«Загадочное имя»

Лаура Леоне Загадочное имя

OCR amp; SpellCheck: Larisa_F

М: ООО "Фирма "Издательство ACT", 1998. – 176 с. – (Счастье, 17).

Оригинал: Laura Leone «A Wilder Name», 1989

ISBN 5-237-01382-1

Переводчик: Николенко А.Г.

Аннотация

Оперная дива Нина Ньяньярелли мучительно пережила скандальный развод и глубоко разочарована в мужчинах. А уж рок-звезда Люк Свейн, по ее мнению, и есть тот мужчина, которому доверять не стоит. Казалось бы, что общего у привыкшей к роскоши певицы с утонченным вкусом и грубоватого парня, предпочитающего простоту и естественность? Однако любовь не считается ни с характерами, ни с привычками. Она вспыхивает, точно искра, и разгорается в пылающий костер…

Лаура Леоне Загадочное имя Глава 1

– Простите, – произнес приятный мужской голос.

Нина подняла глаза и встретила восхищенный взгляд.

– Да?

– Я ищу… Нину На… На… э… – Незнакомец вертел в руках листок бумаги.

– Ньяньярелли? – уточнила она.

– Как?

– Нья-нья-рел-ли, – произнесла Нина отчетливо, по слогам.

– Да, наверное, так. Вы не знаете, где ее найти?

– Она перед вами, – улыбнулась женщина. «Он не относится к любителям оперы, иначе знал бы меня», – подумала она, расправляя свое вечернее платье из черного атласа.

– Отлично. Видите ли, сегодня мы с вами вручаем премию лучшему джазисту.

– Но я думала, что Луис Эванс…

– Да. Так должно было быть. Но Эванс только что позвонил из аэропорта Кеннеди, сказал, что его самолет задерживается в Лондоне из-за тумана и он не успевает. Я случайно оказался за кулисами, вот меня и попросили. Как человек добродушный, я согласился, – подмигнул мужчина.

Его привлекательное волевое лицо с яркими карими глазами обрамляли длинные волнистые каштановые волосы. Подкупала белозубая улыбка. Незнакомец был высок, хорошо сложен.

Она поняла, что смотрит на него слишком пристально. Он заметил это и не скрывал удовольствия. Нина покраснела и рассердилась на себя за скверную привычку краснеть.

– У вас передо мной преимущество, – вежливо сказала она.

– Это какое же? – удивился он.

– Вы знаете, кто я, а сами не представились.

– Прошу прощения, я просто привык к тому, что меня знают. Люк Свейн. – Он протянул ей сильную загорелую руку.

Подавая свою, маленькую, с тщательно отполированными ногтями, Нина подумала: «Сказал так, что это прозвучало скорее как привычка, а не бахвальство».

– Приятно познакомиться, – сухо ответила она.

– Правда? – переспросил он. В его глазах пряталась усмешка.

Нина вновь посмотрела в глаза Люку, заметила, что все еще держит его руку, торопливо убрала свою и быстро заговорила, пытаясь скрыть смущение:

– А чем занимаетесь вы, мистер Свейн?

– Я рок-певец. А вы, мисс Нан… нан…

– Нья-нья-рел-ли.

– Вы не устали от своего имени?

– Ужасно устала.

– Почему же тогда не смените?

– Если оно устраивало моего отца, должно устраивать и меня. А потом, знаете, на афише оно выделяется среди других. Я оперная певица.

– Оперная? – Он поднял бровь. Одну. Нина терпеть не могла людей, которые так делали. – Тогда почему вы вручаете награды джазистам?

– Как вам сказать… Я люблю джаз. К тому же среди номинантов мой любимый музыкант. Те, кто вручает призы, наверное, должны быть беспристрастны, но я лично очень надеюсь, что победит Джесс Хармон. Он заслужил награду. И, – улыбнулась она, – если Хармон победит, я с ним встречусь.

– Как я понимаю, вам нравится саксофон.

– Я люблю этот инструмент. Он единственный звучит красивее человеческого голоса, особенно если на нем играет Джесс Хармон. А вы, мистер Свейн? Какой инструмент любите вы?

– Вы не могли бы называть меня Люк? Иначе я не смогу называть вас Нина. Сжальтесь, – сказал он с усмешкой.

– Люк, – поправилась она.

– Мне наиболее близка гитара. А слушать люблю, пожалуй, трубу.

Они оживленно обсуждали достоинства каждого инструмента, пока их не позвали на сцену.

Прежде чем выйти на свет рампы, Нина взяла Люка под руку.

– Следующую награду, – прозвучал из громкоговорителя сердечно-театральный голос, – вручают Люк Свейн и Нина Ньяньярелли.

– Добрый вечер, – сказал Люк, когда они подошли к микрофону. – Позвольте представить вас Нине Ньяньярелли. – Он произнес ее имя безупречно, и она посмотрела на него с благодарностью.

Наконец Люк открыл конверт.

– Премия присуждается… – Он сделал паузу и с улыбкой протянул конверт Нине.

– Джессу Хармону, – произнесла она с воодушевлением. Все, в том числе Нина и Люк, зааплодировали. Старый саксофонист поднялся на сцену.

Нина протянула ему руку, но Хармон обнял ее, а потом, к ее удивлению, и Люка. Затем он произнес краткую речь, признавшись, что робеет перед публикой, когда у него в руках нет саксофона, и ушел за кулисы вместе с Люком и Ниной.

Как только они оказались за кулисами, музыкант хлопнул Люка по плечу:

– Где ты пропадал, дружище? За то время, пока я тебя не видел, новая кукуруза созрела.

– Кукуруза? – удивленно переспросил Люк. – Шутишь над бедным сельским парнем?

Нина удивленно переводила взгляд с одного на другого.

– Вы знакомы? – воскликнула она, забыв о своих изысканных манерах.

– Тихо, – зашипел на нее рабочий сцены.

– Я не хотел, чтобы вы подумали, что я хвастаюсь, – сказал Люк с невинным видом.

– Джесс, это мисс Нина Ньяньярелли, оперная певица. Не старайся произнести правильно ее фамилию, а то язык сло…

– Я, конечно, слышал о вас, мисс Ньяньярелли, – сказал Джесс, произнося фамилию абсолютно правильно. Он поднес к губам ее изящную руку: – Я ваш поклонник. Со временем вы будете одним из самых великих сопрано мира.

– Послушайте, может, мне оставить вас вдвоем, чтобы вы ублажали друг друга комплиментами? Несколько минут назад она что-то лепетала про твой саксофон. – Люк сделал вид, что рассержен, но глаза его смеялись.

– Я никогда не лепечу, – с достоинством парировала Нина.

– Не обращайте внимания, дорогая, – сказал Джесс. – Он просто выпендривается. Привык, что девушки от него балдеют. И вообще потише, приятель, сегодня мой день.

– Конечно, – мягко ответила Нина. – И вы, Джесс, его заслужили. Может, я когда-нибудь и попаду в число лучших, а вы лучше всех уже сегодня. Никто так не играет на саксофоне, как вы.

– Ух! Вы умеете польстить старику, – засмеялся Джесс. – Постарайтесь к моему возрасту уйти со сцены. Сумасшедшая жизнь…

Они немного поболтали о шоу-бизнесе: бесконечные ожидания, постоянная работа за полночь, одиночество во время гастролей.

Затем Джесс сказал:

– Послушайте, мы с женой и детьми хотим отметить мою победу. Как только все это закончится, отправимся в один знакомый ресторанчик в Гринвич-Виллидж. Довольно скромный. Мы с друзьями иногда бываем там. Не хотите присоединиться?

Глаза Нины загорелись совсем по-детски.

– А мне можно? – мрачно спросил Люк.

– Да кто тебя зовет, приятель, – засмеялся Джесс и хлопнул Люка по спине.

Глаза Люка изумленно расширились, но через секунду он уже сиял.

Они договорились встретиться после окончания программы.

Люк заметил, что под конец в суматохе несколько мужчин пытались познакомиться с Ниной. Он сам буквально пожирал глазами ее маленькую изящную фигурку, нежную кожу, фиалковые глаза. Блестящие, черные как ночь волосы выгодно подчеркивали точеный нос, высокие скулы, длинную стройную шею. Еще бы не заметить ее в толпе!

Нина направилась в дамскую комнату, чтобы взглянуть на себя в зеркало.

Бывший муж Нины, Филипп, научил ее умению наилучшим образом подчеркивать то, что ей дала природа. Результатом усилий стала элегантная женщина, во всем придерживающаяся классического стиля, который никогда не выходит из моды. Она причесывалась у отличного, хотя и не самого дорогого парикмахера Нью-Йорка. Ежемесячные посещения его помогали всегда быть в форме: прическа в классическом стиле очень шла ей, прямые, мастерски подстриженные волосы подчеркивали молочную белизну кожи.

Сама Нина стала прямо-таки виртуозом макияжа: накладывала его так, что он был практически незаметен. А тщательно подобранный гардероб служил ей годами. Нина носила итальянскую обувь, пользовалась французскими духами, ее немногочисленные драгоценности были подлинными и подобраны с большим вкусом. Привлекательная внешность очень важна на сцене, и, одержимая желанием сделать оперную карьеру, Нина ничего не упускала из виду.

Она чуть поправила волосы, освежила макияж (за это время ее радостно поприветствовало человек десять, которых она не встречала ни разу в жизни) и еще раз окинула себя взглядом.

Из украшений на ней было лишь жемчужное ожерелье.

Нина заметно волновалась. Щеки пламенели без всяких румян. Глаза таинственно блестели. Перед внутренним взором мелькало лицо, но отнюдь не Джесса. Ей казалось, что с нее не спускает смеющихся глаз Люк Свейн. Нина нахмурилась и вышла из дамской комнаты. «Ты пришла сюда наслаждаться обществом великого музыканта, – напомнила она себе жестко, – а не флиртовать с каким-то там рок-певцом».

Тряхнув головой, Нина присоединилась к компании.

Первым она увидела Люка, и его слова отнюдь не вдохновили ее.

– Что, черт возьми, на вас надето?

– Норка. – Нина оглядела свое черное меховое манто.

– Норка? Норка! А что в руках? – Он ухватился за ее сумочку.

– Крокодиловая кожа. – Она попыталась вырвать сумку. – Что с вами?

– Я не возражаю, если люди носят что-то из кожи. В чисто практических целях. Кожаные туфли, например…

– О, вы весьма великодушны…

– Но я не могу понять, как можно убивать беззащитных животных. Убивать для того, чтобы тешить свое тщеславие.

– Беззащитных? Сколько беззащитных крокодилов вы встречали? А норки, к вашему сведению, отвратительные, гадкие создания.

– Так! И вы считаете возможным убивать их, чтобы носить шубки из них?

– Я их не убивала, – не выдержав, воскликнула она. Опомнившись, Нина заговорила спокойнее. – И я не отвечаю за тех, кто их убивает. Зверей убили задолго до того, как я купила эти вещи. И если бы это была не я, это сделал бы кто-нибудь другой.

Глаза Люка сузились от злости. Он хотел что-то сказать, но в это время собралась вся компания, и он замолчал.

Общество состояло из Джесса, его жены Ребекки, их взрослых детей с мужьями и женами, Нины, Люка и еще нескольких человек, чьих имен Нина не запомнила. Все держались очень доброжелательно, но ее раздражало то, что они, по-видимому, считали ее и Люка влюбленной парой.

Вообще-то, если честно признаться, она попала сюда главным образом благодаря ему. Но она его едва знала, и он стал раздражать ее.

Все разместились в двух такси. Нина и Люк оказались в одном, но она умышленно не замечала его. Нина почувствовала еще большее раздражение, когда он, не обращая никакого внимания на ее холодность, пустился в разговоры с какой-то дамой средних лет. Разговор, насколько она могла слышать, шел об общем знакомом и его глупых, с ее точки зрения, похождениях. Собеседники так смеялись, как будто тот, о ком шла речь, был просто комик.

Джесс ехал в другой машине, и, чувствуя себя лишней и ненужной, Нина, пока они ехали в Гринвич-Виллидж, смотрела в окно.

Джазовый клуб «У Рути» находился в подвале современного бутика. Отнюдь не маленький по размеру, он был битком набит потными, разгоряченными людьми, веселящимися напропалую. Стол для Джесса Хармона и его друзей уже был готов. Оказалось не так-то просто пробиться к нему: Джесса останавливали, тепло поздравляли.

Несколько человек обратили внимание на Люка, и молодая женщина, явно незнакомая ему, закричала:

– О Господи! Люк Свейн! Вы Люк Свейн! Он Люк Свейн! – Она старалась прикоснуться к нему, как будто он был целителем-чудодеем.

Наконец ее спутнику удалось схватить ее за руку. Он ухмыльнулся:

– Потрясная музыка, Люк, – и утащил подружку прочь.

– Спасибо, – вяло откликнулся певец.

Джесс бурно развлекался.

– Даже на моих собственных скачках этот нахал из Канзаса отнимает у меня выигрыш! – прокричал он.

Кричали все вокруг. Музыка ревела во всю мощь.

Когда они наконец добрались до своего столика, Джесс, к удовольствию Нины, посадил ее рядом с собой.

Официантка подошла к столу принять заказ. Все попросили пива.

– Бренди «Александр», пожалуйста, – сказала Нина.

– Шутишь, дорогая, – удивилась официантка.

Нина ошеломленно посмотрела на нее:

– О!

– Принесите ей пива, – сказал Люк.

Нина встретила его взгляд. В нем был вызов, которого она не поняла.

Официантка вернулась с подносом, уставленным бутылками, и с грохотом составила их на стол.

– Будьте здоровы, – сказала она и повернулась, чтобы уйти.

– А можно мне стакан? – попросила Нина, стараясь перекричать музыку.

– Стакан?

Нина старалась скрыть раздражение.

– Милашка, принеси стакан моей гостье, – вмешался Джесс.

Официантка улыбнулась ему и повернулась к Нине:

– Дорогая, я одна на все эти столы. Будет время, принесу. – В ее голосе не было злобы, просто равнодушие.

Нина посмотрела на свою бутылку.

– Вашего отца устроило бы это, Нина? – спросил Люк. – Он бы стал пить из горлышка? – Никто больше не слышал его слов, они предназначались только ей. Он намекал на ее снобизм и побуждал доказать обратное.

Фиалковые глаза блеснули. Нина решительно подняла бутылку:

– За вас, Джесс!

Она поднесла бутылку к губам и, не отрываясь, выпила половину, затем с вызовом посмотрела на Люка. В его глазах читались усмешка, одобрение и еще что-то непонятное. Нина демонстративно отвернулась от него. Честное слово, ей показалось, что он хмыкнул.

– Ух! Кто научил малышку так пить? – закричал Джесс, одобрительно хлопнув Нину по спине.

«Ну все, приехали», – с отвращением подумала она.

Вскоре оркестр и все присутствующие единогласно решили, что Джесс уже достаточно долго пьет и ему пора браться за дело.

Старый музыкант осторожно, с любовью взял свой саксофон и поднялся на сцену. Сказав несколько приветственных слов и поблагодарив присутствующих, он представил Люка, Нину, членов своей семьи и друзей, поднявшихся вслед за ним с инструментами.

Музыканты играли почти час, в основном быстрые, зажигательные мелодии. Нину восхищала энергия, идущая от этого немолодого человека. Прозвучала последняя мелодия – завораживающий блюз. Джесс играл с закрытыми глазами. Саксофон стонал, как любовник. Нина сидела будто в гипнозе, забыв обо всем на свете.

Она слегка повернула голову: рядом с ее рукой, изящной и белой, на столе лежала другая – сильная и загорелая. Музыка прекратилась, и она вновь явственно ощутила присутствие Люка.

– Да, вы не шутили, сказав, что любите саксофон, – произнес он мягко.

Минуту они смотрели друг на друга с полным пониманием. Такие разные, они оба принадлежали к миру музыки и не могли не восхищаться высоким мастерством.

Внезапно в глазах Нины вспыхнули лукавые огоньки.

– Еще пива, мистер Свейн? – спросила она и, повернувшись к нему спиной, начала оживленно болтать с женой Джесса Ребеккой. Но все время чувствовала присутствие Люка.

Вечер продолжался. Нина получила от него больше удовольствия, чем ожидала. Джесс, о встрече с которым она мечтала всего лишь несколько часов назад, обращался с ней как с дочерью. Продемонстрировав всем свою способность пить прямо из бутылки, она вызвала всеобщую симпатию. Хотя и приходилось почти кричать, чтобы услышать друг друга, – так громко играла музыка, – Нина наслаждалась обществом обаятельной Ребекки. Через некоторое время на сцену вернулся Джесс с друзьями.

Когда все закончилось, Нина почувствовала себя усталой и опустошенной. Вечер был замечательным. Почему же ею овладело чувство разочарования?

Слушая музыку, Нина ушла в свои мысли. Теплая рука коснулась ее плеча. Перед ней стоял улыбающийся Джесс.

– Вы совсем замечтались. Потанцуйте со стариком, отвергнутым собственной женой.

– Так. Значит, у меня роль второй скрипки, – улыбнулась Нина, пока Джесс вел ее к танцевальной площадке. Он приобнял ее, и они стали танцевать.

– Я так рада, что вы меня пригласили, – прокричала она ему в ухо. – Я никогда в жизни не забуду, как вы сегодня играли.

– Я рад, что вы пришли, – ответил он. – Мне очень дорога ваша похвала. Я слушал вас в «Пиратах» в прошлом году и много раз до этого. Вообще-то я слышал вас еще тогда, когда вы пели в Сан-Франциско. Ария Глос в «Медее». Ваша первая сольная партия. Вы были совсем девочкой, Нина, но держались на сцене невероятно мужественно.

У нее в горле стоял комок слез. Не нужно было ничего говорить. Джесс понимал, как много значили для нее его слова. Он по-отцовски сжал ее в своих объятиях и выкинул новое коленце. Нина споткнулась и скорчила гримаску. Он добродушно засмеялся. Им стало совсем легко друг с другом: оба почувствовали, что их связывают взаимная симпатия и уважение.

Когда они вернулись за свой столик, к ним присоединилась Ребекка:

– Как давно вы знаете Люка, Нина?

– Я вообще его не знаю, – сказала Нина. – Мы только сегодня познакомились, на концерте.

– Ух, – включился в разговор Джесс. – Этот парень с такой злобой смотрит на мужчин, обращающих на вас внимание. Я думал, между вами что-то есть.

– Нет, – Нина поморщилась, – это он так смотрит на меня. Мы, прямо скажем, не поладили сегодня.

– Дорогая, да Люк глаз с вас не сводит весь вечер. Я боялся, шею себе вывернет, пока мы танцевали. Это со мной-то, старым и женатым, – хмыкнул Джесс. – Вы его поклонница?

– Поклонница? Нет. Я никогда даже не слышала, как он поет. Он, по-видимому, очень популярен.

– Безумно. Уже несколько лет. Работает как зверь. Вся эта чушь, о которой пишет пресса, – хорошенькие девушки, дикие оргии – все это издержки профессии. Вы-то знаете, что такое шоу-бизнес: репетиции, выступления, снова репетиции, записи, опять репетиции, интервью, гастроли, выступления и снова репетиции, репетиции… Он же и музыку, и слова еще пишет. Где тут найти время, чтобы гулять и веселиться? Половина того, что вы читаете о рок-звездах, – вранье. А вторая половина для того, чтобы скрывать правду.

– Я никогда о нем ничего не читала, – сочла нужным подчеркнуть Нина. – Даже и имени-то его не слышала.

– Еще услышите, дорогая.

На этом интересном месте разговор прервался: к столу подошел сам «потрясный парень».

– Притомился, Джесс? Сейчас только три утра, – поддразнил Люк.

– Придержи язык, – огрызнулся музыкант. – У мисс Ньяньярелли манеры будут получше твоих.

– Я это уже заметил, – сухо сказал Люк и повернулся к Нине. – Вы танцуете?

Он был вежлив, но усмешка в его глазах выводила Нину из себя. Будто он не знал, что она танцует. Нина протянула ему руку и встала.

– Я все делаю, мистер Свейн, – сказала она.

Его правая бровь поднялась, глаза удивленно расширились.

В объятиях Люка Нина выпрямилась, как палка, и держала руку на его плече так, будто боялась вот-вот уколоться. Взгляд ее безразлично блуждал где-то за его спиной. Несколько минут они танцевали молча.

– Мужчину, который сидит с тобой рядом за столом, игнорировать просто, но делать это в его объятиях – искусство. Поздравляю, у вас получается, – развлекался Люк.

– Некоторые из них это вполне заслуживают.

– Ох!

– Есть мужчины, – продолжала Нина уже чуть мягче, – обладающие шармом спального пуфика и манерами быка.

Его правая бровь снова поползла вверх.

– Вы не можете поднимать обе брови сразу, как нормальный человек? – раздраженно спросила Нина.

Люк пришел в восторг от ее темперамента:

– Нет, не могу. В детстве я свалился с велосипеда и расквасил себе всю левую половину лица. Какой-то нерв повредился.

– Извините, – растерялась Нина. – Я была груба.

– Я предпочитаю вопросы в лоб, – любезно ответил Люк. – Даже если их задает человек, обладающий шармом спального пуфика. – Их глаза встретились, и Нина с трудом удержалась от улыбки. – Кроме того, это одна из моих рекламных марок. Пресса уверяет, что эта манера придает мне некую «ленивую сексуальность». Вы согласны? – Он выразительно посмотрел на нее.

Нина не выдержала и рассмеялась. Поудобнее устроившись в его объятиях, она немного расслабилась. Они слегка раскачивались, слаженно двигаясь в такт музыке. Люк был намного выше, и она могла не смотреть ему в глаза, уйти в свои мысли.

Люк ослабил узел галстука. Нина заметила, что вечерний костюм ему непривычен и он расстегнул две верхние пуговицы рубашки. Пробежав взглядом по его шее, она стала рассматривать волосы. Блестящие, темно-русые, они волнами спадали на воротник. Затем Нина стала изучать его лицо, темные изогнутые брови и длинные ресницы. Встретившись с ним взглядом, она чуть не вздрогнула: он также внимательно ее рассматривал. Нина неожиданно почувствовала смущение и опустила глаза, прикрыв их темными пушистыми ресницами.

Музыка прекратилась, и они молча пошли к своему столику.

– Надеюсь, ты вел себя прилично, – проворчал Джесс.

– Абсолютно. Как настоящий джентльмен, – заверил его Люк.

– Джесс, – сказала Нина. – Спасибо за прекрасный вечер, но мне пришлось столько кричать… Пора остановиться, иначе мой концертмейстер запрет меня дома на полтора месяца. Мне пора.

Когда она стала прощаться с Люком, тот прервал ее:

– Я тоже ухожу. У меня завтра интервью на телевидении. Поймаем такси?

– Только ты поедешь сразу домой, сынок, – проворчал Джесс.

– Обязательно, – пообещал Люк. – В конце концов, мне надо поспать, чтобы я мог завтра впечатлять своей «ленивой сексуальностью».

– Ну тогда тебе действительно надо идти, – одобрил Джесс.

Нина сама накинула манто, и они направились к выходу. Она демонстративно дважды толкнула дверь, хотя в этом не было необходимости – Люк и так открыл бы ее. Выйдя на улицу, они сразу почувствовали свежесть бодрящего октябрьского воздуха. Люк остановил такси.

Усадив Нину на заднее сиденье, он сел рядом. Она назвала водителю свой адрес. Машина так резко рванула с места, как это делают только в Нью-Йорке.

Нина начала было вежливый разговор с Люком, но тот отказался вести светскую беседу и задал вопрос прямо в лоб:

– Послушайте, почему бы вам сразу не сказать мне, что вы считаете рок-музыку полной чепухой?

– А почему я должна это делать?

– Мы музыканты, а не дипломаты. Меня интересует ваше мнение, но мы не на званом вечере и рядом нет репортеров. Почему прямо не сказать, что вы думаете? Боитесь меня обидеть?

– Не хочу быть грубой. Даже с вами. И большинство музыкантов, между прочим, не стали бы настаивать на том, чтобы я их открыто оскорбляла.

– Я не буду оскорблен. Но как мы можем вести честную беседу, если вы ходите вокруг да около, несете всякую чепуху, чтобы скрыть, что вы на самом деле думаете?

– Сначала вы открыто заявляете, что вам не нравится моя одежда. – Нина окончательно потеряла терпение. – А теперь еще придираетесь к моим словам!

Такси остановилось на красный свет в двух кварталах от ее дома. Дрожа от злости, Нина распахнула дверцу и вышла из машины.

– Все, я выхожу, – крикнула она. – Не хочу больше терпеть ваши издевательства!

– Мадам, а деньги? – потребовал водитель.

– Вот, возьмите. – Нина вытащила из крокодиловой сумочки несколько долларов.

– Но этого мало, – запротестовал шофер.

– Я заплачу, – рявкнул Люк.

– Заткнитесь, – взвизгнула Нина.

– Что? – удивился водитель.

– Да я не вам.

– Нина, вернитесь в машину.

– Ни за что!

– Будьте благоразумны.

– Мистер Свейн. Вы все время оскорбляете меня. Мой туалет, то, как я пью, мое мнение – все вам не нравится.

– Какое мнение?

– Вам не нравится моя точка зрения, степень откровенности. Вы самый невоспитанный олух изо всех, с кем я когда бы то ни было проводила вечер после того, как мне исполнилось семнадцать. Как это вам? Я достаточно откровенна? И не смейте идти за мной, – добавила она, увидев, что он тоже выходит из машины.

– Нина, сейчас четыре часа утра. Я не могу отпустить вас одну.

– Если меня ограбят, вас это несколько утешит, мистер Свейн. Ведь грабители наверняка утащат и мое пальто, и сумку.

Выпалив это, она повернулась и ушла. Люк стоял и смотрел ей вслед, пока водитель не напомнил ему, что счетчик включен.

Глава 2

– Привет, извини за опоздание. Не могла поймать такси, а на дорогах жуткие пробки, – выпалила Нина на одном дыхании, влетев в комнату, где они с Еленой обычно репетировали.

– Ничего. Это не так часто случается, – ответила сидящая в комнате женщина. Елена была первым педагогом Нины в Нью-Йорке по вокалу. И хотя Нина быстро овладевала оперным искусством, занятий с Еленой не прекращала.

В первые годы их знакомства, когда Нина была совсем неопытной, Елена не просто учила ее, помогая постигать секреты пения, но и по-матерински давала ей советы, рассказывая о мире, в который той предстояло войти. Мать Нины не имела о нем ни малейшего представления и ничем не могла помочь дочери.

– Прости, что я отменила репетицию, – сказала Нина. – У меня голос сел, и я решила дать ему отдохнуть.

– Из-за чего?

– Накричалась. Один наглец вывел меня из себя. Ну, не важно. Ты смотрела по телевизору вручение премий музыкантам?

– Да. Теперь черт-те что называют музыкой, но твой герой получил премию.

– Джесс? Да. – Нина рассказала о вечере с Джессом и его друзьями, тщательно обходя свое общение с Люком Свейном.

– Что ж, познакомь нас как-нибудь. Он действительно великий музыкант. Кстати, твой костюм в этот вечер…

– Да?

– Пожалуй, был чересчур. То, что выглядит элегантно в ночном клубе, по телевизору смотрится пресновато. Мне кажется, тут нужны оборки, драпировка, бриллианты.

– Спасибо. Учту. – Нина всегда положительно воспринимала любую критику, если это касалось ее профессии, и старалась делать нужные выводы. Она редко повторяла допущенные ошибки. – Давай работать.

Елена села за фортепиано, Нина встала рядом.

Немного распевшись, Нина приступила к более трудным вокальным упражнениям. Елена слушала, кивала, время от времени давала советы: расслабь плечи, убери язык, не зажимай ноту. За час они прошли кусок из «Риголетто», которым Нина была пока недовольна, а потом обсудили места, куда ее приглашали выступить.

Как всегда, в хорошем настроении, появляющемся у нее после занятий, Нина шла по улице, что-то тихонько мурлыкая. Она отдала себя опере, потому что любила петь и, как сказал Джесс, была певицей Божьей милостью. Нина вообще отличалась жизнелюбием, ничто не могло доставить ей такого удовольствия, как те моменты, когда все в ней объединялось воедино и поднимало ее над обыденной жизнью. Бывало это только тогда, когда она пела.

– Что-то ты сегодня слишком серьезна, – сказала Нина своему отражению в витрине музыкального магазина и вдруг вздрогнула: на нее смотрели знакомые карие глаза. Сердце екнуло, но через секунду она уже смеялась над собой – это был лишь плакат.

Нина уставилась в витрину. Люк, по всей вероятности, действительно был очень популярен, как сказал Джесс. Альбому певца было посвящено полвитрины, в том числе и плакат, изображавший его обложку. Люк в линялых джинсах и старом свитере был снят на фоне убогого сельского пейзажа: полуразвалившаяся хижина, груда отбросов, на веревке висит белье. Небрит, а глаза горят каким-то мрачным огнем. Альбом назывался «Загадочное имя».

Нина как зачарованная смотрела на все это убогое обрамление, на эти горящие глаза. Что видел он и не видела она? «Загадочное имя»… Что он имел в виду?

Она уже было вошла в магазин купить альбом, но подумала, что этого делать не стоит. Рок-музыку она не слушала. Нина подозвала такси и поехала домой.

Квартира Нины, маленькая, с одной спальней, находилась на девятом этаже ухоженного дома неподалеку от Лексингтон-авеню. Она не могла видеть из окна Центральный парк: его загораживало слишком много зданий, но до него можно было дойти пешком. Квартира была обставлена элегантно, со вкусом, чувствовалось, что здесь живет очаровательная женщина. Нина предпочитала современный стиль, без излишеств, прямые чистые линии, пастельные тона, питала слабость к восточным коврам, вазам; любила картины, бронзу. В Сан-Франциско она увлекалась искусством икебаны и, судя по квартире, преуспела в нем. Переехав в Нью-Йорк, она потратила много денег и энергии, чтобы дом ее выглядел должным образом. Нина обожала его. У окна в углу помещалось фортепиано, заваленное оперными партитурами; в комнате стояла дорогая музыкальная аппаратура.

Зазвонил телефон.

– Алло! – сказала она в трубку.

– Привет, это Люк.

От изумления Нина потеряла дар речи. Он что, ненормальный? А может, ясновидящий? Звонит, чтобы наорать на нее за то, что она не купила его альбом?

– Люк Свейн, – нерешительно повторил он.

– Догадываюсь. Как вы узнали мой номер?

– Вы единственная Нина Ньяньярелли в телефонной книге.

– О да, конечно. Что вы хотите? – спросила она весьма нелюбезно.

– Я был груб вчера…

– Безусловно.

– Я бы хотел это сказать.

– Это что, извинение?

– Я бы хотел принести его при встрече. Вы не пообедаете со мной?

– Вы, должно быть, шутите…

– Послушайте. Мы действительно как-то плохо начали. Но я не всегда веду себя как бык. Иногда со мной довольно интересно.

– Ну, я не думаю…

– Я угощаю.

– Боюсь, что…

– Выбирайте ресторан.

– Честно говоря, я не думаю… Что, правда можно выбрать?

– Да.

Она на минуту задумалась. Затем лукаво улыбнулась. Она проучит его на всю жизнь.

– Ну что ж. Пойдемте, – протянула она не в меру сладким голосом.

– Правда пойдем? – В его голосе звучало подозрение.

– Конечно. Может быть, в четверг?

– Нет, не могу, у меня свидание. А во вторник?

– Теперь я не могу. У меня спектакль. В среду?

– Не могу. Мы репетируем. А в пятницу?

Она полистала записную книжку.

– Хорошо, в пятницу. – Нина назвала ресторан, и они договорились встретиться там в восемь вечера. Он на всякий случай назвал ей номер своего телефона; в телефонной книге его, конечно, не было.

– Тогда до пятницы, – сказал он и повесил трубку.

Люк ждал Нину у входа в ресторан. Как и многие другие шикарные рестораны Нью-Йорка, «Пресье» снаружи выглядел более чем скромно, на его внутреннее великолепие ничто не намекало. Нина тайно злорадствовала, пока Люк помогал ей выйти из такси.

Совершенно очевидно, что он старался не ударить лицом в грязь. И хотя, посмотрев на ее шубу из шиншиллы жемчужного цвета, слегка прищурился, ограничился вежливым приветствием.

Нина придирчиво оглядела его. На нем была темная рубашка, коричневые брюки и модный пиджак рыжеватого цвета. Он побрился, волосы были причесаны, а башмаки начищены. Выглядел Люк прекрасно. Его фанаты, увидев своего любимца, растаяли бы от удовольствия.

– Неплохо, – сказала Нина, – но, я думаю, вот это вам пригодится. – Она вынула из сумочки черный шелковый галстук.

– Галстук? – удивился он.

– Да, сюда без него не пускают.

Люк держал галстук так осторожно, словно это было произведение искусства.

– У них, конечно, есть подбор галстуков для джентльменов, которые забыли надеть их, но этот шелковый, и я готова вам его подарить, если у вас нет своего.

– Это… это очень любезно, Нина. Я буду его беречь.

Люк начал завязывать галстук, глядя на нее с некоторой опаской, но она опустила глаза. Его длинные ловкие пальцы быстро справились с задачей.

– Так?

Нина приподнялась на цыпочках и, улыбаясь, затянула узел чуть туже. Великолепно!

– Душит, как петля.

Когда они вошли в ресторан, глаза Люка расширились от увиденной роскоши. Великолепные ковры, французский антиквариат, лощеные официанты – все говорило о высшем шике. Ясно, что ресторан был очень дорогим.

– Мадам Ньяньярелли, мы так давно не имели удовольствия вас видеть. Счастлив приветствовать. – Метрдотель обратился к Нине по-французски.

Она протянула ему руку, над которой он галантно склонился, и ответила тоже по-французски:

– Да, Генри. Несколько месяцев. Я рада снова побывать у вас. Надеюсь, вы оставили нам хороший столик.

– Безусловно, мадам. Самый лучший. Следуйте, пожалуйста, за мной, – пригласил метрдотель.

– Часто здесь бываете? – подозрительно спросил Люк.

– Да так. Время от времени.

Они прошли за Генри к небольшому алькову с мягким освещением. Нина отдала шубу официанту и с удовольствием заметила, что в глазах Люка появилось одобрение. Она оделась очень тщательно. «Исключительно для себя, а не для партнера», – напомнила она себе. Шелковое темно-красное платье с прилегающим лифом и узкой юбкой оставляло открытой ее стройную шею и позволяло любоваться великолепной грудью. Цвет платья удачно оттенял черные, гладко зачесанные волосы. Туалет дополняли простое ожерелье и браслет из белого золота с маленькими рубинами. Люк не мог скрыть восхищения. Их глаза встретились. В его взгляде было что-то пугающее, и она опустила ресницы.

Появился официант. Рядом бесшумно суетилось еще несколько. Нина снова овладела собой.

Она весело болтала по-французски с официантом, а Люк с мрачным видом рассматривал цены в меню. Они сделали заказ, затем Люку предложили карту вин, и Нина посмотрела на него невинными глазами.

Злясь и забавляясь одновременно, Люк протянул карту Нине.

– Наверное, вы сами хотели бы выбрать, – сказал он. – Видимо, догадываетесь, что французские вина не мой конек.

Отлично. Он хотя бы не страдает комплексом неполноценности. Она много раз наблюдала, как мужчины беспомощно вертели в руках карту вин, предпочитая скорее ошибиться в выборе, чем признаться своей даме, что ничего не смыслят в дорогих винах.

Уже зная свой выбор, Нина протянула карту официанту и заказала вино.

– Надеюсь, вам понравится мой выбор. Белое, очень сухое, – сказала она, когда официант принес бутылку.

– Вообще-то я предпочитаю красное, но уверен, что и это придется мне по вкусу, – вежливо ответил Люк. Он сделал знак официанту, наполняющему бокал для пробы, остановиться: – Пусть решает дама.

Вино действительно было великолепным. Когда они остались вдвоем, Люк так посмотрел на Нину, что стало ясно: ситуация его явно забавляла.

– Говоря откровенно, вы неплохо отомстили мне за вчерашнее, – сказал он.

– Кухня здесь, во всяком случае, отличная. Не падайте духом и наслаждайтесь.

– Я наслаждаюсь вашим обществом, Нина.

Вежливые слова прозвучали так искренне, что она не нашлась с ответом и молча взяла свой бокал. Стол был, как она и обещала, отличный. После хорошей еды и прекрасного вина Нина разговорилась с Люком и вскоре забыла, как ей с ним было трудно.

– Где вы научились глушить пиво, как матрос? – спросил Люк.

Нина засмеялась:

– У меня четыре старших брата, и я росла настоящим сорванцом.

Правая бровь Люка поднялась, и он недоверчиво взглянул на нее.

– Да-да! Я играла с ними в футбол и баскетбол, ходила в походы, вместе воевала с соседскими мальчишками, смотрела воскресный футбол по телевизору, попивая пиво, вопила как сумасшедшая при каждом забитом голе. Я хотела ни в чем не уступать им: так же пить, драться, играть…

– И когда же вы… э… стали женственной?

– Когда я поняла, что могу делать то, чего не могут они. Никто из моих знакомых не умел петь, как я. И мое пение мне и другим людям доставляло ни с чем не сравнимое удовольствие. Все детство я пела в церкви, и, когда мне исполнилось пятнадцать, я уже больше не походила на мальчишку. С этого времени я начала петь в Бруклине везде, где можно, – на вечерах, в клубах, на свадьбах, танцах.

– Бруклин! Вы из Бруклина? А как же великолепное произношение, французские вина, итальянская обувь? – с недоверием спросил Люк.

– Да никак. – Нина сердито посмотрела на него. – Я никогда не скрывала, откуда я и кем была. А была я итало-американской девушкой из рабочей семьи. Мой отец – плотник. Я люблю свою семью. Мои вкусы и манеры изменились, но я все та же.

– Хорошо. Итак, вы поняли, что можете петь. Что было дальше?

– Я хотела петь профессионально. Петь в опере. Вся моя семья любила оперу. Для меня же этот жанр особенно ценен тем, что позволяет певице раскрыться максимально. Джаз близок к этому, но я хотела петь в опере. Учитель музыки в школе занимался со мной бесплатно. У нас не хватало денег, и я делала у него уборку, хотя это мелочь по сравнению с тем, что он дал мне. Я закончила школу на год раньше и поступила в Джульярд [1] со стипендией.

Нина рассказала Люку о Елене, своей наставнице, о радостях и переживаниях тех первых трудных лет обучения.

– Я могла бы продолжить обучение в аспирантуре, но денег не было и к тому же мне хотелось петь на сцене, а не слушать вновь и вновь рассказы о том, что было бы, если бы я попала на сцену. Поэтому, когда мне предложили работу в Сан-Франциско, я подпрыгнула от радости. Так началась дорога к славе и деньгам.

– А что, опера дает славу и деньги?

– Для некоторых. Большие звезды получают за выступления много, хотя, наверное, и уступают в этом звездам рока.

Как и в рок-музыке, слава и деньги входят в понятие успеха. Конечно, мне все это нужно, но больше всего я хочу, чтобы настало время, когда мне не придется петь то, что предлагают, и я сама смогу составлять свой репертуар.

Я много работаю и многого достигла для своего возраста. Зарабатываю неплохие деньги, выступаю с хорошими оркестрами, работаю с блестящими музыкантами, но делаю то, что от меня требуют. Я не могу себе позволить отказаться спеть то, что просят. Мне могут просто не предложить другого. Я должна поддерживать репутацию и ждать того дня, когда смогу работать столько, сколько захочу, и так, как мне хочется.

– Этот день настанет. Я верю в вас, – сказал Люк серьезно.

– Почему? – спросила она с любопытством. – Вы же не любите оперу, даже не слушали меня ни разу.

– Потому что мне понятны ваши стремления. Вы уже многого достигли собственными силами. Чем больше слава и выше награды, тем вероятнее риск и одиночество у рампы.

«Понимает, – подумала она. – Он уже сейчас богаче и известнее, чем, может быть, я буду когда-то».

– Я видела ваш альбом недавно, – неожиданно для себя самой сказала она, – но не купила его.

– Очень жаль. Мне нужны деньги, чтобы заплатить за этот ужин.

Нина засмеялась:

– А вы правда из Канзаса? Люк Свейн – ваше настоящее имя?

– Да. Люкас Бартоломью Свейн. Я вырос на пшеничных полях Канзаса.

– Бартоломью?

– Ш-ш-ш. Это секрет.

Официант поставил перед Ниной суфле «Гран-Марнье», которое она тут же с удовольствием съела. Люк с некоторым опасением смотрел на поданную ему тарелку с трясущейся пеной.

– Ваши родители действительно фермеры? А как они относятся к тому, что вы рок-звезда?

– Они гордятся мной, когда я пою на митингах в защиту гражданских прав. Боюсь, что песни о сексе их смущают, и они уж совсем приходят в ужас, когда обо мне пишут в разделе светских сплетен.

– А как вы начинали?

– Я сам научился играть на гитаре еще в детстве, слушая радио. Вы слышали о битлах?

– Конечно. Как я могла о них не слышать?

– Еще в школе я собрал оркестр из своих друзей и начал писать песни. Мои старики довольно спокойно отнеслись к тому, что их сын не хочет быть фермером, но решили, что я сошел с ума, бросив учебу и отправившись в дорогу с гитарой. Мне было тогда семнадцать. У меня был маленький оркестр.

Я был молод, полон энергии и постоянно напоминал себе во время длинных переездов и одиноких ночей, что я мог всю жизнь сидеть за рулем трактора или торчать где-нибудь в скучной конторе. В общем-то я был счастлив. А потом однажды нас заметила менеджер Кейт Хаммер. Она стала заниматься нами, и у нас вдруг появились деньги и даже автобус получше. Через год Кейт добилась, чтобы фирма звукозаписи заключила с нашим оркестром контракт, заставила компанию сделать нам хорошую рекламу и раскрутить нас. Альбом назывался «По крайней мере с улыбкой», и…

– Подождите минуту. «По крайней мере с улыбкой»? Я слышала эту песню, она мне очень понравилась.

– А я думал, что вы никогда не слушаете рок, – поддразнил он.

– Да, не слушаю. Но эту песню я просто не могла не слышать. Ее весь год играли везде: в ресторанах, магазинах, по радио. Мне она очень нравилась. Она напоминала мне, что чувствовала я сама, когда переезжала с места на место, расставалась с людьми, живя только работой… Но я не знала, что это были вы.

Он засмеялся:

– Но, к счастью, все другие это знали. Очень скоро я стал появляться на телевидении, на радио, играл «живьем» для тысяч людей, давал интервью, получал немыслимые предложения. В общем, стал героем одного произведения. Так сказать, проснулся знаменитым! Мне было двадцать восемь лет. Я шатался по дорогам десять лет, а обо мне узнали только сейчас, как будто я взял в руки гитару этим утром.

– А потом все это стало историей?

– Нет, дальше было много тяжелой работы. Я гастролировал какое-то время. Потом подготовил еще один альбом, репетировал, записал его, снова гастролировал, чтобы создать ему рекламу. Потом были и другие.

– А почему сейчас не ездите?

– Ездил и езжу. Скоро поеду на Запад на какое-то время.

– Да вы сумасшедший.

Их глаза встретились, и они рассмеялись. Ни один из них не хотел бы для себя какой-то другой жизни.

Когда принесли счет, глаза Люка чуть не вылезли из орбит.

– Мне придется записать еще один альбом, чтобы заплатить за это, – простонал он.

– Вы сами предложили мне выбрать ресторан, – язвительно напомнила Нина.

– В следующий раз, если я захочу извиниться, я сам приготовлю вам обед.

– Вы умеете готовить?

– Я умею все, мисс Ньяньярелли. – Люк заплатил по счету и помог Нине надеть шубу. – Вы надели эту мерзость специально, чтобы позлить меня? – спросил он.

Нина улыбнулась.

– Отчасти, – созналась она, – но вообще-то мех очень красив. Скажите честно, разве это не так?

Его взгляд ласкал ее, на лице появилась беспомощная улыбка.

– Вы очень красивая, – сказал он просто.

Нина оглянулась в поисках такси. Люк предложил прогуляться. Ночь была великолепной, свежей, но не холодной.

– Что же это все-таки значит – «Загадочное имя»?

– Купите альбом и узнаете.

– А если он мне не понравится?

– Я возмещу вам стоимость. Вы ведь настолько порочны, что возьмете деньги.

– Спорю, вы пожалели, что меня не ограбили тогда.

– Никоим образом. Страшно даже подумать, где бы мы сегодня ужинали, если бы вас ограбили.

– Как прошло вчера ваше свидание?

– Нормально.

– С кем-то, кого я знаю?

– Разве у нас есть общие знакомые, кроме саксофониста?

Некоторое время они молчали.

– Откуда все это появилось? – спросил Люк.

– Что «все»?

– Итальянская обувь, костюмы на заказ, манеры, французский…

– А! По-разному. Я учила языки во время занятий и встреч с европейцами. Ну а остальное… Опера – это целый мир. Но вообще-то, честно говоря, меня многому научил муж, и у меня возникло желание учиться дальше.

– Муж? – Люк остановился так внезапно, что Нина едва не споткнулась.

– Бывший. Мы развелись три года назад.

– А когда вы вышли замуж?

– Мне было двадцать два года. В Сан-Франциско. Я познакомилась с ним после того, как начала там работать. Его звали Филипп Гарнье. Он из богатой французской семьи, которая вложила большие деньги в оперу и имела огромное влияние в этом мире.

– Продолжайте, – попросил Люк.

– Ему было тридцать семь лет. Обходительный, красивый на европейский лад. Я была влюблена в него, а это, наверное, то же самое, что и любовь.

– Вы действительно так думаете?

– Сейчас не знаю, а тогда… Он потряс меня. В общем-то было нетрудно произвести впечатление на девушку, которая нигде, кроме Нью-Йорка, не была и работала так много, что на мужчин у нее просто не оставалось времени. Мы поженились спустя полгода.

Его семье не очень-то нравилось, откуда я, но все были довольны, что он женится на будущей оперной звезде. Они все верили в мой талант. Филипп взялся за меня всерьез, а я, – Нина невесело усмехнулась, – была послушной ученицей. Он научил меня одеваться, пользоваться косметикой и причесываться, выбирать книги для чтения, понимать толк в винах, учил правильно вести себя; обучил французскому. С его помощью мне удалось избавиться от бруклинского акцента. Я узнала много нового об искусстве и антиквариате, иностранных кинофильмах, индийских ремеслах, познала вкус изысканной кухни.

Гарнье помог и моему продвижению на сцене. Поощрял увлеченность работой, никогда не препятствовал моим гастролям, не возмущался, что от усталости я порой совсем не могла уделить ему внимания. Филипп стал моим менеджером. Он использовал свое влияние, чтобы мне давали ведущие партии, представлял нужным людям, знакомил с крупными режиссерами. Я считала, что мне повезло. Если я годилась на ту или иную роль – а так оно и было, – мне не приходилось ждать годами, чтобы получить ее. С его точки зрения, наша женитьба была выгодной сделкой. Его жена оказалась женщиной в руках Пигмалиона.

– И что же случилось потом? – спросил Люк.

– О, многое. Во-первых, я перестала быть Галатеей. Он открыл передо мной новый мир, и постепенно я научилась мыслить сама, а ему это уже не нравилось.

Я стала отличать элегантные манеры от снобизма, людей сдержанных от скучных, отзывчивых от равнодушных. Я поняла, что нельзя слепо следовать моде, что простые удовольствия – главные удовольствия в жизни, к примеру пить пиво. Но главное, я поняла, что не люблю Филиппа и что, несмотря на всю свою изысканность, он скучен и глуп.

– И тогда вы расстались?

– Нет. Какое-то время мы еще были вместе. Карьера, дом. Я не знала, что мне делать… Затем, вернувшись как-то с гастролей по Италии, я узнала, почему он был не против всех моих турне. Филипп отнюдь не скучал. Войдя в дом, я увидела там блондинку в моем купальном халате с бокалом вина в руке. Она сидела в кресле, которое я особенно любила, а мой муж готовил для нее ванну с солью. Я оставила его в тот же день.

Люк присвистнул.

– Я подала в суд на развод, мотивировав свои действия фактом измены. Знакомые с огромным удовольствием представили мне целый список его любовниц.

– Как к этому отнеслись ваши родители?

– О! Филипп им никогда не нравился, – засмеялась Нина. – Отец его просто не выносил. Но они приняли этот брак как факт и поддерживали меня. Потом хотя и волновались по поводу развода, но были на сто процентов «за». Мать с отцом довольны, что он исчез из моей жизни.

– А вы?… Я хочу сказать… как вы…

– Я рада, что его нет рядом. Он не был чудовищем. Просто слабый глупый человек с большими деньгами и массой претензий. Я была слишком молода и наивна, чтобы понять это.

Нахмурившись, Нина пожала плечами. Она уже давно не испытывала никаких чувств к Филиппу, но обида за предательство до сих пор жгла ее.

Люк, казалось, это чувствовал. Он сжал ее руку и притянул чуть ближе. Какое-то время они молчали.

Вскоре Люк с Ниной вышли на улицу, где был ее дом. Люку не хотелось, чтобы вечер кончился, и он стал развлекать ее рассказами о созвездиях, облаках и городских огнях.

– А мальчиком на свиданиях вы тоже показывали их своим девочкам? – спросила Нина.

– Ну, это было не так уж трудно, потому что тогда мы действительно могли видеть звезды в Канзасе.

Нина разглядывала бархатное ночное небо. Легкий ветер чуть спутал ее волосы, на лоб упала блестящая темная прядь. Она склонила голову набок.

– Кажется, я вижу Полярную звезду…

Нине вдруг стало не хватать воздуха. Она делала вид, что по-прежнему рассматривает звездное небо, но дыхание ее стало прерывистым, а внутри все ухнуло куда-то вниз.

– Нина, – сказал хрипло Люк. Нина ощутила на своей щеке его дыхание.

Она по-прежнему упрямо смотрела на небо. Зачем ей брать на себя ответственность за происходящее? «Ну почему, почему он медлит?» – думала Нина, замерев в ожидании.

– Нина. – Его шепот стал более настойчивым.

Она повернулась к нему, огонь его глаз буквально поглотил ее, из горла вылетел низкий хриплый звук, и ее бросило к нему.

Губы Люка были теплыми. Наполняя живительной сладостью, они одновременно опустошали ее. Нина хотела, чтобы эти минуты длились вечно. Она гладила его лицо и волосы, прильнув к Люку, ощущая его тепло. Голова у нее закружилась.

Люк покрывал ее лицо страстными нежными поцелуями. Он поцеловал ее бровь, висок, скулы, кончик подбородка, зарылся в волосы, шепча ее имя, все больше возбуждаясь от прикосновения ее рук к своим плечам. Она забыла обо всем на свете.

Обоюдное желание владело ими с первых моментов встречи, но она пыталась не замечать этого. И сейчас оно вырывалось из нее вулканическими вспышками. Она потеряла самообладание.

Требовательные и властные губы Люка вновь встретились с ее губами. Язык скользнул между зубов, и она, не отрываясь, в свою очередь старалась испить его, испробовать, раздразнить… Рядом громко загудела машина, и они отпрянули друг от друга, как виноватые подростки.

Первым пришел в себя Люк:

– Фу, целоваться под луной!

Должно быть, лицо Нины выражало ужас и отвращение к себе, потому что Люк мягко сказал:

– Мы так не договаривались, да? Ладно, Нина, все нормально. Пошли. Я провожу.

Когда подошли к ее дому, швейцар, узнав Нину, открыл дверь.

– Спокойной ночи, Нина, – сказал Люк. Он наклонился и по-дружески поцеловал ее в щеку. Это вроде бы успокоило ее, и в то же время она пришла в еще большее смятение: ведь она только что страстно откликалась на его поцелуи.

Нина дошла до своей квартиры и всю ночь без сна проворочалась в постели.

Глава 3

Два дня спустя, в воскресенье, Нина решительно набрала номер Люка. Она подождала немного и была уже готова повесить на восьмом гудке трубку, как кто-то наконец ответил.

– Слушаю. – Голос был женским, мягким и приятным.

Нина вдруг почувствовала болезненный укол в сердце.

– Могу я поговорить с Люком?

– Да, конечно, только должна вас предупредить, что он не в лучшем настроении.

Нина слышала отдаленные голоса; должно быть, Люк и женщина спорили. Наконец он подошел к телефону.

– Да, – послышался недовольный голос.

– Привет, Люк. Это Нина.

Последовала долгая пауза.

– Нина…

– Надеюсь, я не помешала, – сказала она напряженно.

– Нет.

– Вы чем-то заняты…

– Нет, не занят.

Говорить оказалось труднее, чем она предполагала, а он явно не хотел помочь.

Две ее племянницы, стоящие по обе стороны от нее в гостиной дома родителей Нины, знаками показывали ей, чтобы она переходила к делу. На кухне пронзительно вскрикнула мать. Через минуту в комнату с куском свинины ворвалась собака, за ней влетели два Нининых брата, мать и соседский ребенок. Все они кричали и размахивали руками.

– О Боже! – только и могла сказать Нина.

– Гадкая собака! Гадкая! – кричала мать.

– Концерт, Нина! Спроси его о концерте, – приставали племянницы.

– Мама, оставь собаку. Все равно мы не сможем это теперь есть, – сказал брат Нины, Марк, стараясь образумить мать, которая полезла под стол, стараясь схватить пса.

– Что, черт возьми, происходит? Где вы? – кричал Люк в телефонную трубку.

– У родителей в Бруклине. Типичный воскресный обед в семье Ньяньярелли, – прокричала она в ответ.

– Я начинаю понимать, что привлекло вас в вашем бывшем муже, – прокомментировал Люк.

Собака все еще лаяла, а малыш ревел во все горло.

– Нина, ну попроси же его. Нина!

– Попросить о чем?

– Гадкая собака! Что мы теперь будем есть? – растерялась мать Нины.

– Мама, успокойся. Я пойду и куплю пиццу. Мэтт, убери отсюда собаку, – сказал Марк.

– Тихо вы! Успокойтесь! – Нина закричала так, как будто была на сцене. Это подействовало. Семейство успокоилось, и она поблагодарила всех своим обычным ровным голосом.

– Все в порядке? – спросил Люк. Чувствовалось, что он улыбается.

– Более или менее. Кричат, но тихо.

– Почему вы позвонили?

– Дело в том, что у моей племянницы Марии на следующей наделе день рождения. Ей исполнится четырнадцать. – (Мария согласно закивала.) – И она, и ее сестра… В общем, Люк, они видели меня с вами по телевизору. Им очень хочется вас послушать. Я пыталась достать билеты на ваш благотворительный концерт на следующей неделе на Лонг-Айленде, но все билеты проданы…

Нина умолкла. Откуда дочерям ее брата Майкла было знать, что она вдрызг разругалась с Люком в первый же день знакомства прямо на улице? Что же касается их последней встречи, то Нина и вспоминать о ней не хотела.

Он, очевидно, решил избавить ее от дальнейших унижений.

– Вам помочь? Я оставлю пропуска. Трех достаточно?

– Конечно. Отлично. Большое спасибо, Люк, – с облегчением сказала Нина.

– Для меня это удовольствие. Приведите племянниц за кулисы после выступления. Хорошо?

– Они будут в восторге.

– Отлично. – Он объяснил, где взять пропуска и как пройти за сцену. – До встречи в следующую субботу. И знаете что, Нина? Женщина, которая подошла к телефону…

– Да? – Она ненавидела себя за то, что ей хотелось это знать.

– Это мой менеджер, Кейт Хаммер. Чисто деловые отношения.

– О!

– Вам нужно было только спросить, Нина, – мягко добавил он.

– Я… Извините, Люк. Это не мое дело.

– До субботы. Пока, Нина.

Ну вот! Как всегда! Она злилась на себя за то, что не сумела скрыть своего любопытства, и в то же время была благодарна, что он ей сказал о женщине, подошедшей к телефону. Нина испытывала облегчение оттого, что он не напомнил о последней встрече, и одновременно сердилась на него. Однако сейчас было не до размышлений. Она мягко отстранила ноющих племянниц.

– Нам будет оставлено три пропуска «для особо важных персон», и он приглашает нас за кулисы после выступления.

Девчонки запрыгали от восторга и чуть не задушили Нину в объятиях.

В комнату вошла жена Майкла Нэнси:

– Вижу, вижу. С билетами все в порядке.

Дочери бросились к ней поделиться радостью, а затем выскочили во двор к отцу.

– Спасибо, Нина, – поблагодарила Нэнси. – Нам самим хотелось сводить их. Люк Свейн – это необыкновенно. Но они вряд ли хотят пойти на рок с родителями. Как ты думаешь?

– Идти с теткой почти то же самое, – суховато ответила Нина, – но, может быть, мне самой будет интересно. Я никогда не была на рок-концерте.

– Кто знает, может, тебе и понравится.

– Сомневаюсь.

– Ты пиццу с чем хочешь? Марк принимает заказы, – с улыбкой спросила Нэнси.

– У нас будет пицца? Слава Богу! Я, наверное, теперь на жареную свинину и смотреть не смогу.

За обедом отец только и говорил, что о благотворительном концерте.

– Деньги от концерта пойдут в Фонд борьбы с голодом? Это замечательно. Рад, что вы, девочки, интересуетесь такими вещами. Заставить правительство прислушаться к ним люди могут только объединившись.

– Рок, – прервала Нина. – Я думаю, что это не из-за политики. Они просто хотят послушать рок-музыку.

Стефано Ньяньярелли был слегка разочарован, когда его внучки подтвердили Нинины слова. Но он был оптимистом.

– Все равно. Эта так называемая музыка хоть на несколько минут да замолчит, и они просто вынуждены будут что-то выслушать. Если ты еще сомневаешься, «за» ты или «против», очень важно определиться и понять, почему именно ты так делаешь.

– «Так называемая музыка»? – вмешался Джо, младший из четверых сыновей. Он был на год старше Нины. – Отец, мы уже сто раз это обсуждали…

– Обсуждали. И все равно я утверждаю, что выкрики длинноволосых парней о сексе под барабанный бой и гитару – это не музыка. Нина согласна со мной. Правда, Нина?

Она смеялась.

Однако Джо не собирался так быстро сдаваться:

– Да, может, и не музыка, но…

– Ну, тогда будем считать, что мы согласны друг с другом, – прервал его Стефано. – И давайте хоть раз в жизни пообедаем мирно.

Нина рассмеялась еще громче, а Джо покраснел от возмущения.

В спор вступила вся семья. Все вопили; каждый доказывал, что он сейчас все объяснит, если его послушают хотя бы минуту. Собака с веселым лаем бегала вокруг стола.

«Что ж, – улыбнулась про себя Нина, – обычный воскресный обед семейства Ньяньярелли».

Подперев рукой подбородок, Нина вспомнила слова Люка. Да, он был прав. Ее потянуло к Филиппу, потому что спокойная утонченность его жизни слишком резко контрастировала с жизненным укладом ее семьи. Она наслаждалась теперь тем, как она живет, и знала, что никогда не вернется к жизни, в которой нет места изысканности, культуре. «Но, – подумала она, оглядывая своих шумных, жизнелюбивых родных, – ведь, живя с Филиппом, я так по всему этому скучала».

– Значит, Нина ведет вас на концерт. – Стефано обратился к Марии и Анджеле так спокойно, как будто они только что заговорили об этом.

– Да, дедушка. Она сказала, что мы можем переночевать у нее, а на другой день, может быть, пойдем еще куда-нибудь.

– Нина, ты хочешь пойти слушать рок?

– Я с удовольствием свожу девочек, – уклонилась от прямого ответа Нина. – И познакомлю их с Люком. Им так хочется.

– Я слышала о Люке Свейне, – вмешалась мать Нины. – Говорят, он умный и честный человек. Ты должен быть рад, что девочки хотят послушать его музыку.

– Да, отец, – согласился Майкл. – Это хорошая музыка. Это не концерт для малолетних истеричек.

Дочери уставились на него.

– Верно, Майкл. Я тоже его слушала, – согласилась Нэнси.

– Он просто божественный, – поддержала беременная жена Марка.

Нине хотелось, чтобы они наконец заговорили о чем-нибудь другом.

– У меня есть все его альбомы, – гордо заявила Мария.

– Правда? – В глазах Нины загорелся интерес. – Мария, дашь мне их послушать на недельку?

Та посмотрела на тетку с таким выражением, как будто Нина попросила у нее по меньшей мере ее почки.

– Ладно, не надо, – вздохнула Нина. «Может быть, я и сама куплю один-два в конце концов», – подумала она.

После той первой неудачной встречи Нина не собиралась больше видеться с Люком. А уж после неожиданного поворота событий она во второй раз твердо обещала себе держаться от него подальше. Да, она только что согласилась пойти в «пещеру льва». «Но это последний раз, – сказала она себе, – самый последний».

На следующей неделе Нина была слишком занята, чтобы думать о предстоящей субботе, не говоря уже о том, чтобы покупать альбомы. Через три недели премьера «Риголетто», и Нина полностью ушла в работу. Они прекрасно, слаженно пели с Джорджо Белланти, исполнявшим партию Риголетто; оба хорошо сработались с режиссером. Однако главное в героине – страсть, кипящую в ней и так изменившую ее, – Нине, как ей казалось, пока передать не удавалось. Если бы можно было просто стоять на сцене и петь…

Нина старалась не впадать в панику, а просто удвоила усилия, отказалась от всех светских развлечений и без устали работала над характером своей героини. К субботе она была совершенно измучена и не настроена слушать рок-музыку, да еще впервые. Но она не могла подвести племянниц, которые еле-еле дождались концерта. Она встретила Марию и Анджелу, приехавших поездом из дома, и они вместе отправились в Лонг-Айленд.

Стадион, где должен был состояться концерт, найти было нетрудно. Казалось, туда идут абсолютно все. Пытаясь найти нужную кассу, Нина старалась не отпускать девочек от себя. Кто знает, что за люди тут собрались?

Наконец билеты были получены; Нина не устояла против просьб племянниц и купила им программы с набором цветных фотографий, шипучку и три футболки: одну с портретом Люка, другую с изображением потрясающей блондинки по имени Джинджи и еще третью, с надписью «Боритесь с голодом».

– Эту подарите дедушке, – пояснила Нина.

Опустошив половину теткиного кармана, девочки наконец угомонились на своих местах, похоже, предназначенных солидной публике, – удобных, близко расположенных к сцене и относительно чистых.

Вечер начался со страстной и, пожалуй, умышленно наивной речи молодого политика. Потом выступил рок-ансамбль. У Нины заболела голова. Пока что это действительно было именно так, как говорил отец: барабаны, гитары и длинноволосые юнцы, вопящие о сексе. Нина скорчила гримасу. «Джорджо упал бы в обморок, если бы знал», – подумала она. Племянницы были в восторге. Ничего не сказав, чтобы не портить им впечатления, она смотрела на солиста, которому, по ее мнению, следовало хотя бы надеть под жилет рубашку, побриться, постричь волосы и, главное, произносить слова так, чтобы их можно было разобрать. Ей стало просто тошно.

Один номер, правда, понравился. Нина почти пожалела о своем намерении сказать Люку, что поп-музыка – чушь собачья. Она слышала этого исполнителя народных песен и раньше, и он ей нравился. Мягкая журчащая музыка успокаивала. Были другие удачные выступления; некоторые даже доставили ей удовольствие. С вокальной точки зрения они были великолепны, хотя Нина понимала, что певцы совсем не берегут свои голоса и скорее всего лет через десять потеряют их.

Наконец пришло время выступать Люку. Когда он вышел на сцену и снял через голову гитару, толпа буквально заревела от восторга. Певец улыбнулся, помахал рукой и посмотрел через головы сотен людей в сторону Нины. Их глаза встретились.

– Рад, что вы пришли, – сказал он в микрофон, глядя прямо на нее.

Она вспыхнула и опустила глаза.

Аудитория бесновалась. Кругом кричали: «Привет, Люк! Люк, Люк, эй, Люк!»

Подняв глаза, она увидела, что он, настраивая гитару, по-прежнему смотрит на нее.

– Нина, да Нина же! Он смотрит на тебя, – воскликнула Анджела.

– Ну вот еще, – ответила Нина неоправданно резко.

– Нет, смотрит, смотрит. Нина, ну помаши ему.

– Нет.

Анджела и Мария изо всех сил махали Люку, и незнакомец, сидящий рядом, неожиданно сказал: «Ну помашите же ему, дорогая».

Люди оборачивались и смотрели на нее. Нина взглянула Люку в глаза и резко махнула ему. Он засмеялся и оглянулся на оркестр: готов ли он.

– Эту вы, наверное, знаете, – сказал он в микрофон. После первых же тактов аудитория опять восторженно взорвалась.

Чистым, берущим за душу голосом Люк запел балладу о голоде и нищете. В голосе его звучали грусть, негодование, страстное желание изменить окружающий мир. Аудитории песня была, безусловно, знакома, потому что подпевать начали почти сразу. Тысячи и тысячи людей пели вместе с певцом созданную им песню. Она их волновала, поддерживала, вела вперед. Нина почувствовала гордость за Люка, хотя никаких прав на то, чтобы гордиться им, не имела.

Закончив, Люк какое-то время выжидал, давая публике выплеснуть свою радость, затем перешел на чистый рок – песню о встрече с девушкой.

«Да он просто великолепен», – подумала Нина, хотя именно сейчас он и был тем самым длинноволосым парнем, выкрикивающим что-то о сексе. Песня отличалась музыкальностью, в основе ее лежали сельские мотивы. Как и предполагала Нина, лирика Люка оказалась удачной: любой, кто говорил так, как он, просто должен был уметь выражать себя. Его голос не был профессионально поставлен, но отличался гибкостью, выразительностью, проникновенностью и… сексуальностью. Люк передвигался по сцене быстро и пластично, увлекая аудиторию и вовлекая ее в действие.

Нина наслаждалась происходящим.

Отчасти она получила ответы на вопросы, которые задавала себе, разглядывая альбом в витрине магазина, но только отчасти. Песня увлекала, требовала определиться в вопросах личной чести и мужества, призывала быть смелее, не бояться перемен, становиться более естественными.

Все кончилось, но Нина так погрузилась в свои мысли, что забыла об аплодисментах. Она должна, обязательно должна послушать песню еще раз.

– Новая песня, – объявил Люк. – Мы пока не будем ее записывать. Над ней еще надо поработать. Она для моего друга из зала. Я хотел бы, чтобы вы ее сегодня послушали. Называется «Не бойся любви».

Оркестр заиграл вступление. Главную партию вели рояль и саксофон. Он ведь знал, что она любит саксофон. Нина, замерев в своем кресле, совсем растерялась. Люк, к счастью, пощадил ее: ни разу не взглянул в ее сторону.

Песня была мелодичной, удобной для голоса. Она заканчивалась словами: «Прошу, дай мне свою любовь и нежность».

Он что, делает ей предложение в присутствии тысяч людей? Она засмеялась. Наглость какая! И так на него похоже!

Когда песня кончилась и все зааплодировали и заорали как сумасшедшие, Люк наконец взглянул на Нину, которая уже смеялась, довольная, и подмигнул ей.

Племянницы Нины хитро на нее посматривали.

Следующая певица, с точки зрения Нины, была весьма посредственной. Впечатляла лишь ее прическа: оранжево-красные волосы дыбом стояли на голове.

Минут через двадцать Нина повела девочек за кулисы. Показала пропуск и назвала себя.

– Да-да. Все в порядке, – тут же откликнулся кто-то. Их провели через толпу певцов, музыкантов, гримеров, рабочих, репортеров, телевизионных операторов и просто болтающихся за сценой людей. Люк давал интервью в прямой эфир.

Заметив Нину, он вскочил:

– Пожалуй, все, Мариэлла.

– Спасибо, Люк, – сказала журналистка, и они пожали друг другу руки.

Он пробился сквозь толпу к Нине:

– Я уж думал, что вы не придете.

– Мы задержались из-за женщины со странными волосами.

Они улыбнулись друг другу. Нина вдруг смутилась, как школьница. Как прикажете вести себя с человеком, который написал для тебя песню и исполнил ее перед тысячами людей?

– «Больше, чем косточка для супа», – процитировала она строчку из песни.

Люк радостно засмеялся.

Оба заговорили одновременно.

– Я…

– Вы…

Они захохотали, понимая, что Люк поставил ее в довольно трудное положение. Нина не стала продолжать и представила ему своих племянниц.

– Люк, это Анджела, а это Мария.

Он пожал им руки, потом наклонился и поцеловал Марию в щеку.

– С днем рождения, девочка.

Та была ошеломлена, глаза ее расширились. Она смотрела на Люка с восторгом и обожанием. Нина понимала, что память об этом поцелуе Мария будет хранить всю жизнь.

– Семья красавиц, – подытожил Люк, осмотрев трех стоящих перед ним маленьких брюнеток. – Остаетесь на весь концерт?

– Нет, мы уходим, – сказала Нина. – Не хотим поздно возвращаться домой поездом.

– А почему вы не на машине?

– Я не умею водить.

– Не умеете водить? – переспросил он изумленно.

– Правда не умею. Большую часть жизни я провела в Нью-Йорке. В Сан-Франциско я пользовалась общественным транспортом или ездила с шофером на машине Филиппа. Где я могла научиться?

– Женщина не умеет водить машину, потому что ездит на метро или в «роллс-ройсе» с шофером… Ваша тетушка… – обратился он к девочкам.

– Она не так уж плоха, – сказала Анджела, стараясь не пропустить ни слова из перепалки Нины с Люком.

– Не так уж, не так уж… – пробормотал Люк. Он так посмотрел на Нину, что та покраснела, живо вспомнив, как они стояли, обнявшись и упиваясь поцелуями. Нина отвернулась от этих завораживающих глаз.

– Ну, если, девочки, вы не хотите досмотреть концерт до конца, с Джинджи-то вы наверняка хотите встретиться, – сказал Люк, взглянув на футболку Марии с портретом певицы.

– Конечно, конечно, хотим, – завизжали девчонки в восторге.

Люк взял каждую из них за руку.

– Пошли, – бросил он через плечо.

Нина последовала за ними, только сейчас поняв, что вспышки, которые она видела, были вспышками нацеленных на Люка фотоаппаратов. Хоть бы эти фотографии не появились в тех жутких журналах, что лежат в супермаркете.

Они подошли к гримуборной певицы. Люк постучал и назвался. Джинджи тут же откликнулась. Оказалось, что они с Люком друзья.

– Как прошло? – спросила Джинджи.

– Нормально. Познакомься с моими друзьями. Это Анджела, это Мария. Это Нина, их тетя.

Джинджи каждой пожала руку.

– Нравится концерт? – спросила она девочек.

Нина, пока певица болтала с племянницами, рассматривала ее. Высокая (в ее присутствии Нина казалась себе не просто маленькой, а прямо-таки коротышкой), хорошо держится, одета соответственно росту. Бледно-пепельные волосы. Короткая стрижка подчеркивает строгие, удивительно красивые черты лица. Джинджи разговаривала с девочками очень дружелюбно, без всякого намека на покровительство. Нине она понравилась.

– Мне жаль, что мы не увидим вас на сцене, – искренне сказала она.

– Ну ничего. Концерт и так уже затянулся. Похоже, что мой выход только часа через два. Я бы с удовольствием поехала сейчас в вами в город. Но, черт возьми, концерт-то нужный. Вы согласны? – Джинджи расписалась на программках девчонок и попрощалась с ними.

Люк проводил их до двери и сказал:

– Послушайте, я тоже ухожу. Почему бы мне не подвезти вас в город?

– А можно?

– Конечно, только ребятам сейчас скажу.

Люк заглянул в свою раздевалку:

– Робин, я уезжаю, поэтому…

– Что? – прозвучал изумленный ответ.

– Отвезу домой приятельницу. Послушай, ну надо мне. Я что-то совсем выдохся.

– Конечно, старик, но как же…

– Не важно, обойдетесь без меня.

– О Бог мой! – воскликнул Люк. Он был скорее раздражен, чем обеспокоен.

– Люк, что тебе вдруг пришло в…

Люк вошел в комнату. Нина слышала, как мужчины спорили.

– Все в порядке? – спросила она.

Вид у Люка был глуповатый. Он ничего не ответил, молча надел пиджак и взял ее под руку.

Оглядев Нину с ног до головы, он заявил:

– Хотя меня не совсем устраивает то, как вы одеты, однако вам идет.

Она выбрала из своего гардероба единственное, что, как ей казалось, племянницы сочтут подходящим. На ней было кожаное полупальто рыжего цвета, перчатки и сапоги в тон. Строгость костюма смягчали металлический пояс и тяжелые серебряные украшения. Она совсем забыла, что кожаная одежда вызывает у него раздражение.

– Что делать, придется смириться, даже если вам не нравится.

– Ну, положим, мне-то нравится, – сказал он, – рассматривая ее.

– Как мы будем выбираться? – спросила она.

– Моя машина на стоянке. Будем надеяться, что пока цела, – последовал ответ.

– Что вы имеете в виду?

– Всякое бывает. Иногда фанаты, не сумевшие попасть в зал… как бы это сказать? Теряют контроль над собой, слишком… возбуждаются, что ли. Избыток энтузиазма.

– Вы хотите сказать, что они хулиганят?

– В общем, да.

Они вышли из помещения и направились к стоянке. Вспышки фотоаппаратов, затем крики.

Никого из звезд не ожидали так рано. Поэтому Люк, Нина и ее племянницы оказались единственными в центре внимания торчащих здесь уже несколько часов фанатов.

Нина никогда не забудет того, что произошло. Сотни людей рванулись вперед, проскакивая под ограждениями мимо охраны. Оттеснив племянниц, Нина вцепилась в Люка. Уж он-то, наверное, знает, что делать.

Толпа вмиг окружила его. Он старался загородить собой Нину и девочек.

– Назад! Назад! Полиция! Выведите девочек! – Все произошло так быстро, что они не успели укрыться в здании.

Люди валились друг на друга. Нина выпустила Люка, потому что центром внимания был именно он. Потеряв из виду Марию и Анджелу, она испугалась. Как ей найти их в этом месиве тел?

– Мария! – закричала Нина.

– Кто это? – спросил кто-то.

– Она с ним.

Фанаты вдруг бросились на нее, вырывая ей волосы, раздирая одежду. Кто-то схватил ее за пояс.

– Пустите меня! – закричала Нина.

Но племянниц было найти важнее, чем пытаться уберечь одежду. Пока она пробивалась сквозь толпу визжащих и выкрикивающих имя Люка девиц, с нее сорвали украшения и пояс, оторвали рукав, стащили с ноги сапог. Кто-то из беснующихся рядом нечаянно так ударил ее в лицо, что у нее из глаз посыпались искры. Девушка извинилась и помогла ей сесть на тротуар.

– Мария, Анджела!

Она слышала свист, грубые мужские голоса. Кто-то свалился прямо на нее. Нина не потеряла сознание только потому, что была в ярости. Вскочив наконец на ноги, она увидела, что толпа поредела так же быстро, как образовалась. Полицейские оттаскивали людей за ограждения.

– Нина, ты как? – услышала она голос Анджелы.

Нина схватила ее за плечи:

– В порядке. Как ты, дорогая?

Анджела была вся в грязи, в волосах не было лент, на одежде – пуговиц. Она потеряла все сувениры.

– Вот это да! – захлебывалась она от восторга.

Кто-то с силой толкнул Нину. На этот раз она устояла на ногах, но совершенно потеряла способность соображать.

Несколько минут спустя, когда она, сидя на тротуаре, все еще не могла прийти в себя от злости, к ней вместе с Анджелой и Марией подошел Люк. Когда Нина увидела грязь на лицах девчонок, выражавших полный восторг оттого, что они ко всему этому приобщились, ее возмущению не было конца.

– Нина, как вы? – спросил Люк, присев рядом с ней на корточки.

– Прекрасно. И часто такое с вами случается? – спросила она ледяным голосом.

– Бывает, – ответил он устало.

– Ой, у тебя даже сапог стащили! – воскликнула Мария.

Все трое расхохотались.

– Что тут, черт возьми, смешного?

– Ну ладно, Нина. Ну засмейтесь же. Посмотрите на нас. – Ему досталось больше всех: рубашка в клочья, джинсы порваны, взъерошенные волосы в грязи. – Я понимаю, что все случившееся вас потрясло, но ничего страшного, с рок-звездами это бывает достаточно часто.

– Я не рок-звезда, – огрызнулась Нина, вскакивая на ноги. – А если бы мне захотелось, чтобы меня разнесли в клочья и треснули по голове, я бы прогулялась ночью по парку, а не пошла на концерт. Какого черта вы предлагали отвезти нас домой, если знали, что так будет?

– Я не знал, – ответил он сердито.

– Ну конечно! Раз «с рок-звездами это бывает», значит, черт побери, вы знали, что так будет.

– Я не думал, что…

– Ясно!

– Нина, ну не сердись, – сказала Мария.

– С нами ведь все в порядке, – поддержала ее Анджела.

Возмутившись, что девочки его еще и защищают, Нина напала на них обеих:

– Помолчали бы! Как я все это объясню вашему отцу?

– Я сам объясню, – миролюбиво сказал Люк.

– Не лезьте, куда вас не просят. – Нина была вне себя.

– Нина, ради Бога. Никто не хотел причинить вреда! Они просто хотели…

– …Вцепиться мне в волосы, разодрать одежду, стащить украшения. И все это за то, что я уходила с вами вместе. Если вам нравится это хамское, глупое, вульгарное поклонение – ваше дело. Мне – нет.

Было видно, что Люк с трудом сдерживается. Наконец он сказал:

– Поехали. Я отвезу вас домой.

Выбора не было, и Нина согласилась. Как она могла ехать в поезде полураздетая, в одном сапоге? По дороге никто не произнес ни слова, и, когда машина остановилась у дома, Нина была едва жива от усталости.

Она отправила девочек домой. Люк, засунув руки в карманы, задумавшись, стоял рядом с машиной.

– Сейчас мы поговорить не можем, – сказал он спокойно. – Я позвоню…

– Нет уж, не надо, – прервала его Нина.

Он вопросительно взглянул на нее.

– Ничего, я успокоилась. Я… совсем было вышла из себя. Со мной все время так, когда вы рядом.

– Я это понял, – сухо заметил он.

– Послушайте, Люк. Я так не могу. Мне это все не нравится. Я слишком через многое прошла, чтобы в моей жизни было подобное.

– Это не…

– Ну не гожусь я для рок-звезды, Люк. Я не хочу вас больше видеть.

– Из-за того, что случилось сегодня?

– Из-за чего же еще?

– Действительно, из-за чего? – Глаза его были непроницаемы.

– До свидания, мистер Свейн, – примирительно сказала она и пошла к дому.

Вряд ли кто узнал бы сейчас элегантную Нину Ньяньярелли в этой растерзанной, ковыляющей в одном сапоге женщине.

Люк еще долго стоял на улице после того, как она исчезла.

Глава 4

Премьера «Риголетто» прошла с триумфом. Нина имела большой успех. В дни, предшествовавшие спектаклю, она сильно грустила, злясь на себя за это как никогда раньше.

Правда, если она и испытывала сожаление оттого, что порвала с Люком, то в самые последние репетиционные дни и во время премьеры сумела убедить себя в правильности своего поступка.

Нина получала цветы, телексы, открытки, принимала поздравления, пила шампанское. В ее гримуборной постоянно находились родственники, коллеги, знаменитости. Все поздравляли ее, желали успеха. Перед зданием оперы толпились репортеры.

После спектакля был большой прием с шампанским. «Здесь, и только здесь мое место», – думала она, с удовольствием окидывая взглядом великолепный зал, улыбающиеся лица. Этот мир так отличался от мира Люка, мира неряшливых бунтовщиков, мира истерии. Не стоило тратить время на сожаления.

– Ты какая-то рассеянная сегодня, – заметила Елена.

– Просто думаю, – ответила Нина.

– Возьми икры…

– Простите, – сказал с сильным итальянским акцентом Джорджо Белланти. – Я похищаю это чудо. Хочу познакомить с друзьями.

Нина улыбнулась и позволила увести себя.

На следующий день она чувствовала себя совершенно опустошенной и разбитой – естественный упадок сил после последних напряженных репетиций и самой премьеры.

Депрессия, однако, не прошла и после дней отдыха. Что, черт возьми, с ней происходит?

Они принадлежали к разным мирам, и его мир ей совсем не нужен. У него ужасные манеры, он не умеет слушать и, пожалуй, так же немыслимо упрям и своеволен, как ее отец. Общение с Люком выявляет в каждом из них только самое худшее. До встречи с ним Нина давно уже отучила себя глазеть, краснеть, заикаться и вопить на кого бы то ни было.

Она стала подозревать себя и в другом. В присутствии Люка она становилась ранимой и уязвимой. Та холодная, светская, изысканная женщина, какой она стала, будто растворялась. Ему удавалось выявлять в ней то, что она в себе погасила, или скорее то, что в ней было, но о чем она даже не догадывалась.

Нина подняла телефонную трубку и позвонила матери, сказав, что придет в воскресенье обедать. «Все это существует лишь в твоем воображении», – сказала она себе.

На следующей неделе она снова пела в «Риголетто». Джесс Хармон попросил у нее пять билетов, и она позаботилась, чтобы ему оставили лучшие места. Нина очень хотела увидеть Джесса. Они договорились с ним поужинать после спектакля, и она молила Бога, чтобы саксофонист не заговорил о Люке.

Нина вновь исполнила партию с такой неподдельной страстью и печалью, что публика пришла в восторг. Конечно, Джорджо был певцом с мировым именем и все пришли послушать главным образом его, но ее успех был так огромен, что он сиял, как гордый отец, выводя ее на аплодисменты.

Когда они, еще в театральных костюмах, принимали поздравления от друзей и поклонников, в гримерную заглянули Джесс и Ребекка.

– Джесс, – обрадовалась Нина, увидев добродушное морщинистое лицо.

– Ух! – Он так хлопнул ее по плечу, что она чуть не задохнулась. – Это было нечто!

– Вы пели великолепно, – расцвела в улыбке Ребекка.

– Я думаю, – сказал Джесс заговорщически, – вы обратили в свою веру даже язычника.

– Кого?

– Тут с нами еще кое-кто, – подмигнул он.

Нина повернулась к двери и увидела Люка. Их глаза встретились.

Она не видела его три недели, но не забыла, как красивы его длинные волнистые волосы, как иронично он поднимает одну бровь, как сверкают на смуглом лице яркие белые зубы. В элегантном вечернем костюме он был очень хорош. Во взгляде Люка, охватившем всю ее с ног до головы, светилось восхищение.

– Поздравляю, – произнес он мягко. – Вы были просто потрясающи. Не видел ничего подобного.

Она растворилась в его глазах, сияющих теплотой и восхищением, и слушала, как он произносит слова благодарности.

Люк протянул Нине белую розу:

– Она напоминает мне вас – прекрасная, нежная… с шипами.

Очарование растаяло.

– Спасибо, – сдержанно сказала она и повернулась к Джессу. – Кто еще с вами?

– Мой барабанщик со своей девушкой, – ответил за Джесса Люк. – Нина, это Робин Гуд, – представил он привлекательного светловолосого мужчину. – Он со мной почти с самого начала.

– Робин Гуд? – повторила Нина. – Ваше имя, наверное, доставляет вам не меньше хлопот, чем мое мне.

Робин добродушно усмехнулся:

– Для работы сгодится. – Он представил Нине свою спутницу – симпатичную женщину лет тридцати.

– Джорджо просил меня извиниться за него, Джесс. Он очень хотел с вами познакомиться, но ему нужно было сразу уйти.

– Как вам с ним работается?

– Замечательно, – ответила Нина. – Он самый лучший певец из всех моих партнеров. Джорджо очень добрый. А это очень важно, ведь на сцене порой возникает конкуренция.

– Ну, на сцене он лев.

– Послушайте, мне надо разгримироваться и переодеться. Костюмерша уже несколько раз заглядывала в дверь. – Нина указала на свой костюм. На ее волосах была длинная черная вуаль. Великолепная, с точки зрения Люка.

– Мы подождем снаружи, – сказал Джесс.

Все вышли. Нину огорчило, что Люк не попытался хоть минуту побыть с ней наедине. «Ну и пусть», – подумала она, снимая платье, затем поблагодарила костюмершу, смыла грим и распустила волосы.

Полностью раздевшись, она прошла в маленькую душевую в углу комнаты, чтобы смыть горячей водой пот и напряжение вечера.

Покончив с процедурой и растеревшись, она завернулась в полотенце, протерла большое, во весь рост, зеркало и стала сушить и выпрямлять свои вьющиеся волосы. Она стояла спиной к двери, фен в ее руке шумел вовсю.

Дверь открылась, и ее взгляд в зеркале встретился с глазами Люка.

– Я стучал, – сказал он. Люк закрыл дверь, прислонился к ней и стал разглядывать полуобнаженную Нину.

Она тупо уставилась на его отражение в зеркале. Он не спускал с нее глаз. Нине не хватало воздуха. Она выключила фен. В комнате повисла напряженная тишина.

– Жалеете, что я пришел сегодня? – мягко спросил Люк.

Она покачала головой. «Хоть бы он сделал шаг ко мне», – подумала Нина, но Люк не шевелился, и она все сильнее ощущала его власть над собой. Взгляд его, казалось, прожигал полотенце. Обоих томило желание. Из-за обилия цветов в комнате и пара из душевой воздух стал тяжелым и влажным.

Люк осторожно, словно дикий зверь в джунглях, двинулся в ее сторону. Фен выскользнул у нее из рук. Как зачарованная она следила за ним. Теперь он стоял так близко от нее, что она чувствовала тепло и аромат здорового мужского тела.

– У вас красивые плечи, – прошептал он, прикоснувшись к ней. Нина вздрогнула.

Его губы коснулись нежной кожи ее плеч. Нина почти задыхалась. Она видела в зеркале, как он наклонился к ее плечам, чувствовала жар его обжигающих губ, слышала его невнятный шепот, чувствовала, как он осыпает поцелуями ее шею, перебирая пряди волос, покусывая мочку уха.

Дыхание ее прерывалось. Она тихо застонала. Это какое-то сумасшествие. Нужно немедленно остановиться. Но страсть побеждала рассудок, колени ее подгибались, и она прислонилась к нему, чтобы не упасть. Люк схватил ее, как хищник хватает добычу.

Его смуглые пальцы пробежали от ее плеча вниз по руке, лаская и нежно поглаживая ее, коснулись полотенца, прикрывающего округлости ее соблазнительной груди. Плоть ее буквально горела под тканью, мешающей ей чувствовать его прикосновения. У нее кружилась голова, ей хотелось, чтобы это продолжалось бесконечно, хотелось раствориться в нем, стать частью его.

Люк целовал ее, шепча страстные слова. Он касался ее то нежно, то грубо, то страстно. Откинув назад голову, Нина видела все это в зеркале. Чувственно прогнувшись и привстав на цыпочки, она гладила его волосы, сжимала сильные плечи.

Его теплые умелые руки гладили ее живот, спускаясь все ниже. У Нины перехватило дыхание. Она забыла обо всем на свете.

– Я хочу тебя, – прошептал он хрипло.

Она стояла перед ним тоненькая и беззащитная.

– Нет…

Слова сорвались с ее губ с поразительной силой. Она вырвалась из объятий Люка, прижав к себе полотенце. Они уставились друг на друга в немом изумлении.

– Нет?

– Нет.

Она была на грани слез, безмерно смущена и напугана. Все произошло так быстро, так неожиданно. Вот она сушит волосы, а через минуту предлагает себя этому мужчине. Что он с ней делает?

Видя на лице Нины выражение полного отчаяния, Люк с глубоким вздохом отстранился от нее.

– Все в порядке. – Он подошел к двери. – Я совсем забыл, – сказал он грустно, – Джесс послал меня спросить, куда бы вы хотели пойти. Думаю, сейчас это все равно.

Нина слегка кивнула.

– Скажу ему, что вы просили его самого выбрать ресторан; он будет доволен.

Она опять молча кивнула.

По щекам Нины покатились слезы стыда и раскаяния. Она ведь не школьница из Бруклина. Она опытная женщина. Она не стала спать с Филиппом, потому что перестала уважать его, а не потому, что не получала удовольствия от секса. Но она никогда не была с ним такой – дикой, необузданной. Ни с Филиппом, ни с одним из тех немногих мужчин, что были после. Ее напугал этот неожиданный взрыв страсти к мужчине, которого она едва знала.

Происшедшее между ними потрясло ее, лишило чувства уверенности в себе. Чтобы взять себя в руки и показать Люку, с кем он имеет дело, Нина стала тщательно приводить себя в порядок.

Встретившись со всей остальной компанией, Нина почувствовала внезапный непреодолимый страх, но по реакции окружающих убедилась, что внешне выглядит как всегда – элегантно, женственно, шикарно, притягательно.

Джесс одобрительно присвистнул. Робин буквально лишился дара речи.

Глаза Люка возбужденно сверкнули, но он тут же все испортил:

– Как? И никаких убитых животных? Что случилось?

Нина не сочла нужным ответить.

Джесс не любил ходить в модные рестораны. На сей раз они отправились в спокойный джазовый клуб в Верхнем Вест-Сайде. Хозяин был, конечно, старым приятелем Джесса. Их посадили за лучший столик и отлично обслужили.

Несколько успокоившись, Нина почувствовала, что страшно голодна. Она принялась за еду с таким аппетитом, что Джесс удовлетворенно заметил:

– Мне нравятся женщины, которые любят поесть. Такая тоска сидеть за столом с какой-нибудь тощей девицей, которая еле-еле ковыряет в тарелке и думает лишь о своем весе.

– Оперным не обязательно быть худыми, – сказала Нина. – Кроме того, я много упражняюсь: балет, плавание, играю в футбол с братьями.

Утолив голод, Нина с удовольствием вступила в беседу. Люк никоим образом не напоминал ей о происшествии в костюмерной. Он доброжелательно, но как-то безразлично улыбался, и в его глазах нельзя было прочесть ничего. Он не пытался прикоснуться к ней и даже не пригласил на танец вслед за Джессом и Робином. Он расспрашивал ее об опере, о партиях, которые она пела, об учебе, о любимых странах Европы, в общем, обо всем, только не о ней самой.

– Какую партию вы больше всего хотели бы спеть? – спросил он.

– Медеи, – ответила она не задумываясь.

– Медеи? Это же гречанка, которая убила своих детей?! – удивился он.

– Да.

– Интересно, – вмешался Робин. – С точки зрения нравственности…

– Только не сегодня, – прервал его Люк. – Вы не знаете, Нина, на что себя обрекаете. Ребекка, потанцуйте со мной, ради Бога.

Нина и Робин, непринужденно болтая, тоже пошли к танцевальной площадке. Джесс танцевал с девушкой Робина.

– Вы хорошо знаете Люка? – осторожно поинтересовался Робин. Конечно, ему было любопытно, но из деликатности он не решался навязываться с вопросами.

– А он не говорил вам?

– Нет.

– Честно говоря, я его почти не знаю. Мы видимся четвертый раз и всегда ссоримся. Он не рассказывал вам обо мне?

– В общем, нет. Иногда его не заставишь заткнуться, а тут…

– Я заметила, – сдержанно согласилась Нина.

– С другой стороны, когда он о чем-то молчит, то сразу не поймешь: то ли ему наплевать, то ли наоборот. Вообще-то он человек прямой, но иногда бывает очень скрытным.

– Понимаю.

– А я все удивлялся, почему вот уже две недели он ходит такой мрачный. – Робин помолчал. – «Не бойся любви» – это про вас?

– Да.

Нина смотрела в сторону, пытаясь разобраться в своих мыслях.

– Извините, Нина. Это не мое дело.

– Все в порядке, Робин. Я ведь знаю: он вам небезразличен. Но ответа на ваши вопросы у меня просто нет. По крайней мере сегодня. – «Ответа? Да, наверное, во всем зале нет человека, столь же запутавшегося, как я», – подумала она.

– Ну ладно.

Они вернулись на место.

К их столу с просьбой об автографе подошли две молодые женщины.

– Они напомнили мне, – сказал Джесс после того, как они ушли, – о том, что я слышал. Пару недель назад, когда ты уходил с того благотворительного концерта, на тебя налетели фанаты. Было?

Люк вопросительно посмотрел на Нину.

– Люк ушел пораньше, чтобы отвезти меня и моих племянниц домой в город.

– Вы… вы были на концерте? Вам от них досталось?

Нина и Люк переглянулись. Ее губы дрогнули, и они оба рассмеялись. Теперь Нина уже была в состоянии с юмором посмотреть на тот случай и посмеяться над собой. Люк рассказал, что произошло.

– Наверное, я была похожа на сумасшедшую, – призналась Нина. – Платье разорвано в клочья, волосы дыбом, в одном сапоге, ору на Люка диким голосом.

– Да уж, денек был веселый, – скорчил гримасу Люк.

Джесс рассказал, как с ним лет двадцать назад произошло нечто подобное. Его тогда приняли за популярного певца.

– Поняв ошибку, девицы стали швырять мне обратно одежду, ключи, кошелек так, как будто я был во всем виноват.

– Ну что ж, Нина, вы должны ему отомстить, – сказала Ребекка.

– О! Она уже успела это сделать. Я как джентльмен пригласил ее на ужин, а она выбрала ресторан, где меня буквально раздели. – Люк рассказал, как боролся с французским, с картой вин и строгими требованиями к одежде в ресторане «Пресье».

Ребекка засмеялась:

– Вы хорошо его проучили, Нина.

– Ну, во всяком случае, он не путался в вилках.

– За Ниной теперь долг, – сказал Люк.

– Что вы имеете в виду? – спросила Нина встревоженно.

– Обед. Ресторан выбираю я.

– Ну что ж. По-честному, – согласился Джесс.

– В четверг?

– Не могу, встречаюсь с Кейт. А в пятницу?

– Нет, у меня спектакль, и я не могу перед ним орать на вас. Как насчет среды?

– Хорошо, в среду. – Он дал ей адрес ресторана в Вест-Сайде.

Нина одна ехала в такси, поскольку только она из всей группы жила в Верхнем Ист-Сайде. Спустя некоторое время она сидела в спальне перед зеркалом, снимала макияж и смотрела на себя с отчаянием. Да она просто сошла с ума. Еще не поздно отказаться.

«Признайся, тебе просто хочется его опять увидеть», – отметила она про себя.

Женщина в зеркале согласно кивнула.

– Тогда до среды, – прошептала Нина.

Глава 5

– Ковыряйте, ковыряйте, – дразнил Люк. – Хорошая, добротная, веками проверенная еда, никаких консервантов, искусственных добавок.

– А я как раз обожаю консерванты, – сказала Нина, мрачно рассматривая то, что лежало перед ней на тарелке.

Глаза Люка смеялись.

– Ну что, отомстили?… Радуетесь?

– Да. Радуюсь, – подтвердил он.

Они сидели в вегетарианском кафе под названием «Роу-Дил». Полуподвальчик был набит до отказа. Посетители сидели на неудобных, расшатанных стульях локоть к локтю. Нинино место находилось прямо перед входом в женский туалет, и она должна была без конца вставать, чтобы пропускать входящих и выходящих из него. С потолка свисали папоротники. На ярко раскрашенных стенах – плакаты самого разного толка: призывающие к вегетарианству, протестующие против вивисекции, рекламирующие восточные культы и здоровый образ жизни.

– Наверное, мне надо было одеться иначе, – сказала Нина нерешительно. – Люк поднял правую бровь. – Все из-за вас. Не хотела, чтобы вы подумали, что заставили меня отказаться от удобных вещей. – Она критически оглядела его выцветшие джинсы и шерстяной свитер.

– Выпейте козьего молока, почувствуете себя лучше, – посоветовал он.

– А можно мне мой абрикосовый компот? – спросила она жалобно.

– Сначала доешьте зелень.

– Ненавижу вас.

– Прекрасно. Я буду бережно хранить память об этом обеде.

Только Нина неохотно поднесла ко рту вилку, как из динамика зазвучала знакомая мелодия:

«Твоя жизнь скучна? Стань естественнее, проще…»

– Я его купила.

Он понял, что она говорит о его альбоме.

– Я рад.

Она помолчала, подбирая слова.

– Вы не любите благоразумных и самодовольных людей. Так?

– Не люблю.

– Я не думаю, что вы хотите, чтобы все с вами соглашались. Вы просто призываете не быть равнодушными.

– Вот именно, Нина. Я об этом. Нельзя быть равнодушным. Мы прозябаем, если не пытаемся сделать мир лучше. Мы сами ничего не значим, пока все не имеет значения для нас. Если мы не протянем руку, ее никто не протянет. – Люк неожиданно усмехнулся. – Конечно, мне присуща такая черта характера – считать, что, если ты со мной не согласен, значит, не прав. Но это просто потому, что я упрямый.

– Вам надо учиться слушать других.

– По крайней мере, если комплимент я услышу от вас, буду знать, что он искренний.

– Мне нравится, как вы работаете, – сказала Нина. Люк вопросительно взглянул на нее, а она продолжала с некоторым смущением: – Ваши песни мелодичны, стихи умны и искренни. Я люблю слушать ваши песни.

– Спасибо, Нина. Для меня эти слова очень важны. – Люк поцеловал ей руку. Их глаза встретились. Нина залилась румянцем. – Доедайте свои овощи, иначе не получите десерт, – твердо заявил он.

С трудом проглотив несколько ложек, Нина сказала:

– Послушайте, Люк. Мы здесь вот уже полчаса, а к вам никто не пристает. Что, падает популярность?

– Нет, это из-за вашей одежды. Меня могут вообще сюда больше не пустить после того, как я привел женщину в такой одежде.

– Ну что ж. Может, это не так уж и плохо, – сказала Нина, отодвигая тарелку.

– Сыты?

Она с ненавистью посмотрела на него.

– Еще чего-нибудь? Коктейль из соевого молока? Морковный кофе? – заботливо спросил он. – Ах, знаю. Пудинг из красной фасоли.

Нина даже побледнела:

– Хватит. Отомстили на всю катушку. Больше вы меня съесть ничего не заставите.

В глазах Люка плясала усмешка.

– Пойдемте?

Пока Люк расплачивался, Нина направилась к двери.

– Хочу мороженого, – сказала она, как только они вышли на улицу. – И другую вкуснятину. Хочу орехов, сластей, всего, что вредно для моей фигуры, и к тому же с консервантами. Вы должны мне все это купить.

Люк засмеялся и повел ее в модное кафе, где мороженое подавали с тремя разными добавками.

Они лакомились мороженым, пили кофе и вспоминали те дни, когда были вынуждены довольствоваться только салатами. Затем, выйдя на улицу, бесцельно побрели по городу. Оба чувствовали, что многое осталось недосказанным.

Останавливались перед витринами магазинов, притворяясь, что обоих интересуют украшения панков, искусство попсы, редкие книги, индонезийский антиквариат. На самом деле Нина думала совершенно о другом и подозревала, что Люк в своих мыслях тоже далек от безделушек. Выражение его лица было задумчивым. Она уже научилась немного понимать Люка – он думал о ней.

Ничто, даже скандал с Филиппом, не могло отвлечь Нину от работы. А сейчас… Нередко, когда она репетировала с Еленой или пела с Джорджо, ее захватывали воспоминания о тех минутах потрясения в гримерной. «Сколько можно, – думала она о себе с отвращением. – Томлюсь, как влюбленная фанатка. Пора остановиться».

К своему удивлению, она понимала, что ей, пожалуй, нравится Люк. Да не пожалуй, а точно, да еще как. Он приводил ее в бешенство, яростно спорил с ней, противоречил сам себе, был, наконец, просто упрям. Но он же был честен, добр, заботлив, умен, талантлив и умел посмеяться прежде всего над самим собой. Ее не могло не восхищать упорство, с которым он десять лет пробивал себе дорогу к успеху; вера и мужество, которые побуждали его вкладывать сердце и душу в свои песни и исполнять их перед тысячами людей; смелость, позволившая ему вновь назначить свидание Нине Ньяньярелли.

– Прогуляемся по парку?

– Хорошо, – ответила Нина не задумываясь. Ей не хотелось с ним расставаться.

Он протянул руку, она взяла ее, ощущая радость теплого прикосновения. Он притянул ее чуть ближе, и она охватила взглядом его всего, отмечая про себя высокий рост, мощные плечи, прямую спину, узкие бедра, длинные ноги, и почувствовала исходящие от него силу и опасность.

Ну и что, думала она, если они, как влюбленные, немного погуляют по парку и разойдутся? В конце концов, они уже знают друг друга, а продолжения это иметь не будет. У них нет ничего общего, они все время спорят, идут по жизни разными путями, и оба слишком заняты.

Она не станет встречаться с человеком только потому, что ее физически влечет к нему. И если Люк намерен этим воспользоваться, она просто должна объяснить ему, что в чисто сексуальные отношения вступать не намерена.

Приняв столь категоричное решение, Нина почувствовала себя… несчастной. Чувство это все усиливалось, обволакивая ее каким-то мрачным облаком.

– Что-то не так? – спросил Люк.

– Все в порядке.

– У вас вид какой-то несчастный.

– Да нет же.

– Это имеет отношение ко мне? – настаивал он.

– Нет-нет, – отнекивалась она.

– Если из-за меня, давайте лучше все выясним сразу. Я предпочитаю откровенность.

– Неужели?

– Да.

– А вам не приходит в голову, что я не хочу говорить, пока не выясню все для себя? Что я не желаю выпалить первое, что мне придет в голову? Или все должно быть только по-вашему?

– Значит, все-таки что-то не так, – подытожил он. Метнув на него быстрый взгляд, Нина удивилась:

Люк выглядел грустным и потерянным.

– Извините. Вы правы. – Он глубоко вздохнул. – Наверное, я действительно на вас давлю. Мы не должны делать все лишь так, как хочется мне.

Он уже не первый раз извиняется перед ней. Конечно, он человек трудный, но по крайней мере умеет признавать себя неправым.

– Послушайте, давайте присядем и поговорим. – Люк показал на свободную скамейку.

Они подошли к ней, и Нина сморщила нос: скамья была грязной, а ей не хотелось пачкать свое светлое шерстяное платье. Люк с не свойственной ему галантностью эффектным жестом бросил на скамейку свой пиджак.

– Как сэр Уолтер Рэли [2], – сказал он.

– И волосы такой же длины, – сухо добавила Нина.

– Изволите преувеличивать.

Нина засмеялась, представив себе Люка в костюме аристократа при дворе королевы Елизаветы. Сама-то она привыкла на сцене к костюмам разных эпох, но Люк совершенно определенно принадлежал к веку двадцатому.

Люк подсел к Нине. Он нежно погладил ее по щеке и осторожно отвел от лица прядь волос.

– Я, честно говоря, никогда не мог себя представить рядом с такой, как вы.

– А вы вообще меня повергли в изумление, – призналась Нина. Она нерешительно посмотрела на него. – И вы действительно думаете, что нам стоит получше узнать друг друга?

– Конечно. – Люк внимательно на нее посмотрел. – Вы что, на самом деле думаете, что я наступил на свою гордость, пришел на спектакль, попросил вас о встрече только потому, что мне хотелось посмотреть, как вы сегодня будете ковыряться в тарелке с цветной капустой?

– Да нет, вряд ли.

– Я хочу лучше вас узнать, – сказал он твердо.

– Но, Люк… между нами пропасть. Мы как вода и масло. Как те двое в старой песне, которые не могли одинаково произнести слово «помидоры».

– Вы хотите все прекратить?

– Но… ничего не произошло…

– Вы уверены, что ничего не произошло, что ваша холодность так же хорошо ограждает вас, как и при нашей первой встрече? Не допускаете слабостей? Не думаете обо мне, когда меня нет рядом?

Не удержавшись, она снова посмотрела на него и взглядом выдала себя. Правая бровь Люка поднялась.

– Я так и думал, надеялся, потому что сам думаю о вас днем и ночью. Особенно ночью, – сказал он.

Дыхание ее стало прерывистым. По коже побежали мурашки.

– Ну и что же нам делать? – нервно спросила она.

– Пока не знаю. Но жизнь интереснее, когда не знаешь, куда идешь.

– Я так не считаю.

– Еще одна тема для спора, – заметил Люк, привлекая ее к себе.

Его губы были совсем рядом. Руки обняли ее, нежно касаясь шеи, плеч, гладили волосы. Напряжение, владевшее Ниной, ослабевало. Он покрывал легкими, дразнящими поцелуями ее лицо. Ей казалось, что она видит какой-то забытый сон.

С губ Нины сорвался стон желания и наслаждения. Он прозвучал как согласие.

Люк целовал ее страстно, жадно. Она тут же простила себе и несобранность в работе, и бессонные ночи. Разве можно остановиться, познав его поцелуи? Нина таяла в его объятиях и почти жалела себя: так больше в ее жизни не будет никогда.

Внезапно все прекратилось: Люк мягко отстранил ее от себя.

– Мы должны остановиться, – прошептал он.

– Что? – спросила она отнюдь не элегантно.

– Мы ведь в Центральном парке, – напомнил он.

Глаза Нины удивленно открылись.

– Ах да.

Он смотрел на нее сверху вниз, ласково улыбаясь.

– А что бы сказала мисс Манеры?

– Она бы сказала, что я сошлась не с тем мужчиной.

– А вы готовы «сойтись со мной», Нина?

Прежде чем ответить, она долго смотрела ему в глаза.

– Нет. Но что сделано, то сделано.

Наверное, это было не самое пылкое признание в любви.

Люк проводил ее до дома, но расставаться им не хотелось.

Возле подъезда Люк спросил:

– Вы меня не приглашаете зайти?

– Нет, – твердо сказала она.

– Боитесь? – поддразнил он.

– Боюсь. Вам у меня наверняка не понравится, и мы опять поссоримся. А я сейчас спорить не в силах. Мне нужно ко всему этому привыкнуть.

Нина согласилась встретиться с ним через пару дней. Решили обойтись без ресторанов. Нина предложила пойти на выставку своего любимого художника.

– Там галстук не нужен, – заверила она его, – но если вы можете одеться немного… э… немного…

– Проверю, что у меня есть в шкафу, – последовал ответ.

Глава 6

– Довольно, – сказала она, – это конец. Не провожайте меня дальше.

– Почему? Объясните, в чем дело? – Люк, не обращая внимания на ее слова, продолжал идти рядом, легко приноравливаясь к ее шагу.

– В чем дело? – передразнила она его. – Как вы могли? Как вы могли поставить меня в такое положение? Меня же художник, которым я всегда восхищалась, лично пригласил на открытие выставки, а я вас. Как вы могли быть так грубы?

– Я не был грубым, – терпеливо сказал Люк.

– Вы были чудовищно бестактны.

– Бестактен? Парень спросил меня, что я думаю. Если ему неинтересно знать мое мнение, зачем спрашивать?

– Вам когда-нибудь приходило в голову, что ваша грубая откровенность нужна далеко не всем? – взорвалась Нина.

– Приходило. Поэтому я никогда не рассказывал своей матери, что на самом деле значит быть рок-звездой. Но тот парень – художник, Нина. Если он выражает свои чувства на холстах, которые развешивает по стенам, то он вправе ожидать, что и другие люди не станут скрывать своих чувств. Особенно если он сам спрашивает.

– Вы не должны были скрывать свои чувства, – возразила Нина. – Просто надо было выразить их не в такой обидной форме.

– Он не обиделся, – настаивал Люк. – Почему тогда мы проговорили с ним минут двадцать?

– Потому что вы любите разглагольствовать!

– Я это не отрицаю, но разговор-то был интересным. Мне не нравятся его работы. Он признался, что терпеть не может мою музыку. Но это же не означает, что мы не можем обмениваться мыслями. Разница во вкусах не исключает уважения.

Нина глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Что ж, он прав. Разве ее собственная семья не подтверждение этому?

– Хорошо, я принимаю твое объяснение, – перешла она на «ты». – Но ведь ты видел, как мне было неловко, когда все на вас смотрели.

Люк тоже вздохнул. Они всегда умудрялись заводить друг друга.

– Нина, извини. Я не хотел. В следующий раз я постараюсь не забыть, что ты не любишь привлекать внимание.

– В следующий раз? – переспросила Нина с сомнением в голосе.

Люк тяжело посмотрел на нее:

– Что ты имеешь в виду?

– Я не думаю, Люк, что у нас что-то получится, – сказала она осторожно.

– Мы оба знали, что будет нелегко, Нина. Но мы, кажется, решили попытаться. – Он тоже тщательно подбирал слова. Оба знали, что идут по тонкому льду.

– Может, мы ошиблись.

Люк долго молча смотрел на нее, потом сказал:

– Я не думаю. Если ты хочешь потихоньку свернуть, прежде чем все начнется, я тебе не помощник. Я не позволю ускользнуть от меня с банальными извинениями и пожатием руки. Ты мне слишком нужна, чтобы я мог это сделать.

Нина вспыхнула от его резкости:

– Собираешься закатить мне сцену?

– Каким бы я ни был грубияном, мисс Ньяньярелли, я не выставляю напоказ свою личную жизнь на улицах Манхэттена. – Он сурово посмотрел на нее. – Но я и не сдамся так просто. – Он схватил ее за руку и потащил вперед. – Пошли!

– Пусти! Что ты делаешь?

– Мы идем домой поговорить.

– Домой? – спросила она встревоженно.

– Здесь мы не можем разговаривать.

– Я не хочу идти к тебе домой, – сердито отбивалась Нина. – Нам больше не о чем говорить.

– Не о чем? – Он схватил ее за плечи и грубо притянул к себе. Он, казалось, хотел встряхнуть ее, так чтобы у нее застучали зубы. – Ты серьезно думаешь, что мы можем так легко отказаться друг от друга только потому, что слегка повздорили?

– Да! – яростно выкрикнула Нина. Через ткань платья она чувствовала, как напряглись мышцы его бедер и живота. Нина уперлась руками ему в грудь и посмотрела в лицо. В последнее время все ее мысли и мечты были только о нем. По ее жилам растекалось что-то возбуждающе горячее и пугающее. Это было слишком необычным и опасным. Она ведь сопротивлялась изо всех сил, не хотела, чтобы он сломал ее жизнь. – Не желаю тебя больше видеть. На этот раз я не дам тебе отговорить меня.

Он по-прежнему держал ее за плечи. Оба были в ярости.

– А помнишь, как ты хотела меня так же сильно, как я тебя? – хрипло и торопливо шептал Люк. – Помнишь, как обнимала меня в парке? Помнишь, что происходило в твоей костюмерной?

– Пусти, – пыталась она вырваться.

Люк схватил ее за запястье и так быстро потащил за собой, что ей пришлось бежать вприпрыжку.

Пока они не оказались в его квартире, Люк не произнес ни слова и даже не взглянул на нее.

– Чего же ты все-таки хочешь, Нина? – наконец спросил он.

– Я бы хотела, чтобы ты был немного более… покладистым, что ли.

– И мне бы хотелось, чтобы ты стала сговорчивее. Но боюсь, что ни у тебя, ни у меня это не получится.

Нина не нашлась с ответом.

После неловкой паузы Люк предложил сварить кофе.

– Потом мы сядем и поговорим как нормальные взрослые люди, – сказал он. – Могу я надеяться, что ты не сбежишь?

Она опять разозлилась:

– Я не трусиха, Люк.

– Знаю. Вернусь через несколько минут.

Пока он был на кухне, Нина осмотрела его жилище. Огромные окна квартиры в старом здании с большими комнатами выходили в парк. Мебель была удобной, солидной, из ореха или красного дерева. Стены сплошь увешаны книжными полками. Много предметов индийского народного искусства и вышитых подушечек – наверное, от мамы. Обилие довольно удачных, по мнению Нины, картин и рисунков. Если забыть об эпизоде на выставке, то можно сказать, что у Люка тонкий, консервативный, как ни странно, вкус.

Все вещи, такие разные, удивительным образом составляли единый ансамбль. Здесь можно было отдыхать. Как и в квартире Нины, очевидным было пристрастие хозяина к музыке: стерео, гитары, фортепиано, груды нот, пластинок, кассет.

Инородным, с точки зрения Нины, был лишь ковер – мягкий и пушистый. Но Нина с удовольствием сбросила туфли и погрузила в него ноги.

Люк вошел в комнату с большим подносом и поставил его на кофейный столик.

Он разлил кофе по тонким изящным чашкам.

– Как тебе?

– С сахаром и со сливками.

– А я пью черный, – сказал он.

Их глаза встретились, на лицах обоих появилась легкая улыбка. Существовало ли в мире что-нибудь такое, что нравилось им обоим?

Их глаза снова встретились. Взгляд Люка был мягким и задумчивым.

– Я не сказал тебе, какая ты сегодня красивая. Ты всегда красивая, будто неземная. Я живу ожиданием. Ведь наступит же такое время, когда я проснусь утром и увижу тебя. Тогда я пойму, всегда ли ты такая или живая, с недостатками, как мы все.

Нина чуть шевельнулась:

– Живая, можешь поверить мне на слово.

– Я бы хотел в этом убедиться сам.

У Нины вдруг пересохло во рту. Ее поразила простая мысль: она тоже, проснувшись, могла бы первым делом увидеть Люка, теплого, сонного, ласкового. У нее заныло все тело. Забраться бы к нему сейчас на колени, чтобы его сильные заботливые руки обняли ее. От его прикосновений у нее буквально вскипала кровь в жилах. Вот ответ на беспокойство и бессонные ночи, которые она познала после встречи с ним.

– Я не могу спать с человеком, с которым я даже не могу… нормально разговаривать, – неуверенно произнесла она.

– Можешь, – развеселился Люк. – Светские разговоры – это для случайных знакомых. Я хочу с твоей стороны честности, Нина, ведь мы не просто случайные знакомые.

Его темные глаза жгли ее, доводя до полуобморока. Нина встала и подошла к окну. В осеннем парке пламенели деревья. Люк тихо подошел к ней, обнял за талию и погладил по волосам. Нина медленно, с наслаждением погружалась в его объятия.

– Ты торопишь меня, – сказала она.

– Знаю, – согласился он и осторожно повернул ее лицом к себе. – Я понимаю, ты нервничаешь. Ты в моем доме, и я не должен пользоваться этим.

Он поцеловал ее. Поцелуй был легким, но полным сдержанной страсти и скрытых обещаний.

– Это нечестно, – слабо запротестовала она, когда он прижал ее голову к своей груди.

– Но так надо, – грустно сказал он, поцеловал ее волосы и провел горячей рукой по спине. – Послушай меня.

– Слушаю.

– Я могу выдержать твои замечания, ссоры, готов к компромиссу и буду очень стараться быть достойным тебя. Но с одним я не могу справиться. – Он отстранил ее от себя. В его глазах вновь была решимость.

– С чем? – спросила она.

– С тем, что каждый раз, когда мы ссоримся, ты грозишься уйти. Я от тебя уйти не в силах.

– Ты меня каждый раз провоцируешь, – пролепетала она беспомощно.

– Наверное, я пугаю тебя.

– Возможно.

– Это нормально. Я сам боюсь. Мы оба можем обжечься.

– Со мной это уже было, Люк. Я не хочу снова пройти через это, – судорожно сглотнув, сказала Нина.

– Посмотри на меня, Нина, – потребовал он. Глаза его смотрели строго. – Я не собираюсь сбивать тебя с ног. Ты взрослый человек и должна принять решение. – Он легонько поцеловал ее в лоб и отстранил от себя.

Нина потерянно следила, как он собирал со стола кофейные чашки и уносил их на кухню.

Она испугалась. Люк все больше завладевал ее душой. Если она подпустит его ближе…

Через несколько минут Люк вернулся. Лицо его было настороженным. Она поняла: высказав все, он не оставил себе ни одного шанса и боялся, что она уйдет. Он ведь уже сказал, что тоже боится. Нина была рада, что страшно не ей одной.

Он взглянул на нее.

– Хорошо, – просто сказала Нина.

– Хорошо? – осторожно переспросил он.

– Я хочу сказать… Я не буду больше говорить, что мы не увидимся. Я постараюсь приспособиться. Я… Я с тобой.

Плечи его расслабленно опустились, лицо смягчилось, глаза засияли. Только сейчас она поняла, в каком напряжении он был весь день.

– Я… рад. – Дыхание его прервалось. Потом он поддразнил ее самодовольно: – Я знал, что будет по-моему.

Нина закрыла глаза. Улыбка осветила их лица. В эти минуты они были душевно близки как никогда. Они излучали нежность.

– И что же дальше? – спросила Нина на одном дыхании.

В глазах его были, как всегда, и дерзость, и ласка.

– Мы можем это отпраздновать, – предложил он мягко. И медленно, как во сне, двинулся к ней. Огонь в его глазах разгорался все ярче. Люк подошел так близко, что она чувствовала тепло его тела, но все еще не прикасался к ней.

– О Боже! – воскликнула Нина. Она хотела сказать, что еще не готова к дальнейшему, что нужно остановиться, но слова замерли у нее на губах.

Его руки расстегнули молнию ее платья. Платье упало на пол, и она стояла перед ним в одной кружевной комбинации.

– Я не хочу ничего, если ты не готова. Мы можем остановиться, если ты не уверена в себе.

Нина посмотрела ему в глаза. Чего она боится? Она хотела познать его всего. Просто это опять начало.

– Хочешь, чтобы я отвез тебя домой? – спросил он глухим голосом.

– Обними меня, – сказала она просто, отдаваясь во власть его прикосновений.

Люк снова притянул ее к себе. Его руки скользнули под мягкую ткань, гладили упругий живот, стройную спину, грудь, узкую талию, бедра.

– Боже, как прекрасно, – хрипло сказал он.

– Это чистый шелк.

– Я не об этом.

Люк ласково провел рукой по ее лицу, коснулся губ и подбородка.

Тонкие руки Нины дотрагивались до его бровей, лица, шеи. Он нежно поцеловал ладонь, прикоснувшуюся к его щеке.

С невольным стоном Нина обвила руками его шею, прижимаясь к нему всем телом, прильнула губами к его губам. Оба жадно утоляли голод. Долго сдерживаемое желание прорвалось бурно и страстно, они впивались друг в друга, не требуя, а лишь отдавая.

Губы Люка раздвинули губы Нины. Они были горячими, настойчивыми, требовательными. Языки соединялись в прелюдии к предстоящему. Его руки были везде: гладили волосы, касались лица, спины, прижимали ее бедра к своим.

Он нетерпеливо стянул с нее чулки и комбинацию. Полностью обнаженная, она стояла перед ним, поражаясь тому, что не ощущает никакого стыда, испытывая огромную радость от восторга в его глазах. Ее тело, которое она тренировала и холила с мыслью о работе, приобрело новый удивительный смысл – стало источником наслаждения для возлюбленного.

Дрожащими руками она помогла ему расстегнуть и сбросить рубашку, уткнулась лицом ему в грудь, опьянев от его запаха, гладкой кожи, твердости плеч, от всего его сильного, прильнувшего к ней мускулистого тела.

Сплетя воедино тела и руки, покрывая друг друга нежными поцелуями, они медленно опустились на мягкий, пушистый ковер.

Наконец, лежа на спине, испытывая головокружение, Нина оторвала свои губы от губ Люка. Их взгляды скрестились. В его глазах она увидела зов и обещание. Почувствовав внизу живота жар и боль, она чуть отодвинулась от него, и он, как будто знал ее тело лучше, чем она сама, начал его слегка массировать.

– Легче? – спросил он.

– Нет, только хуже, – вздохнула она.

– Хочешь, чтобы я прекратил? – поддразнил он.

– Нет.

Горячие губы Люка обжигали кожу. Он дразнил языком ее соски и брал их в рот. Нина изнывала от страсти. Выгнув спину, она застонала, все сильнее прижимая к себе его голову, гладя густые темные волосы, зарываясь в них пальцами. Руки ее беспрестанно двигались, ощупывая его плечи, твердые мышцы спины, перекатывающиеся бицепсы рук, уверенно следующих по изгибам ее тела.

Нина оторвалась от него на минуту и попыталась расстегнуть его пояс. Понаблюдав за ней минуту, Люк поцеловал ее волосы и погладил спину.

Наконец он спросил:

– Помочь?

Она в отчаянии опустила руки. Люк снял ремень, швырнул его в сторону и расстегнул джинсы.

– С остальным справишься? – спросил он хрипло.

Он откинулся на спину, наблюдая, как Нина стаскивает с него джинсы. Глаза ее изумленно расширились. Он был великолепен. Так она и думала. Большой, сильный, мускулистый.

Она прильнула к его телу, наслаждаясь роскошным ощущением прикосновения его сильных бедер к ее животу и груди.

Оказавшись с ним лицом к лицу, она поцеловала его со сдержанной страстью, чувствуя жаркое подтверждение его желания. Они смотрели друг другу в глаза. Она шевельнулась, торопя его. Люк задержал дыхание, руки его без остановки скользили по ее телу.

Нина изучала его так же, как он ее, трогая, вкушая, дразня, пока он с подавленным стоном не повернул ее, перекатился и лег на нее сверху.

Ее игривость тут же пропала.

– Пожалуйста, пожалуйста, скорее, – страстно зашептала Нина. Он целовал ее в грудь.

Она задержала дыхание. Люк медленно и мягко воссоединил их тела.

Руки и ноги их переплелись, они двигались как единое целое, губами нежно лаская друг друга.

Нина ощутила одновременно сладость и боль. Не помня себя, она растворилась в Люке. Сознание и все чувства исчезли, кроме одного – желания оставаться в его объятиях.

Она стонала, прижимаясь к Люку, волны наслаждения накатывались на нее одна за другой. Это было что-то невероятное. И по тому, как он со стоном, шепча ее имя, прижимал ее к себе, она понимала, что он чувствовал то же. Ничто на свете не могло с этим сравниться.

– О, Нина, – глубоко вздохнув, сказал он, – это было незабываемо.

Вместо ответа она сжала его руку и, не двигаясь, растерянно смотрела в потолок. Раньше она занималась любовью только ночью в постели.

Следующую ночь Люк провел в квартире Нины. Он сразу же начал ворчать по поводу меблировки, но Нина быстро перевела его внимание на более важные вещи.

В пятницу вечером он пришел послушать ее в опере «Турок в Италии», а затем повел в ресторан.

– Я был не в силах следить за сюжетом, но ты была потрясающа, – сказал он, поцеловав ей руку.

«Раз он уважает мою работу, – решила Нина, – не стоит переживать, что он не любит оперу».

Вечером они бродили по городу. Тут-то их и засекла пресса. Когда они выходили из кафе, их сфотографировали. И хотя Люк довольно быстро отделался от репортеров, у Нины возникло предчувствие, что так просто это не кончится.

В субботу во второй половине дня, когда они спокойно лежали на кушетке в его квартире, Люк объявил ей:

– Я не могу больше откладывать.

– Откладывать что?

– Я уезжаю на некоторое время.

– Когда, куда?

– Послезавтра. Детройт, Чикаго, Цинциннати.

– Надолго?

– Дней на десять.

– О! – Она положила голову ему на плечо. Он поцеловал ее в макушку. – Ну что ж, это только десять дней, – сказала она, помолчав.

– Жаль, что так скоро.

– Что поделаешь.

– Мне не хотелось оставлять тебя сразу после того, как… мы начали…

– Что начали? – спросила она лукаво.

– Начали лучше понимать друг друга, – сказал он несколько высокопарно. – Я буду думать о тебе.

– Не беспокойся обо мне, Люк. На меня свалится куча работы, пока ты будешь в отъезде. С тех пор как мы встретились, у меня и минуты покоя не было.

– Ты будешь кормить мою рыбку?

– Рыбку? Я думала, что ты любишь собак.

– Да, люблю. Но ты можешь представить меня выгуливающим собаку в Центральном парке с зонтиком в одной руке и старой газетой в другой?

– Я понимаю. Хорошо, я буду кормить рыбку и оставлю слабый свет в твоем окне. Все будет хорошо. Ты всегда так нервничаешь перед отъездом?

– Нет, только после встречи с тобой.

Глава 7

– Ты видела это? – взволнованно спросила Нина, бросая груду журналов и газет на крышку фортепиано Елены.

– Что? «Связь принца Уэльского с внеземными цивилизациями», – прочла Елена громко. – Нина, ну как ты можешь верить в такую чушь?

– Да не это. Вот! – Нина показала на фотографию. Она и Люк стоят возле кафе. Подпись гласила: «Новая любовь Люка. Как долго она продлится?» – И вот! И вот!

Один журнал опубликовал снимок, сделанный на церемонии награждения, где они встретились. Фото сопровождалось небольшой статьей, в которой «заслуживающие доверия источники» поведали об их романе. Другой журнал опубликовал старую фотографию Нины, ее биографические данные, включая знак зодиака.

– Где ты все это набрала?

– В супермаркете.

– Он уже знает?

– Не имею понятия. Его все еще нет в Нью-Йорке. Думаю, что он позвонит мне сегодня или завтра. О-о-о! Я ему тогда скажу, что думаю по этому поводу.

– Нина, опомнись. Как он мог…

– Он должен, должен был знать. С ним это случается постоянно. Но он ничего мне не сказал, потому что знал, что мне это не понравится. Подожди, когда я доберусь до него… – Она была в ярости.

Одно дело, когда в прессе сообщают, что ты хорошо или плохо спела или вообще отказалась петь, и совсем другое, когда тебя позорят в бульварной газетенке, где полусумасшедшие писаки, которым больше нечего делать, лезут в твою личную жизнь.

– Нина, ты действительно сказала: «Он дает мне больше счастья, чем любой из моих европейских любовников»?

– Да нет же, – чуть не заплакала Нина. – Не говорила я этого! В том-то и дело. Все вранье!

Елена старалась успокоить ее. Но Нина и слышать ничего не хотела. Через полчаса, отказавшись спокойно выслушать доводы подруги, Нина пулей вылетела на улицу и понеслась домой.

Возле дома ее поджидал репортер.

– Мисс Гаггарелли! – окликнул он.

– Ньяньярелли, идиот чертов. Ньяньярелли. Если ты подойдешь ко мне, я позову полицейского.

Она вошла в квартиру.

Люк позвонил через два дня.

– Нина? Ты видела газеты? Как ты себя чувствуешь? – спросил он с тревогой.

– Прекрасно! Я забаррикадировала дверь, я меняю имя, я крашу волосы. Я вообще больше нигде не появлюсь. И я даже не хочу тебя больше видеть!

– Нина…

– Ты ведь знал, что так будет. Знал? Сам-то ты решил отсидеться в Кливленде…

– В Чикаго.

– Все равно. Где бы то ни было. Я уже прошла через всю эту грязь, когда разводилась с Филиппом, и не хочу повторения.

– Нина, возьми себя в руки.

– Именно это я сейчас и делаю. Надо было быть сумасшедшей, чтобы связаться с тобой.

Оба замолчали. У нее раскалывалась голова. Нине вдруг захотелось, чтобы он был рядом.

– Люк. – Ее голос звучал жалобно.

– Я буду дома через четыре дня. Мы все уладим.

Следующие дни были просто сумасшедшими. Ей пришлось отключить телефон: она была единственной Ниной Ньяньярелли в телефонной книге и ей без конца звонили самые разные люди. Она подала заявление, чтобы ее фамилию из книги изъяли.

Кто-то в Чикаго раздобыл счет Люка в отеле. Три междугородних звонка в ее квартиру из его гостиницы подтвердили слухи. Репортеры скандальной хроники провожали Нину до служебного подъезда оперы и поджидали там. Однако, как отметила Нина, невежи покупкой билетов себя не затрудняли. Ее фотографировали в самых неожиданных местах: в овощном магазине, когда она ловила такси, в парикмахерской и, конечно, когда она шла в квартиру Люка кормить его злосчастную рыбку.

Какой-то молодой человек приятной наружности, казалось, просто поселился на тротуаре возле ее дома.

– За что вы меня мучаете? – взмолилась она.

– Это всего лишь моя работа, – ответил он и нажал кнопку фотоаппарата.

Нина разбила его камеру.

Вернувшись в Нью-Йорк, Люк сразу приехал к ней. Она бросилась в его объятия, стремясь найти в них покой и защиту.

– Привет, – других слов у нее не нашлось.

Люк крепко обнял ее и какое-то время не отпускал.

– Ты поверишь мне, если я пообещаю, что через несколько дней это все утихнет? – спросил он. – Они бросаются лишь на горяченькое. Через неделю-две новость остынет, и они от нас отвяжутся.

– Что ж. По крайней мере ты честен, – грустно сказала она, отодвинувшись от него и проводя рукой по своим волосам.

– Я не думал, что тебя это так взволнует. Твой развод был настолько тяжелым?

– Ты не знал? – Люк отрицательно покачал головой. – Он был чудовищным. Наши жизни препарировали во всех колонках светских сплетен. В том числе сексуальную жизнь, точнее, отсутствие таковой у меня и весьма экстравагантную у Филиппа. Он выглядел суперсексуальным французским Ромео, а я фригидной трудоголичкой, на которой он, бедненький, имел несчастье жениться. Это было ужасно. – Ее передернуло от воспоминаний.

Люк снова обнял Нину и положил ее голову к себе на грудь.

– Я не знал, – пробормотал он.

У Люка был усталый вид, да и она была совсем разбитой: сказалось напряжение последних дней.

– Послушай, ты ведь не поешь на следующей неделе, – сказал Люк. – Почему бы нам не уехать на какое-то время? У Джесса есть небольшая дача на севере штата, и мы можем ею воспользоваться. Если мы поедем завтра утром, то к обеду будем там.

Нина с готовностью согласилась. Ей нужно было уехать. «И это было бы хорошо для наших отношений», – подумала она. Они так редко оставались наедине.

Как же она по нему соскучилась! Нина продемонстрировала ему это, забыв на время все беды.

Джесс с удовольствием предоставил им свою дачу, хотя шумно удивлялся: что нашла такая утонченная дама, как Нина, в таком неотесанном деревенском мужлане, как Люк?

Они уехали рано после небольшой перепалки Нины с дежурившим на тротуаре парнем.

Поездка была великолепной. Осень затягивалась, деревья еще не сбросили золотую листву. Они заехали в маленький магазинчик за продуктами, потом поехали прямо на дачу.

– О, Люк, посмотри, как красиво, – воскликнула Нина, когда они въехали на частную территорию – в залитую солнцем долину. В центре ее стояла небольшая крепенькая дачка Джесса.

Они отнесли продукты на кухню. Нина протерла пыль и застелила кровати.

– Не самое последнее место в доме, – сказала она.

Люк занялся водой, отоплением, электричеством.

Пообедав, они долго гуляли, взявшись за руки. Чистый воздух, тишина. Именно это было нужно Нине. К ней вновь вернулись сила духа и покой.

На следующее утро она проснулась раньше Люка. Пока он спал, приняла душ, вымыла голову и, завернувшись в полотенце, разбудила его поцелуем.

Люк тут же выразил готовность развивать события дальше, но Нина устояла.

– Иди готовь завтрак, – приказала она. – Я голодна. Должно быть, от свежего воздуха.

– Или от ночных упражнений, – лукаво добавил Люк.

Нина уже оделась и сушила волосы, когда Люк принес ей апельсиновый сок. Она водила феном по влажным кудрям, но он взял его из ее рук и взъерошил ей волосы.

– Эй! Можешь ты оставить их в покое? Тут нет никого, кроме меня, а я и так знаю, что ты не абсолютно совершенна.

– Но мне нравится, когда волосы прямые.

Запустив обе руки в ее кудри, Люк опрокинул ее на кровать. Через минуту они катались по постели, раздевая друг друга и совершенно забыв о завтраке.

Волосы Нины так и оставались в полном беспорядке до конца недели.

В этот вечер, когда Нина попросила приготовить ужин, Люк заявил, что теперь ее очередь.

– Но я не умею готовить.

– Не умеешь готовить? – удивленно переспросил он.

– Правда, Люк. Пока я была девочкой, готовила мама. У Филиппа был повар-француз. Ну когда я могла научиться?

– Да, но сейчас-то ты живешь одна. Что же ты ешь?

– Главным образом салаты. Готовые бутерброды. И конечно, – добавила она с надеждой, – джентльмены приглашают меня в ресторан.

– Нет, мы не пойдем.

– Ну что ты! Идем. Вот увидишь, все будет здорово. Я угощаю, – добавила она.

– Нина, поверь мне, в таком маленьком городке этого не стоит делать.

– Ты слишком привередлив. Наверное, здесь найдется хоть одно место, где можно прилично поесть.

– Я не об этом. Дело в том…

– Доставай ключи от машины, – настаивала она, надевая жакет.

– Не пожалей, – предупредил он.

Они зашли в маленький уютный ресторанчик с домашней кухней и льняными скатертями на столах. Горели свечи. Тихо играл джаз.

– Как в старом фильме, – весело сказала Нина. – Перестань хмуриться, Люк. Чего ты боишься?

Взявшись за руки и склонившись друг другу, Нина и Люк сидели и наслаждались общением и спокойным отдыхом. Обычная влюбленная парочка.

– Вы случайно не Люк Свейн?

Люк поднял голову. Покидавшая ресторан молодая пара остановилась перед ними. Люк и Нина переглянулись.

– Да, – признался он.

– Я так и думала, – воскликнула молодая женщина. – О, Люк, пожалуйста, дайте нам автограф. – Она стала рыться в сумочке в поисках карандаша и клочка бумаги.

– С удовольствием, – вежливо сказал Люк.

– Простите, что мы прервали ваш обед, но для нас это такое событие! У меня есть все ваши альбомы. «Загадочное имя» – самый лучший альбом за последние десять лет.

– Спасибо. – Люк, улыбнувшись, расписался на протянутом листке бумаги. Женщина прижала листок к груди и продолжала стоять рядом, не спуская с Люка глаз.

– Спасибо, огромное спасибо, Люк. Здорово! – сказал молодой человек. Пара попрощалась и ушла.

Люк мрачно посмотрел на Нину.

– Все в порядке, – сказала она, слегка забавляясь. – Девушка ведь тебя не съела? Ну, узнали тебя, Люк. Ну и что? Куда от этого денешься? Ребята были очень вежливы. Меня ведь тоже как-то узнали на улице в тот день, когда мы шли к тебе первый раз. Помнишь? Я не должна жаловаться. Не так ли?

– Боюсь, тебе придется убедиться, что на этот раз все будет иначе, – предупредил Люк.

– Нас раздерут на части, как тогда, после твоего концерта? – недоверчиво спросила Нина. – Здесь, в этом ресторанчике?

– Нет… Но я засветился. И потом, это не поклонники оперы.

– Да, но…

– Люк Свейн? Люк Свейн? Скажите, вы правда Люк Свейн? Тот самый Люк Свейн?

– Да, – мрачно ответил Люк хорошенькой девушке, за минуту до этого спокойно стоявшей за стойкой бара.

– Люк Свейн! Я так и понял, – вернулся к их столу официант.

Теперь они уже были в центре внимания всего ресторана. Буквально каждый под каким-либо предлогом старался пройти мимо их столика, пока они безуспешно пытались заняться едой и друг другом. Самые нахальные просили автограф или пытались заговорить с Люком. Другие просто не спускали с него глаз. Аппетит у Нины пропал, что само по себе было редкостью.

Толпа у дверей все увеличивалась. Шум в зале нарастал. Тихий романтический ресторанчик стал походить на футбольный стадион. По-видимому, новость о том, что здесь обедает Люк Свейн, распространилась по всему городку.

Около столиков в ожидании, когда они освободятся, толпились мужчины и женщины самого разного возраста.

Наконец Нина сдалась и отодвинула тарелку. Она посмотрела на Люка. Он до еды вообще не дотронулся. Ужин пропал, и все потому, что она была с рок-идолом.

Хозяин подошел к столику и извинился.

– Я думал, вы привыкли к этому, – добавил он.

– В общем, да, – ответил Люк обреченно.

– Все за наш счет, прошу вас.

– Да нет, не нужно, – сказал Люк.

– Пожалуйста, доставьте нам удовольствие. К нам не часто заглядывают такие знаменитости. А кто ваша дама?

Нина глазами молила Люка молчать. Она совсем не хотела, чтобы во всем этом фигурировало ее имя.

– Дама, – сказал медленно Люк, – иностранный дипломат. Захотела познакомиться с прекрасными видами Америки. Я надеюсь, вы понимаете, что нам надо соблюдать осторожность.

– Конечно, конечно. Мой рот на замке.

Хозяин отошел от столика. Хотя все продолжали с интересом их рассматривать и шептаться, некоторое время к ним никто не подходил.

– Ну наконец-то, – облегченно вздохнул Люк.

– Только не говори, пожалуйста: «Я тебя предупреждал».

– Я думал, ты действительно голодна, – сказал он, глядя на ее нетронутую тарелку.

– Тут не до еды. И как животные в зоопарке это выносят?

– Эй! Здесь Люк Свейн! Скорее! – прокричал кто-то на улице.

Нина застонала.

Люк бросил на стол чаевые:

– Идем отсюда.

Он схватил Нину за руку, втащил ее в машину и отъехал так быстро, что никто не успел сориентироваться…

Дни для Нины бежали с бешеной скоростью. Долина была похожа на маленький увядающий рай. Каждый день после обеда они с Люком расходились по разным комнатам. Он репетировал с гитарой или писал тексты своих песен, она пела вокализы, пользуясь портативной электрической клавиатурой. Оба достигли вершины в своем деле, где конкуренция была очень велика; ни один из них не мог позволить себе почивать на лаврах. Люка это огорчало не более, чем ее. Для Нины очень много значило то, что он любил свою работу и от занятий на даче получал такое же удовольствие, как она сама.

Все остальное время они проводили вместе: гуляли, беседовали, ели, спали, занимались любовью, и Нина была счастлива. Они любили друг друга на огромной кровати, резвились, как дети, на медвежьей шкуре перед камином, обнимались на крыльце. Она чувствовала себя с Люком легко и просто и, к своему удивлению, обнаружила, что они вполне могут уживаться друг с другом, обходиться без ссор и споров.

Нина лежала в гамаке, повешенном между двумя старыми деревьями, и смотрела в хрустальное голубое небо. Люк в доме все еще играл на гитаре. Пробежал ветерок, срывая с деревьев листья. Несколько упало на Нину. Ночи были уже холодные, но днем солнце еще хорошо пригревало. Она сняла жакет, оставшись в теплой фланелевой рубашке Люка, и закрыла глаза, наслаждаясь солнцем.

Гамак слегка покачивался, губы Нины тронула улыбка. Их занятия любовью в гамаке накануне кончились шишками и синяками. Люк уверял, что его надо отправить в госпиталь. Нина проигнорировала его жалобы.

– Мечтаешь?

Она открыла глаза. Он улыбался ей. Теплота его глаз согревала. Неужели она когда-то собиралась уйти от этого человека, даже не оглянувшись?

Она потянулась к нему:

– Ложись со мной.

– О нет.

– Да мы просто спокойно полежим, – пообещала она.

– Ты это и вчера говорила.

– Если мне не изменяет память, в том, что случилось вчера, была не только моя вина.

Вспомнив вчерашнее, оба засмеялись.

Он вытащил ее из гамака:

– Все равно я никогда в жизни больше сюда не лягу.

Нина подала ему руку, и они полчаса молча гуляли по лесу.

– Когда ты начинал, ты знал, что твоя жизнь будет такой? – спросила она через какое-то время.

– Какой?

– Что тебя будут оккупировать толпы фанатов, преследовать влюбленные девчонки, за тобой по пятам станут ходить фотографы…

– Ну, в общем-то знал, что такое бывает с теми, кто добился уж очень большого успеха, но не знал, что попаду в их число. Хотя попытаться хотел.

– Как же ты все это выносишь?

– Но эта жизнь и вознаграждает. Как здорово записать альбом с собственными песнями, а потом продать миллион копий. Знать, что твоя музыка настолько понравилась множеству незнакомых тебе людей, что они захотели слушать ее у себя дома. А разве не приятно петь свои песни перед тысячами и слышать, как они поют их вместе с тобой, чувствовать, что они нужны им? Ты понимаешь? Это означает успех. Это утверждает тебя в мысли, что твое дело нужно. Неужели ты не чувствуешь нечто подобное, Нина? Когда люди подходят к тебе на улице и говорят, какое удовольствие доставило им твое пение, как ты растрогала или вдохновила их… Это ведь так важно.

– Да, – согласилась она. – Но пока я тебя не встретила, никто не бросался на меня на улице, не мешал мне обедать и не шел за мной с фотоаппаратом в бакалею. Воздать должное исполнителю – это одно, а разрушать его личную жизнь и жизнь его близких – другое.

– А почему твой развод привлек такое внимание? – спросил он с любопытством.

– Потому что Филипп был тоже своего рода рок-звездой. Из-за его голубой крови и богатства. Его хорошо знали в Париже, Монте-Карло, Милане, в Беверли-Хиллз и Сан-Франциско. В итальянских кругах он был центром всего самого блестящего и родовитого. А наш развод был достаточно грязным, и на нем можно было спекулировать, – добавила она с отвращением в голосе.

Они остановились на зеленой поляне, и Люк предложил ей посидеть на солнышке. Нина некоторое время грустно молчала, и Люк понимал, что она думает о последних событиях и о том, что еще предстоит.

– Все это означает, что мы вообще не можем появляться на людях как нормальная пара? – спросила она наконец.

– Нет, – сказал твердо Люк. – Но в маленьких местечках и даже в маленьких городках, где не часто видят знаменитостей, всегда будет происходить нечто подобное. Поэтому-то, честно говоря, я и люблю Нью-Йорк. Кроме обычных фотографов и моих фанатов меня редко кто замечает. Жители Нью-Йорка привыкли к знаменитостям. Я могу там ходить по улицам, обедать в ресторанах, ходить за покупками. Здорово!

– Лелеешь мечту о такой свободе? – печально спросила Нина, лежа на траве и глядя в небо.

Люк помолчал, подыскивая слова для ответа.

– Я берегу и лелею и другое, Нина. Моих друзей, мою семью, работу – и теперь тебя. Я хочу быть с тобой. Какие-то вещи я могу изменить, другие не в моей власти.

Глаза Люка обдали теплом лежащую на траве Нину. Она почувствовала желание. Оно становилось все более сильным и властным, наполняя ее сладким ожиданием.

– Может быть, мне надо ближе познакомиться с твоей жизнью. Как ты думаешь?

Задыхающийся голос выдал ее. Его глаза потемнели, правая бровь шевельнулась.

– А мне с твоей, – сказал он. – Я хочу знать о тебе все. – Он отодвинул с ее лица прядь волос и, легко погладив по щеке, обвел пальцем контур подбородка, стройную шею.

Нина взяла руку Люка, сунула ее под рубашку и положила на свою грудь. Люк начал возиться с пуговицами. Они оба лежали спокойно, лишь глаза их ласкали друг друга.

– Я никогда не занималась любовью на траве, – пробормотала она, наблюдая за ним сквозь опущенные ресницы.

– Все когда-то случается впервые, – сказал Люк охрипшим голосом и наклонился, чтобы поцеловать ее в губы.

Глава 8

– В четверг День благодарения, – напомнил Люк.

Нина мыла посуду. В тот вечер они вернулись с дачи Джесса, и, так как готовить она не умела, Люк поручил ей «грязную» работу. Он вытер посуду и стал убирать ее. Он пока не знал, куда что ставить, и она рукой в ярко-розовой резиновой перчатке указывала ему.

– Знаю, – сказала она тихо.

В его голосе звучал вызов. Она догадывалась, чего он хочет, но не была уверена, что готова к этому.

– Что ты собираешься делать, Нина?

– Обычно если я в этот день в Нью-Йорке, то иду к своим. А ты полетишь в Канзас?

– Нет, ты же знаешь: у меня концерт на телевидении в пятницу.

– О да! Я забыла. Это явный перебор, Люк. – Нина замолчала, понимая, что Люк ждет приглашения.

– Ну? – сказал он наконец.

– Что «ну»?

– Ты боишься пригласить меня к своим родителям? Рано или поздно тебе придется это сделать.

– Почему?

– Что ты хочешь сказать этим «почему»?

– Ты… Мы… Я хочу сказать…

Глаза Люка сузились. В комнате повисла напряженная тишина.

– Что? Боишься, что я им не понравлюсь?

– Нет.

– Ты боишься, что они не понравятся мне?

– Нет.

– Что же тогда, Нина?

Она нервно поежилась и не нашлась что ответить.

– Ты собираешься держать меня в спальне для личного потребления? – Люк зло посмотрел на нее, глаза его блеснули, и он громко сказал: – Ты что, намерена насытиться мной и бросить, как только надоест? Я что для тебя – забава, о которой никто не должен знать?

– Нет. Прекрати!

Он грубо схватил ее за плечи. Ее руки в хозяйственных перчатках сжались в кулаки, и она уперлась ими ему в грудь. Какое-то время они молча сердито смотрели друг на друга.

– Послушай, я проведу День благодарения с тобой в твоей… – начала она.

– Да плевать я хотел, где ты будешь есть в четверг свою индюшку, – огрызнулся он.

– Зачем ты так?

Люк отпустил ее и отошел в сторону, запустив руки в волосы. Она уставилась в пол.

– Ты не можешь уйти домой, Нина. Ты и так дома. Поэтому я хотел поговорить с тобой именно здесь.

– Что изменится от того, что ты познакомишься с моей семьей? – защищалась она.

– Дело не в этом знакомстве. – Люк глубоко вздохнул и попытался объяснить: – Рано или поздно ты должна войти в поезд, а не вскочить на подножку. Это не случайная связь и не скоротечный роман. Я не собираюсь притворяться, что это так.

– Это что – ультиматум?

– Да. Я не о том, ехать или не ехать к твоим в четверг. Я о том, что ты должна признать меня частью своей жизни, а себя частью моей. Мне нравится быть с тобой в постели, но наша жизнь не ограничивается спальней, в ней помимо этого есть друзья, семья, работа, принципы, наконец.

Нина опустилась в кресло. Она тоже не хотела мимолетной пошлой связи, но и резко изменить свою жизнь была еще не готова. На даче у Джесса они спрятались в маленький закрытый мирок, но ни один из них не мог оставаться в этом раю надолго.

Она только сейчас заметила, что на руках у нее резиновые перчатки, и недоуменно рассматривала их так, будто никогда не видела раньше.

Люк подошел к ней, наклонился и осторожно стащил их.

– Ну хорошо. Ты совсем растерялась. Тебе нужно время подумать. Наверное, нам обоим нужна спокойная ночь. Я пошел домой. Подумай над тем, что я сказал, Нина. Ты знаешь, где меня найти, если захочешь со мной поговорить. – Он легонько поцеловал ее в лоб. Когда он ушел, она осталась сидеть в той же позе.

Через несколько минут, вздохнув, она встала. Ей бросили вызов. Что ей теперь делать?

С самой первой минуты, когда Нина оказалась в его объятиях, она знала, что такой момент настанет, но старалась не думать об этом. Люк не намеревался подталкивать ее к решению вначале, не будет делать это и сейчас. Если она хочет, чтобы он остался в ее жизни, ей надо выползти из раковины и окунуться в глубокую воду.

Когда они занялись любовью в первый раз, она испытывала не просто слияние своего тела и души с телом и душой этого человека. Она чувствовала воссоединение с человеком более сильным и страстным, чем виделось ей в мечтах. Самым удивительным было то, что это чувство росло и крепло раз от раза.

Люк то сердил ее, то ставил в тупик, то забавлял. Она впадала в ярость, изнемогала от физического удовлетворения, легкомысленно веселилась, дрожала от страсти, плакала от стыда, но чувствовала биение жизни и никогда не скучала. Она не могла, болтая с ним, позволить себе отвлечься, думать о своем и отвечать автоматически. Ей всегда было нужно искать ответ. В нем скрывалось что-то такое, что вынуждало ее отдавать себя полностью. И не важно, занимались ли они любовью, ссорились, беседовали, любовались ли закатом или мыли тарелки, Нина знала: она нужна ему. И она боялась этого.

Нина стояла на краю. Готова ли она попытаться? Может, пока и нет, но она должна, должна попробовать. Люк стоил этих попыток. Она не знала, справится ли, но уйти от него сейчас было уже немыслимо. В его глазах слишком сильно светилось обещание.

Наконец она решилась. Приняла горячую ванну и позвонила родителям.

– Мама, можно я приведу с собой на День благодарения гостя?

– О, Нина! Его?

– Да, мама.

Трубку взял отец.

– Что ж, давно пора, – сказал он. – Все, кто покупает молоко и яйца, знают из этих наглых газет приятеля моей дочери, а я его еще ни разу не видел.

Нина легла спать, не позвонив Люку. Она еще не готова была к разговору с ним, не остыла после их стычки, хотя уже и решила уступить его настойчивой просьбе. Просто она пока не знала, как это высказать. Проведя в постели несколько часов без сна, она решила позвонить ему. Это лучше, чем не спать всю ночь.

Люк откликнулся на четвертый звонок, телефон у него стоял возле кровати. Вначале он был не только неучтив, но просто груб.

– Это я, – сказала Нина.

– Кто «я»? – прорычал он.

– Нина. Кто еще может позвонить тебе среди ночи?

– Не задирайся, – предупредил он. – Который час?

Она посмотрела на часы. Было три часа ночи. «Так ему и надо, – подумала она, – я тут полночи мучаюсь, а он спит сном праведника».

– Сейчас три часа. Вижу, ты засыпаешь без проблем.

– Так и есть. Я принял какое-то жуткое гомеопатическое снотворное. Кейт дала мне его на последних гастролях.

– О!

– Что тебе нужно? – спросил он нелюбезно.

– Люк…

– Нина, голубушка, у тебя все нормально? Хочешь, чтобы я приехал?

Она облегченно улыбнулась, обхватив трубку обеими руками. Он никогда ее так не называл. Он опять стал тем Люком, которого она знала. Она представила себе: лежит голый в своей большой кровати, волосы растрепаны, левая бровь чуть опущена, глаза сонные. Ей захотелось обнять его.

– Люк, где ты обедаешь в четверг?

* * *

Нина все же сумела на этой суетной неделе еще раз встретиться с Люком и даже пообедать с ним. Во время обеда она, к своему ужасу, узнала, что он не любит футбол.

– Ты не любишь футбол? – недоверчиво переспросила Нина. – Ты мне никогда об этом не говорил.

– Ты никогда меня не спрашивала.

– Как ты можешь его не любить? Что ты за человек?

– Я люблю волейбол, – примирительно сказал Люк.

– Это же совсем не то.

Они обедали в маленьком, знакомом Нине итальянском ресторанчике. После возвращения в Нью-Йорк на обоих навалилась работа. Люк записывал «Загадочное имя» на видео и пытался записать песню «Не бойся любви». Нина пела в спектаклях, работала над новой ролью, обсуждала возможный контракт на запись пластинки и вела предварительные переговоры по поводу партий и ролей будущего сезона.

Оба выглядели здоровыми, отдохнувшими. Время, проведенное наедине друг с другом, укрепило их хрупкую духовную связь. То, что начиналось как увлечение и страсть, перерастало в глубокое взаимопонимание. Люк дал ей очень многое. В их отношениях было все – восхищение, дружба, товарищество. И Нина надеялась, что и Люк получал от нее то же. Впервые в жизни человек поглощал ее не меньше, чем музыка, а ее духовный голод питало не только искусство. Она бесконечно восхищалась Люком.

В знак уважения к нему она ценой больших усилий за огромные деньги достала два билета на субботний матч и гордо продемонстрировала их Люку за обедом.

– Что же мне делать теперь с этими билетами?

– Продай.

– С ума сошел? Ты представляешь, какой ценой они мне достались? Я лучше продам свою девственность.

– Не поздновато ли? – поддразнил он.

– Ну и пусть! Сиди дома у телевизора, мне все равно. Я возьму с собой Мэттью.

– Кто такой Мэттью?

– Мой третий, самый любимый брат, между Марком и Джо. Он учил меня играть в футбол и дрался из-за меня с соседскими мальчишками. Когда я стала старше, он, прибавляя мне года, устраивал меня петь в бары и клубы. При этом Мэттью давал всем ясно понять, что, кто обидит меня, будет иметь дело с ним. Он единственный молчун в нашей семье, но это означает лишь то, что он говорит меньше других.

– Он будет дома в День благодарения?

– Будет. Он приедет из Вермонта, где славно поживает со своей подружкой. Он делает срубы из бревен, а она – сыр. Он-то уж тебя хорошенько рассмотрит – стоишь ли ты его маленькой сестренки.

– Стою ли я? Если бы он только знал, через что мне пришлось с тобой пройти!

– Джентльмены, между прочим, никогда об этом не рассказывают.

– Как ты мне не раз совершенно справедливо указывала, я не джентльмен.

В дом родителей они прибыли с опозданием. Нина хотела ехать на метро – эта дорога была ей хорошо известна, а Люк считал, что на машине быстрее и удобнее. Но он не знал район Бруклина, а Нина никогда сюда на машине не приезжала и потому была плохим штурманом. Они проплутали около часа.

– Простите за опоздание. – Люк был сама вежливость с Джулией, матерью Нины. – Нина хотела познакомить меня с Бруклином.

– Она прекрасная певица, но совершенно не умеет ориентироваться, – согласилась Джулия.

– Ты потрясающе выглядишь, мама. По какому поводу такой наряд? – Нина давно не видела свою мать так одетой.

Мария и Анджела выскочили в холл, визжа от восторга. Они схватили Люка за руки и потащили в гостиную знакомить с остальными членами семейства Ньяньярелли. Нина веселилась от души. Люк целовал сопливых младенцев, не моргнув глазом выдержал мощное рукопожатие отца, говорил комплименты таращившим от страха глаза женам и подружкам братьев Нины, старался не запутаться в именах. Даже собака во всем этом принимала участие, преданно следуя за ним по комнате.

Во время обеда стало ясно, что Люк и Джулия, пока готовили соус для жаркого и сладкий картофель, успели подружиться.

– Люк говорит, что ты сказала ему, будто я никогда не учила тебя готовить, Нина, – распекала Джулия дочь, пока Стефано резал индейку. – По правде-то говоря, Люк, когда я пыталась это сделать, она всегда отказывалась. Говорила, что станет знаменитостью, звездой и выйдет замуж за богатого человека, который будет водить ее по ресторанам.

– Мама!

Люк засмеялся, по лицу Нины догадавшись, что именно так и было. «На нее это похоже, – подумал он. – Вот и результат. Единственное, что она умеет, – это заказывать».

– Все наши мальчики научились, но она бывает такой упрямой.

– Я знаю, – сдержанно сказал Люк. – Но теперь ей придется учиться. Я не настолько богат, чтобы водить ее каждый вечер в рестораны, которые ей нравятся.

Анджела тут же влезла в разговор:

– Вы собираетесь пожениться? А…

– Хватит, Анджела, – прервал ее Стефано. – Кто любит у индейки темное мясо, кто белое?

Примерно через полчаса семья Нины забыла о своих намерениях быть благовоспитанной, и разговор принял весьма бурный характер. Началось с того, что Джо и Стефано заспорили о каких-то случившихся на этой неделе событиях в Вашингтоне. У каждого, конечно, была собственная точка зрения, и скоро за столом разразилось обычное громкоголосое побоище.

Люк изумленно наблюдал за всей этой катавасией. Нина подмигнула ему. Место между Джо и ее отцом, которое занимал Люк, обычно предназначалось ей.

– Люк, скажи этому тупому юнцу…

– Люк, ты, наверное, веришь в то…

Люк, поначалу чуть ли не силой вовлеченный в спор о политике, морали, нравах, тоже постепенно разгорячился и битый час орал вместе со всеми Ньяньярелли. Нина вздохнула и занялась едой. Она знала, что, когда он увлечется, остановится нескоро, а тут он был в своей тарелке.

Люк поймал Нину, когда вся семья усаживалась у телевизора смотреть футбол.

– Мы можем ехать?

– Но я тоже хочу посмотреть.

– Пожалуйста, Нина. Ты можешь взять у них кассету на следующей неделе. Я не хотел бы смотреть это три часа. И потом у меня жутко болит голова.

– Не верю, – с улыбкой сказала она. – Ну хорошо. Пойдем попрощаемся.

Мария и Анджела протестовали так яростно, как будто Люк отправлялся в Сибирь. Мать Нины разрумянилась и выглядела не старше дочери. Люк поцеловал ее в щечку.

– Надеемся, сынок, еще увидеться, – сказал отец, дружески хлопнув Люка по плечу.

По дороге обратно на Манхэттен Нина сидела в машине рядом с Люком, положив голову ему на плечо.

– Они всегда… такие? – спросил Люк.

– Всегда.

– Я понимаю, что заставило тебя уйти в музыку.

– Они тебе не понравились?

– Очень понравились. Но от них немного устаешь.

– От тебя тоже, – сказала она. – Ты так вписался, как будто бы родился в этой семье.

– Это только одна сторона моих многих «я», – непринужденно ответил он. – Но ведь ты знаешь, как заставить меня замолчать?

Последовала тихая возня.

– Прекрати, а то врежемся в телефонную будку.

– А твоя семья? Какая она? – спросила Нина с любопытством.

– Пожалуй, потише.

– Ну это и так ясно. Таких просто больше нет. А еще какая?

– В чем-то похожа на твою. Они фермеры, заняты по горло. На многое имеют свою точку зрения. Тоже любят поспорить. Хоть дел и невпроворот, участвуют в общественной жизни. Моя мама очень открыта и дружелюбна. Отца поймешь не сразу, но человек он добрый. Сестра веселая, сильная, красивая, работает акушеркой.

– А как прошло твое детство?

Люк немного подумал, прежде чем ответить.

– У меня отличные старики. Они разрешали мне делать все, что я хотел. Но если я во что-то вляпывался, то и выбираться должен был сам. Я рано привык к независимости. У меня было хорошее детство. Это уж потом, когда я стал подростком, тот мир показался мне тесным… Я не хотел, чтобы моя жизнь прошла на одном и том же месте, на одной и той же работе. Во мне горело желание узнать, а что там дальше, за этими полями пшеницы, как живут другие люди, о чем думают… И еще была гитара. Ты не поверишь, но я был тогда застенчив и мог выразить себя лишь в песне.

– А сейчас?

– Сейчас, как ты часто подчеркивала, я уже умею себя выразить. Ведь чувствуешь ты себя причастным к чему-нибудь или нет, зависит от твоего отношения к жизни, а музыка… С помощью ее я отдаю обратно то, что мне дает жизнь, – и хорошее, и плохое.

– Но почему именно рок?

– Потому что, хотя ты и твои коллеги с этим не согласны, рок – одна из великих музыкальных форм двадцатого века. Он одинаково доступен людям всех национальностей. Помогает говорить на языке инстинкта со всем миром так, как не может никакая другая музыка. Он помогает общаться более основательно, чем классическая музыка любой страны. Рок агрессивен, сексуален. Он бьет по самым примитивным инстинктам. Его ритм пробуждает инициативу, дает выход эмоциям. А потом, если говорить просто, он мне нравится.

– Я… Я попытаюсь, Люк. – Она прижалась к нему теснее.

– Замерзла? – спросил он.

– Нет, – охрипшим голосом сказала она. Остаток дороги Люк вел машину с сумасшедшей скоростью.

На следующее утро Нина поехала к Люку.

Дверь открыла привлекательная блондинка средних лет.

– Достаточно одного взгляда на вас, чтобы понять: вы Нина, – сказала она, очень крепко пожала Нинину хрупкую руку и втащила ее в дом. – Люк сказал, что вы воплощение и символ самого богатого магазина – «Сакса» на Пятой авеню.

– О! – Нина несколько растерялась.

– Я Кейт.

– О! Так вы и есть Кейт? Я рада…

– Кейт, – позвал Люк нетерпеливо, – мы же не закончили. – Он вышел в прихожую. – Ты не можешь… Нина! Что ты здесь делаешь?

– Доброе утро, – весело сказала Нина.

– Может быть, вам удастся втолковать ему… – вмешалась Кейт.

– Оставь ее в покое, черт возьми.

– Нина, вы, конечно, понимаете, что…

– Брось, Кейт.

– Что происходит? – спросила Нина.

– Люк считает…

– Поговорим об этом завтра, Кейт…

– Но…

– Ты хочешь испортить мне воскресенье? Придумай себе занятие получше.

– Это ведь ты позвал меня сюда, – напомнила ему Кейт.

– Что с тобой, Люк? – осведомилась Нина. – По-моему, на этой женщине нет вещей из кожи.

– Он всегда по утрам такой, пока кофе не выпьет. Вы это заметили? – спросила Кейт.

– Он очень часто кричит на меня. Но я не знала, что все дело в кофе.

– Да, – согласилась Кейт, – если бы его поклонники знали, чего стоит…

– Все, хватит. Хотя бы по очереди. Прошу одну из вас уйти. Не тебя, – добавил Люк, уводя Нину в гостиную. – Пока, Кейт. Поговорим позже. – Он закрыл дверь.

– О чем это вы? – спросила Нина, с трудом переводя дыхание.

– Дела. Скучные, надоедливые дела. Попозже расскажу.

– А почему не сейчас?

– Потому что сейчас, – он поднял ее на руки и понес спальню, – я покажу тебе, как я скучал по тебе прошлой ночью.

Глава 9

– Я думаю, ты зря отказываешься, – сказал Люк.

Нина скептически посмотрела на него.

– Может, это будет лучший вечер в твоей жизни.

Ее губы иронически скривились.

– Нина, если бы я не знал тебя лучше, то подумал бы, что ты смеешься надо мной.

Нина была раздражена и не скрывала этого.

– Поверь мне, ты не пожалеешь, – настаивал Люк.

Нина тяжело вздохнула. От него так просто не отделаешься.

– Хорошо проведу время? – переспросила она.

– Да.

– На юбилее фирмы, которая тебя записывает? На празднике рок-звезд и рок-фанатов, рок-музыкантов и рок-журналистов? На вечере, где будет громко играть рок-музыка и будут разносить домашнее шампанское? Где будет полно женщин выше меня ростом и мужчин худее меня, а их волосы уж точно длиннее моих…

– Хорошо…

– И ты веришь, что для меня, оперной певицы, которая откровенно не любит рок-музыку и весь этот галдеж, это будет лучший вечер в жизни? Ты так это понимаешь, Люк? – Она издевательски подняла изящные черные брови.

Он слегка смутился.

– Ну, наверное, я чуть-чуть преувеличил, – согласился он.

– Назови мне что-нибудь, из-за чего я должна пойти. – Нина была уверена, что у него приготовлено про запас несколько вариантов.

– Пожалуйста, хоть десять, – сказал Люк уверенно. – Во-первых, мы договорились, что постараемся каждый день участвовать в жизни друг друга.

– Ну что ж, принимается, – сказала Нина.

– Во-вторых, на подобные мероприятия неудобно идти без дамы. А я хочу пойти только с тобой. – Он сердито нахмурился. – Не смотри так насмешливо.

– Извини.

– И в-третьих.

– Да?

Его глаза смягчились. Когда он так на нее смотрел, она на все для него была готова. «Раскисаю, как промокашка», – упрекала она себя.

– В-третьих… Для меня очень важно, чтобы ты пошла со мной, Нина. Я очень этого хочу, – сказал он охрипшим голосом.

– Почему ты не назвал эту причину первой? – сказала она ласково. – Ну конечно, я пойду.

Люк привлек ее к себе и прижался лбом к ее лбу.

– Правда пойдешь?

Нина поцеловала его:

– Раз это для тебя так важно, пойду. Сама хочу пойти.

Люк взъерошил ей волосы и поцеловал в шею.

– Действительно хочешь?

– Ага, – мечтательно сказала Нина.

Он погладил ее по спине.

– Не хочу, чтобы ты делала что-то против своей воли, – пробормотал он ей на ухо.

Нина оттолкнула его:

– Отстань. Твоя взяла, но не спекулируй этим, пожалуйста.

Люк лукаво усмехнулся и поцеловал ее долгим медленным поцелуем. У Нины остановилось дыхание и заныло все тело.

– Доводишь меня до белого каления, – прошептала она, пока он покрывал поцелуями ее лицо.

– Так и есть, – согласился Люк. – Но и ты делаешь со мной то же. И это действительно важно для меня, Нина.

– Хорошо, – просто сказала она, положив голову ему на грудь. Какое восхитительное ощущение тепла и защищенности испытывала она в его объятиях! Непонятно, как она могла обходиться без этого так долго. Люк обнимал ее, брал за руку, целовал в лоб, гладил ей волосы. Она не знала никого, кто был бы так добр и ласков. Она уже не могла без этого жить.

– Я думаю, мы сначала пообедаем с Джинджи и ее спутником, а потом поедем все вместе на праздник, – сказал Люк через некоторое время. – Вы таким образом как следует познакомитесь, и тебе будет с кем поговорить на вечеринке.

– Как скажешь, – промурлыкала Нина миролюбиво. Она уже сдалась и хотела доставить ему удовольствие. И потом, она рада будет увидеться с Джинджи. Она не видела ее после того памятного концерта.

– Это будет здорово, – заверил ее Люк. – Джинджи тебе понравится. Вы с ней во многом похожи – обе умные, шикарные, тщеславные. Хотя одевается она, конечно, лучше.

Нина взглянула на него:

– Если я плохо проведу время, на следующей неделе ты пойдешь слушать скрипичный квартет.

Люк заволновался:

– О нет, нет, Нина. Может быть, мы…

– И ты пойдешь в костюме и галстуке. Да, – вспомнила она, – что мне надеть на вечер?

Следствием этого разговора был совершенно измотавший их обоих поход по магазинам. Люк решил купить ей нечто сногсшибательное.

– Ты должна выглядеть подобающе, ведь ты девушка рок-звезды, – ехидничал он.

Нина скорчила ему гримасу.

Они прочесали все модные магазины в Гринвич-Виллидж. Для Нины это был первый поход такого рода – после развода она носила или одежду, сшитую на заказ, или платья в классическом стиле из лучших домов моды Европы и Америки.

– Неплохо, – сказал Люк, глядя на вышедшую из примерочной Нину.

– Я чувствую себя в этом ужасно, – пожаловалась она. На ней было причудливое одеяние из бахромы, кружев, перьев и бисера. При всем этом платье прикрывало ее далеко не полностью.

– Ты в нем какая-то испуганная, – сказал Люк.

– Это вообще не я.

– Да, пожалуй, – согласился он. – Но мы на правильном пути, – добавил он, взглянув на ее оголенный живот и обнаженные плечи.

Часа через три они остановились на облегающем металлическом обмундировании с соответствующими перчатками и сапогами. И опять достаточно прикрыты были лишь руки и колени, остальные части тела Нины были вызывающе оголены.

– Надеюсь, ты не простудишься, – сказал Люк.

– Боюсь, что меня арестуют. Я выгляжу такой воинственной.

– Ты выглядишь прекрасно. – Он поцеловал ее.

Внезапно Нина испуганно съежилась. Его узнали. Продавщицы не отрывали от Люка глаз, а «Загадочное имя» голосом Люка гремело из приемников.

– Перестань корчиться, – поддразнил ее Люк.

– Я хочу снять это платье.

– Помочь?

– Иди плати, – сказала она сердито.

Они вышли из бутика с покупкой. Продавщицы восторженно таращились вслед рок-идолу.

– Теперь моя очередь, – сказала Нина голосом, не предвещавшим Люку ничего хорошего. – Пошли.

– О нет, нет. Нина, я не думал…

– Зато я подумала. – Она подозвала такси: – В магазин «Сакс» на Пятой авеню.

Они спорили всю дорогу.

– У меня полно одежды, – упрямо твердил Люк.

– У меня тоже. И тем не менее ты несколько часов протаскал меня по магазинам.

– Нина, я не хочу…

– Не умрешь, если у тебя будет один хорошо сшитый классический костюм. К тому же плачу за него я.

Она втащила Люка в магазин, несмотря на отчаянное сопротивление. Он воспринял предложение купить плащ в штыки.

– Зачем мне плащ? У меня есть зонтик, – настаивал он.

– Дело в моде, а не в дожде.

– Мне в такой одежде неудобно. Она длинная. – Люк счел объяснение исчерпывающим.

Нина сдалась. Не будет она его уговаривать, да и продавца стало, по-видимому, раздражать пренебрежительное отношение Люка к дорогой одежде.

Костюм он покупать тоже не хотел. Было совершенно ясно, что пока рано уговаривать его купить кожаное пальто: его еще нужно к этому осторожно подвести. Люк решительно отказался от галстука: он ему не нужен, а потом она ведь уже подарила ему один. Ему не понравилась ни одна пара ботинок. В отделе брюк ситуация несколько выправилась, но он потребовал, чтобы Нина зашла с ним в примерочную помочь снять джинсы.

– Я так привык, что ты их снимаешь с меня, – пояснил он с невинным видом, – что забыл, как это делается.

Нина изо всех сил наступила ему на ногу и вытащила из кабины. На них уже стали обращать внимание.

В конце концов они пришли к компромиссу. Нина купила Люку дорогой кашемировый свитер в светло-кремовых тонах, удивительно шедший к его темным волосам и глазам.

– По-моему, они содрали с тебя слишком много, – сказал он с подозрением.

– Люк, ради Бога, – воскликнула Нина в отчаянии. – Этот свитер прекрасного качества, он будет долго носиться и с годами не выйдет из моды. И потом, – добавила она ехидно, – не нужно было убивать беспомощных козочек, чтобы его сделать.

– Да, дорогая, – послушно сказал Люк. – Отличный свитер. Я в восторге. Спасибо.

Вечером Нина повесила свой новый туалет в шкаф. Он казался таким неуместным в ее гардеробе. Только бы хватило мужества надеть его на праздник. Нина грустно улыбнулась: месяц назад ей бы и в голову не пришло, что она может надеть такое.

Люк сделал ее во многом сговорчивее. Оставаясь одна, Нина по-прежнему часто впадала в панику. Она ведь однажды уже позволила мужчине завладеть собой, а потом очень об этом пожалела. И хотя сейчас Нина стала старше и, как надеялась, опытнее, обжегшись на молоке, она дула на воду. Люк проявил в этой песне удивительную проницательность, ведь он так мало знал Нину, когда создавал "Не бойся любви". Просто Люк – она уже в этом не раз убеждалась – неплохо знал человеческую натуру.

Дни Нины проходили в постоянных эмоциональных перепадах: она и Люк пытались приспособиться к образу жизни друг друга. К счастью, оба любили джаз и народную музыку. Это объединяло их, потому что, как бы они ни любили и ни уважали друг друга, Люку было так же трудно привыкать к опере, как Нине – к року.

– Это к тому же на иностранном языке, – жаловался Люк, когда они пошли в оперу. – Как это может увлечь меня, если я даже не понимаю, что они поют?

– Я переведу.

Когда Нина перевела, Люк сказал:

– Это они говорят друг другу? Чушь какая-то! Нет, без перевода мне нравится больше.

Нина вздохнула. Ее знакомство с роком было не намного более обещающим.

– Как я могу заинтересоваться песней, если они бормочут что-то непонятное?

Люк объяснил.

– Ерунда какая! – сказала она.

В качестве компромисса они попробовали послушать классический рок.

– Почему мне должно быть интересно, что этого человека так занимают его собственные замшевые алые ботинки?

– Голубые. Тут ритм великолепный. Ты послушай, – настаивал Люк.

– Пусть голубые, но замшевые. Подумать только. Тебе, именно тебе, нравится песня о шкуре убитого животного!…

Они спорили и о другом. Она не любила кое-кого из его необузданных друзей, он не жаловал ее самых консервативных. Люк готов был вступить в разговор с любым, кто подходил к нему даже в небезопасном Центральном парке. Она же пугалась. Ему нравились книги и фильмы, поднимающие современные социальные проблемы, заставляющие размышлять. Она предпочитала классику и изящные бестселлеры для отдыха. Он обычно ходил в скромные рестораны, где кормили простой, незамысловатой пищей; она любила элегантные, с изысканной кухней.

– Что это, черт возьми? – спросил Люк, ковыряя в тарелке с сашими.

Они сидели в любимом Ниной японском ресторане.

– По-моему, сырой осьминог.

– Хорошо, что не я, а ты заплатила за это, – сказал он, помолчав.

– Я, кажется, привязался к этой забегаловке, – весело сказал Люк, когда они, обедая в «Пресье», однажды предались ностальгическим воспоминаниям. – Сидишь, а тебе кладут салфетку на колени, наполняют бокал, разрезают все и подают серебряные приборы.

– Да уж получше твоего любимого кафе с бумажными скатертями, разрисованными мелками.

– Ну-ну, я люблю то местечко.

По дороге домой Нина спросила:

– Тебе не пришло в голову открыть сегодня передо мной дверь, пододвинуть мне стул, взять меня под руку, пока мы переходили дорогу?

– А что, – нахмурился Люк. – У тебя две руки и две ноги. Не можешь сама стул пододвинуть?

– Конечно, физически я способна это сделать. Не в этом суть. Так принято. И мне такое обращение нравится, – сказала она в отчаянии.

– Послушай, Нина, может, в том дорогущем ресторане это и уместно, но в «Роу-Дил», пододвигая тебе стул, я буду выглядеть просто глупо у столика на полдороге в дамский туалет. Тебе не кажется? Кроме того, ты весьма успешно всю свою жизнь переходила улицу без меня.

– Но послушай. Взгляни на это под другим углом, – не сдавалась она. – Это такая мелочь, она ведь не затруднит тебя, а мне приятно.

– Не заманивай меня сладким голоском и наивными глазками, – сказал Люк не совсем уверенно.

В результате они сошлись на том, что Люк будет вести себя как джентльмен в подобающих случаях, особенно когда они будут одеваться и уходить. В остальных случаях Нине придется пододвигать себе стул самой.

Многое, конечно, радовало и вознаграждало. Он учил ее готовить, водить машину… Ну а если говорить о более важном, то Люк открыл ей на многое глаза. Она стала чувствовать окружающий мир, его несправедливость, равнодушие и жестокость, бедность и вражду – то, о чем Люк пел в своих песнях. Он научил ее лучше замечать и прекрасное в мире: доброту к незнакомым; то, что ребенок или животное впервые ежедневно открывает для себя, а взрослые давно воспринимают как само собой разумеющееся; подвиг обычной, каждодневной жизни.

Между ними росло взаимопонимание. Он понимал ее интуитивно, часто угадывал, чего она хочет или о чем думает, не дожидаясь ее слов. И хотя его мысли до сих пор во многом оставались для нее загадкой, она уже изучила его вкусы и привычки и часто могла предугадать его реакцию на людей и события.

Конечно, он часто и удивлял ее.

Как-то раз она встретила его у входа в студию, где он записывал клип. Люк устал, был раздражен.

– Привет, – сказал он, чмокнув ее в щеку.

Они взялись за руки и пошли. Щелкнул фотоаппарат. К ним подбежал репортер.

– Мисс Гагганерелли…

– Ньяньярелли. Нья-нья-рел-ли. Не можете даже правильно произнести?

– Правда, что вы были замужем за богатым французским повесой Филиппом Гарнье?

Нина остановилась как вкопанная. Она надеялась, что журналисты не будут копаться в деталях ее развода. Ведь прошло уже больше трех лет.

– Исчезни, – рявкнул Люк, притягивая Нину к себе.

– Да ну же, Нина, – фамильярно сказал репортер с хитрой усмешкой. – Правда, что у вас не было ни копейки, когда он на вас женился; что это он сделал из вас звезду? А что вы почувствовали, застав своего мужа в постели с другой женщиной?

– Пошел прочь, – угрожающе сказал Люк.

– Вы знали о его женщинах, Нина? Вас это тревожило или вы вышли за него замуж только из-за денег?

Нина заплакала. Люк впервые увидел ее плачущей. В нем лопнула какая-то пружина. Он схватил репортера за рубашку, намереваясь избить его в кровь. К тому времени как Люк опомнился, кто-то уже заснял случившееся.

– Пошли. – Люк потащил Нину за собой. Сев в такси, они быстро доехали до его дома.

– Мой герой, – смеялась Нина сквозь слезы, прижавшись к его груди.

– Извини, дорогая, – прошептал он в ее волосы.

– Я понимаю, но один мудрый человек как-то сказал: «Если ударишь репортера, это еще больше вдохновит других».

– Посмотрю, что можно сделать, чтобы это не попало в газеты, – озабоченно произнес Люк.

Остаток вечера он провел названивая Кейт, своим адвокатам и некоторым влиятельным друзьям.

Через два дня фото Люка с перепуганным репортером появилось в газете. Руки Люка были сжаты в кулаки, зубы оскалены.

Однако статья оказалась сравнительно скромной – в ней лишь было сказано, что «надменный и непредсказуемый рок-идол вышел из себя и угрожал избить репортера за то, что тот начал расспрашивать Нину о разводе». Могло быть много хуже.

Другая газетная история их очень развеселила. Имя Люка появилось в коротком сообщении под фото с надписью: «Меня полюбила шпионка?»

– Есть еще что-нибудь? – спросил Люк, после того как Нина показала ему ее.

Нина прочитала:

– «Люка Свейна видели в маленьком освещенном свечами ресторанчике с красивой иностранкой, не назвавшей своего имени». «Источники информации сообщили, что чувственное мурлыканье ее низкого голоса…»

– Низкого голоса? – переспросил Люк. – У тебя же сопрано.

– Читай. Дальше еще интереснее. – Она протянула ему газету.

– «…чувственное мурлыканье ее низкого голоса имело явно выраженный славянский акцент. Правда ли, что она, как сказал Люк, дипломат? А может, шпионка? Перебежчица? Что делали Люк Свейн и эта таинственная дама в Богом забытом местечке? Не соратники ли они?»

– Я думаю, что нам надо поместить это в рамку и повесить на стену, – сказала Нина.

– Этого репортера нужно придушить.

– Нет, не надо. Это отвлекает от меня внимание.

– Как скажешь. – Люк быстро пробежал заметку глазами. – Прелесть какая! Будем надеяться, что меня не поставят на учет где-нибудь в соответствующих органах.

– Я заступлюсь за тебя, Люк, – сказала Нина, обвив руками его шею.

– Обещаешь? – лениво спросил он, обнимая ее за талию и привлекая к себе.

– Да. Я скажу, что эта женщина не шпионка из Восточной Европы.

– Нет?

– Нет, – выдохнула она.

– Интересно, кто же она тогда?

– Я скажу, что ты подружился с инопланетянкой.

– Ну, это сразу изменит дело.

– Я просто хочу поддержать ответственных журналистов.

– Мне повезло, что я могу на тебя рассчитывать.

– В любое время.

– Тогда иди ко мне, – прошептал он, прижимая ее к себе и давая понять, что его интересует нечто значительно более важное, чем международный шпионаж и гости с далеких планет.

Несмотря на всю неровность их взаимоотношений, казалось, что прав был Люк. Их связывало нечто совершенно особое, во имя чего стоило попытаться.

Во всяком случае, Нина начинала так думать. До вечеринки.

Глава 10

На плече у Люка были следы от укусов, на спине – царапины.

– Бог мой, это я? – сонно удивилась Нина.

– А разве здесь был кто-то еще? – поддразнил Люк.

Она слегка провела пальцами по отпечаткам маленьких ровных зубов.

– Извини. Так тебе и надо: не будешь дразниться. Я думала, что с ума сойду.

– Ладно, – сказал Люк, – во времена моей юности было очень престижно иметь на себе отметины, оставленные своей девушкой.

– Ты на мне свои тоже оставил, – показала ему Нина.

– Нина, прости. Больно? – спросил он серьезно.

– Да нет. Нет, конечно. – Она обвила руками его шею и продемонстрировала отличное самочувствие.

– Да, пожалуй, мы немножко перестарались, – согласился Люк.

– Хм. – Они снова поцеловались. – Давай собираться, а то опоздаем на встречу с Джинджи. Уже почти семь.

– Сначала душ, – сказал Люк, взяв ее за руку.

Нина широко раскрыла глаза:

– Вместе?

– А почему бы и нет?

Она покраснела.

– Нина, после того, чем мы тут занимались, я не могу поверить, что ты еще можешь смущаться. Вспомни, бессовестная, что ты тут вытворяла пару часов назад.

– Ну хорошо.

– Ты меня вымоешь, я тебя. Бизнес. Не более того.

Все было не так-то просто, но час спустя они были одеты.

– Потрясающе выглядишь, – заверил ее Люк.

Оказалось, что металлическая амуниция Нины смотрелась почти скромно рядом со сверкающим и переливающимся нарядом Джинджи. Сама белокурая певица полностью ему соответствовала. Люк описал ее как женщину привлекательную и презирающую шаблоны. И то и другое было преуменьшенным до смешного. Вершины сценического успеха Джинджи, безусловно, достигла благодаря своему таланту и каторжному труду. В жизни же она была начисто лишена здравого смысла и практичности. Как Люк и предсказывал, Джинджи забавляла и удивляла Нину в течение всего обеда. Сердечное тепло и доброта певицы очень расположили к ней Нину, и она поняла, почему Люк так ценит ее дружбу.

Спутником Джинджи в этот вечер был до робости застенчивый и тихий молодой человек по имени Сэнди. За весь вечер он не обменялся с Джинджи и парой слов. Улучив момент, Люкс озорными огоньками в глазах сообщил Нине, что Сэнди – одна из самых ярких и спорных фигур в рок-музыке и больше всего известен своими песнями о сексе, которые без конца запрещают.

– Не может быть, – сказала Нина.

– Еще как может, – сказал Люк. – У его альбома «Подогрей меня» на этой неделе первое место в рейтинге рока.

– Ты, наверное, шутишь. – Она исподтишка взглянула на Сэнди, помогавшего Джинджи надеть пальто со множеством рукавов. Покрой пальто, напоминавший по форме осьминога, был настолько сложным, что Джинджи никак не могла сообразить, куда всунуть руки.

– А с кем-нибудь, кроме Джинджи, Сэнди разговаривает?

– Нечасто.

– Такой застенчивый?

– Его образ на сцене не более чем образ. Как артист он кумир миллионов, а в жизни слишком робок, чтобы назначить свидание женщине. Поэтому Джинджи таскает его всюду за собой.

– Значит, они не…

– Нет. Джинджи ему как нянька. Он к ней очень привязан.

– Я его могу понять. Ее трудно не любить. Но почему она не поможет ему повзрослеть?

– Она это и делает. – Люк грустно усмехнулся и покачал головой. – Я думаю, что он сейчас слегка растерялся. Это крутой бизнес. Наверное, если бы мне было девятнадцать и я за шесть месяцев из никому не известного певца превратился в звезду, то тоже бы пришел в растерянность.

Нина взяла Люка за руку, и они вышли на улицу ловить такси и ждать, пока Джинджи разберется с рукавами.

– Люк, а в шоу-бизнесе есть нормальные люди? – спросила Нина неуверенно.

– Есть. Я.

– Гм!

Люк усмехнулся:

– Ты хочешь сказать, что я тоже ненормальный?

– Боже упаси!

– Послушай, Нина, можно подумать, что в опере нет эксцентричных, немного сдвинутых, а то и просто чокнутых.

– Там это… не так.

Она замолчала, глядя на двух выходящих из ресторана рок-звезд. Один изумил ее своей застенчивостью, вторая нарядилась в осьминога.

– Да, я понимаю, что ты хочешь сказать, – сухо ответил Люк, – но согласись, что это забавно.

– Есть свои минусы и плюсы.

– Ты, безусловно, один из плюсов, – прошептал Люк и поцеловал ее.

Минут пять они помогали Джинджи влезть в такси и наконец преуспели в этом.

Компания застала вечер в полном разгаре. Огромный зал для приемов был до отказа набит знаменитостями.

Из дорогой аппаратуры вовсю гремела рок-музыка.

Нина с любопытством осмотрелась: все веселились напропалую, танцевали, ели, пили, флиртовали. Зал был украшен различными кубками, наградами музыкантам, плакатами с лицами исполнителей, которых записывала на свои пластинки фирма, дающая прием.

С гигантского плаката Люк взирал в зал с «ленивой сексуальностью». На противоположной стене красовалась Джинджи с закинутыми за голову руками. Больше всего было плакатов с фотографиями Сэнди, запечатлевшими робкого мальчика в столь вызывающе сексуальной позе, что Нина поразилась: такого ей еще не доводилось видеть.

Сэнди смотрел на свой плакат так равнодушно, как будто на нем был не он, что, впрочем, соответствовало действительности.

Джинджи, наоборот, громко жаловалась:

– Ненавижу этот плакат. Они знают, что я его ненавижу. Специально повесили, чтобы меня позлить.

– У Джинджи небольшое недоразумение с фирмой, – пояснил Люк.

– Зачем же вы пришли? – спросила Нина.

– Сэнди нужно было, – просто сказала Джинджи.

Сэнди взял Джинджи под руку, давая понять, что не отцепится от нее весь вечер, а Люк пошел принести всем что-нибудь выпить.

– Что это такое зеленое? – спросила Нина, когда он протянул ей бокал.

– Похоже на мятный ликер, – ответил он. – Они его очень рекомендовали.

Нина отпила глоток и поморщилась.

– Больше похоже на авокадо.

– Я рада, что вы пришли, Нина, – сказала Джинджи. – Я уже знаю, какой у вас знак зодиака и как звали вашего бывшего мужа, но у нас впервые есть возможность поговорить.

– Ты читаешь эту муру! – недоверчиво воскликнул Люк.

Нина поставила на стол бокал со своим экзотическим напитком:

– Извините меня, пойду поищу что-нибудь более прозаическое, минеральной воды, например.

– Я с тобой, – откликнулся Люк.

– Не надо. Я найду бар сама. Болтай с Джинджи и… с Сэнди.

Она пробилась к бару. Оказалось, что стакан минералки добыть не так-то просто. Надо стоять в очереди. Она узнала нескольких человек, изображенных на плакатах. Их обслуживали раньше других.

В конце концов, что притворяться! В ее мире происходит то же самое.

– Послушайте, вы, случайно, не Нина Ньяньярелли, оперная звезда?

– Робин! – воскликнула Нина, узнав светловолосого барабанщика. – Вы только что пришли?

– Минут двадцать назад. – Он оглядел ее откровенный костюм. – Я пришел один, и, если вы захотите сбежать от того рок-певца, с которым пришли…

– Осторожно, он может вас услышать! А он знает, что я люблю блондинов, – сказала она с улыбкой.

Нина наконец выпила минералки, и они с Робином пошли искать Люка, Джинджи и Сэнди.

Прибывали все новые гости, толпа росла. В зале с двумя телекамерами было полно журналистов, но мало фотографов. Пока Нина пробивалась через толпу «мужчин худее и женщин выше ее», рок-музыка продолжала вносить свою лепту в общий хаос.

– А где Люк? – спросила Нина, когда они нашли Джинджи.

– Его утащил какой-то служащий компании поговорить о… – Джинджи сделала неопределенный знак рукой, – о бизнесе, наверное.

– Как вы познакомились с Люком? – стараясь перекричать музыку, громко спросила Джинджи.

– Судьба, – ответила Нина с театральным пафосом. Она рассказала – в приглаженном варианте – об их первой встрече.

– На Люка это похоже, – засмеялась Джинджи. – Песни он пишет прекрасные, а вот вести светские беседы не мастак.

– А как вы с ним познакомились?

– Работали вместе. Сто лет назад. Он и вот этот, – Джинджи показала большим пальцем на Робина, – выступали в Мичигане. Я там начинала. Они пришли ко мне и заявили, что я страшно талантлива и потрясающе сексапильна. Это стало началом и фундаментом нашей дружбы.

– Мне трудно представить вас обоих бедными, никому не известными, отчаянно пробивающими себе дорогу.

– О! Мы и были такими, даже хуже. Я была жутко честолюбива. Люк тоже. Но по-другому. Он очень во многом сомневался. Но даже если с ним не подписывали контракт или не давали площадку, он продолжал идти вперед, не падая духом. Он всегда верил в то, что пишет стоящие вещи и рано или поздно их услышат.

– И я услышала.

Все повернулись на знакомый голос и увидели Кейт Хаммер.

– Я удивлена, Джинджи, что, несмотря на ваши взаимоотношения с фирмой, они вас вообще сюда пустили.

– Они знали, что я без Джинджи не пойду, – твердо сказал Сэнди.

Нина посмотрела на него удивленно. Это был максимум того, что он вообще сегодня произнес.

– Привет, Нина. – Кейт опять пожала Нине руку так, что ей стало больно. – Вы сегодня сами на себя не похожи.

Нина засмеялась:

– Экспериментируем. Я твердо решила выглядеть сегодня как подружка рок-звезды. На следующей неделе очередь Люка выглядеть джентльменом.

– На это стоит поглядеть. Непременно куплю билет, – сказал Робин.

– А я на такое зрелище продам билеты, – сказала Кейт.

– Начинаю понимать, почему Люк считает вас великим менеджером, – сказала Нина.

– С присущей мне скромностью соглашусь с ним, – улыбнулась Кейт, – и по праву сочту возможным дать Джинджи совет.

Певица поморщилась.

– С вами хочет поговорить журналистка. Она серьезный репортер. Пишет о роке. Если вы скажете несколько хороших слов о фирме – вы ведь сегодня ее гостья, – это поможет вам наладить взаимоотношения.

Джинджи застонала и отчаянно заспорила, но Кейт в конце концов ее убедила. Высвободив свою руку из руки Сэнди, Джинджи встала.

– Присмотрите за ним вместо меня, – сказала она Нине и ушла.

Нина встала рядом с Сэнди и поощрительно улыбнулась ему. Красный как рак, Сэнди робко улыбнулся в ответ. Нина поболтала с Кейт и Робином, рассказавшими ей несколько забавных историй о первых шагах Люка в рок-музыке. Кейт вспомнила, как она, уже будучи их менеджером, затащила брыкающегося и истошно вопящего Люка к французскому парикмахеру, чтобы он придал ему некоторую изысканность и завершенность.

– Люк уверял, что стричься в парикмахерской должны только женщины. До того как мы встретились, его стригла только сестра. Вы бы слышали, как он завопил, когда парикмахер хотел побрызгать его волосы лаком.

Кейт и Робин извинились и отошли к другим музыкантам. Нина осталась с Сэнди. Хоть парень и молчал как пень, он начинал Нине нравиться. Среди этого гама и претенциозной болтовни в его застенчивости было что-то привлекательное. Ее восхищала его собачья преданность Джинджи.

Кругом были жадные глаза и хватающие все, что можно, руки. Нина знала, что в отличие от оперных певцов, которые идут к намеченной цели медленно и нередко выдвигаются лишь к зрелому возрасту, рок-звезды взлетают молниеносно, и их часто так же быстро забывают. Это предопределяет очень напряженный жизненный ритм.

Как, ну как, Господи, такой открытый, честный и глубоко порядочный человек, как Люк, вписался в эту жизнь, удивлялась она. Конечно, он самолюбив и тщеславен, хотел писать музыку и петь и, если бы это потребовалось, вступил бы в сделку с самим дьяволом. Но могла ли принять это как неотъемлемую часть своей жизни она?

– Сэнди! Вот ты где. Мы все тебя ищем! – Полный человек среднего возраста засмеялся с фальшивой сердечностью и сел рядом с Ниной, горой возвышаясь над ней.

Когда он отвернулся, чтобы окликнуть кого-то, Нина спросила Сэнди:

– Кто это?

Тот нахмурился:

– Не знаю. Менеджер, наверное.

Через несколько минут на них уже наседало с полдюжины человек. Хотя Сэнди и умел оставаться незаметным, его все-таки разыскали. Нина внутренне сжалась. Ну зачем их нашли? Сэнди думал, видимо, точно так же, потому что прижался к ней, как испуганный щенок. Нина успокаивающе похлопала его по руке и постаралась взять ситуацию под контроль, сожалея, что рядом нет Люка или хотя бы Джинджи. Она чувствовала себя не в своей тарелке.

На Сэнди так и сыпались вопросы. Ответа, разумеется, не следовало. Призвав на помощь весь свой светский опыт, Нина сумела переключить внимание этих людей на них самих, чтобы хотя бы на секунду вздохнуть свободно. Самодовольная болтовня раздражала ее, как и постоянное соприкосновение с телом сидящего рядом толстяка. Вдруг мужчина положил ей руку на бедро. Она содрогнулась от отвращения. Толстяк не спускал с нее масляных глаз. Нина демонстративно убрала его руку.

Сэнди взял ее под руку и притянул поближе.

– Не прикасайтесь к ней, – сказал он твердо. Парень, может, и не говорил много, но, когда было нужно, умел выбирать слова.

– Простите, – сказал саркастически толстяк. – Я не знал, что на сегодня она уже занята.

Нина была взбешена. Она не привыкла, чтобы с ней говорили так, как будто ее здесь нет, а уж особенно чтобы ее принимали за женщину, «занятую» знаменитостью на вечерок.

– Я никем не занята. Мне просто неприятно, что вы меня лапаете, – сказала она ледяным голосом.

– Брось, дорогая, полегче. Будешь со мной мила, я в долгу не останусь.

Девушка с шапкой пурпурных волос прервала их пререкания:

– Послушайте, я вас где-то видела раньше. Где?

– Вряд ли, – сказала Нина.

– Нет, видела. Вы подружка Люка Свейна. Да?

Начать с того, что Нину вообще не особенно устраивало слово «подружка», но в данном контексте оно еще и означало, что она одна из сумасшедших фанаток и переспала с Люком, чтобы показаться в его обществе.

Толстяк пытливо взглянул на Нину:

– Неужто?

– Вы его знаете? – спросила она холодно.

– Ну, в общем-то…

– Стало быть, не знаете, – подытожила Нина.

– Я слышал, что у него какая-то новая, – прогнусавил наглец. – Интересно посмотреть.

Нина сдерживалась как могла. Прозрачные намеки, неприятное окружение. Не говоря ни слова, она встала, взяла Сэнди под руку и увела его. Вслед ей раздалось хихиканье и понеслись комментарии.

– Мы можем поискать Джинджи? – робко спросил Сэнди.

– Да, конечно, – ответила она.

Теперь уже Сэнди заметили все, и они с трудом протискивались через толпу его поклонников.

Наконец они нашли Джинджи, которая громко ругалась с представителем фирмы. Репортер с готовностью записывал все, что они говорили друг другу; кто-то эту сцену снимал. Нина и Сэнди с трудом вытащили Джинджи из баталии, привлекшей с интересом наблюдавшую за ней толпу.

– Так-то вы все подправили, – сухо заметила Нина.

– Я не хотела, – оправдывалась Джинджи, – но он просто вывел меня из себя.

– Можем мы уйти? – взмолился Сэнди.

– Да, конечно. Пойдете с нами, Нина? – спросила Джинджи.

– Нет. Я постараюсь найти Люка. Он будет волноваться, если я исчезну, не предупредив его.

Она довольно долго разыскивала Люка, чувствуя себя весьма скверно в своем наряде. Люк полностью ушел в спор с Кейт и мужчиной в старомодном костюме. Его отделяли от Нины человек пятьдесят, но она прекрасно видела, что они не соглашаются друг с другом и что он чем-то недоволен.

Многие стояли просто так, надеясь пообщаться с певцом, и напряженно вслушивались, что он говорил Кейт и мужчине.

Нина чуть не плакала, пробиваясь сквозь толпу людей, которые глазели на нее и отпускали двусмысленные шуточки. Кое-кто просто не обращал внимания на ее просьбу дать пройти. Добравшись до Люка, она готова была разрыдаться, но сдержалась, чтобы не устраивать на людях сцену.

– Нина, – Люк обнял ее и притянул к себе.

Она закрыла глаза и прижалась к нему, чувствуя себя защищенной его теплом. Беседа закончилась. Нина слышала только обрывки речи и отдельные фразы, что-то по поводу гастролей. Люк не хотел ехать, а Кейт и мужчина настаивали.

Нине было все равно, она мечтала уйти как можно скорее и сказала ему об этом, как только Кейт осторожно напомнила, что в полночь Люку предстоит выступить наряду с другими знаменитостями и сказать несколько слов, как он и обещал.

Он вздохнул:

– Может, это сделает кто-нибудь другой?

– Я думаю, – Кейт подбирала слова, – это было бы неплохим знаком доброй воли.

Люк оглянулся на Нину и нерешительно провел рукой по волосам. Нина приняла решение. Она никогда не будет стоять между Люком и его работой и никогда не позволит ему встать между ней и ее делом, но здесь она больше не останется ни на минуту.

– Все в порядке, – сказала она спокойно. – Оставайся. Я возьму такси.

– Нет.

– Будь благоразумен. Люк опять вздохнул:

– Я выйду с тобой.

Улица, хотя и не пустынная, выглядела после набитого шумного зала почти безлюдной.

Люк взял Нину за руку и отвел подальше от любопытных взоров.

– Извини, дорогая, что я оставил тебя одну. Я собирался быть весь вечер рядом с тобой, но сначала пришлось поговорить кое с кем из фирмы, потом ко мне прицепились Кейт и менеджер по гастролям. – Он устало потер подбородок. – Не буду спрашивать, как ты провела время. Вижу, что паршиво и что ты недовольна.

– Я… – Нина вздохнула. – Для меня это было ужасно.

– Извини. Это я виноват.

– Нет-нет, – сказала она твердо. – Я взрослая женщина, и ты не можешь постоянно быть со мной рядом. Я хотела сегодня выяснить для себя, могу ли общаться с людьми из шоу-бизнеса сама. Понять это, оставшись одной, было проще.

– Ну и что ты поняла? – спросил Люк хриплым голосом.

Глаза Нины наполнились слезами.

– Не знаю, – прошептала она после долгого молчания.

Он встревожился:

– Я не должен был тебя сюда приводить. Глупая затея.

– Нет, неправда, – спорила Нина, вся в слезах.

– Больше на такие сборища мы ходить не будем. Ни один из нас.

– Мы не можем разговаривать здесь, – сказала наконец Нина. – Мне пора домой.

– Хорошо, как только я освобожусь, тут же приеду к тебе, и мы поговорим.

– Не стоит. – Нина заставила себя взглянуть в его встревоженные глаза. – Мне надо побыть одной. Я не хочу сказать что-нибудь сгоряча.

– Нина…

– Пожалуйста.

– Хорошо. Я приеду завтра. Нет, черт возьми, не могу. У нас запись на студии. Тогда завтра вечером.

– У меня спектакль.

Они растерянно смотрели друг на друга: их занятость лишь подчеркивала безнадежность ситуации.

– Тогда послезавтра.

Люк остановил для Нины такси. Он казался совсем чужим, даже не коснулся ее руки.

Он открыл перед ней дверцу. Нина все-таки сумела привить ему кое-какие манеры. Она, не глядя на него, села в машину, и Люк дал водителю адрес.

– Нина? – Было темно, и она почти не видела его лица.

– Да?

– Не торопись решать. – Люк закрыл дверцу и долго смотрел вслед.

Нина не могла заснуть всю ночь. Боясь душевной боли, она собиралась порвать с Люком как можно раньше. Теперь же уходить было поздно.

Она была влюблена в Люка и почти сердилась на него за это. Ведь хотела быть разумной и осторожной, но он помешал. Нина пыталась сопротивляться сближению, но Люк оказался сильнее. Как же теперь она может уйти, если часть ее останется с ним навсегда?

Нина так и не научилась мириться с ажиотажем вокруг Люка, уставала от необычных людей рядом с ним. Ей претили притязания на него, на его время и силы; ее раздражали фанаты, ни на минуту не оставляющие Люка. Время шло, а ей становилось не легче, а наоборот, труднее. Почему?

Наконец усталость и нервное истощение взяли свое. Нина провалилась в беспокойный сон и проспала до полудня. Проснулась совершенно разбитой, так и не приняв никакого решения.

Она была рада, что сегодня вечером ей надо работать. Нина любила театр, его высокие потолки, темные углы, гулкий зал. Любила нарастающую, тревожащую душу музыку Верди, профессионализм, интеллигентность своих коллег, горячее поклонение публики. В этот раз она готова была остаться на сцене всю ночь, надеясь, что ее отдача пению и увлеченность ролью развеют страх и напряжение этих тяжелых дней. Но спектакль закончился, и пора было возвращаться в реальную жизнь.

Нина сидела в своей гримерной в теплом купальном халате и снимала грим. В дверь постучали.

– Джесс! – воскликнула она. – Вы не говорили, что придете.

Старый саксофонист с женой вошли в маленькую комнатку. Оба улыбались, у Джесса в руках были цветы.

– Хотели сделать сюрприз, ведь мы не виделись уже несколько недель.

В гримерную заглянул Джорджо Белланти, и Нина представила их.

– Друзья Нины – мои друзья, – расцвел Джорджо, больно прижимая Нину к себе.

Мужчины сразу почувствовали симпатию друг к другу и начали оживленно беседовать.

Ребекка напомнила им, что Нина, возможно, хотела бы переодеться.

– Конечно! – воскликнул Джорджо. – Мы сейчас все вместе пойдем перекусить. Согласны?

Джесс тут же согласился и, как только они вышли, предложил пойти в джазовый клуб.

– Если вы не возражаете, – сказала, поколебавшись, Нина, – я пойду домой. Ужасно устала.

– Она слишком много работает, – произнес Джорджо с отеческой озабоченностью.

Нина слабо улыбнулась.

Он попрощался и, взяв Ребекку под руку, вышел из комнаты.

Джесс внимательно посмотрел на Нину:

– У вас все хорошо?

Она кивнула.

– Этот канзасский парень хорошо с вами обращается?

– Да, – грустно улыбнулась Нина и добавила: – На свой лад, конечно.

– Я не хочу совать нос в чужие дела, но я умею слушать.

Нина, вздохнув, села:

– О, Джесс, вы знаете, какая у него жизнь. Это отражается на всех, кто рядом с ним.

– Знаю. Не мне давать вам советы. Я не буду говорить, что вы научитесь на многое закрывать глаза, если действительно любите друг друга. Я даже не скажу, что он отличный парень и умеет беречь самое важное для него.

– Спасибо, Джесс. Больше вы мне ничего не скажете?

– Только то, что тридцать лет назад Ребекка испытывала похожие сомнения. Когда она сейчас на меня сердится, ей нравится делать вид, что она еще ничего не решила, – добавил он с усмешкой.

Нина тоже улыбнулась:

– Всего доброго, Джесс.

Она провела еще одну бессонную ночь. Ей не хватало Люка.

Их встреча на следующий день в ее квартире поначалу была неловкой. Казалось, он испытывал не меньшее замешательство.

– Привет, – сказала Нина.

– Привет.

Несколько минут они напряженно сидели.

– Ты собираешься вежливо попросить меня удалиться? – спросил Люк низким голосом.

– Нет, конечно, нет. – Ее глаза наполнились слезами.

– Обними меня, – попросил он хрипло.

Нина бросилась в его объятия, и на некоторое время они замерли, как двое уставших пловцов, добравшихся до спасительного берега.

Люк поцеловал ее в голову.

– Так-то лучше, – прошептал он. – А то ты была за тысячу миль от меня.

– Ты тоже.

Спустя некоторое время Нина рассказывала Люку о своих впечатлениях от того злосчастного вечера, растерянности, желании как можно скорее уйти.

– Было так тягостно. Я чувствовала себя… дешевкой.

– Потому-то я и не хотел отпускать тебя. Шоу-бизнес полон такого рода типов, и я научился держать их на расстоянии. Я не работаю с ними и не подпускаю их близко к себе.

– Но мне нравятся Джинджи и Робин… и Сэнди. В самом деле нравятся, – сказала Нина.

– Мне тоже, дорогая. Они прекрасные люди. Но было бы нечестно знакомить тебя только с моими друзьями. Ты бы подумала, что в этом мире все такие. Нам рано или поздно пришлось бы иметь дело и с другими. Я не хотел, чтобы ты встретилась с ними лицом к лицу одна, но не ожидал, что ко мне привяжется этот тип в костюме с жилетом.

– Так даже лучше, Люк. Ты не можешь постоянно оберегать меня.

– Я хочу.

– Верю, что хочешь. Но не можешь. Не стоит и пытаться. – Она отодвинулась от него и прилегла на кушетку. – Я знаю тебя как человека, как мужчину и совершенно падаю духом, когда вижу, что тебя воспринимают как идола. Иногда это забавно, но чаще это пугает меня.

– Меня тоже. Время от времени. Поэтому ты мне нужна, Нина. Мне просто необходимо, чтобы во мне видели обыкновенного человека. Когда мы с тобой закрываем на ночь дверь, мне не нужен больше ни мой имидж, ни моя репутация. Я – это просто я. – Люк грустно улыбнулся. – И никому после отца так, как тебе, не удается указывать мне на мои человеческие недостатки. Я не хочу показывать свои отрицательные качества, когда ты со мной, но ты просто удивительно умеешь вытаскивать их на свет Божий. – Он поцеловал ей руку.

После долгой паузы Нина осторожно спросила:

– А другие женщины, до меня… Они что, постоянно восхищались тобой?

– Не всегда.

– Их было очень много?

– Нина, мне тридцать три года. Ну как ты думаешь?

– Позавчера кто-то назвал меня «новой девушкой Люка Свейна». Это прозвучало так, будто ты часто меняешь женщин. Мои прочитали в светских сплетнях, что ты просто бабник. Я видела, как женщины на тебя вешаются.

Люк тяжело вздохнул:

– Я не буду оправдываться за свое прошлое ни перед кем, Нина. У меня действительно была буйная молодость. Я был одинок, неугомонен, да и образ жизни сказывался. Могу лишь честно сказать, что мне нечего стыдиться и что для меня главным всегда была моя работа.

– У тебя был кто-то, когда мы встретились?

– Нет.

– Я помню, у тебя было назначено свидание.

– Я привык к тому, что у меня их много. Одной женщины у меня не было. А с тех пор как я тебя увидел, вообще ни с кем не хотел встречаться. – Люк долго и внимательно смотрел на Нину, затем сказал: – Я понимаю, как тебе тяжело. Мне тоже было бы трудно, если бы ты была…

– Секс-символом? – подсказала Нина.

– Я не секс-символ! Дай мне сказать. Если бы все было наоборот, я бы тоже, наверное, временами чувствовал страх, особенно если бы прошел через похожий развод.

– Вот именно, – печально сказала Нина.

– У тебя нет причин бояться меня, – сказал Люк твердо. – Как мне убедить тебя в этом?

«Просто скажи, что любишь», – подумала она, желая всем сердцем получить такой ответ. Пусть она у него не первая женщина, но обязательно останется последней. Этих слов Нина ждала от Люка.

Она успокаивающе улыбнулась ему:

– Меня все это гнетет. Я знаю, что ты… не ловелас.

Люк обнял ее и тяжело вздохнул:

– Я очень хотел бы снять с тебя этот груз, но не знаю как, разве что бросить петь и уйти в пустыню.

Нина невесело улыбнулась:

– Боюсь, отшельника из тебя не выйдет. Не тот темперамент. И уж конечно, я никогда не попрошу тебя бросить петь: ты так же сильно любишь свою работу, как я свою. Я бы возненавидела себя, если бы встала между тобой и твоей карьерой. Но как тебе самому удается со всем этим справляться?

Люк пожал плечами:

– Я не сразу этому научился. Думаю, что именно поэтому Сэнди… так не похож на других.

Вначале тебя все это просто с ног сбивает. Мне помогла суровая десятилетняя школа, которую я прошел. Она научила меня не обращать внимания на пинки, да и вообще многому.

С прессой у меня особые отношения. Я в контакте с несколькими серьезными журналистами и не обращаю внимания на других.

Нина свернулась клубочком рядом с Люком. Вот бы ей стать такой сильной. Но у нее не было в прошлом тех десяти лет, которые подготовили бы ее к роли возлюбленной рок-певца, уверенной в себе и умеющей ни на что не обращать внимания.

Она все еще не совсем пришла в себя после того вечера, и, если бы ей опять напомнили, что он рок-идол, ее нервы просто бы не выдержали. Поэтому они решили остаться дома и побыть вдвоем, как обычные люди.

«Как жаль, что он не оперный певец!» – улыбнулась про себя Нина, представив Люка поющим Верди. Вообще-то ему лучше бы подошел Вагнер.

Она слышала, как в спальне Люк по телефону кричит на Кейт. Он поставил на проигрыватель пластинку – оперу, возможно, для того, чтобы она не слышала, что он говорит. Крик наконец прекратился, хотя Люк еще минут десять продолжал говорить.

Когда он вошел в комнату, Нина спросила:

– Как только Кейт тебя выносит?

– Так же, как и ты. Но она не обладает твоими достоинствами. – Он перегнулся через спинку дивана и провел носом по ее щеке.

– Перестань. Я сказала тебе, что хочу сегодня посмотреть партитуру.

Люк уселся на другом конце дивана и какое-то время рассматривал Нину.

– Что ты на меня так смотришь?

– Пытаюсь представить тебя старой и седой.

– Если ты не оставишь меня в покое, я стану такой уже через три месяца.

– Ты и в старости будешь красивой. Колючей, но красивой.

– Тихо! Это лучшее место.

С пластинки звучало страстное сопрано. Нина с партитурой в руках слушала закрыв глаза.

– Я бы могла убить, чтобы мне дали спеть это, – сказала она, когда пластинка кончилась. – Как ты думаешь? – Она попыталась, как Люк, поднять одну бровь, но у нее не получилось.

– До сих пор не научилась? Смотри, как надо, – продемонстрировал он.

– Это нечестно. Ты знаешь, что у тебя преимущество.

– Я думаю, ты бы потрясла их в этой роли, дорогая.

– Если, конечно, я ее получу, – вздохнула Нина. – Хочешь послушать другую сторону?

– Кстати, о работе. Я хотел тебе сказать…

– Та сторона даже лучше…

– Я уже давно собирался…

– Интересно, согласится ли Джорджо работать в Нью-Йорке в следующем сезоне?

– Нина, ты меня слушаешь? – Люк бросил в нее подушку.

– Эй, – воскликнула Нина, – нечестно! Это я придумала. А ты придумай что-нибудь свое.

Люк бросил в нее две подушки.

– Это мои подушки. Осторожно: картина! Что ты делаешь! – Нина буквально зашлась от смеха.

Он бросился на нее, как вратарь, и они свалились на разбросанные подушки.

Нина каталась с ним по полу, задыхаясь от смеха. Все красивые хрупкие безделушки могли свалиться на пол.

– Осторожно! – пыталась крикнуть она, задыхаясь от смеха и его поцелуев.

Он стаскивал с нее юбку.

– Кофейный столик! Не разбей вазу! Люк, осторожно, лампа! – Нина совсем задохнулась: – О-о-о! Люк, можешь еще раз?…

– Что «еще раз»?

– Вот так… – Она стащила с него рубашку, стремясь почувствовать прикосновение его тела. Гладила, ласкала, дразнила. – Щекотно?

– Да.

– Что ты делаешь?

– Тебе нравится?

– Пониже.

– Сама приподнимись.

В отчаянии Люк пробормотал:

– Тебе не приходило в голову, когда ты это все покупала, что здесь может происходить?

– Нет, я думала…

– Что думала?

Нина не могла сосредоточиться. Он делал с ней такое!… Она вообще не подозревала, что подобное возможно.

– Я думала… мы можем… пойти… в кровать… ох! – Нина громко застонала и отказалась от попытки что-либо сказать.

– Наверное, в некоторых штатах это запрещено, – прошептал Люк.

Нине было уже на все наплевать. На какое-то время Люк забыл обо всем на свете.

Уже потом, значительно позже, показывая Нине, как делают запеканку из тунца и вермишели, он снова заговорил об этом.

– Мне непросто сказать тебе, Нина, что я должен уехать. Я не говорил, потому что надеялся, что сумею от этого отбиться.

– Куда? Когда?

– На Западное побережье. На следующей неделе.

– На следующей? Надолго?

– На шесть недель.

– На шесть недель? – Нина широко раскрыла глаза. – Полтора месяца. Тебя не будет здесь на Рождество?

Люк кивнул:

– Мне очень жаль, Нина. Я пытался это отменить, не получается.

«Так вот в чем дело», – догадалась Нина.

– И по этому поводу вы воевали с Кейт? – спросила она.

– Да, – тяжело вздохнул Люк. – Я должен выступать на телевидении на праздниках – это давний контракт – и дать серию больших концертов на Западном побережье до конца января. Мы спорили об этом с Кейт неделями, но она права: я связан обязательством, деньгами. Если откажусь, выплачу огромную неустойку и приобрету репутацию ненадежного исполнителя.

– Я понимаю.

– Кейт говорит, что ты поймешь. – Он положил ей на тарелку запеканку.

Нина недоуменно уставилась на нее:

– У меня, кажется, пропал аппетит.

– Я буду звонить тебе каждый день. Два раза в день. Может, ты сумеешь прилететь ко мне…

– Нет, не смогу. Мы начинаем через несколько дней репетировать новую оперу. Я не могу уехать.

В глазах Люка была озабоченность. Он старался как мог. Нечестно еще больше усложнять положение. Сколько раз в самом начале она грозила, что уйдет! Сколько раз высказывала сомнения по поводу их совместного будущего! Люк всегда казался таким уверенным в себе, но и ему хотелось, чтобы его успокоили.

Нина изо всех сил старалась казаться спокойной.

– Ты прав, мы ведь знали, что рано или поздно так будет. Мы оба должны будем часто уезжать. Придется привыкать к этому.

– Да, – согласился он. – Я пытался отложить это до весны или до лета. Я не хотел бы расставаться сейчас с тобой надолго, – сказал он неуверенно.

– Да… Время не самое лучшее, – призналась она. – Но у нас нет выбора.

Глава 11

Следующие дни были просто сумасшедшими. Люк выглядел усталым от длительных репетиций и долгих ночей любви. Ему хотелось подольше оттянуть отъезд.

В эти роскошные, полные неги и страсти ночи Нина откликалась на нетерпеливые ласки Люка с яростью и отчаянием. Она не могла избавиться от ощущения, что надвигается катастрофа, но не хотела делиться своими предчувствиями с Люком, говорить ему, как ее пугает разлука, – он и так был измотан.

«Нельзя так распускаться», – твердила она себе. В конце концов, чего ей бояться? Жизнь ее будет идти так же. У нее остаются работа, друзья, семья. Она будет очень скучать по Люку, но он уезжал и раньше, будет уезжать и потом. Она сама за время своего брака провела много месяцев без Филиппа, а ведь была намного моложе и менее независима.

Конечно, нелепо сравнивать Люка с Филиппом. Люк – сложный, честный, зрелый человек. Филипп – нерешительный, глупый, эгоистичный. Нельзя сопоставлять ее замужество с отношениями с Люком. Девушкой Нина идеализировала Филиппа; став женщиной, превратила их брак почти в деловое соглашение.

Однако она никогда не идеализировала Люка, а часто вообще считала его самым несносным человеком в мире.

Нина знала его таким, каким он был на самом деле – со всеми его достоинствами и недостатками. Она любила его и в то же время боролась со своим чувством, ведь вся жизнь Люка проходила на публике, а Нине не хотелось, чтобы ее вновь публично унижали. Сейчас эти страхи казались ей смешными. Люк проник ей в самое сердце, заполнил собой ее душу и тело, и публичные оскорбления были просто ерундой по сравнению с разлукой.

В те темные ночи в объятиях Люка, наслаждаясь его горячими поцелуями, проникновением его мускулистого тела в ее собственное, всем этим трепетным и жгучим слиянием, она жаждала рассказать ему, как он изменил ее. Нина страстно желала прошептать ему: «Я люблю тебя», чтобы видеть, как тонет ее признание в его темных глубоких глазах. Но она боялась давать больше, брать больше и уже не понимала, где кончается он и начинается она. Ее преследовал страх, что, когда все кончится, она уже не сумеет собрать себя в единое целое.

Рабочие будни Нины были не менее напряженными, чем его. Работа отнимала время, которое они могли бы провести вместе, и ее буквально лихорадило. И вот настал день, когда Люк приехал к Нине домой, чтобы попрощаться наедине. Они договорились, что она не поедет с ним в аэропорт, где могут сфотографировать «их страстные прощальные объятия».

Его не будет шесть недель. Нина буквально обвилась вокруг него.

Через минуту его руки уже бродили по ее телу и замерли на широком поясе из змеиной кожи.

– Новый? – спросил он подозрительно.

– Да. Пожалуйста, Люк, не говори мне, что и змей ты тоже обожаешь. Бесконечные открытия – это, конечно, хорошо, но не доводи все до абсурда.

– Как твоя совесть позволяет тебе носить…

– Подумать только, а я-то боялась, что буду скучать без тебя! Ты не увидишь меня полтора месяца. Можешь ты поговорить о чем-то более романтичном, чем безнравственность моего гардероба?

– Не перекорми мою рыбку. Она увеличилась за мой последний отъезд.

– И что только я в тебе нашла?

– «Ленивую сексуальность».

Зазвонил телефон.

Нина сняла трубку:

– Да, Робин, он еще здесь. Ладно. Не волнуйтесь. Скажите Кейт, что выставлю его вовремя. Встретимся в будущем году. И пожалуйста, Робин, присматривайте за ним. Он наглый, непредсказуемый, вспыльчивый тип, но он лучшее, что у меня есть.

Она положила трубку.

– Тебе пора, – сказала Нина, стараясь, чтобы ее голос не дрожал.

Люк смотрел на нее и в эти последние перед расставанием минуты старался запомнить все, даже змеиный пояс. Нина бросилась в его объятия. Он прижал ее к себе так, что у нее перехватило дыхание.

– Думай обо мне, – прошептал он.

Они резко отпрянули друг от друга.

Он открыл дверь…

Люк позвонил ей вечером из Лос-Анджелеса.

– Привет, это Люк.

– Какой Люк?

– Я могу успеть на последний рейс, чтобы освежить твою память.

– Мне хватит имеющихся воспоминаний. Оставайся в Лос-Анджелесе и зарабатывай деньги, чтобы каждый день водить меня в «Пресье».

– А я-то думал, что женщины грустят после отъезда своих возлюбленных.

– Распространенное мужское заблуждение. – Нина слышала музыку, смех, крики. – Где ты? Что там у вас происходит?

– Да это Кейт с ребятами. Радуются солнцу в Калифорнии. Работа начнется завтра.

Они поговорили минут десять. Так, ни о чем. Нина прижала к себе трубку после того, как он повесил свою. Все будет хорошо.

Понимая, что это не последние гастроли Люка, Нина старалась жить как всегда, а не скулить, как влюбленная фанатка, пока он не вернется.

К счастью, работа поглощала почти все ее время. Приближалось Рождество, и выступлений на праздниках и благотворительных концертах становилось все больше. Нина встречалась с родственниками и друзьями. Было смешно думать, что раньше это в той или иной степени заполняло всю ее жизнь и у нее и в мыслях не было, что ей чего-то не хватает.

Люк уехал, но и без него ее жизнь была уже не той, что раньше: в ней поселилась любовь к нему, тоска по нему и мечты о будущем. Она, насколько могла, была с ним рядом, хотя он и находился за тысячи миль от нее. Нина водила для практики его машину. Она оказалась недостаточно сентиментальной, чтобы учиться готовить без него, но читала его любимые книги, слушала пластинки. И разумеется, были его звонки.

Звонил он не ежедневно: у него был слишком плотный график гастролей. Да и Нина редко позволяла себе сидеть дома. Она знала телефонный номер его гостиницы в Лос-Анджелесе, но Люк так быстро перемещался по Западному побережью, что ей никак не удавалось его поймать. Иногда он звонил ей два раза в день, иногда она не слышала его дня четыре. Телефонные счета росли.

Однажды, когда она под вечер вернулась домой, телефон звонил как сумасшедший. «Наверное, это Люк, – подумала Нина, – даже звонок его нетерпелив и требователен». Автоответчик она включить забыла.

– Да, – сказала она в трубку.

– Где, черт возьми, ты была? Я с ума схожу от беспокойства. Не могу дозвониться до тебя со вчерашнего вечера.

– Привет, дорогой. Отлично, спасибо. А как ты? – кротко спросила Нина.

Сердитая пауза. Затем последовало:

– Привет.

– Я ездила в Вестчестер на школьный спектакль, в котором участвовали Анджела и Мария, и осталась на ночь у Майкла и Нэнси.

– О!

– А ты что думал? Разве я тебе не говорила, что занята по горло?

– Мне мерещились всякие страхи. Я представлял тебя под колесами машины или что кто-то воткнул тебе в сердце нож. Я не хотел звонить твоей маме и пугать ее.

Нина улыбнулась:

– Люк, ты мне как-то сказал, что я всю свою жизнь переходила дорогу без твоей помощи. Жизнь с тобой не настолько расплавила мне мозги, чтобы я не могла функционировать нормально.

– Да, я знаю. Я просто беспокоился о тебе.

– Это мило, – сказала она мягко.

– Я все время думаю о тебе.

Они долго и грустно молчали.

– Я хочу видеть тебя, касаться тебя. Я хочу…

– Лучше не говори мне, что ты хочешь еще, а то я не засну сегодня, – пробормотала она охрипшим голосом, чувствуя, как в ней разгорается желание.

Люк сказал, что, наверное, сумеет позвонить ей теперь только в Рождество в дом ее родителей, так как несколько дней будет в пути.

Сочельник в доме Ньяньярелли всегда был веселым и суматошным. Тон, конечно, задавали дети, но и взрослые не отставали.

– Марк, не трогай этот сверток.

– Ну мам, я просто…

– И ты, Джо. Вам не кажется, что вы не должны так себя вести: опоздали лет на двадцать?

Джулия завизжала. Мэттью поднял ее и пронес под веткой омелы. Нина, с трудом балансируя на стремянке, никак не могла прикрепить ветку к стене.

– Бабушка! Бабушка! – кричал младший. – Дедушка опять жульничает в шахматы! Он выиграет все печенье. Скажи ему, чтобы он играл честно.

Только Стефано убедил Джулию повесить омелу по-другому, как в дверь позвонили, и все семейство бросилось открывать. Принесли огромную посылку из Калифорнии от Люка: подарки для всех членов семьи. Нина удивилась. Она купила ему в подарок красивый кожаный пиджак, но собиралась вручить его, когда он вернется, надеясь, что сумеет уговорить принять его. Конечно, ей хотелось открыть посылку тут же, но братья отобрали ее, сказав, что она, как и все, должна подождать до утра.

Люк позвонил поздно вечером в Рождество, когда все Ньяньярелли собрались в гостиной и Стефано уже обыграл каждого по очереди в новый электронный футбол.

– Я думал, что это для детей, – сказал Мэттью.

– Потому мама и подарила эту игру папе, – пошутила Нина.

– Веселого Рождества, дорогая!

– Веселого Рождества! – пыталась она перекричать шум в комнате.

– Подарки вам понравились? – спросил Люк.

– Очень.

Люк прислал сделанные на заказ яркие футболки. Имя каждого было напечатано на спине. Спереди большими буквами – фамилия, а ниже – как ее нужно произносить. Семейство было в полном восторге.

– Мы все сейчас в них нарядились, – сказала Нина.

– Я рад, – ответил Люк.

– У меня для тебя тоже подарок, но я хочу видеть выражение твоего лица, когда отдам его тебе.

– О! – В его голосе было подозрение.

– Подумай и кое-что припомни. Люк…

– Да?

Нине не хотелось демонстрировать свои чувства перед всей семьей, но пришлось.

– Я получала много подарков в жизни: и меха, и драгоценности, но этот – самый лучший.

– У меня есть для тебя еще один. Это не драгоценности и не меха. Одних у тебя достаточно, других слишком много. Подарок специально для тебя. Я хочу, чтобы ты посмотрела меня по телевизору в предновогоднюю ночь.

– А что это?

– Не скажу. Смотри телевизор.

– Это ты так изобретательно хочешь заставить меня еще раз послушать рок-музыку?

– Пойман с поличным.

– Я посмотрю.

– Я буду думать о тебе, – сказал Люк.

– Я… э…

Племянницы не сводили с нее глаз.

– Да, дорогая? – поддразнивал он. – Разве ты не хочешь мне сказать, как ты скучаешь по мне все ночи напролет в твоей одинокой постели?

– Вот именно. Так и есть, – неловко сказала Нина и повесила трубку.

Следующая неделя была сплошь забита репетициями, спектаклями, праздничными сборищами, но она не забыла о своем обещании Люку.

Джорджо Белланти пригласил Нину и Джесса с Ребеккой на Новый год к себе. После ужина он включил телевизор. В программе было ревю из лучших хитов популярной музыки, анонс на следующий сезон в Нью-Йорке и прямое интервью с Люком. Журналист поздравил певца с огромным успехом альбома «Загадочное имя» и спросил о планах на будущий год. Тот сказал, что на некоторое время прекращает свои гастроли.

Закончив интервью, журналист сказал, что он рад представить зрителям премьеру нового клипа Люка «Не бойся любви».

Нина в волнении вскочила со стула.

– Вот негодяй! Он пропадал на студии дни и ночи. И ничего мне не сказал!

– Хороший сюрприз, Нина? – спросил весело Джорджо.

Его огромная семья столпилась у телевизора.

Клип был забавный и сексуальный. В нем был весь Люк: дерзкий, отчаянный, ни на кого не похожий. Это была не ее музыка, но никакая оперная ария, никакой сонет времен Елизаветы не доставляли Нине такого удовольствия, как эта нахальная джазовая рок-песня, написанная для нее Люком Свейном.

– Он гений! – закричал Джорджо. – Ты счастливая, Нина!

У нее на глазах выступили слезы. Ей очень хотелось перенестись через три тысячи миль, обнять Люка и сказать, как много значит для нее этот подарок.

Клип кончился, и все бросились шумно на итальянском и на английском поздравлять Нину, как будто это она была автором клипа. Джесс и Ребекка сияли, как гордые родители.

– Подумать только, это ведь я их познакомил, – вздохнул Джесс.

– Вовсе не ты, – возразила Ребекка.

– Ну и что? Все равно они встретились из-за меня, – упорствовал Джесс.

– Уймись. Уже почти двенадцать, – прервала Ребекка.

Они вслух вместе считали последние минуты старого года и шумно приветствовали новый. Нина отдала бы все на свете, чтобы быть в этот миг с Люком. Она закрыла глаза и изо всех сил постаралась сконцентрироваться, надеясь, что он почувствует: она думает о нем.

Нина рано ушла домой, надеясь, что Люк позвонит ей. Сама она не знала, где его искать. Казалось, сердце разорвется, если она и дальше будет хранить в себе переполняющее ее чувство. Как глубоко она ошибалась, боясь будущего, не решаясь шагнуть навстречу счастью! Она должна сказать ему о своей любви.

Нина ждала долго. Люк не позвонил. Она была огорчена, но понимала, что, видимо, он не смог. Разница во времени между Западным побережьем и Нью-Йорком – три часа. Возможно, он просто боится разбудить ее. Сегодня Люк – герой вечера, у него, может, и минуты-то свободной нет. Она скажет ему все, что хотела, завтра.

Глава 12

– В чем дело? – спросил Люк. Голос его звучал глухо и отдаленно.

– Ни в чем, – хмуро ответила Нина.

– Тебя что-то беспокоит.

– Просто устала.

– Так разговаривать – все равно что зубы рвать, – сказал он раздраженно.

Она действительно не собиралась ему ничего говорить. Это была ее проблема, и она не хотела, чтобы он чувствовал себя виноватым. Но Люк, как всегда, заставил ее это сделать.

– Ну хорошо. Ты хочешь знать, в чем дело? Я скажу тебе. Дело в том, что два дня назад в присутствии всей моей семьи Мария и Анджела показали мне одну бульварную газетенку. На первой странице была твоя большая и достаточно четкая фотография с одной рыжей актрисой.

Последовала длинная пауза, затем он сказал:

– Нина, ты ведь не думаешь серьезно, что я еще с кем-то встречаюсь?

– Нет, конечно, нет. Но мои племянницы очень взволновались, а родители расстроились. Мне пришлось объяснять им, что это репортерские штучки. Было куда труднее, чем когда-то оправдывать свой развод. Я была в дурацком положении. – Она тяжело вздохнула. – Это было ужасно.

– Нина, извини, – сказал он искренне. – Робин и я пошли на благотворительный концерт с этой актрисой и ее мужем. Я должен был подумать… Я уже давно перестал обращать внимание на подобную ерунду.

Нина была совершенно расстроена:

– Люк, почему бы тебе для разнообразия не фотографироваться с мужчинами?

– Я думаю, это дало бы повод для еще большего скандала, – сказал сухо Люк.

– Пожалуй. – Она снова вздохнула. – Я просто не понимаю, почему они делают все это с нами.

– Твой отец и братья уже готовы убить меня?

– Да нет, конечно. Они хотят мне верить. Просто беспокоятся за меня. Особенно после развода.

– Нина, дорогая, извини, что доставил тебе неприятности. Я буду более осторожным.

– Каким образом? – спросила она грустно. – Будешь стараться не подходить ни к одной женщине, кроме меня и Кейт, ближе чем на тридцать футов?

– Ну, это уж слишком.

Они поговорили еще немного. Наконец Нина с тяжелым чувством повесила трубку. Потом она вспомнила, что ни словом не обмолвилась о клипе. Его, наверное, это обидело. Не сказала она и о том, что уезжает выступать в Бостон и вернется не раньше следующей недели…

Они с Джорджо получили удовольствие от выступлений в Бостоне и обошли с десяток итальянских ресторанов. Нина пыталась разыскать Люка в Лос-Анджелесе, хотя знала, что это бесполезно. Он ведь, кажется, сказал, что будет всю неделю в Калифорнии. Эти проблемы все больше и больше тяготили ее. Нужно что-то срочно делать. Она должна поговорить с ним, и как можно скорее.

Последний день в Бостоне был знаменателен двумя событиями. Во-первых, репортер на радио в прямом эфире счел возможным нагло спросить ее о Люке. Во-вторых, местная газета резко раскритиковала ее выступления. Автор статьи – музыкальный обозреватель старой школы – всегда достаточно критично относился к ней, утверждая, что она зачастую жертвует вокальными моментами ради передачи характера героини.

Нина чувствовала себя совсем разбитой. Статьи, содержащие критическую оценку ее пения, появлялись и раньше, однако в этой рецензии впервые было сказано, что, может, ей не стоит петь классику.

Джорджо на своем корявом английском старался уверить Нину, что статья нелепа – просто дешевый выпад недалекого и отставшего от времени журналиста. Тем не менее заметка нанесла сильный удар по профессиональному самолюбию Нины.

Люк, конечно, не знал об этом. Нина не могла не замечать, что в ней растет раздражение по отношению к нему.

Нина сидела дома целый день, а Люк все не звонил.

Когда она наконец услышала его голос, новости были не из приятных.

– Ты будешь огорчена, – предупредил он. – Я согласился продлить гастроли на десять дней.

– О!…

– Кейт и я договорились…

– Можешь не объяснять, – прервала она его холодно.

– Отлично, – огрызнулся он.

Нина закусила губу. Она знала, что он устал и поэтому не в духе. Зачем же так разговаривать с ним, когда они оба держатся еле-еле?

Разговор был скомкан. Нина в сердцах повесила трубку. Ей нужно взять себя в руки. Конечно, у Люка на первом месте карьера. Это понятно. Разве у нее самой не так?

«Но почему я не могу быть на этом самом первом месте?» – думала Нина сердито. Она несла весь груз их взаимоотношений на себе. Вот уже четыре недели, как его нет рядом, а ей бы хотелось, чтобы он поддержал ее, когда ей задают о нем вопросы, или обнял, когда на нее несправедливо нападают.

«Перестань, перестань, прекрати, – увещевала она себя. – Он просто не знает, как тебе трудно».

«Да знает он, конечно!»

«Нет, не знает. А может, и знает. Но знает и то, что я должна научиться справляться с этим сама».

«Вот-вот. Тебе бы не пришлось иметь со всем этим дело, если бы не он. Разве не так?»

– О, Люк, Люк, Люк, – разрыдалась она.

На другой день Нина мельком видела интервью Люка по телевидению. Она не слышала его слов. Ее взор был прикован к красивой, безвкусно одетой блондинке, которую он обнимал за плечи. Женщина прижималась к нему, счастливая и гордая. Они попрощались с репортерами, и Нина видела: Люк поднял правую бровь, слушая, как женщина что-то шепчет ему на ухо, потом засмеялся и поцеловал ее в щеку.

Нина тупо продолжала смотреть на экран и после того, как Люк исчез, а ведущий продемонстрировал зрителям великолепную работу своего протезиста-стоматолога.

«Спокойно, – говорила она себе. – Оставь бредовые фантазии. Ты знаешь Люка. Он не поступит так с тобой. Он не безмозглый гитарист, который прыгает в постель к любой подвернувшейся ему фанатке. Возможно, это старая приятельница. Я позвоню ему, скажу, что люблю его, скучаю по нему, и спрошу, кто она. Признаюсь, что мне не доставило удовольствия увидеть ее с ним. Это совершенно нормально».

– И все-таки кто она такая? – спросила Нина телевизор.

Наверное, Люка не будет дома по крайней мере часа четыре. Она посмотрела на часы. В Нью-Йорке будет три часа ночи. У нее утром репетиция. Нет, она, как разумный человек, позвонит ему в Лос-Анджелес завтра.

В пять утра Нина продолжала беспокойно ворочаться в постели. «Выспаться все равно уже не удастся», – вяло думала она. Злясь на себя и не очень хорошо соображая, что делает, она подняла телефонную трубку. В Лос-Анджелесе два часа ночи. Конечно, он будет дома.

– Алло! – ответила женщина. Определенно это была не Кейт.

«Спокойно, – приказала себе Нина. – Просто попроси его к телефону. Ничего страшного».

– Прошу прощения, Люк дома?

– Да. Он сейчас в душе. А потом мы ложимся спать. Вы можете перезвонить завтра?

«Он в душе. Мы ложимся спать». Нина на какое-то мгновение потеряла дар речи.

– Я хочу поговорить с ним сейчас, – сказала она как можно спокойнее.

– Что-то срочное? Он просил, чтобы его не беспокоили. Сегодня особый вечер, – добавила девушка, чуть поколебавшись.

– Да простит меня Бог, – жестко сказала Нина, – но я должна потревожить вас обоих.

– Хорошо, если вы…

– Просто скажите ему, что я звонила.

– Кто это?

– Нина. – Она аккуратно положила трубку, а потом с яростью, удивившей ее саму, сбросила аппарат и все остальное с тумбочки.

Нина уставилась на разбросанные по полу осколки.

– Какой бедлам, – сказала она.

Ей хотелось убить Люка. За его предательство, подлую профессию, жуткий вкус. А она-то старалась со всем мириться, хотела разделить с ним жизнь, любила его! И все для чего? Чтобы он мог забраться под одеяло к какой-то дешевке из Калифорнии? И это при первой же разлуке! Душу жгло от боли и обиды.

«А может, он ни в чем и не виноват», – успокаивала себя Нина.

В конце концов, она ведь звонила, чтобы узнать, кто эта женщина. Звонила – и не спросила. Если признаться себе самой честно, то все, конечно, плохо, но она не должна была выносить ему приговор, ничего не выяснив. Она ведь дала Филиппу возможность оправдаться, прежде чем развелась с ним. И, конечно, Филипп не мог дать вразумительного ответа.

«Может, это была его массажистка или секретарь, горничная, телохранитель?»

«Брось, Нина, не будь такой наивной. Он рок-звезда».

«Перестань. Он Люк. Он не предает своих друзей. А меня-то и подавно. Он самый честный человек из всех, кого я знаю».

– Ты становишься просто шизофреничкой, – с отвращением к самой себе сказала она. – Тебе нужен отдых.

Нина ждала его звонка до самого рассвета. Он не позвонил. Она была просто убита. В конце концов усталость дала себя знать, и она задремала.

Не прошло и часа, как ее разбудил будильник. Она поняла, почему телефон не звонил ночью. Шнур был выдернут, и аппарат валялся на полу: она сама сбросила его.

– Да я просто с ума схожу, – пробормотала Нина, направляясь в душ. – Нет, я должна как следует отдохнуть от всего этого.

Она тем не менее оставила все как есть. Ей нужно время подумать, прежде чем она будет разговаривать с Люком. Он может убедить ее почти во всем, и поэтому она сама должна решить, что лучше: оставаться с ним и ждать, пока все образуется, или бросить его во имя нормальной жизни.

На другой день ей предстояла изнурительная восьмичасовая репетиция, требующая полной отдачи. Она должна сосредоточиться. Подумает обо всем потом, вернувшись домой, и позвонит Люку.

На репетиции Нина была совершенно беспомощна. Чувствуя себя несчастной, она не могла собраться с мыслями. Промучившись с ней почти все утро, режиссер отправил ее домой, велев лежать в постели, пока она не почувствует себя лучше. Нина пыталась возражать, но он ничего не хотел слушать.

Нина вернулась в пустую тихую квартиру. Аппарат по-прежнему лежал на полу. Она включила его, положила трубку на рычаг и прилегла в гостиной.

Она лежала в сумерках на кушетке и думала о Люке. Кто он и что он такое? Несколько успокоившись, Нина пришла к выводу, что ее переживания прошлой ночью были результатом большого стресса. Люк совсем не похож на ее бывшего мужа, да и вообще ни на кого. И даже если он самый сексуальный из всех мужчин на белом свете, а ночью у него в номере находится женщина, это не потому, что он обманывает Нину. Люк слишком цельная натура, чтобы предавать ее таким образом.

Она любит Люка. Он нужен ей как воздух. Она пойдет на все, чтобы быть с ним, и не даст озверелым фанатам, несносным журналистам и прочей дряни встать между ними.

У нее не было в отличие от Люка десяти лет подготовки, чтобы научиться плевать на все. Но она не настолько глупа и беспомощна, чтобы позволить разрушить свое счастье.

Конечно, было бы здорово, если бы они могли жить в вакууме, как, например, жили на даче Джесса. Но это невозможно. Ни один из них не создан для такой спокойной и незаметной жизни. Ни он, ни она не остановили бы свое внимание на человеке, мечтающем о подобном.

Нина с изумлением проанализировала происшедшие в ней перемены. Люк разбередил ей душу, научил стремиться к взаимопониманию. Ее жизнь до встречи с ним была правильной, но скучной, полной скрытой неудовлетворенности. Люк изменил все это, дал ей другое, «загадочное имя». Она теперь уже никогда не будет той холодной, сдержанной и одинокой женщиной, какой была до него. Люк заполнил ее душу, он испил ее до дна, но взамен отдал все, что у него было. Они всегда будут очень разными людьми, но останутся частью друг друга.

Так ли важно для нее, что пишут о ней бульварные газетенки, неискренние музыкальные обозреватели или сколько раз ее обед будут прерывать рок-фанаты? Ей все равно. Она знала, что ее родные какое-то время будут сомневаться в нем, но это пройдет. Он им нравится, хотя может случиться, что они не полюбят его, – ведь Люк такой неординарный, – однако доверять ему будут, так же как она.

На душе у Нины стало легко. Она была так счастлива, что, казалось, могла бы протанцевать вниз по Лексингтон-авеню или поднять на воздух весь свой дом.

И все-таки почему Люк не позвонил? Она же включила телефон. Думал, что она так и будет сидеть всю ночь у аппарата и ждать его звонка? Не понимал, что она должна сказать ему нечто очень важное?

Если бы она могла полететь в Лос-Анджелес и увидеться с Люком!… Но у нее репетиция. Она не может сорваться с места и…

– Вот именно, – сказала Нина. Она соскочила с кушетки и побежала в спальню. Схватив дорожную сумку, открыла шкаф.

Она все равно поедет – ведь можно вылететь сегодня и вернуться завтра ночью. Придется первый раз в жизни пропустить целый репетиционный день. Плевать. Она хотела быть на первом месте в жизни Люка, но как она может требовать этого от него, если сама считает свою работу главной? Она должна показать ему, как много он для нее значит. Пускай администрация оперы уволит ее. Пускай.

«Может, так не надо? Может, я еще вернусь из аэропорта?» – колебалась она.

Нина засунула вещи в дорожную сумку и закрыла ее. Надо быть с Люком, обнимать его, говорить с ним, любить его…

Схватив норковую шубу и сумку, она отнесла все в гостиную. Проверила, хватит ли денег в кошельке.

И тут в дверь позвонили.

Она надела шубу, решив отделаться от любого, кто бы ни пришел. Она улетает сейчас, и ни часом позже.

Нина открыла дверь.

– Люк! – воскликнула она.

Он выглядел ужасно. Глаза воспаленные, волосы спутаны, бледный, небритый. Невольно Нина сказала совсем не то, что хотела.

– У тебя кошмарный вид! – вырвалось у нее.

Он, хмурясь, смотрел на ее норковое пальто.

– Почему ты в этой шубе? – раздраженно бросил он. – Ведь знаешь, что я ее ненавижу.

– Люк! – Она бросилась к нему и чуть не задушила, обнимая его и покрывая поцелуями.

Не отрывая губ друг от друга, они каким-то образом сумели войти в квартиру и захлопнуть за собой дверь.

Нина прижималась к нему, чувствуя, как напрягается и твердеет его тело. Это больше всяких слов говорило ей, как он соскучился.

– Перестань, – сказал он наконец. Голос его охрип, дыхание прерывалось.

– Что? – выдохнула она.

– Перестань. Сядь вот сюда. Я хочу поговорить с тобой, – сказал он как можно тверже.

– Знаешь, я как раз собиралась…

– Мне все равно, куда ты собиралась! Это важнее.

– Но я…

– Ты никуда не пойдешь, пока мы это не выясним.

– Я… Ну хорошо.

– Я всю ночь пытался до тебя дозвониться и весь день пересаживался с самолета на самолет, чтобы попасть сюда!

– Люк…

– Я должен быть опять в Лос-Анджелесе завтра вечером.

– А разве ты не выступаешь…

– Не важно! Мне передали твое послание вчера ночью, Нина, и могу себе представить, какие мысли пришли тебе в голову.

– Я…

– Я не собираюсь обижаться и говорить, что мне больно. Нет, неправда. Мне чертовски больно! Почему ты не поговорила со мной, а бросила трубку, представив себе самое худшее?

– Ну…

– Опять не то. Я хочу сказать… Я знаю, что тебе после развода трудно доверять кому бы то ни было. Я нетерпеливый человек, Нина, но старался это понять, потому что люблю тебя.

– Ты… – прервала она с широко раскрытыми глазами.

– Перестань, пожалуйста, меня перебивать! Мне и так трудно! Который, черт возьми, теперь час? – сердито спросил он. – После того, через что мы прошли вместе, ты могла бы по меньшей мере поговорить со мной, а не бросать трубку. Это было так трудно?

– Нет.

– Нет? – Он, казалось, был сбит с толку. – Ну… Мне все равно, что мы должны сделать, но через это мы еще раз не пройдем! Я брошу концерты, подстригусь, отращу бороду и буду зарабатывать на жизнь сочинением музыки для рекламы собачьей еды, но не откажусь от тебя. Это окончательно!

– Люк, я совсем не хочу, чтобы ты это делал!

– Да, это трудно!… Не хочешь?

– Да. Ты щекочешь меня своей бородой. Я уже привыкла к твоим волосам и не хочу, чтобы ты занялся едой для животных.

Он бросился в кресло в полном отчаянии.

– Тогда чего же ты хочешь от меня, черт возьми?

– Повтори, что ты сказал раньше.

– Что?

– Всего три слова.

Он был озадачен.

– Я люблю тебя? – переспросил он с недоверием и нахмурился. – Нина, я не спал почти двое суток, пролетел тысячи миль, меня возненавидели служащие всех авиалиний от Лос-Анджелеса до Нью-Йорка, я толкнул старую даму в нью-йоркском аэропорту: мне нужно было первому поймать такси в город. И хотя я часами размышлял, что сказать тебе, сейчас все забыл. Ты можешь выслушать меня?

Нина засмеялась. У него был совершенно огорошенный вид. Она скользнула ему на колени и обняла его.

– Люк, ты говорил мне, что ненавидишь мой гардероб и мою квартиру. Ты критиковал мои манеры, мои политические взгляды, мою любимую музыку, мое неумение готовить, мой характер. Почему, – она нежно его поцеловала, – ты ни разу не сказал мне, что любишь меня?

– Нина, – сказал он в полном отчаянии.

– Люк.

– Нина, я рок-певец. Поверь мне, это самое затасканное, самое расхожее, почти бранное выражение, которое есть в английском языке. Я хочу сказать, сколько раз мужчины говорили тебе эти слова…

– Любовь – это не дешевые слова, Люк.

– Нет, конечно, нет. Это все, что мы делаем вместе. Бог мой, неужели ты думаешь, что я прошел бы через все это для кого-то другого?

Нина закрыла глаза.

Он взял ее руку в свою. Голос его упал, стал мягче и серьезнее.

– Почему же я так упорно преследовал тебя, несмотря на то что ты постоянно убегала от меня? Почему хотел отказаться от всех гастролей? Почему стремился познакомиться с твоей семьей и друзьями? Почему так старался показать тебе свою жизнь такой, какая она есть? Почему – подумай – я ночами не мог заснуть, беспокоясь о том, не больна ли ты, не устала ли быть «подружкой Люка Свейна» и не бросила ли меня?

– О Люк!

Он нахмурился:

– Ты же неглупая, Нина.

Она обозлилась:

– Глупая. Почему ты раньше не говорил мне ничего подобного? Ты думаешь, легко любить мужчину, за которым гоняются все женщины Америки?

Его рука зарылась в ее волосы, и он запрокинул ее голову назад, чтобы посмотреть ей в глаза.

– Не говорил, – покорно согласился он, – но ты ведь тоже молчала.

– Ты безумно упрямый, – сказала она.

– Да нет. Просто испуганный. Может, правда немножко упрямый. Но каждый раз, когда я поворачивался к тебе лицом, ты или отталкивала меня, или говорила, что никогда не сможешь приспособиться к моей жизни.

– Я так виню себя за это. Я исправлюсь.

– На это уйдут годы, – предупредил он, – может, лет сорок, пятьдесят.

– У меня нет других планов.

– Я думал, ты куда-то уходишь.

– Да. В аэропорт, чтобы попасть на первый же самолет в Лос-Анджелес.

Его правая бровь поднялась. Он усмехнулся:

– Похоже, что у нас одновременно возникла одна и та же мысль.

– Гм. – Она поцеловала его, ожидая, что он разделит с ней и следующую идею.

– Подожди. О той девушке…

– Гм. – Ее всегда интересовало что-то необычное в линии его подбородка. Да и шея…

– Это моя сестра.

Она удивилась:

– Твоя сестра? Ты не говорил мне, что к тебе приехала сестра.

– Я хотел сказать, но мы…

– Мы прервали разговор.

– Она считает, что ты свела меня с ума. – Он посмотрел на нее. – И это правда.

– Я должна была догадаться, что это сестра. Она и одета как ты. – Нина потрепала его по щеке. – Я повожу ее по магазинам, когда она приедет к тебе в Нью-Йорк.

Люк снова нахмурился, а она, легонько поцеловав его, сказала:

– У меня не было возможности поблагодарить тебя за рождественский подарок. Я имею в виду твой клип. Это действительно самый лучший подарок в моей жизни. Помнишь, ты говорил, что если услышишь от меня комплимент, то поймешь, что он искренний? Мне он очень понравился. Я думаю, что ты гений.

– Давай-давай, льсти мне. – Он прижался лбом к ее лбу и закрыл глаза.

– Очень жаль, что ты продлил гастроли на десять дней, – пробормотала она.

– Мы договорились с Кейт. Она сказала, что, если я останусь подольше, мне не надо будет возвращаться туда в этом году. Я смогу быть здесь, с тобой.

Она поблагодарила его поцелуем, но в глазах ее была обеспокоенность, и она отодвинулась от него.

– Я говорила тебе, что никогда не встану между тобой и твоей карьерой.

– Да, это будет трудновато, потому что теперь на первом месте ты.

– Я не хочу, чтобы ты прекратил свои выступления, – не отступала она.

– Вообще-то я и не собираюсь. Но не буду уезжать сразу на два месяца, не говоря уже о шести или десяти. Мои гастроли кончились, я хочу быть со своей женой.

– Хорошая новость, – сказала она, придвигаясь ближе к нему. – А я буду петь только в Нью-Йорке. Никаких выступлений за рубежом. Ну как? По-честному?

– По-честному. Что касается фанатов и фотографов… – начал он нерешительно.

– Не волнуйся, я справлюсь с ними, – сказала она уверенно.

– Справишься? – спросил он недоверчиво.

– Конечно. Я ведь даже с тобой справилась, не так ли?

– Дорогая, я несколько раз намекал: давай поженимся, а ты никогда…

– Милый, ты намекал на это с тонкостью кузнечного молота.

– Нина, – воскликнул он в отчаянии, – я люблю тебя и хочу прожить с тобой всю свою жизнь. Я негодяй и достоин наказания. Ты выйдешь за меня?

– Конечно, выйду, но оставлю свою фамилию.

– Я предпочел бы, чтобы ты ее поменяла. «Нина Ньяньярелли» ужасно трудно вставить в песню.

– Более редкое имя трудно встретить, – гордо сказала она.

– Иди ко мне. – Он стащил пиджак и расстегнул остальные пуговицы на рубашке. – У нас есть двадцать четыре часа. Как ты думаешь, сколько раз мы можем…

– Тебе же нужны силы для завтрашнего концерта.

– Посплю в самолете.

– Ты в самолете просто отдашь концы, если следующие двадцать четыре часа мы…

– Я понимаю, это звучит как преувеличение, но… прошло так много времени с тех пор… – сказал он мягко.

– Гм.

Люк выпутался из рубашки и взялся за пояс. Он колебался.

– У тебя это лучше получается, – сказал он с надеждой.

Нина усмехнулась:

– Конечно. Но пойдем сначала в спальню. Если мы поступим по-твоему, нам не хватит сил даже на то, чтобы доползти туда.

На этот раз Люк не спорил.

Примечания

[1] Джульярдская высшая музыкальная школа – лучшая в США.

(обратно)

[2] Английский авантюрист (1554-1618). По В. Скотту, когда карета королевы остановилась в грязи, расстелил перед Елизаветой свой плащ.

(обратно)

Оглавление

Аннотация

Лаура Леоне Загадочное имя Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12 X Имя пользователя * Пароль * Запомнить меня

Регистрация

Забыли пароль?