«Китайская шкатулка»

Барбара ВУД Китайская шкатулка

Линде, дорогому другу, с большой любовью

(Люси и Этель — навсегда!)

Глава 1

18.30, Палм-Спрингс, Калифорния

Звонок телефона вырвал Шарлотту из глубокого сна.

Она потянулась и взглянула на часы, стоящие на тумбочке. 18.00. Предыдущие несколько ночей Шарлотта плохо спала, поэтому, вернувшись из лаборатории, прилегла ненадолго вздремнуть. К ее собственному удивлению, она проспала весь дождливый день.

Звонил Десмонд. Его слова оглушили, словно разрыв бомбы.

— Шарлотта, тебе лучше немедленно приехать сюда. У нас еще один случай.

Сон сразу же как рукой сняло.

— Третий? — В комнате было темно; она включила лампу возле кровати. — И насколько все плохо?

— Как и предыдущие два раза — смертельный исход.

Шарлотта закрыла глаза. Господи боже мой.

— Я уже еду.

— Постой, Чарли! Это еще не все. Перед входом в здание стоят пикеты.

Шарлотта бросила взгляд на залитое дождем окно.

— В такую погоду?

— У некоторых плакаты с твоей фотографией в Чок-Хилле.

У Шарлотты тоскливо заныло сердце.

— Только не это, Дес!.. — прошептала она.

— Я просто хотел предупредить тебя, чтобы не было неприятного сюрприза.

Шарлотта повесила трубку и торопливо прошла в ванную, словно пытаясь убежать от ужасной новости, которую ей сообщил Десмонд. У них есть фотография. Случай в исследовательской лаборатории «Чок-Хилл». Ее оживший ночной кошмар…

Стоя под ледяными струями душа, Шарлотта пыталась прогнать мысли о Чок-Хилле — и не могла. Фотография появилась снова! Она всегда этого боялась. Шарлотта постаралась проанализировать странный сон, приснившийся ей, пока она дремала. Ее бабушка сидела возле кровати и говорила:

— Мы представляем собой длинную череду дочерей, потерявших мать. И один раз в жизни наши матери Оттуда указывают нам путь. Когда-нибудь, Шарлотта, ты услышишь голос твоей матери, как я когда-то услышала голос своей.

— Но как же я узнаю ее? — спросила во сне Шарлотта. — Моя мать умерла, когда я была совсем маленькой. Я никогда не слышала ее голоса.

— Ты услышишь ее сердцем, а не ушами.

— И когда это случится?

— Когда придет время.

Это было не только сновидение, но и воспоминание: бабушка Шарлотты действительно произнесла эти слова около десяти лет назад. И Шарлотта до сих пор ждала, когда же она услышит голос матери…

Шарлотта одевалась торопливо, но тщательно. Она выбрала кремовый шерстяной костюм, белую шелковую блузку и скромные туфли, а длинные черные волосы заколола на затылке. За окном из черных грозовых туч лил сильный дождь. На западе яркие проблески молнии освещали горизонт короткими огненными вспышками. Шарлотта подумала, что, если бы бабушка была жива, она смогла бы расшифровать значение сегодняшней грозы. Она бы сказала: «Облака, словно журавли, торопятся домой. Это хорошее предзнаменование. Оно означает, что удача близко».

Шарлотта так и не смогла овладеть этим искусством, хотя бабушка и старалась научить ее. «Наверное, я чересчур американка, — подумала Шарлотта. — Так же, как бабушка была чересчур китаянкой…»

Снова сверкнула молния, и она невольно зажмурилась: в Палм-Спрингс обычно триста тридцать солнечных дней в году. Как можно считать эту грозу хорошим предзнаменованием? Тем более — сейчас. Три смертельных случая, вызванных продуктами «Гармонии», в течение одной недели! Это наверняка подделка: травяные настойки компании «Гармония биотех» производятся при строгом контроле качества. Но если продукт подменили, то как связаны между собой жертвы? Может, только одна из них была мишенью, а остальные пострадали случайно? Или целью провокации стала сама «Гармония биотех»?

Шарлотта включила радио и услышала вечерние новости. Предупреждение о наводнении в низменных районах пустыни… В Помоне, на Манхэттен-Бич и в районах долины Сан-Фернандо нет электричества… Оползни в Малибу…

Она выключила радио. Да, совсем плохие предзнаменования…

Шарлотта неожиданно вспомнила слова своей лучшей подруги: «Хорошее предзнаменование — это когда случайное свидание оказывается удачным». Она улыбнулась, но тут же одернула себя. Можно ли смеяться в такое время?! «Инстинкт самосохранения, — сказала бы Наоми. — Юмор — это шоколадный торт для души».

Наоми! Шарлотта посмотрела на часы и вспомнила, что сегодня вечером должен состояться сеанс у Наоми. Схватив телефон, она быстро набрала номер подруги.

Хотя Шарлотта не очень-то верила в общение с умершими, она всегда посещала сеансы Наоми. Подруга уверяла ее, что духов неумолимо влечет к Шарлотте из-за ее мощных китайских корней. «Ты просто магнит для духов», — заметила как-то Наоми с усмешкой.

Шарлотта услышала в трубке запись автоответчика.

— Привет! — пропел жизнерадостный голосок Наоми. — Вы попали к другу-экстрасенсу. Никаких компьютерных сетей, только я! Я не могу сейчас подойти к телефону, потому что ожидаю соединения с моими прошлыми воплощениями. Вы не должны оставлять ни вашей фамилии, ни номера телефона. Просто прижмите телефонную трубку ко лбу — и я свяжусь с вами.

Шарлотте не понравился длинный гудок в конце сообщения, означавший, что пленка практически заполнена Наоми пользовалась большой популярностью.

— Наоми, это я. Насчет сегодняшнего вечера…

И телефон отключился.

Шарлотта решила попытать счастья еще раз и позвонить из машины. Она торопливо прошла по просторному особняку, расположившемуся на склоне холма, и вошла i кухню, где живущая в доме экономка готовила ужин. Подхватив огромную кожаную сумку, служившую ей и портфелем, и рюкзаком, Шарлотта взяла ключи от машины.

— Иоланда, мне необходимо поехать на фабрику. Это срочно, и я не знаю, когда вернусь.

— Педро вас отвезет, — предложила экономка — он; имела в виду своего мужа, управляющего в имении Шарлотты, которое раскинулось на тринадцать акров. — Слишком сильная гроза.

— Я прекрасно доеду сама, не беспокойтесь.

Санчесы, выходцы из Латинской Америки, жили у Шарлотты уже восемь лет. Они последовали за ней сюда и: Сан-Франциско, «когда лекарства переехали». Так любила говорить миссис Санчес, покупая продукты в магазине «У Ральфа», и добавляла: «Мы не могли оставить сеньориту одну. За ней надо присматривать — только чтобы она об этом не знала».

— Но как же ваш ужин? — встревожилась Иоланда.

— Я перехвачу что-нибудь в кафе, — заверила ее Шарлотта и вышла в дверь, ведущую в гараж.

В кафе?! Иоланда была поражена. Видно, случилось что-то чрезвычайное, раз сеньорита даже не думает о том, что она ест. Иоланде, как никому другому, были известны странные пристрастия хозяйки в еде. Сегодня, например согласно ее указаниям Иоланда готовила салат из корней лотоса. Причем мисс Ли заказала это блюдо не потому, что любила его, а потому, что, как Шарлотта однажды объяснила ей, по-китайски «корни лотоса» и выражение «достигать большего каждый год» звучат почти одинаково. Считается, что человек должен есть побольше корней лотоса, чтобы укрепить свое финансовое положение.

Иоланда давно уже привыкла к причудам хозяйки, которая выбирала продукты не потому, что они ей нравились, а руководствуясь принципом «звучит похоже на…». Мисс Ли ела длинный рис, потому что его название похоже на «длинную жизнь». Экономка научилась выбирать продукты, приносящие удачу, и не покупать те, что несут беду. «Так много правил! — думала Иоланда, возвращаясь к своей стряпне. — А по-моему, если тебе нравится толченая кукуруза с мясом и красным перцем, так и ешь ее».

При помощи дистанционного управления Шарлотта открыла тяжелую дверь гаража. Заурчал подъемный механизм, зажегся верхний свет. Она села за руль своего «Корвета», который подарила сама себе на день рождения в прошлом году, когда ей исполнилось тридцать восемь, и завела мотор. Потом взяла телефон и нажала ту кнопку, на которой был запрограммирован номер Наоми в колледже, наблюдая, как сильный ливень превращает дорогу в реку.

Шарлотта всегда заезжала в гараж задним ходом, чтобы в случае необходимости можно было быстро выехать. Она смотрела на подъездную дорожку и вспоминала: «Возможны наводнения в низинах…»

Услышав в трубке сигнал «занято», указывающий на то, что Наоми все еще на работе — ее подруга была не только дипломированным экстрасенсом, но и читала лекции по паранормальным явлениям в колледже, — она отключила телефон и вновь взглянула на дождевые струи. Шарлотта всегда ездила на «Корвете», это было ее дитя; но сейчас она вдруг почувствовала свою уязвимость, ей не захотелось отдавать себя на милость природе в этой маленькой машине с низкой посадкой.

Шарлотта посмотрела на вторую машину, стоявшую в гараже, — гигантский «Шевроле». Она купила его для редких поездок в горы, когда нагрузки в лаборатории становились нестерпимыми. И Шарлотта приняла решение. Она вышла из «Корвета» и пересела в «Шевроле». Ключи были за солнцезащитным козырьком. Педро иногда прогревал мотор, чтобы не садился аккумулятор, а также мыл машину и начищал полировку цвета оникса.

Шарлотта чувствовала себя странно в такой большой машине — она и припомнить не могла, когда в последний раз водила ее. Но, повернув ключ в замке зажигания, она с удовлетворением услышала, как мгновенно ожил мотор. «Педро можно доверять», — подумала Шарлотта и уверенно положила руки на руль. Этот танк с гигантскими колесами поможет ей преодолеть любые потоки на улицах Палм-Спрингс.

Включенные фары превращали капли дождя в бриллианты. Шарлотта включила передачу, и машина двинулась вперед.

Удар оказался неожиданным и сокрушительным. Машину резко тряхнуло, Шарлотта вскрикнула, когда ветровое стекло разлетелось на мириады осколков — и все погрузилось в темноту.

Глава 2

Голоса доносились… Откуда-то издалека.

— Dios mio![1]

— Что случилось?

— Сеньорита? Педро, быстрее!

Шарлотте показалось, что она выплывает из темноты. Перед ней появились два лица — экономки и ее мужа. Глаза их были расширены от ужаса, губы изогнула гримаса страха. Шарлотта попыталась вспомнить, где она, увидела разбитое ветровое стекло и сообразила, что сидит в «Шевроле». Она собиралась ехать в лабораторию… А когда взгляд ее остановился на дыре в ветровом стекле прямо на уровне лица, Шарлотта заплакала.

— С вами все в порядке? — с тревогой проговорил Педро, открывая дверцу машины.

— Что… — Шарлотта едва могла дышать. — Что случилось?

— Дверь гаража обрушилась прямо на машину! Как вы себя чувствуете? Может быть, вызвать врача?

— Нет… — Шарлотта поднесла руку ко лбу и нащупала прилипшие осколки. Она оглядела себя — ее всю покрывали кусочки стекла. — Как это произошло?

Опираясь на руку Педро, Шарлотта попыталась выбраться из машины, но сил для этого не оказалось. Она подумала, что скорее всего пребывает в шоке.

— Я не понимаю, как это могло случиться. — Тревога прорезала на дубленом лице Педро глубокие морщины.

— Мне нужно… Мне нужно переодеться.

— Вам нужен доктор! — запротестовала Иоланда, заламывая руки. — Пресвятая Богородица, мы услышали страшный, грохот и сначала решили, что это гром…

Шарлотта повернулась на сиденье. В голове у нее слегка прояснилось, с глазами, кажется, все было в порядке. Дверь гаража лежала на машине, оставив узкую щель, в которую Педро и Иоланда с трудом смогли протиснуться. Шарлотта нахмурилась. Разве электронная система безопасности, которую она установила несколько недель назад, не должна была предупредить подобный случай?

Она дрожащими пальцами коснулась лица, чтобы проверить, нет ли порезов. Крови на руках не оказалось — каким-то чудом ей удалось избежать острых краев летящих во все стороны стекол.

Шарлотта позволила Педро помочь ей выйти из машины, но, как только ее ноги коснулись цементного пола, колени подогнулись. Обхватив хозяйку за талию, пожилой гватемалец повел ее по битому стеклу к двери, ведущей на кухню.

— Я должна переодеться, — пробормотала Шарлотта. — А потом мне необходимо поехать в лабораторию.

— Нет, — запротестовал Педро, усаживая Шарлотту в кресло. Он пытался отряхнуть с нее осколки и вообще всячески суетился. — Вы не должны сейчас никуда ехать. Вам нужен доктор.

— Педро, посмотрите, пожалуйста, сможете ли вы поднять дверь гаража. Я все-таки поеду на «Корвете».

— Так нельзя! — настаивала Иоланда. — Я вам приготовлю вкусный чай и вызову врача. Вы побелели, как полотно.

— Со мной все в порядке. — Шарлотта поднялась, чтобы показать, что может идти сама. — Все хорошо.

Она лгала, но ей было необходимо попасть в лабораторию. Туда уже наверняка слетелись репортеры, а может быть, и пикетчиков стало больше. С этой ужасной фотографией…

Шарлотта попыталась еще раз позвонить Наоми — ей сейчас очень нужна была подруга, с ее силой и ядовитым юмором, — но линия снова оказалась занята.

Шарлотта положила трубку и повернулась к стеклянным дверям, ведущим в ее личный сад камней. Она увидела большую старую пустынную черепаху, медленно ползущую под дождем. Шарлотта нашла животное на обочине дороги год назад, она принесла черепаху домой и стала лечить особыми китайскими травами. Она предполагала, что черепаха сразу же уйдет, как только почувствует себя лучше, но старушка осталась, хотя ее здесь никто не запирал.

— Ты спасаешь животных, вместо того чтобы рожать детей, — сказала ей бабушка.

Шарлотта тогда засмеялась.

— У меня есть один большой ребенок — «Дом Гармонии»! Этого вполне достаточно.

Но смеялась Шарлотта неискренне. Ей уже скоро сорок. Неужели она упустила свой шанс создать семью? В ее жизни компания всегда стояла на первом месте. Она всегда хотела попробовать что-то новое и не заметила, как годы просочились сквозь пальцы и вопрос семьи отошел на второй план. И вот теперь новое несчастье! Кто-то пытается подделать фитотерапевтические продукты «Дома Гармонии»…

Поднявшись в спальню, Шарлотта быстро сменила юбку и жакет, выбрав на этот раз черный деловой костюм, чтобы придать себе более строгий вид. Потом проглотила две успокоительные таблетки собственного производства: ее все еще трясло после происшествия с дверью, а ей необходимо контролировать себя и оставаться спокойной, когда она приедет в лабораторию.

Шарлотта спустилась вниз, и, когда проходила через маленький атриум, где выращивала редкие травы и цветы, поток холодного воздуха внезапно толкнул ее в спину. Она обернулась и увидела, что дверь, выходящая в патио, широко распахнута. В ту же минуту что-то хрустнуло под ее ногой, и когда Шарлотта увидела, что именно, то не удержалась от горестного возгласа, совсем как в детстве:

— Ай-я!

Стеклянные колокольчики, висевшие в атриуме, упали и разбились!

Шарлотта нагнулась, чтобы подобрать осколки. Колокольчики ей подарил Джонатан десять лет назад. Тогда они виделись в последний раз. В течение целого десятилетия тонкая музыка этих изящных стеклянных вещиц напоминала ей горькую печаль одной-единственной настоящей любви, которую она потеряла…

Ее бабушка одобряла это напоминание о печали и потере.

— Теперь ты никогда не будешь абсолютно счастлива, Шарлотта, — говорила она, — Но инь и ян сбалансированы в твоей жизни.

Ничего себе точка зрения! Оправдывать несчастье, потому что баланс и гармония важнее, чем полное счастье.

В горле у Шарлотты стоял комок. Колокольчики никогда больше не будут петь, и удача улетит из ее дома прочь! Она какое-то мгновение смотрела на разбитый талисман и гадала, наладится ли снова ее жизнь. Потом она торопливо подошла к маленькому столику, выдвинула ящик и достала шелковый шарф насыщенного лиственно-зеленого цвета. Еще один подарок Джонатана. Он отдал ей шарф во время их последней встречи. Именно тогда он сообщил ей ужасную новость, и она почувствовала, что вся ее жизнь разлетелась на куски, как стеклянные колокольчики, как стекло машины…

Шарлотта осторожно собрала осколки и завернула их в шарф. Появился Педро в дождевике, с которого потоками стекала вода. Он сказал, что поднял и укрепил дверь гаража.

Когда Шарлотта собралась уезжать, Иоланда остановила ее у двери.

— Это вам, — произнесла она и вложила что-то в ладонь хозяйки. — Очень старая вещь, она принесет вам удачу.

Экономка была родом из Чиапы в Мексике, и в ней текла кровь майя. Шарлотта увидела маленький талисман: из кусочка нефрита была вырезана спящая змея.

— Очень большая удача, — заверила ее Иоланда.

Сжав в пальцах подарок, Шарлотта глубоко вздохнула. Не навсегда ли удача отвернулась от нее?..

Глава 3

Шарлотта сбавила скорость, как только машина повернула на Джошуа-Три-драйв, где низкие здания «Гармонии» занимали большую территорию с лужайками, пальмами, водопадами и озером, на котором дождь взбил белую пену. Две вывески — «Гармония биотех» и ниже «Фитотерапевтические продукты „Дома Гармонии“» — были очень скромными: богатые и знаменитые отдыхающие, приезжавшие в Палм-Спрингс поиграть в гольф и позагорать на элитных пляжах, не желали, чтобы им напоминали о болезнях и возможности умереть.

Проезжая мимо здания, где разместились лаборатория и фабрика, Шарлотта увидела местных полицейских в желтых дождевиках, охраняющих входы и удерживающих людей на расстоянии. У главного здания, к ее удивлению, уже выстроились вагончики телевизионщиков — местные станции, три станции побольше и Си-эн-эн. Прежде чем выйти из машины, она про себя прочла молитву о безвинно погибшей душе. У нее болело сердце из-за того, что ее компанию, созданную во имя здоровья и спасения жизни, обвиняли в убийстве трех человек. Она была рада, что ее бабушка не дожила до такого позора и бесчестья.

Потом Шарлотта заметила пикетчиков с гневными лозунгами, спрятавшихся под зонтами. Десмонд был прав. Они достали фотографию. Но это было несложно: фотография, сделанная восемь лет назад, всем доступна. Проблема состояла в том, что снимок не отражал сути случившегося. «Меня оправдали!» — хотелось крикнуть Шарлотте, но она с трудом отвела глаза от черно-белой фотографии, изображавшей ее с поднятыми окровавленными руками и гримасой ярости, исказившей лицо…

Шарлотта вышла из машины. На нее тут же налетел порыв ветра, бросая капли дождя в глаза, но он же донес до нее восхитительные ароматы выпечки из кафе для служащих. Хотя в «Гармонии» работало много англосаксов и испанцев, в кафе готовили в основном китайские блюда. Эту традицию начала еще бабушка Шарлотты, считавшая, что еда — лучшее лекарство. Сегодня для проголодавшейся вечерней смены приготовили тушеную треску с данфеном и хуанцзи с китайскими травами, увеличивающими энергию и помогающими пищеварению.

— Мисс Ли! — окликнул ее репортер, и все микрофоны разом повернулись к ней, пока она торопливо шла сквозь дождь к главному зданию. — Вы по-прежнему считаете, что это несчастный случай? Третья смерть…

Шарлотта молча прокладывала себе дорогу в толпе, но другой журналист преградил ей путь.

— Как насчет обвинений в том, что ваша компания использовала мясо погибших от бешенства животных в своей продукции?

Она в растерянности остановилась и удивленно посмотрела на молодого мужчину. К счастью, в этот момент к ней подоспел Десмонд — старший вице-президент, отвечающий за маркетинг. Десмонд приходился ей кузеном. Когда-то он хотел быть также ее любовником, и Шарлотта подозревала, что это желание у него не пропало.

— Это просто какой-то кошмар! — Десмонд торопливо вел Шарлотту через просторный вестибюль, откуда охранники старательно выпихивали посторонних на улицу. — Господи, Чарли, почему ты такая бледная?

— Произошел несчастный случай, Дес. — Шарлотта быстро рассказала ему об упавшей гаражной двери.

— Черт побери, Чарли! С тобой все в порядке? — Глаза, спрятавшиеся за темными очками «рэй бан», быстро оглядели женщину с головы до ног.

— Я, конечно, испугалась, но теперь все отлично.

— А от «Корвета» что-нибудь осталось?

— Это самое загадочное, Дес. Я в последнюю минуту решила взять «Шевроле». Если бы я была в «Корвете», меня бы покалечило, а может быть, и убило.

— Проклятие! — снова выругался Десмонд, на этот раз тише. — Я все больше убеждаюсь, что боги присматривают за тобой.

— Послушай, Дес, что это за чушь о мясе животных в наших продуктах?

Шарлотта заметила, что ее двоюродный брат выглядит затравленным. Это было совсем не похоже на Десмонда: он всегда так заботился о своей внешности, что у Шарлотты частенько возникала мысль, не стало ли это его навязчивой идеей. Сегодня его волосы впервые не были идеально уложены. Чтобы Десмонд так расстроился… Шарлотта испугалась, что новость может оказаться хуже, чем она ожидала.

— Я не знаю, — произнес Десмонд. — Судя по всему, многие телестанции и главные газеты получили анонимные сообщения. Теперь ФДА[2] расследует обвинение в том, что мы добавляли тигриный пенис в наш чай! — Они подошли к лифтам; к этому времени Десмонд нахмурился еще больше, что не сказалось на его привлекательности. — Но есть новости и хуже. Федеральный агент, расследовавший предыдущие случаи…

— Да, я помню, Джонсон.

— Его отстранили. Угадай, кто его заменил?

Шарлотте не пришлось угадывать: по несчастному выражению лица Десмонда она уже все поняла. Валериус Найт, агент, занимающийся продуктами и лекарствами. Он сделал карьеру, громя фабрики по производству фитопродуктов. Это было очень плохо.

— А как насчет Адриана и Марго? — спросила Шарлотта.

Десмонд воспользовался тем, что им пришлось дожидаться лифта, и постарался привести себя в порядок. Пальцами пригладил каштановые волосы, уложенные при помощи мусса, ладонями прошелся по черному шерстяному пуловеру и нейлоновым брюкам. Шарлотта обратила внимание, что его расстегнутая кожаная куртка не намокла, следовательно, Десмонд еще не выходил, чтобы встретиться с репортерами.

— Мать с отцом направляются сюда, — сообщил он. — Летят на самолете компании.

Они все еще стояли у сверкающих дверей лифта, и Шарлотта всмотрелась в собственное отражение. Ее темные волосы намокли и облепили голову, сейчас она была совсем не похожа на главного исполнительного директора компании-мультимиллионера, занимающейся травами и фармацевтикой. Напряженное выражение лица подчеркнуло азиатские скулы, которые обычно не бросались в глаза, так что ее все принимали за американку, а кожа побледнела и приобрела оттенок слоновой кости. Шарлотта сразу вспомнила статуэтку богини Гуань-инь, стоящую в ее офисе. Глаза утонули в черных кругах, появившихся после недели бессонных ночей. Джонатан когда-то давно называл их «глазами, полными тайны» и говорил, что в них таится скрытое знание того, чего не знает никто…

Шарлотта взглянула на второе лицо, отразившееся в хромированной поверхности. Десмонд был красивым мужчиной с правильными чертами лица и тщательно отработанным его выражением. У него тоже были свои секреты. «Возможно, именно поэтому он всегда носит солнцезащитные очки — даже в такую темень и дождь, как сегодня?» — подумала Шарлотта.

— Господи, — вздохнул Десмонд и еще раз нажал на кнопку лифта. — Это просто невероятно! Клянусь, на этот раз все еще хуже, чем тогда, когда тебя похитили инопланетяне! — Он бросил на нее быстрый робкий взгляд. — Прости. Это плохая шутка.

Но Шарлотта понимала, что Десмонд вовсе не собирался шутить. Он никогда не упускал случая напомнить о том происшествии, что занимало его мысли последние двадцать четыре года.

Это случилось, когда Шарлотте было пятнадцать лет, а ему четырнадцать. Тем летом девочка загадочным образом исчезла на целых три недели и так никому и не рассказала, где она пропадала.

— Неужели действительно мой похотливый старый дед воспользовался тобой, как все говорят? — приставал к ней Десмонд, когда она вернулась. — Нет, это не может быть правдой. Тебя наверняка украли инопланетяне.

Поразительно, но после стольких лет, в самый разгар кризиса компании, Дес все еще хотел знать, где она пропадала тем летом! А ведь, надо сказать, он был очень близок к правде. Ее действительно тогда украли…

— Расскажи мне подробнее о последнем случае, — попросила Шарлотта, пока они поднимались на третий этаж, где расположились офисы компании.

— Предварительный анализ капсул, обнаруженных на месте…

— Я не о том, — остановила его Шарлотта, мягко кладя руку ему на плечо. — Расскажи о человеке, который умер. Это мужчина или женщина?

— Женщина тридцати лет. Адвокат. Разведена, двое детей.

— У меня просто сердце разрывается, Десмонд. Так тяжело.

— Шарлотта, в этом нет твоей вины.

— О детях есть кому позаботиться? У них найдутся родственники?

— Гм, это надо проверить. Боюсь, мои мысли были слишком заняты компанией. То есть я хотел сказать, я думал о том, каким образом яд попал в капсулы.

Шарлотта нахмурилась:

— Капсулы?

— Господи, ну конечно! Я же говорю, что на сей раз это был не тоник. Это было «Блаженство».

Лифт остановился, двери поползли в стороны, но Шарлотта не двинулась с места.

— «Блаженство»? — переспросила она. — Ты хочешь сказать, что не только тоник… Господи, Дес!

У Шарлотты перехватило дыхание, когда до нее дошел смысл сказанного. Каждый день «Дом Гармонии» поставлял сотни видов фитотерапевтических продуктов в тысячи аптек и магазинов здоровой пищи по всем Соединенным Штатам и по всему миру. Три человека умерли от употребления трех различных препаратов! Сколько же еще продуктов подменили? Все?

— Убрать все! Убрать все продукты нашей компании с полок! — приказала Шарлотта, как только они вошли в охваченную хаосом приемную — звонили все телефоны, и все присутствующие говорили разом.

Служащие немедленно накинулись на нее с вопросами, но Шарлотта отмахнулась и обвела глазами комнату. Она искала федерального агента Валериуса Найта. Он располагал жизненно важной информацией, и ей требовалось ее узнать. Но сначала она увидела низенькую пухлую женщину в мокром плаще. Ее круглое азиатское лицо обрамлял шарф с цветочным рисунком, а глаза были полны тревоги.

— Передайте вашей бригаде, миссис Вонг, что я встречусь с ними завтра утром, — сказала Шарлотта. — Им не о чем беспокоиться: всем будут продолжать платить и никого не уволят.

Но Шарлотта знала, что в испуганных глазах миссис Вонг таится еще один вопрос: как будет с премиями, обещанными месяц назад?

Эти премии всколыхнули всех, и сообщение о них даже попало на обложку журнала «Тайм». Идея принадлежала Шарлотте — она придумала новый план, основанный на участии каждого в прибылях. Еще бабушка учила ее всегда относиться к служащим как к членам семьи. Когда в прошлом году доходы компании достигли рекордных показателей, вместо того чтобы поделить этот пирог между собой и членами правления, Шарлотта решила разделить деньги между тысячью рабочих компании. Некоторые чеки должны были выписать на шестизначную сумму — настолько велики оказались доходы. В других компаниях идею Шарлотты восприняли как угрозу существующему статус-кво, но ее возражения сводились к одному: работники «Дома Гармонии» преданны и неутомимы, а текучесть кадров составляет меньше одного процента в год. Чеки собирались выдать в конце этой недели, однако новый оборот событий поставил все под угрозу.

Внезапно замигал свет, и Шарлотта обратилась к Десмонду:

— Скажи, чтобы проверили запасные генераторы. У нас, вероятно, проблемы с электричеством.

— Уже сделано, — откликнулся он.

К Шарлотте торопливо подошла секретарша.

— Шарлотта, звонили из нескольких телекомпаний. Им нужны заявления.

— Придержите их как можно дольше. Марго уже едет, она справится с прессой. Вы видели мистера Сунга? — спросила она, имея в виду старшего адвоката компании.

— Он только что был здесь.

— Найдите его, пожалуйста. Пусть мистер Сунг зайдет ко мне. — Шарлотта повернулась к Десмонду: — Нам скорее всего грозят судебные процессы по поводу качества продуктов. Я хочу, чтобы этим занялся мистер Сунг.

— Не волнуйся, Шарлотта. Мы наверняка сможем доказать подмену продуктов.

— Не сможем, если Валериус Найт возьмется за дело! — в отчаянии воскликнула Шарлотта. Она наконец заметила агента ФДА в другом конце комнаты — он на голову возвышался над остальными. — У этого человека свой план. Ему больше всего на свете хочется уничтожить «Дом Гармонии»!

К Шарлотте подошел главный химик. Он нервно сжимал руки, лицо его побледнело и казалось взволнованным.

— Они выкинули меня из лаборатории, а мне необходимо туда попасть!

Шарлотта дотронулась до его рукава.

— Я посмотрю, что можно сделать. Не волнуйтесь, все будет в порядке. — Шарлотта повернулась к Десмонду: — Первым делом мне необходимо поговорить с Найтом и выяснить, какой информацией он располагает.

— Желаю удачи, — пробормотал Десмонд, глядя вслед Шарлотте, торопливо пробирающейся сквозь толпу в приемной.

Она нашла агента рядом с буфетом — он сам выбрал себе стол и поставил на него персональный маленький компьютер. Валериус Найт был представительным афро-американцем с густыми черными усами и чисто выбритой головой. В его низком голосе обычно звучали командные нотки. Он был известен тем, что всегда старался оказаться на виду и занимался самыми громкими делами. Его присутствие в компании заставляло сердце Шарлотты тревожно биться.

— Мистер Найт, — обратилась она к нему без всякого предисловия, — какой информацией вы располагаете о жертвах?

— А, мисс Ли. — Он одарил ее чарующей улыбкой. — Мне очень жаль, что нам пришлось встретиться при подобных обстоятельствах.

— Управление точно установило, что именно продукты нашей компании стали причиной смерти?

— Во всех трех случаях именно ваши фитотерапевтические продукты жертвы принимали последними. Мне необходимо опросить всех сотрудников, имевших дело с этими продуктами, — от химического процесса до доставки на грузовике к дистрибьютеру.

Агент достал из кармана пачку жвачки и предложил пластинку Шарлотте, но она отказалась, нетерпеливо качнув головой.

— Почему вы считаете, что подмена была произведена именно здесь?

— Мы говорили с братом последней жертвы, — начал Найт, аккуратно разворачивая жвачку и внимательно разглядывая ее, словно она тоже могла быть отравлена. — Он сообщил, что его сестра очень тщательно следила за тем, чтобы все печати безопасности находились на месте. Она всегда проверяла срок годности и тому подобное. Это и понятно: ведь она была адвокатом. — Кладя пластинку в рот, Валериус улыбнулся. — Кроме того, мы нашли целлофановую обертку на столе в кухне. Не хватало всего четырех капсул «Блаженства», а это означает, что женщина только что начала новый пузырек. Если капсулы подменили не на вашей фабрике, следовательно, преступник очень умен.

— Что стало причиной смерти?

Агент аккуратно жевал.

— Первая жертва — сердечный приступ. Вторая — апоплексический удар.

— А третья?

— Пока мы держим это в секрете.

— Мистер Найт, если моя компания находится под подозрением, то я имею право знать, от чего умерла эта женщина!

Агент несколько мгновений размышлял над ее словами.

— Церебральное кровоизлияние. Инсульт. Но это не для печати.

— Я умею хранить секреты, мистер Найт.

— О, в этом я не сомневаюсь! — Он снова улыбнулся.

— Вы нашли какую-нибудь связь между тремя женщинами?

— Мы над этим работаем. Но мы также не исключаем, что жертвой стала сама «Гармония биотех». Вы не получали писем с угрозами? Не было ли телефонных звонков? Никто не требовал денег?

— Нет, — ответила Шарлотта, — ничего подобного.

— А как насчет… — Валериус сунул руку в карман своей дорогой спортивной куртки и достал маленький ноутбук, — …Нормана Тарвуда, человека, у которого вы отобрали фармацевтическую компанию?

— Мы ничего не отбирали! Это было вполне законное приобретение.

— Я слышал совсем другое. Мистер Тарвуд был поставлен в безвыходное положение. Может он иметь против вас зуб?

— В том, что он оказался в безвыходном положении, нет нашей вины. Мы приобрели у мистера Тарвуда только научно-исследовательский комплекс и биомедицинскую исследовательскую лабораторию. «Дом Гармонии» — это моя компания. Она принадлежит моей семье уже несколько поколений. Наши продукты основаны на лекарствах из трав, приготовленных по рецептам моей прабабушки…

— Да, я ознакомился с этими так называемыми лекарствами, мисс Ли. — Губы Найта изогнула ледяная улыбка. — Как вы думаете, могут эти убийства быть делом рук кого-нибудь из ваших сотрудников?

— Мы — семья, мистер Найт.

— Я имею в виду кого-нибудь из служащих.

— Именно об этом я и говорю. Вся компания — одна большая семья, мистер Найт. Многие люди работают у меня годами, у нас очень низкий процент текучести кадров.

— Ваши рабочие преданы вам настолько, что могут утаить нужную информацию и даже солгать ради своего работодателя?

Шарлотта проигнорировала его замечание.

— У вас уже есть результаты анализов? Вам уже известен компонент, ставший причиной смерти? Я хочу знать, одинаков ли он для всех продуктов.

— У нас пока еще нет результатов, но я жду их с минуты на минуту. Кстати, вы напомнили мне, что я должен попросить у вас формулу «Блаженства»: нам необходимо сравнить.

Шарлотта одарила его тяжелым взглядом. Она вспомнила, как требовала образцы первых двух продуктов, чтобы ее химики могли провести независимую экспертизу, но ей отказали.

— Я прослежу за тем, чтобы вам сообщили формулу, мистер Найт. Но на это потребуется время.

Его улыбка стала еще шире.

— Я ничуть не сомневаюсь, мисс Ли, что вы и ваш персонал окажете нам всяческую помощь, причем — достаточно быстро.

Шарлотта повернулась, чтобы уйти, но Валериус добавил:

— Мисс Ли, за последний год ваши лаборатории трижды проверяло наше управление. Вам не кажется, что это довольно необычно?

Она подняла на него глаза.

— Мистер Найт, наши фитотерапевтические продукты производятся в соответствии со строжайшими инструкциями, намного превосходящими требования ФДА. Все компоненты, поступающие на фабрику, проверяются перед использованием. Наши продукты производятся в соответствии с формулами, а химики и фармацевты следят за каждым этапом процесса. Все лекарства проходят проверку, прежде чем поступить на прилавки аптек и магазинов здоровой пищи. Мы не выпускаем подделок, мистер Найт!

— Ну, я же не говорил…

— Всем известно, что «Дом Гармонии» и ваше управление не слишком ладят, — перебила его Шарлотта. — Нас заставляли даже проводить испытания на животных, хотя мы против подобных испытаний.

Теперь улыбка Найта подозрительно напоминала ухмылку.

— Да, мне известно, как вы относитесь к опытам над животными.

Шарлотта тут же насторожилась. Неужели Найт намекает на инцидент в Чок-Хилле?.. Она именно этого и боялась, когда увидела пикетчиков с фотографией на улице. И что хуже всего, какой-нибудь дотошный репортер сможет раскопать и больше. А некоторые секреты лучше не доставать на свет божий…

Неожиданно они услышали шум со стороны пожарной лестницы — кто-то звал на помощь охрану. Десмонд закричал:

— Уберите оттуда эту проклятую камеру!

— Я хотел поговорить с вами о новом лекарстве ГБ4204, — заметил Найт, когда все успокоилось.

Шарлотта внимательно взглянула на него, пытаясь прочесть в его глазах скрытую угрозу.

— А что с ним такое?

— Насколько мне известно, еще две компании разработали недавно такие же формулы и представили их на рассмотрение комиссии.

Шарлотта изогнула бровь.

— Вы предполагаете, что все эти смерти связаны с промышленным саботажем?

— Или кто-то пытается придать делу видимость промышленного саботажа. Скажем так, кто-то из вашей компании пытается дискредитировать остальных двух производителей этого лекарства. — Он пожал плечами и быстро добавил: — Впрочем, я, вероятно, ошибаюсь.

Шарлотта не поверила ему ни на секунду и какое-то время еще смотрела на агента, пытаясь определить, что это за человек. Она много о нем слышала: очень амбициозный, суперагент среди федеральных агентов, ради продвижения по службе не брезгует никакими средствами. Во всяком случае, так говорили. Он вел личный крестовый поход против производителей лекарств, основанных на травах. И Шарлотта подозревала, что расправа с «Домом Гармонии» стала бы для него необходимым толчком для дальнейшего продвижения по службе.

— Вы собираетесь нас закрыть? — напрямик поинтересовалась она.

— Только временно! — ответил агент, по-прежнему очаровательно улыбаясь, словно он был на ее стороне. — Но достаточно надолго.

— Прошу меня извинить, мистер Найт, у меня еще много дел. Мой секретарь сделает для вас все необходимое.

— Разумеется, — последовал ответ. — Идите работайте.

Шарлотта подошла к Десмонду, который разговаривал с мистером Сунгом. Ее двоюродный брат выглядел совершенно обезумевшим, а пожилой адвокат, судя по всему, старался его успокоить. Шарлотта отвела Десмонда в сторону и попросила:

— Надо организовать предупреждения по радио и телевидению, что люди пока не должны покупать фитотерапевтические продукты «Дома Гармонии» и не должны использовать те, что у них уже есть. И убедись в том, чтобы все убрали из продажи.

— А что делать со служащими?

— Мы оставим основной состав, а всех остальных отправим по домам в оплачиваемый отпуск.

Десмонд покачал головой:

— Это плохо, Шарлотта. Очень плохо.

Шарлотта проигнорировала его замечание.

— И передай журналистам на улице, что я готовлю заявление для прессы. — Она помолчала, положив руку ему на рукав. — Дай мне пять минут, хорошо? Мне необходимо собраться с силами. И еще, — она оглянулась через плечо на агента Найта, подсоединявшего к сети свой портативный компьютер, — займи его чем-нибудь. Но что бы он ни делал, не помогай ему! У меня очень сильное подозрение, что этот парень собирается распять и нас, и нашу компанию. Он извратит все факты и сделает так, что все будет выглядеть в лучшем случае как наша ошибка. Он уже так делал.

Десмонд ушел, а Шарлотта повернулась к мистеру Сунгу, который терпеливо стоял в стороне от этого вавилонского столпотворения, спокойно взирая на происходящее. Ему было далеко за семьдесят, и он являлся не только старшим адвокатом фирмы, но и главным советчиком Шарлотты, а также другом ее бабушки. Именно мистер Сунг последним видел бабушку живой…

— Шарлотта, ты, как всегда, можешь рассчитывать на меня, — негромко заметил адвокат.

— Мне действительно понадобится ваша помощь, чтобы с этим разобраться.

Старик печально взглянул на нее.

— Ты только послушай, какой шум, какое отсутствие гармонии! Здесь сегодня царит неудача. — Он покачал головой. — Я принес плохие вести. Семьи жертв выдвинули иск против компании.

Шарлотта тяжело вздохнула. Шесть дней назад она была на вершине мира, потому что ФДА одобрило ее новую противораковую формулу — ГБ4204, результат ее двадцатилетних мечтаний. А теперь ее мир разлетелся на миллиарды кусочков, как ветровое стекло ее джипа и стеклянные колокольчики, которые она, завернув в шарф, носила с собой в сумке, побоявшись оставить разбившуюся удачу за спиной…

Но кто за всем этим стоит? Может быть, это личная месть «Дому Гармонии» кого-то из недовольных служащих? Или и в самом деле промышленный саботаж? А что, если преступник просто выбрал продукты «Дома Гармонии» своим орудием убийства и это не имеет никакого отношения ни к Шарлотте лично, ни к ее компании?

Прошла минута, прежде чем Шарлотта осознала, что мистер Сунг протягивает ей что-то. Это была китайская шкатулка-головоломка из светлого дерева, украшенная сложным рисунком маркетри. Шарлотта ее сразу узнала: когда-то эта шкатулка принадлежала ее матери.

— Я много лет ее не видела, — зачарованно прошептала Шарлотта, беря коробочку в руки. — Я помню полку, на которой бабушка ее хранила… — Она удивленно посмотрела на старика. — Зачем вы принесли шкатулку сюда?

— Я подумал, что она поможет тебе в час печали. А теперь прости, у меня еще много дел. Я буду у себя в кабинете, если понадоблюсь.

Некоторое время молодая женщина смотрела, как все почтительно уступают дорогу маленькому старичку, а потом поднесла к уху шкатулку и потрясла. К ее удивлению, там что-то оказалось внутри…

Отвернувшись от всеобщего хаоса, где Десмонд пытался поговорить с расстроенными контролерами и начальниками отделов, где Валериус Найт печатал что-то на своем компьютере, а секретари старались справиться с разбушевавшимися телефонами, Шарлотта прошла по коридору к своему кабинету, занимавшему угловую комнату.

Она прошла сквозь двойные дубовые двери, закрыла их за собой, и ее охватила тишина, показавшаяся спасением. Она посмотрела на две статуи по обеим сторонам от дверей — Асклепий, греческий бог врачевания, которому поклонялись западные врачи, и китайская богиня милосердия Гуань-инь, на пьедестале которой была надпись: «Грубые руки делают грубые лекарства». Шарлотта мысленно обратилась с молитвой к богу и богине, прося у них силы и поддержки…

Если не считать изваяния Гуань-инь, в убранстве кабинета Шарлотты, выдержанном в серых и винно-красных тонах, не было ничего азиатского. Все очень по-американски, очень официально… Шарлотта специально добивалась такого эффекта. Многие люди, встречавшиеся с ней впервые, не знали, что в ней есть четверть китайской крови, а ее фамилия Ли не американская, а уходит корнями в Южный Китай. Именно Шарлотта, став президентом компании шесть месяцев назад, после смерти бабушки, перенесла основной упор с травяной медицины на изучение и создание западных лекарств. И изменение названия «Дом Гармонии» на «Гармония биотех» стало делом ее рук.

На столе зазвонил телефон. Горели лампочки всех десяти линий, но Шарлотта решила, что пусть ее секретарша сама справляется с этими звонками. Сейчас у нее есть более неотложные дела. Прежде всего надо наконец дозвониться Наоми.

На этот раз она попала на автоответчик в колледже.

— Я пыталась связаться с тобой, — сказала Шарлотта. — Сегодня вечером мне не удастся быть у тебя. Еще одна женщина умерла, на этот раз — от «Блаженства». В лаборатории царит хаос. И дома у меня произошел несчастный случай: дверь гаража упала и повредила машину. Благодарение богу, я была в «Шевроле», а не в «Корвете». — Шарлотта помолчала и вздохнула. — Есть и кое-что еще. На улице пикеты с плакатами — они снова вытащили фотографию из Чок-Хилла. Я думаю, тебе следует знать: вдруг это покажут в вечерних новостях.

Шарлотта подозревала, что Наоми не рассказала своему начальству в колледже о бойне в Чок-Хилле и о своем в ней участии. А об аресте тем более.

Повесив трубку, Шарлотта подошла к бару и, заставляя себя действовать неторопливо, налила воды в электрический чайник, достала специальную чашку и блюдце из тончайшего китайского фарфора, украшенные символами удачи. Несмотря на те две таблетки, что она приняла раньше, ее нервы все еще не успокоились после происшествия в гараже. «А что, если бы я была в „Корвете“?» — в который раз спросила она себя.

Шарлотта опустила в чашку матерчатый мешочек с ромашковым чаем и, пока закипала вода, сделала несколько медленных упражнений для дыхания. Потом, чтобы успокоить сильно бьющееся сердце, она положила руку на ожерелье — серебряный медальон династии Цин с аметистами и каплей золотого янтаря. Шарлотта кое-что положила в этот медальон двадцать четыре года назад, окропив слезами пятнадцатилетней девочки. С тех пор она его не открывала…

Когда вода для чая закипела, Шарлотта налила кипяток в чашку, и ее сразу же окутал аромат, принося с собой воспоминания. У ее бабушки было несколько баночек с чаем — каждая на разные случаи жизни. «Для чая, предупреждающего непонимание», «для чая, приносящего удачу»… Как часто бабушка ругала Шарлотту за то, что та кипятила воду в чайнике, а потом заваривала чай в бумажном пакетике с веревочкой! Она считала, что это приносит неудачу, и называла такой чай «быстрорастворимой ерундой».

На Шарлотту вдруг снова нахлынула печаль. Она посмотрела на статую Гуань-инь и попыталась вспомнить, что ей говорила бабушка о другом изваянии Небесной Царицы. Это была какая-то странная, экзотическая история о том, как богиня проделала долгий путь через океан, пряча сокровища в своем теле. И о том, в каких случаях Гуань-инь приносит удачу, а в каких — неудачу. Но бабушка не слишком много говорила об этом, и Шарлотта иногда думала, что бабушкина могила несколько «перенаселена» — так много секретов та унесла с собой.

Отодвигая в сторону коробочку с чайными пакетиками, она пробежала взглядом по этикетке с предупреждающей надписью: «Внимание! Этот чай содержит ромашку — растение из семейства сложноцветных. Может вызвать аллергическую реакцию или приступ астмы». И тут же вспомнила высказывание агента Валериуса Найта в передаче «Ночная линия»: «Травяная медицина — всего лишь шарлатанство и способ вытрясти из несчастных людей их с трудом заработанные деньги. Это опасно еще и потому, что компании не обязаны предупреждать потребителей о возможных побочных эффектах».

«Гармония» была единственным производителем в Соединенных Штатах, указывающим на этикетках эти «возможные побочные явления»; все знали, что она превосходит требования управления, что у нее долгая и славная история, основанная на высоких моральных и этических нормах. Вопреки утверждениям репортеров, «Дом Гармонии» никогда не использовал мясо животных в своих продуктах и не испытывал их на животных. И не собирался — несмотря на постоянно усиливающийся нажим со стороны правительства.

Шарлотта начала мелкими глотками потягивать чай, но вдруг остановилась и нахмурилась.

«Блаженство»…

Она поставила чашку, потянулась к ящику и достала еще одну коробочку. «Блаженство» представляло собой смесь трав, естественную и безопасную, которая, как следовало из этикетки, «снижала нервное напряжение, восстанавливала баланс инь и ян». «Блаженство» в основном состояло из травы дун гуй, что по-китайски означало «невозможно вернуть». Это была «женская» трава: сначала ее выращивали для поддержания здоровья женщин. Шарлотта часто добавляла одну-две капсулы в свой чай или сок в те дни, когда ей требовалось успокоить нервы.

Безвинная жертва, принявшая этот препарат, очевидно, тоже искала покоя — а обрела смерть…

Почему?!

Почувствовав, как в ней снова закипает гнев, Шарлотта машинально взяла в руку шкатулку-головоломку, которую ей дал мистер Сунг, и потрясла. Совершенно точно, там что-то было внутри! Но она могла бы поклясться, что шкатулка годами стояла пустой у бабушки на полке…

Шарлотта стала вертеть шкатулку в руках, пытаясь найти то положение, в котором ее можно было открыть, и тут взгляд ее упал на компьютер, стоящий на столе. Шарлотта нахмурилась. Монитор работал, хотя она точно помнила, что выключила его, когда уходила из кабинета!

Положив шкатулку в сумку, она подошла к столу и увидела на экране сообщение, что в электронной почте есть письмо. Но в фолдер с ее письмами можно было попасть при помощи пароля, известного только ей.

Шарлотта щелкнула клавишей, и на экране появилось сообщение:

«Ты убила этих трех женщин, Шарлотта. Ты убила их!»

Глава 4

Шарлотта нахмурилась. Это еще что такое?! Шутка? Кто включил ее компьютер, модем, а потом добрался до электронной почты и обеспечил получение письма?

Она долго смотрела на текст, потом села и дала команду компьютеру сообщить полные сведения о полученном послании.

Комментарий гласил: это письмо отправлено человеком, который не указан в списке. Передающая система не может опровергнуть или подтвердить содержание послания.

Шарлотта уже потянулась было к телефону, когда снова загудел сигнал электронной почты — пришло новое сообщение. «Это просто шутка! — прочитала Шарлотта. — Ты не убивала этих женщин. Это моя работа. И на случай, если ты мне не поверишь, вот тебе доказательство. Женщина, выпившая „Блаженство“, умерла от кровоизлияния в мозг. Это закрытая информация, которую знают только федералы и я, ее убийца».

Шарлотта резко вскочила и бросилась к дверям. В конце коридора, в приемной, царил все тот же хаос. На столах секретарей были заняты практически все компьютеры. Она даже разглядела из-за приоткрытой двери, что мистер Сунг тоже задумчиво смотрит на монитор. Шарлотта поискала взглядом Валериуса Найта. Экран его портативного компьютера светился, но самого агента нигде не было.

Шарлотта вернулась в свой кабинет, села перед монитором, нажала на клавишу «Ответ» и торопливо напечатала: «Кто ты? Чего ты хочешь?» Шарлотта так спешила, что сделала ошибку, и ей пришлось вернуться и исправить ее. Затем она нажала на клавишу «Отправление» и, закусив губу, стала смотреть, как послание передается ее корреспонденту. Спустя мгновение на экране появилась предупреждающая надпись: «Субсистема доставки почты. Ваше послание не может быть отправлено. В системе нет имени нашего адресата».

Молодая женщина встала. Этот человек явно сумасшедший! Кто-то, очевидно, решил воспользоваться благоприятной ситуацией — какой-нибудь придурок, случайно оказавшийся свидетелем на месте происшествия. Она обязательно обо всем расскажет Найту, пусть он с этим разбирается, раз уж какому-то человеку удалось достать закрытую информацию!

В следующую минуту пришло еще одно сообщение: «Не повезло тебе с ветровым стеклом. Хорошо, что ты пересела в другую машину».

Шарлотта застыла на месте, не в силах пошевелиться.

А собеседник не унимался: «Пора перейти к делу, Шарлотта. Ты, должна сделать заявление для прессы — признаться при всех, что „Дом Гармонии“ добавляет в свою продукцию мясо больных бешенством животных и сознательно совершает обман. Если ты не подчинишься, последствия будут целиком на твоей совести».

Шарлотта не могла прийти в себя от ужаса, когда пришло дополнение: «У тебя ровно двенадцать часов, чтобы подготовить заявление».

Ее глаза не отрывались от экрана, а тело как будто оледенело. Таинственный корреспондент прекрасно знал, что она всегда ездила в «Корвете» — маленькой машинке с хрупким корпусом. Если бы она в последнюю минуту не решила пересесть в похожий на танк джип, то упавшая дверь гаража… Шарлотта содрогнулась. Неожиданный удар, угрожающий треск, разлетающееся во все стороны стекло… Неужели все было подстроено специально? Нет! Слишком ужасно даже думать об этом!

Шарлотту начала бить дрожь, ее охватило дурное предчувствие — словно на нее надвигалось нечто дьявольское и смертельно опасное. Это движение напоминало движение змеи, готовящейся к нападению.

Шарлотта знала, что обязана обо всем рассказать агенту Найту, Десмонду, полиции… и все-таки приняла совсем другое решение.

Стенной сейф прятался за китайским свитком девятнадцатого века. Шифр знали только она и Десмонд. Шарлотта открыла сейф и достала тонкую книжку в кожаном переплете. Название было выбито золотыми буквами: «Поэты — лауреаты премии „Серебряный лавровый венок“, 1981 год». Шарлотта хранила книгу все это время, но не открывала с того дня, когда в 1981 году ее мир рухнул…

Теперь она открыла книгу — и сразу же из нее вылетела визитная карточка, упав, словно перышко, на ковер. Когда Шарлотта неожиданно получила по почте эту карточку девять лет назад, она вложила ее в книгу и убрала в сейф. Теперь же Шарлотта подняла кремовый квадратик плотной бумаги и поднесла к лампе:

«Джонатан Сазерленд

Консультант по технической безопасности

Лондон: 71-683-4204

Эдинбург: 31-667-9663».

Тогда этот листок бумаги вскрыл такую болезненную рану, что Шарлотта немедленно спрятала визитную карточку и постаралась больше о ней не вспоминать. Ей потребовались годы, чтобы перестать думать о Джонатане каждый день, чтобы просто принять существующий порядок вещей, как советовала ей бабушка. Очень давно Шарлотта дала себе торжественное обещание никогда больше не впускать Джонатана снова в свою жизнь.

Но теперь она нуждалась в нем, поскольку больше никому не могла доверять. А кроме того — она не знала более квалифицированного специалиста.

Шарлотта снова взглянула на монитор. Но Джонатан от нее сейчас на расстоянии восьми тысяч миль. Он не успеет прилететь вовремя. Но, возможно, он сможет дать ей совет по телефону, подскажет, как вычислить ее анонимного отправителя, или сделает это сам на своем компьютере?

Потянувшись к трубке телефона, Шарлотта мысленно подсчитала разницу во времени. В Лондоне сейчас два часа ночи, а на карточке не был указан домашний номер телефона. Но, может быть, у Джонатана есть автоответчик?

Пульс Шарлотты зачастил, она стала набирать номер. Джонатан, после стольких лет… Сможет ли она перенести чту боль? И захочет ли он говорить с ней?

Она слушала гудки — торопливые сдвоенные сигналы, характерные для английских телефонов, — и пыталась представить себе Джонатана. Он скорее всего сейчас спит рядом с женой.

Услышав негромкий стук в дверь, она подумала: «Только не сейчас, Десмонд! Дай мне пять минут, чтобы я снова научилась разговаривать с Джонатаном».

Но стук настойчиво повторялся.

— Входи, Дес, — наконец отозвалась Шарлотта.

Дверь широко распахнулась — и на пороге появился человек, в мокром плаще, с очень знакомой улыбкой на лице…

— Привет, дорогая, — произнес Джонатан.

Глава 5

Шарлотта окаменела. Она не была готова к той теплой волне, которая подхватила ее и понесла, когда она увидела Джонатана на пороге. Он словно материализовался из ее мыслей!

Любовь, которую она когда-то питала к этому человеку, — глубокая, отчаянная любовь, похороненная ею много лет назад, — вернулась к ней с силой сингапурского муссона. «Привет, дорогая», — сказал он ей только что, и ее сердце пропустило удар. Он назвал ее «дорогая»! И тут же Шарлотта вспомнила, что в Лондоне продавцы, протягивая вам сдачу, всегда говорят: «Пожалуйста, дорогая».

Ей потребовалась вся ее сила воли, чтобы не броситься в его объятия: когда она увидела знакомую улыбку, воспоминания сразу же унесли ее на много лет назад — к их первому поцелую. Они с Джонатаном сидели в ее секретном убежище, и он плакал. Она успокаивала его, неловко обняла, приговаривая: «Не огорчайся, Джонни», и их губы встретились. Это мгновение пятнадцатилетняя Шарлотта всегда рисовала себе так: огни двух высоких тонких свечей склонились друг к другу, соединились и стали одним пламенем — жарким и всепоглощающим.

Поцелуй двух подростков был долгим и страстным, а потом они с Джонатаном вдруг резко отпрянули друг от друга: они оба увидели край, к которому подошли, и это испугало их. Но Шарлотте в тот момент показалось, что от нее прежней осталась только половина. Как будто Джонни дополнил ее собой, и без него она будет обречена на жалкое, неполное существование.

Шарлотта была уверена, что Джонни тоже почувствовал это. Он ничего не сказал, потому что никогда не умел облекать мысли в слова, но говорили его глаза. Они оба просто знали, что стали духовно близкими людьми, и в их вселенной больше ни для кого не было места…

— Я понимаю, мне следовало прежде позвонить и узнать, захочешь ли ты вообще принять мою помощь, — заговорил Джонатан, нахохлившись, и это выражение его лица напомнило Шарлотте прежнего Джонни. — Но я подумал, что, если ты откажешься от моей помощи, а я все равно приеду, будет очень неловко.

Шарлотта смотрела на него и думала, что в нем появилось очень много английского — словно он специально работал над этим. А ведь когда-то отец Джонатана хотел во что бы то ни стало сделать из сына американца. И хотя чисто формально Джонатан Сазерленд был американцем — это записано в его свидетельстве о рождении, — Шарлотта помнила первое, что она о нем узнала: его сердце не принадлежит этому континенту. И за это она в него влюбилась…

— Как ты узнал, что мне нужна помощь? — спросила Шарлотта, стряхивая с себя оцепенение.

Джонатан закрыл за собой дверь и стянул мокрый дождевик.

— Я смотрю новости. Когда я узнал о жертвах, то позвонил кое-кому. — Он устало улыбнулся. — У меня все еще есть друзья в Агентстве национальной безопасности. В двух первых случаях, судя по всему, упаковка не была нарушена до того, как ее вскрыли жертвы. Предварительные анализы оставшихся продуктов показали, что заменили все содержимое упаковки, а не только то, что попало в чашку погибших. Я подумал, это указывает на то, что подмена была совершена здесь, на фабрике. А теперь, — проговорил Джонатан, водружая на ее стол огромный нейлоновый черный баул и расстегивая «молнию» на боковом кармане, — я случайно узнал, что весь химический процесс и процесс изготовления в «Гармонии» компьютеризированы.

Следовательно, кто-то мог проникнуть во все ваши тайны и подделать препараты. Но мы можем найти преступника или хотя бы выйти на его след с помощью вашей компьютерной сети. А так как я лучший технический детектив на этой планете…

Шарлотта покачала головой, удивленная тем, что у него до сих пор сохранилась эта способность сразу овладевать ситуацией и начинать командовать.

— Ты справишься лучше, чем команда федеральных агентов?

Джонатан коротко хмыкнул.

— Эти парни не отличат жесткий диск от сваренного вкрутую яйца! Ладно, что еще ты можешь мне рассказать об этих случаях?

Она встретила его вызывающий взгляд и поняла: приезд Джонатана связан не только с тем, что требуется найти убийцу. Он привез с собой двадцать шесть лет жизни — их жизни… И Шарлотта вдруг испугалась, что они собираются выпустить на свободу очень опасного зверя.

Ей хотелось сказать: «Я рада, что ты здесь», но слова не шли с языка. Вместо этого она рассказала Джонатану все, что знала сама, не забыв о происшествии с дверью гаража, а потом показала сообщения, пришедшие с электронной почтой.

Джонатан нахмурился, глядя на экран компьютера.

— Кто знает о случае в гараже?

— Моя экономка и ее муж. И Десмонду я тоже рассказала. Но кто-то мог и подслушать наш разговор! Я уверена, это была случайность, Джонатан, а неизвестный просто пытается напугать меня.

Он не стал комментировать ее слова.

— Какова цель заявления для прессы, которое ты должна сделать через двенадцать часов?

Шарлотта изучала его профиль, вспоминая то время, когда Джонатан вдруг осознал, что у него большой нос. Но, разумеется, он уже давно перерос это — теперь у него сильная челюсть и высокий лоб, который она всегда считала сексуальным. Его темно-каштановые волосы оставались по-прежнему темными, без седины, и тело казалось крепким, хотя ему скоро исполнится сорок…

— Я полагаю, это шантаж, — заметила Шарлотта, чувствуя, как прежние желания возвращаются к ней. — Подобное заявление разрушит мою компанию. Этот человек явно надеется, что я заплачу ему.

— А причина смерти третьей жертвы, кровоизлияние в мозг… Ты уверена, что об этом действительно никто не знает?

— Агент Найт сказал мне, что он придерживает эту информацию. Я не говорила даже Десмонду. Кто может знать, кроме самого убийцы?

— Есть много способов для получения закрытой информации, — задумчиво произнес Джонатан, его глаза не отрывались от монитора. — Так, значит, Десмонд все еще работает в компании?

— Он член правления, — ответила Шарлотта, вспоминая времена отчаянного соперничества между Джонатаном и ее кузеном, когда ей приходилось выступать в роли миротворца. — Скажи, есть ли способ узнать, откуда пришли эти письма?

Джонатан покачал головой.

Нет. Они пришли от анонимного посредника. Практически невозможно проследить их путь до истинного отправителя. — Он огляделся по сторонам. — Кто мог войти сюда и включить твой компьютер?

— Кто угодно. Всем известно, где лежат ключи.

— Кто знает твой пароль?

— Только я, и никто не мог его узнать. Я его не записывала.

Шарлотта наблюдала, как Джонатан осматривает офис, словно ищет ответы на свои вопросы. Она помнила, что он всегда поступал именно так: искал в окружающем его мире ответы, которые потом приходили к нему из его внутреннего мира… Внезапно она заметила, что взгляд Джонатана остановился на встроенном сейфе, который остался открытым и выставлял на всеобщее обозрение томик поэзии в кожаном переплете. Что-то мелькнуло в его глазах, и Шарлотта удивилась, поняв, что это боль. Но ничего подобного просто не могло быть. Ведь боль причинили ей!

Она смотрела, как он отбрасывает с лица мокрые волосы длинными тонкими пальцами, и думала о невинном начале их любви. Много лет назад они были неразлучны — прыгали с лодки, бродили вдвоем по улицам, корчились от неудержимого смеха. Она брала Джонатана за руку и вела в свое таинственное убежище. Тогда им было тринадцать, четырнадцать, пятнадцать лет…

На какое-то мгновение Шарлотте вдруг захотелось убежать из этого грозового, напоминающего ночной кошмар вечера, с перебоями электричества и федеральными агентами, шныряющими повсюду, когда весь ее мир находился под угрозой. Как было бы прекрасно вернуться назад и посидеть в тени моста Золотые Ворота, считая проплывающие мимо суда, пока Джонатан плетет для нее из травы браслет. Но тут она заметила, как он одет: костюм от портного с Севил-роу, французская рубашка и шелковый галстук, завязанный безупречным узлом. И Шарлотте пришлось вернуться в печальную действительность. А что, собственно, она ожидала увидеть? Потертые джинсы и старую майку с надписью «Благодарный мертвец»? Тот Джонатан больше не существовал. А этот Джонатан — обеспеченный и добившийся успеха — был ей незнаком. Они никогда не смогут вернуть прошлое…

Он начал что-то говорить, но внезапно остановился на полуслове и очень серьезно посмотрел на нее. Шарлотта поняла, что Джонатан тоже вспоминал.

Он протянул руку и коснулся медальона у нее на груди.

— Ты все еще носишь его?

— Это напоминание…

Только Джонатан знал, куда она исчезла в то лето, когда ей исполнилось пятнадцать. И одному ему было известно, что лежит в медальоне…

Однако Джонатан убрал руку и резко сменил тему разговора:

— «Гармония биотех». Почему ты решила дать новое название компании?

— Пришло время вернуться в день сегодняшний, — ответила Шарлотта, словно оправдываясь. — Одних трав недостаточно. Людям нужны и серьезные лекарства тоже.

— Самое важное лекарство, которое предлагала твоя бабушка, не упакуешь в пузырек, — мягко напомнил ей Джонатан; в его глубоких карих глазах светилась печаль. — Ее самым сильным средством было сострадание. Она понимала, что забота — важнейшая составная часть лечения.

— Рак заботой не вылечишь! А «Гармония» готова предложить новый препарат для лечения рака. Клинические испытания ГБ4204 на добровольцах показали, что выживаемость возрастает на пятьдесят процентов. Ты только подумай — пятьдесят процентов!

Джонатан улыбнулся.

— После стольких лет твоя мечта наконец-то становится реальностью?

Шарлотта снова помрачнела.

— Или вот-вот разлетится вдребезги.

Джонатан снова взглянул на монитор, где оставалось последнее письмо с угрозами.

— А может быть, это и есть мотив нашего приятеля? В конце концов, ГБ4204 должен принести «Гармонии» большую прибыль.

Он достал сотовый телефон из своей сумки, раскрыл его и набрал номер.

— Ты считаешь, что это дело рук наших конкурентов? — спросила Шарлотта.

— Если кому-нибудь захотелось уничтожить «Гармонию», три смерти — отличное начало.

— Да, если мишенью является именно «Гармония», но мы этого не знаем наверняка.

Джонатан пожал плечами:

— Вопрос в том, что именно планирует предпринять неизвестный парень, если через двенадцать часов ты не сделаешь этого странного заявления для прессы. — Он поднял руку и заговорил по телефону: — Торна, пожалуйста. Да, я подожду. — Он прикрыл рукой микрофон и обратился к Шарлотте: — А этот федеральный агент, который занимается твоим делом, как, ты сказала, его зовут?

— Валериус Найт.

— И что ему уже удалось сделать?

— Не знаю. Мы, в общем-то, не общаемся. Я ему не доверяю, Джонатан. У него свои собственные планы, поэтому его отношение к нашему делу неоднозначно. И это меня беспокоит.

— Кому ты говорила об этих посланиях?

— Пока никому.

— Отлично. — Джонатан произносил слова очень быстро, прикрывая рукой телефон. — Пока что федеральные агенты, слава богу, не интересуются твоими компьютерами, могут только проверить процесс производства и файлы с формулами. Но если им станет известно о письмах и угрозах или агенты выяснят, что продукцию подменили в другом штате, то дело станет федеральным. Тогда они изымут всю сеть. Они закроют доступ в систему, и мы уже ничего не сможем сделать. А раз неизвестный влез в компьютерную сеть «Гармонии», то это единственная возможность связаться с ним, наша единственная надежда его остановить. Если в дело вмешаются федералы, мы никогда его не поймаем.

Шарлотта нахмурилась.

— Значит, ты предлагаешь мне никому не говорить… Но неужели ты в самом деле думаешь, что можешь что-то сделать? Сможешь поймать этого парня в одиночку?

— Ты же знаешь, что я лучше всего работаю один.

Натолкнувшись на его взгляд, Шарлотта вдруг вспомнила, как странно Джонатан смеется. Его смех всегда напоминал ей шум двигателя, который заводят холодным утром. Раньше она всегда нарочно смешила его, чтобы услышать этот звук. Потом начинала хохотать сама, и так продолжалось до тех пор, пока они оба не начинали корчиться от смеха, держась за животы. Потому что это было так здорово — больше никто не издевается над ней, не пускает из рогатки камней, не кричит «китаеза!» на Калифорния-стрит…

Шарлотта задумалась, а смеется ли Джонатан так сейчас. Ей неожиданно захотелось услышать его смех, но в голову не приходило ничего смешного.

Джонатан посмотрел на нее.

— Что случилось?

— А что такое?

— У тебя странное выражение лица. Я всегда могу сказать, когда ты о чем-то задумалась.

Шарлотта собралась было ответить, что ее лицо изменилось, и он уже не знает его, но Джонатан снова поднял руку, призывая к молчанию.

— Да, Роско, это Джонатан Сазерленд. Отлично, спасибо. Я хотел попросить тебя об одолжении. У меня есть кое-что, и я хотел бы, чтобы ты прогнал это через свою базу данных.

Шарлотта принялась ходить по кабинету, а Джонатан продолжил разговор:

— Мишень — фармацевтические компании, в особенности производители травяных средств. Посылает угрозы по электронной почте, используя анонимных посредников. Несомненное знание компьютера, а также, вероятно, фармакологии или биохимии. Возможны связи с фирмой «Гармония биотех». Да, делаю кое-какую частную работу. Не для всеобщего сведения. Прости, что? Да, я подожду.

Ожидая, пока Торн вернется к телефону, Джонатан смотрел, как Шарлотта меряет шагами просторный офис. Он позволил своему взгляду скользнуть вниз по ее спине и вспомнил, как она всегда жаловалась на свои широкие бедра. А ему нравилась их округлость — неожиданная при такой тоненькой талии. Ему вдруг захотелось вновь коснуться ее бедер руками и ощутить их ритмичное движение…

— Да, Роско, — проговорил он. — Да, спасибо. По этому номеру ты можешь связаться со мной. Спасибо. Будь здоров. — Джонатан положил трубку и обратился к Шарлотте: — Мне понадобятся планы всех зданий и территории, с указанием прокладки телефонных и электрических кабелей. — Он произносил фразы очень быстро, словно ею мысли обгоняли слова. — И план расположения всех модемов и компьютерных терминалов, если у тебя такой есть. Ваш сетевой сервер находится в главном здании, я полагаю?

— Да, на этом этаже, — ответила Шарлотта и вдруг поняла, что кое-что в его характере осталось неизменным. Джонатан всегда был нетерпеливым. Если все не происходило по его желанию достаточно быстро, он заставлял всех посуетиться — а там будь, что будет. И сейчас, заметив его нетерпение и знакомую решимость, Шарлотта почувствовала, что в ней зарождается надежда. Она вдруг поверила, что Джонатан разберется с этим делом, и неважно, что для этого потребуется.

Он посмотрел на часы, затем быстро подсел к ее компьютеру.

— Как защищена твоя система?

— У нас есть пароли, шифр.

— Верховные жрецы ложной безопасности! — Он напечатал несколько ключей, посмотрел на экран и пробормотал: — Программа «Диануба»? Отлично. — Он повернулся к Шарлотте. — Вы даете компании «Диануба текнолоджиз» доступ для ремонта?

— Это надо проверить у моего системного администратора. Но он уже ушел домой.

— В вашей сети есть модемы-автоответчики? Обычно чужаки-хакеры попадают в систему именно через них.

— Нет, у нас стоят модемы с системой обратной связи.

— Хорошо. Наш приятель наверняка свяжется с тобой снова, и я поставлю для него ловушку. Насколько ты можешь доверять твоему системному администратору? — Видя, что Шарлотта колеблется с ответом, он добавил: — Неважно. Мы сможем работать и без него. Так безопаснее и быстрее.

— Джонатан, он угрожает, что будет продолжать убивать, — напомнила Шарлотта. — Но как он может привести угрозу в исполнение? Мы снимаем с продажи всю нашу продукцию и собираемся сделать объявления по радио и телевидению. Как он может быть уверен, что люди купят наши лекарства?

— Судя по всему, он полагает, что успеет сделать это в течение двенадцати часов. — Джонатан снова взглянул на часы. — Шарлотта, мне нужно помещение, где бы я мог спокойно работать и вплотную заняться твоей компьютерной сетью.

Шарлотта задумалась. Все здание битком набито полицией и федеральными агентами. Ему негде…

— Да! — вдруг вспомнила она. — Есть такое место. Я не думаю, что кому-нибудь известно о его существовании.

— Хорошо. — Джонатан встал, убрал сотовый телефон в сумку и застегнул «молнию». — По-моему, никто не видел, как я сюда вошел. Там такой бедлам. Я приветствовал Десмонда, но он отмахнулся от меня со словами, что больше не ответит ни на один проклятый вопрос. Не думаю, что он даже взглянул на меня. Я хочу, чтобы ты пошла к Десмонду и предупредила его, что тебя какое-то время не будет, так как тебе необходимо поработать одной. Можешь это сделать?

— Да, подожди минутку.

Шарлотта отправилась в приемную, где ее кузена осаждали трезвонящие телефоны, спешащие федеральные агенты, охваченные паникой служащие. Она отвела его в сторону и сказала, что собирается просмотреть личные дела сотрудников, а также счета и бухгалтерские книги и проверить, нет ли в них чего-нибудь подозрительного. При этом Шарлотта не упомянула ни об угрозах, ни о Джонатане.

— Я хочу, чтобы ты оставался здесь, Дес, и заменил меня, — сказала она.

Он похлопал ее по руке и ответил, пряча глаза за темными очками:

— Не волнуйся, Шарлотта. Я обо всем позабочусь.

Она вернулась в свой кабинет.

— Порядок, Джонни. Мы можем выйти через черный ход и спуститься по пожарной лестнице. Быстрее!

Глава 6

Они прошли по мощеной дорожке, ведущей от главного здания, в парк. Джонатан шагал следом за Шарлоттой, старательно обходя лужи, но внезапно остановился, вглядываясь во что-то сквозь пелену ливня.

— Что это такое?

— Оранжерея. Там мы выращиваем редкие травы.

Стеклянное здание было похоже на таинственный призрак, отливающий бутылочным цветом в потоках дождя. Неяркий свет внутри очерчивал темные зеленые силуэты изогнутых стеблей и гигантских листьев.

— Я должен туда попасть! — решительно заявил Джонатан.

— В оранжерею? Зачем?

— Ты можешь меня провести?

— Конечно.

Они торопливо прошли по выложенной гравием дорожке, удостоверившись, что их никто не заметил. Потом Шарлотта набрала шестизначный код на панели, и дверь распахнулась. Им в лицо ударил горячий влажный воздух, одурманивая тяжелыми запахами. Джонатан углубился в заросли растений, цветов и деревьев, осматривая каждое из них и уделяя особое внимание горшкам. Он остановился возле куста с множеством ароматных розовых цветов.

— Что это?

— Пионовое дерево. Мы выращиваем его для антисептиков и диуретиков. Но что ты хочешь…

Джонатан вытер пот со лба.

— С ним будет кто-нибудь работать в ближайшее время?

— Нет. Корни мы собираем только осенью.

К удивлению Шарлотты, Джонатан сбросил свою сумку, быстро опустился на колено и, расстегнув одно из отделений, вынул три металлических предмета, завернутых в пластик. Он поразил ее еще больше, когда аккуратно разрыл землю у основания куста и закопал там эти предметы.

Она смотрела, как он приводит все в порядок, выравнивает почву, чтобы скрыть следы, и вдыхала ароматы оранжереи — ароматы лета. Ей вдруг вспомнились те времена, когда Джонатан уезжал каждый июнь. Она обычно рассказывала ему, что собирается делать в его отсутствие, все болтала и болтала, делая вид, что только и ждет его отъезда, чтобы наконец заняться тем, чего хочет сама, и больше никому не подчиняться. На самом деле ей просто было слишком больно, и она хотела скрыть это. Шарлотта говорила и об игре «Гигантов», и о благотворительном базаре, и о скачках в парке Золотые Ворота, чтобы скрыть свою печаль из-за его отъезда, чтобы не выдать свой отчаянный страх, что на этот раз Джонатан уедет и больше не вернется. «Смотри, как я рада!» — говорили ее слова и улыбка, а сердце кричало: «Не оставляй меня, Джонни! Без тебя я превращусь в пустую раковину».

А он стоял, глядя на нее печальными карими глазами, и молчал. Но она видела, как пульсирует бледная голубая жилка на его шее, и понимала, что чувства Джонни борются с его немотой…

Джонатан присыпал землей металлические предметы, выровнял ладонью почву и упавшие с куста сухие листья, которые всегда напоминали Шарлотте о нарушенных обещаниях. Ее отец умер еще до ее рождения, а ее мать — когда она была совсем маленькой. А затем она видела, как умирал ее дядя Гидеон. «Все они оставили меня, Джонни, — сказала она ему, когда ей исполнилось девятнадцать. — Пообещай, что никогда не покинешь меня!»

Джонатан пообещал — а потом уехал от нее…

Он встал, отряхнул руки, затем, заметив ее вопросительный взгляд, пояснил:

— Это разобранный пистолет. Я привез его на всякий случай. Но я нарушаю закон, так что не могу допустить, чтобы его у меня нашли. Идем.

Шарлотта повела его по дорожке в самый дальний угол парка — там расположилось еще одно здание, которое она называла «Старый Китай». Когда Джонатан прошел за ней в тяжелую дверь и Шарлотта включила освещение, мягкий свет озарил сцену из другого времени, из другой жизни.

— Это проект моей бабушки, — приглушенно произнесла она. — Раньше сюда пускали посетителей, но после смерти бабушки я закрыла музей.

Со стен лился неяркий свет. Стеклянные витрины, хранящие драгоценные памятные вещи, казалось, излучают неземное сияние, точно все эти предметы были перенесены сюда машиной времени. Было похоже, что они готовы вернуться в прошлое в любую секунду и их удерживает лишь тончайшая паутина.

— Невероятно! — прошептал Джонатан.

— Так моя бабушка пыталась остановить время. Я как-то сказала ей, что «Дом Гармонии» должен существовать и в двадцать первом веке. Мы тогда наговорили друг другу много горьких слов… — Шарлотта отвернулась на мгновение. — Теперь я об этом жалею, — негромко добавила она. — Но это не меняет того факта, что бабушка в какой-то момент перестала правильно оценивать нашу компанию. Я сказала ей, что не верю в необходимость цепляться за прошлое, любое прошлое. — Шарлотта прямо взглянула в глаза Джонатану. — Мне жаль, что наши отношения не наладились до ее смерти.

Джонатан рассматривал великолепную коллекцию, иллюстрировавшую историю китайской медицины. Он знал, что в ней немало реликвий и семьи Ли — все эти фарфоровые чаши, бамбуковые корзинки, фигурки из нефрита. Джонатан не удивился при виде огромной каменной собаки из китайского храма: он сообразил, что уже видел ее много лет назад. У изваяния была своя история, как и у каждого бесценного экспоната в этом музее.

Потом Джонатан заметил на стене карту китайского квартала — Чайнатауна — в Сан-Франциско, и неожиданно ему пришло в голову, что здесь есть и частица его собственного прошлого. Потому что судьба связала его с Шарлоттой и семьей Ли, когда ему только исполнилось тринадцать.

— Компьютер стоит здесь, в бабушкином кабинете. — Шарлотта пошла вперед, указывая дорогу. — Она, разумеется, никогда им не пользовалась. Бабушка даже не умела печатать.

Джонатан пошел за ней по мягкому ковру между двумя рядами стеклянных витрин с экзотическими предметами, напоминавшими об ушедшем прошлом. Внезапно он вздрогнул, наткнувшись на высокого мужчину в красивом шелковом наряде мандарина — настолько живым выглядел манекен. Джонатану не требовалось читать надпись на пластинке внизу: он знал, что это прапрадед Шарлотты, богатый врач из Сингапура. Джонатан узнал изумрудное шелковое одеяние и черный атласный жакет — много лет назад Шарлотта показывала ему фотографию этого человека.

— Я заперла музей на следующий день после бабушкиной смерти, — сказала Шарлотта, введя его в небольшой кабинет и щелкнув выключателем. — Здесь все так, как она оставила. — Шарлотта повернулась и взглянула на Джонатана ясными зелеными глазами, которые он так хорошо помнил. — Бабушке было девяносто, когда она умерла, а она все еще управляла компанией. Но большую часть времени она проводила здесь, предаваясь воспоминаниям о былом.

Кабинет, неярко освещенный приглушенным светом, выглядел так, словно в него давно никто не заглядывал. Бабушка Шарлотты умерла полгода назад, и Джонатан гадал, получила ли Шарлотта его цветы и открытку с соболезнованиями, посланные из Южной Африки.

Шарлотта указала ему на консоль управления и мониторы в углу.

— Я установила все это здесь, чтобы бабушке не нужно было ходить по всей территории, — пояснила Шарлотта, включая монитор. — Но она никогда не пользовалась системой. Даже в девяносто лет бабушка все равно каждый день обходила все отделы и цеха, как делала это на протяжении многих лет…

Шарлотта нажала несколько клавиш на панели управления, и на экране появилась стоянка для автомобилей, где под дождем в театральной позе стоял Валериус Найт и делал заявление для прессы. Шарлотта нажала другую клавишу — и появился цех розлива, где беспорядочно суетились рабочие, машины стояли.

Подойдя к бабушкиному письменному столу, она сняла пластиковый чехол с монитора, включила компьютер, и спустя мгновение экран ожил.

Джонатан поставил свою огромную сумку на стол. Это был почти чемодан из кожи и нейлона, со множеством «молний» и боковых отделений. Когда он ее открыл, Шарлотта увидела сложенные в идеальном порядке дискеты, кабели-интерфейсы, соединения, мотки провода, многоцветные кабели, компьютерные наборы, микрофоны, антенны, резиновые перчатки, мешки и пинцеты.

Джонатан снял пиджак и повесил его на спинку кресла. Шарлотта молча смотрела, как он закатывает рукава рубашки четкими, решительными движениями, и чувствовала, что все будет в порядке. Джонатан взял ситуацию под контроль!

Но при этом он был совсем чужим… На нем безукоризненно сидел дорогой костюм, он отлично выглядел, словно не совершил только что двенадцатичасовой перелет и не проехал сотню миль по дождю. Что ж, в конце концов, он занимается технической безопасностью и безупречный вид ему жизненно необходим при работе с клиентами.

Шарлотта подумала, что этот внешний лоск стал конечным результатом той метаморфозы, которая началась у неё на глазах десять лет назад. Теперь она не могла представить себе, что он когда-то запросто откусывал кусок от целого яблока: наверняка сейчас Джонатан пользуется ножом на европейский манер. Она подозревала, что ее бывший друг больше не макает картошку фри в соус и не делает многослойные сандвичи со свининой, фасолью и хлебом. Но совершенно ясно, что человек, узнавший о существовании носков только после двадцати, не мог неожиданно превратиться в этакого денди. Наверняка последние десять лет Джонатан находился под чьим-то серьёзным влиянием.

Разумеется, это его жена. Адель…

Шарлотта заметила прикрепленную к углу сумки пластиковую бирку со словами: «Любая достаточно передовая технология неотличима от волшебства. — Артур Кларк». Она также увидела в одном из карманов роман в бумажной обложке — «Я, Робот» Айзека Азимова. И Шарлотта вдруг почувствовала себя уютнее при виде этих двух вещей. Джонатан по-прежнему любил фантастику, значит, хоть что-то в нем не изменилось. А может быть, не изменилось и многое другое?

— Мне необходимо познакомиться с твоей компьютерной сетью, — заговорил Джонатан, — и определить уровень безопасности. Даже если этот чужак влез со стороны, он наверняка знаком с внутренней системой «Гармонии биотех».

— Чужак? Ты хочешь сказать, хакер?

Он и нахмурился, и улыбнулся одновременно.

— Хакеры — хорошие ребята! Помнишь, как мы гордились нашей способностью обходиться по сорок часов без еды и сна, чтобы усовершенствовать программу, хотя никто даже и не предполагал, что она поддается совершенствованию? Средства массовой информации украли у нас это название и присвоили его проходимцам.

Как Шарлотта могла забыть такое? Ту дождливую ночь в Бостоне, семнадцать лет назад, когда бородатый, похожий на бродягу Джонатан заявил:

— Я собираюсь поступить в Массачусетский технологический институт, Чарли. Там самые лучшие хакеры планеты…

А она могла думать только об одном — Джонни останется в Америке!

— Ты войдешь для меня в систему?

Шарлотта снова вернулась в настоящее.

— Я могу сказать тебе мой пароль.

Но Джонатан отступил от стола и придвинул ей кресло.

— Я не хочу его знать. — Он повернулся спиной к компьютеру. — Прошу тебя, сделай это для меня.

— Хорошо, — согласилась Шарлотта и быстро напечатала пароль. — Готово! — Она встала и отодвинула кресло.

— Спасибо, — поблагодарил Джонатан и сел.

Шарлотту поразило мгновенное преображение Джонатана. Она уже видела такое в прошлом. Как только его пальцы коснулись клавиатуры, а глаза взглянули на экран, его мозг включил высокую скорость и сфокусировался лишь на одном. Теперь ничто не могло отвлечь его.

— Какой пароль для доступа к твоей электронной почте? — спросил Джонатан, и спустя мгновение на экране появилось новое сообщение. — Так-так, он снова тебе написал.

Шарлотта взглянула на монитор через плечо Джонатана и прочла: «Добраться до этих женщин было легко. А до тебя мне добраться еще легче».

— В прошлый раз неизвестный назвал тебя Шарлоттой, — заметил Джонатан. — Вероятно, он тебя знает.

— Или хочет, чтобы я так считала. Если бы он назвал мое настоящее имя, вот это произвело бы на меня впечатление.

Джонатан вынул моток телефонного провода, переходники и кусачки.

— Я подсоединюсь к линиям связи «Гармонии биотеэх», как только ты принесешь мне чертежи.

Он говорил очень деловито. Шарлотта хорошо знала этот тон: Джонатан всегда сдерживался, когда был вне себя от ярости. Но на что он сердится? На ситуацию? На неё?

Что ж, в конце концов, ведь это она ушла от него десять лет назад. Это она оставила его сидеть с выражением крайнего изумления на лице…

— Ты сможешь достать чертежи? — спросил Джонатан.

— Да, они в моем офисе. — Шарлотта взяла свою кожаную сумку. — Я быстро.

Джонатан смотрел, как она идет обратно через музей, Даже сейчас, спустя все эти годы, Шарлотта оставалась красивой — со своими длинными прямыми черными волосами, доставшимися ей в наследство от прародительниц из Сингапура, и светлыми зелеными глазами, унаследованными от американского дедушки. Но ровно подстриженная челка исчезла, теперь ее прическа открывала лоб. Волосы были скреплены на затылке золотой заколкой и лежали у нее между лопаток, словно широкая черная лента. Шарлотта была выше ростом, чем ее китайские родственники, но она унаследовала фигуру своей бабушки, и Джонатан однажды заметил, что ее фигура больше подходит для шелкового чунсона, чем для джинсов…

Джонатан вдруг вспомнил их первую встречу. Видение возникло в памяти, как один из этих мягко освещенных экспонатов в стеклянной витрине. Они встретились в районе Пасифик-Хейтс в Сан-Франциско двадцать шесть лет назад. Джонатан много раз проходил мимо дома с причудливыми воротами в форме луны и каменными собаками у входа. Этот дом был погружен в тайну — до той минуты, пока он не увидел лицо в окне. Его кто-то пристально рассматривал. Девочка не всегда появлялась там, но временами она смотрела ему вслед, когда он шел в академию. В его памяти остались серьезные зеленые глаза над высокими скулами.

Однажды он не смог справиться со своей печалью, она стала тяжелее его ранца. И Джонатан сел на траву в парке неподалеку, уронил голову на колени и расплакался. Он почувствовал ее присутствие прежде, чем увидел или услышал ее. Ее тень окутала его, словно ласковое прикосновение. Он до сих пор не забыл выражения ее зеленых глаз, когда она стояла и смотрела на него сверху вниз. Она как будто спрашивала, что случилось, хотя не произносила ни слова.

Джонни тогда вытер нос рукавом, а девочка села рядом с ним, грациозно обхватив колени руками.

— Я скучаю по маме, — выпалил Джонни. — Я стараюсь не плакать, но у меня ничего не получается.

Веки ее миндалевидных глаз прикрыли нефритово-зеленые радужки. Девочка помолчала, потом снова взглянула на него.

— Моя мама тоже умерла, — сказала она.

Это поразило его: он не говорил, что его мама умерла. Но это было правдой — ее не стало год назад, поэтому отец послал за ним, и его привезли в эту незнакомую страну.

— Я из Шотландии. — Джонни не слишком понимал, зачем он это говорит. Но он сразу же почувствовал себя лучше, словно то, что девочка об этом узнала, облегчило его боль.

— Хочешь лимонада? — вдруг спросила она, поднимаясь.

Вот тогда он впервые вошел в таинственный дом, полный экзотических сокровищ и странной, словно звучащей тишины.

— Меня зовут Шарлотта, — сказала девочка, пока они шли в просторную гостиную, окна которой выходили на мост Золотые Ворота.

— Джонатан, — представился он. Потом поправился — Джонни.

— Мне нравится твой акцент, — улыбнулась девочка.

Теперь Джонатан смотрел на Шарлотту в музее — этом памятнике разногласия между бабушкой и внучкой, существовавшего всегда, насколько помнил Джонатан. Внезапно Шарлотта остановилась, открыла дверцу одной из витрин и вынула что-то.

Джонатан оставил компьютер и подошел к ней, чтобы посмотреть, что так привлекло ее внимание. На ладони Шарлотты лежали два крошечных шелковых вышитых башмачка.

— Они принадлежали моей прабабушке, — в голосе Шарлотты слышалось благоговение.

— Когда она была маленькой?

— Когда она была взрослой женщиной.

Положив башмачки обратно, Шарлотта открыла свою сумку, висевшую на плече.

— Это шкатулка-головоломка, я ее помню, — сказал Джонатан, увидев, что она достала.

— Она принадлежала моей матери. Мистер Сунг дал мне ее только что. Он сказал, что она может помочь мне в трудное время. — Шарлотта поднесла шкатулку к уху Джонатана: — Послушай. Там внутри что-то есть. Но шкатулка, насколько я помню, всегда была пустой. Кто-то что-то положил туда.

— Можешь ее открыть?

— Это было так давно… — Шарлотта медленно поворачивала коробочку, то нажимая в одном месте, то чуть надавливая в другом, подталкивала пластинки, пытаясь найти начало головоломки. — Я помню самую первую шкатулку-головоломку, которую мне дала бабушка, — спокойно заметила она, как только нашла нужную панель и отодвинула ее в сторону. — Бабушка тогда объяснила мне, что шкатулки-головоломки — это иллюзия. Кажется, что у них нет швов, нет крышки, нет никакого доступа внутрь. Она показала мне, как ее открыть. Для этого требуется много терпения: необходимо почувствовать дерево, попробовать убрать одну панель, затем другую. И никогда не следует думать, что если одна панель убрана, то следом немедленно освободится и другая. Бабушка показала мне, что целое зависит от точного движения частей и каждая панель связана с тем, как движется предыдущая. Чтобы открыть первую шкатулку, мне потребовалась неделя. Она была совсем простая — всего двенадцать движений. Но когда я заглянула внутрь, меня охватило разочарование: шкатулка оказалась пустой. Мне казалось, я заслуживаю вознаграждения за то, что так быстро ее открыла… — Шарлотта отодвинула еще одну панель на маленькой шкатулке, затем принялась за следующую. — Бабушка тогда сказала мне, что удовольствие в поиске сокровища, а не в его обретении. Она учила меня этому многие годы, предлагая одну пустую шкатулку за другой.

Джонатан слушал и смотрел, как ее тонкие пальцы находят подвижные части коробочки, быстро двигают их взад и вперед. Он вспомнил, как Шарлотта впервые показала ему способ открывания шкатулки-головоломки. Тогда они тоже стояли рядом, сдвинув головы, и Джонатан боролся с желанием поцеловать ее…

— Бабушка пыталась научить меня радоваться процессу открывания шкатулки. Она не желала понимать, что без надежды на награду мне это скоро надоест. Наконец как-то на Рождество — мне было лет семнадцать или восемнадцать, — когда я обнаружила новую шкатулку, я даже не стала пытаться открыть ее. Бабушка была очень огорчена. Она всегда так радовалась, когда смотрела, как я отчаянно пытаюсь справиться с новой головоломкой! И вот я больше не захотела играть в ее игры. — Пальцы Шарлотты скользили по гладкому рисунку маркетри, находя скрытые соединения, двигали панели туда и обратно, вверх и вниз. — На следующий год она подарила мне шкатулку и сказала, что внутри что-то есть. Когда я открыла ее, то нашла кольцо с жемчугом. Но все равно, это было уже не то, что прежде…

Наконец последняя панель сдвинулась с места и освободила крышку. Шкатулка открылась; в ней лежал маленький листок бумаги.

На нем что-то написано, — заметил Джонатан. — По-китайски. Ты сможешь прочесть?

Бабушка учила Шарлотту читать и писать по-китайски, и терпеливо показывая, как надо вести кисточку, кате написать иероглифы, обозначающие луну и солнце, и как надо их соединить, чтобы в результате получилось слово «завтра».

— Прошло много времени… — Шарлотта поднесла листок к свету. — Боюсь, мой китайский несколько заржавел.

— Я помню ваши с бабушкой своеобразные беседы.

Шарлотта подняла голову.

— Своеобразные? Почему?

— Она говорила с тобой по-китайски, а ты отвечала ей по-английски. Неужели ты не помнишь?

Шарлотта нахмурилась.

— Я не обращала на это внимания.

— Ну а я обращал. Для постороннего наблюдателя это выглядело очень странно!

Шарлотта задумалась, изучая загадочные иероглифы на листке бумаги. Разве они с бабушкой говорили на разных языках? Или так бывает всегда у бабушек и внучек, даже если они говорят на одном языке?..

— Вот этот знак изображает змею в доме: опасность, — начала объяснять Шарлотта Джонатану. — А вот здесь два лица: разочарование.

— Мистер Сунг предупреждает, что кто-то из компании предает тебя?

— Или кто-то в моем доме… — Шарлотта невольно обвела взглядом экспонаты, относящиеся к истории ее семьи.

— Довольно странный способ дать тебе совет — спрятать послание в шкатулке-головоломке. Почему не сказать просто: «Шарлотта, мне кажется, что среди нас есть предатель»?

— Это так по-китайски, — пробормотала Шарлотта.

Джонатан улыбнулся. Когда-то ему был хорошо знаком китайский образ действий.

— Я очень многого не знаю о моей семье, — снова заговорила Шарлотта; между бровями у нее залегла складка. — Мои предки были шептунами, хранителями секретов. И бабушка больше всех. Потом она создала этот музей, где все наполнено прошлым, наполнено ответами на вопросы. Я думаю…

— О чем ты думаешь?

— О человеке, который отравил наши продукты и послал мне письма по электронной почте. Что, если это не промышленный саботаж? Вдруг преступник не чужой? Он может быть кем-то мне близким, кто хочет отомстить моей семье или сравнять давний счет.

Джонатан оглянулся, рассматривая стеклянные витрины.

— Ты же знаешь, я тоже принадлежу твоему прошлому, а значит — этому месту, — заметил он.

— Да, я знаю.

Их взгляды на мгновение встретились. Потом Шарлотта нарушила молчание:

— Я сейчас схожу за чертежами и вернусь. Десмонд обещал меня заменить, а мы с тобой сможем наблюдать за всей территорией из бабушкиного кабинета и присматривать за всеми. Если кто-то захочет меня видеть, я быстро появлюсь.

Шарлотта снова достала крошечные башмачки.

— Ты знаешь, — прошептала она, рассматривая миниатюрную обувь, украшенную изысканной золотисто-серебряной вышивкой, — когда-то бабушка мне рассказывала множество историй, но потом я перестала слушать. А позже просто выбросила все эти рассказы из головы. — Шарлотта подняла на Джонатана зеленые глаза. — Но глядя на эти башмачки, я просто слышу снова бабушкин голос. Она рассказывает мне о своей матери, Мей-лин, которая носила их. Слышим ли мы на самом деле голоса наших бабушек или нам просто отчаянно хочется, чтобы они звучали, Джонни?

Он положил руку ей на плечо, но как только собрался заговорить, какой-то звук нарушил тишину.

— Что это было? — спросила Шарлотта.

— Это сигнал тревоги в компьютере. Кто-то объявился.

Они торопливо вернулись обратно в кабинет и увидели, что на экране мигает надпись.

— Кто-нибудь узнал, что мы здесь?

Джонатан покачал головой.

— Я перевел входящую информацию с твоего компьютера сюда, что-то вроде переадресовки звонков. — Он дважды щелкнул клавишей, и на экране появилось изображение. — Это видеосообщение.

У Шарлотты перехватило дыхание.

— Джонатан, это же мой домашний кабинет!

Он удивленно взглянул на нее.

— Ты уверена?

— Разумеется, уверена! Вот эти раздвижные двери ведут в мой сад камней.

— Откуда велась съемка?

— Судя по всему, от моего письменного стола..

— У тебя к компьютеру подсоединена видеокамера?

— Да нет же! У меня вообще ее нет… — Внезапно глаза Шарлотты расширились. — Это Иоланда, моя экономка!

Женщина улыбалась тому, кто снимал, и что-то говорила.

— Прибавь звук, — попросила Шарлотта.

— Звук выключен. Видео передается без звука.

— Я не понимаю… Зачем кому-то понадобилось снимать Иоланду? И почему они в моем кабинете?

— Твоя экономка наверняка знает этого человека: она ведёт себя так, словно он по праву находится в твоем доме.

— И снимает ее?

— Она явно не подозревает о существовании камеры. Постой, а это что?

— Они увидели, как Иоланда протягивает куда-то за камеру руку. Потом ее рука снова появляется в поле зрения — Иоланда держит чашку. Она улыбается и кивает, потом подносит чашку к губам.

— О господи! — выдохнул Джонатан.

Шарлотта молча смотрела, как ее экономка отпивает несколько глотков, что-то говорит. Она чувствовала себя очень раскованно с тем человеком, которого не было виню, и ей явно понравился напиток. Ее улыбка стала шире, она отпила еще немного…

— Боже мой! — прошептала Шарлотта, внезапно понимая, что они видят. — Боже мой!

Она схватила телефон и быстро набрала свой домашний номер.

Линия оказалась занята.

Она набрала второй номер, известный только самым близким друзьям.

Телефон тоже был занят.

Улыбка Иоланды вдруг пропала. Она поднесла руку ко лбу, явно почувствовав себя плохо; чашка выпала у нее из руки.

— О господи, нет! — закричала Шарлотта. — Он отравил ее! Он убил Иоланду!

— Поехали! — Джонатан схватил со спинки кресла пиджак. — Я поведу машину.

— Нет, подожди. — Шарлотта уже набирала 911, не отрывая глаз от экрана. Иоланда отвернулась от камеры, ей определенно стало нехорошо. Спотыкаясь, она пошла к двери, привалилась к ней и внезапно рухнула на пол, исчезнув из вида. — Да! — крикнула Шарлотта в трубку. — Только что отравили женщину. Пришлите бригаду. Быстрее! — Она продиктовала адрес и положила трубку. — Я поеду одна, Джонатан. — Она стала искать свою сумку.

— Шарлотта…

— Джонатан, ты нужен мне здесь. Ты должен найти сукина сына, который это сделал.

Шарлотта ушла прежде, чем он смог запротестовать. Пробегая по музею, она чувствовала, как пульс стучит у нее в ушах, и безостановочно повторяла: «Прошу тебя, Господи, позволь мне спасти Иоланду…»

Глава 7

1908 год, Сингапур

Еще не успев почувствовать боль, маленькая девочка начала кричать, но тетушки крепко держали ее за руки. Шестилетнюю малышку силой заставляли сидеть на стуле, а ее маленькие ножки были вытянуты вперед и лежали на коленях у Мей-лин. Настоящая боль пришла, когда Мей-лин взяла ее правую ногу, быстро прижала четыре пальца к ступне, и они сломались с приглушенным треском. Девочка широко раскрыла рот, но с ее губ не сорвалось ни звука.

Окаменевшую, дрожащую, ее удерживали на стуле тетушки и все повторяли ей, какая она смелая и какой красавицей и она вырастет. А тем временем проворные пальцы Мей-лин крепко бинтовали ногу, удерживая сломанные пальцы в новом положении, оставляя свободным только большой палец.

Все считали, что девочке повезло, поскольку именно Мей-лин провела эту операцию. Разумеется, такая процедура всегда причиняет боль, но у Мей-лин была специальная настойка из трав, облегчающая боль, и эликсиры, чтобы снять страх. А главное — само ее присутствие успокаивало.

Мей-лин была легендой острова: ученая женщина, которая прикасалась к пораженным болезнью телам — и люди испытывали облегчение. В свое время и ее ноги были перевязаны, что свидетельствовало о ее высоком происхождении.

Девочка тихо плакала, на алтаре Гуань-инь горели свечи, чтобы снискать милость богини. На улице, за высокой стеной, окружавшей двор, сингапурцы веселились на шумном празднике в честь умерших, а Мей-лин работала. Но, бинтуя крошечную ножку, она думала о вещем сне, приснившемся ей несколько дней назад. Прорицательница так расшифровала его:

— Приближается праздник духов, но не только духи умерших он принесет в твою в жизнь, Ли Мей-лин. Он приведёт с собой иностранного дьявола.

А прорицатель-мужчина поведал еще больше: демон явится из-за океана, у него будут светлые волосы и зеленые глаза.

— Он британец, о достопочтенный? — спросила Мей-лин. Как и у всей ее аристократической семьи, чьи корни уходили к созданию мира, ее чувства к британцам представляли собой смесь страха, терпимости и любопытства.

Но прорицатель сказал, что он американец.

И вот праздник духов бушевал на улицах, где пировали, смотрели кукольные представления и слушали китайскую оперу. поставленную ради развлечения умерших. Это был седьмой лунный месяц. По традиции считалось, что в это время открываются врата загробного царства и души умерших могут посетить оставшихся на земле. Семьи устраивали пышные застолья в домах в честь посещающих их умерших, а души тех, у кого не было потомков, неприкаянно бродили по улицам, голодные и завистливые. По всему городу горели свечи, благоухали благовония, и их сильный аромат поднимался до высоких стен сада и опускался на Мей-лин и собравшихся вокруг нее женщин.

Когда семья забрала девочку и отнесла в дом, чтобы порадоваться ее новым ножкам, Мей-лин медленно отправилась к себе по заполненным народом улицам, где фокусники развлекали живых и умерших, а люди пировали, щедро делясь с блуждающими по городу духами. Верная служанка Мей-лин шла следом. Она несла большую шкатулку с лекарствами и инструментами, без которых ее молодая хозяйка не выходила из дома.

Мей-лин не переставала думать о словах прорицателя и об этом американце, который должен был войти в ее жизнь. Но когда? Где? Как она узнает его? И на благо это или во вред? Должна ли она спасаться от загадочного американца или, набравшись храбрости, пойти к нему?

Мэй-лин никому ничего не сказала, хотя подобный секрет очень трудно хранить, живя в такой большой семье. Расположенный в богатом районе великолепный дом на Пикок-лейн был пристанищем не только для Мей-лин и ее овдовевшего отца, но и для многочисленных родственниц, которым больше негде было жить. Вдовы, не вышедшие замуж тетушки, молодые племянницы и кузины, дочери ее отца от третьей жены, умершей во время родов… Особняк был переполнен женщинами, но именно Мей-лин, чье имя означало «Красота и Ум», владела сердцем отца. «Это не по-китайски, — говорили порой пожилые женщины — особенно те, кто имел взрослых неженатых сыновей. — Безрассудно так любить дочь, давать ей такую свободу и позволить ей дожить до двадцати лет и не выйти замуж!» Но отец Мей-лин оставался глух к подобным разговорам. Он гордился тем, что отлично выучил свою старшую дочь. Она умела писать и разбиралась в медицине не хуже любого уважаемого доктора.

Разумеется, девушка могла посещать только женщин. В основном Мей-лин перевязывала ноги, потому что ее руки славились как самые нежные в Сингапуре, и принимала роды, потому что женщины говорили, что она приносит удачу и умеет безболезненно извлечь ребенка из чрева матери.

— Помогите! Помогите! — внезапно услышала Мей-лин и остановилась на людной улице.

— Что это было? — обратилась она к служанке.

Они обе прислушались, но не было слышно ничего, кроме музыки, смеха и грохота фейерверка в ночном небе.

— А что такое, сяо чжай? — спросила пожилая женщина, используя вежливое обращение «молодая хозяйка».

— Разве ты не слышала?..

— Помогите! — раздалось снова.

— Кто-то попал в беду! — Мей-лин оглядела улицу, заполненную китайцами и малайцами в праздничной одежде, но не заметила ни одного иностранца, хотя и кричали по-английски. — Там! — наконец воскликнула она, указав тёмную аллею. — Бежим скорее!

— Но, сяо чжай…

Однако Мей-лин не слушала — она двинулась по аллее так быстро, как только позволяли ее крошечные ножки и мелкие шажки. Служанка, будучи старше и толще, да еще обремененная ларцом из черного дерева с лекарствами, пыхтела у нее за спиной. Они подошли к концу аллеи и позади магазинчиков увидели, что какие-то головорезы избивают упавшего на землю мужчину.

— Ай! — закричала служанка. — Вернемся назад, сяо чжай! Это плохое предзнаменование, да еще в ночь духов…

Но Мей-лин смело бросилась вперед, крича и размахивая руками. Сначала хулиганы не обратили на нее внимания. Но когда девушка вошла в круг света от висячего фонарика и они увидели шелковый наряд, крошечные ножки и волосы, убранные в замысловатую прическу, они повернулись и разбежались, шлепая по аллее босыми ногами.

Мей-лин быстро опустилась на колени рядом с лежащим на земле человеком и увидела, что тот без сознания. Ом стонал, и пятна крови покрывали его белый пиджак, белую рубашку и брюки.

— Иностранный демон, сяо чжай! — Служанка быстро начертила в воздухе ограждающий знак. — Плохое предзнаменование!

Но Мей-лин положила руку на окровавленный лоб незнакомца. У него были белокурые волосы, а когда она приподняла его веки, то увидела зеленые глаза.

Американец, появление которого ей предсказали.

— Не трогайте его! — воскликнула служанка. — Это плохой знак!

Однако Мей-лин оставалась спокойной и казалась скорее завороженной, чем испуганной.

— Он ранен, — проговорила она. — Мы должны помочь ему.

— Я найду полицейских.

Но Мей-лин остановила женщину:

— Появление этого человека мне предвещал сон. Я не случайно оказалась рядом с ним.

Мей-лин выпрямилась и оглянулась. Вокруг никого не было — лишь тени танцевали на булыжниках, когда бумажные фонарики раскачивал ночной бриз.

— Иди туда, — приказала она, указывая на магазин шелковых тканей мадам Ва. — Отправляйся к хозяйке и попроси мадам Ва прислать своего самого сильного сына.

Служанка повиновалась исключительно из страха прогневать богов: нельзя было отнестись неуважительно к их пророчеству. Но шла она неохотно, все время оглядываясь через плечо, и видела, как ее госпожа снова нагнулась над упавшим чужестранцем.

Мадам Ва прислала своего сына, который отнес потерявшего сознание мужчину в магазин и уложил в маленькой комнате, окна которой выходили на аллею. Она сделала это не ради чужака, а ради Мей-лин. Прошлой зимой девушка дала ей снадобье из трав, когда ее месячные прекратились после визита особого гостя. Муж мадам Ва был в отъезде, и она не смогла бы убедить его, что это его ребенок. Снадобье Мей-лин восстановило цикл у мадам Ва, и за это она была безмерно благодарна своей спасительнице.

— А теперь мы вызовем полицию? — спросила старая служанка, когда иностранца уложили в постель и они остались с ним наедине.

— Замолчи! — велела ей Мей-лин, быстро раскрывая свою шкатулку с медикаментами. — Или ты собираешься спорить с богами?

— Но, возможно, они именно этого и хотели…

Однако Мей-лин покачала головой: любой прохожий мог вызвать полицию, а ее дорога пересеклась с дорогой чужеземца по другой, более важной причине. Она подумала, что, когда незнакомец очнется, все прояснится.

— Когда Мей-лин начала осторожно расстегивать его рубашку, старая служанка села на пол и принялась причитать. Она не могла спокойно наблюдать унижение своей высокородной госпожи. Девушка-аристократка бесчестит себя, забывая о скромности, видит тело мужчины и еще и прикасается к нему!

Мей-лин осмотрела бледное, покрытое синяками тело.

— Что же они с ним сделали! — прошептала она. — Какую боль они ему причинили… — И слезы покатились у неё из глаз, падая на обнаженную грудь раненого.

— Возможно, он заслужил это! — воскликнула старуха. — Может быть, он плохой человек, сяо чжай! Вор, прелюбодей или того хуже…

Но Мей-лин убрала со лба чужестранца белокурые пряди волос, прикоснулась к закрытым векам — и уже знала, что он не плохой человек.

Однако ей необходимо было действовать быстро: ее ждут дома, и, если она задержится, семья начнет гадать, куда она пропала. Прежде всего Мей-лин промыла раны антисептическим раствором из корней белого пиона, затем посыпала их порошком из костей каракатицы, чтобы остановить кровотечение. Перевязав раненого, она пощупала пульс, как учил ее отец: чувствительные подушечки пальцев прикоснулись к запястью, шее и ногам чужестранца, различая борьбу между его умирающим инь и испуганным ян. Потом она подняла ему веки, посмотрела в зрачки и положила ладони на его обнаженную кожу, чтобы определить те места, где образовалась пустота и его дух дрожал.

Мадам Ва принесла чашку дымящегося отвара из сосновых иголок для раненого чужестранца, а для Мей-лин и служанки — рис со специями и креветками, миндальный кекс и зеленый чай. Мадам Ва не задавала вопросов, расставляя плошки с едой и зажигая маленькую горелку, чтобы чай не остыл. Если бы не настойка Мей-лин, муж убил бы ее, а вместо этого он привез ей жемчуг и духи за верность.

То, что незнакомец не приходит в себя, волновало Мей-лин. Она гадала, не привела ли рана на виске к тому, что в его голове нарушился баланс ветров. Нужно было срочно принимать меры, чтобы душа вернулась в тело. Мей-лин капнула несколько капель чесночного масла на губы раненого, ущипнула его за щеку и осторожно похлопала по руке, чтобы разбудить уснувшую силу.

Больше она не могла ждать: ей пора было уходить.

— Ты останешься с ним, — приказала она старой служанке, которая немного успокоилась после обильной еды из риса и креветок. — Завтра я приведу прорицательницу, и она скажет мне, что я должна делать.

Старая служанка собралась было протестовать, но тут незнакомец очнулся. Его веки затрепетали, он несколько раз моргнул и уставился на Мей-лин:

— Я… Я умер?

Отец Мей-лин путешествовал между двумя мирами — китайским и британским — и гордился тем, что поддерживает дружеские и деловые взаимоотношения с англичанами. Поэтому в доме на Пикок-лейн часто принимали гостей с Запада, Мей-лин наливала чай важным посетителям и ради таких случаев научилась английскому у своего отца. Но это был далеко не лучший английский, и ей потребовалось обдумать вопрос незнакомца, прежде чем она смогла найти слова для ответа.

— Вы в безопасности, — наконец сказала она и покраснела, заметив, что его глаза остановились на ее лице.

— Вы ангел?

Девушка улыбнулась.

— Я Мей-лин. Мы с моей служанкой принесли вас в этот дом. Как вас зовут? И кого мы должны позвать, чтобы вас отправили домой?

Его брови слились в одну линию, он коснулся пальцами лба.

— Я… Я не знаю. Я просто не представляю, кто я такой!

— Ай! — воскликнула служанка. — Дух украл его память и теперь поселился в его теле!

— Успокойся, — по-китайски сказала ей Мей-лин. — Не огорчай его. — Она положила ладонь на щеку мужчины и нагнулась, чтобы заглянуть ему в глаза.

Пожилую служанку затрясло, когда она увидела, как ее сяо чжай передала свою душу этому чужеземному дьяволу.

— Ты так красива… — прошептал белокурый демон, и старуха поняла, что он украл душу ее госпожи.

Несчастье свалилось на их головы в эту страшную ночь. Служанка поняла это по тому, как ее молодая госпожа взглянула на незнакомца. За свою жизнь служанка много раз видела подобный взгляд — у сестер и дочерей, а когда-то очень давно и у самой себя. Это выражение не имело возраста, оно было общим для всех.

Мей-лин влюбилась!

Мей-лин вернулась на следующий день с прорицательницей. Та изучила ладони незнакомца, пока он спал, потом разбила яйцо и, увидев двойной желток, воскликнула, что это плохой знак.

— В нем два человека, сяо чжай! Один будет любить тебя, а второй разочарует.

«Тогда я буду любить того, кто полюбит меня, — решила Мей-лин. — А на того, кто меня разочарует, я даже не взгляну».

Мей-лин приходила каждый день в потайную комнату над магазином шелковых тканей мадам Ва и приносила дающую здоровье пищу, приготовленную собственными руками. Говядину с укропом, чтобы сбалансировать ци и снять охлаждение, рис с трюфелями, чтобы удалить излишек ян, суп из карпа, чтобы питать кровь. Она промывала раны, накладывала мазь и меняла повязки, а также делала облегчающие боль компрессы, чтобы успокоить сердитую кровь под синяками. Она заставляла своего пациента пить возвращающие силы настойки, приготовленные из корней женьшеня, ямса и лакричника, которые Мей-лин собирала сама в саду отчего дома.

Она мыла его в кровати, накрывая из соображений скромности простыней, и поддерживала за плечи, пока он был слишком слаб, чтобы сидеть и есть. Мей-лин возжигала благовония для Гуань-инь и очищала воздух специальными молитвами. Каждый день девушка спрашивала его имя — и каждый день он отвечал ей, что не помнит.

Однажды она спросила о кольце на его правой руке — тяжелое, золотое, оно представляло собой две английские буквы Р и Б, сплетенные между собой.

— РБ?.. — пробормотал он, разглядывая кольцо и хмурясь. — Я не знаю, что это означает.

Старая служанка, наблюдая за ними, тряслась от страха, потому что ее молодая хозяйка делала запрещенные вещи. Прикасалась к обнаженному мужчине, который не был ее родственником, не был даже китайцем! Она знала, что, если семья Мей-лин проведает об этом, к смерти приговорят не только девушку, но и ее саму. Однако служанка ничего не может сделать, чтобы избежать несчастья. Было совершенно ясно, что ее госпожа околдована.

Прежде чем привести в порядок вещи незнакомца, Мей-лин проверила карманы, но не нашла никаких бумаг и документов, зато обнаружила большую сумму в американских долларах и британских фунтах.

— Я не знаю, откуда эти деньги, — сказал раненый, а когда Мей-лин спросила, не следует ли дать о нем знать американским властям, возразил: — А что, если я преступник?

Так он и продолжал жить тайно над магазином мадам Ва, ожидая, пока к нему вернется память.

Наконец однажды утром, когда Мей-лин и служанка пришли в дом мадам Ва, они нашли чужеземца сидящим в постели. Он выглядел окрепшим и улыбался. Пока старая служанка сидела на корточках в углу, молясь своим предкам, ее хозяйка широко распахнула ставни, чтобы впустить в комнату солнечный свет. Потом она помогла мужчине вымыться и побриться, а затем подала ему завтрак, поставив поднос на колени.

Все время, с той самой минуты, как девушка вошла в комнату, он не спускал глаз с ее лица, но теперь взглянул, на поднос и нахмурился:

— Чем это ты собираешься кормить меня?

Мей-лин взяла палочки и показала на каждое блюдо:

— Суп хуандун, цыпленок с кунжутом, жареная лапша, свежий ананас.

— Какое разнообразие! — пробормотал он, скептически улыбнувшись.

— Это противоречащие друг другу вещи, чтобы сбалансировать ци.

Чужестранец вопросительно взглянул на девушку, и она с улыбкой пояснила:

— Это блюдо горячее, а это холодное. Это мягкое, а это хрустящее. Вместе они создают гармонию.

Он рассмеялся, и его зеленые глаза засияли.

— Я бы, признаться, предпочел старомодный бекон, яйца и черный кофе.

Его слова поставили девушку в тупик: она еще не слышала, чтобы американец возражал.

— Сейчас съешь это, а завтра я принесу яйца.

Когда он ухватил хрустящий кусочек цыпленка рукой, Мей-лин аккуратно взяла его пальцы и вложила в них палочки. Какое-то мгновение он смотрел на ее руку, потом поднял глаза, и между ними возникла странная связь.

— Я не умею ими пользоваться, — негромко произнес американец. — Может быть, ты сможешь дать мне нож и вилку?

— Вилка и нож будут завтра, — ответила Мей-лин, глядя на их сплетенные руки — ее маленькую и бледную и его большую и загорелую. — И черный кофе, — добавила она со смущенной улыбкой.

А незнакомец больше не улыбался. Оперевшись на подушки, закрытый до пояса простыней, с обнаженной грудью, он молча изучал молодую китаянку, сидящую на краю его постели.

— Ты спасла мне жизнь, — наконец сказал он. — Почему?

— Мне следовало оставить тебя умирать?

Он перевел взгляд на шкатулку с медикаментами — чёрный лаковый ларец с красно-золотыми драконами. Множество ящичков и отделений хранили мешочки с травами, склянки с жидкостями, пакетики, перевязанные нитками.

— Ты медсестра?

— Мой отец научил меня древнему искусству врачевания, — скромно ответила девушка.

— Это искусство заслуживает всяческого уважения, — заметил ее пациент с усталой улыбкой. — Последнее, что я помню, — как лежу на земле, а бандиты избивают меня, и я знаю, что сейчас умру.

Мей-лин очень серьезно смотрела на него. Когда он захотел взять ее за руку, она не убрала ее.

— Ты так красива… — проговорил американец.

На следующий день Мей-лин и ее служанка принесли бекон и яйца, приготовленные так, как ей объяснил шеф-повар в ресторане гостиницы «Раффлз». Чужеземец был так рад привычному завтраку, что съел все — яичницу, ломтики бекона, резаную коричневую картошку и тост с маслом, — не произнеся ни слова. Когда Мей-лин увидела пустые тарелки, она улыбнулась. Слова были не нужны.

— Сколько времени я провел здесь? — спросил американец, когда Мей-лин помогла ему побриться.

— Три недели.

Он тяжело вздохнул.

— Мне бы очень хотелось рассказать тебе, кто я такой и что делаю в Сингапуре. Но я ничего не помню…

Впрочем, кое-что он все-таки знал. Например, американец был уверен, что живет в городе Сан-Франциско: он помнил названия некоторых улиц и рассказывал Мей-лин о трамваях, продавщицах цветов и о любимом ресторане на Пауэлл-стрит. Но о себе самом — кто он такой, кто составляет его семью, чем он зарабатывает на жизнь — американец так ничего и не вспомнил.

— Память начинает возвращаться ко мне в снах, — пояснил он. — Но, когда я просыпаюсь, сны забываются.

Мей-лин понимала значение сновидений: ведь именно сон привел ее к нему.

— Возможно, если бы я была здесь, когда ты спишь… — начала она.

— Тебе не пристало проводить ночь со мной.

— Я бы просто смотрела на тебя. Когда тебе приснится сон, я тебя разбужу, и ты расскажешь мне, что снилось.

— Дело в том, Мей-лин, что я не смогу спать, если ты будешь здесь…

— Я буду сидеть очень тихо!

— Я не это имел в виду, — негромко проговорил мужчина.

Старая служанка не понимала их разговора и все-таки догадывалась, о чем шла речь. Она читала по их глазам, по интонациям и знала, что катастрофа, которой она так боялась, вот-вот разразится.

Мей-лин выбрала восьмую ночь восьмого месяца, чтобы остаться с американцем, потому что восемь — очень счастливое число, а двойная восьмерка приносит двойное счастье. Впервые девушка вышла из отцовского дома одна, без старой служанки, и растворилась в ночи, пока все спали.

— Я иду для того, чтобы помочь его блуждающей памяти вернуться, — сказала она пожилой женщине.

Но старая служанка знала, зачем ее сяо чжай идет к американцу. Однако ей оставалось только свернуться калачиком на своем тюфяке, натянуть одеяло на голову и замереть от страха, потому что несчастье стояло на пороге.

Когда Мей-лин и американец в первый раз занимались любовью, легкий муссон нежно обнимал Сингапур.

Mей-лин знала, что ее поступок карается смертью: женщине было позволено знать только одного мужчину в жизни — и ее мужа, незамужним же вообще не дозволялось иметь дела с мужчинами. При этом закон и традиция позволяли мужчине иметь столько жен и любовниц, сколько он мог прокормить, следуя поговорке: «У чайника должно быть много чашек»…

Лёжа в объятиях красавца-американца, к которому вернулась сила и мужественность благодаря ее нежной заботе, Мей-лин смотрела, как он спит, любовалась его красивым лицом и благодарила богов за то, что они занесли его в ее жизнь. Она спрашивала себя, много ли значит смертный приговор, когда речь идет о любви?..

Теперь каждую ночь Мей-лин покидала дом, когда все служанки засыпали. Она помогла любимому встать с кровати и пройти несколько шагов. Они медленно ходили по комнате, и Мей-лин поддерживала его, делая своими изуродованными ногами маленькие шажки, причинявшие ей боль. Она рассказывала ему новости, а потом он вынимал шпильки и гребни из ее длинных волос и говорил ей, как сильно любит ее.

В течение дня Мей-лин осторожно наводила справки, не ищет ли кто пропавшего американца, а ночами, лежа рядом с ним, она смотрела, как он мечется во сне, называя имена и произнося слова, непонятные ей. Мей-лин будила его, но он не помнил своих снов. А когда она спросила: «Кто такая Фиона?» — он ответил, что не имеет ни малейшего представления.

— Наверное, мне следует отвести тебя к врачу-англичанину, — сказала она как-то на рассвете, когда лучи солнца уже начали пробиваться сквозь ставни. — Ты слишком долго был без памяти. Твоя семья наверняка беспокоится. Ты должен найти свой дом.

Но он только взял ее за руки и страстно произнес:

— Ты мой дом, Мей-лин! Ты моя семья. Я хочу жениться на тебе.

— А если ты уже женат?

— Я не чувствую себя женатым. Разве я не должен был бы этого ощущать? — А потом добавил очень нежно: — Я чувствую, что у меня есть жена, Мей-лин, когда ты рядом со мной.

Девушка опустила глаза.

— Я никогда не выйду за тебя замуж. Я должна стать женой китайца.

— Мы уже женаты, Мей-лин! — Он снял с пальца свое золотое кольцо с переплетенными Р и Б и надел кольцо ей на палец. — Этим кольцом я обручаюсь с тобой. Мы женаты, моя драгоценная! В глазах Господа и в наших сердцах мы муж и жена.

И наступил день, когда Мей-лин совершила роковую ошибку.

Как-то вечером в дом на Пикок-лейн к ее отцу пришли чужеземные гости. Англичане шумно восторгались садом, внутренними двориками, изогнутыми линиями крыш этого типичного китайского дома. Когда Мей-лин подавала чай и миндальный кекс, она спросила одного из гостей, врача, специализировавшегося на мозговых расстройствах, можно ли частично потерять память. И пока иностранец объяснял девушке, как мало науке известно о человеческом мозге, ее отец задумчиво наблюдал за этой сценой. Он не рассердился, что Мей-лин обратилась с вопросом к постороннему: ведь он всегда сам поощрял ее жажду знаний. Его даже не поразил ее вопрос, так как он сам считал эту тему невероятно увлекательной. Но то, как англичанин смотрел на его дочь, открыло глаза отцу на ту правду, которой он старался не замечать. Его красавица-дочка не может больше оставаться незамужней!

Тетушки приехали из далекой деревушки в Южном Китае. И хотя Мей-лин улыбалась, подавала чай и делала вид, что польщена их вниманием к ней как к будущей невесте, девушка уже приняла решение. Ради любви зеленоглазого американца она готова была навлечь бесчестье на свою семью!

На следующий день Мей-лин тщательно упаковала вещи. Чтобы не вызвать подозрений у слуг, она уносила с собой только самое необходимое — и шкатулку с медикаментами. Она сказала своей невестке, что ее вызвали в дом на другом конце острова, чтобы принять роды, и степенно вышла за дверь.

Мей-лин покинула отчий дом, где родилась и выросла. Она оставила за спиной свою жизнь, свою семью, наконец, свою культуру — и торопливо направилась к магазину шелковых тканей.

Но когда Мей-лин пришла, американца там не оказалось.

Он оставил для нее письмо:

«Моя драгоценная Мей-лин, прости меня. Я ждал так долго, как только мог, но солнце уже взошло, а тебя все нет. Я вспомнил, кто я, куда должен идти, и взял деньги, чтобы купить билет на пароход. Меня успокаивает мысль, что ты будешь жить в безопасности в доме своего отца до моего возвращения. Я вернусь, моя дорогая, и мы поженимся! Но есть кое-что, что я должен сделать в первую очередь…»

Девушка подбежала к окну и выглянула на улицу. Куда он пошел? Где искать его на этих людных улицах? Она закричала, вспугнув чаек, усевшихся под крышей. Неужели это кара за то, что она обесчестила семью?!

Мей-лин посмотрела на кольцо на своей руке. Вовсе даже не обручальное кольцо: ведь теперь у нее нет мужа. Она еще раз прочла письмо и только тогда увидела подпись — Ричард.

Когда бабушка рассказывала Шарлотте эту историю, она всегда кончала ее одинаково: «Потом Мей-лин положила руку на живот… потому что там была я. Вот так я начала жить. Вот откуда мне известна эта история и вот почему я могу говорить о чувствах и мыслях людей и событиях, случившихся много лет назад. Моя мать рассказала мне об этом. Американец Ричард оставил Мей-лин не только письмо и кольцо, он оставил после себя еще один дар — меня, их дочь. Я родилась восемь месяцев спустя, и моя мать назвала меня Совершенной Гармонией, чтобы у меня была долгая счастливая жизнь.

Так начинается история нашей семьи».

Глава 8

19.00, Палм-Спрингс, Калифорния

Сквозь пелену дождя Шарлотта увидела мигающие красные огни: служба 911 уже прибыла.

— Слава богу! — воскликнула она и повернулась к Валериусу Найту, который вел машину. — Мне остается только молиться, чтобы они успели вовремя.

Когда Шарлотта увидела, как Иоланда выпивает содержимое чашки и падает на пол, она выбежала из музея и на стоянке столкнулась с федеральным агентом. Узнав, что ее экономка в опасности, он предложил отвезти Шарлотту, и она сразу согласилась, поскольку не была уверена, что ее «Корвет» сможет преодолеть возможные водные преграды.

Они проехали через чугунные ворота, преграждающие въезд на ее участок, и, как только приблизились к концу длинной подъездной дорожки, Шарлотта выскочила из машины, не дожидаясь полной остановки. Она взлетела по каменным ступеням и ворвалась в парадную дверь.

— Иоланда! — позвала она.

До нее донеслись голоса из кухни. Шарлотта вбежала туда и остановилась как вкопанная. Абсолютно невредимая, правда, несколько сбитая с толку Иоланда отмахивалась деревянной ложкой от двух ошеломленных медиков и говорила, что они ошиблись адресом.

— Иоланда! — вмешалась Шарлотта. — С вами все в порядке?

— Мисс Ли! Зачем здесь эти люди?

Шарлотта положила руку на плечо экономки, словно желая удостовериться, что перед ней не призрак.

— С вами все в порядке? — повторила она.

— Я отлично себя чувствую, сеньорита. А почему должно быть иначе?

На пороге появился агент Найт.

— Мэм, — обратился он к Иоланде, — мисс Ли сказала нам, что вам угрожает опасность. Что она видела, как вы что-то выпили, а потом упали на пол.

Глаза экономки расширились от изумления. Темные зрачки перебегали с лица агента на Шарлотту и обратно.

— Я вас не понимаю, сеньор. Я ничего не пила.

Шарлотте пришлось потрясти головой, чтобы прийти в себя. Ведь она же видела все это своими глазами!

— Иоланда, вспомните: вы были в моем кабинете. Вы с кем-то разговаривали. Какой-то человек протянул вам чашку, и вы выпили ее содержимое.

На лице экономки сохранялось недоуменное выражение. Поняв, что ничего не добьется, Шарлотта вышла из кухни и торопливо прошла по коридору к себе в кабинет. Там все было так, как она оставила: никакой видеокамеры, подсоединенной к компьютеру…

— Мисс Ли, — агент Найт вошел за ней следом, — насколько я понял, вы получили сообщение о том, что ваша экономка отравлена. А потом вы еще говорили, что видели, как это произошло. Как вы могли это видеть?

Шарлотта прикусила язык. Она не доверяла Найту, а сказать ему правду означало выдать присутствие Джонатана. Кроме того, теперь она уже не была уверена, что именно видела.

Шарлотта обхватила себя руками, пытаясь успокоиться. Ее трясло, сердце отчаянно билось: за последние пару часов она получила уже второй ужасный удар. Хотя она жила совсем недалеко от своего предприятия, дорога показалась ей бесконечной — Шарлотта так боялась, что приедет и найдет свою экономку мертвой на полу…

— Я получила анонимное сообщение по электронной почте, — солгала Шарлотта. — Письмо, в котором говорилось, что мою экономку отравили.

— Но вы сказали, что видели, как это случилось, — настаивал Найт, в уголках его рта играла улыбка. — Или вы просто выразились фигурально?

Собравшись с силами — сейчас Шарлотта не могла позволить себе расслабиться, — она встретила его вызывающий взгляд таким же вызывающим взглядом. Ей не понравился его покровительственный тон: этот человек явно не верил в женскую интуицию.

— Неужели вы не понимаете, что это сообщение встревожило меня? Естественно, я решила, что моя экономка в опасности. Но, судя по всему, я просто стала мишенью для сумасшедшего.

— Ладно, я могу понять вашу истеричность — тем более сейчас, когда «Гармония биотех» под угрозой, и все такое прочее, — заметил Валериус в своей обычной «отеческой» манере. — Я пошлю своих людей осмотреть имение: вдруг они найдут что-нибудь подозрительное.

«Например, мышь на чердаке?» — хотелось спросить Шарлотте, но она только поблагодарила Найта и отправилась обратно в кухню.

Когда она шла по галерее, где располагалась коллекция произведений искусства, ей вдруг показалось, что тело словно предало ее. Шарлотте пришлось остановиться и опереться рукой о стену. Она вглядывалась в тени, прислушивалась к окружающим ее звукам — голоса на кухне, раскаты грома вдалеке, ее драгоценные напольные часы, отбивающие удары, — и вдруг поняла, что с домом что-то не так.

Выстроенный из необожженного кирпича, оштукатуренный, с черепичной крышей особняк в десять тысяч квадратных футов спроектировали когда-то в стиле Юго-запада. Картину завершали изъеденные временем балки, расписанные от руки изразцы и деревянные скульптуры завывающих койотов в натуральную величину. До того как Шарлотта въехала сюда, в доме не было ни единой черточки, напоминающей Восток, и она наняла геоманта, чтобы он прошел по комнатам и проверил истинный фэншуй — то есть приспособил окружающую обстановку, чтобы она приносила здоровье, радость и процветание.

Геомант нашел некоторые упущения в дизайне интерьера. Например, кровать Шарлотты стояла прямо под поперечной выступающей перекладиной, а это непременно вызывало бы боли, и жизнь спящего вскоре была бы «перерезана пополам». Кровать немедленно передвинули в более подходящее место. Кроме того, бассейн в саду изгибался в сторону от дома, образовывая приносящий несчастье «лук», направленный как раз на гостиную. Бассейн переделали, чтобы он изгибался к дому и, следовательно, защищал его.

Вот уже два года в доме Шарлотты жили здоровье и удача, но теперь все изменилось. Сегодня вечером что-то было не так — и Шарлотта не сомневалась, что это не игра ее воображения.

Когда она вернулась на кухню, то увидела, что служба спасения уже уехала, а Иоланда искоса поглядывает на агента Найта, стоящего на пороге открытой двери и вглядывающегося в дождь.

— Иоланда, — спокойно начала Шарлотта, — я хочу, чтобы вы с Педро провели эту ночь где-нибудь в другом месте.

Экономка наградила ее таким взглядом, словно хозяйка предложила нечто неприличное.

— Здесь опасно, — упрямо продолжала Шарлотта. Кто-то захотел заставить меня поверить, что вас отравили. И, возможно, в следующий раз так и случится. Отправляйтесь в отель «Камино реал». Я позвоню и закажу комнату за мой…

— Ах, нет, сеньорита, мы с Педро не можем уехать, если вам грозят неприятности.

— Пожалуйста, Иоланда. У меня проблемы в лаборатории, я не могу беспокоиться еще и о вас. Мне просто необходимо знать, что вы в безопасности.

Иоланда гордо вскинула подбородок и сложила руки на своей обширной груди. Но Шарлотта заметила в ее глазах страх.

— Мы можем поехать к моей сестре, — наконец сказала экономка. — Утром.

— Нет. Я хочу, чтобы вы уехали сейчас. Мы вместе закроем дом, а потом запрем ворота. Поторопитесь, Иоланда, у нас не так много времени.

Шарлотта увидела, как к Найту подошел один из агентов и начал что-то тихо говорить ему. Потом Валериус зашел в кухню.

— Мисс Ли, — начал он, держа в руке какой-то предмет, — почему вы не рассказали мне о том, что случилось с дверью вашего гаража? Мне сообщили, что ваш джип серьезно пострадал.

— А почему я должна была вам об этом рассказывать?

— Вы знаете, почему дверь упала?

— Нет. Я до сих пор не могу понять, как это произошло. У нас здесь очень много диких животных — койоты, иногда горные львы. Однажды я случайно убила рыжую рысь, когда закрывала дверь гаража. Поэтому я поставила на нее предохранитель.

— Этот?

Она взглянула на зеленую пластиковую коробочку в руке агента и узнала ее.

— Да. Если что-то попадет в луч, когда дверь опускается — машина, зверь или человек, — она останавливается. Но это действует только в том случае, если дверь двигается, мистер Найт. Но дверь не двигалась. Она просто упала.

— Когда именно она упала?

Шарлотта на мгновение задумалась.

— Это произошло, когда машина тронулась вперед.

— Мисс Ли, ваша машина пересекла луч и заставила дверь упасть.

— Но это невозможно! Дверь, наоборот, должна была блокироваться!

— Это возможно, потому что ваш предохранитель перепрограммировали.

— Что? Вы уверены?

Найт указал ей на гайки, утопленные в красное и зеленое отверстие.

— Их выворачивали. И, судя по царапинам, это делали совсем недавно.

Шарлотта посмотрела сначала на коробку, потом молча перевела взгляд на агента.

— Нисколько в этом не сомневаюсь. — Он многозначительно кивнул головой. — Дверь гаража упала не случайно. Это произошло преднамеренно.

Глава 9

— Мне очень жаль, Шарлотта, — сказал ей Джонатан, как только она вернулась в кабинет бабушки, хорошенько заперев входную дверь музея. — К тому времени, когда я понял, что это запись, а не прямая передача, я уже не мог тебя остановить.

— Найт смотрел на меня, как на сумасшедшую! — пожаловалась Шарлотта, ставя на пол сумку и сбрасывая дождевик, который она захватила из дома.

— Подойди и посмотри, я все записал.

Джонатан снова пустил запись, и Шарлотта некоторое время смотрела на монитор.

— Совершенно точно, это моя экономкам и мой кабинет. Но, Джонатан, я спросила Иоланду. Она сказала, что не помнит, чтобы брала у кого-нибудь чашку и пила!

— Возможно, это случилось некоторое время назад, и твоя экономка обо всем забыла.

— Ты по-прежнему утверждаешь, что кто-то тайком проник ко мне в дом, дал Иоланде что-то выпить и заснял это?

— Вполне вероятно, что им не потребовалось пробираться тайком. Это могло произойти и в твоем присутствии. Ты устраивала вечеринки в последние месяцы?

Шарлотта потерла мочку правого уха.

— Да, мы собирались один раз. Но это была не совсем вечеринка. После того как бабушка умерла, Наоми, моя лучшая подруга, сказала, что я горюю не по правилам, и настояла, чтобы я устроила шива.

— Шива?

— Это нечто вроде поминок.

— Закуски, напитки и толпа народа?

— У бабушки действительно было много друзей. И, конечно, здесь было много еды и напитков. Ты думаешь, что Иоланду могли снять в тот раз?

— Вероятно. Особенно если судить по действиям твоей экономки, записанным на пленку. Она определенно знала снимавшего, и ей не показалось странным, что он находится в твоем кабинете.

— Тогда почему Иоланда не помнит, как потеряла сознание?

— Посмотри на это. — Джонатан включил покадровую перемотку, и пленка двинулась вперед как череда фотографий. — Видишь? Вот Иоланда отворачивается, а потом…

Шарлотта задохнулась:

— Падает не Иоланда!

— Верно. Этот кадр сняли где-то еще и добавили потом. Смонтировано хорошо, но при более пристальном внимании подделка видна.

Шарлотта выпрямилась.

— Для чего все это? Чтобы напугать меня?

— Возможно. Или дискредитировать тебя в глазах агента Найта, чтобы ты произвела на него впечатление обыкновенной истерички.

— Он использовал именно это слово. Господи, какой кошмар! — Она отвернулась, помолчала, потом снова посмотрела на Джонатана. — Случилось кое-что еще, Джонни.

Он поднял на нее глаза.

— Агент Найт говорит, что над моей дверью в гараже тоже поработали.

— Что?!

Шарлотта объяснила, как перепрограммировали пульт безопасности; ее голос задрожал, когда она добавила:

— Если бы я была в «Корвете», меня бы убило. Так что это наверняка было подстроено. Найт просто замучил меня по дороге обратно! Все спрашивал, кто мог это сделать. Есть ли у меня враги, почему я решила, что Иоланду отравили…

— И что ты ему отвечала?

— Что не знаю. Потому что я на самом деле не знаю!

— Нам известно только одно, — хмуро заметил Джонатан. — Мы знаем, что это не случайность — три погибших женщины, видеопленка с Иоландой и дверь в гараже. И мы знаем, что это не импульсивные действия. Судя по всему, на все вместе ушли месяцы подготовки. И у меня не осталось ни малейшего сомнения, что целью преступника являешься ты, Шарлотта.

— Но почему? — воскликнула она. — Что нужно от меня этому маньяку? Совершенно явно, не то смехотворное заявление для прессы, которое я должна сделать.

Джонатан задумчиво покачал головой.

— Согласен. Ему нужно от тебя что-то еще. Угроза, последний срок — это все средства поиграть у тебя на нервах, сделать тебя уязвимой и слабой, когда он предпримет последний шаг.

— А дверь гаража и эта пленка?

— Чтобы продемонстрировать, что он может до тебя добраться в любой момент, что он близко к тебе.

Слова Джонатана повисли в воздухе, словно мрачная туча. Они оба обдумывали новый поворот событий. Риск многократно увеличился, ставки стали еще выше.

Джонатан резко поднялся из-за стола и взял свой пиджак.

— Куда ты идешь?

— Хочу забрать пистолет. Надо, чтобы он был у тебя.

— Нет!

— Черт побери, Шарлотта…

— Джонатан, ты же знаешь, как я отношусь к оружию.

— Тогда я хочу, чтобы ты уехала отсюда, куда-нибудь в безопасное место.

— Ты это серьезно? Но я сейчас не могу уехать!

— Ты должна это сделать ради собственной безопасности. — Он сунул руку в рукав пиджака. — Я буду продолжать работать здесь. Пока меня никто не нашел, я могу схватить этого ублюдка вовремя…

— Я не могу уехать, — твердо повторила Шарлотта. — Если что-то случится, я собираюсь нанести ответный удар.

Джонатан смотрел на нее, пиджак свисал с его плеча. Шарлотта стояла перед ним побледневшая, с трясущимися руками, но ее подбородок был гордо поднят, а глаза смотрели ясно. Она была напугана, но не потеряла контроля над собой и готова была броситься в атаку, несмотря на свою уязвимость.

Невероятная женщина.

Он повесил пиджак обратно на спинку кресла.

— Хорошо. Мне это не нравится, но я не могу просто взять и убрать тебя. Кстати, — вдруг вспомнил Джонатан, — пока тебя не было, сюда звонили. Я не брал трубку: подумал, что мне не следует этого делать.

Шарлотта нажала кнопку автоответчика и объяснила:

— Прежде чем закрыть дом, я перевела все звонки с моего номера сюда. Мне не хотелось рисковать: вдруг кто-то из секретарей или из посторонних возьмет трубку.

В комнате зазвучал звонкий голосок Наоми, и Шарлотте показалось, что в комнате сразу стало светлее.

— Чар, я получила твое сообщение. Нам просто необходимо встретиться! Послушай меня, тебе грозит опасность. Я разложила на тебя карты Таро — три раза, чтобы не осталось никаких сомнений, — и там все совершенно ясно, как дважды два. Твоя карта Шут, Чар. Это молодой человек, он символизирует поиск, наивность и неопытность. Но потом появляется Волшебник, который означает подтасовку и трюкачество. И это наверняка он менял лекарства! Но не ошибись — это может быть и женщина.

Шарлотта обменялась взглядами с Джонатаном.

— Но есть и кое-что еще, что меня удивляет, — продолжала Наоми. — Все время выходит карта Любовники, присоединяется ко всем аспектам твоей жизни. Это и всепоглощающая божественная любовь, и эротическая! Тебе угрожают со всех сторон! Господи, — простонала она, — еще мне удалось увидеть часть вечернего выпуска новостей. Они показывали пикетчиков у ворот «Гармонии биотех». Ты права, у них на плакатах эта фотография. Все вернулось, чтобы мучить нас, Чар! Послушай, я все еще в кампусе, пока здесь застряла. Как только смогу, приеду к тебе в офис. Но для начала заскочу домой и возьму стебли тысячелистника. Держись, подруга! Все будет в порядке.

Джонатан вопросительно посмотрел на Шарлотту:

— Стебли тысячелистника?

— Они предупреждают и дают совет. — Заметив, что в глазах Джонатана появились скептические огоньки, она пояснила: — Наоми — экстрасенс. Мы встретились восемь лет назад во время происшествия в Чок-Хилле. — Она внимательно посмотрела на Джонатана и по его молчанию поняла, что он знает об этом страшном событии. — На нас обеих надели наручники… Тогда и началась наша дружба.

— Судя по всему, она интересный человек.

— Наоми наделена поразительным природным чутьем и не раз спасала людям жизнь. Благодаря Наоми я сохранила рассудок тогда, в Чок-Хилле. Она заставляла меня отдохнуть, когда я по восемьдесят часов в неделю не вылезала из лаборатории, а однажды она просто меня похитила. Я приехала к ней домой на ужин и уснула, а когда проснулась — мы были в занесенном снегом домике на Большом Медведе. Она что-то подсыпала мне в вино, а потом перетащила в машину. Мы провели там четыре дня, объедались пиццей, пили вино из кувшинов, смотрели видео… А с бабушкой чуть не случился удар. Но когда я вернулась в лабораторию, я чувствовала себя посвежевшей и полной энергии.

— Иногда пицца-пепперони — лучшее лекарство, — с улыбкой заметил Джонатан.

— И юмор, — улыбнулась в ответ Шарлотта и почувствовала, как приятно снова улыбаться вместе с ним. — Когда я впервые обратила внимание на Наоми, она страстно с кем-то спорила, утверждая, что собаки умнее кошек. Наоми кричала: «Ты когда-нибудь видел, чтобы восемь кошек тащили нарты по снегу?»

Джонатан негромко рассмеялся, но сразу перестал под серьезным взглядом Шарлотты.

— Значит, ты знаешь о резне в Чок-Хилле? — спросила она.

Джонатан кивнул.

— А тебе известно, что меня не судили и даже не выдвигали обвинений?

— Я знаю, Шарлотта, знаю.

— Но теперь они собираются об этом вспомнить! Весь кошмар снова извлекут на свет божий и постараются использовать Чок-Хилл, чтобы распять меня и мою компанию. От этого пострадает и Наоми, и другие невинные люди. Господи, Джонатан, как могло до такого дойти?!

Он положил руку ей на плечо, но Шарлотта быстро отпрянула.

— Я уверена, что у бабушки должен быть здесь чай.

Она открыла дверцы шкафчика на стене, но вместо коробочки с чаем достала нечто напоминающее старинную книгу. Шарлотта открыла ее, и оттуда выпала фотография.

Очень старая фотография…

— Что, черт возьми, здесь происходит? — послышался внезапно громкий требовательный голос.

Шарлотта и Джонатан повернулись к монитору, показывавшему стоянку для машин, залитую дождем.

— Почему полиция до сих пор бездействует? — прогудел Адриан Барклей, вылезая из белого длинного лимузина.

Шофер раскрыл над ним зонт. Но когда из задней дверцы появилась длинная изящная нога, шофер бросил Адриана и рванулся прикрыть от непогоды изящную загорелую женщину, ступившую под дождь.

Джонатан негромко присвистнул.

— Я смотрю, Марго по-прежнему в хорошей форме.

Шарлотта, державшая только что найденную фотографию в дрожащей руке, посмотрела на вновь прибывшую пару и подумала: «Вот теперь действительно начинаются неприятности».

Глава 10

Когда чета Барклей вышла за пределы действия камеры, Джонатан нажал на нужные кнопки, чтобы они снова появились на экране. Адриан и Марго шли через вестибюль главного здания. Оба в белых слаксах и рубашках пастельных цветов, загорелые, стройные, они выглядели именно теми, кем и были. Богатые светские люди из Палм-Спрингс, играющие в гольф с президентами США в отставке. Адриан Барклей, седовласый, небольшого роста и крепкого сложения, говорил по сотовому телефону, а его жена Марго — выше его ростом, с отброшенными назад пепельно-белокурыми волосами, открывающими безупречно гладкое лицо, — приказывала службе безопасности усилить охрану у главного входа.

— Они знают об этой системе наблюдения? — спросил Джонатан, нажимая следующую кнопку и приводя в действие еще одну камеру безопасности на третьем этаже.

— Я уверена, что упоминала о ней, но сомневаюсь, чтобы они меня слушали. Так как все было сделано для бабушки, их это не волновало. Они ее не любили.

Джонатан кивнул.

— Странные взаимоотношения, насколько я помню. — Он прибавил громкость, как только открылись двери лифта и Барклей вышли. — Во всяком случае, так было двадцать пять лет тому назад.

— Стало еще хуже, — тихо заметила Шарлотта, как будто люди на экране могли ее услышать. — После того как мистер Сунг прочитал завещание моей бабушки…

— Где, черт побери, Шарлотта?! — рявкнул Адриан, когда Десмонд встретил его у лифта.

Шарлотта смотрела, как ее кузен, все еще в черной кожаной куртке поверх черного свитера и нейлоновых брюках, быстро снял темные очки, за которыми прятал глаза.

— Она сказала, что должна просмотреть личные дела служащих…

Но Адриан прошел мимо него, и на мгновение Шарлотте стало жаль кузена. Адриан был отцом Десмонда, однако он лучше обращался со своим шофером. Марго, правда, уделила сыну внимание, чмокнув его в щеку и пригладив волосы на затылке, на что Десмонд никак не прореагировал.

Неожиданно появилась секретарша Марго — маленькая женщина, которой приходилось бежать, чтобы успеть за своим боссом. Марго продолжала шагать по коридору, бросая приказы через плечо. Некоторые из них Джонатан и Шарлотта смогли услышать:

— Позвоните в компанию «Шеффер и Шеффер». Используйте личную линию. Скажите Тому Шефферу, чтобы он лично этим занялся. Потом позвоните судье Бэтчелору, передайте, что это личное дело. Позвоните в «Афродиту» и узнайте, свободна ли Симона. Если нет, узнайте, может быть, они смогут прислать Джейсона или Никки. И принесите мне что-нибудь из кафе. Только не эту китайскую ерунду! Обычный салат с лимонным соком, черный чай и свежие фрукты, какие есть. И немедленно найдите Шарлотту! Скажите ей, что я хочу ее видеть.

Джонатан вернулся к компьютеру и стал быстро вынимать что-то из своей сумки.

— Марго вызывает тебя к себе в кабинет? Она, кажется, забыла, что это ты — президент компании…

— Для меня всегда оставалось загадкой, почему бабушка связалась с этой семьей, — пробормотала Шарлотта. — Особенно после того, что они ей сделали.

Джонатан остановился и посмотрел на Шарлотту. Она стояла к нему в профиль — подбородок напряжен, нижняя губа дрожит. И его впервые поразило ее невероятное сходство с ее бабушкой, Совершенной Гармонией. «Разумеется, красота передается по наследству», — подумал он, и ему вдруг опять захотелось спросить, получила ли Шарлотта его цветы, которые он прислал на похороны. Он так расстроился, когда прочитал о смерти Гармонии! Больше всего его поразило то, как она умерла. Джонатан чуть не улетел из Йоханнесбурга в тот день, но он выполнял секретное задание правительства и не мог уехать. Поэтому он послал цветы и телеграмму. А Шарлотта так и не дала знать, получила ли она их…

Адриан прошел по коридору, прижимая к уху сотовый телефон, его секретарша бежала за ним. Шарлотта и Джонатан увидели, как Марго миновала свой кабинет и направилась сразу к агенту Найту. Тот немедленно встал, поправил галстук и манжеты. Когда Марго поздоровалась с ним за руку и тепло улыбнулась, Джонатан спросил:

— Они знакомы?

— Если и так, то мне об этом ничего не известно, — нахмурилась Шарлотта. — Весьма странно…

Джонатан выложил из сумки камеру, перчатки и застегнутый на «молнию» черный кожаный пухлый футляр.

— Ты сказала, что не доверяешь Найту. Почему?

— Он необъективен.

Глаза Шарлотты не отрывались от пары на экране. Агент Найт возвышался над Марго, его бритая голова сияла в лучах электрического света, словно черное полированное дерево. Он склонился к миссис Барклей — чересчур близко, как показалось Шарлотте, и она снова нахмурилась.

— Два года назад в Канзас-Сити заболела женщина и чуть не умерла после использования крема для лица. В нем оказалась ртуть. Надо сказать, Найт выстрелил по производителю из обоих стволов. И хотя в процессе производства не обнаружили никаких ошибок, а потом и бывший приятель пострадавшей признался, что подменил крем, компания была разорена. Найту кажется, что он шериф, судья и палач в одном лице! Он выносит приговор — и только потом задает вопросы. — Помолчав, Шарлотта добавила: — Я бы дорого заплатила, чтобы узнать, о чем они с Марго сейчас говорят.

— Мы скоро узнаем, — решительно произнес Джонатан. — Шарлотта, я хочу, чтобы ты собрала совещание.

Она удивленно взглянула на него:

— Сейчас? Зачем?

— Мне необходимо попасть в их кабинеты, а я не могу рисковать. Они не должны меня видеть.

— Ты хочешь, чтобы я позвала всех?

— Секретарей не надо: они меня не знают.

— Но если кто-то из них застанет тебя в кабинете, они поинтересуются, что ты там делаешь.

Джонатан сунул руку в задний карман, достал удостоверение личности и открыл его. Шарлотта увидела карточку и значок.

— Сувенир на память о моей работе в Агентстве национальной безопасности, — с улыбкой проговорил Джонатан.

Шарлотта колебалась. Улыбка у Джонатана получилась горькой. Это напомнило ей об их последней встрече в Сан-Франциско десять лет назад. Тогда он сказал ей, что «вышел из шпионского дела». То, что ее Джонни стал шпионом, в свое время явилось для нее сюрпризом, но то, что он ушел с этой работы, не объясняя причины, только усугубило тайну. Шарлотте так и не представилось случая спросить об этом, потому что потом взорвалась бомба, положившая конец их отношениям…

— Хорошо, — наконец ответила она, положив старинную фотографию на консоль. — Я придумаю, что им сказать.

— Держи!

Джонатан протянул к ней руку, и Шарлотта увидела у него на ладони маленькую металлическую пуговицу.

— Что это такое?

— При ее помощи мы с тобой будем общаться. Вложи ее в ухо. Это приемник и микрофон одновременно, так что я услышу все, что ты скажешь. Но я не смогу слышать остальных: устройство передает только голос того, кто его носит. — Джонатан вложил такую же пуговицу себе в ухо и прошептал: — Ты меня слышишь?

Шарлотта с удивлением посмотрела на него — ей показалось, что Джонатан очутился у нее в голове.

— Да, я отлично тебя слышу. Что ты собираешься делать?

— Установить подслушивающие устройства в основных офисах, чтобы мы могли знать, что происходит. — Он вдруг потянулся и расстегнул заколку, чтобы ее волосы прикрыли ухо. — На всякий случай это лучше спрятать.

Шарлотта чуть не подпрыгнула — прикосновения Джонатана по-прежнему действовали на нее как удар тока.

Они уже выходили из кабинета, когда Джонатан посмотрел на консоль и увидел старую фотографию, оставленную там Шарлоттой. Он узнал ее. Это был снимок Совершенной Гармонии, когда та была еще совсем девочкой. Хорошенькая малышка в школьной форме застенчиво улыбалась в камеру. На плечи ей спускались две толстых черных косы. Внизу подпись иероглифами, а потом по-английски: Совершенная Гармония, 10 лет, 1918 год. Миссионерская школа Св. Агнессы. Сингапур.

Они задержались у выхода, чтобы проверить, свободен ли путь, и Джонатан вспомнил о том, как впервые увидел бабушку Шарлотты. Им с Шарлоттой было тогда по тринадцать лет, они познакомились всего несколько недель назад. «Мой друг из Шотландии», — представила его Шарлотта.

— Ай-я, ты приехал издалека, — сказала ее бабушка. — И твоя семья так далеко… — печально и негромко добавила она, словно узнала о его боли и поняла ее.

В голосе пожилой женщины звучало такое сострадание, будто она прекрасно понимала, как чувствует себя Джонни. Так что его бы не удивило, если бы вдруг оказалось, что ей известно и средство от тоски по дому…

Шарлотта очень гордилась тем, что ее бабушка владеет фармацевтической компанией.

— Эта компания носит имя моей бабушки, — пояснила тогда Шарлотта. — А зовут ее Совершенная Гармония.

В тот вечер Совершенная Гармония пригласила его остаться поужинать вместе с ней и Шарлоттой. И пока туман наползал на залив Сан-Франциско, Джонатан впервые попробовал китайскую пищу и узнал, что такое китайское сострадание…

Ставя перед ним дымящиеся чашки с клецками и лапшой, Совершенная Гармония расспрашивала его, осторожно задавая вопросы. Когда пришло время наливать в крошечные чашечки зеленый чай, она проявила чуть больше любопытства и деликатно поинтересовалась его семьей. Поглощая лечебные блюда для восстановления баланса и гармонии, Джонни освобождался от обиды и печали, сам не понимая этого.

Именно в тот день Шарлотта назвала ему свое настоящее имя — то, что значилось в ее свидетельстве о рождении. Джонатану это имя понравилось, но он не захотел обидеть девочку и согласился с ней, что «Шарлотта» намного милее, даже если это имя подсказала ей сказка.

Пробежав под дождем, Шарлотта и Джонатан вошли в главное здание и быстро поднялись по пожарной лестнице. На третьем этаже они вышли в приемную, где и увидели Марго.

Миссис Барклей удивила Джонатана. Она не выглядела на свой возраст — невидимая печать дорогого хирурга-косметолога лежала на ее загорелом гладком лице. Джонатан подсчитал, что ей должно быть около семидесяти, и вспомнил давние слухи о невероятном сексуальном аппетите Марго. Интересно, изменилась ли мать Десмонда? Вспоминала ли она когда-нибудь о том дне, когда Джонатану было девятнадцать и он плавал в бассейне возле дома Шарлотты? Девушка тогда ушла в дом за лимонадом, а миссис Барклей, которая была старше его почти на тридцать лет, внезапно появилась в отчаянно-розовом бикини. Мягкое, беззвучное погружение в воду — и вот она уже оказалась рядом с Джонатаном, который сидел на ступеньках бассейна. Женщина торпедой проплыла под водой, схватила юношу за ноги и резко дернула вниз. Ему едва удалось выскочить вовремя из бассейна…

Он никогда не рассказывал Шарлотте об этом инциденте. К тому времени, как она появилась в саду, неся поднос с лимонадом, миссис Барклей уже лежала в шезлонге и спокойно закуривала. А Джонатан весь горел от воспоминаний о ее жадных губах, приникших к его чреслам…

Он отогнал воспоминания прочь и повернулся к Шарлотте:

— Я подожду здесь, пока ты всех соберешь в зале заседаний. Ты подашь мне сигнал — попросишь кого-нибудь закрыть дверь. Тогда я примусь за работу. Мне понадобится минут десять; не выпускай их, пока я не скажу тебе.

Шарлотта почувствовала его руку на своем плече, пальцы чуть сжались. Она заглянула в его темные глаза и увидела знакомую отвагу и напряженность.

— Хорошо, — прошептала она, думая о разбившихся колокольчиках, завернутых в зеленый шелковый шарф. Джонатан вернулся к ней в то время, когда она думала, что больше никогда его не увидит.

Глава 11

Стоило Шарлотте подойти к Марго, как она сразу же узнала ее духи от «Эсте Лаудер». Шарлотта знала, что Марго никогда не пользуется продукцией «Гармонии». Ее ванная комната в доме и личная ванная при ее кабинете были заполнены продукцией фирм «Клиник», «Ланком», «Элизабет Арден», словно ей хотелось показать, насколько она презирает компанию, которой всегда хотела владеть.

Марго повернулась, и Шарлотта заметила морщины ярости, проступившие вокруг ее глаз. Улыбка предназначалась для посторонних. Марго всегда была мастерицей пускать пыль в глаза, поэтому она и стала вице-президентом по связям с общественностью.

Увидев, как Марго опустила взгляд на ее шею, Шарлотта сразу поняла, на что смотрит пожилая женщина. Шарлотта не всегда носила медальон династии Цин, а только в те дни, когда нуждалась в душевных силах. Она знала также о том, что Марго, как и ее сын Десмонд, просто умирает от желания узнать, где пропадала Шарлотта тем летом, когда так загадочно исчезла. Но Шарлотта знала и другое: в отличие от Десмонда Марго ни за что не станет ни о чем спрашивать.

Она спросила об этом только один раз.

Шарлотта никогда не забудет, как ее удивило приглашение Марго пройтись с ней по магазинам. Единственный раз, когда Марго была с ней любезна! Шарлотте недавно исполнилось пятнадцать, она была польщена и ничего не заподозрила. Но позже, за ленчем, когда Марго искусно подвела беседу к исчезновению Шарлотты на три недели, девочке стало ясно, ради чего все это задумывалось.

— Шарлотта, дорогая, где вы были с дядей?

Шарлотта тогда не знала этого ужасного слова, которое шепотом произносили вокруг — инцест. Только много лет спустя, когда Десмонд в приступе плохого настроения спросил: «Ты же знаешь, что думает семья о твоих отношениях с моим дедушкой, верно?» — Шарлотта все поняла. Она не сказала двоюродному брату того, о чем он хотел узнать. Она не сказала об этом ни Марго, ни тете Оливии, ни кому-нибудь другому. Она поведала обо всем только Джонатану.

— Шарлотта, дорогая, — поздоровалась Марго, целуя воздух возле ее щеки. — Это ужасно, просто ужасно! Мы с Адрианом решили, что тебе не по силам одной нести такое бремя. Позволь нам помочь тебе. Передай нам некоторые из твоих обязанностей. Ты должна признать, что будет очень разумно, если в момент такого кризиса ты отойдешь в сторону и позволишь руководить более опытным людям.

— Я справлюсь, Марго, — сухо ответила Шарлотта.

Она сразу вспомнила ярость и возмущение миссис Барклей, когда выяснилось, что согласно завещанию Шарлотта получила высший пост в компании. Марго с Адрианом не сомневались, что он достанется одному из них.

— Но, моя дорогая, подумай о пикете на улице с твоей ужасной фотографией! Весь кошмар с животными снова выйдет наружу. Ты уверена, что хочешь снова пройти через это?

Несмотря на внешнее проявление заботы и тревоги, Шарлотта понимала, о чем думает Марго. И ей пришла в голову мысль: «Она так и не простила мне, что я не открыла ей секрета».

— Марго, я созываю совещание.

— Совещание? Когда?

— Сейчас. Вы, Адриан, Десмонд и мистер Сунг. В зале заседаний.

Марго устало вздохнула.

— Я полагаю, дорогая, это может подождать.

— Нет, не может! Вы не могли бы сообщить Адриану?

Прежде чем Марго успела запротестовать снова, Шарлотта пошла дальше по коридору, обходя остальных. Она нашла агента Найта в комнате отдыха сотрудников. Валериус наливал себе кофе из кофеварки. Когда она пригласила его присутствовать на совещании, он согласился, но так, что стало ясно: он бы появился там в любом случае — с приглашением или без него.

Когда семья собралась за одним концом длинного полированного стола в зале заседаний, Шарлотта откашлялась и, незаметно проверив рукой «жучок» в ухе, произнесла:

— Десмонд, прошу тебя, закрой дверь.

И она начала говорить, обращаясь к этой маленькой группе людей, молясь про себя, чтобы Джонатан действовал быстро и его никто не заметил. Слова проснулись автоматически: ее мысли вновь вернулись к фотографии бабушки в десятилетнем возрасте в школе в Сингапуре. Она думала о том, помнит ли Джонатан тот день, когда она представила его бабушке. Он остался тогда на ужин, жадно поедал все, что приготовила пожилая женщина, словно не ел много лет, и рассказывал о себе в ответ на осторожные бабушкины расспросы. Именно тогда Шарлотта узнала его историю, показавшуюся ей потрясающе трагической и романтичной…

Хотя Джонатан родился в Америке, вырос он в Шотландии, на восточном конце Северо-Шотландского нагорья в маленькой деревушке к северу от Данди. Его отцом был богатый американский бизнесмен, приехавший в Шотландию из прихоти: он искал корни своего клана. В то идиллическое лето Роберт Сазерленд встретил Мэри Сазерленд. Никакого родства между ними не было — может быть, только несколько веков назад, — тем не менее Роберт влюбился в нее. Медовый месяц в романтическом Инвернессе предвещал счастливый брак. Через два месяца Мэри уже ждала ребенка, и тогда Роберт Сазерленд привез беременную молодую жену в Соединенные Штаты в свой пентхаус на Манхэттене. Ее ждали официальные обеды и билеты в оперу на весь сезон, но Мэри продержалась лишь до того момента, когда ребенку исполнилось полгода. Тогда она объявила, что хочет вернуться домой. Роберт не стал спорить, потому что их любовь умерла где-то на полпути между шотландским вереском и небоскребами Нью-Йорка.

Расстались они вполне спокойно и по-дружески. Мэри разрешили увезти мальчика, и Джонатан встречался с отцом только во время каникул. За ним присылали личный самолет, и он проводил две недели в Сан-Франциско, в Гонолулу или в Чикаго — как правило, в компании прислуги и телохранителей. А затем он возвращался домой с чемоданом, набитым ненужными дорогими подарками. Когда Джонатану было двенадцать, он отказался провести Рождество с отцом, и Роберт Сазерленд не стал настаивать. А когда мальчику исполнилось тринадцать, его мать заболела и умерла от наследственной болезни сердца.

Отец немедленно, повинуясь чувству долга, вытребовал сына к себе и привез его «домой» в Сан-Франциско, где неотесанного мальчишку из Шотландии записали в престижную академию на Пасифик-Хейтс, чтобы превратить его в «настоящего» американца. Вот тогда-то его, плачущего, и нашла в парке Шарлотта. Мальчик не знал, к какому миру он принадлежит. И она утешила его, сообщив, что и сама этого не знает: то ли она китаянка, то ли американка.

Шарлотта наконец поняла, о чем напомнил ей безупречный костюм Джонатана — ненавязчивое свидетельство богатства и хорошего вкуса владельца. В то первое лето Роберт Сазерленд иногда водил двух подростков ужинать в один из самых дорогих ресторанов города на берегу залива. За икрой, жареным мясом «шатобриан» с соусом «беарнез» или за десертом мистер Сазерленд непременно откашливался и изрекал:

— У имени Шарлотта большая литературная история. Сразу вспоминается Шарлотта Бронте, например.

Или:

— У китайцев древняя и богатая культура. Вы знаете, они подарили нам спагетти, да-да, это правда. Вот Марко Поло… — И он начинал негромко читать лекцию, чтобы заполнить пространство между собой и этими двумя подростками, которые сбивали его с толку.

Когда Роберт Сазерленд отправился в Шотландию, ему было сорок, вспомнила Шарлотта. Миллионер, всего добившийся сам, бездетный холостяк, решивший найти свои корни. Корней он не нашел, зато сам оставил семя. Теперь Шарлотта удивлялась, насколько Джонатан похож на своего отца. Не осталось и следа от длинноволосого бунтаря, за которым охотилось ФБР из-за его «компьютерных забав». А теперь он сам работает с ними, помогает ловить международных хакеров.

«Тебе в этом году исполнится сорок, — хотелось ей сказать. — Где тебя застигнет кризис среднего возраста? В чьих объятиях?..»

Заметив нетерпение на лицах окружающих ее людей, Шарлотта поняла: она рассказывает о том, что всем уже известно, каждый догадается, что она просто пытается потянуть время. Она взглянула на висящие на стене часы. Сколько времени прошло? Хватит ли Джонатану десяти минут, чтобы поставить подслушивающие устройства в их кабинетах? Но он взял с собой еще и камеру… А это еще зачем?

— Ладно, — продолжила Шарлотта, — мы должны действовать. Десмонд, я хочу, чтобы ты связался лично с каждым из наших региональных представителей. Пусть они опросят всех дистрибьютеров в своем районе: вдруг кто-нибудь заметил что-либо подозрительное. Нужно выяснить также, не жаловались ли покупатели на «Гармонию»…

— Шарлотта! — У Десмонда между бровей залегла резкая складка. — Этим должны заниматься федеральные агенты, а не мы!

— Я хочу, чтобы мы провели собственное расследование, Дес. Вполне возможно, что кто-то что-то видел. Какой-нибудь покупатель мог подменить продукцию. — Она повернулась к Марго и мгновение помолчала, ожидая услышать шепот Джонатана, но ничего не услышала. — Марго, я собираюсь утром сделать заявление для прессы. Я хочу, чтобы вы обеспечили нам такое количество журналистов, какое только возможно.

Миссис Барклей не ответила. Кроме того, она принципиально ничего не записывала — с тех самых пор, как Шарлотта, которая моложе ее на тридцать лет, стала исполнительным директором.

Шарлотта снова посмотрела на часы, она заметила, что агент Найт тоже интересуется временем. А Джонатан молчал.

Наконец Десмонд встал:

— Если ты не возражаешь…

— Адриан, я хочу, чтобы вы убедились, что с премиями все в порядке. Служащие воспримут это как знак того, что компании не грозит никакая опасность.

— Хорошо, но ведь это действительно так, не правда ли?

«Поторопись, Джонатан!» — мысленно приказала Шарлотта, глядя, как Десмонд направляется к дверям.

— Десмонд, мы еще не закончили. Адриан, очень важно показать нашим служащим и частным инвесторам, что «Гармония» — благополучная компания и что мы контролируем ситуацию. И мы должны все для этого сделать.

Пробормотав что-то насчет важного телефонного звонка, Адриан начал подниматься, Марго последовала его примеру.

Шарлотта мучительно пыталась придумать, что можно еще сказать.

— Я полагаю, что у вас будут некоторые задачи… — начала она.

Десмонд положил руку на ручку двери.

— Меня сейчас интересует только одно — как поскорее отправить в желудок толстый сочный бифштекс с кровью, политый кетчупом.

Агент Найт оторвался от стены, прислонившись к которой стоял, и произнес:

— Я бы тоже от этого не отказался.

Десмонд распахнул дверь — и сразу стали видны приемная, коридоры и двери, ведущие в другие кабинеты. Шарлотта почувствовала, что ее сердце бьется прямо в горле.

И тут…

«Привет, Шарлотта! Где ты? Я уже на полпути в „Старый Китай“».

Глава 12

Когда они вернулись обратно в музей, Шарлотта быстро развернула чертежи, которые прихватила из своего кабинета, и прижала концы степлером и кофейными чашками. Ее трясло от ярости.

— Ты бы их видел, Джонатан! Как они со мной обращались! Они бы никогда не осмелились встать и уйти с совещания, если бы его созвала бабушка…

— Не позволяй им одолеть тебя, любовь моя, — пробормотал Джонатан, изучая план зданий, и постучал по одному из углов: — Вот оно! Не так-то легко подобраться.

Шарлотта посмотрела, куда он показывал. Это был главный щит линий связи.

— Мне необходимо туда попасть, — сказал Джонатан, — но сначала… — Он подошел к столу, где еще раньше разместил небольшой блок с зеленым цифровым дисплеем. — Это приемник для тех передатчиков, что я установил в кабинетах. Если соединить его вот с этим, — Джонатан указал на камеру наблюдения, — мы сможем подслушивать все разговоры. А вот это, — добавил он с улыбкой, доставая маленький предмет с выходящим с одного конца проводом, — мой рождественский подарок. Агент Найт теперь у нас в руках! — закончил он торжествующе и подсоединил прибор к своему портативному компьютеру.

Они увидели на экране, как Валериус Найт садится к столу, начинает печатать, и немедленно услышали звук клавиш, а на экране компьютера Джонатана стали появляться буквы.

Глаза Шарлотты широко раскрылись; Джонатан гордо улыбнулся.

— Это небольшое устройство я изобрел сам! Я прикрепил передатчик к компьютеру Найта. Приемник получает сигнал и передает его на мой компьютер, а моя программа преобразует код в буквы.

— Джонни, ты брал с собой камеру. Зачем?

— Это тебе понравится. Смотри!

Он достал из сумки на поясе камеру величиной с ладонь и подключил ее к компьютеру бабушки. Спустя мгновение на экране появились черно-белые фотографии обнаженной блондинки в соблазнительных позах.

— Что это такое? — изумилась Шарлотта.

— А это, моя дорогая, то, чем занимался Десмонд, когда ты позвала его на совещание. Когда я устанавливал «жучки», я снял изображения со всех мониторов. Теперь мы сможем узнать, кому удалось забраться в твой компьютер.

Шарлотта взглянула на Джонатана, лицо которого выражало удовлетворение и радость, и вдруг услышала другой голос — принадлежавший юному Джонни: «Они самые лучшие хакеры на планете, черт бы их побрал! И я собираюсь стать одним из них».

Это было весной 1980 года, Джонатан говорил о лаборатории компьютерной науки в МТИ. И пока он пел дифирамбы Массачусетскому технологическому институту, двадцатитрехлетняя Шарлотта, не обращая внимания на проливной дождь, поливавший улицы Бостона за окном кафе, думала только об одном: Джонатан возвращается в Америку!

За четыре года до этого, когда они окончили школу, Джонни сказал ей, что по желанию своего отца отправляется в Англию, в Кембридж. Роберт Сазерленд, который так старался превратить своего сына в настоящего американца, вдруг захотел, чтобы тот изучал математику в Англии.

— Он открывает новый офис в Лондоне, — мрачно произнес тогда Джонни. — Я не хочу ехать, но мне кажется, что ему будет там одиноко.

— Поезжай с ним, Джонни, — уговаривала его тогда Шарлотта, хотя ей было очень больно, когда она говорила это. — Мы сумеем найти способ видеться.

И Джонатан уехал в Кембридж. Разумеется, они писали друг другу и иногда звонили, но виделись всего дважды за эти четыре года. Когда Шарлотта получила письмо с просьбой приехать в Бостон и встретиться с ним, она не представляла, что он собирается ей сказать, и боялась, что он намеревается какое-то время поработать в Англии.

А вместо этого Джонатан заявил:

— Я выбрал МТИ.

Он снова окажется на одном с ней континенте, их больше не будет разделять океан!

Теперь Шарлотта смотрела, как ловко и энергично Джонатан обращается с клавиатурами, проводами, приспособлениями, печатает на компьютере ее бабушки, потом переходит к своему собственному, и невольно улыбалась. Ей снова вспомнились его слова из того дождливого восьмидесятого года, принеся юношескую страсть и энтузиазм Джонни в этот кабинет:

— Эти хакеры лучше всех, Чарли! Представляешь, я встретил одного парня, который заверил меня, что для него нет системы, в которую он не смог бы влезть! — Джонни говорил это, то и дело откусывая от гамбургера большие куски и временами утирая рукой подбородок. — И этот парень сидит запросто в пабе и говорит так спокойно, словно мы беседуем о футболе! Перечисляет все компании, в которые он влез — «Терадайн», «Фермилэб», «Юнион карбайд»… Я сказал, что он меня дурит, тогда он мне сообщил, что ездит в Восточный Берлин и продает личные счета сотрудников этих компаний, пароли и входы. Уверяет, что получил больше сотни тысяч дойчмарок за один пароль и ключевое слово в «Джет пропалшн лэб»!

И тут вдруг Шарлотта испугалась:

— Джонни, но ведь ты не станешь этого делать, правда?

— Не волнуйся, любовь моя. — Он сделал большой глоток пива. — Я не могу так рисковать, верно?

Шарлотта помнила о его двух последних стычках с законом, когда он влез в систему Университетского колледжа в Лондоне и случайно нашел лазейку, которая привела его в результате к закрытой базе данных армии США. Джонни тогда удалось оправдаться, поклявшись в своей невиновности; помогло и доброе имя его отца. Второй раз его арестовали за то, что он вскрыл частную систему электронной почты в Оксфорде. Там он нашел адрес одного очень противного профессора и начал перехватывать его почту, отправляя ее в разные места. Например, поддельные письма отправлялись в «Международную амнистию», щедро предлагая пожертвования. Когда представители «Амнистии» пришли получить их, ошарашенный профессор оказался в таком неловком положении, что дал им денег. Но, пожертвовав деньги на благотворительность, он оказался в весьма стесненном материальном положении, и ему пришлось отказаться от преследования Джонатана.

Тогда Шарлотта очень беспокоилась, сумеет ли Джонатан избежать неприятностей, когда будет работать в МТИ. Казалось, он сам не мог с собой справиться: если перед ним был компьютер и система, которую невозможно взломать, Джонни вцеплялся в нее мертвой хваткой, пока не добивался победы.

Свиток памяти неуклонно разворачивался перед ней. Шарлотта так долго пыталась забыть обо всем, связанном с Джонатаном, что теперь в памяти всплывали такие вещи, о которых она никогда не вспоминала раньше. Например — тот агент ФБР за соседним столиком в кафе…

— Джонни! — прошептала она тогда, наклоняясь ближе к нему. — Может быть, это всего лишь игра моего воображения, но могу поклясться, что человек за соседним столиком подслушивает!

Джонни обернулся и приветливо помахал мужчине.

— Никакого воображения, любовь моя. Он из ФБР. Они считают, что я краду государственные секреты.

— Что?!

— Не волнуйся, Чарли, мое воровство никому не мешает. С моей точки зрения, я оказываю им услугу. — В темных глазах Джонни прыгали веселые огоньки. — Видишь ли, электронный мир расширяется, и в нем полно дыр. Мои набеги заставляют этих служак задуматься о слабых местах своей системы. Честное слово, им стоило бы поблагодарить меня! — Джонатан рассмеялся и провел остатком гамбургера по тарелке. — Ко мне уже подходил один русский и предложил много денег за американские разработки. Но я этого ублюдка тут же отшил.

Тут он поднял на нее глаза, и словно два электрических разряда пронзили ее мозг.

— Знаешь, Чарли, на самом-то деле я выбрал МТИ потому, что хотел быть поближе к тебе.

Теперь Шарлотта понимала, что это был тот самый день. Они сидели в прокуренном кафе, их разделял грязноватый столик, но это был самый лучший день из тех, что они с Джонни провели вместе. Он был лучше всех весенних и осенних месяцев в Сан-Франциско, всех ночей любви, лучше всего этого вместе взятого! Потому что в тот день Джонни наконец раскрыл ей свои чувства.

А потом все разлетелось на куски — как Шалтай-Болтай, человек-яйцо из детского стихотворения, — и их отношения уже невозможно было склеить.

— Вот оно! — прервал ее воспоминания голос Джонатана. Он неожиданно встал из-за компьютера и начал быстро расстегивать пуговицы жилета. — Я проверил твою систему безопасности, она превосходна. Внутренние телефоны компании не подключены к компьютерной сети, и ты не используешь систему безопасности, которая прилагается к программам. В вашей компьютерной сети нет доступа к уязвимым участкам — даже с рабочего места твоей бабушки. Тот, кто устанавливал тебе систему безопасности, очень хорошо поработал. Я бы не смог сделать лучше.

Он аккуратно сложил жилет, положил его на спинку кресла, где уже висел пиджак, потом потянулся к своей сумке и достал какой-то комок черного нейлона, оказавшийся при ближайшем рассмотрении ветровкой.

— Я проверил электронную почту служащих. Послания нашего шантажиста отправлены не из компании. Или он пользовался спрятанным модемом. Кроме того, я проверил формулы продуктов в базе данных на предмет дополнительных включений. Все кажется нормальным, ничего не нарушено. Так что если и имело место преступление, то на другой стадии процесса.

Шарлотта смотрела, как Джонатан натягивает черную ветровку, а в ее голове кружились сотни вопросов. Ей хотелось знать, как прошел каждый его день из этих десяти лет — что он ел на завтрак, какие фильмы смотрел и любит ли он до сих пор джем и круглые хлебцы… Но как об этом можно спросить? С чего начать?

— Куда ты собрался? — произнесла она наконец.

— Мне необходимо установить специальный монитор на линии связи. — Его рука снова нырнула в сумку, он вынул пару перчаток, фонарь и кусачки. — Если прикрепить его к системе, он будет регистрировать различные типы сигналов. В нашем случае — удары по клавишам на определенной частоте. Если кто-то тайно работает в Интернете, мы об этом узнаем.

Он улыбнулся ей, но глаза его оставались серьезными, и это заставляло ее гадать, не осаждают ли и его неразрешимые вопросы…

— Мне кажется, ты расставил ловушки везде, где только можно, — заметила Шарлотта.

— Осталось только положить сыр в мышеловку, — подмигнул ей Джонатан. — Запри за мной дверь…

Неожиданно компьютер дал сигнал, что пришло сообщение по электронной почте.

«Один вопрос, Шарлотта. В вечерних новостях ничего не сказали о том, сколько капсул „Блаженства“ приняла жертва. Но ведь их было больше двух, правда? Потому что даже от трех ее бы только затошнило. Ей необходимо было принять не меньше четырех, чтобы доза стала смертельной. Подумай об этом!»

Джонатан взглянул на нее:

— Это правда?

— Агент Найт сказал, что в упаковке не хватает четырех капсул.

— А какова рекомендуемая доза для «Блаженства»?

— Две капсулы.

— Что же могло заставить эту женщину принять четыре?

Шарлотта тяжело вздохнула.

— Видишь ли, так как препараты из трав не регламентированы на федеральном уровне, люди считают, что вполне безопасно удваивать и даже утраивать дозу. Они полагают, что таким образом только добьются лучшего результата.

Джонатан помрачнел.

— Наш приятель знает об этом, и на это он как раз и рассчитывал. Значит, погибшая женщина не была его заранее выбранной мишенью, а скорее случайной жертвой. Я же говорил, что охотится он за тобой! — Джонатан замолчал и сердито посмотрел на Шарлотту. — Я хочу, чтобы ты послушалась моего совета и отправилась в более безопасное место…

— Если бы мы только знали, как он совершает подмену!

Джонатан одарил Шарлотту взглядом, в котором соединялись раздражение и гордость за нее.

— Это будет нашим следующим шагом. Когда я вернусь, ты покажешь мне лаборатории и фабрику.

— Зачем?

— Объясню, когда вернусь.

— Хорошо, я дождусь перерыва, чтобы тебя никто не увидел. Насколько я знаю Марго, она отправится прямиком в свой кабинет — и в свою ванную. Она должна принять душ, причесаться и наложить новый макияж — ведь ей предстоит встретиться с большим количеством людей. К тому же она, кажется, велела секретарше дозвониться в «Афродиту», чтобы прислали массажистку. Ну, а Адриан усядется на телефон и будет говорить по пяти линиям сразу. Так что Десмонду одному придется со всем разбираться. Это даст нам передышку, и ты сможешь посмотреть лаборатории.

— А пока я хочу, чтобы ты нашла связующее звено между тремя продуктами, ставшими причиной смерти. — Джонатан говорил, приматывая к поясу мотки красного и синего провода. — Это может быть что угодно: химический состав, дата изготовления, то, что их отправляли на одном грузовике… В твоем компьютере есть подобные данные?

— Все, что происходит в «Гармонии биотех», сохраняется в компьютере.

— Ты уже знаешь, от чего именно умерли эти люди?

— Агент Найт обещал мне сообщить, как только будут получены результаты анализов. Но я не думаю, что нам следует рассчитывать на этого господина. Едва ли он поторопится все рассказать нам.

— У тебя нет проб данных продуктов?

— ФДА забрало все до последнего пакетика и бутылочки. Я даже попыталась купить их в магазине здоровой пищи, но не смогла найти. Мы ведь распространяем нашу продукцию по всей стране, по всему миру…

— Я знаю, — ответил Джонатан.

Он вдруг вспомнил, как два года назад оказался в Париже — давал консультации по вопросам безопасности — и на углу улицы Одеон и бульвара Сен-Жермен увидел вывеску «Аптека и магазин лекарственных трав». А в витрине была выставка продукции «Гармонии». Он, конечно, знал и раньше, что продукты «Гармонии» можно встретить по всему миру, что у компании есть каталог и сеть маленьких дорогих магазинчиков. Но все-таки не был готов к потрясению.

— Ладно. — Джонатан направился к двери. — У нас осталось меньше одиннадцати часов.

Неожиданно он остановился, повернулся и, подойдя ближе к Шарлотте, на мгновение утонул в ее зеленых глазах. Он увидел, как расширились ее зрачки, как прервалось дыхание, и понял, что прежний голод не исчез — потому что и сам ощущал то же самое.

— Шарлотта, — произнес он с неожиданной страстью, — мне очень жаль, что я вернулся при таких обстоятельствах. Мне жаль, что только благодаря трагедии мы снова увиделись. Но, клянусь богом, я счастлив, что приехал! И клянусь всем, что для меня свято, — я останусь с тобой до тех пор, пока вся эта история не закончится.

Джонатан увидел, как дрогнули ее губы — розовые и влажные, словно пышные пионы, в корнях которых он зарыл свой пистолет, — и внезапно вспомнил, как много лет назад, когда они были совсем юными, мечтал поцеловать Шарлотту. Были моменты, когда ему казалось, что ее рот приглашает его к поцелую. Однажды они бегали в парке Золотые Ворота, он пытался поймать, ее, а она вдруг остановилась и повернулась к нему, приподняв лицо и зажмурившись. В пятнадцать лет Джонатану не хватило смелости сделать следующий шаг. Но годом позже он смог это сделать — когда Шарлотта обняла его, потому что он плакал, и он почувствовал ее теплое дыхание на своей щеке…

Джонатана вдруг пронзило неожиданное желание, и он отступил от Шарлотты, проведя рукой по лицу, словно прогоняя наваждение.

— Я быстро вернусь, — пообещал он и ушел.

Дверь захлопнулась за его спиной, а Шарлотта осталась стоять, словно заколдованная.

Меньше двух часов назад она чувствовала себя самым одиноким человеком на свете, и ее мир разваливался на куски. И вот Джонни здесь! Он не спрашивал ни о чем. Он просто приехал.

Тишина музея напоминала ту давнюю тишину, которая окутывала ее, когда она возвращалась из школы в большой дом, пропахший полиролем и чистящими средствами. Горничная приветствовала ее: «Добрый вечер, мисс», — а кухарка с гордостью показывала Шарлотте специально приготовленные для нее блюда. Шарлотта садилась за кухонным столом и читала записку от бабушки. Та извинялась за свое отсутствие: пришло судно с редкими травами, а это требует ее личного наблюдения. Шарлотта слушала гудки кораблей в тумане, смотрела на «огненный горшочек» — изысканное сложное блюдо, приготовленное специально для нее, — и от одиночества так сдавливало горло, что она не могла есть.

Редко кто из ее школьных подруг приходил к ним второй раз. Им этот дом казался слишком чужим, особенно когда ее бабушка появлялась в одном из своих чунсонов с прической на китайский манер с гребнями и шпильками. Все девочки видели «Мир Сюзи Вонг», все смотрели фильмы по ТВ с Чарли Чаном, которые показывали поздно вечером, но эта жизнь была для них слишком экзотичной.

— Твоя бабушка курит опиум? — спросила как-то одна девочка.

Шарлотта не могла найти тот мостик, который соединил бы мир ее американских друзей с бабушкиным китайским миром. Девочки всегда чувствовали себя неловко в большом доме, словно боялись, что демон Фуманчжу выскочит из-за занавески. Только Джонни легко совершил этот переход, потому что у него уже была практика жизни между двух миров.

И он заставил ее одиночество отступить! Джонни, с его импульсивностью и вечными шутками, неожиданно звонил ей и говорил:

— Эй, у меня фантастическая идея! — И она была готова идти за ним хоть на край света.

Они могли провести день, раскатывая на трамваях, считая, на скольких им удастся проехать без билета, спрыгивали, прежде чем кондуктор мог их поймать, и вскакивали в другой. Или звонили бесплатно в Каир или Афины при помощи свистка из коробки с хлопьями марки «Капитан Кранч»: у него была частота 2600 мгц, и этот же тон приводил в действие соединения для междугородных переговоров компании «Эй-ти-энд-ти».

Джонни не только прогнал одиночество Шарлотты, он сделал ее жизнь веселой, полной неожиданностей. Воистину, так стоило жить!

И вот теперь он вернулся, наполнив все ее существо желанием и всепоглощающим любопытством — а как он прожил эти годы? Но Шарлотта решила, что не станет ни о чем спрашивать. Она знала: рано или поздно ему все равно придется уехать. Джонатан возвратится к своей жене и своей жизни в другом мире…

Подавляя боль и страх, стараясь не думать о двери гаража и о словах Найта, что это было подстроено, Шарлотта оглядела музей, где в стеклянных витринах хранились семейные реликвии. А что, если ключ к тому, кто сейчас атакует ее и компанию, спрятан среди этих памятных вещей? Шарлотта подошла к одной из освещенных витрин. Там на маленькой карточке была надпись: «Богиня Гуань-инь. Около 1924 года. Сингапур». Она помнила, что бабушка рассказывала ей историю маленькой фарфоровой статуэтки, стоявшей в одиночестве за стеклом.

И теперь, когда ее пальцы прикоснулись к изящной фигурке, она ощутила, как эта история снова возвращается. Странная судьба богини, которую не возьмет даже вор…

Глава 13

1924 год, Сингапур

Мы смотрели, как корабль приплывает в бухту, как пассажиры спускаются по трапу, проходят таможню и расходятся. Когда палуба опустела, моя мать повернулась ко мне и сказала:

— Я последний раз прихожу сюда, Гармония. Больше я не приду.

Семнадцать лет моя мать каждый день посещала порт. Сначала она приходила сюда со мной на руках и смотрела, как приплывают корабли. Она ждала, что вернется ее возлюбленный Ричард. Ведь он пообещал, что вернется, и Мей-лин никогда не теряла надежды, что однажды это произойдет.

Когда я начала ходить, она брала меня за руку и приводила сюда смотреть на корабли под парусами, на корабли с дымящимися трубами и громкими гудками. Мы всегда стояли на нашем обычном месте на причале и стали привычным зрелищем для рыбаков и портовых рабочих. Наши глаза были прикованы к горизонту, словно парный маяк, и следили, как грузовые суда, океанские лайнеры, частные яхты, военные корабли, джонки и буксиры бороздили зеленую воду. Мы приносили с собой скромную пищу — рис и рыбьи головы — и изучали лицо каждого пассажира, сходившего на землю. Мы смотрели и на тех, кто оставался на палубе, если корабль шел в другой порт. Моя мать спрашивала проходящих мимо, не знают ли они пассажира-американца по имени Ричард, возвращающегося в Сингапур. Она подходила к таможенникам и к будке паспортного контроля. Все были добры к ней, но все отвечали:

— Нет.

Но Мей-лин не теряла надежды. Даже когда ноги начали подводить ее, а денег на рикшу у нас не было, она все равно продолжала приходить в порт. Я стала для нее опорой: ее рука постоянно лежала у меня на плече. Я становилась все выше ростом и все сильнее, а она делалась все меньше и начала горбиться, хотя тогда была еще не старой женщиной. Вечером я меняла ей повязки, отскабливала огрубевшую кожу и опускала ее ноги в масло с приятным запахом.

Через неделю после моего шестнадцатилетия мы пришли в гавань в последний раз: моя мать больше не могла ходить.

Она сказала:

— Сегодня ночью мне во сне явилась богиня Гуань-инь. И она сообщила мне, что я скоро умру. Тебе пора уехать из Сингапура, Гармония, и начать новую жизнь.

Я знала, что этот день придет, я знала, что мне предначертано уехать оттуда, где я родилась. Но я все равно запротестовала. Однако мать настаивала:

— У тебя здесь нет будущего. Как только я умру, ты останешься одна — незаконнорожденная дочь парии. Ты ведь знаешь, как тебя здесь называют, Гармония, — с несчастным видом добавила мать.

Я знала это пренебрежительное слово, относящееся ко мне, — стенга, что буквально означает «наполовина». Я была евроазиаткой и принадлежала к самой низшей касте.

— В Америке все будет по-другому, — говорила мне мать. — Там тебя примут. В Сингапуре, как и в Китае, родиться девочкой — это само по себе испытание. Но у девочки с таким происхождением, как твое, просто нет будущего. Зато в Америке ты сможешь изменить свою судьбу. Там сын фермера способен стать президентом, а незаконнорожденная дочь может добиться уважения.

Но я не могла представить себе такое.

Выросла я как-то незаметно. Мы были «не-люди» — женщина-пария, которая была когда-то старшей дочерью знаменитого ученого, и ее незаконнорожденная дочь, прижитая от иностранца. Мы не принадлежали никакому дому, у нас не было семьи, клана, предков. Нас приняли самые низы, потому что всем необходимо на кого-то смотреть сверху вниз. И мы оказались почти на самом дне — чуть выше прокаженных и попрошаек.

Мать наконец повернулась спиной к гавани и сказала:

— Теперь мы пойдем домой и займемся приготовлениями.

Мы с матерью жили на Малай-стрит, прозванной «Кровавой улицей Сингапура». Здесь, среди открытых всем ветрам лавчонок, питейных заведений, тиров и борделей, сосредоточились самые злостные преступники острова — а также то, что способно было их развлекать. В этом квартале можно было увидеть китайские театры, забитые рикшами и хозяевами лавчонок. Артисты пантомимы разыгрывали сцены на улице, индусы заклинатели змей вызывали кобр из корзин.

Наша маленькая комнатенка находилась над борделем Абдул Салаха. Там мы с матерью готовили лекарства, которые потом продавали. От матери я узнала секрет приготовления эликсира «Золотой Лотос», названного в честь поэтессы, жившей в одиннадцатом веке. Рассказывали, что она получила рецепт этого напитка от Духа Воды, пила его каждый день, прожила сто двадцать лет и родила своего последнего ребенка в шестьдесят. Этот магический настой из трав, собранных в строго определенное время, воздействовал на способность к деторождению, придавал жизнестойкость сердцу, печени, волосам и мозгу. Продажа этого напитка обеспечивала нам крышу над головой и рис в наших мисках.

Основными клиентками моей матери были проститутки, приходившие к ней за противозачаточным кремом, чаем для восстановления менструации, возбуждающими средствами для себя и своих посетителей, таблетками для выносливости и мазью для пениса. Моя мать предсказывала им судьбу, говорила им, когда они были беременны, всегда внимательно выслушивала и давала советы.

Но имелись у нее и другие пациенты. Моя мать лечила лавочников и их жен, рыбаков, докеров, кузнецов, ростовщиков, продавцов опиума, паромщиков из гавани, каменщиков, ткачей, а также нищих, бродяг и воров. Порой даже белые мэм тайком обращались за услугами к моей матери — утонченные леди из высшего общества приходили за советом, лекарствами и сочувствием так же, как и презренные проститутки.

С тех пор, как моя мать стала изгоем, она отбросила старинные правила, которыми прежде руководствовалась в жизни. Она отказалась от традиций и заветов предков и не стала перевязывать мне ноги. А когда мне исполнилось шестнадцать, перевязывание ног запретили законом, и с тех пор только старые женщины неловко ступают мелкими шажками по улицам Сингапура — так, как это делала моя мать, оперевшись на мое плечо. Она шла, словно ее ноги ступали по краям шатающихся камней.

Мать отдала меня в христианскую миссионерскую школу, где я освоила английский и обучилась западным манерам. Каждый вечер я возвращалась в наше скромное жилище над борделем, говорила с мамой по-английски и показывала, как надо пить чай с молоком. А она отвечала мне по-китайски и учила меня правилам фэншуй. В миссии английские дамы обучали меня светским манерам, а дома мама учила меня вести себя скромно, как цветок. Я ела мороженое днем и «огненный горшочек» вечером. По воскресеньям я молилась Иисусу, а Гуань-инь — все остальные дни. Я праздновала и Рождество, и Праздник Духов. Я научилась опускать глаза, как подобает китаянке, и вскидывать подбородок, как это делают американки.

Но главное, моя мать научила меня искусству врачевания, которое перешло к ней от наших предков. Она показала, как аккуратно записывать в книгу состав каждого лекарства — и по-китайски, и по-английски. «Если в организме не хватает инь, нужно взять одну часть корня ша шен, три части плодов волчьей ягоды, три части измельченного в порошок панциря черепахи. Кипятить на медленном огне, не позволяя пене слишком быстро подняться».

Мама также объяснила мне важность гармонии инь и ян. «Инь — это темное, влажное начало, его олицетворяют вода и луна. Ян — это начало светлое, горячее, его символы — солнце и огонь». Когда я заметила, что ян превосходит инь, моя мать возразила:

— Ты когда-нибудь видела, чтобы огонь уничтожил воду? Со временем вода источит самую твердую скалу. Так что же выше?

И вот теперь, в тот день, когда мы в последний раз пришли в порт, мать обратилась ко мне:

— Твое образование закончено. Ты должна отправиться в мир.

Мы вернулись на Малай-стрит и остановились около прилавка с едой, где моя мать отдала несколько драгоценных монет за две чашки риса с креветками. Мы съели их там же, как делали обычно портовые рабочие и рикши. Такую роскошь мы редко могли себе позволить, и моя мать сделала мне подарок: она съела совсем чуть-чуть и заверила, что уже сыта. Она даже пожаловалась торговке, что та дала нам слишком много, а потом высыпала содержимое своей чашки в мою, отдав мне самую жирную креветку и самую сочную часть своего риса.

— Тебе нужны силы, Гармония, для долгого путешествия, которое тебе предстоит, — проговорила она.

Когда я закончила есть, наслаждаясь редким лакомством, торговка дала мне крупную папайю и сказала:

— Это бесплатно, бесплатно! Это тебе подарок. Ай-я! — обратилась она к моей матери. — Ваши лекарства творят чудеса! Мои двое ребятишек больше не кашляют и спят всю ночь спокойно. Можете зайти и посмотреть.

Мы вошли в дом, и торговка показала нам люльку для двойняшек. Однако люлька была пуста, потому что ее дети умерли двадцать лет назад во время эпидемии инфлюэнцы. Ее соседи и покупатели считали, что лучше подыграть ей, чем заставлять несчастную взглянуть правде в глаза, так что раз в неделю моя мать давала ей снадобье, чтобы добавлять детям в молоко.

— Запомни это, Гармония, — сказала мне мать, и я поняла, что это был ее последний урок.

Мы не успели дойти до дома, когда она негромко охнула и нагнулась ко мне:

— Ай-я, я не могу идти дальше! У меня так болят ноги…

Я отвела ее в тень, чтобы она могла отдохнуть, прислонившись к стене. Мы стояли, и я разглядывала прохожих: китаянок, вышедших за покупками, смеющихся малаек, спешащих мимо арабов, торопливо проходящих англичан.

Внезапно перед нами остановился высокий, полный достоинства джентльмен. Он был китайцем, но носил белый пиджак и белые брюки, как в тропиках обычно одеваются англичане. Умные глаза прятались за круглыми стеклами очков, а на голове у него была шляпа наподобие той, что в миссии носил преподобный Петерсон, чтобы защитить от солнца нежную кожу. Мужчина посмотрел на нас, а потом вынул из кармана монету.

К моему величайшему стыду, я поняла, что он принял нас за попрошаек!

Но тут его взгляд упал на мою мать, и он остановился. Он долго смотрел на нее с выражением, которого я тогда не поняла. А затем мужчина спрятал монету и пошел дальше.

— Почему он не дал нам денег? — спросила я, хотя и шала, что мама все равно от них отказалась бы.

— Чтобы не нанести удар моему достоинству, — ответила она, а ее глаза не отрывались от высокой фигуры, идущей по улице, пока та не скрылась в толпе. — Для дочери знатного человека, Гармония, стать попрошайкой значит потерять свое лицо. А это хуже смерти.

— Но почему тогда он остановился?

— Он признал мою потребность в достоинстве — так же как понял мою нужду в деньгах.

— Откуда же он мог об этом узнать?

— Дело в том, что этот человек — твой дедушка, Гармония. Мой отец…

Вот тогда я узнала подлинную историю Мей-лин. Она рассказала мне о том, чем пожертвовала, пока мы медленно шли домой, в нашу крохотную комнатку над публичным домом на Малай-стрит.

Семнадцать лет назад, стоя у окна в комнате над магазином шелковых тканей мадам Ва, Мей-лин уже знала, что американец уехал, а в ее чреве зародилась новая жизнь. Она могла бы пойти домой и умолять отца о прощении. Возможно, она тронула бы его сердце, и отец просто отослал бы ее на время куда-нибудь. А потом моя мать могла бы продолжать жить в том доме, который она так любила, и оставалась бы там, пока ее американец не вернулся за ней.

Но Мей-лин не могла опозорить своего отца.

Вместо этого она предпочла присутствовать на своих собственных похоронах…

Мей-лин послала свою старую служанку в дом на Пикок-лейн, чтобы та рассказала, что ее молодая госпожа утонула в бухте, пытаясь спасти тонущего ребенка. Служанка подкупила рабочих в порту и кули, чтобы те тоже подтвердили, что были свидетелями героического поступка. Отец, как сообщила Мей-лин служанка, очень горевал, потому что любил свою старшую дочь. Он организовал для нее достойные похороны, хотя тело так и не достали из воды. Мей-лин сожалела о том, что ей приходится причинять отцу такую боль, но она понимала, что тем самым спасает его от еще большей боли. Мертвая честная дочь лучше, чем живая, но обесчещенная.

Тогда я поняла, почему этот пожилой джентльмен так посмотрел на мою мать — сначала с легким недоумением, потом с ужасом, а потом с восхищением, когда он увидел меня и узнал свои собственные черты. Ведь я была его внучкой! Он понял в то мгновение, что сделала Мей-лин и какую жертву она принесла, чтобы спасти честь семьи.

Моя мать закончила свое удивительное повествование, когда мы уже подошли к нашему дому на Малай-стрит. Нас ждал мужчина, которого я сразу узнала: он работал в миссии. Этот человек принес пакет от преподобного Петерсона. В нем оказались бумаги, позволяющие мне уехать в Америку, официально заверенные консулом США в Сингапуре. У меня даже было подлинное свидетельство о рождении, где говорилось, что мой отец — американский гражданин. Преподобный Петерсон объяснил моей матери, что в Америке существует закон, согласно которому дети американских граждан, вне зависимости от места рождения, тоже считаются гражданами Соединенных Штатов. Я удивилась, увидев свидетельство о браке между Мей-лин и Ричардом, и моя мать пояснила:

— Мы с твоим отцом были женаты в наших сердцах, Гармония. Преподобный Петерсон — добрый человек, и он понимает тяжелое положение женщин. С этими документами, на которые я потратила столько трудов и столько денег, ворота Золотой Горы откроются для тебя.

Золотая Гора… Так называли землю на восточном берегу океана.

Но когда моя мать стала читать бумаги, она внезапно заплакала.

— Ай-я! Они ошиблись! Они перепутали год твоего рождения!

Я взглянула на документы и увидела, что она права: везде значилось, что я родилась в 1906 году, а не в 1908-м.

— Ты Дракон, а они сделали тебя Тигром! Это плохой знак! Ты пойдешь не по той дороге, станешь ошибаться… Драконы всегда счастливы и удачливы, они находят хорошего мужа, а Тиграм не хватает осторожности, они нетерпеливы и никогда не выходят замуж. — Она печально покачала головой. — Но этому теперь не поможешь. Слишком поздно оформлять новые документы. Теперь ты на два года старше. Ты должна запомнить это на всю оставшуюся жизнь.

Вот так, по странной прихоти судьбы, мне пришлось стать на два года старше.

— Принеси мне богиню, Гармония, — попросила мать, когда последние лучи солнца ушли из нашего окна, а по улице поплыл аромат жаровен, напоминая нам, что мы голодны.

Я принесла статуэтку богини и нож, чтобы разрезать папайю, подаренную нам матерью покойных близнецов. Когда я была совсем маленькой, мать научила меня, как разговаривать с Гуань-инь, богиней милосердия, и как разжигать благовонные палочки, чтобы их дым донес наши молитвы до небес. Но в этот вечер мы не стали молиться Гуань-инь. Вместо этого, когда я сняла изваяние с алтаря, где оно стояло с тех пор, как я себя помню, моя мать взяла фарфоровое изображение богини у меня из рук.

— А теперь я открою тебе секрет, — сказала она, и я подумала, что моя мать раздает секреты, как преподобный Петерсон сладости. — Богиня всегда защищала нас, Гармония. Когда твой отец уехал, он оставил меня без денег — у меня было только его кольцо. Я не могла вернуться в дом твоего дедушки. Что мне оставалось делать? Но через неделю после отъезда твоего отца в маленькую комнату в доме мадам Ва пришел гость. Он был из Лондонского банка, что на Орчард-роуд. Он попросил меня назвать себя и, когда я это сделала, протянул мне конверт, в нем оказалось два письма. Первое было запечатано. В нем находилась записка от твоего отца, написанная прямо в банке. Он писал, что открыл на мое имя банковский счет, но сделал это тайно, по причинам, которые объяснит мне, когда вернется. Еще он писал, что я могу делать с этими деньгами все, что мне захочется. Второе письмо было от управляющего банком, сообщавшего мне номер счета и сумму вклада. Там было очень много денег…

В тот же день я отправилась в банк; тебе, лежащей в моем чреве, было всего шесть недель. Я взяла все эти бумаги и обменяла их на деньги, которые не горят. Смотри!

Она перевернула статую и показала мне отверстие в ее основании, залепленное воском.

— Открой, — велела мне мать.

Я послушалась — и мне на руки хлынул водопад зеленых камней.

— Это изумруды, — пояснила мать. — Самой чистой воды.

Так я узнала, что мы с мамой на самом деле богаты и могли бы отлично жить все эти годы.

— Я не трогала эти камни, потому что они — твое наследство, — сказала мне мать-. — Возьми их, поезжай в Америку и найди своего отца.

Я могла только смотреть на изумительные камни и поражаться мудрости моей матери. Хотя за все эти годы нашу комнатку неоднократно грабили, никому и в голову не пришло взять скромную фарфоровую статуэтку богини Гуань-инь.

Глава 14

20.00, Палм-Спрингс, Калифорния

«Надеюсь, ты принимаешь меня всерьез, Шарлотта? Ты готовишь заявление для прессы или попусту теряешь время на мои поиски? Если так, советую тебе сразу сдаться: ты никогда меня не найдешь. Назначай время для пресс-конференции, иначе мне придется снова продемонстрировать тебе мои способности».

Шарлотта нажала клавишу, и письмо с угрозами исчезло. Она взглянула на часы. Где же Джонатан?

Подойдя к системе управления видеокамерами на территории, Шарлотта нажала несколько кнопок, чтобы увидеть разные точки. Офисы и холлы, дорожки на территории, парковка, лаборатории, цеха по производству и погрузке… Вот появилось изображение нервничающего Адриана Барклея — он мерил шагами кабинет, прижав к ушам два сотовых телефона. В кабинет к Марго вошла массажистка с объемистой сумкой и складным столом для массажа. В погрузочном помещении Десмонд указывал на что-то Валериусу Найту. Эти двое провели там последние полчаса, и Шарлотта гадала, что же вызвало такой пристальный интерес агента Найта. К сожалению, Джонатан не установил там подслушивающего устройства.

Взглянув на вход в музей, Шарлотта задумалась. Что могло задержать Джонатана? Он ушел около получаса назад, чтобы установить монитор на щит линий связи, и давно уже должен был вернуться!

С каждой минутой она тревожилась все больше. У нее из головы не выходила дверь гаража. Неужели кто-то на гамом деле специально испортил механизм? Может ли агент Найт быть на сто процентов уверен в том, что это не простая случайность? Но если это было сделано намеренно, неизвестный в любой момент может повторить свою попытку, а она даже представить не может, когда и где он нанесет следующий удар.

Шарлотта нажала еще одну кнопку, и камера показала боковой вход в главное здание. Какая-то фигура вынырнула из дождя и поспешила в укрытие. Мистер Сунг! Интересно, куда это он так торопится? И выглядит расстроенным… Очень на него не похоже.

Шарлотта снова взглянула на вход в музей. Она все ждала удобного момента, когда все будут заняты и она сможет показать Джонатану лаборатории и производственные цеха. Только бы он поскорее пришел…

Шарлотта посмотрела на компьютеры, которые словно диковинные животные разлеглись на столе ее бабушки. На одном из них шел поиск в базе данных. Джонатан объяснил, что создал собственную программу, «Искусственный интеллект», которая изучает все самостоятельно. Но достаточно ли быстро она работает?

Шарлотте едва удавалось сдерживать дрожь. Почему Джонатан так уверен, что поймает этого маньяка? Может быть, им следует рассказать Найту о посланиях по электронной почте? Нет, Джонатан прав. Лучше провести свое секретное расследование. Насколько ей известно, бригада следователей из управления не слишком продвинулась вперед. И если тот, кто попытался убить ее при помощи двери гаража, повторит попытку, вряд ли федеральные агенты ему помешают. Во всяком случае, Шарлотта в этом сомневалась.

Внезапно дверь распахнулась, на пороге появился Джонатан и, стряхивая с себя капли дождя, объявил:

— Все сделано! Как только кто-то выйдет в Интернет, мы об этом узнаем. Есть ли новости от нашего безымянного приятеля?

Шарлотта заметила, что от влажного воздуха у Джонатана закудрявились волосы, и сразу вспомнила, каковы они на ощупь. Когда-то давно она ласкала пальцами его кудри… Но теперь эта привилегия принадлежит другой женщине.

— Недавно пришло сообщение, но я его выключила: не могла смотреть на этот текст на экране. Джонатан, сейчас самое время пойти в лаборатории.

— Хорошо, — согласился он, быстро собрал свои инструменты, застегнул черную сумку и повесил ее на плечо. — Только помни, что нам следует быть чрезвычайно осторожными. На твоей фабрике ведется федеральное расследование, и, если нас обнаружат, могут обвинить в чем угодно — от создания помех правосудию до подтасовки улик.

Шарлотта хотела было сказать, что это предупреждение излишне, но промолчала. Ее уже однажды арестовывали, и ей не хотелось рисковать снова. Она перенесла все — запах переполненной людьми камеры, равнодушие полиции, унижение личного досмотра. И потом еще наручники… Она никогда не забудет ощущение холодного металла на запястьях. Словно она бессловесное животное, которое ведут на убой! Офицер, арестовавший ее, даже не позволил ей смыть кровь с рук. Он казался сердитым, ему как будто хотелось, чтобы у нее на руках остались следы ее ужасного деяния. Шарлотта пыталась что-то объяснить, но он не стал слушать. Ее никто не слушал — кроме Наоми. Среди всех участников кошмара в Чок-Хилле только пухленькая Наоми Моргенштерн, у которой в доме жили кот Ромео и кошка Джульетта и которая регулярно общалась с умершими, — только она поняла, почему Шарлотта сделала то, что сделала.

Глава 15

Они уже подходили к выходу из музея, когда издалека донесся приглушенный раскат грома, и мгновение спустя здание содрогнулось. Джонатан чуть приоткрыл дверь. На улице стояла кромешная тьма, прорезаемая только фонарями вдоль дорожек. И снова прогремел гром — теперь ближе и слышнее. Джонатан обернулся и спросил:

— У этого компьютера есть запасной блок питания?

— Такими блоками снабжено все наше оборудование. Кажется, они рассчитаны часа на два.

— Немного, если отключат электричество… Ну, ты готова?

Они нырнули в ливень и пошли по дорожке, оглядываясь по сторонам, не гуляет ли под дождем кто-нибудь еще. Но лужайки и тропинки оставались безлюдными. Дождь пошел сильнее, и вода громко шумела в невидимых трубах; кое-где появились лужи.

— Сюда, — показала Шарлотта, ведя Джонатана к входу в основное здание. Им пришлось нагнуться, чтобы пройти под желтой полицейской лентой, загораживающей дверь.

Они прошли по пустынному коридору и, подойдя к холлу перед главной лабораторией, облачились в белые одноразовые халаты, бумажные белые бахилы и прикрыли шапочками волосы.

— Держи это наготове, на всякий случай, — велела Шарлотта и протянула своему спутнику хирургическую маску. — Если кто-то вдруг появится, ты сможешь прикрыть лицо.

Она первой вошла в стеклянные двери с надписью «Только для персонала, имеющего допуск», и на мгновение остановилась, прислушиваясь. Лаборатория казалась вымершей. Шарлотта прошла дальше, Джонатан проследовал за ней. Они шли мимо хромированных рабочих столов, холодильников, инкубаторов, стерилизаторов.

— Очень впечатляет, — заметил Джонатан, оглядывая спектрометры, осциллографы, электронные микроскопы и другую сложную аппаратуру. — Совсем не так, как в былые времена при твоей бабушке. Тогда здесь за деревянными столами сидели китаянки и вручную сортировали корни и ягоды.

Он задержался у стола со множеством пробирок, чашек Петри, каких-то колб и показал на пластиковый пакетик с темно-зелеными листьями.

— Или мне следует взять свои слова назад?

— Это наше последнее достижение, — пояснила Шарлотта, поглядывая по сторонам, чтобы их не застигли врасплох. — Зверобой. Много лет «Гармония» предлагала препараты, содержащие эту траву, но они предназначались только для наружного применения при порезах и ожогах. Однако оказалось, что это растение содержит также мощный антидепрессант. Когда я прочитала в «Британской медицинской газете», что фармацевтические компании проводят исследования по использованию этой травы при депрессиях, я поняла: для нашего немедикаментозного продукта открывается обширный рынок. Так что в последний год мы начали выпускать новый фитопрепарат — зверобой для внутреннего употребления при тревожном состоянии, напряжении и бессоннице.

— Ну и как? Успешно?

— Представь себе — да. Наш препарат пользовался огромным спросом, большим, чем мы ожидали. Заказы поступали быстрее, чем мы могли их выполнить. Нам пришлось работать днем и ночью, чтобы удовлетворить спрос.

— Вам повезло, — спокойно заметил Джонатан.

— Во многом мы обязаны успехом Десу, — добавила Шарлотта. — Он организовал блестящую рекламную кампанию.

— Держу пари, что от этого он чертовски зазнался и стал уже совсем несносным. Знаешь, он ничуть не изменился. Я следил за твоим драгоценным кузеном по монитору.

— Десмонд не может ничего с собой поделать, такой уж он есть, — заметила Шарлотта и вдруг замерла, услышав шум. — Ш-ш-ш! Что там такое?

Джонатан прислушался.

— Это всего лишь гром. — Он посмотрел на ее руку, лежащую на его рукаве, почувствовал легкое давление ее пальцев сквозь бумажный одноразовый халат и усмехнулся. — После стольких лет ты все еще защищаешь бедного старину Десмонда?

Шарлотта не ответила.

Они пошли дальше, пока не оказались перед комнатой со стеклянными стенами и множеством предупреждающих надписей на дверях.

— Что здесь такое? — поинтересовался Джонатан.

— Это комната с контролируемой атмосферой. Зона сверхвысокой безопасности.

— Доступ ограничен?

— Очень ограничен. Кроме специальных удостоверений личности для входа, кодового замка, мы установили еще и систему биометрической идентификации.

Джонатан нагнулся поближе и стал рассматривать панель.

— Инфракрасная идентификация лица? Что ж, твоя служба безопасности и тут отлично поработала. Это здесь создавали ГБ4204?

— И другие препараты, которые находятся на различных стадиях разработки.

Джонатан задумчиво покачал головой.

— Представляю себе, какую кучу денег вы во все это вложили…

Шарлотта пожала плечами.

— Мы пригласили частных инвесторов.

Джонатан с удивлением обернулся к ней:

— Значит, сюда вложены не только деньги «Гармонии»?

— Нам нужны были средства.

— И кто же занимался их сбором?

— Адриан.

Джонатан нахмурился.

— Следовательно, он поставил на карту больше, чем я предполагал.

Шарлотта изумленно взглянула на него.

— Ты что же, подозревал Барклеев?

— Чарли, я относился к этим людям с подозрением с того самого дня, когда Адриан без стука ворвался в дом твоей бабушки и потребовал объяснений, как так получилось, что неработающим служащим по-прежнему платят деньги.

— Я помню этот день. Адриан хотел сократить численность сотрудников на фабрике, а бабушка не желала никого увольнять. Ведь некоторые проработали с ней тридцать лет… Подожди! Ты слышал?

Они оба затаили дыхание и услышали шаги в коридоре.

— Сюда! — приказала Шарлотта. — Быстрее! — Она провела Джонатана к металлической двери с надписью «Вход воспрещен» и открыла задвижку. — Отсюда мы попадем в цех.

— Я никак не мог понять, — продолжал Джонатан, пока они шли по слабо освещенному коридору, — почему Адриан вот так вломился к ней, словно дом принадлежал ему. Он чуть не сшиб меня по дороге… Но тогда мне было всего тринадцать.

— Не обижайся, со своим сыном он обращался точно так же.

— Да, и превратил несчастного ублюдка в собственное подобие.

Джонатан подумал, что двадцать лет ничуть не изменили высокомерия Десмонда. Казалось, он не расстается с ним так же, как со своей черной кожаной курткой и солнечными очками. Создавалось впечатление, что он постоянно пытается подражать своему приемному отцу, но у него не получается. Впрочем, ничего удивительного: ведь ДНК Десмонда оставалась тайной для него самого. Джонатану всегда казалось, что кузен Шарлотты создан искусственно, словно Франкенштейн. В результате получилось этакое смешение кусочков и фрагментов, почерпнутых из иллюстрированных журналов и фильмов.

Джонатан не стал делиться своими соображениями с Шарлоттой: он подозревал, что та бросится на защиту кузена. А между тем ему отчаянно хотелось спросить: «Десмонд по-прежнему влюблен в тебя? Вы стали наконец любовниками?» Ведь ни для кого не было секретом, что Десмонд на самом деле вовсе не двоюродный брат Шарлотты. Джонатан часто думал, не потому ли Адриан так относится к Десмонду, что сам не смог стать отцом и страдает от этого.

Они подошли к следующей двери, и Шарлотта остановилась, прислушиваясь.

— Сюда мы пускаем посетителей, — негромко пояснила она и заглянула в дверь. — Идем, путь свободен.

Помещение для посетителей представляло собой выставку продукции компании «Гармония биотех». В стеклянных витринах помещались бутылочки, коробочки, эликсиры, тоники, настойки, таблетки.

— Я помню те времена, когда тебя все это смущало, — заметил Джонатан.

— Меня это не столько смущало, сколько казалось бесполезным и старомодным, — возразила Шарлотта. — Господи боже, какой же я была тогда высокомерной. Я помню, как однажды вернулась домой из летнего лагеря. Мне было одиннадцать, и у меня начался цистит. Врач в лагере прописал мне антибиотики, а бабушка начала вливать в меня горький чай, чтобы восстановить мое ци. Она сказала, что я страдаю от застоя во внутренностях, который спускается вниз, как влажная жара. Я возразила ей, что, по мнению врача, это бактерии. А она мне ответила: «Может быть и так, Шарлотта, но что-то разладилось в балансе твоего организма и позволило этим бактериям вырасти».

Джонатан нежно улыбнулся.

— А знаешь, что я думаю? Что ты и сама веришь во все это!

— Разумеется, верю. Пять тысячелетий китайцы живут дольше всех. Это же что-то доказывает! Моя бабушка сама была лучшим доказательством. Она не умерла бы в девяносто лет, если бы не несчастный случай. До самого конца она выглядела на двадцать лет моложе и по-прежнему каждый день приезжала на фабрику. Она помнила имена большинства рабочих и всегда была в курсе того, что происходит в компании. Вот почему система наблюдения, которую я установила, так и стояла без дела.

— А я ведь так и не знаю, как умерла твоя бабушка, — заметил Джонатан. — Я читал ее некролог, но там не сообщали деталей.

— Произошел несчастный случай. Она была на Карибах, искала редкую африканскую траву, которую предположительно завезли туда рабы. По слухам, эта трава обладает мощными лечебными свойствами.

— И что же случилось?

— Она плыла к одному из островов — и лодка перевернулась. Мистер Сунг был с ней. Именно он привез ее тело домой. — Шарлотта отвела взгляд. — На ее похороны собрались сотни людей…

«Значит, было очень много цветов, — подумал Джонатан. — Сотни венков, цветочных композиций… И очень много соболезнований. Получила ли все-таки Шарлотта мою открытку? Если да, то почему не ответила?»

— Ты знал, что бабушка оставила все свои акции компании мне? Все ожидали, что она разделит их поровну, не отдавая никому контрольного пакета. Но она все завещала мне.

— И как прореагировали остальные?

— Адриана чуть не хватил удар — прямо в кабинете мистера Сунга. А Марго… Она наградила меня таким взглядом, что, наверное, черти в аду замерзли. — Они подошли к следующей двери, и Шарлотта опустила свою карточку в щель. — Здесь мы проверяем различные параметры продукции, используя систему контроля на базе микропроцессоров. До установления этой системы мы все контролировали вручную, так что не была исключена возможность ошибки. Здесь никого не должно быть: агент Найт всех выгнал и опечатал помещение до того, как я смогла сюда попасть.

Но их ждал удар. В комнате находился человек. Джонатан немедленно натянул на лицо хирургическую маску.

Мистер Сунг резко повернулся, удивленный.

— Шарлотта?! — Он засуетился, но потом словно кто-то щелкнул выключателем, и адвокат обрел свое обычное спокойствие. — Мне потребовалось получить кое-какую информацию, а этот федеральный агент, мистер Найт, все вертелся у дверей моего кабинета. У меня создалось впечатление, что он хочет прочесть то, что у меня на экране.

Шарлотта посмотрела на стол.

— Вы получили то, что вам требовалось?

— Да, Шарлотта, — негромко ответил старик и внимательно посмотрел на ее спутника в маске. — Я получил.

— А я проверяю безопасность, — пояснила женщина. — Меня беспокоила закрытая лаборатория.

— Да, она должна быть надежно защищена, — согласился мистер Сунг. Затем легко поклонился и двинулся к дверям.

— Мистер Сунг, — окликнула его Шарлотта.

— Да?

— Зачем вы отдали мне ту шкатулку-головоломку?

— Она принадлежала твоей матери. Теперь она твоя.

— Но…

Однако адвокат уже ушел.

Как только за ним закрылась дверь, Шарлотта повернулась к Джонатану:

— Он сказал мне неправду: Валериус Найт не стоял возле его кабинета. Когда я увидела, как мистер Сунг выходит из здания, агент разговаривал с Десмондом в погрузочном помещении! Ничего не понимаю…

Она посмотрела на закрытую дверь и вдруг вспомнила письмо, которое висело на стене в кабинете адвоката под стеклом в рамке. На нем стояла дата — 1918 год. Оно было адресовано отцу мистера Сунга: его благодарили за патриотизм и преданность Америке. Рядом, тоже в рамке, висела пожелтевшая вырезка из газеты за тот же год. В ней говорилось, что китайский иммигрант в Сан-Франциско назвал своего сына в честь американского президента. Письмо было подписано президентом Вильсоном, а новорожденного мальчика, неожиданно ставшего сенсацией, звали Вудроу Сунг.

— Ты ему доверяешь? — спросил Джонатан.

— Многие годы он был близким другом моей бабушки и ее адвокатом. Да, конечно, я ему верю. Но здесь что-то не так…

— Что?

— Я не знаю. Просто ощущение. Джонатан, в прошлом году я была в Европе, посещала фармацевтические производства. Я отсутствовала месяц, а когда вернулась… — Шарлотта покачала головой. — В то время я не смогла ничего понять, да и сейчас не могу. Но у меня появилось странное чувство, что его отношение ко мне изменилось. Я знаю его всю мою жизнь, но могу поклясться, что, когда я вернулась, он стал иначе ко мне относиться.

— Что значит — иначе? Хуже? Лучше?

— Просто… по-другому.

Джонатан взглянул на часы.

— Нам лучше поторопиться.

Они прошли по маленькому кабинету и оказались у огромного окна, выходящего в цех упаковки и розлива. Все там было чистейшее, без единого пятнышка — стальные емкости, металлические трубы, конвейерные ленты, подъемники, стены, потолок. В цеху стояла какая-то волшебная тишина: никого не было, хотя свет горел и бутылочки ждали в ячейках своей очереди.

— Насколько автоматизирован процесс производства? — поинтересовался Джонатан, ставя на стол свою черную сумку.

— Здесь есть специальная панель, считывающая базу данных. Она и контролирует все механизмы.

Джонатан раскрыл «молнии» на карманах, достал дискетки.

— И кто за этим следит?

— Старший техник. С утра он первым делом смотрит на экран и проверяет дневной заказ. Потом он устанавливает задание — скажем, двести бутылок «Золотого Лотоса». Затем он или его помощник спускаются вниз к машинам с сенсорным управлением. Техник нажимает клавиши, задает команду, что печатать на этикетках, и нажимает кнопку «Пуск». Начинают работать конвейер и карусель, продукт разливается по бутылкам. В нашем конкретном случае это эликсир «Золотой Лотос», который уже находится в больших чанах. Затем на бутылке автоматически завинчивается крышка и наклеивается этикетка. Потом бутылки отправляются в следующий цех, где их вручную упаковывают в коробки и отправляют заказчикам.

— Я полагаю, что на всем пути следования продукции есть контрольные пункты?

— Да. Первая же бутылка «Золотого Лотоса» будет отправлена обратно в лабораторию для спектрального анализа массы и молекулярной структуры. Состав проверяют, сравнивая с базой данных. Если обнаруживается какая-то аномалия, всю партию снимают с производства и процесс останавливается.

— И сохраняются записи об этом анализе?

— Конечно. Каждая ступень производства фиксируется и дважды проверяется. Так что невероятно сложно подменить продукт на этом этапе. Конвейер движется очень быстро, и, как видишь, до бутылок невозможно дотянуться рукой. Даже если кому-нибудь удастся подобраться достаточно близко, чтобы капнуть в них что-нибудь, его заметят остальные. Кроме того, в любом случае ему искорежит пальцы.

— Можешь мне быстренько все продемонстрировать?

Шарлотта на мгновение задумалась, глядя на разнообразные механизмы и ленту конвейера, которая казалась бесконечной.

— Если хочешь, я могу включить этот прибор. — Она указала на компактный комплекс около контрольной будки. По сравнению со всем остальным он казался маленьким, и Шарлотта знала, что этот агрегат относительно тихо работает. — Это наше недавнее приобретение. Компьютеризованная система дозированного наполнения ампул.

— Я не знал, что «Гармония» выпускает препараты для инъекций…

— Мы этого и не делаем. Я сама пришла к мысли о необходимости такой системы, когда начались трудности с розовым маслом. Мы остаемся одними из немногих производителей, кто не перешел на синтетические аналоги. Но душистые масла очень быстро испаряются, так что нам пришлось придумать более совершенную систему его хранения.

— А как вы запечатываете ампулы?

— Смотри.

Шарлотта подошла к панели, усеянной лампочками, кнопками, измерительными шкалами и рычагами, нажала кнопку запуска мотора, а потом клавишу, чтобы привести весь комплекс в движение. Джонатан смотрел, как механическая рука ожила, мягко двигаясь на платформе и выполняя трехступенчатую операцию. Первая ступень — опускаются толстые иглы, и в ампулы впрыскивается масло. Вторая — языки пламени нагревают и плавят концы ампул. Третья — металлические щипцы запечатывают ампулу и отрезают лишнее.

— Я понимаю, что ты имела в виду, — заметил Джонатан. — Любой, кто попытается вмешаться в этот процесс, будет покалечен — либо обожжется, либо ему отрежет палец.

Шарлотта нажала кнопку, и механическая рука замерла.

Джонатан посмотрел на большие сияющие чаны.

— А что предшествует процессу розлива по бутылкам? Я полагаю, ночная смена каким-то образам производит уборку и готовит все к утру?

— Все емкости и трубы очищаются каждое утро. Количество оставшегося в них сырья фиксируется — это для повторных заказов. Мы исходим из общего объема, а не из того, что попадает в бутылки.

Джонатан присел на стол, включил компьютер.

— А кто выполняет повторный заказ? Старший техник?

— Нет, этим занимается другой человек.

— Надеюсь, при приеме и отправке всех компонентов производится учет и ведутся записи?

— Разумеется. Учитывается все до последней капли. Видишь ли, несколько лет назад мы столкнулись с воровством и теперь проверяем и перепроверяем все.

Над их головой вновь прогремел раскат грома, лампочки замигали, и Джонатан сказал:

— Мне лучше скопировать эти файлы, пока еще есть электричество. Войди, пожалуйста, в систему. — Он встал и предложил ей кресло.

Шарлотта села и, использовав пароль, выполнила его просьбу. Потом вновь уступила место Джонатану; тот немедленно уселся и присвистнул:

— Ого! «Гармония» выпускает столько препаратов? Я помню «Блаженство», эликсир «Золотой Лотос»… и что там было еще?

— Бальзам «Красота и Ум».

Дискета отправилась в дисковод, и Джонатан дал команду начать поиск нужных файлов в базе данных.

— Поглядывай вокруг, — попросил он, продолжая печатать. — Если нас поймают, чертовски трудно будет объясняться.

В углу экрана было указано название препарата на сегодняшний день: «Восемь небесных трав». Это заставило его вспомнить, как много лет назад Шарлотта объясняла ему, что восемь — самое счастливое число для китайцев. Они сидели в их любимой чайной в Чайнатауне и поглощали «огненные горшочки» с грибами, свининой, копченостями и еще всякой всячиной.

— Китайцы любят омонимы, — сказала она тогда и улыбнулась, заметив его недоуменный взгляд. — Омонимы, Джонни, это одинаково звучащие слова! И если одно счастливое слово звучит так же, как другое, то второе тоже становится счастливым!

— Звучит совершенно безумно, — поддразнил он ее тогда.

— Ничего подобного. На кантонском наречии «восемь» звучит как «баат», это похоже на «фаат», что означает «процветание». Так что, если в твоем адресе или телефоне есть цифра восемь, это обязательно принесет тебе удачу. А еще лучше, если в них есть две восьмерки, потому что тогда это будет звучать как «процветание и еще большее процветание». Понимаешь?

— Ты больше не китаянка, — внезапно произнес вслух Джонатан, сидя за компьютером.

Шарлотта изумленно посмотрела на него:

— Что ты сказал?

Он покачал головой:

— Ничего. Я просто размышлял.

Шарлотта пожала плечами:

— Я никогда не была китаянкой.

— Нет, была. Когда мы с тобой жили в Сан-Франциско, ты была китаянкой, Шарлотта. Я помню, когда тебя не устраивало чье-то поведение, ты взрывалась и выпаливала: «Чжоу ма!» Кажется, это означало «Какой позор!» или что-то в этом роде. А когда я в первый раз привел тебя к себе в гости и ты увидела мою комнату, ты заставила меня переставить кровать, потому что, по твоим словам, она находилась «в положении смерти». А еще ты заставляла меня закрывать на ночь черной тряпкой экран телевизора, чтобы он не тревожил мой дух, пока я сплю.

Шарлотта мерила шагами комнату, поглядывая на дверь и на камеру наблюдения над ней.

— Это было влияние моей бабушки. Я это все давно переросла.

— Вот я и говорю, что теперь ты стопроцентная американка, — негромко заметил он с иронией в голосе.

Его глаза задержались на ней на мгновение, потом Джонатан отвернулся, но воспоминания уже водопадом нахлынули на него. Он не ждал такого наводнения…

Когда из своих источников Джонатан услышал о третьей жертве, погибшей от продукции компании «Гармония», он не стал даже раздумывать. Просто собрал сумку, взял компьютерный набор, который всегда держал наготове для экстренных случаев, и проинформировал свою экономку и секретаршу, что его несколько дней не будет. Адели, своей жене, он позвонил из самолета и сказал то же самое, не вдаваясь в подробности. Она восприняла новость с таким же спокойствием, как его экономка и секретарша. Когда-то в их браке это было постоянным источником напряженности — неожиданные отъезды Джонатана для выполнения сверхсекретных заданий. Но Адель уже привыкла.

— Сообщи, когда вернешься, — только и попросила она.

Во время перелета Джонатан вспоминал все, что знал о фармацевтических компаниях, набрасывал предварительную схему анализа ситуации, если в компьютерную сеть «Гармонии» кто-то проник. Но он не позволял себе думать о Шарлотте, не позволял воспоминаниям вмешаться в размышления о промышленном шпионаже и кодовых алгоритмах. Сосредоточившись на списке, вынесенном на экран его портативного компьютера, он выбросил из головы мысли о Шарлотте. Даже когда они встретились лицом к лицу — всего два часа назад, — ему удалось сохранить свой защитный барьер! Он приехал, чтобы работать — пусть и бесплатно, поскольку его никто не нанимал. В этом нет ничего личного. Просто когда-то они с Шарлоттой были друзьями.

— Бабушка та-ак огорчена!

Этот голос из двадцатитрехлетней дали прозвучал столь явственно и свежо, словно с ним рядом стояла шестнадцатилетняя Шарлотта. Ему хотелось ответить призраку: «Оставь меня в покое!» — а вместо этого он услышал себя, шестнадцатилетнего, свой шотландский акцент, от которого он давно избавился:

— И что же случилось?

— Бабушка только что выяснила, что новый междугородний код района — четыреста пятнадцать.

Они сидели в тайном убежище Шарлотты, куда забирались всякий раз, когда им было необходимо убежать от мира. Она впервые привела его в это убежище, когда им было по тринадцать лет. Тогда Джонатан увидел, как мальчишки бегут за ней по улице и кричат: «Китаеза, китаеза!» — и стреляют в нее из рогаток камнями и собачьими эскрементами. Шарлотта сохраняла достоинство и шла, гордо вскинув голову, но по щекам у нее текли слезы. Джонатан сорвался с места, бросился через улицу, расшвырял обидчиков: двоих ударил, а третий удрал сам. Джонни отделался ссадиной на локте, но Шарлотта отвела его к себе домой, куда он впервые попал несколько недель назад. Тогда она дала ему лимонад и сказала, что ее мама тоже умерла. Теперь Шарлотта отвела его на кухню, промыла рану и показала свое убежище, о котором знали только она и бабушка.

И вот три года спустя, в 1973-м, они снова сидели там.

Им было уже по шестнадцать, и Шарлотта рассказывала ему, почему так расстроилась ее бабушка:

— Четыре — самое несчастливое число для китайцев! Оно созвучно слову «смерть», поэтому китайцы никогда, никогда не используют это число. Ай-я! Бабушка сейчас сидит и пишет письма нашим конгрессменам, сенаторам и самому президенту Никсону!

Шарлотта говорила, а он смотрел, как ветер играет ее волосами, как солнце ласкает ее гладкую кожу. Секретным местом Шарлотты был маленький садик на крыше дома ее бабушки, где кто-то когда-то соорудил легкую беседку. Теперь здесь выстроился целый лес из растений в горшках и маленьких деревьев. Была здесь также поилка для птиц, которую Шарлотта всегда наполняла водой. С крыши открывался вид на мост Золотые Ворота, бухту, город — и весь мир.

После того первого раза, когда Шарлотта застенчиво спросила: «Хочешь увидеть мой тайник?», — Джонни в ответ довольно бестактно показал ей свое тайное убежище. Девочка стала единственным человеком, которого он привел туда. И ему не забыть ужаса на ее лице, когда она впервые увидела это место…

«Выражение ее лица десять лет назад мне тоже не забыть», — мрачно подумал Джонатан. Это была их последняя встреча в Сан-Франциско — он приехал, надеясь справиться с трещиной, возникшей в их отношениях за шесть лет до этого, когда он уже год работал в МТИ. Шарлотта тогда позвонила ему и сказала:

— Мне нужна свобода.

И его мир разлетелся вдребезги.

Джонатан полагал, что она выйдет за него замуж, а она захотела идти своим путем. И вот через шесть лет он приехал в Сан-Франциско, надеясь, что она изменила свое решение, что она все-таки захочет быть с ним. Но она взяла и ушла, оставив его сидеть в итальянском ресторане.

— Джонатан!

Он моргнул. Итальянский ресторан и ужас на лице Шарлотты исчезли. Она, чуть нахмурившись, смотрела на него, стоя перед ним в бумажном халате и шапочке.

— Как идет поиск? — поинтересовалась она таким юном, словно спрашивала уже не в первый раз.

— Информация поступает со своей определенной скоростью, — глухо ответил он, у него перехватило горло от воспоминаний. Джонатан чуть было не бросился тогда догонять ее, чуть было не крикнул: «Скажи мне, чтобы я не женился на ней, Чарли! Скажи, что я должен жениться на тебе!»

— О боже! — внезапно вскрикнула Шарлотта, указывая на экран камеры наблюдения. — Это агент Найт, он идет к нам!

Джонатан быстро выключил монитор и вскочил.

— Давай сюда! — Шарлотта схватила его за руку, и они спрятались в стенном шкафу среди веников, швабр и ведер.

— Молись, чтобы система не вздумала подать какой-нибудь сигнал, — прошептал Джонатан.

— Найт услышит и поймет, что компьютер работает.

Сквозь щель они увидели, как федеральный агент вошел в комнату. С его плаща стекала вода, обритая наголо голова блестела. Он огляделся, и глаза его остановились на тёмном мониторе.

Шарлотте казалось, что сердце колотится у нее в горле. Вдруг он услышит шум процессора под столом!

Джонатан тоже не сводил встревоженных глаз с Найта, но его мысли были далеко отсюда. Шарлотта стояла так близко к нему, что он ощущал аромат шампуня и крема — нежный, еле уловимый аромат из коллекции «Гармонии» под названием «Примула».

— Джонатан! — вдруг прошипела она и кивнула в сторону стола, где рядом с креслом стоял его черный компьютерный чемоданчик.

— О господи! — выдохнул он, проклиная собственную рассеянность. Если бы он думал о работе, то никогда бы не совершил подобной ошибки!

Они оба затаили дыхание, Шарлотта придвинулась ближе к Джонатану. Он обнял ее за талию, и они молча следили, как агент медленно оглядывает комнату, как его глаза скользят по столам, мониторам, контрольным панелям. Потом он подошел к большому окну, выходящему в цех, и его левая нога едва не задела чемоданчик.

Шарлотта старалась оставаться спокойной, уговаривая себя, что она владелица этой компании, имеет право здесь находиться и нанимать любых консультантов со стороны. Почему же она чувствует себя преступницей? Это все Найт! Если бы дело вел не он, а кто-то другой, она бы могла рассказать следователю все, что знает. Но этому человеку она не доверяла. Особенно после того, как он так любезничал с Марго…

Она почувствовала руку Джонатана на своей талии, ощутила, как тепло его тела проникает сквозь ее халат и блузку. Ей вдруг захотелось прижаться к нему, отдохнуть в его сильных руках. Но она уже однажды поддалась такому желанию — а он отступил, чтобы она упала…

Шарлотта чуть повернула голову, и почти инстинктивно Джонатан повернулся тоже, чтобы взглянуть на нее. Их лица разделяло всего несколько дюймов, казалось, они могли утонуть в глазах друг друга. Маленькая кладовка вдруг превратилась в водоворот горячих страстей и жгучих воспоминаний. Рука Джонатана напряглась, а у Шарлотты перехватило дыхание. Они забыли о Валериусе Найте, о черном чемоданчике на полу, о компьютере, о фабрике, обо всем мире. Все исчезло, когда Джонатан и Шарлотта приникли друг к другу на одно пронизанное током мгновение.

Он опустил голову, Шарлотта подставила губы…

И тут они услышали звук закрывшейся двери. Момент прошел, они отодвинулись друг от друга.

— Он ушел, — заметил Джонатан, открыл дверцу шкафа и вернулся к компьютеру.

Пока он вынимал дискету и выключал компьютер, Шарлотте удалось отдышаться. Ей показалось, что необходимо срочно что-то сказать, нарушить тишину, пропитанную их былыми страстями, вернуть их обоих к реальности.

— У тебя был долгий перелет, — заметила она. — Ты, наверное, устал и голоден…

Джонатан поднял на нее глаза.

— Боюсь, ничто, кроме кофе, введенного прямо в вену, не поможет.

Шарлотта улыбнулась.

— Я тебе сейчас что-нибудь принесу. Большинство моих служащих сейчас в кафе: никто не торопится отправиться домой в такую грозу. Сегодня у нас суп из копченой лососины. Кстати, очень улучшает функции нервных клеток.

Их глаза снова встретились, и на мгновение перед Джонатаном появилась прежняя Шарлотта, говорившая голосом своей бабушки.

Глава 16

Обратно в музей им пришлось бежать под дождем и даже на несколько минут нырнуть в темный подъезд, когда неожиданно появился полицейский в желтом плаще.

Джонатан снова расположился за компьютером, а Шарлотта рассматривала его широкую спину, завитки темных волос над воротником рубашки и почти чувствовала энергию, исходящую от этого сильного тела. Неожиданно она осознала, что вспоминает тех мужчин, с которыми была близка последние десять лет. Почти год она прожила с профессиональным спортсменом — потрясающим в постели, но хитрым манипулятором. Потом у нее был помощник исполнительного директора, который не умел честно спорить. Он сначала высказывал свою точку зрения, затем быстро целовал Шарлотту со словами: «Давай не будем ссориться» — и никогда не давал ей возразить. Она вспомнила диктора с телевидения, который настолько уверовал в равенство полов, что однажды даже не вышел из машины, пока Шарлотта меняла колесо, и бухгалтера, который в ресторане всегда доставал калькулятор и до последнего цента высчитывал чаевые…

Впрочем, все они имели свои хорошие стороны — в большинстве случаев Шарлотте удавалось находить мужчин нежных и с чувством юмора, а недостатки есть у всех. В том числе и у нее самой: недаром же каждый из них в конечном итоге уходил от нее. Шарлотта сознавала, что нетерпелива, одержима «Гармонией», любит секреты и привыкла возводить барьеры вокруг себя. Все дело в том, что никто, ни один из этих мужчин не любил ее настолько сильно, чтобы захотеть остаться рядом с ней и постараться преодолеть эти барьеры…

А самой большой ее ошибкой было то, что она так и не отучилась от своей привычки сравнивать любого мужчину, с которым знакомилась, с Джонатаном. И не потому, что Джонатан превосходил любого другого самца на планете. Просто одно его присутствие всегда заставляло Шарлотту почувствовать себя лучше. Вот и сейчас он ведь прилетел к ней на помощь, даже не спросив ни о чем!

Шарлотта отвернулась и пошла к двери; пока Джонатан работал, она бродила по музею, продолжая исследовать прошлое своей семьи. Она далеко не сразу узнала, что родители ее бабушки так никогда и не были женаты. Или что ее бабушка и прабабушка были в Сингапуре париями и что ее прадедушка так никогда и не вернулся к своей любимой. До сих пор многое оставалось для нее секретом.

Глаза Шарлотты двигались от одного стеклянного куба к другому, изучая пыльные свидетельства забытой истории. Ее взгляд остановился на манекене в шелковом чунсоне цвета лаванды — облегающем одеянии длиной до колен с воротником-стойкой и юбкой с разрезом. Шарлотта попыталась представить, каково было совсем юной девушке приехать в чужую страну, совершенно одной…

— Посмотри-ка, — раздался голос Джонатана. Он указывал на автоответчик рядом с телефоном. — Мигает лампочка, значит, есть сообщение.

— Я не заметила, — откликнулась Шарлотта и, вернувшись в кабинет, нажала кнопку перемотки назад. — Должно быть, кто-то звонил, пока мы осматривали фабрику.

В комнате зазвучал энергичный голос Наоми, заполнив собой все пространство:

— Чар! Я все еще сижу в кампусе. Буря сломала дерево, и оно упало поперек дороги в гараж. Сейчас его уже убрали, и, как только смогу выбраться, я к тебе приеду. Но, боже мой, Чар, случилась самая ужасная вещь на свете! Несколько минут назад я проходила через комнату отдыха преподавателей, и по телевизору показывали новости. Там было о тебе, Чар.

— О нет! — простонала Шарлотта, обхватывая себя руками за плечи.

Но все оказалось еще хуже, чем она ожидала.

— Они не только показали ту ужасную фотографию, — говорила Наоми, и ее голос звенел от напряжения. — Они прокрутили отрывок того проклятого интервью!

Шарлотте показалось, что у нее остановилось сердце. Интервью для телевидения, которое у нее взяли сразу после выхода из тюрьмы, повредило ее репутации больше, чем та пресловутая фотография, на которой она заснята с поднятыми окровавленными руками. Журналистка пообещала ей, что интервью будет честным, и Шарлотта поверила. Но в результате все ее слова оказались искажены, и она выглядела потерявшей разум садисткой.

— Чар, ты там, надеюсь, держишь себя в руках, — продолжала Наоми. — Мы с тобой давно не говорили о случае и Чок-Хилле, обе старались поскорее забыть… Наверное, поэтому я не обратила внимания на связь того старого дела с нынешним. Я уверена, что ты тоже ничего не заметила.

Джонатан с удивлением взглянул на Шарлотту, и та развела руками: она понятия не имела, к чему клонит Наоми.

— Они прокрутили эту запись сегодня вечером не ради самого интервью, черт бы их побрал! Какой-то умник вытащил его из архива, потому что нашел связь между двумя событиями. Чар, та ведьма, что брала у тебя интервью… Ты знаешь, что именно она стала первой жертвой? О господи, Чар! Именно она умерла, воспользовавшись бальзамом «Красота и Ум»!

Глава 17

1924 год, Сан-Франциско, Калифорния

В Америке нас сняли с корабля и отвезли на остров Ангела — так его называли, хотя там правили дьяволы. Именно там я услышала об «эксклюзивном акте» — невидимой стене, возведенной, чтобы не пускать в страну китайцев. Но мне повезло: мой отец был американцем. А семьям даже легальных иммигрантов, живущих в Америке, было запрещено присоединиться к ним. Этих женщин и детей, проделавших такой долгий путь вместе со мной, отправили назад в Китай, чтобы они никогда больше не увидели своих мужей и отцов. Одна молодая женщина повесилась в своем наряде невесты, потому что ее любимого пустили в страну, а ее собирались отправить обратно.

Бараки на острове Ангела были деревянными, и мы могли видеть Сан-Франциско сквозь забранные решетками окна. Нас запирали на весь день и на всю ночь, и женщины писали на стенах поэмы о своей тревоге. Я не понимала, почему нас держат в тюрьме: ведь все наши документы оформлены правильно.

Я прождала сорок два дня. Каждый день женщины, с которыми я подружилась, покидали барак. Некоторые возвращались, чтобы рассказать нам о допросе, других мы больше не видели. Я не знаю, уезжали ли они в город или возвращались в Китай. Когда подошла моя очередь, меня спросили только об одном — как фамилия моего отца, где он живет и чем занимается. Моя мать этого не знала, но преподобный Петерсон научил меня, как нужно отвечать.

Когда тюремщики с острова Ангела не смогли найти некоего Ричарда Смита, проживающего на Пауэлл-стрит и работающего бухгалтером, я объяснила, что мой отец уехал из Сингапура шестнадцать лет назад, и мы потеряли с ним связь. Возможно, он в Нью-Йорке, или в Нью-Гэмпшире, или в Новом Орлеане. Я выбрала именно эти названия, так как «новый» было созвучно со словом, приносящим удачу. В конце концов мне разрешили въехать в страну, потому что на моих документах стояла печать американского консула в Сингапуре. Даже демоны с острова Ангела не могли проигнорировать это!

И вот мои ноги ступили на мостовую того города, где жил мой отец. Меня переполняла радость, хотя мне стыдно говорить об этом. Ведь я была уверена, что моя мать умерла, а меня не было с ней рядом, чтобы похоронить и оплакать ее! Я договорилась с преподобным Петерсоном, что он позаботится о моей матери после ее смерти. Я оставила ему достаточно ритуальных денег, чтобы сжечь их на ее похоронах, и попросила нанять самых лучших плакальщиц в городе. Хотя моя мать была еще жива, когда я поцеловала ее на прощание перед тем, как взойти на пароход, я заметила облако смерти на ее лице…

Я горевала и оплакивала ее, пока переполненный корабль плыл через Тихий океан. Женщины отчаянно пытались запомнить те сведения, что могли им понадобиться во время допроса, а потом бросали обрывки бумаги за борт, прежде чем их могли увидеть официальные лица. Я же каждый день вглядывалась в горизонт и гадала, не сегодня ли умерла моя мать — в одиночестве, отверженная. Пока корабль плыл на восток, я смотрела на запад и вспоминала нашу жизнь и все, чему она меня учила. Но когда я ощутила под ногами землю Америки, я повернулась лицом к востоку — навстречу моей новой жизни.

Преподобный Петерсон рассказал мне о Чайнатауне, где, по его словам, мне следовало подыскать себе жилье.

— Не пытайся найти комнату в другом квартале, — предупредил он меня, — там ничего не сдадут китаянке.

И хотя тогда его слова пролетели мимо моих ушей — ведь Америка страна равенства, там можно жить где угодно, — я все-таки стала подыскивать комнату в Чайнатауне, потому что мне хотелось оказаться среди привычных лиц. Пока я искала жилье, я думала о том, что вся моя жизнь — это повесть о бездомности. Мы с матерью все время переезжали, а она рассказывала мне о доме на Пикок-лейн, где она выросла, где рождались, жили и умирали поколения нашей семьи. Мне очень хотелось жить в таком доме. «Может быть, когда я найду моего отца, — думала я, — он предложит мне поселиться с ним…» Я рисовала себе большой дом на вершине одного из холмов, свысока глядящий на воду и небо, и мечтала провести там всю свою жизнь.

Преподобный Петерсон рассказывал мне, что за восемнадцать лет до этого Чайнатаун сгорел дотла после сильного землетрясения. Потом его выстроили заново по проекту человека, чьи представления о китайской архитектуре не имели с Китаем ничего общего. Но зато жители его имели! В этих нескольких кварталах жили люди из всех провинций Китая; бриз, словно зазывала, разносил отголоски самых разных диалектов. Мои глаза широко раскрылись при виде магазинов, где в витринах висели зажаренные на углях утки и стояли корзины с луком, баклажанами и апельсинами. Для голодных имелись чайные и лотки с едой, предлагая на выбор кекс с кунжутом, тушеные клецки и куриные гузки.

Я вдыхала привычные ароматы, видела знакомые вещи и слышала родные звуки. Я думала, что Америка окажется чужой и я стану скучать по дому, но повсюду я встречала людей, отвечавших улыбкой на мою улыбку и смотревших на меня моими глазами. Мы все были азиаты, из Поднебесной — как называли нашу страну американцы. Некоторые, правда, считали нас «желтой опасностью», но здесь, в Чайнатауне, мы все были одной большой семьей, и я знала, что буду здесь счастлива.

Я шла со своим чемоданчиком, подарком преподобного Петерсона, и лакированным ларцом с медикаментами, принадлежавшим моей матери, — и искала объявления «Сдается внаем». Все они были на китайском и располагались в витринах — «Счастливая прачечная», «Чайная Инь-фей», «Торговая компания Пин Хуана». Но улицы носили имена Гранта, Стоктона и Джексона. Я изучила множество адресов в поисках счастливого числа и наконец нашла: дом номер восемьдесят девять по Грант-стрит.

Хозяйкой дома была миссис По, владелица «Счастливой прачечной». У нее во рту сверкал золотой передний зуб, и говорила она на незнакомом мне диалекте, так что беседовать нам пришлось по-английски.

— Ты одна? Без семьи? — спросила миссис По.

Я показала ей мои документы, и она присмотрелась ко мне повнимательнее.

— Ты выглядишь моложе восемнадцати. — Хозяйка покачала головой. — Одна девочка — это нехорошо. Мужчины ходить вокруг, мой дом — плохая слава.

Но мне очень хотелось жить здесь. Миссис По пояснила мне, что квартира расположена на третьем этаже, окна выходят на улицу, и я уже представила, как солнце вливается в открытое окно, а это хорошо для ци. Дверь, выходящая на улицу, была выкрашена в красный цвет, чтобы отвращать неудачу; я тяжело вздохнула и предложила хозяйке двойную плату. Она сразу же стала намного дружелюбнее, взяла мой чемодан и заявила, что я выгляжу как девушка из хорошей семьи.

— Никаких мужчин! — тем не менее строго предупредила она, когда мы подошли к двери моей квартирки. — Шлюх в Чайнатауне полно, но только не в моем доме.

Так как квартира была теперь моей, я поменяла номер на двери на восемь — и заметила, что остальные жильцы немедленно сделали то же самое. Но не могли же мы все жить в квартирах под номером восемь! Тогда я выбрала число два — знак богатства.

Это была милая квартирка с крошечной кухней и ванной, но мне одной больше ничего и не нужно было. Очень скоро я украсила ее новыми занавесками, завела растения в горшках и аквариум, потому что вода приносит процветание, а рыбка «морской ангел» стала моей подружкой. Я отодвинула кровать от окна, потому что иначе все мои сны унесет на улицу, и поставила ее так, чтобы спать головой на восток, откуда приходит удача, а ногами на запад, чтобы не упустить свою судьбу. А еще я поставила под кровать горшок с водой, чтобы в нем утонули плохие сны.

В кухне, где я планировала проводить целые дни, готовя себе еду, и ночи за приготовлением лекарств, я отмыла маленькую газовую духовку, потому что сажа не пускает прибыль в дом. А когда я увидела, что духовка стоит рядом с раковиной, то есть огонь, чей знак ян, соседствует с водой, чей знак инь, — я разрешила эту проблему, расположив между ними деревянную разделочную доску. Потом я приобрела два старинных чайника: один для утреннего чая, «на удачу», второй — для вечернего, «чтобы снились хорошие сны». И, наконец, повесила на окно стеклянные колокольчики, чтобы не отпускать хорошее ци.

Если сравнивать с нашей скромной комнаткой над борделем на Малай-стрит, это был просто дворец! Я сняла эту квартиру, чтобы не было стыдно перед моим отцом, когда я приведу его сюда. А еще я продала один из моих изумрудов и купила красивые новые платья, тайваньские шелковые чунсоны с ручной вышивкой, модные туфли и кожаные сумки в тон. Мне хотелось выглядеть как можно лучше, когда я встречу моего отца.

А потом я отправилась искать его.

Я решила, что к отцу меня должно привести кольцо — иначе как я смогу отыскать его в таком большом городе? Кольцо, несомненно, делали на заказ, а переплетенные буквы Р и Б явно гравировала рука мастера. Если я стану спрашивать у ювелиров, может быть, кто-нибудь вспомнит, что делал такое кольцо.

На борту корабля я привыкла держать свою самую дорогую вещь при себе. Поэтому я повесила кольцо моего отца на цепочку и носила на шее, пряча под одеждой. Заходя к ювелирам, я лишь показывала мою реликвию, не снимая цепочки с шеи.

Я начала свои поиски с Чайнатауна, знакомясь с соседями. Лавочники уже успели полюбить меня, потому что я никогда не торговалась, всегда покупала только самое лучшее и никогда не пересчитывала сдачу, которую они мне протягивали.

— Очень милая девушка! — говорила миссис По соседям. — Из Сингапура. Очень богатая семья. В моем доме только самые изысканные жильцы.

К сожалению, ювелиры в окрестностях Чайнатауна не узнали кольцо, и я отправилась дальше. Я ездила на трамваях, пока у меня не начинала кружиться голова, и с удивлением замечала, что люди смотрят на меня так, словно никогда не видели китаянок. А когда я однажды зашла в ресторан, чтобы перекусить и мне не дали столика, хотя кругом было много свободных, я поняла, почему преподобный Петерсон наказывал мне держаться поближе к Чайнатауну. И чем дальше я уходила от моего привычного мира, тем враждебнее становился мир окружающий.

Где бы я ни появилась, полицейские говорили мне: «Проходи!» — и это еще в лучшем случае. Чаще они останавливали меня, задавали вопросы, требовали показать документы, спрашивали, не проститутка ли я. Так я впервые поняла, что такое расовая ненависть. Китайцам не разрешалось владеть имуществом, сочетаться браком с белыми или работать в больницах для белых. И если вдруг китаец осмеливался поселиться в белом квартале, а его били или обворовывали, то полицейские спрашивали:

— Зачем ты сюда явился?

Но ведь я была американкой! Однако, когда я пыталась это объяснить, люди только презрительно оглядывали меня с головы до пят, и я понимала, что они видят перед собой подлую китаянку, знакомую им по фильмам.

Но я не собиралась сдаваться. Кольцо оставалось моей единственной связью с отцом: ведь я не знала его фамилии, его адреса, его семьи. И чтобы найти владельца кольца, я отправлялась в город, не принимавший меня.

Наконец после череды неудачных дней, когда мои ноги болели и покрылись волдырями от многих миль, проделанных пешком, когда я пала духом, проголодалась, а полицейские пристально смотрели мне вслед, удача встретилась на моем пути. Когда я зашла в магазин «Сэдлер и сыновья» на Маркет-стрит, я сразу заметила, как в глазах ювелира вспыхнул огонек узнавания, стоило ему увидеть кольцо.

— Дай-ка мне взглянуть на него поближе.

Он протянул руку, но я отпрянула назад.

— Сначала скажите мне, что значат эти буквы!

— Я не знаю. — Он отвел глаза в сторону. — Дай мне кольцо, я покажу его моим коллегам.

Я сказала ювелиру, что вернусь, и ушла из магазина. Меня переполняло возбуждение от сознания, что этот человек может встретиться с моим отцом, и познакомить с ним меня.

Я вернулась на следующий день, в своем лучшем наряде из шелка цвета лаванды, уложив длинные волосы в замысловатую прическу и украсив ее дорогими гребнями из слоновой кости. Мое сердце бежало впереди моих надежд, но шла я медленно.

Как мне приветствовать отца? Как обратиться к нему? Все эти дни я надеялась, что он примет меня с радостью и удивится, как я похожа на свою мать, но сейчас на меня вдруг нахлынули сомнения. Он ведь так и не вернулся в Сингапур! Неужели американец Ричард забыл женщину, спасшую ему жизнь? Когда к нему вернулась память, возможно, он отбросил новые воспоминания о Сингапуре… А вдруг он посмотрит на меня и спросит:

— Кто ты такая?

Прежде чем войти в магазин, я заглянула через стекло витрины в надежде, что туда пришел мой отец. Но вместо него я увидела красивого юношу и девушку приблизительно моего возраста, со светлыми волосами и белой кожей. Особенно молодой человек привлек мое внимание. Он небрежно облокотился на прилавок и смеялся, разговаривая с ювелиром. Я слышала его густой голос, видела потрясающий профиль… Он бы мог стать кинозвездой! Внезапно он обернулся, словно почувствовал, что я смотрю на него. Наши глаза встретились.

И в это мгновение моя жизнь изменилась навсегда.

Я видела пьесы и фильмы, где герой и героиня влюбляются друг в друга с первого взгляда. Да и разве моя мать не полюбила моего отца в ту минуту, когда впервые увидела его? Но поняла я, что это значит, только теперь, когда взглянула сквозь витрину и мои глаза встретились со сверкающими серыми глазами красивого молодого человека у прилавка.

Я постаралась набраться храбрости, сглотнула и вошла, надеясь, что у ювелира есть для меня новости.

Молодой человек, чья улыбка, казалось, застыла на губах, не сводил с меня взгляда. Я постаралась отвести глаза, но не смогла и замешкалась на пороге, чувствуя, как меня охватывает волшебство. Магазин был полон золота и серебра, витрины сияли, хрустальные лампы искрились разноцветной радугой, но я видела только его глаза цвета утреннего тумана.

— Вот она! Вот воровка! — раздался внезапно громкий голос.

Я посмотрела на ювелира — он указывал на меня. Неожиданно из задней комнаты появился полицейский. Я повернулась, чтобы убежать, но услышала, как молодой человек сказал:

— Подождите! Давайте сначала поговорим с ней! Может быть, она просто нашла кольцо моего отца.

— Все они воры, мистер Барклей! — рявкнул ювелир. — Знаю я этих китайцев!

Всю дорогу домой я бежала — вверх по улице, вниз по улице, пересаживалась с одного трамвая на другой, пока не очутилась в безопасности среди тех людей, которых я знала, людей в поношенных синих куртках и черных шелковых штанах. Они выбирали утку на ужин или спорили по поводу веса дыни. Я снова была дома, среди своих! Полицейский не преследовал меня.

Однако успокоиться мне не удавалось. Ювелир назвал юношу «мистер Барклей», он сказал: «Кольцо вашего отца». А это значит, что молодой человек — мой сводный брат! Я уже знала, что у моего отца была первая жена: об этом он написал в письме моей матери. Он подписался только именем Ричард и пообещал вернуться…

Почему же он не вернулся?! Может быть, первая жена убедила его забыть любовницу-китаянку?

С тяжелым сердцем я поднималась по лестнице в свою квартирку. Как же мне найти отца, если на каждом углу маячит полицейский?

Когда я обнаружила, что дверь в мою квартиру открыта, то решила, что ко мне зашла миссис По. Но, войдя в комнату, я увидела, что в ней все перевернуто вверх дном, и поняла, что у меня побывал грабитель.

Исчезла черная лакированная шкатулка с лекарствами, принадлежавшая моей матери. Матрас на кровати вспороли, и все американские доллары, которые я там прятала, пропали. И, что хуже всего, разбитый аквариум валялся на полу, а вокруг были разбросаны осколки стекла и белый песок.

Я взглянула на скромную статуэтку Гуань-инь, о которой моя мать говорила, что ни один вор ее не возьмет. Она действительно стояла на месте, но изумрудов там давно уже не было. Мне как-то пришло в голову, что она слишком долго хранила мое наследство, и я решила дать ей отдохнуть, спрятав камни в другом месте.

Я тогда подумала: что может быть безопаснее слоя песка в аквариуме?

Я расплакалась, потому что потеряла все, что имела. А потом задумалась над иронией судьбы, забравшей у меня все, но при этом подарившей мне две вещи, украсть которые было невозможно. Во-первых, я узнала фамилию моего отца — Барклей. Теперь я смогу найти его.

А во-вторых, я обрела любовь. Но это была неправильная любовь, потому что красивый молодой человек, в которого я влюбилась, приходился мне братом…

Глава 18

21.00, Палм-Спрингс, Калифорния

«Оставайся на связи, Шарлотта. У меня есть для тебя сюрприз, очень скоро ты о нем узнаешь. И я не хочу, чтобы ты это пропустила».

— Шарлотта! — позвал Джонатан. — Мы получили еще одно послание.

Положив кольцо с инициалами РБ обратно в стеклянную витрину, молодая женщина быстро вернулась в кабинет бабушки, где с экрана компьютера над ней словно насмехался новый текст.

— Что это за сюрприз, как ты думаешь? — спросил Джонатан.

Шарлотта почувствовала, как у нее сводит желудок. После сообщения Наоми о первой жертве, которой стала журналистка, когда-то буквально распявшая ее на страницах газет, нервы Шарлотты были на пределе. Все остальное было только вопросом времени. Очень скоро Валериус Найт узнает об этой связи, если уже не узнал. И тогда он начнет задавать ей вопросы о двух других жертвах.

— Ты уверена, что не знаешь их? — поинтересовался еще раньше Джонатан.

Но у Шарлотты не возникло и тени сомнения в том, что она никогда раньше не слышала об этих женщинах. Их имена не были ей даже смутно знакомы, да и жили они не в Калифорнии. Она молилась, чтобы смерть журналистки оказалась простым совпадением, потому что понимала, как это выглядит со стороны. Эта женщина практически подорвала репутацию Шарлотты, следовательно, у Шарлотты определенно был мотив для убийства.

Между тем на экране открылся новый файл с текстом: «Вот еще пустячок, чтобы держать тебя в тонусе!»

— А это еще что такое? — Шарлотта нагнулась к экрану, и глаза ее расширились, когда она стала просматривать список цифр, появившихся на мониторе. — Это же номер моего текущего счета! И номер моей кредитной карточки «Америкен экспресс»! Номер моей социальной страховки, номер моего личного страхового счета…

Джонатан уже что-то печатал, пытаясь определить путь, по которому пришло анонимное послание.

Шарлотта обхватила себя руками за плечи.

— Ты представляешь, что он может сделать с этой информацией? Он может очистить мой банковский счет, разрушить мой кредит, вовлечь меня в неприятности с налоговой службой!

Джонатан скопировал адрес посредника, дал новую команду и напечатал следующий текст: «Ваш абонент угрожает нам и оскорбляет нас. Не могли бы вы сообщить источник, приславший текст?» Он уже посылал такой текст другим посредникам, но ответа не получил.

Потом он проверил электронный монитор. Ничего. Передатчик, установленный им на персональный компьютер Найта, тоже молчал.

— Что ж, и это результат. — Джонатан взъерошил волосы, как делал это мальчишкой. — Мы поймаем его, Шарлотта, не беспокойся. Я подсоединил к своему портативному компьютеру одну хитрую штучку, которая зафиксирует любой телефонный звонок из этого здания. К сожалению, она не реагирует на входящие звонки. Но если наш аноним работает с сообщником извне, мы поймаем его, когда он станет звонить.

— Все это так раздражает! — заметила Шарлотта. — Ты выстраиваешь целый комплекс, ставишь многочисленные ловушки, а он по-прежнему ускользает от нас.

— Когда играешь в кошки-мышки, любовь моя, выигрывает тот, у кого больше терпения. Я научился этому, когда работал на Агентство национальной безопасности.

Шарлотта вдруг резко встала и схватила плащ.

— Я собираюсь поговорить с агентом Найтом. Я должна выяснить, знает ли он о моей связи с первой жертвой и есть ли у него данные анализов с последнего места преступления. Если потребуется, я вытащу из него эту информацию!

— Только не дай себя арестовать, — с улыбкой предупредил Джонатан.

Шарлотта с ужасом взглянула на него. Как он может шутить в такой момент?! И тут она поняла, что он имеет в виду совсем другой арест, который произошел так давно, что она уже забыла о нем. Тогда их арестовали обоих и препроводили в участок…

Шарлотта поймала выжидающий взгляд Джонатана и поняла: он собирается что-то сказать ей, но хочет, чтобы она начала первая. Только Шарлотта не знала, как это сделать…

— Будь осторожна, — наконец произнес Джонатан, отворачиваясь. Теперь она могла уйти, прервав это напряженное затянувшееся молчание.

— Я вернусь к тому времени, как наш приятель пришлет свой сюрприз, — негромко пообещала Шарлотта и вышла.

Услышав, как закрылась входная дверь, Джонатан встал из-за стола и подошел к монитору. Он нажал клавишу на консоли, и на экране показалась мощеная дорожка, ведущая к основному зданию. Сначала он не увидел ничего, кроме ровной пелены дождя, а потом в правом углу экрана показалась фигурка. Шарлотта торопливо шла под дождем. Со спины, с длинными распущенными волосами, ровно лежащими между лопаток, она снова показалась ему подростком…

— Могу поклясться, что бабушка меня не любит! — как-то объявила Шарлотта своим высоким, певучим голосом.

Джонатану иногда казалось, что его подружка неосознанно подражает бабушке. Впрочем, в шестнадцать лет Шарлотта упорно трудилась над тем, чтобы стать настоящей американкой, но китайское влияние бабушки оказалось очень сильным.

— Когда я была маленькой, она всегда старалась сделать так, чтобы мне снились кошмары! Она мне рассказывала историю о капризной маленькой девочке, которая так сильно топнула ногой, что земля треснула под ней, и девочка упала в трещину. Потом мне много лет по ночам снились кошмары.

— Она просто хотела, чтобы ты была хорошей девочкой, — отозвался Джонатан, делая вид, что его внимание целиком поглотила деталь портативного компьютера.

Он сидел по-турецки на полу, в окружении электронных деталей и потрепанных номеров журнала «Популярная электроника». Шарлотта расположилась на его кровати, подтянув колени к груди и обхватив их руками; на ней были обтягивающие джинсы и огромный свитер с надписью «Гринпис». Когда Джонатан впервые привел ее сюда, им было по тринадцать, и он не обращал ни малейшего внимания на то, что Шарлотта сидит на его кровати. А теперь, в шестнадцать, он только об этом и мог думать. Джонатан просто притворялся, что так занят своим новым проектом. Все его мысли сводились к тому, что Шарлотта сидит на его постели, а ему очень хочется поцеловать ее. Он гадал, наберется ли когда-нибудь храбрости, чтобы сделать это.

— Бабушка всегда говорила мне, что я не настоящая девочка. Сначала я была потрошенной уткой, повешенной в витрине магазина У Фонга на Стоктон-стрит. Но я оказалась настолько негодной, что меня никто не покупал. И тогда бабушка обменяла меня на дыню — и воспитала как человека. Она правда так сказала, Джонни! Она считает, что я ни на что не гожусь…

Он не глядя потянулся за микроплоскогубцами — глаза его не отрывались от тонкой работы.

— Неужели ты не понимаешь, Чарли, что ты для нее дороже жизни? Она просто боится потерять тебя и поэтому нарочно так говорит.

Шарлотта криво усмехнулась:

— Ты-то откуда это знаешь?

— Видишь ли, китайским бабушкам не принадлежит монополия на желание отогнать злых духов.

Шарлотта пожала плечами и посмотрела на загадочную штуковину в его руках.

— Что ты собираешь?

— Компьютер.

— А что он будет знать?

— Множество способов, как отогнать злых духов, — совершенно серьезно ответил Джонни.

Он не смог сказать ей, как завидует тому, что у Шарлотты есть бабушка, которая настолько любит ее, что боится злых духов. Его бабуля в Шотландии тоже так поступала, уверяя, что выменяла его на капусту у проходящего мимо цыгана. Это был способ дать феям понять, что он не стоит того, чтобы его украли.

Но теперь он не в Шотландии, а в Америке, и его отец явно ничего не знает о феях или злых духах. Судя по всему, он и о любви ничего не знает… Впрочем, Джонатан не винил его по-настоящему: этот человек очень старался быть хорошим отцом. Джонатан ни в чем не нуждался и получал все, о чем просил; его тайное убежище свидетельствовало об этом. Когда появились первые маленькие калькуляторы, слишком дорогие для большинства людей, у четырнадцатилетнего Джонатана их было несколько.

— Когда-нибудь, Чарли, в каждом доме будет стоять персональный компьютер! — сказал он тогда, отбрасывая назад свои длинные волосы.

Девочка рассмеялась.

— Только не в моем доме! Бабушка даже не позволила держать в доме дистанционное управление. По ее мнению, то, что может менять каналы в телевизоре, может изменить и человеческое ци. Бабушка не доверяет даже электронным часам. Она говорит: «Время может идти быстро, а может идти медленно. Разве электричество знает об этом?»

Шарлотта достала из своей объемистой сумки, которую повсюду носила с собой, батончик «Сникерса», развернула его, разломила на две части и, как всегда, большую протянула Джонатану. Потом она опустилась рядом с ним на пол и стала откусывать орехи и карамель, глядя, как он соединяет электрическую панель с телетайпом и самописцем. Она сидела так близко, что у него вспотели ладони. К тому же, к его ужасу, у него вдруг возникла отличная эрекция!..

Вспомнив об этом, Джонатан смущенно усмехнулся. Шарлотта всегда так на него действовала, и, если говорить правду, это продолжалось до сих пор…

Глава 19

Шарлотта нашла агента Найта в приемной, за рабочим столом. Теперь у него работал не только портативный компьютер, но и принтер, рядом с монитором стояли два телефона. «Интересно, что бы сказал Найт, если бы узнал, как бывший шпион из АНБ тайком отслеживает работу его терминала?» — подумала она.

Валериус ел большой сандвич с сыром, аккуратно отряхивая свои пышные усы между двумя кусками. Он распустил узел галстука и снял пиджак, так что стала видна наплечная кобура.

— А, мисс Ли, вот вы где! — приветствовал Найт Шарлотту с большой сердечностью, откладывая в сторону сандвич и вытирая пальцы. — Я как раз собирался отправиться на поиски. — Он оторвал распечатку с принтера и с улыбкой протянул ей. — Вот заключительные результаты анализов. Виновником несчастья оказался эфедрин.

— Эфедрин? — вслух повторила Шарлотта и тут же, благодаря электронной пуговице в ухе, услышала голос Джонатана:

— Эфедрин! Я понял!

Пока Шарлотта просматривала отчет, Найт продолжал:

— Насколько я знаю, в тонике «Десять тысяч ян» и в бальзаме «Красота и Ум» не предусмотрено использование эфедрина. А как насчет «Блаженства»?

— В формуле «Блаженства» тоже нет эфедрина, — пробормотала Шарлотта; между бровями у нее пролегла складка.

— Но ваша компания использует этот препарат?

Она подняла глаза на собеседника. Найт возвышался над ней, словно башня.

— Очень немногие из наших продуктов содержат эфедрин. Мы используем его для лечения заболеваний легких. А также как стимулирующее средство.

— Что ж, мне остается только размышлять над тем, каким образом эфедрин попал в эти три продукта. Примем, должен заметить, в строго определенном количестве. Это было сделано отнюдь не в спешке. И если судить по тщательно отмеренному количеству эфедрина, это случилось до того, как продукт покинул фабрику. Вы согласны?

Шарлотта еще раз перечитала результаты анализов. В каждой капсуле «Блаженства» и в каждой пробе бальзама «Красота и Ум», взятой из разных мест баночки, содержалось равное количество эфедрина. Сложнее было судить о тонике «Десять тысяч ян», потому что это жидкость. Но эксперт отмечал, что бутылка была новая и печать безопасности сохранилась на крышке.

Агент Найт прав. Судя по всему, преступник действовал на фабрике. Значит, и Джонатан не ошибся: ключ к разгадке следует искать в процессе производства…

— Не исключено, что это крупный недосмотр, — продолжал агент Найт, отхлебнув кофе и аккуратно поставив чашку обратно на стол, — но я полагаю, неизвестный отлично понимал, что делает. — Он помолчал, промокнул салфеткой губы. — И вот что любопытно… Насколько я понимаю, «Десять тысяч ян» — тоник для мужчин. А вторая жертва — женщина. Почему так получилось, как вы думаете?

— Мы выяснили, что в некоторых случаях и в небольших дозах это средство помогает женщинам для восстановления волос.

— А если женщина, скажем, значительно превысила дозу, это могло ей повредить?

— Нет, — уверенно заявила Шарлотта.

Агент обдумал ее слова.

— Теперь перейдем к бальзаму. Вам тут ничего не кажется странным?

— Что вы имеете в виду?

— Ну, «Блаженство» и тоник употребляются внутрь. А бальзам предусмотрен для наружного применения.

Шарлотта задумалась. А ведь действительно странно, что именно бальзам привлек внимание преступника. Продукты для внутреннего применения имеет смысл использовать, так как результат практически гарантирован. Но добавлять эфедрин в препарат для наружного применения? Зачем? Ведь эфедрин подействует только в том случае, если бальзам наложить на открытую рану: тогда эфедрин попадет в кровь и вызовет ответную реакцию. Бальзам употребляла первая жертва — та самая журналистка…

— Эта женщина пользовалась бальзамом для лечения язв на ноге, — задумчиво пробормотала Шарлотта. — Но преступник должен был об этом знать. Как вы думаете, могла ли она быть специально выбранной жертвой?

Шарлотта вгляделась в лицо агента, пытаясь увидеть признаки намеренной игры с его стороны. Но если Найт и подозревал, что журналистка являлась мишенью и ему была известна ее связь с Шарлоттой, то он это хорошо скрывал.

— Мы пытаемся это выяснить. Но если так, то должна существовать связь между нею и остальными двумя жертвами. Вам не кажется? Однако подобную связь установить не удалось.

Были ли они связаны между собой? Шарлотте вдруг показалось, что ее обдало арктическим холодом. Неужели все три женщины каким-то образом связаны с ней самой?

— Значит, вы полагаете, что мишенью была выбрана моя компания, а эти женщины — случайные жертвы? — спросила она настолько спокойно, насколько смогла.

— Ваша компания или вы сами, — ответил Найт.

Шарлотта собрала листы отчета.

— Я могу это взять?

— Разумеется. Возможно, вы выберете минутку, просмотрите данные, и у вас появятся собственные теории.

Шарлотта поблагодарила и направилась к двери, а Валериус Найт снова сел и уже собрался было откусить очередной кусок, но спохватился:

— Да, кстати, а где вы будете, если мне понадобитесь?

Шарлотта взглянула на него.

— Я иду в наше кафе, мистер Найт. Если я вам понадоблюсь, меня нетрудно будет отыскать.

Он вежливо улыбнулся в ответ.

— Надеюсь, это будет несложно. А то у меня сложилось впечатление, что вы скрываетесь от следствия.

Шарлотта резко остановилась, она почувствовала, как в ней нарастает гнев.

— Агент Найт, будьте так любезны сообщить мне фамилию вашего начальника!

— Могу ли я узнать, зачем вам она?

— Я полагаю, что вы предубеждены против моей компании. Я не верю, что вы действуете во имя общества. Скорее вы защищаете собственные интересы.

Он помрачнел.

— Вы совершенно правы, мисс Ли. У меня есть личный интерес, но он совпадает с интересами общества. Я намереваюсь защитить людей от шарлатанства.

Шарлотта немного остыла.

— Мистер Найт, я знаю о вашем сыне, и мне очень жаль…

Он поднял свою широкую, похожую на лопату ладонь.

— Мой сын теперь у Господа. И прошу вас не вспоминать о нем в подобном месте.

Шарлотта хотела было что-то сказать, но только быстро кивнула, повернулась и ушла.

Валериус Найт молча глядел вслед уходящей по коридору Шарлотте. «Что ты знаешь о моем сыне?! — хотелось ему крикнуть этой мисс. — Что ты знаешь о докторах, которые говорят, что ничем не могут помочь, что это редкий случай рака, который почему-то поразил шестилетнего мальчика?»

Валериус Найт закрыл глаза и начал привычную борьбу с воспоминаниями, осаждавшими его каждую минуту. Долгая дорога в Мексику, местная клиника, потом переезд в Швецию, оттуда на Тайвань, затем в Пекин в поисках «чудесного исцеления». Отказ от Бога и упование на силы природы…

Травы! Отчаянные поиски спасения превратили его жену — богобоязненную христианку — в молящуюся на растения язычницу! Ложная надежда хуже отсутствия надежды, потому что она отвращает душу от подлинной веры, и человек отворачивается от Всевышнего.

В ту ночь, когда мальчик все-таки умер, Валериус не смог вырвать маленькое тельце из рук жены. Тогда он принялся носиться по всему их дому в Санта-Монике, собирая бутылочки, склянки, пакеты — все, что давало ложную надежду. Он опустошил полки, ящики и шкафы, а потом сжег все эти дьявольские снадобья на заднем дворе, поливая огонь слезами, пока санитары пытались уговорить его жену отдать им окоченевшее тело ребенка.

Она больше не вернулась к Богу. Ложные надежды на языческие эликсиры опустошили ее душу, не оставив веры в Господа, заменив ее дьявольской чернотой. «Есть ли у меня личный интерес в этом деле? — хотелось ему заорать вслед Шарлотте Ли. — Видит Бог, он действительно есть! За каждый оплот дьявола, разрушенный мной здесь, на земле, мой малыш зажигает свечку на небесах».

Глава 20

Заткнув токсикологический отчет за широкий пояс слаксов, Шарлотта торопливо прошла по коридору к своему кабинету, взяла коробку с чайными пакетиками, опустила ее в карман плаща и направилась к лифтам. У двери кабинета Марго она постояла, прислушалась. До нее донеслись приглушенная музыка и невнятные женские голоса. Проходя мимо кабинета Адриана, Шарлотта услышала его слова, очевидно, произнесенные в телефонную трубку:

— Не волнуйся ты из-за своих проклятых вложений! Ты вернешь свои деньги, поверь мне.

Дверь в кабинет мистера Сунга была открыта, однако старого юриста там не было. Дверь в кабинет Десмонда тоже оказалась открытой, но свет не горел. Шарлотта решила, что ее двоюродный брат ушел, и вздрогнула от неожиданности, внезапно услышав его голос из темноты:

— Чертово дело, да?

— Ты пытаешься поспать? — спросила Шарлотта, когда ее глаза привыкли к темноте и она увидела, что Десмонд сидит в кресле и смотрит на дождь.

— Не-а. Просто сижу здесь и жалею, что не напился…

Десмонд никогда не умел пить: он моментально пьянел и становился совершенно несносным. Шарлотта вспомнила, как однажды под Новый год он выпил немного шампанского и заплетающимся языком сообщил ей:

— Бекки уходит от меня. Ты представляешь? Это будет уже третий развод, а мне нет еще и тридцати пяти!

— Я ее не осуждаю, — ответила тогда Шарлотта. — Ты с ней так обращаешься… Я тебя не понимаю, Дес. Почему ты сначала бываешь очень милым, а потом становишься таким гадким?

— Все потому, дорогая кузина, — ответил он тогда, — что я не могу уважать женщин, которые влюбляются в меня.

Даже без света Шарлотта видела трофеи, украшавшие кабинет Десмонда. Ее кузен привык побеждать; победа стала для него единственным наркотиком и лучшим возбуждающим средством. Он занимался чем угодно до тех пор, пока не получал ленты, кубки и признание, потом переходил к следующему занятию. Его эклектические вкусы сочетали теннис, фехтование, автогонки и корейский кикбоксинг. Если бы Десмонд мог, он бы и своих женщин тоже выставлял в стеклянных витринах. Потому что для него они тоже становились призами, которые следовало заслужить. А как только он их получал, сразу же переставал испытывать к ним интерес.

— Ты знаешь, о чем я думаю? — негромко зазвучал его голос в темноте. — Мне кажется, Шарлотта, нас кто-то проклял. Я думаю, что нас наказывают.

Шарлотта уставилась на него. Десмонд не снял солнечные очки даже в темноте, словно боялся, что дьявольские силы могут проникнуть в его душу через глаза.

— За что же нас наказывают? — спросила она.

Он повернул к ней голову, на Шарлотту уставилась пара черных стекол.

— Ты знаешь, за что, Чарли! — ответил Десмонд. — Ты знаешь.

Глава 21

Ветер и дождь подгоняли Шарлотту на ее пути к музею. Она сразу прошла в офис, даже не заперев за собой дверь: ее руки были заняты подносом с чашками, тарелками и судками.

— Есть ли новости от нашего таинственного незнакомца? Прислал ли он свой небольшой сюрприз? — спросила она, расставляя тарелки на столике в кухне.

— Пока ничего. Это могло быть пустой угрозой.

— Есть что-нибудь насчет эфедрина?

— Программа ведет поиск, — лаконично отвечал Джонатан, печатая что-то на своем портативном компьютере.

Шарлотта услышала, как модем набирает номер, и удивленно посмотрела на Джонатана.

— Ты собираешься выйти в Интернет?

Он покачал головой:

— Я звоню. — Джонатан посмотрел на часы. — Плохие новости, Чарли. Пока ты была в кафе, я перехватил передачу от агента Найта. Он вызвал команду немедленного реагирования. Они собираются заняться твоей компьютерной сетью.

— Сколько у нас времени?

— Это зависит от нескольких факторов. Если группа выедет из Вашингтона, то его парни будут здесь не раньше завтрашнего дня. Но если из Лос-Анджелеса…

На экране компьютера вдруг появилось лицо — лысеющий мужчина в очках в металлической оправе. Он выглядел не слишком счастливым.

— Роско, — обратился к нему Джонатан, — мне необходимы сведения о группе немедленного реагирования из ФДА. Что ты можешь мне сообщить?

— Видишь ли, у нас здесь проблемы, Джон. Какой-то хакер прорвался сквозь систему защиты ракетного центра в Дейтоне, штат Огайо.

— Господи!

— Да уж… И сейчас уже блокировано двадцать пять процентов электронной почты, идущей в Европу.

Джонатан на мгновение задумался.

— Похоже на банду Ягуара.

— Мы тоже так думаем. Так что, Джон, ты извини, у меня не было времени заняться твоей проблемой. Мы здесь все просто спятили.

— Пого все еще в тюрьме?

— Мы его проверили первым. Парень драит туалеты под тщательной охраной. Но мы все же свяжемся с ребятами из банды. Они постоянно пытаются что-то предпринять, но нам всякий раз удается их поймать, — добавил Торн с усталой улыбкой.

— Желаю удачи. — Джонатан отключился от него и взялся за сотовый телефон.

Шарлотта подняла крышки на дымящихся судках.

— Я надеюсь, тебе понравятся жаренные в масле креветки и клецки со свининой.

— На еду нет времени, любовь моя! Как только здесь появятся люди Найта, нас отключат от системы. — Он набрал номер, прижал трубку к уху и стал что-то печатать на своем портативном компьютере.

Шарлотта смотрела на него. Как и в старые времена, Джонатан все время пребывал в движении, его руки были вечно заняты, и сам он двигался с неукротимой энергией.

— Ты должен поесть.

Джонатан улыбнулся:

— Ты говоришь прямо как твоя бабушка.

— Я говорю, как любая бабушка! Разве твоя бабушка не следила за тем, чтобы ты всегда ел досыта? Разве она не заставляла тебя кушать суп?

— Моей бабушке никогда не приходилось заставлять меня есть — даже ее жалкий суп! — усмехнулся Джонатан. — Попросите, пожалуйста, к телефону специального агента Варнера, — произнес он в трубку.

— Жалкий суп? Каждый сентябрь, когда ты возвращался, то только и мог говорить что о ячменных лепешках да о бараньих рубцах, начиненных потрохами!

Он прикрыл рукой микрофон:

— Положим, я говорил не только об этом.

— Ну да, еще о ловле форели и о том, как ты лазал по горам! Ты так весело проводил время летом, а я оставалась дома и училась быть хорошей китайской девочкой из приличной семьи…

— До тех пор, пока не появлялся я в моей клетчатой шотландской юбке и пледе и не начинал снова дурно влиять на тебя.

— Я ни разу не видела тебя в юбке.

Шарлотта быстро отвернулась. Знал ли Джонатан, какими мучительными были для нее его отъезды? И понял ли он, что на самом деле случилось с ней в то лето, когда ей было пятнадцать, а он оставил ее одну, такую уязвимую?..

Пока Джонатан обсуждал что-то со специальным агентом, Шарлотта переложила дымящийся рис в голубую фарфоровую чашку.

— Держи, — сказала она после того, как Джонатан закончил разговор. — Это не копченая пикша, но сойдет.

— Никаких сведений о группе немедленного реагирования ФДА, — заметил он, хмуро глядя на телефонную трубку.

Шарлотта потянулась за бутылочкой соевого соуса и посмотрела на монитор камеры наблюдения. Она увидела мистера Сунга в приемной корпоративных офисов. Он разговаривал с Адрианом. Отец Десмонда казался взволнованным, он отчаянно жестикулировал, а юрист невозмутимо смотрел на него.

— Интересно, что он делал в диспетчерской… — пробормотала Шарлотта.

Джонатан взглянул на нее:

— Мистер Сунг?

— На него это не похоже, он не любит секретов.

— Ты говорила, что со времени твоего возвращения из Европы в прошлом году он изменился.

— Мне казалось, что я все придумываю. Но теперь я вижу, что с ним действительно что-то не так…

Шарлотта открыла ящик, заглянула в него, закрыла и выдвинула другой.

— Чарли, они с твоей бабушкой были близкими друзьями. Как ты думаешь, между ними могло быть в молодости что-то большее?

Женщина обернулась к нему, ее брови изумленно взлетели вверх.

— Ты хочешь спросить, не были ли они любовниками? Вряд ли. Бабушка была на десять лет его старше.

«К тому же известно, — хотелось добавить Шарлотте, — что женщинам нашей семьи не везет в любви. К моей прабабушке так и не вернулся ее красавец-американец. Моя бабушка влюбилась в своего сводного брата. Моя мать овдовела еще до моего рождения. А я отчаянно полюбила парня, который навсегда ушел от меня…»

— Вилок нет, — произнесла она вслух, открывая еще один ящик и доставая палочки для еды. — Справишься?

— Просто обязан! — В глазах Джонатана появилось ностальгическое выражение, на него снова нахлынули воспоминания. — У меня ведь был самый лучший учитель.

Шарлотта поставила блинчики с овощами в микроволновую печь, и в ее памяти возникли неловкие руки Джонатана. В те дни, когда она учила его владеть палочками. В то время каждое прикосновение к этим рукам заставляло ее вспыхивать…

— Знаешь, — она тщательно подбирала слова, стараясь прогнать воспоминания, — моя бабушка проработала в этом кабинете почти год, но так ни разу и не воспользовалась микроволновой печью. Настолько она не доверяла технике. Я говорила ей, что пища из микроволновки не причинит ей вреда, это просто удобно, еда готовится быстрее. А она возражала, что слишком быстро приготовленная еда чересчур быстро съедается и нарушает баланс тела.

— Вероятно, твоя бабушка была права.

Шарлотта обратила внимание на то, как Джонатан приступил к ужину. Он ел так, словно находился за одним столом с королевой! Это заставило ее вспомнить о тех днях, что они провели вместе в его убежище. Для Шарлотты это было экзотикой. Уйти из старомодного дома бабушки, как огня боявшейся техники, и очутиться в мире Джонатана, населенном самой передовой электроникой! Впрочем, при этом пол, кровать и вообще все поверхности были завалены какими-то обертками, бутылками колы, засохшими треугольниками пиццы. Когда он впервые привел ее туда, ей было тринадцать, и Шарлотта пришла в ужас…

Она вдруг вспомнила тот день, когда Джонатан позвонил ей и попросил немедленно зайти. Им исполнилось по восемнадцать, они заканчивали старшие классы школы, перед ними открывалось неизвестное будущее. Шарлотта преодолела два квартала до его дома, дверь ей открыла горничная. Потом она спустилась по лестнице в подвал, который Джонатан превратил в свою вотчину — в мир, напичканный радиоприемниками, разобранными высокочастотными системами, деталями телевизоров, проводами, электронными приспособлениями. Джонни был необычайно возбужден и выглядел так, словно спал в джинсах и майке. Его длинные волосы нечесаными прядями падали на плечи.

— Посмотри, Чарли! — Он схватил ее за руку и подтолкнул к рабочему столу, заваленному теледеталями, пустыми пачками «Кокосовых хлопьев» и «Фруктовых колечек».

Шарлотта посмотрела, но ничего не поняла.

— Что это такое?

Джонатан просиял:

— Это первый в мире компьютер на базе микропроцессора! Видишь? Ты вводишь программу в простом бинарном коде, всего лишь нажав на клавиши на передней панели…

Шарлотта пожала плечами.

— А что означают эти мигающие лампочки?

— Что программа работает! Программа, которую сам придумал! Двести пятьдесят шесть байтов памяти, Чарли! Ты только подумай, подумай о том, что это значит!

Она видела, как он гордится собой, как он красив в этой своей радости, и думала о том, что однажды утаила от него. Когда ей исполнилось пятнадцать и она пригласила своих подруг прийти в гости, они сказали:

— Мы придем, если не будет этого ужасного Джонатана Сазерленда.

И она заявила своим так называемым подругам, что они могут не приходить. Так что вечеринка по случаю дня ее рождения стала праздником для двоих — для нее и Джонатана. Они катались на трамваях, рвали цветы в парке Золотые Ворота и поглощали фаршированные блинчики на Росс-аллее.

«Теперь он стал так аккуратно есть, — думала Шарлотта. — Неужели это он как-то заявил, что „еда должна стать праздником для всего тела“? Обычно Джонни делал совершенно невозможные вещи: например, ел спагетти и яичницу руками, а ножи и вилки так и оставались лежать без дела на столе. Еще десять лет назад Джонатан мог пальцем намазать масло на рулет, но уже тогда появились первые признаки перемен. Интересно, а его манера заниматься любовью тоже изменилась?» — внезапно подумала Шарлотта. Джонатан никак не сдерживал себя. Секс с ним тоже становился «праздником для всего тела»…

Джонатан отставил чашку в сторону и вернулся к большому компьютеру, где шел поиск в базе данных.

— Шарлотта, у тебя нет здесь баночки этого бальзама? «Красота и Ум»?

— Где-то должна быть. — Шарлотта открыла ящик стола и достала маленькую баночку бальзама «Красота и Ум», а также бутылочку эликсира «Золотой Лотос», пакетик «Блаженства» и коробочку чая «Кимун».

Джонатан открутил крышку и понюхал бальзам — еще один отточенный, утонченный жест. А Шарлотта гадала, что еще изменилось в нем за эти десять лет отчуждения. Ей страшно захотелось восполнить пробелы, и она спросила, не удержавшись:

— Как поживает твой отец, Джонатан?

— Отлично. Они теперь живут на Гавайях.

— Они?

— Ах да, ты же не знаешь. Отец женился.

— Ты шутишь.

— Разрази меня гром, нет. — Джонатан встал, достал из кармана бумажник и вынул глянцевую яркую фотографию — улыбающаяся пара под пальмой.

— Это же мисс О'Рурк!

— Точно. Верная секретарша моего отца. Ты ее помнишь?

— Как я могу забыть? Она проводила в вашем доме больше времени, чем твой отец! Но как это случилось? Они что, внезапно полюбили друг друга после… скольких лет?

— Ну, неожиданным это было только для отца. Он рассказывал об этом так: они приехали в аэропорт на лимузине — отец должен был пересесть в самолет корпорации и отправиться бог знает куда, оставив все дела на преданную мисс О'Рурк, как он поступал уже двадцать лет. А она вдруг произнесла, передавая ему его кейс, с этим ее резким ирландским акцентом: «Когда вы вернетесь, мистер Сазерленд, я от вас уйду. Я верно служила вам эти два десятка лет, всегда готовая броситься на ваш зов, и совершенно забыла ради вас о моей личной жизни. Но я не становлюсь моложе, и мне пора подумать о замужестве, пока еще не поздно».

Потом, если верить моему отцу, она расплакалась прямо на глазах у шофера и пилота. Она все всхлипывала и всхлипывала до тех пор, пока мой отец не обнял ее и не утешил.

— Ты шутишь… — повторила Шарлотта.

— Ничуть. А знаешь, что еще он сказал? Он сказал, что никогда раньше не замечал, какие у нее красивые рыжие волосы. — Джонатан спрятал фотографию обратно в бумажник. — Спустя неделю они поженились. И представь себе, наша жизнь сразу изменилась. Он стал часто приглашать меня в гости, сердечно хлопал по спине, называл «мой мальчик»! Через двадцать девять лет после того, как его сын появился на свет, Роберт Сазерленд вдруг стал отцом!

Шарлотта не могла себе этого представить и подумала с сожалением, что она слишком многое пропустила.

Неожиданно мысли снова унесли ее в тот день, когда для них с Джонатаном начался их собственный ледниковый период. Они встретились в Сан-Франциско в итальянском ресторанчике — оба чуть настороже после шести лет поверхностного общения. Сборник стихотворений лежал между ними на столе. «Поэты — лауреаты премии „Серебряный лавровый венок“. 1981 год». Джонатан прислал его Шарлотте за шесть лет до этого и разбил ей сердце. «Каждый из нас должен пойти своим путем», — такова была основная идея стихотворения. И Шарлотта, считавшая, что Джонатан любит ее и хочет на ней жениться, поняла его намек. Зачем же он сейчас написал ей, прося о встрече? Неужели передумал? Может быть, он все-таки хочет, чтобы Шарлотта снова вошла в его жизнь?

Они встретились в «Рома-Гарден» на Полк-стрит, где на столах лежали красно-белые клетчатые скатерти, а свечи создавали приятную дружески-нейтральную атмосферу — для них двоих, бывших когда-то любовниками, а теперь ставших практически чужими. В последний раз Шарлотта видела Джонатана в Бостоне в 1980 году, тогда он был длинноволосым и худым, носил рваную майку и вытертые джинсы. Мужчина, поднявшийся из-за стола, когда она вошла в ресторан, выглядел словно модель фирмы «Братья Брукс». Разумеется, благодаря их не слишком частой переписке Шарлотта знала, что после окончания МТИ он работает на правительство США, хотя живет в Лондоне. «Специалист по компьютерам», что бы за этим ни скрывалось. Неужели столь разительной переменой он обязан шести годам работы в офисе?

Они сели и заговорили о погоде, о меню, о книгах и фильмах. Более личные темы они почти не затрагивали. Шарлотта только сказала, что работает биохимиком в компании бабушки. И все-таки это был нервный разговор. Они то и дело откашливались, а Джонатан все время теребил запонки на манжетах французской рубашки. Оба заговаривали разом, останавливались, смеялись, потом уступали друг другу:

— Нет, сначала ты.

Они заказали салат, спагетти с соусом из моллюсков и домашнее кьянти. Шарлотта заметила, что Джонатан знает, какой вилкой есть салат, а еще больше он удивил ее, когда вдруг преподнес подарок. Она же ничего не приготовила для него. Тогда-то Шарлотта и получила красивый шелковый шарф и стеклянные колокольчики. И у нее внезапно возникла надежда, что он действительно хочет снова соединить свою жизнь с ее жизнью.

— Итак, ты по-прежнему работаешь на правительство? — спросила она, радуясь, что, расслабившись, Джонатан стал больше похож на прежнего Джонни. — Я не помню, что это за организация. ФБР? ЦРУ?

— Агентство национальной безопасности. Мы защищаем линии правительственной связи.

Его акцент напомнил ей, что Джонни по-прежнему существует в двух мирах. Она подумала, смог ли он наконец выбрать один из них и устроиться в нем.

— Любопытно, как случилось, что ты все-таки стал работать на них? Мне казалось, ты мечтал совсем о другом…

— Они меня завербовали. — Джонатан рассмеялся. — На самом деле, меня попросту арестовали, Чарли. Они взяли сразу нескольких наших парней. Пару моих товарищей поймали на том, что они подделывали ученые степени и меняли ученые звания. С нашим уровнем мы могли кому угодно продать законную докторскую степень в МТИ за пятьдесят тысяч долларов.

— Ты это сделал?!

Он покачал головой:

— Это слишком легко. Я проник в компьютерную систему Федерального управления авиации, попал в систему диспетчерской вышки в аэропорту имени Джона Кеннеди.

— И что? — Шарлотта оперлась на локти и подалась вперед, сокращая расстояние между ними.

— Ничего особенного. Я ни во что не вмешивался, просто понаблюдал немного. И однажды увидел, как самолёт компании «ТВА» сделал резкий поворот и пересек трассу бразильского авиалайнера. Причем все выглядело так, словно их обоих туда направили.

— Они тебя за этим поймали?

— Нет, меня так и не поймали. Я написал анонимное письмо в Федеральное управление авиации, указав на прорехи в их системе контроля за полетами. — Джонни слегка покраснел. — Я забыл об отпечатках пальцев в полицейском участке.

— И поэтому тебе предложили работу?

— Меня поставили перед выбором. Либо работать на них, либо отправиться в тюрьму.

Шарлотте вдруг стало удивительно легко. Они говорили так, как будто не было того стихотворения и шестилетнего разрыва. Сейчас они погуляют по городу, обойдут свои прежние любимые места, а потом пойдут к ней и займутся любовью. О, как они будут любить друг друга!

— Значит, ты теперь шпион? Так вот почему ты здесь? Я слышала, что в Силиконовой долине полно агентов КГБ.

Джонатан повернул свой бокал с вином, и кьянти заиграло, словно многогранный рубин.

Потом он поднял голову и взглянул прямо в глаза Шарлотте.

— Я больше не работаю на Агентство национальной безопасности, Чарли. Я ушел. Я создаю собственную компанию. — Он помолчал. — Ты слышала об «Амстердамской восьмерке»? — спросил он.

Она покачала головой.

— Боюсь, в последнее время я выпала из круга этих проблем. Я расширяю бабушкину лабораторию, нанимаю еще химиков и пытаюсь сменить оборудование на более современное. Я была слишком занята, мне даже не хватило времени прочесть «Дорогую Эбби».

— Что ж, — начал Джонатан, и знакомая мрачность исказила его лицо. Это значило, что его мысли в смятении. Он отвел глаза и сделал вид, что страшно заинтересован прохожими на тротуаре. Ей захотелось коснуться его руки. Джонни находился в каком-то очень затруднительном положении.

— Что с тобой? — мягко спросила Шарлотта.

Он посмотрел на нее, словно измеряя глубину ее глаз. Шарлотта видела на его лице отражение сомнений, он явно взвешивал «за» и «против», собираясь принять непростое решение. Наконец он покачал головой:

— Неважно. Это длинная и довольно неприятная история. Не хочу портить ею нашу встречу. Но именно «Амстердамская восьмерка» и заставила меня подать прошение об отставке. Именно из-за этого я потерял вкус к шпионским играм.

— И поэтому ты захотел встретиться со мной сегодня? Чтобы сказать, что ты больше не работаешь на АНБ? — спросила Шарлотта, отлично зная, что это не так. Было что-то еще, и ожидание заставляло ее сердце биться сильнее.

Джонатан теперь изучал хрустальный стаканчик для хлебных палочек, стоящий на столе.

— Шарлотта, — многозначительно начал он, — я должен тебе что-то сказать.

Она ждала. Затаив дыхание, скрепя сердце, ждала.

— Я собираюсь жениться. Я встретил ее около года назад…

Шарлотте показалось, что весь мир вокруг нее разбился вдребезги, словно взорвалась бомба.

Она уставилась на него, пытаясь переварить услышанное, и, когда эта новость обрушилась на нее со всей силой, ей захотелось крикнуть: «Как ты можешь жениться на другой?! Наши души едины, Джонни, мы сиамские близнецы, сросшиеся сердцами! Разве не договорились мы, когда наш пульс бился в унисон, что либо будем вместе, либо каждый из нас проведет жизнь в одиночестве? Откуда же взялась эта третья?»

Ей хотелось выплеснуть вино ему в лицо.

— Ее зовут Адель, — начал Джонатан, словно прочитав ее мысли, но Шарлотта резко поднялась, так что ножки ее стула заскрежетали по деревянному полу.

— Поздравляю.

— Чарли! — в его голосе слышалась мольба, но Шарлотта не обратила на это внимания.

— Спасибо за ленч. — Она схватила коробочку с шелковым шарфом и стеклянными колокольчиками, каким-то образом нашла выход, выбралась на тротуар и пошла прочь по залитой слепящим солнцем улице.

Больше она его не видела…

Теперь Шарлотта смотрела, как Джонатан снова берется за сотовый телефон, как уверенно набирает номер, и подумала: «Джонни, ты сказал, что знал о бабушкиной смерти. Так почему же ты не написал мне? Или хотя бы не послал телеграмму? Неужели ее смерть так мало значила для тебя? Или это потому, что десять лет назад я просто встала и ушла из того итальянского ресторана?»

Ее пальцы коснулись медальона династии Цин, и Шарлотта подумала о заключенной в нем силе. Неужели то, что она надела украшение, торопливо собираясь ехать после звонка Десмонда, это простое совпадение? Ведь она не носила его многие месяцы.

Нет, это не совпадение. Это знак…

Вдохнув, Шарлотта подошла к витрине с макетом магазинчика в Чайнатауне, где торговали травами. Все было как в жизни: прилавок, полки, весы и счеты, множество трав и минералов, составляющих лечебные смеси. Бутылочки с угрями в растворе, корни, сухие листья, ветки и цветы, мешки с корой, специями, рисом, банки с сушеными скорпионами, змеями и жуками. Множество бальзамов, эликсиров, лечебных и восстанавливающих силы настоек. И на одной из верхних полок спит крупная персидская кошка…

Пока Шарлотта рассматривала старинную лавку, из компьютера раздался сигнал. Пришло сообщение по электронной почте. Она повернулась:

— Что там?

— Иди сюда, кажется, еще одна видеопленка.

Шарлотта ожидала снова увидеть интерьер своего дома, но с удивлением заметила, что съемки велись на улице. Камера показывала мокнущие под дождем дома.

— Это правда или опять… — начала было Шарлотта. — О боже!

— Что?

— Это дом Наоми! Джонатан, это снимали напротив дома Наоми! — Она схватила его за запястье. — Ты можешь сказать, это живая съемка или монтаж?

— Подожди. — Джонатан сел и начал работать. Пока они ждали, Шарлотта увидела, как к дому подъезжает знакомая машина.

— Это Наоми!

— Черт, — прошептал Джонатан, когда в окошке высветился адрес посредника. — Могли прислать откуда угодно. Я не могу узнать, настоящая ли это съемка.

Они смотрели, как Наоми выходит из машины, потом, держа шаль над головой, бежит по дорожке к своему розовому оштукатуренному дому, окруженному азалиями и древовидными папоротниками.

— Что-то должно произойти, Джонатан. На этот раз все реально. — Шарлотта потянулась к телефону.

— Почему ты так уверена?

— Мы с Наоми сегодня вместе пили кофе, перед тем как она отправилась в колледж. Она была в той же одежде.

Джонатан взялся за свой сотовый телефон.

— Как позвонить в полицию?

— Лучше набери девятьсот одиннадцать.

— А если это еще одна ложная тревога? Ты уже однажды напрасно подняла панику.

Их глаза встретились.

— Позвони оператору. Попроси соединить тебя с полицейским управлением Палм-Спрингс.

Шарлотту так трясло, что она неправильно набрала номер, затем попыталась еще раз. Ожидая ответа, она смотрела, затаив дыхание, как ее подруга остановилась перед входной дверью, порылась в сумочке и вынула связку ключей. Вот Наоми воткнула ключ в замок, повернула ручку, и, как только дверь распахнулась, из дома метнулась какая-то черная тень и полетела по дорожке. Наоми развернулась, вскрикнула…

В этот момент кто-то в участке снял трубку.

— Да, офицер, — быстро заговорила Шарлотта, — я хочу сообщить…

И в следующую секунду они увидели вспышку яркого света. Окна на фасаде вылетели, языки пламени вырвались в открытую дверь, и огненный шар взорвался в ночном небе.

Глава 22

1925, Сан-Франциско, Калифорния

Очевидно, вор подумал, что оставил меня ни с чем. Он унес мои изумруды и американские доллары, жемчужное ожерелье и нефритовые серьги. Но он оставил на кухне еду, травы, притирания, масла, необходимые для моих лекарств, бутылочку маминого тонизирующего вина, баночку с ее секретным бальзамом и два моих старинных чайника. Неужели этот безумец думал, что изумруды дороже лекарств?

Когда я отправилась в ювелирный магазин, я взяла все документы с собой, полагая, что мне придется предъявить доказательства того, кто я такая. Так что я осталась без гроша, но с документами, моей фотографией в миссионерской школе и письмом, которое мой отец написал моей матери.

Я рассказала миссис По об ограблении. Она спросила, могу ли я по-прежнему платить за квартиру. Я ответила утвердительно, но разве она не собирается заявить об ограблении?

— Кому? — спросила домохозяйка.

Вор также не взял мои шелковые платья, дорогую обувь и сумочки. Их я продала, а на вырученные деньги купила еще трав, минералов, смесей, фильтр, горшки, весы, марлю, толкушку, баночки, бумагу и бечевку. Глупый грабитель не взял самое ценное — маленькую книжечку, куда мама записывала рецепты всех своих лекарств.

Хозяйка еще раз пригрозила мне:

— Никаких мужчин.

Судя по всему, она думала, что все девушки, живущие в этом районе, — проститутки.

С тех пор я начала готовить лекарства и продавать их жителям Чайнатауна. И все-таки главным в моей жизни было не это — я продолжала искать своего отца.

Для начала мне требовалось выяснить, как пишется его фамилия. Я только слышала, как ювелир произнес ее. Вариантов было несколько: Барклей, Барклэй или даже Барклай? Но у кого мне было это узнать? Я не могла больше вернуться в ювелирный магазин или спрашивать у полиции. Мой отец казался мне таким же недосягаемым, как луна и звезды.

И такой же стала любовь, поразившая мое сердце в тот день в ювелирном магазине.

Проходили дни, недели, месяцы, а я все не могла забыть дымчатые глаза и улыбку, изогнувшую губы, и то, как молодой человек смотрел на меня, когда я вошла в магазин. Как будто его тоже пронзила молния. Моя любовь к нему росла — ужасная, запретная любовь, потому что он приходился мне братом. Каждую ночь я засыпала, видя перед собой его красивое лицо, но тут же в сон врывался голос ювелира, чтобы высмеять меня и напомнить о моем грехе:

— Вот она! Вот воровка!

Итак, они считали меня воровкой. Мне нужно было искать другой путь, чтобы встретиться с отцом.

В доме миссис По был еще один жилец — мистер Ли, художник, писавший кисточкой китайские картины для туристов. Молодой человек с мягким голосом. Когда мою квартиру ограбили, он предложил мне помощь, но я не могла принять его благотворительность. Как-то вечером я возвращалась домой и поднималась по лестнице с тяжелой корзиной лекарств в руках. Я пыталась их продать на улицах Чайнатауна. Мистер Ли взял у меня из рук корзину и донес ее до моей двери. Он предложил мне зайти к нему и выпить чаю. Он рассказал мне о себе. Мистер Ли был родом с Гавайских островов и надеялся привезти свою семью в Калифорнию. Я тоже рассказала о себе и не забыла упомянуть, что ищу одного человека.

Вот тогда-то я и узнала, что все люди, у которых есть телефон, перечислены в городском справочнике. Мистер Ли показал мне его, и я с большим волнением прочла фамилии, перечисленные там. В списке не оказалось Барклэев и Барклаев, но зато там были Барклеи!

Я не обнаружила среди них Ричарда Барклея, но я все равно переписала адрес. Возможно, эти Барклеи как-то связаны с ним и расскажут мне, где я смогу найти отца. И я снова осмелилась выйти за пределы Чайнатауна.

Дом, на который я пришла взглянуть, выглядел как жилище богатого человека. Это был особняк на холме. Я увидела большие окна, колонны, лужайки и сады, вид на залив, и подумала, что мой отец должен жить именно в таком доме.

Когда я стояла на тротуаре, заглядывая через чугунную ограду, ко мне подошел полицейский и строго спросил, что я здесь делаю. Я не сказала ему правды: разве он поверил бы мне? Я ответила, что просто любуюсь. Он велел мне:

— Проходи.

С тех пор я не раз возвращалась к дому на холме. Моя уверенность в том, что этот дом принадлежит моему отцу, росла.

Однажды я стояла на углу, думая о том, как мне осмелиться подойти к двери. И тут я увидела, как выехал из гаража позади дома автомобиль. Он медленно плыл по длинной подъездной дорожке, у ворот машина затормозила, и я смогла как следует разглядеть человека за рулем.

Им оказался юноша из ювелирного магазина. Юноша, укравший мое сердце. Мой брат.

Значит, этот дом действительно принадлежал моему отцу. А раз так, мой отец был одним из богатейших людей в Сан-Франциско…

Разумеется, я не могла просто так подойти к дверям столь роскошного дома, но существовал и другой путь приблизиться к моему отцу. Мистер Ли был так добр, что разрешил мне воспользоваться его телефоном, показав, как надо говорить и слушать, как попросить телефонистку набрать указанный в справочнике номер.

В первый раз я услышала на другом конце женский голос.

— Резиденция Барклеев.

Я не смогла произнести ни слова.

— Простите, кто у телефона? — спросила женщина.

Я в страхе повесила трубку на рычаг, но на следующий день снова попросила мистера Ли позволить мне позвонить.

На этот раз подошла другая дама. Я продолжала молчать, и тогда она спросила:

— Ты та девушка, что украла кольцо моего мужа? — Ее голос звучал холодно и резко. Я повесила трубку.

Мистер Ли, как всегда спокойный, предложил мне позвонить в другое время дня, когда дамы будут дома не одни. Поэтому я вернулась в его магазинчик вечером, и на этот раз ответил мужской голос:

— Гидеон Барклей у телефона.

Я молчала.

— Алло? Кто это? — Он помолчал. А потом спросил намного мягче: — Вы девушка из ювелирного магазина?

Я хотела заговорить, даже открыла рот, но голоса не было. Я могла думать только об оскорбившем меня полицейском, о служанках и домохозяйках, которые смотрели на меня с неодобрением, обо всех тех обидах, что мне нанесли в этом большом городе. Я положила руку на грудь, где было кольцо моего отца — тяжелое, внушающее уверенность. Единственная его вещь, которую у меня никто никогда не отнимет!

— Вы что-нибудь узнали? — спросил меня мистер Ли, когда я молча повесила трубку.

Да, кое-что я узнала. Гидеон. Моего брата зовут Гидеон.

Я написала письмо преподобному Петерсону, сообщив, что со мной все в порядке и я нашла семью моего отца. Я спросила у него, жива ли моя мать и если нет, организовали ли ей достойные похороны. Меня вдруг начал мучить страх. А вдруг она не умерла? Какая же дочь бросает больную мать?

Письмо вернулось нераспечатанным. На нем женским почерком было написано, что преподобного Петерсона перевели в другую миссию на юге Китая. Так я и не узнала, умерла ли моя мать. Или так и живет где-то, больная, одинокая.

А между тем мои лекарства не продавались. Каждый день я выходила на улицу с плетеной корзиной и кричала:

— Хорошее здоровье на продажу! Долгая жизнь за двадцать пять центов! Чай, приносящий удачу, всего за десять центов!

Но я узнала, что многие из лекарств моей матери уже известны китайцам. Они сами готовили их дома. Я узнала также, что люди не покупают того, чего не знают, что они привыкли приобретать знакомые вещи. Я зашла в магазин трав и увидела, что все полки заставлены красно-золотыми коробочками компании «Красный Дракон». Все в Чайнатауне покупали лекарства и чай этой фирмы. Для новичков места не нашлось.

В конце концов мне пришлось наняться в прачечную миссис По, чтобы заработать деньги. Я тратила деньги на покупку новых составляющих для моих лекарств, которые готовила на электрической плитке поздно ночью. Взвешивала, смешивала, толкла, взбалтывала, кипятила. Я так верила в лекарства моей матери, что не сомневалась — полоса испытаний не продлится долго.

Когда я не смогла больше оплачивать комнату над прачечной, я перебралась в подвал. Окна в моей комнатушке не было, а мое жизненное пространство измерялось пятью шагами в ширину и шестью в длину, при условии, что пятка приставлялась прямо к пальцам. Кроватью мне служил жесткий матрас на полу. Жизненные обстоятельства становились все хуже, и я спускалась все ниже под землю. Пожилые соседи, живущие в комнатах в подвале, говорили, что ниже только могила.

Но я не собиралась терять надежду. Я не собиралась идти в местную церковь за обносками, не собиралась просить милостыню, потому что моя мать учила меня, что лучше смерть, чем выпрошенная чашка риса. В Чайнатауне были добровольные общества помощи нуждающимся, но их составляли кланы. Иммигранты из Гонконга и Шанхая, Кантона и Пекина, крошечных деревень внутренних провинций Китая обращались в общество, принадлежавшее их клану, и получали помощь. Но я приехала из Сингапура, я не была стопроцентной китаянкой, так что оказалась парией даже в Чайнатауне.

Когда у меня не оставалось денег на еду, я отправлялась на задворки ресторана мистера Вон Ло, где подружилась с поваром. Он давал мне остатки еды, приготовленной им в этот вечер, — куриные косточки с хрящиками, рыбья чешуя, отрезанная ботва от овощей, тоненькая бумажная кожура лука, капустные кочерыжки. Я кипятила все это на моей маленькой плитке и каждый вечер готовила себе суп.

Народ на улицах по-прежнему оставался глух к моим призывам, и я решила предложить один из своих бальзамов миссис По, у которой руки разъедал отбеливатель. Я была уверена, что, если бы мне удалось убедить ее попробовать мои лекарства, они бы ей понравились. И тогда моя домовладелица рассказала бы о них своим клиентам и друзьям. Так что однажды я протянула ей маленькую стеклянную баночку с бальзамом по рецепту моей матери.

— Как это называется? — спросила миссис По.

Я про себя называла его «Лекарство для американца, который не знает, кто он такой».

— У него нет названия, — ответила я.

— И зачем оно?

— Оно лечит кожу, — сказала я.

— А что еще?

— Больше ничего.

— Пф! Тратить деньги на лекарство, которое лечит только одно? — Миссис По показала мне баночку с «Небесной мазью Красного Дракона». — Читай этикетку! — с гордостью сказала она. Я повиновалась — и не могла поверить своим глазам. Мазь лечила множество болезней — от болей в горле до геморроя. — Конечно, она не всегда срабатывает, — добавила миссис По. — У мужа голова все болит. Я говорю ему, используй больше мази, всю банку, тогда боль уйдет.

Я предложила ей бутылку эликсира моей матери.

— Пусть ваш муж попробует это.

— У меня есть кое-что получше! — Миссис По достала из-под прилавка изящную красную бутылочку с золотыми буквами. Я попробовала напиток; она увидела выражение моего лица и заметила: — Горькое лучше лечит. Раз ты этого не знаешь, значит, твои лекарства плохие.

Но моя мать всегда говорила: «Угоди языку — и желудку тоже понравится».

Я расстроилась. Миссис По олицетворяла собой весь Чайнатаун, тех людей, которым я собиралась продать мои лекарства. Если я не смогла убедить ее, то как я смогу убедить тысячи других?

Я потратила драгоценные деньги и купила продукцию «Красного Дракона», чтобы самой попробовать ее. Я выяснила, что чаи у них горькие, от бальзамов плохо пахнет, а травы низкого качества. Судя по всему, люди покупали эти снадобья лишь потому, что так делали окружающие! Я также заметила, что «Красный Дракон» одним лекарством лечил от множества болезней. У прагматичных и экономных китайцев наибольшим спросом пользовалось то лекарство, которое лечило от многих болезней. Зачем покупать шесть лекарств от шести болезней, когда можно купить одно от всех сразу за ту же цену?

Я разложила на полу препараты «Красного Дракона» и гадала, как одно лекарство может лечить столько болезней. Вот мазь, которая «улучшает силы, изгоняет червей, охлаждает горячие кишки, горячит кровь и рассасывает бородавки». А чай «предупреждает хандру, облегчает зубную боль, лечит от нарушения менструации, восполняет недостаток инь». При этом на пакетиках не написано ни слова, какие травы они содержат. Но для покупателей это не имело значения.

Я вспомнила бальзам моей матери, который не взяла миссис По. Это был очень простой рецепт — ментол, воск, эвкалипт, вазелин и камфора, чтобы лечить синяки, раны или порезы на коже. Бальзам действовал быстро и хорошо, но его не покупали. Может быть, добавить другие ингредиенты, чтобы лечить еще какие-либо болезни?

Пытаясь разрешить эту задачу, я скребла полы для мистера Чиня и кастрюли для Вон Ло, пока мои руки не начинали болеть и кровоточить. Я гладила для миссис По и выполняла поручения покупателей, пока не выбивалась из сил. На заработанные деньги я покупала новые травы и смешивала их с моим бальзамом. Я добавила миндальное масло для смягчения кожи и измельченных цикад против кожной аллергии, цветы хризантемы против нагноений и корни куцзу, чтобы облегчить боль в мышцах, ревень для снятия отеков и селенит против ожогов. Я работала ночи напролет над горячей плиткой, пытаясь найти нужную пропорцию: положишь слишком много — и моя мазь станет ядовитой, слишком мало — она не принесет пользы. Я купила маленький будильник с громким звонком, чтобы спать, пока кипят мои плоды гардении, просыпаться вовремя, чтобы процедить отвар, добавить еще воды, прокипятить, а если успею — еще немного поспать.

Когда мне не на что было купить траву, я работала в торговой компании мистера Хуана, чтобы заработать денег. Я стояла у его задней двери в полночь, чтобы принять важный груз трав из Китая, потом всю ночь сортировала и проверяла их, выбирала грязь и посторонние примеси и не годящиеся для лекарств части растений. Я отделяла цветы, листья, корни, мыла и сушила их, потом раскладывала для утренней проверки мистера Хуана. За это я получала мерку юннань бай яо, которую еще называли «горной глазурью», сильнодействующего средства, останавливающего кровь и быстро заживляющего раны.

Я добавила много новых компонентов в бальзам моей матери. Однако как проверить, будут ли они работать все вместе?

Мне необходим был пациент. Миссис По не доверила мне свои израненные руки, ее муж предпочитал мучиться от мигрени, мистер Хуан вежливо отклонил предложение вылечить его экзему, а мистер Ли был абсолютно здоров.

В конце концов остался только один способ проверить действенность нового средства. Я обожглась сама! Приложив мой бальзам к больному месту, я стала выяснять, что действует, а что нет, увеличивая долю одного ингредиента, уменьшая содержание другого. Когда у меня лопнул волдырь, я сделала новую порцию бальзама, добавив туда дурман — хорошо действующее наружное обезболивающее. Волдырь подсох и исчез. Наконец, после многочисленных опытов над собой мой новый бальзам лечил ожоги, успокаивал зуд, облегчал боль. Мне казалось, что я создала отличное средство.

А потом пришла миссис По и сказала, что есть человек, которому нужна моя комната. Человек с деньгами. Она велела мне убираться. Я стала умолять ее, сказала, что у меня есть новое лекарство, которое мне наверняка удастся продавать на улице.

— Два дня! — ответила домовладелица, подняв вверх два растопыренных пальца.

Я никогда еще не была так голодна.

Даже в самые тяжелые времена в Сингапуре, когда у матери не было пациентов и тонизирующего эликсира на продажу, я так не голодала, как в те дни в Чайнатауне.

Я пробиралась сквозь толпу на Грант-авеню со своей корзинкой, зазывая покупателей, и старалась не смотреть на витрины с едой, потому что мой рот наполнялся слюной при виде утки по-пекински и огромных копченых рыбин. Я дышала ртом, чтобы не вдыхать ароматы жареных в масле креветок и хрустящих цыплят, фаршированных рисом. Я старалась не смотреть, как девочка откусывает рубиновый кусок спелого арбуза, пожилая женщина бросает семечки в рот, аккуратно сплевывая шелуху, а мужчина в деловом костюме стоит у лотка с провизией и ест дымящуюся лапшу.

«Ты не должна думать о еде!» — говорила я себе.

Как-то раз пришлось остановиться на углу, потому что корзина показалась мне просто неподъемной, а голова моя вдруг стала совсем легкой. Внезапно я почувствовала на плече чью-то руку и, обернувшись, встретилась взглядом с парой серых глаз, о которых не могла забыть целый год.

— Подожди! — взмолился Гидеон Барклей. — Пожалуйста, не убегай. Я не причиню тебе вреда.

Я бы и не смогла убежать, даже если бы хотела, потому что меня словно околдовали. На нем был красивый синий блейзер и широкие белые брюки, а когда он снял шляпу, солнце заиграло на его золотистых волосах.

— Я искал тебя с того самого дня в ювелирном магазине. Это ты звонила нам домой?

Я кивнула.

— Зачем?

— Я ищу моего отца.

— Ах, вот оно что! — Гидеон пожал плечами. — Что ж, это легко осуществить. Как его имя? Я спрошу слуг, когда вернусь домой. Только я не помню, чтобы среди наших слуг когда-нибудь были китайцы…

Я молчала, а люди обходили нас, как река огибает остров.

— Ричард Барклей, — наконец произнесла я, и Гидеон уставился на меня.

— Что ты сказала?!

— Мой отец — Ричард Барклей. Чтобы доказать это, у меня его кольцо.

— Что ж, ювелир узнал кольцо. Он не мог ошибиться, потому что моя мать специально заказывала его для Ричарда Барклея. Но… как ты его нашла? Оно было на пальце у отца, когда он умер.

— Умер? Ричард Барклей мертв?

— Он утонул семнадцать лет назад. Отец возвращался из Сингапура…

— Ай-я! — воскликнула я, и Гидеону пришлось поддержать меня и помочь мне сойти с тротуара, подальше от толпы. — Умер! — повторила я по-китайски. — После всех этих лет! Мой отец мертв!

Гидеон отвел меня в подъезд, втиснувшийся между двумя магазинчиками. Лестница вела к офисам и квартирам, расположенным на верхних этажах. Здесь было темно, спокойно, нас никто не видел. Отличное место, чтобы поплакать.

— И почему все эти слезы? — спросил Гидеон, глядя, как я вытираю глаза его носовым платком.

Я рассказала ему мою историю, а когда закончила, он удивленно покачал головой.

— На какое-то время мы потеряли связь с отцом. Он уехал по делам в Сингапур, и много недель мы не имели от него известий. А потом вдруг мама получила телеграмму, что этим же вечером он отплывает в Сан-Франциско. Но пароход утонул во время шторма в Тихом океане, все пассажиры и экипаж погибли. Мы думали, что кольцо было с ним. Но ты говоришь, что он отдал его твоей матери?

Я искала на лице Гидеона признаки недоверия и увидела их. Он не поверил моему рассказу. Он думает, что я украла кольцо его отца. Но у меня было доказательство, способное изменить его мнение — письмо, которое его отец написал моей матери. Но его нельзя было показывать другим, это письмо двух любовников. Я пообещала матери, что покажу его только Ричарду, чтобы доказать ему, кто я такая. Но даже его сыну не следовало видеть это письмо, хотя тогда бы он понял, что я не лгу.

Существовала и еще одна причина, по которой я не могла показать письмо Гидеону. Там было кое-что, что ранит Гидеона и причинит ему боль. А этого я не хотела.

— Как тебя зовут? — мягко спросил он.

Я ответила.

— Совершенная Гармония — хорошее имя для совершенно очаровательной девушки. — И вдруг он преподнес мне неожиданный подарок. Он сказал, что хочет купить мне день!

Он рассмеялся над моим смущением, откинув голову назад и показывая ровные белые зубы.

— Нет, — сказал он, — я не собираюсь покупать тебе воскресенье, которое бывает перед понедельником. «Сандэй» — это десерт из мороженого. Его название просто похоже на слово «воскресенье». Держу пари, что ты никогда такого не ела. Это вкусное лакомство с орехами, взбитыми сливками и вишенкой наверху. В следующем квартале есть аптека.

Он снова удивил меня, когда взял мою корзину и поднял на плечо. Ай-я! Мужчина несет женскую ношу. Люди смотрели на него, но мой брат, казалось, не обращал на них внимания.

Я спросила, для чего нужен этот «Сандэй», а он ответил, что его нужно есть. Я снова задала вопрос:

— А что он лечит? Излишек ян? Или жар во внутренностях?

— Мороженое ничего не лечит. Это просто вкусно.

— Тогда почему его покупают в аптеке?

Гидеон снова рассмеялся и еще раз шокировал меня, взяв под руку. Но потом я вспомнила, что он мой брат, следовательно, имеет право ко мне прикасаться. Однако его прикосновение волновало. На мне был свитер с длинными рукавами, но я чувствовала, как тепло его пальцев обжигает мою кожу. Я ощущала, как его рука сжимает мою жестом собственника, приятным и одновременно пугающим. Я уверяла себя, что иду за ним из вежливости, но сердце мое радостно летело за любимым.

Аптека оказалась совсем непохожей на китайский магазин трав: просторное помещение с высоким потолком, а все лекарства выставлены в стеклянных витринах или на полках. Я не увидела мешков или корзин с травами, никаких весов, никаких карт с указанием основных точек человеческого тела. Все было безукоризненно чисто.

Я подошла поближе к стеклянной витрине, потому что меня интересовала западная медицина, и принялась рассматривать лекарства, выставленные под стеклом. Меня изумили их чудные названия «Анти-катар», «Газ-экс», «Дис-пепсо»… Очень неприятно звучащие названия. Вероятно, плохие названия выводят из организма плохие болезни.

Гидеон между тем купил пастилки от кашля и подвел меня к маленькому столику около «содового фонтана». Я очень остро ощущала неодобрительные взгляды других посетителей, но мой брат либо ничего не замечал, либо не обращал на них внимания. Я достаточно долго прожила в Сан-Франциско, чтобы понять значение этих взглядов. Они говорили: белый мужчина с китаянкой.

Гидеон подвинул мне стул, уселся сам, снял мою корзину с плеча и поставил на пол. Столик был очень маленький, с мраморной крышкой, на тоненьких металлических ножках, а стулья весьма неудобные. Вероятно, не предполагалось, что мы засидимся здесь долго.

— Как идут дела? — Гидеон посмотрел на мою корзину.

— Прекрасно, удача на моей стороне, — ответила я, машинально пряча потрепанные рукава.

Брат посмотрел на мой скромный товар — плоские бутылочки среди пакетиков из коричневой бумаги, перевязанных бечевкой, и многочисленные банки из-под джема, в которые я разложила мой новый бальзам. Он улыбнулся и пошутил:

— Тебе нужна хорошая мужская помощь.

Я не поняла его слов, но он очень забавно их произнес. А поскольку он засмеялся, я рассмеялась тоже и быстро прикрыла рот рукой.

— У тебя прелестный смех, Гармония. Не прячь его.

И тут я увидела, что Гидеон рассматривает мое платье — шелковое, но местами протершееся, застежка из тесьмы починена разноцветными нитками, воротник-стойка обтрепался. И еще свитер с длинными рукавами, продранными на локтях.

— Ты очень бледная, — заметил он. — Ты достаточно ешь?

— Больше, чем могу съесть, — бодро ответила я, хотя не ела с позавчерашнего дня. — Мне приходится отдавать остатки: еды слишком много.

Гидеон знаком подозвал официанта.

— Предлагаю тебе попробовать здешний горячий шоколадный соус. Они добавляют туда виноград, поэтому он совершенно особенный.

Мой желудок вдруг громко заурчал, и я смущенно прижала к нему руку. Гидеон рассмеялся, потом взглянул на мою руку, и его улыбка увяла. Я взглянула тоже и, к своему ужасу, увидела, что длинный рукав свитера задрался, выставив на его обозрение повязку на запястье.

— Ты поранилась?

— Это пустяки.

Он протянул руку.

— Дай-ка взглянуть.

Лицо у меня горело, а сердце бешено колотилось. Когда его пальцы коснулись моих, я почувствовала, как жар проник мне в кровь и побежал по венам. «Он мой брат! — говорила я самой себе. — У нас один отец». Гидеон отодвинул рукав и увидел недавние следы от ожогов и укусов. Он нахмурился и спросил:

— Что это такое?

Я рассказала ему о бальзаме и о том, как я его испытывала на себе, проверяя, что работает, а что нет.

— Господи, — выдохнул Гидеон, — ты в самом деле ставишь опыты на себе?!

— А на ком же мне еще экспериментировать?

— И все из-за этого проклятого бальзама?

Я посмотрела в глаза Гидеону Барклею, и мне вдруг захотелось облегчить душу.

— В Чайнатауне полно лекарств, люди покупают только те, что обещают больше. Но эти лекарства лгут! Они не делают того, что написано на этикетке. Люди тратят деньги, идут домой и не могут вылечиться. А лекарства моей матери действительно могут вылечить, но как мне убедить людей, если они привыкли к товарам «Красного Дракона», а я в Чайнатауне новичок и всего лишь девушка?

Я замолчала, потому что, хотя Гидеон и доводился мне братом, он все равно оставался для меня чужим мужчиной, а я не привыкла подолгу говорить с мужчинами.

— Я хочу, — уже более сдержанно добавила я, — создать лекарство, которое сможет купить любой и которое поможет всем.

— Звучит довольно амбициозно! — Гидеон снова посмотрел на мою повязку и нахмурился. — Но есть способы лучше, чем ставить опыты на себе. Как твоя семья позволяет тебе это?

— У меня нет семьи.

Он с ужасом посмотрел на меня.

— Господь всемогущий, ты хочешь сказать, что живешь одна? Но ты же не можешь быть старше, чем… Кстати, сколько тебе лет?

Должна ли я сказать ему правду, что мне семнадцать? Или сказать то, что указано в моих документах, что мне девятнадцать?

— Прости, — извинился он прежде, чем я успела ответить. — Я не должен был спрашивать об этом.

Он замолчал и долго смотрел на меня — сначала серьезно, потом в его взгляде появилось замешательство. Я почувствовала, как меняется выражение и моего лица, и, когда Гидеон улыбнулся, я улыбнулась тоже, словно мы достигли согласия, не произнеся ни звука. Это заставило меня вспомнить слова моей матери о ней и моем отце. «Когда я ухаживала за ним в комнате над магазином шелковых тканей мадам Ва, мы разговаривали глазами», — говорила моя мать.

В то время я не знала, что это значит. Но теперь, когда мои глаза встретились с глазами Гидеона, я поняла.

— Ты можешь рассказать мне о моем отце? — спросила я. — Я ведь никогда не видела его.

— Я тоже почти совсем не знал его. Когда он уехал в Сингапур, мне было пять.

Но имелось еще кое-что, о чем мне хотелось узнать.

— Там, в ювелирном магазине…

— Ах, это! Я прошу прощения за появление полицейского. Честное слово, я не знал, что он там!

— Я не об этом. Там с тобой рядом стояла девушка… Блондинка, очень хорошенькая.

— Да, Оливия.

— Она… твоя сестра? — В тот момент я почувствовала, что мне очень хотелось бы иметь сводную сестру с желтыми волосами и белой кожей.

— Нет, просто наши семьи дружат. Я знаком с Оливией… Так, дай мне подумать. Она пришла ко мне на тринадцатилетие, так что я знаком с ней десять лет. Сейчас ей семнадцать. Разумеется, в то время разница между нами была куда существеннее, чем сейчас, но с тех пор мы стали хорошими друзьями, — добавил он с улыбкой.

«Хорошими друзьями?» — хотелось мне переспросить.

— Можно мне посмотреть на кольцо отца? — неожиданно спросил Гидеон и, заметив мою нерешительность, успокоил меня — Не волнуйся, я не собираюсь его у тебя отнять.

Я вытянула цепочку из-под платья, и Гидеон наклонился ближе, чтобы рассмотреть кольцо.

— Да, оно принадлежало моему отцу, все верно. Точно такое, каким я его помню…

Пряча мою реликвию под платье, я поймала странный взгляд Гидеона.

— Прости, что я так говорю, но мне не кажется, что ты просто купаешься в деньгах. Я хочу сказать, что выглядишь ты очень бедно.

Его слова обидели меня, но я не думаю, что он это понял. Молодой человек говорил прямо, как все американцы. Китаец так никогда бы не сказал.

— Ты можешь продать это кольцо и получить много денег, — заметил Гидеон.

Я в ужасе посмотрела на него.

— А ты бы продал единственную вещь, оставшуюся тебе от отца? — спросила я.

И тут я заметила что-то в его глазах… Как будто он получил ответ на вопрос, который тревожил его. В это мгновение я поняла, что Гидеон Барклей привел меня сюда, потому что считал воровкой, укравшей кольцо его отца! Он заманил меня в эту аптеку, пообещав купить мороженое, чтобы постараться вернуть кольцо. Но теперь я знала, что Гидеон наконец поверил в мою историю.

— Ты, кажется, и в самом деле дочь моего отца, — негромко произнес он.

— Почему ты веришь мне сейчас и не верил раньше?

— Прости меня, но ты выглядишь так, как будто не ела как следует несколько недель. И твой наряд явно знавал лучшие времена. А эти лекарства… — Он кивком указал на мою скромную корзинку. — Я не верю, что твой бизнес и в самом деле процветает. Могу поспорить, что ты не живешь в дорогом отеле. Я прав?

— Я не могу просить большего, чем имею, — ответила я, пытаясь представить, как повела бы себя моя мать в такой кошмарной ситуации.

Гидеон вдруг нагнулся и коснулся моей руки, улыбка снова осветила его лицо.

— Если бы ты украла кольцо, то уже давно продала бы его. Тот факт, что ты его сохранила, означает только одно: оно тебе дороже жизни. Следовательно, ты говоришь правду.

Меня внезапно охватило волшебное чувство. Сын Ричарда Барклея, мой брат, принял меня!

— Ты должна пойти со мной, — решительно произнес он. — Ты можешь переехать к нам и жить с нами!

Какое-то мгновение я испытывала невообразимое счастье. «Да, да, да! — хотелось мне крикнуть. — Я пойду с тобой и буду жить в доме моего отца!»

Но уже через секунду я вспомнила резкий холодный голос в телефонной трубке: «Это ты — та девушка, что украла кольцо моего мужа?» Голос обвинял меня, а я даже не успела слова вымолвить в свое оправдание. Но как я могла сказать Гидеону, что не думаю, чтобы его мать с радостью приняла в своем доме ребенка ее мужа от любовницы-китаянки?

Когда Гидеон заметил выражение смущения, а может быть, и страха на моем лице, он сказал:

— Нам некуда спешить, у нас еще полно времени, чтобы об этом подумать. — Он словно пытался успокоить меня.

— А у тебя есть фотография отца? — спросила я.

— Разумеется, есть!

Гидеон сунул руку в карман и достал бумажник. Пока он перелистывал снимки в пластиковых кармашках, я заметила фотографию блондинки Оливии. «Только друг», — сказал он о ней. Но станет ли человек носить фотографию «просто друга» в своем кармане?..

— Вот она! — Гидеон перегнулся через стол и показал мне снимок. — Мы все втроем на пляже.

Я нагнулась ближе к Гидеону и зачарованно смотрела на фотографию. На моем отце была шляпа, лицо пряталось в тени. Гидеон, еще совсем маленький, не слишком меня заинтересовал. Но меня притягивало лицо женщины. Она не улыбалась, словно хотела мне сказать через все эти годы: «Ты и твоя мать не получите моего мужа!»

Гидеон долго, внимательно смотрел на меня, потом проговорил:

— Оставь кольцо у себя, Гармония. Я придумаю, что сказать матери.

Внезапно он начал вытаскивать из бумажника банкноты.

— Ай-я! — воскликнула я. — Я не приму милостыню, даже от брата!

— Да ладно тебе! — Он попытался сунуть мне в ладонь деньги.

От стыда я потеряла дар речи. Когда он это заметил, то убрал деньги и некоторое время молча смотрел на меня.

— Я никогда не встречал человека, похожего на тебя, — наконец произнес мой брат. — Если ты похожа на свою мать, то я понимаю, почему мой отец… — Он покраснел и резко выпрямился. — Почему нас не обслуживают? — Он махнул рукой официанту. — Умираю, как хочу мороженого! Ага, вот он идет. — Гидеон повернулся ко мне, и его улыбка разбила мне сердце. — Совершенная Гармония… — задумчиво повторил он. — А как звали твою мать?

— Мей-лин, что означает «Красота и Ум».

— Китайцы умеют давать красивые имена. Когда я последний раз был в Гонконге на строительстве железной дороги… Это моя профессия, я инженер. Ну, — он усмехнулся и покраснел, — по правде сказать, я еще только учусь!

— Ты будешь водить поезд?

— Что? О господи, нет! Я строю дороги, мосты, дамбы… Меня посылают туда, где есть филиалы крупных компаний, в основном — в Юго-Восточную Азию. Оловянные шахты, каучуковые плантации и все такое. Ну ладно, в общем, я ужинал в ресторане, который назывался «Пагода на улетающей горе». Американец обязательно назвал бы его «У Гарри»!

Официант наконец подошел к нашему столику, и я сразу заметила по его лицу, что что-то не так. В аптеке было не так много посетителей, но он не торопился обслужить нас и даже сейчас подошел неохотно. Я поняла почему. И Гидеон тоже понял — во всяком случае, так мне показалось.

Он обратился к официанту:

— Мы хотели бы сделать заказ.

Однако мужчина ничего не ответил, не спросил, чего бы мы хотели, ничего не порекомендовал, и Гидеон поинтересовался:

— Есть проблемы?

Официант взглянул на меня и откашлялся.

— Если есть проблемы, я бы хотел услышать какие, — медленно произнес Гидеон; он все еще улыбался, но я видела, что это лишь маска, которая спрятала нарастающий гнев.

— Наш управляющий установил правила, сэр, — произнес официант. — Мне очень жаль, но я ничем…

— Принесите нам два шоколадных «Сандэя» и два лимонада со льдом, — ровным голосом приказал Гидеон.

Официант снова откашлялся:

— Послушайте, мы не хотим неприятностей…

— И у вас их не будет, если вы принесете наш заказ. Два шоколадных «Сандэя» и два лимонада со льдом.

Я вмешалась:

— Прошу тебя, Гидеон, я совсем не хочу есть…

Но он уже рассердился.

— Гармония, это принципиальный вопрос. Эти ублюдки так себя ведут, потому что чувствуют себя безнаказанными.

Официант пожал плечами и отошел. Гидеон отправился было следом за ним, но я удержала его и сказала:

— Это правильно, что брат заступился за честь сестры, но мне здесь не место.

Прежде чем он успел ответить, я схватила корзинку и выскочила из-за стола. Гидеон звал меня, просил подождать, вернуться, но я бежала, не останавливаясь, и скоро затерялась в безликой толпе.

В ту ночь я поклялась забыть брата и мою запретную любовь к нему. Я сказала себе, что должна сосредоточиться только на том, как сделать мое лекарство еще лучше. Мой мозг должны заполнить формулы и рецепты, названия трав и минералов. Я буду думать только о правильных датах и фазах луны. Я заполню мои дни работой, а ночи полными отчаяния снами. Я заставлю себя не думать о нем — потому что буду помнить о нем всегда, он всегда будет рядом со мной…

На следующий день после скромного завтрака из рисового кекса, который дал мне повар из ресторана Вон Ло, я взяла мой бальзам, который я решила назвать «Лечит все», и пошла на улицу. Но даже теперь, когда мое лекарство действительно лечило почти все, его все равно никто не покупал!

Я поняла, что дошла до края. У меня не было еды, денег, моя домовладелица сказала, что я должна освободить комнату утром. Моя жизнь разлеталась на куски, словно облака в грозу. Почему меня преследуют такие неудачи? Может, оттого, что преподобный Петерсон ошибся и изменил мой знак с Дракона на Тигра?

Вечером я лежала на полу и плакала. Я плакала, потому что моя мать смотрела на меня с небес и видела, как низко пала ее дочь, как она несчастна.

В отчаянии я обратилась с молитвой к богине Гуань-инь. Я зажгла свечи и благовония, встала на колени перед маленькой статуэткой, которая сопровождала меня во время долгого плавания из Сингапура. Я кланялась богине, прижимаясь лбом к полу, и так отчаянно молилась, что даже не сообразила, что молюсь матери, а не Гуань-инь.

«Прости меня! — кричало мое сердце. — Я не хотела оставлять тебя, я не хотела, чтобы ты умирала в одиночестве… Я не должна была приезжать! У меня нет здесь отца, и у меня больше нет матери!»

Внезапно я услышала стук в дверь.

— Ты там? — рявкнула миссис По. — Открывай дверь!

Но мне не хотелось видеть ее сейчас. Утром будет достаточно времени, чтобы встретить печальное будущее.

— Невежливая девчонка! Шлюха! — кричала миссис По, а потом я услышала, как она затопала вверх по лестнице.

Я едва держалась на ногах от усталости и голода, но не прекращала бдение у алтаря Гаунь-инь. Моя голова вдруг стала совсем легкой, в ушах звенело. Закрыв глаза, я видела сны наяву. И тогда я услышала голос моей матери:

— Послушай, Гармония. Но слушай не ушами и не умом. Слушай сердцем. И ты узнаешь ответ.

Я задохнулась от изумления и оглядела свою скромную комнатенку. Неужели она здесь, со мной? Но почему я не вижу ее призрак?

— Какой ответ, мама? — громко спросила я.

— Слушай своими чувствами. Слушай воспоминаниями…

Я настороженно прислушалась. Из прачечной доносился шум и сердитый голос миссис По, а с улицы крики, джазовая музыка, шум шагов и машин по мостовой. Казалось, он не затихнет никогда. Что я должна была услышать?

Я начала всхлипывать. Я не слышала того, что хотела сказать моя мать.

— Слушай своими чувствами, доставляющими удовольствие…

Но внезапно шум воды в трубах превратился в шум леса, запах гнили в моей подвальной комнате стал запахом плодоносной земли, палочки из сандалового дерева наполнили комнату благоуханием леса в жаркий солнечный день. И вдруг так же отчетливо, как голос моей матери, я услышала другой голос — это говорил мой брат, Гидеон: «Китайцы умеют давать красивые имена».

И тут же перед моими глазами предстало, как он берет коробочку с пастилками в аптеке, и я увидела то, что не заметила тогда. Он осмотрел все, выставленное на витрине, а выбрал самую красивую коробочку и самое приятное название!

Я неожиданно вспомнила, что лекарства с неблагозвучными названиями, в простых упаковках казались выцветшими, пожелтевшими, как будто они долгое время пролежали под стеклом. Зато другие, с названиями приятными для слуха — «Мыло из слоновой кости», «Букет из Кашмира», — лежали наверху и выглядели свежими. Было ясно, что запас их постоянно обновлялся, потому что они хорошо продавались.

Попросив прощения у богини, я вскочила на ноги и подошла к моим лекарствам, высыпая содержимое баночек обратно в горшок и снова нагревая смесь. Я добавила немного розового масла, пока божественный аромат не перебил запах камфоры и пчелиного воска, а сок раздавленных волчьих ягод не изменил цвет с белого на нежно-розовый.

Когда смесь остыла, я посмотрела на баночки из-под джема, которые нашла на помойке. Как же я могла положить мой ароматный бальзам в такие банки?! Я огляделась — и заметила маленький керамический горшочек, который мистер Ли подарил мне на день рождения.

— Я разрисовываю такие для туристов, — произнес он тогда, и голос у него был мягким, словно шелк, который он расписывал. — Этот я не смог продать. Он нравится вам, Гармония? — И он преподнес мне его так, что я поняла — это самый красивый из всех его маленьких горшочков, украшенных цветами и птицами. И что он специально не выставил его на продажу.

Я поклялась, что никогда не продам его. Он будет отличной баночкой для моего бальзама!

Теперь я должна была придумать название. «Что-нибудь китайское, что-то милое» — так, наверное, сказал бы Гидеон. Мне не пришлось долго искать. Я решила назвать его в честь моей матери. Бальзам «Красота и Ум»! Я сделала это, потому что теперь я знала, что она умерла. Иначе как я могла услышать ее голос с небес? Я только надеялась, что она не мучилась от боли…

Аккуратно перекладывая мой ароматный бальзам в новый горшочек, я вздрогнула, услышав стук в дверь. С улицы доносился шум, уже наступило утро. Я не спала всю ночь, но все равно чувствовала себя посвежевшей и помолодевшей.

Миссис По стояла на пороге с гневным выражением лица.

— Ты выезжаешь сегодня! — прокричала она. — Нам здесь шлюхи не нужны! Убирайся отсюда немедленно!

— Это для вас, — спокойно сказала я и протянула ей горшочек. — Откройте, прошу вас.

Миссис По с подозрением оглядела горшочек, заглянула внутрь, потом поднесла к носу. Было видно, что запах ей понравился.

— От чего это помогает?

— Втирайте его при болях, раздражении, укусах насекомых, ожогах, нарывах, ранах…

— О! И что еще?

— Вдыхайте, если у вас заложен нос, плохо работают легкие, сухость в горле или болит голова.

Ее улыбка стала шире.

— Можно втирать его в живот для улучшения пищеварения. А если вы помажете им у мужа под пупком, это укрепит его мужскую силу.

Миссис По расхохоталась так громко, что я увидела все ее золотые зубы.

— Я начну с мистера По! — Она хлопнула себя ладонями по бокам. — Избавлю его от головной боли, а потом сосредоточу внимание на другом! — Она еще раз внимательно рассмотрела горшочек. — И сколько это стоит?

О цене я не подумала. Если я запрошу слишком много — она вернет мне бальзам, если слишком мало — она решит, что мое снадобье ни на что не годится. Да и сам горшочек… Как я могу оценить бесценный труд мистера Ли?

— Двадцать пять центов.

Хозяйка поджала губы.

— И горшочек тоже останется у вас.

Миссис По просияла.

— Ты хорошая девочка. Уважительная. Я всегда тебя любила.

Не знаю, от голода или от радости, но я почувствовала, что в голове у меня роятся новые идеи. Я дам имена всем моим лекарствам! Эликсир я назову «Золотым Лотосом» в честь поэтессы, придумавшей его, а успокаивающие травы назову «Блаженство», потому что именно такое ощущение они и дают. Я буду продавать их соседям и людям на улице, я заработаю деньги и верну себе самоуважение. И тогда я позвоню Гидеону и скажу, что его сестра сможет увидеться с ним снова…

— Ты всегда мне нравилась, — продолжала миссис По. — Так что — ладно, пусть тот мужчина приходит к тебе.

— Какой мужчина? — удивленно спросила я.

— Ай-я! Я забыла. Он приходил несколько раз и искал тебя. А вчера вечером он оставил вот это.

Ее рука нырнула в карман кардигана и достала конверт. Я увидела на нем вензель «ГБ».

— Но я была дома!

Миссис По пожала плечами:

— Я не хотела, чтобы ты принимала клиентов у меня в подвале.

«Я столько времени искал, где ты живешь, — писал Гидеон. — „Счастливая прачечная“. Судя по всему, приятное место».

Я могла представить, как он улыбался, когда писал эти строки. Но потом Гидеон сообщал, что уезжает. Я как следует не поняла — что-то об инженерных контрактах за морем. Однако я поняла, что его корабль отплывает в восемь часов утра, и Гидеона не будет целый год. Он просил меня прийти на пристань попрощаться и написал, что будет ждать столько, сколько сможет. «Я знаю, ты не хочешь, чтобы я давал тебе деньги, — писал он, — но я знаю, Гармония, что ты нуждаешься в них. Так что позволь мне все-таки помочь тебе».

В конверте была тысяча долларов наличными. Целое состояние!

Глаза миссис По чуть не вылезли из орбит.

— Ай-я! — воскликнула она. — Какая удача для моей любимой жилички!

В конце письма Гидеон написал: «Вероятно, произошла какая-то путаница. Ты называла себя моей сестрой, но я не твой брат, Гармония. Моя мать была вдовой, а я совсем крошкой, когда Ричард Барклей женился на ней. Мы с тобой не родственники. Прошу тебя, приходи в порт и проводи меня. Я все время думаю о тебе».

Я пустилась было бежать по ступенькам к входной двери, откуда уже струился солнечный свет, но внезапно остановилась.

— Миссис По, скажите, пожалуйста, который час?

Она посмотрела на часы. Было уже за полдень.

Корабль Гидеона ушел далеко в море…

Глава 23

22.00, Палм-Спрингс, Калифорния

Шарлотта почувствовала его присутствие и подняла голову. Джонатан стоял в дверях, скрестив руки на груди, и задумчиво смотрел на нее.

Шарлотта попыталась расшифровать этот взгляд, понять, какие эмоции скрываются за ним. Ей столько раз приходилось это делать, потому что Джонатан никогда не умел выразить свои ощущения словами. Даже решившись дать ей понять, что ему нужна свобода, что он должен идти своим путем, Джонатан не смог сказать ей об этом в лицо, или по телефону, или написать в письме. Он послал сборник стихов поэтов, лауреатов премии за 1981 год, с одной-единственной строчкой на титульном листе: «Вот так я себя чувствую. Стр. 197». Он позволил поэзии выразить состояние своей души. Но сейчас Шарлотта ничего не сумела прочесть в его глазах. Он оказался слишком далеко — и не только в смысле расстояния, но и в смысле прожитых лет.

— С тобой все в порядке? — спросил Джонатан.

Она машинально кивнула — ее тело все еще не оправилось после шока, испытанного около дома Наоми.

Увидев на экране компьютера, как над домом поднялся огненный шар, они выбежали в дождливую ночь, уселись в машину Джонатана, взятую напрокат, и сумели выбраться со стоянки незамеченными. Они ехали сквозь бурю к дому Наоми в Индиан-Уэллс — и это было пыткой. Шарлотта всю дорогу молилась, чтобы увиденное ими на экране снова оказалось монтажом.

Но ее надежды разлетелись вдребезги, когда они подъехали к дому. В небо поднимался дым, сильные струи воды из пожарных машин смешивались с ливнем. Несмотря на дождь, всю улицу заполнили зеваки, и полицейский пытался не пропустить Шарлотту, пока ей не удалось убедить его, что горящий дом принадлежит ее лучшей подруге.

Дом, правда, уже не горел, а только тлел, но было видно, что он серьезно поврежден. Шарлотта отчаянно искала Наоми, когда сообразила, что дом не уничтожен, хотя и услышала, как люди кругом говорят, что владельцу повезло: ведь дождь льет как из ведра.

Когда Шарлотта увидела подругу, примостившуюся на подножке санитарной машины, то чуть не потеряла сознание от облегчения. Наоми сидела с одеялом на плечах, свежей повязкой на лбу и ошеломленным выражением лица. Казалось, она не сразу узнала Шарлотту и даже не взглянула на Джонатана, который, впрочем, почти сразу нырнул в толпу, занятый собственным расследованием.

— Наоми! — воскликнула Шарлотта. — Слава богу, ты жива! С тобой все в порядке? — Она увидела, что молодая женщина держит на руках мокрую дрожащую кошку — ту самую, что звали Джульеттой. Шарлотта села рядом с Наоми, обняла ее за плечи. — Как ты? Они позаботились о тебе?

— Привет, Чар, я в порядке. — Наоми откинула с лица мягкие рыжие волосы. — Только очень болит голова. Что-то взорвалось, и меня швырнуло на землю. Я думаю, что порезала лоб… Ты видела мой дом?

— Да, видела. О боже, Наоми, мне так жаль!

— А мне как раз только что вычистили ковры…

Шарлотта вгляделась в лицо подруги, ища признаки шока или контузии. Но когда она заглянула в большие влажные глаза Наоми, блестящие от слез, то поняла, что ее подруга просто шутит — как делала всегда в трудных ситуациях.

У Шарлотты сжалось сердце. Нежная Наоми, которая никому, ни одному живому существу не могла причинить вреда, теперь гладила вымокшую, испуганную кошку, наблюдая, как пожарные в высоких ботинках шагают по комнатам ее любимого дома! Шарлотта почувствовала боль. Видеть такой уязвимой Наоми, которая всегда была сильной — настоящей Валькирией пустыни… Ведь именно она на самом деле возглавляла штурм в ту роковую ночь в Чок-Хилле восемь лет назад! В горле Шарлотты застрял комок. «Это все по моей вине, — думала она. — Это случилось с ней из-за меня».

— Знаешь, когда я открыла дверь, Джульетта пулей вылетела на улицу и я пошла за ней, — говорила Наоми, гладя кошку по голове. — Если бы не это… — Она с трудом проглотила слюну. — А Ромео мертв. Конечно, он был просто старым слепым котом, но он не заслужил того, чтобы кончить жизнь, как спрессованная угольная пыль.

— Хочешь, я позвоню Майку?

Наоми провела испачканной сажей рукой по лбу и поморщилась, коснувшись повязки.

— Кто-то уже позвонил ему, он скоро приедет.

— Ты сможешь пока пожить у него?

— Разумеется. Ведь его дом не сгорел…

К ним подошел один из пожарных с закопченным до черноты лицом.

— Мы нашли причину пожара, мисс Моргенштерн. Огонь загорелся в кухне: вы забыли выключить газ.

Наоми растерянно взглянула на Шарлотту, между бровями у нее залегла глубокая складка.

— Я не оставляла газ включенным! Я даже не пользовалась плитой сегодня утром. Я же пила кофе с тобой, ты помнишь, Шарлотта?

Подъехал «БМВ» и остановился, заскрипев тормозами на повороте. Водитель выскочил из машины и бросился к Наоми.

— Прибыла тяжелая кавалерия, — пробормотала та, улыбаясь дрожащими губами.

Полноватый мужчина с волосами, забранными в конский хвост, в очках «бен франклин» энергично проталкивался сквозь толпу.

— Господи… Наоми… Что произошло?

— Майк, — обратилась к нему Шарлотта, — отвези ее к себе домой. И не выпускай из вида, хорошо? Присматривай за ней.

— Конечно!.. Но что… Господи, Шарлотта!

— Это был несчастный случай, — ровным голосом произнесла она, решив ни о чем больше ему не говорить. Шарлотта понимала, что Наоми может совершить что-нибудь необдуманное, если узнает, что ее дом подожгли намеренно. — Инспекторы пожарного надзора все еще раз проверят. А сейчас Наоми в шоке, и за ней надо присматривать.

— Да, конечно. Господи Иисусе!

Джонатан вернулся и отвел Шарлотту в сторону.

— Ты видишь вон то место у тротуара? — Он указал на небольшое сухое пятно посреди залитой дождем улицы. — Я полагаю, здесь стояла машина и из нее велась съемка. Я готов поспорить, этот ублюдок болтался здесь в толпе и ушел совсем недавно.

Шарлотта поняла, что Джонатан прав. Пока она смотрела, пятно уже начало исчезать под каплями дождя.

— И никто его не видел?

— В этом хаосе, когда масса людей двигается туда-сюда? Я заглянул во все машины на улице. Никаких видеокамер. — И тут Джонатан сказал нечто такое, что заставило сердце Шарлотты на мгновение остановиться. — А теперь слушай. Они говорят, что пожар был вызван газом на кухне, но это не так, они не знают причины пожара, а я знаю.

— И что же это за причина?

— Ты набрала номер Наоми, и, как только телефон зазвонил, дом взлетел на воздух.

— Что?!

— Это старый трюк поджигателей. Они подсоединяют к телефону воспламенитель, и, как только аппарат звонит, возникает искра.

— Но как он мог рассчитывать на телефонный звонок?!

— Он был уверен, что ты позвонишь подруге, чтобы предупредить ее.

— То есть он хотел, чтобы я убила ее! Джонатан, если бы кошка не выбежала на улицу…

Они посмотрели друг на друга, представляя, что бы они увидели, если бы Джульетта не выбежала на улицу.

— Мы обязаны рассказать все полиции!

— Нет. Шарлотта, если установят твою причастность к взрыву, они отвезут тебя на допрос. На это уйдут часы, а у твоего «друга» появится отличная возможность взорвать что-нибудь еще. Мы обязаны найти его, Шарлотта.

— Ох, — неожиданно выдохнула Шарлотта, глядя куда-то мимо Джонатана.

Он повернулся и увидел женщину с микрофоном, направляющуюся к ним, и оператора с камерой.

— Майк, уведи отсюда Наоми! — быстро сказала Шарлотта. — Немедленно. Мое имя и так достаточно склоняли сегодня в вечерних новостях…

— Я знаю, — мрачно отозвался он, сжимая пальцы Наоми. — Я видел. Господи, Шарлотта… Чок-Хилл!

— Если эта репортерша учует, что Наоми — моя лучшая подруга, она сможет связать Наоми с событиями в Чок-Хилле…

Шарлотте не пришлось его долго уговаривать — Майк уже поднял свою невесту на ноги.

— Я о ней позабочусь. Не волнуйся.

— Я позвоню тебе позже.

Шарлотта и Джонатан нырнули в толпу, оставив репортершу с носом, и на высокой скорости понеслись обратно в «Гармонию биотех». Шарлотта сразу вошла в здание музея, а Джонатан выключил фары и поставил машину так, чтобы федеральные агенты ее не увидели.

Войдя в музей, он увидел, что Шарлотта неподвижно стоит, уставившись на витрину. Джонатан сразу понял, что она углубилась в прошлое, потому что настоящее было почти невозможно вынести. Он подошел и взял ее руки в свои. Они оказались холодными, как лед.

— Я хочу, чтобы ты уехал, Джонатан.

Он улыбнулся.

— Это не выход.

— Он целится в людей, близких мне! Ты можешь оказаться следующим.

— Послушай, никто не знает, что я здесь. Мы просто будем и дальше держать мое присутствие в секрете, вот и все. И мы удвоим наши усилия и выясним, кто он. — Джонатан опустил глаза и посмотрел на ее тонкие руки цвета слоновой кости, которые сжимал в ладонях. Шарлотта проплакала всю дорогу назад, потом начала сердиться и только теперь немного успокоилась. Ничего удивительного: за прошедшие четыре часа неизвестный покушался на ее жизнь — правда, неудачно; ей казалось, что на ее глазах убивают экономку, а ее лучшая подруга чуть не погибла в огне. Джонатан сознавал, что никак не может уехать.

— Я хочу с ней поговорить! — неожиданно раздался громкий голос. — И я хочу говорить с ней немедленно!

Джонатан резко обернулся:

— Что…

— Это монитор. — Шарлотта убрала руки и пошла в кабинет.

Они подошли к компьютеру как раз в тот момент, когда Найт говорил:

— Не будете ли вы так любезны найти мисс Ли и передать ей, что она мне нужна?

Он стоял перед Десмондом в приемной корпорации, уперев руки в бока, подбородок его был выдвинут вперед, словно у бульдога. Десмонд казался мрачным и подавленным, глаза его по-прежнему прятались за темными стеклами очков.

— Мистер Найт, я уже сказал вам, что не имею ни малейшего представления, где моя кузина.

— Ее нет в офисе, — заметил Найт, — а ее секретарша ушла домой. Создается впечатление, что она просто испарилась!

— Я лучше пойду. — Шарлотта потянулась за своим плащом, но Джонатан остановил ее, взяв за руку.

— Ты уверена, что с тобой все в порядке? Пусть Найт немного побесится.

— Мне некогда успокаивать нервы, Джонатан. Нам необходимо работать.

Шарлотта посмотрела на компьютер, где горизонтальная линия медленно ползла по экрану, сообщая, сколько рецептов уже проверено. В маленьком окошке наверху постоянно менялись цифры, отмечая, сколько раз было найдено ключевое слово «эфедрин».

Джонатан не сомневался, что эфедрин «одолжили» из какого-нибудь другого продукта и каким-то образом ввели в состав формулы «Блаженства», «Десяти тысяч ян» и бальзама «Красота и Ум». Работа компьютера состояла в том, чтобы найти продукт, из которого взяли эфедрин, и сравнить эту формулу с формулой поддельных продуктов. После этого Джонатан смог бы проверить документацию и выяснить, кто имел доступ к формулам производившихся в тот день составов. Хотя на «Гармонии биотех» посменно работали около тысячи рабочих, найти того, кто мог и хотел подменить препараты, было не так сложно.

— У него должен быть доступ к серверу, — сказал ей Джонатан. — Это кто-то, кто имеет доступ к функции «запись новой формулы». Или по крайней мере знает пароль. Система записывает данные того, кто входил в нее, и это выведет нас на виновного. Мы его поймаем.

Шарлотта не была в этом так уверена: время стремительно уходило, группа немедленного реагирования, вызванная агентом Найтом, была уже в пути. А как только они закроют им доступ к компьютерам, Джонатан не сможет войти в систему.

— Пойду покажусь, пока он не решил отправиться меня искать. — Шарлотта натянула плащ. — Я сказала Десу, что просматриваю финансовые документы, чтобы проверить, нет ли разногласий: это могло бы указать на недобросовестного служащего. Мне лучше взять с собой какие-нибудь доказательства. Могу я войти в систему бухгалтерского учета, пока продолжается поиск?

— Просто открой еще одно окно в компьютере.

Шарлотта села за стол, нашла рубрику финансовых документов, напечатала свое кодовое имя и фразу-пароль.

«Входной пароль неверен. Пожалуйста, введите пароль», — возникла надпись на экране.

— Слишком быстро напечатала, — пробормотала она и снова ввела свою идентификацию, на этот раз печатая медленнее.

«Входной пароль неверен. Пожалуйста, введите пароль».

— Почему я не могу войти в систему?

— Дай-ка я попробую. У этих тот же пароль, что и для всей системы в целом?

— Нет. Здесь у меня пароль «Больше здоровья».

«Входной пароль неверен. Пожалуйста, введите пароль».

Джонатан нахмурился.

— Сейчас я попробую что-нибудь еще.

Он закрыл новое окно и вошел непосредственно в систему. Шарлотта ждала, нетерпеливо постукивая пальцами по столу. Наконец Джонатан откинулся на спинку стула, но почему-то молчал.

— Что такое? — испуганно спросила Шарлотта.

— Тебя исключили из списка.

— Исключили?! Ты хочешь сказать, это сделал чужак?

— Если так, — заметил Джонатан, — то перед нами куда более сложная проблема, чем просто переделанные формулы продуктов. Кому ты сказала, что идешь проверять бухгалтерские книги?

— Десмонду, Адриану и Марго. Мистеру Сунгу. Все об этом знают, Джонатан. Это может быть любой человек на фабрике…

— И один из них — убийца, — мрачно произнес он.

Глава 24

Когда Шарлотта ушла, Джонатан повернулся к мониторам камер безопасности. Десмонд Барклей по-прежнему обменивался неприязненными репликами с Валериусом Найтом, и Джонатан внимательно изучал кузена Шарлотты.

Внешне Десмонд очень изменился с тех пор, как Джонатан видел его в последний раз двадцать лет назад. Пышная шевелюра его значительно поредела, а гибкое тело атлета заплыло жирком. Джонатан задумался о темных очках Деса. Ночь, идет дождь. Зачем сейчас надевать очки от солнца?

Он смотрел, как Десмонд мерит шагами приемную в своей черной кожаной куртке. Он не снимал ее последние четыре часа, словно все время готовился уйти. Джонатан решил, что если физически Десмонд и изменился с годами, то внутри остался таким же. Золотая цепочка и кольцо на мизинце, то, как он вышагивал с важным видом перед Валериусом Найтом, довершали образ неуверенного в себе человека, которому всегда нужно доказывать собственную значимость.

Джонатан вспомнил последнюю встречу с Десмондом. Он сидел в гостиной в доме Шарлотты и ждал, пока девушка спустится вниз — они собирались отправиться в Мэнло-парк, где «Домашний компьютерный клуб» организовал встречу для обмена компьютерными деталями. Десмонд без стука вошел в гостиную в стэнфордском свитере и штанах для бега, хотя он только что окончил школу и еще не начинал учебу в университете. Он надел этот наряд, решил Джонатан, чтобы побороть мучивший его комплекс неполноценности. Десмонд никогда не упускал случая дать понять Джонатану, что он «лучше», хотя отец Джонатана был, вероятно, богаче отца Десмонда.

— Это все потому, что он приемный, — сказала как-то Шарлотта, когда Джонатан чуть не поколотил ее кузена после того, как тот заявил, что шотландцы умеют только пить виски и скандалить. Им было тогда по шестнадцать, Джонатан еще не научился усмирять свой характер, и Шарлотте неоднократно приходилось вмешиваться. — Десмонд очень неуверен в себе. Он пытается соответствовать своей семье, унижая других.

Джонатан в тот раз успокоился, решив, что не слишком весело иметь таких родителей, как Адриан и Марго Барклей. Адриан невыносимо скучен, а Марго — просто сексуальная барракуда, набросившаяся на него в бассейне. Джонатану часто приходила в голову мысль — что бы подумал Десмонд, если бы узнал, как мать приставала к его сопернику?

Потому что они всегда были соперниками, а призом являлась Шарлотта…

В тот день в гостиной у Шарлотты Десмонд возник из ниоткуда, как всегда поступали и его родители, словно они владели домом. Он оглядел Джонатана с головы до ног и усмехнулся:

— У тебя довольно бледный вид. Настоящий компьютерный хакер! — И внезапно добавил: — Ты ее никогда не получишь.

Как ни смешно, но Десмонд оказался прав.

Вернувшись к столу, Джонатан посмотрел на часы, потом сел к своему персональному компьютеру и набрал номер модема. Секунду спустя на экране появилось сообщение, что связь установлена. «Ждите ответа».

Несколько раз за прошедшие четыре часа он пытался связаться со своим партнером, но, судя по всему, Квентин ночевал сегодня не в своей постели…

По-прежнему никакого ответа — и никакой переадресовки звонка. Джонатан нахмурился. Это совсем не похоже на Квентина — вот так подолгу не выходить на связь!

Замигал квадрат «Почта». В надежде, что это Квентин, Джонатан открыл файл, но увидел не мальчишескую физиономию своего друга, а аристократические черты жены. Он нажал на клавишу «воспроизведение», и лицо ожило, губы Адели двигались совершенно синхронно со словами, которые произносил ее записанный на пленку голос:

— Я не могу спать. Я должна знать, когда ты вернешься домой. Или мне снова придется извиняться за тебя?

Джонатан заставил лицо снова застыть, привычно удивившись, как прекрасно выглядит его жена после бессонной ночи. Он вспомнил, что они должны были отправиться на уик-энд за город, к очередным высокородным друзьям Адели. Обычно во время таких поездок они пили шампанское за завтраком, ездили верхом, охотились или играли в мяч — в зависимости от того, какая компания собралась. А иногда за ужином устраивали пикник при свете луны на дугу, мужчины — в смокингах и бабочках, дамы — в вечерних туалетах; столы стояли на влажной траве, а слуги подавали блюда на китайском фарфоре и хрустале.

Раньше Адели очень нравилось извиняться за Джонатана. Она наслаждалась, рассказывая своим друзьям, что он не смог прийти, так как его вызвали на срочное сверхсекретное задание. Работа Джонатана над секретными проектами для международных корпораций и иностранных правительств добавляла некий особый аромат слишком правильной жизни Адели.

Но теперь ей больше не нравилось извиняться за него…

Джонатан взял сотовый телефон, нажал кнопку автоматического набора своего домашнего номера и стал слушать, как звонит телефон на другом континенте. Адель оставила сообщение в 5.20 утра по лондонскому времени. Сейчас было 6.00.

Трубку никто не снял.

Глава 25

Шарлотта торопливо шла сквозь дождь, прикрывая рукой глаза, когда вспыхивала молния, и гадала, могут ли дела пойти еще хуже. Когда они с Джонатаном вернулись из дома Наоми, на автоответчике их ждало сообщение: звонил член консультативного совета ФДА в Вашингтоне, федеральный округ Колумбия. Он дружески относился к «Гармонии биотех» и поддерживал ее новый препарат ГБ4204, который должны были одобрить в совете. Он передал следующее:

«Ваше дело отложили, Шарлотта, под предлогом того, что ведется расследование трех смертей, связанных с употреблением продукции „Гармонии биотех“. Мне очень жаль, но если установят вину вашей компании, то вам придется вернуться к исходной точке, и на утверждение вашей формулы уйдут годы. Но есть новости и хуже, Шарлотта. Мне не следовало вам этого говорить, но мне нравится ваша компания и ваши принципы работы. Кроме того, я лично поддерживаю лечение травами. Вам необходимо знать, Шарлотта, что компания „Синатек“ представила на рассмотрение их собственную формулу антиракового препарата. Больше я ничего не могу вам сказать, мне остается только предупредить вас, что, если ваше лекарство будут рассматривать слишком долго, „Синатек“ вас опередит».

«Нет! — думала Шарлотта, пока бежала под дождем, прижимая пальцы к груди и ощущая успокаивающее присутствие медальона династии Цин. — Наша формула должна быть первой! Я обещала…»

— Чарли! — воскликнул Десмонд, как только она вышла из лифта. — Слава богу, что ты еще здесь!

Шарлотта сняла плащ и стряхнула его.

— Что случилось?

— Я подумал, вдруг ты ушла домой…

— Но моя машина на стоянке, Дес. И я бы не ушла, не предупредив тебя.

Шарлотта повернулась к Валериусу Найту, который задумчиво ее рассматривал.

— У вас удивительная способность всегда появляться вовремя, — заметил он. — Вы пользуетесь хрустальным шаром?

Шарлотта надеялась, что он не заметит, как пульсирует жилка у нее на шее.

— Вы хотели меня видеть, мистер Найт?

— У меня плохие новости. В Чикаго — четвертая жертва.

Шарлотта прижала ладонь к губам.

— О господи, нет.

— Пожилой мужчина. Пока не умер, но очень плохо себя чувствует. Его подключили к аппарату искусственного дыхания. Он как раз только что принял несколько порций вашего так называемого средства от импотенции…

— «Десять тысяч ян»?

— Совершенно верно. У нас пока нет окончательных результатов анализа крови, но все симптомы ясно указывают на передозировку эфедрина.

Агент посмотрел на наручные часы, потом перевел взгляд на часы на стене, и Шарлотта подумала, что он, очевидно, кого-то ждет.

— Десмонд, — Шарлотта повернулась к своему двоюродному брату, — посмотри, что мы можем выяснить о последней жертве, его семье…

— Мы это сделаем. И вот еще что, Шарлотта…

— Да?

— Ты что-нибудь нашла? Я имею в виду финансовые отчеты.

Она вгляделась в черные стекла его очков и подумала, знает ли Десмонд, что ее файлы заблокированы. И не он ли поставил блокировку, словно ловушку, чтобы попытаться выяснить, что на самом деле она может предпринять?

— Я пока ничего не нашла, Дес. Но я над этим работаю. А где Марго?

Он сунул руки в карманы.

— Я полагаю, мать все еще красит губы.

Шарлотта испытующе посмотрела на Десмонда. В его голосе появилась какая-то горькая новая интонация, когда он говорил о своей матери. Шарлотта впервые заметила это год назад, когда вернулась из путешествия по Европе, где осматривала фармацевтические фабрики. И тогда же она обратила внимание на то, как изменился мистер Сунг… В то время она решила, что это все плоды ее воображения, потому что в отношении мистера Сунга она не могла бы сказать ничего конкретного. Но с Десмондом явно было что-то не так. Он всегда гордился своей матерью, превозносил до небес достижения Марго, восхищался тем, как она тщательно следит за собой, чтобы оставаться молодой и красивой. Но теперь в его отношении к матери что-то изменилось. Шарлотта не могла понять, что же случилось в ее отсутствие, но решила отложить обдумывание этой тайны на потом.

— Когда увидишь Марго, скажи ей, что я хочу с ней обсудить запись моего телеобращения.

— Разумеется. А о чем ты собираешься объявить?

«Если повезет, то я сообщу имя убийцы», — подумала Шарлотта, но промолчала.

Она смотрела, как Десмонд идет по коридору, а видела закутанную в одеяло Наоми, прижимающую к себе мокрую кошку. Неужели Десмонд это сделал?

Она повернулась к агенту Найту:

— Я вам больше не нужна?

Он снова взглянул на часы и вежливо улыбнулся ей:

— Я жду кое-какую… информацию. Вы не могли бы мне сообщить, когда соберетесь уехать с фабрики? И еще одно: вы, кажется, говорили, что незнакомы с первой жертвой — женщиной, пользовавшейся бальзамом «Красота и Ум»?

Шарлотта почувствовала, что у нее пересохло во рту, но спокойно посмотрела на Найта.

— Совершенно верно.

— И вы по-прежнему настаиваете на этом? Вы никогда не встречались с этой женщиной?

— Насколько мне известно, нет.

Шарлотта прошла по коридору до кабинета Адриана и там остановилась. Найт уже не мог ее видеть, и она сделала несколько глубоких вдохов, чтобы прийти в себя. Неужели он уже знает о том интервью восьмилетней давности и о том, что покойная как раз и брала его? Или он просто прощупывает почву? Шарлотта боялась, что, если агент спросит ее еще раз, ей не удастся сохранить самообладание…

Адриан Барклей, главный финансист компании, сидел за столом и говорил сразу по двум сотовым телефонам. В отличие от Марго, которая являлась на рабочее место обязательно свежей, с новым гримом, отлично владея собой, вид у Адриана был неважный. Впервые за все время Шарлотта подумала, что он выглядит на все свои шестьдесят восемь лет.

— Мне необходимо с вами поговорить, — начала она.

Он поднял вверх пять пальцев.

— Немедленно! — настаивала Шарлотта.

Адриан закончил оба разговора и целиком переключился на нее.

— Ладно, в чем дело?

Как всегда, Шарлотту поразили глаза Адриана. Она долгое время гадала, знает ли их обладатель о том, какое впечатление они производят на окружающих. Эти дымчато-серые глаза в окружении густых черных ресниц излучали тайну и власть. И тут Шарлотта вдруг поняла, что Совершенная Гармония влюбилась именно в эти глаза, когда заглянула сквозь витрину в ювелирный магазин. Это были глаза Гидеона Барклея, потому что Адриан являлся его сыном!

Шарлотта вспомнила, как эти пронзительные глаза смотрели на нее в то лето, когда ей исполнилось пятнадцать. Все Барклей собрались в доме по каким-то делам корпорации и сидели в библиотеке — Гидеон, Марго, Адриан, Оливия и бабушка Шарлотты. Мистер Сунг передавал им контракты, требующие подписи, но Шарлотте все это было совсем неинтересно. Она расположилась в нише окна и смотрела на улицу, представляя себе, как Джонни побежит ей навстречу по тротуару. До его возвращения из Шотландии осталось всего две недели… Неожиданно девочка почувствовала, что на нее кто-то смотрит, повернулась и увидела серые глаза Адриана. Она знала, о чем он думает. Адриану, как и всем остальным, очень хотелось знать, где она пропадала три недели. Но в отличие от остальных Адриан ни о чем не спрашивал.

— Это вы закрыли мне доступ к финансовым документам? — выпалила Шарлотта.

Он вздохнул и начал массировать затылок.

— Да. Прости, пожалуйста, мне следовало тебя предупредить… Я закрыл доступ для всех, пока все это не закончится.

— У вас нет никакого права поступать так, не посоветовавшись со мной!

— Да, я это понимаю. — Адриан потер заросший щетиной подбородок. — Но…

Зазвонил один из его телефонов, однако, когда он потянулся к нему, Шарлотта накрыла его руку ладонью.

— Адриан, что происходит? С кем вы беспрестанно разговариваете последние три часа?

— А ты как думаешь? С нашими инвесторами, разумеется.

— Уверяете их, что все будет в порядке?

Благодаря «жучку», установленному Джонатаном в офисе Адриана, Шарлотта могла многое слышать, но целая картина пока не складывалась. Однако, судя по всему, Адриан попал в беду.

— Черт побери, Шарлотта, как я могу это делать, если я не знаю, будет ли все в порядке! И кроме того, — утомленно добавил он, — это входит в обязанности моей жены. Это она у нас мастер-волшебник.

Телефон звонить перестал, но тут же подал голос второй.

— Не беспокойтесь об инвесторах, Адриан, — проговорила Шарлотта. — Если потребуется, мы просто вернем им деньги.

Адриан отвернулся, провел пальцами по седеющим волосам.

— Мы не можем этого сделать, — спокойно заметил он.

— Почему же нет?

Он подошел к окну, раздернул шторы, посмотрел на грозу. В обычные дни из окон кабинета открывался захватывающий дух вид на заснеженную вершину горы Сан-Хасинто и изумрудные поля для гольфа. Но теперь там бушевал ветер и лил непрекращающийся дождь.

— Потому что их у нас нет, — негромко произнес Адриан.

— Чего у нас нет?

Адриан повернулся и мрачно посмотрел на Шарлотту. Его глаза казались осколками холодного тумана.

— Денег наших инвесторов, Шарлотта. У нас их нет.

Глава 26

Джонатан не отрывался от экрана компьютера. Горизонтальная полоса практически заполнилась — поиск подходил к концу.

Наконец-то! На мониторе появилась надпись: «Поиск закончен. Найдено шестьдесят восемь образцов».

Джонатан быстро напечатал: «Недостаток эфедрина» — и нетерпеливо ждал, глядя, как увеличивающийся квадрат плавно перемещается вокруг слова «поиск…».

Ответ пришел довольно быстро: «Ничего не найдено».

Джонатан попытался еще раз. «Меньшее содержание эфедрина», — напечатал он. Ответ был все тот же: «Ничего не найдено».

— Проклятие! — прошептал он, постукивая пальцами по столу. — Но этого просто не может быть!

Джонатан задумался, глядя, как ровно мигает курсор, а потом вывел на экран список препаратов, выпускавшихся на этой неделе. Когда он дошел до конца, то вернулся к началу и еще раз проверил, сверяя дату и время изготовления каждого из указанных препаратов.

Не хватало трех дат: файлы кто-то уничтожил.

Джонатан отвернулся от компьютера и взглянул на монитор безопасности. Шарлотта стояла в кабинете Адриана с выражением ярости на лице.

— Успокойся, Шарлотта, — прошептал Джонатан. — Мы уже совсем близко. Не проиграй сейчас!

Воспоминания вдруг снова отбросили его в прошлое — в другой вечер, когда они с Шарлоттой оказались в полицейском участке. Как спокойно она вела себя, несмотря на давление! Именно тогда он показал ей свою первую «синюю коробочку» — приспособление, которое обеспечивало возможность звонить бесплатно. Это, разумеется, было незаконно, но так захватывающе… Два пятнадцатилетних подростка забрались в телефонную будку на углу Геари и Ван-Несс-авеню, закрылись там, и Джонатан показал подружке, как вставить в трубку коробочку, потом набрать номер и услышать ответ, не заплатив при этом ни цента. Происходило это в середине ночи, Шарлотта боязливо прижималась к нему, а он держал трубку у ее уха.

Веселье закончилось в ту же ночь, когда он отправился рыться в мусорных ящиках позади телефонной компании, а потом протянул Шарлотте старые справочники и распечатки. Она ждала его, дрожа в темноте, — испуганная, но верная соучастница. А спустя час они сидели вместе в полицейском участке, ожидая, когда за Джонатаном приедет отец, а за Шарлоттой — бабушка. Джонатан восхищался спокойствием Шарлотты: ведь они оба знали, что их ожидает суровое наказание. Скорее всего им запретят видеться.

Он прекрасно помнил, что именно это напугало его тогда больше всего — больше, чем любое полицейское наказание, больше того, что мог сделать с ним отец. Джонатан до смерти перепугался, что у него могут отнять Шарлотту.

Глава 27

— Вы играли с деньгами наших инвесторов?! — Шарлотта повысила голос.

— Я не играл, Шарлотта, — ответил Адриан. — Я их просто вложил. Уверяю тебя, это верное дело. Мы можем превратить эти миллионы в сотни миллионов.

— Адриан, вы не имели права! Господи, что же вы наделали?! Это же может привести к разорению компании! Вы это понимаете? Черт побери, Адриан, я не могу поверить, что вы оказались до такой степени жадным!

Он поднял руки:

— Ладно, пока еще ничего не потеряно. Как только это расследование закончится…

— Мы и без того уже печально прославились, Адриан.

Продажи падают, а теперь еще появилась четвертая жертва.

— Что?!

— Вот что я вам скажу. Вы немедленно сообщите инвесторам, что лично вернете им все деньги.

— Я не могу этого сделать! — крикнул Адриан. — Откуда я возьму столько денег?

— Меня не волнует, где вы их возьмете, — ровным голосом парировала Шарлотта. — Но учтите: вы не должны прикасаться к премиям для служащих! Эти деньги им обещала компания. Если вы только попытаетесь использовать эти деньги…

— Ты ведешь себя неразумно, Шарлотта.

Она не сводила с него глаз, лицо ее побелело от гнева.

— Исполняйте! — отрезала она и широким шагом вышла из кабинета.

Мгновение Адриан стоял, глядя на украшенную ручной резьбой дверь, которую Шарлотта захлопнула, уходя. Эта дверь давала людям понять, что она ведет в кабинет очень могущественного человека. Потом он отвернулся к окну, уперся ладонями в холодное стекло и стал смотреть на грозу.

Ни разу за всю свою жизнь он не чувствовал себя таким старым, таким беспомощным, таким ненужным. Неужели Шарлотта и вправду думает, что он взял эти деньги из жадности? Что он просто сходит с ума из-за долларов?

Адриан прижался лбом к стеклу и закрыл глаза.

Это никак не было связано с желанием стать богаче, чем он был до сих пор. Это вообще не имело никакого отношения к деньгам! Все просто. Адриану Барклею захотелось сделать что-то самому. Он пожелал заслужить наконец персональное уважение, а не пользоваться им только потому, что носил фамилию своего отца. Ему необходимо было собственное дело, которое бы он не унаследовал и которым бы не руководили другие!

Он коротко, без слез, всхлипнул. Господи, какой ужас! А он был так уверен, что наконец нашел решение проблемы, которая всегда возникает в том случае, если ты являешься отпрыском человека, вернувшегося с войны с медалями, строившего мосты на века. Сколько Адриан себя помнил, его всегда приветствовали словами: «А-а, вы сын Гидеона Барклея?» — и перед ним открывались двери, приходили приглашения, женщины говорили «да». Не из-за него самого, а из-за человека, который его породил.

Сделка с деньгами инвесторов, которую он тайно прорабатывал, принесла бы ему собственный успех, стала бы только его детищем, делом его рук от начала и до конца. Он задумал проект поселения для стран «третьего мира» — образцового, сбалансированного, самодостаточного, самообеспечиваемого. Творение Адриана Барклея, созданное на его собственном компьютере, воплощенное в жизнь благодаря его собственным разумным вложениям. Когда-нибудь такое поселение начнет свое безоблачное существование где-то в Африке или Латинской Америке. Его счастливые жители будут хорошо питаться, жить в чистых домах, посещать современные школы, церкви, больницы…

Отличная идея, которой бы все стали аплодировать; ее признали бы во всем мире, и он бы получил имя.

Адриан поднял голову, увидел свое призрачное отражение в стекле, а чуть позади — еще одно лицо. Он обернулся. Марго стояла рядом с ним, словно прошла сквозь дверь, как бесплотный дух. Его красавица Марго! Спустя столько лет ему все еще хотелось, чтобы она им гордилась. Он не смог дать ей ребенка, но, возможно, слава и признание стали бы для нее лучшим подарком.

Марго рассматривала мужа на фоне бури за окном. Она слышала их разговор с Шарлоттой, и ей хотелось догнать эту девчонку, тигрицей наброситься на нее, разорвать на части и преподнести Адриану кости этой сучки.

Ради него она могла убить.

Адриан был ее спасителем. Адриан заботился о ней и защищал ее от секса и мужчин. Только он один понимал, что скрывается за сексуальными играми Марго, знал, почему она флиртует и соблазняет…

Как только на горизонте Марго появлялся новый мужчина, она немедленно начинала посылать ему сигналы, делая вид, что желает его.

Потому что это всегда заставляло их бежать! Надо было только напасть первой — острые зубы и коготки наготове — и сделать это так откровенно и грубо, что мужчины немедленно побегут прочь. Отвергнутая таким образом, Марго могла больше не беспокоиться о том, что мужчина станет проявлять интерес к ней, она могла больше не играть в эти сексуальные игры, она была свободна от романов…

В ту ночь, много лет назад, тоже шел дождь. Семилетняя Марго проснулась после ночного кошмара. Она прошла по длинному страшному коридору мимо комнаты дяди Гидеона в спальню Адриана. Она потянула его за рукав пижамы и сказала:

— Мне страшно!

Они плохо знали друг друга: Марго только что переехала в дом к Барклеям — к Гидеону, которого ей следовало звать «дядей», и Оливии, которую она называла «тетечкой». Она знала, что это ненадолго, потом ее мама приедет за ней. Но у нее продолжались кошмары даже за многие мили от дома, и она боялась спать одна.

Если она будет спать одна, то комната опять может наполниться запахом алкоголя, а вслед за этим придет боль…

Не говоря ни слова, семилетний Адриан поднял одеяло, и Марго свернулась калачиком рядом с ним. Она спала беззвучно, ей больше ничего не снилось.

Марго очень плохо помнила свое детство в Филадельфии. Ей вспоминалась красивая мебель в большом доме, канделябры, роскошные женщины в белых платьях. Но потом память подводила ее. Оставался только запах алкоголя и страшная боль, которая пронизывала все тело.

А потом была железнодорожная станция, и ее мамочка говорит ей:

— Поторопись, Марго! Не оглядывайся назад. Что бы ты ни делала — никогда не оглядывайся назад.

Марго так и поступала. За шестьдесят два года она ни разу не оглянулась назад.

До сегодняшнего вечера.

Но теперь воспоминания хлынули потоком. Нет, ей не вспоминались те вечера, когда она лежала в кровати и гадала, придется ли ей сегодня вдыхать запах виски, а потом испытывать боль. Марго вспоминала огромный дом в Сан-Франциско, где она росла, понимая, что зависть окружающих — к твоему дому, нарядам, успеху — может помочь забыть кошмарное ощущение от прикосновения мужских рук и вида долларов, которые незнакомцы совали твоему отцу…

«Из-за этой проклятой депрессии нам пришлось так туго», — вспоминала Марго слова матери. Она говорила тогда с Оливией, своей школьной подругой, объясняя, почему ей хочется, чтобы дочурка немного пожила у Барклеев. «Недолго, я надеюсь, что мой муж скоро выкарабкается». Мать Марго должна была вскоре приехать и забрать ее, но она так и не вернулась. Спустя несколько месяцев отец Марго погиб под колесами поезда в метро. «Он оступился», — сказала свидетельница. А мать Марго открыла для себя мир алкоголя и снотворного.

После этого никто даже не поднимал вопроса об отъезде Марго из дома Барклеев — как со временем не мог возникнуть и вопрос, выходить ли ей замуж за Адриана. Только ему Марго рассказала о своей тайне. Только он знал, что отец продавал ее другим мужчинам. Только Адриан слышал, как она плачет во сне. Только он понимал, что для Марго секс невозможен. И все-таки Адриан Барклей любил ее, он все равно хотел на ней жениться. Потому что Марго поняла его секрет. Адриан испытывал боль оттого, что втайне считал себя хуже других.

Все эти годы он был добр к ней, любил ее, уважал, заботился о том, чтобы его романы оставались тайной и продолжались недолго. И она была добра к нему, помогала ему, когда он чувствовал себя слабым в тени своего великого отца. Одна Марго обожала Адриана — в то время как все остальные восхищались Гидеоном.

И вот теперь, увидев, как муж стоит здесь, еще более беспомощный, чем всегда, Марго вдруг поняла, что вспоминает другую ночь, тридцать восемь лет назад, когда на пороге их дома из туманной ночи возникла бабушка Шарлотты, Совершенная Гармония, с младенцем на руках. Марго снова увидела эти миниатюрные кулачки, пухленькое розовое личико. Ребенок! Дар Господа!

— Я возьму его, — сказала тогда Марго, не спрашивая, чей это ребенок и почему Гармония принесла его тайком. Ей было наплевать, что будут говорить окружающие. Они с Адрианом назвали мальчика Десмондом, по имени героя романа.

— Ты слышала? — спросил Адриан. — Слышала наш разговор с Шарлоттой?

В его голосе прозвучал такой страх, словно он снова стал маленьким мальчиком. Он казался даже ниже ростом — словно юнец, который знает, что ему никогда не сравниться с отцом. Марго не пугало происходящее, она не опасалась Шарлотты. Но она знала, что Адриан испугается, поэтому зашла подбодрить его. Ей хотелось обнять мужа и сказать: «Не волнуйся, все будет хорошо». Но вместо этого она произнесла:

— Адриан, я боюсь!

Он раскрыл объятия, и Марго прижалась к нему. Адриан успокаивающе обнял ее, и она почувствовала, как его руки наливаются силой, а в его голосе снова появляются мужественные нотки. Это был голос человека, взявшего себя в руки.

— Не беспокойся, любимая, — говорил он, — все будет хорошо.

Глава 28

Шарлотта влетела в музей, заперла дверь и еще на всякий случай задвинула засов.

— Мне показалось, что за мной следили! — выпалила она, ворвавшись в кабинет, где Джонатан вынимал из принтера распечатку, и тут же бросилась к монитору камер наблюдения.

— Кто?

— Не знаю.

На мониторе появлялись отдельные кадры, но ничего подозрительного видно не было. Территория фабрики оставалась пустынной, здания казались почти заброшенными под непрекращающимся дождем.

— Я слышал ваш разговор с Адрианом, — заметил Джонатан.

— Я готова была его задушить! — Шарлотта нажимала на клавиши, в глазах у нее стояли слезы. — И Десмонда тоже! Ты знаешь, что он мне сказал? Мой двоюродный брат желает, чтобы я продала компанию! Ты можешь в это поверить? Мы и раньше получали предложения продать компанию, а сейчас Десмонд говорит, что если мы примем одно из них, то можем рассчитывать на залог и все-таки получим прибыль. Господи! Оказывается, в течение многих недель Десмонд вел секретные переговоры с «Синатеком»! Я его прямо спросила, обсуждал ли он с ними нашу формулу ГБ4204. Кузен клянется, что не делал этого, но я ему не верю. Вот уж семейка! — Она уперла руки в бока и смотрела на Джонатана так свирепо, словно перед ней стояла вся троица Барклеев. — Они злятся на меня за то, что я унаследовала компанию. Ты знал, что бабушка оставила мне дом? Марго полагала, что его получат они с Адрианом. Я хотела продать им особняк по вполне умеренной цене, но Марго оскорбилась. Она сказала, что дом принадлежит ей и она не собирается покупать то, что и без того является ее собственностью. Тогда я попросила мистера Сунга найти покупателя, и он его нашел!

Шарлотта плакала и не могла остановиться. Она переводила взгляд с большого компьютера на маленький, с него на принтер, потом снова на Джонатана.

— Я не представляю, что бы я делала, если бы с Наоми что-нибудь случилось. Я бы не смогла жить в мире с самой собой!

Джонатан положил руки ей на плечи и заглянул в глаза.

— Это не твоя вина, Шарлотта. Ты такая же жертва, как и Наоми.

— Скажи мне, что у тебя хорошие новости! Скажи мне, что этот кошмар вот-вот закончится.

Он взял распечатку со стола.

— В трех партиях «Золотого Лотоса» нет эфедрина.

— Ты уверен?

— Есть пробел в базе данных: кто-то стер три заказа на производство.

— Стер?

— Не волнуйся, — усмехнулся Джонатан. — Большинство людей думают, что, стирая файл, они на самом деле уничтожают его, освобождая место на жестком диске. Но это не так. Когда ты стираешь файл, в систему идет сигнал, что есть место для новых данных, но стертый файл все еще на месте. И остается там, пока не будет записана новая информация. Мне нужно было только это проверить — и вот они, эти файлы, в нашем распоряжении. Тот, с кем мы имеем дело, — не слишком большой спец по компьютерам!

Шарлотта просматривала распечатку, но мысли ее были далеко. Наконец она бросила бумагу на стол.

— Джонни, я посвятила свою жизнь ГБ4204! Я не могу сейчас все потерять! Я убедила бабушку в первую очередь купить биотехнологическую компанию, чтобы мы могли начать биохимические исследования наших травяных экстрактов. Я была просто уверена, что где-то среди бабушкиных лекарств найду средство от рака!

Шарлотте незачем было убеждать Джонатана в своей преданности формуле ГБ4204: он знал о трагической гибели ее матери. Молодая вдова, муж которой погиб еще до рождения ребенка, плавая с аквалангом, умерла от рака, оставив Шарлотту на попечении бабушки в большом доме, наполненном темной мебелью и молчаливыми слугами. Гидеон Барклей был для Шарлотты больше чем дядей.

Джонатан вдруг вспомнил, как в ту ночь в полицейский участок вместо Совершенной Гармонии пришел Гидеон Барклей. Шарлотта называла его дядей, но Джонни всегда казалось, что он для нее больше чем дядя. Гидеон улыбался и поддразнивал двух провинившихся подростков, пока они ждали, чтобы за Джонатаном приехал дворецкий, поскольку мистера Сазерленда в тот день не было в городе. Так что детей не только не наказали, а, наоборот, дядя Гидеон отвел их есть гамбургеры на углу Пауэлл-стрит и с интересом слушал страстный рассказ Джонатана об электронике и средствах связи. Гидеон даже пообещал ничего не говорить бабушке об этом происшествии. И, насколько известно Джонатану, он сдержал свое слово…

Внезапно прозвучал сигнал — по электронной почте пришло письмо.

«Сообщи мне о своих планах, Шарлотта. У тебя осталось меньше восьми часов. Пиши мне по адресу RB@outlaw.com. Кстати, тебе понравилось жаркое?»

Джонатан немедленно уселся за компьютер, закрыл файл поиска в базе данных и начал печатать.

— Что ты делаешь? — поинтересовалась Шарлотта.

— Посылаю запрос по этому адресу. Подожди…

— РБ… — задумалась Шарлотта. — Это что, шутка для внутреннего пользования?

— Что ты хочешь сказать?

— РБ — инициалы Ричарда Барклея.

Спустя мгновение программа «Интерник» выдала местонахождение абонента.

— Это киберсейф в Западном Голливуде, — нахмурился Джонатан.

— Так вот где он находится! Мы сможем его поймать!

— Не думаю, что преступник настолько глуп. Этот парень мог просто дать команду пересылать свою почту на этот адрес.

И все-таки Джонатан начал печатать снова, вызывая администратора почты: «Этот человек нам угрожает и запугивает нас. Вы можете сообщить нам, кто он?»

— Джонатан, это замечание о жарком…

— Либо он взорвал дом Наоми, либо знает, кто это сделал. — Джонатан на мгновение задумался. — Послушай, Чарли, когда умерла твоя бабушка… Ты уверена, что это был несчастный случай?

Прежде чем Шарлотта успела ответить, они услышали звук ударов по клавишам. Агент Найт печатал на своем компьютере, а строчки появлялись на экране компьютера Джонатана. Они стояли перед монитором и смотрели на появляющиеся слова.

— Господи! — прошептала Шарлотта, сообразив, о чем пишет Найт. — Я не знала… Клянусь тебе, я не знала!

Они смотрели на экран и не верили своим глазам, а текст Найта близился к логическому концу. По недавно полученной информации, Шарлотта Ли не только имела неприятную встречу с первой жертвой, но была косвенно связана и со второй. Мисс Ли фигурировала в качестве ответчика в бракоразводном процессе, который восемь лет назад вела доктор Лора Филипс. Эта женщина утверждала, что мисс Ли имела незаконную связь с ее мужем. В то время доктор Филипс была директором исследовательской лаборатории в Чок-Хилле.

Она и стала второй жертвой, погибшей из-за использования продукта компании под названием «Десять тысяч ян».

Глава 29

1927 год, Сан-Франциско, Калифорния

— Тебе необходимо имя, Гармония, — совершенно неожиданно заявил мистер Ли однажды знойным утром, занимаясь своими картинами.

Его слова поразили меня, потому что я решила, что он заговорил об имени моего отца. Но потом я поняла, что моя догадка неверна: ведь я ничего не говорила соседу о моей тайне.

Между тем мистер Ли был прав. Когда я сказала, что вор, ограбивший мою квартиру, оставил мне мою личность, это было не совсем правдой. У меня оставалась только половина индивидуальности: я была Совершенной Гармонией, но у меня не было фамилии.

— Когда ты найдешь своего отца, — говорила мне мама в последние дни в Сингапуре, — он признает тебя своей дочерью. Он сделает тебе настоящее свидетельство о рождении, и ты станешь носить его фамилию.

Я не носила фамилию моей матери, потому что она опозорила семью и больше не принадлежала к своему классу. Она не имела права носить фамилию своего отца, и ее звали просто Мей-лин. Мне пришлось приехать в Америку, чтобы получить фамилию, а вместо этого я выяснила, что мой отец утонул и меня связывает с ним только его кольцо и письмо, написанное им моей матери.

Для суда этих доказательств было недостаточно. Во всяком случае, так утверждали два адвоката — сначала китаец, потом американец, — к которым я обратилась. Каждый из них сказал мне:

— Тебе не на что опереться.

Но я не хотела отступать и обратилась к третьему адвокату. Он заявил, что огромный дом за высокой оградой — особняк Барклеев — должен был принадлежать мне. Адвокат выяснил, что у Ричарда Барклея не было кровных наследников, только приемный сын, так что я была его единственным ребенком. Адвокат сказал, что я могу попытаться отсудить дом, но на это уйдет много времени и денег.

Однако я вовсе не хотела получить огромный дом со множеством комнат и окон. Мне нравилось жить над «Счастливой прачечной», потому что теперь я снова вернулась на третий этаж в просторную квартиру с привольно летающим ци и счастливой ориентацией на запад и восток. Теперь мои лекарства хорошо продавались.

Я хотела только получить фамилию.

— Ты не можешь доказать, что письмо написано именно твоей матери, — сказал мне один из адвокатов.

— Ты не можешь доказать, что именно Ричард Барклей подарил ей кольцо, — добавил другой.

А третий закончил:

— Фиона Барклей — очень богатая и влиятельная женщина. Ты никогда не выиграешь дела, она никогда не позволит тебе носить ее фамилию.

А четвертый взял мои деньги и заявил:

— Что я могу посоветовать? Отправляйся назад в Китай!

Правда, адвокаты не могли с уверенностью сказать что-либо о письме: я никогда его им не показывала, потому что обещала матери показать письмо только отцу. Но это было единственным доказательством того, что Ричард Барклей приходился мне отцом! Что еще я могла предпринять? Мне уже исполнилось девятнадцать, а по документам — двадцать один. Мне пора было иметь фамилию.

Сначала я решила отнести письмо Гидеону: я знала, что могу доверять ему. Но я не могла положиться на собственные чувства. Мне было легче, когда меня мучило сознание, что я влюбилась в собственного брата. Но когда я узнала, что мы не родня и что я просто полюбила мужчину, это стало непосильной ношей. Потому что немедленно возникал вопрос, сможем ли мы когда-нибудь быть вместе…

Гидеон вернулся в Сан-Франциско ровно через год после того, как он уплыл в дальние страны, унеся с собой мое сердце. Все эти двенадцать месяцев я посвятила травам, пытаясь сделать мои лекарства известными всему Чайнатауну. Меня даже начали приглашать к пациентам — в основном к старикам, которым был не по карману более дорогой доктор, или к тем, у кого совсем не было денег. Конечно, это был скромный старт: ко мне относились с недоверием, так как я была очень молода. Но рассказы обо мне распространялись быстро, и моя репутация пошла в гору. Так что мне некогда было в то время скучать по Гидеону. Дни заполнялись работой, ночами я крепко спала. Мне некогда было тосковать.

Но однажды я прочитала в газетах, что в особняке Барклеев был устроен вечер в честь возвращения Гидеона, на который пригласили мэра Сан-Франциско, многих известных звезд кино и политиков. Я снова почувствовала, как в груди забилось сердце и в него вернулась сладкая печаль.

Но потом мой взгляд упал на фотографию. Блондинка Оливия стояла рядом с Гидеоном, положив руку ему на локоть. Она — «просто друг», чью фотографию Гидеон носил в бумажнике, — смотрела на него с сияющей улыбкой, и я поняла, что моя любовь напрасна.

Так что, когда Гидеон прислал мне записку с посыльным, спрашивая разрешения прийти навестить меня, я не ответила. Неделю спустя я получила еще одно послание и просто отослала посыльного. Третью записку принес сам Гидеон.

В то время я снимала комнату на задворках торговой компании мистера Хуана, чтобы травы и минералы, которые я у него покупала, не залеживались долго, а сразу отправлялись на рабочий стол. Маленькая бригада из четырех девушек помогала мне готовить, упаковывать, а потом и разносить мои лекарства.

У нас была очень скромная фирма: каждый крохотный пакетик, каждую бутылочку, каждый керамический горшочек мы наполняли вручную, наклеивали ярлык, заворачивали и упаковывали в коробки. Одна из моих девушек кисточкой писала на этикетке по-китайски и по-английски название, дату производства и состав. Многие торговцы травами не указывали составляющие из страха, что другие могут сделать точно такое же лекарство. Но я знала, что у людей бывает аллергия на некоторые травы, и не хотела рисковать их здоровьем.

Сначала продавцы в Чайнатауне неохотно брали на реализацию мои лекарства. Они говорили:

— У нас полно «Красного Дракона». Зачем нам твои?

Тогда я обошла всех, дала каждому по три бутылочки «Золотого Лотоса», по три пакетика «Блаженства», по три баночки бальзама «Красота и Ум» и сказала:

— Если продадите это, деньги оставьте себе. А о следующей партии мы договоримся. — Настолько сильна была моя вера в мои лекарства.

Они продали эти девять упаковок и попросили еще. Так я начала получать прибыль.

И вот наступила годовщина того дня, когда мои молитвы были услышаны, когда богиня Гуань-инь заговорила голосом моей матери и научила меня слушать чувствами и памятью, а Гидеон Барклей снова вернулся в мою жизнь.

В фартуке мясника, убрав длинные волосы под белую хирургическую шапочку, я размешивала очень нежный бальзам на плите, размягчая до нужной консистенции твердый воск, прежде чем добавить вазелин и первые травы. И вдруг услышала, что мои девушки перестали шептаться — на моей «фабрике» никогда еще не стояла такая тишина. Я обернулась посмотреть, что случилось. Дверь загородил высокий американец, его лицо стало еще более загорелым, а волосы отросли длиннее. И он улыбался — хотя и не так по-мальчишески, как в тот день в аптеке.

— Привет, Гармония, — поздоровался он.

Мои девушки захихикали и вернулись к работе. Я поставила Джуди Вон размешивать бальзам, а сама вышла на улицу с Гидеоном, даже не сняв фартук и шапочку.

Это был короткий разговор. Он пришел сказать мне, что домой приехал ненадолго и теперь его ждет еще один контракт в Панаме. Но у него уже есть диплом инженера, он может строить мосты, дамбы, дороги по всему миру. И у него очень много предложений.

Это ли он хотел мне сказать на самом деле? Что он никогда не сможет быть все время рядом со мной? Что нам уготованы судьбой только редкие встречи между его контрактами в далеких странах?

Он кивнул на моих девушек, занятых работой, и проговорил:

— Судя по всему, теперь дела у тебя идут хорошо, Гармония. Ты счастлива?

— Я очень занята, нет свободной минутки.

Гидеон подошел ближе — так близко, что я заметила золотую крапинку на дымчато-серой радужке его глаза.

— Ты счастлива? — повторил он чуть тише.

Если бы Гидеон поцеловал меня тогда, я бы уступила. Я бы бросила Чайнатаун, мои лекарства и пошла бы за ним на край света!

Но он вдруг резко выпрямился, его лицо потемнело.

— Ты ведь не скажешь мне, правда? Зачем в тебе столько тайн, Гармония? И почему я не могу перестать думать о тебе?

— Ты не должен думать обо мне, — прошептала я.

— Но почему?

«Потому что я хочу получить фамилию твоего отца! — чуть было не крикнула я. — Я хочу, чтобы меня признали его дочерью! Я собираюсь свергнуть тебя, Гидеон. Мы станем соперниками».

— Потому что я китаянка, а ты американец. — Вот и все, что я ему сказала.

— Проклятие, Гармония! Неужели ты все еще вспоминаешь того дурака-официанта в аптеке?

Как же я могла забыть? Ведь тогда со мной обошлись, как с собакой, — и все из-за разреза моих глаз!

— Я хочу с тобой поговорить. Если ты не хочешь обсуждать наши личные отношения, будем считать это деловой встречей. Я заинтересован в том, чтобы вложить деньги в твои лекарства. Тебе не придется больше работать в задней комнате. Ты сможешь купить фабрику и продавать свою продукцию по всем Соединенным Штатам. Как тебе это понравится?

Да, мне это понравилось, но где взять деньги? И тут я поняла, что их хочет мне дать Гидеон.

Я покачала головой. Одно дело — когда я считала его братом. Но, как оказалось, мы с ним даже не родственники, так что об этом не могло быть и речи.

Я сказала ему, что должна вернуться к работе, но он не уходил до тех пор, пока я не пообещала поужинать с ним на следующий день. Я согласилась, но не пошла. И больше я о нем не слышала…

И вот — знойное утро год спустя. Мистер Ли выводит кисточкой какой-то замысловатый узор и неожиданно заявляет, что мне необходимо имя.

Мне нравилось смотреть, как он работает, потому что в его творениях проявлялось истинно китайское любование красотой природы. Мистер Ли выполнял каждый штрих в традиционной, точной манере, прикосновение его кисточки словно целовало рисовую бумагу и оставляло после себя цвет. Он рисовал прыгающих тигров и потрясающие пейзажи, словно повисшие между небом и землей. Люди восхищались его талантом, больше в Чайнатауне так не умел рисовать никто. Я была уверена, что знаю, в чем секрет его дарования. Каждое утро, готовя чернильные камни и кисточки из шерсти ягненка, мистер Ли молился про себя, прося богов даровать ему вдохновение.

Мистер Ли поднял голову и посмотрел на меня своими странными светлыми глазами. Нечасто можно было встретить китайца с такими глазами, но в мистере Ли все было необычным. Он как-то сказал мне, что ему еще нет тридцати, но выглядел он старше. Он носил толстые очки, его плечи слегка сгорбились от многолетнего сидения с кисточками и из-за высокого роста. Я часто думала, что болезненно застенчивый, скромный и тихий мистер Ли принадлежал другой эпохе — далеким временам ученых монахов, носивших шелестящие шелковые одежды и созерцавших природу.

За эти два последних года удача начала отворачиваться от мистера Ли. Теперь он обитал в подвале, где когда-то жила я. Хотя мистер Ли был великолепным художником, лучшим в Чайнатауне, он был потрясающе медлительным — слишком медлительным для вечно спешащих туристов, которым требовалось нарисовать что-то побыстрее, пусть и хуже. Пока другие художники двигались вперед и процветали, мистер Ли постепенно терял почву под ногами. Теперь он продавал очень мало картин и боялся, что ему придется вернуться к своей семье, потеряв достоинство. Как я когда-то отклонила предложенную им помощь, так же и он не согласился принять мою, сказав, что если не сможет добиться успеха в Калифорнии — что ж, он забудет о собственной гордости и вернется обратно на Гавайи.

— Тебе нужно имя, — негромко произнес он, отложив в сторону кисточку.

Я уже понимала, что он имел в виду не Барклеев. Он говорил о моих лекарствах — и был совершенно прав. Я представила себе, как люди заходят в магазин и говорят продавцу: «Мне нужен тот розовый бальзам, что делает девушка, живущая над „Счастливой прачечной“». Это так неудобно и неприлично! Для клиента гораздо легче сказать: «Мне нужен бальзам „Красный Дракон“».

Но какое имя я могу дать моим лекарствам? Какой символ мне следует выбрать? Лекарственная компания «Красный Дракон» использовала цвета удачи — красный с золотом — и, разумеется, Дракона, который всеми китайцами признается как символ большого везения. И хотя мои лекарства выглядели теперь очень мило в хорошеньких бутылочках и обертках, они не красовались на витринах, как продукция «Красного Дракона».

Я никогда не встречалась с владельцем этой компании, но знала о его репутации. Иногда мне даже казалось, что некоторые лавочники боятся не брать его продукцию, потому что их запугивают. Иначе как объяснить, что лекарства такого низкого качества — а порой просто опасные — всегда стояли на полках уважаемых травяных магазинов?

— Тебе нужен символ, Гармония, — сказал мне мистер Ли. — Чтобы твои лекарства продавались и люди их запоминали.

«Но что выбрать? — гадала я. — Как я могу состязаться с Драконом?»

Большой дом на холме заполняла мебель викторианской эпохи, и, пока я сидела среди величественных предметов обстановки, роскошных ковров, цветов в напольных вазах и слушала, как негромко тикают часы, я не могла не думать о моем отце. Если бы Ричард Барклей остался в живых, то привез бы он нас с матерью сюда? Совершенно очевидно, что в этом доме наша жизнь пошла бы по-другому…

А сейчас я пришла сюда, чтобы поговорить с Фионой Барклей. Я пришла просить ее дать мне фамилию моего отца.

Когда она вошла в комнату, я вежливо встала. Я никогда еще не была в западном доме и, за исключением дам в миссионерской школе, где изучала английский, никогда не встречала западных женщин.

— Я понимаю ваше желание… — начала она, но внезапно остановилась и удивленно воззрилась на меня.

Я не знала, каких женщин американцы считают красивыми, но мне Фиона Барклей показалась хорошенькой. Она искусно использовала косметику, а ее волосы были уложены по моде — такую прическу я видела в журнале. Ее шелковое платье было прекрасно сшито, она несла свое тело с достоинством, словно парила в воздухе, а это очень подходило хозяйке такого большого дома. Я решила, что ей около сорока пяти, хотя было слышно, как она задыхается при ходьбе. Так дышала свекровь миссис По, женщина преклонных лет, после того как целый день курила трубку.

— Так это вы — та девушка, у которой кольцо моего мужа? — спросила она, отводя глаза.

— Приветствую вас, первая жена.

— Я не первая жена, я просто жена, и это кольцо принадлежит мне!

— Простите меня, но это кольцо — единственная вещь, доставшаяся мне от моего отца.

Фиона Барклей не пригласила меня сесть, не предложила чаю. Вероятно, у американцев другие обычаи приема гостей.

— Вашего отца? — переспросила она.

Тут в комнату вошла еще одна женщина, и я сразу узнала ее по фотографии, которую Гидеон носил в своем бумажнике. Оливия, которую он называл своим другом. Теперь я увидела ее ближе и поняла, что она очень хорошенькая, что ее волосы сияют, как у кинозвезды. Я вспомнила, как два года назад в аптеке Гидеон сказал, что Оливии семнадцать. Значит, теперь ей девятнадцать, она моя ровесница.

Девушка улыбнулась и спросила, не хочу ли я чаю, но тут вмешалась миссис Барклей:

— Никакого чая, Оливия! Эта девушка здесь не задержится. — Ее холодные глаза вонзились в меня. — Вы заявляете, что Ричард был вашим отцом. У вас есть доказательства? У вас есть свидетельство о браке?

Свидетельство было поддельным. Там было сказано, что муж моей матери — Ричард Смит, чтобы я могла приехать в США.

Что я могла ответить этой даме?

— Юная леди, я не понимаю вашего плана, да меня он и не интересует. Но это кольцо принадлежит мне, и я хочу его вернуть.

— У меня нет никакого плана…

— Разве? Неужели вы не хотите получить часть наследства? Или вас устроят деньги? А может быть, вы хотите жить в этом доме?

Я покачала головой:

— Ничего этого мне не нужно.

— Но вы должны чего-нибудь хотеть.

— Я хочу носить его фамилию.

Фиона нахмурилась, а Оливия изумленно разглядывала нас обеих.

— Не может быть, чтобы вы говорили серьезно.

— Это моя фамилия. Но только вы можете дать ее мне на законном основании.

Вдова Ричарда Барклея долго смотрела на меня, а до нас доносился шум городского дня, наполненного звонками фуникулера, звуками гудков, предупреждающих о том, что на бухту надвигается туман.

— Мне не следовало бы уделять вам даже минуты моего времени, — заговорила миссис Барклей, — но признаюсь, что мне очень любопытна эта неслыханная история, которую вы состряпали. И как же мой муж якобы встретился с вашей матерью?

Я рассказала ей о том, как Ричарда избили, как моя мать заботилась о нем. Я говорила о потери памяти и глубоких ранах. Но я не упомянула о том, что все это происходило тайно в комнате над магазином шелковых тканей мадам Ва, и о том, что моя мать и Ричард никогда не были женаты.

— Потеря памяти? Но как же вы узнали, кто он такой?

Я рассказала все о ювелирном магазине и о том, как я услышала, что ювелир обратился к молодому человеку «мистер Барклей». Но умолчала о том, что Гидеон водил меня в аптеку, чтобы угостить мороженым. Я верила, что Гидеон сдержал слово. Он обещал сказать матери, что так и не нашел меня.

— Но есть и кое-что еще, — с надеждой добавила я. — Хотя мой отец не мог вспомнить ничего о себе, но он помнил Сан-Франциско и многое рассказывал моей матери…

Фиона подняла руку:

— Достаточно. Ничего из услышанного мною не может служить доказательством.

Но у меня было доказательство. Письмо, которое Ричард Барклей оставил моей матери. Миссис Барклей наверняка узнала бы почерк своего мужа, его подпись. Письмо лежало в сумочке, и я начала доставать его, но миссис Барклей сказала:

— Все это слишком болезненно для меня. Мне не следовало соглашаться на встречу с вами. — Она с трудом дышала. — Отдайте кольцо моего мужа — и я не стану вызывать полицию.

— Но я хочу представить вам доказательство! — торопливо проговорила я, вынимая письмо. Миссис Барклей было необходимо прочитать всего лишь отрывок — и она бы узнала, что я дочь Ричарда.

— Меня не интересует ваше так называемое доказательство! — отрезала она. Дышать ей становилось все труднее.

— Фиона… — вмешалась Оливия; на лице у нее появилось встревоженное выражение.

Миссис Барклей отмахнулась от нее. Прижимая одну руку к груди, она произнесла сдавленным голосом:

— Я не обязана перед вами оправдываться. Но просто на тот случай, если вы думаете, что это пустяковое дело… Ричард Барклей был моим любимым мужем. Он очень меня любил, мы были преданы друг другу. И ваш приход сюда с вашими лживыми историями…

Женщина вдруг начала задыхаться. Оливия рванулась к ней и помогла сесть в кресло.

— Кольцо… — хрипло прошептала миссис Барклей. — Я должна получить…

Оливия выбежала в коридор и крикнула:

— Звоните доктору Хэфнеру! У миссис Барклей приступ! Быстрее!

Вернувшись, Оливия подбежала к Фионе и начала расстегивать ей пуговицы, но миссис Барклей оттолкнула ее. Она широко открывала рот, пытаясь вдохнуть побольше воздуха.

— Фиона! Не надо с этим бороться! — взмолилась Оливия. — О господи…

Я бросила сумочку с письмом на полированный столик и достала маленькую бутылочку «Золотого Лотоса», которую всегда носила с собой как средство первой помощи. Я протянула ее Оливии:

— Дайте ей это.

— Разве вы не видите? Она задыхается!

Тогда я сама подошла к Фионе, обняла ее за плечи и прижала открытую бутылочку к ее губам.

— Не отталкивайте это, — попросила я. — Не боритесь. У вас есть воздух в легких, его достаточно. Проглотите эликсир, это облегчит спазм.

От первого глотка Фиона закашлялась, выплюнула все и стала задыхаться еще больше. Но я стояла на своем:

— Постарайтесь проглотить жидкость. — Я влила в нее еще, но «Золотой Лотос» только потек у нее по подбородку.

— Что вы делаете?! — воскликнула Оливия.

Глаза Фионы Барклей широко распахнулись от ужаса. Увидев, что ее губы приобрели синеватый оттенок, я крепче сжала ее плечи и опрокинула бутылочку в открытый рот. Фиона снова закашлялась, брызги полетели во все стороны.

— Она же захлебнется! — кричала Оливия, пытаясь оттолкнуть меня.

В комнату вбежали другие люди. Кто-то приказал:

— Откройте окна! Пусть будет больше воздуха!

Еще кто-то воскликнул:

— Доктор Хэфнер уже едет!

Я не обращала на них внимания и снова постаралась напоить миссис Барклей «Золотым Лотосом». И не потому, что мне понравилась эта женщина — Фиона мне не понравилась совсем. Я делала это ради Гидеона.

На четвертый раз Фиона проглотила настойку, и дыхание ее сразу стало свободнее. Как только ей удалось вдохнуть воздух в легкие, она обмякла у меня на руках. Я устроила ее в высоком кресле и отступила назад, чтобы другие могли о ней позаботиться. Крупный мужчина в переднике садовника поднял почти потерявшую сознание хозяйку дома и отнес ее в спальню.

За считанные секунды я осталась одна. Никто мне ничего не сказал, никто даже не взглянул на меня.

Пока я ждала неизвестно чего в большой тихой гостиной, я достала письмо отца, хотя перечитывала его много раз и помнила наизусть:

«Я с неохотой покидаю тебя, моя драгоценная Мей-лин. Но прежде чем мы сможем пожениться, я должен кое-что уладить дома. И сделать это могу только я. Я скован цепями брака без любви, моя дорогая! Я женился на этой женщине из жалости, потому что ее с ребенком бросил один негодяй. Но я не хочу больше жить с Фионой. Мои адвокаты напишут соглашение и позаботятся о ней и Гидеоне. И тогда я вернусь к тебе, любовь моя, и мы сможем жить счастливо вместе».

Я аккуратно сложила письмо, убрала его в сумку и взглянула на потолок, словно сквозь него могла увидеть, что происходит в комнатах наверху.

«Ричард Барклей был моим любимым мужем, — сказала Фиона. — Мы были преданы друг другу».

Это письмо служило доказательством того, что кольцо принадлежит мне и что я имею право носить фамилию Барклей. Но если я покажу его Фионе, все ее драгоценные воспоминания о Ричарде разлетятся вдребезги — так же как и иллюзия, что они любили друг друга. Если же я не покажу ей письмо, то у меня не будет доказательств, что это кольцо — мое, она может вызвать полицию, и меня арестуют.

Так что же мне отдать ей?

В гостиную вошла Оливия.

— Фиона просит вас подняться к ней, — сказала она. — Идемте со мной. — Оливия повела меня в холл и у подножия лестницы сказала: — Вы поступили очень храбро, и вы очень добры. А она так обращалась с вами. Я не знаю, какое у вас дело к миссис Барклей и что такое между вами, но полагаю, что она вела себя слишком жестоко. В любом случае спасибо за то, что вы сделали.

Поднимаясь по большой лестнице следом за Оливией, я поняла, насколько велик дом, сколько в нем предметов славного прошлого. Повсюду висели изображения предков в старинных костюмах. Этот дом населяли поколения духов — словно отчий дом моей матери в Сингапуре, который ей пришлось оставить. У Фионы Барклей было все, а у меня ничего.

И я приняла решение. Я покажу ей письмо и потребую свою фамилию.

Когда я вошла в спальню и оглянулась, я увидела повсюду фотографии, картины, написанные маслом, вырезки газет в рамках — настоящий алтарь моего отца. В этой комнате Фиона пыталась сохранить своего мужа и свою любовь к нему… А потом я увидела и другие фотографии. Младенец, малыш, маленький мальчик в штанишках, мальчик постарше в белом теннисном костюме и молодой человек в блейзере и широких брюках. Ее сын, мой дорогой Гидеон.

«Моя мать была вдовой, а я совсем крошкой, когда она вышла замуж за Ричарда Барклея», — написал мне Гидеон тогда в письме. А Ричард написал моей матери, что женился на Фионе из жалости, потому что ее бросил негодяй.

Гидеон этого не знает! Вероятно, Фиона сочинила для него какую-то историю — наверняка весьма достойную. Возможно, она сказала Гидеону, что его отец погиб на войне как герой, так же как моя мать просила служанку сообщить домашним, что она утонула в бухте, пытаясь спасти тонущего ребенка.

Насколько же я была слепа! Я думала только о себе и Фионе Барклей. Я не взвесила на весах сердце еще одного человека, моего возлюбленного Гидеона, которому причинит боль это письмо.

— Я дышу лучше, чем все последние годы, — раздался голос Фионы с большой кровати на четырех ножках. Одетая в атлас и кружева, она облокотилась на пышные белоснежные подушки. — Оливия говорит, что вы дали мне какое-то из ваших лекарств.

Я вынула бутылочку «Золотого Лотоса» и протянула ей. Она прочитала наклейку.

— Если позволите, я отдам это моему фармацевту для анализа. Возможно, он сможет сделать для меня такое же. — Она отставила бутылочку в сторону. — А теперь, прошу вас, верните мне кольцо моего мужа.

Я посмотрела на протянутую руку, вспомнила, зачем пришла сюда, и подумала о том, что лежит в моей сумочке. Но потом мой взгляд упал на маленькую фотографию в серебряной рамке. Гидеон, еще маленький мальчик.

Не раздумывая больше, я сняла цепочку с шеи и впервые с той секунды, когда мать отдала мне его, рассталась с кольцом моего отца.

Пальцы Фионы сомкнулись вокруг кольца, она закрыла глаза и прижала руку к груди. Я поняла, что в это мгновение она снова обнимает своего дорогого Ричарда.

Наконец она сказала:

— Я устала. Оливия вас проводит.

— Я дочь Ричарда Барклея, — негромко произнесла я.

Я хотела, чтобы она подтвердила это перед Оливией — перед лицом свидетеля, который обо всем расскажет Гидеону. Я ничего не просила, кроме короткого «да»!

Но Фиона покачала головой:

— Вы не дочь моего мужа.

Она позвонила слуге, чтобы ей принесли ленч, а потом попросила Оливию поправить подушки, открыть занавески и подать ей журнал. И пока мальчик-китаец, которого я видела возле дома, передавал поднос с едой Оливии, а та ставила его Фионе на колени, я стояла, словно пригвожденная к месту. Чего я еще ждала? Не знаю.

Когда Фиона Барклей начала есть жидкий суп, я поняла, что ждать больше нечего, и обратилась к ней:

— Миссис Барклей, когда вы вошли в гостиную, вы остановились и долго смотрели на меня, как будто моя внешность удивила вас. Почему? Что вы увидели? Мое сходство с вашим покойным мужем?

Не поднимая глаз от тарелки, она ответила:

— Когда горничная сказала мне, что меня ждет посетитель, я не ожидала увидеть китаянку. Благодарю, что вернули мне кольцо. Теперь вы можете идти.

Я все стояла и ждала, пока ко мне не подошла Оливия и не сказала по-дружески:

— Прошу вас, позвольте мне проводить вас.

Но у меня еще оставалось чувство собственного достоинства. Я сама могла найти дорогу. Я повернулась к Фионе и произнесла:

— Встреча с вами была для меня честью, первая жена.

Я сама спустилась по лестнице, почти ничего не видя, сердце мое сомкнулось от боли и разочарования. Когда я подошла к входной двери, меня кто-то негромко окликнул. Я увидела мальчика-китайца, вышедшего из-за драпировки. Я подошла ближе.

— Все хорошо! — произнес он по-английски, улыбаясь. — Все отлично.

— Что хорошо?

— Леди быть невежлива с тобой, но все хорошо. — Его улыбка стала шире. — Я помочился ей в суп.

Когда я вернулась домой, там меня терпеливо ждал мистер Ли.

— У меня кое-что есть для тебя, Гармония. — Он застенчиво протянул мне маленький листочек бумаги.

Это была самая красивая миниатюра, которую мне когда-либо доводилось видеть. Плакучая ива на берегу озера. Искусно вплетаясь в ветки, китайские иероглифы и английские буквы составляли надпись «Китайские лекарства Совершенной Гармонии».

— Я подумал о том символе, что ты могла бы использовать, — застенчиво заговорил он. — Красный дракон слишком агрессивен, слишком горяч, слишком много ян. Твои лекарства нежнее, в них больше инь. И у меня сложился образ. Пусть на всех твоих лекарствах будут такие этикетки!

— Вы можете это повторить, мистер Ли? — спросила я, несмотря на двухлетнее знакомство, я не обращалась к нему по имени.

— Я могу отнести рисунок человеку, который это сделает. И я могу нарисовать другие. Этикетки для чая, для таблеток…

И я поняла, что он сейчас видит то же, что и я. Целая линия моих лекарств с новыми серебристо-синими этикетками выстроится на полках. И люди будут узнавать их.

Он улыбнулся и добавил:

— Теперь у тебя есть имя.

А когда он увидел мои слезы, то ошибочно принял их за слезы радости.

Глава 30

23.00, Палм-Спрингс, Калифорния

Новости оказались плохими, но Джонатан знал, что как-то придется сообщить их Шарлотте.

Подойдя к двери, ведущей в музей, он увидел, что она стоит около витрины, где выставлены коробочки, бутылочки, горшочки с серебристо-синими этикетками. Надпись на стекле гласила: «Лекарства Гармонии, около 1927 года». Прочитав доклад Найта о ее связи со второй жертвой, Шарлотта отчаянно пыталась найти ключ к разгадке тайны, пыталась понять, кто же атакует ее.

— Клянусь тебе, Джонатан, — сказала она ему, — что ни одно слово из этого обвинения в прелюбодеянии не соответствовало истине. Брак доктора Филипс действительно распался во время того инцидента в Чок-Хилле, но не по моей вине. Однако она почему-то пришла к странному выводу, что у меня роман с ее мужем и я специально выбрала именно ее лабораторию в своих гнусных целях. Все это были плоды воображения Лоры Филипс, мы с мистером Филипсом оба это отрицали, но она все-таки начала процесс. Я не обратила внимания на фамилию второй жертвы только потому, что Филипсы развелись и Лора снова вышла замуж. Я не знала ее новой фамилии, а лабораторию она покинула пять лет назад.

Джонатан снова вспомнил тот ужас, который пережил, включив как-то туманным вечером телевизор восемь лет назад. Он увидел потрясающий сюжет новостей из Америки. В репортаже сообщалось о массовом убийстве животных в исследовательском центре в Северной Калифорнии. Сначала он даже не узнал Шарлотту, ее лицо исказилось от боли и ярости. Но ее руки снова и снова опускали на голову беззащитной немецкой овчарки огромный камень. И только тут Джонатан понял, что Шарлотта Ли, о которой все время говорит комментатор, это его Шарлотта. Она стоит на коленях, окровавленная, с безумными глазами, и говорит в микрофон:

— Только так мы могли заставить общество услышать нас. Так что нам пришлось это сделать.

Как и сейчас, тогда ему захотелось обнять ее, утешить, потому что он знал причины ее поступка, хотя всем остальным они были неизвестны. Но воздвигнутые ею невидимые барьеры он не мог преодолеть. Каждый раз, когда Джонатан пытался приблизиться к ней, он натыкался на стену.

«Впрочем, у меня тоже есть свои стены», — пришлось признать Джонатану.

По дороге от дома Наоми они остановились на красный свет, и в тишине Шарлотта вдруг спросила:

— Может быть, ты расскажешь мне, что тогда случилось в Амстердаме? — Она спрашивала об «Амстердамской восьмерке» — банде хакеров, из-за которых Джонатану пришлось оставить свой пост в Агентстве национальной безопасности. Джонатан не нашел в себе сил ответить, а Шарлотта не повторила вопроса.

— Чарли, — заговорил он, нарушая тишину музея, — люди Найта только что прибыли.

Шарлотта посмотрела на него, но на ее лице не отразилось удивления. Она прошла за ним в кабинет и увидела на мониторе две машины и фургон, которые только что остановились, их пассажиры выпрыгивали под дождь.

— Прежде всего они примутся за сетевой сервер. Нам необходимо их провести. — Он подошел к компьютеру и вызвал управление файлами. — Я уже начал копировать твою базу данных, но мне нужно еще время.

Их глаза на мгновение встретились — они оба поняли, на что он намекает. Шарлотта должна найти способ обмануть Найта и его людей. Только бы агент не начал допрашивать ее по поводу двух жертв, о которых она заявила, что с ними незнакома!

— Сколько требуется времени? — только и спросила Шарлотта.

— Мне нужно как минимум еще полчаса. Вставь в ухо «жучок» и жди моего сигнала, а потом можешь подпустить их к серверу.

Шарлотта обернулась к монитору. Федеральные агенты торопливо шли к главному зданию. Выглядели они так, словно действительно приехали по делу.

— Я что-нибудь придумаю. — Шарлотта огляделась, порылась в карманах. — Слушай, мне кажется, я потеряла «жучок». Он, наверное, выпал…

— У меня нет другого. А пейджер у тебя есть?

Шарлотта прикрепила пейджер к поясу юбки и продиктовала Джонатану номер.

— Я поставила его в режим резонанса. Как только ты закончишь работать, дай мне знать. Тогда я пойму, что можно подпускать агентов к машинам.

— Хорошо, но только обязательно дождись моего сообщения. Если они войдут в систему, пока я не закончу, они меня вычислят. Они обвинят меня в подтасовке улик и, следовательно, арестуют. Он помолчал. — Чарли, я не могу позволить, чтобы меня арестовали, ты понимаешь? Только не по обвинению в компьютерном преступлении.

— Я понимаю. Не волнуйся. Я не позволю им схватить тебя.

Джонатан улыбнулся.

— Постарайся не попадаться на глаза Найту. У него достаточно оснований, чтобы задержать тебя для допроса.

— С Найтом я справлюсь.

— И главное — держи их подальше от сервера.

Глава 31

Выйдя из лифта, Шарлотта услышала, как один из агентов говорил другому:

— Прежде всего мы займемся сервером. Это дело первостепенной важности.

— Прошу прощения, — обратилась к ним Шарлотта, — но кто вы такие?

Агент достал удостоверение и заметил:

— У нас есть ордер, мэм.

— Не сомневаюсь, что это так. Но мне все-таки хотелось бы посмотреть на ордер.

Шарлотта оглядела приемную. Она была пуста, если не считать прибывшей группы немедленного реагирования. Кабинеты тоже опустели, их двери были открыты, и Шарлотта подумала, уехали ли домой Барклей.

Агент выудил бумаги откуда-то из внутреннего кармана своей просторной куртки, продемонстрировав наплечную кобуру с оружием, и сообщил:

— Мы собираемся заняться вашей компьютерной сетью, мэм.

— Но у меня, надеюсь, есть право сначала прочитать ордер?

— У вас есть такое право, мэм.

Он отвернулся к другим агентам, распределяя их по этажам с инструкцией заходить сначала в те кабинеты, где есть люди.

Вместо того чтобы прочитать ордер, Шарлотта смотрела, как быстро и целеустремленно они двигаются по направлению к кабинетам, а потом с громким шлепком положила бумаги на стол и торопливо пошла следом за ними, заглядывая по пути в офисы и раздумывая на ходу, как же ей остановить их.

Она наткнулась на Валериуса Найта возле комнаты с копировальной техникой. Он показывал шефу группы план территории «Гармонии биотех», указывая на здания и местоположение различных объектов. Шарлотта остановилась. Если они заметят ее сейчас, она не сможет избежать его вопросов.

— А, мисс Ли! Я вижу, что вы снова появились в самый подходящий момент.

«Лучшая защита — это нападение», — решила Шарлотта.

— Мне известны мои права, мистер Найт! — Она решительно подошла к нему. — Ваши офицеры должны показать удостоверения и информировать о цели приезда, прежде чем войти на территорию.

Валериус сверкнул белозубой улыбкой.

— За исключением тех случаев, когда такое предупреждение может привести к уничтожению улик.

— Простите! Вы что, видели, как кто-то поспешно стирает файлы?

— Именно этого и не должна допустить наша бригада.

Шарлотта взглянула на план в его руках, где обозначалось местонахождение каждого компьютера «Гармонии биотех», и поняла, что последние четыре часа Найт не бездельничал. Она заметила также, что музей на карте не отмечен.

— Вы забираете все компьютеры?

— До последней дискеты, — подтвердил агент. — Начнем с сервера всей сети. Кстати, вы мне понадобитесь, чтобы открыть помещение, где стоит сервер. Не возражаете?

Шарлотта вздернула подбородок.

— Я настаиваю, чтобы ваши люди провели полную инвентаризацию того, что они берут.

— Разумеется, это обычная процедура.

— И я хочу, чтобы здесь присутствовал мой системный администратор, пока они этим занимаются.

— Я уже говорил с ним по телефону. К сожалению, он живет на другой стороне каньона Сагуаро, который превратился сейчас в бурную реку. Так мы будем открывать комнату с сервером?

Так как «Гармония биотех» являлась фармацевтической компанией и располагала закрытыми для посторонних глаз формулами лекарств, комната, где стоял сервер, охранялась особо тщательно. Шарлотта неохотно вела Найта по коридору, пытаясь придумать, как бы его обмануть.

— Один человек не имеет права открыть комнату, — сказала она, чтобы выиграть время. — Нужны обязательно двое — таковы требования безопасности. Обычно это делаем мы вдвоем с системным администратором.

— Я уверен, что мы кого-нибудь найдем: наверняка у кого-то еще есть карточка доступа.

— Я не так уверена, как вы. Кажется, все уже разошлись по домам.

— Кстати, мисс Ли. Когда у вас найдется время, я хотел бы снова поговорить с вами о трех погибших женщинах.

Шарлотта насторожилась:

— Мне казалось, мы уже закрыли эту тему.

Его глаза, словно два черных зонда, изучали ее лицо.

— Появилась новая информация, и мне хотелось бы обсудить ее с вами. И особенно ваши слова о том, что вы не знакомы ни с одной из жертв. Возможно, мои сведения покажутся вам интересными.

— Что, черт побери, здесь происходит?! — прогудел Адриан, выходя из своего офиса. — Какой-то ублюдок запросто врывается в мой кабинет и объявляет, что я не могу пользоваться компьютером! А теперь этот сукин сын снимает его на видео!

Вслед за мужем появилась и Марго.

— Что именно вы ищете в наших компьютерах?

— Нужные нам сведения, миссис Барклей. Я полагаю, что продукты компании были отравлены здесь, в «Гармонии биотех». Я также полагаю, что мне удастся выяснить, кто копался в ваших компьютерах в поисках улик.

— Вы предполагаете саботаж? Кто-нибудь из недовольных служащих?

— О, мотивом могло стать все, что угодно. — Найт улыбнулся. — Может быть, кто-то скрывает растрату на корпоративном уровне.

Марго посмотрела на него таким тяжелым взглядом, что даже Найту с трудом удалось его выдержать.

— Вы хотите сказать, что подозреваете нас?

— Сейчас, мэм, я подозреваю всех.

— Мы Барклеи, — холодно парировала она. — Мы не растрачиваем чужие деньги, не гуляем на стороне и не совершаем прочих преступлений.

— Простите меня, мэм, но подобные слова я слышу в каждой компании.

Не обращая на него внимания, Марго повернулась к Шарлотте:

— Я организовала все необходимое для пресс-конференции. Она состоится в девять часов. Будут представители местных станций и Си-эн-эн.

Агент Найт посмотрел на Шарлотту:

— И что это будет за пресс-конференция?

— Я хочу сохранить репутацию моей компании, — ответила Шарлотта, теребя манжеты белой блузки и украдкой поглядывая на часы. Прошло всего пять минут. Как же протянуть еще двадцать пять? — Мистер Найт, я просматривала записи, и у меня появилась уверенность, что я смогла бы найти ту точку, где совершился подлог, если бы у меня было побольше времени.

Его брови поползли вверх.

— Могу ли я узнать, где вы вели эти поиски? Я не помню, чтобы видел вас в вашем кабинете.

— Это большое предприятие, Найт. У нас повсюду стоят терминалы.

Он пристально посмотрел на нее и медленно кивнул:

— Полагаю, что так. А теперь прошу вас открыть комнату.

— Сколько все это займет времени? — нетерпеливо поинтересовался Адриан, гневно глядя на открытую дверь своего кабинета, где под его столом агент наклеивал этикетки на кабели и провода.

Шарлотта подумала, что старший Барклей выглядит лучше, чем некоторое время назад. Лицо посвежело, он даже стал как будто чуть выше ростом. Она перевела взгляд на Марго — миссис Барклей тоже казалась более уверенной в себе.

— Мы отвезем компьютеры в лабораторию компьютерных преступлений, мистер Барклей, — терпеливо объяснил Найт. — С этой минуты никто не получит доступа к файлам.

— Но вы не можете этого сделать! — взорвался Адриан.

Найт проигнорировал его реплику и устало спросил:

— Итак, у кого еще есть магнитная карточка-ключ?

— Я понятия не имею, где моя, — ответила Марго, оглядываясь на свой кабинет, куда только что вошел агент.

Сквозь открытую дверь доносились звуки — методично и аккуратно агенты обрабатывали систему. Очень скоро они все выключат и вывезут оборудование. Шарлотта нащупала пейджер под пиджаком и взмолилась про себя, чтобы ей удалось протянуть время, пока Джонатан не закончит работу.

— У меня, признаться, никогда не возникало потребности открывать эту штуку, — продолжала Марго, указывая на дверь. Услышав нотку презрения в голосе пожилой женщины, Шарлотта вспомнила, что, кроме электронной почты, Марго никогда не полагалась на компьютеры. Следовательно, она едва ли знала, что стертые файлы остаются на жестком диске?

— Я пойду и принесу мою карточку, — вступила в разговор Шарлотта. — И думаю, что она есть у Десмонда — если, конечно, он все еще здесь.

Она торопливо прошла по коридору, потом оглянулась и увидела, что Адриан предпочел уединиться в углу, прижав к уху сотовый телефон, а Марго стоит рядом с агентом Найтом, и они оба смеются какой-то удачной шутке. Федеральные агенты работали спокойно и эффективно — наклеивали ярлыки, фотографировали, отключали от сети компьютеры, заворачивали их в пластик и собирали дискеты, раскладывая их в специальные защитные пакеты. «Где же Десмонд и мистер Сунг? — гадала Шарлотта. — Куда они пропали, когда здесь такое творится?»

Подойдя к своему кабинету, она увидела, что дверь распахнута настежь. А между тем она отчетливо помнила, что запирала ее, когда уходила. Может быть, к ней зашел агент? Но в кабинете никого не было, а компьютер работал. Когда Шарлотта подошла к столу, понимая, что ее ждет новое сообщение на экране, она почувствовала в воздухе какой-то аромат — знакомый, но трудно определимый.

«Умная девочка Шарлотта! — говорилось в послании. — Ты не сказала федералам обо мне. Ха-ха! Они могут искать в системе, сколько им угодно. Они никогда не найдут меня там. У тебя осталось всего семь часов».

И никакого упоминания о пресс-конференции. Это насторожило Шарлотту. В прошлом письме неизвестный велел ей сообщить, на какое время назначили пресс-конференцию, но она не могла этого сделать, потому что не знала, как договорилась Марго. И странно, что он пока ее об этом больше не спрашивал.

А что, если он уже все знает?

Преступник знает и о федеральных агентах. Откуда? Но по какой-то причине он не подозревает о существовании Джонатана.

Шарлотта посмотрела на экран компьютера, ей едва удавалось сдерживать гнев. «Я клянусь, — мысленно обратилась она к своему неизвестному мучителю, — что я заставлю тебя заплатить за то, что ты сделал с Наоми».

Открыв ящик стола, Шарлотта достала карточку-ключ и сунула ее в карман. Она подумала, не сказать ли Найту, что не нашла карточки, но у нее было предчувствие, что он ей не поверит. «И потом, — решила она, — лучший способ обманывать — это делать вид, что помогаешь».

Шарлотта вышла из офиса и вдруг сообразила, что это были за духи. «Тоскана», от «Эсте Лаудер»!

Сейчас именно им отдает предпочтение Марго…

Прежде чем присоединиться к Найту и остальным, Шарлотта скользнула в комнату отдыха служащих, где на холодильнике красовалось множество записок и напоминаний, прикрепленных магнитами. Выбрав самый большой магнит, она провела им по своей карточке, потом вернула магнит на место и поспешила в коридор.

Теперь там стоял и мистер Сунг — по-прежнему в сером костюме, в котором он был в ту минуту, когда она пришла сегодня в компанию много часов назад. В отличие от агента Найта, снявшего пиджак, ослабившего узел галстука, старый юрист был так же безукоризненно одет и причесан, как в самом начале рабочего дня.

Шарлотта услышала, как он говорил Найту:

— Я бы очень просил вас не трогать нашу систему. Видите ли, мы сейчас высчитываем премии для служащих. Возможно, ваши люди могли бы проверить систему на месте?

Найт глубоко вздохнул:

— Сожалею, мистер Сунг, протокол требует от нас, чтобы мы забрали систему с предприятия и изучили ее в лаборатории ФБР. Только так мы можем быть уверены в сохранности улик. — Найт сверкнул улыбкой. — Как юрист, сэр, вы должны оценить тот факт, что мы так бережно относимся к уликам. Если бы мы изучали систему на месте, то оставили бы ее открытой для возможных нарушений — как, например, уничтожение или замена файлов.

— Да какая же это улика?! Какой-то проклятый компьютер! — заорал Адриан, присоединяясь к ним и сердито жестикулируя трубкой сотового телефона.

— Это не просто улика, мистер Барклей, — невозмутимо ответствовал Найт. — Я полагаю, что формулы заменили здесь, в вашей системе. Так что ваш компьютер — тоже орудие преступления. — Агент повернулся к Шарлотте: — Вы нашли вашу карточку? Мистер Сунг предложил свою.

Шарлотта достала карточку, но на секунду замешкалась. Если трюк с магнитом не сработает, они смогут поймать Джонатана за работой!

Первым подошел мистер Сунг и провел своей карточкой по металлической пластинке на косяке. Цифровой дисплей подтвердил получение первой карточки и выдал надпись: «Пожалуйста, введите вторую карточку».

Шарлотта почувствовала, как зачастил ее пульс, когда она шагнула вперед. Что они сделают с Джонатаном, если схватят его? Ведь он подменил улики, а это федеральное преступление.

«Он поставил на карту свою карьеру, чтобы спасти мою компанию», — внезапно подумала Шарлотта.

Карточка выскользнула у нее из пальцев и упала на ковер.

— Простите, — пробормотала она, поднимая ее.

«Ну давай, Джонатан, пришли мне сообщение!» — медленно произнесла Шарлотта и, затаив дыхание, провела своей карточкой по электронному замку. Ничего. Агент Найт сухо заметил:

— Мне кажется, ее надо перевернуть.

Она повернула карточку и повторила движение. Прошла секунда, потом дисплей выдал: «Карточка недействительна. Пожалуйста, введите вторую карточку».

— Можно мне попробовать? — Найт протянул руку.

Шарлотта отдала карточку-ключ ему, он попробовал еще раз, поворачивая ее то одной стороной, то другой.

— Такого никогда раньше не случалось. — Шарлотта посмотрела на Найта и спокойно встретила его испытующий взгляд. — Как вы думаете, мог ли кто-то испортить замок?

Она украдкой бросила взгляд на настенные часы. Прошло двадцать минут, осталось десять.

— Не беспокойтесь, — заметил Найт. — Мы приехали во всеоружии. Рэндэлл! — позвал он. — Здесь нам понадобится паяльная лампа. — Теперь его улыбка превратилась в оскал. — На это уйдет час, но, будьте уверены, мы его откроем.

Шарлотта почувствовала, что у нее отлегло от сердца. Час — это больше чем достаточно.

— О, ради всего святого! — вдруг вмешалась Марго. — Зачем такие грубые методы? — Она развернулась на каблуках, прошла в свой кабинет и появилась спустя минуту со своей карточкой. — Возьмите. Я, правда, не знаю, работает ли она, потому что никогда ею не пользовалась.

Прежде чем Шарлотта успела среагировать, Найт ввел карточку в замок, зажегся зеленый свет на цифровом дисплее, и дверь распахнулась.

Шарлотта взглянула на часы. Джонатану было необходимо еще восемь минут.

— Мистер Найт, не могли бы ваши люди подождать хотя бы до утра? — в отчаянии воскликнула она. — Финансовые программы вот-вот закончат подсчеты и начнут выводить чеки премий…

— Мисс Ли, у нас не раскрыты три убийства, а может быть, и четыре. Мы не имеем права тратить время попусту. Из-за этого могут погибнуть еще люди. Я полагаю, что чеки пару дней подождут. Вы со мной не согласны? — Он отвернулся и позвал: — Где О'Бэнион? Скажите ему, что мы добрались до сервера.

Шарлотта молила бога, чтобы О'Бэнион не торопился. Она смотрела на Марго, Адриана и мистера Сунга и думала, мог ли кто-нибудь из них совершить эти преступления. Мог ли Адриан сделать так, чтобы после ее телефонного звонка в доме Наоми раздался взрыв? Неужели Десмонд оказался способен подстроить несчастный случай с дверью в гараже? Достаточно ли у Марго технических знаний, чтобы состряпать фиктивную пленку о смерти Иоланды? И каковы могли быть их мотивы? Любой из них, пожалуй, способен растратить деньги, как заметил Найт. Но совершить убийство?

«Наш приятель достаточно разбирается в компьютерах, чтобы изменить формулы, — говорил ей Джонатан, — но он не знает, что уничтоженные файлы стираются не сразу».

Шарлотта помнила, что все Барклей разбираются в компьютерах, но не слишком. Мистер Сунг пользовался ими в основном для поиска необходимых сведений. Адриан изучал рынок ценных бумаг и читал с экрана «Уоллстрит джорнэл». Марго вообще скорее всего редко подходила к своему компьютеру.

Шарлотта вспомнила о Десмонде, который так подозрительно отсутствовал в эту минуту. Ее кузен презирал компьютеры. Шарлотта помнила, как еще подростком он насмехался над Джонатаном и его увлечением электроникой. Джонатан сказал тогда:

— Со временем компьютеры будут управлять всем.

А Десмонд лукаво возразил:

— Ну, мной им, положим, не удастся управлять!

Ирония судьбы в том, подумала Шарлотта, что все вышло наоборот. Десмонд стал самым компьютеризованным человеком из всех, кого она знала. Он окружал себя самыми последними достижениями электроники — почти произведениями искусства.

Бабушка Шарлотты однажды заметила, что игровая комната в доме Десмонда напоминает космический корабль — настолько много там мигающих лампочек и цифровых дисплеев. Да и весь дом управлялся центральным компьютером, который регулировал температуру воздуха, свет, музыку, следил за системой безопасности. Но при этом Десмонд увлекался в основном играми и никогда не проявлял особого умения обращаться с компьютерами.

Подозревать Барклеев можно. Все трое знают пароли, имеют доступ к закрытым файлам, и у них достаточно опыта, чтобы изменить формулы. И все-таки ни один из них не знал, что уничтоженные файлы остаются какое-то время в компьютере.

«Но каковы могли быть их мотивы?» — спрашивала себя Шарлотта и оглядывалась по сторонам. Она увидела, как на столе в приемной начинают скапливаться мониторы с висящими проводами и модемами сверху. Люди Найта работали невероятно быстро.

Она перевела взгляд на настенные часы. Осталось всего пять минут. Сообщение от Джонатана может прийти в любую секунду. «Торопись, Джонатан, — мысленно обратилась к нему Шарлотта. — Быстрее, быстрее…»

Шарлотта смотрела на двух человек, с которыми она была странным образом неразрывно связана. Она давно уже не называла их тетя Марго и дядя Адриан, после того как узнала от бабушки, что Барклеи приходятся им родственниками со стороны мужа ее прабабушки. Именно тогда она поняла, почему мать Адриана Оливия и его жена Марго презирали Гармонию столько лет. Причина неприязни крылась в том, что они, считавшие фамилию Барклей равнозначной признанию аристократичности ее владельцев, носили только фамилию, а Гармония и Шарлотта, не носившие ее, являлись Барклеями по крови.

Но достаточно ли этого, гадала Шарлотта, чтобы уничтожить компанию? И почему именно теперь, после стольких лет?

Она немного отошла от остальных, решив проверить: может быть, Джонатан уже послал ей сообщение, а она его пропустила? Она взглянула на экран пейджера.

Шарлотта окаменела.

На экране мигала надпись: «Замените батарейку».

Пейджер не работал! Джонатан не сможет сообщить ей, что путь свободен!

Растерянно оглянувшись, Шарлотта увидела Десмонда, который направлялся к ним широким шагом. Нервный мужчина в черном, глаза прячутся за темными стеклами солнечных очков. Она смотрела, как подходит ее кузен, и думала, что никогда не видела его таким агрессивным.

У нее снова возникло странное ощущение, что в Десмонде и в мистере Сунге что-то переменилось. Адриан и Марго остались прежними. Что же случилось в тот год, когда она была в Европе? Что произошло между Десмондом и мистером Сунгом?

«Ты уверена, что смерть твоей бабушки — это несчастный случай?» Пока Джонатан не произнес эти слова, Шарлотте и в голову не приходило считать по-другому. А потом он стал спрашивать дальше, задавать еще более волнующие вопросы. Проводилось ли полицейское расследование? С кем ее бабушка должна была встретиться на острове? Как удалось спастись мистеру Сунгу?

Шарлотта отвечала:

— Его не было на борту. Он все видел с берега.

А Джонатан задал еще один вопрос:

— А почему он не поехал с ней?

И тут раскрылись невидимые шлюзы, и вопросы хлынули потоком.

Год назад Шарлотта ездила в Европу, а когда вернулась, то обнаружила, что мистер Сунг и Десмонд переменились. А потом вдруг шесть месяцев спустя ее бабушка погибла, когда перевернулась лодка. Шарлотта смотрела, как гроб опускают в землю, и могла думать только об одном: она потеряла единственную родственницу и осталась одна на всем свете. Ей и в голову не пришло спросить почему.

А теперь это ее заинтересовало.

— Они забирают всю систему, дорогой, — обратилась Марго к Десмонду. Она протянула руку, чтобы убрать с его лба прядь волос, но сын отпрянул назад.

А Шарлотта подумала, что Десмонд изменился и по отношению к своей матери.

Когда они были детьми, Шарлотта редко видела, чтобы Десмонд и его мать разлучались. Казалось, они основали общество взаимного обожания, Десмонд расточал похвалы матери, а Марго воспевала достоинства своего сына. Но сейчас Шарлотта заметила, что Десмонд почти презирает мать.

О'Бэнион, техник, наконец пришел, стряхивая мокрый плащ и что-то говоря о грозе. Он немедленно вошел в компьютерную комнату и быстро осмотрел оборудование.

Шарлотта оглядела офисы, отгороженные перегородками рабочие места секретарей. Может ли она воспользоваться телефоном и позвонить Джонатану в музей? Но снимет ли он трубку?

— Мисс Ли!

Она резко обернулась. Агент Найт насмешливо смотрел на нее.

— Вы сказали, что хотели находиться поблизости, когда будет отключена система. Сейчас мы собираемся это сделать. Мистер О'Бэнион — наш технический советник. Он прекрасно разбирается в компьютерах.

— Ну, прежде чем я все отключу, — растягивая слова, заговорил О'Бэнион, разглядывая систему, — я должен убедиться, что в данный момент ею никто не пользуется. Если я этого не сделаю, то все, над чем люди сейчас работают, пропадет.

— Но мы должны прекратить возможное искажение улик, мистер О'Бэнион, — подчеркнул Найт.

— Верно, верно… — отозвался техник, проверяя соединения между монитором, клавиатурой и главной консолью. — Здесь три сервера, — бормотал он. — Так, вот куда сходятся все провода… Давайте посмотрим, какой из мониторов сейчас включен…

Шарлотта посмотрела на часы. Прошло тридцать пять минут. Закончил ли Джонатан? Пытался ли он уже послать ей сообщение на пейджер?

Познакомившись с системой, О'Бэнион уселся за клавиатуру и нажал на пробел. Исчезла картинка на экране и появилась команда ввести фамилию ответственного. Он впечатал фамилию системного администратора, которую подсказал ему Найт. Затем система потребовала ввести пароль. Найт продиктовал нужную фразу.

Но вместо того, чтобы немедленно войти в систему, он увидел новую надпись: «Неверный пароль. Введите пароль».

О'Бэнион нахмурился, провел рукой по короткому ежику волос и снова ввел информацию.

«Неверный пароль. Введите пароль».

Он уже собрался было повторить попытку в третий раз, как на экране вспыхнула надпись: «Внимание! Три неверные попытки введения пароля приведут к отключению системы и уничтожению всех файлов!»

— Какого черта?! — рявкнул Найт.

— Это программа безопасности. — В голосе О'Бэниона слышалось восхищение.

— Но что это значит?

— Дополнительная предосторожность против чужого вмешательства. На тот случай, если чужаки будут пытаться подобрать пароль, пока не попадут на верный.

— И все файлы на самом деле будут уничтожены?

О'Бэнион пожал плечами:

— Разумеется, почему нет? Вне всякого сомнения, у компании есть дубликат записей. — Он посмотрел на Шарлотту с восхищенной улыбкой. — Вы очень мудро поступили, установив такую систему, мэм. Я видел подобную систему безопасности только на закрытых военных объектах. И никто не сможет украсть или переделать ваши формулы, это точно.

Найт повернулся к одному из своих людей.

— Позвоните этому системному администратору, — прорычал он. — Его номер на моем портативном компьютере. Спросите у него еще раз фамилию и пароль. Может быть, в первый раз он оговорился. И если это не поможет, мы просто отключим всю систему и увезем ее с собой.

— Не слишком хорошая идея, сэр, — вмешался О'Бэнион.

— Почему же? — бросил Найт.

Техник постучал по монитору, где мигало красное окошко.

— Сервер нельзя отключать от питания.

— Как же тогда, — медленно произнес Найт, явно пытаясь сдержаться, — мы можем попасть в систему?

— Этим должен заниматься системный администратор компании. Только он сможет справиться с таким зверем.

Как раз в этот момент вернулся агент и сообщил, что системный администратор к телефону не подходит.

— Ладно! — рявкнул Найт. — Опечатайте комнату и выставьте круглосуточную охрану до тех пор, пока сюда не приедет системный администратор. Я не хочу, чтобы кто-то получил доступ к файлам, поэтому пусть ваши люди отключат все компьютеры на предприятии. Я не хочу, чтобы кто-то влезал в систему, пока мы не будем все контролировать. Вы поняли?

— Общий привет! — внезапно раздался громкий голос.

Все головы повернулись к двери.

— Кто вы, черт побери, такой?! — прорычал Адриан.

Шарлотта обернулась и увидела Джонатана. Он стоял, прислонясь плечом к косяку, и улыбался.

— Джонатан?! — недоверчиво выдохнул Десмонд.

Найт пробился вперед:

— Позвольте узнать, кто вы такой?

Джонатан протянул ему руку и представился:

— Джонатан Сазерленд, консультант по вопросам технической безопасности.

Найт насупился.

— Техническая безопасность? Постойте. Вы тот самый Сазерленд, который выследил и поймал «Амстердамскую восьмерку»?

Джонатан молча кивнул.

— А вы?..

Найт показал свой значок:

— Валериус Найт, Управление по контролю за качеством пищевых продуктов, медикаментов и косметических средств.

Джонатан посмотрел на Шарлотту и протянул ей листок бумаги.

— Я нашел то, что ты искала.

— Что это? — спросил Найт.

— Ваш преступник, — улыбнулся Джонатан. — Человек, который подменил формулы и убил трех человек.

Глава 32

1928 год, Сан-Франциско, Калифорния

Меня разбудили шум и крики:

— Пожар!

Подбежав к окну, я увидела языки пламени в ночном небе и клубящийся зловещими облаками дым. Я быстро накинула пеньюар, сбежала вниз по лестнице и наткнулась на мистера Ли, который путался в своем халате. Соседи тоже выскочили из своих домов, толпа перегородила улицу. Мы слышали вдалеке сирены пожарных машин, но когда они доберутся до горящего здания?

И тут я сообразила, что именно горит. Товарный склад мистера Хуана.

Кто-то уже организовал людей. Они встали цепочкой и передавали друг другу ведра с водой. Мы с мистером Ли присоединились к ним, как сумасшедшие хватали одно ведро за другим, расплескивая столько воды, что ведра прибывали к месту пожара полупустыми. Люди кричали:

— Пропустите пожарные машины! Пропустите пожарные машины!

И вдруг мы услышали, как закричала женщина:

— Где мой муж? Где мистер Хуан? Ай-я!

Не задумываясь ни на минуту, мистер Ли бросился в помещение склада. Я видела, как его поглотили языки пламени и дым. Я побежала за ним, но меня оттолкнули в сторону, потому что подскочили пожарные со своими шлангами.

— Надо вывести его оттуда! — крикнула я. — Мистер Ли там, внутри!

Тротуар стал скользким из-за пролитой воды, я потеряла равновесие и упала бы, но меня быстро подхватили чьи-то руки. Я оглянулась и увидела встревоженные глаза.

— Слава богу, с тобой все в порядке, — сказал Гидеон.

— Там внутри мистер Ли! — снова крикнула я.

Гидеон немедленно сорвал пиджак и нырнул в огонь, прикрывая лицо руками. Я зажала рот ладонью, когда поняла, что происходит. Теперь в этом аду оказались три человека — мои друзья и мой любимый!

— Помогите! — закричала я, бросаясь от одного пожарного к другому. — Вы должны спасти их!

Но кричали все, машин становилось все больше, пожарные раскатывали шланги. За огнем и дымом ничего не было видно, я не могла подсказать пожарным, куда именно пошли Гидеон и мистер Ли.

Пожарные проникли внутрь, вооружившись топорами, но очень скоро огонь выгнал их из пылающего склада. Я попыталась сама вбежать туда, но чьи-то руки схватили меня и оттащили назад.

— Гидеон! — простонала я. — Гидеон!..

И тут я увидела мистера Хуана — он сидел на бровке тротуара, обхватив руками опаленную голову. Я бросилась к нему, спрашивая, где мистер Ли и Гидеон.

Но он лишь тупо качал головой, еще не придя в себя от пережитого ужаса; жена, рыдая, обнимала его.

Пламя вырывалось из окон, облизывая ночное небо, дым взмывал вверх, словно дьявольское привидение, заслоняя звезды, а я могла только в ужасе смотреть на все происходящее.

Ко мне подошла миссис По и потащила меня прочь от горящего здания, а я, спотыкаясь, все оглядывалась назад, глаза застилали слезы. Гидеон…

Но когда мы повернули за угол, где было еще больше народа, пожарных машин и шлангов, я увидела его. Прислонившись к фонарному столбу, Гидеон вытирал пот со лба.

Я бросилась к нему, и он обнял меня. На его губах, прижавшихся к моим, сохранился вкус пламени и жара.

— Где мистер Ли? — спросила я, наконец оторвавшись от его губ.

— С ним все в порядке. Нам обоим удалось найти дорогу назад. Он пошел помочь тому, другому джентльмену… О боже, там внутри был просто ад.

Я поняла, что они выбрались на улицу через задние ворота, куда грузовики привозили травы и где расположилась моя маленькая фабрика. Огонь туда не добрался.

Я всхлипнула, и Гидеон взял мое лицо в свои ладони.

— Я думала, что потеряла тебя! — плакала я. Или это сказал Гидеон?

Его губы снова нашли мои — прямо посреди людной улицы, где вокруг сновали соседи. Не обращая ни на что внимания, мы с Гидеоном цеплялись друг за друга, словно утопающие.

Когда слезы перестали застилать мне глаза, я с тревогой осмотрела лицо Гидеона, но, судя по всему, он отделался испачканными щеками и опаленными волосами. Я взяла его за руку, отвела в свою квартиру и настояла, чтобы он выпил травяной чай, хотя Гидеон упорно отказывался от него.

Пожарные наконец справились с огнем. Большинство соседей вернулись в свои постели, но некоторые продолжали стоять и, качая головами, подсчитывать причиненный ущерб. Многие помнили большой пожар 1906 года, когда сгорел весь Чайнатаун.

Я оделась в спальне, пока Гидеон пил чай в гостиной. Он был дома уже полтора месяца, но не давал о себе знать — я только видела его фотографии в колонке светской хроники.

Когда я вернулась в гостиную, Гидеон какое-то время молча смотрел на меня.

— И как так получается, что каждый раз, когда я возвращаюсь, ты кажешься мне все более красивой? — произнес он наконец. — Я был на вечеринке на холме и, когда увидел пожар, не мог больше думать ни о чем, кроме тебя. Я сбежал оттуда, не сказав никому ни слова.

— Ты дома уже полтора месяца… — пробормотала я и тут же рассердилась на себя. Зачем я это сказала? Ведь он вовсе не обязан был навестить меня.

Гидеон нахмурился.

— Вспомни, Гармония, когда я попытался с тобой встретиться в последний раз, ты просто обманула меня. Я прождал весь вечер, а ты даже не позвонила. Я не хотел снова испытать что-либо подобное. Но, черт побери, Гармония, весь этот год в джунглях я думал только о тебе. Почему я не могу выкинуть тебя из головы?

Мы молчали, а в комнату вползал уличный шум — уезжали пожарные машины, перекрикивались соседи, кто-то поставил пластинку… Я не могла больше выдерживать его взгляд, поэтому подошла к окну и стала смотреть на закопченные окна над складом мистера Хуана.

— Гидеон, я так ужасно себя чувствую из-за этого!

— Почему? — Он подошел ко мне и заговорщически улыбнулся. — Неужели ты подожгла дом?

— Разумеется, нет! Но я уверена, что это произошло из-за меня…

— Из-за тебя? С какой стати?!

— Потому что я решила снять все это помещение для моей новой фабрики. Но, Гидеон, это был секрет! Никто о нем не знал, кроме моих девушек…

Он потер подбородок, все еще испачканный копотью, и неожиданно предложил:

— Поедем покатаемся.

— Кататься? В такой час?

— Здесь слишком шумно, а я хочу, чтобы ты мне спокойно обо всем рассказала.

Мы поехали вниз по Колумбус-авеню по направлению к Рыбачьей пристани. Я странно чувствовала себя в автомобиле, так как мне не слишком часто доводилось в них ездить. Еще более странным оказалось сидеть так близко к Гидеону, но к этому я быстро привыкла. Я смотрела, как мимо пролетает спящий город, и рассказывала Гидеону о том, что произошло за последний год.

Моя компания разрасталась. Новая торговая марка — плакучая ива над прудом — стала привычной. Даже те, кто не умел читать, знали, что, увидев эту картинку на коробочке или бутылке, они могут доверять находящемуся внутри лекарству. И хотя моя работа приносила мне прибыль, продуктов по-прежнему было не много, и они терялись на полках рядом с горами товаров «Красного Дракона», многие из которых были бесполезными, а иные и опасными. Как же покупателю выбрать? Я мечтала о расширении моей маленькой фабрики и о том, чтобы продавать нашу продукцию как можно большему числу людей.

Как-то поздно вечером, когда мы с моими девушками пили чай после тяжелого рабочего дня, я поговорила об этом с мистером Ли. Он предложил мне снизить цены хотя бы на один цент, потому что китайцы никогда не упустят выгоду. Но когда я на следующий день обошла магазины, то увидела, что «Красный Дракон» уже снизил все цены на цент!

Тогда мне пришла в голову мысль продавать мои лекарства не только в специальных магазинах, но и в бакалеях, в табачных киосках, даже в мастерских по починке велосипедов. Через несколько дней я обсудила это с мистером Ли — и тут же продукция «Красного Дракона» появилась в бакалейных лавках и у продавцов сигарет.

Несколько позже я придумала новый освежитель дыхания — твердую квадратную плоскую таблетку, состоящую в основном из лакрицы и ментола. Я не успела даже отправить ее в магазины, как «Красный Дракон» выпустил в продажу совершенно новый продукт, очень похожий на мой. При этом они заявляли, что их таблетки не только освежают дыхание, но и лечат больное горло.

Так я догадалась, что кто-то передает мои секреты «Красному Дракону»…

Гидеон очень внимательно слушал меня и, когда я кончила, решительно заявил:

— Ты совершенно права, Гармония. Не приходится сомневаться, что среди твоих служащих есть шпион. Кто-то доносит твоим конкурентам, что происходит у тебя на фабрике.

— Мистер Хуан сказал, что пожар был неслучайным. Один из пожарных нашел пустую канистру из-под бензина и тряпки. Но у меня такая маленькая компания, Гидеон! А «Красный Дракон» — фирма крупная. Зачем им это делать?

— Я знаю, насколько это крупная фирма, Гармония, — задумчиво произнес Гидеон, а ветер тем временем трепал его прекрасные волосы. — Где бы я ни работал, я всегда видел в магазинах товары «Красного Дракона». Лично я считаю, что их товары низкого качества. — Он улыбнулся мне. — Во всяком случае, не такие превосходные, как твои лекарства. К сожалению, у «Красного Дракона» налажены контакты со многими зарубежными компаниями.

Мы остановились у светофора, и мимо нас со звоном проехал трамвай. Когда светофор переключили и мы двинулись дальше, Гидеон продолжил:

— «Красный Дракон» добрался до Юго-Восточной Азии примерно двадцать лет назад. И очень многие компании подписали с ним контракты. Местные рабочие принимают их снадобья на работе, берут домой, ими пользуются их жены. Поэтому, когда они отправляются за лекарствами в деревню и видят знакомые красно-золотые этикетки, эти лекарства покупают не раздумывая. Продукцию «Красного Дракона» приобретают потому, что ее продают, а не потому, что его товары хороши.

Я положила руку на приборную доску и задумалась, как люди могут путешествовать таким образом, когда земля так быстро несется у них под ногами.

— Но если у них так прекрасно идут дела, почему они обрушились на меня?

— Вероятно, ты составляешь им серьезную конкуренцию, раз они потрудились подослать к тебе шпиона. Ты когда-нибудь встречалась с владельцем «Красного Дракона»?

Но я только видела его фотографии в газетах. Китаец, любящий джаз и разгуливающий по барам с белыми женщинами, человек, которому безразлично, что его лекарства плохого качества и могут принести вред людям, что его этикетки лгут…

Я молчала, а машина мчалась по шоссе, повторяющему очертания залива, и луна неслась вслед за нами по черной воде. Мы проехали Чайнатаун и Рыбачью пристань. Впереди был Форт-Пойнт, а за ним — пролив Золотые Ворота.

Наконец машина свернула с шоссе на маленькую грязную дорогу, по ней мы доехали до поросшего травой утеса. Гидеон остановил машину и помог мне выбраться на бодрящий ночной воздух. Мы подошли к краю утеса, где ветер тут же вцепился в нашу одежду и стал трепать волосы.

— Посмотри, Гармония. — Гидеон сделал широкий жест рукой. — Что ты видишь?

Я видела ночное небо, черный, усыпанный звездами океан — и вечность.

Мы были совершенно одни на этом зеленом мысу, и мне казалось, что мы остались одни на земле.

— Здесь будет построен мост, Гармония, между вот этими двумя точками. Он свяжет Сан-Франциско и другой берег пролива.

— Ай-я! — прошептала я. — Но это ведь так далеко, и пролив слишком глубокий. Мост упадет!

Гидеон рассмеялся.

— Это будет не обычный мост, Гармония, а висячий. Его подвесят. Смотри! — Гидеон достал из кармана маленький блокнот и принялся рисовать при свете луны. — Мне эта мысль пришла как-то во сне. Нам только и надо сделать, что три отдельных массивных бетонных основания, которые будут соединены между собой ступенчатой конфигурацией. Видишь?

Я смотрела, но ничего не видела. Мои глаза были прикованы к рукам Гидеона, а не к тому, что он рисовал. У него были красивые руки — тонкие, выразительные. Руки поэта, а не строителя! А Гидеон между тем рисовал арки и дуги, быстро заполняя пространство листа чернилами, создавая картину, которая ничего не говорила мне, но явно виделась ему в воображении.

— Видишь ли, цель этого крепления состоит в том, чтобы сократить напряжение цепей, — говорил он.

— Цепи будут держать мост?

Гидеон просиял.

— Совершенно верно! К сожалению, многие сопротивляются строительству моста через пролив Золотые Ворота. Люди говорят, что он изуродует ландшафт. Но этого не произойдет! Мост станет великолепным памятником тому, как человек и природа могут работать вместе. В гармонии! — добавил он с веселым смехом, который я так любила.

Гидеон начал убирать блокнот, но я застенчиво удержала его руку и дотронулась до исписанной им страницы. Все еще смеясь, он оторвал ее и протянул мне. Пока я аккуратно складывала листок и убирала в карман платья, Гидеон смотрел на пролив и говорил:

— Все считают, что это невозможно сделать, что ветры, туманы и приливы будут мешать нам на каждом шагу. Но я построю этот мост, Гармония, вот увидишь!

— Я не сомневаюсь, что ты его построишь.

Гидеон повернулся ко мне, его глаза погрузились в мои зрачки, а руки обняли меня.

— Ведь ты веришь в меня, правда? Я вижу это по твоим глазам. А ты знаешь, что ни одна женщина не смотрела на меня так, как ты? Когда я впервые увидел тебя, то испытал такое, чего со мной никогда не бывало.

Я знала, что это действительно так: мы уже давно глазами сказали друг другу все.

Внезапно его губы прижались к моим губам, а мои руки обняли его за шею. Но только теперь это не было похоже на наш сумасшедший поцелуй во время пожара. Я целовала моего Гидеона так, как давно мечтала — нежно, с любовью.

— Выходи за меня замуж, Гармония! — вдруг выпалил Гидеон и, кажется, сам удивился своим словам. — Да! — подтвердил он со смехом. — Точно! Мы поженимся!

Я была захвачена врасплох и не смогла ничего ответить, а он неправильно понял мое замешательство.

— Не сомневайся, я смогу позаботиться о тебе, Гармония. Мне двадцать шесть лет, и у меня уже есть имя в моей профессии. Если ты станешь моей женой…

— О, Гидеон! — воскликнула я, поняв наконец, что он говорит серьезно. — Мы не можем пожениться! Разве ты забыл, что произошло тогда в аптеке?

— Ну не можешь же ты до сих пор думать об этом! Гармония, это был маленький магазинчик, а его владелец — всего лишь невежественный фанатик.

— Гидеон, меня считают цветной женщиной. Закон говорит, что я не могу выйти замуж за белого.

— Этот закон не имеет к нам никакого отношения. Ты американка, Гармония.

— Но я еще и китаянка…

— Я знаю. И так случилось, что я влюбился в вас обеих.

Я в отчаянии покачала головой.

— Ты то появляешься в моей жизни, то исчезаешь! Словно дождь. Никогда не знаешь, когда он пойдет, когда перестанет, будет ли это ласковый дождик или гроза. Мне нужна стабильность, Гидеон. Мне нужен дом…

— Но ведь об этом я и говорю! Я больше никуда не уеду. Как только я отработаю по последнему контракту, я останусь здесь, в Сан-Франциско. Я уже подал заявку на участие в строительстве этого моста. Мне сказали, что у меня хорошие шансы получить положительный ответ. Скажи, что ты выйдешь за меня замуж, Гармония!

Но сцена в аптеке до сих пор преследовала меня. Официант, посетители, которые смотрели и ничего не говорили, гнев Гидеона и его беспомощность…

— А как же Оливия? — спросила я.

— Оливия? — нахмурился он. — А что такое? Я же говорил тебе, что мы с ней просто друзья.

Но я видела на фотографиях в газете, как девушка на него смотрит. Это был взгляд не «просто друга».

— А твоя мать?

— Мама поймет, когда я признаюсь ей, как сильно люблю тебя. Она может казаться холодной, бессердечной женщиной, Гармония, но она понимает, что такое любовь. Их с Ричардом Барклеем связывала страсть, которая выпадает на долю избранных. Может быть, поэтому она и стала теперь такой… Она встретила Ричарда, когда овдовела, осталась одна с ребенком. Их любовь словно сошла со страниц романа, а потом она потеряла его. Мама знает, что такое любовь, Гармония. Она поймет нас.

Я сдержала слезы. Письмо Ричарда Барклея моей матери… Брак без любви… Я женился на Фионе из жалости… Ее бросили… Но Гидеон никогда не должен об этом узнать!

Гидеон взял меня за руки.

— Гармония, ты приходила к моей матери в надежде, что она признает тебя дочерью своего мужа. Ты хочешь носить фамилию отца, и это твое право. Ей не следовало так обращаться с тобой, она не должна была отбирать у тебя кольцо. Но если ты станешь моей женой, Гармония, я дам тебе фамилию отца! И смогу вернуть тебе кольцо.

Я покачала головой, поскольку не могла выразить словами то, что переполняло мое сердце. Наконец я проговорила:

— Если я выйду за тебя замуж, Гидеон, то не по этим причинам. Все, что произошло раньше, — прошлое. Мой отец, наши матери — сейчас все это ничего не значит для меня, потому что моя жизнь начинается вот в это мгновение, здесь, с тобой. Да, мой дорогой Гидеон, я стану твоей женой!

Он привлек меня к себе и прошептал:

— Ты сделала меня счастливейшим человеком на земле!

Мы любили друг друга на берегу пролива Золотые Ворота, под звездами, и верили, что наши мечты могут осуществиться.

Я смотрела на восьмерых девушек, работающих у меня.

— Кто-то из вас выдает мои секреты «Красному Дракону». Кто?

По тому, как они переглядывались, опускали глаза, слабо протестовали, говорили, что даже не знают, что я имею в виду, я поняла: они покрывают виновницу.

Ситуация была крайне неприятной. «Интересно, что бы мне посоветовал Гидеон?» — подумала я и невольно улыбнулась. Как я могла не улыбаться, вспоминая моего любимого? Он уехал всего несколько недель назад, а я уже считала дни до его возвращения. Десять месяцев казались мне вечностью. Зато когда он вернется, то сможет больше никуда не уезжать!

— Я хорошо относилась к вам, — сказала я девушкам. — В ответ я ждала только одного — верности. То, что делает одна из вас, наносит вред компании, а значит, и вам всем. Вы этого хотите?

Они казались пристыженными и старались не встречаться со мной взглядами. Что я должна была сделать? Разумеется, я не могла уволить всех восьмерых из-за предательства одной.

Я хотела обратиться за советом к мистеру Ли, но у него были свои трудности. Финансовые заботы семьи так согнули его плечи, что в тридцать лет он выглядел стариком. Я предложила ему денег взаймы, но он отказался, а работы для него у меня не было: этикетки мне теперь печатали в типографии в Окленде. Порой я говорила мистеру Ли, что на фабрику заходил человек, спрашивал, кто рисовал для меня этикетки, и просил художника сделать большой заказ для частной вечеринки. Мистер Ли немножко взбадривался, брался за чернила и кисточки, но рисовал, как всегда, очень медленно, ругал себя за то, что работа не будет готова в срок. Я успокаивала его, что заказчик, существовавший, правда, только в моем воображении, все поймет и подождет.

В конце концов, оглядев всех восьмерых девушек, я решила, что сделать ничего не могу. Перед своим отъездом Гидеон заставил меня пообещать, что я не стану предпринимать никаких действий, чтобы не привлекать внимания «Красного Дракона». Я должна на время забыть о моих планах, не пытаться даже чуть-чуть расширить производство, не экспериментировать с новыми лекарствами… Просто жить обычной жизнью, пока Гидеон не вернется.

— Я боюсь, что в следующий раз загорится твой дом, — сказал мне Гидеон тогда, возле пролива. Занималась заря, мы шли к машине; у Гидеона оставалось всего три часа, чтобы уложить вещи и отправиться в порт.

Около машины он снова взял мое лицо в ладони и сказал:

— Пообещай мне, любовь моя, что ты ничего не станешь менять. Никаких увольнений или найма новых работниц. Этот ублюдок из «Красного Дракона» очень опасен. Пусть он думает, что ему удалось тебя запугать.

Вспомнив об этом, я отпустила девушек и велела им снова приниматься за работу, а обернувшись, увидела на пороге мужчину в форме. На мгновение я приняла его за полицейского, но потом сообразила, что выходцы из Африки не могут стать полицейскими в Сан-Франциско — так же как и китайцы. Он спросил меня, я ли Совершенная Гармония, и передал мне, что миссис Барклей хотела бы со мной поговорить.

Я этого ждала: Гидеон пообещал мне, что расскажет матери о нашей помолвке до отъезда. И теперь я должна была узнать, как прореагировала Фиона.

Я представляла себе все, что угодно. Мать Гидеона могла предложить мне деньги или начать угрожать. Но я не ожидала увидеть возле своего дома улыбающуюся Фиону Барклей, сидящую на заднем сиденье длинного, сияющего автомобиля. Мужчина в форме оказался ее шофером.

Фиона пригласила меня на ленч в свой клуб.

— Давай оставим прошлое в прошлом, — тепло проговорила она. — Я уважаю желания моего сына. Ты скоро станешь членом нашей семьи. Нам пора с тобой познакомиться.

Мы условились, что через неделю она заедет за мной на своем длинном сияющем автомобиле.

Я очень волновалась, пытаясь выбрать из своей одежды самый лучший чунсон, и прикладывала к себе платье за платьем перед большим зеркалом, пока не поняла, что это было бы ужасной ошибкой. Миссис Барклей не захочет пойти на ленч с невесткой-китаянкой! Значит, я должна стать американкой.

Я покинула Чайнатаун и отправилась в салон красоты на Клэй-стрит, где мне остригли мои длинные волосы и сделали завивку — совсем как у Клары Боу на обложке журнала «Фотоплей». Я купила самую модную косметику — губную помаду цвета бычьей крови и такой же лак для ногтей от «Элизабет Арден». И в конце концов я приобрела роскошное шифоновое платье цвета сапфира с летящей юбкой, тщательно украшенное бусинками, кисточками и бантиками. Продавщица сказала мне, что в Париже это называется «платье для коктейля».

Когда прибыл большой автомобиль миссис Барклей, все мои соседи-китайцы выстроились на тротуаре, чтобы полюбоваться им, все обсудить и помахать мне рукой на прощание. Миссис Барклей улыбнулась и заметила, что я очень мило выгляжу и что она собирается представить меня своим друзьям.

Ее клуб располагался недалеко от площади Изящных искусств. Миссис Барклей объяснила мне, что когда-то это был частный особняк, но теперь его переделали в светский клуб для дам, где они играли в теннис и проводили различные мероприятия по сбору благотворительных средств. Я была так возбуждена, сердце так сильно стучало у меня в груди, что я почти не слышала ее слов. Мои глаза раскрылись совсем широко, когда машина скользнула в высокие чугунные ворота, а затем человек в форме открыл нам дверь и проводил нас до величественного входа.

Наконец мы оказались в великолепном вестибюле, напоминающем холл большого отеля. Роскошно одетые женщины сидели на банкетках среди маленьких пальм в глиняных горшках и лениво болтали, потягивая чай.

Клуб поразил меня. Обеденный зал, который назывался «Цветущий дворик», украшал высокий стеклянный потолок, пропускавший рассеянный солнечный свет. Здесь было множество цветов и растений, музыканты играли на скрипках и арфах, наполняя помещение чарующей музыкой. Когда мы шли за метрдотелем к столику, меня переполняла радость, что я оказалась в таком месте и что мать Гидеона добра ко мне. Мне казалось, что все это происходит во сне.

И тут я услышала шепот: «Я думала, в этом клубе строгие правила!» — и увидела, что все эти женщины смотрят на меня.

Но мать Гидеона словно не замечала взглядов и не слышала перешептываний. Мы наконец подошли к столику, где уже сидела Оливия. Я не думала, что миссис Барклей пригласит и ее тоже. Губы Оливии улыбались, а глаза кричали: «Я никогда не прощу тебе этого!»

И только тут я начала понимать, что совершила ужасную ошибку.

Оглядевшись, я обратила внимание на то, как одеты Фиона, Оливия и другие женщины. Дорогие свитера, клетчатые юбки бежевых, белых и пастельных тонов… Я сообразила, насколько неприлично выгляжу со своими завитыми волосами, ярко-красными губами и ногтями, в этом моем «парижском платье для коктейля».

Лишенная вкуса полукровка — невеста Гидеона!

Еда оказалась мне незнакомой. Мы начали с рыбьих яиц — миссис Барклей называла их икрой, — и я сразу совершила ошибку, положив себе несколько полных ложек. Для хозяйки дома в Китае это было бы наивысшей похвалой, а здесь, как я узнала потом, следовало положить на тарелку лишь одну крошечную ложечку. Затем последовали артишоки, к которым я даже не представляла как подступиться.

Леди, сидевшая справа от меня, повернулась ко мне с улыбкой и спросила:

— Итак, скажите мне, мисс…

— Меня зовут Гармония.

— Вы играете в бридж?

Я не поняла, о чем речь, и на всякий случай покачала головой.

Дамы разговаривали через стол, через мою голову, обсуждая других членов клуба, последние фильмы и книги. В этой беседе я принять участия не могла.

Соседка слева спросила меня:

— Где вы живете, милочка?

Не могла же я сказать: «Над „Счастливой прачечной“!» Я даже не могла произнести: «В Чайнатауне».

— На Джексон-стрит, — ответила я.

— Ах, так? Это рядом с Лавкрафтами. Они живут на Джексон-стрит, неподалеку от Бродерик-стрит.

Я сообразила, что эта леди имеет в виду Джексон-стрит на холме, а я говорила о Джексон-стрит внизу, в Чайнатауне.

— Я их не знаю, — сказала я.

— У вас восхитительный акцент, милочка, — вмешалась еще одна дама. — Откуда вы приехали, позвольте узнать?

— Из Сингапура.

— Ах, мы с мужем побывали там три года назад! У нас были восхитительные встречи с мистером Сомерсетом Моэмом в отеле «Раффлз». Вы с ним встречались?

Я даже не знала, кто это такой.

И тут наступил момент, которого я все время ждала. Правда, на сей раз это был пожилой метрдотель, а не молодой хозяин аптеки, но все остальное выглядело точно так же.

— Прошу прощения, миссис Барклей, но другие члены клуба спросили меня… — остальное он прошептал ей на ухо, так, чтобы мы не слышали.

Однако все прекрасно знали, о чем он говорит. Дамы за нашим столом сразу начали оглядываться по сторонам, складывать и разворачивать салфетки, вертеть в руках хрустальные бокалы на изящных ножках. Только Оливия не сводила с меня глаз, словно ожидая моей реакции.

— Вы можете передать другим членам клуба, Стивен, — спокойно проговорила миссис Барклей, — что эта юная леди помолвлена с моим сыном и скоро станет моей невесткой. Так что, как видите, у нее есть такое же право быть здесь, как и у меня.

Мужчина так покраснел, что мне стало его жаль.

И тут я представила, какой станет моя жизнь с Гидеоном. Множество блюд, которые я не знаю, как есть, болтовня, непонятная мне, игры под названием «бридж» и «поло»… И все будут многозначительно смотреть на меня, неловко кашлять и искать предлог, чтобы попросить нас уйти.

Я встала и сказала:

— Благодарю вас за то, что вы пригласили меня на ленч, миссис Барклей. — Я посмотрела на остальных дам: — Было приятно со всеми вами познакомиться.

Из клуба я отправилась прямо в Чайнатаун, вымыла голову, стерла с лица косметику Элизабет Арден, сняла парижское платье и надела чунсон. Потом я перешла улицу и, войдя в помещение моей маленькой фабрики позади торговой компании мистера Хуана, уволила всех девушек. Затем я отправилась к мистеру Ли и сказала ему:

— Я собираюсь снять другое помещение для фабрики и расширить производство. Я хочу, чтобы вы нарисовали все необходимое для моей рекламной кампании, включая постеры и рекламные объявления для журналов и газет. Я собираюсь дать бой «Красному Дракону»! — И добавила: — Я дам вам денег, чтобы вы привезли свою семью с Гавайских островов, и им всем я предоставлю работу на фабрике. Это не благотворительность и не заем, мистер Ли. Эти деньги я дам вам в ответ на услугу, о которой хочу вас попросить.

Наконец я вернулась в свою квартиру, села к столу и написала письмо Гидеону.

Прошел почти месяц с того рокового дня. Однажды вечером я услышала стук и, открыв дверь, застыла на пороге. Передо мной стоял Гидеон!

— Я понимаю, что мне следовало предупредить тебя, — быстро заговорил он. — Но я хотел прийти прямо к тебе. — Гидеон внимательно посмотрел на меня. — Гармония, ты остригла волосы!

Я машинально подняла руку к голове — к моим прямым китайским волосам, прикрывавшим уши.

— Ты должен был вернуться только через восемь месяцев, — пролепетала я, ничего не чувствуя от ужаса. Мне казалось, что передо мной привидение.

— Я разорвал контракт. Когда я получил твое письмо…

В его глазах я увидела боль и растерянность. Он держал в руке мое письмо — то самое, где я написала, что не могу выйти за него замуж.

— Гармония, что случилось? Что заставило тебя передумать? Моя мать чем-то тебя обидела? Неужели она сказала, что отговорит меня жениться на тебе? Господи, Гармония, ведь ты не думаешь, что меня может что-то остановить, если я хочу жениться на тебе?

— Твоя мать была ко мне очень добра. Она пригласила меня на ленч.

Гидеон положил руку на дверь.

— Пожалуйста, позволь мне войти. Нам надо поговорить.

Но я не собиралась его впускать.

— Я никогда не смогу жить в твоем мире, Гидеон. А ты никогда не войдешь в мой мир.

— Тогда мы создадим наш собственный мир, Гармония! Возьми. — Он улыбался, протягивая мне конверт. — Это для тебя. Это мой свадебный подарок. Я собирался подождать до нашей свадьбы, но лучше я подарю его сейчас.

— Что это такое?

Он открыл конверт и развернул несколько листков бумаги, скрепленных вместе.

— Это контракт между компаниями «Титан майнинг» и «Совершенная Гармония». Теперь твоя компания обладает исключительными правами на поставку и продажу своей продукции служащим и рабочим компании «Титан майнинг»!

Я в замешательстве смотрела на него, а Гидеон улыбнулся еще шире.

— Мне пришлось потрудиться, но я все-таки заставил их согласиться использовать только твою продукцию. Это означает, Гармония, что тысячи рабочих в Азии будут пользоваться твоими настойками и мазями. Это твой путь на рынок экспортеров! «Красный Дракон» не сможет больше господствовать на рынке. Ну? Ты мне что-нибудь ответишь или нет?

— Я не знала, что ты собираешься это сделать…

— Я хотел преподнести тебе сюрприз. У меня было множество всяких планов, но, боже мой, когда я прочитал твое письмо о том, что ты передумала, я чуть с ума не сошел! Поэтому и уехал раньше. Я объяснил, что у меня срочные дела дома. Но, как ты видишь, моя фамилия тоже стоит в контракте, — с усмешкой добавил он. — Так что мы с тобой теперь деловые партнеры, Гармония. Это контракт между «Титан майнинг», тобой и мной.

Я взяла бумаги и молча уставилась на них.

— Ты моя жизнь, Гармония, моя душа! — страстно произнес Гидеон. — Я не могу жить без тебя. Мне все равно, что думает моя мать. Если придется выбирать между тобой и ею, я выбираю тебя! Умоляю, Гармония, скажи, что ты станешь моей женой!

Я смотрела на бумаги в моей руке, но ничего не видела из-за слез, застилавших глаза. Только сейчас я поняла, какую ужасную, чудовищную ошибку совершила.

Я не могла смотреть в растерянное лицо Гидеона, не могла произнести ни слова. Я молча сделала шаг назад и открыла дверь в комнату, чтобы он мог увидеть людей в моей квартире, разрезанный на куски свадебный торт и мистера Ли в смокинге жениха.

— Здесь свадьба? — удивленно спросил Гидеон. — На ком же женился мистер Ли?

Держа в руке его свадебный подарок, чувствуя под сердцем мой трехмесячный секрет, я ответила:

— Он женился на мне.

Глава 33

Полночь, Палм-Спрингс, Калифорния

— Все кончено, — объявил Джонатан, входя в музей. — Шерифы округа Риверсайд арестовали Расти Брауна.

Шарлотта оторвалась от фотографий, которые рассматривала. Она заметила пластиковый мешок в руке Джонатана и поняла, что он заходил в оранжерею и откопал пистолет. А потом Шарлотта увидела его лицо — потемневшее, непроницаемое, словно он боролся со своими внутренними демонами.

Ее тоже захватил водоворот противоречивых чувств: невероятное облегчение от того, что Джонатан нашел преступника так быстро, и отчаяние — потому что Джонатан теперь может отправляться домой.

— Они сказали, что Браун признался в подмене формул. Полиция обнаружила в его доме дискеты с записями формул, которые он изменил. Судя по всему, он планировал использовать их таким образом, чтобы все выглядело, словно во всем виновата компания.

Были и еще доказательства. Когда полиция отправилась арестовывать Брауна к нему домой, федеральные агенты вскрыли его шкафчик на фабрике. Они нашли старую газету с описанием инцидента в Чок-Хилле, карту дома Наоми с указанием месторасположения плиты и телефона и видеозапись «смерти» Иоланды.

После того как Шарлотта объяснила Валериусу Найту, почему она не сообразила, что была знакома с двумя жертвами, Найт, казалось, почувствовал облегчение. Он сразу решил, что Браун выбрал этих женщин намеренно, чтобы связь между ними и Шарлоттой указала на виновность мисс Ли.

— Браун объяснил, зачем он это делал? — негромко спросила Шарлотта.

— Он сказал, что компания не выполнила своих обязательств перед ним.

— Расти Браун, — задумчиво пробормотала Шарлотта. — РБ!

— РБ?

Шарлотта смотрела на темное лицо агента Найта, но мысли ее были далеко. Разумеется, они с Джонатаном говорили о Расти Брауне — потому что должны были это делать, а еще потому, что ни один из них не знал, как выразить самое сокровенное, то, что волновало их обоих. Шарлотта понимала одно: боль от разлуки с Джонатаном теперь за одну ночь не пройдет.

— Эти буквы значились в адресе электронной почты, — сказала она, пытаясь взять себя в руки. — Я решила, что это семейная шутка, и буквы обозначают «Ричард Барклей». Я предполагала, что это кто-то из близких мне людей… А с Расти Брауном я никогда не встречалась.

— Найт считает, что у Брауна личные счеты с производителями лекарств, что-то связанное с его прошлым, — сказала она Джонатану, когда он вернулся в музей. — На последнем месте работы его за что-то арестовали. Но до суда дело не дошло: у него оказался хороший адвокат.

— Значит, он работал один? Брауну никто не платил?

— Он уверяет, что нет. Говорит, что заслужил повышение, а ему его не дали.

— Так, значит, он все это учинил из-за продвижения по службе?

Джонатан нахмурился.

— Ты говорила с Наоми?

— Судя по голосу, ей лучше. Я объяснила ей, что произошло, почему взорвался ее дом, и она ответила, что не винит меня. Наоми, как и ты, говорит, что я тоже стала жертвой. И все-таки я чувствую свою ответственность, Джонни! Ведь Расти Браун был одним из моих служащих, а я отвечаю за все, что происходит в стенах фабрики.

Она замолчала. Вдали прогремел гром, стеклянные витрины завибрировали и зазвенели. Шарлотта заметила, как по лицу Джонатана пробежала тень, а в глазах появилось грозное выражение. Он смотрел на фотографию у нее в руке.

Шарлотта протянула ему снимок.

— Это снято в 1930 году, когда моей матери исполнился год.

Она внимательно смотрела на его лицо, пока он изучал старую черно-белую фотографию, и впитывала каждую черточку. Длинный прямой нос, упрямая челюсть, нижняя губа, влажная, зовущая… Ей вдруг захотелось остановить мгновение, как остановила его пара на фотографии, как-то удержать Джонатана, пока он не исчез. Потому что она знала, на этот раз он исчезнет навсегда.

Шарлотта смотрела на его рот и вспоминала их первый поцелуй. Тогда им было по шестнадцать, и они сидели в подвале, в убежище Джонни. Он что-то вертел в руках, потом вдруг взглянул на нее и сказал:

— Знаешь, прошлой ночью я услышал странный звук. Он доносился из спальни отца.

— И что за звук?

— Мой отец плакал! Я постучал к нему, но он не ответил. Дверь была не заперта, я распахнул ее и увидел его у окна в пижаме. Он просто стоял и плакал. Я спросил: «Папа, что случилось?» Он повернулся ко мне, и я увидел, что слезы текут у него по щекам.

— Ну и?

— Ничего. Он просто… смотрел на меня.

Заметив, что Джонни сам готов заплакать, Шарлотта соскользнула с кровати и села рядом с ним на пол.

— Что это могло быть? Что заставило его плакать?

— Мне кажется, я знаю…

— Что?

— Я думаю, он хотел мне сказать, что ему одиноко, только не знал как.

— И что ты сделал?

— Я ушел. Закрыл дверь — и ушел. Ох, Чарли, почему он не смог ничего объяснить? Это было так ужасно… Мой богатый, влиятельный отец стоит в пижаме и плачет, потому что ему одиноко! Почему он не смог рассказать мне о своих чувствах? Может быть, я сумел бы ему помочь…

«А почему ты никогда не можешь поведать о своих чувствах?» — хотела спросить Шарлотта. Но с ее стороны было бы жестоко заявить Джонни, что он просто увидел себя самого. Вместо этого она принялась его утешать — одинокого мальчика, плачущего от жалости к своему одинокому отцу, — а потом обняла и поцеловала.

В последующие месяцы они много целовались — изучали друг друга и экспериментировали, наслаждаясь тем удовольствием, которое могли дать друг другу. Но по негласному соглашению они никогда не доходили до конца. Им обоим хотелось, чтобы первый раз стал особенным, и они оба знали, что, когда такой момент наступит, они это сразу поймут.

Это случилось год спустя — когда наступила очередь Джонни утешать ее, обнимать, прижимать ее голову к своей груди. Шарлотта уткнулась лицом в грубую ткань его рубашки и наконец зарыдала, не в силах больше сдерживаться, ее рыдания наконец прорвались, когда Джонни покрепче обнял ее. Потому что он знал, что такое потерять любимого человека — мать или дядю, заменившего отца. Но на этот раз дело не закончилось одним поцелуем…

Шарлотта заставила себя вернуться в настоящее и взглянула на фотографию, которую Джонатан держал в руке.

— Я всегда знала, что мы с дядей Гидеоном на самом деле вовсе не родственники, что он был всего лишь приемным сыном моего прадедушки. Но теперь… Видишь, женщина на фотографии моя бабушка, Совершенная Гармония. На этом снимке ей двадцать два года.

— Она была очень красива, — пробормотал Джонатан.

— А теперь посмотри на мужчину. Это дядя Гидеон.

— Я знаю. Я его узнал.

— Нет, ты посмотри внимательнее, Джонатан! Видишь, как он смотрит на мою бабушку? Это взгляд любящего человека! А у нее такое печальное выражение лица… Джонатан, этот снимок был сделан, когда они открыли свой первый офис в Гонконге и начали поставлять травяные лекарства компании «Титан майнинг». Ведь это должно было стать счастливым событием! Но моя бабушка кажется такой несчастной. Почему?

— А что думаешь ты, Чарли?

— Я думаю… Джонатан, моя мать родилась через семь месяцев после того, как бабушка вышла замуж за мистера Ли. Все говорили, что она родилась недоношенной, но теперь мне кажется, что это не так, что бабушка была уже беременна, когда выходила замуж. И я думаю, что не мистер Ли был отцом моей матери. Им был Гидеон Барклей. Дядя Гидеон на самом деле приходился мне дедушкой!

— Вероятно, ты права, — согласился Джонатан, возвращая ей фотографию. — Он был хорошим человеком. Ты знаешь, как я им восхищался.

— Джонни, я думаю, агент Найт на этом не успокоится и пустит в ход против нас все, что ему удалось обнаружить. Я надеюсь, что смогу пережить эту бурю и «Гармония биотех» преодолеет грядущие трудности. Но что будет с ГБ4204?

Джонатан знал, что Шарлотта назвала свою формулу в честь Гидеона Барклея. Он искренне горевал, когда Гидеон умер, и страшно жалел Шарлотту, совершенно убитую горем. Им было по семнадцать лет, и Джонатан каждый день ходил с ней в больницу, где она садилась рядом с кроватью дяди в реанимации, брала его за руку и негромко говорила с ним, хотя он был в коме и, по словам сестер, ничего не мог слышать. Джонатану никогда не забыть ночь смерти Гидеона, потому что это стало началом новой жизни.

Шарлотта должна была зайти к нему — они собирались отправиться в кино. Когда девушка не появилась, Джонатан позвонил ей домой, но никто не ответил, даже горничная не сняла трубку. С ужасным предчувствием он схватил куртку и побежал по темным улицам.

В доме горел свет, но дверь никто не открыл. Джонатан заглядывал в окна и как будто видел перед собой музейные залы: комнаты, обставленные мебелью, — и ни единого человека в них. Джонатан обогнул дом и пошел туда, где сад террасами спускался к заливу. Туман постепенно поглощал город, его белые клочья стелились по глянцевой траве, пробирались между живыми изгородями, осыпая росой листья лимонных деревьев и заставляя склониться головки цветов.

— Шарлотта! — негромко позвал он, проходя по лужайке, усыпанной опавшими листьями.

— Чарли!

Она была где-то в тумане, Джонатан ощущал ее присутствие. Когда он нашел ее — похожую на привидение тень, — она не отрываясь смотрела в плотную пелену тумана. Больше Джонатан не произнес ни слова. Когда он подошел ближе, Шарлотта обернулась, они бросились навстречу друг другу, молча обнялись, и их объятие было красноречивее любых слов. Он снял свою куртку, расстелил на траве, и, когда они опустились на нее, Шарлотта уткнулась в его плечо и зарыдала так, что казалось, будто ее сердце сейчас разорвется пополам…

— Я знаю, что ГБ4204 не вернет дядю Гидеона и мою маму, — продолжала Шарлотта, не отрывая глаз от фотографии. Она думала о Гидеоне, о той ночи, когда он умер, об их первой близости с Джонатаном. — Но он так мучился перед смертью, что я поклялась ему: я найду способ избавить других людей от подобных страданий. Я знаю, что он слышал меня, Джонатан! Дядя лежал в коме, но я знаю, что он меня услышал. И теперь у меня такое чувство, что я предала его. — Она подняла на Джонатана полные слез глаза. — Зато я, кажется, поняла многое другое. Оригинал контракта между компанией «Совершенная Гармония» и «Титан майнинг» лежит в витрине музея много лет. Надпись гласит, что это свадебный подарок Гидеона Барклея Гармонии Ли. Вероятно, я об этом знала, но забыла. Однако теперь я понимаю, почему моя бабушка была так привязана к семье, которая так плохо к ней относилась.

Джонатан ласково улыбнулся, и это напомнило ей о туманной ночи, когда он смотрел на нее с такой любовью и нежностью. Шарлотте вдруг показалось, что время поползло медленнее. Его глаза снова потемнели, взгляд стал угрюмым, и она вдруг испугалась, что сейчас Джонатан ее поцелует.

Но вместо этого он сказал:

— Шарлотта, я остаюсь.

Она смотрела на него во все глаза.

— Что?! Нет! Ты не можешь… У тебя нет причин оставаться! — воскликнула она, отступая от него. — Джонатан, ты должен ехать домой. И ты должен пообещать мне, что никогда больше не вернешься!

Он изумленно посмотрел на нее.

— Почему?

— Как же ты не понимаешь?! С того дня в итальянском ресторане, когда я ушла от тебя, произошло слишком многое. Я построила свою жизнь, а ты свою. Мы принадлежим двум разным мирам.

— Я не уеду, пока все не встанет на свои места, Шарлотта, — сердито возразил Джонатан. — Я не могу уехать, пока… у нас с тобой такие отношения.

— У нас именно такие отношения, какими они и должны быть. Мы не можем вернуться назад. И мы не можем идти вперед. Мы словно разбитые стеклянные колокольчики, которые невозможно склеить… Кстати, тебе дважды звонили в твое отсутствие, — добавила Шарлотта, решив, что необходимо сменить тему. — Звонки пришли на твой компьютер, и я поневоле все слышала.

Он молча смотрел на нее.

— Первым позвонил твой партнер, — уже спокойнее проговорила Шарлотта. — А потом — твоя жена. Они, наверное, позвонят еще, а я пока схожу в наше кафе. Ты наверняка проголодался.

Когда Шарлотта вернулась с судками, Джонатан разговаривал с Квентином. Она не собиралась подслушивать, но раз уж она слышала первую часть, то у нее возникло непреодолимое желание узнать и остальное.

Это была странная беседа. Джонатан говорил с английским акцентом, а Квентин — с американским, но при этом Джонатан находился в Америке, а Квентин — в Лондоне.

— Джон, я говорю тебе, что никого другого они не примут! Они настаивают на твоей кандидатуре. Меня им недостаточно. Ведь ты у нас знаменитость…

— Господи, Квентин, только не это!

Из компьютера раздался смех, но в нем слышалась горечь.

— Джон, ты же знаешь, что мне на это плевать. Я прекрасно понимаю, что все раздули газеты. Но проблема в том, что эти люди об этом не знают. А нам нужны деньги. Конкуренция на этом поле растет сумасшедшими темпами. Ты же знаешь, что если мы заключим предполагаемую сделку, то получим массу контрактов. Но, будь я проклят, Джон, моя персона их не устраивает! Они настаивают, чтобы ты присутствовал на встрече — или этой треклятой встречи не будет вовсе. Так что я взял на себя смелость и забронировал тебе билет на рейс авиакомпании «ЛАКС». Ты просто обязан на него попасть!

— Видишь? — негромко произнесла Шарлотта, когда Джонатан закончил разговор с Квентином и закрывал свой портативный компьютер. — Два разных мира.

— Не настолько уж они разные, — пробормотал Джонатан, вытаскивая из сети провода и начиная складывать инструменты в многочисленные отделения своей черной сумки.

Шарлотта смотрела на него и узнавала знакомые быстрые, порывистые движения, которые всегда выдавали Джонатана, если он сердился или обижался.

— Что он имел в виду, когда говорил, что ты знаменитость?

— Это все связано с «Амстердамской восьмеркой» — группой хакеров, орудовавших по всей Европе. Мы с Квентином входили в состав интернациональной бригады, которой поручили их поймать. В конце концов мы их действительно поймали, но каким-то образом получилось так, что я стал известным, а о Квентине едва упомянули. Поэтому наши новые клиенты полагают, что если будут иметь дело только с Квентином, то не получат полноценной работы.

— А как началось ваше партнерство с Квентином?

— Мы вместе работали на Агентство национальной безопасности, — ровным голосом ответил Джонатан, не глядя на Шарлотту, но его руки продолжали двигаться очень быстро, подхватывая провода, зажимы и маленькие черные коробочки. — Признаться, я расстался с Агентством отнюдь не дружески, Чарли. Это был крайне неприятный разрыв.

Шарлотта снова услышала нотку горечи, которая всегда появлялась в его голосе, когда разговор заходил об этом.

— А что там случилось? — спросила она. — Ты никогда не рассказывал мне.

Джонатан все-таки повернулся к ней и заглянул в глаза.

— Нет, не рассказывал, — медленно произнес он. — Ты ведь ушла тогда из ресторана, не дав мне закончить.

«Это нечестно!» — хотелось крикнуть Шарлотте, но она промолчала, а Джонатан продолжал:

— Когда я ушел, Квентин последовал за мной, и мы решили вместе начать дело. Квентину всегда нравился Лондон, а я там уже жил, так что мы остановили свой выбор на Лондоне. Надо сказать, Квентин — мой лучший друг. Он бросил отличную карьеру в АНБ из-за меня. Я был шафером у него на свадьбе, я крестный отец его дочери… Квентин мне почти брат, а не только друг.

— И поэтому ты все-таки решил ехать, хотя всего несколько минут назад собирался остаться?

Джонатан помолчал, глядя, как Шарлотта старательно макает в кипяток пакетик чая — вверх и вниз, вверх и вниз, чтобы только занять руки и не дать горьким словам вырваться наружу.

— Нет, я уезжаю не из-за Квентина, — наконец ответил он на ее вопрос. — Я решил уехать, потому что ты права. Мы не можем вернуться назад, и мы не можем двигаться вперед. Мы попрощались уже давно — и не один раз. Мы не сможем построить жизнь на одних прощаниях.

Но это была не настоящая причина. Теперь Джонатан понял, что действительно не сможет остаться с Шарлоттой — звонок Квентина напомнил ему об этом. Вернее, напомнил об «Амстердамской восьмерке» и его ночных кошмарах. Если он останется с ней, то рано или поздно придется рассказать ей, что же произошло на самом деле. А он не может впустить этот ужас в ее жизнь.

Шарлотта ничего не ответила, глядя, как отражаются в его темных глазах невысказанные чувства, как напряжены мышцы лица. Когда Джонатан подошел ближе к ней и пальцем коснулся подбородка, она позволила ему поднять ее лицо. Впрочем, даже если бы она и хотела отстраниться, то просто не смогла бы: ее не отпускало притяжение его взгляда.

— Я буду всегда думать о тебе, Чарли, — прошептал он, нежно поцеловал ее в щеку и отступил назад.

Шарлотта смотрела, как Джонатан берет плащ, набрасывает его на плечо, поднимает свою черную сумку и выходит из кабинета. Вот он прошел через музей, вышел на улицу, и дверь тихо закрылась за ним, а Шарлотта осталась стоять и смотреть на эту закрытую дверь. Она была сбита с толку и не могла понять, что же произошло. Ей казалось, что сейчас дверь так же внезапно распахнется и Джонатан войдет со словами, что он на самом деле остается… Но дверь не открывалась. Шарлотта повернулась к монитору и увидела, как Джонатан шагает сквозь дождь — решительно и целеустремленно. Не оглянувшись, он подошел к машине, быстро сел за руль, быстро завел двигатель и уехал.

Что же случилось? Минуту назад он настаивал на том, чтобы остаться, но внезапно упаковал вещи и уехал. Неужели телефонный разговор с Квентином заставил его передумать — та самая встреча, жизненно важная для их компании? Или это связано с тем, что он позвонил жене, пока она ходила в кафе?

Шарлотта почувствовала, что к горлу ее поднимаются рыдания — как в туманную ночь смерти дяди Гидеона. Она прижала пальцы к векам, прислонилась к столику маленькой кухни, и слезы заструились по ее щекам. Сильнейшая волна боли захлестнула ее, словно цунами. Она не могла прогнать видение из своих мыслей…

Пока Джонатан в оранжерее откапывал свой пистолет, Шарлотта оставалась здесь и смотрела на экран его компьютера. Неожиданно пришло видеосообщение из Лондона — на мониторе внезапно возникло лицо, испугав ее и пригвоздив к месту. На Шарлотту смотрела Адель Сазерленд и говорила:

— Джонатан, нам прислали пригласительный билет на открытие сезона в опере. Королевская ложа! Прошу тебя, скажи мне, что приедешь к этому времени. Для меня это так много значит…

Шарлотта впервые видела и слышала женщину, которой удалось заполучить Джонатана — после того, как он объявил ей, что должен дальше идти по жизни один. Она изучала ее лицо, пытаясь найти в нем черты дьяволицы-соблазнительницы, которую рисовала себе все эти годы. Шарлотта знала, что Адель — дочь лорда и что в разговоре с ней следует употреблять соответствующее обращение. Она представляла себе точеные черты, аристократический нос, высокие дуги бровей… А вместо этого на нее смотрело просто хорошенькое личико — круглое, доброе, окруженное облаком мягких темных волос. И манеры Адели были мягкими. Как она это произнесла?..

«Привет, Джонни, я все думаю, где ты сейчас».

Хуже всего оказалось то, что он женился на милой женщине.

Шарлотта вытерла слезы и задумалась. Приглашение в оперу, королевская ложа… Джонатан бывает в опере вместе с членами королевской семьи! Нет, они определенно живут в двух разных мирах…

Шарлотта изо всех сил пыталась восстановить душевное равновесие. Она положила руку на грудь, нащупала старый медальон, который не снимала много лет, и сразу же вспомнила тот день, когда они с Джонатаном отправились в фотобудку и получили длинную ленту собственных черно-белых фотографий. Шарлотта на коленях у Джонни, его руки обнимают ее за талию… Позже, уже лежа в своей постели, она вспомнила, что вертелась у него на коленях до тех пор, пока не почувствовала твердую выпуклость. Она тогда захихикала, а Джонни покраснел. Шарлотта выбрала самую лучшую фотографию, вырезала их лица и вложила их в обе половинки медальона — так, чтобы они смотрели друг на друга. А когда она закроет медальон, они с Джонни будут вечно целоваться…

«Ох, Джонатан! — кричало ее разбитое сердце. — Разве Адель знает о тех днях, когда ты был хакером? Знает ли она о твоих арестах за нелегальные междугородние разговоры на тысячи долларов? Ты рассказал ей о днях и ночах, которые мы провели вместе, о том, как клялись друг другу в вечной преданности? Это нечестно, Джонатан! Адель не пережила с тобой столько, сколько я. Почему ты выбрал ее, а не меня?»

Шарлотта чувствовала себя выжатой, как лимон. Ей необходимо было поспать. Завтра она разберется со своими чувствами и начнет мучительный процесс восстановления барьеров вокруг своего сердца, а Джонатан вернется в маленький его уголок, где пребывал все эти десять лет. Там она запрет его вместе со всеми воспоминаниями и начнет строить заново свою собственную жизнь. Она поищет новый дом для Наоми, а затем будет пытаться снова поставить на ноги компанию. Она сядет вместе с Адрианом, Марго и Десмондом…

Аромат чая проникал в ее ноздри, постепенно принося с собой волшебное успокоение. Шарлотта поднесла хрупкую чашку из китайского фарфора к губам…

— Не пей этот чай.

Шарлотта задохнулась, чашка выскользнула у нее из рук и разбилась.

— Кто здесь?!

Она обернулась, прислушиваясь, но услышала только биение своего сердца и шум ливня за окном. Шарлотта посмотрела на монитор, но там была только залитая дождем стоянка для машин. Она побежала в музей, включила все лампы, но увидела лишь безмолвные стеклянные витрины, хранящие запыленные экспонаты.

Кто говорил с ней?

Шарлотта торопливо вернулась в офис, достала коробку с чаем, села за компьютер и нашла формулу изготовления того номера, что был указан на обертке. Спустя шестьдесят секунд она получила ответ. За этой партией следил Расти Браун!

— О господи, — прошептала Шарлотта.

Неужели чай был отравлен? Сколько же еще продуктов он испортил? Как ему удалось навредить так много?

Она смотрела на экран компьютера, пытаясь сообразить, как такое оказалось возможным, и вдруг поняла, что какая-то мысль не дает ей покоя. Шарлотта все время отгоняла ее, потому что не было сил думать об этом. Но теперь, когда ее пальцы лежали на клавиатуре, она попыталась понять, что же ее беспокоит.

На мониторе камеры наблюдения появился агент Найт в плаще. Он шел к фургону без надписи, в котором приехала его группа.

Найт что-то такое сказал ей по поводу Расти Брауна… Ах да!

Он сказал, что на последнем месте работы Брауна за что-то арестовали, но у него оказался хороший адвокат.

Шарлотта нахмурилась. В «Гармонии биотех» существовали очень строгие правила приема на работу, включающие в себя пристальное изучение прошлого кандидата. Как же этому человеку удалось получить работу?

Шарлотта быстро вошла в директорию личных дел и открыла файл Расти Брауна. Вся его биография предстала перед ней: место и дата рождения, места работы… Никаких сведений об аресте! Его наняли шесть месяцев назад, на следующий день после похорон ее бабушки.

Раздался сигнал электронный почты, и Шарлотта вздрогнула от дурного предчувствия. Еще не успев нажать на соответствующую клавишу, чтобы прочитать послание, она уже знала, что увидит.

«Не отменяй пресс-конференцию, Шарлотта. Они поймали Расти Брауна, но не поймали меня. Он не тот человек! Делай, как я сказал, иначе умрут тысячи…»

— О господи, — прошептала Шарлотта, ее глаза расширились от ужаса.

«…А начну я с этого твоего английского приятеля».

Ни секунды не раздумывая, Шарлотта накинула плащ и побежала под дождем к главному зданию. Она воспользовалась пожарной лестницей, а не лифтом, и, добежав до третьего этажа, выглянула в коридор. Коридор был пуст, но, пробираясь тихонько к своему офису, Шарлотта услышала голоса.

Повернув за угол, она увидела Марго и мистера Сунга, которые говорили с одним из федеральных агентов. Из кабинета Адриана доносился его голос — он кричал на кого-то по телефону. Десмонда нигде не было видно.

Шарлотте удалось пробраться в свой офис незамеченной. Она быстро схватила сумочку и ключи от машины, бесшумно пробежала по покрытому ковром коридору, потом вниз по лестнице — и снова выбежала на улицу. Она села за руль «Корвета», завела мотор, и машина с визгом рванулась со стоянки.

Дождь заливал ветровое стекло. Она включила дворники на максимальную скорость и все-таки едва различала дорогу. Шарлотта подалась вперед, пытаясь сориентироваться. Какой дорогой поехал Джонатан? По Палм-Кэнион-роуд или по скоростной автостраде? Ей необходимо перехватить Джонатан до того, как он попадет в сложное переплетение развязок в Лос-Анджелесе, иначе она его никогда не найдет!

«Скоростная автострада», — решила она и поехала так быстро, как только позволяло это пустынное, мокрое от дождя шоссе. Подъехав к автомагистрали номер 10, она повернула на север, на Лос-Анджелес.

В этот час машин почти не было — лишь иногда проносились фары встречных автомобилей, впереди не виднелось ни единого габаритного огня. На этом участке, проходящем среди песчаных дюн, фонари стояли далеко друг от друга, лишь изредка вспыхивали на обочине в черноте дождя то вывески мотелей, то приглашения сыграть в бинго в одной из индейских резерваций.

Насколько далеко мог уехать Джонатан? У него преимущество в пятнадцать минут. А Шарлотта знала, что Джонатан не из тех, кто ездит медленно.

У спуска к Сан-Горгонио она посмотрела на уровень бензина — и ужаснулась. Ее бензобак был почти пуст!

Шарлотта знала, что через несколько миль ее ждет участок сильно пересеченной местности — предательская витая дорога, прославившаяся множеством автомобильных катастроф. Если она окажется там без бензина, то попадет в ловушку: в том месте нет телефонов и даже обочины, на которую можно съехать.

Может, ей остановиться и заправиться? Но на это уйдет слишком много времени.

Шарлотта посмотрела на часы. До рейса Джонатана осталось два с половиной часа. Если он приедет в аэропорт раньше, чем она успеет его перехватить, то немедленно сядет в самолет…

Шарлотта вцепилась в руль повлажневшими пальцами. Ей хватит бензина только на то, чтобы вернуться в «Гармонию биотех». Необходимо на что-то решиться.

Глотнув побольше воздуха, она нажала на педаль газа.

Когда Шарлотта наконец увидела впереди габаритные огни, она взмолилась про себя: «Прошу тебя, Господи! Пусть это будет Джонатан!» Но, подъехав поближе, она увидела грузовик, везущий пальмы.

Шарлотта обогнала его и попыталась ехать быстрее. Но дорога была скользкой: после первых ливней в Калифорнии на шоссе всегда много масла от миллионов машин, и прошло еще слишком мало дождей, чтобы смыть его.

Почувствовав, как «Корвет» слегка занесло, Шарлотта крепче вцепилась в руль и уставилась на пустынное шоссе. Еще пара красных огней!

Она прибавила скорость, свет ее фар затопил идущую впереди машину… Нет, это белая «Хонда», а в ней четверо.

Шарлотта так сосредоточилась на том, чтобы смотреть вперед, что не заметила огни позади нее. Не только фары — но и красные мигалки.

Полицейская машина.

— О боже! — воскликнула Шарлотта. — Только не сейчас.

Полицейские дважды помигали ей фарами, и на мгновение у Шарлотты возникло сумасшедшее желание вдавить педаль газа в пол и умчаться вперед. Но она сбросила скорость и приготовилась к худшему.

К ее удивлению, полицейская машина проехала мимо и прибавила скорость. Копы были явно удовлетворены тем, что заставили ее притормозить.

Тяжело дыша, вцепившись в руль, Шарлотта выждала, пока полицейская машина не скроется из глаз, а потом ее «Корвет» снова рванулся вперед. Еще несколько съездов с шоссе, еще несколько возможностей остановиться и заправиться. Но Шарлотта продолжала мчаться дальше: ей было необходимо догнать Джонатана…

Наконец вдали показались огни еще одной машины. Казалось, это большой спокойный автомобиль, едущий не слишком быстро. Постепенно сокращая расстояние между машинами, Шарлотта посматривала на датчик уровня горючего; там уже давно мигала красная лампочка.

Ее фары вырвали из темноты задний бампер и надпись «Альфа ренте».

Джонатан!

Она помигала фарами — он прибавил скорость!

— Нет! — крикнула Шарлотта и тоже прибавила газу.

Она перестроилась в соседний ряд, пытаясь поравняться с ним, посигналила — и сразу же почувствовала, как колеса пошли юзом.

— Джонатан! — крикнула она, пытаясь догнать его, отчаянно мигая фарами.

Но он, судя по всему, о чем-то глубоко задумался; стекла в машине были подняты, его глаза не отрывались от дороги.

Шарлотта еще прибавила скорость, чувствуя, как заносит задние колеса. В последнем отчаянном порыве она обогнала его буквально на несколько дюймов, а потом, внутренне сжавшись, повернула руль вправо, подрезая его машину.

Она увидела, как нырнули вниз его фары, когда Джонатан ударил по тормозам. «Корвет» вылетел с шоссе на мягкую обочину, мотор заглох, так как кончилось горючее.

Шарлотта подумала, что ее сейчас стошнит. Ее так трясло, что стучали зубы. Понимая, что вот-вот потеряет сознание, она уронила голову на руль.

— Эй, вы там! — кричал Джонатан, стуча по стеклу и пытаясь разглядеть, что происходит в салоне. — С вами все в порядке? — Он распахнул дверцу. — Господи, Шарлотта!

Она потянулась к нему, и Джонатан прижал к себе ее дрожащее тело.

— Что случилось? Ты чуть не убила нас обоих!

— Еще не все кончено, Джонатан, — выдохнула Шарлотта. — Тебе придется вернуться.

Глава 34

Они оставили «Корвет» на обочине дороги, заперев дверцы, и на самой высокой скорости поехали обратно в «Гармонию биотех». Джонатан сбросил газ только у ворот предприятия. Он выключил фары и поставил машину в темный уголок, не освещенный фонарями. Убедившись, что их никто не заметил, они быстро пробежали в музей, стряхнули плащи и заперли за собой дверь. Как раз вовремя, потому что тут же раздался сигнал электронной почты.

Джонатан щелкнул клавишей, и Шарлотта затаила дыхание, ожидая появления новой надписи.

«Сейчас почти час ночи, Шарлотта. Осталось всего пять часов».

Не снимая плаща, Джонатан немедленно вынул свой портативный компьютер, установил его, подключил и нажал на клавишу. Раздался звук набираемого номера, и спустя мгновение на маленьком экране появилась надпись: «Номер адресата зафиксирован… Связь осуществляется… Ждите…»

Едва надпись исчезла, на экране возникло лицо Квентина.

— Алло? — спросил он. — Джон! Ты должен уже лететь в Лондон! Что случилось?

— Я не могу пока уехать. Тут кое-что происходит.

— Ты с ума сошел! Ты хоть понимаешь, чем это нам…

— А теперь послушай меня, — перебил его Джонатан. — Я хочу, чтобы ты подготовил конференцию по телефону, Квентин. Скажи им, что у одного из наших клиентов создалась кризисная ситуация и я не могу уехать. Но я могу принять участие во встрече при помощи видеофона. Это поможет создать позитивный настрой… Квентин, что это за шум?

Фоном шли странные, непрекращающиеся звуки: «ка-чунг, ка-чунг, ка-чунг».

Квентин приложил руку к уху.

— Ужасно, да? Они роют новую подземную станцию и это все прямо под моим окном!

— А где ты?

— Я в «Четырех сезонах», пока мою квартиру ремонтируют. Разве я не говорил тебе об этом?

Джонатан нахмурился.

— Но всего двадцать часов назад ты еще был в своей квартире. Я не припоминаю, чтобы ты что-нибудь говорил о…

— Прости! Ничего не слышно! Но конференция по телефону — гениальная идея. Это покажет нашим новым друзьям, как мы относимся к клиентам, они поймут, что смогут рассчитывать на такую же нашу преданность, если мы будем работать на них. Мне это нравится, Джонни-паренек! — «Ка-чунг, ка-чунг, ка-чунг» — послышалось снова. — Нет, ты только послушай! Думаю, мне придется переехать в «Дорчестер», пока я еще с ума не сошел! Ладно, я все устрою. Поражу их воображение высокими технологиями! Через пару часов я с тобой свяжусь.

Они закончили разговор, а Джонатан все смотрел на экран.

— Что случилось? — спросила Шарлотта.

— Что-то не так. Я знаю Квентина и уверен, что он чего-то недоговаривает. И еще… Он очень нервничает, Шарлотта.

— Наверное, тебе лучше все-таки поехать домой. Мне не следовало возвращать тебя. Ты там нужен.

Джонатан собирался что-то сказать, но снова прозвучал сигнал электронной почты. И появилось новое послание:

«Lol… lol… lol».

— А это что значит? — поразилась Шарлотта.

Джонатан резко встал и стащил с себя плащ.

— Это сленг Интернета, означает «громко смеюсь». — Джонатан снова сел, решительными движениями закатал рукава рубашки и произнес: — Этот ублюдок смеется над тобой. Господь свидетель, он об этом пожалеет!

Глава 35

2.00, Палм-Спрингс, Калифорния

— Почему ты не дождалась меня, Гармония?! — воскликнул Гидеон, увидев свадебный торт, гостей и мистера Ли в свадебном смокинге.

«Но как я могла? — про себя ответила Гармония, так что никто, даже Гидеон не мог ее услышать. — Как я могла ждать, если ты собирался вернуться только через десять месяцев, а наш ребенок родится уже через семь?»

— Я никогда больше никого не полюблю так, как тебя, Шарлотта, — с горечью произнес Гидеон — только это уже был не Гидеон, а Джонатан. Он протянул к ней руки, коснулся ее плеча…

Шарлотта вскрикнула и открыла глаза.

— Эй! — негромко позвал Джонатан, тряся ее за плечо. — С тобой все в порядке?

Она, моргая, смотрела на него.

— Тебе приснился плохой сон? — спросил он.

Шарлотта села и протерла глаза. Она решила прилечь на кушетке в бабушкином кабинете и немного вздремнуть, но оказалось, что проспала целый час.

— Тебе что-то приснилось? — повторил Джонатан.

— Да. Странный сон…

Шарлотта внимательно посмотрела на него. Темные волосы упали Джонатану на лоб, на подбородке проступала щетина. Но его глаза смотрели ясно, в них не было ни малейшего признака усталости.

— Я кое-что нашел, — сообщил он. — Наш преступник оказался еще хитрее, чем мы думали.

Спустив ноги на пол, Шарлотта выждала минуту, обхватив голову руками. Сон все еще наполнял ее мозг странными бессмысленными видениями — ее мать, которую она никогда не видела, сидит с ней в беседке на крыше и говорит: «Это был чай, Шарлотта, тот самый чай…» Мистер Сунг все крутит и крутит в руках шкатулку-головоломку. Ее бабушка отворачивается от артишоков, которые Шарлотта только что приготовила на ужин…

Сон не освежил ее. На самом деле она чувствовала себя даже хуже: воспоминания преследовали ее, лишая последних сил.

Шарлотта встала, подошла к кухонной стойке, открыла кран и начала плескать водой себе в лицо, пока сон не рассеялся, пока не отступили люди и голоса. Только тогда она вытерла лицо полотенцем и, повернувшись, взглянула на Джонатана, сидевшего за своим портативным компьютером. Пока она спала, он работал.

— Что же ты нашел? — поинтересовалась Шарлотта.

— Я просматривал файлы, которые загрузил на резервную копию. И нашел нечто весьма интересное в директории, в которой ты хранишь свои самые секретные формулы. Смотри!

Джонатан постучал по экрану, и Шарлотта нагнулась ближе.

— Их скопировали?!

— Наш противник явно не знает, что твоя система автоматически фиксирует, когда файлы открывали и копировали. И взгляни на это, — добавил Джонатан, — внимательно посмотри на время и даты работы с файлами.

— Это происходило весь вечер! — Шарлотта не могла поверить собственным глазам.

— Представляешь себе? Этот ублюдок входил в систему и выходил из нее все последние двенадцать часов! Он копировал каждый раз по одному файлу, чтобы его не поймали. Но что самое важное, Чарли, это его последняя операция.

Шарлотта посмотрела туда, куда указывал Джонатан.

— Формулу скопировали после того, как Найт отключил все терминалы от центра! — воскликнула она.

— А это значит, что у него где-то спрятан модем.

Шарлотта нахмурилась.

— Ты сможешь его найти?

— Надеюсь, что смогу. Я уже запустил программу поиска — она называется «Номеронабиратель». — Джонатан подошел к чертежам предприятия, все еще развернутым на письменном столе. — Название корявое, но штука полезная. Эта программа набирает сотни номеров в поисках модема, с которым можно соединиться. Пока ты спала, я ввел параметры телефонов района. Программа будет набирать номер за номером, пока не найдет работающий модем на этом предприятии. Я подсоединил систему к пейджеру, чтобы сразу же получить сигнал.

Шарлотта смотрела, как он изучает чертежи. Его брови сдвинулись, между ними пролегла глубокая вертикальная складка. Джонатан так сосредоточился, словно пытался разобраться в китайской головоломке. Он выглядел точно так же, когда закончил разговор со своим партнером и заявил, что с Квентином что-то происходит. Такое же выражение появилось и тогда, когда он взвешивал ситуацию, решая, что делать, а Шарлотта сказала ему, чтобы он ехал домой…

Поразительно: еще за час до этого Шарлотта настаивала на его отъезде, а теперь она радовалась, что он остался.

— Джонатан, мы должны найти связь между преступником и Расти Брауном. Может быть, он когда-то работал вместе с Расти. Или кто-то узнал о вредительстве Брауна и решил этим воспользоваться. Браун настаивает, что он все делал один, но я ему не верю.

— Я тут немного побродил, пока ты спала. Заглянул к Расти в шкафчик. Разумеется, там ничего не оказалось, потому что люди Найта все забрали с собой. Но я набрел на старика-сторожа, и он поведал мне пару интересных вещей. Во-первых, они с Расти частенько выпивали вдвоем в одном местечке на автостраде один-одиннадцать.

— Это бар и гриль «Койот», — подсказала Шарлотта. — Там бывают многие из компании.

— Сторож утверждает, что Браун был скрытным парнем; казалось, у Брауна совсем нет друзей, если не считать одного «пижона», как назвал его сторож. Судя по всему, этот парень не раз присоединялся к ним и покупал дорогую выпивку. Он с сочувствием относился к Брауну. Расти жаловался, что его не оценивают по достоинству, что он не получил повышения по службе, на которое рассчитывал. И вот этот неизвестный парень стал убеждать Расти, что тот не должен позволять так к себе относиться, что ему следует показать компании, с кем они имеют дело.

— Когда это было?

— Сторож говорит, что месяцев пять назад.

Шарлотта уставилась на Джонатана. Формулу заменили четыре месяца назад!

— Расти сказал, что ему обещали прибавить зарплату?

— И к тому же повысить в должности. Мне кажется странным: ведь он совсем недавно поступил на работу.

— А сторож смог описать незнакомца?

— Он сказал, что у того была борода и длинные волосы, убранные в хвост, а на голове — бейсбольная кепка. Но самое странное другое, Шарлотта. Расти заявил, что его специально пригласили на эту работу. Ему позвонили из «Гармонии биотех», сказали, будто сожалеют о том, что он потерял прежнюю работу, что им очень нужен кто-то с его мозгами и талантом.

— Значит, кто-то услышал или прочел о его предыдущем аресте и суде. Очевидно, этот человек решил использовать Брауна для уничтожения компании — так, чтобы самому остаться за сценой! — Такое подозрение уже возникало у Шарлотты. — Но ты говорил, что узнал две вещи.

— Второе подтверждает наши подозрения. Сторож видел кого-то пару часов назад возле шкафчика Брауна. Он сказал, что не успел его хорошенько рассмотреть, даже не смог определить, мужчина это или женщина, потому что незнакомец был в длинном пальто и шляпе. Но суть в том, что этот некто что-то делал в шкафчике Расти.

— Подкидывал улики?

Джонатан кивнул.

— Скорее всего. И, вероятно, Браун как раз об этом и рассказывает сейчас полиции. Он признался, что подменил формулы продуктов, но думаю, они потерпят поражение, когда станут его спрашивать об инциденте с дверью твоего гаража и взрыве в доме Наоми.

— И Найт вот-вот придет к тому же выводу, что и мы. Что кто-то использовал Расти, хотя он сам об этом не знал.

Джонатан резко сжал руки в кулаки.

— Я боюсь, что это была не последняя наша встреча с федеральным агентом Валериусом Найтом!

— Личное дело Расти… — нахмурившись, пробормотала Шарлотта. — Как ему удалось пройти нашу тщательную проверку? Ведь в его файле нет даже записей об аресте! Я звонила домой миссис Фергюсон, ответственной за кадры, но там только автоответчик. Я оставила ей сообщение и попросила срочно позвонить. К сожалению, она живет на другой стороне каньона, а он сейчас превратился в бурную реку. Мы не сможем к ней подъехать. — Шарлотта посмотрела на монитор, показывающий пустую приемную. — А где сейчас Найт?

— Он уехал вместе со своими людьми. — Джонатан по-прежнему рассматривал чертежи. — Я дал ему копию того, что нашел. На какое-то время он будет счастлив. Найт взял это в лабораторию, там они будут искать улики против Расти Брауна. Они оставили человека охранять компьютерную комнату, но это неважно. Мы можем войти в систему. Нам просто следует быть осторожными, так как я предчувствую, что Найт еще вернется.

— Меня до сих пор мучает вопрос, как ему это удается, — заметила Шарлотта, достав из сумки расческу с позолоченной ручкой и расстегнув заколку. — Я имею в виду этого сумасшедшего, который пытался убить сначала меня, потом Наоми и бог знает кого еще. Он предупредил, что убьет тысячи людей. Но каким образом? Используя испорченные продукты нашей компании? Но как он заставит людей принимать что-то вопреки нашим предупреждениям?

Джонатан оторвался от чертежей — и замер, увидев длинные черные волосы, свободно струящиеся по ее плечам. В его мозгу мгновенно вспыхнуло видение — те же шелковистые волосы раскинулись по росистой траве, глаза Шарлотты закрыты, на губах блуждает улыбка блаженства…

Джонатан поспешно отвернулся.

— Мы это узнаем, когда проверим твою систему. Мне необходимо войти в нее.

— Хорошо. — Шарлотта отодвинула стул.

— Нет, я хочу сделать это сам.

— Но ты же не знаешь моего пароля. И даже сказал мне, что не хочешь его знать.

— Разве ты забыла, что я хакер? — усмехнулся Джонатан. — А если серьезно, это часть моего обычного теста на проникновение в систему. Именно так я обнаруживаю прорехи в системе безопасности, когда их нельзя выявить другими способами. Я действительно не хочу, чтобы ты сообщала мне пароль. А теперь смотри!

— Ты хочешь сказать, что попытаешься догадаться?

— Держу пари, что мне это удастся с третьей попытки.

— Подожди, — остановила его Шарлотта, кладя руку ему на плечо. — Технический специалист из группы Найта нашел защитную программу, о которой даже я не знала. На третьем неверном пароле система сотрет всю базу данных.

Джонатан покачал головой, его глаза потемнели, взгляд стал пристальным.

— Это сделал я, Шарлотта. Я подумал, что даже после того, как я переписал все необходимое, ни к чему, чтобы федералы забирали систему. Она может нам пригодиться. Поэтому я вошел в нее и поменял пароли, а затем ввел ложное сообщение о стирании всей информации.

Шарлотта была так потрясена, что не могла вымолвить ни слова. Между тем на экране появилась команда: «Имя пользователя». Джонатан напечатал «Шарлотта Ли» и нажал клавишу «Ввод». Появилась следующая команда: «Пароль». Пока он печатал, на экране оставались только звездочки. Он снова нажал «Ввод» и появилась новая надпись: «Добро пожаловать в „Гармонию биотех“».

Шарлотта зачарованно смотрела на экран.

— Как тебе это удалось?!

— Самое обыкновенное подглядывание, — усмехнулся он, продолжая печатать. — Именно так преступники воруют номера банковских счетов. Какой-нибудь парень подсматривает тебе через плечо, когда ты вводишь информацию в банкомат.

— Но когда я печатала, на экране были только звездочки, вот как сейчас. Так что, если ты даже и подсматривал…

— Я еще и слушал. Тринадцать ударов по клавишам, использовалась клавиша пробела и клавиша «shift». Разумеется, мне помогло то, что я уже знал о тебе, — добавил Джонатан, а его глаза следили за информацией на экране. — Самый любимый пароль — это или собственная фамилия, или имя любимой собаки. Используют также дату рождения, номер водительского удостоверения или место рождения. Очень популярны слова «волшебник» или «глупец». Ты бы удивилась, узнав, сколько людей используют одинаковые слова или сочетание цифр!

— Но все равно догадаться сразу нельзя… — Шарлотта расчесала волосы, снова заколола их и бросила расческу в сумку.

— Большинство хакеров могут угадать пароль за десять попыток. И если они пытаются войти в систему, не снабженную программой защиты от многократного использования неправильных паролей, они в нее входят. Но, как я уже сказал, я уже кое-что о тебе знал, поэтому у меня была отправная точка. Когда я услышал эти тринадцать ударов по клавишам, то очень быстро сообразил, что у тебя за пароль.

Шарлотта вздрогнула. Она выбрала слова, о которых никто не мог догадаться. Свое настоящее имя.

Джонатан вдруг потянулся, встал из-за стола и, налив воды в чайник, поставил его на плитку.

— У нас осталось меньше четырех часов, и мне необходимо подзаправиться.

Расстегнув «молнию» на боковом кармане сумки, он достал пакет кофе, фильтры и коробку шотландского песочного печенья. Как только Шарлотта увидела знакомую упаковку в красно-желтую шотландскую клетку, на нее нахлынула волна радости и боли.

Им снова было семнадцать лет, и Шарлотта сидела на кровати Джонатана в его полуподвальном убежище. Они ели песочное печенье, и Джонатан показывал ей свою последнюю техническую новинку — компьютерную игру под названием «Понг», которая в то время имелась только в барах и игровых залах. Но у Джонни она была, потому что его отец, которому пришлось срочно вылететь в Перу на международную конференцию, решил утешить своего сына дорогой игрушкой. Джонатан ел, смеялся и говорил одновременно, объясняя, что игра сначала называлась «Пинг-понг», но фирме «Атари» пришлось изменить название из-за проблем с авторскими правами.

Были и еще веселые воспоминания. Когда шесть лет спустя дождливым вечером в Бостоне Джонатан объявил, что будет учиться в МТИ, они отпраздновали эту новость красным вином и все тем же печеньем, а потом медленно и с наслаждением занимались любовью в его квартире. Им было по двадцать три, они всю ночь планировали свое будущее, и при этом каждый радовался за другого. Она найдет лекарство против рака, а он создаст самый быстрый в мире суперкомпьютер. Кроме того, они непременно будут путешествовать, увидят мир.

— Мы остановимся на Босфоре, — говорила тогда Шарлотта. — И будем смотреть, как садится солнце за куполами и минаретами Стамбула.

— А в Венеции, — подхватывал Джонатан, — мы будем потягивать кофе капучино на площади Святого Марка и смотреть, как наступает прилив.

Они собирались все осуществить, все испробовать, вкусить от всех плодов, что им предложит жизнь. Когда на следующий день Шарлотта улетала в Сан-Франциско, Джонатан проводил ее в аэропорт. Она никогда еще не видела его таким сияющим и счастливым.

А год спустя он прислал ей тот сборник стихов, разрушив ее мир, положив конец их общим мечтам…

Джонатан выключил плитку, достал из сумки металлический складной конус. В сложенном состоянии он был плоским, а когда разворачивался, становился похожим на кружку. Джонатан вложил в него бумажный фильтр и насыпал две чайные ложки с горкой ароматного молотого кофе.

— Я никуда никогда не езжу без собственного кофе, — сказал он. — Ты по-прежнему пьешь черный? Если хочешь, у меня есть сливки в порошке.

— Мне черный, — ответила Шарлотта и вдруг спросила, удивив саму себя: — Джонатан, ты счастлив?

Он удивленно взглянул на нее, потом помрачнел и пожал плечами:

— Как и все, я полагаю.

Казалось, тема была исчерпана, но Шарлотта ничего не могла с собой поделать. Этот вопрос ей хотелось задать все последние восемь часов:

— У тебя удачный брак?

— Не могу пожаловаться, — все так же лаконично ответил Джонатан, и выражения его лица Шарлотта разобрать не смогла. Однако после короткой паузы он добавил: — Жить с Аделью удобно. Все предсказуемо.

Шарлотта отвернулась. Она знала, что, во всяком случае, для прежнего Джонни удобно и предсказуемо означало «скучно».

Джонатан смотрел на ее затылок, где выбивалась прядь волос, которую Шарлотта не заколола как следует. Ему вдруг захотелось протянуть руку и пригладить ее волосы, но сразу же вспомнилась Адель и их последний разговор по видеофону, пока Шарлотта была в кафе. В главах Адели стояли слезы, когда она говорила:

— Ты ведь сейчас с ней, правда? Квентин мне только сказал, что ты уехал по делу. Но ведь ты отправился спасать ее, верно?

Джонатан никогда не мог понять, почему тень Шарлотты, о которой он из осторожности никогда не говорил, все равно стояла между ними. Эта боль в голосе Адели… Что ему оставалось делать?

— Да. Я помогаю ей, — спокойно сказал он.

Как бы это ни было, Адель заслуживала честного ответа. Она заслужила хотя бы это…

Джонатан поставил чайник рядом с коробкой чая. Шарлотта проследила за ним взглядом, потом посмотрела на коробку.

— Я все не могу опомниться от моего сна, — проговорила она. — Что-то есть такое в этом чае…

— Ты же уже выяснила. Чай отравлен — так же, как те лекарства.

Шарлотта нахмурилась.

— Нет, есть что-то еще. Но я не могу… — Она посмотрела на него. — Джонни, моя бабушка верила во всякие суеверия, в то, что я считала просто старомодной бессмысленной ерундой. Она говорила мне, что мы принадлежим к длинной череде дочерей, выросших без матери, поэтому в трудный момент мы слышим материнский голос. Я никогда ей по-настоящему не верила, но бабушка говорила, что слышала голос своей матери много лет назад — когда ей пришлось жить в подвале, голодать, а продавать лекарства не удавалось. Она услышала голос матери, обратившейся к ней с небес, и этот голос подсказал ей, что нужно сделать, чтобы лекарства понравились людям, чтобы они покупали их. И сегодня ночью, когда я собиралась выпить этот чай… Джонатан, я тоже услышала голос! Ясно и четко — как я сейчас слышу тебя.

— И это была твоя мать?

— Откуда мне знать? Я никогда не слышала ее голоса. Но вот только что, сейчас, в моем сне, она снова говорила со мной о чае… Я должна о чем-то догадаться!

Джонатан испытующе смотрел на нее, словно старался проникнуть в ее мозг, увидеть своими глазами этот сон и понять его загадочное значение.

— Вспомни его, Чарли, — сказал он. — Вспомни сон и пройди его шаг за шагом. Если в нем действительно было что-то важное, то ты сможешь это понять.

Шарлотта взяла у него из рук чашку с кофе и подумала: «Он по-прежнему суеверен, как и в те далекие времена, когда возвращался из Шотландии со сказками о заколдованных полях битв и женщинах, которые превращались в тюленей».

А Джонатан смотрел, как Шарлотта макает песочное печенье в кофе, подносит к влажным розовым губам, и думал, что всегда любил смотреть, как она ест. Ему вспомнился тот день в кафе в Бостоне, когда она попросила еще порцию салата, а потом отправляла в рот листья латука вместе с намазанной маслом хлебной палочкой, продолжая взволнованно говорить:

— Представляешь, Джонни, мы с бабушкой наконец-то пришли к согласию! Мы обе считаем, что западная и китайская медицина могут работать вместе. Она сказала мне: «Шарлотта, западная медицина быстрая и новая, а китайская — старая и медленная. Очень хороший баланс, как инь и ян». Но я все-таки решила не идти в медицинский колледж. Смерть дяди Гидеона убедила меня, что доктора ничего не могут сделать, если у них нет нужных лекарств.

Она выглядела такой оживленной в тот дождливый день! Сначала выслушала его рассказ о том, что он будет учиться в МТИ, посмеялась над его байками о компьютерных вмешательствах, а потом с неподдельным энтузиазмом пустилась описывать свою собственную мечту.

— Биотехнологии, Джонни! — говорила тогда Шарлотта, и ее глаза полыхали зеленым огнем. — За ними будущее! И я пытаюсь убедить бабушку, что мы располагаем огромным потенциалом. Фабрика «Гармония» — это же просто клад лечебных трав! Но бабушка продолжает разливать свои настойки по бутылкам, как делала все эти годы. Я пытаюсь заставить ее понять, что травы можно изучать на молекулярном уровне, чтобы максимально использовать их лечебные свойства. Посмотри хотя бы на иву! Экстракт из ее коры в течение тысячелетий снимал головную боль и жар! Однажды химики открыли молекулярную основу лечебных свойств ивы и смогли синтезировать лекарство. И теперь мы называем это аспирином! «Дом Гармонии» — настоящая пещера Али-бабы. И я намерена найти сокровища, Джонни! Все до единого!

— Шарлотта, — Джонатан вернулся в настоящее, и им вдруг овладело любопытство, — как тебе удалось уговорить бабушку перенести фабрику сюда? Мне казалось, она никогда не уедет из Сан-Франциско.

— Когда я выяснила, что в Южной Калифорнии проводится больше биологических исследований, чем во всем мире, я поняла, где должна расположиться «Гармония». Адриану это показалось хорошей идеей, и он тоже попытался уговорить бабушку. Он использовал финансовые документы, рассказывал о немыслимых прибылях, которые нас ждут, называл это место «храмом науки», но бабушка словно ничего не слышала. Я же просто привела еще один аргумент: мы вольемся в семью фармацевтических компаний. И она согласилась. Бабушка всегда любила слово «семья».

— Понятно, почему ты стала ее наследницей, — пробормотал Джонатан. — У вас с ней общий взгляд на эти вещи.

— Было время, — негромко напомнила Шарлотта, — когда у нас с тобой тоже были общие взгляды…

Их глаза встретились, и на мгновение длиной в три сердечных удара Шарлотте показалось, что сейчас что-то произойдет…

— У нас не так много времени, — Джонатан первым нарушил опасное молчание. Он отставил в сторону чашку с кофе и потер руки. — Сначала я проверю эти закрытые формулы и посмотрю, не оставил ли наш преступник ревизионного следа. А потом мне придется вернуться в главное здание.

— Ревизионного следа?

— Это хронологическая запись деятельности системы. Программа фиксирует неправильный ввод пароля, необычное время вхождения в систему, стирание файлов, изменения в них и все такое прочее. Наш противник достаточно умен: он делал свое грязное дело в рабочее время. Хакеры, которых удавалось поймать, совершали глупейшую ошибку. Они всегда влезали в систему посреди ночи или использовали фамилию служащего, находящегося в отпуске.

— А как этот попал в систему?

— Через какую-то дыру в твоей обороне. Парадная дверь надежно заперта, и он использовал заднюю. База данных бывает, как правило, наиболее уязвимой.

Пока Джонатан вводил программу поиска, взгляд Шарлотты снова остановился на коробке с чаем. И вдруг тревожный сон вновь вернулся к ней. Странное предупреждение, прозвучавшее настолько реально, что она выпустила из рук чашку, и та разбилась… Неужели она действительно слышала голос матери? Или это игра ее воображения?

Шарлотта взяла коробку в руки и стала ее внимательно разглядывать. Она изучала серебристо-голубую надпись и миниатюрное изображение плакучей ивы над прудом, пытаясь найти ключ к разгадке. Шарлотта достала пакетик с чаем, подержала его в ладони…

— Вот оно! — неожиданно воскликнула она. — Вот о чем я должна была догадаться. Джонатан, смотри! Эти чайные пакетики подменили, но явно уже после того, как эта партия была выпущена!

— Что? Но это означает, что здесь поработал не Расти Браун!

— Совершенно верно! Кто-то хочет создать видимость того, что это тоже было частью саботажа Расти. Держу пари, что если мы проверим остальные коробки из этой партии, то они окажутся неотравленными.

— Господи! — Джонатан вскочил на ноги. — Это было сделано специально для твоей коробки с чаем… Шарлотта, ты снова стала мишенью.

Глава 36

— Убийца — кто-то из своих, — мрачно констатировала Шарлотта, разглядывая отравленный пакетик с чаем на своей ладони. — Он очень хорошо меня знает. Ему известно, что я всегда вожу «Корвет», что я всегда пью именно этот чай, что я очень привязана к моей экономке, что смерть Наоми убьет меня. Чужой человек не мог знать таких вещей, Джонатан, не мог использовать все эти факты как оружие против меня.

Шарлотта вернулась в музей и подошла к большой фотографии, где было снято несколько человек под вывеской «„Совершенная Гармония“. Китайская травяная компания. 1936 год».

— Ты здесь? — негромко спросила она. — Неужели я нею жизнь смотрела тебе в лицо и считала тебя другом?

Шарлотта нагнулась пониже, чтобы разглядеть лица на фотографии. В центре стояла красивая молодая женщина, и трудно было представить, что это ее бабушка. Гармонии тогда было только двадцать восемь, хотя официально считалось, что ей тридцать. Она была в белом, и Шарлотта знала, что это — знак траура.

В первом ряду, взявшись за руки, стояли семилетние Марго и Адриан. Они уже тогда составляли неразлучную пару. Марго чуть выше своего будущего мужа. А на лице Адриана уже заметно выражение агрессивности, которое только усугубится с годами.

Разумеется, на снимке не было Шарлотты, Десмонда или Джонатана: они не из этого поколения. Но с фотографии смотрели другие знакомые лица. Все улыбались, а Шарлотта стояла и гадала, какие секреты прятались за их улыбками. Может быть, секреты преступника, который намеревался убить ее…

— Шарлотта, — окликнул ее Джонотан, — вполне возможно, что того человека, которого мы ищем, здесь нет.

— Что ты имеешь в виду?

Он помолчал, взвешивая свои слова.

— Пока ты спала, я проглядел финансовое состояние некоторых твоих конкурентов. Вспомни, ведь вначале мы предполагали, что ключом к разгадке может оказаться промышленный шпионаж.

Шарлотта догадалась по его голосу, что Джонатан нашел какую-то информацию. И эта информация оказалась неприятной.

— Как ты думаешь, Чарли, какой компании больше всего было бы выгодно банкротство «Гармонии»?

Шарлотта задумалась — таких компаний было несколько.

— Корпорации «Мунстоун», я полагаю. Это самый серьезный наш конкурент.

— Я получил список их инвесторов. — Джонатан протянул ей распечатку. — Список длинный, но фамилии расположены в алфавитном порядке, так что тебе легко будет обнаружить знакомые.

Шарлотта вдруг почувствовала, что ей страшно заглянуть в этот список.

— Только не говори мне, что ты нашел там Барклеев!

— Нет, но я нашел другую знакомую фамилию.

Глаза Шарлотты скользнули вниз по списку, и она сразу поняла, какую фамилию он имеет в виду.

— Наоми Моргенштерн!

— Двадцать тысяч акций. Обрати внимание на дату.

— Она купила их четыре дня назад!

— Твоя подруга упоминала об этом?

Шарлотта молча покачала головой. Она не могла себе представить, что заставило Наоми купить акции компании-соперника. Если только…

— Майк! — воскликнула она. — Жених Наоми занимается финансовыми вложениями. Он мог уговорить ее купить эти акции. Наоми никогда бы этого не сделала сама.

— Насколько ты доверяешь Майку?

— Настолько же, насколько я доверяю Наоми! — отрезала Шарлотта.

Но тут она вспомнила слова Джонатана: незнакомец, подходивший к Расти Брауну в баре «Койот» и уговаривавший его отомстить «Гармонии биотех», носил длинные волосы, собранные в хвост.

У жениха Наоми была такая же прическа…

Она решительно покачала головой:

— Нет. Это просто смешно. Мысль о том, что Майк — убийца, совершенно нелепа.

Джонатан некоторое время молчал, рассматривая свою правую ладонь, словно пытался проследить линию жизни.

— Шарлотта, где ты познакомилась с Наоми? Ты говорила, что в Чок-Хилле?

— Да, Наоми была членом группы под названием «Помилуем животных».

— Они боролись за права животных?

— Ты слышал о них?

— В Лондоне есть их отделение. Так что же, собственно, произошло?

Шарлотте меньше всего хотелось сейчас вспоминать об этом, но Джонатан имел право знать.

— Эта организация проводила кампанию против использования животных при лабораторных опытах. Они врывались в какую-нибудь лабораторию, освобождали животных, а лабораторию сжигали. — Она посмотрела на распечатку списка инвесторов компании «Мунстоун» в своей руке, словно удивляясь, как она там оказалась. — Но о Чок-Хилле властям сообщили заранее. Я в этот момент тоже находилась там. Полиция и репортеры приехали раньше, чем мы успели убежать. Нас с Наоми арестовали.

— Но тебя не осудили?

— Обвинения против меня были сняты.

— А что с Наоми?

Шарлотта закусила нижнюю губу.

— Наоми присудили уплатить штраф и определили шесть месяцев испытательного срока.

— Значит, вас обеих арестовали по одному и тому же делу, обвиняли вас в одном и том же. Но тебя отпустили на свободу, а Наоми пришлось заплатить штраф и пережить испытательный срок. Она никогда на это не обижалась?

Шарлотта резко вскинула голову.

— Разумеется, нет!

— А ты не думаешь, что она могла затаить обиду?

— Даже если и так, Наоми никогда не стала бы пытаться убить меня или уничтожить мою компанию! Господи боже мой, не думаешь же ты, что она взорвала собственный дом!

— Ее дом застрахован на очень крупную сумму.

Шарлотта с ужасом взглянула на Джонатана.

— А почему ты вообще полез в личные дела Наоми?

— Я «лезу» в дела всех, кого можно подозревать, Чарли.

— Но Наоми нельзя подозревать! Господи, да она присоединилась к той организации только потому, что считает жизнь самым драгоценным даром на свете!

— Постой-ка… — Джонатан неожиданно нахмурился.

— Что еще? — нетерпеливо спросила Шарлотта.

— Это название, «Помилуем животных». Могу поклясться, что оно совсем недавно попадалось мне на глаза!

Шарлотта пошла за Джонатаном в кабинет, где он стал просматривать кипу распечаток.

— Я пытался найти какой-то ключ, какую-то связь между жертвами, тобой и «Гармонией биотех». Я проверил файлы сервисной службы «Национальные новости» и кое-что нашел… Да, вот оно. — Он протянул Шарлотте листок бумаги. — Совершенно верно, «Помилуем животных». Это о… Боже мой, Шарлотта, это же некролог! — Джонатан протянул ей распечатку. — Эта женщина восемь лет назад была президентом организации «Помилуем животных». Именно она и стала третьей жертвой. Именно она умерла, приняв капсулы «Блаженства».

Шарлотта пробежала глазами текст.

— О господи… Теперь я ее вспоминаю. У нас с ней была безобразная стычка, мы обзывали друг друга на национальном телевидении. Я не помнила ее имени, Джонатан! Честное слово! В этом деле было замешано так много народа, что когда Десмонд сказал мне о третьей жертве… Но что теперь подумает Найт?!

— Да, Найт. — Джонатан нахмурился. — Если он пока еще не располагает этой информацией, то скоро ее получит. А как только Найт узнает, что Расти Браун всего лишь подменил формулы и не причастен к остальному, он немедленно отправится искать нового подозреваемого.

Шарлотте не нужно было спрашивать, кого в первую очередь заподозрит федеральный агент.

— Что ты делаешь? — спросила она, увидев, что Джонатан поспешно собирает свою сумку.

— Нам надо выбираться отсюда, Шарлотта. Здесь тебе оставаться опасно. И из-за убийцы, и из-за Валериуса Найта, который может появиться в любую минуту с ордером на твой арест. Я собираюсь установить оборудование для доступа в сеть на расстоянии, чтобы мы могли продолжать работать в другом месте. А затем мы поищем, где спрятаться.

Шарлотта взяла свою сумку.

— Я тоже соберу кое-что. — Она помолчала. — Джонатан, ведь ты же на самом деле всерьез не подозревал Наоми, правда?

— Нет, подозревал. — Джонатан прямо посмотрел ей в глаза. — И до сих пор подозреваю.

Глава 37

1936 год, Сан-Франциско, Калифорния

В тот день, когда Дракон пришел за мной, на небе цвета голубого фарфора светило яркое солнце, но при этом дул холодный ветер. Я тщательно оделась, стараясь не торопиться, хотя была очень взволнована. Важно было ничего не сломать и не разрубить — иначе придется перенести встречу на другой день. Мистер Ли пошел вместе со мной, и, разумеется, мы взяли нашу дочь. Мы никогда никуда не ходили без Ирис.

Пока мы ехали в Дейли-Сити, я незаметно смотрела по сторонам в поисках предзнаменований. При первом же недобром предзнаменовании мы бы развернулись и вернулись домой: в этот день нам особенно необходима была удача, потому что сегодня я должна была увидеть воплощение моей мечты.

Когда восемь лет назад я, униженная, ушла из клуба миссис Барклей, я отправилась прямо к мистеру Ли и сказала ему, что оплачу переезд его семьи в Калифорнию и всем дам работу, если он сделает мне одолжение. Я попросила его жениться на мне.

Конечно, для китаянки это страшный позор, но мистер Ли не воспринял так мое предложение. Он сделал все, чтобы я могла сохранить достоинство. Он знал, что я беременна, но сказал, что это не имеет значения. Мы не говорили о любви, но я верила, что он меня любит. Я и теперь думаю, что мистер Ли любил меня все эти годы, пока я бедствовала в Чайнатауне, и он выразил эту спокойную любовь, приняв ребенка другого мужчины как своего собственного. Нам все поверили, когда мы сообщили, что Ирис появилась на свет на два месяца раньше срока. Потому что девочка была маленькой, хрупкой, и она едва пережила первые недели после рождения.

Но Гидеона мне не удалось обмануть. Когда в тот вечер восемь лет назад он спросил меня, почему я его не дождалась, я ничего не ответила. Однако через семь месяцев он узнал ответ на свой вопрос.

Ирис стала центром моей вселенной. А как же могло быть иначе? Ведь в ее венах текла кровь моего отца, Ричарда Барклея, и кровь человека, которому принадлежало мое сердце, кровь Гидеона Барклея. Нежное, волшебное дитя! Как только я взяла ее на руки, у меня появилась новая мечта. Ради Ирис я превращу мою маленькую компанию в гигантскую империю.

Я снова стала китаянкой и после того дня в клубе больше никогда не старалась быть белой. Я только однажды видела Фиону Барклей — на свадьбе Гидеона и Оливии, куда нас пригласили с мистером Ли. Их сын родился через шесть месяцев после Ирис. Они назвали его Адрианом в честь дедушки Оливии.

Наши пути с Гидеоном должны были бы разойтись, но судьба соединила нас навечно. Мы оба знали, что Ирис наша дочь, хотя никогда не говорили об этом. Кроме того, нас соединял контракт, подписанный Гидеоном с «Титан майнинг компани». Мы были деловыми партнерами — и вели себя соответственно.

Мистер Ли стал хорошим отцом для Ирис и уважительным мужем для меня. «„Совершенная Гармония“. Китайская травяная компания» процветала, наши прибыли постоянно росли, так что мой муж мог спокойно и не торопясь отдаться любимому занятию. Его картины, вдохновенные и величественные, пользовались очень большим спросом. Тогда я еще не знала, что в тот день, когда Дракон снова вошел в мою жизнь, мистер Ли начал картину, которая должна была стать самым совершенным его творением.

В Дейли-Сити мистер Ли свернул с основного шоссе, и мы поехали мимо зеленеющих фруктовых садов. В ветвях пели птицы, и это было хорошим предзнаменованием. И когда мы наконец подъехали к высокой ограде с вывеской «Тафт и сыновья», я сказала Ирис:

— Посмотри, видишь все эти здания?

Но она, разумеется, не видела. Она не смотрела на меня, когда я говорила. Она не смотрела туда, куда я показывала. Ее глаза блуждали где угодно — по небу, по траве — и постоянно моргали, словно пара бабочек, попавших в невидимую клетку.

— Задержка развития, — сказали специалисты. — С ее слухом и зрением все в порядке, миссис Ли. Проблема в мозгу вашей дочери. Она не будет говорить, не будет понимать, что вы ей говорите.

И все равно я взяла Ирис за руку и повела ее к огромной фабрике. Я собиралась показать ей станки и конвейеры, а также рабочих, которые будут производить лекарства, упаковывать их и наклеивать на все эти замечательные снадобья ярлыки компании «Совершенная Гармония». Я всегда обращалась с моей дочерью как с нормальным ребенком, потому что кто мог знать наверняка, что мои слова не достигают ее мозга? И кто знает, может быть, однажды она посмотрит на меня и скажет:

— Да, я вижу.

Сторож фабрики, приятный пожилой мужчина в синем халате, помахал рукой и подошел к нам с метлой. Он поздоровался с Ирис, но она его не узнала, хотя они встречались несколько раз. Сторож сунул руку в карман и достал конфету. Но когда он протянул ее девочке, та не взяла ее. Она смотрела на солнце, потом на носки своих туфелек, оглядывалась через плечо и снова поднимала глаза к небу.

Я поблагодарила сторожа и взяла у него конфету. Но я не дала ее Ирис, потому что она не понимала, что такое давать и брать. Я поднесла конфету к губам дочки, и она мгновенно захрустела ею, а ее глаза беспрестанно метались, словно в поисках места для отдыха.

— Красивая маленькая девочка, — пробормотал сторож.

И он говорил правду. Хотя отцом Ирис был американец, девочка унаследовала раскосые глаза и высокие скулы своих китайских предков. Я помнила одну фотографию моей матери Мей-лин, когда та была маленькой, и считаю, что Ирис была похожа на нее.

Наконец подъехал агент по продаже недвижимости, но стоило ему выйти из машины, как я сразу поняла по его лицу, что что-то не так.

— Мне очень жаль, миссис Ли, — заговорил он, а ветер сразу стал еще холоднее и нагнал облака, которые закрыли солнце. — Владелец отказался от сделки.

— Но это невозможно! — воскликнула я, заранее зная, что он мне ответит.

Мистер Осгуд засопел, посмотрел на старика-сторожа, облокотившегося на свою метлу, и сказал:

— Хозяину фабрики предложили большую цену, и он согласился.

— Но это незаконно. Я дала вам задаток. Этот чек — обязательство, мистер Осгуд!

Пожав плечами, он сунул руку в карман и достал необналиченный чек.

— Я возвращаю его вам. Владелец получил более выгодное предложение.

Я уже это слышала и раньше. В первый раз речь шла о большом грузе трав из Шанхая. В то время импорт из Китая стал сходить на нет: Чан Кайши и Мао Цзэдун боролись за власть, участились набеги японцев на прибрежные города. Но у меня был постоянный контракт с компанией «Иствиндс трейд», и травы должны были поступить на мой склад. Однако кто-то провернул тайную сделку, как я узнала позже, и весь груз редких трав, минералов и специй отправился в компанию «Красный Дракон».

Второй раз дело коснулось торговца антиквариатом — специалиста по раритетам с Востока. Он с волнением рассказал мне о книге, которую совсем недавно обнаружили. Предполагалось, что ее более четырехсот лет назад написал доктор Ли Цзычэн, великий врач династии Мин. В книге содержалось множество рецептов лекарств, до этого неизвестных. Книгу торговец обещал мне, но в конце концов ею тоже завладел «Красный Дракон».

— Кто тот человек, что предложил более высокую цену? — спросила я, не выпуская руку Ирис, которая вертелась на месте, словно ветер, стремящийся вырваться из плена и улететь подальше от этого плохого места. Я уже знала ответ, но мне хотелось, чтобы агент сказал мне это в лицо.

Он откашлялся и отвел глаза в сторону:

— Компания «Красный Дракон».

Я почувствовала, что у меня кружится голова, и оперлась о руку мужа, чтобы удержаться на ногах.

— Мистер Осгуд, — начала я, — владелец «Красного Дракона» — человек бессовестный, бесчестный.

— Послушайте, я понимаю, что вы огорчены…

— Он пытался сжечь склад мистер Хуана. Он платил шпиону, чтобы тот рассказывал о моих секретах. Он воровал у меня! И он намеренно обманывает людей, продавая им лекарства, которые не могут ни от чего излечить.

— Ну послушайте, я ничего об этом не знаю. Я только…

— И вы обесчестили себя, мистер Осгуд.

— Я? Нет уж, подождите-ка минутку!

— Сколько он заплатил вам, мистер Осгуд, чтобы вы вернули мне залог?

Когда неделю спустя принесли судебную повестку, я была в моем офисе в Чайнатауне — маленькой комнатушке над торговой компанией мистера Хуана. Владелец «Красного Дракона» подал против меня иск, обвиняя меня в клевете.

Я немедленно позвонила Гидеону, убедив себя в том, что это вполне естественно: ведь он мой деловой партнер и ему следует обо всем знать. Кроме того, Гидеон связан с лучшими адвокатами в городе. Я называла себе множество причин, почему я обратилась за помощью к нему, а не к мужу, или к моему адвокату, или к мистеру Хуану. Но я знала настоящую причину. Я страшно испугалась — и мне был необходим Гидеон.

Я впервые вошла в особняк Барклеев после того случая, когда я отдала Фионе кольцо моего отца.

Казалось, обстановка в доме не изменилась за девять лет. Все та же викторианская мебель, бархатные, вышитые гарусом по канве подушки и большая коллекция старинных вещей, занимающих каждый дюйм плоских поверхностей. Гидеон рассказывал мне, что Оливия пыталась убедить свекровь в необходимости по-новому обставить дом, но у нее ничего не получилось. Гидеон, его жена и их семилетний сын Адриан занимали одно крыло дома, и там они могли свободно все переделывать по своему вкусу. Этим они и занимались. По словам Гидеона, Оливия испытывала страсть к новым интерьерам из Европы, скандинавской мебели, сделанной по шаблону, и трубчатой стали. Но Фиона запретила им поменять даже пепельницу, даже маленькую картину во всех остальных комнатах величественного особняка.

Я встретилась с Гидеоном и его адвокатом в кабинете, оклеенном пестрыми викторианскими обоями, где на полу лежал ковер с цветочным узором, вызывая ощущение клаустрофобии. Я знала, что Оливия мечтает ураганом промчаться по этому дому, сметая на своем пути все эти безделушки, обдирая стены, скатывая ковры и настилая модный линолеум, расставляя мебель с современными округлыми линиями, атласной обивкой, убирая все лишнее. Очень современно, очень рационально… Я хорошо понимала это, потому что, наверное, поступила бы точно так же, если бы дом принадлежал мне.

Я не была счастлива в нашем доме в Окленде, где мы жили с мистером Ли и Ирис. Там был очень плохой фэншуй. Дом стоял на склоне холма, так что наша удача скатывалась вниз. Когда-то в прошлом к нему пристроили комнату, изменив линию пола, и в этой комнате была спальня Ирис. Только когда мы поняли, что девочка не развивается нормально, я перевела ее из этой несчастливой комнаты в нашу спальню, но, очевидно, было уже поздно. Впрочем, другие комнаты в доме меня тоже не устраивали. Гостиная, например, по форме напоминала букву Г — символ незавершенности. Я хотела купить дом в Сан-Франциско. Но мой муж был китайцем, на нас распространялось ограничение в правах. А в Окленде законы владения собственностью являлись не такими строгими.

В доме Гидеона было хорошее ци, вот только пол блокировало множество тяжелой мебели. Оливия, судя по всему, это понимала и потому хотела переоборудовать дом, принести в него удачу и процветание. И, возможно, второго ребенка.

Я знала, что у Оливии дважды был выкидыш и ее предупредили, что ей не следует больше беременеть. Я дала Гидеону бутылочку эликсира «Золотой Лотос» для Оливии, но не знаю, воспользовалась ли она им. Что же до наших детей с мистером Ли, тут «Золотой Лотос» помочь не мог. Я всегда знала, что у него хрупкая душа, что самое подходящее место для него — какое-нибудь монастырское хранилище рукописей. И в нашу брачную ночь, когда он, плача в моих объятиях, признался, что никогда не сможет дать мне второго ребенка, я утешала его. Я считала, что мне достаточно будет ребенка от Гидеона.

Но теперь я понимала чувства Оливии и очень сочувствовала ей, хотя она об этом не знала…

В кабинете нас было четверо: Гидеон пригласил своего адвоката. Фиона не присутствовала — мне сказали, что она повела своего внука Адриана в парк вместе с Марго, дочкой подруги Оливии, которая гостила у Барклеев.

Когда мистер Уинтерборн, адвокат Гидеона и очень уважаемый человек в мире юристов, закончил просматривать принесенные мною бумаги, он сурово взглянул на меня поверх очков:

— Это выглядит не слишком хорошо, миссис Ли. Даже совсем плохо. Вы сказали все это при свидетелях?

Я вспомнила, что во время нашего разговора с мистером Осгудом рядом стоял сторож, слышавший каждое мое слово.

— Да.

— Вы утверждаете, что все ваши обвинения — правда. Украденные формулы, поджог в компании мистера Хуана. Вы можете это доказать?

Я посмотрела на Гидеона.

— В отношении поджога у меня нет никаких доказательств.

— А как насчет обвинения в том, что «Красный Дракон» не указывает на этикетке состав продуктов, вследствие чего они могут оказаться ядовитыми для многих людей?

— Это правда. Меня не раз приглашали к постели жертв «Красного Дракона».

— У меня есть знакомые в области фармакологии, миссис Ли, да вы и сами знаете, что правительство не регламентирует изготовление лекарств из трав. Нет никаких законов, обязывающих производителя указывать состав на этикетке. Так что об этом должен думать прежде всего покупатель. — Адвокат снял очки и положил их на маленький столик рядом со своим креслом. — На карту поставлено много денег, миссис Ли. Ваша фирма всегда работала очень хорошо по сравнению с остальными подобными предприятиями. Вы представляете непосредственную опасность для владельца «Красного Дракона». Боюсь, что этот человек захочет отобрать каждый цент, заработанный вами. Он может забрать вашу компанию, ваш дом, лишить вас всяких средств к существованию.

— А как насчет нас? — вступила в разговор Оливия, вставляя в длинный мундштук сигарету и прикуривая от золотой зажигалки. — Они могут добраться до нас?

Когда я позвонила Гидеону и сказала: «Ты мне нужен», — он ответил: «Приезжай немедленно». Очевидно, я прервала их игру в теннис — Оливия даже не сменила белую юбку и белую блузку, словно это была лишь короткая передышка, после которой она снова собиралась вернуться к игре.

Мистер Уинтерборн ответил ей:

— Вы и ваш муж не упомянуты в иске, миссис Барклей, так что скорее всего этого не произойдет. Ведь ваше партнерство в компании «Совершенная Гармония» ограничивается экспортным участком, расположенным в Гонконге, и вы не связаны с холдингами в Сан-Франциско.

Он был прав, хотя за нашим контрактом с «Титан майнинг» последовали другие, и постепенно мы стали продавать нашу продукцию по всей Юго-Восточной Азии. Вскоре мы поняли, что нет смысла импортировать травы из Гонконга, составлять смеси здесь, а потом отправлять их обратно, и разместили еще одну фабрику и в Гонконге. Гидеон стал директором «Гармония-Барклей Лтд.». Это помогло ему разбогатеть и добиться успеха к тридцати четырем годам.

— Так что, миссис Барклей, — адвокат снова обратился к Оливии, — мне не кажется, что это дело коснется вас и вашего мужа.

Оливия откинулась в высоком вольтеровском кресле и выпустила длинную тонкую струйку дыма. Я увидела, как холодно она смотрит на меня, скрываясь за этим дымом, и вспомнила то время, когда Оливия была ко мне добра. Но это было еще до того, как Гидеон попросил меня выйти за него замуж, до того, как он сделал предложение ей, потому что я вышла замуж за мистера Ли…

Я отвернулась от Оливии и посмотрела в огромное окно, выходящее на залив. Отсюда можно было увидеть строящийся новый мост — две башни и еще недостроенные перекрытия, которые, казалось, устремились навстречу друг другу. Я вспомнила ту ночь, когда мы с Гидеоном стояли на мысу, а он делился со мной своей мечтой построить мост, какого никто еще не видел.

Я знала, что новый мост уже получил название «Золотые Ворота», но не Гидеон строил его…

— Миссис Ли, — обратился ко мне мистер Уинтерборн, — сколько, по-вашему, формул украл у вас «Красный Дракон»?

Я снова сосредоточилась на разговоре.

— Про четыре я знаю наверняка. Возможно, пять или шесть.

«Почему, Гидеон? — хотелось мне спросить. — Почему это не твой мост? Штат отверг твою заявку? Кто-то за взятку или благодаря связям в комиссии получил эту работу вместо тебя?» Гидеон никогда больше не говорил со мной об этом мосте после той нашей ночи под звездами, и я не шала, что заставило его мечту умереть.

— Нам понадобятся очень веские доказательства, миссис Ли, — сказал адвокат.

А я все смотрела на перекрытия моста, устремившиеся навстречу друг другу, и они напоминали мне нас с Гидеоном. Иногда во время обсуждения грузов, цен и прибылей в нашем филиале в Азии я вдруг ловила его взгляд, устремленный на меня. Наши глаза встречались, и на секунду каждый из нас ощущал желание другого. Я подозревала, что Гидеон несчастлив в браке…

— Оливия! — Гидеон резко встал и откинул волосы назад. — Мы не могли бы выпить кофе?

Как и его жена, он был одет в белое — свободные брюки, свитер, туфли. Но по поведению Гидеона я не заметила, что ему так не терпится вернуться к прерванной игре в теннис.

— Разумеется, — ответила его жена и, поднявшись с кресла, повернулась ко мне: — Вы выпьете с нами кофе, миссис Ли?

Я ясно поняла, что она хотела сказать: я не входила в понятие «мы», употребленное Гидеоном.

— Благодарю вас, — ответила я.

Оливия дернула за шнурок звонка и, когда появилась горничная, велела принести кофе и кекс с зернышками кунжута. Потом она вернулась к своему креслу, стряхнула пепел в хрустальную пепельницу и обратилась к мужу:

— В самом деле, Гидеон, ты считаешь разумным связываться с этим делом? Я имею в виду то, как это отразится на имени Барклеев.

Гидеон нахмурился, не отрывал глаз от моих бумаг.

— Ради всего святого, Оливия, что ты говоришь!

Она улыбнулась мне.

— Я уверена, миссис Ли согласится со мной, что нужно защищать фамилию Барклеев.

Она всегда называла меня миссис Ли, словно я была старше ее, хотя нам обеим исполнилось по двадцать восемь. Она специально напоминала мне о моей китайской фамилии и о том, что я так и не получила того, за чем приходила в этот дом девять лет назад. Фамилию моего отца. Она также хотела напомнить мне, что она Барклей, что это ее дом, что Гидеон принадлежит ей…

— Ваша жена права, Гидеон, — поддержал ее мистер Уинтерборн. — Пока вы никак не связаны с этим делом. Но компания «Красный Дракон» обладает большим влиянием, и у них много денег. Если они решат начать преследовать и вас, то вы можете проиграть.

Гидеон вернул бумаги адвокату.

— Я остаюсь с Гармонией, — спокойно ответил он. — Что бы ни случилось.

— Очень благородно с твоей стороны. — На губах Оливии застыла вымученная улыбка.

— Миссис Ли, — снова обратился ко мне адвокат, пристально глядя на меня проницательными синими глазами, — вы можете не сомневаться, что «Красный Дракон» предъявит вам очень серьезный иск. Нам надо выстроить не менее серьезную защиту. Во-первых, я хочу просмотреть ваши записи. Мы сравним даты экспериментов с вашими формулами с датами выхода продукции «Красного Дракона».

— Но у меня нет записей, мистер Уинтерборн…

Он удивленно взглянул на меня и некоторое время молчал.

— Что ж, тогда пригодятся любые письма, записки, в которых вы упоминаете эти формулы, любые документы с датой, которые можно проверить.

— У меня есть книга рецептов моей матери. Там есть даты и формулы.

Адвокат расстегнул свой темно-синий пиджак и сунул руки в карманы брюк.

— Я полагаю, нам пригодится все, что у вас есть. Мне понадобятся фамилии всех тех, кто работал у вас, скажем, последние десять лет. — Адвокат снова замолчал, вопросительно глядя на меня. — Вы, надеюсь, записывали фамилии тех, кто на вас работал?

— Видите ли, мистер Уинтерборн, — начала я объяснять, — Чайнатаун отличается от остального Сан-Франциско. Ко мне на фабрику приходит девушка, говорит, что она голодна, что ей нужны деньги, что у нее неприятности. Я сажаю ее в комнату, где упаковывают лекарства, и прошу остальных показать ей, что надо делать. В конце дня я плачу ей деньги. Она может прийти на следующий день, а может и не прийти.

Адвокат глубоко вздохнул.

— Вы сделали несколько крайне неприятных замечаний в адрес «Красного Дракона», миссис Ли. Если мы не найдем способ отбить их атаку, вы можете все потерять. Вы это осознаете или нет?

— Но они меня обокрали!

— Это я понимаю, — терпеливо произнес адвокат. — Но нам нужны доказательства. Если мы найдем хотя бы один случай, когда были нарушены ваши авторские права, докажем, что была украдена хотя бы одна формула…

Была одна формула, о которой я точно знала, что ее украл «Красный Дракон». И я записала данные, чтобы доказать это. Но мне было неловко говорить об этом с человеком, которого я видела впервые в жизни, тем более — в присутствии Гидеона и Оливии.

— Есть одно письмо, — неохотно сказала я. — Речь шла о секретной формуле. Я приготовила лекарство, используя старинный рецепт, записанный на папирусе. Никто не знал, что я над ним работаю. И у «Красного Дракона» нет этого папируса…

— Продолжайте.

Я старалась избегать взгляда Гидеона.

— Там оказалась проблема с формулой, поэтому я послала ее химику на анализ. Он написал мне, что следует удалить один ингредиент, что я и сделала. Спустя неделю «Красный Дракон» выпустил на рынок новый продукт. Это была та же формула, что я нашла на папирусе, но в нем содержался тот самый ингредиент, который я удалила из своей формулы.

— А это доказывает, что формулу украли раньше, чем вы получили ответ от химика. У вас сохранились эти письма, миссис Ли?

— Да.

— Отличное начало! — Он удовлетворенно потер руки. — Кстати, что это за лекарство?

— Оно называется «Десять тысяч ян».

— Необычное название.

— Любой китаец скажет вам, что это очень хорошее название. Десять тысяч — это очень мощное магическое число, а ян — это мужская сущность. «Десять тысяч ян» — тоник, повышающий потенцию.

— Тоник, повышающий потенцию?! — Седые брови мистера Уинтерборна взметнулись вверх. — Господи боже, вы хотите сказать…

— Это возбуждающее средство.

В тот день, когда начался суд, мне было очень страшно, но я не теряла надежды. Мистер Уинтерборн и его помощники разработали серьезную линию защиты, которая превратилась в нападение на «Красного Дракона». Помощники адвоката разыскали девушек, работавших на меня много лет назад, и взяли у них показания. Они перерыли всю книгу рецептов моей матери, сравнивали формулы и даты с продуктами «Красного Дракона». Они нашли восемь случаев, когда я разработала препарат, а неделю спустя «Красный Дракон» выбросил его на рынок! У нас были и показания мистера Хуана о том, что после того, как мы с ним подписали соглашение об аренде, к нему приходил представитель «Красного Дракона» и просил сдать то же самое помещение.

Мистер Уинтерборн заверил меня, что, если повезет, «Красный Дракон» отзовет иск и все дело решится спокойно, а до обвинения даже не дойдет.

Отправляясь в суд, я молилась о том, чтобы нам улыбнулась удача. Ирис я оставила на попечение одной из двоюродных сестер мистера Ли, которой в свое время я помогла приехать с Гавайских островов. Мы обе сделали вид, что Ирис помахала мне на прощание, хотя она просто отмахивалась от чего-то, что видели ее беспокойные глаза.

В первый день слушаний солнце сияло. Когда я остановилась на ступенях дворца правосудия, чтобы оглядеться, то увидела птицу с длинной шеей, слетевшую с крыши. Я приняла это за знак удачи.

Мужчина, которого я привыкла называть про себя Дракон, явился в суд в строгом темном костюме и вел себя очень скромно. Ему было за шестьдесят. С угольно-черными волосами и лицом без морщин, он казался приятным и обаятельным китайцем. Владелец «Красного Дракона» известен своей склонностью к ночным клубам и белым женщинам. Словно пытаясь опровергнуть эту славу плейбоя, он пришел вместе со своим восемнадцатилетним сыном, который сел рядом с ним за перилами. Это был серьезный юноша с удлиненным лицом, в темном костюме и крахмальном воротничке.

Мне понравилось, что среди присяжных четыре женщины. Это, по словам мистера Уинтерборна, было весьма необычно и могло помочь моему делу. Еще одно хорошее предзнаменование! Я с облегчением заметила, что зал суда почти пуст, если не считать Гидеона и Оливии, сидящих в первом ряду, и мистера Ли, расположившегося чуть подальше. Когда встал адвокат «Красного Дракона» и начал свою речь, его голос эхом отдавался в огромном зале.

Мистер Осгуд, агент по продаже недвижимости, выступал первым в качестве свидетеля. За ним последовал старик-дворник, бросивший на меня извиняющийся взгляд. Он подтвердил показания агента. Но «Красный Дракон» на этом не остановился. В зал суда входил один свидетель за другим, и все утверждали, что слышали мои высказывания, позорящие честь «Красного Дракона». Некоторые говорили правду, но большинство лгали.

А потом началось самое ужасное. Свидетели «Красного Дракона» разбивали мои обвинения, представляя записи, формулы и даты производства за последние десять лет. Это были те самые формулы, что «Красный Дракон» украл у меня, но, судя по их записям, компания разработала их раньше! Я понимала, что все эти записи — фальшивка, но доказать ничего не могла. Они пригласили работавших на меня женщин, и те заверили судью и присяжных, что в то время среди них не было никого, кто шпионил бы в пользу «Красного Дракона». И, наконец, суду были представлены доказательства, что самого Дракона не было в стране, когда пожар уничтожил склад мистера Хуана…

На следующий день судьи начали вызывать моих свидетелей. Отвечая на вопросы мистера Уинтерборна, миссис По подробно описала, как я дала ей новый бальзам в красивом горшочке и как он помог ее поврежденным рукам и снял головные боли у ее мужа. Она сказала, что точно помнит, когда я ей его дала — ровно через две недели после китайского Нового года, потому что она как раз тогда поставила новый пресс для глажки в своей прачечной. Это было задолго до того, как «Красный Дракон» выпустил в продажу собственный бальзам — точную копию моего и тоже в красивом горшочке.

Я почувствовала легкую дрожь триумфа. Но тут встал адвокат «Красного Дракона» и спросил:

— Миссис По, вы можете нам сказать, кто был президентом в то время?

— Что? — переспросила она. — Президентом?

— Президентом Соединенных Штатов.

Я знала, что миссис По интересовалась только тем, что происходит в Чайнатауне, и я поняла, почему адвокат задал этот вопрос. Когда она ответила, что президентом был Джордж Вашингтон, зал взорвался хохотом.

К этому времени в зале собралось много народа. Я думаю, это были работники с фабрики Дракона, потому что они приветствовали каждую маленькую победу его компании и освистывали мою.

Записную книжку моей матери читали, копировали, фотографировали и передавали из рук в руки до тех пор, пока она не начала рассыпаться на части. Адвокат «Красного Дракона» вызвал в суд эксперта, который утверждал, что моим формулам тысяча лет, а тот факт, что «Красный Дракон» не выпускал эти смеси до того, как я изобрела свои, не доказывает факта кражи.

И в конце концов стало ясно, что процесс развивается совсем не блестяще для меня и моей компании…

Еще до начала суда мистер Уинтерборн надеялся, что нам не придется говорить о тонике «Десять тысяч ян», учитывая деликатные свойства этого продукта. Но когда стало очевидно, что я проигрываю сражение, у меня не осталось выбора. Многие из тех, кто проработал на меня в течение долгих лет, то ли чего-то боялись, то ли их подкупили. Ни для кого не являлась секретом связь хозяина «Красного Дракона» с китайской мафией.

— Нас может спасти только одно, — сказал мне как-то вечером после еще одного ужасного дня в суде мистер Уинтерборн. — Если мы сможем поймать «Красного Дракона» на том, что он намеренно производит и продает смертоносные средства, возможно, тогда нам удастся выиграть. Но для этого, я боюсь, нам придется упомянуть о «Десяти тысячах ян».

— Значит, нам надо это сделать, — заявила я.

— Но нам придется сделать не только это, миссис Ли. Вы можете найти человека, заболевшего после приема их тоника «Сильный мужчина»? Вы можете найти вдов, готовых дать свидетельские показания?

В разговор вмешался Гидеон:

— Господи, какая женщина согласится сидеть на месте свидетеля и рассказывать всем, что ее муж умер от того, что принимал возбуждающее средство?

— Я попытаюсь их уговорить, — заверила я.

Каждый вечер после заседания суда мы с мужем возвращались в наш дом в Окленде. Я кормила Ирис, купала ее, укладывала спать, а мистер Ли уходил в свою мастерскую и там в тишине работал над своими полотнами.

Каждое утро мы читали отчет о процессе, впрочем, весьма странный и непоследовательный. Казалось, репортеры сосредоточились в основном на моей персоне, описывая мои «китайские платья» и то, что я ела на ленч «тушеные клецки и лапшу с креветками, принесенные из Чайнатауна». Они называли меня «женой и матерью, которая руководит собственным делом», хотя о моем противнике никогда не говорили, как о муже и отце, владеющем собственным бизнесом. Записывали даже мое настроение: «Миссис Ли выглядела печальной», и абсолютной сенсацией стало, когда одна журналистка написала: «Красивая и молодая миссис Ли страстно смотрела на мистера Гидеона Барклея».

Наконец, когда ничего больше не помогало, я сама заняла место свидетеля: на процессе зашла речь о тонике «Десять тысяч ян».

Мистер Уинтерборн убеждал меня этого не делать. Он предупредил меня, что адвокат «Красного Дракона» использует шанс, чтобы унизить меня и поставить в неловкое положение. Но это была единственная возможность говорить самой, чтобы присяжные и весь мир убедились в моей честности.

— Вы утверждаете, миссис Ли, что ваш тоник безопасен? — поинтересовался адвокат «Красного Дракона» — крупный мужчина, в кричащем клетчатом пиджаке, который с наслаждением использовал театральные жесты.

— Да, это так.

— Вам придется говорить громче, миссис Ли, чтобы суд мог вас слышать! — почти проорал он. Я поняла его стратегию: он кричал для того, чтобы «Красный Дракон» казался сильным, а я слабой.

— Это так, — повторила я, не повышая голоса, решив, что не позволю ему манипулировать мной.

— Почему ваш тоник безопасен, если это та же формула, что и в тонике «Сильный мужчина»?

Именно в эту минуту я заметила, что у выхода из зала суда стоит женщина. Ее лицо показалось мне знакомым, но я не могла вспомнить, откуда ее знаю. Она выглядела испуганной, и, когда наши взгляды встретились, я прочла в ее глазах: «Простите меня».

— Это не одна и та же формула. Продукт «Красного Дракона» содержит один ингредиент, которого в моем тонике нет.

— Какое интересное противоречие! Вы утверждаете, что в тонике «Сильный мужчина» использовалась ваша формула, и тут же объявляете, что это не так!

В толпе зашептались.

— Один из ингредиентов оказался опасным, и перед тем, как запустить тоник в производство, я убрала его.

— Как вы нашли эту формулу, миссис Ли?

— Я нашла рецепт на старинном папирусе и сама приготовила смесь.

— Вы сказали, старинный папирус? Вы хотите сказать, что этот рецепт… Сколько же ему лет?

В зале суда наступила тишина — все ждали моего ответа:

— Этому рецепту больше тысячи лет.

— Ах так! Значит, не вы изобрели его! — театрально произнес адвокат, и люди в зале снова зашептались, заставив судью постучать своим молоточком.

Следующий вопрос мне задал мистер Уинтерборн:

— Это старинный рецепт, миссис Ли, но вносили ли вы в него изменения?

— Да, я изменила его, введя несколько новых компонентов.

— И что произошло после того, как вы создали эту уникальную формулу?

— Мой пациент, первым принимавший тоник из пробной формулы, заболел, и я заподозрила симптомы — учащенное сердцебиение, повышенное кровяное давление — вызваны одним ингредиентом в этом рецепте. Я написала химику, который в прошлом делал для меня анализы, и спросила его мнение. Он ответил мне, что мои подозрения оправданы и что мне следует убрать из формулы этот ингредиент. Что я и сделала.

— Что это был за ингредиент, миссис Ли?

— Эфедрин.

— Значит, вы не используете эфедрин в ваших лекарствах?

— Я использую его в эликсире «Золотой Лотос» — он облегчает приступы астмы.

— Следовательно, это не яд?

— В больших дозах он смертелен для здоровых людей. В меньших дозах он смертелен для людей со слабым сердцем или для тех, у кого повышено кровяное давление.

— Но как покупателю узнать об этом?

— На этикетке есть предупреждение, что эликсир «Золотой Лотос» содержит эфедрин и что его не следует принимать людям с больным сердцем.

Мой адвокат протянул мне бутылочку тоника «Сильный мужчина».

— Вы не могли бы прочитать этикетку?

— Здесь говорится, что тоник восстанавливает мужественность, силу и потенцию.

— Указан ли состав лекарства?

— Нет.

— Есть ли предупреждение не принимать слишком большие дозы?

— Нет.

— Ваша честь, — Уинтерборн обратился к судье, — здесь у меня отчеты независимой экспертизы об анализе содержимого этого пузырька. Оба эксперта пришли к выводу, что «Сильный мужчина» содержит эфедрин в количестве, выходящем за границы безопасной дозы.

Зал суда буквально взорвался, а я увидела, как Гидеон улыбнулся и подмигнул мне.

В воскресенье в одной из газет появился заголовок: «Производителя обвиняют в продаже ядовитого сексуального тоника!» Был там и рисунок художника, но я получилась больше похожей на Анну Мейвонг, китайскую кинозвезду. В понедельник утром улица и тротуар возле здания суда были настолько заполнены народом, что полиции пришлось принять меры, чтобы контролировать толпу. Присутствовали репортеры, появились кинокамеры «Мувитон ньюс», люди пытались захватить места…

Теперь я поняла, почему мистер Уинтерборн не хотел говорить о тонике «Десять тысяч ян»!

— Для чего предназначен ваш тоник, миссис Ли? — прогудел в своей театральной манере адвокат «Красного Дракона»; обращаясь ко мне, он смотрел в зал.

— Для повышения мужской силы, — ответила я уклончиво, делая вид, что иду ему навстречу. Мне трудно было оценить настроение присяжных и публики. Я надеялась, что они на моей стороне, но утверждать наверняка не могла.

— Вы имеете в виду сильные мускулы?

— Я имею в виду мужественность.

— Что-то вроде того, что у мужчины на груди начинают расти волосы?

Я посмотрела на Гидеона. Он ободряюще улыбнулся мне. Присутствующие ерзали на стульях, я чувствовала всеобщее возбуждение, словно все ждали, что я произнесу запретные слова. И я вдруг рассердилась. В конце концов, я жертва, а не преступник! Почему же меня наказывают?

— «Десять тысяч ян» — это формула, которая помогает улучшить сексуальные показатели, — отчеканила я и указала на Дракона: — Этот человек украл мою формулу, но оставил в ней смертельный компонент. Тот самый, что я убрала из готовой формулы. Лекарства этого человека — яд.

Дракон, до сих пор хранивший молчание, вскочил на ноги:

— Это не яд!

— Тогда выпей его сам, ублюдок! — неожиданно рявкнул Гидеон, тоже вскакивая со своего места. — Выпей бутылку прямо здесь и докажи, что тоник безопасен!

— Мне такой тоник не нужен, — парировал Дракон. — Но, может быть, вы в нем нуждаетесь?

В зале начался кромешный ад. Судья изо всех сил стучал своим молотком, но его едва было слышно в таком шуме.

Когда порядок восстановили, адвокат «Красного Дракона» громко заговорил, снова стоя ко мне спиной:

— Итак, миссис Ли, вы нам сказали, что ваш первый пациент заболел. Неужели вы ставите эксперименты на людях?!

— Это был особый случай. Человек, который испробовал на себе действие тоника… — Я замолчала, не желая выдавать чужую тайну.

— Не скажете ли вы суду, кто был вашим клиентом, для которого вы составили эту смесь?

Поднялся мистер Уинтерборн:

— Возражаю, ваша честь. Недопустимо говорить о личности пациента.

— А я полагаю, что на этот вопрос следует ответить, ваша честь! — вмешался адвокат «Красного Дракона». — У моего клиента создалось впечатление, что против него составлен заговор. Имя пациента миссис Ли имеет прямое отношение к делу!

— Возражение отклоняется. Отвечайте на вопрос, миссис Ли.

Я не думала, что они дойдут до такого.

Повернувшись к Гидеону, я увидела, что на его лице появилось выражение боли. И все-таки я должна была говорить — перед всей этой глазеющей толпой, репортерами и кинокамерами.

— Я приготовила это лекарство для моего мужа, мистера Ли.

Как только я произнесла эти слова, зал суда превратился в воплощение хаоса. Засверкали вспышки фотоаппаратов, репортеры бросились прочь из зала, а я смотрела на моего мужа. Он сидел в первом ряду с высоко поднятой головой, полный спокойного достоинства.

Я никогда не видела Гидеона таким рассерженным.

— Они просто распяли ее в суде! — говорил он, расхаживая вечером по моей маленькой гостиной.

Мистер Уинтерборн покачал головой.

— У нас связаны руки, Гидеон. Гармония не смогла представить доказательства своих обвинений. Теперь присяжные должны вынести решение, а я не думаю, что они на нашей стороне.

Гидеон уставился на адвоката.

— Мне казалось, вы говорили, что женщины среди присяжных помогут нашему делу.

— Я так считал, но это оказалось большой ошибкой.

— Почему?

— Потому что Гармония молода и красива, да к тому же еще продает сексуальные тоники для их мужей. Она представляет для них угрозу.

— Послушайте, — сказал Гидеон, — ведь у нас есть заключения химиков, что тоник, выпускаемый «Красным Драконом», опасен. Это же подтверждает слова Гармонии! Разве нет?

— В большом количестве многие лекарства токсичны. И, кроме того, Гидеон, нет доказательств, что кто-то в самом деле умер, приняв тоник «Сильный мужчина». Вот в чем проблема. Здесь только предположения, никаких фактов.

— Но Гармония называла фамилии…

— Эти мужчины действительно болели или умерли. Но от чего? Вскрытие ведь не проводилось. Нам неизвестно состояние их здоровья к моменту смерти. — Он повернулся ко мне и прерывисто вздохнул: — Миссис Ли, я полагаю, вам следует приготовиться к худшему.

Я не могла потерять надежду.

— Мистер Уинтерборн, — проговорила я, — недавно в суд приходила женщина. Она пробыла там всего несколько минут и ушла сразу же, как только я заметила ее. Мне показалось, что она чего-то боится.

— Кто она?

— Сначала я не могла вспомнить, но потом ее фамилия всплыла в памяти. Это Бетти Чан. Она работала у меня девять лет назад. И я почти уверена, что именно она передавала мои идеи «Красному Дракону». Если бы нам удалось найти ее и уговорить дать свидетельские показания…

— Этим займется мой частный детектив.

В ту ночь я лежала в постели и плакала. Какое будущее я смогу подарить теперь моей дочери? Мать без доброго имени? Семья без денег? Мистер Ли обнял меня и стал утешать. Даже в постели я называла его мистером Ли… Он обнимал меня до тех пор, пока я не уснула.

Когда на следующий день мы приехали в суд, у мистера Уинтерборна оказались хорошие новости.

— Мой детектив нашел эту Бетти Чан! Сейчас он с ней разговаривает.

— Как вы думаете, он сможет убедить ее дать показания? — спросил Гидеон.

Как всегда, он шел рядом со мной, пока мы пробирались сквозь толпу. Газеты это всячески использовали и все время говорили о «постоянном присутствии мистера Гидеона Барклея». Мистер Уинтерборн несколько раз предлагал Гидеону держаться от меня подальше, но, естественно, тот остался глух к его советам.

— Трудно сказать. Но мой человек умеет уговаривать, — ответил с улыбкой адвокат. — Особенно женщин. Я велел ему завуалированно намекнуть ей, что она получит вознаграждение, если выступит свидетельницей. Не совсем этично, но весь этот суд все равно уже превратился в фарс.

Мистер Уинтерборн попросил у судьи сделать перерыв, пока мы ждем нового свидетеля. Тот дал нам час времени.

Это был самый длинный час в моей жизни. Мы ходили взад и вперед по коридору, смотрели на оба входа и на часы, а Дракон и его заметно выросшее окружение сидели на скамьях у окна, негромко переговаривались и громко смеялись. Только однажды Дракон торжествующе посмотрел в мою сторону, и я подумала, что все-таки не могу понять, за что он меня так ненавидит.

Бетти Чан так и не пришла.

— Где же ваш свидетель, мистер Уинтерборн? — спросил судья, как только все расселись по местам.

— Ваша честь, если бы мы только могли…

— Мистер Уинтерборн, так у вас есть свидетель или его нет?

— Ваша честь, я прошу…

Двойные двери распахнулись, и в зал вошел частный детектив мистера Уинтерборна. Все завертелись и заерзали, предчувствуя драму, а детектив подошел к загородке и спокойно сказал:

— Бетти Чан мертва. Ее тело только что выловили из залива.

Вероятно, я вскрикнула, потому что судья снова стукнул своим молотком, призывая к порядку. Я увидела бледное лицо Гидеона, и мне показалось, что я заглянула за край мира. Открылась бездна, готовая поглотить меня. Я знала, что сейчас все потеряю — мою компанию, мое доброе имя, мою мечту…

Когда мой муж медленно поднялся на ноги, я решила, что он собирается выйти из зала. Вместо этого, к моему огромному удивлению, он непривычно громко произнес:

— Я свидетель, ваша честь! — и повернулся к мистеру Уинтерборну: — Я готов свидетельствовать.

Адвокат изумленно посмотрел на него, потом повернулся ко мне, выразительно подняв брови. Но я не представляла, что собирается сказать мистер Ли.

Я смотрела, как он подходит к свидетельскому месту — этот высокий человек с редеющими волосами, всегда казавшийся мне старше своих лет, — спокойный, напоминавший монахов-ученых. Встав за загородкой, он достал конверт и протянул судье. Его голос отчетливо звучал в тишине зала:

— Здесь справка, удостоверяющая отличное состояние моего здоровья. Осматривавший меня врач находится сегодня здесь. — Затем, к моему ужасу, мистер Ли достал из кармана бутылку. — Я купил этот пузырек тоника «Сильный мужчина» на Грант-стрит в магазине Фэн Юаня. Я просил владельца запечатать бутылочку. — Мистер Ли протянул ее судье. — Как вы видите, она все еще запечатана. Хозяин магазина тоже сегодня здесь.

Все задвигались и зашептались, недоумевая. Я сидела и не могла пошевелиться, когда мой муж попросил судью открыть бутылку. Засверкали вспышки, застрекотали камеры, судья открыл крышку и протянул бутылочку обратно мистеру Ли. С невозмутимым выражением лица мой муж повернулся к залу и прежде, чем я смогла остановить его, выпил всю бутылочку тоника «Сильный мужчина», произведенного компанией «Красный Дракон».

— Нет! — закричала я.

Мой голос утонул в шуме. Засверкали вспышки фотоаппаратов, репортеры бросились из зала к телефонам. Адвокат «Красного Дракона» выглядел разъяренным, он пытался что-то сказать судье, но тот все стучал и стучал молотком. А я бросилась к мужу, стоящему у стола судьи с пустой бутылочкой в руках.

Он принял тоник на пустой желудок, и его действие сказалось практически сразу. К тому времени, когда вызвали доктора, мистер Ли уже сидел на полу, оперевшись спиной о стол судьи. Его сердце билось так часто, что я не могла сосчитать пульс. Лицо моего мужа побледнело, на коже выступили капельки пота; я боялась, что он умрет прямо в зале суда. Его жизнь уходила из моих беспомощных пальцев…

Я смотрела на мистера Ли и не могла произнести ни слова. Я едва понимала, что Гидеон отталкивает зевак назад и кричит:

— Расступитесь! Приехал доктор!

Но люди с фотоаппаратами все равно старались подойти как можно ближе; я слышала, как всхлипывали женщины.

Мистера Ли отвезли в больницу.

— Зачем? — только и спросила я, пока ехала с ним туда в карете «Скорой помощи». — Зачем вы это сделали?

Он взял мои ладони в свои, нежно улыбнулся и ответил:

— Потому что моя картина закончена.

Он умер в ту же ночь в больнице. Доктора объявили, что его смерть вызвана тоником «Сильный мужчина».

После этого в суд стали приходить люди и заявлять о том вреде, который нанесли им препараты, выпущенные «Красным Драконом». Работники фабрики анонимно позвонили в полицию, и последовавшее за этим расследование доказало, что все записи, представленные в суде, были фальшивыми. Когда полиция стала спрашивать рабочих, знают ли они Бетти Чан, они подтвердили, что она на самом деле шпионила в пользу «Красного Дракона».

Расследование, проведенное национальной налоговой службой, выявило фальшивые бухгалтерские книги, доказательства уклонения от уплаты налогов, отмывания денег и связи с китайской мафией. Фабрику закрыли, Дракона арестовали без права уплаты залога — и началось расследование смертей, связанных с употреблением его продукции. Он умер в тюрьме, прежде чем дело дошло до суда. Официально объявили, что он скончался от сердечного приступа, но люди шептались, что Дракон покончил с собой, так как потерял лицо.

К моему удивлению, продажа товаров «Совершенной Гармонии» не только не упала, но, наоборот, увеличилась. Газетные публикации о судебном процессе вызвали интерес к моим лекарствам, так что даже те, кто никогда ими не пользовался, приобретали бальзам «Красота и Ум» и капсулы «Блаженства». Я смогла себе позволить анонимно оказать финансовую помощь сыну Дракона, восемнадцатилетнему Вудроу Сунгу, ставшему круглым сиротой. Я полагала, что сын не должен страдать за грехи своего отца.

Ради будущего моей дочери я все-таки стала претворять в жизнь мои планы покупки фабрики в Дейли-Сити, хотя я и была в трауре. Я знала: мистер Ли хотел бы, чтобы я это сделала.

Я наняла женщину-геоманта, чтобы она исследовала фэншуй. Она нашла протечку в трубе — «Твои деньги будут утекать отсюда!» — и заметила дверь, блокирующую доступ ци. Мы перекрасили здания, чтобы они гармонировали с окружающей обстановкой, повесили стеклянные колокольчики, чтобы ловить и задерживать хорошее ци. Когда я увидела номер 626, что в сумме составляло четырнадцать — очень плохое предзнаменование, означающее «верную смерть», — то поменяла его на 888, чтобы обрести удачу и процветание.

В день открытия фабрики — благоприятный день, выбранный прорицателем — мы наняли знаменитых танцовщиков, чтобы призвать благословение богов. Мы все встали рядом для общего снимка, включая Гидеона и Оливию. А они привели своего сына Адриана и малышку Марго, гостившую у них в доме.

За многие месяцы до этих событий я вошла в мастерскую мистера Ли. Я не видела его новую картину с того дня, как он начал ее. И даже не представляла, что именно он пишет в течение всех этих тревожных ночей, пока продолжался суд. Но я должна была посмотреть на картину, я должна была узнать, скрывается ли в ней ответ на вопрос, почему мистер Ли убил себя.

Картина стояла там, где муж оставил ее. Я сразу заметила, что это не обычные для него изображения панд, лошадей и храмовых собак. На этот раз его героями стали люди. Это было большое полотно — с холмами, облаками и океаном вдали. У меня перехватило дыхание: никогда еще я не видела такой восхитительной картины.

А когда я узнала изображенных на ней людей, то начала понимать, почему мистер Ли выпил тоник.

В центре картины была я. Красный дракон выпускал в мою сторону пламя, и я бежала, раскинув руки, к человеку, который не был китайцем. А на заднем плане, еле различимый, словно дух, мой муж смотрел, как я бегу к Гидеону. На переднем плане стояла маленькая девочка с бабочками вместо глаз. А рядом с ней младенец-призрак.

Ребенок, которого мистер Ли не смог мне дать…

Глава 38

3.00, Палм-Спрингс, Калифорния

Шарлотта, задыхаясь, влетела в кабинет.

— Ты не поверишь, когда узнаешь, что я нашла!

Джонатан сидел за компьютером.

— Полсекунды… — откликнулся он, и Шарлотта услышала такой звук, словно что-то разрезали. — Готово!

Джонатан выпрямился и, отложив в сторону кусачки и отвертку, смахнул со лба небольшой кусочек штукатурки.

Шарлотта протянула ему газету.

— Я нашла это на одном из стендов. Джонатан, мистер Сунг — сын бывшего конкурента моей бабушки, человека, пытавшегося уничтожить ее компанию!

Пожелтевшая «Сан-Франциско кроникл» была датирована 1936 годом. Заголовок на первой странице гласил: «Плакучая Ива справилась с Драконом».

Шарлотта коротко пересказала перипетии суда и добавила:

— Представь себе, отец мистера Сунга просто накачивал свои продукты эфедрином.

Джонатан встал, отряхнулся.

— И ты полагаешь, что мистер Сунг использует эфедрин, пытаясь свести счеты? Этакая ирония? — Он с сомнением посмотрел на Шарлотту. — Но, может быть, кто-то другой пытается представить все так, словно мистер Сунг виновен.

— Может быть. Но одно я знаю наверняка: когда Расти Брауна нанимали на работу, обычные формальности не были соблюдены. Наш отдел комплектования кадров всегда проводит очень тщательную проверку. А этот человек подвергался аресту за изменение формулы препарата в фармацевтической компании! Его не только арестовали, но и судили! Миссис Фергюсон просто не могла пропустить подобного факта. Значит, его нанял кто-то за спиной управляющего по кадрам. А у мистера Сунга есть такое право.

Джонатан надел облегающие черные перчатки.

— Если Сунг и есть наш преступник, тогда зачем ему было давать тебе шкатулку-головоломку с указанием на то, где следует искать причину? Подумай сама: если он виновен, стал бы он это делать?

— Не знаю, у меня голова идет кругом.

Шарлотта начала массировать шею, оглядывая маленький кабинет, который закрыла полгода назад. Тогда она думала, что никогда больше не войдет сюда, а теперь здесь стояли тарелки из кафе и чашки, плащ Джонатана висел на вешалке, повсюду лежали страницы распечатки… Маленький офис ее бабушки, созданный для скромных потребностей старой китаянки, стал похож на командный пункт.

И сейчас Шарлотта собиралась снова его закрыть. Она понимала, что ей в любую минуту угрожает появление Валериуса Найта, возможно, с ордером на ее арест, а она не сможет убедить его, что факт ее знакомства со всеми тремя жертвами — простое совпадение. Они с Джонатаном готовились сорваться с места и поискать укромное местечко, чтобы спрятаться там и найти убийцу.

Поразмыслив, Шарлотта решила, что считать мистера Сунга убийцей только на том основании, что его отец использовал эфедрин, действительно слишком простое объяснение. Кроме того, она не сомневалась еще в одном: несмотря на все подозрения Джонатана, Наоми не могла быть убийцей!

В конце концов, «Мунстоун» — солидная корпорация с возможностями дальнейшего роста, а жених Наоми специалист по вложениям денег. Если бы «Гармония» стала открытой компанией, то Наоми наверняка купила бы и ее акции. Но почему ее подруга не упомянула о покупке акций на сумму более тридцати тысяч долларов, хотя несколько недель назад жаловалась, что у нее плохо с деньгами?.. Что ж, Наоми иногда бывает рассеянной. И потом подруги не всегда говорят друг другу обо всем. Было просто ужасно думать, что Наоми способна сжечь собственный дом ради страховки! И как только Джонатан мог такое предположить?!

Шарлотта все больше убеждалась, что искать преступника следует в прошлом компании. И именно поэтому, пока Джонатан подстраивал бабушкин компьютер для пользования на расстоянии, она торопливо засовывала в свою объемистую сумку материалы из музея. Документы, письма, газеты — все, что могло помочь найти того, кто пытался уничтожить компанию.

Джонатан посмотрел на часы, а потом на монитор камеры безопасности.

— Мы должны подобраться к центру системы, прежде чем появится Найт. Наш преступник входит в систему через терминал компании, и очень похоже на то, что это происходит до сих пор. Мне надо задать другие команды компьютеру, чтобы в следующий раз, когда незнакомец решит изменить формулу, он попал прямо к нам. И тогда мы сразу выйдем на него из нашего нового укрытия. Но нам надо поторопиться.

Джонатан повернулся к монитору. Камера показывала парковку, где под проливным дождем стояло несколько машин. Он нажал клавишу на консоли — и на экране показались кабинеты на третьем этаже.

— Смотри-ка, они оставили одного федерального агента, чтобы охранять помещение с сервером. Мне понадобится всего-то десять минут, но вопрос в том, как его отвлечь?

Шарлотта посмотрела на мужчину на экране. Толстый, с короткими стриженными по-военному белокурыми волосами, с шеей и руками футболиста. Шарлотта сомневалась, что его легко будет отвлечь, но необходимо было хотя бы попытаться.

— Я смогу это сделать, — уверенно заявила она.

— Нет, я должен попробовать сам: мы не можем так рисковать. Не хватало еще, чтобы ты нарвалась на Найта.

— Ты же говоришь, что это всего десять минут. Я буду осторожна. Как только появится Найт, я сбегу.

Джонатану потребовалось тридцать секунд, чтобы все обдумать.

— Ладно, согласен. Но только если ты пообещаешь мчаться, как ветер, при появлении Валериуса Найта.

Глава 39

— Привет! — пропела Шарлотта, улыбаясь и подходя ближе. — Я мисс Ли. Полагаю, вы знаете, кто я такая?

Агент поднялся со своего стула и встал между ней и дверью в компьютерную комнату.

— Добрый вечер, мэм, — пробормотал он. — Да, я знаю, кто вы.

— Такое ужасное происшествие! Не могу выразить вам, насколько я ценю быстроту реагирования вашей группы. Я подумала, что вы не откажетесь съесть что-нибудь. — Шарлотта показала ему поднос, который она захватила из кафе. — В это время большого выбора уже нет, отдел горячих блюд давно прекратил работу. Но я нашла кофе и пончики с малиновым джемом, они выглядят достаточно свежими.

— Нет, мэм, спасибо. Все в порядке.

— Но вы сидите здесь уже четыре часа! Вы должны были проголодаться.

Шарлотта заметила, с каким вожделением мужчина смотрит на пончики, которые она постаралась разложить как можно аппетитнее, и поставила поднос на ближайший стол.

— Сливки и сахар?

— Ничего не нужно, благодарю вас, — снова отмахнулся агент.

Шарлотта осмотрела поднос.

— Что ж, а вот я проголодалась. Если вы не возражаете, я поем. У меня был очень длинный и напряженный день.

Выбрав один пончик, она впилась в него зубами, зная наверняка, что с другой стороны потечет джем.

— О-па! — воскликнула Шарлотта и потянулась за салфеткой. — Со мной всегда так случается. Ух ты, они свежее, чем я думала… На нашей кухне делают самые лучшие пончики! Они сначала жарят их в масле, а потом начиняют заварным кремом, шоколадом или джемом. Затем посыпают сахарной пудрой и корицей. Их хорошо есть, пока они еще теплые… Верхняя корочка еще чуть-чуть похрустывает, а остальное просто тает во рту. — Она заметила, как агент быстро облизал губы. — Вы уверены, что не хотите? Один пончик не повредит. Обещаю вам, что никому не скажу, — добавила она и подмигнула.

Агент снова отказался, но уже не так решительно. Шарлотта продолжала есть пончик, комментируя каждый кусочек, объявляя, что ей теперь придется сесть на диету, поскольку очень трудно удержаться и не съесть все пончики. Заметив, как агент быстро взглянул на поднос, а потом отвел глаза, она снова предложила ему пончик, и услышала:

— Ну…

— Спасите меня от самой себя! — со смехом произнесла она, почти подталкивая его подносом.

И агент не выдержал.

— Премного благодарен, мэм, — пробормотал он, беря пончик и стаканчик с кофе.

Замигали лампы над головой, и Шарлотта заметила:

— Ну что за погода! Здесь не так часто идет дождь, но если уж начнется, то просто жди появления Ноева ковчега!

— Да, мэм.

Шарлотта прислонилась к стене напротив входа в компьютерную комнату, сложила руки на груди.

— Должно быть, не слишком весело сидеть тут всю ночь одному.

— Не слишком, — отозвался мужчина, проглатывая пончик и вытирая салфеткой губы.

— Возьмите еще. — Шарлотта указала на поднос.

Его не понадобилось уговаривать. Когда агент допил кофе, Шарлотта задала следующий вопрос:

— Вам не скучно вот так просто сидеть? Может быть, вам разрешают читать журналы? Я была бы рада принести…

— Все отлично, мэм. Спасибо за пончики и кофе.

Шарлотта посмотрела на часы. Оставалось всего два с половиной часа до шести утра — срока, указанного преступником. И она могла только гадать, когда появится Найт… Видя, что агент не спускает с нее глаз, Шарлотта сунула руку в карман, достала маленькую шкатулку-головоломку и начала вертеть ее в руках. На агента она не смотрела, а медленно сдвигала панель за панелью, напевая что-то себе под нос. Мелодия была простая, колыбельная, которую она помнила еще с детства. Она рассеянно мурлыкала ее, неторопливо работая над головоломкой, двигая панели то туда, то сюда — ритмично, усыпляюще. Бушующую на улице грозу было едва слышно за звуконепроницаемыми стенами.

Внутренний дизайн помещений «Гармонии биотех» был делом рук Марго Барклей. Это она выбрала бледно-голубое покрытие на пол, бежевые панели для стен, сине-серебристые перегородки между рабочими местами секретарей и мягкий, приглушенный свет. Идея состояла в том, чтобы создать ненавязчивую, нераздражающую обстановку. В грозовую ночь человек ощущал себя здесь словно в коконе.

Когда агент зевнул первый раз, прикрывая рот ладонью, Шарлотта на него даже не взглянула. На втором раздирающем рот зевке она исподтишка посмотрела на него. За третьим зевком последовало частое моргание глазами: мужчина изо всех сил старался не заснуть.

На это потребовалось на несколько минут больше, чем она ожидала, но добавленный в малиновый джем сироп все-таки сделал свое дело. Хотя федеральные власти не разрешали использовать опий в производстве, в лаборатории «Гармонии биотех» всегда было достаточно опиумного мака для исследовательских целей.

Когда агент обмяк на стуле, уперевшись подбородком в грудь, в коридоре появился Джонатан. Шепнув Шарлотте, что встретится с ней через десять минут у входа в музей, он пошел в компьютерную комнату и спокойно принялся за работу.

Глава 40

После того как Джонатан исчез за дверями комнаты, где стоял сервер, Шарлотта еще раз убедилась, что агент спит крепким сном, а затем торопливо прошла к лестнице в юго-восточном конце здания. Но как только она поставила ногу на первую ступеньку, тяжелая металлическая дверь закрылась за ее спиной, и она чуть не закричала, когда кто-то вышел из тени и преградил ей путь.

— Десмонд! — выдохнула Шарлотта, и ее голос эхом разнесся по пустынной лестнице. — Не надо так ко мне подкрадываться! У меня чуть не начался сердечный приступ…

— Выпить не желаешь? — Кузен протянул ей серебряную фляжку.

Шарлотта почувствовала запах спиртного и заметила, что Десмонд выглядит так, словно сутки не брился. Волосы его растрепались, на черном пуловере с V-образным вырезом застыло нечто напоминающее горчицу. Очень странно для Десмонда, который был почти так же одержим аккуратностью, как и его мать. И алкоголь… Это совсем на него не похоже.

— Итак, кузина, — проговорил он, — чем это ты тут занимаешься в такое дьявольское время? Я думал, ты давно ушла домой.

— Я пришла проверить кое-какую информацию.

Десмонд отер ладонью губы.

— И как, нашла?

— Десмонд, — Шарлотта пристальнее вгляделась в его лицо, — ты знаешь, от кого моя бабушка услышала об этой редкой траве, что растет на Карибах? Ты знаешь, кто сказал ей об этом?

Мужчина пожал плечами и прислонился к стене.

— Мы со старой дамой не слишком много разговаривали.

— А может быть, ты знаешь, кто устроил на работу Расти Брауна?

Его глаза смотрели куда-то мимо нее.

— Кого?

— Одного из наших техников на производстве. Полиция арестовала его три часа назад.

— А, этот… Нич-чего не знаю — ик! — о нем.

— Ты пьян! — Шарлотта резко повернулась, но Десмонд схватил ее за руку.

— Не настолько пьян, — заметил он с кривой ухмылкой. — Ты знаешь, что происходит, Шарлотта? Мой отец вот-вот потеряет миллионы долларов. Честно говоря, я не слишком удивлюсь, если он отправится в тюрьму за игры с деньгами инвесторов. Он думает, что ему удастся разбогатеть на ГБ4204, а на самом деле ФДА отложило одобрение этой формулы. Так что лекарство едва ли выпустят, а мой отец будет обвинен! — Десмонд рассмеялся. — Мне нравится такая перспектива…

Шарлотта внимательно смотрела на него. Красивое лицо ее кузена исказилось, привлекательные черты больше не казались такими совершенными.

— Десмонд, — медленно произнесла она, следя за его реакцией, — ты изменился. Что случилось, пока я была в Европе в прошлом году?

— В прошлом году?

— Я провела месяц в Европе. Что случилось, пока меня не было?

— А разве что-то случилось? Гм, дай-ка вспомнить… — Он передернул плечами. — Ничего не приходит на ум.

А что?

— Скажи, это ты посылаешь мне письма по электронной почте?

— А?

— Ты посылал мне письма по электронной почте?

Он моргнул.

— Зачем мне это делать, если я всегда могу с тобой поговорить? — Он еще глотнул из фляжки. — Я полагаю, мой отец будет замечательно смотреться в полосатой одежде, ты согласна?

— Раньше я никогда не слышала от тебя подобных СЛОВ…

Десмонд нагнулся к ней и прошептал на ухо:

— Это потому, что ты не слушала. — Он уперся рукой в стену, преграждая ей дорогу. — Хочешь, я расскажу тебе один секрет?

Шарлотта отвернулась, настолько сильным был запах перегара.

— Когда я был четырнадцатилетним парнишкой, мне очень нравилось всюду рыться. Как-то раз я обследовал мамочкин письменный стол и нашел письмо, написанное ей папочкой. Ты не находишь это странным? Супруг пишет супруге, живущей с ним в одном доме! Ну ладно, там была всякая такая чепуха типа «я люблю тебя», «я всегда буду рядом с тобой» и даже «ты заставляешь меня почувствовать себя выше ростом». Но потом я прочел совершенно потрясающую фразу. Это такой перл, что я запомнил его навсегда. Папочка писал: «Это ужасно, когда у отца сын — полный неудачник».

Десмонд выпрямился и провел рукой по всклокоченным волосам. Шарлотта заметила пятна пота у него под мышками.

— Ну и как тебе эта фразочка, а? Бабушка Оливия была одержима мыслью иметь достойного внука, настоящего Барклея, как она говорила. Как будто мой отец им был! Ха! Ведь Гидеона усыновили, но Оливия, казалось, забыла такую мелочь. Так вот, с того самого дня, как родился мой отец, она вбивала в голову своего драгоценного Адриана, что он — Барклей и его единственная цель производить на свет Барклеев. Что ж, не получилось. Взамен они получили меня. Ха!

Шарлотта потянулась к фляжке.

— Дай мне ее, — попросила она.

Но Десмонд увернулся и отпил еще один большой глоток.

— А знаешь ли ты, что в ночь смерти бабушки Оливии она призвала к своей постели сына, и вот что она сказала: «Адриан, ты предал меня». Последние слова матери сыну! У Адриана Барклея, сына великого Гидеона Барклея, не хватило мужественности, чтобы произвести наследника!

Десмонд дернулся назад и ударился о железные перила.

Шарлотта схватила его за куртку:

— Дес! Ты свалишься с лестницы. Отдай мне фляжку.

— Думаю, моя мать тоже не оправдала ее надежд. А в последнее время она стала просто потаскухой.

— Не говори так, Дес! Ты же всегда боготворил ее…

Он громко, звучно рыгнул.

— Иногда даже у идолопоклонников открываются глаза.

— Нет, что-то все-таки случилось, пока я уезжала. Когда я вернулась, ты изменился. И мистер Сунг тоже. Что это было, Дес? Что произошло?

— Ах, мистер Сунг? Великий непроницаемый Вудроу Сунг! — Десмонд снова рыгнул. — Ты знаешь, что именно он в свое время провернул мое усыновление? Подпись Сунга стоит на всех документах. — Десмонд снова отхлебнул из фляжки, держась за перила, словно стоял на палубе корабля в шторм. — Ты знала, что мои отец и мать поженились не по большой любви? Они жили под одной крышей начиная с семи лет. Судя по всему, моя бабушка с материнской стороны просто бросила дочь у Барклеев и так и не вернулась. — Десмонд нахмурился. — Как ты думаешь, они спали друг с другом? Я знаю, всегда невозможно представить себе, что твои родители занимаются сексом. Но в данном случае, я думаю, что это правда. Моя мать кастрирует кого угодно, но держу пари, что у моего отца никогда на нее не вставало!

— Десмонд, — прервала его Шарлотта, — позволь мне вызвать для тебя такси. Тебе надо поспать.

— А потом еще был Дом! Дом с большой буквы. Оливия была им просто одержима. — Он икнул и вытер рукой подбородок. — Ты никогда не находила странным, что моя мать проводила там столько времени? Честно говоря, я предпочитал собственный плавательный бассейн — он был новее и с подогревом. Тот старый бассейн Барклеев вырыли еще в начале века.

— Тогда почему ты так часто приходил?

— Оливия настаивала. Она заходила и спрашивала: «Марго, когда вы с Десмондом последний раз были в Доме?» Как твоя бабушка это терпела, представить не могу.

— Моя бабушка была щедрой женщиной. Ее дом был всегда открыт для друзей и посетителей.

— Господи, но мы же являлись каждую неделю. Ради чего все это?

«Мы — семья, Шарлотта, — вспомнила она слова бабушки. — Это их дом, также как и наш».

Десмонд выпил еще.

— Нет, Оливия определенно была одержима! Она проводила многие часы за письменным столом и все писала письма. Кипы и кипы писем!

— Письма? Кому? О чем?

Десмонд пожал плечами.

— У нее был этот кошмарный секретер с большим нелепым гребнем. Когда-то он принадлежал Фионе. Я полагаю, Оливия считала его очень стильным. — Он попытался выпить еще, но фляжка оказалась пустой. Десмонд постучал по дну, потом бросил ее на пол. — Знаешь, я всегда чувствовал себя хуже вас всех, — промямлил он. — Чем больше моя мать хвалила меня, тем более никчемным я себя ощущал. Понимаешь, я не был настоящим Барклеем! Ну, в общем-то, никто из них по-настоящему им не был. — Он наклонился ближе и прошептал: — Но я был приемным. Я был аутсайдером. Оливия дружила с Фионой, а потом Марго стала ее протеже. Симпатичная, крепко спаянная семейка… А на другой стороне были ты и твоя бабушка. Вот вы-то как раз и были настоящими Барклеями!

Десмонд взмахнул рукой и засмеялся, но вскоре смех замер у него на губах, а в глазах появилось мрачное выражение. Уставившись в одну точку над головой Шарлотты, он спокойно произнес:

— Ты представляешь, как себя чувствует человек, когда его отец смотрит на него как на нечто, прицепившееся к его ботинкам? — Он перевел мутный взгляд на Шарлотту. — Ах да, я и забыл. Ты не знаешь, что такое взгляд отца. У тебя ведь никогда не было отца, правда, Шарлотта?

— Десмонд, вызови такси и отправляйся домой.

Она хотела пройти мимо него, но его рука резко взлетела вверх, и пальцы вцепились в ее локоть.

— Странно, что у твоей бабушки не осталось ни одной его фотографии. Ты никогда об этом не думала?

— Дай мне пройти, Десмонд.

Он снова наклонился ближе, обдавая ее запахом бурбона.

— А о своей матери ты тоже никогда не задумывалась? Все вокруг нее окутано такой тайной, словно она в ватном коконе. Я уверен, что с ней связан какой-то странный секрет.

Шарлотта пыталась освободиться от его железной хватки.

— Я не обязана это выслушивать!

— Ты ведь, надеюсь, знаешь, что мистер Ли — не отец твоей матери? Во всяком случае, все остальные знали это наверняка. Был один процесс в тридцатых годах, на котором выяснилось, что этот Ли — импотент. Так что догадайся-ка, кто папочка твоей мамочки! А знаешь, что я еще слышал?

— Десмонд…

— Я слышал, что в пятнадцать лет ты была страшно похожа на свою бабушку — в том возрасте, когда Гидеон впервые встретил эту Совершенную Гар-мо-ни-ю.

— На что ты намекаешь?

— В то лето ты исчезла на три недели. И мой дед тоже. Он никому не сказал, куда уезжал, даже своей жене, бабушке Оливии. А ты не сказала мне, где была.

— Это тебя не касается! К тому же Гидеон был моим дядей…

— И моим дедушкой. Твоим, кстати, тоже, если слухи правдивы. Держу пари, что своему рыцарю Отважное Сердце ты призналась!

— Да, Джонатану я рассказала. Ну и что?

— Так куда же возил тебя великий Гидеон? Ведь он увез тебя, правда? Все знали, что мой похотливый старый дедушка был падок на китаянок.

— Дес, ты просто отвратителен.

Десмонд засмеялся.

— Итак, Отважное Сердце все еще здесь?

— Прекрати его так называть! — Шарлотта вырвала руку. — И, кстати, что ты имеешь против Джонатана? Он никогда ничего плохого тебе не сделал!

— Ничего. Он всего лишь украл тебя у меня.

— Десмонд, я никогда не была твоей. Я сказала тебе об этом много лет назад. Мы двоюродные брат и сестра…

— Ненастоящие. Не по крови и плоти. Разве ты не помнишь, что меня усыновили?

— Это не играет роли, Дес. Мы вместе выросли. Ты для меня брат. Я не могу изменить свои чувства к тебе.

— Откуда ты знаешь, если никогда не пробовала?

Он вдруг прижался мокрыми губами к ее губам, просовывая язык к ней в рот. Шарлотта резко оттолкнула его и отвесила оплеуху.

— Десмонд, отправляйся домой. Ты пьян!

Она развернулась и бросилась вниз по лестнице, а ей вслед летел его крик:

— Подумай о своей слабоумной матери, Шарлотта! Подумай о ней!

Глава 41

Джонатан шел под дождем и вспоминал другую дождливую ночь, в Бостоне, когда они с Шарлоттой, лежа под одним одеялом, делились друг с другом своими мечтами.

Как раз на следующую ночь он неожиданно написал стихотворение — сразу после того, как проводил ее в аэропорт и вернулся. Раньше с ним такого никогда не случалось. В своей маленькой квартирке, полной запаха Шарлотты, воспоминаний о ее смехе, он сел и написал стихотворение, вылившееся прямо из его сердца на бумагу. Ему казалось, что ему кто-то диктует, а он только записывал, не изменив ни единой буквы, ни единой запятой от первой до последней строчки.

Отослав его на следующий день в университет Восточного побережья, где ежегодно проходил престижный конкурс поэтов, он ничего не сказал Шарлотте. Джонатан даже не понял, зачем послал свое творение: ведь он знал, что вовсе не поэт, а всего лишь компьютерщик, надеющийся стать первоклассным хакером. В течение целого года он ничего не говорил Шарлотте о том, что его стихотворение выбрали среди пяти тысяч других и напечатают в отдельном издании вместе с произведениями нескольких победителей. Джонатан ничего не говорил ей, потому что хотел, чтобы стихотворение все сказало за него.

А потом ему прислали книгу. Это произошло весной 1981 года. Он переслал ее Шарлотте — и долгие мучительные дни ждал ее ответа.

И она позвонила…

— Шарлотта! — окликнул он ее, входя в музей. — Шарлотта, ты здесь? — Джонатан обошел витрины и заглянул в кабинет, однако ее там не оказалось. Но он точно знал, что она ушла из главного здания десять минут назад.

Джонатан подошел к монитору камер наблюдения и начал быстро нажимать на клавиши, просматривая участок за участком. Вот проснулся федеральный агент и смотрит на часы. В кафе пусто. На фабрике сторож в халате моет шваброй пол. Шарлотты нет.

Так где же она?

— Черт побери, Шарлотта! — прошептал Джонатан, нажимая одну клавишу за другой, выводя на экран склад, приемную, парковку. — Где ты?

Он остановился на мгновение, заметив спотыкающуюся под дождем фигуру — Десмонд без плаща и без зонтика, шатаясь, брел по парковке. Поскользнувшись, он налетел на фургончик, схватился за ручку, но все-таки рухнул в лужу. С большим трудом поднялся, прислонился к черному «Кадиллаку» и начал рыться в карманах. Спустя минуту он уже сидел за рулем и заводил мотор.

Посмотрев, как Десмонд выехал со стоянки, тормозя на каждом шагу, Джонатан выключил монитор. Он тревожился все сильнее, потому что Шарлотты нигде не было.

Ему оставалось только добраться до щита линий связи, а потом они вдвоем должны уехать, пока не появился Найт. Куда же она пошла?

Джонатан снова вызвал на экран монитора основное здание и увидел федерального агента, который тряс головой, как овца, и оглядывался по сторонам. Джонатан невольно усмехнулся, глядя, как агент спокойно убирает бумажную салфетку и стаканчик, отряхивается, поправляет галстук и снова занимает свой пост перед дверью в компьютерную комнату, словно ничего не произошло…

Внезапно засигналил его портативный компьютер — ему звонили. Джонатан мгновение колебался, потом быстро нажал клавишу. Если повезет, то это один из друзей по агентству, с которыми он связывался раньше. Но ему снова звонила Адель! Нежное круглое личико жены смотрело на него с печальной улыбкой.

— Ты уже знаешь, когда вернешься домой, Джонни? Я должна послать ответ в Букингемский дворец. Что мне написать?

Выражение ее глаз и интонация поразили его в самое сердце. Он знал, как мечтала Адель получить это приглашение в королевскую ложу, ради него она трудилась многие месяцы. Отец Адели, разумеется, лорд, но у него не оказалось нужных связей при дворе. Адель выглядела сейчас как обиженный ребенок…

Джонатан вдруг почувствовал себя страшно несчастным. После того как он вернулся в Калифорнию и встретился с Шарлоттой, былые демоны снова начали поднимать голову — те самые призраки, что когда-то преследовали его днями и ночами, вместе с кошмарами и приступами вины, с которыми он сражался, снова набросились на него. Джонатан знал, что стоит ему лечь спать, как кошмар вернется. Это был даже не сон, а на самом деле воспоминание о невыносимой действительности. «Амстердамская восьмерка»; двое лежат в неестественных позах, кровь лужей растеклась вокруг их тел, а третий… О третьем Джонатан даже подумать не мог.

Адель вышла за него замуж, потому что считала его героем. Но Джонатан знал, что на самом деле он совсем не герой. Адель, Квентин, Агентство национальной безопасности, даже президент Соединенных Штатов, выразивший ему особую благодарность за уничтожение известной банды хакеров, ошибались. Джонатан Сазерленд был обманщиком, но только он сам об этом знал…

— Я отвечу тебе через несколько часов, — сказал он жене, гадая, сможет ли теперь снова обрести покой, когда демоны вырвались на свободу.

— Но мне следует принять приглашение? — спросила Адель.

Джонатан колебался лишь долю секунды:

— Разумеется, ты должна его принять. Мы, конечно, пойдем.

Но жена заметила его колебания — и в следующую секунду что-то погасло в ее глазах, словно сомкнулись грациозные крылья бабочки.

— Адель… — начал Джонатан, но что-то остановило его — какой-то звук за спиной Адели.

— Я вынуждена прекратить разговор, дорогой, — быстро проговорила Адель, оглядываясь через плечо. — Пришел садовник, и у него миллион вопросов. Я перезвоню тебе позже. Будь осторожен. Люблю тебя.

Джонатан отключил монитор и, поднявшись, снял с вешалки плащ. Ждать он больше не мог: нужно было срочно добраться до щита линий связи.

Глава 42

Шарлотта вбежала в музей и бросилась к огромному секретеру, огороженному бархатными шнурами. «Предмет китайского искусства», — было написано на табличке. И ниже: «Около 1815 года». Он стоял в библиотеке в доме ее бабушки, сколько она себя помнила, а потом бабушка отдала его в музей.

Шарлотта отстегнула один из бархатных шнуров и шагнула на серый ковер.

Черный лакированный секретер сверкал потрясающими украшениями из золота и бронзы и состоял из миллиона ящичков и гнездышек для бумаг. На его откинутой доске лежали старинные ручки, старомодные очки, промокательная бумага. В гнездышках расположились канцелярские принадлежности, а один из ящиков оставили открытым, чтобы показать восковые палочки и бечевку для запечатывания писем.

Десмонд сказал, что Оливия была чем-то одержима, поэтому часами писала письма…

Шарлотта протянула руку и вытащила связку писем, перевязанных лентой. Она всегда считала, что это бутафория, и только теперь увидела, что они настоящие.

Шарлотта быстро вернулась в кабинет и запихнула письма в сумку вместе со всем остальным, что она собрала и что показалось ей важным — включая старинный дневник, обнаруженный ею в одном из ящиков бабушкиного письменного стола. И тут она заметила записку от Джонатана: «Остался последний штрих — щит линий связи. Жду тебя у моей машины».

Все его инструменты исчезли, плаща на вешалке не оказалось, но пиджак все еще висел на спинке кресла. Он явно торопился, когда уходил, поэтому забыл его… Шарлотта взяла пиджак и перекинула через руку. Из кармана выпал бумажник и раскрылся на полу. Поднимая его, Шарлотта заметила уголок листка, высунувшийся из отделения для банкнот. Ей в глаза бросился знакомый знак на почтовой бумаге — луна с улыбающейся кошачьей мордочкой.

Развернув записку, Шарлотта увидела, что она адресована Джонатану.

«Мой дорогой друг, — писала Наоми Моргенштерн, — мы так давно не виделись. Я хочу сообщить тебе мой новый адрес. Мы не должны терять связь! С миром и любовью, Наоми».

Шарлотта взглянула на дату. Три года назад.

«Джонатан знаком с Наоми! — молнией мелькнула в ее мозгу ужасная мысль. — Он солгал мне, а возможно, и предал меня!»

Шарлотта ощутила, как в ней нарастает гнев. Ярость вспыхнула, как огненный шар в доме Наоми, и поглотила ее, словно то пламя, что уничтожило лабораторию в Чок-Хилле.

Как он мог не сказать ей?! Зачем эти тайны? Зачем все эти вопросы о Наоми, если он ее давно знал?

Шарлотта, ничего не видя, просто затолкала бумажку обратно. Пусть Джонатан ждет ее возле своей машины, пока ему не надоест, пусть сам объясняет Найту, куда она делась! Шарлотта снова будет сама по себе, как и всегда. В этом мире можно полагаться только на саму себя.

Будь ты проклят, Джонни, за то, что предал меня!

Она уже собралась уходить, когда зазвучал сигнал компьютера. Ей захотелось ударить кулаком по экрану монитора, но вместо этого она стала смотреть видеопередачу. Шарлотте пришлось всматриваться достаточно долго, чтобы узнать предмет — черную длинную металлическую коробку, прикрепленную к бетонной стене. Провода входили в нее сверху и выходили снизу.

Щит линий связи!

Шарлотта нахмурилась и подошла к монитору ближе. Неужели это передает Джонатан?

Камера повернулась — и она увидела то, что ей хотели показать. Маленькая коробочка была расположена наверху щита, у самой стены — так, что никто из входящих не мог ее увидеть. Маленькая зеленая коробочка с синим и красным проводками, с мигающей лампочкой…

Внизу экрана появился текст мелким шрифтом: «Меньше, чем та, что взорвала дом Наоми, но такая же эффективная. Ему достаточно только открыть дверь…»

Бомба.

— Господи! — прошептала Шарлотта. — Джонатан!

Он еще не пришел туда, ей необходимо предупредить его! Но как? Нажимая по очереди клавиши на панели управления камерами наблюдения, она осмотрела все — офисы, входы, коридоры, парковки…

Вот он где! Она узнала место: там обычно служащие устраивали пикники. Джонатан разговаривал с мужчиной в форме охранника компании «Гармония биотех». Вот Джонатан пожал плечами и покачал головой, словно его о чем-то спросили. Шарлотта подумала, уж не позвонил ли Найт заранее и не велел ли ее собственной службе безопасности начать ее поиски?

Она стала размышлять. Единственный способ предупредить Джонатана — это оказаться на предполагаемом месте взрыва раньше его. Но где это место? Щитов связи было несколько, каждый обслуживал отдельные здания фабричного комплекса. Какой имел в виду Джонатан? Скорее всего центральный…

Не раздумывая больше ни секунды, забыв о письме Наоми, о своем гневе, об угрозе собственного ареста, Шарлотта выбежала на улицу, где бушевала гроза, повесив кожаную сумку на плечо. Ее мысли звучали в такт шагам: «Подожди, Джонатан, подожди, подожди…»

Шарлотта видела по монитору, что Найт со своими агентами уже приехали на фабрику. Но у нее было преимущество: она знала территорию как свои пять пальцев и отлично ориентировалась на потайных дорожках. То и дело оглядываясь, чтобы убедиться, что ее не заметили, Шарлотта бежала к центральному щиту линий связи. Но, завернув за угол здания, где располагалось кафе, она налетела на нечто весьма солидное и с трудом удержалась на ногах. Огромная ладонь удержала ее от падения.

— Мисс Ли! — приветствовал ее Валериус Найт. — Вот вы где! А я вас искал.

— Прошу вас, отпустите меня! — задыхаясь, выпалила Шарлотта. — Джонатан Сазерленд в опасности!

— Мисс Ли, у меня есть ордер на ваш арест.

— Вы не понимаете! — Шарлотта попыталась вырваться. — Его могут убить! Вы обязаны мне помочь…

— Все, что я обязан сделать, мисс Ли, это предъявить вам обвинение в трех убийствах…

— О, ради всего святого! Я действительно была знакома с двумя первыми жертвами, я вам уже об этом говорила, но…

— Вы знали также и третью жертву. Странное совпадение, вам не кажется?

— Вы не можете арестовать меня из-за совпадений, мистер Найт.

— Ну, раз речь зашла об этом, то мы располагаем кое-чем большим, чем просто совпадение. В доме третьей жертвы мы нашли письмо, написанное на вашей бумаге и подписанное вами.

— Что?!

— Это действительно ваша подпись, мы проверили. В письме вы предлагали попробовать «Блаженство», к нему явно прилагались три упаковки.

— Но я не писала никакого письма!

— Мисс Ли, где вы были десять дней назад?

— А какое это имеет отношение к происходящему?

— Где вы были девятого числа этого месяца? — повторил Найт, не слушая ее возражений.

— Я была в Северной Калифорнии, проверяла одну из наших ферм. Мистер Найт, нам необходимо найти Джонатана!

— Вы проверяли ферму, которая находится неподалеку от Гилроя?

Шарлотта растерялась.

— Да…

— Мисс Ли, на конверте, в котором было письмо и пачки «Блаженства», стоит штемпель Гилроя, и отправлено оно девятого.

Шарлотта почувствовала, что у нее сводит желудок.

— Но я тоже была жертвой! Вы полагаете, я инсценировала эпизод с дверью?

— Кстати, этот эпизод мне представляется весьма интересным, мисс Ли, — усмехнулся агент и достал из-под пальто пару наручников. — Ведь именно в этот вечер вы взяли другую машину. Удачно для вас все сложилось, верно?

Сердце Шарлотты бешено забилось.

— Послушайте, — она старалась говорить спокойно, — вы должны мне поверить. Джонатан в опасности. В любую минуту может взорваться бомба.

— Я припоминаю, что вы уже говорили мне почти то же самое. Тогда в опасности была ваша экономка. — Найт схватил ее запястье и защелкнул на нем один из наручников.

— Вы на самом деле считаете, что я убила троих и теперь пытаюсь убить моего лучшего друга?

Он потянулся к ее другой руке.

— Я бы сказал, что человек, который может хладнокровно забить до смерти беззащитную собаку, способен на что угодно. Как это вы тогда выразились? «Только так мы можем заставить общество услышать нас. Так что нам пришлось это сделать»?

Что-то взорвалось внутри Шарлотты. Прежде чем Найт сумел надеть на нее второй наручник, она вывернулась из его рук, отшатнулась и со всего маху обрушила свою тяжеленную сумку на недоумевающее лицо федерального агента. Найт отлетел назад, споткнулся о кромку тротуара и рухнул, ударившись затылком о стену.

Мгновение Шарлотта смотрела на обмякшее тело агента, а потом бросилась бежать.

Она решила, что быстрее всего добраться до щита связи через цех. Кроме всего прочего, она избежит встречи с агентами, наводнившими предприятие.

Шарлотта подошла к огромному зданию, проскользнула под желтой полицейской лентой, прошла по коридору и вошла в диспетчерскую главного цеха. Отсюда было уже совсем недалеко. Но прежде чем Шарлотта успела добраться до двери, ведущей в цех, она услышала позади звук — и тут же чья-то рука неожиданно закрыла ей рот. Отчаянно отбиваясь, Шарлотта почувствовала запах хлороформа; лицо ее закрывал белый платок. Она задержала дыхание, пытаясь бороться с мощной хваткой противника, но ее легкие уже готовы были взорваться. Наконец ей пришлось открыть рот, она глотнула воздуха — и темнота поглотила ее.

Глава 43

Тошнота — это было первое, что ощутила Шарлотта. А затем пришла пульсирующая боль в затылке. Постепенно приходя в себя, она постаралась припомнить, что с ней случилось.

Где она находится? Почему ее так тошнит? И почему она не может двигаться?

К ней начинали возвращаться ощущения: под ее спиной что-то твердое, яркий свет наверху, боль в запястьях. Она открыла глаза и увидела высокий потолок цеха упаковки с сильными лампами и трубопроводами. Шарлотта поняла, что лежит на спине, а руки ее связаны наверху за головой. Ей в спину впивался острый металлический край, словно она свисала со стального стола. Ягодицы и ноги свободно болтались, она не могла нащупать пол.

Шарлотта повернула голову налево и увидела металлическую панель с проводами и кабелями. А когда она взглянула направо, на нее нахлынул ужас. Шарлотта поняла, где находится. Ее приковали наручниками к компьютеризированной системе дозированного наполнения ампул. Очень современный агрегат, который она сама установила и которым так гордилась. Именно его она показывала Джонатану совсем недавно. Сейчас Шарлотта лежала поперек конвейера, где выстроились пустые, еще не закрытые ампулы, всего в нескольких футах от автоматической руки.

Но почему она здесь? И кто напал на нее?

Внезапно Шарлотта услышала звук, напугавший ее. Включили мотор! Снова повернув голову направо, она увидела, что механическая рука пришла в движение. Комплекс начал работать.

Она в оцепенении смотрела, как система проделывает три этапа процедуры. Вот толстые иглы опустились в пустые ампулы и наполнили их. Шарлотта ощутила аромат розового масла. Потом рука двинулась, иглы ушли вверх, вспыхнуло три языка пламени, обжигая края ампул. Из пламени вынырнули устрашающего вида щипцы, которые сплющили расплавленное стекло и обрезали остаток, запаивая ампулу.

Рука продвинулась влево, продолжая приближаться к ней, и тогда Шарлотта поняла, что происходит и что намеревался с ней сделать преступник. С прикованными за головой руками и свободно болтающимися в воздухе ногами, она не могла не освободить себя, ни даже пошевелиться. Вес ее тела не позволял ей сдвинуться с ленты конвейера, убраться с пути надвигающейся механической руки!

Три иглы, три языка пламени, три пары щипцов. Ее голова лежала прямо у них на дороге.

— Помогите, — произнесла она, а потом крикнула громче: — На помощь!

Шарлотта услышала, как ее голос эхом отдается в цехе. Но цех строили с повышенной шумоизоляцией, чтобы машины и механизмы не беспокоили чуткие уши соседей в Палм-Спрингс. Если никто не слышит, как работает система, то ее крики о помощи тем более никто не услышит.

И все-таки она крикнула снова:

— Помогите! Боже мой! Помогите!

Три иглы, розовое масло впрыскивается в ампулы, три языка пламени, плавящих стекло, тяжелые щипцы… Механическая рука двинулась влево.

«Нет! — подумала Шарлотта. — Этого не может случиться!» Она отчаянно пыталась освободить руки, но ей не удавалось найти опору. Шарлотта чувствовала себя абсолютно беспомощной, она висела здесь, словно сломанная кукла. Если бы она только могла достать до пола! Но когда Шарлотта попыталась вытянуть ноги, острый край конвейера впился ей в позвоночник с такой силой, что она побоялась сломать спину. Единственное, чем она могла шевелить, это головой. У нее был выбор: либо отвернуться, либо смотреть, как система дюйм за дюймом медленно и неотвратимо приближается к ней.

Ее глаза расширились от ужаса, когда она увидела, как иглы снова нырнули вниз. Неужели они всегда выглядели такими смертоносными? Когда Шарлотта смотрела на свое приобретение в действии, она сияла, радуясь его эффективности. Система наполняла сотню ампул в час, в каждой из них находилось драгоценное розовое масло, которое потом расходилось по всему миру.

А теперь она видела три острых иглы, ныряющие вниз, выбрасывая жидкость со сладким ароматом, и они казались ей похожими на ядовитых змей, выплевывающих яд. И это металлическое чудовище приближалось прямо к ее лицу!

Впрочем, сначала оно займется ее рукой, защищенной только прозрачной тканью белой блузки… Когда она сняла жакет? Шарлотта помнила, что надевала его, когда отправилась предупредить Джонатана о заложенной бомбе. Неужели преступник снял его, чтобы она стала более уязвимой?

Джонатан… О господи, бомба. Что, если она все-таки взорвалась и он уже мертв?! И неужели ей предстоит присоединиться к нему, умереть страшно и недостойно? И все их усилия пропадут даром…

Из ее горла вырвалось рыдание. «Господи! — взмолилась она. — Сделай так, чтобы Джонатан не погиб!»

Система подвинулась ближе. Еще три ампулы были наполнены, расплавлены, запечатаны.

Шарлотта почувствовала, как на лбу выступил пот. Она отчаянно пыталась освободить руки, хотя наручники рвали нежную кожу ее запястий. Металлический край конвейера все сильнее впивался в спину.

— Помогите! — простонала она, но услышала только насмешливое эхо, отразившееся от потолка и стен. — Помогите!

Осталось шесть ампул. Аромат розового масла стал всепоглощающим, тошнотворным. Шарлотта почти ощущала жар пламени, слышала шлепки во время запечатывания ампул.

Сначала иглы вонзятся в ее руку. Ей впрыснут розовое масло. Затем спустится пламя. Подожжет ли оно ее блузку? А потом щипцы…

— О господи! — крикнула Шарлотта и зарыдала, отчаянно стараясь освободить руки, а ее ноги беспомощно молотили воздух. Ей казалось, что она сходит с ума.

Осталось три ампулы. Даже если она переживет атаку на ее руку, следующей мишенью станут глаза. Сначала иглы… Нет, этого она не вынесет! Розовое масло, впрыснутое прямо ей в мозг… Сколько она продержится и не потеряет сознания, пока пламя не выжжет ей глаза? Почувствует ли она щипцы, когда они…

— Помогите! Пожалуйста! О боже…

Ампул больше не осталось. Шарлотта в ужасе следила, как перегруппировывается машина, чтобы снова начать работу. На таком расстоянии она смогла рассмотреть табличку, прикрепленную к внутренней поверхности аппарата: «Сделано в США. Канзас-Сити, штат Миссури». Шарлотта слышала мягкое поскрипывание механизма — где-то в его глубине поворачивались старомодные колесики и шестерни, повинуясь команде безличного компьютерного кода. Робот. Ему неведома разница между стеклом ампулы и человеческой плотью.

Шарлотта услышала финальный щелчок, обозначавший начало очередного цикла, и крепко зажмурила глаза. Она напряглась, приготовившись к боли, и даже не сразу осознала, что наступила тишина.

Шарлотта открыла глаза. Машина не двигалась. Кто-то отключил агрегат.

В следующую секунду она почувствовала руки на своих запястьях: ее освобождали от прута, к которому были прикованы наручники. Потом ее обхватили за талию, подняли с конвейера, но у Шарлотты онемели ноги. Она закинула руки за голову своему спасителю, прижалась к нему и заплакала.

Он побежал, неся ее на руках, — подальше от металлического монстра, который чуть не уничтожил ее, подальше от наполненного эхом цеха — в дождь и в ночь.

Глава 44

— Ты жив! — Шарлотта всхлипнула, когда Джонатан осторожно опустил ее на пассажирское сиденье своей машины.

Шарлотта смотрела, как он торопливо обегает машину и садится за руль. В открытую дверцу ворвался холодный мокрый воздух.

Прежде чем включить мотор, Джонатан убрал с ее лба мягкие волосы.

— Господи, Чарли! С тобой все в порядке?

Если не считать боли в плечах, запястьях и спине, с ней было все в порядке. Пока Джонатан нес ее на руках от фабрики к тому месту, где он спрятал машину, сквозь холодный дождь и бодрящий ночной воздух, Шарлотта чувствовала, что вместо страха ее охватывает гнев. А ярость, она знала, всегда действует живительно. К сожалению, она ощущала невероятную слабость — словно все ее кости расплавились.

— Кто это с тобой сделал, Чарли?

Она посмотрела на ободранные до крови запястья, все еще зажатые наручниками.

— Не знаю. Я его не видела.

— Его?

— Я думаю, это был мужчина, во всяком случае — очень сильный человек. Слава богу, ты вовремя выключил машину! Еще одна секунда…

— Но я не выключал ее.

— То есть как!

— Я прибежал как раз в ту минуту, когда машина остановилась. Я не делал этого, Шарлотта. У меня просто не было времени.

Она потерла лоб, прижала пальцы к глазам.

— Неужели убийца хотел только напугать меня?

— Или кто-то еще остановил агрегат. Тот, кто не хотел быть замешанным.

— Джонатан, — вдруг вспомнила Шарлотта, — агент Найт! Я его ударила…

— С ним все хорошо. Ты его не убила. Я видел его с пакетом льда на затылке и в не слишком хорошем настроении.

— На щите линий связи была бомба…

Джонатан завел мотор.

— Знаю, видел. Довольно любительская работа. Я смог обезвредить ее одним щелчком. Давай-ка поскорее выбираться отсюда.

Визжа колесами, машина вылетела на дорогу. Шарлотта смотрела вперед, на пелену дождя. Потом перевела взгляд на Джонатана. Теперь, когда ужас отступил и ее мысли стали ясными, она вспомнила о письме, найденном в его бумажнике.

— Ты ведь знаком с Наоми, правда? — спросила она, пристально посмотрев на него.

Джонатан не отрывал глаз от дороги.

— Да, — спокойно ответил он. — Знаком.

Глава 45

1942 год, Сан-Франциско, Калифорния

— Мне жаль, миссис Ли, но придется попросить вас переехать.

Я смотрела на разбитое стекло, на камень, валявшийся на полу моей гостиной, и гадала, неужели весь мир сошел с ума.

Война продолжалась и здесь, в городе, где хулиганы били стекла тем, у кого глаза были другой формы…

— К сожалению, это зависит не от меня, — говорил домовладелец, извиняясь. — Вы же знаете, среди моих лучших друзей есть китайцы. Но соседи жалуются. Они боятся, что из-за вас тоже пострадают.

— Мы переедем, мистер Клейн, — сказала я. — Мы с дочерью не останемся там, где нам не рады.

И я снова оказалась бездомной.

После смерти мистера Ли я продала наш дом в Окленде и вернулась в Сан-Франциско. Там я поняла, что купить дом не могу, хотя и являюсь американской гражданкой. Гидеон предложил купить мне дом, но он и так столько помогал мне все эти годы, а я хотела оставаться независимой. Я сказала ему, что буду снимать квартиру и меня это вполне устраивает. Но я не предвидела мировой войны, я не предчувствовала, что надвигается буря, которая разрушит мою жизнь и жизни еще стольких людей. Я не знала, что ненависть так слепа и беспощадна.

Китайцы, живущие вне Чайнатауна, вывесили плакаты на своих домах: «Мы не японцы, мы китайцы». Некоторые даже носили надписи на спине, чтобы на них не нападали на улицах. У меня таких надписей не было, так что нас считали врагами.

Но у американцев и китайцев был общий враг! Когда я прочитала о падении Сингапура и о том, что всех китайцев согнали, как скот, в загоны, я вспомнила тот день, когда мне было шестнадцать, и того достойного джентльмена, что остановился на тротуаре, чтобы дать нам денег. Мой дедушка… Успел ли он выбраться из Сингапура до нашествия японцев? И что стало с остальными родственниками моей матери, живущими в большом доме на Пикок-лейн? Смогли ли они убежать или оказались жертвами войны?

На фабрике я утешала рабочих, чьи родственницы были изнасилованы и убиты японскими солдатами. Я организовывала сборы средств для освобождения Объединенного Китая. Я отправляла лекарства в разоренные войной районы Китая. Я уговаривала рабочих бойкотировать японские товары. Но окно в моей гостиной разбил камень, с прикрепленной к нему запиской: «Презренные япошки!»

Я понимала, что мне не просто будет найти дом для себя и дочери.

В тот вечер, когда Гидеона призвали в армию, он пришел ко мне.

— Я не знаю, куда меня отправляют, — сказал он. — Я строю мосты и дороги, а все это секретно. Но когда я приеду на место, моей матери и жене сообщат, где я нахожусь. Так что, если я тебе понадоблюсь, Гармония, иди к ним. Они скажут тебе, как со мной можно связаться.

Мне очень не хотелось идти к Оливии, но я обязана была подумать об Ирис. Ей уже исполнилось тринадцать, и она требовала постоянного присмотра. Она превратилась в очаровательную девушку, привлекавшую взгляды мужчин и мальчиков, куда бы ни пошла. Ирис ничего не знала об опасности — она по-прежнему оставалась внутри своей тюрьмы. Она так и не научилась говорить. Моя дочь жила в собственном мире.

— Ты не думала о том, чтобы поместить ее в больницу? — как-то спросил Гидеон, когда мы с ним просматривали бухгалтерские книги «Гармонии-Барклей лимитед».

Я слышала по его голосу, что ему бы этого совсем не хотелось: он любил Ирис так же сильно, как и я, и не смог бы вынести, если бы ее заперли. Но и его тоже беспокоила ее зарождающаяся женственность. Он понимал, что мужчины будут глазеть на нее, будут пытаться воспользоваться ею.

Я везде и всегда возила Ирис с собой. Все привыкли видеть мою дочку на фабрике в Дейли-Сити, где рабочие суетились вокруг нее и угощали сладостями. Она ходила со мной в травяные магазины, к химикам, на местные фермы, где я покупала некоторые травы. Ирис бывала со мной в кино, хотя, как правило, мы уходили посреди сеанса, потому что девочка не могла сидеть спокойно. По вечерам мы вместе слушали радио, хотя я знала, что она ничего не понимает.

Мне необходимо было найти постоянный, безопасный дом для моей дочери.

У меня по-прежнему оставалось письмо отца, где он сообщал моей матери, что едет домой, чтобы получить развод. Мне было жаль миссис Барклей, но, чтобы Фиона поверила, что Ирис внучка ее мужа, она должна была прочесть все письмо целиком. Если она не захочет помочь мне, наверняка она захочет помочь внучке Ричарда.

И вот я снова стою между двумя величественными колоннами, но на этот раз чувствую себя намного увереннее, чем тогда, когда я приходила сюда в девятнадцать лет, пытаясь получить фамилию отца. Теперь я должна была думать о моей дочери.

— Я хотела бы увидеть миссис Барклей, — обратилась я к служанке, открывшей мне дверь.

Она провела меня в просторный холл, который я помнила все эти годы. Последний раз я была здесь во время битвы с «Красным Драконом», но сейчас интерьер изменился. Исчезла тяжелая викторианская мебель и цветастые обои. Теперь здесь было больше света.

Меня провели в библиотеку на первом этаже. Там я увидела, что диваны с волосяной набивкой исчезли и старинные конторки тоже. Теперь комната была обставлена алюминиевыми креслами и новыми пластиковыми столами Единственным украшением являлись прикрепленные к бледно-желтым обоям чертежи, показывавшие, как будет перестроено здание. На столах располагались большие книги с образцами тканей, ковров и занавесок. Когда я вошла в дверь, Оливия как раз подняла кусочек розового атласа и произнесла:

— Что ты об этом думаешь, Марго, душечка?

Они могли бы быть матерью и дочерью. Марго в свои тринадцать выросла высокой и стройной, как тростинка. Ее волосы отливали таким же бледным золотом, как у Оливии, и так же подстрижены. На обеих были прямые юбки до середины икры и пуловеры; обе взглянули на меня круглыми голубыми глазами.

В библиотеке был и Адриан — он лежал на полу на животе и просматривал журнал. Он поднял глаза, когда мы с Ирис вошли, и я заметила, как они с Марго переглянулись, а Оливия спросила:

— Чем могу быть полезна?

Она говорила таким тоном, словно давала понять, что я прервала очень важное занятие. Я заметила, как Марго прижала пальцы к вискам и закатила глаза, заставив Адриана захихикать.

— Я пришла поговорить с миссис Барклей, матерью Гидеона, — сказала я.

— Фиону нельзя беспокоить. Она плохо себя чувствует и не может принимать посетителей.

Глаза Оливии скользнули по фигурке Ирис и на мгновение задержались. Хотя мою дочь можно было принять за китаянку, американские корни были заметны в ее чертах. Я сразу поняла, что Оливия ищет сходство с Гидеоном…

— Горничная проводит вас к выходу, — проговорила Оливия и вернулась к своим образцам.

Но с того визита, пятнадцать лет назад, я помнила, где располагается спальня Фионы. Так что я взяла дочь за руку и, выйдя из библиотеки, решительно повела ее к лестнице.

Поднявшись на второй этаж, я заметила, что здесь викторианская эпоха сохранила свои права. А когда служанка провела меня в спальню и я увидела мать Гидеона, я поняла, почему Оливии удалось хотя бы частично изменить оформление дома. Фиона Барклей не спускалась вниз. Она не знала о том, что Оливия постепенно вывозит из дома вещи своей свекрови, а вместе с ними и ее душу…

Фиона Барклей сидела в кресле у окна и смотрела на залив. Ей исполнилось шестьдесят, но выглядела она на восемьдесят.

— Миссис Барклей, — произнесла я и подумала: неужели дисбаланс в ее легких, мучивший ее всю жизнь, наконец взял над ней верх?

Она повернулась ко мне и нахмурилась:

— Вы?! Что вам нужно?

— Мне нужна ваша помощь, миссис Барклей. Мне необходимо узнать, где служит Гидеон.

— Вы ошибаетесь, если полагаете, что я стану помогать вам.

— Почему вы так меня ненавидите?

— Потому что вы встали между мной и моим сыном!

— Но ведь я не вышла за него замуж…

— Все равно, зло было совершено. Когда Гидеон вернулся из Панамы четырнадцать лет назад в день вашей свадьбы, он наговорил мне ужасных вещей. Сын обвинил меня в том, что я настроила вас против него. С тех пор мы с ним чужие друг другу.

Я заметила посиневшие губы и ногти Фионы и поняла, что у нее плохо с сердцем и долго она не проживет. Так что письмо осталось лежать в моей сумке, и я решила выяснить, где служит Гидеон, другим путем.

Уже собравшись уходить, я заметила, что Фиона внимательно смотрит на Ирис.

— Что с ребенком? — спросила она. — Она умственно отсталая?

Прежде чем я успела ответить, миссис Барклей поднялась со своего кресла и, тяжело опираясь на палку, с трудом доковыляла до украшенного резьбой темного шкафа. Открыв зеркальные дверцы, она заглянула внутрь и достала маленькую квадратную коробочку, украшенную узором маркетри. Пока она несла ее, я слышала, как что-то стучит внутри.

К моему удивлению, она протянула шкатулку Ирис. Разумеется, моя дочь ее не видела, а если и видела, то не знала, что шкатулку следует взять.

Миссис Барклей потрясла коробочку перед лицом Ирис, и ей удалось на секунду привлечь ее внимание. И тут Фиона повела себя странно. Держа коробочку так, чтобы Ирис ее видела, она сделала вид, что отодвигает одну из сторон.

Я поняла, что это такое. Шкатулка-головоломка. Их продавали по всему Чайнатауну, но я никогда не пыталась справиться с ними.

Я собралась уже сказать миссис Барклей, что Ирис не представляет, что делать со шкатулкой-головоломкой, как вдруг глаза девочки перестали метаться, и она уставилась на шкатулку. Фиона отодвинула в сторону пластинку, всего на несколько дюймов, а потом ее пальцы надавили на другую сторону шкатулки, и сдвинулась вторая панель. Потом Фиона вернула обе дощечки на место, и шкатулка снова стала целой, без единого шва.

Ирис немедленно схватила шкатулку, начала вертеть ее в руках и, к моему изумлению, стала вдруг быстро и легко двигать панели в верном направлении. Казалось, девочка играла со шкатулкой сотни раз. Она даже не колебалась, отодвигая панели одну за другой, не останавливалась, чтобы рассмотреть шкатулку и обдумать дальнейшие действия. Ее пальцы летали, словно в них самих был разум, пока она не отодвинула все панели до конца: Крышка откинулась — и внутри оказалось лакомство.

Я потеряла дар речи. Я никогда не видела, чтобы Ирис так долго стояла спокойно, чтобы ее глаза задерживались так надолго на одном предмете. Я вообще не видела, чтобы она что-то делала, а уж тем более — разбирала шкатулку-головоломку.

— Девочка может оставить шкатулку у себя, — сказала Фиона и буквально рухнула в кресло. — А теперь я прошу вас уйти. Я очень устала. Мне жаль, что я не могу помочь вам.

— Посмотрите на это! — Миссис Фон подтолкнула ко мне горшочек.

Я подняла голову от стола и нахмурилась, увидев зеленую массу.

— Что это такое?

— Предполагается, что бальзам «Красота и Ум». Мы только что взяли его из большой бочки. Но это никуда не годится!

Миссис Фон была одним из моих инспекторов, настоящая поклонница совершенства, крайне серьезно относившаяся к своей работе. Уже третий раз за последние несколько дней она приносила мне некачественный продукт.

— Неряшливая работа, — заключила она. — Им все равно! — Миссис Фон кивнула в сторону основного здания фабрики, где круглосуточно шла работа, так как во время войны требовалось больше лекарств. — Они получают деньги — и уходят домой. Им все равно.

Под словом «они» подразумевались три сотни рабочих, трудившиеся в моей компании.

При виде испорченной партии бальзама меня охватило отчаяние. Если бы не миссис Фон, товар отправили бы продавцам, и, кто знает, какой вред он мог бы нанести ничего не подозревающим покупателям!

Я встала из-за стола и подошла к китайскому лакированному буфету, стоящему возле окна. Там у меня находилась электрическая плитка, три красных глиняных чайника и разнообразные чаи — на все случаи жизни. Сегодня мне требовалось успокоить изменчивую энергию ян: я мучилась от бессонницы и тревоги, так как нам с Ирис по-прежнему негде было жить. Те дома, которые мы могли бы снять, помещались в районах с плохой аурой или там были опасные соседи. А в тех местах, где в этом городе располагалась удача, где текло позитивное ци, где номера домов были полны благополучия, белые не жаловали китайцев.

Наливая себе чашку чая и бросая туда две капсулы «Блаженства», я думала о том, что компания разрастается. Скоро она станет такой большой, что я могу потерять над ней контроль. Эликсир «Золотой Лотос» и тоник «Десять тысяч ян» так хорошо распродаются по всей Азии, что наше отделение в Гонконге едва справляется со спросом. Эти два средства стали лекарством от всех болезней для бедняков, их использовали как первую помощь там, где шла война. Здесь, в Америке, лекарств становилось все меньше, потому что все отправляли на войну, и поэтому все больше и больше белых заходили к продавцам трав. Никогда еще моя фабрика не производила столько продукции.

Однако, несмотря на конвейеры и новые медные чаны, у нас все по-прежнему делалось вручную — как тот горшочек с бальзамом, что миссис Фон принесла мне. Каждый такой горшочек проходил десяток стадий, прежде чем был готов отправиться в магазин. Где, на каком этапе он был испорчен? Разве я могла уследить за каждой операцией?

Я потягивала чай, наслаждалась его приятным вкусом и думала: неужели весь мир полон неудачами? Неужели нигде не осталось удачи?

«Нет, удача есть», — решила я, потому что увидела в оконном стекле отражение моей девочки. Она спокойно сидела в уголке моего кабинета и занималась новой шкатулкой-головоломкой. С тех пор, как миссис Барклей подарила ей первую шкатулку, я покупала Ирис столько головоломок, сколько могла найти. Они дарили дочери такое наслаждение, словно ее мозг наконец отдыхал, сосредоточившись на чем-то одном.

Ирис для всех была загадкой. Я не могла справиться с наипростейшей головоломкой — даже той, на которую требовалось всего восемь движений. Мистер Уинклер, мой бухгалтер, человек, гордившийся своим острым умом, тратил день на то, на что Ирис требовались минуты. Я отвела ее к новому врачу, и он подтвердил, что в мозгу моей дочери таится потрясающий интеллект. Но мозгу ее была нанесена какая-то травма, а что это за травма, возможно, не удастся выяснить никогда.

Я отставила чашку с чаем и взглянула на миссис Фон.

— Пойдемте посмотрим, — предложила я.

Оставив дочку на попечение секретарши — женщины средних лет, которая вырастила своих детей и очень любила Ирис, — я пошла с миссис Фон в большое, похожее на амбар здание, где производился бальзам «Красота и Ум». Как только мы вошли, мне в уши ударил шум: в одном конце огромного помещения рабочие с грохотом разливали из котлов бальзам в баночки; у столов в центре множество женщин смеялись и разговаривали, пока их легкие пальцы сортировали баночки и надевали на них крышки; звон стекла смешивался с их голосами. В воздухе стоял запах клея из рисовой муки и сигаретного дыма, поскольку в углу женщины курили, отдыхая, а также острый запах чая и дымящейся лапши.

Гидеон в насмешку называл мою фабрику сумасшедшим домом. Он пытался убедить меня в необходимости устроить все «по-западному», но я побывала на современной фармацевтической фабрике, и меня напугало увиденное. Где там фэншуй? Где благовония и молитвы духам? Фабрика, которую я посетила, работала ежедневно, никто не обращался к прорицателю, чтобы узнать, благоприятный ли это день. Западные руководители мешали удачу с неудачей, позволяли воде течь в раковины, смывая прибыли, стены там были окрашены в белый цвет, а свет слепил глаза. Так что на современных фабриках было слишком много ян и никакого баланса.

Я решила, что не стану ничего модернизировать, даже ради моего возлюбленного Гидеона.

Мы с миссис Фон осмотрели все чаны и нашли, что формула одной партии не соответствует формуле другой. Меня огорчило, что некоторые женщины курят прямо на рабочем месте, хотя это было запрещено. Здесь же они ели свой ленч, так что фаршированные блинчики и шелуха от бобов валялись рядом с бутылочками эликсира «Золотой Лотос».

Миссис Фон не ошиблась. Рабочим было все равно.

Мы ушли на относительно спокойный центральный двор, где весь день напролет сновали грузовики, привозя свежие травы и увозя готовую продукцию.

— Что же нам делать? — спросила миссис Фон. Она была верной служащей и считала себя лично ответственной за неряшливость тех, кто ей подчинялся.

— Может быть, нам следует нанять еще инспекторов? — предложила я, хотя не была уверена, что это поможет. Если сотня рабочих работает небрежно, мне понадобится сотня инспекторов, чтобы за ними следить.

— Я считаю, что нужно наказать лодырей, — решительно заявила миссис Фон.

Но это означало уволить всю сотню рабочих! Я не могла найти решение проблемы.

— Я могу кое-что предложить! — раздался вдруг рядом с нами незнакомый голос.

Миссис Фон обернулась.

— Ты кто? Как ты сюда попал?

Я обернулась и увидела молодого китайца, стоящего позади нас.

— Я подумал, может быть, я смогу помочь…

Он говорил так тихо, что мы едва слышали его слова. Я обратила внимание, что одежда у него чистая, но поношенная и что ходит он, прихрамывая.

И его лицо показалось мне знакомым.

— Убирайся вон, — велела миссис Фон. — У нас есть охрана!

Миссис Фон работала со мной с тех пор, когда фабрика еще располагалась на складе компании мистера Хуана, и считала себя вправе распоряжаться.

— Как вы можете помочь? — спросила я молодого человека. На вид ему было немного за двадцать.

— Предложите вашим рабочим свою продукцию без наценки — и вы увидите, что все сразу изменится.

— Что?! — воскликнула миссис Фон. — Ты сумасшедший! Наградить этих бездельников?!

— Продукты распространяются на центральном складе, — объяснил молодой человек. — Рабочий, приобретая товар, не будет знать, из какой партии он его получит. Люди могут не думать о посторонних, но всегда заботятся о себе и своей семье. Уверяю вас, ваши рабочие будут трудиться совсем по-другому…

Миссис Фон пососала нижнюю губу и промычала:

— Гмм.

Я внимательно посмотрела на молодого человека и поняла, почему он пришел.

— Вам нужна работа? — спросила я.

— Никто не нанимает китайцев. Даже китайцев с дипломом юриста, полученным в Стэнфорде, — скромно сказал он. — Я думал, что вы сможете мне помочь.

— Почему ты хромой? — спросила миссис Фон.

— Я был ранен. Меня демобилизовали, у меня есть документы.

— Ай-я! — воскликнула она, покачав головой, и я заметила, как в моем верном инспекторе сразу заговорили материнские чувства.

И тут я вспомнила его. Несколько лет назад, во время суда, он сидел рядом со своим отцом, Драконом. Я вспомпила, что у него было необычное имя Вудроу — в честь президента Соединенных Штатов.

— Я думала, что вы не захотите работать на меня, — осторожно сказала я.

— Мой отец вел себя неправильно. Он опозорил нашу семью. Я его единственный сын. Именно я должен вернуть честь нашему имени.

И я поверила ему.

Миссис Фон повела молодого мистера Сунга осматривать фабрику, а я вернулась в свой офис, где меня ждала внушительная куча бумажной работы. Войдя, я увидела Гидеона. Он показался мне таким красивым в своей военной форме, что мое сердце чуть не разорвалось от радости.

Я обняла его, а он обнял меня. Мы долго стояли обнявшись, не говоря ни слова — говорили наши сердца. Наконец Гидеон оторвался от меня и произнес:

— Моя мать умерла.

Я этого не знала.

— Завтра будут читать ее завещание. Мистер Уинтерборн сказал, что ты в нем упомянута. Я полагаю, мать оставила тебе кольцо твоего отца.

На следующий день я пришла в огромный особняк на холме и привела с собой Ирис. Нас было шестеро в кабинете — моя дочь и я, Гидеон и Оливия, Адриан и Марго.

Мне с трудом удавалось удерживать Ирис на месте. Она казалась возбужденной, и я подумала, что девочка могла вспомнить, как приходила сюда несколько недель назад. Когда она протянула руку и постаралась схватить вазу, Оливия рявкнула:

— Не трогай это!

Я явственно ощущала злобу Оливии; впрочем, она и не пыталась скрыть своего неодобрения. Оливия прожила в этом доме четырнадцать лет, здесь родился ее сын; теперь она наконец стала здесь хозяйкой и хотела, чтобы я ушла.

Вскоре появился мистер Уинтерборн и прочитал завещание. Состояние и фамильный бизнес перешли Гидеону и Оливии, а мне Фиона Барклей оставила кольцо моего отца, как и предсказывал Гидеон. Но не только это. Она также завещала мне дом со всем, что в нем находится!

…За день до того, как Гидеон должен был отправиться снова на Тихий океан, где бушевала ужасная война, он пришел ко мне и сообщил:

— Оливия и дети переедут немедленно. Ты сможешь занять дом, как только захочешь.

— Там хватит места для всех нас, — заметила я.

Гидеон покачал головой.

— Я не смогу жить с тобой в одном доме, Гармония. Этого я уже не вынесу. Да и Оливия не останется там. Она хотела опротестовать завещание, но я сказал «нет». Дом по праву принадлежит тебе, Гармония.

— Но он и твой тоже, — возразила я.

— Нет, это не так. Он принадлежал Ричарду Барклею, а ты его плоть и кровь. — Он грустно улыбнулся. — Какая ирония судьбы! Мы Барклеи, но в нас нет ни капли его крови. А вы с Ирис, носящие фамилию Ли, — единственные настоящие Барклеи.

Мы все пошли в порт проводить его. Там были другие матери и жены, люди приходили семьями, все плакали и думали об одном: «Пусть он вернется ко мне целым и невредимым».

Я смотрела, как Гидеон обнял и поцеловал Оливию, потом обнял тринадцатилетнего Адриана. Марго импульсивно бросилась к нему на шею и расцеловала в обе щеки. Потом он взял мою руку и долго смотрел мне в глаза, без слов говоря о своей любви. Он попытался также попрощаться с Ирис, но она все время смотрела то по сторонам, то вверх, то под ноги.

Я вспомнила, как в спальне Фионы моя дочь сосредоточилась на головоломке, а я могла только гадать, о чем она думает.

«Я не верила, что ты дочь Ричарда, — написала Фиона в письме, которое мне отдал мистер Уинтерборн после того, как прочитал завещание. — Но когда я увидела твою дочь, я узнала правду. У Ричарда была точно такая же сестра — она тоже отставала в развитии. Это семейная черта. Так что ты на самом деле дочь Ричарда Барклея. И так как я любила его всем сердцем и продолжаю любить сейчас, я торжественно вручаю тебе то, что принадлежит тебе по праву рождения — его имя и его дом. И я прошу прощения у тебя и у Господа за то, что так обошлась с тобой».

Когда корабль Гидеона отчалил, Оливия повернулась ко мне и сказала:

— Мы покинем дом сегодня вечером.

— Нет никакой спешки, — возразила я. — Пожалуйста, оставайтесь, хотя бы до возвращения Гидеона.

Но она посмотрела на меня тяжелым взглядом и произнесла тоном, не оставлявшим сомнений в ее подлинных чувствах:

— Этот дом мой. Он принадлежит мне и моему сыну. И я намереваюсь его вернуть. Даже если мне больше ничего не удастся в жизни, я еще увижу, как ты пожалеешь о том, что вообще приехала в эту страну!

Глава 46

4.00, Палм-Спрингс. Калифорния

Биип! Биип! Биип!

Шарлотта резко вскинула голову. Сигнал доносился из портативного компьютера Джонатана. Бросив письма, которые она читала — письма с угрозами, посылаемые Оливией ее бабушке, — она подбежала к кофейному столику, где Джонатан разложил свои инструменты. Шарлотта заметила, что на экране мигает красный сигнал.

Преступник вошел в систему!

Шарлотта быстро схватила свой сотовый телефон, набрала номер пейджера Джонатана и, услышав гудок, напечатала SOS. Об этом сигнале они условились заранее: он означал, что компьютер вывел преступника на фальшивые формулы. Шарлотта молилась, чтобы Джонатан услышал сигнал — в горах над Палм-Спрингс сигналы сотового телефона иногда не проходили. Но даже если Джонатан получит сообщение, сколько времени ему понадобится, чтобы приехать? Он отправился дальше по дороге, чтобы найти кафе или закусочную, открытые в такой час. Они уже давно ничего не ели. По крайней мере, им был необходим хотя бы кофе.

После того как они умчались из «Гармонии биотех», Джонатан повел машину в горы. Однако в такую дождливую ночь оказалось практически невозможно найти открытый мотель. Они уже начали отчаиваться, когда заметили надпись «Свободные комнаты» над кучкой домишек в сельском стиле под названием «Маленькое убежище в горах». Как только они получили комнату, Джонатан, не теряя времени, установил свою аппаратуру на сучковатом сосновом столике, стоявшем на плетеном коврике, обеспечив им доступ в компьютерную сеть «Гармонии». Шарлотта поискала, на чем можно приготовить поесть или хотя бы вскипятить воду, но, кроме выложенного из камня камина, явно не чищенного лет десять, ничего не обнаружила. Так что Джонатану пришлось снова отправиться в путь, оставив Шарлотту следить за компьютером.

Ее сердце стучало, словно молот, когда она начала печатать. «Нажми все клавиши одновременно, — велел ей Джонатан перед тем, как уехать. — Тогда сигнал пойдет обратно вместе с моим кодовым знаком, который будет действовать как зонд. К моему возвращению мы узнаем, откуда произошло вторжение в систему».

На руках Шарлотты теперь уже не было наручников Джонатан освободил ее вскоре после того, как они уехали с фабрики. Он свернул на обочину и умело открыл замок каким-то миниатюрным инструментом. А потом они поехали дальше. Шарлотта намазала ободранные запястья мазью, которую нашла в аптечке взятого напрокат автомобиля, а потом перевязала их стерильным бинтом. Они проехали несколько миль, прежде чем Шарлотта решилась задать Джонатану вопрос, ответ на который она отчаянно боялась услышать.

— Почему ты не сказал мне, что знаком с Наоми?

— Потому что я чувствовал себя полным идиотом! И потом… это совсем не то, о чем ты подумала.

Шарлотта не сводила глаз с облитой дождем дороги, пока они искали мотель. Она не сомневалась, что Найт предупредил местные власти о женщине, которую необходимо задержать в связи с тремя убийствами. Женщине, оказавшей сопротивление при аресте и напавшей на федерального агента… Она была уверена, что к этому времени полиция Палм-Спрингс уже располагает полным досье на Шарлотту Ли.

— Расскажи мне, как ты познакомился с Наоми, — попросила Шарлотта, словно только это ее и интересовало. А может быть, так оно и было? Ложь Джонатана казалась ей теперь самым важным — важнее всего остального, включая и ее недавнее чудесное спасение от смерти.

Если она не сможет доверять Джонатану, что у нее тогда останется?

Джонатан не сводил глаз с дороги.

— После того, как я увидел в новостях репортаж о событиях в Чок-Хилле, я стал собирать все материалы об этом. Я хотел постоянно быть в курсе того, что происходит с тобой.

— Зачем? Ты был женат…

— А ты все еще была моим лучшим другом. — Он наконец отвел глаза от дороги и в первый раз после начала этого разговора посмотрел на нее. — Пять лет назад я прочел в газете о конференции экстрасенсов, которая должна была состояться в Сакраменто. Ты упоминалась в связи с мисс Наоми Моргенштерн, которая будет председательствовать на этой конференции.

Шарлотта пожала плечами.

— После Чок-Хилла наши имена всегда упоминались имеете. Всякий раз, когда о Наоми писали в газетах, это выглядело следующим образом: «Наоми Моргенштерн, ставшая героиней национальных новостей, когда она и Шарлотта Ли из „Дома Гармонии“ были арестованы…» Ты прочел что-то в этом роде?

— Да. И отправился на съезд экстрасенсов. Я надеялся, что ты тоже там будешь. Я думал, что случайно встречу тебя во время конференции.

Шарлотта не смогла скрыть удивления.

— Наоми знала об этом?

— Господи, нет, конечно!

— Тогда как она узнала твой адрес?

— Чтобы зарегистрироваться, надо было предъявить какое-нибудь удостоверение личности, так что я оставил мою визитную карточку. Естественно, она попала в список адресатов для рассылки приглашений, личных поздравлений и тому подобного. Я познакомился с Наоми на конференции, мы даже пожали друг другу руки. Но там было так много народа, что едва ли она меня запомнила. Однако через некоторое время я получил дружескую записку от Наоми. Я полагаю, что она рассылала сотни таких.

— А почему ты носишь с собой ее записку?

— Потому что это единственная ниточка, связывавшая меня с тобой!

Шарлотта не знала, смеяться ей, плакать или сердиться.

Оказывается, Джонатан все эти годы следил за ней! Даже сейчас, полчаса спустя, в мотеле, ее нервы были напряжены до предела, а пальцы дрожали, когда она нажимала клавиши. В конце концов она нажала лишнюю и испугалась, когда на экране открылось другое окно.

На нее смотрела Адель Сазерленд!

На мгновение Шарлотта подумала, что Адель снова звонит Джонатану, но потом заметила внизу надпись «запись», дату и время звонка. Ей стало ясно, что Адель звонила как раз в тот момент, когда она на лестнице разговаривала с Десмондом.

Потом, после долгих колебаний Шарлотта нажала клавишу «воспроизведение». И жена Джонатана заговорила…

Глава 47

Выйдя из круглосуточной закусочной на стоянке грузовиков, Джонатан прежде всего проверил, нет ли поблизости полицейского автомобиля, а потом посмотрел на часы. До конца ультиматума осталось меньше двух часов.

Он старался сохранять спокойствие. Сигнал Шарлотты, поступивший к нему на пейджер, означал, что преступник вошел в систему. Через несколько минут они узнают, откуда он это сделал, — и поймают наконец этого сукина сына!

Джонатан сел в машину, завел мотор и тронулся со стоянки. Он внимательно смотрел на скользкую дорогу, в его мозгу вертелся калейдоскоп мыслей, не связанных между собой. Он видел Шарлотту, прикованную к агрегату, Квентина, который звонил из Лондона и лгал, что в его квартире ремонт. Он видел большие доверчивые глаза Адель, в которых притаилась боль. Она говорила что-то о садовнике, а в отдалении вдруг раздался какой-то знакомый звук…

Стон вырвался из его груди. Адель…

Джонатан встретил ее в тот момент, когда его сердце было разбито. Прошло пять лет после того, как он послал Шарлотте стихотворение, шестьдесят длинных месяцев после ее звонка, когда она ему объявила:

— Мне нужна свобода, Джонни. Я слишком много хочу сделать в этой жизни, так что я должна быть одна.

Он помнил, что пробормотал в ответ что-то вроде:

— Да, я понимаю, Чарли. Я тоже. И потом между нами три тысячи миль, это слишком много…

На самом деле Джонатан чувствовал себя так, словно его окатили ледяной водой, навсегда лишили тепла. Шарлотта оставила его. Она ушла из его жизни. Она больше не была его жизнью.

После этого он погрузился в каждодневную суету, с головой ушел в занятия в МТИ, почти с маниакальной настойчивостью преследуя свою цель. Позже, работая в АНБ, он вызывался исполнять задания в самых далеких точках, работал все дни напролет, дежурил по ночам, брался за задачи, требовавшие постоянного напряжения мысли. Ему казалось, что, если он заполнит свои дни до отказа, ему удастся забыть о пустоте в сердце.

А потом было то дело в Амстердаме, после чего жизнь Джонатана сделала еще один смертельный виток. Он оставил АНБ и вместе с Квентином основал собственную консалтинговую фирму. Квентин держался на переднем плане, работал с людьми, а Джонатан занимался тем, что удавалось ему лучше всего, — одиночная, никому не заметная техническая работа. Они были хорошей командой, и это являлось его единственной защитой от ночных кошмаров и демонов. Джонатан уже привык считать себя абсолютно бесчувственным и холодным. Вот тогда-то он и встретил Адель.

Почти сразу ее мягкость и теплота заставили Джонатана оттаять. В ее характере полностью отсутствовали напористость и амбиции, и это уравновешивало его собственную неугомонность. Она могла часами слушать его рассказы об их с Квентином подвигах и не спрашивала его мнения о том, как обставить гостиную или что ей надеть.

Адель никогда не спорила с ним, как это делала Шарлотта, в их отношениях не было ни утомительных страстей, ни ожиданий, которые возносили до небес только затем, чтобы потом швырнуть на землю. Адель была спокойной, зависимой и всякий раз, когда нужно, оказывалась под рукой. И если жена проводила целые часы перед зеркалом, Джонатан говорил себе, что любит ее за это, потому что она одевается для него. Адель ни разу не спросила его, что произошло в Амстердаме…

Но теперь, вспоминая странный посторонний звук во время их последнего телефонного разговора, Джонатан чувствовал, как весь его мир вдруг завертелся вокруг него, словно ярмарочная карусель…

Глава 48

«Пришел садовник, и у него миллион вопросов», — говорила Адель. Как раз в этот момент Шарлотта услышала как хлопнула входная дверь, и обернулась. На пороге стоял Джонатан. Увидев, как холодно блестят его глаза, она тут же извинилась:

— Прости меня. Когда я посылала кодированный сигнал обратно, я ошиблась клавишей. Я вовсе не собиралась шпионить.

Шарлотта заметила, как судорога боли исказила его красивые черты. Это было ей хорошо знакомо. Джонатан пытался справиться со своими эмоциями. И она поняла, почему он побелел, как полотно. Совсем не от того, что застал ее за прослушиванием этого сообщения!

Шарлотта ждала, что Джонатан что-нибудь скажет, но он молчал, и она сказала это вместо него:

— Я слышала тот странный звук, Джонни. Точно такой же раздавался во время твоего разговора с Квентином.

— Я сначала не поверил, — сдавленно ответил он, его кадык дергался, как будто ему больно было глотать. — После того как Адель повесила трубку, я проверил, откуда поступил звонок. Из отеля «Четыре сезона»! — Джонатан посмотрел на Шарлотту, и в его глазах было страдание. — Мой партнер не ремонтирует квартиру, а моя жена не разговаривает с садовником…

Шарлотта встала и отошла от кофейного столика: она заметила слезы в его глазах.

— Мне так жаль, — произнесла она.

— Нет, все в порядке. — Джонатан отвернулся, словно отгораживаясь от ее жалости. — Так и должно было случиться. Такое происходит со всеми героями рано или поздно! — Он протянул Шарлотте коричневый пакет с кофе и ячменными коржиками. — Вскипяти воды, а я пока проверю нашу ловушку.

От Шарлотты не укрылись ни горькие нотки в его голосе, ни это странное сравнение с героями. Она уже слышала это десять лет назад в Сан-Франциско, когда он сообщил ей, что ушел из АНБ. А совсем недавно, уже здесь, в Палм-Спрингс, он сказал ей, что это был «очень мерзкий разрыв». Так что же на самом деле произошло с «Амстердамской восьмеркой»?

Однако у них осталось меньше двух часов до срока, назначенного преступником. Им надо сосредоточиться на деле, а Адель, Квентин и все остальное могут подождать. Этим они займутся позже.

— Джонни, — произнесла Шарлотта, — я кое-что нашла в письмах Оливии.

Она протянула ему связку писем, которую запихнула в свою сумку, уходя из музея. Каким-то чудом, когда Джонатан искал ее, он нашел сумку в диспетчерской, откуда Шарлотту уволокли в цех. Для нападавшего ее вещи явно не представляли никакого интереса.

— Оливия была одержима мыслью вернуть дом, — продолжала Шарлотта, открывая пакет с кофе. — Все эти письма написаны с сорок второго по пятьдесят седьмой год. Оливия угрожает бабушке, не дает ей покоя. Это буквально террористическая кампания, проводимая одной-единственной женщиной! Я не представляю, как бабушка могла молчать все эти годы.

Джонатан наполнил кипятком пластиковые стаканчики.

— Значит, ты думаешь, что убийца связан с Оливией? Может быть, это ее сын Адриан? Или Марго? Или это своего рода месть за то, что они не получили дом?

Шарлотта смотрела на дымящийся кофе.

— Не знаю, что и думать. Час назад я подозревала мистера Сунга. А может, и сейчас подозреваю. — Она потянулась к сумке и вытащила аккуратно сложенный номер «Сан-Франциско кроникл» за 1936 год. — Эта заметка похожа на современные статьи в таблоидах. Они описывают, как моя бабушка была одета, как она выглядела, печалилась или сердилась. И все эти намеки насчет Гидеона Барклея… И знаешь, что они пишут о моей матери? Они называют ее умственно отсталой.

Джонатан оторвался от компьютера:

— А твоя бабушка когда-нибудь об этом говорила?

Шарлотта замотала головой, но вдруг остановилась.

— Со мной — нет. Но мне кажется, что теперь я вспоминаю… Так, шепот за закрытыми дверями. Я всегда знала, что моя мать чем-то отличалась от остальных. Может быть, я это слышала случайно или чувствовала? Но, Джонатан, мне никогда не приходило в голову, что она была умственно отсталой. Я считала, что, возможно, она была талантлива, как ее отец, мистер Ли…

— Только теперь ты уже знаешь, что мистер Ли не ее отец.

— Знаю! — Она сердито отбросила газету. — Это подтверждает все мои подозрения!

Джонатан поднял газету и убрал подальше от Шарлотты обидные и оскорбительные слова об импотенции мистера Ли, о том, как Совершенная Гармония создала возбуждающее средство для собственного мужа.

— Я всегда гадала, — продолжала Шарлотта, — почему я так мало похожа на китаянку. Я рассматривала фотографии мистера Ли и думала, почему мы с мамой на него не похожи. Бабушка всегда говорила мне, что Ричард Барклей обладал очень сильным ян, что моя внешность передана мне моим прадедушкой. Но сейчас я знаю, что среди моих предков просто было очень мало китайцев. — Шарлотта поставила кофе на стол, даже не притронувшись к нему. — i Господи, Джонатан, я только что начала понимать…

Он встал, подошел к камину и некоторое время рассматривал его холодное, темное нутро. Потом повернулся и взглянул на Шарлотту:

— Что именно?

Шарлотта в замешательстве смотрела на него ясными зелеными глазами.

— То лето… Когда мне исполнилось пятнадцать…

Шарлотта вспомнила жаркое июльское воскресенье.

Бабушка устроила барбекю на террасе. Разумеется, пришли Барклеи. Тощий Десмонд плескался в бассейне, делая все напоказ, а его мать, Марго, в вызывающем черном купальнике с сетчатыми вставками и высоко открытом на бедрах, громко рассказывала, что один из учителей ее сына назвал его самым блестящим четырнадцатилетним мальчиком из всех, кого он когда-либо видел. Дядя Адриан был в доме — как всегда, говорил по телефону, а тетя Оливия, в гавайском саронге, помогала Совершенной Гармонии готовить маринованную свиную вырезку и цыплячьи крылышки в соевом соусе с корнями имбиря.

На вечеринке собралось человек пятьдесят гостей — все смеялись, пили, говорили о Вьетнаме и Уотергейте, но Шарлотте казалось, что она одна в целом мире. Ведь Джонни здесь не было!

Дядя Гидеон нашел ее плачущей в беседке на крыше.

— Почему Джонни опять уехал? — прорыдала Шарлотта, когда Гидеон спросил ее, что случилось. — Он не обязан каждое лето ездить в Шотландию! Он американец, он вполне может оставаться здесь.

— Джонатан объяснил тебе, почему он уехал?

Шарлотта высморкалась в дядин платок.

— Джонни не любит говорить о своих чувствах.

— А ты спрашивала?

Шарлотта только молча покачала головой, думая о том, как долго еще ждать сентября и что она точно умрет от одиночества, пока Джонни не вернется.

— А что говорит твоя бабушка? — поинтересовался дядя Гидеон.

— О, это не то, о чем можно говорить с бабушкой! Она не поймет!

— Ты так думаешь? — усмехнулся Гидеон. — А мне она всегда казалась мудрой женщиной.

Шарлотта угрюмо посмотрела на свои руки, лежащие на коленях.

— Я не могу говорить с ней об этом. Она не поймет, — упрямо повторила она.

— Гмм, — задумался дядя Гидеон. — Уж не идет ли здесь речь о сердечных делах?

— Если бабушка узнает, она меня убьет!

— Я не думаю, чтобы Гармония могла кого-нибудь убить. Во всяком случае, из-за любви.

Несмотря ни на что, Шарлотта улыбнулась. Дядя Гидеон всегда, сколько она себя помнила, умел развеселить ее. Поэтому она его и обожала. Кроме всего прочего, он был очень красив — загорелое лицо, широкие плечи, серебристо-серые глаза, которые так гармонировали с его серебристо-седыми волосами. Хотя Шарлотта знала, что ее дядя стар, ему уже за шестьдесят, она все равно считала его чрезвычайно сексуальным.

— Бабушка просто очень строгая, — вздохнула Шарлотта. — Если она узнает, что я без ума от Джонни, то больше не разрешит мне ходить к нему домой.

— А Джонни… Что он чувствует? По отношению к тебе, я хочу сказать.

Шарлотта пожала плечами.

— Он считает, что мы просто друзья.

— Значит, ты в своих чувствах не призналась?

— Ой, нет! И никогда не признаюсь! Пока он первый этого не сделает!

— Это не всегда лучший выход, Шарлотта. Порой можно прождать слишком долго — и все потерять.

— Значит, я должна сказать ему? Признаться Джонни, что люблю его? Но мне страшно! Когда я с Джонни, у меня такое чувство…

— Ну, я не совсем это имел в виду… Тебе просто следует быть осторожной, — мягко проговорил Гидеон. — Шарлотта, может быть, ты хочешь в чем-нибудь признаться мне? Вы с Джонни?…

Шарлотта не сразу сообразила, о чем он говорит.

— Нет, дядя Гидеон! Ничего подобного! — А потом она посмотрела на него своими большими невинными глазами и спросила: — Как ты думаешь, он бы тогда остался? Если бы я позволила ему поцеловать меня?

Гидеон потер щеку, затылок.

— Я не думаю, что так ты найдешь ответы на свои вопросы. Тебе не следует пока с этим торопиться, Шарлотта.

— У моей подружки Мелани есть приятель, и они все время целуются!

— Шарлотта, — медленно начал Гидеон, осторожно подбирая слова, — а бабушка обсуждала с тобой… гм… некоторые вещи?

— Какие вещи?

— Вы говорили с ней о жизни, любви, мальчиках?..

— Зачем это ей?

— Ах так? — заметил он и снова задумчиво повторил: — Ах так…

— Почему Джонни туда ездит, дядя Гидеон? Почему он покидает меня каждое лето?

— Может быть, он пытается что-то понять.

— Например?

Гидеон сидел на деревянной скамье, ветер трепал его седеющие волосы, а Шарлотта ждала, что его мудрые слова утешат ее сердце. И он произнес именно то, что она хотела услышать:

— Я тебе расскажу. Как ты думаешь, не устроить ли нам с тобой пикник завтра в парке? Только ты и я.

Дядя Гидеон зашел за ней на следующий день, точно в условленное время. Шарлотта удивилась, что бабушка еще не ушла на фабрику: понедельник, середина дня, в это время бабушка обычно находилась на работе. Впрочем, она часто бывала там и по вечерам, и в выходные, потому что всегда требовалось за чем-то присмотреть, что-то поправить, наладить, спланировать. А бабушка никогда не могла доверить это персоналу.

Но в этот полдень, когда зашел дядя Гидеон, чтобы отвести Шарлотту в парк на пикник, бабушка осталась дома. А когда они уже собирались уходить, бабушка, немало удивив Шарлотту, обняла ее и сказала:

— Желаю тебе хорошо провести время, Шарлотта.

В бабушкиных глазах стояли слезы, и тогда девочка не поняла, чем они были вызваны. Объяснение пришло много позже…

— Джонатан, — Шарлотта снова вернулась в настоящее и увидела, что ее спутник собирается разжечь огонь в камине, складывая дрова и старые газеты, которые он нашел в латунном лотке, — если моя мать была умственно отсталой, как ей удалось выйти замуж? Может быть, Ирис вылечилась? Или она никогда не была замужем, а история о молодом супруге, который утонул при нырянии с аквалангом, была лишь мифом, чтобы скрыть тот факт, что я была незаконнорожденной? Держу пари, что Адриан и Марго знают об этом! Они ровесники моей матери, мне всегда представлялось, что они были ее друзьями. Но эта статья в газете… — Ее голос прервался. — Здесь говорится, что Ирис Ли была настолько больна, что даже не могла сидеть спокойно, так что ее пришлось вывести из зала суда. Как я могла ничего не знать все эти годы?! И как она на самом деле умерла? Кругом только секреты и ложь! Бабушка говорила мне, что мама умерла от рака. Но так ли это, Джонатан, правда ли это?

Покачиваясь на каблуках, Джонатан вертел в руках кочергу. Кто-то заботливо отполировал ее до зеркального блеска.

— Я не знаю, Шарлотта, — спокойно ответил он. — Мне кажется, чем больше мы узнаем, тем в большей темноте оказываемся.

Шарлотта все-таки взяла стаканчик с кофе и сделала глоток, прислушиваясь, как ветер рвется в окна домика и дождь барабанит по крыше. Она закрыла глаза, вспоминая, что ей сказал Десмонд: «Все знали, что мой похотливый старый дедушка был падок на китаянок».

«Ох, Десмонд, ты так ошибаешься! — произнесла она про себя. — Ты и все остальные…»

— Это не дорога в парк, дядя Гидеон, — заметила пятнадцатилетняя Шарлотта, когда машина двинулась на юг.

— А кто тебе сказал, что мы едем в парк Золотые Ворота, Шарлотта?

Она не стала ни о чем расспрашивать, решив, что дядя Гидеон приготовил ей еще один сюрприз. Сколько раз за все эти годы он удивлял ее совершенно неожиданными подарками! Но на сей раз, когда машина свернула по направлению к международному аэропорту Сан-Франциско, Шарлотта сообразила, что это будет нечто особенное. А потом, когда дядя Гидеон достал из багажника машины два чемодана и два паспорта с вложенными в них билетами первого класса, Шарлотта поняла, что это будет приключение с большой буквы!

Он мог и не говорить ей, куда они летят, потому что самолет принадлежал компании «Сингапур эйрлайнз».

Целых двадцать часов они играли в карты, смотрели кинофильмы, спали, ели и наконец приземлились в красочном раю.

Они сняли в отеле «Раффлз» два смежных номера, а потом окунулись, не откладывая, в пеструю, живую суматоху города, где на перекрестках за движением следили женщины-полицейские в белой форме, а продавцы лука сидели на корточках прямо на тротуарах, разложив свой товар на всеобщее обозрение.

Оставив позади небоскребы и современные трассы Сингапура, Шарлотта и ее дядя попали в паутину узких улочек, где теснились маленькие магазинчики, лотки с едой и лавочки. Гидеон сообщил девочке, что уже дважды бывал в Сингапуре.

— В последний раз твоя бабушка привезла меня сюда, чтобы показать то место, где она родилась, — сказал он.

Они остановились перед маленьким магазинчиком с вывеской «Магазин шелковых тканей мадам Ва. Основан в 1884 году».

— Твоя бабушка родилась здесь, в комнате наверху, — объяснил дядя Гидеон.

Шарлотта уже слышала эту историю от бабушки. Такая романтическая сказка! Красавица Мей-лин приходит на помощь великолепному Ричарду Барклею, избитому ворами, выхаживает его втайне от всех, заботится о нем и и влюбляется в него. Когда Шарлотта однажды привела домой Джонни, чтобы промыть ему ссадину на лбу, она подумала, что сейчас похожа на Мей-лин. Джонни сидел спокойно, пока она накладывала мазь и бальзам, и так доверчиво смотрел на нее. Неужели Ричард Барклей так же смотрел на Мей-лин?

— Я доверю тебе один секрет, — продолжал дядя Гидеон, пока они стояли перед магазинчиком. — Твоей бабушке не столько лет, сколько все думают. Она на два года моложе. Попроси ее как-нибудь рассказать тебе историю о ее поддельных иммиграционных документах.

— А когда ты был здесь впервые, дядя Гидеон? — спросила тогда Шарлотта и заметила, что взгляд ее дяди потемнел от нахлынувших воспоминаний.

— Тридцать лет назад, во время войны. Я сидел в тюрьме Чанги, где люди вели себя как звери. Мне помогли выжить в этом аду только мысли о любимой женщине и то, что я обещал вернуться к ней живым.

Шарлотта сразу же вспомнила о его военных наградах и решила, что дядя Гидеон говорит о своей жене, тете Оливии.

Он отвел ее в храм Тысячи Огней, где они увидели отпечаток ноги Будды. Они посмотрели памятник сэру Стамфорду Раффлзу на восточном берегу реки Сингапур, установленный на том месте, где впервые высадились англичане в 1819 году. Они видели индийский праздник, когда люди в набедренных повязках ходили по улицам и из их обнаженных тел торчали крючки, гвозди. Они побывали на представлении уличной китайской оперы, увидели тщательно накрашенных актеров и актрис в великолепных костюмах. Музыканты завораживали толпу исполнением старинных мелодий.

Наконец они отправились в парк Птиц в Джуронге, где устроили пикник с куриным карри и рисом из Паданга, наблюдая за разноцветными попугаями, летавшими в брызгах водопада.

Именно тогда, под знойным синим небом, дядя Гидеон сказал ей:

— Видишь ли, Шарлотта, взаимоотношения между людьми не всегда складываются легко. Ты узнаешь об этом, когда станешь старше. Люди иногда говорят неправду, пытаются обмануть тебя… Особенно когда ты красивая девушка, а юноша очень тобой интересуется, — добавил он с улыбкой.

— Но как же девушка может узнать… — начала Шарлотта и замолчала, потому что сама толком не понимала, о чем хочет спросить.

Шумел водопад, только сегодня утром она любовалась куклой, подаренной ей дядей Гидеоном, а чуть позже не сводила глаз с молодого человека за соседним столиком… Неужели жизнь всегда будет ставить ее в тупик?

Гидеон вздохнул.

— Если ты признаешься молодому человеку, что любишь его, а он ответит, что не поверит тебе, пока ты его не поцелуешь, значит, он не стоит твоей любви. Это значит, что юноша тебя не уважает. А без уважения любви не бывает.

Шарлотта призналась ему, что знает девочек, которые пошли до конца. Некоторые из ее подружек даже принимали противозачаточные таблетки. Эта информация, казалось, опечалила дядю Гидеона.

— Да, движение за освобождение женщин и фестиваль и Вудстоке. — Он покачал головой. — Это новая эра. Но некоторые вещи не меняются со временем, и неважно, сколько им лет, Шарлотта. И одна из них такова: если юноша любит тебя — по-настоящему любит, — он никогда не станет принуждать тебя делать то, чего ты не хочешь. Он не заставит тебя доказать твою любовь, отдав ему свое тело. Иногда юноша говорит, будто любит, только чтобы получить то, что ему нужно. А бывает и так, что юноша побит по-настоящему, но не может признаться в этом.

— Но как же разобраться?

Гидеон рассмеялся.

— К сожалению, до этого пока никто не додумался. — Потом он опять стал серьезным. — Пообещай мне одно, Шарлотта. Когда придет время и ты решишься на близость с мужчиной, ты должна быть уверена на сто процентов, что именно этого ты хочешь и именно с ним.

Шарлотта с легким сердцем пообещала ему это, потому что уже точно знала, что именно этого она хочет — и именно с Джонни это должно произойти.

Потом Гидеон повел ее в ботанический сад на Пикоклейн, где цвели тысячи цветов. Шарлотта любовалась красивыми двориками, воротами, пагодами с резными крышами, деревянными мостиками и спокойными прудами. Неожиданно Гидеон взял ее за руку.

— Когда-то это было частное владение, Шарлотта. Здесь родилась твоя прабабушка, Мей-лин.

Вот и все, что он сказал. Гидеон не начал читать ей лекцию, не произносил напыщенных фраз — «Видишь, Шарлотта, это дом твоих предков, здесь твои корни»! Он не стал втолковывать ей: «Вот почему Джонни уезжает в Шотландию каждое лето». Шарлотта все поняла сама. Она шла по узеньким дорожкам, проходила под грациозными арками, мимо великолепных орхидей, лилий и райских птиц и думала: «Моя прабабушка ходила по тем же самым дорожкам и смотрела в те же самые окна. Она спала здесь, ела, грустила, была счастлива». И Шарлотта ощутила нечто, не испытанное ею раньше, — неожиданную связь, внезапное ощущение своей принадлежности этому месту. Она думала о комнате над магазином шелковых тканей мадам Ва, где родилась ее бабушка, рисовала в воображении множество лиц, напоминавших ее собственное, с высокими скулами и миндалевидными глазами, вспоминала изображения богини Гуань-инь, которые попадались здесь на каждом шагу… Ей было удивительно думать: «Вот здесь я начиналась».

Наконец дядя Гидеон отвел ее в маленький магазинчик на Орчард-роуд и купил ей украшение — медальон из серебра и янтаря на серебряной цепочке с аметистами. Гидеон показал ей, как открыть медальон:

— Видишь? Положишь туда что-нибудь — и эта вещь будет в безопасности.

Шарлотта уже знала, что она в него положит!

Джонатан разжег огонь, яркое пламя отбрасывало отблески на стены, наполняя домик уютным гудением и потрескиванием. Он сел рядом с Шарлоттой на кушетку и заметил, как что-то сверкает в отблесках пламени у нее на груди. Медальон династии Цин… Это напомнило ему тот день, когда он впервые увидел это украшение, вернувшись из Шотландии после летних каникул. Тогда им было по пятнадцать. В июне он расстался с печальной, мрачной Шарлоттой. А девушка, встретившая его в сентябре, казалась чудесным образом изменившейся.

— Джонни, ты вернулся! — воскликнула она и обняла его. А потом, прежде чем он смог вставить хотя бы слово, не переводя дыхания, поведала ему о путешествии с дядей и закончила свой рассказ, к его безмерному удивлению, следующим заявлением: — Я поняла, почему ты уезжаешь каждое лето!

Его это смутило, потому что Джонатан и сам не знал, зачем каждое лето ездит в Шотландию. Он только понимал, почему возвращается обратно…

— Мне очень жаль, что я не рассказал тебе о Наоми, — проговорил он. — Я представляю, как это выглядело, когда ты нашла записку в моем бумажнике.

— Все в порядке. Я тебя понимаю.

Шарлотта посмотрела на него, позволила глазам задержаться на его профиле. И вдруг внутри этого уютного кокона-домика ей показалось, что окружающий мир перестал существовать. Словно все, что произошло за последние десять часов, случилось когда-то в далеком прошлом и и другом мире. Старые правила больше не действовали, барьеры казались ненужными.

— Джонатан, — медленно проговорила она, — когда восемь лет назад ты увидел репортаж о Чок-Хилле, что ты подумал?

Он прямо и открыто взглянул ей в лицо — как когда-то летом в Сан-Франциско, пока они еще не потеряли невинность.

— Я подумал, что средства массовой информации подставили тебя. Я понимал, что за показанным сюжетом скрывается другая, подлинная история.

— Это был просто-напросто монтаж. Те слова, что я произносила якобы в кадре: «Только так мы могли заставить общество услышать нас. Так что нам пришлось это сделать», — на самом деле были произнесены перед зданием ФДА в Вашингтоне. Джонатан, тогда я стояла в пикете и держала плакат! Но они озвучили ими другой сюжет. И все выглядело так, будто, если мне придется убивать животных, я это сделаю. Но это было ложью!

— Я знаю, Шарлотта. Если тебе тяжело говорить об этом…

Но она уже не могла остановиться.

— Ты прав, это была совсем другая история. Я всегда возражала против опытов с животными, но я также считаю, что, борясь с этим варварством, мы несем ответственность за животных. Организация «Помилуем животных» вела себя безответственно. Они просто выпускали животных и не думали о том, как эти бедняги смогут выжить. Мне кто-то позвонил, не назвав себя, и сообщил о планируемом налете на лабораторию в Чок-Хилле. Я и еще несколько человек отправились туда, чтобы предупредить события. Но мы опоздали. Животных уже выпустили, а лабораторию подожгли.

Джонатан, Чок-Хилл расположен в Северной Калифорнии среди мамонтовых лесов. Эти животные или родились в неволе, или прожили так большую часть своей жизни. Они не сумели бы выжить в диких условиях! Кроме всего прочего, выпустили ведь не здоровых животных, а тех, над которыми ставили опыты. Эта моя фотография на коленях над немецкой овчаркой… Да, я убила этого пса. Его кровь была на моих руках. Я размозжила ему голову. Джонатан, этой несчастной псине вживили в мозг электроды. Там царил такой хаос, все эти собаки, крысы, обезьяны бросились в разные стороны — больные, напуганные, беспомощные. Мы не могли собрать их и вернуть в клетки, потому что лаборатория горела. Мы не могли отвезти их к ветеринару, потому что лаборатория располагалась в лесу, до цивилизации было много, много миль. И тогда я увидела этого бедного пса. Он упал на землю и корчился в конвульсиях. — Голос Шарлотты упал до шепота. — Я должна была положить конец его страданиям! Я не могла оставить его лежать там…

Джонатан обнял ее за плечи и прижал к себе.

— Наоми была членом организации «Помилуем животных», — сдавленным голосом продолжала Шарлотта. — Она пришла в Чок-Хилл вместе с другими, чтобы выпустить животных на свободу. Но когда она увидела результат… Нам пришлось убивать их голыми руками — иначе их ожидала бы долгая мучительная смерть. — Шарлотта взглянула на Джонатана повлажневшими зелеными глазами. — Наоми была так же напугана, как и все мы. Она обвинила в случившемся «Помилуем животных». И тогда все стали тыкать друг в друга пальцами, обзывать друг друга… Об этом эпизоде в моей жизни я предпочитаю не вспоминать.

— Я всегда считал тебя героиней, — мягко произнес Джонатан.

Шарлотта вгляделась в его лицо, увидела морщинки там, где раньше была гладкая кожа. Она помнила все перемены в лице Джонатана. Эра ужасных прыщей, первые признаки мягкой бородки, облезающая от солнца кожа, соус тако в уголке его губ, слезы, текущие из его печальных карих глаз… Шарлотта искала прежнее лицо под этими новыми чертами — и нашла его, снова увидела юного Джонни.

— Что случилось в Амстердаме? — спросила она.

Джонатан резко убрал руку и отодвинулся от нее. Он знал, что когда-нибудь ему придется рассказать ей об этом. Так пусть это произойдет сейчас. Пусть она наконец избавится от мыслей о доблестном и неустрашимом Джонатане Сазерленде.

— Восемь хакеров, очень умные ребята, заставили все правительства Европы мучиться приступами паранойи. Они держали в страхе банки, оборонные предприятия, политиков с их личными записями… О них никто ничего не знал, абсолютно ничего. И хотя банда пока не начала действовать — они в основном собирали информацию, — эти парни достаточно напугали властные структуры и крупные корпорации, чтобы те захотели их обнаружить и обезвредить. Я возглавлял группу агентов из всех стран Европы. Мы гонялись за «Амстердамской восьмеркой» по всему континенту, а им это явно казалось игрой. Они влезали в выскочувствительные компьютеры, оставляли насмешливые сообщения, а потом бесследно исчезали. Через некоторое время пресса начала задаваться вопросом, почему мы не можем их поймать. Люди стали сомневаться в наших возможностях. «Восьмерка» превратила нас в посмешище. Когда они выдали коды запуска американских ракет в Интернет, на нас начали оказывать давление.

Я не знаю, что на меня нашло в ту ночь. Может, сказался недостаток сна и слишком сильный стресс? Но что бы ни было причиной, это все навалилось на меня. Я нес ответственность, потому что являлся техническим экспертом, и все-таки не должен был принимать тех парней настолько всерьез. Ну и что, что эти хакеры узнали две тысячи номеров кредитных карточек? Они ими не воспользовались. А эти коды запусков? Они бы никогда не смогли их применить. Мне следовало смотреть на их проделки не как на работу смертельно опасной группы международных террористов, а как на пугливую тактику группки неудачников, жаждущих внимания. — Джонатан глубоко вздохнул, а выдох получился судорожным. — Но всех охватила паранойя, и я, наверное, заразился вместе с остальными…

— Так что же произошло?

— К тому времени, как мы на них вышли, — негромко продолжал Джонатан, — они располагались на ферме за пределами Амстердама. Я и мои агенты просто кипели от ярости, адреналин бушевал в крови, мы жаждали отомстить этой банде, сделавшей из элитного подразделения клоунов. Я полагаю, что нас ослепило еще и сознание собственной исключительности. Правда, я пошел на задание без оружия, но это не снимает с меня вины. Мне следовало остановить остальных. Я один понимал, что чувствует хакер! Я был экспертом! Но, только увидев первое упавшее тело, я осознал свою роковую ошибку. Когда я заметил стоящего на коленях парнишку, намочившего от страха штаны, двое других были уже мертвы.

Шарлотта взяла его за руку, но Джонатан не отрываясь смотрел на огонь.

— Только тогда я пришел в себя и смог контролировать ситуацию. Я приказал агентам остановиться, но к этому времени для двоих застреленных все уже кончилось. Им было шестнадцать и семнадцать. А третий получил пулю в позвоночник и остался парализованным. Ему было пятнадцать.

— Джонатан, — заговорила Шарлотта, — ты не мог этого предвидеть. Никто не знал, кто они и сколько им лет.

— Нет, Шарлотта, — твердо ответил он и отстранил руку. — Мне следовало знать об этом. Ты же помнишь, я сам был таким. Господи, эти ребята просто стереотипы! Ходячее клише типичного безвредного асоциального хакера! Меня ослепило собственное высокомерие, мои чертовы амбиции! — Он рывком вскочил на ноги. — А после этого все называли меня героем, президент Соединенных Штатов пожал мне руку. Мне предлагали написать книгу и сняться в кино… И все потому, что я позволил убить двух ребятишек, которым законом запрещено продавать сигареты!

— Они представляли опасность для общества, Джонатан.

— Черта с два! Они не совершили ни одного акта насилия. Они лишь перетрясли наш истеблишмент, заставили их бояться за свои шкуры. — Его голос зазвучал спокойнее. — Это стало поворотным событием в моей жизни. Я всегда любил хакерство, относился к этому как к искусству, всегда восхищался теми, кто так же умен, как и я, или умнее меня. Я решил выйти из игры, заняться корпоративной безопасностью, ловить парней в белых воротничках, которые решили поживиться за счет других, собирать чеки и жить в безопасности. Но два мальчика умерли, Шарлотта, а третий парализован на всю оставшуюся жизнь!

— Они все равно поступали плохо, Джонатан, — мягко напомнила она.

— Согласен, но такого наказания они не заслужили. — Он посмотрел на нее с высоты своего роста. — А разве эта немецкая овчарка заслужила то, что получила?

Шарлотта молча смотрела на него, ее губы сжались в одну тонкую линию.

— Мы отвечаем за все, Шарлотта. Мы должны быть осторожны и поступать ответственно. Если бы в тот день я действовал разумно, то мог бы просто зайти на ферму, выпить с ними кофейку и рассказать им пару баек о настоящих хакерах. А потом я собрал бы их всех и отправил в тюрьму приблизительно на год. А с кем-то, возможно, мы бы остались друзьями…

Взгляд Джонатана вдруг стал просто ледяным, и Шарлотта поняла, что он еще не закончил свой рассказ. Сейчас она услышит что-то еще… И еще более ужасное!

Он подошел к камину и пошевелил поленья. Вверх взметнулось пламя, полетели искры. Оставив кочергу у очага, Джонатан оперся одной рукой о каминную полку и долго смотрел в огонь.

Шарлотта ждала.

Наконец он повернулся и посмотрел ей в лицо.

— Я женился на Адели, потому что она оказалась под рукой, Шарлотта. Это было так просто! В первую ночь, которую я провел с ней, я впервые не просыпался от собственного крика. Она заставила растаять мои ночные кошмары. Адель стала ангелом-хранителем моего сна…

Шарлотта была потрясена.

— И это все, чем ты можешь оправдать брак с другой женщиной? — едва смогла она произнести. — Тем, что она оказалась под рукой?

— Возможно, эта причина кажется тебе пустячной, но такова правда.

— Джонатан, я могла быть рядом с тобой! Тебе нужно было только попросить…

— И ты полагаешь, мне это было так легко сделать после того, как ты ясно дала понять, что желаешь быть одна?

— Ты первый это сказал! — Шарлотта резко встала. — Ты даже представить себе не можешь, Джонатан, как мне сейчас больно. Узнать, что тебе было так плохо, что ты так страдал, но все равно не пришел ко мне…

— А ты пришла ко мне после Чок-Хилла? — вдруг спросил он.

— Тогда ты уже был женат! О господи, я знала, что рано или поздно это снова произойдет. Ты являешься ко мне, раскрываешь свою душу, очищаешь себя и уходишь — а я опять остаюсь с осколками твоих мыслей и чувств одна. Черт бы тебя побрал, Джонатан! Мне следовало отправить тебя обратно в ту же секунду, как я увидела тебя на пороге моего кабинета!

— Шарлотта, на что ты так сердишься?

— Меня выводит из себя то, что ты вот так порхаешь по моей жизни! То прилетаешь, то улетаешь, словно я своего рода заряжающее устройство. Я больше не собираюсь быть для тебя плечом, на котором можно поплакать. Мое сердце просто не выдержит, если ты снова оставишь своих проклятых демонов у моих ног, а сам как ни в чем не бывало отправишься к своей жене.

Шарлотта распахнула дверь и выбежала под безжалостный ливень.

Джонатан бросился за ней в холодную темноту, схватил ее за руку и развернул к себе лицом.

— Чарли, послушай…

— Ублюдок! — выкрикнула она. — Тебе интересно узнать, на что я сержусь? На то, что произошло десять лет назад, вот на что! На то, как ты сидел в том итальянском ресторане и лелеял про себя свои драгоценные новости. А я блаженствовала, как идиотка, наивно надеясь, что ты собираешься попросить меня вновь вернуться в твою жизнь! И тут ты вдруг обрушиваешь на меня: «Шарлотта, я собираюсь жениться». Что я должна была тебе сказать на это? А, Джонни?

— Не знаю, будь оно все проклято! Но я ждал, что ты что-нибудь все-таки скажешь!

Зеленые глаза Шарлотты сверкали от ярости, она тщетно пыталась вырвать руку.

— Предполагалось, что все должно развиваться по сценарию, которого я даже не видела?

— Нет, черт возьми! Но я не думал, что ты просто сорвешься с места и убежишь! Кстати, почему, интересно, я не мог жениться? — прогремел Джонатан. — Ведь это же ты заявила, что тебе нужна свобода!

Шестнадцать прошедших лет вдруг исчезли. Шарлотте показалось, что земля ушла у нее из-под ног и она висит над бездной, а когда ощутила под ногами твердую почву, то она снова оказалась в 1981 году. Джонни только что прислал ей сборник стихов. Она полетела в свою комнату, даже не поздоровавшись с бабушкой, бросилась на постель и открыла титульную страницу. Там рукой Джонни было написано: «Вот так я чувствую. Страница 97». Она лихорадочно листала страницы трясущимися руками. Это наконец случилось! Джонни вышел из своей раковины и собирается признаться ей, как сильно он ее любит!

Но мечты Шарлотты разлетелись в прах, когда она нашла нужную страницу. Уродливые, холодные, больно ранящие слова: «должен пойти своим путем», «пространство и одиночество — вот хлеб мой и свет», «только душа, одинокая душа»…

И ни слова о любви!

Шарлотта даже не заплакала тогда, стихотворение просто парализовало ее. Она позвонила Джонни в Бостон.

— Я хочу, чтобы мы остались друзьями, Джонни, — Шарлотта произнесла это так, словно это была прежде всего ее идея. Как еще она могла избавить себя от унижения, справиться с болью от того, что ее отвергли? — Ты прав: между нами действительно три тысячи миль, и у каждого из нас своя дорога.

Шарлотте казалось, что, произнося эти слова, она по кусочку вырезает Джонатана из своей жизни. Но она ни за что не скажет ему, какие муки причинило ей стихотворение, никогда больше не раскроет свои чувства — ни ему, ни кому-либо другому.

— Чарли, послушай… — Его голос звучал сейчас здесь под дождем, пробиваясь к ней сквозь годы, сквозь бурю. Но она не хотела его слушать.

— Возвращайся к Адели! Оставь меня в покое!

— Я не собираюсь возвращаться к Адели.

— Не лги мне! Зачем ты здесь, Джонатан? Зачем ты приехал?

— Я приехал потому, что тебе грозила опасность…

— А какое тебе до этого дело?! — Шарлотта внезапно сорвалась на крик, слезы и капли дождя катились по ее щекам. Она уперлась руками в грудь Джонатана и оттолкнула его.

— Чарли, ты же знаешь, почему я здесь! Я волнуюсь за тебя!

— Ты опять лжешь! Ты сказал, что прочитал о смерти моей бабушки. Неужели тебе было так трудно позвонить? Или просто прислать открытку? Ты был так нужен мне, я ждала…

— Но я послал открытку! И цветы!

Шарлотта вскинула голову — и ливень обрушился на ее лицо, мокрые пряди волос прилипли к щекам, распластались по плечам, словно черные ленты.

— Не было никаких цветов от тебя.

— Чарли, я получил уведомление о вручении. — Джонатан протягивал к ней руки, словно умоляя. — Я работал в Южной Африке, хотел уехать, но не смог. Заказывая цветы, я оплатил уведомление о вручении. Их приняли в траурном зале. А потом я звонил тебе. Оставил десяток сообщений. Но ты так и не связалась со мной.

Они смотрели друг на друга сквозь потоки воды.

— Кто-то перехватил их, — сказал Джонатан. — Тот, кто не хотел, чтобы мы снова были вместе…

— Джонни, — всхлипнула Шарлотта, — мы с бабушкой страшно поссорились как раз перед ее отъездом. Я ей столько всего наговорила! Она отправилась за очередной травой, хотела добавить ее в бальзам, и я сказала, что мы должны изучить этот ингредиент, сделать химический анализ его структуры. Она отказывалась. Ей никогда не нравилось, когда ее драгоценные травы анализировали. Бабушка и слышать не хотела о молекулярном строении, химической основе и энзимах. Я напомнила ей, что как раз анализ трав дал мне возможность создать формулу ГБ4204, а потом… я заявила, что она, наверное, никогда не любила дядю Гидеона!

— Не надо, Чарли. Ты же не знала.

— Почему она не рассказала мне о нем и о себе? Нам с ней обеим стало бы намного проще.

— У нее была своя гордость, Чарли. Так же, как и у тебя. Ты ведь такая же скрытная, как твоя бабушка.

Шарлотта отвернулась.

— Не знаю, о чем ты говоришь.

Джонатан взял ее за руку.

— Нет, знаешь! И пришло время поговорить об этом.

— Отпусти меня!

Шарлотта вырвалась и побежала прочь, но Джонатан догнал ее, схватил за запястье, заставил посмотреть на него.

— Чарли, мы должны поговорить об этом. Должны обсудить то, что случилось.

— Ты заявил, что хочешь быть один!

— Только после того, как ты это сказала…

Джонатан вспомнил, как мучился, ожидая ее звонка, представляя, как Шарлотта прореагирует на стихотворение. Он надеялся, что она немедленно сядет в самолет, прилетит к нему, и они больше никогда не расстанутся.

— Неправда, это ты был первым! — запальчиво выкрикнула она. — И ты оказался настолько труслив, что прислал мне эту проклятую книжонку вместо того, чтобы сказать мне все в лицо!

— О чем, черт побери, ты толкуешь?!

— Позволь, я освежу твою память!

Шарлотта развернулась и побежала обратно в домик, Джонатан едва поспевал за ней. Там она схватила свою сумку, достала книгу в кожаном переплете и швырнула ее Джонатану. Он молча уставился на нее, книга лежала на плетеном ковре у его ног.

— Что ж, хорошо, — Шарлотта подняла томик с пола. — Если ты так боишься прочитать собственные трусливые слова… — Она торопливо перелистала страницы и прочла: — «Пространство и одиночество — вот хлеб мой и свет!» — Она с вызовом посмотрела на него. — Если это не слова прощания, тогда что же это?

Джонатан нахмурился.

— Но это не мое стихотворение! — Джонатан отобрал у нее книгу. — Это не то стихотворение, что я написал.

Шарлотта моргнула.

— Что ты имеешь в виду? Не то, что ты написал?..

— Ну, разумеется! Там же все сказано. — Он перевернул несколько страниц и вернул ей книгу. — Вот здесь.

Шарлотта взяла ее и уставилась на страницу. Ее глаза не могли оторваться от заглавия: «Шарлотте». Автор — Джонатан Сазерленд. Из всей книги она прочла когда-то только страничку — а потом спрятала эту книгу подальше.

— Я не понимаю… Ты никогда не говорил мне, что написал стихотворение!

— Я хотел сделать тебе сюрприз, — коротко ответил он.

— Джонни, я не знала! Я решила, что ты просто нашел стихотворение в сборнике.

— Но даже в этом случае, Чарли, ты прочла не то, что я просил.

— Нет, то! Смотри! — Шарлотта снова открыла титульный лист, где рукой Джонатана было написано: «Вот так я чувствую. Страница 97».

Увидев надпись, Джонатан воскликнул:

— Господи, Чарли! Не девяносто семь, а девяносто один!

— Что?! Ты хочешь сказать, что я прочитала не то стихотворение? Но почему же ты ничего не сказал мне? Ты просто прислал мне книгу без всяких объяснений…

— Что ж, может быть, ты права — у меня действительно был сценарий, только, судя по всему, я забыл прислать его тебе… Прочти его сейчас, Чарли. Прочти, что мое сердце говорило тебе.

И Шарлотта прочла гимн великой любви, которую, казалось, было невозможно передать словами. И все-таки Джонатану это удалось. Недаром же его стихотворение победило на конкурсе в том далеком 1981 году…

Шарлотта долго молчала, потом подняла на него полные слез глаза.

— О, Джонни, это прекрасно! Страшно подумать, сколь ко времени мы с тобой потратили впустую…

— Это моя вина. Мне надо было тебя предупредить. Но когда ты позвонила той ночью и заявила, что мы будем теперь только друзьями…

— Потому что прочла другое стихотворение, где говорилось только о дружбе. И мне стало очень больно.

— Но не так больно, как мне. Господи, Чарли, я люблю тебя! Ты ведь знаешь, что я всегда любил тебя.

Они рванулись навстречу друг другу, отбрасывая прочь прошлое, забыв о боли, которую причинили друг другу. Их тела соединились, словно всегда составляли единое целое. Страсть, которую они оба душили в себе шестнадцать лет, наконец вырвалась на свободу. Джонатан и Шарлотта целовались так, словно в этом поцелуе была сосредоточена вся их жизнь.

Шарлотта закрыла глаза и полностью подчинилась Джонатану, обняв его руками за шею, гладя его влажные полосы. Ее язык ласкал его рот, утоляя голод, который она испытывала так долго. Джонатан обнимал ее так крепко, что ей было трудно дышать; казалось, он стремится ощутить ее всю, жадно наслаждаясь этим поцелуем.

— Джонни, Джонни, я люблю тебя!..

— Шарлотта, боже мой…

Он расстегнул заколку, удерживавшую ее волосы, освободил черные блестящие пряди и зарылся в них пальцами, целуя ее шею, мокрую от дождя. Шарлотта чувствовала, как напряглась его плоть, упирающаяся ей в бедро.

И тут они услышали звук — тихий, едва слышный за рокотом пламени в камине, но настойчивый, повторяющийся с равными интервалами. Они оба повернулись к компьютеру.

— Мы вышли на след преступника! — воскликнул Джонатан. — Программа нашла его!

И тут раздался страшный раскат грома.

Земля содрогнулась, в домике погас свет. Во всем мотеле отключилось электричество.

Глава 49

1957–1958 годы, Сан-Франциско, Калифорния

Никогда еще я не видела миссис Катсюлис в таком смятении. Она работала у меня уже восемь лет, и все это время оставалась спокойной и здравомыслящей, за что, собственно, я и наняла ее.

Миссис Катсюлис, дипломированная медицинская сестра, обладала большим опытом работы с умственно отсталыми людьми и была компаньонкой Ирис. Именно так западные доктора называли мою дочь — «умственно отсталая». Китайские доктора говорили, что в ее теле блокированы пути между пятьюдесятью девятью меридианами.

Гидеон прислушивался к мнению западных врачей и хотел, чтобы Ирис пила лекарства с неблагозвучными названиями, приносящими неудачу. Но я успокаивала кровь моей дочери и смягчала ее ци лечебными отварами из цветов хризантемы, дамских башмачков и ископаемых костей дракона. В ее спальне я положила подушки с лепестками лаванды и расставила горшочки, наполненные цветами апельсинового дерева. Я убрала все зеркала, в которых отражалась ее постель, чтобы ее дух не ужаснулся, увидев себя в зеркале, пока Ирис спала. А на стенах я выложила из бирюзы восемь приносящих удачу символов. Со временем разум моей дочери обрел покой, так что если она не занималась одной из сложнейших головоломок, которые решала с поразительной быстротой, то могла сидеть спокойно довольно долго в беседке на крыше дома, в саду или около бассейна. В такое время Ирис казалась вполне нормальной, и новые гости моего дома считали ее просто застенчивой.

Но неожиданно Ирис начала убегать из дома. Я установила на всех дверях новые замки, но Ирис легко справилась с ними — как со своими головоломками. Тогда я попросила миссис Катсюлис спать в одной комнате с ней — ведь моя дочь превратилась в красивую молодую женщину, и незнакомые мужчины могли принять ее странное поведение за приглашение к знакомству.

Я не знаю, почему Ирис вдруг овладела страсть к бродяжничеству. Я не представляю, какое видение гнало ее прочь из дома, потому что она явно что-то искала. Однажды я пошла за ней следом, когда ею снова овладело это настроение. Я видела, как моя дочь шла по улице, всем своим видом напоминая заблудившегося человека, который ищет дорогу домой. Когда я остановила ее на углу, она улыбнулась и покорно пошла со мной. Но я задумалась над тем, как далеко она могла уйти и что ей требовалось увидеть, чтобы у нее появилась мысль: «Я пришла»…

Других детей у меня не было. Мистер Ли не смог дать мне ребенка, а после его смерти я относилась к мужчинам только как к друзьям. Мое сердце принадлежало Гидеону Барклею, он оставался единственной любовью в моей жизни, и Ирис была нашим созданием. Этого мне было достаточно. Но если я видела внуков у женщин моего возраста, я ощущала боль. Ведь Ирис никогда не выйдет замуж, а мне уже сорок девять, и я вдова. Род Ричарда Барклея умрет вместе с моей дочерью.

И вот, когда миссис Катсюлис пришла ко мне, ломая руки, побледневшая, как облака над заливом, и сказала кое-что по поводу Ирис, меня охватили противоречивые чувства. Сначала я рассердилась и пришла в ужас от того, что кто-то прикоснулся к моей драгоценной дочери. Мне было стыдно, что на нас свалилось такое бесчестье. Но потом я подумала: Ирис беременна, и неважно, кто отец ребенка, потому что род, начатый Ричардом Барклеем и Мей-лин, будет все-таки продолжен.

Разумеется, я обо всем рассказала Гидеону, и он был возмущен. Он хотел найти человека, надругавшегося над его дочерью, и наказать его. Но этого мужчину невозможно было найти, потому что Ирис просто ушла однажды ночью из спальни, даже не разбудив миссис Катсюлис, и никто не знал, где она бродила. Утром мы нашли ее спящей в беседке и решили, что она поднялась на крышу, чтобы посмотреть на звезды. Только потом стало ясно, что она выходила на улицу. Тогда я подумала, что моей дочери повезло: Гуань-инь приглядывала за ней и она не познала худшей участи.

Гидеон хотел обратиться в полицию. Это была его манера решать проблемы, по-американски, по официальным каналам. Но существовал семейный способ решения проблем, китайский. Я была обязана защитить честь моей дочери.

— Я отвезу ее на Гавайи, — сказала я Гидеону. — Там она родит ребенка, подальше от пристальных глаз. Когда мы вернемся, мы всем расскажем, что Ирис вышла замуж, но молодой человек утонул, когда нырял с аквалангом.

— Гармония, — Гидеон произнес это так мягко, что мне захотелось, чтобы его руки обняли меня, — никто в это не поверит.

— Конечно же, не поверит. Но мои знакомые достаточно вежливы и будут чувствовать себя обязанными сохранить честь моей дочери. Это станет «открытым секретом», который знают все, но никто не шепчется за спиной.

Мне пришлось очень о многом позаботиться, прежде чем я повезла Ирис в Гонолулу: ведь я контролировала деятельность большой компании, называвшейся теперь «Дом Гармонии». Фабрику в Дейли-Сити расширили и не один раз обновляли — следуя совету Гидеона, я все-таки доверила производство автоматике. Я поняла, что прислушиваться к советам полезно: когда по совету молодого мистера Сунга я стала продавать без наценки продукцию служащим, качество их работы сразу улучшилось, так что эта проблема у нас больше не возникала. Моя компания продолжала расти, а так как люди со временем осознали важность трав и витаминов, снадобья по рецептам моей матери стали появляться не только в Чайнатауне, но и за его пределами. Новые торговые точки называли «Магазинами здорового питания».

И вот, когда я составляла длинную и подробную инструкцию для моих инспекторов, поскольку собиралась отсутствовать почти год, ко мне пришла неожиданная посетительница.

Оливия Барклей не бывала в доме с тех пор, как переехала, и все эти годы мы мало виделись — однажды на свадьбе Марго и Адриана, куда Гидеон пригласил меня, и еще один раз в госпитале, где Гидеон выздоравливал после операции. Со слов Гидеона я знала, что Оливия несчастна, несмотря на огромное богатство и высокое положение в обществе. Этого ей было недостаточно: ведь дом по-прежнему оставался у меня.

Первое время Оливия писала мне письма, полные злобы и ядовитых слов, — угрожала оставить меня без крыши над головой, обещала сделать так, что я пожалею о своем приезде в Америку. Я никому не говорила об этих письмах, даже Гидеону, — тем более что они приходили все реже, а потом и совсем перестали появляться.

Пока мы шли с Оливией в гостиную, она придирчиво оглядывалась по сторонам, и мне стало ясно, что увиденное кажется ей оскорблением. Здесь больше не было никаких предметов викторианской эпохи, но и от ультрамодной мебели Оливии тоже не осталось и следа. В свой новый дом я привезла китайскую резную мебель из изысканного темного дерева, лакированные черные с золотом экраны, огромные, напоминающие дыню лампы, расписанные утками-мандаринками на красном фоне. Особенно должны были поразить Оливию три латунных журавля в натуральную величину, которые стояли в гостиной среди почти живых тростника и бамбука. Подавая чай в сервизе из перегородчатой эмали кобальтового цвета с бабочками и лепестками пионов, я заметила неприкрытое осуждение в глазах Оливии. Можно было подумать, что я заполнила дом старым хламом…

— Это не визит вежливости, — заявила Оливия, не притронувшись к жасминовому чаю и печенью с кунжутом и миндалем. — Я собираюсь перейти прямо к делу.

Ее голос звучал резко, словно удар кнута. Она открыла сумочку и достала два конверта — один запечатанный, другой нет. Протянув мне последний, миссис Барклей велела:

— Прочитайте сначала это.

«Снова письма, — подумала я. — И настолько важные, что она даже сочла нужным явиться сюда».

Я открыла конверт, осторожно вынула бумаги, лежавшие в нем, и тут мое сердце забилось, словно птица в клетке. Я сразу поняла, что Оливия пришла с дурными вестями, что она принесла в мой дом несчастье, хотя написаны письма были не ею. Обратный адрес указывал на частное детективное агентство в Сингапуре.

— Мне потребовалось пятнадцать лет, чтобы получить эту информацию, — сообщила она, доставая сигарету и закуривая, не спросив разрешения. — Я не верила, что вы дочь Ричарда Барклея или, во всяком случае, что он был женат на вашей матери. К сожалению, война уничтожила много документов и многих людей, но я наняла человека, который все-таки сумел узнать то, что мне требовалось.

Я не смотрела на бумаги. Я не сводила глаз с Оливии.

— И что же он узнал? — мягко спросила я.

— Что я была права! Ваша мать и Ричард Барклей никогда не были официально женаты.

— Нет, официально не были. И все-таки они были мужем и женой.

— Это ничего не значит в глазах закона и ничего не будет стоить в суде! Ваше свидетельство о рождении фальшиво — так же, как и документы о гражданстве. Я уверена, что это очень заинтересует власти, миссис Ли, и полагаю, вас вышлют обратно в Сингапур.

— А что это? — Я указала кивком головы на запечатанный конверт.

— Это письмо предназначено лично для вас. Мой человек прислал его вместе с отчетом.

Я удивилась, что Оливия не вскрыла конверт, запечатанный лишь каплей рисового клея, раз уж она разрушила мою жизнь…

В конверте оказалось письмо от преподобного Петерсона, который помог нам с матерью много лет назад.

«Прости меня, Гармония, — писал он. — Этот человек обманул меня: он притворился священником, и я доверил ему информацию, не предназначенную для чужих ушей. Когда я узнал, что обманут, я его выгнал, но попросил хотя бы передать тебе это письмо, если он сможет. Я не знаю, где ты сейчас, Гармония, но клиент этого господина знает наверняка — иначе зачем ему было узнавать о твоем прошлом? Раз уж я рассказал этому человеку правду, я должен рассказать правду и тебе, чтобы ее не использовали против тебя. Эту правду я давно поклялся никому никогда не открывать.

Дело в том, что твоя мать не умерла в тот год, когда ты уехала в Америку…»

Все остальное предстало передо мной в виде картин, а не слов, словно перелистывая страницы письма, я смотрела на экран, где одна сцена фильма сменяла другую. Моя мать услышала о новом иммиграционном акте, согласно которому даже дети американских граждан не имеют права приехать в страну. Мама отправилась к преподобному Петерсону за помощью, и он посоветовал ей изменить год моего рождения, потому что в восемнадцать лет я уже считалась взрослой и могла путешествовать одна. А потом моя мать притворилась больной, умирающей, чтобы я уехала и начала новую жизнь в Америке с моим отцом.

«Я рассказал этому проходимцу, — писал дальше преподобный Петерсон, — о том, как мы с Мей-лин фальсифицировали документы, и теперь это может быть использовано против тебя. Я искренне об этом сожалею. Но я не жалею о том, что не сдержал обещания, данного твоей матери. Потому что, передавая тебе эту новость, я могу сообщить и нечто куда более приятное. Я уже написал, что твоя мать не умерла в тот год, когда ты уехала из Сингапура. Но она не умерла ни на следующий год, ни еще год спустя. Через несколько месяцев после твоего отъезда она пришла ко мне и поведала совершенно удивительную историю. К ней неожиданно явился ее отец! Он нашел Мей-лин в ее жалкой трущобе и сказал, что, уйдя из дома, она оказала ему честь, поскольку спасла от позора семью, и теперь он просит ее вернуться.

Я навещал их. Мей-лин угощала нас чаем и своим божественным печеньем, которым она славилась. Я никогда еще не видел такой счастливой женщины. И я знаю, почему она была так счастлива. Потому что ты, Гармония, отправилась искать своего отца, Ричарда Барклея.

Я спросил ее, почему она сделала вид, что умирает. Мей-лин объяснила, что иначе ты никогда бы не уехала. И еще сказала, что, если она не могла быть с человеком, которого любила, пусть с ним будет ее дочь, и этого достаточно.

Через несколько лет я снова зашел к Мей-лин, и, когда мы с твоей матерью остались наедине и вдали от чужих ушей, она рассказала мне нечто совершенно невероятное. Вскоре после того, как она вернулась в родной дом, она решила узнать, как тебе живется в Америке. Ей пришлось это делать без помощи отца, потому что между ними была тайна, о которой нельзя говорить вслух: ты, Гармония, являлась позором семьи. Но Мей-лин должна была знать, что с тобой все в порядке, что ты нашла отца. Эти вопросы жгли ей сердце. Она писала письмо за письмом в Сан-Франциско, а потом неделями ждала ответа. Наконец Мей-лин узнала новости, получив вырезку из газеты, объявляющую о твоей помолвке с Гидеоном Барклеем.

Твоя мать собиралась немедленно написать тебе, но испугалась: вдруг, узнав, что она жива, ты захочешь вернуться. А поехать в Америку к тебе она не могла, потому что это запрещал закон. Мей-лин не знала, что делать. Целыми днями она молилась Гуань-инь и однажды получила ответ от богини самым невероятным образом. Мей-лин поведала мне, что богиня говорила с ней голосом ее матери, которая умерла много лет назад, когда та была еще совсем девочкой. Голос сказал ей: „Гармония больше не принадлежит этому миру. У нее есть дело там, где она сейчас. Предоставь Гармонию ее судьбе“.

Мей-лин никогда не писала тебе, хотя у нее болела душа от разлуки с тобой. Она понимала, что ее мать произнесла мудрые слова. Ведь если бы Мей-лин написала тебе, ты бы вернулась и две жизни оказались разрушенными».

Я смотрела на эти строки, и слезы наворачивались у меня на глаза. Моя мать была права: если бы я услышала о ней, я бы уехала домой. И даже если бы я не вернулась, разве мои письма не приносили бы ей всякий раз стыд и позор, попадая в дом ее отца?

Преподобный Петерсон добавил еще несколько фраз в конце письма, их я прочитала сквозь слезы:

«С сожалением сообщаю тебе, что твоя дорогая матушка умерла совсем недавно. Но это была спокойная смерть. Она жила в довольстве в доме своего отца в течение тридцати лет, делала свои лекарства, заботилась о людях. Когда она умирала, то держала в руке бутылочку эликсира „Золотой Лотос“ фабрики „Дом Гармонии“ с красивой серебристо-синей этикеткой. Мей-лин гордилась тем, чего добилась в жизни ее дочь. И я знаю, не проходило и дня, чтобы она не думала о том, что ты живешь в доме твоего отца Ричарда Барклея».

Я опустила письмо на колени и посмотрела на Оливию. Она пришла с намерением запугать меня, отобрать у меня дом. А вместо этого вернула мне мою мать и ее жизнь.

— Вы можете делать, что вам угодно с информацией вашего детектива, — проговорила я. — Но вы никогда не получите дом моего отца.

В тот же вечер на пороге моего дома появился Гидеон. Я как раз собирала вещи.

— Оливия только что вернулась домой и была чем-то очень расстроена. Она призналась, что была у тебя. Гармония, что случилось? Зачем Оливия приходила сюда? Что она тебе сказала?

Я показала Гидеону письмо преподобного Петерсона, а потом разрыдалась в объятиях любимого. Я плакала и от радости, и от горя — из-за того, что моя мать была счастлива, и из-за того, что она умерла. Он остался со мной в ту ночь! Мой дорогой Гидеон остался со мной и ушел только на заре, когда я спала.

А на следующий день, когда Ирис, миссис Катсюлис и я собирались уже подняться на борт самолета компании «Пан Ам», чтобы лететь на Гавайи, я увидела Гидеона, торопливо пробиравшегося сквозь толпу. Я решила, что он пришел проводить нас, но он нес чемодан.

— Я сказал Оливии, что требую развода. Я уезжаю на Гавайи с тобой и нашей дочерью.

…Мы вернулись десять месяцев спустя с Шарлоттой, которая родилась в Хило — спокойном городке, где нас никто не знал. Как я и предсказывала, никто не поверил в мою историю о молодом человеке, утонувшем во время подводного плавания, но все ее приняли, несмотря ни на что, и секрет был сохранен.

Живя на Гавайях, мы с Гидеоном строили планы на будущее, но когда вернулись в Сан-Франциско, то узнали, что им не суждено сбыться.

Оливия не собиралась давать Гидеону развод. Я и не думала, что она это сделает. Зачем же отдавать мне и дом, и мужа? Но в семье появились и другие проблемы, так что там нужны были сила и воля Гидеона. Одна из проблем состояла в том, что Марго оказалась не способна забеременеть.

Марго и Адриан были женаты уже семь лет, а детей все не было. Теперь Марго хотела усыновить сироту, но Оливия на это не соглашалась, настаивая, чтобы невестка отправилась к специалисту и нашла способ родить наследника. Оливия хотела, чтобы ее внук был Барклеем.

— Я пытался ей напомнить, — сказал мне как-то Гидеон, — что мы и сами не настоящие Барклеи, что меня в свое время Ричард Барклей усыновил. Но она удачно об этом забывает, заставляя Адриана вмешиваться всякий раз, когда Марго идет к адвокату или в агентство по усыновлению.

Свекровь и невестка все время ссорились, словно и не было между ними столь близких отношений в ту пору, когда Оливия жила в большом доме и показывала юной Марго образцы тканей. Адриану было почти тридцать, он занимал высокое положение в руководстве «Гармония-Барклей лимитед», но оказался между молотом и наковальней, повинуясь матери и желая угодить жене. Поэтому сын Гидеона все чаще стал сбегать в яхт-клубы, играл в гольф и, как подозревал Гидеон, навещал бордели в Неваде.

Меня все это очень беспокоило, потому что я знала, как Гидеону хочется иметь внуков. И я понимала, что такая дисгармония в семье нарушает внутреннюю гармонию Марго и баланс инь-ян, блокирует поток ее ци, уменьшая шансы забеременеть. Гидеон спросил, могу ли я помочь, есть ли у меня лекарство. Я напомнила ему, что мои настойки не лечат, а только восстанавливают баланс и гармонию в теле, чтобы это тело могло вылечить себя само. Но именно в этом и нуждалась Марго. В восстановлении гармонии.

Я дала Гидеону бутылочку эликсира «Золотой Лотос», который сама каждый день принимала уже многие годы. «Я сама доказательство того, что мои средства восстанавливают баланс в организме», — сказала я ему. И действительно, хотя мне уже исполнилось пятьдесят, многие давали мне на десять лет меньше. Та бутылочка, что взял Гидеон для Марго, была из моих собственных особых запасов. Я сама приготовила этот эликсир на кухне моего дома, составляя смесь именно так, как это делали в Китае тысячу лет назад. Среди ингредиентов, которые я использовала, был дягиль, регулирующий менструальный цикл, истолченные в порошок шелковичные черви, успокаивающие кровь, и высушенная человеческая плацента. Это очень сильные омолаживающие и восстанавливающие плодовитость вещества.

Марго меня не любила. Она не верила в травяную медицину, хотя именно благодаря ей так разбогатела. И когда Гидеон сообщил мне, что Марго послушно пьет настойку и просит прислать еще, я поняла, что она искренне, от всего сердца хочет ребенка.

Ранней весной 1958 года я обнаружила, что Ирис снова беременна.

На этот раз мы не поехали на Гавайи. Я ничего не сказала Гидеону. Я заперла Ирис в ее спальне, сообщив Гидеону и всем остальным, что Ирис упала с лестницы и прикована к постели вследствие временного паралича. Я наняла двух сиделок в помощь миссис Катсюлис, чтобы они круглосуточно дежурили возле нее. Я доставала Ирис бесчисленное количество головоломок, чтобы занять ее. И через семь месяцев, когда пришло время, я сама приняла моего внука.

Я уже знала, как мне следует поступить. Я внимательно осмотрела младенца при свете лампы и убедилась, что в нем нет ничего китайского. Тогда я взяла ребенка у Ирис, пока та спала, выкупала, завернула в одеяльце и среди ночи отправилась в дом к Марго. Я сообщила ей, что принимала роды у дочери моей подруги. Дочь была не замужем, и семья не хотела этого ребенка. Я сказала Марго, что если она хочет его взять, то это станет нашим с ней секретом, и что мистер Сунг, мой друг, которому можно доверять, изготовит свидетельство о рождении и бумаги об усыновлении, чтобы все было законным.

Марго с радостью приняла чужого ребенка. Оливия была в ярости, когда ей позже сообщили новость, но уже поздно было вмешиваться. Никто не знал, что усыновленный мальчик — внук Гидеона Барклея.

Они назвали его Десмондом.

Глава 50

5.00, Палм-Спрингс, Калифорния

— Джонни! — воскликнула Шарлотта, выходя из ванной с книгой в одной руке и полотенцем, чтобы вытереть волосы, в другой. — Я знаю, кто это!

— Я тоже знаю, — ответил он, нажимая клавишу «ввод», и результат его поисков появился на экране.

Джонатан отвернулся от компьютера и посмотрел на Шарлотту, стоявшую в дверях ванной комнаты. Ему хотелось взять полотенце и самому вытереть ее волосы, пробежавшись по ним пальцами. Ему отчаянно хотелось снова обнять ее, как полчаса назад, когда они осознали, какое роковое недоразумение разделяло их все эти годы. Шарлотта была права: они потеряли столько времени — и все из-за того, что единица выглядела как семерка!

— Здесь все сказано. Прочти! — Шарлотта протянула ему старинную книгу, которую нашла в ящике письменного стола в кабинете своей бабушки. Книга представляла собой тонкие пергаментные страницы между двумя деревянными половинками обложки, перевязанными двойной нитью, которая была продета в отверстия вверху и внизу. — Я никогда не открывала ее, — проговорила Шарлотта, когда Джонатан взял книгу у нее из рук. — Оказывается, это дневник моей бабушки. Я даже не знала, что она вела дневник…

Джонатан начал осторожно переворачивать хрупкие страницы, его глаза скользили по строкам, написанным точным цветистым почерком Совершенной Гармонии, которому ее научили очень давно в миссионерской школе в Сингапуре. Внезапно он вздрогнул, глядя на нижнюю часть страницы:

— Десмонд твой брат?!

— Сводный брат. Я полагаю, что у нас с ним были разные отцы. А мои подозрения по поводу моего собственного отца подтвердились… Моя мать никогда не была замужем. Аквалангист, погибший в море, — это плод фантазии бабушки, хорошо продуманная ложь, о которой знали все. А теперь слушай, — быстро произнесла она, бросая полотенце и торопливо перевязывая волосы шелковой черной лентой. — Помнишь, я говорила тебе, что что-то произошло в то время, пока я ездила в Европу в прошлом году, и Десмонд изменился? Я думаю, эти перемены были связаны с тем, что он все выяснил о своем происхождении! Джонни, совсем недавно, когда Десмонд поймал меня на лестнице, он говорил странные вещи. Он все твердил о моей матери и отпускал пренебрежительные замечания в адрес Марго…

— Тебе незачем стараться убедить меня, — прервал ее Джонатан и указал на экран. — Мне понадобилось некоторое время, потому что отключили электричество, но я смог снова вывести те файлы, в которые только что входили, и проследить, кто скопировал самую последнюю формулу. Моя программа выдала адрес, который я проверил в Интернете.

Шарлотта впилась глазами в экран:

— Десмонд Барклей!

Джонатан потянулся за своей черной курткой.

— У нас не слишком много времени.

Глава 51

На полной скорости они неслись к «Гармонии биотех».

— Я должен еще кое-что проверить, — сказал Джонатан, паркуя машину так, чтобы она не бросалась в глаза.

Они вошли в главное здание, поднялись по пожарной лестнице, и на уровне третьего этажа Шарлотта подобрала серебряную фляжку, из которой пил Десмонд. Она поднесла ее к носу, понюхала и отшвырнула:

— Так я и думала. Здесь не было спиртного. Просто вода. Десмонд только притворялся пьяным! Возможно, он прополоскал рот взятым у Адриана бурбоном или вылил немного на свой пуловер… Это все было спектаклем, Джонни, чтобы я решила, что он страшно надрался и даже на ногах не держится.

— И настолько пьян, что не способен посылать тебе письма по электронной почте, — добавил Джонатан.

Они торопливо прошли по коридору, замедлили шаг перед офисом Десмонда, чтобы убедиться, что ни Валериуса Найта, ни его людей нет поблизости, и только потом вошли.

Компьютер Десмонда, как и все остальные в здании, был опечатан и отключен от сети бригадой Найта. То же самое агенты проделали с его телефоном и внешним модемом. Шарлотта и Джонатан поискали под огромным, письменным столом, открыли все ящики, проверили большую корзину для бумаг. Они обшарили буфет из красного дерева, бар со спиртными напитками, шкаф, где висели костюмы и спортивная одежда от модных дизайнеров, посмотрели за белой софой и такими же креслами, проверили книжный шкаф со стеклянными дверцами, заглянули даже под плетеную корзину с искусственной пальмой. Они лихорадочно пытались найти спрятанный модем.

— Он должен быть здесь! — настаивала Шарлотта. — Только в этом кабинете Десмонд мог быть уверен, что его никто не побеспокоит. Он мог запереть дверь и спокойно печатать все, что угодно.

Джонатан вернулся к шкафчику между книжными полками, еще раз осмотрел стереосистему, проигрыватель для компакт-дисков, цветной телевизор…

— Вот он! — объявил Джонатан, отодвигая телевизор вместе со столиком на колесиках.

Они увидели портативный компьютер, спрятанный за телевизором и подсоединенный к нему внешний модем.

— Как бы там ни было, — угрюмо заметила Шарлотта, — Десмонд отнюдь не дурак.

— Держу пари, что это ПВН.

— Что?

— Прямой внутренний номеронабиратель. Он не проходит через центральную панель, так что у твоего системного администратора нет никакой возможности обнаружить этот модем. Я готов поспорить, что если просмотреть фолдер этого компьютера, то мы найдем множество интересных посланий, отправленных через анонимных посредников.

Убедившись, что они ничего не потревожили, Джонатан поставил телевизор на место, закрыл шкафчик и сказал:

— А теперь давай нанесем Десмонду визит.

Шарлотта озабоченно посмотрела в окно на нескончаемые дождевые струи.

— Он живет в десяти милях отсюда. Но это на берегу одного из каньонов, так что нам придется быть осторожными.

Глава 52

Пока они ехали по Палм-Кэнион-драйв, ураганный ветер не давал им прибавить скорость. Шарлотта зябко поежилась и вздохнула.

— Я узнала столько секретов за последние несколько часов, Джонни, что у меня кружится голова. Такое впечатление, будто все, что я знала о моей семье, оказалось вывернутым наизнанку. Дядя Гидеон на самом деле приходится мне дедушкой, а Десмонд — братом. Мне остается только гадать…

Джонатан на мгновение оторвался от скользкой дороги и посмотрел на Шарлотту:

— О чем гадать?

— Я рассказывала тебе, что бабушка верила, будто ее мать говорила с ней из загробного мира. Она утверждала, что это происходит со всеми дочерьми в нашей семье по крайней мере один раз в жизни.

— Да. И что?

— Но, Джонни… — Шарлотта смотрела на него в темноте машины, ее лицо высвечивалось редкими фонарями. — Оказалось, что Мей-лин не умерла, когда бабушка слышала ее голос! Как же тогда насчет того голоса, который слышала я? А я слышала мою мать, предупреждавшую меня, что чай отравлен. Так, может быть, то, во что моя бабушка столько лет заставляла меня верить, на самом деле ложь? Может быть, моя мать вовсе не умерла, а жива до сих пор?

Они подъехали к залитому водой перекрестку, где потоки уже достигли кромки тротуаров и бежали по ним. Джонни снизил скорость, держась у центра дороги, где воды было поменьше. Он вцепился в руль, вглядываясь в дождевые струи, и, казалось, был сосредоточен на одной задаче — перебраться на другую сторону. Так что Шарлотта вздрогнула от неожиданности, когда он вдруг сказал:

— Я не знаю, сможешь ли ты когда-нибудь простить меня.

Она всматривалась в его лицо, освещенное только отраженным дождем светом фар, и видела, как на его виске пульсирует жилка.

— Я решил, что мне единственному в этом мире причинили боль, — спокойно продолжал Джонатан, заставляя большую машину дюйм за дюймом преодолевать поток. — Я был высокомерным ублюдком, смотревшим на мир поверх огромной стены, которой себя окружил. Я вознес мои чувства на высокий пьедестал и предоставил женщинам попытаться до них дотянуться. Адель приняла вызов — и я ее вознаградил…

Шарлотта рассматривала его профиль, вспоминая, как он обнимал ее час назад, вкус его губ и сумасшедшее открытие, что она когда-то прочитала не то стихотворение.

Джонатан на мгновение отвел взгляд от дороги.

— Да, я рассчитывал, что в тот день в итальянском ресторане ты скажешь мне, что я не должен жениться. Но ты этого не сделала, и жизнь начала развиваться по совсем другому сценарию.

— Значит, ты винил меня за то, что несчастлив с Аделью?

— Мы не были несчастливы. На самом деле сначала мы были вполне довольны. А потом началась пассивная жизнь, которую мы не пытались изменить. — Он посмотрел на Шарлотту. — Я больше не хочу жить такой жизнью, Чарли.

Она протянула руку и накрыла ладонью его пальцы, лежащие на руле.

— Нам только надо пережить эту ночь, Джонни…

Можно было больше ничего не говорить — они поняли друг друга без слов.

Десмонд жил на холмах над ранчо «Мираж», в пятимиллионном доме из стекла и мрамора, полном дорогих скульптур и картин, с личным гимнастическим залом и парикмахерской, с крытым бассейном, снабженным системой кондиционирования.

Слуга-филиппинец в белой куртке впустил Джонатана и Шарлотту, проводил по коридорам до «игровой комнаты» — просторного помещения со стеклянными стенами, с настоящим баром, бильярдным столом, двумя гигантскими телевизионными экранами, центром компьютерных игр и приспособлением для барбекю в самом центре, окруженном диванами, привинченными к полу.

Десмонд стоял у стойки бара и наливал себе имбирный эль.

— Привет! — поздоровался он с улыбкой. — Ну и погодка, правда?

Шарлотта машинально взглянула в окно. Буря не давала насладиться потрясающим видом на пустынную долину, раскинувшуюся внизу под освещенным садом из кактусов и камней. Даже зарождающаяся заря не могла пробиться сквозь черные тучи и проливной дождь.

Шарлотта заметила, что Десмонд сменил свой претенциозный черный наряд на не менее претенциозный белый. Все вещи от «Хьюго Босса» — большой белый пуловер, хлопковые белые брюки, белые франтоватые ботинки. Но по крайней мере он снял свои солнечные очки.

Джонатан, судя по всему, не хотел тратить время на светские разговоры. Он направился прямо к Десмонду со словами:

— Пора кому-нибудь стереть это самодовольное выражение с твоей физиономии…

Шарлотта схватила его за руку, ощущая, как сокращаются мощные мышцы.

— Джонни, именно этого он и добивается от тебя!

— По-прежнему любишь грубую силу? — поинтересовался Десмонд. — Я думал, что ты это перерос за прошедшие годы.

Он довольно театрально пошатнулся, и Шарлотта нахмурилась.

— Десмонд, ты не пьян!

— А два часа назад ты говорила, что я неприлично пьян. Соберись-ка с мыслями, Шарлотта! Или мне следует назвать тебя сестрой? — Он снова отпил глоток эля. — Ага, я вижу, ты не удивлена таким обращением. Ты все знала? Неужели все в этом проклятом мире знали мой маленький грязный секрет, кроме меня?

— Я только что об этом узнала, Десмонд. — Шарлотта смотрела, как он открывает холодильник под баром и достает пригоршню льда. — Ты всего лишь разыграл сцену пьяной болтовни, я даже не подозревала. Ни о чем.

Бросив лед в свой стакан, Десмонд заметил:

— Когда ты сказала мне там, на лестнице, что относишься ко мне как к брату, я чуть не подавился от смеха. Ирония судьбы, правда? Я хочу сказать, что я и есть твой брат. Ну, сводный брат… — Он пожал плечами. — А ты знаешь, что делает этот секрет таким восхитительным? Я уверен: моя дражайшая мать не знает, что я сын Ирис. Марго наверняка навоображала себе юную красивую дебютантку, соблазненную преподавателем математики из Стэнфорда. А может быть, мой отец астронавт? Ах нет, их еще не было в пятьдесят седьмом году! В любом случае, Марго не сомневается, что мой отец — либо какой-нибудь блестящий ум, либо национальный герой Америки. А моя мамочка обязана выглядеть как Грейс Келли и иметь родословную, как у принцессы Дианы. Полагаю, Марго огорчится, когда узнает, что я — плод идиотки Ирис, вырвавшейся из своей клетки!

— Выбирай выражения, — нахмурился Джонатан.

— Ах, простите меня, пожалуйста! — Десмонд смерил Джонатана убийственным взглядом. — Но в своем собственном доме я могу выражаться так, как мне нравится. — Он повернулся к Шарлотте: — У меня такое ощущение, что Отважное Сердце еще не уехал. У него еще есть здесь работа, не так ли?

— Десмонд, когда ты узнал, что у нас с тобой одна мать? В прошлом году, когда я ездила в Европу?

Он поднял свой стакан в насмешливом тосте.

— В самую точку, дорогая сестра! Да, это случилось, когда тебя не было. Как ты можешь догадаться, новость застала меня врасплох. Я пытался принять ее хладнокровно — но ты очень наблюдательна, ты заметила, что я изменился. А ты бы не изменилась, если бы узнала правду о своих родителях? Особенно если эта правда настолько смехотворна?

— Как ты узнал? Из дневника бабушки?

— Из дневника? Из какого дневника? Нет, я все выяснил благодаря Кристе.

Десмонд облокотился на бар из красного дерева и указал на стену, увешанную фотографиями: три его жены, дочь Криста от второго брака и сын Робби от первого. Десмонд заботился об обоих детях, и они часто гостили у него.

— А что насчет Кристы? — спросила Шарлотта, вглядываясь в фотографию — хорошенькая девочка задувает свечки на торте с надписью «Сладкие шестнадцать лет».

Десмонд выпрямился и сделал большой глоток имбирного эля.

— Как раз около года назад у Кристы обнаружили нарушения в составе крови. У нее не заживали порезы, а когда ей вырезали аппендицит, пришлось делать переливание крови. Ее доктор сообщил нам, что эти симптомы появляются при нескольких заболеваниях, так что им необходимо точно выяснить, чем они вызваны, чтобы начать лечение. По его словам, существовала вероятность, что у Кристы наследственное генетическое заболевание, называемое болезнью Виллебранда. Доктор подчеркнул, что ему требуется история болезни всей семьи. Когда я сказал ему, что меня усыновили и я не знаю своих биологических родителей, он настойчиво попросил меня выяснить все, что я только смогу, потому что от этого зависит лечение моей дочери.

— И ты пошел к бабушке, — закончила за него Шарлотта.

— В самую точку! — Десмонд снова отсалютовал ей стаканом. — Сначала старушка заверила меня, что ничего не знает о моих настоящих родителях. Но когда я объяснил, насколько важно проследить мою наследственность, она все-таки призналась, что хотя не знает моего отца, но может смело утверждать, что у моей матери не было болезни Виллебранда. Я спросил ее, почему она так в этом уверена… Вот тогда-то она и сбросила мне на голову бомбу — атомную, водородную и нейтронную одновременно. — Десмонд горько усмехнулся. — Хотелось бы мне получить фотографию моего лица в тот момент!

Десмонд обошел стойку бара и направился к центру комнаты. Он долго смотрел на барбекю, а когда повернулся к Шарлотте, нарочито легкомысленная улыбка исчезла с его лица.

— Именно тогда я вспомнил какие-то рассказы о том, почему твоя бабушка унаследовала дом от прабабушки Фионы. Говорили, что у Ирис было такое же расстройство рассудка, как и у сестры Ричарда Барклея. Итак, моя дочь все-таки не получила болезнь крови по наследству. Потому что, судя по всему, в нашей семье наследуется только идиотизм!

— Ирис не была идиоткой, — нахмурилась Шарлотта.

— Она была ненормальной! — неожиданно рявкнул Десмонд, и Джонатан инстинктивно придвинулся ближе к Шарлотте. — Нет, вы только посмотрите на эту парочку! — съехидничал Десмонд. — Всегда такие милые…

— Значит, ты узнал правду, — оборвала его Шарлотта: она больше не могла выносить кривлянья Десмонда. — И что дальше?

— В то время ты ездила по Европе, изучала все эти сногсшибательные фармацевтические фабрики. Большой снимок в газете — Шарлотта Ли из компании «Гармония биотех» посещает компанию «Мерк и Байер», ее угощают вином, потом обедом, ее везде водят и радушно принимают. А я стою на коленях и благодарю Господа за то, что у моей дочери лишь временное нарушение состава крови, которое можно вылечить! И при этом проклинаю того же Господа за то, что он создал меня сыном идиотки, которая даже не знала о том, что занималась сексом…

— Ты говорил кому-нибудь об этом? Адриану и Марго?

— О чем ты?! Марго бы сошла с ума. И потом, к этому времени я уже разработал мой маленький план и знал, что, если мамочка и папочка узнают обо мне правду, они непременно сделают что-нибудь, чтобы мой план нарушить.

— Что же это был за план? — поинтересовался Джонатан, и Шарлотта услышала опасную интонацию в его голосе.

— Тебе не кажется это смешным, Шарлотта? — спросил Десмонд, не обращая внимания на Джонатана. — Я потратил всю мою жизнь, пытаясь понравиться Марго, потому что знал: в глубине души она разочарована тем, что я не Барклей. А я был Барклеем!

Шарлотте вдруг пришла в голову страшная мысль:

— Десмонд, ты убил мою бабушку?

Брови Десмонда взлетели вверх.

— Нет, я не имею никакого отношения к ее смерти. Если старую леди кто и убрал, то это точно была не моя рука.

Небо рассекла молния и взорвалась, залив просторную комнату слепящим белым светом.

— Господи, да ты просто ничтожество, — с отвращением проговорила Шарлотта. — Во всяком случае, я точно знаю, что ты пытался убить Наоми.

— С ней бы ничего не случилось. — Десмонд пожал плечами.

— Как ты можешь это утверждать?

— Она ведь экстрасенс, правда?

Шарлотта помолчала.

— Ну хорошо. А теперь, может быть, скажешь, почему ты пытался убить меня?

Десмонд поднес свой стакан к свету, словно считая пузырьки.

— Я не собирался тебя убивать. Я просто хотел немножко тебя напугать. Дверь гаража только помяла бы «Корвет». И я ведь вовремя выключил тот агрегат в цехе, правда?

Шарлотта невольно вздрогнула, вспомнив смертоносную «руку».

— Но ты отравил мой чай, — возразила она.

— Ты бы просто плохо себя почувствовала. Я действительно собирался только попугать тебя. Потому что я на самом деле хочу, чтобы ты сделала это заявление для прессы. И ты его сделаешь, Шарлотта! У тебя нет другого выхода.

— Итак, ты все это спланировал, — подвел черту Джонатан. — Ты каким-то образом заставил Расти Брауна подменить формулы продуктов, а потом подбросил улики ему в шкафчик, чтобы его заподозрили в трех убийствах и взрыве в доме Наоми. Очень умно, Десмонд, но зачем тебе было связываться с такими большими партиями товара? Почему не испортить только те три образца, которые ты отослал жертвам?

Десмонд криво усмехнулся:

— Надеюсь, ты понимаешь, что я ни в чем не признаюсь? Просто удовлетворяю твое любопытство. Видишь ли, по трем образцам гораздо легче выйти на преступника, а подменяя содержимое сотен бутылочек и капсул, преступник прячет следы. Это гипотеза, разумеется. — Он ослепительно улыбнулся и повернулся к Шарлотте: — Полиции не удастся обвинить меня в этих трех смертях. У меня нет повода для убийства. Но у тебя он есть, Шарлотта! И ты была в Гилрое, когда оттуда отправили третий образец. — Десмонд посмотрел на часы. — Боже мой, вы только взгляните. Уже почти шесть, Шарлотта. — Он огляделся. — Но где же репортеры? Где этот фургончик с миниатюрной спутниковой антенной? Я ведь действительно выполню мою угрозу, дорогая сестричка. Я убью тысячи людей. Я могу это сделать.

— Меня поражает, — как-то невпопад заметила Шарлотта, — что ты не удивился, увидев нас здесь.

Десмонд пожал плечами.

— Как только я сообразил, что ты призвала на помощь своего верного рыцаря, я понял: это только вопрос времени. Итак, ты узнала, что я твой брат… — Он пересек гостиную, подошел к игральным автоматам, выстроившимся шеренгой, и включил игру «Звездные войны: новое поколение». — Какой ужас! Я все эти годы желал собственную сестру! Судя по всему, это у нас в роду. Я однажды слышал, как бабушка Оливия говорила моей дорогой приемной мамочке, что ненавидит твою бабушку, потому что дедушка Гидеон ее любит. Оливия добавила, что все было замечательно, пока Гармония считала Гидеона своим братом. Но он признался, что Ричард Барклей усыновил его, — и они стали любовниками. Ты улавливаешь иронию судьбы, Шарлотта? — Он рассмеялся. — У нас с тобой все было наоборот: ты не знала, что я твой брат, а теперь знаешь!

Ливень барабанил в высокие окна, словно кто-то стучал по стеклу ногтями.

— Ну разве это не умора? — спокойно заметил Десмонд, разглядывая стакан, который по-прежнему держал в руке. — Всю жизнь я чувствовал себя никчемным, потому что не был настоящим Барклеем. А все повернулось так, что я — единственный Барклей из всей семьи! Ха! Ричард Барклей был не только твоим, но и моим прадедушкой, Шарлотта! Мы своего рода аристократы. Подумать только, с самого детства я рос аутсайдером и чувствовал себя им, а теперь выходит, что аутсайдерами являлись мой дед и отец!

Он оторвался от игрального автомата и подошел к стеклянной двери, выходящей на балкон. Грозовая темнота за стеклом делала отражение Десмонда призрачно-белым.

— Десмонд, ради чего все это? — спросила Шарлотта. — Почему, выяснив, кто ты на самом деле, ты стараешься уничтожить мою компанию?

— И я этого добьюсь! — заявил он, уклонившись от ответа. — Я собираюсь дойти до конца, Шарлотта. Сделай заявление для прессы — и я не стану убивать тысячи невинных людей.

Шарлотта покачала головой:

— Я не верю, что ты можешь это сделать.

— Напрасно. Я не только могу, но и сделаю это.

— Но каким образом? Ладно, тебе удалось срежиссировать эти три смерти, ты послал всем этим женщинам образцы…

— А правда, я поступил умно, выбрав жертвами трех женщин, с которыми у тебя были личные счеты?

— Согласна. Но теперь повсюду вывешены предупреждения, наши продукты убрали из продажи. Ты не сможешь заставить людей проглотить лекарства, если их предупредили об опасности.

— О, я не стану их принуждать. Они и подозревать не будут, что формулы этих лекарств принадлежат «Гармонии биотех».

Шарлотта во все глаза смотрела на него. В горах прогрохотал гром, заставив землю содрогнуться, а лампы замигать.

— Ты хочешь использовать наши секретные разработки? — наконец произнесла она.

Десмонд подмигнул.

— А ты умненькая, моя сестричка! Да, секретные формулы, те, которые могли бы принести нам миллионы, а возможно, и миллиарды.

— Значит, ты намереваешься продать их другой компании? Какой же? «Синатек»?

— О, нет, не так просто! Сейчас новая эра, Шарлотта, нужно идти в ногу со временем. Я собираюсь опубликовать формулы в Интернете.

— И что это даст?

Десмонд посмотрел на Джонатана:

— Отважное Сердце знает, о чем я говорю, правда?

— Ты ублюдок, Десмонд! — не сдержалась Шарлотта.

Он улыбнулся.

— Если все говорят, что я ублюдок, это не значит, что я таковым являюсь. Ты знаешь, сколько людей в мире больны раком, Шарлотта? — спросил Десмонд. — Они отчаянно ищут лекарство… Любое лекарство! Я распространю эти формулы — и в мгновение ока множество маленьких аптек по всему миру начнут готовить таблетки в надежде заработать миллионы. И, поверь мне, люди станут покупать эти лекарства!

— Но почему ты думаешь, что это их убьет? Наши формулы действительно считаются экспериментальными, но мы-то с тобой знаем, что с ними все в порядке… — Шарлотта замолчала. — Господи, ты собираешься подменить их!

— Ты умнеешь с каждой минутой.

— Ты собираешься сделать их смертельными?

— Я их уже поменял.

— Это не сработает, Десмонд! Мне нужно только послать предупреждение от «Гармонии биотех»…

— Да ладно тебе, Шарлотта! Во-первых, ты не знаешь, какие именно формулы я изменил. И потом, куда ты собираешься отправлять предупреждения? В информационные агентства? В национальную налоговую службу? В мире тысячи информационных агентств, миллионы людей болтают друг с другом в Интернете и получают по нему информацию. Спроси Отважное Сердце, он тебя просветит.

— Зачем ты это делаешь?

— Потому что компания по праву принадлежит мне! — внезапно заревел Десмонд, напугав их. — Я — единственный наследник мужского пола Ричарда Барклея! «Гармонию биотех» основала его дочь. Когда она умерла, компания должна была перейти мне!

— Господи, Десмонд, это же совершенно извращенная логика! Ты пытаешься сейчас меня убедить, что раз ты не можешь владеть компанией, значит, ее надо уничтожить?

Десмонд нетерпеливо махнул рукой.

— Думай быстрее! Уже почти шесть часов. — Он пересек комнату и подошел к старомодному телефонному аппарату, висящему на стене. — Я, пожалуй, облегчу тебе задачу. У меня здесь есть номер студии Седьмого канала новостей. Ты сможешь передать заявление по телефону.

Джонатан сделал резкое движение в сторону шкафа рядом с игровыми автоматами, но Десмонд предупредил:

— На твоем месте я не стал бы дергаться. Стой там, где стоишь, иначе мой слуга превратится в филиппинского Жан-Клода Ван Дамма. Возможно, он не кажется рослым, но у него черный пояс по многим боевым искусствам.

— Десмонд! — почти взмолилась Шарлотта. — Это не имеет смысла! Что ты выигрываешь? В любом случае, если я сделаю заявление или ты выпустишь формулы в Интернет, компания будет уничтожена. Ты потеряешь работу, все свои вложения, возможно, этот дом. Уничтожив «Гармонию», ты совершишь самоубийство!

Десмонд некоторое время пристально смотрел на нее.

— Что ж… Есть и третий вариант.

— Какой же?

— Передай «Гармонию биотех» мне!

Раздался оглушительный раскат грома; пламя в барбекю танцевало, словно следуя невидимому рисунку.

— Вот оно что, — негромко произнесла Шарлотта. — Вот чего ты так долго добивался. Ты хочешь, чтобы я отдала тебе компанию…

— Она моя!

— Ты забываешь, что я тоже наследница Совершенной Гармонии. И я старше.

— Но я сын! — отрезал Десмонд.

Шарлотта опустила глаза — ей было тяжело смотреть на него.

— Хорошо! Спорить с тобой я сейчас не собираюсь. Но почему, ради всего святого, ты просто не пришел ко мне с этим? Зачем убивать ни в чем не повинных людей? Зачем эти смехотворные послания по электронной почте, эта дурацкая пресс-конференция и срок ультиматума?

— Ну, во-первых, дорогая сестра, я едва ли мог ожидать, что ты мне скажешь: «О да, ты прав! Компания принадлежит тебе!» И потом, я хотел заставить тебя страдать.

— Почему?

— Потому что у тебя было все, чего не было у меня!

— Как ты можешь так говорить?! — воскликнула Шарлотта.

— Бабушка любила тебя, Шарлотта. А ты знаешь, на что была похожа моя жизнь с Марго? О, разумеется, она старалась доказать всему миру, как сильно она меня любит. Она устраивала бесконечные вечеринки и всем хвалилась, насколько великолепен ее сын. Я очень долго думал, что меня зовут «Тебяусыновилино…». Марго начинала так каждую фразу, обращенную ко мне. Или она говорила: «Мы любим тебя, как собственного ребенка». Я чувствовал себя как беспризорный щенок, которого она взяла в дом! — Десмонд помолчал, разглядывая свой стакан, а потом негромко продолжил: — Я думаю, если бы Марго знала, что я настоящий Барклей, внук великого Ричарда Барклея, она бы смогла полюбить меня. — Он посмотрел на Шарлотту. — И тот дом тоже должен был достаться мне. Однако старая леди оставила его этой идиотке, нашей матушке, а ты взяла и продала его посторонним людям.

— Я предлагала его Марго и Адриану, — заметила Шарлотта.

— Ты предложила им его купить! — снова закричал Десмонд. — Ты пыталась продать то, что уже принадлежало им… Принадлежало мне!

— Десмонд, послушай, это тоже можно решить…

— Не надо такого покровительственного тона, Шарлотта! Нет, мы не можем «это решить». Переведи на мое имя контрольный пакет акций — или я уничтожу тебя и «Гармонию».

— Знаешь, Десмонд, — заговорил Джонатан, приглядывая за слугой-филиппинцем, который все это время молча стоял в углу. — Насколько я помню, у тебя никогда не хватало времени на компьютеры. Но сегодня ты поразил меня. Однако если ты брал уроки, то, наверное, знаешь: для того чтобы передать хотя бы одну формулу по Интернету нужному тебе числу людей, понадобятся недели.

— Джонатан прав, Дес, — быстро подтвердила Шарлотта. — У тебя просто нет для этого времени.

Десмонд посмотрел сначала на Шарлотту, потом на Джонатана и медленно улыбнулся.

— Ага, вот теперь я должен сказать что-то вроде «Сейчас я вам все покажу». Вы на это рассчитывали? Я подхожу к моему компьютеру, передаю первую формулу — и в дверь врываются федеральные агенты. Вы так это себе представляли? Господи, до чего ты бываешь иногда наивна, Шарлотта! А ты слышала когда-нибудь о спэмминге? О хот-кеях, о макро, о кросс-постинге? Я тремя клавишами передаю команду — драгоценная формула ГБ4204 отправляется по миллиону адресов в электронной почте.

Джонатан предостерегающе взглянул на Шарлотту.

— Я смотрю, ты хорошо учился, Десмонд, — заметил он, мысленно просчитывая расстояние до закрытого шкафчика, на который все время посматривал Десмонд.

— Для этого нужен лишь семнадцатилетний сын, который приклеился к компьютеру, как только покинул утробу матери. Робби мне очень помог. Впервые за все время мальчик понял, что у него есть отец.

— Ты ведь на самом деле не собираешься так поступить, правда? — Джонатан положил руку на плечо Шарлотте, заставляя ее медленно отступить на шаг. — Отправлять чужую интеллектуальную собственность по Интернету — федеральное преступление.

Десмонд посмотрел на него каким-то угасшим взглядом.

— И ты тоже не изображай из себя начальника! Я знаю, что законно, а что нет. Разумеется, я могу возразить, что, раз мне принадлежит часть акций компании, я имею право распоряжаться своей собственностью. Кроме того, если формула изменена, разве это все еще формула «Гармонии»? Мне это кажется интересным вопросом… Но сейчас у нас нет времени для дискуссии. — Он взял стопку документов в голубых папках. — Я имел смелость все подготовить, Чарли остается только подписать на указанной строчке.

Шарлотта посмотрела на бумаги, которые он ей протягивал, как на ядовитую змею.

— Ты не можешь говорить это серьезно!

— Отчего же, дорогая сестра? Подпиши документы, и можете отправляться домой, счастливые тем, что спасли тысячи жизней… И свои собственные в придачу.

— Неужели ты так жаждешь власти? Никогда не думала, что тебя интересует управление компанией.

— Едва ли Десмонд действительно хочет управлять компанией, — спокойно вмешался Джонатан, подвигаясь к шкафчику еще на дюйм.

— Что ты имеешь в виду? — удивилась Шарлотта.

— Неплохая догадка, Отважное Сердце! — Десмонд пожал плечами. — Нет смысла делать из этого секрет. Если тебе так хочется знать, дорогая сестра, я намереваюсь продать компанию.

— Продать?!

— А ты думаешь, я не знаю, что восемь месяцев назад компания «Синатек» обратилась к тебе с предложением о продаже? Очень выгодное предложение, должен сказать. По-моему, я тебе рассказывал, что переговорил с ними…

Неожиданно раздался звонок в дверь, и слуга вышел. Джонатан направился через комнату к запертому шкафчику, однако филиппинец тут же вернулся.

— Мистер Барклей, — начал он и не договорил: за его спиной возник Валериус Найт.

— О господи… — пробормотал Десмонд, ставя стакан.

Найт подошел к нему с портативным компьютером в руках.

— Это ваш персональный компьютер, мистер Барклей?

— А как он оказался у вас?

— Вы не могли бы нам сообщить, кому он принадлежит?

Десмонд колебался мгновение, потом вздохнул:

— Вы, очевидно, уже проверили.

— Он ваш или нет? Прошу вас ответить.

— Разумеется, мой!

— Мистер Барклей, мы арестуем вас по подозрению в подмене формул и заговоре с целью мошенничества в электронных сетях…

— Что?!

По обеим сторонам Десмонда немедленно возникли два агента в мокрых плащах, наручники защелкнулись у него на запястьях.

— Мы задерживаем вас также по обвинению в промышленном шпионаже, — продолжал Найт.

— Подождите минуту! Предъявите мне ваши доказательства!

— Доказательства здесь, мистер Барклей. — Найт поднял вверх портативный компьютер.

Десмонд улыбнулся.

— Покажите мне хотя бы один файл в этом компьютере.

— Я могу вам показать тридцать восемь файлов. Эти файлы были, разумеется, стерты в директории, но мы их нашли. Они оставались на жестком диске.

— Мне кажется, Робби не очень хорошо учил тебя, — заметил Джонатан, исследуя шкафчик.

— Берите компьютер, — Десмонд безразлично пожал плечами, — мне все равно. У вас нет никаких улик. Вы не сможете доказать мою причастность к убийствам.

— Мистер Барклей, — торжественно, словно перед телекамерой, произнес Найт, — вы были в Гилрое девятого числа этого месяца?

Десмонд несколько побледнел.

— Мы располагаем записью в регистрационной книге отеля!

Десмонд посмотрел на Шарлотту убийственным взглядом.

— Вот оно что! — проговорил он. — Ты меня разочаровала. Не ожидал, что ты сотрудничаешь с федералами. Что ж, теперь я тем более приведу в исполнение мою угрозу.

— Положим, это не Шарлотта сообщила Найту о твоем спрятанном компьютере, — подал голос Джонатан. — Это сделал я. И это я помог их технику найти стертые файлы.

— Не играет роли, — презрительно усмехнулся Десмонд. — Мой арест ничего не остановит. Меня выпустят через несколько дней — и тогда я сделаю так, что вы оба пожалеете… Эй, ребята, что вам там нужно?

Еще двое людей Найта по сигналу Джонатана подошли к шкафчику, где находился центр компьютерных игр. Они немедленно начали опечатывать провода, составляющие элементы, дискеты — быстро, тихо, как они работали в офисах «Гармонии биотех». Когда они отсоединили от монитора процессор, Десмонд не выдержал:

— Вы не имеете права!..

Найт подошел к нему и показал документ так, чтобы Десмонд мог его прочесть.

— У нас есть разрешение забрать все, что нам покажется важным, мистер Барклей.

Десмонд засмеялся.

— В таком случае — будьте как дома. В этом жестком диске, кстати, четыре гигабайта. Сколько файлов придется просмотреть! А вдруг я спрятал ворованные формулы в файле «Письма к тетушке Матильде»? А может быть, они совсем в другой директории?

— Мне почему-то кажется, Десмонд, — сказал Джонатан, открывая ящики и осматривая полки, — что ты не настолько глуп, чтобы хранить украденные формулы на жестком диске.

— Ты собираешься проверить дискеты? — поинтересовался Десмонд. — Что ж, открой вот эту дверцу. Точно, вот эту.

Джонатан увидел полки с играми и спортивным оборудованием, а наверху — обувные коробки, полные дискет.

— Прошу, смотри! — с торжествующей улыбкой обратился к нему Десмонд.

Джонатан обменялся взглядом с Шарлоттой. Они подумали об одном и том же: им потребуются недели, а то и месяцы, чтобы просмотреть все файлы.

Найт подошел к ним и тоже взглянул на дискеты.

— Иисусе… — пробормотал он.

Глаза Джонатана скользили по полкам, рассматривая старые коробки с «Монополией», головоломку из пятисот фрагментов, «Скрэббл», шахматы… И тут его взгляд наткнулся на коробочку, украшенную драконами и чародеями. Он вытащил ее на свет.

— Что я вижу! Старая знакомая, — заметил он, показывая коробку Десмонду. — Я помню, как ты издевался надо мной, когда я играл в «Понг» или в «Астероиды». А теперь и сам увлекся на старости лет? И на каком же ты уровне? Уже стал Повелителем драконов? — Джонатан потряс коробку, открыл ее и вытряс на ладонь дискету.

Десмонд откашлялся.

— Это не мое. Она принадлежит моему сыну. Он играет, когда бывает здесь по выходным.

Джонатан перевернул коробку, взвесил ее на руке.

— Тебе следовало бы купить сыну игрушку поновее. Это старая версия. Игры больше не выпускают на дискетах. Впрочем, ты об этом, несомненно, прекрасно знаешь?

— Десмонд, — обратилась к брату Шарлотта, — Робби играл в нее в седьмом классе. Он не может до сих пор играть в эту игру.

Десмонд нервно пожал плечами:

— Откуда мне знать, во что играют дети? Возможно, он к ней не прикасался много лет. В этом шкафу полно старых игр.

Джонатан повертел дискету в руке, потом посмотрел на свет.

— А не было ли на нее записано что-нибудь еще? Мне не кажется, что она защищена от новой записи.

— Это всего лишь чертова компьютерная игра! — В голосе Десмонда зазвучали нотки паники.

— Дискету для игры всегда можно заменить, — продолжал Джонатан. — Почему бы не спрятать похищенные формулы под волшебным замком? Или они похоронены под гладью озера Печали Халилы?

Валериус Найт протянул руку и взял у Джонатана коробку и дискету.

— Мне всегда хотелось попробовать поиграть в компьютерную игру, — заметил он. — Эта выглядит довольно простенькой.

— Но послушайте!.. — начал Десмонд.

Снова зазвенел звонок у двери, и в комнате появились Марго и Адриан.

— Что здесь происходит? — прогудел отец Десмонда. — Нам только что позвонил Сунг и сказал, чтобы мы приехали немедленно. Он подчеркнул, что это срочно.

— Судя по всему, меня арестовывают, — объявил Десмонд.

— Что?!

— Это ошибка, отец. Не о чем беспокоиться.

— За что же тебя арестовывают, ради всего святого?

— Они считают, что это я подменил формулы.

Адриан не сводил глаз с сына.

— Ты что же, убил тех трех женщин, Десмонд?

— Разумеется, нет! — отрезала Марго. — Полиция уже задержала человека, который это сделал.

— Да, но ведь это ты нанял Расти Брауна, правда, Десмонд? — вмешалась Шарлотта. — Я полагаю, когда мы поговорим с управляющим по кадрам, она это подтвердит.

Адриан мрачно посмотрел на агентов, которые заворачивали в пластик отсоединенный компьютер. Потом снова повернулся к Десмонду:

— Ты не в своем уме? Ты действительно нанял человека с уголовным прошлым? Какого черта ты это сделал?

Десмонд пожал плечами:

— Я хотел помочь человеку исправить прошлые ошибки, дать шанс реабилитировать себя. Он хороший техник, отлично знает свою работу…

— Десмонд, — перебила брата Шарлотта, — ты намеренно нанял Брауна из-за его прошлого. Ты прочитал о нем в газетах, узнал об аресте и суде, а потом, когда его выпустили, позвонил ему и предложил работу. Ты ведь наобещал ему очень много, правда, Десмонд? Так было легче манипулировать им. А после того, как ему отказали в прибавке жалованья, ты нашел его в баре «Койот» и внушил ему мысль о мести.

— Интересная фантазия, — натянуто засмеялся Десмонд.

Джонатан продолжал обследовать шкаф, переставляя коробки с дискетами, убирая в сторону ракетки и теннисные мячи, пока не увидел что-то у задней стенки.

— Это тоже фантазия? — поинтересовался он, потрясая накладной бородой и бейсбольной кепкой с привязанным к ней хвостом волос. — Сторож говорил, что в тот вечер Брауну покупал выпивку мужчина с бородой и волосами, собранными в хвост.

— Это просто смешно! — взорвался Адриан. — Зачем Десмонду уничтожать компанию?!

— Затем, — ответила ему Шарлотта, — что Десмонд узнал тайну своего происхождения. Его матерью была Ирис Ли.

Старшие Барклеи молча уставились на нее. Потом Марго произнесла:

— Я тебе не верю.

— Это правда, — раздался в комнате еще один голос. — Матерью Десмонда была Ирис.

Все обернулись и увидели, что на пороге кто-то стоит. По комнате прошелестел общий вздох.

— Бабушка! — воскликнула Шарлотта.

Глава 53

6.00, Палм-Спрингс, Калифорния

Они все смотрели на меня так, словно увидели привидение. А может быть, для них так оно и было? Ведь я вернулась из небытия, не дав им времени подготовиться.

Десмонд с наручниками на запястьях стал таким же белым, как его дорогая одежда, а его отец покраснел, как пион. Марго просто уставилась на меня, и выражение ее лица понять было невозможно. Так смотрела на меня когда-то Оливия сквозь дымок сигареты. В глазах Шарлотты застыл ужас, а Джонатан, уже пришедший в себя, улыбался.

Он был первым, к кому я подошла. Джонатан… Он стал таким красивым мужчиной! Я расцеловала его в обе щеки и сказала, что очень рада снова видеть его.

Он улыбнулся и заметил:

— Мне жаль, что я не смог присутствовать на ваших похоронах, миссис Ли.

Мне всегда нравилось его чувство юмора. Понятно, почему моя внучка влюбилась в него… Он, казалось, нисколько не удивился, увидев меня. Когда-то Джонни говорил мне, что у его бабушки был дар предвидения, то, что я называю «третьим глазом». Возможно, он унаследовал это тайное знание?

— Шарлотта!

Я обняла мою девочку, а она стояла, словно деревянная, и рот ее открылся, как большая буква О. С самого детства Шарлотта всегда все знала. Забавно было видеть, что для разнообразия она чего-то не знает.

— Бабушка… — проговорила она, запнувшись на этом слове, словно старая пластинка, когда ее поцарапают. — Я думала, ты умерла! А ты жива…

Она наконец обняла меня. Я почувствовала ее слезы на моей щеке.

Адриан, который так и не научился быть любезным, пробурчал:

— Какого черта?! Вы же должны были умереть!

— Ты, кажется, недоволен? — спросила я, вступая в игровую комнату Десмонда, которая всегда напоминала мне космический корабль. — Неужели я нарушила правила этикета, Адриан?

— Гармония! — наконец очнулась Марго. — Какой приятный сюрприз… — Она никогда не умела лгать, но, я думаю, это потому, что она и не старалась стать хорошей лгуньей.

И тут они все сразу бросились ко мне — полицейские, Десмонд, его родители, слуга в белой куртке, они протягивали руки, словно я была призом в конце гонки.

— Бабушка!.. Миссис Ли… Мэм… Гармония! — Они по-разному называли меня, пока каждый боролся за почетное право подвести меня к креслу.

Неужели они не видели, что я не инвалид? Пусть мне восемьдесят восемь — это все-таки не сто! Кроме того, у меня есть моя трость, и меня поддерживает рука мистера Сунга. Он и подвел меня к дивану, такому низкому, что на нем невозможно было сидеть. Я разместилась с помощью африканца-полицейского и Джонатана на больших подушках и обратилась к Десмонду:

— Здесь плохой фэншуй. Люди не должны сидеть ниже своих коленей!

Все засмеялись, но это был нервный смех. Впрочем, как же еще относиться к привидению?

Присутствующие заняли свои места, словно актеры, ожидающие, когда поднимется занавес. Мистер Найт, которого мне описывал мистер Сунг, казался чрезвычайно довольным. Он прислонился к стеклянной пальме, где по розовому стволу поднимались пузырьки воздуха. Я встретилась с ним взглядом и увидела в его глазах острый ум, быстро сортирующий факты и раскладывающий их по полочкам. Я видела перед собой человека, жаждущего мести. Он уже рассматривал новую ситуацию и продумывал, как она может поместиться в его личную схему, чтобы уничтожить то, что не смогло спасти его сына. Я поняла это мгновенно — как было в 1936 году, когда я начала битву с отцом мистера Сунга и моя компания попала в заголовки газет.

— Ну? — начал Адриан со своей обычной прямотой. — Вы не собираетесь рассказать нам, что это вы тут устроили?

Должна признаться, я никогда не любила Адриана, хотя он и был сыном моего возлюбленного Гидеона. Адриан больше походил на Оливию, чем на своего отца. А Оливию я тоже никогда не любила…

Марго открыла свою дорогую сумочку из крокодиловой кожи, достала золотой портсигар и прикурила сигарету от золотой зажигалки с монограммой. Точно так же, как Оливия, — я видела это множество раз.

— Рассказывайте, — произнесла она и выпустила дым, прикрывшись им, словно экраном. — Иначе здесь вспыхнет бунт.

— Бабушка! — заговорила Шарлотта, выходя из оцепенения. — Ты заставила нас поверить, будто ты умерла. Раньше ты никогда не лгала!

— Я не солгала, Шарлотта. Я на самом деле умерла.

Кто-то негромко ахнул, кто-то вздохнул, но было ясно, что мне не поверили.

— Я утонула, когда лодка перевернулась в Карибском море. Мне потом рассказали, что, когда меня вытащили на берег, в моем теле не было жизни. Но кто-то вдохнул воздух в мои легкие. Я не знаю кто, но этот человек уважал жизнь, был человеком веры, потому что его дыхание вернуло меня к жизни. Я выплюнула воду из моих легких, и тогда островитяне отвезли меня в больницу.

Никогда за всю мою жизнь я не слышала такой тишины, какая установилась в игровой комнате Десмонда.

— Я была очень больна, — продолжала я. — Старой женщине, которая утонула, не так легко найти дорогу к выздоровлению. Но островитяне хорошо обо мне заботились, они давали мне специальные травы — возможно, те самые, за которыми я приехала. И когда я лежала в сумеречной стране между этой жизнью и жизнью моих предков, я вдруг обрела такую ясность видения, которой никогда не обладала. Я поняла, что это даровано мне свыше.

— Второй шанс в жизни… — мечтательно произнесла Шарлотта.

— Но я знала, что этот дар не был вторым шансом в жизни. Мне было даровано спасти мою компанию — не больше, но и не меньше.

— Ну и шутку же вы с нами сыграли! — вдруг бросил Десмонд, и его голосом словно говорил Адриан, хотя они и не были на самом деле отцом и сыном.

Я замолчала, вглядываясь в окружающие меня лица, и увидела счастье на одних и гнев на других. Я чувствовала пристальный взгляд Валериуса Найта — умного, решительного федерального агента, настороженно следившего за старой седоволосой китаянкой в скромном синем чунсоне. Но, как ни странно, я не прочла в его глазах недоверия.

— Мне необходима была уверенность в том, что после моей смерти компания будет в безопасности. Поэтому я велела мистеру Сунгу сообщить моей семье, что я умерла. И это не было ложью. — Я повернулась к Десмонду: — Я не верила тебе. В тот день, когда ты узнал, что Ирис твоя мать, я заметила перемену в тебе — словно подкрадывавшуюся болезнь, которая грозила захватить тебя целиком. Тобой владело зло, Десмонд! Теперь ты знал, что ты мой внук, и я поняла: ты будешь ждать, что я оставлю тебе большую долю в моей компании. А этого я сделать не могла. Ты безответственный человек и не любишь «Дом Гармонии» так, как Шарлотта. Если бы я оставила бо́льшую часть акций тебе, поделился бы ты властью с Шарлоттой? Полагаю, что нет.

— Вы всегда думали, что все знаете! — съехидничал этот непочтительный молодой человек.

И тогда я поведала ему то, что действительно знала:

— Мне просто повезло, что мистер Сунг и адвокат корпорации «Синатек» хорошо знакомы и уважают друг друга. Возможно, тебе известна эта компания, Десмонд?

Я заметила, как у него затвердела челюсть. Значит, я верно угадала: мой внук планировал продать дело моей жизни конкуренту, которому нужно было только мое имя и мои лаборатории. Эта компания повела бы дело так, что эликсир «Золотой Лотос» и бальзам «Красота и Ум» исчезли бы с прилавков магазинов.

— Но зачем эти загадки, бабушка? — спросила Шарлотта. — Почему было просто не предупредить меня? Ты могла мне довериться…

— К сожалению, у меня не было доказательств, что тебе и компании грозит опасность со стороны Десмонда. Просто интуиция старухи. Думаю, Десмонд дождался бы моей смерти, а тогда, согласись, я бы уже ничем не могла помочь тебе. И потом, я не была уверена, что опасность исходит только от Десмонда. Я также не доверяла Марго и Адриану. Кроме того, я боялась, что какая-нибудь другая компания, например «Мунстоун», найдет способ победить «Гармонию». Мне необходимо было убедиться, что ты сможешь справиться одна, Шарлотта. Поэтому я решила оставаться мертвой и принять дар богов. Только так я могла оберегать тебя.

— С помощью мистера Сунга, — заметила Шарлотта.

— Мне очень жаль, — произнес старый адвокат. — Мне было трудно. Но я дал слово твоей бабушке.

— А как же гроб, захороненный на кладбище в Сан-Франциско? — растерянно спросила Марго.

— Разумеется, он пуст. Это символ моей неполной смерти.

— Господи Иисусе! — пробормотал Адриан.

Он подошел к бару, налил себе маленькую рюмку виски — и опрокинул ее в горло, словно целясь в невидимую мишень. Потом налил еще — и снова выпил.

— Сейчас шесть часов утра, Адриан, — сухо заметила Марго.

— Ну и что?! Я прихожу сюда и вижу мертвую женщину, которая ходит и разговаривает… Женщину, на чьих похоронах я присутствовал, черт побери!

Он помолчал, встретился взглядом с женой, потом кротко поставил рюмку. Я знала об отвращении Марго к алкоголю и знала, чем это вызвано. Гидеон рассказывал мне, как Марго в детстве просыпалась по ночам с криком. Я знала о боли и стыде, которые ей пришлось пережить. Именно поэтому я терпела Марго, хотя Шарлотта много раз говорила, что не понимает, почему я позволяю жене Адриана меня «топтать» — так она это называла.

— Кроме всего прочего, — продолжал Адриан, — я узнаю, что мой приемный сын на самом деле приходится мне… Подождите. Дайте мне сообразить…

— Десмонд — правнук твоего дедушки Ричарда Барклея, — сказала я.

— Не означает ли это, что он в то же время внук Гидеона Бархлея, отца Адриана? — сквозь дым сигареты проговорила Марго.

Я поняла ее намек. Я прослеживала родословную Десмонда от Ричарда Барклея, но было еще кое-что, о чем никогда не говорили. И все-таки я не призналась в том, что Ирис дочь Гидеона, а не мистера Ли.

— Бабушка, — обратилась ко мне Шарлотта, — та китайская шкатулка-головоломка, которую мне дал мистер Сунг, она была от тебя, правда?

— Я хотела направить тебя по верному пути.

— Я, признаться, привыкла к несколько большей помощи от тебя…

— Как я могла еще помочь тебе? Тогда бы ты узнала, что я жива, и Десмонд или кто-то другой спрятал бы свою болезнь до более удобного времени.

— Так в чем, собственно, обвиняют моего сына? — обратился Адриан к Найту. И пока федеральный агент терпеливо рассказывал о преступлениях Десмонда, я видела, как в глазах сына нарастает смущение, а в глазах отца — восхищение.

— Ты все это совершил?! — удивленно спросил Адриан Десмонда, потом быстро поднял руку: — Нет, не говори ничего, сын! Не перед этими людьми. — На губах Адриана заиграла улыбка. — Господи ты боже мой! Как бы то ни было, тот, кто это придумал, необычайно умен. Ведь он перехитрил… Какое количество федеральных агентов заполнили нашу фабрику этой ночью?

Десмонд в изумлении смотрел на отца, и я поняла то, чего не понял Адриан. Десмонд думал, что его родители придут в ярость, станут его стыдиться. А Марго и Адриан улыбались сыну, с гордостью смотрели на него.

— Так вы на меня не сердитесь? — спросил Десмонд, словно маленький мальчик.

— Почему мы должны сердиться? — удивился Адриан.

— Потому что это только доказывает, что я неудачник, каким ты меня считал всю жизнь!

Адриан, смущенно моргая, смотрел на сына.

— Почему ты так решил, мой мальчик? Что могло внушить тебе эту мысль?

— Я прочел об этом в письме, — выпалил Десмонд. — Ты писал матери двадцать пять лет назад, как ужасно для отца, когда у него сын — неудачник.

В комнате повисла напряженная тишина. Родители Десмонда посмотрели на него, потом переглянулись. Я увидела замешательство на лице Адриана, но потом его лицо внезапно просветлело, а в глазах появилось понимание.

— Я помню это письмо, — сказал он. — Но, Десмонд, я писал не о тебе. Я писал о себе!

Я поняла, что пришло время вмешаться мне, так как я многие годы знала, что Адриан считает себя лишь слабой тенью великого отца.

— Гидеон никогда не считал тебя неудачником, как ты говоришь, — проговорила я. — Это было только твое восприятие. Гидеон любил тебя и гордился тобой.

— Гармония, — в голосе Адриана тоже послышались детские интонации, — ты знаешь, что происходит с растениями, если они находятся в тени?

— Некоторые расцветают…

— Когда мне было лет семь-восемь, я гордился, услышав, что мой отец построил дорогу, чтобы эвакуировать беженцев. Когда мне исполнилось десять, приходили репортеры брать у него интервью, а я стоял рядом, гордый, как павлин, пока он отвечал на их вопросы. Когда журнал «Лайф» прислал фотографа, чтобы сделать снимок, мне было двенадцать. И я сказал себе, что однажды стану таким же, как он! В тринадцать лет я понял истинное значение его военных наград и начал думать, что постараюсь быть таким, как он. Когда через несколько лет у него брали интервью на телевидении, я начал гадать, смогу ли стать похожим на него. И наконец я начал думать, что мне это никогда не удастся…

— Но здесь нет вины Гидеона, — напомнила я. — Это только игра твоего воображения. — Я повернулась к Десмонду: — Точно так же когда-то ошибался и ты. Прочитав не предназначавшееся тебе письмо и слова, не имеющие к тебе отношения, ты принял их на свой счет. И на основании этих ложных слов ты выстроил свою жизнь.

В комнате снова повисла тишина, на этот раз полная невысказанных вопросов. Даже агент Найт, крепкий, как скала, человек, казался неуверенным, словно тоже искал свое место в этой драме.

— Что ж, миссис Ли, — наконец заговорил Джонатан, нарушая молчание, — судя по всему, ваша шарада удалась.

— Не слишком-то она удалась! — вдруг взорвалась Шарлотта. — Бабушка! Я все-таки продала дом! Я не смогла сохранить его…

Я не удержалась от улыбки: как это она не догадалась, моя девочка-всезнайка?

— Шарлотта, дом купила я. Вспомни: ведь ты никогда не видела покупателя.

— Ну и что теперь? — спросил Адриан. — Кто теперь владеет компанией?

Марго подошла к мужу, стоявшему у бара, и обняла его за талию.

— Она по-прежнему не наша, дорогой, — заметила она со вздохом.

Шарлотта подошла и села рядом со мной на низкий диван.

— У меня так много вопросов! — призналась она — которая всегда считала, что знала все ответы. — Что произошло с моей матерью? Она действительно умерла от рака?

— Нет. Это была еще одна история, чтобы спасти честь Ирис. Нам с Гидеоном все-таки пришлось поместить ее в лечебницу.

— В лечебницу?! — воскликнули все разом, словно услышали: «Мы похоронили ее заживо».

— О ней хорошо заботились монахини-католички, я уверена, что она счастливо прожила до самой смерти.

— Значит, она умерла?

— Ирис дожила до шестидесяти лет.

— Но… Это же было всего восемь лет назад! — воскликнула Шарлотта. — Все это время моя мать была жива, а ты мне ничего не говорила?!

— Я много раз хотела это сделать, Шарлотта…

Но моя девочка не хотела меня слушать. Она вскочила так стремительно, словно диван был охвачен огнем.

— Бабушка, ну почему у тебя все время какие-то секреты! — Она посмотрела на меня, и взгляд ее был полон упрека. — Все эти годы ты знала, что Десмонд — мой брат, и никогда не говорила мне!

«Облегчат ли ее боль мои слова или причинят еще большую?» — подумала я. Это уже не имело значения: пришло время открыть еще один секрет.

— Десмонд тебе не брат, Шарлотта.

— Что?! — удивился тот. — Вы хотите сказать, что солгали мне?

Я подняла руку.

— Я не солгала тебе, Десмонд. Дослушай до конца. — Потом я повернулась к Шарлотте и произнесла как можно мягче: — Десмонд тебе не брат, Шарлотта. Он твой племянник. Ирис не твоя мать, а твоя сестра.

Моя девочка нахмурилась, как когда-то в детстве над шкатулкой-головоломкой.

— Я не понимаю…

Мне было очень трудно произнести следующие слова, но все-таки я сделала это:

— Шарлотта, твоя мать — я.

Никогда еще тишина не казалась мне такой напряженной. Даже мистер Сунг, знавший мой секрет и хранивший его все эти годы, не произнес ни слова. А полицейские, которые не были в курсе нашей семейной истории, просто онемели от шока.

— Вы все знаете, что, когда Ирис забеременела, я увезла ее на Гавайи, — продолжала я. — В ночь перед отъездом Гидеон пришел в мой дом. Он остался со мной и утешил меня. А потом, на следующий день, он улетел на Гавайи вместе с нами. Там родился ребенок Ирис, и там мы похоронили его, потому что он умер спустя два часа. Шарлотта, я не думала, что могу забеременеть, но, как оказалось, смогла. Ты родилась через два месяца после ребенка Ирис. Когда мы привезли тебя домой, мы всем сказали, что ты — дочь моей дочери.

Я видела, как в глазах Шарлотты — этих зеленых глазах, унаследованных от Ричарда Барклея, появляется изумление.

— Это значит, что моим отцом…

— Был Гидеон. Я помню, Шарлотта, те годы, когда ты говорила мне, что я не люблю тебя, — очевидно, потому, что я была слишком строгой. Но я любила тебя и до сих пор люблю больше самой жизни! Потому что ты — дитя любви, подаренное мне моим возлюбленным Гидеоном.

Я чувствовала, как глаза Шарлотты исследуют мое лицо, будто она ищет новые нити, чтобы они связали ее со мной. То, что я только что сказала ей, мне нелегко было произнести, а ей нелегко будет принять. Она не сможет к этому привыкнуть ни сегодня, ни в следующие дни. Может быть, она к этому никогда не привыкнет. Возможно, выражение ужаса и удивления останется в ее глазах навсегда, пока моя дочь будет смотреть на меня…

Я протянула руку Джонатану, и он помог мне подняться с этого приносящего неудачу дивана. Я подошла к Десмонду, стоявшему между двумя полицейскими.

— Ты мой внук, — обратилась я к нему. — Я приняла тебя, когда ты пришел в этот мир. Прикосновение моих рук было первым человеческим прикосновением, которое ты ощутил. Я любила тебя с той самой минуты, как ты родился. Вероятно, мне следовало оставить тебя у себя, как я оставила Шарлотту. Но мне казалось, что у Барклеев тебе будет лучше. Возможно, я ошибалась, сохраняя в секрете твое происхождение… Но я это делала ради твоего же блага, Десмонд! В тебе текла китайская кровь, а времена тогда по-прежнему были неспокойные. — Я протянула руку, чтобы коснуться его щеки, которой впервые коснулась тридцать восемь лет назад. — Но тому, что ты совершил, нет прощения. Ты использовал мою компанию и мое имя ради собственных эгоистичных целей. Я больше не могу называть тебя внуком. И теперь смерть этих трех женщин будет на моей совести…

— Мне все-таки кажется, что это дело рук Десмонда, — вмешался Джонатан.

— Этого бы не произошло, если бы я оставила компанию ему. Я не знала, что Десмонд не остановится перед убийствами. Если бы я знала, то отдала бы ему компанию.

— Но вы этого не знали, миссис Ли. Если бы вы действительно умерли на острове, погибли бы не только эти невинные люди, но тысячи других. Однако вам удалось направить Шарлотту по верному пути, привести ее к Десмонду. И мы смогли предотвратить новые несчастья.

Я покачала головой.

— Мистер Сунг умолчал о первых двух смертях — от тоника «Десять тысяч ян» и бальзама «Красота и Ум». Я еще лежала в больнице и была слишком слаба; он боялся, что плохие новости вызовут рецидив. Но когда он сказал мне о третьей жертве — леди, погибшей от «Блаженства», — я поняла, что должна покинуть остров, вернуться домой и остановить это.

— Могу я все-таки узнать, что теперь будет? — вмешался Адриан. — Объяснит мне кто-нибудь, черт побери, кто теперь владеет компанией?

Я посмотрела на этого мужчину, сына Гидеона, в котором не было ничего от отца. Я увидела всю его несчастливую жизнь, вспомнила, как он гонялся за богатством, потому что считал себя ничтожеством и полагал, что деньги купят ему уважение.

— Ты хочешь узнать, что случится с деньгами инвесторов? С деньгами, которые ты украл?

— Вы просто не разбираетесь в тонкой финансовой игре, Гармония! Вы никогда в этом ничего не понимали…

Я вспомнила тот день, когда мы в порту провожали Гидеона на войну, и Оливия пообещала отобрать у меня дом. Я вспомнила выражение лица ее сына. Уже тогда это было голодное лицо: тринадцатилетний парнишка считал, что, только завладев богатством других, он приобретет вес в глазах отца. «Финансовая игра» — так Адриан называл воровство.

— Компания принадлежит моей дочери, — сказала я. — Мы вместе будем работать, чтобы восстановить доброе имя «Дома Гармонии».

Валериус Найт и его подчиненные увели моего внука, за ними последовали Марго и Адриан. Они уверяли Десмонда, что наймут лучших адвокатов. Когда они ушли, Шарлотта наконец заговорила, словно освободившись от действия чар:

— Бабушка, у меня есть один вопрос.

— Только один? — улыбнулась я.

— Я хочу знать, кто дал мне мое китайское имя. Я его всегда ненавидела и думала, что мне его дала Ирис.

— Я знаю, что ты его ненавидела, Шарлотта. Когда однажды ты показала мне книжку сказок и заявила, что хочешь, чтобы тебя звали, как ту маленькую девочку, я согласилась его поменять.

— Но ведь это ты назвала меня!

Я покачала головой:

— Нет. Китайское имя дал тебе твой отец, Гидеон. В ту ночь, когда ты родилась, он взял тебя на руки, улыбнулся тебе и произнес: «Ты — моя тайная радость!» Так и значится в твоем свидетельстве о рождении. Это счастливое китайское имя — Тайная Радость.

Моя девочка задумалась, а потом снова посмотрела на меня.

— Много лет назад, когда ты бедствовала в Чайнатауне, ты слышала, как твоя мать говорила с тобой. Помнишь?

— Да, конечно. Как я могла забыть?

— Ты считала это доказательством ее смерти. А потом ты узнала от преподобного Петерсона, что в то время она была еще жива. Так вот, прошлой ночью я слышала голос, предупредивший меня, что я не должна пить чай. Я считала, что это голос моей матери, которая говорит со мной из загробного мира. А теперь я тоже узнаю, что моя мать жива! Это ты предупредила меня о чае?

— Я не могла позволить тебе его выпить.

— Но как ты узнала?

— Я находилась в самолете, летящем сквозь грозу, и молилась Гуань-инь. У меня было видение. Я видела, как ты подносишь чашку к губам, и знала, что чай отравлен. Как я это узнала, объяснить не могу. Но я чувствовала, что тебе грозит опасность. И я сердцем предупредила тебя.

Мы снова услышали раскат грома, который постепенно умолкал вдали, словно сварливый гость, покидающий вечеринку. Я посмотрела в окно и увидела, что буря улеглась и на востоке уже пробивается заря. Мы пережили эту страшную ночь.

— Бабушка! — со слезами на глазах проговорила Шарлотта. — Или я теперь должна называть тебя мамой? Я наговорила тебе столько ужасного перед твоим отъездом! Я очень сожалею об этом…

Я повернулась к моей дочери и снова обняла ее:

— Шарлотта, я ничего не слышала.

— Бабушка, — она нежно взяла мои руки в свои, и две слезинки побежали по ее щекам, — мама… Я не знаю, как говорить с тобой! После похорон я много недель плакала, пока не засыпала: ведь моя бабушка, заменившая мне мать, умерла. А теперь оказалось, что моя мать жива, но она всю жизнь была мне бабушкой…

— Сколько раз мои губы были готовы назвать тебя «дочкой»! — воскликнула я. — И ты столько раз спрашивала о своей матери, а мне приходилось лгать… Каждая ложь ложилась камнем на мое сердце, пока оно не стало слишком тяжелым для меня.

Шарлотта опустила глаза. О чем она думала, глядя на мои старые пальцы, которые когда-то смешивали лекарства, принимали детей, прикасались с любовью к Гидеону и осушали ее собственные слезы в детстве?

— Многие годы, — негромко начала она, — я смотрела на тебя так, словно ты стояла на другом конце огромной пропасти. Я на одной стороне, а ты на другой. Не было моста, соединяющего нас, не было лестницы, и ты казалась такой недосягаемой… — Шарлотта смотрела на меня глазами Ричарда Барклея, и мне казалось, что я одновременно слышу голоса девочки, подростка, молодой женщины и зрелого человека. — Почему ты мне ничего не сказала, мама?

— И когда же мне следовало это сделать? — спросила я. — Когда тебе было семь? Как объяснить ребенку, что ее бабушка на самом деле приходится ей матерью, а ее отец — муж тети Оливии? Или мне следовало признаться в этом, когда тебе было пятнадцать и я пыталась учить тебя моральным принципам, достоинству и самоуважению? Шарлотта, я хранила тайну по многим причинам. Как я могла рассказать тебе обо всем? Смогла бы ты нести эту ношу, если бы Барклеи ничего не знали? — Я коснулась руками ее щек. — Неужели ты думаешь, что мне было легко? Знаешь ли ты, каково женщине держать на руках детей и знать, что они никогда не смогут назвать ее матерью?

— Но мы были бы ближе друг другу! — запротестовала Шарлотта. — Я всегда чувствовала расстояние между нами. И потом — ты всегда была на фабрике…

Наконец-то она вырвалась наружу — самая острая боль Шарлотты. И наконец наступил момент открыть мою последнюю тайну.

— Я должна тебе еще кое-что рассказать, — произнесла я.

Мы вернулись на этот диван, где колени были выше головы, и, когда сели, я повернулась к моей дочери:

— Я знаю, что ты недолюбливала фабрику за то, что она отнимала меня у тебя. Но я не могла оставить ее, Шарлотта, — даже ради тебя. Видишь ли, когда преподобный Петерсон прислал мне письмо, он забыл кое-что важное. Он забыл мне написать, что моя мать умерла не в Сингапуре.

Я видела, что Шарлотта не сводит с меня глаз, а потом я почувствовала взгляд Джонатана — он подошел и сел с другой стороны.

— Когда в пятьдесят седьмом году я получила то письмо, я поняла, что должна поехать в Сингапур и найти тех, кто остался от моей семьи. Разумеется, моего деда уже не было в живых, но я нашла двоюродную сестру, которая поведала мне удивительную историю. Когда мой дед-аристократ умер, Мей-лин решила приехать в Америку и поискать меня. Иммиграционные законы все еще оставались строгими, но туризм уже процветал. Моя кузина сопровождала мою старенькую мать в Калифорнию. Она дала мне вот это.

Я сунула руку в сумочку и достала старую газетную статью, которую хранила более сорока лет. Она пожелтела, стала ломкой, но фотографию еще можно было различить.

Шарлотта нахмурилась, разглядывая вырезку из газеты с выцветшей фотографией.

— Это снято в день открытия нового, современного здания фабрики, — пояснила я. — Видишь, я разрезаю ленточку у входа? А теперь посмотри сюда. — Я указала ей на лицо в задних рядах. — Это моя мать. Мей-лин. Она специально приехала на открытие моей новой фабрики!

Джонатан нагнулся ближе, чтобы посмотреть на фотографию, а я отклонилась назад, вспоминая тот день, когда ко мне в руки впервые попала эта газета. Я смотрела на лицо моей матери, которая находилась всего в нескольких ярдах от меня. Она была совсем рядом — и все-таки не со мной…

Шарлотта подняла на меня удивленные глаза:

— Она не открылась тебе?

— Как она могла? Моя мать пообещала своему отцу, что никогда не подойдет ко мне.

— Но он же умер!

— Да, он уже был тогда с нашими предками, но Мей-лин по-прежнему была обязана уважать его и слушаться его. Однако в тот день она послушалась также и своего сердца. Моя мать присутствовала на открытии новой фабрики — и умерла несколько дней спустя здесь, в Сан-Франциско. Ее похоронили там, где сейчас лежит и мой пустой гроб. Шарлотта, на моих похоронах ты ступала по земле, где похоронена твоя бабушка!

— Но я все-таки не понимаю… — с болью в голосе заговорила Шарлотта. — Какое отношение это имеет к фабрике?

— Посмотри на лицо моей матери, — проговорила я. — Ты видишь радость в ее глазах? Ты видишь, с какой гордостью она смотрит на свою дочь? Когда я это увидела, Шарлотта, и убедилась, что она стояла совсем рядом со мной и все-таки не подошла ко мне, я все поняла о семейной чести и о самопожертвовании матери. Вот почему я отдавала фабрике столько сил, что тебе даже казалось, будто я любила ее больше, чем тебя. Потому что там побывала моя мать. Потому что там она была счастлива и радовалась в последний раз.

— Как жаль, что ты никогда мне ничего не говорила, — прошептала Шарлотта. — Наверное, мне было бы легче…

— У нас с тобой страшная судьба, — вздохнула я. — Моя мать стояла недалеко от меня, а я этого не знала. Она была рядом и все-таки не могла назвать меня дочерью. Точно так же и я была рядом с тобой, но не могла назвать дочерью тебя.

Я опустила руку в сумку и достала последний подарок для моей девочки. Я вытерла слезы, струившиеся по ее щекам, и показала ей фотографию, которую носила с собой тридцать девять лет. Это был маленький снимок, черно-белый. Китайская женщина сидит на больничной кровати с ребенком на руках. Рядом с ней, обнимая ее, словно защищая, стоит красивый американец и улыбается в камеру.

— Это было снято в тот день, когда ты родилась, — сказала я. — Нас сфотографировала медсестра. Она как раз только что принесла тебя мне, и я впервые взяла тебя на руки. Это единственная наша семейная фотография.

Голос Шарлотты зазвенел, как стеклянные колокольчики:

— Я не знаю, что сказать…

— У нас еще будет много времени для разговоров. — Я посмотрела на Джонатана, а потом на свою дочь. — Но вот о чем я думаю сейчас. Очень немногим из нас выпадает в жизни большая, настоящая любовь, Шарлотта. Моя мать обрела эту любовь с Ричардом Барклеем, я нашла ее в Гидеоне. Но мы обе потеряли нашу любовь. Ты не должна повторить ту же ошибку! — Я взяла руку Джонатана и соединила ее с рукой Шарлотты. — Ты нашла эту любовь, дочь моя, так открой ей двери.

Много лет назад я видела, как ты запираешь двери своей души — одну за другой, — пока не оказалась в закрытом доме. Ты считала, что так спасешься от неудач? Но ты не впускала и удачу тоже. Открой двери, Шарлотта, — проговорила я, улыбаясь ей и Джонатану. — Впусти удачу. Впусти любовь!

Примечания

1

Боже мой! (исп.)

(обратно)

2

Food and Drug Administration — Управление по контролю за качеством пищевых продуктов, медикаментов и косметических средств. — Прим. пер.

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Глава 42

Глава 43

Глава 44

Глава 45

Глава 46

Глава 47

Глава 48

Глава 49

Глава 50

Глава 51

Глава 52

Глава 53 X Имя пользователя * Пароль * Запомнить меня

Регистрация

Забыли пароль?