«Иден»

576

Описание

Лили Харт часто преследуют воспоминания о смерти ее брата, и она хочет получить ответы на многочисленные вопросы, поэтому отправляется на поиски, которые приводят ее в сомнительное общество, где она подвергается влиянию богатства, алчности, похоти и царствует великолепие могущества и опасных людей (один из них, в особенности, вызывает сильные эмоции). В свои тридцать лет Джек Иден имеет все: принимает в расчет власть денег и бесконечно крутящихся, беззаботно порхающих женщин готовых на все, чтобы заполучить его. Любовь? Любовная игра с кисками...пока на место происшествия не прибывает женщина со сценическим именем «Джуэл» (Jewel – драгоценность). Она полностью отличается от всех остальных.Казалось, что она просто пропитана такой сексуальностью, которая словно сочиться из нее, сильная, интеллигентная и независимая, ему явно следует держаться подальше от нее, но, у него, наоборот, возникает непреодолимое желание приручить и удержать ее рядом с собой.Она обладает какой-то притягательной силой, действующей на него, как наркотик и такой неоспоримой, что вскоре он уже попался...



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

Иден (fb2) - Иден (пер. LifeStyle | переводы книг и не только Группа) 251K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Джорджия Ле Карр

Джорджия ле Карр Иден

Ха, ха, ха, да благословит тебя Бог.

Ты действительно думаешь, что контролируешь ситуацию.

Ну...

    «Сумасшедший», Gnarls Barkey (песня)

Пролог Сумасшествие

 — Нееееееееееет, — истошно вопя, словно в мое горло насыпали гравий или могильную землю, которая скрежетала по стенкам гортани своей ужасной сухой грязью. Качая головой взад-вперед, словно тупая заводная игрушка. Даже мое тело не соглашалось с тем ужасом, который предстал перед моими глазами. У меня подкосились колени, как только я оказалась в дверях его квартиры. Судорожно, я начинаю ползти к нему, крича, словно в бреду.

Я не могу потерять его! Не его! О Боже, только не его. Пожалуйста. Не его.

В двух шагах от его тела, мне подумалось, что это просто ночной кошмар. Конечно. Это мне снится и в любой момент я проснусь. И первое, что я сделаю? Позвоню ему и скажу, как сильно соскучилась и как сильно его люблю.

Я чувствую, как пол царапает по голой коже коленей. Это не кошмар. Это реальность.

Мы не общались в течение двух недель. У меня были экзамены, когда я позвонила ему на мобильный, меня отправили на голосовую почту... дерьмо, простите. Мне следовало позвонить снова, мне следовало написать ему на почту. Почему я не сделала этого? Я должна была догадаться.

Я сидела, поджав под себя ноги над его телом, в скрюченной несуразной позе, словно страдающий зверь. Моя задница ударяется об пол. Я закрываю свой открытый рот и тупо смотрю на него. У него губы и пальцы посинели, и он весь мертвенно-бледный. Он не может быть мертвым.

Это не может быть на самом деле!

Невозможно описать неподвижное мертвое тело. И все же, когда я смотрю на него, то отказываюсь в это поверить. Всегда кажется, что это розыгрыш. Ошибка. Обман... Но шприц воткнут ему в руку, в почерневшую натянутую кожу, и выглядит совершенно нереально. Он выглядит, как будто принадлежит кому-то другому и ему здесь явно не место. Она не похожа на руку моего брата, потому что я точно знаю его руки, настолько хорошо, как свои собственные.

Я дрожу всем телом и с трудом дышу. Пытаюсь вздохнуть полной грудью, чтобы наполнить легкие воздухом и вытащить иглу. У меня скручивает живот. Он никогда бы не втыкал такое в свое тело. Я отбрасываю шприц подальше, он падает и катится по деревянному полу, оставив крошечное отверстие в теле брата, но крови нет. Я с трудом сглатываю, потому что у меня очень сильно дрожат руки.

«Значит он не страдал», — шепчет голос у меня в голове. Он даже не успел вытащить его прежде, чем ушел туда навсегда.

О Боже! Ему всего лишь девятнадцать. Он не может умереть.

Искусственное дыхание. Я должна сделать ему искусственное дыхание. Вероятно, я что-то могу еще сделать. Я хватаю его за плечи, пытаясь перетянуть к себе на колени, его тело такое тяжелое, такое холодное и такое неподвижное и совершенно не знакомое, что мои руки соскальзывают с его плеч, словно они дотронулись до огня. Я гляжу на него, лежащего неподвижно. Кровь, бежавшая все время в течение такой его короткой жизни, остановилась. Его тело остыло и затвердело, превратившись в бревно.

Всхлипнув от невыносимого, неописуемого горя, я тянусь к нему и напрягаю все свои силы, чтобы перетащить это холодное, мертвое тело к себе на колени. Я касаюсь мягких темно-русых волос, которые падают на лоб, но сейчас они ощущаются совершенно по-другому. Остывшее тело даже изменило саму фактуру волос, они стали совершенно другими. Я прохожусь пальцами по его волосам, лицу, рукам. Обхватив его голову прижимаю к животу, закрываю глаза и начинаю раскачиваться с ним, словно мать, утешающая своего ребенка.

Но я ощущаю что-то совсем не правильное — его голова тяжелая, незнакомая и совершенно странная, его не сгибающаяся жесткая рука, как-то чужеродно стучит, ударяясь об пол. Я перестаю убаюкивать его, в полном оцепенении смотрю вниз ему в лицо.

Его рот открыт, язык непривычный, поблекший, зажат между зубами. Он выглядит совершенно жутко. Я пытаюсь соединить его губы, но они открываются. Его глаза не полностью закрыты, сквозь щелки я вижу белки. Я пытаюсь приподнять веко, чтобы еще раз увидеть его прекрасные голубые глаза, которые я видела всю свою жизнь.

Если бы я могла в последний раз увидеть их.

Но его веки склеены, словно скотчем, они не двигаются. Я еще сильнее напрягаю свою руку, испытывая желание заставить его открыть веко. Когда мы были молодыми, нам нравилось слизывать соль от воды друг у друга с кожи. И я вдруг понимаю, что мне просто необходимо лизнуть его кожу.

Одной рукой я удерживаю его затылок, а другой шею, опускаюсь на локти и на колени, пока мое лицо не оказывается в дюйме от него. Я начинаю наклонять голову, высовывая язык, находясь в дюйме от его лица, голос внутри моей головы кричит: «Неееееет».

Я замираю и слышу однообразную тишину вокруг. Становится так тихо, словно падает снег. На столешнице я замечаю его отпечатки пальцев на слое пыли, и происходит что-то странное вокруг. На какую-то долю секунды я четко вижу себя парящей над своим телом, словно наблюдая со стороны, как я склоняюсь над своим мертвым братом, больше похожая на животное, чем на человека. Я мотаю головой, чтобы прогнать видение, которое мгновенно исчезает, опускаю голову и слизываю соль напоследок с его остывшей кожи.

Это начало моего падения на незнакомой территории. Место, которое вы могли бы назвать безумием.

И я боюсь, что задержусь там на мучительно долгое время.

Но он не догадается,

Нет, он не догадается о моих истинных чувствах

По моему бесстрастному лицу…

«Непроницаемое лицо», Леди Гага (песня)

Глава 1

Лили

— Первая остановка — ЭдеМ, — говорит Патрик, кидая быстрый взгляд назад, управляя восьмиместным микроавтобусом в трафике обеденного времени. — Просто покажите ему ваши лучшие движения и не беспокойтесь, если вас не возьмут, потому что у нас еще есть «Spearmint Rhino» и «Diamonds», — добавляет он радостно. (Eden – так пишется фамилия ГГ (Иден), но также пишется и райский сад Эдем)

У него мальчишеское лицо, полное очарования и лукавства, но достаточно одного взгляда, чтобы понять, что он… скользкий тип. И он ездит как сумасшедший. Пятеро из нас держатся за потрепанные сиденья и улыбаются отдаленно друг другу. Мы конкурентки, которых подобрали у станции метро Южный Кенсингтон и везут на кастинг. Тайно, я наблюдаю за девушками.

Со мной едет высоковатая рыжая, черная девочка с подтянутым телом, кукла Барби в человеческий рост с массой белокурых волос, неправдоподобной тонкой талией и огромными сиськами, и красивая холеная смуглая девчонка с оливковой кожей. У каждого из нас есть большая сумка, и не оставляет сомнения, что наши сумки содержат примерно одни и те же вещи, собственно, как и моя.

Сексуальный костюм, туфли убийцы и килограммы сценического грима.

Я смотрю в окно и перевариваю информацию — клуб «Эдем» будет нашей первой остановкой. Ужасно. Я надеялась порепетировать свою программу на реальной сцене в другом клубе и посмотреть программы других девушек, прежде чем мы появимся в Эдеме, но интересно знать, Иден платит Патрику повышенные комиссионные, чтобы он вез сначала в его клуб. Неудивительно, что он обогнал все другие стрип-клубы, и стал клубом, в который хотят попасть, несмотря на то, что в нем запрещается полностью обнажаться.

В тишине мы направляемся на север в печально известной район King’s Cross в Лондоне. Когда-то это название было синонимом грязного вокзала, кишащего проститутками, рейв-вечеринками на заброшенных складах, но сейчас King’s Cross стал передовым центром моды и искусства, даже Google построило свою европейскую штаб-квартиру здесь.

Клуб «Эдем» зажат между двуми высокими стеклянными офисными башнями.

Патрик проезжает мимо большой неоновой вывески, изображающей откусанное красное яблоко, своего рода логотип клуба, сворачивает в следующий переулок и паркуется у задней стенки здания. Он остановился рядом с дверью черного входа, где на ступеньках сидит парень в поварской белой одежде, покуривая сигаретку, посматривая на нас сквозь дым любопытными глазами.

— Мы прибыли, — объявляет Патрик, выключая двигатель.

Мы вылезаем, поправляя одежду и следуем за ним, обходя здание к главному входу. Как только мы заходим через блестящие черные, двойные двери, и мои каблуки оставляют вмятины на ковре, я чувствую покалывание, поднимающееся вверх по моему позвоночнику. Оно такое сильное, что мне хочется его стряхнуть, потому что напоминает передвижения паука по коже. Я не в состоянии остановить себя, чтобы не оглядеться вокруг.

Господи!

Слишком смуглый, крутыми черными волосами, пристально смотрящий прямо на меня явилась сама легенда! Джек Чертовый Иден. Мое сердце екает. Чтоб меня! Его фотографии не отдали ему должное. Одетый полностью в черное, за исключением непорочных ботинок из змеиной кожи, он спускается по широкой и довольно великолепной лестнице легко, даже можно сказать лениво, словно тигр перед прыжком.

Он находится от меня на приличном расстоянии, чтобы я смогла увидеть выражение его глаз, напряженные, вокруг него словно витает облака, состоящее из одного напряжения, как перед грозой. Он заставляет воздух между нами вибрировать и потрескивать, словно от разряда электричества, от этого захватывает дух и мои чувства собираются в состояние повышенной боевой готовности. Спина деревенеет, и мои крошечные волоски на затылке поднимаются торчком, как у кошки, которая встречается лицом к лицу со смертельной опасностью.

Несколько секунд мы смотрим друг на друга, как сексуальные противники.

Я первая отвожу глаза и переключаюсь на Патрика, который придерживает для нас открытую дверь. Глубоко вздыхаю и вхожу, попадая в тускло освещенный коридор. Воздух здесь прохладнее. Я смотрю на свои руки. Они напряжены от разливающейся по мне какой-то тайной энергии, такого прежде со мной не случалось. Я просто никогда не смотрела так на мужчину и не испытывала такого голода желая почувствовать его внутри своего тела. Чувство настолько явное, животное.

— Комнаты для переодевания там, — говорит Патрик, показывая глазами на другую дверь дальше по коридору. — Встретимся наверху через пятнадцать минут, я представлю вас управляющему.

Затем он исчезает, откуда мы пришли, и мы впятером маршируем в раздевалку, которая не могу не отметить суперчистая и скорее напоминает комнату, где делают шикарное спа. Другие девушки тут же начинают расстегивать молнии своих сумок, но неожиданная встреча с Джеком Иденом настолько нервировала меня, выбив из колеи, что я закрываю глаза и заставляю свое тело расслабиться, поскольку оно до сих пор напряжено и зажато от возбуждения. Когда я открываю глаза, лицо такое же, не покраснело, глаза ярко блестят. У меня есть цель. Мой взгляд становится холодным и спокойным.

Я открываю сумку, достаю специально заказанное легкое красное платье, и поднимаю глаза на других. Рыжая уже неузнаваемо преобразилась, став более эффектной в длинном прозрачном одеянии, расшитым блестками по краям, в блестящих золотых туфлях. Внезапно она стала ростом в шесть футов, богиня. Мягко говоря, она производит впечатление. Черная девушка сняла свою куртку и оказалась под ней одетой в черный костюм наездницы, светящийся зеленым и розовым геометрическим узором. Я быстро одела свое платье и красные туфли на пластмассовой платформе. Как только я закрепила ремешки вокруг щиколоток, заметила, что ростовая кукла Барби одета в форму школьницы. Она поймала мой взгляд в зеркале и сказала губами: «Привет».

Я мысленно поставила себе галочку, что она моя самая большая конкурентка. Оказалось, что потрясающая красотка с красивой оливковой кожей отличается самыми длинными ногами, которые мне когда-либо доводилось видеть. Она застегивает ремешки на прозрачных туфлях, чтобы усилить эффект. Словно по негласной договоренности, мы готовы все одновременно.

Поднимаемся по парадной лестнице, по которой спускался Джек Иден, проходя через золотые с черным двери.

Я была в ночных клубах, которые при скользящем дневном освещении всегда выглядели грязными и отвратительными, но не это место. Оно напоминает, словно вы перенеслись в декадентское время в Париже или в Вене, когда мужчины еще носили парики и туфли на высоких каблуках. Сотни позолоченных зеркала, затейливый золотой рисунок на черной парчовой обивки кресел и небольшие диваны, стоявшие у стен, обклеенные дорогими обоями, тяжелые бархатные портьеры, массивные люстры — это верх великолепия. Богатое сочетание цветов напоминает мне картины Густав Климта. Патрик, стоит рядом с лысеющим мужчиной и о чем-то разговаривает, завидев нас он машет нам рукой.

— Это Марк. Он менеджер, поэтому будьте поласковее с ним.

— Привет, — здоровается Марк, улыбаясь и пробегая взглядом по всем сразу. Мы в один голос отвечает ему.

Марк не тратит зря время, концентрируясь на красотке с оливковой кожей.

— Разве я не видел тебя раньше, милая?

Она решительно отрицательно качает головой.

— Неа. Это мой первый раз здесь.

— Да? Ты не была здесь полгода назад?

Не говоря не слова, она разворачивается и начинает уходить.

Марк смотрит на Патрика.

— Бродяжка.

Патрик пожимает плечами, потому что за нее он не получит свои комиссионные.

Я наблюдаю за ее уходом — одна ушла, три остались. Позже я узнала, что «бродяжка» называются бродячие проститутки, которые работают несколько сессий в стрип-клубе каждые несколько месяцев, чтобы найти себе клиентов.

— Я буду в баре, — говорит Патрик, разворачиваясь.

— Есть кто-нибудь здесь впервые? — спрашивает Марк.

Я поднимаю руку.

— Хорошо. Мы содержим в кристальной чистоте клуб. Никаких наркотиков. Никакой проституции. Ноль толерантности. Поняла?

— Поняла, — отвечаю я быстро.

Он кивает.

— Ты принесла свою музыку?

Я киваю в ответ.

— Отлично. Настраиваешься на две песни. На первой песне ты медленно начинаешь раздеваться, на середине второго трека ты должна остаться топлесс. У тебя единственная цель, чтобы к концу второго трека каждый парень, сидящий здесь, хотел опустошить свой кошелек для тебя.

Я медленно киваю.

Он поворачивается к рыжей.

— Хочешь пойти первой, милая?

— Конечно, — говорит она с милой улыбкой, и дает ему свой компакт-диск. Он ставит его в небольшую систему, которая удобно располагается под сценой. — Готова к работе.

Она идет к шесту и встает в позу.

— Готова, — кричит она.

Марк нажимает кнопку «пуск», и клуб наполняется звуком «Pussycat Dolls»: «Разве ты не желаешь, чтобы твоя подруга была такой же горячей, как я». Рыжая о’кэй, но ничего особенного, моя уверенность в себе поднимается на ступеньку выше. Пока секунды тикают я понимаю, что в тысячу раз лучше, чем она. На самом деле, Марк даже не дает ей шанса закончить первую песню, просто вырубает музыку.

— Спасибо, милая, но тебе нужно подучиться. Посетить какие-нибудь танцевальные уроки, и потом ты можешь пойти на прослушивание опять, — добавляет он. Эта нет, но еще остаются другие. Он поворачивается к черной девушке.

— Можно мне ультрафиолетовый свет, пожалуйста? — просит она.

Марк кричит бармену, который у задней стенки бара что-то нажимает. Через несколько секунд, сцена освещается фиолетовым, девушка поднимается по ступенькам, и вдруг ее темная кожа просто исчезает, остается лишь розовый с зеленым узор. Она с завидной энергией обхватывает шест под Джастина Тимберлейка «Sexy Back», и начинает исполнять самые замысловатые движения. Но настоящая красота заключается в том, что она превратилась в геометрическую фигуру, которая движется вверх-вниз по шесту. Как она додумалась сделать себе такой костюм — это настоящий класс. Она чертовски хороша и настолько впечатляюща, что, смотря на нее, у меня немного сжимается сердце. Если это стандарт, то со своим выступлением, я однозначно получу эту работу. Когда песня заканчивается уже решено, что работа у нее в кармане.

— Фантастическое шоу. Вечером приходи в шесть, — говорит ей Марк и поворачивается ко мне. Его глаза небрежно путешествуют вниз по моему телу, обтянутому красным платьем, которое я могу снять за две секунды.

— Ты хочешь сохранить это освещение?

Я отрицательно качаю головой, сердце вдруг так сильно начинает биться, что я даже чувствую гул крови в своем теле. Вот оно. Барби с сиськами подождет.

Он опять кричит бармену, и прожектора меняются.

— Хорошо. Иди.

Бабочки у меня в животе поднимаются чуть ли не до самого горла, я с трудом сглатываю и киваю.

— Просто будь собой и получай удовольствие, — советует он с приветливой улыбкой.

Я даю ему свой компакт-диск и медленно иду на сцену, специально покачивая бедрами, но я так нервничаю, что у меня дрожат коленки. Я осторожно поднимаюсь по ступенькам. Нет смысла свалиться на задницу еще до того, как я начну шоу. На сцене стоят большие зеркала, и я вижу, как я иду. Ростом пять футов и пять дюймов плюс почти семь дюймов каблуки, стройные бедра, плоский живот, грудь ничего особенного, волосы темного шоколада с оттенками меди и красные губы, расплывшиеся в профессиональной улыбке танцовщицы. Мне кажется, я выгляжу не слишком плохо. И я смогу наверняка сделать это. Я практиковала эту программу в течение нескольких часов. О’кэй, я конечно не так хороша, как девушка, создавшая магию геометрических фигур, но я смогу это сделать. У меня хорошая, отличная программа. Даже Энн так сказала, а она обучила сотни девушек. Все, что мне нужно сделать, это подойти к шесту и следовать инструкции.

Я достигаю шеста.

— Готова? — спрашивает Марк.

— Да.

Марк нажимает кнопку, и голос Мэрилин Мэнсона, ползущий по коже разносится вокруг меня.

Первая мысль — мне хочется убежать.

Держась одной рукой за шест, я обхожу его крадущейся походкой, и кружусь всем телом вокруг. Я закидываю руки над головой, хватаясь за шест, выставив задницу, покачивая ею из стороны в сторону. Я украдкой смотрю на Марка, он подался вперед. Одобряя.

Да, я смогу наверняка это сделать.

Я крепко удерживаю металлическую палку и изо всех сил подбрасываю себя в воздух. Это должно быть сильно и очень впечатляюще, держась на одной руке, кружиться вокруг шеста, но моя потная ладонь начинает скользить по металлу. В слепой панике я пытаюсь совладать с собой, и поймать шест с другой стороны, но слишком поздно — я лечу… в воздухе. В конечном итоге, я падаю с грохотом на пол сцены на колени. Несколько секунд я сижу ошеломленная в этой позиции. Во мне так зашкаливает адреналин, что я не чувствую никакой боли, и наконец в моем мозгу включаются в работу шестеренки. Черт. Черт. Черт. Все еще сидя на разбитых коленях, я поворачиваюсь к Марку.

Он выскользнул из-за стола и несется к сцене.

— Позвольте мне попробовать еще раз, — умоляю я его, поставив ладони на пол, пытаясь подняться. Острая боль стреляет в ноги. Поморщившись, я упорно возвращаю себя в стоячее положение.

Марк стоит прямо передо мной, обеспокоенно наблюдая.

— Ты в порядке?

Хриплый голос Мэрилина кричит — порочная любовь, порочная любовь.

— Мне действительно необходима эта работа, — прошу я, чувствуя унижение за свое ужасное падение и досадуя за то, что была так беспечна.

Он опускает глаза на мои колени и задумчиво потирает подбородок, и я понимаю по его виду, что он скажет мне взять больше уроков или что-то в этом духе.

— Пожалуйста, — прошу я. — Это был мой первый раз. Я очень нервничала. Я смогу это сделать.

— Послушай, — жестко начинает он, но его прерывает звонок мобильного. Он достает телефон из кармана, смотрит на экран и на его лице отражается удивление. Подняв палец, он как бы говорит мне подождать, нажимая на кнопку соединения и прикладывает трубку к уху.

— Да, — говорит он, потом несколько секунд слушает чей-то монолог и завершает вызов.

Поворачивается обратно ко мне, его глаза теперь смотрят на меня испытывающее и оценивающе.

— Хорошие новости. У тебя есть работа. Ты можешь начать, когда заживут, — он кивает на мои колени. — Приезжай в пять тридцать вечера с удостоверением личности с фотографией, подтверждением адреса, номером социального страхования и заполнишь анкету у Матушки Клуба. Ее зовут Брианна.

Я просто молча смотрю на него. Колени гудят, как сумасшедшие.

— Я получила эту работу, — тупо повторяю я.

— Похоже, — говорит он с усмешкой.

— Спасибо, Марк. Вы не пожалеете об этом.

— Без проблем, — небрежно отвечает он, потеряв ко мне всякий интерес, поворачиваясь к блондинке Барби.

— Хочешь показать нам, на что ты способна?

Я ковыляю прочь со сцены, легкое движение в дальнем затененном углу бросается мне в глаза. Я поворачиваю голову и в тусклом освещении клуба в глубине, вижу мерцание ботинок из змеиной кожи, Джек Иден тихонько выскальзывает через черно-золотые двери. И я знаю без сомнения: самый фантастический гангстер Северного Лондона — Джек Иден только что нанял меня.

Глава 2

 В течение двух дней я хромала по своей квартире, питаясь фаст-фудом, и бесконечно прокручивая в голове свою катастрофическую реакцию на Джека Идена. Может это... необычная реакция моего тела вызвана нервозностью из-за предстоящего выступления? На третий день я убеждаю себя именно в этом, тональным кремом маскирую свои колени, и отправляюсь обратно в клуб.

К моему удивлению, Матушка Клуба похожа на женский вариант моего банковского менеджера: сорокалетняя, гладкое каре светлых волос с рыжеватым отливом, стильный приталенный темно-синий костюм. Она поднимается и делает то, что мой банковский менеджер однозначно никогда не делает — улыбается по-настоящему теплой улыбкой и я точно знаю, что у нас с ней все получится.

— Привет, я Брианна, — она протягивает руку. — Патрик сказал, что ты придешь.

Ее рукопожатие теплое и мягкое.

— Мы все имеем здесь сценические имена. Слава Богу. У меня давно бы уже снесло крышу, если бы мне приходилось запоминать два имени каждой моей девочки. У тебя есть сценическое имя?

— Джуэл.

— Драгоценность. Прошло уже много лет, после того, как я слышала это имя.

— Правда?

— Да, я в этом бизнесе уже больше двадцати лет. И первые десять я танцевала.

Она казалось настолько респектабельной и «офисной», что трудно было представить ее на шесте.

— Вы?

— Да, я делала это. Одна часть меня все еще скучает по вниманию и деньгам, но я замужем, у меня дети и я уже не для этих вступлений. К тому же мне нравится быть Матушкой Клуба здесь, — она мило улыбается, но следующие ее слова плавно переходят к бизнесу. — Около ста двадцати девушек работают здесь постоянно, и моя работа заключается в том, чтобы нужное количество рыжих, блондинок и брюнеток было на сцене, все мои девочки зарабатывают хорошие деньги. — Она смотрит на меня с любопытством. — У тебя очень экзотический внешний вид, необычный. Твои глаза раскосые, но голубые.

— Моя бабушка из Китая, а дед скандинав, — неохотно говорю я после выжидающей паузы. Я не хочу никому ничего рассказывать о своей личной жизни здесь.

— Ах! Это объясняет удивительные скулы.

— Благодарю вас, — я вежливо принимаю ее комплимент, но у меня на лице застывает жесткое выражение, которое явно не подразумевает дальнейших расспросов.

— Хорошо. Я хочу, чтобы все мои девочки были в состоянии отработать как минимум три смены в неделю. Если по какой-либо причине ты не можешь этого сделать — больна, месячные или черт побери у тебя похмелье, просто дай мне знать, чтобы я смогла прикрыть твою задницу. Будь честной со мной. Я ожидаю это от всех своих девочек, и я сделаю то же самое для тебя. Понимаешь?

Я быстро киваю.

— Моя работа также заключается — выступать в качестве буфера между клиентами и танцовщицами, неважно в какие неприятности ты попадаешь, всегда можешь прийти ко мне.

— О’кэй.

— Хорошо. Давай теперь пройдемся по правилам. Самым важным из них является — клиентам не разрешается прикасаться к тебе, и тебе не разрешается дотрагиваться до них, особенно ниже талии. Нарушить это правило — выставят за дверь. Если камеры слежения когда-нибудь засекут девушку, ласкающую мужской пах любой частью своего тела, девушка не будет здесь больше танцевать. Поняла?

— Поняла.

— Сейчас, все довольно стандартно, во время танца для парня у него естественно будет вставать в штанах. И это происходит точно также со всеми остальными мужчинами. Они многозначительно посмотрят на свою промежность и попросят тебя прикоснуться к ним.

Мой живот переполняется отвращением, но я борюсь изо всех сил, чтобы сохранить совершенно нейтральное выражение лица, наверное, у меня получилось, потому что она продолжает, не моргнув глазом.

— Они будут упрашивать тебя, предлагать деньги, некоторые даже будут говорить, что они друзья управляющего, и что на тебе это никак не отразится, если ты «поможешь» ему. Но если ты прикоснешься к нему, а он окажется сотрудником из Управления выдачи лицензии или полиции, клуб будет закрыт в течение часа.

— Так что же делать тогда?

— Скажи, что ты бы с удовольствием, но это можно расценить как домогательство и будет полным нарушением клубной лицензии. Укажи кокетливо на камеры безопасности.

— А что, если они будут настаивать?

— Если кто-то будет вести себя более настойчиво, грубо или агрессивно, просто подай сигнал одному из охранников, и афериста сопроводят или вытащат, в зависимости от ситуации, по тому пути, где нет камер слежения.

Трудно себе представить, что от пары грудей делают взрослые мужчины с удовольствием доставая тысячи фунтов из кошелька, но я начинаю чувствовать себя гораздо лучше на этой работе.

Затем она объясняет финансовую составляющую. За первые три дня мне не придется платить сборы, но все танцоры должны платить сборы клубу девяносто пять фунтов — шестьдесят пять — в начале вечера и тридцать после полуночи. Использование VIP-комнат стоит тридцать фунтов в час, но с мужчин берут двести, поэтому моя прибыль составит сто семьдесят фунтов в час.

Потом она сообщает очень интересные вещи: наличные не переходят из рук в руки между клиентами и танцовщицами, используются пластиковые фишки, называемые «деньги Евы» или ДЕ. Клуб берет двадцать процентов с любого клиента, который конвертирует наличные в ДЕ и вычитает двадцать процентов комиссионных с танцовщицы, когда она меняет их на наличные в конце ночи. Для меня кажется невероятным, что танцовщицы могут заработать деньги при всех этих оговорках. Мои мысли, скорее всего отражаются у меня на лице

— Большинство мужчин, которые приходят сюда давно, знают все правила. Они понимают, что девушки здесь не бесплатно, и они удерживают рядом с собой красоток, которые растекаются перед ними. Не волнуйся… девушка с такой внешностью, как у тебя, сможет заработать много денег. И всегда помни, тонко показывая свою признательность и благодарность, невидимым шпионам, циркулирующим по клубу.

— Невидимым шпионам? Я думала, это мужской стриптиз клуб!

— Допустим, клиент подъезжает в «Ламборджини». Швейцар по рации передает на ресепшен, что подъехал кто-то о ком стоит позаботиться в первую очередь. Ресепшеонист может принять решение об отмене вступительного взноса, который заставит почувствовать его себя особенными и создаст ему хорошее настроение. В этот же момент официантка, обслуживающая VIP клиентов поинтересуется в каком настроении он пребывает и есть ли у него особые пожелания.

Она перестает улыбаться.

— Если он говорит: «Сегодня чувствую я себя экзотически», она тут же передает эту информацию ди-джею, который мгновенно зовет тебя или любую другую экзотическую девушке на сцену. К тому времени, пока ты будешь дефелировать перед этим транжирой, спрашивая, не хотел бы он посмотреть танец, он уже будет думать, что «Эдем» — это самое потрясающее место на земле. Единственное, что ему остается это остановится на выборе девушки, которую он хочет и о чудо, какое прекрасное совпадение, она именно здесь есть. Он никогда не узнает, что это все называется хорошо отлаженным сотрудничеством на работе.

Она смотрит на свои часы.

— Я устрою тебе быструю экскурсию, покажу твой шкафчик, познакомлю с Джошем, который является начальником службы безопасности, а затем отведу к Терри, нашей штатной визажистки. Поскольку это твой первый раз, тебе будет необходимо заплатить двадцать пять фунтов за обязательный полный макияж ей. Она научит тебя делать его самой, но если ты не сможешь научиться воссоздавать его, придешь завтра к ней опять и будешь смотреть, если у тебя совсем не получится, то тебе придется платить ей каждый раз. Ты все поняла?

Я киваю.

— После Терри я представлю тебя нашей «без кнопочной» портнихе Донне. Она может сделать наряд, который угодит фантазиям любому мужчине, и она абсолютный гений с липучками. Ее платья просто улетают с тебя, если ты вдруг дотронешься до сисек не очень сильно или сильно сожмешь ягодицы.

— Боже!

Брианна смеется.

— Я думаю, тебе понравятся ее советы. Клиенты обычно настолько поражены взлетающими платьями, что будут просить тебя снова и снова, повторить номер. А если тебе повезет и попадается «счастливое» платье, в котором ты заработаешь много денег, ты сможешь попросить ее сделать копию.

— Хорошо, — соглашаюсь я, пока она толкает дверь, и мы начинаем экскурсию. На самом деле помещение огромное — ресторан и лаундж-бар на первом этаже, клуб — наверху. В конце нашего осмотра она знакомит меня с Джошем, который должно быть около шести футов и шесть дюймов высотой, с маленькими юркими глазками, бритой головой и шеей толще, чем моя талия. Он кивает нам.

После встречи с ним меня ведут в небольшую комнату, где я встречаюсь с Терри. После представления нас друг друга Брианна испаряется, говоря, что она пришлет сюда Донну.

— Присаживайся, — весело приглашает Терри. Ей за тридцать, и она не переставая щебечет, как плашка. Она говорит, что у меня потрясающая внешность, которой необходимо воспользоваться. Сначала она занимается волосами, начесывая их вверху и усиленно поливая лаком, убирая пряди назад, из-за чего мои волосы становятся объемными и приподнятыми. Она действует очень уверенно.

Я наблюдаю за ней в зеркало, она быстро и умело накладывает слой тонального крема, используя более темный тон, чтобы подчеркнуть мои скулы и придать подбородку более заостренный вид. Затем тщательно прорисовывает глаза синей подводкой, уделяя особое внимание их своеобразной форме и подчеркивая цвет. Потом она приклеивает накладные ресницы. Удивительно, они ощущаются такими чужеродными и тяжелыми, палочкой она распыляет блеск им на кончики.

— Почти готово, — говорит она, покрывая мои губы розовым, и как последний штрих она сажает на щеку мне мушку.

— А теперь о магии таланта. У нас есть китайская девушка, которую зовут Джейд, она носит с собой замысловатый веер и использует его в своей программе, но ты можешь стать известной как..., — она приносит пластиковый цветок, который вставляет мне за ухо. — Девушка с цветком.

Я смотрю на свое преображение. Идея соблазнительная, конечно, но ничего не могу с собой поделать, особенно увидев «девушку с цветком», но...

— Послушай, Терри, я не хочу оскорбить тебя или что-нибудь в этом роде, но тебе не кажется, что это уже перебор? Я выгляжу, как трансвестит.

Терри закрывает рот пальцами и закатывается от смеха.

— Не волнуйся. Свет на сцене очень яркий, в тени почти совсем темно. Ты будешь прекрасной фантазией при любом освещении, — говорит она и выключает яркие лампы, которые окружают зеркало. И вдруг в тусклом свете я превращаюсь в фантастическое существо. Я смотрю на нее с любопытством, граничащим с недоверием. Это действительно я? С моих громадных густых ресниц опадают блески на щеки, которые чуть-чуть начинают переливаться, словно покрытые волшебной пыльцой.

— Видишь? — говорит она радостно.

— Да, теперь я поняла, — соглашаюсь я с улыбкой.

Она включает яркий свет снова.

Как только она расправляет мои волосы по плечам, приходит Донна, тихо стукнув в дверь. Ее волосы собраны назад в беспорядочный пучок, на самом деле у нее вид замотанной домохозяйки, но голос низкий и мелодичный.

— Хорошо, дорогая. Какую одежду ты предпочитаешь носить? Я могла бы тебе предложить красивое длинное платье с широкими рукавами с вырезом на шее. Другие девочки носили такое и это очень хорошо срабатывает, так же на нем есть разрезы, вплоть до промежности.

Я вспоминаю о красивых шелковых чонсан бабушки с боковыми разрезами, и чувствую, что скучаю по ней из-за того, что не могу об этом сказать, поэтому просто киваю.

— Какого цвета?

— На ваше усмотрение.

— Либо синий, под цвет твоих глаз или темно-красный, чтобы привлечь внимание.

— Темно-красный.

* * *

В полном образе я направляюсь к раздевалкам. Такое ощущение, будто я случайно попала за кулисы во время конкурса «Мисс Мира». Невероятно красивые девушки всех рас, говорящие на разных языках, и создавая полную какофонию звуков, раздеваются, передвигаясь вместе со всем этим безумием кремов для бритья, тампонов, блестящих стрингов и боа из перьев, и я вместе с ними, так же, как и черная девушка с геометрическим узором, светящимся в темноте.

Я испытываю на мгновение какое-то чувство солидарности с ней, в ней есть что-то такое, что мне очень нравится. Даже на нашем кастинге, я поняла, что одна из тех «нормальных» людей, которые не имеют никакой херни. Она есть именно такая, какая есть. Я подхожу к ней, сидящей перед зеркалом и накладывающей макияж.

— Привет, помнишь меня?

Она видит мое отражение в зеркале, и смотрит ничего не выражающими глазами.

— Конечно, помню. Как колени?

— Нормально. Я Джуэл кстати. Как тебя зовут?

Она старательно клеит полоску накладных ресниц и говорит:

— Мелани.

— В переводе с древнегреческого означает «черная девочка».

Она смотрит на меня в зеркало, один глаз экстравагантно заклеен ресницами, другой как ни странно еще нет. Она уже ни такая отстраненная, я хотела ее впечатлить и у меня получилось.

— Где ты этому научилась?

Я не собираюсь ей ничего рассказывать.

— Я интересовалась греческой мифологии, когда была моложе.

— А потом ты стала стриптизершей, — в ее голосе слышится сарказм и задумчивость.

— Да. Дерьмо иногда случается.

— Хммм...

— Слушай, меня собирается владелец вышвырнуть из квартиры. Ты не знаешь случайно, где бы я смогла пожить? Даже временно?

Она отрицательно качает головой.

— Нет.

— Хорошо, уверена что-нибудь найду, — говорю я, пожимая плечами и отворачиваясь.

Она говорит мне в спину:

— Моя соседка по квартире переезжает через пару дней. Если хочешь, можешь пока перекантоваться на диване, пока она не уедет. Просто скинемся.

Я улыбаюсь, это гораздо лучше, чем я даже могла ожидать, поэтому медленно поворачиваюсь к ней лицом.

— Это было бы прекрасно. Спасибо, Мелани.

— Двести фунтов в неделю плюс счета.

— Звучит заманчиво.

Глава 3

Джек

Цветок за ухом огромная пластиковая орхидея — это сюрприз. Одновременно смело и невинно, похоже на ребенка или на островитянку. На ней одето красное платье без рукавов с низким V-образным вырезом, без лифчика. Мои глаза парят по материалу, останавливаясь на ее упругой груди. Мне приспичило почувствовать ее своими руками, ощутить вес, сжать, поиграть с ними, дико пройтись языком по вершинкам... Укусить.

Похоть бурлит у меня в крови, член утолщается и удлиняется от неудовлетворенного желания. Трахнуть! Я хочу ее так, как не хотел еще никого. Настолько сильно и жестко. С того момента, как наши глаза встретились, я впал в какое-то безумие. Я продолжаю представлять, как мои пальцы сжимаются в ее волосах, язык проходится по гладкому плоскому животу, опускаясь на ароматные складки между ее бедер, и мои губы смыкаются вокруг ее тайной плоти, чувствуя ее сопротивление, и как она кончает мне в рот.

Это безумие.

Даже сейчас, я понимаю, что преследую ее, наблюдая из тени, как будто я какой-то хищник, выслеживающий добычу, но я не могу остановиться. Желание обладать ею сильнее, сильнее чем тысяча миль, сильнее чем мое желание в незамысловатой жизни делать кучу денег и заканчивать свои дни между ног женщины, которой я не владею. Раньше я думал, что нет жизни слаще, чем эта.

Я делаю последний глоток своего виски, жидкость обжигает и вызывает першение в горле.

С ней все по-другому. Я не хочу с ней тихого секса. Я хочу спариваться с ней. Я хочу бороться с ней и взять ее с неумолимой силой, с такой силой, что она от экстаза будет царапать ногтями мне спину. Я хочу заставить ее развести бедра и взять ее, хочет она или нет.

Мои губы пересохли, проклятая похоть гложет, как крыса мое нутро. Влияние этой женщины на меня неописуемо. Я должен заполучить ее или обезумлю от зуда в паху, от желания в крови, от желания почувствовать запах и вкус ее кожи.

Я никогда раньше не платил за танец. Но, бл*дь, я сделаю это.

Я поднимаю руку, подавая сигнал официантке. Двое замечают меня и моментально спешат ко мне. Обе знают о существовании друг друга, но каждая полна решимости добраться до меня первой. Некогда это мне льстило, что люди готовы стелиться передо мной, чтобы угодить. Но теперь я стал циничным. Я презираю их за безволие и за то, что они так цепляются за меня. Одна официантка уже почти достигла меня, она широко улыбается, торжествует. Всегда рады услужить Джеку Идену. Она знает, что ее чаевые будут астрономическими.

Позади нее я вижу женщину, которая тихо, но неумолимо сводит меня с ума. Она стоит у бара, такая тоненькая, почти полупрозрачная, и еще она полна тайн и огня. Даже если рядом с ней произойдет землетрясение, она его не заметит, потому что полностью затерялась в своих собственных мыслях, ощущая себя в полной безопасности, словно заперта в башне из слоновой кости, и ожидая своего принца, который готов спасти ее.

Официантка находится уже в двух шагах от меня, когда моя кровь начинает закипать и бурлить.

Ох! Оказывается, я адски ревнивый парень!

Лили

— Привет, Лили.

Я настороженно осматриваюсь вокруг, даже испуганно, потому что кто-то использует мое настоящее имя в этом месте. Мужчина прислонившийся к барной стойке, небольшая улыбка играет на его губах. Мои глаза автоматически сканируют его лицо и тело. Бог мой! Этот мужчина Иден! Они все так чертовски великолепны.

Я расслабляюсь, прижимаясь спиной к барной стойке и с улыбкой смотрю на него снизу-вверх. У него красивые глаза. При таком освещении невозможно сказать какого цвета, наверное, зеленые или синие.

— Здравствуйте, мистер Иден.

— Шейн, — мягко поправляет он.

Я загадочно улыбаюсь. Шейн — младший брат Джека, хозяина клуба. Но в отличие от своего необщительного и неуловимого брата, Шейна любят все без исключения. Он олицетворяет собой все, что вам хотелось бы видеть в мужчине. С внешностью кинозвезды, обаянием, манерами, и ко всему прочему еще и искренне располагающий своей любезностью. Он не обычный средний мужчина, которого бы вы с гордостью привели к себе домой и представили своим родителям, он тот мужчина, от которого умрут все ваши подружки, исходя завистью. Он относится к тому типу мужчин, которому ты можешь с легкость сказать — я согласна. Я видела его несколько раз здесь, но впервые за это время он соизволил со мной заговорить.

— Хочешь пойти на вечеринку? — спрашивает он с ленивой улыбкой, играющей на его губах. Вау! Он действительно довел до совершенства свою технику по поводу женщин.

— Конечно, если я не работаю.

Он наклоняется ближе.

— Ты не работаешь.

Я ухмыляюсь.

— Мне нравятся изобретательные мужчины.

Он смеется.

— У меня есть комната, наполненная изобретательностью, которую я не использую, детка.

Я смеюсь ему в ответ. Легко с ним.

— Где вечеринка?

— У моего брата.

Диджей играет «Опасность» Сэма Мартина. Я запрокидываю голову вверх и надуваю губки, непокорно, потом складываю их бантиком. Я знаю, что безбожно с ним флиртую, но чувствую себя при этом в полной безопасности.

— Какого брата?

— Джека.

Мое сердце замирает. Это определенно не тот мужчина, которого вы захотите познакомить со своими родителями, или флиртовать с ним, при этом чувствуя себя в безопасности.

— Отлично, — говорю я, улыбаясь.

— Заберу тебя завтра в семь?

— О’кэй.

— У тебя найдется надеть что-нибудь хорошенькое?

— Что ты имеешь ввиду? — говорю я, хлопая своими накладными ресницами с преувеличенным кокетством. Клянусь, он делает это слишком легким.

Он лезет в бумажник, достает оттуда толстую пачку хрустящих купюр и кладет на стойку. — Купи себе что-нибудь сногсшибательное.

Я смотрю на деньги, на его сильные, длинные пальцы, а затем перевожу взгляд обратно на его лицо. Он наблюдает за мной, замерев. Черт, он на самом деле нравится мне.

— Спасибо, — тихо говорю я.

— Ладно, я пошел принять душ. Холодный душ.

— Я... ммм... жду с нетерпением завтра.

— Спокойной ночи, Лили, — говорит он, отстраняясь от стойки бара, улыбка освещает его глаза, а затем он исчезает, остается только шлейф от его дорогого одеколона.

Я оглядываюсь назад — сцена установлена — прежде чем направиться туда, я забираю деньги и кладу в красную атласную мешок-сумочку, которая идет в комплекте вместе с моим нарядом.

* * *

Первое, о чем я подумала, когда открыла глаза на следующее утро был Джек, я слышу его зов, словно эхо, отдающееся в огромной комнате, потерянный, одиночный звук. Я переворачиваюсь на прохладное место на простынях и вспоминаю, как он смотрел на меня тем утром перед показом моей программы. Притяжение между ними было незамедлительным, дикое как электричество. Обещание и искушение наслаждения витало в утреннем воздухе, говоря, что только Джек Иден способен на это.

Итак: я увижу его снова сегодня вечером.

Но я не позволю этой сумасшедшей жажде увести меня в сторону. Он использует женщин, как другие люди используют бумажные носовые платки. И когда он отбрасывает их, то уделяет им столько же внимания, сколько уделяется бумажным грязным носовым платкам. Я не стану одним из его завоеваний.

Когда я пришла домой вчера ночью, то пересчитала деньги Шейна. Две тысячи фунтов! Если я собираюсь на вечеринку с главным гангстером, то мне необходимо действительно что-то по-настоящему потрясающе великолепное.

После завтрака я заказываю такси в Лондоне, конечная остановка – «Пандора», секонд-хенд дизайнерский магазин одежды в Найтсбридже. Я стою перед зеркалом в коктейльном платье с декольте, сохраняющим иллюзию. Бросаю беглый взгляд на ценник — одна тысяча восемьсот фунтов. Очень дорого, я никогда не платила столько за платье, но оно великолепно и неповторимо, украшенное красивым бисером и сверкающими голубыми кристалликами, вшитыми в ткань. Менеджер, дружелюбная южноамериканская девушка, бежит в обувной отдел, возвращаясь с синими туфлями на высоком каблуке. Я надеваю их.

— Вау! — восторженно восклицает она.

— Это дорого для меня, — высказываю я вслух беспокойство.

— Это всего лишь одна треть от цены, по сравнению с тем, когда оно было новым и н7е ношанным. Его всего лишь одевали один раз.

Я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на себя в профиль — умопомрачительное платье.

— Постой-ка, — говорит она, подходя к витрине и вытаскивая пару длинных серег. Она протягивает их мне, и я вдеваю их в уши. Они настолько совершенны, что мне ничего не остается, как купить все вместе.

— Вы ошеломите его, — говорит она с умным видом, пересчитывая деньги Шейна.

В эту минуту я понимаю, что, собираясь на эту вечеринку, я не собираюсь быть с Шейном, я собираюсь ошеломить Джека. Несмотря на то, что он опасный криминал и сексуальный хищник, именно он является для меня целью не смотря ни на что.

* * *

Шейн появляется ровно в семь, одетый в белую рубашку и черный однобортный костюм. Он неотразим. В свете дня я теперь могу разглядеть цвет его глаз – ярко-голубые, как небеса. Он окидывает меня взглядом и у него в глазах проявляется неподдельное восхищение. Он поджимает губы и свистит от восхищения.

Я поворачиваюсь вокруг.

— Вау, — оценивающе говорит он.

У него в руках огромный букет цветов и явно дорогая коробка конфет ручной работы, которые он принес с собой.

— Для меня? — спрашиваю я.

Он протягивает их мне.

— Спасибо, — отвечаю я, забирая. Мне было четырнадцать, когда в последний раз парень мне что-то пытался подарить. Эндрю Мэннинг купил мне плитку «Аэро», моего любимого шоколада, положил в задний карман брюк. Я до сих пор помню его красное лицо, когда он выудил расплавленную, бесформенную массу.

— Ты сам выглядишь довольно стильно, — бормочу я, окидывая его внешний вид.

— Держу пари, ты говоришь это всем парням, — шутит он низким, грудным голосом.

Это может и выглядит глупо, но я слышала, что говорил мой отец по поводу того, какой успех я имела перед парнями, когда подрастала, это оказывало на меня определенное действие. Вдруг у меня возникает чувство, будто я знаю Шейна уже очень давно, и понимаю, что он будет моим союзником, другом, на которого я смогу положиться. Он дожидается, пока я поставлю цветы в вазу, и затем покидаем квартиру. Погода стоит не по сезону теплая, поэтому я не беру с собой пальто. Внизу нас поджидает сверкающий черный Maserati Ghibli. Шейн открывает дверцу, дожидается пока я не опущусь на переднее пассажирское сиденье, потом только обходит машину и садится рядом. Я никогда не сидела в такой дорогой машине, которая является олицетворением роскоши и имеет божественный запах в салоне.

— Где находится дом твоего брата?

— Вечеринка будет в Эссексе. Примерно час-полтора езды.

Наш разговор легко и весело течет всю дорогу.

Выезжаем на трассу, сворачиваем на узкую проселочную дорогу, окруженную густыми лесами, наконец подъезжаем к автоматическим железным воротам. Здесь бродят папарацци с длинными объективами камер, как только нас замечают они начинают тут же щелкать своими камерами на всякий случай.

— Почему здесь находятся папарацци?

— Они ожидают голливудскую знаменитость.

— Кого?

— Леонардо Ди Каприо.

— Правда?

Ворота открываются, и мы въезжаем внутрь. Дорога ведет к невероятному особняку с шестью высокими колоннами в римским стиле у входа, освещенным лиловым светом.

— Вау! — восклицаю я. — Это принадлежит твоему брату!

— Красиво, да?

— Что же нужно сделать, чтобы позволить себе такое?

— Кое что, — не задумываясь уклончиво отвечает он.

Я оборачиваюсь к нему.

— Секрет?

Он мельком поднимает на меня глаза.

— Нет, но про некоторые вещи лучше не говорить.

Ну, это звучит, как какое-то предупреждение, у меня сжимается горло.

— Извини, я не хотела быть любопытной.

Он усмехается, и в его глаза возвращается блеск.

— Это нормально, детка. Я не знаю, что ты слышала, но Джек не самый крутой в городе, — говорит он, проезжая вперед и выискивая место для парковки среди других таких же «игрушек мальчиков». Шейн открывает мне дверь, и я элегантно вылезаю с низкого сиденья, мое короткое платье позволяет мне это сделать.

Я смотрю на роскошный дом, и нервная дрожь накрывает меня.

— Ты прекрасно выглядишь, — шепчет мне на ухо Шейн.

Я с благодарностью смотрю на него снизу-вверх. Мы проходим к дому, поднимаемся по лестнице, Джош с двумя похожими, как две капли воды, мужчинами в черных костюмах стоит у высоких дверей.

Внутри вечеринка идет полным ходом. Я оглядываюсь — везде столько красиво одетых людей. Мы двигаемся по античному мраморному полу, в черно-белых тонах, отполированному до блеска и оказываемся в большой зале, заполненной превосходной мебелью. Музыка громко играет, и помещение наполнено гламурными людьми.

Эффектная загорелая блондинка подходит к нам с серебряным подносом, предлагая бокалы с шампанским.

— Добрый вечер, — приветствует она. — Позвольте вас угостить?

Шейн берет два бокала, один вкладывает мне в руку и говорит:

— Проходи. Позволь представить тебе Лео.

Я знакомлюсь с Лео, очаровательным и вежливым таким же, каким он был в «Великом Гэтсби», но он немного округлился, я не ожидала, его сопровождает очень высокая южноамериканская красотка. Многие, кажется, знают Шейна. Я здороваюсь все время с различными личностями — знаменитости телевидения, женщины ведущие новостной канал, двоюродными братьями Шейна, несколькими решительными теннисистами. Но ни Доминика, ни Джека, кажется, здесь нет. Я незаметно бросаю взгляд на часы, время — десять.

Только, когда Шейн отправляется в туалет, я прохожу в открытые французские двери, внимательно рассматриваю огромный, безукоризненно ухоженный газон и окружающий сад, и слышу за спиной характерный низкий, хрипловатый голос, который перекрывает музыку, заставляя мою кровь ускоряться и устремляться прямо к клитору.

— Здравствуй, Джуэл.

Глава 4

Пару секунд я просто стою, ничего не предпринимая. Легкий ветерок колышет мои волосы, смакуя ощущение разворачивающейся драмы, и небрежный беззаботный голос, запустивший в оборот мое естество, я понимаю — как только я обернусь, мир для меня станет совсем другим.

Я успокаиваю сама себя и делаю соответствующее лицо, медленно поворачиваюсь, дыхание перехватывает в горле. Я моргаю и смотрю на него.

Он возвышается надо мной в изумрудном костюме. Сексуальная энергия исходит от него, как волны жары в пустыне. Его глаза похожи на зеленый мрамор с фиолетовым или черным отблеском, красивые во всяком случае, светятся желанием. Каждая клеточка моего тела контактирует с ним и гудит, как будто он вечный двигатель, а я тупое оборудование, поглощающее такое количество его сексуальной энергии. И что еще хуже: он знает об этом.

— Или Лили? — Его грешные губы ласкают мое имя, как поцелуй.

Мурашки тепла ползут вверх по моим рукам.

— Это как вам будет угодно.

Он позволяет своему злому, тлеющему взгляду дрейфовать по моему телу.

— Я хочу, чтобы ты была Лили.

Я пожимаю плечами.

— Хорошо, — небрежно говорю я.

Он берет бокал с проплывающего мимо подноса и подает его мне. Наши пальцы на секунду соприкасаются, и я вздрагиваю, и это заметно. Его брови приподнимаются в вопросе, но глаза остаются все такими же — ничего не выражающими. Мои щеки начинают краснеть от сексуальной напряженности. Я крепко сжимаю бокал. Дерьмо. Что за чертовщина? Господи. Давай, Лили, возьми себя в руки. Мне даже не верится, что этот мужчина способен так на меня влиять. Мне необходимо время, чтобы разобраться с собой.

Я с силой улыбаюсь.

— Благодарю вас, — вежливо отвечаю я, пытаясь отойти. Его рука молниеносно хватает мою обнаженную руку. На этот раз моя реакция совершенно понятна — я рывком вырываю ее.

— В этом доме не существует сенсорной политики, — спокойно объясняет он.

— Я не припоминаю, чтобы мы были знакомы. Кто вы?

В его зеленых глазах начинают танцевать искры веселья. Он прекрасно знает, что я в курсе, кто он.

— Кем ты хочешь, чтобы я был, Лили? — его голос такой ленивый, словно смертоносная змея, свернувшаяся на солнышке. Одно неверное движение и...

Незнакомое тепло вибрирует и несется у меня по венам.

— Братом моего поклонника.

Веселье тут же исчезает у него из глаз (змею грубо разбудили), ее место заменяет ярость.

У меня просто останавливается сердце. Я с трудом сопротивляюсь инстинкту — рвануть отсюда. Пару минут, но кажется, что это тысяча лет, мы пристально смотрим друг на друга, а потом он разворачивается на каблуках и с достоинством шагает прочь.

Я еще сильнее сжимаю бокал с шампанским и наблюдаю, как его высокая фигура чуть ли не смела человека на своем пути. Он напоминает ястреба в толпе канареек, среди всех этих людей. Женщина в изысканном цвета слоновой кости бархатном вечернем платье кладет ухоженную руку ему на рукав. Он останавливается и наклоняет к ней голову. Она говорит что-то и звонко смеется. Я чувствую, как злость скручивает мне живот, я ревную. Я тошнотворно ревнует к этой сексуальной суке.

— Скучала? — спрашивает на ухо Шейн.

При звуке его ласкового голоса, я испытываю облегчение, он похож на горячий согревающий напиток в холодный день. Теплые волны расходятся у меня от середины живота. Я поворачиваюсь к нему.

— Ужасно.

— Насколько ужасно? — в темноте показываются его белые зубы.

— Ты не захочешь знать.

Он смеется.

— Пошли. Я хочу познакомить тебя со свои братом, — и прежде чем я успеваю запротестовать, он берет меня за локоть и ведет в сторону своего брата и красавицы в платье цвета слоновой кости, с покрашенными темно-коричневыми волосами и совершенно пустыми серебряными глазами.

— Джек, я хочу познакомить тебя с Лили.

Джек нехотя поворачивается ко мне.

— Мы уже встречались, — сухо говорит он.

— Ах! Когда?

— Минуту назад, — он выглядит безразличным и незаинтересованным.

Шейн недоуменно смотрит на меня.

— Ты не дал мне возможности сказать тебе, — тихо говорю я.

— Разве ты не собираешься представить меня, дорогой? — с обожанием спрашивает женщина, скользя рукой по его черной рубашке под пиджак, я даже вижу бледно-голубую его подкладку. Ревность выстреливает, словно ртуть, в мою кровь, обжигая. Я поднимаю глаза и встречаюсь с его глазами, они потемнели и тщательно завуалированы.

— Андреа Морнингтон, Лили Харт, — сухо говорит он, и специально обнимает ее за талию.

— Привет, Лили, — восклицает Андреа, смотря на меня своими пустыми глазами, но они перестают быть пустым, словно ключ повернули в замке. Она прекрасно понимает, что что-то происходит и что-то недосказывается.

Я выдавливаю из себя улыбку.

— Прошу, меня простить, но мне нужно найти дамскую комнату, — я отворачиваюсь, рука Шейн рука ложится на мое запястье.

— Ты в порядке?

Я смотрю ему в глаза, в них сквозит беспокойство, это чувство согревает меня и одновременно печалит.

— Да. Я скоро вернусь.

Мне даже не стоит оборачиваться, чтобы взглянуть на его брата, я и так чувствую, что он наблюдает за мной, его взгляд, как кинжал дырявит мне спину или это злой рок.

Я не нахожу дамскую комнату. Вместо этого незаметно проскальзываю в соседнее помещение, напоминающее своего рода гостиную, как и все остальное в доме, очень красивую. Здесь никого нет, я закрываю дверь и прислоняюсь к ней спиной.

Влечение настолько неудобное, настолько абсурдное, я даже никогда не рассматривала такую возможность. И еще — я хочу его так сильно, что это вызывает боль. Я отталкиваюсь от двери, ставлю бокал с шампанским на низкий столик и подхожу к высоким окнам. Я смотрю в темноту и вижу только свой расплывчатый силуэт.

У меня в голове кружится с десяток мыслей, одна сменяет другую. Я знаю, что должна вернуться назад к Шейну, но часть меня, которая оказывается гораздо сильнее, испытывает ненависть видеть их вместе. Мои мысли прерываются звуком открывающейся двери.

Я поворачиваюсь в удивлении.

Ради Бога! Изумрудный костюм и инкрустированное бриллиантами кольцо на его мизинце! Он должен выглядеть нелепо, но он так не выглядит. Он начинает приближаться ко мне, уверенно, без сомнений, по львиному. Ослепляя.

Высокомерно и властно сжимается его челюсть, мне совсем это не по душе. Его взгляд настойчивый, смелый и мужественный, путешествующий по всему моему телу.

— Заблудилась?

— Нет, я пыталась побыть одна.

Его глаза опускаются вниз и задерживаются специально, я уверена намеренно, на моей груди, мысленно раздевая меня.

— Безусловно захватывает дух, — тихо бормочет он, но с сардонической усмешкой.

— Несказанно высокомерный, не так ли?

— Это как сказать, — соглашается он с кривой ухмылкой.

— Чего ты хочешь? — спрашиваю я. Мой голос звенит, как колокольчик в огромной комнате. Я слышу нотки паники, что для меня является откровением, я не верю сама себе.

Он стоит прямо передо мной, скулы покраснели от сексуального жара.

— Разве не очевидно, чего я хочу?

— Не для меня.

— Я хочу, чтобы ты держалась подальше от моего брата.

Я краснею, потом с издевкой смеюсь.

— Ты гангстер. Не веди себя так высокомерно со мной.

Он медленно улыбается, прищурившись, в его глазах плескается развлечение.

— Скажи это слово еще раз.

Я моргаю.

— Какое слово?

— Гангстер.

— Зачем?

— Потому что, когда ты произносишь его, оно звучит так сексуально, что я хочу стать гангстером.

— А ты разве не гангстер?

Он беспечно пожимает плечами, но его глаза загораются новым блеском.

— Я могу стать им, если ты захочешь.

Внезапно я чувствую себя такой растерянной, что даже не могу на него посмотреть. Я упала сама в своих глазах.

— Это то, чего ты действительно хочешь...Лили? Гангстера?

— Скорее это последнее, что...

Он так быстро движется, молниеносно.

— Так какого хрена ты затеяла игру с моим братом, — рычит он, сжимая мои предплечья и грубо толкая к стене у окна.

И я делаю то, что делала всегда, когда мне было девять лет, и я открыла входную дверь в доме моей бабушки, за которой стояли два неулыбчивых скинхеда и у один из них держал молоток, я не стала их рассматривать и просто стоять, а инстинктивно закричала:

— Выпускай двух овчарок, ба.

В тут же секунду татуированные головы посмотрели друг на друга, а затем побежали прочь с такой скоростью, что у них только пятки сверкали. У бабушки не было собак.

И сейчас я разрешила своим инстинктам руководить мной.

Я обхватила удивленное лицо Джека, притянув к себе, целуя его в губы, в отличие от ситуации со скинхедами, проблема так просто не разрешится и это я отлично понимала.

Его губы тут же открылись, накрывая мои. Поцелуй ужасно опаляет мои губы. Я пошатываюсь и хватаюсь за его темные волосы. Поддерживающая крепкая рука обвивается вокруг моей талии, теплое стальное тело с силой прислоняется к моему неподатливому и напряженно, я плавлюсь, чуть ли не взрываясь рядом с ним. Внутренности превращаются в бессвязную массу, черт побери, и пальцы на ногах закручиваются. Густые соки просачиваются в ластовицу моих трусиков. За эти несколько секунд я даже перестала дышать!

Без предупреждения, он отрывает свой рот от меня, и положив сильные руки мне на плечи еще сильнее вдавливает меня спиной к холодной стене. Он смотрит на меня дикими, звериными глазами, такие огромные зрачки, как будто он на пике экстаза или только что вышел из темной комнаты. Полностью загипнотизированная я наблюдаю за ним снизу-вверх. Я никогда не видела ничего подобного, более дикого и красивого. Он глубоко вздыхает.

— Какого хрена? — рычит он и резко отстраняется.

— Извини, — хладнокровно отвечаю я, насколько могу. — Когда мужчина толкает женщину к стене, он обычно собирается ее изнасиловать.

Он дышит тяжело, делая короткий выдох, шипит:

— Держись подальше от моего брата.

Его голос спокойный, звучит угрожающе, но его глаза готовы сожрать меня с потрохами, как огромная белая акула-людоед, и я знаю, что, если протяну руку и дотронусь до брюк за пять тысяч фунтов костюма, обнаружу жесткую, возбужденную эрекцию.

— Я достаточно хороша для тебя, но недостаточно хороша для твоего брата.

Он безрадостно смеется.

— Нет, ты достаточно хороша для любой супружеской постели. Проблема заключается в том, что Шейн захотел бы жениться на тебе, а мы оба знаем, что ты не относишься к тем, кто выходит замуж.

— Почему ты думаешь, что я не выйду замуж за Шейна?

Он реагирует быстрее, чем Тасманский дьявол. Его рука хватает и притягивает с силой к себе, я даже не успеваю ахнуть, от электрического разряда, исходящего от его тела. Его член врезается мне в живот.

— Не играй со мной, Джуэл.

Я вызывающе смотрю на него сверху-вниз. Теплота поблескивает в его бледно-голубых глазах и ярость от сексуального голода, которая заставляет еще крепче сжать его челюсть. — Если Шейн захочет, то он получит меня.

Его глаза сверкают от гнева, но он мурлычет:

— О, детка. Ты понятия не имеешь, о чем говоришь, не так ли?

— Ты мне угрожаешь?

— Считай, что я тебя предупреждаю.

— И что же ты собираешься делать? — бросаю я вызов.

— Для начала это, — он наклоняет голову и накрывает мой рот. Этот поцелуй собственнический и требовательный, совсем не похож на тот. Больше похож на наказание, он клеймит меня, как бы ставя собственную печать. Я кручу головой, пытаясь оттолкнуть его, уже почти начинаю поднимать ногу, чтобы жестко врезать ему в промежность, как вдруг поцелуй изменяется, и я становлюсь совершенно беспомощной, не в состоянии ему сопротивляться. Я никогда не испытывала раньше, что-либо подобное. В нем нет ничего, кроме жажды, нежности и дикости.

Я приоткрываю свои губы, и его язык смело направляется вглубь, словно его член входящий в мою киску. Я сосу и разряд электричества проходит через меня, чуть ли не выстреливая мне в шею, именно такой шок от разряда я запросто могла бы получить в реальной жизни от старого электроприбора. Он отрывает меня от пола, усаживая на попку с широко разведенными ногами друг от друга. Я чувствую, как приподнимает мое платье вверх, слышу рвущийся звук небольшого клочка кружев, спадающего с ног, и его палец, скользящий в мои складочки. Я беспомощно стону ему в рот.

— Какого черта здесь происходит? — звучит требовательный голос.

Его широкие плечи загораживают от меня Шейна, но я цепенею от ужаса. Мои порванные трусики валяются на полу, а жесткие пальцы Джека находятся все еще внутри моей обнаженной киски.

Очень медленно, Джек отрывается от меня, извлекает пальцы, опуская вниз платье и поворачивается лицом к брату. Он крепкой рукой обхватывает меня за талию.

— Как думаешь, что происходит, Шейн? — спрашивает он спокойно.

Шейн переводит взгляд на меня и боль отражается в его красивых глазах.

Я стараюсь освободится от хватки Джека, но она напоминает железные тиски.

— Прости, — шепчу я.

Он улыбается горькой иронической улыбкой, и я знаю, что он подумал – он просто попользуется мной, а потом выбросит. Больше не в состоянии смотреть мне в глаза, Шейн выпрямляется с большим достоинством. И в этот момент я прекрасно понимаю насколько он хороший человек, и, наверное, я действительно ему очень сильно понравилась. И я жалею, что нет с ним тех искр, которые летают между мной и Джеком.

Он отстраненно кивает и смотрит в окно.

— Ты доставишь ее домой в безопасности.

— Конечно, — отвечает старший брат.

— Тогда спокойной ночи, — говорит он, выходя за дверь и прикрывая за собой.

Джек убирает руку с моей талии, но продолжает смотреть мне в глаза. Я чувствую себя как-то странно опустошенной, обхватываю себя руками.

— Ты знал, что он собирается прийти, не так ли?

Его глаза становятся зелеными опять.

— Я просил его прийти.

Я медленно киваю, легко же я попалась в его ловушку.

— Это очень жестоко…

Его голос звучит мягко, почти с сожалением.

— Я предупреждал тебя.

— …по отношению к твоему брату.

— Он переживет. Поскольку знает, что я преследую его интересы в глубине души, — добавляет он безжалостно, но его глаза поблескивают решительностью, преданностью брату, семье.

— Почему ты думаешь, что я так уж плоха для твоего брата?

— Я доказал свою точку зрения несколько минут назад.

— Ты же не знаешь меня.

— Позволю себе не согласиться, поскольку точно знаю, кто ты есть.

— Я хотела бы поехать домой.

— Ты останешься на ночь. Я сказал водителю отвезти тебя домой завтра.

У меня отпадает челюсть.

— Ты думаешь, что я буду спать с тобой после того, что ты только что сделал? Я бы не стала спать с тобой, даже если бы ты был последним мужчиной на земле, — заявляю я с большой горячностью.

Медленная мужская улыбка расплывается у него на лице. Он выглядит просто потрясающе, я смотрю на него широко открытыми глазами. Господи! Я схожу по нему с ума.

Джек протягивает руку и прикасается к моей щеке костяшками пальцев, машинально я дергаюсь. Он опускает руку.

— Не льсти себе. У меня свидание сегодня вечером.

Конечно, Андреа Морнингтон в бархатном платье. Чертов ублюдок. В этот момент я ненавижу его.

— Моя экономка Мария проводит тебя наверх в одну из гостевых спален, — он отворачивается и шагает к двери, потом останавливается.

— Вечеринка удалась, не так ли? — и выходит за дверь.

Я прикрываю рот рукой, чтобы приглушить возглас. Черт! Я словно в ночном кошмаре похожем на сон.

Глава 5

Я ворочаюсь на шелковых простынях на кровати королевских размеров, постоянно передвигаясь, чтобы найти прохладное место. Воздух наполнен ароматом, но все равно мысль, что он сейчас с ней заставляет меня страдать от ревности. Я продолжаю представлять его, вдалбливающегося и заполняющего своими длинными, ритмичными ударами нее.

Вдруг я слышу шаги в коридоре, направляющиеся к моей комнате и останавливающиеся напротив двери. Я лежу неподвижно, боясь вздохнуть, только сердце стучит так, что отдает в ребрах. Мои глаза прикованы к дверной ручки. Он не посмеет. Он черт побери, не рискнет прийти ко мне после того, как был с ней. На несколько минут наступает душераздирающая тишина, все замирает, а потом слышится звук его удаляющихся шагов. Я сажусь на кровати, чувствуя, как горит все мое тело.

Он не вошел!

Я, с одной стороны, взбудоражена думая о его дерзости, но, с другой – чувствую себя опустошенной от острого разочарования. Он просто ввергся в мое личное пространство, словно физическая боль. «Черт с тобой, — думаю я. — Да пошел ты, Джек Иден». Я встаю и бегу к огромной дубовой двери. Моя рука замирает на ручке, я останавливаю саму себя. Какого хрена я делаю? Я сжимаю руки в кулаки и прижимаю ко рту.

Какого черта со мной происходит? Я чувствую себя разозленной и неудовлетворенной, как если бы я оставила что-то незавершенное со своим любовником. Что такое есть в этом мужчине, что заставляет меня отчаянно хотеть ощутить его внутри себя? Я прижимаю ухо к двери и слышу, как он спускается по лестнице.

Я убираю руки ото рта и поворачиваю замок в двери, раздается громкий металлический щелчок. Я счастлива, что мне удалось это сделать, наконец-то я вернула контроль над собой, поэтому отступаю на шаг. Руки так дрожат от переполнявших меня эмоций. Я вдруг пугаюсь света, идущего снаружи из окна, он включил сенсорные огни. Я быстро несусь по направлению к окну и встаю в тень, за портьеры.

Я наблюдаю за ним, идущим по террасе в направлении бассейна, его осанка кричит о неуемной энергии и обладает смертельной грацией пумы на охоте. Освещенный белыми лампами, он снимает обувь, медленно стягивает футболку через голову, спускает свои джинсы, и пальцами снимает трусы, которые сами падают на мрамор. Мне необходимо отвернуться и не смотреть на него, наверное, стоит даже вернуться в постель, но я не могу себя заставить сделать это. Я пробегаюсь взглядом по мускулистым ягодицам, освещенными неоновым синим светом, идущим из бассейна.

В этом свете, он стоит несколько минут у края бассейна, совершенно голый. Я могу даже различить жесткие волоски на его икрах, потом потрясающе и сказочно обнаженный, он чуть-чуть поворачивается в сторону моего окна так, что его длинный толстый объемный член направлен прямо в мою сторону. Он смотрит вверх на окна, я точно знаю, что он ищет меня в окне.

Встретившись с ним взглядом, у меня такое чувство, будто меня пнули в живот. Болезненное. Я ничего не могу с собой поделать, кроме как оставаться в своем укрытии. Грешно. Бесстыдно. Мы пялимся друг на друга. Потом он отворачивается и аккуратно спускается в воду, еще какое-то время я стою и наблюдаю за ним, рассекающим мощными бросками гладь бассейна, затем отхожу подальше от окна.

В этот момент я совершенно четко поняла две вещи – первое, полнейшую примитивность мужчины, и второе: я возбуждаюсь. У меня никогда не было таких фантазий, крутящихся в мозгу, касающихся его рук, языка и его члена. Ездить на мне, пока я не закричу. Я жестко сжимаю свои бедра.

Я плохо сплю и просыпаюсь в пять тридцать. За окном уже светло и царит блаженная прохлада. Я встаю с постели и после быстрого душа, одеваю одежду и обувь, которую Мария принесла мне прошлой ночью – нижнее белье цвета персик и синий спортивный костюм, с белыми кроссовками, на которых до сих пор есть этикетки. Отвратительно, но все это мне идеально подходит. «Должно быть это осталось от случайных женщин, останавливающихся у него постоянно все время», — кисло рассуждаю я.

За моей дверью стоит полная тишина.

Я спускаюсь вниз по парадной лестнице и выхожу. Туман стелется по земле. Все это выглядит очень таинственно в духе Шерлока Холмса, я улыбаюсь сама себе, пересекая подстриженную лужайку и направляюсь в сторону леса.

Мирную тишину утра нарушает громкий, словно гром, звук. Я пораженно оглядываюсь по сторонам — из тумана выплывает мужчина на блестящем черном жеребце. Он скачет без седла. Его конь полностью олицетворяет его самого — ужасное существо черное, как смоль с такими же черными глазами. Большая тварь. Упертый и непреклонный. Если честно, то я поражена насколько животное может соответствовать человеку, и при этом слиться в одно целое с ним.

Он останавливается рядом со мной. Жеребец начинает беспокойно фыркать, смотря дикими глазами. Я перемещаю свой взгляд к мужчине, испытывая какой-то благоговейный трепет от его вида на огромном черном жеребце. В мягком утреннем свете его лицо выглядит жестким и настороженным.

— Прогуляйся со мной на лошади, — командует он, сидя наверху. Он возвышается в седле неподвижно, глаза смотрят напряжено, впитывая каждую деталь моего выражения. Вопреки кажущемуся спокойствию в нем, я все равно чувствую, как напрягается его тело. В этот момент — ничто не способно встать у него на пути.

Я открываю рот, но ничего не выходит, поэтому отрицательно качаю головой. Я никогда не ездила на лошади, не говоря уже о таком сверкающем черном монстре.

— Ты не многословна сегодня, — замечает он и протягивает свою руку потому что где-то глубоко внутри себя он знает, что я хотела бы попробовать.

Ошеломленная его внешностью и манерой предложить мне поездку, я молча вкладываю свою руку в его ладонь, которая просто огромна, и такая же горячая, как влажная земля. Она тут же смыкается вокруг моих пальцев. Он поднимает меня вверх одной рукой так внезапно, что я визжу, оказавшись моментально позади него, покачиваясь из стороны в сторону. Жеребец, чувствуя мою панику, начинает ржать. Он похлопывает его, призывая к спокойствию, удерживая руку на его крепкой широкой шеи, до тех пор, пока тот не успокаивается. Он как-то сбалансировал мое тело на этой лошади.

— Обними меня, — говорит он.

Я с радостью делаю это, тепло и аромат его тела окутывают меня. Я слышу стаккато моего сердца, громкое, сильное, быстрое, пытаюсь удержаться от желания положить голову ему на напряженную спину.

— Ты о’кэй?’ — спрашивает он, поворачивая голову, чтобы взглянуть на меня.

— Да, — скрежещу я.

Он щелкает языком и выводит лошадь в галоп по полям. Везде стоит тишина, только слышится цоканье подков. Жеребец фыркает, слышится треск веток под его копытами. Мы молчим, в нашей скачке существует что-то магическое.

Он замедляет галоп, переводя на прогулочный шаг, мы входим в лес. Здесь воздух кажется холоднее, наполненный ароматом лета от полевых цветов и клевера, становится темнее от ветвей деревьев. Белки и еще какая-то живность перескакивают с ветки на ветку. Когда мы выбираемся из леса, то оказываемся совершенно для меня неожиданно на пляже.

— Ничего себе, — шепотом говорю я.

— Держись крепче, — отвечает он, пуская жеребца в галоп вдоль береговой линии. Несколько секунд я молчу, пребывая в полном шоке и, честно скажу, немного страшась, а потом начинаю смеяться. Ветер развивает мои волосы, с дикостью бросая мне их в лицо. Я чувствую, как подо мной жеребец грациозно изгибается, словно летя над землей с поразительной скоростью.

Жесткий мужчина передо мной и такой же жеребец внизу, у меня возникает фантастическое ощущение полной свободы, словно очень древнее волшебство. Магия, которую мы способны только представить, которая существует только в нашем воображении, потому что мы вырвались из цивилизации. Лошадь останавливается. Джек перебрасывает ногу и ловко спрыгивает на землю, схватив меня за талию, он стаскивает меня вниз, хлопнув жеребца по гладкой шее, тот мчится от нас.

Я смотрю на него снизу-вверх.

— Жеребец...

— С ним все будет в порядке.

Я замечаю, что он босой. И в отличие от виденного его раньше, он одет в старую, рваную футболку и выцветшие коричневые вельветовые брюки. Я снимаю кроссовки и держу их в руке.

— Пойдем, — говорит он, и мы вместе идем, наши руки почти соприкасаются, но не совсем. Мы ничего не говорим, кругом нет ни единой души. Соленая вода ласкает наши босые ноги. Одинокая чайка кружит над нашими головами в небе. Я не могу объяснить умиротворение, которое испытываю здесь или потрясение от этого момента. Такое чувство, как будто у нас не существует другой жизни — ни у меня, ни у него, как будто я не являюсь танцовщицей в мужском клубе, а он не гангстер.

Я хочу поинтересоваться, почему… почему он решил разделить свой рай со мной?... но все слова застревают в горле. Возможно, из-за того, что это временно, и словами я могу только испортить волшебство этого момента. Я украдкой сморю на него, он наблюдает за мной. Волосы растрепаны ветром, жесткие скулы порозовели, глаза яркие, блестящие в лучах утреннего солнца.

— Что? — спрашиваю я.

Он отрицательно качает головой и свистит. Жеребец летит к нам, грива развивается на солнце. Красивое зрелище. Он останавливается перед ним, как вкопанный, и Джек нежно приближает к нему свое лицо, и в тишине говорит с ним на языке, которого я не понимаю. Возможно, гэльским.

— Что ты ему говоришь? — спрашиваю я.

— Я представляю тебя ему. Мы цыгане всегда говорим с нашими животными.

— Что ты ему говоришь обо мне?

— Это наш с ним секрет.

Он берет мою руку и подносит ее к морде жеребца. Я чувствую его горячее влажное дыхание на ладони. Я касаюсь его морды, замечая вспышку паники в его глазах. Он перебирает копытами по земле. Джек похлопывает его по морде, успокаивая.

— Как его зовут?

— Тор.

— Он любит тебя, — шепчу я.

— А я люблю его, — просто отвечает он и целует лошадь между глаз.

Он легко запрыгивает на лошадь, сидит прямо, протягивая мне руку. Со мной надежно, усевшейся за ним, мы возвращаемся домой. Обратная дорога кажется намного быстрее, и слишком быстро мы попадаем на улицу, ведущей прямо ко входу особняка. Он спешивается и помогает мне спуститься.

Я внимательно смотрю ему в лицо, он уже совсем другой, далекий, но при этом так же оценивающе продолжает на меня смотреть.

— У меня есть дела, и я не присоединюсь к тебе за завтраком. После завтрака Ян отвезет тебя обратно в Лондон.

Есть дела, и вдруг я вспоминаю женщину, с которой он провел ночь. Вспышка ревности возникает внутри. Черт побери ее. Черт побери их обоих.

— Спасибо, — как бы невзначай, бросаю я на ходу, поднимаясь по лестнице.

Я умираю от желания оглянуться, но я не делаю этого.

Внутри, я встречаю Марию, парящую по гостиной. Кажется, она занимается какими-то подушками, но скорее всего она стояла у окна, наблюдая за нами.

— Доброе утро, — жизнерадостно говорит она.

— Доброе.

— Чтобы молодая девушка хотела на завтрак? Вафли, овсяные хлопья, полный английский завтра или континентальный, или возможно что-то еще?

— Континентальный звучит довольно-таки хорошо.

— Отлично. Завтрак будет подан в столовую через десять минут.

После ее ухода я подхожу к окну. Как странно все это — я в этом доме, на коне с Джеком Иденом. Десять минут спустя я иду в столовую, которая выглядит также, как и остальная часть дома — богато, великолепно, в которой никто не живет.

Я ем мой теплый, прекрасный слоенный круассан с большим количеством сливочного масла и вареньем, запивая свеже сваренным кофе в полном одиночестве. Как только я заканчиваю еду, Джек появляется в дверях.

Его волосы все еще влажные от душа, он одет в черную рубашку, черные брюки, белый шелковый галстук и бордовые туфли. Я вспоминаю, как он смотрел на меня, появляясь из тумана, вместе со своим жеребцом, как варвар, но потрясающе красивый варвар. Он несет в руке коробочку.

Я удивленно смотрю на него, честно говоря, я больше не ожидала видеть его сегодня. Я смахиваю крошки от круассана и кладу их на салфетку, лежащую у меня на коленях.

— Я принес тебе кое-что, — он выглядит неловко, это совершенно не вяжется с его обычной бравадой мачо.

Я встаю, салфетка падает на ковер.

— У тебя для меня подарок, — тупо говорю я.

Он подходит ко мне и протягивает коробочку, я осторожно беру ее. Это квадратная пятидюймовая коробочка, завернутая в темно-серую бумагу, и перевязанная широкой красной лентой. Весь ее вид кричит о дороговизне.

Я снимаю ленту, разрываю бумагу. Внутри прозрачная пластиковая коробочка с веточкой белой орхидей. Стебель погружен в небольшую колбу с водой, к которой приделан гребень с зажимом.

— Для волос, — мягко говорит он. — Надень его завтра... для меня.

Белый цвет. Я вспоминаю стихотворение: «Где-то есть красота. Где-то есть свобода». Я медленно киваю, поднимаю на него глаза на него, он гипнотизирует своим взглядом.

— Так ты придешь в клуб завтра?

— Да. Будешь ждать меня?

Я ничего не могу поделать, но у меня внутри разливается такая радость по всему телу, уши даже начинают гореть. Я улыбаюсь… задумчивой улыбкой.

— И еще — мисс Морнингтон не оставалась здесь на ночь вчера.

Глава 6

Ночь в клубе была скучной и бесконечной, но я беспокоилась о том, как неловко мне будет снова увидеть Шейна, но как оказалось он не пришел. Около двух Мелани и я берем такси, и едем к ней домой.

— Я голодна, — говорю, подходя к холодильнику. — Хочешь чего-нибудь?

— Лучше всего мороженого, — отвечает она, падая на диван.

— Шоколадное или ванильное?

— Оба.

Я приношу две бадьи мороженого в гостиную, Мелани вытаскивает мятые, мокрые банкноты из бюстгальтера.

— Ого, — восклицаю я, сняв туфли и свернувшись на диване напротив нее. — Мне казалось, что мы все должны пользоваться «деньгами Евы».

— Да, мы и пользуемся, — признается она. — Но некоторые хотят, чтобы я брала наличные. Они знают, что я потеряю двадцать процентов при переводе, поэтому предпочитают расплачиваться так.

— Брианна знает?

— Конечно.

— Так сколько денег ты зарабатываешь за ночь? — с любопытством спрашиваю я.

— Около тысячи в не очень хорошую ночь и три-пять в отличную.

Мои глаза расширяются.

— Три-пять?

— Почему ты удивляешься? А сколько ты зарабатываешь? — она смотрит на меня прищуренными глазами, оценивая.

— После уплаты пошлины клубу и других затрат около трехсот фунтов. Однажды я сделала семьсот.

— Нихрена себе, — выпаливает она, явно потрясенная, так же, как и я, когда она сообщила, что за ночь может заработать до пяти тысяч.

— Почему ты удивляешься?

Она отрицательно качает головой.

— Черт, девушка, если бы я выглядела, как ты, я бы зарабатывала по пять тысяч за смену. Именно столько, те блондинки дурочки приносят домой каждую ночь.

— Правда?

— Да, правда, и знаешь, что? Если ты не начнешь зарабатывать четырехзначное число очень скоро Брианна вызовет тебя на небольшую беседу, и если твой доход не улучшится, то опять же очень скоро тебя попросят вежливо удалиться.

— Черт, — тихо ругаюсь я, так как случиться этому я не могу позволить.

— А что ты думаешь? Ты просто занимаешь место девушки, которая могла бы зарабатывать тысячи для клуба. Мы сладости в кондитерском магазине.

Я тупо смотрю на нее.

— Смотри, это не сложно. Ты просто должна посвятить себя этому. Ты знаешь, сколько Джолин приносит домой?

— Джолин? — я хмурюсь и отрицательно качаю головой. Джолин самая не симпатичная девушка в клубе, у нее даже выступают зубы. Когда я познакомилась с ней в гримерной меня удивило, что Брианна взяла ее.

— Она приносит от шести до семи тысяч. Иногда я слышала, она даже делает десять, когда приходят завсегдатаи.

Моя челюсть просто отпадает.

— Десять тысяч фунтов?

— Да.

— За ночь?

— Да. Тебе следует увидеть, как она обменивает их на наличные в конце смены. Это похоже, словно кто-то выиграл джек-пот в игровые автоматы в казино в Вегасе.

— Что она делает, чтобы заставить мужчин отдавать ей такие деньги?

— Для начала, она не ведет себя, как ты — вся такая непреступная и важная.

Я открываю рот, чтобы все отрицать, но Мелани предупредительно останавливает меня подняв руку.

— Я видела, как ты себя ведешь. Ты сидишь с мужчиной, а язык твоего тела словно кричит — я не хочу здесь находиться. Я имею в виду, мужчина не заплатит девушке, которая всеми фибрами говорит ему, что он непривлекательный.

— Но они на самом деле непривлекательные...

— Верно, но, — она облизывает ложку, — тогда зачем ты стала стриптезершей?

— Чтобы заработать деньги.

— Ты же не собираешься делать ничего со своим отношением. Ты же знаешь, что Джолин никакая? Она выходит, садится рядом и нашептывает ему: «Я здесь, чтобы быть всем, кем ты хочешь меня видеть. Я могу быть самой грязной, самой запретной шлюхой твоих фантазий. Скажи мне, что ты хочешь? Поговори со мной». И что ты думаешь? Они никогда не прикоснуться к ней, но она говорит самые грязные слова, и они опустошают свои кошельки, и приходят снова и снова. Она ловкая стриптезерша, даже приглашает других девочек в ВИП комнату, танцевать для своего клиента и платит им за это.

В целом идея совершенно не цепляет меня, и я смотрю на нее достаточно хмуро.

— Не понимаю, почему они просто не пойдут в бордель и не снимут себе проститутку.

— Ага! — торжествующе кричит Мелани. — Вот почему Джолин запросто приносит клубу десять тысяч, а ты супер-шикарная всего лишь три сотни. Потому что ты не поняла задание, которое перед тобой поставили. Правило «никаких прикосновений» означает, что никто не собирается сексуально ублажать мужчин. Это все в их фантазиях. За несколько сотен фунтов, он может представлять себя, парнем своей мечты, сидящим с красивыми девушками, которые готовы ловить каждое его слово, смеяться над его самыми бессмысленными анекдотами.

Она откидывается на спинку дивана и снимает сапоги. К ногам приклеились бумажки с номерами телефонов, она сбрасывает их, и вытягивает под журнальный столик.

— И еще кое-что ты должна понять. Танец способен невероятно расширять возможности и к тебе могут стоять очереди. Как ты думаешь, почему все девушки носят тампоны, несмотря на то, что у них нет месячных?

Мои глаза расширяются.

Она просто кивает с умным видом.

— Когда твоя подвязка чуть не лопается от двадцаток и пятидесяток ты понимаешь, что ты не просто сексуальна, а ты чертовски хороша в своем деле. Я всегда заставляю их сидеть, раздвинув широко ноги, тогда я смогу увидеть встает ли у них. Это позволяет мне полностью контролировать ситуацию. Потом я извиваюсь почти в дюйме от их лица, и они чувствуют жар, исходящий от меня.

Она кладет ноги на журнальный столик и двигает пальцами.

— И я специально делаю взмах волосами, дотрагиваясь до их щеки или томно вздыхаю, чтобы они точно услышали. Обычно они начинают тяжело дышать, и это означает, что я проделала хорошую работу, но иногда они становятся таким заторможенными, фактически парализованными, даже забывая дышать или дышат как-то резко, тогда я знаю — они готовы для VIP-комнаты.

Мелани смотрит на меня так, будто соблазнение незнакомых мужчин — это самая простейшая вещь в мире, которую может сделать любой.

— И, если ты знаешь, что парень остался очень доволен, предоставленными тобой услугами, ты можешь даже попросить чаевые.

Вау! Такая вещь мне даже не приходила в голову.

— А они не будут чувствовать себя, будто я хочу их ограбить, после того как они заплатили такую кучу денег за танец?

— Не спросив, не узнаешь, — усмехается она. — Эти мужчины знают правила игры. Они знают, чем я занимаюсь, и где они находятся, и я трачу свое время на них только в обмен на деньги. Точно так же, как они по часам оплачивают своего адвоката. Я прихожу в клуб не для удовольствия, я прихожу исключительно, чтобы сделать деньги.

— Собственно, — добавляет она, — чем больше мужчина богат и влиятелен, тем более развязной и откровенной можно с ним быть. Они будут думать, что с тобой весело — вот еще один совет для тебя. Это своего рода манипулирование, при условии, что они не будут чувствовать, что из них вытягивают деньги. Я горжусь тем, что никогда не позволяла им чувствовать нечто похожее, будто они уже прокутили достаточно хорошие деньги.

Я вспоминаю ее, висящую вверху на шесте и делающую шпагат в воздухе под электронную музыку Дэвида Гетта, который кричит: «Позволь мне увидеть твои чертовы руки», и Мелани начинает скользить вниз по шесту. И когда мужской голос спрашивает снова: «Вечеринка без меня?» свет на сцене приглушается еще больше и звучат строки из песни: «Я Мог Бы Быть Кем Угодно». Но она не кто угодно. Она так же прекрасна, как Лупита, которая является лицом Lancôme в Нью-Йорке. После ее выступления клуб всегда взрывается аплодисментами.

— Ясно, ты очень хороша в том, что ты делаешь, — искренне говорю я ей.

— Чертовски верно. Я не просто показываю им сиськи. Я показываю им представление, которое вводит их в транс и возбуждает. И если клиент относится ко мне с презрением,.. некоторые приходят исключительно для этого, чтобы показать черной стриптизерше свое недовольство… я возьму их деньги и на следующий день куплю себе что-нибудь, что заставит меня чувствовать себя намного лучше, и это будет моя месть им.

Мелани сладко зевает.

— Спасибо за советы, — говорю я с благодарностью.

Она абсолютно права. Мне бы лучше слезть с моей высокой лошади, иначе придется забыть о стрип-танцах вообще. Поскольку увольнение из «Эдема» совершенно не рассматривается, то мне придется начать делать совершенно другие вещи с сегодняшнего дня.

Глава 7

В клубе начинается торжество — мужчины бросают деньги в воздух, словно конфетти, бесплатное шампанское течет рекой, шикарные девушки, одетые для шоутайм мелькают там и тут, затем начинается кабаре транссексуалов из Таиланда, которые порхают по сцене. У них нет комплексом, они очень талантливы и общительны.

Я стою за кулисами и слышу, как ди-джей объявляет мое имя. Идя к выходу, ведущему на сцену, я вспоминаю Энн — моего инструктора, которая все время говорила: «Как только ты появляешься на сцене, взмахни палочкой и стань тигрицей, создай зрительный контакт с клиентами и удерживай его насколько, насколько это возможно. Они должны думать, что ты хочешь их. Заставь их ерзать и извиваться на своих стульях. Дай им почувствовать свою силу, и когда ты закончишь свою тяжелую работу, и двинешься к ним, они точно захотят потянуться за своим кошельком».

В дверном проеме, я останавливаюсь и держусь за косяк, принимая позу, осматривая мужчин в затемненном зале. Яркий свет от софитов бьет мне в глаза, но я все равно сразу же вижу его. Он выделяется среди всех, как белая ворона, единственный мужчина, который не похож на остальных, потому что не ищет с кем бы разделить удовольствие. Его поза слегка расслаблена, колени раздвинуты, одна рука остается на ноге, другая вальяжно держит стакан с янтарной жидкостью, но он смотрит именно на меня — напряженно, совершенно не улыбаясь, с яростью.

Какого черта он так злиться?

Я замираю и на долю секунды почти теряю самоуверенность. Но взрыв конфетти на сцене, словно белый дым, обволакивает меня. Тонкий луч синего света ползет по моему телу, как бы разрезая меня на пополам. Слышится музыка и мое сердце начинает колотиться от сексуальной энергии, именно той, какую Мелани использует в своих выступлениях, и я думаю про себя – «Пошел ты к черту, Джейк Иден. Я не делаю ничего плохого».

Полностью игнорируя его, я выхожу на сцену. Раздается свист, в основном от парней, которые пришли отпраздновать мальчишник, сидящие прямо рядом со сценой, их около двенадцати человек, и честно, я рада, что они здесь. Все, как один, они выпрямляются. Я предоставлю им такое удовольствие увидеть лучшее выступление за всю свою жизнь, я заберу у них свои деньги, потому что мое время должно быть оплачено.

Я концентрируюсь на музыке, которая заполняет каждую клеточку моего тела, пока я танцую вокруг шеста, делая волнообразные движения, скользя всем телом по нему. Встряхнув волосами так, чтобы они рассыпались по спине, я крепко хватаюсь за шест и отлично выполняю полет вокруг него, перемещаясь, именно этого я и не смогла сделать на кастинге и приземлилась на колени. Парни, празднующие мальчишник, похоже кажутся впечатлены, судя по их свисту.

Я глазами ищу жениха. Ему за тридцать, рыжие волосы, приятное лицо и на рубашке прикреплен знак L. Я хочу танцевать для него. Сложно объяснить, но гораздо легче танцевать для кого-то, кто тебе хотя бы как-то нравится. Нужно посмотреть ему в глаза и притвориться. Я так и сделала, и чем больше я смотрю на него, тем более буйными и неистовыми становятся его товарищи. Я явно в ударе сегодня.

Наступает время, когда я должна скинуть свой бикини бюстгальтер. Я поднимаюсь по шесту, медленно и соблазнительно. Парни кричат поощряя. Я же полностью сосредоточена на женихе… его глаза следят за каждым моим движением. Сжимая шест бедрами, я откидываюсь назад, голова качается внизу, я смотрю на перевернутую толпу, вишу в таком положении пару секунд, вздыхаю полной грудью насколько могу — бюстгальтер расстегивается и улетает. Мальчики сходят с ума.

Вдалеке в полумраке другой мужчина наблюдает, зовет. Беспомощно мои глаза пробираются через протискивающиеся тела переполненного зала и сталкиваются с ним. Все звуки, запахи и этот хаос отступают. Он неподвижен, словно статуя. И в это мгновение, висящая на шесте, я вдруг окунаюсь в его мир. В его мире я явно нахожусь в беде, потому что делаю совершенно неправильные вещи. Каким-то образом, я соблазняю Джейка Идена.

И как только я начинаю ощущать тяжесть своего тела, я поднимаюсь и скольжу вниз по шесту, наклоняюсь, чтобы поднять свой бюстгальтер с пола, жених, стоит на краю сцены, протягивая купюру в пятьдесят фунтов. Мы смотрим друг на друга, в его глазах читается голод, именно тот, о котором говорила Мелани. Мне жаль его невесту. Я приподнимаю подвязку, и он кладет мои самые первые заработанные деньги.

Я поднимаю глаза на него… мы меньше, чем корабли, проходящие в ночи, и все же мы гораздо больше.

— Спасибо, — говорю я ему, посылая воздушный поцелуй, и выхожу со сцены, чтобы уйти за кулисы и обвернуться в глубокий красный чонсам с разрезами, которые поднимаются прямо до моей промежности. Я касаюсь орхидеи Джейка, которую он подарил мне, и она по-прежнему на том же месте, где я ее и прикрепила. С глубоким вздохом я движусь по коридору, и точно знаю, что скажу Джейку.

Официантка неуверенно пододвигается ко мне бочком.

— Столик двадцать три только что оставил свою черную American Express бармену и сказал, что ты очень горячая, — шепчет она.

Я смотрю на ее бейджик, и отвечаю:

— Спасибо, Тони. Я непременно отблагодарю тебя позже.

— Нет проблем, — отвечает девушка, подмигнув и направляясь дальше.

Пару секунд я ловлю себя на мысли, что не собираюсь идти к столику двадцать три, а потом думаю: нет, я на работе и мне нужна эта работа. Тони не поленилась и пришла ко мне сообщить, что меня ждет клиент, и она будет ожидать своих чаевых. Я перестаю даже размышлять на эту тему.

Просто иду к столику двадцать три. Мужчина расплывается в улыбке, которая может осветить рождественскую елку.

— Привет.

— Ты была великолепна на сцене, — говорит он.

— Благодарю вас. Хотели бы вы, чтобы я станцевала для вас? — спрашиваю я.

— Конечно, я купил твой приватный танец, — говорит он, и расплывается еще в большей улыбке, которую можно охарактеризовать, как еще один шарик на елке.

Черт, как не вовремя! Моя первая «большая транжира», а я так ужасно спешу. И через все помещение клуба я чувствую, как враждебный взгляд Джека прожигает мне спину. Теперь я понимаю, мне не следовало приходить сюда. Мне следовало пропустить столик двадцать три для другого танца.

Джек

Какого хрена! Я не могу поверить своим чертовым глазам. Мало того, что мне приходится сидеть в помещении со сворой озабоченных мужчин, пялящихся на ее практически обнаженное тело, так теперь этот жирный ублюдок подбирается к ней. И она собирается пойти с ним в один из этих VIP-номеров и подарить ему приватный танец. Разочарование когтями впивается мне в сердце, я стискиваю зубы. Я никогда не хотел быть прикованным ни к одной из них, не важно насколько соблазнительны ее сети. Но черт бы ее побрал. Я не могу даже вынести мысли, что другой мужчина может находится с ней в комнате и рассматривать ее.

Я хочу, чтобы она принадлежала мне. И только мне.

Краем глаза я вижу Брианну, идущую мне навстречу. Она улыбается, я же не улыбаюсь ей в ответ. Мысли в моей голове бурлят, наполненные горечью и темнотой, я чувствую, что теряю контроль. Я встаю и начинаю двигаться в сторону Лили и ее добычи. Я замечаю, как Брианна опытным глазом, совершенно правильно оценивает ситуацию. Она останавливается, улыбается и увеличивает скорость, не такую она предполагала увидеть здесь сцену.

Я хватаю Лили за руку. Ее первая реакция, даже забавная — отталкивает меня. Затем она поворачивает голову, и ее выражение меняется на радость, смешанную с похотью и гневом.

Мужчина оборачивается и окидывает меня взглядом.

— Извините, — высокопарно говорит он, как будто Я посягнул на его имущество. Я собираю деньги с мужчин, таких как ты. Без фантазий ваших юристов, вы являетесь сопливым, жалким мусором. Вы отказываетесь от своих матерей, чтобы избежать шрамов на сердце.

К счастью для него, Брианна встает рядом, такая спокойная и выдержанная, я опять не могу не восхищаться ею.

— Мистер Уолш, — воркует она. – У Джуэл возникла чрезвычайная ситуация личного характера, о которой ей необходимо позаботиться, но я нашла вам двух красавиц, которые станцуют для вас вместо нее. И конечно же, шампанское за счет заведения.

Мистер Уолш соглашается с большим трудом, даже не предполагая, насколько он близок, чтобы получить по морде. Брианна быстро уводит его.

Скрывая черную похоть в сердце, я хладнокровно смотрю на наглую маленькую нахалку.

— Полагаю, этот танец мой.

— Да, мой лорд, — с сарказмом говорит она.

Я все еще в ярости, но аромат от ее тела доносится до меня, окутывая облаком сладкой похоти, заставляя закипать мою и так горячую кровь, мой член слишком быстро твердеет и становится болезненным.

Лили

Стены и потолок в VIP-комнате зеркальные. Комната почти пустая, за исключением небольшого, круглого, низкого столика, большого обитого красным с позолотой кресла и намного меньше черного, которое стриптезерши используют для представления. Он пинает дверь ногой, и таким же образом закрывает ее за собой, стоя передо мной высокий и гордый. Настоящий Альфа-самец. Здорово! Я нахожусь одна в VIP-комнате с разозлившимся гангстером.

Опасным, словно шелк голосом, он спрашивает:

— Тебе нравится?

Нервно отвечаю:

— Что?

— Дразнить меня.

— Я не дразнила.

— Ты смотрела мне прямо в глаза. Ты знала, что я жду тебя.

Я облизываю губы.

— Это моя работа.

Он подходит к красному креслу и опускается в него, вытаскивает из кармана пиджака две голубые фишки, кладет на стол, каждая по сто фунтов, потом поднимает на меня глаза.

Голосом, похожим на треск хлыста, говорит:

— Теперь стриптиз.

Я чувствую, как щеки начинают гореть. Танцевать для мужчины, о котором ты фантазируешь как сумасшедшая и танцевать просто для кого-то совершенно разные вещи. Адреналин вибрирует внутри, устраивая скачки. Теперь я наконец понимаю, почему другие девушки все время вставляют тампоны.

Не отводя от него глаз, я расстегиваю платье, оно соскальзывает вниз и падает лужицей к моим ногам. Его глаза осматривают каждую частичку моего тела алчно, с жадностью. Из динамиков слышится голос Снуп Догга: «Скажи мне, детка, ты мокрая? Я просто хочу, чтобы ты была мокрой».

Просто превосходно.

Джек

Она непринужденно резко дергает головой, как животное в период течки и сознательно выставляет ягодицы мне на обозрение. Я вижу ее промежность, облаченную в атлас и выпирающую между разведенными ногами. Я точно знаю, что она делает, демонстрируя свой сладкий влажный теплый центр. У меня единственное желание протянуть руку и дотронуться. Трахнуть!

Она из стороны в сторону медленно, поддразнивая, поводит бедрами, провоцирует. Толкается назад и находится почти в дюйме от моего лица. Я чувствую ее пьянящий аромат возбуждения. Он притаился внутри бесшумно, аромат недорогих духов, пота, секса и затаенных мыслей. Он ударяет мне в лицо, я чувствую его.

По-волчьи нюхаю воздух, я вдыхаю быстро ее шлейф аромата. Она тянется назад, а мой нос движется за ней, следуя за пьянящим следом от нее. Ее руки слегка и плавно едва касаясь скользят вверх и задерживаются сверху на груди, кожа атласная. Она приподнимает свою грудь. Я смотрю на нее не отрывая глаз. Она легко одну ногу закидывает на спинку кресла, потом другую — ловким, плавным движением, опускается вниз на край сиденья.

Выгнув тело и продолжая держать ноги по-прежнему прямыми, она разводит их широко, ее длинные, при длинные ноги выглядят фантастически в этом положении, оно настолько непристойное и в то же время завораживающее. Она настолько хороша, что ее хочется съесть.

Я таращусь на мокрое пятно, появившееся на атласе между ногами, с жадностью.

Она держит позу.

Я поднимаю вверх на нее глаза.

— Сколько, чтобы ты сняла этот кусок ткани?

Что-то вспыхивает в ее глазах, но она быстро потупливает взор.

— Тысяча, — ее голос звучит ровно и прохладно.

В этот момент в мире больше не существует никого. Только она, я, и что-то обнаженное, слишком горячее на ощупь. Я лезу в карман и вытаскиваю горсть фишек, может быть две, или три тысячи. Я поворачиваю руку, и они высыпаются на стол. Некоторые ударяются о поверхность и со стуком падают на пол.

Очень медленно она засовывает два пальца в трусики и снимает их. Мои глаза опускаются вниз. Только Богу известно, сколько кисок я повидал на своем веку, но эта заставляет меня задержать дыхание. Я смотрю приклеенным взглядом на розовые блестящие лепестки мокрой плоти. В том положении, в котором она находится ее киска открыта полностью, даже ее вход, как бы просит, чтобы его заполнили, взяли, трахнули. Соблазнительно густой нектар капает из него.

Я поднимаю взгляд к ее глазам. Совершенно сознательно она опускает глаза на мою промежность, видя мой стояк. Я все понял — она злится. Даже в этом унизительном положении, когда она совершенно беспомощна, оно все равно сражается с сексуальным зовом своего собственного тела.

Она улыбается.

— Хотите что-нибудь еще?

— Что еще ты продаешь? — мой голос звучит прохладно и отдаленно, но сердце колотилось с такой скоростью, потому что я боюсь ее ответа. Боюсь, что она станет женщиной, многое позволяющий и дающей мужчине. Я испытываю ужас от того, что она станет очередным упавшим цветком, засоряющем землю, когда я навсегда уйду от нее.

Я четко вижу вспышку чего-то, что гораздо сильнее, чем соки, капающие из ее киски. Ненависть, и выражение жестокости в ее глазах, меня потрясают. Она не сводит ноги вместе, не прикрывает материалом открытый сексуальный вход.

— Вы уже все купили, что продавалось, — тихо говорит она.

Мое сердце забилось в груди от какой-то живой большой дикой радости.

— Прикройся, — отрывисто отвечаю я, пытаясь скрыть радость.

Она одевает трусики и опускает ноги вниз.

Я достаю из кармана пиджака черную фишку. Я не думал, что воспользуюсь ею сегодня (я вообще не собирался ее использовать), но я с огромным облегчением и радостью отдам ее ей, чтобы она смогла ею воспользоваться. Я кладу ее на стол и вижу, как глаза Лили расширяются от шока, смешанным с удивлением.

— Это для тебя, чтобы ты смогла приодеться, а сейчас сию же минуту иди домой.

Глава 8

Лили

Дверь мягко закрывается за ним. Я подхожу к столу и беру в руку черную фишку. Она по весу такая же, как и все остальные, но вау! Я никогда не думала, что когда-нибудь увижу ее. Десять тысяч «сладких» фунтов! Я сметаю все фишки со стола в атласный мешок-сумочку и собираю оставшиеся с пола.

Затем одеваю платье и отправляюсь на поиски Мелани, сообщить, что уезжаю домой. Я переодеваюсь в обычную одежду и иду к кассе, где собираюсь обналичить все, кроме черной фишки, а заодно и попросить положить полученные деньги на мой банковский счет. Ужасно, почти три тысячи фунтов.

Я заскакиваю к Тони, отдаю ей чаевые и прошу вызвать мне такси. Меньше чем через пять минут она говорит, что машина ждет меня. Стив, швейцар, провожает до дверей, он всегда так делает, всегда доводит до такси и помогает сесть внутрь. Мы выходим из здания и видим подъехавшее такси.

— Эй, — кричит Стив, но тут же замолкает, как только замечает Джека, идущего прямиком к нам.

— Добрый вечер, мистер Иден, — вежливо говорит Стив.

Джек кивает, но при этом смотрит на меня.

— Я подумал, что могу вполне уступить тебе и подняться ко мне наверх.

Я задыхаюсь от его наглой выходки.

Стив начинает пятиться.

— Я буду там, — говорит он, и быстро несется назад к дверям.

— Как ты посмел, сказать, что я собираюсь к тебе, создав у него неправильное впечатление обо мне? — бушую я.

— А ты не собиралась?

— Нет.

— Ты могла бы кончить мне в рот.

Я ахаю. Мои внутренности закручиваются, и от эффекта его слов воодушевляются.

— Ради Бога!

Он пожимает плечами.

— Это лучше, чем слышать, как все эти мужчины говорят тебе, что хотят кончить в тебя...

Я опускаю глаза вниз и вижу его дорогие отполированные ботинки до зеркального блеска. Как только я начинаю говорить, я уже знаю, что потом пожалею об этом.

— Я не буду заморачиваться с этим, спасибо.

— Почему, Лили?

— Честно?

— Конечно, — он смотрит на меня своими темными, полыхающими желанием, глазами.

И огонь начинает опять течь у меня в крови. Господи! Я никогда так сильно не хотела ни одного мужчины.

— Я не на одну ночь.

— Почему у тебя сложилось впечатление, что это будет на одну ночь? — Его глаза смотрят с любопытством, насмешливо, завораживающе.

У меня сжимается сердце. Он точно знает какие следует нажать кнопки, придвинувшись на один шаг ко мне. Мне определенно следует сделать так, чтобы он поднапрягся по поводу меня.

— Я хочу пойти на свидание.

Он улыбается, и на его лице отражается выражение искреннего счастья.

— На свидание? Со мной?

Я киваю.

— Может будет весело.

— Я знал, что я понравлюсь тебе.

Я широко улыбаюсь, чувствуя себя защищенной и драгоценной.

— Пойдем, — говорит он, ведя к белому Порше 918 Спайдер.

Я не знаю, куда заведет меня эта ночь (в голове крутится и вопит мысль, что это может оказаться слишком опасным), но также существует какой-то голосок, который кажется далеким и несущественным, и я отмахиваюсь от него, говоря себе, что это просто определенный момент времени. Существующий здесь, а потом уходящий навсегда. Почему бы мне не воспользоваться этой ночью? Не думая о последствиях. Просто обнять, поцеловать, не придерживаясь никаких правил, не чувствуя никакой вины, просто получить и доставить удовольствие. Только сегодня, только этой ночью. Потому что других не будет. По крайней мере, не с мужчинами, типа него. Для таких мужчин, как он, женщины меняются постоянно — приходят и уходят. Так что я просто сделаю это с ним один раз.

Я сажусь в прохладный салон, и он закрывает за мной дверь машины.

— Хороший автомобиль.

— Да, мне нравится.

Ему не приходится далеко ехать, он останавливается перед заброшенным баром, все окна закрыты ставнями. Молодой человек выбегает из темного дверного проема, Джек бросает ему ключи от машины, и кладет свою ладонь мне на поясницу, ведет к темной двери.

Я смотрю на него снизу-вверх.

— Мне кажется здесь закрыто.

— Закрыто для некоторых и открыто для других.

Дверь изнутри открывается. Швейцар с уважением кивает Джеку, и тут же подскакивают два метрдотеля, которые раболепно суетятся перед ним. Мы проходим через боковую дверь и попадаем в помещение, которое своим интерьером напоминает паб. Пахнет пивом и грязными тряпками. Стулья перевернуты на столах, чтобы утром могли вымыть пол.

— Что это за место? — спрашиваю я.

— Какой-то игорный притон.

— Что?

— Ага. Когда бар закрывается, реальная жизнь начинается в задних комнатах.

— Незаконный игорный бизнес?

— Что-то наподобие этого. Присаживайся, — приглашает он, и я сажусь на один из высоких стульев перед баром.

Он направляет за барную стойку.

— Ты хочешь шампанского?

Я отрицательно качаю головой.

— Меня немного подташнивает от запаха шампанского.

— Что бы ты хотела? — мягко спрашивает он.

— Виски.

Он кивает, берет два стакана, ставит их на стойку и тянется за бутылкой. Он говорит, что раньше работал в баре, поэтому наклоняет бутылку именно так, как делают бармены в шикарных ночных клубах, поднимая ее высоко и наливая. Потом ставит с глухим стуком бутылку на деревянную поверхность стойки. Мы поднимаем наши бокалы (не чокаясь), выпиваем. Он полностью опрокидывает свой, и снова берет бутылку, наполняя стакан. Жилка пульсирует у него на горле, и он выглядит беспокойным и раздраженным.

— Так что насчет твоей идеи по поводу свидания?

Он делает большие глотки.

— В это время ночи? А?

Мне действительно нужно перестать пялиться на него, даже если у него такое же прекрасное сердце, как его внешность.

— А что плохого в это время ночи?

Он смотрит на меня своими удивительными, бездонными зелеными глазами и выпивает весь стакан одним залпом.

— Я бы хотел произвести на тебя впечатление и пригласить в шикарный ресторан.

Он наполняет себе очередной стакан.

Я смотрю на его стакан, потом перевожу взгляд на него, пытаясь вспомнить его тем, каким он был на пляже с теплой улыбкой, но не могу, потому что мужчина, стоящий передо мной кажется совершенно другим, он и близко не стоял к тому мужчине на пляже. От этого мужчины исходит опасность и ожидание. Моя кожа горит от его взглядов. Я понимаю скрытый подтекст нашего совершенно бессмысленного разговора — глубокие сексуальные затаенные чувства.

— Следует ли тебе столько пить? Тебе все равно придется отвезти меня домой, — говорю я, пытаясь скрыть как-то свою настороженность.

— Я не повезу тебя, Лили. Я повезу тебя туда, где буду трахать, — он улыбается, но его глаза хищника не улыбаются, по-прежнему оставаясь голодными. В этот момент он выглядит адски сексуально.

Я торопливо опускаю голову, разглядывая жидкость в своем стакане. Мои бедра непроизвольно с силой сжимаются.

Он опирается локтями на стойку и наклоняется ко мне вперед.

— Итак, расскажи мне о себе.

Я поднимаю глаза и облизываю губы. Его глаза тут же опускаются на мои губы.

— Не о чем рассказывать, на самом деле. Жизнь проходит впустую, — я поднимаю свой бокал и выпиваю до дна. Алкоголь ударяет прямо в голову.

Он хмурится, берет бутылку и наполняет оба наши стаканы.

— Откуда ты, Лили?

— Я сбежавший ребенок, который не делает правильные вещи, понятно?

Он стоит передо мной не в одном глазу, словно на него вообще не действует алкоголь.

— Ты делаешь их просто отлично.

— Не многие согласятся с тобой.

— Не важно, кто и что думает. Ты все сделала правильно.

Я допиваю стакан и со стуком ставлю его на стойку.

— Я стриптизерша, Джек?

Он выпивает свой и опускает со стуком вниз, опять наполняя наши стаканы, толкнув ко мне мой стакан.

— Это нормально. Гангстеры и стриптизерши всегда идут вместе, как тост и мармелад. У нас такой же почасовой график работы и налоговый инспектор не многое слышит от нас...

Я ухмыляюсь.

— Ты пытаешься меня напоить?

— А ты как думаешь?

— Да.

Он отрицательно качает головой.

— Ну, это же виски?

— Ты не должна отставать от меня. Я пытаюсь притупить стремление.

Я сохраняю свое дыхание устойчивым.

— Какое стремление?

— Рискую показаться маньяком, одержимым собственной глупостью, в стремление трахнуть тебя, конечно.

Я чувствую, как мои щеки начинают пылать.

— Ты относишься к тем парням, о которых любая мать предупреждает свою дочь.

— А твоя?

Я чувствую, что попадаю на неустойчивую почву.

— У нее не было такой возможности.

— Тебе никогда не хотелось вернуться?

— Нет.

— У тебя есть братья, сестры?

Вот это тест, который именно здесь, Лили проходит с честью. Я долго смотрю ему в глаза.

— Я была единственным ребенком. Можешь ли ты теперь перестать задавать вопросы?

Он смотрит на меня с непонятным выражением, его потрясающие ресницы такие длинные и темные.

— На самом деле я не болтливый. Мне казалось, что ты хотела.

Я слезаю с барного стула.

— Давай поедем к тебе.

Моя грудь поднимается и опускается от азарта, который вспыхивает у него в глазах. Он выходит из-за барной стойки, хватает меня за руку, и мы идем по тому же пути, как и пришли. Снаружи нас, как по мановению волшебной палочки, поджидает его машина. Мы садимся внутрь, и с ревом несемся по пустым улицам.

Глава 9

Останавливаемся у особняка в районе Блумсбери. Он выключает двигатель и смотрит на меня, и я испытываю ощущение от острого удовольствия, пробегающее по телу. Я открываю пассажирскую дверь и выхожу. Ночной воздух кажется восхитительно прохладным. Он подходит ко мне, берет за руку и тянет к небольшой лестнице из мрамора.

Достает ключ и вставляет его в дверь (возможно, ему приходится отключить сигнализацию), но я пребываю в таком одурманенном состоянии от желания, что прихожу в себя, только когда он заключает меня в свои железные объятия и опускает свои губы на мои. От этого ощущения, закручивающегося внутри меня, тело начинает сильно дрожать.

Он отстраняется.

— Ты в порядке? — его глаза поблескивают какой-то одержимостью, он похож на мужчину, который с трудом себя контролирует.

Тепло распространяется у меня внутри. Я открываю рот, но не выходит ни слова. Скорее всего я смотрю на него с таким же желанием и похотью, поэтому молча киваю.

Секунду он смотрит на меня, его лицо выглядит странно, находящееся в тени и освещаемое только светом от уличного фонаря, пробивающимся из окна, потом он пикирует опять на мои губы, и я смутно понимаю, что его сильные руки уже скользят по моему телу, пробравшись под топ, расстегивая мой бюстгальтер. Я беспомощно охаю, потому что у меня возникает такое чувство, будто я умираю от голода, будто я не ела всю свою жизнь. Прохладный воздух касается моей кожи, а его теплые руки приподнимают мою грудь, соски тут же твердеют у него в ладонях, мой рот отчаянно цепляется за него. Между ногами отчаянно болит, желая поскорее получить его внутрь. Вдруг он отстраняется от меня.

— Больше, — хрипло прошу я, словно наркоман.

Он опускается на колени и резко приподнимает мою юбку вверх, укрепив на бедрах. Зацепив пальцами маленький шелковый треугольник, тянет его вниз по моим ногам. Затем раздвигает мои ноги и пальцами открывает меня, жадно смотря на мою обнаженную мокрую плоть.

— Красивая, — выдыхает он, его голос сочится густой похотью. — Чертовски красивая.

Он опускает голову и проходится языком по моим складкам, слизывая капающие соки. И с той жадностью, с какой он слизывает их, это выглядит гораздо эротичнее, чем занятия сексом. Он претендует на мое тело так, как не делал ни один мужчина. Он пьет мои соки, как будто они нектар. Он смотрит в мои затуманенные глаза, не говоря ни слова, в словах нет необходимости. Он наклоняет голову и пожирает меня с таким голодом. Я становлюсь дикой сучкой в течки против его рта.

У меня нет времени сказать ему, что я хочу его внутри себя.

Грубые, сладкие движения его языка по моей мокрой киске быстро отправляют меня через край. Я яростно крича кончаю, ухватившись за его волосы, прижимая его рот к себе еще больше. Это выглядит не красиво и не женственно, больше по животному. Это основа основ. Джейк трахает меня своим языком, и впервые я теряю контроль от мужчины за всю свою жизнь.

И впервые я не просто кончаю: я падаю вниз, паря. Я чувствую, как тело начинает клониться назад и упала бы, если бы не сильные руки, подхватившие меня. Это безопасно, Лили. Это совершенно безопасно, позволь этому быть. Я кончаю ему в рот так, как он планировал с самого начала и отправляюсь туда, где нет ни меня, ни его, никто живого. Только блаженство. Когда я возвращаюсь назад в свое тело, он крепко сжимает меня. Я чувствую себя слишком обнаженной, слишком открывшейся перед ним, поэтому даже не могу посмотреть ему в глаза. Я пытаюсь отстраниться, но он еще крепче прижимает меня к себе.

— Теперь моя очередь, — рычит он, его губы блестят от моих соков.

И вдруг я возбуждаюсь. И я совершенно не чувствую, как будто это обязательство и мне необходимо вернуть ему должок. Я даже не чувствую обиду, что сладкое блаженство после моего оргазма вдруг будет прервано. И у меня даже не возникает мысли, которые посещали меня всегда, что ему следует сначала принять душ, прежде чем мы продолжим. На самом деле, я хочу его, я хочу каждый дюйм его немытой и естественной кожи. Позволить себе попробовать ее, как старое вино, горьковатое и соблазнительное. Темное похожее на вкус опасности.

Я не собираюсь впервые говорить ему то, что говорю всем — он не может трахать меня в рот. Я наоборот хочу, чтобы он выплеснул свое семя мне в горло. Впервые я не буду имитировать, потому что хочу доставить ему удовольствие. Я встаю на колени и открываю рот, со стороны он выглядит влажным, открытым и жаждущим.

Я слышу, как быстро он втянул носом воздух, я берусь за его ремень пытаясь расстегнуть, опускаю вниз молнию, и вижу его выпирающий член из боксерок. Я скольжу рукой внутрь и чувствую горячую и шелковистую кожу. Я прохожусь по толстой пульсирующей длине, у меня перехватывает дыхание.

Его член покрыт тату, выглядит мистически.

Словно завороженная, я притягиваю его бедра в пятно желтого света и разглядываю рисунок. Массивная головка покрыта рисунком, напоминающим яблоко. Черно-желтая змея держит яблоко в зубах, ее тело спиралью извивается вокруг всего огромного члена, хвост исчезает в волосах на лобке.

— Это чертовски красиво, — говорю я.

С дрожью от предвкушения я берусь за основание и жадно принимаю змею, держащую красное яблоко в зубах в свой рот. Я поднимаю взгляд, его глаза закрыты, голова запрокинута назад в экстазе. Он становится больше, заполняя мой рот, словно кляп, я двигаю им и кружу языком вокруг головы змеи.

Его вкус просачивается мне на язык, и я чувствую свои собственные соки, текущие из меня. Я начинаю медленно сосать, ощущая какое-то странное чувство силы и гордости, стоя коленях и ублажая, но при этом чувствую себя довольно таки хорошо. Я начинаю двигать головой быстрее и быстрее.

До тех пор, пока он в состоянии контролировать себя.

Он хватает меня за волосы и начинает трахать мой рот. Он опускает взгляд на меня, наши глаза соединяются. Что-то слишком древнее происходит между нами. Он удерживает мою голову плотно прижав к своему паху, издает жесткий крик, похожий на рычание и извергается мне в рот. Горячая жидкость бьет мне в заднюю стенку горла. Он дергается и еще больше соленой спермы выплескивается в меня.

Он продолжает удерживать мою голову на месте и наблюдая, как я облизываю его член до чистоты. Затем он поднимает меня в вертикальном положении, скользит рукой в мои складки. Я готова, совершенно мокрая, и не в состоянии удержать стона. Он смотрит на меня напряженно и пожирающе. Мы оба не удовлетворены. Оголодавшие. Слишком оголодавшие.

Он хватает меня за руку и быстро ведет наверх, открывает дверь, и я вижу белую комнату с массивной красной люстрой и очень большой черной кроватью, покрытой белым постельным бельем. Гламурно и странно бездушно.

Он сдирает с себя рубашку, и я вижу две вещи, которые не ожидала обнаружить. Татуировка, крест над сердцем (в отличие от татуировки на пенисе, эта грубо покрыта краской, как будто ее сделал не профессионал) и цепочка с красивыми красными стеклянными, как хрустальные, бусами на шее. Это женский аксессуар, но самое удивительно, что он не выглядит странным или женским на этом мужчине, который настолько мускулистый и загорелой. Даже еще больше кажется более загадочным и мужественным из-за этого.

Я касаюсь гладких, сверкающих граней камней.

— Почему ты носишь это? — удивленно шепотом спрашиваю я.

— Потому что мне это нравится, — просто отвечает он.

И в его глазах я вдруг с удивлением вижу что-то такое, что делает его другим, более особенным, чем любого другого мужчину, который меня ранее раздевал или имел мое тело. Этот человек совершал плохие вещи, но только он решил, что я его и только его, что я всегда буду его, и он охотно отдаст свою жизнь за меня.

Он разрывает мою кофту одним рывком и швыряет в угол комнаты. Моя юбка прилипла к моим бедрам. Воздух ударяет в легкие.

Секс яростный. Неустанный. Великолепный. Мы трахаемся жестко, быстро и грязно, пот стекает по изгибам его мышц и капает на мою обнаженную кожу.

Глава 10

В ту ночь мне снится сон о Льюке. Он стоит на мосту в незнакомой стране, возможно, в Китае или Японии, спиной ко мне.

— Подойди ко мне, — зову я его.

Он поворачивается, смотрит на меня, но не двигается, поэтому я ставлю на мост одну ногу, чтобы направиться к нему, но на его лице мгновенно отображается ужас. Он начинает отрицательно трясти головой. Я полностью игнорирую его предупреждение и ставлю вторую ногу на мост, к своему удивлению, он начинает распадаться, как статуя, превращаясь в какие-то маленькие кусочки. У него пропадают руки. Я делаю еще один шаг вперед, и у него исчезают ноги, он падает на землю, стоя теперь на талии, как бюст. Чем ближе я к нему приближаюсь, тем больше он распадается на куски, несмотря на то, что я пребываю в полнейшем ужасе от его исчезновения, я не могу остановиться, продолжая идти к нему.

Слезы льются у меня по щекам, но все равно мои ноги продолжают двигаться вперед. Его голова падает на грудь, лицо превращается в пыль, которая разлетается в разные стороны. Но я все равно не могу себя остановить и продолжаю идти вперед. Наконец-то я до него добираюсь, а он превратился — в горсть пыли.

Я беру эту горсть пыли и ем ее.

Я просыпаюсь голая, раскрасневшаяся, прилипшая к телу Джека. Я до сих пор чувствую опьяняющий аромат нашего животного первобытного секса, похожего на жгучий поединок. Вдруг вспоминаю тот момент, когда я впала в настоящее неистовство, в бешенную ярость на весь мир, который забрал у меня Льюке. Несколько секунд я просто лежу, слушая стук своего сердца и чувствую, как пот тоненькой струйкой стекает по моей кожи.

Окно открыто и дует мягкий ветерок.

Медленно я поворачиваю голову и смотрю на Джека, спящего сном младенца. Я отодвигаю простынь, и она соскальзывает с его массивных плеч, обнажая крест на груди, грубо разукрашенный чернилами. Очень осторожно я поворачиваюсь, собираясь приблизиться к его лицу, чувствуя запах исходящий от его тела.

Я горю от желания, которое напоминает жар знойной летней ночью. Грудь наливается и начинает болеть. Я никогда не думала, что буду чувствовать такую сладкую боль из-за мужчины, тем более из-за Джека Идена, криминального авторитета. Соски слегка скользят по его жесткой, каменной груди, что вызывает еще более дикое желание, смешанное с болью. Я смотрю на чувственный, расслабленный изгиб его губ. Они такие вкусные, что их хочется попробовать, поэтому опускаю голову и яростно кусаю его за нижнюю губу.

Его реакция поразительно точная и молниеносная. Он словно обученный спецназовец, его руки моментально с силой взлетают вверх, обхватывая меня за шею, сжимая словно стальным кольцом. Я разжимаю зубы, пытаясь закричать и отпускаю его губу. Мы ошарашенно смотрим в глаза друг другу, тяжело дыша. В его глазах нет осуждения, только желание. Большим пальцем он проходит по шелковистой коже моего горла, сексуально. Между нами искриться сексуальное напряжение.

Никаких правил. Никакого чувства вины. Здесь. Потом уход.

Мы молниеносно движемся навстречу друг другу. Он вставляет два пальца глубоко в мою пульсирующую киску. Я смотрю, как его рука накрывает мою киску и бесстыдно раздвигаю бедра шире.

— Я собираюсь, заставить тебя почувствовать себя еще лучше, — говорит он, его палец начинает кружить вокруг моего клитора, у меня вырывается стон наслаждения, которое расцветает во мне. Я впиваюсь пальцами в матрас, как будто собираюсь вступить в бой за свою землю. На самом деле, я сдерживаюсь из последних сил. Он чувствует, что я собираюсь уплыть в экстаз.

Он надавливает большим пальцем на клитор, и киска сжимается от возбуждения. Вдруг он начинает двигать во мне пальцами, да с такой скоростью, что все мое тело вибрирует, как отбойный молоток. Я испытываю оргазм, тело бьется в конвульсиях.

Он приподнимает меня за талию и направляет на свой эрегированный член, резко опуская вниз, растягивая еще больше мою опухшую киску своей огромной толщиной и длинной.

— Скачи на мне, — командует он.

Насаженная на его толстый член, я опускаю руки на тугие мышцы его живота, кожа под моими ладонями горячая. Он хватает меня за задницу и раздвигает половинки в стороны, так я еще больше открыта для него, когда он погружается в меня.

Эти толчки и движения настоящее обладание. Он предъявляет права на меня, стирая из моей памяти всех мужчин, который ранее находились во мне. Я позволяю ему трахать себя жестче и жестче, направляя свои бедра и вдалбливаясь в мою киску, пока меня не накрывает волна чувств. Наша борьба с ним не прикрытая, дикая и видно настолько древняя. «Эта мокрая, текущая пизда принадлежит мне, — говорит все его тело, — и я буду трахать ее так, как хочу».

Я пытаюсь крутиться и бороться, но он намного сильнее, вне конкуренции. Его лобковая кость все время трется о мой клитор, и я чувствую, что сейчас взорвусь, но я продолжаю скакать на нем не медленно, а как-то яростно, бешено, даже мои груди неистово прыгают вверх-вниз.

Кульминация наступает, пока я с широко раскрытыми ногами сижу перед ним, насаживаясь до конца на его массивный член, каждый дюйм которого находится внутри меня. Он выплескивает свою горячую сперму глубоко внутрь, мое влагалище начинает с какой-то дикостью сжиматься вокруг его плоти. Мы оба тяжело дышим, я прислоняюсь лбом к его груди. Медленно, он приподнимает мое тело, чтобы посмотреть мне в глаза.

Мы молча смотрим друг на друга.

— Лили, чего ты так боишься? — его голос звучит мягко.

— Я не боюсь.

— Нет?

— Нет, — я слегка касаюсь подушечками пальцев красных кристаллов, он ловит мою руку, она смотрится такой крошечной в его большой руке.

— Я просто азартная, — говорю я ему.

— Хм... именно таким я бы и был, если бы не был тем, кем я есть.

— А кто ты есть?

— Счастливчик. Я очень везучий, Лили, — говорит он сонно.

Его веки опускаются, и я наблюдаю, как он засыпает, по-прежнему находясь внутри меня. Я тихо приподнимаюсь с него, пытаясь не разбудить, ложусь рядом, не прижимаясь к его телу, но я до сих пор чувствую тепло, исходящее волнами от него. Я не могу разобраться в той связи и притяжении, которая у меня возникла с этим мужчиной. Я до конца не понимаю, почему мы трахаемся, как дикие звери. Я никогда ни с кем так себя не вела. И я до конца не в состоянии понять, какие чувства глубоко внутри себя на самом деле я испытываю к нему.

Я лежу и смотрю в окно, пока не начинает светать.

Очень осторожно сползаю с кровати, все тело болит, и киска такая опухшая, даже почему-то болят ноги. Иду в ванную, сажусь в туалет, это мне доставляет еще большую боль, у меня все там так жжет, как ненормальное. Наверное, он что-то порвал мне прошлой ночью. Я закрываю глаза и прислоняюсь лбом к прохладной стене из плитки. Он не использовал презерватив, а я не просила его. Прежде я никогда никому не позволяла такого, даже когда была подростком. Я всегда была так осторожна, слишком осторожна.

Я плескаю водой на лицо и возвращаюсь в спальню, в которой чувствуется запах секса. Очень тихо, стараясь не шуметь, собираю одежду с пола. Мой топ разорван, его необходимо зашить, хотя скорей всего это невозможно, юбка порвана и отсутствует крючок, на который она застегивается, но по крайней мере ее можно носить. Я беру его рубашку. Конечно, она слишком большая, но я закатываю рукава, потому что мне ничего не остается делать.

Несколько минут я молча стою и смотрю на него спящего. Он выглядит таким мужественным и у меня возникает очень сильное желание разбудить его, и заняться опять жестким сексом, но я заставляю себя отвернуться. На цыпочках спускаюсь вниз по лестнице и закрываю за собой входную дверь.

Воздух слишком прохладный, улица пустынна, достаю и бросаю взгляд на свой мобильный. Пять тридцать утра я двигаюсь вперед по улице чуть ли не с закрытыми глазами. Эта престижная часть Лондона, поэтому здесь нет бродяг. На самом деле двигаясь вперед в течение десяти минут, не встретила ни единой души. Какой-то мужчина на велосипеде объезжает меня стороной, внимательно окидывая быстрым взглядом. Я опять смотрю на часы, почти шесть.

Наконец, я вижу на своем пути красную телефонную будку, захожу внутрь, снимаю трубку, проверяю работает ли телефон. Да. Я выхожу на улицу, нахожу угловой магазин, покупаю плитку шоколада и откусываю большой кусок. Направляюсь обратно в телефонной будке и смотрю на время — шесть пятнадцать, должно быть она уже проснулась, бросаю несколько монет в гнездо и набираю номер.

Женщина отвечает, и я расслабленно выдыханию. Ее голос такой родной и знакомый. Я чувствую слезы, текущие из глаза, и я позволяю им течь.

— Привет, — снова повторяет она.

— Привет, мам, — отвечаю я тихо и каким-то надтреснутым голосом. Мне не следует отклоняться от ее распорядка дня, несмотря ни на что, мне не следует этого делать.

Глава 11

Джек

Паркую машину и сижу в ней некоторое время, пульс то бьется учащенно, то замедляется. Я чувствую себя слишком запутавшемся и неуравновешенным. Мне необходимо успокоиться. Я выхожу из машины, включаю сигнализацию и перехожу дорогу к старому квадратному зданию в однозначно хреновом районе. Она не должна здесь жить. Я мысленно ставлю себе галку — перевести в лучший район за ближайшую пару недель. Подхожу к двери и нажимаю на кнопку домофона, она тут же отвечает.

— Да?

— Это я.

Она несколько секунд молчит, потом звучит зуммер. Я открываю дверь и вхожу в подъезд — стены белые, пол бетонный, здесь достаточно чисто. Ее квартира находится на первом этаже, я поднимаюсь на две ступеньки. Она открывает дверь, прежде чем я дотрагиваюсь до звонка. На ее лице нет макияжа, рот слегка припухший и ярко-красные губы, на ней одет старый фланелевый халат, я вижу слабо проявляющийся синяк у нее на горле. Я чувствую укол вины, потому что именно я оставил его.

— Мелани спит, — шепотом объясняет она.

Я протягиваю руку, пытаясь коснуться проявляющегося синяка, но она вздрагивает и отстраняется.

— Входи, — говорит она, и ведет меня в гостиную, чтобы как-то скрыть, что отшатнулась от меня.

Я тихо следую за ней. В комнате стоят два дивана и стеклянный кофейный столик, коробка печенья лежит на нем. Она садится на край дивана, я не присоединяюсь к ней. Я слишком напряжен, поэтому просто остаюсь стоять.

— Ты в порядке?

Она кивает.

— Почему ты не отвечаешь на мои звонки?

Она не смотрит на меня, просто пожимает плечами.

Я сажусь рядом и смотрю ей прямо в глаза.

— Что случилось?

Я наблюдаю, как ее глаза переходят к моим губам, они все еще красные и припухшие.

— Я думаю, нам не стоит больше встречаться, — хрипло шепчет она.

Каждая клеточка моего тела не согласна с ее заявлением, при этом лицо остается полностью спокойным, голос звучит размеренно:

— Почему нет?

— Потому что я веду себя как животное, когда с тобой.

Я беру ее руки в свои. Она пытается отстраниться, но я не позволяю ей.

— Мы будем вести себя как животные, пока у нас будет в этом потребность, — говорю я совершенно спокойным, своим самым убедительным голосом, на какой я вообще способен в данную минуту.

Она как-то странно, задумчиво смотрит на меня своими красивыми глазами. И Бог мой! Я просто хочу сорвать с нее этот никчемный халат и трахнуть прямо здесь на этом дешевом диване. Это действительно так, но я не говорю ей об этом. И я не хочу заверять ее, что в дальнейшем все у нас будет хорошо. Я просто хочу затрахать ее до бесчувственного состояния, как только она появляется рядом, я теряю с ней весь свой контроль. Я сам превращаюсь в дикое животное.

— Любовь не должна быть такой. Она должна быть красивой.

Я не позволяю показать ей, как реагирую на ее слова. Я не позволю ей увидеть то, что она подсознательно назвала, что мы занимаемся любовью. Но ее слова начинают стремительно кружить мне голову.

— Давай двигаться постепенно, шаг за шагом. Давай получше узнаем друг друга. Я приглашаю тебя на ужин, — бормочу я.

— Я не могу сегодня. Я работаю, — ее голос звучит безрадостно, просто сообщая мне этот факт.

Я чувствую, как что-то горячее, похожее на ревность, ударяет меня прямо в живот. Я стараюсь держать себя в руках, но не могу. Я встаю и спокойно отхожу подальше, руки сжимаются непроизвольно в кулаки.

— Нет, ты не работаешь сегодня вечером.

— Я должна. Брианна ждет меня сегодня и завтра. Мы можем пойти после завтра.

Похоже она даже не понимает, о чем говорит, или с кем.

— Ты не работаешь в «Эдеме», Лили.

Она резко вскакивает на ноги.

— Что? Мне нужна эта работа.

— Я не позволю тебе снимать свою одежду перед другими мужчинами. Сама даже мысль об этом убивает меня.

— Это не справедливо. У меня есть обязательства, которые я должна заплатить.

Я подхожу к ней.

— Какие обязательства?

Она смотрит на меня.

— Я не хочу, чтобы ты платил по моим обязательствам.

— Что за обязательства, Лили?

— Это мое дело.

— Все, что касается тебя, мое дело.

— Я не готова об этом говорить. Просто давай оставим это, пожалуйста. Это личное.

Я хмурюсь от возникших новых сложностей, настолько запутанных. Чем черт побери она занимается? Я не показываю ей свои ужасные мысли, роящиеся у меня сейчас в голове.

— Я не хочу, чтобы мою женщину преследовали сборщики долгов, — разумно говорю я.

— Пожалуйста, Джек. Давай, оставим это. Все происходит слишком быстро. Просто дай мне немного времени, пожалуйста.

— Немного времени? Это то, что ты хочешь от меня?

Я вижу вспышку чего-то неистового в ее глазах. Нет, она не хочет немного времени. Она также хочет содрать с меня эту чертову одежду. Я хватаю ее за предплечья и опускаюсь на ее рот. Сладкий. Мягкий. От одного вкуса ее я становлюсь диким, словно вчера ничего и не было, словно я по-прежнему до сих пор не поимел ее, я хочу ее с такой страстью, что она просто пожирает меня изнутри.

Я заставляю ее открыть губы, и она проходится своим гладким языком по моему, и начинает усердно сосать, словно пытаясь насытиться мной. Ее живот упирается в мой полностью эрегированный член, желая заполучить его. Я чувствую, как начинаю полностью растворяться в ней.

Раздается звук рядом у нас за спиной, и она со стоном, с трудом отстраняется от меня. Мне кажется, словно она оторвала от меня какую-то часть. Ее соседка по дому поднимает вверх руки.

— Не обращайте на меня внимания, я просто иду на кухню.

Я мельком бросаю на нее взгляд, прежде чем мое внимание возвращается к Лили.

Она закрывает дрожащей рукой рот.

— Тебе лучше уйти, — говорит она. Она выглядит побелевшей, одинокой и слегка смущенной, единственное, что мне хочется сделать, скрутить ее в своих объятиях, но я понимаю, что это будет неправильно.

— Я заеду за тобой в семь сегодня вечером.

Она кивает, и я выхожу из ее квартиры, набирая номер Брианны.

Глава 12

Лили

Я выхожу из душа и тщательно выбираю себе нижнее белье: дорогое, все в кружевах, прозрачное. Жара не спадает, по-прежнему жарко и влажно, укладываю влажные волосы вверх и надеваю белое платье с обнаженной спиной. Я завязываю ремешки на шпильках и по какой-то совершенно мне не ясной причине, скорее всего из-за того, что раньше я никогда не видела, чтобы мои губы были настолько опухшими, крашу их в темно-красный. Они выделяются на лице, и я сама себе напоминаю самку обезьяны, чья задница светится ярко-красным, когда она возбуждена и готова к спариванию.

Без пяти минут семь раздается звонок в дверь.

Я открываю и вижу, как изумрудным огнем зажигаются его глаза.

— Господи, — восклицает он, мягко проходясь по моей щеке костяшками пальцев. Он одет в темно-красную рубашку, верхние две пуговицы расстегнуты, показывая красные хрустальные бусы, которые колышутся при каждом его движении, и черные брюки, с острыми отутюженными складками, а ботинки такого же цвета, как рубашка.

Он выглядит как гангстер и ведет меня к нелепому затонированному Range Rover с массивными колесами и рядом фар спереди. Я приподнимаю брови, он улыбается, бесхитростно, словно ребенок.

— Люди рассчитывают на цыган, которые захотят купить именно такие вещи. Садись. Это забавно.

Я серьезно сомневаюсь в том, что это может быть забавно и что буду смеяться.

Он везет меня в фантазийный с дубовыми панелями, удостоенный звезды Мишлена ресторан, «Hibiscus». Винные бутылки поблескивают в серебряных ведерках. Внутри не пахнет едой, а скорее духами от жирных котов из Мейфера (фешенебельный район в Лондоне). Персонал сдержанный и безупречный с превосходным вниманием к клиентам. Коктейли от заведения, деликатесы и обильное количество кислого хлеба. Меню интригует.

— Что ты будешь? — спрашиваю я Джека.

— Жареного поросенка с ирландскими морскими ежами.

— Я никогда не пробовала раньше морских ежей. Они вкусные?

— На любителя. Они обладают грязным, сексуальным ароматом, — говорит он шепотом и его глаза опускаются на мои губы.

Вот опять, сладкий трепет возникает от его взгляда у меня внизу живота. Я отвожу глаза.

— Я буду желтоперого тунца с запеченным артишоком в пене Херефордшир сосны.

Он кривит лицо.

— Тьфу... я не смогу есть пену. Она напоминает мне больную кошку.

Но это не пена, а живые морские ежи, которые подаются со сладким картофелем, один взгляд на которых делает меня больной. Я почти выплевываю это ископаемое, похожее на варево, как только Джек кладет мне его в рот. Он смеется над выражением моего лица.

Когда Джек смеется, то выглядит совершенно другим человеком. Он перестает быть твердой задницей с хладнокровным взглядом гангстера. Подумать только — он становится по-настоящему прекрасным. Я просто пялюсь на него в открытую, удивляясь, насколько беззаботным, красивым и молодым, он вдруг становится. Голос полный тревоги шепчет, вызывая на моих обнаженных руках покалывание и поднимая волоски: «Ты влюбляешься в него... Ты... Ты».

Я откидываюсь на спинку кресло, аппетит пропадает. Беспокойство, подобно касторовому маслу, течет вниз по моему горлу.

— Что случилось? — спрашивает он.

— Ничего.

В конце концов у нас двоих пропадает аппетит. Мы отказываемся от десерта и от кофе. Маленький шоколадный птифур так и остается несъеденным. Джек оплачивает счет, и мы садимся в машину. Ночной воздух, наполненный прохладой, треплет мне волосы. Музыка громко звучит, выбивая какой-то ей ведомый такт. Я начинаю беспокойно ерзать на пахнувшем кожей сиденье, у меня стягивает живот.

Мы попадаем внутрь в светло-песочное фойе, а затем в элегантную гостиную, Джек зажигает свечи. Я же укладываю себя на девственно-белый ковер на полу.

— Хочешь выпить?

— Неа.

Он идет к полированному бару, зажигает светильники и наливает себе хорошую порцию виски, тут же выпивает ее и направляется к низкой белой кушетке, которая стоит на литых когтистых лапах. Ложится на нее и несколько минут молча смотрит на меня. Я наблюдаю за ним, глядя снизу-вверх, не двигаясь. В его глазах поблескивает пламя от свечи, кожа выглядит такой темной и очень красивой, словно вырезанная из дерева. Я думаю о его члене, имеющем пряный запах. Я хочу взять его в рот, бедра самопроизвольно раздвигаются.

— Иди сюда, — приказывает он.

Я приподнимаюсь на руках и ползу к нему, к его эрекции, он притягивает меня к себе руками. Я опускаю подбородок на белую кушетку между его расставленными ногами. Он нежно проводит по волосам, пропуская их между пальцами. Его руки движутся вниз по моей обнаженной спине, расстегивая небольшую молнию. Платье спадает с плеч.

— Мы цыгане верим в волшебство и в фей обольщения. Люди являются легкой добычей для них. Если они накладывают свои чары обольщения на человека, он становится одержимым и заколдованным. Он никогда не увидит именно то, что на самом деле находится прямо у него перед глазами. Он бродит по миру под кайфом, находясь в клубке похоти, как наркоман, — он очерчивает мои губы своим большим пальцем. — Ты похожа на такую фею. Твои глаза. Ты фея, Лили?

Я медленно отрицательно качаю головой, сердце очень сильно колотиться в груди.

— Это была долгая ночь, — бормочет он, наклоняя голову, чтобы поцеловать меня. Наши губы соприкасаются. Его рот требует от меня полной капитуляции. Я вбираю в себя его бархатный твердый язык с довольным вздохом. Он прав, это была действительно длинная ночь. Слишком длинная. Он поднимает меня за бедра к себе на колени, словно я скользкая безногая рыба. Его губы по-прежнему не отпускают мои, очаровывая, даря тепло и обещание, он укладывает меня на диван, лишая последнего клочка одежды.

Он приподнимает голову, его губы стали темно-красными от моей помады.

— Мы не предохранялись прошлой ночью, — отмечает он.

— Я позаботилась об этом сегодня утром, — шепчу я, глядя в его глубокие глаза, словно в океан во время шторма.

— Я не кончал внутрь женщины с семнадцати лет, — признается он.

— Джек?

Он приподнимает одну элегантную темную бровь.

— Ни один мужчина не кончал в меня никогда, — говорю я ему.

У него появляется румянец, как у завоевателя, испытавшего триумф от своей победы, его взгляд, бродящий по моему телу, светится глубоким удовлетворением собственника. Его восхитительно сильные руки приподнимают мою грудь, заявляя права. Он упивается от одного только факта, что мое тело принадлежит ему. Соски тут же твердеют, у меня по коже расползаются мурашки. Я гляжу на него, как завороженная.

Он тяжело дышит, челюсть сжата, член настолько сильно выпирает из его брюк. Воспоминание его гладкого, обнаженного накаченного тела, прижимающегося ко мне, вызывает неимоверное возбуждение — сильное, одурманивающее. У меня между ног становится мокро и горячо. Я тянусь к его молнии, быстро раскрываю. Он приподнимается. Я наблюдаю, как Джек снимает рубашку, брюки и боксеры. Его кожа светится от бликов свечей.

Он наклоняется к брюкам, пытаясь отыскать в них карман. Я знаю, что он ищет. Я слышу шуршание фольги от презерватива и накрываю его руку своей. Он смотрит на меня.

— Ты уверена?

Я утвердительно киваю.

Брюки выскальзывают из его пальцев, его большая рука опускается мне на живот. Я смотрю на его мужское достоинство с прекрасно сделанным тату, которое гордо выпирает и такое большое. Он раздвигает коленями мои ноги. Медленно пытается вставить головку. с нарисованным яблоком, в меня, но у меня все так болит и опухло после вчерашнего, что возникает такое ощущение, будто я раскололась напополам. Я проглатываю крик боли, глаза расширяются, рот открывается в шокирующей букве «О».

Он замирает.

Моя киска саднит и ужасно болит, но я хватаюсь за его плечи.

— Нет. Не останавливайся, — прошу я.

Он осторожно отстраняется от моего горящего входа.

— Сладкая Лили. Я не могу причинять тебе боль, даже если ты просишь, — выдыхает он. Я испытываю облегчение, но слишком дорогой ценой.

Он перемещается ниже, и опускает свой горячий, влажный рот на мои распухшие, саднящие складочки. Я вздыхаю от удовольствия. Он нежно проходится языком, полностью отдаваясь этому процессу, успокаивая меня. Я снова начинаю трепетать, видя перед глазами звезды, зарываясь пальцами в его блестящие черные волосы и сильнее притягивая его рот к себе.

Я быстро и мощно кончаю, задыхаясь, мои разведенные бедра непроизвольно дрожат. Удовольствие настолько интенсивное, что даже становится мучительным.

Я пытаюсь приподняться. Он опускает ладонь мне на грудь.

— Не двигайся. Ты хорошо смотришься с разведенными ногами и готовой для меня.

— Возьми меня в попку.

И он медленно, осторожно дюйм за дюймом, болезненно продвигается в глубь, никому и никогда я не разрешала делать этого с собой. И чтобы не произошло между нами в дальнейшем, сейчас — это мой подарок ему.

Потом я лежу на его груди и прислушиваюсь к биению его сердца, медленно пульсирующем, но отчетливо слышимым, и этот звук обещает мне безопасность. Он заслуживает большего, чем я могу ему дать. Мое сердце екает от одной только этой мысли. Да, он заслуживает гораздо большего.

Может он слышит, как бьется мое вероломное сердца? Мне не следовало этого затевать. Но слишком поздно что-либо прекращать. Я не смела никогда даже мечтать, что такой мужчина, как он, может меня захотеть. Вдруг я чувствую себя такой одинокой, мне грустно и больно, жгучие слезы наполняют глаза, и я не могу их сдержать, хотя и зажмуриваюсь, но они все равно катятся по щекам. Он гладит меня по волосам, накручивая локоны на пальцы. Я открываю глаза, намочив слезами его грудь. Он замирает и перестает наматывать локоны, берет меня за подбородок и приподнимает мое лицо, чтобы взглянуть мне в глаза.

— Почему?

Я не хочу его расстраивать, мне очень хочется, чтобы ему было хорошо. Я притворюсь еще раз на какое-то время, совсем немного притворюсь.

— Я просто счастлива.

Он внимательно смотрит на меня дольше, чем пара секунд, видно, что хочет что-то сказать, я улыбаюсь и так легко это делаю, так обезоруживающе. Сплошная ложь.

Я обвожу кончиками пальцев крест над его сердцем.

— Когда ты сделал это?

— Когда мне было пятнадцать. Я делал его долго, он состоит из семидесяти семи царапин.

Я поднимаю на него голову с любопытством.

— Как это?

— От Матфея 18:21. «Петр приступил к Иисусу и спросил: «Господь, сколько раз я должен прощать брата моего, если он грешит против меня? До семи ли раз?» Иисус ответил: «Говорю вам, не семь раз, но семьдесят семь раз»». Это мои семьдесят семь раз, Лили, и еще больше. Нет мне больше прощения, только ад ждет меня впереди.

Он не знает, что я в курсе его истории. У меня крутятся мысли о нем, как о пятнадцатилетнем подростке — долговязом, с длинными конечностями, высокомерном для всех, но на самом деле хрупком и сломленном внутри, царапающим свою собственную кожу, вгоняющим чернила и при этом ведущим счет своим грехам, и мне вдруг становится так грустно, что хочется плакать.

Жизнь такая странная штука, такая не справедливая. Что совершили голодающие дети Африки, чтобы заслужить такую участь? Или цыганенок, который встал во главе криминальной группировки в возрасте пятнадцати лет? Я вспоминаю своего брата, приведшего меня к заброшенному птичьему гнезду с разбитой скорлупой внутри, или же делающего стойку на руках на Брайтон Пирсе. Любимый бестолковый Льюк, испекающий блинчики с комками по воскресеньям. У меня в горле образуется ком, я сглатываю, но горло все равно саднит от слез, но я не буду плакать перед ним.

— Почему ты не остановился на семидесяти семи?

— Потому что я не смог.

— Почему?

— Чем больше денег я делал, тем больше я чувствовал себя, имеющим право делать все, что захочу.

Того подростка уже нет. Передо мной мужчина не поддающийся никакому воздействию. Он трахает. Он кончает. Он ничего не чувствует. Он бросает. И все же он другой со мной так же, как и я другая с ним. Я молча киваю. Да, деньги заставляют мир вращаться. Все мы немного марионетки в их плену.

— Я нашел тебе работу, — мягко говорит он.

Я ощущаю себя такой уставшей.

— Да? И где?

— Ты будешь работать в моей организации.

— Как наркокурьер?

Его лицо становится жестким.

— У меня законный бизнес.

— Что я буду делать?

Он пожимает плечами.

— Алисия, мой персональный помощник, расскажет тебе.

— Ты хочешь сказать, что создал для меня работу.

— Лили, Лили, — шепчет он.

Глава 13

— Друзья, к нам присоединился сегодня еще один человек. Давайте поприветствуем Лили, — объявляет Уильям, лидер группы RSSSG (Группа поддержки лиц, переживших суицид своих близких).

Его представление заставило всех повернуться и посмотреть на меня, поскольку я была единственной новенькой в группе, я чувствовала себя очень неуютно от их взглядов, мое тело одеревенело и в голове не было ни единой мысли. Я просто тупо уставилась в одну точку, не в силах смотреть в лица людей, которые хотели встретиться со мной взглядом, я даже не смогла вымолвить и слова.

Мое горе было настолько глубоким и так глубоко отпечаталось у меня на сердце, что оно опять начало кровоточить. Может быть, это ошибка с моей стороны — слишком рано пришла сюда (хотя это просто смешно), или возможно я просто не готова говорить на эту тему.

Просто веди себя как обычно.

Неважно, чтобы не произошло в этом месте, я делаю глубокий вдох и вывожу себя из ступора, заставляя произнести общее приветствие. Какая-то девушка поднимается и направляется к составленным стульям в углу комнаты. Все ее движения настолько громкие в этом пустом, с непокрытым ковром полом, пространстве, что мне приходится сдерживаться, чтобы не рвануть отсюда стремглав. Другие участники группы переставляют свои стулья размыкая круг, чтобы я смогла присоединиться к ним. Рядом сидящая девушка переползает на рядом стоящий свободный стул, они все молча передвигаются.

— Садись, Лили, — твердым голосом говорит Уильям, но в его голосе слышатся какие-то обнадеживающие и гипнотические нотки, которые смогли меня поразить даже по телефону. Я направляюсь к освобожденному месту и осторожно опускаюсь на краешек стула. Женщина, сидящая рядом со мной, поворачивает голову в мою сторону и тепло улыбается.

— Расслабься — мы все здесь друзья, — говорит она и накрывает своей рукой мою.

— Привет, — отвечаю я, сопротивляясь сама себе, чтобы вытянуть руку.

Я впервые услышала об этом центре четыре года назад, когда подруга рассказала мне о нем. Она запомнила адрес, когда ее отец покончил жизнь самоубийством. Но она никогда не хотела прийти сюда, и я так же не хотела, желание пришло несколько дней назад. Каждый раз, как только у меня возникала сама мысль прийти в этот центр, я повторяла сама себе, что абстрагируюсь и просто буду наблюдать за происходящим. Но теперь, когда я все же пришла сюда, даже не понимаю, зачем я это сделала.

— Так, кто хочет начать сеанс?

Наступает именно то время, когда кто-то встает и обнажает свою душу!

Уильям смотрит прямо на меня. О, нет, я буду здесь только наблюдать за остальными. Я не готова ничего рассказывать, и уж точно не в комнате полной незнакомых людей. Я понимаю, что мне потребуется много времени, чтобы перестать класть цветы на могилу моих воспоминаний. Я не хочу говорить об этом сейчас. Возможно, когда-нибудь я смогу. Я опускаю глаза и наклоняю голову, надеясь, что он примет мой откровенный жест в качестве подсказки, и пропустит меня.

— Как ты, Лили? Не хочешь поделиться с нами?

Почти все головы поворачиваются в мою сторону. Я смотрю на него с укором.

— Расскажите нам немного о том, почему ты пришла сюда. — мягко просит он.

— Я предпочла бы ничего не говорить, не сейчас, во всяком случае.

Он по-доброму улыбается.

— О’кэй, тебе не обязательно участвовать во всем этом, только когда почувствуешь, что готова.

Я чувствую легкость во всем теле от его успокаивающих слов, и осторожно расслабляюсь на своем стуле. Этот человек каким-то образом успокаивает и расслабляет меня. Я слышу, как начинает кто-то другой рассказывать свою историю. Его голос что-то гундосит, напоминая второстепенный шум, я даже не прислушиваюсь, просто теряя чувство реальности.

Потом меня мягко будит легкое, но настойчивое прикосновение к плечу. Я невольно вздрагиваю, надо мной возвышается Уильям. Из-за того, что я ошарашенно спросонья смотрю на него и вздрагиваю, он отступает с поднятыми руками.

— Прости. Мне жаль, — извинюсь я, черты его лица освещаются доброй улыбкой.

— Не хотела бы ты поговорить пару минут, Лили?

— Все ушли, — констатирую я, оглядываясь.

— Да, сессия закончилась. Ты сразу же уснула и выглядела настолько изможденной, поскольку не хотела пока участвовать в полную силу в работе группы, я разрешил тебе поспать.

Внутри я чувствую себя ужасно — какого черта, стоило приходить на психотерапию и засыпать на первой же сессии?

— Спасибо, — говорю я, смущаясь.

— Эй, мы все приходим сюда, Лили, чтобы «поплакаться в жилетку». Никто не собирается судить тебя здесь. Видно, что ты очень встревожена, и если я могу чем-то...

— Нет, — отрицательно говорю я, мгновенно переходя в оборону, закрыв тем самым дверь для жалости. Я поднимаюсь. — На самом деле, я действительно в порядке, — добавляю я, избегая смотреть ему в глаза.

— Закрываться от всех, не принесет тебе никакой пользы.

— Да, возможно не принесет, но мне кажется было ошибкой приезжать сюда, — резко отвечаю я, и пытаюсь отойти от него подальше, но он наоборот придвигается ко мне.

— Искать помощи не ошибка, Лили. Тебе нужно найти способ справиться со своей болью и яростью, или, скорее всего, чувством вины. Если ты будешь их запихивать в себя еще глубже и не высказываться, все будет только хуже, и поверь мне, я говорю это не понаслышке, я говорю тебе как человек, который прошел через это.

Несмотря на то, что я стараюсь не воспринимать его слова всерьез, хотя понимаю, что он полностью прав, особенно знание и ту глубину, которую я вижу в его серых глазах, но я все равно неохотно внимаю ему.

— Люди приходят сюда, потому что они потеряли контроль над своей жизнью и хотят исцелиться — они устали от горя, слез и от того, что застыли как бы в той точке. Пообещай мне, даже если ты никогда не вернешься сюда снова, что ты сфокусируешься на чем-то положительном и вернешь себе контроль, который ты потеряла, Лили.

Странно, как только я встречаюсь с его глазами, чувствую спокойствие. Я ничего еще не рассказывала ему о своей проблеме, но удивительно, несмотря на это, я чувствую связь с ним. Он сам прошел через это ад, понятно, что он не придумывает ничего.

— Я постараюсь.

Он отходит на шаг в сторону и кивает с одобрением. Я направляюсь к выходу.

— Береги себя, — его слова так отчетливо раздаются в пустой комнате и окутывающей тишине.

Позади меня слышится гулкое эхо, когда я выхожу из грустного здания и вступаю в суету реального мира, но теперь все вокруг отличается от того, какой я стала сейчас. На самом деле я рада, что пришла сюда, да, рада.

Я больше никогда не вернусь. Боль не стоит запихивать глубоко в себя, ее действительно стоит изгнать прочь. Те, разрушающие эмоции, похороненные глубоко внутри, вызывают близкие слезы, словно рука, торчащая из могилы.

Я начинаю быстро двигаться, кровь пульсирует, заставляя работать мои сильные мускулы в бедрах, движения забытые, но уверенные. Шаг ускоряется, стуча по асфальту, превращаясь в более равномерный и быстрый. Ветер свистит в ушах. Капли пота виднеются у меня на коже, одежда прилипает к спине. Мышцы горят и болят, грудь вздымается, как будто сейчас лопнет, но я не могу остановиться, не могу перестать не бежать.

Возможно, я никогда не перестану убегать.

Глава 14

Моя новая работа теперь — в фирме Джека, занимающейся импортом и экспортом. Меня сбагрили в департамент администрации. Работа ужасно законная и ужасно, ужасно скучная, но по крайней мере мне оставили те деньги, на которые я могу покупать себе одежду и вообще иметь хоть какие-то наличные — это, конечно, гораздо лучше, чем я могла надеяться. Все очень добры ко мне, в том числе и Энн, моя коллега, которая подвозит меня по утрам и закидывает домой после работы. Так что мне явно не стоит жаловаться.

В этот день я работаю допоздна, выхожу из ее машины уже поздно вечером у дома, воздух теплый, густой, наполненной неминуемой грозой.

— Увидимся завтра, — восклицаю я, взмахнув Энн рукой напоследок.

Я выуживаю свои ключи из сумочки и двигаюсь по дорожке в сторону входной двери. Клянусь, у меня даже не было ни малейшего предчувствия. Вдруг мужские руки хватают меня, застав врасплох. Сердце останавливается, но мозг работает отлично. У меня возникает мимолетное, но ясно впечатление — кавказец. Его кожа темная, поэтому чуть-чуть лишь поблескивает от дневного освещения из соседнего здания и чувствуется запах сигарет. Его руки все в темных волосах. Неживые глаза: пустые, при пустые, как у пресмыкающегося. На нем черная рубашка и темно-синие джинсы, рост всего лишь пять и девять футов, вес, наверное, сто девяносто фунтов.

Я его знаю.

Он был в клубе. Он хотел, чтобы я прикоснулась к нему. Я ответила нет и ушла, но увидела вспышку ненависти в его глазах.

Мои нервы натянуты, как струна и кричат — бежать, но элемент неожиданности сейчас на его стороне. Он дергает меня к себе и тащит в кусты. Я пытаюсь отбиться от него, но он грубо толкает меня на землю. Я не в состоянии устоять от его удара и падаю прямо задом на кусты. Ветви царапают мне лицо и шею.

Он падает на меня сверху, впившись пальцами в плечи. Я лежу под тяжестью его веса, словно пришпиленная, не в силах пошевелиться.

— Отказалась от меня? Ты распутная высокомерная дешевая шлюха, — шипит он, его челюсти дрожат от ярости. Неподвижно я смотрю в его глаза. Кем бы он ни был, но в нем чувствуется жестокость. Мое сердце бухает дико от страха. В ужасе я понимаю, что не могу убежать.

Он с ненавистью усмехается.

— По-прежнему считаешь, что ты слишком хороша для меня, шлюха?

— Нет, — говорю я, отрицательно качая головой, и он ударяет меня по лицу.

Удар оглушает, игры начинают плясать перед глазами, ослепляя, голова сама по себе дергается в сторону, прежде чем в мозгу отдается взрыв дикой боли. Кровь фонтаном брызжет у меня из носа, льется вниз по лицу. Страх от такой боли сковывает и распространяется внизу живота. Я хочу вырваться или убежать.

Он надавливает коленом мне на грудь и достав мобильный из кармана, начинает фотографировать, как у меня из носа идет кровь, и я пришпилена его коленом! Жуткий страх ползет по мне от замерших холодных листьев, лежащих на земле. Этот парень хочет меня убить. Но хорошо, что он отвлекся, потому что тем самым дает мне возможность немного восстановить свои силы. Мой мозг начинает усиленно работать. Он слишком большой и тяжелый для меня, я не смогу с ним справиться и оттолкнуть, я не могу дать ему коленом или как-то сдвинуть его своими руками.

У меня есть единственный вариант — притвориться, что я потеряла сознание и найти способ открыть сумочку, которая находится у моего правого локтя. Я без чувств отклоняю голову набок, мне необходимо залезть к себе в сумочку. Он убирает свое колено с моей груди и начинает расстегивать ширинку. Я не реагирую. Я почти не дышу, наконец, пальцы медленно забираются внутрь сумочки. Вдруг он падает на меня и, как бешеный пес, сильно кусает за шею. От такой адской боли, я больше не в состоянии притворяться.

Я кричу, что есть мочи, рука судорожно продолжает искать в сумочке. Он опять жестко бьет меня, у горла я чувствую лезвие ножа. Я перестаю орать. Мне удается найти баллончик. Украдкой я вытаскиваю его наружу и направляю прямо ему в лицо. От неожиданности он падает на спину, обхватив лицо руками. Я мгновенно вскакиваю и с криком несусь в сторону здания. Мужчина (я видела его раньше, должно быть он живет в этом же доме) бежит ко мне. Он предлагает вызвать полицию, но я категорически отвечаю «нет». Я говорю, что слишком напугана, чтобы звонить в полицию и определенно не хочу, чтобы он тоже звонил в полицию.

— На тебя напали. Ты должна вызвать полицию.

Я смотрю на него.

— Я знаю его. Бывший. Я не хочу звонить в полицию, хорошо?

Он не понимающе качает головой. Вместе мы возвращаемся в те кусты, и я забираю сумочку, благодарю его за помощь, достаю ключи и захожу в квартиру.

Мелани сидит на телефоне, заказывая китайскую еду на вынос.

— Черт! Что с тобой случилось?

— Один из клиентов клуба. Помнишь, тот урод, про которого я тебе говорила?

— Тот извращенец Симон?

Я киваю.

— Он сфотографировал меня на свой мобильный.

— Что за кусок дерьма?

Я направляюсь к зеркалу. У меня обильно идет кровь из носа и одна сторона лица сильно опухла.

Я запрокидываю голову, Мелани прикладывает пакеты со льдом, которые она иногда кладет себе на ноги, теперь же кладет мне на лицо.

— Возможно, они немного воняют, но ты выживешь, — говорит она мне. Затем берет в руки свой телефон. — Я должна сообщить Брианне. Его забанят и предупредят других девочек. Тебе стоит вызвать полицию.

— Нет полицию, нет. Но да, предупреди Брианну.

Она садится рядом со мной, на ее лице отражается беспокойство.

— Почему ты не хочешь вызвать полицию, Джуэл?

— Потому что у меня есть история, так незначительная, но я не могу светиться в полиции.

— О’кэй. Без проблем. Нет полиции, так нет.

— Спасибо, Мэл.

Буквально через минуту, как только Мелани закончила свой разговор с Брианной, звонит мой мобильный.

— Джек, — нахмурившись говорю я.

— Вау! Брианна быстра, — комментирует Мелани.

— Ты в порядке? — рычит Джек моментально мне в ухо.

— Да, незначительные синяки.

— Ты уверена, что это он?

— Да, я отлично его разглядела.

— Хорошо. Я буду у тебя в ближайшее время, но сначала кое-о-чем позабочусь. И, Лили...

— Да?

— Никуда не уходи, пока я не приеду, хорошо?

— Хорошо.

Глава 15

Джек

Я нажимаю на эту маленькую дрянную кнопку и жду, у меня крутит все внутренности от тошноты. Он положил свои грязные лапы на мою женщину.

Его бестелесный голос раздается в домофоне.

— Да?

— Ты причинил ущерб одному из моих сотрудников сегодня вечером. Я хотел бы войти и поговорить с тобой об этом. Обсудить компенсацию, — Господи, я нервничаю.

— Что? Ты обознался, приятель. Я работал весь день, — в его голосе не слышится не обиды, не возмущения, и это очень хорошо.

— Возможно, мне стоит отправиться в полицию и пусть там разбираются. Решать тебе, — говорю я вполне вразумительно, и как мне кажется, вполне убедительно.

Наступает тишина, и в какой-то момент мне кажется, что этот трус собирается рискнуть и все-таки встретиться с полицией, но затем звучит зуммер, дверь открывается. Это — первая ошибка, ублюдок. Я толкаю дверь вперед и бегу вверх через два лестничных пролета к его двери, прислоняю к стене с бейсбольной битой, звоню в звонок, и встаю перед дверью совершенно в расслабленной позе. Он смотрит на меня в глазок, затем начинает открывать дверь.

— Я говорю вам, вы обознались, — решительно говорит он мне.

Я со всего маха толкаю его в грудь, и он летит задом, распластавшись в коридоре. Его глаза расширяются от ужаса, как только он видит меня с совершенно не понятно откуда взявшейся бейсбольной битой. Я ударяю по двери, и она закрывается. Ужас. У него в квартире кремовые ковры.

Он начинает ползти на заднице в сторону комнат.

— Это был не я. Вы совершаете большую ошибку, — скулит он, как гребанный щенок, поднимаясь на ноги.

Я бросаю в его сторону кляп. Он не собирается ловить его. Кляп отскакивает от его тела, и падает на пол.

— Вставь его.

— Я не собираюсь этого делать. Я невиновен. Я хочу вызвать полицию. Сейчас же, — в его голосе слышится жуткий страх.

Я поднимаю бейсбольную биту и ударяю его в живот. Он сгибается пополам в агонии, пошатываясь, делает два шага назад и падает на колени, схватившись за живот. И начинает реветь, как какой-то гребаный двухлетний мальчишка!

— Не такой уж огромный и сильный сейчас, а?

— Вам нужен не я, — рыдает он.

— Да? Засунь кляп в рот, или я размозжу твой череп одним ударом. Побои или быстрая смерть. Выбирай.

Он изо всех пытается вздохнуть, сквозь жуткую боль. Через всхлипы пытается втянуть воздух. Так делают люди перед смертью, звук напоминает погремушку. Но этот ублюдок не собирается умирать. По крайней мере не сейчас. О нет. Такая смерть для него была бы слишком легкой. Я наблюдаю, как он трясущимися руками вставляет кляп себе в рот. Трусы никогда не перестанут восхищать меня своей тупоумием. Бл*дь, идиот! Зачем ты затыкаешь самого себя кляпом?

Звериный рык вырывается у меня из горла. Звук ярости удивляет меня самого. Мне казалось, я прошел через этого уже много лет назад. В десять лет я размахивал бейсбольной битой и вот он я, жив и здоров. Ради нее.

Я ударяю его ногой, он падает на пол.

Затем поднимаю биту высоко над головой и обрушиваю ему на коленную чашечку. Боль от шока заставляет его глаза чуть ли не выскочить из орбит. Мне казалось, что он сейчас впадет в бессознательное состояние, но к счастью этого не произошло. Холодный пот стекает у него по коже, он судорожно обхватывает расплюснутые кости. Я поднимаю вверх биту и разбиваю другую коленную чашечку. У него наступает судорога от шока.

После этого я сыплю на него удары битой. Каждый точный удар предназначен не убить его, но искалечить навсегда. Наконец-то я перестаю размахивать битой, просто возвышаюсь над ним. Он лежит на боку, еле живой, у него поверхностное дыхание и глаза полузакрыты. Концом ботинка я переворачиваю его инертное тело на спину. Стон вырывается из его кровоточащего рта. Два зубы остаются на ковре.

— Это всего лишь небольшое предупреждение. Откроешь свой поганый рот и твой конец будет еще тяжелее, — мягко говорю я.

Я достаю из кармана платок и вытираю кровь с биты. Странно! Столько лет прошлом с тех пор, как я делал что-то подобное, но я до сих пор ношу девственно белый платок у себя в кармане и бейсбольную биту в багажнике машины.

Совершенно спокойно я выхожу из его квартиры. За углом стоит телефонная будка. Я вхожу в нее и звоню девять-девять-девять. Я меняю свой голос на обычного горожанина из низов, и сообщаю, что человек умирает у себя в квартире.

— Похоже, он был очень сильно избит. Вызови скорую, приятель.

Я нажимаю на рычаг и смотрю на руки, они не дрожат. Я чувствую ледяной холод, сажусь в машину и еду к дому Лили.

Мелани открывает дверь.

Я вхожу и останавливаюсь в полном ступоре, руки начинают трястись. Слезы жалят глаза. Дерьмо. Я не плакал с пятнадцати лет, когда увидел своего отца, замертво упавшего к моим ногам.

Черт возьми! Мне так больно, что я хочу зарычать и завыть одновременно.

Она тоже останавливается, и мы смотрим друг на друга — оба в шоке: она — от моей реакции, я — от ее внешнего вида. «Незначительные ушибы!» Гребаный ад. Ее лицо так опухло и превратилось в сине-черное, я с трудом узнаю его. Потом я начинаю двигаться к ней. Моя походка напоминает разгневанного медведя. Я хочу быть нормальным, но не могу. Первобытная ярость кипит внутри меня, заставляя чуть ли не трястись.

Я протягиваю к ней руки, и она замечает кровь у меня на одежде. Потом поднимает на меня глаза, в них плескается страх. Ее глаза расширяются, такого меня она не знает. Я злоумышленник, который вторгся в ее прекрасный сахарный мир, сделав что-то неправильно.

— Что ты наделал?

— Гангстерские разборки, — жестко отвечаю я.

— Он мертв?

— Нет, но очень хочет умереть, — у меня текут слезы, но я не в состоянии их сдерживать. Моя женщина была так тяжело избита.

— Что? — шепчет она.

— Ты должна поехать в больницу.

Она отрицательно качает головой.

— Я в порядке. Выглядит намного хуже, чем есть на самом деле.

Раньше я никогда не испытывал такой жестокой необходимости защитить кого-то. Никогда. Это чувство потрясает меня до глубины души. Это не мое чувство, я никогда не испытывал такого раньше. Я жесток. Я прихожу и ухожу. Я никому не доверяю. В этом бизнесе нельзя доверять никому. Король никогда не убивает своих врагов, это делают его придворные. Они единственные, кто может подобраться достаточно близко к королю, отравить вино, вогнать клинок в спину. Я надеюсь, что никогда не скажу «и ты, Брут», никогда и никому. Я не собираюсь облегчать им путь, поэтому никогда и никому не позволял подойти ко мне слишком близко. Никому, кроме нее.

Она открывает свои объятия. Ее нижняя часть лица опухла, и ей трудно улыбаться, но я вижу в ее глазах, улыбку, улыбку умиротворения, словно это я испытываю ту жуткую боль и подвергся нападению. Слезы текут быстрее, я прижимаю ее к своему телу и крепко держу в объятиях. Она все еще здесь. Она все еще моя. Я изо всех сил зажмуриваюсь, и поднимаю ее на руки.

— Я могу идти, — шепчет она.

Но я не опускаю ее на пол, просто разворачиваюсь к выходу, держа ее на своих руках, Мелани молча открывает входную дверь. Я выхожу со своей малышкой.

Я мог потерять ее, но все обошлось. Никогда больше я не буду так неосторожен с ней.

Я кладу ее на кровать у себя дома, и она сонно смотрит на меня. Видно результат стресса. Она выглядит такой маленькой и беззащитной в моей постели. Ее пальцы соединились в маленький кулачок. Я беру ее запястье, удивляясь хрупкости ее руки. Я нежно вожу пальцем вдоль пульсирующей вены, выделяющейся на бледной коже. Ее такая явная уязвимость пугает меня. Пугает меня, заставляя чувствовать себя от этого слабым.

— Поспишь?

— Хммм..., — сонно, еле слышно говорит она.

Она засыпает, отправляясь в сон, меня нет там с ней рядом. Я притягиваю ее ближе к себе. Когда она бодрствует всегда есть часть ее, которая остается в стороне и наблюдает за происходящим. Она напоминает мне лес — глубокий и темный, в котором хочется лежать и выть. Она что-то бормочет во сне, я не могу разобрать и непроизвольно трется лицом о мое плечо, морщится от боли.

У меня перехватывает дыхание, невыносимо смотреть на ее боль.

На ней одета хлопковая пижама. Эротическая, соблазнительная, но она выглядит в ней такой тихой, как ребенок. Мне кажется именно такие чувства и испытывают отцы, когда наблюдают за своими спящими дочерями — чувство, доходящее до абсурда, защиты. Воротник пижамы сдвигается, и у меня останавливается сердце. Бл*дь. Я в ужасе смотрю на ее шею.

Чертов ублюдок укусил ее.

Он так сильно укусил ее, что испортил ей кожу. Этот кусок дерьма посмел пометить мою женщину! Я с легкостью вскакиваю с кровати и направляюсь в гостиную. Ярость, доходящая до тошноты, поднимается внутри, заставляя сжиматься мои кишки. Она настолько поглощает меня, что я даже не в состоянии трезво думать. Первая мысль — я хочу вернуться к нему, бл*дь, в эту убогую маленькую квартиру и закончить то, что начал, но скорее всего его там уже не будет. Вероятнее он находится в реанимации сейчас. Я иду к бару и наливаю до верху стакан Jack Daniel’s. Осушаю одним глотком, хлопнув пустым стаканом по барной стойке, звук раздается, как выстрел. Я прижимаю ладони к вискам.

— Перестань. Просто прекрати, — говорю я сам себе.

Но желание пойти и проломить ему башку, настолько сильное, что мне приходится физически бороться с самим собой. Я спокойно выхожу на балкон. В любой момент может пойти дождь. Я откидываю голову назад и пытаюсь глотнуть побольше воздуха, чувствуя, что вот-вот разразиться гроза. Мне нравится ходить пешком, пара миль и накопившиеся негативные эмоции ушли бы, но я не могу оставить ее одну.

— Он не представляет из себя такой ценности, из-за которой стоит садиться в тюрьму. Я и так уже сломал ему ноги, руки, и разбил коленные чашечки. Не говоря уже о таком мешке с дерьмом, как ребра и челюсть.

Я лезу в карман и извлекаю его мобильный телефон. Прежде чем нажать на папку с фотографиями, я делаю глубокий вдох, потом нажимаю кнопку. Первое — шок от ее вида, лежащей на земле, с глазами, наполненными страхом и ужасом, для меня это трудно переварить, я не ожидал, поэтому с трудом смотрю на фото. И все же она не захотела вызвать полицию!

У меня непроизвольно с такой силой сжимаются кулаки, что костяшки становятся белыми, но я заставляю себя успокоиться.

— Пусть будет так. Оставь все, как есть.

Постепенно пульс начинает стучать, как обычно, кипящая ярость внутри, уходит, ее место занимает чувство вины. Мне не следовало оставлять ее одну и без защиты. Я должен был лучше защищать ее — это моя работа.

Я вытаскиваю аккумулятор из его телефона и бросаю все это дерьмо в сейф. Я очень сильно сомневаюсь, что он предпримет что-то против меня, он трус, но эти вещи еще могут пригодиться, если он вдруг рискнет… Случай пока работает на меня.

Я возвращаюсь обратно в спальню и встаю над ней. Ее волосы веером разметались по подушке, губы приоткрылись, лицо опухло и все в синяках. Странно, отек и синяки сделали ее для меня еще более драгоценной и не менее интересной. Она шевелиться, опуская простыни вниз к талии, обнажая небольшую полоску кожи между ее пижамными штанами и верхом. Кожа выглядит молочно-белой, безупречной, вызывая во мне большое удовольствие, видеть ее, претендовать и владеть ею.

Я наблюдаю за легким ритмом ее дыхания, которое звучит так соблазнительно, я долго смотрю на нее, не в состоянии оторвать глаз, очень долго. И часть меня потрясена от силы чувств, которые я испытываю, находясь в восторге от того, что я чувствую. Я никогда не мог даже предположить, что буду когда-то чувствовать что-то подобное к женщине, но вот оно здесь и сейчас.

Я люблю эту женщину.

Всеми фибрами своего существа я люблю ее. Я наблюдаю, как она погружается в беспокойный сон, начинает крутиться и вскидывает руки. Я опускаю палец в ее слегка разжатый слабый женственный кулачок. Она издает странный звук и сильно сжимает мой палец. И вдруг, по-прежнему находясь все еще в глубоком сне, она говорит нечто совершенно странное, я не мог бы даже предположить услышать такое в своих самых смелых мечтах, но она произнесла это своими устами.

Глава 16

Лили

Я просыпаюсь, в голове пульсирует, все тело ломит. Я пытаюсь потянуться и морщусь от боли, понимая, что нахожусь в постели Джека. Он сидит в ногах кровати и наблюдает за мной.

— Доброе утро, — тихо говорит он.

Я стону в ответ.

— Как ты себя чувствуешь?

— Хуже, чем вчера.

Он встает и подходит ко мне.

— Нужна помощь, чтобы помочь тебе вылезти из постели?

— Не думаю, что я смогу, — отвечаю я, он склоняется подо мной и нежно приподнимает, положив под спину подушку.

— Спасибо.

— Пожалуйста, — отвечает он мне в ухо, я чувствую свежесть его дыхания.

— Ты давно проснулся?

— Около часа назад. Мне нужно уйти, но я хотел бы, чтобы ты немного поела, прежде чем я уйду. Алисия придет позже, принесет тебе кое-какие журналы, но если ты хочешь какую-нибудь книгу, то она купит ее в книжном магазине. Просто позвони ей.

— Я буду лежать здесь до вечера?

Его челюсть напрягается. Я понимаю, что это означает — он собирается опять навязать мне свою волю.

— Я перевез все твои вещи сюда. С этого момента ты будешь находиться здесь.

— Что?

— Это не подлежит обсуждению, Лили. Ты остаешься здесь.

Я в недоумении поднимаю руки.

— Это невозможно.

— Невозможно подвергаться опасности.

— Джек, ты не в праве делать подобные вещи. Ты не должен вот так просто перевозить мои вещи и сообщать мне, что теперь я буду жить здесь. Ты должен спросить у меня моего согласия.

— То есть я должен предоставить тебе выбор.

У меня вылетает судорожный смех.

— Да, верно. По крайней мере, предоставить девушке иллюзию выбора.

Он скрещивает руки на своей широкой груди.

— Не хотела бы ты переехать ко мне сюда?

— Я останусь здесь на несколько дней, а потом мы поговорим об этом.

— Видишь, почему я не спрашивал, потому что это глупость?

— Я не ребенок, Джек. Ты не можешь решать за меня.

Он подходит ко мне.

— Как ты не понимаешь? Я не смогу спать, если не уверен, что ты в безопасности.

Я смотрю ему в лицо, он говорит правду, я чувствую это.

— Такое может произойти с кем угодно, — тихо отвечаю я.

— Это случилось не с кем угодно. Это случилось с тобой.

— Не думаю, что он захочет в своем состоянии вернуться после того, что случилось с ним прошлой ночью, правда ведь?

— Я защищал, что принадлежит мне, Лили, — в его голосе не слышится никаких угрызений совести. Лицо — ледяное спокойствие.

Я вздыхаю. Голова раскалывается, у меня не хватает сил бороться с ним.

— Хорошо, ладно, давай поговорим об этом, когда мне станет лучше.

— Хочешь позавтракать?

— Да, хочу. Я хочу мороженое.

— На завтрак?

— Мне всегда разрешали есть мороженое, когда я чувствовала себя плохо, — говорю я, совершенно не задумываясь над тем, что только что сказала.

В утреннем свете его глаза внезапно сверкают, как изумруды. Недоступные, но он говорит совершенно мягко и дружелюбно.

— Какое ты предпочитаешь?

— Мне нравится фисташковое и ванильное, но я готова на любое, которое есть в морозильнике.

Он приносит мне пиалу с мороженым и печеньем, садится и наблюдает, как я ем.

— Я вернусь к ланчу, — говорит он, и слегка целует меня в другую щеку, которая не опухла и пульсирует от боли.

Как только я слышу, что за ним закрывается дверь, медленно выбираюсь из постели и хромаю в другую спальню, где находятся мои привезенные на какое-то время вещи. Моя гитара стоит, прислонившись к шкафу. Я беру ее, опускаюсь на кровать, и провожу по струнам. Внутри у меня полный бардак от всех сумасшедших чувств. Возможно, я все еще пребываю в шоке из-за того, что случилось вчера, потому что чувствую себя полностью оцепеневшей. Никаких поверхностных эмоций. Я только помню Джека, и кровь на его одежде, помню его беспомощные слезы, стекающие по лицу. Я вспоминаю тот последний раз, когда плакала и плакала, и была не в состоянии остановиться. Мои пальцы сами собой начинают перебирать струны, из меня непроизвольно выливаются слова.

Всю свою боль я изливаю своими пальцами.

Я всегда пою одну и ту же песню. Всегда выплескиваю свою печаль в ней.

«Убивай меня постепенно своей песней. Убей меня нежно».

Я забываю о том, где нахожусь и возвращаюсь туда, где мне было так хорошо, где вокруг в моем мире все было хорошо. Мои родители ушли в кино. Я слышу, как мой брат внизу делает себе сэндвич с вареньем, создавая полный беспорядок на кухне. На улице идет дождь, а я лежу на кровати, положив руки под голову и наблюдаю за вспышками молний в небе.

Я заканчиваю петь и слышу шум у двери, поворачиваюсь слишком быстро, и жуткая боль отдается в ребрах. Джек стоит в дверном проеме уставившись на меня. Он, кажется, побледнел, это видно даже сквозь загар.

— Почему ты дома? — обвиняя, спрашиваю я, хотя на самом деле не собираюсь его ни в чем обвинять.

— Не знаю, почему я вернулся, — отвечает он, подходя ко мне и опускаясь на колени. — Я не знал, что ты так хорошо можешь играть на гитаре.

Я пожимаю плечами, и испытываю очередную порцию боли.

— Теперь знаешь.

Он скользит пальцем по моей щеке, стирая дорожку, оставленную слезой.

— Кого ты оплакиваешь, малышка?

Я замираю.

— Никого. Я плачу ни из-за кого.

— Ты обладаешь талантом, Лили Харт? — спрашивает он мягко, но его глаза ищущие и смотрят обеспокоено. Кто знает, сколько еще он будет так терпелив со мной?

* * *

Три дня спустя, я сижу на унитазе и наблюдаю, как он погружается в пену в ванне, когда его голова показывается на поверхности, у него на волосах остается шапка из пены. Он протирает глаза, чтобы стряхнуть пену. Это так мило, что мое сердце начинает биться быстрее. Он открывает глаза, я заново восхищаюсь, насколько они прекрасны. Я стараюсь не пялиться на его выпирающие мышцы плеч.

— Моя мама хочет с тобой познакомиться.

Мои глаза расширяются от удивления.

— Она тебе понравится.

— Это немного рано.

Тень проходит по его лицу.

— Ничего это не рано, Лили. У нас очень дружная семья.

— Я не готова, Джек. Посмотри на меня. Я не могу показаться перед твоей матерью в таком виде.

— Ладно, я познакомлю тебя с ней, когда синяки не будут такими явными.

Я облегченно вздыхаю.

— Спасибо, Джек.

Глава 17

Мара Иден

Мой первенец приходит ко мне в гости, и в то мгновение, как только он входит через порог я уже знаю: у него появилась новая женщина. Во всем его облике я вижу это — как блестят его глаза, как проступает слабый румянец на скулах. И я в восторге от счастья. Мне сорок девять, и я хочу увидеть своего первого внука.

Я никогда никому не говорила, но мой Джейк — это моя личная скорбь. Как только ему исполнилось пятнадцать, он не видел ничего, кроме ответственности и жестокости. В пятнадцать лет, ему пришлось опуститься в самый низ и увидеть, как его отца картежника разрезали от уха до уха, мужчина, у которого его отец занял деньги, предложив сделать Джеку выбор: работать на него и выплатить долги своего отца или же все члены его семьи умрут также.

Когда он вернулся домой в тот день, Джейк, которого я знала все эти пятнадцать лет, умер. У него не было слез, он не горевал, просто приступил к работе немедленно, беспощадно. Он работал целыми ночами, спал по три часа и опять возвращался к работе. Ему потребовалось два года, чтобы расплатиться с долгами отца. Я знаю, что он должно быть совершил много плохих вещей, но он делал это ради нас — ради меня, Доминика, Шейна и ради нашей самой маленькой, Лайлы.

Он заработал кучу денег, купил мне этот красивый дом, автомобиль, оплачивает мой отпуск, и дает мне ежемесячное пособие, я, похоже, никогда не смогу потратить все, что он мне дает. Он сам живет в особняке с бассейном, носит модную красивую одежду, владеет дорогими машинами и имеет слишком много любовниц, но до вчерашнего дня я никогда не видела его таким счастливым.

— Она одна из нас? — спрашиваю я.

— Нет. Но она красивая, правда, — отвечает он. В его голосе звучит такая гордость, что я поражаюсь ей.

— Приведи ее ко мне, — говорю я.

После того, как я ставлю на заднее сиденье корзинку, наполненную домашним джемом с контейнером его любимых пирожных Мадлен, закрываю за ним дверь машины, на прощание взмахнув рукой, бегу к алтарю. Я несусь поблагодарить Черную Мадонну, которая является покровителем нашей семьи. На протяжении многих поколений мы почитаем ее, и она отвечает нам тем же, посылая видения моей бабушке, моей маме и даже мне. Она сообщила мне, когда убьют моего мужа: я стояла перед ней в молитве, и у меня было видение. Я увидела, как он поднял руку и извинился передо мной.

— Прости, Мара, но я должен уйти.

На следующий день он был мертв.

С улыбкой я зажигаю красную свечу и встаю перед статуей Мадонны. Но как только я начинаю молиться, у меня внизу живота появляется такое ужасное чувство, что даже подкашиваются колени, и я падаю на пол. Я фактически распласталась на полу и ко мне приходит видение — пуля летит прямо в моего Джека. И я вижу кровь, которая быстро просачивается через его одежду. Я лежу на полу, ошеломленная, кусая кулак, чтобы удержаться от нечеловеческого крика.

С того дня как Джек был выхвачен из своей невинной жизни, я не знала покоя. Даже во сне. Жуткий страх за его жизнь лежит свернувшийся, как змея, внизу глубоко у меня в животе, готовый в любой момент поднять свою голову. И такой день настал, и змея смотрит на меня своим страшным взглядом.

С криком я бегу к телефону и звоню Квини, подруге моей бабушки. Женщина с большим даром, с ней разговаривают духи через карты. Я набираю ее номер и плачу.

— Ну, приходи сейчас, — говорит она.

Она живет в трейлере на поле. Я сажусь в машину и еду двадцать миль, чтобы добраться до нее. Паркую машину на краю поля и быстро иду к ее якобы дому. Она, одетая в халат, открывает дверь и приглашает войти. У нее круглое лицо с выщипанными бровями, подведенными коричневой подводкой, большие черные зрачки, выделяющиеся на белом яблоке, и это придает ее лицу вид святой. У нее небольшой рот, губы потрескавшиеся. На Брайтон Пирсе она известна как мадам Кью, шарлатанка и сумасшедшая.

Я поднимаюсь по ступенькам и вхожу в ее обитель. Здесь безупречно чисто, солнце просвечивает сквозь тюль, и помещение наполняется таинственными тенями. Она напоминает мне мою бабушку — те же занавески, те же кристаллы, маленькие фарфоровые статуэтки и цветы в горшках на подоконнике.

— Я приготовлю чай. Или ты предпочитаешь что-нибудь покрепче? — спрашивает она.

— Чай, — быстро отвечаю я.

Она кивает и ставит чайник.

— Садись, Мара. Не стоит истирать мой ковер, — говорит она, укладывая листья чая в заварочный чайник.

Я перестаю расхаживать по крошечному помещению и сажусь на диван с изысканной вышивкой и кисточками на подушках. Моя нога трясется, так происходит всегда, когда я нервничаю или напугана, у меня начинает дрожать нога. Это стало происходить с того момента, когда моя мать была больна, ее била крупная дрожь, а Джейк уходил в ночь, чтобы позаботиться «кое-о-чем».

Она наливает кипяток в заварочный чайник, ставит его на поднос, на котором уже стоят изысканные чашки и блюдца, молочник с сахарницей, и несет его ко мне. Она ставит поднос на маленький столик прямо передо мной, садится напротив и смотрит на меня своими большими, выразительными глазами.

— Пусть настоится немного, не так ли?

Я киваю с благодарностью.

— Я боюсь за своего сына.

— Давай посмотрим, что говорят карты.

— Да. Пожалуйста.

Она достает из-под стола старую деревянную коробку с вырезанным затейливым узором. Ставит ее на пол возле ног и достает оттуда карты, с какими-то странными метками на рубашках, которые настолько потерты от использования, с пожелтевшими и засаленными краями. Она тасует их с любовью своими корявыми руками, ее артритные суставы имеют оттенок церковных свечей, протягивает мне колоду.

Я беру ее испуганно. Много раз за всю свою жизнь карты говорили мне правдивые вещи —некоторые были несущественными, какие-то жизненно важными, какие-то из них были слишком болезненными.

— Думай о нем, — инструктирует она.

Я тасую карты и думаю о Джеке. Сознательно, я представляю его с руками, сложенными на груди. Я представляю его сильным и важным. Я не собираюсь передавать картам свой собственный страх и беспокойство.

— Верни их мне, когда будешь готова, — голос ее совершенно спокоен и безжалостен, словно у сотрудника иммиграционной службы или тюремного надзирателя.

Я перетасовываю колоду еще раз и протягиваю ей рубашкой вверх.

Она берет их и укладывает полукругом на столе.

— Черная Мадонна защищает вас. Позволь своей просьбе дойти до нее, — негромко говорит она.

Я осеняю себя крестом.

— Возьми только одну.

Я игнорирую предчувствие и выбираю карту. Влюбленные.

Она смотрит на нее с отсутствующим выражением лица.

— Вытяни другую.

Я беру еще карту, вторую с конца по левой стороне и протягиваю молча ей. Мое сердце начинает сильно колотиться, чуть ли не в ребрах, руки сами собой сжимаются и разжимаются, я опускаю их на колени. Даул (прим. пер — ирландский). Дьявол.

Она смотрит на карту и оценивающе поднимает на меня глаза.

— Последняя карта.

Я закрываю глаза и пусть моя дрожащая рука сама выберет карту из этого полукруга. С молитвой в сердце, я выуживаю одну и передаю ей, не глядя на нее, но я уже знаю, что-то будет не так, там что-то совсем неправильное.

Она хмурится на карту. Стоит жаркий день, но я чувствую, как холод распространяется у меня по коже, заставляя волосы встать дыбом. Она выкладывает три карты на стол. Медленно она гладит карту в середине, указывая на нее пальцем с длинными пожелтевшим ногтем.

— Эн Тур, — говорит она. Башня. Она не смотрит на меня. Наконец, поднимает свои страдальческие глаза, выражение ее лица несет с собой что-то невыносимое, и говорит:

— Остерегайся женщину, которая ранена, красивая и беспощадная. Она покрыта сажей и смерть несет ее рот.

У меня рот открывает от ужаса от ее страшных слов.

Ее черные глаза сверкают, голос становится глуше.

— Ты все равно должна молиться Мадонне и надеяться на чудо. Худшее может и не случиться, — она собирает карты. — Вполне возможно.

У нее на двери висит знак, который нельзя оставить не замеченным.

Он гласит:

«Войди… на свой страх и риск».

Whodini

Глава 18

Лили

В то утро Джек проснулся рано, ему нужно кое-что сделать в офисе.

— Это не столь важно, но необходимо, — говорит он, когда я спрашиваю его об этом.

Для меня еще слишком рано, чтобы завтракать, но я сижу напротив и наблюдаю за ним, как он с жадностью поглощает три ломтика тоста, густо намазанных маслом и домашним джемом, который передала ему мать. Я следую за ним к входной двери, обвивая его шею руками и встав на цыпочки, чтобы поцеловать, он приподнимает меня.

— Я помну твой костюм, — шепчу я ему на ухо.

— Оберни ноги вокруг меня, женщина, — рычит он.

Я смеюсь и обхватываю его талию ногами.

— Я говорил тебе сегодня, какая ты красивая?

Я запрокидываю голову и притворяюсь, что задумываюсь.

— Дай-ка подумать. Да. Да, говорил.

Он серьезно смотрит мне в глаза.

— Ты прекрасна, Лили. По-настоящему прекрасна.

— Все хорошо? — спрашиваю я у него.

Он мягко улыбается.

— Да, все именно так, как и должно быть.

Мы нежно целуемся, а затем он оставляет меня.

Я стою минутку, глядя на закрывшуюся дверь. Беспокойство проходится холодком в виде мурашек у меня по спине. Он собирается сделать что-то опасное сегодня? Я возвращаюсь в постель и еще лежу некоторое время, размышляя. Почему он не сказал мне, куда идет?

В девять тридцать я принимаю душ, одеваюсь, и выхожу из дома, закрыв за собой входную дверь. Иду к автобусной остановке вниз по дороге, сажусь на красное пластиковое сидение, ожидая автобус, который приходит в девять пятьдесят две.

Я вхожу внутрь, плачу водителю, и занимаю место наверху. Автобус везет меня прямо до площади Лестер-сквер. Я выхожу и иду к площади Пикадилли, которая заполнена туристами, опускаюсь на каменные ступеньки под статуей и наблюдаю за ними, они рассматривают свои карты и снимают своими камерами с большим энтузиазмом.

Потом я иду вниз по Риджент-Стрит, заглядываясь на витрины магазинов. Я примеряю шляпку, и когда смотрюсь в зеркало, то замечаю, насколько мои глаза огромные и испуганные. Я быстро отворачиваюсь. Я просматриваю вешалки с одеждой без особенной заинтересованности, и такое мое поведение вызывает пристальное внимание со стороны охранника, который начинает следовать за мной. Я быстро оставляю этот магазин.

Я захожу в обувной магазин и после примерки около десяти пар, покупаю одну. Оказавшись на улице, я вдруг понимаю, что даже не знаю, какого цвета обувь купила. Сейчас час сорок пять дня, я захожу в небольшое кафе и заказываю сэндвич с лососем и огурцом, но не в состоянии его доесть, оплачиваю счет и отправляюсь прямиком к Embankment Bridge.

Переходя через мост, начинаю чувствовать первые признаки нервозности, которая просто сжимает мои внутренности, особенно низ живота. Все это время мне удавалось блокировать ее, но сейчас не тот момент. Время пришло. Я путешествую глазами по Tate Modern, но на самом деле я смотрю на задний план Собор Святого Павла. В итоге я остановилась на гигантском черном насекомом, существе из металла. Жутком и прекрасном в Войне миров.

Я выхожу через парадную дверь Tate Modern и поднимаюсь вверх по лестнице. Прямо по коридору находится выставка Марлен Дюма, я хотела бы посетить ее, но я не направляюсь туда. Вместо этого я иду в одну из небольших комнат, в которой мужчина сидит на лавочке, созерцая коллаж под названием «Пандора» новой художницы Миранды Джонсон.

Цвета яркие и смелые, но разница между ее картиной и Пикассо «Плачущая женщина», нет, наверное, только в цене. Обе наполнены насилием и неприкрытым страданием. Это картина вводит в боль. Я блуждаю по ней глазами. В коллаже присутствуют глаза, полные ярко-розовые губы и цветок, а также слова — сука, соси, лгунья, задница, батарея, и на самом верху, как бы от руки написано: «Вас пригласили...»

Я ближе подхожу к картине, душа у меня болит.

Мужчина на скамейке говорит:

— Она не открыла ларец.

Я не смотрю на него, просто сажусь рядом с ним, но достаточно далеко, он не может коснуться меня, между нами шесть дюймов. Я чувствую себя замороженной внутри, и вспоминаю своего брата, лежащего на полу с иглой, торчащей у него из руки. И вдруг я так отчетливо чувствую его боль, и боль в этой картине становится и моей болью. Я смогу это сделать. Конечно, я смогу это сделать.

Я смотрю на картину и единственное, что вижу — слово «сука».

— Ты позвала на встречу, — говорит мужчина, не глядя на меня.

— Да.

Он мимолетно поворачивает в мою сторону голову, чтобы взглянуть на меня. Я быстро встречаюсь с его взглядом. Мне хочется заглянуть ему в глаза. Я хочу снова ступить на твердую землю. Его глаза темные, невыразительные. Именно такие, какими я их и помню. Я смотрю на него, он первый отводит взгляд.

— Ну?

— Что-то важное произойдет шестнадцатого, — говорю я.

— Что?

— Я пока не знаю. Но что-то прибудет через Дувр.

— Хорошая работа, но мы не будем вмешиваться в это, потому что это может скомпрометировать тебя. Мы позволим этому прийти. У тебя есть дела и поважнее.

Я с трудом сглатываю.

Он оборачивается, чтобы взглянуть на меня.

— Ты влюбилась в него? — его голос звучит жестко и холодно.

Я вспоминаю, как Джек прижимается ко мне, как его язык прочерчивает эротический путь к моему уху, а его губы шепчут: «Я люблю тебя, Лили. Я никогда не верил, что кто-то может быть столь же прекрасной, как ты».

— Нет. Конечно нет. Это всего лишь работа, — говорю я, а мои внутренности закручиваются в тугой узел.

Он смотрит на меня прищурив глаза.

— Хорошо. Потому что ты слуга Короны и наша самая большая надежда в поимке Кристального Джека и его преступной группировки.

— Да, сэр, — я встаю, отдавая честь.

— Держи свое остроумие при себе, Харт, — предостерегает он.

Я не могу уже повернуть назад, и поэтому не позволяю себе думать о Джеке. Я ухожу и звук моих шагов эхом отдается от каменного пола и перед глазами стоит красивое, беспомощное лицо Льюка.

Продолжение следует

Оглавление

  • Пролог Сумасшествие
  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 10
  • Глава 11
  • Глава 12
  • Глава 13
  • Глава 14
  • Глава 15
  • Глава 16
  • Глава 17
  • Глава 18 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg

    Комментарии к книге «Иден», Джорджия Ле Карр

    Всего 0 комментариев

    Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!

    РЕКОМЕНДУЕМ К ПРОЧТЕНИЮ

    Популярные и начинающие авторы, крупнейшие и нишевые издательства