуется, потому что заранее знает, куда ведёт разговор. — Директор с женой, какими бы ни были их чувства, они и есть директор с женой… согласна?

— Это верно. Осталось только понять, кто эта новая ассистентка.

— Ну… По правде говоря, тут нечего понимать… Мы с ней должны вместе работать над новым проектом. Но впервые мы встретимся только на производственной части, у неё есть такой опыт.

— Значит, в двух словах, она компетентная.

— И очень…

— Красивая?

Алессандро опускает веки и сжимает зубы, он знал, что этот вопрос рано или поздно возникнет.

— Да… Неплохо выглядит, — в такие моменты, как этот, нужно принять лучшее решение, выбрать самый быстрый, незамедлительный ответ, чтобы не попасть в ловушку женской интуиции, этой уникальной способности, благодаря которой женщины всё понимают на лету и улавливают самые незначительные интонации, в частности те, которые, как кажется мужчинам, отлично скрыты.

— Неплохо выглядит, да? Ясненько. Она красотка.

— Я только сказал, что она неплохо выглядит.

— Да, неплохо!

— Говори уже, что ты такое там поняла?

— Я ведь права, Алекс? Почему ты сразу мне этого не сказал?

— Милая, ты ошибаешься, я просто шучу… Слушай, если я говорю, что она неплохо выглядит, это значит, что кому-то она может даже показаться красивой… Но как по мне, так мы с тобой уделяем ей слишком много внимания.

— Хм… ты меня не убедил.

— Мне бы хотелось быть здесь с тобой, — улыбается он. — Это тебя убедит?

Ники тоже улыбается.

— Немного, но не совсем.

— Я люблю тебя.

— Хорошо, это уже ближе… Теперь я полностью покорена. Жаль, что ты не можешь приехать ко мне. Было бы здорово. Посмотрели бы на того парня из телевизора, Ренато Материя, как он читает свои прокламации.

— А-а-а, на того, который прикидывается, что он никому не нужен.

— Почему прикидывается?

— Потому что мы приглашали его для рекламы одной коллекции, средства от показа которой пойдут на благотворительность, а он запросил нереальную плату за своё участие. Когда мы предложили ему чуть меньше, он отказался… Его постоянно что-то не устраивает.

— М-да… Так жаль, а кажется, что он просто гений.

— Конечно… Не бреется, носит свитер с высоким горлом на голое тело… Всё, чтобы попасть на телевидение, где он твердит, что он — глас народа, чтобы якобы услышали его гнев и всё такое в том же стиле… Но попробуй заставить его отдать свой кошелёк за правое дело, и тут же увидишь, как сверкают его пятки. Все одинаковые. Знаешь, сколько подобных примеров я могу привести? Но рано или поздно их всех выведут на чистую воду.

— Ладно, пока, милый. Можешь возвращаться к своему ужину!

— Ладно, до скорого, веселись.

— Ты тоже.

Алессандро возвращается к столу.

— Простите.

— Это была Ники?

Жена директора бросает на него косой взгляд. Алессандро разворачивает свою салфетку и кладёт её на колени.

— Да.

Директор невозмутимо продолжает.

— Приготовления в полном разгаре!

— Приготовления к чему? — на этот раз жена директора не кажется обиженной, а только любопытствует.

— Можно? — смотрит директор на Алессандро.

— Конечно, — он бы с удовольствием добавил: «Я если ты уже начал, не думаю, что тебя что-то может остановить!».

— Алекс женится!

— Чёрт возьми! Это же фантастика! Прекрасно! — Сольдини протягивает ему руку. — Ваша история — это просто сказка!

— Спасибо, спасибо… — Алессандро немного смущён.

Его взгляд пересекается со взглядом Раффаэллы, ассистентки. «Неплохо выглядящая» девушка кажется искренне радостной.

— Поздравляю, — говорит она. — Девушка из кампании ЛаЛуна, да?

— Да…

— Она красавица. Я рада за вас двоих.

Директор берёт ситуацию в свои руки.

— Ладно, полагаю, пора заказать ужин, а потом поговорим о нашем проекте, согласны?

И все практически автоматически открывают меню и начинают выбирать блюда, нерешительные и любопытные, вспоминая, что ели на обед, и подсчитывая калории. Лучше закуски и второе блюдо или первое с гарниром? В любом случае, от десерта отказаться невозможно!

— М-м-м, утка с клюквой!

— Что такое паккери?

— Такая паста, как макароны, только больше.

— Спасибо.

И пока все в нерешительности выбирают, Раффаэлла разглядывает Алессандро, прячась за меню, а в её голове вертится множество идей. Он ничего не замечает. Раффаэлла улыбается и делает простой окончательный вывод: пусть, он же ещё не женат. Так что она закрывает меню, полностью удовлетворённая.

— Я уже выбрала.

— Что будешь есть?

И пока кто-то расспрашивает её о выборе, Алессандро только изображает интерес. На самом деле, он прекрасно знает, что она смотрит на него. Ничего не поделать, некоторые игры раскрываются сразу же. Остаётся лишь вопрос: это просто желание поиграть или ставка слишком выскока.

— Спагетти «Норма» для начала…

— М-м-м, это вкусно! Помидоры, листья рикотты и баклажаны…

— Не тяжеловато на ночь?

Раффаэлла пожимает плечами.

— Мне слишком нравится это блюдо… Я рискну! — он снова бросает взгляд на Алессандро, у которого на этот раз не получается укрыться от неё.

— А я закажу что-то полегче… Сразу второе. Стейк с салатом… Я поправился на пару кило…

Раффаэлла улыбается, ничего не говоря. Затем вдруг краснеет, но, на её счастье, никто не замечает. Ей только что пришла в голову идея о том, как помочь ему похудеть.

69

Звонит мобильный Кристины. Обернув голову полотенцем, она спешит в гостиную, где оставила его.

— Слушаю!

— Привет, ты где была?

— Привет, Сюзанна, я была в душе, но уже закончила. Так что ты ничего не прервала.

— Слава богу! Слушай, я хотела сделать тебе предложение… Сегодня день Святого Валентина.

Кристина вытирает волосы, с которых капает вода на ковёр.

— Я знаю.

— А мы с тобой расстались с мужьями незадолго до праздника, так?

— Да… очевидно, нам с тобой нечего праздновать.

— И это мне говоришь ты, дорогая. Я звоню тебе именно поэтому. Давай прогуляемся сегодня вдвоём! Поужинаем где-нибудь и расслабимся. Я оставлю детей с мамой.

— Да, отлично… Прекрасное развлечение — смотреть на толпы влюблённых парочек. Да и вообще, я уже собиралась поужинать, переодеться в пижаму и посмотреть фильм.

— Вот это план… Ну что, отметим как одиночки или как?

— А завтра день Святого Фаустина, как раз день одиноких!

— Слушай, худшее, что может случиться, — нас примут за пару! Якобы нам было так плохо с мужчинами, что мы предпочли им женщин!

Кристина улыбается. Надо признать, Сюзанна умеет убеждать.

— Но сегодня уже все столы заказаны, я уверена…

— Ещё чего! Мы ведь просто погуляем, начнём с аперитива. Давай, я через час буду у тебя. И чтоб была красоткой, ясно? Не хочу видеть тебя в старом спортивном костюме, надень своё лучшее платье и не забудь о макияже, — она вешает трубку, не давая возможности ответить.

Кристина смотрит на мобильник и качает головой. Затем она идёт в спальню и открывает шкаф. Бросает взгляд на платья. Выбирает два-три. Понимает, что уже давненько их не надевала. Флавио нравилось чёрное. Кристина прикладывает его к себе и смотрится в зеркало. Затем убирает его и берёт другое, лиловое с крошечными белыми цветочками и узкими манжетами. Немного веселее. С бежевыми ботинками будет красиво. Она вытирается. Одевается и немного красится тушью, лиловыми тенями и блеском для губ. Готово. Она смотрится в зеркало. Да, этой ночью я хочу как следует расслабиться.

70

В зале звучит безумная музыка. Кто-то танцует. Ребята в коридоре болтают, смеются, пьют пиво, кто-то курит табак, а кто-то в одиночестве занимается чем-то своим.

В большой аудитории ребята сидят на ступеньках или столах, другие, которым нечем заняться или просто пунктуальные, уже расселись на стулья. Дверь в глубине зала, в центре, вдруг открывается, и выходит Ренато Материя, молодой и крепко сложенный художник от левых, как он утверждает в листовках, пеердающихся из рук в руки во всех университетах. Он берёт микрофон с профессорского стола и начинает исполнять рэп безо всяких преамбул. Он ритмично качает головой, иногда останавливается и поднимает вверх кулак, словно подчёркивая силу своего личностного убеждения.

— Лжецы и воры, фальшивые политики, фанатичные гуру, валите из этого мира, руки прочь от нас. Мы с вами из одного теста, мы ненавидим тупо опыт, выходим каждый на своей станции и мы не будем равнодушными. Мы, те, кто здесь, для нас слова — не пустой звук, мы те, кому всегда весело и никогда не стыдно сказать «хватит». Лжецы и воры, фальшивые политики, фанатичные гуру, лучше влюбитесь и идите на тот прекрасный мост, повесьте замок и выбросьте ключ… и прыгайте туда же. И мы от вас освободимся! Мы свободны! Мы снова станем свободны, свободны!

Тогда в аудитории из ниоткуда возникает микрофон и звучит решительный голос Адриано Мей, одного из самых радикальных студентов.

— Да, свободны от тебя!

Это сигнал, крик войны.

— В атаку!

Из всех углов зала вдруг начинают летать овощи: помидоры, сельдерей — всевозможные гнилые куски. Адриано Мей продолжает свою личную борьбу, не выпуская микрофона из рук.

— Клоун, лжец, фальшивый художник, фальшивый левый! Продажная тварь… Ты не поддержал ни одну благотворительную инициативу, потому что хотел больше денег. Свинья, подстраивающаяся под систему… Сбрей эту бороду, отрасти себе кое-что другое, пусть тебя узнают, не прячься, проклятый самозванец.

Весёлые и довольные, ребята продолжают забрасывать бедного Ренато Материя всевозможными продуктами агропромышленности, пока брошенное с огромной точностью и силой яйцо не попадает ему прямо в лоб, не разбивается о лицо и не заставляет его стыдливо ретироваться.

— Трус! Трус! Трус! — группа под предводительством Адриано Мея наступает на него и, наконец, заставляет его бежать вниз по коридору как можно скорей.

Его псевдоагент, Альдо Ланни, в эти моменты как раз болтает с симпатичной девушкой.

— Я могу подыскать тебе местечко на телевидении: у нас множество контактов…

— Серьёзно? Я была бы счастлива.

— Раз так, то давай свой номер, и я тебе позвоню.

И тут открыавется дверь и Материя панически выбегает, весь покрытый гнилыми овощами и тухлыми яйцами.

— Что с тобой сделали?

— Русский салат, вот что! Закидали меня всякой дрянью, и если поймают, то изобьют… Побежали отсюда, быстро!

Альдо Ланни не успевает записать номер девицы.

— Дерьмо! — Материя сбрасывает куртку на бегу.

— Скорей бежим в машину!

— Где припарковался?

— Рядом.

Они на ходу прыгают в Мерседес без крыши. Ланни заводит его, но ребята из команды Адриано Мея выходят в ту же дверь и бегут за ними.

— Вон они! Быстрее!

Ланни ускоряется, но у одного из студентов в руках бутылка, которую он кидает со всей яростью, изо всех сил, та попадает прямо в заднее стекло и разбивает его на тысячи кусочков.

— Дерьмо, я купил её полгода назад! — Альдо Ланни поворачивает налево и со всей скорости едет к выходу, к безопасности.

Материя оборачивается. Ребята больше не бегут за ними.

— Ну и, почему они так взбесились? Что ты им сказал?

— Ничего такого! Я говорил то же, что и всегда… эти глупости о политиках и замках на мосту…

— Я уже говорил тебе, что пора меняться. Все устали слушать одно и тоже!

— Дело не в этом. Не знаю, как они пронюхали о деньгах для той благотворительной кампании.

Альдо Ланни качает головой.

— И об этом я тебе тоже говорил. Ты должен был брать то, что тебе предлагали… Братан, ты слишком сильно затянул верёвку.

— Не знаю почему, но думаю, ты прав… — он замолкает на несколько мгновений.

Альдо Ланни искоса поглядывает на него временами, следя в основном за дорогой. По лбу Ренато Материи проходит светлый след от яйца. Альдо Ланни улыбается. Это заслуженно, думает он. Так он научится не соглашаться на каждое выступление, за которое обещают заплатить, а главное, не станет урезать мой процент до пяти. О чём он только думал? Что кто-то может быть богат в одиночку? Тем более на телевидении! Невероятно. Адриано Мей — молодец, всё так, как я и просил, нкакой жестокости, просто напугать. Так Материя испугается и продолжит работать… чтобы наполнить мои карманы.

— Послушай… — Материя поворачивается к нему. — Что нам нужно, так это что-то конструктивное, кто-то умный, кто будет работать, подключая к этому мозги, хватит нам разводить демагогию, нам не хватает глубоких идей. Как ты думаешь, а? Как тебе? Хорошо, правда?

Альдо Ланни смотрит на него с усмешкой.

— Великолепно, дружище… Используй это. Люди снова поверят тебе и твоим словам… И оставь эту идею с домофонами. Так все уже делают.

— Ты прав, — Материя смотрит на него, сияя. — Если бы это касалось тебя… ты бы так сделал?

Альдо Ланни согласно кивает и похлопывает товарища по левому бедру, единственному месту, которого не коснулась атака Адриано Мея и его компании.

Отпустив пару забавных комментариев, группа возвращается в зал, где всё ещё звучит музыка, словно ничего не произошло, кто-то снова танцует в своём уголке, другие целуются, третьи смеются над анекдотами, девушка смотрит издалека на парня, который ей безумно нравится, но она стесняется к нему подойти.

— Итак, чем займёмся? — за спиной Ники возникает Гуидо с пластиковым стаканчиком, в котором смешаны водка и лимонад, а во всём этом весело плавает листочек мяты.

— Я так испугалась!

— Из-за этого?.. Да ну… Ты ведь такая безрассудная.

— Что ты имеешь в виду? Почему ты так говоришь?

Гуидо улыбается и отпивает глоток своего коктейля, взяв необходимую паузу, чтобы достичь нужного эффекта.

— М-м-м… вкусно, хочешь глоточек?

Ники смотрит на напиток, который пьёт её друг. О чём он подумал? Что за манера говорить вот так? Он такой высокомерный. Красивый и выскомерный. И то, что ей приходится принимать это, бесит её больше всего.

— Нет, спасибо… Я хочу знать, что ты имел в виду.

— Ох, да ничего особенного… почему ты спрашиваешь? У тебя есть причины защищаться?

— На самом деле нет, я спокойно живу себе своей жизнью, — она дарит ему вымученную улыбку. — Ты ведь сам ворвался в мои мысли.

— Думала о том, какую музыку выбрать?

Ники смотрит на него с широко открытыми глазами.

— Я имел в виду церемонию… Мне сказали, ты выходишь замуж.

У Ники учащается сердцебиение, она краснеет, словно выпила здесь всю водку. Блин, почему я так реагирую? Как полная дура. Что со мной такое? Почему я краснею? Она не может найти этому никакого объяснения. Внезапный вихрь мыслей и чувств, ураган эмоций, который путает её сердце.

— Мы с тобой знакомы всего пару дней…

— Вот именно, есть ощущение, что ты выскакиваешь замуж, вообще не подумав.

— Ты шутишь? Зачем мне так поступать?

— Знаешь?.. — Гуидо присаживается и делает ещё несколько медленных глотков лимонада. — Всегда одно и то же: когда с нами случается что-то, чего мы не можем объяснить, мы сбегаем или прячемся вместо того, чтобы встретиться с этим лицом к лицу.

— Я не сбегаю и не прячусь… На самом деле этот спор кажется мне каким-то бредом.

— Спор? Мы ведь просто разговариваем… Я подумал, что ты станешь гораздо спокойней после того, как объявишь миру, что выходишь замуж! В общем, для девушки это ведь хороший повод чувствовать себя счастливой, нет? — он очень по-хамски не отрывается от своего лимонада с водкой.

— Чтоб ты знал, так и есть, но такое не только со мной могло произойти…

Гуидо удивлённо вытирает рот от напитка.

— Что за разговор пошёл? Представь меня этим людям, потому что я был бы рад сказать им пару ласковых и угостить своими кулаками.

Ники улыбается.

— Это ты.

— Я? Хм… Помнишь, что сказал Джим Мориссон? «Иногда достаточно всего мгновения, чтобы забыть целую жизнь, но также иногда недостаточно целой жизни, чтобы забыть одно мгновение».

— Как красиво! Ты прямо как бачи, с посланием внутри на каждый случай жини.

— Да, точно… Довожу до твоего сведения, что многие девушки считают меня сладким, просто конфеткой… А другие, которые меня ещё не попробовали, сохраняют дистанцию только из страха.

— Знай, что я тебя не боюсь.

— Я не тебя имел в виду.

Ники враждебно смотрит на него, сузив глаза, словно сканирует. Гуидо замечает это.

— Ай-яй-яй… Она разозлилась.

Ники глубоко дышит. Гуидо разражается смехом.

— И ещё как. Ладно… — он опустошает свой стакан и встаёт. — Слушай, думаю, мы с тобой кое-чего не поняли: каждый раз, когда мы встречаемся, всё заканчивается ссорой. Очевидно, между нами что-то не ладится.

— Да, ты не ладишься.

— Видишь? Ты слишком агрессивна. Почему бы нам как-нибудь не встретиться, поужинаем, поболтаем? Ты ведь ещё не замужем, так ведь?

— А это тут при чём? Почему я не смогу гулять, когда выйду замуж?

Гуидо смеётся.

— Не думаю, что получится… Сколько продлится ваш брак?

Ники улыбается и делает рожки пальцами.

— Эй, только попробуй сглазить!

— Если ты и правда в это веришь, то они принесут тебе удачу, хотя обычно именно они кладут конец подавляющему большинству браков, эти рога! — Гуидо продолжает, не давая ей ответить: — Посмотри туда, — он указывает на группу танцующих ребят внизу.

В центре компании весело танцует девушка, её волосы скользят по плечам, глаза закрыты, и она вся словно парит в пространстве, в её левой руке косяк, а в правой — пиво, но она вовсе не теряется в выборе, у неё только одна цель: забыться.

— Это одна из моих бывших девушек. Ей двадцать три… Она поздно пошла учиться, но мы сделали вместе множество проектов, провели вместе чудесные полтора года. А потом кое-что произошло. Она начала курить. В том числе марихуану. Начала пить пиво. Употреблять и другие вещи, которые раньше никогда не пробовала. Понимаешь? От одних «впечатлений» к другим, безо всякой на то причины.

— Возможно, ты не видишь этой причины, но она есть… Просто иногда вам, мужчинам, проще сбежать.

Гуидо улыбается.

— Ага. А твой будущий муж, в отличие от всех нас, всегда будет способен понять тебя? Он сможет разглядеть, что происходит? Подстроиться и следовать твоим переменам?

— Я доверяю ему…

— Конечно, я и не сомневался. Это себе ты не можешь доверять…

Ники отбрасывает волосы назад и смеётся.

— Себе! Ещё чего не хватало.

— «Тот, кто жертвует свободой ради спокойствия, не достоин ни того, ни другого», сказал Франклин. К тому же, избыток спокойствия разрушает счастье…

— Я смотрю, ты даже не бачи, ты настоящий цитатник.

— Ну да, я их много знаю. Но если ты со мной поужинаешь, я обещаю, что не скажу ни одной, мы будем говорить совсем о другом… Конечно, если ты не боишься.

Ники снова становится серьёзной.

— Я ведь уже сказала, что не боюсь, а ещё сказала, что у меня нет ни единой причины идти с тобой на ужин, — и, сказав это, она уходит, оставляя его одного, не совсем радостного, но в любом случае удовлетворённого тем, что смог посеять хотя бы зёрна сомнения в ней.

Гуидо оптимистично улыбается, веря в то, что угадал, в чём её проблема.

71

Восемь вечера. Аперитив. Музыка в стиле лаунж заполняет помещение, а быстрые официанты готовят коктейли и разливают вина и шампанское по бокалам. На барной стойке выставлены различные аппетитные канапе, соусы, картошка фри, фисташки и орешки. По тарелкам разложены жареные овощи и пиццы. Повсюду висят сердечки и красные ленты со словами «I love you».

Сюзанна откидывает волосы назад.

— Видела, сколько народу? И не только парочки!

Кристина осматривается.

— Да, действительно, здесь много компаний парней и девчонок.

Сюзанна делает глоток своего негрони.

— М-м-м, посмотри на того, вон там…

Кристина на своём стуле наклоняется. Высокий темноволосый тип стоит у бара, рядом с входом, со скучающим видом.

— Готова спорить, он ждёт свою девушку.

— Не думаю, — Сюзанна жестом просит его подойти.

— Сюзанна! Что ты делаешь? — Кристина закрывает лицо руками.

Парень удивлённо смотрит на Сюзанну. Затем качает головой и берёт свой стакан. Подходит к ним. Хорошо одетый, молодой, слегка загорелый. Кристина отворачивается в другую сторону.

— Нет, пожалуйста, Сюзанна, я тебя умоляю…

— Чего тебе не хватает? Он такой классный…

Молодой человек подходит к Сюзанне.

— Ты звала меня?

— Да. Послушай, мы с подругой ищем, куда бы пойти сегодня ночью… какое-нибудь хорошое местечко, знаешь, чтобы отпраздновать…

Парень приближается к Кристине, которая не знает, куда себя деть.

— Ах, ясно… Вы можете сходить в «Joia» на виа Гальвани. Туда ходит куча знаменитостей, а женщины за вход платят меньше. На верхнем этаже у них ресторан, но туда не всех пускают, даже не знаю, как будет сегодня…

Довольная Сюзанна осматривает его.

— Отличный совет. Если ты не занят, может, присоединишься к нам? Увидимся там часов в двенадцать… Мы с подругой сначала поужинаем, а затем пойдём прямо в «Joia». Ты нас убедил, правда, Кри? — Сюзанна в очередной раз поворачивается к Кристине, которая смущённо соглашается. — Знаешь, моя подруга очень застенчивая, но ей тоже хочется пойти. Так что, увидимся там? Или ты ждёшь свою девушку?

Молодой человек улбыается.

— Нет, я пришёл, только чтобы пропустить стаканчик. Ладно, потом мы можем встретиться в «Joia», познакомимся поближе. До встречи, красотки… — и подмигивает Сюзанне.

Как только он уходит, Сюзанна начинает хохотать.

— Ради Бога, Кри, расслабься! Хуже никому не будет. Видела, какой хорошенький?

— Сюзанна, ты его совсем не знаешь, как ты могла так поступить?

— Я же не замуж за него собираюсь! Да ладно тебе, повеселимся, развлечёмся… — она берёт Кристину под руку и они уходят.

Другие парни замечают их присутствие и что-то говорят им, когда они проходят мимо. Комплимент. Фраза. Попытка завязать разговор. Сюзанна смеётся. Двое мужчин около сорока подходят к ним. Сюзанна не упускает момента и начинает флиртовать с ними. И говорит всем, что в полночь они будут в «Joia».

— Сюзанна, ты вообще думаешь, что мы потом будем делать?

— Всё очень просто! Мы ничего не будем делать! Ладно, идём ужинать!

Спустя полчаса Сюзанна и Кристина оказываются в кабаке. Они радостно едят, пьют красное вино и не забывают говорить тосты. Кристина начинает расслабляться. Она восхищена своей подругой, тем, как она смогла переключиться. Мне бы стоило у неё поучиться. Я должна снова начать жить, снова почувствать себя женщиной. В ресторане Сюзанна снова сказала мужчинам за соседним столиком, где они будут в полночь. Затем они оплачивают счёт. Бегут к машине, задыхаясь, но не переставая нести чушь.

— Ты сумасшедшая, Сюзанна!

— Знаешь, как давно я себя не чувствовала вот так? А ты сама? Тебе хорошо?

— Можешь быть уверена!

Сюзанна заводит машину.

— Почти полночь. Давай посмотрим на этих придурков, которых подцепили за сегодня! — она ускоряется.

Чуть позже они подъезжают к «Joia». Тормозят и видят всех у дверей. Самовлюблённый красавец, группа ребят, сорокалетние и мужчины с соседнего столика. Все ждут у дверей, курят и разговаривают.

— Поверить не могу! Они на самом деле пришли! — восклицает Кристина, глядя в окно.

— Представляешь, что будет, если мы сейчас выйдем и подойдём к ним? Если они нас увидят?

— Они передерутся из-за нас!

Сюзанна и Кристина переглядываются.

— Нет, они нас побьют! — и начинают смеяться.

Сюзанна заводится, и они теряются в римской ночи, безумные от счастья, как девочки-подростки.

72

— Спасибо большое… — говорит Ники, прерывая разговор Джулии, Барбары и Сары, своих университетских подруг.

— За что спасибо? — удивлённо спрашивает Сара.

— Обязательно было рассказывать Гуидо, что я выхожу замуж?

Джулия первой спешит её успокоить.

— Я ничего ему не говорила.

Сара и Барбара в свою очередь тоже оправдываются.

— Я тоже не говорила, клянусь тебе…

— И я нет, может, он с парнями говорил…

Барбара пожимает плечами.

— Вот интересно, как можно не поделиться такой классной новостью? И почему ты так возмущена? Он доставал тебя?

— Нет…

— Я думаю, ты ему нравишься, так что он будет стараться добиться тебя.

— Ну, как сказать, перед тем, как выйти замуж, вместо того, чтобы делать обычные глупости с десятью подружками и типичным стриптизёром из какого-нибудь ночного клуба… я бы лучше погуляла с ним. Я уверена, он бы устроил мне отличный девичник…

— И животный секс! — со смехом добавляет Джулия, единственная, у кого нет парня. — Не знаю, почему, но уверена, что это было бы настоящее удовольствие.

— Джулия! Пожалуйста… Хотя погулять в ночь перед свадьбой было бы здорово… Делать всякие глупости! Главное, не переспать ни с кем по пьяне.

— Если ты имеешь в виду Гуидо… это стоит того!

— Парни вроде него не так уж и плохи, как считаете?

— Ты ничего не знаешь… Перед летними каникулами я была на девичнике одной моей подруги, она собиралась замуж… Ну, на самом деле, единственной причиной устроить эту свадьбу была беременность… — Джулия понимает, что сказала только что, а потом замечает выражение лица Ники. — Ой… прости… Ну, ты ведь сама понимаешь… — Джулия меняет тон голоса и старается сделать более подходящее выражение лица, — Ники, ты ведь исключение из правил, обычные двадцатилетние девушки всегда выходят замуж по одной и той же причине!

— Неправда! Нкоторые делают это по любви…

— Назови хоть одно имя!

— Например… — Ники делает вид, что задумалась. — Ники Кавалли…

— Как всегда!

— Ладно, я говорила вам, что была на девичнике, и девчонки притащили туда всё, что могли, начиная с набедренных повязок и заканчивая леопардовым нижним бельём… А одна даже подарила розовый вибратор.

— Нет!

— Ага… ещё наверное открытку вложила…

— Кто знает! Так вот, в условленный момент они внесли огромный торт с единственной свечкой, а сверху было написано: «Погаси меня, и я тебя зажгу!» Валерия, невеста, задула свечу, и — бум! — верхняя часть торта открылась, и из него вышел просто невероятный парень с шикарным телом… Потом включилась музыка и парень начал танцевать стриптиз. Клянусь, все визжали, кто-то чуть ли волосы на себе не рвал, и я уверена, что некоторые из них даже чуть не подрались из-за него прямо там.

— Джулия!

— Ну да, да, это была я… Тот тип был такой чувственный, и эти совершенные движения, ни слишком провокационные, ни вульгарные. А потом, когда он был почти голым, он подошёл к Валерии, музыка сменилась, он стал изображать, будто они занимаются любовью. Это был офигительный спектакль, клянусь вам.

— Зачем ты вообще рассказываешь нам это? Хочешь возбудить аппетит?

— А потом мы поболтали с этим парнем, его звали Даниеле. Так вот, должна сказать вам, у него два высших образования, астрофизика и аэроинженерия, он написал несколько научных работ, даже для иностранных изданий, но чтобы выжить, ему приходится заниматься вот этим…

— Значит, в Италии нет смысла изучать такие вещи? Серьёзно?

— Как грустно…

— Да, но ещё грустнее было то, что он сказал, что встречается кое с кем… И что ещё хуже, он встречается с парнем!

— Чёрт возьми!

— Конечно, гениальный гей… Для нас, бедных одиноких простушек… Он словно недостижимый идол.

— Ну, по крайней мере, с Гуидо не ошибёшься!

— Ну да… этот точно не гей…

Ники смеётся.

— Да, но он наверняка не умеет танцевать стриптиз, и диплома у него пока нет! Проблема всегда только в одном… Быть честной с самой собой, а главное, признать в мужчине то, что ты ищешь на самом деле!

— Ты забываешь кое о чём… — Барбара хитро улыбается ей. — Это мужчина заставляет тебя верить в это, — едва она заканчивает фразу, к девушкам подходят Лука и Марко.

— А мы принесли вам напитки! — они протягивают им стаканы, которые принесли на большом подносе.

— Спасибо… — Ники берёт стакан Кока-Колы.

— И о чём же говорили наши красотки?

— Ну… — улыбается Сара. — Помнишь «Дневник обольстителя» Кьеркегора? Так вот, там были такие эпизоды…

Лука обнимает Барбару.

— Я знал, что мне повезло… Найти красивую и весёлую девушку сложно… Не говоря уж о том, чтобы она была ещё и умной! Это практически невозможно!

Удивлённая, Барбара поворачивается.

— Милый… ты мне не говорил, что был с другой…

Все смеются, а Ники делает ещё глоток, мимолётно глядя по сторонам. Замечает, что Гуидо болтает с привлекательной девушкой в другом конце зала. Она смеётся, наклоняясь к нему. Гуидо пьёт свой лимонад. В какой-то момент его взгляд пересекается с взглядом Ники, и он поднимает стакан. Какой абсурд ругаться каждый раз, когда мы видимся. Вообще-то, он ведь симпатичный. И неопасный. Пока она думает об этом, в её голове снова возникают его слова: «Это себе ты не можешь доверять… Избыток спокойствия разрушает счастье». Так что, уже менее уверенная, она делает глоток своей Кока-Колы и, опустив глаза, видит, что Джулия рассматривает её с довольной улыбкой на губах. Она прекрасно видела этот обмен взглядами и улыбками, и теперь хитро смотрит на Ники, думая непонятно о чём с таким видом, словно у подруги панцирь больше, чем у черепахи. И Ники понимает, что скрываться уже слишком поздно.

73

Алессандро, задыхаясь, прибегает и звонит в дверь. Ему тут же открывает Флавио с серьёзным и разгневанным выражением лица. Алессандро входит и закрывает за собой дверь.

— Что такое? Что произошло? Зачем вы меня так торопили? Я так старался поскорей закончить совещание, чтобы прибежать сюда!

— На самом деле, я не знаю, что тебе сказать. Я не знаю, что с ним стряслось. Он закрылся внутри и не говорит со мной, знать ничего не хочет, не слышит голос разума.

— Серьёзно?

— А похоже, будто я шучу?

Алессандро недоверчиво смотрит на него, и Флавио искренне чувствует себя опустошённым.

— Он сказал, что хочет говорить только с тобой. Серьёзно, Алекс, я серьёзно тебе говорю.

— Хм…

Наконец, Алессандро верит. Может, он говорил с Сюзанной, они наговорили друг другу всякого, обменялись мыслями, или, может, вспомнили старые времена, а возможно, это как-то связано с детьми. Вдруг у Алессандро появляется словно предчувствие. Может быть, он, тот, кто всегда спал с другими женщинами, узнал вдруг, что теперь у неё есть другой. Он почти полностью уверен в этой последней мысли. И теперь осторожно стучит в его дверь.

— Пьетро… Пьетро, ты там? Давай, бросай это дело. Поговорим… О чём угодно… Лучше поговорить, высказать всё, чем копить в себе. Если ты будешь обдумывать происходящее в тишине, тебе только хуже станет!

Наконец, дверь открывается, и слышится музыка в полную громкость: «Zazuera, zazuera… ¡A, E, I, O, U, ipselon!»

Пьетро выходит из комнаты, пританцовывая под латиноамерканскую музыку.

— Бразилия… лa-лa-лa-лa-лa-лa-лa-лaaa!.. — поёт он громко, счастливый и радостный, как никогда.

За ним, с руками на бёдрах, следует цветная девушка, венесуэлка с немного более светлой кожей и три итальянки.

— Идём же наконец, давайте, идёмте с нами! В последний раз устраиваем тебе вечеринку, которую ты заслужил!

Танцующая толпа проходит перед Алессандро, весёлая и довольная. Облако волос, кудрявых и тёмных, прямых и светлых, и даже рыжих. В воздухе соединяются ароматы, самые сладкие с самыми терпкими, все возбуждающие.

Алессандро готов взглядом убить Флавио, который только разводит руками.

— Он попросил меня ничего тебе не говорить. Уверял, что тебе понравится сюрприз.

— Конечно!

Словно этого было мало, в конце танцующей процессии, со странной цветной лентой в волосах и синим боа вокруг шеи, проходит Энрико. Алессандро просто шокирован.

— И ты тоже?

— Да! Я слишком счастлив… Я нашёл няню… К тому же, Пьетро и Флавио правы. Мы должны радоваться за тебя! Ты и сам это говорил, разве нет? Это ведь ты женишься! Мы должны отметить это как следует… Среди всего прочего, потому что мы-то уже сделали это… И уже ничем не рискуем. Пe-пe-пe-пe-пeпe-пe-пe-пe…

Друг исчезает из поля его зрения, переливаясь как идеальная кариока перед танцующей толпой, такой многообразной, многоцветной и многонациональной… прежде всего, у всех прекрасные фигуры, и Энрико счастливо держится за чьи-то совершенные бёдра.

— Zazuera… zazuera… — они исчезают за последней колонной в глубине комнаты.

Ринг-ринг. Звонит мобильный Алессандро, он достаёт его из своего зелёного пиджака и видит имя на дисплее.

— Поверить не могу! Это Ники! Вот это интуиция… — он открывает аппарат. — Я как раз собирался звонить тебе, солнце.

— Как так выходит, что ты всё время собираешься звонить мне, и каждый раз, пусть на несколько секунд, я тебя опережаю?

Алессандро думает всего момент.

— Ты права… Должно быть, это что-то генетическое, очевидно, что у тебя внутри какие-то биологические часы на зависть швейцарцам. А может, всё гораздо проще: между нами идеальная ментальная связь… Просто ты быстрее меня!

— Хм… — на мгновение Ники задумывается. — Не знаю, почему, но за каждым комплиментом я всё время вижу ложь.

— Любовь моя! Какой кошмар… Ты рождаешь во мне желание говорить об этом постоянно, кричать на весь мир о том, какой я счастливчик, ведь со мной рядом такая идеальная женщина. И пусть так и останется навсегда!

Ники подпрыгивает на месте, она чувствует, как по спине пробегает холодок, у неё сдавливает грудь. Страх. Это слово. Навсегда. Но она в один миг берёт себя в руки и продолжает как ни в чём не бывало:

— Да-да… Когда ты такое говоришь, вместо лжи я вижу, что ты издеваешься надо мной.

— Дорогая, я знаю, что, возможно, ты мне не веришь, но я так думаю на самом деле. Кто или что может заставить мужчину просить руки женщины, если не попросту всё то, что я чувствую к тебе? — прежде чем он может добавить что-то ещё, пёстрая вечеринка выходит в гостиную.

— Zazuera… zazuera… — они проходят рядом с Алессандро, а он тут же удаляется и бежит на кухню в поисках тишины. Но, как обычно, от Ники ничего не скроется.

— Где ты, Алекс? На дискотеке?

Ему вдруг хочется расхохотаться.

— Нет… Я у Пьетро.

— Но ведь… Ты убеждал меня, что он загрустил, что он срочно хочет увидеться с тобой, что Флавио позвонил тебе, а ты не понимаешь, что у них там произошло.

— Да, так и есть.

Пьетро встаёт прямо напротив него и дует в язычок-гудок ему в лицо: «Пи-и-и-и-и-и…»

Алессандро выталкивает его из кухни и запирает дверь. Теперь он снова почти в абсолютной тишине.

— Тогда что за шум вокруг?

— Ну… Я не знаю. Может, это будильник. Я ушёл оттуда.

— И?

— И ничего, я приехал к ним, убеждённый в том, о чём тебе рассказал, но оказалось, что они пошутили, они приготовили мне сюрприз…

— И что за сюрприз?

— Какой сюрприз? Ничего особенного, несколько человек, шампанское, закуски, музыка… Небольшая вечеринка, чтобы отпраздновать новость о нашей свадьбе.

— Думаю, там и девушки есть…

— Да, думаю, они работают с Пьетро… Даже не знаю, когда ты позвонила мне, я только что приехал.

— Хм… — Ники задумывается. — Представляешь, мы с девчонками как раз сегодня об этом говорили, у них есть несколько идей для моего девичника…

— А при чём тут это, милая? Это вовсе не мальчишник, для этого ещё слишком рано…

— А, ну тогда я тоже могу прийти…

Алессандро замирает, этот вопрос застал его врасплох. Он смотрит сквозь стеклянную дверь, соединяющую кухню и столовую. Пьетро танцует между цветной девушкой и прекрасной венесуэлкой, поглаживая их тела. В такие моменты трудно не застать кого-либо врасплох.

— Конечно, почему нет? Ты хочешь?

Ники немного удивляется, но в конце концов принимает решение.

— Нет-нет… Завтра утром у меня занятия очень рано… Но не задерживайся там допоздна, хорошо? Не напивайся и не отвлекайся слишком уж… Главное, не делай того, о чём потом не сможешь рассказать мне.

— Солнце… Я полностью согласен с последним, что ты мне сказала.

— Что ты имеешь в виду?

— Потом я тебе расскажу всё… Это словно ты разрешила мне делать что угодно!

— Конечно, а как иначе! Только попробуй… потом поговорим, и ты мне всё расскажешь!

Ники вешает трубку с этой последней угрозой. Алессандро довольно качает головой. Иметь такую невесту — просто фантастика, как же я рад жениться на ней. Если между вами идельная гармония, ты можешь рассказывать всё, тебе не нужно ничего скрывать, тебе так легко, ты не беспокоишься по пустякам и можешь быть самим собой. Потому что нет ничего ужасней, чем когда тебе приходится подстраиваться, прилагать усилия, чтобы быть тем, кем ты на самом деле не являешься. В какой-то степени, именно это и происходило с Эленой. Конечно, она была исключительной женщиной, в её компании я провёл и прекрасные моменты тоже. Не будем далеко ходить, секс был просто невероятный, полный воображения, хитрости, даже извращения в некоторых случаях. Элена умела это делать, ей нравилось идти до конца, приправлять секс фантазией. Однажды она настояла, чтобы мы посмотрели «Люсия и секс», она захотела сесть где-то в последних рядах… Я всё ещё помню. На ней была юбка, блузка, жакет и капроновые колготки… И всё. И пока на экране пробегали сцены фильма, Элена делала то же самое, что там происходило, она взяла мою руку и… Хватит, Алекс! Почему мне приходят в голову такие вещи? Что со мной такое происходит? Элена была странной, и вообще-то потом ты узнал, что она скрывала. Почему ты думаешь сейчас именно о ней? Боишься, что физическое желание к Ники может угаснуть, потому что она не такая развращённая? В общем, будь честным, Алекс, потому что она, в конце концов, не «запасный выход». Может быть. Алекс, это ты должен быть изобретательным, тем, кто меняет, кто повышает градус страсти между вами, и её, и твой, хотя раньше всё это за тебя делали другие… теперь это должен делать ты. И, возможно, так тебе понравится больше… Или, может, она, Ники, изменится, станет более женственной, взрослой, оденется в кожаную одежду, в высокие сапоги… Алессандро представляет Ники более чувственной. Видит её другой, с короткими волосами. Что-то вроде Ники-Валентины из комиксов Крепакса, одетую в чёрное с ног до головы, без трусиков, в кожаной куртке и со странными предметами в руках… Она смелая, похотливая и жадная, она на кухонном столе… Поворачивается к нему, её глаза накрашены чёрным, губы тёмной помадой, яркой, но не вульгарной, она улыбается и хитро ждёт, когда Алессандро подойдёт к ней. Между делом она немного наклоняется…

— Алекс, что ты делаешь? — Пьетро снова появляется на кухне. — Всё ещё болтаешь по телефону? Идём! Ведь эта вечеринка в твою честь… Веселись этой ночью, когда ты сможешь позволить себе насладиться такой свободой в следующий раз!?

Алессандро улыбается, выходит из кухни и тут же присоединяется к цветной процессии, которая не останавливается ни на секунду. Энрико расчищает ему дорогу, ведёт его за собой.

— Давай, идём!

Вечеринка продолджается. Сидящий на диване Флавио тоже кажется радостным, он болтает с бразильянкой, пытаясь научить её нескольким словам на итальянском, которые она, кажется, даже не улавливает.

— Ты такая отчаянная.

— Что это значит? Я тебе нравлюсь?

— Нет… Ты хитрая.

— Хитрая?

— Коварная! — Флавио подносит большой палец к своей скуле и изображает, будто делает надрез. — Идёшь прямо к цели, понимаешь?

— Нет! — бразильянка встаёт, начинает танцевать и показывает всё, на что способна, двигаясь в идеальном ритме. — Прямо — нет. Я по всем поворотам!

Алессандро качает головой и восхищается стройными, без намёка на целлюлит, бёдрами красавицы венесуэлки, она оборачивается и улыбается ему. Да, признаю, она красива, это моя вечеринка и я хочу повеселиться, но как же Ники-Валентина? Кто способен забыть её? Так что он весело танцует, успокоенный, памятуя о том, что его настоящая запретная мечта ждёт его дома.

74

Олли приходит на работу с опозданием в несколько минут. Стеклянные двери открываются, девушки на респешен здороваются с ней. Она быстро поднимается по лестнице, пересекает длинный коридор и входит в департамент маркетинга. Здоровается с коллегами, которые уже работают. Подходит к своему столу и садится. Тяжко вздыхает. Смотрит в окно. На небе легкие облака, но дождь пока не идёт. Может, его и не будет. Олли включает телефон. Сегодня она должна разобрать один из архивов администрации для новой рекламной кампании. Нужно просто разложить материалы архива в алфавитном порядке. Плюс добавить несколько новых имён. Она вздыхает и открывает Excel. Тут входит Симоне. Видит её за столом. Приглаживает свои волосы, поправляет очки и подходит к ней.

— Привет, как дела?

— Не идут…

— Ну же… я понимаю… Да ладно тебе, ты здесь больше месяца, и раз уж Эдди тебя всё ещё не выставил, это только потому, что он хорошего мнения о тебе…

— Вот это утешение. Он мне ни слова не сказал, через месяц у меня закончится практика, а я не научилась ничему, что касается моды…

— Ты ведь знаешь, как говорят? Чтобы научиться писать, достаточно надеть пару туфель и пойти… Это означает, что всё начинается изделека, с вещей, казалось бы, совсем не связанных…

— Интересно, и где ты это услышал? — Олли продолжает набирать что-то на клавиатуре, не глядя на Симоне. Потом она понимает, что ведёт себя с ним грубо, и поднимает взгляд. — Прости, я злюсь не на тебя, просто всё не так. И с личной жизнью тоже.

Симоне смотрит на неё и решает не углубляться. Видит, какая она странная.

— А как твои рисунки? — спрашивает он её, меняя тему.

— Ну, я единственная, кому они нравятся, никто не обращает на них ни малейшего внимания. Я всё ещё храню их в этом ящике…

— Давай, покажи мне последние.

Олли трясёт головой, отказываясь. Вздыхает.

— Нет, лучше не надо…

— Давай, не заставляй меня умолять тебя… — Симоне обходит стол и открывает ящик.

— Нет, не надо… — Олли пытается остановить его, но Симоне оказывается быстрей. Он берёт папку и открывает её. Быстро пробегает взглядом по работам.

— Это здорово, Олли!

— Ты единственный, кто так считает.

— Нет, это вполне объективно, поверь…

Она с улыбкой смотрит на него. По правде говоря, этот парень такой милый. Он делает всё, чтобы мне стало лучше, но я словно умерла уже. Не могу перестать думать о Джампи. А он не подаёт признаков жизни. Не отвечает ни на смс, и на электронную почку. И в фейсбуке меня игнорирует тоже, а когда мы случайно оба оказываемся в чате в один момент, он тут же выходит. Словно этого мало, у него в статусе написано: «Разочарован в любви». Фантастика. Мне так плохо.

— Не хочешь кофе, Олли? Неважно, что ты опоздала, пятью минутами позже, пятью минутами раньше… Давай спустимся…

Симоне ведёт её за руку. Они выходят из кабинета. Спускаются в вестибюль, входят в бар и вставляют две капсулы кофе в машину. Ждут несколько секунд и затем достают из-под аппарата бумажные стаканчики. Берут несколько пакетиков коричневого сахара и две ложечки.

— Я серьёзно говорю, Олли, ты должна больше верить в то, что ты делаешь.

Она делает первый глоток, а затем дует, чтобы немного остудить кофе.

— Ты слишком хороший. Эдди, единственный человек, который здесь что-то решает, первым делом сказал, мои рисунки достойны детсадовца, а позже, что я стала рисовать как первоклассник или второклассник.

— Видишь? Значит, ты сделала шаг вперёд! Теперь нужно дотянуть, как минимум, до средней школы.

Симоне заканчивает свой кофе одним глотком. На дне остаётся немного сахара, и он ковыряет его ложечкой.

— А ты оптимист, да? С того дня он мне больше ничего не говорил… Он даже не помнит о моём существовании…

Симоне пристально смотрит на неё. Засовывает в рот ложечку с сахаром. Зато я помню о твоём существовании. Ты прекрасна. Однако я спрашиваю себя, знаешь ли ты об этом. Важно ли это для тебя. Знаешь ли ты, что нравишься мне. Олли резко поворачивается и видит, что он словно оглушённый смотрит на неё. Симоне едва не подпрыгивает. Он давится сахаром и кашляет.

На лице Олли появляется улыбка.

— Ладно, пора возвращаться… В противном случае Эдди выкинет меня на улицу раньше, чем запоют первые петухи…

Они выбрасывают стаканчики в корзину и возвращаются обратно через вестибюль по лестнице. А вернувшись на рабочее место, Олли пугается до смерти. Эдди сидит за её столом. Симоне смотрит на неё и подмигивает. Затем оставляет их наедине. Олли сглатывает и подходит к столу.

— Я вижу, тебя стало вполне устраивать то, чем ты занимаешься? Перерыв на кофе в половину десятого. Ты даже не начала работать, но уже делаешь перерыв. И к тому же ты сегодня опоздала.

Олли дрожит. В чём дело? У него повсюду шпионы? В любом случае, она пытается казаться сопокойной. Эдди поднимается и подходит к другой девушке. Говорит ей что-то о работе. Перед тем, как выйти, он снова обращается к Олли.

— На самом деле, ты делаешь даже меньше, чем ничего. Ты не смогла бы придумать даже… не знаю, три модели из заданных тканей. Впрочем, очевидно, тебе нравится заниматься вот этим… М-да… — он уходит.

Олли молча соглашается и провожает его взглядом. Что я такого ему сделала?

75

Пьетро быстро листает газету левой рукой, а в правой держит чашку капучино. Вдруг он останавливается на какой-то новости и недоверчиво качает головой. Это неправда. Какие мошенники, пятьдесят процентов того, что появляется в ежедневных газетах, — полная чушь. Должно быть какое-то подтверждение. В глубине зала открывается дверь спальни Флавио, который выходит со спутанными волосами в пижамной майке, надетой на левую сторону.

— Ну и ну, вот это ночка…

— Говори за себя… — Пьетро допивает свой капучино. — Мадонна… Просто жесть! Или нет?

— Да… Невероятная, — у Флавио на лице всё ещё глупое выражение лица, но он улыбается, гордо садится за стол и наливает себе немного кофе. — Я едва мог в такое поверить, вот это зверь, она меня в такие позы заворачивала, правда… Никогда не мог представить себе такого, это была реально невероятная ночь!

Пьетро надевает пиджак.

— Очень надеюсь, учитывая, сколько я за это заплатил… не хватало только, чтобы ты остался в итоге недоволен…

— О ком ты говоришь? О бразильянке?

— Конечно, эти две стоят по пятьсот евро за ночь, ты представляешь, дружище? Она и венесуэлка! Я хотел, чтобы вы с Алексом остались довольны. Тебе было необходимо вернуть чувство собственного достоинства, успокоиться, а главное… отвести душу! А он… ну, это была его вечеринка… Лучше сказать, это была не столько вечеринка, сколько жертвоприношение! В общем, я подыскал ему компанию особого качества!

В этот момент Пьетро замечает, что Флавио сидит с открытым от удивления ртом.

— Прости, а ты думал, что провёл ночь с обычной девушкой? Но она же выглядела как из высшей лиги, заметить можно было даже по манере танца… Ты не видел, как она подставляла грудь к твоему лицу и как двигала задом? Я тебя умоляю… умереть не встать…

— Ну да, действительно… Ладно… — Флавио пытается взять себя в руки. — Я-то думал… В общем, то, как она играла со мной…

— А как иначе! Это её работа. Мужчина должен думать, что именно он хищник!

Флавио делает глоток капучино. Он всё ещё прокручивает в голове события прошлой ночи.

— А остальные?

— Нет, это были простые шлюхи. Сто пятьдесят евро.

— А-а-а, простые… Они тоже хорошо танцевали.

— Да, просто чудесно. Ладно, сосед, я пошёл работать. В любом случае, я счастлив, эта ночь не могла быть лучше.

До Флавио вдруг доходит.

— А что делали Энрико и Алекс?

Пьетро надевает пальто.

— Представь себе… Ты сам был уже пьян и мало что понимал. Энрико вдруг резко заскучал по Ингрид…

— Или по её няне, Анне, он же говорит, она просто чудо?

— Ну да, так вот, он не смог сопротивляться своим чувствам и быстренько убежал… Саманта, одна из шлюх, решила, что уже провела с нами достаточно времени, и попросила его подвести её, но он отказался.

— Да ладно!

— Да, так что мне пришлось вызвать ей такси.

Флавио качает головой и кусает круассан.

— Он безнадёжен… А Алекс?

Губы Пьетро растягиваются в улыбке.

— Венесуэлка… Видел, какая она была красивая?

— Ага, Моника Беллучи по сравнению с ней уродина.

— Ну, я бы хотел рассказать тебе, что с ней делал Алекс, вот только я джентльмен.

— Да ладно! С каких это пор?

Пьетро утвердительно качает головой.

— Я негодяй, но джентльмен… — он направляется в молчании к входной двери. — Скажу тебе только одно: пока ты спал, я слышал её крики, — он выходит, оставляя Флавио переваривать эту мысль.

Невероятно. Скажи мне кто-то раньше о таком, я бы не поверил. Алекс заставил её кричать, вот уж действительно — никогда не знаешь, чего ждать от людей. Ты думаешь, что хорошо знаешь человека, а он всё равно тебя удивляет. Тут открывается входная дверь, и Пьетро заходит обратно.

— Слушай, то, что я сказал об Алексе, это просто шутка… Но вот бы он хоть раз попал в ловушку! Он безнадёжно влюблён и думает, что его ждёт смертная кара, если он изменит Ники.

— А-а-а… — Флавио сразу же расслабляется. — И что тогда было?

— Ну, у него не было ничего!

— И ты за это заплатил пятьсот евро?

— Я? Ты сдурел? В конце я сказал ей, что тоже женюсь в следующем месяце! Это кем надо быть, каким идиотом, чтобы сбежать от такой тёлки…

— Алексом!

— Ну да… — Пьетро закрывает дверь и кричит с улицы: — Да, не забудь сходить за продуктами!

Флавио берёт листок бумаги и тут же начинает составлять список того, чего не хватает в доме. Паста, вода, салфетки, стаканы, красное вино, белое, шампанское… шампанское, как вчера. Он останавливается, засовывает карандаш в рот и погружается в свои мысли, рассматривая комнату. Эта бразильянка Жаклин была просто бомбой… Он вспоминает о ней. В его голове словно вспышки пролетают различные моменты этой ночи, луна, её тёмное тело в белых простынях… и все слова, говорые он ей наговорил, слова любви, самые милые, слова пьяного человека. Кто знает, может, она смеялась над ним про себя. То есть, ей ведь заплатили, так что вся эта болтовня окупилась. Я мог говорить и гораздо большие глупости, а она всё равно обращала бы внимание. А я-то собирался послать ей цветы и открытку… Со словами любви. «Темноту ночи освещает единственная улыбка — твоя». У неё идеальные зубы. И вдруг его накрывает ощущение пустоты, бесконечная грусть, внутренний дискомфорт. Он думает о ней. О Кристине, своей жене, своей жизни, о том, что они прежили вместе, об их желании что-то строить вместе, о красоте влюблённости. И тут же этот лофт начинает казаться ему пустым, и сейчас, как никогда, он считает мудрой эту фразу. Это сказал ему отец перед свадьбой: «Будут дни, когда у тебя пропадёт всё желание, когда тебе придётся прилагать усилия даже для того, чтобы заняться любовью со своей женой… Но придёт момент, когда всё, что есть между вами, покажется тебе таким важным, что остальной мир исчезнет в твоих глазах. Знаешь, когда это произошло со мной? Когда родился ты». И в этот момент Флавио понимает ещё кое-что. Взрослеть — это очень больно.

76

Зал ожидания хорошо освещён. Радиоприёмник издаёт обычные мелодии на приятной громкости, так что музыка не раздражает. Тёплые и расслабляющие цвета. На одной из стен висит забавная картинка: утки в разных ситуациях. Одна бегает в спортивном костюме, другая поднимает гири, третья готовит торт. Обитые кожей прочные и удобные крёсла.

Какая-то синьора скучающе листает газету. Останавливается на фотографии с модного показа, рассматривает модель и слегка усмехается. Затем прелистывает страницу и читает. Пара лет тридцати, они сидят, взявшись за руки, шутят вполголоса о чём-то, что случилось утром в магазине. Под её пальто угадывается выдающийся живот. Они кажутся счастливыми. Юная девушка, одна, она нервно пишет смс. Через несколько мгновений она получает ответ. Читает. Закатывает глаза и ещё больше кривится. Ещё одна женщина сидит с ребёнком лет четырёх, который играет с куклой и заваливает мать вопросами. Она терпеливо и ласково отвечает.

Дилетта отбивает ногами некий ритм. Филиппо молчит. Он осматривается. Эта пара… интересно, кто они такие? Они женаты? Им хорошо вместе? Затем думает о них самих. Мы ещё очень молоды. Я всё ещё поверить не могу. Если гинеколог всё подтвердит, что мы будем делать? Он прокручивает в голове все подобные мысли, которые, без сомнений, побеждают его. Он заламывает руки и переплетает свои пальцы.

Дилетта глубоко дышит. Смотрит на крепкого ребёнка, он такой забавный, милый блондин. Жизнь во взрослении. Она незметно касается своего живота, словно это рефлекс. И вдруг ей становится так легко. Её переполняют эмоции. Ей страшно, да, но это ожидание в то же время не перестаёт быть приятным. Хотя она не говорит этого Филиппо. Она прекрасно знает, до какой степени он обеспокоен. Очень.

— Адели?

Голос возвращает Дилетту и Филиппо из их внутренних переживаний.

— Да, это мы.

Она вместе встают и заходят в женскую консультацию.

— Добрый день. Устраивайтесь поудобнее, — доктор Росси кажется приятным человеком. Это женщина лет сорока, стройная, с длинным хвостом блестящих каштановых волос, который сейчас касается её плеч. На носу очки. Она ласково смотрит и успокаивающе улыбается. — Рассказывайте…

Дилетта и Филиппо осматриваются. На стенах множество постеров с изображениями разных фаз беременности или менструального цикла. Закатное солнце освещает большой платан у стеклянных дверей. На столе в рамке фотография двоих улыбающихся детей на пляже. Должно быть, это дети доктора. Дилетта собирает всю свою храбрость.

— Итак… ну, вчера вечером мы сделали два теста на беременность… — доктор Росси невозмутимо смотрит на неё, берёт из ящика за её спиной новую папку и пишет на ней имя Дилетты. Затем открывает её и делает какие-то записи. Дилетта ищет взгляд Филиппо и затем нерешительно продолжает: — Оба оказались положительными, было две полосочки… но мы не уверены…

Доктор продолжает записывать. Затем поднимает взгляд, смотрит сначала на Дилетту, а потом на Филиппо.

— Понимаю. Сколько дней задержки?

— Две недели.

— Хорошо. Вы хотите знать, не врёт ли тест. Молодцы, что пришли. Действительно, лучше сделать подробный анализ. Для начала, трансвагинальное ультразвуковое иследование даст нам большую уверенность… затем нужно сдать b-ХГЧ, то есть, анализ крови. Всё понятно? — говорит она спокойным тоном. Эти ребята такие юные, она знает, что они очень напуганы.

Дилетта это понимает и улыбается ей.

— Хорошо, — говорит она, глядя на Филиппо, который согласно кивает головой.

Она изучает его несколько секунд. Он немного побледнел. Интересно, о чём он думает. Он с вечера рта не раскрыл. Филиппо изучает экран, который находится на некотором расстоянии от него, рядом с каталкой. Про себя он надеется, что этот экран сотрёт окончательно все их страхи.

— Тебе не нужно в туалет? — спрашивает доктор Дилетту.

— Нет, всё в порядке. Я уже сходила, пока ждала.

— Отлично. Ультразвук нужно делать с пустым мочевым пузырём.

— Мой парень не должен выйти? Я бы хотела, чтобы он остался…

— Как сам захочет… мне всё равно…

Обе женщины поворачиваются к Филиппо, который пристыжено соглашается кивком головы.

— Нет-нет… я останусь, — говорит он и двигается с места.

Гинеколог отправляет Дилетту раздеваться, а затем просит её лечь на кушетку. Говорит с ней, чтобы успокоить, даже немного шутит, говорит, что они отличная пара. Дилетта расслабляется и позволяет ей проверить себя. Доктор берётся за работу. Моет руки и надевает белые медицинские перчатки. Филиппо следит за ней и чувствует, как у него начинает кружиться голова. Доктор Росси вводит зонд в мягком футляре и геле для ультразвука. Между тем она всё объясняет Дилетте простыми словами, стараясь, чтобы ей было комфортно.

— Если тебе будет больно, скажи… я сделаю всё осторожно. А теперь давай посмотрим матку и яичники. Ты сможешь увидеть это вместе со мной на экране… — Дилетта кивает, ей слегка некомфортно, но ничего особенного она не ощущает. Доктор очень приятная. Зетем она немного поворачивает голову, чтобы видеть видео, которое показывает что-то вроде полумесяца. — Видела себя когда-нибудь с такого ракурса? Впечатляет, правда? — улыбается она.

Дилетта отрицательно качает головой и продолжает внимательно слушать её, не переставая смотреть.

— Этот тип исследования позволяет нам увидеть размер матки… вот она… — она понемногу двигает зонд, чтобы рассмотреть всё. И вдруг останавливается. — Ну что, ребята… — Филиппо поднимается с кресла и подходит к ним. Пытается понять эти хаотичные изображения, двигающиеся на экране. — Вот и зародыш. Сейчас он всего в сантиметр диаметром и будет расти в последующие дни…

— А что это значит? — спрашивает Филиппо, немного напуганный.

— Что твоя девушка в интересном положении… — отвечает доктор, с улыбкой глядя на Дилетту. — В любом случае, у вас ещё есть несколько недель, чтобы решить, хотите вы ребёнка или нет… А сейчас поговорим, — Филиппо и Дилетта испуганно переглядываются. — Можешь слезать и одеваться.

Дилетта подчиняется. Филиппо садится обратно, он немного ошеломлён, поэтому молчит. Интересное положение… И почему это так называется? Для кого оно интересное? Уж точно не для меня. Мне интересны другие вещи. Бег в парке. Будущая профессия. Экзамены в архитектурном. Мои CD. Все фильмы с Томом Крузом. Шоколадный торт с кокосом. Заниматься любовью с Дилеттой. Но это — нет. Это меня пугает.

Дилетта садится на своё место. Гладит его плечо. Он снова пытается улыбнуться ей. Доктор Росси с нежностью смотрит на них.

— Вижу, вы удивлены… Понимаю. Как бы там ни было, давайте не будем драматизировать. На данный момент я настоятельно вас прошу поговорить со своим родителями, потому что, хоть вы уже и взрослые люди, вы всё равно слишком молоды, и поэтому лучше быть честными и разделить с ними этот момент. А потом, как я уже сказала, вы можете решать спокойно, что вы будете с этим делать… Я советую вам пойти в консультацию, где эксперты выслушают ваши сомнения, понятные страхи, которые у вас могут быть, и дадут вам полезные советы… Вы можете абсолютно спокойно идти туда. Это очень важно, так же важно, как и поговорить с людьми, которые вас любят…

— Вы имеете в виду — рассмотреть возможное прерывание? — вмешивается Филиппо.

Услышав это слово, Дилетта резко оборачивается и вопросительно смотрит на него. И это не уклоняется от внимания доктора Росси.

— Да, это одна из возможностей. Но перед тем, как принять решение, вы должны всё как следует обдумать. Откройтесь, не скрывайте друг от друга, что чувствуете на самом деле… Сейчас не время оборачивать всё в шутку. Попробуйте представить возможные сценарии, последствия ваших решений для вас обоих, и обсудите это… А решение придёт позже само собой. Слушайте своё сердце и не теряйте ясность. Я говорю это всем, не волнуйтесь. Беременность — это важный этап для людей любого возраста.

Дилетта всё ещё не может поверить.

— Доктор, а я могу вернуться в Вашу консультацию? У меня нет гинеколога. Я знаю только своего семейного доктора. А Вы мне нравитесь…

Доктор Росси улыбается.

— Спасибо! Хорошо, если хотите, то пожалуйста… В таком случае, я запишу тебя на анализ крови и заполню твою карточку. Когда принесёшь мне результаты, можешь рассказать, какими были первые дни после того, как ты узнала о беременности, идёт?

— Да…

— Отлично. Теперь мне нужны твои данные, чтобы записать их сюда…

Пока Дилетта отвечает, Филиппо молча и неподвижно сидит на стуле. Он не знает, что делать. И думает. Дилетта попросила доктора наблюдать за ней и дальше. Дилетта зло посмотрела на него, когда он заговорил об аборте. Гинеколог говорила обо всём так, словно это самая естественная вещь в мире. А я? Какова моя роль во всём этом? Об этом вы подумали? Пусть кто-то остановит этот поезд, я сойду. Я хочу вернуться в ту ночь и изменить всё. С чего мне захотелось ехать так далеко и показать Дилетте эту чёртову арку? Почему я не ограничился тем, чтобы просто подвезти её домой? Сейчас, если бы можно было всё вернуть назад, я бы взял с собой как минимум десять презервативов. Мне хочется сбежать. Мне бы хотелось проснуться завтра утром и обнаружить, что всё это был ночной кошмар. Что у Дилетты снова месячные, что всё как всегда, и что я не собираюсь вот-вот превратиться… в отца! В отца! Помогите! Ребёнок в моих руках. Мой ребёнок. Ему в голову приходят самые абсурдные сцены. «Трое мужчин и младенец». Этот фильм показывали недавно по телевизору. И он даже смеялся. Питер, архитектор, Майкл, который рисует комиксы и придумывает кукол, и Джек, актёр, обнаруживают однажды утром свёрток под дверью своего дома. А внутри была Мэри, новорождённая девочка. Вот это да. Когда они её переодевали и пытались накормить… Филиппо начинает мелко трясти. Он дрожит, его сердце бьётся с невероятной скоростью.

— Правда, Филиппо?

Услышав своё имя, он шарахается.

— Да? В чём дело?

— Ты меня не слышал? Я сказала, что мы вернёмся сюда, к доктору, через неделю с результатами анализа b-ХГЧ. Ты согласен?

— А-а-а… Да, конечно.

— Дилетта, очень важно, чтобы ты понимала, что с этого момента, с первых недель гормональная система переживает изменения, чтобы защитить плод. Ты будешь чувствовать себя иначе… например, иногда будешь чувствовать себя немного глупой, появится тошнота, иногда тебе захочется съесть что-нибудь странное, перестанут нравиться некоторые запахи. В любом случае, это всё нормально и ты не должна беспокоиться.

Дилетта согласно кивает. Кажется, будто планета перестала вертеться. Она слушает слова и понимает их, но не полностью отдаёт себе в них отчёт. Она оборачивается к Филиппо. Видит, как у него исказилось лицо.

— Итак, ребята. Вот вам моя визитка. Увидимся через неделю, в шесть вечера. Я вас жду. И умоляю вас… сохраняйте спокойствие. Согласны?

Дилетта и Филиппо встают.

— Да, спасибо, доктор… Увидимся через семь дней.

Доктор Росси провожает их до двери. Смотрит, как они молча выходят, а затем возвращается в свой кабинет. Она садится за стол и уже собирается звать следующего пациента. Берёт наушники. Смотрит на фотографию. Две давних улыбки приветствуют её оттуда, счастливые, с того пляжа во Фреджене. Она чуть-чуть наклоняет голову. Мимолётное воспоминание посещает её голову. Она возвращается во времени и вдруг останавливается. Видит красивую девятнадцатилетнюю девушку, перспективную и уверенную в себе. Окружённую друзьями, улыбающуюся. Лишь одна ночь, когда она ошиблась. Или хотя бы рисковала. Тот, кого она любила. Только их ночь. А затем — перепутье. Страх. Одиночество. И решение. Это решение. Радикальное. Которое она приняла решительно, после нескольких ночей слёз и неопределённости. И ей было не с кем разделить их. Она пряталась ото всех. Затем клиника. Те часы. Всё прошло удачно. Словно это какая-то обыденность.

Доктор Росси снова смотрит на фотографию, словно катапультируясь в настоящее. Два лица. Её дети, которые родились всего несколько лет назад. И третий, которого можно только представлять себе, вспоминать об этом секрете, об этой давней поре, когда она была хрупкой девочкой, которая сдалась в тишине и страхе. Она ставит рамку на стеклянную столешницу. Поднимается из-за стола, подходит к двери и открывает.

— Следующий. Константини, пожалуйста…

77

В вестибюле куча народу. Танцевальная музыка настроена именно на ту громкость, чтобы можно было спокойно разговаривать. Несколько красивых моделей ходят из одного места в другое с улыбками на лицах и бокалами в руках. Мужчины, одетые в спортивном стиле или в элегантные костюмы, разговривают с ними. Ежегодная вечеринка дома мод для привлечения дистрибьюторов, поставщиков и клиентов, где обычно проворачиваются все дела, имеет огромный успех. Всюду слышно дыхание элегантности. Олли пригласила и Волн тоже. Не хватает только Дилетты, которая немного устала. Эрика оживлённо болтает с Тициано и улыбается. Ники сидит на одном из двух белых диванов у входа, в то время как двое привлекательных парней, возможно, моделей, садятся по обе стороны от неё, пытаясь заставить её улыбнуться. Олли в свою очередь бегает туда-сюда вокруг долговязой девушки, которая работает в отделе маркетинга.

— Нужно взять побольше каталогов, они уже закончились!

— Да, они там… Давай!

— Сколько же красивых людей! Никогда не была на такой вечеринке!

Мир моды отвечает на это устами долговязой.

— Мы к ней готовились всю жизнь, а ещё две организовали в Риме и Милане.

— Круто!

— Да. А если одежды для показов оказывается слишком много, то иногда нам её дарят…

— Честно? Я тебе не верю!

— Да, их рапределяют между сотрудниками.

— Ого… — Олли ухмыляется и следует за девушкой.

Они входят в кабинет и берут каталоги.

— Привет!

Олли оборачивается и видит Симоне.

— Привет! А почему ты не внизу?

— Только что пришёл сюда. Устал от этой суеты… Что делаете?

— Пришли взять ещё каталогов. Давай, помоги нам, — тут же отвечает другая девушка.

Симоне не отказывается, и немного позже все трое снова оказываются внизу, разнося каталоги по стеклянным столам, чтобы позже восхитительные модели с улыбками на лицах раздали их вместе с небольшими подарочками: брелками с маркой их дома мод.

— Ребята, я отойду в туалет и тут же вернусь!

— Хорошо, Олли, мы подождёт мебя в буфете.

Симоне с другой девушкой удаляются в поисках напитков.

Олли осторожно и терпеливо пробивает себе путь в толпе. Все танцуют, разговаривают, улыбаются и стараются показать свои лучшие стороны.

— Какое чудо…

Олли замечает, что кто-то хватает её за локоть. Она оборачивается. Прекрасный парень с длинными убранными назад волосами пристально смотрит на неё. Олли видит на его шее профессиональный фотоаппарат Nikon D3. Она узнаёт её, потому что однажды наткнулась на такую на eBay, когда искала хорошую камеру. Стоит как минимум триста евро.

— Прости, но мне нужно…

— Я хочу сфотографировать тебя… Ты прекрасна… Ты модель?

Олли улыбается. Парень так старается очаровать её.

— Нет… я работаю здесь, но я не модель.

— Жаль, ты должна ею быть… — он с интересом смотрит на неё. Олли немного краснеет. — Слушай, наверху прекрасная терраса… Пожалуйста, я очень хочу сфотографировать тебя. Пойдём, это займёт всего пару мгновений… Ах да, чуть не забыл, меня зовут Кристиан… Для тебя — Крис.

Олли соображает несколько секунд. Кристиан. Конечно. Крис. Это известный в Риме фотограф, молодой, восходящая звезда. С тех пор, как она начала здесь работать, она видела несколько его работ. Музыка наполняет всё вокруг. Кажется, людям весело. Олли снова смотрит на него.

— Меня зовут Олли…

— Имя чудное… как и ты…

Он берёт её за руку. Когда они проходят мимо официанта, который несёт поднос с бокалами шампанского, Олли хватает один из них на ходу и выпивает одним глотком. Крис начинает смеяться.

Высоченная модель проходит мимо Тициано, который смотрит на неё с открытым ртом и сглатывает слюну. Эрика бьёт его в плечо.

— На что это ты смотришь? Если бы я знала, что ты будешь так пускать слюни, то не взяла бы тебя с собой.

— Говоришь, на что я смотрю? А как по-другому?! Это место полно хорошеньких девчонок! Ты настоящая подруга! Я тебе всегда это говорил! — целует он её.

— Я больше, чем просто подруга, скажем, я «особая подруга». И вообще, неужели ты никогда не был на вечеринке дома мод?

— Будто ты бываешь на таких вечеринках каждый день! Конечно, нет! Это в первый раз… Я вижу моделей только по телевизору и в журналах. Никогда вживую! И теперь всё изменилось! Посмотри на ту! И на блондинку! И на эту, с гладкими волосами… Боже… умереть не встать! Давай выпьем что-нибудь, пошли… Как думаешь, Олли сможет меня познакомить с кем-нибудь, она ведь работает здесь? Я бы смог сфотографироваться с ними на телефон, чтобы все завидовали!

Эрика сжимает его руку.

— Ай! Что я такого сказал? Я же не собираюсь с ними спать! А если и так, в чём проблема?

— Этого ещё не хватало! Ты не забыл, что пришёл сюда со мной? Что ты за кобель?

— Ну, если бы ты знала, что я буду вести себя, как коблеь, ты бы не взяла меня с собой в подобное место. Понимаешь? И кстати, даже не говори мне, что тебя не впечатляют модели. Видела, какие парни?

— Видела! Конечно, я их видела! Но у меня хватает такта, я хорошо воспитана, и мне не хотелось бы ставить в неловкое положение того, с кем я пришла!

Разглядывая людей, она замечает, как Олли ведёт за руку красивый длинноволосый парень. Она прищуривается и наблюдает за ними. Вот это да. Она видела его как-то раз по телевизору. Это же Крис, известный модный фотограф, один из самых привлекательных и известных в наше время! И он идёт под руку с Олли! Вот повезло! Чёрт возьми! Она просто бомба. Вот так это делается. Эрика поднимает руку, чтобы привлечь внимание подруги. Олли замечает это движение краем глаза, поднимаясь по лестнице с Крисом. Видит её. Смотрит на неё. Эрика поднимает большой палец в знак одобрения и подмигивает ей. Да, моя подруга — просто гений. Интересно, сколько классных фото у неё будет завтра утром… Давай, Олли, покажи им всем.

И тут парочку на лестнице замечает Симоне и огорчается, но не сдвигается с места и продолжает пить, наблюдая за тем, как они исчезают. Крис и Олли поднимаются на верхний этаж и пересекают коридор, который ведёт в большую застеклённую оранжерею, выходящую на огромную террасу. Крис заставляет Олли немного покружиться, что она с улыбкой выполняет.

— Просто фантастика… Теперь просто двигайся, как захочешь…

Олли кружится вокруг своей оси, опирается на перила, смотрит в небо, улыбается, усмехается, откидывает назад волосы, хитро приподнимает юбку. Она не может поверить. Ей так хорошо, на душе легко, она хочет расслабиться. Что она и делает. За несколько мгновений Джампи перестаёт существовать, да и Эдди, который игнорирует её идеи, оба они исчезают, вечеринка испаряется. Существует только она. Свободная от любых мыслей, благодаря шампанскому, благодаря этому прекрасному парню, который делает одну фотографию за другой, который кружится вокруг неё, словно она цветок, а он прекрасная бабочка. И лепестки Олли раскрываются навстречу лунному свету, который расплывается в высоте небес. Кристиан с каждым разом подходит к ней всё ближе и оставляет камеру болтаться на шее. Олли томно смотрит на него. Их губы соединяются. И на миг она забывает обо всём, полностью отдаётся этому новому поцелую, совсем другому, даже мистическому. Да. Счастье бывает и таким. Небольшое безумие, момент, который ты проживаешь для себя самого. И это объятие кажется ей лучшим лекарством от грусти.

Несколькими этажами ниже. Куда, ко всем чертям, она подевалась? Этот вопрос задаёт себе Симоне и взглядом ищет её среди людей на вечеринке. Я уже час её не видел. Он ходит по всем кабинетам, стачится в туалет. Её нет. Пересекает коридор и приходит в оранжерею. Не видит никого. Только слышит звук, похожий на голос, только тоньше. Симоне идёт на него. Темно, но недостаточно для того, чтобы скрыть фигуру девушки, которая нежится в объятиях этого типа. Симоне не верит своим глазам. Не может быть. Я думал, она не такая.

Он видит их. Видит это, и чувствует, будто ему дали поддых. Отчасти потому, что прекрасно знает, кто он. Он знает его. Ещё как знает. И от этого чувствует себя ещё хуже. Лучше бы он этого не видел. Он разворачивается и уходит. Возвращается на вечеринку. И как никогда вся эта весёлая толпа кажется ему одной сплошной фальшивой нотой.

78

Ники залетает в дом.

— Мама, папа… где вы?

— Ох! — из какой-то комнаты раздаётся голос. — Здесь, в гостиной.

— Вот вы где.

Они сидят на диване перед телевизором.

— Мы смотрим «L'eredità». Карио Конти хорош. А ещё нам так нравится гильотина…

— Что это?

— Это игра, здесь пять слов, нужно найти то, которое каким-то образом связывает все остальные.

Симона перестаёт смотреть.

— Ты хотела нам что-то сказать?

Ники становится серьёзной, у неё абсолютно меняется выражение лица.

— В эти выходные родители Алекса приглашают нас в свой загородный дом, чтобы познакомиться…

Роберто делает глоток воды.

— А-а… А я думал, вы немного подумали над этим…

— Ты о чём?

— Ну… что вы передумали насчёт свадьбы.

— Папа, за кого ты меня принимаешь? Прости, но это ведь важное решение… а ты думаешь, что я приняла его, ничего не обдумав! — она уходит, взбесившаяся.

Тут в зал входит Маттео, младший брат Ники.

— Что такое? Что случилось? Ники уже не выходит замуж?

Симона стучит по дивану.

— Каков отец, таков и сын! Вы двое — просто катастрофа…

Роберто кричит из гостиной:

— Ники, прости меня! Я не хотел тебя злить… Наоборот… Я хочу, чтобы ты знала, что мы даём тебе полную свободу…

Ники возвращается.

— …выбора! Понимаешь, дочка?

Роберто поднимается на ноги, обнимает её и целует в щёку.

— Я просто хочу, чтобы ты была спокойна.

— Я абсолютно спокойна.

— В таком случае, ты должна знать, что мы всегда будем с тобой, что бы ты ни решила. Даже если ты решишь сбежать, когда уже будешь у алтаря, как в том фильме… как же он назывался?

Симона и Ники отвечают хором:

— «Сбежавшая невеста»!

— Точно… Я, то есть, мы поддержим тебя… даже в последний момент… — он улыбается, глядя на Симону. — Ладно, в общем, если ты засомневаешься, станешь колебаться, перестанешь понимать происходящее, было бы прекрасно, если бы ты предупредила нас до того, как мы начнём организовывать свадьбу… — Роберто настаивает: — Нет, о чём это я? Даже в последний момент.

Симона нежно улыбается ему.

— Полагаю, ты уже в курсе, что невеста, то есть, её родители, оплачивают банкет… — она подмигивает Ники, не переставая улыбаться. — Где-то четыреста…

Ники нерешительно пожимает плечами.

— Да, возможно… Может больше, может меньше, не знаю…

Симона снова смотри на Роберто.

— Ладно… — он снова изображает добродушную улыбку, — невеста должна чувствовать себя свободной от принятия каких-либо решений, пусть даже в последний момент… Конечно, если прежде… постарайся сделать так, чтобы мы не разрушили всё напрасно!

— Папа!.. — Ники уже готова вернуться в свою комнату.

— Да ладно, Ники, — Роберто бежит за ней, — я ведь просто пошутил…

— Значит, у тебя самое тупое чувство юмора! — Ники возвращается в гостиную с ним. Ты cheap[6]!

— Чип?

Вмешивается Маттео:

— Папа… В каком мире ты живёшь? Она хочет сказать вульгарный, тот, кто считает каждую копейку. Ты что, думал, она имела в виду Чипа и Дэйла?

— Ладно… В любом случае, я превращаюсь в Чипа, когда говорю о деньгах! Или Дэйла, без разницы. Единственное, чего я хочу, это чтобы моя дочь могла принимать решения со спокойной душой и не боялась изменить своё мнение.

Ники обнимает его.

— Спасибо, папа, я тебя очень люблю… А сейчас я пойду в свою комнату и попробую немного позаниматься… — она уходит более спокойная и, вздохнув, проходит по коридору к своей спальне.

— Я тоже пойду к себе, — Маттео поднимается с пуфа. — Зайду в мессенджер, пообщаюсь с друзьями.

— Маттео… но…

— Мама, я занимаюсь уроками весь вечер, я уже всё сделал, чтобы немного насладиться свободой… — он уже собирается уходить, но затем останавливается у порога. — Что такое? Не говорите мне, что я тоже должен ехать на эту экскурсию.

— Да, конечно, ты должен. Или ты уже не часть нашей семьи?

— Да, но у меня были планы с друзьями. К тому же, кто нас убедит, что она в конце концов выйдет за этого старика?

— Слушай, хоть ты не начинай, ладно!

— Эй, почему я не могу никогда высказать своё мнение?

— Как хочешь… Устрой опрос среди своих друзей в мессенджере… Сам увидишь, какой будет результат.

— Вот облом! Вы заставляете меня чувствовать себя так, словно я вообще ничего не значу…

Маттео тоже уходит, и Симона с Роберта остаются в гостиной одни. Они молча досматривают передачу. Карио Конти читает пять слов.

— Итак, общая сумма приза составляет сто двадцать тысяч евро, ты выбрал отличные слова, и я напомню их Вам: поворот, Наполеон, торт, кольцо и птица. Теперь посмотрим, угадаешь ли ты слово, которое их объединяет, время пошло…

Роберто и Симона неотрывно смотрят в экран, пытаясь разгадать загадку.

— Мы должны быть осторожны, — говорит Симона Роберто, даже не глядя на него. — Думаю, Ники не так уж уверена… В глубине души ей страшно.

— Ничего подобного… Ты же видела, как она разозлилась, ей уже всё ясно.

Симона отрицательно качает головой.

— Она делает это, чтобы убедить в правильности такого решения саму себя.

— Ты думаешь?

— Уверена.

— Может… Послушай… — Роберто поворачивается к ней. — Нельзя разделить плату за банкет пополам?

— Нет.

— А у нас также было?

— Да.

— Ага… Поэтому никто ничего не ел!

Симона ударяет его.

— Дурак… Даже музыка была самой лучшей. Я выбрала модную группу, нам повезло…

— Ладно, к счастью, мы не промотали эти деньги напрасно.

Симона смотрит на него, подняв брови.

— На тот момент казалось, что нет…

— Что это значит? Наш брак тоже в опасности?

— Конечно! Он всегда в опасности… И оставь в покое свою дочь!

— Да, в одиночестве!

— Что?

— В одиночестве они едины, ответ на загадку…

— А-а-а… — Симона возвращается к игре.

— Да, верно. Одиночество…

И больше, чем какая-то там гильотина, это кажется ей странным знаком свыше.

79

С улицы слышны громкие удары. Олли раздражённо просыпается. Закрывает себе лицо подушкой. Напрасно. Шум не утихает. Она вздыхает и переворачивается в постели. Осматривается. Спальня. Декорирована со вкусом, современная, паркетный пол из берёзы того же оттенка, что и дверь и оконные рамы. Рядом с низкой, круглой и очень большой кроватью мягкая подушка. Олли смотрит налево. Видит его. Видит его прекрасную загорелую спину, покрытую множеством татуировок. Крис ещё спит. Нет. Это невозможно. Я сделала это. Переспала с ним. На самом деле, у меня нет ощущения, что ночью было что-то впечатляющее. Я чувствую себя так, словно очень долго спала. Олли видит Никон на столике. Поднимается. Осторожно подходит к фотокамере. Включает её. Просматривает фотографии. Они великолепны. Она сама в самых невообразимых позах. Да, Крис и в самом деле хороший фотограф. Затем она прогуливается по комнате. Все стены в фотографиях моделей. И его самого. И позы тоже самые разнообразные. Олли поднимает брови. Выходит из комнаты. Медленно проходит по огромной квартире Криса. Надо сказать, очень красивой. На второй этаж ведёт металлическая лестница. Олли поднимается по ней. Наверху стеллажи с книгами и тренажёры. Она спускается обратно. И видит на одной из полок бесчисленное множество записок. Берёт их и читает. Все написаны разным почерком: «Крис… я тебя обожаааю!», «Позвони мне, когда захочешь», «Я уже по тебе скучаю…», «Красавчик, ты знаешь, где меня искать…», и куча других в том же стиле.

Рядом с ними блокнот и карандаш. Подруги Криса, должно быть, вырвали оттуда немало страниц. Офигеть. То есть, каждый раз, когда он тащит сюда очередную девицу, она оставляет ему записку, а он таким образом ведёт счёт? Какая мерзость. Что он за человек? Олли снова осматривается и вдруг понимает, в этой квартире живёт настоящий нарцисс. В один миг она принимает решение. Она бежит в спальню. Крис всё ещё спит. Она очень быстро одевается, бежит в ванную, даже не причёсывается. Обувает туфли, берёт сумочку и выбегает. Сначала идёт к лифту, но потом ей вдруг хочется пройтись, так что она спускается по лестнице. Почти бегом.

Не успевает она спуститься, как звонит её телефон. И в этот же момент она слышит, как её кто-то зовёт.

— Олли.

Это Симоне, который выходит из одного из соседних домов.

— Поверить не могу… Что ты здесь делаешь? — спрашивает она его, пытаясь поправить на себе одежду.

Симоне удивлённо смотрит на неё. Замечает, что она одета неаккуратно. Это на неё не похоже.

— Я живу здесь.

Олли смотрит на него.

— Правда?

— Да, правда. А сейчас иду на работу. А ты? Что ты здесь делаешь? — говоря это, Симоне бросает взгляд на дом, из которого она вышла. Он прекрасно знает, кто здесь живёт. Этот тип. Фотограф. Однако он решает ничего не говорить. Может, всё не так… Может, он ошибается.

— Да нет, ничего… — на самом деле, она не знает, что и сказать.

— Проводить тебя на работу?

Олли смущается.

— Нет-нет, спасибо… Я приду через пару часов… А сейчас пойду домой… переоденусь… Увидимся позже, прикрой меня в офисе… — говорит она и быстро удаляется. Смущённая. Ей стыдно. Она даже не доверяет ему.

Симоне живёт здесь. Именно он. Вот чёрт. Что за насмешка. Она идёт по улице. Ищет мобильный и вызывает такси. Ждёт его, нервно переминаясь с ноги на ногу на тротуаре.

80

Субботнее утро. Ники уже выпила сок и не стала завтракать из-за нервов.

— Мама, папа, вы здесь? Готовы? — входит она в их комнату.

Симона всё ещё не собрала чемодан.

— Мама! Нас ждут на чай!

— Я знаю, но не знаю, какими могут оказаться приёмы в их доме, так что я предпочла взять все наряды, которые кажутся мне самыми подходящими.

Роберто выходит из ванной с нессесером в руках.

— Я готов. Всё в порядке.

Входит Маттео.

— Я могу взять с собой хотя бы мяч? С ним будет не так скучно.

Все трое отвечают ему в унисон:

— Нет!

Хотя бы в этом все согласны. Тогда они начинают смеяться.

— Всё, выходим!

Роберто берёт чемодан Симоны.

— Ты решила насовсем туда переехать? — спрашивает он её, прочувствовав его вес. — На месяц-то точно?

— Если это будет красивое место и меня там полюбят, почему бы и нет?..

На Маттео рваная джинсовая куртка. Мать берёт его за плечи, заставляет развернуться и пойти в комнату.

— Надень новую, тёмно-синюю, которую я купила тебе на прошлой неделе.

— Мама, она слишком парадная!

— Вот именно поэтому!

— И причешись!

— Ещё и это?

— Да, если ты этого не сделаешь, я сама этим займусь.

— Ни за что! — Маттео надевает новую куртку, заходит в ванную, берёт расчёску, немного мочит её и причёсывается. — Готово… Идём?

Роберто тоже надевает тёмно-синее пальто. Симона — очень красивую чёрную куртку, которую давно уже не носила, а Ники — плащ, простой, но очень элегантный.

Чуть позже они выходят из дома и встречают консьержа, который раскладывает почту по почтовым ящикам.

— Доброе утро, — здоровается он с приятной улыбкой. Семья Кавалли ему очень нравится. Затем он с любопытством спрашивает: — Куда вы собрались такие нарядные? На свадьбу?

Ники оборачивается и улыбается, садясь в машину.

— Да, на мою!

Семейный Вольво спокойно заводится и вливается в дорожное движение субботнего утра, пока консьерж наблюдает за ними и думает: какие же они весёлые, всегда готовы пошутить!

Роберто ведёт машину совершенно спокойно, Симона положила элегантную сумочку, которую выбрала, на бёдра и придерживает её руками. Ники смотрит в окошко. Но единственный, кто спокоен на самом деле, это Маттео. Он занят игрой в Game Boy. После того, как он уклоняется от стены и получает огромное количество очков, он на мгновение отвлекается от игры, пройдя на следующий уровень.

— У вас такой вид, будто мы на похороны едем…

Симона резко оборачивается.

— Маттео!

— Ладно, ладно… Притворюсь, что всё нормально.

Ники бросает на него злобным взглядом.

— Не хватало мне только брата, который всё портит.

— Эй, я ведь говорил вам, что не хочу никуда ехать… Но вы же сами меня заставили! Можешь считать меня своим питомцем… Да ладно тебе, Ники, до этого момента всё шло хорошо, худшее, что может случиться, — мы проведём эти выходные до смерти скучно.

— Хватит…

Роберто вмешивается, пока это не переросло в ссору.

— Поставить вам музыку?

Он включает радио. Звучит голос Тициано Ферро, и все немного расслабляются. Вольво на всей скорости проезжает виа Аурелия. Со сменой участков дороги быстро меняется и пейзаж. Сначала доминировал мягкий зелёный цвет, затем становится больше оливкового, из Лацио в Тоскану, и запах моря становится всё более ощутимым. Затем они подъезжают к Маремме.

— Почти приехали… — Роберто улыбается Симоне. — Как раз вовремя.

Маттео проходит одиннадцатый уровень и ненадолго прекращает играть. Он поворачивается к смотрящей в окно Ники.

— Слушай, сестрёнка… — он протягивает ей руку. — Прости за то, что я сказал… — он замечает, что она очень нерничает, и улыбается ей. — Вот увидишь, всё будет хорошо…

Ники возвращает ему улыбку и думает: в самом деле, даже если мой брат и пытается подбодрить меня, это потому, что я действительно волнуюсь, то есть, я даже подавлена… а главное, потому, что он меня прекрасно знает!

— Приехали!

Роберто оставляет позади трассу Аурелия и, сделав несколько поворотов, выезжает на грунтовую дорогу, которая ведёт к большому имению. А в конце этой дороги табличка с большими бронзовыми буквами: «ВИЛЛА БЕЛЛИ ДЕЙ ЧЕДРИ».

— Это здесь, правильно?

Симона смотрит на карту с пометками.

— Да. Красиво… Впечатляюще…

Вольво проезжает сад вокруг особняка. Изгороди, луга, деревья… Всё идеально ухожено.

— Невероятно…

Маттео смотрит в окно. Машина проезжает перед конюшнями, где мужчина чистит великолепного жеребца с блестящими волосами.

— У них есть даже лошади! Это просто потрясающее место…

— Да…

Маттео похлопывает сестру по ноге.

— Отличный выбор!

Роберто и Симона переглядываются, ничего не добавляя. Они делают последний поворот и останавливаются перед великолепным загородным домом из красного кирпича.

Дворецкий подходит в Вольво, чтобы открыть дверь Симоне. За несколько секунд до этого Ники появляется между родителями.

— Папа, мама… я благодарна вам за то, что вы делаете для меня. Но только не переусердствуйте!

Сказав это, она открывает дверь и быстро выходит.

Роберто смотрит на Симону.

— Не переусердствовать? И что она имела в виду?

Симона пытается его успокоить.

— Я тебе уже сказала. Её приводит в ужас необходимость принятия такого решения. Давай выходить…

Алессандро, одетый в отличные джинсы, выходит из дома и идёт навстречу Ники.

— Любимая! Наконец-то вы приехали!

Он целует её в губы и обнимает, наполненный счастьем. Затем приветствует родителей своей невесты.

— Здравствуй, Роберто, добро пожаловать, Симона… Как ты, Маттео?

— Отлично. Здесь так круто… А я могу потом покататься на лошади?

Алессандро смеётся.

— Конечно, сделаем это вместе! — затем Алессандро замечает, что к ним направляются его родители. — Эй… идите сюда, я вас познакомлю. Мама, папа, это Ники… А это её родители, Симона и Роберто.

— Рад познакомиться… наконец-то! — отец Алессандро протягивает руку Симоне. — Две сестры, вы похожи на сестёр… я имею в виду Вас и Ники. Я задавался вопросом, на которой из вас собирается жениться мой сын!

Роберто вмешивается, поддерживая шутку.

— Это очень просто… На той, что не замужем, потому что другую уже поймал я!

— Ну, конечно! Как глупо! — весело смеётся Луиджи, чувствуя сразу же установившуюся между ними связь.

Сильвия принимает своих гостей, а затем раздаёт соответствующие указания слугам.

— Саид, Калим, несите чемоданы синьоров в их комнаты и проводите их…

Алессандро подходит к Ники.

— Да, милая, иди, а мы подождём тебя в саду… Мои сёстры с мужьями тоже приехали, а ещё — одна подруга.

— Хорошо, конечно…

Роберто, Симона, Ники и Маттео идут за двумя слугами по лестнице потрясающего дома. Роберто и Симона осматриваются. Стены покрыты старинными гобеленами, охотничьими трофеями и масляными картинами, изображающими сцены охоты и портреты прославленных предков. Ники и Маттео тоже поражены богатством и убранством залов, длинных деревянных столов, высоких крёсел со спинками, обитыми тёмными тканями, полов, покрытых огромными плитками, гладкими и вощёными, и плотной и богатой драпировкой штор.

— Чёрт возьми, — произносит Маттео, не сумев сдержаться.

Ники смотрит на него и закатывая глаза, словно говоря: «Только этого нам не хватало!».

— Это Ваша комната… — слуги показывают родителям Ники восхитительную спальню для семейной пары с кроватью под балдахином и керамическими раковинами для мытья рук.

— Пожалуйста…

Они пропускают гостей внутрь и заходят следом за ними, ставят два чемодана на высокие столы, благодаря которым те смогут открыть их, не наклоняясь.

— Здесь ванная.

Роберт и Симона видят внутри неё два халата и несколько полотенец разного размера, разложенных в самых подходящих местах, чтобы ими было легко и просто воспользоваться. У всех полотенец очень элегантные кружевные края различных цветов.

— А здесь минибар, где Вы можете найти напитки: Кока-Кола, шампанское и вода. В случае, если Вы захотите чего-нибудь ещё, Вы можете позвонить в колокольчик…

Они показывают им бархатную верёвку рядом с кроватью, цвет которой перекликается с цветами всей комнаты.

— Спасибо, — когда Роберто уже готов достать бумажник, Симона его останавливает. — Дорогой… — говорит она ему шёпотом, — мы в доме Белли… а не в отеле.

— Да, точно.

Слуги улыбаются и покидают комнату.

Роберто забирается на кровать.

— Во всяком случае, мне кажется, здесь лучше, чем во всех отелях, где мы были!

Симона смеётся и садится рядом с ним.

— Ну да… Всем сердцем надеюсь, что Ники будет счастлива, что бы она ни решила…

— Как бы там ни было, я уверен, что мы проведём прекрасные выходные!

Двое слуг ведут по коридору Ники и Маттео.

— А это Ваша комната.

Они ставят чемоданы на такие же столы, как и в комнате их родителей, только здесь светлее. Показав им ванную и минибар, оставляют детей одних.

— Как круто! Смотри… — Маттео включает телевизор. — У них телевидение Sky, со всеми каналами, и полный холодильник еды. Есть даже орешки и картошка фри! Я открою себе Кока-Колу. Ники, ты будешь? Или предпочитаешь… шампанское?

— Нет, — Ники взбешена. Она бросается на кровать, раскинув руки.

— Что с тобой? — Маттео подходит к ней.

— Хотелось бы мне знать, почему я не могу спать с Алексом!

— Слушай, чего тебе не хватает? Забей! Всего одна ночь! А сегодня ты сможешь почитать мне журнал, как в детстве.

— Маттео!

Слуги останавливаются в глубине коридора. Саид слегка шокирован.

— Не знаешь, надолго ли они тут, Калим?

— Думаю, только на эти выходные… А что?

— Судя по чемодану этой синьоры, они здесь как минимум на две недели!

Саид качает головой.

— Ничего не поделать. Чем они богаче, тем меньше я их понимаю!

— Но они не показались мне богатыми, даже не знаю…

— Почему?

— Синьор едва не дал мне чаевые!

— Да, как же вульгарно…

Чуть позже семья Кавалли собирается в коридоре.

— Что ты наделал, Маттео!

Симона подходит к сыну и стряхивает огромное количество крошек с его футболки.

— Я ел картошку…

— Ага, две коробки… — уточняет Ники. — Постарайся воздержаться от своих выходок сегодня, Маттео.

— Господи, какие вы все скучные! Алекс сказал, что потом мы покатаемся на лошадях.

— Да, но не надо ему напоминать об этом каждые две минуты…

Они спускаются по лестнице, ведущей в гостиную, и видят перед собой, в саду, группу людей, сидящих за большим столом под огромным дубом. Между столиками лёгким ветерком колышутся белые, как и сама беседка, скатерти.

— Вот и они… — Симона с восторгом смотрит на них. — Похоже на сцену из фильма…

Роберто согласно кивает.

— Да, только с небольшой разницей…

— Какой? — с любопытством спрашивает Ники.

— Здесь всё по-настоящему!

Мать Алессандро первой замечает их приближение.

— А вот и они, теперь все в сборе!

Алессандро поднимается и идёт им навстречу.

— Ты помнишь моих сестёр? Маргерита, а это её муж Грегорио.

— Рада встрече.

— Клаудия и Давиде.

— Привет.

— А это Элеонора… Подруга детства…

— Привет! Рада познакомиться. Я много о тебе слышала, но не представляла тебя такой…

Ники заинтригованно смотрит на неё. «Такой — это какой?» — хочется ей спросить, но она понимает, что сейчас не время для провокаций, ведь вокруг столько людей. В конце концов, они все здесь из-за меня. Так что она просто улыбается, довольная ответом, который нашла без посторонней помощи. Ей всё равно хочется кое-что прояснить.

— Извини, Алекс, — шепчет она ему, занимая своё место. — Так всё-таки чья это подруга детства?

— Ну… — Алессандро кажется слегка смущённым. — Наша… общая… Когда мы ездили на пляж Форте дей Марми, она всегда ездила с нами…

— Ясно.

Ники рассматривает её, пока та наливает себе чай. Она действительно красива, в прекрасной форме и отлично сочетается… со скатертью. Да, и та и другая щедро покрыты кружевом!

Элеонора поворачивается к ней.

— Хочешь?

— Конечно, спасибо.

— Молоко или лимон?

— Молоко, спасибо, — не собираюсь пить кислый, как ты, думает Ники.

— Сахар?

— Нет, спасибо.

— Я тоже стараюсь следить за фигурой.

Ники берёт чашку.

— Ох, дело не в этом, просто я не люблю чай с сахаром. В конце концов, потом я всё равно сожгу все калории!

Маттео наклоняется к сестре.

— Да… но только не этой ночью…

Ники шлёпает его.

— Предатель… что с тобой? У тебя недержание?

Луиджи, отец Алессандро, решает поддержать разговор.

— Мы уже все в курсе прекрасной новости…

Роберто выражает согласие с ним и улыбается.

— Ну да…

— Мы просто счастливы. Конечно, разница в возрасте никуда не девается, но в нынешнее время это настолько распространено, что… Достаточно того, чтобы была любовь!

— Ну да…

Симона легконько хлопает его.

— Милый, попробуй сказать что-то большее, чем «ну да», или они решат, что мы не умеем говорить.

Роберто напускает на себя сияющий вид.

— Я согласен! Мы абсолютно того же мнения, и, честно говоря, нас это пугает.

Симона делает страшные глаза. Роберто тут же пытается исправиться:

— Пугает нас?.. Я хочу сказать, это нас пугало! Потому что восторг Ники нас убедил.

Луиджи хлопает в ладоши.

— Прекрасно! С другой стороны, — он смотрит на них и показывает пальцем, указывая сначала на одного, а потом на другого, — между Вами тоже большая разница… И это хорошо, мужчина должен быть и по возрасту старше, и более зрелым…

Роберто немного теряется.

— На самом деле, я учился только на курс старше неё… Мы почти одного возраста.

— Ой… — отец Алессандро понимает, что оплошал. — Хотите ещё чаю?

Разговор понемногу уходит в другую сторону.

— Итак, вы уже выбрали церковь?

— Пока нет.

— Дату? Не женитесь в субботу, это очень дешёвый приёмчик, cheap.

Роберто весело разглядывает всех. Очевидно, и они все одержимы мультфильмами…

Маргерита и Клаудия садятся поближе к Ники.

— Слушай, если ты не против, то мы бы хотели принять участие в подготовке.

— Я… нет-нет… я не против.

— Мы уже прошли через это и знаем все ошибки, какие могут произойти…

— Да, — вставляет Маттео. — Например, жениться вообще!

Ники чувствует себя неловко.

— Мой брат… любит пошутить, но у него не слишком хорошо получается.

— Как мило… — Маргерита улыбается ему. — Смотри, там мои дочки, Селесте и Мириам. Не хочешь поиграть с ними? Они на качелях!

Маттео оглядывается и видит у конного поля девочек, играющих на качелях.

— Ладно… Пойду к ним, — он вприпрыжку уходит, но сначала говорит Алессандро: — Не забудь, что потом мы должны прокатиться на лошади, окей?

— Конечно… Чуть позже, или завтра утром.

— Ладно, но не обманывай меня, хорошо? — затем он приближается к нему так, чтобы остальные не услышали. — А иначе я расскажу, сколько раз ты приезжал к нам домой, пока родителей не было.

— Хе-хе… — Алессандро натянуто улыбается.

— Что он сказал тебе, Алекс? — с любопытством спрашивает Сильвия своего сына.

— Ничего, у него на плейстейшн есть игра с лошадьми.

— Ах, эти современные дети не различают реальный и виртуальный миры.

Грегорио вдруг что-то вспоминает.

— О да, а вы слышали о той паре из Англии? Они познакомились в чате, а потом бросили это дело, потому что изменяли друг другу виртуально.

Давиде вмешивается в разговор:

— Если уж изменять, то на самом деле, а не виртуально!

Клаудия смотрит на него раздражённо.

— Так экономится чувство вины.

Маргерита пожимает плечами.

— У некоторых его в принципе не возникает.

— Ну, в наше время всё было лучше, — уверяет Луиджи. — Не было ни мобильников, ни всех этих сложных систем. Я читал, что большая часть измен раскрывается через смс…

Сильвия включается в разговор.

— Это точно… Слова забываются, написанное остаётся!

— Я однажды заходил в чат, — говорит Давиде. Все смотрят на него, затаив дыхание. — По работе…

— Конечно… — улыбается Алессандро. — Сейчас множество деловых связей заводят в интернете, но молодёжь использует его в тех же целях, в каких раньше пользовались телефоном… — он смотрит на Ники, которая всё ещё слушает рекомендации своих будущих золовок.

— Для банкета нужно снять большой отель, это самое лучшее.

Луижди заинтригованно спрашивает Роберто, указывая на Симону.

— А как Вы двое познакомились?

— Мы играли в одной группе… панк-группе…

Симона прерывает его:

— Да, ещё в школе. А потом он забирал меня из консерватории, где я помогала проводить уроки пианино некоторое время…

— Серьёзно? Мы можем услышать Вашу игру?

— Нет! Нет! Ничего не выйдет, я такая перфекционистка! Если ошибусь хотя бы в одной ноте, мне будет очень и очень плохо. Когда родились дети, сами понимаете… пришлось отказаться от всего, они превратились в мою страсть…

— А-а-а! — ужасающий крик прорезает воздух.

— Что случилось? Это оттуда, с качелей.

Давиде, Маргерита, Грегорио и Клаудия встают и бегут в том направлении, а за ними и Роберто с Симоной. Маленькая Мириам бежит к ним.

— Что случилось? Что с тобой?

Мириам указывает на качели.

— Селесте полетела!

— Как это — полетела?

— Да… полетела.

Родители бегут к качелям и видят, что чуть дальше от забора перед ними плачет Селесте по пояс утонувшая в экскрементах лошади.

— Как ты оказалась здесь?

Селесте кивает на Маттео, не переставая рыдать.

— Это всё он…

— Мама, но она сама просила меня, чтобы я раскачал её сильнее. Настаивала: «Толкнёшь меня сильнее? Давай, ещё…» Я сделал, как она просила, а она вылетела в воздух. Откуда я знал, что она легче пера!

Роберто даёт ему подзатыльник.

— Ты должен быть осторожней!

— Но она сама меня просила!

— Скажи спасибо, что она не ударилась!

— Ага, приземлилась в кучу какашек. Её впереди ждёт большая удача…

— Может, но точно не этой ночью! Она запомнит это навсегда… Ты отметил её на всю оставшуюся жизнь!

Грегорио и Маргерита вытаскивают Селесте из навоза.

— Ладно, мы пошли домой…

— Да, увидимся на ужине.

— Конечно, с удовольствием, как только хорошенько её отмоем…

Симона, Роберто, Ники и Маттео идут в дом.

— Вот умора…

— Да, слава богу, с ней ничего не случилось…

— Ну да…

— Ах… — Маттео всё ещё потирает шею. — Для протокола: это она меня уговаривала, ясно? Может, это и правда принесёт ей удачу… Вы даже не представляете, как она подлетела вверх… Если бы её звали не Селесте, а Стелла[7]… Падающая Звезда… я был бы первым, кто увидел её, и тут же загадал бы желание: хочу мотоцикл!

Роберто снова даёт ему подзатыльник.

— Айя, папа…

— «Ай», правильно говорить «aй»… Ещё одна подобная выходка, и ты увидишь, кто полетит на этот раз!

Луиджи подходит к нему и берёт его под руку.

— Не волнуйтесь, Роберто… Они ещё дети, такое случается. К счастью, природа нас защищает…

— Ну да…

— Ладно, ужин через час. Увидимся в большом зале…

— Хорошо…

Все уходят, оставляя Симону и Роберто одних.

— Милые, да? Кажется, не задирают носов.

— Нет… Но не забывай, что это была только первая наша куча дерьма здесь…

И со смехом они уходят в свою комнату.

81

Чуть позже, в большом зале, под гигантским подсвечником с более чем двумя сотнями свечей, все уже заняли свои места.

— А воск от этих свечей не будет капать?

— Маттео! — Ники приближается к нему с фальшивой улыбкой. — Хоть бы! Мне бы хотелось видеть, как сойдёт целая лавина, способная заткнуть тебе рот.

Ужин начинается, и двое безупречно одетых слуг подают закуски.

— Мы купили немного прошутто. Это потрясающе вкусно, и мы хотели, чтобы Вы попробовали.

Затем настаёт очередь первых блюд.

— Всё утро я занимался тем, что готовил этот соус для зайца своими собственными руками…

— Луиджи чудесно готовит, а я, напротив, просто ничтожество. Если он женился на мне по любви, я сделала это из-за его таланта…

Дальше — отличные вторые блюда.

— Утка и кабанина… Мы не знали, предпочтёте ли Вы наземную дичь… или птицу.

Маттео смотрит на Селесте и начинает смеяться, а она налету принимает эстафету и показывает ему язык.

— Селесте! — тут же одёргивает её мать. — Веди себя подобающе.

— Но он издевался надо мной.

— Нет… он просто пытается шутить.

Ужин продолжается, разбавляясь лучшими красными винами, более лёгкое Мореллино ди Скансано, Прунотто дель Бродо, более подходящее мясу в сочетании с восхитительными гарнирами, с печёной и жареной картошкой, поджаристой и всё ещё горячей. Маттео не сдерживается и берёт одну руками, но, получив от Ники пинок под столом, возвращает её на место.

— Айя!

— Правильно говорить «ай»…

— Вместо того, чтобы всё время меня поправлять, не было бы лучше перестать бить меня?

— Нет, иначе ты никогда не научишься говорить… и вести себя за столом!

Чуть позже вносят корзинку, переполненную восхитительными сладостями: пралине, каталонский крем, заварной крем, разные торты, конфитюры и желе на любой вкус… Не забыли и о кантуччи и десертном вине.

— Тосканская привычка…

Сёстры Алессандро со смехом начинают наполнять свои тарелки.

— Нам обеим не нужно следить за фигурой… мы уже замужем…

— Чтоб вы знали, в идеале было бы здорово и через десять лет влезть в свадебный наряд…

Грегорио как обычно начинает нудеть.

— А я даже не знаю, где мой костюм…

Маргерита всё же чуть веселей.

— А я родила всего два года назад, значит, у меня ещё есть время, чтобы похудеть. К тому же, это волшебный момент… Возьмите любую свадебную фотографию: никто не остаётся таким же стройным, как в день свадьбы…

— А если остаётся, то значит, что он уже разведён! — ставит точку Давиде.

Со смехом и шутками все перемещаются в гостиную.

— Не хотите бокал портвейна? Ром? Грапа? Может, амаретто? Мы сами его делаем, в наших владениях…

— М-м-м, здорово. Я с удовольствием попробую…

И пока Алессандро наливает напитки своим будущим тёще и тестю и остальным приглашённым, Ники замечает, что у неё в кармане вибрирует телефон. Она открывает его и читает, стараясь, чтобы никто не заметил этого. И кто пишет мне в такое время? Должно быть, кто-то из Волн. Но нет, её ждёт сюрприз: «Я на концерте, только тебя не хватает. Это просто фантастика, так что мы с тобой, наверное, даже не стали бы ссориться, а если бы всё-таки стали, тут же помирились бы. Целую. Гуидо».

Гуидо? Ники краснеет. Откуда у него мой номер? Я не давала ему. Это точно не Волны… Они ведь не самоубийцы. Может, Барбара или Сара. А затем она вспоминает те улыбки, ту ночь в корпусе факультета филологии, те взгляды, которые заметили остальные. Джулия. Конечно же, это Джулия.

— Кто это был? — в этот самый момент мимо проходит Алессандро, и у Ники чуть сердце не выпрыгивает из груди.

— Ох… Они там вовсю развлекаются, у нас на факультете концерт… — и затем она добавляет кое-что, чего никогда даже представить себе не могла: — Это Олли.

— А-а-а… — Алессандро улыбается и подходит к Роберто, чтобы налить ему бокал рома.

Олли. Это Олли. Зачем я это сделала? Почему я ему соврала? Мне пришлось бы слишком много всего объяснять, это было бы очень долго, тем более сейчас, когда тут столько народу… Это был бы не подходящий момент. Да, всё только поэтому. Она, успокоенная, возвращается на своё место. Да, причина только в этом. Теперь она полностью убеждена в том, что поступила правильно, и, чтобы быть более уверенной, выключает мобильник.

82

— Ужин — просто фантастика.

— Да, всё действительно было идеально.

— Увидимся завтра утром…

Женщины прощаются и идут каждая в свою комнату. Луиджи подходит к Роберто.

— На завтра у меня есть один сюрприз, только для мужчин. Охота на кабанов! С Эдмондом, моим верным псом, в наших лесах. Будет очень весело. Вы когда-нибудь охотились, Роберто?

— Ну… да, время от времени.

— Отлично! Мы уже собрали комнаду. Увидимся ровно в шесть.

Роберто нервно сглатывает.

— В шесть… конечно…

— Кстати, Роберто, думаю, что пора уже перейти на «ты»…

— Да… действительно. Луиджи, ты уверен, что хочешь увидеться в шесть?

— Конечно! Давай, скорей ложись спать!

Обменявшись пожеланиями доброй ночи, все расходятся по своим комнатам.

Симона берёт Роберто под руку.

— Дорогой… почему ты не сказал ему правду? Ты ведь никогда в жизни не охотился…

— Ещё чего!

— Как это — ещё чего? Тебе придётся стрелять из ружья…

— Ага, зато я смотрел «Танцующий с волками» десять раз. Если что-то пойдёт не так, худшее, что может случиться, — я просто не подстрелю ни одного кабана, вот и всё…

— Зато можешь подстрелить кого-нибудь другого… После полёта Селесте… нам не хватало только убить кого-нибудь!

Они входят в свою комнату.

— Спокойной ночи, дети.

— Спокойной ночи, мама.

— Спокойной ночи, папа.

Ники делает вид, что заходит в свою комнату, но вмсто этого крадётся по коридору и ждёт Алессандро.

— Слушай, зачем это всё? Почему мы должны спать отдельно?! Я же не школьница какая-то…

— Ты о чём?

— Ну… — продолжает Ники, — я имею в виду, что даже в школе у меня было больше свободы.

— А-а, понятно.

В этот момент мимо них проходит Элеонора.

— Привет Алекс, добрый вечер, Ники. Будем надеяться, этой ночью не разыграется буря! Помнишь, когда мы были детьми, испугались грома, так что спали все вместе, ты, я и твои сёстры?

— Да…

Ники улыбается.

— Но сегодня небо просто усыпано звёздами! Нет никакой опасности.

— Да… Ладно, спокойной ночи, — и входит в свою комнату.

— «Спали вместе»…

— С моими сёстрами!

— Она у меня получит… если не будет урагана, я сама выброшу её в окно!

— Люблю, когда ты ревнуешь… Иди сюда… — он приобнимает её, берёт за руку и затаскивает в свою спальню. — Представь, что мы снова учимся в институте… Оба… — в темноте комнаты, с рассеянным лунным светом, пробивающимся в окно, Алессандро начинает раздевать её. — Ты нравишься мне, Ники, ты сводишь меня с ума… Ты мне так нравишься, что я даже женился бы на тебе.

— И ты мне тоже…

И мысль о том, что они в этом доме с родителями обоих в соседних комнатах, так заводит их, что в один миг они оказываются обнажёнными под одеялом и теряются в смущённых объятиях, мятежных вздохах и запрещённых ласках. Улыбка, открытый рот, это сладкое наслаждение, это совершенное желание и эти два языка, который говорят в темноте о любви.

83

После лёгкого, но здорового завтрака из яиц, тостов и кофе, наши охотники встречаются в дверях охотничьего домика. В вышине большого холма пролегает светлая тропинка, которая теряется в зарослях кустраника, как огромная змея. Луиджи улыбается группе.

— Алекс не пришёл… Он ещё спит.

Немного отстающие Давиде и Грегорио улыбаются друг другу.

— Конечно, будь моя невеста на двадцать лет младше, я бы тоже только и делал, что спал.

Грегорио цыкает:

— Т-с-с… не нужно, чтобы это слышал её отец. Но на самом деле ты прав: Алекс правильно сделал. Разница в возрасте может помочь вытерпеть брак.

Давиде пожимает плечами.

— Ну, я не знаю… В этом смысле для меня всегда был примером Брюс Спрингстин. Сначала он женился на модели Джулианне Филлипс, женщине, которая была его конкуренткой, а потом, через несколько лет, он ушёл к своей бэк-вокалистке, Патти Шиалфа, к неизвестному человеку… И знаешь, в чём мораль?

— В чём?

— Любовь — вот настоящий секрет брака.

— Братан, у тебя сегодня такое философское настроение. Слушай, вместо того, чтобы отпускать глупости направо и налево, попробуй завалить кабана, пошли…

Они со смехом догоняют группу. Луиджи выбирает собаку.

— Роберто, бери этого, Эдмонда, он мой любимчик… И к тому же он лучший. Он для меня как сын, мы с ним очень близки, он всегда мне так помогал. Если поблизости есть кабан, он его найдёт! Вперёд, мои храбрецы… На охоту!

Четверо мужчин прочёсывают лес. Роберто чувствует некоторый дискомфорт, потому что брюки и куртка, которые ему выдали, немного жмут, а ботинки наоборот слишком велики. Он держит ружьё так же, как все, и пытается подражать им во всём.

Через некоторое время Давиде подходит к нему.

— Эй!

— Да?

— Если ты его не отпустишь, Эдмонд не сможет никого найти.

Только тогда он замечает, что остальные уже освободили своих собак.

— Ах да, конечно… Но у меня английская техника…

— Что это значит?

— Сначала заставить собаку понервничать, держать её, чтобы она не могла дождаться момента охоты, это их сильнее мотивирует… а потом… отпустить! — сказав это, он отцепляет поводок Эдмонда, пёс бежит, как стрела, и набрасывается на ближайшие кусты.

— Ясно… а для предохранителя ты тоже используешь новую технику?

Роберто замечает, что не снял ружьё с предохранителя, и понимает, что не должен продолжать свои выдумки.

— Нет… Просто я ещё не привык к нему… — он подмигивает. — Я стараюсь быть осторожным…

Понемногу они расходятся в разные стороны, охотники разделяются, ищут в кустах, в листве, которая разрастается вверх по холму, как зелёное нефтяное пятно, каждый идёт за своей собакой, которая бежит как сумасшедшая, нервно обнюхивает землю, бегает с места на место, чувствуя какой-то след. Роберто, совершенно неподготовленный, бежит за Эдмондом, который ведёт его по следу и, наконец, выводит его на огромного кабана, который прятался за тёмной листвой кустарника. Роберто прибегает как раз вовремя, сначала видит Эдмонда, затем кабана, снова смотрит на Эдмонда, и опять на кабана… и, наконец, стреляет.

— Я нашёл его! Я смог!

Давиде, Грегорио и Луиджи прибегают к нему за несколько шагов, быстро пересекают дистанцию и оказываются рядом с Роберто.

— Ты его подстрелил? Где он?

— Да, где он?

— Там!

Все смотрят на движущийся густой куст. Из-за него медленно выходит Эдмонд, который через пару шагов, раненый, падает на землю.

— Подстрелил, конечно, подстрелил… мою собаку!

84

Дверь открывается. Алессандро и Ники входят в его дом и нервно ходят из стороны в сторону. Очевидно, они уже успели поругаться в машине. Ники бросает сумку на диван. Алессандро оборачивается.

— Ники… Поставь её на пол. Интересно, где её изваляли Саид и Калим, когда переносили.

— Господи! Они тебя заразили… Если что-то испачкалось, тут же надо вымыть! Но человек же должен жить, понимаешь? Просто жить… А не быть забальзамированным, как ваш дом…

Алессандро раздражается.

— Ах, конечно… Благодаря твоему отцу, ещё немного — и нам пришлось бы проводить Эдмонду вскрытие!

— Ну, не так уж было бы и плохо, тогда твоя любимая Элеонора нашла бы себе игрушку…

— Хватит наговаривать на неё, она хорошая девушка…

— Ай, вы, мужчины, вообще не понимаете, что женщины имеют в виду!

— И я тоже? — он многозначительно смотрит на неё. — Поосторожней, потому что ты бросаешь камни в свой собственный огород… Вспомни, что именно я тебя выбрал… и захотел на тебе жениться!

— А ты вспомни, что человек не всегда получает то, чего хочет.

— Согласен, прости… я был бы счастлив жениться на тебе! — тут же исправляется Алессандро.

Ники улыбается.

— В любом случае, я исключение, которое подтверждает правило, странный случай, когда мужчина выбирает правильную женщину! Хотя я начинаю думать, что ты заслуживаешь кого-то вроде Элеоноры…

— И что это значит?

— Как только у неё заканчиваются четыре основные темы для разговора, так она начинает снова перебирать их по кругу, повторять одно и то же… «Ах, — изображает она её фальшивым тонким голосом, — я купила себе невероятную куртку от Прада, я хочу поехать в Париж на неделю моды, никак нельзя пропустить презентацию новой коллекции от Just Cavalli…» Просто кошмар… она за все выходные ни о чём другом не говорила. Ты посвятил себя рекламе, она имеет понятие только о модных марках, вы были бы идеальной парой… Вдобавок ко всему, она твоего возраста! — Ники изображает сладкую улыбочку, чтобы подчеркнуть этот последний факт. — И твои родители тоже были бы просто счастливы…

Ошеломлённый, Алессандро садится на диван.

— Для начала, она на десять лет младше меня…

— Конечно, охотно верю, она только об этом и говорит…

— Мы с ней знакомы с детства.

— В таком случае, вам не повезло.

— Боже, какая ты упрямая… И во-вторых, моим родителям достаточно видеть, что я счастлив, чтобы самим быть счастливыми.

— Да, но твои сёстры были бы рады видеть счастье Элеоноры.

Алессандро качает головой.

— Мои сёстры — её подруги, это во-первых. Во-вторых: она меня совершенно не интересует. Почему ты так ею одержима? Ревнуешь? — хитро смотрит он на неё. — Если так, то это потому, что ты замечаешь что-то особенное между нами, что я боюсь потерять…

— Слушай, Алекс, на что это ты намекаешь? Может быть, я не соответствую твоему уровню?

— Я? Ни на что я не намекаю! Это ты не хочешь оставить в покое Элеонору! Когда ты так себя ведёшь, то так бесишь меня!

— Если бы ты только знал, как бесит меня общение с твоими сёстрами. Мне даже пришлось позволить им влезть в организацию нашей свадьбы! Понимаешь? На самом деле, это они всё решают!

— А кто тебя просил?

— Твоя мать!

— Нет, моя мать сказала только, что, возможно, они могли бы протянуть тебе руку помощи, потому что, раз уж они обе замужем, то всё об этом знают. Она просто хотела, чтобы тебе не пришлось взваливать на себя некоторые вещи, через которые они уже прошли. Единственное, чего она хотела, это помочь тебе, и к тому же, если ты не хотела этого, могла просто отказать.

— Да, и тогда точно наступил бы конец света!

— У тебя искажённый взгляд на реальность!

— Да, а у тебя — на твою семью.

Алессандро мог бы ответить ей, но он понимает, что ссора становится серьёзной. Иногда слова могут быть опасными, они вырываются прежде, чем мы всё обдумаем, и говорят больше, чем мы хотели выразить сначала. Так что понемногу он успокаивается, замолкает и впервые видит Ники другой. Другой женщиной, взрослой, более решительной, которая даже умеет быть жёсткой. Она, та, что всегда казалась очаровательной, милой, щедрой, даже в те моменты, когда на её пути попадались трудности. Даже когда он вернулся к Элене и соврал ей об этом, она просто приняла это, как всегда, без намёка на злость, наоборот, со всей наивностью и чистотой, она просто впала в ступор, потому что я ранил её, ведь ей никогда не приходило в голову, что такие вещи происходят. До Алессандро вдруг доходит. Боже мой, что происходит? Неужели это моя вина? Это я подталкиваю её на такое? Я форсирую ситуацию? И в тот момент, когда он видит, как часто она дышит, всё ещё злая, у неё даже немного дергаются глаза, он понимает, до какой степени любит её, что единственное, чего ему хочется, — просто видеть её счастливой, и эти слова, даже сказанные с сарказмом, не могут заставить его разлюбить её. Конечно, то, что она сказала, — неправда, но любить кого-то означает также брать вину за его ошибки… Всё это и есть любовь? Он спрашивет себя об этом и отвечает с лёгким сердцем: да, и даже больше. И впервые он чувствует себя действительно взрослым, зрелым и уверенным в своём решении.

Пока Алессандро размышлял, Ники тоже опомнилась. Она смотрит в лицо Алессандро, в его глаза, поначалу разъярённые, а затем вдруг улыбающиеся, словно подчёркивающие всю его любовь, любовь, которая может преодолеть все земные трудности.

— Милый… — она бежит к нему, бросается в его объятия, а он сжимает её крепко-крепко в своих руках. Взъерошенная, Ники прячет лицо, уткнувшись в его грудь. — Прости, милый… Я не знаю, почему наговорила тебе всё это…

Алессандро улыбается ей, затем немного отстраняется от неё и разглядывает. У неё блестят глаза, она вот-вот расплачется. Вдруг у неё по щеке начинает катиться слеза, и Алессандро стирает её. У Ники вытягивается лицо. Она почти напугана этим.

— Уф… Я плачу из-за любой глупости!

— Это вовсе не глупость… Давай, садись ко мне…

Ники ухмыляется, но в конце концов подчиняется.

— Не надо вести себя со мной так, будто я ребёнок…

Сейчас Алессандро спокоен.

— Все мы дети… Всё зависит только от момента. Иногда мы должны вести себя по-взрослому. А иногда совсем как малыши. Суть в том, чтобы не перепутать эти моменты…

— На этот раз я совсем запуталась.

— Нет. То, что ты напугана, — это нормально, давление иногда играет с нами плохую шутку… Со мной такое происходит на работе… То есть, происходило, потому что однажды я вдруг понял, что важно просто жить… уметь жить… Помнишь, что я тебе сказал? Счастье — это не цель, а стиль жизни. Мы всё время что-то делаем, куда-то бежим, беспокоимся порой даже без причины, и в итоге не замечаем всё то прекрасное, что всегда под носом, но что однажды может покинуть нас… Так вот, ты тоже часть этого прекрасного.

— Но я никуда не ухожу, Алекс!

Алессандро улыбается.

— Сегодня — нет… Но я терял тебя тогда, и смог оставить всё, чтобы дать тебе понять, насколько ты важна для меня… Поехать на тот остров, поселиться на маяке было самым лучшим решением.

Ники смотрит на него.

— Ты меня прощаешь?

— С ума сошла? Мне не за что тебя прощать!

— Как это?.. Все эти глупости, которые я наговорила о твоих родителях…

— Отчасти ты была права…

— И о твоих сёстрах…

— Тем более!

— Алекс, теперь ты точно преувеличиваешь!

— Слушай, Ники, — он подходит к ней и переплетает её руки со своими. — Это ведь наша свадьба… Никто и ничто не должно вмешиваться в наши решения и в наш выбор. Что нравится нам? Только ответ на этот вопрос будет верным решением. Если тебе не хочется слушать моих сестёр, если тебя не интересуют их советы, места, которые они знают, в общем, если ты хочешь всё сделать сама, я скажу им об этом.

Ники резко отстраняется.

— Думаешь, я сама не смогу?

— Нет, Ники! Ещё чего… Я сказал это, потому что понимаю, что, будучи вежливой и воспитанной, ты попала в такую ситуацию, и теперь не можешь её контролировать, теперь тебе хотелось бы отказаться, только ты не знаешь как… Милая, мы должны быть командой. Ты хоть представляешь, сколько раз я не смог утихомирить их? А теперь и ты попала. Это нормально.

— Ладно, — Ники поднимается с дивана. — Я займусь этим. Хочешь что-нибудь выпить?

Алессандро улыбается, увидев, что она вдруг превратилась в хозяйку комнаты. И всего его дома. И решает насладиться этим обстоятельством.

— Знаешь, чего бы мне очень хотелось? Выпить бокал мохито! Ты найдёшь всё необходимое в холодильнике. — Он откидывается на спинку дивана, уже расслабившись, но вдруг у него возникают сомнения: — Ты умеешь готовить мохито, милая?

— Конечно, не так уж это и сложно, — отвечает Ники, исчезая на кухне.

Алессандро включает компьютер, стоящий на столе, и проверяет, нет ли писем из офиса или назначенных совещаний.

Ники открывает холодильник и видит, что он полон всего. Сколько же еды покупает Алекс! И как же делается этот чёртов мохито? Ей остаётся только одно. Она достаёт телефон из кармана и тут же набирает Эрику. Телефон подруги выключен. Прекрасно! Эрика любит выпить, а когда идёт на дискотеку, то выключает телефон. Интересно, чем она там занята! Тогда она пробует позвонить Олли. И с замиранием сердца ждёт ответа… «Номер, по которму вы звоните…» Она закрывает телефон. Ничего не поделаешь. У неё тоже выключен! Интересно, чем это таким важным заняты все Волны? Они уехали отдыхать. Когда ты больше всего в них нуждаешься, они оставляют тебя одну, чтобы ты утонула. Она пробует последний номер. Очень быстро набирает номер. Ох, слава богу. Гудки. Она не занята.

— Привет, Дилетта!

— Хей, Ники! Что с тобой? Почему ты говоришь шёпотом?

— Ничего, всё в порядке, не волнуйся… Мне срочно нужна помощь.

— Что-то серьёзное?

— Нет… Скорее, алкогольное. Как делается мохито? У меня нет ни малейшего представления…

— Мо — что?

— Вот же мы с тобой хорошие девочки! Мохито, вспоминай, мы обе пили его на той вечеринке! Не помнишь? Как кубалибре, кайпироска, кайпиринья. Те вкусные коктейли! А этот — мохито!

— Да-да, точно… Только я не знаю, как он готовится!

— Ладно, тогда сделай для меня кое-что: найди рецепт в Google и отправь мне по смс все объяснения, все ингридиенты и их количество, хорошо?

— Всё ясно… Хочешь напоить Алекса…

— Нет, я хочу продемонстрировать ему, что мы с ним отличная команда! Шевелись, мне нужен рецепт! — она отключается.

Алессандро зовёт Ники из комнаты.

— Всё в порядке, дорогая? Ты всё нашла?

— Да, всё отлично… Я в процессе!

— Хорошо, и не забудь добавить сок лайма!

— Конечно! Это первое, о чём я подумала!

Ники в отчаянии смотрит на телефон. Давай, Дилетта… Скорее, пожалуйста… Если ты опоздаешь… И вот приходит сообщение. Наконец-то. Не теряя времени, она открывает его: «Вспомнила, как же это вкусно. Не хватает только одного ингридиента. Если он тебе нужен, ты должна мне награду за верность: десять бесплатных мохито!» Вот предательница… Никогда своего не упустит… Ники тут же отвечает: «OK, упрямая Волна». Не проходит и секунды, как раздаётся новый сигнал. Ники быстро открывает сообщение: «Столько сахара, сколько захочешь!» Ники качает головой. Она мне заплатит. Она оставляет телефон на столе открытым и достаёт ингридиенты.

— Как у тебя дела? — доносится из комнаты голос Алессандро.

— Прекрасно! — кричит Ники с кухни. А затем шёпотом добавляет: — М-да… — в один миг она оказывается в гостиной. — Вуаля, твой мохито… Надеюсь, Вам понравится, синьор…

Алессандро берёт стакан с подноса.

— М-м-м, выглядит отлично. Вижу, ты и мяту добавила. Прямо как в барах…

— И в клубах…

Алессандро сглатывает слюну.

— Ну да… — и, наконец, пробует. — Очень вкусно! Клянусь, Ники! Действительно хорошо получилось… Джае припомнить не могу, когда в последний раз пил такой мохито.

— И почему ты всё время надо мной прикалываешься?

— Нет, ошибаешься… Я на самом деле так думаю! Каждый раз, когда я говорю что-то хорошее, ты думаешь, что я иронизирую! Даже не знаю, как вести себя с тобой…

Ники пристально смотрит на него. Нет. Очевидно, он говорит правду. Спокойная и удовлетворённая, она пробует напиток, который приготовила. Вау! И в самом деле получилось очень вкусно… Спасибо, Диле! Ты заслужила бонус, свои десять мохито.

— Ну что, мы хорошая команда? — с улыбкой спрашивает она Алессандро.

Он делает глоток побольше и со смехом отвечает:

— Самая лучшая!

Ники согласно кивает и пьёт свой напиток.

— В таком случае, я подумала, что… Я хочу, чтобы твои сёстры тоже поучаствовали.

— Уверена? Ты говоришь это не потому, что я обвинил тебя в неумении отказывать?

— Нет! Видишь?.. Я ведь сказала…

— Отлично! Я рад за тебя. Так будет лучше. Вот увидишь, ничего плохого не случится. Наоборот, они помогут тебе не совершить своих ошибок.

— М-м-м… — Ники втягивает в себя соломинкой остатки мохито, издавая соответствующий звук.

Алессандро округляет глаза.

— Потому что в глубине души, пусть они этого не показывают, они уже очень любят тебя, как и вся моя семья.

— В глубине души… — улыбается Ники. — Где-то ну очень глубоко!

— Они тебя обожают…

— Да, у меня такое чувство, будто мы в фильме Вуди Аллена «Воспоминания о звёздной пыли»… Сегодня тебя любят, а завтра застрелят!

Алессандро качает головой, не отрываясь от напитка. Ничего не поделать, если ты одержим какой-то идеей, никто не сможет изменить твоего мнения. И на ней я женюсь в надежде на то, что у нас во всём будет согласие! Помогите! Он делает ещё глоток мохито. Вкусно. Ладно, может, я и преувеличиваю.

85

— Заметил? Эта малявка вздыхает каждые две секунды! Не понимаю, что мой брат мог в ней найти.

Клаудия вышагивает по гостиной, активно жестикулируя. Давиде расставляет по местам только что купленные книги, согласно кивает и думает: уж я-то знаю, что он в ней нашёл, конечно, знаю.

— Мало того, она даже никак не прореагировала на то, что мы ей предлагали. Такая нерешительная… У неё будто нет крови в венах!

— А мне она наоборот показалась очень милой и воспитанной девочкой…

— Конечно, было бы странно, если бы ты думал иначе, ей ведь даже тридцати нет. Вы делите женщин по возрасту… На тех, которые могут раскрыть рот, и тех, которым, наоборот, лучше заткнуться…

— Ты забываешь о разделении на зануд и всех остальных!

— Скотина!

— Я не тебя имел в виду…

— Только этого мне не хватало! Я это из солидарности. Да и вообще, не существует женщины, которая была бы занудой. Существуют те, которые заставляют тебя обращать на что-то внимание, и те, которые сами ничего не замечают или притворяются, будто не замечают… Ладно, оставим этот бесполезный разговор, пойду приготовлю мясо и салат. А ты что-нибудь будешь? Никакой пасты, мне нужно соблюдать диету… И тебе тоже! — вдруг она кое-что замечает. — А почему ты ставишь книги так?

— А что? Что такого странного? Я поставил детективный роман Джеффри Дивера рядом с «Малышом 44».

— Разве ты не видишь, что их обложки разного цвета? Я расставляю книги по цветам… Так же, как Фацио.

— Ага, и он так делает?

— Да. Я читала это в его интервью, Фабио Фацио делает так! И с тех пор я делаю также, это здорово… Ты видишь их в градации.

— Книги?

— Да, расставь их по цветам и скажи мне! — она решительно идёт на кухню и бросает ему последнее коротенькое слово, даже не обернувшись: — Спасибо.

Давиде берёт две книги и ставит детектив Джеффри Дивера к синим книгам, а точнее — между голубым «Мостом через вечность» Ричарда Баха и более тёмной «Высокой преданностью» Ника Хорнби. А теперь ты скажешь мне, что книга «Заснеженные кедры» должна стоять вместе с твоими любовными романами! И она говорит, что женщины не зануды… При том, что она сама переплюнет всех вместе взятых! Да рядом с ней все остальные внимательные и послушные!

— А теперь скажи мне, почему среди всех женщин в мире мой брат должен был выбрать именно такую, как эта? Я познакомила его со всеми своими подругами, со своими коллегами, и когда он был в депрессии из-за расставания с Эленой, я добилась того, чтобы они приглашали его куда только могли… И что сделал он? Стал встречаться с Ники…

Грегорио читает газету, сидя на диване.

— Я понимаю твои чувства, но если ему нравится Ники…

— Но она не нравится нам!

— Послушай, Маргерита… Это ведь просто смешно. К тому же, кого ты имеешь в виду, говоря «нам»?

Маргерита вздыхает и садится рядом с ним, скрестив руки на груди.

— Я уверена, что Клаудии она не нравится, хоть мы с ней даже не успели это обсудить, ясно? Уверяю тебя.

Грегорио опускает газету, возмущённо вздыхая, на мнгновение он отрывается от чтения, от новости о только что происшедшей покупке игрока его обожаемого Ювентуса.

— И с чего ты взяла, что она ей не нравится?

— Потому что… потому что… потому что она слишком молода, вот почему!

— Слушай, вам двоим не нужно судить о ней только по возрасту. Мне она показалась достаточно взрослой, она милая и очаровательная. Она даже позволила вам помогать ей в организации свадьбы…

— Да, но в глубине души она предпочла бы отказаться.

— Может быть! Но она этого не говорила. Вот ты сама стала бы принимать советы моих сестёр насчёт банкета и приглашений?

Маргерита с улыбкой встаёт.

— У тебя нет сестёр!

— Конечно, но представь, если бы были.

— К счастью, мне не пришлось столкнуться с такой дилеммой…

Грегорио поднимает газету и снова погружается в чтение.

— Я могу разрешить эту драматичную дилемму, если хочешь: ты бы точно сказала «нет».

Магрерита подходит к нему и опускает рукой его чтиво, едва не разрывая пополам.

— Её брат едва не убил Селесте!

— А при чём здесь Ники? И вообще, дети всё время так играют, до сумасшествия, они падают с качалей, лезут в колючки, дерутся безо всяких личных причин…

— А-а-а-а-а!.. Мама! — из спальни девочек до них доносится душераздирающий крик.

— Видишь?.. — со смехом говорит ей Грегорио, пожимая плечами. — Такое случается даже дома! Или в этом тоже виноват Маттео, может, скажешь ещё, что он в шкафу спрятался?

Маргерита вся на нервах отправляется в комнату девочек, не переставая говорить.

— Я мечтаю увидеть, что будет, когда Алекс и его будущая супруга организуют вечеринку. Приглашённые разделятся на две группы. На группу A, где будут обсуждать самые разные темы, от политики до общества. И на группу Б, где все будут курить сигары и пить пиво, обсуждая жалкие эпизоды, произошедшие на футбольном стадионе…

Наконец-то оставшись один, Грегорио снова принимается читать статью, в которой описывается приобретение нового игрока в его любимую команду. Но он не может перестать думать о том, что сказала Маргерита. На самом деле на вечеринке Алекса и Ники, со всеми их знакомыми, вряд ли будет так уж плохо. Но потом он начинает сомневаться: а в какой группе буду я? А или Б? Он тяжко вздыхает. Конечно, A… Но, скорее всего, мне было бы веселее в группе Б!

Сильвия и Луиджи едят десерт за большим столом своего прекрасного римского дома.

— Вот видишь, Луиджи? Эдмонд поправится через несколько недель…

— Слава богу! Пуля прошла по касательной… Слава богу, этот тип оказался таким мазилой!

— Хватит, не говори так, мне было так весело, они так не похожи на нас, но и у них есть ценности, достойные уважения, такие же, какие мы прививали Алексу и нашим дочерям. Разве ты не счастлив? Ники подарит нам внука, он будет носить твою фамилию…

Луиджи откусил ананас и теперь аккуратно вытирает рот салфеткой с бёдер.

— Конечно, я счастлив, но ведь он мог сказать, что никогда в жизни не держал в руках оружие…

Сильвия чистит апельсин.

— Нет, он сказал, что стрелял как-то раз…

— Да, на пьяцца Навона по тарелочкам!

— Он ведь просто пытался развеселить нас! И у него получилось: он всё время нас смешил!

— Меня — нет.

— Дорогой, признай, что мы нуждемся в расширении круга общения. Подумай о свадьбе. Будет очень весело!

Луиджи представляет своих друзей — нотариусов, судей, прокуроров, адвокатов — в компании…

— А кто по профессии отец Ники?

— Честно говоря, они не говорили об этом.

— Да, точно…

— Нет, погоди, кажется, что-то такое было… Он играл в музыкальной группе!

— В молодости!

— Может, он занимается этим и по сей день. Представь, как будет здорово, если он сыграет на свадьбе!

— Не думаю, что он ещё играет… Ему же нужно как-то содержать семью!

— Я читала в «Vanity Fair», что самые богатые люди в мире — это спортсмены и певцы… Певцы всю жизнь получают деньги за авторские права. Они зарабатывают сотни миллионов евро!

— Да! «Биттлз», Мадонна, Джордж Майкл! Но не думаю, что Роберто Кавалли попадает в ту же категорию. Никогда не видел афиш с его концертами…

— Ну, может, он из богатой семьи. Может быть, он родственник Кавалли, дизайнера… Возможно, это его сын.

— Он слишком стар для его сына!

— Его брат?

— Которого зовут точно также… Значит, у их родителей просто ужасная фантазия!

— Может… В любом случае, он показался мне спокойным, это читалось в его взгляде… Глаза это зеркало души… Луиджи, его глаза чисты. Он был так напуган тем, что сделал с Эдмондом.

— Думаешь?

— Конечно! Он даже звонил!

— Потому что забыл несессер.

— Да, но он звонил дважды!

— Потому что ключи от дома он тоже оставил здесь!

— Но он каждый раз спрашивал об Эдмонде и искренне радовался, услышав, что псу становится лучше…

Луиджи пожимает плечами. Жена так и не убедила его. Сильвия улыбается. Конечно, для матери её сын — это всё. И увидеть Алессандро наконец-то таким счастливым для неё настоящее чудо. Да… Эти Кавалли очень милые, они хорошие люди, и, возможно, Луиджи однажды снова возьмёт Роберто на охоту. Хотя, если он это сделает, сначала ему придётся проверить, есть ли у Роберто разрешение на стрельбу.

— А знаете, в глубине души мне даже понравилось охотиться, — признаётся Роберто, помогая Симоне убрать со стола.

— Правда, дорогой?

— Да, у меня ощущение, что это даже может стать моим новым увлечением. Пока я был там, у меня был такой прилив адреналина, когда кабан вдруг вышел из чащи… Я получил такое удовольствие.

Симона вытирает руки.

— Не думаю, что Эдмонд согласится с тобой…

Роберто пожимает плечами.

— Несчастный случай, такое могло случиться с кем угодно…

— Да, конечно… Почему нет! Из-за Маттео с качелей упала Селесте…

Маттео, сидящий на диване, начинает смеяться.

— Также известная как Падающая Звезда…

— Да, именно… И ты, чтобы всё уладить, едва не убил их пса… Скажи, что ещё такого мы могли бы натворить?

Маттео включает телевизор.

— Ну, было бы круто прокатиться на лошади… Алекс сказал, что разрешит… Надеюсь, они и правда поженятся… Вы и не представляете, как мне хочется временами кататься на лошади вокруг такого замка.

— Что ж, отлично, — Роберто подходит и кладёт руку ему на плечо. — Вижу, у тебя тоже появилось новое хобби. Конный спорт — это прекрасно.

— Да дело не в этом, папа… Представляешь реакцию девчонок, когда они узнают, что я бываю в подобном месте? Нужно уметь пользоваться ситуацией! Ладно, спокойной ночи, я пойду в кровать, по телевизору всё равно ничего нет…

Роберто и Симона остаются одни на кухне и молча раскладывают по местам последние тарелки… Вдруг Роберто заставляет жену оставить её занятие и нежно притягивает её к себе.

— О чём ты задумалась? Волнуешься? Я тебе обещаю, что больше не застрелю ни одну собаку…

— Дурак!

Роберто ласкает её.

— Когда ты смеёшься, ты прекрасна, мама…

— Да? А когда я серьёзна?

— Ты чувственная… — он кусает её шею. — Ням!..

Затем они долго целуются, это сладкий, глубокий, чудесный поцелуй. Как путешествие, которое привело их в этот момент. Роберто улыбается.

— Знаешь, что? В конечном итоге, я рад, что Ники выходит за Алекса. У них ведь такая красивая история, и если миру чего-то не хватало, то именно этого, — он кладёт руки в карманы и идёт в гостиную, но перед тем, как уйти, останавливается и оборачивается. — К тому же, у него такой дворец!

Симона становится на самом деле серьёзной.

— Хватит! Ты даже хуже своего сына!

— Дорогая, я просто шучу… Хочешь, я посмотрю, какой фильм будет сегодня ночью?

— Да, давай…

Симона на секунду задерживается на кухне, наливает себе немного воды и выпивает маленькими глотками. Да, я тоже рада за Ники. Миру нужны красивые истории. Главное, чтобы и конец был счастливым. Именно это её беспокоит.

— Идём, Симо…

— Иду! — она ставит стакан и идёт в гостиную, снова улыбаясь. Садится рядом с мужем. — Итак, что мы будем смотреть?

— «Игра».

— Но я помню его наизусть!

Между шутками и хохотом они ищут новый фильм, чтобы скоротать вечер. Возможно, они его найдут. Однако, одна вещь ясна: матери редко ошибаются.

86

Дилетта бросает взгляд на мобильник. Ничего. Он мне не ответил. Как такое возможно? Несколько дней я отправляю ему одно сообщение за другим, а он так и не удосужился ответить. Вся на нервах, она открывает меню. Новое сообщение. Она быстро жмёт на кнопки. «Куда ты пропал? Когда мы увидимся?» Через несколько минут телефон вибрирует. Дилетта спешит посмотреть на дисплей. Мигающий конвертик. Отлично. Она открывает его. «Привет, любимая. Побегаешь со мной в парке через два часа?»

Филиппо. Побегаешь? До него так и не дошло, в какой ситуации мы оказались? Кажется, он напрочь забыл об этом. «Привет, милый. Не хочу. Этим утром меня так тошнило». Она отправляет это. Через несколько секунд — снова вибрация. «А… OK. Прости. Если к вечеру станет лучше, сходим в кино?» Прекрасно, даже не спросил, как я чувствую себя сейчас. «Позже позвоню тебе» Отправить. Даже если я хочу… Мне всё ещё нехорошо.

Блин, а она почему не отвечает? Такого никогда не было. Меня это даже бесит. Хватит. От меня не убежишь, вот увидишь. Дилетта снова берёт мобильник. Ищет номер в контактах. Вот и она. Жмёт зелёную кнопку. Один, два, три гудка. Если она не ответит, я пойду к ней домой.

— Алло.

— Ники, можно узнать, куда ты запропастилась?

— Кто это?

— Что ещё за вопрос? Что с тобой? Совсем крыша поехала? Это я! Дилетта!

— Ой, привет… прости, я просто взяла трубку, не глядя… Не видела твой номер… Как ты?

Как я? Запуталась. Я напугана. Взволнована. У меня разыгрались гормоны. На мгновение Дилетте захотелось ответить: «О, просто отлично, я беременна». Но такое нельзя говорить по телефону. Нет.

— Я в порядке. Немного устала, но в порядке. А теперь рассказывай, почему ты не отвечала на мои сообщения, которые я писала тебе всё последнее время? Я отправила как минимум семь!

— Ты права, прости меня… Я читала их, но потом никак не могла найти времени, чтобы ответить… Я такая идиотка… Организация свадьбы меня убивает.

Дилетта замечает что-то странное в голосе подруги. Низкий, какой-то натянутый. Усталый. Не её обычный голос. Словно это совсем другой человек.

— Ники, всё хорошо?

Ники садится на кровати. У неё катятся слёзы. Необратимые. Мятежные. Упрямые. Но у неё всё равно получается немного успокоиться.

— Да-да… Просто думаю, что я попала. Мне нужно столько всего сделать. Мне помогают сёстры Алекса…

— А-а… — Дилетта испытывает странное чувство. Будто её кто-то ударил в живот, но это не имеет никакого отношения к беременности. — Ладно, ты ведь могла сказать об этом? Волны всегда готовы протянуть тебе руку помощи… Но если ты нас даже не просишь… — Ники кусает губу. И правда. Она не смогла втянуть их в это. Их. Своих лучших подруг. Она оставила их за бортом, сёстры Алекса поглотили её. Но в этом ли настоящая проблема? Она слушает Дилетту дальше. — Олли и Эрика тоже целыми днями пытаются связаться с тобой, они волнуются. С того вечера, как ты нам объявила о своей помолвке, мы практически больше не получали от тебя никаких вестей… — Дилетта пытается не перегибать, но чувствует, что уже не может скрывать своего раздражения.

Как наша подруга может выходить замуж и оставлять нас в стороне? Что-то пошло не так. Но такого вслух и не скажешь. Мы всегда всё делали вместе, всем делились, как смехом, так и слезами, помогали друг другу и понимали. Что происходит теперь? Именно сейчас, когда вот-вот произойдёт что-то настолько важное, что с нами происходит? Отвратительно. И вдруг до неё доходит, что и ей самой тоже трудно открыться подругам, она не рассказывает им о таком деликатном моменте, который переживает. И теперь чувствует вину.

— Ники, как бы там ни было, ты сама знаешь, что мы тебя очень любим и нам хотелось бы быть с тобой рядом и как-то поучаствовать… Соглашайся! Бдует весело! Например, сегодня, что ты делаешь?

— Собираюсь взглянуть на один из салонов со свадебными платьями…

— Ой! Здорово! А ты можешь взять нас с собой? Я напишу Олли и Эрике, встретимся, где захочешь. Просто скажи мне, во сколько.

— Я уже договорилась с сёстрами Алекса.

— Нет, даже не думай, сегодня ты наша! Скажи им, что передумала и пойдёшь с нами. Я тебя заберу через час, согласна?

Ники задумывается на несколько секунд. Очевидно, что Маргерита и Клаудия взбесятся. Как вчера. А теперь у них просто будет коллективный приступ…

— Всё хорошо, Ники?

— Да, сейчас посмотрим, как я смогу всё уладить. Увидимся через час, — говорит она и отключается.

Довольная, Дилетта отправляет одно и то же сообщение Олли и Эрике. «Только что получила звание лучшего следователя года. Я вытащила Ники из её норы! Бросайте всё. Я заеду за вами через полчаса и поедем к ней. Сегодня примерка свадебного платья». Отправляет. Через несколько секунд приходят ответы. «Да, здорово, приезжай!», «Она мне не отвечала, так что сегодня услышит меня!».

Ники берёт мобильник и судорожно вздыхает. Затем ищет номер и звонит.

— Алло… Маргерита?

— Добрый день, Ники, говори, мы приедем за тобой в шесть, не забыла?

— Спасибо, но… я хотела сказать тебе, что сегодня не смогу. Мы можем отложить это на другой день?

— Но я уже сказала Клаудии, что мы пойдём, я даже детей оставила бабушке…

Ники раздражённо вздыхает. Ей плохо, но теперь она не может позвонить Дилетте и всё отменить. Она сильно разозлится, и не без причины. Они уже давно не виделись.

— Да, я понимаю, прости… Просто сейчас за мной приедут подруги, я им уже пообещала.

— Без проблем. Сначала погуляешь с ними, потом с нами. В ателье нас подождут до половины седьмого! Значит, договорились. Полседьмого у тебя!

— Ладно… До скорого.

Нет. Поверить не могу. Я не смогла сказать ей «нет». И что мне теперь делать?

87

Ряд прекрасных платьев выставлен на манекенах в разных точках зала. Длинные юбки, облегающие или объёмные, пышно расшитые лифы, кружевные болеро, вуали, шляпки и фаты. Ателье прекрасно декорировано, на стенах картины и зеркала, кругом стоят диваны, чтобы клиенты могли устроиться на долгих примерках или просто помогали в выборе такого важного наряда. Хозяйка принимает девушек и понемногу начинает показывать Ники платья.

Между тем Дилетта, Олли и Эрика смеются и дурачатся. Они начали уже в машине, пели песни хором, насмехались над прохожими и заваливали Ники вопросами о подготовке. А Ники отвечала им без особого желания, пытаясь сосредоточиться, наоборот, на подругах и их веселье.

Олли и Эрика рассматривают платья на вешалках. Берут их и прикладывают к груди, чтобы посмотреть, идёт им или нет. Мимо проходит продавщица и видит их.

— Простите, синьорины, но эти платья стоят несколько тысяч евро… Будьте осторожны, — она строго смотрит на них, прежде чем удалиться.

Олли шёпотом пародирует её, и Эрика смеётся. У Ники на лице выражается беспокойство, когда она видит их.

— Девочки, хватит…

Олли и Эрика удивлённо переглядываются.

— Да ладно, Ники, мы же ничего не сделали.

— Да, я знаю, но здесь… — она следует за хозяйкой ателье, которая направляется в другой отдел.

Эрика смотрит на Олли.

— Что с ней такое? Она сошла с ума?

— Не знаю, а ты видела, как в машине она не хотела говорить о свадьбе?

— Оно и понятно, но ведь необязательно становиться такой…

Дилетта подходит к ним.

— Да ну, девчонки… Она ведь просто нервничает. Я тоже заметила. Мы должны поддержать её.

— Ну, вообще-то, ты права… ей нужен релакс!

Эрика зовёт Олли.

— Смотри, какая красивая шаль, — она берёт её. Ники снова оказывается рядом.

— Вы задались целью потрогать всё?

Олли срывается.

— Слушай, Ники, хватит уже. Несколько дней назад ты пропала, не подавала признаков жизни, не отвечала на звонки, не позволяла нам поучаствовать… а теперь хочешь, чтобы мы и тут тоже как статуи стояли? Всего пару месяцев назад ты сама смеялась над подобными магазинами.

— При чём здесь это? Я просто сказала, что нам нужно вести себя по-человечески: они нас не знают, а вы и сами видите, какое это место…

— Ах да. И правда. С этого момента я начну вести себя хорошо, — Олли вылетает из ателье. Эрика проходит мимо Ники, заглядывает ей в глаза и следует за Олли. Дилетта, наблюдавшая за этой сценой, пытается остановить их.

— Ну же, девочки… — она поворачивается к Ники: — Иди за ними…

— А что я такого сделала? — спрашивает она, сама прекрасно зная ответ.

Дилета жёстко смотрит на неё.

— Ники, честно говоря, я не знаю, что с тобой происходит, но когда одумаешься и сама захочешь поговорить, ты знаешь, где нас найти, — ошеломляет она подругу, прежде чем покинуть магазин в свою очередь.

Ники остаётся одна в центре зала. Смотрит вокруг себя. Рассматривает платья, манекены и картины. А затем оборачивается к входной двери. Они ушли. Оставили меня здесь одну. Почему они так меня разозлили? Олли и Эрика просто веселились. Раньше я и сама присоединилась бы к ним…

— Пожалуйста, синьорина, проходите сюда. Я распорядилась, чтобы подготовили платья для примерки, как Вы меня просили… А Ваши подруги? Где они?

Ники на мгновение задумывается, а затем хватает со стула свою куртку и сумку.

— Простите, а что случилось?

— Ничего. Только что вспомнила, что должна сделать кое-что. Я не могу остаться. Спасибо, и извините, что отняла у Вас столько времени, — она убегает, оставляя озадаченную сотрудницу ателье.

Как только Ники выходит, женщина качает головой. Ох уж эта нынешняя молодёжь. Хотят выйти замуж в двадцать, а сами не могут взять на себя ответственность даже за выбор платья, не уважают чужой труд. Кем она себя возомнила? Думает, я так долго подбирала платья, которые мне показались подходящими для неё, просто веселья ради? Это моя работа. Всё ещё нервничая, она возвращается в другой зал, чтобы всё разложить по местам.

Ники делает несколько шагов по тротуару, прежде чем остановиться. В её глазах стоят слёзы. Она злится. На Волн, которые ушли, которые не поняли, насколько сложный и хрупкий момент она переживает. На сестёр Алекса, от которых невозможно отделаться. Но в первую очередь злится она на саму себя. Она пока что она не понимает всех причин. Она осматривается и вдруг чувствует, будто потерялась.

88

Несколько дней спустя.

— Мама, ты правда не можешь пойти с нами?

— Дорогая, я должна пойти на родительское собрание твоего брата… Знаешь, чтобы спасти эту ситуацию, поможет только чудо. Я не знаю, что тебе сказать… Иди уже, но ты не должна решать всё на месте… Выбери места, которые предпочтёшь ты, может быть, получится сделать фотографии или взять брошюры, а потом мы поговорим.

Звонок в домофон. Когда Ники отвечает, то слышит визгливый голос Клаудии.

— Ники? Ты уже выходишь? Это сёстры Алекса!

— Да, это я, уже иду, — она отключается и уныло смотрит на маму. — Ну почему я не сказала ей «нет»?

Симона приходит ей на помощь, просто улыбнувшись.

— Дорогая… Может, это к лучшему, ты ведь и правда сможешь избежать их ошибок, они помогут тебе не вестись на разные приёмчики в этих местах, хотя, с другой стороны, там будет здорово!

— Да, мама, ты права.

Симона кажется спокойнее.

— Есть только одна проблема… точно то же самое мне сказал Алекс, и мы поругались!

Едва выйдя из дома, Ники слышит автомобильный гудок. Оборачивается. Точно такой же Мерседес, как у Алекса, только розовый! Поверить не могу. Кто-нибудь, скажите мне, что это ночной кошмар, что скоро я проснусь.

— Эй… мы здесь, — Клаудия снова жмёт на гудок и появляется в окне. — Здесь!

Ники подходит к ним и садится в машину.

— Вот и я, спасибо… — затем она наклоняется к ним с улыбкой. — Ну что, вы всё ещё уверены, что хотите помогать мне? — Ники скрещивает пальцы на удачу под креслом. — Просто иногда некоторые вещи говорят из вежливости, а потом сожалеют об этом…

Она ждёт со скрещенными пальцами в надежде, что одна из них скажет фразу вроде: «Действительно, в ближайшее время мы очень заняты» или «Спасибо, не представляешь, как я устала думать обо всём этом, у меня ведь была свадьба, мне совсем не хочется к этому возвращаться! Всё это так утомительно». Вместо этого Маргерита поворачивается к ней с сияющей улыбкой на губах.

— Нет, ничего подобного. Мы просто хотим убедиться, что Алекс получит всё, что пожелает, а раз он всегда так занят, что нам кажется вполне естественным помочь тебе. — Она уже собирается отвернуться от неё, но останавливается и изумлённо смотрит на Ники: — А не ты ли сама думаешь об этом, но не знаешь, как сказать нам? Наверняка тебе хотелось бы быть более независимой… В этом проблема?

— Нет! — Ники изображает улыбку. — Ничего такого…

— В таком случае, поехали! — Клаудия жмёт на газ и машина на всей скорости покидает этот странный обмен любезной ложью.

89

— Какое красивое место, посмотри, здесь видно озеро, а внутри церковь. Вот здесь можно устроить ужин, здесь танцы и торт, а отсюда запускать салют!

Мерседес едет по грунтовой дороге. Маргерита показывает Ники различные места, где можно провести церемонию.

— Вид на озеро Браччано просто восхитительный, а здесь жениху и невесте можно переодеться. Ужин можно сделать наполовину внутри, а другая половина — на открытом воздухе…

Ники едва успевает посмотреть фотографии, потому что машина на всей скорости несётся до Сан-Либерато.

— Ну что ж, сколько может стоить это место?

— Аренда двенадцать тысяч евро.

— Ох…

— Ну да, а что такого, мы ведь женимся не каждый день, согласна? — женщины начинают смеяться, а Ники поднимает брови. Боже мой, куда я попала!

Клаудия разгоняется, и машина едва не заезжает в обратном направлении от эспланады у входа.

— А здесь поженились Эрос Рамазотти и Мишель Хунцикер…

— Они же развелись!

— Да, но замок ведь не виноват!

Дворецкий открывает им ворота и впускает внутрь. Маргерита с улыбкой поворачивается к Ники.

— Мы знакомы с одной из Одельскальки… Она очень милая.

Машина быстро проезжает поворот. Слева простирается тихое и безмятежное озеро Браччано. Ники смотрит в окно.

— Как красиво! — она фотографирует.

— Да, это место дороговато, но ужин здесь был бы как в сказке! Здесь великолепные залы, на стенах древнее оружие, картины и занавески. Видишь вот этот дворик? — Маргерита указывает на светлую площадку, засаженную розами, в стенах замка, которые осенью зарастают желтовым плющом. — Это чудесное место для аперитива.

— Да, но закуски…

Клаудия весело продолжает за неё:

— Закуски будут подаваться в бумажной посуде, на огне будут огромные сковороды с шипящим маслом… Обожаю такие свадьбы.

— Ох… конечно, — говорит Маргерита. — Да будет так: ломтики ветчины, кусочки пармезана, вкуснейшая и свежайшая моццарелла…

Клаудия снова перебивает:

— Да, из Латины или Салерно, там самая лучшая моццарелла… И буррата тоже хороша, правда? Мы должны привезти её из Пульи, — она мечтательно закрывает глаза. — М-м-м… У меня даже проснулся аппетит!

— Хватит, Клаудия, мы же гуляем. Это всё только детали. А Ники должна увидеть всю картину!

— Наверное… Спасибо… — Ники улыбается между двумя сёстрами, пока машина разгоняется и везёт их к новым невероятным местам.

Немного позже они оказываются на виа Апиа.

— Это вилла Куинтили, сказочное место.

Затем они проезжают Аурелию.

— Это дорога Аккуа Фредда, здесь красиво, своебразная атмосфера… А в темноте выглядит ещё лучше!

Чуть позже они осматривают также старые особняки в Кассии, погружённые в зелень парка ди Вейо.

— Это шикарное место, здесь была куча вип-персон.

Затем они едут в Палидоро, это последний этап, который находится в окрестностях Поста Веккья.

— Только что отремонтировали. Здесь отличный кейтеринг, да и вид на море, сама видишь!

Они ездят по берегам и лугам Лацио целый день, пока, наконец, не паркуются снова у дома Ники.

— Спасибо за всё…

— Ну, как тебе? Возможности безграничны, правда? Довольно удобно сначала всё посмотреть, а потом решить… Но свадьба уже через пять месяцев… Время бежит!

Клаудия согласно кивает.

— Да, помню, когда я собиралась замуж, недели пролетали в один миг… Тревожишься о том, что до сих пор ничего не выбрано, а потом, когда ты, в конце концов, выбираешь дом… твою дату уже заняла другая пара.

— Будем надеться, что нет!

— Да… Как только поймёшь, что тебе нравится, нужно сразу же делать заказ, потому что в обратном случае… Как насмешка судьбы… но всегда случается одно и то же!

— Ладно, увидимся завтра…

— Завтра?

— Да, мы подумали, что… — Маргерита открывает ежедневник. — Итак, завтра мы должны заняться подарками для гостей, расстановкой столов и приглашений… А послезавтра платье, макияж и причёска… Лучше сделать заняться всем сразу.

— Потому что потом, на следующей неделе, — вмешивается Клаудия, заглядывая в записи Маргериты, — нужно заняться списком подарков для жениха и невесты и списком свадеб…

— И не забудь про медовый месяц… — напоминает Маргерита. — Вы должны решить, куда хотите поехать, а затем, когда договоритесь, сможете добавить это в список.

— Да, но вообще-то так делать не очень удобно, потому что люди под предлогом того, что нужно положить деньги, сэкономят, и это не покроет расходов.

— Да, мы совершили эту ошибку и поехали в Полинезию. Пятнадцать тысяч евро за путешествие. Ну, мы включили это в список и отбили только половину суммы.

— Не волнуйся, мы сохранили для тебя образцы таких списков, они обычные, как на всех свадьбах…

Ники вздыхает, а затем улыбается.

— Ладно, увидимся завтра в то же время.

Сёстры уезжают, оставляя Ники у дверей. Да, может, они и сохранили для меня чёртовы списки… Только вот кто сохранит меня от них самих? Вдруг ей на ум приходит фильм с Джулией Робертс в главной роли, «Сбежавшая невеста», тот момент, где она говорит: «Ты любишь мужчину, который ходит с тобой на пляж, который закрывает твои глаза ладонями, чтобы ты смогла ощутить песок под ногами. Мужчину, который будит тебя ранним утром, просто чтобы поговорить с тобой, и умирает от желания узнать, что ты скажешь». Вот так. Мне бы тоже этого хотелось. И почему самые прекрасные вещи происходят только в фильмах?

90

— И? Как всё прошло, Ники? — Симона идёт к дочери, услышав, как она заходит.

— Я сделала больше шестидесяти фотографий и проехала как минимум сто километров… Я посмотрела тридцать возможных мест проведения свадьбы… И теперь меня тошнит.

— Из-за машины? Тебе стало плохо?

— Да, но не из-за того, как они водят, а из-за того, что говорят! Эта свадьба меня просто сводит с ума, мам!

— Я взяла на работе отгул на завтра, чтобы помочь, как тебе такая новость?

— Мама, спасибо! — Ники обнимает мать, запрыгивая ей на шею.

— Мы сделаем всё, что должны, но только спокойно, ты не должна изводить себя, это должна быть просто красивая свадьба и всё.

— Посмотрим…

Симона крепко обнимает дочь.

— Так и будет, вот увидишь.

Ники, полностью разбитая за этот день болтовнёй и сложностью выбора наиболее подходящего особняка, отправляется в свою комнату, шаркая ногами по полу. Симона наблюдает за ней с нежной улыбкой на губах. Это будет прекрасный день, Ники, вот увидишь, и всё окажется намного проще, чем казалось. Всё вдруг встанет на свои места, словно по мановению волшебной палочки. Она слышит, как дочь закрывает дверь своей комнаты. Только если хочешь этого на самом деле, Ники.

Ники бросает телефон на кровать, и в этот самый момент раздаётся звонок.

— Алекс!

— Как ты, любовь моя?

— Хорошо. Правда, хорошо…

— Что случилось?

— Ничего.

— А-а… Ты меня заставила волноваться на мгновение… Как у тебя с моими сёстрами?

— Хорошо…

— На самом деле хорошо, или ты говоришь это из вежливости?

— Хорошо, потому что это твои сёстры.

Алессандро смеётся.

— Я знаю… Давно с ними знаком… Знаешь, дорогая, если ты переживёшь это, то всю оставшуюся жизнь можешь больше ничего не бояться.

— Я бы так хотела успокоиться…

Алессандро улыбается.

— Ты права… Но я ведь дал тебе возможность дать задний ход…

— Нет-нет, всё нормально, не волнуйся. Хотя ты мне говорил, что тоже примешь участие, и…

— У меня было слишком много дел, солнце.

— Да, я это и так знала… значит, мы и завтра не увидимся…

— Не думаю…

— И всё ближайшее время?

— Это будет трудно…

— Нет, мне уже начинает казаться, что я выхожу замуж за одну их твоих сестёр!

— Проведём вместе субботний вечер…

— Ой… Отлично… И куда ты меня повезёшь?

— Ну… — Алессандро замолкает на несколько мгновений, он толком не знает, что сказать. — У нас с тобой предсвадебный семинар…

— Ещё и это?

— Меня тоже заставили…

— Прекрасно… Позже поговорим. А сейчас я пойду есть, умираю с голоду.

— Как хочешь… До скорого, любовь моя…

— Ах да, и последнее, Алекс… Твои сёстры ведь не пойдут на этот семинар?

Но на следующий день, несмотря на присутствие Симоны, различные этапы программы Маргериты и Клаудии превратились в настоящий tour de force.

— Смотрите, это приглашения «Pineider», самые лучшие из всех, есть разный граммаж…

Ники заинтригованно смотрит на владелицу прекрасного издательства на виа дельи Шипиони. Та улыбается ей.

— Вес бумаги, естественно, определяет её цену… простите… — она смотрит сначала на Симону, затем на Маргериту, и последней на Клаудию, — а кто из Вас невеста?

Все трое поворачиваются и указывают на Ники.

— Она!

— Ах… Хорошо… В таком случае у нас также есть более современные приглашения, к тому же, можно выбрать шрифт… Это определяет разницу как в цене, так и в важности и современности.

— А сколько же стоит каждое приглашение? — Симона не может скрыть любопытства.

Маргерита и Клаудия делают вид, что им всё равно. Синьоре, кажется, немного стыдно.

— Ну, сначала Вы должны что-то выбрать, и тогда я смогу сказать с большей точностью.

Ники решает прийти на помощь матери и на ходу берёт первое попавшееся приглашение из рассыпанных на столе.

— Например, вот это.

Синьора берёт его.

— Хм, посмотрим… номер 30 из каталога… сколько приглашённых?

— Мы пока не знаем, правда, Ники? — спрашивает Симона свою дочь.

— Ах.

Маргерита и Клаудия улыбаются.

— Ну, приблизительно…

— Около…

— Около…

Ники и Симона переглядываются.

— Ну, скажем, около…

— Ну, более или менее…

— Сотня… — наконец, наугад говорит Симона. Увидев выражение лица Маргериты, она спешит исправиться: — Или две… — теперь она смотрит на Клаудию и снова добавляет: — Даже три…

Сёстры со смехом качают головами. Вдруг вмешивается Ники:

— Четыреста! У меня будет четыреста гостей… — улыбаясь, говорит она синьоре, которая возвращает ей улыбку и тут же приступает к вычислениям.

— Итак, полагаю, мы будем отправлять их на домашние адреса, правда?

— Да, конечно…

— В таком случае, стоимость этих приглашений весом в тридцать граммов с доставкой на дом четырём сотням гостей — между тысячей восемьюстами евро и двумя тысячами четырьмястами евро…

Симона невероятно широко открывает глаза.

— Ну, если отправка приглашений столько стоит… Все будут просто обязаны явиться!

Позже они приступают к другим этапам подготовки.

— Тебе нравятся эти?

Ники отрицательно мотает головой, отвергая маленькие серебряные кулоны в качестве подарков гостям.

— А это? — керамические вазочки.

Ники снова мотает головой. Так они перебирают всевозможные объекты, от маленькой фоторамки до галстуков, не соглашаясь с подносами с нарисованными на них мужчиной и женщиной на мотоцикле в стиле рисунков Пейне и кольцами для салфеток. И это ещё не всё.

— Как будем огранизовывать рассадку гостей?

Маргерита неутомима.

— Ну…

— Они что, вообще никогда не устают? — шепчет Ники на ухо матери.

Симона смеётся.

Маргерита бежит по улице.

— Мои подруги всегда находили замечательные идеи для рассадки.

— Не будем далеко ходить, например, я, — подключается Клаудия, — использовала названия цветов… Роза, тюльпан…

Маргерита ещё более горда своим выбором.

— А у меня были названия драгоценных камней… Алмазный столик, нефритовый, изумрудный или бирюзовый.

— Наша подруга Балларини назвала столики фруктами, — продолжает Клаудия. — Персик, слива, груша… она выходила замуж летом…

У Симоны на лице появляется улыбка, потому что она вспоминает свою свадьбу.

— А мы назвали столики музыкально — каждый носил название какой-нибудь группы. В те времена музыка нас сводила с ума, — она говорит это в первую очередь Ники. — Столик U2, Wham! Aerosmith…

Маргерита и Клаудия снова изумлённо переглядываются.

— Ай, как мило! — говорят они с натянутыми улыбками.

Ники, наоборот, просто в восторге.

— Я бы с радостью сделала, как вы! Только с современными группами… Не знаю, вроде… стол Неграмаро…

Маргерита удивляется.

— Кто это? Похоже на название болезни.

Клаудия пихает сестру.

— Ну конечно, посмотри, какая ты древняя! Я знаю их песню «Его зовут Джулиано», они поют, как ангелы.

На этот раз улыбаются Ники и Симона.

91

Алессандро выбирает музыкальную тему, чтобы поставить на фон одной из частей своего фильма. И правда, работать в этой программе на макбуке довольно просто. Нужно признать, они просто гении. Стив Джобс очень хорош, и как же жаль, что он так болен. Маленькое яблоко родилось благодаря его желанию облегчить электронику для простых людей…

Алессандро продолжает свою работу. Кадр, картинка, кадр. Понравится ли? Надеюсь, что да. Он смотрит на последние фотографии, она возвращается в офис, а затем последняя картинка, в фокусе её глаза, во взгляде которых отражается их история любви… А затем эта улыбка, переход, довольно долгий, и снова появляется она, бегущая по Нью-Йорку. Да. Ей понравится. Всё готово, и он загружает видео на веб-страницу. Тук-тук. Стучат в дверь.

— Можно, Алекс?

— Входите.

Входит Леонардо, директор.

— Я очень рад. Это — именно то, чего я ждал, чего хотел, за что боролся, и теперь у меня получилось.

Алессандро разворачивается на кресле.

— Не понимаю, что ты имеешь в виду… Кажется, что упустил что-то, если ты приписываешь мне заслугу или вину за что-то, то должен сказать тебе, я здесь ни при чём… — он улыбается, стараясь понять что-то ещё.

Победоносно Леонардо кладёт на стол листок. Затем правой рукой поворачивает его к Алессандро так, чтобы тот мог прочитать. Он берёт его. Всё ещё тёплый, только что распечатанный. И когда он уже готов начать читать, Леонардо его опережает.

— Это твоё международное повышение, нужно только совершить несколько поездок, максимум шесть за год, и место будет твоим. Так что… — Леонардо со счастливой улыбкой разводит руками, — тебя ждёт максимальная прибыль при минимальной затрате сил. Тебе практически удвоят зарплату…

Алессандро кладёт листок на стол.

— Не понимаю, к чему сейчас это повышение. Это ведь повышение, так? Мне кажется, мы не отправляли никаких проектов, не помню никаких больших рекламных кампаний в последнее время, как и различных предложений…

— Действительно… — Леонардо садится напротив Алессандро. — Помнишь, мы делали пробы, за которые отвечала Раффаэлла, твоя новая помощница?

— Конечно… Прекрасно помню, и также помню о ней, о помощнице, которой не хотел, а ты заставил меня принять её.

— Мне кажется абсурдом отвергать женщину только из-за того, что она может соблазнить тебя. Если такое случится, значит, что-то пошло не так, тогда незачем притворяться… К тому же, она молодец.

— Вот по этому поводу не могу ничего сказать.

— Я тоже, так вот, суть в том, что мы, наконец, завершили этот проект и отправили этот документальный фильм, что-то про животных, про природу, и, конечно, продукт…

— За моей спиной!

— Ты был в Нью-Йорке и воплощал в жизнь свою другую мечту… Мы отправили фильм от твоего имени, — Леонардо становится серьёзным. — Но ты не обязан этим заниматься… Ты можешь заниматься этим, только если сам захочешь. Важно то, что в нашем головном офисе в Лондоне сказали, что «создатель ЛаЛуны покорил мир. Вся индустрия у его ног». Они очарованы. Ты помог им заключить контракт стоимостью в пятьдесять миллионов долларов… И поэтому они предоставили тебе это повышение. Это самое малое из того, что они могли бы сделать, разве нет? — Леонардо поднимается с дивана. — Минимальные усилия, максимальная прибыль. Сделав это, ты можешь пропасть на целый месяц, куда хочешь… поехать на очередной маяк или в любой другой уголок мира, тебе решать. Вот оно! У меня только что появилась прекрасная идея для твоего медового месяца! — Леонардо разводит руками, словно из пустоты выводит слоган, и читает его на столе Алессандро. — «Сказочные ночи на самых красивых маяках в мире». Как тебе?

Алессандро несколько мгновений проводит в нерешительности.

— Я тебе безмерно благодарен. Мне кажется, что это восхитительная идея, ты был бы замечательным распорядителем свадеб… Но если ты не против, своей свадьбой я хотел бы заняться сам.

— Это справедливо… Также справедливо будет, если ты разделишь своё решение, каким бы оно ни было, с человеком, который так или иначе сделал так, чтобы твоё повышение стало возможным… Я могу её пригласить? — не давая ему ответить, Леонардо направляется к двери, открывает её и с улыбкой высовывает голову. — Раффаэлла, зайди… Он хочет с тобой поговорить!

Испуганная и немного смущённая, она появляется на пороге через несколько секунд. Как живой рекламный ролик. Её волнистые блестящие волосы собраны в объёмную причёску. Её блистательная улыбка производит такой же эффект, как и реклама жвачки или отбеливающей зубной пасты. Но эта улыбка превосходит любую постановку.

— Привет, Алекс, — Раффаэлла останавливается в дверях. — Я хотела поздравить тебя с повышением… — она замолкает, будто сказала что-то не то, девушка, чей образ естественен и провокационен, скорее грешница, чем святая, она словно попадает на новый невероятный круг ада Данте.

Леонардо, осознавая, какой эффект производит на Алессандро эта женщина, дружелюбно смотрит на него, словно говоря: «Слушай, мы же мужчины, ты не можешь этого всего отрицать, не можешь притворяться, будто ничего не происходит. Согласен, ты вот-вот женишься, но она словно реклама из плоти и крови, признай это!». По крайней мере, именно это Алессандро читает во взгляде своего друга.

— Ну да… Я рад. Но думаю, что должен поблагодарить тебя, это всё твоя заслуга…

У Раффаэллы получается сдержать то, что на неё давит, и восстановить уверенность в себе, не переставая при этом быть милой.

— Да ладно, не надо издеваться надо мной. Сам прекрасно знаешь, что дал мне довольно чёткие указания. А я только лишь следовала им.

— Да, но ты ведь знаешь, как говорят. Хороших идей много, но главное то, как ты их воплотишь. И твоё воплощение было идеальным. Их впечатлило именно это…

— Согласна, но без твоей интуиции…

— Ладно… хватит… — прерывает их Леонардо. — Вы оба молодцы, и я не знаю, что делал бы без вас. Именно благодаря вам Лондон так набил свои карманы, благодаря вам я всё ещё директор, а в паруса «Освальдо Феста» дует попутный ветер… Согласны? А теперь мне бы хотелось пойти с вами обоими чего-нибудь перекусить, вы не против? Отпразднуем этот день в лучшем ресторане! — он смотрит на Алессандро, затем на Раффаэллу, а потом снова на Алессандро. — Отказ не принимается… — улыбается он. — Отчасти потому, что я оплачу этот благословенный обед, но вообще потому… потому что я ваш начальник!

Алессандро и Раффаэлла мимолётно переглядываются, а затем начинают хохотать.

— Ладно, коли так, мы не можем отказаться.

Леонардо заметно удовлетворён.

— Мой водитель отвезёт нас через час. А вы пока можете закончить свои дела…

Раффаэлла улыбается и выходит из кабинета.

— Увидимся через час.

Леонардо тоже собирается уходить.

— Подумай как следует, Алекс… Ты ничем не рискуешь, всего пара совещаний за границей в обмен на большие деньги… Посоветуйся дома… Ты не можешь отказаться от этого предложения.

— Ладно, спасибо, Лео… Я подумаю, а потом поговорим.

Леонардо не может понять его сомнений. Его должна была привести в восторг сама мысль о таком повышении. М-да. Кто же разберёт эту нынешнюю молодёжь. У них столько качеств, они интуитивные, регительные, амбициозные, но потом они пасуют перед самыми малыми переменами. Он входит в свой кабинет, качая головой и думая о том, что в последнее время у него вихрь встреч с начальством: «Они все как дети…». Он садится за свой стол и отвечает на e-mail из Лондона.

«Алессандро Белли удивлён и польщён Вашим предложением…» Он на мгновение задумывается, поглаживая рукой бороду. Вот оно. Вот как я сделаю. Он снова кладёт руки на клавиатуру. «Он решил осуществить проект. Относительно повышения и его новых обязанностей в Европе, он желает ещё подумать». Удовлетворённый своими словами, он нажимает кнопку «отправить». Затем откидывается на спинку кресла. Практически, я им сказал, что Алекс сделает фильмы, а то, что он не принял предложение сразу же, значит только то, что это человек, который уделяет таким вещам должное внимание. Они улыбнутся и поймут, что это «да», скрытое, но всё же «да». Конечно, когда Алекс узнает, то разозлится. Вместе с тем, директор тоже должен брать на себя такие обязательства, разве нет? И с этой последней мыслью он вызывает свою секретаршу по внутренней связи.

— Да, синьор, я слушаю.

— Стефания, пожалуйста, прямо сейчас закажите столик на троих…

— Конечно, где? Вы уже решили?

— Нет… Какое-нибудь презентабельное место, где можно хорошо посидеть. Удиви меня! Возьми на себя такую ответственность!

Стефания улыбается.

— Конечно, синьор директор… Найду лучшее, — она отключается и качает головой. «Возьми на себя такую ответственность…» Почему бы ему тогда уж не попросить меня организовать его личную жизнь? М-да… Но вот что я знаю точно: все здесь бесконечно получают какие-то повышения, а я, делая всю грязную работу, навсегда останусь на втором плане.

— Добрый день, я бы хотела заказать столик на троих, пожалуйста… Да, примерно через час, лучший из свободных. Спасибо.

92

Наконец оставшись один, Алессандро тут же набирает номер. Один гудок, два, и она отвечает.

— Ники! Солнце… Ты не представляешь, какие у меня новости… — он останавливается, немного задумавшись. — Как ты? Привет… Всё в порядке?

Ники улыбается, торопливо шагая по дорожке, ведущей в университет.

— Да, всё хорошо, если не учитывать, что мне приснился кошмар.

— Что за кошмар?

— Приснилось, что вместо моих Волн твои сёстры были подружками невесты.

Алессандро хохочет.

— Понятно, видимо, ситуация всё ухудшается… Уверена, что не хочешь, чтобы я с ними поговорил?

Ники идёт и не останавливается. Она поправляет сумку, набитую учебниками, на плече, из-за чего немного наклоняется. На мгновение это очередное предложение её шокирует. На самом деле, было бы неплохо. Но также всё может стать ещё хуже. Это будет означать, что она перестала бороться, сопротивляться и, каким-то образом, принесла им победу над собой на блюдечке.

— Нет, дорогой, спасибо, конечно… но не волнуйся. Я уверена, это просто стресс! Ещё чуть-чуть, и я больше никогда их не увижу, даже во сне! А что ты хотел мне сказать?

— Мне предложили повышение!

— Круто! А за что вдруг?

Алессандро ненадолго задумывается. Ему не кажется, что это подходящий момент, чтобы упоминать о новой ассистентке и её роли в этом деле.

— Конкретно — ни за что. Им очень понравилось предложение, которые мы сделали для одной кампании, и поэтому меня хотят повысить…

Ники поднимается по лестнице корпуса и видит, что аудитория уже забита.

— Прости, Алекс! Я очень рада за тебя, но мне нужно найти место, чтобы сесть. Я могу перезвонить тебе?

— Так здорово делить любое решение, касающееся работы, с человеком, которого любишь…

— Ты ведь имеешь в виду меня?

— Конечно… Дурочка!

— А что, если у человека, которого ты любишь, сейчас занятие? Ты ведь не хочешь, чтобы она прогуляла, чтобы обсудить твоё повышение, правда?

Алессандро качает головой. У неё всегда получается подпортить настроение.

— Ладно, потом поговорим.

— Алекс… — Ники замечает тон его голоса. — Ты ведь не должен решать прямо сейчас, так? Мы поговорим, но только когда будет время…

Он улыбается.

— Да, ты права, милая… Хорошей тебе учёбы, — он отключается и смотрит на телефон. Ничего не поделать. Она слишком быстрая. Как пулемёт! Стреляет идеями и слоганами! Может, у неё что-то и для церкви заготовлено? На самом деле, чуть более, чем за два года, она сильно изменилась, она похожа на цветок. С той разницей, что цветы, раскрываясь по утрам, всегда одинаковые. Ники же, наоборот, словно скрывает что-то в лепестках, чтобы предложить новый сюрприз каждый раз, как один из них открывается. Мне действительно очень хотелось бы обсудить с ней это решение, потому что я знаю: хотя для Леонардо всё выглядит очень просто, на самом деле это может сильно осложнить мою жизнь. То есть, мне ведь придётся не только за границу летать иногда, ещё я должен буду выполнять свои обязательства в офисе, проводить совещания о самых различных продуктах, а ещё на мне это новое задание — короткометражка. Это будет настоящее испытание.

Стук в дверь.

— Можно?

В двери показывается Раффаэлла.

— Нам пора выходить… — говорит она, наклоняя голову.

— Уже иду.

— Ладно, жду тебя там.

Алессандро поднимается с кресла и берёт свой пиджак. «Нам пора выходить…» Ничего особенного в этой фразе нет. Нам пора выходить. Она немного странная, но правильно выражает мысль. Он надевает пиджак и выходит из офиса, думая о том, что на самом деле испытание — это Раффаэлла.

93

Ники пытается пробить себе путь в толпе студентов, забаррикадировавших дверь.

— Простите, пожалуйста, мне заняли место впереди!

Это неправда. То есть, она просила об этом Барбару и надеется, что подруга не забыла. Но едва у неё получается хоть немного пробраться внутрь и подойти к первым рядам, студенты одновременно поднимаются и направляются к выходу, практически утаскивая её за собой.

— В чём дело? Что происходит?

Все толкаются, и она делает то же самое, пока не начинает падать на пол, и тогда чья-то рука хватает её подмышки и поднимает, помогая встать на ноги и восстановить равновесие.

— Спасибо.

Она видит улыбку Гуидо.

— Не за что… Я увидел тебя. Тут двое занимают одно место.

— С ума сошли?

— Да, но тут новая акция протеста.

— Опять? Что на этот раз?

— Против новых законопроектов министра, а ещё тут намечает визит Папы. И почему ему так нравится наш универ? Мне кажется, это полное занудство…

Им удаётся пробраться к выходу без новых инцидентов. Ники улыбается ему.

— Это не так, лекции по итальянской литературе отличные, а профессор похож на поэта, когда вставляет эти цитаты и лирические отступления, он устанавливает какую-то абсурдную связь… И это кажется мне гениальным.

— «Чтобы надолго сохранить чью-то любовь, безусловно, не хватит ни надежды, ни страха». Эмили дю Шатле. Видишь? Я делаю так постоянно, но ты меня вовсе не ценишь…

— Неправда! Я ведь здесь с тобой…

— И что с того? Ты здесь только потому, что я спас тебе жизнь. Но у меня есть сомнения, не понравилось бы тебе больше, если бы тебя растоптали, чтобы завтра твоя фотография и имя мелькали во всех газетах?

— О чём ты говоришь?

— Здесь все хотят выставить себя напоказ! Знаешь, сколько они готовы заплатить, чтобы быть в «ББ», а не здесь?

— «ББ?

— Да, в доме «Большого Брата»… или на «Острове знаменитостей». В общем, в любом из этих реалити-шоу, которые заставляют тебя чувствовать себя богатым и знаменитым на какое-то время и в результате подталкивают тебя к разводу или смене работы. Ты выходишь оттуда и думаешь, будто все будут целовать тебе ноги, но по прошествии нескольких месяцев ты снова превращаешься в «господина Никто», то есть, становишься тем, кем был раньше, и снова чувствуешь себя ничтожеством…

— Чистая философия!

Гуидо улыбается.

— Ну, да… Существование и присутствие в современном обществе, Гуидо Дезио. Неплохо, правда?

— Нет, отлично. Мне только кажется, не многовато ли ты знаешь об этих реалити? Ты ведь не участвовал ни в каких пробах?

— Нет, но со мной было такое вживую: моя бывшая хотела попасть в «ББ» и, когда ей отказали, у неё случился срыв, она впала в депрессию, а потом стала пробоваться во все реалити подряд: «Ферма», «Остров знаменитостей»… В чём мораль? Раз у неё не получилось стать знаменитой для публики, она стала встречаться с профессором… Понимаешь? Это может показаться тебе абсурдным, но у мужчины может быть бесчисленное множество женщин, потому что предложения общества бесконечны…

— Ещё одна цитата Дезио. На самом деле, я думаю, что твоя теория может быть применима и к мужчинам тоже…

— Но всё же это больше касается женщин…

Гуидо улыбается, но Ники впервые замечает, что его слова обидели её, заставили чувствовать искреннюю неприязнь, вкус неудачи. Она ждала от него чего угодно. Нет ничего хуже, чем верить в человека, в любовь главным образом, доверяться, не думая дважды… В одну секунду в сознании Ники проплывают тысячи картинок. Прыжок с трамплина с закрытыми глазами… в пустой бассейн. И это странное упраженение, которое делают в спортзалах, когда один человек встаёт позади другого, и тот, что стоит впереди, должен падать, а тот, что сзади, ловить… Ты закрываешь глаза и падаешь, демонстрируя своё доверие к партнёру, но что, если он случайно отвернётся, например, его кто-то позовёт?.. «Эй, друг, подойди на секунду». Он уйдёт, не предупредив тебя, и поднимает руки именно в тот момент, когда ты будешь падать назад. Ники сужает глаза… Господи, что за!.. Кто-то переворачивает деревянную скамью, и это выдёргивает её из задумчивости. Какой-то парень встаёт, массируя ягодицы.

— Ай, как больно… Какой придурок это сделал?!

— Я увидел тебя… Ты стоял у окна, опираясь на спинку, и упал! — он со смехом удаляется со своими двумя друзьями, потому что именно он и скинул парня.

Гуидо тоже начинает смеяться.

— Как же ты испугалась!

— Да… Боже, это было так громко… Если бы это со мной случилось, я бы уже сломалась пополам.

— Нет… Ты похожа на очень спортивного человека, — Гуидо осматривает её тело безо всякого скрытого смысла. — Серьёзно тебе говорю, мне бы даже хотелось бросить тебе вызов… Согласна?

— Какой ещё вызов?

— Это сюрприз… Согласна или нет?

Ники задумывается. Сегодня я свободна от организации свадьбы, да и занятий явно не будет. Может, пойти домой позаниматься… Гуидо понимает, что она колеблется.

— Давай, не будет никакой опасности… Придут Барбара, Лука, Сара и Марко. Давай, не думай больше ни секунды, будет веселье безо всякого риска.

Ники позволяет убедить себя.

— Хорошо.

Так что они направляются к выходу, обсуждая разные дела. Ты не рискуешь… Что он этим хотел сказать?

94

Под вечер. Лучи солнца освещают дорожки Вилла Боргезе. Ребята совершают пробежку под музыку в наушниках. Группа детишек играет, пока их матери неподалёку разговаривают на общие темы. На скамейке целуется молодая пара.

— Хороший день, правда, любимая?

— Да, прекрасный…

— Как ты? Тебе было плохо?

— Нет, всё под контролем. К тому же, ты сам слышал, что сказала доктор Росси, когда мы принесли ей результаты анализа крови, она сказала, что всё нормально… и даже симптомы меня не слишком беспокоят. Я себя хорошо чувствую, понятно? Когда я думаю о том, что внутри меня зарождается новая жизнь, то просто не могу сдерживать эмоций… И представить себе не могла, что всё будет так…

Филиппо пинает камешек, но тот едва сдвигается с места, так что он пробует снова. На этот раз у него получается, и камешек улетает. Тут же он начинает воображаемый футбольный матч, пока камешек не оказывается в «воротах».

— Гол! Видела, любовь моя? — Филиппо со смехом возвращается. — Ай да я! Твой чемпион!

— Отлично, конечно, видела! Может, однажды ты будешь делать это здесь уже со своим сыном, он будет любить играть с тобой. Разве это было бы не замечательно?

Филиппо возвращается на своё место и обнимает её. Они продолжают свою прогулку.

— Не знаю, я об этом как-то не думал… Знаешь? Это было для меня огромным сюрпризом… этого не было в моих планах.

— Будто в моих было! Но теперь бы должны подумать об этом, хоть у нас ещё и есть время, чтобы принять решение… Рассказать нашим родителям… подумать, хотим ли мы…

— Смотри! — Филиппо резко останавливается и на что-то показывает ей. — Там, внизу! Это Пьер и Фабрицио! — говорит он и бежит к двум парням, которые играют в мяч на одной из дорожек.

Филиппо подбегает к ним, здоровается и указывает на Дилетту, которая между тем приближается к ним и машет рукой. Филиппо начинает играть с друзьями. Дилетта смотрит на это зрелище и легконько качает головой. И что он делает? Почему он не хочет говорить о таких важных вещах? Он думает, что для меня это легко? Он нужен мне, это решение мы должны принять вместе. Ребёнок меняет твою жизнь, особенно, когда ты ещё молодой. Но в то же время, ребёнок — это чудо, это причина нашего существования, наш мост в будущее. Она осматривается. Видит девушку, которая толкает перед собой коляску и разговаривает с малышом, сидящим внутри, и её не волнует, что ребёнок может не понимать того, что она говорит. Но такой контакт важен, это звено, которое их соединяет, потому она и не перестаёт говорит с ним. Дилетта улыбается. Она чувствует огромную нежность. А затем снова оборачивается к Филиппо. Она наблюдает за тем, как он играет, веселится, дурачится. Как маленький ребёнок.

95

— Летние каникулы я провёл на Эльбе с родителями…

— Должно быть, это красивый остров… Я никогда там не была!

— Знаешь, человек вроде тебя, любящий сёрфинг, просто обязан побывать в Тоскане. Там есть одно место в вышине Чивитавеккья, с которого видны невероятные волны… Прямо как в «Большой среде»…

— Ну да, в нашем море таких волн нет.

Единственные сильные и прекрасные Волны, с которыми я знакома, — это мои подруги, думает Ники.

— В таком случае лучше сказать… «Отстойный четверг»! Всё равно же попадётся волна, которую стоит взять! Мы должны как-нибудь съездить вместе…

Ники идёт и улыбается про себя. «Мы должны съездить вместе…» Когда? Скоро я выхожу замуж. Боюсь, что с того момента всё станет сложнее. Гуидо смотрит на неё.

— Со всеми остальными, да? — он не понял настоящей причины задумчивости подруги. — Соберёмся группой и поедем все вместе. А сёрфить по ночам — это просто фантастика.

— Разве это не опасно?

— Нет, абсолютно, мы включим фары машины и направим свет к морю, и тогда ты увидишь, как же это круто. Адреналин зашкаливает. К тому же светит луна и звёзды… И тогда ты неизбежно влюбишься…

Ники округляет глаза. Гуидо снова улыбается.

— …В море. И навсегда. Ты больше не сможешь жить без этого. Не понимаю наркоманов. Иногда природа так меня впечатляет, можно сказать, что для меня это и есть настоящий наркотик. Знаешь, я был в Бразилии, в Форталезе, там есть белые дюны, такие высокие, как горы. Иногда на закате собирается что-то вроде паломнической группы, они пешком поднимаются на вершину одной из таких белых гор. Люди приезжают со всех концов планеты и поднимаются наверх, чтобы наблюдать за тем, как понемногу море будет поглощать красное солнце. Все садятся на эти огромные дюны, скрестив ноги. Это уникальное зрелище.

— Я верю тебе… Достаточно слышать твой рассказ, чтобы понять, что это покорило твоё сердце.

— Там такие потрясающие волны и песок… Мы каждую ночь поднимались, чтобы посмотреть на закат, и иногда некоторые из нас брали с собой деревянные доски, чтобы спуститься на них по песку с самого крутого склона.

— Ничего себе…

— Да, я тоже так делал. Но, честно говоря, это опасно.

— Почему?

— Потому что когда ты падаешь, тебя уже никто не остановит, ты можешь только докатиться до подножия дюны. Ты скользишь очень быстро, потому что там очень крутые склоны.

— А с тобой что-нибудь случалось?

— Да… но я уже был почти внизу… Это был невероятный спуск, более впечатлящий, чем что-либо в моей жизни… Но со мной ничего не случилось.

— Кстати, говоря о проблемах… — Ники упирает руки в бока. — Однажды ты создал мне просто огромную проблему своим сообщением.

— Почему? Насколько я помню, я не писал там ничего плохого…

— Ты вообще не должен был писать.

— Почему? Разве мы с тобой не друзья?

— Нет, и ты это знаешь… Ну, по крайней мере, пока что. В любом случае, было бы сложно объяснить твоё сообщение моему жениху.

— Не преувеличивай! Представь, если бы я написал что-то вроде: «Мне не хватает воздуха, когда ты не рядом…» Это Китс! Вот это бы его разозлило!

Ники качает головой.

— Раз уж так, то мог бы мне отправить прямо вот эту прекрасную фразу Оскара Уайльда: «Я сопротивляюсь всему, кроме соблазнения».

— Вот именно… Мне всегда нравился Оскар Уайльд. Знаешь, почему? Потому что он не притворялся и всегда говорил правду.

Они подходят к выходу из зддания. Гуидо останавливается у своего Harley Davidson и открывает сиденье, чтобы достать шлем.

— Держи…

Ники надевает его. Гуидо залезает на мотоцикл, одновременно натягивая свой, и протягивает левую руку, чтобы она смогла опереться и ей было легче залезть. Затем он заводится и жмёт на газ. Выхлопная труба громко рычит, и они оказываются на пьяццале Альдо Моро. Ребята, болтающие между собой и сидящие на своих мотоциклах, оборачиваются на этих двоих. Другие улыбаются при виде великолепной модели 883, которая, быстро пробираясь между машинами, в считанные секунды исчезает в направлении пьяцца дель Пополо.

Гуидо поворачивается к ней.

— Ники, если боишься, можешь обнять меня.

Она улыбается, и их взгляды пересекаются в зеркале заднего видения.

— Я ведь уже сказала, что не боюсь!

Гуидо улыбается.

— Уверена? — он резко ускоряется.

Мотоцикл подпрыгивает вперёд, и Ники приходится обнять его, чтобы не упасть. Она хватается за его куртку и с силой вцепляется в неё, а он снова ускоряется и на всей скорости заворачивает на проспект Муро Торто.

— Отлично, так будет безопасней…

Ники немного злится, но ей ничего не остаётся, кроме как держаться за него. А Гуидо и дальше пробирается между машинами, прямо, направо, налево, он движется, покачиваясь, как задетые кегли в боулинге. Понемногу эти точные и выверененные движения её успокаивают. Ники теряется в ветре и в своих мыслях. Что же я здесь делаю, на одном мотоцикле с этим парнем? А если мы попадём в аварию? Что я тогда скажу Алексу? Или, что ещё хуже, я буду выходить замуж со сломанной ногой! В белом платье и с гипсом. Я не смогу ничего написать на гипсе, если только: «Молодожёны!». И ещё можно будет прицепить пустые банки. Прекрасно. Представляю лица родителей Алекса… и его сестёр! Думая об этом, она крепче прижимается к Гуидо и расслабляется, ещё больше растворяясь в ветре.

96

Стук в дверь. Олли идёт открывать, и заходит Эрика с подносом с пиццами.

— Вот и я! Доктор Эрика к Вашим услугам! — она проходит мимо подруги и отправляется на кухню. Открывает холодильник, берёт две Кока-Колы и две стакана, а затем возвращается к Олли и тащит её за плечо.

— Что ты делаешь?

— Как это — что делаю? Когда мы говорили по телефону, ты показалась мне очень грустной, и я решила, что ты нуждаешься в ком-то, кто поднял бы тебе дух…

Она заставляет её сесть на диван и приносит туда же поднос с пиццами, стаканы и бутылку колы. Потом и сама садится рядом. Олли смотрит на неё с улыбкой. Это настоящая подруга. Они начинают болтать и шутить.

— Знаешь, мою подругу Илению приняли в какую-то программу на телевидении, в подтанцовку. Какой-то местный канал, но она всё равно рада. Кабаре с римскими комиками.

Олли поворачивается к ней.

— Иления?

— Да, помнишь её? Я приглашала её на вечеринку Ники.

Олли берёт пиццу.

— Я её помню, помню…

— Она симпатичная и очень милая. У неё недавно умер отец, и теперь она занимается своей матерью. К тому же, она учится и танцует, теперь хоть немного подзаработает. Она всю жизнь влюблена в своего парня, прикинь? Эти бесконечные отношения, в которые сразу веришь, видишь, что они уже долго длятся, а эти двое всё ещё обожают друг друга после стольких лет. Со мной такого никогда не случится…

Олли съедает свою пиццу и берёт ещё одну.

— Значит, у неё есть парень…

— Да… и она влюблена, что гораздо важнее.

Олли быстренько уминает вторую пиццу. Наливает себе немного Кока-Колы в стакан и делает глоток. Эрика встаёт и включает музыкальный центр. Ставит песню и начинает танцевать в центре комнаты.

— Давай, Олли, присоединяйся! Терапия для тела! Давай, не заставляй умолять себя! — наставивает она, не переставая двигаться.

Олли задумчиво сидит на диване и понимает, насколько глупа её ревность. Думает о том, как вела себя той ночью, на вечеринке, когда едва ли не игнорировала Илению. И как потом поступила с Джампи безо всяких реальных причин. Какая тупица. Я позволила страхам обмануть себя. Позволила победить себя тому, что видели мои глаза. Я, всегда готовая дать совет другим, готовая критиковать излишне ревнивых, именно я попала в эту ловушку. Она смотрит на Эрику, на то, как она танцует, такая лёгкая, беззаботная и весёлая. Встаёт и присоединяется к ней. Она позволяет музыке увести себя, она растворяется в словах Тициано Ферро, а потом в случайном порядке R.E.M, Coldplay, The Fray, Oasis, Нелли Фуртадо… На радио нет определённого порядка. Как и в мыслях Олли.

97

Лунготевере, пьяцца Кавур, мотоцикл легко летит. Пьяцца Белле Арти, снова Лунготевере, пьяцца Манчини. Мотоцикл кажется заколдованным, все светофоры на его пути горят зелёным, мост Мильвио, корсо Франча, Лунготевере делл'Акуа Ачетоза. Мотоцикл постепенно замедляется и, свернув на широком повороте, въезжает на парковку.

— Вот и всё! Мы приехали!

Ники снимает шлем и слезает.

— Чёрт возьми! Так это и был сюрприз! Мы в боулинге!

— Да, и теперь ты можешь решить, принимать вызов или нет… или тебе просто хочется побыть на месте мяча!

— Идиот… На… — Ники кидает шлем ему в живот. Гуидо хватает его налету и наклоняется немного вперёд. — Видишь?.. Со мной шутки плохи… Я могу сбить с ног! — Ники спешно поднимается по лестнице и входит в большой зал для боулинга.

Гуидо смеётся, прицепляет на мотоцикл цепь и бежит за ней.

— Подожди меня.

Едва догнав её, он слышит, как их кто-то зовёт.

— Эй, вы двое! Всё-таки решили прийти!

Марко, Сара, Лука и Барбара направляются к ним от центральной дорожки.

— Поверить не могу! — Марко пихает Луку в бок.

— Видал? Гуидо сказал, что приедет с Ники, а ты отказывался верить ему…

Ники оборачивается, бросая на него злобные взгляды. Гуидо разводит руками.

— Я сказал им, что с твоей помощью мы победим… Они испугались! Они боятся нас… А с твоей стороны было очень мило согласиться… Ладно, давай переобуемся.

— Да, и поскорее, сейчас начнём наше соревнование!

Гуидо и Ники идут в уголок, где меняют обувь.

— Я на это не соглашалась! Я вообще не знала, что таким будет твой вызов!

Он пытается успокоить её.

— Но ты ведь всё равно согласилась бы, разве нет?

— Нет!

— Но почему? Посмотри, какая же ты упрямая… Вот увидишь, будет весело!

— Даже не сомневаюсь… Но мне не нравится, что ты заранее сказал им, что приедешь со мной.

— Я сделал это, чтобы заказать дорожку, в противном случае её могли отдать другим людям, а нам бы не хватило места для всех. Если бы ты не захотела поехать со мной, я бы всё равно пришёл, только с другой…

Ники садится и гневно смотрит на него, снимая обувь. Гиудо извиняется.

— Но только если бы ты не захотела ехать… Хотя, клянусь, это было бы совсем по-другому…

— Конечно!

— Я мог бы взять с собой какого-нибудь друга.

— Да, своего парня… Только представь, — Ники передаёт свою обувь сотруднику. — Тридцать восьмой, пожалуйста…

Гуидо тоже сдаёт свою обувь.

— А мне сорок второй.

Им выдают ботинки для боулинга. Затем они садятся рядом на одну скамейку и обуваются. Гуидо смотрит на неё и улыбается.

— Почему ты сказала эту чушь?

— Какую?

— Что не представляешь, что я мог бы взять с собой друга.

— Это не чушь, так и есть.

— На самом деле, я после неё ни с кем больше не встречался…

— Хочешь сказать, твоё сердце разбито? Не верю!

— Нет, просто…

Ники завязывает второй ботинок и поспешно стаёт со скамьи.

— Давай, шевелись… — она уходит к дорожкам, оставляя его с невысказанными словами.

— Как играем? Парни против девушек или парами?

— Как хотите…

Барбара и Сара переглядываются.

— Парни против девушек — так гораздо веселее.

— Но они ведь сильнее!

— Да, но здесь-то важна точность.

— Ладно, тогда девушки против парней!

Ники проходит мимо Гуидо.

— Мы вас размажем…

— Без малейших сомнений!

Ники берёт шар. Тяжёлый, поэтому она ищет тот, что полегче. Посмотрим… Вот этот идеальный.

— Сделаю два броска, чтобы разогреться, а потом начнём, согласны?

Ники раскачивается, ставит правую ногу назад и бросает шар так, что он скользит ровно по центру дорожки. Затем она провожает свой быстрый шар до конца дорожки. Шар немного тормозит, но всё-таки сбивает сначала первую кеглю, а потом и все остальные.

— Вау! Отличное начало! Страйк!

Гуидо смотрит на Марко и Луку.

— Ай, чувствую, будет непросто…

— Конечно, сам привёз лучшую в универе, да что там — в Риме!

— Ники, ты что, всё время здесь проводишь?

Она берёт новый шар и взвешивает его на руке.

— Ничего подобного, в последний раз здесь была, когда уроки в институте прогуливала! Мне было шестнадцать. Это было сто лет назад!

— Как бы там ни было, бывают вещи, которым если уж научишься, то никогда не забудешь. Как ездить на велосипеде.

А в это время шар берёт Гуидо. Он бешено летит, но потом замедляется, отклоняется направо и оказывается в боковом желобе, прежде чем достигнуть кеглей. Ноль очков.

Марко смотрит на девушек.

— Эй, вы могли бы дать нам гандикап[8]! В противном случае, игра окончена!

А Гуидо смеётся.

— Да ладно, я просто переволновался… К тому же, как сказал Фрэнк Вильчек: «Если ты не совершаешь ошибок, значит, ты не пытаешься решить действительно сложные проблемы. И это уже само по себе серьёзная ошибка».

— Что? О чём ты вообще говоришь? Какую «действительно серьёзную проблему» ты имеешь в виду?! — говорит Марко.

— Доверьтесь мне, блин, просто доверьтесь… И когда я вам скажу… открывайте ад!

— Ага, фразочка из «Гладиатора»… Прости, но при чём тут это?

— Ладно, просто люблю поговорить… Нужно поднимать боевой дух, и это первое, что пришло мне в голову.

— Вот ещё, среди нас затесался поэт… — отвечает Марко. — Так мы точно проиграем!

Гуидо хватает его за локоть.

— Клянусь, я буду стараться. Я могу стать только лучше.

— Несомненно!

Гуидо подходит к остальным.

— Не хотите чего-нибудь выпить?

Лука смотрит на Марко.

— Пытается подкупить нас!

— Скажем так, мне бы хотелось загладить вину. Девочки, а вы что-нибудь будете?

— Конечно. Я буду Кока-Колу.

— Я тоже!

— А я не откажусь от пива!

— Мне — ананасовый сок…

Гуидо обеспокоенно смотрит на всех.

— Не знаю, почему, но у меня впечатление, что с этого момента мне не стоит больше ошибаться, — он печально шагает в бар в поисках того, что заказали его друзья.

98

— Чудесное место… Действительно захватывающий вид.

Алессандро улыбается, видя восторг Раффаэллы.

— Это Алтарь Родины, правда?

— Да, думаю, да.

Леонардо возвращается за стол.

— Ну что, вам нравится это место?

— Это просто мечта!

— Да, серьёзно, здесь потрясающе, — искренне отвечает Алессандро. Он осматривается. За соседними столиками сидят очень элегантные люди, лёгкая музыка заполняет помещение, но громкость ничуть не раздражает. — Как у тебя получается находить такие рестораны?

— Мне нравятся авангардные места, но в то же время они должны быть и элегантными. Недавно я был в «Gusto», на пьяцца Аугусто Императоре, там подают салат-бар, бранч…

— Ничего себе, да ты рисковал! Что ты знаешь обо всём этом?

— Много чего! Я только и делаю в своей жизни, что рискую… Читаю статьи, слушаю, что об этом говорят, а затем просто иду и пробую, этакое приключение…

Алессандро изумлённо смотрит на него.

— А наши негодяи в офисе уверены, что этим всем занимается твоя секретарша…

Леонардо становится серьёзным.

— Ну… Да, отчасти так и есть, то есть, это она заказывает столики, но мы ведь говорим о креативности, о выборе места… это более важные вещи, согласитесь… и этим всем занимаюсь я сам!

Алессандро внимательно разглядывает ресторан. «Zodiaco». Находится на Монте Марио, рядом с обсерваторией научного универститета и военной базой радиосвязи. Судя по всему, здесь когда-то побывал Клаудио Бальони, и это вдохновило его на написание песни La vita é adesso. Так ведь и есть, жизнь — это здесь и сейчас. Как же там было? «Кружат тучи… над кафе под открытым небом, и ты спрашиваешь себя, кто же ты, тот ли, кто движется вперёд, повинуясь сердцу, и посвящает себя тяжкому труду быть человеком, не зная, что тебе сулит будущее». Алессандро улыбается. Что-то вроде того. Чудесная песня. Кто посвящает себя тяжкому труду быть человеком, не зная, что сулит будущее… Затем он разворачивает салфетку и кладёт её на бедра.

Когда подходит официант, Леонардо делает заказ.

— Итак, что будете есть?

Раффаэлла сосредоточилась на меню.

— М-м-м… Как вкусно, я бы съела всё.

— Да, названия многообещающие, — Алессандро тоже бросает взгляд на меню. Хм, я бы хотел первое блюдо, но должен следить за фигурой. Я-то, по крайней мере, знаю, что мне готовит ближайшее будущее: мою свадьбу. — Салат и стейк.

Раффаэлла улыбается.

— Ай… вижу, ты думаешь о свадебном костюме, не так ли? Но тебе не о чём волноваться.

— Ха-ха…

— Но у тебя ещё есть время! Ты можешь разок забыть о диете! Сегодня мы празднуем твоё повышение!

— И то верно. Хотя я его ещё не принял. Ладно, тогда добавьте к заказу ещё жареную картошку.

Раффаэлла округляет глаза, словно говоря: только это?

— И в качестве закуски немного фуа-гра!

Теперь она довольно улыбается.

— Я тоже съем хорошую закуску и отличное первое блюдо! А потом ещё второе. Всё рыбное, это точно, тёплый салат, спагетти с моллюсками и помидорами, а потом — креветки и омары. С таким видом, как отсюда, возникает ощущение близости моря!

Леонардо закрывает своё меню.

— А у меня нет никаких оправданий! Я должен придерживаться диеты, что и сделаю. Принесите мне вкуснейшую аматричану[9]! Для начала.

Алессандро и Раффаэлла переглядываются и начинают хохотать.

— В чём дело?

— Нет, ни в чём… — Алессандро взволнованно смотрит на него. — Скажи мне кое-что, твоей диетой тоже занимается твоя секретарша?

— Ну… — Леонардо не может соврать, — честно говоря, да. Но я всё равно придерживаюсь диеты, просто она у меня нестрогая. Так что в полдень я могу съесть первое блюдо, правда?

Раффаэлла нерешительно смотрит на него.

— Да… Конечно… Хотя, может, не стоит есть аматричану!

Алессандро пожимает плечами.

— Да… но он ведь уже женат!

— Действительно!

— В таком случае, принесите нам ещё бутылочку шампанского!

— Простите, я отойду на секунду, мне нужно сделать звонок, — Алессандро встаёт и выходит из ресторана.

Он идёт по узкой дорожке вдоль ресторана и набирает номер Ники. Ту-у-у, ту-у-у. Линия свободна. Алессандро созерцает город с такой высоты. Переполненные людьми автобусы удаляются от берегов реки, машины продвигаются по кольцу, которое видно издалека. А на заднем плане эту почтовую открытку завершают снежные вершины гор. Алессандро смотрит на мобильный. Ничего. Она не отвечает. Он отключается и пробует снова. Смотрит на время. Как странно, у неё уже должны были закончиться занятия. Наверное, она на скутере. Затем он снова подносит телефон к уху и доверчиво ждёт. Его взгляд цепляется за табличку с названием улицы. Алессандро улыбается. Я должен однажды привести Ники сюда, наверх. Это Проспект Влюблённых.

99

Телефон Ники бесшумно вибрирует в сумке на скамейке за спинами наших шестерых игроков. Мяч с шумом и быстро катится по самому центру дорожки, достигает стоящие в конце четыре кегли и сбивает их.

— Круто! Ещё один страйк! — Ники прыгает от счастья и обнимает Сару с Барбарой. — Мы вас побеждаем!

— Да, мы слишком хороши…

Лука ждёт, пока механизм снова поставит кегли в конце дорожки.

— Нет уж, погодите, мы вам ещё покажем…

Затем, уверенный в себе, он бросает шар, задействовав в игре все свои пять чувств. И, благодаря такому быстрому, точному и уверенному броску, шар сбивает центральную кеглю, а затем и все остальные.

— Вау! На этот раз страйк у нас, а мы бросали в первый раз! — Лука даёт пять сначала Марко, а затем Гуидо. — Красотки… — говорит он, направляясь к девушкам. — Первый страйк стоит удваивания очков, а? И даже не пытайтесь нас победить…

— Да что ты говоришь! — Ники проверяет счёт на данный момент. — Да даже за четыре таких же броска вы нас не догоните…

Марко качает головой и подходит к Саре.

— В следующий раз будем играть парами… И мы вдвоём порвём вас всех! — он обнимает её и целует в губы, но Сара отстраняется от него.

— Не пытайся купить противника… Ничего у тебя не выйдет!

Лука протягивает руки к Барбаре и кивает подбородком в сторону Марко.

— В любом случае, с одинаковым количеством бросков, в данный момент мы с Барбарой всех опрежаем… У нас самое большое количество страйков! Отлично, любимая! — он тоже её целует. Однако в этом случае Барбара возвращает поцелуй и дарит ему нежную влюблённую улыбку. — Я ведь вам говорил, что нужно играть парами… Просто они нам завидут… Они прекрасно знали, что проиграют в пух и прах!

Игра продолжается смехом и шутками, все довольные и весёлые благодаря этому соревнованию и любви, которую они чувствуют друг к другу.

Гуидо смотрит на Ники и разводит руками.

— Было бы неплохо играть в паре с тобой… Ты — чемпионка!

— Да, хоть мне бы очень хотелось, чтобы я могла сказать то же самое о тебе. Но ты же наоборот привёл бы нас только к поражению.

Гуидо улыбается.

— Но я сделал это намеренно… — он подходит к ней и шёпотом добавляет: — Я криво бросил мяч, чтобы позволить тебе выиграть… Если ты не в курсе, мы играем на ужин, проигравший платит… а я ни в коем случае не позволил бы тебе платить.

— Возможно, но ты никак не можешь этого доказать.

— То есть, ты бы не продалась за один ужин со мной?

— И это тоже… Но я имела в виду, что вы проиграете.

Гуидо подходит к ней ещё ближе.

— Как я уже сказал, мы проигрываем потому, что я хочу, чтобы ты выиграла.

— Как скажешь… Но я не верю.

— Тогда у меня есть предложение. Теперь, если с каждым броском я буду выбивать страйк, ты пойдёшь со мной на ужин. Идёт?

— Идёт.

— Пообещай.

— Обещаю.

— Даёшь слово?

— Какой же ты зануда, я ведь сказала «да»! А вообще, какая разница? Всё равно у тебя ничего не выйдет…

Гуидо смотрит ей прямо в глаза и покачивает головой.

— Ну ладно, ты меня убедила. Ребята… Сейчас я сделаю идеальный бросок… Вы готовы? Хотите увидеть идеальный бросок?

— Да, конечно…

— Час настал!

Гуидо отходит назад, вставляет три пальца в шар, ставит его на левую руку, слегка поглаживает и затем решительно и уверенно опускает его, делает два шага, останавливается и слегка наклоняется, чтобы бросить его, заставив балансировать по центру дорожки по направлению к кеглям. А потом он с улыбкой поворачивается к Ники. Округляет глаза. Она на мгновение задерживает на нём взгляд. Затем снова смотрит на шар, который понемногу, ни слишком быстро, ни слишком медленно, следует по своей траектории, достигает первой кегли и заставляет её рухнуть. Затем он сбивает две другие позади, четыре и, наконец, шесть, которые, немного побалансировав, тоже падают, отскакивая друг от друга, и исчезают, поглощённые темнотой.

Гуидо ждёт, когда Ники повернётся к нему. Он ни на мгновение не взглянул на свой шар, до такой степени был уверен в результате, и теперь подтверждает его улыбкой.

— Страйк…

— Отлично! Чемпион!

— Классный бросок!

— Слава богу. А что с тобой случилось? Наконец проснулся?..

— Ага, принял специальную виагру для игры в боулинг.

Гуидо смотрит на Ники, которая не может скрыть своего раздражения.

— Ну, просто теперь у меня появилась мотивация…

Лука заинтригованно слушает его.

— То есть?

— Просто подумал о положении мужчин в целом. Женщины-солдаты, женщины в полиции, женщины-прокуроры, женщины, такие же красивые, как Карфанья, и такие же молодые, как Мелони, министры… В нашей стране мужчин отодвинули на второй план. Так что я решил, что, хотя бы в боулинг, мы должны выиграть, разве я не прав? — он приближается к Ники и шепчет ей: — И отчасти потому, что я получу за это самую лучшую награду, согласна?

Ники ухмылется ему.

— Вообще-то, пока это был лишь один страйк… Тебе нужно сделать ещё пять до конца игры… Мне кажется, что праздновать победу несколько преждевременно.

— Да, но знаешь, я по натуре оптимист. Все говорят, что ты не победишь, а ты, наоборот…

— Что?

— Ну, а ты просто в прекрасной форме, чудесно играешь, и ты сделала мне огромное одолжение…

— Какое одолжение?

— Они хотели поставить по сто евро на то, что ты не выиграешь, так что, когда мы пойдём на ужин… То будем твоими гостями! Ты могла представить себе что-то лучшее?

Ники улыбается и качает головой.

— Просто отлично… Значит, благодаря мне ты выиграл сто евро… Даже сам того не желая! Значит, пятьдесят из них мои…

— Да, но так было бы, если бы ты согласилась! Но это не так, правда?

Ники улыбается.

— Нет, и правда… К тому же, ты уже принимаешь как должное, что мы пойдём на ужин… Напоминаю тебе, что это случится только в том случае, если ты сделаешь пять страйков.

— Ты права. Тогда почему ты так волнуешься? То есть, ты ведь сказала, что у меня ничего не выйдет…

Ники чувствует что-то странное в животе. Лука и Марко подходят к ним.

— Снова твоя очередь, Гуидо!

— Давай, ещё один твой хороший бросок, и мы уравняем счёт.

— Отлично… — Гуидо выбирает мяч, встаёт в позицию и, уже готовый бросать, смотрит на Ники: — Кстати… Что тебе больше нравится: мясо или рыба?

— Ты о чём?.. Бросай уже! — Ники немного взволнованно смотрит ему в глаза. — И я предпочитаю просто пиццу!

100

— Итак, мне бы хотелось достичь успеха в мировом масштабе, — Леонардо улыбается им, вытирая рот, и продолжает: — Фильм должен удивлять, поражать, должен быть динамичным и смешным… Вы поняли, что я имею в виду?

— Да, — Алессандро согласно кивает, — ты говоришь о чуде…

— Нет, я говорю о том, что Алессандро Белли умеет делать. Знаешь, что мне нравится в тебе? Ты что-то находишь даже там, где остальные видят тьму. Ты умеешь возбуждать эмоции из ничего, когда ты смотришь в окно, ты видишь море и горы…

— Не забывай, что мы делали рекламу Халкидона, там действительно отличный вид… — Алессандро смеётся и подносит ко рту кусочек мяса. Потом он со смехом поворачивается к Раффаэлле: — «Можно увидеть, но не прикоснуться». Это тоже может послужить мостом для вдохновения…

— Конечно. Ты знаешь, что, прежде чем стать редактором печатных текстов, я делала рекламу?

— А поточнее?

— Я была моделью для одной большой рекламной кампании… мне нравилось работать телом…

— И что это за реклама была?

Раффаэлла берёт пальцами креветку и съедает.

— Не скажу… Вдруг ты меня узнаешь… Я покажу тебе несколько, а ты должен сказать, кто из них я.

— Ладно, — Алессандро быстро съедает ещё кусочек мяса. — Да-да, давай…

— Мне нравится эта игра… В любом случае, это классная реклама, там не видно лица, так что узнать меня будет не так-то просто…

— Ах, понятно…

— Я могу попробовать немного твоего? — Раффаэлла с вилкой наклоняется к блюду Алессандро, не дожидаясь его ответа. — На вид вкусно.

— Ещё бы…

Раффаэлла пихает в рот картошку и улыбается Алессандро.

— Так я себе и представляла… Очень вкусно! Здесь восхитительная кухня, директор… Поздравляю тебя с выбором!

Леонардо наливает немного шампанского Раффаэлле, затем Алессандро, и, наконец, наполняет свой бокал.

— Я рад, что вам нравится… Качество того, что мы делаем, иногда зависит от качества нашей жизни!

Алессандро удивлённо смотрит на него.

— Ты ведь сам это придумал, правда?

Леонардо кажется немного смущённым.

— Да… то есть, я прочитал это где-то, а потом слегка переиначил…

Раффаэлла поднимает свой бокал.

— Что ж… как сказал Алекс, за наше чудо!

Алессандро улыбается, вытирает рот и поднимает свой бокал. Директор присоединяется к тосту.

— Чин-чин!

Раффаэлла смотрит прямо в глаза Алессандро.

— Ты не знал? Нужно смотреть друг на друга, когда говоришь тост, а иначе он неискренний… — затем, словно для того, чтобы запечатлеть этот момент, она пробует свой гарнир — спаржу. — М-м-м, и это тоже вкусно… Не все умеют её готовить! Их нужно отмачивать до определённой кондиции, некоторые делают это как попало, и тогда всё пропало… Клянусь тебе, дорогой директор, это отличное место! Когда будем делать презентацию для американцев, то можем повесить экран здесь… — она указывает на вид Рима из окна.

Ленардо соглашается с ней.

— Да.

— Это будет действительно невероятно, — продолжает Раффаэлла, — им любой фильм покажется самым лучшим в такой обстановке… — успокаивает она Алессандро. — Это сведёт американцев с ума, они счаитают, что упаковка в любом проявлении, от стола до коробки, сразу же выдаёт качество идеи, для них это фундаментально.

Алессандро пожимает плечами.

— В некотором смысле даже жаль, потому что это подтверждает теорию о том, что внешность важнее содержания… То, за что борется Барак Обама.

— Да… — улыбается Раффаэлла. — Я работала с американцами, они вечно заставляют тебя поверить, будто принимают любые перемены, хотя в итоге всё зависит от того, что за конкретные пеермены их ждут. Говоря о внешности и содержании, и не ставя под сомнение способности Обамы, в этом ведь убеждаешься только на опыте… Он сказал: «Америка, это наш момент, это наше время. Время перевернуть страницу и вернуться к правильной политике. Время внести свою энергию и новые идеи, чтобы всех оставить позади. Время направить страну, которую мы любим, в новое русло…» Он всех впечатлил, но им на всё это нужно время… Слушай, в этой спарже слишком много чеснока… Слава богу, мне не придётся никого целовать… — она подмигивает Алессандро. — Между женатыми и почти женатыми нет никакого риска, правда?

Леонардо удивлённо смотрит на неё.

— Не будь так уверена… Никогда не знаешь…

Алессандро улыбается ей.

— На меня не рассчитывай. Если я поддамся искушению, будет трудно достичь цели.

— Почему ты так говоришь? — заинтригованно спрашивает Раффаэлла. — Это для тебя просто марафон? Это значит, что тебе тяжело.

— Нет. Я вижу это, как кругосветное путешествие… тысяча твоих и моих дней… не останавливаясь ни на мгновение.

— Как красиво.

— Ну да, красиво.

Леонардо задумывается.

— Эй, это ведь может быть слоганом для…

Алессандро словно прожигает его взглядом.

Леонардо разводит руками.

— Ладно, ладно, я ничего не говорил.

— Отлично, в таком случае, я точно не рискую, — шутит Раффаэлла, — и спаржа заканчивается! — она нанизывает на вилку остатки.

Алессандро улыбается, и затем, стараясь, чтобы никто не заметил, бросает взгляд на мобильный, который поставил в беззвучный режим. Но там ничего. Ни одного звонка. Ники меня не искала. Наверное, она занята.

101

Кристина закрывает дверцу посудомоечной машины, которая тут же включается на программу быстрой мойки. Потом она заканчивает убираться на кухне и садится на диван. Нужно признать, этот дом теперь — король тишины. Она поднимается и включает музыкальный центр. Внутри старый CD Элизы. Музыка заполняет комнату. Хотя, честно говоря, раньше было также. Флавио целый день не было дома. Мы виделись только по вечерам всегда в разное время, а по субботам и воскресеньям нам всегда приходилось делать бесчисленное множество вещей. Да. Но теперь я чувствую себя одиноко по ночам. В моём полном распоряжении огромное пространство, я могу делать всё, что хочу, заходить, выходить, ужинать в любое время, когда захочется, готовить всё, что хочу, спать на диване или в любом другом месте, убираться в доме, в общем, мне не нужно ни перед кем отчитываться. Мне даже не нужно оправдываться, если я вдруг захочу плакать. Я просто сделаю это и всё, и никто не узнает. Я много лет провела, подстраиваясь под мужчину, сокращала своё пространство, чтобы предоставить больше ему, я жила в паре со всеми вытекающими. Люди объединяются, чтобы не чувствовать себя одинокими, чтобы разделять радости и трудности, и что же произошло? Всё погасло. И это «навсегда», о котором говорил Ричарт Бах в той книге… как же она называлась?.. «Нет такого места — «далеко»», к чёрту его. Теперь только свобода. Полнейшая. А я в замешательстве.

Звонит мобильный. Кристина поднимается и идёт за ним в комнату. Снимает его с зарядки.

— Алло.

— Привет, Кри, что делаешь?

— Ну, я только что убралась на кухне, и теперь отдыхаю…

— Ой, только не превращайся в отчаянную домохозяйку, ладно?

— Честно говоря, я уже начинаю себя так чувствовать…

— Нет-нет… В таком случае, тебя спасу я, — смеётся Сюзанна. — Здорово было тогда, правда? Так что я предлагаю тебе развлечься на бис! Давай снова прогуляемся! Поэтому я и звоню…

— Только давай не будем снова творить глупости, прошу тебя…

— Нет, конечно. У меня для тебя есть сюрприз… ты помнишь Давиде, моего тренера по кикбоксингу?

— Того красавчика?

— Именно. У него есть друг, тоже тренер в спортзале, который, кроме всего прочего, ведёт спиннинг[10]. Он очень симпатичный. И теперь свободный! Его зовут Маттиа.

— А зачем ты мне это рассказываешь?

— Потому что мы идём с ними на ужин! Я уже заказала столик!

— Но я не хочу… Я их даже не знаю.

— Конечно же, хочешь, и раз мы идём ужинать, то именно для того, чтобы познакомиться с ними, разве не так делается? То есть, чтобы познакомиться с Маттиа, потому что Давиде — мой!

— Сюзанна!..

— Сюзанна — что? Я должна чувствовать себя виноватой только потому, что собираюсь немного насладиться жизнью? Не понимаю… Ты что, всю ночь хочешь заниматься любовью со своим домом? Ничего подобного, послушай-ка меня, сегодня вечером я хочу видеть тебя готовой и при параде ровно в восемь. Целую! — она отключается, не давая подруге возразить. Кристина смотрит на телефон и отключается. Вот это энергия, Сюзанна неудержима. Но, надо признать, она мне и правда помогает. Я себя знаю, если бы она не заставляла меня выходить с ней, я бы закрылась дома в спортивном костюме, без укладки, без конца ела бы шоколад и впала бы в депрессию. Да, она права. Может, будет весело. К тому же, какие у меня альтернативы?

102

— Отлично, девчонки… Когда захотите взять ревашн, мы будем здесь! — Лука издевается на Барбарой, Сарой и Ники.

Марко не отстаёт от него.

— Да! Но мы всё-таки отлично повеселились… Хотите знать, что было лучшей частью? Когда вы думали, что победите! Ха-ха!

— Да, это было круто!

Барбара пихает его.

— Вы обязаны этой победой только Гуидо! Без него мы бы вас размазали, разнесли, порвали…

— Да вы бы нас даже на приставке не победили!

Сара ещё более возмущена:

— А что вы ему дали? Уверена, дело в наркотиках… Он был как Хесус Кинтана из фильма братьев Коэн!

— Ага, отличный фильм. Как он назывался?

Гуидо весело улыбается.

— Сейчас скажу… «Большой Лебовски»… Легендарный.

Ники смотрит на него с любопытством.

— Конечно, ты и его помнишь…

— Видел этот фильм сто раз… Люблю его. Столько интересных фраз… «Это не Вьетнам, в боулинге есть правила». Ладно, ребята, увидимся…

— Окей, до скорого, завтра в десять в аудитории?

— Ладно, если я не просплю…

— Ну и я тоже.

Попрощавшись, каждый идёт к своему мотоциклу со своей девушкой. Ники и Гуидо остаются наедине. Гуидо идёт к ней с руками в карманах.

— Итак, посмотрим… Пицца, пицца… У нас есть «Cassamortaro Caffè» на корсо Франча, там вкусно готовят. Если не хочешь, есть ещё «Baffetto» и «Montecarlo» неподалёку от корсо Витторио, ещё «Berninetta» рядом с пьяцца Кавур, там ещё делают офигенную картошку фри…

— Ты ужасный лжец.

— О чём это ты?

— Заставил меня поверить, что не умеешь играть…

— Я? — Гуидо подносит левую руку к груди. — Ты считаешь меня способным на подобный обман?

Ники натянуто улыбается.

— Ещё бы.

— Ничего подобного, ты ошибаешься… Просто потом мне стало везти с бросками… Я хочу сказать, что попробовал, и у меня получилось. Ты ведь знаешь, как говорят: удача любит смелых. Вот и всё, я был смелым и удача мне улыбнулась. И мне бы хотелось, чтобы ты сделала сейчас то же самое…

Улыбка Ники становится ещё более фальшивой.

— Скотина, вот ты кто.

— Есть…

— Что есть?

— Я знаю, куда поведу тебя! Сегодня вечером мы идём есть в «Soffitta» на виа дей Виллини, где готовят фантастическую пиццу и приносят её прямо на деревянной лопатке, на которой достают её из печи!

— Ни за что.

— Что? Ты проиграла пари, а теперь отказываешься платить? В таком случае, скотина — это ты, я бы даже сказал, одна из худших. А ещё лгунья, ты ведь пообещала мне… Поверить не могу! Просто не могу поверить!

— Хватит, Гуидо! Не преувеличивай!

— Ты отказываешься платить… Проиграв спор!

Ники очень рассержена, но понимает, что всё так и есть и она уже не может ничего изменить. Не нужно было соглашаться. Но кто мог представить, что он выбьет шесть страйков?! Это был нечестный спор. И он всё равно выиграл… Гуидо словно читает её мысли.

— Ты думала, чтоу меня не получится, да? Нельзя соглашаться на беспроигрышные пари и не иметь в виду возможность выигрыша твоего противника… Как в той рекламе Аддидас, которая мне так нравится: «Нет ничего невозможного». Поэтому ты и проиграла, ни больше ни меньше… И я думаю, ты проявишь огромное великодушие, если оплатишь свой «долг»…

— Ладно, это будет честно.

— Ох, слава богу. В таком случае, в котором часу тебя забрать?

— Сегодня я не могу.

— Как это? Ты снова начинаешь?

— Нет, просто… — Ники улыбается, — я сделаю, что должна, — мы поужинаем вместе, но не сегодня.

Гуидо начинает злиться.

— Я так и знал, знал, что так или иначе ты меня обманешь.

— Это не так, мы ведь договорились: если я проиграю, то прогуляюсь с тобой… но мы не обсуждали время. Как видишь, я не вру.

— Я уверен, что ты врёшь, я бы даже больше сказал… Ты очень коварная!

— Не то слово…

— Это потому, что ты выходишь замуж?

— Придурок! Потому что не собираюсь попадать в твою ловушку. Давай, отвези меня, нужно забрать мой скутер.

Гуидо начинает смеяться, садится на свой мотоцикл, помогает Ники сделать то же самое и протягивает ей шлем.

— Только одна вещь, Ники…

— Какая?

— Сейчас, пока я буду за рулём…

— Да?

— Не прижимайся ко мне слишком!

— Поехали уже… — Ники шутливо ударяет его в плечо.

— Ай, и хватит уже меня бить…

— Да-да, поехали, Гуидо, веди молча, иначе твой долгожданный ужин не состоится!

— Я даже знаю, какую пиццу ты закажешь…

— И какую же?

— Каприччоза… Прямо как кольцо у тебя на пальце…

Они едут посреди оживлённого движения обычного дня, перебрасываясь шутками и смеясь, молодые и беспечные, болтая о своём, становясь друзьями и ни о чём не думая, с той странной лёгкостью, которую можно почувствовать в уникальные, неповторимые моменты, как и должно быть в их возрасте, в это странное время, которое предшествует многим событиям. Во всех смыслах.

— Тебе на самом деле нравится Виничио Капоссела? Никогда бы не подумала.

— Почему? — немного оборачиваясь, улыбается ей Гуидо. — Откуда тебе знать, нравится ли мне кто-то вроде него или нет?

— У тебя должен быть особый взгляд на жизнь…

— Так и есть, хоть, возможно, я не показываю его тебе… «Твой сладкий поцелуй — и ты молча украла моё сердце…» Слова одной из его песен…

— Хм… А Паоло Нутини?

— Я такого не знаю.

— В таком случае, нет у тебя никакого особого взгляда…

— Но мне очень понравилось последнее из Марко Карта.

— Это я и имела в виду! Мы ведь просто съедим пиццу, правда?

— Ну, это зависит оттого, сколько ты ешь…

— Идиот, ладно, две пиццы! Я имела в виду, что мы ведь не собираемся ни на какой концерт перед этим…

— А, нет… Но если ты хочешь ещё проиграть, чтобы назначить второе свидание… Тогда я поведу тебя на концерт Неграмаро.

— Вау, было бы круто. Есть только маленькая проблемка.

— Какая?

— Никогда больше не буду с тобой спорить.

Гуидо улыбается ей в зеркало.

— Тем лучше.

— То есть?

— Так, если ты пойдёшь на концерт, если примешь моё приглашение послушать Капосселу или Неграмаро, ты сделаешь это не из-за того, что проиграла, а потому, что хочешь быть со мной.

— Или увидеть Капосселу! Давай, тормози, мы приехали. Мой скутер здесь.

Гуидо заворачивает и тормозит в шаге от SH Ники.

— Ну вот. Хочешь, я заберу тебя завтра? У нас одни и те же занятия…

— Нет, спасибо, — Ники возвращает ему шлем. — Я завтра не приду.

— Тогда я, возможно, тоже. Мы можем врнуться в боулинг. С удовольствием дал бы тебе несколько уроков! Иногда просто нужно сделать бросок в нужный момент! Раз плюнуть.

— Спасибо тебе, но у меня другие планы.

— Хочешь, я пойду с тобой?

— Нет, спасибо. Ладно, увидимся, нме нужно бежать.

Ники целует его в щёку и идёт к своему скутеру. Затем оборачивается в последний раз. Гуидо далеко. Она машет ему рукой. Он возвращает ей этот жест и исчезает в дали проспекта.

Ники присаживается, чтобы снять цепь со скутера. Просто замечательно. «Хочешь, я пойду с тобой?» Да, конечно! Завтра я иду примерять свадебное платье… Так и представляю себе это. Он сидит на диване с бокалом шампанского, а я захожу в примерочную и выхожу каждый раз в новом платье. Только это не «Красотка», даже не «Большой день». Это моя свадьба! Она вдруг начинает паниковать и понимает, что дни летят с невероятной скоростью, что она всё ещё должна сделать тысячи вещей… и принять кучу решений! Она начинает задыхаться.

Она осматривается и задерживает взгляд на группе ребят, выходящих из университета. На некотором расстоянии от неё верхом на мотоцикле целуется парочка, словно так и надо, словно они одни на пляже, словно не существует больше ничего и никого. Они страстно целуются, не останавливаясь ни на мгновение, безразличные к миру, запустив руки в волосы один к другому, голодные до любви, до мятежной страсти, безрассудной, безумной, не думая об остальных. Кто они такие? Она всё ещё напугана, у неё прерывистое дыхание, она чувствует страх, панику, взрыв адреналина. Мне нужно с кем-нибудь поговорить. Мне страшно. Помогите.

— Привет… прости…

Ники останавливает проходящую мимо девушку.

— Да?

И тут Ники отчего-то смущается, краснеет, но затем берёт себя в руки.

— Который час? У меня часы остановились…

Девушка смотрит на свои.

— Пятнадцать минут четвёртого.

— Спасибо.

— Не за что… — девушка внимательно её разглядывает. — Прости, а ты… ты случайно не модель из рекламы карамели? Солнце… Нет, как они назывались?

— ЛаЛуна…

— Точно.

— Да, это я.

— Значит, мне не показалось… Бывает же такое… — они замолкают на несколько мгновений. Девушка возвращается к разговору: — Я заговорила об этом, потому что сама пробовалась множество раз, хотелось бы иметь какую-то работу, чтобы прижиться здесь, в Риме. Я из Мачераты. Изучаю право, хочу стать адвокатом, но если бы мне представилась возможность, я бы не отказалась сняться в рекламе или даже в кино. Ведь есть же такая возможность?

Ники смотрит на неё и счастливо улыбается. Паника испарилась и теперь ей хочется смеяться, а эта ситуация кажется ей нелепой. Ситуация, в которой её узнают на улице по тем фотографиям, и что кто-то хочет стать знаменитым, ничего не делая. Неплохо. Затем она проверяет девушку.

— Меня зовут Паола, — представляется та.

— Ники… Рада знакомству. Слушай, если хочешь, я дам тебе номер телефона… Главную по кастингу зовут Микела, она отбирает девушек для рекламы… Запиши его…

Она даёт номер телефона компании Алессандро, который помнит наизусть. Пока Паола сохраняет его в своём мобильном, Ники думает. Красивая, может, немного вульгарная, да, но ведь ей даже необязательно рот открывать… Внешне она очень милая, у неё стройные длинные ноги. Паола закрывает мобильный.

— Отлично, спасибо… — улыбается она. — У тебя нет мобильного?

Ники пожимает плечами.

— Есть…

— Значит, ты могла там посмотреть время…

— Да, ты права… Вот я дура, мне даже в голову не пришло.

Паола улыбается ей, словно не хочет заострять на этом внимание.

— В любом случае, было приятно с тобой познакомиться… То есть, это была странная ситуация, так что, возможно, это был какой-то знак свыше. Такие встречи никогда не бывают случайными.

— Ага… — Ники вспомниает о панической атаке и вдруг снова смущается. — Ладно, мне пора ехать, Паола.

— Да… Пока. Тебя зовут Ники, да?

— Да.

— Ну, я должна сказать, что ты была прекрасна в той рекламе, твоё изображение было по всему Риму.

— Ага, спасибо…

— Ну, пока… — Паола удаляется, оборачивается в последний раз и немного провожает её взглядом.

Ники снимает цепь и засовывает её в сиденье. «Прекрасна в той рекламе»? Но я же просто спала! Думаю, она меня просто перепутала с кем-то. Самое красивое в рекламе ЛаЛуны было то, какими естественными вышли фотографии. И знаешь, почему? Потому что Алекс меня фотографировал, пока я спала. Алекс. Он мне сегодня не звонил. Как такое возможно? Хотя бы для того, чтобы узнать, не знаю, где я, что делаю… Ники достаёт шлем, из сумки достаёт мобильный и открывает его. Не-е-ет! Шесть пропущенных! Как это? Она проверяет телефон. Чёрт, он был на беззвучном. Потому я и думала, что мне никто не звонит… Ни Алекс, ни остальные: из дома, мама, папа, Волны!.. Она проверяет пропущенные звонки. Что? Олли, интересно, чего она хотела… и Алекс… четыре пропущенных! Он звонил мне четырежды, а я ни разу не ответила. Она просматривает детали. В 12:15, в 12:16, потом ещё две попытки в 14:30. Интересно, что случилось, позвоню ему сейчас же. Она быстро набирает его номер и жмёт кнопку вызова. Ту-у-у, ту-у-у.

— Привет, любимая! Где ты была? Видимо, у тебя были бесконечные занятия!

Ники кусает губы.

— Нет, не в этом дело… Я сделала всё возможное, чтобы попасть туда, мне заняли место в первом ряду, но потом там начался просто бедлам.

— То есть?

— Двое парней подрались и сорвали лекцию…

Алессандро улыбается.

— Я начал думать, что ты сделала, как Джулия Робертс…

— О чём ты? — Ники всё ещё чувствует себя виноватой.

— «Сбежавшая невеста»… Я думал, ты сбежала.

— Нет… — ей хотелось бы добавить «пока что», вспоминая о своей панике, о ребятах, таких же, как она, беспечно выходящих из университета…

Алессандро замечает странную тишину.

— Ники…

— Да?

— Что случилось? Всё хорошо?

— Да-да, прости… Всё в норме.

Алессандро встревожен, но пытается скрыть это.

— Помню, когда ходил в университет, весь день был загружен…

— Да. Знаю, но в последнее время занятий больше, чем я могу потянуть.

Алессандро старается успокоить её.

— Вот увидишь, скоро всё утрясётся. Это естественные последствия смены правительства. Так всегда бывает… Кто-то начинает агитировать студентов, создавать общественные течения, пытаться вызвать чувство, что нынешняя система слишком хрупка… Плохо то, что люди, которые вот так проявляются, даже не понимают, зачем делают это. Если ты спросишь у ребят из «Волны», зачем они выступают, сколько из них дадут тебе разумный ответ?

— Да, ты прав… Некоторые делают это, потому что сейчас так модно…

— А другие потому, что только так могут проявить себя… — в это время Ники думает о Гуидо. Алессандро продолжает: — Как это было в мои времена… Думаю, такое происходит в каждом поколении…

— Ну да.

— Раз лекция не состоялась, почему ты не отвечала на звонки?

Ники вдруг краснеет, у неё горит лицо, и она чувствует, как заколотилось сердце. И что теперь делать? Что сказать ему? Ладно, я ведь не сделала ничего плохого, так?

— Я ходила с друзьями в боулинг.

— С Волнами?

— Нет… С университетскими… — Ники на мгновение закрывает глаза, прежде чем продолжить: — Барбара, Сара, Марко, Лука… В общем, ребята, с которыми я учусь.

— А-а-а…

Гуидо. Она не упомянула Гуидо. Она намеренно его исключила. Почему ты сделала это, Ники? Что ты задумала? Теперь ты не можешь исправиться и сказать: «Ах, конечно, ещё был Гуидо…». Это прозвучит потрясающе фальшиво, станет очевидно, до какой степени ты виновата. А в чём виновата? Ох! Ники, ты молчишь слишком долго… Слишком. Скажи что-нибудь.

— А ты что делал, Алекс? На работе всё в порядке?

Никогда раньше эта фраза не звучала так странно и неуместно. Впечатление, что на самом деле ей совершенно неинтересен ответ на этот вопрос, что она просто пытается дистанцироваться от своей лжи. Ложь… Абсолютное отсутствие правды. Но я ведь просто скрыла присутствие Гуидо, вот и всё. Или, всё-таки, тут что-то большее? В чём дело, Ники? К чему все эти вопросы? Что происходит? Ты сходишь с ума? Это невозможно, Ники. Ты ведь знаешь это, правда? Слава богу, Алекс подхватил этот разговор. Но ей кажется, что он длится целую вечность, что её пауза слишком долгая, и что всё это время он ломает голову. Как там было в песне Баттисти? Алекс мне пел её, когда мы начали встречаться: «Замешательство… Мне жаль, ты была лишь иллюзей и потерялась в замешательстве…» И ещё одна… «Но я сказал им нет, и теперь возвращаюсь к тебе с моими бедами, с умершими надеждами и теперь не могу вернуться к жизни, потому что мне не хватает смелости…» Что я несу? О чём я думаю? При чём тут всё это? Ники замечает, что Алессандро всё ещё говорит.

— Так что в итоге мы пошли обедать в «Zodiaco», это чудесное место, милая, мы должны сходить туда вдвоём…

— Ага… и кто там был с тобой?

Алессандро на секунду останавливается. Он замолкает, чувствуя себя жертвой внезапного волнения.

— Ники, я же только что сказал: Леонардо, я и новая помощница, Раффаэлла, которая помогает мне с этим проектом…

— А…

Алессандро замечает, какая она странная. Может, просто устала. Ей хватает поводов для волнения: учёба и подготовка к свадьбе.

— Дорогая, не хочешь позже встретиться? Я постараюсь закончить как можно раньше, и мы можем сходить куда-нибудь. Мы могли бы сходить в кино или поужинать. Что хочешь.

Ники думает несколько секунд.

— Спасибо, но нет. Мне бы хотелось вечером заняться учёбой. Если получится. Хочу немного нагнать, потому что не знаю, как будет дальше…

— С моими двумя монстрами?

— Именно… — смеётся Ники. — Может, они заставят меня пережить ещё одну такая неделю, как эта, полную стресса… Когда придёт день свадьбы, ты меня не узнаешь, дорогой. Завтра у нас тоже планы…

— Что-то важное?

— Самое важное: свадебное платье… Я очень волнуюсь.

Алессандро улыбается.

— Сокровище моё… Не так уж важно, что ты наденешь, пусть даже неожиданно самое простое платье…

— Ты к чему это, Алекс? Ты только что сказал одну из этих типичных фраз, чтобы за что-то извиниться.

Алессандро на мгновение задумывается о Раффаэлле, но знает, что тут нет никакой вины.

— Ты права. Прости. Я потерял слишком много времени. Я должен был сделать тебе предложение ещё тогда, когда ты врезалась в мою машину, когда мы познакомились…

— Но тогда твоим единственным поводом для беспокойства были мои ноги на твоей приборной панели!

— Конечно, потому что я глаз не мог отвести от твоих ног, и тогда я бы врезался ещё в кого-нибудь…

— Лжец!

— Клянусь тебе! Слушай, я позвоню тебе позже, сейчас у меня совещание…

— Ладно, до скорого, родной.

Алессандро отключается. Как странно. Она не спросила меня о том, какая Раффаэлла. Вообще-то, женщины постоянно переживают из-за новых ассистенток.

— Алекс… — Раффаэлла легка на помине. — Я могу тебе кое-что показать?

— Конечно, проходи… — Алессандро наблюдает за тем, как она подходит к его столу.

То, что она была моделью, очевидно. То есть, она до сих не перестала быть ею. Когда Раффаэлла кладёт рисунки на его стол и наклоняется вперёд, может, слишком, у Алессандро не остаётся никаких сомнений в том, кто она. Если кого-то волнует на самом деле эта новая помощница, это он сам.

Раффаэлла замечает, что он её разглядывает, но притворяется, что не видела этого, и улыбается.

— Тебе нравится?

— Что?

— Я о рисунках, тебе нравится?

— Да-да, ты молодец. Они идеальны, — и, сказав это, он немного краснеет, сам того не желая.

103

Сюзанна выбрала этнический ресторан. Она, Кристина, Давиде и Маттиа сидят за столиком в «Sawasdee», тайском ресторане неподалеку от пьяцца Болонья. Обстановка утончённая и элегантная.

— Ну как, вам нравится? Надеюсь, что тайская кухня вас вдохновит… Некоторые верят, что это чистый афродизиак! — улыбается Сюзанна. — К тому же, здесь готовят очень вкусно. Сюда иногда приходят поесть даже сотрудники посольства. Красный карри с курицей и бамбуком — это очень вкусно, называется на их языке Kaang nar Mai, жаренная свинина в кисло-сладком соусе, говядина с карри. Я была здесь всего раз…

Кристина осматривается. Надо признать, это довольно милое местечко.

— И вправду, Давиде, ты был прав.

Он поворачивается и смотрит на Маттииа.

— О чём ты?

— Оно того стоило… Наши гостьи просто очаровательны! — улыбается он, глядя на краснеющую Кристину.

Маттиа очень привлекателен: мускулистый брюнет со светлыми глазами. Его манеры утончённые, но и мужественные. Он впечатлил её с первого взгляда.

— Я ведь тебе говорил, я требовательный парень и был уверен, что подруги Сюзанны красивы и милы, по крайней мере, настолько же, насколько и она сама.

Давиде наполняет бокалы и все пьют. Вечер становится умиротворённым, весёлым, приятным, полным разговоров. Кристина вновь чувствует себя восхитительной и живой женщиной. И это, с одной стороны, пугает её. Хотя с другой — нисколько.

104

Олли работает над огромным списком дел. Сейчас только девять утра, а она уже в офисе. Вдруг на её столе звонит телефон. Как странно. Мне сюда ещё никто не звонил. Должно быть, ошиблись. Она берёт трубку и отвечает.

— Алло?

В первый момент Олли не узнаёт голос. Повелительный тон.

— Алло? Алло?

— Да? — отвечает Олли.

— Это детский сад? Это ты, малышка?

Олли бледнеет. Это Эдди.

— Да-да, это я. Говорите.

— Мне нечего сказать… мне нужно увидеть тебя. Твои рисунки. После обеда.

Олли бледнеет ещё сильнее. Рисунки. Значит, в тот день он говорил серьёзно. И что мне теперь делать? Они ведь совсем не готовы!

— Ну… да, конечно. Я их принесу, — вешает она трубку.

И как мне теперь привести их в порядок? Она быстро выдвигает ящик. Берёт папку. Пролистывает рисунки в поисках чего-нибудь стоящего. Нет. Нет. Нет. Не эти, к тому же, он уже половину из них видел! Вот чёрт.

Симоне входит в кабинет и замечает метания Олли. Сначала ему хочется бежать наутёк. Он всё ещё немного разочарован её поведением. Он так и не сказал ей, что знает, что она делала в том доме. Не хотел смущать её. Он снова смотрит на неё. Она выглядит так, словно впала в ступор. Что с ней такое? Он решает подойти.

— Привет, Олли…

Она резко вскидывает голову.

— А… Привет, Симо…

— Что с тобой?

— Мне конец… Несколько дней назад Эдди попросил меня сделать для него несколько рисунков. Ну, на самом деле он не сказал мне прямо, что хочет их, и я подумала, что он меня прововцирует, так что даже не обратила внимания. Я решила, что он шутит. А теперь он позвонил мне и сказал, что хочет видеть их после обеда. Мне конец, он меня убьёт, — она поднимает руки к голове и закрывает ладонями глаза.

Симоне смотрит на неё.

— Вот видишь, он захотел дать тебе шанс.

— Ну да… похоже на то. А я всё профукала.

Симоне улыбается.

— Если ты тут же сдаёшься, значит, ты и не заслужила этого шанса… В мире моды нужно невозможное делать возможным.

— А я что делаю? Мне нужно комбинировать ткани… А я просто ужасна, — она чуть не плачет. Симоне немного задумывается, а потом подходит к стулу.

— Возьми альбом…

Олли смотрит на него влажными глазами.

— В смысле?

— Я смотрю, ты сегодня не выспалась, да? Возьми альбом и карандаши.

Олли подчиняется.

— Будем вдохновляться этими тремя… — он берёт три рисунка Олли, — но сделаем из них что-то новое. Потом я спущусь вниз и выберу подходящие ткани. Давай, если мы начнём сейчас же, то закончим к половине первого точно.

Олли смотрит на него. Затем наклоняется и целует его в щёку.

— Ты просто солнышко…

— Я знаю. Только ты этого до сих пор не поняла… а ты как думала? — она начинает рисовать. Олли делает то же самое.

Через четыре часа непрерывной работы, без единой паузы даже на кофе, обмениваясь советами, стирая, рисуя заново, наконец, выбрав ткань, которую Симоне взял в швейном цехе, Олли выходит из кабинета и поспешно пересекает коридор. Стучит в дверь Эдди. Никто не отвечает. Она пробует во второй раз. Ничего. Это невозможно. Его нет. Я должно его найти. Не хочу, чтобы он думал, что я опоздала. Или ушла. Она сбегает по лестнице. Спрашивает девушку на ресепшен. Они не знают, где он. Она ищет в баре. Нет. Бежит зал для совещаний. Нет. Она снова поднимается и стучит в его дверь.

— Кто это?

Слава богу. Он вернулся.

— Олимпия Крочетти.

— Ах да… входи. Вдруг получится повысить тебя.

Олли открывает дверь, глубоко вдыхает и заходит. Эдди сидит в своём кожаном кресле, положив ноги на стол. Смотрит на неё. Олли несколько возбуждённо начинает говорить.

— Слава богу… Я подумала, что Вас нет… То есть, что Вы ушли… Да, точно… что подумаете, что я опоздала… что мне нечего сказать… в общем…

— Я был в туалете, вот и всё.

— Конечно…

Олли стоит в ступоре.

— Ладно, что у тебя? Подойдёшь, или мне встать?

— Нет… то есть, да… в общем, вот и я, — Олли подходит к нему и садится.

Она протягивает Эдди папку с тремя рисунками. Он открывает её, явно безо всякого желания. Рассматривает первый. Затем второй. Третий. Невозмутимо. Как всегда. Олли уже знает его. Через несколько минут бесконечной тишины, в которые руки Олли начинают потеть, а уши гореть, Эдди поднимает взгляд на неё. Пристально смотрит несколько мгновений. Ещё раз просматривает рисунки. Потом опять Олли. Снова рисунки. Наконец, смотрит на Олли.

— Это сделала ты?

— Да…

Несколько секунд она боролась с желанием сказать, что на самом деле закончила их благодаря Симоне, что все идеи его, вот так, ничего этого не было бы, потому что Симоне немного изменил их, придал им окончательную форму и выбрал ткани…

— Поверить не могу. Если бы мы были в школе, я бы сказал, что ты списала.

— У себя самой…

Эдди смотрит на неё и ухмыляется.

— Смешно… — он в очередной раз смотрит на рисунки. — Считай, что я тебя повысил.

Олли едва верит в услышанное. Она не знает, что сказать. У неё пересыхает во рту, а глаза становятся по пять рублей.

— Ты можешь дышать?..

— Что? А… да… нет, просто…

— Ты всегда заикаешься? Послушай, стилист, три проекта которой скоро отправятся в производство… — Эдди на мгновение прерывается, осознавая значимость своих слов, — не может позволить себе заикаться. Представь себе, нас же на смех поднимут…

Олли смотрит на него. И вдруг чувствует, что хочет сделать это. Она уже собирается встать, чтобы обнять его. Он понимает это.

— Ради всего святого, даже не думай, выбрось это из головы немедленно. А теперь иди отсюда. Бери рисунки и неси на производство. А я им позвоню сейчас же. Давай, давай, до скорого, — жестом руки он отправляет её вон.

Олли на ходу хватает со стола рисунки и папку, прощается, спотыкается о ковёр, выходит и закрывает дверь. Опирается на неё спиной, закрывая глаза. Глубоко дышит. Поверить не могу. Не может быть. Затем она идёт и спускается по лестнице. На середине она останаваливается, возвращается, пересекает коридор и входит в депрартамент по маркетингу. Симоне смотрит на что-то в мониторе своего ноутбука. Видит, как она вбегает. Счастливая. Безумная. Раскрасневшаяся. Немного вспотевшая.

Она запрыгивает на него и обнимает.

— Он отправил их в производство, он отправил их в производство! — она подпрыгивает, утягивая его за собой. Все ошарашенно смотрят на неё.

Потом Олли отстраняется, целует Симоне в щёку и снова убегает, на этот раз спускаясь этажом ниже. Да, думает она, Симоне — настоящий ангел. И никакой он не тормоз. Если бы Олли только знала, насколько больше значит то, что он сделал, для самого Симоне.

105

В течение следующих дней Маргерита и Клаудия не отпускают Ники ни на мгновение.

— Посмотри, это должно быть просто идеально. Наша мать издевается над нами.

Ники с любопытством вмешивается:

— Вы о чём? Я ничего не понимаю.

— Ох, — Маргерита улыбается, поднимает руки, а затем даёт им свободно упасть. — Ты ведь знаешь, какая она?

На самом деле нет, думает Ники. Я видела её только раз.

— Ну, в общем, — продолжает Маргерита, — она женщина очень требовательная, и развлекает себя тем, что заключает с нами пари. Она готова поставить всё на это.

Клаудия улыбается ей.

— Да, её не назовёшь простой сверковью!

Свекровь. Свекровь?! Боже мой, так и есть! У неё словно что-то взорвалось в голове, какая-то бомба, в общем, это настоящая угроза её спокойствию, Ники снова становится жертвой панической атаки. Но Маргерита и Клаудия ничего не замечают и продолжают, как ни в чём не бывало.

— Например, она считает, что у нас не получится изменить твоё мнение…

Клаудия берёт Ники под руку.

— Но мы ведь согласны во всём, правда?!

Ники старается расслабиться, она почти что задыхается, так что просто согласно кивает с широко открытыми глазами и чувствует, как у неё кружится голова.

— Да-да… конечно, — наконец, удаётся ей ответить не своим голосом.

Двое сестёр тянут её, не давая возможности остановиться.

— Итак, это Альберто Тонини, исключительный фотограф.

— Добрый день, синьоры.

— Он кажется нам идеальным. Он сделал чудесные репортажи о наших свадьбах. Смотри… — они открывают прямо у её лица большую книгу в кожаном переплёте с серией фотографий всех или почти всех важных церемоний в Риме. — Держи… Это семья Вассилли… Это дочь доктора Брианци, это синьора Фламини, это…

Ей показывают самые разные свадьбы, с платьями и невестами на любой вкус: блондинки, брюнетки, с собранными волосами, милые, невзрачные, красавицы, молодые, женщины с более или менее дорогими украшениями, с причёсками более или менее изощрёнными, которые смеются, пока в них кидают рис на выходе из цервки; букеты цветов, летающие в воздухе, руки жениха и невесты, только что вступивших в брак и всё ещё сияющих, без единого изъяна — просто блистательное отражение счастливой любви; потом улыбки и вуали, которые скрывают слёзы радости, дорожка из лепестков роз перед женихом и невестой, и поцелуи: поцелуи в дверях церкви, поцелуи со смехом и обещаниями, смех друзей и мелкие зёрна риса, замершие как крошечные светлячки, освещающие этот момент и помогающие записать этот момент в памяти навсегда. Навсегда. Ники слышит, как это слово раздаётся в её голове, в то время как фотограф продолжает невозмутимо болтать.

— А вот романтическая прогулка жениха и невесты, эти фоторгафии я сделал в розарии Авентино, а эти — на берегу Тибра, эти — с острова Тиберина…

Навсегда. Ники пристально смотрит на фотографии, пробегающие у неё перед глазами, которые быстро показывают разные истории, внезапную любовь, огромную страсть, безумие молодости и обычные судьбоносные встречи, которые продлятся всю жизнь. Навсегда. Навсегда.

— А вот этот фоторепортаж сделан на свадьбе на озере Браччано.

Ники видит пару, гуляющую и целующуюся на мосту. Фотограф листает дальше.

— Здесь закат, солнце отражается в озере, они в белых цветах розового куста.

Когда фотограф собирается продолжить, Ники резко прерывает его:

— Подождите, — она переворачивает страницу обратно, придерживает её, немного наклоняется и внимательно рассматривает. — Я его знаю: это знаменитый композитор… Несколько дней назад видела его фотографию в газете. Он сейчас с другой.

— Да, отношения таких людей долго не длятся. Как альтернатива, здесь есть фотографии в городе, с монументами на заднем плане… — он продолжает листать страницы книги, безразличный к этому распавшемуся браку и к остальным историям любви, более лёгким, чем папиросная бумага, хранящая их фотографии.

— Сколько?

— Прошу прощения?

— Сколько из этих пар с Ваших фотографий всё ещё вместе?

Альберто Тонини ненадолго останавливается, кладёт книгу на стол и задумчиво смотрит на неё.

— Думаю, около половины. Вероятность того, что союз окажется долговечным, зависит от выдержки и терпеливости этих двух человек. Это просто вопрос ума. Понятно, что изначально всё дело в любви, но потом следует удобрять её доверием и терпением. Вы знаете, что люди иногда разводятся сразу после свадьбы? Некоторые выдерживают всего несколько месяцев. И, конечно же, сопротивление обратно пропорционально богатству…

— Что Вы хотите сказать?

— Чем больше у пары денег, тем легче они разводятся. Они не думают дважды. Что-то не так? Отлично, всё кончено… Хорошо… То есть, плохо! Знаете, бывают такие люди, ничего их не волнует, возможно, они даже не думают, что конец брака — это их личный провал…

Ники окончательно запутывается. Навсегда — или провал. Нет термина где-то посередине. Либо всё получается и всё чудесно, навсегда, ты чувствуешь себя по-настоящему счастливым с этим человеком, любя его и будучи любимым им… или полный провал. В несколько мгновений она перебирает все отношения в своей жизни. Все… Их почти и не было! Та или иная летняя история. Она вспоминает только двоих. Фабрицио и Джон, американец. Она познакомилась с ними на пляже. С Фабрицио у неё был первый поцелуй и что-то ещё весь последующий год. Потом всё закончилось, потому что она встретила Джона. Он был привлекательным. Вот только Ники не говорила по-английски. Она не понимали друг друга, зато много смеялись… У них могла выйти красивая история, и, отчасти, так и было, но неизбежная необходимость расставания — это часть любых летних романов. Эту любовь нельзя поставить на паузу, как любимую песню: если кто-то тебя позовёт, ты даже не услышишь. А потом появился Фабио. Я в первый раз влюбилась, первый раз во всех смыслах, но потом всё закончилось, мы друг друга не понимали, всё время были на нервах, меня бесило то, что он говорил, как вёл себя в целом, как разговаривал с официантами, когда мы ходили вместе ужинать. Как странно. Кажется, будто с тех пор прошла целая жизнь. С тех пор я сильно повзрослела. Когда живёшь любовью, то думаешь, что она будет длиться вечно, а потом… Потом в один миг всё проходит. И ты становишься старше, меняешься, меняется твой взгляд на некоторые аспекты, ты становишься другой женщиной. Не будем далеко ходить, сейчас мне так стыдно вспоминать некоторые свидания с Фабио и некоторые наши ссоры. Та ночь в его доме, перед тем летом, после того, как ушли его родители, мы говорили друг другу прекрасные слова, обнажённые, ошеломлённые страстью, встревоженные, и мы занялись любовью, забыв о всех волнениях и проблемах, потому что как он, так и я, глубоко чувствовали то, что нас объединяло, и мы поклялись друг другу в любви… Навсегда. Я сказала тогда: «Навсегда». В первый раз — и навсегда. Но всё вышло наоборот, всё закончилось. От этих дней не осталось никаких следов, в моей жизни не осталось даже его лица, только в моём сердце и сознании, на фотографиях, некоторые были чёрно-белыми, в моих воспоминаниях, как в фотоальбоме… А теперь я влюблена в Алекса и собираюсь выходить замуж навсегда… Так же, как сказала тогда, но ничего не вышло… Но сегодня так и будет, точно… А завтра, а послезавтра? Ничего не изменится? Он ведь богат… Он может позволить себе провал. А я? Даже если бы он был самым богатым человеком в мире, я бы не стала заранее обещать ему того, что не смогу выполнить. Потому что всё меняется, и сейчас я не могу отвечать за ту женщину и того мужчину, какими мы можем стать однажды.

Альберто Тонини прерывает её размышления:

— Также существует возможность сделать видео, которое потом мы сами смонтируем после съёмки в церкви и на банкете, мы наложим музыку, которую невеста может выбрать сама или оставить это нам.

Фотограф включает видеопроигрыватель, и появляются изображения свадьбы с песней Ti sposerò perché[11], как фоновая музыка. Парень и девушка, взявшись за руки, идут по дорожке между деревьями. Октябрь, под ногами подушка из красных листьев. Эти двое взяты в фокус, их поцелуй в замедленной съёмке, и в этот самый момент громкость музыки увеличивается. «Я на тебе женюсь из-за твоей улыбки, ведь ты такая сумасшедшая, как я…» Девушка отстраняется от него и, всё ещё в замедленной съёмке, ослепительно улыбается. Потом жених с невестой убегают и теряются из виду в лесу. Снова слышится песня: «Я на тебе женюсь, ведь ты так любишь быть в толпе людей, но от меня не сможешь затеряться в ней…» После лирического отступления в виде лёгких облачков в закатном небе видео возвращается на праздник с гостями, где пара болтаёт со всеми и смёется, не расцепляя рук. Ещё больше поцелуев и улыбок, бутылка, летящая пробка и песня: «Я на тебе женюсь, как только тебя встречу, когда узнаю, где ты, с кем и кто…»

Ники внимательно наблюдает за последним поцелуем этой влюблённой пары. Она думает о силе этой песни. Ti sposerò perché рассказывает о женщине, которую он ещё не встретил. Почему сила любви — это фантазия, а желание любить иногда превращается в кислую неудовлетворённость? Почему простой факт того, что мечта превращается в реальность, может разочаровать человека? Почему мечта — это и есть настоящая сила любви? Потому что это песня влюблённого. И пока он ищет ту самую женщину, всё хорошо, он говорит о любви, мечтая о ней. Но как только он её встретит, всё закончится, это только вопрос времени. Эрос Рамаззотти женился на Мишель Хунцикер. Я была влюблена в эту песню и в них обоих, в их историю любви, в чудесную свадьбу, которую они отмечали в Браччано, в другую песню, которую он посвятил ей, написал и спел для неё. «Нет ничего прекрасней, потому что ты уникальна, бесконечна, когда того захочешь, спасибо, что ты есть…» Спасибо, что ты есть. Разве можно сказать женщине что-то более красивое? Это словно восхищаться ею только из-за того, что она просто существует на свете, что она рядом… словно уже одно это — подарок всему миру. А потом они просто взяли и расстались. И этих слов не хватило. Эта восхитительная песня, их дочь, его поэзия, улыбки и поцелуи на свадьбе — этого оказалось недостаточно… для пресловутого «навсегда». Если у них не получилось, почему у меня должно быть по-другому? Алекс, когда поёт, ещё и фальшивит! Не понимаю, почему мне в голову пришло что-то настолько глупое, может, от отчаяния, потому что я начинаю понимать, что брак — это русская рулетка… Мы ведь говорим о музыке… Uno su mille ce la fa Джанни Моранди, «Это получается у одного из тысячи».

— Кстати… — фотограф снова тактично и вежливо прерывает её мысли. — Эта пара хотела, что мы провели с ними даже медовый месяц, представляете, насколько им понравилась наша работа…

— Что они даже позвали Вас в путешествие!

— Да, но мы с помощниками не смогли поехать, нас уже заказали на очередную свадьбу.

— А…

— Во всяком случае… — фотограф указывает ей на экран, где жених с невестой целуются под конец видео, — раз уж Вас интересует статистика, эти двое всё ещё вместе. И я могу Вам сказать по секрету, что, когда начинаю делать фотографии, уже на десятой могу сказать, останутся ли эти двое вместе или нет…

Ники смотрит на него с некоторым скептицизмом. Он улыбается ей.

— Уверяю вас, это так. Как сказал Нил Лейфер: «Фотография отражает не реальность, а взгляд человека на неё». Это очень просто… Если на десятой фотографии один из двоих не улыбается, вздыхает или кажется тем или иным образом утомлённым, это значит, что они и года не выдержат. Если это случится после десятой, то пара может прожить вместе даже до самой смерти. Это магия любви!

Ники улыбается. Нужно признать, что этот фотограф — неплохой парень. Затем она замечает, как он смотрит на неё и как улыбается, пытаясь поддержать и успокоить её. Это единственный человек, который заметил, как ей страшно. Для него это очевидно. Мужчина кладёт свою руку на её ладонь.

— Магия любви способна сотворить что угодно. Не волнуйтесь. В конце концов, любовь решит за всех…

Она удивлена и чувствует лёгкое головокружение и, наконец, облегчение, оттого, что кто-то, любовь, может всё расставить по своим местам, всё уладить. Хоть бы так и было… Потому что сейчас у меня впечатление, что единственные, кто решает, это мы двое!

— А вот и мы! Вы закончили? — их вдруг прерывают Маргерита и Клаудия. — Ники, если он тебя не убедил, мы можем найти другого… Такого же хорошего!

Альберто Тонини спокойно улыбается: он прекрасно знает, что он — лучший.

— Конечно… Вот моя визитка и брошюра, где описаны все наши возможности…

Маргерита тут же вмешивается.

— И цены. Но Вы ведь не станете нас обдирать, правда? И сделаете хорошую скидку… В противном случае, мы больше никому Вас не посоветуем!

Тони снова улыбается.

— Конечно… Я предложу Вам приемлемую цену, как всегда. — Он берёт Ники за руку: — Решайте без спешки… Когда Вы женитесь?

— Двадцать седьмого июня.

— Значит, у нас ещё есть время. Я запишу Вас на эту дату за месяц, даже за два. Идёт? Так Вы сможете спокойно всё обдумать…

— Хорошо, спасибо…

Маргерита и Клаудия развлекают себя, разглядывая альбом.

— Посмотри… это не Джорджио Баллантини?

— Ну да.

— Он женился? Я думала, он с другой…

— Он всё ещё с ней.

— Я видела его в Болоньезе… Это просто подруга.

— Они все с ума посходили.

Альберто Тонини пользуется тем, что эти две женщины отвлеклись, чтобы приблизиться к Ники.

— Они немного взбалмошные и, бесспорно, шумные, но ни одна из них не вздохнула на десятой фотографии. Свадьба была важна для них… Я хорошо это помню.

Ники улыбается ему.

— Конечно… Была рада знакомству.

Она удаляется с визиткой и брошюрой в руках. Но проблема не в том, вздыхали они или нет на десятой фотографии. Проблема во мне! И в том, что, когда придёт момент, будет уже слишком поздно, вне зависимости от моих вздохов.

106

Алекс прибегает, задыхаясь и весь в поту, со своей сумкой из коричневой кожи марки The Bridge. Поспешно поднимается по лестнице церкви.

— Я уже здесь, здесь!

— Слава богу! Остальные уже зашли.

— Прости, Ники… — он быстро чмокает её в губы. — Я просто пытаюсь доделать работу как можно раньше, чтобы у меня было больше свободного времени и наше путешествие было длиннее. Длиной в тысячу и одну ночь!

— Да-да, и между тем нагружаешь меня всеми обязанностями, какими только можешь, так что если потом тебе что-то не понравится, не жалуйся!

— Я уверен, что всё получится чудесно и мне очень понравится, — он хочет обнять её.

— Нельзя, дурачок! — Ники двигает вперёд, пересекая коридор церкви и проходя мимо ризницы.

Алекс спешит за ней.

— А что плохого? Должно быть всё наоборот: это самое подходящее место, чтобы продемонстрировать свою любовь…

— Да… и чтобы самого себя в ней убедить! Так значит, ты не веришь, что я бы сама выбрала всё, что мне предлагают твои сёстры, да? Кое-что мне не нравится и, как по мне, должно быть по-другому.

— Да, знаю, ты мне уже говорила.

Ники резко оборачивается.

— Ты говорил с ними?

Алекс разводит руками в жесте, будто извиняется.

— Конечно же, а что мне было делать? Не отвечать им? Они мне звонили!

Ники кажется слегка раздражённой.

— Только этого не хватало…

— Это же мои сёстры, Ники!

— И что они сказали?

— Что всё идёт замечательно, свадьба будет чудесной, а наша мать очень этому удивляется… — а потом он решает добавить кое-что от себя: — И что у тебя очень хороший вкус!

— Да… — Ники снова сужает глаза. — Они этого не говорили.

Алессандро знает, что Ники мгновенно распознаёт ложь.

— Ладно, не такими словами, но они это сказали.

Ники снова ускоряется и едва ли не бежит по коридору.

— Так и знала.

Алессандро бежит за ней.

— Они дали мне понять это…

— Что конкретно они сказали?

— Что фотограф тебе понравился.

— Да, понравился.

Ники вспоминает этот анекдот с десятой фотографией и улыбается. А потом ей приходит на ум брошюра и указанная там цена: шесть тысяч евро. Вот тут-то им стало не до смеха.

— Ну вот, мы пришли, должно быть, это здесь, — Ники останавливается и стучит в дверь.

— Входите… — глубокий тёплый голос приглашает их внутрь. Ники открывает дверь и встречается с дружелюбным лицом мужчины с морщинами на лбу и седеющими волосами. — Проходите, пожалуйста. Садитесь там, мы заняли вам место.

— Простите…

Ники и Алессандро входят в комнатку, едва ли не проскальзывая внутрь, пытаясь незаметно проскочить перед группой из двенадцати пар, которые оказались здесь по той же причине, что и они.

— Итак, я объяснял важность этого предсвадебного семинара.

Священник укыбается только что вошедшим.

— Брак — это фантазия, мечта, которая может даже превратиться в кошмарный сон, — тогда этот дружелюбный мужчина лет пятидесяти, улыбающийся, приятный и умиротворённый резко меняется в лице. — Господу не нравится, когда над ним смеются… Так что, если вы пришли сюда, только чтобы порадовать своих родителей, чтобы соблюсти приличия этого глупого общества, если вас привели сюда убеждения, свойственные определённому возрасту… — говоря это, священник смотрит на мужчину лет сорока, а потом переводит взгляд на Алессандро. Ники это замечает и улыбается, она уже готова рассмеяться. Это чувство у неё возникает впервые, по меньшей мере, за неделю. Священник продолжает: — Насколько я могу судить, вы даже можете передумать. Вообще-то, это только вопрос времени. Брак — это важное таинство, в которое следует вступать искренне и спокойно, вы не можете обманывать себя, рано или поздно вы должны будете посмотреть в зеркало своей души… И тогда вы расплачетесь, честно посмотрев на это, с чувством вины от вашего решения, решения, которое никто и никогда не может заставить вас принять. Наш Господь любит вас даже одинокими и если вы не женитесь!

Серджио, парень с поднятым воротничком рубашки и густыми бровями, с толстой металлической цепочкой, которая вызывающе лежит на его волосатой груди, с нечесаными волосами в геле, чавкая, жуёт жвачку и несколько раздражённо осматривается. Священник распаляется.

— Вы не должны бояться, если вы не уверены, недостаточно решительны или счастливы для этого шага, а главное — недостаточно влюблены, и не только в вашу будущую жену, но и в саму идею брака. В таком случае, от этого лучше отказаться… Умоляю вас, не женитесь. Даже если вы уже что-то выбрали и заказали… Не делайте этого.

Священник замолкает и пристально рассматривает пары, сидящие перед ним. Серджио и его невеста Фабиола с дредами и серьгами-кольцами; Алессандро и Ники с их разницей в возрасте; ещё одна забавная парочка: он высокий, стройный и с орлиным носом, а она приземистая, с пухлыми щеками, ртом в форме розочки и большими голубыми глазами. Ещё две пары: в первой мужчина серьёзный, в очках, с короткими седеющими волосами, а у невесты весёлое лицо, тёмные и живые глаза; а во второй жених коренастый и бодрый, тогда как невеста — тощая и серьёзная, у неё собраны волосы, и когда она открывает рот, становятся видны её большие, как у лошади, зубы. Кажется почти естественным обменяться последним двум парам своими половинками, так что они хотя бы на вид будут казаться совместимыми.

Священник вздыхает, прежде чем продолжить.

— Хорошо. Что же может быть прекрасней, чем любовь? Я буду спрашивать вас об этом в первую очередь на каждом нашем собрании. Если кому-то это не нравится, вы можете уходить прямо сейчас…

Серджио в последний раз смотрит по сторонам, а затем, не переставая жевать с открытым ртом, встаёт, бросает последний взгляд на Фабиолу, потом на всех остальных, и, не произнося ни слова, с важным видом кладёт руки в карманы и направляется к двери.

Едва её жених выходит, священник смотрит на Фабиолу.

— Лучше сейчас, чем тогда, когда вы зайдёте слишком далеко. Если он вот так ушёл… он продемонстрировал мужество быть честным в этот момент.

Фабиола согласно кивает, но склоняет голову, и по её щеке скатывается молчаливая слеза. Затем она встаёт, и священник провожает её к двери, поглаживая голову.

— Твои родители всё поймут… Иди домой и постарайся немного отдохнуть.

Она снова кивает и выходит, шмыгая носом. Ники поворачивается к Алессандро.

— Не делай такого со мной. Иначе я просто умру.

Алессандро кладёт свою руку на её ладонь.

— Милая, я ни за что так не смогу. Принять такое важное решение перед всем миром, не поговорив сначала с тобой, не сказав тебе ничего… Я бы не смог так. К тому же, мне не нужны слова никакого священника, чтобы решить, что я хочу сделать со своей жизнью. Я здесь, потому что хочу… И ничего больше.

Священник замечает, что Ники и Алессандро шёпотом разговаривают.

— Там всё хорошо? Вам тоже есть что сказать?

Алессандро улыбается.

— Нет, нет, всё в порядке. Мы говорили о другом.

И все вокруг, остальные пары, поворачиваются к ним, а потом заглядывают друг другу в глаза, пытаясь угадать, кто в этой комнате сможет остаться вместе до конца всего курса. Так что каждый их них начинает молча ставить на ту или иную пару.

— Итак, Серджио и Фабиола нас покинули. Возможно, они помирятся, хотя также есть вероятность, что этого не случится. Значит, это не было их моментом, моментом для того, чтобы жить вместе, чтобы делить один путь на двоих. Возможно, они вновь встретятся позже, когда будут более зрелыми и способными идти до конца… — священник пробегает взглядом по группе, смотрит на одну пару за другой, слева направо, медленно, с улыбкой. — До конца курса нас покинет кто-нибудь ещё…

Некоторые из них переглядываются, кто-то из женщин смущённо улыбается, поглядывая на своих будущих мужей, словно говоря им: «Он ведь не нас имеет в виду, правда, милый?»

Дон Марио продолжает.

— Красота пары — в сохранности индивидуальности каждого из вас, в собственных мыслях… Возможно, даже если вы об этом не догадываетесь, ваш партнёр уже думает об этой возможности…

Кто-то из молодых ребят кладёт руку в карман, пытаясь в этом жесте найти бесполезную опору. Священник это замечает и улыбается.

— Вы даже можете никогда об этом не узнать, этот момент настанет и приведёт вас к самой свадьбе, и уже тогда… С огромным спокойствием. Это и есть секреты пары. Вы должны уважать пространство и молчание другого, — он садится за стол и расслабляется. — Подумайте о том, что однажды из тридцати пар, которые хотели пожениться, к концу осталось только две.

— Дон Марио… — вмешивается Пьер, молодой будущий супруг с длинными волосами и улыбающимся лицом. — Вам не кажется, что вы слишком испытываете нас? Я хочу сказать, что Вы практически саботируете брак…

Все начинают смеяться.

— Мы уверены и полны решимости сделать этот шаг… Но тот, кто не боится провалов, просто сумасшедший! Простите, но Вы нам ничуть не помогаете… Знаете, что мне говорят постоянно? «Ты уверен? Ты не собираешься совершить глупость? Ты хорошо подумал?» Ох, я бы был уверен… — Пьетро приближается к своей девушке и берёт её за руку, — но меня постонно заставляют чувствовать все эти терзания, в конце концов, я точно сойду с ума. Правда, я уже выдохся!

Все с улыбками смотрят на него. Это отступление немного разрядило напряжение, которое осталось после ухода Серджио и молчаливого плача Фабиолы.

Алессандро с облегчением поворачивается к Ники.

— Не сдавайся, ладно?

Ники согласно кивает.

— Да-да, конечно, — а затем она изображает застенчивую улыбку.

Алекс замечает это.

— Эй, без шуток, правда?

— Да, только и ты не бросай меня.

Алессандро с силой сжимает её руку.

— А кто собирался-то?..

Даон Марио опирается о стол и снова начинает говорить.

— Джебран написал: «Вы родились вместе и вместе пребудете вечно. Вы будете вместе, когда белые крылья смерти развеют ваши дни. Вы будете вместе даже в безмолвной памяти Божией. Но пусть близость ваша не будет чрезмерной. И пусть ветры небесные пляшут меж вами. Любите друг друга, но не превращайте любовь в цепи. Пусть лучше она будет волнующимся морем между берегами ваших душ. Наполняйте чаши друг другу, но не пейте из одной чаши. Давайте друг другу вкусить своего хлеба, но не ешьте от одного куска. Пойте, пляшите вместе и радуйтесь, но позволяйте друг другу бывать наедине с собой». Хотя иногда: «Любовь нравится больше, чем брак, по той же причине, по которой романы нравятся больше, чем учебники истории», как сказал Николя Шамфор. Однако вы должны любить историю. История долговечна. Прежде чем вы окончательно утвердитесь в этом решении, многие будут пытаться сбить вас с пути. Не поддавайтесь. Думайте, принимайте решения и придерживайтесь его. По пути вы будете думать, что это похоже на насмешку судьбы, но всё это только оттого, что день свадьбы приближается и увеличивается напряжение…

Ники резко вскидывает голову, сузив глаза. Кажется, будто эта последняя фраза особенно её впечатлила. Она слушает внимательно, запоминает её и пытается понять её значение. Словно он знал, что с ней случится что-то подобное. И интуиция, естественно, не подвела.

107

Звонок в дверь. Кристина идёт открывать. Когда она это делает, перед ней возникает восхитительный пёстрый букет цветов. Огромный. Прекрасные красные розы в сочетании с зелёными и белыми цветочками и разными листьями. Всё завёрнуто в тонкую бумагу с шёлковой лентой. Кристина шокировано открывает рот. Из-за букета высовывается доставщик, он скучающе здоровается с ней.

— Добрый день, синьора. Вы Кристина Бертелли?

Кристину впечатляет то, что её назвали девичьей фамилией.

— Да…

— Это Вам, — доставщик протягивает её букет.

Кристина берёт его.

— Подождите…

Она быстро заходит обратно. Берёт несколько монеток из корзинки с полки и даёт их парню. Он благодарит её и уходит.

Кристина закрывает дверь. Смотрит на букет. Ищет карточку. Находит и открывает: «Спасибо за эмоции, что ты подарила мне прошлой ночью… Не хочешь встретиться снова? Если ты согласишься, то сделаешь меня очень счастливым».

Кристина закатывает глаза и бежит за мобильником. Спешно ищет номер в контактах. Вот и он. Нажимает зелёную кнопку. Гудки. Несколько.

— Алло…

— Привет, Сюзанна… Могу я узнать, что ты сделала? — разъярённо спрашивает она её.

— А что я сделала? — удивляется Сюзанна.

— Ну же! Это ты дала Маттиа мой адрес?!

— Да! А что?

— Как это — что? Как ты могла сделать что-то подобное! Он ведь теперь знает, где я живу! Ты даже сказала ему мою фамилию! Что же он теперь думает…

— Ох, спокойствие, только спокойствие… Что ты хочешь, чтобы он подумал? Он же не псих какой-нибудь! Прошлой ночью ты повеселилась, и ты сама мне так сказала, вы всё время разговаривали, и сегодня в зале Давиде мне сказал, что Маттиа хочет снова увидеться с тобой, только ты не сказала ему своего адреса… Так что я сделала это за тебя!

— Ах, прекрасно! А если я не хотела?

— Почему? Хочешь сказать, он тебе не понравился?

— Понравился, но при чём здесь это?!

— Очень даже при чём! Он тебе понравился, так что ничего страшного не случится, если ты насладишься моментом. Созвонимся! — Сюзанна отключается.

Кристина парализовано сжимает телефон. Посмотрите на неё! Она дала мой номер первому встречному, даже не предупредив меня. Кристина берёт стеклянную вазу, наполняет её водой, снимает обёртку с букета и аккуратно ставит его внутрь. Нужно признать, букет великолепен… это мило с его стороны. Давно мне уже никто не дарил цветов. А я тут же подумала о плохом. Даже не насладившись моментом, как сказала Сюзанна. Точно. Я превратилась в сухого, недоверчивого человека. Несколько лет назад подобный жест свёл бы меня с ума от радости. Она снова читает карточку. Би-и-ип. Мобильный. Смс. Кристина открывает его. От Сюзанны: «Раз уж ты так разозлилась, скажу тебе кое-что: я дала ему твой номер телефона тоже!»

Кристина поверить не может. Вот коза! Едва она успевает подумать об этом, раздаётся звонок её телефона. Незнакомый номер. Кристина отвечает.

— Алло?.. — тёплый мужской голос. Она узнаёт его. Это Маттиа. Просто не верится.

— А… Привет…

— Привет, Кристина… получила мой подарок?

— Да, очень красиво, спасибо.

— Знаешь, я очень долго не мог определиться с цветами… Я долго говорил с флористом, описал ему твою красоту, рассказал, какая ты милая, и в итоге он сказал, что красные розы будут идеальными… — потом он добавляет: — Каждая из них словно говорила мне о тебе.

Кристина смеётся, и они болтают ещё немного.

— Слушай, раз уж нам было так хорошо вместе… я скоро приеду за тобой, и погуляем вдвоём. На этот раз только мы с тобой, согласна?

Кристина колеблется несколько мгновений, но потом вспоминает слова Сюзанны: «Насладись моментом».

— Ладно, я жду тебя. Через час нормально? И ты выбираешь место…

— Отлично. До скорого!

Кристина отключается. Она бежит в ванную, принимает душ и полностью приводит себя в порядок, не пропуская ни одной детали. Она красит ногти, надевает пару чулков с подвязками, комплект очень милого нижнего белья, а сверху надевает чёрное платье. Она берётся за причёску. Стучат в дверь. Кристина бежит открывать.

— Ты приехал раньше…

Кристина не может поверить. Перед ней стоит Флавио. Он видит, какая она красивая, хорошо одета, готовая к выходу. А потом заглядывает ей за спину и видит огромный букет в вазе. И вдруг понимает. Он хочет что-то сказать ей. Что она прекрасна. Что ему жаль, что они вот так расстались. Что, возможно… Тысячи разных мыслей. Ему страшно потерять её снова. И ещё хуже. Он не знает, от кого эти цветы. И любит ли он её. Любит ли его она. Да и вообще, какое я имею право спрашивать? Что нас соединяет? У нас даже нет общих детей. Это не как у Пьетро. Так что, ничего не говоря, он в последний раз смотрит ей в глаза, качает головой и уходит.

108

— Ты готова?

Ники смотрится в зеркало. Ей хочется плакать. Ей совершенно не нравится это платье невесты, а оно уже десятое из подобных ему.

— Ну же, Ники… Выходи, мы хотим на тебя посмотреть…

Прекрасно, теперь ещё и мама вмешивается. Будто не хватало этих двоих! Сегодня она захотела пойти с ними, и теперь груз на ней стал ещё неподъёмней.

— Уже иду!

Ники надевает на голову диадему и опускает вуаль. Раз уж я должна устраивать им тут дефиле, по крайней мере, сделаю это хорошо. Так что она берёт букет их белых роз из нежных цветочков мальвы и открывает дверь примерочной. Симона сидит между Маргеритой и Клаудией в нетерпеливом ожидании. И когда видит дочь, то просто подносит руку ко рту.

— О-о-ох… Моя дочь, моя доченька выходит замуж, — говорит она, словно только теперь это дошло до неё в первый раз, возможно, благодаря уникальной и абсолютной красоте платья. Вдруг она начинает плакать. — Дорогая, ты такая красивая!

— Ну что ты говоришь, мама! Я в этом платье похожа на даму из девятнадцатого века! Посмотри на эти рукава, посмотри, как раздуваются плечи, вышитый воротник… Ни за что! Я думала, что найду здесь что-то современное!

Симона качает головой, не убирая рук ото рта. У неё в глазах стоят слёзы, которые не могут решиться и прокатиться по её щекам.

— Ты прекрасна…

— Неужели тебе больше нечего сказать, мам? Посмотри, как сидит пояс! Это не в моём стиле! Я не хочу такое!

Маргерита и Клаудия удивлённо переглядываются.

— Прости, но мы согласны с твоей мамой…

— Да-да… — вторит ей Клаудия.

— Согласны во всём! Может, ты просто не видишь себя со стороны, но всё так и есть. Ты прекрасна…

Маргерита начинает смеяться, добавляя ещё один аргумент:

— Если бы Алекс мог видеть тебя сейчас, он женился бы на тебе дважды!

— Проблема в том, что замуж здесь выхожу я, и только один-единственный раз. Надеюсь! Так что это платье мне не нравится абсолютно, оно худшее из всех, по крайней мере, остальные были менее…

— Менее?.. — спрашивает Маргерита.

— Менее… — Ники не может подобрать слово, но хозяйка магазина, Джизелла Бруни, приходит ей на помощь.

— Громоздкими.

— Вот именно! — Ники облегчённо улыбается. — Да, менее громоздкими.

Джизелла берёт Ники под руку.

— Пойдём со мной, поищем другое решение, — она уводит её, крадя у сестёр Алессандро и Симоны, её матери, но улыбнувшись им и подмигнув, прежде чем уйти, словно говоря: «Не волнуйтесь, она просто немного нервничает и переживает». — Идём со мной, дорогая, я найду тебе подходящее платье.

Маргерита, Клаудия и Симона переглядываются и облегчённо вздыхают. Симона вытирает слёзы платочком, который ей дала Маргерита.

— Она была в нём такой красивой!

Клаудия улыбается ей.

— Не волнуйтесь. У Джизеллы тысячи предложений. Рано или поздно что-то подходящее отыщется.

Маргерита вмешивается:

— Ники такая милая, неважно, какой платье она наденет, она всё равно будет красивой.

Симона чувствует себя польщённой.

— Да… Спасибо.

Клаудия наливает себе чай.

— И это правда. Хотите немного, синьора?

— Да, спасибо… — Клаудия наливает немного и ей. — Проблема в том, что она должна нравиться самой себе, потому что иногда, если ты сама себя не находишь красивой, то есть, в платье, которое выбрала, то на празднике или на свидании ты будешь в подавленном состоянии… Будешь думать, что выглядишь ужасно, и постоянно будешь испытывать неловкость!

Маргерита, посмеиваясь, пожимает плечами.

— Помню, когда готовилась к своей свадьбе… у меня была такая истерика, что я плакала каждые две минуты.

Клаудия качает головой.

— А я каждую ночь говорила маме с папой, что передумала! Этим я их так доводила… что они чуть не отправились в дурдом! Так что, когда я всё-таки вышла замуж, они отправились в путешествие… чтобы снять стресс!

— Да… — Симона их удивляет. — Я тоже безумно нервничала перед своей свадьбой! Думала, что сойду с ума! Все ночи я просто гуляла по террасе, никак не могла уснуть, да к тому же, с тех пор, как мой муж сделал мне предложение, и до самой свадьбы, каждый мужчина, которого я встречала, казался мне потенциальным женихом, мужем, любовником, сообщником… В общем, тем, кто тем или иным образом поможет мне сбежать. Я представляла себе такое кино… Хотя, естественно, никогда не говорила об этом ни одного слова своему мужу!

В этот момент Ники присоединяется к ним.

— Прости, мам, можешь подойти на минутку?

— У тебя просто чудесная мама, Ники!

— Да, я знаю!

— Не хочешь чаю?

— Нет, спасибо…

Симона подходит к Ники, и та немного отходит, чтобы её не услышали.

— Прости, мама…

— В чём дело?

— Ты должна была поддерживать меня, а ты наоборот встаёшь на их сторону!

— Ничего подобного… То платье действительно хорошо на тебе сидело. Оно просто великолепно, но если тебе не нравится…

— Нет, не нравится.

— В таком случае, мне не нравится тоже! И более того… знаешь, что я тебе скажу? Что если хорошо подумать, то оно было просто уродливым!

Наконец, Ники начинает смеяться, потом плакать, а затем снова смеяться.

— Я так устала, мам…

Симона прижимает её к себе.

— Иди ко мне, милая, — она уводит её ещё дальше от будущих золовок, за ширму, и вытирает её слёзы большим пальцем. — Это просто от нервного напряжения, Ники, расслабься, вот увидишь, всё будет хорошо… Получится отличный праздник, как и все, которые ты отмечала… Да о чём я? Такой же красивый, как тот, что ты организовала на своё восемнадцатилетие… Только этот вы отметите в паре!

Ники пытается взять себя в руки и начинает глубоко дышать. Мать гладит её по голове.

— Ты слишком много на себя взвалила. Берись за всё немного спокойней… Ты должна заниматься всем: выбором платья, места, приглашений… но, делая это, ты должна веселиться вместо того, чтобы напрягаться.

Ага. Ники кусает губы. Немного спокойней. А как это делаю я? Я чувствую себя разбитой. Симона, кажется, ждёт от неё какого-то ответа.

— Хорошо, мама, я постараюсь.

— Отлично… — Симона берёт её под руку и возвращается к остальным женщинам. — Итак, мне кажется, на сегодня достаточно.

Маргерита и Клаудия удивлены и обеспокоенно переглядываются.

— На самом деле…

— Да, у нас ещё по плану макияж…

Симона улыбается сёстрам.

— Да, знаю, но Ники немного устала.

— Не нужно, мама, не волнуйся. Если осталось только это… — Нкики улыбается ей, — то у меня ещё осталось немного сил.

Симона приближается к ней.

— Уверена? Мы без проблем может отложить это.

— Нет-нет, я сделаю это, как ты сказала…

— То есть?

— Спокойно.

Так что пока Саманта Плесси, визажист, пробует разные варианты, Мирта, её помощница-фотограф, запечатлевает разные образы. Сразу же после этого Кьяра, парикмахер, показывает несколько причёсок. Катерина, её помощница, тоже делает фотографии. Волосы убраны наверх, вниз, волнистые, прямые, часть впереди вместе с чёлкой, украшения из цветов, коса, закрывающая лоб, — тысячи странных комбинаций; даже цвет глаз от ярко-голубого до тёмно-синего и от зелёного до карего, самые различные тональности и оттенки, с пурпурином и блёстками на чёрном или белом фоне. А затем ещё больше причёсок и фотографий, смена образа — и снова фотографии, примерка платья, выбор букета и туфель, эта церковь — да, а та — нет, эти цветы — нет, а вот те — да, и банкет будет вот таким, приглашения — да, а орешки — нет, ещё и список свадеб и список приглашённых, и выбор приглашений, и путешествия на медовый месяц, одинаковые цветы на выходе и на входе, фотограф, видео… Проведя неделю в таком темпе, Ники в полуобморочном состоянии оказывается в своей кровати.

— Алекс, можно узнать, куда ты запропастился?

— Когда?

— В последние дни! Твои сёстры закрыли меня от самого маленького лучика солнца, иногда с нами была моя мама, однажды даже твоя была… И знаешь ли, у меня есть твоя фотография в телефоне, но сама я даже не помню твоего лица!

— Спасибо…

— Не за что! Возможно, ты не в курсе, но некоторое время назад один парень, очень похожий на тебя, нанял вертолёт, придумал тысячу прекрасных и абсурдных вещей и попросил моей руки через огни на небоскрёбе.

— Да, это… был… Это я! Вот дерьмо…

— Что?

— Я совсем об этом забыл… Так что ты ответила?

— Да! Придурок!

Алессандро смеётся.

— Милая, сейчас семь, давай я заберу тебя через час, хорошо? Для начала предлагаю тебе турецкие бани «Acquamadre», там очень хорошо, это на виа Сант Амброджио, а потом лёгкий ужин. Я куплю японскую еду и привезу домой с фантастическим холодным вином. Послушаем песни Nick the Nightfly на радио Монтекарло, а в конце — особый массаж. Как тебе? Это может компенсировать стресс, который ты пережила за последние дни, и моё тотальное отсутствие?

— Ладно, ты хотя бы признаёшь это…

Ники вспоминает самые тяжёлые моменты, которые она испытала за эту неделю и которые ей хотелось бы разделить с ним, но ей кажется совершенно к месту говорить об этом сейчас, по телефону. Они смогут поговорить об этом позже.

— Ладно, Алекс. Жду тебя через час, только не опаздывай… Серьёзно, мне это нужно…

— Как только закончу работу, сразу же приеду, согласна? Ровно в восемь у твоего дома. Все для бани у меня в машине.

— Ладно, до скорого…

Едва повесив трубку, Ники падает на кровать и лежит так некоторое время, глядя прямо в потолок и думая обо всём, что произошло с ней за последние два месяца, о том, как изменились их отношения. Она включает радио, ищет станцию без рекламы, без слов, ей хочется просто послушать музыку и расслабиться.

Она закрывает глаза и вспоминает аварию. Улыбается, вспоминая тот день… Они поругались на улице, у всех на виду, после того, как она, придя в себя, подумала: «Ангел…» — увидев его, лёжа на земле после аварии, позади него сияло солнце, небо и лёгкие облака, которые каким-то образом заставляли его казаться святым. И потом, когда он вёз её в школу, первые звонки, та ночь в его доме, на террасе с жасминами. Первый раз, когда они занимались любовью, без спешки, воздух той волшебной ночи. Понемногу она вспоминает всё, что она пережила с Алексом: смех, поездка во Фреджене к Мастину, экскурсия в горы, тот раз, когда они слушали ту песню Баттисти… как она называлась? Ах да. Perché no. И как они пытались сделать всё, что в ней пелось, у них это получилось, они поехали в горы и вернулись ночью, ничего не сказав родителям. «Простите, Вы меня вообще любите или нет? Не знаю, но я с тобой». А потом поездка в Париж… Какой красивый сюрприз… Той ночью она поняла, что Алекс — мужчина всей её жизни… А затем — боль от возвращения Элены. Одиночество, ярость, беспомощность перед финалом их отношений, и вдруг — возрождение, чудесный побег на Голубой Остров, на остров влюблённых, письмо, которое ждало её возвращения, и она уехала, едва получив права, и присоединилась к нему. В то время, что они провели на острове, их отношения изменились, Алекс казался другим, более зрелым, более спокойным, не делал акцентов на возраст, и не было ни свиданий, ни спешки, этот мужчина был полностью для неё. Она встречала в его руках рассветы, закаты, терялась во времени, терялась в любви. Но это был только сон. А потом мы проснулись. Вернулись в повседневную реальность. Два дома, университет, друзья разного возраста, ссоры и примирения. Однако, он продолжал превращать мою жизнь в сказочный сон. Ники вспоминает последний побег. Нью-Йорк, лимузин, он ждёт её в аэропорту, дни шопинга в Большом Яблоке. А затем полёт на вертолёте и загоревшиеся в ночи небоскрёбы. «Прости, но я хочу на тебе жениться!». Счастье того момента, упоительная радость, паника той ночью, сковавший её внезапный страх, потеря контроля над собственной жизнью, она оказалась в таком неожиданном статусе слишком рано. В один миг перед её глазами пролетает последовательность случившегося по возвращении: недели, встречи, семьи, решения, которые следует принять, болезненные отдаление её подруг, её жизни, университета, возможность потери времени… Не спеша, как всегда говорил Баттисти. «Ведь в кармане ещё столько непрожитых дней!» Не поддаваться панике. Ники ложится на живот, обнимает подушку и, словно это воздушный шарик, один из тех, что улетают, когда ребёнок его отпускает, купив на выходе их церкви ясным воскресным утром, с таким же яростным желанием повернуть время вспять, она засыпает. Сон без сна. Сначала её дыхание становится прерывистым, непринуждённым, как у человека, который хочет бросить всё, отдохнуть от избытка волнения, он чувства вины и долга, от надежд и ожиданий других. Но постепенно она успокаивается, словно вернулась на тот остров. Голубой Остров влюблённых, Джильо, где находится тот маяк… Только сейчас Ники на этом острове одна. Она спокойно прогуливается по пляжу и вдруг к ней кто-то подходит. Нет. Не может быть. Она резко просыпается, удивлённая, поражённая, шокированная. Который час? Она смотрит на часы. Нет, как такое возможно? Восемь с четвертью… А как же турецкие бани? Она бросает взгляд на телефон. Непрочитанное сообщение. От Алекса. «Прости, милая, но мне придётся задержаться. В турецкие бани пойдём в другой раз, зато ужин будет идеальным, и я сделаю всё возможное, чтобы ты меня простила… как ты любишь».

Ники читает сообщение и тут же его удаляет. Она злится. Она идёт в ванную и наносит лёгкий макияж. Постепенно спокойствие восстанавливается. Немного поспав, она стала чувствать себя лучше, хотя ей снился такой странный сон… Она улыбается. Интересно, что это значит. Подсознание работает, даже когда мы спим. М-да. Сегодня вечером я хочу надеть синее платье, которое купила недавно. Делает меня взрослее, но мне нравится. Она подходит к зеркалу, чтобы хорошо накраситься, не пропустив ни одной детали. А затем смеётся. Взрослое платье. Я ведь и есть взрослая женщина!

Чуть позже она выходит на кухню, чтобы попить, её замучила жажда. Слышит родителей в гостиной.

— Мы и их должны пригласить, Роби? Ты с ними даже не видишься…

— И что? Это мои кузены. Пусть они живут далеко, от этого они не перестают быть моей семьёй. Мы очень близки. Мы всегда вместе проводили каникулы в Сан-Бенедетто дель Тронто… Пойми же.

— Но тогда у нас будет больше двухсот гостей… Если рассчитать, что мы платим как минимум по сто евро за человека, цифра просто невероятная, сам посчитай…

Свадьба. И они тоже говорят о свадьбе. В этом доме уже не говорят ни о чём другом. Ники слышит свой мобильный, стоя в проходе. Она бежит, чтобы не пропустить звонок. Прибегает в свою комнату и едва успевает увидеть, кто звонит, чтобы ответить.

— Алекс, что происходит?

Он у себя дома и быстро бросает в сумку вещи: рубашка, свитер, брюки, носки, несессер с зубной пастой и щёткой.

— Любимая, прости… но мне срочно нужно уехать в Милан.

— В Милан? А как же антистрессовый ужин и всё, что мы запланировали?

Алессандро улыбается.

— Ты полностью права, но у меня куча сверхурочной работы, я хочу освободить побольше времени на потом. Американцы требуют нас. Мы вылетаем в девять, мы с Леонардо… и больше никого… — будто это может успокоить её. — Вернёмся завтра ночью. Что, если мы перенесём всё?

— Нет. Не будем мы ничего переносить, Алекс. С этого момента наша жизнь всегда будет такой? Я всегда буду на втором месте после американцев, японцев, китайцев, русских и бог знает кого ещё? Ты женишься на мне, чтобы отбросить меня на второй план?

— Любимая, что ты такое говоришь?

— Говорю, что я не центр твоей жизни. Что передо мной у тебя работа и куча разных важных вещей. Мне нужно было расслабиться сегодня. Сегодня, как никогда…

— Милая, но нас неожиданно отправляют на частном самолёте…

— Меня это абсолютно не волнует! Или ты думаешь, что можешь впечатлить меня полётами на частном самолёте, которые полагаются при твоём положении? Значит, ты совершенно меня не понимаешь…

— Но ведь не поэтому сказал… Я имел в виду, что даже не знал, что мне придётся лететь куда-то ночью…

Слишком поздно. Ники бросила трубку. Алессандро тут же снова набирает её номер. Ники слышит звонок, видит его номер на дисплее и нажимает на отказ. Алессандро качает головой и делает ещё попытку. Ники снова сбрасывает. Ничего не поделаешь. Алессандро быстро выбегает из дома и запрыгивает в машину Леонардо, который ждёт его.

— Всё хорошо?

— Нет, Ники обиделась.

Леонардо улыбается и ободряюще хлопает его по бедру.

— Сначала всегда происходит одно и то же, а потом все привыкают. Привезёшь ей красивый подарок из Милана!

— Да, так и сделаю.

Алессандро беспокоится, но потом вспоминает о DVD, который Ники получит завтра по почте, и это его немного успокаивает. Он делал его с огромной любовью, посвятил ему много времени, и уверен, что ей понравится. Это отличный сюрприз, один из тех, что так нравятся ей, сделанный от всего сердца и без лишних затрат. Так что он успокаивается, пока они подъезжают к аэропорту Делл'Урбе. Здесь их ждёт частный самолёт, на котором они полетят в Милан, где будут присутствовать на важном совещании. Алессандро устраивается в кресле. Он устал, очень устал, но совсем скоро всё станет как нельзя лучше. Это решающее совещание, к тому же — последнее. С этого момента всё станет проще, как прогулка. Да, так и будет. Алессандро ещё не знает, до какой степени ошибается, потому что, начиная с этой ночи, уже ничего не будет по-прежнему.

109

Кристина и Маттиа чокаются, подняв вверх бокалы с шампанским, и смотрят друг другу в глаза. Они в маленьком баре в центре, где почти нет людей, в общем, обычный день. Они с аппетитом едят, смеются, разговаривают обо всём и рассказывают друг другу свои истории. Маттиа забавный, умный, мужчина, с которым чувствуешь себя в безопасности. Кристине хорошо с ним. Она смотрит на него. Слушает. Он кажется ей симпатичным. С ним время проходит незаметно. Она немного удивляется самой себе. Тому, что чувствует себя так свободно. Что ей хочется флиртовать.

— Знаешь, ты такая замечательная, — говорит ей Маттиа с широкой улыбкой.

— Даже не начинай… уверена, ты говоришь это всем…

— Всем? Кому? — Маттиа заинтригованно осматривается. — Не вижу здесь ни одной другой женщины, которая заслуживала бы этих слов. И снаружи тоже. Чтоб ты знала, я не какой-нибудь там дон-жуан, ясно?

— Ах нет?

— Нет! То, что я фитнес-тренер, вовсе не означает, что я всё время веду себя как идиот. И у меня есть свои вкусы! Которым ты полностью соответствуешь… — он гладит её ладонь. Сначала Кристине хочется отдёрнуть руку, но потом она расслабляется и принимает этот жест.

Маттиа улыбается ей.

— Хочешь ещё чего-нибудь? Может быть, десерт?

— Если у них есть каталонский крем, то да… А ты?

— Нет, ради бога… Ты уже заметила, что я заказал только стейк и салат. Я соблюдаю диету, чтобы оставаться в форме. Раздельное питание. Никаких углеводов на ужин. А вот у тебя хороший аппетит!

Кристина смотрит на него.

— Да, люблю хорошо поесть.

— Ты можешь себе позволить, у тебя идеальная фигура. К тому же, женщинам нравится есть и получать от удовольствие… — он хитро смотрит на неё.

Возбуждённая, Кристина ищет взглядом официанта, чтобы выйти из этой неловкой ситуации, и зовёт его.

— Простите…

— Да…

— У Вас есть каталонский крем?

— К сожалению, нет, но у нас есть сорбет, миндальный торт, тартуфо из белого шоколада, тирамису и профитроли…

— М-м-м… тогда десерта не нужно. Два кофе, пожалуйста.

— Хорошо, — официант удаляется и исчезает за барной стойкой.

— Расстроилась, что у них нет крема?

— Немного… Обожаю каталонский крем…

— Хорошо, я попробую исправить это, — он сильнее сжимает её руку.

Кристина забавно усмехается. Поверить не могу. Я правда это делаю? Я здесь с прекрасным парнем, который мне очень симпатичен, который говорит мне красивые слова и которому я тоже нравлюсь. И мы уже готовы выйти из ресторана и, возможно…

Официант приносит им кофе. Кристина и Маттиа выпивают его в один глоток. Затем он поднимается и идёт платить. Через несколько минут они встречаются в машине.

— Хочешь, перед тем, как поехать к домой, я покажу тебе свой? Это недалеко отсюда, в районе Кампителли. Эта квартиру мне оставила бабушка, я живу там уже два года. Мне бы хотелось предложить тебе что-нибудь на десерт… — говорит Маттиа и смеётся.

Кристина немного смущается.

— Серьёзно, ты согласна? У меня в холодильнике торт с кремом. Я съел всего кусочек.

Кристиан улыбается.

— Хорошо, я согласна… только если мы не станем надолго задерживаться.

— Обещаю. Смотри, нужно только свернуть за угол — и мы на месте.

110

Ники стоит перед зеркалом, всё ещё взбешённая. Поверить не могу! Поверить не могу! Она берёт мобильник и бросает его в шкаф. Затем садится за свой стол, заведя руки за голову, спускает ладони к лицу и начинает плакать от усталости, измученная и исчерпавшая остаток сил. И в этот момент, после какой-то рекламы, по радио раздаются первые аккорды песни She's the one. Их песня. Её и Алекса, та, что звучала, когда они впервые увиделись. Когда произошла та авария. И ей снова всё кажется полным абсурдом. Мне двадцать лет, и вот она я — сижу здесь в полном отчаянии по вине того, за кого собираюсь замуж, того, кто предпочёл поехать в Милан на совещание с незнакомыми американцами вместо того, чтобы провести ночь со мной, именно сейчас, когда я так в нём нуждаюсь, когда я так просила его, и как никогда мне бы хотелось, чтобы он был рядом. И что же он делает? Ну, ему на это наплевать, и он просто уезжает, словно это вовсе не проблема, словно я не говорила ему ничего важного. Ники подходит к радио и переключается на другую станцию, а Робби Уильямс поёт: «Когда ты говоришь, что хочешь сказать, и знаешь, как именно хочешь сыграть, тебе хорошо, ты на седьмом небе…» Включается другая песня. «И ты, ты мечтаешь сбежать… бежать далеко, далеко, далеко, далеко». Poster Бальони. Вот так. Именно это мне сейчас и нужно, хочется сбежать, бежать чем дальше, тем лучше, на годик в Англию, учить английский, оставить мобильный дома, ни перед кем не отчитываться, просто исчезнуть. Было бы потрясающе, было бы просто чудесно. Она проводит ладонью по лбу, подносит её к глазам, а потом очень глубоко вздыхает, пытаясь успокоиться. Через несколько секунд по радио начинает петь Джованотти: «Как сладко ничего не делать, просто всё отложить, чувствовать ногами, как вертится планета, идти, идти, просто ждать обеда, смотреть, как растёт трава, как течёт вода, спокойно, в тени, позволить свежему ветру ласкать тебя, придать форму пузыря своим мыслям, которые становятся слишком серьёзными или слишком тяжёлыми, пусть станут легче пера, первратить часы в месяцы, как листок, унесённый рекой, быть побеждённым — тоже так сладко, просто быть…» Ники улыбается. Ей всегда нравилась эта песня, может, потому что она говорит о бунте и независимости, об огромный далёких мирах. Она слышит сигнал телефона. Конечно. Чувствует себя виноватым, а раз уж я дважды сбросила его звонок, шлёт мне смс. Если он думает, что всё можно исправить вот так, пусть готовится. Ники берёт телефон и открывает сообщение. Жизнь — всё-таки странная штука. Когда ты меньше всего ожидаешь, когда ты уже перестал думать о чём-то, когда не знаешь, подходящий ли это момент, происходит такое. Прочитав сообщение, она краснеет.

111

Олли танцует посреди коридора. Волн разбросало там и сям. Вечеринка в универе прошла офигенно, диджей отличный. Уже очень поздно. Была целая толпа, некоторые вышли на террасу, чтобы выпить или покурить. Олли расслабленно отдаётся ритму и улыбается. Она пытается не думать об Эдди, о том, какой трудный у него характер. Однако он также может научить терпению и настоящей вере в то, что ты делаешь. Потом она вспоминает о Симоне. То, как он спас её в тот день, так спонтанно, работая вместе с ней непрерывно целых четыре часа. А потом вспоминает день, когда пересеклась с ним у дома Криса. Интересно, догадался ли он о чём-то. Затем она думает о Джампи. Она не звонила ему больше, хоть и признала, как сильно ошибалась, ревнуя его, как сумасшедшая. Музыка не затихает. Олли двигается, словно исполняет ритуальный танец, очищающий сознание, который расслабляет без таблеток и всякой внешней помощи, всё просто — только она и песня. Miles Away Мадонны и её новое счастье оттого, что она достигла чего-то серьёзного, выучила урок и нашла друга. Настоящего друга.

Студенты танцуют в коридорах и аудиториях университета. Самая новая музыка, лучшие композиции в стиле поп и диско. Эрика обходит колонну и прячется.

— Что ты делаешь? — спрашивает её Олли.

— Т-с-с… Поверить не могу. Он пришёл!

— О ком ты говоришь?

— О нём! — она показывает пальцем на парня, пытаясь остаться незамеченной.

Олли наклоняется и осматривается, но не замечает никого знакомого в толпе.

— Слушай… я не вижу никого особенного. Ты можешь сказать нормально, от кого прячешься? Ты похожа на секретного агента. Это что, государственная тайна?

Эрика легонько наклоняется к ней.

— Видишь того высокого брюнета, очень красивого и отлично одетого?

Олли выходит из-за колонны и встаёт на цыпочки.

— Нет… что ты делаешь? Он же тебя увидит!

— И что? Он даже меня не знает, — бросает она подруге, не переставая высматривать.

— Ладно, смотри… видишь его? Смотри, смотри!

— Ну так что? Мне смотреть или нет? Я вижу только одного высокого… но он старый!

— Ну ему же не сто лет! Ему даже сорока нет, он как Алекс!

Олли оборачивается и пристально смотрит на Эрику.

— Только не это…только не говори, что…

— Вот и не скажу…

— Это твой препод?

Эрика счастливо соглашается кивком головы.

— Да! Это он! Он пришёл! Понимаешь? Он пришёл!

Олли снова смотрит на него.

— Мне не кажется, что это что-то особенное.

— Потому что с тех пор, как у тебя не стало парня, ты превратилась в сухарь. И ничего не понимаешь!

— М-да. Великий эксперт. Как бы там ни было, что ты собираешься делать? Всю ночь прятаться здесь?

Эрика на несколько мгновений задумывается.

— Нет… я хочу поговорить с ним! Сегодня я в форме!

— Но что ты будешь делать?

— Хочу отблагодарить его за хорошую оценку, которую он поставил мне за экзамен!

И не добавляя ничего более, Эрика выходит из-за колонны и проходит по залу. Она пробивает себе путь в толпе, пока не оказывается перед профессором Джанотти, танцующим немного как деревяшка, пытаясь следовать ритму и переминаясь с ноги на ногу.

— Добрый вечер!

Джанотти слегка поднимает глаза, чтобы увидеть её.

— Ах! Это Вы, синьорина. Как Ваши дела? Развлекаетесь?

Эрика танцует так хорошо, как только может, стараясь чтобы её движения были чувственными и источали флюиды.

— Профессор, давайте перейдём на ты! Мы же на вечеринке! Мы свободны! Меня зовут Эрика, помнишь?

Он согласно кивает.

— Да, помню, ты недавно сдала один из моих предметов, а теперь снова оказалась в моём классе. Всегда вижу тебя в первом ряду, ты очень внимательно делаешь записи.

— Всё дело в тебе! Ты очень хорош! — говорит она, не переставая танцевать перед ним.

Через несколько минут она подходит к нему снова.

— Хочешь что-нибудь выпить? Я найду!

Марко Джанотти смотрит на неё.

— Только никакого алкоголя…

Эрика хитро улыбается.

— Но если мы выпьем по джин-тонику, ничего ведь не случится, правда? — она удаляется, не оставляя ему времени на протесты.

Олли наблюдает эту сцену издалека. Она качает головой и присоединяется к Дилетте, которая разговаривает с кем-то в уголке.

— Вы в курсе, что Эрика пытается снять своего препода?

Олли указывает им в центр зала.

— Вон она, танцует с ним…

— И что она от него хочет?

— Откуда я знаю… Сказала, что хочет отблагодарить его за оценку на экзамене, но судя по тому, как она двигается, у меня складывается впечатление, что это ещё не всё…

А между тем Эрика уже заказала два джин-тоника в импровизированном баре, и теперь снова прокладывает путь к профессору.

Оказавшись рядом с ним, она протягивает ему стакан и жестом предлагает чокнуться с ней. Он ошеломлённо смотрит на неё. Затем поднимает свой стакан и чокается с ней. Через несколько минут они исчезают с танцпола и садятся на деревянные стулья. Разговаривают. Шутят. Джанотти и правда забавный. У него очень остроумные шутки, так что она смеётся и смотрит на него с восхищением.

— Знаешь, Эрика, ты очень интересная… Я даже не представлял себе… — шепчет он ей.

Она слегка содрогается. Отстраняется и смотрит на него. Улыбается ему. Он возвращает ей улыбку. И вдруг между ними что-то происходит. Вновь. Непонятное. Другое. Их взгляды встречаются. Ещё несколько слов. Он поднимается, и она идёт за ним. Олли наблюдает за тем, как они уходят. Не может быть… Она уходит с ним… У Олли появляется странное предчувствие.

112

Ники снова читает сообщение: «Тебе не кажется, что пришло время платить по счетам?»

Её сердцебиение учащается. Нет. Это невозможно. Гуидо. Именно сейчас, именно этой ночью он отправляет мне это сообщение. Без сомнений, это судьба. Ники спешит ответить: «Да, ты прав. Встречаемся в университете через полчаса».

Она тут же сбрасывает с себя синее платье взрослой женщины и теперь, сбросив вместе с ним и несколько лет, она чувствует себя такой свободной, как никогда. Она надевает джинсы, кроссовки, футболку на молнии с карманами, бейсболку, шарф и куртку.

— Пока… я пошла гулять! — она прощается с родителями, выходя из дома и закрывая за собой дверь. — Вернусь поздно…

Она бегом спускается по лестнице, сбегая от силы тяжести последних дней, от бесконечного множества решений по поводу гостей, праздника, платья, сестёр, его… И от всей этой ответственности. Лёгкая, как никогда.

Ники садится в машину, включает радио и уезжает на всей скорости. Она пританцовывает в кресле под Don't Stop the Music Рианны, весёлая, идеально следуя за ритмом, полностью сгибаясь, сворачивая на углу. Но когда она оказывается в нормальном положении, то чувствует себя так, словно сейчас упадёт в обморок, ей не хватает дыхания, она напугана. Она замедляется и притормаживает у обочины. Вспоминает сон, который прервался на середине. Она спокойно гуляла по Голубому Острову и вдруг увидела, что к ней кто-то идёт. Он с улыбкой приближался к ней. Да, она до сих пор помнит это со всей ясностью. Это был Гуидо. Ники останавливает свою Микру на эспланаде университета и глушит мотор. Осматривается. Не видит никого. Он должен был уже приехать. Может, и это тоже знак судьбы. Я уезжаю. Но именно в тот момент, когда она уже готова вернуться в машину, рядом с ней с визгом шин тормозит мотоцикл. Его мотоцикл. У Гуидо сияющая улыбка. И второй шлем подмышкой. Ники опускает стекло.

— Привет.

— Привет, Ники… Поедем на мотоцикле или на машине? Если хочешь, мы можем бежать далеко-далеко, только захватим с собой доски для сёрфинга…

Она улыбается.

— На мотоцикле будет здорово.

Она вылезает из Микры и закрывает её на ключ. На площади странная тишина, нет никого: ни автобуса, ни машин, ни одного студента. Подняв взгляд, Ники видит на небе луну, скрытую за лёгкими облаками, которые словно хотят что-то спрятать, хотя ночь прекрасна. Она колеблется несколько мгновений. Куда ты едешь? Не нужно, вернись домой, это не выход. Она даже отвечает сама себе. Знаю, но я так хочу. Хочешь чего? Всего. Свободы. Она почти боится своих собственных мыслей. Свободы от того, чем я не хочу заниматься сейчас. Потом она смотрит на Гуидо, который как раз протягивает ей шлем, и успокаивается. Да. Это не выход, но ничего не случится, потому что я с ним. Да ладно, Ники, а что может случиться? Не знаю! И не хочу думать об этом сейчас. Пожалуйста… хватит вопросов.

Но тут Гуидо задаёт ей простой:

— Куда ты хочешь поехать?

Ники садится на мотоцикл за ним.

— Куда угодно. Я хочу потеряться в ветре…

Он растерялся от этих слов. Затем их взгляды пересекаются, и хватает всего мгновения. В этих глазах он видит женщину, девочку, тоскующую по свободе и бунту, такую хрупкую и сильную авантюристку. Страсть и жизнь в этом пристальном взгляде почти пугают его. А потом обычная Ники нежно улыбается ему.

— Поехали? — спрашивает она.

И в одну секунду они теряются в ветре, как она и хотела. Мотоцикл быстро едет по берегу Тибра, без проблем проползает между машинами в пробке и переполненными автобусами, которые медленно перевозят пассажиров, все светофоры встречают их зелёным, они так свободны, как и их мысли. Ники обнимает Гуидо, который всё прибавляет и прибавляет скорость, она опирается о его спину и сидит неподвижно, наблюдая за всем, что пробегает перед её глазами: этот странный городской квадрат, отражения огней, закрывающиеся бары и прохожие на автобусных остановках. Затем она что-то вспоминает и приподнимается на сиденье. Роется в сумке, находит его и смотрит. Ни одного звонка. Она выключает телефон. М-да. Словно обрывает эту последнюю ниточку паутины, словно разрывает натянутую резинку. Наконец-то свободная, она снова опирается о спину Гуидо, ещё крепче обнимает его и позволяет увезти себя этому мотоциклу, который, всё время ускоряясь, оставляет за своей спиной всё на свете.

113

Чуть позже. Проспект Иппократе, 43. «Сахара».

— Смотри, это делается вот так… — Гуидо засовывает только что вымытые руки в тарелку, а затем подносит их ко рту. — Африканцы едят так. Это и есть настоящая свобода… Есть руками! — он берёт рис кончиками пальцев и закусывает его отличным красным мясом, приправленным перцем и специями, и красной фасолью. Он улыбается и отбирает у неё обычную человеческую ложку. — Попробуй! Сделай, как я!

Ники не заставляет себя умолять и, поборов первую глупую буржуазную стыдливость, она опускает пальцы в блюдо и начинает собирать тёплый рис, затем обмакивает его в соус, стоящий рядом, и подносит ко рту. Гораздо вкуснее, чем она представляла. Может быть, это и есть вкус свободы, этого нового сумасбродства, крах старых устоев и традиций. Она облизывает пальцы, съедает последнее зёрнышко риса, оставшееся между ними, а затем улыбается, как маленькая наивная девочка, удивлённая тем, что её поймали на голодном, чувственном и диком действии. Она краснеет, опускает взгляд и, когда снова поднимает его, видит, что он с любопытством рассматривает её, внимательный к каждому шагу этой новой Ники, которая ничем не напоминает старую, теперь она кажется старше, свободней, веселей и красивее.

— Вкусно! На самом деле…

Ники наливает себе немного пива, а потом наполняет и стакан Гуидо. Они пьют и смеются, она не перестаёт есть. Затем Гуидо готовит ей Ынджеру[12]. Кладёт ей сверху зигини и бербере[13]. Ники пробует.

— На помощь! Как же остро!

— Как же ты всё-таки любишь преувеличения! — Гуидо тоже решает попробовать. — Ай! Ты права! Просто огонь!

Выпив огромное количество воды и посидев с высунутым языком, они пробуют цыплёнка saka-saka — это цыплёнок с арахисом, и напоследок кусочек донго-донго.

— М-м-м… как вкусно… — Ники очарована. — Нежно… И даже не остро!

Они долго сидят в ресторане. Сахмед, повар, иногда выходит и рассказывает им о блюдах, о разных вкусах, откуда прибыл каждый продукт и с чем его едят.

— Вы не можете не попробовать это. Это наше самое знаменитое блюдо!

В конце они едят жареные бананы со сладким картофелем и немного варёного маниока, всё это под сливками французского происхождения, как и Камилль, женщина, с которой Сахмед познакомился в путешествии и которая сейчас улыбается им из кухонного окошка. После хорошего бокала Шабли и маленького пирожного из пальмового масла их путешествие по Эфиопии, Сомали и Эритрее заканчивается, и затем они снова оказываются под огнями римских улиц. Корсо Триесте, виа Номентана, проспект 21 Апреля, затем — 24 Мая, и так до самых Фори Империали, потом всё время прямо до Кампидольо и театра Марчелло, а потом к виа Локри.

— Т-с-с…

— В чём дело?

— Не шуми… — Гуидо медленно открывает чугунные ворота.

Ники сжимает его руку.

— Мне страшно…

Гуидо улыбается.

— Ничего не случится, просто я хочу, чтобы ты это увидела, чтобы ни случилось…

Они входит и идут, скрытые высокой травой, между пышнами растениями, толстыми стволами и холодными каменными плитами.

— Гуидо, мы же на кладбище!

— Да, но не на католическом, — он берёт её за руку, и они молча шагают в ночной темноте по древним дорожкам среди выцветших фотографий, надписей на английском и серьёзных эпитафий. — Вот он… — она в изумлении останавливается, а Гуидо готов кричать от восторга, показывая это ей. — Когда я учился в институте и ссорился с отцом, то садился на мотоцикл и приезжал сюда, с книгой и даже с пивом… я лежал под солнцем… на могиле Китса.

Ники внимательней рассматривает надгробье.

— Видишь, что там написано? «Здесь лежит человек, чьё имя написано на воде». Представляешь… — с улыбкой объясняет ей Гуидо. — Его всегда пытались затравить враги. Но посмотри, что ему ответили… — он немного перемещается, останавливается у какой-то мраморной плиты и читает: — «Китс! Если твоё дорогое имя написано на воде, то каждая капля её — с лица тех, кто плачет по тебе…» Красиво, правда? Кто-то хотел, чтобы он чувствовал себя любимым. Наверное, какой-то незнакомец… кто знает… Самое странное — то, что иногда мы не замечаем, как сильно нас любят окружающие, и, возможно, автор этих слов никогда ему ничего не говорил, возможно, они случайно познакомились или просто встретились, может, они даже никогда не здоровались…

Они гуляют среди кладбищенских кипарисов, по этому свежему зелёному лугу, оставляя за спиной пирамиду Цестия в египетском стиле, которая разрезает своей белизной римские стены позади. В тени быстро бегают коты между плитами с надписями на всех языках мира. Ники и Гуидо проходят перед могилой Шелли, английского поэта, чей корабль затонул в море у итальянских берегов, и чьё тело, вынесенное на берег волнами, появилось на пляже близ Вьяреджио. Здесь также лежит писатель Карио Эмилио Гадда и Уильям Стори, похороненный под скульптурой L'angelo del dolore, которую завершил незадолго до своей смерти.

— Это волшебное место… Протестанты, иудеи и православные, самоубийцы и актёры не могли быть похоронены на священной земле, так что они лежат за ограждением. И в ночи. Говорят, первый человек, похороненный здесь, это студент Оксфорда, а было это в 1738. В городе умерло множество людей, которые не были католиками. Я читал, что это место занесено в список Всемирного фонда памятников как одно из ста мест под угрозой разрушения. В настоящее время оно находится под покровительством комитета иностранных послов доброй воли, проживающих в Риме. Но денег не хватает, и, наверное, придётся его закрыть… Абсурд, правда? Посмотри, какая красивая статуя…

— Да, красивая.

— Представь, Ники, она была на обложке диска одной финской металл-группы, Nightwish…

— Чёрт возьми, как же это странно! Кому вообще пришла в голову такая идея, интересно. И вообще, откуда ты знаешь всё это?..

Гуидо улыбается.

— Нас иногда покоряют некоторые вещи, возбуждают наше любопытство, и самое лучшее, на мой взгляд, когда такое происходит без скрытого смысла…

Ники очень удивляет эта фраза, спокойствие, с которым Гуидо её произнёс, без акцентов, не придавая особого значения, естественно, как раз без скрытого смысла. И она впервые смотрит на него другими глазами. Он идёт впереди неё, но это не мешает ей видеть его улыбку, его профиль, освещённый луной, его непослушные кудри и полные губы.

— А ещё здесь похоронен знаменитый актёр Ренато Сальватори, который сыграл главную роль в «Бедных, но красивых», отличный фильм. И он тоже был шикарным актёром. В одной сцене они купались в Тибре… Представь себе, каким он был чистым тогда, и что с ним стало теперь.

— Верю, фильмы тогда снимали только чёрно-белые…

Гуидо улыбается.

— Да… — они останавливаются перед очередной могильной плитой. — «Красная ткань, как та, что носят на шее партизаны, и рядом с могилой в обожжённом поле красные, но другого оттенка, две герани. Ты лежишь здесь, своей непреклонной некатолической элегантностью составляя компанию мёртвым незнакомцам…» «Пепел Грамши». Стихи Пазолини. Грамши был похоронен на этом некатолическом кладбище, потому что в то время его идеология отличалась от превалирующей… Полный абсурд, да? — Гуидо смотрит на неё с особым напряжением. — Если я от чего-то никогда не откажусь, то это будет моя свобода.

Несколько мгновений они просто стоят вот так, окутанные ночной тишиной. Луна освободилась от туч и наблюдает за городом своим бдительным глазом, так что видит только половину. Они с улыбками переглядываются, и между ними, кажется, возникает новое взаимопонимание, словно они решили раз и навсегда прекратить глупые ссоры, сложить оружие и скрепить свой молчаливый пакт этим простым взглядом. Вдруг в глубине кладбища, в густой траве и качающемся от лёгкого ночного ветерка тростнике, появляется приглушённый луч света. Из-за большого кипариса появляется женщина, которая медленно продвигается вперёд в длинном платье, спутанные светлые волосы закрывают её лицо. Рукой она прикрывает слабое пламя свечи, под её ногами вертится толпа голодных кошек. Гуидо останавливает Ники, которая от испуга больно сжимает его руку.

— Что происходит?

— Т-с-с… Смотри, смотри туда.

— Куда? — шёпотом спрашивает она.

— Между деревьев. Видишь эту женщину?

— Да, эта нищая?

— Нет, это влюблённая. В первый раз я её увидел, наверное, лет в шестнадцать. Она решила прийти жить сюда, несмотря на то, что была богата и имела несметное количество всего. Когда муж изменил ей, она сошла с ума, потеряла рассудок. Она любит любовь больше всего на свете, так что теперь она занимает могилу Китса, единственного, кто никогда её не разочаровывал…

— Я не верю, ты только что это придумал, ну или это просто легенда…

— Клянусь тебе! «Без тебя меня нет. Я забуду всё, что не поможет мне вновь увидеть тебя, моя жизнь остановилась здесь, и я не вижу ничего дальше. Ты меня поглотила». И вот ещё: «Ты, ещё невинная невеста безмолвия, дочь молчания и длинных часов, лесная нимфа, та, что предпочла сказку цветов…». Это Китс. Ты не веришь, что женщина, сошедшая с ума из-за любви, могла посвятить всю свою жизнь такому поэту, как он? Что может быть прекраснее? Она отказалась от всего сущего, от моды и своих бесполезных богатств, чтобы здесь пережить это чувство, чтобы посвятить себя преданности поэзии и любви… Смотри…

Женщина только что раздала еду кошкам, а теперь она походит к могиле Китса и кладёт ему в ноги маленький цветочек, всё ещё свежий, и свечу. Она делает это аккуратно, а затем остаётся там одна, вспоминая про себя какое-нибудь стихотворение, верная воспоминаниям о мужчине, который умел любить. Постепенно её окружают кошки, гладятся об неё, останавливаются у её ног, мурлычут и поднимают хвосты. Больше, чем любовь, их делает счастливыми еда, и эта простая женщина, уже старуха, ласкает их. Затем она берёт складной стул и садится напротив свечи, укрытая в свою шаль.

Ники сжимает руку Гуидо.

— Пойдём отсюда, пожалуйста…

— Почему?

— Мне кажется, что это особенный момент, только её личный, а нас никто не приглашал.

Гуидо соглашается, и, не произнося ни слова, так же, как когда они пришли сюда, они быстро уходят по этому зелёному полю, скрывающему покойников, знаменитых и не очень.

Они залезают на мотоцикл и вот уже снова едут по городу, спокойно, без направления, посреди волшебной ночи, которая исчезает резко, как элегантная женщина, объект восхищения и желания всех вокруг. Между зелёными ветвями в тени, на берегу реки, легко отражающей спрятавшуюся луну, они чокаются пивом. Дзинь.

Гуидо улыбается Ники.

— За то, чего ты хочешь… За твоё счастье.

Она возвращает ему улыбку.

— Выпьем и за тебя тоже, — говорит она и делает глоток своей «Корониты».

Счастье. Моё счастье. Из чего состоит моё счастье? Задумавшись об этом, без границ, без жестокой реальности и в тишине, она делает глоток вина и останавливается. Она просто слушает, как течёт Тибр.

Кусок дерева, может, веточка, падает в водную пену, сопротивляясь быстрому течению, появляется, исчезает, танцует с волнами, тонет, снова появляется на поверхности и, с внезапным пируэтом, достойным балерин, продолжает свой танец и исчезает в молчаливой музыке реки. Точно. Так я себя чувствую. Как эта ветка в руках волн. Ники смотрит на тёмную воду, напуганная силой природы, а ещё больше — моментом, который сейчас переживает. Что я делаю со своей жизнью? Почему я сейчас здесь? И смотрит на него. Гуидо молчит. Он пьёт своё пиво. Потом, словно чувствуя её взгляд, он медленно оборачивается и улыбается.

— Загадала желание?

Ники утвердительно кивает. Затем опускает взгляд. Он подходит к ней ещё ближе и садится рядом. Снимает куртку и набрасывает ей на плечи.

— Вот. Заметил, ты немного дрожишь. Холодно здесь. Влажный воздух из-за реки.

Ники поднимает взгляд, и их глаза встречаются.

— Спасибо.

Они просто молчат, не чувствуя неловкости. Заканчивают своё пиво.

— Слушай, у меня появилась идея, — Гуидо улыбается ей в темноте.

— Рассказывай…

— Кое-что красивое. Давай засунем записку в бутылку и отправим её по реке, чтбы она нашла свобю судьбу, как тебе? Как в том фильме… «Послание в бутылке» с Кевином Костнером и Робин Райт Пенн…

На этот раз удивляет его она. Та, что чуть ли не влюблена в то длинное письмо и выучила его наизусть, чтобы никогда не забыть. Та, что теперь расслабилась, закрывает глаза и декламирует:

— «Всем, кто любит, любил и будет любить. Всем кораблям в море, всем портам, моей семье, моим друзьям, а также незнакомым мне людям: это и послание, и молитва. В моих скитаниях я обрела, наконец, истину: у меня есть то, что ищут все, но находят лишь очень немногие, — единственный человек, которого мне суждено любить всю жизнь. Человек, который всего достиг сам, который умеет ценить простые радости, который дарит мне жизнь. Он моя гавань и мой дом, ни ветер, ни невзгоды, ни даже смерть не смогут разрушить этот дом. А теперь молитва: Господи, сделай так, чтобы все люди в мире узнали любовь, подобную моей. Сделай так, чтобы эта любовь исцелила их, ибо она убивает чувство зависти, вины и сожаления, она убивает злость… Господи, молю тебя об этом. Аминь…»

— Да, — Гуидо только и открывает рот от удивления. — Ты помнишь всё! Да, именно это было в письме.

Ники не может поверить. Это её любимый фильм. Она смотрела его бесчисленное множество раз, любовь, которая пережила исчезновение… Любовь сильнее смерти. Эрос и Танатос. И то, что Гуидо упомянул именно этот фильм, причиняет ей боль. Она пристально смотрит на него и видит, как он вырвал листок из своей записной книжки, а теперь что-то пишет. Она рассматривает его профиль, губы, черты лица. Это мальчик? Или мужчина? Его крепкое, спокойное тело защищено от ночного ветра лёгким свитером. Его тонкая талия. Его длинные ноги. И эта улыбка.

— Готово, я написал его. Прочитаю тебе: «Тебе, той, что нашла меня… Я кричу тебе, любовь моя, чтобы ты смогла любить с мятежным безумием, с нездоровой страстью, чтобы эти слова стали для тебя началом отчаянного счастья…»

Ники хранит молчание, впечатлённая красотой этих слов, их важностью, невероятной гармонией, которую она сама испытывает. Она чувствует что-то новое. У неё впечатление, словно она преодолела некое препятствие, сняла повязку с глаз, обнаружила что-то за углом. Как песня, которая резко прерывается, разрывает тишину и волнует тебя. А он здесь. Гуидо. Тот, кого я встретила тогда, тот, с кем заключила бесконечное пари, тот, который так легко находит выход, тот, у кого на всё есть ответ. Иногда я с ним согласна, иногда нет. Она вдруг начинает чувствовать его таким близким, в идеальной гармонии с ней. Словно они вместе играют песню, которую остальные не могут услышать. И никто не может этого даже представить себе. Даже сама Ники.

— Какие красивые слова.

— Я рад, что тебе нравится. Давай, возьми листок и карандаш и тоже напиши.

— Нет… Мне не хочется.

— Ну же. Это ведь игра, вдруг это чем-то поможет человеку, который её найдёт, поможет задуматься о том моменте, который он будет переживать…

Ники задумывается на мгновение. Гуидо пристально смотрит на неё. Они слегка переглядываются. Накоенц, он наклоняет голову.

— И?

Наконец, Ники соглашается, покорённая этой странной игрой.

— Давай листок.

Гуидо с улыбкой протягивает его.

— Отлично. Я рад… — он рассматривет её, пока она ищет вдохновения в небе. Ники замечает это. — Хватит, не смотрит на меня так, иначе я ничего не придумаю.

— Ладно. Тогда я пойду и выброшу свою бутылку, пока ты пишешь.

Он находит палку походящего диаметра, сворачивает листок и кладёт его в пустую бутылку «Корониты». Затем вставляет палку. В несколько ударов ладони вбивает её внутрь до середины. Берёт бутылку с новой только что изобретённой деревянной пробкой и осторожно бросает в реку. Вода подхватывает её, словно забирая из его рук, и очень быстро уносит с собой, взяв курс на неизвестную пока судьбу.

Между тем Ники закакнчивает писать.

— Готово, — говорит она, сворачивая листок и пихая его в бутылку.

— Не прочитаешь мне?

— Не-а, я стесняюсь.

— Ну же… — Гуидо улыбается ей и делает вид, что разочарован. — Я уверен, что вышло красиво.

— Не знаю. Я написала первое, что пришло в голову. Это прочитает тот, кто найдёт бутылку.

Гуидо понимает, что не должен настаивать, что ей нужна её независимость, возможность выбирать, и что сам факт того, что он придумал эту игру, а она согласилась, это для него уже победа. Так что он помогает ей сделать из палки пробку для бутылки, а затем они вместе подходят к берегу реки, чтобы отправить по течению вторую бутылку. Они ещё некоторое время наблюдают за водой, из которой время от времени показывается горлышко бутылки, а затем исчезает в темноте.

— Каким же будет счастливчиком тот, кто прочитает твои слова. Интересно, окажется ли он способным представить красоту их автора…

Ники поворачивается и видит, что он близко. Очень. Слишком. Их охватывает тень зелёного бокала листвы большого дерева. Самые длинные ветви опускаются на них, образуя большой природный зонт. Он защищает их даже от самого простого отблеска луны. Они здесь, вдали от всего мира. Лёгкий тёплый ветер треплет листья и волосы Ники. Непослушная прядь скользит по её лицу и кажется, будто оставляет на нём неуверенный след, как знак вопроса, любопытный завиток останавливается у края её щеки. И в этом их молчании тысячи слов. Их взгляды, эти глаза умиротворённо улыбаются, наслаждаясь красотой момента. Мгновения, которое, кажется, длится целую вечность.

Гуидо шевелит рукой, аккуратно поднимает её к её лицу, отбрасывает этот непослушный локон и гладит её волосы. Не переставая смотреть друг на друга, они медленно приближаются друг к другу губами этим легчайшим движением, и их рты раскрываются, как цветы в русле реки. Эти красные губы, эти нежные лепестки двух юных улыбок, уже почти соприкасаются. Ники? Ники? Что ты делаешь? Собираешься целоваться с ним? И тогда, словно очнувшись от сладкого сна, от нежданного гипноза, Ники приходит в себя и ей становится даже стыдно за то, что она чуть не сделала, за слабость, которую она только что продемонстрировала, за безумное, глупое и простое человеческое отвлечение. Подавленная, она отворачивается и опускает глаза.

— Прости, я не могу.

Нет, не хочу, думает Гуидо. Нет, ты мне не нравишься. Нет, я тебя не хочу. А она сказала только, что не может. Как будто на самом деле хотела, как будто желание всё-таки существует, будто это могло бы произойти однажды, но не сейчас. Тогда он неспешно и без злости натягивает на лицо простую и лёгкую улыбку.

— Не переживай. Я отвезу тебя домой.

В один миг Ники снова оказывается на его мотоцикле позади него, глупая, запутавшаяся, дезориентированная, и свежего ветра Лунготевере недостаточно, чтобы прочистить её мозги и тем более сердце. Мотоцикл летит по улицам, и в какой-то момент Ники чувствует, что левая рука Гуидо, которую он убрал с руля и опустил на её ладонь, сжимаёт её, словно ему хочется заставить её почувствовать себя уверенно, забыть о своей растерянности.

— Всё хорошо? — их глаза встречаются, ведь она шпионит за ним через зеркало заднего виденья. Ему хотелось бы внушить ей спокойствие и доверие. Он продолжает настаивать: — Всё окей?

— Да, всё нормально.

Она улыбается и уверенно качает головой. Они проезжают часть дороги, держась за руки, уже далёкие от любых ссор, глупых шуток и издевательств. Они словно вышли на новый уровень. Приятели. Ники смотрит вниз, к ногам. Их с Гуидо руки соединены уже долгое время, неподвижные, они словно символ капитуляции. Приятели. Она даже не чувствует себя виноватой. В конце концов, что я такого сделала? — спрашивает она себя. Однако она прекрасно знает, что дышит новым воздухом. Что она сделала долгий, глубокий, протяжный вздох. Приятели. Она никогда и представить не могла, что так может быть с другим. Другой. Другой. Даже хочется прокричать это слово, до такой степени оно кажется ей странным, абсурдным, чужим и невозможным. Она снова смотрит на свою руку, здесь, под его, и это тоже кажется ей невозможным. Тем не менее, это так. Тогда она закрывает глаза, опирается о его спину и забывает обо всём, полностью отдавшись улицам этой странной ночи. И тишине. Не слышен даже обычный шум дорог. Тишина. Впечатление, что даже город рот раскрыл от удивления. И непослушная слеза катится по её лицу. Да, так и есть. Мы друзья. Едва заметив, она снова оказывается у университета.

— Всё, приехали…

Ники поспешно слезает с мотоцикла, а затем, закрыв волосами лицо, прячась даже от самой себя, она прощается с ним.

— Пока… — она убегает, даже не поцеловав его.

Она бежит к своей машине и открывает её, даже не обернувшись. Заводит мотор и уезжает домой, постоянно отвлекаясь. Заходит в дом и закрывает дверь. Потом вызывает лифт. Она задыхается и отчаянно пытается восстановить равновесие. Входит в лифт и, посмотрев на себя в зеркало, едва узнаёт эту девушку. Волосы, спутанные от поездки на мотоцикле, дикой, даже без шлема, и лицо, совершенное другое, горящие глаза, напуганные, безумные, живые от этого здорового и чрезмерного сумасшествия. Это желание свободы, этот невероятный бунт против всех и вся, против ограничений и долга, против принадлежности этому миру и самой себе. Да, только самой себе. Она входит в квартиру. К счастью, все спят. На цыпочках она идёт в свою комнату и тихонько закрывает дверь. Вздыхает. Достаёт мобильный из сумки. Кладёт его на стол и пристально смотрит на него. Он выключен. Искал ли он меня? Кто знает. Но я не хочу включать его сейчас. Даже знать не хочу. Не хочу зависеть ни от чего и ни от кого. Где ты была? Что делала? Не знаю. Да, я была с подружками. Вдруг она восстаёт даже против этого. Против обязанности обманывать его, лгать. Зачем? Разве это не моя жизнь? Почему я должна врать? Почему у меня нет свободы даже быть самой собой? Почему я должна постоянно контролировать себя, ограничивать себя, притворяться, что не чувствую чего-то, просто потому что это «не соответствует» женщине, которая выходит замуж? В кого я превращаюсь? Ники нервно вышагивает по своей спальне. Чувствует, как её переполняет удушающий крик, она нуждается в пространстве и внимании. Что же я такое говорю? Я люблю Алекса, я с ним, я боролась за него. Я всегда критиковала подобное поведение, когда замечала такое в окружающих, и что я теперь такое делаю? Я даже хуже них? Эрика, Олли, мои одноклассницы в школе, в институте. Каждый раз, как мне рассказывали такие истории, я всегда такое осуждала, даже не задумываясь над причинами. А сейчас? Сейчас я одна из них. Я бы даже сказала, что я ещё хуже, потому что я всегда находила в себе смелость говорить об этом, критиковать, осуждать, смеяться, думая, что со мной-то такого никогда не случится. Это ведь так жалко, говорила я, никогда так не поступлю. И вот я оказалась в такой ситуации. Я чувствую себя такой нерешительной, неуверенной, несчастной, быстрой, зажигающей одну свечу для бога, а вторую — для дьявола. Услышав в своей голове последнюю фразу, как выстрел, как внезапный шум, как возможную атаку, направленную на всё, что она создавала ещё вчера, Ники перестаёт сомневаться. У неё нет выбора. Больше нет. Так что она подходит к столу, где готовилась к выпускным экзаменам, где плакала, страдала и тысячи раз проверяла телефон в ожидании какого-нибудь малюсенького сообщения от него. Сколько её ударов пережил этот стол, когда они с Алексом расстались и она ждала, что он вернётся, признает свою ошибку, будет умолять её вернуться, просить прощения. Она убирает стул. Сколько дней, сколько слёз. Сколько отчаяния. А теперь? Она молча садится. Теперь всё снова изменилось. Так что она убирает волосы с лица и заставляет себя сделать то, что и представить не могла.

114

Квартира Маттиа достаточно большая, но его это не особенно заботит. Вся обстановка — это мебель в стиле семидесятых и кое-что из Икеи. Кажется, будто его бабушка не так уж давно покинула это место. Над кое-каким предметами мебели — вязанные крючком салфетки, а в коридоре — комод с зеркалом, занимающий собой почти всё пространство. Гостиная превратилась в подобие спортзала. Там несколько тренажёров и беговая дорожка.

— Здесь я расслабляюсь… Физические нагрузки — лучшее средство от стресса и головной боли. Идём сюда…

Они входят в маленькую кухню. Маттиа включает лампочку на потолке и открывает холодильник. Затем достает из ящичка ложку, а из шкафчика — блюдце и стакан. Раскладывает на столе салфетку, ставит в центр бутылку Мальвазии.

— Прошу тебя, чувствуй себя, как дома. Мы не можем оставить принцессу без десерта.

Кристина улыбается и садится. Маттиа тоже. Затем отрезает ей хороший кусок торта и кладёт перед ней. Кристина с удовольствием съедает его.

— Я смотрю, у тебя впечатляющий аппетит… ты ненасытная…

Маттиа окунает палец в крем и, пока она не успевает ничего понять, мажет ей нос. Кристина начинает смеяться. Они дурачатся. Затем она засовывает Маттиа в рот кусочек торта. Они играют. Маттиа приближается к ней.

— Позволь мне попробовать тебя… — говорит он и начинает медленно целовать её, покусывая её губы.

Сначала Кристина немного смущается, но затем расслабляется. Длинный, чувственный, лёгкий поцелуй. Ласки. Они встают на ноги, футболка летит на пол, платье скользит и оказывается там же, он поднимает её и несёт в другую комнату. Коридор, открывающаяся тёмная дверь, спальня, на столе включается лампа. Ещё больше поцелуев, ласки и страсти. Кристина чувствует под своими пальцами это идеальное тело, мускулы, гладкую горячую кожу. Она смотрит вокруг себя, насколько может. Замечает, что это единственная комната, декорированная в современном стиле, на стенах много зеркал, белая мебель. А ещё замечает, что временами Маттиа отворачивается от неё и смотрится в зеркало. И остаётся этим доволен. Может быть, доволен самим собой, тем, что он главный герой этой сцены. Кристина никогда не делала этого в окружении стольких зеркал, и теперь слегка смущена. Но Маттиа такой нежный, и она отпускает себя. После ещё нескольких поцелуев, он оказывается на ней. И в этот момент Кристина замечает ещё кое-что. На полке рядом с окном она видит стеклянный шар, в каких обычно бывает искусственный снег. А внутри него куколка с плакатом, на котором написано «Я люблю тебя». Кристине вдруг становится грустно. Потому что похожий шар она как-то подарила Флавио… Он тогда засмеялся. Обнял меня. Он много раз тряс эту стеклянную сферу, а потом смотрел, как падает снег внутри него. Теперь он стоит в её спальне. Он всегда мне нравился. Может быть, Маттиа его подарил тоже кто-то особенный. И шар ему нравится. Симпатия, которую она к нему чувствует, растёт. Она позволяет ему любить себя. Но пока он, непохожий ни на кого, целует её, в её голове обнажается тысяча воспоминаний.

Позже. Звуки города почти гаснут. Сейчас пойти час. Кристина спокойно одевается. Снова смотрит на куколку. Маттиа лежит на кровати, свет луны, просачивающийся в окно, освещает его и устравивает причудливую игру с зеркалами. Его глаза закрыты. Он их открывает.

— Красавица, ты уходишь?

— Да, уже поздно…

Маттиа чуть поднимается.

— Я подвезу тебя.

— Нет, не нужно, я уже вызвала такси…

— Когда? Я даже не слышал…

— Недавно. Наверное, ты уснул… И я не хочу заставлять тебя сейчас выходить. А на такси я доберусь быстро…

— Ты нравишься мне, такая независимая женщина…

Услышав это слово, Кристина испытывает странное чувство. Она встаёт. Маттиа тоже. Кристина берёт сумку и пальто, брошенные на кухне. Маттиа провожает её до двери. Выходя, Кристина оборачивается.

— Кто подарил тебе куколку, которая стоит у тебя в комнате? Я имею в виду шар со снегом.

Маттиа поражён. Она раздумывает несколько мгновений.

— Ну… одна девушка… честно говоря, я не помню её имени… А что?

Кажется забавным, что такой маленький предмет, ничего не значащий сувенир может иметь такой разное значение для двух человек. Слишком разное. Он даже не помнит о ней. О женщине, которая, возможно, подарила ему свою любовь, как это было в моём случае с Флавио. Ласковая женщина, которая наверняка была милой и терпеливой, которая, возможно, была уверена, что и он считает её особенной. А теперь он даже не помнит её имени. Кристина смотрит на него некоторое время. Маттиа улыбается.

— Ну что ж, восхитительная женщина, я могу позвонить тебе завтра?

— Нет…

Маттиа удивляется.

— Значит, ты будешь занята… Послезавтра?

— Нет…

— Через несколько дней?

— Не нужно…

Кристина прощается с ним, улыбается, а затем исчезает в коридоре. Маттиа наблюдает за тем, как она удаляется. Он не понимает этой странной перемены настроения. М-да. Женщины. Никогда мне вас не понять. Хотя, никогда не говори «никогда».

115

Эрика резко просыпается. Сначала она ничего не понимает. Замечает, что матрас слегка жестковат. В чём дело? Она открывает глаза. Пытается сфокусировать взгляд, но не узнаёт н предметы, ни комнату. Она приподнимается и осматривается. И видит его. Рядом с собой. Он глубоко дышит, во сне откинув одеяло. Оно практически валяется на полу. Он лежит на животе. Его голое тело демонстрирует свою дряблость. Как странно. Когда он одет, и не подумаешь. Эрика смотрит на ночной столик. Электронные часы показывают три часа ночи. Она замечает, что тоже голая лежит под одеялом. Видит свою одежду, раскиданную по полу. Она снова поворачивается к нему. И вспоминает. Они вышли из университета. Он пригласил её покататься по району на машине. Они рассказывали друг другу истории и смеялись. Он дал ей понять, что она ему понравилась. И она почувствовала себя счастливой. Затем они подъехали к дому. Он предложил ей зайти, чтобы выпить кофе, и пообещал, что потом отвезёт домой. Они немного поговорили, а потом он её поцеловал. И каждый раз со всё большей страстью. Эрика позволила ему это, а теперь чувствует себя паршиво. Вот он, лежит, спит, немного бледный. И уже не кажется ей таким красивый, как раньше. И что я в нём нашла? Это его я считала прекрасным. Хотела привлечь его внимание любой ценой, а теперь, переспав с ним, чувствую себя вот так. Эрика поднимается. Едва касаясь ногами пола, проходит по комнате, освещённой каким-то отражением, просачивающимся через занавеску. Много книг. Комод. Зеркало. Рамка. Эрика берёт её. Фотография красивой брюнетки с длинными волосами и двоих детишек лет восьми-десяти. А рядом с ними сидит на земле он, Марко Джанотти. На другой фотографии в рамке он с той же женщиной в день их свадьбы. Значит, он женат… Эрика снова смотрит на него. Его сон стал ещё глубже. Он храпит. Эрика качает головой. Вот чёрт. Просто невозможно. Интересно, что он делает здесь один. Наверное, жена и дети уехали. Или это просто квартира, в которую приводят таких дур, как я. Подумав об этом, она замирает. Дур, как я? Придурки, как он! Я-то не сделала ничего плохого. Я просто следовала своему инстинкту. Он мне понравился. Вот и всё. Это он — лжец, который изменяет своей жене и издевается над своими студентами. Но эти слова заставляют её почувствовать, будто она врёт сама себе.

116

Водитель паркуется у дома Алессандро, который быстро вылезает из машины и достаёт свой чемодан на колёсиках. Леонардо опускает стекло.

— Возьми отгул, если хочешь.

Алессандро улыбается.

— Хорошо, спасибо. В любом случае, мне кажется, всё прошло неплохо, как считаешь?

— Да, отлично, — Леонардо восторженно улыбается. — Американцы уже предоставили большую часть бюджета на следующий год для нашей рекламы, и они остались под впечатлением от красоты фильмов. Должен сказать, что вы с Раффаэллой просто гении. Жаль, что она не поехала с нами.

— Ну да… — Признаёт Алессандро. — Всем понравилась работа, которую она проделала. Если поедешь в офис, скажи ей об этом. Увидимся послезавтра.

Машина с водителем и Леонардо заводится и уезжает, в то время как Алессандро заходит в здание и вызывает лифт. Он одним глазом проверяет мобильник. Как странно. Ники мне не звонила. Даже ни одного сообщения. Вчера я ещё раз попробовал, а она была вне зоны, потом пробовал в течение всего ужина с американцами, и всё равно не получилось дозвониться. Ладно, это нормально. В любом случае, сейчас всё успокоится. Это был решающий момент для выбора направления кампании, а теперь можно и не напрягаться. Он открывает дверь своей квартиры. С этого момента всё станет проще, намного, так что теперь и я сам смогу заняться свадьбой. Он заходит в свой дом и оставляет ключи на полке при входе. Честно говоря, я до сегодняшнего момента вообще ничего не делал.

— Ники… ты здесь? — может, она уже ушла. — Ники?

Может, она даже не приходила, наверное, решила остаться у себя дома. Кажется, сегодня она должна была пойти со своей матерью заказывать церковь… Но вдруг он видит, что шкаф и ящики её стола открыты. Дверь спальни Ники, такой же, как у неё дома, открыта, а шкаф пуст.

— Нет… что случилось? Меня ограбили? — нерешительно произносит он, почти с надеждой, взволнованный тем, что всё наоборот, что могло произойти кое-что другое, боясь, что этот необъяснимый беспорядок существует по другой причине.

Нет. Скажите мне кто-нибудь, что это не так. Алессандро оставляет свою сумку на полу и начинает бегать по дому, с каждый разом всё более беспокойный, пока не оказывается в своей спальне и не находит его. Письмо. Опять.

— О нет…

Он открывает конверт почти с отчаянием и достаёт письмо, с силой разворачивает его, с яростью, бешено трясёт им в воздухе, встревоженный тем, что там написано.

«Дорогой Алекс, возможно, это не лучший способ говорить тебе такое, но в данный момент я чувствую себя настоящей трусихой». Алессандро не верит своим глазам, думает, что сейчас упадёт в обморок, ему хочется выблевать этот прекрасный завтрак, что он съел сегодня утром, и сожрать все вместе и каждое по отдельности слова этого чёртового письма. Он быстро читает его, едва улавливая смысл фраз, строк, он ищет, копается в страхе найти это оправдание: «Я влюбилась в другого». И, наконец, он останавливается, немного успокоившись, взяв себя в руки, волнуясь чуть меньше. «Мне жаль, это слишком большой шаг для меня. Я поняла, что боюсь, что я не готова». Вот оно. Он дышит медленнее. Только это и ничего более, отлично, это всё равно важно, но это ещё не конец. Он читает до последней строчки. «Так что нам лучше не видеться некоторое время, мне нужно подумать».

Но ведь я ради тебя бросил работу, уехал на остров, на маяк, и ждал тебя там, а потом мы решили быть вместе, потому что хотели этого. Я сменил дом, чтобы стереть любое воспоминание об Элене, переделал твою спальню, чтобы ты могла приходить сюда и заниматься, и чувствовала себя при этом, как дома, свободной или, во всяком случае, независимой. Я даже поехал в Нью-Йорк, вновь нашёл Мауса, и он придумал бесчисленное множество вещей, чтобы я сделал тебе предложение руки и сердца, как ты мечтала, сказочно, как ты любишь, потому что жизнь может быть сказкой, если ты захочешь, если решишь жить мечтой… И теперь ты отказываешься от этой мечты? Ты не готова? Тебе страшно? Ты отказываешься от всего этого? Почему, Ники? Это моя вина? Потому что я был слишком занят? Потому что тебе приходилось соглашаться во всём с моими сёстрами? Из-за подготовки к свадьбе? Из-за тяжести решения? Скажи мне, Ники, умоляю. Он сидит в тишине этого пустого дома, в этих стенах, всё ещё пахнущих смехом и любовью, нашими шуточными гонками, разыгранными ссорами и нежными падениями на кровать, поцелуями во всех комнатах и вздохами, которые всё ещё звучат в воздухе, как лёгкие улыбки, постепенно теряющие цвет. Вдруг Алессандро начинает казаться таким грустным этот дом, словно со стен сошла краска и осталась серая штукатурка, словно цвета диванов, подушек, крёсел, картин и всех вещей, которые они выбирали вместе, вдруг исчезли, стали размытыми, затемнёнными, растворились в воде. По крайней мере, так он всё видит сквозь слёзы, застилающие его глаза.

117

Олли на ходу прибирает дом, закидывая кое-какие вещи в шкаф, оказываясь то тут, то там. Ставит кипятиться воду. Берёт пакетик из ящичка рядом с раковиной. Накладывает в фильтр ложечкой немного каркаде и ставит его в чайник. Одним движением берёт четыре большие кружки и ставит на стол, где уже лежит печенье, лимон и коричневый сахар.

Затем она продолжает убираться. Через некоторе время слышит звонок домофона. Три коротких звонка. Отлично. Должно быть, кто-то из них. Олли идёт открывать и ждёт в прихожей.

— А, это ты, — это Эрика. — Привет, проходи.

Олли снова идёт на кухню и ставит чайник на огонь помедленнее.

— Иди сюда, я тут за чайником слежу.

Эрика идёт за ней. В этот самый момент снова звонят. Олли бежит к двери.

— Ой, вот и ты…

Дилетта обнимает её.

— Какая ты серьёзная… Можешь рассказать, что у вас случилось?

— Ты права, прости… Особенный период. К тому же, когда Ники вот так нас собирает, у меня всегда плохое предчувствие… Я так нервничаю из-за неё!

Они входят в гостиную.

— Привет, Эрика! — Дилетта подходит к подруге и целует её. — Ну что?

— Ну, мы собрались.

Дилетта садится на высокий табурет у барной стойки.

— Твой чердак такой классный, ты тут с таким вкусом всё обставила.

Олли улыбается.

— Спасибо. Мне тоже очень нравится, и ещё здесь хорошо спится, очень тихо. Думаю, у каждого дома есть своя атмосфера, особая энергетика, вам не кажется?

— Да, а какая у тебя?

Олли снова улыбается.

— Очень позитивная. Как вы думаете, что Ники собирается сказать?

— М-да… Думаю, хочет, чтобы двое из нас были её подружками невесты.

Эрика делает большие глаза.

— Двое? Только двое? А что с третьей? В таком случае, уверена, что меня она точно не возьмёт!

Олли выглядит удивлённой.

— Почему? Если кто-то должен остаться в стороне, то это я. Я ей тысячу раз звонила, а она мне так и не ответила.

— И со мной то же самое. Вчера вечером хотела поговорить с ней, а у неё телефон отключён.

Дилетта берёт печенье.

— Можно? Умираю с голоду.

— Да-да, конечно, простите. Хотите чего-нибудь?

Эрика отрицательно мотает головой.

— Нет, я не хочу, мне нужно немного похудеть, я уже становлюсь похожей на бочку.

— С чего ты взяла? Ты красотка! — Олли смотрит на Дилетту: — Как бы там ни было, вот кто у нас поправился на несколько кило.

Дилетта усмехается, улыбается и пытается закрыться печеньем, которое не перестаёт жевать.

— Я? Вполне возможно. В последнее время постоянно хочется есть, — затем она смеётся: — Мне нужно чуть больше двигаться, чтобы вернуться в форму!

— Да-да, точно, — соглашается Эрика. — Может, с Филиппо…

Дилетта показывает ей язык.

— Завистница. Сколько времени у тебя не было секса?

— У меня? Да я не знаю, куда от него деваться!

Тогда Дилетта отправляется к Олли.

— Ладно, как бы там ни было, мы ведь за одно? — говорит она, расставляя на столе сдобное миндальное печенье, которое принесла.

— Ну… — отвечает Олли, — я всё ещё немного злюсь на неё.

— Да, и я тоже, — присоединяется Эрика, выключая чайник.

— Я знаю, девочки, но мы ведь всё равно её подруги. Ну же, мы ведь уже обсудили это по телефону, в тот день, когда мы ходили в ателье, Ники была уставшей и подавленной, как и до этого, когда не отвечала нам… Она не обиделась на нас и не стала меньше любить из-за этого… Просто она взвалила на себя слишком тяжкий груз.

— Я даже могу согласиться с этим, но в чём мы виноваты? Мы просто хотели помочь ей… — говорит Олли, ставя фильтр с тисаной в чайник.

— Она тоже осознаёт это, просто на тот момент не могла ясно мыслить. Вы не заметили, какой убитой она была в тот день? Девочки, мы же Волны. В горе и в радости. Мы не идеальны. Мы не можем всё время быть лучшими. С любой из нас может произойти что-то неожиданное… что напугает нас и сможет разрушить наши планы, — она гладит свой живот так, что только она может понять это. — Но мы Волны, помните? Всегда и при любых обстоятельствах. Нас четверо. И мы должны быть вместе, когда одна из нас немного отдаляется, попадает в неприятности и, возможно, отвергает нас, а мы её не понимаем. Подруги тоже ссорятся, они не во всём всегда согласны. А иначе — что это за дружба? Чистый театр. Гораздо важнее способность всё прояснить, мужество разрушить стену молчания, которую мы иногда возводим. Кто-то должен был сделать первый шаг. И это были мы. Вот увидите, всё будет хорошо. Но мы должны восстановить гармонию… Обещаете? Если нет, то потом мы все будем жалеть об упущенном…

Олли и Эрика мимолётно переглядываются.

— Слушай, Дилетта, для ясности: мы очень любим Ники. Мы её обожаем, и ты это знаешь, так же, как тебя. Но злит меня то, что Ники в сложный момент просто замкнулась вместо того, чтобы поделиться с нами… Это она отдалилась от нас. Поехала в Нью-Йорк, решила выйти замуж, изолировала себя от всех, позволила сёстрам Алекса помогать, а на нас перестала обращать внимание… Это она не хочет быть с нами…

— Ну же, Олли, не будь такой жестокой… потому что в глубине души ты вовсе не такая… Тебе тоже жаль, что она так закрылась, и именно поэтому мы должны были понять, что у неё не всё хорошо. Нападать на неё в такой момент — не лучшая идея, тебе не кажется? И да, повторяю специально для тебя — мы подруги. Хватит. Она ведь скоро придёт. Уже почти четыре. Сейчас всё узнаем.

Через несколько минут раздаётся звонок в домофон. Олли идёт открывать и возвращается к остальным.

— Это она.

Вдруг все напрягаются, переволняются эмоциями и пугаются. Сердце Олли ускоряется как на важных соревнованиях или сложных собеседованиях. Дилетта нервно вышагивает по комнате. Эрика вертит в руках кофейную ложечку. Поговорить. Прояснить всё. Начать сначала. С ними такое происходит в первый раз. Небольшая трещина, которую не залечит время, есть риск, что она превратится в настоящий перелом. Подруга, которую мы должны успокоить, защитить и помочь ей в том, что только она сама может понять. И затем, между фразами, между всеми этими фразами, которые они годами писали в дневнике, они вспоминают ту, которую посвятили друг другу, чтобы укрепить свою связь, это арабское изречение: «Друг — это тот, кому ты можешь открыть своё сердце, предложить ему любой камень и песок, зная, что его аккуратные руки пропустят их через сито и сохранят только ценное, отбросив остальное своим нежным дыханием…» Или эта фраза Халила Джебрана: «Друг мой, мы с тобой познаем жизнь, и друг друга, и нас самих в тот день, когда ты будешь говорить со мной, а я услышу тебя, но от этого не перестану слышать себя самого; и тогда я буду молча стоять перед тобой, думая, что стою перед зеркалом…» Антуан де Сент-Экзюпери: «Друг мой, с тобой мне не нужно ни за что извиняться, не нужно ни от чего защищаться, с тобой я нахожусь в мире… За моими неуклюжими словами ты способен увидеть во мне просто человека». Ну что ж, настал момент увидеть просто Ники, за любыми возможными обидами и раздражением.

В этот самый момент стучат в дверь. Олли идёт открывать.

— Привет…

Ники с порога обнимает её, заставая врасплох. Олли опускает руки, растерянная этим жестом. Дилетта и Эрика переглядываются. Эрика кривит рот, словно говоря: «Хм, здесь что-то странное». Остальные тоже обнимаются.

Дилетта улыбается ей.

— Эта свадьба отстранила тебя от всех и от всего…

Ники остраняется и согласно кивает.

— Да, так и есть, ты права.

Однако её слова не отражают обычную радость, и Волны, конечно же, сразу это замечают. Ники на мгновение закрывает глаза, только на мгновение, а затем снова их открывает. Дилетта, не преставая жевать печенье, улыбается, стараясь замять ситуацию.

— Знаешь, чего мы тут напридумывали? Что сегодня ты выберешь двух подружек невесты. Должна признаться, что мы поговорили, и одна из нас будет очень разочарована этим… Так что меня ты должна взять точно, я приношу удачу, или… просто сделай подружками всех троих… Должна сказать тебе, Ники, что мы, Волны, подвергаемся большому риску с этим решением.

Ники опирается на барную стойку за своей спиной, словно ищет опору, чтобы почувствовать себя уверенней, прежде чем поделиться с ними новостью. Затем она нерешительно и стыдливо улыбается.

— Ничем вы не рискуете… — она на мгновение прерывается и смотрит им в глаза, уверенная в своём решении. И в их поддержке, которая нужна ей сейчас, как никогда. — Я не выхожу замуж.

— Что? — Дилетта едва не подавилась последним кусочком печенья.

Эрика, не смотря на своё фундаментальное желание быть циничной, на этот раз действительно шокирована.

— Ты ведь шутишь, правда?

Олли молчит, она растеряна и не знает, что говорить, думать, чувствовать, сомневаясь между радостью и грустью, повести себя как взрослая или как ребёнок. Наконец, она решает быть просто подругой.

— Рассказывай всё.

118

— Не может быть.

Флавио, Энрико и Пьетро изумлены и сбиты с толку. Они едва могут поверить в то, что только что услышали. Точнее, увидели, потому что они прочитали письмо Ники по очереди, каждый как минимум по три раза.

— Не может быть, — поторяет Пьетро, качая головой.

Флавио смотрит на него.

— Ты говоришь это уже в третий раз.

— И скажу снова: не может быть.

Алессандро в замешательстве сидит на диване в гостиной.

— Ещё как может, парни. Потому что это так. Она это написала. Я это не придумал.

Энрико пытается что-то сказать.

— Если не обращать внимания на то, что такой почерк бывает у человека, который очень торопится, я понял, что тут есть ошибки…

Флавио разводит руками.

— Да какая разница! Может, расскажешь нам, какая? Потому что я не вижу…

— А я вижу, смотри, — Пьетро берёт письмо: — Вот: «Мне кажется невыносимым ходить, таскаясь везде за твоими сёстрами…» Ты ведь об этом?

— Эй… — Флавио снова разводит руками. — Хватит вам! Сейчас все как попало разговаривают…

— Ничего подобного, нужно было написать просто «таскаться» и всё.

— Да ладно! Проверяй сам свои ошибки, когда пишешь письма по работе! Это ведь письмо девушки… прости, что я говорю это, — говорит он, гляда на Алессандро, — которая только что бросила своего парня.

— Эй! Спасибо большое…

— Ну, это же написано здесь, разве нет?

Пьетро утвердительно кивает.

— К тому же, и не скажешь, что она старалась беречь твои чувства…

— Именно!

Алессандро смотрит на них с отчаянием.

— А кроме этой ошибки, что вы думаете?

Энрико вмешивается:

— Ну, думаю, что твоё решение было не самым правильным.

— Какое решение?

— Позволить всем нам прочитать её письмо!

— Ну что ты говоришь! Я же не об этом спрашивал. К тому же, мне плевать, вы мои лучшие друзья. С кем мне говорить, если не с вами?! С ребятами на работе: с Андреа Сольдини, с Леонардо?

Пьетро прерывает его.

— Знаешь, я тут как-то приезжал к тебе в офис, и не могу не сказать тебе правду: эта Раффаэлла, с которой я столкнулся, была бы отличным решением всех проблем…

— Ага, но в данный момент она для меня Раффаэлло, мужчина.

— Ну и зря.

— Да пошёл ты. Это уже второй раз, когда я делаю своей женщине предложение…

— А потом шкафы в твоём доме оказываются пустыми, и ты находишь только письмо.

Пьетро садится напротив Алессандро.

— Ты должен признать, что что-то не так…

Алессандро обеспокоенно смотрит на него.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, ты делаешь им предложение, подготовка к свадьбе и всё остальное преращается в сплошной невроз, страх… даже больше, я бы сказал, в ужас, который в итоге заставляет их бежать так, что только пятки сверкают…

— Ну, с Эленой мы даже не начали готовиться…

Флавио поворачивается к Пьетро.

— В таком случае, твоя теория бесполезна!

— Может, но думаю, что со следующей…

Алекс смотрит на него, раскрыв рот от удивления.

— Со следующей? Какой следующей? Не-е-ет… Даже не заговаривайте об этом. Я люблю Ники!

Пьетро пытается утихомирить его.

— И очень вероятно, что она вернётся к тебе. Но с ней эта свадебная история не очень сработала. А раз всё вышло так… — даже простая мысль об этом заставляет Алессандро почувствовать себя дурно, но Пьетро продолжает, как ни в чём не бывало, — думаю, что лучше всего будет, начиная с сегодняшнего дня и навсегда, делать так: приглашаешь женщину на якобы важную вечеринку, очень элегантную, чтобы она оделась соответственно, а затем… Та-дам! Привозишь её туда, где всё уже готово заранее: праздник, свидетели, бонбоньерки, цветы и друзья… И вы тут же женитесь! Не давая ей возможности опустошить шкаф… и оставить тебе пресловутое письмо и всю эту драму, которую ты переживаешь слишком часто, тебе так не кажется? Не думаю, что ты вынесешь третье письмо…

Алессандро смотрит на них по очереди.

— Может быть, вы не понимаете, но я должен жениться. Я понимаю ситуации каждого из вас, то, что вы, тем или иным образом, кто больше, кто меньше, переживали трудности каждый в своём браке, и всё, что с вами случилось, не позволяет вам верить в любовь… Но это не мой случай. Не моя история. Не моя сказка.

Пьетро немного удивлён.

— Какая ещё сказка?

— Наша сказка, моя и Ники. Я люблю её!

Флавио, Энрико и Пьетро вздыхают и садятся на диван напротив Алессандро. Пьетро начинает говорить первым.

— Если в сорок лет ты всё ещё веришь в сказки, проблема серьёзнее, чем я думал.

Алессандро смотрит на него с улыбкой.

— Возможно, потеря этой веры — это гораздо серьёзнее.

Пьетро согласно кивает головой.

— Ладно, ладно, ты упрямый и ты прав. Тогда я предлагаю тебе как следует проанализировать это письмо. В одном из абзацев Ники говорит, что ей понравилось бы, если бы ты её выкрал, если бы увёз её от всех проблем и людей на мотоцикле… Современная версия прекрасного принца в третьем тысячелетии, с мотоциклом вместо коня.

Вмешивается Энрико:

— Ага, возможно, она забыла, что после аварии, в которую ты попал с отцом в четырнадцать, тебя пугают мотоциклы…

Пьетро оправдывает её.

— Может, он ей и не рассказывал.

Алессандро прерывает его.

— Да рассказывал я ей, рассказывал.

— Тогда ей нет оправданий.

— Нет, тогда это ещё хуже: она хотела подчеркнуть этот страх, и это значит только одно…

Алессандро кажется заинтригованным.

— Что?

— Она считает тебя слишком старым.

— Старым? Меня? Почему?

— Потому что ты не делаешь того, что свойственно молодёжи! Сколько раз ты ходил с ней на дискотеку?

Алессандро думает несколько мгновений.

— Один раз.

— Отлично.

— Это была презентация одной кампании у меня в офисе. Мы решили устроить дискотеку, потому что продуктом было пиво.

— Плохо.

— Почему?

— Я сказал «дискотека». А это была работа. Ты ездишь на мотоцикле?

— Нет, нет у меня мотоцикла, и, как уже сказал Энрико, я их боюсь.

— Ужасно. Сколько пива ты выпил с ней?

— Она пьёт Кока-Колу, а я иногда ром.

— Плохо! Пить пиво — это некий знак свободы, и к тому же, очень напоминает рекламные ролики. Татуировки? Пирсинг? Теории о странных феноменах? О сексе?

Алессандро грубо прерывает его.

— Слушай, Пьетро, единственное, что её пугает, — это идея брака.

— Да? Но я в этом письме вижу кое-что другое.

— Что? И где? Как? Почему?

— Не знаю. Не думаю, что это внезапный страх. К сожалению, такова жизнь, и за всяким письмом всегда есть что-то… — Пьетро размахивает им в воздухе. — В большей части случаев обнаруживается неспособность поговорить о том, что происходит на самом деле.

Алессандро поднимается и идёт, чтобы налить себе что-нибудь выпить. Энрико и Флавио зло смотрят на Пьетро, а он потирает подбородок, словно говоря: «А что вы хотите, чтобы я сделал?» В этот момент возвращается Алессандро с Ред Буллом.

— Отлично, это тебя взбодрит! Сможешь психологически настроиться на верный лад.

Алессандро делает глоток и спокойно смотрит на него.

— Знаешь, Пьетро? Ты так говоришь, потому что всю жизнь только и делал, что изменял.

— Я изменял, чтобы не изменяли мне. Это случилось со мной в юности. Я был так влюблён в девушку, которая была сукой и встречалась с другим. Когда я узнал об этом, то поклялся самому себе, что со мной такого никогда не случится больше, что я предупрежу это и буду изменять раньше, чем изменят мне.

Алессандро делает ещё глоток.

— Плохо, потому что это значит, что ты дважды проиграл. Во-первых, когда изменил, и, во-вторых, когда перестал верить в любовь. А я наоборот хочу верить.

— А если у неё есть другой, что бы ты тогда почувствовал?

Алессандро думает несколько секунд. Друзья с тревогой переглядываются. Затем он говорит им, не теряя самообладания.

— Она может быть с другим, но не быть достаточно смелой, чтобы сказать мне об этом… Но почему бы ей этого не сделать? Что в этом плохого? Красота любви в том и состоит, что человек влюбляется безо всяких на то причин, сам того не желая, да ещё в самый неожиданный момент. Ты знал заранее, что влюбишься в Сюзанну?

— Нет!

— А ты в Камиллу?

— Тоже нет.

— А ты в свою Кристину?

— Я всегда был влюблён в неё, и не произноси при мне её имени, потому что от этого мне хочется умереть.

— Ладно, значит, твой случай не считается. Как бы там ни было, возвращаясь к Ники, то, что она влюбилась в другого, возможно, но также есть вероятность того, что её на самом деле просто испугала свадьба. Вероятность — пятьдесят на пятьдесят в обоих случаях, и я, может, потому что хочу верить в нашу сказку, выбираю второе, — он садится на диван, немного успокоившись, пьёт свой Ред Булл и смотрит на троих друзей. — Но раз вы настаиваете, то, если она с другим, я покончу с собой.

— Ну конечно! Мне и без того твой настрой казался абсурдным! — улыбается Пьетро. — Сказка, сказка… а потом, когда она исчезнет, всё превратится в кошмар.

Алессандро подходит к нему.

— Слушай, без Ники мой дом кажется мне таким пустым… Я могу остаться здесь, с вами?

Флавио обнимает его.

— Конечно же! Что за вопросы. Считай это своим домом.

Пьетро хлопает его по плечу.

— Ну, раз уж это мой дом, думаю, мне решать, кто останется здесь, а кто нет, — он делает длинную паузу, во время которой Алессандро и Флавио непрерывно следят за его губами. Энрико тоже выказывает великий интерес. Наконец, Пьетро выдаёт улыбку и обнимает Алессандро. — Ну конечно! Что за вопросы ты задаёшь? Это твой дом! К тому же, ты постоянно меня прикрывал, а ещё познакомил с русскими. Я счастлив, что могу оплатить этот долг. Идём, я покажу тебе твою комнату, — Пьетро берёт его под руку, чтобы увести его в другой конец коридора. — Лучшую! Алексу я отдам лучшую комнату… потому что он заслужил! — они выходят из гостиной.

Энрико и Флавио остаются на диване.

Флавио заметно огорчён.

— Блин, только этого не хватало. Алекс был так рад, всё шло просто замечательно… По крайней мере, для него.

Энрико согласно кивает.

— Ну да, не было ничего плохо в том, что хотя бы один из нас живёт в сказке! А теперь мы все в одной лодке…

— Ты о чём?

— Люди бросают друг друга, разводятся или остаются вместе просто по привычке, им так удобно, иногда интересно, но никогда — ради любви. Чёрт! Я разговаривал с Ники и Алексом, они были моей выигрышной ставкой, джекпотом любви.

Флавио разводит руками.

— В любом случае, ещё не всё кончено, они могут всё вернуть, пожениться и жить в своей прекрасной сказке… После маяка, после небоскрёбов…

— Да, луна! — Пьетро возвращается в гостиную. — Вы все живёте на луне, как инопланетяне!

— Что ты хочешь сказать?

— То, что этой девочке всего двадцать, и вполне нормально, что у неё играют гормоны! Пережив новый опыт с взрослым мужчиной, теперь она возвращается, как и положено, к прекрасной сексуальной истории с парнем своего возраста… Да ладно, парни, будем честными, абсолютно ясно, что она с другим!

Флавио и Энрико делают ему знак, что он вернулся. Алессандро стоит позади него с открытым ртом и опущенными руками.

— Я пришёл взять воды, но в данных обстоятельствах, думаю, будет лучше выпить виски.

— Да, — согласно кивает Пьетро. — Я тоже выпью, двойной. Прости, Алекс, но лучше быть пессимистом, чем наивным. Я уверен, что в данной ситуации у тебя только две альтернативы: или ты отобьёшь её назад, или забудешь обо всём навсегда.

Алекс чокается стаканом виски с Пьетро.

— Первый вариант лучше. Что касается второго — мне не хватит на это целой жизни. Я никогда не забуду Ники.

119

Олли первая берётся комментировать ситуацию.

— Я знала, знала… Алекс слишком идеальный. Милый, весёлый, красивый, всегда внимательный, да даже, чёрт его возьми, к нам, маяк, потом это сюрприз в Нью-Йорке… Я знала, что за этим что-то кроется… Он с другой. Нет, погоди, даже хуже… То, с чем тебе не тягаться… Он гей!

— Нет…

— Теперь всё ясно! Он уже женат, а тебе не сказал!

— Нет…

— То есть, он просто так и не развёлся.

— Олли… если ты заткнёшься, то я всё расскажу.

— Да, ты права, прости.

Три подруги, три Волны сидят напротив неё, немного наклонившись вперёд, умирая от любопытства. Ники улыбается.

— Так вот… дело во мне, — подруги удивлены ещё больше. — Мне страшно. Я не знаю, что со мной такое, просто в один прекрасный момент я почувствовала себя ненормальной, не смогла больше бороться с этим, у меня появилось просто ужасное чувство… я чувствовала себя разбитыми подводными часами. Когда началась эта подготовка, я почувствовала себя дырявой, вода заполнила всё, и жизнь словно закончилась, а потом она вытекла через ту же дыру… — Олли, Дилетта и Эрика молча слушают её. Ники продолжает: — Да я уже ничего не понимала, у меня появлялись внезапные приступы паники, чувствовала, что время утекает, проходит, пролетает, сгорает, моё время… — она срывается на плач. — Не знаю, что со мной случилось. Но Алекс всё равно очень важен для меня. Я уже ничего не понимаю. Я в отчаянии. Плачу от красоты той любви, которую чувствовала… А теперь уже не чувствую!

Олли первой садится рядом с ней и обнимает её.

— Ну же, Ники, перестань, мне так больно смотреть на тебя, что я тоже сейчас заплачу.

— Да, — Дилетта и Эрика садятся по другую сторону от неё. — Да, мы тоже. Будем плакать, как Магдалены… Посмотри-ка… — Дилетта показывает ей свои глаза. — Не могу сдерживать слёзы, уф! Хотелось бы мне быть взрослой, быть с тобой рядом, чтобы направлять тебя, быть для тебя опорой… А я плачу ещё больше, чем ты!

Все смеются. Ники и Дилетта шмыгают носами. Обнимаются. Вдруг Ники чувствует, что с подругами точно всё наладилось, будто всё время, что она провела без них, просто испарилось. Это объятие отменило всю вину, сократило дистанцию, вернуло их связь, и всё стало, как раньше, словно ничего и не случилось. Теперь у них есть время поговорить, извиниться друг перед другом, прояснить всё произошедшее, наслаждаясь вкусным каркаде. Но это объятие стоит больше любых слов.

Эрика ставит на стол свою пустую чашку. Её губы слегка покраснели. Олли говорит ей об этом и протягивает салфетку.

— Возьми, ты покрасилась каркаде.

Эрика берёт её и вытирается. А затем улыбается.

— Я всё время пачкаюсь!

— Ты такая хрюша! — говорит ей Ники. — Как же я скучала по всему этому…

— Кому ты это говоришь?.. Это ведь ты исчезла… Всё время была в заложниках у Гризельды и Анастасии!

Ники смеётся.

— Только этих зовут по-другому!

— Да наплевать!

— Видимо, ты думаешь, что я Золушка… На самом деле, ты не так далека от истины… только вместо того, чтобы найти принца, я его потеряла…

Ники становится грустной. Дилетта протягивает руку, находит её ладонь и сжимает. Олли делает то же самое. Эрика поднимается и обходит стол, останавливается у Ники за спиной и обнимает её.

— Хорошо меня послушай и запомни… У Золушки не было таких подруг, как мы!

Ники вздрагивает. Все обнимают её.

— Да уж, у неё не было Волн, а я в этом смысле — самая везучая девушка на свете. Я так вас люблю, вы выдержали всё невысказанное, даже когда я была недоступна…

Олли пытается быть рациональной и практичной.

— Ладно! Хватит уже, девочки, в самом деле… Мы уже не в средней школе. Мы должны быть спокойными, сильными женщинами, только подумайте, мы в своём возрасте уже могли бы быть матерями…

Дилетта смотрит на неё и улыбается, стараясь, чтобы подруги этого не заметили. Даже понятия не имеешь, насколько ты права, думает она.

— Послушай, Ники, — продолжает Олли, — всё гораздо проще, чем кажется… Это означает только то, что сейчас неподходящий момент. Это совсем не проблема! Просто всё слишком быстро… Возможно, достаточно просто немного отложить всё, ты не думаешь? Ты ведь ничего плохого не сделала… И ни в чём не виновата.

Но молчание Ники очень красноречиво. Олли, Дилетта и Эрика пристально смотрят на неё.

— Ники?

Она опускает взгляд.

— Я встречалась с другим.

— Что? — Олли не может поверить. — Да ты полна сюрпризов!

Дилетта не знает, что сказать. Так что Эрика тут же вступает.

— И как всё прошло? Понравилось?

Ники изумлённо смотрит на неё.

— Эрика!

— А что? Может, ты ещё скажешь, что не спала с ним?

— Я этого не делала. Не смогла, — даже просто сказав это, ей становится невыносимо больно. Она впервые смогла вслух произнести эту фразу: «Не смогла». Ей становится очень стыдно во всех смыслах. Она чувствует себя грязной.

Олли, Дилетта и даже Эрика тут же осознают это. Олли по-доброму улыбается ей.

— Да ладно! Давайте не будем преувеличивать, такова жизнь. Кто-то падает, а кто-то поднимается и идёт вперёд. Каждый имеет право на ошибку, а если не совершал ошибок до этого, то даже на две.

Эрика резко меняется в лице и кажется другим человеком.

— А почему ты не смогла?

Ники резко поднимает лицо и смотрит на неё.

— Скажи мне, пожалуйста, — продолжает Эрика. — Почему ты остановилась? Ты хотела этого в какой-то момент, однако, тебя что-то остановило. Что именно?

Ники думает несколько мгновений.

— Не знаю. Много всего сразу. Куча простых вещей. Я вспомнила об Алексе. Подумала о том, где он был в тот момент, что он делал, о спокойствии, которое он испытывал в тот момент, возможно, он думал обо мне и улыбался, наверное, думал, что я уже сплю… Мой телефон был выключен… И тогда, представив его лицо и улыбку, я подумала, как бы он изменился в лице, увидев меня в тот момент… Именно это меня остановило, и я не смогла. Так, чтобы ни случилось, я буду вспоминать его с любовью, придавать нашим с Алексом отношениям огромное значение, мне никогда не будет стыдно за то, что я делала, — затем она немного задумчиво смотрит на них, так, словно копается глубоко внутри себя, словно эти слова принадлежат более взорслой Ники. — Да, возможно, я сделала это ради себя самой… Эгоистично отказала ему, чтобы нормально чуствовать себя.

Эрика пожимает плечами.

— Мне было просто любопытно, — говорит она, но потом добавляет: — Хотя, возможно, в тот момент он вообще о тебе не думал, говорил о работе с коллегами, или, того хуже, занимался глупостями с какой-нибудь… Именно, может, он делал всякие глупости, о которых иногда парни говорят, чтобы впечатлить, и, вместо того, чтобы быть честными, чтобы признать, что ты им нравишься, всячески пытаются тебя снять. Может, именно этим он был занят… А ты отказалась от того, что могло произойти. Бывают вещи, которые происходят только раз в жизни, которые существуют только в определённые моменты, а потом проходят… Я имею в виду, что, возможно, ты зря отказалась.

Ники улыбается.

— Да, может, ты и права, возможно, он и пытался снять кого-нибудь, как это иногда делают мужчины… Но я отказалась не напрасно. Я рада, что приняла это решение, так же, как была рада тому, в каких обстоятельствах находилась до вчерашнего дня. А сейчас что-то изменилось.

Олли почёсывает лоб.

— Ты поговорила с Алексом?

— Нет, ещё нет. Я написала ему письмо.

Олли с беспокойством смотрит на неё.

— И ты рассказала ему об этом?

— Нет, — улыбается ей Ники. — Сдурела?

Олли вздыхает. Дилетта качает головой.

— Если бы я незадолго до свадьбы нашла письмо, в котором мой будущий супруг говорит, что бросает меня, понятия не имею, что сделала бы! Думаю, покончила бы с собой. — Только теперь она понимает, что сказала. — Нет… то есть, мне было бы очень плохо, но я бы всё равно попыталась понять, что произошло… Я бы точно тут же позвонила ему, караулила бы его возле дома и достала бы вопросами…

Ники улыбается ей.

— Ты же не Алекс. К тому же, в письме я написала, что мне нужно немного времени для себя, я должна подумать, понять… Алекс — взрослый человек, он поймёт это, я уверена.

Эрика заинтригованно вмешивается:

— А что ты собираешься делать с другим?

— Пока не знаю.

Олли улыбается.

— Это тот парень из универа, с которым ты хотела нас познакомить, правда?

Ники утвердительно кивает, и ей становится немного стыдно из-за её уверенности. В вопросах любви никогда нельзя быть слишком уверенными.

120

Другой конец города. В лофте всё ещё царит хаос, Пьетро, Энрико и Флавио стоят перед закрытой дверью. Энрико шёпотом спрашивает двоих друзей:

— А что он там делает? Не понимаю.

Пьетро качает головой.

— Как это — что делает? Рыдает!

— Да ладно, я не верю!

Пьетро немного удаляется, и остальные идут за ним.

— Ты серьёзно говоришь?

— Да, я прекрасно слышал. Он даже носом шмыгает!

Пьетро разводит руками.

— Не хватало ещё плакать в сорок лет из-за девчонки… М-да! Абсурд.

Флавио наливает ему попить.

— Не понимаю, при чём здесь возраст. Неважно, двадцать тебе или сорок! Это зависит от того, что ты чувствуешь к человеку, от мыслей и эмоций, от того, насколько ты влюблён, а не от количества прожитых лет!

— Мне кажется, что ты несёшь полнейшую ахинею: думаю, в сорок плакать из-за женщины просто смешно. Ясно тебе?

Флавио раздражается.

— Потому что это не просто женщина! Это его женщина, женщина его жизни, его жена, мать его детей…

Пьетро уточняет:

— Для начала, ты должен использовать условное наклонение: она могла бы стать женщиной его жизни, женой и матерью его детей, — затем он указывает на закрытую дверь комнаты Алекса. — А в данный момент нет ничего из этого, и вероятность того, что Алекс реально женится на ней, объективно говоря, очень и очень мала.

Флавио качает головой.

— Ты мне противен, и думать, что ты его друг, тоже противно…

— Именно поэтому я и сказал ему правду! Я ему не вру, не даю ему фальшивых надежд, как это делаешь ты, убеждая его, что сказки сбываются… Существует лишь реальность… И знаешь, какова она? — он указывает рукой на комнату, в которой находится Алессандро. — Реальность в том, что ему сорок лет, он закрылся в комнате в слезах, а ей двадцать, она наверняка тоже закрылась в комнате, только она там трахается… И это не имеет ничего общего ни со сказкой, ни с кошмаром. Это просто порядок вещей, ни больше ни меньше. Реальность может быть и прекрасной, замечательной, как ни крути, но в некоторых случаях она может быть даже отвратительной. Но, с какой стороны ни посмотри, с начала или с конца, это всё — лишь реальность.

121

Олли, Дилетта, Эрика и Ники, уже успокоившись, сидят со своими пустыми чашками. Олли чувствует себя гордой.

— Слушайте, в такие моменты следует просто расслабиться…

Эрика не согласна.

— Ага, тисану изобрели именно для того момента, когда ты решишь, что не станешь выходить замуж.

Дилетта со злостью смотрит на неё.

— Рано или поздно ты тоже испытаешь искреннее чувство, ты не можешь провести жизнь, играя в разочарованного циника. Однажды любовь ворвётся в твою жизнь…

Эрика улыбается ей, разводя руками.

— Пусть так… И пусть это произойдёт благодаря офигенному парню с восхитительной улыбкой и шикарным телом, в общем, пусть он будет чем-то средним между Клайвом Оуэном, Брэдом Питтом, Мэттью МакКонахи, Эштоном Катчером и Вуди Алленом…

— Вуди Аллен? А при чём здесь Вуди Аллен?

— Ну, а почему бы нет, после отличного секса он сможет рассмешить, и тогда ты окажешься в раю!

— Эрика!

— Нет-нет… — Ники защищает её. — Совсем неплохо. Там, наверху, тоже нужно посмеяться…

Дилетта допивает свой чай, который уже стал холодным.

— Да-да, смейтесь… Только сомневаюсь, что в тот самый день её и правда впустят в рай…

Эрика пожимает плечами.

— А кто туда торопится? Об этом поговорим позже, всегда есть время измениться и попросить прощения. Посмотри на Клаудию Колл… сначала она снималась в фильмах Тинто Брасса, а сейчас что? Ведёт себя, как монашка. Позволь мне пережить то, что пережила хотя бы она, и, уверяю тебя, потом я буду просто святой!

Олли смотрит на Ники.

— Кстати о святых… твои родители, должно быть, просто сказочные… После всего этого времени, которое они посвятили подготовке, зная твоих предков, они потратили довольно-таки много на эту свадьбу мечты… они нормально это приняли, не разозлились, не жалуются из-за твоего решения… Ну, ты должна признать, это не совсем похоже на них, так ведь?

Дилетте любопытен этот вопрос.

— Да, кстати, как они-то это восприняли?

— Ну, сейчас они очень спокойны.

Олли утвердительно качает головой.

— Просто фантастика. Так должно быть во всех семьях.

Ники округляет глаза.

— Во-первых, потому, что я им ещё не рассказала…

— А-а-а.

122

Она потихоньку закрывает дверь, а затем на цыпочках идёт к себе, думая, что её родители уже спят или хотя бы занимаются любовью. Но — ничего подобного. До неё доходят ясные голоса из гостиной.

— Я думаю, они даже не узнают.

— А вдруг?

Ники заглядывает в гостиную и видит, Роберто и Симону за столом перед кучей бумаг. Симона настаивает:

— Ты очень их обидишь. Ты ведь знаешь, как это понравилось бы им, они же простые люди, для них свадьба — это большое событие, а ты не приглашаешь их на свадьбу собственной дочери, их обожаемой племянницы! Ты осознаёшь, что после такого не сможешь даже на порог их дома ступить? Не только дома, ты даже не сможешь показаться в том районе…

Роберто согласно кивает.

— Ладно, тогда придётся пригласить их. А сколько этих Пратези? Трое, правда?

— Шестеро! Ровно вдвое больше! Чёрт возьми! С ними получается двести сорок гостей… Так много! — Симона видит в дверях дочь, встаёт и шагает к ней. — Ники! Как ты, милая? Этим утром ты так быстро убежала, я даже не видела, как ты завтракала.

— Да, у меня рано занятия начались…

Симона обнимает её.

— Ты так загружена…

— Ну да.

Естественно, как любая мать, она тут же замечает, что что-то не так, но притворяется и ничего не говорит. Она прекрасно знает, что в некоторых случаях лучше подождать нужного момента, когда её дочь почувствует необходимость открыться и поговорить.

— Садись, если хочешь, Ники… мы тут свадьбой занимаемся. Рассчитываем, кого куда посадить, и общее количество гостей.

Роберто чешет лоб.

— Ну да, Белли сказали, что у них будет около двухсот пятидесяти, у нас примерно также… Так что в общем итоге у нас получается пятьсот приглашённых, и еда, которую ты выбрала…

Симона ругает его:

— Роберто…

— То, что выбрала ты, сёстры Алекса и твоя мать, в общем, вы, женщины, без сомнения, будет вкусно, но это влетит нам в копеечку…

Симона снова вмешивается.

— Хватит, Роби… — упрекает она его, но делает это, смеясь.

Он разводит руками.

— Я не говорю ничего плохого. Это чистая математика. Еда будет чудесной, но стоит это по сто евро на человека, и если мы умножим это на пятьсот… — он нажимает на кнопки калькулятора, стоящего рядом с бумагой. — Даже результат не выдаёт, не помещается на экране, самому калькулятору страшно… — Роберто поворачивается к Ники: — В двух словах, мы с твоей матерью подумали о тех парах, которые сбегают и неожиданно для всех женятся в Лас-Вегасе. Разве это не кажется тебе гораздо романтичней?! Мы можем притвориться, что ничего не знаем, а затем организуем вам и подарим фантастический медовый месяц, если захочешь, вы можете объехать весь мир, всё включено, номера люкс!

— Роберто! — на этот раз Симона злится не на шутку. — Какой ты скряга! Как ты можешь думать о деньгах, когда речь идёт о свадьбе твоей дочери? Предпочитаешь сэкономить вместо того, чтобы помочь с церемонией? Ты должен быть готов платить вдвойне, чтобы не пропустить такой момент!

Роберто пытается взять ситуацию под контроль.

— Конечно, это ведь просто шутка, — затем он подходит к Ники: — Не волнуйся, малышка. Трать, сколько хочешь, не экономь ни на чём.

Ники смотрит на них со странным выражением в глазах. Она кусает губу, не зная толком, как подвести их к этой теме. Может, в таких случаях, лучше начинать с шутки. Она медлит. С ней впервые происходит что-то такое. Однако в итоге она думает, что это лучшее решение, так что она улыбается и начинает.

— Давайте сэкономим на всём.

— Отлично! — восклицает Роберто, который явно ничего не понял.

А вот Симона, наоборот, сразу стала серьёзной, хотя и знает, что в такие моменты нельзя терять улыбки.

— Дорогая, что ты хочешь этим сказать?

Ники пристально смотрит на неё, пытаясь выяснить, злится ли она.

— Я хочу сказать, что в данный момент нам не придётся тратить все эти деньги, потому что… в общем, потому что мы решили пока не жениться.

У Роберто понемногу отвисает челюсть.

— А, конечно… — говорит он, будто привык к подобным переменам. — Вы решили, что в данный момент так будет лучше…

Ники соглашается лёгким кивком.

— Да…

Симона изучающе рассматривает её. Роберто, в свою очередь, тут же начинает листать бумаги, с одной стороны думая обо всех эти гостях и деньгах, которые он сэкономит, а с другой стороны — обо всём, что уже готово, об уплаченных авансах, в общем, о потерянных деньгах. Но, как ни в чём не бывало, он пытается не зацикливаться на этих мыслях, так как очевидно, что ситуация и без этого напряжённая.

— Итак, вы приняли такое решение…

Потом Симона делает глубокий вздох и решает удовлетворить своё любопытство. Она отлично знает, что так не бывает, чтобы два человека одновременно передумали, особенно если это касается чего-то настолько важного, и если решение было таким сложным.

— Прости, что я спрашиваю, Ники… Это было ваше общее решение? То есть, вы приняли его вместе или это сделал один из вас, которому представилась такая возможность?

— Почему ты об этом спрашиваешь?

— Ну, скажем так, мне любопытно.

— А что было бы для тебя лучше, мама?

Симона улыбается.

— Ясно, Ники. Ты только что ответила. Если ты счастлива, то и мы тоже… правда, Роберто?

Он смотрит на Симону, потом на Ники, и потом, наконец, снова на свою жену.

— Да-да, конечно, мы счастливы.

Ники встаёт, бежит к ней и обнимает изо всех сил.

— Спасибо, мама. Я тебя очень люблю.

Затем она слегка приобнимает Роберто и убегает в свою комнату.

Роберто потирает свою щёку, всё ещё немного встревоженный.

— Не понимаю… Так всё-таки, это Ники решила не выходить замуж?

Симона вертит кольца на пальцах.

— Да.

— А с чего ты это взяла?

Симона смотрит на него с улыбкой.

— Потому что она ответила мне вопросом на вопрос. Если бы он принял такое решение, она не чувстовала бы себя виноватой и не спрашивала бы, что бы я предпочла, она бы просто взяла и сказала, что так решил он.

— А… — Роберто всё ещё не очень-то уверен, что понял. Но потом ему в голову приходит вопрос ещё проще. Почему бы не задать его жене, которая, видимо, всё понимает? — Дорогая, а как по-твоему, это просто такое решение или за ним что-то есть?

Симона внимательно смотрит на него.

— О чём ты? О чём ты думаешь?

— Не знаю… Они просто поссорились, или здесь замешан кто-то третий?

— Нет, у Ники никого нет.

— Я не её имел в виду.

На этот раз Симона не знает, что ответить.

— В любом случае, проблема не в этом.

Ясна только одна вещь: ей не нравится ложь. Затем она берёт пакет и несёт его в комнату Ники. Стучит в дверь.

— Можно, Ники?

— Да, мам.

Симона входит. Ники лежит на кровати, подняв ноги вверх, опираясь ими о стену.

— Рассказывай.

— Нет, ничего… Это прислали тебе, просто оставлю это здесь, — она кладёт пакет на стол.

— Ага, спасибо…

Симона останавливается на пороге, прежде чем выйти.

— Ты ведь знаешь, что я всегда на твоей стороне, правда? Что бы ни случилось, — Ники улыбается и немного смущается. Её мать всё поняла. — Я буду на твоей стороне всегда и при любых обстоятельствах, — затем, даже не глядя на дочь и не ожидая от неё ответа, Симона покидаёт комнату.

Ники остаётся неподвижной и в тишине на кровати несколько мгновений. Затем резким и быстрым движением опускает ноги. Подходит к столу. Смотрит на пакет. Узнаёт его почерк. Алекс. Ники вертит его в руках. Лёгкий. Она представить не может, что может быть внутри, хотя сейчас она не испытывает даже малейшего любопытства, ей просто хочется плакать. И никто не может ей запретить этого.

123

Последующие дни для Алессандро стали большой пыткой. Огромной пыткой. Ему вдруг стало казаться, что сейчас, как никогда, всё потеряло смысл. Успех, работа, друзья. Вдруг он стал чувствовать себя потерянным в этом городе, в своём городе, в Риме. У него даже впечатление, будто этот город ему незнаком, обычные улицы кажутся ему новыми, им не достаёт цвета; магазины и знаменитые рестораны резко потеряли свой интерес и смысл. Он бесцельно бродит по городу несколько дней, не глядя на часы, не зная, куда идти, без ясной цели, без причины, без необходимости. А внутри у него поёт Баттисти. Он чувствует, будто находится в блендере со всеми этими песнями. «Ощущение лёгкого безумия окрашивает мою душу. Без тебя. Без почвы под ногами. В кармане столько нерастраченных дней. Если только хочешь прожить жизнь, полную света и ароматов… Света, но так ведь не бывает». Он потерян. В этих криках, в ярости, в лопнувшей любви, в физической боли, его сердце разбито, да и дружба тоже, эмоции изуродованы, внутри у него чувство тревоги, его словно поломали и разрезали. Так он себя чувствует. В его голове непрерывно звучит музыка, она разбивает его хрупкую душу этим тонким горем, внезапная слеза катится по его щеке, ему совсем не хочется говорить. Эта сыпучая ночь и неподвижная луна, кажется, знают всё, но ничего не говорят. Проходят дни, освещённые солнцем, которое почти слепит своей идеальной окружностью, своей болезненной дистанцией, своей надоевшей неизменностью. День за днём. Ночь за ночью. Всё ему надоело. Алессандро катается на машине.

«Алло? Нет, Андреа, меня сегодня не будет в офисе». «Алло? Мама? Я хотел сказать тебе кое-что, — молчание и страх вопросов, человеческого любопытства, причин и того процесса, когда всё заканчивается. — Нет, это не просто отсрочка. Остановите всё». Я откладываю это на завтра, какое-то возможное «завтра». Но они настаивают, хотят всё знать: «Но как же это? Есть кто-то третий? У тебя? У неё? Вы поссорились? Я могу что-нибудь сделать? Мне кажется отвратительным звонить ей, а ещё есть её родители. Скажи нам правду, Алекс! Мы можем что-то сделать для тебя? Наш дом всегда открыт. Приходи и расскажи всё, умоляю…»

С другой стороны они испытывают бесконечное любопытство, как будто человеческие дела — это всегда что-то удивительное и неожиданное, во всех проснулось желание копаться, искать, открывать ящики, читать письма, узнавать новости, удивительную правду или драматичные открытия. Все голодны до чужой жизни. А что вы хотите знать? Что, кроме того, что любовь прошла? Она прошла и всё. Любовь прошла? Эта фраза — душераздирающий крик. Услышав её в голове, сердце корчится и тянется, как резинка нелепых возможностей, натянутая, как тетива жестокого лука, готовая отпустить болезненную стрелу, она всё натягивается и натягивается до предела, она готова порваться, как струны расстроенного инструмента, как последнее дыхание старого рокера на его последнем выступлении на бис, последний вскрик старого лебедя. Вот так чувствует себя Алессандро, стоя на коленях, измученный, побеждённый и покалеченный перед красотой и величием его любви к Ники. Только сейчас он понимает, как сильно любил её, только теперь раскаивается в том, что заставил её страдать, отдалился, хоть всего на несколько мгновений, вспоминает эту улыбку на её прекрасном лице. Ему хотелось бы наказать себя за каждую её слезу, ему хочется раскрыться, клонировать себя, создать нового Алекса, невиновного, которому он мог бы дать хлыст и умолять избить себя, чувствовать своей спиной короткие удары, которые окрасят его спину в этот восхитительный красный, такой же, как губы Ники, как можно больше ударов, новых, резких, свирепых и глубоких, которые режут его кожу, таких же идеальных, как она… Как же он скучает по этой улыбке. Ему хотелось бы почувствовать всё это и даже больше. Даже самая худшая физическая боль не сможет сравниться с тем, что сейчас чувствует его сердце. Нелепость этого вакуума, тотальное отсутствие всего, это как дышать в мире без воздуха, как пить из пустого стакана, как прыгать в бассейн без воды, тишина морских глубин, отсутствие любого звука, слова, цвета, радости, счастья, хрупких чувств, будто мир раскололся на две части, вот бы встретить вдруг где-то эту украденную улыбку. Такая горестная пустота внутри Алессандро. Кто лишил меня эмоций, чувств и счастья? Вор, проклятый похититель любви, ты забрал её у меня и спрятал, засунул её в бутылку и выбросил её в самые холодные глубины земли, которая сегодня зовёт меня. Я проживаю день за днём, не замечая солнечного тепла, всё мне наскучило, это болезненная пытка, мне суждено страдать вечно, как осуждённому в кандалах, который даже не видел суда, судей или тех, кто мог бы что-то сказать, объяснить, в чём он виноват, что бы там ни произошло. Нет. Он навсегда останется в своей комнате, наедине со своими мыслями и воспоминаниями, пытясь представить того, кто закрыл его здесь, и в чём его вина… В случае, если она вообще есть. Как в том фильме, жестоком, драматичном и душераздирающем в своём абсурде. «Олд бой», корейский фильм. Невероятная история, которая глубоко его зацепила, самая тёмная. Как будто гигантский осьминог возник из бездны, охватил своими огромными щупальцами корабль бедного спящего изгоя и унёс его с собой вниз, в морскую темноту, а тот даже ничего не понял, просто взял и исчез, как по волшебству. Когда ты испытываешь такие страдания, то перестаёшь верить в существование какого-то бога, в то, что на самом деле есть кто-то среди звёзд, кто сочувствует твоему отчаянию. Ты вдруг вспоминаешь о счастье любви, о том, что ты смог просто прикоснуться к красоте этого рая, и теперь это помогает тебе понять весь ужас того ада, который ты сейчас переживаешь. Алессандро смотрит телевизор. Экстраординарный ведущий, который захватил всеобщее внимание, потеет и задыхается по сценарию, падает на землю, прыгает, пытается подойти к оркестру, затем вдруг останавливается и о чём-то говорит. Но у Алессандро выключен звук. Так что он не слышит ни слова, он может только видеть его губы и читать по глазам. Он кажется уставшим, взгляд — грустный и отражающий страдания. В этот момент Алессандро понимает, что ни слова, ни деньги, ни власть не способны вернуть этот свет, это маленькое и в то же время всеобъемлющее пламя, которое зовётся счастьем. И не существует ни магазина, ни документа, ни рекомендательного письма, которые могли бы вернуть его тебе. Значит, тем ничего определённого. И на другой стороне радуги нет никакого горшочка с золотом. После «The End» в романтических фильмах, после этого прекрасного фильма о любви, после этого страстного поцелуя и перед тем, как всё исчезнет с чудесной музыкой, ничего не остаётся. Ни-че-го. Может быть, даже актёры, сыгравшие роли, ненавидят друг друга! После «Стоп!» режиссёра все перестают разговаривать, закрываются в своих гримёрках и зовут кого-то, чтобы вылить на другого кучу грязи: «Знаешь, что он сделал? Пытался лапать меня, просто свинья, на экране-то он кажется классным парнем, но на самом деле он мерзкий». Или это делает он: «Ты даже не представляешь, как ужасно она целуется! К тому же, изо рта у неё воняет, а тело дряблое. Они должны заплатить мне по двойному тарифу за то, что я сыграл эту сцену с ней».

Алессандро в одиночестве переживает свою боль, как пьяный, хотя и не выпил ни капли. Он пытается придать смысл своей жизни, но в некоторых случаях Васко прав, когда говорит, что, когда страдаешь, тебе не хватает целой жизни. Без любви в ней нет смысла. Без тебя, Ники. И снова эти слова. «В кармане столько нерастраченных дней. Почему же без тебя сейчас я чувствую себя, как пустой сосуд, как выброшенный мусор?» Он ставит песни Баттисти по кругу, ведь только он и Моголь знают, что на самом деле имеет в виду Алессандро, как будто только эти двое знакомы с этой нескончаемой болью, когда теряешь любовь. Он сопротивляется и страдает молча, и живёт так, словно он бык, закованный в цепи, на него давит груз страданий этой жизни, день за днём, на работе, в офисе, смеясь и шутя со всеми, словно ничего не случилось, в толпе людей, на улице, в магазинах, в супермаркете и даже среди друзей, ночью, в этой тишине, единственной, кто с ним рядом. Но он всё равно сопротивляется. Недели идут, а он сопротивляется. Хоть это и кажется ему невозможным. И каждая ночь кажется ему болезненней предыдущей, как будто увеличиваются пространство и время, которые разделяют его от всего, что у него было до этого непредвиденного сбоя, возможно, безвозвратно. Всё кончено? Всё кончено на самом деле? Нет. Не может быть. Жизнь в такой неопределённости ещё больнее. Впечатление, что Алессандро хочет жизнь в сомнениях, не знать, что с ними будет, ему подходит сейчас та фраза, которую они весело говорили друг другу в шутку: «Поживём — увидим». А что теперь? Что теперь нас ждёт? Наверняка, только небытие его тишины. Холодной, циничной, вероломной, злой и счастливой. Это ужасно. Остаётся только эта песня. Orgoglio e dignitá. Гордость и достоинство. До бесконечности. Сопротивляться. «Вдали от телефона, а иначе… знаешь сам».

124

Парк Вилла Памфили освещён ярким солнцем. Множество людей наслаждается прекрасной прогулкой после воскресного обеда. Энрико пихает машинку, а Ингрид смеётся, показывая на малышей, бегающих на некотором расстоянии.

— Что ты делаешь? — спрашивает он, поворачиваясь.

Анна остановилась, чтобы посмотреть на огромный дуб. Она внимательно его рассматривает.

— Видел, какое красивое дерево? Очень здоровое. Оно мне нравится.

— Ты эколог, да?

— Да, деревья очень важны… Ты знаешь, что они поглощают углерод?

— Я знаю, что летом можно спрятаться в их тени… Что случилось, Ингрид? Осторожней, не перепачкайся, — девочка пытается достать погремушку, упавшую на землю.

Анна подбегает к ним и, оказавшись рядом, нагибается и поднимает её. Протягивает погремушку смеющейся Ингрид. Анна поднимается, и они возвращаются к прогулке, теперь шагая бок о бок.

— С чем связана такая страсть к природе?

— Я обязана этим отцу… он многому меня научил и заставил понять важность любви, понимания и защиты окражющей среды. Мы устраивали долгие прогулки по полям и холмам, ездили по пляжу на велосипедах, в общем, никогда не ездили на машине. Мне всегда было очень весело. Он всё мне объяснял, рассказывал о названиях животных, о мотивах их поведения, почему на деревьях растут листья различной формы, и о много другом… Мой отец был замечательным. Он переехал в Рим в двадцать лет, чтобы работать графическим дизайнером, а потом пошёл дальше.

— А где он жил до этого? — спрашивает её Энрико, поправляя курточку Ингрид.

— В Голландии. Мой отец был голландцем. Поэтому я такая красивая и блондинка! — Анна немного провокационно трясёт своей шевелюрой, но потом не может сдержаться и тут же начинает смеяться. Энрико смотрит на неё. Надо признать, она и правда красивая. Но она уже продолжает разговор. Она тараторит, глядя перед собой. — Да-а-а! Я пошутила… На самом деле, наверное, в том смысле, когда говорят красивая… я не такая. Но уж точно блондинка! В общем, он был великим человеком. Он умер три года назад, и я так скучаю по нему.

Тень грусти вдруг накрывает глаза Анны. Она останавливается и подходит к машинке Ингрид, чтобы поиграть с ней, пытаясь прогнать тяжёлую ностальгию. Энрико снова смотрит на неё. И чувствует внезапную нежность. Ему даже хочется обнять её, чтобы приободрить. Они снова отправляются в путь.

— И самое лучшее наследство, что он мне оставил, — это любовь. Он очень любил мою маму, римлянку. Они были фантастической парой, двумя близкими и подходящими друг другу людьми. Поэтому у меня есть свои мысли по поводу брака. Я не хочу цепляться за кого попало, для меня этот человек должен быть уникальным, а брак мой должен быть настоящим проектом двух людей, которые обожают друг друга и друг другу помогают, которые нравятся друг другу и даже по прошествии многих лет всё время хотят целоваться… как это было у них, они всё время искали друг друга, даже физически… — продложает Анна.

Лёгкий ветерок треплет её волосы, и на лоб падает прядь. Она аккуратно откидывает её и идёт дальше.

— Значит, ты мечтаешь о замужестве? — спрашивает Энрико.

— Я мечтаю о семье. Как только наступит нужный момент, она у меня появится. Но я мечтаю о семье весёлой, настоящей, которая не развалится при первых же трудностях… О семье, состоящей из мужчины и женщины, которые по-настоящему уважают друг друга, которые желают друг другу только добра и не сдаются… вот только я вижу, что чаще всего так не бывает. В наше время пары распадаются при любой проблеме, кажется, будто они вместе, потому что это модно, а не потому, что они на самом деле верят друг другу. И я говорю серьёзно… Ты ведь сам видел, сколько пар расстаётся, прожив вместе совсем недолго? — она вдруг прерывается. Конечно же, он видел. С ним ведь тоже это произошло. — Прости, Энрико, я не хотела…

Он улыбается с некоторой горечью.

— Не волнуйся… ты права… Я тоже так считаю. А потом смотрю по сторонам и вижу среди прочих своих друзей: Флавио, Пьетро и даже Алекса… в их отношениях тоже всё пошло наперекосяк… Наше общество меняется, и, в конце концов, человек должен принять невозможность реализовать свою мечту и соответствовать общепринятым нормам, которые не так красивы и романтичны… «Воздушные замки, построенные без малейших усилий, трудно снести».

Анна смотрит на него.

— Какая красивая фраза…

На несколько мгновений Энрико чувствует себя Пьетро, «человеком-цитатником», которого он столько раз критиковал за использование чужих слов для привлечения внимания.

— Да, только это не я придумал, а Франсуа Мориак… — признаётся он с некотороым стыдом.

Они идут к парковке. Скоро время обеда, и Ингрид уже голодная.

— Останешься с нами на обед? Давай же… Мы могли бы приготовить первое блюдо. У меня есть немного сыра, мясная нарезка и свежий цикорий, которые мы можем замариновать бальзамическим уксусом, если захочешь… — уговаривает Энрико.

Анна улыбается.

— Да, хорошо, мой холодильник совсем пуст… Ты спас меня от голодной смерти!

Чуть позже, у Энрико.

Анна на кухне загружает посуду в посудомоечную машину. Энрико заканчивает убирать со стола. Ингрид заснула на диване. Звонит телефон. Энрико отвечает.

— Алло?

— Слушаю… — Энрико резко замирает. Он сразу же узнал голос. На заднем плане слышны разговоры. Похоже на ресторан. — Камилла…

— Да. Как дела? Как малышка?

— Хорошо, она с няней. Когда ты собираешься повидаться с ней?

— На следующей неделе… Послушай, ты ничего не забыл?

Энрико хмурится. Он не понимает. Быстро пытается вспомнить, что бы это могло быть, но ему ничего не приходит на ум.

— Нет, не думаю. Ты имеешь в виду Ингрид?

— Нет, себя. Вчера был мой день рождения.

— И что?

— Ты ничего мне не сказал… не поздравил меня…

Энрико поражён. Это невозможно. Звонит, когда хочет, да ещё отчитывает меня за то, что я забыл о её дне рождения. Бывают же люди, которые никого не уважают, не осознают своих действий, не понимают, какую боль причинили тому, кого убеждали в своей любви.

— Не думаю, что не было, что праздновать, правда, Камилла… и я совершенно забыл об этом. Я тебе больше скажу: тот факт, что я забыл об этом, как ни странно, заставляет меня чувствовать себя счастливым.

Он бросает трубку, не давая ей времени на ответ. Энрико продолжает удивляться, снова входя на кухню.

— Что с тобой, Энрико? Что случилось? — Анна замечает странное выражение на его лице.

— Ничего… Нелепая проблема, которую нельзя решить… — он снова начинает убираться.

Анна решает не давить, она понимает, что сейчас не время. Энрико ставит бутылку воды в холодильник и смотрит на неё.

— Слушай, Анна, а когда твой день рождения?

Немного удивлённая, она оборачивается.

— В тот день, когда мы встретились с тобой впервые в коридоре… уже столько времени прошло.

Энрико делает быстрые вычисления. Слава богу, не тот же знак зодиака, что у Камиллы.

— Я тебе не рассказала, какой подарок был самым лучшим в тот день… Мне его сделала Ингрид… как только мы закончили собеседование, когда я взяла её на руки…

— И что это было?

— Прекрасная улыбка… Она словно знала, что я праздную.

Энрико улыбается. Я запомню, и в следующем году, надеюсь, что подарю тебе всё, что захочешь.

125

А в другом месте продолжается вечеринка. Ребята танцуют в группах, смеются и пьют. Музыка из колонок диджея — от семидесятых до самой современной. Ники пригласила и Волн. Олли отрывается, как сумасшедшая, прыгает под все песни. Эрика пьет битер и легко двигается, следуя ритму с бокалом в руке. Филиппо подходит к Дилетте со стаканом ананасового сока.

— Милая, держи, свежевыжатый!

Дилетта берёт его и делает глоток.

— М-м-м, как вкусно!

— Вау! Вот это песня, какая классная…

Филиппо начинает танцевать. Понемногу он оказывается в коридоре, где устроили танцопол. Встречает Олли и Ники и присоединяется к ним.

— Привет!

— Привет, как дела?

Они танцуют и кричат, чтобы услышать друг друга через музыку.

— Всё круто! Видели, какая красивая у меня Дилетта? — он поворачивается в её сторону и машет ей рукой. Дилетта в ответ поднимает стакан с соком.

— Конечно, Дилетта всегда красивая! — подтверждает Олли. — Только мне кажется, она в последнее время немного располнела, правда?

— Да, немного… — отвечает Ники. — Но ей это даже идёт! Я бы даже сказала, она кажется немного старше!

Эти слова впечатляют Филиппо, как будто на ночном небе появилась радуга.

— Я тоже так думаю! Она мне такой даже больше нравится… более мягкая… во всех смыслах!

Он снова поворачивается к ней под непрекращающуюся музыку и впервые замечает в ней некоторые изменения, что-то необычное. Танцуя, он не перестаёт думать об этой новой Дилетте, такой разной, такой сладкой и такой взрослой. Вспоминает, какую храбрость она продемонстрировала в первые дни после консультанции у доктора Росси, какой она была после всех этих слов, как она пыталась относиться к этому проще, хоть ей и было страшно не меньше, чем ему. Он снова видит самого себя запутавшимся, злым и рассеянным дома, на учёбе, с друзьями и с ней. Словно он ждал чего-то, сам толком не понимая, чего конкретно. Словно кто-то мог решить за него. И вспоминает ту ночь, когда они допоздна обсуждали возможность аборта и того, что это будет значить для неё, для них обоих, пытались представить всё, что будет после того, как они вместе сходят к врачу. Те слова, предположения — всё, как в замедленной съёмке. Он всеми возможными способами пытался отрицать факты и категорически отвергал эту новую реальность. Но Дилетта ни на мгновение не теряла покоя, показала себя гораздо более храброй, чем он, способной преобразовать страх в огромную энергию. Он снова смотрит на неё. Улыбается ей. Дилетта возвращает ему улыбку, и он смотрит на неё совсем другими глазами.

126

В течение часа настойчиво льёт дождь. Сюзанна выходит на улицу и видит его.

— Эй! Что ты делаешь на улице?

Он поворачивается к ней в полоборота.

— Смарт… — показывает он на машину. — Не заводится. Уверен, что проблема в зажигании, только не знаю, как теперь вернусь домой. Да ещё и дождь льёт! Хоть рано или поздно он всё равно закончится, правда? Дождь не может…

— … длиться вечно. Фильм…

— Отлично, вижу, ты помнишь.

— Да, а ещё помню, что у меня перед тобой должок, так что…

Давиде пытливо смотрит на неё.

— Да, так мы будем в расчете, ты же подвёз меня в прошлый раз!

— Да, точно, спасибо, с удовольствием соглашусь.

Во время поездки они не перестают смеяться и шутить. Сюзанна ставит CD Паоло Конте.

— Вау, у тебя утончённый вкус… — смотрит на неё Давиде. — Хотя я такой тебя и представлял…

— Почему?

— Потому что ты очаровательная женщина, — радостно говорит он ей, немного отвлечённо.

Почему он это делает? Никогда не угадаешь, о чём он думает… Я ему нравлюсь? Или он просто издевается надо мной? Хотя, в общем-то, какая мне разница? Сюзанна продолжает следить за дорогой.

— Где ты живёшь?

— Просто езжай прямо, мы почти приехали, — через несколько минут Давиде указывает ей, чтобы она свернула направо на небольшой площади. — Найди место, чтобы припарковаться, сейчас, может быть, оно найдётся.

Сюзанна делает вид, что ничего не происходит, но, сделав пару кругов в поисках парковочного места, она спрашивает себя, что происходит. Он говорит мне, чтобы я припарковалась, что я и делаю. Это значит, что я согласна остаться у него? Что он принимает это как должное? Что со мной такое? Я ведь ничего такого не сказала.

— Так, там есть место… Давай, — Давиде показывает вперёд.

Сюзанна подчиняется и паркуется. Он вылезает из машины и достаёт их сумки, их обоих. Сюзанна тоже выходит.

— Я живу там, в этом жёлтом здании, на третьем этаже. И живу один… — эта фраза тоже звучит странно, как-то нехотя.

— Хорошо.

Что? Что я несу?

— Я могу предложить тебе чашку чая в благодарность? — Давиде не оставляет ей времени ни подумать, ни ответить. Он улыбается ей и заставляет пойти с ним.

В очередной раз Сюзанна не возражает, возвращает ему улыбку и идёт за ним. Затем задумывается. Слишком поздно для чая. Он точно меня разденет. Хотя я иду по собственному желанию. Она умиротворённо улыбается и вдруг снова становится хозяйкой своих решений.

127

Музыка сводит с ума. Дилетта, Эрика, Олли и Ники танцуют вместе, каждая на свой лад, кто-то желая, а кто-то имея необходимость оторваться. Они поднимают руки вверх и трясут волосами. «Танцуй для меня, танцуй, танцуй всю ночь, моя красотка…» Никогда ещё песня не была настолько подходящей для ночи здоровой эйфории, когда все хотят кричать и петь друг другу в лицо. «Не останавливайся, танцуй, пока не погаснут звёзды, пока закат не растворится в рассвете, а я буду тебе петь всю ночь!» Они смеются, дурачась, пихаясь в ритме музыки, сошедшие с ума от радости, от любви к жизни, от силы и хрупкости, от восторга и желаний, от скрытой тоски, от ощутимых в воздухе мыслей, от глубокой дружбы, от притворной храбрости и мерзкого страха. До самого конца подруги, снова юные и весёлые, продолжают в том же духе под взглядами всех окружающих. Пока никто не видит, некоторые преподаватели тоже пытаются вернуться в потерянную молодость. Некоторые ребята пьют цветные напитки. Диджей в наушниках слушает какую-то композицию, чтобы идеально подобрать следующую тему.

— Эй, я поду выпью что-нибудь. Не могу больше… Принести вам что-нибудь?

Ники первая чувствует жажду, она улыбается, вся в поту, своим подругам и ждёт их ответа.

— Ну что? Ладно, я пошла.

— Иди уже, иди…

— Ладно, позже увидимся!

— Ты же прямо сейчас вернёшься, бабуля! Танцуй с нами, давай!

Ники уходит, опуская руку. В этот самый момент начинает звучать Alala группы CSS, отличный ремикс.

Дилетта словно сходит с ума.

— Это круто, да, да-а-а-а-а!

Она начинает громко подпевать: «А, ла, ла, а, ла, ла… Сделаешь мне одолжение? Дай мне больше, и мне будет лучше…» Она танцует, прыгая как в «классики», вертится вокруг своей оси с расширенными глазами, она поднимает руки вверх, словно указывая на что-то, и все сразу подхватывают этот сумасшедший танец.

— Кока-Кола лайт, пожалуйста…

Заказав её, Ники немного пританцовывает, наблюдая за своими подругами, которых, вдали от неё, захватила эйфория. Она качает головой, наслаждаясь на расстоянии восхитительным счастьем, которым заражают её их улыбки, беспричинный смех, когда они обнимаются, прыгают вместе и танцуют.

— Красивые… Ты смотришь на них с бесконечной любовью…

При звуках этого голоса её сердце начинает танцевать не хуже Дилетты. Она узнаёт его сразу, хотя даже не слышала о нём ничего с той ночи. Гуидо. Она не думала, что встретит его на этой вечеринке. А может, надеялась на это. Ясно лишь то, что она рада его видеть. Она улыбается и тянет свой напиток через соломинку. Гуидо радостно смотрит на неё.

— Как ты?

— Хорошо…

— Хорошо или прекрасно?

— Стабильно хорошо.

— А-а, я о таком и не подумал…

— Видишь? — говорит Ники, допивая свою Кока-колу лайт. — Иногда даже не ты всё можешь предусмотреть…

— Или просто притворяюсь. — Ники ставит стакан на стол и смотрит на него. Гуидо продолжает: — Любое решение неизбежно несёт за собой момент боли и счастья.

— Но…

Он ладонью закрывает ей рот.

— Т-с-с… Не будем сейчас об этом. Я здесь не при чём. Это твоё решение, и только ты должна отвечать за него перед самой собой и своим сердцем, а остальным вход воспрещён. Только ты сама знаешь это… Разве нет?

Ники улыбается.

— Спасибо.

— Идём со мной, — говорит Гуидо, не давая ей времени на ответ.

Он берёт её за руку и уводит подальше от всей этой толпы с их ритмично двигающимися поднятыми руками, от болтающих парней и девчонок, от зарождающейся любви и от дружбы, которой дали второй шанс. Может, как у этих двоих. Так ли это? — думает Ники. И для него тоже? Она смотрит на него, пока он вытаскивает её из огромного зала университета, и вдруг они оказываются вдали от остальных, и она понимает, что смеётся из-за этого, потому что она счастлива, отвлечься вот так оказалось очень полезно, и ей нравится, что Гуидо похитил её, вырвав из нормальности и обыденности. Неужели это всё из-за него? Неужели это он — причина того, что я запуталась? Это он — причина моего внезапного бунта? Практически напуганная, она закрывает глаза, а потом снова открывает их именно в тот момент, когда Гуидо с улыбкой поворачивается к ней.

— Как дела?

На этот раз Ники тоже улыбается.

— Всё хорошо.

И идёт к выходу.

— Стой. Остановись здесь, — они останавливаются рядом с мраморной лестницей. Теперь Гуидо стоит рядом и не отпускает её руку. — Закрой глаза, — Ники подчиняется безо всякого страха. Он встаёт напротив неё. — «Я всегда буду бродить по этим берегам, между песком и морской пеной. Прилив сотрёт мои следы, и ветер раскидает пену. Но море и пляж останутся навсегда». Это Халил Джебран. Слышишь шум вдалеке? Слышишь, что тебе шепчет ветер? — он аккуратно кладёт ладонь на её плечо, едва касаясь её, а затем, со страхом и осторожностью, приближается к её щеке. — Далёкие волны зовут нас, они бросают нам вызов, дерзкие и смелые, подкрепленные собственными силами, они над нами смеются… Разве это не так, Ники? Мы же примем их вызов, правда? — он говорит это почти умоляюще, прося о том, чтобы этот прекрасный, идеальный момент не разбился о простое и короткое «нет»

В этот момент Ники открывает глаза, смотрит на него, и все её сомнения исчезают, как по мановению волшебной палочки. Она улыбается.

— Мы не можем бояться.

Гуидо едва с ума не сходит от радости.

— Да! Я знал, знал! Идём, — он бегом спускается с лестницы, утягивая за собой Ники, которая едва не спотыкается и со смехом следует за ним.

— Спокойно! Чуть медленнее! Чёрт возьми, ты просто псих!

Но Гуидо не останавливается, перепрыгивает последние ступеньки, бежит так быстро, что задыхается и, завернув за угол, подбегает к своей машине.

— Смотри, это будет нашим оружием… — говорит он, указывая ей на две доски для сёрфинга, которые уже ждут на крыше.

— Но у меня ничего с собой нет.

Гуидо открывает багажник.

— У меня есть женский костюм тридцать восьмого размера.

Ники слегка смущается. Это как раз её размер. Гуидо решает быть искренним.

— Я спросил у Луки и Барбары… Вы однажды вместе сёрфили, Барбара сказала, что её костюм на тебе, как влитой. А у неё тридцать восьмой.

Ники чувствует облегчение. Она благодарна за то, что Гуидо сказал правду. Он окончательно покорил её.

— Купил его вчера… Он новый.

— А если бы я сказала нет?

— Тогда подарил бы на твой день рождения. Доброта не бывает рискованной… — он смотрит на неё.

Ники сдаётся от одной только его улыбки и молча залезает в его машину, закрывает глаза и слышит, как он заводится. Всего мгновение. А затем она спокойно теряется на улицах города.

128

Квартира маленькая, но хорошо обустроенная. Паркетный пол. Освещение с прожекторами. Обстановка минималистичная и современная. На белом деревянном столике открытый ноутбук. Несколько лёгких металлических полок с книгами о спорте и фитнесе, лампа в стиле семидесятых и айпод.

— Моё королевство… Оставь сумку, где хочешь. Я поставлю кипятиться воду, а потом сварю ячменный кофе. Как тебе?

Сюзанна улыбается.

— Отличная идея.

Давиде исчезает за перегородкой, отделяющей маленькую кухню от столовой. Сюзанна смотрит по сторонам. Стены увешаны фотографиями Давиде в разных позах: сексуальный, как в календаре, или занимающийся кикбоксингом. Какой красавец. Она замечает, что её щёки слегка покраснели. Чувствую себя, как девчонка. Что бы сейчас подумали мои подруги… А мои дети? Сейчас они занимаются спортом, а моя мать заберёт их. Я не могу здесь надолго оставаться. Сюзанна смотрит на часы. И как раз возвращается Давиде.

— Эй, только не это, надеюсь, ты не собираешься уходить сейчас… ты не можешь отказаться от знаменитого ячменного кофе а-ля кик! — говорит он, и на его лице появляется чудесная улыбка, которая так впечатлила её в первый день в спортзале.

— Не переживай, я этого не пропущу…

— Уже почти готово… Устраивайся поудобнее, сейчас принесу.

Он снова исчезает и возращается через несколько секунд с маленьким подносом, на котором несёт две цветные чашки и два вида сахара: тростниковый и рафинад. Ставит всё это на столик перед диваном, на котором устроилась Сюзанна. Он тоже садится.

— Чувствуй себя как дома…

Она берёт ложечку, выбирает тростниковый сахар и кладёт его в кофе. Размешивает и делает глоток.

— М-м-м… такой крепкий!

— Да… это ячменный кофе с капелькой Бейлиса[14], кофе а-ля кик! Крепкий, как удар… в глаз мужа! — улыбается он и делает глоток. — Ну же, Сюзанна, у меня ни разу не было возможности поговорить с тобой, но я уже довольно давно наблюдаю за тобой и думаю о тебе. Ты прекрасная женщина, весёлая и решительная. Мать, которая никогда не сдаётся, женщина, которой есть, что дать, и достаточно много. Поверь снова в жизнь, в ней бесчисленное множество вещей, которые ты можешь ещё обнаружить и оценить… Ты этого заслуживаешь. Я знаю, что заслуживаешь.

Давиде ставит уже пустую чашку на поднос. Берёт ту, что Сюзанна вертит в руках. Затем смотрит на неё. Она улыбается ему и отводит взгляд. Давиде берёт её подбородок и приближает к себе. И медленный, горячий и нежный поцелуй покоряет её. Она не знает, что и думать. Она отказывается думать вообще. Вместо этого она растворяется в объятии этого мужчины, на удобном диване они становятся всё ближе и ближе. Проходит время. Она не знает, сколько. Неопределённый срок. Она не смогла бы ответить, много или мало. Сюзанна знает только, что она счастлива. На несколько мгновений она забывает обо всём. Она чувствует себя лёгкой. Самой собой.

Давиде крепко обнимает её, а она укрывается жёлтым пледом, который всего несколько минут назад был аккуратно сложен на подлокотнике дивана.

— Знаешь? В тот раз, когда ты подвёз меня домой…

— Да…

— Я подумала, что ты попытаешься сделать что-то такое, а когда ты не сделал этого, я уже решила, не гей ли ты часом.

— Ну, конечно… Если мы не пытаемся — то мы геи, а если мы это делаем — то мы свиньи… Вам не угодишь…

— Нет-нет, всё в порядке, ещё как угодишь… — Сюзанна крепче обнимает его, а затем умиротворённо улыбается, не думая ни о чём.

129

В машине раздаётся медленная песня. Lovelight. Идеальная музыка. Ники улыбается с закрытыми глазами. О чём эта песня? Да… «Что я должен сделать, чтобы больше не тонуть? Ты роешь ямы в моём сердце, и оно покажет мне…» Как смешно. Даже не думала об этом. Она замечает, что они ускоряются и через некоторое время оказываются неподалёку от Лацио, на виа Аурелия, едут в сторону Чивитавеккья. В сторону моря. Зелень деревьев сменяется пшеничными полями, более светлыми цветами, хоть и верхушки их тёмные. Растения меняются, молодые оливковые деревья у обочины дороги наклоняются в ночном приветствии под свежим морским бризом, тысячи их листьев блестят, поцелованные лунным отражением. Машина с досками для сёрфинга на крыше замедляет ход и покидает виа Аурелия. Они выезжают на грунтовую дорогу, едут осторожно, от колёс отскакивают круглые камни, а сверху пыльные и лёгкие верхушки деревьев ласкают крышу, и этот сладкий скрип сопровождает их до самого пляжа, а затем покидает. Ребята продолжают свою поездку теперь уже в тишине. Чуть позже их глазам открывается море. Большой вызов. Море и его сила. Море и его могучее дыхание. Море и его задорный гнев. Большие волны разбиваются о берег. Они взрываются, образуя пену, бегут к берегу и разбиваются о небольшие камни, ограничивающие пляж. Несколько машин с включёнными в сторону моря фарами оттеняют цвет этих волн. Безрассудные сёрферы исчезают и появляются, скользя по гребням волн, спускаются, как бесстрашные морские лыжники. «Юху-у-у-у!» До берега доносятся крики, а на пляже разгораются костры из сосновых веток и старых досок затонувшей в неизвестных волнах лодки, они трещат, согревая только что вышедших из воды сёрферов, которые делятся эмоциями по поводу взятых волн в темноте этой ночи.

— Готова? — Гуидо улыбается ей, выходя из машины.

— К этому — всегда.

Ники тоже вылезает и помогает ему достать доски с крыши. Чуть позже она раскладывает их на земле, снова залезает в машину и начинает раздеваться. Поняв, что он стоит рядом, она останавливается.

— Эй… ты можешь меня ненадолго оставить одну?

Гуидо отворачивается.

— Конечно.

Ники выключает свет в машине. Затем медленно осматривается. Никого нет, вокруг темно. Она раздевается и надевает гидрокостюм. Он сидит идеально. Она выходит из машины, сворачивает рубашку, свитер и брюки и оставляет их на заднем сиденье.

— Гуидо?

Через несколько секунд он оказывается перед ней.

— Я готова, а ты?

— Да, — Гуидо тоже переоделся. Он бросает свою одежду рядом с вещами Ники, закрывает машину и кладёт ключи на переднее колесо. — Оставлю здесь, мало ли что…

— Т-с-с. А если тебя услышат? — спрашивает Ники.

Он пожимает плечами.

— И что? Тут нечего красть, — он показывает рукой на море: — Идём?

— Да.

Они берут доски подмышки и бегут к воде. Ники вдруг вспоминает, что ничего не сказала Олли, Эрике и Дилетте. Наверное, он ищут меня, волнуются… Мои родители. Я должна предупредить родителей. А потом она думает о другом. Сколько времени я уже волнуюсь обо всём? Слишком долго. Сейчас ночь, и всё прекрасно. Постепенно Ники оставляет свои волнения и с каждым своим шагом чувствует себя всё спокойней. Песок холодный. Они проходят мимо костра, вокруг которого много ребят, которые что-то готовят.

— Эй, Гуидо, я оставлю тебе две… Когда закончите, приходите к нам погреться, ладно?

— Конечно, спасибо, Кла! — он догоняет Ники: — Когда выйдем, съедим по сосиске и выпьем пива, согласна?

— Да, конечно… — наконец, Ники забывает о подругах, о родителях и обо всём остальном мире.

— Ай, вода холодная.

Ники тоже заходит в воду и тут же ложится на доску.

— Ага, холодная, но ночью это даже круто… Никогда так не делала.

Она быстро гребёт, чтобы её не захватило течение, и через некоторое время оказывается в открытом море. Потерянная в темноте, в лучах света от машин на пляже, от ещё не полной далёкой луны. Ники смотрит в открытое море в ожидании волны. Что-то касается её, но она не боится. Должно быть, это рыбка, может, большая. Тишина. Сейчас она ни о чём не думает. Ни о подругах, ни о родителях. Она одна посреди ночного моря. И самое странное, что она ни на секунду не вспоминает об Алессандро. Наоборот, она чувствует себя такой лёгкой. Лёгкой. Сколько времени уже я не переживала ничего подобного? Давно. Слишком давно. И словно по волшебству она чувствует, что море волнуется прямо под ней, а затем поднимается, словно глубоко дышит. Подходит большая волна, и Ники это знает. Ей не нужно видеть, чтобы понять это. Она на полной скорости плывёт в море и энергично поднимается на доске. Для Ники это всего лишь мгновение, она сгибает ноги и подпрыгивает, встаёт на ноги без промедления, следует за волной, управляя доской, она словно гуляет по воде, наклоняется вправо, а затем влево, на всей скорости поднимаясь и опускаясь на крутой спине волны. Иногда она пересекается с другим сёрфером, обгоняет его, уворачивается и продолжает свою игру. Поднимается и опускается, появляется и исчезает, прекрасная амазонка на диких волнах морской пены, которая закручивается под ней, до тех пор, пока она, приручив одну из волн, не оказывается внутри неё. Она рукой гладит стену воды рядом с собой, а потом нежно отдаётся последней волне у берега. Когда она снимает опору с лодыжки, Гуидо подходит к ней.

— Эй… Вот и я! Это просто фантастика.

Ники сияет.

— Да, круто. Уникальные эмоции, серьёзно.

— Никогда не занималась сёрфингом ночью?

— Никогда, — её трясёт, она едва не плачет. — Какая глупость, правда? Такие вещи меня просто невероятно захватывают, клянусь, вызывают во мне столько эмоций, даже не знаю…

Гуидо улыбается ей, немного смущённый тем, что пережитое не вызвало в нём такую же бурю.

— То, что тебя так захватывает, — это красота природы, ты в идеальной гармонии, на этих волнах ты чувствуешь себя частью мира, и к тому же посреди ночи, в темноте, у тебя нет никаких ориентиров, а это значит… Ладно, ты и сама себя понимаешь. Хотя эта привилегия доступа немногим, — он снова улыбается, — только таким людям, как ты…

— Какой же ты дурак…

— Точно! Так и есть.

— В общем, это был прекрасный опыт, и я обязана им тебе. Так что — спасибо.

Некоторое время они просто молчат. Наконец, Ники что-то говорит, чтобы прервать неловкое молчание.

— Сначала я думала, мне немного страшно, представляешь? Но не хотела, чтобы ты заметил. Не хотела тебя так осчастливить.

— Ой, да я всё равно понял это…

— Да ладно!

— Конечно, понял… Но после первой волны все проблемы улетучиваются…

Ники улыбается.

— Я взяла как минимум пять.

— Шесть…

— А ты откуда знаешь?

— Я всё время был за тобой. Был на волне позади тебя, а ты как думала? Я не оставлял тебя ни мгновение. Каким-то образом, я ведь в ответе за тебя… — Ники не знает, верить ему или нет. Хотя это же нормально, всё-таки это опасное занятие. — Идём, Ники, подойдём к огню, съедим что-нибудь…

— Мудрое решение…

Они шагают к костру.

— Тебе и правда весело?

— Конечно, — Гуидо улыбается. — Я был твоим морским ангелом-хранителем…

— Не знаю, верить ли тебе.

— Верь себе. Во всяком случае, ты круто оказалась внутри волны. А у меня не получилось… Вот и мы, ребята! Оставили нам сосиски или уже всё сожрали?

Гуидо садится в центре группы. Ники смотрит на него. А ведь так и есть — он всё время был рядом со мной. Иначе он ничего бы не видел.

— Что ты делаешь? Ники, холодно же, иди сюда!

Она садится рядом с ним, здоровается с другими сёрферами и в один миг оказывается с бутылкой пива и всё ещё горячей сочной сосиской.

— М-м-м! Я так проголодалась! Вот это ужин… Как же вкусно.

Блондинка протягивает ей кусочек хлеба.

— Возьми, он ещё тёплый.

Другая девушка даёт ей пластиковую корзинку.

— А здесь помидоры, мы их вымыли.

— Спасибо…

Они улыбаются друг другу. Они незнакомы, но и не нуждаются в этом. Любовь к волнам — лучшая визитная карточка. Так что они просто едят, улыбаются, болтают о своём, пьют пиво, рассказывают истории о сёрферах, которые брали самые большие волны в мире. Ночь проходит и огонь медленно гаснет.

— Бр-р-р… становится холодно.

Ники обнимает себя руками. Гидрокостюм уже высох.

— Надо было его снять. Меня холод до костей пробирает… Поехали?

— У меня есть прекрасное средство, чтобы предотвратить простуду! Ты знаешь, что после холодной воды — будь то сёрфинг, рыбалка или дождь — нужно принять горячий душ?

— Конечно, но где я сейчас смогу принять душ? Здесь его нет…

— Нет, не здесь. Ты мне доверяешь?

Ники наклоняет голову и нерешительно смотрит на него.

— Прости, но ты ведь верила мне до этого момента… И то, что ты сделала, тебе понравилось, так ведь? С чего бы мне обманывать тебя именно сейчас?

Ники снова смотрит на него, подняв брови. И правда, с чего бы? Она даёт ему руку.

— Ладно, поехали, но я не хочу нигде задерживаться, ясно?

— Обещаю тебе.

Они залезают в машину, включают отопление на всю мощность и лёгкую музыку. Окутавший их горячий воздух успокаивает. На несколько мгновений появляется впечатление, будто они в пустыне, где горячий ветер высушил всё. Между тем ноты Виничио Капосселы наполняют воздух. Песня словно специально подобрана. Una Giòrnata perfetta. Идеальный день. «Жизнь — это лёгкие завитки пара, небо цвета завтра, небо ярко-синее, как из детства. Присвистывать вслед девушкам весной, свистеть им, сидя за столом, ничего не делая, потому что… Это идеальный день, и я просто гуляю без спешки…»

Да. Это идеальное свидание. Ники с улыбкой смотрит на него. И он тоже идеальный. Затем она закрывает глаза. Я не хочу думать, только не этой ночью. Капоссела продолжает петь, и она согласна с каждым словом: «Мы рождены не для страданий, и если всё кончено, то надо уходить, верить в жизнь без страхов, любить того, кто любит тебя, и не мечтать всю жизнь о том, что проходит…»

130

Синяя машина гонит по просёлочным дорогам. Ники открывает окно, чтобы впустить немного воздуха.

— Смотри, я хочу тебе кое-что показать…

Гуидо гасит фары и они едут в темноте, единственное освещение — это лунный свет, который кажется теперь намного ярче.

— Красиво, правда? Мы здесь совсем одни… — Гуидо отпускает ногу с педали газа и машина едет вниз по этому склону сама. Машина бесшумно движется под этим тёмным небом в лесной зелени. Теперь даже не слышен звук мотора, впечатление, будто они на странной доске для сёрфинга, ветер дует в окна и приносит с тобой тепло, согревающее ноги. Через некоторое время они замечают что-то странное в чаще.

— Смотри, Гуидо…

Он улыбается, а затем снова заводится и включает фары.

— Знаешь, что это за огоньки?

— Нет, а что это?

— Светлячки, — он ускоряется, и огоньки исчезают за холмом.

Он уверенно ведёт, медленно переская все длинные повороты, через большие зелёные луга и нивы, и, наконец, они оказываются в деревне.

— Вот и всё, мы приехали.

Ники приподнимается с сиденья, любопытная и весёлая, снова как маленькая девочка. Да. Свернув за угол, автомобиль спускается по непрерывному склону, подпрыгивает и, наконец, останавливается на небольшой полянке. Гуидо гасит мотор. Перед ними светлый и лёгкий столб дыма медленно поднимается в небо и теряется в нём. Они в термах Сатурнии. В тени, словно в настоящем аду, мужчины и женщины погружаются в небольшие бассейны с серной водой. Похоже на один из кругов Данте, только естественный и очень приятный, без особых наказаний, хотя, возможно, тут многие провинились… Из тёмного леса водопад горячей воды падает со скалы прямо в бассейн. Они замечают несколько человек, которые медленно двигаются внутри этого странного пузыря, которые появляются и пропадают время от времени в парах серы.

Гуидо рассматривает Ники. Это изображение ада зачаровывает её и слегка шокирует.

— Ну что? Готова окунуться? Будет здорово.

Ники смотрит на него с улыбкой.

— Мне это кажется фантастической идеей.

В один миг она выпрыгивает из машины, босиком идёт по холодным пористым камням, окружающим бассейн, а потом постепенно заходит в воду в своём гидрокостюме. Окунается.

— И что ты скажешь на это? Я же тебя не разочаровал, правда? Отличное место… Ты уже бывала здесь?

— Нет, — она замолкает, а затем, до подбородка погружённая в горячую воду, признаёт: — Здесь чудесно, правда… Так расслабляет…

Гуидо улыбается ей.

— Не представляешь, какой становится после этого кожа… — затем он исправляется: — хотя твоя и без того чудесная.

Ники отводит взгляд и погружается глубже, теперь вода достаёт до её губ. Это похоже на ванну, ей это напоминает то, как она готовит себе ванну дома. Давно так не делала. Это действительно расслабляет.

— Странное в этих бассейнах то, что тем дальше ты от центра, тем холоднее вода…

Гуидо согласно кивает.

— Ага… — затем ему в голову приходит идея: — Следуй за мной!

Он берёт за руку и вытаскивает.

— Но мне холодно!

— Идём, вот увидишь, сейчас станет лучше.

Как хорошие сёрферы, они взбираются наверх по краю водопада на самую высокую скалу. Здесь есть водопад ещё выше, где никого нет.

— Идём!

Гуидо заходит первым. Ники идёт за ним.

— Такая горячая, здорово…

— Да, давай встанем под него.

— Как?

— А вот так, — Гуидо ныряет в центр и встаёт под горячий водопад, который падает с высоты около двух метров и разбивается о его плечи, голову и спину, делая ему энергичный массаж. — Идём, Ники! Это круто! Что с тобой? Испугалась?

— Я ничего не боюсь! — отвечает она и в тот же миг оказывается рядом с ним, под водой, которая едва не уносит её.

Ники сопротивляется, шевелит плечами под мощной струёй, её мышцы расслабляются, и она с каждым разом чувствует себя всё свободней и спокойней. Уже несколько месяцев ей не было так хорошо. Она закрывает глаза под горячей водой и полностью ей отдаётся, глубоко дышит, каждый её вздох всё длиннее, и она полностью забывается. Ах… Как чудесно, как же мне это было нужно. Вдруг она чувствует удерживающую её руку. Открывает глаза и выходит из потока воды. Это Гуидо. Он притягивает её к себе между водопадом и скалой, где они спрятаны ото всех, ведёт её к небольшой пещере, куда попадает вода, падающая сверху и образовывающая занавес позади них. Позади себя она замечает луну в темноте леса.

— Что скажешь, Ники? Тебе нравится?

— Очень… Это место возвращает меня к жизни, серьёзно. Оно помогает восстановить всю энергию, я теперь могу сёрфить ещё несколько часов.

Гуидо, который ни на мгновение не отпускает её руку, смотрит ей в глаза.

— «Куда уходят мои слова? Куда убегают?.. Может быть, им страшно сказать, как я люблю тебя?»

Ники удивлённо открывает рот, она поверить не может.

— Это же моя фраза, я положила это в бутылку!

Он улыбается ей.

— Когда я отвёз тебя домой, то потом всю ночь бежал по берегу реки. Я не мог допустить, чтобы кто-то нашёл её вместо меня… — он снова улыбается, а затем медленно приближается к её губам под водопадом.

Ники видит его прекрасную улыбку всё ближе и ближе. Да ещё эти слова… «Всю ночь бежал по берегу реки». Ещё ближе… «Я не мог допустить…» С каждым разом ближе… «чтобы кто-то нашёл её вместо меня…» Ники закрывает глаза и уже не видит ничего, ни головой, ни сердцем, ни этой далёкой фразы, ни прошлых дней, ни прошлых времён, ни Голубого Острова, ни моря, ни воспоминаний. Ничего больше. Наконец, она скользит, прыгает и падает в его объятия, теряется в этом сладком поцелуе горячих губ, в человеческих заблуждениях, в вине и прощении одновременно. Она, девочка, которой движет простое и глупое желание снова стать свободной. И несколько мгновений спустя они находятся под водопадом, они отстраняются и ищут друг друга, смеются, смущённые и восхищённые этим странным шагом, таким лёгким, таким прекрасным, таким прозрачным… И не только из-за воды. Ники тает. Она откидывает голову назад. Закрывает уши ладонями, и звуки кажутся ей далёким, странным морским эхо в этом серном бассейне. Её волосы свободно спадают вниз, как и руки. Под водой она пальцами нащупывает камешки, скруглённые серной водой. Пар от бассейна и всё, что случилось, заставляет её чувствовать себя потерянной. Кто я? На чём я закончила? Что со мной будет? А моя любовь? Моя большая любовь, крепкая, внушительная, почти яростная, определённая и решительная, несмотря на мир, который ополчился против нашей разницы в возрасте. Алекс… Почему ты покинул меня? То есть, почему я тебя покинула? Хотя, неужели вина не всегда лежит на обоих? Она неподвижно стоит в воде в недоумении от бесконечного количества вопросов без ответа. Тишина. Мне нужна тишина. Не спрашивай меня ни о чём, сердце, позволь мне забыться, мозг. Только тогда из её глаз капает слеза, скользит по её щеке, скрытая от всех и от всего, незаметная, невидимая, как маленькая воровка, которая только что стащила что-то в магазине и убегает, прячась в толпе, так же, как и эта слеза прячется в воде, убегая от миллионов «почему», которые появляются в её голове. Ники ещё некоторое время стоит в воде. А потом встаёт и улыбается Гуидо. Он с любопытством смотрит на неё, даже немного взволнованно, может, словно извиняясь.

— Я сделал что-то не так?

Ники смеётся.

— Если кто-то и сделал что-то не так, то это я… Но я это знала… Да и вообще…

Гуидо смотрит на неё в ожидании конца фразы.

— Да и вообще — что?

— Ничего…

— Нет, умоляю, скажи… — он снова берёт её за руку, точнее, за обе, некоторое время боясь и осторожничая, сомневаясь, не переходит ли он границы дозволенного. — Вообще — что?..

Ники улыбается ему.

— Да и вообще… я как раз мечтала о ванне.

Она выходит из бассейна. Гуидо смотрит на неё. Впервые в этом гидрокостюме, освещённом луной, в обрамлении зелени тёмного леса, он видит женщину. Видит её точёное тело, решительное, женственное, мягкое и округлое. И впервые это не просто игра. Сейчас это — настоящее желание. Он чувствует сильную, неудержимую дрожь, которая пробегает по его спине, которая бьёт его в живот, которая не отпускает его в этот момент, который кажется вечным. Ники оборачивается и видит его в бассейне, погружённого в воду и окружённого паром, который исходит от него. Видит в темноте его глаза, его пухлые губы, доказательства его желания под этим ночным светом.

— Что ты делаешь? Ты идёшь?

Гуидо молча выходит. Не произнося ни слова, они снова залезают в машину. Чуть позже они оказываются на другой стороне от холмов, на виа Аурелия, а потом, наконец, и в городе. Они останавливаются у дома Ники. Это была молчаливая поездка. Гуидо смотрит на неё. А у неё перед глазами всё ещё поле, и нет у неё никакого желания снова встречаться с реальностью. Она поворачивается к нему.

— Спасибо, это была прекрасная ночь, — чмокнув его в губы, она убегает. Поцелуй был настолько лёгким, что его, можно сказать, и не было, так что он оставляет за собой тысячи вопросов.

Кто мы? Друзья? Любовники? Влюблённые? Пара? Никто? И с этим последним вопросом Гуидо видит, как она исчезает за дверью.

Ники не вызывает лифт. Она поднимается пешком, стараясь издавать как можно меньше звуков. Поверить не могу, уже полпятого. Как давно я не возвращалась так поздно? Целую жизнь назад… Она оказывается у дверей своей квартиры, вставляет ключ в замок и поворачивает его. Клак. К счастью, они не закрылись на задвижку. Она входит и закрывает дверь обеими руками, осторожно стараясь не отпустить замок. Затем она на цыпочках проскальзывает в свою комнату. Проходя мимо спальни родителей, она смотрит под дверь. Темно. Они выключили свет. Слава богу.

Но Ники не знает, что Симоне не спится. Ей хватило легчайшего шума входной двери, чтобы открыть глаза, а может быть, причина не в этом, кто знает. Факт в том, что она следит за шагами своей дочери, словно может видеть её, и, как любая мать, она поняла. Неизвестно, до какой степени… но поняла. Услышав, что дверь спальни Ники закрывается, она делает глубокий вздох и пытается снова провалиться в сон. Вертится в постели. Должна ли я что-то сделать? Есть ли у меня право вмешиваться в жизнь моей дочки? Кто я такая, чтобы говорить с ней? Её мать. Да, точно. Но могу ли я знать всё о её любви? Как я могу растолковывать, решать, переводить её мысли, всё, что она испытывает, чувствует, о чём мечтает?.. Счастлива ли она сейчас, грустна или напугана… Обдумала ли она всё? Она знает, что делает. Ники молода, но в некоторых случаях она зрелая, слишком взрослая для своих лет. Так что сейчас будет справедливо позволить ей жить своей жизнью, не волнуясь о том, сказочна или жестока её реальность, она может падать и подниматься вновь, делать всё с лёгкостью или бороться с испытаниями, быть в трёх метрах над небом или под землёй. Роль матери из того и состоит, чтобы всё время быть рядом с дочерью, ничего не говоря, но будучи готовой поддерживать и поощрять в нужный момент, давать ей максимальную свободу выбора и соглашаться с её решениями в надежде, что они сделают её счастливой. Я такая надоеливая. Мать-зануда. Она улыбается своим размышлениям. Знаешь, что я собираюсь сделать, Ники? Не стану давить на тебя. Приму все твои решения, надеясь, что ты будешь счастлива. Вот так… Затем она смотрит на Роберто, спящего рядом с ней и слегка похрапывающего. Возможно ли это? Я должна быть такой же, как он. Спит, как ни в чём не бывало, ничего его не волнует, а особенно то, что происходит у него дома! Да к тому же, ещё и храпит! Так что, по крайней мере, по этой причине, она громко хлопает и скидывает с себя его ноги. Роберто подпрыгивает, но затем снова начинает глубоко дышать, даже глубже обычного. Он шевелит губами, словно голоден, словно ищет что-то в воздухе, а затем переворачивается на другой бок и спит дальше, как ни в чём не бывало. Поверить не могу! Это просто невозможно. Спит, как ангелочек, он спит, пока я ломаю голову над своей дилеммой… которая, честно говоря, должна быть нашей! Роберто снова переворачивается. Не может быть, думает Симона, и ей становится ещё печальней. Опять храпит! И как такое возможно?

131

Ники начинает раздеваться. Нюхает свою кожу. Подносит локоть к носу. Хм… Какой странный запах. Похоже на мыло, которым иногда пользуется папа. Но запах приятный. И стойкий. И даже тут он был прав! Кожа стала такой мягкой. Эффект серы просто невероятен из-за её pH, она убивает грибки и паразитов, защищает кожу… В общем, каждый должен хотя бы раз в неделю окунаться в эти термы. Да. И что теперь? Она улыбается. Что могло случиться, если хватило одного только бассейна с горячей водой, чтобы я его поцеловала? Я поцеловала его. Это слово вдруг начинает казаться ей очень странным. Я его поцеловала. Затем она смотрится в зеркало. Вьющиеся спутанные волосы окружают лицо, заставляя казаться его другим, она практически не узнаёт себя в этом новом свете. Я его поцеловала. Она внимательно смотрит на себя снова, словно ищет в своих глазах следы настоящих перемен. Как в том фильме, ремейке с Николь Кидман в главной роли, где рассказывается история об инопланетянах, которые принимают человеческое обличие, представляются людьми, и в итоге они начинают вести себя необычно. Ники немного наклоняется к зеркалу. Не вселился ли в меня инопланетянин? Она улыбается. Мне понравился этот фильм. А эта ночь? Понравилась тебе эта ночь? Она пристально и внимательно смотрит в зеркало. Затем улыбается этой странной девушке, которая вдруг взбунтовалась. Я ведь просто хотела искупаться, так? Мы ведь можем остановиться на этой версии? Ну да, конечно. Пожалуйста, пусть будет так. Она продолжает раздеваться, снимает брюки, складывает их на стуле, и в этот самый момент у неё возникает новый вопрос, внезапный и неожиданный, может быть, даже бессмысленный. А как же Алекс? Что бы сказал Алекс обо всём этом? Как бы это ему понравилось? Она чувствует давление, ей хочется умереть. Нет, не думаю. Вряд ли ему понравилось бы. Вы её слышали? Это словно другой человек смеётся внутри неё. Поверить не могу! Как ты можешь говорить что-то подобное? Ты же собиралась выходить за него замуж, дни, недели, месяцы, больше полутора лет, короче говоря, вы создали вместе очень важные вещи, а теперь ты берёшь и говоришь, что ему это не понравилось бы? Конечно же, нет! Ему было бы очень больно. То, что ты сделала, это непостижимо, невообразимо… Так же, как и во многих других случаях, жизнь коварна, она играет тобой, щекочет тебя, провоцирует, высмеивает… Теперь она видит её. Там, на той полке, там же, где она и оставила. Посылка от Алессандро. Как в трансе, хоть она и не хочет, ну или не хотела раньше, потому что ей хотелось на тот момент сопротивляться, лечь в постель и уснуть… теперь она берёт его. Смотрит на него некоторое время, а потом разворачивает. Вертит его в руках, жадная, любопытная, разрывает бумагу, словно наказывает её за что-то, словно хочет причинить боль самой себе, чтобы поскорее загладить вину, немедленно и полностью, за своё глупое детское желание… искупаться. Последний кусочек бумаги падает на пол. И он появляется в её руках.

«Для тебя, для Ники»

DVD. Что на нём такое? Когда он отправил его мне? После того, как нашёл моё письмо? Потом она видит дату. Нет, это было в тот день, когда я ушла. В ту ночь, когда я впервые встречалась с Гуидо. Только подумав об этом имени и о том, что произошло с тех пор, всё кажется ей нелепым, древним, как будто из другой эпохи, из другого мира, с другой планеты. Прежде, чем её охватит паника, Ники хватает диск, открывает его, вертит в руках, сразу в обеих, словно это важнейший документ, найденный после многих лет поисков. Она поднимает его. Он аккуратный, хрупкий, это карта правды, свидетель легенды, которую постоянно рассказывают, не раскрывая всех деталей. Уверена, что найду здесь всё, что мне нужно. Она вставляет его в компьютер, и через несколько секунд на мониторе высвечивается чёрная иконка со словом «Play» на ней. Ники кликает на неё и словно открывает дверь, словно выходит на новый, незнакомый уровень. «Я был ею, она была мной, мы были одним целым, мы были свободны». Песня того дня, когда мы познакомились, когда попали в эту аварию, когда я упала. She's the One… А песня медленно продолжается. «Мы были молоды, мы были неправы, но нам было хорошо с самого начала…». В фильме появляется Алессандро. Он улыбается. Музыка стихает, и он начинает говорить: «Любовь моя… Я хочу сказать тебе, что я счастлив, но не могу подобрать слова… В мире не придумали ещё таких слов, которыми я мог бы выразить то, что чувствую к тебе. Так что я просто надеюсь, что этот фильм скажет всё за меня…» Видео продолжается. Музыка снова становится громкой, и одна за другой появляются их совместные фотографии. Алессандро и Ники на вечеринке, Алессандро учит Ники вождению, фотографии с телефона. Ники спит, а потом злится, потому что замечает, как он снимает её пробуждение. Иногда слышится его голос: «Здесь ты была прекрасна, здесь я любил тебя всю ночь, а здесь мне было страшно… Страшно, потому что я влюблялся в тебя…» Музыка снова становится громче, и появляются фотографии одинокого Алессандро на маяке в те дни, когда он ждал её. «Здесь в моей жизни не было смысла…» Ники улыбается. «А здесь я понял, что возрождаюсь». Несколько фотографий, где он выходит из дома старого смотрителя маяка.

«За стол!» — это её голос, Ники. Как же смешно я была одета… Это был первый суп в моей жизни! Дальше снова фотографии. «Здесь я понял, что был идиотом и только зря терял время…» Другая музыка. Группы Coldplay. Появляются изображения Нью-Йорка. Ники чувствует приступ боли в сердце. Она молча смотрит, как они бегут вдвоём по улицам Манхэттена, как она входит в «Gap», а потом в «Levi's», как она примеряет платья и рубашки, как она пытается отвести от себя его камеру. Она говорит: «Хватит… Не снимай меня… Чтоб ты знал: если ты это сделаешь, я за тебя не выйду…» Тогда она сказала это в шутку, это было просто глупой, идиотской фразой, которая не должна была стать реальностью. Ники тихо начинает плакать, молча, её слёзы быстро катятся, одна за другой, как река во время наводнения, как растущая волна, огромная, которую уже не удержать, так что она отпускает её, освобождает, она чувствует тревогу из-за этого потока запутанных чувств, и её плач только усиливается. А музыка продолжается. Появляется полёт на вертолёте, вид Нью-Йорка с высоты птичьего полёта. Надпись на небоскрёбе Эмпайр-стейт. «Прости, но я хочу на тебе жениться!». В конце на первом плане появляется Алессандро. «Прости, но я был не точным. Прости, но я всегда буду любить тебя». Ники больше не может сопротивляться, она начинает рыдать, закрыв руками лицо, стыдясь этого поцелуя, своего внезапного желания взбунтоваться, бросить всё, что у неё есть, отказаться от чудесной любви Алекса. И тогда, отвергнутая по собственному желанию, она молча впадает в отчаяние, вытирает свои слёзы тыльной стороной ладони, огорчённая, сбитая с толку, дезориентированная и разгневанная тем, что не может винить никого, кроме себя самой, в этой странной и неожиданной перемене. Почему же всё так вышло? Что случилось на самом деле? На неё давит огромная пустота, и она чувствует себя одинокой, как никогда, несмотря на то, что её родители, которые находятся в соседней комнате, любят её и поддерживают во всех решениях. И то же самое можно сказать о её восхитительных подругах, которые всегда с ней за одно и всегда рядом, что бы ни случилось. В этот момент Ники чувствует себя, как сдутый воздушный шар. Но кое-чего у меня никто не сможет отнять. То, о чём даже не скажешь, потому что это ни к чему, то, что нельзя ни понять, ни объяснить. Это нехватка любви. Потеря любви, конец любви, утечка любви. Когда такое происходит, ты чувствуешь себя голой и пустой. И даже если тебе хорошо наедине с собой, ты не перестаёшь быть красивой, только остаёшься бездушной. Побеждённая этим бездонным одиночеством, она ложится в постель. Может, завтра всё будет иначе. Может быть. Скованная болью, измученная, она растягивается на подушке, словно ищет убежища, безопасного пляжа, спокойной пещеры, где может спрятаться от всех этих мыслей. Вот только кто на самом деле виноват во всём этом?

133

Коробка, завёрнутая в жёлтый и оранжевый, покоится на стеклянном столике в гостиной. Рядом с ней два стакана апельсинового сока и два куска шоколадного торта. Дилетта с улыбкой смотрит на Филиппо.

— А по какому поводу?

— Разве нужен повод? Ты просто заслуживаешь этого!

Тогда Дилетта снова бросает взгляд на подарок.

— Но сегодня не наша годавщина, даже не мой день рождения!

— Да, но всё равно — праздник!.. Доверься мне!

Дилетта берёт коробку. Она рассматривает её, вертит и трясёт, чтобы угадать, что внутри.

— Даже не шумит…

Филиппо не отвечает ей и не ругается.

— Давай, открывай!

Он прекрасно видит, что Дилетта не может больше сопротивляться своему любопытству. Она делает довольное лицо и разворачивает упаковку, стараясь не разорвать её. Ей никогда не нравилось просто рвать обёртку. И медленно в её руках появляется содержимое. Дилетта не верит своим глазам. Затем она находит ещё и открытку. Берёт её и читает.

— Поверить не могу… — она поворачивается, смотрит на него и взбирается на него, сходя с ума от счастья. Она покрывает его поцелуями, обнимает его и громко смеётся.

Филиппо не сопротивляется ей и тоже смеётся, удивлённый и удовлетворённый этим взрывом радости. Потому что это больше, чем просто подарок. Это — обещание, выбор, осознание, общее путешествие к множеству различных сюрпризов. Это прыжок в пустоту, но с парашютом, который способен защитить их обоих. Дилетта встаёт и берёт Филиппо за руку. Она нежно смотрит на него.

— Идём… Идём со мной…

Она ведёт его в свою комнату, закрывает дверь и толкает его на кровать. Начинает его целовать. Они чувствуют себя такими близкими, такими едиными, как никогда, в некотором смысле даже взрослыми и сознательными, всё ещё напуганными, но готовыми. Наконец-то готовыми.

В гостиной на диване в окружении так и не разорванной обёрточной бумаги и ленточки лежит открытая коробка с крошечными ползунками. Они бледно-жёлтого цвета с вышитым мишкой. А на открытке написано: «Жёлтый, как солнце, которое освещает твой мир, жёлтый, как цветок, который раскрывается в полдень, жёлтый, как твои волосы, сияющие, как солнце, жёлтый, как мечта, которая скоро станет реальностью. Неважно, сын у нас будет или дочь: наш ребёнок будет таким же чудесным, как ты…»

133

Несколько дней спустя. Синее безоблачное небо. Медленное движение, но без пробок, что помогает ускорить ритм города. Алессандро закрывает машину. Он торопливо бежит к дверям и входит в здание.

— Доброе утро, синьор Белли, Вас ожидают наверху.

— Хорошо, спасибо.

Меня ждут? Но кто же? Что могло произойти? Когда он заходит в лифт, ему в голову приходит странная мысль, воспоминание из прошлого с болью пронзает его мысли. В тот день, по телефону…

— Привет… Твоя секретарша меня не пускает.

— Извини, а где ты?

— У тебя за дверью.

Алессандро выбегает и видит её в зале ожидания на разноцветном диване в синем жакете и туфлях от Адидас, ноги в голубых колготках, а подмышкой папка с рисунками на кампании ЛаЛуны… В этот момент у него появляется впечатление, будто он вернулся во времени, и ему кажется невозможным то, что Ники больше не является частью его жизни. Это он замечает, когда останавливается перед диваном. Где ты, Ники? Что случилось с нашей жизнью? Почему? У него даже немного кружится голова, когда он задумывается об абсурдности произошедшего. Но в этот момент открывается дверь переговорной.

— Алекс, мы ждали тебя. Заходи! — Леонардо выбегает ему навстречу и берёт его за локоть. Потом, приблизившись к его лицу, он выдаёт лучшую свою улыбку. — А вот и мой номер один — Алессандро Белли! — он пихает его в зал.

В переговорной его встречает радостная группа рекламщиков, редакторов, пиарщиков, производителей, бухгалтеров, президент и даже администратор здания.

«Поздравляем!» «Молодец!» «Отлично!»… Они выкрикивают все эти фразы, чтобы поздравить его с успехом. Алессандро ошеломлённо смотрит на них, медленно вертит головой слева направо, затем справа налево. Он узнаёт всех после стольких лет совместной работы: самые ранние его работы низшего уровня, его дальнейшее повышение, улучшение, упорство, воплощение в жизнь лучших идей, остроумие, самые малые цели, огромные усилия, бесконечные гонки, нескончаемые часы работы и великий успех. Однако он бы с превеликим удовольствием променял всё это и всех этих людей на одного-единственного человека. Где ты, Ники? Зачем мне этот успех, когда рядом со мной нет человека, с которым я мог бы разделить его, единственной, кого я люблю?

— В Соединённых Штатах был невероятный успех! — Леонардо обнимает его за плечи, возвращая к реальности. — Вы полностью убедили их… Им понравился даже слоган.

Повернувшись, он видит Раффаэллу, как всегда красивую, а сейчас даже больше того — элегантную, аккуратную, молчаливую, совершенную, как в манерах, так и в возможностях, которая улыбается ему издалека и подмигивает по-дружески, без хитрости, а затем делает жест, говорящий: «Это ты, всем этим мы обязаны тебе, это твоя минута славы». И Алессандро улыбается, ошеломлённый всеми этими словами.

— Давайте, включайте.

Зал поргужается в почти религиозную тишину, когда загорается экран и гаснет свет. Алессандро в один миг охватывают кадры его фильма. Бегущие животные: лев, гепард, пантера, прыгающая антилопа, газель, на лету схваченная когтями ягуара, — а на заднем плане не перестают бить по кожаным барабанам руки. Тум-тум-тум. Тум-тум-тум. Фильм продолжается, и постепенно эти кадры тускнеют. Появляется слово «Инстинкт», которое появляется из глубины с музыкой, которая с каждой секундой становится всё громче. На первом плане появляется рот пантеры, издающей грозный рёв. Следующее слово — «Любовь»: лев и львица дико совокупляются, кусая друг друга в шею, едва не разрывая друг друга от страсти. Снова появляются антилопы, с каждой секундой всё более быстрые, их сотни, они бегут, прыгают, и кажется, будто сейчас выпрыгнут из экрана. Теперь появляется слово «Мотор», за которым появляется кадр с чёрным автомобилем, который появляется как луч света на первом плане, резко заворачивает и останавливается. Мимо проходит пантера, смотрит на него, трётся о него боком, а затем уходит. Появляется название марки автомобиля и слоган: «Инстинкт, любовь, мотор». Когда свет внось загорается, все восторженно аплодируют. Алессандро удивлён, можно сказать, даже растерян.

— Гениально, отлично!

Все продолжают аплодировать, время от времени хлопая его по спине.

— Прекрасно! Поздравляю, прекрасная кампания, лучшая из всего, что я видел о машинах!

Алессандро улыбается, не веря себе. Как я мог сделать всё это? Я использовал слоган своей жизни, своей философии, ход своих мыслей для машины, для куска железа, который однажды холодно переживёт меня, который не думает, не размышляет, не страдает и не радуется. «Любовь… мотор». Его мотор любви. Я зашёл так далеко? Не может быть. Он с улыбкой машет нескольким людям, затем покидает зал и бежит в свой кабинет. Он закрывается внутри и начинает копаться в бумагах, в папках, под рисунками, под различными словами, которые он рассматривал, выбирал, оценивал. А потом находит. «Любовь… мотор». Его почерк. Но это же не я сделал! Чуть ниже он находит листок со знаками вопроса, другой — с сердцем и написанными внутри него много раз буквами, всегда одними и теми же — А и Н. Именно так. Должно быть, я был пьян, пьян в стельку, когда это было? Когда мне было плохо. Мне плохо уже несколько недель. Я погрузился в работу и даже здесь устроил себе неприятности. Он подносит руки к голове… Как такое могло случиться? В тот самый момент стучат в дверь. Алессандро поднимает взгляд.

— Войдите!

Это Раффаэлла.

— Привет! Ты как? Такой успех…

— Нет… Я увидел совсем другое! — Алессандро разъярённо показывает ей слова «любовь, мотор». — Это ты выбрала?

— Нет, Алекс. Я бы никогда не позволила себе такого. Ты оставил это на столе. А потом, в тот вечер, когда мы должны были доделывать фильм, ты ушёл домой, потому что… Тебе было, как бы это сказать, нехорошо…

Он смотрит на неё и вспоминает. Она имеет в виду тот день, когда он напился, и она провожала его домой на такси. Она помогла ему зайти в квартиру и уехала… Это было мило с её стороны, поскольку в последующие дни она ни разу не напомнила ему об этом, притворялась, что ничего не произошло, н слова никому не сказала. Алессандро опускает листок. Раффаэлла улыбается ему. Она понимает, что он только что всё вспомнил.

— А потом Леонардо сказал мне, что позвонил тебе домой, и ты сам продиктовал ему эту фразу, как слоган: «Инстинкт… любовь, мотор!» — Раффаэлла снова улыбается. — Красиво. Возможно, ты не понимаешь, но только ты умеешь делать такие красивые вещи, — и, сказав это дрожащим голосом, она выходит из кабинета.

Алессандро качает головой и ударяет по столу, а потом разваливается в кресле. Мне только вот этого не хватало. Всё сделала она, фильм, музыку выбрала… смонтировала, нашла сцены с животными с канала National Geographic, поставила на первый план пантеру и машину. Инстинкт и я… я придумал слоган. Вовсе нет, ничего я не придумывал! Просто использовал уже существующий. Я украл его! У самого себя… но украл! И сам на себя разозлился. Я просто ходячая катастрофа… Ладно, так или иначе я должен возместить ей ущерб, ведь этот успех больше её, чем мой, а поздравляли все меня… Он слышит сигнал мобильного. Смс. Он достаёт его из кармана, почти что и не думая. Кто это? Очередные благодарности? Кто-то из коллег, рекламщики, редакторы, Леонардо зовёт на обед?.. Надеюсь, что нет. Я сегодня не голоден. Когда он открывает сообещние и видит имя, комната начинает плыть у него перед глазами, потолок словно падает, стены дрожат, пол тоже, это внезапный вихрь, эмоциональное потрясение.

Ники. Он снова читает имя. Отводит дисплей от лица. Да. Ники. Это она. Его парализовывает, он словно на краю, у бездны, у жерла извергающегося вулкана… или у райского берега? Что же в этом сообщении? Будет ли он снова счстлив, или у него нет больше права надеяться на это? Тут же куча предположений возникает у Алессандро, пока он не открыл сообщение.

«Прости, но я с другим». Нет, умоляю, не говори мне, что это так. Ещё одно предположение, гораздо более болезненное: «Прости, но я тебя больше не люблю». Другое того хуже: «Прости, но я никогда тебя не любила». А может быть, всё не так плохо: «Прости, но я думаю о тебе». «Прости, но я всё ещё ничего не решила». «Прости, но я передумала». Или самое лучшее: «Прости, но я хочу начать всё сначала». «Прости, но… я хочу выйти за тебя». Да. Может быть. Он несколько минут смотрит на закрытый конвертик. Только она знает, что внутри. Она это написала. Он пристально смотрит на непрочитанное сообщение. Не открыв его, я могу представлять что угодно, но если я прочитаю, то буду знать точно, и будет уже не отвертеться. Я мог бы удалить его, не читая, провести всю свою жизнь, представляя, что я мог там увидеть. Но затем он понимает, что так не может продолжаться, что жизнь нужно прожить по-настоящему. Однажды один из его друзей, он уже не помнит, кто именно, сказал ему: «Нужно испить чашу, пока она горька, только тогда ты сможешь стать сильнее». Она закрывает глаза на несколько мгновений, глубоко вздыхает, открывает их и нажимает на кнопку, чтобы прочитать.

Он молча созерцает эти слова. Перечитывает их несколько раз. Затем решает ответить. Но тут снова стучат в дверь.

— Можно? — Леонардо входит, не дожидаясь ответа. — Я принёс тебе кофе и круассан! Чтобы сладко отметить твой личный успех…

Он не успевает закончить фразу. Алессандро встаёт с кресла, берёт куртку, сумку и быстро выбегает из кабинета.

— Нет… Прости…

— Алекс… А твой успех… в такой день все хотят пообщаться с тобой…

Алессандро входит в лифт. Не отвечая директору, нажимает кнопку «0». Двери перед ним закрываются. Леонардо всё ещё что-то говорит, но Алессандро не видит его и не слышит. Для него существуют только слова этого сообщения: «Алекс, я бы хотела поговорить с тобой. Я в Вилла Глори. Ты не мог бы приехать?» Его ответ был гораздо проще: «Да».

134

Лёгкий ветерок колышет листья больших деревьев. Другие, те, что уже упали, образуют зелёный луг на пёстром ковре. Некоторые люди поднимаются по склону, который ведёт к кресту павших. Другие, не такие ленивые, бегут по дорожке, которая окружает аттракционы и архитектурные сооружения, которые однажды здесь поставил мечтательный скульптор.

Алессандро быстро шагает. С тех пор, как он вышел из офиса, он всё время думает о сообщении. «Ты не мог бы приехать?» Словно всё нормально, словно между ними ничего не произошло, словно один из них просто ненадолго уезжал отдохнуть или работал за границей… Однако он ей несколько раз звонил, отправлял сообщения, в которых говорил, что хочет увидеться, понять, поговорить, прояснить ситуацию, поболтать, чтобы посмотреть ей в глаза. Чтобы встретиться с её взглядом. Алессандро был уверен, что так он сможет всё понять. Ему бы хватило молчания, пусть даже долгого, но он открыл бы правду в её глазах. Опустила бы она их, посмотрела бы в другую сторону, показались бы они ему ветреными или нервными, но он избавился бы от всех своих сомнений. Он бы знал, что всё кончено. Так что он быстро поднимается вверх, к тому месту, где они виделись тысячу раз, где смеялись и дурачились, где гуляли, взявшись за руки. Где они вместе совершали пробежки. Алессандро улыбается. Когда они бегали, ему приходилось немного тормозить, чтобы не оставлять её позади, чтобы слышать, как она дышит время от времени, будто подбадривает сама себя. Он помогал ей, показывал, как делать растяжку, как бегать на цыпочках, как подниматься по крутому склону для максимальной работы ягодиц, из-за которых так переживают женщины, да и мужчины тоже, только по другим причинам. И что теперь? Алессандро идёт, задыхаясь, нерничая, с глупой улыбкой на губах. Даже парк изменился. Кажется весточкой из других времён. Из другого момента моей жизни. Того, что произошло много лет назад и уже не существует, что давно затерялось во времени, о котором я могу вспоминать со странной ревностью, и теперь это тупое воспоминание сбивает с толку. Алессандро подходит к эспланаде и пробегает несколько кругов. Смотрит направо и налево, на поля, которые расположены с обеих сторон от дорожки. Тут и там гуляют люди с руками в карманах и сигаретами в губах, неподалёку радостно бегает и прыгает пёс в ожидании появления какого-нибудь животного. Какие-то ребята обгоняют Алессандро, возможно, пытаясь побить свой личный рекорд. Две девушки пробегают мимо него. Они тоже совршают пробежку. У первой, блондинки, большая грудь подпрыгивает в ритме её шагов. Вторая — худенькая и невысокая с небольшой грудью, её тёмные волосы спадают на плечи. Они разговаривают во время бега, правильно дышат и сохраняют ритм. Пробегая мимо Алессандро, обе на мгновение останавливаются, чтобы посмотреть на него. Затем, немного отдалившись от него, блондинка что-то говорит, и брюнетка снова оборачивается, бросая на него взгляд. Затем согласно кивает и отвечает подруге. Обе начинают смеяться и, весёлые и спортивные, исчезают за поворотом. Но как это бывает с теми, кто страдает от любви, Алессандро ничего этого не замечает. Он ищет вдалеке, между деревьев, на небольших площадках, в маленьких зелёных пространствах между сооружениями, а потом видит её. Она здесь. Гуляет в тёмно-синем пальто, модном, немного винтажном, в военном стиле. Где она его купила? Ах да. В «Governo Vecchio», немного не доезжая до пьяцца Навона, в маленьком секонд-хенде. Они вместе купили его в тот вечер, когда гуляли в этом районе. Ники едва не свела с ума хозяина магазина. Она перемерила всё, и каждая вещь была поводом для комического дефиле в её честь. Алессандро помнит, словно это было вчера. Он сидел на старом кожаном кресле, любуясь своей любимой моделью, главной героиней рекламной кампании его жизни. Мотор любви. Та, что каждый день придавала ему сил быть счастливым, улыбаться в дождь, праздновать солнце и всё, что происходило на земле… Интересно, что скажет Ники, когда увидит этот слоган, который был придуман только для их истории. Алессандро встряхивается и идёт к ней. Ники идёт, засунув руки в карманы джинсов и время от времени пинает что-то перед собой. Она смотрит перед собой, повесив голову и иногда кивая, словно соглашаясь с кем-то, словно спорит с кем-то по телефону… Так и есть, теперь, подойдя ближе, Алессандро видит, что у неё в наушник в одном ухе. С кем она говорит? Его охватывает нелепая ревность. Что она говорит? Смеётся? Произносит слова любви, нежные, страстные, романтичные фразы? Этот внезапный поток мыслей так запутывает его, что ему даже хочется убежать, бежать отсюда как можно дальше. Затем он рассматривает её как следует и замечает, что в другом ухе тоже наушник. Уф… Он облегчённо вздыхает. Поэтому она качает головой, она просто пританцовывает в ритме музыки. Должно быть, Ники заметила его присутствие, не видя его, потому что поднимает голову. Нежный взгляд. Алессандро тут же узнаёт эти глаза. Они много плакали. Страдали. Уставшие, измученные, нуждающиеся в разговоре. Его живот сводит судорогой. Ники… Умоляю тебя, не говори ничего. На её лице появляется лёгкая улыбка, слабая, и она снимает наушники.

— Привет… Слушала Джеймса Моррисона. Как ты?

Как я? — думает Алессандро. А как, по-твоему, я должен себя чувствовать? Как человек, которого разрушили, у которого нет смысла, причин, чтобы жить… Но он решает не показывать ей своего настроения, облегчить ей этим жизнь, помочь ей сделать шаг, если она того хочет, и позволить ей говорить.

— Нормально… — Алессандро улыбается. — Теперь уже хорошо, лучше…

Он должен был сказать что-то, в противном случае она бы ему не доверилась. Она бы что-нибудь заподозрила, а рассказывать, что думает, она станет только взрослому мужчине, а не хрупкому юнцу, страдальцу, разбитому в пух и прах, разорванному в клочья любовью, ревностью, сомнениями, неуверенностью, фильмами, которые он сам монтирует в своей голове, когда не может больше сопротивляться, когда, измученный, оставляет гордость в стороне и берёт телефон, звонит своей любимой, а у неё выключен телефон, когда не должен быть выключенным, и в течение довольно долго времени. Но Алессандро улыбается, словно в эту самую минуту всё закончилось, эти дни и недели, когда он пребывал в растерянности. Мужество, я должен сохранять мужество, повторяет он сам себе. Сжимает зубы. Давай, притворяйся, не давай вырваться ярости, воле и сопротивлению. Он произносит самую болезненную фразу, самую глупую и бесполезную, но сейчас такую необходимую, чтобы возобновить разговор:

— Что скажешь?

Ники тут же опускает глаза, пытаясь собрать все свои силы, чтобы всё ему сказать, рассказать всё в деталях, ничего не упустив.

— Знаешь? Я думаю, мы поспешили… Может, момент ещё не наступил, может, мне ещё нужна моя свобода… — сказав это, она сама понимает, что не говорит ему всей правды, что отчасти она лжёт, потому что не упоминает о нём. — К тому же, твои сёстры… Выбор всех этих вещей…

В этот момент их взгляды пересекаются. Слишком долгое молчание. Наконец, оба отводят взгляд и опускают глаза. Алессандро чувствует, как подпрыгивает его сердце, и сразу понимает всё. Как он и представлял. Ему хочется бежать очень далеко, одному вернуться на тот маяк, окружённый морем, погрузиться в тишину. Один. Одинокий. Вместо этого он стоит здесь, и они говорят о своём, ни о чём и обо всём, представляя, как всё было бы с большей свободой.

— Давай перенесём свадьбу. Мы могли бы пожениться чуть позже… Или никогда.

— Что?

Ники кажется удивлённой, растерянной, услышав такие слова, но вдруг она понимает. Алессандро устал, он встревожен, измучен. Это один из тех моментов, когда человек на всё готов ради любви, на всё и даже больше, он готов ползать на коленях, такие моменты не забываются, и через некоторое время, вспомнив об этом, он будет стыдиться, думая о том, как унижался. Такие моменты никому не доверяют, даже лучшим друзьям. Они принадлежат только тебе, и, вспомнив такое, ты поймёшь, как сильно ты любил.

— Я просто чувствую, что не готова.

Ники ничего больше не добавляет. Она не хочет больше ничего говорить. Отчасти потому, что не знает, что сказать. Услышав слова Алессандро, она снова чувствует, что запуталась. Она назначила ему встречу, чтобы рассказать, что встречается с другим парнем, но не говорит ему об этом ни слова. Ничего. Возможно, это важно, чтобы Алессандро знал, это поможет ему пережить этот момент. Это она допустила присутствие третьего человека в их жизни. Но есть ли он на самом деле? На самом деле, больше ничего и не было, потому что она до сих пор не уверена, напугана, ей плохо, она часто плачет, ей хочется быть очень счастливой, но у неё не получается. Это нечестно. Это невозможно. Почему такое должно было произойти именно со мной? Ники отчаивается. Молча она ссорится со своей болью.

Алессандро понимает это.

— Ники, что с тобой? Я могу что-нибудь сделать? Умоляю, скажи мне, я очень хотел бы помочь тебе, я чувствую себя виноватым в том, что с тобой происходит, в том, что мы испытываешь… Мне кажется, что это всё моя вина, потому что я, будучи на двадцать лет старше, заставил тебя перескочить через несколько этапов, это словно ты вынуждена была совершить скачок вперёд и отложить в сторону всё, что тебе предстоит пережить…

Ники вздыхает. Ей бы очень хотелось рассказать ему, что она чувствует, сказать, что это не его вина, ну или не только его, что это она глупая маленькая девочка, бесчувственная стерва, которая не смогла подумать, подождать и решить прежде, чем сделать этот шаг. И теперь она чувствует себя потерянной и уставшей. Алессандро снова видит этот грустный, отстранённый, немного затуманенный взгляд. Именно такой Ники никогда раньше не была. Так что, страдая по этой улыбке, которой больше не может найти, он пытается отвлечь её.

— Ты мне ничего не сказала… Я отправил тебе DVD с видео, которое сделал для тебя… с тобой… Ты видела?

Ники вспоминает этот чудесный фильм, хотя особенно она вспоминает момент, когда увидела его. Ночь, когда она поцеловала Гуидо. Алессандро продолжает говорить:

— Знаешь? Я поставил She is the One, потому что считаю это нашей песней… Когда мы врезались друг в друга…

Когда он заглядывает ей в глаза, то замечает, что она плачет. Медленно, бесшумно слёзы катятся одна за другой, не останавливаясь. И Алессандро не понимает, не знает, что сказать, он окончательно растерялся.

— Любовь моя… что с тобой?.. Это из-за фильма? Я не должен был отправлять его, но к тому моменту, как нашёл твоё письмо, я уже сделал это, я сделал это не для того, чтобы снова завоевать тебя. Выбрось его, если тебе не нравится, это неважно…

Алессандро подходит и пытается обнять её, ему хочется сжать её в своих объятиях, передать ей всю любовь, которую чувствует к ней, заставить её улыбнуться, заставить её снова почувствовать себя счастливой, как всегда, как никогда, эту девушку, его Ники.

Но Ники отталкивает его, отстраняется.

— Не надо, Алекс… — она не перестаёт плакать, и лишь говорит: — Прости, я не должна была искать тебя.

И убегает, бежит по газону, по тем местам, которые они так любили, где обнимались в окружении цветов в солнечный день, покрывая друг друга поцелуями весенним вечером. А теперь она убегает, не сказав больше ничего, вот так, без особых причин, и Алессандро приходит на ум песня Баттисти. Без причин, просто она похожа на его жизнь. Какие были слова? «Лишь улыбка — и я в твоём лице я вижу свой конец, наша любовь развевается по ветру… Я помню, как умер в тот момент». Алессандро всё ещё смотрит в том направлении. Ники там уже нет. Там уже никого нет. Так не бывает. Ему кажется, что всё это — ночной кошмар, другое измерение, параллельный мир. Он видит бегающих людей, смеющихся детей, разговаривающих друзей, целующихся влюблённых, тех двух девушек, которые снова пробегают мимо, на этот раз немного уставшие, но они смотрят на него с улыбками, как раньше. Так не бывает. Почему? Вы тоже остановитесь, умоляю. Он идёт дальше. Ему приходят в голову другие слова той же песни. «Падший ангел в полёте — такой ты мне снилась…» Вот что ты для меня теперь, Ники? Падший ангел в полёте? Другие строчки: «Как же я тебя любил… Как любил…» И, наконец: «И вдруг ты спросила меня, кто этот ангел… Лишь улыбка — и я в твоём лице я вижу свой конец, наша любовь развевается по ветру…» Вот о чём говорила эта песня. Теперь всё ясно. Об измене.

135

Неделю спустя.

Сумерки. Олли открывает дверь и бросает свой портфель на диван. Затем раздевается и идёт на кухню. Открывает холодильник, берёт бутылку Кока-Колы, открывает её и делает глоток. Возвращает её на место. Смотрит по сторонам. Да, сегодня можно не убираться, не такой уж и бардак. Только несколько курток разбросаны повсюду, домашние тапочки под столом и открытые CD. Она смотрит на настенные часы. Они будут уже очень скоро. Сколько же всего нам нужно рассказать друг другу…

Через несколько минут раздаётся звонок в домофон. Они уже здесь. Олли бежит открывать и видит всех троих.

— Привет! А мы встретились в дверях! Смотри, Дилетта принесла кое-что вкусненькое! — говорит Эрика.

Дилета улыбается, показывая ей пакет из супермаркета.

— Да, на этот раз всех собирала я, поэтому я и купила кучу вкусняшек!

Они входят и устраиваются на большом диване. Дилетта начинает вытаскивать из пакета бутылки Кока-Колы, фруктовый сок, рисовые закуски и шоколад, фундук и фисташки…

— И ни капельки вина?

— Эрика! Что ты несёшь? В такой час!

— Ну, я же имела в виду просто аперитив!

— Нашим аперитивом будет фруктовый сок! — говорит Дилетта, раскладывая всё на столе. — Это гораздо полезнее!

Ники смеётся.

— Ага, я смотрю, всё, что ты купила, очень здоровая пища… Что с тобой? Ты теперь это ешь в качестве закусок? Поэтому так располнела, да?

— Ну, иногда я и правда много ем, к тому же мне пришлось перестать бегать пока что.

Олли смотрит на неё.

— Что такого важного ты должна рассказать нам? Отправила очень странное сообщение: «Я познакомлю вас с маленькой волной…» И что это значит?

— Да, честно говоря, я тоже не поняла, — присоединяется Эрика, забрасывая в рот горсть орешков.

Дилетта улыбается и смотрит на них по очереди. Её подруги. Всегда вместе. Весёлые. Красавицы. Такие разные, такие близкие. И теперь они здесь ради неё, готовые отреагировать и быть рядом с любой момент. Затем она смотрит на Ники и думает, как они отдалились друг от друга из-за её проблем. Но сегодня я назначила встречу, и она здесь, она готова выслушать мои новости…

— Мои дорогие Волны… какие у вас планы на ближайшие полгода?

Они переглядываются, не понимая, о чём речь.

— Я не знаю, — отвечает Эрика. — Возможно, буду встречаться с каким-нибудь классным парнем!

— А я, возможно, сделаю отличную работу для дома моды! — восклицает Олли.

— Я, честно говоря, даже не знаю… — грустно говорит Ники.

Олли сжимает её руку.

— Ну, а вот я знаю…

Все поворачивают и смотрят на Дилетту.

— Да, я знаю… Через шесть месяцев вы все будете в больнице!

Олли делает скрещивает пальцы левой руки, Эрика закатывает глаза, а Ники смотрит на неё очень удивлённо.

— С чего бы это? Хочешь нас сглазить?

— Вы будете в больнице… искать мою палату.

Девушки переглядываются с ещё большим удивлением.

— Дилетта, ты нас пугаешь. Что с тобой? — Ники выглядит действительно взволнованной.

Дилетта улыбается, качая головой.

— Вы будете искать мою палату в родильном отделении.

Ники смотрит на Олли. Эрика давится фисташкой и начинает задыхаться. Ники подносит руку к её рту.

— Нет… как…

Олли вдруг подпрыгивает на диване.

— Но… но… ты хочешь сказать, что?..

Дилетта с улыбкой смотрит на своих подруг и гладит рукой живот.

— Я ведь написала вам это, разве нет? Скоро я познакомлю вас с новой волной…

Олли, Эрика и Ники переглядываются и вдруг начинают кричать и обнимать Дилетту, они целуют её и рыдают.

— Осторожней! Иначе как я произведу на свет новую волну?!

Затем они забрасывают её вопросами, не переставая кричать и смеяться. Дилетта рассказывает об их сомнениях, о мыслях об аборте и нерешительности Филиппо. А затем о решимости, которой они набрались, о мужестве идти вперёд и о желании их обоих иметь ребёнка. Волны задают ей ещё больше вопросов, они хотят знать, как она, как себя чувствует, рада ли она.

— О, теперь я должна называть тебя мамой! Мама Диле! — восклицает Эрика.

— Да, а я буду просить у тебя совета, когда моя мать станет на меня наседать! — шутит Олли.

— Ты такая смелая… — признаёт Ники.

— Знаешь, Ники? Достаточно просто захотеть… — говорит Дилетта и улыбается ей.

Ники впечатляют эти слова. Простые, честные, способные заставить её задуматься. Она повторяет их про себя один, два, три раза. «Достаточно просто захотеть». А ведь так и есть. Жизнь зависит от нас. Равно как и счастье. То, что сначала напугало нас, может превратиться в источник силы и красоты. Она задумывается, а Эрика и Олли разговаривают с Дилеттой, взбудораженные такой прекрасной новостью, которая изменит жизнь их подруги. И отчасти их жизни тоже.

136

— Эй, куда ты пропала?

Ники удивлена. Она не ожидала встретиться с ним. По крайней мере, не сейчас. Гуидо.

— Я тебя уже несколько дней не видел на занятиях… — улыбается Гуидо. Он пытается не казаться слишком назойливым. — Всё в порядке?

Вообще-то, он здесь совершенно не при чём. Это же не его вина, правда? — думает Ники.

— Да, всё отлично. Просто существуют такие вещи, которые никогда не будут простыми.

— Ты права. Почти все на свете очень сложно.

Такая манера разговора оставляет огромное пространство для воображения. Они некоторое время молчат, погружённые в свои размышления. Ники. Интересно, что он понял. Даже своё собственное сердце трудно понимать, знать, чего оно хочет, куда оно заведёт тебя… И как больно тебе будет потом. Гуидо смотрит прямо на неё. Он спрашивает себя, какое решение она приняла. Она уже давно выглядит очень рассеянной. Хотя мы встречались всего дважды после этого, и она всегда была в окружении толпы… Мы не смогли бы нормально поговорить. Попробую сейчас.

— Не хочешь позаниматься у меня дома?

Ники шокировано смотрит на него, а затем поднимает брови.

— Только на самом деле позаниматься! Я очень отстаю от программы.

Гуидо улыбается и скрещивает указательные пальцы на губах.

— Клянусь тебе!

А чуть позже они оказываются у него дома.

— Идём… Мои родители уже уехали, повезло им… — улыбается он. — Спокойно бросили меня. У нас есть дом в Пантеллерии, и они обычно уезжают туда за несколько месяцев до начала лета, чтобы всё подготовить… Обожаю этот дом. В общем, они оставили меня с Джованной, домработницей, которая прибирается в доме, ходит за покупками и готовит для меня. Чего ещё можно просить? Свободы… И удобства.

Они остаются наедине в большом и спокойном зале.

— Хочешь чаю?

Ники улыбается.

— Не откажусь…

Они заходят на кухню и болтают о своём, об университетских друзьях, которые начали встречаться, или о тех, кто только что расстался.

— Как жалко, они были такими милыми!

— Да, правда, они были хорошей парой.

Несколько мгновений Ники думает о своей ситуации и вздрагивает, сердце её переворачивается, она чувствует лёгкую боль. Гуидо, кажется, понял это, но он может и ошибаться, так что решает просто сменить тему.

— Мы уже сняли квартиру во Фуэртевентуре[15]… Наконец-то будут все!

Ники счастлива, что сможет немного развлечься.

— А кто эти все?!

— Ну, Лука, Барбара, Марко и Сара. Эрика и Олли тоже согласились, может, Дилетта и Филиппо поедут…

— Серьёзно? Они что-то мне об этом говорили, но тогда ещё ничего не было решено.

Гуидо улыбается, выключает плиту и окунает пакетики чая в чайник.

— Не-е-ет, просто твои подружки решили оставить тебя за бортом…

— Они никогда бы так не поступили, это же мои Волны. С ними я держусь на волне жизни, и если бы они хотели кого-то выбросить за борт, то это был бы ты. На полном ходу, в открытое море…

— Ладно, ладно, забудь, что я сказал. Я сдаюсь. Молоко или лимон?

— Лимон, спасибо…

Гуидо наливает чай в две чашки, которые достал из шкафчика над раковиной, и ребята рассаживаются за кухонным столом в ожидании, пока чай немного остынет.

— Слушай, я никогда тебя не спрашивала, но… откуда у тебя мой номер?

Гуидо растягивает губы в улыбке и делает первый глоток.

— Ай, всё ещё горячий!

— Ты заслужил! Ладно, кто тебе его дал?

Гуидо разводит руками.

— Сдают грехи, но не грешников!

— Ага… но в нашем случае и без того ясно, что грешник — это… ты!

— Я? Почему это?

— Перестань строить из себя моралиста и возьми на себя ответственность за свои действия… Представляешь, сколько людей в мире ведут себя так же, как ты? Миллионы! Потому что у них нет яиц… Но ведь у тебя есть, правда?

Гуидо приводит в замешательство такой ход разговора. Он этого не ожидал.

— Конечно…

— Ну вот, раз так, то я подумала, что ты осознаёшь, что неким образом тоже поспособствовал тому, что я не выхожу замуж, так ведь?

Гуидо несколько мгновений пребывает в шоке.

— Посмотрим… ты говоришь, что не из-за меня расстроила свою свадьбу? Ты мне льстишь… но, возможно, если дело не во мне, то в ком-то другом…

— Да, конечно… Вот видишь, у тебя тоже нет яиц! Ты взял и снял с себя всю ответственность…

Ники смотрит на него и пожимает плечами, потом делает глоток уже остывшего чая. Гуидо рукой останавливает её.

— Ладно, на мне лежит часть ответственности. И меня радует, что из-за меня ты не выходишь замуж, ясно? — затем его губы растягиваются в улыбке. — Ладно… Теперь можешь пить свой чай… Но сначала позволь мне задать тебе один вопрос. Ты счастлива?

Ники вздыхает. Самый сложный вопрос в мире.

— Скажем так, я в поисках своего счастья… И сейчас на верном пути. Знаешь, что сказал один японец? Счастье — это не цель, а стиль жизни.

Гуидо задумывается.

— Хм, мне нравится…

Ники улыбается.

— Знаю. Потому что это красиво. Мне это сказал мой жених, Алекс, — ей кажется невозможным, невообразимым говорить о нём с другим, с Гуидо, однако, именно это она и делает. — Так бы там ни было, вернёмся к нам. Ты так и не сказал, кто дал тебе мой номер.

Он допивает свой чай.

— Ты на самом деле хочешь знать?

— Конечно!

— Я сделал всё, что мог!

— Да хватит! Видишь?.. Ты не можешь просто взять и сказать.

— Ладно, мне дала его Джулия.

— Я так и знала!

— Откуда, интересно?

— Я была уверена! Вот лицемерка. Она специально это сделала.

Гуидо пытается успокоить её.

— Не злись на неё. Я спрашивал у всех: у Луки, Марко, Сары и Барбары — но никто не протянул мне руку помощи! Они не хотели давать мне твой номер, я всё сделал для того, чтобы они сдались… Наконец, я попробовал с Джулией — и у меня получилось…

— И как ты это сделал?

— Она заметила наши взгляды. Поняла, что между нами что-то произошло. Я сказал ей, что, если она не даст мне твой номер, её всю жизнь будет мучить осознание того, что она могла предотвратить твой неудачный брак, но не сделала этого.

Ники поражённо замолкает. Потихоньку она пьёт свой чай, маленькими глоточками, не переставая прокручивать в голове только что услышанное. Значит, то, что произошло, — это заслуга — или вина? — Джулии, девушки, которая просто однажды заметила, как мы смотрели друг на друга. Как странно, человек, такой далёкий от моей жизни, от всего этого… взял и повлиял на самое важное решение в моей жизни. Иногда обстоятельства, путь, по которому всё идёт, то, как происходят события, как они начинаются и заканчиваются, — всё это просто заканчивается по необъяснимым или незначительным причинам. Она вдруг вспоминает фильм «Магнолия», случайность, подробности многих жизней, различные комбинации — всё это немного похоже «Столкновение» Пола Хаггиса. Да, жизнь — это большая путаница, держать поводья этой гарцующей лошади очень сложно, а в некоторых случаях — невозможно, и твои решения влияют на жизнь только отчасти, так как по большей части всё зависит от везения и удачи.

Ники допивает свой чай.

— Давай, пойдём немного позанимаемся… Джулия ведь не едет во Фуэртевентуру, правда? Если она будет, то тогда не поеду я!

Гуидо складывает чашки в раковину и ополаскивает их.

— Она даже не узнает, когда мы поедем! Довольна?

Они начинают заниматься учёбой в комнате Гуидо, и по началу всё идёт хорошо, спокойно, правильно. Они вместе проходят некоторые темы по истории театра и представлений. Обсуждают цитату Де Мариниса. Ники читает её:

— «Театр — это эфемерное искусство, оно продолжается в движении: театр является символом всех тех смертей, которые ежедневно встречаются на нашем пути. То, кем мы являемся сегодня и о чём сегодня думаем, отличается от того, кем мы были и о чём думали вчера, но это не помогает нам предвидеть то, чем мы будем завтра и о чём при этом будем думать».

Они переглядываются. Ники продолжает читать:

— «Если есть место, где человек никогда не искупается, хотя делает это всегда в той же самой реке, это есть театр». То же самое сказал Гераклит, помнишь?

Гуидо утвердительно кивает. Но эти слова покоряют его. Они оба думают о переменах, о разнице между «вчера» и «сегодня». Гуидо рядом с ней. Очень близко, слишком. Аромат её волос, её улыбка, её губы, произносящие слова из книги, которые почти не движутся. И, смотря на неё, он мечтает о ней, желает её. И эти её руки, которые время от времени переворачивают страницы и нерешительно возвращаются назад. Они замирают в этом положении, с подвешенной между большим и указательным пальцем страницей в середине книги.

— Ты понял?

Гуидо снова слышит её. Всё ещё очарованный, он не отвечает. Вместо этого он наклоняется к ней, закрывает глаза и вдыхает аромат её волос. Ники оборачивается.

— Ты что-нибудь понял? Эй, ты вообще меня слушаешь?

Гуидо больше не может сопротивляться и целует её. Ники удивлена, шокирована, её губы крадёт молодой бесстыдник и смельчак, эта книга по истории послужила посредником и помогла ему украсть этот поцелуй. А Гуидо распаляется, движимый своим желанием, обнимает её и гладит её волосы, плечи и, возможно, слишком быстро, скользит к её груди. Нежно, но решительно Ники быстро высвобождается из его объятий.

— Ты сказал, что мы будем учиться…

— Да, конечно… Я пытался наилучшим образом из всех возможных показать страсть, которую вызвали во мне твои слова…

Она очевидно раздражена. Хотя, честно говоря, что ещё могло произойти, раз ты согласилась поехать к нему? На что ты рассчитывала? Что вдруг перестанешь его волновать? Что он не захочет тебя, не пойдёт дальше? Чего ты ждала? Ты сама заставила его в это поверить, ты вбила ему это в голову, ты приняла такое решение. Вдруг она вспоминает слова Гуидо: «Ты говоришь, что не из-за меня расстроила свою свадьбу?» Она слышит у себя в голове эхо этих слов, и в своём внезапном одиночестве, в тишине они словно бьют её изнутри. Другой на его месте… Да, так и могло произойти. Он не единственный, из-за кого я не выхожу замуж, причина в другом.

Гуидо вторгается в её мысли.

— Ладно, прости меня, я сказал, что мы будем учиться, но не могу. Я мечтаю о твоём поцелуе с того дня в Сатурнии, я не мог дождаться момента, когда снова смогу провести с тобой немного времени, быть с тобой… то есть, просто быть рядом, обнять тебя и почувствовать своей.

— Нет, умоляю, не говори этого.

Гуидо встаёт и нежно обнимает её, искренне и спокойно, без скрытых намерений.

— Я не хочу ссориться, не хочу, чтобы ты отдалялась, ты права. Я веду себя, как ребёнок, когда так делаю, — затем он остраняется от неё и смотрит ей в глаза: — Я обещаю, что попытаюсь быть сдержанным…

Ники смотрит на него, округляя глаза.

— Ты уверен? Оскар Уайльд сказал однажды фразу, честней которой быть не может: «Я сопротивляюсь всему, кроме искушения».

Гуидо улыбается ей.

— Да, он был гением. Но я знаю другую, не менее красивую, фразу Марио Сольдати: «Мы сильны перед сильными искушениями, и слабы перед слабыми». Ладно, хватит на сегодня, — он берёт её за руку. — Пора развлекаться, — он бегом вытаскивает её на улицу.

136

Алессандро захотелось какое-то время провести наедине с собой. Он вернулся домой. Только что налил себе выпить. Бокал Сент Эмильон Гран Крю 2002 года, хотя праздновать, собственно, нечего. Его личный успех в работе — не повод для счастья. Он делает глоток и закусывает его камамбером. Хотя справедливо можно заметить, что, когда ты чего-то добиваешься, то принимаешь это как должное. Вдруг к нему приходит что-то вроде видения. Жизнь — как большая рыболовная сеть из бесчисленного множества фрагментов, а у человека, простого рыбака, всего две руки, так что, если он хватается за одну сторону, то другая падает, поднимет за один край — отпустит другой. Жизнь так сложна и многообразна, что рук не хватает, чтобы заполучить всё и сразу, что-то непременно теряется, а что-то — находится. Нужно выбирать, решать и отказываться. А я? Я счастлив? Что я мог сделать, чтобы не потерять её? Эта мысль вдруг вводит его в ступор. Он что-то слышит. Домофон. Его домофон. Это она. Ники. Она передумала. Хочет извиниться, попросить прощения или просто быть со мной. И я ничего не скажу. Не спрошу, что произошло, почему она ушла, есть ли кто-то в её жизни, в нашей жизни…

— Да? Кто это?

Голос. Только вот не её.

— Синьор Белли?

— Да.

— У меня для Вас посылка.

— Поднимайтесь на верхний этаж.

Посылка. Кто-то подумал обо мне. Что это может быть? А главное — кто мог отправить её? Может быть, она? А почему посылка? Лучшим подарком было бы, если бы она пришла сама… Алессандро открывает дверь, ждёт лифта и, когда двери открываются, он невероятно удивляется. Вот уж не ожидал. Посылка в элегантных руках. Она ещё красивей обычного.

— Раффаэлла… — улыбается он.

— Я не вовремя? — она останавливается в нескольких шагах от него. — Я не хотела создавать тебе проблемы… Вдруг ты не один…

К сожалению, я один, думает Алессандро. Хотелось бы быть с моей «проблемой» по имени Ники, но её здесь нет. Никакой опасности.

— Нет-нет… Я один. Я не узнал тебя по домофону!

— Я специально это сделала, изменила голос, — она снова входит в роль и говорит не своим голосом: — «Синьор Белли, Вам посылка», — а затем смеётся. — Так ты попался, да?

— Ну да, — они не двигаются с места. Через некоторое время это уже становится невежливым. Алессандро понимает это и заставляет себя исправить это как-нибудь. — Какой же я идиот, то есть, невоспитанный идиот… Не хочешь войти?

— Конечно, хочу…

Она входят в квартиру Алессандро и закрывают дверь.

— Могу я предложить тебе что-нибудь выпить? Я как раз наслаждался вином… Или хочешь чего-нибудь другого? Не знаю, битер, граппа, фруктовый сок, Кока-Кола…

Сам того не желая, он вспоминает, как говорил то же самое Ники, когда пригласил её к себе. Хватит. Алессандро силится прогнать это воспоминание. Я же сказал — хватит.

— Ну как? Что тебе предложить? — он замечает, что задаёт этот вопрос с некоторой нервозностью. Она же здесь не при чём, Алекс, наоборот, она была очень любезной.

— Буду то же, что и ты, спасибо…

Он вздыхает.

— Хочешь кусочек сыра? — спрашивает он затем, немного успокоившись. — Крекер… Ещё что-нибудь… Не знаю…

— Нет-нет, бокала вина будет достаточно.

Они оказываются в гостиной, потягивая вино, а коробка лежит перед ними на низком столике. На Раффаэлле очень красивая шёлковая юбка с бабочками, цветами и волнами. На ней сочетаются фиолетовый, розовый и цвет фуксии, а также светло-голубой, который соединяет изображения, как аккуратный художник, разбавляющий всю картину чем-то светлым. Сверху на ней надета голубая блуза без рукавов с фиолетовым воротничком и такого же цвета пуговицами. Она кладёт ногу на ногу. Какая же у неё прекрасная фигура. И восхитительная улыбка на её губах. Красавица. Настоящая красавица. Весёлая девушка с каштановыми кудрями, которые обрамляют её лицо, утончённый аромат её духов просто сводит с ума. Её глаза прячутся за бокалом.

— Итак, Алекс…

— Говори… — смущённо отвечает он, словно заранее знает, какова тема их разговора. Но он ошибается.

Раффаэлла улыбается.

— Я принесла это тебе… И очень хочу, чтобы ты открыл.

— Ах да, конечно.

Алессандро освобождается от этого момента, берёт коробку и начинает разворачивать. Раффаэлла продолжает пить вино. Она улыбается, зная, что внутри. Он поднимает содержимое обеими руками.

— Ух ты… Как красиво… — он убирает последний кусок упаковки.

— Тебе правда нравится?

— Как ты это сделала? — говорит он, восхищённо глядя на маленькую пластиковую фигурку. Это макет их кампании, прозрачные фотографии животных, которые атакуют и кусают друг друга на переднем плане, а на заднем машина и слоган: «Инстинкт. Любовь. Мотор». Алессандро вертит его в руках, искренне удивлённый. Раффаэлла допивает своё вино.

— О… Это просто. Я распечатала это на компьютере, — она пододвигается к нему. — Но ты ведь не заметил, что внутри.

За главным изображением — пантерой — появляется офис Алессандро и он сам, почёсывающий подбородок и взирающий на листы бумаги перед собой. Он раскрывает от удивления рот.

— Серьёзно, как ты это сделала?

Раффаэлла растягивает губы в улыбке.

— В последнее время у тебя всё время была открыта дверь… А ты ведь знаешь, как я люблю фотографировать. Я фотографировала тебя, пока ты был в раздумьях…

Алессандро представляет себе эти фотографии. На них он вспоминает моменты любви, сомневается, испытывает боль, ведёт бесплодные поиски. Интересно, на скольких из них он думал о Ники.

— А это видел? — Раффаэлла возвращает его к реальности и показывает ему другую сторону макета.

— О… а это ты, — там изображена она в момент, когда кого-то фотографирует. Она появляется из-за колонны, сосредоточившись на камере. — Кто тебя снимал?

— Да я уже и не помню… — смущённо отвечает Раффаэлла.

Конечно, все хотели бы поснимать её на камеру… да и не только на камеру… думает Алессандро, который теперь смотрит на макет другими глазами.

— Если хочешь, можешь убрать отсюда моё фото, Алекс, этим я не имела в виду ничего такого… Если захочешь оставить её, я буду рада, но если это не так… — она смотрит прямо на него.

Они очень близко друг от друга на этом диване, очень, слишком. Алессандро чувствует её запах, лёгкий, элегантный, свежий, ни слишком интенсивный, ни слишком слабый. Как она сама. «Если захочешь оставить её, я буду рада, но если это не так…» Алессандро смотрит на неё и улыбается.

— Зачем мне её убирать? Это отличная идея. Мне нравится. Будет напоминать мне о работе, которую мы делали вместе.

Хотя это будет напоминать мне и обо всём этом периоде, думает Алессандро. Болезненный подарок.

— Надеюсь, это будет вдохновлять нас на идеи для наших будущих работ…

Раффаэлла приближается к нему. Её близость причиняет боль. Алессандро пристально смотрит на неё.

— Да… И в будущем поможет…

Затем они замолкают, сидя на диване. Алессандро смотрит на макет, на фотографии, на животных, на эти прозрачные кадры, на слоган. На марку машины. Инстинкт. Его девиз: мотор любви. Тишина кажется бесконечной. Ему приходит в голову новая идея, новый слоган для ужасающей кампании: «Молчание. Любовь. Боль». Раффаэлла врывается в его мысли своим весёлым голосом.

— Но мой сюрприз на этом не заканчивается… Пойдёшь со мной?

138

Мотоцикл летит на полной скорости по медленной вечерней дороге, легко проскальзывает, гибкий, стройный и молчаливый к берегам Тибра. Ники сидит позади Гуидо, который, заметив, что его подруга крепко схватилась за него, немного замедляется.

— Тебе страшно? — улыбается он ей в зеркало.

Ники ослабляет хватку.

— Нет…

Гуидо решает ехать чуть медленнее.

— Ладно, поедем так.

Теперь он не так сильно давит на газ правой рукой, а левой, свободной, скользит по бедру Ники в поисках её руки. Наконец, находит её и сжимает. Она смотрит на него в зеркало. Как же странно ехать вот так, за ним, и держаться за руки… Необыкновенное чувство. А я не убираю её, не знаю, почему, но не убираю, хотя это и не заставляет меня чувствовать себя абсолютно счастливой… М-да, я чувствую себя так, словно я ему должна это позволять. Я хочу сказать, что мне нужна абсолютная свобода, полная, безо всяких ограничений. Она убирает свою руку и отпихивает его ладонь.

— Поставь руки на руль.

— Но я и одной неплохо вожу…

— Знаю, но когда обе твои руки на руле, мне спокойней.

Гуидо вздыхает, но решает не спорить с ней. Он готов делать всё, что она ни пожелает, лишь бы ей было хорошо и спокойно. Это займёт время, он понимает, интересно, сколько. И выдержит ли он. Он ускоряется немного. Ники хватается руками за сиденье, и они снова летят, на этот раз к пьяцца Кавур, а потом Гуидо поворачивает налево и останавливается на углу.

— Приехали. Здесь готовят невероятные закуски… Не хочешь?

— Очень хочу!

— Ладно, я тоже немного голоден, — он ставит мотоцикл и помогает ей слезть.

Чуть позже в здании. Включено радио. Звучат разные старые песни, хотя иногда ставят и новые. Ники узнаёт волну Ram Power. Ты ею живёшь, ты её помнишь. Алекс постоянно слушает её. Но она не обращает на это большого внимания.

— Что будешь? — Гуидо указывает ей на различные закуски под стеклом. — Вот эти пирожки очень вкусные, а можем взять и маленькие пиццы. Они сухие, но с маслом…

И именно в этот момент до них доносится мелодия: «Возьми всё это! Мы не можем разыгрывать драму, ты сказал, что узнаёшь проблемы моей жены». Ники слушает. Как же права эта песня. Нет ничего хуже, чем когда песня говорит правду.

— Я буду пиццы и пирожки… без анчоусов.

— Ладно! — Гуидо подходит к официанту — Мы можем расположиться на улице?

— Да, конечно, я сейчас же подойду.

Так что они выходят и садятся, а песня продолжается. «Не волнуйся, но мне придётся много работать…» Ники погружается в мысли. Она представляет, вспоминает и размышляет. Интересно, чем он сейчас занят, может, и правда работает.

— О чём ты думаешь?

Ники даже краснеет оттого, что её так неожиданно поймали.

— Я? Ни о чём… Никогда здесь не была.

— Вот увидишь, тебе понравится.

Гуидо с улыбкой поглаживает её ладонь. Опять, думает Ники. Я хочу быть свободной. Ей приходит на ум ещё одна мысль. К тому же, мне не нравится лгать. Хочу думать обо всём, что мне взбредёт в голову.

139

— Этот Fiat 500 прекрасен, в синем цвете мне очень нравится…

Раффаэлла, улыбаясь, смотрит на него.

— Правда? Я видела ещё жёлтый, но не смогла решиться…

Алессандро касается приборной панели.

— Мне очень нравится этот цвет, к тому же, он тебе идёт.

— Да ладно… Говорят, синий — это синоним грусти.

— Уверена? Ты мне кажешься очень жизнерадостным человеком… В любом случае, я не могу представить тебя в жёлтом.

Кажется, Раффаэлла удовлетворена его ответом.

— Да, точно. И сегодня у меня хорошее настроение… — она смотрит на него. — Хочешь, я поставлю музыку?

— Конечно, почему нет…

Она включает радио, нажимает на кнопку 3, и из стереосистемы раздаётся песня на Ram Power: «Дело не в том, что я не хочу, я побегу и догоню…» Раффаэлла улыбается.

— Вспомнила, что в офисе ты всегда слушаешь это радио.

Алессандро удивлён.

— Надеюсь, тебя это не раздражает.

— Нет, совсем нет.

Раффаэлла замечает, что Алессандро погрустнел. Возможно, из-за этих слов. «Ты всегда будешь такой же прекрасной…» Я дал Ники послушать эту песню. Она даже не знала Баттисти. Всё время слушала его, не вдумываясь в смысл. Интересно, где она сейчас. Песня продолжается: «Так просто столкнуться даже в огромном городе…» И в этот самый момент новый Fiat 500 цвета синего металлика пересекат мост Кавур, сворачивает немного дальше, ни больше ни меньше, как перед «Рускеной», и ускоряется на Лунготевере. «Я постараюсь забыть все места, где так часто бывал, если их знаешь и ты тоже…»

— Пробовал пирожки в «Рускене»?

— Да, очень вкусные.

Ники съедает ещё один и делает глоток Кока-Колы. Она отвлеклась от своих мыслей, и не знает, что Алессандро только что проехал в нескольких метрах от неё. «И ты знаешь, что, к сожалению, я мог бы быть не один…»

Алессандро улыбается Раффаэлле. Не хочу думать об этом. Не сейчас.

«Мы должны избегать друг друга… чтоб не стало больнее…» Рим — большой город, вероятность нашей встречи ничтожно мала. Он и не представляет, насколько они сейчас близки друг к другу.

— Куда мы едем?

Раффаэлла мотает головой.

— Я же сказала — сюрприз, — она ускоряется, обгоняя машину слева и на всей скорости приближаясь к пункту назначения.

Гуидо берёт счёт и оставляет деньги на столе.

— Понравилось?

Ники улыбается.

— Да, было просто отлично.

— Хочешь, поедем ещё куда-нибудь?

— Куда?

— В ресторан моих друзей.

— Если только мы не врнёмся слишком поздно.

— Обещаю.

Ники в шоке смотрит на него. Гуидо разводит руками.

— Прости, но неужели ты ещё не заметила, что я держу свои обещания?

Ники качает головой.

— И да, и нет. Иногда ты их не уважаешь.

— Это не так.

— Мы должны были заниматься учёбой…

— Это правда.

— Тогда поклянись, что мы не задержимся, так тебе придётся сдержать своё слово.

— Ладно, хорошо, — он скрещивает пальцы у рта и целует. — Клянусь!

Ники надевает шлем и садится за ним.

— Кое-чего я не понимаю: почему ты делаешь такой древний жест, когда клянёшься?

Гуидо смеётся.

— Потому что мне это ничего не стоит!

— Какой идиот… В таком случае, просто дай мне слово, что мы не станем задерживаться! В противном случае, я слезу прямо сейчас!

— Ладно, согласен…

Ники встаёт ногами на педали мотоцикла.

— Ладно, ладно! — напуганный, Гуидо заставляет её сесть. — Я даю тебе слово, что мы вернёмся не поздно.

Они едут вдоль Тибра. Ники замечает, что он смеётся.

— Что смешного?

— Ну, мы договроились, что вернёмся не поздно, только не решили, что конкретно подразумевается под этим «поздно»!

Ники ударяет его.

— Ай.

— Поздно будет, когда так решу я!

— Ладно… — Гуидо пытается погладить её бедро.

— И держись за руль обеими руками.

— А вот и мой сюрприз… Тебе нравится?

Алессандро и Раффаэлла вылезают из машины.

— Это новинка. Ужин прямо во время прогулки по Тибру… Здорово.

— Ты уже так делала?

— Нет, мне рассказывали, и мне очень хотелось попробовать вместе с тобой.

Алессандро ненадолго задумывается.

— С удовольствием.

— Только одно условие: я приглашаю.

— Почему?

— Потому что наш успех — это, в первую очередь, твоя заслуга.

— Нет, приму твоё приглашение, только если плачу я.

— Тогда ты заставишь меня чувствовать себя женщиной, которая не может принимать решения, зависимой, которая подчиняется решениям своего шефа… Ну или твоим решениям.

Алессандро задумывается.

— Ладно. Тогда предлагаю тебе заплатить по-римски. Отложим в сторону шефов и слишком независимых женщин. Будем просто друзьями, которые делят цену за ужин поровну.

Раффаэлла улыбается.

— Хорошо. Это мне нравится! — говорит она и с улыбкой заходит на судно. — Добрый вечер.

С ней здоровается парень при входе.

— Добрый вечер.

— Мы заказывали столик на двоих. Я просила столик в глубине. На имя Белли…

Парень проверяет список зарезервированных столиков.

— Да, вижу. Последний столик на носу. Желаю Вам приятного вечера.

Раффаэлла подходит к столику, следуя за Алессандро. Он весело качает головой.

— Извини, но… Ты сделала заказ на моё имя?

— Да.

— А если бы я не смог? Или бы меня не оказалось дома, или я был бы с другом или подругой, или просто отказался бы пойти с тобой?

Раффаэлла садится и улыбается.

— Но мы ведь здесь, как видишь. Я рискнула. Иначе жизнь была бы очень скучна.

— Ага… — Алессандро тоже занимет своё место.

— Хватит дёргаться…. Мне сказали, здесь очень вкусная еда…

— Отлично. Ещё вопрос… Будут ещё сюрпризы?

Раффаэлла разворачивает салфетку и раскладывает её на бёдрах.

— Нет… — а затем улыбается. — Пока что.

Она позволяет вечеру пройти в этой любопытной неопределённости. Несомненно только одно — её красота. Судно отплывает от своего дока, заводит свои дизельные моторы и направляется к центру Тибра. А потом, подхваченное течением, ускоряется и тихо скользит в ночи к Остии.

140

— Нет! Я так и знал! Мы опоздали!

Мотоцикл Гуидо тормозит у моста Маттеотти в тот самый момент, когда судно подплывает к центру реки, увеличивает скорость и идёт вниз по течению.

— Это ресторан моих друзей, о котором они мне рассказывали! Тебе бы очень понравилось!

Ники пожимает плечами.

— Блин, так жалко! Может, в другой раз.

— Как же так?! Это ты виновата, что мы опоздали, не давала мне ускориться.

— Ещё чего! Нам ведь было необязательно именно сегодня попасть туда, разве нет?

Ники не подозревает, до какой степени изменилась бы её жизнь, успей они вовремя добраться.

— Да, ты права…

Но всё равно Гуидо не может не думать об атмосфере, которую создаёт река под этими вечерними огнями, джазовая музыка его друзей… всё это очень помогло бы ему.

— Я знаю о другом месте, таком же очаровательном… поехали.

Судно плывёт по Тибру. Французская певица с тёплым и приятным голосом, которая поёт совершенно, следует ритму, который установили два парня, играющие на басе и саксофоне. Алессандро слушает милую болтовню Раффаэллы.

— Я была в Берлине. Там всё дороже, даже дома. Этот город предлагает кучу возможностей. К тому же, там красиво, город наполнен искусством и культурой, думаю, там можно почерпнуть очень много идей… Почему бы нам не съездить туда, Алекс?

Он делает глоток чудесного белого вина, которое они выбрали. Поездка в Берлин с другой женщиной. К тому же — с Раффаэллой. С такой красивой женщиной.

— Что скажешь? Конечно, по работе…

«Конечно, по работе…» Ужасно слышать такую фразу, когда она произносит её с хитрой улыбкой, потягивая коктейль через соломинку.

— Вкусный дайкири. Они отлично его готовят. Ну, так что скажешь? Съездим?

Алессандро наливает себе ещё вина.

— Почему бы и нет?

А Раффаэлла даже не может поверить своим ушам.

— А можно мне ещё, пожалуйста? — просит она у официанта, словно хочет отпраздновать эту неожиданную победу.

Алессандро немного пьянеет. Он улыбается ей. Чуть позже приносят ещё дайкири.

— Они такие быстрые, — говорит Раффаэлла и тут же начинает пить.

Музыка не утихает, и французские песни, переложенные на джаз, звучат прекрасно. Корабль бесшумно плывёт по реке, а вдали видны огни, отражения фар на воде, робкая луна появляется на небе, а на столе — вкусный ужин. Раффаэлла улыбается. Она немного пьяна, но кажется ещё более очаровательной.

— Я рада, что мы здесь.

— Ага, — Алессандро на мгновение замолкает и вежливо улыбается. — Я тоже.

Но больше он ничего не добавляет. Раффаэлла снова начинает есть, это последний кусочек. До Остии ещё далеко. Во всех смыслах. И она это знает. Алессандро бросает на неё последний взгляд, она улыбается ему, и он опускает глаза. Эта песня: «Я улыбаюсь ей, опускаю взгляд и думаю о тебе. Я не знаю, с кем ты сейчас…»

— Ну что, тебе понравилось?

— Круто, и еда вкусная.

— Ники, это как настоящий дом. Как будто тебя пригласили на ужин к кому-то в гости, поэтому ресторан и называется «Апартаменты». Да ещё хорошо готовят.

— Поэтому посуда в домашнем стиле, да?

— Да, всё сделано специально. И если ты будешь искать его в гиде, в газете или в Интернете, то ничего не найдёшь.

— Единственный, кто знает о таких местах, — это ты…

— Да, ты и не представляешь, как я сожалею о судне, тебе там понравилось бы куда больше!

— Плевать, здесь мне тоже понравилось.

— Представляешь, из Остии мои друзья везут своих посетителей обратно в Рим на автобусе. Плыть обратно по реке слишком долго.

— Ох… ничего себе.

Гуидо протягивает ей шлем.

— Может, мы пойдём туда с другими, с Лукой, Барбарой, Марко и Сарой.

— Достаточно того, чтобы там не было Джулии.

— Ладно, — Гуидо надевает свой шлем и заводит мотоцикл.

141

Автобус быстро едет к мосту Маттеотти. Он только что вернулся в Рим из Остии. Останавливается на площади.

— Господа, мы приехали.

Клиенты выходят, благодаря за чудесный ужин. Надо признать, что таким он и был. Еда, музыка — всё было идеально, думает Алессандро.

— Ой! — Раффаэлла запинается о камень, и если бы Алессандро не поймал её, она точно упала бы на землю. — Спасибо… — она томно улыбается. — Я чуть не упала. Если бы не ты…

Она навеселе, почти пьяна.

— Ну да… Думаю, будет лучше, если за руль сяду я.

— Конечно.

Раффаэлла рассеянно ищет ключи в сумке, потом, наконец, откапывает их. Алессандро отключает сигнализацию, открывает дверь и помогает ей залезть, затем обходит автомобиль, тоже залезает, поправляет зеркало залнего виденья и заводится.

— Где ты живёшь?

— Недалеко от офиса, на виа Сан Саба.

— М-м-м, как удобно, сможешь с утра подольше поспать, — комментирует он и спокойно едет в том направлении.

Гуидо останавливается перед домом Ники.

— Вот видишь? Я сдержал своё обещание: мы приехали совсем не поздно…

Ники снимает шлем.

— Ага. Ты не представляешь, что бы я сделала с тобой, если бы ты его не сдержал.

— Но мы должны сохранять хорошие отношения, спокойные, мирные… И они не должны быть основаны на запугивании!

— О каком запугивании ты говоришь?

— Ты только что угрожала мне!

А несколькими этажами выше Роберто стоит на террасе и курит сигарету.

— Не кури слишком много, ладно? — к нему выходит Симона.

— Это первая за вечер.

— Уверен? — она опирается об ограждение с чашкой в руке.

— Конечно! Я не вру тебе. Что пьёшь?

— Тисану.

— М-м-м, как вкусно пахнет… — Роберто делает ещё затяжку, а потом, как будто следуя интуиции, смотрит на угол улицы рядом с домом. — Слушай, это не Ники?

Симона делает ещё глоток своей тисаны, а затем подходит к мужу.

— Да, думаю, да.

В один миг предположение превращается в уверенность. Рядом с Ники оказывается парень, который только что слез с мотоцикла. Роберто обескуражено поворачивается к своей супруге.

— Это действительно Ники… но она не с Алексом!

— Похоже на то.

— Это другой!

Гуидо засовывает руку в шлем и улыбается.

— Слушай… я просто шучу. Это был отличный вечер.

Ники согласно кивает.

— Да, точно. Спасибо.

— Хорошо… — Гуидо притягивает её к себе. — Хочешь, я заеду за тобой утром, и вместе поедем в универ?

— Нет, спасибо. Мне нужное многое сделать в течение дня, так что я поеду на скутере.

На самом деле, она даже не знает, чем заняться, само собой, ей теперь не нужно заниматься организацией свадьбы, но она всё равно хочет быть независимой.

— Ладно… — Гуидо улыбается ей. — Как хочешь…

Роберто и Симона переглядываются. Роберто ощутимо взволнован.

— Это ведь не то, чем кажется, правда?

Симона качает головой.

— Даже не знаю, что тебе сказать.

И в этот самый момент они снова смотрят на улицу, где Гуидо обнимает Ники и целует. Это лёгкий поцелуй, не слишком долгий и не слишком страстный, но это всё равно поцелуй.

Ники отстраняется от него.

— Пока. Увидимся в универе, — говорит она.

Она убегает, а Гуидо качает головой. Ничего не поделать. Она непробиваема. Во Фуэртевентуре всё пойдёт быстрей, я уверен. Он заводит мотоцикл и удаляется.

Ники пересекает ворота, но прежде, чем открыть дверь, смотрит вверх. Она не совсем понимает, зачем делает это, просто у неё странное предчувствие. Она видит Роберто и Симону в тени. О нет, они всё видели! Она входит в здание.

Роберто ошеломлённо смотрит на Симону.

— Умоляю тебя, скажи, что это неправда, скажи, что это не так, скажи, что это плод воображения, просто ночной кошмар, просто сон. Умоляю, скажи мне это!

Симона отрицательно мотает головой.

— Я не стала бы тебе врать…

Выбросив сигарету и оставив тисану на террасе, они бегут в гостиную, чтобы встретить дочь.

142

— Мы на месте, это здесь…

Раффаэлла указывает на маленькую дверь. Алессандро паркует Fiat 500 прямо напротив неё быстрым манёвром, а затем глушит мотор. Он выпил меньше неё. Намного меньше. Раффаэлла опирается спиной и достаёт ключи от дома из сумки. Затем, всё ещё не протрезвевшая, но в сознании, улыбается ему.

— Я могу пригласить тебя ко мне?

Алессандро молчит, но в это время в его голове пролетает тысяча мыслей. Положительных, отрицательных, противоречивых, мимолётных, похотливых, нетерпеливых и правильных. Она работает с тобой. И что дальше? Это она тебя зовёт, Алекс. Посмотри на её ноги, на её тело, она же просто красотка, Алекс. И кто будет это отрицать? Да никто! Он замечает лёгкий запах её духов, её глубокие глаза и немного задравшееся платье, которое открывает часть бедра, что делает её ещё более желанной. В этот миг Раффаэлла словно читает его мысли или, по крайней мере, большую их часть.

— Не так уж много я и выпила, Алекс… — как будто это единственная настоящая проблема. — Или, во всяком случае, недостаточно.

Он думает об этих словах. «Или, во всяком случае, недостаточно…» И что она хотела этим сказать? Недостаточно, чтобы сделать это, или недосточно, чтобы сделать это неосознанно? То есть, если я решу сделать это, то только потому, что хочу, а не потому, что я пьяна. Чёрт возьми, что значит эта фраза?! Как бы там ни было, она опять приходит ему на помощь, оправдывая своё опьянение этими словами:

— Давай, идём… У меня для тебя сюрприз.

Снова мгновения тишины. Наконец, Алессандро улыбается.

— А потом ты уйдёшь.

Вот так, ничего компрометирующего, по крайней мере, не в этом смысле. К тому же, Раффаэлла снова улыбается. Алессандро вылезает из машины, не говоря ни слова.

143

Дверь гостиной открывается. Едва Ники входит, Роберто кидается на неё

— Могла бы и рассказать нам! По крайней мере, могла бы объяснить нам, что из-за этого парня ты всё бросила!

— О чём ты говоришь, папа?

— Я говорю, что ты встречаешься с другим!

— Я? Ты очень ошибаешься.

— Ах да? Так это ещё хуже! Ты не встречаешься с ним, но целуешься! А Алекс в курсе? Эй, скажи мне, он хотя бы знает?

— Слушай, папа, я даже не собираюсь оставаться на этом допросе посреди ночи.

Ники убегает. Роберто тут же бежит за ней.

— Ах, конечно, ты, должно быть, думаешь, что я клоун, который ходит по домам и раздаёт обещания… Я говорю людям, что моя дочь выходит замуж, а через пару месяцев вижу, как она целуется с другим!

— Папа!!! — Ники кричит, как сумасшедная, словно не хочет больше слушать его, словно отказывается принимать реальность, которую отец бросает ей в лицо. Свою правду. Она закрывается в ванной.

Роберто колотится в дверь.

— Я хочу знать, что происходит, понимаешь? Открывай! Открой!

— Нет! Даже не подумаю!

— Я сказал — открывай!

— Нет!

Симона останавливает руку Роберто, который продолжает стучать в дверь ванной, и постепенно, очень осторожно, выводит его обратно на террасу.

— Пожалуйста, посиди здесь спокойно…

Роберто садится в кресло.

— Эта девчонка не будет больше издеваться надо мной…

— Роберто, эта девчонка, как ты выразился, — твоя дочь, и в такие моменты, как этот, она нуждается в нас… Держи, — Симона зажигает сигарету и протягивает ему. — Сегодня разрешаю тебе выкурить ещё одну, согласен? Только успокойся. Я поговорю с ней.

Роберто делает затяжку.

— Да, но скажи ей…

— Т-с-с… Спокойно… Я скажу ей то, что должна. Согласен? Успокойся.

Роберто делает длинный вздох, ещё раз затягивается. Кажется, он немного пришёл в себя.

Чуть позже Симона останавливается перед всё ещё закрытой дверью ванной.

— Ники, открой, это я.

Тишина.

— Ну же, милая. Я хочу с тобой поговорить, я одна.

Снова тишина, но спустя несколько мгновений она слышит, как Ники отпирает замок. Симона улыбается и входит в ванную.

144

— У тебя отличная квартира.

Раффаэлла бросает свой жакет на диван.

— Нравится? Мне очень нравилось обставлять её. Я многое купила в Лондоне, кое-что в Амстердаме… Я некоторое время работала в этих городах. Я могу предложить тебе что-нибудь выпить? У меня есть отличный ром, выдержанный John Bally Agricole. Очень нежный, и в то же время крепкий…

Она ещё и разбирается в алкоголе. Невероятно, она действительно особенная.

— Да, спасибо.

Раффаэлла спешит на кухню.

— Лёд? Я обычно добавляю два кубика.

— Я предпочитаю один…

Алессандро остаётся в гостиной один и рассматривает библиотеку. Видит несколько интересных книг. «В диких условиях», книга, по кторой сняли одноимённый фильм, все книги Кинселлы, «Гнездо жаворонка», «Охотник за кометами», мемуары режиссёров и актёров, книги по фотографии Уолтера Эванса, Стивена Шора, Уильяма Игглстона и Роберта Фрэнка. Несколько маленьких сувениров из её путешествий по миру и несколько фотографий в рамках в стиле модерн. Алессандро берёт одну. Раффаэлла с убранными на одну сторону волосами, спадающими на плечо, в длинном платье с головокружительным декольте. На другой фотографии она рядом с белым пианино, облачённая в чёрное платье и светлое жемчужное колье. Она ставит её на место и берёт другую, где она в купальнике. У неё невероятное тело. Купальник отличный, отчасти потому, что крошечный.

— На этой я в Сен-Барте, на Карибах, это восхитительное место, где наливают вкусный ром… — она протягивает ему стакан, затем подходит к музыкальному центру и ставит CD. Звучит музыка в стиле лаунж, горячая и чувственная. — Тебе нравится?

— Ром или музыка?

— И то, и другое…

— Да… Ром хорош, — Алессандро делает её глоток. — И музыка очень подходящая.

Раффаэлла садится с ним рядом.

— Это Nick the Nightfly. Мне кажется, эта музыка обладает особым смыслом… Нельзя растрачиваться попусту…

Алессандро пьёт.

— В смысле?

— Ты смотрел «Вики, Кристина, Барселона»?

— Да.

— Помнишь момент, когда Хавьер Бардем подошёл к столу девушек?

Алессандро уточняет:

— Скарлетт Йоханссон и Ребекка Холл.

— Да, точно… Он говорит им: «Жизнь прекрасна, и мы не можем растрачивать её попусту: выпьем хорошего вина, послушаем музыку и займёмся любовью…» Я думаю, в этом есть великая правда, Алекс. Я думаю, что мы не можем растрачивать жизнь попусту.

Молчание. На этот раз оно затягивается, или, по крайней мере, так кажется Алессандро.

— У меня есть сюрприз для тебя… Можно?

Он согласно кивает. Раффаэлла улыбается.

— Сейчас вернусь.

И исчезает в своей комнате.

145

Симона садится на пол рядом с Ники и обнимает колени руками. Повторяет позу дочери. Упирается головой в стену и делает глубокий вздох, а затем начинает говорить.

— Когда я собиралась выходить замуж за твоего отца, у меня были постоянные панические атаки, и за два дня до свадьбы я сбежала из дома, мои родители очень испугались. Он тоже, конечно. Я боялась брака, хотя на самом деле думала, что и вовсе влюблена в другого человека…

Ники поднимает голову от рук.

— Мам, ты серьёзно?

— Конечно… — улыбается она. — Или ты думаешь, что я пришла сюда и села с тобой рядом, чтобы наврать с три короба? Я была с тем мужчиной, его звали Сандро, а потом, почти сразу, я почувствовала что-то вроде отвращения. То есть, он не нравился мне… На самом деле на этот шаг меня толкнул страх, желание ещё побыть молодой… Но на самом деле я не была влюблена в него, просто испугалась всего остального.

Ники судорожно вздыхает и вытирает нос рукавом.

— Ники!

— Прости, мам! — затем она смеётся. — Но в таких ситуациях это нормально.

— Да, — улыбается Симона. — Ты права… Я не знаю, во что ты ввязалась, но помни, что мы всегда будем рядом и, что бы ни случилось, поддержим твоё решение…

— И папа тоже?

— Ну конечно. Я бы даже сказала, он поддержит тебя больше… Он всегда сначала так реагирует, но ты ведь его знаешь. Он обожает тебя и желает тебе только счастья. Так что успокаивайся и иди спать. Со временем ты во всём разберёшься, — Симона встаёт и идёт к двери. — Конечно, чем раньше ты это сделаешь, тем лучше…

Ники улыбается.

— Да, я знаю, мама.

— Хорошо… Спокойной ночи.

— И тебе… Подожди, мам…

— Да?

— Не волнуйся, я не расскажу папе эту историю о Сандро.

Симона улыбается ей.

— Иди в постель.

Она выходит из ванной и присоединяется к Роберто на террасе.

— И? Как прошло?

Симона садится с ним рядом и смотрит на пепельницу.

— Ты выкурил четыре!

— Такое напряжение…

— Ты ведь знаешь, что это плохо!

— Согласен, я больше не буду курить! Ладно, ты не хочешь ничего рассказать мне?

Симона устраивается в кресле.

— Думаю, она просто напугана. А тот парень её не интересует…

— Серьёзно?

— Да.

— Как ты можешь быть так уверена?

— Я ей рассказала, что тоже сбежала и встречалась с Сандро.

— Правда? Интересно, что она теперь думает…

— Мне просто нужно было развязать ей язык. Я подумала, она мне всё расскажет, как только узнает, что я повела себя также. Я даже рассказала, что переспала с ним!

— Даже так?

— Да… Если Ники узнает, как вела себя её мать, то не постесняется рассказать мне всё…

— Ясно… — Роберто замолкает на некоторое время, затем несколько напряжённо встаёт с кресла: — Но был ведь только один поцелуй, правда?

— Да, милый, только поцелуй… Двадцать два года назад.

146

Алессандро приканчивает свой ром. В данный момент звучит прекрасная песня. The Look of Love Нины Саймон. Он слушает её, задумчиво глядя в пустой стакан, а затем на фотографии этой девушки, такой прекрасной и привлекательной, чувственной, весёлой, целеустремлённой и уверенной в себе. Вдруг всё становится простым и ясным, свободным от любых сомнений.

Он встаёт с дивана. Раффаэлла готова предъявить ему свой сюрприз.

— А вот и я, Алекс…

Едва он успевает услышать, открывается входная дверь. Он останавливается посреди гостиной. Жаль. Ему бы хотелось увидеть её в комплекте синего нижнего белья от La Perla, купленного специально ради него, чтобы он его сорвал и любил её, не задавая лишних вопросов, не строя планы на будущее, не спрашивая себя, почему. Жаль. Раффаэлла отпирает дверь и проходит перед ним на высоких каблуках, которые подчёркивают её стройные ноги и идеальные ягодицы.

Внезапная решимость Алессандро проявляется по очень простой причине. Он вызывает такси, ждёт его на улице, видит, как оно подъезжает, и залезает в машину.

— Я хотел бы покататься… заплачу около пятидесяти евро, а потом отвезите меня на виа Рипетта.

Таксист заводится.

— Эй, я уже слышал эту фразу… Это была сцена с Майклом Клейтоном, так ведь, синьор? Мне очень понравился тот фильм, он очень хороший.

Алессандро разваливается на сиденье. Ему не хочется ни с кем говорить. Теперь он всё видит ясно. Он любит, безоговорочно и безо всяких сомнений, Ники. И его жизнь никогда не будет полной без неё, никакой успех, никакое богатство и никакая собственность не изменит того, что он скучает по ней. И больше всего ему будет всегда не хватать того маленького спектакля, в который она превращает его жизнь. Алессандро смотрит в окно. Ночь. Город. Машины. Светофоры. Закрытые магазины. Люди, выходящие из ресторанов. Теперь я знаю самую прекрасную вещь на свете. Я не хотел жениться на ней, потому что я старше, или потому что она подходит мне, потому что она девушка красивая, честная и искренняя, которая не изменит мне, которая, в любом случае, никогда не разочарует. Я хотел жениться на ней, потому что, как ни крути, она всегда будет собой, будет Ники, и этого мне достаточно. Это самое большое испытание любви, и я впервые понял его и осознал, что чувствую на самом деле. Да. Без малейших сомнений. Просто Ники.

147

Много дней спустя.

Олли ходит по дому, разговаривая по мобильному. Она ходит туда-сюда очень возбуждённая.

— Да, да, это фантастическая идея! Фуэртевентура — это круто! А когда мы едем?

Эрика даёт ей все указания от начала и до конца. Как всегда она проявляет себя как отличный организатор.

— Выезжаем пятнадцатого, останемся там на две недели. Я нашла достаточно квартир, где мы все сможем разместиться по приемлимой цене. Выберем в последний момент, нужно на месте решить, что лучше. А нас ведь десять человек! Будут все…

— Все-все?

— Считаем: мы, то есть Волны, Филиппо, Гуидо и две подруги Ники из универа. Пригласи, кого хочешь, главное, успей меня предупредить, чтобы я заказала билеты.

— Отлично. Я подумаю, и когда что-нибудь решу, сразу скажу тебе!

Просто чудо какое-то. Отдых на таком острове, как Фуэртевентура. Именно то, в чём я нуждалась. Да, я это заслужила. Время от времени нужно баловать себя, так ведь? Она вспоминает слова Эрики: «Пригласи, кого хочешь». М-да. Было бы неплохо. Мне бы очень хотелось поехать с Джампи. Но я его потеряла. Она садится на диван. Нет, я одна поеду. Как Ники и Эрика. Всё равно будет весело. Потом она улыбается. Я бы могла сказать об этом Симоне. Было бы здорово, если бы он поехал. Затем ей на ум приходит Дилетта. Всё-таки, какая она крутая. Принять такое важное решение… Я ею так горжусь. Она будет отличной матерью. Олли ложится и немного расслабляется. Да, должна признать, это отличное время. Надеюсь только, что и Ники найдёт своё счастье.

148

Рим. В лофте ведутся серьёзные приготовления.

— Ставьте сюда, вот так, выше… Да, так.

Пьетро удовлетворённо наблюдает за тем, как техник ставит колонки музыкального центра на полку библиотеки.

— Вот так, синьор?

— Да… Да, так отлично.

Флавио наливает водку в графин.

— Ребят, я выпил уже три… Водка, апельсиновый сок, розовый грейпфрут, ананас и немного лайма… И «бомба» готова!

Пьетро пробует её ложкой.

— М-м-м… как вкусно! Едва попробовав, они отправятся прямиком в мою постель!

— Да ну тебя… — обиженно смотрит на него Флавио. — Постарайся быть щедрым, и оставь что-нибудь другим.

Энрико сидит на полу и играет с Ингрид.

— Вы не могли бы успокоиться и перестать говорить об этом? — он смотрит на девочку. — Интересно, что она о вас думает.

Пьетро ошеломлён.

— Да она ж ни слова не понимает!

Энрико гладит малышку.

— Ошибаешься! Дети всё понимают, они очень восприимчивые… В отличие от тебя!

Пьетро раздаёт указания насчёт колонок стерео.

— А, ну конечно, как обычно, виноват я! Но когда вырастет…

Флавио с улыбкой смотрит на него.

— Кто? Энрико?

Пьетро начинает смеяться, осознавая, что друг просто пошутил.

— Нет, его дочь! Как только она станет совершеннолетней, я подъеду к её дому на кабриолете и позову её прокатиться. Хотелось бы мне видеть лицо её папаши!

Энрико даже не утруждается, чтобы повернуться.

— Оно будет чернее тучи… И я ни за что её не отпущу!

— А, значит, ты будешь одним из этих авторитарных отцов!

— Нет, я буду отцом, который спасает своих детей от знакомства с такими проходимцами, как ты.

Пьетро поднимает брови.

— Вот такого я от тебя не ожидал… В любом случае, я приеду за ней, когда ей стукнет восемнадцать. Наверняка она станет красоткой, и именно она будет решать, что ей делать.

Техник спускается вниз.

— Я поставил колонки, синьор. Хотите проверить их?

— Да, лучше проверить. Поставим вот это! — он протягивает технику CD. — Я принёс коллекцию, которую записал для меня мой доверенный в книжном.

Флавио удивлённо на него смотрит.

— Книготорговец записал тебе CD?

— Да. Он записывает тебе песни, которые ты выберешь, с разных CD на один диск, и продаёт по хорошей цене!

Флавио в шоке.

— А, он ещё и продаёт их… Он не в курсе, что так рискует закончить в тюрьме?

— Если ты не знал, то я адвокат, я вытащил его из неприятностей, и теперь он записывает мне диски бесплатно. Ты говоришь ему название, а он уже сам занимается тем, какие песни будут подходящими для того или иного случая.

— И какое название ему сказал ты?

— «Пламенная ночь».

— Гениально! — восклицает Флавио.

В этот момент техник нажимает кнопку, и раздаётся Single Ladies Бейонсе.

— Громче! Громче!

Все весело начинают двигаться в ритме музыки.

— Смотри, даже малышка танцует.

Ингрид качает головой в ритме мелодии, а Энрико под впечатлением прикрывает рот ладонью. В этот самый момент открывается входная дверь и появляется Алессандро.

— Что происходит? Чем вы тут заняты?

Техник постепенно уменьшает громкость. Пьетро жестом показывает, когда нужно остановиться.

— Можете выключать, звучит отлично.

Техник выключает проигрыватель. Алессандро удивлённо останавливается в центре гостиной.

— А что это вы такое организуете?

Пьетро открывает папку, лежащую на столе, и достаёт несколько фотографий очень красивых девушек.

— Что мы организуем? Пока что — ничего… но что тут будет этой ночью!.. Посмотри на это, тебе нравится? Испанки, для твоей новой кампании…

— Что ты имеешь в виду?

— Я пообщался с твоим начальством в офисе, где, как ты помнишь, я выступаю в качестве адвоката и веду важные дела каждый день…

— Конечно… — Алессандро улыбается. — А я в свою очередь хочу тебе напомнить, что всё это — благодаря мне…

Пьетро сглатывает.

— Конечно… Вот именно поэтому, чтобы упростить твою следующую работу, то есть, испанскую кампанию… Та-дам! Мы с удовольствием выберем моделей сегодня ночью. Мы пригласили их на вечеринку с музыкой, гарантированным весельем и шампанским…

Флавио уточняет:

— Ну, на самом деле, здесь только водка.

— Плевать. Так даже лучше — чем крепче напиток, тем быстрей теряют голову…

Алессандро смотрит по очереди на Пьетро, Флавио и Энрико.

— Если бы вы могли, то провели бы так всю жизнь, правда? Всё это: вечеринки, водка, музыка, красивые тёлки…

Остальные переглядываются. Пьетро, возможно, самый убеждённый в том, что не делает ничего плохого, довольно кивает.

— Вы совершенно не волнуетесь о том, строить настоящие отношения или нет, — продолжает Алессандро. Затем обращается к Пьетро: — Ты порвал с Сюзанной, ведёшь себя, как ни в чём не бывало, и через несколько дней после притворных страданий ты возвращаешься к обычной жизни и организовываешь бессмысленные вечеринки, которые лишь заполняют пустоту внутри тебя… Хотя я могу и ошибаться. Может быть, ты в самом деле такой. Можеть быть, тебе просто удобно в этой пустоте… В таком случае, ты всех нас обманывал… Возможно, тебя даже не волнует наша дружба…

Пьетро разводит руками.

— Нет, ты не можешь так говорить. Ты ошибаешься во всём, и я уже достаточно это продемонстрировал!

— Да, точно… Тебя интересуют наши отношения, по крайней мере, со мной, в ином случае ты не смог бы пригласить этих испанок…

— Какой ты придирчивый…

— Я реалист! — Алессандро продолжает, теперь направляясь к Флавио: — И ты не остаёшься в стороне: твоя жена решила, что между вами всё кончено, а ты, вместо того, чтобы прореагировать, отошёл в сторону и пальцем не пошевелил… Ты счастлив, ведя такую жизнь? Тебе нужно было порвать с прошлым, чтобы жить вот так? Ты не мог жить так всегда? Зачем ты женился? Вот такая жизнь тебе нравится? Твоя жена уже могла встретить другого… а тебе всё равно. А ты… — обращается он к Энрико, — играешь с девочкой, потому что тебе не хватает смелости выйти в эту дверь и заново начать свою жизнь, свою собственную!

— Но я ведь люблю Ингрид!

— Ещё бы! Вот это ответ. Я уверен, что она тоже тебя любит, и если бы она могла, то сама воспитала бы тебя, она показала бы тебе, что человек не может прятаться, что нужно иметь мужество продолжать верить в любовь… Кроме той, которую ты испытываешь к дочери. Любовь к женщине. Строить жизнь вместе, день за днём, падать, снова подниматься, ошибаться, прощать и любить. Любить, понимаете? — он качает головой и выходит, хлопая дверью.

Все переглядываются, но только техник находит смелость, чтобы начать говорить.

— Что ж… Думаю, он прав. Я живу со своей женой уже тридцать лет… И иногда мне хочется убить её, но в другое время я понимаю, что без неё был бы очень несчастен… И это со мной происходит гораздо чаще, чем первое…

Пьетро, Флавио и Энрико переглядываются. Затем, не произнося ни слова, Энрико хватает Ингрид на руки, Флавио вытирает руки, и оба выходят из дома. Пьетро в свою очередь берёт ключи от машины. Все трое расходятся в разные стороны. Каждый со своими опасениями, своими страхами и своим багажом противоречий.

149

Чемодан почти собран. Дилетта взяла всё. И даже больше.

— Любовь моя, мы же едем всего на десять дней.

— Да, но никогда не знаешь. Лучше взять с собой побольше сменной одежды! А ещё я купила несколько платьев в магазине для беременных, посмотри, какие милые… — она кладёт их на кровать.

— Да, ты будешь просто красавицей… Слушай, ты точно уверена, что мы можем поехать?

В глазах Дилетты застывает странное выражение.

— Конечно же, да, почему ты это говоришь?

— Потому что ты беременна, вдруг ты устанешь…

— Ты сам это сказал: я беременна! А не больна! К тому же, прости, но… ты хоть представляешь, как хорошо подействует морской воздух на ребёнка? Настоящие волны для маленькой волны, которая вот-вот появится на свет! Будет здорово. Будем купаться, гулять по пляжу и танцевать. Возьмём от этого отпуска всё! Да и ты сам тоже расслабишься… — она продолжает складывать вещи в чемодан. Блузка. Ещё пара шлёпок. Брюки. Блузки без рукавов. Топы. Затем она бежит в ванную и берёт нессесер. — Кстати, беременные женщины даже хорошеют, я читала в одном журнале… Так что я хочу показать себя во всей красе!

Филиппо смеётся.

— Ладно, только ничего лишнего! Ты моя Дилетта, и носишь под сердцем мою маленькую волну! — он подходит к ней и нежно целует. — Ладно, давай, пора ехать, остальные уже ждут. Мой чемодан уже в багажнике. В аэропорт! — он разводит руки, изображая самолёт, и уходит.

Дилетта улыбается, качая головой. Он как ребёнок. Но где-то даже хорошо, что он такой. Она заканчивает собираться. Да, через несколько часов мы полетим с Волнами и друзьями Ники во Фуэртевентуру. Ники. Как бы мне хотелось, чтобы ты сейчас была так же счастлива, как я. Маленькая нерешительная Ники. Что же ты будешь делать? Надеюсь, что эти каникулы тебе помогут.

150

Активное дорожное движение. Эрика нервно стучит пальцем по окну. Затем смотрит на свою мать, сидящую за рулём.

— Ну же, мам, двигайся… Меня ждут в аэропорту! Ты ведь знаешь, что я ненавижу опаздывать, когда что-то организую!

Мать Эрики улыбается.

— У меня же нет волшебной палочки, которая заставит все эти машины испариться! К тому же, в следующий раз, вместо того, чтобы терять три часа, собирая чемоданы, постарайся ускориться, и тогда мы сможем выехать раньше.

Эрика смотрит на улицу. В конце концов, она всегда права. Хотя меня это и не волнует. Не хочу злиться на этот раз. Хочу наслаждаться. Фуэртевентура. Новое начало. Море. Пляж. Тусовки. Безо всяких волнений. Без всех этих парней, которые бесконечно заполняют мою голову. Ни-че-го. Мои подруги и я, ничего больше. И несколько однокурсников Ники. Да. Всё просто. Без проблем. Море и я. Затем она снова смотрит на свою мать и целует её в щёку. Та совсем не ожидала такого, так что они едва не попали в аварию.

— Что ты делаешь, Эрика? Мы же чуть не умерли! Предупреждай о таком, ладно?

Она смеётся.

— Конечно, я скажу тебе: «Прости, мам, но я собираюсь тебя поцеловать! Приготовься, окей?» Видишь? Это и есть проблема нашего времени. Люди не привыкли к проявлению любви. Даже ты. Но на самом деле мы ошибаемся. Это похоже на бесплатные объятия… ты знаешь, что на улице можно получить бесплатное объятие от незнакомцев? Существует даже международный день, который отмечают уже несколько лет. Мне кажется, это круто. Люди обнимают друг друга, зачастую даже не будучи знакомыми, по одной-единственной причине: чтобы обменяться искренней нежностью. Так что, раз ты за рулём, и я не могу тебя обнять, прими мой поцелуй и заткнись.

Мама Эрики качает головой.

— Кажется, тебе и правда очень нужны эти каникулы, дорогая… У тебя стресс! — она продолжает следить за дорогой, пока они, наконец, не подъезжают к аэропорту.

151

Аэропорт переполнен людьми, снующими туда-сюда и тянущими за собой самые разные чемоданы. Организованные группы окружают каждая своего гида и слушают указания. Кто-то прощается объятиями и тысячей предостережений. Другие люди уезжают одни и смотрят на табло, кто-то с радостным нетерпением, кто-то — скучающе, это зависит от случая. В воздухе витают непрерывные фразы на всех языках. Ники, Дилетта, Филиппо, Эрика и ребята из университета, среди которых и Гуидо, стоят у киоска. Они счастливо болтают, представляют, какой будет поездка, и дурачатся. Филиппо обнимает Дилетту сзади и кусает её ухо. Эрика показывает другим девчонкам картинки, которые скачала в интернете, на которых изображены различные заведения и маршруты во Фуэртевентуре. Ники молчаливо ходит туда-сюда. Гуидо смотрит на неё издалека. В последнее время она держится от него на расстоянии. Но это нормально, после всего, что с ней случилось, наверное, ей нужно немного побыть в покое. В любом случае, во Фуэртевентуре у них будет время, чтобы всё разрешить.

— Когда же приедет Олли? Регистрация скоро закончится.

— Откуда я знаю? Когда мы должны куда-то ехать, она всё время опаздывает.

Вдруг в глубине зала, в толпе людей появляется бегущая Олли. Она тащит огромный чемодан и сумку. Эрика видит её.

— Слава богу, вот и она!

Олли улыбается им издалека и поднимает руку в приветственном жесте. Через несколько мгновений она оказывается рядом.

— Привет всем! А вот и я!

Все здороваются с ней.

— Ладно, теперь можно идти на регистрацию, — говорит Эрика.

— Нет, подождите секунду, — отвечает Олли.

— Ещё? Зачем?

— Должен прийти кое-кто ещё, он зашёл на секундочку в туалет…

Эрика, Дилетта и Ники переглядываются. Затем смотрят на подругу.

— Интересно, с кем это ты? Разве ты не сказала, что поедешь одна?

— Знаю, но я нашла свободное место в самолёте, и не думаю, что в отеле нас смогут расселить в комнаты по одному…

— Нет… — признаёт Эрика. — Но я же сказала, чтобы ты меня предупредила…

— Ты права, но тогда я ничего не знала…

Через несколько секунд появляется Симоне, таща за собой два чемодана. Он едва не сталкивается с одним из них, резко останавливается и испуганно смотрит на остальную компанию.

— Привет… очень приятно… Я Симоне, мы с Олли вместе работаем.

Все разглядывают его. Ники, Эрика и Дилетта улыбаются. Они прекрасно знают, кто это, Олли рассказала им всю историю о том проекте. Однако, честно говоря, они совсем не ожидали увидеть его здесь.

— Да, это Симоне…

Эрика быстро подходит к Олли и пихает её.

— Значит, ты теперь с ним!

Симоне между тем заводит разговор с Филиппо. Дилетта и Ники тоже подходят.

— Да ладно, это же очевидно! Ты берёшь с собой парня во Фуэртевентуру! Ты точно с ним встречаешь, что бы ты ни говорила!

Олли пытается объяснить происходящее своим трём подругам.

— Нет… я с ним не встречаюсь. Я пригласила его, чтобы отблагодарить, вот и всё. Я ведь вам рассказывала, какое огромное одолжение он мне сделал, разве нет? От спас меня от смерти от рук Эдди.

Ни одна из подруг не верит ни единому слову.

— Да-а-а… Конечно! — Эрика прикрывает глаза ладонями, словно отказывается видеть впредь. — Он тебе нравится, и точка!

Дилетта убеждена в этом ещё больше.

— И не говори… Он очень ей нравится, иначе бы она не взяла его с собой!

Все начинают смеяться и шутливо пихать Олли.

— Вы просто гадюки!

— А ты влюбилась!

И, пихаясь между шутками, ребята идут к стойке регистрации.

152

Пьетро в машине, он смотрит на часы и заводится, уверенный в своей судьбе. Флавио тоже в своей машине, он жмёт на гудок и улыбается, притворяясь счастливым. Он всё жмёт и жмёт. Пи-пи-пи-и-и-и-и.

— Вперёд! Поехали! Чего ты ждёшь? Отвали на другую полосу, вот так, молодец!!! — он обгоняет синьора, что смотрит на него, как на сумасшедшего.

Энрико тоже быстро едет, но не слишком, он проверяет ремень малышки, хотя в любом случае прижимает Ингрид рукой, а она играет пальцами своего отца.

Пьетро оказывается на месте первым. Он останавливается у спортзала, её спортзала, и осматривается.

— Сюзанна?

Она оборачивается и подходит к нему, одновременно смущённая и встревоженная.

— Что-то случилось? Что-то с детьми?

— Нет… С нами.

— С нами? С кем это?

— Мы могли бы… Да, мы могли бы попробовать начать сначала. Мне кажется просто нелепостью то, что всё теперь вот так…

— Это кажется тебе нелепостью? — Сюзанна смотрит на него и чуть не смеётся, раздражённая. — А мне кажется нелепым то, что я ничего не заметила раньше. Ты всегда вёл такую жизнь, и я не играла в ней никакой роли, жизнь, наполненную беконечным количеством женщин, которым ты должен был вешать лапшу на уши. И знаешь, отчего мне было больней всего? Думать, что они получали от тебя то, чего мне не хватало, то, что ты им говорил, что делал, наверняка ты водил их в разные места, рассказывал им что-то, кормил особенными блюдами, в общем, делал всё, чего мы не делали вместе.

Пьетро улыбается, берёт её за плечи и притягивает к себе.

— Но это же любовь!

— Может, когда-то была. Отпусти меня, если не хочешь, чтобы тебе кто-нибудь врезал как следует…

Пьетро смотрит по сторонам и медленно отпускает её.

— Кто? Что ты этим хочешь сказать?

Сюзанна поднимает сумку.

— То, что я к тебе ничего не чувствую. Дели свою жизнь, свои слова и своим моменты с кем хочешь, но не со мной. Для меня существовал только ты. А теперь есть другой человек. И я — оптимистка, я надеюсь, что с ним у меня всё выйдет гораздо лучше… — она направляется к выходу.

Пьетро бежит за ней, со смехом качая головой.

— Нет, я тебе не верю, ты просто надо мной издеваешься, просто хочешь, чтобы мне стало больно… но я-то знаю, что у тебя никого нет…

И в этот момент ко входу подъезжает тёмная BMW и мигает фарами.

— Это он, ждёт меня… Дети у моей мамы, а мы едем ужинать…

— А… — Пьетро смотрит на машину, не понимая, кто может оказаться её хозяином.

— Это мой тренер по кикбоксингу.

— А… — Пьетро тут же понимает, что, скорей всего, лучше не делать никаких глупостей.

— Как бы там ни было, хочу сказать тебе, что подумала насчёт картины Скифано. Не буду спорить, мы купили её вместе, но я больше её хотела, так что я и оставлю её себе.

— Ладно, чего уж там. Как хочешь… — говорит он, наблюдая за тем, как она удаляется с презрительным выражением лица, словно она вышла победителем из этой схватки.

Пьетро бросает последний взгляд на BMW, а затем садится в машину и уезжает.

Сюзанна смотрит на него, пока он не сворачивает за угол. Затем с улыбкой качает головой. Она опускает глаза и идёт к BMW. Она думает о том, что это один из тех редких случаев, когда она чувствует себя уверенной, а главное — счастливой, сделав выбор. Не сомневаться так странно. Залезая в машину, она снова улыбается.

— Привет, извини.

Давиде возвращает ей улыбку.

— За что? — он берёт её сумку и кидает на заднее сиденье. — Всё хорошо?

Сюзанна утвердительно кивает.

— Да, чудесно.

— Куда хочешь поехать?

Она уже давно не чувствовала себя так умиротворённо. Она закрывает глаза и отктдывается на спинку кресла.

— Решай ты.

153

Звонок в дверь. Опять.

— Иду! — слышится голос Анны.

Энрико слегка подбрасывает Ингрид на руках. Анна открывает дверь, посмотрев перед этим в глазок.

— Привет! Вот это сюрприз… — улыбается она Энрико, потому что очень рада видеть его. — Дашь мне её?

— Да… конечно.

Анна берёт Ингрид на руки и обнимает её.

— Тебе нужно куда-то идти? Я занята учёбой, но могу с ней посидеть…

— Нет, мне захотелось увидеть тебя… То есть, видеть вас двоих вместе… Вы — просто чудо, — Энрико приближается к Анне и нежно целует её в губы. Он смотрит на Ингрид, затем снова на Анну и улыбается ей. — Она на нас смотрит… Интересно, что она об этом думает.

Анна улыбается.

— Она думает, что её папа счастлив, а значит, она тоже.

Энрико удивлён.

— Думаешь, она уже может думать о чём-то таком?

Анна кивает.

— Не знаю, как она. Но я всё понимала с первого дня.

— И я тоже.

Энрико снова целует её. Затем гладит её по голове и с нежностью на неё смотрит. Ингрид, весёлая и любопытная, тоже хватает её за волосы и играет ими. Анна и Энрико сюсюкают с ней и подмигивают, а затем счастливо смотрят друг на друга. Тогда Ингрид касает волос Энрико, а тот смотрит на неё, качая головой.

— Всё понятно: когда вырастет, будет парикмахером!

И взрослые разом разражаются хохотом.

154

Кристина открывает дверь и видит перед собой его.

— Что ты здесь делаешь, Флавио? — она проводит рукой по одежде, проверяя, всё ли в порядке с её нарядом.

Флавио это замечает. Впервые за такой большой промежуток времени он замечает это. И решает сказать ей, потому что иногда недостаточно просто о чём-то подумать, нужно произнести это вслух.

— Не волнуйся, ты очень красивая.

Кристина изумляется, наверное, из-за того, что уже очень давно не слышала этой фразы. Именно от него.

Флавио улыбается, рассматривает её и замечает то, на что довольно давно не обращал внимания: волосы, их цвет, укладка, маленькие морщинки на её губах, эта глубина в её взгляде. Он вдруг вспоминает слова Алессандро: «Твоя жена уже могла встретить другого… а тебе всё равно».

Флавио опускает взгляд. Кристина замечает это и пристально смотрит на него, нахмурив брови, обеспокоенная тем, что сейчас может происходить в его голове.

Флавио поднимает глаза.

— Я хочу кое о чём спросить тебя, Кристина…

Она хранит молчание. Флавио вздыхает и говорит всё разом.

— Как ты думаешь, мы могли бы попробовать всё начать сначала? Эта разлука заставила меня понять многое. Возможно, это было шансом для нас обоих встретить новую любовь и сделать так, чтобы с ними у нас всё вышло замечательно, но в то же время мы могли снова потерпеть неудачу. В первые месяцы всегда всё хорошо… сложности приходят через год-другой, а мы с тобой долго прожили вместе. Я говорю тебе это не потому, что привык к тебе, и не потому, что думаю, будто возобновить отношения между людьми, которые уже давно друг друга знают и многое пережили, будет намного проще… Я говорю это, потому что люблю тебя, потому что ты каждый день разная, а я не смог понять этого. Ты была такой все эти годы, — Флавио улыбается. — Сначала всё было чудесно, но потом мы приелись друг другу, потеряли себя, впали в спячку… Но не хотела бы ты начать просыпаться каждый день в этом смысле со мной?

Кристина не отвечает. Она молча подходит и обнимает его.

— Ты не представляешь, как же мне хотелось, чтобы ты пришёл и сказал мне всё это.

Флавио целует её и тут же начинает плакать. Солёные слёзы текут по его щекам, по губам, соединяясь с его улыбкой и смехом.

— Мы похожи на двух малышей…

Флавио смотрит на неё и прижимает к себе.

— Я люблю тебя… Прости меня…

Кристина прячется в поцелуе. Затем она немного отстраняется от него и прижимается к его щеке, закрывая глаза.

— Это ты меня прости, любимый…

Она вспоминает всё, что произошло с тех пор, как Флавио ушёл из дома. А он закрывает глаза и думает о словах Алессандро, но на этот раз у него нет права задавать ей этот вопрос, потому что взросление также означает и отказ от требования некоторых ответов, от поиска уверенности, взросление — это умение давать уверенность тому, кого ты любишь.

— Любовь моя… Мы снова вместе. Это единственное, что имеет значение.

Кристина ещё крепче обнимает его и снова чувствует всю любовь, которая их соединяет.

155

В дверь только что постучали, и Симона идёт открывать. А когда видит его, очень удивляется.

— Алекс…

— Привет, — очевидно, он смущён, но при этом улыбается. — Рад видеть тебя.

Тут же появляется Роберто с газетой в руках.

— Кто там? Это ко мне? Я жду посылку, — когда он видит гостя, то открывает рот от удивления. — Алекс, как здорово видеть тебя здесь… — он говорит это искренне, потому что в глубине души он очень сожалеет о том, как всё закончилось, и отчасти данная ситуация выбивает его из колеи. — Прошу, заходи. Хочешь чего-нибудь выпить?

— Нет, спасибо.

— Давай, заходи, не стой в дверях.

Симона закрывает дверь. Она смотрит на Роберто, слегка приподняв брови, словно говоря: «Что нам теперь делать?» Между тем Алессандро делает несколько шагов и осматривается. В этот момент приходит Маттео.

— Эй! Привет, Алекс!

— Привет, как ты? — они комически пожимают друг други руки.

На этот раз Симона и Роберто весело улыбаются, наблюдая эту сцену.

— Знаешь… — продолжает Маттео. — Мне очень жаль… То есть, это, конечно, ваше дело… и я не хочу в это лезть… Но ты мне пообещал, что мы прокатимся на лошади, а потом мы так и не сделали этого…

Алессандро умиляется его наивности.

— Ты прав. Мы это сделаем, обещаю тебе, что бы ни случилось, мы прокатимся на лошади… — он нежно треплет шевелюру мальчика.

Маттео смотрит на него, словно сканируя с помощью интуиции.

— Ты принёс очередное письмо?

— Нет… — но Алессандро не успевает ответить.

— Иди в свою комнату, Маттео, — Симона встаёт и направляется к сыну.

— Но это нечестно, я уже достаточно взрослый, я способен всё это понять!

— Я сказала, чтобы ты шёл в свою комнату… — она едва не выталкивает его в коридор, пока Маттео, наконец, не подчиняется, он быстро идёт к себе, хлопает дверью и закрывается в своей комнате.

Симона качает головой и быстро возвращается в гостиную, заинтригованная, переполненная эмоциями, с ускоренно бьющимся сердцем. Что же на этот раз? — спрашивает она себя. Затем она садится напротив Алессандро и глубоко вздыхает.

Роберто снова берётся за своё.

— Ты уверен, что ничего не хочешь? Кока-Кола… битер… а ещё у нас наверняка есть какие-то соки.

— Нет-нет, я ничего не хочу, правда, — затем он делает небольшую паузу и спокойно продолжает: — Я очень сожалею о том, что произошло, всё было так… в таком… хаосе, в общем, мне бы хотелось, чтобы всё было иначе!

Роберто согласно кивает.

— Кому ты это говоришь!

Симона ударяет его в бедро.

— Не перебивай!

— Я просто хотел показать свою солидарность с ним, хотел, чтобы он знал, что нам тоже очень жаль.

— Итак… — улыбается Алессандро, — единственное, чего я хочу, это чтобы ваша дочь была счастлива.

Роберто снова перебивает.

— Мы тоже…

Симона раздражённо смотрит на него, но Алессандро продолжает, как ни в чём не бывало.

— Я пришёл к вам, чтобы поговорить… Мне бы очень хотелось кое-что объяснить Ники…

На этот раз прерывает его Симона, чтобы он не успел наговорить им лишнего.

— Алекс… я была бы рада, если бы вы с Ники сейчас поговорили, но она уехала…

156

Длинные волны разбиваются о пляж Бланка рядом с Пуэрто дель Росарио. Сильный, порывистый ветер дует весь день, с силой закручивая в вихри песок. Чайки разворачивают свои крылья, позволяя ветру унести себя далеко-далеко. Они пугливо играют, внезапно сбегают от своей стаи и возвращаются обратно, проскользив по волнам. Мятежные, голодные, хищные, в поисках еды они вылавливают из моря маленьких рыбок, которых тут же проглатывают прямо в полёте.

Ники одна гуляет по пляжу. Волосы из-за ветра лезут ей в лицо, закрывают глаза, и она как маленькая машет руками, пытаясь убрать их назад. Она делает это кистью руки, практически непрерывно трёт лицо, убирая волосы с силой и яростью, но это лишь вопрос нескольких мгновений. Потому что эти действия ни к чему не приводят. Ветер снова спутывает её волосы и заставляет её повторять все эти жесты со всё большим раздражением.

Ники останавливается у большого камня. Она садится, наблюдает за морем, опирясь локтями о колени. Она что-то ищет вдали, за линией горизонта, что-то или кого-то, пиратский корабль, парусную лодку или что-то ещё, что могло бы прийти ей на помощь. Но это просто невозможно. И нет ничего ужасней, чем это чувство, чувство понимания и нетерпения поднимается откуда-то изнутри, оно похищает тебя, овладевает тобой, с силой бьёт тебя о песок, хватает тебя за запястья, жжёт где-то внутри живота, чтобы пригвоздить тебя к земле. Так ощущает себя Ники, парализованная этим чувством. Всё вдруг стало казаться ей таким ясным, таким резким, как закат, как палящее солнце, которое целый день светит над этим пляжем. Да, теперь Ники знает. Она несчастна. И ещё больше осознает другое. Она ошиблась. Нет ничего ужаснее, чем понимать, что ты принял неправильное решение, которое теперь не можешь изменить, то есть, ты не можешь вернуть всё назад, потому что это решение было окончательным. Да, нет ничего хуже. Нет, думает Ники. Ещё хуже, когда это решение, этот неосторожный выбор касается любви. Внезапно она начинает чувствовать себя маленькой и одинокой, чувствует боль в сердце, глаза её наполняются слезами, и ей хочется кричать, рыдать… Вот только слёз у неё уже не осталось. Никто этого не заметил, но с начала этих каникул она только и делает, что плачет, спрятавшись от всех: в квартире, в ванной, во время своих одиноких прогулок, в постели. Она смеялась лишь однажды. Когда вспомнила, как Эрика впервые порвала с Джо, своим первым парнем, и начала встречаться с другим. Они были в институте, Эрика весь урок математики проплакала, а Ники издевалась над ней. Она всё помнит, как будто это было вчера. «Видите? Вы все хотите встречаться с другим, а потом вам хочется вернуться к бывшему… Все вы одинаковые, знаешь, сколько таких историй я слышала?»

Ники засмеялась, вспомнив этот день. Потом подумала о своей ситуации и сама себе показалась смешной. Теперь она стала одной из тех, кому впоследствии становится стыдно. Ей становится стыдно даже от одной мысли о том, чтобы поговорить об этом с подругами, не говоря уже об Алексе. Ужасно быть такой нерешительной, менять свои решения в вопросах любви… Хотеть вернуться к нему, к Алексу… И что бы я ему сказала? Как бы стала оправдываться? Никогда не чувствовала себя такой грязной, несмотря на то, что я ему совсем даже не изменила. Эта ситуация кажется ей абсурдной. Что значит это «совсем»? То, что есть вещи, которые могут мешать или не мешать любви? То, что что-то могло тебя подтолкнуть к измене? Она прекрасно знает, что любые отношения, более близкие, чем обычно, любая связь, которая становится больше, чем дружбой, любая лишняя мысль о другом человеке — всё это означает, что ты отдаляешься от любимого человека и вашей истории. Бесполезно отрицать это. Ники хочется умереть. Она кажется себе взрослой женщиной, совсем другой и такой далёкой. Сам факт того, что она подумала о другом, представила себе новые отношения с ним, новые возможности, новое будущее — это уже больше, чем просто измена. Она молча смотрит на море и слушает крики чаек и слова ветра. Она чувствует внезапное давление. «Любовь длится всю жизнь, только если не поглощает собой всё вокруг». Кто-то сказал мне это однажды, или я видела это в фильме?.. В общем, это тоже причиняет боль. Где сейчас Алекс? Я не хочу, чтобы наша любовь длилась вечно, если я не могу быть с ним рядом. Сейчас, здесь. Я постоянно думаю о нём, и моя одержимость вместо того, чтобы угомониться, только увеличивается. Мне тебя так не хватает, Алекс…

— Эй, что ты здесь делаешь, Ники? — Олли сзади подходит к ней. — Мы везде тебя искали…

Ники налету смехивает слезу, которая не успела упасть.

— Эй… — Олли заметила этот жест. — Всё хорошо?

— Да, — Ники улыбается, — всё хорошо…

Олли прекрасно знает, что это не так.

— Слушай, если захочешь поговорить… Я рядом, ты знаешь.

Ники колеблется несколько мгнвоений. Она знает, что её в любом случае ждёт поддержка. Но она снова думает о том, что представляла раньше, о том, что она сама говорила Эрике… и теперь ей не хочется оказаться на месте подруги, рассказывать Олли о своих сомнениях и нерешительности, ведь она будет осуждать Ники за то, что та передумала. Что бы сказала Олли, если бы я ей рассказала о том, что думаю? Наверное, дала бы совет, может, и стала бы осуждать, даже пошутила бы. Может быть. Только может быть. Но зачем мне это? Разве мне стало бы легче? Нет. Мне стало бы легче, только если бы я поговорила с определённым человеком. С ним, с Алексом. Но именно его-то здесь и нет.

Ники улыбается.

— Нет, спасибо тебе… Это просто глупые воспоминания. Всё со мной хорошо.

Олли улыбается.

— Отлично! — говорит она, хотя не верит ни слову. — Тогда идём! — она берёт её за руку. — Только что начался сет Lovat. Он только что приехал и уже ставит первые диски. Это круто, просто фантастика!

Они бегут по песку, взявшись за руки, спотыкаясь, пока не пересекают последнюю дюну.

На большом пляже бухты уже танцуют больше двух тысяч человек.

T. I. и Рианна — Live Your Life. Все двигаются в ритме музыки в своих цветных парео, белых, голубых и синих рубашках, рваных джинсах, с повязками на головах, с сигаретами в зубах, кто-то с очками на лбу, кто-то — с зеркальными на глазах, они качают руками и двигают телами под оранжевым и синим светом закатного солнца, ещё висящего над морем. Молодые люди танцуют с закрытыми глазами, мечтая, подпевая, представляя себя совсем другими людьми, позволяя себе раствориться в этих волшебных нотах. Кто-то обнял свою девушку, один толстый парень с вьющимися волосами посадил свою девушку к себе на плечи, а она сняла свою блузку и кричит сверху. Она сидит там с голой грудью, улыбается, все ею восхищаются, хотят её, а ей просто весело и она чувствует себя частью этой музыки, такая загорелая с распущенными светло-каштановыми волосами, которые струятся по её шее как медовая лавина, а её рваные джинсы совсем не скрывают красоты её длинных ног.

Олли и Ники пробивают себе дорогу в толпе, понемногу пробираясь то вправо, то влево, они оказываются в середине огромной массы людей, которая движется синхронно, словно всё это — один гигантский танцор. Они подходят к сцене.

— Вот они! — Олли указывает на группу ребят в нескольких шагах от них.

Эрика, Дилетта, Филиппо, Симоне, Барбара, Лука, Сара, Марко и Гуидо.

Затем Олли поворачивается к Ники.

— Пойдём к ним? Если хочешь, мы можем остаться здесь вдвоём, слышишь?

— Ой, не будь дурочкой… Идём!

Олли и Ники снова начинают свой путь, когда диджей меняет диск. Он делает это постепенно, идеально синхронизируя обе песни. И все снова начинают танцевать под фантастическую новую песню The Killers Human. Все весело и радостно танцуют.

Симоне оборачивается.

— Вот они… Наконец-то пришли.

Гуидо тоже оборачивается.

— Эй, слава богу, вы пропустили несколько классных треков…

Ники улыбается и оказывается в центре группы. Гуидо приближается к ней.

— Знаешь, я волновался. И я сожалею о той нашей ссоре!

Она пожимает плечами.

— Не волнуйся, к тому же, это не было ссорой. Просто у нас разные точки зрения.

— Ага, — Гуидо тоже пожимает плечами, поворачивается голову и качает ей, словно говоря: «Ничего, ничего не поделаешь, совсем ничего». Так что он просто продолжает танцевать с друзьями.

Ну конечно, думает Ники, конечно, он переживал из-за ссоры, ему было жаль… А что он сделал? Даже не стал искать меня, не попытался найти, что-то исправить. Нет, за мной пришла Олли. Он говорит, что ему жаль, но что он сделал, чтобы искупить свою вину? Пошёл танцевать… М-да. Странный способ сохранить отношения. Может быть, он просто избалованный ребёнок, только не показывает этого, но если он не получает того, что хочет, то ему просто становится неинтересно… Не знаю, правда ли он такой карпризный, но всё-таки слово «ребёнок» — самое подходящее. Может быть, в этом и кроется настоящая причина. Я хотела продолжать оставаться ребёнком, потому и сблизилась с ним, потому отказалась от такого важного шага, от свадьбы и всего остального… А музыка всё-таки заводит, и понемногу свет становится словно магическим, весь пляж погружается в этот лёгкий оранжевый окрас, а солнце вдалеке, в открытом море, слушает последнюю песню, прежде чем пойти спать.

DJ Lovat танцует вместе со своей публикой, он с улыбкой двигается на сцене, поднимает руки и качает ими в ритме музыки, затем смотрит на свою установку, находящуюся у лестницы, и улыбается, кивая головой. Он берёт микрофон и делает музыку потише. Огромная толпа танцоров на безмолвном пляже медленно останавливается.

Lovat берёт микрофон.

— Простите, через несколько мгновений мы продолжим вечеринку, — все молча смотрят на него. — Но сейчас у меня есть для вас один сюрприз. Я услышал одну историю, которая меня очень впечатлила. Не знаю, убедит ли она и вас тоже. Только попрошу вас об одном: дайте ему шанс, — он прерывается и снова смотрит на лестницу. Улыбается и показывает жестом, чтобы человек поднялся: — Идём.

Алессандро поднимается на сцену. Увидев его, по толпе прокатывается волна шёпота, слышен свист. Ники узнаёт его и чувствует, что её сейчас хватит удар. Олли, Дилетта и Эрика поворачиваются к ней почти одновременно. Олли качает головой.

— Это просто супер…

У Ники блестят глаза, она переполнена эмоциями.

Алессандро подходит к Lovat.

— Спасибо.

Диджей улыбается ему и протягивает микрофон. Алессандро делает несколько шагов по сцене и останавливается в центре. Он тоже кажется очень возбуждённым. Перед ним огромная толпа. Кто-то кажется раздражённым.

— Итак… — Алессандро прочищает голос. — Добрый вечер… Ни за что на свете я не захотел бы прервать эту вечеринку…

Один парень из толпы того и хочет.

— Отлично, раз так, почему ты тебе тогда не свалить и не позволить нам продолжить тусовку?

— Потому что однажды это может произойти и с тобой. Или с тобой. Или даже с тобой… — Алессандро показывает на разных людей. — Потому что однажды утром ты вдруг встанешь и скажешь себе, что начинаешь терять свою жизнь, что ты понимаешь, что у тебя в жизни было что-то прекрасное, а ты это упускаешь… Но ты не можешь позволить этому случиться. Ты не можешь продолжать страдать в молчании и проживать пустую и бесполезную жизнь. Потому что когда ты встрчаешь подходящего человека, особенного, единственного, того, кого ты никогда никем не сможешь заменить, ты должен сделать над собой усилие, чтобы завоевать его. Даже подняться на сцену и прервать сет диджея, остановить музыку и заставить звучать только своё сердце. Вы когда-нибудь влюблялись так, что не могли не думать о ней или о нём, изо всех своих сил желали видеть этого человека, проводить с ним время, быть всегда рядом? Со мной это происходит прямо сейчас!

Какой-то парень кричит снизу и обнимает свою девушку, которая смеётся, пока он её целует.

— Как мы!

— Очевидно, вам повезло больше, чем мне. Она была моей, и я был самым счастливым человеком на свете, но я её не удержал…

Ники смотрит на своих подруг. У всех них на глаза слёзы наворачиваются, но ни одна и рта раскрыть не может. Наконец, Ники немного посмеивается, но в то же время и плачет, потом смеётся снова, и все её подруги на эмоциях присоединяются к её плачу.

Алессандро снова говорит со сцены.

— Ники, я приехал сегодня, я приехал сюда в надежде найти тебя… Я верю, что ты этой ночью здесь и слышишь мои слова. Но если это не так, не волнуйся, я попробую снова, я буду искать тебя по всему острову, день за днём. Потому что мне не хватит целой жизни, я никогда не устану говорить тебе, как люблю тебя…

— Я здесь! — кричит Ники, поднимает руки и машет ими, чтобы он увидел. Алессандро слышит её голос, ищет в толпе, но здесь слишком много народу. Она с трудом пробивет себе путь в толпе. — Простите, пожалуйста, извините…

Один парень решает помочь ей.

— Слушай, поднимись здесь, иначе у тебя никогда не получится… Пока дойдёшь, он найдёт себе другую!

Ники улыбается.

— Сомневаюсь… Но всё равно — спасибо.

Так что парень берёт её и помогает подняться на свои ноги, потом она оказывается на его плечах, и наконец она встаёт на доску для сёрфинга, в один миг Ники оказывается над толпой. Другие сёрферы тоже ставят свои доски на головы, и Ники, стараясь не потерять равновесия, бежит по этим странным подмостками, по этому морю вытянутых рук, поддерживающих её. Она смеётся, Ники смеётся, занимаясь сёрфингом в этом странной море людей, пока не подходит к сцене. Оказавшись на месте, она спрыгивает с последней доски. Она медленно шагает по сцене и останавливается напротив Алессандро.

— Привет.

— Привет, вижу, мне повезло…

— Потому что я пришла на дискотеку?

— Нет, ещё когда я с тобой познакомился.

И они целуются на глазах у всех.

— Прекрасно! Браво! Да здравствует любовь! Ты лучший! Эй, если она снова тебя бросит, вспомни обо мне!

Толпа смеётся, все обнимаются, кто-то даже целуется.

Филиппо смотрит Дилетте в глаза.

— Я люблю тебя, солнце.

— А я тебя больше.

Олли и Симоне тоже целуются, как и Марко с Сарой и Лука с Барбарой.

Гуидо качает головой и молчит.

Lovat снова ставит диск.

— А следующая песня посвящается всем, кто любит друг друга так же, как они… Красивым и весёлым, тем, кто не боится любви и её последствий, тем, кто рискует, всем счастливым людям, чьё сердце бьётся в бешеном ритме! Я посвящаю это вам, ребята! Love is in the air…

Все начинают танцевать, безумные и раскованные, как никогда. Они танцуют, подпевая, обнимаясь, целуясь, счастливые, переполненные эмоциями от этого чудесного момента, который всё ещё стоит у них перед глазами: отсутствие страха перед любовью…

— Идём, — Алессандро тянет Ники вниз по лестнице.

— Куда мы идём?

— Подальше отсюда… У меня есть сюрприз.

— Ещё один?

— Да, но вообще-то я просто хочу побыть с тобой наедине…

— Я тоже.

Они проходят под сценой. Алессандро останавливается за дюной.

— Вот и мой сюрприз.

— Поверить не могу.

Ники шокировано смотрит на фантастический Harley Davidson.

— И кто его сюда привёз?

— Я…

— Прямо сюда?

— Конечно… — Алессандро залезает на мотоцикл и надевает шлем, затем протягивает и ей. — Некоторые страхи нужно преодолевать, Ники!

— Знаю… — она смущённо опускает взгляд.

Он поднимает её подбородок и улыбается.

— Ради любви и ради тебя… Я могу преодолеть всё, но если ты не готова — что ж, я могу и подождать.

Ники улыбается, целует его и обнимает изо всех сил.

— Я люблю тебя.

— И я тебя, очень-очень… Так сильно, что… даже хочу на тебе жениться.

Они смеются и уезжают в обнимку по пляжу Бланка в направлении порта Желания, мотоцикл под ними немного шатается на песке, но они не боятся. Ни один из них. Ничего.

157

Около двух месяцев спустя.

Красота такого острова, как этот. К его берегам подплывает судно, с него спускаются люди, туристы. Прекрасное яркое солнце. В воздухе витает радостное волнение.

— Девочки, это просто здорово! — Дилетта поворачивается к Эрике. — И мы здесь такие красивые!

— Да!

Они идут к церкви.

— А я и не думал, что остров Джильо такой красивый… — замечает Филиппо, помогая Дилетте и взяв её за руку.

— А я не думала, что мы доживём до этого дня, представляете? — говорит Эрика, пытаясь не перепачкать свои туфли на десятисантиметровой шпильке.

— А я знала… Никогда не думала, что всё может закончиться как-то иначе… Некоторым отношениям суждено продлиться долгие годы, это видно по многим признакам… это энергия, которую невозможно контролировать, которая побеждает любые сомнения… — утверждает Дилетта, затем смотрит на Филиппо с улыбкой, а он крепче обнимает её.

— Это любовь! — восклицает Эрика. — Без подсчётов, предположений и прогнозов, способная удивлять и в любой момент перетасовывать карты на столе! — она задыхается на подъёме. — Чёрт, с такими нагрузками и в спортзал не нужно возвращаться! — она хохочет.

На некотором расстоянии от них Олли смотрит по сторонам. Чудесный остров. Как же я счастлива быть здесь. Она глубоко дышит, чтобы прочувствовать этот солёный воздух, которых смешивается с ароматом средиземноморских кустарников. Солнце сияет, а небо сегодня такого чудного оттенка синего. Чайка пытается удержать равновесие на ветру, а на горизонте два далёких парусника, идущие совсем рядом друг с другом, оставляют за собой идеальную линию.

Эрика и её компания идут за остальными гостями. Олли останавливается у стены. Симоне приближается к ней.

— Так здорово… Твои друзья отлично придумали, решив отпраздновать свадьбу здесь, согласна?

— Да, Ники и Алекс у нас особенные… Я бы очень огорчилась, если бы они не помирились. Бывают такие идеальные пары, которые идут вперёд, несмотря на трудности. Они как раз из таких. Это и есть любовь, разве не так? — Олли взирает на пейзаж. Она счастлива. Спокойна.

Симоне кивает головой.

— Кроме того, я счастлив ещё по одной причине… Через неделю мы начнём работать вместе. Наконец-то! Будем видеться каждый день. Ты уже рассказала подругам?

— Нет, пока нет… Они сейчас думают только о свадьбе… Я потом им расскажу. Устрою вечеринку, когда вернёмся.

— Так мы сможем сделать всем сразу два заявления: теперь ты официально работаешь в доме моды…

— Да… а вторая?.. Ты только что сказал, что будет два заявления.

Симоне наклоняет голову и улыбается.

— Ну как же… второе о том, что мы с тобой теперь вместе, — не ожидая ответа и набравшись достаточно смелости, он целует её. Это долгий, лёгкий, глубокий поцелуй. Олли отпускает себя, счастливая от этого жеста, которого я ждала.

Между тем Эрика, Дилетта и остальные оборачиваются, чтобы позвать их и проверить, где они вообще. А увидев, что происходит, все улыбаются.

— Боже, боже…

— Эй, это вы двое женитесь или Ники с Алексом?

— Двигайтесь, давайте! Вечно эти поцелуи!

Олли и Симоне присоединяются ко всем и смеются подколам, взявшись за руки, счастливые от любви, которую чувствуют друг к другу, и от того, что у них такие друзья.

Наконец, они подходят к маяку. Группа устраивается на скамейках со стороны невесты. Филиппо помогает Дилетте поправить платье. Затем гладит её живот, уже ставший заметным и округлым. Эрика и Олли садятся рядом с ней. Время ожидания. Самое прекрасное. Благодаря белому, который смешивается с синевой неба, оттенками цветов и острова, атмосфера стоит просто чудесная. Эрика рассматривает пары разных возрастов. Родители Ники. Родители Алессандро. Люди, которые провели вместе много времени. Годы. Люди, которые любят друг друга. Да. Это любовь. Она дышит этим воздухом. Настоящая и простая любовь. Ежедневная любовь. Любовь, которую я тоже однажды встречу. И пусть сейчас она сидит одна, без кавалера рядом, она всё-таки понимает это.

158

Мотоцикл едет издалека, пролетает по холмам среди всей этой яркой зелени, солнечной, как этот горячий день. Он несёт с собой дыхание сосен, аромат лесов, моря, которое окружает этот кусок берега, и кажется, что в тишине слышен стук их сердец. Эмоции на свободе. Они едут на мотоцикле, который движется, как луч солнца, по дороге, пока не оказываются в том месте, откуда можно созерцать всю панораму. Ники сидит позади Алессандро и счастливо обнимает его… Глаза закрыты, голова на его спине, оба одеты в белое.

Гости ждут их в высокой части острова, на том участке земли, где море сталкивается с утёсом. Родители, родственники, друзья и все, кого они захотели пригласить, сегодня на Голубом Острове. На Острове Влюблённых. На острове Джильо.

Под маяком, скрытым окружающим его лесом, их ждёт у алтаря священник. Он улыбается, приветствуя последних прибывших, которые занимают свои места. Наконец, он видит их.

— Вот они! Приехали! Приехали!

Роберто, Симона, Луиджи, Сильвия и остальные присутствующие, все одетые в белое по желанию жениха и невесты, оборачиваются. Мотоцикл останавливается, и Алессандро и Ники слезают с него с улыбками. Они снимают шлемы и берутся за руки. Идут между скамейками простой церкви. Идут с солнцем в глазах и в сердце к алтарю. Ники делает очень протяжный вздох. Смотрит на Алессандро, и в несколько мгновений перед её глазами проходит вся их история. От их знакомства до первого свидания, от первого поцелуя до того, как они впервые занялись любовью. Она едва слышит священника, который не перестаёт говорить, не слышит ни эту массовую проповедь, ни гостей, которые встают и садятся, ознаменовывая этим различные моменты церемонии. Я влюблена. Я счастлива, я не боюсь, это моя свадьба, я сама всё выбрала, и так в моей жизни будет всегда, всё будем выбирать только мы с мужем, для нас и для наших детей. Это похоже на молитву, и в этот момент она понимает, что такое красота, счастье, понимает, какой короткой может быть жизнь, и как же нелепо не иметь достаточно смелости, чтобы быть счастливыми. Она осматривается, плача от радости в глубине души, и видит всё, что любит, что любила всегда и будет любить бесконечно. Но Ники уже знает, что, возможно, однажды это станет недостижимым. Поэтому она должна это ценить, жить и дышать этим прямо сейчас. Потому что счастье стучится в дверь только раз. Потому что, если ты не живёшь сегодня, завтра может и не наступить. А радость нельзя откладывать. И если однажды всё изменится, я буду счастлива хотя бы потому, что глубоко пережила это, потому, что не отдала это счастье другим, потому, что наслаждалась этими моментами, когда у меня была такая возможность. И я буду не я, если скажу «хватит» или сбегу. Никогда.

Она слышит голос:

— Ники?

— Что?

Алессандро смотрит на неё с улыбкой.

— Я уже ответил на вопрос, хочу ли жениться. Я сказал «да». Теперь твоя очередь. У тебя два варианта: или ты говоришь «да»… — немного обеспокоенно он поднимает брови, — или ты говоришь «нет»…

Священник заинтригованно рассматривает её. Ники оглядывается. Симона, Роберто, родители Алессандро, родственники, Волны и остальные друзья. Все с любопытством и немного испугано ждут её ответа. Ники вздыхает и снова смотрит вперёд. На этот раз у неё нет никаких сомнений. Она улыбается. Она красива, как всегда и как никогда.

— Да, любовь моя. Да. Я хочу стать твоей женой… — а затем добавляет ещё уверенней: — И я хочу быть ею всю жизнь.

БЛАГОДАРНОСТИ

Спасибо Стефано, «психу» который давал мне чудесные советы. И спасибо тебе за тот день, когда ты составил мне компанию на том пляже, где было много волн.

Спасибо Микеле за его терпение и спокойствие. Он съездил мо мной на маяк вместе с Федерикой, а потом… женился на ней!

Спасибо Маттео. В конце концов, это оказалось правдой: он на самом деле живёт в Нью-Йорке! Он помог мне открыть для себя много новых мест, пригласил меня поесть в фантастическое заведение и подарил мне чудесный вечер джаза.

Спасибо Джулио, который частенько заходил ко мне в гости и даже смог повеселиться. И я с ним тоже.

Спасибо Паоло. Меня впечатлил его энтузиазм, который он продемонстрировал в Мексике.

Спасибо Роберии, Паоле, Стефано, Андреа и Катерине. И ещё Марии. Они были чудесными, очень быстрыми, невероятными. Осмелюсь даже назвать их «безумными». Это последнее слово, без сомнений, подойдёт им как нельзя лучше!

Спасибо Аннамарии, всему отделу пресс-службы и Федерике, которая, демонстрируя огромное терпение, не просто следовала за мной… а преследовала меня.

Спасибо Розелле, чей невероятный энтузиазм смог разбудить меня.

Спасибо Кеду за его всегда внимательные и весёлые замечания. И за всё остальное тоже.

Спасибо Франческе, которая следовала за мной на некотором расстоянии, но всегда с большим вниманием, несмотря на то, что у неё теперь новый мотоцикл!

Спасибо Кьяре и Луке, моим новым фантастическим попутчикам в путешествии по Торре ин Пьетра.

Спасибо Лоретте и Романо за их прекрасный подарок.

Спасибо Джулии за нашу чудесную поездку в Нью-Йорк. Многим из того, что описано в этой книге, а главное — всему, что происходит в моей жизни, я обязан ей.

Спасибо тёте Аннамарии за то, что она всегда разрешает огромное количество моих сомнений, и дяде Пьетро, по которому я просто очень скучаю.

Спасибо Вале и Фаби… которые сковали себя узами брака раньше, чем я!

И, наконец, полная любви благодарность Люче и моему другу Джузеппе. Я никогда не встречал такого прекрасного брака.

[1] Освежающий, вкусный и полезный напиток на основе черного чая и чая матэ с добавлением экстрактов ягод, фруктов и целебных растений

[2] Песня Пупо «Gelato al cioccolato» («Шоколадное мороженое»)

[3] Onde в переводе с итальянского и означает «волны»

[4] Искья — вулканический остров в Тирренском море, в северной части входа в Неаполитанский залив, у западного побережья Италии. Также известен под названием «Энария».

[5] jet lag (англ.) — усталость от перелёта

[6] Cheap — дешёвка (англ.)

[7] Stella — звезда (итал.)

[8] В спортивных состязаниях: преимущество, предоставляемое более слабому участнику для уравнивания шансов на успех

[9] Аматричана — итальянский соус, основными компонентами которого являются свиная щековина гуанчиале, сыр пекорино и помидоры. Подаётся к пасте.

[10] Тренировка с кардионагрузками, которая предусматривает постоянное использование велотренажёра

[11] «Я на тебе женюсь, потому что…» песня Эроса Рамаззотти

[12] Традиционное блюдо стран Африканского рога — большие рыхлые лепёшки из злаковых в дырочку. Ынджеру обычно едят, отщипывая от блина по кусочку и макают их в соусы и начинки

[13] Зигини и бербере — смеси специй

[14] Ирландский сливочный ликёр крепостью 17%

[15] Один из островов Канарского архипелага, принадлежащий Испании, куда обычно ездят любители тихого и размеренного пляжного отдыха

Оглавление

Федерико Моччиа Прости, но я хочу на тебе жениться Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg