«Ноктюрн для двоих»

Елена Озерова Ноктюрн для двоих

Пролог

1973 год

Площадь перед знаменитой высоткой на Котельнической набережной нельзя назвать людным местом. Машин много — это да, а вот толпы из пешеходов никогда не получается. В этот же вечер прохожих и вовсе было мало — начало ноября, холод, темнота, и еще дождь. Мелкий, противный осенний дождь, который зарядил с самого утра. Однако у «Иллюзиона» всего полчаса назад было довольно много народа: в кои-то веки показывали «Римские каникулы» с неподражаемой Одри Хепберн и великолепным Грегори Пеком. Народ стремился урвать хоть кусочек недоступной простому советскому человеку «ихней» жизни и вовсю «стрелял» лишние билетики. Но сейчас перед дверью кинотеатра уже никого не осталось — вернее, почти никого. У входа в кассы стояла тоненькая девушка в черном кожаном пальто. Хотя стояла она под навесом, ее длинные светлые волосы, свободными прядями падавшие на плечи, намокли, а голубые глаза смотрели печально. Наверное, именно так выглядела принцесса на горошине, когда постучалась в ворота королевского замка.

Оля стояла у «Иллюзиона» уже полчаса. Понятно было, что на «Римские каникулы» они никак не попадают, даже если пропустить журнал, — пятнадцать минут как начался сам фильм. Хоть бы дождь наконец прекратился! Слегка продрогнув, несмотря на предусмотрительно надетый под пальто серый пушистый свитер, Оля забилась под козырек входа и нервно комкала в руке ненужные теперь билеты. Что-то случилось — он никогда не опаздывает. Несколько раз она порывалась сбегать позвонить к телефону-автомату, но боялась отойти — а вдруг именно в этот момент он придет! Взглянула на часы — без двадцати восемь. Сорок минут она уже здесь торчит! И вдруг сквозь туманную пелену дождя она различила знакомый силуэт: он шел от бульваров, знакомый черный плащ нараспашку, в руке — зонт. Она не выдержала и побежала навстречу.

— Что случилось? Почему ты опоздал?

Он виновато улыбнулся.

— Если ты будешь бегать под дождем, промокнешь и простудишься.

— Поздно беспокоиться, я уже промокла. Что случилось? — настойчиво повторила Оля.

— Ничего особенного. Извини.

— Ничего особенного? — Оля задохнулась от возмущения. — Я уже Бог знает что передумала! Ты же никогда не опаздывал! Я думала — под машину попал, убили… А ты — ничего особенного…

Она вырвала у него свою руку и пошла вперед — опять под дождь. Он догнал ее и притянул под зонтик.

— Ну, кафедра растянулась на три часа вместо часа. Я не мог вырваться. Ну, не сердись…

Он обнял ее за плечи и легонько поцеловал в висок. Оля посмотрела в его лицо — ну не может она долго на него сердиться!

— Обещай, что это в последний раз!

Он вдруг как-то странно посмотрел на нее:

— Что ты сказала?

— Обещай, что ты опоздал в первый и последний раз!

Он усмехнулся — опять как-то странно:

— Обещаю.

Оля деловито взяла его под руку. Ну да, вот такая она дура — другая девушка на всю жизнь бы обиделась, а она уже забыла томительное сорокаминутное ожидание и радуется тому, что он снова с ней.

— В кино мы не попали. Куда направимся? У тебя есть какой-нибудь план?

Втайне Оля надеялась, что сейчас он пригласит ее к себе. Пусть этот вечер они проведут только вдвоем. Она уже истосковалась по его сильным рукам, по его губам, по его прикосновениям — таким нежным и чувственным. Но он сказал:

— Может быть, посидим в «Остоженке»? Мне надо с тобой поговорить.

Оля вздохнула, стараясь не выдать своего разочарования:

— В «Остоженке» так в «Остоженке».

Из-за угла показался троллейбус.

Он потянул ее за руку — они добежали до остановки и успели вскочить в троллейбус в последний момент.

В кафе он снял плащ, помог раздеться ей. Потом посадил за угловой столик. На столике в маленькой вазочке стояла белая лилия с двумя распустившимися цветками и бутоном. Оля потянулась к ней и вдохнула знакомый аромат. Странно, в это время года в кафе — настоящие лилии… Они пахли сильно, и сладко, и дурманяще. Господи, как она любила эти цветы! Так просто любила и за воспоминания, которые с ними связаны. Лилии на столике показались ей хорошим знаком. Это как намек на приятный сюрприз. Она давно заметила, что все важные события в ее жизни так или иначе связаны с белыми лилиями.

Он уже шел к ней от стойки и нес два коктейля и блюдечко с орешками. Поставил все это на столик, уселся напротив и стал водить соломинкой по дну стакана, стараясь подцепить льдинку. На нее он смотреть избегал. Оля сделала маленький глоток, бросила орешек в рот и с любопытством взглянула на него:

— Ну? О чем ты хотел поговорить? Я слушаю.

Он разминал сигарету в длинных пальцах.

— Даже не знаю, как начать…

— С начала, — посоветовала она.

— С начала… Если бы знать, когда это началось. — Он упорно продолжал мять в пальцах сигарету. Оля встревожилась:

— Говори, пожалуйста. А то я подумаю что-нибудь ужасно плохое.

— Ну, в общем, так. Нам не следует больше встречаться.

Она сначала не поняла:

— Как?

— Видишь ли… Я долго думал и понял, что наши отношения — страшная ошибка.

— Ты полюбил другую? — Она не узнала собственный голос.

— Нет… То есть… Я не могу тебе ничего объяснить. Ты мне очень дорога, но… Мы должны разойтись.

— Надолго?

— Навсегда.

Некоторое время они сидели молча. Потом Оля притронулась к его руке и сказала:

— Послушай… Если нет никакой другой женщины, то все остальное не страшно. Что бы ни случилось, я всегда буду с тобой. Если тебя сошлют в Сибирь, я поеду за тобой. Если тебе придется голодать, я тоже буду голодать — только бы быть с тобой. Неужели ты не понимаешь? Расскажи мне, что произошло? Я все вынесу — только бы знать, что ты меня любишь.

Он с усилием поднял голову и посмотрел на нее.

— Я тебя не люблю.

В глазах его была пустота. И Оля поняла — он говорит правду. От сильного запаха лилий вдруг заболела голова — еще немного, и она расколется…

Оля встала и пошла к двери. Он бросился вслед за ней. Она обернулась:

— Не надо меня провожать.

Машинально надела плащ — странно, руки сразу попали в рукава, — толкнула дверь и оказалась на улице. Дождь усилился и теперь хлестал ей в лицо холодными струями, но она не замечала этого — просто шла, шла, шла… Голова болела по-прежнему, но в душе боли еще не было — она придет потом, пока Оля ощущала только безразличие ко всему на свете.

Она долго пыталась открыть дверь ключом, пока не сообразила, что дверь не заперта. Прошла в прихожую, сбросила на пол плащ. В большом старинном зеркале отразилась стройная светловолосая девушка — промокшее до нитки платье облепило изящную фигурку, в лице ни кровинки. Сколько она так стояла перед зеркалом, она не помнила. Провела рукой по лбу, отбросила мокрые пряди. Тихо позвала:

— Мама…

Никто не откликнулся. Она прошла в комнату. На диване сидела, сгорбившись, пожилая женщина. Оля бросилась к ней:

— Мама, что случилось?

Женщина подняла глаза — в них была такая мука, что Олины страдания сразу отступили на второй план.

— Мама, что?..

Ровным бесцветным голосом женщина сказала:

— Сегодня твоего отца выгнали из университета. Дома с ним случился сердечный приступ. Я вызвала «скорую».

— Где же папа, в больнице? — Оля лихорадочно сжала плечи матери. — Говори скорее, говори все!

— Он умер. Умер.

Часть первая

1

Этим летом жара в Москве стояла просто невыносимая. Слепяще-белое солнце палило, как в пустыне Сахара, листья на деревьях желтели и сохли от зноя. Счастливчики отпускники проводили время на дачах, а остальные передвигались по городу, словно сонные мухи. Вообще-то Лена жару любила и переносила ее легко, но сегодня вид пыльного Нового Арбата и плавящийся под каблуками асфальт раздражали безмерно.

Она шла к метро «Арбатская», не задерживаясь даже взглядом на палатках с мороженым и водой — конечно, в нормальном состоянии она соблазнилась бы чем-нибудь холодненьким, но сейчас… Пусть уж совсем все будет плохо, чем хуже, тем лучше! У «Праги» за столиком пила пиво компания «крутых» подростков: один из них скользнул взглядом по Лене и что-то сказал остальным. Парни обернулись и провожали ее глазами до тех пор, пока она не скрылась в переходе. Лена недовольно передернула плечами. Что толку в том, что на улицах на нее оглядываются! Вообще что толку быть красивой, если все равно это не помогает получить то, что хочешь!

Еще не доходя до вестибюля метро, она заметила одинокую фигуру Славика — спрятался в тень, бедный, но все равно жарко. Она опоздала почти на час, и все это время он проторчал здесь как привязанный. Но и Славика сейчас не было жалко. Он увидел Лену, но не двинулся с места, а просто стоял и смотрел, как она идет к нему, девушка-подарок, девушка из сказки, непостижимая грация в каждом движении, светлые тонкие волосы разлетаются при каждом шаге… У Славика перехватило дыхание. Он никогда не привыкнет к тому, что это его девушка, что сейчас он запросто поцелует ее и спросит: «Ну, как дела?»

— Привет. — Славик наклонился и поцеловал Лену в щеку. — Ну как дела?

— Хуже не бывает. — Лена хмуро взглянула на него и отбросила со лба светлую прядь.

— Неужели не прошла?

— Нет.

— Но тебе же обещали…

— Что мне обещали? Взять, если останется место. Ну так вот, его не осталось. Раскланялись и велели приходить через год.

— Ну и дураки! Если уж тебя не брать в театральный, то я не знаю, кто им там нужен! Ты же любой голливудской красотке сто очков вперед дашь!

— Видишь ли, миленький, для того чтобы быть актрисой, красоты мало. Еще и талант нужен. Банально, но факт. А с талантом у меня, видно, не так хорошо, как с внешними данными.

Лена закусила губу, чтобы не расплакаться. Прошла же ведь, прошла все три тура! И именно в Щукинское — мечта всей жизни! На амплуа инженю было две претендентки — она и еще одна девушка. Взяли ту, другую. Как же, дочь известного режиссера! «Приходите в следующем году». Можно подумать, что в следующем году ничьи дети поступать не будут. Славик дотронулся до ее плеча.

— Подожди минуточку, я сейчас!

Метнулся в сторону и тут же появился с букетом роскошных темно-красных роз:

— Держи!

— Спасибо, конечно, но этим ничего не исправишь. — Лена наклонилась к крупным головкам цветов — в такую жару даже розы почти не пахли.

— Хочешь, пойдем куда-нибудь?

— Нет. — Лена глубоко вздохнула. — Только домой. К маме.

Славика это предложение не восхитило, но спорить он не стал. Ленину маму он побаивался и старался попадаться ей на глаза как можно реже. Вообще с тех пор, как он мальчишкой-пятиклассником в первый раз попал в квартиру Трофимовых, он не мог побороть чувство собственной ущербности. Не то чтобы это была богатая квартира — нет, там не было никаких западных прибамбасов, даже элементарного видео и то не было. Простая светлая мебель, много книг, несколько картин… Славику очень понравилась одна — маленький мальчик и пони. «Эскиз Брюллова», — мимоходом сказала тогда Лена. Конечно, в этом доме на стене мог висеть только Брюллов. Ну, или Рокотов, или Венецианов. И было непонятно, что именно создавало атмосферу неуловимого, но несомненного аристократизма: то ли эти картины, то ли громадное старинное трюмо в прихожей, то ли слабый аромат цветов…

Во всех комнатах и на кухне даже зимой стояли цветы в изящных вазах. Одно только странно — в этом доме не жаловали белый цвет. Даже хризантемы, которым по определению полагается быть белыми, в соответствии со вкусом Лениной мамы покупались либо желтые, либо лиловато-розоватые. Лена как-то мимоходом сказала, что мама не любит белый цвет. Ну что ж, не любит так не любит — Славик принял к сведению и больше над этим не задумывался.

Но вообще-то мальчику из обычной московской семьи — папа-врач, мама-инженер — было неуютно в этом доме, особенно в присутствии Лениной мамы.

Ольга Васильевна вообще была непохожа на маму. Мало того, что она была неправдоподобно молода — она была неправдоподобно красива. Теперь-то Славик понял, от кого Лена унаследовала свою сногсшибательную внешность. Светлые прямые волосы, голубые глаза, правильные черты лица, потрясающая кожа. Стиль Катрин Денев и у матери, и у дочери, только в Лене, слава Богу, нет этой внутренней холодноватости и отстраненности. Славик никогда не видел Ольгу Васильевну неприбранной, в домашнем халате и в бигуди, как ходила дома его мама. Создавалось впечатление, что Ольга Васильевна либо сейчас отправится на торжественный прием, либо только что с такого приема вернулась. Работала она в каком-то Центре по культурным связям и часто уезжала в командировки — Лондон, Париж, Рим… Лена мать обожала — жили они вдвоем. О своем отце девушка никогда не рассказывала.

Всю дорогу до Маросейки Лена молчала — Славик никак не мог понять, слышала ли она хоть слово из того, что он говорил. В подъезде он приостановился:

— Знаешь…

— Что? — Лена вскинула на него глаза, и у него снова комок подступил к горлу — таких девушек не бывает!

— Лена… — Славик привлек ее к себе и робко коснулся губами ее волос. Она отстранилась:

— Ну что ты, нашел время! Пойдем?

— А Ольга Васильевна точно дома?

— Да. У нее творческий день.

— Знаешь, я, пожалуй, не пойду. Я вам буду только мешать.

Он надеялся, что она скажет: «Нет, ну что ты», но Лена равнодушно пожала плечами:

— Как хочешь.

Она шагнула в раскрытую дверь лифта. Славик еще немного постоял внизу: услышал, как лифт остановился на шестом этаже. Легкие Ленины шаги, хлопнула дверь — вот и все. Он повернулся и вышел из прохлады подъезда на раскаленную солнцем улицу.

Лена наполнила ванну водой и бросила туда розы. Неосторожное движение — головка одного цветка отломилась от стебля. Лена задумчиво покрутила розу в пальцах, потом поставила ее в полный стакан и с ним в руке направилась в комнату матери.

Ольга Васильевна лежала на кушетке лицом к стене. Несмотря на жару, ноги ее были укутаны шотландским пледом. На шаги дочери она обернулась и попыталась улыбнуться — у нее это плохо получилось. Не улыбка — тень улыбки. Лена поставила стакан на изящный инкрустированный столик и опустилась на колени рядом с кушеткой:

— Вот, мамочка, Славка розы подарил, одна сломалась — пусть стоит у тебя.

— Пусть. — Ольга Васильевна посмотрела дочери в лицо: — Все плохо?

— Ну, в общем, да. Не приняли. — Лена прижалась лбом к ее руке и шмыгнула носом. — Взяли дочь Комиссарова. А мне велели приходить в следующем году.

— Пойдешь?

— Не знаю. Еще не решила.

Ольга Васильевна погладила Лену по волосам, потом притянула к себе и поцеловала:

— Не слишком убивайся. Ничего особенно страшного не произошло — подумаешь, не прошла в театральный с первого раза! И потом…

— Да, я знаю, ты не слишком одобряла мою идею стать актрисой. Но мне так хотелось попробовать! А теперь я уверена, что могу, только…

— Только что?

— Да противно все это! Дочка Комиссарова, внучка Станиславского, правнучка Комиссаржевской! Лезут во все щели, как паразиты! — Лена стукнула кулачком по кушетке. — Туда идти — все равно что биться лбом об стенку!

— Ну ладно, ладно! До следующего года что-нибудь придумаем. А пока… — Ольга Васильевна сделала многозначительную паузу.

— Что?

— Есть одна идея. Через неделю у меня командировка в Венецию — открытие выставки современной фотографии и показ работ некоторых наших молодых модельеров. Поедешь со мной?

— Ты серьезно?

— Как нельзя более. Мало того, я уже в принципе обо всем договорилась. Пусть это будет для тебя чем-то вроде утешительного приза.

— Ой, мамочка, как здорово! И именно Венеция! — Лена и не думала, что ее похоронное настроение можно так быстро исправить. Она вскочила и закружилась по комнате, а потом плюхнулась к матери на кушетку. — Гондолы, каналы, дожи — что там еще? Как здорово!

— Я знала, что тебе понравится.

— Ой, мамочка! — Лена бросилась целовать мать. По лицу Ольги Васильевны прошла какая-то тень — мимолетная, но Лена заметила и отстранилась: — Прости, пожалуйста. Я так раскричалась, а тебе, наверное, плохо. Мигрень не проходит?

— Да нет, милая, нет. Ты же знаешь, мигрень — почти нормальное для меня состояние. Я рада твоей радости. И знаешь еще что? Давай отметим будущую поездку и отплачем твое непоступление за обедом с шампанским. У нас еще осталась бутылка «Дом Периньон». Идет?

— Идет!

Вечером позвонил Славик — поинтересоваться, как Лена себя чувствует. От утреннего транса не осталось и следа. Лена сообщила о предстоящей поездке в Венецию. Однако у Славика, похоже, эта новость восторга не вызвала. Он долго молчал — Лена даже забеспокоилась, не случилось ли с ним чего на том конце провода, потом сказал:

— Ты не могла бы через полчасика выйти ко мне во двор? Я хочу с тобой поговорить.

— А завтра нельзя?

— Пожалуйста, выйди.

— Ну хорошо. — Лена пожала плечами. Что это на него наехало?

Впрочем, настроение Славика ее мало заботило: она так привыкла, что он всегда подчиняется ее капризам и желаниям, привыкла, что он смотрит на нее с вечным обожанием, — и это Лену вполне устраивало. В глубине души она была убеждена, что Славик существует для того, чтобы утешать ее, Лену, в печали и радоваться ее, Лениным, радостям. Ну, еще дарить цветы и чинить поломавшийся замок на сумке.

Славик ждал ее у подъезда непривычно серьезный. Она подставила щеку для поцелуя и тут же спросила:

— Ну? Зачем ты меня позвал?

Он опять обнял ее, как тогда днем у лифта, и заглянул в лицо:

— Ты выйдешь за меня замуж?

Лена в изумлении широко раскрыла глаза:

— Что?

— Я хочу, чтобы ты стала моей женой. А ты этого хочешь?

Он еще крепче обнял ее, и Лена не отстранилась — так она была ошарашена неожиданным его предложением. Он провел рукой по ее волосам и повторил:

— Хочешь?

— Я как-то об этом еще не думала… А почему ты именно сейчас об этом заговорил?

— Я давно собирался… Хотел дождаться, пока у тебя все решится с институтом. А сейчас… Я так не хочу, чтобы ты уезжала!

— Славик, глупенький! — Лена рассмеялась. — Это же ненадолго, всего на недельку!

— Все равно! Я боюсь всего, что может нас разлучить.

— Ну куда я от тебя денусь! Я же знаю — лучше тебя мне никого не найти!

— Правда?

— Конечно! А замуж… Давай подождем немного, хорошо? Нам по восемнадцать — куда спешить? И что это за семья — муж первокурсник, а жена вообще неизвестно кто!

— Я пойду работать!

— Глупости! Подождем хотя бы года три, а потом и поженимся. И вообще, там видно будет.

Заметив тень, набежавшую на лицо Славика, Лена быстро поцеловала его в глаза и в нос, а потом подставила ему губы. «А целоваться все-таки он совсем не умеет», — подумала она.

2

Водное такси прибыло точно в назначенное время к подъезду их роскошного отеля, выходившего фасадом на Большой канал. Лене сначала удивительно было пользоваться таким непривычным видом транспорта, но скоро она освоилась и теперь с восторгом разглядывала проплывавшие мимо церкви и дворцы Венеции.

Вода пенилась от сновавших по каналам всех видов судов: тут были и вапоретти — лодки-такси, обычный транспорт венецианцев, спешащих по своим делам, — такие же, в котором ехала и она сама — любопытствующая бездельница. Были и гондолы с туристами, искусно управляемые гондольерами, были баржи — баржи здесь выполняли функции грузовиков в обычном городе. В кафе у самой воды под яркими тентами хорошо одетые люди пили кофе. Все было именно так, как она себе это представляла и видела во множестве фильмов. О, Венеция, город влюбленных! Но пока романтика не слишком чувствовалась в прогретом летним солнцем воздухе. Правда, жара здесь переносилась гораздо легче, чем в Москве, но запах стоялой воды был не самым романтичным ощущением. Впрочем, Лена решила не делать скоропалительных выводов и подождать сумерек. Мама освободится, и они отправятся гулять вдвоем.

Вчера вечером, когда их привезли в отель, Лена еще не успела прочувствовать и осознать — она в красивейшем городе Европы! В аэропорту Марко Поло их встретила сама Паола Дениэлли — организатор выставки и показа моделей с итальянской стороны. Паола была владелицей Дома моделей Дениэлли — не такого известного, как Валентино или Версаче, но вполне респектабельного. Сама Паола когда-то была манекенщицей, потом вышла замуж за модельера Анжело Дениэлли и после смерти мужа встала во главе семейного предприятия.

Очевидно, владелица фирмы Дениэлли была уже немолода. «Но, — подумала Лена, — хотела бы я так выглядеть в ее возрасте!» Изящная, высокая, в светло-зеленом элегантном костюме и туфлях на высокой шпильке — со спины она вообще смотрелась как молоденькая девушка. Только морщинки у глаз и рта и особенно взгляд — цепкий, всезнающий, даже циничный — выдавали ее возраст. Впрочем, все равно больше сорока синьоре Паоле никто бы не дал.

Паола Дениэлли по-деловому пожала руку Ольге Васильевне и приветливо улыбнулась Лене, при этом глаза ее оценивающе скользнули по лицу и фигуре девушки. Повернувшись к сопровождавшему ее молодому служащему, синьора Дениэлли по-итальянски отдала какие-то распоряжения и повела Ольгу Васильевну и Лену к машине.

Блестящий «альфа-ромео» вырулил на автостраду и влился в бешеный поток машин. По дороге Паола с Ольгой Васильевной обсуждали детали вернисажа — выставка открывалась послезавтра. Лена сначала вслушивалась в разговор — слишком мягкий мамин английский резко контрастировал с манерой говорить темпераментной итальянки. Потом ее укачало, и она, к стыду своему, продремала всю дорогу. В отеле уснула как убитая, едва голова коснулась подушки.

Утром, когда она проснулась, Ольги Васильевны уже в номере не было. Лена вскочила с широкой, низкой, но такой удобной постели и подбежала к окну. Ее взгляду открылся вид на неширокую улицу между высокими домами. Она смутно помнила, что вчера ее впечатлил фасад отеля, выходящий на Большой канал, — дом показался ей узким и каким-то летящим. Неплохо будет посмотреть на него при свете дня! Лена оглядела комнату — отделка в серебристо-серых тонах, мебель красного дерева и две картины на стене тоже в тяжелых деревянных рамах. Она прошлась танцующей походкой по комнате, представляя себя графиней де Бельфлор в ожидании очередного жениха, протянула руку для поцелуя воображаемому кавалеру, рассмеялась и побежала в ванную. О, умываться в такой роскошной ванной ей еще не приходилось. Чего стоили одни изразцы! Когда она вышла из ванной, уселась в кресло и стала составлять план дня, в дверь постучали.

— Завтрак для синьорины. — Молоденькая горничная вкатила сервировочный столик. — Синьора велела подать вам ровно в десять. И еще просила передать вам вот это.

Девушка протянула Лене незапечатанный конверт. Сообразив, что «синьора» — это ее мама, Лена поблагодарила горничную: «спасибо» по-итальянски она уже выучила. Завтрак состоял из традиционного апельсинового сока, кофе, булочки и джема. В конверте Лена нашла записку: «Дорогая, на одиннадцать заказано водное такси — осмотри город. Перекуси в каком-нибудь из близлежащих кафе — только не заблудись. Я приду в четыре. Мама». Итак, план на день составился сам собой.

После путешествия на водном такси Лена решила прогуляться пешком и заодно где-нибудь перекусить. Сначала она направилась к Сан-Марко, но вспомнила, что мама ее предупреждала относительно тамошних цен. В кафе с видом на колоннаду все обходилось раз в десять дороже, чем то же самое в другом месте. Нет уж, на Сан-Марко она не пойдет.

Поскольку она опасалась в незнакомом городе отдаляться далеко от отеля — как и многие женщины, Лена плохо ориентировалась, — она решила просто пройтись по одной из боковых улочек взад-вперед. Улочка называлась Калле Валарезо и сбегала вниз к Большому каналу. Дойдя до пристани, где причаливали гондолы и вапоретти, высаживающие пассажиров, она увидела вывеску «У Гарри». Бар точно с таким же названием любил Хемингуэй — неужели это тот самый? Снаружи не было столиков, как перед другими заведениями такого рода, а стекла в окнах были наполовину зеркальными — не увидишь, что там за ними. Лена остановилась в нерешительности, а затем толкнула тяжелую дверь и вошла. Внутри было прохладно и красиво: стены отделаны дубовыми панелями, элегантные официанты в белых куртках… Пока Лена с любопытством оглядывалась по сторонам, перед ней возник официант:

— Синьорина?

От неожиданности Лена растерялась:

— Я хотела перекусить. — Она говорила по-английски, но официант понял и улыбнулся:

— Пожалуйста, вон тот столик. — Он проводил ее к угловому столику возле окна. — Рекомендую аперитив «Гарри» и макароны с соусом из ветчины и сыра.

— Превосходно. — Она улыбнулась в ответ.

Аперитив подали сразу. Она отхлебнула и чуть не поперхнулась — коктейль оказался достаточно крепким. Народу в баре было немного: пара пожилых итальянцев за соседним столиком, девушка с парнем у стойки, еще две девушки… В противоположном от Лены углу о чем-то оживленно спорили пожилой человек — по виду американец — и молодой светловолосый парень. Эти двое привлекли Ленино внимание потому, что, по ее мнению, совершенно не подходили друг другу — о чем парню в потертых джинсах и линялой футболке говорить с сорокалетним мужчиной в элегантнейшем светлом костюме от Кардена? Однако было похоже на то, что парень не просто спорит на равных — даже отчитывает своего визави, а тот согласно кивает, не выражая протеста.

Через некоторое время мужчина встал и вышел из бара. Парень устало вздохнул, откинулся на стуле, скользнул глазами вокруг. Лена не успела отвести взгляд — их глаза встретились, и несколько секунд они смотрели друг на друга. Лена смутилась и опустила голову.

— Ваш заказ, синьорина. — Официант поставил перед ней тарелку.

Лена обрадовалась возможности переключиться на другой объект и вплотную занялась макаронами. В то же время она постоянно чувствовала, что парень из своего угла наблюдает за ней с таким же интересом, с каким недавно она наблюдала за ним. Интересно, кто он по национальности? На итальянца вроде не похож, не похож ни на англичанина, ни на француза…

«Американец», — решила наконец Лена.

— Синьорина, вы позволите?

Лена подняла глаза и увидела, что парень уже стоит перед ее столиком. Вблизи он оказался еще более «богемистым», чем издалека: светлые волосы слегка взлохмачены, на щеках и подбородке трехдневная щетина, которую, правда, еще нельзя назвать бородой. Она пожала плечами — этот жест можно было расценить и как отказ, и как одобрение. Парень предпочел последнее. Он опустился на стул рядом с ней и что-то сказал по-итальянски. Лена ответила по-английски:

— Извините, я не понимаю.

— О, вы не итальянка, — обрадовался парень. — Я мог бы сразу догадаться — у вас северная красота. Вы англичанка?

— Я русская.

Парень аж присвистнул.

— Вот это да! — воскликнул он. — Кто бы мог подумать, что именно здесь я встречу соотечественницу! Девушка, это судьба. Я ведь из Москвы.

— И я. Вчера только приехала!

— А я здесь уже неделю, и, как ни странно, вы первая русская девушка, встреченная мной в Венеции, — девушки, со мной работающие, не в счет.

— Вы здесь в командировке?

— В общем, да. А вы?

— А я приехала с мамой.

— Отдыхать?

— Мама — работать, а я — отдыхать.

— Надолго?

— На неделю.

— О! Так давайте познакомимся — меня зовут Игорь, а вас?

— Лена.

— Красивое имя.

— Обыкновенное.

— Красивое. Елена Прекрасная, из-за которой разрушили Трою. Вы верите в то, что мы живем не один раз?

Лена недоумевающе посмотрела на Игоря:

— Не знаю.

— А я верю. И сейчас, увидев вас, поверил еще больше. Когда-то вы были Еленой Прекрасной. Потом — Беатриче или Лаурой. А может быть, возлюбленной Шекспира? Хотя нет, ее же назвали смуглой леди сонетов. Смуглая — это не о вас. Но все равно — вы удивительная.

Лена, утонув в потоке его красноречия, смогла лишь неопределенно усмехнуться в ответ. По правде говоря, она была сбита с толку столь цветистыми комплиментами и не знала как себя вести. Этот парень не был похож на ее знакомых, вообще ни на кого не был похож. Она подняла голову и снова встретилась с ним взглядом. Глаза у него были темно-зелеными, как… Как море на глубине. На мгновение у нее закружилась голова, словно она попала в воздушную яму.

Игорь подозвал официанта и заказал белого вина, предварительно спросив Лениного разрешения. Принесли запотевший от холода графин. Игорь посмотрел на Лену:

— Вы не хотите попробовать бродетти?

— А что это такое?

— Солянка из креветок, устриц и разных видов рыбы.

— Благодарю. Я сыта.

— Хорошо, отложим бродетти до другого раза.

Лена удивленно подняла брови — ее слегка возмутило это самоуверенное «до другого раза», другого раза не будет, — но ничего не сказала. Игорь пристально посмотрел на нее и вдруг спросил:

— Какие у вас планы на сегодняшний день? Вы свободны?

— В общем, нет. — Лена решила притормозить столь стремительный напор. — Мне нужно вернуться в отель, скоро придет мама.

Она поднялась и открыла сумочку, чтобы достать деньги. Однако Игорь опередил ее — он положил на столик несколько купюр и поднялся тоже:

— Я провожу вас.

Это было сказано тоном, не допускающим возражений, и Лена опять внутренне возмутилась — да как он смеет!

— Спасибо, я смогу найти дорогу сама.

— И все-таки я вас провожу.

Они вышли на Калле Валарезо и направились в сторону отеля. Какое-то время они шли молча, и Лена подумала — странный он все-таки, этот Игорь. То говорит без умолку, а то словно язык проглотил! Она искоса посмотрела на него. Он заметил ее взгляд:

— Вас удивляет, что я молчу?

Лена пожала плечами:

— Да нет, молчите, если хотите.

— Просто я не знаю, с чего начать. Я ведь к вам подсел не просто потому, что вы мне понравились — а вы мне ужасно понравились. У меня к вам есть предложение. Если хотите — деловое.

— Да?

— Я фотограф.

— Да?

— И неплохой фотограф, смею вас уверить.

— Да?

— Вы умеете говорить еще что-нибудь, кроме «да»? — не выдержал он.

Лена зловредно улыбнулась:

— Да.

Он искоса посмотрел на нее, но воздержался от ответной язвительности и продолжил:

— Так вот. Я хотел бы поснимать вас на фоне Венеции. У вас удивительное лицо. И здешний антураж — как раз то, что нужно. Что скажете? Вот теперь вы можете снова сказать «да».

— Нет.

Игорь удивился:

— Позвольте узнать, почему?

Лена улыбнулась и посмотрела на часы:

— Впрочем, может быть, и «да». Но совсем маленькое «да», просто во-от такое крошечное, с мизинчик. У вас есть полчаса. В четыре я должна быть в отеле. Справитесь?

— Это несерьезно! Что можно сделать за полчаса? Несколько пробных снимков! Что, если нам встретиться завтра? Хотя нет — завтра я весь день буду занят. Послезавтра?

— Посмотрим. А пока — на ближайшие полчаса я в вашем распоряжении.

Войдя в свой номер, Лена на ходу скинула платье и отправилась под душ — все-таки жара есть жара. В комнате, правда, было прохладно — работали кондиционеры. Но на улице уже пекло нещадно. Теперь Лена понимала, почему труд фотомодели считается нелегким, — за эти полчаса съемок она устала так, как не уставала от двух часов занятий аэробикой. Игорь поворачивал ее то в полупрофиль, то в профиль, заставлял застывать в самых неудобных позах — например, на цыпочках с закинутыми за голову руками — ну и так далее. Нет уж, дудки, больше она с ним встречаться не будет! Ну и что, что у него зеленые глаза — обращается он с ней, как с восточной рабыней!

3

Чуть тронув широкой кисточкой с румянами скулы, Лена отстранилась и вгляделась в свое отражение. Она сидела перед зеркалом уже почти час, а нужного эффекта добиться не могла — лицо казалось ей то слишком бледным, то излишне ярким. Она перепробовала с десяток вариантов макияжа — все не то.

Сегодня на четыре часа в «Гритти Пэлас» был назначен показ моделей русской коллекции, а затем — большой прием. Манекенщицы будут присутствовать среди гостей в эксклюзивных платьях, чтобы потенциальные заказчицы могли поближе разглядеть приглянувшуюся модель — такая практика давно принята на Западе. Для Лены это был первый выход в свет — и еще какой! Венеция, роскошный отель, множество красивых женщин и мужчин. Лена чувствовала себя Золушкой перед королевским балом. Слава Богу, мама будет рядом! Было бы совсем здорово, если бы она и сейчас была здесь, но Ольга Васильевна еще с утра уехала в «Гритти Пэлас» — она была организатором этого действа с русской стороны.

Ленин туалет они подробно обсудили вчера вечером. По такому случаю совершенно разорились — было куплено вечернее платье у Валентино: элегантно-простое белое платье на тоненьких бретельках и белые туфли на высочайшей шпильке.

Переговоры с невероятно вежливыми продавщицами в роскошном магазине взяла на себя Ольга Васильевна, а притихшая Лена только послушно выполняла мамины указания. Зато потом, когда они вернулись в отель и покупки доставили к ним в номер, Лена немедленно облачилась во все новоприобретенное. Ольга Васильевна с улыбкой наблюдала, как дочь крутится перед зеркалом, с восторгом оглядывая себя со всех сторон, а потом достала из сумки небольшую бархатную коробочку и протянула Лене:

— Думаю, что это замечательно дополнит твой туалет. Эта вещица принадлежала твоей бабушке.

Лена с любопытством открыла коробочку — на белом шелке лежала нитка великолепного жемчуга.

— Ой, мамочка! Как красиво! — Лена немедленно надела ожерелье и бросилась целовать мать. Ольга Васильевна немного отстранила ее от себя и с любовью вгляделась в сияющее лицо дочери.

— Я хотела подарить его тебе на восемнадцатилетие, но, поскольку завтра тебе предстоит что-то вроде первого бала, можно не ждать месяц.

— Пусть это и считается подарком на восемнадцатилетие!

Ольга Васильевна улыбнулась:

— Ладно, там видно будет.

Сейчас платье висело на плечиках, коробочка с жемчугом стояла на подзеркальнике, а Лена безуспешно пыталась понравиться себе в зеркале. Наконец, поняв, что времени остается совсем немного, она остановилась на самом простом варианте макияжа: чуть тронутые прозрачно-розовыми румянами скулы, бледно-розовая помада на губах. Волосы после долгих попыток сделать прическу Лена в конце концов оставила распущенными — волной белого золота они струились по плечам и сбегали по открытой спине. Ровно в половине четвертого она стояла на ступеньках отеля — водное такси, как карета феи, должно было доставить ее на бал в «Гритти Пэлас».

Как прошел показ моделей, Лена впоследствии вспомнить не могла — великолепие окружающей обстановки совершенно подавило ее, все было как в тумане. Вспышки блицев, музыка, подиум, недоступные, как мечта, манекенщицы, блеск украшений и множество народу — женщины в открытых вечерних платьях и мужчины в смокингах. Ольга Васильевна усадила Лену в кресло и вернулась к своим обязанностям хозяйки — к ней все время подходили какие-то люди, она улыбалась, что-то рассказывала по-английски и по-итальянски.

Только-только Лена начала приходить в себя и более-менее осмысленно воспринимать окружающее, как кто-то тронул ее за плечо.

— Не ожидал вас здесь встретить. Опять судьба.

Она стремительно обернулась и увидела своего вчерашнего знакомого. Выглядел он весьма импозантно: вместо футболки и линялых джинсов на нем был смокинг, светлые волосы аккуратно приглажены, от вчерашней небрежной щетины не осталось и следа — побрит безупречно. Светский лев, покоритель девичьих сердец! А зеленые глаза смотрят все так же пристально. Почему ее так смущает этот взгляд?

— Можно узнать, какой счастливой случайности я обязан встречей здесь с вами? — спросил Игорь.

— Это не случайность. Я здесь с мамой.

— А можно узнать, кто же наша мама?

«Говорит со мной, как с младенцем: гули-гули, мы совсем большие», — с раздражением подумала Лена, но сдержалась и ответила:

— Можно. Ольга Васильевна Трофимова.

На лице Игоря промелькнуло удивление, однако он быстро справился с ним и посмотрел в сторону Лениной мамы, занятой беседой с каким-то важным итальянцем.

— Вообще-то я мог бы и сам догадаться. А я-то думал, кого вы мне напоминаете? Вы с мамой очень похожи. Та же северная красота.

Лена через силу вежливо улыбнулась:

— Спасибо за комплимент.

— Это не комплимент, а чистая правда.

Ольга Васильевна, оставив толстого итальянского бизнесмена, направлялась к ним. Подойдя, она приветливо улыбнулась Игорю:

— Я вижу, вы уже познакомились. Очень рада. Игорь, я могу поручить тебе свою дочь на сегодняшний вечер? Если ты, конечно, свободен.

— Разумеется. Все деловые вопросы уже улажены. Я с удовольствием присмотрю за Еленой… — Он сделал многозначительную паузу.

— Григорьевной, — продолжила Лена. — Но если вы будете хорошо себя вести, я разрешу вам называть меня просто по имени.

— Я ваш верный раб. — Игорь склонился в шутливом поклоне. — На сегодняшний вечер и на всю жизнь.

Ольга Васильевна посмотрела на них и усмехнулась:

— Ну, я вижу, что скучно вам не будет. Леночка, Игорь отвезет тебя домой, когда ты захочешь, а я, вероятно, вынуждена буду пробыть здесь до утра.

— Не волнуйтесь, — Игорь придал своему голосу солидность, — ваша дочь в надежных руках.

Он проводил глазами Ольгу Васильевну и повернулся к Лене. В глазах у него плясали смешинки.

— Ну что, прекрасная Елена, не желаете ли пройти в банкетный зал? Бродетти на этот раз вам не обещаю, но будет шампанское и икра.

Лена лежала в своей роскошной постели под легким покрывалом. Четыре утра — сна ни в одном глазу. И мама все еще не вернулась. В памяти всплывали подробности сегодняшнего вечера: сверкающий зал, множество людей… Но все заслоняли зеленые глаза ее нового знакомого. Странно — такое чувство в ней еще не вызывал ни один человек. Чувство постоянного раздражения и в то же время ощущение какой-то неодолимо-притягательной силы. Очень часто в течение этого вечера ей хотелось убежать от него, наговорить ему гадостей — так ее злила неизменная ласковая насмешка, звучавшая в его голосе. Но стоило ей встретиться с ним взглядом, и она чувствовала себя укрощенной. И то, что произошло потом… Ох нет, лучше сейчас об этом не думать!

Манящая, зовущая глубина его зеленых глаз опять напомнила ей море. Когда она была маленькой, мама возила ее кататься на морском пароходике. Лена любила, перегнувшись через перила, смотреть на тяжелые темные волны и с трудом боролась с искушением прыгнуть им навстречу. Многие испытывают то же завораживающее чувство, когда смотрят с высоты, — сочетание ощущения смертельной опасности и неодолимого желания пренебречь ею. То же самое чувствовала Лена, когда смотрела Игорю в глаза. Сегодняшний вечер действительно был бы сказочным, если бы не… Лена почувствовала, как к глазам подступили непрошеные слезы. Глупости! Надо отнестись к этому как к романтическому эпизоду и поскорее забыть!

Они ушли с приема рано — в двенадцатом часу. Ночь была теплой, даже душной. Игорь повел Лену к пристани. Она думала, что сейчас они возьмут вапоретти, но Игорь слегка развернул ее за плечи и направил в другую сторону. Над каналом стояла полная луна. Ее отражение образовывало на темной плещущейся воде сверкающую дорожку.

— Как красиво! — выдохнула Лена.

— Я знал, что тебе понравится. — В первый раз он сказал ей «ты». — Жалко в такой вечер отправляться сразу в отель.

— Может быть, прогуляемся? — предложила девушка.

— Именно это я и хотел предложить. — Игорь сделал жест рукой в направлении причала. Лена увидела выгнуто-элегантный силуэт гондолы и в ней гондольера, опирающегося на весло.

— Но ведь… — Лена хотела сказать, что гондолы очень дороги, ей говорила об этом Ольга Васильевна. Однако Игорь уже усаживал ее в лодку:

— Леночка, это Венеция. Вы должны хоть раз проплыть на гондоле по ночному городу. И пусть я буду тем человеком, который подарит вам это незабываемое впечатление. Кроме того, вы же предложили прогуляться, а в Венеции единственный достойный способ прогулки — плавание.

Лодка тихо качалась на воде, и Лене не оставалось ничего другого, как повиноваться. Игорь усадил ее на мягкое сиденье рядом с собой под навесом. Перед ними на маленьком столике стояла бутылка шампанского в ведерке со льдом и два бокала. Гондольер обернулся, посмотрел на них. Игорь что-то сказал по-итальянски. Лодка отчалила от пристани и направилась на середину канала.

Лене казалось, что все это происходит не с ней. Где та девочка, которой еще неделю назад не хотелось жить из-за того, что она не поступила в театральный институт? Будущее ей представлялось тогда в самых мрачных тонах. Теперь же она сидит здесь, в гондоле, скользящей мимо освещенных палаццо и кафе, где веселятся беспечные люди. В небе сияет луна, рядом с ней — самый замечательный мужчина, которого только можно вообразить. И он смотрит на нее — она кожей чувствовала его пристальный взгляд. Она набралась храбрости и тоже посмотрела ему в лицо:

— Что?

— Ты сейчас так красива. — Его голос звучал тихо и вкрадчиво, как музыка. — В этом белом платье ты — как принцесса из сказки.

Они плыли по Большому каналу по направлению к Риальто. Игорь откупорил шампанское и наполнил бокалы. Они выпили, по-прежнему не в силах оторвать глаз друг от друга. Игорь тихо рассмеялся, поставил бокал на столик, притянул Лену к себе и обнял. Она подчинилась — у нее не осталось никакой воли. То ли это было действие шампанского, то ли магия Венеции окутала ее — но Лене хотелось, чтобы эта поездка никогда не кончалась. Они продолжали плыть, и она подумала — вот сейчас они вдвоем, только вдвоем в целом мире.

Гондола свернула в маленький тихий канал, где высокие здания затемняли свет луны. Смутно различались силуэты мостов. Игорь крепче обнял Лену, другой рукой он приподнял ей голову и поцеловал. Лена перестала дышать. У нее сладко закружилась голова — такого с ней никогда еще не было. Поцелуй продолжался бесконечно. Его губы на ее губах — такие ласковые и требовательные… Она словно раскрылась для него и растворилась в нем, покорная и счастливая этой покорностью. Необычайные ощущения пронизывали ее тело, но они находились в плывущей лодке, в незнакомом городе, под открытым небом, и широкая спина гондольера была так близко от них…

— Не надо, — выдохнула она, пытаясь освободиться из ласкового плена его сильных рук. — Так нельзя… Здесь кругом люди…

— Ну и что? В гондолах происходят и не такие вещи, — прошептал Игорь.

Эти слова подействовали на Лену как ушат холодной воды. Так вот, значит, как! Он решил, что можно воспользоваться случаем и соблазнить глупую девчонку, прокатив ее по романтической ночной Венеции!

Она с усилием оторвала его руки от своих плеч и отстранилась. Игорь с удивлением посмотрел на нее:

— Я что-то не то сказал?

— Я хочу домой. — Голос у Лены чуть не сорвался.

— Что с тобой?

— Ты думаешь, что все так просто — понравилась девочка и сразу получил ее? Ты всегда так поступаешь?

— А что в этом плохого? Сдерживать чувства глупо. — Игорь снова взял свой насмешливый тон, который так бесил ее. — Можно подумать, что это твой первый поцелуй.

— А вот это не твое дело! Первый или сто первый — тебя это совершенно не касается!

— Однако всего минуту назад ты ничего не имела против моих прикосновений.

— Тебе показалось!

— Да?

— Да. Отвези меня домой.

— Как хочешь. — Игорь тронул гондольера за плечо и что-то сказал по-итальянски. Гондола развернулась и поплыла опять к Большому каналу. Весь остаток пути Лена просидела, забившись в угол скамьи, чтобы даже случайно не прикасаться к Игорю. Оба молчали.

Когда они пристали к причалу перед отелем, Игорь вышел первым и протянул руку, чтобы помочь Лене выйти из гондолы. Она оттолкнула его, выпрыгнула из лодки сама и взбежала вверх по ступенькам.

— До свидания, — прозвучало ей вслед.

Она обернулась и бросила через плечо:

— Надеюсь, что свиданий больше не будет.

И сейчас, когда она лежала в своей постели, память вновь и вновь возвращала ей вкус его поцелуя. Лена не была опытной в том, что касается отношений мужчины и женщины. До сих пор она целовалась только со Славиком, но это напоминало игру — для Славика ее поцелуи были как подарок, как милость. Чувства же, которые разбудили в Лене губы Игоря, были ей совершенно неведомы. А он отнесся к ней как к очередной игрушке! И вообще, кто он такой? Фотограф — вот и все, что она о нем знает. Можно сказать, повисла на шее у первого встречного!

Тихо отворилась дверь номера. Лена включила бра. Ольга Васильевна с удивлением спросила:

— Ты еще не спишь? Поздно вернулась?

— Да нет, просто не спится. Как прошел вечер?

— Все в порядке, только очень устала.

Она сняла платье и потянулась за халатом. Лена в который раз невольно восхитилась матерью — фигура у Ольги Васильевны была как у молодой девушки, ничуть не хуже Лениной.

После ванной Ольга Васильевна улеглась в постель. Некоторое время они лежали молча — Лена не спала и чувствовала, что мать тоже не спит.

— Мама…

— Что, котенок?

— Да нет, ничего. Я просто хотела спросить… Про этого Игоря…

— Он тебе понравился?

— Мы катались на гондоле. Это нехорошо? Ты говорила, что гондола — очень дорогое удовольствие.

— Ну, Игорь может это себе позволить. — Ольга Васильевна улыбнулась в темноте. — Может быть, с кем-нибудь другим и не стоило кататься, но с Игорем — ничего страшного.

Ну да, «ничего страшного»! Знала бы мама, как он с ней поступил!

— А кто он вообще, этот Игорь? Подпольный миллионер?

— Он замечательный фотограф. Даже не фотограф — художник. По-моему, лучше его никто не может сейчас снять модель — по крайней мере в нашей стране. Ему удается передать настроение, ауру… Не знаю, как это объяснить. Поэтому он в свои двадцать пять уже публиковался почти во всех западных престижных журналах.

«Ага, значит, ему двадцать пять», — отметила про себя Лена, а вслух спросила:

— И в «Плейбое»?

— Нет, насколько я знаю. А вот в «Воге» он работал. И недавно у него блестяще прошла выставка в Париже. И я очень рада, что мне удалось уговорить его приехать сюда. Он поснимает наших манекенщиц. Кроме того, его работы украсили наш вернисаж. Впрочем, ты их увидишь — через два дня мы откроем выставку. Я рассказала все, что тебя интересовало?

Лена рассмеялась:

— Исчерпывающая информация! Он женат?

— Котенок, позволила бы я сопровождать тебя женатому мужчине? Нет, конечно. И не был. А теперь давай спать.

4

Серый вязкий туман окутывал ее как вата. Она пыталась идти, побежать, раздвинуть его руками — ни руки, ни ноги ей не повиновались. Туман словно сжимался — спазмы перехватывали горло, дышать становилось все труднее и труднее. Внезапно туман исчез — она оказалась в стеклянной будке наподобие телефонной, а вокруг шел дождь. Плотная стена дождя отделяла ее от мира, грязно-серые струи сбегали по стеклу. Она хотела найти выход, но двери в стеклянной будке не было. И опять — спазмы и духота. Ей хотелось крикнуть: «Выпустите меня отсюда!» — но язык не слушался. Вдруг за стеной дождя смутно возникли очертания чьей-то фигуры. Кто-то двигался по направлению к ней — ближе, ближе… Ее охватил панический ужас. Она сжалась в комочек и присела на корточки, чтобы стать как можно незаметнее. Кто-то уже подошел вплотную и приблизил свое лицо к стеклу будки.

И сразу — чувство невыразимого облегчения: «Боже мой, это он! Он сейчас выпустит меня!» Она протянула к нему руки — но его лицо исказила жуткая гримаса. Он смеялся — смеялся беззвучно, и от этого его смех был страшен. Потом его лицо стало таять и расплываться, и на его месте возникло другое — знакомое, родное лицо. «Мама, мамочка!» Но мать смотрела на нее отстраненно, как на незнакомку. «Выпусти меня!» Лицо матери тоже растаяло. Вдруг стеклянная будка исчезла — она шла по какой-то улице, под дождем. Чьи-то руки подхватили ее — все вокруг закружилось, быстрее, быстрее — и темнота…

Ольга Васильевна проснулась и поняла, что она не в состоянии не то что встать — просто пошевелиться. Голова раскалывалась от боли. На кровати рядом безмятежно спала Лена. Ольга Васильевна подняла руку и пошарила наугад на прикроватном столике — да, вот упаковка. Она достала две маленькие таблетки, проглотила их, не запивая, и через пятнадцать минут забылась в тяжелом сне без сновидений.

Яркое утреннее солнце заливало комнату. Лена открыла глаза, и почти сразу раздался осторожный стук в дверь: горничная принесла завтрак. На часах было одиннадцать — значит, мама вчера велела разбудить их в это время. Однако Ольга Васильевна спала — лицо у нее было белым, как у мраморной статуи, а рядом с постелью валялась упаковка ее обычных таблеток. «Так, ночью опять был приступ, — подумала Лена. — Бедная мамочка, она старается, чтобы я не замечала, когда ей плохо».

Осторожно, чтобы не потревожить спящую, Лена прошла в ванную, приняла душ. Потом позавтракала и задумалась, что же ей делать дальше. У мамы явно есть на сегодня какие-то планы — у нее выходной после вчерашнего приема, и этот день она хотела провести вместе с Леной. Но будить Ольгу Васильевну нельзя — после приступа мать должна спать чем дольше, тем лучше. Лена решила пока пойти пройтись на полчасика-часик.

Надев белый топ и шорты и собрав волосы в хвост, Лена сунула ноги в босоножки, взяла шляпу и сумочку и, не удосужившись посмотреть на себя в зеркало, вышла из номера.

В холле она остановилась у киоска посмотреть сувениры.

— О, синьорина Трофимова! — окликнул ее женский голос.

Она обернулась. У стойки администратора стояли Паола Дениэлли и мужчина средних лет. В мужчине Лена узнала того самого «американца», который беседовал с Игорем в баре «У Гарри», правда, сегодня на нем были светлые джинсы и легкая белая рубашка. В руках он держал изящно упакованный букет белых лилий. Паола же, как всегда, была ослепительна: светло-серый летний костюм с яркой отделкой в греческом стиле. Туалет дополняли ярко-красная широкополая шляпа из итальянской соломки, красные туфли и сумка в тон. Лена улыбнулась и подошла к ним.

— Рада вас видеть, — приветствовала ее Паола. — Как вам понравился вчерашний показ?

— Все было великолепно!

— Вы не устали? Впрочем, вы, кажется, рано ушли.

— Да, для меня все это так необычно! Я действительно немного устала. — Лена изо всех сил старалась вести себя светски непринужденно.

— Надеюсь, вы хорошо отдохнули и готовы к новым впечатлениям. А как себя чувствует ваша мама?

— Неважно. У мамы болит голова. Она еще не вставала и вряд ли сегодня куда-нибудь выйдет.

На лице Паолы отразилось сочувствие:

— О, как жаль! А я хотела предложить вам прогулку на острова Венецианской лагуны — это незабываемое зрелище! Кстати, познакомьтесь — синьор Артуро Джаннини. Он любезно согласился быть вашим гидом в путешествии на Бурано.

«Американец», оказавшийся стопроцентным итальянцем, галантно раскланялся и вручил Лене букет.

— Прелестные цветы для прелестной синьорины.

Лена с улыбкой приняла букет, хотя совершенно не знала, что с ним делать: одной из многих странностей Ольги Васильевны была неприязнь к белым цветам — она их просто не выносила. А уж белые лилии вообще были под запретом в их доме — Ольга Васильевна называла их вестниками несчастья.

Паола между тем произнесла огорченно:

— Как я понимаю, путешествие сегодня не состоится.

— Извините, но я думаю, что мама вряд ли сможет сейчас куда-нибудь поехать.

— Я мог бы показать Бурано синьорине, если у нее нет других планов, — вмешался в разговор Артуро Джаннини. — А с синьорой Трофимовой мы осмотрим потом другие достопримечательности, когда ей станет лучше. Нравится синьорине такой проект?

Лена в задумчивости прикусила губу. Конечно, поехать ей очень хотелось, но без маминого разрешения она не могла решиться. А мама, если приняла таблетки, проспит еще часа два… Заметив ее колебания, Паола сказала:

— Советую вам согласиться. А Ольге вы можете оставить записку. Я зайду справиться о ее здоровье после обеда и все ей объясню.

Лена решилась:

— Хорошо. Я поднимусь к себе и через пять минут буду готова.

— Жду вас здесь, — поклонился Артуро.

Цветы Лена после некоторого колебания оставила у горничной.

…Было приятно сидеть на открытой верхней палубе небольшого парохода, подставив лицо легкому ветерку, и наблюдать, как постепенно приближается остров Бурано: сначала показалась высокая колокольня церкви, потом нагромождение домов и наконец пристань.

— Прибыли, синьорина. — Артуро галантно подал ей руку и помог сойти на берег.

Всю дорогу он старался развлекать ее разговором — спрашивал о ее московской жизни, рассказывал о Венеции. Он отлично говорил по-английски, во всяком случае, проблемы языкового барьера у Лены не возникло. Как она поняла, Артуро работал у Паолы Дениэлли — был менеджером в том самом Доме моделей, совместно с которым устраивался вчерашний показ.

Они пошли по узким улочкам, останавливаясь у витрин, за которыми женщины неутомимо плели кружева. Артуро сказал, что остров Бурано славится своими кружевами.

Все было невероятно интересно, живописно, и у Лены возникло чувство нереальности происходящего — как будто какой-то художник или режиссер с чересчур богатым воображением хватил через край, придумывая эту картину. Как и Венецию, Бурано во всех направлениях пересекали каналы, но, несмотря на множество людей, гуляющих по узким улицам, мостам и дорожкам вдоль каналов, здесь царило дремотно-спокойное настроение. Дома здесь были окрашены не в приглушенно-пастельные, как в Венеции, а в глубокие яркие тона — синий, алый, темно-оливковый. Почти у каждого дома на причале стояла лодка — похоже, единственный вид транспорта на острове.

На большой рыночной площади вовсю шла торговля. Лена и Артуро прошли по рядам — чего здесь только не было! Их окутал аромат овощей и фруктов, смешанный с запахом пиццы, соленых крендельков и жареных сосисок. Вокруг толпилось множество людей, их громкие голоса сливались в нестройный хор. Лене почему-то все это напомнило зоопарк — и было здорово ощущать себя в такой гуще жизни.

— Синьорина не проголодалась? — осведомился Артуро. — Я знаю неподалеку замечательный ресторан, там прекрасная кухня.

Лена почувствовала, что действительно голодна — поесть она всегда любила, а стандартный континентальный завтрак только возбудил ее аппетит.

— Спасибо. С удовольствием.

Артуро взял ее под руку и повел через мост вниз по переулку. Переулок был тих и пустынен, и Лене не верилось, что где-то здесь может быть ресторан. Они свернули под арку и оказались на крошечном дворике.

Во дворике стояло не больше полудюжины столов, покрытых традиционными итальянскими скатертями в красно-белую клетку. Толстые плети вьющихся растений оплетали стены, пчелы лениво жужжали над яркими алыми цветами в кадках, и над всем этим великолепием сияло безоблачное синее небо. Народу в ресторанчике не было.

Навстречу им вышла улыбающаяся пожилая итальянка и подвела их к одному из столиков. Лена ждала, что сейчас им предложат меню, но итальянка снова скрылась в дверях кухни.

Заметив Ленин недоумевающий взгляд, Артуро пояснил:

— Здесь не заказывают. Едят то, что подадут. Но готовят здесь очень вкусно, смею вас уверить.

Им принесли жареные пирожки со шпинатом и сыром «рикотта», потом подали блюдо с чем-то непонятным.

— Это фиори ди уккини, обжаренные в масле цветы тыквы. Попробуйте — вам понравится.

Фиори ди уккини оказались восхитительными. Артуро с улыбкой наблюдал, с каким удовольствием она ела. Как бы между прочим, он спросил:

— А чем синьорина Лена сейчас занимается в Москве?

— Пока ничем, — ответила Лена. — Я не поступила в институт, и теперь надо искать работу.

Итальянец поцокал языком:

— Какая жалость! А в какой институт синьорина поступала?

— В театральный.

— Правильный выбор. Такая красивая девушка должна быть актрисой или…

— Или кем? — Лена с любопытством взглянула на собеседника.

— А вы никогда не пробовали себя в качестве фотомодели? При таких данных вы быстро сделаете карьеру.

Лена вспомнила позавчерашние полчаса под объективом Игоря. Только вот можно ли назвать это пробой? Так, баловство. Воспоминание об Игоре кольнуло сердце, но она постаралась поскорее переключиться.

— Можно сказать, что не пробовала.

— И вам еще не делали никаких серьезных предложений?

Опять же, считать ли позавчерашний разговор предложением? Если да, то оно было явно несерьезным. Особенно после вчерашнего…

Лена пожала плечами:

— Да нет.

Артуро опять прицокнул языком. То ли от огорчения, что карьера модели до сих пор проходила мимо такой очаровательной девушки, то ли от радости, что он первый открыл ее.

— Считайте, что вам делают предложение сейчас. Я не только менеджер в Доме Дениэлли. Я еще сотрудничаю с американской издательской компанией. Как раз сейчас они подыскивают модель для обложки своего нового журнала. Вы идеально подходите. А в рекламном бизнесе удачное начало — почти все. Вы сможете иметь миллионные гонорары и мировую славу. Правда, для этого придется немного поучиться…

Лена растерялась:

— Вы серьезно?

— Совершенно серьезно. И я не понимаю, почему никто до сих пор не заметил такую жемчужину.

— Не знаю… Все это так неожиданно. Я, право, об этом не думала.

Артуро от возбуждения даже подскочил на стуле:

— Я подумал за вас. Как только я вчера увидел вас в «Гритти Пэлас», то сразу понял — эта девушка просто находка! Не отказывайтесь от своего шанса!

Лена заинтересованно посмотрела на Артуро:

— Можно задать вам один вопрос?

— Почему один? Десять вопросов, двадцать вопросов, сто вопросов!

— Вы поэтому вызвались поработать сегодня гидом?

Артуро рассмеялся:

— Синьорина очень догадлива.

Лена задумчиво посмотрела на него:

— Даже не знаю, что вам сказать.

Лена колебалась. Она в первый раз видит этого пожилого итальянца, и вдруг сразу — такое… Неизвестно еще, что скажет мама. Ольга Васильевна вряд ли одобрит такую авантюру. В самом деле — ну какая из нее, Лены, фотомодель? И потом, она всегда с легким презрением относилась к этой профессии — тоже мне занятие, томно смотреть в объектив камеры! Хотя позавчерашний опыт доказал ей, что она не совсем права…

Разговор прервала пожилая итальянка — она принесла второе: холодное вино в глиняном кувшине, корзинку с булочками и еще нечто в большом блюде под крышкой. Когда Артуро открыл его, восхитительный аромат разлился в нагретом солнцем воздухе.

— Как пахнет! — воскликнула Лена.

— Это бродетти — солянка из креветок, рыбы и устриц, приправленная шафраном и томатами.

Лена помрачнела. Позавчера Игорь уже объяснил ей, что такое бродетти, а вот теперь у нее есть возможность это попробовать. Только не с Игорем. Возможно, именно обида на него — на то, как он с ней вчера поступил, — и заставила ее проговорить:

— Ну что ж, можно рискнуть.

— Вы о бродетти или о моем предложении? — поинтересовался Артуро, игриво глядя на нее. — Если о бродетти — никакого риска. Если о моем предложении, впрочем — тоже.

Лена рассмеялась:

— И о том, и о другом.

— Значит, вы согласны попробовать свои силы?

Лена вздохнула:

— Почему нет?

— Согласны? — Артуро был настойчив.

Лена сказала твердо:

— Да. Согласна.

Лена вдруг загорелась этой идеей. Она докажет этому несчастному фотографу, что тоже кое-чего стоит! Если все получится так, как говорит Артуро, Игорь не посмеет больше отнестись к ней с таким пренебрежением. И никто не посмеет! Она не позволит считать себя девочкой на вечер! Но как быть с мамой? Мама почти наверняка ей не разрешит. Она и на театральный-то смотрела как на пустую забаву, а уж на такое… Лена испытующе посмотрела на Артуро:

— Только у меня одно условие.

— Да?

— Мама пока ничего не должна знать. Я не хочу…

Артуро заулыбался:

— Полная тайна! Все, как вы пожелаете. Вы хотите приготовить вашей маме сюрприз — пожалуйста! Порадуете ее уже успехами.

Конечно, Артуро неверно понял ее побуждения, но Лена не стала ничего объяснять. Пусть думает, что Ольга Васильевна спит и видит свою дочь манекенщицей.

Тон Артуро сразу стал деловым:

— Тестированную съемку назначить лучше поскорее. Завтрашнее утро вас устроит?

Лена прикинула — завтра с утра мама снова занята на выставке. Значит, можно будет незаметно улизнуть. Она вздохнула и сказала:

— Вполне.

Этим же вечером, часов в десять, в бар «У Гарри» зашел американец средних лет и невыразительной наружности: сухощавый, лысоватый — вот и все, что о нем можно было сказать. Он сел у стойки и попросил виски без содовой. Потом повторил. Этот бар любили иностранцы, поэтому он повышенного интереса ни у кого не вызвал. Правда, этот тип каждый раз оборачивался на звук открывающейся двери. Наконец тот, кого он ждал, появился. Американец выразительно взглянул на часы:

— Ты опоздал на десять минут.

— Извини, Пол. Задержали дела.

Артуро Джаннини (это был он) сел рядом с американцем у стойки и заказал кофе. Пол усмехнулся:

— Все еще сухой закон?

— Держусь из последних сил. Ты же знаешь, я во время важных дел не пью.

— Ты просто суеверен, как все итальянцы.

— Лучше быть суеверным, чем неудачником. Знаешь, как у нас говорят…

— Знаю, знаю. Ты лучше скажи, у тебя с этой девчонкой выгорело?

— Пока да. Крошка придет завтра в студию на пробы.

— Что ты ей сказал?

— Что нужно лицо для обложки нового журнала. Она идеально подходит.

— А про все остальное?

— За кого ты меня принимаешь! Девочка невинна, как ангел, и так же глупа. Кстати, она сама просила ничего не рассказывать ее матери — видишь, как удачно все сложилось! А ты смеешься над моими суевериями.

— Да… Ну, поздравляю, дружище!

— Тьфу, тьфу! Сглазишь!

— Девочка, что и говорить, миллионная! Ноги лучше, чем у Линды, а бюст! Мадонна ей в подметки не годится! И глаза при всем этом богатстве невинные, как у младенца. Сочетание обворожительной невинности и потрясающей сексуальности — крошка сама еще про себя ничего не знает.

— Вот и пусть не знает подольше. Такой товар дороже можно продать.

— Не жадничай. Если все пойдет как задумано — через год наша фирма на этой русской заработает миллионы.

Американец плотоядно причмокнул. Артуро насмешливо посмотрел на него:

— Ты, я вижу, и сам ее поиметь не дурак.

— А ты нет?

— Для меня бизнес прежде всего, хоть я и итальянец. Ну ладно, мне пора. — Артуро бросил на стойку несколько монет. — Где копия контракта?

Американец раскрыл кейс и достал оттуда объемистый пакет:

— Держи. Тут несколько вариантов. Главное — забери у нее паспорт.

— Знаю, не в первый раз. — Артуро положил пакет в сумку и протянул собеседнику руку на прощание. — Ну ладно, увидимся!

Американец хлопнул по протянутой руке:

— Держи меня в курсе.

5

— Ну же, улыбнись! Предполагается, что ты веселишься, а не присутствуешь на похоронах любимой болонки!

Девушка с короткими черными волосами откинула голову и одарила всех лучезарной улыбкой.

— Так, хорошо! Еще раз. Повернись немного вправо.

— Так? — Красавица чуть повела плечами и застыла.

— Замечательно! Можешь, если хочешь.

Легкий ветерок развевал длинное платье девушки, стоявшей на ступеньках палаццо. Одной рукой она придерживала широкую юбку, в другой держала очаровательную соломенную шляпку.

Утреннее солнце золотило воду канала, высвечивало рыжие искорки в черных волосах манекенщицы, путалось в складках темно-красного шелкового платья в мелкий цветочек. Девушка подставила лицо солнечным лучам и снова застыла.

— Хорошо! Молодец, Надя. Думаю, что здесь мы сняли достаточно. — Игорь оторвался от камеры.

Надя легко сбежала по ступенькам к воде, наклонилась и попробовала ее рукой. Игорь снова приник к объективу:

— Постой так чуть-чуть! Замечательный кадр!

— Ты меня сегодня совсем замучил! — Девушка наконец распрямилась и потянулась, как кошка. — Тиран.

— Золотце, это твоя работа.

— Знаю, знаю. Теперь куда?

— Теперь? — Игорь слегка нахмурился. — Подожди, дай прикинуть. Ага! Ко Дворцу дожей. Мы снимем тебя на фоне дворца прямо с канала. В голубом шифоновом. Так что переоденься.

Они сошли в ожидавший их катер. Надя скрылась в каюте, а Игорь уселся на носу и стал смотреть вперед. Они плыли по Большому каналу, вокруг кипела обычная дневная жизнь — сновали туда-сюда вапоретти, речные трамваи, медленно проплывали гондолы, открытые кафе были полны народу. Обычно Игорь любил наблюдать за жизнью Венеции, но сегодня он не замечал ничего, что творилось вокруг.

Та девушка! Что-то в ней было такое, что затронуло в его душе доселе неведомые ему самому струны. Когда он увидел ее в первый раз в баре «У Гарри», его поразило в ней какое-то внутреннее противоречие. Безусловно, она очень красива и невероятно, вызывающе сексуальна: все ее жесты были словно рассчитаны на то, чтобы пленить мужчину. Но… Но сама она об этом и не догадывалась. То, что произошло между ними вчера, только подтвердило его впечатление: эта Лена невинна, как младенец. Дурочка зеленая.

Он улыбнулся. Обычно он старательно избегал невинных девушек — черт ее знает, как себя с ней вести, еще влипнешь в какую-нибудь историю! Правда, с манекенщицами он тоже романов не крутил — работа есть работа, а Игорь разграничивал деловые и личные связи. Нормальные потребности здорового мужчины он привык удовлетворять с помощью девочек из кафе или с дискотеки. С ними, по крайней мере, все ясно. А вчера — и что на него нашло? Он вспомнил, каким взглядом его одарила Лена, уходя, и сердце странно защемило от нежности. Дурочка, маленькая дурочка! Старалась не показать, что смертельно разочарована. Ну ладно, что прошло, то прошло. Если бы он не свалял такого дурака, можно было бы уговорить ее с ним поработать — он нутром чувствовал, что пробные снимки, которые он сделал с Леной позавчера, окажутся стоящими. А теперь она, конечно, откажется. Решит, что это еще один способ ее соблазнить. И не объяснишь ведь, что для него работа — это все.

— Эй, художник! Что-то ты сегодня слишком задумчивый.

Надя неслышно возникла рядом и тронула его за плечо.

— Прибыли. Дворец дожей. Куда мне встать?

Полдня провозившись с натурными съемками, Игорь еще часа два поработал в студии с Лолитой — одной из лучших манекенщиц Паолы Дениэлли, и сейчас чувствовал себя совершенно вымотанным. Тщательно укладывая в металлический ящик камеру и линзы, он мечтал только о том, как доберется до ближайшего кафе и выпьет — нет, не виски и не вина — крепкого черного кофе.

Он сбежал по лестнице и только взялся за ручку двери, как его окликнули. Это была Надя.

— Подожди, художник. Не хочешь ли захватить с собой усталую натурщицу?

— Ты разве не ушла в отель?

— Нет. Собиралась, но Макс попросил меня поработать с ним, так сказать, сверхурочно. Дополнительные деньги мне всегда нужны.

Они вышли на улицу, Надя взяла Игоря под руку:

— Куда пойдем?

Игорь был не в восторге от неожиданно свалившейся на его голову спутницы, но — что делать?

— Вот неплохое заведение. — Он шагнул в распахнутые двери первого попавшегося кафе.

Заведение явно было не первоклассным. Здесь ели пиццу и сосиски, пили пиво и что покрепче. В прокуренном воздухе стоял гул голосов — итальянцы и не стремились унять свой знаменитый темперамент. Игорь понял, что дал маху, и уже взял свою спутницу под локоть, чтобы вывести из этого вертепа, но Надя неожиданно засопротивлялась:

— Нет уж, пришли так пришли. Давай сядем у стойки.

Они уселись на высокие круглые табуретки.

— Что тебе заказать? Пиво ты, разумеется, не пьешь.

Надя кивнула головой:

— Разумеется, не пью. Виски с содовой.

Игорь изумленно поднял брови:

— Ого!

— Только чтобы снять напряжение, — пояснила она.

Толстый усатый бармен подал Наде стакан с виски, а Игорю чашку кофе. Надя сделала большой глоток и принялась щебетать:

— Вы меня сегодня совсем замучили. Ты, конечно, садист, но Макс еще покруче будет. Я у него разве что через себя не прыгала. То стояла на одной ноге полчаса, как цапля, то висела на лодочном канате, как мартышка на лиане. А ему все не так, вечно всем недоволен.

— Макс прекрасный фотограф.

— Но ведь ты лучше? — Надя с лукавой улыбкой взглянула на Игоря. — Макса в «Вог» не зовут.

— Откуда ты знаешь про «Вог»?

— Миленький, это все знают. Ты уже подписал контракт?

Игорь хотел сказать, что это никого не касается, но сдержался. В конце концов она тоже устала и болтает просто так, чтобы расслабиться.

— Так подписал? — На Надю явно начало действовать выпитое.

— Это еще дело до конца не решенное. А о нерешенных делах я не говорю.

— Чтобы не сглазить? Вот не думала, что ты суеверный!

Надя положила руку Игорю на плечо и придвинулась поближе. Ее глаза и губы оказались рядом с его глазами и губами.

— А ты не бойся, все будет в порядке. — Фраза прозвучала несколько двусмысленно. — Какой ты пугливый, Игорек! Сколько мы с тобой знакомы — полгода?

— Меньше. — Игорь постарался незаметно отодвинуться.

— Ну, все равно. — Надя печально вздохнула. — А ты ведь в первый раз меня куда-то пригласил. Чего же ждал так долго?

Игорь про себя усмехнулся. Вот ничему его жизнь не научила! Он ведь подозревал, что нравится этой манекенщице, но Надя до сих пор вела себя корректно. И на тебе — расслабилась так не вовремя! Он отодвинулся от Нади решительнее.

— Надюша, я устал. Допивай свое виски с содовой, и пойдем.

— Пойдем?

— У меня одна мечта — добраться до своего номера и лечь спать. Одному.

Надя криво улыбнулась и отставила стакан.

— Ну что ж, пойдем спать… в разных номерах.

Войдя к себе, Игорь включил телевизор и, не раздеваясь, повалился на кровать. Как глупо все получилось! От этого эпизода осталось какое-то гадкое ощущение. Ну зачем, скажите пожалуйста, молодая красивая баба сама навязчиво предлагается мужику? Он ведь не давал ей никакого повода. Ради того, чтобы попасть в «Вог»? Это понятно, но все равно противно. Вообще Игорь был весьма невысокого мнения о прекрасной половине человечества. За время своей работы в рекламе он навидался такого, что можно было вообще стать импотентом. За хороший снимок в престижном журнале были готовы на все. А уж переспать — да будь ты хоть Квазимодо, им все равно — лишь бы карьеру мог двинуть.

Спать расхотелось. Игорь принял душ и решил прогуляться по городу.

Несмотря на свои двадцать пять лет, Игорь уже успел пожить и в Париже, и в Вене, и в Риме, а объездил так почти всю Европу. Но к Венеции он был особенно привязан. Этот город пленял своей романтической красотой. До бесконечности он мог бродить по его улицам, пока ноги не начинали гореть от жара раскаленных мостовых. Вот и сейчас он шел через мосты, по узким улочкам, пересекал площади в далеких районах, куда обычно не заглядывают туристы. Даже такой — жаркой и пыльной — Венеция нравилась ему. Внезапно он подумал, что девушка, с которой он вчера катался в гондоле по Большому каналу, похожа на этот город — такая же невероятно красивая и не подозревающая о своей красоте.

Ему страшно захотелось увидеть ее еще раз — сегодня, сейчас. «Глупости, — сказал он себе. — Ни к чему. Да ее, наверное, и дома сейчас нет — Паола Дениэлли организовала им мощную культурную программу». Но ноги сами уже несли его по направлению к Большому каналу — к отелю, где жила Лена Трофимова.

Справившись у портье, в каком номере остановилась синьора Трофимова с дочерью, он поднялся на пятый этаж и остановился перед дверью. Странно, но он испытывал робость от предстоящей встречи. В какой-то момент даже захотелось повернуться и уйти. Игорь усмехнулся тому, что ведет себя как школьник перед экзаменом, и постучал. Услышав «войдите», он распахнул дверь и сразу увидел Ольгу Васильевну, которая сидела у окна в глубоком кресле.

Лены в комнате не было, зато здесь была Паола Дениэлли.

— О, синьор Болотов, — приветливо заговорила она. — Пришли навестить нашу больную?

Игорь недоумевающе уставился на нее. Паола пояснила:

— Ольге стало плохо после вчерашнего приема. Вероятно, сказалось перенапряжение. Я предлагала пригласить врача, но она отказывается наотрез.

Только сейчас Игорь заметил, что Ольга Васильевна очень бледна. В ответ на темпераментную речь Паолы она улыбнулась:

— Да уже все прошло. Просто голова разболелась, очевидно, действительно от усталости. Завтра все будет в порядке.

— А может быть, все-таки стоит обратиться к врачу? — поддержал Паолу Игорь.

Ольга Васильевна покачала головой:

— Игорь, Игорь, и ты туда же. Хватит уже о моем здоровье. Садись. Наливай себе кофе или, если хочешь, что-нибудь покрепче.

Она указала рукой на сервировочный столик. Игорь налил себе кофе и устроился в кресле, ломая голову, где же может быть Лена, если мама ее здесь и плохо себя чувствует. На его незаданный вопрос ответила Паола, продолжив прерванный приходом Игоря разговор:

— Если сегодня вашей очаровательной дочери понравится на Бурано, можно будет продолжить путешествие по островам Венецианской лагуны.

— Спасибо, Паола, но послезавтра мы улетаем обратно в Москву. Боюсь, что на путешествие не хватит времени.

Послезавтра! Игорь не ожидал, что она уедет так скоро. Ну что ж, значит, не судьба. Игорь был фаталистом. Внезапно он разозлился на себя. Зачем он сюда пришел! И уйти неудобно — так сразу. Ладно, посидит минут пятнадцать, а потом откланяется. Ну и дурь на него нашла! Романтика Венеции, что ли, на мозги так действует? Если в каждой девушке, встреченной в Венеции, он будет искать Беатриче, то прощай карьера. Он попытался снова включиться в разговор — и тут до него дошло, что Паола говорит о Лене:

— …Совершенно изумительна! Карьера ей будет обеспечена, могу поручиться. Она идеально подходит для демонстрации моей новой свадебной коллекции.

Что такое? Паола предлагает Лене остаться у нее манекенщицей? Но эта профессия совсем не для такой девушки! Игорь, напрягшись, ждал, что скажет Ольга Васильевна. Та улыбнулась:

— Спасибо, конечно, но вы переоцениваете возможности моей дочери. Работа манекенщицы требует не только красивой внешности и подходящих данных, но и жесткого характера. А это не для Лены, уж я-то знаю свою дочь.

— Понимаю, — задумчиво протянула Паола. — Вы хотите сказать, что она не справится с соблазнами…

— И это тоже. Во всяком случае, мне не хотелось бы подвергать ее тем испытаниям, которые неизбежны при такой карьере.

— Ну что ж… — Паола повернулась к Игорю. А как вам понравилась синьорина Трофимова? Впрочем, что я спрашиваю — раз вы здесь…

— Я зашел узнать у Ольги, как обстоят дела со сроками выставки. — Игорь попытался отвести от себя подозрения. — А что касается ее дочери — очень интересное лицо. Я хотел бы ее поснимать. Но раз они скоро уезжают, ничего не поделаешь. Как-нибудь в другой раз. — Игорь поднялся. — Извините, мне пора. Очень жаль, что вы себя плохо чувствуете, надеюсь, что завтра все пройдет. — Он направился к двери.

Ольга Васильевна окликнула его:

— Игорь!

Он обернулся.

— Ты же хотел уточнить сроки выставки. — В голосе Ольги Васильевны слышалась легкая насмешка. — Так вот, администрация согласна на две недели.

Конечно, женщины прекрасно поняли, зачем он приходил, думал Игорь, спускаясь в лифте. Ну да ладно переживать: больше он с этой Леной никогда не встретится!

Однако, спустившись в холл, он сразу увидел ее. Она входила в отель в сопровождении пожилого мужчины. Игорь пригляделся — Боже, это же Артуро Джаннини! Игорь отступил назад и спрятался за колонну. Лена остановилась и что-то сказала Артуро. Он поклонился, но не ушел: они о чем-то договаривались.

Наконец Лена кивнула и протянула Артуро руку. Тот поцеловал ее и опять поклонился, затем вышел на улицу. Лена, опустив голову, побрела к лифту. Игорь заступил ей дорогу.

— О чем ты с ним говорила?

Лена подняла на него изумленные глаза:

— Ты?! Откуда?

— О чем ты с ним говорила? — повторил Игорь.

— Тебя это не касается! — Она дернула плечом и хотела обойти его.

— Скажи, что он от тебя хочет?

— Не твое дело. Катайся со своими девушками в дурацких гондолах, а меня оставь в покое! — В ее голосе звенела обида. На них стали обращать внимание. Игорь взял Лену за руку и решительно отвел в сторону. Она попыталась вырваться, но Игорь держал крепко.

— Отпусти! Что тебе, в конце концов, от меня надо? Я тебя ненавижу!

— Ответь мне всего на один вопрос — чего от тебя хочет этот тип? Чтобы ты попробовала сниматься?

— Повторяю: не твое дело. По-твоему, я недостаточно хороша для того, чтобы стать моделью? Те, с кем ты катаешься в гондолах, лучше?

Ее обвинения были настолько нелепы, что Игорь потерял над собой контроль:

— Дура! Не лучше и не хуже — они просто другие. Ну посмотри сама — ты еще сопливая девчонка! Какая из тебя фотомодель?

— Между прочим, эту карьеру начинают и в пятнадцать!

— Так он все-таки предлагал тебе сниматься!

— Ну а если и так, что в этом плохого?

— Ничего, кроме того, что все его посулы — чистый блеф. Манекенщиц в фирму Дениэлли набирает сама Паола. Артуро здесь только спица в колесе.

— А если не в фирму Дениэлли?

— Насколько я знаю, он больше ни на кого не работает.

— Ах, насколько ты знаешь! А все ли ты знаешь? Синьор Всезнайка! И отпусти наконец мою руку!

Игорь разжал пальцы. Лена подула на запястье:

— Ну вот, теперь останутся синяки!

— Извини.

— Не извиню. — Она шагнула к лифту и обернулась: — Не ходи за мной больше!

— И не собираюсь.

Двери лифта открылись. Она быстро вошла в кабину.

Игорь побрел вдоль канала. На душе было муторно. Что хочет этот Джаннини от Лены? У Артуро в их кругу была скверная репутация. До Игоря доходили какие-то слухи, но наверняка он ничего не знал. Стоп… Игоря осенило — Марчелло! Вот кто ему сейчас нужен! Марчелло знает все про всех. И в эту пору… Игорь посмотрел на часы. В эту пору Марчелло точно можно застать у Анне-Луизы. Игорь резко развернулся и направился в квартал, где жили студенты.

6

Лена вошла в номер, просто кипя от негодования, но ей пришлось взять себя в руки — мама была не одна. У окна стояла синьора Дениэлли.

— А вот и наша путешественница, — приветствовала ее Паола. — Как вам понравился Бурано?

— Спасибо, все было прекрасно. — Лена заставила себя вежливо улыбнуться.

Паола поняла, что Лене хочется поговорить с Ольгой Васильевной наедине, и стала прощаться, взяв с Ольги Васильевны слово перед отъездом вместе с дочерью навестить ее. Как только за Паолой закрылась дверь, Ольга Васильевна с ласковой усмешкой посмотрела на Лену.

— Ну что, котенок? Что случилось?

Лена подошла к креслу сзади, чтобы мать не могла видеть ее расстроенного лица, и обвила руками мамину шею:

— Ничего. Как ты себя чувствуешь?

— Уже лучше. Не обманывай, я же вижу, что-то случилось. Кстати, здесь только что был Игорь Болотов.

— Кто? — Ленин голос прозвучал до отвращения фальшиво. — Ах да! Игорь — фотограф или художник…

— Не притворяйся. Игорь, который вчера провожал тебя домой.

— А зачем он приходил?

— Не знаю, но полагаю, что ты знаешь зачем.

— Ничего я не знаю! Он отвратительный тип, и давай больше не будем о нем говорить!

— Как хочешь.

Лена не видела лица матери, но по ее голосу поняла, что та улыбается. Лена разжала руки и отошла к окну. Ольга Васильевна сказала примиряюще:

— Ну-ну, не сердись. Игорь хороший молодой человек, и я вижу, что он тебе нравится.

— Ошибаешься!

— И ты ему нравишься, — не обращая внимания на Ленину вспышку, продолжила Ольга Васильевна. — Так не лучше ли вести себя соответственно, чтобы не накалять обстановку?

— Не лучше!

Даже мама ее не понимает! Ей нравится этот отвратительный развратник? Да никогда и ни за что на свете! Лена взяла свой халат, лежавший на постели, и прошествовала в ванную. Через минуту Ольга Васильевна услышала шум воды и голос дочери: Лена распевала старую песню «Битлз» о желтой подводной лодке.

На лестнице было темно и пахло кошками. Из-за дверей доносились разные звуки. На одном этаже темпераментная итальянка отчитывала мужа, на другом — смотрели по телевизору футбольный матч. Где-то соседи переругивались через балкон… Лишь на этаже, где жила Анне-Луиза, было тихо.

По национальности Анне-Луиза была голландкой. А может быть, фламандкой. Этого никто не знал. Она появилась в Венеции года три назад — приехала изучать архитектуру и так и застряла на неопределенное время. Сколько лет Анне-Луизе, тоже было неведомо. С одинаковым успехом ей могло быть и восемнадцать, и сорок пять — она была, что называется, женщиной без возраста. Маленькая худенькая сероглазая блондинка с морщинами на лбу. К возрасту эти морщины не имели никакого отношения, а носили, как сказал приятель Игоря Макс, скорее эмоциональный характер — Анне-Луиза все время чему-то удивлялась. Впрочем, Игорь полагал, что ей где-то около тридцати.

Однако знаменита Анне-Луиза была не из-за своей внешности и не из-за пристрастия к архитектуре. У Анне-Луизы все три года тянулся роман с Марчелло, и она была единственной женщиной в Венеции — а может быть, и во всей Италии, — которая вытерпела Марчелло больше недели.

Толкнув деревянную дверь — как всегда, незапертую, — Игорь оказался в узком коридорчике, ведущем в единственную — правда, очень большую — комнату. И коридорчик, и комната были ему до боли знакомы. Год назад Марчелло привел его к Анне-Луизе, и так случилось, что Игорь провел здесь одну из самых безумных недель своей жизни. Русская водка, американское виски, шотландский джин лились рекой. Один раз на столе возникла даже неизвестно откуда взявшаяся самогонка. Народ приходил и уходил — студенты, художники, поэты, цыгане, негры… Кажется, заходил даже потомок какого-то классика итальянской литературы. Но апогеем всего этого безобразия был момент, когда Игорь обнаружил себя в постели с индианкой из племени ирокезов. Впрочем, насчет ирокезов он был не совсем уверен. И виновником этой кутерьмы был, конечно, Марчелло — он получил бешеный гонорар за дизайнерское решение то ли дворца какого-то вельможи, то ли банка, то ли правительственного учреждения и гулял. Гулял так, что об этом знала вся Венеция. Вернее, артистическая богема. Потом у Марчелло закончились деньги, и публику как ветром сдуло — большая комната Анне-Луизы снова обрела тишину и покой, а сам Марчелло опять стал без зазрения совести занимать лиры у своей безропотной подружки.

Марчелло — худой, вечно небритый и лохматый гений чуть за сорок, с длинными нескладными руками и ногами и нервным подвижным лицом — был, несмотря на свою нелепую внешность, превосходным дизайнером и великолепным фотографом. Если бы он только захотел, то имел бы мировую славу и кучу денег. Но Марчелло всем этим глупостям предпочитал свободу художника — свободу от всего, в том числе и от капитала.

Разумеется, Марчелло был у Анне-Луизы — он сидел в дальнем углу комнаты на продавленном сотнями задов диванчике и бренчал на гитаре. Игорь обрадовался — похоже, что Марчелло еще не успел добрать свою привычную норму. Анне-Луизы что-то не было видно: вероятно, Марчелло отправил ее за выпивкой. Увидев Игоря, он отбросил гитару:

— О, бамбино! Какими судьбами? Соскучился по старому другу?

— И это тоже. — Игорь пожал протянутую руку и опустился рядом на диван. — Но в общем — по делу.

Марчелло усмехнулся:

— Вот все вы, нынешняя молодежь, такие. Нет чтобы просто посидеть, выпить, поговорить о высоком — у вас все дела, дела… Все равно всех дел не переделаешь, так что не старайся.

— О высоком мы с тобой говорили всего неделю назад. С тех пор в мировой культуре мало что изменилось. Это ты, гений, можешь позволить себе ежедневные медитации, а нам, простым смертным, приходится крутиться.

Игорь достал из сумки купленную по дороге бутылку «Бефитера». Взгляд Марчелло сразу потеплел, глаза заблестели. Он поспешно открутил пробку и сделал большой глоток. Потом протянул бутылку Игорю:

— Хлебни.

Игорь приложился к квадратной бутылке. Марчелло удовлетворенно улыбнулся и отобрал у него «Бефитер»:

— Ну, что там у тебя за дела?

— Ты знаешь такого типа — Артуро Джаннини?

— Джаннини? Погоди-погоди… А на фиг тебе он нужен? Грязный тип, занимается темными делишками. Мой тебе совет — не вяжись с ним.

— Мне интересно — какими именно делишками он занимается.

— А тебе зачем?

— Видишь ли, он крутится вокруг одной девушки…

— Твоей новой подружки? — понимающе хмыкнул Марчелло.

— Да нет, просто знакомой.

— Да брось! Стал бы ты из-за какой-то просто знакомой тащиться к старому Марчелло! Глаз небось на нее положил?

— Ну… В общем, да. — Игорь понял, что отпираться бесполезно, Марчелло все равно не поверит.

Марчелло присвистнул:

— Ну все, пропала твоя девушка.

— В смысле?

Марчелло помолчал, потом сказал нехотя:

— Джаннини поставляет товар для одной американской кинофирмы. Они делают всякие штучки для холостяков.

— Порнуху?

— И это тоже. Ну, еще всякие клипы, ролики. Сомнительного качества. И фотографии для специальных изданий.

Игорь обалдело уставился на него. Лена — и вся эта грязь? Нет, это невозможно! Марчелло продолжал сочувственно:

— В том-то и пакость, что обычно девушки, когда подписывают контракт, совершенно не представляют, чем им придется заниматься. Артуро им, конечно, сулит золотые горы и Голливуд. Потом забирает у них документы, вывозит якобы для съемок в отдаленное место где-нибудь в Неваде — и привет. Пропала птичка.

— А как же розыск, гражданские права?..

Марчелло рассмеялся:

— Ну ты словно вчера родился! Они что, американок или итальянок так обрабатывают? Да фиг! Они работают с девчонками из «третьего мира» или из Восточной Европы. Ваши русские дурочки очень охотно клюют на всякую западную приманку. Слава Софи Лорен им спать не дает. А вместо Софи Лорен получается Чиччолина. В лучшем случае. Так что, — Марчелло похлопал Игоря по плечу, — если твоя новая красотка еще не влипла окончательно, попробуй раскрыть ей глаза. Не поверит — пусть пеняет на собственную глупость.

— Ты уверен в том, что говоришь?

Марчелло пожал плечами:

— Как в том, что я допью эту бутылку.

Он снова приник к горлышку «Бефитера». Игорь поднялся и направился к двери. Марчелло крикнул вслед — язык у него уже слегка заплетался:

— Бамбино! Посидел бы еще!

— В другой раз, — махнул рукой Игорь.

Игорь опять шел вдоль канала, но на этот раз красоты вечерней Венеции его не волновали. В голове стучала только одна мысль — он должен любым способом помешать Артуро. У него уже начал складываться некий план…

7

Утром, когда Лена проснулась, Ольги Васильевны уже не было — ей сегодня предстоял тяжелый день с массой нудных встреч и деловых переговоров. Бедная мамочка, так они и не побродили вдвоем по Венеции! Но загруженность Ольги Васильевны была Лене на руку. Сегодня, возможно, решалась ее судьба.

Как все-таки странно складывается человеческая жизнь! Если бы двумя неделями раньше Лене сказали, что она больше всего на свете захочет стать манекенщицей, Лена бы рассмеялась такому человеку в лицо. Манекенщицей? Ходить с глупой рожей по подиуму, виляя задом, под сальными взглядами старых мужиков! Извините, это не для нее.

Теперь же ей ужасно хотелось, чтобы пробы прошли удачно и ее фотография появилась на обложке американского журнала. Вот тогда сразу все поймут, что она… А что, собственно, она? То, что она красива, — в этом никто и не сомневается. Нет, тут дело не в этом…

Лена вздохнула. Если уж быть с собой до конца честной, плевать ей на то, что скажут все. Ей до смерти хотелось доказать этому зеленоглазому идиоту, что все его роскошные девки, которых он катает в гондолах по Большому каналу, не стоят ее, Лениного, мизинца! И снова ее захлестнуло возмущение — как он посмел так с ней поступить! «В гондолах занимаются и не такими вещами»! И так же, как он обнимал и целовал ее, он обнимал и целовал многих таких же дур!

Однако при воспоминании о поцелуе в гондоле Лена почувствовала, что у нее словно земля из-под ног уходит, в животе похолодело и сердце странно прыгнуло куда-то вбок. Что с ней творится? Какое странное, потрясающее чувство охватывало ее при его прикосновениях, заставляло чувствовать себя, свое тело, свою женственность так, как никогда раньше? Вместо того чтобы со спокойным достоинством отвести от себя его руки, она всем своим существом отвечала ему. Ленино тело не сопротивлялось Игорю, как бессознательно сопротивлялось прикосновениям Славика. Нет, она прильнула к его телу, почему-то такому бесконечно родному, ее губы вернули ему поцелуй с пылом, которого Лена никогда в себе не подозревала!

Лена помотала головой, отгоняя наваждение. Нет, так нельзя. Это все произошло случайно. На самом деле она его ненавидит, ненавидит! Взгляд ее упал на запястье — от крепких пальцев Игоря действительно остались синяки. Вот вам и доказательство! Он просто животное, и думать о нем не стоит. С этой мыслью Лена принялась выбирать туалет для первой пробы. После долгих колебаний она остановилась на модном длинном платье с застежкой сверху донизу, из натурального шелка бирюзового цвета. Этот цвет прекрасно подчеркивал нежность Лениной кожи и гармонировал со светлыми волосами, а покрой в талию изумительно обрисовывал фигуру, не скрывая тонкой талии, высокой груди и округлых бедер. Умышленно не застегнутые нижние пуговички позволяли скромно продемонстрировать длинные стройные ноги.

Придирчиво оглядев в зеркале свое отражение, Лена осталась в общем довольна. Вот только рост… Манекенщицы все такие длинные, а у нее всего метр семьдесят! И опять-таки — лишь две недели назад она считала себя слишком высокой, а теперь не отказалась бы подрасти еще на пять-шесть сантиметров. Но, с другой стороны, рост ведь не скроешь — если Артуро Джаннини предложил ей попробоваться, значит, его вполне устроили ее метр семьдесят. На всякий случай она решила надеть те самые туфли на головокружительной шпильке, в которых была на показе в «Гритти Пэлас». Сантиметров пять они ей как раз и прибавят.

За этими приятными женскими заботами время пролетело незаметно. Лена взглянула на часы и ужаснулась — уже без пятнадцати одиннадцать, а в четверть двенадцатого Артуро Джаннини будет ждать ее на Сан-Марко у колоннады. Она бросила последний взгляд в зеркало, откинула за спину волосы, взяла сумочку и вышла из номера.

В холле ее окликнул знакомый голос:

— Лена!

К ней направлялся Игорь. В ее глазах мелькнуло торжество — вот так-то, а то «я и не собираюсь за тобой ходить»! Пришел все-таки, ну и ладно, а ей сейчас некогда!

— Что вам нужно? — Лена старалась говорить со спокойным достоинством, соблюдая дистанцию. — Я же просила вас больше не приходить.

— Мне необходимо поговорить с тобой. — Лицо Игоря было серьезным.

— Мне некогда. У меня деловая встреча. Она сделала шаг по направлению к выходу.

Он удержал ее за руку. Его прикосновение подействовало как разряд тока — Лена снова ощутила предательский холодок внизу живота и поспешно отстранилась.

— Именно об этой твоей «деловой встрече» мы и должны поговорить.

Ого! Откуда он знает? Впрочем, он же видел ее вчера с Артуро… Конечно, лучше всего было бы сейчас гордо развернуться и уйти, но любопытство пересилило. Лена сбавила тон:

— А после нельзя? Я и так уже опаздываю.

— Нельзя.

Игорь отвел ее в глубину холла и усадил в кресло. Лена насмешливо взглянула на него:

— Ну? У тебя есть пять минут.

— Ты знаешь, чем занимается Артуро Джаннини в свободное от работы у Паолы время?

— Представь себе, знаю. Он ищет модели для одной американской издательской фирмы.

— Это он тебе так сказал? И посулил тебе блестящую карьеру в качестве фотодевочки?

— Они делают новый журнал, и им нужно лицо для обложки первого номера. Нетипичное. — Лена выделила голосом последнее слово — пусть знает, что о ней думают понимающие мужчины. — Он сказал, что я — как раз то, что нужно.

— Но, конечно, проба необходима?

— Именно на пробу я сейчас и иду. Так что, — Лена поднялась, — пока! Твое время истекло.

Игорь чуть ли не силой усадил ее обратно:

— Послушай меня внимательно. Эта американская фирма, в которой ты собираешься делать карьеру, выпускает всякую порнуху — специальные журналы, порнофильмы и прочую продукцию для импотентов.

Лена в изумлении уставилась на него:

— Неправда!

— Правда. Я навел справки.

— Ты просто не хочешь, чтобы я…

— Правильно, не хочу, но это уже отдельный разговор. И, поскольку твоя мать не в курсе твоих намерений, придется мне пойти на эту встречу с тобой.

— Ни за что! Я не маленькая. И вообще я тебе не верю. Ты специально наговариваешь на Артуро!

— Хочешь, я тебе предскажу, как он будет себя дальше вести. Вы с ним встретитесь, он поведет тебя в студию, сделает десяток пробных снимков — так, для вида. Потом попросит часик подождать, предложив выпить кофе. Потом скажет, что все прекрасно и нужно прийти завтра, чтобы подписать бумаги. Паспорт, разумеется, он велел тебе захватить с собой?

— Да…

— Паспорт он заберет у тебя, объяснив, что сегодня же займется оформлением визы. Потом назначит тебе встречу с представителем фирмы на сегодняшний вечер. Сам Артуро на этой встрече присутствовать не будет — ему нужно обеспечить себе алиби, и он отправится с компанией в людное место. Ты с этой встречи к маме уже не вернешься. Возможно, что через годик ты действительно станешь звездой порнокино. А если нет — есть много заведений, где делают деньги на красивых молодых дурочках.

Лена в ужасе смотрела на Игоря.

— Я тебе не верю!

Игорь невесело усмехнулся:

— Такой оборот я предвидел. Тогда сделаем так: если события будут развиваться по моему сценарию — жду тебя здесь же в холле через три часа.

— Зачем?

— Поговорим на эту тему еще раз. Пока не поздно. А сейчас я тебя больше не держу.

Лена пожала плечами, встала и пошла к выходу. Игорь смотрел ей вслед, пока она не скрылась за дверью.

Добравшись до Сан-Марко, Лена почувствовала, что руки у нее повлажнели и на лбу выступили бисеринки пота. Она украдкой провела по лицу платком и достала пудреницу. Сказанное Игорем взволновало. Что, если он говорил правду? Может быть, не ходить на эту встречу? Еще чего не хватало! Нет, она убедится во всем сама. Лена защелкнула сумочку, ослепительно улыбнулась и направилась к заметившему ее Артуро.

Через три часа она сидела в холле, дожидаясь Игоря. Все произошло именно так, как он предсказал. Боже мой, в какую же историю она влипла! Хотя…

— Ну что, убедилась? — Игорь смотрел на нее сверху вниз. Глаза его были непроницаемы.

— Это еще ничего не доказывает! Наверное, все первые пробы проходят одинаково.

— Хорошо. Тогда пойдем со мной.

— Куда?

— Здесь недалеко. Ты выяснила название фирмы, с которой собираешься работать?

— «Голдинг стар продакшн». Но мне это ничего не говорит — я же плохо знаю американский кинорынок. Но Артуро показал мне один их журнал и рекламный ролик. Ничего недозволенного.

— Ага. А я тебе сейчас еще кое-что покажу. Паспорт, надеюсь, ты им не оставила?

— Сказала, что забыла и принесу вечером.

— Молодец.

Игорь вел ее маленькими улочками — направо, налево. Потом они оказались на берегу одного из каналов:

— Пришли. Это отель, в котором я живу.

Лена слегка попятилась:

— Я не пойду к тебе в номер.

— Дурочка! К Артуро Джаннини она пошла, а ко мне боится. — Игорь ласково усмехнулся и подтолкнул ее в спину: — Меня-то как раз бояться нечего. Я просто хочу показать тебе парочку кассет.

Войдя, Лена с любопытством огляделась. Номер был уютным, но совсем не таким роскошным, как у них с мамой. Здесь в отделке преобладали красные тона — красное покрывало на кровати, красно-коричневый ковер, бра в тон… В углу она заметила видео. Игорь показал рукой на кресло:

— Садись поудобнее и смотри.

Он вставил кассету и направился к двери.

— Ты куда? — вскинулась Лена.

Игорь улыбнулся:

— То она боится идти ко мне в номер, то пугается, что я ее оставляю в этом номере одну. Успокойся. Просто я не хочу вгонять тебя в краску. Скоро вернусь.

На экране пошли титры «Голдинг стар продакшн». Действие начиналось в самолете. Обворожительная молоденькая стюардесса разносила напитки. Вот она остановилась у кресла молодого мужика в темно-синем костюме. Его рука скользнула по стройной ноге стюардессы — выше, еще выше… Камера не пропускала ни одной интимной подробности ее туалета. Через несколько минут партнеры решили сменить позу — стюардесса оседлала крепкий член мужика и постанывала от наслаждения. А еще минут через пять Лену чуть не вырвало от отвращения: камера пристально наблюдала, как мужик пытался выдавить из себя сперму — ну прямо как зубную пасту из тюбика… Она нажала на пульт и выключила изображение.

Игорь застал ее сидящей в кресле в полной прострации.

— Ну как, насладилась?

— Какая гадость!

— Ну что ты! У меня еще припасены кое-какие журнальчики — хочешь посмотреть?

— Нет! — Лена судорожно вздохнула. По ее щекам побежали слезы. Игорь присел на ручку кресла и осторожно погладил ее по голове:

— Ну, будет, будет! Ничего страшного еще не произошло.

Лена уткнулась головой ему в колени и заплакала уже навзрыд:

— Как они могли! Я же…

— Ну что ты! Ну успокойся…

Ласковые руки Игоря гладили ее волосы. Он соскользнул в кресло и обнял Лену за плечи, как маленькую. Она спрятала лицо у него на груди и зарыдала еще сильнее. Игорь растерялся. Он крепче прижал ее к себе — ее пушистые волосы щекотали ему подбородок, и он осторожно коснулся их губами:

— Ну что ты, что ты… Ничего же не случилось.

Сначала он целовал ее легко и нежно, просто чтобы успокоить, но потом почувствовал, что в нем поднимается та знакомая неодолимая сила, которая заставляет мужчин терять голову. Его поцелуи стали настойчивыми, и она бессознательно откликнулась на его невыговоренный призыв. Он обнял ее, притянул к себе, приподнял и посадил на колени.

Слезы у Лены высохли. Она почувствовала, как жаркая волна захлестнула ее. Какое-то глубинное первобытное чувство заставило ее мучительно содрогнуться, адским пламенем охватило низ живота и медленной сладкой истомой разлилось по всему телу. Она положила руки ему на грудь, пальцами теребя шелковистую ткань его рубашки. Под своими ладонями она чувствовала, как гулко стучит его сердце, сливаясь с бешеными ударами в ее груди. Губы его приникли к ее губам, обследуя, пробуя их на вкус, полностью подчиняя ее себе, делая его хозяином всех ее ответных реакций. Такие поцелуи со Славиком она не любила, чувствуя, что задыхается от них. Но Игорь делал это настолько умело, что Лена сдалась в плен его чувственности.

Казалось, что воздух вокруг них раскален от страсти — дикой, безудержной, требующей немедленного удовлетворения. Ее ресницы взметнулись вверх. В его глазах горел такой огонь желания, что она, словно обжегшись, вскрикнула. Этот короткий звук лишил его последней капли самообладания. Он снова приник к ней губами.

Теперь его рот был не так ненасытен, как в первый раз. Он слегка коснулся ямочки на ее шее, там, где лихорадочно бился пульс. Она задыхалась. Ей хотелось сделать глубокий вдох, но вместо этого она лишь вобрала в слабеющие легкие чуть-чуть воздуха — ровно столько, чтобы не потерять сознания и продлить эту сладостную пытку.

Он не делал ей больно. Он даже не так уж крепко сжимал ее в объятиях. Она еще раз попыталась перевести дыхание, потом беззвучно застонала, когда кончик его языка коснулся ее шеи. Спазмы сладчайшей муки опять пронзили ее тело от макушки до кончиков пальцев, зарождаясь там, где ею рот нежно терзал ее кожу.

— Девочка моя, — выдохнул Игорь, — моя девочка…

Она посмотрела на него затуманившимся взглядом — неодолимая страсть, написанная на его лице, повергла ее в шок, мгновенно вырвав из адского пламени сводящей с ума, головокружительной чувственности. В ее голове промелькнула трезвая мысль: «Господи, что я делаю?» Она вдруг словно увидела себя со стороны: растерзанная, зареванная, дрожащая, с влажным, полуоткрытым ртом, готовая уступить любым его желаниям…

— Нет, — с трудом произнесла она, вырываясь из его объятий, — нет.

— Нет? — Он все еще не мог прийти в себя. — Почему?

— Я не могу. — Лена лихорадочно застегивала пуговички на груди. — Нет. Пожалуйста. Чем это отличается от того, что хотел со мной сделать Артуро?

— Отличается, и очень. Ты сама это знаешь.

Игорь больше не удерживал ее. Он тоже встал с кресла и потянулся за сигаретой. Он и не думал приводить себя в порядок. Рубашка его была расстегнута почти до пояса, и Лена не могла отвести глаз от завитков светлых волос на его груди. Игорь щелкнул зажигалкой, прикурил и глубоко затянулся. На Лену он больше не смотрел.

Она взяла свою сумочку и медленно пошла к двери.

— Подожди, я тебя провожу, — сказал Игорь. Она обернулась — он по-прежнему избегал смотреть ей в глаза.

— Не надо, я найду дорогу. — В ее голосе уже не было прежнего запала.

— Как хочешь. Но ты не пойдешь на вечернюю встречу?

— Нет, конечно. Спасибо тебе.

— Наконец дождался. — Игорь невесело усмехнулся.

Уже взявшись за ручку двери, Лена остановилась:

— Только, пожалуйста… не рассказывай ничего маме об этой истории, хорошо?

— Как хочешь. Но…

— Не рассказывай!

— Хорошо.

Внезапно Лена подошла к нему, быстро и неловко поцеловала куда-то в висок и выбежала из комнаты. Когда Игорь опомнился, о том, что только что здесь была Лена, напоминал лишь слабый аромат духов.

8

На этот раз она увидела себя в громадном полуразрушенном замке. Нескончаемая анфилада полутемных залов тянулась до бесконечности. От покрытых плесенью каменных стен тянуло могильным холодом. Она брела по залам, пытаясь найти выход. Над головой проносились какие-то твари наподобие летучих мышей, и она все время боялась, что одна из них вцепится ей в волосы. Она хотела побежать — ноги не слушались. Казалось, что в замке она одна — эхо гулко разносило звук шагов. Она шла, шла, шла, пока не оказалась перед огромными дверями. Двери сами собой распахнулись перед ней. Она не хотела входить, но какая-то неведомая сила буквально втянула ее внутрь. Перед ней была библиотека или кабинет — вдоль стен стояли высокие шкафы с книгами. Где-то в глубине комнаты был зажжен камин — она видела отблески огня.

— Долго же ты заставляешь себя ждать.

Она стремительно обернулась — там, где только что были двери, теперь стоял громадный письменный стол, покрытый зеленым сукном. За столом сидел он — на его лицо падали отблески огня. Странно — ведь камин был в противоположном углу комнаты, но она не удивилась и не испугалась. Он встал из-за стола, подошел к ней. Она почувствовала прикосновение его руки — живой и теплой — и обрадовалась.

— Выведи меня отсюда.

— Не сейчас.

Откуда-то появился кожаный диван — точно такой, какой стоял когда-то в кабинете ее отца. Он сказал:

— Садись.

Она повиновалась. Он сел рядом и обнял ее. Она прижалась к нему, спрятала лицо у него на груди.

— Что ты чувствуешь?

Ей было хорошо. Его руки надежно защищали ее от сырости и холода.

— Не уходи от меня.

— Нет. Мы всегда будем вместе. — Его голос прозвучал как-то безразлично. Она подняла голову и посмотрела ему в лицо. Лицо напоминало каменную маску. Ей снова стало страшно. Его рука, обнимающая ее за плечи, медленно переместилась — ниже, еще ниже, пока не коснулась ее живота. — У нас будет ребенок. Ты рада?

Радости она не ощущала, скорее удивление. А потом вдруг накатила волна липкого страха.

— Ты рада? — снова спросил ровный безжизненный голос.

— Ты же не хотел детей… — начала она и умолкла: ей почудилось, что голос принадлежит не ему.

— Так надо. У нас будет ребенок, и ты от него уже не сможешь избавиться.

Она почувствовала, что рука становится тяжелее, тяжелее — будто на ее животе лежит холодный могильный камень. Она сделала усилие, чтобы сбросить эту тяжесть, но не смогла.

— Что ты делаешь? — прошептала она в ужасе и вдруг поняла, что сидит в мертвых объятиях надгробной статуи и каменные руки сжимают ее все сильнее и сильнее… Она хотела закричать — язык не повиновался. Пошел дождь — серая стена дождя пеленой окутала ее и ее страшного мертвого любовника…

Сон отступил. Ольга Васильевна лежала, уставившись в потолок невидящими глазами — ощущение ужаса пронзило каждую клеточку ее тела. Рука привычно потянулась за таблетками и отдернулась — нет, нельзя. Завтра трудный день, а если она примет успокоительное, то проспит до вечера. Она лежала почти до рассвета, стараясь не заснуть, — она знала, что сон этот будет повторяться, пока не сведет ее с ума.

Такси свернуло с Большого канала на более тихий, по обеим сторонам которого возвышались дома, и остановилось у частной пристани. Небольшая мраморная лестница поднималась к двери из темного дерева, украшенной инкрустацией. Ольга Васильевна и Лена еще не успели к ней приблизиться, как дверь открылась, словно по мановению волшебной палочки.

— Добрый вечер. Синьора Дениэлли ждет вас.

Вслед за важным слугой они прошли через роскошный холл с высокими стрельчатыми окнами и мраморным полом в великолепную гостиную, обставленную в барочном стиле. В дальнем конце зала раздвижные стеклянные двери были открыты в маленький сад. Посреди сада бил фонтан, а вокруг стояли невысокие деревья в кадках и росли цветы. Все это Лена заметила в одно мгновение — ей никогда еще не приходилось бывать в таких роскошных домах — не дом, а замок, и она впитывала впечатления, как губка.

Они пришли не первыми — в гостиной уже было человек десять. Среди них Лена сразу заметила Игоря — он разговаривал у фонтана с высокой темноволосой девушкой в красном вечернем платье. Лене вдруг захотелось убежать — как она посмотрит ему в глаза после вчерашней истории? И почти сразу вслед за этой мыслью явилась другая — как он смеет смеяться и шутить с другой после того, что произошло между ними? Нет уж, никуда она не уйдет! Да даже если бы и хотела, она не может этого сделать — Паола уже шла им навстречу:

— Ольга, Елена, я рада, что наконец-то могу приветствовать вас в своем доме. Вас следует поздравить — выставка действительно великолепна. Такой успех!

— Ну, в основном это заслуга не моя, а фотографов, — улыбнулась Ольга Васильевна. — Я вижу, многие из них сегодня тоже у вас в гостях.

— Кстати, я хотела вам представить, — Паола подвела их к высокому темноволосому красавцу лет тридцати, — Максимилиано Ричетти, один из лучших наших фотографов.

— О, так это вы автор «Утра на Бурано»? — оживилась Ольга Васильевна.

Максимилиано с улыбкой поклонился. Лена сразу вспомнила эту работу — тоненькая светловолосая девушка на фоне уже знакомой ей церкви в подвенечном кружевном платье. Девушка обернулась к молодому человеку, стоящему на ступеньках собора, так что лицо ее видно только в профиль. Фигурка девушки излучала такое счастье, что дух захватывало. Очевидно, юную пару только что обвенчали. «Может быть, даже, — подумала Лена, — он вынес ее из церкви на руках и опустил на землю». Интересно, а в Италии тоже принято невесту носить на руках?

— Такое же платье мы сделали для младшей дочери Чезаре ди Джанни, когда она выходила замуж за Филиппа де Реца. — В голосе Паолы слышались горделивые нотки. — Очень редкие венецианские кружева. Уникальная модель. Я всегда говорила — крайне важно донести настроение вещи. У Макса это получается великолепно. Ему нет равных — кроме разве что синьора Болотова.

— Ты преувеличиваешь, — улыбнулся Макс. — Впрочем, спасибо на добром слове.

— А сейчас, — Паола взяла Ольгу Васильевну под руку, — мы попросим Макса позаботиться об очаровательной синьорине. Я украду у вас Ольгу для нудного разговора.

— Надеюсь, синьорина не соскучится в моем обществе. — Макс слегка поклонился Лене. — По крайней мере я приложу к этому все усилия.

Он остановил слугу, разносившего напитки, и взял у него с подноса два высоких фужера на тонких ножках:

— Не откажетесь от шампанского?

— Не откажусь. — Лена взяла фужер.

По правде говоря, с тех пор как она заметила среди приглашенных Игоря, ей просто необходимо было чем-нибудь взбодриться. Шампанское было сухим и холодным и приятно покалывало нёбо. Лена пила его маленькими глотками. Она плохо слышала, что ей говорил собеседник, — все силы ее уходили на то, чтобы заставить себя не смотреть в сторону фонтана. Пока ей это удавалось.

— Я не видел вас сегодня утром на вернисаже. Вы не присутствовали на открытии?

— Что? Нет, не была, но я видела выставку вчера вечером.

Вчера, уйдя от Игоря, Лена поняла, что не в состоянии вернуться в отель и сидеть в одиночестве. Ольга Васильевна занималась экспозицией — наводила блеск перед открытием. Лена побродила немного по городу, настроение не улучшалось. Тогда она отправилась к матери в «Гритти Пэлас». Выставка была совсем готова. Два зала фотографий — не так уж много, но здесь были представлены работы только высокого класса. Лена прошлась вдоль стен, бессознательно выискивая среди подписей под фотографиями знакомую фамилию. Ага, вот — И. Болотов. Надо же — ему посвятили целый раздел!

Как ни сопротивлялась этому, она не могла не признать — да, это рука мастера. В каждом портретном снимке Игорь умел выбрать такой ракурс, что видна была индивидуальность модели, чувствовалось настроение, «аура», как сказала бы ее мама. Особенно ей понравилась девушка в роскошном бальном платье на фоне скучной серой кирпичной стены. То ли контраст между платьем и фоном, то ли поза модели — девушка стояла, бессильно опустив руки и как-то растерянно улыбаясь, — вызывали ощущение легкой грусти. Лена подумала, что этот снимок особенно должен нравиться мужчинам — девушка казалась такой хрупкой и трогательной, хотелось ее оберегать и защищать… А рядом — та же модель, только в бикини, на раскаленном от солнца морском берегу. Да она, оказывается, совсем не хрупкая и трогательная — с фотографии смотрела уверенная в себе хищница, каждый изгиб тела которой был рассчитан на вожделение.

— Что, нравится? — услышала Лена за спиной голос Ольги Васильевны. — Я же говорила, что Игорь художник в своем деле.

— Нравится… — растерянно протянула Лена. — Но я бы так не хотела. — Она кивнула в сторону этих двух фотографий. — Он что, со всеми может проделать такую штуку? Эта девушка — какая она на самом деле? Неужели ей приятно, что фотограф вертит ею как хочет?

— Ленок, я же тебе как-то говорила — работа модели требует не только красоты, но и соответствующего склада характера. Приятно ей это или нет — в этой профессии таких категорий не существует. А сейчас извини — у меня еще масса дел. Подождешь меня?

— Конечно.

Ольга Васильевна отошла к пожилой даме и стала ей что-то объяснять по-английски. Лена взяла с маленького столика у входа только что привезенный каталог и уселась его рассматривать. Именно сейчас она решила — ноги ее на вернисаже завтра не будет! От этого Игоря все-таки нужно держаться подальше. Кто она для него — просто смешная маленькая дурочка! Если он даже из такой роскошной женщины, как та манекенщица на снимке, может вылепить все, что пожелает, вряд ли Лена способна заинтересовать его всерьез. Кроме того, ей совсем не хочется, чтобы из нее что-то лепили… Послезавтра она вернется в Москву, где ее ждет верный Славик, и все венецианские приключения забудутся, как сон. Однако забудутся ли? Она постарается, чтобы забылись. А пока главное — избежать новой встречи с этим зеленоглазым суперменом.

Ее благим намерениям суждено было рассыпаться в прах: Игорь со своей спутницей уже подходил к ним. Лена чуть не поперхнулась шампанским — в девушке она признала ту самую модель с поразивших ее фотографий. Только в жизни она выглядела еще великолепней — безупречно гладкая смуглая кожа, дивная шея, прямые узкие плечи… Темно-красное шелковое платье облегало фигуру как перчатка, а высокий разрез при каждом шаге открывал длинные ноги. Подойдя к Лене с Максом, девушка ослепительно улыбнулась — блеснули ровные белые зубы. «Нет, все-таки настоящая она такая, как там, на берегу», — подумала Лена. Опасная красивая хищница. Лена заметила, что самоуверенный Макс вдруг смутился. Почему бы? А Игорь небрежно вел ее под руку — как свою собственность.

— Здравствуйте, синьорина, — насмешливо поприветствовал он Лену. — Надеялся увидеть вас еще на вернисаже.

— Я не смогла прийти. Но работы ваши я посмотрела еще вчера вечером, когда заходила за мамой. — Лена улыбнулась ему холодно, но вежливо, как полузнакомому человеку.

— Вы знакомы? — удивилась красивая манекенщица. — Так представь меня.

— Представляю. Это Надя Радова, восходящая звезда России. А это Лена Трофимова.

— Дочь Ольги Васильевны? Похожа. — Надя одобрительно улыбнулась Лене. И с чего она взяла, что Надя хищница? Сейчас ее улыбка была нежной и обаятельной. Нет, все-таки снимок, что на фоне стены, вернее!

— Очень рада. — Лена пожала протянутые ей длинные прохладные пальцы и улыбнулась в ответ.

— С Максом вас уже познакомили без моей помощи, так что будем считать формальную часть закрытой. — Игорь вел себя непринужденно-весело. — А теперь не отправиться ли нам вон на ту замечательную античную скамейку в итальянском дворике?

И Лене ничего не оставалось, как присоединиться к компании.

Разговором завладела Надя. Откинувшись на спинку скамейки и пригубив шампанское, принесенное Максом, она принялась рассуждать о перспективах сотрудничества с Домом Дениэлли. Лена из этого профессионального разговора была начисто выключена, хотя Надя периодически поворачивалась к ней, словно ожидая одобрения своим словам. Лена в таких случаях натянуто улыбалась и кивала головой, чувствуя себя крайне глупо. Макс в присутствии Нади сразу как-то сник, а Игорь явно наслаждался ситуацией — его забавляла Ленина растерянность. Он периодически поддакивал Наде, вставляя с умным видом слово-другое, а пару раз напрямую поинтересовался Лениным мнением, от чего она еще больше смущалась. Наконец Игорь смилостивился. Прервав поток Надиного красноречия, он заметил:

— Однако мы совсем забыли, что Леночке совсем неинтересны наши профессиональные разборки. Давайте сменим тему и поговорим о чем-нибудь другом.

— Например? — Надя подняла на Игоря влажные карие глаза.

— Не принести ли вам, девушки, пирожных? Леночка, хочешь пирожных?

Лена вспыхнула — опять он обращается с ней как с младенцем!

— Спасибо, нет, — сухо ответила она.

— А я хочу! — Надя кокетливо улыбнулась. — Мне ты пирожных не предлагаешь?

— Все, что пожелаешь!

Игорь куда-то отошел и через минуту вернулся с тарелкой корзиночек с кремом. Он шутливо склонился перед Надей:

— Что еще синьорина изволит пожелать?

Надя испытующе посмотрела на него. Что-то в ее взгляде было такое, что заставило Лену сразу почувствовать себя безнадежной простушкой. Она никогда не могла бы так смотреть на мужчину — призывно и одновременно соблюдая дистанцию.

— А ты готов исполнить все мои желания?

Игорь усмехнулся:

— В разумных пределах.

Надя недовольно повела плечами:

— Ну вот! В рыцари тебя не пожалуют. Для них слово прекрасной дамы — закон.

— Прекрасная дама, я постараюсь исправиться. Макс, мы ведь всегда готовы служить прекрасным дамам?

— Мое служение даме не требуется.

Макс Ричетти стоял, скрестив руки на груди, и исподлобья смотрел на Надю.

— Почему же? — улыбнулась она. — Сегодня вечером мы поменялись ролями. Обычно вы, фотографы, приказываете, а мы, несчастные девушки, вам подчиняемся: встань так, подойди туда, повернись, распрямись… А сейчас приказываем мы. И вот вам мой первый приказ — хочу танцевать!

В одной из комнат, двери которой тоже выходили во дворик, играла медленная музыка. Надя встала, протянула Игорю руку, и они присоединились к танцующим парам. Макс присел рядом с Леной на скамью. Его губы кривились в горькой усмешке. Лене стало его жаль — он влюблен в Надю, это видно невооруженным взглядом. А она!.. Лена посмотрела на танцующих. Безусловно, Игорь и Надя очень подходили друг другу и вообще были самой красивой парой. Лене эта мысль облегчения не принесла. Как Надя смеет так смотреть на него! Она почти обнимала Игоря за шею, его губы были возле ее уха. Кажется, он ей что-то прошептал, потому что она откинула голову и рассмеялась. Смех у нее был низкий, призывный и завораживающе-сексуальный. А губы такие яркие и полные, что мужчина просто должен сходить с ума от желания их поцеловать. Сидящий рядом Макс и сходил с ума. По лицу же Игоря невозможно было догадаться о его чувствах. Лене захотелось поскорее уйти отсюда. Она встала, пробормотала какие-то невнятные извинения и, прежде чем Макс успел ее удержать, быстро вышла в гостиную. Не может она сидеть и спокойно смотреть на эту парочку! Пусть развлекаются без нее. Ольга Васильевна разговаривала с двумя итальянскими бизнесменами. Лена подошла к матери, извинилась перед ее собеседниками и отозвала ее на минутку.

— Что с тобой, котенок? Плохо себя чувствуешь?

— Да, — обрадовалась Лена подсказанному предлогу. — Голова ужасно болит. Можно мне незаметно уйти?

— Это неудобно. Мы же только что приехали.

— Ну мам… Я же не говорю — с тобой, понимаю, что у тебя дела. Я одна потихоньку улизну, никто и не заметит, а ты потом извинишься перед Паолой.

— Что, так плохо?

— Ужасно! Меня сейчас вырвет!

Ольга Васильевна не на шутку встревожилась.

— Ты до отеля доберешься?

— Конечно, не волнуйся. Приду и сразу лягу.

— Ну хорошо. Я тоже постараюсь вернуться пораньше.

Выбравшись из роскошного дома Паолы Дениэлли, Лена с облегчением перевела дух. Жаль, конечно, что пришлось соврать и испортить маме вечер, но она просто не могла больше там находиться!

— И куда это синьорина так поспешно удалилась?

Услышав за спиной знакомый насмешливый голос, Лена вздрогнула и обернулась. Игорь прикрыл за собой дверь и продолжил:

— Вечерами по Венеции прекрасные синьорины не гуляют без сопровождающего. Вот я и решил составить вам компанию.

— Не нуждаюсь я в вашей компании! — огрызнулась Лена. Злость так и клокотала в ней.

— Синьорина, вы забываете об элементарной вежливости, — предостерегающе сказал Игорь. — В Италии это не принято.

— У вас уже есть прекрасная дама, — произнесла она с ехидцей.

— Есть.

— А разве вежливо было оставить ее одну?

— Вот поэтому я и здесь. Свою прекрасную даму я буду сопровождать повсюду, ей не удастся от меня так легко отделаться. — Лена не успела прийти в себя, как он шагнул к ней и обнял за плечи. — Так куда ты хочешь пойти? Домой? А может быть, немного погуляем по вечерней Венеции?

Он говорил вкрадчиво-ласково и смотрел ей прямо в глаза. Лена не успела опомниться, как он повел ее к причалу:

— Будем считать, что мое предложение принято. Мы едем гулять.

9

Ласковое темное море плескалось у самых ног. Пляж был совершенно пуст — что делать ночью на морском берегу? Лена сидела на песке, обхватив руками колени, и смотрела на огонь. Игорь ухитрился развести небольшой костерок и сейчас ушел в темноту на поиски подходящего топлива, велев ей «хранить очаг». Маленькое робкое пламя, казалось, никак не могло решить — погаснуть сразу или все-таки немножко побороться за существование. Лена решила ему помочь и стала дуть на угольки. Благодарный огонек оживился и повеселел — загорелась даже полусырая деревяшка, от которой до этого только дым шел. Лена тоже повеселела. Она загадала — если костерок не погаснет, то все у нее будет хорошо.

Море, теплая южная ночь, бесконечное побережье — только где-то там, далеко, светятся огни города. Игорь привез ее в Лидо и попросил лодочника высадить их не на причале, а на песчаном берегу. «Здесь мы будем только вдвоем, как на необитаемом острове», — сказал он. И правда, вокруг ни души.

— Заскучала? — Игорь подошел откуда-то сбоку и вывалил на песок кучу сухих прутьев.

— Не заскучала, а задумалась, — отозвалась Лена.

— О чем, если не секрет?

— Ты, конечно, ждешь, что я отвечу — «о тебе». Так вот ошибаешься. Я думала о Мите.

Игорь усмехнулся:

— У меня, оказывается, есть соперник?

— Митя — это наш кот. Он умер три года назад. Вернее, его усыпили… Он подхватил на даче лишай, мы повезли его в лечебницу, чтобы узнать, как лечить, а там нам сказали, что это не лечится. Соврали, разумеется, просто возиться не хотелось. Убить всегда проще. А мама поверила, только настояла, чтобы укол сделали при нас.

— Сделали?

— Да. Мама гладила его по спинке, а врач ввел усыпляющее. Я до сих пор помню, какими преданными глазами он на нас смотрел. Он так доверял нам и думал, что, раз мы рядом, ничего плохого не случится. А мы его… убили.

Игорь опустился на песок рядом с Леной и обнял ее за плечи:

— Ну-ну, не надо. Дело прошлое, теперь уже не поправишь. По крайней мере вы знаете, что он не мучился. В некоторых клиниках животные неделями ждут укола — нет лекарств.

— Если бы его вылечили, он мог еще лет десять прожить — ему было всего пять! Как ты не понимаешь!..

— Отлично понимаю. Когда мне было четырнадцать, я принес домой щенка. Дворняжка, забавный был такой. Потом у него стали резаться зубки, и он грыз все подряд. Маме это, конечно, не нравилось, но она терпела. До тех пор, пока он не сгрыз ее любимые туфли, какие-то жутко дорогие, из крокодиловой кожи. Тогда она взяла щенка, села в троллейбус, довезла щенка до конечной остановки и там оставила.

Лена в ужасе посмотрела на Игоря:

— Как она…

— Как она могла? Моя мама — железная женщина и всегда делает только то, что целесообразно. Кстати, «целесообразно» — ее любимое слово. Потом мы с отчимом с неделю вечерами ездили на эту остановку, обошли весь район — и ничего.

— Не нашли?

— Нет. Я матери того щенка до сих пор простить не могу. И отчим тогда с ней так поругался — чуть из дома не ушел. Она плакала, прощения у него просила…

— Почему у него? Твой же щенок был. — Лена недоумевающе подняла глаза. Но, взглянув на Игоря, поняла, что не стоило задавать этот вопрос. Даже при слабом свете костра было видно, как изменилось его лицо.

— Почему? Потому что, собственно, на меня тогда ей было наплевать. — Голос его вразрез с жестоким смыслом сказанных слов прозвучал неожиданно мягко и грустно. — Я не осуждаю ее — сейчас. Просто есть такой тип женщин, которые одержимы единственной страстью. Эта страсть бывает так сильна, что для других чувств не остается ни сил, ни места в сердце. Моя мать обожает отчима. Она готова целовать его следы.

— А как же ты? Ты же ее сын!

— Вот так. — Игорь замолчал. На Лену он не смотрел — он смотрел на огонь, и лицо у него было какое-то трогательное, детски-беззащитное. Уверенный в себе супермен и победитель женщин исчез. У костра сидел обиженный мальчишка-подросток.

Лена придвинулась к нему и робко погладила его по руке. Он виновато улыбнулся:

— Да нет, все не так страшно, как тебе показалось. Моя мать замечательная женщина — умная, красивая, сильная. С родным моим отцом они разошлись сто лет назад — мне и года еще не было. Причем она сама от него ушла — чем-то там он ее не устраивал. Потом сделала отличную карьеру — она доктор биологических наук, преподает в МГУ, ну и так далее. Меня воспитывала в строгости, но вниманием я отнюдь не был обделен. Понимаешь, она не выбирала между мной и работой, как другие женщины, а делила между нами свое время поровну. Конечно, она любила меня, но не слепо, как любят одинокие женщины единственного отпрыска, а разумно. Тем, что я говорю на четырех языках, учился музыке и играю в теннис, я обязан ей. А когда у меня обнаружились художественные задатки, она немедленно определила меня в специальную школу при Суриковском.

Игорь замолчал. Лена через некоторое время тронула его за плечо, напоминая о своем присутствии:

— А дальше?

Он пожал плечами:

— Да нечего особенно рассказывать. Когда мне было тринадцать, она познакомилась с моим отчимом. Как пишут в романах, эта встреча разбудила в ней такие чувства, о которых она и не догадывалась. Мать словно с ума сошла. Отчим моложе ее на восемь лет, красавец. Она тут же усиленно занялась своей внешностью. Одежда, стрижка — я ее просто не узнавал. И дом наш тоже преобразился. Раньше мы ели полуфабрикаты, теперь — два первых блюда, два вторых, на выбор. Пироги научилась печь. Вся наука пошла коту под хвост. Правда, она и сейчас преподает на полставки, и звание профессора за ней по-прежнему. Но это так, неважно. А важно, что сегодня Валечка скажет на планерке у себя в редакции да как отзовется о Валечке журналист имярек в конкурирующем издании. И это моя мать, которая сроду газет не читала — ей все время некогда было!

— А твой отчим журналист?

— Ну да. Пишет статьи по экономике. Кстати, он экономист со степенью и вообще клевый мужик. Я люблю его.

— И ты совсем не ревновал маму к нему?

— Поначалу ревновал. Но он сумел так себя со мной повести, что очень быстро заменил мне отца, которого у меня никогда не было. Собственно, я и считаю Валентина отцом. Только вот видимся мы сейчас редко. В последний раз — полгода назад, когда он приезжал в Париж на какую-то конференцию.

— А ты постоянно живешь в Париже?

— Сейчас живу, а дальше — видно будет. Дальше… — Игорь неожиданно оборвал сам себя и продолжил другим тоном: — Ладно, на сегодня хватит семейных воспоминаний, не очень-то это все интересно. И вообще, не слишком ли вы много вопросов задаете, мадемуазель?

Он легко вскочил на ноги и стряхнул песок с колен. Мальчишка-подросток исчез. Перед девушкой стоял роскошный мужик, широкоплечий и длинноногий. Только что они сидели и мирно трепались, как приятели, а сейчас он смотрел на нее, как знатоки смотрят на породистых лошадей — ласково и оценивающе.

Лена уловила эту перемену и, чтобы скрыть смущение, насмешливым взглядом окинула его смокинг:

— Да-а, а костюмчик для пикника у тебя неподходящий.

— Твое платье тоже пляжным не назовешь, — не остался в долгу он. — И тем не менее ничто не мешает нам устроить настоящий ночной пикник.

— А где деликатесы, которые положены в таком случае? — спросила Лена. — Похоже, все осталось в особняке Дениэлли!

— Девушка, вы меня обижаете. — Игорь раскрыл сумку, в которой по идее должен был быть фотоаппарат, и достал оттуда два объемистых пакета и бутылку вина. — «Шато Марго» урожая 1975 года.

Лена укоризненно покачала головой.

— Как нехорошо тащить со стола! Бедная синьора Дениэлли, кого она пригласила в свой дом…

— Между прочим, вино подарено мне на вернисаже французом-виноделом, поклонником моего таланта. Даже в особняке Дениэлли такие вина нечасто подают.

Поскольку в марках вина Лена совсем не разбиралась, особого впечатления бутылка на нее не произвела. Зато она очень заинтересовалась провизией.

— Ого! — Засунув в пакеты свой красивый носик, она осталась довольна содержимым. — Икра, ветчина, сыр… И виноград! Обожаю виноград!

— Я рад, что тебе угодил.

Пока Лена раскладывала фрукты и бутерброды на пластиковые тарелочки, извлеченные из той же волшебной сумки, Игорь налил вино в бумажные стаканчики.

— За что будем пить? — весело поинтересовалась она, глядя на него поверх стаканчика так, словно держала в руке сверкающий хрустальный фужер. Он прищурился:

— Ты меня ставишь в тупик. Сказать «за нас» — банально и пошло. За встречу мы уже пили. «За тебя» — приятно, но тоже не оригинально.

— Не думала, что ты такой… ненаходчивый. Что же, мне самой придумать тост?

— Ну нет, эту привилегию я тебе не уступлю. — Игорь обвел глазами пустынный пляж. — Давай выпьем за тот миг между прошлым и будущим, в котором мы сейчас находимся. Помнишь песню из старого фильма: «Есть только миг между прошлым и будущим, именно он называется жизнь»?

— Помню. Олег Даль пел это лучше — ты слегка фальшивишь.

— Я не Паваротти и даже не Хулио Иглесиас. Пою как умею. Но тост принят?

— Принят!

— Тогда за миг — и целую жизнь!

Они чокнулись бумажными стаканчиками и выпили оба сразу до дна. Лена слегка поперхнулась, а Игорь засмеялся:

— Так вот, залпом, пьют только русские. И обычно водку. Здесь принято пить любую жидкость мелкими глоточками, медленно и смакуя. Запомни это, если захочешь кого-нибудь обмануть насчет национальности.

— Зачем мне кого-либо обманывать? — Лена пожала плечами. — И потом, я водку не пью.

— Пока.

— Вообще. И никогда в жизни.

— Не зарекайся. В жизни много приходится делать такого, чего не собирался.

— Например?

— Подрастешь — узнаешь.

Ну вот, опять этот взросло-покровительственный тон! Лена хотела было промолчать, но выпитое вино ударило в голову и придало храбрости. Она подняла на него глаза и сказала:

— Вчера вечером я казалась тебе достаточно взрослой.

— Увы, только казалась.

Тон легкий и беспечный, но какие-то еле уловимые нотки заставили ее насторожиться. Выражения его глаз в темноте было не разобрать, а так хотелось! Не совсем понимая, что она делает, подчиняясь поднимавшемуся откуда-то изнутри острому желанию, Лена придвинулась к нему почти вплотную и заглянула в глаза.

— Почему ты все время разговариваешь со мной, как с маленькой?

Он слегка отстранился:

— А ты и есть маленькая. Маленькая Русалочка-Дюймовочка.

Господи, что с ней творится? Внезапно все благоразумие куда-то улетучилось. Чувство накатило, как волна цунами, без предупреждения, и этой волной смыло все здравые мысли. Хотелось только одного — снова почувствовать его губы, вдохнуть ставший знакомым запах его кожи… Все, все неважно, кроме того, что может и должно произойти между ними сейчас на этом пустом пляже. Она сделала приглашающее движение ему навстречу. Совсем незаметное движение, но он понял и немедленно откликнулся на ее призыв.

Повинуясь ее взгляду, он медленно притянул ее к себе и поцеловал. Поцелуй его был горячим и жадным, и у нее закружилась голова. Силы вдруг как-то сразу покинули ее, и она покорно замерла у него на груди. А он все сильнее и сильнее сжимал ее в своих объятиях, и поцелуи его становились все более частыми и ласковыми.

Он уже целовал ее шею и плечи, спускаясь все ниже и ниже. Тихий стон вырвался у нее, когда его губы коснулись ее соска. Совершенно новое, неизведанное ощущение… Она с радостным изумлением ощутила, как горячие волны разливаются по всему телу, когда его губы и руки стали ласкать ее грудь.

— Ты сводишь меня с ума, — прошептал он.

Его взгляд скользнул по ее лицу, полуприкрытым глазам, губам, припухшим от его поцелуев, и остановился на разметавшихся светлых волосах. Он нежно коснулся их, пропуская пряди через пальцы. Но, несмотря на эту нежную ласку, в глазах его горел огонь неудержимого желания. Лена, заметив это, опустила ресницы, словно желая защититься.

Внезапно он быстрым движением потянул бретельки платья вниз и совсем освободил от одежды ее грудь и плечи. Она попыталась сопротивляться, но его поцелуи, жадные и страстные, подавили это сопротивление в зародыше. Краска стыда залила Ленино лицо. А он, слегка отстранившись от нее, с восторгом взирал на совершенные линии этой округлой груди, на бархатистую кожу, казавшуюся такой нежной в отблесках огня, на нежные розовые соски — как розовые бутоны.

— Пожалуйста, не надо… — слабо прошептала Лена, стараясь прикрыть свою наготу. — Не надо…

— Господи, какая же ты красивая! — Игорь видел красивых женщин, но ни в одной из них не было этого невероятного сочетания совершенной красоты и стыдливого неведения. Лена в его руках была такой хрупкой и беззащитной и такой от него зависимой, что он почувствовал, как комок подступает к горлу от невыносимой нежности к этой девочке.

Таких чувств он не то что ни к кому не испытывал — он не знал, что вообще на них способен. Но мгновение это прошло. Мужчина в нем взял верх над рыцарем. Он снова, чуть касаясь, провел кончиками пальцев по этой восхитительной коже, осторожно коснулся соска.

— Какое счастье ласкать тебя… — прошептал он и вдруг снова резко притянул ее к себе…

Его горячие ласки разбудили ее плоть, и она жаждала еще и еще этих сильных и нежных рук, этих горячих ласковых губ. Лене хотелось кричать от счастья, от желания утолить тот ненасытный голод, который она внезапно в себе ощутила… Она провела руками по его плечам, ощутив твердость мускулов. Он поднял голову и посмотрел ей в глаза, уловив и ее нетерпение, и лихорадочный блеск ее глаз. Нежными дразнящими движениями он опять начал ласкать ее грудь, и она вдруг сама прильнула к нему, дрожа от возбуждения, отбросив сомнения и стыд. Каждое его прикосновение рождало все новые и новые приливы желания. Его руки и губы с такой страстью ласкали ее, что, неожиданно для себя самой, она застонала:

— Я хочу тебя…

И вдруг после этих слов он отстранился. Оставшись без защитного кольца его сильных рук, Лена сразу почувствовала себя брошенной и одинокой. Она провела рукой по лицу, чтобы хоть немного прийти в себя, и жалобно спросила:

— Что?

Он отодвинулся еще дальше. Теперь его лицо оказалось в темноте.

— Я потерял голову. Извини. Не надо было этого делать.

— Почему? — спросила Лена и вдруг поняла: он испугался того, что между ними могло произойти! Испугался, что это привяжет его к ней, а он этой привязанности совсем не хочет. Он вообще не хочет никаких обязательств… А ее считает несамостоятельной девочкой, не способной отвечать за свои поступки.

Жгучий стыд охватил все ее существо. Она поспешно поправила на себе платье.

— Если ты этого не хотел… Если я для тебя еще маленькая, зачем ты вообще поехал со мной сюда?

Голос его прозвучал неожиданно насмешливо:

— Запрещенный вопрос.

— Зачем?

— Ты не понимаешь?

Он опять придвинулся в круг света и взглянул ей прямо в глаза. Во взгляде его было такое жгучее желание, что Лена почувствовала, как ее опять захлестывает поток его страсти. Ну и пусть! Пусть он думает о ней что хочет, лишь бы сейчас не оставлял ее!

Почти не отдавая себе отчета в том, что делает, она порывисто придвинулась к нему, обняла его за шею и почти коснулась губами его губ. И тут он опять не выдержал. Резко притянув ее к себе, он нашел ее полуоткрытые губы и прижался к ним, лаская ее рот языком и распаляя желание. Его язык проникал все глубже и глубже. Поглощенная его неожиданным возбуждением и переполненная своим, Лена задрожала, еще крепче прижалась к нему и, забыв обо всем, отвечала поцелуем на поцелуй, лаской на ласку, пока вдруг не почувствовала, что его пальцы проникли сквозь разрез на платье и скользят по ее бедру все выше и выше. Его движения вместо нежных стали резкими и грубыми, и от этого вдруг пришло отрезвление — она напряглась, инстинктивно сжала ноги и оттолкнула его руку.

— Что-то не так? Я слишком спешу? — прошептал он, не отпуская ее из своих объятий. — Я хотел остановиться, но ты сама…

— Не надо. — Лена с усилием освободилась из плена его рук и отодвинулась.

— Почему? Ты же сама этого хочешь. В конце концов, на этот раз не я первый начал. — В его голосе снова слышалась ласковая насмешка.

— Кто я для тебя? — Если бы не выпитое вино, у нее никогда не хватило бы храбрости задать этот вопрос.

— В каком смысле?

— Ну, за кого ты меня принимаешь? За девочку для однодневного развлечения?

— А тебе бы хотелось сначала долгих ухаживаний, потом официального предложения и помолвки с родительским благословением? — Насмешка теперь граничила с издевкой. — Девочка моя, это девятнадцатый век. В наше время все происходит не так.

— А как это происходит в наше время? Торопливые спаривания с любой приглянувшейся сучкой?

— Ого, какие слова ты, оказывается, знаешь!

— Так как это у тебя происходит?

Голос Лены зазвенел. Игорь пожал плечами:

— Я мог бы сейчас сказать, что до сих пор еще просто не встретил своей половины, и при этом многозначительно посмотреть на тебя. В конце концов, в каждой женщине, даже в такой юной, как ты, живет Дона Анна, мечтающая покорить Дон Жуана. Но я этого не скажу. Просто не хочу сейчас ничего обещать. И вообще у меня правило — надолго не загадывать. У нас с тобой есть сегодняшняя ночь — поверь мне, это немало.

Он накрыл своей ладонью Ленину руку. Она потихоньку высвободила пальцы.

— Завтра мы возвращаемся в Москву.

— Я знаю. Поэтому я и привез тебя сегодня в Лидо.

— А ты? — Лена затаила дыхание, ожидая ответа.

Игорь пожал плечами:

— Что?

— Ты останешься в Венеции?

— Нет. Через два дня я должен быть в Париже.

Лена невесело усмехнулась:

— Значит, эта ночь — все, что у нас есть?

Он усмехнулся и сказал слегка раздраженно:

— Я же говорил — о будущем не гадаю.

Лена поднялась и отряхнула с платья песок.

— Ты куда-то собралась?

— Проводи меня на причал.

Он удивленно посмотрел на нее снизу вверх:

— Зачем? Ты еще даже виноград не попробовала. И потом… Мне кажется, тебе со мной тоже было хорошо…

— Знаешь, у меня как-то пропал аппетит. — Это прозвучало довольно двусмысленно, но Лене сейчас было наплевать на оттенки. — Я хочу домой.

Игорь поднялся и стал молча запихивать пакеты обратно в сумку. Лена подошла к нему и коснулась кончиками пальцев его волос. Он вопросительно посмотрел на нее:

— Передумала?

— Нет. Не обижайся, но я не могу так… Как бабочка-однодневка.

Игорь снова пожал плечами:

— Как знаешь.

Всю обратную дорогу они молчали. Доставив Лену к отелю, Игорь повернулся и, бросив через плечо сухое «до свидания», быстро пошел прочь. Она смотрела ему вслед — он не оглянулся.

Лена вздохнула и поднялась по ступенькам. Сказка закончилась не по-сказочному. Она, наверное, его больше никогда не увидит.

Часть вторая

1

Лена валялась на диване и пыталась читать «Унесенные ветром». Собственно, чтением это занятие назвать было нельзя — буквы расплывались перед глазами, мысли витали далеко. Даже патетическая сцена объяснения Ретта и Скарлетт не могла отвлечь от воспоминаний.

Со времени поездки в Венецию прошел почти месяц. Весь этот месяц Лена провела в ничегонеделании. Почти середина августа, пора было подумать о дальнейшей жизни, приискать работу, просто заняться чем-нибудь. Так ведь и с ума сойти недолго — целыми днями лежать на диване и пережевывать то, что уже стало безвозвратным прошлым. Игорь сейчас, наверное, и не вспоминает о ней. Конечно, Париж, богема, красотки манекенщицы… Он даже провожать их тогда не пришел.

Лена вздохнула и попыталась углубиться в книгу. Неунывающая Скарлетт уже гонялась за следующим женихом: «Вот только сумею ли я его заполучить? — Она сжала руки, невидящими глазами уставясь на завесу дождя. — Сумею ли заставить его забыть Сью и достаточно быстро сделать мне предложение? Но раз уж я Ретта почти заставила сделать мне предложение, значит, можно не сомневаться: я заполучу Френка!»

И Лена была уверена, что Скарлетт его заполучит. Ей бы такую же уверенность в себе, как любимой героине американцев. В конце концов чем она хуже ее? Главное — очень сильно захотеть! Она вскочила с дивана и подошла к большому старинному зеркалу. И ничуть она не хуже, чем эти знаменитые красотки с журнальных обложек! Лена сбросила халат — он мягко скользнул вдоль тела и упал на пол. Глаза ее придирчиво осматривали, почти ощупывали обнаженную стройную фигуру, отражающуюся в зеркале. Длинные загорелые ноги, плоский живот, полная грудь с розовыми сосками — оставшаяся здесь белой кожа подчеркивает красоту формы. В который раз она безотчетно порадовалась, что не снимала на пляже бикини. Ее школьные подружки специально таскали ее с собой на закрытый пляж, чтобы загорать совсем голыми, но Лене и там было почему-то неловко снимать купальник.

Длинные светлые, почти белые волосы спускаются на узкие плечи. Лена медленно повернулась и осмотрела себя со всех сторон. Красива. Несомненно красива. Но все портит взгляд — огромные голубые глаза смотрят как-то тревожно и… Да, голодно. Такое выражение бывает у собак, когда они выпрашивают кусочки со стола. Раньше ее глаза были безмятежно-спокойными, как лесные озера, — это поэтическое сравнение принадлежало одному из ее воздыхателей. Видел бы он ее сейчас!

Придирчивый осмотр был прерван телефонным звонком. Лена подобрала халат и, на ходу надевая его, побежала к аппарату.

— Могу я поговорить с госпожой Александровой? — поинтересовался приятный мужской голос.

— Здесь таких нет, — вежливо ответила Лена. — Вы, вероятно, неправильно набрали номер.

— Мне нужна дочь профессора Александрова, — мягко, но настойчиво пояснил мужчина.

— Это моя мама, только ее фамилия не Александрова, а Трофимова.

— Извините, я не знал. Так могу я с ней поговорить?

— Она еще не пришла. Может быть, передать ей что-нибудь?

— Я из журнала «Вопросы истории», моя фамилия Скакунов. Насколько я понял, имею честь разговаривать с внучкой Василия Андреевича?

— Да. Меня зовут Лена.

— Леночка, — голос из официально-любезного сразу стал ласково-фамильярным, — может быть, вы мне подскажете, не сохранилось ли в вашей семье каких-нибудь бумаг деда? Ну там личный архив или что-то вроде…

— Нет. — Лена, наоборот, отвечала холодно и любезно. — Извините, но у нас ничего нет.

— Жаль. — Мужчина на том конце провода был явно разочарован. — Может быть, ваша мама знает…

— Мама вам скажет то же, что и я.

— И все-таки вы ей передайте, что я звонил и буду звонить еще.

— Передам.

Опять странный звонок! В последние года два-три периодически им звонили из разных изданий и интересовались дедом. Мама от таких звонков мрачнела и отвечала железным тоном, что никаких бумаг не сохранилось и вообще ей нечего сказать.

Про деда Лена знала немного; и он, и бабушка умерли еще до ее рождения. Дед был профессором, кажется, экономистом, умер от инфаркта. Мама охотно рассказывала о нем и о бабушке, как они жили в Праге в начале шестидесятых, как… Ну, в общем, обычные семейные истории, какие родители рассказывают детям о своих родителях. Только вот о смерти Василия Андреевича и Анны Александровны Ленина мама не любила вспоминать. Ее родители умерли одновременно: бабушка пережила деда всего на неделю, очень его любила…

Стоит ли сообщать маме об этом дурацком Скакунове? Опять ведь расстроится… Но ведь он сказал, что будет перезванивать, значит, сообщить придется.

На этот раз Ленины размышления прервал звонок в дверь.

— Хоть бы раз поинтересовалась, кто там. — Славик осуждающе покачал головой. — Ты даже в глазок, по-моему, не смотришь!

— Я думала, это мама. — Лена посторонилась, пропуская его в квартиру.

— Держи! — Славик достал из-за спины охапку розовых георгинов. — Угодил?

— Какая прелесть, — заученно обрадовалась Лена, спрятав лицо в цветы. Какой он все-таки скучный! Каждый раз говорит одно и то же. Впрочем, зато всегда знаешь, чего от него ждать. Сейчас отберет у нее цветы и поставит в вазу, потом вымоет руки и пойдет на кухню заваривать чай. Никаких сюрпризов, не то что… Однако о том человеке, который умел постоянно удивлять ее, вспоминать не следует.

Славик поцеловал Лену в щеку, отобрал у нее цветы, поставил их в вазу и дальше действовал, как всегда, ни в чем не обманув Лениных ожиданий. Через какое-то время он уже разливал по чашкам ароматный чай, а Лена сидела за столом, уныло подперев щеку рукой, и смотрела, как кипяток тоненькой струйкой льется в ее чашку.

— Ты сегодня опять какая-то грустная. Плохо себя чувствуешь? — спросил Славик.

— Да нет, все нормально. — Лена вяло улыбнулась. — Просто не знаю, что делать дальше.

— Сегодня опять ничего не придумала?

— Не-а.

— Я же тебе предлагал — можно устроить тебя в редакцию. Поработаешь годик, может быть, понравится. Поступишь к нам на журфак.

Лена подумала, что Славик так важно проговорил «к нам», как будто он на этом журфаке декан или по меньшей мере преподает. А сам только поступил и ни дня еще не проучился.

— У моего приятеля мама работает в журнале «Лепта». Маленький такой журнальчик, работы там не много.

— И кем меня туда возьмут? Курьером?

Славик почему-то смутился:

— У них нет курьера. Корректором или техническим редактором.

— Вот видишь, у них даже курьера нет!

В который раз он уже затевает этот разговор, и в который раз она старается отшутиться, ничем не выдавая своего раздражения. Все использует, чтобы как можно крепче привязать ее к себе! Да в гробу она видала эту журналистику! В белых тапочках!

Когда они прилетели из Венеции, верный Славик встречал ее в аэропорту. Рейс был поздним, да еще и задержался на два часа, так что Славик честно отдежурил в Шереметьеве ночную смену. А она совершенно о нем забыла, поглощенная своими переживаниями, и впала в уныние, увидев его радостную физиономию и традиционный букет роз. Только Славика ей и не хватало! В связи с приездом любимой девушки он выпросил у отца машину, что было весьма кстати: общественный транспорт уже не работал, а таксисты заламывали втридорога.

Лена забилась на заднее сиденье и отвернулась к окну, явно не собираясь делиться венецианскими впечатлениями. Положение спасла Ольга Васильевна — она всю дорогу светски поддерживала разговор, хотя устала гораздо больше Лены. Бедная мамочка, она всегда ее выручает.

На следующее утро Ольга Васильевна провела разведку боем, пытаясь привести в порядок растрепанные чувства своей дочери. За завтраком она спросила как бы невзначай:

— Ну и что ты теперь думаешь делать?

— Сегодня? Весь день просидеть дома. А вообще — не знаю, там видно будет. Работать пойду куда-нибудь.

— Ты прекрасно понимаешь, что я не об этом. Конечно, пойдешь работать, мы это еще обсудим, но позже. Я спрашиваю о Славике.

— А что Славик?

— Насколько я помню, он сделал тебе предложение. Как ты себя с ним теперь будешь вести?

— Как и раньше. Что изменилось?

— Котенок, если ты не расположена к откровенностям, я не настаиваю. Подожду, пока сама не захочешь поговорить.

— О чем?

— О ком. Я же понимаю, что между тобой и Игорем что-то произошло. Провожать тебя он не пришел. Поссорились?

— При чем здесь «поссорились»! — Лена с раздражением отставила чашку с кофе. — Между нами и не было ничего!

Ольга Васильевна улыбнулась:

— Я же не слепая. Он тобой был совершенно очарован.

— Ну да, как же! — Лена выскочила из-за стола и отошла к окну. Глядя на малышей, возившихся в песочнице, она пробормотала: — Он очарован только собой, любимым.

— Ты заблуждаешься.

— Ой, мамочка, давай не будем больше о нем говорить! Никогда. Мы все равно больше никогда не встретимся.

— Есть такой фильм, кажется, — «Никогда не говори «никогда». — Ольга Васильевна мягко улыбнулась, но от темы решительно не отступала: — Так как же быть со Славиком?

Лена упрямо, как молодой бычок, помотала головой:

— Никак. Все осталось по-прежнему.

— И ты с ним не собираешься объясниться?

Ну почему маму это так заботит? Лена поджала губы:

— Что я должна ему сказать?

— Правду. — Ольга Васильевна без улыбки смотрела на дочь. — Что ты не любишь его и не сможешь стать его женой. А то ведь он так и будет надеяться непонятно на что.

— Нет, объясняться с ним я не собираюсь.

Ольга Васильевна пожала плечами:

— Как знаешь. Но, позволь заметить, это жестоко.

— Мам, я уже сказала — пусть все идет как идет.

Она подбежала к матери и обняла ее за шею, потерлась щекой о ее щеку. Ольга Васильевна погладила дочь по руке и грустно улыбнулась.

— Ладно-ладно. Я только хотела тебя предупредить — нельзя забыть любимого мужчину, притворяясь, что любишь другого.

Лена отстранилась.

— О чем ты?

— Да все о Славике. Прятаться за него от своих чувств неразумно, да и не получится у тебя это.

— Посмотрим.

Однако похоже, что мама тогда была права. С каждым днем Славик раздражал ее все больше и больше, но объясняться с ним Лена по-прежнему не хотела. Из упрямства и еще почему-то разбираться в своих чувствах она не хотела тоже. Наверное, просто боялась.

Сейчас Славик сидел напротив нее и рассказывал что-то о своих делах. Лена кивала, не особенно вслушиваясь.

— Так ты ко мне приедешь?

— А? Куда?

— Ну вот, ты опять где-то витаешь! — Славик обиделся. — На картошку.

— На какую картошку?

— Ты что, совсем меня не слушала? Через пять дней наш курс посылают на картошку.

— Куда?

— В какую-то деревню под Можайском. Это недалеко от Москвы, всего два часа на электричке, я узнавал. Приедешь?

— Посмотрим.

Чтобы прекратить этот разговор, Лена встала из-за стола:

— Пойдем в комнату.

В комнате она плюхнулась на диван и закинула руки за голову. Тонкий атлас халата натянулся на груди, обрисовав выступившие соски. Славик остановился перед диваном, не в силах отвести от нее глаз.

— Леночка…

Он осторожно примостился рядом, привлек ее к себе. Его губы коснулись ее волос возле уха, а пальцы начали медленное движение вдоль щеки и шеи, ниже, еще ниже… Прикосновения Славика не вызывали у Лены никаких чувств — было смешно и немножко неудобно. Она повела плечами, чтобы высвободиться:

— Включи лучше телевизор. Кажется, сейчас должно быть что-то интересненькое.

— Ты же не любишь смотреть телевизор…

Как он громко дышит! И прямо ей в ухо! Телевизор в их доме действительно включали крайне редко. Ольга Васильевна не жаловала даже новости. «И в действительности насмотришься столько всего нелицеприятного, а они еще больше настроение портят», — говорила она. Лена была солидарна с матерью — нервы лучше поберечь. Поэтому они смотрели только художественные фильмы. А хорошие фильмы стали редко показывать.

Лена сказала:

— Все равно включи.

А как еще от него избавиться? Славик вздохнул, поднялся и щелкнул кнопкой переключателя. По одной программе шел футбольный матч, по другой — какой-то западный боевик со стрельбой, их Лена терпеть не могла. По третьей показывали дискуссию на политико-экономические темы — в последнее время это стало модным. Славик нерешительно посмотрел на Лену:

— Переключить?

Она кивнула головой:

— Да… Хотя нет. Оставь.

Она сказала это больше из стратегических соображений. Политические дискуссии ее мало интересовали, но, если совсем выключить телевизор, Славик снова примется за свои домогательства, чего ей совсем не хотелось.

Славик отошел от телевизора и попробовал было снова устроиться рядом с Леной, но она капризно указала ему на место у своих ног, на полу. Он со вздохом подчинился.

На экране показывали круглый стол и сидящих за ним дядек в пиджаках и при галстуках. Дядьки были старыми, толстыми и в большинстве лысыми. Смотреть на них было скучно, а что делать! Ведущий, правда, не лысый, а с довольно приличной шевелюрой и ухоженными усами, обратился к кому-то за кадром:

— А что по этому вопросу говорят экономисты?

Лена равнодушно уставилась в телевизор. Ну что хорошего могут сейчас сказать экономисты? И вдруг в ее глазах промелькнула искорка интереса. Камера остановилась на потрясающем мужике, загорелом и синеглазом. Удивительно синие глаза — правда, может быть, это эффект телеизображения. В темных волосах импозантная седина, но вряд ли ему сильно больше сорока. Он скорее похож на голливудского актера, чем на экономиста. На Ричарда Чемберлена — Лена смотрела из-за него фильм «Спасите «Конкорд» четыре раза, а «Леди Каролину Лэм» — три.

— Кто это? — Она повернулась к Славику.

— Ты что, не знаешь? Хотя откуда — ты же политикой не интересуешься!

— Так кто?

— Магницкий. Обозреватель «Известий». Вообще-то он довольно часто выступает, считается признанным авторитетом.

Голос у Магницкого был низкий, глубокий и спокойный. Такой голос должен быть у врача-психотерапевта — послушает пациент запись, и сразу станет легче. Лена слушала, что он говорил, но ничего не понимала. Экономика всегда была для нее темным лесом.

Хлопнула входная дверь.

— Ленок, ты дома?

— Мама!

Лена спрыгнула с дивана и побежала в прихожую. Ольга Васильевна поцеловала дочь в щеку и отдала ей объемистый пакет:

— Вот, зашла по дороге в магазин и купила креветок и пива. Устроим вечером пивной праздник! Тем более что и повод есть.

— Какой?

— Так сразу я тебе и сказала! Вот сварим креветки, откроем пиво — тогда все и выложу. Грандиозный повод! Можно было бы и шампанского по такому случаю, но я решила — пусть будет пиво.

Лена благодарно посмотрела на нее. Какой там «повод»! Просто мама весь месяц старается ее как-то развлечь, все время приносит что-то вкусненькое, самое ее любимое. Только развлечения не получается.

— Ах да! — внезапно вспомнила Лена. — Сегодня опять звонил какой-то мужчина.

— Интересно! — Ольга Васильевна насмешливо вскинула брови: — Неизвестный поклонник?

— Почти. Некто Скакунов из «Вопросов истории». Хотел поговорить с тобой о деде. Его интересовало творческое наследие Василия Андреевича Александрова.

По лицу Ольги Васильевны пробежала тень:

— Ты сказала ему, что в семье не сохранилось никаких архивов?

— Разумеется. Он все-таки хотел бы переговорить лично с тобой.

Ольга Васильевна тяжело вздохнула:

— Хорошо. Хотя ничего нового я ему не скажу.

Она устало опустилась на стул, скинула туфли и тут заметила стоящие под вешалкой Славиковы ботинки.

— Ты не одна?

— Славик зашел.

Ольга Васильевна вздохнула:

— Ладно, неси пакет в кухню, а я пойду с ним поздороваюсь.

Лена помчалась поставить пиво в холодильник. Четыре бутылки «Хольстена», две «Баварии», ого! Ну они и напьются сегодня! Креветки — крупные, как раки. Здорово! Надо сразу поставить воду, чтобы они поскорее сварились, она гремела посудой в кухонном шкафу, как вдруг услышала отчаянный крик Славика:

— Лена! Скорее!

Она рванулась в комнату. Ольга Васильевна лежала на полу без сознания. Славик стоял на коленях возле нее, придерживая ей голову.

— Мамочка! Что случилось? Мамочка!

Славик, сам весь белый от страха, объяснил:

— Она вошла в комнату, вдруг побледнела и стала медленно сползать по стенке. Я подхватил. Вызвать «скорую»?

Лена энергично мотнула головой:

— Нет, не надо. Перенеси маму в спальню, сможешь?

Когда Ольгу Васильевну уложили на кровать, Лена достала из аптечки таблетки, растворила их в воде и дала выпить приходящей в себя матери. Ольга Васильевна открыла глаза. Лена повернулась к Славику, наблюдавшему за этой процедурой:

— Уходи.

Славик переминался с ноги на ногу.

— Но я… Может быть, надо чего-нибудь?

— Уходи, слышишь! — раздраженно сказала Лена. — Немедленно!

Славика как ветром сдуло.

Лена склонилась над Ольгой Васильевной:

— Мамочка… Я здесь, это я!

— Выключи… — Голос ей явно не повиновался, слова были еле слышны.

— Что, мамочка?

— Выключи… телевизор…

2

На этот раз она увидела себя лежащей в своей собственной девичьей постели. Сквозь незадернутые шторы в комнату проникал скупой свет неяркого осеннего утра. Она обвела глазами комнату. Знакомые предметы — старинный платяной шкаф светлого дерева, маленький резной столик у изголовья — виделись нечетко, размыто, словно она смотрела на них через грязное стекло. Было сыро и холодно, одеяло почему-то совсем не грело. Она попробовала пошевелиться — это и не одеяло вовсе, она вся окутана липкой плотной паутиной.

Она попыталась приподняться — что-то невидимое не пускало ее, не хватало воздуха. Внезапно она поняла — кровать находится в стеклянном саркофаге. Страха почему-то не было, хотелось только поскорее освободиться. С невероятным усилием она выдернула из паутины руку и подняла ее, думая ощупать стекло. Пальцы коснулись стекла и прошли сквозь него. Саркофаг исчез. Она провела руками по всему телу — паутина тоже словно растворилась. Теперь можно встать.

Знакомая комната исчезла. Она стояла на каменном полу в громадном зале, перед глазами раскрывалась бесконечная анфилада комнат. «Ах да, это уже было, — подумала она как-то безразлично. — Тот же замок. Громадные потолки и летучие мыши…» Дурная бесконечность повторения. Снова она шла по анфиладе, из зала в зал, из зала в зал… Летучих мышей, правда, не было. Опять та же дверь в библиотеку. «Я не хочу!» Она сделала невероятное усилие, чтобы отогнать видения и выплыть в прочный мир реальности. Двери стали медленно раскрываться. «Нет! Я не пойду туда, нет!»

Невероятно, но на сей раз ей удалось ускользнуть. Замок словно растаял в воздухе. Она снова была дома. Только вот почему так темно? Из отцовского кабинета в коридор пробивался тоненький светлый лучик. Она вошла в кабинет.

Мама сидела за столом и что-то писала. На звук ее шагов подняла голову:

— Что ты?

Она подошла к матери, опустилась на колени и уткнулась головой в родной теплый бок.

— Ничего. Мне как-то не по себе. Что ты пишешь?

Мать ответила, не отрывая взгляда от страницы:

— Письмо отцу.

— Разве он куда-то уехал? — удивилась она.

— Уехал.

Как-то все это странно… И мама такая холодная и равнодушная. Она, помедлив, спросила:

— А он скоро вернется?

— Нет. — Мать по-прежнему не смотрела на нее. — И я должна поехать к нему.

— А я?

— А ты пока останешься здесь.

Мать продолжала заполнять своим бисерным почерком бесконечные листы бумаги. Они слетали со стола и рассыпались по полу — вот уже вся комната усеяна ими.

— Если ты скоро поедешь к нему, зачем ты ему так много пишешь?

Мать продолжила свое занятие. Через некоторое время сказала, продолжая писать:

— Потом поймешь.

Закончив, она отодвинула от себя листочки и поднялась. Внезапно в комнате резко похолодало. Листочки бумаги превратились в белый снег — он завалил пол, лежал на подоконнике, на столе, на кожаном отцовском диване и не таял. Мать шла по белым сугробам, не оставляя следов.

— Мама!

Мать обернулась — в руке у нее был пузырек.

Она насыпала таблетки в ладонь и глотала их одну за другой.

— Что ты делаешь?

Мать улыбнулась:

— Так надо. Прости меня, милая.

Она легла на диван и вытянулась, скрестив руки на груди. И внезапно снег превратился в цветы — белые лилии были рассыпаны по всему полу, настоящий ковер из лилий, они покрывали диван и неподвижно лежавшее на нем тело матери.

Лицо матери среди белых лилий — такое же белое, мертвенно-белое, ставшее вдруг чужим…

Она услышала свой дикий крик:

— Мама! Мамочка!

Лицо матери перед глазами кружилось, кружилось и таяло, таяло… Вместо него вдруг возникло другое лицо, и это было еще страшнее…

— Мама! Мамочка!

Лена стояла на коленях перед постелью Ольги Васильевны и трясла ее за плечо.

— Проснись, мамочка!

Ольга Васильевна с усилием открыла глаза, возвращаясь из мира кошмара в реальный мир.

— Мамочка!

Она повернула голову и попробовала улыбнуться напуганной Лене:

— Ну что ты, что ты!.. Уже все в порядке…

Пивной праздник вчера вечером не состоялся. После ночного приступа, последовавшего за обмороком, Ольга Васильевна крепко спала под действием успокоительного. Лене никуда не хотелось выходить. Хотя она знала, что матери ее помощь не понадобится, единственное, что ей сейчас нужно, — это сон, все равно вылезать из дома не было никакого желания.

Выпив три чашки кофе, Лена снова завалилась на диван с «Унесенными ветром». Вот жизнь была у Скарлетт О'Хара! Хотя, собственно, зачем ей завидовать — сейчас у нас ситуация такая же, какая была в шестидесятые годы прошлого века у них. Да, но у Скарлетт был Ретт Батлер! А у нас сейчас таких нет.

И снова в голове закрутились дурацкие мысли: она с Игорем в гондоле, ночные огни Венеции… «Вы верите в переселение душ? В другой жизни вы были Еленой Прекрасной»… Господи, какая же она дура! А как она полезла к нему в последнюю ночь на пляже в Лидо! Неудивительно, что он так отреагировал! Хотя, с другой стороны, зачем он ее вообще туда повез? Ночь, пляж, костер располагают к романтическим отношениям. Вот именно — к романтическим! А у Игоря к ней было только сексуальное влечение. Он ведь не привык к отказам. Еще бы — такой супермен, и вдруг получил по носу от какой-то девчонки! После того как она ушла из его номера в отеле, ему просто захотелось взять реванш. Ну, хоть этого удовольствия она ему не доставила!

Лена отбросила книгу. Вообще, если вот так лежать целыми днями на диване и думать невесть о чем, можно и свихнуться! Надо хоть чем-нибудь заняться. В поисках поля деятельности она решила пока убрать квартиру. Достала ведро, тряпку и принялась за дело.

Телефонный звонок застал ее в разгар уборки. Спрыгнув со стула — Лена безуспешно пыталась добраться тряпкой до хрустальных плафонов люстры, — она побежала в коридор к аппарату. Приятный мужской баритон вежливо осведомился:

— Я имею честь говорить с госпожой Трофимовой?

— Извините, Ольга Васильевна подойти к телефону не может, — тоже вежливо ответила Лена, не вдаваясь в подробности.

— Мне нужна госпожа Елена Трофимова.

— Это я. — От неожиданности Лена слегка растерялась. Кто бы это мог быть?

— Вас беспокоит директор рекламного агентства «Блю стар» Аркадий Овчинников. Прежде всего примите мои поздравления.

— Поздравления? С чем?

— Как — с чем? С победой на конкурсе. Такой престижный конкурс мечтает выиграть каждая фотомодель!

Еще не легче! Этот Аркадий — как там его? — или разыгрывает ее, или сошел с ума.

— Извините, — осторожно сказала Лена, — здесь какая-то ошибка. Я ни в каких конкурсах не участвовала. И вообще я не фотомодель.

— Значит, вы будете ею. Ошибки быть не может — вы ведь Елена Трофимова?

— Да. — Кажется, разговор пошел по замкнутому кругу.

— Снимок «Вечер в Венеции» получил «Гран-при» журнала «Women's day» по летним итогам. Это ведь вы на снимке?

Те самые фотографии, которые делал Игорь в первый день их знакомства! Она на набережной Большого канала!

— Да, я. — Лена попыталась унять предательскую дрожь в голосе. — Только… Это вышло случайно.

— У меня есть к вам замечательное предложение. Что вы скажете о серии снимков в вечерних туалетах для журналов «Сандра» и «Диана»?

— Я не слышала о таких журналах. Хотя… Нет, постойте, «Сандра» — это что-то вроде итальянского варианта «Бурды»?

— О нет! Это женский журнал типа «Women's day». Того самого, который опубликовал вашу фотографию. Вы ведь слышали об этом журнале?

— Вроде да…

— Кстати, с ним наше агентство тоже сотрудничает. Ну так как, согласны?

— Я же вам сказала — на ту фотографию я попала случайно.

— Такой случай упускать нельзя! — Баритон в трубке стал ласково-фамильярным. — Поверьте мне, я специалист.

Знает она таких специалистов! Артуро Джаннини тоже был специалист, а что из этого вышло! То есть хорошо, что ничего не вышло.

— Но я действительно не фотомодель и не собираюсь ею становиться!

— Собираетесь, собираетесь. И Линда Евангелиста, и Синди Кроуфорд когда-то делали это в первый раз, а теперь весь мир у их ног. Разве вам не хочется, чтобы весь мир лежал у ваших ног?

Лена чуть не рассмеялась. Какой там весь мир, если ей нужен один-единственный человек, а он-то уж точно к ее ногам укладываться не собирается. А баритон в трубке продолжал атаку:

— Кстати, я разговаривал вчера с вашей мамой. Она вам не передавала?

— Нет. А что она должна была мне передать?

— Она поначалу тоже возражала, но потом мне удалось ее убедить. В принципе мы сошлись на следующих условиях: на полгода исключительный контракт с нашим агентством, а дальше, если дело хорошо пойдет, возможно разовое участие в эксклюзивных показах. Оплата соответственная, по европейским стандартам.

Лена была совершенно сбита с толку. В Италии мама решительно противилась заманчивым предложениям Паолы Дениэлли, а сейчас сама готова предложить ее услуги какому-то «Блю стар»! И что значит «по европейским стандартам»?

— Знаете, для меня ваше предложение так неожиданно, — дипломатично начала Лена, — что вот так сразу я ничего не могу сказать. Вы не могли бы перезвонить мне в конце дня?

— Разумеется, разумеется! Когда вам удобно? В шесть, в семь?

Лена прикинула — мама будет спать еще часа четыре, не меньше, пока не кончится действие таблеток. Потом еще нужно все обсудить…

— В восемь вас не затруднит?

Голос в трубке был предельно любезен:

— Конечно нет. Значит, до вечера? Надеюсь, вы успеете оценить все выгоды такой сделки! О подобном предложении тысячи девушек и мечтать не смеют.

Короткие гудки означали отбой, а Лена все стояла в растерянности, прижимая к уху телефонную трубку. Все это напоминало сон — конкурс, победа, предложение Аркадия… Фу-ты черт, фамилию его она так и не запомнила! Ну ничего, мама, наверное, знает, раз он с ней вчера разговаривал.

А Игорь! Он-то ее не поздравил! Хотя зачем ему ее поздравлять — это же его победа! Но все-таки не было бы ее, не было бы и снимка! Внезапно Лену осенило: понятно теперь, почему он так с ней возился. Она нужна была ему для работы. Если случайная, в общем-то, фотография оказалась такой удачной, значит, профессионально сделанные снимки в студии вообще были бы великолепны. Она для него просто подходящая модель!

Ему нужны были только ее лицо и ее фигура. И даже не для себя, а — что в десять раз обиднее — для читателей какого-то журнала! Ее размышления опять прервал телефонный звонок. Судя по прерывистым трелям — межгород. Или… Международная? Лена стремительно схватила трубку:

— Алло, алло!

После ответа абонента вспыхнувшие было безумные надежды мгновенно угасли. Это действительно была международная, но звонил не Игорь, а Паола Дениэлли:

— Синьорина Лена, я вас поздравляю! Вы уже видели номер журнала?

— Спасибо. Нет, еще нет.

— Как же так? Фотография замечательная! Вы на ней такая… не знаю, как бы поточнее выразиться… летящая. Настоящая Примавера! Кажется, что в вас живет душа Венеции.

— Спасибо. — Лена не знала, что полагается отвечать на столь цветистые комплименты. Впрочем, Паола итальянка, и для нее ничего необычного в таких комплиментах нет — нормальное выражение чувств.

— Если надумаете поработать моделью, мое предложение остается в силе, — сказала синьора Дениэлли вместо прощания.

Лена медленно положила трубку на рычаг. Это, кажется, называется «проснуться знаменитой». Тут Ленин взгляд упал на ее отражение в зеркале, и она иронически улыбнулась. Ничего себе Примавера! Из зеркала на нее смотрела худенькая девчонка в шортах и футболке, со светлыми волосами, собранными на затылке в конский хвост. На лбу грязное пятно, руки выпачканы, коленки черные. Она показала сама себе язык: «Золушка вы, мадемуазель, а не «мисс Европа». Причем Золушка задолго до королевского бала!»

3

Маленький плейер, стоявший на стуле, выдавал ритмичную музыку в стиле диско.

— Да не так же, черт побери! Живее, живее! А ты просто засыпаешь на ходу, как таракан от дихлофоса!

Лена попробовала пройти живее.

— Куда ты несешься! Ты же не пожарная машина! Такая скорость хороша на спринтерской дистанции, а не на подиуме!

Совсем сбитая с толку, Лена остановилась:

— Я не понимаю…

Алена Денисова, женщина лет тридцати пяти, в прошлом балетмейстер, а теперь — наставница девушек из «Блю стар», выключила плейер и театрально-драматическим жестом схватилась за голову.

— Что ты не понимаешь? Триста раз уже все повторяли. Шаг должен быть широким и гибким. Дальше выбрасывай ногу и распрямляй ее в колене. Еще раз!

Лена прошла еще раз.

— Вот, уже лучше! Теперь немного прибавь темп.

«Прибавить темп» опять не получилось. Алена выругалась, а у Лены на глаза навернулись слезы. Неужели она и впрямь такая бестолковая — почти за неделю никаких сдвигов! Она села прямо на доски подиума, готовая разрыдаться в голос.

Заметив ее состояние, Алена изменила тактику. Она вскочила на подиум и села рядом с Леной, обняв ее за плечи.

— Ну, ничего, ничего, не все сразу. Повторяю еще раз, слушай внимательно. Технический секрет профессиональной ходьбы прост: ноги ставятся на одну линию, а шаг начинается не от голени, а от бедра. — Алена встала, сопровождая свои слова демонстрацией. — Тебе важно сохранить единство и устойчивость силуэта. Женщина, плавно идущая по одной прямой и достаточно динамично, оставляет впечатление изящной, волнообразно покачивающейся фигуры-амфоры. Вот смотри.

Алена прошлась взад-вперед.

— Понятно? Повтори.

Лена, старательно копируя Аленины движения, дошла до конца дощатого помоста. — Так?

— Приблизительно. Давай еще разок туда-сюда.

Разок, еще разок, еще… И ведь так целый день — в туфлях на десятисантиметровой шпильке! Лена наконец остановилась. И тут же услышала:

— Ну как ты стоишь! Ногу вперед! Когда стоишь, одна нога должна быть впереди.

Лена поспешно приняла требуемую позу. Алена критически посмотрела на нее:

— Сколько тебе повторять — следи за осанкой! Плечи назад и слегка опущены! Спина прямая!

Она подошла ближе и поправила Ленины плечи:

— Вот так! Вообще-то, — примирительно сказала она, — мне не нравится затея гонять тебя по подиуму. Все равно классной манекенщицей тебе не стать — росту не хватает. Модель — другое дело, модель ты, возможно, почти идеальная. Ну ладно, как хорошая школа мои уроки тебе все равно пригодятся. Аркаша велел — сделаем.

— Алена, ты слишком жестока к девочке. У нее не так уж плохо получается.

У двери в репетиционный зал стояла высокая черноволосая красавица, потрясающе элегантная — в белом брючном костюме с небрежно повязанным вокруг шеи ярко-красным шарфиком. Она вошла незаметно и наблюдала за процессом обучения уже минут пять. Алена, на мгновение забыв про свою ученицу, кинулась к ней:

— Надька! Приехала!

— Я же обещала.

Последовал обмен поцелуями и охами. Лена узнала красавицу — та самая Надя, которая была с Игорем на приеме у Паолы. Явилась! И в такой неудобный момент. Глупее Лена давно себя не чувствовала. Алена же, слегка отстранившись, придирчиво оглядывала приятельницу:

— Потрясающе выглядишь! Как тебе удается сохранять форму? Я после поездок за границу всегда толстею.

— А я нет. — Надя перевела взгляд с Алены на Лену. — Наши новые кадры?

— Да, и неплохие. Только я все равно считаю, что ее целесообразнее использовать в качестве фотомодели. Ты посмотри — она же ниже тебя почти на голову! — Алена повернулась к своей ученице. — Кстати, познакомьтесь: это Лена Трофимова, а это…

— Мы знакомы, — не совсем вежливо перебила Лена.

— Мы познакомились чуть больше месяца назад в Венеции, в доме Паолы Дениэлли, — пояснила Надя и приветливо улыбнулась: — Что, Леночка, решилась-таки попробовать нашей профессии?

Лена пожала плечами и пробурчала себе под нос:

— Решилась.

— Только пока не слишком получается, — добавила тактичная Алена.

Лена вспыхнула, а Надя сказала:

— Ничего, получится. Ты что, не помнишь, как муштровала меня и жаловалась на мою тупость?

Алена рассмеялась:

— Было дело! Подождешь меня немного, мы скоро заканчиваем?

— Если хочешь, я вам помогу.

Надя скинула пиджак и осталась в белом атласном топике. Аккуратно повесив пиджак на спинку стула и сложив шарфик, она взошла на подиум и встала рядом с Леной.

— Ну, что у нас не ладится?

— Осанка. Поработаешь образцом?

— С удовольствием.

Надя приняла профессиональную позу манекенщицы на заключительном выходе. Алена критически оглядела ее, потом повернулась к Лене:

— Вот смотри: самый уязвимый ракурс женского тела — вид сбоку. Тут «спорят» грудь и выпуклая часть живота. Правильная осанка с отведенными и опущенными плечами приподнимает зрительно грудь и акцентирует на ней внимание. Мы в таких случаях говорим «вкусный силуэт». А иначе… Надюш, покажи!

Надя расслабилась и слегка сгорбилась. Алена сделала рукой широкий жест сверху вниз:

— Видишь? Грудь зрительно пропадает, а фигура «стекает» вниз, к животу. Повторяю еще раз: для манекенщицы поставленные плечи и прямая спина служат основой, на которую сажается вещь, и именно от них зависит успешная демонстрация замысла модельера. Запомни это, как таблицу умножения. Поняла?

Лена кивнула и попробовала скопировать Надину позу:

— Так?

— Блестяще! — Надя улыбнулась еще приветливее.

— Неплохо! — Алена тоже осталась довольна. — Надюш, теперь пройдись!

Алена щелкнула кнопкой плейера. Снова зазвучала ритмичная музыка, и под нее Надя неторопливо прошлась взад-вперед. Алена поучала:

— При ходьбе плечи должны быть неподвижными в плоскости вперед-назад и вверх-вниз, они могут лишь поворачиваться вправо-влево в противофазе с бедрами. Получается подобие волны. Надюша, замри-ка на секунду!

Надя остановилась. Алена подошла к ней и провела рукой по линии шеи, а затем повернулась к Лене:

— Обрати внимание: линия подбородка составляет с линией шеи угол в девяносто градусов. При повороте головы угол сохраняется, рождая визуальное ощущение достоинства. Попробуй повтори!

После примерно получаса такой муштры Алена наконец сжалилась:

— Ну ладно, на сегодня хватит! Лена, ты свободна.

Лена остановилась и нерешительно посмотрела на Алену.

— Ну, что еще случилось? — спросила она.

— Можно мне завтра не приходить?

— Это еще почему?

— Видишь ли, — Лене не хотелось этого говорить, но что поделаешь, — у меня завтра день рождения.

— Ну что ж, поздравляю. И сколько тебе стукнет?

— Восемнадцать.

— Почти дитя! Ну ладно, по такому случаю гуляй! — Алена повернулась к Наде. — А мы сейчас отправимся гулять в бар, идет?

Надя обворожительно улыбнулась:

— Может быть, и Леночка пойдет с нами — заодно и ее день рождения отметим! Хотя что это я, заранее отмечать — плохая примета.

— Прекрасно. Лен, пойдешь? — Окончив занятие, Алена снова превращалась из мегеры в милую компанейскую женщину. — Хотя ты, наверное, так обижена на мои придирки, что никуда со мной идти не захочешь.

Однако не успела Лена ответить, как дверь приоткрылась и в зал заглянула Светлана Прокофьевна, секретарша Овчинникова:

— Алена Николаевна, директор хочет с вами поговорить.

— Вот черт! А попозже нельзя?

Светлана Прокофьевна сделала большие глаза и железным тоном выговорила почти по слогам:

— Не-мед-лен-но!

Алена посмотрела на Надю. Та понимающе усмехнулась:

— Иди-иди, вдруг зарплату прибавят! А мы с Леной подождем тебя в баре. Правда, Леночка?

Алена схватила свою сумку и умчалась.

Сидеть в баре с Надей Лене совсем не улыбалось. Но Надя уже обняла ее за талию и повела к выходу.

«Блю стар» арендовало помещение в роскошном здании редакции бывшей партийной газеты. В лучшие времена здесь можно было жить, не выходя на улицу: великолепная столовая, бар и прочие прелести делали жизнь сотрудников комфортабельной. Теперь же газета захирела, и многие помещения пришлось сдать фирмам, не имеющим никакого отношения к издательскому делу. Однако на качестве обслуживания в баре и в столовой это никак не отразилось: фирмы заботились о своих сотрудниках не хуже ЦК КПСС.

В это время в баре было малолюдно. Надя и Лена сели за дальний столик, заказав по чашечке кофе. Надя держалась совершенно естественно, а Лене было крайне не по себе. Она абсолютно не знала, о чем говорить со своей неожиданной спутницей. Впрочем, можно было и не тревожиться: Надя взяла инициативу в свои руки. Неторопливо размешав ложечкой сахар, она сказала:

— Ну что же, нас можно поздравить?

— Нас?

— Да, тебя и Игоря. Далеко не каждой посчастливится так сразу попасть в престижный журнал. А уж премии на конкурсах — это и вообще из области сказок.

Лена посмотрела ей прямо в глаза:

— А я везучая.

Надя рассмеялась:

— Вижу. Да ты расслабься, я не собираюсь тебя подначивать. Я вообще девушка простая, что думаю, то и говорю. И если поздравляю, то от души.

Надя улыбалась так искренне, что Лене стало стыдно за свое поведение. И в самом деле, что она так взъелась на эту женщину? Только потому, что она была с Игорем на приеме? Но Игорь же ясно дал Лене понять, что между ним и Надей чисто деловые отношения…

— А на Алену ты не обижайся, — продолжила Надя. — Танцующей коровой она тебя еще не обзывала?

— Нет… У нас с ней пока всего три занятия было.

— Не успела, значит. Не волнуйся, еще обзовет. Это ее любимое ругательство. Три занятия — это еще цветочки. Ягодки пойдут, когда она совсем с тобой освоится. Ух и наплакалась я из-за ее язычка!

— А зачем она ведет себя так грубо?

— Характер. А вообще-то она человек очень добрый. И классный профессионал, тут уж ничего не скажешь. Про Машу Баткину слышала?

Лена знала о ней: девушка, которая года два назад стала «мисс Москвой».

— Это которая сейчас в Париже?

— Да. Так вот звездой экстра-класса она стала благодаря Алениной школе. И я ей многим обязана.

— А вы тоже работаете в этом агентстве?

— Почему «вы»?

— Ну, ты… тоже здесь работаешь?

— Отчасти. Меня «продавали» на полгода Паоле, сейчас контракт кончился, и пока я снова здесь. Осенью вместе будем показывать весенне-летнюю коллекцию. Ты ведь подписала контракт?

— Пока нет. Может быть, подпишу в конце следующей недели.

Надя предостерегла:

— Смотри не продешеви. За тобой теперь многие будет гоняться. Впрочем, твоя мама, вероятно, разберется в ситуации. Она человек опытный.

Лена благодарно улыбнулась:

— Вероятно.

И почему ей раньше Надя не нравилась? Она держала себя с Леной так просто, была такой милой, так хотела помочь… Почему Лена тогда у Паолы решила, что Надя настоящая стерва? Скорее уж стервой можно назвать Алену Денисову…

— Девочки, а вот и я!

Алена подсела к ним.

— Что пьем? Почему только кофе, а есть ли что покрепче?

— Я не могу, — улыбнулась Надя. — У меня вечером работа.

— Ну и что? Пятьдесят граммов хорошего коньяка тебе не помешают.

— Тот, с кем мне предстоит работать, очень строг. Я даже волнуюсь.

— Ого! — Алена с изумлением уставилась на Надю. — Чтобы ты так трепетала перед камерой! Или… перед фотографом?

— Одну из сидящих за этим столиком этот фотограф уже почти сделал звездой. Я не хочу отставать.

Лена почувствовала, что сердце ее куда-то покатилось. Алена удивленно воскликнула:

— Неужели Болотов здесь? Лен, а ты об этом знала?

— Нет. — Лена старалась говорить как можно спокойнее. — Откуда?

Алена закатила глаза и задумчиво протянула:

— Ну…

— Мы же с ним едва знакомы, просто встречались в Венеции раза два, — сухо сказала Лена. — Я же тебе рассказывала — тот самый знаменитый снимок он сделал случайно, я ему толком и не позировала.

— Ну, дела! — Алена даже присвистнула. — А что он здесь забыл, в нашей Москве?

— Он хочет сделать серию натурных снимков в Подмосковье. Мы вместе вчера приехали.

Алена хмыкнула:

— Ты что, хочешь сказать…

— Ничего я не хочу сказать, — перебила ее Надя и лукаво улыбнулась. — Просто у меня была тестосъемка в Париже, и так получилось, что в Москву мы летели одним самолетом.

Алена недоверчиво улыбнулась:

— Ну да, рассказывай!

Лена не могла этого больше вынести. Она поднялась и натянуто улыбнулась:

— Извините, пожалуйста. Мне пора. — Она взглянула на Алену: — Так я завтра могу не приходить?

— Мы же договорились. Но послезавтра в десять я тебя жду.

Не слушая возражений Нади, Лена быстро распрощалась и выскочила из бара. Значит, Игорь в Москве! И прилетел вместе с Надей… Ну что ж, ее это ни в коей мере не касается. Не должно касаться.

4

Утром Лену разбудил телефонный звонок.

— Я самый первый поздравил тебя сегодня? — раздался в трубке радостный голос Славика.

— А, что? — Лена спросонья ничего не могла понять. Потом очнулась и разозлилась: — Ты с ума сошел? Сколько времени?

— Пять минут девятого, а что?

— Ничего. Только я уснула в четыре.

— Ох, извини… Бессонница мучила?

— Бессонница… — Лена невесело усмехнулась. Полночи она опять думала об Игоре, но Славику про это знать необязательно. — Да, бессонница. Голова болела.

— А как себя чувствует Ольга Васильевна? — осторожно осведомился Славик. Он все никак не мог прийти в себя после той сцены, свидетелем которой он оказался.

— С мамой все хорошо. Она, кстати, тоже еще спит.

— Ну извини, извини. — Родители Славика вставали в семь и в восемь уходили на работу, поэтому распорядок дня творческой интеллигенции был ему непонятен. Вообще-то он знал, что Ленина мама уходит на работу часов в двенадцать, но все время забывал об этом.

Лена потянулась — кололо в руке, наверное, отлежала. Вот напасть! Срывая досаду на Славике, с раздражением сказала в трубку:

— Ну, я принимаю твои поздравления. Что еще?

Славик не обиделся:

— Во сколько мне сегодня прийти?

— Подожди, сейчас соображу. В четыре. Нормально?

— Вполне. У меня для тебя есть такой подарок!

— Ну ладно, до четырех.

Лена безжалостно повесила трубку. Вовремя он позвонил, ничего не скажешь! Ей как раз начало сниться что-то интересное. Как же, вспомнишь теперь!

Она встала, босиком подбежала к окну и раздернула занавески. Денек — лучше не придумаешь. Двенадцатое августа хорошее число. Еще совсем лето, но уже не так жарко, как в июле. Вообще-то Лена любила свой день рождения, но сейчас это событие не вызывало обычного прилива энтузиазма.

Раньше они с мамой всегда уезжали в это время из Москвы и отмечали ее день рождения либо в Дубултах, либо в Ялте, либо в Пицунде — их любимые места отдыха. В Москве Лене и некого особенно было звать на день рождения. Близких подруг у нее не было. С одноклассницами она поддерживала приятельские отношения, не больше. Виной ли тут была Ленина яркая внешность или ее скрытный характер, но девочки из класса совсем не стремились близко с ней сойтись. С двенадцати лет по-настоящему она дружила только со Славиком. Они жили в соседних домах и виделись постоянно. Пока Славик не влюбился в нее, все было просто замечательно. Да и сейчас Лена неплохо с ним справлялась.

— Котенок, ты уже встала? — Ольга Васильевна осторожно приоткрыла дверь и заглянула к дочери. — С днем рождения!

Она внесла в комнату вазу с громадным букетом ранних астр.

— Мамочка! Что-то ты сегодня рано. — Лена подбежала к матери и поцеловала ее в щеку. — Какая прелесть!

— Это еще не все, — Ольга Васильевна загадочно улыбнулась. — Основной подарок ты получишь вечером.

— Но ты уже подарила мне бабушкин жемчуг. Это ведь считается подарком на день рождения. Мы же договорились.

— Договор не уговор. А если мне хочется тебя побаловать? Можешь ты доставить своей престарелой матери такое удовольствие.

— Престарелая? Ты?! — Лена звонко расхохоталась. — Скажешь тоже!

Ольга Васильевна еще раз поцеловала дочь:

— Ну ладно, котенок, до вечера.

Лена удивилась:

— Ты так рано уходишь?

Ольга Васильевна обернулась уже с порога:

— У меня в половине десятого важная встреча. И потом, я сегодня должна пораньше освободиться. К трем буду дома, пока.

Все утро Лена бродила по квартире, не зная чем себя занять. Сделала салаты, поставила мясо в духовку — это заняло часа полтора. Праздничного настроения не получалось. Значит, Игорь в Москве! Он мог бы узнать ее телефон на работе у Ольги Васильевны и позвонить. Мог бы и адрес узнать. Мог бы, если бы… Если бы хотел. Значит, не хочет. А раз так — и он ей не нужен.

Почти убедив себя в этом, Лена начинала размышлять по второму кругу. Между прочим, не было бы ее, не было бы и этой знаменитой фотографии. Интересно, ему ведь за нее, наверное, и гонорар солидный отвалили. И еще — премию… Мог бы хоть позвонить, поблагодарить. Мог бы… Ну вот, опять! Лена промаялась почти до трех. В три часа Ольга Васильевна не пришла, и Лена в одиночестве принялась накрывать на стол. Вообще-то она любила это занятие. Достала свою любимую скатерть с вышитыми каймой нежно-голубыми васильками и такие же салфетки. Поставила три прибора — она сама, мама и Славик, больше никто не ожидается. В специальной низкой вазочке сделала композицию из астр — тоже на стол. Фужеры у них были старинные, прошлого века, голубого и розового стекла. Лене больше нравились розовые, но сейчас она поставила голубые, под цвет скатерти.

Деликатесов на столе особых не было — впрочем, в их доме из еды никогда не делали культа. Запеченная в духовке свинина, салат с кукурузой, Ленин любимый салат «мимоза» и огромное блюдо с зеленью, помидорами и огурцами. Традиционный «оливье» ни у Лены, ни у Ольги Васильевны успехом не пользовался. Зато на столе в любое время года были соленые грибы — своего рода хобби и матери, и дочери. Вино должны были принести Ольга Васильевна и Славик.

Критически оглядев дело рук своих, Лена признала композицию законченной и отправилась переодеваться. Перебрав все свои тряпки, она решила, что для домашнего торжества сойдут светлые брюки и вязаная льняная кофточка — они только-только стали входить в моду. Уже облачившись в выбранный туалет, Лена, повинуясь внезапному импульсу, вдруг достала из шкафа то самое великолепное платье, в котором была на показе в Венеции. Мягкий шелк струился сквозь пальцы, лаская кожу как морская вода. Ткань хранила легкий запах духов — он вернул ее в Лидо, на побережье… Лена усмехнулась и повесила платье обратно. Зачем думать о грустном! Сегодня ее день, и она пообещала себе, что проведет его хорошо. Без десяти четыре пришел Славик. В руках у него была, конечно же, охапка бордовых роз. «И где он их только берет в таких количествах, они же жутко дорогие», — подумала Лена, вываливая розы в ванную. Славик прошел за ней и теперь топтался на пороге.

— Леночка…

— Что? — Лена подняла голову от цветов.

— Тебе совсем неинтересно, что я хочу тебе подарить?

Лена почувствовала себя виноватой.

— Ох нет, почему же! — Она оставила розы и приготовилась радоваться подарку.

Славик достал из кармана джинсовой рубашки маленькую бархатную коробочку, открыл и протянул ей. На белом атласе лежало тоненькое золотое колечко с крохотным бриллиантиком. Лена испуганно посмотрела на него и отстранила коробочку рукой:

— Ты с ума сошел! Я не могу принять такой дорогой подарок.

— Почему? Это ведь подарок не только на день рождения.

— В смысле?..

— Я боялся начинать с тобой разговор на эту тему. — Славик мучительно покраснел. — Ты помнишь, что я сказал тебе тогда… Ну, перед твоим отъездом?

Лене совершенно не хотелось об этом вспоминать. Но вопрос был задан, и — хочешь не хочешь — требовал ответа.

— Я же тебе тогда ответила — еще рано, давай подождем.

Какая неловкая ситуация! Однако против обыкновения Славик был настойчивым:

— Я же тебя не тороплю. Не обязательно расписываться прямо сейчас. Пусть это считается помолвкой, хорошо?

Глядя оторопевшей Лене прямо в глаза, он взял ее правую руку и надел колечко на безымянный палец.

— Смотри, как красиво! Очень тебе идет.

Лена вздохнула.

— Славик, милый, я не хочу ничего обещать. — Она попыталась стянуть кольцо, но Славик задержал ее руку.

— Если ты решительно передумаешь, тогда вернешь. А пока это дело только времени — пусть остается у тебя, ладно? Ты ведь не отказываешься совсем?

— Нет, но…

В конце концов, может быть, если она даст слово другому, то сумеет выкинуть из головы этого проклятого плейбоя? Из Славика получится прекрасный муж — надежный, добрый. И понимает он ее лучше, чем кто-либо другой. После минутного колебания Лена решилась:

— Хорошо.

Славик просиял:

— Любимая моя!

Он осторожно, как хрустальную, обнял Лену за плечи и поцеловал в губы. Лена опять ничего не почувствовала.

В коридоре хлопнула дверь и послышался голос Ольги Васильевны:

— Именинница! Я пришла.

— Скажем все твоей маме? — прошептал Славик Лене на ухо.

Лена не ответила. Тогда он взял ее за руку и вывел из ванной.

— О, Славик уже здесь! Значит, все в сборе, можно начинать! — Ольга Васильевна извлекла из сумки бутылку вина с темной этикеткой. — Смотрите, что мы сегодня будем пить — «Дом Периньон». Это в честь твоего рождения, дорогая.

— А у нас есть для вас новость, — начал Славик. Уши его пылали от волнения.

— Новость? Надеюсь, хорошая? — Ольга Васильевна достала из сумки роскошные персики. — Вот, я тут еще захватила по дороге…

— Мы с Леной решили пожениться.

Ольга Васильевна изумленно застыла с персиками в руках.

— Как? Когда? — Она встревоженно посмотрела на дочь, и во взгляде ее читался укор: «Ну что, допрыгалась?»

— Не волнуйся, мамочка, не слишком скоро. Славик торопит события. Он просто сделал мне предложение, и я обещала над ним подумать.

Лена нервно поправила волосы — на пальце блеснуло кольцо. Ольга Васильевна несколько натянуто улыбнулась:

— А это, вероятно, подарок жениха невесте?

— В некотором роде да. Но мы договорились, что если я передумаю, то верну его немедленно.

— Надеюсь, что ты будешь носить его всю жизнь. — Славик снова обнял Лену за плечи.

— Ну что ж, поздравляю. — Было заметно, что Ольга Васильевна слегка обескуражена таким поворотом событий.

— Ладно, — с чуть заметным раздражением сказала Лена. — Давайте сейчас не будем больше это обсуждать. Сегодня — мой день рождения или нет? И я приказываю как именинница — быстро за стол!

Однако праздник явно не удался. Настроение за столом не соответствовало ожиданиям. Ольга Васильевна никак не могла прийти в себя от услышанной новости и, хотя была приветлива со Славиком, время от времени встревоженно поглядывала на дочь. Лена была неестественно оживленной, смеялась и дурачилась через силу, а Славик чувствовал, что что-то не так, но никак не мог понять, что именно.

Уже съели и мясо, и салаты, выпили бутылку «Лидии», принесенную Славиком, и только было собрались перейти к фруктам и к гвоздю программы — шампанскому «Дом Периньон», как в дверь позвонили. Ольга Васильевна удивленно посмотрела на дочь:

— Кто бы это мог быть? Ты звала кого-то еще?

Лена пожала плечами:

— Нет, я никого не жду.

— Открыть? — Славик с готовностью приподнялся со стула.

— Не надо, я сама.

На пороге стоял Игорь.

Потом Лена никак не могла вспомнить, что она почувствовала, увидев его вот так, неожиданно. Застыв в дверном проеме, как соляной столб, она смотрела на него во все глаза. Сколько это длилось — она не могла сказать. Игорь улыбнулся:

— Может быть, ты все-таки впустишь меня в дом?

Она все стояла. Тогда он наклонился, поцеловал ее в лоб и слегка отодвинул с дороги.

Войдя в квартиру, он достал из сумки орхидею, похожую на тропическую бабочку, и вручил Лене:

— Поздравляю. Ты теперь совсем большая.

Лена машинально взяла цветок. Сказать что-либо она все еще была не в состоянии.

— Леночка, кто там? — послышался из комнаты голос Ольги Васильевны.

— Как ты здесь оказался? — выдавила наконец из себя Лена.

— На самолете, на автобусе и на метро. Слава Богу, ты живешь в центре и не пришлось брать такси и плутать по незнакомым улицам. У тебя сегодня много гостей?

— Нет. — Лена наконец немного пришла в себя. — Как ты меня нашел?

— Глупенькая. Я нашел бы тебя, даже если бы ты уехала на край света.

Игорь взял Лену за руку и повел в комнату:

— Ольга Васильевна, это я. Поздравляю вас с именинницей.

— Игорь! — Она встала из-за стола и пошла ему навстречу. — Появился неизвестно откуда, как чертик из табакерки! Твой стиль.

— Но вы же знали, что я приехал, так что ничего удивительного.

Расцеловавшись с неожиданным гостем, Ольга Васильевна повернулась к дочери:

— Леночка, что же ты стоишь? Поставь еще один прибор.

Но Лена продолжала стоять в дверях, сжимая в руках орхидею. Она все еще плохо сознавала, что происходит. Славик тоже в изумлении смотрел на неизвестно откуда взявшегося стройного светловолосого парня, очевидно, хорошо знакомого хозяйкам дома.

— Ах да! — спохватилась Ольга Васильевна. — Познакомьтесь, пожалуйста: Игорь Болотов, фотограф-портретист. А это Слава Веселкин…

Ольга Васильевна замялась, не зная что сказать, и в нерешительности посмотрела на дочь. Лена уже пришла в себя:

— Мой друг детства.

Славик вопросительно взглянул на нее, ожидая продолжения. Но его не последовало. Он стал красным, как вареный рак, и, насупившись, уставился в свою тарелку.

Лена поставила еще один прибор. Игорь достал из сумки огромную коробку шоколадных конфет и присовокупил ее к находящемуся на столе. Ольга Васильевна опять взглянула на дочь:

— Леночка, поставь, пожалуйста, чайник.

Лена рада была на время скрыться с глаз, чтобы окончательно прийти в себя. В голове все плыло и кружилось, мир снова расцветился всеми цветами радуги. Он пришел! Он все-таки пришел.

Ольга Васильевна и Игорь затеяли воспоминательный разговор о Венеции, а Славик вышел вслед за Леной на кухню.

— Кто это? — Хотел спросить сердито, а получилось жалобно.

Лена взглянула на него и коротко ответила:

— Игорь.

— Я слышал, как его зовут. Кто он тебе?

— Никто.

— Я же вижу, как ты на него смотришь! — В его голосе слышалось отчаяние. — Ты в него влюблена?

Лена быстро подошла к нему, стянула с пальца кольцо и вложила Славику в руку:

— Ну, может быть, это и к лучшему, что вы встретились. Ты не ошибся. Я действительно влюблена, так что не могу принять твой подарок. — Она виновато заглянула в его глаза. — Извини меня, пожалуйста! Ты же мой самый лучший друг и всегда меня понимал.

— И ты всегда этим пользовалась…

Лена пожала плечами:

— Ты же позволял.

— Это жестоко. Ленка, как ты могла? — В его голосе было что-то такое, что Лена подумала: «Сейчас заплачет».

— Так получилось. — Жалко Славика, но что тут можно сделать? Лена пыталась выглядеть виноватой, но ее лицо просто светилось от счастья.

— Между вами было что-нибудь? Я предчувствовал — что-то случится в этой чертовой Венеции!

Лена молчала.

— Он бросит тебя. — Глаза Славика сузились в щелочки. Лена еще никогда не видела его таким злым. — Он бросит тебя. Таким все быстро приедается.

Славик пошел к выходу. Лена попробовала его остановить, впрочем, не слишком настойчиво. На пороге он обернулся и сказал:

— Ничего, я не гордый. Когда он тебя бросит и ты придешь ко мне, я повторю тебе то же, что сказал сегодня. Будем считать, что нашу помолвку мы просто отложили.

Захлопнулась дверь. Лена приложила ладони к пылающим щекам. Чепуха какая! Она глубоко вздохнула и пошла в комнату. К Игорю.

5

— Подними, пожалуйста, руки вверх. Выше! Кисти крест-накрест. Так, хорошо. А теперь потянись за ними сама.

— Так?

Лена в длинном узком черном платье стояла в центре светового круга. Камера была на возвышении в правом углу студии. В этом положении ее фигура попадала в кадр таким образом, чтобы зритель смотрел на нее как бы сверху вниз и немного сбоку.

— Изогни чуть-чуть правое бедро. Я сказал: чуть-чуть!

— А я что делаю?

— А ты делаешь древнегреческую амфору. Это тоже хорошо, но только в другом кадре. Здесь мне нужно именно чуть-чуть. Руки мягче!

Лена уже совершенно измучилась, пока наконец не услышала долгожданное:

— Вот так хорошо! То, что надо.

Последовали щелчки камеры.

— Можешь расслабиться.

Лена устало вздохнула:

— На сегодня все?

Игорь взглянул на часы:

— Еще пару кадров сделать успеем. Сядь вон на тот куб.

Лена повиновалась с тихим вздохом. Да, пожалуй, лучше муштра Алены Денисовой, чем такое вот ласковое тиранство. Они работали в студии четвертый час, у нее уже руки-ноги отнимаются, а ему хоть бы что.

— Ноги сомкни и направь немного влево. Откинь корпус назад. Левую руку за голову, правой обопрись. Запрокинь голову. Не так!

Игорь подошел и показал, как надо. Как всегда, Лена непроизвольно вздрогнула от его прикосновения. Он, кажется, этого не заметил: в студии она для него — только модель. За прошедшую неделю Лена успела это понять.

Началось все с того, что в тот самый вечер дня рождения Ольга Васильевна поделилась с Игорем возникшими в Лениной жизни перспективами. Игорь сразу же воспротивился подписанию контракта с «Блю стар».

— Агентство, конечно, одно из лучших в Москве. Но манекенщицы из тебя не получится, — решительно заявил он. — И данные неподходящие — рост маловат, и куражу необходимого нет. Так что по подиуму ты гулять не будешь. А вот модель ты первоклассная. Идеальное тело и выразительное лицо — то, что надо.

— А работать я буду, разумеется, исключительно с тобой? — не без ехидства поинтересовалась Лена.

Игорь серьезно взглянул на нее:

— Исключительно со мной, и совсем не потому, о чем ты подумала.

— А о чем я подумала? — Она сделала невинные глаза.

— Я не ревнив. — Игорь усмехнулся. — Просто я лучше других сумею раскрыть твою индивидуальность.

— Это почему же?

— Потому что я тебя люблю.

Он пожал плечами, словно хотел сказать — неужели до сих пор непонятно? Лена уставилась на Игоря. Ольга Васильевна, глядя на них, рассмеялась и поднялась из-за стола:

— Просто немая сцена из «Ревизора»! Пойду-ка помою посуду, а вы пока поговорите в спокойной обстановке.

В результате они подписали вскоре договор о совместной работе для одного из самых известных московских журналов «Кузнецкий мост». Выпускал его, оказывается, приятель Игоря. Несколько снимков в студии, а потом — натурная съемка в Подмосковье. «Мода с экологическим уклоном, — шутил Игорь. — Это сейчас самое то». И вот уже несколько дней он мучил ее с десяти до четырех. Зато вечерами из жестокого мучителя он превращался в мужчину ее мечты.

Он купил подержанный синий «фольксваген», и они катались по Москве, ездили в Новогорск купаться, а как-то даже отправились ужинать в Голицыно в ресторан «Иверия». Правда, ресторан их сильно разочаровал: Игорь не жил в Москве уже лет шесть, бывал только наездами. За эти годы когда-то знаменитый ресторан превратился в жалкую забегаловку. Но Лене с Игорем везде было хорошо.

Днем они не говорили о предстоящем вечере, и для Лены любое их путешествие становилось сюрпризом. Она украдкой взглянула на часы — скоро четыре. Но сегодня он что-то и не собирается закругляться. Пятница, мог бы свернуться и пораньше!

— Что это у тебя такое кислое выражение? Улыбнись, улыбнись!

Лена попробовала улыбнуться — губы уже почти не слушались.

— Я устала, — робко сказала она.

Он подбодрил ее, не отрываясь от камеры:

— Ну, будь умницей! Последний кадр.

Когда они наконец вышли из подъезда и Игорь открыл перед ней дверцу «фольксвагена», Лена без сил повалилась на переднее сиденье:

— Ух, как я устала!

Он повернул ключ зажигания и бросил в ее сторону хитрый взгляд:

— Отвезти тебя домой?

Лена покосилась на него и протянула:

— Ну-у, если у тебя нет идеи получше…

— Тогда пристегни ремень безопасности.

«Фольксваген» влился в поток машин. Вскоре они неслись уже по Кутузовскому проспекту в сторону Минского шоссе.

— Куда это мы? Опять в «Иверию»? — поинтересовалась Лена.

Не отрывая взгляда от дороги, Игорь шутливо сдвинул брови:

— Молчи, женщина. Надо доверять своему мужчине.

Лена встревожилась:

— Но послушай… Если куда-нибудь далеко, надо остановиться и позвонить маме.

— С Ольгой Васильевной я уже обо всем договорился.

Заинтригованная, Лена решила больше вопросов не задавать — знала уже по опыту, что все равно он ничего не скажет. Вообще-то такое положение дел устраивало обоих. Лена обожала сюрпризы, а Игорь умел их преподносить.

Примерно через час езды машина свернула на Можайское шоссе, потом — на проселок. Замелькали деревянные дома. Дачи были явно старыми, с большими участками и ветхими заборами. Наконец «фольксваген» остановился перед небольшим домом в окружении высоких елей.

— Приехали. — Игорь заглушил мотор.

Лена вышла из машины и с любопытством осмотрелась. Улицей, даже дачной, это место можно было назвать с большой натяжкой. Дома стояли скорее в лесу — ели, березы, дубы скрывали жизнь соседей лучше всяких заборов. Однако вокруг дома все же имелась какая-никакая, но ограда. Лена толкнула калитку — она оказалась незапертой — и вошла внутрь. Когда-то, вероятно, здесь был неплохой фруктовый сад. Теперь же старые яблони выполняли роль декораций. К дому вела дорожка, вымощенная разноцветной плиткой, плитка от старости уже основательно покрошилась. Лена пошла по ней, не дожидаясь, пока Игорь разгрузит багажник.

У самого крыльца буйно разрослась рябина — гроздья ее уже почти покраснели и очень живописно смотрелись среди зеленой листвы. Лена поднялась по скрипучим ступенькам и дотронулась рукой до ветки.

— Ну как, нравится тебе здесь? — послышался за спиной голос Игоря.

— Нравится. Это чье хозяйство?

— Мое.

— Как? Ты по совместительству еще и дачевладелец?

Игорь рассмеялся:

— Ну, если быть совсем точным, то это дача моих родителей. Однако они здесь почти не бывают: Валентин — потому, что далеко от города, а мать потому, что здесь не бывает отчим.

— А ты?

— А я, как видишь, бываю. Посторонись-ка немножко.

Игорь довольно бесцеремонно отодвинул Лену в сторону и стал открывать дверь. Ключ после третьей попытки, да и то с трудом, повернулся в замочной скважине. Игорь усмехнулся:

— Да, я тоже бываю здесь нечасто. Проходи, чувствуй себя как дома.

Внутри неожиданно оказалось уютно, если бы не ощутимый запах нежилого помещения. Типичная старая дача. Большая терраса с круглым столом посередине и белыми занавесками на застекленных окнах, дальше — две небольшие комнаты, обставленные старой мебелью, и лестница на чердак. Лена остановилась перед лестницей:

— А твое обиталище в этом доме, вероятно, наверху?

— Угадала. — Игорь распаковывал сумку. — Разрешаю сходить посмотреть.

Лена поднялась наверх. Ну и берлога! У стены — низкий и широкий самодельный топчан, застеленный шотландским пледом в крупную красно-зеленую клетку. Над ним на стене — огромный плакат «Битлз». У другой стены — книжный стеллаж от пола до потолка, тоже самодельный. Большой старый радиоприемник марки «Нева» — Лена такие только на картинках видела. И вот что странно: нигде не видно фотографий полуголых красоток, какими обычно обклеивают свои комнаты мужчины. Тем более фотографы.

— Ленка! — послышался снизу голос Игоря. — Иди сюда!

Он стоял перед столом, уперев руки в бока. Стол был завален кучей всякой снеди. Лена ахнула:

— Зачем столько всего? Мы что, будем жить здесь до зимы?

Игорь был невозмутим:

— Так надо. Ты лучше скажи — умеешь чистить картошку?

— Разумеется.

— Тогда переодевайся, — Игорь кинул ей небольшой пакет, — и вот твое поле деятельности. А я займусь шашлыком.

Лена развернула пакет. Там оказались ее собственные старые джинсы и клетчатая ковбойка. Она подняла на него изумленные глаза:

— Откуда?

— Ольга Васильевна дала. Я, конечно, тебя похитил, но не без предупреждения.

Спустя полтора часа они сидели у костра, который Игорь развел в саду, ели ужасно вкусный шашлык и болтали обо всем на свете. Игорь рассказывал смешные случаи из своего детства и ничего о всяких парижах и римах. Рассказывал он страшно забавно — давно она уже так не смеялась. Лене не верилось, что вот этот парень с взлохмаченными светлыми волосами, в заплатанных джинсах и старенькой футболке и есть тот самый уверенный в себе супермен, с которым она познакомилась в Венеции. Но таким вот московско-домашним он нравился ей едва ли не больше. Такой он был только для нее, а Игорь в смокинге — это уже Игорь-любимец-женщин, к которому всякая Надя может подойти и взять под руку. Вспомнив о Наде, Лена насупилась. Совсем слегка, но Игорь заметил:

— Что такое? Объелась шашлыком?

— Да нет… Так просто.

— Просто так ничего не бывает. — Он легко вскочил на ноги. — Доела? Хочешь, пойдем погуляем?

Он протянул руку и помог ей встать.

Улица, похожая на лес, плавно переходила в самый настоящий лес. Уже темнело. Лена нерешительно посмотрела на Игоря:

— Мы ведь далеко не пойдем?

— Ты что, боишься? — Он обнял ее за плечи.

Она доверчиво прижалась к нему:

— Нет. С тобой нет.

— Я хочу показать тебе одну штуку — тут недалеко.

Он повел ее по узенькой тропинке между кустами орешника. «Штукой» оказались десять берез, растущих из одного корня. Высокие и белые, они напоминали терем из сказки. Лена в изумлении остановилась перед ними, а Игорь с гордостью спросил:

— Нравится? — Как будто он сам все это сотворил для нее.

Лена искренне восхитилась:

— Очень. Такое чудо! А их правда десять?

— Пересчитай, если не веришь.

Лена коснулась белого березового ствола.

— Почему, верю. Смотри, какой гладкий, словно кожа.

Игорь поднял руку и дотронулся до березы, а потом легонько провел кончиками пальцев по Лениной щеке.

— Она похожа на тебя.

Лена чуть повернула голову и коснулась его руки губами. Тогда он притянул ее к себе и поцеловал. Поцелуй был долгим. Лена словно лишилась чувств. Она не знала, открыты его глаза или закрыты, как у нее. Пальцы ее легли ему на грудь, и она чувствовала, как под старенькой футболкой гулко бьется его сердце.

Огонь, который тлел в них весь вечер, разгорелся. Их поцелуи становились все более страстными, а руки Игоря, оставив ее лицо, теперь ласкали спину. Лена почти задыхалась. Она обхватила его за шею, ее пальцы запутались в его волосах. Руки жили как бы сами по себе, а ее саму все больше и больше засасывало в водоворот желания.

Он подхватил ее на руки и понес той же тропинкой среди орешников обратно к дому. Лена уткнулась лицом ему в шею. Губы сами нашли то место, где бился пульс, — ей так давно хотелось его поцеловать. «Подожди… Подожди немного…» — чуть слышно прошептал он.

Отпустил он ее только у первой ступеньки лестницы, ведущей в его комнату. Они ничего не сказали друг другу. По лестнице Лена поднялась сама, но в комнате Игорь снова взял ее на руки и опустил на кровать. Шотландский плед упал на пол. Он склонился над ней, и в состоянии какого-то полуобморока она видела, как он снимал с нее одежду, покрывая ее пылающее тело мелкими поцелуями, потом его рот вновь нашел ее рот, их языки встретились, сплелись воедино… Лена почти забылась в чувственном возбуждении. Ее руки впились ему в плечи, тело изогнулось под ним дугой. Тяжелые удары его сердца слились с ее в едином бешеном ритме.

Кожа ее горела под его пальцами, желание становилось нестерпимым. Игорь выдохнул:

— Я хочу тебя… Боже, я никого никогда так не хотел! Не могу больше…

Она не могла говорить, волнение перехватило дыхание, но она медленно привлекла его голову к себе, подавая знак согласия. Ее длинные ноги раздвинулись под его бедрами. Его рот снова обрушился на ее губы, его плоть входила все глубже и глубже, вызвав наконец ответную реакцию, которой она не смогла скрыть. Мгновенная резкая боль заставила отступить наслаждение. Игорь заметил и слегка отстранился.

— Нет, — прошептала она, снова привлекая его к себе. — Это сейчас пройдет.

Теперь он был очень осторожен. Сдерживая желание, он постарался свести боль до минимума, действуя медленно и осторожно. И снова волна страсти нахлынула на нее. Еще и еще… До конца. Потом они долго лежали, не разжимая сплетенных рук, тело к телу так близко, что казались сами себе единым существом.

— Я не причинил тебе боли, любимая? — прошептал Игорь.

Она повернула голову и поцеловала его в висок:

— Все было прекрасно.

И впереди у них была еще целая ночь.

6

— Мам, как ты думаешь, в этом платье я выгляжу не слишком вызывающе?

Лена возникла на пороге комнаты в светло-сером льняном платье, коротком, но не слишком. Ольга Васильевна еще не вставала, читала журнал, лежа в постели. Она подняла глаза на дочь:

— По-моему, вполне. А куда это ты в такую рань собралась? — На часах было без пятнадцати девять.

— Ну я же тебе вчера говорила — мы сегодня с Игорем идем к его родителям.

— Но, если память мне не изменяет, историческое знакомство назначено на пять вечера. — Ольга Васильевна улыбнулась.

— Ох, мам, я не доживу до пяти!

Лена снова придирчиво оглядела себя.

— А может быть, лучше пойти в брюках? Все-таки слишком коротко.

— Десять сантиметров выше колена — для монахини, разумеется, слишком коротко. Но ведь ты же не в монастырь идешь, а как раз наоборот.

— Перестань издеваться! Ничего больше тебе не расскажу!

Лена надула губы и скрылась в коридоре. Пошла крутиться перед зеркалом, решила Ольга Васильевна. Однако через пять минут Лена снова возникла в дверях:

— А так лучше?

На ней были брюки и ярко-зеленая кофточка.

— И так хорошо. — Ольга Васильевна отложила журнал. — Ты собираешься продлить примерку прямо до пяти?

— Нет, но надо же заранее решить, что надеть! Я же тебе говорила — у него очень строгая мама!

— Тогда надень что-нибудь длинное и темное. И обязательно платочек на голову — вдруг она не любит блондинок?

— Опять издеваешься?

Ольга Васильевна ласково улыбнулась:

— Котенок, разве я могу? Мне не меньше тебя хочется, чтобы встреча прошла на высшем уровне. Все будет хорошо, если ты не будешь излишне суетиться. Серое платье — как раз то, что надо.

— Ты уверена?

— Вполне.

— А можно я тогда надену твой сандаловый комплект? Ну, тот, сережки и бусы, который тебе привезли из Индии?

— Разумеется.

Ольга Васильевна потянулась за халатом:

— Раз уж мы поднялись, давай отложим окончательную примерку на после завтрака. После завтрака я готова обсуждать с тобой туалеты хоть до вечера — все равно воскресенье пропало. Ты же меня никуда не отпустишь?

Лена подозрительно посмотрела на нее:

— А ты собиралась?

— Нет. Как я могу куда-то пойти, когда единственная дочь отправляется знакомиться с родителями будущего мужа. Я же должна напутствовать ее в дорогу.

В четыре Лена уже была при полном параде и в тоске расхаживала по квартире, не зная, чем себя занять. Ольга Васильевна за день исчерпала весь арсенал шуток и уговоров и теперь лишь с улыбкой наблюдала за Лениной маетой.

Игорь заехал за Леной в половине пятого.

— У тебя такой вид, будто я везу тебя на гильотину, а не в гости, — пошутил он, выруливая из очередной пробки. — За пять минут слова не сказала.

— А о чем говорить?

Игорь покосился на нее:

— Для начала скажи, что ты меня любишь.

Лена улыбнулась:

— Хитрый какой! Скажи первый.

— Я тебя люблю… Даже такой, похожей на умирающего лебедя.

Лена всполошилась:

— Тебе не нравится, как я сегодня выгляжу?

Он рассмеялся:

— Очень нравится. Только взбодрись немного. Плохо спала?

— Средне. Честно говоря, я все думаю о том, что ты мне рассказывал тогда на пляже.

— О моей матушке?

— Ну да… Она у тебя и правда такая суровая?

Лена поежилась как от холода. Игорь снисходительно улыбнулся:

— Знал бы, что так тебя напугаю, молчал бы как сыч. Нет, она не такая суровая, успокойся.

Родители Игоря жили в Крылатском, в новом доме с подземным гаражом. Войдя в подъезд, Лена оказалась в некоем подобии зимнего сада: у стены стояли кадки с пальмами и дифимбахиями, а посреди этого великолепия на месте консьержки сидел охранник. Никаких тебе обшарпанных стен и неприличных надписей, словно дом стоял не в Москве, а где-нибудь в Беверли-Хиллз. Лена оробела еще больше. Игорь же, как назло, был в одном из своих насмешливых настроений и даже не старался ее подбодрить.

— У тебя просто зуб на зуб со страху не попадает, — заметил он, пропуская ее в лифт. — Зачем же так дрожать? Матушка не серый волк, а ты не Красная Шапочка. А отчим у меня вообще милейший человек, тебе он точно понравится.

— Не сомневаюсь. — Лена постаралась взять себя в руки. — И все-таки мог бы быть со мной поласковее. Хоть бы предупредил, что они любят, а что нет. Я же совсем не знаю, как себя держать.

Игорь наставительно сказал:

— Главное — не лезь руками в тарелку. А уж если такое случится, не вытирай руки о волосы — для этого есть салфетка.

Лена сердито пнула его в бок:

— Я серьезно!

Он рассмеялся:

— А серьезно — просто будь сама собой, и все будет в порядке. Выходи, приехали.

Похоже, что своими шуточками Игорь добился-таки нужного результата: страх, мучивший ее весь день, прошел, и Лена вдруг почувствовала себя вполне уверенно.

Дверь открыла женщина на вид лет сорока, из тех, о которых говорят «хорошо сохранилась». Брючный костюм цвета хаки ладно облегал стройную, несколько даже сухопарую фигуру, на лице — умело наложенная косметика и явные следы ежедневного тщательного ухода, волосы рыжевато-каштановые, без малейшей седины, — наверное, крашеные, но крашенные безупречно. Она приветливо улыбнулась, но цепкие светло-голубые глаза смотрели на Лену довольно холодно. Лена почувствовала, что эта женщина своим взглядом словно ощупывает ее, изучая. Так, наверное, она смотрит на белых мышек в своей биологической лаборатории.

— Мама, познакомься — это Лена Трофимова. — Игорь слегка подтолкнул Лену вперед. — А это моя мама, Оксана Антоновна.

— Очень рада. — Голос у Оксаны Антоновны оказался низким и хрипловатым. — Проходите, Леночка. Игорь уже давно мог бы нас познакомить.

Лена удивилась — как это «давно», когда она сама с ним знакома всего два месяца, — но виду не подала и вежливо улыбнулась.

— Оксана, они пришли? — послышался из глубины квартиры приятный мужской баритон, показавшийся Лене знакомым. Через секунду она застыла в изумлении, увидев появившегося в холле мужчину: темные волосы, слегка тронутые сединой, бронзовый загар и удивительно синие глаза… Мужчина шагнул к Лене:

— А, вот та таинственная незнакомка, из-за которой наш Игорек потерял покой и сон! Будем знакомы — Валентин Магницкий, отчим этого пай-мальчика.

— А я вас недавно видела в какой-то телепрограмме, — нечаянно вырвалось у Лены.

— Валентина Петровича, — Оксана Антоновна подчеркнула голосом отчество мужа, — часто приглашают выступать в программах на экономические темы.

Лена почувствовала себя донельзя глупо. Надо же сразу было выскочить с такой неудачной репликой! Игорь заметил ее смущение. Не стесняясь родителей, он обнял ее за плечи и легко поцеловал в щеку:

— Ну-ну, приободрись. Мама, Ленка не так уж часто смотрит телевизор, и если уж она видела Валю по ящику, значит, он действительно стал телезвездой.

— Спасибо за комплимент, — шутливо поклонился Магницкий.

— Однако, может быть, хватит разговоров на пороге? Пойдемте в комнату.

Сквозь стеклянные раздвижные двери Лена в сопровождении Игоря и его родителей попала в огромную гостиную. Она ожидала увидеть накрытый стол и ошиблась: очевидно, ее ожидал прием а-ля фуршет на западный манер. На низеньком столике стояли блюда с горой крошечных бутербродиков — ветчина, сыр, красная икра. Плетеная корзинка с пирожными, маленькие тарелочки с орехами, ваза с фруктами — как в лучших домах Филадельфии, усмехнулась Лена про себя, почему-то вспомнив Эллочку-людоедку. И чай, наверное, разливают через ситечко. Может быть, сработало предубеждение, появившееся после рассказа Игоря на пляже в Лидо, но Оксана Антоновна пока Лене активно не нравилась. И Лена кожей чувствовала, что маме Игоря она не понравилась тоже. Однако улыбалась Оксана Антоновна вполне приветливо:

— Леночка, вы меня извините, сейчас будет готов жюльен. Я вас на минутку оставлю.

Игорь собрался было усадить Лену в кресло и пристроиться рядом, как Валентин Петрович скомандовал:

— Игорек, пойди помоги маме. А я пока займу нашу очаровательную гостью.

Игорь пожал плечами, извинился перед Леной и вышел вслед за Оксаной Антоновной. Валентин Петрович взял Лену под локоть:

— Хотите посмотреть мою библиотеку?

Сколько комнат было в этой квартире, Лене так и не удалось определить. Магницкий провел ее через какие-то проходные помещения и аппендиксообразный коридорчик в свои, как он выразился, апартаменты.

Лена никогда еще не видела такой — нет, не красивой — внушительной комнаты. Кабинет Магницкого был выдержан в благородных бордовых тонах: громадный письменный стол красного дерева, высокие, от пола до потолка, книжные шкафы, атласные занавеси на окнах. Вдоль одной из стен стоял стеллаж, уставленный какими-то статуэтками. Единственной современной вещью в комнате был компьютер.

Магницкий подошел к полкам со статуэтками:

— Взгляните, Леночка, это моя гордость.

Лена подошла поближе. Статуэтки были самые разные: маленькие деревянные фигурки каких-то странных полуживотных-полулюдей, резные изображения солнца и луны, страшноватенькие то ли птицы, то ли змеи… А вот эта вообще похожа на раскрашенного динозавра, только почему-то с крыльями. Лена робко дотронулась до «динозавра»:

— Что это?

— Это культовые фигурки из индейских храмов. Часть своей жизни я проработал в Мексике и там увлекся изучением индейских культур. Был даже на раскопках одной из таинственных пирамид. Вот это, — Валентин Петрович снял с полки заинтересовавшую Лену фигурку, — птица грома, один из «младших богов» индейцев хайда. Посмотрите — он совсем не такой страшный, как кажется на первый взгляд.

Лена опасливо взяла птицу грома в руки. Дерево, из которого она была сделана, казалось теплым и приятным на ощупь. Она улыбнулась и поставила фигурку на место. А Валентин Петрович продолжил объяснения. Голос у него был низкий и обволакивающий:

— У индейцев алгонкинов можно найти множество фигурок, изображающих маниту. Знаете, кто такие маниту?

— Нет…

— Это добрые и злые духи природы. По преданиям, злые маниту имеют вид рогатых водяных змей, но могут изменять свой облик. Вот, посмотрите.

Он протянул Лене еще одну фигурку.

— Да-а, — с уважением протянула Лена. — Действительно, малосимпатичная зверушка. А почему вот на этой полке стоят почти одни медведи? Я как-то раньше думала, что медведь — в основном персонаж русских сказок.

— И ошибались. — Валентин Петрович нежно погладил «по шерстке» одного из мишек. — В индейских мифах медведь — символ творца. Еще, если вы заметили, очень много изображений орлов и змей. Орел у индейцев — символ Солнца, а змея — символ Земли.

— А что вот это? — Лена указала на раскрашенные фигурки в масках.

— О, это качина. У индейцев пуэбло — духи предков, способствующие плодородию. У индейцев хопи качина обитают в горах Сан-Франциско и дважды в год, после молитв и жертвоприношений, появляются над полями земледельцев. У племени зуни качина — это дети, которые при переправе через реку вырвались из рук матерей и превратились в духов воды. А вообще-то у индейцев существуют качина любых предметов и даже явлений природы: качина звезд, камней, растений… Вот это качина пчелы. — Валентин Петрович дотронулся до фигурки с луком и стрелами. — Как видите, аллегория довольно прозрачная. А это — Солнца.

Он взял фигурку, держащую еловую ветвь и украшенную колокольчиком, и перевернул ее:

— Вот здесь, на спине, у качина «табличка влажности» — символ способности вызывать дождь. Вот здесь, смотрите.

Лена наклонилась над фигуркой, рассматривая табличку.

— А что…

Она хотела спросить, что значит странная раскраска фигурки, подняла голову и вдруг встретилась взглядом с Валентином Петровичем. Его глаза были такой пронзительной синевы и смотрели так пристально, что у Лены на миг закружилась голова. Она непроизвольно вздрогнула и отдернула руку от фигурки. Что-то было в его глазах такое, отчего она сразу перестала чувствовать себя с ним легко и свободно. Валентин Петрович, продолжая смотреть на Лену, медленно вернул качина на место. Возникла неловкая пауза, очень кстати прерванная Оксаной Антоновной, которая появилась на пороге.

— Валя, все готово, мы вас ждем.

Бросив на Лену незаметный, но не слишком приязненный взгляд, она ласково-вежливо улыбнулась и повторила:

— Мы вас ждем.

В общем, вечер прошел мирно и вполне светски. Мимолетная неловкость не повторилась. Валентин Петрович был мил, корректен и вел себя так, как и должен себя вести будущий свекор с будущей невесткой. Оксана Антоновна тоже была на высоте: кроме одной-двух шпилек, отпущенных по поводу Лениного малолетства, она ничем не выдала своего к ней отношения. Отвозя Лену домой, Игорь, словно невзначай, поинтересовался:

— Ну как тебе мои предки?

— Нормально. — Лена не хотела вдаваться в подробности своих переживаний.

— Маме ты понравилась.

— Да?

Странно. Видимо, он не заметил, как Оксана Антоновна поглядывала на Лену. Впрочем, мужчины обычно такие женские взгляды не замечают, им нужно все говорить прямо в лоб.

— Точно понравилась. А на то, что она пару раз проехалась насчет твоего возраста, — не обращай внимания.

Надо же, оказывается, заметил! Лена пожала плечами:

— Я и не обратила.

— Я же рассказывал тебе. — Игорю явно не хотелось развивать эту тему, но он все же продолжил: — Она очень любит Валентина. Просто помешана на нем. И конечно, появление в доме такой юной красавицы, как ты, сначала приняла не восторженно. Ей-то уже давно не восемнадцать.

— А кстати, сколько ей лет? — спросила Лена и тут же добавила: — Не хочешь, можешь не говорить.

— Почему не хочу? Ей пятьдесят два.

Лена даже присвистнула.

— Ого! Она прекрасно выглядит для своего возраста!

Игорь улыбнулся:

— Ну, во-первых, пятьдесят два — не такая уж глубокая старость, как тебе кажется. А во-вторых, чему ты удивляешься — твоя мама тоже прекрасно выглядит.

— Но моей маме только тридцать семь.

— А выглядит она на двадцать пять. — Он хитро взглянул на Лену. — Если бы я сразу не влюбился в тебя, непременно влюбился бы в Ольгу… Васильевну.

Лена рассмеялась и слегка толкнула его в бок:

— Не смей так говорить!

— Но я же влюбился в тебя.

Внезапно Игорь свернул с ярко освещенной улицы в какую-то арку, въехал в маленький темный дворик и заглушил мотор.

— Что ты делаешь?

— Хочу тебя поцеловать и не попасть в аварию.

Оксана Антоновна убрала остатки фуршета, сняла кокетливый фартучек и направилась в кабинет к Магницкому. По дороге она задержалась у трильяжа, поправила прическу и придирчиво оглядела себя с головы до пят. Нет, она еще ничего. Вполне может нравиться даже такому привлекательному мужчине, как Валя. Перед дверью она снова остановилась, еще раз провела рукой по волосам, потом вошла. Валентин Петрович задумчиво рассматривал индейские фигурки. У Оксаны Антоновны на секунду перехватило дыхание — как он неправдоподобно красив и как молод! Но она быстро справилась с собой. Валентин Петрович заметил, что она вошла, но не сразу оторвался от созерцания своих сокровищ.

— Ну и как тебе? — спросила Оксана Антоновна, усаживаясь в вертящееся кресло, стоявшее у письменного стола.

Валентин Петрович медленно поворачивал фигурку.

— Что — как? — переспросил он, не отрываясь от своего занятия.

— Как тебе понравилась наша будущая невестка? — Оксана Антоновна привыкла смотреть проблемам в лицо, и выдуманным, и настоящим. Она ненавидела обходные маневры. — Красивая девочка, не так ли?

Она подчеркнула слово «девочка» так же, как подчеркнула отчество Магницкого, представляя его Лене.

— Красивая, — меланхолично заметил Магницкий.

— Не притворяйся. Я же видела, какие кренделя ты вокруг нее выписывал. — Оксане Антоновне хотелось, чтобы в ее голосе прозвучала легкая насмешка, однако злые истерические нотки выдали ее.

— Ну что ты, Ксюша, — Магницкий добродушно улыбнулся. — Она же мне в дочери годится!

— Я тебя знаю. Эти огоньки в глазах…

Магницкий удивленно взглянул на нее:

— Какие огоньки?

Оксана Антоновна не удержалась и желчно сказала:

— Я не слепая! Ты явно старался произвести на нее впечатление.

— Конечно, она же невеста твоего сына.

— И, кроме того, очаровательная блондинка. У тебя всегда к блондинкам повышенный интерес. Но чтобы так…

— Все мужчины любят блондинок, и мы с Игорем не исключение, — попробовал отшутиться Магницкий, слегка поморщившись, словно разговор начал его раздражать.

— Может быть, мне перекраситься? — задумчиво сказала Оксана Антоновна, и было непонятно, шутит она или нет.

Он добродушно сказал:

— Если это тебя успокоит.

Оксана Антоновна поднялась, подошла к Магницкому и обвила его шею руками.

— Не успокоит, — прошептала она, глядя ему в глаза. — Разве с тобой можно быть спокойной? Любая девчонка…

Она не договорила. Глаза ее наполнились слезами, и только волевым усилием ей удалось подавить рыдания. Магницкий прижал ее к себе:

— Ну, будет, будет. Глупости, Ксюша. Я же твой муж.

Но глаза его смотрели поверх ее головы куда-то вдаль. Кто знает, что он там видел…

7

— Ну кто сказал, что так хорошо быть манекенщицей! Жуткая работа и довольно вредная, а молока никто не дает.

Лена вскочила в прицепной фургон и побыстрее захлопнула дверь, чтобы внутрь не проник холодный воздух. Гревшаяся под теплым свитером Надя усмехнулась:

— Тут не молоко давать надо, а что покрепче. Например, фронтовые сто граммов. Иначе точно схватишь воспаление легких.

Лена закуталась в огромный пуховой платок, так кстати положенный Ольгой Васильевной в сумку. У нее зуб на зуб не попадал от холода, а губы, наверное, совсем посинели. Правда, под слоем помады этого не было видно. Надя сочувственно взглянула на нее:

— Приободрись, бывает и хуже. Бывает, и на морозе с голой спиной стоять приходится, а сейчас не меньше плюс десяти. Хочешь стать профессионалом — терпи.

Лена смолчала. Гримерша Света налила в кружку горячий чай из термоса и протянула Лене:

— На вот, погрейся. Вообще-то на Западе ни одна профессиональная манекенщица не станет терпеть подобные условия.

— Станет, если овчинка стоит выделки. А наша сегодняшняя овчинка стоит и обливной дубленки. — Надя скинула с плеч свитер и поднялась. — Ну что, девочки, моя очередь идти на экзекуцию.

Она поправила складки ярко-зеленого вечернего платья и вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь. Однако холод все равно успел проникнуть внутрь. Лена допила чай и обхватила руками термос. Хоть бы чуть-чуть был горячим! Проклятые японцы, так заботятся о теплоизоляции!

— Вообще твой Болотов — парень с причудами. — Света раскладывала на маленьком столике косметические принадлежности, готовясь заняться Лениным лицом перед очередной серией снимков. — Выдумал — тащиться за сто километров на рассвете!

Лена покорно вздохнула. Вставать на рассвете она тоже терпеть не могла, но тут был исключительный случай. Всю прошлую неделю они с Игорем ездили на его «фольксвагене» по Подмосковью и выбирали натуру для съемки. Наконец остановились на Звенигороде. Тихая неброская красота лесной опушки над обрывом должна была контрастировать с тщательно продуманной вычурностью вечерних платьев от Каватино, которые им предстояло продемонстрировать. Лена уже поняла, что Игорь любит работать на контрастах. Эффект иногда получается просто сногсшибательным — вспомнить хотя бы тот снимок Нади с итальянской выставки.

За то достаточно короткое время, которое они с Игорем были вместе, она успела так проникнуться его мыслями и заботами, что ее собственные мысли и заботы отошли на десятый план. Как это получилось, Лена и сама не понимала. Поэтому удачно найденное место обрадовало ее не меньше, чем его. Ради него, а вовсе не из желания увидеть себя на журнальной обложке она готова была встать хоть в пять утра, хоть в три ночи. Как скажет.

Лена быстро переоделась, сменив ядовито-синий туалет на вишневое платье с разрезами по бокам чуть ли не до талии. Света критически оглядела ее:

— И кто, интересно, такое станет носить? Кавантино — не Ив Сен-Лоран, не Валентино и не Карден. Впрочем, тебе даже это безобразие идет. Сейчас чуть-чуть подправим губы, и будешь как новенькая.

Света провела кисточкой по Лениным губам, что-то сделала карандашом и критически посмотрела на результаты своего труда:

— В порядке.

Через полчаса Лена снова сменила Надю на площадке.

Обратно они возвращались втроем — Игорь, Лена и Надя — на машине Игоря. Свету, туалеты от Кавантино и сам фургончик, где они все размещались, увез грузовик Алика, шофера агентства «Блю стар».

Игорь гнал свой «фольксваген» по почти пустому шоссе. Лена сидела рядом с ним, а Надя расположилась вместе с сумками на заднем сиденье. Некоторое время все молчали. Как ни странно, в присутствии Игоря и Нади Лена до сих пор чувствовала неловкость. Она еще слишком хорошо помнила, как Надя прижималась к Игорю на приеме у Паолы. И потом эти ее намеки на совместное возвращение из Парижа… Хотя теперь-то все ясно, каждая собака в агентстве знает, что Игорь сделал Лене предложение. И все равно…

А вот Надя, похоже, никакой неловкости не чувствовала.

— Курить у тебя в машине можно, дорогой тиран? — спросила она, доставая белую пачку «Давидофф».

— А как же цвет лица?

— Забочусь, забочусь. Я же нечасто.

— Кури. — Игорь через плечо протянул ей зажигалку.

Надя приоткрыла окно, чтобы дым не шел в салон.

— Послушайте, граждане, у меня есть предложение.

Игорь скептически хмыкнул:

— Ну-ну.

— Нет, правда, совершенно замечательное предложение. Поехали сейчас ко мне. Музыку послушаем, поболтаем. И потом, есть событие, которое следует отметить.

— Новый контракт?

— Я имею в виду вас. Ну, что Игорь скрытничает — понятно. Но ты, Леночка! Я тебя не понимаю. Увела у всех из-под носа самого завидного жениха и молчишь.

Лена улыбнулась и ничего не сказала. Вообще-то реплика Нади ее слегка покоробила. У кого это «у всех» — себя она, что ли, имеет в виду? Да и не собиралась Лена никого ни у кого уводить! Игорь искоса взглянул на Лену и бросил:

— Это я ее увел. У другого жениха.

— Ого! — Надя затянулась сигаретой. — И долго старался?

Это прозвучало не слишком лестно для Лены, но Надя так очаровательно улыбнулась, что сгладила неловкость.

Игорь усмехнулся:

— Быстрота и натиск — вот мой девиз.

— Так как насчет поехать и отметить? У меня есть твой любимый «Джек Дениэльс». Я же знаю, ты предпочитаешь его любому другому пойлу.

— Спасибо и за «Дениэльса», и за «пойло». Я за рулем.

Надя оказалась настойчивой:

— Машину можно оставить в моем гараже — мой «жигуль» все равно в ремонте. Вызовешь по телефону такси, а завтра заберешь свою тачку.

Игорь промолчал. Надя не отставала, перейдя в атаку на Лену:

— Леночка, тебе нравится мое предложение? Едем?

Ехать к Наде, тем более с Игорем, Лене не хотелось. И уж совсем не хотелось, чтобы он отправился к ней завтра за своим «фольксвагеном». Конечно, они друзья, но все бывает. Что-то Лене подсказывало, что не стоит Наде слишком доверять, по крайней мере, в отношении мужчин. Однако она постаралась отказаться как можно вежливее:

— Может быть, в другой раз? Я не привыкла так рано вставать, как сегодня, голова болит.

— Ну, манекенщица должна быть готова ко всему: и встать в четыре утра, и отработать съемку, и потом еще пойти на кастинг, а надо — и на показ. Если она, конечно, профессионал.

— Я не волшебник, я только учусь, — отшутилась Лена, оставляя Надину шпильку без внимания.

— Надюш, в другой раз. — Игорь наконец взял инициативу в свои руки. — В другой раз и заедем, и выпьем, и поговорим. А сейчас я просто отвезу тебя домой.

— Как хочешь. — Надя щелчком отбросила догоревшую сигарету за окно. — Как хочешь.

Они завезли Надю на Ленинский и поехали дальше к центру. Лена заметила, что Игорь свернул в сторону Бронной, хотя это было им совсем не по пути.

— Куда мы направляемся? — поинтересовалась она. Впрочем, за время общения она уже успела привыкнуть к его сюрпризам.

— Тут недалеко есть неплохой ресторанчик. Посидим, поговорим.

— Ты же не хотел.

— А теперь у меня изменились планы.

Ресторанчик «Альбатрос», куда Игорь ее привел, действительно оказался забавным. Он был декорирован под большую каюту: на стенах висели морские карты и подобия штурвалов, окна были похожи на иллюминаторы, на официантах была сине-белая униформа — морской стиль.

Несмотря на пресловутое «за рулем», Игорь взял себе и Лене два коктейля «Девятый вал» — отнюдь не безалкогольных. Глотнув немного, Лена вопросительно взглянула на него. Он пояснил:

— Джин, белый вермут и немного лимона.

Она понюхала и поморщилась:

— Не слишком ли крепко?

Он усмехнулся:

— Видишь ли, мне нужно кое-что тебе сообщить, но я побаиваюсь. Поэтому решил чуток пропустить для храбрости.

Лена встревожилась:

— Что сообщить?

— Не пугайся, ничего страшного. — Игорь сделал большой глоток из своего стакана.

— Если мне придется ждать, — предостерегающе начала Лена, — пока ты допьешь эту адскую смесь…

Он усмехнулся:

— Да нет. Уже стало легче.

— Ну так говори же.

— Я завтра уезжаю.

У Лены потемнело в глазах. Неожиданно охрипшим голосом она прошептала:

— Как? Куда?

— В Париж. Я вчера вечером получил факс от своего приятеля и партнера по бизнесу. Кое-какие дела требуют моего присутствия.

— Это… Надолго?

Он пожал плечами:

— Не знаю. Надеюсь, что нет. Недели две, может быть, месяц.

Месяц! Так долго!

— А как же я?

Игорь виновато посмотрел на нее:

— Думаешь, мне так уж хочется от тебя уезжать? Особенно теперь. Не хотел тебе до времени говорить, думал сделать сюрприз, но, раз уж так, скажу. Я уже присмотрел для нас с тобой квартиру и почти договорился о покупке. В районе Мосфильмовской. Прекрасное место.

Лена притворно-укоризненно покачала головой.

— И до сих пор молчал?

Он грустно улыбнулся:

— Собирался отвести тебя туда на той неделе. А теперь вот не знаю…

— Если тебя волнует только это — мне совершенно все равно, где жить, лишь бы с тобой. Потом, я тебе доверяю — в квартирах ты наверняка разбираешься лучше меня.

Лена тоже сделала большой глоток «Девятого вала», чтобы набраться храбрости, и решительно сказала:

— Я поеду в Париж с тобой.

— И об этом я уже думал. К сожалению, это совершенно исключено.

— Почему? Ты не хочешь, чтобы я была все время с тобой?

— Любимая, это мое самое большое желание. Но, возможно, мне придется поездить по стране и вообще по Европе. Помимо прочего, у меня не будет времени, чтобы должным образом о тебе заботиться.

Он старался быть убедительным, но Лена упрямо мотала головой:

— Не надо обо мне заботиться. — Она умоляюще посмотрела на него. — Только возьми меня с собой.

Игорь заметно расстроился:

— Ну будь хорошей девочкой! Месяц — не такой уж долгий срок. А я постараюсь сократить его до двух недель.

Лена поняла, что он уже принял решение и уговаривать его бесполезно. Мир сразу потускнел, и жизнь на ближайшее время утратила всякую привлекательность. Она тихо спросила:

— Может быть, ты хоть объяснишь мне, что за дело? Или это секрет?

— Да какой там секрет! У меня подписан контракт с «Нью ревю», который кончается через три месяца. В принципе то, что они хотели, я сделал еще перед отъездом в Москву. Но сейчас возникли всякие непредвиденные сложности.

— А расторгнуть этот контракт нельзя?

— Придется платить огромную неустойку. А поскольку я собираюсь жениться, мне хотелось бы тратить деньги только на свою невесту.

— Так ты из-за денег?

— Больше из-за репутации. Отказ от солидного контракта без убедительной причины сильно повредит мне в дальнейшем. Ты же не хочешь, чтобы я остался без работы?

Лена поняла, что придется смириться с его отъездом как с неизбежностью. На глаза навернулись слезы, и она поспешно опустила ресницы, чтобы Игорь их не заметил. Но он, конечно, заметил и накрыл ее руку своей ладонью:

— Ну что ты, глупенькая! Всего-то четырнадцать дней разлуки! Зато потом у нас впереди целая жизнь!

Она подняла на него глаза:

— Обещай мне…

— Все, что угодно!

— Что ты никогда никуда без меня больше не поедешь! Это будет последний раз.

— Обещаю… — Он помолчал и добавил: — По возможности.

Лена вздохнула. Конечно, своей работой он ради нее никогда не поступится, и с этим ей придется смириться. Она вздохнула и переменила тему:

— А как же быть с квартирой?

Игорь улыбнулся:

— Ага, все-таки интересуешься! Мы поедем и посмотрим ее прямо сейчас, если ты не против.

Лена поднялась из-за стола и взяла сумочку:

— Я, наверное, страшная дура. Всегда делаю то, что ты скажешь.

Мосфильмовская улица — довольно тихое место. Его любят западные дипломаты и политическая элита за кажущуюся уединенность и одновременно близость к центру. Кроме того, говорят, здесь благоприятная экологическая обстановка.

Насчет экологии Лена ничего не могла сказать, но дом ей сразу понравился: он явно принадлежал к «сталинским», но не был подавляюще большим и пугающе серым. А потом, Лене всегда хотелось жить в доме с эркерами. «Если в нашей квартире тоже будет эркер, — загадала она, — значит, все сложится хорошо». Пока Игорь запирал «фольксваген», Лена осмотрела дворик. Очень симпатичный, зеленый такой, мамаши на скамеечке, детишки в песочнице возятся… Какие славные малыши, особенно тот беленький карапуз в синих штанишках. Когда-нибудь…

— Думаешь о будущем? — Игорь подошел сзади и обнял ее за плечи.

Лена покраснела:

— Просто загляделась.

Они поднялись на лифте на пятый этаж. Игорь не стал звонить, а открыл дверь своим ключом. Лена удивилась, но ничего не сказала.

— Прошу! — Он пропустил ее вперед.

Большой, почти квадратный холл, в него выходят три застекленные двери. Лена в изумлении огляделась:

— Сколько же здесь комнат?

— Три.

Она с сомнением покачала головой:

— Не многовато для двоих?

Он улыбнулся:

— У тебя московские представления о жилплощади. Француженка бы спросила, как мы будем жить в такой тесноте.

Лена обиделась:

— Извини, что я не француженка.

Он улыбнулся.

— Ничего-ничего. Но, я надеюсь, нас недолго будет двое. Тебе же понравился тот малыш во дворе?

Не ответив, Лена распахнула ближайшую дверь. Большая светлая комната была абсолютно пуста.

— А где же мебель?

— Я разве не сказал? Здесь никто не живет, квартира уже месяц как выставлена на продажу.

Лена прошлась по комнате, выглянула в окно. Оно выходило на двор. Малыша в синих штанишках в песочнице уже не было. Игорь подошел к ней:

— Я думал, здесь будет моя домашняя студия. Вон там — видишь? — кладовка, в которой можно проявлять пленки. В соседней комнате будет наша спальня, а в комнате с эркером сделаем детскую.

— Я смотрю, ты уже все продумал. — Лена была уязвлена. — Мог бы и со мной посоветоваться.

— Но тебе же здесь нравится?

— Да, но…

— Никаких «но». Значит, я угадал.

Лена хитро посмотрела на него:

— А если бы мне здесь не понравилось?

Он пожал плечами:

— Этого не могло произойти.

— А если бы?

Игорь обнял ее и заглянул в глаза:

— Тогда бы мы нашли еще что-нибудь. Я бы никогда не заставил тебя жить там, где ты не хочешь. Я же тебя люблю.

Последовавший за этим поцелуй служил подтверждением его слов. Он привлек ее к себе, и она снова почувствовала тепло его мускулистого тела и аромат кожи. Его губы целовали ее сначала нежно, а потом со все нарастающей страстью.

— А не посмотреть ли нам нашу спальню? — прошептал Игорь между поцелуями и подхватил ее на руки. Она обняла его за шею. Он вынес ее в коридор и ногой распахнул дверь комнаты напротив.

Лена увидела, что эта комната совсем не пуста — посередине стояла огромная кровать. Игорь бережно положил ее на мягкий голубой матрас.

— Это единственная мебель, которую я позволил себе купить без тебя. — Его руки нетерпеливо освобождали ее тело от одежды. — Ее делали на заказ.

— А если она мне не понравится? — прошептала Лена, расстегивая пуговицы его рубашки.

— Выбросим на помойку.

Потом Лена лежала в объятиях Игоря. Она была счастлива, но не могла не думать о разлуке.

— Я так люблю тебя, — прошептала она еле слышно. — Возвращайся поскорее.

8

Сентябрь для Лены обычно был одним из лучших месяцев года. Но не этот сентябрь. Из дома она почти не выходила. Весь ее день складывался из ожиданий: утром она ждала звонка от Игоря, и вечером она ждала звонка от Игоря. Раза два он вечером не позвонил — в результате она провела бессонные ночи. Верно говорят, что самое худшее — ждать и догонять.

Прошло две недели, но он не приехал. Позвонил и виноватым голосом сообщил, что не удалось уложиться в короткие сроки и требуется еще минимум десять дней. Причем съемки надо будет проводить на натуре, где-то в Пиренеях, в глухой деревушке. Совершенно неизвестно, можно ли будет оттуда регулярно звонить, но пусть Леночка не волнуется — он ее по-прежнему любит. Голос у Игоря был не только виноватый, но и усталый. Очевидно, все эти проволочки и ему не доставляли радости. Впрочем, для Лены это служило слабым утешением.

Как-то раз Ольга Васильевна, глядя, как дочь слоняется из угла в угол с тоскливыми глазами, заметила:

— Тебе не кажется, что пора кончать с этой мировой скорбью?

— Что? — Лена даже не поняла, что имеет в виду мать.

— Все эти дни ты мне напоминаешь Наташу Ростову в ожидании князя Болконского. Для Наташи, помнится, это плохо кончилось. Котенок, ничего страшного ведь не происходит. Через несколько дней Игорь вернется, вы подадите заявление, поженитесь, и все будет хорошо. Еще и надоест.

— О чем ты говоришь? — Сама мысль, что Игорь может когда-нибудь ей надоесть, показалась Лене кощунственной. — Если ты меня хочешь утешить…

Договорить ей помешала трель телефонного звонка. Лена, как ястреб на добычу, кинулась на телефонную трубку. Но это была не международная, и звонил не Игорь.

— Леночка, здравствуй. Ты еще меня не забыла? — странно знакомый женский голос в трубке звенел, как серебряные колокольчики. — Это Надя.

— Здравствуйте, — разочарованно сказала Лена.

— Мы же решили — никаких «вы»!

— Извините… Ой, извини. Здравствуй.

— Не ждала, что я позвоню? Игорь перед отъездом просил тебя слегка поопекать, но я и без него не хотела бы терять с тобой связь. Но совсем закрутилась, вот и пропала так надолго.

Лена удивилась: Игорь ее просил? Нашел кого!

— Чем занимаешься? — Вопрос прозвучал так, словно они действительно были близкими подружками и расстались только вчера.

Лена решила поддержать игру:

— Да так, ничем особенным. А что?

— Хотела позвать тебя сегодня вечером прогуляться в клуб «Альтер эго». Ты там когда-нибудь бывала?

Лена там не бывала, но много про него слышала. Это был один из недавно открывшихся и широко рекламируемых фешенебельных московских клубов. Клубы вообще ее мало интересовали, а уж в такие, даже если бы она и захотела пойти, все равно бы не смогла: не по карману. Они с мамой, конечно, живут достаточно широко, но не настолько. Однако не станет же она все это выкладывать Наде!

— Ты знаешь, что-то не хочется. — Лена лихорадочно придумывала, как бы подипломатичнее отказаться.

— Если дело в деньгах — не волнуйся, у меня два оплаченных пригласительных.

— Но…

— Никаких «но». Отказ не принимается. Сейчас пять. В девять я заезжаю за тобой на своем «жигуленке». О'кей?

— В девять?..

Игорь обычно звонил в двенадцать. Она может не успеть вернуться к его звонку. Ольга Васильевна, прислушивавшаяся к разговору, энергично закивала, мол, соглашайся. Двойной атаки Лена не выдержала:

— Ну хорошо. Спасибо за приглашение. Я живу…

— Я знаю, как к тебе проехать. В девять жди меня у своего подъезда.

Повесив трубку, Лена натолкнулась на вопрошающий взгляд Ольги Васильевны.

— Это Надя Радова, — пояснила она. — Ну, та самая манекенщица…

— Я знаю Надю. И что? Я так поняла, что вы куда-то идете?

— В «Альтер эго». У нее пригласительные. Но ты же сама кивала мне, чтобы я соглашалась.

Ольга Васильевна вздохнула:

— И правильно. Тебе просто необходимо куда-то выбраться из дома. Пусть даже с Надей.

Лена подошла к матери, обняла ее и заглянула в глаза:

— Тебе она тоже не слишком нравится?

Ольга Васильевна пожала плечами:

— Я с ней очень мало знакома. Но в подруги тебе я бы ее не выбрала.

— Так мне лучше не ходить?

— Иди обязательно. За один вечер она тебя не съест, просто не успеет.

Надин «жигуленок» довольно скромно смотрелся среди роскошных иномарок на стоянке у клуба. Зато девушки, приехавшие на этой неказистой машине, сразу обращали на себя внимание публики. Может быть, безотказно действовал так любимый Игорем Болотовым резкий контраст: одна высокая брюнетка в шелковом винно-красном костюме, другая — хрупкая блондинка в кремовом пиджаке и легких черных брюках.

Было примерно полдесятого, когда они вошли в двери «Альтер эго», предварительно показав пригласительные дюжим охранникам на входе. Народу в клубе было не так чтобы очень много. «Наверное, еще рано, — подумала Лена. — Завсегдатаи появляются после полуночи». Ее это даже слегка огорчило: ближе к двенадцати она собиралась улизнуть. А когда еще она попадет в такое место, где, по слухам, постоянно бывают всякие знаменитости! Но даже ради встречи со знаменитостями ей не хотелось пропускать звонок Игоря.

Какой-то уже не слишком трезвый знаток изящной словесности, когда они проходили мимо, проводил их более чем одобрительным взглядом и довольно громко нараспев продекламировал: «Одна была белая-белая, как будто улыбка несмелая, другая же алая-алая, как будто мечта небывалая…»

— Смотри-ка, и ведь в самом деле похоже, что про нас, — улыбнулась Надя, усаживаясь за свободный столик.

— Я знаю это стихотворение, — сказала Лена.

Надя удивилась:

— Да? Ну и что там дальше?

— Дальше грустно: «И обе манили и звали, и обе увяли».

— Действительно грустно. Значит, не про нас.

К ним подошел официант — молоденький мальчик в смокинге.

— Хай, Костик! — поприветствовала его Надя как доброго знакомого и повернулась к Лене. — Ты что будешь пить?

— На твое усмотрение. — Лена действительно не знала, что принято заказывать в подобных местах.

— Тогда как обычно, — небрежно бросила Надя, и молчаливый Костик мгновенно испарился.

Лена с интересом пронаблюдала эту сцену:

— А ты часто здесь бываешь?

— Иногда. Не так чтобы очень. А тебе здесь нравится?

Лена оглядела зал:

— Еще не поняла.

Вроде бы все в этом клубе было на уровне — и дизайн зала, строгий, но элегантный, выдержанный в благородных черно-белых тонах с редкими вкраплениями золотого цвета, и безупречная чистота скатерти, и вышколенность официантов… Но неуловимое «что-то» вносило ощутимую дисгармонию и делало здешнюю атмосферу далекой от аристократизма. Претензии создателей клуба явно не соответствовали реальному воплощению их замысла. Минут через десять Лена поняла: все дело в посетителях. Сонные физиономии «новых русских» в разноцветных пиджаках как-то не вписывались в элегантный черно-бело-золотой интерьер. Костик принес им два высоких бокала и тарелочку с крохотными сандвичами.

— Что это? — полюбопытствовала Лена, беря в руки бокал.

— Мартини. Такое пьешь?

— Пью.

Надя сделала глоток, потом достала из сумочки пачку сигарет и закурила. Она явно чувствовала себя в «Альтер эго» как дома.

Разговаривать им с Надей было решительно не о чем. Лена уже начала жалеть, что согласилась пойти, как вдруг Надя приветливо заулыбалась и помахала кому-то рукой:

— Алеша, идите к нам! — Она наклонилась к Лене и, интригующе понизив голос, сказала: — Сейчас я тебя познакомлю с потрясающими мужиками.

Лена обернулась и онемела от изумления. К их столику подходил Валентин Петрович Магницкий в сопровождении неизвестного господина средних лет. Валентин Петрович выглядел действительно потрясающе: темные брюки и белый пиджак подчеркивали его бронзовую кожу и волнистые черные волосы. В полумраке зала он казался удивительно молодым, вряд ли ему можно было дать больше тридцати пяти.

Надя оказалась хорошей знакомой не Магницкого, а его приятеля. Приятель при ближайшем рассмотрении оказался тоже ничего, приятный блондин с медным оттенком, со светло-карими глазами и мягкими чертами лица.

— Алешка, сто лет тебя не видела! — Надя привстала и запросто расцеловалась с блондином. — Это Леночка Трофимова, моя подруга. А теперь, будь любезен, познакомь нас со своим спутником.

Надя кокетливо посмотрела на Магницкого, но он не заметил ее взгляда. В полном изумлении он смотрел на Лену:

— Вот уж не ожидал увидеть вас здесь!

— Я тоже… — Лена смутилась.

— Как, вы знакомы? — Надины глаза от удивления стали совсем круглыми.

Магницкий сказал несколько официально:

— Леночка — невеста моего пасынка.

— Как?! — Тут уже не только глаза, но и Надин рот принял форму буквы «о». — Как?! Вы… Вы — отчим Игоря Болотова? Ну дела!

— К вашим услугам. — Магницкий слегка поклонился. — А вы знакомы с Игорем? Хотя что я спрашиваю…

— Надюша — весьма известная модель. — Блондинистый Алеша решил наконец вмешаться. До этого он молча наслаждался происходящим.

— Прямо как в кино. Разрешите украсть эту сценку для моего следующего сценария?

— Зритель не поверит, — улыбнулся Магницкий.

— А это смотря как преподнести.

— Угомонись. — Магницкий повернулся к Лене. — Этот ретивый писатель — Алексей Борзунов. Фамилия соответствует характеру его пера. Пишет сценарии к фильмам и клипам. «Из Европы с любовью» видели?

— Нет. — Лена почувствовала себя неловко. — Я редко смотрю наше новое кино, больше люблю театр.

— Леночка, вы прелесть! — нисколько не обиделся Борзунов. — В наше время любить театр — это в высшей степени оригинально! И что же вы там любите? Виктюка?

— Алеша, — Надя шутливо хлопнула его по руке, — что ты так сразу наскакиваешь на девочку.

— Не даешь ты мне развернуться. Леночка, мы с вами еще поговорим на эту тему, хорошо?

Лена от такого натиска слегка растерялась. Магницкий это заметил и поспешил ей на помощь:

— Алешка, сделай заказ, а мы с Леной пока пойдем потанцуем. Не возражаете, Леночка?

Лена кивнула. Он взял ее под руку и вывел на танцевальную площадку. Играли что-то медленное, приятно-мелодичное. Магницкий оказался отличным партнером, он вел Лену уверенно и легко. Но почему-то кровь прилила к Лениным щекам, и она вся напряглась, когда почувствовала его руки на своей талии. Он это заметил, наклонился к ее уху и прошептал:

— Не надо меня бояться, мы ведь почти родственники.

Лена подняла на него глаза.

— Валентин Петрович, мне так неудобно…

— Не понимаю…

— Ну, что мы вот здесь встретились. Я здесь в первый раз.

— А что тут такого? Если Игорь в отъезде, это не значит, что вы должны запереться в своей комнате и никуда не выходить. Почему бы молодой красивой девушке не развлечься?

— Но я…

— Развлечься совершенно невинно, разумеется. Я ничего плохого и не подумал.

Он чуть отстранился и посмотрел ей в лицо:

— Леночка, у меня к вам просьба. Обещайте, что выполните.

Лена с готовностью кивнула:

— Конечно! Какая?

Магницкий чуть помедлил:

— Игорь зовет меня просто по имени. Называйте и вы меня так. Просто Валентин, без всякого там Петровича.

Лена рассмеялась. Неловкость как рукой сняло.

— Хорошо, Валентин… Просто Валентин!

— Ну вот и отлично!

Он чуть крепче прижал ее к себе, словно в знак благодарности.

Музыка закончилась неожиданно, на оборванной ноте — как струна лопнула. Магницкий и Лена с сожалением посмотрели друг на друга и пошли к своему столику.

Вышколенный Костик уже уставил стол всякой снедью. В центре возвышалась бутылка шампанского, запотевшая от холода. Надя и Алексей о чем-то ожесточенно спорили.

— …А я тебе говорю, у нее типаж неподходящий! Мне там нужна нежная девушка, а не метелка!

— По-твоему, Регина похожа на метелку? А я тогда на кого?

— Ты очаровательная ведьмочка. Я бы взял тебя, но брюнетка мне по замыслу совершенно не подходит.

— Ну, извини. — Надя была ядовита, как змея. — Я не стану перекрашиваться ради твоего удовольствия, будь ты хоть новый Феллини, хоть Пазоллини.

— Что обсуждаем? — поинтересовался Магницкий, усаживая Лену.

— Новый рекламный ролик этого идиота, — зло сказала Надя. — Регина Верховецкая, видите ли, не подходит ему для рекламы какого-то дурацкого мыла против бактерий!

— Ну не подходит так не подходит, зачем так горячиться? — примиряюще сказал Валентин. — Пусть ищет кого-нибудь другого…

Вдруг Алексей уставился на Лену.

— Вот типаж! — назидательно произнес он, подняв вверх указательный палец. — Блондинка! В принципе то, что надо. Леночка, вы никогда не снимались в рекламе?

— Нет. — Лена подумала, что уж этим-то она точно не хотела бы заниматься.

— И не хотите попробовать? Это не только искусство, это еще и большие деньги.

— Нет.

— «Нет»! Почему сразу «нет»! Вы сначала подумайте, какие перспективы перед вами откроются!

Лена растерянно смотрела то на Надю, то на Магницкого. Надя неверно истолковала ее взгляд и стала горячо убеждать попробоваться в борзуновской рекламе. Магницкий молчал и улыбался. Минут через пять оживленного обсуждения он все-таки пришел Лене на помощь:

— Сказала вам девушка «нет», так что не приставайте.

— Девушка сама не понимает своего счастья. Вы, Леночка, если я правильно понял Надюшу, начинающая манекенщица?

— У этой манекенщицы уже есть персональный фотограф, так что работа ей обеспечена, — сказал Магницкий.

— Да? И кто же? Валерий Плотников? Нет? Резо Габиашвили?

— Мой пасынок.

Алексей хлопнул себя по лбу:

— О я дурак! Мог бы сразу догадаться. Как-то на минуту забыл, что вы невеста Игорька. И когда же вас можно будет поздравить?

— Скоро, — вежливо ответила Лена и вдруг заметила, как по лицу Нади скользнула тень. Или ей показалось?

— Так давайте выпьем за предстоящее событие, — предложил Борзунов и разлил шампанское по бокалам.

— Подожди, — остановила его Надя. — Всему свое время. Мы еще не выпили за знакомство.

— Ах, извините. Хорошо — за знакомство!

После мартини и двух бокалов шампанского Лене стало очень весело. Она смеялась бесконечным остротам Борзунова, улыбалась Наде, все казались ей сегодня такими милыми и добрыми, и жизнь вдруг предстала в розовом цвете. Вот только бы Игорь поскорее приехал… О Господи, Игорь! Лена взглянула на часы — начало двенадцатого. Магницкий заметил ее взгляд:

— Вы спешите?

— Через сорок минут я должна быть дома.

— Что-то случилось? — встревоженно спросил он.

— Игорь должен звонить. Я возьму такси…

— Такси вы сейчас не поймаете. Не беспокойтесь, я вас отвезу.

Он встал и помог встать Лене. Надя недоумевающе посмотрела на них. Алексей прервал на полуслове очередную шутку:

— Что такое?

— Леночка вспомнила об одном важном звонке, который она ждет. Я ее отвезу и вернусь.

Уже сидя в его великолепном темно-синем «ниссане», Лена виновато сказала:

— Я испортила вам вечер… Простите меня.

— Какие глупости! — улыбнулся он, выруливая на Садовое кольцо. — Наоборот. Вы подарили мне чудесный вечер. Он стал таким благодаря вам. Куда вас везти?

Лене почему-то не хотелось, чтобы он подвез ее прямо к дому. Она попросила остановить машину у перекрестка Покровки и Чистопрудного бульвара. Магницкий удивленно взглянул на нее:

— Но я же обещал доставить вас прямо к подъезду.

— Спасибо. Я хочу пройтись, чтобы из головы немного выветрилось шампанское.

— Как прикажете. Желание дамы — закон для джентльмена.

Он остановил машину, вышел сам и помог выйти Лене. Прощаясь, он взял ее руку в ладони и спросил:

— Мне можно будет вам позвонить?

— Что за вопрос, — улыбнулась Лена. — Конечно, я буду рада. Вы же сами сказали, что мы почти родственники.

Какие у него все-таки невероятные глаза! А в неярком свете фонарей они казались просто бездонными. И бездна эта притягивала, манила… Лена опомнилась и выдернула руку, быть может, слишком поспешно:

— До свидания. Еще раз спасибо за то, что подвезли.

Повернулась и скрылась в ближайшей арке. Теперь придется идти дворами, хотя по улице было бы удобнее. Ее уход напоминал бегство.

Только она вошла в дверь, раздалась прерывистая трель международного звонка. Игорь!

— Ну как ты там, родная?

— Скучаю ужасно! — Лена чуть не всхлипнула в трубку. — Когда ты приедешь?

— Скоро, скоро. Как только управлюсь с делами, а скорее не получится. Ты сегодня ходила куда-то? Я полчаса назад звонил, Ольга Васильевна сказала, что ты пошла проветриться с Надей.

— Ага. Мы ходили в «Альтер эго». И знаешь, кого я там встретила? Твоего отчима.

— Валентина? — Игорь рассмеялся. — Да, он иногда бывает в таких местах. Отдыхает от семейной жизни.

Услышав его смех, Лена сразу почувствовала себя легко, словно камень с души свалился.

— Он, конечно, был страшно галантен и ухаживал за тобой?

— Ну…

— Знаю-знаю. Он иначе не может, прирожденный донжуан. Ты не поддалась?

— Ты что? — возмутилась Лена.

— Да шучу я, шучу. Знаешь, это даже хорошо. Надо будет ему сказать, пусть он тебя поразвлекает. А то Ольга Васильевна жаловалась, что ты совсем закисла.

Лена тяжело вздохнула.

— Я люблю тебя. Без тебя мне плохо.

— Я тоже тебя люблю. Но потерпи еще немного.

Лена поколебалась, но потом все-таки спросила:

— Ты правда поручил Наде за мной присматривать?

— Я?! — В голосе Игоря было неподдельное изумление. — Да ты что! Это все равно что попросить лису посторожить курятник.

— Она сказала…

— Она тебе скажет.

— Так если она еще куда-нибудь меня позовет, лучше не ходить?

— Почему же? — Игорь словно раздумывал. — Я не хочу, чтобы ты хандрила. Два-три выхода в свет тебе не повредят. Хоть бы и с Надей.

После разговора Лена чувствовала себя на седьмом небе от счастья. Уже в постели она перебирала каждое сказанное им слово, каждую интонацию…

Ночью ей приснился Игорь. Он целовал ее, она почти реально чувствовала на своей коже его дыхание, прижималась к его сильному телу. Но у Игоря из сновидения почему-то были синие глаза Валентина Магницкого.

9

В Лениной душе царило полное смятение. Еще три дня назад все было ясно и просто. Тогда ею владело одно желание: дождаться возвращения Игоря и как можно скорее стать его женой. Она живо представляла себе, как они будут счастливы, как она будет заботиться о нем, как они будут любить друг друга… Особенно как они будут любить друг друга. Воспоминания о близости с ним, тоска по его рукам и губам, по его сильному и уже такому знакомому и родному телу вызывали сладкую боль. Ей казалось, что она просто не доживет до счастья снова быть с ним рядом.

А теперь мысли об Игоре как-то странно переплетались с мыслями о его отчиме. Она представляла, как Игорь обнимает ее — а память возвращала ощущение рук Валентина на ее почти обнаженной спине во время танца в «Альтер эго»… И потом, эти его невероятные глаза… Как он странно смотрел на нее, показывая индейские сокровища! И потом, прощаясь у машины… И потом…

Через два дня после вечера в «Альтер эго» Магницкий пригласил Лену в театр — модный спектакль в маленькой студии «На задворках», куда почти невозможно было попасть простому зрителю. Известный режиссер с известными актерами поставил пьесу не менее известного драматурга. Аншлаг каждый раз, как на премьере!

У Лены в этот день были кое-какие дела в агентстве. Хотя длительный контракт она так и не подписала, Алена Денисова продолжала давать ей уроки, так сказать, в частном порядке, по просьбе Игоря, подкрепленной весьма весомыми денежными аргументами. Когда Лена без пятнадцати пять вышла из дверей «Блю стар», темно-синий «ниссан» уже ждал ее у подъезда.

Оставив машину на стоянке в конце Чистопрудного бульвара, они пошли перекусить в маленький ресторанчик «Крейзи чикен», недавно открывшийся на Чистых Прудах. Ресторанчик был вполне демократичным, в нем подавали пиво, пиццу и цыплят табака. Магницкий развлекал Лену всякими смешными историями из своей богатой биографии. С ним было легко и весело, и через пять минут после встречи Лена как-то совершенно забыла о разнице в возрасте. Она сама вставляла в его рассказ остроумные реплики, не смущаясь и не комплексуя по поводу того, что может ляпнуть глупость. Так свободно она давно уже себя не чувствовала.

Пьеса из студенческой жизни вписалась в их легкомысленное настроение. На этот раз известный драматург решил обратиться к теме безалаберной студенческой любви: один из героев якобы ради любимой девушки, а на самом деле ради непонятно чего все порывался залезть на крышу общежития. В финале ничего не прояснилось, герои так и не поняли, любят они друг друга или нет.

— Так чем же все кончилось? — поинтересовалась Лена, когда они выходили из театра.

— Модный открытый конец, зритель сам должен додумать, — пояснил Магницкий.

— Так неинтересно.

Он удивленно посмотрел на нее:

— Почему же?

— Остается чувство какой-то… ну, неудовлетворенности, что ли. Зачем делать такие открытые концы?

— Это, Леночка, компромисс. Наши зрители любят, чтобы все кончалось хорошо, а в жизни редко так бывает. И вот, чтобы сохранить правду жизни и не разочаровать зрителя, умные драматурги придумали открытые финалы. Молодцы. Сейчас время компромиссов.

— Почему?

— Ну, как вам сказать… — Они медленно шли по бульвару. — Человек вообще существо очень сложное. Он сам не знает точно, что хочет. Иногда желания бывают крайне противоречивыми. Сегодня тебе что-то позарез необходимо, и ты готов всем пожертвовать, чтобы это получить. А завтра от этого «чего-то», полученного дорогой ценой, уже хочется бежать куда глаза глядят. А компромисс исключает необратимые поступки и оставляет возможность отступления.

— Не понимаю…

— И слава Богу. Дай Бог, чтобы с вами в жизни это никогда не случилось.

— Чего не случилось?

— Чтобы исполнение ваших желаний не влекло за собой потом бесконечные разочарования.

Лена недоуменно посмотрела на него:

— Я уверена, что этого не произойдет.

Они уже дошли до конца бульвара. Магницкий вдруг остановился и серьезно посмотрел Лене в глаза:

— Леночка, а вы точно знаете, чего вы хотите?

Она недоумевающе пожала плечами:

— Конечно. И вы это знаете. Я хочу, чтобы поскорее вернулся Игорь и мы снова были вместе.

— Да?

В его голосе прозвучало еле уловимое сомнение, но Лена этого не заметила. От бездонной синевы его глаз у нее словно закружилась голова. Она хотела опустить ресницы — и не могла, смотрела на него как зачарованная.

«Господи, что со мной такое творится?» Это длилось мгновение — и бесконечность. Магницкий улыбнулся и снова взял ее под руку:

— Почти пришли. Сейчас я вас отвезу домой. Или, может быть, пройдемся пешком? Как я понял, вы живете где-то недалеко?

Но легкое настроение вечера уже улетучилось. Лене стало неловко и тяжело, словно она совершила что-то постыдное, недозволенное. Она высвободила руку:

— Да нет, я уже почти пришла. Если можно, не надо меня провожать.

— Но, Леночка…

Он хотел что-то возразить, но она быстро перебила:

— Я очень вас прошу. Не надо.

Магницкий недоуменно взглянул на нее, но настаивать не стал:

— Как скажете. Но пригласить вас еще куда-нибудь мне разрешается?

— Конечно…

— Так я вам позвоню?

— Да…

На следующий день тяжелый осадок, появившийся от этого странного разговора, не исчез. Наоборот, у Лены возникло непонятное чувство вины. Она же любит Игоря, по-прежнему любит! Откуда же тогда это чувство сладкого головокружения, когда она смотрит в глаза Валентина?! И… в этом она с трудом призналась сама себе — ей хочется, чтобы Магницкий ее поцеловал. Просто затмение какое-то! Может быть, она развратная, испорченная? Нельзя же любить двоих, тем более отца и сына! Что же делать? И ведь ни с кем нельзя об этом поговорить… В первый раз в жизни Лена пожалела, что у нее нет близкой подруги. С мамой она и под страхом смертной казни не могла бы таким поделиться. Со Славиком все было кончено — да и ему тоже об этом не расскажешь…

Днем опять позвонила Надя. На этот раз Лена обрадовалась ее звонку.

— Что же ты тогда так быстро исчезла? — звенел Надин голосок. — Алеша так хотел с тобой поговорить.

— А вы еще долго сидели? — полюбопытствовала Лена.

— Да нет, часа два, не больше. Магницкий не вернулся, видно, проводил тебя и поехал домой. Слушай, а я и не знала, что у твоего суженого такой потрясающий отчим! А мать его ты видела?

— Да.

— Ну и как?

— Красивая. — Лене не хотелось продолжать эту тему, и, чтобы переключиться на что-нибудь другое, она не совсем вежливо спросила: — Ты звонишь просто так или по делу?

Надя не обиделась:

— И то, и то. Хотела позвать тебя сегодня в гости.

— В гости?

— Не к себе, а к Алеше. Он очень хочет продолжить знакомство и просил тебя привезти.

— Да? — Лена не знала, что сказать.

— А что тут такого? Кстати, у него сегодня собирается отличная компания. В основном художники и актеры. Обещал быть Шкаликов.

Олег Шкаликов, популярный молодой актер, о котором ходило невероятное множество слухов и сплетен, Лену сильно заинтересовал:

— А он и с ним знаком?

— А с кем только Борзунов не знаком! Так пойдем?

Лена заколебалась. В самом деле, все лучше, чем так сидеть и безуспешно пытаться разобраться в своих чувствах. Она решилась:

— Ну что ж, спасибо. Пойдем.

— Жду тебя на прежнем месте в прежний час.

Борзунов жил в знаменитом доме на Котельнической набережной. Лена и Надя приехали в самый разгар событий: квартира была полна народу, клубы сигаретного дыма плавали в воздухе. Прямо у двери в холле два длинноволосых парня богемного вида яростно спорили о каком-то Вартанове. Они выкрикивали эту фамилию через слово, причем один уважительно, а другой — совсем наоборот. На вошедших девушек они не обратили никакого внимания. Впрочем, Надя тоже их проигнорировала, сбросила плащ на вешалку и прошла дальше. Через секунду Лена услышала ее звонкий голос:

— Алеша, иди встречай свою пассию!

Все это Лене не слишком понравилось, и она пожалела, что согласилась прийти. Но отступать было поздно. В холл вылетел Борзунов:

— Леночка! Какой приятный сюрприз! Раздевайтесь. Давайте я вам помогу.

Он провел Лену в комнату. Да, действительно, гости у Борзунова были своеобразные. На огромном диване у стены сидела компания молодых людей — две девушки и вокруг них несколько парней. Компания развлекалась легким флиртом, девушки громко хохотали и пили шампанское. В противоположном углу два седых господина, один в ярко-синем пиджаке, а другой в свитере расцветки попугая ара, чинно и тихо беседовали о чем-то серьезном. Возле них примостился молодой человек лет тридцати — из породы вечных мальчиков — и с благоговением внимал беседе. Стола никакого не было, но везде стояли бутылки — пустые, полупустые и полные. Какая-то девица сидела на полу, поджав под себя ноги и, очевидно, медитировала. Двери в соседнюю комнату были полуоткрыты, оттуда доносилась тихая музыка и голоса. Нади нигде не было видно — словно она растворилась в этом бардачном столпотворении.

Казалось, никто ни на кого не обращал внимания, разбившись на группы по интересам. Борзунов повел Лену к низкому креслу, усадил. Потом принес бутылку шампанского, два стакана и примостился рядом с креслом на полу, как медитирующая девица.

— Позвольте вам предложить для начала, — сказал он с изысканной вежливостью, так не вязавшейся с окружающей обстановкой, — шампанское.

Лена взяла стакан. Шампанское оказалось превосходным. Еще один контраст! Лена подумала, что Игорю здесь все показалось бы очень забавным.

Не тратя времени на предисловие, Борзунов сразу взял быка за рога:

— Так вот, вы тогда так быстро убежали, что мы не успели ни о чем договориться.

Лена удивилась:

— А мы разве о чем-нибудь договаривались?

— А как же! — Алексей удивился. — Я предложил вам поработать в рекламе!

— Мне казалось, что мы тогда все выяснили.

— О нет! Вы просто не представляете себе, какое это выгодное для вас предложение.

— Но я не собираюсь работать в рекламе!

Борзунов удивился:

— Нет? Но вы же манекенщица!

— Я и не манекенщица.

— Но Надюша говорила, что ваш снимок получил премию какого-то журнала…

Лена досадливо пожала плечами.

— Это вышло случайно. Просто мой жених…

— Ах да, ваш жених! Но, если бы он был здесь, он бы настоял на том, чтобы вы согласились.

— Игорь как раз не хочет, чтобы я работала в рекламном бизнесе.

Правда, Лена по телефону не сказала Игорю о предложении Борзунова, но не потому, что хотела что-то скрыть, — она была так занята своими переживаниями, что разговор в «Альтер эго» совершенно вылетел у нее из головы.

Однако Борзунов был напорист и настойчив. Он приводил уйму доводов в свою пользу и заговорил бы Лену окончательно, если бы…

— По-моему, вам необходима помощь, — раздался знакомый голос у нее за спиной.

Она обернулась.

— Валька! — Борзунов был сильно раздосадован. — Как всегда, ты появился не вовремя!

— Девушка, похоже, так не считает.

Магницкий присел на подлокотник Лениного кресла.

— Так о чем разговор? Ты так и не выкинул из головы эту дурацкую идею насчет мыльной рекламы?

— Почему дурацкую? — Алексей явно не рассчитывал сражаться на два фронта.

— Потому что Леночка не будет этим заниматься.

— Но…

Из соседней комнаты вдруг донесся какой-то звон, словно разбилось что-то стеклянное, и вслед затем — возглас: «Лешка! Сюда!»

Борзунов досадливо поморщился:

— Опять что-то разбили.

— Иди, раз зовут.

Алексей колебался. Ему казалось, что его уговоры вот-вот подействуют, и не хотелось отступать в такой момент. Но все-таки поднялся:

— Извините, Леночка. Я сейчас.

Он скрылся в соседней комнате. Магницкий уселся на его место. Как-то странно он смотрелся в этой огромной неприбранной комнате, среди непонятных борзуновских гостей. Но и здесь он умудрялся выглядеть так, словно только что сошел с обложки журнала «Плейбой». Ему необыкновенно шли простые джинсы и черная рубашка. Он смотрел на Лену снизу вверх.

— Ну что, плохо пришлось? Знаю я Лешкин напор.

Она улыбнулась:

— Вы вовремя подоспели.

— Как только Надя сказала мне, что вы здесь, я сразу кинулся вас искать.

Магницкий посмотрел в сторону полуприкрытой двери, в которую ушел Борзунов. Там, кажется, о чем-то спорили.

— Вы знаете, Леночка, я думаю, что нам лучше перейти в какое-нибудь более укромное место. А то Лешка сейчас вернется, и все начнется сначала. Давайте дадим ему возможность уделить внимание и другим гостям. Идет?

Он встал и подал Лене руку. Лена покорно ее приняла:

— А вы знаете здесь укромное место?

Уходить отсюда ей почему-то пока не хотелось. Может быть, потому, что она в первый раз была в настоящей богемной компании. Именно такими она их и представляла. А Борзунов со своими уговорами даже не дал ей как следует оглядеться. Магницкий улыбнулся:

— О, это очень большая квартира. Пойдем.

Они прошли через еще одну проходную комнату, тоже полную народа, через полутемный коридор и очутились в большой светлой кухне. Слева, в стене, была малозаметная дверь, почти потайная. Магницкий открыл ее. Очевидно, раньше это была комната прислуги. В ней и помещались небольшая кушетка, стол и стул.

На столе стояла початая бутылка красного вина. А на стуле сидел некий молодой человек, с головой погруженный в чтение толстенного фолианта. На скрип открываемой двери он поднял голову, и Лена узнала в этом странном библиофиле Олега Шкаликова.

Шкаликов был явно недоволен, что ему помешали. Он уставился на вошедших, ожидая, что сейчас они извинятся и уйдут. Однако Магницкий втянул Лену в комнату и прикрыл за собой дверь. Шкаликов вздохнул:

— Автографов сегодня не даю.

Магницкий усмехнулся:

— Я тоже.

— А у вас спрашивают? — насмешливо поинтересовалась звезда.

— Регулярно.

Магницкий усадил Лену на кушетку и сел сам. Потом поставил на стол два стакана, прихваченные на кухне, и взял в руки бутылку:

— Приличное вино? Даме можно такое предложить?

— Ничего. — Шкаликов, казалось, был обескуражен таким поведением неизвестного ему человека.

Магницкий плеснул чуть-чуть в свой стакан и попробовал.

— Да, вполне. «Лидия»?

Этикетки на бутылке не было.

— «Черные глаза». — В глазах Шкаликова мелькнула искра интереса. — И кто же вы такой, что раздаете автографы? Не наш человек, это точно.

— Не ваш, — легко согласился Валентин Петрович. — Я журналист. Магницкий.

— А слышал. — Шкаликов усмехнулся. — Экономист?

— Экономист и журналист. А автографы ставлю в основном под своими публикациями.

— Ну что ж. — Шкаликов со вздохом отложил фолиант и разлил вино по стаканам. — Давайте выпьем за знакомство, раз пришли. Кстати, как зовут прекрасную даму?

— Елена.

— А меня Олег.

— Я знаю, — тихо сказала Лена.

— Ах да, конечно… Кто меня не знает?

Вина в стакане было больше половины, но Лена выпила до конца и не поморщилась. Вообще-то морщиться было и не от чего — сладко и не слишком крепко. Шкаликов тут же налил еще.

— Теперь за даму!

Магницкий прищурился:

— Не слишком ли мы торопимся?

— Не слишком. Пейте, раз пришли.

Шкаликов пристально посмотрел на Лену, и она послушно выпила. Опять до дна. Шкаликов налил ей в третий раз.

— Теперь за мир во всем мире.

Магницкий взял из Лениных рук стакан и отставил в сторону:

— Послушайте, Олег, я понимаю, что наше вторжение вам неприятно, но бесполезно пытаться выставить нас таким образом.

Шкаликов взглянул на него и понял, что да, бесполезно. Он тяжело вздохнул:

— Хорошо. Тогда уйду я.

И удалился, захватив с собой книгу. Странно, но Лена не почувствовала никакой неловкости оттого, что они так беззастенчиво выгнали из комнаты знаменитого актера. Перед глазами все слегка плыло, голова кружилась от выпитого вина. Но она все-таки спросила:

— Зачем мы его так?

— Как? Не обращай внимания. Шкаликов терпеть не может такие сборища, но его Вера жить без них не может и таскает его повсюду. Он приходит вместе со своей благоверной, забирается в какой-нибудь труднодоступный угол и ждет, пока она всласть повеселится.

— И как же он теперь?

Валентин пожал плечами:

— Пошел извлекать жену из этого вертепа и звать ее домой. Хочешь еще вина?

Лена кивнула. Она и не заметила, как они перешли на «ты». Вообще-то было бы разумнее больше не пить, но здравый смысл куда-то улетучился. Хмельная, слегка тягучая жидкость разливалась по телу приятным теплом. Валентин протянул руку и накрыл ею лежавшую на столе руку Лены, потом большим пальцем провел по контуру ее руки. От этой ласки по всему ее телу побежали мурашки, но это не было неприятно — нет, совсем наоборот.

Лена вдруг рассмеялась. Он удивленно и ласково посмотрел на нее:

— Ты что?

— Никогда бы не подумала, что я окажусь в таком странном месте и… с тобой.

Он слегка обнял ее за плечи и заглянул в глаза:

— Тебе здесь не нравится?

— Не зна-аю… — протянула Лена.

Ей не хотелось ни о чем думать, только смотреть в эту необыкновенную синеву. Голова кружилась все сильнее, и теперь было непонятно от чего — то ли от вина, то ли от его взгляда. Он крепче прижал ее к себе и вдруг поцеловал, настойчиво и требовательно. Его рот оказался неожиданно безжалостным, а руки с такой силой сжали спину, что ей стало больно. Она попыталась оттолкнуть его, но через секунду замерла, отдаваясь во власть захватившего ее вихря, и поняла, что она тоже целует его. Потом губы его скользнули по ее шее и ниже, ниже, пока не коснулись ее груди и там прижались долгим поцелуем.

— Я пришел сюда только из-за тебя, — прошептал он.

Она слышала его шепот, но не поняла смысла сказанных слов. Сейчас она вообще ничего не понимала. Ее тело словно отказалось подчиняться разуму и зажило отдельной, собственной жизнью. Она ничего не могла с этим поделать, целиком отдаваясь неожиданно пробудившемуся инстинкту, не задаваясь вопросом, хорошо это или нет и что будет потом…

— Ты не понимаешь… Не можешь понять… И не надо… Ты так нужна мне, девочка моя…

Его руки расстегивали пуговицы ее кофточки, потом стали ласкать грудь.

Дверь неожиданно распахнулась. В дверном проеме, наполненном ярким светом, стояла Надя.

— А-а, вот вы где, — насмешливо сказала она. — Извините, что помешала. Просто я собралась уезжать и хотела захватить Лену с собой. Но теперь вижу, что ее есть кому отвезти.

— Будьте любезны, закройте дверь. — Тон Магницкого был холоден и безупречно вежлив. — С той стороны.

Надя еще секунду помедлила на пороге, явно наслаждаясь представшей перед ней картиной: полуголая Лена на коленях Магницкого, — потом с ядовитым смешком захлопнула дверь. Лена вскочила, лихорадочно застегивая кофточку и пытаясь заправить ее в джинсы. Руки у нее тряслись, на щеках алели пятна. Магницкий настороженно наблюдал за ней.

— Леночка…

— Нет! — Она в испуге отшатнулась от него. — Нет! Боже мой, что я наделала!

И прежде, чем он успел ее остановить, выскочила из комнатки, пронеслась по бесконечным коридорам, сорвала с вешалки свой плащ и выбежала из этой безумной квартиры.

10

— Знаковая природа линий женского тела весьма многообразна. Когда ты стоишь или сидишь, сомкнув ноги, вот так, — получается единый гармоничный силуэт, мягкие формы, эротико-эстетическая окрашенность позы. Сомкнутые ноги означают как бы психологическую закрытость и тайну…

Тут Алена Денисова перебила сама себя и сказала уже не менторским, а нормальным человеческим тоном:

— Это, кстати, безотказно действует на мужиков. На их дурацкое подсознание, которое и управляет всеми их поступками. А вовсе не мозги, как принято считать.

Она усмехнулась, и потом продолжила лекцию:

— Положения тела, когда ноги разведены, психологически же подразумевают вызов. Единый силуэт ломается, и целостное впечатление от него — тоже. Эротику сменяет открытая провокация. На страницах любого журнала эротический или агрессивный подтекст, выраженный в мимике модели, имеет свои отличительные черты: плавность или ломаность. Ты что, спишь? — Последнее было сказано достаточно раздраженно.

Лена вздрогнула:

— Что? Нет, я слушаю. Что такое мимика модели?

— Положение тела, балда. Я уже говорила. Где ты сегодня витаешь?

— Нигде…

— Во всяком случае, видок у тебя такой, словно ты этой ночью переспала с привидением. Что-нибудь случилось?

Алена не знает. Пока. Надя с ней наверняка поделится. Просто еще не успела — не звонить же ночью, не такие уж они близкие подруги. Лена вяло улыбнулась:

— Да нет, ничего.

Со вчерашнего вечера она чувствовала, что попала в какой-то странный, безумный мир, далекий от ее прежнего, полного любви и спокойствия. Она совершенно запуталась, уже не понимая, чего она хочет и чего ждет от будущего. Она помнила Игоря и любила его по-прежнему. Ей по-прежнему больше всего на свете хотелось стать его женой. Только вот… Что же тогда произошло в маленькой комнатке при кухне? Конечно, можно было все списать за счет выпитого вина, но в глубине души Лена знала, что вино тут ни при чем. Ей же давно, с самого момента знакомства с Магницким, хотелось, чтобы он ее поцеловал, хотелось ощутить себя в его руках. А разве так бывает? Разве можно любить двоих? Или Игоря она любит, а то, другое, — просто физическое влечение? Но Игорь — ее первый мужчина, он первый пробудил в ней такие чувства, о которых она и не подозревала. Ей же было с ним очень хорошо! «Но ты не знаешь, как было бы тебе с тем, другим, — настойчиво шептал ей внутренний голос. — Ты же этого так и не попробовала!» Может быть, она просто по натуре развратна, и теперь правда выплыла наружу!

А Надя! Боже, она всем расскажет! И Игорю… Игорю обязательно расскажет. Господи, что же делать? Но ведь она и сама не сможет быть с Игорем, не рассказав ему всего. Она не сможет лгать, глядя ему в глаза. И еще… Самое ужасное, это его отчим, почти отец! Что она натворила! Какая гадость…

— Ты сегодня совсем не в кондиции. Если так будет продолжаться, все наши занятия — коту под хвост. — Алена редко бывала такой недовольной. Обычно под конец она смягчалась. — На сегодня свободна. Иди, чтоб глаза мои на тебя не смотрели.

Лена быстро собрала сумку. Действительно, это занятие пошло коту под хвост. А вообще, зачем ей все это нужно? Лена вдруг четко осознала, что если она расстанется с Игорем, то никогда больше не будет ни манекенщицей, ни моделью. Не для кого… Она вышла из подъезда и, зажмурившись, подставила лицо осеннему солнцу. Еще греет. Конечно, совсем не по-летнему, но греет. Потом раскрыла глаза, посмотрела прямо перед собой и обомлела.

У подъезда стоял темно-синий «ниссан».

Несколько мгновений она колебалась, но потом решительно направилась к машине. Магницкий распахнул перед ней дверцу, она села рядом с ним. Он, все еще ни слова не говоря, положил ей на колени громадный букет лилий и стал заводить мотор.

Лена дотронулась рукой до белых цветов:

— Зачем?

— В первый раз за двадцать лет мне захотелось подарить женщине цветы. Мои любимые.

«Ниссан» уже влился в поток машин, бегущий по Садовому.

— Куда мы едем?

— Туда, где можно спокойно поговорить.

— А нужно?

Он решительно сказал:

— Нужно.

— И где это место?

— Я думаю, нам подойдет сквер возле Новодевичьего. Там сейчас красиво и достаточно уединенно. Ты не против прогулки?

— Нет.

Ей было все равно.

— Вот и отлично.

Всю дорогу до Новодевичьего они молчали. Магницкий смотрел прямо перед собой, Лена боялась поднять на него глаза.

Припарковав машину на стоянке у монастыря, они спустились вниз, к заросшему пруду. Здесь действительно было тихо и уединенно, даже мамаши с детьми не гуляли. Только на другом берегу одинокий художник, что называется, работал на натуре. У живописного мостика Магницкий остановился и взял Лену за руку:

— Как ты?

Она подняла на него несчастные глаза:

— Не знаю… Запуталась…

— Я не стану говорить, что вчера все произошло случайно, что я не хотел, что это влияние минуты и так далее. Это было бы глупо и оскорбительно по отношению к тебе, да и ко мне.

Лена не поняла. Она не ожидала такого начала. Ей казалось, что сейчас они вместе решат, как устранить возникшее между ними недоразумение, а он считает, что недоразумения нет…

Магницкий обнял ее за плечи и, глядя в глаза, продолжил:

— Я хочу, чтобы ты знала: в тот дом я пришел ради тебя. Я знал, что Надя тебя приведет. Возможно, это прозвучит кощунственно, но я с первого взгляда понял: ты — моя женщина, и я от тебя не откажусь.

— С первого взгляда? Это когда…

— Да, когда Игорь привел тебя в наш дом.

Лена оторопела:

— Но…

Она в ужасе смотрела на него. У нее в голове не укладывалось — ведь Игорь ему как сын… Ведь она пришла к ним как невеста Игоря!

— Как вы могли!

Магницкий усмехнулся:

— Мог. И дело даже не в том, что ты очень красива. Просто ты… — Он внезапно замолчал, словно споткнулся на полуслове.

— Что я? — Лена резким движением сбросила его руку со своего плеча. — Что?

— Может, когда-нибудь я тебе расскажу, но не сейчас. Сейчас я хочу, чтобы ты знала только одно — ты мне очень нужна, и я готов на все, чтобы ты была рядом со мной.

— Но я-то вас не люблю! Я люблю Игоря!

— Неправда. Ты думаешь, что ты его любишь. Думать и любить на самом деле не одно и то же. Любишь ты меня.

— Нет!

Вместо ответа он снова притянул ее к себе и поцеловал. Она попыталась оттолкнуть его, но опять, как и в прошлый раз, жаркая, тревожная волна внезапно поднялась со дна души, сметая все, заставляя забыть, где она и с кем.

— Вот видишь! — Его губы были совсем близко, дыхание опалило ее кожу. — Твое тело лучше тебя все знает.

Он оторвался от ее губ, стал целовать ее виски, щеки, спускаясь ниже к шее.

— Но разве с Игорем тебе тоже было так хорошо?

Игорь! Боже, зачем он это сказал?

Не отвечая, Лена высвободилась из его объятий и отступила на шаг. Она вдруг почувствовала себя воздушным шариком, из которого выпустили воздух.

— Что с тобой?

— Я устала. — Ей почему-то все стало безразлично. Единственное, чего хотелось, — оказаться в своей комнате, броситься на диван, уткнуться лицом в подушку и ничего не слышать, и ни о чем не думать.

— Отвези меня, пожалуйста, домой.

— Но…

— Потом. Завтра.

И опять всю дорогу они молчали. Правда, он несколько раз пытался ее о чем-то спросить, но у Лены совершенно не было сил думать и отвечать. Домой, скорее домой! Вот уже Старая площадь, Маросейка…

— Куда дальше? — спросил Магницкий.

— За отделением милиции, там, где деревья, — в тот двор.

— Серый дом с аркой?

— Да.

Машина сделала крутой вираж, чуть не врезавшись в ехавший сбоку «жигуленок». Водитель «жигуленка» покрутил пальцем у виска и ругнулся нецензурно, но Магницкий не обратил внимания. Напряженно глядя на дорогу, он спросил:

— И давно ты там живешь?

— С рождения.

В другое время Лена бы заинтересовалась столь странной реакцией на ее место жительства, но не сейчас — шок от пережитого в сквере возле Новодевичьего монастыря еще не прошел.

Машина въехала во двор и остановилась. Не взглянув на Магницкого, Лена вышла и медленно побрела к своему подъезду.

— Возьми цветы.

Он очутился рядом и протягивал ей забытые в машине лилии. Лена машинально взяла букет и остановилась в нерешительности. Белые цветы… Мама не выносит белых цветов…

— Что-нибудь не так?

Лена пожала плечами и уже собралась идти. Он опять попытался задержать ее, протянул руку…

— Нет!

Лена вздрогнула и обернулась. У арки, ведущей во двор с улицы, стояла Ольга Васильевна. Лицо у нее было белым, глаза казались черными от расширенных зрачков.

— Нет!

Но смотрела она не на Лену, а на Лениного спутника. Лена перевела взгляд с матери на Магницкого. Он тоже побелел. По его лицу будто прошел нервный тик, губы дрожали. Он метнулся в сторону арки:

— Оля!

Неужели это кричал Магницкий — так тонко и пронзительно? Ольга Васильевна вытянула вперед руку, будто хотела защититься, и так с вытянутой рукой упала на землю. Ленино оцепенение прошло, она выронила цветы и бросилась к матери, не понимая, что произошло, чем вызван этот приступ.

Это не был обычный приступ — все оказалось гораздо хуже. Ольга Васильевна не потеряла сознания. Расширенными от ужаса глазами она смотрела на дочь, пыталась что-то сказать, но изо рта вырывался только хрип. Лена приподняла ей голову. Вдруг лицо Ольги Васильевны исказилось, на губах выступила пена. Тело забилось в страшных конвульсиях. Лена беспомощно озиралась по сторонам:

— «Скорую»! Вызовите «скорую»!

Дальше все происходило как в тумане. Приезд «скорой», молодой сердитый врач в белом халате, долгая поездка в «ниссане» вместе с Магницким вслед за «скорой» по улицам Москвы — все это смешалось и перепуталось в памяти. Пришла в себя Лена только в холодном вестибюле больницы. Она сидела на жестком казенном стуле. Магницкий мерил широкими шагами больничный вестибюль — от двери к двери. На Лену он не обращал внимания. «Зачем он здесь?» — недоуменно подумала она. И вдруг вспомнила: он же крикнул «Оля»! Он знает, как зовут ее мать? Они что, знакомы? Но мама ничего никогда о нем не говорила, даже фамилии его не упоминала. Как странно…

Почувствовав взгляд Лены, Магницкий остановился перед ней. Сейчас он был совершенно непохож на себя — такого, каким он был всего два часа назад. Лицо осунулось и постарело, плечи сгорбились.

— Вы знакомы с моей мамой? — Лена сама не узнала своего голоса. — Зачем вы здесь?

— Как фамилия твоего дедушки? Маминого отца? — вместо ответа спросил Магницкий. — Александров? Да?

— Да…

— Он был профессором в университете?

— Кажется, да. Мама не любит об этом говорить.

— Тебе восемнадцать… Как твое отчество?

— Григорьевна. — Лена ничего не понимала. — Елена Григорьевна Трофимова.

— Ты помнишь своего отца? Кто он? Как его звали?

— Григорий Маркович. Он умер почти десять лет назад, от инфаркта. — Лену начинал раздражать этот допрос. — Почему вы спрашиваете?

— Когда твоя мама вышла за него замуж? В каком году? — Магницкий пропустил Ленин вопрос мимо ушей.

— Можно посчитать… Мне тогда было четыре года. Он был намного старше мамы…

Магницкий побледнел еще больше:

— Так он тебе не родной отец?

— Нет. Но я всегда звала его папой. Он меня удочерил.

— А родной? — У Магницкого от напряжения на лбу выступили капельки пота, губы побелели. — Он кто?

Лена пожала плечами:

— Не знаю.

— Что значит «не знаю»? — Магницкий почти кричал на нее. — Как это «не знаю»?

— Не знаю, и все. Мама говорила, что он ушел, когда я была совсем маленькая, и с тех пор нашей судьбой не интересовался.

— У тебя фамилия отца?

— Нет, отчима. Я же говорила — он меня удочерил. Да что вы все спрашиваете?

— Тебе восемнадцать… — Голос Магницкого упал до шепота.

— Восемнадцать.

— Когда ты родилась, в июле?

— В августе.

— В августе… Да, могло быть и в августе. Какого числа?

— Двенадцатого.

Лена и сама не понимала, почему покорно отвечает на его вопросы.

В вестибюль вышел врач. Лена кинулась к нему:

— Ну что?

— Шоковое состояние удалось снять. Но нет никакой уверенности, что она скоро придет в себя. Надо подождать до завтра, потом провести обследование и строить какие-то прогнозы. Пока — ничего.

Лена умоляюще посмотрела на врача:

— Мне можно ее увидеть?

— Нет. Она в боксе.

— А… завтра?

— Не знаю. Завтра ее осмотрит лечащий врач, с ним и поговорите.

Лена, понуро опустив плечи, пошла к выходу. Магницкий нагнал ее уже во дворе больницы:

— Садись, я отвезу тебя домой.

По дороге он совсем не обращал внимания на свою спутницу — мысли его витали где-то далеко. Да и Лене было не до Магницкого.

Он высадил ее у подъезда и сразу уехал. Возле арки на земле валялись помятые белые лилии.

11

1973 год

Яркое солнце заливает комнату. Солнечные зайчики выскакивают из старинного большого зеркала, бегают по белоснежной крахмальной скатерти, отражаются в высоких стеклянных фужерах, стоящих на столе, — розовых и голубых.

Анна Александровна закончила сервировку и придирчиво оглядела стол. Все вроде в порядке: большие тарелки, маленькие; ножи, вилки и ложки на месте; салфетки, сложенные корабликами, у каждого прибора.

— Тетя Паша! — крикнула она домработнице на кухню. — Можно накрывать!

— Иду, иду! — Тетя Паша, невысокая шустрая старушка в ситцевом передничке, показалась в дверях. В руках у нее было блюдо крошечных пирожков. Она вразвалку, как уточка, подошла к столу и оглядела сервировку.

— И зачем ты, Лександровна, ставишь такую гору посуды, — проворчала она неодобрительно. — Нешто это видано — миска на миске!

— Ладно, тетя Паша, не ворчи. — Анна Александровна взяла блюдо с пирожками у нее из рук. — Как там заливное, удалось?

— Да уж на славу. А уж щука такая — пальчики оближете!

Тетя Паша жила в семье давно, она помнила Василия Андреевича Александрова еще мальчиком. Помнила, и как Анна Александровна впервые пришла в этот дом — робкая девушка с длинной светлой косой, уложенной на затылке в тяжелый узел. Эту семью она давно уже считала своей, а уж на Оленьку, дочку Василия Андреевича и Анны Александровны, просто не могла надышаться. Такая она была беленькая, такая хорошенькая, такая умница! Только вот кушала плохо, приходилось или сказки ей рассказывать, или разрезать бутерброд на солдатиков и играть в войско: сначала ели генерала, потом капитанов, потом очередь доходила до рядовых. А как она плакала, когда ее отдали в садик! Все Василий со своими методами: «Ребенку необходимо общение со сверстниками!» Тетя Паша сначала помалкивала, а потом воспротивилась. Не позволит она измываться над дитем!

И вот сегодня ее Оленька приведет в дом жениха. Красивый, говорят, ладный парень, из этих… Из Васиных мальчиков. Столько их к нему в дом приходило! Закроется с ними Василий в кабинете, и вот талдычат о чем-то своем по полдня! Крику-то бывает, Господи прости! Хотя иногда и тихо беседуют, со взаимным пониманием. Может, и этот, Ольгин, когда приходил… Ну так тогда что на него смотреть было? Тихо ворча себе под нос, тетя Паша носила из кухни в комнату всякие разносолы, пока стол не оказался уставленным снедью так, что не видно было и скатерти.

Тренькнул звонок. Анна Александровна, мимоходом поправив у зеркала прическу, пошла открывать. Но это оказалась не Оля, а Василий Андреевич.

— Ну что, счастливая парочка еще не появилась? — спросил он, вручая жене большой букет пионов. — Это Ольге от нас. Хороши?

— Хороши, хороши. Раздевайся, тебя ждет твоя святая обязанность. Хлеб без тебя не режем.

Мимоходом поцеловав мужа в щеку, Анна Александровна пошла ставить пионы в воду. Василий Андреевич помыл руки и отправился на кухню, где потребовал у тети Паши самый острый нож и доску: резать хлеб к праздничному столу было его привилегией и посильным вкладом в кухонные приготовления.

Ровно в три раздался долгожданный звонок. На этот раз дверь открыл сам Василий Андреевич.

— Заставляете себя ждать, Ольга Васильевна, — сурово сдвинув брови, сказал он. — А это кого еще вы с собой привели?

Лицо дочери зарделось нежным румянцем. Но высокого темноволосого молодого человека с удивительно синими глазами эта суровость не смутила. Он улыбнулся и почтительно склонил голову:

— Здравствуйте, Василий Андреевич. Виноваты и каемся.

— Папка, Валя здесь ни при чем. Это я прокопалась, выбирая кольца.

— Так вы уже и кольца купили? — Василий Андреевич еще грознее нахмурился. — Не спросясь родительского благословения?

— Так ведь за тем и пришли, — рассмеялась Оля.

Василий Андреевич не выдержал роли сурового отца и заулыбался:

— Ну ладно, проходите скорее, за стол уже давно хочется. Валентин, что ты держишь конфеты в руках? Давно пора отдать их хозяйке!

— А где хозяйка?

— Здесь, здесь! — Анна Александровна вышла из комнаты. — Здравствуйте, Валя! Оля, мойте руки и скорее за стол!

Когда все наконец расселись вокруг стола и наступила тишина, Василий Андреевич хитро посмотрел на Валентина:

— Я думаю, что самое время сделать официальное сообщение.

В глазах Валентина промелькнула веселая искорка. Он решил поддержать игру:

— Глубокоуважаемые Василий Андреевич и Анна Александровна! Считая за честь быть принятым в вашем доме, я долго любовался красотой и неоспоримыми достоинствами дочери вашей, пока не почувствовал, что в сердце моем дружба к ней переросла в более глубокое чувство. Чувство прекрасное, чистое, светлое. И чувство это не даст мне покоя, пока не найдет полного удовлетворения в законном браке. Смею ли я просить у вас руки Ольги Васильевны, дочери вашей?

Оля не выдержала и фыркнула: у Вальки было такое забавно-напыщенное лицо! Однако Василий Андреевич осадил дочь строгим отеческим взглядом и приступил к ответной речи:

— Ваше предложение, Валентин… Как тебя по батюшке?

— Петрович.

— Ваше предложение, Валентин Петрович, явилось неожиданностью для дочери нашей Ольги Васильевны и всей нашей семьи. По нашему разумению, дочь наша еще слишком молода и не готова к тяготам и заботам семейной жизни…

— Неужели откажет? — спросила Оля у матери громким шепотом. Та приложила палец к губам.

— Не готова к тяготам и заботам семейной жизни, — возвысив голос, повторил Василий Андреевич, — доказательством чего служит ее поведение: речь отца не может молча дослушать! А ну как действительно откажу?

Его последние слова потонули во всеобщем хохоте.

— Не откажешь, не откажешь! — Оля вскочила со своего места, подбежала к отцу и чмокнула его в затылок. — Тебе же самому Валька нравится! Валь, ты знаешь, какие надежды он на тебя возлагает? Во-от такие!

— Ну ладно, ладно! Когда подаете заявление?

— Через месяц, — ответил Валентин. — А свадьбу приурочим к ноябрьским — три дня дадут под свадьбу, и еще три дня законных праздников, можно съездить и в маленькое свадебное путешествие.

— Что ж, разумно.

Когда семейное торжество закончилось, Оля пошла проводить Валентина до метро. Они медленно вниз шли по улице Богдана Хмельницкого. Валентин обнимал ее за плечи, она чувствовала тепло его тела и была счастлива. У входа на станцию «Площадь Ногина» они долго стояли обнявшись, не в силах расстаться. Вдруг Валентин сказал:

— Поехали ко мне?

— Как? — не поняла Оля.

— Еще не поздно. Ты же ни разу у меня не была. Посмотришь, как я живу.

— А мама с папой?

Он беззаботно махнул рукой:

— Позвоним и предупредим.

Оля колебалась всего мгновение:

— Поехали!

По дороге он купил у какой-то старушки букет белых лилий и преподнес Оле. Она зарылась в них лицом:

— Ой, как их много!

— Это мои любимые цветы, — сказал Валентин. — Теперь это будут наши цветы. Каждый год в годовщину нашей свадьбы я буду дарить тебе лилии, идет?

Оля прищурилась и посмотрела на него поверх букета:

— Если не забудешь.

Валентин жил в главном здании МГУ, в общежитии для аспирантов. Маленькая комнатка, в которой помещались только кровать, секретер и письменный стол, соседствовала с такой же комнаткой. Оля с любопытством огляделась:

— Так вот, значит, как ты живешь.

— Не нравится?

— Нет, почему. Здорово. А кухня где?

— В конце коридора.

Валентин извлек откуда-то из-под стола небольшой магнитофон, покопался немного, пристраивая его на столе, потом включил. Музыка была странноватой, что-то «космическое». Оля сразу узнала:

— «Пинк флойд»?

— Тебе нравится?

— Очень!

Оля поставила лилии на стол в банку с водой и с размаху плюхнулась на застеленную казенным покрывалом кровать.

— Жаль, что мы не купили ничего по дороге!

— Чего не купили?

— Ну, какого-нибудь вина…

— Я и не знал, что ты алкоголичка!

— Не совсем алкоголичка, — поправила его Оля. — Скорее пьяница.

Он спросил лукаво:

— А ты знаешь, чем пьяница отличается от алкоголика?

— Представь себе, знаю. Алкоголик пьет всегда, а пьяница — только под хорошее настроение.

— Тогда мы оба пьяницы, — усмехнулся Валентин и открыл секретер. Там рядом с книжками стояли пять бутылок вермута, одна початая и четыре закупоренных. — Славная парочка пьяниц, пока не запойных.

Оля сделала большие глаза:

— Ого! Это вот действительно тянет на алкоголизм.

— Просто «Балатон» рядом. А там продают замечательный вермут. Никак не могу удержаться.

— А из чего будем пить? — Оля огляделась.

— Действительно, из чего? Дай подумать… — Валентин состроил задумчивую гримасу. — Из антиквариата мы сегодня уже пили — я имею в виду ваши фужеры девятнадцатого века, — так что свой фамильный серебряный кубок я из чулана доставать не буду. Пусть пылится.

— Пусть! — охотно согласилась Оля. — Давай пить из горлышка!

— Ну нет, так низко я еще не пал, не торопи события. — Валентин покопался в секретере и жестом фокусника извлек оттуда граненый стакан. — Как тебе эта емкость? Правда, она у меня одна. Я мог бы одолжить второй у соседа, но он уехал, и комната закрыта.

— Будем пить из одного стакана по очереди! — Оля была в полном восторге.

Они забрались с ногами на кровать, поставили рядом с собой бутылку вермута и потихоньку прихлебывали из стакана, передавая его друг другу. Тихая музыка, льющаяся из магнитофона, завораживала. Разговаривать не хотелось. Так хорошо было сидеть молча, тесно прижавшись, и лениво потягивать сладкое вино.

— Может быть, потанцуем? — шепнул Валентин ей на ухо.

Она удивилась:

— А разве под «Пинк флойд» танцуют?

— Почему нет?

Он поднялся, не выпуская ее из своих рук. Они стояли посреди комнаты, тихо покачиваясь, в странном танце-объятии. Он приблизил свои губы к ее губам, а Оля обвила его руками за шею. Поцелуй длился бесконечно. Она уже не различала, где она, а где он, — они были едины. Вдруг он оторвался от нее:

— Подожди.

Он откинул с кровати покрывало, взял цветок лилии и осыпал лепестками подушку. Потом подхватил ее на руки и бережно опустил на кровать.

12

— Трофимова, к вам посетитель. Медсестра посторонилась и пропустила в палату высокого темноволосого мужчину. Сейчас про Валентина Петровича нельзя было сказать, что он потрясающе выглядит: лицо осунулось, под глазами появились синяки, фигура как-то осела, потеряла спортивную подтянутость.

Ольга Васильевна посмотрела на него безразлично, как на незнакомого. Сестра сказала тихо:

— Ей постоянно дают успокоительное, так что реакции замедленны.

— Можно мне побыть с ней немного вдвоем? — В голосе Магницкого слышались несвойственные ему просительные интонации.

— Только недолго. И постарайтесь ее не утомлять.

Она вышла и плотно прикрыла за собой дверь.

Валентин Петрович постоял в нерешительности, потом подошел к кровати Ольги Васильевны.

— Оля… Ты узнаешь меня?

Взгляд ее оставался безразличным, и было непонятно, смотрит она на Магницкого или просто в пространство.

— Оля… — Он повысил голос.

— Я тебя слышу, не кричи. — Она говорила спокойно, ровно. — Зачем ты пришел?

— Я так виноват перед тобой…

— Ты решил извиниться? После стольких лет?

— Когда я узнал о Василии Андреевиче, я… Это было ужасно! Я стоял целыми днями у вашего дома, не решаясь войти. И потом, когда Анна Александровна…

На лице Ольги появилось страдальческое выражение.

— Прошу тебя, не надо.

— Хорошо. Не буду. — Он покорно склонил голову. — Но, Оля…

— Зачем ты пришел?

— Увидеть тебя.

— Это лишнее. Нам лучше было бы вообще никогда не встречаться.

— Подожди. Не говори так. — Он неожиданно опустился у кровати на колени и взял в свои ладони ее холодные руки, безжизненно лежавшие поверх одеяла.

— Скажи мне… Лена — моя дочь?

Ольга Васильевна слабо усмехнулась.

— А, вот ты о чем…

— Она моя дочь?

Магницкий умоляюще смотрел на нее.

— Ну а если и так? Что это меняет?

— О Боже! — Он закрыл лицо ладонями.

Впервые за время разговора в глазах Ольги Васильевны промелькнуло живое чувство. Презрение. Но Магницкий этого не заметил:

— Почему ты мне ничего не сказала раньше?

— Раньше? Интересно, когда?

— Ты могла меня найти!

— У меня не возникало такого желания. — Голос ее опять был спокоен и ровен.

— Но я же мог… Могло бы… Это же инцест!

— Ты, значит, по-прежнему морочишь головы красивым девушкам? Но моя дочь любит не тебя, с ней у тебя ничего не получится.

— Наша дочь!

Ольга Васильевна покачала головой:

— Ее отец — не ты.

Магницкий отшатнулся:

— Зачем ты мучаешь меня?

Ольга Васильевна с сомнением посмотрела на него:

— А ты мучаешься?

— Всю неделю, пока меня к тебе не пускали, я сходил с ума! Я чуть было не переспал с собственной дочерью, и все по твоей вине!

— Вон до чего дошло… — Ольга Васильевна обращалась в пустоту. — Бедная моя, я же не знала, что он до тебя доберется…

— Этого не произошло, но могло произойти! Я даже предположить не мог, что я ее отец! Она так похожа на тебя… Поэтому я и потерял голову.

— Ты ей не отец. — Она говорила медленно, словно взвешивая каждое слово.

— Да, я знаю, что папой она звала другого человека. Но это же ничего не меняет! Физически ее отец я! Она родилась в августе. Мы с тобой расстались в ноябре. Вряд ли ты… Вряд ли у тебя еще кто-то был!

— Замолчи!

Зрачки Ольги Васильевны расширились, руки вцепились в край постели.

— Замолчи! Уходи отсюда!

Магницкий испугался — он не ожидал такой вспышки. Он попробовал ее как-то успокоить, снова взять ее руки в свои:

— Оля, что ты, Оля!

— Уходи!

На шум прибежала медсестра.

— Идите, идите. — Медсестра быстренько выставила Магницкого за дверь и вышла тоже.

— Что с ней? — испуганно спросил Магницкий. — Это началось как-то… вдруг. Она была такой спокойной…

— Вспышка немотивированной агрессивности. Это бывает. Мы примем меры. — Она скрылась в палате.

Валентин Петрович медленно пошел к выходу. «Если бы немотивированной!..»

Игорь посмотрел на часы. Сколько можно копаться! Перед ними прибыл шоп-рейс из Турции, и таможенники до сих пор возились с челноками. Он уже порядком отвык за эти годы от вечного шереметьевского бардака.

Пройдя наконец таможню, Игорь оказался в длинном живом коридоре: встречающие выстроились в три ряда, выхватывая из толпы прибывших своих родственников и знакомых. Игорь старался продраться через это препятствие, вежливо, но решительно отстраняя с дороги наиболее ретивых сограждан. Вдруг кто-то схватил его за плечо. Он обернулся, решив, что в суматохе его с кем-то перепутали, и увидел перед собой сияющие карие глаза Нади.

— Привет!

— Привет. — Игорь несколько оторопел. — Как ты здесь очутилась?

— Тебя встречаю.

— Да? А как ты узнала, что я прилечу этим рейсом? Я ведь собирался только завтра…

— Широкие связи плюс привлекательная внешность. — Надя как ни в чем не бывало взяла его под руку. — Пойдем? Мой «жигуль» на стоянке.

Машину Надя вела великолепно. Почти всю дорогу они поддерживали светский разговор. Надя расспрашивала про Париж, про общих знакомых. Игорь отвечал, а сам терялся в догадках — чего это ради она примчалась встречать его в аэропорт? Он ведь даже Ленке не сказал, каким рейсом прилетает, чтоб та не дергалась. У нее и так сейчас забот хватает.

Перед Кольцевой дорогой Надя поинтересовалась, словно между прочим:

— Куда тебя везти, к родителям или к твоей красавице?

— Вот вопрос. — Игорь усмехнулся. — К Ленке.

Надя спросила, не отрывая взгляда от дороги:

— Ты, конечно, знаешь, что у нее мать в больнице?

— Знаю.

— А знаешь почему?

Игорь посмотрел на нее:

— Что-то вроде нервного срыва?

— Что-то вроде. И знаешь причину?

Игорь пожал плечами:

— Ольга вообще-то не слишком здоровый человек. Ленка говорила, с ней и раньше такое бывало.

— Просто так?

— В смысле?

— Ну, если раньше с ней такое бывало «просто так», то в этот раз нервный срыв случился не на пустом месте.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ничего. Просто на этот раз была веская причина.

Игорь взял из пачки сигарету, прикурил и жадно затянулся.

— Темнишь ты, Надежда. Что случилось?

— А твоя… невеста тебе разве ничего не говорила?

Надя словно споткнулась на слове «невеста», вроде бы неумышленно, но так, чтобы Игорь заметил. Игорь заметил и досадливо поморщился:

— Да будешь ты толком говорить или нет? Лучше бы уж тогда и не начинала, пусть мне Ленка сама расскажет, что сочтет нужным.

— Какой же ты доверчивый, Игорек! — Надя усмехнулась. — И ты удовлетворишься той информацией, которую она «сочтет нужным» тебе выложить?

Игорь еще раз затянулся, выбросил в открытое окно сигарету, потом спокойно сказал:

— Останови машину.

— Ты что, спятил?

— Останови машину, дальше я и сам доберусь.

— Явно спятил! — Надя даже не сбросила скорость.

— Я не желаю сидеть здесь и выслушивать о Ленке всякие гадости, которые ты собираешься сочинить. Останови машину, я кому сказал!

— А иначе ты выпрыгнешь на ходу?

Игорь неожиданно резко подвинулся влево и попытался перехватить у Нади управление. Машина круто вильнула, и ее чуть было не занесло на встречную полосу. Надя поспешно нажала на тормоза. «Жигуль» по инерции проехал еще несколько метров, сполз на обочину и остановился.

— Дурак! — Надя чуть не плакала. — Мог машину разбить!

— Я же просил тебя остановить. — Игорь выбрался из «жигулей» и достал с заднего сиденья сумку. — Добром просил. Не послушала — пеняй на себя.

Надя тоже выскочила вслед за ним:

— Я хотела как лучше! Как тебе лучше, не мне! Ты, как дурак, потащишься к этой девке, а она о тебе и думать забыла!

Игорь, собравшийся было ловить машину, опустил руку:

— Что ты сказала?

— Что слышал! Знаешь, почему ее мать попала в больницу? Она застукала свою невинную дочку с твоим отчимом!

Игорь дернулся, как от удара:

— Врешь!

— Если бы! — Надя скорбно опустила уголки губ. — Мы были в гостях у Лешки Борзунова. Я уже собралась уезжать, пошла искать твою Леночку — не могла же я бросить мадемуазель-саму-невинность одну в этом вертепе! — и нашла эту невинность полуголую с твоим дорогим папочкой. Он у тебя, кстати, очень даже ничего, тебе не уступит.

— Врешь… — Голос у Игоря стал хриплым. — Она… Они… Нет, этого не может быть!

Тут он вспомнил, что Лена последние дни была какая-то странная, словно заторможенная. На его вопросы отвечала вяло, он думал — просто сильно соскучилась. Тогда он, чтобы ее подбодрить, начинал расписывать ей красоты будущей совместной жизни. Лена еще совсем недавно от этих фантазий приходила в полный восторг, а в последние дни почему-то сразу замыкалась и переводила разговор на другие темы. Он отнес это за счет ее плохого настроения: мать в больнице, разлука с ним затянулась, вот и хандрит… Поэтому решил сделать ей сюрприз: прилететь на день раньше, нагрянуть как снег на голову, без предупреждения. Вот и нагрянул бы…

Игорь сел прямо на землю и вытащил из помятой пачки еще одну сигарету. Надя сняла кожаную куртку, бросила ее на траву и осторожно присела рядом с ним:

— Ты мне веришь?

Он молчал.

— Веришь?

— К сожалению, да.

— И что ты будешь делать? — Она попыталась заглянуть ему в глаза.

— Соображаю.

— Поедешь к ней?

Игорь вздрогнул:

— Нет.

Надя тоже закурила. Несколько минут прошло в молчании. Наконец Игорь поднялся:

— Отвезешь меня?

Надя быстро вскочила:

— Куда скажешь.

— К родителям.

— Может быть, лучше…

— Нет. К родителям.

— А то поехали ко мне. Тебе сейчас лучше успокоиться…

— Я и не волнуюсь.

— Я вижу, как ты не волнуешься.

— Слушай, не лезь. То есть извини. Отвези меня в Крылатское.

Она пожала плечами, села в машину и включила зажигание.

— Если что-то будет не так, имей в виду — мой дом для тебя всегда открыт. Знаешь, где я живу?

Игорь не ответил.

— Живописная улица, дом 12, квартира 36. Это рядом с Серебряным Бором.

Надя покопалась в бардачке, нашла там блокнот и ручку, вырвала листок и записала адрес.

— Держи.

Игорь машинально сунул листок в нагрудный карман.

Дорогой она все-таки поинтересовалась:

— И что же ты намерен теперь делать? Не именно сегодня, а вообще? Уедешь обратно в Европу?

Игорь смотрел в окно, и лицо его было словно высечено из камня. Надя повторила вопрос. Помолчав, он ответил:

— Не знаю.

Как назло, ключи от квартиры куда-то запропастились. Безуспешно пошарив в сумке, Игорь с досадой нажал на кнопку звонка. Дверь открыли не сразу. В первый момент Игорь даже не узнал в этой постаревшей женщине свою обычно такую подтянутую и моложавую мать. Оксана Антоновна никак не отреагировала на внезапный приезд сына, не улыбнулась, не удивилась, — просто молча подвинулась, чтобы дать ему пройти. Впрочем, Игорь тоже сейчас был не способен проявлять бурные чувства. После Надиных слов внутри у него поселилась пустота — словно из него вынули душу.

— Мама… — Он хотел обнять мать, но Оксана Антоновна отстранилась.

— Здравствуй. Что же ты не предупредил?

— Ты мне не рада?

— Рада. Конечно, рада.

Говорит «рада», а тон такой, что нет. Игорь все-таки обнял ее, поцеловал в макушку — и вдруг заметил отросшие седые корни волос. В первый раз в жизни его мать позволила себе такое.

— Мама, а где Валентин?

— У себя. — Оксана Антоновна горько усмехнулась. — Теперь, когда он дома, он почти не выходит из кабинета.

Ни слова больше не говоря, Игорь прошел к отчиму. Тот, сгорбившись, сидел за письменным столом; на звук открываемой двери даже не обернулся.

— Оксана, я ведь просил оставить меня в покое!

— Это я.

Валентин Петрович поднял на него глаза, и злость Игоря мгновенно испарилась — человек, который сейчас сидел перед ним, мало чем напоминал прежнего Магницкого. Злиться можно на сильного, а Магницкий был смят, подавлен. Вопросы, которые Игорь собирался задать отчиму, тут же вылетели у него из головы. Валентин Петрович поднялся. Они стояли и какое-то время смотрели друг на друга. Первым нарушил молчание Игорь. Сглотнув вставший в горле комок, он с усилием выговорил:

— Ты… ее очень любишь?

— Да. — Магницкий улыбнулся как-то болезненно и жалко. — Много лет. Оказывается, я только ее и любил.

До Игоря не сразу дошел смысл его слов, а когда дошел, он ничего не понял.

— Как — много лет? Вы же с Леной знакомы только месяц!

Магницкий помотал головой:

— Постой… Так ты ничего не знаешь?

— А что я должен еще узнать? — Отчаяние и злость снова захлестнули Игоря. — По-моему, хватит того, что мой отчим переспал с моей невестой!

— О Господи, все гораздо страшнее! Лена — моя дочь! — Магницкий выкрикнул эти слова с болью отчаяния. Игорь оторопел. — Да, моя дочь. — Его голос упал до шепота. — Я чуть было… С собственной дочерью…

Игорь в ужасе попятился и выскочил из кабинета.

Мать он нашел в гостиной. Оксана Антоновна сидела выпрямившись на краю дивана и напряженно ждала окончания разговора. Она подняла на сына сухие глаза:

— Ну что, он сказал тебе?

— Я ничего не понимаю… Как это — Лена его дочь?

— Я тоже. Он ничего не хочет мне говорить. Взял на работе отпуск и целыми днями где-то пропадает. А если не пропадает, то сидит в кабинете. Меня он к себе не пускает.

— Но…

— Вчера… — Она глубоко вздохнула, словно подавляя рыдание, но справилась с собой. — Вчера он попросил у меня развод.

Игорь присел рядом с ней на диван, хотел прижать ее к себе, обнять, успокоить. Но Оксана Антоновна опять отстранилась и с какой-то упрямой неприязнью посмотрела на сына. И тут Игорь внезапно понял, что во всем она винит его. Не своего ненаглядного Валечку, не Лену — Лена для нее вообще пустое место, — его. Родной сын ее предал, приведя в дом проклятую девку, разрушившую ее счастье.

— Мама… — Он дотронулся до ее руки, но она отдернула руку.

— Не надо. Не надо меня жалеть.

Глаза матери и сына встретились. То, что Игорь там прочел, было страшно. Он поднялся:

— Мне уйти?

— Как хочешь, — сухо сказала она.

Сумка его все еще стояла в коридоре. Он подхватил ее на плечо, и дверь родительского дома за ним захлопнулась.

13

Синий «фольксваген» на бешеной скорости мчался по Минскому шоссе. Игорь гнал машину, совершенно не считаясь с правилами движения. Но верно говорят: Бог хранит пьяных и пропащих. Ни одного гаишника на его пути не встретилось.

Опомнился он уже где-то около Можайска. Два часа сумасшедшей езды не принесли облегчения: боль не проходила. Приткнув машину на обочину, Игорь вышел, вдохнул полной грудью холодный воздух и закурил сигарету.

Итак, снова один. Будущее, которое он Построил в своем воображении, оказалось призрачным замком. И Лена… Он думал, она такая чистая, ранимая… Такая непохожая на всех остальных женщин. А на проверку — все они одинаковы. Шлюхи чертовы! Что у них там было с Магницким — грязь какая! Как она могла… Месяца не прошло, а она уже нашла себе другого. Игорь сел в машину, включил зажигание. Им овладела холодная злость. Ну нет! Рисковать своей головой из-за какой-то девки — он еще с ума не сошел. Теперь он вел машину быстро, но осторожно. Девок таких — миллионы. И каждая из них с удовольствием отдаст ему себя, стоит только руку протянуть. Да что там — просто кивнуть головой, и побежит, голубушка, за ним хоть на край света, хоть еще дальше. Он достал из кармана листок с Надиным адресом. Улица Живописная, значит…

Надя открыла дверь моментально, словно караулила на пороге.

— Я знала, что ты придешь.

Игорь усмехнулся:

— А я вот не знал.

— Хорошо, что пришел. Только проходи, не стой в дверях.

Надя схватила его за руку и втянула вовнутрь. Игорь скинул куртку, шагнул из маленькой прихожей в комнату и огляделся. Да, ничего себе квартирка! Просто будуар мадам Помпадур: низкие мягкие кресла, обитые нежно-розовым велюром, и такой же диван, обои под шелк — по белому фону пущены мелкие розочки, такие же розочки, только покрупнее, на занавесках. Картину довершала низкая напольная лампа под розовым же абажуром. Лампа освещала комнату мягким светом. И сама Надя была такой же мягкой, розовой и соблазнительной. Темные волосы блестели, карие глаза казались влажными и ласковыми, а глубокий вырез розового шелкового халата призван был возбуждать мужское воображение. Роскошная хозяйка роскошной комнаты. Все здесь было рассчитано на то, что мужчина, побыв у Нади хотя бы пять минут, должен был бы уже сгорать в пожаре страсти.

Игорь смотрел на все это великолепие, но в душе у него не то что пожар — огонек не зажигался. Он сел на розовый диван и вздохнул:

— Выпить найдется?

— Конечно. — Надя подошла к бару. — Есть твой любимый «Джек Дениэльс». С содовой?

— Чистый.

Надя плеснула виски в высокий стакан, добавила льда и подала Игорю. Тот сразу сделал большой глоток. Надя понимающе взглянула на него:

— Что, совсем скверно?

— А-а, — Игорь мотнул головой, — ничего.

Обсуждать свои чувства с Надей он не собирался. И вообще он приехал к ней по другому поводу.

— А ты что, не собираешься составить мне компанию? — спросил он. Хотел, чтобы вопрос прозвучал игриво, а вышло грубо. Но Надя словно не заметила:

— Отчего же. Но виски я пить не буду.

Она достала еще один стакан и налила себе розового мартини.

— Вот это мой напиток.

«Такой же приторно-сладкий, как твой будуар», — подумал Игорь, но вслух этого не сказал.

Надя со стаканом в руке пристроилась на диване рядом с ним. Слегка дотронувшись пальцами до его плеча, мягко спросила:

— Хочешь поговорить?

— Нет. — Опять прозвучало довольно грубо, но что поделать.

Тогда она взяла пульт и включила музыкальный центр.

— Как ты относишься к Равелю?

— Отлично.

— «Болеро». Очень люблю эту музыку.

Под «Болеро» «Джек Дениэльс» пился великолепно. Опустошив стакан, Игорь встал и налил себе еще. Надя взглянула на него грустно и чуть насмешливо:

— Не слишком ли резвый темп ты взял?

— В самый раз.

Игорь опустился на диван и снова отхлебнул едва не половину. Мысли стали путаться, боль отступила. На него нашло какое-то отупение. Допив и этот стакан, он хотел приподняться, чтобы налить третий, но пошатнулся и упал обратно. Надя засмеялась:

— Сиди уж. Сейчас я все сделаю.

Она легко поднялась. Завернувшаяся пола халата обнажила длинную стройную ногу. Она плеснула в стакан порцию виски, правда, вполовину меньшую, чем в первый раз, и подала ему.

— Держи.

И опять пристроилась рядом. От нее пахло духами — тяжелый сладкий запах восточной гурии. Такими духами, вероятно, пользовались одалиски в султанских сералях.

Надя приблизила к нему свое лицо и улыбнулась:

— Ну, как тебе сейчас, лучше?

Голос ее вибрировал на низких, возбуждающих тонах, а улыбка получилась какой-то хищной, плотоядной. Игорю на мгновение стало не по себе. Она придвинулась еще ближе. Грудь ее коснулась его плеча. Он хотел отодвинуться, но посмотрел на Надю и остался на месте. А, в конце концов, разве не для этого он сюда приехал!

Надина рука осторожно проникла ему под рубашку. Пальцы медленно пробежали по его груди, нашли сосок и нежно погладили. Потом ее рука спустилась ниже, еще чуть ниже…

— А сейчас?

Она шептала ему в ухо, ее теплое дыхание щекотало его кожу. Игорь почувствовал, как его охватывает возбуждение. Он отставил стакан, придвинулся к ней вплотную и прижал к себе с такой силой, что у нее хрустнули кости. Она хрипло рассмеялась и выгнулась в его руках дугой, подставляя грудь под его поцелуи. Халат упал с плеч. Надо отдать ей должное — в мягком розовом свете тело Нади смотрелось великолепно. Но Игорь сейчас не собирался оценивать его с точки зрения фотографа-профессионала. Он грубо подмял под себя это великолепное тело, навалившись на него всей тяжестью. Надины пальцы лихорадочно сдирали с него рубашку, потом стали расстегивать «молнию» на джинсах. Освободив его от одежды, она набросилась на его плоть с такой жадностью, что он на мгновение даже протрезвел. Но Надины руки и губы были столь умелы, что неодолимый мужской инстинкт взял верх.

Проснулся он от ужасной сухости во рту. Голова раскалывалась от боли, перед глазами плясали черные точки. В первый момент Игорь не сразу сообразил, где он находится, но потом вспомнил. Вспомнил и причину, которая его сюда привела.

Превозмогая боль, он огляделся. Разгром, который они учинили в розовом будуаре, в неярком свете хмурого утра выглядел особенно впечатляюще: одежда валялась вперемешку с диванными подушками и покрывалами, из опрокинутой бутылки «Джека Дениэльса» виски вытекло прямо на розовый пушистый ковер, стаканы, каким-то чудом уцелевшие во вчерашней кутерьме, были на полу…

Боль не проходила. Игорь попробовал приподняться. На его плече лежала Надина голова. Он скосил глаза и посмотрел на нее. Надя крепко спала. По губам ее блуждала блаженная улыбка сытой вампирши. Игорю вдруг сделалось донельзя противно. Его чуть не вырвало при воспоминании о том, что происходило этой ночью. Он усмехнулся, ему в голову пришло странное сравнение: вероятно, так себя чувствуют изнасилованные женщины.

Осторожно, чтобы не разбудить Надю, он встал, собрал свои вещи и прошел в ванную. Горячий, а потом совсем холодный душ позволил ему почувствовать себя человеком. Он оделся и выскользнул из этого жуткого розового логова.

Синий «фольксваген» стоял на месте. Прежде чем завести мотор, Игорь достал блокнот и написал несколько строк. Теперь надо купить конверт, написать имя адресата и бросить письмо в ящик. Это последнее дело, которое ему предстоит сделать в Москве. И все. Больше его здесь ничто не держит.

14

Последние несколько дней Лена жила как во сне. Ежедневно она приходила к матери в больницу. Ольге Васильевне явно становилось лучше, и это была единственная радость за последнее время. Один раз она столкнулась в больничном коридоре с Магницким. Он посмотрел на нее как на привидение и отшатнулся. Но Лену это даже не задело: все ее чувства к Валентину Петровичу улетучились как дым. Она даже не понимала, что именно в нем заставляло ее терять голову.

Игорь по-прежнему звонил каждый день, но от тревоги за мать и от того, что произошло между ней и Магницким, Лену эти звонки не слишком радовали. Она рассказала Игорю одну часть происшествия, касающуюся Ольги Васильевны и больницы, и совершенно не знала, как быть со всем остальным. В конце концов решила дождаться его приезда, а там видно будет. Почему-то Лена была уверена, что Игорь ее простит. На чем зиждилась эта уверенность, ей и самой было непонятно, но уверенность была. Он должен был прилететь сегодня утром и не прилетел. Вообще-то все бывает: самолеты задерживаются, аэропорт не принимает… Вчера он не звонил… Решив не паниковать до вечера, но все-таки не в силах избавиться от чувства тревоги, Лена решила поехать сегодня в больницу пораньше.

— У вашей мамы уже есть посетитель, — остановила ее в коридоре дежурная медсестра.

— Кто?

— Какой-то мужчина. Так что придется подождать.

Какой еще мужчина? С работы к ней приходили только вчера. Кстати, синьора Дениэлли, узнав о болезни Ольги Васильевны, прислала свои соболезнования вместе с громадным букетом цветов. А если не с работы… Неужели опять Магницкий? Лена, разумеется, давно догадалась, что в прошлом ее мама и Валентин Петрович были знакомы, и, очевидно, довольно близко. Почему же мама никогда ни словом не обмолвилась об этом знакомстве? Совершенно точно — этой фамилии из уст матери Лена не слышала.

— Может быть, я все-таки пройду? — попросила она медсестру. — В виде исключения. Неизвестно, сколько он там еще пробудет.

Сестра заколебалась:

— Я сейчас пойду и скажу ему, что к Трофимовой есть и другие посетители. Пусть закругляется. Он у нее уже давно сидит.

— А можно, чтобы вам лишний раз не ходить, я войду, и он уйдет.

— Ну если так. — Сестра кивнула. — Давай. Только чтоб сразу ушел, а то мне от врача влетит.

Лена подошла к палате Ольги Васильевны, распахнула дверь и услышала конец фразы:

— …только тебя! Ты можешь мне поверить?

Перед ней предстала странная картина. Ольга Васильевна сидела на подоконнике, а Магницкий ходил из угла в угол, в чем-то ее отчаянно убеждая.

— Привет, — немного растерянно сказала Лена. — Я сегодня пораньше…

Договорить она не успела. Магницкий стремительно обернулся к Ольге Васильевне и почти крикнул:

— Я ей сейчас все расскажу! Она должна знать…

— То, что она должна знать, я ей расскажу сама, — спокойно сказала Ольга Васильевна. — А что касается твоих больных фантазий — оставь их при себе.

— Но…

— Леночка, — быстро перебила его Ольга Васильевна. — Валентин Петрович вообразил, что он — твой отец.

Лена подавилась воздухом.

— Как?!

— Это неправда. Даю честное слово, что это не так. И если Валентин Петрович сейчас оставит нас вдвоем и даст нам возможность поговорить, я тебе все объясню. Ты уже большая и имеешь право знать, почему ты была лишена нормальной семьи. И кто в этом виноват.

— Ольга… — Магницкий шагнул к ней.

Ольга Васильевна легко спрыгнула с подоконника, подошла к двери и распахнула ее:

— Уходи, Валя. Словами ничего не изменишь и не поправишь. Хотя иногда слова могут убить, и мы с тобой хорошо это знаем. Уходи.

Магницкий уже взялся за ручку двери и вдруг обернулся и посмотрел на Ольгу Васильевну:

— И все-таки, Оля, это правда. Ты для меня всегда была единственной женщиной. Помни об этом, когда будешь… «все объяснять» нашей дочери.

Он уже ушел, а Лена все еще продолжала смотреть на закрывшуюся за ним дверь. У нее было такое ощущение, что ей снится кошмар, она знает, что это кошмар, и никак не может проснуться. В полной растерянности она смотрела на мать. Ольга Васильевна подошла к ней и ласково обняла за плечи:

— Садись, котенок.

Лена покорно опустилась на стул:

— Но… Что он такое говорил? Это…

— Это неправда, но он искренне убежден, что это так.

Сейчас Ольга Васильевна отнюдь не выглядела слабой и больной. Наоборот, Лена давно не видела мать в таком решительном настроении.

— История довольно длинная и скверная, мне бы не хотелось, чтобы ты вообще когда-нибудь об этом узнала, но раз уж так случилось… Только сначала один вопрос — как ты относишься к Валентину?

Лена смутилась:

— Не знаю…

— Леночка, давай начистоту, очень тебя прошу. Ты не представляешь, как это важно.

Лена вздохнула:

— Я тоже не хотела, чтобы ты знала… Это ужасно. На меня словно затмение нашло…

— Ты в него влюблена?

— Нет, что ты, совсем нет.

— Была влюблена?

— Да нет! Я думала… Мне показалось… Говорю же — как затмение! Сейчас я сама не понимаю, что меня так в нем привлекло.

— Между вами было что-нибудь? — Ольга Васильевна подалась вперед, напряженно ожидая ответа. — Было? Да или нет?

— Да… Нет.

— Так да или нет?

— Ничего серьезного. Того… не было.

Ольга Васильевна облегченно вздохнула, потом осторожно спросила:

— А как же Игорь? Ты его разлюбила?

— Ох нет, нет! Мамочка, я сама не понимаю, что со мной случилось! — У Лены на глаза навернулись слезы. — И вот сейчас он приедет, и мне нужно все ему рассказать, а я не знаю как! Ты думаешь, Игорь меня простит?

Ольга Васильевна ласково погладила ее по голове, как маленькую:

— Не знаю. Надеюсь, что да. Леночка, я сама во многом виновата в этой истории. Наверное, не надо было от тебя все скрывать. Но с собой ничего не поделаешь — мне и сейчас не хочется рассказывать. Это касается твоего дедушки…

Ольга Васильевна как-то сразу поникла, будто устала. Всю ее решительность как рукой сняло. Лена встревоженно посмотрела на мать:

— Мамочка, если тебе это повредит, давай отложим…

— Нет. — Она провела рукой по лицу. — Лучше уж разделаться с этим прямо сейчас.

Твой дедушка был профессором МГУ, это ты знаешь. Он был экономистом высокой квалификации, только тогда это было никому не нужно. При плановом хозяйстве экономисты вообще были не нужны. Он занимался проблемами экономики стран Восточной Европы. Так получилось, что, проанализировав состояние дел за десятилетие, с шестидесятого по семидесятый — не самое плохое десятилетие, — и сопоставив полученные данные с нашей страной, он спрогнозировал экономическое положение стран социализма в восьмидесятые и ориентировочно — до двухтысячного года. Прогноз получился не то что неутешительным — катастрофическим, и как сейчас видно, верным. Мало того, он пришел к выводу, что никакие реформы плановой системы не помогут, нужно отказываться от нее вообще и переходить на рынок. Сейчас так многие считают, но ведь твой дед написал об этом в семьдесят третьем году! О том, чтобы его работу опубликовать, в то время и думать было нельзя.

Лена, широко раскрыв глаза, смотрела на мать:

— А почему ты мне никогда об этом не рассказывала? Может быть, сейчас мы опубликуем ту работу? В память о дедушке…

Ольга Васильевна невесело усмехнулась:

— Ее опубликовали в том же семьдесят третьем. В Америке. Тогда все западные голоса говорили об этом, а сейчас фамилия Александров известна только специалистам и историкам. В этом мире быстро забывают.

— Но ведь… А как его работа попала в Америку?

— У деда всегда было много учеников. Он носился с ними, в каждом втором видел гения… И вот один такой сумасшедший гений передал рукопись на Запад. А другой гений, совсем не сумасшедший, а очень расчетливый, отправился в КГБ и там про все рассказал. Того, кто передал рукопись, тихо упекли в психушку, а с твоим дедом решили разобраться так, чтобы другим неповадно было. Его выгнали с работы, лишили всех званий, но это еще полбеды. Они устроили показательное судилище, назвав его расширенным заседанием кафедры. Его собственные ученики поливали его грязью. И тот самый, который в КГБ сходил, старался больше всех, такую патриотическую речь завернул, куда там остальным… Остальные только мямлили нечто нечленораздельное. А этот умник был любимым папиным учеником, и… Мы с ним собирались пожениться. Ты догадываешься, кто он?

Лена в ужасе смотрела на мать:

— Это…

— Магницкий. Он потом сделал блестящую карьеру. Предав своего учителя и бросив свою невесту, он доказал преданность великой державе. Но это еще не все…

Глаза Ольги Васильевны гневно блестели, лицо пылало. Лена никогда не видела свою мать в таком состоянии. Испугавшись повторного приступа, она попыталась ее остановить:

— Мамочка!

— Это еще не все. После этого подлого заседания кафедры папа пришел домой, и у него случился инфаркт. Он умер почти мгновенно. А потом… Твоя бабушка, она очень любила его. Через неделю мама легла спать и не проснулась. Она приняла слишком большую дозу снотворного…

Запал у Ольги Васильевны кончился, и она без сил опустилась на постель. Лена была убита:

— Мамочка, а как же ты?

Ольга Васильевна сказала устало:

— Я?.. Я не знала, что мне делать. Потерять семью, вот так, сразу… Я вышла замуж за твоего отца, не понимая, что делаю. Просто не могла быть одна. Это было ошибкой. Родилась ты, и мы разошлись. Хотя почему ошибка? Главное — что родилась ты…

— А почему тот человек… ну, Магницкий, считает, что…

— Что ты его дочь? Все произошло очень быстро. Мы с твоим отцом познакомились через неделю после смерти мамы. Я не могла быть дома, целыми днями бесцельно слонялась по улицам, так что это уличное знакомство. Ты родилась семимесячной, думали, что вообще не выживешь. Но ты выжила, и это меня спасло. Леночка, если бы не ты…

Ольга Васильевна закрыла лицо руками. Лена обняла мать, как маленькую, прижала ее голову к груди:

— Ну что ты, я же у тебя есть! А больше нам никто и не нужен…

Так они сидели долго. Сколько — Лена не могла потом вспомнить, время будто остановилось. В палату заглянула сестра:

— Трофимова, время посещений закончено.

— Сейчас, сейчас!

Лена и Ольга Васильевна посмотрели друг на друга. За последний час они словно поменялись местами: теперь дочь должна была быть сильной, чтобы защитить свою слабую мать. Лена грустно улыбнулась:

— Все страшное уже позади. Теперь ты поправишься, и у нас все будет хорошо.

Ольга Васильевна покачала головой:

— Если бы…

— Я тебе обещаю!

По дороге домой Лена обдумывала и переваривала услышанное. Теперь многое стало понятно: и странные кошмары Ольги Васильевны, и звонки бывших знакомых деда, с которыми Ольга Васильевна разговаривала очень сухо, а то и вообще не разговаривала, и… Вот только почему мама не выносит белых цветов? Особенно лилий… Ну ладно, со временем и это выяснится. Сегодня позвонит Игорь, и она ему про все расскажет. Скорей бы он уже приехал и был с ней рядом!

После истории, рассказанной ей матерью, Лене уже почему-то не казалось таким страшным ее собственное безрассудство. Она словно повзрослела на десять лет. В жизни все бывает, и Игорь поймет ее и простит. Конечно, простит! Все еще может кончиться хорошо.

В почтовом ящике что-то белело. Лена открыла замок и вытащила узкий белый конверт. Ни адреса, ни штемпеля на нем не было, стояло только ее имя. «От кого бы это?» — подумала Лена, не решаясь вскрыть.

Наконец решилась.

«Ты понимаешь, что после всего случившегося мы не можем быть вместе. Хотел бы написать, что желаю тебе счастья, но не могу. Не желаю. Слишком много боли ты мне причинила своим поступком. Как вы разберетесь с Валентином в связи с вашими новыми родственными отношениями — ваше дело. Надеюсь никогда больше не увидеть тебя и ничего о тебе не услышать. Игорь».

Белый листок выпал у нее из рук. Не понимая, что делает, Лена села прямо на лестничные ступеньки.

Он не простил.

Часть третья

1

Стараясь производить поменьше шума, Славик копался в ящике стола. Бумаги, бумажки, какие-то сто лет ненужные документы, старые ручки… Сколько раз давал себе слово навести здесь порядок! Под руку попался второй экземпляр договора с издательством — месяц назад он весь дом перевернул в его поисках, и вот сейчас — нате, пожалуйста!

В раздражении он резко выдвинул ящик, тот выскочил из пазов и с грохотом упал.

— Что? Что такое? — Лена испуганно вскочила с дивана.

— Ничего, ничего, родная. Ты не видела мой диктофон?

— В коридоре, в нижнем ящике тумбочки. Ты собирался заменить батарейки. Сколько времени?

— Без пятнадцати девять.

Лена потянулась и снова легла. Славик виновато взглянул на жену:

— Извини, я не хотел тебя будить. У меня в десять встреча с одним типом…

— Да ничего, мне все равно скоро вставать.

— Ты же вчера легла под утро!

— Ну и что, все равно закончить не успела.

Славик укоризненно покачал головой:

— Я же хотел тебе помочь.

— Сама справлюсь. Не можешь же ты все время писать за меня.

— Но…

— У тебя встреча в десять? По-моему, тебе пора. А я могу еще поваляться до девяти.

Славик хотел что-то сказать, но взглянул на Лену и промолчал. Всегда она так — сама! И откуда в ней это? Раньше… Не позволив себе додумать мысль до конца, чтобы не расстраиваться, он подошел к дивану, присел на краешек и поцеловал жену в щеку. Лена лениво обняла его за шею и вернула поцелуй:

— Ну все, иди.

— Я сегодня постараюсь не поздно…

— Да?

— Может быть, сходим куда-нибудь вечером?

— Может быть.

— У тебя какие планы?

— Закончу статью, отвезу в газету — и свободна.

— Прекрасно! — обрадовался Славик. — Тогда давай встретимся где-нибудь в городе часика в четыре.

— Не знаю… — протянула Лена с сомнением, — не знаю… Я могу до четырех не успеть. Приезжай лучше домой, и там решим.

— Заметано!

Дверь за Славиком наконец закрылась. Спать расхотелось. Лена встала, накинула халат и отправилась на кухню варить кофе.

На кухне, как всегда, царила идеальная чистота. Все-таки Славик замечательный муж, подумала Лена. Не только не требует, чтобы она вставала готовить ему завтрак, сам все готовит, и завтраки, а если надо, и обеды. А потом еще и уберет за собой так, как у нее никогда не получается.

На столе под салфеткой лежали приготовленные для нее заботливым мужем тосты. Вода в чайнике была еще горячей. Наскоро позавтракав, она уселась за компьютер. Это была ее первая большая статья. И темка такая, что не приведи Господи, — увеличение числа наркоманов среди солдат срочной службы. В общем-то, не женская тема и не для начинающей. Правда, начинающей ее нельзя было назвать: она уже больше года писала разные коротенькие заметочки то в одну газету, то в другую. Но большая статья — это все-таки большая статья. Может, зря отказалась от Славкиной помощи?

Лена перечитала написанное вчера. Вполне прилично. Справится и без помощников! Она углубилась в работу.

Они со Славиком были женаты почти четыре года, и этот брак нельзя было назвать несчастным. После той печальной истории Лена долго не могла прийти в себя. Разумеется, карьера супермодели ей теперь не грозила, да Лене и думать было противно об этом. Игорь исчез непонятно куда. Домой ему звонить было бесполезно: Магницкий ушел от Оксаны Антоновны, та считала виноватой Лену, поэтому всякие переговоры заранее были обречены на провал. Мало того, с тех самых пор Магницкий стал настойчиво ухаживать за Ольгой Васильевной, просто проходу ей не давал. И с Леной он пытался встречаться, все хотел ей что-то объяснить. Он так и не поверил, что Лена не его дочь, несмотря на клятвенные заверения Ольги Васильевны. Ладно, сам не поверил, но и убедил в этом Игоря.

Узнав о происшедшем в семье Трофимовых, тут же появился верный Славик. Он был так терпелив, так заботлив, так все понимал… Меньше чем через полгода Лена вышла за него замуж, а потом тоже поступила на журфак, надо же чем-то заниматься. В результате все сложилось неплохо — Славик об этом и мечтать не смел. У него успешно складывается карьера — еще не закончил университет, а уже пишет вовсю, и его охотно публикуют, женат на самой красивой девушке Москвы и Московской области… А сейчас еще и живут одни: теща, которой он до сих пор побаивается, уехала на полгода в командировку в Италию. И Лена к ней совсем не рвется, хотя могла бы съездить: Ольга Васильевна предлагала. Наоборот, даже слышать об этой поездке не хочет. Славик догадывался почему, но молчал. Англичане в таких случаях говорят: «Не будите спящую собаку». В родной стране тоже есть похожая поговорка: не буди лихо, пока оно тихо. Славик и не будил.

А Лена… Нет, конечно, она ничего не забыла, хотя и очень старалась забыть. Первый год брака был для нее самым тяжелым. По ночам, когда Славик, счастливый, засыпал, держа ее в объятиях, она не могла сдержать слез. Слезы катились по щекам, а она даже вытереть их не могла, боясь разбудить мужа, — катились до тех пор, пока ее подушка не становилась мокрой. Но к утру подушка успевала высохнуть, и Славик ни о чем не догадывался. Или делал вид, что не догадывается. В постели с ним Лена по-прежнему ничего не чувствовала, несмотря на все его старания. Но противен он ей тоже не был. Терпела, терпела — и, в общем-то, привыкла. Говорят, стерпится — слюбится. Лена часто повторяла про себя эту поговорку. Может быть, и слюбится когда-нибудь…

Игоря она старалась не вспоминать. Сначала приходилось запрещать себе о нем думать, но — опять-таки время, время… Она действительно стала забывать его прикосновения, звук его голоса, запах его кожи. Сначала он снился ей каждую ночь, она почти физически чувствовала его присутствие рядом с собой, боялась назвать мужа его именем. Но потом и сны эти стали приходить все реже, реже… И Лена уже сама начала верить в свое выздоровление. Говорят, любовь не длится вечно…

В редакцию Лена успела к половине третьего, как раз перед планеркой. Статью надо было отдать Жене Одинцову, обозревателю отдела социальных проблем и Лениному работодателю. Женька еще недавно сам учился на журфаке и дружил со Славиком. Когда Лена изъявила желание писать всерьез, он предложил свое «высокое» покровительство. Лена подумала и не отказалась. Одинцова в прошлом году взяли в только что образовавшийся «Московский экспресс». Газета быстро стала популярной в народе, его имя мелькало из номера в номер, и он уже считался признанным мастером пера.

В отделе Женьки не оказалось, на месте сидела только Инна Лесковская — она обычно делала репортажи о всяких происшествиях. Инне было двадцать три — почти Ленина ровесница, на год старше.

— Привет, — весело поздоровалась Лена. — А где начальство?

— Привет. — Инне было явно не до веселья. — Отбыл в неизвестном направлении, но велел ждать.

— Что-нибудь случилось? — осторожно поинтересовалась Лена.

— Ничего. Совсем ничего. Если не считать полной невезухи и разрухи в личной жизни.

— А, — Лена с облегчением вздохнула. — Я уж испугалась…

Полная разруха в личной жизни у Инны наступала с периодичностью примерно раз в неделю. Она была замужем за Тенгизом Теймурадзе — мало того что грузином, так еще и актером. К бурному восточному темпераменту прибавлялся не менее бурный профессиональный — семейные сцены следовали одна за другой.

— Что на этот раз? — Лена кинула сумку на стол, уселась в кресло Женьки и приготовилась слушать.

— Сегодня вечером прилетает мама Тенгиза, — начала Инна умирающим голосом.

— Ну и что? Ты же с ней в прекрасных отношениях.

— Именно! И я не могу ее не встретить — будет страшный скандал!

— Ну так и встреть!

— И встретить тоже не могу — этот изверг отправляет меня в больницу делать репортаж о какой-то операции!

Под извергом Инна подразумевала, разумеется, не обожаемого мужа, а начальство в лице Одинцова.

— А в другой день нельзя?

— Что в другой день?

— Ну… Сходить на эту операцию.

— Нет. Сегодня в Склифе будет с визитом хилер с Филиппин. Уникальный случай: ему разрешили прооперировать в центральной столичной больнице, но только один раз. И только сегодня. Женька уже договорился о пропуске.

— Но это же страшно интересно!

— Интересно, — протянула Инна без всякого энтузиазма. — Если я в пять часов не буду стоять в Шереметьеве с цветами в руках, моей семейной жизни придет конец. Тенгиз со мной точно разведется…

— Ты так говоришь каждую неделю, и ничего. Все еще замужем.

— Ну, может быть, не разведется, но скандал будет грандиозный.

— Слушай, неужели ты не можешь хоть раз пойти наперекор своему грозному мужу? Пусть сам ее встретит!

— Не получается. У него сегодня запись на радио, а потом спектакль. Не может же он бросить работу.

— А ты можешь? Где ты еще увидишь, как хилеры оперируют? А тут такая возможность!

— Ты правда так считаешь? — Инна с надеждой посмотрела на Лену.

— Что?

— Ну, тебе это действительно интересно?

— Еще как!

— Тогда, может, сходишь за меня?

Лена сначала не поняла:

— Как?

— А так! Пропуск, кажется, бесфамильный — там вообще какая-то темная история с этим пропуском, но, в общем, думаю, тебя пропустят. А Женьке не все ли равно — ты или я, лишь бы завтра материал был на столе.

— Прямо завтра?

Лене очень хотелось пойти, но вот напишет ли она до завтра… Ей бы хотелось сделать не просто заметочку, а статью. Если получится.

— Можно послезавтра, — успокоила ее Инна. — Ну так пойдешь вместо меня?

Лена не успела ответить, как в комнату влетел Одинцов.

— Привет, красавицы!

Он подскочил к столу, порылся в кипе бумаг, выхватил какой-то листочек и пробежал его глазами. Потом схватился за телефонную трубку и, уже набирая номер, поинтересовался:

— Мне никто не звонил?

Лену с первой встречи поразила Женькина способность делать несколько дел одновременно. Однако поговорить по телефону Инна ему не дала. Она решительно подошла к столу, взяла из рук Одинцова трубку и положила на рычаг. Женька изумленно уставился на нее:

— Ты чего?

— Я тебе говорила, что не могу сегодня идти на хилера?

— Ах, вот в чем дело! — Женька снова потянулся к телефону, но Инна руку с аппарата не убирала. — Будешь спорить — уволю без выходного пособия!

— Не уволишь.

Женька тяжело вздохнул:

— Я же тебе объяснил: у меня важная встреча, у Гончаренко горит материал, срочно в номер, а Леська в отпуске. Кому идти, папе римскому?

— А Ленка?

— Что — Ленка? — Женя перевел очумелый взгляд с одной девушки на другую. — Кстати, Ленка, ты принесла статью? Я ее уже запланировал, так что…

— Принесла она статью, — Инна не дала Одинцову уклониться от темы. — Ленка сходит на хилера за меня, идет?

Одинцов соображал.

— А ты согласна?

Лена кивнула. Какой же дурак от такого откажется!

— Но здесь нужно не просто событийную заметочку, а развернуть что-нибудь пошире. И со своими впечатлениями, только без женской истерики. Сможешь? У Инки как раз это получается, хотя в жизни она форменная истеричка.

— За истеричку ответишь, — взвилась было Инна, но быстро смекнула, что ругаться с начальством сейчас не в ее интересах.

— Ну хорошо, — решил Одинцов. — Лесковская, ты свободна. Но если еще раз будешь решать свои домашние проблемы за счет работы…

Он сделал грозное лицо, но его никто не испугался. Разве можно бояться совершенно рыжего человека с физиономией, усыпанной веснушками!

— Ой, Женечка, спасибо! — Инна мгновенно расцвела. — Я тогда пойду? Мне еще себя в порядок привести надо.

Через секунду от Инны в комнате остался только запах цветочных духов. Женя посмотрел на часы:

— Так, на планерку я уже опаздываю. Давай сюда статью.

— Ты сейчас не посмотришь? — робко спросила Лена.

— Некогда. Да я думаю, что все нормально, не трусь. — Женька перешел к делу: — В пять будешь в Склифе. Пропуск заказан на мою фамилию. Пресса про хилера не знает, мне сказали по знакомству. Прикинешься практиканткой. Поднимешься на второй этаж, в ординаторскую. Спросишь Олега Анатольевича. Дальше во всем слушайся его. Вечером позвоню. Поняла?

Последние слова Одинцов договаривал уже на бегу.

— Поняла, — сказала Лена ему вслед, но он вряд ли услышал.

До пяти оставалось еще около двух часов. Лена прикинула: отсюда до Склифосовского ехать не больше получаса, значит, у нее минимум час свободного времени. Она вздохнула и набрала номер своего телефона. Славик, очевидно, караулил у аппарата, потому что снял трубку мгновенно:

— Слушаю!

— Это я.

Лена слегка поморщилась: Славик не любил, когда у нее менялись планы, но что делать…

— Я сегодня никуда пойти не могу, — сразу сказала она и после секундной паузы добавила: — Извини.

— Случилось что-нибудь? — встревожился Славик. — Мне приехать?

Вот вечно он трясется над ней, как наседка над цыпленком! Она даже не успела сказать толком, в чем дело, а он уже навоображал себе незнамо что!

— Да ничего особенного. — Лена не сумела скрыть досаду. — Что ты сразу — приехать, не приехать! Просто Женька дал мне страшно интересное задание. Сейчас пойду смотреть, как филиппинский хилер голыми руками будет делать операцию.

— О! — В голосе Славика прозвучали одновременно понимание и разочарование. — От этого, конечно, не стоит отказываться. А я уже купил нам билеты в Киноцентр. На Дыховичного.

— Ну что ж, в другой раз.

Лене не было жалко этих билетов — честно говоря, она Дыховичного терпеть не могла, но Славик считал, что его фильмы надо смотреть. И она чувствовала, что последует дальше.

— Лен, — осторожно завел Славик. — Раз уж так получилось… Нельзя мне к тебе пристроиться? Я тоже хочу посмотреть на хилера.

Все-таки она неплохо знает своего мужа. С почти стопроцентной точностью может предсказать, что он в следующую минуту скажет или сделает.

— Нельзя, — Лена постаралась взять деловой тон. — Пропуск только один, да и то какой-то непонятный. Мне велено изображать студентку медицинского. Моим актерским способностям наконец-то нашлось применение. Так что пока. Жди меня, вечером все подробно расскажу.

Она поскорее повесила трубку, чтобы Славик не придумал еще чего-нибудь. Нет, она очень хорошо к нему относится, просто иногда устает от его общества. А вот он от нее никогда не устает.

Стараясь не думать о Славике — с некоторых пор у нее стал появляться комплекс вины по отношению к мужу, а сейчас это было совершенно ни к чему, — Лена вышла из здания редакции и не спеша пошла по Никитской в сторону Садового. Где-то здесь, если память ей не изменяет, было маленькое открытое кафе. Там она посидит спокойно, выпьет чашку кофе и, может быть, даже выкурит сигаретку. Иногда она себе это позволяла. Очень редко. Сигарету и воспоминания.

2

Коридор казался бесконечным — понадобилось немало времени, чтобы его одолеть.

Ординаторскую на втором этаже Лена нашла, только вот Олега Анатольевича там не было.

— Он только что вышел, — равнодушно сказала молоденькая медсестра. — Пошел в хирургическое.

— А скоро вернется? — спросила Лена.

— Думаю, нет. Вам лучше пойти к нему. Он вообще-то вас ждал.

— Да? — В Ленином голосе прозвучало сомнение.

— Конечно, ждал. Вы же из бактериологической?

— Ну… — Лена решила, что на всякий случай лучше согласиться. — Ну да.

— Так сходите в хирургическое.

Сестра снова занялась своими делами, очевидно, решив, что она и так потратила на беседу слишком много драгоценного времени. Лена понятия не имела, где находится хирургическое, но спросить не решилась. Найдет и сама. К тому же, кажется, хирургическое — как раз то, что ей нужно. Любая операция, даже если ее делают голыми руками и без ножа, — все равно хирургия. Значит, хилер там.

Судя по инструкциям, полученным от больных, она давно должна была упереться лбом в операционную — говорят, она в конце коридора. Но коридор закончился тупиком. Лена взглянула на часы. Она не опоздала ни на минуту, даже раньше пришла. Уж мог бы этот Олег Анатольевич ее дождаться!

Лена развернулась и побежала обратно. Время идет, может быть, хилер уже орудует вовсю! Если бы она не изображала из себя медперсонал больницы, она давно была бы на месте. Ну что ей стоило прикинуться родственницей кого-то из больных! А медперсонал просто обязан знать, где в родной больнице находится операционная. Чертов Женька с его вечными выдумками! Правда, родственников сюда не пускают… Она обратила внимание на табличку у входа: сегодня единственный день, когда нет посещений.

Наконец она остановилась у медицинского поста и рискнула спросить девушку, раздающую лекарства. Та с удивлением посмотрела на нее:

— Это этажом выше. А вы что, не знаете?

— Я из бактериологической и работаю второй день, — соврала Лена наугад.

— А… — Девушка сочла такое объяснение вполне приемлемым. — Вы, наверное, в лифте нажали не на ту кнопку. Дальше по коридору и направо — там будет лестница. Подниметесь и пойдете налево.

Проклиная про себя лифты, коридоры, лестницы, Женьку и ни в чем не повинного хилера, Лена устремилась в указанном направлении.

Конечно, она опоздала. Операция уже шла полным ходом, дверь была наглухо закрыта. Чуть не плача, она вернулась к ординаторской и уселась в кресло у двери. Будь что будет, но этого Олега Анатольевича она дождется и в глаза ему скажет все, что о нем думает.

Через полчаса раздражение немного улеглось, и Лена обрела способность здраво рассуждать. На операцию она не попала. Если она вернется ни с чем, Женька страшно разозлится и ничего ей больше поручать не будет. Значит, надо хотя бы проинтервьюировать очевидца. Этот неведомый и неуловимый Олег Анатольевич там был и видел все своими глазами, вот пусть ей подробно расскажет. В компенсацию за то, что ее не дождался.

Из ординаторской вышла медсестра. Наткнувшись на Лену, она не удивилась:

— Что, не нашли Сапрыкина?

Догадавшись, что Сапрыкин — фамилия Олега Анатольевича, Лена скорбно кивнула головой:

— Не нашла.

— Вы, наверное, недавно в бактериологической?

— Со вчерашнего дня.

— А… — медсестра, как и девушка на медпосте, не удивилась.

«Наверное, у них в бактериологической текучесть кадров», — догадалась Лена.

— Что же вы здесь сидите, идите в ординаторскую, — сказала медсестра. — Или оставьте бумаги, я ему передам.

— Нет, — Лена лихорадочно придумывала, что бы такое соврать поубедительнее. — Нет, мне еще нужно проконсультироваться с ним по одному вопросу. Лично.

Медсестра опять не удивилась.

— Ну ждите, — она пожала плечами и пошла по своим делам.

В ординаторской, конечно, сидеть было лучше, чем в коридоре, но Лена все время боялась, что сейчас придет еще кто-нибудь и начнутся расспросы. Но то ли все любопытные ушли смотреть на хилера, то ли вид у нее был достаточно деловой — люди входили и выходили, а на Лену никто не обращал внимания.

«Знать бы хоть, как он выглядит, этот Сапрыкин, — с тоской подумала Лена. — А то ведь войдет, а я его и не узнаю». Но на сей раз ей повезло. К этому волнующему моменту медсестра успела вернуться в ординаторскую.

В дверь вошел толстый молодой человек, внешне похожий на Карлсона и такой же жизнерадостный.

— А знаете, Верочка, — начал он с порога, — это было грандиозно! Жаль, что вы не видели! Нет, до чего только не доходит человек! Нет предела совершенству!

— Вас здесь ждут, — прозаически прервала его восторги Верочка, — и давно ждут.

Очевидно, Верочку искусство филиппинских хилеров ничуть не интересовало. Олег Анатольевич обернулся и заметил скромно сидящую в углу Лену. То ли он сообразил, что это та самая журналистка, которую он не дождался, то ли на него подействовала Ленина внешность — все-таки молодой мужчина, а все молодые мужчины при виде Лены делали стойку, — но он сразу заулыбался и взял Лену под локоть.

— Пройдем ко мне в кабинет, там и поговорим.

В крохотном кабинетике два на три метра Олег Анатольевич рассыпался в извинениях: он действительно не мог больше ждать, иначе тоже не попал бы на операцию. Оказывается, хилер приехал раньше назначенного срока и торопился. Лена, сохраняя серьезный и суровый вид — для поддержания в Сапрыкине комплекса вины, — прервала его извинения на полуслове и включила диктофон:

— Рассказывайте.

— Что рассказывать? — не понял он.

— Все об операции. И так подробно, чтобы я увидела это как собственными глазами.

Как ни странно, затея удалась. Сапрыкин оказался прекрасным рассказчиком, в меру эмоциональным и достаточно компетентным. Через пятнадцать минут Лена поняла, что статью она из этого сделать сможет, но суровости во взгляде не поубавила. Ничего-ничего, пусть виноватится дальше! И Сапрыкин продолжал виноватиться. Заглядывая Лене в глаза, он спросил:

— А вас только хилер интересует? У нас много и другого интересного материала для журналистов.

— Например? — поинтересовалась Лена.

— На прошлой неделе привезли раненых из Чечни. Двое ребят были в плену, и довольно долго…

Лена вздохнула. Конечно, было бы здорово сделать об этом репортаж, только Женька никогда не даст ей эту тему. И, в общем-то, правильно, что не даст. Война — не женское дело.

— Хотите, я вас сейчас с ними познакомлю?

А почему бы и нет? За это-то Женька ее не осудит!

— Хочу.

Олег Анатольевич оживился:

— Тогда пойдем?

Он распахнул перед Леной дверь и засеменил рядом с ней по коридору. Казалось, что это не человек, а большой розовый воздушный шар в белом халате и шапочке. Лена после своих сегодняшних мытарств уже стала слегка ориентироваться в окружающей обстановке. «Кажется, я здесь уже была, — подумала она. — Ну да, точно была». Только она никак не могла вспомнить, это тот коридор, который ведет к операционной, или тот, в конце которого тупик. Впрочем, неважно. Сапрыкин вел ее, как больничный Вергилий.

— Сюда, пожалуйста.

Палата была довольно большая, на десять человек, но три кровати стояли пустые. Четыре парня за столом резались в карты, один читал, еще один баловался электронной игрушкой. Седьмой обитатель палаты лежал на дальней кровати у окна и, очевидно, спал, хотя непонятно было, как можно спать при таком шуме: картежники явно вошли в азарт.

Их приход не вызвал особого оживления, только парень, оторвавшись от своей электроники, заметил:

— Обход вроде как уже был.

Тут он, видимо, разглядел Лену, в его глазах появился интерес:

— Новую сестричку привели знакомиться?

— Да нет, не сестричку. Лена — журналистка из «Московского экспресса», хотела бы с вами поговорить.

Реакция на журналистку тоже не сказать чтобы была бурной. Однако картежники прервали игру и повернулись к Лене. Она усмехнулась про себя: «Легко живется красивой женщине!» Как всегда, внешность сработала. Карты были отложены, и парни проявили готовность к беседе. Один из них, видно, самый старший, жгучий брюнет лет тридцати, встал и галантно предложил Лене стул.

Олег Анатольевич немного потоптался у двери. Ему явно хотелось задержаться, но работа есть работа.

— Я вас оставлю на полчасика, потом за вами зайду, — сказал он, уже взявшись за ручку двери.

— Не беспокойтесь, доктор, мы и сами можем ее проводить, — улыбнулся брюнет.

— Для начала давайте познакомимся. — Парень, читавший книгу, тоже оставил свое занятие и подошел к столу. — Меня зовут Илья.

— Вечно ты лезешь поперед батьки! — одернул его брюнет.

Очевидно, он был старшим в этой палате не только по возрасту.

— Сейчас я вам всех представлю. Ну, Воробей уже все про себя прочирикал. Фамилия у него — Воробьев, Илья Воробьев. Это вот — Гоша, это — Дима, это — Виталик. — Он указал на картежников. Те заулыбались. — Меня зовут Андрей. А это — Ренат.

Парень с электронной игрушкой походил на татарина меньше всех остальных обитателей палаты: беленький и голубоглазый. Седьмого члена коллектива проигнорировали. Наверное, не хотят будить, подумала Лена.

— Так что вас интересует? — начал Андрей светскую беседу. — Что-нибудь конкретное или вообще?

— А кто из вас был в плену? — поинтересовалась Лена.

— Ах это…

Парни поскучнели. Лена поняла, что сказала что-то не то, и постаралась исправиться:

— В общем, меня интересует все, что вы захотите рассказать.

Наверное, она говорила слишком громко. При звуке ее голоса парень, лежавший у окна, дернулся, приподнялся на локте и пристально посмотрел на нее.

«Все-таки разбудила», — подумала Лена с досадой.

Парень был давно не брит: отросшая светлая щетина, уже почти борода, всклокоченные светлые волосы… Но в следующий момент она разглядела его лицо и прижала руки к губам, чтобы не закричать.

Невероятно, но это был Игорь!

Не сводя с него глаз, она встала и, как сомнамбула, направилась к нему. Он приподнялся и сел на постели. Правая рука и грудь у него были забинтованы. Парни с недоумением наблюдали за разворачивающейся на их глазах сценой.

— Здравствуй, — сказала Лена.

— Здравствуй. — Его голос был спокоен и ровен, только уголки губ слегка дергались.

Лена остановилась перед кроватью, не решаясь присесть. Он выжидательно смотрел на нее.

— Ты здесь… как?

— Как все. — Он сделал движение, чтобы пожать плечами, и поморщился: очевидно, рука болела.

— Но…

— А ты, я вижу, теперь журналистка, — перебил он ее. — Нашла себя?

— Я учусь на журфаке, на вечернем.

— А-а…

Возникшая пауза была неловкой для обоих. Лене столько хотелось у него спросить и столько нужно было ему сказать, но она не смела. А Игорь и не думал ей помогать.

— Ты тогда уехал, даже не поговорив со мной, — начала она, но он сразу прервал:

— Не будем об этом.

— Но я…

— Что было, то быльем поросло. У тебя все хорошо?

— Да, но…

— Вот и отлично. У меня тоже все хорошо.

— Послушай…

— Ты пришла поговорить с ребятами? Вот и говори.

— Но ты ведь тоже…

— Я здесь по другому поводу.

Лена снова попыталась что-то сказать, но Игорь опять не дал:

— Извини меня, я устал.

Он снова лег и отвернулся к стене. Лена растерянно оглянулась на парней. Те явно ничего не поняли и недоумевающе переглядывались. Андрей счел нужным пояснить:

— Игорек не из Чечни. Он у нас что-то вроде жертвы теракта — огнестрельное ранение.

Лена посмотрела на Игоря — он даже не повернулся. Она пошла к дверям, чувствуя, что вот-вот разрыдается. У порога обернулась, быстро проговорила «извините меня» и выскочила в коридор. Парни обалдело смотрели ей вслед.

Отрыдавшись в своевременно обнаруженном туалете, Лена вытерла со щек потеки от расплывшейся туши и попыталась сосредоточиться. Господи, Игорь здесь, в этой больнице! Так похож и непохож на себя прежнего. Конечно, сейчас не скажешь, что это преуспевающий фотограф и любимец женщин. Исчезла открытость и уверенность в себе, которые и создавали образ Игоря-супермена. Появилась жесткость и даже жестокость — что-то изменилось в лице, в голосе, в интонациях. Но все равно это был Игорь, ее единственный любимый.

Очевидно, прошедшее время изменило и Лену. Четыре года назад она чувствовала бы себя в такой ситуации совершенно беспомощно: забилась бы в угол дивана и плакала, плакала… Решения за нее принимали либо мама, либо Игорь. Однако теперешняя Лена, отдав дань своему прежнему характеру беспомощными рыданиями в туалете, попыталась выработать план действий. Ясно, что он не хочет ни видеть ее, ни разговаривать с ней. Вообще непонятно, как он к ней теперь относится. Не стоит слишком надеяться на то, что его прежние чувства к ней сохранились. Но сейчас не это важно. Важно прояснить ситуацию — что с ним случилось и что можно для него сделать. Она-то любит его по-прежнему и готова ради него на все. Глупо было тратить столько времени на рыдания. Нужно действовать… Например, найти Сапрыкина и узнать у него историю болезни Игоря. Конечно! Он же его лечащий врач, значит, должен все знать.

Сапрыкин оказался у себя в кабинете. Ленино стремительное появление его даже напугало:

— Что такое? Случилось что-нибудь? На вас лица нет!

— Ничего страшного. — Лена постаралась улыбнуться, но у нее это плохо получилось. — Дело в том, что один из ваших пациентов — мой старый друг. Мы не виделись четыре года…

— Только друг? — В голосе Сапрыкина появилась легкая игривость. — Из-за «только друга» так не переживают.

— Почему же? — сухо сказала Лена. Ее задел изменившийся тон этого Карлсона, но обижаться в данной ситуации не следовало. Это же ей нужны сведения, а не ему. И она пояснила: — Да, несколько больше, чем просто друг.

— Ну-ну. — Олег Анатольевич смотрел на нее с нескрываемым интересом. — И кто же этот счастливец?

— Болотов. Игорь Болотов.

— А, проникающее огнестрельное ранение… Но легкое, к счастью, не задето.

— Вы не знаете, как это произошло? Он не хочет говорить…

Сапрыкин огорченно развел руками:

— Рад бы вам помочь, но не знаю. Да и никто не знает. Его нашли на улице без сознания — большая потеря крови — и привезли к нам. Приходили из милиции, но он им тоже ничего не сказал. Не знаю, мол, шел себе, никого не трогал. Кто напал, почему — может быть, ошиблись…

— А вы как думаете?

— А что я могу думать? Мое дело — лечить, а расследованиями пусть милиция занимается.

— Ну все-таки?

— Темнит парень. И вообще — странный он какой-то. Неконтактный. Ребята в палате уж как старались его растормошить, и все без толку. Слушать — слушает, а про себя ничего не рассказывает. А они парни простые, обиделись…

— И давно он здесь?

— Почти две недели. Пробудет еще столько же.

— К нему приходит кто-нибудь?

— А как же! — Сапрыкин оживился.

У Лены внутри все похолодело. Значит, женщина! Конечно, за это время Игорь вполне мог жениться. Она-то ведь замуж вышла…

— Очень интересная особа, — продолжил Сапрыкин. — Уже в годах, но прекрасно выглядит. Мать, наверное.

Ах, мать! Лена облегченно перевела дух. Ну что ж, Оксана Антоновна и тогда прекрасно выглядела. Теперь надо наладить с Сапрыкиным контакт, чтобы он разрешил ей дальнейшие посещения. Даже если Игорь будет против, она все равно станет сюда ходить.

Обольстить Олега Анатольевича не составило особого труда — видно, по природе он был бабником. Несколько обворожительных улыбок и задумчивых взглядов — и Лене был выписан постоянный пропуск по уходу за тяжелобольным. С трудом удалось отбиться от настойчивой попытки Сапрыкина проводить ее до дома. Домой на Маросейку Лена пошла от Склифосовского пешком. До встречи с мужем ей многое нужно было обдумать.

3

— Где ты была так долго? Я уже волноваться начал, — не удержался Славик от упрека. — Женька уже два раза звонил, интересовался.

— Да? — Лена неторопливо сняла куртку и долго пристраивала ее на вешалке.

— Как хилер?

— Какой хилер?

Славик недоуменно уставился на Лену:

— Ты разве не операцию смотрела?

— Ах да!

Надо же так отключиться — за своими мыслями совсем забыла, зачем она ходила в больницу.

— Хилер в порядке. Правда, я его так и не видела.

— Где же ты была?

— В больнице, в больнице, успокойся. Где я еще могла быть? Просто опоздала на операцию.

Славик недоверчиво покачал головой:

— На тебя не похоже. И что же ты теперь делать будешь?

— Ничего.

— Как это? Ты шутишь?

И тут Лена окончательно очнулась. Вот сумасшедшая! Она же решила — Славик пока ничего не должен знать. А ведет себя так, что он вот-вот что-то заподозрит. Хватит спать наяву. В конце концов, она же хотела быть актрисой! Вот и прояви свои способности.

Очаровательно улыбнувшись, она подошла к мужу и чмокнула его в щеку:

— Я не виновата. Просто хилер приехал раньше, чем ожидалось. Но я подробно проинтервьюировала врача, который наблюдал за операцией. На статейку хватит.

— Ну смотри… — Славик почти успокоился.

— Точно хватит. Слушай, а что у нас на ужин? Я голодная как не знаю кто!

Это лучший способ его отвлечь: сейчас засуетится, начнет за ней ухаживать и забудет о ее странном поведении. Так и получилось.

По дороге домой Лена думала только о себе и об Игоре, как-то не принимая в расчет собственного мужа. А что о нем думать? Со Славиком она будет держаться по-прежнему, как будто ничего не произошло. По крайней мере до поры до времени. Однако ночью, когда Славик привычно потянулся к ней, Лена почувствовала, что «по-прежнему» ничего не будет. Она не просто не хотела близости — ей было противно. В первый раз за все время их брака Лена поняла, что значит физическое отвращение. «Если он до меня дотронется, меня вырвет», — подумала она. Не совладав с собой, она слишком резким движением убрала его руку и почти вжалась в стенку, чтобы не прикасаться к его телу. Славик удивленно склонился над ней:

— Что? Плохо себя чувствуешь?

— Да, — ухватилась Лена за спасительную соломинку. — Голова ужасно болит и что-то поташнивает. Наверное, переволновалась.

— Бедная моя, — посочувствовал он. — Ну спи, спи.

Но ей было не до сна. Если сегодняшнее отвращение вызвано только волнением от неожиданной встречи с Игорем, то еще полбеды. Но что делать, если это будет повторяться из ночи в ночь? Славик заподозрит неладное и докопается до причины. Лена понимала, что поступает с мужем непорядочно, но никаких угрызений совести по этому поводу не испытывала.

Она где-то читала, и не один раз, легенду о происхождении любви. Бог создал человека как цельную личность. А потом эти цельные личности раскололись на половинки и рассыпались по свету. С тех пор они ищут друг друга. Случается, что за половинку принимают другого, — возникают ущербные семьи. А тоска по той, ненайденной половинке грызет всю жизнь. И найденная в этом не виновата: она тоже половинка, только чужая. И кто-то ищет ее. К сожалению, редко встречается половинка со своей родной половинкой.

Они с Игорем — части одного целого. А Славик… Не надо было ему на ней жениться, ох, не надо!..

На следующий день Лена снова была в больнице. В палате она увидела ту же картину: четверо сидели за картами, Илья и Ренат на этот раз вдвоем гоняли электронику, а Игорь читал, сидя в постели. Парни встретили ее уже как старую знакомую.

— А, сбежавшая журналистка! — заулыбался Ренат. — Вернулись за информацией?

— Сдается мне, что твои рассказы ей до лампочки. Девушка пришла по личному поводу, верно? — Андрей поднялся из-за стола. — Пошли, ребята, покурим.

Лена не успела и слова сказать, как они гуськом потянулись к выходу. Прикрывая за собой дверь, Андрей ободряюще подмигнул ей.

Игорь отложил книгу и выжидательно смотрел на нее. Лена спокойно взяла стул, придвинула к его кровати и села.

— Ну что, так и будешь молчать?

— А что я должен сказать?

— Например, здравствуй.

— Здравствуй. Что дальше?

— Скажи мне, что я хорошо выгляжу. Я так старалась хорошо выглядеть.

Игорь посмотрел на нее. В глазах на секунду промелькнуло что-то вроде знакомой усмешки, напомнившей ей прежнего Игоря.

— А если мне не хочется этого говорить?

— Все равно скажи.

Он вздохнул и сказал совсем не то:

— Зачем ты пришла?

— Потому, что хочу тебя видеть.

— Мои желания не учитываются?

— Какие желания?

— Я-то тебя видеть не хочу.

Услышав эти слова, сказанные спокойно и даже равнодушно, Лена на секунду растерялась, но тут же взяла себя в руки. Он хочет ее прогнать, но она ему не позволит. Не позволит, и все! Лучше сделать вид, что она не слышала последней реплики.

— Мы можем с тобой просто поговорить.

— О чем?

Только не задавать вопросов! Если она спросит, не интересует ли его, как она жила эти годы, он скажет «нет». Если она спросит, как жил он, Игорь не станет отвечать. Лена вздохнула и бросилась в объяснение, как в холодную воду с обрыва:

— Между мной и твоим отчимом ничего нет и тогда не было, кроме нескольких поцелуев. Я была слишком молода и глупа и растерялась. Не знаю, кто что тебе сказал, но все остальное — ложь. Это первое. Второе. Насчет нашего якобы родства. Магницкий мне не отец. Абсолютно точно, и пусть он не считает сроки. Моя мать не стала бы меня обманывать, и раз она говорит — нет, значит, нет. А вот то, что Магницкий виноват в смерти маминых родителей и отчасти — в маминой болезни, — это правда.

В глазах у Игоря мелькнуло удивление. Он хотел что-то переспросить, но Лена сделала протестующий жест рукой:

— Подожди, дай я договорю. Третье, и самое важное, — я люблю тебя. Я всегда любила тебя. Когда ты так внезапно исчез, оставив это дурацкое письмо и не дав мне даже возможности объясниться, я думала, что сойду с ума. Мне на все было наплевать, и я вышла замуж за Славика.

Игорь опять хотел ее перебить, и опять она его остановила:

— Подожди, еще не все. Мое замужество было ошибкой, но ведь это можно исправить. Теперь, когда мы снова встретились и можно все прояснить…

Она выжидательно замолчала. Игорь смотрел на нее так, словно увидел впервые:

— Ты изменилась.

О Боже! Почему она считала, что он должен любить ее по-прежнему? В его взгляде был интерес, было даже что-то похожее на уважение, но вот любви… Любви там совсем не было. А она ему почти предложение сделала! Лена опустила голову:

— Извини.

— Да нет. — Он неправильно понял ее слова. — Не внешне изменилась. Внешне ты чертовски хорошо выглядишь. Просто четыре года назад ты бы никогда не сказала мне того, что сказала.

— Ты веришь мне?

Ожидая ответа, она затаила дыхание. Игорь слегка помедлил, словно раздумывая, затем кивнул:

— Да.

Он замолчал и опустил голову. А Лене так нужно было сейчас видеть его глаза! Пауза тянулась бесконечно. Наконец Лена не выдержала:

— Скажи что-нибудь!

Ее голос прозвучал почти жалобно. Он тряхнул головой и посмотрел на нее. Вот сейчас она почти узнала в нем прежнего Игоря. Знакомая усмешка тронула его губы:

— Что ж, мне бы следовало помнить, что маленькие всегда в конце концов становятся большими.

— А такой я тебе не нравлюсь? — Лена старалась говорить шутливо-кокетливо, но у нее не очень получалось.

— Нравишься. Ты всегда, наверное, будешь мне нравиться. Но…

— Что?

— Только нравиться, Леночка, не больше. С чужими женами я ни в какие отношения, кроме дружеских, не вступаю.

Лена дернулась, словно ее ударили:

— Но я же…

— Да, ты все очень хорошо объяснила. И тем не менее факт остается фактом: ты замужем.

— Но…

Лена хотела сказать, что она готова развестись, но встретилась с ним глазами и не сказала. Да, она может развестись, но ему-то это уже не надо!

— Игорь, а почему ребята стоят на лестнице? — послышался из коридора хрипловатый женский голос. В дверях стояла Оксана Антоновна.

В первый момент она не сообразила, кто эта стройная блондинка у постели ее сына. Лена же ее сразу узнала — Оксана Антоновна осталась прежней. Вот только морщин прибавилось, и выглядела она уже не так моложаво.

Лена поспешно поднялась:

— Я зайду завтра, ты не против?

Игорь опять помедлил секунду, словно раздумывая, а Лена опять укорила себя: никаких вопросов! Против он, не против — завтра она все равно придет. Так легко она не сдастся.

— Приходи, если хочешь.

И на том спасибо! Лена подхватила сумку и почти бегом кинулась к двери. На пороге не выдержала, обернулась, чтобы еще раз взглянуть на него, и встретилась взглядом с Оксаной Антоновной. Так ненавидяще на нее никто никогда еще не смотрел.

Сегодня вечером у Лены были занятия в университете, две пары, на которые она идти не собиралась. Славик обычно встречал ее у памятника Ломоносову в половине десятого. Значит, в запасе свободных три часа, чтобы все хорошенько обдумать и составить дальнейший план действий.

Придя в маленький бар на углу Пушкинской и улицы Чехова, Лена уселась за самый дальний столик, заказала кофе и бутерброд и достала пачку «Мальборо». Щелкнула зажигалкой, затянулась, отхлебнула не горячий, но вполне терпимый кофе. Теперь можно спокойно поразмышлять.

Игорь прав — она действительно здорово изменилась. Четыре года назад, услышав от мужчины то, что она сегодня от него услышала, Лена бы затаилась, стараясь ничем не выдать своих чувств, и переживала бы дома до сумасшествия. Но чтобы что-то предпринять… Ей бы и в голову такое не пришло! Раньше она безоговорочно верила словам, совершенно не учитывая, что часто словами не говорят об истинных чувствах, а маскируют их. Короче, говорят одно, а чувствуют другое. Все-таки четыре года брака не прошли даром. Лена сама всегда использовала завесу из слов — и муж не догадывался, что на самом деле творится у нее на душе.

Кажется, и Игорь ведет себя так же. Он сказал, что не любит ее больше, и сказал это совершенно спокойно. Тогда почему он так дернулся, когда увидел ее вчера? Даже не увидел — услышал звук ее голоса!

Придя путем несложных умозаключений к этому выводу, Лена удовлетворенно улыбнулась. Конечно, он не разлюбил ее. Но тогда почему он от нее отказывается? Старая обида еще сильна? Но ведь на самом-то деле она его не предавала, случилось недоразумение. Она все объяснила, и он сказал, что верит ей. Нет, шестым, седьмым или каким-то там еще чувством она знала, что дело не в старой обиде. Тут что-то другое, но что? То, что она замужем, тоже не причина. Она же ясно сказала, что готова развестись. И потом, когда Славик был ее женихом и Игорь увел ее от него, угрызения совести его совсем не мучили. Вообще, когда два человека любят друг друга, почти всегда есть третий, пострадавший. И об этом пострадавшем думают в последнюю очередь. Но если старая обида и ее несчастное замужество как причины, мешающие им снова быть вместе, отпадают, должно быть еще что-то.

О Господи, какая же она дура! Ведь в больнице же он не просто так! Что там говорил Сапрыкин? Огнестрельное ранение? И вообще, что Игорь делал все эти четыре года? Карьеру фотографа модных журналов он давно бросил, это Лена точно знает. Все эти годы она регулярно просматривала и «Вог», и «Women's day», и все журналы, какие только могла достать. Его снимков там не было. В разговорах Лены и Ольги Васильевны Игорь был запретной темой, но года два назад Лена не выдержала и осторожно поинтересовалась, где он и что. Ольга Васильевна ответила, что ничего не знает, исчез, как в воду канул.

Лена решительно затушила сигарету в пепельнице и тут же закурила следующую. Все ясно — пока она не узнает, как он жил и что делал во время их вынужденно-добровольной разлуки, она не сможет действовать дальше. Как она будет это выяснять — пока загадка. Проще всего спросить у Игоря. Но он вряд ли ей что-нибудь расскажет. Еще раз объявит, что не любит ее, и попросит не лезть в его дела. Тогда… Лена оборвала сама себя. Зачем загадывать? Если не удастся ничего узнать об Игоре от самого Игоря, тогда она и будет думать. А завтра все-таки попытается вызвать его на разговор. Только бы Оксана Антоновна не пришла!

4

На этот раз в больницу Лена заявилась прямо с утра, воспользовавшись выцыганенным у Сапрыкина пропуском. Игоря в палате не было.

— Увели на процедуры вашего дорогого, — пояснил Андрей. — Скоро будет.

Он сидел у стола в гордом одиночестве и явно обрадовался ее обществу.

— Чайку хотите?

— Хочу, — сказала Лена.

Андрей мигом вскипятил воду в кружке, заварил чай и пододвинул ближе к Лене тарелку с печеньем. Лена, в свою очередь, достала из сумки коробку шоколадных конфет и банку абрикосового варенья.

— О, — обрадовался Андрей, — обожаю абрикосовое! У меня жена его бесподобно варит!

Он налил чай и себе, отломил от батона, лежавшего на столе, громадный кусок, щедро намазал его вареньем и почти целиком отправил в рот. «Как Тося в фильме «Девчата», — подумала Лена и улыбнулась. Уж очень непохож был плечистый и рослый Андрей на хрупкую героиню Румянцевой.

Минут через пять они уже болтали, словно были знакомы целую вечность.

— Вот я и говорю: открытый бой — не самое страшное. Там от тебя что-то зависит. Отбежал, наклонился, пригнулся за бугорок, спрятался за стену — глядишь, и жив. Хуже всего сидеть в подвале, когда обстреливают город. Чувствуешь себя как щенок беспомощный. Тут уж только молиться — попадет или пронесет…

«Все это страшно интересно, — подумала Лена, — но я здесь по другому поводу».

— Знаете, — начала она издалека, — говорят, всегда видно, служил человек в армии или нет. И если человек неслуживший попадает в компанию армейцев, он выделяется среди них, как белая ворона.

— Ну да, — Андрей непонимающе взглянул на нее. — А к чему это вы?

— Ну, Игорю, наверное, тяжело быть среди вас…

— Почему?

— Он-то в армии никогда не служил. Ранение у него случайное…

Андрей усмехнулся:

— А вот тут вы ошибаетесь. Голову положу — Игорек человек воевавший. Причем круто воевавший.

Вот это новость! У Лены от удивления глаза стали как плошки.

— Этого не может быть! Я точно знаю — в армии он не служил…

— Эх, Леночка! Разве сейчас воюют только призывники? Да и горячих точек — завались: Кавказ, Чечня… Это только у нас. И за бугром… В Сербии вон уже который год наши ребята погибают.

— Вы точно уверены?

— В чем? Что ваш драгоценный знает все, что знаю я, и даже больше? Разумеется. Он калач тертый.

— Он вам что-нибудь рассказывал?

— Нет. Рассказывать он ничего не рассказывает, но меня не проведешь. Уж лучше бы рассказал. Я же вижу — его что-то грызет. По ночам иногда мечется, зубами скрипит. Бужу, спрашиваю — что? Молчит. Так-то вот.

В палату заглянула медсестра:

— Курляндский, на процедуры! — Увидев Лену, строго спросила: — А вы что здесь делаете? Посещения после четырех!

— Я к Болотову. У меня пропуск. — Лена покрутила в пальцах твердую бумажку.

После ухода Андрея Лена долго не могла прийти в себя. Значит, Игорь воевал! Интересно, где, когда? Действительно, горячих точек много. Что он делал? Кем был? Солдатом? Контрактником? Корреспондентом? От вопросов голова шла кругом.

К возвращению Игоря Лена уже успела более-менее совладать с собой. Сестра привезла его на кресле-каталке. Лена бросилась навстречу и хотела помочь переложить его на кровать, но Игорь раздраженно отстранил и ее, и сестру:

— Я сам.

— Болотов, опять упадете, — предостерегающе заметила сестра.

— Нет. Да пустите меня!

Перемещение стоило ему больших усилий: на лбу выступили бисеринки пота. Он лег и, отдыхая, откинулся на подушки. Лена смотрела на него и чуть не плакала.

Игорь дождался, пока сестра выйдет, и хмуро взглянул на Лену:

— Зачем ты пришла?

— Я же сказала, что сегодня приду. А ты…

— Что я? — грубо оборвал он. — Не прыгаю от восторга? Как видишь, рад бы, да не в состоянии.

— Я не знала, что ты не ходишь.

— Хожу. Только это плохо кончается. Из палаты на своих ногах, обратно — в инвалидном кресле. — Он закусил губу.

Лена, кажется, начала что-то понимать:

— Так ты из-за этого?

— Из-за чего?

— Ты не можешь ходить и поэтому не хочешь, чтобы я была с тобой?

Он посмотрел на нее и вдруг громко расхохотался:

— Какая же ты все-таки еще маленькая, Ленка! Ты что, вообразила, что я теперь инвалид и из романтических побуждений приношу себя в жертву?

— Ну… — Лена была совсем сбита с толку. — А что же тогда?

— Да я нормально хожу, и с ногами у меня все в порядке! Просто потерял много крови, и от этого бывают головокружения, ну вот как сейчас. Через недельку-другую все пройдет. Но, конечно, хлопаясь в обморок ни с того ни с сего, чувствуешь себя крайне глупо.

— Да, действительно, — Лена грустно улыбнулась и, протянув руку, погладила его по щеке, — ты ужасно бледный.

Ее прикосновение подействовало магически: Игорь словно потянулся к ее руке, будто желая продлить это мгновение. Лена замерла. Но мгновение прошло. Он отстранился и тихо сказал:

— Не надо.

— Не надо чего?

— Ничего не надо. — Он устало посмотрел на нее. — Я же тебе вчера все объяснил.

— Я тебе не верю.

— Придется поверить.

— Тогда повтори мне это сейчас.

— Я больше не люблю тебя.

Лена пристально посмотрела на него:

— Посмотри мне в глаза и повтори еще раз.

Игорь с усилием поднял на нее взгляд. Боже, сколько в нем было усталости и боли.

— Ты пришла сюда, чтобы издеваться надо мной?

— Я пришла сюда, потому что жить без тебя не могу. И знаю, что ты без меня не можешь тоже. Ну как мне тебя в этом убедить?

— А ты стала упрямая. — На лице Игоря промелькнуло что-то вроде уважения. — Я же говорю — изменилась.

— Не увиливай.

— Не понимаю, зачем ты ворошишь прошлое. Четыре года — большой срок. У тебя своя жизнь, у меня — своя.

— А ты не хочешь рассказать мне об этой своей жизни?

Игорь усмехнулся:

— Зачем?

— Мне интересно. Я знаю, что ты сменил профессию.

— Да?

— Это было несложно вычислить. Твои фотографии уже давно не появляются в модных журналах.

— Я просто больше не снимаю манекенщиц. Переквалифицировался. А профессию я не менял — не умею больше ничего делать.

— А что ты теперь снимаешь?

— Так… Разные сценки из жизни. — Игорь говорил неохотно, но все-таки он ответил на ее вопрос. Уже прогресс по сравнению со вчерашним!

— Какие сценки?

— Вот пристала! Разные. Расскажи лучше о себе. Как ты попала в журналистику? — Игорю явно хотелось сменить тему, и Лена не стала настаивать. Он ее не только не прогоняет, еще и интересуется ее жизнью — нет, точно прогресс!

— Случайно. Надо же было чем-то заниматься. Модели из меня не получилось, да я и не стремилась к этому. Вы с мамой правильно говорили — характер не тот. А журналистика — профессия не хуже любой другой. Славик подрабатывал в отделе информации «Ночного клуба» и пристроил туда меня. Сначала просто ходила на всякие презентации-вернисажи и писала информашки, а потом втянулась. Поступила на журфак. А сейчас работаю в «Московском экспрессе» корреспондентом. Правда, пока внештатно.

— Да, карьера почти блестящая, — усмехнулся Игорь. — Кто бы мог подумать!

— Ну вот, я тебе про себя все и рассказала. — Лена упорно гнула свою линию. — Теперь твоя очередь.

Игорь вздохнул и только хотел было что-то сказать, как дверь распахнулась, и в палату вошел один из парней. Лена напрочь забыла, как его зовут: то ли Гоша, то ли Виталик… Он удивленно взглянул на Лену, поздоровался и прошел к своей кровати. При постороннем из Игоря уж точно правды не вытянешь — на столько-то Лена его знала. Она поднялась:

— Я завтра приду опять, и мы договорим.

Она снова протянула руку и погладила его по щеке. Он не отстранился.

— Так я приду?

Игорь кивнул и улыбнулся одними глазами:

— Хорошо.

Лена шла по больничному коридору, и внутри у нее все пело от счастья: он сказал «хорошо»! Он любит ее, любит!

Сапрыкина ей удалось застать в ординаторской.

— А, Леночка, — приветствовал он ее как старую знакомую. — Как жизнь, как здоровье? Впрочем, вижу, вижу! Цветете!

— Олег Анатольевич, я к вам по делу, — начала Лена почти официально.

— Вот всегда так! — шутливо огорчился Сапрыкин. — Что на этот раз?

— Вы не помните, из какого отделения милиции приезжали расспрашивать Болотова? Ну, тогда, когда он только поступил…

— Из какого? — Сапрыкин озадаченно поскреб свой толстый затылок. — Из какого? Да, наверное, из местного! Не с Петровки же, 38! Конечно, из местного! Вспомнил! Вызов сделала дежурная медсестра. А зачем…

— Спасибо, — перебила его Лена. — А фамилию следователя случайно не помните?

— Вот фамилию не помню, — огорченно развел руками Сапрыкин. — Да я, признаться, и не поинтересовался, не до того было.

— Ничего, в отделении, наверное, скажут.

— Наверное. А зачем…

— Олег Анатольевич, вы так мне помогли! — Лена чмокнула оторопевшего Сапрыкина в пухлую щеку и умчалась, не дожидаясь дальнейших расспросов.

План ее был прост: представиться корреспонденткой «Московского экспресса» (благо удостоверение у нее есть) и выспросить у следователя все о таинственном покушении на Игоря. Мотивировка Лену не волновала. В конце концов, соврет что-нибудь. Например, скажет, что делает материал о нападениях с применением огнестрельного оружия.

Отделение милиции находилось совсем рядом с больницей. Предъявив свою «прессу» молоденькому дежурному милиционеру, Лена объяснила, зачем пришла. Тот совершенно не удивился: очевидно, милиционеры сейчас встречаются с журналистами едва ли не чаще, чем с преступниками. Газет развелось множество, и в каждой — криминальный отдел.

— Вам нужен старший инспектор Муромцев, — дежурный указал рукой направление, — по коридору прямо и направо, вторая дверь.

За столом сидел усталый человек лет сорока — сорока пяти, грузный и лысоватый. Лена представилась и снова показала удостоверение. Муромцев непонимающе взглянул на нее:

— Ну а от меня вы что хотите услышать?

— Я только что из Склифосовского, — начала Лена, — встречалась с ребятами из Чечни. И у них в палате лежит парень, на которого было совершено нападение при загадочных обстоятельствах. Игорь Болотов. Я подумала, что это может быть интересным…

— Не вижу здесь ничего интересного, — пробурчал Муромцев. — Болотов, говорите… Вызов из Склифосовского… Ну да, я ходил на этот вызов. Только дела заводить не стали.

— Как не стали? — удивилась Лена.

— Пострадавший отказался написать заявление. Да и дело было бы практически нераскрываемым.

— Но ведь в него стреляли!

— Ну и что? Мало, что ли, сейчас стреляют! Оружие достать только ленивый не может.

— Но…

— Нет, девушка, думаю, что из этого случая вы ничего не выжмете. Не стоит и пытаться. В документах это зафиксировано как обычное хулиганское нападение. Рядовой случай.

— Ну а вы как думаете, это действительно было рядовое хулиганское нападение?

— Я сам составлял эту бумагу.

— Ну а если я спрошу вас неофициально? Даю слово на вас ни в коем случае не ссылаться.

Муромцев пожал плечами:

— Скорее всего какая-то разборка. Пострадавший явно знает, кто это сделал и почему, но милицию впутывать в свои дела не хочет. Его право, только это может плохо кончиться. Больше ничего сказать вам не могу.

Для Лены и сказанного было пока достаточно. Выйдя из отделения милиции, она уселась на ближайшую лавочку и достала сигарету. За эти два дня она, похоже, выкурит столько, сколько обычно выкуривает за три месяца. Итак, если обобщить все добытые сведения, получается, что, во-первых, Игорь по-прежнему занимается фотографией, во-вторых, он воевал, и в-третьих, он втянут в какие-то непонятные, но очень опасные разборки. Третье, очевидно, напрямую связано со вторым и с первым. Например, он сделал какие-то фотографии, компрометирующие кого-то… Да, скорее всего именно так. Только вот где он их сделал и кто этот «кто-то»?

И тут Лене в голову пришла гениальная идея. Она порылась в сумке: читательский билет с собой, значит, домой заезжать не надо. Она вскочила со скамейки и пошла по направлению к метро.

В газетном зале бывшей Ленинки она набрала кучу подшивок и стала просматривать все фоторепортажи из горячих точек. Результат оказался нулевым. В отечественной прессе фамилия «Болотов» не мелькала. Гениальная идея обернулась двумя часами работы впустую.

Но сдаваться она не собиралась.

5

Теперь Лена приходила к Игорю в больницу каждый день. Благо в университете началась летняя сессия, и она заявляла дома, что занимается в библиотеке. Если Славик что-то и заподозрил, то виду не показывал. Лену это устраивало.

Вместо библиотеки она каждое утро ехала к Игорю и стала в больнице чем-то вроде добровольного помощника, перезнакомившись со всем медперсоналом. Как она сдавала сессию — непонятно, так как на занятия времени не оставалось совсем. Но сдавала, и неплохо. Везло — рука, как заколдованная, вытягивала билеты, ответы на которые она знала. Впрочем, если бы сессия была завалена, Лена бы не слишком переживала — ей хватало переживаний по другому поводу. Ребята-«чеченцы», соседи Игоря по палате, относились к ней очень хорошо и старались дать им возможность поговорить наедине. Только без толку — о жизни Игоря в последние четыре года Лена ничего больше так и не узнала.

Зато отношения их сдвинулись с мертвой точки. Они разговаривали друг с другом почти как раньше, когда ничто еще не омрачало их любви и не было в ее жизни Славика, а в его — этих загадочных четырех лет. Впрочем, Игорь никогда и не был Лене понятен до конца. Но она любила его и за это тоже. Она же перед ним всегда была открыта, доверяла ему безоговорочно и другого не хотела.

В день выписки Лена в больницу не пошла — за Игорем должна была приехать Оксана Антоновна. После первой случайной встречи Лена старалась с ней больше не сталкиваться, но один раз все-таки не убереглась.

Как-то раз у Славика выдался свободный день, и он решил поработать вместе с женой в библиотеке. Пришлось Лене честно отсидеть день над учебниками и только потом отправиться в больницу. По ее прикидкам, Оксана Антоновна должна была уже уйти. Однако то ли ее что-то задержало, то ли прикидки оказались очень приблизительными, но они таки столкнулись в Игоревой палате. Лена вежливо поздоровалась, Оксана Антоновна сухо ответила и продолжала что-то говорить сыну, не обращая внимания на Ленино присутствие. Через пять минут она поднялась, поцеловала Игоря и направилась к двери. Лена сказала ей вслед робкое «до свидания», и та с порога кивнула, опять крайне сухо. Когда дверь за мамой Игоря закрылась, Лена облегченно перевела дух.

— Твоя мама меня, кажется, терпеть не может, — пожаловалась она.

— Не обращай внимания. — Игорь ласково погладил ее по руке. — Она сложный человек. И потом… Когда Валентин от нее ушел, она ополчилась на весь мир и совершенно не хотела признать, что, в общем-то, иначе и не могло быть. Он никогда не любил ее и позволял ей себя любить до тех пор, пока ему это было удобно. Мама и меня долгое время видеть не хотела. Сейчас это прошло.

— Но я-то здесь при чем?

— Не ты — твоя мать.

— Но мама знать о нем ничего не хочет!

— Зато он хочет знать о ней все. Он ведь вам звонит? А иногда и приходит? Ну, может быть, не приходит, а встречается в разных местах будто случайно?

— Откуда ты знаешь?

— Не знаю — просто догадываюсь.

— Звонит. Одно время он прохода маме не давал, теперь приутих. Наверное, понял, что все бесполезно. Мама никогда его не простит.

— Ничего он не понял. Валентин из тех, кто всегда добивается своего.

— Ты с ним видишься? — осторожно спросила Лена.

Игорь равнодушно пожал плечами:

— Зачем?

Больше они к этой теме не возвращались.

Учитывая чувства Оксаны Антоновны, Лена решила, что она лучше позвонит Игорю на следующий день после выписки. Он жил теперь с мамой в Крылатском.

Лена совершенно не представляла, как будут складываться их с Игорем отношения дальше, — все было так зыбко. До сих пор все зависело только от нее — она могла видеть и видела Игоря каждый день. Но теперь, выйдя из больничного плена, захочет ли он продолжать встречаться с ней? Между ними до сих пор ничего не было, ни одного поцелуя, ни… Словом, совсем ничего, что выходило бы за рамки обычных дружеских отношений. Иногда ей казалось, что она читает в его глазах другие желания. Но если и так, Игорь их старательно скрывал. А когда Лена как-то раз, не выдержав, попробовала обнять его, прижаться щекой к его груди, он мягко ее отстранил и, серьезно глядя ей в глаза, проговорил:

— Леночка, мы же с тобой договорились — мы друзья.

— Но я не могу так! — вырвалось у нее.

— Ну что ж, тогда не приходи ко мне.

И Лена поняла — да, если она еще хоть раз позволит себе нечто подобное, он действительно запретит ей его навещать. Но женский инстинкт подсказывал ей, что рано или поздно Игорь сам не выдержит этой платонической дружбы. То, что было между ними, не забылось и не забудется никогда. Сколько бы они ни прожили, всю жизнь ее тело будет помнить его ласки и хотеть их повторения. И с ним творится то же самое, такие чувства бывают только взаимными. В этом Лена была уверена. А значит, надо ждать.

Она позвонила ему на следующий день в одиннадцать, еле дождавшись, пока Славик уйдет из дома. Ей повезло: трубку снял сам Игорь.

— Привет! — весело сказала Лена. — Ты еще по мне не соскучился?

— Привет. — Ничего, голос как будто радостный. — Про себя говорить не буду, но ребята вчера чуть не плакали.

— Почему? — не поняла Лена.

— Потому что, расставшись со мной, они расстались и с тобой.

Лена улыбнулась:

— Как приятно!

— Тебе приятно, что разбито шесть мужских сердец? Вот они, женщины!

— Шесть — ладно, а как насчет седьмого? В отличие от них ты-то имеешь счастливую возможность увидеть меня хоть сегодня.

— Да? Но я пока еще не выхожу из дома.

— Я могу приехать к тебе.

Сказала и затаила дыхание в ожидании ответа. Одно дело — встречаться в больнице, у всех на виду, и совсем другое — наедине у него дома. Вот только Оксана Антоновна… Но Лена помнила размеры квартиры. В ней вполне можно затеряться.

Молчание в трубке длилось целую вечность. Наконец Игорь сказал:

— Ну что ж… Ты помнишь еще, как ко мне добираться?

— Нет, конечно. Объясни.

Всю дорогу до Крылатского Лена старалась не думать о том, что может сегодня произойти. Она давно уже заметила: стоит дать волю фантазии — и спугнешь событие, даже такое, которое железно запланировано. А тут вообще все непонятно. Если начнешь представлять, как сейчас все будет, — на самом деле не будет ничего, уж точно.

Она очень тщательно подготовилась к этому визиту. Долго перебирала свои вещи и наконец остановилась на длинном облегающем сверху и сильно расклешенном внизу платье из жатой вискозы. Начался июнь, но было не слишком жарко. Такое платье и вполне по погоде, и достаточно соблазнительно. А расцветка — синяя в мелкий белый цветочек — подчеркивала голубизну глаз. Минимум косметики, волосы тщательно расчесаны и распущены по плечам. Игорю всегда нравились ее волосы. Перед дверью его квартиры ее вдруг охватил панический страх. А что, если сейчас ей откроет Оксана Антоновна? Лена тряхнула головой. Ну, откроет. Она тогда вежливо поздоровается и пройдет к Игорю. И наплевать ей, как Оксана Антоновна посмотрит ей вслед!

Дверь открыл Игорь.

— Что-то ты долго ехала! Можно подумать, что с Северного полюса добиралась.

Лена от радости чуть не засмеялась: значит, ждал! Значит, уже соскучился! Но взяла себя в руки и ответила спокойно:

— Живешь-то ты не на Арбате…

Игорь окинул ее внимательным взглядом с головы до ног.

— Прекрасно выглядишь!

— Спасибо. Можно войти?

— Ох, извини! Проходи, пожалуйста.

Ох, на всю жизнь она запомнила эту гостиную, эти коридоры и коридорчики! Лена остановилась посреди комнаты и огляделась: те же стеклянные раздвижные двери, та же мебель… Игорь наблюдал за ней, но непонятно было, о чем он думает. На его лице ничего не отражалось. Дав время ей оглядеться, он спросил:

— Пойдем ко мне?

— Пойдем.

— Я сейчас обитаю в бывшем кабинете Валентина.

Вот обстановка кабинета здорово изменилась. Исчезли шкафы с книгами, исчез стеллаж с индейскими фигурками, исчез массивный письменный стол. Вместо всего этого полкомнаты занимал низкий широкий диван, небрежно застеленный бежевым пледом, напротив — видео и коробки с кассетами, а у дальней стены — громадный ящик с какими-то бумагами. Игорь кивнул на него:

— Мой архив.

Из прежней обстановки остался только компьютер.

— Садись. — Игорь приглашающе указал на диван.

Лена села. Диван был низкий. Такое впечатление, что сидишь на подушке прямо на полу.

— Кофе хочешь?

— Давай.

— Тогда подожди минутку.

Игорь вышел. Лену так и подмывало спросить, где Оксана Антоновна, но она сдержалась. Кажется, ее нет дома. Оставшись одна, Лена еще раз с любопытством оглядела комнату. Взгляд ее упал на раскрытую книжку, лежавшую обложкой вверх рядом с диваном. Она потянулась и достала ее. Иво Андрич, «Мост на Дрине». Лена недоуменно пожала плечами — о таком писателе она не слышала. Пробежав глазами несколько строк раскрытой страницы, она вся передернулась от отвращения: это было подробное описание посадки человека на кол. Куда его вбивают, через что он проходит и ощущения при этом несчастной жертвы. Лена уже хотела водворить книгу на место, как вдруг из нее выпала какая-то фотография. Молодой мужчина в военной форме и с автоматом. Лена внимательно рассмотрела снимок, перевернула его — на обратной стороне ничего не написано. Кто это и где это снято — загадка.

— Может быть, ты не будешь столь внимательно рассматривать то, что тебе не показывают?

Игорь стоял в дверях с подносом, на котором дымились две чашки кофе. Лена покраснела:

— Извини. Она просто выпала из книги.

— Тогда просто положи ее на место.

Лена вложила фотографию между страниц и захлопнула книгу демонстративно громко. Игорь поставил поднос прямо на пол у дивана, взял книгу из Лениных рук и засунул в ящик с бумагами. Лена вздохнула и спросила:

— А кто это там?

— Где? — Игорь сделал вид, что не понимает.

— Ну, на снимке.

— Мой друг. — Он говорил с явной неохотой.

— А кто он?

— Хороший человек.

В голосе Игоря слышались предостерегающие нотки. Лучше всего было бы переменить тему, чтобы не нарываться, но Лена решила-таки рискнуть:

— А где он сейчас?

— Умер.

— Извини. — Лена искренне огорчилась. — Я не хотела…

— Не хотела и не надо. Давай сменим тему.

Лена решила вернуться к снимку при первой возможности. Четыре года назад у Игоря никакого такого друга не было. Кроме того, Лене хотелось прояснить еще один момент:

— А что это за писатель — Иво Андрич?

— Сербский классик. Жил в девятнадцатом веке.

— И что, интересно?

— Как всякая классика.

— Не знаю… Я заглянула — бр-р: так подробно расписывать пытки!

— Тебе наука — не заглядывай куда не просят. Кофе будешь пить? Он стынет.

Лена взяла с подноса чашечку и сделала маленький глоток. Кофе был великолепным, хотя, на ее вкус, слишком крепким. Игорь сел рядом с ней и тоже взял чашку.

Они сидели рядом, почти касаясь друг друга локтями, и пили кофе. Лена почувствовала, что внутри у нее все напряглось, — Игорь был так близко, что она ощущала тепло, исходящее от его тела. Невыносимо быть так близко от него и не сметь прикоснуться! Она медленно поставила чашку обратно на поднос и повернулась к нему.

— Что, кофе не нравится? — насмешливо поинтересовался он. Но за насмешливым тоном она угадала совсем другое… Лена, не отвечая, отобрала у него чашку и поставила рядом со своей. Потом глубоко вздохнула, придвинулась совсем близко, обвила его шею руками и прижалась к нему всем телом. Она слышала, как у Игоря перехватило дыхание. Он прижал ее к себе, и она ощутила гулкие удары его сердца. Она нашла губами его губы, и время для них перестало существовать. Он ответил на ее поцелуй с такой неистовой страстью, что у нее закружилась голова.

Железная плотина самоконтроля Игоря наконец рухнула, и чувства, так долго бывшие под спудом, вырвались на волю. Он целовал ее горячо и яростно, в его ласках не было былой мягкости — всесокрушающая страсть делала их почти жестокими. Раз за разом он прижимал ее губы к своим, заставляя их раскрываться, и по Лениному телу от этих поцелуев разливался огонь страсти — сначала исподволь и медленно, а потом все быстрее, быстрее, пока не заполыхал, как лесной пожар. Они оба горели в этом огне и не просили пощады.

Торопясь освободиться от одежды, мешавшей им любить друг друга, они срывали ее и как попало разбрасывали по комнате. И вот наконец наступило полное соединение. Их тела слились воедино, исполненные мучительной жаждой облегчения. Внезапно и ошеломляюще Игорь вошел в нее. Казалось, какая-то темная сила заставляет каждый нерв, каждую клетку ее тела гореть в пламени страсти. И все это было так же естественно, как дыхание. Ни с кем, кроме него, она такого не чувствовала и уже стала забывать, как это бывает. Но ее тело, независимо от разума, оказывается, помнило все.

Наконец Лена ощутила, как пульсирующий огонь, охвативший ее, перерастает в нечто, чему ни в одном языке не придумано названия. Ее охватил восторг. Пальцы впились в твердую спину Игоря, губы разомкнулись, и она в крике выдохнула его имя. Она ощутила, как его руки еще сильнее притягивают ее, а затем услышала его удовлетворенный хриплый стон. Вздрагивая от покидающего ее возбуждения, она безвольно и умиротворенно положила голову ему на плечо.

Долгое время ничто не нарушало тишину в комнате. Обессиленные, они не могли говорить. А затем, когда к Лене наконец вернулась ясность сознания, лежать в объятиях Игоря, всем телом ощущая тепло его тела, было так приятно, что ей не хотелось двигаться.

Вдруг она почувствовала, что он словно отдаляется от нее. По-прежнему его руки были сомкнуты вокруг ее тела, но что-то изменилось. Лена высвободилась, приподнялась на локте и посмотрела ему в лицо. Он не ответил на ее взгляд.

— Это было неизбежно, — сказала она. — То, что произошло, должно было произойти. Раз мы снова нашли друг друга…

Он молчал. Она хотела снова обнять его — он мягко, но твердо убрал ее руку.

— Что случилось? — Лена ничего не понимала. Только что они были так близки, как только могут быть близки два человека, и вдруг в одно мгновение между ними снова выросла стена.

— Любимая, это невозможно. Больше это не должно повториться.

Он назвал ее любимой! В первый момент Лена потеряла голову от счастья, но потом до нее дошел смысл сказанного. Она растерялась. Может быть, дело в том, что она замужем?

— Почему? Это было так… прекрасно. Я же только твоя, только твоя и всегда принадлежала только тебе. А Славик… Хочешь, я сегодня же не вернусь домой? Останусь с тобой навсегда? Здесь… Или где ты пожелаешь.

Игорь грустно улыбнулся, сел и потянулся к пачке сигарет, валявшейся на полу.

— Ты можешь просто поверить мне, ни о чем не спрашивая?

Лена молчала, выжидательно глядя на него. Он закурил, очевидно, затрудняясь продолжить. Лена тоже села и обхватила руками колени:

— Если ты мне опять скажешь, что разлюбил меня, я не поверю, — честно предупредила она.

— Было бы глупо говорить тебе такое после… Ну, после того, что только что произошло. — Игорь улыбнулся, но улыбка вышла невеселой. — И если мы с тобой будем продолжать видеться, это будет повторяться еще не раз.

— Ну так и что? Пусть…

— Дело в том… — Он, кажется, решился: — Даже если ты уйдешь от мужа… Я все равно не смогу на тебе жениться.

Лена оторопела.

— Ты… — Она проглотила комок, вставший в горле. — Ты женат?

Он грустно рассмеялся:

— Да нет, глупенькая. Я же предупреждал — придется тебе поверить мне на слово. Объяснить я все равно ничего не могу.

— Но…

— Мало того — никто никогда не должен видеть нас вместе. Ты ходила ко мне в больницу — этого не следовало делать, но тебя было не остановить. Но там, кроме меня, было еще шесть человек. Поди разберись, к кому именно ты приходишь. А вот сегодняшнее твое посещение — уже совсем другое дело. Я хотел бы, чтобы оно было первым и последним.

— Но ты ведь мне разрешил!

— Я тоже человек. Мне слишком трудно от тебя отказаться.

— Ну так не отказывайся!

— Надо. И прежде всего — ради тебя самой.

Игорь встал и начал одеваться. Его рубашка валялась у самых Лениных ног. Когда он протянул руку, чтобы взять ее, она заметила у него на сгибе правого локтя маленькую татуировку — полумесяц, пронзенный стрелой. Раньше этой татуировки не было. Она дотронулась до нее пальцем:

— Что это?

Игорь небрежно мотнул головой:

— А, так, всякие глупости.

Он собрал Ленину разбросанную одежду и протянул ей:

— Иди в душ и одевайся. Скоро должна прийти мать. Не хотелось бы, чтобы она застала нас в таком виде.

Лена машинально взяла белые кружевные трусики и такой же бюстгальтер, но продолжала сидеть и смотреть на Игоря. Он вдруг улыбнулся, потрепал ее по волосам.

— Хочешь отнесу?

— Еще бы! Но тебе пока нельзя.

Потом, когда Лена расчесывала перед зеркалом волосы, собираясь уходить, она как бы невзначай поинтересовалась:

— Почему ты живешь с матерью?

— А где же мне еще жить? — удивился Игорь.

— А та квартира на Мосфильмовской?

Игорь пожал плечами:

— Я же ее тогда так и не купил.

— Ну, ты можешь купить себе сейчас что-нибудь…

— Не могу.

Он сказал это таким тоном, что Лена сразу прекратила расспросы. Что ж, придется мириться с присутствием Оксаны Антоновны. Потому что оставлять Игоря она не собиралась.

6

Вот теперь Лена поняла, что это такое — жить двойной жизнью. Внешне все осталось по-прежнему: экзамены в университете, заметки в «Московский экспресс», навязчивые заботы Славика, которые она принимала без зазрения совести… Только вот с некоторых пор Лена стала пропадать в библиотеке, причем не в Ленинке, а в исторической, куда Славик не ходил. Надо ли говорить, что на самом деле она пропадала не там.

С Игорем они виделись регулярно три раза в неделю, днем, у него дома. Но эти три раза были как крошки хлеба для голодного. Тоска по нему не проходила. Лене казалось, что, если так будет продолжаться, она сойдет с ума от этой тоски. У нее уже начались слуховые и зрительные галлюцинации: в ушах постоянно звучал его голос, в каждом светловолосом мужчине она искала его черты. Мир поделился на две части. В одной — реальной и настоящей — был Игорь. Та часть жизни, где его не было, проходила как во сне.

Оксана Антоновна, вероятно, знала об их отношениях. Пару раз Лена, не успев уйти до ее прихода, сталкивалась с ней в гостиной. В таких случаях Оксана Антоновна была холодно-вежлива.

Странно — Игорю ведь совсем не нравилось жить с матерью. Кроме того, он почему-то жутко нервничал, когда Лена приходила к нему, но не из-за Оксаны Антоновны. Лена долго не могла понять почему, потом догадалась: он боится, что за ней могут следить. Игорь умолял ее быть осторожной, не входить в лифт с посторонними, идти только по людной улице, не срезая путь дворами… Хотя бред какой-то, кому надо за ней следить! И в то же время он упорно не хотел снимать квартиру. И опять же она догадалась — у него не было денег. Вообще-то ей было все равно, богат Игорь или беден, она его любила — и все. Но она помнила, что практически не существовало ничего, что он бы не мог себе позволить — в Москве, в Венеции, где угодно. Деньги — не проблема. А теперь все совсем не так…

Игорь поправился и занялся поисками работы. К рекламному бизнесу он испытывал теперь стойкое отвращение. И чем бы он ни занимался в последние годы — а Лена так и не узнала чем, — к этому занятию он тоже явно не хотел возвращаться.

Как-то раз, придя к Игорю, Лена застала у него Магницкого. Валентина Петровича она не видела уже больше трех месяцев. Последняя их встреча была крайне неприятной: перед отъездом Ольги Васильевны в Италию Магницкий пришел к ним домой, в очередной раз пытался объясниться, даже плакал. Эти посещения у него, похоже, вошли в привычку. Сначала Ольга Васильевна в квартиру его не впускала. Тогда он садился на подоконник лестничной площадки и сидел там часами, как мальчишка. Однажды после этого он слег с сильным бронхитом. Славик, который тогда уже стал Лениным мужем, не выдержал и умолил Ольгу Васильевну по крайней мере не оставлять его на лестнице. С тех пор Магницкий приходил и сидел со Славиком на кухне. Ольга Васильевна и Лена в такие вечера старались не выходить из своих комнат.

Магницкий сильно изменился: обрюзг, постарел, стал часто прикладываться к бутылке. Лену он по-прежнему упрямо считал своей дочерью. Однако на его карьере изменения в личной жизни почти не отразились. Статьи его печатались раз в месяц в «Экономических ведомостях», и он по-прежнему считался признанным авторитетом в своей области.

Не сказать чтобы Лена сильно обрадовалась этой неожиданной встрече, но особенно и не огорчилась. Магницкий давно уже не вызывал у нее никаких чувств, кроме презрения, смешанного с жалостью. Валентин Петрович сразу вскочил и засуетился:

— Боже мой, какая приятная неожиданность! Леночка, какими судьбами? Впрочем, что я спрашиваю, вы же…

Он взглянул на Лену, потом перевел взгляд на Игоря и растерянно замолчал.

— Мы с Леной друзья, — коротко пояснил Игорь.

— Ну конечно, конечно. — Магницкий понимающе кивнул. Он потоптался немного на пороге комнаты и наконец сказал:

— Ну, я, наверное, пойду. Мы с тобой вроде обо всем договорились. Завтра в десять подъедешь к Лембовскому и изложишь свои соображения. А он уж решит, что с этим делать.

Лена насторожилась. Олег Лембовский — директор издательства «Магнус терра», специализирующегося на политической и исторической литературе. До сих пор, насколько ей известно, Игорь дел с издательствами такого профиля не имел.

Магницкий уже повернулся к двери и уже от порога спросил у Лены:

— От Оли… Ольги Васильевны ничего нет?

— Она регулярно звонит. — Жалость в Лениной душе взяла верх.

— У нее все в порядке? Здорова?

— Все в порядке.

— А когда она собирается вернуться? — Глаза у Магницкого были как у больной собаки.

— В конце августа, не раньше.

Лена отвернулась к окну, давая понять, что разговор закончен. Как только за Магницким закрылась дверь, она живо спросила:

— Зачем он приходил?

Игорь засмеялся и обнял ее:

— Много будешь знать — скоро состаришься. А я хочу, чтобы ты была молодой еще долго-долго!

Он поцеловал Лену сначала в волосы, потом в веки, а потом приник к ее губам. Голова у нее привычно закружилась, и пол поплыл под ногами. Однако Лене страшным усилием воли удалось остановить это кружение и не позволить Игорю уклониться от вопроса.

— И все-таки, — шепнула она, лукаво глядя ему в глаза, — зачем ты пойдешь к Лембовскому?

Игорь усмехнулся и выпустил ее из объятий.

— А что бы ты сказала, если бы я решил написать книгу?

Лена широко раскрыла глаза:

— Книгу? Ты?!

— А что такого? — Игорь даже обиделся. — Ты не считаешь меня способным написать что-то дельное?

— Но о чем?

Он опять засмеялся и притянул ее к себе:

— Подрастешь — узнаешь. А сейчас давай покончим с расспросами. Тебе не кажется, что самое время заняться чем-то другим…

На этот раз Лена с ним согласилась.

Потом они долго расслабленно лежали, не разжимая переплетенных рук. Не хотелось ни говорить, ни двигаться — пусть бы это мгновение длилось вечно! Блаженное состояние было нарушено телефонным звонком. Игорь ласково высвободился из Лениных рук и взял трубку:

— Вас слушают.

Внезапно лицо его из счастливо-расслабленного стало упрямым и сосредоточенным. Минуты две он молча слушал, что ему говорили на том конце провода, потом неожиданно выругался:

— А идите вы… Я же сказал — их у меня нет!

В трубке еще что-то говорили, когда он швырнул ее на рычаг. Лена испуганно смотрела на него:

— Что случилось?

— А, так, ерунда…

Ему было не до нее. Он схватился за сигарету. Вообще Лена заметила, что в последнее время он стал очень много курить.

Вздохнув, она принялась одеваться. Он не смотрел на нее, занятый своими мыслями. Она натянула джинсы, застегнула кофточку и присела на диван, сложив руки на коленях, как примерная школьница:

— Ну?

— Что? — не понял он.

— Жду, когда ты поцелуешь меня на прощанье.

— А ты уже уходишь? — рассеянно спросил он. — Впрочем, да, пора.

Он проводил ее до входной двери и уже на пороге сказал, помедлив:

— Знаешь что, Леночка… Давай-ка на ближайшие две недели отменим наши свидания.

— Отменим? Почему?

— Я тебя очень прошу — ни о чем не спрашивай. Думаешь, мне легко будет прожить без тебя целых две недели? И если уж я иду на такое, значит, другого выхода нет.

— Но я…

— Будь хорошей девочкой, мне и так тяжело. Не надо все усугублять.

Он поцеловал ее. Но поцелуй не получился: видно было, что в мыслях он уже далеко от нее. Лена опустила голову и шагнула в раскрывшиеся двери лифта.

Две недели тянулись целую вечность. К счастью, Славик уехал в командировку на Сахалин, поэтому дома можно было отревываться сколько душе угодно. От переживаний Лена даже есть перестала: кусок в горло не лез и все время подташнивало.

Сначала она думала, что от переживаний, но потом ей в голову пришли сомнения чисто физиологического порядка. Прождав день, другой, Лена почти уверилась в своем состоянии и пришла в восторг. У нее будет ребенок! Ребенок ее и Игоря! Что он скажет теперь? Уж теперь-то они просто обязаны пожениться!

До конца срока разлуки оставалось еще целых пять дней. Она не выдержит так долго! Помаявшись с утра до пяти вечера, Лена все-таки решила ему позвонить. Сначала никто не подходил к телефону. Где-то около семи трубку взяла Оксана Антоновна и железным голосом сказала, что Игоря нет, и когда будет, она не знает. Короткие гудки возвестили отбой.

Лена чувствовала себя, как скаковая лошадь, осаженная на полном скаку. Ждать еще непонятно сколько! А что делать? Она еще послонялась по квартире, потом включила телевизор. Шла авторская передача Александра Часового. Вздохнув, Лена уселась смотреть, чтобы хоть как-то скоротать время. На этот раз известный ток-мен тянул души из ребят, воевавших в Сербии. Три довольно симпатичных парня рассказывали, как они попали в отряд «Двуглавый орел», сформированный из русских добровольцев.

— А вам приходилось убивать? — проникновенно спрашивал Часовой. — Вот так, своими руками?

Один из парней пожал плечами:

— Война есть война.

— Ну и что вы при этом чувствовали? — Голос Часового стал прямо-таки задушевно-интимным. — Боль? Ужас?

Парни переглянулись. Если бы не телекамера, они, казалось, покрутили бы пальцем у виска. Лене даже стало их немного жалко. «И чего они согласились на этот балаган?» — подумала она. А Часовой уже пытался выяснить историю создания «Двуглавого орла». С мотивами все оказалось просто: один из парней пошел воевать за сербов по религиозным соображениям, двое остальных — по дури и не скрывали этого. Но, когда речь зашла о непосредственных руководителях этого отряда и о финансировании, откровенности у парней сильно поубавилось. Все они дружно объявили себя рядовыми исполнителями: знать ничего не знают и ведать не ведают, выполняли приказ, и все. Но, несмотря на их уклончивость, почему-то возникало впечатление, что этот отряд был чем-то вроде средневекового тайного братства. Все знали, что оно существует, но никто не знал, кто им руководит и где оно берет средства к существованию.

Парни были совершенно непохожи внешне, и разница в возрасте у них была солидной, однако скоро Лене стало казаться, что в них есть нечто общее, роднящее их, как братьев, и отличающее от всех остальных людей. На их фоне Часовой казался зеленым мальчишкой. Вглядевшись, Лена поняла: все дело в глазах, во взгляде. У них был взгляд людей, повидавших смерть. Точно такой же взгляд был у ребят-«чеченцев», соседей Игоря по палате. И… у самого Игоря.

Лена придвинулась ближе к телевизору. Ребята показывали сербские фотографии: вот этот молодой солдат подорвался на мине, вот этот пропал без вести… Камера давала крупным планом страницы альбома и листающую их руку одного из парней. И вдруг Лена чуть не подпрыгнула: на сгибе правого локтя у него была маленькая татуировка — полумесяц, пронзенный стрелой. Такая же, как у Игоря!

Значит, Игорь был в Сербии. Лена постаралась вспомнить, как зовут того парня, что листал альбом. Она включила не с начала и не видела титров. Может быть, в конце их повторят? Это он отправился в Сербию по религиозным соображениям. И зовут его… Часовой называл его Димой. В конце передачи в титрах указали фамилии выступавших. Лена запомнила: Дмитрий Бородин. Как бы теперь найти этого Дмитрия Бородина…

Лена полистала записную книжку и нашла номер телефона Одинцова.

7

Близился июль, и в Москве начиналась жара. На улицах появилось множество столиков под разноцветными зонтиками: моду на открытые кафе мы слизали с Запада. «Только на Западе, — подумала Лена, — чашка кофе на улице стоит раза в полтора дешевле чашки кофе в баре. А у нас место не учитывают и везде ломят втридорога».

Она сидела за столиком с видом на памятник Пушкину, потягивала пиво из банки и ждала Дмитрия Бородина. Найти его оказалось не так уж сложно: Одинцов был хорошо знаком с ассистентом режиссера из съемочной группы Часового и через этого ассистента узнал адрес и телефон Бородина. И врать Лене особенно не пришлось, сказала, что видела передачу и хочет сделать материал. У Женьки эта идея энтузиазма не вызвала: кого сейчас интересует Сербия, когда в родной стране идет война. Но перечить он не стал. Хочешь — делай, но без гарантий. Пойдет или не пойдет — решать будем потом.

Лену это вполне устроило. Все-таки хорошо быть журналисткой! Гораздо сложнее оказалось вытащить на встречу Бородина. У него не было никакого желания беседовать еще с одним тружеником пера, ему вполне хватило Часового. И только когда Лена объяснила, что у нее есть личный интерес, Бородин уступил. И они договорились встретиться в этом кафе на Пушкинской.

— Вы не меня ждете?

Лена обернулась. В жизни Дмитрий Бородин был гораздо выше, чем казался с телеэкрана. Здоровенный мужик под метр девяносто.

— Вас. — Лена постаралась вложить в улыбку максимум обаяния. Улыбка произвела впечатление: холодная настороженность из глаз Бородина исчезла, взгляд его стал даже доброжелательным. Он сел за столик, откупорил пиво и отхлебнул:

— Слушаю.

Лена рассказала ему свою историю, по возможности опустив личные подробности. В ее изложении это выглядело так: четыре года назад она рассталась со своим женихом из-за глупого недоразумения. Сейчас они снова встретились, он ее любит по-прежнему, но жениться на ней не может. Недавно его ранили на улице, Лена подозревает, что кто-то угрожает его жизни и он просто не хочет впутывать ее в свои дела. Где он был и что делал прошедшие четыре года, он не говорит. На руке у него татуировка: полумесяц, пронзенный стрелой. Собственно, поэтому, увидев такую же татуировку у Бородина, она и стала искать с ним встречи.

Бородин слушал, мрачнея все больше и больше.

— А как его фамилия? — прервал он ее на середине рассказа.

— Болотов. Игорь Болотов.

— Не слышал. Но это ни о чем не говорит. Я ведь был в Сербии меньше года. Ранили и комиссовали.

Изложив факты, Лена замолчала и выжидательно посмотрела на Дмитрия. Тот молча курил, глубоко затягиваясь и выпуская дым колечками.

— Ну что? — не выдержала Лена. — Что вы можете сказать?

— Ничего хорошего, — наконец заговорил Дмитрий. — В скверную историю вляпался ваш знакомый. И правильно делает, что держит вас от нее подальше. Знаете, что такое «Двуглавый орел»? Вступить туда легко, а вот выйти… Мое счастье, что я теперь абсолютно небоеспособен и проку от меня никакого. Руководят им фанатики, готовые на все ради независимой православной Сербии. Цель, конечно, благородная, но средства они не выбирают. Человеческая жизнь для них ровно ничего не значит, предателей они карают беспощадно. А предателем считается любой, кто отойдет от борьбы без веской причины. Так что если ваш друг решил выйти из игры…

Несколько минут Лена обдумывала услышанное, потом осторожно возразила:

— Да, но как-то глупо тратить силы и средства, чтобы преследовать дезертира аж в Москве… Им что, больше делать нечего? Вряд ли они по всему миру гоняются за каждым, кто сбегает из отряда.

Бородин поднял брови:

— А знаете, пожалуй, вы правы. Сбежать из отряда почти невозможно, но, думаю, если беглецу удастся перейти границу, он может чувствовать себя в безопасности. Разве что потом чисто случайно столкнется с кем-то из своих прежних руководителей. Значит, ваш Болотов чем-то им здорово насолил, если его и здесь достали.

— Да, наверное… — задумчиво сказала Лена.

— Ну что ж… Больше я вам ничем помочь не могу?

— Нет, спасибо. Хотя… — Лена указала на его правую руку: — Что значит эта татуировка?

— Символическая глупость. Полумесяц для мусульман — то же, что для нас, христиан, крест. Полумесяц, пронзенный стрелой, — значение понятно. Борьба за веру.

— Эту татуировку обязательно делали всем, кто записывался в отряд?

Бородин рассмеялся:

— Да что вы! Все-таки «Двуглавый орел» — не тайное общество иезуитов, а боевой отряд. Это наша собственная дурь. Кто хотел — тот делал.

Итак, кое-что прояснилось. Значит, Игорь точно воевал в Сербии, в составе этого самого «Двуглавого орла». И остался как-то связан с его руководителями. Понятно, почему он так долго сопротивлялся возобновлению их отношений и всячески пытался ее оттолкнуть, — просто боялся за нее. Но ведь Лена уже не та безмозглая глупышка, какой была четыре года назад, когда ее так легко одурачил Артуро Джаннини! Теперь она вполне может за себя постоять. Не только за себя, но и за свою любовь.

Вечером она снова попыталась дозвониться до Игоря. Телефон был безнадежно занят. Лена два часа подряд крутила диск — сплошные короткие гудки. Может быть, он просто испорчен? В конце концов, до конца назначенного им срока осталось всего четыре дня. Они ничего не изменят, можно увидеться и сейчас. Тем более что сомнения физиологического порядка постепенно сменила уверенность: беременность была фактом почти очевидным. Таких долгих задержек у нее еще не бывало.

Лена собралась и поехала в Крылатское. Дверь открыл сам Игорь. Увидев Лену, он изменился в лице.

— Ты с ума сошла!

— Ты мне совсем не рад? — Она остановилась на пороге и выжидательно посмотрела на него. Он шагнул к ней, обнял и прижал к себе с такой силой, что ей стало больно.

— Ты с ума сошла, — сказал он уже спокойнее. — За тобой никто не шел?

— Нет. — Она взяла его лицо в ладони и поцеловала сначала в глаза, потом в губы. — Не волнуйся, со мной все в порядке. Мне очень надо с тобой поговорить.

— Игорь, кто пришел? — В холл вышла Оксана Антоновна. Увидев Лену, она поджала губы и удалилась, на этот раз даже не поздоровавшись. Но сегодня Лена и не расстроилась — радость от встречи с любимым ей никто не мог испортить, даже его мать.

— Пойдем ко мне. — Игорь обнял ее за плечи и повел в свою комнату.

Как только за ними закрылась дверь, они бросились друг к другу так же стремительно, как умирающие от жажды бросаются к воде. Однако Лена взяла себя в руки и отстранилась:

— Подожди… Нам надо поговорить.

— Потом… — Игорь не мог от нее оторваться, — потом.

— Нет. — Она решительно убрала его руки со своей талии, отошла от него подальше и села на диван.

— Ну хорошо. — Он покорился. — Давай.

— Почему ты не спрашиваешь, зачем я пришла?

Он удивленно взглянул на нее:

— Соскучилась. И я очень соскучился. Разве нет?

— И это тоже. — Лена старалась сохранить самообладание, но это ей удавалось с трудом. Господи, так хочется вскочить, обнять его и целовать без конца! — Но есть и еще причина.

Игорь помрачнел.

— Что? Что-то случилось?

— Не надо сразу предполагать плохое.

— Ну говори же!

Лена набрала полные легкие воздуха и выпалила одним духом:

— Я, кажется, беременна.

Сказала и ждала его реакции. Игорь сначала оторопел, а потом по его лицу медленно поползла блаженная улыбка. Он присел перед ней на корточки и заглянул в глаза:

— Нет, правда?

— Правда.

— Ты была у врача?

— Еще нет, но я почти уверена.

— Ленка! — Он схватил ее на руки и закружил по комнате. Она смеялась и колотила его кулачками по спине:

— Сумасшедший! Отпусти меня!

Однако эйфория продолжалась недолго. Игорь померк и словно спустился с небес на землю. Он осторожно посадил Лену на диван и сам сел с ней рядом, опустив голову. Она попыталась заглянуть ему в лицо:

— Что с тобой?

— Ах, Ленка, все так сложно… Ты не понимаешь.

— Кажется, понимаю, — осторожно сказала она. — «Двуглавый орел»?

Он отшатнулся:

— Откуда ты знаешь?

— Неважно. Вычислила и догадалась.

Он смотрел на нее так, будто увидел впервые.

— И что же ты… вычислила? — спросил он после паузы.

— Ты был в Сербии. И за тобой оттуда тянется какой-то «хвост». Но, может быть, ты сам наконец все расскажешь?

— Ох, ты сама не понимаешь, во что ты хочешь впутаться. — Он покачал головой. — Или уже впуталась… Что тебе известно?

— Сегодня днем я говорила с одним из тех, кто тоже там воевал.

— С кем?

— Он тебя не знает. Я думаю, ты его — тоже. — Лена умоляюще посмотрела на Игоря: — Пожалуйста, не надо ничего от меня скрывать! Тем более теперь.

Он прошелся по комнате из угла в угол. Потом остановился перед ней:

— Четыре года назад я сделал грандиозную глупость. В общем, я был одним из создателей этого отряда. Все мои деньги ушли на финансирование: покупку оружия, обмундирования и так далее. Кроме того, через меня шли и другие денежные пожертвования. В общем, сейчас меня обвиняют в том, что я растратил средства, собранные для «Двуглавого орла» среди православных общин Западной Европы. Это гигантская сумма.

— А ты их не тратил?

— Разумеется, нет! Я эти пожертвования и в глаза не видел.

— Тогда почему же…

— Меня подставили. — Игорь схватился за голову. — Боже мой, я ведь считал себя неплохим бизнесменом! Но когда имеешь дело с такими людьми…

— С какими?

— Создатели «Двуглавого орла» — люди двух категорий: фанатики и подлецы. Фанатиков действительно волнует только свобода Сербии. А подлецы на этом набивают свои карманы. В один из таких карманов и ушли эти пожертвования.

— И ты не знаешь, в чей именно?

— Откуда? Одно я знаю точно — не в мой. Но доказать это не могу. Правда, есть один способ…

— Какой?

Игорь устало посмотрел на нее:

— Этого я тебе не скажу. Способ на крайний случай, и мне не хотелось бы его применять. Но, видно, придется. Иначе я никогда не смогу жениться на тебе.

— Почему?

— Неужели непонятно? Тогда эта тень накроет и тебя. А я не переживу, если с тобой что-нибудь случится, да еще по моей вине.

— А тебе не кажется, что теперь уже меня все равно будут связывать с тобой, независимо от того, женишься ты на мне или нет?

Игорь закурил очередную сигарету:

— Кажется. Я пытался тебя оградить, но, видно, плохо пытался.

— Не вини в этом себя. — Лена встала, подошла к нему и прижалась лбом к его плечу. — Это я такая упрямая.

Он обнял ее:

— Жалеешь?

— Ни капельки! Тем более теперь, когда я… Когда у нас родится ребенок. Ты кого хочешь, мальчика или девочку?

Игорь улыбнулся:

— Девочку. Такую же упрямую, как ты. И с такими же чудесными волосами.

— Девочку так девочку. — Она ласково, как котенок, потерлась щекой о его грудь. Но затем сказала решительно: — Значит, так: Славик возвращается через неделю, мы подаем на развод, а потом сразу расписываемся с тобой.

— Ленка! — Игорь посмотрел ей в глаза. — Тебе не кажется, что ты слишком спешишь? Давай я все-таки сначала улажу свои дела, чтобы быть за тебя спокойным.

— А за меня и нечего волноваться. А пожениться мы должны как можно скорее: ты ведь не хочешь, чтобы твой ребенок был незаконнорожденным?

Самой Лене было абсолютно все равно, в браке она родит ребенка от Игоря или нет. Она использовала этот довод как последний аргумент против нежелания Игоря связывать с ней сейчас свою судьбу.

— Ну хорошо, хорошо. — Игорь явно хотел ее успокоить. — Сделаем так, как ты говоришь.

— Обещаешь?

— Слово джентльмена. Только знаешь что? Дай мне месяц срока. Пусть месяц все остается как есть.

— А именно?

— Пока ничего не говори Славе. Я все улажу, тогда и объяснишься, и сразу переедешь ко мне. И вот еще что…

— Что ты еще придумал?

— Может быть, мы все-таки пока не будем встречаться? Я за тебя боюсь.

Он уговаривал ее терпеливо, как ребенка, повторяя одно и то же по десять раз. Но Лена уже не ребенок. Подумав, она сказала:

— Хорошо, первую часть твоего предложения я принимаю, но со второй решительно не согласна. Да я просто умру, если не буду видеть тебя! — Она бросилась ему на шею.

Игорь с улыбкой сдался:

— Ладно, пусть будет так, как ты хочешь. Я ведь этого хочу не меньше.

Лена с сомнением посмотрела на него, но ничего не сказала. Хотелось бы думать, что она его убедила, но полной уверенности у нее не было.

Вечером, уже совсем поздно, когда Лена уходила и Игорь вышел ее провожать, в холле появилась Оксана Антоновна. Очевидно, она весь вечер ждала этого момента. Совершенно игнорируя Лену, Оксана Антоновна обратилась к сыну:

— Игорь, я всегда старалась не вмешиваться в твою личную жизнь, но сейчас это переходит всякие границы. Зачем к тебе ходит эта девка?

Такого Лена не ожидала. Понятно было, что мать Игоря ее недолюбливает, но до оскорблений дело еще не доходило. Она растерянно посмотрела на Игоря. Его лицо окаменело:

— Мама, будь добра уважительно говорить о моей невесте.

— Ах, твоей невесте? — В голосе Оксаны Антоновны была неприкрытая издевка. — Насколько мне известно, твоя так называемая невеста замужем за другим. Может быть, тебе не понравилось слово «девка»? Но порядочные женщины не бегают от мужа по чужим постелям!

Лена сжалась в комок. У Игоря от гнева задергалась щека, но ему удалось сдержаться.

— Мама, — голос его был ровен и холоден, — если ты еще хоть раз позволишь себе заговорить о Лене в таком тоне, боюсь, что ты лишишься сына.

Он взял Лену под руку и вывел на лестничную площадку, осторожно прикрыв за собой дверь. Почти всю дорогу до метро они молчали. Уже прощаясь, Игорь нежно поцеловал ее и сказал:

— Ничего, любимая. И это как-нибудь уладим.

8

Телефонный звонок, которого ждал Игорь, раздался только через неделю.

— Ты все еще упрямишься? Имей в виду, терпение Вука на исходе. Это может плохо кончиться, и не только для тебя одного.

— Подожди. — Игорь старался говорить спокойно. — Передай Вуку, что я хочу с ним встретиться.

На том конце трубки немного помолчали, словно раздумывая.

— Хорошо. Ты знаешь, чем это тебе грозит?

— Знаю.

— Не боишься?

— Зайцы боятся. Так передашь?

— Жди известий.

Через день позвонили опять:

— Вук готов поговорить с тобой. Будь завтра в десять вечера у старого памятника Гоголю.

Игорь догадывался, что это значит: испытание охотой. Те люди, с которыми ему предстояло иметь дело, действительно чем-то напоминали рыцарей средневекового ордена. Они верили не столько в логические объяснения, сколько в силу судьбы и в Божий суд. И если он не сможет доказать свою невиновность, опираясь на реальные факты, придется подвергнуться роковому испытанию.

Ровно в назначенное время он сидел на скамейке за памятником. Народу в этом скверике никогда не было. Полутемный и всегда какой-то грязный, он не привлекал к себе ни москвичей, ни гостей столицы. «Обидно за Гоголя, — подумал Игорь, чтобы отвлечься от мыслей о том, что ему сейчас предстоит. — Почему всегда у нас самые интересные памятники скрывают от народа?» Он-то всегда считал памятник гениальным. Жаль, что его засунули в такую дыру, а на бульваре поставили вместо Гоголя заносчивого идиота. Хотя какая же это дыра? В этом доме великий сумасшедший сжег вторую часть «Мертвых душ»…

— Смотри, пришел все-таки! — Скрипучий голос прервал его размышления. Игорь обернулся и увидел перед собой ничем не примечательного человека лет сорока. Серые брюки, клетчатая рубашка, редкие светлые волосы зачесаны так, чтобы скрыть намечающуюся лысину. Ростом этот человечек был невелик. Да, посланец грозного Вука выглядел совсем непрезентабельно!

Игорь поднялся со скамейки:

— Пойдем?

— Пойдем, если не передумал.

Они пересекли Новый Арбат, по улице Вахтангова вышли к магазину «Самоцветы», свернули в один переулок, потом в другой и остановились у невысокого старинного особняка. Казалось, что здание давно пустует: окна заколочены, у дверей кучи мусора. Человечек кивнул:

— Это здесь.

Игорь недоуменно посмотрел на него. Ну и где же здесь вход? Однако оказалось, что человечек указал не на сам особняк, а на пятиэтажный дом постройки примерно начала века, расположенный сразу за ним. Двор дома и парадные находились с другой стороны, а через арку полуразрушенного особняка вела дорожка к черному входу.

— Иди. Там тебя встретят.

Темнота арки и черная дыра подъезда выглядели зловеще. В подъезде его действительно ждали: два дюжих молодца в черном сразу заломили ему руки за спину, заткнули рот и поволокли сначала вниз по лестнице, потом по коридору с толстыми трубами, еле освещенному тусклыми желтыми лампочками, потом были еще два лестничных марша вниз, и еще коридор… Наконец достигли цели: то ли это был небольшой зал, то ли очень большая комната с низкими потолками и тоже плохо освещенная. Посреди комнаты на грубом табурете сидел широкоплечий бородатый человек в кожаной куртке.

Дюжие молодцы наконец отпустили Игоря. Он потер затекшие руки и усмехнулся:

— Зачем же так грубо?

— Другого не заслужил. — Голос у бородача был низким и хриплым. — Зачем ты хотел меня видеть?

— Поговорить. — Игорь старался, чтобы голос звучал ровно и спокойно.

— О чем нам с тобой говорить? Верни деньги и можешь быть свободен.

— У меня этих денег нет.

Бородач недобро усмехнулся:

— Зря ты это… Твой приход сюда может плохо кончиться…

— Знаю. Но мне надоело скрываться. Давай решим все недоразумения между нами раз и навсегда.

— Я уже сказал: верни деньги и можешь быть свободен.

— А я повторяю: у меня этих денег нет и не было. Я только договаривался о перечислениях. Последующие этапы контролировал другой человек. По твоему же приказу.

Вук пожал плечами:

— Я никакого приказа не отдавал. Ты был единственным уполномоченным.

— Ну, значит, меня подставили. Послушай, я отдал все свои средства — заметь, не маленькие, — на покупку оружия для «Двуглавого орла». Я сам сражался на вашей стороне три года, у меня шкура продырявлена…

— Я все это знаю и ценю. Учитывая твои прежние заслуги, мы не будем преследовать тебя как отступника. Верни деньги и живи дальше как хочешь.

— Да нет у меня этих денег! — Игорь чуть не сорвался, но в последний момент сумел себя сдержать. — Нет и не было! Подожди. Помнишь, мы договаривались, что эта финансовая операция будет моим последним делом в отряде? Помнишь?

Бородач кивнул.

— Так вот. Я провел всю предварительную подготовку. Я лично договорился с общинами в Гамбурге, в Брюсселе и в Женеве, а Францию обещал взять на себя Слободан. Деньги должны были быть переведены в Амстердам, счет на пароль. На этом мое участие в операции закончилось.

— Они и были переведены. И сняты. Вся сумма целиком. Пароль мог знать только ты.

— Но я не знал его! Не я открывал счет! Это должен был сделать Слободан.

— Слободан был убит еще до того, как деньги исчезли. Так что сам понимаешь…

Бородач угрожающе усмехнулся. Игорь вытер пот со лба.

— Но какой мне резон брать эти деньги? Я же сам отдал вам все, что имел!

— Вот именно поэтому. Ты разочаровался в нашем деле и решил возместить денежные потери. — Бородач презрительно сплюнул. — Все вы, чужаки, одинаковы!

— Хорошо. — Игорь предпринял последнюю попытку. — Как я могу доказать свою невиновность?

Бородач пожал плечами:

— Боюсь, что никак.

— А… Испытание?

— Ты имеешь в виду испытание охотой? — Бородач пристально смотрел на Игоря. — Ты пойдешь на это?

— Ничего другого мне, похоже, не остается.

Бородач ненадолго задумался, а потом сказал:

— Ну что ж, у меня была мысль, что ты предложишь такое решение, поэтому я приготовился. Стены в этом подвале достаточно толстые, звуки выстрелов никто не услышит. Так что…

Игорю приходилось слышать, что такое «испытание охотой», но своими глазами он этого никогда не видел. А вот теперь не то что увидит — станет главным участником.

В девятнадцатом веке «испытание охотой» использовали сербские вельможи (да и не только сербские) для разрешения споров, зашедших в тупик. Если обвиняемый был знатного рода и не мог доказать свою невиновность другим путем, он полагался на Божий суд. Человека помещали в закрытую комнату, достаточно большую, и давали в руки колокольчик. По углам комнаты ставили четырех стрелков с завязанными глазами. Обвиняемый должен был двигаться по комнате, колокольчик звенел, а стрелки пытались убить жертву, целясь на звук. Если в течение сорока минут обвиняемому удавалось остаться в живых, вина с него снималась. Бог был на его стороне. Но редко кому это удавалось…

Бородач встал. Один из молодцов подхватил табуретку, на которой он сидел, и вынес в коридор.

— Ну что ж, — сказал бородач. — Нас, правда, только трое, но, думаю, этого достаточно. Ты готов?

Игорь собрался с духом.

— Готов.

— Тогда приступим.

В руках у бородача оказалось ружье. Он щелкнул затвором, проверяя, все ли в порядке.

— Так. Колокольчик мы ставим посреди комнаты. Ты сам завяжешь нам глаза, чтобы не было недоразумений. Потом идешь на середину комнаты, берешь колокольчик — и начинаем. Главное условие — не стоять на месте. Понял?

— Вполне.

— Время засекаешь сам, хотя это и против правил. Но секундантов здесь нет, уж извини.

Три стрелка замерли в углах комнаты. Игорь знал: они испытывают то же, что охотник в засаде при приближении дичи, — все чувства обострены до предела и работают на одну цель. Вернее, на ее поражение. На мгновение Игоря охватила ярость: не позволит он этим кретинам отправить себя на тот свет, как жертвенного барана! Однако он быстро взял себя в руки — ярость в таком деле плохой помощник. Единственное, что может его спасти, — быстрота реакции и точный расчет, а для этого необходимо хладнокровие.

Он сделал пробный шаг вправо, стараясь не шевелить рукой, но проклятый колокольчик все-таки звякнул, и тут же одновременно раздались три выстрела. Мимо… Ага, не утратил он еще боевых навыков! Хотя сейчас Игорь не чувствовал ни азарта, ни того почти наркотического опьянения опасностью, какое часто наступает во время настоящего боя. Голова работала четко и ясно, как компьютер. И в то же время он сейчас не был человеком-личностью, неким индивидуумом Игорем Болотовым. Он был зверем, загнанным в ловушку. А у зверя в таких ситуациях инстинкты обостряются до предела. Но на одних инстинктах эту игру не выиграешь…

Компьютер в голове уже просчитывал возможные варианты движений. Игорь резко выкинул вправо руку с колокольчиком и почти одновременно бросил корпус влево. Опять обманул! На этот раз пули просвистели в полуметре от его лица. Так, теперь перекинуть колокольчик в левую руку, и — широкий скользящий шаг вправо, к тому углу, где Вук. Главное — Избегать середины комнаты. И потом, они ведь целятся не в колокольчик, делают поправку на расстояние вытянутой руки. На этом можно неплохо сыграть.

Шаг вправо, бросок влево, упал на пол плашмя, распрямился, как сжатая пружина… И опять — вправо, влево, на пол… И опять, и опять…

Эти сорок минут стоили Игорю трех жизней. Но, видно, Бог действительно был на его стороне — он не получил ни царапины.

После испытания он лег, совершенно обессиленный, прямо на пол. Вук присел рядом с ним на корточки. Обычно невозмутимое лицо его сейчас выражало великое изумление:

— Ты первый, кто выходит из этой переделки живым.

Игорь с трудом повернул голову:

— А ты часто так… развлекаешься?

— Три раза было. Сегодня — четвертый.

— А…

Значит, троих он таким образом отправил к праотцам. Хороший человек… Впрочем, на эмоции уже не осталось никаких сил. Вук скомандовал одному из своих бугаев:

— Принеси воды. Живо!

Вода была теплой и мутноватой, но как приятно было ее пить! Напившись, Игорь спросил:

— Теперь я наконец чист в твоих глазах?

— Теперь — да. — Вук качнул головой. — Но кто-то ведь взял эти деньги?

— Еще раз повторяю: если бы я даже и хотел их снять, я бы не мог — не знал пароля! Вклад должен был сделать Слободан.

— Но Слободана убили до того, как деньги исчезли…

— Не знаю… Он мог сказать кому-нибудь пароль перед смертью. Впрочем, теперь это меня не касается. Я свободен?

— Да… — Вук задумчиво посмотрел на него. — Да, конечно.

«Надо поскорее выбираться отсюда, — подумал Игорь. — Испытание-то я прошел, но кто знает, что ему еще взбредет в голову». Он с трудом поднялся:

— Я пойду?

— Иди. Гойко проводит тебя. — Вук кивнул на одного из парней.

— Нет уж, спасибо, я сам найду выход.

— Как знаешь.

Когда Игорь выбрался из подвала, было темно хоть глаз выколи. Он свернул из переулка в другой переулок — впереди засветились огни Арбата. Игорь взглянул на часы: без четверти два. Надо ловить машину.

Дорога до дома показалась Игорю бесконечной. В голове была звенящая пустота. Хотелось поскорее добраться до своего дивана и рухнуть. А еще лучше, если бы на диване сидела Лена. Уткнуться головой в ее теплые колени и забыть обо всем, что сегодня произошло…

Но в свою комнату незаметно пройти ему не удалось — на диване в гостиной его ждала Оксана Антоновна.

— Я должна с тобой поговорить.

Игорь чуть не застонал:

— Мама, третий час! Давай завтра.

— Я специально тебя жду уже несколько часов.

Игорь понял, что отвертеться не удастся. Он плюхнулся на диван — после сегодняшнего приключения его не держали ноги — и приготовился слушать.

Оксана Антоновна оглядела его с головы до ног:

— Откуда ты такой… растрепанный?

— Это неважно. Мама, я смертельно устал! Говори скорей, что ты хотела сказать, и я пойду спать.

— Сегодня опять звонила эта девка.

Ну вот, так и знал! Но нет никаких сил вступать в пререкания.

— Ты имеешь в виду Лену? — устало уточнил Игорь.

— Я имею в виду ту девку, которая сначала путалась с тобой, потом с твоим отцом, а сейчас снова залезла к тебе в постель.

— Ну что ты говоришь. Во-первых, Валентин мне не родной отец…

— Он был тебе все равно что родной! — Голос Оксаны Антоновны сорвался на визг. — И она увела его!

— Во-первых, Валентин мне не отец, — терпеливо повторил Игорь. — А во-вторых, она с ним не путалась. Ничего у них не было. Валентин ушел от тебя не из-за Лены…

— Если бы эта девка не появилась в нашем доме, — кажется, Оксана Антоновна не слышала его возражений, — если бы ты не привел ее, мы до сих пор были бы вместе!

— Мама, не называй ее девкой.

— Девка! Грязная девка!

«Ну вот, — подумал Игорь, — только истерики мне сейчас и не хватало». А Оксана Антоновна уже разошлась вовсю. Видно, за долгие часы ожидания она успела так себя накрутить, что скандала хватит на всю ночь.

— …И чтобы ноги ее в моем доме не было!

Игорь встал:

— Позволь напомнить тебе, что это не только твой дом, но и мой тоже. Как только у меня будет возможность, обещаю, мы отсюда уйдем. Ну а пока… Придется тебе смириться с нашим присутствием.

— Как… с вашим? — Голос Оксаны Антоновны внезапно сел до шепота. — Ты что…

— Лена — моя невеста. Как только она разведется, мы сразу поженимся. С моей стороны препятствий больше нет.

— Ах, так она все-таки еще замужем! — Похоже, Оксана Антоновна начала заводиться по второму кругу.

Игорь понял, что ее не остановить. Самое лучшее, что он сможет сделать, — удалиться. Он пошел к двери, но на пороге обернулся и сказал тихо, но твердо:

— Мама, это решено. Я на ней женюсь, и с этим ты ничего не сможешь поделать.

Такого открытого выступления Игорь не ожидал. Кажется, Оксана Антоновна трупом ляжет, но не позволит привести Лену сюда. Последняя мысль, которая мелькнула в его голове перед тем, как он провалился в сон, — надо что-то решать с жильем. Но он подумает об этом завтра…

9

А Лена звонила сказать, что вернулся Славик и она не знает, что делать.

Славик вернулся неожиданно, на пять дней раньше окончания срока командировки. Вечером вдруг открылась дверь — и на тебе! — возник на пороге:

— Родная моя! Как я без тебя скучал!

Он бросил сумку, кинулся к жене и закружил ее по комнате.

— Все! Больше никуда от тебя не уеду!

Лену это обещание в восторг не привело, но Славик ничего не заметил, целиком поглощенный собственной радостью.

— Что случилось? — Лене наконец удалось освободиться. — Ты же должен был приехать в конце недели?

— Сумел закруглиться пораньше, вот и все.

— А как же Сахалин? Когда еще туда попадешь. Вот бы и использовал оставшееся время, осмотрел бы все там. Зачем надо было сломя голову лететь в Москву?

Славик виновато посмотрел на жену:

— Ты знаешь, мне без тебя все не в радость. Все время думаю — как ты там, что…

— Ну что со мной может случиться?

— Не знаю. То есть умом понимаю, что все в порядке, а сердце не на месте. Бог знает что передумал! Да, кстати…

Славик кинулся к своей сумке, раскрыл ее, покопался и вытащил небольшой сверток:

— Смотри, что я тебе привез!

К Лениным ногам упало яркое шелковое кимоно.

— Настоящее японское! У моряков купил. Нравится?

Лена погладила рукой мягкий шелк. По синему фону были вытканы райские птицы самых невообразимых расцветок.

— Нравится… Только куда я его надену?

— Дома будешь ходить. Вместо халата. Я все думал — чего бы тебе такое интересненькое купить? И вот нашел.

— Спасибо. — Лена подошла к мужу и поцеловала его в щеку.

— И еще рыбы копченой привез. Ты же любишь рыбу?

— Да, конечно.

Пока Славик отмокал в ванной после долгой дороги, Лена возилась на кухне, сооружая импровизированный ужин. Продуктов в доме почти не было, в отсутствие мужа она себе не готовила, обходясь салатами и бутербродами.

Все оказалось гораздо сложнее, чем она себе представляла. Ну как ему скажешь, что она его не любит и хочет уйти к другому? Вот так взять и разбить человеку жизнь… До сих пор Лена была настолько поглощена своими собственными переживаниями, что о переживаниях Славика просто не задумывалась. Он в расчет не принимался. А сейчас это его поспешное возвращение словно что-то затронуло в ее душе. Он же действительно жить без нее не может!

Нет, конечно, ее планы на будущее не изменились. Они с Игорем все равно будут вместе, и ничто теперь им не помешает. Только… Вообще-то хорошо, что они с Игорем решили месяц подождать. За это время она уж как-нибудь сумеет подготовить Славика к неизбежному. Придется и через это пройти. Ради себя, ради Игоря и ради их будущего ребенка. Но как же это все неприятно! За ужином Лена была рассеянна и молчалива. Правда, Славик вполне компенсировал ее молчание — у него рот просто не закрывался. Кажется, он выложил ей все, что делал, думал и чувствовал за время разлуки. Лену же сильно волновала предстоящая ночь. Она даже представить не могла, как она будет спать с мужем. При одной мысли о близости с ним ей становилось нехорошо. А отвертеться не было никакой возможности. Славик готов был отправиться в постель хоть сейчас.

После ужина она долго и тщательно мыла посуду, убирала кухню, даже помыла пол. Славик сначала путался под ногами, пытаясь помочь и ускорить дело, но Лене удалось спровадить его в комнату. Однако тянуть время до бесконечности невозможно.

— Леночка, ты скоро закончишь? Я стелю постель, — крикнул Славик.

О Господи!

— У нас нет ничего выпить? — Славик снова возник на пороге кухни. — По случаю воссоединения нашей семьи.

— Нет. — Лена оживилась. — Может быть, сбегаешь купишь? Киоски у метро еще работают. — Какого-нибудь вина. Красного, ты же любишь красное?

— Хорошо.

Ну вот, еще повод оттянуть неизбежное. Как только Славик вышел за дверь, Лена сразу же набрала номер Игоря. Она не совсем понимала, зачем это делает. Ей просто хотелось услышать его голос. И вообще, чем ближе была перспектива отправиться с мужем в постель, тем быстрее из Лениной души испарялось чувство жалости к Славику. Два часа назад она не представляла, как скажет ему, что уходит к другому. А сейчас готова была отправиться к Игорю прямо тут же, только бы избежать объятий мужа.

Но Игоря дома не было. Оксана Антоновна желчно посоветовала ей заняться собственной семейной жизнью и оставить ее сына в покое. Ничего не ответив, Лена опустила трубку на рычаг.

Хлопнула входная дверь.

— Хорошего красного не было, я купил мартини! — возвестил Славик. — У нас лед есть?

— Есть, — машинально ответила Лена.

— Сейчас сделаю мартини со льдом. Будешь?

— Да. — Лена поднялась со стула. — Я пошла в ванную.

Сначала она долго стояла под горячим душем, подставляя лицо упругим струям. Потом долго и тщательно намыливала тело, взбивая гель в радужную пену. Вот так бы и провести всю ночь в ванной под теплой водой!..

— Леночка! Ты там не утонула? — Славик попытался открыть дверь, но она предусмотрительно задвинула щеколду.

— Сейчас выхожу, — сказала она со вздохом.

Выключила воду, потянулась за полотенцем — и вдруг низ живота пронзила боль. Лена согнулась пополам и села в ванную. Боль отпустила. Лена попыталась подняться на колени и дотянуться до щеколды, когда увидела, что вода, оставшаяся на дне ванны, стала красной. Она испуганно приподнялась — кровь хлынула из нее, как из открытого крана. Она закричала.

Дальше все происходило как в дурном сне. Сильные удары в дверь: щеколда не выдержала и сломалась. Испуганное лицо Славика, склоненное над ней. Потом «скорая», молодая грубая докторша в белом халате. Ее куда-то везли на каталке. Потом было гинекологическое кресло, покрытое рыжей клеенкой.

— Дайте ей дозу побольше, не бойтесь. Вы же видите, в каком она состоянии.

Шприц вошел в вену. Перед глазами кружились в диком хороводе яркая лампа операционной, лица врачей, темный квадрат окна… И все провалилось в темноту.

Лена пришла в себя утром. Ярко светило солнце, она лежала в большой белой палате — вроде бы на шесть человек. Или на восемь? Слева две кровати стояли пустые, а справа…

Лена приподнялась на локте, чтобы осмотреться.

— Проснулась? Лежи, лежи, — прикрикнула на нее девушка с соседней постели, крашеная блондинка лет тридцати. — Еще не оклемалась.

Лена откинулась на подушку.

— Тебя ночью привезли, спящую красавицу. Кажется, они перебрали с анестезией. Вкатили тебе лошадиную дозу, потом не знали, что делать.

Анестезия… Операционная с яркой белой лампой… Черное окно… Лена все вспомнила.

У нее не будет ребенка.

— Ну, чего ревешь? — опять прикрикнула девушка. — Тебе сейчас нельзя нервничать, только хуже будет. Подумаешь, выкидыш! Со всеми случается. Муж есть?

Лена кивнула.

— Ну так еще сделаете! Тоже мне проблема. У тебя первый, что ли?

— Да…

— Сейчас бабы хлипкие пошли. Родить в простоте не могут. Сначала от бесплодия лечатся, потом на сохранении чуть не девять месяцев лежат. А уж выкидыши у каждой второй. Раньше вот всю беременность нормальная баба в поле работала, потом на меже рожала, ребенка — в подол и своими ногами до хаты. Нам-то, конечно, такое и не снилось.

— А вы здесь… с чем? — робко спросила Лена.

— Да с тем же.

— А у вас тоже первый? — сказала Лена и поняла, что сморозила глупость.

Блондинка рассмеялась. Смех у нее был низкий, раскатистый, с хрипотцой.

— Первый у меня был десять лет назад. Я с тех пор уже двоих родила. Собственно, третьего мы и не планировали, но раз так вышло, решили — пусть будет. Но нет так и нет. Ну, давай, что ли, познакомимся, — сказала она словно через запятую. — Меня Света зовут.

— Лена.

— Лена так Лена. Нет, ты пока не вставай, — приказала она, видя, что Лена спустила ноги на пол. — Тебе до вечера точно лежать надо. Завтрак я тебе принесу.

Света поднялась, запахнула цветастый фланелевый халат и вышла в коридор.

Лена приподнялась. В ряду напротив была занята всего одна кровать. На ней лежала бледная девочка с большими черными глазами. Девочка рассматривала яркий журнал, кажется, что-то вроде «Бурды». На Лену она взглянула мельком и больше не обращала внимания.

Вернулась Света с тарелкой манной каши.

— Кормежка здесь, конечно, не очень, — сказала она. — Но мы ведь не собираемся долго задерживаться, правда?

— А сколько здесь обычно держат? — поинтересовалась Лена.

— Тебя — дня три-четыре, если воспаления не схватила. А меня еще с недельку. Я-то здесь уже десять дней. У меня вечно осложнения.

— А почему столько пустых мест?..

— Больница новая, заполняется постепенно. В общем-то, тебе повезло, что «скорую» направили сюда. С Джамилей ты уже познакомилась?

— Нет…

— Это вот Джамиля. Она здесь с воспалением. — Света кивнула в сторону черноглазой девочки. — Эй, Джамиля, ты бы хоть поздоровалась!

Девочка с неохотой оторвалась от журнала:

— Здравствуй.

И тут же опять углубилась в рассматривание картинок. Света пожала плечами:

— Не обращай внимания, она вообще такая. Слова не вытянешь. Представляешь, лежим здесь молча, как два сыча!

Света состроила уморительную гримасу, и Лена невольно улыбнулась.

После обхода положение не прояснилось. Серьезная пожилая врачиха осматривала Лену недолго, сказала, что все идет как надо, и занялась ее соседкой.

После обеда пришел Славик. Лене еще нельзя было вставать, а для встреч с родственниками была отведена специальная комната на первом этаже. В палаты их не пускали. Славик передал ей букет роз и очень трогательное письмо. Он провел в больнице всю ночь и уехал домой только под утро, когда убедился, что с ней все в порядке. Бедняжка, он ни о чем не догадывался…

Лена покрутила в пальцах письмо. Как все запуталось! Славик считает, что это был его ребенок. Он пишет, что просто чуть с ума не сошел, когда выяснилось, что ребенка не спасти. Но ничего, у них с Леной будут еще дети, обязательно будут! Лена опять заплакала. Как она посмотрит Славику в глаза? И как… Как она скажет Игорю, что с ней произошло?

— Ну, чего опять ревешь? К мужу не пустили? — спросила Света, придя из «комнаты свиданий». — На вот, держи!

Она порылась в громадном пакете, который принесла с собой, и сунула Лене огромный желтый персик.

— Первые в этом году! — Потом посмотрела на пакет, стоящий у Лениной кровати. — А тебе, я вижу, тоже всего натащили!

— Хочешь? — равнодушно спросила Лена.

— С ума сошла! — Света показала глазами на свою сумку. — Ну так чего ревешь?

Лена протянула ей письмо Славика:

— Прочитай.

— Разрешаешь? — Света пробежала листок глазами. — Ну так что? Все правильно. Будут у вас еще дети. Послушай-ка, а он тебя очень любит!

— Любит… Только это был не его ребенок.

Света уставилась на нее:

— Это как?

— А вот так…

Лена сама не понимала, зачем пустилась в откровенность, да еще с совершенно чужим человеком. Но ее словно прорвало. Она говорила, и говорила, и говорила…

Света слушала открыв рот.

— Ну, дела! — присвистнула она, когда Лена наконец закончила. — Как в книжке! А тот ничего еще не знает?

— Нет. И я не знаю, как ему это сказать.

— А с мужем чего?

Лена вздохнула:

— Скажу ему правду. Только тоже не знаю как.

— Слушай, ты с этим будь поосторожнее! — Света покачала головой. — Ты уверена, что он ничего с собой не сделает?

— Кто?

— Да муж твой! У мужиков знаешь какая психика слабая! А тем более если он узнает, что ребенок был не его.

— А может быть, этого ему говорить не стоит? Ребенка ведь уже нет.

— Еще хуже, — поразмыслив минуту, сказала Света. — Решит, что ты уходишь от него из-за выкидыша.

— Но объясниться-то все равно надо!

— Я бы на твоем месте не торопилась. Ты теперь не беременна, спешить к сроку не надо. Постепенно подготовь его, чтобы не как снег на голову: привет, я люблю другого и ухожу к нему.

Светины слова упали на благодатную почву. Лена и сама уже об этом думала.

— И сколько, по-твоему, должно длиться это «постепенно»? — спросила она.

— От недели до месяца. В крайнем случае — полтора, — решительно сказала Света. — Я, когда с первым мужем разводилась, все дело в две недели провернула. То есть я имею в виду не оформление бумажек, а всякие объяснения-разговоры.

— Ну и что?

— Нормально! До сих пор в хороших отношениях. Тоже говорил: «Жить без тебя не смогу!» А теперь с моим Васькой вместе на рыбалку ездят. Дружим домами.

Лена с сомнением покачала головой. Что-то она плохо представляла себе, как Игорь и Славик отправляются вдвоем на рыбалку.

Славик не находил себе места. К Лене его обещали пустить завтра после обеда, а до этого времени он совершенно не представлял, чем себя занять. Работа не шла на ум, все валилось из рук. До вечера он бегал по магазинам, выискивая что-нибудь экстраординарное, чем можно удивить и обрадовать жену. В результате купил огромного синего слоненка с оранжевыми ушами — Лене должно понравиться.

Вечером он заварил чай и устроился у телевизора, чтобы скоротать время. Нужно было решить для себя одну проблему: если сегодня позвонит из Италии Ленина мама, рассказывать ей, что случилось, или нет? Вообще-то Лена скоро будет дома, может, не надо Ольгу Васильевну напрасно тревожить? Напрасно?.. Поставив себя на место Ольги Васильевны, Славик подумал, что он бы предпочел все узнать после случившегося. И тут, как назло, раздался телефонный звонок. Славик поплелся к телефону, так ничего и не придумав.

Но это была не Ольга Васильевна.

— Простите, пожалуйста, это квартира Трофимовых? — вежливо осведомился хрипловатый женский голос.

— Да. — Славик перебирал в уме знакомых. Кто бы это мог быть?

— Я могу поговорить с Еленой?

— Нет. Ее сегодня не будет. Может, ей что-нибудь передать?

— Я случайно говорю не с ее мужем?

— Случайно с ним.

— Простите, как вас зовут?

— Вячеслав Веселкин, — ответил Славик, начиная понемногу раздражаться.

— Меня зовут Оксана Антоновна. Собственно, мне нужны вы даже больше, чем ваша жена. Нам необходимо встретиться…

10

В десять утра Славик стоял между колонн метро «Парк культуры» и озирался по сторонам.

— Вы — Вячеслав?

Перед ним стояла сухощавая стройная женщина лет пятидесяти в строгом сером костюме. Безупречный макияж, рыжеватые волосы уложены в замысловатую прическу. Смотрела она на него строго, без улыбки. «Как следователь прокуратуры», — почему-то подумал Славик.

— Да. А вы — Оксана Антоновна? Чем обязан…

— Подождите, — прервала она его повелительным жестом. — Не здесь же нам разговаривать! Тут за углом есть кофейня, не возражаете?

Она повернулась и пошла по направлению к «Прогрессу». Славик пожал плечами и направился следом. Ну, точно, странная… Они сели за столик в маленьком полутемном подвальчике, и Оксана Антоновна наконец сочла возможным изложить суть дела.

— Фамилия Болотов вам что-нибудь говорит? — Глаза ее сухо поблескивали. — Игорь Болотов.

Славик похолодел. Это имя было для него предметом непроходящего кошмара. А он-то уже надеялся, что никогда больше его не услышит!

— Говорит. — Голос его сразу стал хриплым. — Говорит.

— Это мой сын.

— Да? — Славик не знал, что сказать.

— Вы, Конечно, в курсе, что когда-то они с Еленой хотели пожениться, но свадьба расстроилась.

— В курсе…

— И вы знаете, из-за чего?

— В общем, думаю, да.

— Эта девка бросила моего сына и стала встречаться с моим мужем. А потом выяснилось, что Валя — ее отец.

Ах да! Это же бывшая жена Магницкого! Но Славик напрочь забыл ее имя, хотя, наверное, слышал его раньше. Знал бы, отговорился бы от этой встречи. Магницкий как-то говорил, что его бывшая жена немного не в себе…

— Это вообще распутная семейка. И она, и ее мать. Она Валю словно околдовала.

Славик поднялся:

— Если вы позвали меня, чтобы говорить гадости о моей жене и теще, то я пойду.

Она схватила его за руку:

— Глупый мальчишка! Она обманывает тебя, а ты ее защищаешь.

Славик сделал движение, чтобы освободиться, но пальцы Оксаны Антоновны впились в его запястье как клещи.

— Сядь и выслушай! Она снова спит с моим сыном. А сын — это единственное, что у меня осталось, и я не позволю…

Оксана Антоновна прямо задохнулась от злобы. Славик, ошеломленный, опустился на место:

— Что вы сказали?

— Она изменяет тебе, дурачок! Понял? Из-ме-ня-ет! И, может быть, не только с моим Игорем.

— Вы лжете!

Она хрипло рассмеялась:

— Я могу это доказать. Хочешь? Хочешь убедиться своими глазами? Я тебе могу это устроить!

Она говорила как одержимая. Славик мотнул головой. Что за наваждение, он уже готов был согласиться!

Собравшись с духом, он решительно поднялся:

— Я вам не верю. Не хочу вас слушать и не позволю лезть в дела нашей семьи.

Он направился к выходу и услышал, как Оксана Антоновна четко сказала ему вслед:

— Когда она снова придет к моему сыну, я тебе позвоню. Приедешь и убедишься.

Лена сидела на кровати и собирала вещи. Боже мой, была здесь всего четыре дня, а уже обросла барахлом! Света грустно наблюдала за сборами.

— Повезло тебе, — вздохнула она. — Я так быстро отсюда еще ни разу не выбиралась. Конечно, организм молодой, здоровый…

— Ничего, — улыбнулась Лена как могла ободряюще. — Неделя быстро пройдет…

Они так и были втроем, к ним никого не положили. Однако третья обитательница палаты на сближение так и не пошла. Целыми днями она листала журналы или смотрела в потолок. В разговоры не вмешивалась и, похоже, ничем не интересовалась. Вечером принесли передачи: громадный пакет для Светы и небольшую сумку для Джамили. Лене на этот раз ничего не было — завтра ее выписывали.

Честно говоря, Лене было даже немножко жаль уходить. В первый раз в жизни у нее появилась подруга. Света была грубовата, старше Лены почти на десять лет, но это совершенно не мешало ей с сочувствием выслушивать Ленины исповеди и разбираться в Лениных проблемах.

Сегодня, как всегда, приходил Славик. Лена, тоже как всегда, заранее подготовилась к его посещению и была с ним ласкова и мила. Она решила последовать Светиному совету и постепенно подготовить его к разговору. Славик был какой-то странный. Когда она сказала ему об этом, стал убеждать, что ей показалось, что просто он очень за нее переволновался.

Лена вздохнула и положила в пакет большое махровое полотенце — так оно здесь ей и не понадобилось, голову помыть она за три дня не успела. И все-таки со Славиком явно что-то было не так… Она решила напоследок поделиться своими наблюдениями со Светой. Та особого значения сомнениям Лены не придала:

— По-моему, тебе кажется. Что изменилось-то? С тобой он толком в эти дни не общался, а твой Игорь, ты говоришь, тебе домой не звонит. Или мог позвонить?

— Да нет, не мог. Я обещала дать ему время уладить все дела, чтобы мы могли пожениться. Так что он не удивится, если я на три-четыре дня исчезну. Мы же и до этого не каждый день виделись. — Лена сжала ладонями виски. — Я не представляю, как ему скажу!

— Что? Про ребенка? — догадалась Света. — Но ведь это сейчас и к лучшему. Поженитесь, а потом делайте себе детей сколько влезет!

— Ох, не знаю! — Лена готова была опять заплакать. — Как все будет?

— Хочешь, скажу, как? — раздался тонкий голосок.

Лена и Света в изумлении уставились на Джамилю: она так редко говорила, а уж в их разговоры вообще никогда не вмешивалась. Джамиля отложила свой обычный журнал и пристально смотрела на Лену. Та молчала.

— Мне из дома передали сегодня карты, — сказала Джамиля, словно не замечая удивленных взглядов. — Я специально просила, пока тебя еще не выписали. Хочешь, погадаю?

— А ты умеешь? — недоверчиво спросила Света.

— У меня бабка цыганка. Она меня учила.

Лена колебалась. Она не гадала никогда в жизни. Мама считала, что любое гадание — вызов судьбе. Если нагадают хорошее — назло не сбудется, а вот плохое стороной точно не обойдет. И Лена в этом была вполне согласна с Ольгой Васильевной.

А Джамиля уже тасовала карты. Они были не похожи на обычные игральные: раза в два больше, темные, с какими-то странными картинками. То есть картинки вроде бы были правильные — дамы, короли, валеты, — но как-то жутковато нарисованные… И еще: карты выглядели далеко не новыми, рубашки затерлись и поистрепались, а вот картинки ничуть не стерлись, и краски смотрелись так ярко, словно их только что наложили.

Лена решилась. Она не бросает вызов судьбе, она же не искала гадалку и не просила сама Джамилю! А случай есть случай.

— Хорошо.

— Тогда иди ко мне и садись вот сюда.

— А мне можно посмотреть? — спросила Света.

— Можно. Только не трещи, сиди тихо.

— Я как мышка!

Светка прокралась на цыпочках через комнату и чинно уселась на стуле рядом с кроватью Джамили. Лена все еще не решалась подойти.

— Ну что ты? — подбодрила ее Света. — Давай, это же жуть как интересно!

Лена приблизилась и села на краешек постели Джамили. Та пристально посмотрела на нее:

— Задумай, на что хочешь получить ответ.

Лена секунду помедлила и кивнула:

— Задумала.

Джамиля принялась тасовать свои необычные карты, а потом выбрасывать их наугад поверх одеяла. Получался какой-то причудливый узор.

— Так. — Она подняла серьезные черные глаза на Лену. — Это что было. Была у тебя долгая дорога к бубновому королю и марьяжная постель. Поперек дороги стоят короли треф и червей. Болезнь и удар, но все обошлось. Так говорю?

Лена кивнула. Но тут не было ничего удивительного: Джамиля же прекрасно слышала их со Светкой разговоры.

— Так. Кладу, что сейчас. Дорога, опять дорога. На перепутье жизни стоишь. Дама пик, зложелательница, через нее — удар. Очень она хочет навредить тебе, но сил у нее немного. Любовь. Большая любовь бубнового короля, и твоя любовь взаимно. Так говорю?

Лена опять кивнула. Вроде верно. Кто же эта зложелательница — дама пик? Не иначе как Оксана Антоновна!

— Слушай дальше. Кладу, что будет.

Джамиля снова перетасовала карты, пошептала что-то над ними и снова начала раскладывать свой узор.

— Две любви за тебя борются, бубновая и червовая. У тебя на сердце бубновая ложится, но черви — семья — не отпускают. Дальше… Дорога дальняя. Будто поедешь куда-то за море. Не собираешься?

— Да нет. Куда мне ехать, — усмехнулась Лена.

— Значит, сама еще не знаешь, а карты уже знают и говорят, — серьезно сказала Джамиля.

Она снова перетасовала карты.

— Желание твое сбудется, но не так скоро, как ты задумала.

— Но главное — сбудется?

— Точно говорю. А теперь — самое главное. Тащи три карты. Правой рукой от себя.

Лена вытащила. Джамиля бросила их рубашками вверх, отсчитала и вытащила из колоды еще три карты.

— Твою судьбу открываю.

Открыла и несколько секунд смотрела на непонятные фигурки. Потом подняла взгляд на Лену — в черных глазах был откровенный испуг.

— Но есть же джокер, — пробормотала Джамиля. — Ведь есть. Джокер-то ведь выпал…

— Что? Что? — не выдержала Светка. — Говори скорей!

Джамиля смешала карты и собрала их снова в колоду.

— Большие перемены. — И дальше говорить отказалась. Снова легла и уткнулась в свой журнал. Лена со Светой переглянулись и недоуменно пожали плечами.

— А что дальше-то? — на всякий случай спросила Света.

— Я же сказала — перемены. — Джамиля даже не подняла голову, всем своим видом демонстрируя — сеанс окончен.

— Стоило огород городить, — пробурчала Света и разочарованно поднялась. — Так ничего толком и не сказала. Про перемены и так понятно было.

Но весь вечер Лена нет-нет да и ловила на себе растерянный взгляд Джамили. Однако, как только глаза девушек встречались, Джамиля тут же делала вид, что, кроме журнала, ее ничего не интересует.

Эти взгляды заметила и Света. Когда Лена отправилась умываться на ночь, она подсела на постель к Джамиле:

— Может, сейчас скажешь, что ты там увидела?

Джамиля насупилась:

— Ну, тебе-то зачем?

— Жалко девчонку. Может, помочь чем смогу…

— Не сможешь. Смерть от болезни и совсем скоро, в течение года — вот что ей выпало.

— Как смерть? Она же здорова?

— Откуда мы знаем?

— Но ведь врачи ее осматривали…

— Ну и что. Сегодня здорова, завтра нет.

— Да так не бывает!

— Карты не врут, — убежденно сказала Джамиля.

— Чтобы здоровая молодая девка померла за год от болезни? Не верю.

— Дело твое. Но карты сказали — смерть. Правда…

— Что?

— Выпал джокер. А джокер — значит, есть какая-то надежда. Джокер изменчив, но иногда перемены бывают и к лучшему.

Пояснить что-либо еще Джамиля категорически отказалась.

11

Вот уже второй час Лена и Игорь бродили по Сокольникам. В это время года в парке было полно народу. Правда, день выдался пасмурный, но дождь так и не собрался.

— Может быть, все-таки пойдем где-нибудь посидим? — в который уж раз предложил Игорь. — Ты устала.

— Да нет. Мне как-то не хочется снова оказаться в четырех стенах. Давай лучше попробуем найти укромное местечко.

Укромное местечко нашлось во фруктовом саду за загородкой. Калитка в сад была заперта, но это никому не мешало: в двух шагах от нее в заборе кто-то выломал две доски, и все желающие могли проникнуть в сад беспрепятственно.

Они нашли скамейку, укрытую от посторонних глаз высокими кустами. Игорь обнял ее. Лена уткнулась лицом в его грудь, вдохнула родной запах, и слезы опять навернулись на глаза. Она не удержалась и всхлипнула. Он еще крепче прижал ее к себе:

— Ну что ты, родная, не надо. Ничего же не поделаешь.

— Я даже не знаю, почему это произошло! Что я делала не так?

— Не вини себя. Перенервничала, переволновалась… Давай это переживем вместе и…

— И что?

— У нас ведь могут быть еще дети. И обязательно будут.

— Но уже не этот.

— А может быть, и этот. Он просто умный малыш — решил, что лучше ему родиться немного попозже, когда его родители уладят всякие посторонние проблемы и будут готовы заниматься только им.

Лена подняла на Игоря заплаканные глаза:

— Ты правда так думаешь?

— Конечно. Душа-то бессмертна. Так что наш малыш еще будет с нами.

Он поцеловал ее в макушку и потерся щекой о ее волосы. Какое-то время они сидели молча. Потом Игорь спросил:

— Ты решила, когда поговоришь с мужем?

Лена вздохнула:

— Даже не знаю. С тех пор как я вышла из больницы, он какой-то… странный. Иногда смотрит на меня так, что мне страшно делается.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Да нет, не за себя. За него страшно. У него глаза бывают просто безумные. И еще…

Лена колебалась, не зная, стоит рассказывать это или нет. Вчера ночью она проснулась и увидела, что Славик плачет. Нет, конечно, не рыдает в голос. Он сидел на краю дивана, смотрел на нее, и по его щекам катились слезы. Лена не знала, как на это реагировать, и притворилась спящей. Ей было так его жалко, что впору самой заплакать.

— Что — «еще»? — Игорь встревоженно посмотрел на нее.

— Да нет, ничего. Не помню, что хотела сказать.

Игорю, пожалуй, это лучше не рассказывать. Чтобы отвлечь его внимание, Лена спросила:

— А где мы будем жить? Ты что-нибудь придумал?

— Есть у меня один план. Если получится, мы снова разбогатеем.

— Да ну!

— Правда, с Онассисом я соперничать не смогу, но на вполне приличную жизнь хватит.

— Ты решил снова заняться фотографией?

— А я никогда ее и не бросал. Даже когда был в Сербии. Делал репортажи для одного французского пацифистского журнала.

Лена хлопнула себя рукой по лбу:

— Ох, какая же я дура!

Игорь удивленно взглянул на нее:

— Несколько неожиданное заявление.

— Ну да! Когда я выясняла, чем ты занимался, я подозревала, что ты фотографию не бросил, а просто переквалифицировался. И пересмотрела в Ленинке все наши издания, а в зарубежные заглянуть не догадалась.

Игорь улыбнулся:

— Пересмотреть всю мировую прессу невозможно. Идея была неплоха, но совершенно неосуществима.

Лена засмеялась:

— Вообще-то забавно. Выходит, и ты занялся журналистикой.

— Выходит, что так.

— Похоже, что в журналистику сбегают от неудач в личной жизни. А теперь, если у нас все удачно сложится, мы бросим это занятие?

— Ты, наверное, да.

Лена возмутилась:

— Это почему? Ты, как суровый патриархальный муж, запретишь мне работать?

— Ничего я тебе не запрещу. Но, — Игорь хитро посмотрел на нее, — а как же ребенок? Мы, конечно, можем взять няню…

— Ну нет, нашего ребенка я буду воспитывать сама!

— Я так и думал.

— Ты не сказал, как ты думаешь разбогатеть, — Лена вернулась к оставленной теме.

Игорь откашлялся и помолчал секунду, чтобы слова прозвучали весомее.

— Во-первых, я написал книгу… — начал он солидно и неторопливо.

Лена тут же перебила:

— Как это? Уже написал? Когда?

— Ну не совсем, — смутился он. — Так, наброски. О Сербии. С моими фотографиями.

— А, так ты поэтому встречался с Лембовским? — догадалась Лена. — Это тебя Магницкий сосватал?

— Почему «сосватал»? — обиделся Игорь. — Я и сам по себе интересен. Просто так было легче договориться о встрече.

— Понятно. — Лена кивнула. — А во-вторых?

— Что? — не понял он.

— Ты сказал: во-первых. Значит, должно быть и во-вторых…

Игорь слегка рассердился:

— Слушай, не сбивай меня, я и сам собьюсь!

Лена покорно приложила руки к груди:

— Слушаю, слушаю, мой повелитель.

— Вот так-то лучше. — Он улыбнулся и продолжил: — У меня накопилось очень много интересных работ. Хочу сделать выставку, а потом можно будет подумать о постоянном контракте в журнале. Выставка, разумеется, не у нас.

— А где?

Игорь пожал плечами:

— В Париже. Я там жил довольно долго, и у меня остались друзья.

— А в модельном бизнесе ты больше не хочешь работать?

Игорь улыбнулся:

— Нельзя дважды войти в одну и ту же реку. Меня это уже не интересует.

— Подожди-подожди… — Лена вдруг кое-что сообразила. — То есть ты хочешь быть фотокорреспондентом? Но это же постоянные разъезды!

— Зато потом ты будешь меня встречать на пороге нашего дома. Кстати, ты настаиваешь на том, чтобы жить именно в Москве?

— А где же?

— Видишь ли… Постоянный контракт у меня намечается как раз во Франции. Что ты скажешь о маленьком уютном домике где-нибудь в пригороде Орлеана?

— Ох! — Лена засмеялась. — Ты не перестаешь меня удивлять.

— Пока мы с тобой не виделись, я кое с кем созвонился, послал кое-какие факсы и сделал несколько телефонных звонков.

— Так вот почему ты не встревожился, что я исчезла и не звоню!

— Улаживал дела и замотался. Оказывается, четыре года — срок долгий, но не очень. Друзья меня еще помнят.

Лена задумчиво посмотрела на него:

— Скорей бы это все сбылось. По-моему, мы заслужили кусочек счастья.

— Почему кусочек? Большой-большой кусище! Нет, лучше целое счастье на всю жизнь!

Лена поднималась по лестнице медленно, как черепаха. Лифтом она не воспользовалась, решив потянуть время. Снова смотреть в глаза Славику, отвечать на его вопросы… Нет, это невыносимо! Надо попробовать поговорить с ним сегодня же!

Она открыла дверь своим ключом так осторожно, как только смогла, но Славик услышал и выскочил в коридор:

— Леночка, пришла наконец! Я уже заждался. Устала?

— Не очень.

Лена села на стул и стала снимать туфли. Славик опустился перед ней на колени:

— Давай помогу.

Лена едва заметно поморщилась, но не возразила. Славику всегда нравилось ее баловать, а после больницы он вообще шагу ей ступить не давал. Вот и сейчас он укоризненно посмотрел на нее снизу вверх и покачал головой:

— Тебе велели побыть дома минимум три дня, а ты на следующий же день после выписки уходишь так надолго. Я вернулся в пять, тебя уже не было.

Лена устало улыбнулась:

— Я ушла без пятнадцати.

— А сейчас уже почти девять! Хоть бы позвонила! Я бы встретил.

— Меня подвезли на машине. — Оправдание Лена на всякий случай заготовила. — Я ходила встречаться с одним типом. Это насчет работы. Инка Лесковская сватает меня в «Дину».

— Это что такое?

— Новый женский журнал. Будет выходить с сентября. Что-то вроде современной «Работницы».

— Не слышал. Ну и как?

— Пока туманно.

Не вдаваясь в дальнейшие объяснения, Лена быстро сказала:

— Есть хочу — просто как волк! Ты ничего не приготовил?

— Жареная картошка и сейчас быстренько сварю сардельки. Будешь?

— Давай.

— А еще у меня для тебя знаешь что есть? Твое любимое…

— Что?

— Пахлава. Специально заезжал в «Восточные сладости». Рада?

Лена кивнула головой, но радости она не испытывала.

После ужина Лена забралась с ногами на диван. Славик заботливо прикрыл ей ноги пледом и спросил:

— Принести тебе чаю?

— Да нет, спасибо, что-то не хочется.

Ну почему он такой заботливый! По дороге домой Лена уже почти решила начать сегодня объяснение, но Славик вел себя так, что совершенно выбивал у нее почву из-под ног. Она не знала, как начать разговор.

— Что ты такая задумчивая? — Славик пристроился рядом и робко заглянул ей в глаза: — Плохо себя чувствуешь? Что-то болит?

— Да нет, все в порядке. — Лена вздохнула. — Тебе не кажется, что ты слишком хорош для меня?

— Ну что ты! — Славик погладил ее по руке. — Это ты для меня как подарок. Я не знаю, чем заслужил такую жену.

Он смотрел на нее с таким обожанием, что Лене стало совсем не по себе.

— Слушай, я хочу, чтобы ты знала, — Славик вдруг стал очень серьезным, — если бы с тобой что-нибудь случилось, я не смог бы дальше жить. Ты очень нужна мне. Правда. Если тебя не будет со мной, я… В общем, не знаю что сделаю.

О Господи! Только этих слов ей сейчас и не хватало! Ну как тут скажешь, что она любит другого?

Лена помолчала, потом решила все-таки попытаться:

— Я же говорю — я не стою тебя. Ты всегда относился ко мне так бережно, с таким пониманием… Так заботился обо мне… А я никогда не могла ответить тебе тем же. Ты целуешь, а я только подставляю щеку…

— Я же большего и не требую, — горячо перебил ее он. — Мне же хватает того, что ты мне даешь. Главное — ты рядом со мной. Все остальное не имеет для меня значения.

Лена поняла, что разговора сегодня опять не получится. «Но для меня-то это имеет значение, — со вздохом подумала она. — Я тоже хочу целовать. Только, к сожалению, не тебя».

12

— Я так больше не могу. — Лена жалобно посмотрела на Игоря. — Что мы с тобой как… Как бездомные!

Находившись до боли в ногах по бульварам, они теперь сидели в маленьком кафе на Страстном.

— Все по каким-то забегаловкам прячемся…

— Но ко мне же ты идти не хочешь. — Игорь грустно улыбнулся.

— Твоя мама меня ненавидит.

— Ну и что? — Он накрыл ее руку своей. — Ей все равно придется привыкнуть к мысли, что мы будем вместе. Хочет она этого или нет.

— Если мы будем жить у тебя, она подсыплет мне в еду мышьяк. Хотя нет, мышьяк долго действует. Цианистый калий. Чтобы уж сразу и наверняка.

— Ну что ты говоришь. Она — просто больной человек…

— Да? Не заметила.

— Несчастная любовь — тоже болезнь. А потом, мы с ней жить не будем, я тебе обещаю. Только, может быть, первое время, пока не наладятся дела. А потом вообще уедем. Я же тебе говорил…

— Говорил. — Лена улыбнулась ему в ответ. — По твоим словам все получается так хорошо и просто…

— Так и будет. Пока все складывается удачно.

— А как дела с выставкой?

— Продвигаются. Правда, мне надо бы съездить в Париж самому…

Лена испугалась:

— Когда?

— Не беспокойся, тебя я больше не оставлю. Когда — зависит от тебя.

Игорь серьезно посмотрел на нее:

— Мы поедем туда вместе, когда ты будешь свободна. Когда ты поговоришь со Славиком и подашь на развод.

Лена опустила голову:

— Это оказалось сложнее, чем я думала.

— Но это не может продолжаться до бесконечности! Ведь и тебе плохо, и я мучаюсь, да и муж твой вряд ли счастлив.

Лена с отчаянием посмотрела на него:

— Думаешь, я не понимаю? Сколько раз собиралась — и не могу! А после больницы он постоянно твердит мне, что жить без меня не может. И потом… Он думает, что это был его ребенок.

— Вот видишь! — между бровями Игоря появилась страдальческая складка. — Я так больше тоже не могу. И вообще, недаром говорят: собаке надо рубить хвост в один прием. А ты как те жалостливые люди, что рубят по кусочку.

— Ну пожалуйста! — Лена умоляюще сложила руки. — Мне нужно еще немного времени. Дай мне хотя бы неделю.

— А что изменится за неделю? Он станет тебя меньше любить?

— Нет. Просто мне нужно выбрать удачный момент. Я обещаю, что через неделю мы уже будем совсем вместе. И сможем поехать, куда ты захочешь.

Она взяла его ладонь и приложила к своей щеке. Он погладил кончиками пальцев нежную кожу. Как всегда, от его прикосновения по ее телу начала разливаться горячая волна.

Он придвинулся к ней ближе и потянулся губами к ее губам. Поцелуй был долгим и страстным. Когда он кончился, у Лены закружилась голова от ощущения непостижимой утраты. Она смотрела на него несколько секунд невидящими глазами, потом опомнилась:

— Господи, здесь же люди… На виду у всех!

Игорь не отпускал ее руки:

— Слушай, у меня есть предложение. Я так по тебе истосковался… Чтобы не вести себя безнравственно в общественном месте, поедем-ка ко мне. Слишком долго мы с тобой не были вместе. Тебе ведь уже можно?..

— Да. — Лене и самой этого хотелось невероятно, но была одна причина…

— А твоя мама дома? — спросила Лена нерешительно.

— Не знаю. Но все равно — обещаю, что оскорблять тебя я ей не позволю.

— Ох, не знаю…

Лена колебалась. Игорь все еще не отпускал ее рук, ласково поглаживая их. Его прикосновения сработали: в конце концов, за счастье оказаться в его объятиях можно вытерпеть и Оксану Антоновну. Она решительно поднялась из-за столика:

— Поехали. И поскорее.

Славик пришел домой около шести, но жены еще не было. После больницы она накинулась на работу как одержимая — все с кем-то встречается, о чем-то договаривается. А может быть… После разговора с этой сумасшедшей Оксаной Антоновной на душе у Славика было неспокойно. Нет, не то чтобы он ей поверил… Наоборот, всеми силами старался не верить, отгонял от себя эту мысль, но она возникала снова и снова.

То, что Лена его не любит, не было для Славика открытием. Он давно это понял и смирился. Правда, в глубине души теплилась надежда: может быть, когда-нибудь… В конце концов, не зря же говорят: стерпится — слюбится. Народная мудрость что-нибудь да значит! Он верил, что любовь можно заслужить. Быть постоянно рядом, заботиться, помогать… Если бы у них был ребенок! Лена полюбила бы ребенка, а потом, может быть, любовь перекинулась бы и на отца. То есть на него, на Славика.

Но Лена до сих пор категорически не хотела иметь детей, а когда такое вдруг случилось… Да если бы он знал, что она беременна, он бы на руках носил ее, шагу ступить не давал! Разве он бы тогда уехал? Да гори этот Сахалин синим огнем! Сто лет там не был, и еще столько же не бывать! Славик вздохнул и отправился на кухню. Как-то так получилось, что в последнее время обеды и ужины готовил исключительно он. Лена совсем хозяйство забросила.

Славик поставил на огонь кастрюлю с водой и полез в буфет за макаронами. Или, может, лучше сварить картошку? Что ей больше понравится? В последнее время Лене, кажется, все равно, что есть. Положи он ей на тарелку хоть устрицу, хоть кусок старой кожи — и не заметит…

Вообще-то она стала такой только в последнее время. Раньше она готовила сама, и с удовольствием, все изобретала какие-то неожиданные блюда, пробовала старинные рецепты. Они обе с Ольгой Васильевной любили возиться на кухне. Но раньше она все дома сидела, вытащить ее куда-нибудь было проблемой, а сейчас целыми днями где-то пропадает… И снова та же мысль: а вдруг эта кошмарная баба говорила правду? Игорь… Пропал он тогда, ну и слава Богу. От него и раньше были только одни неприятности, ничего он Лене, кроме горя, не дал. Да нет, ну откуда ему взяться? И потом, Магницкий же говорил: его бывшая жена — не в себе…

Приказав себе не думать и не сомневаться, Славик достал электромясорубку и решил заняться котлетами. Мясо было не слишком мягким и жилистым, но для котлет сойдет. И, как всегда не вовремя, зазвонил телефон. Славик досадливо поморщился, но потом подумал, что это может быть Лена. Поспешно вытер руки о полотенце и бегом кинулся к аппарату.

— Здравствуйте, Вячеслав, — раздался в трубке хрипловатый голос. Славик сразу понял, кто это говорит.

— Я же обещала помочь вам убедиться во всем своими глазами. — Оксана Антоновна говорила тихо и будто спокойно, но за этим спокойствием чувствовалось плохо скрытое торжество. Они здесь. Вы можете приехать и забрать свою жену самолично.

Славик почувствовал, как сердце гулко ухнуло. В глазах потемнело.

— Я вам не верю, — сказал он, пытаясь справиться с падающим сердцем. — Я не верю…

— Вы можете приехать и убедиться. — Теперь торжество в ее голосе звучало явственнее. — Я хочу, чтобы вы приехали. Скорее.

Славик положил трубку на рычаг.

Нет, этого не может быть! Она сумасшедшая, сумасшедшая. «А кто мешает тебе съездить и самому во всем убедиться? — кто-то посторонний словно прошептал Славику прямо в ухо. — Съездил бы и покончил с этим раз и навсегда».

Славик вернулся на кухню, машинально убавил газ под кипящей картошкой и тупо посмотрел на кусок мяса. Что он хотел с ним делать? Ах да, котлеты… Глупость какая. Зачем котлеты? Телефон зазвонил опять. Славик подошел и долго смотрел, как аппарат разрывается от звона, но трубку не снимал. В голове было пусто, и крутилась лишь одна мысль: «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда. Потому что я не хочу этого».

«А может быть, все-таки надо было съездить?» Славик мотнул головой. Может быть, и надо, но теперь уже поздно рассуждать. Адреса он все равно не знает.

И тут телефон зазвонил в третий раз. Славик вздрогнул, чуть-чуть выждал и медленно снял трубку, с отвращением держа ее двумя пальцами, как держат мертвую змею.

— Слава, вы должны приехать, — крикнула трубка голосом Оксаны Антоновны. — Вы должны!

Славик молча слушал ее крики. Потом сказал:

— Диктуйте адрес.

Оксана Антоновна, кажется, была дома, но Лене удалось с ней не столкнуться. Впрочем, мама Игоря тоже не жаждала встречи. Как только они оказались в Игоревой комнате и за ними закрылась дверь, они бросились друг к другу, словно были в разлуке целую вечность. Лена прижалась к нему своим пылающим, трепещущим телом, всем существом ожидая его ласк, и он не заставил себя долго просить.

От его горячего, твердого языка, проникшего в сладкую влажность ее рта, кровь быстрее побежала по жилам. Время опять растворилось в одном восхитительном мгновении. Лена погружалась в блаженство, в которое ее могли привести руки единственного мужчины на земле — опытные и любящие руки Игоря. Игорь тоже потерял голову. Он что-то невнятно шептал, целуя ее в изгиб шеи и торопливо расстегивая пуговицы рубашки у нее на груди. На секунду оторвавшись от нее, он взглянул ей в лицо и выдохнул, почти простонал:

— Боже, как я хочу тебя, любимая!

— Да… — Лена любовно водила ладонями по его груди, наслаждаясь ощущением его твердых мускулов.

Потом… Потом она тихонько застонала от сладкой пытки его губ, целующих ямочку на ее шее, упругие груди, слегка покусывая чувствительные бугорки сосков, языком оставляя огненный след на ее коже.

— Ты такая красивая, — пробормотал он голосом, севшим от желания. — Я уже стал забывать, какая ты красивая…

Ее, а затем и его рубашка полетела на пол. Потом настал черед джинсов. Игорь подхватил ее на руки и уложил на диван, а сам опустился рядом на колени, лаская и поглаживая кончиками пальцев ее грудь, плоский живот, бедра.

— Я хочу видеть тебя всю.

Эти легкие прикосновения были мучительно-возбуждающи для обоих. Первым не выдержал Игорь, и через секунду Лена всем телом ощутила тяжесть его тела. Их тела переплелись. Она гладила его спину от широких плеч до крепких бедер, стараясь прижаться к нему как можно теснее.

— Я хочу стать частью тебя, — прошептала она, не ощущая ни стыда, ни смущения от своей откровенности. Стыд и смущение с ним были не нужны — разве можно стесняться себя самой? Она призывно изгибалась под ним всем телом, и эти движения инстинктивно выражали ее жгучее желание испытать наслаждение, которое мог дать ей только он один.

Перекатившись по постели, не размыкая объятий, Лена оказалась распростертой на теле Игоря. Она провела губами по его виску, по шее, а потом легкими короткими поцелуями стала покрывать его грудь, спускаясь все ниже и ниже. Она инстинктивно знала, где дотрагиваться, чтобы доставить ему наивысшее наслаждение. Он застонал и остановил ее:

— Подожди… Не могу больше.

Неожиданно его лицо возникло прямо перед ее глазами и заслонило собой все вокруг. Она глубоко вздохнула, почувствовав, как он вошел в нее, и через мгновение уже не могла различить, где кончается ее тело. Не было ни комнаты, ни стен, ни летней Москвы за окнами, ни времени, ни пространства — все исчезло в волшебстве чувственного восторга.

Она чувствовала каждое его движение внутри себя. Слабые удары, сначала осторожные, испытующие — словно он щадил ее, помня о том, что с ней произошло, а потом учащающиеся, набирающие все большую силу и настойчивость. Но все его действия, все его искусство любви были направлены на то, чтобы дать ей счастье, на получение обоюдной радости. Ей же хотелось обвиться вокруг него своим телом. Она крепко обнимала его за шею, стремясь вобрать его в себя целиком. Он был необходим ей так же, как воздух.

Он слегка приподнял ее бедра, глубже вдавливая в нее свою горячую плоть, и Лена почувствовала, как ее душа устремляется куда-то вверх, к неведомым высотам, а тело словно растворяется в тысяче маленьких горячих волн, берущих начало в самой глубине ее естества. Чувство восторга разрасталось в ней с такой силой, что, казалось, она сейчас взорвется. И этот взрыв, потрясший все ее тело, наконец произошел, одновременно с достижением им своего пика. Она непроизвольно впилась ногтями в его спину, чувствуя, как по его телу бегут судороги исступленного освобождения и он припадает к ней всей своей тяжестью.

Дыхание Игоря стало глубоким и прерывистым. Он нежно поцеловал ее набухшую грудь, пылающие соски, пролагая путь к трепещущим губам. А потом Лена положила голову ему на грудь, умиротворенная теплотой его сильных рук.

— Как хорошо…

Он крепче прижал ее к себе. Некоторое время они лежали молча. Возбуждение постепенно улеглось, и по телу разлилась сладкая истома.

— Если бы можно было так лежать бесконечно… Я не хочу никуда от тебя уходить.

— Не уходи. — Игорь повернул голову и посмотрел ей в глаза. — Оставайся здесь.

— Ты серьезно?

— Конечно.

Лена вздохнула. К ней начало возвращаться ощущение реальности.

— Не могу. Ты же знаешь…

Кольцо его рук ослабло. Он слегка отодвинулся и как будто отдалился:

— Не знаю. По-моему, ты все чересчур усложняешь. Позвони мужу и скажи, что домой больше не вернешься.

— Ты с ума сошел. Так нельзя.

— Почему?

В глазах у Лены были слезы:

— Я не могу так.

Игорь снова порывисто прижал ее к себе:

— И я не могу. Знать, что ты сейчас уйдешь, что тебя где-то там ждет другой мужчина, — это пытка. И сегодня ночью…

Он не договорил, но Лена и так поняла, что он имел в виду.

— Нет, нет, что ты! Между мной и Славиком ничего нет, он муж мне только на бумаге! С тех пор как я снова нашла тебя… — Она прижалась к нему и снова стала целовать его грудь, шею, щеки, глаза — не разбирая, куда попадали губы.

— Я обещаю тебе с ним поговорить.

— Когда?

— Сегодня же! — Лена решилась. — Да, сегодня же. Ты прав, больше так не может продолжаться…

Оксана Антоновна встретила Славика у подъезда. Выглядела она так же, как и во время их предыдущей встречи, только в глазах был еще заметнее лихорадочный блеск.

— Пойдемте скорее. — Она вцепилась в его руку своими тонкими холодными пальцами. — Пойдемте. Они там.

Она буквально протащила его мимо охранника, втолкнула в лифт, не переставая сжимать его запястье. Он шел за ней словно на заклание, покорно и безвольно.

Открыв дверь своим ключом, она молча провела его через коридор и коридорчики. Славик тупо подумал: «Какая громадная квартира…» Сейчас он не чувствовал ничего, кроме какой-то странной пустоты внутри. Словно ему вдруг все сделалось безразлично.

Оксана Антоновна остановилась перед закрытой дверью, обшитой деревянными панелями.

— Сами войдете или мне открыть?

Славик молчал. Он вообще не понял, что она спросила. Тогда Оксана Антоновна решительным жестом распахнула дверь, втолкнула Славика внутрь и отступила.

В комнате царил полный разгром: на полу валялась одежда, смятое покрывало, какие-то книжки, очевидно, сброшенные с дивана. А на диване Славик увидел свою жену. Она лежала, прижавшись щекой к широкой груди мужчины, а его руки обнимали ее обнаженные плечи. Увидев Славика, Лена приподнялась на локте и уставилась на него, как на привидение.

— Ты?!!

Славик оцепенел. Этого не может быть. Этого быть не может… Она побледнела как полотно и прижала руку к губам. Парень встревоженно посмотрел на нее и попытался прикрыть собой от глаз вошедшего. Потом повернулся к нему — его щека дергалась от еле сдерживаемого гнева:

— Что вам нужно? Убирайтесь немедленно!

— Ты! — Славика словно прорвало. Он рванулся вперед, ничего не видя от застилавшей глаза злости: — Ты! Убери от нее руки!

Он выбросил кулак вперед, целясь в ненавистное красивое лицо этого ублюдка, но не рассчитал и попал в предплечье. Парень удара не ожидал, но среагировал моментально: успел прикрыться, а потом перехватил руку Славика и завернул за спину. Боль только подхлестнула злобу. Славику удалось вывернуться, и через секунду потасовка превратилась в ожесточенную драку. Лена забилась в угол дивана и расширенными от ужаса глазами наблюдала за дерущимися.

— Прекратите! — Ей казалось, что она крикнула очень громко, но они не услышали.

— Прекра…

Горло перехватил спазм. Она вдруг почувствовала, что не может дышать. Весь воздух из комнаты куда-то исчез, она была в вакууме. Звуки сквозь этот вакуум не проходили. В глазах потемнело. Она попробовала еще раз выдохнуть и вдохнуть, но из горла вырвался только сдавленный хрип.

— Леночка, что? — Игорь первый заметил, что с ней неладно. — Что случилось?

— Оставь мою жену! — Славик попытался его отшвырнуть, но тоже заметил, что с Леной что-то не так. Лицо ее посинело, зрачки закатились.

— Ленка, что с тобой? Не пугай меня, — бормотал Игорь, пытаясь отогреть ей руки, ставшие холодными как лед. Потом повернул к Славику бешеное лицо. — «Скорую»! Ну что ты стоишь как идиот? Скорее! Телефон вон там!

Славик бросился к телефону.

В июне ночи короткие, светает рано. Этот рассвет они встретили в вестибюле приемного покоя больницы, куда довольно быстро приехавшая «скорая» отвезла Лену. Уже почти пять часов они слонялись от стены к стене, упорно стараясь не замечать друг друга.

В четыре утра к ним наконец вышел усталый врач.

— Кто здесь родственники Трофимовой?

Игорь рванулся было вперед, но невероятным усилием воли сдержал себя и кивнул на Славика:

— Вот.

— Кто вы ей? — устало спросил врач.

— Муж. — Славик поднял на него измученные глаза. За время ожидания он осунулся и словно постарел: — Доктор, что с ней?

— Порок сердца, обоих клапанов. Вы не знали?

— Нет…

— У нее раньше бывали боли в сердце?

Славик растерянно помотал головой:

— Да нет, никогда…

— Вы давно женаты?

— Четыре года почти… А знакомы со школы. Славик наморщил лоб. — Да нет, сердце у нее никогда не болело…

— Доктор, это серьезно? — Игорь дотронулся до руки врача: — Насколько это серьезно?

— Это серьезно. Подробнее ничего не могу сказать, пока не закончим обследование. Она в реанимации.

— Как она сейчас?

— Пока непосредственной угрозы для жизни нет. А где ее родители?

Славик поспешно сказал:

— Ольга Васильевна… Ну, Ленина мама, в командировке.

— Советую ее вызвать.

— Что, неужели так?.. — Славик закрыл лицо руками. — Она умирает?

Врач досадливо поморщился:

— Я же сказал — сейчас непосредственной угрозы для жизни нет. Но сердечники бывают непредсказуемы. До полного обследования не могу сделать никаких прогнозов. А сейчас извините, меня ждет работа.

Он повернулся и скрылся в дверях.

13

— Оля! Оля, сюда!

Ольга Васильевна обернулась и увидела Магницкого, который пытался продраться к ней через толпу.

— Оля!

Она секунду колебалась, но потом подхватила сумку и двинулась ему навстречу.

— Ох, Оля! — Он выхватил у нее сумку и попытался задержать ее руку в своей. — Я тебя очень жду…

— Вижу, — довольно сухо сказала Ольга Васильевна. Сумку она отдала, но руку высвободила. — Как она?

— Ничего. Сейчас ничего, хотя она все еще в реанимации. — Валентин Петрович нахмурился. — Но было совсем плохо.

— Ты на машине?

— Конечно.

— Поехали к ней.

Валентин Петрович подвел Ольгу Васильевну к новенькому «вольво» и заботливо распахнул перед ней дверцу.

Полдороги они молчали, потом Ольга Васильевна спросила:

— Не знаешь, как это произошло?

Магницкий замялся:

— Там какая-то путаная история… И долгая.

— Ничего, пока едем, говори. Время есть.

— Да я знаю-то мало!

— Ничего, расскажи, что знаешь.

Магницкий помолчал, потом осторожно спросил:

— Лена тебе говорила, что они с Игорем снова встретились?

Брови Ольги Васильевны изумленно взлетели вверх:

— Нет… — Она растерялась.

— Так вот, они встретились, и… Ну, в общем, ты понимаешь.

— Ах вот так… Ну что ж. — Ольга Васильевна откинулась на спинку сиденья. — Ну что ж… Судьба.

Магницкий изумленно, но с облегчением взглянул на нее:

— Тебя эта новость не расстроила?

— Эта — нет. Мне с самого начала казалось, что они созданы друг для друга.

— У Лены же есть муж.

Ольга Васильевна вздохнула:

— Славик хороший человек, но я никогда не считала их брак удачным.

— Но ведь…

— Я могу вмешаться в личную жизнь дочери только советом. Если послушает — хорошо, нет так нет.

Магницкий попробовал что-то возразить, но Ольга Васильевна остановила его нетерпеливым жестом:

— Ты так и не рассказал, что произошло.

— Я же говорю, что почти ничего не знаю. Они где-то встретились все втроем, произошло объяснение, Лене стало плохо… Вот, собственно, и все.

Магницкий знал гораздо больше, но не счел возможным докладывать Ольге Васильевне все до конца. Иначе выплыло бы, какую роль во всем этом сыграла его бывшая жена. А значит, он опять явился причиной несчастья, на этот раз, правда, косвенной. Время было неприемное — двенадцать дня. Однако дежурная медсестра, узнав, что Ольга Васильевна мать больной Трофимовой, пропустила ее к врачу без звука. Магницкий остался ее ждать в вестибюле.

В больницу вошла молодая красивая женщина, которой едва можно было дать тридцать с небольшим, а вышла усталая, сразу постаревшая и несчастная, выглядевшая на сорок пять, не меньше. Глаза у Ольги Васильевны ввалились, а взгляд был такой, будто она смотрела откуда-то издалека.

— Оля! Что? — Магницкий взял ее за руку и усадил на один из стульев, стоящих в вестибюле. Она беспомощно взглянула на него:

— Валя…

И вдруг разрыдалась, уткнувшись лицом ему в грудь. Он осторожно прижал ее к себе и гладил по волосам, успокаивая, как маленькую девочку:

— Оленька, Оленька. Ну хватит. Что сказал врач?

Ольга Васильевна, всхлипывая, отстранилась от него.

— Прогрессирующий порок сердца… Вероятно, врожденный.

— Но как такое могло случиться? Почему же до сих пор ничего не было?

— Не знаю… У нее никогда ничего не болело. Они говорят, что это скорее всего наследственное.

И Ольга Васильевна снова уткнулась ему в плечо.

— Как? — Валентин Петрович нахмурился. — Вероятно, все-таки ошибка… Наследственное — в кого? У тебя же ничего такого нет. И у меня…

— Валя! Я же тебе говорила — Лена не твоя дочь. Ты не хотел верить…

— Оленька, но как же?..

— Все гораздо страшнее. — Она села, выпрямившись, и попыталась остановить слезы. Ей это почти удалось.

Он смотрел на нее со страхом и недоумением.

Ольга Васильевна сказала ровно и бесцветно:

— Меня изнасиловали, Валя. В тот самый вечер, когда похоронили маму.

1973 год.

После похорон Анны Александровны Оля прошла в кабинет отца и села на диван. Она чувствовала себя тряпичной куклой: руки и ноги были как ватные, тело обмякло.

В квартире было полно народу: какие-то женщины, накрывающие на стол, ученики отца, пришедшие на похороны и оставшиеся на поминки… Но в кабинет никто не заходил.

Сколько она просидела — час, два, три, — она не знала. Заходила тетя Паша, обняла ее, попробовала вывести к столу, но Оля не пошла. Она не хотела, да и не могла никого видеть. К вечеру все потихоньку разошлись. Тетя Паша робко заглянула в комнату:

— Оленька… Ты бы хоть съела чего-нибудь…

Оля посмотрела на нее пустыми глазами. Она даже не поняла, что ей сказали. Тетя Паша всхлипнула:

— Горе-то… Горе какое. Вот так, в одночасье…

Мелкими шажками она пересекла кабинет, села рядом с Олей и обняла ее за плечи:

— Вот и остались мы с тобой одни… Деточка моя…

Сморщилась, пытаясь не расплакаться, но не выдержала. И это было уже совсем невыносимо.

Оля мягко освободилась от ее рук, встала и направилась к двери.

— Куда же ты, деточка? — растерянно спросила тетя Паша.

— Что? Никуда. Пойду пройдусь.

Сдернув с вешалки куртку, накинула ее на плечи и вышла. На улице было уже совсем темно. Шел мелкий противный осенний дождь вперемешку со снегом — обычная погода для середины ноября. Ноги сразу промокли — Оля была в туфлях. Ветер дул несильный, но довольно холодный, однако куртку Оля так и не застегнула. Она не замечала ни сырости, ни холода.

Сколько она так ходила, она не могла потом вспомнить. Казалось, что движение помогает преодолевать боль. Пока она идет, она может ни о чем не думать, но стоит остановиться… Стоит только остановиться… Она шла сначала по улице, но для нее там было слишком людно. От людей хотелось спрятаться как можно дальше, и она свернула сначала в один проходной двор, потом в другой… Ноги сами вынесли ее на Яузский бульвар. Вот здесь никого не было. Не думая, что она делает, Оля села на первую попавшуюся скамейку. С деревьев капало еще сильнее, чем с неба. Капли попадали за воротник и стекали по шее. Оля поежилась и наконец застегнула куртку.

Но бульвар был не так пуст, как казалось. Из Петропавловского переулка вышли трое парней и перешли улицу. Они двигались по направлению к скамейке, на которой сидела девушка, но ее еще не заметили.

Оля встала и пошла вверх по бульвару. Нет, она не испугалась — на такие сильные эмоции она сейчас была не способна, — просто никого не хотелось видеть. Перешла бульвар и снова свернула в первый попавшийся переулок. Дождь усилился. Оля брела по лужам, едва переставляя ноги.

— И что это вы делаете здесь в такую погоду?

Кто-то цепко схватил ее за плечо. Она обернулась. Очевидно, парни шли за ней. Один из них стоял к ней почти вплотную, двое держались чуть поодаль. Она дернула плечом, стараясь сбросить руку, но парень держал крепко.

— Такая красотуля, и одна гуляет. Непорядок, правда, мужики?

Он вплотную приблизил к ней свое лицо. От него сильно несло перегаром.

— О, блондиночка! Люблю блондинок!

Теперь он держал ее за плечи двумя руками. Его лицо было совсем близко. Сначала Оля не реагировала на ситуацию. До ее сознания не доходила грозящая ей опасность. Но, очевидно, отвратительный запах и грубость этих грязных рук подействовали на подсознательном уровне. Она неожиданно сильно рванулась, пытаясь освободиться, но бесполезно. Парень держал крепко.

— Не дергайся, сука, хуже будет, — мрачно предупредил он. — Будешь делать, что я скажу.

Он провел пальцами по ее лицу, шее, потом внезапно дернул вниз «молнию» на куртке. Под курткой у Оли была только рубашка-ковбойка. Две верхние пуговички от резкого движения расстегнулись.

— Ого! — Парень присвистнул. — Да ты ничего девочка!

— Пусти! — попыталась она крикнуть, но крик прозвучал как жалобный стон. — Я позову на помощь!

— Зови, дура. — Парень зажал ей рот рукой.

Оля извернулась и попыталась укусить его за палец. Парень совсем разъярился:

— А, сука! Кусаться вздумала!

Он ударил ее в живот. От сильной боли она согнулась пополам и упала на колени на мокрый асфальт. В лицо брызнула вода. Парень завел ей руки за спину и выгнул назад. Тонкая ткань ковбойки треснула и разорвалась. Тут приблизились двое других парней, которые до этого довольно безучастно наблюдали за происходящим.

Оля испуганно смотрела на них. Кричать она не могла: первый ее обидчик все еще зажимал ей рот. Да если бы этого и не было — голос пропал. Она стояла перед ними, в разорванной рубашке, почти полуголая, с мокрыми слипшимися волосами, с грязными потеками на лице.

Один из парней лениво провел пальцами по ее груди, потом стал расстегивать «молнию» на ее джинсах. Инстинкт самосохранения работал независимо от рассудка: Оля неожиданно быстрым и резким движением выбросила вперед колено, пытаясь попасть парню в пах. Но ей не повезло. То ли парень был недостаточно пьян, то ли просто обладал хорошей реакцией, но он среагировал молниеносно, отбросив ее ногу своей с такой силой, что она дернулась от боли.

— А, шлюха, драться вздумала!

Он перехватил ее руки у первого парня и прижал ее к каменной стене дома, навалившись на нее всем телом. Оля снова попыталась вырваться, и тогда он размахнулся и с силой наотмашь ударил ее сначала по одной, затем по другой щеке. Голова мотнулась. Затылком Оля ударилась о стену. Перед глазами поплыли черные круги. Последнее, что она помнила, — грубые руки, которые тащили ее прямо по асфальту…

Когда она пришла в себя, она лежала в каком-то дворе возле помойки. Вся одежда на ней была разорвана, а тело болело так, что каждое движение становилось пыткой. Она застонала и попробовала сесть. Со второй попытки ей это удалось. Она отдышалась, потом рискнула двинуться дальше. С трудом доползла до стены дома. Вот и арка, через которую ее, очевидно, тащили…

Как она добралась до бульвара, она и сама не помнила, однако было ясно, что до дома самостоятельно ей не дойти. Она встала у края тротуара, одной рукой держась за ствол дерева, а другую подняла, голосуя.

Первая же машина, появившаяся минут через пять, резко затормозила. Водитель, пожилой человек лет пятидесяти с небольшим, не только довез ее до дома, но и помог подняться по лестнице. На прощание оставил свой номер телефона и сказал, что, если она заявит в милицию, он готов выступить в качестве свидетеля. Мир оказался все же не без добрых людей… Неделю Оля лежала в постели, не желая никого видеть. Тетя Паша, которой она так ничего и не рассказала, робко и заботливо ухаживала за ней. Кровоподтеки и ссадины на теле постепенно заживали. Но они-то, оказалось, были самыми безобидными последствиями той роковой ночи.

Примерно через неделю у Оли случился первый приступ. Ночные кошмары, в которых сливались и смерть родителей, и измена Валентина, и страшное нападение, не отступали от нее почти месяц, не давая спать, доводя до полного изнеможения. Испуганная тетя Паша настояла на том, чтобы Оля пошла к врачу. Врач выписал таблетки, но ничего утешительного сказать не смог. Надо было учиться с этим жить…

И это не все.

К январю было уже бессмысленно прятаться от факта — она беременна. И эта беременность, она знала, тоже была результатом той ночи. Аборт в больнице делать отказались: во-первых, велик срок, во-вторых — хрупкий организм, последствия могут быть роковыми.

Однако, когда Оля вышла от врача после окончательного приговора, она ощутила странное спокойствие, даже умиротворение. Такое чувство не посещало ее уже много дней. Будет ребенок! И в конце концов, даже если его зачатие так страшно и нежеланно — он все равно будет. Может быть, в этом ребенке — ее спасение? За короткое время она потеряла все, что имела: родителей, семью, любимого, уверенность в спокойном и счастливом будущем… Так, может быть, с этим ребенком она снова обретет пусть не все, но хоть какую-то часть потерянного?

14

Ольга Васильевна сидела, бессильно опустив руки и глядя прямо перед собой, словно все события того времени проходили перед ее глазами. На Магницкого она больше не смотрела.

Валентин Петрович весь как-то сгорбился, будто его придавило это неожиданное известие.

— Как же это, Оленька? Как это…

— Вот так. — Ольга Васильевна вздохнула. — А потом родилась Лена. Мы жили втроем: я, она и тетя Паша. Тетя Паша, кстати, тоже думала, что Лена твоя дочь. Я ее не разубеждала. А еще потом… Тетя Паша умерла, когда Леночке было два с половиной. А через полгода я познакомилась с Гришей, и это были самые счастливые пять лет моей жизни. У нас была замечательная семья. Но, видно, мне не суждено долго быть счастливой.

Почему-то всем хорошим людям бывает отпущено так мало жизненного срока… У Гриши обнаружили рак, он сгорел в полгода. И мы с Леной остались опять вдвоем. И я уж думала, что все плохое с нами уже случилось…

Она снова не удержалась и всхлипнула. Он притянул ее к себе, обнял за плечи:

— Оля, Оленька, бедная моя… Ну ничего, успокойся, вместе что-нибудь придумаем.

Она судорожно вздохнула:

— И теперь вот — это… Они говорят — необходима операция, иначе… Если Лена… Если с Леной… Я не переживу этого. Не переживу…

15

В палате было полно цветов. Бордовые розы от Славика, розовые и красные пионы от Магницкого. На подоконнике стоял изящный букет из белых и желтых лилий, который принес Игорь. Стоило Лене открыть глаза, и взгляд падал на этот букет.

Лена вздохнула. Неужели надо было свалиться от сердечного приступа и попасть в больницу, чтобы все уладилось? Вчера ей наконец-то разрешили посещения. До этого целую неделю к ней вообще никого не пускали, даже маму, спешно вызванную из Италии. Зря не пускали: подумаешь, сердечный приступ! Саму Лену это не удивило: сердце у нее побаливало давно, но она не придавала этому значения. Приступ… Того, что ей пришлось пережить, с лихвой хватило бы, чтобы вызвать инфаркт вместе с инсультом!

Вчера утром у нее состоялся разговор со Славиком. Он пришел, робкий и потерянный, совсем не похожий на грозного обманутого мужа. Долго топтался на пороге, не решаясь войти. Лена тоже чувствовала себя неловко, но в отличие от Славика к этому разговору готовилась давно и знала, что сказать. Она триста раз проигрывала в уме слова, которые должны убедить его, что иначе она просто не могла поступить.

Видя его нерешительность, она улыбнулась:

— Ну что же ты? Иди сюда. Садись.

— Я вот принес тебе… Говорят, тебе сейчас нужны яблоки…

Славик поставил у ее кровати громадный пакет с антоновкой. Где только достал ее в это время года!

Какое-то время они молча смотрели друг на друга, не зная, с чего начать. Лена заговорила первая:

— Ты меня простил?

Славик болезненно улыбнулся:

— Не знаю… Я эту неделю думал только о том, чтобы ты поправилась. А сейчас вот…

Лена решилась посмотреть ему в глаза.

— Славочка, милый, ты всегда был мне самым хорошим, самым надежным другом. Другого такого друга у меня нет и не будет.

Он усмехнулся:

— Спасибо, конечно. Но… как же мы будем дальше?

— Я ужасно виновата перед тобой. Мне давно надо было с тобой поговорить, но я не решалась.

Ну вот, сказала. Он отшатнулся, будто его ударили:

— То есть ты хочешь сказать… это длится уже долго?

— Мы снова встретились примерно месяц назад. До этого я была тебе верна.

— Месяц… — Славик покачал головой. — Но послушай, он ведь бросал тебя однажды… И ты его простила вот так, сразу?

— Мне не за что было его прощать. Я сама была во многом виновата.

— Не знаю… Я думал иначе.

Лена погладила его по руке.

— Ты всегда и во всем меня оправдывал. Но это не значит, что я действительно всегда правильно поступала.

— Ты мне не ответила.

— Что?

— Как мы будем дальше жить.

Лена виновато посмотрела на него:

— Ты разве не понял? Мы не сможем жить с тобой дальше… вместе. Я не смогу. Вся моя жизнь связана с Игорем, и всегда была связана.

Она облизнула пересохшие губы и продолжила на одном дыхании, словно боялась, что он ее перебьет:

— Я не знаю, смогу ли когда-нибудь искупить вину перед тобой. Мне очень нужно твое прощение. Но, даже если ты так и не сможешь меня простить… — это ничего не меняет.

Славик слушал, не глядя на нее и закусив губу. Лена выжидательно смотрела на него. С минуту он молчал, а потом спросил, по-прежнему не поднимая глаз:

— Ты очень его любишь?

— Игоря? Очень. Я не могу без него жить.

— А… меня?

Лене не хотелось еще раз причинять ему боль:

— Зачем ты спрашиваешь?

— Да, действительно…

Славик горько усмехнулся, потом все-таки посмотрел на жену:

— А ты вообще меня когда-нибудь любила?

— Зачем же ты спрашиваешь? — повторила Лена. — Ты и так знаешь ответ… Я никогда тебя не обманывала.

— Никогда? — В тоне Славика слышалась горькая ирония.

— Слава, если ты хочешь, я могу сказать все словами, только вот надо ли?

Славик упрямо посмотрел на нее:

— Надо.

Лена вздохнула:

— Я всегда относилась к тебе как к самому лучшему другу. Но других чувств у меня никогда не было, и ты это знал. Я вышла за тебя замуж с отчаяния и очень старалась тебя полюбить как мужа. Поверь мне, очень старалась. Но сердцу не прикажешь. Любимых нам выбирают где-то там — на небесах, наверное. И ничего с этим поделать нельзя.

Она устало откинулась на подушки. Славик немного посидел молча, потом поднялся:

— Когда ты хочешь развестись?

— Как можно скорее, чтобы не мучить ни тебя, ни себя. Ни его.

— Хорошо.

Он направился к двери. С порога обернулся и посмотрел на нее долгим взглядом. На этот раз Лена в его глазах ничего не прочла. Впервые они были для нее непроницаемы.

— Ты зайдешь еще? — робко спросила она.

Славик пожал плечами, перешагнул порог и аккуратно закрыл за собой дверь.

А вечером ей передали розы. От Славика. И записку: «Я не виню в случившемся ни тебя, ни себя. Ты права — сердцу не прикажешь. В конце концов, судьба подарила мне, может быть, незаслуженно, четыре года рядом с тобой. Как я могу пытаться удержать тебя, если единственное, чего я всегда для тебя желал, — это счастья. Будь счастлива. Пока нам лучше не встречаться, лучше для меня. На развод я подам завтра же». Лена прочитала раз, другой и, сложив белый листок вчетверо, убрала в ящик тумбочки. Бедный милый Славик! Почему к хорошим людям судьба часто бывает жестока и несправедлива?

Но потом пришел Игорь, и все остальное перестало для Лены существовать.

Вообще-то Игорь был единственным, кого она видела во время своего вынужденного заточения. С тех пор как ее перевели из реанимации, он проникал к ней всеми правдами и неправдами. В первый раз он поднялся по пожарной лестнице до третьего этажа, а потом прошел по широкому карнизу к ее окну. Это чуть было не кончилось плачевно — вызовом милиции и пожарной команды. Потом он избрал другой, но столь же неординарный путь — спустился с крыши, благо здание было пятиэтажным. Но потом он остепенился, подкупил персонал — Лена не знала чем, то ли деньгами, то ли обаянием, а может быть, и тем и другим одновременно, — и приходил уже «законно», в белом халате, под видом медбрата. Один раз ухитрился даже остаться на «ночное дежурство» возле нее. Вот тогда Лена порадовалась, что ее поместили в одноместную палату! Правда, вообще-то палата была двухместной, но вторая кровать пустовала. Лена даже предложила Игорю занять ее и переквалифицироваться из медбрата в пациента — разумеется, понарошку. Он обещал над этим подумать.

И вот сейчас он уже как благовоспитанный посетитель сидел рядом, держал ее руки в своих, и казалось — теперь ничто их не разлучит.

— Как твоя выставка? — спросила Лена.

— Прекрасно. Все идет как задумано.

— Когда открытие?

— Вообще-то планируется в конце следующего месяца.

— В июле?

— В августе. Ты забыла, что сегодня первое июля.

— Все равно скоро. — Она огорчилась.

Игорь улыбнулся:

— Тебе хотелось бы, чтобы это случилось через год? На Западе дела делаются гораздо быстрее, хотя бюрократии и там навалом.

— Да не в этом дело. Тебе же, наверное, надо присутствовать на открытии?

— Вообще-то да.

— И ты уедешь. И опять без меня. Как я некстати заболела!

Он наклонился и поцеловал ее в лоб, у самых корней светлых волос:

— Любимая, болезни всегда некстати. Ничего, ты поправишься, и поедем вместе.

— Из больницы меня, надеюсь, уже выпустят, хотя не уверена: они говорят, что продержат меня месяц с небольшим. Всякие обследования, это ужас как долго! Но вот уехать мне врачи вряд ли разрешат.

— Ты, как всегда, невнимательна. — Он посмотрел на нее с хитрой усмешкой.

Лена притворно нахмурилась:

— Так. Что я не заметила на этот раз?

— Я сказал «планируется», а не «открывается». Планы можно изменить.

— Но это же, наверное, сложно?

— Сложно, но можно.

Лена нахмурилась уже непритворно:

— Но я не хочу, чтобы из-за меня у тебя возникли осложнения.

— А я не хочу открывать вернисаж без тебя.

— А контракт?

— Контракт уже почти оговорен и будет подписан в сентябре.

Лена молчала. Игорь посмотрел на нее ласково и чуть встревоженно:

— Что-то опять не так?

— Нет… Но, я думаю, мне надо будет привыкать к твоим частым отлучкам. Если ты собираешься разъезжать по миру в поисках сюжетов…

— Ну так что?

— Я же не смогу ездить везде с тобой…

— Даже если бы смогла, я бы не позволил. Мало ли куда заносит фотокорреспондента! Ты будешь ждать меня в нашем доме, вести хозяйство и воспитывать детей.

— Детей… — По лицу Лены промелькнула тень. Совсем мимолетная, но Игорь заметил:

— Чем ты недовольна? Я не собираюсь держать тебя все время беременной по примеру наших предков. Но одного ребенка-то, а лучше двух, мы с тобой можем себе позволить?

— Знаешь, — Лена вздохнула, — мне сейчас кажется, этот выкидыш был не случайным. А вдруг все это как-то связано?

— Что связано?

— Ну, сердце… И вообще…

Сейчас Лена казалась такой маленькой, такой беспомощно-растерянной, что у Игоря защемило сердце.

— Перестань. — Он прижал ее голову к груди и погладил по волосам. — Перестань. Зачем ты себя накручиваешь? Тебе же сказали тогда — просто перенервничала…

Он осекся. Не то он говорит! Господи, что бы выдумать, только бы она отвлеклась от этих мыслей? Но Лена сама переменила тему:

— Не надо переносить из-за меня открытие. Ты ведь уедешь не слишком надолго?

— Я же сказал, что не хочу ехать без тебя.

— Но…

— Ладно, — прервал ее Игорь. — У нас еще есть время это обсудить. Ты только не волнуйся.

Этим же вечером Игорь поехал на квартиру Трофимовых. Дверь открыл Славик.

Какое-то время они молча смотрели друг на друга, потом Славик хмуро сказал:

— Ну что ж, проходи, раз пришел.

— Ольга Васильевна дома?

— Нет. Звонила, сказала, что скоро будет.

— Я подожду?

— Жди.

Славик повернулся и пошел в комнату. Через раскрытую дверь Игорь увидел на полу стопки книг, увязанные веревками, большую картонную коробку, тоже уже перевязанную. Платяной шкаф был распахнут, и Славик ожесточенно запихивал вещи в чемодан. Чемодан никак не желал закрываться, все время что-то вылезало то с одного боку, то с другого. Игорь чуть было не спросил, не помочь ли ему, но вовремя прикусил язык: вопрос прозвучал бы как издевка.

Наконец чемодан застегнулся. Славик подхватил его одной рукой, в другую взял коробку и направился к двери. Бросил Игорю:

— Передай Ольге Васильевне — за книгами зайду позже, может, завтра.

— Уходишь? — Глупый вопрос все-таки сорвался с языка.

— Как видишь. Освобождаю жизненное пространство. Для тебя. — Славик зло усмехнулся. — Впрочем, вы здесь вряд ли будете жить. Купишь виллу на Мальорке. Или на Тенерифе?

— Что ты, — примирительно ответил Игорь. — У меня и денег на это нет.

— Как же так — разве бывают бедные супермены?

— Послушай! — Игорь шагнул к нему. — В тебе сейчас говорят злость и обида. Но того, что произошло, не изменить. Я люблю ее, она любит меня… Прости.

Славик опять усмехнулся, но уже без злобы:

— Уже простил. Что мне остается?

Он подхватил чемодан и коробку и пошел к лифту. «Хороший вообще-то парень, — подумал Игорь. — Жаль…» Но вслед за этим он почувствовал громадное облегчение. Все позади! Лена выздоровеет, они поженятся, и на день это не откладывая. Порок сердца? Да он найдет самых лучших врачей! Он будет работать как сумасшедший, вернет себе прежнее положение и сможет оплатить любое лечение, хоть у самого американского кардиологического светила, этого, как его?.. Но фамилию Игорь так и не вспомнил.

На лестнице раздались легкие быстрые шаги, так похожие на Ленины, что Игорь вздрогнул. Но это, разумеется, была не Лена, а ее мать. Ольга Васильевна протянула ему прохладную руку:

— Ты уже здесь? Давно? А это что за разгром? — Она шагнула через стопку перевязанных книжек.

— Славик, — пояснил Игорь. — Просил сказать, что книги заберет позже, может…

— Как тебе Лена? — перебила его Ольга Васильевна. Очевидно, сейчас ее волновало только одно. — Она сказала, что ты должен прийти в пять, и выставила меня за дверь.

— Ничего. Для человека, недавно переведенного из реанимации, ничего.

Игорь не стал говорить, что, как ему кажется, Лена чересчур бледна, быстро утомляется, что под глазами у нее не проходят синеватые тени. Ольга Васильевна и сама это все видела. Но, с другой стороны, ведь совсем недавно было гораздо хуже!

— Завтра врач просил меня прийти для беседы. В десять утра. — Ольга Васильевна озабоченно сдвинула брови. — Кажется, они закончили предварительное обследование и скажут, что намерены делать дальше.

Игорь вздохнул:

— Будем надеяться, что ничего такого уж страшного они не скажут. Я…

Он не договорил. Дверь открылась, и вошел Магницкий.

— Оленька, я поставил машину во дворе. Еле нашел место… — Он осекся и уставился на Игоря. Игорь же, в свою очередь, изумленно смотрел на него. Ольга Васильевна усмехнулась:

— Ну, вас друг другу представлять не надо.

— Не надо. — Игорь первым пришел в себя. Он знал от Лены, какую роль Валентин сыграл в жизни Ольги Васильевны, и никак не ожидал увидеть его здесь.

Магницкий смутился и подал Игорю руку. Тот поколебался, но пожал ее.

— Удивлен? — сказала Ольга Васильевна. — Старые обиды не живут вечно. Даже кровные.

— Ну что ж… — Игорь поискал нужные слова. — В общем-то, это даже хорошо…

Все замолчали. Чувство неловкости не проходило. Игорь сделал шаг по направлению к двери:

— Я, пожалуй, пойду…

— Может быть, чаю выпьешь? — спросила Ольга Васильевна. — Больше, правда, нечего предложить.

— Да нет, спасибо.

У лифта его догнал Магницкий:

— Слушай, куда ты идешь? Ведь не домой?

Игорь усмехнулся:

— А ты откуда знаешь?

— Я знаю, что дома ты не живешь с тех пор, как Лена попала в больницу. Оксана звонила.

— А… Ну и как мать?

— Честно? Плохо. Беснуется.

— Боюсь, ей уже ничто не поможет.

— Ты совсем ушел? — допытывался Магницкий.

— Не знаю. — Игорю почему-то не хотелось говорить, что он просто не может видеть Оксану Антоновну после того, что она сделала с Леной. Все-таки Оксана Антоновна его мать…

— И где ты живешь?

— Мир не без добрых людей…

На самом деле Игорь жил в мастерской одного знакомого художника, для нормальной жизни весьма мало приспособленной. Валентин Петрович порылся в кармане и сунул ему в руку брелок с ключами:

— Желтый от железной двери, маленький белый от верхнего замка, побольше — от нижнего.

Игорь с изумлением посмотрел на него:

— Это что?

— Ключи от моей квартиры. Улица Генерала Ермолова, дом 8, квартира 36. Шестой этаж. Доберешься? От Библиотеки Ленина на троллейбусе до конца.

Магницкий выжидательно смотрел на него. Игорь подбросил на ладони ключи, секунду поколебался, затем положил их в карман:

— Спасибо. Доберусь.

16

Ровно в десять Ольга Васильевна ждала у дверей кабинета. Обход еще не закончился, можно было так не торопиться. Она же с утра подгоняла Магницкого, боясь опоздать. Сейчас он остался внизу, в вестибюле.

Наконец в конце коридора показалась знакомая фигура. Ленин лечащий врач Константин Петрович — довольно молодой человек, высокий, даже долговязый, — имел характерную походку. Он был похож на грача на меже: при ходьбе будто подпрыгивал и вскидывал голову. Ольга Васильевна уже узнавала его издалека. Она кинулась ему навстречу.

— Здравствуйте! А я вас жду, жду…

— Извините, пожалуйста, — задержался.

Всегда такой улыбчивый и приветливый, сегодня Константин Петрович был необычно серьезен. Он взял Ольгу Васильевну под руку, провел в кабинет, усадил в кресло для посетителей. Потом сел за стол.

— Видите ли, Ольга Васильевна… — начал он и замолчал.

У нее возникло впечатление, что он специально медлит, не решаясь начать разговор, и она встревоженно посмотрела на него:

— Что-то случилось? Я же вижу — что-то не так. Обследование дало не те результаты, каких вы ожидали?

Константин Петрович невесело усмехнулся:

— Наоборот. Честно говоря, подтвердились самые худшие мои предположения.

У Ольги Васильевны потемнело в глазах. Он продолжил:

— Если не вдаваться в медицинские подробности — у вашей дочери прогрессирующий порок сердечного клапана. Скорее всего это наследственная болезнь. Ваши родители этим не страдали?

— Нет…

— А ваш муж или его родители? Я имею в виду Лениного отца.

Ольга Васильевна вздохнула:

— Не могу вам сказать. Мы очень давно разошлись и потеряли друг друга из виду.

Константин Петрович внимательно взглянул на нее:

— Но все-таки в данной ситуации было бы целесообразно попытаться его разыскать и выяснить. Течение болезни можно попробовать спрогнозировать, если знать, как она проходила у ближайших родственников.

Ольга Васильевна покачала головой и твердо сказала:

— Боюсь, это невозможно. Поверьте, это не женская блажь. Для спасения своей дочери я бы сделала все, что угодно. Но найти сейчас Лениного отца действительно невозможно.

Константин Петрович, кажется, что-то понял и настаивать не стал. Он продолжил:

— Ладно, постараемся обойтись без этих данных. Сейчас важнее другое: если все оставить как есть, болезнь будет стремительно прогрессировать. Никакие полумеры здесь не помогут.

— Что значит — полумеры? — тихо спросила Ольга Васильевна.

— Сердечные препараты и стационарное лечение раз в год, которое обычно проходят сердечники.

— Так… Что же поможет?

— Только оперативное вмешательство.

Константин Петрович достал какую-то схему, долго объяснял, что там у Лены не так и почему необходимы радикальные меры. Ольга Васильевна внимательно слушала, но не очень понимала, что ей говорят. В мозгу стучало страшное слово «операция». Когда Константин Петрович закончил объяснения, она спросила:

— И когда нужно оперировать?

— Как можно скорее.

— А… где?

Он невесело усмехнулся:

— Такие операции замечательно делают в США. У них хорошие клиники и высококлассные специалисты. Еще в Швейцарии. Отличный кардиологический институт в Германии, в Ганновере. Но, вы сами понимаете, это очень дорого стоит.

— А у нас?

— У нас? Профессор Буравский — специалист мирового уровня. Но очередь к нему расписана на год вперед. Вряд ли Лена может ждать так долго. Конечно, можно бы попытаться стимулировать деятельность сердечного клапана препаратами и держать ее под постоянным врачебным контролем. Но… вы понимаете, никаких гарантий в этом случае дать нельзя. Сердечники часто бывают непредсказуемы. Так что лучше бы найти способ прооперироваться на Западе. А если нет — будем ждать очереди у Буравского.

— А как долго она пробудет в больнице сейчас?

— В принципе мы можем ее выписать через неделю, когда курс обследования будет закончен. Больше мы, к сожалению, ничего сделать не в состоянии.

Ольга Васильевна встала:

— Спасибо.

— Не за что, — невесело усмехнулся Константин Петрович, провожая ее до двери. — Если будет нужно посоветоваться или захотите еще о чем-нибудь спросить — заходите, буду рад помочь.

Когда за посетительницей закрылась дверь, он сильно стукнул кулаком по столу, давая выход бессильной ярости. Ну почему молодая красивая девушка должна умереть только из-за того, что у государства нет денег на медицину!

Собравшись с духом, Ольга Васильевна пошла в палату к Лене. Лене ни об операции, ни о тяжести ее болезни пока ничего не говорили. А сама Лена сейчас чувствовала себя гораздо лучше и была уверена, что ничего страшного не происходит. В самом деле: обычно сердечники — люди пожилые, а ей всего двадцать с небольшим.

Приклеив на лицо улыбку, Ольга Васильевна толкнула дверь. Лена сидела на постели с электронной игрушкой: пыталась уложить в ряд падающие кирпичики. Как раз в тот момент, когда вошла Ольга Васильевна, игрушка сыграла победный марш.

— Ну вот, опять она победила, — недовольно пробурчала Лена, но, увидев мать, широко улыбнулась: — Привет! Что-то ты сегодня задержалась!

Но Ольга Васильевна не смотрела на дочь. Она как завороженная уставилась на букет, стоящий в изголовье. Лена проследила ее взгляд и испуганно спросила:

— Мам, что с тобой? Что ты там увидела?

Ольга Васильевна подошла к тумбочке и слегка коснулась пальцами гладких лепестков:

— Кто это принес?

— Игорь, а что? Ну да, я знаю, ты не выносишь белых цветов, особенно лилий, но ведь они стоят не у нас дома. А в больнице — ничего страшного.

Ольгу Васильевну охватил панический страх. Она порывисто обняла дочь, крепко прижав к груди ее голову:

— Ты не понимаешь! Белые лилии всегда приносят несчастье… По крайней мере нашей семье.

Лена ласково высвободилась и с улыбкой посмотрела на нее:

— Мамочка, ну не будь суеверной! Меня скоро выпишут, мы с Игорем поженимся, и все будет хорошо!

Ольга Васильевна вздохнула. Лена скорее почувствовала, чем услышала этот вздох и насторожилась:

— Что-то не так? Ты от меня что-то скрываешь?

— Ничего я не скрываю. — Ольга Васильевна заставила себя говорить спокойно. — Конечно, все будет хорошо. Я тебе обещаю.

Совещание на кухне напоминало военный совет перед решающей битвой. Лица всех троих его участников были серьезны и сосредоточенны.

— В Ганновере у меня есть друзья, — сказал Игорь. — Я мог бы попытаться…

— Никакие друзья не помогут собрать тебе столько денег, сколько нужно на оплату операции, — безнадежно махнул рукой Магницкий. — Думаю, даже если бы ты не всадил все свои средства в сербскую авантюру, все равно пришлось бы добывать еще столько же.

Игорь хотел на это что-то сказать, но махнул рукой и промолчал. Он сам не мог себе простить этой глупости. Если бы он ее не сделал, сейчас был бы хоть какой-то шанс собрать нужную сумму. Оплата самой операции, пребывания в клинике, лекарств… На Западе отчасти проблему решила бы медицинская страховка, но какая страховка в нашей стране. А если бы и была, там она уж точно недействительна.

Если получится так, что за «Двуглавого орла» Игорь заплатил цену Лениной жизни, то и ему после этого жить незачем… Ольга Васильевна курила одну сигарету за другой и молчала. Взгляд ее был устремлен куда-то в пространство. Магницкий время от времени тревожно посматривал на нее. Потом осторожно коснулся ее руки:

— Оленька, ты что молчишь?

— А? — Ольга Васильевна словно очнулась. — Не знаю… Понимаешь, эти цветы… Я вошла к ней после разговора с врачом и сразу увидела эти цветы. Дурной знак… Белые лилии…

Она оборвала фразу на полуслове, испугавшись того, что чуть было не сорвалось с языка. Белые лилии — цветы смерти.

— Ну хватит, ну перестань, — Валентин уговаривал ее как маленькую. — Это пустое суеверие, Оля, поверь мне.

Магницкий чувствовал себя неловко и виновато. Уж он-то знал, откуда пошло это суеверие. Но Ольга Васильевна медленно покачала головой:

— Ты не понимаешь…

Игорю казалось, что он сходит с ума. При чем тут лилии, которые он принес Лене? Вообще-то он хотел купить розы, но крупные звезды лилий были так нежны, что напомнили ему саму Лену, и он выбрал их. Однако сейчас выяснять у Ольги Васильевны, за что она так не любит лилии, совсем не хотелось.

— Ладно. — Магницкий поднялся. — Сегодня мы, похоже, ничего путного не придумаем. Игорь, думаю, что тебе пора. Пойдем провожу.

Игорь слегка удивился, что Валентин так по-хозяйски распоряжается в доме Ольги Васильевны, но эта мысль скользнула по периферии сознания и не задержалась. Думать сейчас Игорь был способен только о Лене. А Ольга Васильевна вроде вообще не слышала его слов.

Магницкий вышел за ним на лестничную площадку.

— Не могу оставить Олю одну, — виновато пояснил он. — Теперь я, кажется, переселился в Ленину комнату до ее возвращения. Так что мое собственное жилище в твоем распоряжении.

Игорь кивнул в знак благодарности и хотел идти, но, взглянув на Магницкого, задержался:

— Ты хочешь сказать что-то еще? Магницкий закурил.

— Не хотелось при Оле… Это может быть необоснованной надеждой…

— Что? — Игорь подался к нему.

— Я попробую договориться с Буравским. Кажется, есть одна зацепка…

Эта выставка была так же не похожа на ту, которую Лена видела в Венеции, как маленькая галерея на Монмартре не походила на роскошный «Гритти-Пэлас». И публика на вернисаже присутствовала совсем не та. Здесь не было великолепных красавиц в вечерних туалетах от кутюр, не было скучающих мужчин в смокингах. Все было просто, мило, демократично.

Владелица галереи француженка Аннет в юности была сестрой милосердия в Христианской миссии спасения. Получив к сорока годам довольно большое наследство, она открыла эту галерею и специализировалась по фотовыставкам, главным образом на антивоенные и экологические темы. «Отведем угрозу от мира» — таков был девиз Аннет, и она с энтузиазмом воплощала его в жизнь.

Насколько Лена поняла, на вернисаже были студенты, в основном участвующие в той же миссии спасения, пришли ребята, которые воевали добровольцами в миротворческих силах ООН, журналисты из пацифистских изданий… И эти люди ей нравились больше, чем общество в особняке Дениэлли. Хотя… Может быть, виноваты воспоминания: манекенщицы из нее так и не получилось, а все, что было с этим связано, принесло одни неприятности. Лена стояла рядом с Игорем и принимала поздравления. Игорь представлял ее как свою жену — да так оно на самом деле и было. Правда, расписаться они еще не успели…

После восторженной речи Аннет и ответного слова Игоря предложили шампанское. Игорь взял с подноса два бокала и отвел Лену в сторону:

— Не хочешь улизнуть?

Она благодарно взглянула на него:

— С удовольствием!

— Ты не устала? — Он встревоженно посмотрел на нее.

Она улыбнулась:

— Да нет, все было великолепно! Просто хочу побыть с тобой вдвоем…

Она чуть было не сказала «в последний раз», но вовремя остановилась. Он, слава Богу, не понял, чем должна была окончиться ее фраза, наклонился и прошептал ей прямо в ухо:

— Наши желания, как всегда, совпадают.

Они шли по набережной Сены. Сентябрьская погода в Париже мало чем отличается от прохладного летнего дня в Москве. Еще даже листья не особенно желтые… Игорь обнимал ее за плечи, она прижалась к нему так тесно, как только могла, и обхватила его рукой за талию. В Париже все так ходят. Лена заметила, что влюбленные парочки здесь абсолютно не стесняются.

Они остановились посмотреть на баржи.

— А знаешь, — вдруг сказал Игорь, — мне бы хотелось пожить с тобой вот так, на реке. Может быть, когда-нибудь осуществим эту идею?

— Может быть… — Лена опустила голову, чтобы он не увидел ее лица. Будущее ее пугало. Через месяц она должна быть в Москве и лечь в клинику на операцию. Правда, оперировать будет сам Буравский — кардиохирург мирового класса, но ее это слабо утешало. Вот именно — все может быть…

— Что с тобой? — Игорь взял ее за подбородок и заглянул в глаза.

Она не выдержала, уткнулась лицом в его куртку, и слезы сами полились из глаз.

— Мне сейчас так хорошо, — говорила она между всхлипами, — так хорошо… А дальше…

— А дальше все будет еще лучше. — Он слегка отстранил ее от себя, чтобы видеть ее глаза. — Я тебе обещаю.

— А если я… Если все пройдет неудачно…

— Никаких «если». — Его голос был тверд и спокоен. — Ты выходишь из больницы совершенно здоровой. Мы с тобой женимся, и я везу тебя в Венецию. Это будет наше свадебное путешествие.

— А потом? — Лена смотрела на него, и слезы на ее глазах постепенно высыхали.

— Потом? — Игорь засмеялся. — Ты знаешь, что потом: мальчик или девочка. А еще потом — еще мальчик или девочка. А еще…

— Может быть, для начала хватит? — засмеялась и Лена. Всегда он знает, что сказать, чтобы ее успокоить!

— Пойдем! — Она потянула его за рукав. — Пойдем посмотрим, что там случилось!

Она пошла вперед, с любопытством вглядываясь в небольшую толпу, собравшуюся чуть поодаль.

Он приложил руку ко лбу. Теперь, когда она не видела его лица, Игорь мог на секунду расслабиться. Он следил за ней взглядом, полным тревоги и боли. Все может быть. А если… Ну, тогда ему тоже жить незачем.

Эпилог

Все было вымыто, вычищено и блестело как новенькое. Казалось, даже солнце сегодня светило ярче, чем всегда.

Ольга Васильевна оглядела накрытый стол и порадовалась результатам своих трудов. Все было как в прежние времена, когда на кухне главной была тетя Паша. Помимо традиционных салатов, Ольга Васильевна расстаралась и приготовила фаршированную щуку и форшмак, запекла мясо по тети Пашиному рецепту. Картину довершало громадное блюдо маленьких домашних пирожков. Хлопнула входная дверь.

— Оленька! — Магницкий вошел и остановился на пороге, пораженный: — Вот это да! Замечательный стол!

В руках он держал роскошные красные гладиолусы и огромного плюшевого мишку. За всем этим богатством сам Магницкий был еле виден.

Ольга Васильевна улыбнулась:

— С годами у тебя появилась тяга к гигантомании. Куда мы их поставим, такие большие?

Она взяла у него из рук цветы и попыталась пристроить их в синюю напольную вазу, стоящую в углу. Но и она оказалась маловата.

— Придется подрезать, — вздохнула Ольга Васильевна. — А жалко.

— А насчет Коротышки ты ничего не скажешь? — Валентин Петрович с гордостью оглядел свое плюшевое приобретение. — Ничего себе медведь, а? Его можно класть в кроватку.

— Года через два-три. — Ольга Васильевна насмешливо посмотрела на Магницкого. — Если сейчас твоего Коротышку положить в кроватку, то для ребенка там места уже не останется.

— Думаешь? — искренне огорчился Валентин Петрович, но тут же с новым энтузиазмом предложил: — А мы его Ленке подарим! Сейчас повяжем ему голубой бант на шею. Они заходят, отдают нам ребенка, а мы им — медведя!

— Не сходи с ума, — Ольга Васильевна взяла у него мишку, — ты как будто поглупел на радостях! А этого мишку-Коротышку мы посадим в их комнату на диван — пусть тоже встречает!

— Ну пусть, — кротко согласился Магницкий и озабоченно посмотрел на часы: — Пора бы им уже появиться.

И словно в ответ на его слова тренькнул звонок. Ольга Васильевна в одну секунду оказалась у двери.

— Ну что, бабушка, принимайте внука! — Сияющий Игорь внес в квартиру белый сверток и передал его Ольге Васильевне.

— Мамочка! — Лена поцеловала мать в щеку. — Посмотри, он такой красивый!

Ольга Васильевна осторожно отогнула край одеяльца. Посторонний наблюдатель вряд ли нашел бы сморщенное красное личико красивым, но Ольга Васильевна согласилась с дочерью:

— Прелесть!

Когда малыш после всех ахов, охов и восторгов был водворен наконец в кроватку, взрослые сели за стол.

— Ну что, первый тост — за ребенка? — спросила Ольга Васильевна. — Придумали уже, как его назвать?

Лена и Игорь переглянулись.

— Васенька, — ответила Лена. — В честь деда. А если бы родилась девочка, назвали бы Анечкой.

Ольга Васильевна благодарно улыбнулась:

— Спасибо. Я хотела вам предложить, но не решалась.

— Анечкой мы еще назовем дочку. У нас ведь обязательно будет и дочка, правда? — Игорь с обожанием посмотрел на жену.

— Подожди, дай отдышаться! — рассмеялась Лена.

Вопреки всем прогнозам она родила без особых проблем. Правда, весь период беременности помимо обычного врача она наблюдалась у Буравского. За три года, прошедших после операции, рецидивов не было, но, когда она забеременела, Буравский настоял на еженедельных осмотрах в его клинике. Против еженедельных осмотров Лена не возражала — хорошо, что в больницу не заставили лечь!

Мечты о домике во Франции не осуществились: Лена из-за болезни была привязана к Москве. Но они об этом не жалели. Игорь действительно заключил контракт с французским журналом «Нью трибюн», сделал для них серию снимков «Россия в лицах» со своими комментариями и получил предложение стать московским корреспондентом. Кроме того, скоро должна была выйти его книга — та самая, о войне в Югославии. Лембовский, как специалист, предсказывал успех.

Жили они пока у Лены, но скоро собирались переезжать. Уже была куплена квартира, правда, не такая роскошная, как на Мосфильмовской, но тоже вполне пристойная, двухкомнатная, рядом с Коломенским. «Нью трибюн» хоть и небольшой журнал, но платил хорошо. Кроме того, и та выставка дала результаты: Игорю предложили несколько очень выгодных разовых контрактов. Так что, можно считать, все потихоньку наладилось.

Уже успели выпить за Васеньку, за Лену, за Игоря, за Ольгу Васильевну, уже Васенька успел проснуться, покричать, поесть и опять заснуть, когда в дверь позвонили.

— Кто бы это мог быть? — Ольга Васильевна удивленно пожала плечами. — Мы кого-нибудь ждем?

— Не кого-нибудь, а что-то. — Лена хитро посмотрела на мать. — Иди открывай.

Ольга Васильевна улыбнулась:

— Сюрприз?

— Сюрприз! Иди, иди!

Через секунду Ольга Васильевна вернулась в комнату. Лицо у нее было растерянное. В руках она держала корзину с белыми лилиями.

— Что это? — спросила она, но не испуганно, а скорее изумленно.

— Это тебе! — сказала Лена. — Надо же покончить с этим суеверием!

— Да, но…

— Никаких «но»! Теперь белые лилии всем нам будут приносить только счастье.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.

Оглавление

Пролог

Часть первая

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

Часть вторая

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14

Часть третья

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14

  15

  16

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg