«Твоя навеки»

Я закрываю глаза и вижу плодородные равнины Аргентины. Нигде на земле больше не найти таких мест. Линия горизонта простирается на многие мили, и ничто не нарушает ее. Бывало, мы сидели на верхушке нашего дерева омбу и наблюдали, как солнце исчезает за горизонтом, щедро заливая аргентинскую пампу медово-золотым светом.

Когда я была ребенком, то не осознавала, в какой политический хаос погружена страна. Это были дни изгнания генерала Перона. Правившие страной в 1955—1973 годах генералы, словно неумело играли в какую-то детскую игру. То были темные дни партизанских войн и террористических актов. Но Санта-Каталина, где располагалось наше ранчо, оставалась маленьким оазисом мира, далеким от восстаний и репрессий, которые происходили в столице. С верхушки нашего волшебного дерева мы с любовью взирали на мир, где царили вечные ценности, где было место игре в конное поло, прогулкам верхом и устройству барбекю в солнечные летние дни. Только вид стражников напоминал, что где-то рядом, на нашей границе, возможны волнения.

Мой дедушка, Дермот О'Двайер, никогда не верил в магическую силу дерева омбу. Не то чтобы он совсем не был суеверным, иначе не прятал бы свой ликер каждый вечер в новом месте, обманывая гномов. Просто он не понимал, как дерево может быть наделено какой-то силой. «Дерево есть дерево, и этим все сказано», — бывало, говорил он с характерным ирландским акцентом. Но он не родился в Аргентине. Как и его дочь, моя мать, дедушка был чужаком на этой земле, не желая следовать ее обычаям. Он не хотел, чтобы его хоронили в семейной могиле. «Я от земли, и в землю вернусь», — любил повторять он. Поэтому, когда пробил час, дедушку похоронили на равнине все с той же бутылкой ликера (я полагаю, он по-прежнему хотел перехитрить гномов).

Думая об Аргентине, я не могу не вспомнить то дерево, мудрое, всезнающее, как оракул. Теперь я знаю, что нельзя вернуть прошлое, но то дерево хранит в соке своей листвы, в каждом движении своих ветвей все тайны вчерашнего дня, все надежды, которые питали день завтрашний. Как камень посреди бурного течения реки, то дерево осталось нерушимым, в то время как все вокруг изменилось.