«Мой дом там, где любимый»

Марта Шилдз Мой дом там, где любимый

Глава первая

Хэнк Эдем блаженно зажмурился, когда кисло-сладкий кусок лимонного пирога растаял во рту. Если бы его сестра умела готовить, разве потащился бы он в такую даль, бросив на произвол судьбы свое ранчо, да еще в погожий денек — для работы лучше не придумаешь!

— Черт возьми, Гета! С каких это пор твой Батч стал готовить такую выпечку?

Хозяйка кафе Генриетта Гиббс затряслась от смеха.

— Ты что, парень, спятил? Мой старик и к тесту-то не знает, с какой стороны подойти. — Гета говорила нарочито громко, так, чтобы ее муж не пропустил ни слова.

Нескончаемая беззлобная перепалка между Гетой и Батчем являлась фирменным стилем заведения, именно она, а также прожигающий насквозь красный перец Батча уже не один десяток лет притягивали жителей Дубойса, штат Вайоминг, в их кафе под звучным названием «У подножья горы Виски».

Хэнк лукаво прищурился.

— Не хочешь ли ты сказать, что это твоих рук дело?

— Ну, ты даешь! — воскликнула Гета, хлопнув его по спине. — Да мой Батч на пушечный выстрел не подпускает меня к кухне, разве что забрать чистые тарелки. Я — фасад, он — задворки. Так уж у нас повелось еще лет тридцать назад, и своих привычек мы менять не собираемся.

— Тогда кто же?..

— Алекс. Александра. Александра Миллер. В прошлый четверг Зик притащил на буксире ее драндулет. Скажу тебе, груда металлолома, а не машина. Та еще дрянь. Сразу видать, не американская работа.

— И ты наняла ее?

— А зачем? Сам знаешь, не сезон. Вот когда туристы понаедут — другое дело. Бедняжка хочет лишь заработать на ремонт своей развалюхи.

— Так ей нужна работа? — оживился Хэнк.

— А у тебя есть?

— Есть, если она и все остальное готовит, как этот пирог. Миссис Джонсон взяла расчет: ее сын переехал в Техас, и ей хочется жить поближе к внукам. Так что вот уже две недели мы питаемся стряпней Клэр. — Он невольно скривился, вспомнив вчерашний ужин. — Мои парни грозятся послать все к чертовой матери, если им хотя бы нормальный кофе не будут готовить. Да что там кофе, не тебе объяснять, что значит для ковбоя хорошо подзаправиться.

Генриетта тяжко вздохнула и опустилась на стул рядом с Хэнком.

— Врать не буду, парень, кроме этих пирогов, я у нее ничего не пробовала. Сам знаешь, Батч никого к плите не подпускает. Просто как-то с утра пораньше, когда Батч еще дрых, она заявилась на кухню и испекла пару пирогов. Так, из благодарности, помочь хотела. Батч непременно вышвырнул бы ее вон, кабы я не подсуетилась и не сунула ему в рот кусок пирога. Он сразу стал как шелковый.

— А что-нибудь еще она готовить умеет?

— Говорит, умеет, и я ей верю. Такая корочка получается только у тех, кто понимает толк в стряпне. Вообще-то ей надо в Калифорнию, собирается там учиться у какого-то знаменитого шеф-повара…

— А где она остановилась?

— Пришлось поговорить с Генри, чтобы он пустил ее в свой мотель. Оплата — сущие гроши, но для нее сейчас и это много.

Собеседники повернулись в сторону скрипнувшей кухонной двери.

— Это она, — шепнула Генриетта, затем повысила голос: — Иди сюда, Алекс. Тут кое-кто хочет познакомиться с тобой.

Ну и девица! Глаза Хэнка расширились, когда он увидел ее длинные ноги и стройные бедра, затянутые в потертые джинсы. Тяжелая масса каштановых волос, схваченных на затылке голубой лентой, в полумраке кафе отливала золотом. Хэнк невольно представил, как они рассыплются по ее обнаженной груди. Черт, ни в коем случае нельзя брать на работу эту красотку. Если уж ему, как похотливому мартовскому коту, мерещится невесть что, то холостые ковбои из долины Извилистой речки и вовсе позабудут обо всем на свете.

Хэнк повернулся к тете:

— Да ведь она еще совсем молодая! Девушка вскинула голову.

— К вашему сведению, мне уже двадцать пять.

— Алекс, это Хэнк Эдем, — вмешалась хозяйка кафе. — Обычно он не такой грубиян. Ему нужен повар на ранчо. Хочешь поработать у него?

Золотисто-карие глаза обследовали Хэнка, словно оценивая его — и как мужчину, и как потенциального хозяина.

— И какая оплата? — наконец спросила девушка, растягивая слова. Голос ее лился как сладкий мед.

Сам не зная почему, Хэнк назвал смехотворно низкую сумму.

— Смею вас уверить, мистер Эдем, что я уже вышла из младенческого возраста и считать умею. — Алекс повернулась и отправилась обратно на кухню.

Хэнк оторопело уставился на дверную ручку. Что делать: нутро подсказывало ему, что с Александрой Миллер проблем не оберешься. Да и сам он хорош: что это на него вдруг нашло? Не обменялся с женщиной и парой слов, а уже мечтает затащить ее в койку. Такого с ним не было до сих пор.

— Ну и невежа ты, парень! Видела бы тебя сейчас твоя покойная матушка! Какого черта ты ей так мало предложил? Тебе нужна стряпуха, да или нет?

Он вздрогнул и, выйдя из столбняка, увидел сердитое лицо Геты; смущенно снял шляпу и пригладил волосы.

— Еще как! Надолго нас не хватит: день, другой — и все дружно вымрем от варева Клэр.

— По-твоему, ковбой, безработные стряпухи бродят косяками в здешних краях, да?

— Какое там!

Гета всплеснула руками.

— Так какого рожна! Послушай, Хэнк, она не кокетка, если тебя это волнует. Где уж ей при ее-то робости! Не далее как позавчера пара ковбоев положила на нее глаз, и что думаешь: спряталась на кухне у Батча!

Хэнк едва не спросил, что за ковбои к ней приставали. Уж он бы потом… Но вовремя сдержался: какого черта ревновать женщину, с которой даже толком не знаком. Желваки на его скулах раздраженно заходили.

— Молода она больно.

Гета фыркнула.

— Кастрюлям и сковородкам без разницы, сколько тебе лет. Между прочим, тебе было на год меньше, когда ты занялся Райским Садом.

— Сравнила. Вспомни: родители погибли, Грэвису четырнадцать, а Клэр — всего девять. Кто еще, как не я, мог позаботиться о них? Без вариантов…

— Вот и сейчас без вариантов. Бог посылает тебе стряпуху, а ты от нее отказываешься.

Хэнк тупо разглядывал заплату на сиденье соседнего стула. Гета права. Деваться некуда, придется нанять девчонку! Если напечатать объявление в газете, кто знает, сколько придется ждать, пока кто-нибудь не откликнется. К тому же повариха нужна всего на несколько месяцев, а на временную работу обычно соглашаются неохотно, приходится убеждать, изворачиваться, юлить, а он этого не любил. Но повариха ему нужна позарез. Иначе все работники разбегутся.

Генриетта поднялась навстречу новому посетителю. Взгляд Хэнка опять уперся в кухонную дверь. Едва взглянув на Алекс, он почувствовал себя заарканенным бычком, и ему чертовски захотелось вырваться.

Долгих восемь лет он рвался к свободе: ждал, когда подрастут младшие брат и сестра. Четыре года назад Трэвис окончил школу, у Клэр выпускные экзамены в мае. Наконец-то забрезжил свет в конце тоннеля, и новые узы, приковывающие его к Саду, ему совершенно ни к чему.

Чертыхнувшись, он тряхнул головой, пытаясь прогнать докучливые мысли.

И впрямь, что ему за дело до этой Алекс Миллер — девчонка как девчонка. Ему нужна повариха, а она умеет готовить. Вот все, что ему нужно. И никаких проблем!

— Где ее найти? — спросил он у Генриетты.

— Где-нибудь тут, рядом. — Гета бедром открыла кухонную дверь и проворковала мужу: — Просыпайся, солнышко.

Хэнк встал, бросил на стол деньги и, рассеянно кивнув кому-то из посетителей, направился к двери.

Он нашел Алекс за углом кафе, она сидела на бортике кузова грузовичка и, хлопая себя по бедру, пыталась подманить собаку Батча. Большой черный ротвейлер носился по двору, в восторге от ее внимания.

Хотя Алекс ни разу не взглянула на него, Хэнк сразу понял, что она заметила его появление. Иначе с какой стати она, внезапно позабыв о собаке, вскинула бинокль и с подчеркнутым вниманием принялась разглядывать гору Виски. Под его сапогом хрустнул гравий, однако девушка не шевельнулась. Он подошел к ней и пристроился рядом.

— Летом здесь интересно наблюдать за овцами, — проговорил он. — У нас самая большая отара в Северной Америке. Почти тысяча голов. Здесь даже строят национальный центр овцеводства.

— Гета говорила мне.

— Послушайте, прошу прощения за то, что я ляпнул там, в кафе. Просто все прежние поварихи у нас на ранчо годились мне в матери. И я…

Она медленно опустила бинокль и, повернув голову, вгляделась в его лицо. Он замер, не в силах отвести взор от ее карих глаз с золотыми искорками.

— Забудьте об этом, — произнесла наконец девушка.

— Я бы начал сначала, если вы не против. — Хотя она не шевельнулась, Хэнк заметил, что золотистые искорки потухли. — Что-то не так?

— Извините, но я не могу работать у вас. Я собираюсь учиться у Этьена Бушода.

То, с каким почтением она произнесла это имя, говорило о многом.

— Наверное, классный повар? Длинные ресницы возмущенно дрогнули.

— Повар? Мсье Бушод — один из величайших кулинаров Соединенных Штатов.

— Какая разница?

— Повар может только накормить, не более. Вот я — повариха, а мсье Бушод — художник.

— Вы имеете в виду хитроумные соусы и цветочки на тарелке? — Он фыркнул. — В таком случае мне нужна повариха. Не более…

Она, очевидно, уловила шутливую нотку в его голосе и качнула головой.

— Нет, я не могу.

Хэнк выругался про себя и отвернулся. Скажите, пожалуйста, какие тонкости, И что дальше? Напечатать в газете объявление и ждать у моря погоды? А если люди разбегутся? Что тогда? Сейчас ведь не просто найти толкового работника, особенно в Дубойсе, где многие ранчо превратились в дачные поселки толстосумов и кинозвезд, поскольку налоги на недвижимость росли с такой быстротой, что большинство фермеров остались не у дел.

До сих пор Хэнк каким-то чудом удерживал Райский Сад от разорения, но дальше… Месяц назад он объявил о продаже ранчо. Агент сказал, что пройдет пара месяцев, прежде чем появится серьезное предложение. А пока кому-то необходимо ухаживать за скотом, стало быть, нужна повариха. Нужна Алекс.

— Послушайте, не хочу показаться назойливым, но как вы думаете добираться до Калифорнии? Гета сказала, что ваша машина сломалась, и у вас нет денег на ремонт.

Девушка пожала плечами.

— Гета слишком много говорит.

— Да, с этим спорить трудно, но как бы то ни было, а работа вам нужна. Если только не собираетесь стоять с протянутой рукой…

Она гордо выпрямилась.

— Мне не нужны подачки.

Хэнк одобрительно кивнул.

— Так что, договорились?

Алекс бросила взгляд на сидевшего рядом мужчину. И что он так на нее смотрит, словно кроссворд разгадывает? Алекс поежилась. Мужчины разглядывали ее и раньше, но от их липких взглядов хотелось потом смыть с себя грязь. Никогда еще она не чувствовала, чтобы кожу так приятно покалывало в ответ, сердце с убыстренной силой гнало кровь по жилам, а голова восхитительно кружилась.

Как сможет она работать на этого человека, если руки перестают слушаться, стоит ему только взглянуть в ее сторону? Да она в первый же лень перебьет всю посуду на его кухне.

— Ну, так как? — спросил он. — Я не требую обязательств на всю жизнь. Всего-навсего несколько недель. Я был бы вам бесконечно благодарен.

Он назвал новую сумму, на сей раз куда более разумную: поработав у него месяц, она сможет отремонтировать машину, доехать до Сан-Франциско и даже немного поваляться на пляже. Почему бы не принять предложение? Все равно на следующий месяц придется искать работу. Вайоминг или Калифорния — какая разница?

Она заставила себя снова повернуться к нему. Под тенью широкополой шляпы его лицо казалось высеченным из камня, а голубые, немного робкие глаза… Не глаза, а небо в Вайоминге.

Итак, прочь сомнения. От нее требуется не так много — работа на кухне. В самом деле, нельзя же так, одна улыбка — и она уже готова сдаться!

— Вы хозяин ранчо? Он кивнул.

— Да, это в десяти милях отсюда.

— Как оно называется?

— Обычно его называют просто «Сад».

Алекс почувствовала, как ее лицо расплывается в улыбке.

— Эдем — райский сад? Он кивнул.

— Так его окрестил мой прадед. Хотел, наверное, увековечить фамилию. Даже змия-искусителя изобразил на клейме для скота.

Алекс засмеялась и почувствовала, как спадает напряжение. По крайней мере, ее работодатель не лишен чувства юмора.

— Клеймо хоть куда!

Собака потерлась о ногу Алекс, и девушка наклонилась, чтобы почесать ее за ухом.

— Скажите, все остальное вы готовите так же вкусно, как тот лимонный пирог?

— Вам понравилось?

— Еще как! Но ведь есть еще и любимые ковбоями бифштексы.

— Понимаю, — улыбнулась она. — И мой ответ — да. Я — хороший повар. А сколько человек мне придется кормить?

— Сейчас посчитаем… Я и моя сестра Клэр. Пятеро постоянных работников, но двое из них женаты, их кормят жены. Остаются Джед, Дерек и Бак. Ну, еще мой брат Трэвис время от времени наезжает. Думаю, вы справитесь с такой оравой? Предупреждаю, едоки мы все — отменные. Исключая Клэр.

Чем больше, тем лучше, подумала Алекс.

Чтобы оставалось как можно меньше времени размышлять об этих голубых глазах и широких плечах.

— Сколько лет вашей сестре?

— Семнадцать. В этом году заканчивает школу.

— Она что, не умеет готовить?

Он хмыкнул.

— Примерно так же, как бизон летать. Занятное сравнение.

— Возможно, я смогу научить ее чему-нибудь.

— Итак, договорились?

Опасаясь передумать, Алекс быстро протянула руку. Дрожь пробежала по телу, когда его теплые пальцы коснулись ее ладони. Пришлось откашляться, слова застревали в пересохшем горле.

— Да, мистер Эдем. Надеюсь, я не пожалею о своем решении.

Ярко-желтый «фольксваген», который Алекс ласково называла Солнышко, трясся и громыхал по гравию дороги. Внезапно переднее колесо провалилось в глубокую выбоину, и сидевший на соседнем сиденье огромный рыжий кот недовольно заворчал. Алекс участливо погладила его.

— Знаю, знаю, Сахарок. Вот и я о том же. Во что ввязалась? Наш передвижной металлолом скоро останется без колес. — Она шлепнула рукой по приборной доске. — Ну что ж, теперь по крайней мере я знаю, что такое полигон для вездеходов. Ничего, мы на правильном пути, Сахарок. Он говорил, третий поворот налево. Терпи, мой сладкий, терпи. Вот только почему он называл эти колдобины «хорошей» дорогой?

С «шоссе» она повернула в узкую долину, которая вилась между холмами, поросшими сосной и осиной. Этот край был так не похож на ее родную Алабаму! За несколько месяцев, проведенных на Западе — сначала в Колорадо, потом в Вайоминге, — она успела полюбить эти открытые пространства, простиравшиеся до самых гор. От бескрайнего ночного неба захватывало дух. По ночам иногда казалось, что стоит только протянуть руку, и пальцы коснутся одной из мерцающих звезд, рассыпанных в бархатной темноте. Эта необъятность делала ее маленькой, смиренной и… еще более одинокой, чем всегда.

Всю свою жизнь Алекс была одинока. Даже в приюте в Ла-Нете среди пятидесяти таких же, как она, сирот. Подруг у нее никогда не было: девочки приходили и уходили — кого-то удочеряли, кого-то забирали родственники, а кого-то переводили в другие приюты.

Алекс попала в приют в возрасте восьми лет после смерти матери, которую унесла в могилу долгая, затяжная пневмония. Алекс с трудом сходилась со своими сверстницами, но, когда те, к которым она уже успевала привыкнуть, уходили из приюта, чувствовала себя покинутой, никому не нужной и еще более одинокой. В конце концов она обрела себя на приютской кухне, где были рады добровольной помощи. Там, в ежедневных трудах, чувство одиночества притупилось и постепенно отступило.

— Теперь у меня есть ты, Сахарок. Ты-то меня не покинешь, правда? — Она погладила пушистую шерсть, кот от удовольствия зажмурился. — Кстати, я не сказала мистеру Эдему, что нас двое. Надеюсь, он не рассердится.

Через полмили каменистая дорога круто свернула направо. Миновав мостик без перил, девушка оказалась перед неким подобием арки. Поверху вилась надпись: «Эдем Райский Сад», кованые буквы обрамляло примитивное изображение змея.

— Однако я совершенно не так представляла себе райские кущи. Не скажу, что здесь плохо, но что-то не видно ни одной яблони. Наверное, зачахли после грехопадения…

Алекс улыбнулась собственной шутке и въехала под арку. Полмили спустя на вершине очередного холма она уперлась в ворота.

Притормозив, Алекс осмотрелась.

— Ни души. Надеюсь, хозяева не рассердятся, если мы въедем без стука?

Кот посмотрел на хозяйку и заурчал.

Проехав ворота, створки которых легко распахнулись на хорошо смазанных петлях, Алекс выскочила из машины, аккуратно закрыла их и только тогда двинулась дальше. Подобные ворота ей встретились еще дважды. У подножия крутого склона девушка услышала слабый окрик.

Оглянувшись, она заметила хозяина ранчо, скакавшего галопом на вороном жеребце справа от машины. Алекс затормозила и опустила стекло.

Можно было подумать, что этот парень родился в седле! В своей черной шляпе, потертых джинсах и стоптанных сапогах он казался призрачным пионером Дикого Запада, каким-то чудом явившимся из прошлого века. И странное чувство: они встретились пару дней назад, но кажется, будто знакомы всю жизнь.

Хэнк оглядел ветхий ярко-желтый «фольксваген». На заднем сиденье были навалены коробки и сумки, а через лобовое стекло на него в упор смотрел рыжий одноухий кот.

Сдвинув на затылок шляпу, Хэнк заглянул в салон и сразу встретился с теми самыми золотистыми глазами, которые не давали ему уснуть последние две ночи.

— Привет! Похоже, я не сбилась с дороги.

Хэнк кивнул.

— Мое почтение. Рад видеть вас так скоро. А я-то думал, что вы приедете в лучшем случае завтра.

Она покачала головой, и полуденное солнце заиграло в ее распущенных волосах.

— Зик загодя достал необходимую деталь. Я отправилась в путь, как только он затянул последнюю гайку. — Она помедлила. — Спасибо за деньги на ремонт машины.

Он пожал плечами.

— Не за что. Ведь вы их отработаете.

— Откуда вам было знать, что я не сбегу в Калифорнию?

— А вы хотели?

— Нет, но всякое бывает.

— Ну что теперь переживать — было бы, не было… Тут и от того, что есть, голова идет кругом. — Он осмотрел содержимое ее машины. — Здесь все ваши вещи?

Она кивнула.

— Все, чем я владею.

Хэнк хотел что-то сказать, но тут подал голос кот. Алекс почесала его за ухом.

— Да, совсем забыла, со мной кот. Надеюсь, вы не против? Он домашний и очень чистоплотный.

— А мышей ловит?

— Еще как. Где нам только не приходилось жить!

Хэнк посмотрел ей в глаза, но она, похоже, не жаловалась.

— Тогда и ему найдется место. Она облегченно вздохнула.

— Спасибо.

— Другие сюрпризы есть? — Нет.

— Прекрасно. Дом в полумиле отсюда. Устраивайтесь сами. Клэр скоро вернется из школы. Я бы поехал с вами, но мне надо найти заблудившихся телят. Не хотелось бы терять их.

— Поезжайте. И не беспокойтесь о нас. Мы устроимся.

Он кивнул и указал на дорогу.

— Тут нельзя заблудиться.

— Спасибо. До скорого.

Хэнк отступил. Машина со скрежетом завелась. Из-под стершихся шин вылетело несколько камушков, заставивших жеребца пугливо отпрянуть, но Хэнк придержал его, не сводя глаз с ползущего в гору ярко-желтого «жука».

То чувство, от которого засосало под ложечкой при первой встрече с этой удивительной девушкой, — чувство, что он встретил свою будущую судьбу, — охватило его с новой, еще большей силой. Образ ее преследовал его неотступно.

Хэнк вскочил в седло и развернул коня. Она здесь только затем, чтобы готовить пищу, уже в который раз напомнил он себе. Говорят, если что-то повторять достаточно часто, можно, в самом деле, уверовать в это.

«Фольксваген» затормозил перед последними воротами. Ярдах в пятидесяти, в небольшой зеленой ложбинке, приютилось несколько темных одноэтажных строений, меж которых возвышался двухэтажный дом под островерхой крышей, словно повторявшей форму лесистых пиков.

Некогда белые дощатые стены молили о слое свежей краски. Грязь покрывала широкое крыльцо. Цветочные клумбы заросли сорняком, ставни на окнах второго этажа покосились.

Этому дому нужен хозяин.

Алекс невольно вспомнила, как стояла у окна сиротского приюта и сквозь слезы, застилавшие глаза, смотрела вслед маленькой Бекки, о которой заботилась подобно матери и которую теперь уносил на руках новый папа, только что удочеривший ее. Она знала, что никогда больше не увидит своей малютки.

Сестра Мэри-Клара нашла ее и постаралась, как могла, успокоить.

— Где-то в мире есть дом для каждого одинокого человека, — говорила няня. — Просто будь терпеливой и трудись, и ты найдешь свою обитель. Вот увидишь.

Странно, почему именно сейчас она вспомнила об этом?

Шесть лет прошло с тех пор, как сиротский приют закрылся. Алекс внезапно осознала, что все эти годы, переезжая из города в город, меняя одну работу за другой, она искала дом, который могла бы назвать своим.

Ошеломленная и слегка напуганная, она энергично тряхнула головой. Нет, она приехала сюда только на месяц. У нее есть планы на будущее, и в них нет места обветшалому зданию в окрестностях Дубойса и ковбою с голодными глазами.

В свои двадцать пять Алекс твердо усвоила: жизнь подарков не преподносит. За каждый кусок хлеба необходимо трудиться в поте лица. Сколько можно метаться с места на место в надежде обрести наконец свой дом. Она построит его сама. Научится кулинарному искусству у мсье Бушода и откроет собственный ресторан.

Где именно, она еще не решила, но это будет ее дом, а его посетители — ее семья.

Алекс включила первую передачу.

— Кочевая жизнь совсем доконала меня, Сахарок. Мне уже начинает мерещиться невесть что. А это всего-навсего ранчо, старое, видавшее лучшие дни ранчо. Это не наш дом;

Однако, приближаясь к ветхому зданию, она не могла отделаться от странного чувства, что приезжает сюда надолго.

Глава вторая

Алекс стояла перед домом, не решаясь войти. Чтобы оттянуть время, она обошла соседние пристройки.

Едва она вернулась к «фольксвагену» и взяла на руки Сахарка, послышался шум подъезжающей машины. Алекс с котом в руках побежала открывать ворота и увидела перепачканный грязью черный грузовичок.

Из окна выглянула молодая женщина. Ее прямые каштановые волосы были заплетены в толстую косу, а голубые глаза расширены от удивления.

— Ты что, новая повариха? А мы тебя ждали только завтра.

Алекс смущенно заморгала.

— Я приехала, как только починили мою машину. Что, слишком рано?

— Еще как! Я не успела помыть посуду после завтрака. В школу торопилась. — Девушка поправила выбившуюся из косы прядь и оглядела Алекс. — Между прочим, ты ничуть не старше меня.

— Если ты — Клэр, то я на восемь лет старше тебя.

— Ничего. Мне подходит! А то я ожидала еще одну миссис Джонсон.

— Это так плохо?

Девушка закатила глаза.

— Садись. Прокачу тебя до дома.

— Да я и так…

Алекс не оставалось ничего другого, как закрыть ворота и забраться в кабину.

— Так ты — Клэр, угадала? — спросила она, когда грузовичок покатил по дорожке.

Девушка смущенно посмотрела на нее.

— Прошу прощения. Я так удивилась, что совсем забыла представиться. Да, я Клэр Эдем и рада видеть вас, даже если вы здесь всего на месяц.

— Потому что я умею готовить?

Клэр засмеялась.

— Ну, и поэтому тоже. Ненавижу кухню. Не меньше, чем мальчики — мое варево. Но это не главное.

— Вот как? А что же тогда? — Алекс изо всех сил прижала Сахарка к груди, когда Клэр резко повернула за угол дома. Даже закрыла глаза, уверенная, что они непременно врежутся в стену гаража. Когда заскрипели тормоза, Алекс едва не стукнулась головой о ветровое стекло. Приоткрыв один глаз, она нервно осмотрелась: передний бампер был всего в нескольких дюймах от стены.

Клэр как ни в чем не бывало, бросила:

— Если Хэнк нанял тебя, значит, он, наконец, понял, что я уже взрослая. А то все наши поварихи были еще и няньками.

— Все? — повторила Алекс. — Сколько же их было?

— Восемь за восемь лет. — Клэр забрала свои книжки с заднего сиденья. Ты — девятая. Какой хорошенький котик. А что случилось с его ухом?

— Не знаю. Таким я его нашла, — рассеянно пробормотала Алекс. Восемь поварих! Во что она ввязалась?

— Можно погладить его?

— Конечно. Сахарок — хороший.

Клэр почесала кота за ухом, затем открыла дверцу и направилась к дому.

— Пошли, покажу, где тебе бросить пожитки.

Из кухонного окна открывался прекрасный вид на главную конюшню, и Алекс сразу заподозрила, что такое расположение было задумано кем-то из прежних хозяек ранчо. Возвратившиеся с работы мужчины не заставали ее врасплох. Вот, смеясь и перешучиваясь, подъехала троица работников. Хэнк прискакал десять минут спустя. Алекс схватила тяжелый глиняный кувшин с холодной водой и наполнила его до краев заваркой. Она уже разливала ледяной чай по кружкам, когда на кухню влетела Клэр.

— В своем ли ты уме?

Глаза Алекс расширились от удивления. Они мило поболтали, пока Клэр показывала ей дом, и Алекс решила, что они вполне могли бы стать подругами.

— А в чем дело?

— Бабушкин китайский фарфор и льняные скатерти? Для ковбоев?

— Ну и что?

— А то, что ковбои ковбоям рознь. Пошли. Нужно все быстро заменить.

Они побежали в столовую.

— Я просто хотела как лучше, — оправдывалась Алекс, собирая столовое серебро, пока Клэр составляла в стопку тарелки.

— Знаю. Нужно было предупредить тебя заранее. Эти парни налетают на стол как стая саранчи.

Едва они расставили простые глиняные тарелки, как дверь с грохотом распахнулась.

— Ух ты-ы! Ну и запах!

— Еще какой! Ставлю на кон мои серебряные шпоры, это новая повариха объявилась.

— Черт, Джед, тут и спорить нечего. Сразу видно, обошлось без Клэр, если паленым не несет.

Алекс бросила на Клэр ободряющий взгляд, но девушка только пожала плечами, взяла большую миску с картофельным пюре и направилась в столовую. Алекс последовала за ней с блюдом бифштексов. Поставив его на стол, она повернулась, чтобы приветствовать работников, которые шумно топтались перед дверью.

Господи, но что это?! Алекс едва удержалась, чтобы не зажать себе нос: едкий запах пота, смешанный с отвратительным смрадом навоза. Они стояли перед ней, словно специально выстроившись по росту: драные джинсы, покрытые толстым слоем пыли, клетчатые засаленные рубахи, надвинутые на глаза шляпы и грязные сапоги с бурыми от лошадиной крови шпорами.

— Перед вами новая повариха, мальчики, — объявила Клэр. — Александра Миллер.

— Привет, — нервно выдавила она. — Можно просто Алекс.

— Что стряслось, мальчики? — ехидно поинтересовалась Клэр. — Язык проглотили?

Самый низкорослый ковбой пришел в себя первым. Черноглазый, с соломенными волосами, торчащими в разные стороны, он выступил вперед и сдвинул на затылок шляпу.

— Наше почтение, мэм. Я — Бак. Вот смотрю и не знаю, куда меня больше тянет — к вам или к тарелке с бифштексами.

Следующим взял слово самый длинный, тощий как оглобля, с большим носом и выдающимся вперед подвижным адамовым яблоком.

— Я — Джед. Рад познакомиться.

— Я — Дерек, представился последний. Хотя он не выделялся ростом, черные волосы и усы, а также блестящие зеленые глаза делали его заметным в любой толпе. — Вот уж спасибо так спасибо хозяину. Думали, опять наймет какую-нибудь корову, как в прошлый раз, — прошу прощения, мэм. Не будем плохо говорить об ушедших.

— А она что, умерла? — тревожно спросила Алекс.

Клэр бросила на Дерека испепеляющий взгляд.

— Да нет, конечно. Просто уехала в Техас, к своим внукам.

Дерек ухмыльнулся.

— Я и говорю, ушла.

Тут словно электрический разряд прошел по телу Алекс, и девушка, даже не поворачивая головы, поняла, что в дверях стоит Хэнк. То же ощущение испытала она в кафе и в кузове машины. Он излучал электричество. Оно окружало его подобно ауре, и ее кожу начало покалывать. Алекс повернулась: так и есть, стоит и смотрит на нее!

— Ну что, за стол, хозяин? — жалобно вопросил Дерек. — С голоду умираем.

Клэр ткнула Дерека в бок, направляясь к своему стулу.

— Ты всегда умираешь с голоду.

— Что есть, то есть. Так бы и съел тебя. — Дерек вытянул руки, чтобы поймать ее за талию, но Клэр увернулась. Он усмехнулся и, пододвинув ей стул, сел рядом. — Что, бобы?

— А разве ты их не любишь?

Все уже сидели за столом, ждали только Хэнка, который глаз не мог оторвать от Алекс. Он видел ее всего два раза, а кажется, будто они знакомы сто лет. Ее каштановые волосы были связаны ленточкой, как в первый раз. О, как ему хотелось сорвать эту ленточку, чтобы увидеть, как играет свет в ее локонах.

Он заставил себя пройти через столовую, машинально снял шляпу.

— Смотрю, вы уже освоились.

Она кивнула.

— Клэр приехала сразу за мной. Мне не пришлось дожидаться на улице.

— Почему на улице? Вы могли просто войти в дом. Мы дверей не запираем.

Придерживая Алекс за талию, Хэнк проводил ее к свободному стулу и бережно усадил.

Алекс смущенно пробормотала «спасибо» и развернула салфетку. Хэнк прошел к своему месту на противоположном конце стола.

Ковбои потянулись к тарелкам, но замерли, остановленные спокойным голосом хозяина:

— Вы забыли про молитву, мальчики.

Они воззрились на него так, словно увидели над ним сияющий нимб. Шляпы как ветром сдуло, и три кудлатых головы смиренно склонились. Алекс и Клэр переглянулись и тоже благочестиво потупились. Уставившись в пустую тарелку, Хэнк пытался вспомнить молитву, слышанную когда-то от отца. Однако память изменила ему, и он вынужден был прибегнуть к сокращенной, импровизированной версии, которую обычно произносят на бесчисленных родео.

Когда он закончил, Алекс едва сдержалась, чтобы не рассмеяться, — никогда в жизни не слышала она столь диковинной молитвы, — но, подняв на него глаза, не смогла выдавить из себя ни звука.

Мужчины набросились на еду, словно соревнуясь меж собой, кто быстрее и больше съест. Вилки и ложки мелькали с прямо-таки устрашающей скоростью.

Алекс поймала на себе многозначительный взгляд Клэр.

Девушка наклонилась к ней.

— Что я тебе говорила!

— И так всегда?

Клэр кивнула.

— Возьми хоть что-нибудь. Через пять минут не останется ни крошки.

Алекс положила себе бифштекс, но есть не стала, с любопытством наблюдая за мужчинами, которые поглощали пищу с прямо-таки волчьим аппетитом. Один только Хэнк пытался соблюдать хоть какие-то правила приличия.

В считанные мгновения все было съедено, и взоры мужчин устремились к Алекс.

Она засмеялась.

— Да, да, да! Будет и десерт.

Восторженный рев потряс стены столовой, когда на столе появились горячие ватрушки.

— Потрясающе, Алекс, — сказал Джед, поднимаясь из-за стола. — Даже бифштексы не пережарены.

— А Клэр говорила, что вы предпочитаете с угольками.

— Что бы мы без тебя делали?!

Слова Джеда совершенно обезоружили Алекс. Давным-давно никому не было дела, есть она или нет. Но это согревающее душу чувство почему-то испугало ее. Ранчо Хэнка — лишь временная остановка на ее пути. Да и что ей до этих людей: распрощавшись через четыре недели, она, наверное, никогда не увидит их снова. Алекс решительно встала и принялась собирать посуду.

— Спасибо, Джед.

Двое других со словами благодарности последовали за Джедом.

— Ты идешь, хозяин? — спросил Бак, остановившись в дверях.

Хэнк откинулся на спинку стула.

— Идите, я догоню вас. Погоняйте на манеже того нового жеребца и выпустите телят из хлева.

Алекс уже знала, что эти трое не ушли с ранчо только потому, что Хэнк готовил их к выступлению на родео. Каждый вечер после ужина они включали в большом корале все прожектора и тренировались арканить бычков и объезжать диких мустангов.

Клэр рассказала, что в кругах профессионалов у Хэнка репутация хорошего тренера. Дерек приехал даже из Техаса, чтобы поучиться у него.

Собирая тарелки, Алекс чувствовала на себе взгляд Хэнка. Она скосила глаза в его сторону и словно ожглась… Едва не выронила стопку тарелок, которые громко зазвенели в тишине комнаты.

Нет, убеждала она себя. Ей не нужен мужчина — даже такой красавец. Никто — в том числе и этот голубоглазый ковбой с широкими плечами — не остановит ее. Она доедет до Сан-Франциско. Все, баста, надоело ждать прекрасного принца! Полагаться можно только на себя.

Чтобы разрядить атмосферу, она спросила:

— И как вам мой ужин?

— Неужто ты не заметила, что он умял две порции? — удивилась вернувшаяся с кухни Клэр.

— Ужин, что надо! — кивнул Хэнк.

Алекс даже не представляла, насколько ей будет приятно доставить удовольствие Хэнку. Она не хотела прислушиваться к внутреннему голосу, который нашептывал: вкусно кормить людей твоя работа, но от этого не подгибаются колени. Лучше прогнать прочь эти мысли и заняться делом.

— Давай поговорим, — неожиданно предложил Хэнк.

— Давай, — согласилась она, беря еще одну стопку тарелок.

— Не здесь, — твердо произнес он. — Документы в моем кабинете.

Руки Алекс на мгновение застыли в воздухе. Ей нельзя оставаться наедине с этим мужчиной! Может быть, позже, когда ее смятение пройдет и пространство между ними не будет излучать напряжение.

— Мне нужно сначала вымыть посуду.

Он поднялся.

— Клэр закончит.

— Но я должна…

— Иди, Алекс, — подтолкнула ее Клэр. — Я справлюсь.

Похоже, этого разговора не избежать. Проклятье! Алекс поставила тарелку, которую держала в руках, сняла фартук и повернулась к Хэнку.

Он сделал легкий жест рукой, указав на дверь.

Пока готовили ужин, Клэр провела небольшую экскурсию по дому, так что теперь Алекс знала, что на втором этаже расположены три спальни, ванная и кабинет, переделанный из четвертой спальни. Поднимаясь по лестнице мимо череды портретов Эдемов, покойных и ныне здравствующих, она живо представляла себе мужчину, который не отставал от нее ни на шаг, ощущала тепло его сильного тела.

Она остановилась, дойдя до коридора, разделявшего второй этаж на две части. Расположение комнат повторяло планировку первого этажа. Слева, прямо над ее спальней, открытая дверь вела в кабинет. Клэр называла эту комнату святилищем. Каждый вечер после тренировок Хэнк удалялся туда, чтобы воевать с бумагами, без которых нельзя было обойтись на ранчо.

Алекс глубоко вздохнула, когда Хэнк остановился прямо за ее спиной. Он слегка обнял ее за талию, и горячая волна охватила ее тело. Нет, он не подталкивал, но давления его руки хватило, чтобы направить ее внутрь комнаты.

— Входи, это не пыточная камера.

Подойдя к заваленному газетами и журналами рабочему столу, Хэнк включил лампу, стоявшую на углу. С ее абажура посыпалась пыль. Похоже, он этого не заметил. Рядом на маленьком столике разместился компьютер. Здесь же стояли два стула, но они тоже были завалены журналами, так что Алекс даже не сделала попытки сесть. Вдоль двух стен кабинета протянулись книжные полки. На них можно было найти книги, повествующие обо всем на свете, начиная от садоводства и набивки подушек и кончая проблемами животноводства начала века.

— Должно быть, пишете роман? Так много бумаг.

Он пожал плечами.

— Ранчо — не только коровы и лошади. За бумагами я провожу не меньше времени, чем в седле: счета, корреспонденция, цены на говядину, сельскохозяйственное законодательство, — за всем нужно следить.

— Наверное, приходится работать по ночам?

— Иногда. А что?

— Ну, моя кровать прямо под вашим столом, а я чутко сплю… — Она прервалась на полуслове, заметив, как вспыхнули его глаза. Зачем она ввернула в разговор слово «кровать»?

Хэнк прочистил горло.

— Постараюсь вас не тревожить.

— О, не беспокойтесь обо мне. Все в порядке. Делайте то, что необходимо. В конце концов, вы хозяин, и работа важнее всего. Я просто… — Она остановилась. — Я много болтаю, да?

Его губы растянулись, но недостаточно для улыбки.

— Ага.

Она глубоко вздохнула.

— Тогда я лучше помолчу.

— Давай присядем и обсудим дела? — предложил он.

Она нерешительно посмотрела на стопку журналов, лежащих на кресле.

Заметив, наконец, беспорядок, Хэнк обошел стол и собрал журналы. Окинув взглядом комнату в поисках свободного места, он не нашел ничего лучшего, чем плюхнуть их на стопку других журналов на угловом столике. Поднялось облако пыли, но казалось, Хэнк снова не заметил этого.

— Садитесь, — скомандовал он. Она с сомнением осмотрела кресло и осторожно пристроилась на краешек. Хэнк опустился в свое кресло. — С самого начала хочу сказать, что мы обходимся без церемоний. Здесь все равны. Никаких исключений. Ясно?

Алекс кивнула.

Он посмотрел вверх, вниз, потом принялся крутить карандаш, чтобы хоть чем-то занять свои руки.

— Ваша задача — готовить. Завтрак — рано утром, ужин — в шесть. В полдень ленч, если работаем поблизости. Если выезжаем на выгон, то обходимся без него.

— Нет.

Карандаш перестал крутиться.

— Нет? Что нет?

— Я имею в виду, пока я на кухне, без ленча вы не останетесь. При такой работе нужно как следует питаться. Поэтому или вы будете брать ленч с собой, или я буду его привозить.

Хэнк пристально посмотрел на Алекс. Никогда никого не заботило, съел он ленч или нет. Даже его мать.

Алекс заерзала в кресле. Его взгляд явно нервировал ее, и она попыталась уточнить свое заявление:

— Конечно же, если вы не против.

Карандаш продолжал крутиться в его руке. Ее предложение тронуло его до глубины души. Внезапно Хэнк почувствовал, как по всему телу разлилось тепло и непреодолимое желание прикоснуться к сидящей перед ним девушке. Пришлось даже стиснуть пальцы, чтобы они не потянулись через стол.

Ее поведение удивляло его все больше и больше. От дополнительной работы обычно пытаются увильнуть, а вот чтобы наоборот…

— Вы умеете… — Он запнулся. — Вы умеете ездить верхом?

— Честно говоря, нет. Не было возможности. Но, думаю, я смогу научиться.

Он кивнул и мысленно представил приятную перспективу учить ее верховой езде. Конечно, научится. А парни, они-то с удовольствием погрызут что-нибудь в полдень. Между завтраком и ужином слишком большой перерыв.

— Что-нибудь еще? — спросила она.

Он глубоко вздохнул, пытаясь припомнить.

— Нет. Наверно, это все.

В комнате воцарилась напряженная тишина.

— Если это все, то не буду больше мешать, — сказала Алекс.

Под его долгим и жадным взглядом она опустила глаза.

— Да, это все.

Когда она уже спускалась по лестнице, он вспомнил, что забыл дать ей на подпись налоговые формы. Карандаш в его пальцах хрустнул.

Алекс вышла на крыльцо и вдохнула холодный мартовский воздух. За три дня пребывания в Райском Саду она поняла, что необходимо срочно найти занятие, чтобы скоротать долгие часы между мытьем посуды после завтрака и подготовкой к ужину. Иначе она сойдет с ума от безделья. Соглашаясь на эту работу, она ожидала, что все утро будет занята приготовлением ленча. Но мужчины работали на выгоне, и она упаковывала их ленч, пока они завтракали.

Мяуканье за сетчатой дверью привлекло ее внимание. Сахарок терся о дверь и просился на улицу.

— Нет, ты еще не освоился здесь, Сахарок. Если я выпущу тебя, ты убежишь и потеряешься. Что мне тогда делать? Мне не с кем будет даже поговорить.

Алекс тяжело вздохнула и побрела в дом. Она провела рукой по тяжелому бельевому сундуку и неодобрительно покачала головой — кончики пальцев были в пыли.

— Как можно так запустить дом! — сказала она Сахарку, который терся у ее ног. — Будь он моим, я бы заставила его сиять как медный грош. Я бы… — Она глубоко вздохнула. Впрочем, это не мой дом, и мне нет дела, что здесь грязи по пояс.

Пройдясь по нижним комнатам, Алекс попыталась не обращать внимания на царящий в них беспорядок. Но чем больше она уверяла себя, что ей это безразлично, тем громче звучал внутренний голос, призывавший ее отбросить все сомнения и поскорее приступить к уборке. Дубовая мебель в столовой была очень красивой, ее лишь стоило слегка натереть воском. Занавески в гостиной пожелтели, а коврик так пропитался грязью, что невозможно было определить его цвет.

В конце концов, Алекс не вытерпела.

— Как говаривала сестра Мэри-Клара, — объясняла она Сахарку, извлекая из кладовки пылесос, щетку и тряпку, — праздные руки — добыча дьявола.

Три часа спустя она выключила пылесос и осмотрелась. Гостиная выглядела теперь совсем по-другому. Мебель блестела, пахло цветами и воском.

— Что происходит?

От неожиданности Алекс вздрогнула. Повернувшись, она увидела Хэнка.

Почувствовав себя пойманной на месте преступления, Алекс сдернула косынку, которой завязала волосы.

— Я просто немного прибрала в комнате.

— Это работа Клэр, — хмуро проговорил хозяин дома. — Вы должны готовить, а не убирать.

Алекс всплеснула руками.

— Я провожу на кухне лишь половину дня. Мне надоело бездельничать все остальное время.

— Жаль. Но если вы начнете делать работу Клэр, то избалуете ее. Я и так не требую от нее слишком многого, но очень рассчитываю, что за домом все-таки будет следить она. В конце концов, ей нужно научиться хоть за что-нибудь отвечать в своей жизни.

Алекс прищурилась.

— Вы злитесь, словно я краду у вас что-то. Я просто навела порядок. Это ведь не преступление.

В комнате на несколько секунд воцарилось молчание.

— Послушайте, мне просто нужно найти себе какое-нибудь занятие. Мне надоело без… — Она осеклась на полуслове, увидев, что он медленно приближается. Огонь, горевший в его глазах, приковал Алекс к месту.

Хэнк остановился всего в нескольких дюймах от нее, и она ощутила жар его тела, слабый запах лошадей и пота.

— Вы невыносимая женщина, — тихо проговорил он. — Никогда еще не встречал человека, требующего дополнительной работы.

— Мне… мне просто нужно чем-то заняться кроме кухни, словно издалека услышала Алекс собственный срывающийся голос. — А в этом старом доме нужен человек, который…

Она снова замерла. Хэнк смотрел на ее губы. Этот взгляд сказал Алекс все. Он хотел поцеловать ее.

Она быстро отвела глаза и отступила, не потому, что испугалась его желания, а потому, что хотела того же.

Хэнк пробормотал проклятье и глубже надвинул шляпу.

— О, дьявол! По крайней мере, пусть Клэр вам помогает. В конце концов, она должна будет делать это, когда вы уедете.

Алекс кивнула.

— Хорошо.

Хэнк стоял неподвижно и изучающе осматривал комнату. Постепенно его лицо смягчилось.

— С тех пор, как умерла мама, здесь ни разу не было такого порядка. Она любила этот старый дом. У нее он всегда сиял.

Алекс почувствовала, что ее сердце болезненно сжалось.

— Вы не обидитесь, если я спрошу, отчего она умерла?

Боль исказила его лицо.

— Погибла вместе с отцом. Во время наводнения.

Алекс захотелось обнять его. Она знала, как больно потерять близкого человека. Но потерять сразу обоих родителей…

— Вы были в это время на родео, да? И вернулись домой, чтобы продолжить дело отца?

Он посмотрел на нее, словно не понимая, о чем она говорит.

— Я вернулся сюда, потому что надо было заботиться о Трэвисе и Клэр. Это случилось восемь лет назад.

— Восемь лет? Значит, Клэр было только девять, когда погибли родители. Возможно, она пренебрегает домашними обязанностями, потому что ей никогда не показывали, что и как нужно делать. Ведь ваши поварихи не прибирались в доме. У кого бы она научилась?

Он пожал плечами.

— Это женская работа.

Потребовалось усилие, чтобы сдержаться и не закатить глаза.

— Женщины не рождаются со щеткой и тряпкой в руке, мистер Эдем. Всему нужно учиться: и как бросать лассо, и как готовить и убирать.

Он долго и внимательно разглядывал ее.

— Хэнк, — проговорил он.

— Что? — не поняла Алекс.

— Просто Хэнк, а не мистер Эдем. Давай перейдем на «ты». Я уже говорил, мы здесь не церемонимся.

— Хорошо… Хэнк. Так я могу в свободное время прибирать дом? Обещаю, Клэр будет мне помогать.

Он пожал плечами.

— Хорошо.

— Скажи, ты специально приехал сюда в середине дня, захотел проверить, чем я занимаюсь?

— Нет, я просто оказался поблизости и вспомнил, что должен… — Хэнк нахмурился, не в силах вспомнить, зачем же он приехал домой. Ведь у него была причина. Какая же? Ах, да! — Мне нужно позвонить по поводу сыворотки, которую я заказывал.

— Кстати, вспомнила. — Она вытерла руки о фартук и повернулась. — Тебе звонили утром.

Радуясь, что напряжение спало, Хэнк последовал на кухню и взял из ее рук листок бумаги с именем и телефоном агента, занимавшегося продажей ранчо.

— Это насчет сыворотки? — спросила она. Он покачал головой.

— Но ему нужно позвонить. Хорошо, что я заехал домой.

— Тогда не буду мешать.

Поднявшись по лестнице и зайдя в кабинет, Хэнк плотно закрыл дверь, сел у стола и долго разглядывал пыль, покрывавшую абажур лампы.

Что с ним, черт возьми, происходит? Его тело реагировало так, словно Алекс отплясывала зажигательный танец на столе. Никогда прежде он не возбуждался без всякой причины.

Нужно прогнать из головы безумные мысли об этой женщине и держаться от нее подальше. Исполненный решимости, он глубоко вздохнул и потянулся к телефону. Сначала позвонил насчет сыворотки. Лайла, жена его старшего работника, наверное, с удовольствием прогуляется завтра в город.

Затем Хэнк набрал номер агента.

— Агентство недвижимости, — произнес бодрый женский голос.

— Дэниса Коудена, пожалуйста.

— Минутку.

Несколько секунд в трубке играла бравурная музыка, а затем послышался дружелюбный тенор:

— Дэнис Коуден.

— Мистер Коуден, это Хэнк Эдем из Дубойса. Мне сказали, вы звонили утром.

— Мистер Эдем, рад, что вы позвонили. Сегодня утром я получил факс с первым предложением. — Он назвал сумму, от которой Хэнк удивленно откинулся на спинку кресла. — Но мы, понятное дело, не согласимся.

Хэнк выпрямился.

— Почему, черт возьми? Это больше, чем вы говорили…

— Все верно. Но прошел только месяц. В таких делах спешить никогда не надо. Корпорациям требуется чуть больше времени на раскачку, ведь нужно получить согласие многих людей. Но, думаю, мы получим более выгодное предложение. — Агент был чрезвычайно доволен собой. — Я в этом абсолютно уверен.

— Ладно. Пожалуй, вы знаете, что делаете.

Хэнк в задумчивости повесил трубку. Проклятье, такая куча денег! Клэр и Трэвис запрыгают от радости, когда узнают, какова их доля от продажи. Стоит ли рассказать им заранее о продаже или повременить?

Лучше подождать.

Через несколько месяцев он сбросит с себя эту ношу и вернется на родео с полными карманами денег. Можно прыгать от радости; Но Хэнку почему-то этого не хотелось.

Глава третья

Наливая в кофейник воду, Алекс увидела в окно, как работники шли на ужин. Отставив в сторону кофейник и вооружившись скалкой, она встала у входа, всем своим видом выражая решимость.

Первым вошел Джед, смеясь над чьей-то шуткой. Он остановился как вкопанный, увидев ее, но сзади налетел Дерек.

Из-за плеча Дерека выглянул Бак.

— Эй! Что за пробка?

— Наша молодая телочка, похоже, сердится и хочет пободаться, — проговорил Джед через плечо.

— Наше почтение, Алекс, — умиротворяюще проговорил Дерек. — Пахнет очень вкусно.

Не сомневаясь, что Клэр ее поддержит, Алекс замахнулась скалкой.

— Пока не снимете сапоги и шляпы, не получите ни кусочка.

— Что она сказала? — переспросил Дерек.

— Она хочет, чтобы мы сняли сапоги и шляпы, — отозвался Бак.

— Ковбои снимают шляпы только перед Господом Богом и тогда, когда ложатся в постель. Она что, этого не знает?

— Похоже, что нет.

— Так скажи ей.

— Мэм, вы сильно ошибаетесь, если думаете, что мы тут…

— Ужинать хотите?

Скалка угрожающе нависла на головой Джеда, и тот отступил.

— Да, мэм, хотим.

— Тогда шляпы и сапоги долой. — Алекс понимала, что на ее стороне лишь упрямство. Даже самый низкорослый ковбой весил фунтов на пятьдесят больше ее, и ее могли просто отодвинуть в сторону и пройти. Но она не хотела сдаваться.

— Эти полки — для ваших сапог…

— Что происходит? — раздался из-за двери голос Хэнка.

Полные уверенности, что хозяин поддержит их, работники расступились и пропустили Хэнка вперед.

— Она требует, чтобы мы сняли сапоги и шляпы, а иначе, мол, останемся без ужина! — пожаловался Джед.

Хэнк шагнул в раздевалку. Золотисто-карие глаза Алекс засверкали, когда он вошел. В этом фартуке, завязанном на тонкой талии, и со скалкой в руке она напомнила Хэнку его мать. Сара Эдем тоже не раз противостояла толпе ковбоев и всегда побеждала. У Алекс — те же замашки.

— Я не прошу многого, — сказала Алекс. — Я целый день натирала этот пол и…

Хэнк прищурился.

— Ты весь день натирала пол?

Ее глаза устремились на Клэр.

— Я имею в виду, мы потратили полдня…

— Ты помогала натирать пол? — обратился Хэнк к сестре.

— Я помогла намазать мастику, когда вернулась домой, — начала защищаться девушка. — Алекс уже счистила к тому времени всю грязь.

Хэнк бросил сердитый взгляд на Алекс, но та гордо вскинула голову.

— Неважно, кто делал работу. Я хочу, чтобы здесь было чисто. Твои парни ведут себя так, как будто находятся не в доме, а в хлеву. И ты туда же.

Хэнк хотел было напомнить, кто здесь хозяин, но внезапно отступил. Острый запах свежей мастики напомнил ему прежние времена, когда были живы родители.

Ему вдруг стало стыдно за то, что он в суматохе дел совсем запустил дом. А мать так его любила! И вот теперь Алекс заставила посмотреть вокруг другими глазами. Господи, а ведь действительно все покрыто толстым слоем грязи и пыли — полы, занавески, мебель!

Беда в том, что Алекс абсолютно права. Хэнк не чувствовал, что здесь его дом. Ему было все равно, возвращаться на ночь домой или ночевать в палатке рядом со скотом, — но только не в последние пять дней.

Пробормотав проклятье, Хэнк отвернулся от выжидающего лица. Ему нельзя уступать. Уступить — значит смягчиться. А у него есть планы, и он не желает, чтобы что-то встало на его пути — пусть даже пара этих ангельских глаз. Ему не нужны напоминания, как много этот дом значил для его матери. Не сейчас. Уже поздно. Маховик продажи ранчо закрутился. Он не собирается отступать.

Сообразив, что от него ждут ответа, Хэнк бросил тяжелый взгляд на своих работников, положил шляпу на полку и стал разуваться. Работники зароптали, но сняли шляпы и принялись, кряхтя, стаскивать сапоги.

— Это несправедливо!

Слова Клэр донеслись с лестницы, когда Алекс мыла плиту. Напуганная резким возгласом, она сделала полшага к открытой двери из кухни в столовую. Ответ Хэнка остановил ее. Он не повышал голос, но в нем прозвучала сталь.

— В жизни много несправедливости. Привыкай.

— Родители разрешили Мэллори поехать! Почему не могу я? По какой причине?

— Мне плевать, что разрешают родители Мэллори. Ты не поедешь туда с одной только Мэллори. Чем тебе не нравится Ривертон? Или Ландер?

— Мы уже осмотрели все магазины в этих захолустных городишках. Мне надоело торчать в этой заднице!

— Не смей так говорить.

Осознав, что она подслушивает чужой разговор, Алекс поплотнее закрыла дверь и отошла в сторону. Но это не помогло.

— Ты мне не отец! — кричала Клэр. — По какому праву ты решаешь, что мне делать?

— Я — твой опекун. Пока тебе восьмого мая не исполнится восемнадцать, я отвечаю за тебя.

— Мама с папой, должно быть, сошли с ума, если назначили тебя нашим опекуном! Ты просто зануда!

Возникла небольшая пауза, прежде чем Хэнк ответил тихим, сдавленным голосом:

— Ты не понимаешь, что значит зануда. Будь отец жив, он бы…

— Что?

— Ничего.

— Все равно, ты во всем виноват! Я не хотела идти на этот дурацкий выпускной бал, но ты заставил меня принять приглашение Ти Джордана. Теперь я пытаюсь найти хоть какое-нибудь платье для этого дурацкого бала! А ты не разрешаешь мне даже этого.

Голос Хэнка звучал еще глуше, и Алекс с трудом слышала.

— Если ты не пойдешь на свой выпускной бал, потом будешь жалеть об этом. И платье тебе найдется. Если не в Дубойсе, то в Ривертоне или Ландере.

— Ты слышал хоть слово из того, что я говорила? Я все здесь перерыла и не нашла ни одного приличного платья. Потому и хочу поехать в Лэрами с Мэллори. Там университет, и там должны быть подходящие платья для таких вечеринок.

— Нет, Клэр.

— Господи! Я буду жить в Лэрами на следующий год, когда буду учиться в колледже.

— На следующий год. Но сейчас ты не поедешь в Лэрами вместе с Мэллори. Все. Лучше спустись вниз и помоги помыть посуду. Алекс и так делает всю твою работу по дому.

Дверь хлопнула с такой силой, что звук разнесся по всему дому.

Алекс расставляла тарелки в шкафу, когда услышала рассерженные шаги Клэр. Через мгновение девушка влетела в кухню и едва не снесла стол.

— Я ненавижу его! — кричала она.

— Не надо так говорить, — тихо произнесла Алекс. — Он твой брат.

— Ты все слышала?

Алекс пожала плечами.

— Вы так орали, что я не могла не услышать.

Клэр всплеснула руками и нервно зашагала из угла в угол.

— Ну и зануда! Мне почти восемнадцать! Я уже достаточно взрослая и могу проехать несколько миль по дороге.

— До Лэрами не несколько, а три сотни миль. Нужно потратить целый день.

— Меньше четырех часов в один конец, — воскликнула Клэр.

— Если постоянно превышать скорость.

— Ну ладно, пять часов. Велико дело!

— Десять часов туда и обратно. Когда ты будешь ходить по магазинам?

— Если мы отправимся в пять, то доедем до полудня. Мы можем пройтись по магазинам до шести и вернуться домой к полуночи. Мы все спланировали, а Хэнк…

Алекс покачала головой.

— Боюсь, Хэнк прав. Ты еще слишком молода, чтобы…

— Ты всего лишь на восемь лет старше меня. И едешь одна из Алабамы, — парировала Клэр.

— Я другое дело. У меня нет дома, и некому обо мне тревожиться.

Лицо Клэр смягчилось, и она обняла Алекс.

— Ну, сейчас у тебя есть дом. Я знаю тебя только несколько дней, но ты для меня как сестра. И мне совсем не хочется, чтобы ты уезжала.

Эти слова глубоко тронули Алекс.

— Спасибо. Но я не хотела жаловаться на жизнь. Я просто подумала…

— Что? — спросила Клэр.

— В субботу у меня выходной, правильно?

— Ну, думаю, да. То есть у других поварих был выходной, но ты готовила в прошлую субботу, и я…

— Тогда был только второй день, — объяснила Алекс. — Мне показалось нечестным брать выходной, если я проработала только один день. Но это неважно. Вы собирались в Лэрами в субботу?

— Да, в эту субботу.

— Как ты думаешь, Хэнк отпустит тебя, если я поеду с вами?

Лицо Клэр засияло от радости.

— Ты поедешь?

— Конечно. Там, наверное, интересно.

Клэр в восторге обняла Алекс.

— Спасибо!

— Это платье так много значит для тебя?

— Платье? Нет, елки-палки. Это Мэллори — охотница за платьями. Я просто хочу осмотреть университетский кампус, куда поеду осенью.

— Почему ты не сказала обо всем брату?

Клэр презрительно наморщила носик.

— Он все равно не отпустил бы меня.

— А спроси! Вдруг разрешит?

— Ладно! — Клэр еще раз обняла Алекс и побежала к двери. Потом внезапно остановилась. — Посуда! Я должна была…

— Иди, иди, — успокоила ее Алекс. — Спросить — одна минута. Когда вернешься, для тебя найдутся грязные кастрюли и сковородки.

Клэр посмотрела на Алекс с такой благодарностью, что сердце той сжалось. Невидящим взглядом она посмотрела на захлопнувшуюся дверь.

Была ли и она такой же юной и беззаботной?

Алекс вытерла руки истершимся полотенцем и последний раз осмотрела кухню. Тарелки после ужина были вымыты и сложены в стопки. Завтрак она приготовит, когда проснется.

Довольная собой, она отправилась искать Сахарка. Весь день кот бегал по дому, но перед сном Алекс уносила его к себе в комнату, чтобы он никому не мешал.

Алекс вышла на крыльцо. Стало прохладно. К утру, наверное, будут заморозки, подумала она, но не стала возвращаться в дом, а добрела до качелей и опустилась на сиденье.

От слов Клэр стало тепло на душе, хотя и немного грустно. Сестра. Как она мечтала о сестре! Алекс и раньше доводилось слышать подобные заявления от своих подружек. И хотя это всего лишь пустые слова, они всегда тешат душу.

Сидя на качелях, Алекс любовалась звездным небом. Где же ее счастливая звезда?

— Добрый вечер, Алекс. Как дела?

Низкий голос Дерека спугнул ее мысли.

— Ничего особенного. Ты пришел за кусочком шоколадного пирога?

— Ну, если ты хочешь избавиться от него, я бы съел еще один, но…

— Да? — подсказала Алекс, хотя уже знала, что будет дальше.

— Вы не знаете, где мисс Клэр?

Алекс была рада, что из-за темноты Дерек не мидел сочувствия в ее глазах. Дерек приходил к дому каждый вечер и спрашивал Клэр. Он влюблен в девушку, это очевидно. Но любовь была безответна. В первый вечер, когда Алекс сообщила Клэр, что к ней пришли, та недвусмысленно объяснила, что не интересуется ни Дереком, ни остальными ковбоями, потому что считает их грязными, невоспитанными парнями, которые ничего не понимают в любви и способны только хватать кобылу за хвост. А она намерена получить ученую степень и найти хорошую работу в большом городе, например, в Чикаго, Далласе или Денвере.

— Клэр сидит за учебниками, Дерек. Кажется, у нее завтра контрольная по математике.

Дерек кивнул, сдвинул шляпу на затылок и попытался улыбнуться.

— Ну, попытка — не пытка.

— Постой, я принесу тебе пирога.

Через несколько минут Алекс снова сидела на качелях, а Дерек, примостившись на верхней ступеньке крыльца, поедал шоколадный десерт.

Вскоре появились Джед и Бак, и Алекс охотно отрезала и им по куску.

Пока они ели, Алекс расспрашивала их о работе. Постепенно беседа коснулась Алекс, и кто-то из парней спросил, почему она не ездит верхом.

— Ты хочешь сказать, что никогда не сидела в седле? — воскликнул Джед, услышав ее чистосердечный ответ.

— У меня не было возможности. В… в том месте, где я жила, не было ни одной лошади. — Алекс совершенно не хотелось рассказывать всем, что она выросла в сиротском приюте.

— Черт возьми, так мы научим тебя, — обрадовался Бак. — Мы можем научить любого сидеть верхом.

— Это моя обязанность, — раздался вдруг голос за их спиной.

Все повернулись и увидели в дверях силуэт Хэнка.

— Я обещал, что научу ее, просто не было времени.

— Конечно, хозяин, — проговорил Дерек.

Работники заулыбались, когда Хэнк подошел к Алекс.

— Можно присесть рядом?

Она остановила качели и подвинулась влево. Цепи скрипнули под его весом. Хэнк оттолкнулся ногой, и качели вновь пришли в движение.

От этой близости у Алекс перехватило дыхание. Ей захотелось прижаться к нему. Тепло его тела действовало как магнит. Борясь со своим желанием, она вцепилась в подлокотник.

Хэнк на полуслове прервал рассуждения о том, какая лошадь лучше всего подойдет ей, и спросил:

— Ты замерзла?

Алекс провела рукой по левой руке.

— Немножко. Все в порядке.

Не говоря ни слова, он поднялся и ушел в дом. Несколько секунд спустя вернулся и принес теплую куртку, которую она видела на нем почти каждый день, и набросил ей на плечи. Беседа продолжилась, как ни в чем не бывало, но Алекс перестала замечать все вокруг. Терпкий мужской запах, смешанный с запахом лошадей, сена и свежего воздуха, действовал на нее опьяняюще.

— С тобой все в порядке? Алекс, очнись!

Алекс открыла глаза, когда Хэнк коснулся ее колена. Теплая и тяжелая рука лежала спокойно, но от нее по всей ноге разбегались горячие волны.

— Что?

— Мы собираемся посадить тебя на Мэйзи. Она достаточно смирная для начинающих. Твой первый урок завтра после полудня. Идет?

— Конечно. — Алекс разогнала туман, внезапно окутавший ее мысли. — Как скажешь. Сколько хлопот из-за меня!

Хэнк сжал ее колено.

— Черт возьми, это делается не ради тебя. Мы хотим нормально питаться днем, поэтому и стремимся научить тебя сидеть в седле.

Алекс посмотрела на руку, удобно расположившуюся на ее ноге. Как могло это легкое прикосновение вызвать такую бурю чувств? Ее сердце замирало в груди, а кровь, казалось, пульсировала в жилах с удвоенной скоростью.

Она дрожала уже не от холода. Это был отнюдь не приятельский, а хозяйский жест мужчины по отношению к женщине. Тем не менее, ее первым желанием было накрыть его руку своей рукой. Теплая тяжесть на ноге казалась знакомой, привычной и очень приятной. Она чувствовала, что этот мужчина заботится о ней, словно она принадлежит ему.

Работники вскоре стали расходиться. Алекс тоже поднялась и сняла куртку Хэнка.

— Спасибо за тепло. — Она вручила куртку, стараясь не смотреть Хэнку в глаза.

— Не за что. — Он взял куртку и, войдя в дом, повесил на крючок под шляпой, но уходить не торопился. В холле повисло тягостное молчание.

Не находя места под его взглядом, Алекс мучительно искала тему для разговора. И страшно обрадовалась, когда нашла.

— Хочешь кусочек пирога?

— Что-то осталось?

Она направилась на кухню и прямо к холодильнику.

Хэнк последовал за ней.

— Приберегла для тебя. Я слышала, как ты бродил здесь вчера ночью… — Она остановилась на полуслове, едва поняла, что именно сказала. Чтобы замять обидный намек, она открыла холодильник и поставила на стол тарелку. — В любом случае утром я обнаружила потери, так что догадалась, что ты проголодался. Парни слопали весь десерт, но я заранее отрезала тебе кусок. Выпьешь кофе?

Хэнк надеялся не выдать ни малейшим жестом свое внутреннее напряжение.

— Конечно. — Как только он сел, она поставила чашку кофе рядом с его тарелкой. Кофе оказался очень крепким, именно таким, какой он любил.

Он схватил ложку и принялся за пирог. Она села напротив него.

Наконец он отложил ложку, допил кофе и произнес:

— Насчет этой поездки в Лэрами…

— Ты разрешаешь? Не хотелось бы подрывать твой авторитет, но эта поездка, похоже, очень важна для Клэр, и я хочу помочь.

— Ты не обязана тратить свой выходной на то, чтобы присматривать за парой глупых девчонок, шатающихся по магазинам. Они обойдутся…

— Мне не трудно это сделать. Вернее сказать, мне нечем больше заняться. Если, конечно, ты их отпустишь, но я…

Хэнк покачал головой.

— Я не деспот, что бы она ни говорила. Просто не думаю, что это хорошая идея — отпускать девочек одних в город, поэтому буду только рад, если ты поедешь с ними. Я уже хотел выкроить денек, чтобы поехать самому, когда она прибежала ко мне и все рассказала.

Алекс вскинула голову.

— Клэр знает это?

— Нет.

— Может быть, пойдешь обрадуешь?

— Хочешь, сама скажи, пока она не лопнула от нетерпения, — проворчал он.

Алекс вздохнула.

— Можно дать тебе небольшой дружеский сонет? Я заметила, ты не слишком охотно объясняешь людям, зачем им делать то или иное. Ты просто отдаешь приказ и ожидаешь подчинения. Хэнк прищурился.

— Я здесь хозяин.

— Над Клэр?

— Я ее официальный опекун еще в течение двух месяцев. И вообще, я не думаю, что плохо воспитывал ее и Трэвиса.

— Нет, совсем неплохо. Она прекрасная девушка. Просто она уже выросла. Если бы ты объяснял ей, что происходит, она бы понимала, почему ты заставляешь ее делать одно и не позволяешь делать другое. Чуть больше доверия и открытости. Ты сам удивишься, насколько ближе вы станете. — Она усмехнулась. — И с работниками тоже. У тебя, наверно, есть веские причины отдавать тот или иной приказ. Если бы ты хоть раз объяснил им, зачем два раза в день чистить сбрую, они бы, наверное, так не ворчали.

Словно пытаясь сбежать от ее слов, он откинулся на спинку стула. Алекс только что описала его отца. Джон Эдем никогда ничего не объяснял. Никогда не говорил работникам, почему нужно работать во время ленча, ни разу не сказал сыновьям, что гордится ими, что любит их.

Проклятые гены! Много лет назад Хэнк поклялся никогда не идти по стопам Джона Эдема. А теперь эта девушка доказывала ему, что он копия отца.

Хэнк посмотрел на свои руки, лежавшие рядом с тарелкой, и обнаружил, что лишь несколько дюймов отделяют их от рук Алекс. Ему до боли захотелось коснуться их. Впервые за восемь лет он ощутил дружескую поддержку, особенно в отношениях с Клэр. И понял, что груз ответственности, давивший на его плечи, стал чуть легче.

Первая нарушила молчание Алекс:

— Если тебе так трудно поговорить с Клэр, я скажу сама, что ты хотел поехать…

— Нет, дело не в этом. Это… слишком сложно объяснить. — Проклятье, он снова не находит слов — прямо как отец. Он набрал в легкие воздуха, чтобы что-то объяснить, но Алекс опять опередила его:

— Если из-за этого столько хлопот, зачем ты настаиваешь, чтобы Клэр пошла на выпускной бал?

Хэнк выпрямился на стуле.

— Если она не пойдет, то когда-нибудь пожалеет об этом. Она должна пройти этот этап. Она и так не увлекается ничем в школе, пусть уж сделает хотя бы это.

— А ты был на своем выпускном балу?

Он удивленно посмотрел ей прямо в глаза. Казалось, что Алекс могла читать его мысли. Это беспокоило и раздражало его.

— Нет.

— Почему нет? Такой привлекательный парень, как ты, легко нашел бы подружку.

За время паузы он успел два раза раздраженно вздохнуть.

— Ты считаешь, я привлекательный?

Ее лицо побледнело, и она напряженно посмотрела на свой стакан.

— Я не хотела… Ну, ты… — ее широко открытые глаза взметнулись вверх. — Ты сам прекрасно знаешь.

— Неужели?

— Хэнк!

Уголки его губ поползли вверх.

На ее губах мелькнуло подобие улыбки.

— Что?

— Сделай так еще раз.

— Что?

— Улыбнись.

Он не мог не подчиниться. То усилие, которое потребовалось для этого, напомнило ему, как давно он не улыбался. Алекс заставляла его улыбаться, и это беспокоило его настолько, что улыбка исчезла.

— Тебе следует делать это почаще, — еле слышно проговорила она.

Он нахмурился.

— Я улыбаюсь.

— Но так, что никто не замечает, — настаивала она. — Но ты не ответил на вопрос.

— Какой вопрос?

— Почему ты не пошел на свой выпускной бал?

Он отвел взгляд.

— Я не пошел, потому что тогда не учился в последнем классе школы.

— Ты что, не окончил школу? Но почему?

— Мой отец… — Хэнк на мгновение замялся, ведь он никому еще не рассказывал об этом, но потом продолжил: — Клэр и Трэвис верят, что папа был прекрасным человеком, но они не знали его с той стороны, с которой его знал я. Они думают, что я слишком суров к нему. — Он горько усмехнулся. — Я пуховая подушка по сравнению с ним. Он постоянно следил за мной, воспитывал меня. Что бы я ни сделал, никогда не было достаточно хорошо. Тот наш спор с Клэр — ничто по сравнению с выговорами, которые мне приходилось постоянно выслушивать от отца.

— Ты уехал из дома, когда тебе было… сколько? Семнадцать?

Он кивнул и посмотрел ей прямо в глаза. Нежность и сочувствие в ее глазах заставили зашевелиться давно забытые чувства. Ему вдруг показалось, что какой-то туго затянутый узел в его душе начал понемногу распутываться.

— Мне только-только исполнилось семнадцать.

— Чем ты занялся?

— Родео. Именно этим я занимался в течение десяти лет. Родео стало моей жизнью, до тех пор, пока они не погибли.

— Ты добился успехов, не так ли?

— К тому моменту я уже собирался участвовать в Национальном финале. — Его брови внезапно сошлись на переносице. — Почему ты загрустила?

— Жалко тебя. — Алекс глубоко вдохнула. — А я даже не помню моего отца, но у меня была мать, и она любила меня.

— Когда она умерла?

Алекс покачала головой.

— Знаешь, пожалуй, хватит душевных излияний для одного вечера. Ты так не думаешь?

Хэнк вздрогнул, как от удара хлыста. Очевидно, он слишком серьезно воспринял ее предложение открыть душу.

— Я никому еще не говорил, как относился к отцу. Мне не следовало…

— Не надо жалеть об этом, — прошептала она, накрывая рукой его руку.

Он так долго разглядывал ее руку, что она попыталась убрать ее. Но Хэнк поймал ее пальцы и прижал к губам. Тепло его губ передалось всему телу. Она замерла, почувствовав, насколько сильно ее желание.

— Ты благодарная слушательница, — проговорил он.

Их глаза встретились. Алекс не знала, прошла ли вечность или лишь несколько коротких секунд, прежде чем старинные настенные часы в холле пробили десять раз. Алекс отдернула руку.

— Пора спать. Завтра вставать в пять часов.

Он кивнул, и оба поднялись. Возникло неловкое молчание, потом оба одновременно заговорили.

— Послушай, я…

— Ты не мог бы…

Алекс улыбнулась, и губы Хэнка растянулись в ответ.

— Ты первая, — настаивал он.

— Нет, сначала ты.

— Алекс…

— Ладно. — Она глубоко вздохнула. — Мне нужно… я хочу сказать, не хочу быть обузой, но…

— Что но!

— Просто у меня почти кончилась мука. И еще некоторые продукты… Так что если вы хотите вкусно есть…

Он встряхнул головой.

— Ты что, боялась сказать, что нужны продукты?

— Я просто не хотела надоедать. Я здесь всего лишь на несколько недель и… — Она замолчала, взглянув в его голубые глаза.

— Черт побери! Ни разу не встречал женщину, которая боится попросить то, что необходимо. В конце концов, ты готовишь для нас.

— Но я пробуду здесь не слишком долго и не хочу покупать продукты, которыми не будет пользоваться следующая повариха.

Взгляд Хэнка обжег ее. Он сделал полшага вперед, но потом заставил себя остановиться.

Ощущая напряжение Хэнка, Алекс отступила на шаг и попыталась продолжить:

— Но мука очень нужна.

Потребовалось несколько секунд, чтобы голубые глаза прояснились. Потом Хэнк посмотрел в сторону и решительно произнес:

— В четверг, если тебя устраивает, мы едем в город.

— Конечно, я…

— Тогда спокойной ночи.

Алекс смотрела ему вслед, пока он не скрылся за дверью. Сможет ли она понять этого человека; И хочет ли она сделать это?

Глава четвертая

Едва Алекс поставила мясо в духовку тушиться на медленном огне, как послышался стук конских копыт. Она посмотрела в окно как раз в тот момент, когда Хэнк подъехал к конюшне.

Она взглянула на часы и нахмурилась. Три часа. Зачем он приехал? Лишь однажды за восемь дней, которые она проработала на ранчо, он вернулся домой раньше работников.

Наблюдая за ним, Алекс увидела, что Хэнк едва не упал, когда спешился, и, чтобы устоять на ногах, даже схватился за седло.

Захлопнув дверцу духовки и швырнув рукавички на стол, она стремглав бросилась за дверь. Промчавшись по двору, Алекс забежала в конюшню. Глаза еще не привыкли к темноте, когда пара сильных рук схватила ее.

— Что случилось? — спросил знакомый низкий голос.

— Хэнк?

— Что такое? Что стряслось?

— С тобой все в порядке?

— Конечно, в порядке. А с тобой?

Сейчас она видела его. Его явная тревога заставила сердце перевернуться в груди.

— Я думала, ты… я имею в виду, ты едва не упал, когда спрыгнул.

Его лицо смягчилось, но хватка не ослабла.

— Я в седле с самого утра, поэтому колено слегка затекло. Старая травма.

Алекс кивнула, но вздох облегчения застрял в горле, когда она увидела, как горят его глаза. Внезапно она поняла, насколько близко они стоят. Его сильные пальцы сжимали ее руки чуть выше локтя и притягивали к мускулистому телу. Она чувствовала на своем лице его теплое, дурманящее дыхание.

— У нас назначено свидание, помнишь? Я приехал дать тебе урок верховой езды.

Едва прозвучали эти слова, Алекс поняла, что сделала поспешные выводы. Более того, ее панический приход сюда говорил, что она чересчур тревожится о том, что случилось с ним. Он ей небезразличен. Проглотив ком в горле, она отвела взгляд.

— Что на этот раз? — спросил он, не отступая.

Она немного отодвинулась, но Хэнк продолжал сжимать ее руку.

— Это не свидание.

Его пальцы сжались. Но потом он внезапно отпустил ее.

— Ты права, это не свидание.

Она нахмурилась.

— Прошу прощения. Просто я…

— Да, я знаю. Ты не вешаешься на шею. Ты сказала об этом совершенно откровенно, когда я нанимал тебя. — Он расседлал жеребца и бросил седло в корзину, подвешенную на стене. — Не тревожься, романтические осложнения нужны мне не больше, чем тебе. Спасибо за напоминание.

Алекс почувствовала разочарование. Она сделала полшага к Хэнку, но заставила себя остановиться.

— Возможно, будет лучше, если Бак или Джед поучат меня ездить верхом.

— Нет! — Он резко повернулся у стойла Мэйзи и бросил на Алекс гневный взгляд. — Я здесь хозяин. Я буду учить тебя. И никто другой. Ясно?

Его сердитый тон заставил Алекс отступить. Они стояли, разглядывая друг друга. Алекс слышала лишь нервное дыхание Хэнка и видела лишь его жесткое, неумолимое лицо. Но даже на расстоянии она чувствовала то магнетическое притяжение, которое опять возникло между ними.

Удовольствие прокатиться верхом, увы, испорчено. Вместо того, чтобы концентрироваться на лошади, она наверняка будет думать лишь об этих голубых глазах, следящих за ней.

— Моя одежда подходит? — Она вонзила ногти в ладони, сдерживая себя, пока он откровенно разглядывал ее с головы до ног.

Наконец он произнес:

— У тебя есть обувь получше? На каблуке и твердой подошве.

Она посмотрела на свои кожаные спортивные туфли.

— Есть туфли на низком каблучке, но обычно я надеваю их с платьем…

— Нет. Смотри. — Он приподнял ногу. Темно-коричневые кожаные сапоги были заляпаны грязью, но скошенные двухдюймовые каблуки и круглые носки выглядели куда прочнее и надежнее, чем любая ее обувь.

Алекс покачала головой.

— Я думаю, что не найду ничего лучшего, чем эти.

Он пожал плечами.

— Ладно, пока подойдут. Думаю, мы покатаемся около часа. С ужином будут проблемы?

— Я поставила мясо в духовку. Оно будет готово через пару часов, но я прибежала сюда так быстро… поэтому его нужно сначала проверить.

Он кивнул и отвернулся.

— Отлично. Возвращайся минут через десять.

— Хорошо, — пробормотала она и побрела к дому. Дом встретил ее знакомыми приятными звуками и запахами. Это помогло ей успокоиться. Жаркое было в порядке.

Сейчас необходимо охладить свой пыл и попытаться успокоиться. Ей нельзя поддаваться этому влечению к Хэнку, иначе все будет потеряно. Ей никогда уже не добраться до Сан-Франциско.

Алекс закрыла глаза и попыталась трезво оценить ситуацию. Романы приходят и уходят, но то, чему она научится у мсье Бушода, останется на всю жизнь. Ей не стоит забывать об этом и нужно надеяться, что и Хэнк будет держать себя в руках.

Хэнк не хотел прислушиваться к собственному внутреннему голосу. Его главная задача — продать ранчо. А любезничать с Алекс совсем не входит в его планы. У него достаточно других дел: нужно откармливать скот, чтобы выгодно продать его, если он не потребуется покупателю ранчо. Кроме этого, нужно решить, что он возьмет с собой, когда вернется на родео. По самым скромным подсчетам, у него еще осталось несколько лет для выступлений, и ему нужно восстановить форму.

Сейчас он был почти у цели. Трэвис живет отдельно, а Клэр в сентябре отправится в колледж. Им наплевать на ранчо. Налоги в этой части Вайоминга выросли настолько, что он едва сводит концы с концами. Если не продать ранчо, то вряд ли удастся оплатить обучение Клэр, а она настроена закончить колледж.

Тяжело вздохнув, Хэнк собрался с силами, открыл стойло и вывел Мэйзи на середину конюшни. Нужно седлать лошадь.

Поправив за ушами Мэйзи уздечку, он заметил, что Алекс идет к конюшне. Было видно, что она шла неохотно, на негнущихся ногах, с побелевшим лицом. Но даже такая она вызывала знакомое чувство возбуждения.

Проклятье! Она не самая красивая женщина, которую он видел, так почему же она так возбуждает его?

Должно быть, у него слишком долго не было женщины. На мгновение в голове мелькнула мысль, не съездить ли в Ривертон и не возобновить ли тот короткий роман с одной вдовушкой. Нет, он не хочет встречаться с Триши. Он хочет…

— В чем дело? — потребовала ответа Алекс, едва вступив в конюшню. — Ты, не моргая, разглядывал каждый мой шаг через двор, будто я… — Она вспыхнула и отвернулась.

— Будто ты что? — подсказал он.

Она прищурилась, осмотрела его и подняла подбородок.

— Будто я совершенно голая.

Его обдало горячей волной.

— Уже и подумать нельзя.

— Хэнк, я не могу связываться с тобой. Я направляюсь…

— Знаю, знаю. В Калифорнию. — Он выругался сквозь зубы и повернулся к лошади. — Мы уже обсуждали этот вопрос, я, как и ты, не хочу связывать себя.

— Так-то лучше. Я готова.

Пока она обходила вокруг него, чтобы похлопать Мэйзи по морде, он в уме перечислил одну за другой все причины, по которым не может быть с Алекс.

Это ничуть не помогло.

Хэнк знал, что Клэр направляется к нему. Пока она не уселась на верхней жерди забора, огораживающего загон, ни один не произнес ни слова.

Клэр махнула рукой Алекс и, внимательно понаблюдав за ее кругами по загону, спросила:

— Ты уверен, что она впервые в седле?

— Говорит, что да.

— Такое впечатление, будто она ездила верхом всю жизнь.

— Я бы так не сказал, но она и впрямь держится неплохо.

— Неплохо? Ты шутишь? Много ли начинающих способны ехать рысью в первый раз?

Он пожал плечами.

— Просто она почувствовала и правильно настроилась на движения лошади.

— Как прошли занятия в школе? — крикнула Алекс, поравнявшись с ними.

— Нормально, — ответила Клэр.

Алекс отъехала в сторону, когда Клэр тронула руку Хэнка и сказала:

— Ты похож на отца, гордящегося своим чадом.

Он надвинул шляпу на брови.

— Я ничего не сделал такого, чтобы гордиться. Просто посадил ее верхом.

— Плохи твои дела. Ты уже попросил ее остаться?

— О чем ты говоришь? — спросил он чуть строже, чем ему хотелось.

— Ты знаешь. Ты попросил ее не уезжать в Сан-Франциско?

— Конечно, нет. А почему мои дела плохи?

Клэр закатила глаза.

— Брось, Хэнк. Тебе нравится Алекс. Это невозможно не заметить.

Он посмотрел на фигурку Алекс и попытался говорить безразличным тоном:

— Конечно, она мне нравится, как, впрочем, и остальным.

— Тебе нравится Алекс. Так же, как я — Ти Джордану. — И Клэр в притворном ужасе прикрыла рот.

— Не смеши, — отрезал он.

— Я серьезно. — И, видя, что Алекс приближается, она добавила чуть громче: — Мясное рагу вкусно пахнет, Алекс.

— Ты заглядывала?

— Ага, и выглядит аппетитно.

— Спасибо.

И Алекс проехала мимо.

— Правда, я понятия не имею, как должно выглядеть мясное рагу, — пробормотала Клэр.

— Почему? — спросил Хэнк. — Ты же ела его.

— Да, но оно было на тарелке, а не в духовке. Так почему ты до сих пор не попросил Алекс остаться?

На этот раз Хэнк выругался сквозь зубы.

Клэр вцепилась в него, как собака в свежую кость.

— В Калифорнии у нее есть работа получше.

— Но там нет нас, — решительно заявила Клэр. Потом придвинулась ближе и добавила: — Там не будет и тебя.

— Клэр…

— Ты ей нравишься.

Хэнк понимал, что пора прекратить этот разговор, но не мог.

— С чего это ты взяла?

— Да на вас достаточно посмотреть один раз, чтобы понять это.

Хэнк покачал головой. Если девочка заметила, что он неравнодушен к Клэр, значит, это заметили и остальные.

— Не смеши. Она ведь здесь только неделю.

— Ну и что с того?

— Через три недели она уедет.

— Хочешь совет? Если ты попросишь ее остаться, она останется.

Хэнк прищурился.

— Ты затеваешь все ради собственной выгоды.

— А почему бы и нет? У меня никогда не было сестры. Вы с Трэвисом постоянно помыкали мной. — Клэр прижалась к нему. — Но я думаю не только о себе. Тебе нужен кто-то, Хэнк. Ты становишься старым и ворчливым. А Алекс прекрасно подходит тебе. В конце концов, мужчине нужно…

Хэнк в ужасе посмотрел на сестру.

— Откуда, черт возьми, ты знаешь, что нужно мужчине?

Она закатила глаза.

— Ты забываешь, что я уже не ребенок.

— Ты не…

Она толкнула его в грудь.

— Не говори глупостей. Тупые старые ковбои не в моем вкусе. А вот тебе и Алекс нравится здесь, на ранчо.

— Она уедет, — проворчал он. — Давай закончим этот разговор.

Я тоже уеду, хотелось прибавить ему, как хочешь уехать ты, сестренка. Как уехал Трэвис. Но он еще не продал ранчо. Сестра вздохнула.

— Ну, даже если она уедет, сейчас ты можешь наслаждаться ее компанией, хотя бы несколько недель. Все же это лучше, чем совсем ничего?

Эта мысль поразила Хэнка. Клэр права.

Возможно, так будет даже легче избавиться от ее образа, и он сможет с нежной улыбкой сказать ей прощай, когда придет время уезжать. А вдруг, наоборот, все окажется в десять раз трудней и он не сможет отпустить ее? Невозможно узнать заранее.

— Ну? — Клэр не унималась. — Почему бы не попросить ее?

— Видела бы ты, как она взбеленилась, когда я назвал это занятие свиданием.

— Наверно, ты просто удивил ее. Быть деликатным ты умеешь не всегда.

Хэнк взглядом проводил Алекс и сказал:

— Я подумаю об этом.

— Можно начать с душа перед ужином. Каждый вечер от тебя и твоих парней воняет, как из конюшни.

Он пожал плечами. Это он может сделать хоть сейчас.

— Да, Хэнк…

— Что?

— Не раздумывай слишком долго, иначе она уедет.

Так было бы лучше для них обоих.

Хэнк дожидался у конюшни, когда работники прискакали с северного выгона. Он стоял, прислонившись к открытым воротам, пока они расседлывали лошадей и выпускали их в задний загон. Когда они вышли, он преградил им дорогу.

— Новое правило, мальчики, — объявил он. Они встали как вкопанные.

— Еще одно? — проронил Дерек и тут же заработал тычок локтем от Джеда.

Хэнк одним взглядом подавил попытку мятежа.

— Душ перед ужином.

— Что?! — закричал Бак.

— Душ перед ужином? — одновременно взвыл Джед.

— У тебя что, в голове заклинило? — прибавил Дерек.

— Кроме шляп и грязных сапог наших дам оскорбляет наш запах, — объяснил Хэнк. — Вы не сдохнете с голоду, если потерпите еще пятнадцать минут.

— Но после ужина мы будем в грязи не меньше, чем до, — возразил Бак.

— Правильно, — поддержал Джед. — Нам что, второй раз мыться после тренировки?

— Помоетесь второй раз, — без тени сожаления проговорил Хэнк. — Это не испортит ваши толстые шкуры.

— Но, хозяин…

— Начинаем сегодня. — Своим взглядом он заставил всех повиноваться. Всю дорогу к дому его сопровождали ворчливые комментарии:

— Это ни в какие ворота. Мыться два раза за вечер!

— Сначала сапоги и шляпы, теперь душ. Это все из-за женщины.

— И кажется, ее мы знаем, верно, парни? Хозяин поставил на Алекс свое клеймо, как только она приехала на ранчо.

— Ага. Он ходит за ней, как бык за коровой.

— Бедняга! Плохи его дела.

— А может, он не будет таким занудой.

— Что за дерьмо ты куришь, Джед?

Алекс выложила на стол первый противень кукурузных лепешек, когда скрипнула задняя дверь. Неужели она так увлеклась ужином, что не заметила, как мужчины прошли через двор? Обычно она слышала их разговор еще от конюшни.

Вытирая руки о фартук, она поторопилась к двери.

— Вы сегодня рановато. Я еще не совсем… О, Хэнк. — Она замерла на месте.

Он положил шляпу на полку и повернулся. Его голубые глаза поймали и не выпускали ее, пока всякая мысль не испарилась из ее головы.

— Похоже, ты удивлена, что это я. — Он сел на лавку у стены и начал стаскивать сапоги.

— Просто ты никогда не приходил домой первым. Ребята всегда приходят раньше тебя.

Хэнк поставил сапоги на полку и встал. Два шага, и он оказался почти рядом. Алекс отступила, но уперлась спиной в дверной косяк. Ей пришлось задрать голову, чтобы посмотреть ему в глаза. Хэнк стоял так близко, что она чувствовала его тепло и терпкий мужской запах.

— Прости, если нарушил твой распорядок, — проговорил он.

— Ты не нарушил. Я имею в виду… мой распорядок. Я здесь только неделю, и… — Она остановилась, потому что поняла, что говорит совершенно бессвязно. И помолчав немного, добавила: — Ужин будет готов через пятнадцать минут.

Он отвернулся и осмотрел холл.

— Все в порядке. Мне нужно кое-что сделать наверху. Ребята тоже подойдут к этому времени.

Вздохнув, Алекс занялась лепешками.

Она пыталась отговорить себя от этой глупой влюбленности, но в результате лишь стала думать о Хэнке постоянно. Оставалось только не замечать свое чувство и надеяться, что все пройдет и забудется.

Кухонная дверь распахнулась, и Алекс быстро повернула голову.

— Прости, что опоздала, — проговорила Клэр. — Я накрою на стол?

Алекс держала в руках стопку тарелок, но совершенно не помнила, как вынимала их из шкафа. Тряхнув головой, чтобы собраться с мыслями, она вручила тарелки Клэр.

— Да, конечно.

Клэр без умолку щебетала о чем-то, то и дело убегая. Алекс рассеянно отвечала, ставя еду на стол. Вскоре пришли работники, на что-то жалуясь друг другу, но она не замечала и их.

Лишь поставив последнюю тарелку и отступив в сторону, чтобы убедиться, что ничего не забыто, она увидела «перемену». Лица не покрывала серая пыль, а мокрые волосы у каждого были зачесаны назад.

Алекс расширившимися глазами посмотрела на Хэнка. Он собирался подать ей стул. Его волосы тоже были влажными.

— Вы все чистые!

Клэр завертела головой, оглядывая всех за столом, потом наклонилась к Дереку и сделала глубокий вдох.

— Это чудо.

— Нет, не чудо, — произнес Бак. — Это…

— Хорошие манеры, — прервал Хэнк, останавливая взглядом Бака. — Мы не хотим оскорблять наших прекрасных дам.

Клэр усмехнулась и проговорила, словно выдавая забавный секрет:

— Он имеет в виду тебя, Алекс. Я сижу за этим столом восемнадцать лет…

— Семнадцать, — поправил Хэнк, пододвигая стул Алекс.

Все еще не придя в себя, Алекс села.

— Уже почти восемнадцать лет, — уточнила Клэр. — Но раньше они не задумывались о том, оскорбляет их запах меня или нет.

Хэнк занял свое место, потом гордо осмотрел сидящих за столом.

— Скажем, что первый урок хороших манер усвоен.

Волна счастья охватила Алекс. Хэнк, похоже, согласился с тем, что она на кухне хозяйка и может устанавливать на ней свои правила. Пусть это была лишь крошечная часть мира, пусть временно, но как приятно иметь место, которое люди считают твоим.

— У меня новости, — внезапно объявила Клэр, выводя Алекс из забытья. — На следующей неделе приезжает Трэвис.

— Он звонил? — спросил Хэнк. Клэр кивнула.

— Час назад. Этот уик-энд он проведет в Калифорнии, но в следующий уик-энд собирается участвовать в родео в Ландере. Обещал приехать в среду.

Лица работников оживились. Трэвис явно пользуется у них большим уважением.

— А мы съездим на праздник в Ландер? — с мольбой в глазах спросила Клэр. — Трэвис приглашал, к тому же Алекс никогда не видела родео.

В одно мгновение все за столом повернулись к ней.

— Ты никогда не была на родео? — искренне ужаснулся Дерек.

Она покачала головой.

— Я видела только то, что вы делаете в загоне каждый вечер.

— Значит, не видела ничего, — тут же вставил Бак. — Это всего лишь тренировка. Тебе обязательно нужно посмотреть, как это происходит на самом деле.

— Алекс, а ты хотела бы поехать? — спросил Хэнк.

Алекс посмотрела ему в глаза и почувствовала, как краска заливает щеки.

— Но вы, наверное, заняты в выходные, а кроме того, Бак, Джед и Дерек сами отправляются на родео.

— Не беда, Руди и Кэйзи справятся с делами самостоятельно. Это всего лишь один день, — сказал Хэнк.

— Ради меня таких жертв не нужно. Но если вы планируете поехать, я с удовольствием поеду с вами. Вы так много тренировались!

Хэнк кивнул и повернулся к Клэр;

— Значит, решено, едем.

Глава пятая

— Сразу видно, что вы с Клэр родственники.

Хэнк отвел глаза от дороги и взглянул на Алекс. Она придвинулась как можно ближе к дверце и обеими руками вцепилась в ручку.

— Потому что мы похожи?

— Потому что вы оба превышаете скорость. Наверно, это наследственное.

Хэнк расхохотался.

— Это от отца.

— Улыбайся почаще, — тихо проговорила она. Почувствовав волнение в голосе Алекс, Хэнк повернулся и увидел нежность в ее глазах. Ему показалось, что в кабине сразу стало теплее.

— Почему?

— Ты такой милый, когда улыбаешься, а когда смеешься, выглядишь почти человеком.

— Почти человеком? Намекаешь, что я не человек?

— Ребята на ранчо думают именно так. За глаза они называют тебя рабовладельцем.

Хэнк почувствовал, что его голос почти пропал.

— А что думаешь ты?

— Я думаю… Я думаю, что хочу, чтобы ты сбавил скорость.

Хэнк поехал медленнее. Можно и не спешить, у них в запасе весь день. Хотя при такой скорости дорога до Ривертона займет два часа. Это означает четыре часа в одной кабине с женщиной, которая готова в любую минуту откусить ему голову.

Пытаясь разрядить возникшее напряжение, он решил поддержать беседу. Ему было любопытно, как южанка вдруг оказалась в Вайоминге, и он начал с этого вопроса.

— Значит, ты из Алабамы. А откуда именно?

Он чувствовал на себе ее взгляд, но не отводил глаз от дороги.

— Из маленького городка на юго-востоке, который называется Ла-Нет. Думаю, он не больше Дубойса. Ты знаешь, сколько человек живет в Дубойсе?

— По данным последней переписи, около девяти сотен. Но город постоянно растет. Люди приезжают отовсюду… — Хэнк остановился, поняв, что она незаметно перевела разговор со своей персоны на его. Он уже замечал эту особенность. Она делает это специально? Он решил продолжить атаку и вновь спросил: — Этот Ла-Нет такой же маленький? Ты родилась там?

— Родилась и выросла. А ты? Где ты родился, если в Дубойсе нет больницы? В Ривертоне?

— Нет, я родился в этом доме.

— На ранчо? Твоя мать не доверяла больницам?

— Нет, что ты, просто она не могла попасть туда. Была сильная метель, и все завалило снегом. Дорогу в Дубойс перекрыли сугробы в четыре фута высотой.

— И она рожала одна?

Он искоса взглянул на нее. Она снова увела разговор, но сейчас, похоже, искренне интересуется его ответом.

— Нет, отец принимал роды.

— Ты шутишь!

— Ничуть. Многие отцы на ранчо сами принимают хотя бы одного из своих детей. У них обычно достаточно опыта, потому что приходится часто принимать телят и жеребят, так что они знают… эту сторону жизни.

— А вдруг осложнения? — в ужасе спросила она.

Он пожал плечами.

— К счастью, не было — ни со мной, ни с Клэр. Но папа отвез маму в больницу, как только можно было проехать, то есть на следующий день.

— Клэр тоже родилась во время вьюги?

— Нет. У мамы начались схватки утром, когда мы с папой уехали на пастбище. Трэвис находился дома, но ему было только пять. Когда мы с папой вернулись домой, Клэр уже приготовилась появиться на свет. Думаю, прошло минут десять после того, как мы вернулись.

Алекс медленно покачала головой.

— Потрясающе. Твоя мать, наверное, была очень сильной женщиной.

Хэнк задумался. Он всегда считал свою мать маленькой и хрупкой. Но сейчас понял, что она просто казалась маленькой, потому что рядом был его отец. Он обращался с ней как с нежным цветком, и Хэнк тоже. Но она, несомненно, была сильной — и не только физически. Она терпела его отца все эти годы. Его тоже.

— Да, пожалуй, ты права.

— Представляю, как тебе было трудно, когда родители умерли.

— Ты знаешь, что произошло?

— Ты сказал, они утонули во время наводнения.

Хэнк заговорил, преодолевая внезапно возникшую боль в груди:

— Один из наших быков застрял в овраге на юге владений. Они бросились спасать его. Бык выбрался. Они — нет. Когда лошади вернулись одни, то работники стали их искать. Через несколько часов они нашли маму и папу в полумиле вниз по течению.

Алекс помолчала, потом проговорила:

— Тебя не было дома в тот момент?

Он покачал головой.

— Меня нашли только на следующий день. Я был по дороге из Мескуайта в Эбилин.

— Сейчас ты мучаешься из-за того, что не был там. Особенно из-за матери.

Хэнк изумленно посмотрел на нее.

— Ты угадываешь мысли.

— Нет, но могу понять, что мучает людей. Жизнь научила.

И прежде, чем он успел что-то спросить, она продолжила:

— Жалко, что я не могла познакомиться с твоей матерью.

Хэнк попытался представить мать и Алекс вместе. На удивление, это оказалось очень легко.

— Ты бы ей понравилась.

— Вот как? Почему ты так думаешь?

— Вы очень похожи. Ты много работаешь, быстро схватываешь, умеешь постоять за себя.

— О!

Они некоторое время молчали, потом Хэнк попытался снова перевести разговор на Алекс:

— А как ты родилась? Если Ла-Нет не больше Дубойса, там, наверное, тоже нет больницы.

— Нет, — ответила она. — Но там был врач, который помогал при родах. Он еще работал, когда я уезжала.

— И когда ты уехала?

— Шесть лет назад. Мне было девятнадцать. Когда тебе было девятнадцать, ты уже два года жил сам, не так ли?

Хэнк покачал головой. Узнать что-нибудь об Алекс было не легче, чем затолкать быка в стойло. И она же обвиняет, что он ничего не рассказывает. Пожалуй, придется сначала рассказать немного о себе. Возможно, она тоже расслабится и поведает о своей жизни.

Он поудобнее устроился на сиденье.

Рассказать о себе. Для Хэнка это было довольно тяжело.

— Ты уехал из дома, чтобы быть подальше от отца? — спросила она.

Хэнк потянул ручной тормоз и повернулся лицом к ней.

— Вернее, я сбежал, потому что он выгнал меня. Однажды мы подрались, и когда я вернулся через четыре дня пьяный, он орал так, что стекла дрожали.

— Похоже, ты это заслужил, — заметила Алекс.

Хэнк поскреб подбородок.

— Возможно. Не думаю, что он действительно хотел меня выгнать, но я понимал, что ничего хорошего не выйдет, если я останусь. Меня тогда уже неплохо знали в местных кругах родео, и я решил стать профессионалом. Я бросил школу, приврал насчет возраста и получил членскую карточку ПАКР. — Она непонимающе заморгала, и Хэнк уточнил: — Профессиональной ассоциации ковбоев родео.

— Но разве можно бросить дом, в котором вырос, свою семью?

Ее глаза расширились и смотрели на него мрачно, обвиняюще. Смущенный ее явной болью, он понизил голос.

— Я думаю, многие так поступают, Алекс. Ты ведь уехала?

Она покачала головой, и солнечный луч, пробившийся сквозь заднее стекло, заиграл в ее распущенных волосах.

Ему безумно захотелось зарыться в этот каштановый шелк.

— Я это сделала не по своей воле. Я… — Она отвернулась, и ей в глаза бросился дорожный знак. — Мы остановились.

— Минут пять назад.

— Да, я и не заметила.

Он усмехнулся.

— Правда?

— Прости мое любопытство, но я…

— Не извиняйся. Итак, почему же это случилось?

Она резко повернулась к нему.

— Слушай, зачем тебе знать о моем прошлом?

— А зачем тебе знать о моем? — парировал он.

Краска залила ее щеки. Алекс отвернулась.

— Ты забыл, что я южанка, вспомнил? Мы любопытны.

— Ты доказывала мне пару дней назад, что следует обсуждать вопросы, что нужно доверять друг другу. Почему бы тебе тоже не попробовать?

— Хорошо. — Она тяжело вздохнула. — Ты хочешь слушать всю историю сейчас? Почему бы нам не отложить разговор? На обратном пути будет масса времени.

Хэнк изучающе посмотрел на нее. Она обещала, но он не сомневался, что она попытается уклониться от разговора.

— Ты стыдишься своего прошлого?

— Не совсем так.

— Тогда что же?

Она взорвалась.

— Ненавижу, когда меня жалеют! Все, сказала! Доволен?

— Нет. Ты, как обычно, не сказала ничего. Почему я буду жалеть тебя?

— Потому что я выросла в сиротском приюте!

Хэнк откинулся на спинку. Он читал «Оливера Твиста», слышал истории об ужасах в сиротских приютах и знал детей, которые жили с приемными родителями. Но ему не приходилось встречать человека, выросшего в сиротском приюте. По крайней мере, он не знал таких людей.

У него сразу возникли сотни вопросов. Знала ли она родителей? Хотела ли, чтобы ее удочерили? Но он знал, что на расспросы уйдет много времени.

— Ты права. Мы поговорим по дороге домой.

Алекс, не отрывая глаз, смотрела, как он открыл дверцу и обошел вокруг машины. Когда он открыл перед ней дверцу, она спросила:

— Ты ничего не скажешь? Никаких «Ах, бедняжка» или «Мне так жаль»?

— Бывают вещи и похуже, чем детство в приюте. Ты же не хочешь, чтобы тебя жалели?

— Просто я… О, не беспокойся. Почему ты не заходишь в магазин? Мне ведь не нужно идти с тобой.

Он взял ее за руку.

— Нужно. Мы подберем тебе пару сапог для верховой езды.

— Подожди минутку. Я видела каталоги в доме. Самые дешевые сапоги стоят больше сотни долларов. Я не могу позволить себе…

— Не беспокойся. Я покупаю.

— Что? Ты и так уже заплатил авансом за ремонт моей машины. — Она прищурилась. Мне не нужны подачки.

Он выругался сквозь зубы. Теперь, узнав о ней больше, он понял ее поведение. Но ей нужны эти сапоги, и он намерен купить их.

— Это не одолжение. Ты заработала эти деньги, делая по дому больше, чем положено тебе. Кроме того, ты отработаешь эти деньги, когда будешь кормить меня и моих работников во время перегона скота. Но для этого тебе нужно научиться ездить верхом. А ты не научишься ездить верхом в тех мягких тапочках, что были на тебе позавчера.

Она недоверчиво покосилась на него.

— У меня хорошо получалось. Ты сам сказал.

— Да, но ты сидела на самой смирной кобыле в Саду. Что ты будешь делать, когда сядешь на лошадь порезвее? Тебе не удастся управлять ею в тапочках.

— Тогда я буду ездить на Мэйзи.

Он покачал головой.

— Мэйзи скоро двадцать лет. Она слишком стара для работы. Я начал с нее, потому что она смирная, но для настоящей поездки тебе придется сесть на другую лошадь.

— Но ты же не покупаешь сапоги своим работникам, — возразила она.

Он покачал головой.

— Это не так. За последние восемь лет я несколько раз покупал сапоги своим ковбоям, у которых не было денег. И отец тоже так делал.

— Выброшенные на ветер деньги! Я надену эти сапоги всего несколько раз.

Он приподнял бровь при еще одном напоминании, что она уедет, но не собирался сдаваться.

— Не ты ли предлагала привозить нам ленч, когда научишься ездить верхом?

— Да, но…

— Это не несколько раз.

Алекс закатила глаза и сдалась. Она резко выпрямилась и соскользнула на землю.

— Хорошо, хорошо. Но самые дешевые.

— Если я что покупаю, то только лучшее. — Он захлопнул дверцу машины.

— Тогда выбирай сам. Я ничего не понимаю в сапогах.

Алекс пошевелила пальцами в новых сапогах. Хэнк велел их надеть сразу, «чтобы разнашивать». Она стояла у двери кафе, ожидая, пока Хэнк расплатится за ленч. У нее никогда не было такой обуви. Сначала она не могла и шагу ступить. Жесткая коричневая кожа доходила до середины голени, а подошва, усиленная стальной подковкой, не давала ступне сгибаться. К тому же еще двухдюймовый каблук.

Она взглянула на Хэнка, терпеливо ожидавшего сдачи. Что означает его внезапное внимание и забота?

Иногда она ловила на себе его страстные взгляды, как будто он хотел сорвать с нее одежду. Она поежилась, вспомнив один такой взгляд сегодня утром. Тогда она примеряла четвертую пару сапог. Ее устроила бы и первая, но он настоял примерить сразу несколько пар. Она изучала свои ноги в установленных на полу зеркалах, когда перехватила его взгляд, настолько жаркий, что он мог бы расплавить железо.

Когда Алекс забралась в кабину, ее внезапно охватило волнение, захотелось крикнуть: «Послушай, если ты хочешь переспать со мной, скажи откровенно, чтобы я могла сбежать прямо сейчас».

Но она промолчала. Не только потому, что была обязана ему за ремонт машины. Не хотелось выглядеть дурой: а вдруг она ошибается? Нет, она подождет и посмотрит, что будет дальше.

Они направились в супермаркет. Перед входной дверью Хэнк остановился.

— Мне нужно заглянуть на час в окружную администрацию. Тебе не будет скучно одной?

— Конечно, нет. У меня длиннющий список покупок.

— Добавь туда имбирное печенье.

— Ты любишь имбирное печенье?

— Ага. — Он распахнул перед ней дверь. — Давненько не ел. Купишь мне немного, ладно?

— Нет. — Алекс выпрыгнула из машины. — Я лучше куплю имбирь и сама испеку тебе печенье. Зачем брать залежавшуюся дрянь, которая стоит к тому же втрое дороже?

— Хорошо.

Алекс захлопнула дверцу. Ее внезапно осенило, что они разговаривают как муж и жена, выехавшие за покупками.

Она покачала головой и направилась в магазин. Муж и жена? Откуда эта странная мысль? Она приехала сюда вовсе не за мужем. Она хочет поработать месяц и уехать в Сан-Франциско. И хватит мечтать!

Алекс стояла в стороне, пока Хэнк и молодой продавец, отзывавшийся на имя Майк, загружали покупки в кузов грузовичка. Самое хрупкое было уложено в коробки, замороженное — в холодильники с сухим льдом, остальное — в пакеты. Они потратили огромную сумму, но Алекс знала, что этих припасов должно хватить на шестерых на два месяца — если будет готовить мастер. Она почувствовала угрызения совести из-за того, что готовить будет не она, но потом рассудила, что оставит следующей поварихе полную кладовую продуктов.

Итак, потраченная сумма не слишком беспокоила ее. Ее бросало в дрожь от мысли, что ожидает ее по дороге домой. Эта мысль не давала ей покоя весь день.

Иногда она упрекала себя за то, что так неохотно делится своим прошлым. Но она не могла забыть, как менялись лица коллег, когда они узнавали, что она сирота. Нет, они не обращались с ней как с прокаженной. Но какая жалость появлялась на их лицах, когда они ловили себя на том, что рассказывают при ней о семейном обеде на День Благодарения, Пасху или Рождество. Они приглашали ее в гости, но она отказывалась, и они смотрели на нее с еще большей жалостью. Или с облегчением, что еще хуже.

— Окей, — объявил Хэнк, проверив надежность крепления брезента, которым накрыл кузов. Он вручил продавцу чаевые, затем повернулся к Алекс. — Ну что, поехали?

Алекс молча кивнула и шагнула к кабине. Но Хэнк опередил ее и распахнул перед ней дверцу.

Она ожидала, что он сразу приступит к допросу, но Хэнк не проронил ни слова, пока они не выехали за окраину Ривертона. Алекс начала успокаиваться. Возможно, он забыл.

Плохо же она его знала.

Едва исчезли из виду последние дома, Хэнк переключился на четвертую передачу, потом расслабился и положил руку на спинку сиденья.

— Так на чем мы остановились?

— Я надеялась, ты забыл.

— Не надейся. Я просто хотел выехать на открытое шоссе.

Алекс посмотрела сквозь лобовое стекло и заговорила:

— На самом деле рассказывать почти не о чем. Я родилась в Ла-Нете, штат Алабама. Мать умерла, когда мне было восемь, а поскольку других родственников не было, меня взяли сестры из сиротского приюта Святой Марии. Когда исполнилось восемнадцать, я должна была уехать, но приют взял меня на работу поварихой. Потом приют закрыли, и мне пришлось уехать. Все. Ну как, подходит для романа?

Закончив, Алекс взглянула на него, но вместо жалости на его лице было написано лишь легкое разочарование.

— Большинство людей живет не так, как пишут об этом в романах, — проговорил он. — Но ты упустила массу деталей.

— Каких?

— Что случилось с твоим отцом?

Алекс нахмурилась в ответ. Ему нужны детали. Хорошо, пусть узнает худшее. Почему нет?

— Мой отец погиб во Вьетнаме, когда я была совсем маленькой.

— Он служил в армии?

— Да. Во время задания он наступил на мину. Думаю, даже мама не знала точно, где это произошло. Мы получили только его медальон.

Алекс почувствовала, что его рука на спинке сиденья зашевелилась, но он не убрал ее. Внезапно ей стало удивительно уютно.

— А как умерла твоя мать? — спокойно спросил он.

— Она никогда не была сильной, не такой, как твоя. Чтобы прокормить нас, она работала на текстильной фабрике в Ла-Нете. Там был профсоюз, и она неплохо зарабатывала, пока не заболела. Сначала была просто простуда, но она продолжала ходить на работу, и простуда переросла в бронхит. От него она избавиться не могла. — Грусть, которую годами сдерживала в себе Алекс, выплеснулась наружу. — Все закончилось пневмонией. Она-то и убила ее.

— А что же врачи? — спросил Хэнк.

Алекс тяжело вздохнула.

— На лечение требовалось время, а его-то и не хватило. Когда ее положили в больницу в Дотане, она была уже слишком слаба. В больнице она протянула пару недель и умерла.

— А тебя отдали в приют.

— Да.

— Там было плохо?

— Постоянно есть жидкую овсянку не приходилось. Но представь себе, на пятьдесят девочек всего три няни и шесть воспитательниц. Внимания не хватало. Возможно, будь я меньше, то приспособилась бы лучше. Я бы не вспоминала, как мама укладывала меня вечером в постель и читала книжку. И не просто книжку, а ту книжку, которую выбрала я. — Алекс вытерла слезы. — Прости. Я не хотела продолжать. И уж совсем не хотела плакать.

— Послушай, это я заставил тебя говорить. Если хочешь, можешь поплакать. Иногда это необходимо. Ты можешь всплакнуть на моем плече.

Алекс не могла удержаться, чтобы не взглянуть на ширину этого плеча. Рубаха в красно-синюю клетку, покрывавшая плечо, делала его еще шире. Она была благодарна, что он смотрит на дорогу, потому что чувствовала — в ее глазах сквозь слезы светится страсть.

— Спасибо, но со мной все в порядке.

— Ты уверена?

Она шмыгнула носом.

— Да, я уже большая девочка.

— Ага, я заметил.

Она нахмурилась, размышляя, что он хотел сказать своим таинственным заявлением.

— Мне жаль, что твоя мать умерла, — проговорил он, перестраиваясь в правый ряд. — Тебе было тяжелее, чем…

— Слушай, мне не нужна твоя жалость!

— Подожди-ка, решительно возразил он. — Утром ты сказала, что жалеешь о смерти моей матери. Меня ты жалеешь?

Она заморгала.

— Я выразила тебе свое соболезнование, а не жалость.

— Так могу и я выразить соболезнования? Кто поймет лучше, чем человек, тоже потерявший мать?

Ей пришлось обдумать его слова.

— Хорошо, я поняла.

— Но почему ты все принимаешь в штыки?

— Потому что люди начинают обращаться со мной совсем по-другому, когда узнают о моем прошлом. Потому-то я и не люблю говорить об этом. Я просто хочу быть как все остальные. Неужели это трудно понять?

— Большинство людей хотят отличаться от остальных, чтобы не сливаться с толпой.

— Не совсем так. Они хотят прославиться тем, что создали или сказали. Но жалость никому не нужна.

Хэнк кивнул.

— Ты права. Но я не чувствую жалости к тебе. Ты выдержала удары судьбы, не стала ни наркоманкой, ни еще кем-нибудь в этом роде. Я бы сказал, ты живешь нормальной жизнью.

— Да уж, — с сарказмом проговорила она. — Расставшись с приютом, я меняю город за городом и работу за работой.

Он энергично встряхнул головой.

— Но ты же хочешь учиться у этого чудо-повара?

— Да, но лишь потому, что я работала у его свояченицы в Денвере. Он позвонил и спросил, не хочет ли кто порубить овощи в обмен на обучение. Я ухватилась за его идею.

— Именно это я и имел в виду. У тебя есть шанс. Если работа не нравится, нужно идти вперед и браться за следующую. Моим работникам я всегда это говорю. Пускай необъезженная лошадь сбросила тебя в сотый раз, встань, отряхнись и начни сначала. Черт возьми, успех во многих вещах на девяносто процентов состоит из упорства. Именно так действуешь ты, милая. Здесь нет жалости.

Задетая за живое, Алекс разглядывала Хэнка. Ее мнение об этом человеке изменилось в лучшую сторону. Отныне еще труднее будет держаться от него подальше. Она криво усмехнулась.

— Ты говоришь прямо как баптистский проповедник.

Он взглянул на нее и улыбнулся в ответ.

— Я действительно завелся. Ребята скажут, что я сел на своего любимого конька. К счастью, единственного.

Он переключил внимание на дорогу, а она, задумавшись, принялась рассматривать его лицо: упрямый подбородок, орлиный нос, небесно-голубые глаза…

— Не знала, что в тебе живет проповедник.

В его голосе зазвучали интимные нотки:

— Милая, ты еще очень многого не знаешь обо мне.

Глава шестая

Аппетитный запах ударил в нос Хэнка, едва он вошел в дом, закончив утренние субботние дела. Алекс уехала в Лэрами с Клэр и Мэллори. Кто же готовил еду? Неужели они передумали?

Однако на кухне Хэнка ждало разочарование: Алекс не было, а возле кастрюли лежала записка.

Хэнк приподнял крышку. Чили. Он облизнулся, затем закрыл крышку и взял записку.

«Это ваш с Джедом обед и ужин, хотя сомневаюсь, что вы способны съесть так много перца. Если не наедитесь, ростбифы для сэндвичей в холодильнике.

Алекс.

P.S.: Печенье в вазе».

Хэнк покачал головой. Неужели она, отправляясь с девицами в долгую поездку по магазинам, позаботилась и об этом?

Хэнк пододвинул к себе вазу в форме головы лося, снял крышку-рога и обнаружил там имбирное печенье. Пикантный аромат смешался с острым запахом перца. Он схватил сразу три штуки, закрыл крышку и засунул печенье в рот. Как только он закрыл глаза, чтобы насладиться вкусом, образ Алекса всплыл в его сознании.

Что, черт возьми, он намерен делать с ней? Он попытался не обращать внимания на свои чувства, но одна мысль о ней заставляла бурлить кровь. Это ощущение напомнило ему чувство, которое он испытывал, сдерживая коня в загоне.

Предвкушение половина удовольствия и на родео, и с женщинами. И сейчас он со всеми делами справляется быстрее, зная, что его дома встретит застенчивая улыбка Алекс.

Хэнк откусил кусок печенья, вздохнул и стал тяжело подниматься вверх по лестнице. Хорошо бы взять побольше печенья и расположиться на качелях, но нужно сначала загрузить одежду в стиральную машину. Он устраивал стирку раз в неделю.

Он вошел в комнату, не включая свет, опустился на колени и сунул руку под шкаф, куда каждый день бросал грязную одежду. Пусто!

Хэнк встал и включил свет. Все рубашки, которые он носил на прошлой неделе, аккуратно висели на плечиках. Не было даже складок, которые обычно оставались, когда он забывал рубашки в сушилке.

Алекс.

Его взгляд упал на комод. Он сделал два шага и потянул верхний ящик. Его джинсы были аккуратно сложены. Следующий ящик. Стопки отутюженного белья. В последнем лежали разобранные по парам носки.

Он закрыл комод и сел на кровать.

Что, черт возьми, Алекс себе позволяет? Ну, допустим, испекла печенье. Но чтобы стирать — это уж слишком. Это делает только жена.

Хэнк уперся локтями в колени и положил голову на руки. Себя не обманешь! Он всегда ненавидел стирку и теперь обрадовался, что избавлен на сегодня от этой тяжкой обязанности.

Хэнк встал и нахмурился. Хватит копаться в своих чувствах к Алекс! Он знал лишь, что хочет схватить ее и зацеловать до потери чувств. Слава Богу, ее здесь нет.

Спускаясь на следующее утро по лестнице, Хэнк услышал мурлыканье Алекс на кухне. Она, как оказалось, постоянно напевала себе под нос, когда работала одна.

Запах жареного бекона и кофе ударил в нос, едва он распахнул дверь кухни.

— Доброе утро, — проговорил Хэнк.

Она отвернулась от плиты и улыбнулась ему.

— Доброе утро. Все будет готово минут через двадцать.

Он шагнул в кухню.

— Мне казалось, я говорил, что ты не обязана готовить завтрак сегодня утром, потому что вчера в свой выходной ездила с Клэр. Вы вернулись очень поздно.

— Ты еще не спал? — удивленно спросила она.

Хэнк кивнул.

— Я не вышел только потому, что Клэр подумала бы, будто я проверяю ее.

В глазах Алекс вспыхнули искорки.

— А это не так?

Хэнк пожал плечами. Не мог же он сказать, что тревожился о ней не меньше, чем о сестре.

— Ну как поездка?

Она расцвела.

— О, успешно. Она купила прекрасное голубое платье, которое изумительно ей идет. Попроси ее показать его тебе.

— Обязательно. — Он сделал несколько шагов и остановился рядом с ней. — Да, еще.

Она вопросительно посмотрела на него.

— Зачем ты выстирала мою одежду? — Вопрос звучал как обвинение.

— А откуда ты взял, что это сделала я, а не Клэр?

Он сделал еще шаг, оттесняя ее к плите.

— Это она?

Алекс пожала плечами, потом решительно покачала головой.

— Я пылесосила в твоей комнате, а грязная одежда мешалась под ногами. Я бросила все в стиральную машину, чтобы вытереть пыль под шкафом.

— Во-первых, что ты делала в моей комнате? Уборка наверху…

— Это работа Клэр. Так выгони меня, — самодовольно объявила она.

Ему хотелось засмеяться, задушить ее в объятиях или закружить в воздухе. А больше всего — поцеловать ее. Но он только с деланной строгостью посмотрел в ее задиристые глаза.

— Не надо больше стирать мою одежду, Алекс.

— Или что?

Его взгляд опустился на ее губы.

— Или я тебе отплачу… ох, отплачу.

Ни один из них не шевельнулся — даже не вздохнул. Мгновение длилось и длилось, целую вечность.

Алекс первой освободилась от оцепенения. Она шагнула назад и отвела взгляд.

— Да, сэр!

Он развернулся и вышел из кухни.

Алекс поспешно выключила пылесос и повернула голову к окну гостиной. Шум, который она услышала под грохот пылесоса, не был игрой воображения.

Поскольку гости никогда не подъезжали к парадной двери, она поспешила на кухню и выглянула из окна.

Грузовик, остановившийся перед конюшней, походил на громадного быка. Тягач пожарных цветов был достаточно большим, чтобы в кабине разместились шестеро человек. Длинный и широкий кузов опирался на четыре задних колеса. Столь же огромный трейлер для перевозки лошадей запросто вместил бы ее машину.

Не иначе, как приехал Трэвис.

Долговязый ковбой выпрыгнул из кабины и окликнул кого-то. Минуту спустя прискакал на своем жеребце и Хэнк.

Алекс с облегчением вздохнула: ей не придется одной приветствовать легендарного члена клана Эдемов. И тут она вспомнила о пылесосе.

Тихо охнув, она бросилась в гостиную прятать преступные свидетельства уборки, но остановилась у двери. Пусть Хэнк думает что угодно! Если ей хочется пропылесосить, помыть полы или выстирать одежду, она будет делать это, и точка. Пусть привыкает.

Алекс вернулась к окну. Братья Эдемы выводили пару лошадей из грузовика Трэвиса.

Следует ли ей выйти на крыльцо и поприветствовать странствующего Эдема? Она — не член семьи, чтобы выходить на улицу и приветствовать его. Хотя все до единого в Райском Саду прилагали усилия, чтобы Алекс чувствовала себя как дома, она не член семьи Эдемов. И никогда им не станет.

Потом Алекс вспомнила, как Дерек говорил, что Трэвис едет из Канзаса за лошадьми. Должно быть, он устал и проголодался к тому же.

Чувствуя себя хозяйкой на кухне, Алекс начала готовить сытный поздний ленч для Трэвиса. Потом, подумав немного, положила порцию и для Хэнка. Ковбои всегда готовы поесть.

В этот момент задняя дверь громко скрипнула. Вытирая руки о фартук, Алекс повернулась к двери.

— Пахнет вкусно, — проговорил голос чуть более низкий, чем у Хэнка.

— Похоже, Алекс заметила твое появление, — сказал Хэнк брату. — Надеюсь, ты проголодался.

— Еще бы!

Хэнк сдвинул шляпу на затылок, пристально взглянул на Алекс, а затем хлопнул брата по спине.

— Алекс, это мой брат Трэвис. Объездчик быков, метатель лассо и Ковбой На Все Сто. Трэвис, это Алекс Миллер, наша новая повариха.

Да, подумала Алекс, такого мужчину, как Трэвис Эдем, и в толпе сразу заметишь! Вылитый Хэнк, только моложе — высокий, с такими же широкими плечами и небесно-голубыми глазами. Правда, может быть, чуть повыше и волосы посветлее.

Алекс обошла кухонный стол и протянула руку.

— Рада познакомиться.

Трэвис удивленно присвистнул.

— Ну, я убит наповал. Проказница Клэр убеждала меня, что «Алекс» — старик-ковбой, сослепу заарканивший кухонную плиту. Позвольте поцеловать вашу руку. Я счастлив познакомиться с такой очаровательной леди. Хэнк, почему ты не сказал мне, что твоя новая повариха — просто королева родео?

Алекс почувствовала, что краснеет, и отдернула руку.

— Я вовсе не королева, а простая повариха, причем приехала сюда только на время.

— Как «на время»? Хэнк, не хочешь ли ты сказать, что отпустишь такую красавицу? — Трэвис втянул носом воздух. — Ах, как божественно пахнет!

— Я приготовила кое-что на скорую руку, чтоб ты мог заморить червячка с дороги. А так дождись ужина, ладно? Я уж постараюсь приготовить такое, что у тебя слюнки потекут.

— Красавица, тебе не нужно ничего готовить, чтобы у меня потекли слюнки. Мой язык и так отвис до пояса от твоего вида!

Сообразив, что слова Трэвиса — это ни к чему не обязывающий флирт, Алекс улыбнулась.

— Потерпи немного, Трэвис. Через пятнадцать минут еда будет на столе.

— Спасибо, красавица. Я очень на это надеюсь. — Он повернулся к брату. — Теперь я понимаю, почему ты пасешься здесь!

Краем глаза Алекс заметила кивок Хэнка. Трэвис, бросив еще несколько шутливых замечаний, вышел во двор. Взгляд Хэнка упал на нее. Нарезая каравай свежеиспеченного хлеба, Алекс чувствовала, что он следит за каждым ее движением.

Наконец, не в силах терпеть это неловкое молчание, она вскинула голову и спросила:

— Что?

Хэнк открыл рот, собираясь что-то сказать, но тут же закрыл его, сдвинул шляпу на затылок, развернулся на каблуках и отправился вслед за братом.

— Руди Монро предлагает двадцать две тысячи за кобылу, которую я использую на родео, — сказал Трэвис Хэнку. Они сидели в столовой одни, друг против друга и потягивали кофе. — Мы с ним вместе арканили быков в Ардморе. Говорит, никогда не видел такую послушную лошадь.

Хэнк удивленно приподнял брови.

— Так чего же ты тянешь время? Нам никогда не предлагали большую сумму за лошадь.

Трэвис пожал плечами.

— Я сказал, нужно получить твое «добро». Ведь ты тренировал ее.

— Помню, Руди был классным ковбоем. Он изменился?

— Нет. Я охотно продам ему лошадь. Просто хотел спросить тебя. В конце концов, мы с тобой партнеры.

Хэнк откинулся на спинку кресла и потер подбородок. Он никогда не думал о Трэвисе как о партнере, но как еще назвать его? Хэнк тренирует лошадей, а Трэвис возит их по дорогам и заключает сделки. А началось все с того, что Хэнк дал Трэвису пару лошадей, когда тот как-то раз отправился на родео. Трэвис продал их, отдал две трети выручки Хэнку и взял следующую лошадь, которую подготовил Хэнк. Таким образом, за последние пять лет они продали пятнадцать лошадей. Девять из них дошли до национальных финалов. Четыре выиграли чемпионат.

— Я согласен. Продавай.

Трэвис кивнул.

— Я позвоню ему позже. Думаю, он будет в Фениксе.

Хэнк задумался над словами Трэвиса. Партнер. Может ли он работать вдвоем? Он привык взваливать на себя всю ответственность, мало прислушиваясь к мнению окружающих людей. Но, черт возьми, Трэвис его брат, он владеет одной третью Райского Сада, хотя интересуется только верховыми лошадьми, которых тренирует Хэнк.

— Отныне сам решай, кому и что продавать. Я доверяю тебе. Просто будем делить деньги.

Трэвис долго смотрел на брата, затем кивнул.

— По рукам!

Они удовлетворенно замолчали. Трэвис развалился в кресле и, подтянув стул, положил на него ноги. Его сапоги из ярко-голубой кожи были украшены желтыми орлами и красными языками пламени. Трэвис всегда любил яркие вещи.

— У Спиндела есть команда на этот уикэнд? — после молчания спросил Хэнк.

Трэвис пожал плечами.

— У него всегда есть желающие.

Хэнк подался вперед и забарабанил пальцами по столу.

— Хочешь выступить со мной?

Стул из-под ног Трэвиса с грохотом упал. Он смотрел на Хэнка, открыв рот.

— Ты серьезно?

Хэнк строго посмотрел на него.

— Я всегда говорю серьезно.

— Конечно, Хэнк, я знаю. — Трэвис нахмурился. — Но это родео только для членов ассоциации, ты знаешь.

Хэнк достал из кармана бумажник, извлек из него членскую карточку и бросил на стол.

Трэвис взял ее и с изумлением осмотрел с обеих сторон.

— Все это время ты был членом ассоциации? Ты же не выступал на родео с тех пор, как погибли родители.

Хэнк пожал плечами и забрал карточку.

— Не было времени.

— Черт, у Спиндела глаза вылезут из орбит. Возвращение легендарного Хэнка Эдема на его родео! А сейчас почему решился?

Хэнк не мог отвести свой взгляд от лестницы, по которой полчаса назад поднялись Алекс и Клэр.

— Захотелось поучаствовать в родео.

Трэвис тоже взглянул на лестницу.

— Это как-то связано с хорошенькой мисс Алекс?

— Черт возьми, нет! — Голос Хэнка звучал напряженно, и чтобы сгладить внезапный порыв, он спросил уже более спокойным тоном: — Почему ты задаешь такие вопросы?

— Парни все сияют — вплоть до сапог. Почему-то я не верю, что они приоделись в мою честь. Из этого, а также из твоего поведения я заключаю, что мисс Алекс — не просто новая повариха.

Хэнк проглотил остатки кофе и исподлобья посмотрел на брата.

— Что ты имеешь в виду?

— Брось, братишка. Ты сам все прекрасно понимаешь.

Хэнк почесал затылок. Никогда еще ему не приходилось обсуждать свои сердечные дела с братом. Черт возьми, ему не приходилось ничего обсуждать с ним. Как точно подметила Алекс, он привык отдавать приказы. Но впервые в жизни он чувствовал потребность поделиться. Возможно, это поможет понять, насколько он смешон. Может ли Трэвис оценить ситуацию?

Хэнк долго смотрел на Трэвиса, словно примеряя на него роль исповедника. Увиденное несколько удивило его. За четыре года, проведенные на родео, Трэвис возмужал. Почему Хэнк не замечал этого прежде? Копия отца! Вылитый Джон Эдем со старой фотографии — только Трэвис улыбается.

Хэнк подался вперед и, откашлявшись, произнес:

— Она сводит меня с ума.

От этой фразы брови Трэвиса удивленно взлетели вверх, но он быстро сумел взять себя в руки.

— Черт, я бы не на шутку встревожился, если бы она не сводила тебя с ума. И в чем проблема? Тебе самое подходящее время жениться.

— Нет! — Хэнк вздрогнул от собственного крика. Немного успокоившись, он продолжил: — Она уезжает через пару недель. Нашла работу в Калифорнии, собирается учиться у какого-то чудо-повара. Она здесь только потому, что машина сломалась, и потребовались деньги.

— И ты не можешь отговорить ее?

— Я не пытался.

— Почему, черт возьми? Что ты теряешь? Хэнк уперся локтем в спинку кресла. Что ему терять? Участие в мировом чемпионате и золотую пряжку. Беззаботную жизнь ковбоя, переезжающего с родео на родео. Только мечту всей его жизни. Вот и все.

Но он не мог признаться в этом Трэвису, не рассказав о продаже Райского Сада.

За ранчо могут предложить больше, поэтому не стоит торопиться. Нужно подождать месяц-другой. Трэвису и Клэр нет дела, что будет с ранчо.

Хэнк провел рукой по волосам. Следовало бы знать заранее, что разговор с братом ничего не решит. Ему, черт возьми, никто не поможет.

— Хэнк? Трэвис? Где вы?

Хэнк вздрогнул, услышав голос Алекс.

— Мы здесь, прекрасная леди, — проговорил Трэвис, поднимаясь из-за стола.

Братья подошли к лестнице.

— Прекрасные леди, — с улыбкой уточнила Алекс. Она сошла по ступеням словно принцесса. Затем повернулась, взмахнула рукой и торжественно произнесла: Позвольте представить вам очаровательную, восхитительную, прекрасную… Клэр Эдем.

Хэнк был потрясен, увидев сестру в длинном вечернем платье небесно-голубого цвета. Широкая юбка плавно переходила в лиф, плотно облегавший пышные юные формы. Темные волосы Клэр были уложены искусными завитками. Как мог он не замечать, что вырос его брат? Что выросла Клэр?

— Я думал, придет Клэр, — почти серьезно проговорил Трэвис, обращаясь к Алекс. — Не представишь ли нам эту прекрасную леди?

Польщенная Клэр улыбнулась и медленно спустилась по ступеням, как королева красоты. Встав рядом с Алекс, она подняла глаза на Хэнка.

— Ну как?

У Хэнка перехватило горло.

— Солнышко, ты — само совершенство. — Он протянул руку. — Могу я надеяться на первый танец?

— Что? Прямо сейчас? — удивилась Клэр.

— Почему нет, малыш? — Трэвис радостно всплеснул руками. — Магнитофон еще работает?

Клэр кивнула.

— Мы с Алекс крутили старые мамины записи Пэтси Клайн, когда прибирались.

— А у меня в кабине лежат какие-то кассеты. Сейчас принесу.

Хэнк протянул одну руку Клэр, и она с улыбкой согласилась, потом вторую руку Алекс, но та, зардевшись, только покачала головой. Полный решимости Хэнк терпеливо ждал с протянутой рукой.

Клэр выглянула из-за него.

— Давай, Алекс. Будет здорово.

Алекс снова покачала головой.

— Нет, это семейное торжество. Я лишняя.

— Ты думаешь, я собираюсь танцевать одна с этими двумя? — спросила Клэр. — О нет. Когда ковбои танцуют, они танцуют до тех пор, пока партнерши не валятся с ног от усталости. Ты идешь, и все тут.

Алекс тревожно взглянула на Хэнка, и он улыбнулся, чтобы успокоить ее.

— Вы слышали, леди? Вам так просто не отвертеться.

Когда Алекс, колеблясь, положила руку на его локоть, он проводил дам в гостиную, потом оставил их, чтобы отодвинуть мебель к стенам. Трэвис вернулся минутой позже, вручил Клэр пару кассет и бросился помогать Хэнку. Когда танцевальная площадка была расчищена, Клэр нашла быструю мелодию на одной из кассет Трэвиса. Хэнк подхватил сестру за талию и закружил ее по комнате.

Трэвис подошел к Алекс и, галантно поклонившись, пригласил ее на танец, но та в ответ печально покачала головой.

— Я не умею.

— Ты не знаешь тустеп? — Трэвис недоверчиво посмотрел на нее. — Каждая пятилетняя девочка в Вайоминге умеет танцевать тустеп.

Алекс повернула голову и увидела, как Хэнк крутил Клэр.

— Ну, мне намного больше пяти, но я не умею. Отпусти, пожалуйста.

Он покачал головой.

— Ни за что. Моя обязанность — научить тебя. Это просто. Посмотри на Хэнка с Клэр. Эй, вы двое, хватит фантазий! Покажите основные движения, чтобы Алекс поучилась. Вот запоминай — медленный шаг, медленный шаг, быстрый шаг, быстрый шаг.

— Это просто, Алекс, — засмеялась Клэр, когда Хэнк снова закружил ее.

— Давай попробуем, — не отступал Трэвис. — Ты идешь назад, я вперед. Я начинаю с левой ноги, ты — с правой. Пошли.

Они сделали медленный круг по комнате, а Клэр и Хэнк вертелись вокруг них, следя и подсказывая.

— Они танцуют совсем не так, как мы, — сказала Алекс, когда Хэнк развернул Клэр и они оба пошли вперед, взявшись за руки.

— Да, не так, — согласился Трэвис. — Они просто добавили собственное движение. Как только ты освоишь азы, тоже начнешь импровизировать. А у тебя неплохо получается.

— Твои бедные отдавленные ноги наверно думают иначе. Слава Богу, музыка кончилась.

— Не торопись, теперь смена партнеров.

Мгновение — и Алекс уже стояла в паре с Хэнком. Она почувствовала, что не сможет сделать ни шага.

— Радуйся, — крикнула ей Клэр, когда началась новая мелодия. — Хэнк — самый лучший учитель.

Трэвис увлек ее за собой.

— Ах вот как! А я?

— А ты лучший танцор! — рассмеялась Клэр.

— Ты готова? — спокойно спросил Хэнк. — Помни, начинаешь с правой ноги.

Алекс вперилась взглядом в третью пуговицу его рубашки и кивнула, чувствуя себя коровой в балетном классе.

Они одновременно шагнули, и Хэнк медленно повел свою партнершу по комнате.

— Не смотри себе под ноги. Так ты никогда не научишься танцевать, — прошептал он ей на ухо. — Закрой глаза. Слушай музыку. Чувствуй каждое мое движение и ничего не бойся. Просто двигайся вместе со мной.

У Алекс не было иного выбора, как подчиниться. Теплое дыхание Хэнка приятно щекотало кожу. Его низкий голос нашептывал слова ободрения. Алекс закрыла глаза и отдалась ритму музыки. В этот момент для нее во всей вселенной был только Хэнк. Ничего другого вокруг не существовало.

Музыка кончилась, но Хэнк продолжал танцевать. Когда же началась новая песня, он стал тихо подпевать, и глухие звуки его голоса отдавались в ней, гипнотизируя ее еще больше.

И эта песня закончилась, началась следующая. Они танцевали и танцевали. Алекс не замечала ни времени, ни пространства. Не замечала ничего, кроме тепла крепкого мужского тела и сильных рук, которые уверенно вели ее в танце.

Наконец магнитофон громко щелкнул — музыка оборвалась. Краем сознания Алекс поняла, что наступила тишина. Они были одни. Трэвис и Клэр ушли.

— Ты прилежная ученица, — прошептал Хэнк.

Алекс грустно вздохнула, сознавая, что волшебство сейчас закончится и наступит горькая реальность. Пытаясь задержать уходящее время, она потерлась щекой о мягкую фланель рубашки Хэнка и прошептала:

— С тобой это легко.

Он тоже глубоко вздохнул и прижал ее крепче к себе.

— Тебе нравится быть рядом со мной?

— Да.

Он с шумом выдохнул воздух.

— Мне тоже нравится быть рядом с тобой.

— Правда?

— Да.

Алекс с трудом понимала, что происходит.

— Алекс?

— Ммм?

— Я хочу поцеловать тебя.

— Правда?

— Да.

— И это будет хорошо?

Он застонал.

— Еще лучше, вот увидишь!

Алекс медленно приподняла голову, чтобы видеть его. Его лицо склонилось так низко над ней, что было трудно разобрать черты.

Она не успела ответить, когда его губы коснулись ее губ. Ее губы обжег испепеляющий, страстный поцелуй.

Теплая истома сменилась пылким желанием. Она притянула Хэнка к себе и плотнее прижала его губы к своим.

— Алекс, — выдохнул он. — Никогда не думал…

Язык Хэнка проскользнул в ее рот и коснулся языка, а руки опустились вниз к ее бедрам.

В этот момент Алекс почувствовала что-то твердое, пульсирующее в джинсах Хэнка и похолодела. Реальность наконец дошла до ее сознания.

— Не надо, — закричала она, отстраняясь. Слезы брызнули из глаз, когда она попыталась вырваться из объятий.

Не контролируя собственные движения, Хэнк вцепился в Алекс, несмотря на ее сопротивление.

— В чем дело?

— Пусти! — кричала она. — Я не могу.

Оторопев от ее слез, Хэнк выпустил ее. Алекс выбежала в холл, и секунду спустя хлопнула входная дверь.

Глава седьмая

Хэнк без труда нашел Алекс, она сидела на ограде загона и смотрела на луну, дрожа от холода. Она явно заметила его появление, потому что мгновенно напряглась, словно приготовившись спрыгнуть вниз.

— Можешь сидеть, где сидишь! — воскликнул он. — Я все равно не отстану от тебя. Ты можешь даже сбежать в свою Алабаму, но я буду следовать за тобой по пятам.

Она не произнесла ни слова, пока он не остановился у ограды.

— Оставь меня в покое.

— Черта с два! — Он уселся на верхнюю перекладину рядом с Алекс. Луна заливала ее лицо бледно-голубым светом, не скрывая следы слез. Его голос смягчился. — Что я сделал плохого? Поцеловал тебя?

— Да!

— Я спросил, помнишь?

— Я не сказала да.

— Может быть, но твое тело ответило да.

Она вздрогнула, но промолчала.

— Так значит, ты не хотела, чтобы я поцеловал тебя? — спросил он.

Всхлипнув, она наклонилась вперед и положила голову себе на колени.

— Мне лучше уехать в Сан-Франциско. Это мой единственный шанс в жизни. Если не поеду сейчас, другого случая не будет. Тогда я никогда не открою собственный ресторан. У меня никогда не будет…

— Не будет чего? — осторожно произнес он.

Она взглянула на него измученными глазами, и ему до боли захотелось обнять ее.

— Тебе не понять.

— Ты попробуй.

Она энергично тряхнула головой.

— Не понять. Сад — это твой дом. Даже отправляясь на родео, ты знаешь, что всегда можешь вернуться сюда, что кто-то думает о тебе, кому не наплевать, удержался ли ты на коне или свалился в грязь.

Внезапно Хэнку все стало кристально ясно. Смерть ее матери, сиротский приют, переезды с места на место — ей нужны дом и семья.

Ей нужно именно то, чего он не может дать!

Через несколько месяцев Райский Сад будет принадлежать кому-то другому. Скорее всего, дом снесут, чтобы расчистить площадку для нового строительства. Даже если бы он не хотел возвращаться на родео, продажи ранчо не избежать.

Ему так хотелось быть тем мужчиной, которого она целует, провожая утром и встречая вечером, сидеть вместе с ней на качелях и наблюдать заход солнца, спать с ней по ночам, принимать роды, стареть вместе с ней! Но он не может.

Очень медленно, словно приближаясь к норовистой кобыле, Хэнк вытянул руку и поправил прядь волос, выбившуюся из-за ее уха.

— Я знаю, что ты уедешь. Я понимаю. Поверь мне, я действительно понимаю. Но, черт возьми, Алекс, я не хочу, чтобы ты боялась меня.

Она сложила руки на груди.

— Я не боюсь тебя. Я боюсь чувств, которые ты вызываешь. Я не могу завязать с тобой роман. Иначе я никогда не доеду до Сан-Франциско. И буду жалеть об этом всю жизнь.

Хэнк посмотрел ей в глаза, освещенные лунным светом.

— А если я позволю тебе уехать, не разобравшись, что происходит с нами, я тоже буду жалеть об этом всю жизнь.

Он не отдавал отчета, что именно он сказал, пока ее глаза не расширились. Эти слова напугали его не меньше, чем ее, но он не возьмет их назад. Хэнк пододвинулся ближе.

— Посмотри на меня, пожалуйста… Алекс, милая, я не могу обещать тебе ничего — тем более навек. Я знаю лишь то, что не испытывал подобных чувств ни к одной женщине.

Она долго вглядывалась в его лицо. Наконец спросила:

— О чем ты говоришь?

— Я говорю, что хотел бы лучше узнать тебя за оставшееся время. И чтобы ты лучше узнала меня. — Он взял ее за руку и почувствовал радость, когда она не отдернула ее. — Составь мне компанию на родео в этот уик-энд.

Она разглядывала его целую минуту, потом покачала головой.

— Не думаю, что это хорошая идея.

— Почему?

— Я уезжаю через две с половиной недели, Хэнк. Я должна уехать.

— Я знаю. Мне не нужно никаких обязательств. Просто один день мы проведем вместе. Погуляем, поедим барбекю, потанцуем.

Она поджала губы и еще раз покачала головой.

— Нет.

От разочарования руки Хэнка сжались в кулаки, но он заставил себя говорить спокойно.

— Когда мне было десять, и я только начал бегать на родео, мне захотелось сесть на одну норовистую лошадь, на которой мог удержаться только настоящий профессионал. Лошадь сбрасывала не слишком опытных наездников, а одного даже покалечила. Старый ковбой Текс Макквайр подошел ко мне, когда я стоял у загона, разглядывая эту противную лошадь, и спросил, почему я не пытаюсь прокатиться на ней. Я ответил, что не хочу потом пожалеть об этом, поскольку не до конца уверен в своих силах. И тогда он дал мне понять, что, если все время сомневаться, никогда не испытаешь настоящего счастья. Короче говоря, забрался я на эту лошадь и понесся со свистом. С тех самых пор я предпочитаю сожалеть о том, что сделал, а не о том, чего не сделал. Ты понимаешь, о чем я говорю? Поехали со мной в этот уик-энд.

— Я и так еду.

— Но я хочу, чтобы ты поехала именно со мной. Хочу иметь право держать тебя за руку… вот так. Хочу обнимать тебя за талию… вот так. — Он притянул ее к себе. — Хочу целовать тебя на сон грядущий.

— Что ты делаешь со мной, Хэнк Эдем? — жалобно вздохнула Алекс. — Как я могу устоять, когда ты говоришь такие слова? Но у меня такое чувство, что мы еще пожалеем об этом.

Клэр и Алекс приехали в Ландер в красном пикапе Хэнка, таща на буксире пустой конский трейлер. Братья приехали на несколько часов раньше, чтобы заплатить вступительный взнос и дать успокоиться лошадям после двухчасовой поездки. Возвращаться было решено отдельно — Трэвис планировал переночевать в Ландере и утром отправиться в Техас.

Клэр остановила грузовик на поле, которое служило автостоянкой во время родео. Между рядов машин и конских трейлеров резвились дети.

— Судя по всему, здесь соберется большая толпа, — сказала Клэр. — Я знаю, они слышали, что сегодня выступает Трэвис. Он приезжает каждый год. Интересно, известно уже, что Хэнк и Трэвис сегодня выступят вместе?

Алекс указала на плакат над входом на арену.

— Думаю, вот ответ на твой вопрос.

Под выгоревшей афишей, объявлявшей зрителям, что перед ними выступит «Трэвис Эдем — Чемпион мира по объездке быков», висел новый плакат: «Хэнк Эдем — снова на родео, впервые за последние восемь лет».

Клэр криво усмехнулась и заглушила двигатель.

— Можно было бы догадаться, что мистер Спиндел не упустит своего шанса. Для родео в маленьких городках важно иметь хотя бы одно громкое имя. Два — и трибуны заполнены. Готова искать своего воздыхателя?

Похоже, Клэр воспринимала «воздыхателя» всерьез и считала, что Алекс навсегда останется на кухне Райского Сада, несмотря на все заявления, что ей нужно ехать в Сан-Франциско.

Алекс глубоко вздохнула.

— Думаю, да.

— Тогда пойдем.

Когда они отошли от грузовика, Алекс заметила в руках Клэр лассо, местами залепленное липкой лентой.

— Что это?

Клэр улыбнулась и махнула в сторону арены.

— Наш пропуск к стойлам.

Они шли сквозь множество людей и машин. Алекс отвечала на улыбки и кивки приветствия. Некоторые люди окликали Клэр, но та не останавливалась.

Когда они приблизились к арене, Алекс почувствовала острый запах земли и животных. Рядом стояло приземистое здание с плоской крышей и белой дверью, над которой было краской написано, что это администрация родео. Ковбои и их семьи толпились снаружи, читая программу и сообщая друг другу последние новости и сплетни.

Седой ковбой, охранявший ворота, преградил девушкам дорогу и объявил, что вход только для участников. Клэр попыталась продемонстрировать стражу их «пропуск», умоляя пропустить их для того, чтобы отнести брату любимое лассо, которое тот якобы забыл дома. Но сторож оставался непреклонен.

Алекс тронула Клэр за руку.

— Мы можем встретиться с ними после родео.

— Боюсь, эта встреча плохо кончится, — несчастным голосом проговорила Клэр. — По крайней мере, для меня. Это действительно любимое лассо Трэвиса. Я стянула его из трейлера, пока они грузили лошадей.

— Зачем ты сделала это?

— Я хотела, чтобы Хэнк увидел тебя до родео.

Алекс закрыла глаза и покачала головой.

— Господи, Клэр!

— Ну, вокруг ковбоев всегда вертится масса охотниц, и я хотела напомнить ему, что у него уже есть подружка.

— Клэр…

— Я хочу, чтобы ты осталась, — объявила она, вскинув голову.

У Алекс расширились глаза.

— Сколько раз нужно повторять тебе? Я еду в Сан-Франциско. Ничто не остановит меня.

Клэр покачала головой и осмотрела людей, снующих у здания администрации.

— Я никогда не видела Хэнка таким. Он не даст тебе уехать.

— Клэр!

Алекс раздраженно фыркнула, потом предложила:

— Почему бы тебе не передать лассо Трэвису через кого-нибудь из участников? Ты ведь многих здесь знаешь.

— Дело не в этом. Я… — Лицо Клэр внезапно просветлело, и она бросилась вперед, размахивая руками. — Мистер Спиндел!

Через пять минут организатор родео лично проводил их к воротам. Клэр победно улыбнулась сторожу, который неодобрительно посмотрел им вслед.

— Но только на десять минут, мисс Клэр, — говорил мистер Спиндел. — Опасно толкаться здесь, среди лошадей и быков.

— Конечно, конечно, мистер Спиндел. Мы вернемся, не успеете глазом моргнуть. Большое спасибо. Вы спасли мою жизнь!

Алекс покачала головой. Клэр хорошо знала ковбоев и умела вертеть ими как хотела. Здесь она чувствовала себя как дома.

Они пробирались сквозь лабиринт заборов, мимо тесных загонов, заполненных телятами, лошадьми, быками.

Большинство ковбоев стояли группами и беседовали, но были и такие, кто проверял длину стремян или набрасывал лассо на рога примитивного чучела быка.

Впрочем, все они провожали Алекс и Клэр долгим взглядом.

Обескураженная таким вниманием, Алекс едва не наткнулась на Клэр, когда та внезапно остановилась и уперлась руками в бока.

— Я так и знала.

Алекс проследила за ее взглядом и заметила группу девушек. В центре, возвышаясь на голову, стояли Хэнк и Трэвис.

— Я думала, женщинам запрещено быть здесь.

— Они участвуют в скачках вокруг бочек. Это единственный вид в программе родео, куда допускаются женщины. Я знаю парочку из них, — с отвращением проговорила Клэр.

Наблюдая за оживленным лицом Хэнка, улыбающегося молодым женщинам, Алекс почувствовала внезапный укол ревности. Боже мой, она зашла намного дальше, чем думала. Проклятый Хэнк!

Она развернулась и хотела уйти, но громкий окрик остановил ее:

— Алекс, подожди!

Она посмотрела назад и увидела, что Хэнк пробирается к ней сквозь стайку юных обожательниц. Клэр тут же бросилась к Трэвису.

— Ты превосходно выглядишь, — тихо проговорил Хэнк, подойдя к Алекс так близко, что той пришлось задрать голову, чтобы посмотреть ему в лицо.

— Спасибо, — сухо ответила она и отвернулась.

Он поймал ее подбородок и повернул к себе.

— Что случилось?

— Ничего.

Алекс вырвалась и отступила на шаг. Он шагнул ближе.

— Черт возьми, Алекс, утром все было прекрасно.

— Утром ты не был окружен толпой молоденьких девиц.

Она пожалела о своих словах, как только они сорвались с языка. Меньше всего она хотела, чтобы Хэнк понял, что она ревнует.

Но Хэнк, похоже, обо всем сразу догадался, иначе, почему у него вдруг заблестели глаза. Неожиданно он схватил ее за локоть и потянул в пустой загон. Ворота захлопнулись за ними. Он прижал ее к забору, уперся рукой в жерди и погладил второй рукой по щеке.

— Спасибо, что зашла ко мне.

Алекс могла бы вырваться. Но не стала.

— Клэр принесла Трэвису его лассо.

— Он забыл дома? Не похоже на Трэвиса.

Алекс покачала головой.

— Клэр стащила из его трейлера.

Хэнк криво усмехнулся.

— Похоже, нам нечего беспокоиться о семейной поддержке.

— В чем?

— Во всем, что мы хотим сделать.

Внезапно Алекс стало трудно дышать.

— Я лучше пойду. Мистер Спиндел дал нам только десять минут, чтобы отыскать вас.

Он скользнул пальцами по ее руке.

— Как насчет поцелуя на счастье?

У Алекс перехватило дыхание, и она взглянула сквозь жерди ограды на ковбоев поодаль. Ни один не обращал на них ни малейшего внимания. Они словно исчезли, едва ворота захлопнулись за ними. Не следовало бы уступать просьбе Хэнка. Но эти слова, это чувственное прикосновение к ее руке сводили с ума, и — да простит ее Бог — ей захотелось снова коснуться его губ.

— Так и быть, — согласилась она. — На счастье.

Его лицо стало серьезным. Он шагнул ближе и наклонился, не сводя с нее глаз, пока его губы не коснулись ее губ. Поцелуй был продолжительным и сладким. Тем не менее, ее сердце бешено заколотилось.

Он оторвался, и их глаза встретились.

— Не смотри на меня так, или я поцелую тебя, как мы целовались позавчера вечером.

Ее глаза скользнули к его губам.

— Я не обижусь.

Он застонал.

— Я тоже, милая. Но пойди мы на это, мне не покинуть этот загон. Мои штаны того гляди лопнут.

Алекс почувствовала, как щеки запылали, едва смысл слов дошел до нее.

— Отложим представление до возвращения домой. — Его глаза прожигали ее насквозь. — Но билеты действительны, если ты не возражаешь.

Алекс почувствовала, как жар со щек распространился на все тело. Чтобы скрыть свою страсть, она отступила на шаг и одарила его игривой улыбкой.

— Ничего не обещаю, Хэнк Эдем. Держись подальше от этих наездниц, тогда поговорим.

Он усмехнулся и распахнул перед ней ворота.

— Леди и джентльмены! Наступил момент, которого все мы с нетерпением ждали! Легендарные братья Эдемы из Вайоминга составили четвертую команду в наших соревнованиях. Они впервые объединились ради этого выступления. Нам выпала честь встречать на нашей арене…

Голос диктора утонул в аплодисментах, криках и свисте, когда Хэнк и Трэвис выехали на арену. Хэнк бросил быстрый взгляд на Алекс и Клэр, переглянулся с Трэвисом и направил коня к левому стойлу. Там он развернул его и заставил попятиться в дальний угол. Справа от загона Трэвис повторил его действия в своем стойле. Между ними в загоне ревел молодой бык. Основания толстых и длинных рогов были для сохранности обмотаны кожаным ремешком. Хорошее животное!

Глубоко вздохнув, чтобы умерить прилив адреналина, Хэнк мысленно проверил снаряжение — плетеный повод в левой руке, свернутое петлями нейлоновое лассо под правой рукой, взглянул на быка: тот стоял в загоне правильно, головой вперед.

Хэнк кивнул.

В следующее мгновение бык вырвался из загона, и Хэнк пришпорил коня. Привстав в стременах, он замахнулся лассо. Его конь догнал быка двумя огромными прыжками, прижимая животное вправо. Хэнк прицелился и метнул лассо. Петля скользнула по бычьему носу и захватила рога. Хэнк потянул веревку на себя и принялся наматывать ее на луку седла — один оборот, второй. Как только бык добежал до конца веревки, Хэнк остановил коня и развернул его поперек арены, направляя быка под бросок Трэвиса.

Бык прыгнул один раз, второй. Трэвис бросил лассо и поймал его за обе задние ноги. Как только Трэвис натянул веревку, Хэнк снова развернул коня. Теперь братья стояли лицом друг к другу, а бык лежал, растянувшись между ними.

Полевой судья махнул флажком.

Толпа с неистовым ревом вскочила на ноги.

— Превосходная работа! — не сдержал эмоций диктор.

Хэнк и Трэвис освободили быка. Как только веревка Трэвиса ослабла, бык запрыгал на трех ногах. Хэнк затащил быка в загон, сбросил веревку, и тут диктор объявил время:

— Четыре и две десятые секунды! Рекорд родео Спиндела!

— Ну как, понравилось наше выступление?

Алекс отвернулась от Клэр, которая болтала с подружками у ворот, и взглянула на Трэвиса.

— Конечно, понравилось. Это было восхитительно, только очень быстро.

Он усмехнулся и похлопал себя по карману, где лежал полученный чек.

— Чем быстрее, тем лучше приз.

Она осмотрелась.

— А где Хэнк?

— Он разговаривает со Спинделом. Будет через минуту. А ты ему нравишься. Правду сказать, никогда не видел, чтобы он был так мил.

Алекс почувствовала, что ее щеки запылали.

— Возможно, все дело в десертах, которые я готовлю.

Он захохотал.

— Возможно. Но, думаю, не только в них.

Она еще сама не разобралась в своих чувствах к Хэнку. И, определенно, не собиралась обсуждать их с Трэвисом.

— А как ты? Есть женщина, на которую ты имеешь виды?

— Конечно. Целых три. Дожидаются меня прямо сейчас.

— Где?

Он указал на загоны. Алекс игриво шлепнула его.

— Я говорю не о твоих лошадях.

Он пожал плечами, и его улыбка растаяла.

— Дорожная жизнь тяжела даже для одинокого мужчины. Таскать за собой семью еще тяжелей. Что-то всегда теряется. Или брак распадается, или ковбой не может соревноваться. У меня много примеров. — Он покачал головой. — Ковбоям, нацелившимся на Национальный финал, не до семьи.

— Ты хочешь завести семью?

— Конечно, когда-нибудь. Просто не появилась еще женщина, ради которой я бы бросил соревнования.

Она положила руку ему на плечо.

— Когда-нибудь встретишь. И когда встретишь, мне будет ее жаль.

Он приподнял брови.

— Я так плох?

Она драматически вздохнула.

— Если ты хоть наполовину так же упрям, как твой брат, у нее нет ни малейшего шанса.

Когда последние аккорды бойкой мелодии затихли, Хэнк повел Алекс из танцевального зала.

На ее щеках играл румянец, глаза сверкали, когда она посмотрела ему в лицо.

— Какое удовольствие танцевать. Мне давно бы следовало научиться.

Хэнк обнял ее за талию. Он был готов танцевать всю ночь — но только с Алекс.

— В горле пересохло, — сказал он. — Хочешь пива?

Она наморщила носик.

— Я так и не привыкла к вкусу пива. Лучше что-нибудь другое.

Он кивнул.

— Вернусь через минуту.

Но вернулся он лишь через двадцать минут. Его задержали дружеские рукопожатия и поздравления, сыпавшиеся со всех сторон. В тот момент, когда он, нахмурившись, вручил Алекс стакан с апельсиновым соком, двое ковбоев, флиртовавшие с ней, мгновенно испарились.

— Скажи, ты очень любишь родео? — проговорила девушка, искоса взглянув на Хэнка.

Он посмотрел на толпу, заполнявшую зал.

— Да.

— Но ты выступил сегодня впервые за восемь лет, так?

— Ага.

— Почему? Клэр говорила, что многие мужчины участвуют в родео время от времени. Если тебе так нравится, почему ты не выступал все это время?

— Есть масса причин, — сказал он. — Нужно было вытащить ранчо из долгов, воспитывать Трэвиса и Клэр. Это отнимало все время. А, кроме того, я раньше выступал в национальном чемпионате. После этого неудобно плескаться в лягушатнике.

— Но ты же выступил сегодня и выиграл. Ты ведь не станешь утверждать, что разочарован. На твоем лице написана радость.

Он не мог не улыбнуться.

— Да, сегодня здорово, совсем как раньше.

— Тогда ты чаще можешь участвовать в родео.

— Да-а. Я как раз об этом подумывал.

— Обязательно выступай, — без колебаний проговорила она. Тебе ведь это нравится, иначе ты бы не тратил столько времени на тренировки. И ты получил приз. Не многие мужчины могут похвастаться, что зарабатывают деньги своим хобби.

Хэнк почувствовал угрызения совести. Алекс не понимает, что скоро родео перестанет для него быть только развлечением. Через несколько месяцев это будет его постоянной работой. Но Алекс не нужно знать об этом. Ей не понять, почему мужчина добровольно отрекается от дома. Между прочим, он не хотел говорить об этом сегодня. Ему слишком хорошо.

Оркестр заиграл медленную мелодию. Решив забыть о реальности еще на несколько часов, Хэнк забрал из рук Алекс полупустой стакан, поставил его на ближайший столик и повел танцевать. Пусть недолго, но Алекс будет рядом с ним. Остальное неважно.

— Алекс, милая, мы дома. Проснись!

Медленно пробуждаясь, Алекс открыла глаза и обнаружила себя свернувшейся калачиком на сиденье грузовика. Она неуверенно приподнялась на локте и осмотрелась. Глаза остановились на темном силуэте Хэнка у открытой дверцы.

— Я уснула?

— Ага. Мое плечо было вместо подушки, а Клэр спала на твоем плече.

— Почему не разбудил меня?

— Ты так уютно устроилась.

Алекс выпрямилась и отбросила волосы с лица.

— Где Клэр?

— Она встала, как только мы приехали, и отправилась в постельку.

— О! Сколько сейчас времени?

— Посчитаем. Мы выехали из Ландера около полуночи. Часа три, пожалуй.

Алекс нахмурилась и попыталась разогнать туман в голове.

— Я думала, дорога займет только пару часов.

— Так и есть. Пока ты дремала, я поставил лошадь в стойло и откатил трейлер.

— Мог бы разбудить меня.

— Тогда ты бы ушла, а за тобой должок. — Он забрался в кабину и захлопнул дверцу.

Тревога мгновенно прояснила мысли в голове Алекс.

— Что ты делаешь?

— Если гора не идет к Магомету, Магомет идет к горе.

Он заключил ее в объятия и склонился над ней.

Она остановила его, упершись кулаком в грудь.

— Последний раз ты спрашивал, прежде чем поцеловать меня.

— Ты хочешь, чтобы я спрашивал каждый раз?

Она подняла голову.

— Возможно, так будет лучше.

Он вздохнул и спросил:

— Можно поцеловать тебя, Алекс?

Она с игривой улыбкой покачала головой.

— Еще не время.

— Когда же? Я весь день хотел поцеловать тебя.

От известия, что он желает ее столь же страстно, как она его, мурашки пробежали по коже. Но она заставила себя сохранить спокойствие.

— У нас свидание, правильно?

— Правильно.

— Тогда нужно действовать по порядку. Сперва я должна сказать, что чудесно провела время.

— Я тоже славно повеселился. Уже можно поцеловать тебя?

— Пока нет. Теперь ты должен спросить, можно ли как-нибудь позвонить мне. Правда, у нас в доме только один телефон…

Он прижал палец к ее губам.

— Тогда я спрошу, не хочешь ли ты завтра покататься верхом. Устроим пикник у речки. Я хочу показать тебе ранчо, пока ты…

— Пока я не уехала, — закончила она.

— Мы поговорим об этом в другой раз.

— Хорошо. На чем мы остановились? Ах да, сейчас я должна сказать «С удовольствием».

— Так можно поцеловать тебя?

— Нет. Мы еще не назначили время. Не слишком рано, пожалуйста. Сейчас уже поздно, и я хочу поспать хотя бы несколько часов.

Хэнк прижался лбом к ее лбу.

— Женщина, ты убиваешь меня. Как насчет одиннадцати? Утром мне нужно кое-что сделать.

— А мне нужно приготовить ленч.

— Как насчет одиннадцати?

— Идет.

— Уже можно?

Алекс обвила руками его шею.

— Можно.

Со стоном, вырвавшимся из груди, он прижался к ней губами.

Глава восьмая

Хэнк лежал на стеганом одеяле, расстеленном под осинами на берегу Извилистой речки. Его голова покоилась на коленях Алекс. Она сняла с его головы шляпу и перебирала его густые темные волосы.

— Господи, как хорошо.

— Я думала, ты уснул.

Он приоткрыл один глаз.

— Ты что-то затеяла?

— Возможно.

Секунду назад Алекс сидела, прислонясь к осине, а сейчас уже лежала на спине, глядя в небо.

— Сдаюсь!

Он усмехнулся.

— Лучше мне не спускать с тебя глаз. Просто на всякий случай.

Алекс обвила руками его шею.

— И это все, что ты собираешься делать?

В прозрачных голубых глазах внезапно вспыхнул огонь.

— Милая, я сделаю все, что ты пожелаешь, стоит тебе только захотеть. Одно лишь твое слово.

— Что пожелаю?

— Скажи.

— Доберешься до Северного полюса? Слетаешь в Париж за флакончиком духов?

— Да.

Он проговорил так серьезно, что она не могла удержаться от смеха.

— Лгунишка.

Он покачал головой.

— Я бы пошел, потому что знаю, ты не пошлешь меня зря. Если бы ты отправила меня на Северный полюс, я бы знал, что тебе это очень-очень нужно.

Она дотронулась до его загорелой щеки.

— Откуда ты знаешь?

— Я пытался купить тебе кое-что прямо здесь, в Вайоминге, но ты отказалась.

— Мне не нужны ни те серьги, которые ты хотел купить в Дубойсе, ни ожерелье.

— Ты решила, что так я вознамерился подкупить тебя.

— А разве нет?

— Я просто хотел подарить тебе что-нибудь… — Огонь в его глазах потух.

— На памя…

— Шшш! — Он вздрогнул от громкого звука собственного голоса и повернулся на бок. — Не говори так.

Сердце Алекс перевернулось в груди.

— Тебе действительно трудно говорить об этом? Но ведь это рано или поздно случится.

— Я знаю. Но мы договорились не вспоминать об отъезде хотя бы то время, которое у нас осталось. А как можно не думать об этом, если ты постоянно твердишь о том, что уедешь?

Она вздохнула — он был прав. Ей придется расплачиваться за сегодняшнее огромное счастье столь же огромной болью, но она всем сердцем приняла философию Хэнка. Лучше сожалеть о том, что провела время с Хэнком, чем сожалеть о том, чего не случилось. Сейчас, в его объятиях, ей было слишком хорошо и не хотелось думать о будущем.

Он провел пальцем по ее подбородку.

— Я хочу…

— Что ты хочешь? — прошептала она, почти боясь услышать.

Он нахмурился.

— Я хочу, чтобы у нас было больше времени. Я хочу… Думаю, ты знаешь, что я хочу, но мы оба знаем, что это невозможно.

Она знала — возможно. Но тогда она должна будет отказаться от своей мечты. Способна ли она на это?

Пока нет. Алекс не знала, насколько сильны были их чувства. Роман на несколько месяцев или даже лет ей не нужен. Это она уже проходила.

Сейчас она знала лишь то, что в объятиях Хэнка чувствовала в себе силы лететь к звездам. Когда его губы касались ее, все тщательно продуманные планы переставали существовать.

Совершенно сбитая с толку, она крепче сжала шею Хэнка.

— Ты прав. Не будем говорить об этом. Поцелуй меня.

Он приподнял бровь.

— Ты меня просишь?

— Нет, приказываю. И побыстрее, пожалуйста.

Со смехом он прижался к ней губами. Она ощутила сладко-соленый привкус.

А губы Хэнка тем временем оторвались от ее губ и начали прокладывать дорожку к уху.

— Я хочу прикоснуться к твоей груди, — еле слышно прошептал он.

Алекс почувствовала, что от одной этой мысли ее соски набухли. Как тут возразишь? Она сжала его руку, лежавшую на талии, И повела вверх. Ей не хватило смелости положить его руку прямо на грудь, но он продолжил движение.

Алекс застонала и произнесла его имя.

— Я здесь, милая. С тобой все в порядке?

— О да!

— Тебе хорошо?

Она открыла глаза и обнаружила, что он изучает ее лицо.

— Да.

— Мне тоже хорошо.

Хэнк провел пальцем по соску. От его прикосновения Алекс бросило в дрожь.

Его жаркое дыхание обжигало ее грудь.

— Можно, я сниму с тебя это? — сказал он, указывая на ее рубашку и лифчик.

Ей самой хотелось разорвать блузку, но вместо этого она сжала кулаки.

Горькие слезы полились по ее щекам.

— Не думаю, что это хорошая идея.

Он застыл.

— Я не хотел обидеть тебя.

Она покачала головой.

— Ты думаешь, раздев тебя, я не смогу остановиться?

— Возможно, — проговорила Алекс, опуская голову и стараясь не смотреть на него.

Он заставил ее поднять подбородок.

— Ты не доверяешь мне?

Она жалобно вздохнула.

— Я не доверяю себе. Если мы сейчас займемся любовью, то я не смогу уже уехать.

Взгляд Хэнка прожигал ее насквозь.

— Я мог бы обещать, что остановлюсь прежде, чем мы зайдем слишком далеко, но не уверен, что сдержу обещание.

— Мне жаль, — тихо проговорила она.

— Нет. — Он приложил палец к ее губам. — Тебе не нужно ни о чем сожалеть. Ты права.

— Я знаю, что ты расстроен.

— А ты?

Она улыбнулась.

— Мой ответ ты знаешь.

Он медленно скользил взглядом по ее телу, немного задержавшись на опухших губах и затвердевших сосках, которые выступали сквозь блузку.

Хэнк внезапно вскочил на ноги и протянул ей руку.

Она позволила поднять себя на ноги.

— Что случилось?

— Хочу увести нас подальше от соблазна. — Он наклонился и быстро поцеловал ее в губы. — Собирай вещи, а я пойду за лошадьми.

— Был у меня один конь, который знал великое множество трюков, чтобы увильнуть от работы, — рассказывал Джед небольшой группе, собравшейся у крыльца. — Как только я показывался в загоне с уздечкой в руке, он убегал, удирал, уходил, упрыгивал куда подальше. Пытался спрятаться в углу или за другой лошадью. Бил копытом, ржал и брыкался. Когда я все же ловил его, он задирал морду так высоко, что вставлять удила приходилось со стремянки.

Алекс засмеялась, представив себе эту картину, и плотнее закуталась в куртку. Сегодня ночью температура опустится ниже нуля, хотя на дворе был почти апрель.

— Черт, это еще пустяки, — говорил Бак. — У меня раз была кобыла такая глупая, что думала, будто может спрятаться за деревом. Когда я выходил на луг и звал ее, она забегала за какую-нибудь тощую сосенку и прятала свою морду, так что лошадиный нос выглядывал с одной стороны, а все остальное с другой. Наверное, думала, что раз она не видит меня, то и я не вижу ее.

— Эй, хозяин, — внезапно проговорил Дерек. — Все идет к тому, что скот нужно перегонять в четверг.

Все глаза устремились на дверь.

Хэнк вырисовывался силуэтом на фоне света. Он подошел к ним и устроился на качелях рядом с Алекс. Потом небрежно пододвинул ее к себе.

— Все своим чередом. Сегодня я сделал все, что мог. Вы с Джедом починили ту сбрую?

Разговор перешел на скотопрогон, до которого оставалось только три дня, а потом на воспоминания о славных днях.

Слушая неспешный мужской разговор, Алекс чувствовала, как ее охватывает тепло, и это тепло шло не только от мужчины, который прижимал ее к себе. Это было тепло семьи, окружавшей ее. Пусть даже эти работники не родственники Эдемам, Хэнк с каждым обращался как с братом. И хотя Хэнк явно обращался с Алекс не как с сестрой, вся эта большая семья была готова принять ее.

Она любит Хэнка. Этот факт неоспорим. Ей хотелось обвить руками этого мужчину ее мужчину — и никогда не выпускать. Ей хотелось спрятаться у него на груди, чтобы он хранил и берег ее. Ей хотелось выполнить любое его желание, удовлетворить любую страсть.

Ей хотелось поделиться своей радостью, хотелось встать и закричать на весь мир: Алекс Миллер любит Хэнка Эдема!

Она задрожала.

— Ты замерзла? — тут же спросил Хэнк.

— Замерзла? Нет.

— В любом случае пора идти спать, — сказал Джед, поднимаясь со своего места на ступенях.

Все трое работников пожелали спокойной ночи и побрели домой.

Хэнк помог Алекс подняться, потом распахнул перед ней дверь. Она повесила куртку на крючок, повернулась и обнаружила, что он рассматривает ее. Алекс сделала крошечный шажок, еще один — и оказалась в его руках.

Его руки сплелись на ее спине, и она услышала, как бьются в унисон их сердца.

— Проклятье, — простонал он, когда они оторвались друг от друга, чтобы вдохнуть воздуха. — Я, конечно, не жалуюсь, но за что мне все это?

Она провела обеими руками по его густым, коротко подстриженным волосам.

— За то, что ты есть.

— Черт, я был таким весь день. Но ты не целовала меня так до этого.

Вот ее шанс. Ей нужно сказать лишь три старых, коротких слова. Я тебя люблю.

Она открыла рот, но, не произнося ни слова, потянула его голову вниз и поцеловала еще раз.

А какие чувства испытывает он? Что, если он не хочет, чтобы она осталась в Саду? Она снова и снова размышляла о том, что Хэнк ни разу не просил ее остаться. Клэр просила, все работники просили. Но Хэнк — никогда.

Возможно, он слишком горд, чтобы выслушать отказ, потому что думает, будто она до сих пор хочет учиться у мсье Бушода. Но ведь она действительно хочет. Не так ли?

Беда в том, что она уже не знает, что хочет.

Нет, это неправда. Она совершенно точно знает, что хочет. Она хочет и Хэнка, и учиться в Калифорнии. Но не может получить все вместе. Чем-то нужно пожертвовать.

Слезы отчаяния наполнили ее глаза. Чтобы прогнать их прочь, она теснее прижалась к Хэнку, зная, что его поцелуи заставят ее забыть обо всем на свете.

Пронзительный телефонный звонок нарушил уютную тишину гостиной и заставил Хэнка оторваться от чтения статьи о новой конструкции удил.

— Хочешь, я возьму трубку? — немного отстраняясь, спросила Алекс.

Он нежно поцеловал ее в лоб.

— Все в порядке, я подойду.

Он прошел на кухню и снял трубку.

— Алло?

— Мистер Эдем? Это Дэнис Коуден из агентства недвижимости.

Хэнк плотнее закрыл кухонную дверь.

— Да?

— Простите, что звоню так поздно, но я только что вернулся в офис и обнаружил на столе пакет, о котором, знаю, вы захотите услышать.

— Еще одно предложение?

— Не еще одно предложение, мистер Эдем, а то самое предложение. — Агент назвал сумму, от которой Хэнку захотелось опереться о стол.

— От кого? — спросил Хэнк, когда агент сделал паузу, чтобы перевести дыхание и продолжить излагать детали.

— От одной японской корпорации. Я не могу даже выговорить название, — ответил агент. — Так что вы думаете?

— Японцы? Собираются что-нибудь строить?

— Не знаю, что они там собираются делать. Да и какое это имеет значение? С такой кучей денег вы можете купить участок в три раза больше вашего в любой другой части штата.

Хэнк провел рукой по волосам.

— Сколько времени у меня на размышления?

— Ну, они хотят вступить в права к первому июня, так что, думаю, не больше недели. На бумажную волокиту уйдет не меньше шести недель.

— К первому июня? И сразу начнут застраивать? Чтобы успеть здесь со строительством, начинать нужно в начале лета.

Хэнку оставалось только согласиться, и он совершенно свободен. Японцы покупают все ранчо, то есть ему нужно только собрать вещи, сесть и уехать. Не нужно даже продавать скот, следить за ценами на говядину, искать заблудившихся телят.

Он взглянул на конюшню за окном, на залитую ярким светом конюшню, построенную его дедом. Скажи он да, и единственное место, которое он называл своим домом, прекратит свое существование через два месяца.

— Я перезвоню вам.

— Надеюсь, вы не собираетесь отклонить предложение? — спросил агент.

— А я еще имею право, не так ли?

На другом конце линии последовало короткое молчание.

— Я не советую вам отказываться. Предложение крайне выгодное.

Лицо Хэнка напряглось.

— Я должен обсудить предложение с братом и сестрой.

— Конечно, конечно. Как хотите. Только позвоните в самое ближайшее время. Они могут найти другое место, которое понравится им больше.

Хэнк повесил трубку, затем открыл кухонную дверь и шагнул на заднее крыльцо. Полная луна висела над горными вершинами, высвечивая их зубчатые силуэты.

Итак, пришло время решать. Он думал, что этот момент настанет не раньше, чем через пару месяцев. Что, черт возьми, он намерен делать? Месяц назад все казалось просто и ясно. Возвращение на родео стоило того. Сейчас все не так просто.

— С тобой все в порядке?

Он повернулся и увидел Алекс, тихо стоящую у двери.

— Да.

Она вышла на крыльцо, и он обнял ее.

— Это не плохие новости, правда? — спросила она.

Он покачал головой.

— Просто захотелось подышать свежим воздухом.

Она расслабилась и положила голову ему на грудь. Алекс всегда дарила ему тепло, ощущение радости и цельности. Даст ли родео чувства, сравнимые с этим? Конечно, побеждать приятно, но удовольствие длится недолго. И победа достается не всегда. С Алекс он чувствовал себя победителем каждый раз, когда прикасался к ней. Если бы он только мог попросить ее остаться здесь, в Райском Саду, навсегда.

Мучительные раздумья подхватили его.

Если отклонить предложение, он, почти без сомнений, сможет уговорить Алекс остаться, но надолго ли? Останется ли она рядом, когда он потеряет дом, о котором так мечтает она? Если отклонить предложение японцев, она уедет. Он не вправе просить ее разделить с ним скитальческую жизнь.

Хэнк немного отстранился, чтобы приподнять ее подбородок.

— Можно поцеловать?

Она обвила руками его шею.

— Отныне тебе дается исключительное право на поцелуи. И побыстрей, пожалуйста…

Он обнял ее и прижал крепче, чувствуя запах и вкус этой женщины. У него есть еще несколько дней, чтобы принять решение. Скотопрогон займет пару дней, потом нужно будет связаться с Трэвисом.

Да, нужно решать. Но не сегодня. Сегодня она здесь, сегодня она с ним. И ничто в мире не сравнится с этим.

— Готова в путь? Ребята уже погнали стадо.

Алекс оглянулась через плечо. В рассветном сумраке к ней шел Хэнк с тремя лошадьми в поводу.

— Почти. Только проверю, не забыла ли что. Там ведь нет магазина, в который можно сбегать.

— Не торопись. Они едут медленно. Мы легко догоним их.

Он терпеливо ждал, пока она проверяла содержимое двух сумок. На месте ли все продукты и посуда, чтобы она могла приготовить еду для всей команды, перегоняющей стадо Эдема на весеннее пастбище?

Наконец она выпрямилась и отряхнула руки.

— Думаю, я готова. Никогда раньше не готовила на костре. Но надеюсь, что у меня получится.

Хэнк свободной рукой обнял ее за талию.

— Ты еще ни разу не разочаровала нас.

Она криво улыбнулась.

— Да, но я готовила на плите. Костер — другое дело.

Хэнк наклонился и легко поцеловал ее в губы, затем вручил ей поводья всех трех лошадей и наклонился, чтобы погрузить сумки на неоседланную лошадь.

— Ты что-то сказала? — спросил он, наклоняясь за второй сумкой.

Она покачала головой.

Ей хотелось дать Хэнку разрешение намного большее, чем поцелуй. Последние несколько вечеров, когда он обнимал и целовал ее на сон грядущий, она не хотела, чтобы вечер заканчивался этим. Ей хотелось большего.

Но Хэнк до сих пор не попросил ее остаться. Она догадывалась о происходящей в его душе борьбе. Но он ни разу не произнес заветных слов.

Впрочем, для нее это было не так плохо, потому что она еще сама не знала точно, что выбирает, хотя на решение у нее оставалось лишь пять дней. Через пять дней ее месячная работа в Райском Саду закончится.

— Где наши спальные мешки? — спросил он, закончив грузить продукты.

Алекс указала на крыльцо.

— На качелях.

Он взбежал на крыльцо, перепрыгивая через две ступеньки, и вернулся с двумя брезентовыми мешками, в которых были упакованы коврики, шерстяные одеяла, простыни и полотенца. Хэнк приторочил каждый к седлам. Затем привязал повод вьючной лошади к кольцу на седле Джулии. В течение всего скотопрогона за вьючной лошадью будет следить Алекс.

Он обошел вокруг Джулии, осматривая упряжь, и наконец повернулся к Алекс.

— Готова?

Алекс бросила последний взгляд на дом.

Хэнк обнял ее за талию и притянул ближе к себе.

— Одну ночь дом простоит без тебя.

Алекс испуганно взглянула на него. Ей не приходило в голову, что он заметил, как сильно она полюбила этот старый дом. Конечно, она будет скучать по нему. Вряд ли это слишком разумно, но она уже думает о нем как о родном доме.

Алекс провела по щетине на лице Хэнка. Сегодня утром он не побрился. Она поднялась на цыпочки и поцеловала небритую щеку.

— Я готова.

Она бросила плетеные поводья через голову Джулии, потом зацепила их за луку седла. Подтянув колено к груди, Алекс вставила левую ногу в стремя. Отталкиваясь, чтобы взлететь в седло, она почувствовала, как две сильных руки взяли ее за талию и едва не подняли вверх.

— Мне хотелось хоть раз сесть в седло самой. Откуда тебе знать, смогу я или нет?

Хэнк потрепал Джулию по холке, взял поводья своей лошади и прыжком оказался в седле.

— Если потребуется забираться в седло, вокруг будет достаточно мужчин, чтобы помочь тебе.

— А если не будет?

— Найдутся. Если нет, я найму еще кого-нибудь. — С этими словами он повернул лошадь прочь от дома.

Алекс громко вздохнула. Временами она готова согласиться с Клэр — ковбоям не помешало бы умерить уровень тестостерона. Она не рассказала Хэнку, что однажды, пока он был в отъезде, потренировалась сама. Ради собственного спокойствия нужно быть уверенной, что она сможет оседлать, расседлать, сесть на лошадь и спрыгнуть с нее. Пусть он считает ее хрупким цветком. Она так привыкла к его нежной заботе.

Усталые ноги Хэнка сами находили давно протоптанную тропку. Уже почти сотню лет в этом месте Эдемы устраивали стоянку. Позади осталось две трети пути до весеннего пастбища. Он знал эти места как свои пять пальцев.

Впереди светился огонек костра. Хэнк вернулся последним из первой смены часовых. Ему не нужно было смотреть на часы, чтобы сказать: уже около трех часов ночи. Кэйзи, один из его женатых работников, и Джед, наверное, уже отправились в обход полчаса назад. После утомительного дня Хэнк мечтал добраться до своего спального мешка.

Хэнк обошел вокруг костра, удивившись, что он еще горит. Отправляясь на смену, Кэйзи и Джед, видимо, подбросили дров.

За бревнами — принесенными сюда десятилетия назад и служившими и лавками, и защитой от ветра — вповалку лежали люди в спальных мешках. Где же Алекс?

Он нашел ее очень быстро: вместо того, чтобы залезть в спальный мешок, она прислонилась к бревну снаружи от костра и уснула, уронив голову на грудь.

Он снова прошелся вокруг костра и наконец заметил оставленный на решетке котелок. Взяв щипцы, он снял его с огня. Там еще оставалась вода. Очевидно, Алекс, дожидаясь его, специально оставила котелок, чтобы быстро приготовить ему кофе.

Алекс поежилась от ночного холода.

Их плотно упакованные спальные мешки лежали рядом с ней. Хэнк распутал кожаные ремешки, скреплявшие их, и уложил рядом между бревнами и костром. Подумав еще, он перестелил простыни и одеяла так, что получилась не две, а одна большая постель. Они быстрее согреются, если поделятся теплом своих тел. Возможно, утром она разозлится, вот тогда он и подумает об этом. Все равно они не сделают ничего предосудительного в окружении такого множества людей. Он просто хочет согреть ее.

Закончив работу, Хэнк наклонился и поднял Алекс на руки. Глаза девушки приоткрылись, и сонная улыбка тронула ее губы.

— Хэнк.

— Почему ты не в постели?

Она зевнула и потянулась.

— Ммм?

— Ты должна быть в постели уже несколько часов. Ребята сами могут сварить этот чертов кофе.

— Я просто… — Она снова зевнула. — Просто хотела увидеть тебя. — Ее голова устроилась на его плече. Алекс потерлась щекой о его куртку и опять заснула.

Эмоции переполняли Хэнка, когда он укладывал в спальный мешок свою драгоценную ношу.

Она хотела увидеть его!

Какое счастье, что она спит. В противном случае он бы отругал ее, ведь она едва не замерзла.

Хэнк стянул с нее куртку и сапоги и укутал одеялом. Затем, сняв верхнюю одежду, он устроился рядом с ней, поправил прядь ее волос и поцеловал ее в щеку.

— Никогда в жизни не встречал таких упрямых женщин. Что, черт возьми, мне делать с тобой? Или без тебя?

Глава девятая

Алекс мирно посапывала в тепле. Наверное, еще не время вставать. Смутно различая движение вокруг костра, она перевернулась на другой бок и уткнулась носом в твердую, неподвижную стенку.

От удивления она проснулась и инстинктивно отпрянула назад. Она открыла глаза, но увидела рядом с собой лишь темный силуэт. Хэнк. Она узнала бы его даже с закрытыми глазами — по запаху, по теплу его рук.

Но что разбудило ее? В памяти всплыли байки о гризли, которые не давали уснуть, пока не вернулся Хэнк. Стараясь не шевелиться, она посмотрела через плечо и успокоилась. Это всего-навсего Кэйзи подбросил ветки в огонь.

Хэнк пошевелился и поцеловал ее в висок.

— Ты не спишь? — прошептала она.

— Нет.

— Что ты делаешь в моем спальном мешке?

— Когда я ночью вернулся с дежурства, ты лежала на голой земле и дрожала от холода. — Он смахнул прядь волос с ее лица. — Напомни попозже прочитать тебе лекцию об опасности переохлаждения.

Она поежилась и крепче прижалась к нему.

— Я не могла уснуть. Дерек и Бак рассказывали о медведях гризли, которые шатаются по горам. Я хотела поддерживать огонь и… и…

— И что?

— И подождать тебя, — выдавила она, радуясь, что темнота скрывает краску, выступившую на щеках.

— Чтобы я прогнал этих чудовищ?

— Все это по-детски, правда? Я никогда раньше так не боялась. Просто я…

— Да?

— Просто я чувствую себя в безопасности, когда ты рядом.

Он погладил ее по спине и поцеловал — тепло, нежно.

Когда он поднял голову, Алекс вздохнула.

— Пожалуй, мне пора вставать готовить завтрак. Скоро рассветет, да?

— Примерно через час.

— Вечером ты говорил, что стадо должно двинуться с первыми лучами.

— Ага.

— Тогда… — Она попыталась сесть, но Хэнк не пустил ее.

— Еще несколько минут, — выдохнул он.

Алекс взглянула через плечо.

— Что подумают твои парни, когда увидят, что мы спим вместе?

— Кому какое дело?

— Хэнк, пожалуйста…

Он взглянул на костер.

— Не спит только Кэйзи. Но он ничего не скажет. А мы встанем раньше всех остальных, клянусь. Пожалуйста, Алекс. Не каждый день я просыпаюсь с красавицей в объятиях. Дай мне насладиться этим мгновением.

Алекс вздохнула и прижалась к нему. Кто может устоять против таких слов?

Солнце поднялось высоко над головами, пока они вели скот все выше и выше, в широкую плодородную долину между двух гор. Хотя долина находилась за границей их владений, Эдемы пасли здесь свой скот почти сто лет. Прадед Хэнка просто пригонял свой скот в горы. Сейчас Хэнк берет в аренду эти земли.

Хэнк видел перед собой море черных голов. Травы здесь хватит на месяц, потом придется перегонять стадо выше, к лугам, только начинающим сейчас зеленеть.

В этом году у него было лучшее стадо. Зима не была слишком суровой, и он потерял лишь несколько телят.

Внезапно он по-новому постиг смысл своих слов. Его лучшее стадо. Он потерял лишь несколько телят.

Хэнк никогда раньше не думал о. стаде как о своем. Кстати сказать, не считал и ранчо своим. Для него это всегда были земли отца, стадо отца, дом отца. Он был лишь смотрителем, коротающим время. До последнего момента.

Сожаление переполняло его. В последний раз он привел стадо в Эдемскую Долину. Его семья жила на этой земле почти сто лет — и именно он потеряет ее.

Хэнк натянул поводья и еще раз окинул взором долину.

Как хотелось бы сохранить ее, не только для себя и своих детей, но и для Алекс. Именно она заставила его почувствовать, что ранчо его родной дом.

Впервые в жизни он представил себя стареющим в Райском Саду. Он мог бы привести в Эдемскую Долину сыновей, дочерей, внуков. Хэнк закрыл глаза, чтобы насладиться образом маленькой девочки с золотистыми глазами, которую он в первый раз сажает на лошадь. И в этот момент он вспомнил о родео.

Хэнк сбросил за спину шляпу и провел рукой по волосам. Как же его мечта стать героем с золотой пряжкой? Неужели он хочет отказаться от нее, когда до нее рукой подать?

Он подумал о родео и той беззаботной жизни, которую вел в юности. Но он уже не юноша, чтобы долго выступать на родео. В лучшем случае ему осталось два-три года.

Можно ли сравнивать этот короткий отрезок времени и долгую жизнь вместе с Алекс, сон в дешевых номерах мотелей с ежевечерним возвращением в дом на ранчо, который сотню лет служил жилищем роду Эдемов?

Он внезапно понял, что хочет только одного — быть рядом с Алекс. А родео? Ну что ж, он всегда может выступить на местном родео…

Но тут же возникли сомнения. Какого черта он размечтался? Последние три года он искал способа избавиться от ранчо, и сейчас ничего уже не остановить.

В этой ситуации он не может требовать от Алекс пожертвовать мечтой.

Он выпрямился в седле и поискал глазами своих людей по краям стада. Они все были на местах и ждали его сигнала съезжаться. Стадо уже разбрелось по долине и отдыхало после перехода.

Слева от него Хэнк увидел столб дыма, поднимающийся из трубы небольшой бревенчатой хижины, построенной еще до его рождения. Алекс готовит последний обед, после которого они отправятся вниз. Кэйзи и его жена Лаила останутся пасти стадо, через неделю их сменят Джед и Дерек.

Подняв руку, Хэнк сделал знак съезжаться, затем и сам поскакал к хижине.

Всю дорогу он и Алекс ехали по разным концам стада — он в голове, она в хвосте, подгоняя отставших. На обратном пути он не намерен отпускать ее от себя ни на шаг.

Кэйзи и Бак с любопытством наблюдали за его галопом.

— Что-то ты сегодня лихо, хозяин, — воскликнул Бак, когда тот приблизился к нему.

Кэйзи усмехнулся.

— Ага. Должно быть, проголодался.

— Вопрос только, что ты больше хочешь, повариху или ее варево? — расхохотался Бак, хлопая себя по колену.

Хэнк спешился, не обращая внимания на шуточки. Он и сам немало покуражился в прошлом году, когда Кэйзи ходил в женихах.

— Ленч готов?

— Надеюсь, — пробормотал Бак. — Я бы сожрал целого быка.

Все головы повернулись одновременно, когда дверь хижины распахнулась. Алекс вышла на крыльцо.

— Ну, мальчики, пора за стол!

Хэнк сделал четыре быстрых шага, подхватил Алекс на руки и, не оставляя времени на протесты, нежно поцеловал ее под свист и улюлюканье аудитории.

— За что? — прошептала она, когда Хэнк наконец оставил ее губы.

— За то, что ты есть.

Она нахмурилась.

— Хэнк, ты…

— Что случилось, Дерек?

Окрик Джеда привлек всеобщее внимание к долговязому ковбою. Хэнк осмотрелся. Дерек не спешился у хижины, а направил свою лошадь к южному краю долины. Его внимание привлекло что-то на скотопрогонной тропе.

Хэнк потянул Алекс к краю крыльца.

— Ты что-то видишь?

— Кто-то скачет сюда, хозяин, — крикнул Дерек. — Похоже на Клэр… Да, она. Несется, будто за ней гонится дьявол.

Дерек пришпорил лошадь и поскакал навстречу.

Хэнк прыгнул через перила крыльца и зашагал туда, куда умчался Дерек.

— Что за черт…

— Она не должна была ехать с нами, да, хозяин? — спросил Джед, шагающий рядом с ним.

— Вчера у нее была контрольная по английскому, которую нельзя пропустить, — ответила Алекс, догнав их и схватив Хэнка за руку.

— Думаешь, что-то случилось в Саду? — спросил Кэйзи.

— Наверняка что-то стряслось, — проговорил Бак. — Клэр не прискакала бы сюда из-за пустяков.

— Что бы ни случилось, с Клэр все в порядке, — сказала Алекс.

Хэнк с благодарностью погладил ее руку.

— Может, сгорела конюшня, — предположил Бак.

— Или дом, — добавил Кэйзи. Хэнк осмотрел всю группу.

— Сейчас узнаем.

Все затихли и прислушались к все более громкому стуку приближающихся копыт.

Наконец Дерек появился на вершине холмика. Клэр отставала на полкорпуса. Еще через минуту она остановила покрытую пеной лошадь.

— Хэнк, Трэвис.

Хэнк схватил ее уздечку. Сердце внезапно остановилось. Все травмы, которые он видел за годы родео, пронеслись перед его глазами.

— Что случилось?

Испуганные глаза Клэр были полны слез.

— Он в госпитале в Фениксе. Доктор звонил утром. Он не… — Она зарыдала. — Он еще не очнулся.

— Бык сбросил?

Она кивнула.

— Бык наступил на него, когда он упал. Ребра, рука, голова. Я не запомнила все, что сказал доктор. Но они хотят, чтобы мы приехали.

— Как только возьмем свежих лошадей. — Он повернулся и осмотрел группу. — Я беру жеребца Лайлы. Кэйзи, оседлай для Клэр кобылу Алекс. Алекс и Лайла могут взять чалую и гнедого.

— Как скажешь, хозяин.

Джед направился к гнедому жеребцу, на котором приехал Хэнк.

— Я поменяю седла.

Бак пошел помогать Кэйзи с остальными лошадьми. Дерек спешился и помог Клэр спуститься на землю.

— Сейчас положу вам поесть, — сказала Лайла, направляясь к хижине.

Алекс тронула Хэнка за руку.

— Хочешь, чтобы я поехала с вами?

Он покачал головой.

— Нам придется скакать слишком быстро и слишком далеко, ты не сможешь. Остальные отправятся назад после обеда, так что лучше поезжай с ними.

Он поцеловал ее на прощанье.

— Я позвоню из больницы.

Она кивнула.

— Я буду ждать.

Он покачал головой и развернул коня.

— Поспи. Я позвоню только утром.

— Вы полетите?

— Нет. Рейса из Джексона не будет до завтра. К этому времени мы будем уже там.

— Будь осторожен, — крикнула она, когда Хэнк и Клэр уже скакали прочь. Потом добавила тихо: — Я люблю тебя.

Алекс пробежала через холл и схватила трубку на втором звонке. — Алло? Хэнк?

— Трэвис в порядке, — были первые слова Хэнка.

— Слава Богу! — от радости она опустилась на пол. — Уже очнулся?

— Да. Пришел в себя ночью. Но от него ничего не добьешься. Его накачали обезболивающим, и он постоянно что-то бубнит про Японию. Наверное, снятся гейши.

— Что говорят врачи?

— Контузия, сломанные ребра, множественный перелом руки, смещение плеча. И еще что-то.

— Когда привезете его домой?

— Мы не сможем уехать до завтра. Врачи хотят понаблюдать за ним хотя бы еще сутки, чтобы окончательно убедиться, что мозг не задет.

— Хэнк…

Он устало вздохнул на другом конце линии.

— Я скучаю по тебе.

— Я тоже скучаю по тебе. Здесь никого нет: только я и Сахарок. Во сколько ты встал?

— Рано.

— Ты, наверное, совсем не спал, а?

— Нет. А ты?

— Пыталась. — Она погладила Сахарка, забравшегося к ней на колени. — Будь осторожен. Когда ждать тебя?

— Поздно. Нам нужно еще заехать за лошадьми Трэвиса.

— Хорошо. Я что-нибудь подогрею. Поспи обязательно. Завтра у тебя долгая дорога.

— Хорошо. Пока, милая. Скоро увидимся.

Раздались короткие гудки, и Алекс посмотрела на трубку. В этот момент она не сомневалась, что Райский Сад — ее дом. Она не хотела больше ехать в Сан-Франциско. Ее семья здесь, среди тех, кому она нужна, среди тех, кто любит ее, как она их.

Улыбаясь, она прижала Сахарка к груди, и слезы счастья закапали на рыжую шерсть.

Алекс вздрогнула и проснулась, уронив на пол книгу, лежавшую на груди. Ее разбудил собачий лай и урчание приближающихся грузовиков.

Хэнк дома.

Она подпрыгнула и побежала в холл. Хотя первым ее желанием было выскочить на улицу и броситься на шею Хэнку, она решила сначала разогреть им ужин.

Помешивая суп, она слышала, как один грузовик направился в гараж. Второй остановился перед конюшней.

Накрыв кастрюлю крышкой, она выскочила на улицу и увидела Хэнка. Заметив ее, он остановился на мгновение. Похоже, он не мог решить, бежать к ней или продолжать путь к конюшне, и Алекс приняла решение за него. Сбежав по ступеням, она в считанные мгновения пересекла двор и оказалась в его объятиях. Их губы слились в горячем поцелуе, потом он зарылся лицом в ее волосы.

— Слава Богу, ты дома, — выдохнула она. Он снова поцеловал ее, потом повернул, чтобы вместе идти к машине Трэвиса.

— Ты тревожилась?

— Тебя так долго не было.

— Черт возьми, этот осмотр занял все утро. Мы вышли из больницы почти в полдень.

Когда они приблизились, Клэр обошла вокруг грузовика Трэвиса.

— Как он? — спросил Хэнк.

— Почти так же, — ответила она. — Лучше помоги мне открыть дверцу. Он спит и может выпасть.

Дверца кабины приоткрылась, и глухой, хриплый голос пробормотал:

— Я сам выйду.

Как только дверца распахнулась, Трэвис вывалился наружу, здоровой рукой ища в воздухе опору. Хэнк подхватил его прежде, чем он рухнул лицом в грязь.

Трэвис выругался и оттолкнул брата.

— Я сказал, сам. — Спотыкаясь, он сделал несколько шагов, прищурился и окинул взглядом дом.

У Алекс перехватило дыхание. Как он был непохож на того Трэвиса, с которым она познакомилась пару недель назад. Его угловатое привлекательное лицо опухло, вся левая сторона слилась в один огромный синяк, левая рука в гипсе.

— Он с трудом говорит, — прошептала Алекс на ухо Клэр.

— Это от лекарства.

Клэр захлопнула дверцу грузовика, когда Трэвис захромал по дорожке. Хэнк следовал за ним.

— Слава Богу, он проспал почти всю дорогу.

Бросившись вперед, Алекс подхватила Трэвиса под руку. Он попытался вырваться, но она крепко держала его за пояс.

— Куда направляешься, ковбой?

Он повернул голову к ней, пытаясь сфокусировать взгляд.

— Алекс?

— Алекс, Алекс. Куда мы идем?

Трэвис уперся взглядом в сетчатую дверь.

— Я иду к себе домой. В дом, который построил мой прадед почти сто лет назад. — Он приветственно помахал дому здоровой рукой. — В дом, который он передал своему сыну, тот своему сыну, а тот своему сыну…

— Я знаю историю. Но мы не попадем туда, если не будем шагать. Осталось еще три ступеньки. Вот так. Хорошо. Еще одна.

Хэнк следовал за ними по лестнице, не проронив ни слова. Похоже, Трэвису было невыносимо его присутствие. Добравшись до спальни, Трэвис разразился потоком бессвязных воспоминаний о комнате, в которую они попали.

Трэвис рухнул на кровать. Еще несколько минут он боролся со сном, потом его черты смягчились, и он наконец заснул.

Алекс наклонилась и сняла с него шляпу.

— Прости за все это, — начал Хэнк.

Алекс сделала знак молчать.

— Он пытался оскорбить тебя, а не меня.

Хэнк снял свою шляпу и провел негнущимися пальцами по волосам.

— Ничего не понимаю. Последний раз мы виделись на родео и расстались хорошо. Но сейчас он орал каждый раз, когда я входил в больничную палату. Будто это я сломал ему ребра.

Хэнк привлек ее к себе, страстно поцеловал и повел ее к двери.

— Я слышал, ты что-то говорила Клэр насчет супа на плите. Налей мне тарелочку, пока я раздеваю Трэвиса. Он спит, и это займет немного времени.

— Только не задерживайся.

— Не буду, — и поцеловал ее еще раз.

Через полчаса Алекс поднялась по лестнице, чтобы посмотреть, куда запропастился Хэнк. Он лежал поперек кровати, так и не сняв сапог. Покачав головой, она стянула сапоги и накрыла его одеялом.

Поцеловав щеку, шершавую от четырехдневной щетины, она прошептала:

— Сладких снов, ковбой.

Алекс захлопнула дверцу холодильника и услышала скрип ступеней.

— Трэвис?

Бросив две большие упаковки говяжьих отбивных в раковину, она выглянула в холл.

— Где Хэнк? — зарычал он, прежде чем она успела открыть рот.

— Тебе нельзя вставать. Ты можешь упасть с лестницы. Иди…

— Мне надоело, что со мной обращаются как с ребенком, — взревел он.

Его настроение явно не улучшилось с тех пор, как она отнесла ему завтрак.

— Я не обращаюсь с тобой как с ребенком, — проговорила она терпеливо, — а как с человеком, который ранен. Ты выпил таблетки, которые я положила на поднос?

— Я выбросил в сортир все эти проклятые таблетки.

— Что случилось? — спросила Клэр, выглядывая на лестницу, все еще в ночной рубашке. — О! Злюка проснулся.

— Он только что сказал мне, что выбросил обезболивающее, которое прописал доктор.

Клэр встала на лестнице рядом с Трэвисом.

— Ты сделал это? Зачем?

— Я уже дома. Они мне не нужны.

— Ты идиот! — закричала на него Клэр.

Алекс всплеснула руками.

— Прекрасно. Не хочешь выздоравливать, не надо.

— Где Хэнк? — снова потребовал Трэвис.

— На работе, — ответила Алекс. — Где еще ему быть? Он ушел утром, когда все еще спали. Джед сказал, поехал проверять стадо. Хэнк смертельно устал вчера вечером, но он потерял два дня, пока ездил за тобой.

Клэр кивнула.

— Хэнк встал бы из могилы, чтобы проверить стадо.

Трэвис прищурился.

— Он работает рядом с домом?

— Я знаю только, что он с ребятами вернется домой около полудня.

Его налитые кровью глаза посмотрели на часы.

— Через час. Я подожду здесь.

Он продолжил спускаться по лестнице, морщась от боли при каждом шаге.

Девушки обменялись удивленными взглядами.

— Трэвис, ты ведешь себя как проснувшийся после спячки медведь с того момента, как пришел в себя в госпитале, — объявила Клэр, упершись руками в бока. — Объясни, что происходит!

Он остановился и рассматривал ее целую минуту, потом шагнул к двери.

— Я буду на крыльце.

Алекс вздохнула.

— Тебе принести что-нибудь?

— Нет.

Алекс покачала головой и направилась на кухню, решив не обращать на него внимания. Клэр последовала за ней.

— Сон не пошел ему на пользу, ты как думаешь? — проговорила девушка.

— По крайней мере, с головой у него все в порядке.

Клэр добавила:

— Но от этого не легче. Что, уже почти полдень? Я думала, проснусь к завтраку.

— Поешь сейчас или подождешь? — спросила Алекс.

— Подожду. Дай только одеться, потом я спущусь и помогу.

— Спасибо.

Занимаясь ленчем, Алекс слышала, как поскрипывают цепи качелей. Ей не составило труда догадаться, что Хэнк сделал или сказал что-то, что могло разозлить Трэвиса. Сейчас, похоже, Трэвис полон решимости высказать ему все. Зная ослиное упрямство и вспыльчивый нрав Хэнка и вспомнив нехороший блеск в глазах Трэвиса, она с ужасом подумала о их встрече. Может быть, их удастся развести до ленча.

Клэр присоединилась к ней двадцать минут спустя. Вместе они приготовили гору гамбургеров, которой хватило бы на взвод. Между тем Алекс не переставала следить, когда появится Хэнк. Через полчаса он действительно появился во дворе.

— Вот и он, — проговорила Алекс. Клэр не нужно было объяснять, о ком идет речь. Алекс поспешила к входной двери. Клэр бросилась следом за ней.

Трэвис не встал, когда Хэнк поднялся на крыльцо.

— Почему ты не в постели? — потребовал ответа Хэнк.

— Пошел к черту!

Хэнк замер на месте.

— Трэвис! — воскликнула Клэр.

— Хэнк… — начала Алекс.

Хэнк оборвал ее рубящим движением руки.

— Я сыт по горло его выходками. — Он указал пальцем на Трэвиса. — Ты ведешь себя как осел с того момента, как мы вошли в палату. Если это боль…

— Это не боль.

— Тогда что, черт возьми? Я требую объяснить, почему ты так обращаешься со мной, с Клэр и с Алекс.

— Ты требуешь, скажите пожалуйста.

— Именно требую.

Трэвис поднялся с гримасой боли.

— Хэнк, великий балагур, требует ответа. Он хочет знать, почему я так задираюсь. Почему я должен тебе рассказывать? Ты никого не удостаиваешь такой чести.

— О чем, черт возьми, ты болтаешь?

— Я говорю о беседе, которую имел с Руфом Льюисом. Он работает на одну японскую фирму и хотел побольше узнать о продаже нашего ранчо.

Алекс прикрыла рот рукой, чтобы не вскрикнуть. Клэр застыла рядом с ней.

Трэвис сделал мучительный шаг вперед.

— Это правда, браток? Райский Сад выставлен на продажу?

Хэнк долго рассматривал брата, потом взглянул на Алекс и Клэр.

— Мне следовало бы сказать раньше, чтобы сейчас вам не было так больно. Сейчас, когда мы все здесь, нужно обсудить все. — Он помолчал и добавил: — Мы вынуждены продать Сад.

Глава десятая

Клэр вскрикнула «Нет!», Алекс бросилась за дверь. Господи! Как она хотела, чтобы он взял свои слова назад.

Но Хэнк смотрел на нее немигающими, непроницаемыми глазами.

Трэвис сделал еще один нетвердый шаг к брату.

— Когда же ты собирался поговорить с нами? Когда хотел получить наши подписи на бумагах?

Хэнк одной рукой стянул с себя шляпу, другой провел по волосам.

— Все еще не решено, но мы должны закончить со всем этим поскорей. Я сказал агенту, что перезвоню ему, как только переговорю с тобой. Японская фирма Руфа сделала самое выгодное предложение. — Он назвал точную цифру.

Трэвис выругался, Клэр ахнула, а Алекс посмотрела на всех трех Эдемов. Такая куча денег. Как они могут отказаться? Но как можно продать родной дом?

— Ужасно много денег, — проговорила Клэр. — Но где мы будем жить?

— У тебя будет достаточно денег, чтобы найти квартиру, пока ты учишься в колледже, — заметил Хэнк. — И ты сможешь позволить себе поехать куда угодно, не только в университет Штата.

Трэвис добрел до края крыльца и окинул взглядом ранчо.

— Дедушка Генри перевернется в гробу от таких слов. Папа тоже. Эдемы живут на этой земле сотню лет, а ты хочешь, чтобы мы продали ее. — Он повернулся лицом к старшему брату. — На этот раз ты ошибся, Хэнк. Я не продам ни камня на этом ранчо.

— Тогда скажи, как сохранить его.

Трэвис молчал целую минуту.

— О чем мы, черт возьми, говорим? У Сада нет финансовых трудностей. Ты вытащил его из долгов несколько лет назад.

— А политики стараются загнать нас обратно. Я говорю о налогах на недвижимость, братец. Ты разъезжал с места на место и не слышал о них, но они убивают Сад. Только за последний год они выросли на семьдесят пять процентов. Похоже, в этом году они вырастут снова. Ранчо умирают одно за другим по всей долине Извилистой речки. Похоже, настал наш черед.

Алекс чувствовала, что эти слова разрывают ее на части. То, что она считала незыблемым, внезапно покачнулось. Она думала, что нашла дом, о котором мечтала всю жизнь. Райский Сад казался вечным. Эдемы жили на ранчо почти сто лет, и она не сомневалась, что проживут еще сто. Ее чувства к Хэнку настолько переплелись с любовью к Райскому Саду, что она не могла сказать, любит этого мужчину или это ранчо.

Внезапно различие оказалось важным.

— Черта с два мы следующие! — воскликнул Трэвис, возвращая ее внимание к разговору.

— Тогда скажи, как сохранить его, — взревел Хэнк. — Я рву на себе волосы уже три года, пытаясь найти ответ. И не вижу другого выхода.

— Всегда есть выход, — ответил Трэвис.

— Назови хоть один.

— Сколько нужно заплатить?

Хэнк назвал сумму, от которой Алекс присела. Она не представляла, что содержание ранчо стоит так дорого. И это только налоги.

— Я оплачу, не моргнув глазом, сказал Трэвис. — У меня накоплена немалая сумма призовых…

— Нет, — равнодушно проговорил Хэнк. — Я не возьму твои деньги.

Трэвис прищурился.

— У тебя нет выбора, брат. Ты владеешь только третью этого ранчо. Ты можешь распоряжаться долей Клэр, но не моей. Я заплачу эти проклятые налоги, и ты не остановишь меня.

Хэнк с шумом выдохнул.

— Ну, хорошо, скажем, ты заплатишь налоги в этом году. Скажем, заплатишь в следующем и через год. Но деньги, которые ты заработал на родео, скоро кончатся.

— Я не пойду в университет, а устроюсь на работу, — предложила Клэр, наконец, обретя дар речи.

— Нет! — хором прогремели братья.

Клэр отступила, встретив такой энергичный отпор.

— Но я могла бы помочь…

— Ты поможешь тем, что окончишь университет и найдешь хорошую работу, — сказал ей Трэвис. — Отбросим все кратковременные решения. Сейчас нужно думать о будущем.

— Но Хэнк сказал…

— Он не хочет брать мои деньги, потому что считает, будто потеря ранчо — только его вина. Он думает, будто он во всем виноват, что он предал наших отца, деда и прадеда. — Трэвис твердо встретил взгляд Хэнка, подстрекая его к спору.

Хэнк — мастер скрывать свои чувства. Но от Алекс не укрылось ничего. Она отчетливо читала боль по напряженным губам, по мышце, пульсирующей под скулой. Хэнк винил себя за потерю Райского Сада.

Внезапно Алекс поняла, что чувствует разочарование. Она злилась на Хэнка за то, что он не сказал ни ей, ни брату и сестре о своих планах. Райский Сад был так ей дорог.

Воспоминание о единственном в ее жизни родном доме мелькнуло перед ее внутренним взором. Даже сейчас она отчетливо видела широкое крыльцо вдоль фасада и боковых стен, угол кухни, где она играла с куклами, слушая пение матери у плиты, большую кровать матери, куда она бежала, когда что-то пугало ее ночью, тенистую веранду, на которой они с матерью сидели жаркими летними вечерами, следя за огоньками светляков.

Ее мать. Все воспоминания о том доме связаны с матерью. Именно она превратила старое строение в их дом.

Временами Райский Сад казался ей увеличенной копией того дома, в котором она жила с матерью. Алекс не жалела сил, чтобы он содержался в порядке.

Но весь этот труд не сделал Райский Сад ее домом. И никогда не сделал бы. Родными для нее стали люди, живущие в этом доме, — Клэр, Трэвис и Хэнк. Больше всего Хэнк.

Она знала сейчас, что ее планам не суждено сбыться. Теперь для нее ее дом только Хэнк, а не Райский Сад.

Она любит Хэнка. Если раньше оставались сомнения, то сейчас она знала это наверняка. Огромная тяжесть, которая лежала на ее сердце, свалилась, и Алекс заставила себя переключиться на спор, который продолжал Трэвис.

— Но это не твоя вина, Хэнк, — настаивал младший брат. Ранчо разоряются по всей стране. Выживают те, кто думает творчески.

— Например? — потребовал Хэнк. — Цена на говядину не растет годами, а расходы на выращивание скота все больше и больше. Так что, увеличив стадо, мы потерпим только убытки.

— Тогда уменьшим стадо. — Трэвис поднял руку, чтобы Хэнк не прерывал. — Послушай меня. Мы можем держать меньше коров, но выращивать и готовить больше лошадей для родео. Те лошади, которых ты тренируешь, пользуются хорошей репутацией по всей стране. Черт возьми, за последние семь лет девять вышли в Национальный финал. На них есть спрос везде, куда бы я ни поехал. Мы можем продавать вчетверо больше, чем продаем сейчас. Мы можем превратить это в настоящий бизнес.

Свет зажегся в глазах Хэнка.

— Думаешь, мы сможем заработать достаточно?

— Черт возьми, да. Родео становится большим бизнесом, он требует все больше профессионализма, больше специализации. Чтобы победить, ковбою нужна лошадь, которую готовил эксперт. Он не может школить ее сам, мотаясь по дорогам триста пятьдесят дней в году.

Хэнк потер подбородок.

— Возможно, в этом что-то есть.

— Разве мы не можем продать часть земли, если будет совсем плохо? — спросила Клэр. — Пара сотен акров вдоль Извилистой речки, наверное, дадут столько же, сколько все остальное вместе взятое. За последние несколько лет они понастроили множество домов вдоль речки.

Трэвис покачал головой.

— Я не хочу отдавать ни одного акра. Это, конечно, возможность, если не будет другого выхода, но я думаю, лошади для родео — наш лучший план. Что ты думаешь, Хэнк?

Хэнк осмотрел тяжелым взглядом всех троих. Наконец он произнес:

— Нужно подумать.

Громкий вздох вырвался из груди Трэвиса и Клэр. И в этот момент Алекс отчетливо поняла, что хочет делать всю оставшуюся жизнь, где хочет быть. Ей не терпелось поговорить с Хэнком. Но сейчас не время. Возможно, после ленча…

— Ленч!

Алекс развернулась и побежала на кухню. За своей спиной она услышала, что Трэвис предложил перенести дискуссию в дом, но ей было некогда думать, нужно спасать подгорающие гамбургеры. Отделив от сковороды одну порцию и уложив другую, она повернулась и увидела, что Клэр и Трэвис следят за ней.

— Где Хэнк? — спросила она.

— Пошел умываться перед едой, — ответил Трэвис.

— Что ты думаешь обо всем этом? — спокойно спросила Клэр.

Алекс задумалась на минуту, затем проговорила:

— Пока мы вместе и одна семья, мне все равно, где жить. Но не могу не признать, я рада, что мы остаемся здесь.

Лицо Клэр засияло.

— Ты собираешься остаться?

— Если захочет Хэнк.

— Не думаю, что тебе стоит беспокоиться об этом, — с усмешкой проговорил Трэвис. — Своим отъездом ты убьешь его.

Алекс благодарно улыбнулась.

— Почему бы вам не сесть прямо здесь? Вы могли бы продолжать дискуссию, а я бы слушала и занималась ленчем.

Трэвис расположился в кресле за столом, но Клэр убежала в столовую за тарелками. Котлеты на сковороде зашипели, когда Трэвис глубокомысленно потер свое плечо.

— Хотелось бы знать, — начала Клэр, расставляя тарелки, — что планировал делать Хэнк после продажи ранчо.

Трэвис пожал плечами.

— Наверное, нашел бы работу.

— Как же, — фыркнула Клэр. — Можешь представить Хэнка, работающего на кого-то?

В голове Алекс внезапно всплыли слова Хэнка, сказанные на танцах после родео в Ландере. Как только их смысл стал для нее ясен, сердце перестало биться, а рука с солонкой застыла над сковородой.

Трэвис пожал плечами.

— Он мог бы стать управляющим на большом ранчо. Это…

— Я знаю, что он планировал. — Алекс отставила солонку в сторону. Все глаза устремились на нее. С трудом совладав с голосом, она проговорила: — Родео.

— Родео? — воскликнула Клэр.

— Ты уверена? — спросил Трэвис.

Алекс кивнула и тяжело облокотилась на стол. Теперь она ясно увидела то, о чем мечтал Хэнк. И новости о продаже ранчо подтверждают это. Нужны ли ей другие подтверждения?

— Хэнк говорил мне, что хочет вернуться на родео. Я думала, он говорит о воскресных поездках, и… и сказала, что ему следует вернуться, раз ему это нравится. Я не представляла, что он говорил о постоянной работе.

Глаза Трэвиса расширились:

— Боже мой… — Он замер, разглядывая клетчатую скатерть.

Клэр смотрела то на одного, то на другого, явно озадаченная.

— И что же? Он раздумал заниматься родео? — Алекс почувствовала, что ее горло перехватило.

— Он не раздумал.

— О чем вы говорите? — воскликнула девушка. — Он собирается готовить лошадей.

Брови Трэвиса сошлись на переносице.

— Это я предложил. Не он. Мы не знаем, действительно ли он хочет этого или просто согласился ради нас.

— Но мы не собираемся продавать ранчо, правильно? Кто будет заниматься им?

Трэвис медленно покачал головой.

— Не знаю. Но мы должны отпустить его.

— Мы должны заставить его, — тихо уточнила Алекс.

Трэвис с сочувствием посмотрел на нее.

— Ты должна заставить его. Его слова ошеломили Алекс.

— Я?

— Только ты имеешь власть над ним, только ты можешь сделать это. Я никогда не видел человека, который значил бы для него больше, чем ты.

Алекс снова попыталась проглотить ком в горле. В голове всплыли слова Трэвиса, произнесенные после родео в Ландере. Брак и финал национального чемпионата по родео несовместимы. Женатый ковбой, стремящийся стать чемпионом, обычно проигрывает в том или другом.

— Я не смогу, Трэвис. Я слишком люблю его.

— Достаточно ли ты любишь его?

Клэр хлопнула обеими руками по столу.

— Не будете ли добры объяснить, о чем, черт возьми, вы говорите?

Трэвис перевел взгляд на сестру.

— Разве не понимаешь? Он мечтал вернуться на родео с тех пор, как ушел восемь лет назад.

— Елки-палки! — воскликнула Клэр. — За эти восемь лет он мог ездить на родео сколько угодно.

— Но не смог бы претендовать на национальный титул и заниматься ранчо одновременно. — Здоровая рука Трэвиса обрушилась на стол. — Почему я был таким слепцом? Как я мог не заметить этого много лет назад?

— Заметить что? — закричала Клэр.

— Как он тренировался каждый вечер, как метал лассо. Я думал, он просто школит лошадей, а на самом деле он поддерживал форму, чтобы со временем вернуться на арену. Ты знаешь, что он постоянно платил членские взносы ассоциации ковбоев? Зачем ему эти расходы, если он не планировал вернуться?

Клэр была ошеломлена.

— А как он смотрел на меня, когда я рассказывал о своих победах и промахах. Как он держал в руках золотую пряжку, которую я привез с Национального финала. Он готов был сделать все что угодно, даже продать Райский Сад, чтобы вырваться.

Алекс закрыла глаза, чтобы сдержать слезы.

— Он говорил мне, что не участвовал в местных родео, потому что, если он не первый, ничего не стоит менять.

— Он никогда не был первым, — сказал Трэвис. — Хотя был близок к этому. Когда мама и папа погибли, он лидировал в скачках на неоседланной лошади и был третьим в связывании телят.

— А потом пришлось все бросить, — тихо проговорила Алекс. — Пришлось вернуться домой и заняться ранчо.

— И нами, — прибавил Трэвис. Клэр взглянула на брата.

— Наверно, он ненавидел нас все это время? Он ненавидел ранчо? Но я ни за что не поверю в это.

— Хэнк никогда не признается в этом, но в глубине души думает именно так.

— Он любит нас, Трэвис, — настаивала Клэр. — И делает для Сада все, что может.

— Вспомни, что ты чувствовала минуту назад, Клэр, — проговорила Алекс. — Когда ты предложила устроиться на работу вместо колледжа, неужели ты совсем не чувствовала отвращения к ранчо?

Девушка вскинула голову.

— Возможно. Но я предложила от чистого сердца.

— Хэнк так и поступил. Он пожертвовал мечтой ради ранчо, — сказал Трэвис. — Он пожертвовал своей мечтой ради нас, чтобы нам не пришлось отказываться от нашей мечты. Он любит нас — как еще это определить?

— Так почему же он собрался продать ранчо?

— У него наконец-то появился шанс исполнить мечту. — Трэвис почесал затылок. — Налоги — лишь повод. Пожалуй, он даже не рассматривал варианты. Он просто стремился на родео.

Все замолчали, обдумывая его слова.

Алекс пребывала в растерянности. Она уже сказала Клэр и Трэвису, что собирается остаться, но это было прежде, чем она поняла, как сильно Хэнк любит родео и чем он пожертвовал. Она должна отпустить его, сделав вид, что сама по-прежнему стремится в Сан-Франциско. Алекс заморгала, пытаясь прогнать слезы злости и разочарования. Проклятье, проклятье и еще раз проклятье! Почему ей приходится так поступать? Лучше бы ничего не знать.

— Значит, мы должны продать ранчо, чтобы отпустить Хэнка на родео? — спросила Клэр. — Я не хочу видеть, как Сад дробят на кусочки, чтобы построить дачи.

Голос Трэвиса был тверд.

— Я займусь ранчо. Все равно я не смогу выступать на родео полгода или больше. На это время денег хватит. Потом, возможно, найду управляющего. Если нет, буду работать сам. Мне достаточно славы. Сейчас очередь Хэнка.

— А кто будет тренировать лошадей? — спросила Клэр.

— Я, — ответил Трэвис. — Все равно всегда приходилось доводить их до кондиции, как только Хэнк передавал их мне. Соревнования отличаются от работы на изолированной арене. И парни будут помогать мне, как помогали ему.

Дедушкины настенные часы в холле пробили двенадцать, когда Клэр тихо проговорила:

— Алекс, что ты собираешься делать?

Алекс повернулась к ним лицом и измученно улыбнулась.

— То, что должна сделать. Отпустить его.

— А если он не захочет, чтобы его отпускали? — спросила девушка.

Алекс пожала плечами. Тяжесть легла на ее сердце.

— Если не поедет, потом пожалеет об этом. Ведь он говорил мне, что лучше сожалеть о том, что сделал, чем о том, что не смог. С этим девизом он живет всю жизнь. — Она запнулась и вздохнула. — Он должен ехать.

— А ты не можешь поехать с ним?

Алекс покачала головой.

— Я не нужна ему в дороге. У него будет достаточно забот и без…

— Он идет.

Слова Трэвиса приковали все взоры к двери.

Сердце Алекс отчаянно колотилось. Каждый шаг Хэнка эхом отдавался в нем. Он прошел через столовую, потом распахнул дверь на кухню и осмотрелся. Его взгляд остановился на Алекс.

Чтобы скрыть слезы, застилавшие ей глаза, она отвернулась к плите. Она так много узнала об этом человеке за последние полчаса, и ее любовь переросла все известные ей границы.

Он нежно повернул ее лицом к себе.

— Что случилось?

— Ты собирался продать Сад. Мне показалось, я готова… готова…

— Потерять еще один родной дом. Правильно?

Она кивнула, надеясь, что он спишет ее бледность на это.

— Но нам больше не нужно продавать Сад. — Хэнк оглянулся на Трэвиса. — С этим мы разобрались, так?

— Ты имеешь на это право, брат. Я решил, что поторчу здесь и займусь Садом, пока ты будешь на родео.

На кухне воцарилось молчание, и было слышно лишь шипение котлет на сковороде. Алекс пыталась не дрожать, когда Хэнк внимательно посмотрел на Трэвиса, потом на Клэр, потом на нее.

Он прислонился бедром к кухонному столу и скрестил руки на груди.

— Похоже, вы трое о чем-то сговорились.

— Ты хотел вернуться на родео, и ты должен вернуться, — произнес Трэвис недрогнувшим голосом.

— А кто говорил, что я хочу вернуться на родео?

— Ты, — сказала Алекс. — В Ландере. Ты сказал мне, что хочешь вернуться. Я думала, ты говорил о выступлениях по уик-эндам, но ты имел в виду постоянную работу, не так ли?

— Тогда я думал, что мы потеряем Сад. Сейчас я…

— Что сейчас? — Кресло Трэвиса заскребло по полу. — Ты до смерти хотел вернуться на родео все восемь лет. Это твой шанс. Поезжай.

Хэнк прищурился.

— Вы точно о чем-то сговорились.

— Мы просто хотим, чтобы ты был счастлив, Хэнк, — проговорила Клэр. — Если ты…

Трэвис прервал сестру:

— Ты занимался Садом восемь лет. Сейчас моя очередь.

— Ты думаешь, что справишься лучше меня? — нахмурился Хэнк. — У тебя есть опыт? Почему ты думаешь, что сможешь сохранить его, если я не смог?

— Я знаю, что у меня отложено достаточно, чтобы держаться десять лет, даже если мы не продадим ни одного быка, — ответил Трэвис. — А если тебе не нравится, я выкуплю твою долю. — Они метали друг в друга злобные взгляды. Алекс хотела броситься между ними, но не могла. Трэвис хорошо знал своего брата. Говорить о жертвах Хэнка — только раззадоривать его упрямство.

— Нет. Если кто и останется на ранчо, то я.

Хэнк обнял Алекс за талию и привлек ее к себе.

— Почему? — тихо спросила Алекс.

Он взглянул на нее, и в его глазах неожиданно засветилась нежность.

— Потому что я люблю тебя, потому что здесь ты будешь счастлива.

Она почувствовала, что нож вонзился в ее сердце. Он любит ее? Как смеет он говорить об этом сейчас?

Она оттолкнула его.

— Нет! Это не повод отказываться от своей мечты.

— Я не хочу на родео. Да, я когда-то думал, что хочу, но это было до того, как приехала ты. Алекс, ты заставила меня понять, что это старое здание — мой дом. Я хочу быть только с тобой. Я хочу, чтобы Райский Сад стал и твоим родным домом.

— Господи! Что происходит? Ведь час назад ты планировал продать Сад.

— Просто я думал, что нет другого выхода. Сейчас выход есть. Не знаю, сможем ли мы сохранить Сад еще на пятьдесят лет, но деньги Трэвиса помогут.

— Ты можешь присылать домой свои призовые, старший брат.

Кулаки Хэнка обрушились на стол.

— Я не собираюсь на родео!

— Собираешься, — настаивала Алекс.

— Ты хочешь провести всю жизнь в дороге? — закричал он. — Это совсем не так здорово, как кажется. Это вшивые мотели, тряска по дорогам, дрянная еда…

— Я не поеду с тобой, — тихо проговорила она.

Он смотрел на нее, не в силах поверить.

— И куда же, черт возьми, ты собираешься?

Алекс взглянула на Трэвиса, умоляя его глазами. Сейчас ей не нужны были свидетели.

Трэвис понял намек.

— Пойдем, Клэр. Им нужно побыть одним.

Когда они остались вдвоем, Хэнк шагнул к Алекс и сжал руками ее плечи.

— Останься со мной, Алекс. Я люблю тебя. И не могу без тебя жить. Выходи за меня замуж.

Она еле сдерживала рыдания.

— Нет. Я собираюсь в Сан-Франциско. Именно это я планировала все время. И в моих планах ничего не изменилось.

Он вздрогнул, как от удара.

— Ты не хотела говорить этого. Твои планы изменились.

— Нет, не изменились.

Его руки сжали ее плечи сильнее.

— Ты любишь меня. Я знаю, ты любишь.

Глаза Алекс заволокло слезами. Хватит ли сил сказать те слова, которые заставят его уйти?

Сможет ли она?

Ее ногти впились в ладони.

Алекс понимала, что не может привязывать его ни к себе, ни к Райскому Саду. Она должна отпустить его, потому что любит, потому что ему нужна свобода, чтобы найти свою мечту. Без этой мечты он никогда не будет счастлив. И не будет счастлива она.

Едва дыша, она решительно посмотрела ему в глаза.

— Как я могу любить человека, который собирался продать родной дом, даже не поставив в известность семью? Человека, который знал, как много этот дом значит для меня, но который не удосужился сказать мне, что хочет променять родной дом на погоню за золотой пряжкой? Как я могу доверять тебе после этого?

Испуганное выражение на его лице говорило Алекс, что ему больно и стыдно.

— Алекс, клянусь, я всегда буду с тобой откровенен. Только не покидай меня.

Алекс чувствовала, что еще немного — и она не выдержит, но она обязана довести разговор до конца.

— Ни черта ты не научился. Но я научилась. Ты уберег меня от огромной ошибки, Хэнк, и я должна благодарить тебя за это. Ты заставил меня понять, что я любила не тебя, а Райский Сад.

До Хэнка не сразу дошел смысл ее слов. Он тряхнул головой.

— Я не верю тебе.

Алекс выскользнула из его рук.

— Я не понимала этого, пока ты не сказал, что собираешься продать ранчо. Моя первая мысль была — здесь для меня ничего не осталось. Я догадалась, что была влюблена в идею сделать это чудесное место своим домом.

Хэнк готов был взреветь от боли, обрушившейся на него. Алекс его не любила?

— Это все, что ты можешь сказать?

На каждый шаг, который он делал к ней, она делала шаг назад. Хэнк остановился.

— Отправляйся на родео, Хэнк. Ты не будешь счастлив, если не поедешь.

Счастлив? Неужели она не знает, что без нее счастья нет? Он цепенел от одной мысли, что, проснувшись утром, не увидит ее, не поговорит с ней, не поцелует ее.

Как могло такое случиться? Он играл по ее правилам, делился своими чувствами. Да, он опустил одну деталь, но неужели из-за этого она сможет поступить так жестоко?

Он больше не хочет на родео, он хочет остаться с Алекс в их доме, в Райском Саду.

Он развернулся и запустил руку в волосы. Но как он может остаться, если ее не будет здесь?

Он шагнул к кухонной двери и повернулся к Алекс, чувствуя себя опустошенным и лишенным всякой надежды.

— Я уезжаю завтра утром.

Она вежливо кивнула.

— Я тоже.

Глава одиннадцатая

Хэнку показалось, что его легкие расплющились от удара о землю, когда мустанг встал на дыбы и сбросил его посреди арены, — он тщетно раскрывал рот, воздух в грудь не проникал.

— Ковбой продержался восемь секунд. Сейчас мы узнаем его результат, — услышал он голос комментатора.

Когда Хэнку наконец удалось вздохнуть, три размалеванные рожи закрыли ему темное техасское небо.

— Ты жив, сынок? — спросил пожилой клоун.

Еще один присел рядом с ним.

— Похоже, нужны носилки. Третий клоун склонился над ним.

— Ну-ка, он помнит, как его зовут?

Тело не хотело повиноваться, но Хэнк пересилил себя и сел.

— Черт возьми!

— Он говорит, его зовут Черт Возьми! — выкрикнул клоун ковбоям, выстроившимся у загона.

Толпа вокруг арены по достоинству оценила шутку и с облегчением расхохоталась. Аплодисменты и возгласы одобрения сопровождали Хэнка, когда он поднялся и оттолкнул старого клоуна, пытавшегося поддержать его под руки.

— Приветствуйте Хэнка Эдема, заработавшего восемьдесят два очка! — объявил диктор. — Первое место!

Хэнк дохромал до ограды и прислонился к ней. Первое место.

Толпа снова разразилась криками восторга, но Хэнк едва слышал их. После двух месяцев скачек по всей стране, от Монтаны до Техаса, он уже не отличал восторги от улюлюканья, и его это не волновало.

Он постарел или просто забыл, как тяжела жизнь ковбоя на родео? Жизнь на родео — сущий ад. Не было ненависти лишь к тем моментам, когда он сидел верхом на мустанге или метал лассо. Но это длилось лишь несколько секунд в день.

Каждый сустав его тела болел, особенно ломило давно поврежденное колено. За это время в его голове не раз мелькала мысль: «Нужно возвращаться домой».

Хэнк распахнул ворота. К черту родео! К черту золотую пряжку! Он возвращается домой навсегда. И неважно, что там каждый уголок будет напоминать ему об Алекс.

Трэвис и Клэр не слишком обрадуются, но это их дело. Он просто сядет на качели и не будет замечать их, пока они не привыкнут. Нет, не то! Он усадит их на качели и выскажет им, выставившим его за дверь, все, что думает.

Улыбаясь от предвкушения, Хэнк прицепил к грузовику трейлер и загрузил в него двух своих лошадей. Потом забрался в кабину и завел мотор. Половина десятого. Если ехать и ехать по дороге, к утру он будет дома.

— Трэвис? Клэр? Кто-нибудь есть дома? — прокричал Хэнк, снимая у порога шляпу и сапоги.

Ответа нет, но иного он и не ожидал. Клэр, наверное, на летних работах, а Трэвис на пастбище. Он может поспать несколько часов до встречи с ними.

Но сначала надо перекусить. Он поморщился, едва шагнул на кухню. Запах варева Клэр тяжело витал в воздухе.

Воспоминание об Алекс, стоящей у плиты и приветствующей его улыбкой и божественным ароматом ростбифа, заставило его замереть на месте. Почему Трэвис не мог нанять нормальную повариху?

Заметив мигающую красную лампочку автоответчика, Хэнк нажал кнопку воспроизведения и услышал до боли знакомый голос:

— Трэвис? Клэр? Вы где?

Хэнк похолодел. Это Алекс!

— Я так понимаю, опять не застала вас. Никак не привыкну к тихоокеанскому времени.

Опять? Она уже звонила? Какого черта?..

— Звоню, просто чтобы услышать трехдневный отчет, как дела у Хэнка. Я скучаю без вас, девочки-мальчики. Ну, позвоню попозже, когда вы будете дома. Пока.

Сердце Хэнка заколотилось в груди.

Он долго смотрел на телефон и даже не заметил, как задняя дверь открылась, и на кухне появился его младший брат.

— Что ты делаешь дома? — воскликнул Трэвис. — Я думал, на этой неделе ты направляешься в Нью-Мексико.

Хэнк ответил вопросом на вопрос:

— И давно она звонит?

Трэвис не стал делать вид, будто не знает, о ком идет речь.

— Первый раз позвонила, как только доехала до Сан-Франциско. Сейчас звонит пару раз в неделю. Думаю, Клэр тоже ей звонит.

— Зачем?

Он пожал плечами.

— Узнать, как у нас дела.

— Когда Алекс уезжала, она ясно сказала, что ей плевать на нас. Она любит только Райский Сад.

Мышца задергалась на левой щеке младшего брата.

— Она сказала, плевать на тебя, а не на нас.

Хэнк прищурился.

— Тогда почему же она интересуется моими делами?

Трэвис выругался. Потом решительно подошел к раковине и налил стакан воды.

— Зачем ты приехал?

— Я приехал домой насовсем. Отвечай на вопрос.

Трэвис удивленно посмотрел на него.

— Что значит «насовсем»?

— А то, что я сыт по горло родео и вернулся домой. Так зачем Алекс звонит?

— А как же Национальный финал? Как же золотая пряжка, о которой ты всегда…

— К черту все золотые пряжки! — Хэнк грохнул кулаком по кухонному столу. — Ты мог стать Ковбоем с Золотой Пряжкой. Я слишком стар для родео. Или слишком умен. Так или иначе, я остаюсь дома и займусь ранчо. А сейчас, если не скажешь, почему звонит Алекс, я тебе…

— Она любит тебя.

Эти слова остановили Хэнка, как каменная стенка. И смысл их не сразу дошел до него. Надежда вспыхнула в нем, но сразу угасла.

— Она сказала, что не любит меня.

— Она лгала.

Хэнк разглядывал брата, не в силах ничего понять.

— Зачем, черт возьми, она делала это?

— Чтобы ты уехал на родео.

Хэнк облокотился на стол, опасаясь, что колени подведут его.

— И ты ей позволил.

— Черт возьми, я помогал ей. И Клэр тоже. Ты слишком многим пожертвовал ради нас, Хэнк. Мы хотели вернуть тебе часть.

— Для этого вышвырнули меня из родного дома и отняли единственную женщину, которую я любил? Как мне благодарить вас?

Трэвис поставил стакан на стол и отвернулся, услышав сарказм Хэнка.

— Похоже, ты недоволен этим. Но мы хотели тебе добра.

Хэнк запустил руку в волосы.

— Возможно. Но ваша доброта едва не убила меня.

— И едва не убила Алекс. Но она любит тебя так сильно, что смогла отказаться от тебя. Она знала, ты никогда не будешь счастлив, пока не получишь то, о чем мечтал всю жизнь.

— Я мечтал о ней, — прорычал Хэнк. — И я добьюсь ее.

Трэвис усмехнулся с явным облегчением.

— Ты поедешь за ней? Прекрасно. Ей не нравится работать у этого спесивого француза.

— Аэропорт Джексона работает по летнему расписанию?

Младший брат кивнул.

— Тогда через пару часов есть рейс до Бойсе, штат Айдахо. Если полечу на нем, успею до закрытия ресторана. У тебя есть адрес?

— Есть. Хочешь, довезу тебя до Джексона?

Хэнк покачал головой и побежал принимать душ.

— Думаю, ты уже достаточно потрудился для меня, братец.

— Non! Non! Non! — Этьен Бушод размахивал руками. Вы не можете резать морковку в жюльен ножом для чистки овощей.

Шеф-повар выхватил у Алекс маленький ножик и вручил ей нож с длинным, тонким лезвием.

Алекс заставила себя улыбнуться пухлому французику.

— Мерси, мсье Бушод.

Он надменно улыбнулся, словно король буфетчице.

— Вы быстро обучаетесь, Александра.

Опасаясь, что если придется улыбаться еще секунду, то она порубит в жюльен не только морковку, Алекс переключила внимание на овощи. Она ненавидела, как он произносил ее полное имя. Ненавидела, как он врывается на кухню, критикуя всех и вся, а потом уносится прочь, бормоча что-то по-французски.

Она хотела бы никогда больше не слышать об Этьене Бушоде и его ресторане, хотела вернуться в Вайоминг, где люди были в восторге от ее блюд. И никому не было дела, каким ножом она режет морковку.

Она почувствовала себя совершенно несчастной, как всегда, когда думала о Райском Саде. Пройдет ли когда-нибудь эта боль?

Алекс сделала глубокий вдох и попыталась отогнать мысли прочь.

Никто здесь не в восторге от ее блюд. Она даже не видит клиентов. Семь часов в день она стоит у разделочного стола.

Алекс вздохнула, проверила, что хозяин удалился, затем отложила длинный тонкий нож и взяла свой маленький ножик. С ним она справляется лучше. Нужно ли крошить соломкой свои пальцы ради кого-нибудь, тем более ради такого эгоиста, как…

Возня у входной двери прервала ее мысли. Неужели кто-то из посетителей пытается ворваться на кухню? Она вытянула шею, чтобы рассмотреть, что же случилось. Кто бы это ни был, он выбрал неудачное время. Мсье Бушод категорически запрещает всем, кроме персонала, заходить на кухню. Вот и сейчас он бежит, чтобы…

И тут среди белых колпаков и фартуков она увидела ковбойскую шляпу.

Видение исчезло, как только шеф-повар лично вклинился в толпу официантов и поваров, окруживших пришельца.

Алекс тряхнула головой. Не слишком ли разыгралось ее воображение? Будь это даже ковбойская шляпа, миллионы людей носят…

— Алекс, где ты, черт возьми?

Этот крик проник в каждую клеточку ее тела. Хэнк. Она узнала бы его голос среди сотен других.

Все как один повернулись к ней. Но она не обратила внимания на любопытные взгляды. Хэнк здесь. Как?.. Почему?.. Ее сердце перевернулось в груди. Мсье Бушод метал на нее громы и молнии.

— Это ваша вина, Александра?

— Пустите. — Хэнк пробирался сквозь толпу ресторанных работников. И остановился, увидев ее. Его голубые глаза просвечивали ее насквозь. — Алекс.

— Хэнк, — прошептала она. Затем собралась с мыслями. — Что ты здесь делаешь?

Хэнк шагнул вперед, наклонился и подхватил ее на руки.

— Я приехал увезти тебя домой.

Руки Алекс сомкнулись вокруг его шеи. Домой. Это слово обожгло ее, как крепкое вино — согревающее, сладкое, приятное. О, как она скучала по нему!

Он двинулся к выходу, но дверь перегородил мсье Бушод.

— Что все это значит, Александра?

— Не знаю, мсье Бушод. Я…

— Она уезжает, — прогремел Хэнк, шагая вперед.

Шеф-повар отскочил испуганно в сторону. Когда Хэнк распахнул плечом дверь, Алекс задрыгала ногами.

— Что ты такое делаешь, Хэнк Эдем? Отпусти меня немедленно.

— Черта с два. — Он прокладывал путь между столами. Богато одетая публика смотрела на них, разинув рот.

Алекс прекратила брыкаться, лишь когда сбила ногой шляпку с перьями и фальшивыми бриллиантами с головы тщательно завитой дамы. Покраснев от стыда, Алекс спрятала голову на его груди.

— Будь ты проклят, Хэнк Эдем. Ты поплатишься за это!

Он приложил губы к ее уху и прошептал:

— Ты обещаешь?

От его теплого дыхания все поплыло перед глазами. Ресторан пропал, она закрыла глаза и крепче прижалась к Хэнку. Его сердце стучало рядом с ее щекой, знакомый запах наполнял ее ноздри. Ее собственное сердце заколотилось в ответ. В этих сильных руках она дома. Алекс сделала глубокий вдох, не в силах поверить, что это не сон.

Минуту спустя Хэнк поставил ее на ноги. Они находились на автостоянке шикарного ресторана, перед черным спортивным автомобилем.

Хэнк достал из кармана ключи.

Алекс сбросила с головы крахмальный поварской колпак и перешла в наступление:

— Ты сошел с ума? Я никуда не поеду с тобой.

— Поедешь, еще как поедешь. Я отвезу тебя домой.

Она уперлась руками в бока.

— Чего ради ты решил, что можешь вваливаться сюда и тащить меня как мешок с продуктами?

Он оставил попытки найти нужный ключ и повернулся лицом к ней.

— Потому что ты любишь меня.

У Алекс перехватило дыхание, она остановилась как вкопанная.

— Откуда… откуда ты это взял? Я сказала тебе…

Он сделал шаг вперед.

— Зачем же ты звонишь в Сад по нескольку раз в неделю и проверяешь мои успехи на родео?

— Клэр разболтала, — вынесла она приговор. — Так и знала, что разболтает.

— Ты сама мне сказала. На автоответчик. — Он положил руки ей на плечи. — Признайся, Алекс. Ты скучала по мне.

Она взглянула в милые голубые глаза. Как рассказать ему, какой жалкой она чувствовала себя эти два месяца? Как рассказать, что с каждым днем ей становилось все тяжелее? Что она не могла ни есть, ни спать, думая о нем?

— Да, приблудный сын косоглазой змеи. Я скучала по тебе. Услышал? Счастлив?..

Поцелуй оборвал ее слова. Удивление на миг сковало ее, но потом она обвила руками его тело и вложила всю свою любовь в этот поцелуй.

Хэнк прижал ее к машине.

Алекс почувствовала его возбуждение и едва не взвыла от огорчения. Она страстно, до боли желала его. Но сейчас оторвала от него губы.

— Прекрати! Пожалуйста.

Он приподнял голову и долгим взглядом посмотрел на нее. Его дыхание срывалось.

— Ты права. Мы не можем заняться любовью здесь.

— Мы не можем заняться любовью нигде. — Она попыталась оттолкнуть его, но он не поддался.

— Проклятье, Алекс, не строй из себя недотрогу, — прохрипел он. — Я прожил два месяца в аду, мечтая о тебе. И после этого поцелуя ты не можешь объявить, что не хотела меня.

Алекс посмотрела в глаза, которые перехватывали на лету ее мысли. Именно это нужно сказать. Но она не могла найти в себе силы.

— Нет, не могу объявить. Это была бы самая большая ложь в моей жизни.

— Тогда зачем ты отталкиваешь меня?

— Потому что… — Она с трудом проглотила огромный ком в горле. — Потому что я люблю тебя.

Он разглядывал ее так долго, что она уже решила, — он не услышал тихие слова. Потом он схватил ее за руку и потащил к одному из фонарей.

— Что ты делаешь?

— Хочу увидеть твое лицо. — Он внезапно остановился и повернул ее лицом к себе. — Скажи еще раз.

Ресторанная публика разглядывала их, но Алекс не было до них никакого дела.

— Я люблю тебя, Хэнк Эдем.

— Больше, чем Сад?

— Больше, чем Сад. Больше, чем французскую кухню. Больше всего на свете.

Его глаза сияли от счастья, а руки сжимали ее плечи.

— Даже если я не всегда умею выразить словами свои чувства?

Она нежно улыбнулась.

— Ты научишься. Клэр говорила, ты звонил по нескольку раз в неделю, рассказывал, на какое родео направляешься, говорил, что Трэвису нужно делать на ранчо… — Ее дыхание перехватило, когда Хэнк внезапно опустился на одно колено. — Что ты делаешь?

Он прижал ее руку к своему сердцу.

— Выходи за меня замуж, Алекс. Я люблю тебя, я хочу тебя, не могу жить без тебя. И всегда буду любить.

Ее сердце заколотилось. Ей хотелось изо всех сил закричать «Да!», но сначала она хотела все выяснить.

— А как же родео? Ты мечтал выиграть Золотую Пряжку. Я не хочу связывать тебя. Я не хочу однажды посмотреть на тебя и увидеть, что лишила тебя мечты.

Хэнк поднялся и взял ее за подбородок.

— Я иду за своей мечтой. Разве ты не видишь? Родео было моей мечтой, пока я был мальчишкой. Я просто не дошел до нее. Ты научила меня понимать, что действительно важно. Райский Сад. Клэр и Трэвис. Но главное — ты. Ты моя мечта, Алекс.

Сердце Алекс взлетело к облакам.

— О, Хэнк.

— И какого черта каждый объясняет мне, что я хочу?

— Мы думали, ты мечтал вернуться на родео все восемь лет. Трэвис думал, ты ненавидел Сад, пока растил его и Клэр, потому что тебе пришлось отказаться от чемпионата.

Хэнк прищурился и отвернулся.

— Пожалуй, в чем-то вы все правы, но теперь я понял, что я на самом деле мог потерять.

— А что ты мог потерять? — спросила она.

Он посмотрел ей прямо в глаза.

— Тебя. Милая, ты послала меня в ад на два месяца. Никогда в жизни мне не было так плохо. Каждый раз, когда родео кончалось, мне хотелось домой. Но я вспоминал, что тебя там нет, а значит, незачем возвращаться. Мне ничего не оставалось, кроме как думать о тебе — и в дороге, и пока я дожидался очереди бросить лассо или проскакать верхом, и ночами во всех этих вшивых мотелях. Черт возьми, особенно ночами.

— Неужели?

— Во сне и наяву. — Он обнял ее и прижал к себе. — Выходи за меня замуж, Алекс. Я хочу прожить с тобой в Райском Саду всю жизнь. Поедешь ли ты со мной и согласишься ли сделать его домом для нас, наших детей и внуков?

Слезы брызнули из ее глаз. Она наконец узнала, что у нее есть дом. Дом — не место, где ты расставляешь тарелки. Не очаг согревает его, а любящие сердца. Сердце Хэнка и ее сердце, бьющиеся вместе.

Она с любовью погладила его щеку.

— Да, я выйду за тебя замуж… и буду жить там, где ты пожелаешь. Потому что, где ты, там мой Эдем, мой Райский Сад.

И Райский Сад будет цвести!

Оглавление

Глава первая

Глава вторая

Глава третья

Глава четвертая

Глава пятая

Глава шестая

Глава седьмая

Глава восьмая

Глава девятая

Глава десятая

Глава одиннадцатая X Имя пользователя * Пароль * Запомнить меня

Регистрация

Забыли пароль?