«Очарованные»

Нора Робертс Очарованные

Всем, кто верит в счастливый конец.

Пролог

Магия существует. Кто усомнится, когда есть радуга и луговые цветы, музыка ветра, молчание звезд? Каждого полюбившего коснулась магия. Это очень простая и самая удивительная часть нашей жизни.

Некоторым людям много дано, они избраны, чтобы нести наследие через нескончаемые века. Их предками были волшебник Мерлин, колдунья Ниниан, принцесса фей Рианнон, германская Вегеварте, арабские джинны. Их кровь впитала могущество кельтского Финна, амбициозной феи Морганы и прочих, чьи имена шепчутся только тайно во мраке.

Когда мир был совсем юным, а волшебство столь же обыденным и привычным, как дождик, феи плясали в густых лесах и порой — то из злобного озорства, а то и по любви — сближались с простыми смертными.

И до сих пор сближаются.

У нее древняя родословная. У нее древняя а. Еще ребенком она поняла и усвоила, что за дар надо расплачиваться. Лелеявшие ее любящие родители не имели возможности сбавить цену или заплатить сами — могли только заботиться и наставлять, наблюдая, как девочка растет и становится женщиной. Могли лишь стоять рядом и надеяться, пока она претерпевает горе и радости на своем вдохновенном пути.

Наделенная гораздо большей и тонкой чувствительностью по сравнению с прочими, чего требовал дар, она высоко оценила мир и покой.

Как женщина предпочла тихую жизнь и часто оставалась одна, не страдая от одиночества.

Как колдунья несла свой дар, никогда не забывая о связанной с ним ответственности.

Возможно, как каждый с начала времен, мечтала и тосковала об истинной вечной любви. Ибо лучше всех знала, что нет такой силы, таких волшебных чар, такого колдовства, которые превзошли бы открытое чуткое сердце.

Глава 1

Заметив девочку, подглядывавшую сквозь волшебные розы, Анастасия ни сном ни духом не подозревала, что этот ребенок круто изменит ее жизнь. Что-то про себя напевая без слов, как всегда при работе в саду, она наслаждалась запахом земли и прикосновением к ней. Светило теплое золотое сентябрьское солнце, тихий плеск моря о скалы служил очаровательным фоном для жужжания пчел и птичьего щебета. Рядом растянулся длинный серый кот, подергивая хвостом в своих кошачьих снах.

На руку беззвучно села бабочка. Ана погладила кончиком пальца краешки голубых крыльев, и бабочка вспорхнула с шуршанием. Оглянувшись, она увидела детское личико, маячившее за живой изгородью из розовых кустов, и сразу непринужденно, естественно улыбнулась.

Прелестная мордашка с крошечным остреньким подбородком, дерзко вздернутым носиком, большими голубыми глазами, в которых словно отражается небо. Картину завершает буйная копна каштановых волос.

Девочка улыбнулась в ответ, глаза небесного цвета наполнились озорным любопытством.

— Здравствуй, — сказала Ана, как будто каждый день видит в своих кустах девочек.

— Привет, — радостно ответила незнакомка, слегка задохнувшись. — Бабочек наловить можете? Я их дома еще никогда не держала.

— Наверное, могу. Но, по-моему, нехорошо это делать без их позволения. — Ана локтем откинула прядь волос со лба и снова присела на корточки. Заметив не разгруженный со вчерашнего дня фургон, решила, что встретилась с новой соседкой. — Ты переехала в соседний дом?

— Угу. Мы тут теперь будем жить. Мне нравится, что из моего окна видно воду. Я и тюленя видела. В Индиане их только в зоопарке увидишь. Пролезть можно?

— Конечно. — Ана отставила в сторону садовую лопату, пока девочка пробиралась сквозь розовые кусты. В руках у нее вертелся щенок. — А это кто такой?

— Дэзи. — Малышка любовно чмокнула щенка в макушку. — Золотистый ретривер. Я ее сама взяла прямо перед отъездом из Индианы. Ей пришлось лететь с нами на самолете, и она ничуточки не боялась. Я за ней ухаживаю, кормлю, пою, расчесываю и все такое. Это моя обязанность.

— Настоящая красавица, — серьезно объявила Ана. И видимо, очень тяжелая для пяти-шестилетней девочки. Она протянула руки: — Можно?

— Собак любите? — Девочка доверчиво передала ей Дэзи. — Я люблю. Люблю собак, кошек и остальных. Даже хомяков, которых держит Билли Уокер. Когда-нибудь у меня будет лошадь. Посмотрим, как говорит мой папа. Подумаем.

Очарованная до невозможности, Ана ласкала собачку, которая принюхивалась и лизала ее. Милая девочка, настоящее солнышко.

— Очень люблю собак, кошек и остальных, — сообщила она. — У моего кузена есть лошади. Две взрослые и новорожденный жеребенок.

— Правда? — Малышка присела, гладя спящего кота. — Можно на них посмотреть?

— Он живет неподалеку, возможно, когда-нибудь съездим. Надо спросить разрешения у твоих родителей.

— Мама на небеса улетела. И там стала ангелом.

У Аны на мгновение замерло сердце. Она протянула руку, коснулась блестящих волос и перешла на прием. С облегчением не обнаружила боли, одни счастливые воспоминания. Почуяв прикосновение, девочка подняла глаза, улыбнулась.

— Я Джессика, — представилась она. — Можете звать меня Джесси.

— А я Анастасия. — Не в силах удержаться, Ана наклонилась и чмокнула вздернутый носик. — Можешь звать меня Ана.

Вступительная часть закончена. Джесси принялась бомбардировать Ану вопросами, выкладывая в ходе возбужденной беседы информацию о себе. У нее только что был день рождения, шесть лет исполнилось. Во вторник пойдет в первый класс в новой школе. Любит пурпурный цвет, а больше всего на свете ненавидит лимскую фасоль.

…Научишь меня выращивать цветы? Твоего кота как зовут? У тебя есть маленькие дочки? Почему нет?..

Так они и сидели на солнышке — девочка в ярком розовом комбинезоне, женщина со слегка загоревшими ногами в запачканных садовой землей шортах, кот Квигли, презрительно игнорировавший игривые приставания собачки Дэзи.

Случайно подвернувшаяся оса свободно закопошилась в пляшущей на ветру пряди длинных пшеничных волос Аны, небрежно откинутых назад. Хрупкую красоту, столь же естественную, как ее дар, и насквозь пронзающую сердце, создавало сочетание кельтского костяка, затуманенных дымчатых глаз, широких, поэтически вылепленных губ Донованов еще с чем-то неопределенным. Лицо — зеркало души, готовой открыться.

Собачка на рахитичных лапках поплелась нюхать траву, Ана посмеивалась над каким-то утверждением Джессики…

— Джесси! — долетел из-за живой розовой изгороди звучный низкий мужской голос, окрашенный тревогой. — Джессика Элис Сойер!

— Ого! Это уже мое полное имя… — Впрочем, Джесси радостно сверкнула глазками и вскочила, явно не опасаясь взбучки. — Я здесь! Пап, я у Аны! Иди посмотри!

Через мгновение за волшебными розами возник мужчина. Не требовалось никакого особого дара, чтобы уловить волну беспокойства, раздражения и облегчения. Ана удивленно сморгнула, признав в грубоватом и самом обыкновенном человеке отца скачущей у нее за спиной сказочной феи. В сумеречной тени вырисовывается резко очерченное лицо из плоскостей и углов, пухлый рот в обрамлении скорбных морщин, лишь глаза как у дочки — прозрачно голубые, яркие, в данный момент слегка затуманенные нетерпением. Он запустил пальцы в лохматые темные волосы, и в них заиграли золотистые солнечные блики.

При взгляде снизу мужчина показался гигантом, атлетически сложенным, невероятно сильным, в мятой футболке и полинявших, лопающихся по швам джинсах.

Он сперва смерил Ану долгим, недовольным и, безусловно, недоверчивым взглядом, а потом обратился к дочери:

— Джессика, я же тебе велел не уходить со двора!

— Велел, — виновато улыбнулась девочка. — А мы с Дэзи услышали, как Ана поет, а когда посмотрели, у нее на руке была бабочка. И она нам позволила подойти. Видишь, у нее есть кот! А у ее кузена есть лошади, а у кузины кошка и собака…

Отец, явно привыкший к безумолчной болтовне, ждал, пока она закончит.

— Если я прошу не уходить со двора, а потом тебя там не вижу, то, естественно, беспокоюсь.

Внятное объяснение, тон спокойный и ровный. Нельзя не уважать человека, который не повышает голос, не предъявляет ультиматумов за непослушание. Ана почувствовала себя виноватой не меньше Джессики.

— Прости, пап, — пробормотала девочка, выпятив губки.

— Это я должна просить прощения, мистер Сойер. — Ана встала, положив руку на плечо Джесси. В конце концов, дело, кажется, общее. — Позвала вашу дочку, с большим удовольствием с ней разговаривала… Даже не подумала, что вы ее потеряете.

Он помолчал, просто глядя на Ану глазами цвета чистой воды, пока ей не захотелось зажмуриться. Когда вновь перевел взгляд на Джесси, она осознала, что может дышать.

— Дэзи надо покормить.

— Хорошо. — Джесси схватила недовольную собачку на руки, оглянулась на отца, отвесившего легкий поклон.

— Спасибо, миссис…

— Мисс, — поправила Ана. — Мисс Донован. Анастасия Донован.

— Очень рад познакомиться с вами, мисс Донован.

— Очень рада с тобой познакомиться, Ана, — подхватила Джесси, бессмысленно напевая и посылая ей заговорщицкий взгляд. — Можно еще зайти?

— Надеюсь на скорую встречу.

Пятясь в розовые кусты, Джесси сверкнула солнечной улыбкой.

— Пап, я тебя совсем не хотела пугать. Честно.

Мистер Сойер наклонился, чмокнул дочь в нос.

— Невозможный ребенок.

Сквозь отчаяние слышалась истинная любовь.

Джесси с хохотом понеслась через двор, удерживая ерзавшую в руках собачонку. Как только на Ану снова взглянули прозрачные голубые глаза, улыбка на ее губах угасла.

— Прелестная девочка, — пробормотала она, удивляясь необходимости вытереть вспотевшие ладони об шорты. — Простите, мне следовало убедиться, что вам известно, где она, но, надеюсь, вы позволите Джесси заходить ко мне.

— Вы ни в чем не виноваты, — ответил мужчина холодно — не дружелюбно, но и не враждебно. У Аны возникло неприятное ощущение, что ее оценивают от макушки до подошв кроссовок, запачканных травой. — Джесси по натуре любопытная и открытая. Иногда даже слишком. Ей и в голову не приходит, что на свете есть люди, готовые воспользоваться ее доверчивостью в своих собственных целях.

Ана с такой же холодностью кивнула:

— Понятно, мистер Сойер. Хотя могу заверить, что я редко съедаю за завтраком маленьких девочек.

Он на миг скривил губы в улыбке, которая стерла с лица резкость, сменившуюся убийственной привлекательностью.

— Вы определенно не отвечаете моему представлению о людоедке, мисс Донован. Моя очередь извиниться за грубость. Я сильно испугался за Джесси. Не успел даже распаковать багаж, как она потерялась.

Не за что извиняться. — Ана выдавила осторожную улыбку, глядя мимо мистера Сойера на соседний двухэтажный дом с широкими окнами и закругленной террасой. Вполне довольная уединением, она все-таки радовалось, что оно не вечно. Очень приятно видеть рядом ребенка, особенно такого очаровательного, как Джесси. — Надеюсь, вы ей позволите ко мне заглядывать.

— Я часто сомневаюсь, нуждается ли она хоть в каком-нибудь позволении. — Новый сосед дотронулся пальцем до крошечной розы. — Если не возвести тут стену высотой в десять футов, непременно пролезет. По крайней мере, теперь я буду знать, куда дочка подевалась. Не бойтесь ее выдворить, если явится без приглашения. — Он сунул руки в карманы. — Пожалуй, пойду посмотрю, не скормлен ли наш обед Дэзи.

— Мистер Сойер! — окликнула Ана, и сосед оглянулся. — Желаю, чтобы вам понравилось в Монтерее.

— Спасибо. — Мистер Сойер прошел по лужайке большими шагами, поднялся на террасу и скрылся в доме.

Ана еще постояла немного. Даже не вспомнишь, когда здешний воздух был насыщен такой энергией. Она с глубоким долгим вздохом принялась собирать садовые инструменты, в то время как кот Квигли путался под ногами.

И уж точно не вспомнишь, когда у нее в последний раз под мужским взглядом потели ладони.

И не помнится, когда на нее в последний раз так смотрели. Одновременно оглядывая, заглядывая внутрь и видя насквозь. Чистый трюк, заключила она, направляясь с инструментами к оранжерее.

Любопытная парочка — отец и дочка. Сквозь сверкающую стеклянную стену оранжереи Анна присмотрелась к дому, стоявшему посреди соседнего двора. Вполне естественно поинтересоваться ближайшими соседями. Будучи умной женщиной, она на горьком опыте научилась сдерживать любопытство, не лезть в чужую жизнь, не выходить за рамки общепринятых дружественных отношений.

Лишь немногие драгоценные и любимые; способны признать то, что лежит за пределами обыкновенного мира. Плата за дар — слишком чуткое сердце, уже тяжело раненное холодной отвергнувшей его рукой.

Впрочем, Ана не стала об этом раздумывать, с улыбкой думая о мужчине и девочке. Интересно, что бы он сделал, услышав признание, что она не совсем ведьма в истинном смысле слова, но точно колдунья?..

В жутком хаосе на залитой солнцем кухне Бун Сойер копался в коробках, отыскивая кастрюльку с длинной ручкой. Конечно, он полностью убедил себя, что переезд в Калифорнию — правильный шаг, хотя явно недооценил, сколько времени, сил и тяжелых хлопот понадобится для переноса целого дома в другое место.

Что взять, что оставить? Нанять грузчиков, отправить в Калифорнию свою машину, перевезти щенка, в которого влюбилась Джесси, оправдаться перед обеспокоенными дедушками и бабушками, записать дочку в школу, купить все что требуется для учебы… Боже милостивый, неужели придется вновь и вновь проходить через этот кошмар на протяжении следующих одиннадцати лет?

Ну, по крайней мере, худшее позади. Будем надеяться. Остается распаковать вещи, расставить по местам, сделать чужой дом домом.

Джесси счастлива — это главное, и всегда будет главным. Впрочем, заключил он, готовя чили [1], она везде счастлива. Солнечное настроение и примечательная способность заводить друзей одновременно радует и озадачивает. Поразительно, что ребенок, лишившийся матери в нежном двухлетнем возрасте, не испытывает тяжелых последствий, остается жизнерадостным и абсолютно нормальным.

Хорошо известно — если бы не Джесси, он наверняка погрузился бы в тихое помешательство после смерти Элис.

Теперь он редко о ней вспоминает и поэтому часто испытывает чувство вины. Любил ее без памяти — Бог свидетель, — и дочка, которую они вместе произвели на свет, служит живым дышащим подтверждением этой любви. Однако без Элис уже прожито больше времени, чем было прожито с ней. Он страдает по-прежнему, как бы доказывая свою любовь, но ее образ все-таки блекнет под напором бесконечных требований и забот повседневной жизни.

Элис ушла, а Джесси осталась. Ради себя и дочки Бун принял нелегкое решение о переезде в Монтерей. В Индиане, в доме, купленном вместе с Элис, когда она носила Джессику, слишком много нитей связывали с прошлым. До его родителей и до родителей Элис десять минут езды. Джесси, единственная внучка с обеих сторон, находилась в центре внимания, служа объектом тайного соперничества.

Ему самому осточертели нескончаемые советы, мягкая и не совсем мягкая критика методов воспитания. И разумеется, бесконечное сватовство. Ребенку нужна мать. Мужчине нужна жена. Его родная мать поставила целью собственной жизни найти идеальную женщину для них обоих.

Когда его это взбесило, когда он ясно понял, как легко было бы остаться дома, предаваясь живущим в нем воспоминаниям, то твердо решил переехать.

Работать везде можно. Окончательный выбор пал на Монтерей из-за климата, образа жизни и множества школ. В душе нужно признаться, что некий внутренний голос подсказал — это, самое подходящее место. Для него и для Джессики.

Приятно видеть за окнами воду и потрясающие скульптурные кипарисы. Безусловно приятно, что их со всех сторон не окружают соседи. Это Элис нравилось находиться среди людей. Кроме того, очень ценно, что проезжая дорога проходит на расстоянии, шума машин не слышно.

Кажется, все хорошо и правильно. Джесси уже произвела вылазку. По правде сказать, он на мгновение перепугался до ужаса, выглянув во двор и не увидев ее. Впрочем, следовало догадаться, что она найдет кого-то, с кем можно поболтать, кого можно очаровать.

Женщину.

Хмурясь, Бун накрыл крышкой кастрюльку, поставил тушить чили. Странно, думал он, наливая себе чашку кофе и выходя на террасу. Взглянув на ту самую женщину, он мигом убедился, что Джесси в полной безопасности. В дымчатых глазах ничего, кроме доброты и тепла. Это его реакция, абсолютно личная, элементарная, заставила мышцы напрячься, а голос охрипнуть.

Желание. Мимолетное, болезненное и совсем неуместное. Он так не реагировал на женщин с тех самых пор, когда… Бун мрачно про себя усмехнулся. Вообще никогда. С Элис было спокойное и уверенное ощущение, что все правильно, сладостное сознание неизбежности совместной жизни, и он высоко ценил эти прочные чувства.

Их словно тянуло подводным канатом друг другу, к уютному и надежному берегу.

Что ж, это было давно, напомнил он себе, глядя на чайку, парившую над водой. Здоровую реакцию на красивую женщину легко объяснить, оправдать. А та женщина красива спокойной классической красотой, прямо противоположной его бешеному порыву. Возмутительно. Некогда да и не хочется хоть как-то реагировать на каких-либо женщин.

Надо думать о Джесси.

Бун полез в карман за сигаретами, закурил, даже не сознавая, что смотрит через лужайку на изгородь из нежных роз.

Анастасия. Имя ей, безусловно, подходит. Изящное, старомодное, необычное.

— Папа!

Он виновато вздрогнул, как подросток, пойманный директором школы за курением в мальчишеском туалете. Прокашлялся и робко, как овечка, улыбнулся надувшейся дочке:

— Дай старику отдышаться, Джесс. Я уже половину вещей разобрал.

Она скрестила на груди руки.

— Курить вредно. Ты легкие загрязняешь.

— Знаю. — Бун выбросил сигарету, даже не сделав последней затяжки под осуждающим взглядом мудрых глазенок. — Больше не буду. Правда.

Джесси усмехнулась недоверчивой взрослой усмешкой: «Ну конечно»…

— Дай передохнуть, начальник. — Он сунул руки в карманы, вполне приемлемо подражая Джеймсу Кэгни[2]. — Ты же не посадишь меня в одиночку за одну-единственную самокрутку? Хихикая и уже простив его за проступок, дочка бросилась к нему, крепко стиснула.

— До чего ж ты глупый!

— Угу. — Он подхватил ее за локти, поднял, сердечно поцеловал. — А ты лилипутка.

— Когда-нибудь дорасту до тебя. — Она обхватила его ногами за талию, откинулась назад, перевернулась вниз головой. Одно из любимейших развлечений.

— Жирный шанс. — Бун держал ее крепко, а она подметала волосами веранду. — Я всегда буду выше. — Высоко подбросил ее, заливавшуюся визгливым смехом. — И умней, и сильней. — Потерся об нее щетинистым подбородком, она вырывалась и вскрикивала. — И гораздо красивей.

— И щекотки всегда будешь больше бояться, чем я! — триумфально выкрикнула Джесси, пройдясь пальчиками по ребрам.

Тут она его достала. Он рухнул вместе с ней на скамейку.

— Ладно, ладно! — Бун отдышался и крепче прижал к себе дочку. — Ты будешь сильней бояться!

Раскрасневшаяся, сверкая глазами, Джесси подпрыгнула у него на коленях.

— Мне нравится наш новый дом.

— Правда? — Он пригладил ей волосы, каш всегда, с наслаждением к ним прикасаясь. — Мне тоже.

— Пойдем после обеда на берег смотреть на тюленей?

— Конечно!

— И Дэзи возьмем?

— И Дэзи. — Уже смирившись с лужицами на коврах и изгрызенными носками, Бун огляделся. — Где она, кстати?

— Спит. — Джесси примостила голову на отцовской груди. — Ужасно устала.

— Не сомневаюсь. Тяжелый день. — Он с улыбкой чмокнул дочку в макушку, слыша, как она зевает, елозит, устраиваясь поудобнее.

— Мой самый лучший день. Я с Аной познакомилась. — Веки отяжелели, девочка закрыла глаза, убаюканная биением отцовского сердца. — Она очень милая. Научит меня цветы сажать.

— М-м-м…

— Все названия знает. — Джесси снова зевнула и продолжила совсем сонным голосом — Дэзи ей лицо облизала, а она не сердилась. Просто смеялась… Очень красивая… Как фея… — Бормотание стихло.

Бун улыбнулся. Необузданная фантазия. Хочется думать, что этот дар от него. Он нежно баюкал в объятиях спящую девочку.

* * *

Ана, не находя покоя, шагала в сумерках вдоль извилистого каменистого берега. Когда ее охватывает беспокойство, невозможно оставаться дома, заниматься цветами и травами. Надо развеять его по ветру, подставляя лицо влажному бризу. Хорошая долгая прогулка вернет довольство жизнью, мир и покой, необходимые, как дыхание.

В других обстоятельствах звякнула бы кузине или кузену, предложила бы вместе провести где-то вечер. Но мысленно увидела Моргану, уютно устроившуюся рядом с Нэшем. На нынешней стадии беременности ей надо отдыхать. А Себастьян еще не вернулся из свадебного путешествия.

Одиночество никогда ее не тяготило. Приятно бродить по пустынному длинному берегу под плеск воды о скалы и хохот чаек.

Не менее приятно было слышать мужской и детский смех, который долетел до нее днем. Драгоценный смех, даже если ты к нему непричастна.

Теперь, когда солнце тает, разбрызгивая краски на закатном небе, тает и беспокойство. Разве можно испытывать что-нибудь, кроме радости, здесь, в одиночестве, наблюдая за магическим окончанием дня?

Ана взобралась на кусок топляка, лежавшего так близко к воде, что брызги охладили лицо, намочили рубашку. Рассеянно вытащила из кармана камешек, повертела в пальцах, глядя, как солнце тонет в огненной воде.

Кристалл согрелся в руке. Она с усмешкой взглянула на маленькую водянистую драгоценность, жемчужно и глухо поблескивавшую в гаснущем свете. Лунный камень. Проводник лунной магии. Оберегает ночных путников, помогает в самоанализе. И конечно, служит талисманом, нередко пробуждающим любовь.

Что ей от него нужно сегодня?

Посмеявшись над собой и сунув камень обратно в карман, Ана услышала, как ее окликают по имени.

Джесси мчится по берегу с семенящим следом толстым щенком. Отец отстает на несколько ярдов, как бы не желая сокращать расстояние. Ана на мгновение задумалась, не кажется; ли он таким замкнутым, потому что находится рядом с естественно импульсивным ребенком?

Она сошла с бревна, почти автоматически поймав Джесси в объятия.

— Еще раз здравствуй, солнышко. Вы с Дэзи охотитесь за оболочками фей?

Девочка вытаращила глаза.

— За оболочками фей? А какие они?

— Точно такие, какими тебе представляются. Их находят только на рассвете или на закате.

— А папа говорит, что феи живут в лесу и всегда прячутся, потому что многие люди не знают, как к ним подступиться.

— Совершенно верно, — рассмеялась Ана, ставя ее на ноги. — Но воду они тоже любят.

И горы.

— Хотелось бы хоть с одной встретиться, а папа говорит, они с людьми не разговаривают, привыкли, что в них никто не верит, кроме детей.

— Потому что дети ближе к волшебству. — Ана подняла глаза. Солнце за спиной подходившего Буна бросало тень на лицо, одновременно угрожающее и привлекательное. — Мы тут рассуждаем о феях, — объяснила она.

— Слышу. — Он положил руку на плечо Джессики. Жест ласковый и мягкий, но смысл кристально ясен: это мое.

— Ана говорит, на берегу валяются оболочки фей, а найти их можно только на закате или на рассвете. Сочинишь про них сказку?

— Кто знает. — Нежно, любовно улыбнувшись дочке, Бун взглянул на Ану так, что у нее мороз пробежал по спине. — Мы помешали вашей прогулке.

— Нет. — Она содрогнулась в отчаянии, сообразив, что имелось в виду: это она им помешала. — я просто на минуточку вышла к воде. Воздух уже остыл.

— А мы ели на ужин остывшее чили, — усмехнулась Джесси собственной шутке. — А оно было жгучее. Поможешь мне найти оболочки фей?

— Возможно, когда-нибудь. — Когда рядом не будет ее отца со сверлящим взглядом. — Уже темнеет, мне надо идти. — Ана пальцем погладила Джессику по носу и холодно кивнула мужчине. — Доброй ночи.

Бун смотрел вслед уходившей женщине. Пожалуй, не замерзла бы так быстро, если бы чем-нибудь прикрыла ноги. Гладкие стройные ноги. Он испустил долгий нетерпеливый вздох.

— Пошли, Джесс. Беги обратно.

Глава 2

— Хотелось бы мне на него посмотреть.

Ана подняла глаза от сухих лепестков, из которых готовила ароматическую смесь, и нахмурилась на кузину:

— На кого?

— На отца девочки, которой ты так очарована. — Утомившись сильнее, чем смела признаться, Моргана круговыми движениями гладила сильно взбухший живот. — Буквально захлебываешься рассказами о ребенке, о котором все знаешь, а как только речь заходит о папочке, подозрительно умолкаешь.

Просто он меня гораздо меньше интересует, — равнодушно ответила Ана, добавляя в миску, наполненную хрупкими листьями и лепестками, лимон для пикантности и бальзам для здоровья, сполна ощущая усталость кузины. — Он настолько же замкнут, насколько Джесси дружелюбна. Если бы его сердечная привязанность к ней не была очевидна, я бы точно его невзлюбила, а пока отношусь просто двойственно.

— Симпатичный мужчина?

Ана вздернула бровь:

— По сравнению с кем?

— С лягушонком, — расхохоталась Моргана. — Давай признавайся.

— Конечно, не урод. — Отставив миску в сторону, Ана принялась искать в буфете подходящее масло. — Выглядит, можно сказать, угрожающе. Впалые щеки, атлетическое сложение, но не как у штангиста. — Она сосредоточенно выбирала масло. — На мой взгляд, скорее, как у стайера. Стройный, худощавый, пугающе ладный.

Моргана с ухмылкой подперла рукой подбородок.

— Дальше.

— Это меня расспрашивает замужняя женщина, готовая вот-вот родить двойню?

— Совершенно верно.

Ана рассмеялась, остановившись на розовом масле, которое придаст смеси утонченность.

— Ну, если отмечать хорошее, то у него потрясающие глаза. Чистые, прозрачно-голубые. Когда смотрят на Джесси, в них сквозит немыслимая гордость. А когда на меня — подозрительность.

— Почему, господи помилуй?

— Понятия не имею.

Моргана затрясла головой, закатила глаза.

— Ты ж сама хочешь выяснить, Анастасия. Надо попросту влезть посмотреть.

Ана опытной твердой рукой капнула в миску пахучее масло.

— Знаешь, я этого не люблю.

— Ох, знаю.

— Даже если бы была любопытной, — добавила она, тайком усмехаясь над разочарованием Морганы, — вряд ли потрудилась бы влезть в душу мистера Сойера. Думаю, было бы весьма неприятно вступить с ним в связь даже на две минуты.

— Ты слишком чувствительная, — пожала плечами кузина. — Себастьян вернется и все равно допытается, что на уме у этого типа. — Она сделала еще глоток успокаивающего эликсира, приготовленного Аной. — Если угодно, могу сама выяснить вместо тебя. Давно не пользовалась волшебными зеркалами и магическими кристаллами, боюсь утратить силу.

— Нет, не надо. — Ана наклонилась, чмокнула ее в щеку. — Спасибо. Это тебе. — Она ложкой высыпала смесь в пакетик. — Остальное расставь в чашках в доме и в магазине. Действительно работаешь всего два дня в неделю?

— Н-ну, два-три… — Моргана улыбнулась встревоженной кузине, отмахиваясь от упреков. — Не переутомляюсь, милочка. Не буду переутомляться. Нэш в любом случае не позволит.

Рассеянно кивая, Ана крепко завязала пакетик.

— Чаи пьешь?

— Ежедневно. Маслами пользуюсь с религиозным рвением. И ношу риолит[3] для облегчения эмоциональных переживаний, и топаз от внешних стрессов, и цирконий для оптимизма, и янтарь для укрепления духа. — Она на мгновение стиснула руку кузины. — Со всех сторон прикрыта.

— Все равно беспокоюсь. — Ана положила пакет со смесью рядом с сумкой Морганы, потом передумала, сама открыла ее и сунула пакет внутрь. — Ведь это наш первый ребенок.

— Два ребенка, — поправила Моргана.

— Тем больше причин беспокоиться. Близнецы часто рождаются преждевременно.

Моргана коротко вздохнула, закрыла глаза.

— Искренне надеюсь на это. Скоро дело дойдет до того, что не сумею ни сесть, ни встать без подъемного крана.

— Чаще отдыхай, веди себя тихо, — советовала Ана. — То есть не суетись, не таскай ящики, не стой целый день на ногах перед покупателями.

— Слушаюсь, мэм.

— Ну-ка, посмотрим. — Она легонько приложила к разбухшему животу руки, медленно раздвинула пальцы, открылась лежавшим внутри чудесам.

Усталость Морганы мигом испарилась, сменившись физическим и душевным блаженством. Полузакрытые глаза видели, как лицо Аны, сосредоточившейся на том, что ей одной было видно, приобрело оловянный оттенок.

Проводя ладонями по беременному животу и наладив связь, Ана сама ощутила тяжесть, приобщилась на краткий, немыслимо яркий миг к пульсирующей во чреве жизни. Почуяла смертельную усталость кузины, надоевшее неудобство и вместе с тем спокойную радость, вскипающее волнение и естественное изумление перед зарождением новых жизней. Тело болит, сердце сжимается, а губы улыбаются.

Потом Ана воплотилась в зародыши — сперва в один, потом в другой, — бессонно плавая в теплой темной матке, питаемой матерью, находясь в полнейшей безопасности до выхода в мир. Два здоровых сердечка ровно стучат под материнским сердцем, сгибаются крошечные пальчики, лениво толкаются ножки. Проявления жизни.

Наконец она пришла в себя.

— Все в порядке. Со всеми, включая тебя.

— Знаю. — Моргана схватила ее за руку. — Но хочу от тебя слышать. Чувствую уверенность, зная, что ты будешь рядом, когда придет время.

— Куда же я денусь? — Ана прижала их переплетенные руки к щеке. — А вдруг Нэш не доверит мне принимать роды?

— Нэш верит в тебя не меньше, чем я. Ее взгляд смягчился.

— Посчастливилось тебе найти мужчину, который тебя принял, понял и оценил такую, какая ты есть.

— Знаю. Найти любовь в любом случае счастье. А найти любовь с тем единственным… — Улыбка на устах Морганы угасла. — Ана, милая, Роберт давно в прошлом…

— Я о нем и не думаю. По крайней мере, думаю не о нем, а о своем ошибочном повороте на необычайно скользкой дороге.

В глазах кузины вспыхнуло негодование.

— Этот дурак мизинца твоего не стоил! Ана не огорчилась, а усмехнулась:

— Он прямо сразу тебе не понравился.

— Правда. — Моргана хмуро поднесла к губам чашку. — Если помнишь, Себастьяну тоже.

— Помню. Но он и к Нэшу отнесся с большим подозрением.

— Совсем другое дело. Себастьян в самом деле поглядывал на него с недоверием, — подтвердила она, а Ана усмехнулась. — Хоть от Нэша он просто меня защищал, а Роберта практически не выносил, убивая любезностью.

— Помню. Отчего я, конечно, бесилась. — Ана пожала плечами, легкомысленно махнув рукой. — Молодая была. Наивно верила, что, раз влюбилась, он должен ответить такой же любовью. Честно признаю, глупо. И было очень глупо отчаиваться, когда моя искренность натолкнулась на недоверие, а потом и на прямой отказ.

— Понимаю, тебе было больно, хотя ты приняла правильное решение.

— Еще бы, — не без гордости согласилась Ана. — Некоторые из нас вообще не должны связываться с посторонними.

К сожалениям примешалось глубокое возмущение.

— Дорогая моя, кругом полным-полно мужчин с кровью эльфов и без, которые сильно тобой интересуются.

— Очень жаль, что меня они вовсе не интересуют, — рассмеялась Ана. — Я жутко привередливая. И вполне довольна своей нынешней жизнью.

— Если бы я тебе не верила, произнесла бы чудное любовное заклинание. Никого ни к чему не обязывающее, — добавила Моргана, сверкнув глазами. — Просто чтобы доставить легонькое развлечение.

— Спасибо, я сама сумею развлечься.

— Знаю. И знаю, что мое вмешательство приведет тебя в ярость. — Моргана отодвинулась от стола и встала, на миг пожалев об утраченной грации. — Пойдем прогуляемся перед моим отъездом.

— Если обещаешь после прогулки пролежать целый час, закинув ноги вверх.

— Договорились.

Теплое солнце, ласковый целебный ветер. То и другое, по мнению Аны, принесет кузине ровно столько же пользы, как долгий сон, которого наверняка потребует Нэш по возвращении жены домой.

Они восторженно любовались поздно цветущим шпорником, звездчатыми астрами, бесстыдно крупными цинниями. Обе страстно любят природу, впитав эту страсть вместе с кровным наследием и воспитанием.

— Какие у тебя планы на канун Дня Всех Святых? — поинтересовалась Моргана.

— Да ничего особенного.

— Надеюсь, заглянешь вечером хоть ненадолго. Нэш решительно собирается принимать и одаривать деток [4].

Ана с понимающим смешком сорвала несколько стеблей кускуса, чтобы принести домой.

— Тот, кто ради пропитания пишет сценарии для фильмов ужасов, просто обязан праздновать Хеллоуин. Ни за что не пропущу.

— Хорошо. Возможно, и Себастьян вместе с нами отпразднует. — Моргана неуклюже наклонилась к тимьяну и вербене. Внезапно заметив девочку с собачонкой, которая пробиралась сквозь розовые кусты, она резко выпрямилась. — Кажется, в нашей компании прибавление.

— Джесси! — Ана с радостью, но и с опаской оглянулась на дом по соседству. — Папа знает, куда ты пошла?

— Угу, он разрешил, если я увижу, что ты тут и не очень сильно занята. Ты ведь не очень занята, правда?

— Правда. — Ана не удержалась, чмокнула ее в щеку. — Это моя кузина Моргана. Я ей уже сообщила, что ты моя новая соседка.

— А мне Ана сказала, что у вас есть собака и кошка. — Джесси заинтересовалась Морганой, окинула взглядом живот. — А там у вас ребеночек?

— Наверняка. Фактически даже два.

— Два? — Она вытаращила глаза. — Откуда вы знаете?

— Ана сказала. — Моргана со смешком приложила руку к огромному животу. — Вдобавок один бы так не толкался и не вертелся.

— Миссис Лопес, мама моей подружки Мисси, носила в животике одного ребенка и так растолстела, что даже ходить не могла. — Джесси с надеждой бросила на Моргану сверкающий голубой взгляд. — Она мне разрешала послушать, как он брыкается.

Очарованная Моргана взяла девочку за руку, притянула к себе, пока Ана уговаривала Дэзи не лезть в незабудки.

— Слышишь?

Джесси кивнула, с восторгом хихикнула, чувствуя под ладонью движение.

— Ага!.. Бумс-бумс! Больно?

— Нет.

— Думаете, они скоро выйдут на свет?

— Надеюсь.

— Папа говорит, что близнецы знают, когда выходить, потому что им ангелы на ухо шепчут.

Даже если мистер Сойер высокомерен и замкнут, подумала Моргана, он, безусловно, умен и проницателен.

— По-моему, твой папа совершенно прав.

— И это их постоянные ангелы, навсегда и навеки, — продолжала Джессика, прижимаясь щекой к животу Морганы, как бы надеясь что-то услышать. — Если очень быстро оглянуться, ангела можно мельком увидеть. Я пробовала, только скорости не хватает. — Она пристально вгляделась в Моргану. — Знаете, ангелы очень опасливые.

— Слышала.

— А я нет. — Джесси запечатлела на животе поцелуй и понеслась дальше. — У меня в теле ни одной робкой косточки, как говорит бабушка Сойер.

— Бабушка Сойер весьма проницательна, — вставила Ана, удерживая буйную Дэзи, которая стремилась прервать послеполуденный сон кота Квигли.

Обе женщины наслаждались обществом ребенка, шагая в цветах, — собственно, они шагали, а Джесси прыгала, спотыкалась, скакала и бегала. Подходя к дому, где стояла машина Морганы, девочка схватила Ану за руку.

— А у меня нет двоюродных сестер и братьев. Хорошо, когда они есть?

— Очень хорошо. Мы с Морганой и Себастьяном практически выросли вместе, как настоящие сестры и братья.

— Знаю, что такое настоящие сестры и братья, мне папа рассказывал. А откуда берутся двоюродные?

— Ну, если у твоей мамы или у папы есть родные сестры и братья, а у них есть дети, то эти самые дети и будут двоюродными.

Джесси, сосредоточенно хмурясь, усваивала информацию.

— А вы кто такая? — спросила она у Морганы.

— Трудно объяснить, — рассмеялась Моргана, останавливаясь возле машины. — Мой отец, отцы Аны и Себастьяна братья. А наши матери сестры. Поэтому мы двоюродные как бы с обеих сторон.

— Правильно. Если у меня нет ни кузин, ни кузенов, может, появится братик или сестричка. Но папа говорит, что меня одной вполне достаточно.

Пожалуй, он прав, — согласилась Моргана, слыша, как фыркнула Ана. Откинув назад волосы, она подняла глаза. В широком окне второго этажа соседнего дома стоял мужчина. Несомненно, отец Джессики.

Следовало признать описание Аны довольно точным. Хотя он гораздо красивее и сексуальнее, чем в набросанном кузиной портрете. Улыбнувшись вполне понятному упущению, Моргана подняла руку, дружелюбно махнула. Мужчина, чуть поколебавшись, ответил на приветствие.

— Это мой папа, — сообщила Джессика, замахав ему руками, как мельница. — Он там работает, хоть мы еще не все вещи распаковали.

— А чем он занимается? — поинтересовалась Моргана, видя, что Ана спрашивать не собирается.

— Ой, он сказки рассказывает! Очень интересные, про ведьм, и про фей, и драконов и про волшебные источники… Я ему иногда помогаю. Ой, мне надо идти, потому что я в первый раз в школу иду, и поэтому папа велел не задерживаться. Разве я задержалась?

— Нет, — заверила девочку Ана, наклоняясь и целуя ее в щечку. — Заходи в любое время.

— Пока! — Джесси прыжками понеслась по лужайке, и собачка поскакала следом.

Никто меня так не очаровывал или, лучше сказать, не выматывал, — призналась Моргана, влезая в машину. — Девчушка настоящий чудесный тайфун. — Она с улыбкой позвенела ключами. — И отец далеко не урод и не рохля.

— Думаю, трудно мужчине одному ребенка растить.

— С первого взгляда могу утверждать, что он вполне справляется. — Моргана включила мотор. — Интересно, что сказки пишет. Про ведьм, фей, драконов и прочее. Говоришь, его фамилия Сойер?

— Да. — Ана сбросила с глаз спутанные волосы. — Предполагаю, что это Бун Сойер.

— Предполагаю, ему было бы интересно узнать, что ты племянница Брайны Донован, которая занимается тем же самым. То есть если захочешь его заинтересовать.

— Не захочу, — твердо объявила Ана.

— Ах, возможно, и так уже заинтересовала. — Моргана дала задний ход. — Будь благословенна, кузина.

Ана сердито хмурилась, пока она выруливала на дорожку.

Съездив к Себастьяну покормить и вычесать лошадей, она провела почти все следующее утро за составлением ароматических смесей и масел, лекарственных травяных препаратов, лосьонов. Многие уже упакованы и готовы к отправке. Хотя у нее есть местные заказчики, включая магазин Морганы «Викка», значительная часть клиентуры находится в других районах страны.

Дело идет успешно. Анастасия занялась бизнесом шесть лет назад ради удовлетворения собственных нужд и амбиций и чтобы позволить себе роскошь работать дома. Вовсе не из-за денег. Состояние и наследие Донованов позволяет ей и остальной родне жить комфортно. Но, подобно Моргане с ее магазинчиком и Себастьяну с его многочисленными деловыми предприятиями, ей необходимо продуктивно трудиться.

Она целительница. Хотя каждого исцелить невозможно. Давным-давно усвоила, как опасно пытаться вылечить все болезни и страдания в мире. В плату за дар входит признание, что существует боль, которую она не может облегчить. Впрочем, она не отвергает свой дар, а максимально использует.

Всегда благоговейно относилась к травам, обладая тонким чутьем. Забавно: лет триста назад считалась бы деревенской знахаркой. А в современном мире стала деловой женщиной, способной с равным мастерством составить лекарственный эликсир и масло для ванны.

Если добавляет чуточку магии, то это ее личное дело.

Она счастлива и довольна судьбой, самостоятельно устроенной жизнью.

Даже если бы была несчастна, нынешний день все равно поднял бы настроение. Солнце такое манящее, ветерок такой ласковый, а в воздухе легкий привкус дождя, который пойдет не скоро и прольется тихо.

Желая воспользоваться земными радостями, Ана решила поработать на улице, высадить тепличную рассаду.

Опять он за ней наблюдает. Дурная привычка. Бун поморщился, взглянув на сигарету в собственной руке. Никак не удается избавиться от дурных привычек. Дьявольски плохо работается, когда видишь ее из окна.

До чего же она необычайно… изящная. Обладает внутренним изяществом, которому ничуть не вредят перепачканные в траве шорты и футболка.

Изящество в движениях, словно воздух — это вино, которое она легко пьет на ходу.

Изящество в теле, которого честно не хочется замечать. Не хрупкость, а невозмутимая женственность, которая, по его мнению, ошеломит и приманит любого мужчину, еще способного дышать.

Бун Сойер определенно дышит.

Что же она там делает, гадал он, нетерпеливо гася сигарету и придвигаясь к окну. Зашла в садовую сторожку и вышла с высокой стопкой горшочков.

Вполне по-женски набрать в руки больше, чем можешь унести.

При этой мысли, подчеркивающей мужское превосходство, он увидел мчавшуюся по лужайке Дэзи, которая преследовала гладкого серого кота. Собрался открыть створку и кликнуть собаку, но не успел, опоздал.

В замедленной съемке вышел бы интересный, искусно поставленный хореографический номер. Кот серым дымком скользнул под ноги. Ана пошатнулась, горшочки в руках накренились. Бун выругался и облегченно вдохнул — удержалась. Не успел выдохнуть, как Дэзи вновь нарушила временно восстановленное равновесие, сбила Ану с ног, та упала, горшочки рассыпались и разбились.

Сыпля проклятиями, Бун выскочил на террасу, побежал вниз по лестнице.

Подбегая, услышал какие-то экзотические проклятия. Не стоит ее упрекать. Кот влез на дерево, шипя оттуда на тявкавшую собачку. Осколки горшочков разлетелись по траве, по обочинам дворика, где и произошло столкновение.

Бун сморщился, прокашлялся:

— Как вы там, целы?

Ана, стоя на коленях, откинула свесившиеся на глаза волосы, бросила на него долгий взгляд сквозь светлые пряди.

— Все в полном порядке.

Я в окно видел. — Безусловно, неудачный момент для признания, что он за ней наблюдает. — Мимо проходил и увидел погоню и столкновение. — Он наклонился, помог собирать черепки. — Должен извиниться за Дэзи. Она у нас всего несколько дней, мы ее еще не обучали.

— Это просто щенок. Какой смысл винить ее за естественное поведение?

— Горшки возмещу, — пообещал Бун, чувствуя себя неловким чурбаном.

— У меня еще есть. — Лай и шипение зазвучали отчаяннее, и поэтому Ана присела на корточки, спокойно и твердо окликнула Дэзи. Та мгновенно среагировала — бешено завиляла хвостом, кинулась лизать лицо и руки. Ана, не поддавшись на ласки, обхватила руками щенячью мордочку, приказала сидеть, и собачка послушно шлепнулась на землю. — Веди себя прилично. — Виновато заскулив, Дэзи положила голову на лапы.

Растерянный и изумленный, Бун покачал головой:

— Как это у вас получается?

— Магия, — кратко пояснила она, а потом одарила его скупой улыбкой. — Можно сказать, я всегда устанавливаю контакт с животными. Дэзи щенок, непоседливый, вечно готовый играть. Надо, чтобы она поняла, чего делать не следует. — Ана погладила собачку по головке, получив в ответ обожающий взгляд.

— Я пробую ее подкупить чем-то вкусненьким.

— Тоже полезно. — Ана полезла под шпалеру с алым ломоносом в поисках осколков. И тут Бун заметил длинную царапину у нее на предплечье.

До крови поцарапались…

Ана оглядела себя. Коленки тоже сбиты.

— Не убережешься, когда на тебя горшки сыплются.

Он мигом вздернул ее на ноги.

— Черт возьми, я же спрашивал, все ли в порядке!

— Собственно…

— Надо промыть. — При виде текущей по ноге струйки крови Бун среагировал точно так же, как если бы перед ним была Джесси: ударился в панику. — Боже! — Схватил на руки ошеломленную Ану и поспешно направился к ближайшей двери.

— Правда, нет абсолютно никакой необходимости…

— Все будет хорошо, детка. Сейчас обработаем.

Наполовину сердясь, наполовину забавляясь, Ана вздохнула, а Бун уже ворвался к ней на кухню.

— В данном случае скорая отменяется. Позвольте… — Он посадил ее в мягкое кресло цвета мороженого у кухонного стола. — Сидите… — С трепещущими нервами метнулся к раковине с полотенцем.

Ключевые слова в подобной ситуации — эффективность, быстрота, ободрение. Намочив и намылив полотенце, сделал для успокоения несколько глубоких вдохов.

— Как только промоем, будет не так страшно, увидите. — Изобразив улыбку, опустился перед ней на колени. — Больно не сделаю. — Принялся осторожно стирать тонкую струйку крови с лодыжки. — Сейчас поправим. Закройте глаза, расслабьтесь.

Сделав еще один глубокий вдох, начал сплетать историю, как всегда делал для дочки.

— Знал я как-то одного человека, который жил в местечке под названием Брайарвуд, где стоял заколдованный замок за высокой каменной стеной…

Ана, собравшись сказать, что способна сама о себе позаботиться, промолчала и в самом деле расслабилась.

— …увитой поверху густыми лозами с бритвенно-острыми шипами. В замке никто не бывал уже сто с лишним лет, поскольку никому не хватало храбрости перелезть через стену. Только один очень бедный, совсем одинокий мужчина был слишком любопытным. Он каждый день шел из дома к стене и поднимался на цыпочки, глядя, как солнце играет на верхушках башен.

Бун перевернул полотенце, промывая царапины.

— Никому не мог он объяснить, что в такие минуты творится у него в душе. Ему отчаянно хотелось забраться на стену. Порой ночью в постели он мысленно представлял себе это. Его останавливал страх перед острыми толстыми колючками, но однажды в разгар лета аромат цветов стал таким сильным, что мужчина его впитывал с каждым вдохом и больше не мог довольствоваться отблесками на башнях. Что-то в душе подсказывало ему, что за этой увитой шипами стеной находится самое желанное на свете. И тогда он полез. Снова и снова падая, он исколол руки до крови и опять лез.

Голос успокаивал, прикосновения внушали необыкновенные ощущения. От нежного касания прохладной ткани боль утихала, внутри медленно разливалось тепло. Бун вытирал лодыжку, распоротую острым осколком. Ана стиснула пальцы в столь же крепкий кулак, как тот, который перехватил желудок.

Надо остановить его. Ох, нет, пусть продолжает. Подольше.

— У него ушел целый день, — продолжал звучный гипнотизирующий голос прирожденного сказочника. — На жаре пот смешивался с кровью, а мужчина не сдавался. Не мог отступиться, твердо, как никогда в жизни, зная, что по ту сторону стены ждет его судьба и будущее, то, чего жаждет сердце. И вот, сплошь содрав руки, он вцепился в колючие лозы, подтянулся на самый верх. Лишившись сил и страдая от боли, рухнул вниз в густую мягкую траву под стеной заколдованного замка.

Очнулся он под луной, голова кружилась. Не понимая, где находится, собрав последние силы, мужчина захромал по лужайке, перешел через разводной мост, вошел в огромный зал, который ему снился с детства. Как только он перешагнул порог, вспыхнули тысячи факелов. В ту же минуту исчезли синяки и порезы. В кругу факелов, бросавших свет и тени на беломраморные стены, стояла женщина, прекрасней которой он в жизни не видел. Волосы — солнечное сияние. Глаза дымчатые. Прежде чем она заговорила, прежде чем дивные губы дрогнули в приветственной улыбке, он понял, что именно ради нее рисковал своей жизнью. Она шагнула к нему и, протянув руку, сказала: «Я ждала тебя».

На последних словах Бун поднял голову, взглянул на Ану. Голова у нее кружилась, она не понимала, где находится, как мужчина из сказки. А Бун старался припомнить, когда еще так сильно билось сердце. Можно ли здраво мыслить, если кровь бросилась в голову, больно бьется внизу живота? Стараясь взять себя в руки, он пристально ее разглядывал.

Волосы — солнечное сияние. Глаза дымчатые.

Внезапно осознав, что стоит на коленях, интимно держа руку на женском бедре, готовый протянуть другую к солнечным волосам, он вскочил так быстро, что чуть не опрокинул стол, и пробормотал, не выдумав ничего лучшего:

— Прошу прощения… — Она не спускала с него глаз, на горле отчетливо бился пульс. Бун попробовал объясниться: — Буквально отключаюсь при виде крови. Вообще не могу обрабатывать царапины и порезы Джесси… — Придержал язык, сунул ей полотенце. — Лучше сами займитесь.

Ана минуту выждала, прежде чем осмелилась вымолвить слово. Как ему удалось вскружить ей голову, обрабатывая царапины и выдумывая сказку? Почему пришлось собираться с последними силами, чтобы взять себя в руки и выслушать оправдания?

Сама виновата, заключила она, протирая ссадину на локте с большей силой, чем требовалось. Слишком тонкие чувства — и дар, и проклятие.

— По-моему, это вам надо сесть, — резковато бросила Ана и, поднявшись, направилась к буфету за снадобьями. — Выпьете чего-нибудь холодненького?

— Нет… хотя да. — Подумалось: вряд ли даже галлон льда охладит пламя внутри. — Кровь всегда приводит меня в панику.

— В панике или нет, вы действуете вполне эффективно. — Она вытащила из холодильника пузатый графин с лимонадом, наполнила стакан, протянула ему. — И сказка очень милая. — Ана улыбнулась, чувствуя себя легче.

— Сказки обычно успокаивают и Джесси, и меня во время операций с йодом и бинтами.

— Йод жжется. — Она опытной рукой капнула на промытые царапины жидкость табачного Цвета из маленького аптекарского пузырька. — Если хотите, дам кое-что безобидное. На следующий экстренный случай.

— Что это? — Бун подозрительно принюхался к пузырьку. — Пахнет цветами.

— В основном так и есть. Цветы, травы, щепотка того, щепотка другого. — Ана отставила пузырек, заткнув пробкой. — Натуральный антисептик, можно сказать. Я травница.

— А…

Она рассмеялась при виде скептически сморщившейся физиономии.

— Верно. Почти все доверяют лекарствам, купленным в аптеке. Забывают, что люди сотни лет успешно лечились природными средствами.

— И умирали от столбняка, напоровшись на ржавый гвоздь.

— Действительно, — согласилась Ана. — Если рядом не было авторитетного лекаря. — Вовсе не собираясь обращать его в свою веру, она сменила тему. — Джесси сегодня первый день в школе?

— Да, с восторгом отправилась. Один я нервничаю. — Бун мельком улыбнулся. — Хочу поблагодарить вас за терпеливое обращение с ней. Знаю, у нее есть склонность цепляться к людям. Ей и в голову не приходит, что ее кому-то, возможно, не хочется развлекать.

— Это она меня развлекает. — Автоматическим гостеприимным жестом Ана выложила печенье на блюдо. — Здесь ей всегда рады. Очень славная, умная, естественная девочка, умеющая себя вести. Вы замечательно ее воспитываете.

Бун взял одно печенье, опасливо за ней наблюдая.

— Она сама облегчает задачу.

— Какой бы славной ни была ваша дочка, трудно одному ребенка растить. По-моему, даже двум родителям было бы непросто справиться с таким энергичным созданием, как Джесси. И с таким сообразительным. — Выбирая печенье, Ана не заметила прищуренных глаз. — Видимо, воображение получила от вас. Наверняка ей ужасно приятно, что родной отец сочиняет прелестные сказки.

Бун бросил на нее пронзительный взгляд.

— Откуда вам известно, чем я занимаюсь?

Удивляясь агрессивной подозрительности, Ана все-таки улыбнулась.

— Я поклонница… точнее, горячая поклонница Буна Соейра.

— Не помню, чтобы я вам назвал свое имя.

— Точно не называли, — подтвердила она. — Всегда с таким негодованием относитесь к комплиментам, мистер Сойер?

— У меня есть причины жить тихо. — Он с легким стуком поставил полупустой стакан. — Мне не нравится, что соседка допрашивает мою дочь и копается в моих делах.

— Допрашивает? — Ана чуть не подавилась словом. — Я допрашиваю Джесси? Зачем мне это надо?

— Чтобы побольше узнать о богатом вдовце, поселившемся рядом.

В этот жуткий момент она лишь задохнулась.

— Неслыханное оскорбление! Поверьте, мне нравится общество Джессики, и я не считала нужным втягивать вас в беседу.

Бун презрительно усмехнулся над ее откровенной обидой и изумлением. Он имел дело с подобными особами, причем все они приносили Джесси разочарование, огорчение, черт побери.

— Тогда непонятно, откуда вы знаете мое имя, откуда вам известно, что я отец-одиночка и чем занимаюсь.

Ана редко злилась, это ей по натуре не свойственно. Но теперь пришлось яростно бороться с гневом.

— Знаете, я сильно сомневаюсь, что вы заслуживаете объяснений, но все-таки объясню, и посмотрим, легко ли после этого будет вам разговаривать. — Она повернулась. — Идите за мной.

— Не хочу.

— Я сказала, идите. — Ана вышла из кухни, абсолютно уверенная, что он последовал за ней.

Действительно, он неохотно и раздраженно двинулся за ней следом. Прошли сквозь арочный проем в огромную залитую солнцем комнату с очаровательной белой плетеной мебелью, обитой вощеной хлопчатобумажной тканью с изображением цветов и птиц. Там были груды сверкающих кристаллов, прелестные статуэтки эльфов, фей и колдуний. За другой аркой располагалась уютная библиотека с небольшим камином в стиле Адама [5] и другими мистическими статуэтками.

Глубокий мягкий диван клубничного цвета приглашает вздремнуть после обеда, изысканно-женственные кружевные занавески пляшут на ветерке, залетающем в арочное окно, дивно пахнет книгами и цветами.

Ана направилась прямо к нужной полке, автоматически поднялась на цыпочки.

— «Мечта молочницы», — объявляла она, вытаскивая книгу за книгой. — «Лягушонок, филин и лис», «Третье желание Миранды»… — Бросила через плечо взгляд, хотя лучше было бы бросить через плечо увесистую книжку. — Стыдно признаться, что мне нравится ваше творчество.

Чувствуя себя неловко, Бун сунул руки в карманы. Понял уже, что свернул не туда, и гадал, как вернуться на правильный путь.

— Нечасто взрослые женщины читают сказки ради удовольствия.

— Очень жаль. Впрочем, вы вряд ли заслуживаете похвал. Могу сказать, что ваши произведения поэтичны и ценны для детей и взрослых. — Далеко не смягчившись, Ана сунула книжки на место. — Возможно, у меня это в крови. Я часто засыпала под сказки своей тетки, Бранны Донован, — продолжала она, с удовольствием видя, как он вытаращил глаза. — Полагаю, вы о ней слышали.

Совершенно пристыженный, Бун испустил долгий вздох.

— Это ваша тетка… — Окинул взглядом полки заметив рядом со своими книжками сочинения Брайны о волшебстве и зачарованных землях. — Мы даже некоторое время переписывались… Я ее обожаю.

— Я тоже. И когда Джесси обмолвилась, что ее отец пишет сказки про фей и драконов, пришла к выводу, что рядом поселился тот самый мистер Бун Сойер. Пытать на раскаленной решетке шестилетнюю девочку не было необходимости.

— Простите. — Фактически Бун испытывал не столько чувство вины, сколько ошеломление, но хотел оправдаться. — У меня был… неприятный опыт незадолго до переезда, поэтому я стал чересчур щепетильным. — Бун взял маленькую статуэтку чародейки с текучими формами, повертел в пальцах. — Воспитательница в детском саду… выкачивала из Джесси массу информации. Что в действительности не трудно так как она сама все выкладывает.

Поставил статуэтку на место, немного смутившись от необходимости объясняться.

— Но женщина играла на ее чувствах, на естественной потребности в матери, уделяла ей массу внимания, даже дошла до того, что устроила ужин наедине со мной, и тогда… Достаточно сказать, что ее больше интересовал свободный мужчина с солидным доходом, чем чувства и благополучие Джесси. Девочке было ужасно больно.

Ана постучала пальцем по обложке одной его книжки, которую еще не вернула на полку.

— Думаю, вам обоим было тяжело. Но позвольте заверить, что я не высматриваю на рынке мужа. Даже если б высматривала, то не стала бы маневрировать и играть на детских чувствах. Боюсь, для этого мне слишком прочно внушили веру в счастливый конец — «и дальше они жили счастливо»…

— Простите. После того как остыну, зайду извиниться как следует.

Ана повела бровью, и он догадался, что еще не вышел из леса.

— По-моему, достаточно того, что мы друг друга поняли. Теперь вам наверняка хочется вернуться к работе. Мне тоже. — Она прошла мимо него в выложенную кафельной плиткой прихожую, открыла дверь. — Передайте Джесси, чтобы обязательно забежала ко мне рассказать, как ей понравилось в школе.

«Вот ваша шляпа, поторопитесь», — мысленно заключил Бун, выходя из дома.

— Обязательно передам. Лечите свои раны, — добавил он, но Ана уже захлопнула дверь.

Глава 3

Молодец, Сойер. Бун тряхнул головой, сидя за компьютером. Сперва его собака сбивает ее с ног в собственном дворе, потом неумелый герой врывается в дом, куда его не звали. В довершение ко всему наносит оскорбление, заподозрив, что она использует дочку, заманивая его в ловушку.

И все в один веселый день, с отвращением думал он. Удивительно, что она не осмелилась вышвырнуть его из дома, вместо того чтобы просто хлопнуть в конце концов дверью.

Почему он вел себя так глупо? Разумеется, научен прошлым опытом. Хотя ясно, что ноги растут, не оттуда.

Гормоны, решил Бун, и слегка усмехнулся. Взбесившиеся гормоны больше приличествуют тинейджеру, чем взрослому мужчине.

Когда он взглянул ей в лицо в залитой солнцем кухне, чувствуя под ладонью теплую кожу, слыша безмятежный соблазнительный запах, который она источает, в нем проснулось желание. Страсть. На одну ослепительную секунду представил с поразительной ясностью, как стаскивает ее с гнутого креслица, ощущая быструю реакцию дернувшихся плеч, и приникает к немыслимо мягким губам.

Мимолетное, но острое желание было столь сильным, что пришлось уверить себя в существовании некоего внешнего воздействия, заговора, интриги, плана, рассчитанного на полное потрясение мужского организма.

Конечно, можно было бы все это выбросить из головы, если бы не тот факт, что, взглянув ей в глаза, он увидел в них тот же фантастический голод. Ощутил силу, тайну, титаническую сексуальность женщины, готовой отдаться.

Понятно, воображение сыграло немалую роль. Но то, что он видел и чувствовал, было абсолютно реальным.

На секунду, всего на секунду, напряжение и желание вышли на первый план, загудев струной арфы. И тогда он, как мог, включил задний ход. Деловой мужчина совращает соседку у нее на кухне…

И все это произошло как раз в тот момент, когда выяснилось, что ему хочется лучше узнать мисс Анастасию Донован.

Вытащив сигарету, Бун пробежался по ней пальцами, обдумывая разнообразные способы примирения. Когда дневной свет начал гаснуть, на ум пришел до смешного очевидный способ. Если надо завоевать женское сердце, к чему он совсем не стремится, то это идеальный путь.

Довольный собой, он взялся за работу, пока не пришла пора ехать в школу за Джессикой.

* * *

Самодовольный болван. Ана решила снять раздражение с помощью ступки и пестика. Очень полезно что-нибудь растолочь в пух и прах, пускай даже ни в чем не повинные травы. Подумать только. Как ему пришло в голову, будто она за ним… охотится? Ана усмехнулась. Будто сочла его неотразимым? Будто прячется за какой-то стеклянной стеной в ожидании принца? Чтоб поймать в капкан.

Злобный тип, одна желчь.

По крайней мере, удалось показать ему нос. Хоть ей вовсе не свойственно захлопывать перед кем-нибудь дверь, она сделала это с большим удовольствием.

С таким удовольствием, что не прочь испытать его снова.

Стыдно, ибо он талантлив, черт побери. И нельзя отрицать, что отец потрясающий. Есть в нем качества, которыми невозможно не восхищаться. Безусловно привлекательный, магнетически сексуальный, а любезничать не позволяет ему робость вместе с дикостью неприрученного мужчины.

Глаза совершенно невероятные, под их взглядом дыхание перехватывает.

Ана нахмурилась, крепче стиснула пестик. Все это ее нисколько не интересует.

Возможно, в какой-то момент на кухне, когда он нежно поглаживал ее тело, когда сквозь его голос ничего больше не было слышно, ее к нему потянуло.

Хорошо, он меня взволновал, признала про себя Ана. Это не преступление.

Потом быстро, решительно щелкнул выключателем, что ее вполне устраивает.

С той самой секунды и дальше он останется для нее исключительно отцом Джессики. Она будет холодной, сдержанной, даже если это убьет ее. Дружелюбие ее не пойдет дальше общения с ребенком.

Появление в ее жизни милой девочки радует, и она не готова пожертвовать радостью из-за праведной и естественной неприязни к ее отцу.

— Привет! — Сквозь дверные жалюзи смотрит личико феи. Последние капли злости растаяли при взгляде в огромные улыбающиеся глаза.

Ана отставила ступку с пестиком и улыбнулась. Пожалуй, надо сказать спасибо Буну, который не принял нынешнюю стычку за основательный повод держать Джесси дома.

— Ну, видно, ты пережила первый день в школе. А школа пережила?

— Угу. Моя учительница миссис Фэррол. У нее седые волосы, большие ноги, но она очень добрая. Еще я познакомилась с Марси, и с Тодом, и с Лидией, и с Фрэнки, и со всеми другими. Утром мы…

— Ох… — Ана со смехом вскинула руки. — Может, зайдешь, сядешь, потом уж расскажешь, как прошел день?

— Не могу дверь открыть, руки заняты. Ана услужливо подняла жалюзи.

— Что там у тебя?

— Подарки. — Джесси с пыхтением водрузила пакет на стол, потом вытащила большой карандашный рисунок. — Мы сегодня рисовали, я две картинки сделала. Одну папе, другую тебе.

— Мне? — Растроганная Ана взяла красочный рисунок на толстой бежевой бумаге, пробудившей школьные воспоминания. — Очень красиво, солнышко.

— Смотри, это ты. — Джесси указала на фигурку с золотистыми волосами. — Это Квигли. — Детское, но весьма точное изображение кота. — А вот это цветы. Розы, и маргаритки, и шпоры…

— Шпорник, — пробормотала Ана с затуманившимся взглядом.

— Угу, и другие. Названий не помню. Только ты обещала меня научить.

— Обязательно научу. У них красивые названия.

— А папе я нарисовала наш новый дом, и там он сам стоит на террасе, где особенно любит стоять. Он рисунок на холодильник приклеил.

— Прекрасная мысль. — Ана направилась к холодильнику, прикрепила листок в центре дверцы магнитом.

— Люблю рисовать. Папа очень хорошо рисует и говорит, что мама рисовала еще лучше. Значит, это естественно перешло ко мне. — Она схватила Ану за руку. — Ты на меня сердишься?

— Нисколько, моя дорогая. За что мне на тебя сердиться?

— Папа сказал, что Дэзи тебя с ног сбила, расколотила горшки, ты поранилась. — Джесси осмотрела царапину на руке и торжественно поцеловала. — Мне очень жалко.

— Да ладно. Дэзи ведь не нарочно мне под ноги подвернулась.

— И папины туфли не нарочно сгрызла, а он потом ругался плохими словами.

Ана закусила губу.

— Наверняка не нарочно.

— Папа вопил во все горло, Дэзи разнервничалась и написала на ковер. Он начал за ней гоняться по дому, ужасно смешно, я со смеху умирала. Папа тоже смеялся. Обещал выстроить во дворе будку, посадить меня туда вместе с Дэзи.

Утратив всякую надежду на серьезное восприятие описанной ситуации, Ана с хохотом подхватила девочку на руки.

— Думаю, вам с Дэзи было бы очень весело в собачьей конуре. Но если ты хочешь спасти папины туфли, то почему не учишь собаку?

— Ты умеешь? Сможешь ее научить фокусам и всему остальному?

— Возможно, смогу. Смотри. — Ана развернула Джесси лицом вперед, кликнув Квигли, дремавшего под кухонным столом. Кот неохотно поднялся, потянулся, припав на передние лапы, потом выгнул спину и вышел. — Хорошо. Сядь. — Он повиновался с тяжелым кошачьим вздохом. — Лапы вверх. — Квигли осторожно поднял лапы, как тигр в цирке. — Теперь, если подпрыгнешь, открою на ужин банку тунца.

Кот, кажется, мысленно обсуждал предложение. Видно, признав трюк семечками по сравнению с банкой тунца, сгорбился, высоко подскочил и легко приземлился на лапы. Пока Джесси захлебывалась смехом и хлопала в ладоши, он скромно вылизывал дочиста лапы.

— Я и не знала, что коты делают фокусы.

— Квигли особенный кот. — Ана отпустила малышку, позволив погладить кота. Тот замурлыкал, потерся мордочкой об ее колено. — Его семейство живет в Ирландии, как и почти все мое.

— Значит, он одинокий?

Ана с улыбкой почесала кота под подбородком.

— У него есть я, а он у меня. Не желаешь ли перекусить, рассказать мне, как день прошел?

Джесси заколебалась, борясь с искушением.

— Наверное, не смогу, скоро ужин, и папа…Ой, чуть не забыла! — Бросившись к столу, она схватила пакет в красивой бумаге. — Вот тебе от него.

— От кого? — Ана непроизвольно спрятала руки за спину. — Что это?

— Знаю, — усмехнулась Джесси, взволнованно захлопав ресницами, — да не скажу. А то сюрприз испорчу. Открывай. — Она настойчиво совала пакет, удивляясь, что Ана крепко стискивает за спиной руки. — Неужели не любишь подарки? Я их больше всего на свете люблю, а папа всегда дарит очень хорошие.

— Не сомневаюсь, но…

— Тебе что, мой папа не нравится? — Джесси выпятила нижнюю губку. — Злишься на него из-за того, что Дэзи горшки перебила?

— Нет-нет, вовсе не злюсь. — Во всяком случае, не из-за разбитых горшков. — Он ни в чем не виноват. И конечно, твой папа мне нравится… То есть я его почти не знаю… — Попалась, заключила Ана, с трудом изображая улыбку. — Просто не ожидала подарка. Ведь сегодня не мой день рождения. — Чтобы доставить девочке удовольствие, взяла пакет, встряхнула, объявив с удивлением: — Не гремит, — на что Джесси со смехом всплеснула руками.

— Угадай! Догадайся-ка, что там такое!

— М-м-м… тромбон?

— Не-ет, он слишком большой. — Малышка запрыгала от волнения. — Открывай! Открывай и смотри!

От ее бурной реакции сердце сильно забилось. Ана взяла себя в руки, исполнила страстную просьбу, разорвала цветную бумагу.

— Ах…

Это была книга большого детского формата в белоснежной обложке с прекрасным изображением златовласой женщины в сверкающей короне и летучих голубых одеждах.

— «Королева фей», — прочла Ана. — Бун Сойер.

— Совсем новенькая, — сообщила Джесси. — Ее пока даже не купишь. Папе всегда присылают первые экземпляры. — Она легонько погладила картинку. — Я ему сразу сказала, что она на тебя похожа.

— Чудесный подарок, — со вздохом признала Ана. И весьма коварный. Как на него теперь злиться?

— Он там тебе кое-что написал. — Джесси нетерпеливо перевернула обложку. — Видишь?

«Анастасии с надеждой, что волшебная сказка послужит белым флагом. Бун».

Ана скривила губы. Ничего не поделаешь. Невозможно отвергнуть столь очаровательно предложенное перемирие.

Разумеется, он на это рассчитывал. Отшвырнув ногой упаковочную коробку с вещами, уставился в окно на соседний дом. Не подглядывал.

Наверняка пройдет несколько дней, прежде чем она окончательно успокоится, но, кажется, сделан гигантский шаг в правильном направлении. В конце концов, не хочется враждовать с новой подружкой Джесси.

Вернувшись к кухонной плите, он убавил огонь под тушившимися куриными грудками и, включив миксер, принялся деловито готовить картофельное пюре.

Первый номер среди любимых блюд дочки. Можно подавать каждый вечер — ребенок не возражает. Конечно, приходится самостоятельно разнообразить меню, обеспечивая Джесси здоровой полноценной пищей.

Бун подлил в пюре молока и скривился. Надо признать, он с большой радостью отказался бы от этой отцовской обязанности. Тяжело каждый вечер решать, что подавать на стол.

Готовить вполне согласен, если бы не ежедневный выбор между тушеным мясом в горшочках, жареной курицей, рубленой свининой и прочим. Еще надо гарнир придумывать. В отчаянии даже начал тайком собирать рецепты, надеясь изобрести новые варианты.

Однажды серьезно собрался взять домоправительницу. Мать с тещей активно его уговаривали и, соперничая друг с другом, советовали, как найти подходящую женщину. Угнетала сама мысль о том, что в доме появится кто-то чужой, постепенно начнет приручать его дочку.

Джесси принадлежит ему. На все сто процентов. Это его вполне устраивает, несмотря на обязанность выбирать и покупать продукты, готовить еду.

Щедро добавив масла, Бун услышал быстрые шажки на террасе.

— Правильно рассчитала, лягушечка. Я уже собирался свистеть. — Оглянулся, слизывая с пальца размятую картошку, и увидел стоявшую в дверях Ану, которая одной рукой придерживала за плечо Джесси. Мышцы живота так резко сжались, что он чуть не поморщился. — Э-э-э… здравствуйте.

— Не хотела мешать вам готовить, — начала она, — просто должна поблагодарить за книжку. Очень мило с вашей стороны.

— Рад, что она вам понравилась. — Бун вспомнил, что поверх джинсов повязано полотенце, и мигом его сорвал. — Лучшего мирного символа не придумал.

— Он вполне сработал, — улыбнулась Ана, очарованная его хлопотами у кухонной плиты. — Спасибо, что подумали обо мне. А теперь я, пожалуй, пойду, не стану отвлекать вас от ужина.

— Пускай она зайдет, а? — Джесси потянула Ану за руку. — Можно, пап?

— Ну конечно. Пожалуйста. — Бун отпихнул коробку, которая преграждала путь. — Мы еще вещи не разобрали. Получается дольше, чем я ожидал.

Ана вошла из вежливости и любопытства. Окна без занавесок, на плиточном полу каменного цвета нагромождение ящиков и коробок. Но на ярко-синей столешнице аккуратно расставлены в ряд керамический горшочек в виде Белого Кролика, заварочный чайник в виде Безумного Шляпника, сахарница в виде Сони [6]. Прихватки на медных крючочках явно развешаны детской рукой, на дверце холодильника картинная галерея из рисунков Джесси, в углу сопит щенок.

Еще не распаковались, не навели порядок, но это уже ухоженное жилище.

— Великолепный дом, — заключила она. — Неудивительно, что он так быстро продан.

— Хочешь посмотреть мою комнату? — Джесси снова потащила ее за руку. — У меня там кровать с пологом и куча мягких игрушек!

— Потом покажешь, — одернул дочку Бун. — А сейчас беги мыть руки.

— Ладно. — Девочка вопросительно посмотрела на Ану. — Не уходи!

— Может, бокал вина? — предложил Бун, когда Джесси умчалась. — Хороший способ закрепить перемирие.

— Согласна.

Он открыл дверцу холодильника, рисунки зашуршали.

— А Джесси неплохая художница. С ее стороны очень мило изобразить меня.

— Осторожно, иначе вам придется увешать ее произведениями все стены. — Бун помедлил с бутылкой в руках, припоминая, куда поставил бокалы, если вообще вытащил их из коробок. Быстрый осмотр полок доказал, что не вытащил. — Не возражаете пить шардоне из кружек с изображением Багса Банни [7]?

— Разумеется, нет, — рассмеялась Ана. Дождавшись, пока он разольет вино, она провозгласила тост: — Добро пожаловать в Монтерей. — И улыбнулась.

— Спасибо. — Сбитый с толку ее улыбкой, Бун, заикаясь, спросил: — Я… вы… давно тут живете?

— Всю жизнь, уезжая и возвращаясь. — Запах тушеной курицы и веселый беспорядок на кухне заставили ее расслабиться. — У моих родителей тут был дом, а другой в Ирландии. Теперь они в основном живут там, а я с кузиной и кузеном здесь. Моргана появилась на свет в том самом доме, где теперь обитает, на Севентин-Майл-Драйв. А мы с Себастьяном родились в Ирландии в замке Донован.

— В замке Донован?

— Звучит претенциозно, — рассмеялась она. — Хотя это действительно замок, довольно старый, довольно симпатичный, довольно уединенный. Принадлежит семейству Донован не одно столетие.

— Родились в ирландском замке… — задумчиво повторил Бун. — Возможно, поэтому, впервые вас увидев, я сразу подумал, что рядом за розовыми кустами живет королева фей… — Улыбка угасла, и он, не подумав, добавил: — У меня даже дух перехватило.

Кружка замерла в руках Аны на полпути к губам. Губы удивленно раскрылись от неожиданного признания.

— Я… — Она сделала глоток, потянув время. — По-моему, ваш писательский дар отчасти обязывает воображать фей в кустах, эльфов в саду, колдуний на верхушках деревьев…

— Пожалуй. — Она пахнет так же чудесно, как ветер, влетающий в окна, неся с собой запахи ее сада и моря. Бун шагнул к ней, не без удовольствия видя тревогу в глазах. — Как ваши царапины, соседка? — Тихонько взял за руку, нащупал большим пальцем пульс в локтевой впадине. Что бы там на него ни нашло, она, черт возьми, чувствует то же самое. Он скривил губы. — Больно?

— Нет, — пробормотала Ана так тихо, что сама опешила, а Бун обрадовался. — Нисколько не больно.

— От вас по-прежнему пахнет цветами.

— Бальзамом…

— Нет. — Пальцы другой руки скользнули по ее коже. — От вас всегда пахнет цветами. Луговыми цветами и морской пеной.

Непонятно, как она оказалась прижатой к буфету, как к ней прикоснулось мужское тело, мучительно близко придвинулись губы. Невозможно теперь не испробовать вкус этих губ.

И хочется испробовать с такой неожиданной силой, что все прочие соображения из головы улетучились. Глядя ему в глаза, она медленно прикоснулась к его груди, к сердцу, которое сильно билось. Сильно и бешено.

Значит, сейчас последует поцелуй, догадалась она. Сильный и бешеный с первой секунды.

Как бы подтверждая догадку, он потянул прядь ее волос, закрутил в пальцах. Знал, что волосы теплые, словно солнце, окрасившее их в свой цвет. На миг сосредоточился на грядущем поцелуе и наслаждении от него. Вдохнул ртом ее дыхание, полностью им напитавшись, и услыхал быстрый топот на лестнице.

Бун шарахнулся от Аны, как от раскаленной печки. Лишившись дара речи, они впились взглядом друг в друга, ошеломленные тем, что чуть не случилось, и толкавшей их к этому силой.

«Что со мной происходит? — спросил себя Бун. — Ни с того ни с сего прихватить женщину на кухне, где тушится курица, остывает картофельное пюре и куда с минуты на минуту влетит маленькая девочка?…»

— Я пойду. — Ана поставила кружку, пока та не выскочила из дрожащей руки. — В самом деле, зашла на минутку.

— Постойте. — Бун загородил дверь, чтобы она не выскочила. — По-моему, то, что должно было произойти, нам обоим не свойственно по природе. Интересно, не правда ли?

Она подняла на него серьезные серые глаза.

— Я вашей природы не знаю.

— Ну, я не привык соблазнять женщин на кухне, когда наверху находится моя дочь. И, безусловно, не привык чертовски желать женщину с первого взгляда.

Не следовало отставлять кружку. В горле совсем пересохло.

— Хотите, чтобы я поверила на слово? Не поверю.

В его взгляде вспыхнул вызов.

— Значит, вам нужны доказательства?

— Не нужны.

— Руки чистые, чистые, чистые… — На кухню впорхнула Джесси, блаженно не ведая о возникшей напряженности, представляя на всеобщее обозрение вымытые руки. — Для чего же их мыть, раз я ими не ем все равно?

Бун с усилием оторвался от Аны и щелкнул дочку по носу.

— Для того чтобы микробы не шмыгнули с пальцев в картофельное пюре.

— Фу! — Джесси скорчила гримасу. — Папа делает лучшее в мире картофельное пюре. Хочешь попробовать? Папа, можно Ана с нами поужинает?

— Собственно…

— Можно, конечно. — Бун зеркально скопировал усмешку дочки, но в глазах его, устремленных на Ану, было что-то опасное. — Мы вам очень рады. Еды хватит. Думаю, нам стоит как следует узнать друг друга. Предварительно.

Ана не спросила, предварительно перед чем. И так ясно. Но, как ни старалась, не смогла перебороть внезапное паническое волнение.

— С вашей стороны очень любезное предложение, — сказала она абсолютно ровным тоном. — Я бы с удовольствием, но… — Улыбнулась на разочарованный вздох Джессики. — Мне надо съездить к кузену, позаботиться о лошадях.

— Возьмешь меня с собой как-нибудь, дашь на них посмотреть?

— Если папа позволит. — Ана наклонилась, чмокнула Джесси в надутые губки. — Спасибо за картинку, солнышко. Очень красивая. — Осторожно ступив в сторону, посмотрела на Буна. — И за книжку. Она наверняка мне понравится. Доброй ночи.

И убежала из дома, едва ли не спасаясь. Вернувшись к себе, занялась обычными делами: выдала Квигли обещанного тунца, переоделась в джинсы и рубашку, собираясь ехать к Себастьяну.

Натягивая сапоги, пришла к выводу, что надо кое-что обдумать. Серьезно обдумать. Взвесить все за и против, оценить последствия. Представив, как Моргана закатывает глаза и обзывает ее безнадежными Весами — под этим знаком зодиака она родилась, — Ана рассмеялась.

Возможно, отчасти под влиянием этого знака она всегда понимает и сочувствует обеим конфликтующим сторонам. Что вредит делу так же часто, как помогает. Хотя в данном случае несомненно требуются ясная голова и спокойная сосредоточенность.

Возможно, ее сильно тянет к Буну. Причем физический аспект влечения абсолютно беспрецедентный. Конечно, ее и раньше привлекали мужчины, но она еще никогда не испытывала столь внезапного и острого желания. А острое желание, как правило, оставляет глубокую рану.

Действительно, есть о чем подумать. Хмурясь, Ана схватила джинсовую куртку и пошла вниз по лестнице.

Разумеется, она взрослая женщина, свободная, не связанная обязательствами, имеющая полное право позабавиться мыслью о связи с таким же свободным и взрослым мужчиной.

Но опять же известно, насколько опасны близкие отношения между людьми, которые неспособны принять друг друга такими, как есть.

По-прежнему споря с собой, Ана вышла из дому. Безусловно, она не обязана предлагать объяснения. Не обязана разъяснять свое происхождение и наследие, как разъясняла Роберту много лет назад. Даже если они с Буном сблизятся, ничего она ему не расскажет.

Ана села в машину, поехала задом к дорожке, мысленно перескакивая с одного на другое.

Хранить в тайне какие-то сведения о себе не обман, а самозащита, чему научил ее горький опыт. Причем довольно глупо учитывать этот аспект, даже еще не решив, хочется ли ей вступать в связь.

Нет, не совсем правда. Хочется. Речь скорее о том, можно ли это себе позволить.

В конце концов, Бун ее сосед. Кислые взаимоотношения существенно осложнят жизнь в такой близости. Кроме того, не стоит рисковать дружбой и теплыми чувствами ради собственных потребностей. Чисто физических, напомнила себе Ана, проезжая извилистой дорогой вдоль берега.

Действительно, он способен доставить плотское наслаждение. В этом нет ни малейших сомнений. Но эмоциональная цена будет слишком высокой для всех.

Для всех будет лучше, гораздо лучше, если продолжать дружбу с Джесси, держась на разумном расстоянии от отца.

Ужин окончен, посуда убрана. Состоялся не слишком успешный урок с Дэзи, хотя она уже садится, если нажать рукой на спину. Дальше шумный плеск в ванне, потом игра в лошадку со свежевымытой дочкой. Рассказана сказка, подан последний стакан воды.

Как только Джесси заснула и в доме стихло, Бун позволил себе выпить бренди на террасе. На столе кипы бланков — родительская домашняя работа, — которые необходимо заполнить для школы.

Надо с этим покончить, прежде чем ложиться, решил он. Но этот час принадлежит ему — тихий, темный, с почти полной всходящей луной.

Можно полюбоваться плывущими над головой тучками, обещавшими дождь, гипнотическим плеском воды о камни, треском насекомых в траве, которую он скоро скосит, ночным ароматом цветов.

Неудивительно, что этот дом выбран с первого взгляда. Нигде и никогда он не испытывал такого отдохновения, чувства покоя и правильности принятого решения. Мистические скульптурные кипарисы, магические ледогенераторы на берегу, пустые волшебные полосы вечернего пляжа.

И небесно-прекрасная женщина рядом.

Бун про себя улыбнулся. Для мужчины, который с незапамятных времен чувствует только случайное и мгновенное влечение к женщине, все происшедшее — словно прорыв плотины.

Он долго привыкал жить без Элис. И до сих пор не считает себя готовым к свиданиям, хотя не был монахом в последнюю пару лет. Жизнь его не пуста, после бесконечных страданий пришлось признать тот факт, что надо жить дальше.

Он с удовольствием потягивал бренди, просто наслаждаясь ночью, когда услышал автомобиль Аны. Заверил себя, что вовсе этого не дожидался, хотя и взглянул на часы. Не смог прогнать приятную мысль, что она приехала рано, слишком рано для возвращения с любовного свидания.

Разумеется, ее личная жизнь абсолютно его не касается.

Подъездной дорожки не видно, но в ночной тишине слышно, как хлопнула дверца машины. Через несколько секунд послышался стук открывшейся и закрывшейся входной двери.

Просунув босую ногу сквозь балюстраду, Бун старался представить, как Ана идет по дому. Заходит на кухню. Да, вспыхнул свет, фигура мелькнула в окне. Должно быть, ставит чайник или наливает бокал вина.

Свет вскоре погас, и он снова принялся фантазировать — поднимается по лестнице, зажигает свет, но в темном стекле, кажется, не лампа, а свеча. Зазвучала тихая струнная музыка — арфа. Манящая, романтичная, чуть печальная.

На краткий, на очень краткий момент в окне опять показался силуэт. Хорошо видна стройная женская фигурка, сбрасывающая кофту.

Бун поспешно хлебнул бренди и отвернулся. Как ни заманчиво, не стоит опускаться до соглядатая. Страшно хочется закурить, и он, извиняясь перед строгой дочерью, вытащил из кармана сигареты.

Дым растворился в воздухе, успокаивая нервы. Как и звуки арфы.

Прошло очень долгое время, прежде чем он вошел в дом и лег спать, слыша легкий стук дождя по крыше, вспоминая плывущую на ветру мелодию струн.

Глава 4

Каннери-роу полна звуков: людской болтовней на ходу, на бегу, веселыми звоночками туристских велосипедов, криками вездесущих чаек, выпрашивающих подачки. Ана радовалась толпе и шуму не меньше, чем уединению и тишине на своем заднем дворе.

Она терпеливо тащилась в потоке машин. Проехав мимо магазина Морганы, еще раз убедилась, что в такой идеальный денек и туристы, и местные жители гурьбой выехали на улицы.

Место для парковки будет большим подарком. Отказавшись от безнадежных попыток поисков свободного места на улице, направилась на стоянку в трех кварталах от «Викки».

Подойдя к багажнику, услышала всхлипы капризничавшего ребенка и сердитое бормотание утомленных родителей:

— Если сейчас же не прекратишь, вообще ничего не получишь. Я серьезно, Тимоти. С нас довольно. Давай шевелись.

В ответ на приказание малыш вывалился на площадку бесформенной грудой, мать беспомощно схватила его за кисельные ручки. Ана закусила губу, сдерживая улыбку, но молодым родителям явно было не до смеха. Руки заняты пакетами, лица мрачные.

Видимо, Тимоти сейчас купят одежду, предположила Ана, хотя вряд ли он после этого станет сговорчивее. Папаша сунул свои пакеты мамаше и наклонился, сурово сжав губы.

Какая ерунда, мелочь, но родители по-настоящему усталые и несчастные. Сначала Ана наладила связь с отцом, почувствовала любовь, злость, унылую растерянность. Потом с ребенком — сбит с толку, устал, глубоко огорчен отказом купить ему набивного слона, стоявшего в магазинной витрине.

Она закрыла глаза. Отец занес руку, намереваясь шлепнуть по попке в подгузнике, малыш набрал в грудь воздуха, готовясь издать пронзительный негодующий визг.

Мужчина вдруг вздохнул, опустил руку, Тимоти поднял к нему разгоряченное розоватое личико, залитое слезами.

Мужчина наклонился, открыв объятия.

— Мы все устали, правда?

Ребенок к нему бросился, пристроил тяжелую головку на отцовском плече.

— Пить хочу…

— Сейчас, парень. — Мужчина утешительно похлопал сынишку, ободряюще улыбнулся жене, готовой вот-вот заплакать. — Может, пойдем выпьем чего-нибудь холодненького? Ему просто надо поспать…

И родители с малышом удалились, утомленные, но успокоившиеся.

Улыбаясь про себя, Ана открыла багажник. В семейных прогулках не одни песни и пляски. В следующий раз, когда они будут готовы окрыситься друг на друга, ее не окажется рядом, чтобы прийти на помощь. Ладно, сами как-нибудь разберутся.

Забросив за спину сумку, она принялась вытаскивать коробки, заготовленные для Морганы. Полдюжины упаковок, наполненных мешочками с ароматическими смесями, бутылочками с маслами и кремами, пакетиками-саше, атласными подушечками и месячными спецзаказами, варьирующимися от тоников до индивидуальных духов.

Учитывая расстояние, она собиралась проделать путь дважды, но решила старательно распределить груз и донести все сразу.

Составила коробки одну на другую, уравновесила, захлопнула локтем багажник, вышла со стоянки, прошла полквартала и поняла, что переоценила силы.

Почему так всегда получается? Лучше легко сходить дважды, чем с трудом один раз. Дело не в тяжести, хотя ноша увесистая. Просто неудобно нести по забитому людьми тротуару. Еще волосы лезут в глаза. Исполнив живой быстрый танец, едва успела избежать столкновения с парой туристов-тинейджеров в легкой двухместной коляске.

— Помощь не требуется?

Сердясь на себя и на безответственных водителей, Ана оглянулась. Бун особенно впечатляюще выглядел в мешковатых хлопчатобумажных слаксах и рубашке. Джесси, сидя у него на плечах, с хохотом била в ладоши.

— Мы приехали покататься на карусели, поесть мороженого и вдруг тебя увидели!

— Кажется, вы чересчур нагрузились, — заметил Бун.

— Ничего, не тяжело.

Он похлопал Джесси по ноге, и та, повинуясь сигналу, съехала по спине.

— Протянем дружескую руку.

— Не надо, все в порядке. — Глупо отказываться, когда помощь необходима, но Ана почти всю неделю успешно избегала Буна. И почти так же успешно умудрялась не думать о нем. Не гадать. — Не хочу, чтобы вы сбились с пути.

— Мы никуда конкретно не направляемся, правда, Джесси?

— Угу. Просто бродим. У нас выходной. Ана не сдержала улыбку, как не сдержала и опасения во взгляде, брошенном на Буна. Его взгляд, как обычно, сбил с толку, привел в замешательство. Улыбка на губах не столько веселая, сколько вызывающая.

— Тут недалеко, — объяснила она, прихватывая расползавшиеся коробки. — Просто…

— Очень хорошо, — отмел он объяснения, забрал коробки, не спуская с нее глаз. — Зачем тогда нужны соседи?

— Одну я понесу, — подпрыгнула Джесси, всеми силами стремясь помочь. — Я сумею.

— Спасибо. — Ана вручила ей самую легкую упаковку. — Надо пройти пару кварталов до магазина кузины.

— А у нее дети есть? — полюбопытствовала Джесси, когда они тронулись.

— Пока нет.

— Я спросила у папы, откуда у нее в животике двое, а он говорит, что любовь иногда действует вдвое сильнее.

Разве можно чуждаться такого мужчины, подумала Ана, бросив на него теплый взгляд.

— Да, иногда бывает. Видно, у вас всегда находится верный ответ, — пробормотала она, обращаясь к нему.

— Не всегда. — Непонятно, то ли он равнодушен, то ли раздражен с полными руками коробок. Будь руки свободны, обязательно потянулись бы к ней, прикоснулись. — Надо только постараться каждый раз отыскать наилучший. Где вы прячетесь, Анастасия?

— Прячусь? — Теплота во взгляде исчезла.

— Давно во дворе вас не вижу. Вот уж не думал, что вас так легко испугать.

Поскольку Джессика скакала прямо перед ними, Ана придержала резкий ответ.

— Не понимаю, о чем вы. Я работала. Довольно усердно, если на то пошло. — Она кивнула на коробки. — Кое-какие результаты у вас в руках.

— Правда? Тогда я рад, что не стукнул в дверь, попросив чашку сахара. Чуть не постучал, но фальшивый предлог был бы очевиден.

Она на него покосилась.

— Ценю вашу сдержанность.

— Правильно.

Отбросив волосы с глаз, Ана окликнула Джесси:

— Мы отсюда пройдем к задней двери. По субботам страшная толкучка. Не люблю ходить по магазину, отвлекать покупателей.

— Кстати, чем ваша кузина торгует?

— Ох, всякой всячиной. По-моему, вас особенно заинтересуют ее товары. Ну, вот и пришли. — Ана указала на каменный мощеный пандус, заставленный по бокам горшками с кроваво-красной геранью. — Можешь дверь открыть, Джесси?

— Конечно. — Торопясь посмотреть, что за дверью, девочка ее толкнула и взвизгнула: — Ой, смотри, папа! — Бросила свою поклажу на первое попавшееся место и метнулась к крупной белой кошке, которая вылизывалась на столе.

— Джессика! — Твердый резкий отцовский окрик заставил ее замереть на месте. — Что я тебе говорил? Не подходи к чужим животным!

— Пап, он такой хорошенький!

— Это кошка, — поправила Ана, ставя коробки на стойку. — Твой папа совершенно прав. Не все животные любят маленьких девочек.

Детские пальчики дернулись, желая погладить густую белую шерстку.

— А она?

— Луна порой никого не любит. — Ана со смехом почесала кошку за ушками. — Но если ты проявишь чрезвычайную вежливость и получишь ее королевское позволение, то вы вполне поладите. — Она послала Буну успокаивающую улыбку. — Луна ее не поцарапает. Когда ей надоест, она просто уйдет.

Впрочем, Луна явно не возражала против знаков внимания. Подошла к краю стола, потерлась головой о протянутую руку.

— Я ей понравилась! — Джессика улыбнулась во весь рот. — Видишь, папа, я ей понравилась!

— Вижу.

— Здесь у Морганы обычно прохладительные напитки. — Ана открыла маленький холодильник. — Хотите чего-нибудь?

— С удовольствием. — На самом деле пить не очень хотелось, но, приняв предложение, можно и задержаться. Бун привалился к кухонному столику, пока Ана доставала стаканы. — Магазин там? — махнул он на дверь.

— Да, — кивнула она. — За другой дверью хранилище. Моргана торгует в основном однородным товаром, поэтому больших запасов не держит.

Он дотянулся через ее плечо и дотронулся пальцем до тоненьких листиков розмарина, растущего на подоконнике.

— Тоже этим занимается?

Ана постаралась не заметить его прикосновения. Почуяв от него запах моря, предположила, что они с дочкой ходили кормить чаек.

— Чем именно?

— Травами и растениями и так далее.

— Можно сказать. — Она отвернулась, поняв, что стоит слишком близко, и сунула ему в руки стакан. — Пиво из корнеплодов.

— Ужас. — Нечестно и, может быть, глупо, но Бун принял стакан и остался на месте. Ей пришлось запрокинуть голову, чтобы взглянуть ему в глаза. — Возможно, неплохое хобби для нас с Джессикой. Может, научите нас растить цветы?

— Это точно то же самое, что растить любое живое существо. — Невероятно трудно сохранять ровный тон, когда даже дышать тяжело. — Забота, внимание и любовь. Вы занимаетесь тем же, чем я, Бун.

— Надеюсь. — Он с пристальным сосредоточенным взглядом поднес к ее щеке руку. — Анастасия, я действительно думаю, что нам необходимо…

— Уговор есть уговор, детка, — послышался из приоткрывшейся двери голос. — Сидеть по пятнадцать минут через каждые два часа.

— Смешно. Ты ведешь себя так, будто я единственная беременная женщина во всем мире. — Моргана с тяжелым вздохом вышла в заднюю комнату. Вздернула брови при виде троицы и особенно Буна, зажавшего ее кузину в дальнем углу.

В моем мире ты единственная беременная женщина. — Нэш замер на полушаге. — Эй, Ана, ты-то мне и нужна, чтобы уговорить Моргану работать полегче. Теперь, раз ты тут, можно будет… — Он взглянул на стоявшего рядом с Аной мужчину и сощурился, фокусируя взгляд. — Бун? Будь я проклят, Бун Сойер, сукин… — Моргана толкнула его локтем в бок, и он сразу придержал язык. У стола стояла маленькая девочка, тараща глаза. — Ох, дружище… — договорил Нэш, порывисто шагнул вперед, пожал другу руку, хлопнул по спине в типично мужском приветствии. — Что ты тут делаешь?

— Кажется, доставляю товары, — усмехнулся Бун, сердечно ответив на рукопожатие. — А ты?

— Стараюсь жену образумить. Господи, сколько же мы не виделись? Года четыре?

— Около того.

Моргана скрестила на животе руки.

— Вы знакомы, как я понимаю?

— Конечно! Познакомились на писательской конференции. Десять лет назад, верно? И не виделись с… — С похорон Элис, вспомнил Нэш. Вспомнил пустоту, отчаяние и неверие в глазах Буна, стоявшего у могилы жены. — Ну, как ты?

— Отлично, — улыбнулся Бун. — У нас все хорошо.

— Замечательно. — Нэш положил руку ему на плечо, стиснул, прежде чем повернуться к девочке. — А ты, конечно, Джессика.

— Угу, — подтвердила та с лучезарной улыбкой, всегда радуясь встрече с незнакомыми людьми. — А вы кто?

— А я Нэш. — Он подошел к ней и присел на корточки. Кроме глаз, целиком позаимствованных у Буна, вылитая Элис. Умненькая прелестная фея. Нэш церемонно протянул руку. — Очень рад познакомиться.

Джессика со смешком шлепнула пятерней по его ладони.

— Это вы спрятали младенцев в Моргану? К чести Нэша, он потерял дар речи всего на секунду.

— Виноват. — Со смехом подхватил Джесси на руки. — Предоставляю Ане их вызволить. Так что же вы с папой делаете в Монтерее?

— Мы теперь тут живем, — сообщила девочка. — Совсем рядом с Аной.

— Не шутишь? — Нэш через ее голову усмехнулся Буну. — Давно?

— Чуть больше недели. Я слышал, что ты сюда перебрался, подумывал повидаться, как только устроимся. Не знал, что ты женат на кузине моей соседки.

— Мир тесен и чудесен, — заметила Моргана, наклонив голову и глядя на Ану, которая не сказала ни слова с той самой минуты, как хозяева вошли в комнату. — Раз уж меня никто не представил, я сама представлюсь — Моргана.

— Прошу прощения. — Нэш вскинул Джесси на плечо и приказал жене: — Сядь.

— Я абсолютно…

— Сядь, — повторила Ана, пододвигая стул.

— Численный перевес на вашей стороне. — Моргана села со вздохом. — Как вам нравится в Монтерее?

— Очень, — ответил Бун, переводя взгляд на Ану. — Больше, чем я ожидал.

— Мне все всегда нравится больше, чем я ожидала. — Моргана с легким смешком погладила живот. — Мы все очень скоро опять соберемся, вы расскажете то, что Нэш не позволил мне знать.

— С удовольствием.

— Детка, тебе же отлично известно, что я открытая книга. — Нэш чмокнул жену в макушку и подмигнул Ане. — Вот этого и дожидалась Моргана?

— Да, все тут. — Испытывая острую необходимость занять чем-то руки, Ана повернулась к груде коробок. — Я сама распакую. Испробуй вот этот новый лосьон из фиалок, прежде чем выставлять на продажу, а тут еще новый шампунь из мыльнянки…

— Отлично, я в полном восторге. — Моргана взяла бутылочку с лосьоном, откупорила. — Славно пахнет. — Капнула на руку и растерла. — Приятная консистенция.

— Душистая фиалка и ирландский мох, который мне папа прислал. — Ана подняла глаза от пакетов. — Нэш, не покажешь ли нашим гостям магазин?

— Хорошая мысль. Думаю, ты тут найдешь кое-что подходящее, — обратился он к Буну, направляясь к двери.

Прежде чем выйти, Бун оглянулся через плечо.

— Анастасия! — Дождался ответного взгляда. — Не исчезайте.

— Так-так-так, — многозначительно протянула Моргана, откинувшись на спинку стула и улыбаясь, как кошка, произошедшая по прямой линии от самой главной кошки. — Рассказывать не собираешься?

Прикладывая чуть больше силы, чем требовалось, Ана разорвала бечевку на пакете.

— О чем?

— О себе и своем горделивом соседе, конечно!

— Рассказывать нечего.

— Милочка, я тебя знаю. Когда я вошла в комнату, ты была так им поглощена, что можно было бы вызвать торнадо, а ты глазом бы не моргнула.

Ана занялась еще не распакованными коробками.

— Не смеши меня. Ты не вызывала торнадо с тех пор, как мы впервые смотрели «Волшебника из страны Оз» [8].

— Ана, — тихо и твердо сказала Моргана. — Я тебя люблю.

— Знаю. И я тебя тоже.

— Ты никогда не нервничаешь. Возможно, поэтому меня так удивляет и так беспокоит, что в данный момент ты очень сильно нервничаешь.

— Ничего подобного. — Ана звякнула пузырьками и сморщилась. — Хорошо, хорошо, хорошо. Мне надо подумать. — Она резко развернулась на месте. — При нем нервничаю, и смешно было бы отрицать, что я нервничаю оттого, что меня к нему сильно тянет. Просто надо подумать.

— О чем?

— Как ко всему этому относиться. К нему, я имею в виду. Не собираюсь повторять ошибку, тем более что она коснется и Буна, и Джессики.

— Ох, дорогая, неужто ты в него влюбилась?

— Полный бред! — Ана слишком поздно спохватилась, что кузина вряд ли примет излишне категоричный ответ за чистую монету. — Просто нервничаю, вот и все. Никогда еще мужчина не оказывал на меня такого физического воздействия… — Никогда. Еще никогда. И страшно, что больше никогда не окажет. — Давно, во всяком случае. Мне надо подумать.

— Дорогая, — протянула к ней руки Моргана. — Через пару дней Себастьян с Мэл вернутся из свадебного путешествия. Может, позволишь ему посмотреть? Тебе станет легче, если будешь знать.

Ана решительно затрясла головой:

— Нет… Конечно, я думала об этом, но будь что будет. Пусть мы останемся в равном положении. Узнав, я получу преимущество перед Буном. По-моему, равноправие важно для нас обоих.

— Тебе лучше знать. Позволь я кое-что скажу как женщина. — Моргана усмехнулась. — Как колдунья. Не имеет никакого значения, знаешь ты или не знаешь, когда речь идет о мужчине, затронувшем твое сердце. Это совершенно не важно.

Ана кивнула:

— Тогда следует убедиться, что сердце мое не затронуто, пока я не готова.

— Невероятно, — бормотал Бун, осматривая «Викку». — Просто невероятно.

— С первого взгляда у меня было точно такое же впечатление. — Нэш схватил хрустальную волшебную палочку с аметистовым острием. — По-моему, наши коллеги решительно обалдели бы.

— Между сказками и оккультизмом тонкая грань, — рассуждал Бун, держа в одной руке палочку и проводя пальцем по оскаленной пасти бронзового волка. — Хоть я смеялся над твоим последним фильмом, у меня кровь в жилах стыла.

— Кошмар с юмором, — усмехнулся Нэш.

— Тебе лучше всех удается. — Он оглянулся на дочку, которая, заложив руки за спину, во все глаза разглядывала миниатюрный серебряный замок в радужном стекле. — Не получится увести ее отсюда с пустыми руками.

— Истинная красавица, — признал Нэш, как всегда размышляя о собственных детях, которые скоро родятся на свет.

— На мать похожа. — Бун подметил в глазах приятеля вопрос и заботу. — Хочешь не хочешь, Нэш, горе проходит. Элис была прекраснейшей частью моей жизни и отдала мне все лучшее. Я ей благодарен за каждую проведенную вместе минуту. — Он положил хрустальную палочку. — А теперь мне хотелось бы знать, каким образом ты, закоренелый холостяк, женился и ждешь близнецов.

— Материал собирал для сценария, — усмехнулся Нэш, покачиваясь на каблуках. — Удрал из Лос-Анджелеса. Пробыл здесь совсем недолго, зашел сюда и увидел Моргану.

Разумеется, это не все. Тут еще очень много другого. Только не дело Нэша рассказывать Буну о наследии Донованов. Даже если приятель поверит.

— Да, когда ты решаешь нырнуть, то с головой ныряешь.

— Ты тоже. Индиана далековато отсюда.

— Я вовсе не хотел далеко забираться, — поморщился Бун. — Там мои родители и родители Элис. Мы с дочкой стали целью их жизни. А мне хотелось изменить свою жизнь и жизнь Джессики.

— Поселившись рядом с Аной? — прищурился Нэш. — В доме из красного дерева со сплошным стеклом и террасой?

— Именно.

— Хороший выбор. — Нэш снова оглянулся на Джесси, которая бродила по магазину, подбираясь к маленькому замку. Ни разу ничего не попросила, и поэтому страстный взгляд сработал с повышенной эффективностью. — Если сам не купишь, то я подарю.

* * *

Выйдя вместо Морганы расставить товары на полках, Ана увидела, что с прилавка исчез не только серебряный замок, но также волшебная палочка, трехфутовая статуэтка крылатой феи, которую она для себя присмотрела, а еще хрустальное стеклышко в виде единорога для солнечных зайчиков, магический хрустальный кубок с многогранными шариками внутри и жеода[9] размером с бейсбольный мяч.

— Мы люди слабые, — объяснил Бун с поспешной овечьей усмешкой, видя, как вздернулась ее бровь. — Никакой силы воли.

— Зато вкус превосходный. — Она провела кончиком пальца по крыльям феи. — Очаровательно, правда?

— Лучше не бывает. Пожалуй, поставлю для вдохновения у себя в кабинете.

— Хорошая мысль. — Она наклонилась к витрине с камнями, поглаживая пальцами обточенные кристаллы, пробуя на ощупь, отбрасывая, выбирая. — Малахит для ясности мыслей. Содалит успокаивает душевное смятение, лунный камень обостряет чувствительность, аметист, конечно, пробуждает интуицию.

— Конечно.

Ана реплику проигнорировала.

— Хрусталь вообще от всего помогает. — Она внимательно взглянула на Буна, склонив набок голову. — Джесси говорит, что вы стараетесь бросить курить.

— Стараюсь, — пожал он плечами.

Она протянула кусок хрусталя.

— Носите в кармане. А другие камни разложите в доме. — И отвернулась, держа в руках разноцветные пузырьки, а он взял хрусталь, повертел в пальцах.

Особого вреда не будет.

Бун, не веривший в магические кристаллы и в волшебную силу камней, понимал, что их вполне можно использовать для интриги. Следовало также признать, что они мило смотрятся на письменном столе, создают атмосферу. Жеода послужит неплохим пресс-папье.

В целом день удачный. Они с Джесси с большим удовольствием покатались на карусели в торговом центре, сыграли в видеоигры, прошвырнулись по Каннери-роу и рыбному рынку. Неожиданно столкнувшись с Анастасией, получили дополнительный выигрыш, признал он, поигрывая кремовым лунным камнем. И золотой приз — встречу с Нэшем, открытие, что они живут рядом.

Нахлынули размышления о мужской дружбе. Забавно, занятый в последние месяцы хлопотами, связанными с переездом, с освоением на новом месте, он даже не подумал, что Нэш и есть именно тот компаньон, которого следовало бы предпочесть всем прочим, хотя их приятельские отношения сводились главным образом к многолетней переписке. Лояльный, легкий в общении, с богатым воображением.

Будет очень приятно давать ему отцовские советы после рождения близнецов.

О да, думал Бун, держа в руках лунный камень, глядя, как он поблескивает в лунном свете, льющемся в окно кабинета, мир, безусловно, тесен и чудесен.

Один из его старейших приятелей женат на кузине женщины, которая живет по соседству. Теперь Ане будет трудновато его избегать.

А она его именно избегает. Возникает сильное ощущение, которым нельзя не гордиться, что он заставляет эту фею нервничать.

Он почти забыл, как сближаются с женщиной, которая слегка краснеет, растерянно смотрит с участившимся сердцебиением. Все женщины, с которыми случалось иметь дело в последнюю пару лет, были невозмутимыми, рассудительными… и безобидными. Он хорошо себя чувствовал с ними, всегда радуясь женскому обществу. Только не было никакой тяги, никакой тайны, никаких иллюзий.

Пожалуй, он до сих пор остается мужчиной, привязанным к старомодному типу женщин. К розово-лунному типу, усмехнулся Бун. Тут он увидел ее, и смешок застрял в горле.

Ана шла по саду, почти плывя в лунном свете, со шмыгающим в тенях серым котом. Распущенные волосы поблескивают на спине, на плечах, на бледно-голубом халате. Кажется, вздыхает, срезая цветы и укладывая в корзину.

Она пела старую песню, переходившую из поколения в поколение. Далеко за полночь думала, что осталась одна, никто ее не видит. Первая ночь осеннего полнолуния — время собирать плоды, так же как весеннее полнолуние — время сеять зерна. Уже сделан круг, расчищен участок.

А сейчас она складывала цветы и травы в корзинку нежно, словно младенцев. В глазах колдовство. И в крови.

— На свету и в тенях под луной я срезаю цветы, выбираю на ощупь, по запаху средь темноты. Пусть они волшебство несут людям. Как скажу, так и будет…

Сорвала буквицу и гелиотроп, выкопала корень мандрагоры, отыскала пижму и бальзамин. Корзина тяжелела.

— Нынче жатва, а завтра сев. Беру только то, что пустила в посев. Всегда помню, что будет, помогаю, спасаю без вреда людям.

Произнеся заклинание, Ана прижалась лицом к цветам, вдыхая свежие ароматы.

— Не пойму, вы настоящая?

Она быстро вздернула голову, видя тень возле изгороди, которая потом шагнула в сад, превратившись в мужчину.

Сердце скакнуло в горло, постепенно ускоряя биение.

— Вы меня испугали.

— Простите. — Видимо, лунный свет придает ей такое… очарование. — Допоздна заработался, вышел, увидел вас. По-моему, поздновато собирать цветы.

— Луна ярко светит. — Он не увидел никакой опасности в ее улыбке. — Мне казалось, вы знаете, что все собранное при полной луне обладает волшебными чарами.

Бун улыбнулся в ответ:

— Колокольчики уже собрали?

Ее рассмешил намек на Рапунцель[10].

— Да, по правде сказать. Без них волшебный сад не полон. Если желаете, высажу для вас в горшочек.

— Почти никогда не отказываюсь от волшебства.

Ветерок шевельнул ее волосы. Поддавшись влиянию момента, он протянул руку, схватил прядь. Улыбка в ее глазах померкла, а в нем запела кровь.

— Вам идти надо. Там Джесси одна.

— Она спит. — Он шагнул ближе, притянутый прядью волос, как канатом. Уже шагнул в магический круг, который она очертила. — Окна открыты, услышу, если позовет.

— Поздно. — Ана так крепко схватила корзинку, что плетеная ручка вонзилась в ладонь. — Мне надо…

Бун мягко отнял корзинку, поставил на землю.

— Мне тоже. — Другой рукой коснулся волос, отбросил с лица. — Очень.

Приблизил губы, она задрожала, в последний раз попыталась взять себя в руки.

— Бун, то, что вы собираетесь сделать, осложнит всем нам жизнь.

— Может быть, мне простота надоела. — Впрочем, он чуть повернул голову, так что губы скользнули по ее щеке и коснулись виска. — Неужели не знаете, что мужчина просто не может не поцеловать женщину, которая под луной собирает цветы.

Ана замерла. Предательское тело таяло в мужских объятиях.

— А ей остается желать поцелуя.

Он вновь опустил голову, и она покорилась. Следует обращаться с ней нежно. Этого требует сама ночь с ароматным ветром и с волшебной музыкой моря, плещущегося о скалы. Женщина в его руках стройная, как тростинка, в тонких шелковых одеждах, прохладных на теплой атласной коже.

Но, наконец прильнув к роскошным мягким губам, слыша вокруг соблазнительно шепчущие ароматы, он схватил ее крепко, как мародер.

Отчаянная внезапная жадная страсть. Ни одна здравая мысль не пробьется сквозь бурные ощущения. Голод вонзился в пах острой стрелой, из груди вырвался стон неутоленности.

Боль. Тысячи болезненных уколов. И все-таки оторваться невозможно, нельзя не искать ее губ. Боязно выпустить — вдруг она растает как дым и он никогда больше в жизни не испытает ничего подобного.

Она не могла его утихомирить. Отчасти хотелось погладить, охладить, заверить, что у них обоих все будет хорошо. Но не получается. Он опустошил ее. То ли собственные мучительные желания, то ли эхо его желаний, то ли вместе то и другое полностью лишили воли.

Да, было известно, отлично известно, что первая схватка будет бешеной и суровой. Она этого жаждала и боялась. А теперь превзошла страх. Никто не устоит перед убийственной смесью боли и наслаждения.

Бун провел по лицу Аны дрожащими пальцами, запустил их в волосы и сцепил на затылке. Содрогаясь под яростной атакой, ее тело требовательно к нему прижалось. Пробормотав его имя, она задохнулась.

Он слышал тихий прерывистый шепот сквозь пульсацию крови. Сам дрожит или она? Кто сильнее опьянен?

Медленно от нее оторвался, по-прежнему держа за плечи, глядя в глаза. Она видела себя в лунном свете, утопала в голубом море. Утопала в мужчине.

— Бун…

— Не сейчас. — Господи, он чуть живьем ее не проглотил. — Еще не время. — Потянувшись приник к губам легким долгим тихим поцелуем окончательно ее обезоружив. — Не хотел причинить тебе боль.

— Ты и не причинил. — Ана стиснула губы попыталась повысить голос. — Ты не причинил мне боли. Просто сбил меня с ног.

— Я думал, что готов. — Бун провел руками по ее плечам и отпустил. — Готов ли кто-нибудь к такому, не знаю. — Точно не зная, что будет, если снова к ней прикоснуться, он сунул руки в карманы. — Может быть, дело тут в лунном свете, а может быть в тебе. Я должен быть честен с тобой Анастасия, только не вполне понимаю, что делать.

— Что ж… — Она крепко сжала руки, схватившись за локти. — Скажу о себе то же самое.

— Если бы не Джесси, ты нынче не вернулась бы домой в одиночестве. Впрочем, я серьезно отношусь к интимной близости.

Уже набравшись сил, Ана кивнула:

— Если бы не Джесси, я тебя попросила бы провести со мной ночь. — Она глубоко вздохнула. Надо хотя бы в этом откровенно признаться. — Ты был бы у меня первым.

— Первым?.. — Руки онемели. Поняв, что она девственница, он почуял страх и сверхъестественное волнение. — О боже…

Она вздернула подбородок.

— Я вовсе не стыжусь.

— Да нет, я не о том… — Лишившись дара речи, Бун провел ладонью по ее волосам. Невинная златовласая девственница в тонких голубых одеждах с цветами у ног… А он вынужден отказаться и уйти один. — Вряд ли ты понимаешь, что это значит для мужчины.

— Вряд ли понимаю, раз я не мужчина. — Ана наклонилась за корзинкой. — Но знаю, ты скоро поймешь, что значит для женщины впервые отдаться. Поэтому мне кажется, что нам обоим следует хорошенько подумать. — Она улыбнулась или попыталась. — А после полуночи трудно думать здраво при полной луне и сорванных цветах. Говорю тебе, Бун, доброй ночи.

— Ана… — Он взял ее за руку, но не удерживал. — Ничего не случится, пока ты не будешь готова.

Она кивнула.

— Конечно. Хотя ничего не случится, если в этом смысла не будет.

И побежала к дому в развевающихся одеждах.

Глава 5

Сон не шел очень долго. Бун не ворочался и не ерзал в постели, просто лежал, уставившись в потолок, глядя, как лунный свет бледнеет в последней предрассветной глухой темноте.

Заснул, когда солнце бросило яркие полосы на кровать, лежа на животе лицом вниз, раскинув руки-ноги. В проплывающем в подсознании сне нес Ану на руках по длинной круглой беломраморной лестнице. На самом верху, среди пухлых хлопковых облачков, подвешено огромное ложе, утопающее в водопадах белого атласа. Сотни длинных тонких свечей испускают мерцающий свет, источают аромат — нежный привкус ванили, мистического жасмина. И еще слышен слабый манящий запах, который ее повсюду сопровождает.

Она улыбается. Волосы — солнечное сияние. Глаза дымчатые. Он кладет ее на кровать, оба в ней глубоко утопают, словно в облаках. Звучит арфа, романтично, как слезы, раздается шепот, не громче дыхания легкого ветерка.

Она поднимает руки, заключает его в объятия, они плывут, как призраки в чьей-то фантазии, неразрывно связанные желанием и невыносимой сладостью долгого нескончаемого поцелуя. Губы ее призывно шевельнулись под его губами, она шепчет…

— Папа!

Бун разом проснулся, когда дочка прыгнула ему на спину. Невразумительно забормотал, и она захихикала, чмокнув щетинистую щеку.

— Проснись! Я завтрак приготовила!

— Завтрак… — проворчал он в подушку, прокашливаясь после сна и стараясь прогнать сновидение. — Который час?

— Маленькая стрелочка на десяти, а большая на трех. Я поджарила тосты с корицей и налила в стаканчики апельсиновый сок.

Бун застонал и перевернулся, глядя заспанными глазами на Джесси, яркую, как солнечный лучик, в розовой хлопчатобумажной блузе и шортах. Пуговицы застегнуты наперекосяк, но волосы расчесаны.

— Давно встала?

— Очень давно. Дэзи вывела и покормила. Сама оделась, почистила зубы и посмотрела мультики. Потом проголодалась и приготовила завтрак.

— Деловая девочка.

— Угу. И сидела тихо, чтобы рано тебя не будить в выходной.

— Правда тихо, — подтвердил Бун, перестегивая пуговицы на рубашке дочки. — По-моему, ты заслужила награду.

Глазки вспыхнули.

— Какую? Что мне за это будет?

— Как насчет розового животика?

Он свалил хохочущую девочку на кровать и начал с ней бороться. Прикинувшись, будто совсем выдохся и сдается, отдал ей победу, позволив вновь влезть на спину.

— Ты мне не по силам.

— Потому что я овощи ем, а ты нет.

— Кое-что ем.

— А по-моему, нет.

— Когда тебе стукнет тридцать три года, тоже не станешь есть брюссельскую капусту.

— А я ее люблю.

Бун усмехнулся в подушку:

— Только потому, что я замечательный повар. Тогда как моя мама не выдерживала никакого сравнения.

— Она даже сейчас не умеет готовить. — Джесси вывела пальчиком на голой спине отца собственное имя. — Вместе с дедушкой Сойером ходит куда-то обедать, чтобы только не дома.

— Потому что дедушка Сойер далеко не дурак. — Бун отметил проблемы с написанием буквы «с». Над этим надо поработать.

— Ты сказал, что сегодня мы будем звонить всем бабушкам и дедушкам. Будем?

— Конечно, часа через два. — Бун перевернулся, глядя на дочку. — Скучаешь по ним, детка?

Угу. — Высунув язык, девочка принялась выписывать на его груди «Сойер». — Как-то странно, что их рядом нет. Они к нам в гости приедут?

Обязательно. — Вечное чувство вины перед родителями. — Тебе хотелось бы остаться в Индиане?

Джесси выкатила глаза.

— Ни за что! Там нет ни пляжа, ни чаек, ничего такого, ни большой карусели в городе, ни Аны в соседнем доме! Здесь лучше всего на свете.

— И мне тут тоже нравится. — Бун сел, чмокнул дочку в лоб. — Теперь проваливай, дай одеться.

— Прямо придешь завтракать? — уточнила она, слезая с кровати.

— Разумеется. Я такой голодный, что мигом проглочу все тосты с корицей.

Довольная, Джесси метнулась к двери.

— Сейчас еще сделаю.

Зная, что она поверит на слово и поджарит целую буханку, Бун поспешно принял душ, решил не бриться, натянул футболку и шорты, больше годившиеся в половые тряпки.

Он изо всех сил старался не вспоминать сон. В конце концов, интерпретировать очень просто. Он хочет Ану — не такая уж новость. А сплошь белые декорации — символ ее невинности.

Страшно до чертиков.

Джесси на кухне деловито намазывала маслом очередной кусок хлеба. На блюде гора тостов, в большинстве подгоревших. Пахнет корицей.

Бун сначала налил себе кофе, а потом уже взялся за тост, затвердевший, холодный, с комочками засахаренной корицы. Джесси явно унаследовала кулинарный талант бабки.

— Потрясающе, — объявил он, демонстративно причмокнув. — Мой излюбленный воскресный завтрак.

— Думаешь, Дэзи можно немножечко дать? Бун снова взглянул на гору тостов, потом на собачку, высунувшую язык. Если повезет, щенок сожрет половину воскресного завтрака.

— По-моему, можно. — Он наклонился, дал Дэзи понюхать кусочек, твердо и безапелляционно приказал сидеть, как написано в руководстве по дрессировке.

Дэзи, высунув язык, виляла хвостом. Бун прижал ей спину.

— Сидеть!

Собачка присела и сразу вскочила на четыре лапы, прыгая на него.

— Ладно, проехали.

Он высоко поднял хлеб и повторил команду. Вспоминая, с какой легкостью добивается послушания Ана, через пять безнадежных минут уговорил Дэзи присесть на задние лапы. Довольная собой собачка мигом проглотила подачку.

— Смотри, пап, сидит!

— М-м-м… допустим. — Бун поднялся, налил себе кофе. — Выйдем потом во двор, позанимаемся по-настоящему.

— Ладно. — Джесси радостно грызла тост. — Может, от Аны уйдет гость, и она нам поможет.

— Какой гость? — спросил Бун, держа в руках кружку.

— Я ее видела во дворе с каким-то дядей. Она его обнимала и целовала и все такое прочее.

— С каким… — Кружка стукнула о стол.

— У тебя пальцы в масле, — усмехнулась Джесси.

— Правда. — Стоя к ней спиной, он налил кофе. — Ну, и кто это был? — Будем надеяться, вопрос звучит обыденно, по крайней мере для шестилетней глупышки.

— Такой высоченный, с черными волосами. Они держались за руки и смеялись. Может, Ана его любит.

— Любит? — прошипел Бун сквозь зубы.

— Ты чего, пап?

— Ничего. Просто кофе горячий. — Он хлебнул черную жидкость. Обнимались, целовались, держались за руки, смеялись… Надо взглянуть на этого субъекта. — Джесс, пойдем на террасу, попробуем научить Дэзи сидеть.

— Пошли. — Джесси схватила блюдо с тостами, запев песню, выученную в школе. — Люблю есть на улице. Очень приятно.

— Еще бы. — Выйдя на террасу, Бун не сел, а остался стоять у перил с кружкой в руках. В соседнем дворе никого — тем хуже. Можно представить, чем Ана занимается в доме с черноволосым возлюбленным.

Наедине с ним.

Он съел еще три куска хлеба, обмакивая в кофе и придумывая, что скажет ей при следующей встрече.

Если она думает, что можно целоваться с ним вечером, чуть не доведя до взрыва, а утром забавляться с неизвестным типом, то сильно ошибается.

Будьте уверены, он ее выведет на чистую воду. Как только отловит, сразу же…

Мысль прервалась — она вышла из кухонной двери, кому-то что-то крикнув через плечо.

— Ана! — Джесси сорвалась со скамейки, замахала руками. — Эй, Ана, привет!..

Бун прищурился, Ана оглянулась. Рука, на его взгляд, нерешительно ответила на приветствие, а губы улыбаются напряженно, искусственно.

«Конечно, — думал он, потягивая кофе, — я бы тоже нервничал, если бы в моем доме была другая женщина».

— Можно ей рассказать, что делает Дэзи? Можно?

— Можно. — Он с мрачной усмешкой поставил кружку на перила. — Почему же нельзя?

Откусив еще кусок хлеба, Джесси слетела по лестнице, позвав с собой Дэзи и крикнув, чтобы Ана не уходила.

Бун заставил себя дождаться вышедшего из дома мужчину, который направился к Ане. Действительно высоченный, признал он с легким огорчением. Шесть футов с лишним. Бун расправил плечи. И волосы действительно черные, длинные, падают на воротник, романтически развеваются на ветру, как сказала бы женщина.

Загорелый, ладный, элегантный. Он заскрежетал зубами, когда незнакомец обнял Ану за плечи, будто имел на то полное право.

Ну, посмотрим, решил Бун, спускаясь по лестнице, сунув руки в карманы. Просто взглянем, и все.

Когда дошел до розовой изгороди, Джесси уже рассказывала про Дэзи со скоростью в тысячу миль в минуту, а Ана смеялась, интимно обхватив незнакомца за талию.

— Я бы сам сел, если бы мне кто-нибудь предложил тост с корицей, — объявил тот, подмигивая Ане.

— Ты бы сел, если бы тебе хоть кто-нибудь что-нибудь предложил. — Она слегка его стиснула и только тут заметила Буна за изгородью. — Ох… — На щеках вспыхнул бесполезный легкий румянец. — Доброе утро.

— Как поживаете? — медленно кивнул Бун, переводя подозрительный взгляд на стоявшего рядом с Аной мужчину. — Мы не хотели вам помешать…

— Вы и не помешали… — Ана смущенно запнулась, чувствуя загудевшее в воздухе напряжение. — Себастьян, это Бун Сойер, отец Джессики. Бун, это мой кузен Себастьян Донован.

— Кузен? — переспросил Бун, а Себастьян даже не позаботился спрятать расплывшуюся на губах усмешку.

— Хорошо, что ты нас так поспешно представила, — обратился он к Ане. — Я вполне доволен формой своего носа. — И протянул руку. — Рад познакомиться. Ана нас уже известила о новых соседях.

— Пап, это у него есть лошади!

— Помню. — Пожатие руки Себастьяна было сильным и крепким, а взгляд любопытно-насмешливый. — Вы недавно женились?

— Совершенно верно. Моя жена… — Себастьян оглянулся на хлопнувшую дверь. — Вот она. Свет моей жизни.

Из двери вышла высокая стройная женщина с буйными волосами и в пыльных ботинках.

— Прекрати, Донован.

— Стыдливо краснеющая новобрачная. — Оба явно друг над другом подшучивают. Себастьян взял жену за руку, поцеловал. — Это соседи Аны, Бун и Джессика Сойер. А это моя истинная любовь, Мэри Эллен.

— Мэл, — быстро уточнила женщина. — Только у Донована хватает терпения называть меня Мэри Эллен. Выглядит потрясающе, — добавила она, кивая на соседний дом.

— Кажется, мистер Сойер сочиняет сказки, пишет детские книжки, как тетушка Брайна.

— Правда? Здорово, — улыбнулась Мэл Джесси. — Ты наверняка страшно рада.

— Папа пишет лучшие в мире сказки. Это Дэзи. Мы ее учим сидеть. А можно мне приехать посмотреть на ваших лошадей?

— Конечно.

Мэл наклонилась погладить взъерошенную собачку, завела с Джесси беседу о лошадях и собаках, а Себастьян снова взглянул на Буна.

— У вас славный дом, — признал он. — Собственно, я сам подумывал его купить. — В глазах снова вспыхнул насмешливый интерес. — И местоположение очень удачное.

— Нам нравится. — Глупо прикидываться, будто не понимаешь подтекста. — Очень нравится. — Бун демонстративно протянул руку, дотронувшись до щеки Аны. — А вы сегодня бледненькая, Анастасия.

— Да нет, все в порядке. — Легко выдерживать ровный тон, хотя Себастьян с легкостью читает мысли. Наверняка прощупал подсознание Буна, и сама она чувствует неназойливые попытки. — Прощу прощения, я обещала Себастьяну отростки боярышника.

Бун поймал и удержал взгляд Аны.

— Разве вчера вечером не собрали?

— Для других целей.

— Мы вас отпускаем. Пошли, Джесс. — Он схватил дочку за руку. — Приятно с вами обоими познакомиться. До скорой встречи, Ана.

Себастьяну хватило такта дождаться, когда Бун окажется за пределами слышимости.

— Так-так… Стоило мне уехать на пару недель, как ты уже попала в щекотливое положение.

— Не смеши меня. — Ана от него отвернулась, направилась к клумбе. — Никуда я не попала.

— Милая, милая детка, твой сосед и приятель готов был мне в глотку вцепиться, пока ты меня не представила своим кузеном.

— Я бы тебя защитила, — серьезно заверила мужа Мэл.

— Героиня моя.

— Кроме того, мне кажется, — продолжила она, — что он скорее дернул бы Ану за волосы, чем перегрыз тебе глотку.

— Вы оба мелете полную чепуху. — Ана, не глядя, обрывала боярышник. — Он очень милый человек.

— Не сомневаюсь, — пробормотал Себастьян. — Только, понимаешь, мужчина хорошо себе представляет границы своей территории, тогда как женщинам это понятие вообще недоступно.

— Ох, перестань. — Мэл толкнула его локтем.

— Факт есть факт, дорогая Мэри Эллен. Я вторгся на его территорию. Или ему так показалось. Разумеется, я в нем разочаровался бы, если бы он не старался ее отстоять.

— Разумеется, — сухо подтвердила Мэл.

Скажи, Ана, насколько вы сблизились?

— Тебя это совсем не касается. — Ана выпрямилась, аккуратно перевязывая ветки боярышника. — Буду очень благодарна, кузен, если ты отойдешь в сторонку. Мне отлично известно, что ты щупал.

— И поэтому выставила преграду. Что твоему соседу не совсем удалось.

— Очень грубо, даже если неосознанно, лезть людям в душу, заглядывать под шляпу… — захлебнулась Ана.

— Любит над всеми верх брать, — сочувственно поддержала ее Мэл.

— Это несправедливо, — возмущенно тряхнул головой Себастьян. — Ни под какие шляпы я не заглядываю. У меня всегда есть идеальные оправдания. В данном случае, будучи твоим единственным родственником мужского пола на всем континенте, считаю своим долгом следить за ситуацией и за действующими лицами.

Мэл только закатила глаза, а спина Аны выпрямилась и застыла.

— Вот как? — Сверкнув глазами, она ткнула кузена пальцем в грудь. — Тогда разреши разъяснить. То, что я женщина, вовсе не означает, что мне необходимо мужское покровительство и руководство со стороны родственника или постороннего. Я сама распоряжаюсь собственной жизнью уже в течение двадцати шести лет.

Через месяц будет двадцать семь, — услужливо подсказал Себастьян.

— И дальше справлюсь. Если что-то и происходит между мной и Буном…

— Ах — триумфально воскликнул он, — значит, между вами что-то происходит!

— Какой бред, черт возьми!

— Она так выражается, только когда ее в угол загонят, — обратился Себастьян к жене. — Как правило, сестричка очень мила и хорошо воспитана.

— Придержу язык, или я дам Мэл снадобье, которое она вольет в суп и на неделю заморозит твои голосовые связки.

— Правда? — Мэл заинтригованно наклонила головку. — Все равно дай на всякий случай.

— Оно сильно тебе пригодится, пока еду готовлю исключительно я, — заметил Себастьян и стиснул кузину в объятиях. — Не сердись, дорогая. Я обязан о тебе заботиться. Это мое прямое дело.

— Нечего обо мне заботиться, — пробурчала Ана. Впрочем, она уже смягчилась.

— Ты в него влюблена?

Ана сразу же снова ощетинилась.

— Да что ты в самом деле! Я с ним всего неделю знакома!

— Какое это имеет значение? — Себастьян бросил на жену долгий взгляд поверх головы кузины. — Я гораздо быстрее понял, что Мэл жутко меня раздражает именно потому, что я от нее без ума. Конечно, девочка не так скоро сообразила, что влюблена в меня до потери сознания. Да ведь она у нас туповатая.

— Неси снадобье, — потребовала Мэл.

Не обращая внимания на угрозу, Себастьян пристально смотрел на сестру, удерживая ее на расстоянии вытянутой руки.

— Я спрашиваю потому, что он тобой интересуется не просто по-соседски. Фактически…

— Хватит. Что бы ты ни выкопал у него в голове, держи свои открытия при себе. Я серьезно, Себастьян, — предупредила Ана, не позволив кузену вставить слово. — Предпочитаю действовать самостоятельно.

— Ну, если настаиваешь… — вздохнул он.

— Настаиваю. Забери свой боярышник, отправляйся домой, будь примерным новобрачным.

— Ничего умнее за весь день не слышала, — прокомментировала Мэл, потянув мужа за руку. — Оставь ее в покое, Донован. Ана вполне способна справиться со своими делами.

— Если она хочет справиться, то должна знать…

— Пошел прочь! — Ана оттолкнула Себастьяна, сдерживая смешок. — Проваливай с моего двора. Мне надо работать. Если понадобится экстрасенс, я тебя вызову.

Себастьян покорно наградил ее поцелуем.

— Обязательно вызови. — На губах его заново расцветала улыбка, пока он удалялся с поля боя рука об руку с женой. — Заедем проведать Моргану и Нэша.

— Очень хорошо. — Мэл бросила через плечо последний взгляд. — Хотелось бы собственными ушами услышать, что они скажут об этом парне.

Себастьян со смехом прижал ее к себе.

— Женщина, ты хочешь похитить мое сердце.

— Не хочу. — Мэл его звучно чмокнула. — Уже похитила.

Несколько дней Ана работала дома. Не то чтобы она избегала Буна — по крайней мере, специально не старалась. Просто была загружена делами. Лечебных препаратов огорчительно мало, а у клиента из Кармеля кончился эликсир от ревматизма. Надо послать и срочно приготовить новый. В духовке уже томится примула вместе с пустырником.

В маленькой комнатке, которая соединяется с кухней широким арочным проходом, стоят приготовленные перегонные колбы, конденсаторы, горелки, бутылочки, пузырьки, серебряные чаши и свечи. С первого взгляда похоже на небольшую химическую лабораторию. Но между химией и алхимией большая разница. Алхимия — ритуал с тщательным расчетом астрологического времени.

Цветы, корни, травы, собранные в полнолуние, старательно прополосканы в утренней росе. Другие, снятые на разных фазах Луны, предназначены для особых целей.

Необходимо выпарить маковый сироп, высушить иссоп для эликсира от кашля, выжать шалфейное масло со специфическим запахом, к которому можно добавить ромашку для пищеварения, приготовить настойки, отвары с маслами и ладаном…

Куча дел, тем более что сорванные при полной луне цветы обладают магией. Ана трудилась с радостью, наслаждаясь заполонившими кухню и подсобку запахами, любуясь прелестными розовыми листочками цветущего майорана, лиловой наперстянкой, солнечными ноготками.

Истинное очарование, невозможно удержаться, чтобы не расставить их в вазах по дому. Она пробовала отвар горечавки, морщась от резкого вкуса, когда в дверь постучали.

— На этот раз мне действительно нужен сахар, — объявил Бун с мимолетной улыбкой, от которой заколотилось сердце. — На нынешней неделе исполняю роль кормилицы целого класса и назавтра обязан испечь три дюжины печенья.

Ана оглядела его, склонив голову набок.

— Наверняка купить можно.

— Чего стоит кормилица, которая покупает лакомства в школьном буфете? Чашки сахара хватит.

Она улыбнулась, представив его за стряпней.

— Пожалуй, найдется. Входите. Позвольте мне дело закончить.

— Пахнет сказочно. — Бун принюхался к кипевшей на плите кастрюльке. — Что это у вас тут?

— Не трогайте! — предупредила Ана, видя, что гость собирается сунуть палец в черную стеклянную миску, охлаждавшуюся на кухонном столе. — Это белладонна. В таком виде ее внутрь нельзя принимать.

— Белладонна… — нахмурился Бун. — Яды готовите?

— Готовлю болеутоляющее растирание от невралгического ревматизма. Если траву прокипятить и взять в нужной пропорции, это будет не яд, а целебное средство.

Бун, насупившись, заглянул в подсобку с химическим оборудованием и кипящими отварами.

— У вас есть лицензия или что-нибудь вроде того?

— Если вам от этого будет легче, я квалифицированная травница и имею научную степень в фармакологии. — Она его оттолкнула подальше от миски. — Это не для новичков.

— От бессонницы что-нибудь есть? Кроме белладонны… не хочу вас обидеть.

Ана сразу прониклась заботой.

— Плохо спите? Лихорадки нет? — Протянула ко лбу руку и замерла, когда он перехватил запястье.

На оба вопроса ответ утвердительный. Считаю вас причиной и средством исцеления. — Бун поднес ее руку к губам. — Даже став классной кормилицей, все-таки остаюсь мужчиной и постоянно думаю о тебе. — На запястье под его губами прерывисто зачастил пульс. — Постоянно хочу тебя.

— Очень жалко, что я не даю тебе спать. Он вздернул бровь.

— Действительно жалко? Ана не сдержала улыбку.

— Стараюсь почувствовать сожаление. Трудно не обольщаться признанием, что ты не спишь, думая обо мне. И трудно угадать, что делать. — Она отвернулась, выключила конфорку. — Я сама слегка беспокоюсь. — Ладони легли на плечи, глаза закрылись.

— Займись со мной любовью. — Губы коснулись шеи. — Я не сделаю тебе больно.

Сознательно не сделает, нет, знала Ана. Со своей добротой никогда боли не причинит. Но не причинят ли они боль друг другу, если она получит от него желаемое, жизненно необходимое, не открыв свою сущность?

— Для меня это очень серьезный шаг, Бун.

— Для меня тоже. — Он осторожно повернул ее лицом к себе. — После смерти Элис для меня никого больше не существовало. Лишь за последнюю пару лет одна-другая женщина, исключительно для того, чтобы заполнить физическую пустоту. Ни с одной не хотелось проводить время, быть с ней, разговаривать. Ты мне дорога. — Он медленно приблизил губы. — Не пойму, как увлекся так сильно, так быстро, только это действительно правда. Надеюсь, ты мне веришь.

Даже не установив подлинной связи, Ана не могла не почувствовать правдивости этих слов. И это почему-то осложнило дело.

— Верю.

— Я об этом думаю. Воображаю, лежа без сна. Времени много. — Он невольно поправил заколку в ее волосах. — А в тот вечер тебя отловил, может быть, испугал…

— Нет. — Она пожала плечами, отвернулась, слила отвар в бутылочку с уже наклеенной этикеткой. — По правде сказать, немного испугал.

— Если бы я знал, что ты… Если бы догадался, что ты никогда…

Ана со вздохом заткнула горлышко пробкой.

— Я сама предпочла хранить девственность, Бун, и это не доставляет мне никаких неприятностей.

— Да я не о том… — Он с шипением выдохнул воздух. — Очень сильно старался осмыслить.

Она взяла другую воронку, наполнила другой пузырек.

— Ты нервничаешь.

Бун с некоторой досадой следил, как Ана твердой рукой закупоривает пузырек.

— По-моему, точнее сказать, перепуган. Был с тобой груб, а это недопустимо. По многим причинам. Твоя неопытность только одна из них.

— Ты вовсе не был груб. — Она продолжала работу, скрывая нервозность, хоть нервы трепетали не меньше, чем у него. Сосредоточившись на деле, можно прикинуться уверенной и спокойной. — Ты страстный мужчина. Тут не за что извиняться.

— Извиняюсь за то, что к тебе приставал. И за то, что явился сегодня с полным намерением все легко уладить.

Губы Аны дрогнули в улыбке, она направилась к раковине сполоснуть кастрюльки.

— Этим ты сейчас занимаешься?

— Я сказал себе, что не стану тебе предлагать лечь со мной в постель, хоть мне этого хочется. Собирался только спросить, сможешь ли проводить со мной время. Поужинать, или куда-то пойти, или что там делают люди, желая поближе кого-то узнать.

— С удовольствием поужинаю, или куда-то пойду, или что-то еще.

— Хорошо. — Оказалось, не так уж и трудно. — Может, в конце недели? Вечером в пятницу. Найду сиделку. — Глаза Буна затуманились. — Кого-нибудь, кому можно вполне доверять.

— А я думала, ты приготовишь ужин для меня и Джесси.

Словно камень с плеч свалился.

— Не возражаешь?

— Думаю, мне понравится.

— Тогда ладно. — Бун обхватил лицо Аны. — Отлично. — Поцелуй немыслимо сладкий, внутри как бы что-то разорвалось пополам, но стерпеть можно. — В пятницу.

Улыбаться не трудно, хотя весь организм содрогается, словно при землетрясении.

— Я вино принесу.

— Хорошо. — Он снова поцеловал ее. — До встречи.

— Бун! — окликнула Ана, когда он шел к двери. — А сахар?

— Фальшивый предлог, — усмехнулся он.

Ана прищурилась.

Значит, тебе не надо печь печенье для всего класса?

— Надо. Только у меня в чулане пять фунтов сахара. Слушай, а трюк сработал! — И Бун вышел, насвистывая.

Глава 6

Почему Аны все нет? Когда она придет?

— Скоро, — в десятый раз ответил Бун, опасаясь, что назначенный миг приближается слишком быстро. Он опаздывает во всех отношениях. На кухне катастрофа. Использовано слишком много кастрюль и сковородок. Впрочем, всегда так получается. Непонятно, как люди готовят, не хватая каждую миску и чашку.

Тушеная курица с овощами пахнет неплохо, хотя результат вызывает сомнение. Глупо, очень глупо испробовать в такой момент новый рецепт, хотя Ана достойна большего, чем обычный пятничный мясной рулет.

Джессика сводит его с ума, что редко бывает. Слишком взволнована предстоящей встречей с Аной, беспрерывно терзает отца с той минуты, как он привез ее из школы.

Псина выбрала именно этот день, чтобы сожрать новую подушку, поэтому пришлось потратить немало драгоценного времени, гоняясь за щенком и за перьями. Перегруженная посудомоечная машина залила подсобку, и Бун, как настоящий мужчина, не подумал вызвать мастера, а разобрал ее и вновь собрал.

Абсолютно уверен, что исправил.

Звонил литературный агент с сообщением, что одна из крупнейших студий просит разрешения снять анимационный фильм по «Третьему желанию Миранды». В любое другое время это было бы доброй вестью, а теперь придется включать в расписание поездку в Лос-Анджелес.

Джесси решила вступить в младшую группу скаутов и от щедрого сердца записала отца в руководители-добровольцы.

У него кровь в жилах застыла при мысли о необходимости обучения шести-семилетних девчонок изготовлению шкатулок из яичной скорлупы.

С помощью творческого воображения и коварства можно будет как-нибудь увернуться.

— Пап, она точно придет? Наверняка?

— Джессика! — Слыша грозное предупреждение, дочка выпятила нижнюю губку. — Знаешь, что бывает с девочками, которые без конца задают один и тот же вопрос?

— Не-ет…

— Вот спроси еще раз и узнаешь. Пойди посмотри, чтобы Дэзи мебель не сгрызла.

— Ты сильно на нее злишься?

— Сильно. Ну-ка, отправляйся, иначе придет твоя очередь. — Бун смягчил приказание, мягко шлепнув дочку по попке. — Давай, дружок, или я суну тебя в горшок и съем на ужин.

Через две минуты послышался страшный грохот, означавший, что Джесси обнаружила Дэзи и они схватились врукопашную. Звонкий лай и радостный визг усугубили боль, пульсирующую в глазницах.

Надо просто принять аспирин, успокоиться на час-другой, отдохнуть.

Бун чуть не взревел, когда услышал стук в дверь.

— Привет! Вкусно пахнет.

Будем надеяться. Ана выглядит не просто прекрасно, а значительно лучше. В этом платье он ее еще не видел — текучий, как вода, шелк удивительно преобразил стройное тело. Белые плечи великолепно смотрятся под тонкими лямками. На груди квадратный золотой амулет на длинной цепочке с подвеской. На подвеске сверкают кристаллы, притягивая взгляд вместе с серьгами в форме слез.

— Назначено на пятницу, — улыбнулась она.

— Совершенно верно, именно на пятницу.

— Собираетесь пригласить меня в дом?

— Простите. — Господи боже, он ведет себя как смущенный подросток. Впрочем, подростки вообще не смущаются. — Я несколько увлекся.

Ана, вздернув брови, оглядела бесчисленные кастрюли и миски.

— Вижу. Помощь не требуется?

— Кажется, все под контролем. — Бун взял протянутую ему зеленоватую бутылку. На ней были выгравированные символы, повторявшиеся на этикетке. — Домашнее вино?

— Да. Мой отец приготовил. И… — в глазах светится тайна и юмор, — наделил его магией.

— Выдерживая в донжоне замка Донован?

— Фактически да. — Дальше Ана объяснять не стала, подошла к плите, пока Бун доставал бокалы. — На сей раз никаких кроликов Банни?

— Боюсь, все кролики погибли в смертельной катастрофе в посудомоечной машине. — Он налил золотое вино в хрустальные бокалы. — Ужас и кошмар.

Ана со смехом взмахнула бокалом, провозгласила тост:

— За соседей.

— За соседей, — согласился Бун, звякая хрусталем о хрусталь. — Я бы умер, если бы все они походили на вас. — Хлебнув вина, вздернул бровь. — В очередной раз за вашего отца выпьем. Просто невероятно.

— Можно сказать, одно из его многих хобби.

— Что тут?

— Яблоки, жимолость, звездный свет… Если пожелаете, сможете сделать ему комплимент. Он с другими моими родными приедет в канун Дня Всех Святых. На Хеллоуин.

— Знаю, что меня ждет. Джесси разрывается между желанием быть принцессой фей или рок-звездой. Неужели ваши родители проделают долгий путь до Штатов ради Хеллоуина?

— Как всегда. Нечто вроде семейной традиции. — Ана, не удержавшись, сняла крышку с кастрюли, принюхалась. — М-м-м… сильное впечатление.

— Так и было задумано. — Тоже не удержавшись, Бун забрал в горсть прядь ее волос. — Помнишь сказку, которую я рассказывал, когда Дэзи сшибла тебя с ног? Мне захотелось ее записать. До того захотелось, что отложил другую работу.

— Чудесная сказка.

— Обычно заставляю сюжет дожидаться, пока он созреет. Только мне надо знать, зачем женщина столько лет сидела в заколдованном замке. Сама себя зачаровала? Или чары заставили того мужчину взобраться на стену, чтобы ее найти?

— Тебе решать.

— Нет, я должен найти ответ.

— Бун… — Ана протянула было к нему руку и остановилась. — Что это ты с собой сделал?

— Костяшки ободрал. — Он пошевелил пальцами, передернул плечами. — Ремонтировал посудомоечную машину.

— Надо было прийти ко мне за помощью. — Она пробежалась пальцами по поврежденной коже, жалея, что под рукой нет целительного лосьона. — Больно?

Бун хотел заявить, что не больно, но осознал ошибку.

— Я обычно целую синяки и царапины Джесси, чтобы скорей зажили.

— Поцелуи творят чудеса, — согласилась Ана, покорно коснувшись ссадин губами. Всего на секунду, на краткую долю секунды рискнула вступить в связь, убедившись в отсутствии боли и возможной инфекции. Ясно, кожа просто саднит, а вот от настоящей боли разламывается голова. По крайней мере, тут можно помочь.

Она с улыбкой отбросила у него со лба волосы.

— Ты перетрудился, приводя дом в порядок, записывая сказку, пытаясь убедиться, что правильно сделал, перевезя Джесси в другое место…

— Не знал, что меня насквозь видно.

— Нетрудно увидеть. — Ана приложила пальцы к вискам Буна, принялась массировать круговыми движениями. — Сейчас избавишься от проблем и сготовишь мне ужин.

— Я хочу…

— Знаю. — Она держалась твердо, чувствуя, как его боль начинает пульсировать в ее глазницах. Чтобы отвлечь Буна, приникла к его губам, впитывая и постепенно утихомиривая боль. — Спасибо.

— Всегда пожалуйста, — пробормотал он, целуя ее крепче.

Ее ладони скользнули с висков на плечи. Так гораздо труднее принимать боль, которая разливалась в ней ядом. Пульсация, трепет и искушение.

Слишком сильное искушение.

— Бун… — Ана осторожно выскользнула из объятий. — Мы слишком торопимся.

— Я же сказал, что не тороплюсь. Хотя это мне не мешает поцеловать тебя при удобном случае. — Он снова взял бокалы с вином, протянул один ей. — Все будет так, как ты скажешь.

— Не знаю, благодарить тебя за это или нет. Пожалуй, поблагодарю.

— Нет. Не надо благодарить даже за то, что я тебя хочу. Просто так вышло. Я иногда гадаю, что будет, когда Джесси вырастет. Горькие моменты. При этом понимаю, что, если какой-то мужчина заставит или уговорит ее сделать то, к чему она еще не готова, я его просто убью. — Он хлебнул вина и мрачно усмехнулся. — Разумеется, если она к сорока годам придет к выводу, что готова на все, то запру ее в комнате; пока не одумается.

Ана рассмеялась и вдруг осознала, что Бун стоит рядом, прислонившись спиной к грязной плите, заставленной кастрюлями, повязанный полотенцем поверх джинсов, а она в него почти влюбилась. Как только влюбится, будет готова. Ничто ее не заставит одуматься.

— Настоящий отец-параноик.

— Отцовство и паранойя синонимы. Поверь на слово. Обожди, пока у Нэша появятся близнецы. Сразу задумается о страховании их жизни и о гигиене зубов. Ударится в панику, если кто-то чихнет среди ночи.

— Моргана его образумит. Все, что нужно отцу-параноику, это чуткая мать… — Она прикусила язык, обругала себя. — Извини.

— Ничего. Лучше не обходить на цыпочках эти вопросы. Элис не стало четыре года назад. Раны затягиваются, особенно когда остаются хорошие воспоминания. — В соседней комнате послышался грохот и быстрый топот. — И когда шестилетнее существо держит тебя в спортивной форме.

Влетела Джессика, бросилась к Ане.

— Пришла! Я уж думала, никогда не придешь…

— Ну конечно, пришла. Никогда не отказываюсь от ужина у любимых соседей.

Бун, наблюдая за ними, открыл, что головная боль стихла. Странно, подумал он, выключая плиту и готовясь накрывать на стол. Даже аспирин не пришлось принимать.

Ужин не получился тихим и романтическим. Бун зажег свечи, срезал в саду цветы, унаследованные при покупке дома. Ужинали в алькове с широким округлым окном, под песни моря и птиц. Идеальная декорация для романа.

Только никто не шептал секретов и обещаний. Вместо этого звучал смех и детский лепет. Говорили не о том, как пламя свечей окрашивает кожу Аны, подчеркивает серый цвет ее глаз, а об учебе в первом классе, о сегодняшних проделках Дэзи, о сказке, еще вызревавшей в сознании Буна.

После ужина Ана выслушала рассказы Джессики о школе, о ее новой лучшей подружке Лидии, потом вызвалась вместе с девочкой навести порядок на кухне.

— Не надо, я потом сам приберу, — отказался Бун, уютно чувствуя себя в залитом заходящим солнцем алькове, отлично помня о жутком хаосе на кухне. — Грязные тарелки никуда не денутся.

Вы готовили, — заметила Ана, поднявшись и собирая посуду. — Когда мой отец готовит, мама моет тарелки. И наоборот. Таков закон Донованов. Вдобавок кухня самое подходящее место для девичьей болтовни, правда, Джесси?

Девочка никакого понятия не имела о девичьей болтовне, но сразу заинтересовалась.

— Могу помочь. Никогда не разбила ни одной тарелочки.

— А когда девочки сплетничают на кухне, мужчинам туда вход запрещается. — Ана заговорщицки наклонилась к Джесси. — Они только мешают. — Бросила лукавый взгляд на Буна. — Предлагаю вам пройтись с Дэзи по берегу.

— М-м-м… — Прогуляться по берегу? В одиночестве? — Вы уверены?

— Абсолютно. Не торопитесь. Слушай, Джесси, когда я в прошлый раз была в городе, то приметила дивное платье. Голубое, как твои глаза, с большим атласным бантом… — Взглянув на Буна, Ана умолкла со стопкой тарелок в руках. — Как, вы все еще здесь?

— Уже ушел.

Выходя в сгущавшиеся сумерки в сопровождении скакавшей под ногами Дэзи, Бун слышал из окон легкую музыку женского смеха.

— Папа говорит, ты в замке родилась, — объявила Джесси, помогая загружать посудомоечную машину.

— Правда. В Ирландии.

— В самом настоящем замке?

— В самом настоящем, у моря. В нем есть башни, бойницы, потайные ходы и подъемный мост.

— Прямо как в папиных книжках.

— Похоже. Наш замок — волшебный дворец. — Споласкивая тарелки, Ана прислушалась к плеску воды, представляя себе спорящие и смеющиеся голоса в огромной кухне, где горит огонь в топке и славно, призывно пахнет свежим хлебом. — Там родился мой отец и братья, и отец моего отца, и отец его отца, и так далее, я даже точно не знаю.

— Если б я родилась в замке, то там и жила бы. — Занимаясь делом, Джесси держалась поближе к Ане, необъяснимо наслаждаясь запахом женщины, легким дрожанием женского голоса. — Почему ты оттуда уехала?

— Ну, это все равно мой дом, хотя иногда надо уехать, найти и обустроить свой собственный дом. Проявить свои волшебные силы.

— Как мы с папой.

— Да. — Ана закрыла посудомоечную машину, наполнила раковину горячей мыльной водой для кастрюль и сковородок. — Тебе нравится жить в Монтерее?

— Очень. Бабушка Нана говорит, что мне надоест, как только новизна исчезнет. Что такое «новизна»?

— То, что для тебя новое. — Не очень-то умно говорить подобные вещи впечатлительному ребенку. Впрочем, видно, чутье у бабушки Наны острое. — Если надоест, то вспомни, что лучше всего там, где ты есть.

— Мне нравится там, где папа, даже если он в Тимбукту меня увезет.

— Куда?

— Бабушка Сойер сказала, что он с таким же успехом мог уехать в Тимбукту. — Джесси взяла вымытую кастрюлю и с глубокой сосредоточенностью принялась вытирать полотенцем. — Тимбукту в самом деле настоящее?

— Угу. Только так заодно называют самое далекое место. Просто дедушка с бабушкой по тебе сильно скучают, солнышко.

— Я по ним тоже. Хотя разговариваю по телефону, и папа мне помогает посылать по компьютеру письма. Как думаешь, ты сможешь выйти за него замуж, чтобы бабушка Сойер перестала к нему приставать?

Сковородка, которую Ана собралась ополаскивать, плюхнулась в мыльный раствор, подняв в раковине приливную волну.

— Вряд ли.

— Я слышала, как папа упрекал бабушку Сойер, что она все время его заставляет искать жену, чтобы не быть одиноким, а я не росла бы без матери. Жутко кричал, как на меня, когда я совсем не слушаюсь, или на Дэзи, когда она сгрызла подушку. Сказал, будь он проклят, если свяжется с кем-нибудь ради того, чтобы всех успокоить.

Понятно, — кивнула Ана, крепко сжав губы, сохраняя серьезный вид. — Вряд ли ему понравится, что ты об этом рассказываешь, особенно такими словами.

— Думаешь, папа одинокий?

— Нет. Не думаю. По-моему, он очень счастлив с тобой и с Дэзи. Если когда-нибудь женится, то на женщине, которая всех вас полюбит.

— А я тебя люблю.

— Ох, солнышко! — Ана — стиснула Джесси мыльными руками и крепко поцеловала. — Я тебя тоже люблю.

— А папу?

Хотелось бы знать.

— Это совсем другое, — объяснила Ана, понимая, что ступает на скользкую почву. — Когда вырастешь, по-другому поймешь, что такое любовь. Хотя я очень рада, что вы сюда приехали и мы все подружились.

— Папа раньше никогда не приглашал даму к ужину.

— Да ведь вы здесь прожили всего пару недель!

— Я имею в виду вообще никогда. В Индиане тоже. Поэтому я и подумала, значит, вы женитесь и будете здесь жить, и бабушка Сойер отстанет от папы, и я не останусь бедной сироткой без матери.

— Не останешься. — Ана изо всех сил боролась со смехом. — Это значит, что мы друг другу нравимся и будем вместе ужинать. — Она выглянула в окно, убедившись, что Бун еще не возвращается. — Твой папа всегда так готовит?

— Вечно беспорядок устраивает, а иногда произносит такие слова… знаешь?

— Знаю.

— Это когда он за собой убирает. А сегодня он совсем в плохом настроении, потому что Дэзи разгрызла подушку, кругом летали перья, посудомоечная машина сломалась, и ему, возможно, придется уехать по делу.

— На один день многовато. — Ана прикусила губу. Действительно, не хочется давить на ребенка, но интересно выяснить. — Собирается уезжать?

— По-моему, там, где снимают кино, хотят снять его книжку.

— Замечательно.

— Он подумает. Всегда так говорит, когда чего-нибудь не хочет, но, может быть, согласится.

На этот раз Ана не потрудилась сдержать смешок:

— Видно, ты хорошо его знаешь.

Когда уборка была закончена, Джесси зевнула:

— Пойдешь посмотреть мою комнату? Я там прибрала, как велит папа, когда у нас гости.

— С удовольствием посмотрю.

По пути с кухни к просторной гостиной с высокими потолками, открытым балконом и круглой лестницей Ана отметила исчезновение упаковочных коробок. Мебель кажется обжитой и удобной, обивка в смелых и ярких тонах достаточно крепкая, чтобы выдержать шустрого ребенка.

Можно было бы поставить цветы на окне. А на каминной полке душистые свечи в медных подсвечниках. Можно разбросать кругом несколько больших пухлых подушек. И все же здесь царит домашняя атмосфера благодаря фотографиям в рамках, дедовским тикающим часам, вдохновенным эксцентричным причудам вроде каминной решетки с головами драконов, ограждающей топку, детской качалки в углу в виде единорога.

Тонкий слой пыли на камине лишь добавляет очарования.

— Кровать я сама себе выбрала, — сообщила Джесси. — А когда все устроится, выберу и обои, если захочу. А вот тут папа спит. — Она указала направо, и Ана мельком увидела большую кровать без подушек, накрытую шотландским пледом в угольно-черную клетку, симпатичный старинный комод с оторвавшейся ручкой, украшенный перьями диких птиц. — У него тут своя ванная комната с большой ванной и с душем сплошь в стекле, вода там льется со всех сторон. А у меня другая, с двумя раковинами и с такой маленькой штучкой, что похожа на унитаз, только это не он.

— Биде?

— Наверное. Папа говорит, что это причуда, и только для дам. А вот моя комната.

Плод фантазии маленькой девочки, воплощенный мужчиной, который явно знает о быстротечности и драгоценности детства. Все кругом розовое и белое, посередине кровать под пологом, окруженная полками с книжками, куклами, красочными игрушками, рядом белоснежный платяной шкаф с круглым зеркалом, детский письменный столик с разноцветной бумагой и карандашами.

На стенах иллюстрации к детским сказкам в красивых рамках. Золушка бежит по лестнице серебряного замка, обронив хрустальную туфельку, Рапунцель свешивает золотистые волосы из окна высокой башни, высматривая своего принца, прелестный робкий эльф из книжки Буна и, к полному изумлению Аны, один из любимейших рисунков к произведениям ее тетки.

— Это из «Золотого шара»…

— Тетенька, которая написала книжку, прислала картинку папе, когда я была совсем маленькая. После папиных мне ее сказки нравятся больше всего.

— А я и понятия не имела, — пробормотала Ана. Насколько ей известно, тетка никогда никому не дарит рисунков, кроме членов собственной семьи.

— Этого эльфа папа нарисовал, — продолжала Джессика. — А остальное мама.

— Просто прекрасно. — Тут не только мастерство. Пусть даже остальные рисунки не столь тонко задуманы, как эльф Буна, не столь изящны, как рисунок тетки, они очаровательны, в них точно уловлен дух сказки и дух самого волшебства.

— Мама их для меня рисовала, когда я была маленькая. Нана говорит папе, что их надо спрятать, чтобы я не расстраивалась. А я и не расстраиваюсь. Люблю на них смотреть.

— Тебе очень повезло, что такие чудесные вещи напоминают о маме.

Джесси потерла слипавшиеся глаза, подавила зевок.

— У меня есть и куклы, хотя я с ними редко играю. Мне их бабушки дарят, а я больше люблю мягкого моржа, которого папа купил. А тебе моя комната нравится?

— Истинная прелесть.

— Отсюда в окно видно воду, твой двор… — Джесси откинула раздувавшуюся занавеску, показывая открывшийся вид. — А здесь Дэзи спит, хоть любит со мной спать. — Она махнула рукой на плетеную собачью корзинку с розовыми подушками.

— Может, ляжешь, пока она не вернулась?

— Можно… — Джесси с сомнением посмотрела на Ану. — Только на самом деле я не устала. А ты сказки знаешь?

— Пожалуй, могу придумать. — Ана подхватила девочку, усадив на кровать. — Какую ты хочешь?

— Волшебную.

— Волшебные сказки самые лучшие. — Ана на мгновение задумалась и улыбнулась. — Ирландия древняя страна, — начала она, обняв Джесси за плечи. — Там полным-полно тайных мест, темных гор и зеленых полей, а вода такая голубая, что больно смотреть слишком долго. Волшебство там творилось веками, и в стране до сих пор живут феи, эльфы, колдуньи.

— Добрые или злые?

— И то и другое, хотя доброго всегда больше, чем злого. Не только в колдуньях, но и во всем прочем.

— Добрые колдуньи хорошие, — заметила Джесси, поглаживая ее руку. — Это всем ясно. Твоя сказка про добрую?

— Конечно. Про очень добрую, очень красивую.

— А мужчин-колдуний не бывает, — фыркнула девочка. — Их зовут чародеи.

Кто из нас сказку рассказывает? — Ана чмокнула Джесси в макушку. — Так вот, не так давно в один прекрасный день прекрасная юная колдунья с двумя сестрами отправилась навестить их старого деда. Дед был могущественным колдуном — чародеем, только в преклонном возрасте, и поэтому он устал и обессилел. Неподалеку от его поместья стоял замок. Там жили три брата. Они были тройняшками и тоже могущественными чародеями. Сколько кто-нибудь помнит, старый волшебник всегда враждовал с тремя братьями. Никто уже не знал почему, но вражда продолжалась. Целое поколение не обменивалось друг с другом ни словом.

Ана пересадила Джесси к себе на колени и, поглаживая ее по голове, продолжила сказку, улыбаясь девочке, которая и не догадывалась, что она излагает собственную фамильную историю.

— Но юная колдунья была столь же настойчивой и упрямой, как и прекрасной. И очень любопытной. Однажды в разгар лета она выскользнула из дома и направилась по полям и лугам к замку врагов ее деда. Задержалась по пути у пруда, поплескала босыми ногами в воде, разглядывая стоявший вдали замок. Пока она сидела так, с мокрыми ступнями и рассыпавшимися по плечам волосами, рядом на берег выскочил лягушонок. «Прекрасная госпожа, зачем бродишь по моей земле?» — спросил он.

Юная колдунья вовсе не удивилась говорящему лягушонку, потому что сама владела магией, и почуяла ловушку.

«По твоей земле? — переспросила она. — Но лягушки живут в воде и в болоте, а я хожу там, где хочу». — «Да ведь у тебя ноги в воде. Значит, должна платить выкуп».

Девушка рассмеялась и ответила, что ничего не должна обыкновенному лягушонку.

Ну, нечего и говорить, что лягушонка озадачило ее поведение. В конце концов, он не каждый день выскакивает из воды и заговаривает с красавицами. Поэтому он ждал, что она хоть вскрикнет, почувствует уважительный страх. Ему страшно нравилось выкидывать фокусы и сильно огорчало, если они не срабатывали, как было задумано. Он объявил, что вовсе не обыкновенный, и если девушка не хочет платить, то придется ее наказать. «А какой же тебе нужен выкуп?» — спросила юная колдунья. «Поцелуй», — сказал лягушонок, как она и ожидала, будучи, повторю, молодой и неглупой. «Сильно сомневаюсь, — ответила девушка, — что после этого ты превратишься в прекрасного принца, так что лучше я приберегу поцелуи».

Лягушонок страшно огорчился и принялся колдовать — подул ветер, задрожали листья на деревьях, а девушка только зевала. В последней попытке он прыгнул к ней на колени и начал ее бранить. Желая проучить лягушонка за наглость, девушка сбросила его в пруд. А из воды вынырнул не лягушонок, а мокрый разъяренный юноша, проделка которого обернулась против него самого. Он выплыл на берег, они встали лицом к лицу, осыпая друг друга угрозами, заклинаниями и проклятиями, зажигая на небе молнии, сотрясая небо громом. Она его пугала адскими псами, еще более страшными страхами, а он твердил, что все равно возьмет с нее выкуп, ибо это его земля, его вода, его полное право. И наконец, крепко поцеловал девушку.

В тот же миг огонь в ее сердце угас, превратившись в простое тепло, а гнев в душе сменился любовью. Даже колдуньи порой поддаются чарам любви — они самые сильные. И тогда они дали друг другу клятву и через месяц поженились на том же берегу пруда. И дальше жили счастливо, полные любви. Каждый год в тот же день в разгар лета колдунья, уже немолодая, ходит к пруду и плещет ногами в воде, ожидая возмущенного лягушонка.

Ана, поглядев на заснувшую девочку, закончила сказку уже для себя — по крайней мере, так она думала. Но когда она сняла с постели покрывало, Бун накрыл ее руку ладонью.

— Неплохая история для любительницы. Должно быть, ирландская.

— Старое семейное предание, — объяснила Ана, вспоминая, сколько раз слышала историю знакомства своей матери и отца.

Бун опытной рукой расшнуровал ботинки дочки. Когда он укрыл Джесси одеялом, Дэзи с разбегу прыгнула в ноги кровати.

— Хорошо погуляли?

— Неплохо. После того как я перестал чувствовать себя виноватым за то, что оставил вас возиться с посудой… секунд через девяносто. — Он отбросил волосы со лба дочки, наклонился поцеловать ее на ночь. — Одна из самых завидных детских способностей — умение вот так вот засыпать.

— У вас проблемы?

— Мыслей много. — Взяв Ану за руку, он повел ее из комнаты, оставив, как всегда, дверь открытой. — Многие о тебе, хотя есть и другие.

— Откровенно, но не лестно. — Ана задержалась на верхней лестничной площадке. — Правда, Бун, я могу кое-что предложить… — Вспыхнула, видя его загоревшиеся глаза. — Очень слабенький, абсолютно безвредный травяной отвар.

— Я предпочел бы секс.

Покачав головой, Ана продолжала спускаться.

— Ты ко мне несерьезно относишься.

— Совсем наоборот.

— Как к травнице — я имею в виду.

— Ничего в этом не понимаю, но и не отвергаю. — Он ни за что не позволит ей сбить себя с толку. — Почему ты этим занялась?

— Всегда увлекалась. В нашей семье на протяжении многих поколений были целители.

— Врачи?

— Не совсем.

Проходя через кухню, Бун прихватил бутылку вина и бокалы. Они вышли на террасу.

— А стать врачом не хочешь?

— Не чувствую себя достаточно квалифицированной для занятий медициной.

— Очень странное утверждение для современной независимой женщины.

— Одно с другим не связано. — Ана взяла протянутый бокал. — Каждого исцелить не возможно. А я… мне тяжело видеть страдания. Мои занятия — это способ удовлетворить свои нужды и обезопасить себя. — Больше нельзя ничего объяснить. — И я люблю работать одна.

— Хорошо понимаю. Родители считают меня сумасшедшим. Занятие литературой годится, но они от меня ожидали как минимум великого американского романа. На первых порах им было очень трудно смириться со сказками.

— Они наверняка гордятся тобой.

— По-своему. Это славные люди, — медленно вымолвил Бун, сознавая, что до этого никогда ни с кем не говорил о собственных родителях. — Всегда меня любили. В Джесси души не чают, Бог свидетель. Хотя не могут понять, что мне, может быть, хочется не того, чего хочется им. Дом в пригороде, престижная игра в гольф, преданная супруга…

— Тут нет ничего плохого.

— Нет, и когда-то у меня все это было. Кроме гольфа. Не желаю провести остаток жизни, убеждая родителей, что доволен своей нынешней жизнью. — Бун коснулся волос Аны. — Разве у тебя не те же проблемы? Разве твои родители не спрашивают: «Анастасия, когда ты, наконец, познакомишься с приятным молодым человеком и заведешь семью»?

— Никогда. — Она рассмеялась в бокал. Невозможно представить, что мать с отцом когда-нибудь скажут и даже подумают нечто подобное. — Наверняка ты назвал бы моих родителей… несколько эксцентричными. — Чувствуя себя уютно, Ана запрокинула голову, глядя на звезды. — По-моему, я их ошеломила бы, если бы по-человечески устроилась и завела семью. Кстати, ты не рассказывал, что у тебя есть иллюстрация тетушки Брайны.

— Когда ты призналась в родстве, то была готова меня разжевать и выплюнуть. Поэтому посчитал неуместным. Потом, видно, из головы выскочило.

— Она о тебе явно высокого мнения. Подарила рисунок лишь Нэшу на свадьбу, с тех пор он его бережет пуще глаза.

— Вот как? При следующей встрече обязательно его заставлю им нос вытереть. — Бун коснулся пальцем подбородка Аны, повернул к себе ее голову. — Давно я не хулиганил, сидя на террасе.

Приник к губам раз, другой, третий, пока они призывно не затрепетали. Взял из ее руки бокал, поставил рядом со своим, ответил на призыв.

Сладкий-сладкий вкус согревал, успокаивал, возбуждал. Мягкое-мягкое тело искушало, манило, очаровывало. Кругом тихо-тихо. Быстрый прерывистый вздох ударил как молния.

Впрочем, он не вспотевший мальчишка, тискающийся в потемках. Кипящий внутри вулкан страстей необходимо держать под контролем. Если нельзя дать волю этому вулкану, надо воспользоваться преимуществом опытного мужчины.

Овладевая ею медленно, продвигаясь мучительными крошечными шажками, он проявлял заботу и нежность, и от этого она беспомощно вздрагивала, жаждуя новых ощущений.

Вот так бы вечно покоиться в объятиях, смутно думала Ана, когда голод смешивается со страстью. При всем своем воображении она никогда до такого не доходила. Его язык пляшет во рту, ее окутывают темные пряные мужские ароматы. Ладони поглаживают, успокаивают, а мышцы рук напряжены. Когда губы коснулись горла, она, выгнула спину, отчаянно желая испытать нечто большее.

Он чувствовал, что она сдается, чувствовал так же реально, как ночной ветерок на коже. Зная, что приблизился к самому краю, лихорадочно жаждал соприкосновения.

Маленькая, роскошно мягкая фигурка. Под рукой стремительно колотится сердце. Оно почти ощутимо в ладони, губы впитывают вкус горячей атласной кожи, язык проникает в рот. Настоящая пытка. Почти невозможно сдержаться, чтобы не сорвать с нее платье и устроить настоящий пир.

Он застонал, коснувшись отвердевших сосков под шелком, снова впился в губы.

Губы живые, отчаянные. Ее руки касаются его тела с такой же поспешной настойчивостью. Ана знала: если отдаться полностью в этот самый момент, назад уже возврата не будет. Сейчас они не будут заниматься любовью. Это нельзя делать на залитой звездным светом террасе, под окнами, за которыми может проснуться ребенок.

Но и от любви уже не отвернешься. Не сможешь. Не повернешь приливную волну чувств, как не остановишь текущую в жилах кровь.

Очень скоро наступит момент, когда она отдаст ему то, чего никому еще не отдавала.

Ана отвела голову, уткнулась лицом в плечо Буна.

— Ты даже не представляешь, что со мной делаешь.

— Расскажи. — Бун прихватил зубами мочку ее уха, отчего она задрожала. — Хочу послушать.

— Причиняешь мне боль. И внушаешь желание. — И надежду, добавила она про себя. — Никому это еще не удавалось. — Ана отстранилась с долгим прерывистым вздохом. — И мы этого оба боимся.

— Не стану отрицать. — Глаза Буна приобрели цвет кобальта в сумеречном свете. — Не стану отрицать, что больше всего на свете хочу унести тебя сейчас наверх и уложить в постель.

При этой мысли сердце Аны бешено заколотилось.

— Ты веришь в неизбежность, Бун?

— Приходится верить.

Ана кивнула:

— Я верю в судьбу, в причуды судьбы, в капризы, которые люди приписывают воле богов.

Глядя на тебя, я тоже верю в неизбежное. Можешь понять, что у меня есть тайны, которые я открыть не могу, что я с тобой не всем могу поделиться? — Заметив во взгляде Буна удивление и несогласие, она затрясла головой, не дав ему слово сказать. — Пока не отвечай… Подумай, проверь. И я тоже подумаю.

Приблизилась, поцеловала его, на миг крепко прижалась. Почуяла, как он дернулся, и отошла. Сказала на прощание:

— Спи спокойно и крепко, — хорошо зная, что он спать не будет. Она тоже.

Глава 7

Единственный подарок, который Ана всегда преподносит себе в день рождения, — абсолютно свободный день. Что хочет, то и делает, ленится или трудится. Можно встать на заре, позавтракать мороженым, а можно до полудня валяться в постели, глядя по телевизору старые фильмы.

Один идеальный план на один день в году, который принадлежит только ей, — не строить вообще никаких планов.

Ана встала рано, позволив себе долго нежиться в ванне с любимыми маслами и сушеными травами в муслиновом мешочке, предназначенными для расслабления. Побаловала себя тонизирующим кремом для лица из цветов, йогурта и каолиновой пудры, лежала в воде под музыку арфы, со стаканом ледяного сока, пока крем творил чудеса.

С разгоревшимся лицом, с шелковистыми волосами, вымытыми ромашковым шампунем, смазалась собственным фирменным маслом для тела, набросила шелковый халат лунного цвета.

Возвращаясь в спальню, думала снова нырнуть в постель, провести там все утро. Но посреди комнаты стоял большой деревянный сундук. Когда она отправилась в ванную, на этом месте ничего не было, кроме древнего молитвенного коврика…

Ана радостно вскрикнула и бросилась ощупывать старое резное дерево, отполированное до зеркального блеска, шелковистое на ощупь. Пахнет пчелиным воском и розмарином.

Этим старым сундуком, которому не одна сотня лет, она любовалась еще девочкой, живя в замке Донован. Известно, что этот волшебный сундук стоял некогда в Камелоте, заказанный для Мерлина юным Артуром [11].

Смеясь и охая, Ана присела на корточки. Родным всегда удается ее удивить. Мать, отец, тетки и дяди очень далеко, но всегда живут в ее сердце.

Шесть чародеев объединенными силами, более или менее необычными способами переправили сундук из Ирландии, перебросив по воздуху, через пространство и время.

Она медленно подняла крышку и оказалась в атмосфере старых видений, древних чар, бесчисленных заклинаний и заговоров. Сухой аромат растертых в пыль лепестков смешивался с острым запахом потухшего камина, перед которым волшебник колдует в ночи.

Стоя на коленях, Ана подняла руки, шелковые рукава соскользнули к локтям, раскрыла ладони чашечками вверх.

Вот ее сила, которую надо признать и принять с уважением. Зазвучали слова на древнем языке, на языке знахарей и мудрецов. Ветер, который она призывала, ворвался в окно, отбросил занавески, растрепал волосы. Воздух запел, на ветру грянули тысячи струн, потом настала тишина.

Опустив руки, Ана полезла в сундук. Амулет с гелиотропом — кроваво-красная сердцевина просвечивает сквозь темно-зеленую оболочку… Пришлось снова сесть на пол. Известно, что целебный камень огромной ценности и колоссальной силы на протяжении многих поколений принадлежал материнскому роду. Глаза наполнились слезами — теперь он перешел к ней, что бывает всего раз в полвека, когда владельца посвящают в высший орден целителей.

«Вот мой дар, — думала она, поглаживая камень, который в другие времена гладили другие пальцы. — Мое наследие».

Осторожно положила его обратно в сундук, потянулась за следующим подарком. Шарик из халцедона — если захочешь, под почти прозрачной поверхностью можно мельком увидеть вселенную. Понятно, это от родителей Себастьяна, — хорошо чувствуется, когда держишь его в руках. Дальше овечья шкура, исписанная письменами древнего языка. Старая, как время, сладкая, как завтра. От тетушки Брайны и дядюшки Мэтью, заключила Ана, укладывая ее обратно.

Хотя амулет прислан матерью, точно известно — отец выберет что-то особенное. Отыскав подарок, Ана рассмеялась. Лягушонок, маленький, с ноготок, изысканно вырезанный из нефрита.

— На тебя похож, пап, как две капли воды, — снова расхохоталась она.

Положив его на место, закрыла сундук и встала. В Ирландии время послеобеденное, шестеро ждут звонка, хотят узнать, понравились ли подарки.

Направившись к телефону, услышала стук в заднюю дверь. Сердце быстро и беспокойно екнуло, потом вдруг успокоилось. Ирландия подождет.

Бун прятал за спиной свой подарок. Другой подарок, выбранный вместе с Джессикой, ждет дома. А этот хочется подарить самому. Лично от себя.

Слыша ее шаги, усмехнулся, заранее приготовив приветствие, готовое сорваться с языка. Хорошо, что при виде нее не откусил язык вместе с приветствием.

Она сияет, волосы проливаются на серебристый халат светло-золотистым дождем. Глаза кажутся темнее, глубже. Разве они могут быть прозрачными, чистыми, словно вода, когда хранят тысячи секретов? Чуя окутывающий ее великолепный женственный запах, Бун едва не упал на колени.

Когда Квигли приветственно потерся об ноги, он пошатнулся, как подстреленный.

— Бун… — С тихим, журчавшим в горле смехом Ана потянулась к нему. — С тобой все в порядке?

— Да-да… Я… тебя разбудил?

— Нет. — Она спокойна настолько же, насколько он потрясен. — Давно уж проснулась. Просто лодырничаю. — Поскольку он так и стоял на пороге, она склонила голову набок. — Не желаешь войти?

— Э-э-э… конечно. — Бун шагнул в дом, осторожно выдерживая дистанцию.

В последнюю пару недель он испытывает невероятное напряжение, преодолевая искушение слишком часто с ней видеться наедине, сохраняя при этом внешнее спокойствие. Теперь ясно, контроль нужен ради них обоих.

Трудно сдерживаться, даже стоя с ней рядом на солнце под открытым небом, беседуя о Джесси, о саде, о ее и его работе. И уж совсем невозможно в пустом тихом доме с мистическими ароматами, созданными женским искусством.

— Что-то случилось? — спросила Ана, улыбаясь, словно сама все знала.

— Да нет, ничего… М-м-м… как ты себя чувствуешь?

— Превосходно. — Улыбка стала еще шире, мягче. — А ты?

— Замечательно. — Если еще чуть напрячься, превратишься в камень. — Просто чудесно.

— Я собираюсь поставить чай. Извини, кофе нет, может, выпьешь со мной чаю?

— Чаю? — Бун тихо выдохнул воздух. Смотрел, как она идет к плите, кот серой лентой вьется под ногами. Поставила чайник, насыпала в миску Квигли корм на завтрак, наклонилась погладить кота, занявшегося едой. Халат колыхнулся, как море, обнажив белоснежную ногу.

— Как там ясменник и иссоп?

— Что?..

Ана откинула волосы, с улыбкой подняла глаза.

— Травы, которые я дала тебе посадить во дворе.

— А… Потрясающе выглядят.

В теплице есть еще базилик и тимьян в горшках. Можешь взять их с собой и поставить на подоконнике. Это приправы. — Чайник вскипел, Ана встала. — Думаю, признаешь, что они гораздо лучше покупных.

— Великолепная мысль. — Бун уже почти пришел в себя. Приятно смотреть, как она готовит чай, согревает фарфоровый чайничек, сыплет ложечкой ароматные листья из голубого кувшинчика. Никогда не думал, что женщина может быть деловитой и одновременно соблазнительной. — Джесси следит за семенами ноготков, как наседка за яйцами.

— Только пусть слишком часто не поливает. — Поставив на стол чайник, Ана оглянулась. — Ну?

— Что? — растерянно моргнул Бун.

— Собираешься показать, что прячешь за спиной, или нет?

— Не удастся тебя провести, правда? — Бун предъявил коробку в ярко-голубой бумаге. — С днем рождения.

— Откуда ты знаешь, что у меня сегодня день рождения?

— Нэш сообщил. Не хочешь открыть?

— Определенно хочу. — Разорвав упаковку, Ана увидела на коробке логотип магазина Морганы. — Замечательный выбор. Ты наверняка не ошибся, купив мне что-то в «Викке». — Сняла крышку и с тихим вздохом вытащила изящную статуэтку, вырезанную из янтаря.

Колдунья запрокинула голову, рассыпав по плечам прелестные кольца темно-золотистых волос. Тонкие руки подняты, согнуты в локтях, ладони в форме чаш вытянуты вперед в древней позе, зеркально повторяющей позу Аны, когда она стояла перед сундуком. В одной руке маленькая сверкающая жемчужина, в другой тонкая серебряная волшебная палочка.

— Чудо, — прошептала она. — Совершенная прелесть.

— Я заезжал на прошлой неделе, когда Моргана ее только что получила. Она мне тебя напомнила.

— Спасибо. — Держа в одной руке статуэтку, Ана поднесла другую к щеке Буна. — Не найти идеальней подарка. — Потянулась на цыпочках, прижалась к нему губами. Хорошо понимала, что делает, даже когда он ответил на поцелуй, держа себя на крепкой цепи. Ее омыл поток воды, свежей, прохладной, как дождевая.

Вот чего она ждала, вот для чего провела утро за древними женскими ритуалами с маслами, кремами и духами.

Для него. Для себя. Для первой близости.

Внутренности Буна сплелись в узлы, как колючие лозы, в висках бешено бился молот страсти. Хотя их губы едва соприкасались, вкус одурманивал, стремление сдерживаться таяло и теряло смысл. Он попытался отстраниться, но шелковистые руки его удержали.

— Ана…

— Ш-ш-ш… — Она успокаивалась и возбуждалась, нежно, игриво касаясь его губами. — Просто целуй меня.

Можно ли устоять, когда губы призывно открылись? Он обхватил ее лицо напряженными пальцами, ведя в душе яростную войну, стараясь не перейти границу.

И, когда зазвонил телефон, издал страдальческий и одновременно облегченный стон.

— Я лучше пойду…

— Нет. — Улыбнувшись, Ана выскользнула из его рук. — Останься, пожалуйста. Налей чаю, пока я отвечу.

— Чаю… Повезет, если чайник удастся поднять. Совершенно разбитый, Бун слепо повернулся к плите, а она сняла трубку настенного аппарата.

— Мама!.. — В смехе на этот раз звучит чистая радость. — Спасибо! Всем спасибо. Утром получила. Чудесный сюрприз! — Она вновь засмеялась, прислушавшись. — Конечно. У меня все хорошо. Замечательно. Я… Папа! — Анна фыркнула, когда отец ворвался в разговор. — Поняла, что значит лягушонок. Сразу полюбила. И тебя люблю. Нет, спасибо, он лучше, чем настоящий. — Она улыбнулась Буну, подавшему чашку. — Тетя Брайна? Прекрасная сказка. Да… С Морганой все в порядке, будет двойня. Теперь уже скоро. Непременно успеете.

Бун беспокойно метался по комнате, прихлебывая чай, на удивление вкусный. Что за чертовщину она туда всыпала? Что за чертовщину влила в него самого? Даже слышать ее голос больно.

Ладно, можно стерпеть. Цивилизованно выпить чаю, держа при себе руки. Потом удрать, на весь день погрузиться в работу, чтобы о ней не думать.

Сказка еще далеко не закончена, а он уже почти готов взяться за иллюстрации. Почти знает, что хочет изобразить.

— Ану.

Резко тряхнув головой, хлебнул еще чаю. Похоже, она собирается поболтать с каждым родственником. Ну, очень хорошо и прекрасно. Хватит времени успокоиться.

— Да, я тоже по тебе скучаю. И по всем остальным. Через пару недель увидимся. Благословляю.

Когда она повесила трубку, глаза ее были полны слезами, но все-таки улыбались Буну.

— Родные…

— Догадался.

— Прислали нынче утром сундук с подарками, а я еще не успела позвонить, принести благодарность.

— Очень мило с их стороны. Слушай, мне действительно… Нынче утром? — внезапно нахмурился Бун. — Я почтового фургона не видел.

— Он рано прибыл. — Ана отвернулась, ставя чашку. — Можно сказать, спецдоставка. Все с нетерпением ждут конца месяца, когда приедут с визитом.

— Будешь рада встрече.

— Как всегда. Ненадолго заезжали летом, но было столько суеты и волнений из-за помолвки и скорой свадьбы Мэл с Себастьяном, что я с ними редко бывала вместе. — Она шагнула к двери, выпустив Квигли. — Еще чаю?

— По правде сказать, нет, спасибо. Идти надо. Работа ждет. — Бун осторожно добрался до двери. — Еще раз с днем рождения.

— Бун… — Ана схватила его за плечо, почувствовав, как дрогнули мышцы. — Каждый год в день рождения я делаю себе подарок. Фактически совсем простой. Один день делаю что хочу. То, что считаю нужным и правильным. — Даже не двинувшись, она плотно захлопнула дверь, преградив ему путь. — Выбираю тебя. Если ты еще хочешь.

Он вытаращил глаза, пока слова звенели в ушах. С виду она такая спокойная и серьезная, что вполне могла бы рассуждать о погоде.

— Ты знаешь, что хочу.

— Знаю, — улыбнулась Ана, попав в этот момент в тихий мертвый центр урагана. — Да, знаю. — Шагнула вперед, а Бун шагнул назад. «Неужели он меня завлекает?» — гадала она, не сводя с него глаз. — Вижу, глядя на тебя, чувствую, когда ты ко мне прикасаешься. Ты очень добрый и терпеливый. Держишь слово, пообещав, что ничего не будет, пока я сама не скажу.

— Стараюсь. — Он нерешительно еще на шаг отступил. — Это нелегко.

— Для меня тоже. — Она стояла на месте в поблескивающем на солнечном свете серебристом халате. — Просто прими меня и пойми, что я хочу отдать тебе все возможное. Возьми, этого будет достаточно.

— Что взять?

— Будь моим первым мужчиной, — просто сказала она. — Покажи, что такое любовь.

Бун осмелился коснуться ее волос.

— Ты хорошо подумала?

— Хорошо. — Прося и предлагая, Ана протянула обе руки. — Отнесешь меня в постель, станешь моим любовником?

Что на это ответить? Никакими словами не описать вспыхнувший внутри огонь. Поэтому он не стал тратить слов, а схватил ее на руки.

Понес, как подаренную изящную статуэтку. Действительно видя в ней волшебницу, панически содрогаясь при мысли, что не сумеет быть нежным и сдержанным. Сердце трепетало от предвкушений и страха.

Ради нее хотелось бы, чтобы сейчас была ночь, горели свечи под тихую музыку в серебристом лунном свете. Почему-то кажется неправильным впервые заниматься любовью утром, при разгорающемся на голубом небе солнце, под пение порхающих в саду птиц, под звяканье на ветру колокольчиков, подвешенных в окнах.

— Куда? — спросил он, и Ана махнула на дверь своей спальни.

Там стоял ее запах, смесь женских ароматов, Душистых порошков и чего-то еще, не поддающегося определению. Что-то вроде дыма и цветов. Солнце весело светит из-за развевавшихся занавесок, льется на огромную старинную постель с высоким резным изголовьем.

Бун обошел сундук, очарованный радужным блеском разноцветных кристаллов, нанизанных на тонкую проволоку перед каждым окном. Радуга вместо лунного света, думал он, укладывая Ану на кровать.

Теперь глупо нервничать, заверила она себя, хотя притягивала его к себе слегка дрожавшими руками. Ей этого хочется. Она его хочет. Спокойная уверенность последних минут испарилась под волной желаний и опасений.

Он видел в ее глазах эти желания и опасения. Известно ли ей, что он чувствует то же самое? Хрупкая, очаровательная, свежая и нетронутая девушка отдается ему. Понятно, для обоих жизненно важно, чтобы он взял ее с нежностью.

— Анастасия… — Отбросив опасения, Бун поднял ее руку, приник губами к ладони. — Клянусь, больно не будет.

— Знаю. — Она вложила свою изящную кисть в его руку, и их пальцы сплелись, ей хотелось понять, то ли страх, который женщина переживает раз в жизни, то ли страх перед всепоглощающей любовью к нему бросает в дрожь и лишает уверенности. — Покажи.

В пляшущей вокруг радуге он приник к ней губами в глубоком опьяняющем поцелуе, одновременно успокаивающем и манящем. Время завертелось на месте, замедлилось, остановилось. Остался только поцелуй.

Он запустил в ее волосы пальцы, запутавшиеся в длинных роскошных прядях, забавляясь, рассыпал их по подушке, они легли на тонкое ирландское полотно золотой пылью. Оторвавшись, стал медленно и лениво водить губами по ее лицу, пока не убедился, что нервозная дрожь Аны утихла, она стала гибкой, податливой. Даже когда под сладкими легкими прикосновениями ее страхи развеялись, он двигался с такой неторопливой легкостью, что казалось, будто, кроме поцелуя, ничего больше не было.

Она слышала, как он бормочет заверения и чудесные обещания. Голова закружилась от тихого голоса, губы, снова приникнув к нему, изогнулись в спокойной улыбке.

Можно было догадаться, что все будет именно так. Прекрасно. С ним она чувствует себя любимой, желанной, находится в полнейшей безопасности. Не испугалась, когда он, сняв с плеч халат, начал осыпать их поцелуями. Сама с легкостью расстегнула на нем рубашку, и он сбросил ее после секундного колебания.

Застонал, содрогнувшись всем телом, чувствуя ее руки на обнаженной спине. Подавив жадную волну, осторожно раздвинул полы халата.

Белая, невыносимо мягкая кожа пахнет маслами. Он ее пригубил, как нектар. Прильнул к груди губами, услышал тихий сдавленный стон.

Осторожно языком и губами подвел Ану к следующей стадии наслаждения, когда собственная страсть стала его искушать, требуя спешить, спешить, спешить.

У нее отяжелели веки, глаза открыть трудно. Откуда он знает, где надо касаться, чтобы сердце выскакивало из груди? Но он точно знает, открывает ей больше и больше, так что ее дыхание шумно рвется из губ.

Тихий шепот, нежные ласки. В воздухе густеет: аромат лаванды и волшебных роз. Гладкие простыни согреваются, кожа влажнеет от страсти. Радужный свет играет на закрытых веках.

Она плывет на волне магии, которую они вместе творят, вздохи ускоряются, он несет ее выше, выше.

Потом внутри стремительно, яростно вспыхнул такой жгучий жар, что Ана вскрикнула, попыталась его оттолкнуть.

— Нет!.. Нет, Бун, я… — Обмякла, задрожала, чуть не потеряла сознание от пронзительной молнии наслаждения.

— Ана… — Пришлось упереться в постель кулаками, чтобы не погрузиться в нее, а вместе с ней в темноту, где ждет сверхъестественная награда. — Милая… — Он целовал ее, впитывая прерывистое дыхание. — Как сладко… Не бойся.

— Не боюсь. — Потрясенная до глубины существа, она еще крепче его прижала, чувствуя, как колотится его сердце, ощущая напрягшееся, как пружина, тело. — Нет. Еще покажи. Покажи…

Он сбросил с нее халат, обезумел при виде обнаженного тела в солнечном свете. Глаза Аны открылись, потемнели, взгляд их стал пристальным. Сквозь пробудившуюся страсть проглядывает доверие, от которого Бун оробел.

Но лишь на мгновение.

Страхи растаяли и улетучились. Им уже нет места среди десятков новых, прекрасных ощущений. Поднявшись с ним на вершину, она радостно пережила бурю, восхищаясь огненной вспышкой, отчаянно стремясь к новой.

Он сдерживался, наслаждаясь ее наслаждением, ошеломленный бурной реакцией на каждое прикосновение, на каждый поцелуй. Легкие с трудом дышали, кровь стучала в висках, он вошел в нее. Поняв, что ее невинность отдана ему, стиснул так крепко, что она окаменела и вскрикнула. Если попросит, он остановится, как бы тело ни жаждало удовлетворения.

Однако она не оттолкнула его, только выдохнула его имя, обнимая за плечи. Краткая вспышка боли мгновенно сменилась восторгом, до невозможности сильным и полным.

«Теперь я принадлежу ему, — подумала Ана. — Стала его собственностью». В ней проснулся древний, как само время, инстинкт, и она стала двигаться в такт с его движениями.

Он входил глубже, глубже, заполняя ее, укачивая, подводя к последнему пику. Она закричала, содрогаясь от наслаждения, и он, счастливый, зарылся лицом в ее волосы.

Бун наблюдал за солнечными бликами на стене, слушая утихавшее биение ее сердца. Она тихо лежала под ним, обхватив руками, поглаживая по голове.

Он даже не знал, что такое бывает. У него раньше были женщины. Больше того, он раньше глубоко любил. И все-таки эта близость превысила все ожидания, весь накопленный опыт.

Невозможно объяснить ей то, чего сам еще не вполне понимаешь.

Поцеловав Ану в плечо, Бун поднял голову, посмотрел на нее. Глаза закрыты, лицо разгоряченное, но абсолютно спокойное. Интересно, догадывается ли она, как сильно нынешнее утро изменило жизнь их обоих?

— Тебе хорошо?

Она затрясла головой, и он беспокойно насторожился. Озабоченно приподнялся, освобождая ее от тяжести своего тела. Из-за дрогнувших ресниц глянули дымчатые глаза.

— Не хорошо, — вымолвила она тихим гортанным голосом. — Потрясающе. Ты потрясающий. — Губы дрогнули в прелестной улыбке. — Это было потрясающе.

— А я уж испугался. — Он откинул с ее; щеки волосы. — Вряд ли вообще когда-нибудь так нервничал. — Ее губы потянулись к нему, он наклонился, запечатлел поцелуй. — Не жалеешь?

Она вздернула брови.

— Разве похоже?

— Нет. — Он не спеша разглядывал ее лицо, поглаживая кончиком пальца. — Вид весьма самодовольный. — Данный факт доставляет немалое удовольствие.

— Я и чувствую самодовольство. И лень. — Ана слегка потянулась, Бун чуть подвинулся, чтобы она положила голову ему на плечо.

— С днем рождения.

Она фыркнула ему в шею.

— Это самый… необычный подарок, какой я когда-нибудь получала.

— Фокус в том, что можно получать его снова и снова.

— Тем лучше. — Ана чуть запрокинула голову, взгляд теперь стал серьезным, торжественным. — Ты очень добр ко мне, Бун. Очень щедр.

— Ну, я бы не назвал себя альтруистом. Сам хотел этого с первой минуты, как тебя увидел.

— Знаю. Меня это пугало… и волновало. — Она провела ладонью по его груди, на секунду пожелав лежать так вечно, в солнечном свете, прижавшись друг к другу.

— Теперь все изменится.

Рука Аны замерла, напряглась.

— Только если захочешь.

— Хочу. — Бун сел, посадил ее, повернул к себе лицом. — Хочу, чтобы ты вошла в мою жизнь. Хочу быть с тобой как можно чаще, не только от случая к случаю.

В душе проснулся старый навязчивый страх. Вдруг он ее отвергнет, когда все узнает? На этот раз она просто погибнет.

— Я вошла в твою жизнь. И всегда буду в ней.

Бун что-то заметил в ее глазах, почуял внезапно возникшее напряжение.

— Но?..

— Никаких но, — поспешно заявила она, обнимая его. — Никаких и сейчас ничего, кроме этого. — Вложила в поцелуй все, что могла, понимая, что, недоговаривая, обманывает их обоих. Как сказать и после этого удержать его рядом? — Буду с тобой когда захочешь, все время, пока будешь хотеть. Обещаю.

Вновь ее уложив и обняв, Бун обругал себя. Можно ли ждать любви исключительно потому, что они занимались любовью? Он в своих чувствах не слишком-то уверен. Все произошло так быстро, его захватили эмоции. Надо думать и о другом.

Надо помнить о Джесси.

Случившееся обязательно отразится на дочке. Поэтому не должно быть никаких ошибок, никаких импульсивных поступков, никаких реальных обязательств, пока не будет полной уверенности.

— Не будем спешить, — сказал он, ощутив сожаление и досаду оттого, что Ана как будто бы обрадовалась его словам. — Только если к твоим дверям подойдет еще кто-нибудь с подарком или за чашкой сахара…

— Выставлю пинком любого. — Она его крепко стиснула. — Каждого, кроме тебя. — Повернув голову, прижалась губами к его шее. — Ты сделал меня счастливой.

— Могу сделать еще счастливее. Она со смехом склонила голову.

— Правда?

— По-другому. — Позабавленный и польщенный, он поцеловал ее в нижнюю губку. — Не сейчас в любом случае. Сейчас я больше думаю о том, как бы спуститься вниз и приготовить завтрак, пока ты в ожидании валяешься в постели, а потом снова заняться любовью. И снова.

— М-м-м… — Ана вздохнула. Она хорошо помнила, что стало с кухней после его готовки. К тому же у нее слишком много баночек и горшочков, которые он может использовать не по назначению. — Может, наоборот, подождешь, пока я приготовлю?

— Сегодня твой день рождения.

— Вот именно. — Чмокнув его, она слезла с кровати. — Поэтому все делаю по-своему. Я быстро.

Только полный дурак откажется от подобного предложения. Бун откинулся на подушки, заложив руки за голову. Под шум льющейся в ванной воды принялся размышлять, не провести ли целый день в постели.

Ана спустилась по лестнице, завязывая пояс халата. Любовь самым чудесным образом действует на душу. Намного лучше любых снадобий, сваренных или смешанных. Возможно, со временем, окрыленная такой любовью, она сумеет открыть ему остальное.

Бун не Роберт, стыдно даже на долю секунды их сравнивать. Хотя риск очень велик, а день прекрасен.

Напевая про себя, она засуетилась на кухне. Лучший выбор — сандвичи. Не слишком изысканно, но практично — удобно есть в постели. Сандвичи и немного специального отцовского вина. Ана порхнула к холодильнику, сплошь увешанному художествами Джесси.

— Так я и знала, что ты еще не одета, — раздался за дверями голос Морганы.

Держа в руках грудку индейки, Ана обернулась и увидела не только кузину — ее окружали Нэш, Себастьян и Мэл.

— Ох!.. — Ана вспыхнула, поспешно отставив мясо. — Даже не слышала, как вы подъехали…

— Понятно, слишком увлеклась днем рождения и прочим, — прокомментировал Себастьян.

Компания ввалилась в дом, принялась осыпать Ану поцелуями, обнимать, вручать подарочные коробки с ленточками. Нэш уже откупоривал шампанское.

— Мэл, отыщи бокалы, — скомандовал он. — Начнем праздновать. — Подмигнул жене, тяжело усевшейся на стул. — А тебе, детка, яблочный сок.

— Я слишком растолстела, чтобы спорить, — вздохнула Моргана. — Ну, есть вести из Ирландии?

— Да. Сундук утром прибыл. Сплошное великолепие. Бокалы в соседнем буфете, — подсказала Ана, оглядываясь на Мэл. — А в сундуке подарки. Я с нашими разговаривала по телефону… — Прямо перед тем как отправилась заниматься любовью с Буном. Щеки вновь вспыхнули. — Я… м-м-м… мне действительно надо… — Мэл сунула ей бокал, до краев наполненный шипучим шампанским.

— …выпить по первой, — договорил Себастьян и склонил к плечу голову. — Анастасия, любовь моя, ты сияешь. Двадцать семь лет тебе безусловно к лицу.

— Совсем забыла… — пробормотала Ана, сделав глоток. Она искала повод для объяснения. — Не могу выразить подобающим образом благодарность за неожиданное посещение. Если извините меня на минутку…

— Не стоит ради нас одеваться. — Нэш разлил остатки вина по бокалам. — Себастьян прав. Выглядишь фантастически.

— Но мне действительно надо…

— У меня есть идея получше, — раздался из холла мужской голос. Все разом замолчали. — Почему бы нам… — Вошел Бун без рубашки, босой, в мятых брюках.

— Ничего себе! — охнула Мэл.

— Точно сказано. — Ее муж, щурясь, разглядывал Буна. — Сосед заскочил поздравить?

— Заткнись, Себастьян, — приказала Моргана, с улыбкой сложив руки на животе. — Кажется, мы помешали.

— Кажется, помешали бы, если бы раньше приехали, — шепнул Нэш на ухо Мэл, которая подавила смешок.

Ана испепелила его взглядом и объяснила Буну:

— Родственники явились отметить событие и крайне удивились, что у меня имеется личная жизнь, — она многозначительно подняла брови, — которая абсолютно их не касается.

— Вечно бесится, когда ее вытаскивают из постели, — хмыкнул Себастьян, пока отказываясь признавать Буна. — Мэл, видно, нужен еще бокал.

— Уже готов. — Мэл с улыбкой шагнула к Буну и шепнула: — Неужто вы их не отлупите?

— Что ж, — кивнул тот и вздохнул. Похоже, намеченные на день планы нуждаются в корректировке. — Пирог хоть привезли?

Моргана с радостным смехом кивнула на; большую кондитерскую коробку.

— Дай нож Ане, Нэш, пускай отрежет первый кусок. По-моему, не стоит тратить свечки. Думаю, ее желание уже исполнилось.

Глава 8

Ана слишком любила родню, чтобы долго сердиться или смущаться. А еще она была слишком счастлива с Буном и не желала ворчать и склочничать. День ото дня они медленно и осторожно укрепляли взаимную связь.

Но, доверившись ему душой и телом, тайну свою она доверить ему пока не могла.

Чувства Буна к ней углублялись, вызревая в любовь, которой он уже не ожидал. Оставалось сделать последний шаг, который соединит их жизни.

И все-таки в центре внимания Буна был ребенок. Нельзя ранить дочку ради удовлетворения своих потребностей. А потому можно лишь улучить украдкой несколько часов среди белого дня или дождливым утром.

По ночам Ана лежала одна и гадала, долго ли продлится волшебная интерлюдия. Они с Буном каждый по-своему готовились к приближавшемуся Хеллоуину. Ана нервничала при мысли о встрече любимого в праздники со всей семьей, чувствуя себя девчонкой перед первым свиданием.

В полдень тридцать первого она уже была у Морганы, помогала кузине на последнем месяце беременности готовиться к пиру.

— Я бы Нэша заставила, — возразила Моргана, растирая нывшую поясницу и усаживаясь за кухонный стол месить тесто для плетенки.

— Зачем заставлять, когда он охотно сделает все, о чем ты попросишь? — Ана нарезала кубиками баранину для традиционной ирландской похлебки. — Хотя сейчас с большим удовольствием подготавливает спецэффекты.

— Истинный дилетант, считающий себя способным превзойти профессионалов. — Моргана сморщилась, застонала, мгновенно привлекая внимание Аны.

— Что, милая?

— Нет… не схватки, хотя чертовски хотелось бы. Теперь я все время испытываю адские неудобства. — Слыша собственный жалобный голос, она опять скривилась. — Ненавижу нытиков.

— Можешь ныть сколько хочешь. Тут, кроме нас с тобой, никого нет. — Ана плеснула в чашку какую-то жидкость. — Вот, выпей.

— И так уже плыву… как ладья Клеопатры. Такая же огромная, Бог свидетель. — Однако она выпила, прикоснувшись к кристаллу на шее.

— Так ведь двое моряков в команде. Шутка сработала — Моргана рассмеялась и, вернувшись к тесту, попросила:

— Расскажи о себе что-нибудь. Отвлеки меня от мыслей о своей громоздкости и сварливости.

— Ты совсем не громоздкая и лишь чуточку раздражительная. Знаешь, что Себастьян и Мэл вместе работают над одним делом?

— Нет, не знаю. — Моргана заинтересовалась. — Удивительно. Мэл никого не допускает к своим личным расследованиям.

— В данном случае приоткрыла ворота. Убежал мальчишка лет двенадцати. Родители с ума сходят. Когда я с ней разговаривала прошлым вечером, она сообщила, что ниточка есть, и просила прощения, что сегодня не может подставить тебе руку помощи.

— На кухне Мэл скорей подставляет мне ножку. — Впрочем, в тоне слышалось обожание новоиспеченной невестки. — Она Себастьяну на редкость подходит, правда?

— Правда. — Тайком улыбаясь, Ана слоями выкладывала в глиняный горшок с плотной крышкой баранину, лук и картошку. — Упрямая, практичная, мягкосердечная. Именно то, что нужно.

— А ты нашла то, что нужно?

Ана помолчала, подсыпая травы в похлебку. Известно, не успеет день кончиться, как Моргана все равно допытается.

— Я очень счастлива.

— Он мне нравится. С первого взгляда почуяла что-то хорошее.

— Рада слышать.

— Себастьян согласен, хотя у него есть свои оговорки. — Моргана нахмурилась, но сохранила легкий тон. — Особенно после того, как загнал Буна в угол и влез в его мысли.

Ана поджала губы, устанавливая нужную температуру в духовке.

— Я ему это еще не простила.

— Что ж. — Моргана пожала плечами, положила тесто в миску подниматься. — Бун не понял, а у Себастьяна пригладились перья. Ему было не очень приятно явиться в день рождения и увидеть, что ты только вылезла из тепленькой постели.

— Это решительно не его дело.

— Он тебя любит. — Моргана слегка пожала руку кузины, перехватив ее на пути к плите. — Всегда за тебя особенно беспокоится, потому что ты сама младшая… и просто потому, что дар тебя делает уязвимой.

— Я сама способна защититься и вовсе не лишена здравомыслия.

— Знаю. Милая… — Моргана поспешно сморгнула выступившие на глазах слезы, — ведь с тобой это впервые. Я раньше не хотела влезать, но теперь… Боже, что за сентиментальность!

— Ты просто лучше скрывала свои изыскания. — На секунду оставив готовку, Ана шагнула к сестре и обняла ее. — Это было прекрасно, он был так нежен… Теперь знаю: правильно делала, что ждала. Он пришел. — Она распрямилась с улыбкой. — Дал мне то, чего я и не ожидала.

Моргана со вздохом протянула к ней руки.

— Ты влюблена.

— Правда. Сильно.

— А он?

Глаза погасли.

— Не знаю.

— Ох, Ана…

— Не хочу его привязывать таким способом. — Взгляд успокоился, голос отвердел. — Это было бы нечестно, пока он не знает, кто я такая, пока я не осмелилась объяснить свои чувства. Знаю, что я ему дорога. Тут никакой дар не нужен. И этого достаточно. Когда возникнет нечто большее — если возникнет, — сам скажет.

— Никогда не перестаю удивляться твоему дьявольскому упрямству.

— Я из семейства Донованов, — объявила Ана. — А это важно.

— Согласна. Только надо объяснить. — Моргана крепко схватила ее за локоть. — Ох, понимаю. Сама советов терпеть не могу. Не хочу слышать. Но ты должна разделаться с прошлым и смотреть в будущее.

— Я смотрю в будущее. Хочу видеть в нем Буна. Просто мне нужно время. — Голос дрогнул, Ана стиснула губы, дожидаясь, когда пройдет ком в горле. — Я знаю его. Он хороший. Сам того не зная, обладает сочувствием, воображением, щедростью… и у него есть ребенок.

Когда она отвернулась, Моргана попыталась встать из-за стола.

— Этого ты боишься? Принять чужого ребенка?

— Ох, нет! Я люблю Джесси. Кто бы не полюбил? Полюбила ее даже раньше, чем Буна. Она — центральный столп его мира, и это естественно. Для него, кроме нее, ничего не существует. А я не гожусь для обоих.

— Объясни.

Ана замешкалась, споласкивая крутые яйца, которые собиралась измельчить.

— У тебя есть свежий укроп? Помнишь, дядя Дуглас любит рубленые яйца с укропом?

Шумно выдохнув, Моргана грохнула банкой о стол.

— Объясни, Анастасия.

Раздираемая эмоциями, Ана вскипела:

— Ты даже не понимаешь, как тебе повезло с Нэшем! Ведь он любит тебя, несмотря ни на что.

— Почему это не понимаю? — возмутилась Моргана. — При чем тут вообще Нэш?

— Сколько других мужчин примут нас целиком? Многие захотели бы на колдунье жениться или взять ее в матери собственного ребенка?

— Во имя Финна, Анастасия! — Нетерпеливый тон чуть смягчился из-за необходимости снова сесть. — Можно подумать, будто мы летаем на метле и кудахчем, портя молоко в материнской груди!

Ана не улыбнулась.

— Разве многие думают иначе? Роберт…

— Чума на твоего Роберта.

— Ладно, забудем о нем, — махнула рукой Ана. — Сколько раз на протяжении столетий за нами охотились и преследовали, боялись и изгоняли просто за то, что мы родились не такими, как все? Я не стыжусь своей крови. Без сожаления принимаю свой дар и наследие. Только если откроюсь и он на меня взглянет так, — она усмехнулась, — будто у меня в подвале стоит кипящий котел с жабами и с волчьим аконитом, я не переживу.

— Если он тебя любит…

— Если, — повторила Ана. — Посмотрим. По-моему, тебе теперь надо прилечь на часок.

— Увиливаешь от темы, — сказала Моргана, и в ту же секунду на кухню ворвался Нэш. В волосах паутина — к счастью, искусственная, — в глазах нечестивый блеск.

— Девочки, вы должны посмотреть! Невероятно… Так здорово вышло, я просто сам себя испугался. — Он схватил со стола корень сельдерея, зажевал с вкусным хрустом. — Пошли, чего сидите?

— Ох уж эти мне дилетанты, — вздохнула Моргана, с трудом поднявшись на ноги.

Кузины любовались изготовленными Нэшем голографическими изображениями привидений в прихожей, когда раздался шум подъезжающего автомобиля.

— Приехали! — Полная радостных предвкушений встречи с родными, Ана легким прыжком подлетела к дверям. И замерла на месте, оглядываясь на Моргану, которая повисла на плече у Нэша.

Он сразу побледнел не хуже привидений.

— Детка! Что ты?.. О боже.

— Все в порядке. — Моргана испустила долгий вздох, Ана ее подхватила под другую руку. — Правда, просто судорога. — Привалившись к мужу, она улыбнулась кузине. — По-моему, очень удачно родить двойню в Хеллоуин.

— Абсолютно нечего беспокоиться, — заверил Дуглас Донован, высокий мужчина одного роста с сыном Себастьяном, с чуть посеребрившейся гривой волос цвета воронова крыла, во фраке с черным галстуком по торжественному случаю. Наряд дополняли неоново-оранжевые мокасины, которые доставляли ему колоссальное удовольствие, светясь в темноте. — Роды самое естественное дело на свете. И ночь идеальная.

— Верно. — Нэш сглотнул ком в горле. Дом полон народу — колдунов и колдуний, если уж нужна точность, — а его жена сидит на диване, делая вид, будто ее совсем не волнуют продолжающиеся больше трех часов схватки. — Может, тревога ложная.

Проплывавшая мимо Камилла в бальном платье с блестками хлопнула его по плечу веером из перьев.

— Предоставь дело Ане, мой милый мальчик. Она обо всем позаботится. Я рожала Себастьяна тринадцать часов. Причем мы шутили по этому поводу, правда, Дуглас?

— После того как ты перестала осыпать меня проклятиями, душечка.

— Естественно. — Камилла направилась к кухне, собираясь присмотреть за похлебкой. Ана вечно не докладывает шалфея.

— Если не найдет другого занятия, превратит меня в ежа, — пожаловался Дуглас.

— Мне уже легче, — пробормотал Нэш. — Вас тут целая куча.

Всегда готовый помочь дядюшка ободряюще кивнул:

— Для того и приехали, Дэш.

— Нэш.

— Ну да, — благосклонно улыбнулся Дуглас.

— Мама! — Моргана схватила мать за руку. — Спаси беднягу Нэша от дяди Дугласа. Он уже слегка дергается.

Брайна покорно отложила блокнот для рисования.

— Может, отца попросим с ним прогуляться?

— Прекрасно. — Моргана благодарно вздохнула, Ана продолжала массировать ей плечи. — Иначе его не утихомиришь.

Падрик, отец Аны, плюхнулся на место, только что освобожденное Брайной.

— Как дела, девочка?

— Правда, отлично. Пока схватки слабые, но скоро колеса завертятся. — Моргана наклонилась, чмокнула его в щеку. — Как я рада всех вас здесь видеть!

— Где же нам еще быть? — Падрик утешительно положил пухлую ладонь на живот своей племянницы и послал дочери волшебную улыбку. — А ты, моя родная крошка, хороша, как картинка. Вся в папу.

— Конечно. — Почуяв приближение очередной схватки, Ана твердо схватила Моргану за плечи. — Расслабься, милая, дыши глубже.

— Может, дать ей стеблелиста? — предложил Падрик.

Ана, подумав, тряхнула головой.

— Пока не надо. Она вполне справляется. Впрочем, принеси мою сумочку. Понадобятся кое-какие кристаллы.

— Сей момент. — Падрик поднялся, взмахнул рукой, открыл ладонь, на которой лежала веточка вереска в полном цвету. — Это еще откуда? — пробормотал он, повторяя свой вечный фокус. — Возьмите. — И удалился.

Моргана провела веточкой по щеке.

— Милейший человек на свете.

— Избалует двойняшек, если позволишь. Папа просто помешан на детях. — Связанная прочной! связью с кузиной, Ана знала, что ей гораздо хуже, чем кажется. — Скоро тебя наверх отведем.

— Еще рано. — Моргана пожала руку Аны. — Как хорошо, что все здесь. Где тетя Морин?

Мама на кухне. Наверняка спорит с тетей Камиллой из-за моей похлебки.

Моргана зажмурилась с легким стоном.

— Господи, я бы целый галлон съела.

— Потом съешь, — пообещала Ана и подняла глаза, заслышав наполнивший комнату грохот цепей и страдальческие стоны. — Кто-то пришел.

— Бедный Нэш. Не может успокоиться, все волнуется за свою работу. Это Себастьян?

Ана повернула голову.

— Угу. Критикует вместе с Мэл голограммы. Ох, там еще машина с дымом и летучие мыши…

Кузен вошел быстрым шагом.

Ох уж эти мне дилетанты!

— А Лидия до того испугалась, что визжала и визжала, — докладывала Джесси, описывая ужасы и кошмары в школьном доме с привидениями. — Потом Фрэнки объелся конфетами, его стошнило.

— Похоже, действительно красный день календаря. — Предвидя вариант Фрэнки, Бун припрятал половину сластей, накопленных дочкой в подарочном мешочке.

— Мой костюм мне больше всех нравится. — Выбравшись из машины у магазина Морганы, Джесси завертелась на месте, раздув розовую юбку в звездах. Довольный собой отец наклонился и Расправил крылья из алюминиевой фольги. Почти два дня он ломал голову, как раскроить, сметать и сшить наряд феи. Хотя дело того стоило. Дочка стукнула картонной волшебной палочкой по его плечу.

— Теперь ты прекрасный принц.

— А раньше кем был?

— Гадким лягушонком. — Джесси взвизгнула от смеха, когда он ущипнул ее за нос. — Думаешь, Ана удивится? Она меня узнает?

— Ни за что на свете. Не уверен, что я тебя сам узнаю.

Они решили обойтись без маски, и Бун нарумянил ей щеки, накрасил губы, зачернил веки так, что брови золотом сияли над ними.

— Мы со всей ее семьей познакомимся, — напомнила Джесси отцу, как будто он нуждался в напоминании. Всю неделю волновался. — А я снова увижу собаку и кошку Морганы.

— Точно. — Бун старался не особенно беспокоиться из-за собаки. Пусть Пэн сильно смахивает на волка — тут нечего спорить, — пес вел себя с Джессикой мило и дружелюбно при их последнем визите.

— Будет лучший Хеллоуин в мире! — Поднявшись на цыпочки, Джесси нажала кнопку звонка. Рот открылся, испустив беззвучный вздох, когда внутри зазвенели цепи и разнеслись стоны.

Дверь открыл крепкий мужчина с веселыми глазами. Бросил один взгляд на девочку и загудел, как самый настоящий дух:

Добро пожаловать в дом с привидениями! Рискните войти.

Она вытаращила глаза, ставшие похожими на большие голубые блюдца.

— А там настоящие привидения?

— Входите, если осмелитесь. — Мужчина присел, поравнявшись с ней, и вытащил из рукава пушистого набивного кролика.

— О-ой… — Очарованная, Джесси прижалась к игрушке щекой. — Вы волшебник?

— Конечно. Как все прочие.

— Нет. Я — принцесса фей.

— Очень хорошо. А это твоя свита на вечер? — уточнил он, бросив взгляд на Буна.

— Это мой папа, — весело рассмеялась Джесси. — А я на самом деле Джессика.

— А я на самом деле Падрик. — Мужчина выпрямился, и, хотя взгляд его был по-прежнему радостным, Бун убедился, что его оценивают. — А вы?

— Сойер. — Он протянул руку. — Бун Сойер. Мы с Анастасией соседи.

— Соседи, говорите? Нисколько не сомневаюсь. Входите, входите. — Падрик взял Джесси за руку. — Смотрите, что мы тут для вас припасли.

— Привидения! — Джесси чуть не выскочила из туфель с ремешками. — Привидения, пап!..

— Неплохая попытка для дилетанта, — довольно благожелательно заключил Падрик. — Кстати, Ана с Нэшем только что отвели наверх Моргану. Сегодня у нас будет двойня. Морин, цветок моей страсти, идет встречать соседей Аны. — В коридоре мелькнула ошеломляющая амазонка в алом тюрбане. Падрик оглянулся на Буна: — По-моему, мальчик, ты не прочь выпить.

— Да, сэр. — Бун глубоко вздохнул. — Пожалуй.

Колеблясь в нерешительности, Мэл стукнула в дверь спальни Морганы, потом сунула туда голову. Неизвестно, чего она ожидала — стерильной и пугающей атмосферы больничной палаты для рожениц или мистически пылающего магического круга. Не увидела ни того ни другого.

Вместо этого на большой уютной кровати лежала Моргана, окруженная цветами и свечами. По комнате плыли звуки арфы и флейты. Моргана слегка раскраснелась, Нэш страшно бледный, но в остальном обстановка нормальная. Мэл успокоилась, перешагнула порог, повинуясь приглашающему жесту Аны.

— Входи, дорогая. Будешь консультантом-экспертом. Ты же помогала нам с Себастьяном принимать жеребенка пару месяцев назад.

— Я действительно чувствую себя кобылой, — выдавила Моргана, — только это не означает, что сравнение мне нравится.

— Не хочу мешать, путаться под ногами и… О боже! — задохнулась Мэл, когда Моргана запрокинула голову и запыхтела, как паровоз.

— Ничего, ничего, — забормотал Нэш, схватил жену за руку, засуетился с секундомером. — Вот еще одна. У нас все хорошо и отлично.

— У нас, черт побери, — проскрежетала сквозь зубы Моргана. — Хотелось бы на вас посмотреть…

— Дыши, — ласково приказала Ана, выкладывая кристаллы на живот кузины. Они сгрудились в кучку, сверкая неземным светом, так что Мэл отодвинулась на приличное расстояние.

Пришлось себе напомнить, что она замужем за чародеем всего два месяца.

— Хорошо, детка. — Нэш прижался губами к руке Морганы, страстно желая, чтобы боль утихла. — Почти кончено.

— Не уходи. — Моргана крепко стиснула его руку, когда схватки отступили. — Не уходи…

— Я здесь. Ты просто чудо. — Он протер разгоряченное лицо жены влажным полотенцем, как учила Ана. — Люблю тебя, моя великолепная.

— Уж лучше постарайся. — Она выдавила улыбку, облегченно выдохнула. — Как там у меня дела, Ана?

— Отлично. Еще пара часов.

— Пара… — Нэш прикусил язык, удерживая на губах кисловатую улыбку. — Ужас.

Мэл прокашлялась, и Ана оглянулась.

— Извини. Мы слегка отвлеклись.

— Что ты. Я просто думала, надо сказать тебе, что здесь Бун… и Джесси.

— Ох!.. — Ана вытерла рукавом лоб. — Я и забыла. Сейчас же спущусь. Попроси тетю Брайну подняться сюда.

— Хорошо. Эй, Моргана, мы все с тобой.

Роженица криво улыбнулась.

— Прекрасно. Не желаете поменяться местами?

— На этот раз я пас, спасибо. — Ана направилась к двери. — Пока вас оставляю.

— Ты же ненадолго? — Борясь с паникой, Нэш растирал поясницу жены, умоляюще глядя на Ану.

— Всего на минуту-другую. Не беспокойся, у тетушки Брайны огромный опыт. И нам нужно немножечко бренди.

— Бренди? Ей нельзя пить…

— Тебе можно, — ответила Ана и выскользнула из комнаты.

Первой, кто попался ей на глаза, когда она дошла до гостиной, оказалась веселившаяся от души Джесси. Мать Аны, смеясь заразительным полнокровным смехом, слушала сообщения о школьных забавах на праздновании Хеллоуина. Из того, что Джесси тискала двух игрушечных мягких зверушек, Ана заключила, что отец уже принялся за фокусы.

Будем надеяться, он хорошо маскируется.

— Наверху все в порядке? — тихо спросила Брайна, столкнувшись в коридоре с племянницей.

— В полнейшем. До полуночи станешь бабушкой.

— Будь благословенна, Анастасия. — Тетка чмокнула ее в щеку. — И твой дружок мне нравится.

— Это вовсе не… — Но Брайна уже торопилась наверх.

Бун стоял у камина, в котором весело потрескивал огонь, пил какой-то напиток, явно приготовленный отцом Аны, и с восторженным изумлением слушал дядюшку Дугласа.

— Естественно, пустили беднягу переночевать. Буря бушевала, вот именно. Ну, и что же он сделал? Выскочил утром, крича во все горло про ведьм, привидения и прочее. Очень трогательно, — мрачно прокомментировал Дуглас, постукивая по лбу пальцем. На его голове теперь красовалась разукрашенная черная шляпа. — Печальная и прискорбная история.

— Может, это произошло потому, что ты расхаживал по дому в бряцающих доспехах? — предположил Мэтью Донован, согревая в длинных пальцах бокал с бренди.

— Нет-нет, доспехи близко даже не похожи на ведьм. По-моему, его потряс вой кота Морин.

— Мои коты не воют, — возмутилась Морин. — Они вполне прилично воспитаны.

— А у меня есть собака, — пропищала Джесси. — Хотя я и кошек люблю.

— Правда? — Падрик, всегда готовый услужить, вытащил из-под ее крылышек игрушечного котенка в желтых полосках. — Годится?

— Ой… — Джесси прижалась к игрушке лицом и обрадовала Падрика, забравшись ему на колени и поцеловав в румяную щеку.

— Папа… — Ана наклонилась над спинкой дивана, коснулась губами лысеющей головы. — Ты не меняешься.

— Ана! — Джесси соскочила, пытаясь удержать в руках весь зверинец. — Твой папа самый веселый и забавный в мире!

— Мне он тоже нравится. — Ана с любопытством наклонила голову. — А ты кто такая?

— Джесси… — Девочка с хохотом обежала диван.

— Нет, правда?

— Честно. На Хеллоуин папа меня превратил в принцессу фей.

— По голосу в самом деле похоже на Джесси. — Ана склонилась еще ниже. — Ну-ка, поцелуй меня, дай посмотреть.

Джесси прижалась к ней накрашенными губами, вспыхнув от радости, что ее наряд понравился.

— Ты меня не узнала? Правда?

— Ты меня окончательно провела. Я думала, передо мной настоящая принцесса фей.

Твой папа говорит, что ты была его принцессой фей, потому что мама твоя — королева.

Морин вновь рассмеялась и подмигнула мужу.

— А ты мой лягушонок.

— Жалко, что я не могу остаться и поболтать, — обратилась Ана к Джесси.

— Знаю. Ты помогаешь Моргане высвободить деток. Они сразу выйдут или по одному?

— Надеюсь, что по одному. — Ана взъерошила волосы Джессики и оглянулась на Буна. — Знаете, оставайтесь сколько захотите. Еды хватит.

— Не беспокойтесь о нас. Как Моргана?

— Очень хорошо. Собственно, я спустилась за бренди для Нэша. У него нервы вот-вот сдадут.

Понимающе кивнув, Мэтью протянул графин и сифон.

— Сочувствую ему.

Принимая у него бренди, Ана почуяла мощный заряд силы и поняла, что при всем своем внешнем спокойствии он сердцем и мыслями наверху с дочерью.

— Не волнуйся, дядя Мэтью. Я о ней позабочусь.

— Лучше не придумаешь. Лучше тебя я никого не знаю, Анастасия. — Пристально глядя ей в глаза, Мэтью дотронулся до гелиотропа у нее на шее. — А я многих знаю. — На его губах появилась улыбка. — Бун, не проводите Анастасию наверх?

— С удовольствием. — Бун взял у Аны графин, и они вышли.

— Слушай, твоя родня… — начал Бун, подойдя к лестнице, и затряс головой, не чувствуя, что Ана окаменела.

— Что?..

— Невероятно. Просто невероятно. Я не каждый день оказываюсь в кругу незнакомых людей, когда женщина наверху готовится родить двойню, а под кухонным столом волк — клянусь, этот пес вовсе не пес, — грызет кость мастодонта, а над головой летают механические летучие мыши… Да, еще забыл про привидений в прихожей.

— Ну, сегодня же Хеллоуин.

— Вряд ли в этом дело. — Он остановился на верхней площадке. — Даже не помню, когда мне было так интересно. Фантастическая компания. Твой отец делает волшебные фокусы, потрясающие до ужаса. В жизни не догадаюсь, откуда он все это вытаскивает.

— Наверняка не догадаешься. Он… ах, трудно объяснить…

— Вполне мог бы на жизнь зарабатывать. Должен признаться, ни на что на свете не променял бы их общество. — Бун обнял ее за шею свободной рукой.

— Я боялась, что ты будешь неловко себя чувствовать.

— Нет. Хотя сорвался мой план затащить тебя в темный угол и запугать до дрожи какой-нибудь сказкой, от которой кровь стынет в жилах, а потом закрыть, как щитом, своим телом.

— Меня не так легко напугать, — улыбнулась Ана, прижимаясь к нему. — Я выросла на сказках, от которых кровь стынет в жилах.

— Что немудрено, имея дядюшек, которые расхаживают, бряцая доспехами, — пробормотал Бун.

— Это еще что. Мы обычно играли в донжоне замка, и однажды я провела там целую ночь с привидениями на пари с Себастьяном.

— Храбрая.

— Нет. Упрямая. И глупая. Мне никогда в жизни так плохо не было. По крайней мере, пока Моргана не транспортировала подушку и одеяло.

— Транспортировала? — Бун усмехнулся забавному выражению.

— Ну, прислала, — поправилась Ана, теснее прижавшись к нему, чтобы он думал только о ней.

Когда дверь позади открылась, оба оглянулись, словно виноватые дети. Брайна вздернула бровь, оценив ситуацию, и улыбнулась.

— Простите, что помешала, но, по-моему, Бун как раз тот, кто нам нужен.

Бун крепче стиснул графин с бренди, кивнул на комнату Морганы.

— Там?..

— Нет, — рассмеялась она. — Просто постойте здесь, а я выставлю Нэша. Он нуждается в мужской беседе.

Только на минутку, — предупредила Ана. — Он должен быть рядом с Морганой.

Не дав Буну ни согласиться, ни отказаться, она упорхнула. Сдавшись, Бун налил себе бренди, сделал добрый глоток, снова налил и, завидя вышедшего из спальни Нэша, сунул ему в руки стакан.

— Выпей.

— Не думал, что так долго будет. — Нэш испустил тяжкий вздох, хлебнул бренди. — И что ей будет так больно. Если мы это переживем, клянусь, больше никогда до нее не дотронусь.

— Ну конечно, — хмыкнул Бун.

— Серьезно. — Нэш принялся расхаживать по лестничной площадке.

— Слушай, не хочу вмешиваться, но не лучше ли… не безопасней ли было бы Моргане в больнице, с врачами, с необходимым медицинским оборудованием?.. — спросил Бун.

— В больнице? — Нэш растер ладонью лицо. — Нет. Моргана родилась в этой самой кровати и ни за что не пожелала бы рожать в другом месте. Пожалуй, я тоже.

— Ну, тогда хоть доктора позвать…

— Лучше Аны не бывает. — Вспомнив об этом, Нэш слегка успокоился. — Поверь мне, Моргана не могла попасть в лучшие руки.

— Знаю, повитухи отлично справляются, и это считается более естественным… — Бун пожал плечами. Если Нэш доволен сложившимся положением, его дело. — Должно быть, она это делала раньше?

— Моргана впервые.

— Нет, я Ану имею в виду, — уточнил Бун. — Она принимала роды?

— Ох, да. Конечно. Ана знает, что делает. По-моему, я свихнулся бы, если бы ее тут не было. Но… — Нэш снова сделал глоток, — хочу сказать, очень уж долго. Не знаю, как женщины выдерживают. Мне просто кажется, Ана могла бы что-нибудь сделать. Она ж ведьма, черт побери!

Мужественно сдержав очередной смешок, Бун ободрительно хлопнул Нэша по спине.

— Вряд ли стоит ее обзывать в такой момент. Женщины при родах ведут себя резковато. Имеют на то полное право.

— Да я не о том… — Нэш спохватился, поняв, что переходит границу. — Мне надо взять себя в руки.

— Вот именно.

— Знаю, все будет хорошо. Ана не допустит, чтобы что-то случилось плохое. Только жутко тяжело видеть страдания Морганы…

— Тяжелей всего на свете, когда страдает тот, кого любишь. Ты выдержишь. И вынесешь из данного случая фантастические впечатления.

— Никогда ни к кому не испытывал таких чувств. Моргана для меня все.

— Я тебя понимаю.

Нэшу стало лучше, и он отдал стакан Буну.

— У тебя с Аной тоже так?

— Возможно. Знаю, что она особенная.

— Правда. — Нэш поколебался, потом снова заговорил, тщательно подбирая слова: — С твоим воображением, со способностью видеть дальше так называемой реальности ты сумеешь понять ее, Бун. Это особая, необычная женщина, одаренная тем, что ее отличает от прочих. Если ты ее любишь, если хочешь ввести в свою жизнь и в жизнь Джессики, постарайся, чтобы эти особенности не встали на твоем пути.

Бун нахмурился.

— Кажется, я не понял.

— Просто помни мои слова. Спасибо за выпивку… — Нэш решительно набрал в грудь воздуху и вернулся к жене.

Глава 9

— Дыши! Давай, детка, дыши…

— Дышу, — пропыхтела Моргана и даже умудрилась грозно взглянуть на мужа. — Черт возьми, что я, по-твоему, делаю, как не дышу?

Нэшу казалось, что он уже миновал критическую точку. Она успела обозвать его всеми словами, включенными в словарь, и придумала несколько новых. Ана сообщила, что дело идет к концу, и он цеплялся за вспыхнувшую надежду столь же отчаянно, как Моргана за его руку. Поэтому лишь улыбнулся вспотевшей жене и промокнул ей лоб влажным полотенцем.

— Вопи, рычи, плюйся… — Он коснулся ее губами, радуясь, что она его не укусила. — Не собираешься превратить меня в слизняка или в двухголового тритона?

Моргана рассмеялась со стоном:

— Могу предложить более подходящий вариант. Мне надо сесть. Ана?..

— Нэш, сядь позади нее, поддерживай спину. Теперь уже скоро. — Выгнув собственную спину, где эхом отзывались боли Морганы, Ана в последний раз огляделась, все ли готово. Простынки, согретые у огня, горячая вода, стерилизованные зажимы и ножницы, сильно пульсирующая горстка сверкавших кристаллов.

Брайна стояла сбоку возле дочери, в глазах горели понимание и забота. В памяти мелькали воспоминания о часах, когда она на этой же кровати старалась принести в мир новую жизнь. Теперь здесь же, думала она, смаргивая туманившие глаза слезы, ее собственное дитя преодолевает последние минуты, последние страдания.

— Не тужься, пока я не скажу. Дыши. Дыши, — твердила Ана, чувствуя внутри себя нараставшие схватки, сладкую и ужасную боль, от которой на коже выступил пот.

Моргана застыла, подавляя желание тужиться, стараясь делать то, что велено.

— Хорошо. Хорошо. Почти все, дорогая. Обещаю. Имена выбрали?

— Мне нравится Керли и Мо, — объявил Нэш, дыша в такт с Морганой, пока ей не удалось легонько толкнуть его локтем. — Ладно, ладно, Оззи и Гарриет, но только если будут мальчик и девочка.

— Сейчас не смеши меня, идиот. — Но она все равно рассмеялась, и боль отступила. — Хочу тужиться. Не могу не тужиться.

— А если две девочки, — продолжал Нэш, находясь на грани отчаяния, — мы согласны на Люси и Этель. — Он прижался щекой к лицу жены.

— А если два мальчика, то Борис и Бела. — Моргана почти истерически рассмеялась, закинув назад руки и обнимая мужа. — Боже, Ана, мне надо…

— Давай! — крикнула Ана. — Тужься изо всех сил!

Моргана со смехом и слезами запрокинула голову.

— О боже!..

За окнами сверкнула молния на безоблачном небе, гром с треском хлестнул небесным хлыстом.

— Молодец, чемпионка, — начал Нэш, но голова вдруг полностью опустела. — Смотрите! Господи, смотрите!..

В ногах кровати Ана нежно, умело повернула крошечную темненькую головку.

— Теперь потерпи, милая. Знаю, трудно, но только сдержись на минуту. Дыши глубже. Вот так. Дальше произнесу заклинание.

— Тут волосы, — слабо пробормотал Нэш с мокрым от пота и слез лицом, как у Морганы. — Только посмотрите… Кто это?

— С того конца я еще не смотрела. — Ана послала ему сияющую улыбку. — Ладно, вот и главный приз. Тужься, дорогая, посмотрим, кто у нас там, Оззи или Гарриет.

Моргана со смехом вытолкнула младенца в руки кузины. При первом диком негодующем крике, эхом грянувшем в комнате, Нэш зарылся лицом в спутанных волосах жены.

— Моргана… Боже милостивый, Моргана! Это наши…

— Наши. — Боль уже забылась. Моргана с горящими глазами протянула руки, и Ана положила в них крошечный дышащий пакетик. Забормотала с младенцем на языке своей крови, ласково его приветствуя.

— Кто это? — Нэш коснулся головки дрожащими пальцами. — Забыл посмотреть.

— Твой сын, — сказала ему Ана.

При первом мощном вопле разговоры в гостиной разом оборвались, словно кто-то щелкнул выключателем. Все взоры обратились на лестницу. Там было тихо, пусто. Бун растроганно взглянул на собственную дочку, мирно спавшую на диване, удобно пристроив голову на коленях Падрика.

Он почувствовал, будто пол дрогнул, в бокале плеснулось вино. Не успел он вымолвить слово, как Дуглас снял цилиндр и, хлопнув Мэтью по спине, возвестил:

— Новый Донован. Новое наследие. Камилла, слегка прослезившись, подошла, поцеловала шурина в щеку.

— Будь благословен.

Бун собрался принести поздравления, но тут поднялся Себастьян, зажег белую свечу, потом золотую. Взял непочатую бутылку вина, сорвал печать с пробки, налил бледно-золотистую жидкость в узорчатый серебряный кубок.

— Звезда всходит в ночи. Жизнь от жизни и кровь от крови зажгли ее лучи. Любовь рождение дарит тебе и от первого до последнего вздоха рядом идет по земле. Другой дар от плоти и крови, яркий, как свет, сам решай, брать или нет. Чары луны, сила солнца, чистая вода. Помни: никому не причини вреда.

Себастьян протянул чашу Мэтью, который отпил первым. Зачарованный Бун наблюдал, как Донованы передают кубок один другому. Ирландская традиция? Безусловно, гораздо трогательнее и очаровательнее, чем передавать по кругу сигару.

Когда кубок вручили ему, он был и польщен, и озадачен. Только сделал глоток, как раздался другой крик, возвещающий о другой жизни.

Две звезды, — с гордостью провозгласил Мэтью. — Два дара.

Торжественную атмосферу нарушил Падрик, выбросив праздничный вымпел, пустив дождь конфетти и затрубив в рожок, отчего его жена расхохоталась.

— С Новым годом! — воскликнула она, указывая на часы, которые как раз начали бить двенадцать. — Самый лучший канун Дня Всех Святых после того, когда Падрик заставил свиней летать. — Морин усмехнулась Буну: — Большой шутник.

— Свиней?.. — начал Бун, но тут все оглянулись на вошедшую Брайну. Она подошла к мужу, и тот ее крепко обнял.

— Все в порядке. — Брайна смахнула счастливые слезы. — Все здоровы и прекрасны. У нас внук и внучка, любимый. Наша дочь всех приглашает наверх поздороваться с ними.

Не желая мешать, Бун остался на месте. Себастьян задержался в дверях, вздернув бровь.

— А вы не идете?

— Я думал, члены семьи…

— Вы приняты, — коротко объявил Себастьян, видно не совсем согласный с остальными Донованами. Он не забыл, как глубоко была однажды ранена Ана.

— Странное утверждение, — пробормотал Бун, стараясь сохранить ровный тон, сдерживая неожиданно вспыхнувшее раздражение. — Тем более что вы придерживаетесь другого мнения.

— Тем не менее. — Себастьян наклонил голову, что Бун воспринял одновременно как вызов и предупреждение. Однако, взглянув на диван, Себастьян смягчился. — Думаю, Джесси будет разочарована, если вы ее не разбудите и не поведете взглянуть.

— Но вам бы этого не хотелось.

— Этого хотелось бы Ане, — сказал Себастьян. — Что гораздо важнее. Вы причините ей боль. Ана не проливает слез, но прольет их из-за вас. Поскольку я люблю ее, мне придется простить вас за это.

— Не понимаю…

— Конечно, — кивнул Себастьян. — Зато я понимаю. Берите ребенка, Сойер, присоединяйтесь к нам. Сегодня ночь любви и маленьких чудес.

Не понимая, что его так разозлило, Бун тупо смотрел на дверь. Черт возьми, он вовсе не обязан оправдываться перед слишком заботливым назойливым кузеном. Джесси зашевелилась, заморгала сонными глазками, и он выбросил Себастьяна из головы.

— Пап?..

— Я здесь, лягушонок. — Бун наклонился, взял свое дитя на руки. — Знаешь что?

Она протерла глаза.

— Спать хочу…

— Скоро поедем домой, но, по-моему, ты сначала захочешь кое-что увидеть. — И он понес по лестнице зевавшую девочку, уронившую ему на плечо отяжелевшую голову.

Там столпились все, производя шума гораздо больше нормы для родильной палаты, по мнению Буна. Нэш сидел на краешке кровати рядом с Морганой и глупо ухмылялся.

— На меня похож, правда? — спрашивал он, ни к кому конкретно не обращаясь. — Нос. У него мой нос.

— Это Алисия, — проинформировала его Моргана, потершись щекой о пушистую головку сына. — Донован у меня.

— Правильно. Ну, у нее мой нос. — Нэш потянулся к другому младенцу. — А у него мой подбородок.

— Подбородок Донованов, — поправил Дуглас. — Ясно как день.

— Ха! — Морин решила высказать свое мнение. — Оба типичные Корриганы. В нашей линии всегда сильные гены.

Пока они спорили, Джесси очнулась.

— Там детки? — встрепенулась она. — Уже родились? Можно мне посмотреть?

— Пропусти ребенка. — Падрик оттолкнул брата локтем. — Дай взглянуть.

Держась одной рукой за отцовскую шею, Джесси потянулась вперед.

— Ой!.. — Сонные глаза вспыхнули, когда Анна взяла в руки младенцев и поднесла к ней. — Похожи на маленьких фей… — Она с большой осторожностью коснулась пальцем одной щечки, а потом другой.

— Так и есть на самом деле. — Падрик чмокнул Джесси в нос. — Новенькие, с иголочки, принц и принцесса фей.

— А у них крыльев нет, — фыркнула девочка.

— Некоторым волшебникам крылья не требуются. — Падрик подмигнул дочери. — Потому что у них в душе крылья.

— Этим волшебникам требуется тишина и покой. — Ана передала младенцев в протянутые руки Морганы. — Их маме тоже.

— Я прекрасно себя чувствую.

— Тем не менее. — Ана бросила через плечо предупреждающий взгляд, заставивший Донованов неохотно удалиться.

— Бун! — окликнула Моргана. — Не могли бы вы подождать и отвезти домой Ану? Она совсем без сил.

— Ничего подобного. Ему надо…

— Разумеется, отвезу. — Бун усадил на плечо Джесси. — Мы внизу подождем, собирайтесь.

Прошло еще пятнадцать минут, пока Ана полностью удостоверилась, что Нэш понял все ее указания. Моргана уже засыпала, когда она закрыла дверь, расставшись со своей новой родней.

Действительно совсем вымоталась, сила кристаллов в сумочке практически иссякла. Почти двенадцать часов она трудилась вместе с кузиной, производя на свет детей, связанная с ней неразрывной нитью. Тело отяжелело от усталости, сознание затуманилось. Обычный результат слишком тесных контактов.

Она споткнулась на верхней ступеньке, но сумела удержаться, вцепилась в амулет из гелиотропа, впитывая его последнюю силу.

Дойдя до гостиной, почувствовала себя чуть лучше. Бун дремал в кресле у камина с прильнувшей к его груди, свернувшейся калачиком Джесси. Глаза его открылись, губы сложились в улыбку.

— Привет, чемпионка. Признаться, я считал все это каким-то безумием, но ты чертовски хорошо поработала.

— Рождение детей всегда ошеломляет. Не стоило вам сидеть тут все время.

— Мне самому хотелось. — Бун чмокнул Джесси в макушку. — И ей. В понедельник станет звездой школы, излагая историю.

— Для нее ночь была очень долгой и останется незабываемой. — Ана протерла глаза, Джесси тоже, прежде чем снова погрузиться в сон. — Где все?

— На кухне. Опустошают холодильник и выпивают. Я решил воздержаться, свою норму нынче уже превысил. — Он усмехнулся. — Недавно мог бы поклясться, будто дом затрясся, поэтому переключился на кофе. — Бун кивнул на стоявшую рядом на столике чашку.

Теперь полночи спать не будешь. Я только сбегаю предупрежу, что уехала. Можешь нести Джесси в машину.

Выйдя из дома, Бун глубоко вдохнул холодный ночной воздух. Ана права, сон совсем улетучился. Надо пару часов поработать, пока кофе не выветрится, за что наверняка придет расплата завтра. Но дело того стоило. Он оглянулся на освещенное окно спальни Морганы. Вполне стоило.

Бун стащил крылья с плечиков Джесси, уложил ее на заднее сиденье.

— Прекрасная ночь, — пробормотала у него за спиной Ана. — По-моему, должны выйти все звезды.

— И еще две новых, как сказал Мэтью. — Бун с улыбкой открыл перед ней дверцу. — Очень мило. Себастьян произнес тост за любовь, за жизнь, дар и звезды, кубок с вином пустили по кругу… Так принято в Ирландии?

— Отчасти.

Бун включил мотор, Ана откинула голову на спинку кресла и через секунду заснула.

Выехав на свою подъездную дорожку, Бун задумался, как занести их обеих в дом и уложить в постель. Открыл дверцу, и Ана тут же проснулась, заморгала.

— Сейчас я ее отнесу и приду за тобой.

— Не надо, со мной все в порядке. — Полусонная, она вылезла из машины. — Давай помогу. — Рассмеялась, собирая целый магазин мягких игрушек. — Папа вечно хватает через край. Надеюсь, ты не против.

Шутишь? Он потрясающе отнесся к Джесси. Пошли, детка. — Бун поднял спящую девочку. — С твоей матерью она тоже поладила и с остальными, но определенно Падрик главный герой. Завтра наверняка потребует ехать в Ирландию, навестить его в замке.

— Он был бы очень рад. — Прихватив серебристые крылья, Ана пошла за Буном в дом.

— Просто брось где-нибудь всю кучу. Бренди выпьешь?

— Нет, пожалуй. — Ана свалила зверушек на диванчик, положила рядом крылья, расправила ноющие плечи. — Чаю выпила бы. Могу сама заварить, пока ты ее укладываешь.

— Отлично. Я быстро.

Когда Бун укладывал Джесси, из-под кровати донеслось глухое рычание.

— Великолепная сторожевая собака. Это мы, тупица.

Дэзи выскочила, бешено виляя хвостом. Дождалась, пока Бун снимет с дочки туфельки и костюм, потом прыгнула на кровать, примостилась в ногах.

— Только попробуй меня разбудить в шесть часов, я тебе пасть заклепаю.

Дэзи заколотила хвостом и закрыла глаза.

— Раз уж мы связались с собакой, не знаю, почему нельзя было умную взять, — рассуждал Бун, возвращаясь на кухню. — Тогда… — И Умолк на полуслове.

Чайник на плите закипает, чашки расставлены, приготовлен чайничек для заварки. Анна крепко спит за кухонным столом, опустив голову на руки.

В ярком свете ресницы отбрасывают тень на щеки. Будем надеяться, что она кажется такой бледной из-за резкого света, подумал Бун. Волосы рассыпаны по плечам. Мягкие губы чуть приоткрыты.

Глядя на нее, он вспоминал о юной принцессе, заколдованной завистливой колдуньей и обреченной проспать сто лет, пока ее не разбудит нежный поцелуй настоящей любви.

— Анастасия… как ты прекрасна! — Бун позволил себе прикоснуться к волосам. Никогда не видел ее спящей, и ему вдруг мучительно захотелось отнести ее в свою постель, увидеть рядом, открыв глаза утром. — Что мне делать?

Со вздохом убрав руку, он шагнул к плите, выключил чайник. Так же нежно, как Джесси, поднял на руки Ану. Стиснув зубы, борясь с внутренним напряжением, понес ее наверх, опустил на кровать.

— Даже не представляешь, как я хочу тебя именно здесь и сейчас, — выдавил он сквозь зубы, снимая с нее туфли. — В эту ночь, в моей постели. — Когда он натянул на нее одеяло, она вздохнула, перевернулась во сне, зарылась в его подушку.

В душе наступил покой. Бун наклонился, легонько поцеловал ее в губы.

— Спи спокойно, принцесса.

* * *

В трусиках и футболке Джесси перед рассветом пришлепала в спальню. Ей приснился страшный сон про школьный дом с привидениями, поэтому хотелось уютно устроиться рядом с отцом, согревшись его теплом.

Он всегда прогонял чудовищ.

Она влезла на кровать, прижалась и только тогда поняла, что это не отец, а Ана.

Свернувшись в клубочек, Джесси принялась любопытными пальчиками перебирать пряди ее волос. Ана сонно забормотала, обхватила ее, крепко прижав к себе. Нахлынули незнакомые впечатления. Другие запахи, другие ощущения, но Джесси себя почувствовала столь же любимой и оберегаемой, как в отцовских объятиях. Доверчиво положив головку на грудь Аны, она крепко заснула.

Проснувшись, Ана ощутила объятие маленьких мягких ручек. Не сообразив, где находится, посмотрела на Джесси, потом огляделась вокруг.

Комната не ее. И не Джессики. Это спальня Буна.

По-прежнему прижимая к себе теплое детское тело, она старалась припомнить, что было.

Последнее, что помнится, как села, налив воды в чайник. Устала, ужасно устала. Опустила на секунду голову и… очевидно, мгновенно заснула.

Где же Бун?

Ана осторожно повернула голову, не зная, обрадуется или огорчится, если не увидит его рядом. Конечно, глупо в данных обстоятельствах, но с радостью к нему бы прижалась, несмотря на спящего ребенка.

Снова оглянувшись, встретила устремленный на нее взгляд широко открытых детских глаз.

— Мне страшный сон приснился, — объяснила Джесси хриплым утренним шепотом. — Про всадника без головы. Он смеялся и гонялся за мной.

Ана поцеловала девочку в лоб.

— Наверняка не догнал.

— Угу. Я проснулась, пошла к папе. Он всегда прогоняет чудовищ. Тех, кто в чулане, и под кроватью, и в окне, и везде.

— Папы это умеют, — улыбнулась Ана, вспоминая, как родной отец изображал, будто каждый вечер выметает страшилок волшебной метлой, когда ей было шесть лет.

— А тут ты, я с тобой ничего не боюсь. Ты всегда теперь будешь спать в папиной постели?

— Нет. — Ана пригладила ей волосы. — Думаю, мы с тобой обе заснули, и папе нас пришлось уложить.

— Да ведь кровать большая, — заметила Джесси. — Места хватит. Со мной сейчас Дэзи спит, а папа один. А с тобой Квигли спит?

— Иногда, — ответила Ана, радуясь смене темы. — Должно быть, гадает, куда я пропала.

— По-моему, он знает, — заявил Бун, возникший в дверях в одних джинсах с незастегнутой пуговицей на поясе, с заспанными глазами, растрепанный. В ногах у него вился серый кот. — Выл и скребся на заднем дворе, пока я его не впустил.

— Ох… — Ана, откинув взлохмаченные волосы, села. — Прости, наверное, он тебя разбудил…

— Угадала с первого раза. — Бун сунул большие пальцы в карманы джинсов, а кот прыгнул на постель, жалуясь и упрекая хозяйку. Душа заныла больше прежнего. Как объяснить, что он чувствует, видя Ану в обнимку с его маленькой дочкой в своей большой мягкой постели? — Джесси, что ты тут делаешь?

— Мне страшный сон приснился. — Дочка прижалась головой к плечу Аны, гладя кота. — Поэтому я к тебе пошла, а тут Ана. Прогнала чудовищ не хуже тебя. — Квигли жалобно мяукнул, рассмешив Джесси. — Он голодный, бедняжка. Могу покормить. Можно вниз его отнести?

— Конечно, если хочешь…

Ана не успела договорить, как девочка соскочила, помчалась, кликнув за собой кота.

— Извини, она тебя побеспокоила… — нерешительно начал Бун, садясь на краешек кровати.

— Нет. Залезла и сразу заснула. А я должна извиниться, что доставила столько хлопот. Надо было меня хорошенько встряхнуть и отправить домой.

— Ты слишком устала. — Бун погладил Ану по волосам. — Ты была невероятно красивая и очень уставшая.

— Тяжело рожать детей, — улыбнулась Ана. — Где ты спал?

— В гостевой комнате. — Бун сморщился от боли в пояснице. — Первым делом надо поставить туда приличную кровать.

Ана принялась растирать ему спину.

— Мог бы меня туда отнести. Вряд ли я ощутила бы разницу между периной и листом фанеры.

— Хотел тебя в свою постель уложить. — Он заглянул ей прямо в глаза. — Очень хотел видеть тебя в своей постели. — Тихонько притянул ее к себе за волосы, ближе, ближе. — До сих пор хочу.

Прильнул к ней губами, уже не так осторожно и нежно, опрокинул на подушку. Ана почувствовала возбуждение и тревогу.

— Бун…

— Всего на минуту, — отчаянно взмолился он. — Дай побыть с тобой минуту…

Он впитывал ее дыхание, касался тела под тонким шелком смятой блузы. Руки скользили по коже, рот вновь и вновь проглатывал сдавленные стоны. Так хотелось прижаться всем телом, быстро, даже грубо втиснуться, взяв то, что она может дать.

— Ана… — Зубы прикусили кожу на шее, чтобы просто ее удержать. Бун понял, что поступает нечестно по отношению к ним обоим, и постарался сдержаться. — Котов долго кормят?

— Недостаточно долго. — Ана с нервным смехом уронила голову ему на плечо. — Абсолютно недостаточно.

— Сдаюсь. — Он сел, притянув ее к себе за руки. — Джесси просит у меня разрешения переночевать у Лидии. Если соглашусь, придешь ко мне? Сюда?

— Приду. — Она поднесла к губам его руку, потом прижала к щеке. — Когда скажешь.

— Сегодня. — Бун заставил себя отпустить ее и подняться. — Сегодня, — повторил он. — Позвоню матери Лидии. Умолять буду, если понадобится. — Несколько успокоившись, сказал: — Я обещал угостить Джесс мороженым, может быть, пообедать на пристани. Пойдешь с нами? Если все устроится, забросим ее к Лидии и отправимся ужинать.

Ана поднялась, безуспешно разглаживая блузу и слаксы.

— Звучит заманчиво.

— И прекрасно. Прости за одежду. Не хватило смелости тебя раздеть.

Ана вздрогнула, представив, как он расстегивает на ней блузку, медленно-медленно, терпеливыми пальцами, с жарким взглядом. Прокашлялась.

— Ничего, отглажу. Надо переодеться, навестить Моргану и двойняшек.

— Могу подвезти.

— Не надо. Отец заедет, пригонит мою машину. Когда собираетесь отправиться?

— После полудня. Часа через два.

— Отлично. Там и встретимся.

Он перехватил ее на пути к двери, впился в губы жадным поцелуем, от которого замерло сердце.

— Может, что-нибудь там прикупим, привезем сюда и съедим.

— Тоже неплохо, — пробормотала она. — Или просто вызовем разносчика с пиццей, когда проголодаемся.

— Еще лучше. Гораздо лучше.

Около четырех Джесси стояла на пороге дома Лидии, весело помахивая рукой на прощание. Розовый рюкзачок разбух от поразительного разнообразия принадлежностей, необходимых шестилетней девочке, чтобы переночевать у подружки. Самое замечательное в этом событии, по ее мнению, было то, что приглашение распространилось на Дэзи.

— Прикажи, чтобы я себя не винил, — попросил Бун, бросив последний взгляд в зеркало заднего обзора.

— За что?

— За то, что выставил родную дочь на ночь из дома.

— Бун! — Любуясь им, Ана наклонилась, поцеловала в щеку. — Тебе отлично известно, что Джесси не могла дождаться, когда мы уедем, чтобы начать развлекаться с Лидией.

— Да, но… дело не в том, что я ее выставил, а в том, что выставил из низменных побуждений.

При мысли о низменных побуждениях у нее все внутри сжалось в жаркий комок.

— Это вовсе не помешает ей веселиться, тем более что ты ей обещал через пару недель созвать гостей на вечеринку с ночевкой. Если все же чувствуешь себя виноватым, вообрази, как тебе понравится всю ночь пасти ораву пяти-шестилетних девчонок.

Бун искоса взглянул на Ану.

— Я как бы надеюсь на твою помощь… поскольку у тебя тоже есть порочные мотивы.

— Вот как? — Она слушала с колоссальным удовольствием. — Может быть, помогу. — Накрыла его руку ладонью. — Для отца-параноика, терзаемого чувством вины, ты ведешь себя просто отлично.

— Продолжай в том же духе. Мне становится лучше.

— Слишком хвалить тебя вредно.

— По той же самой причине не скажу, сколько парней сворачивали шею, чтобы взглянуть на тебя, когда мы нынче шли по причалу.

— Да? — Ана придержала развевавшиеся на ветру волосы. — Много?

— В зависимости от того, что значит «много». Признаюсь, не понимаю, как ты умудрилась сегодня так удивительно выглядеть после прошлой ночи.

— Возможно, потому, что спала как убитая. — Ана соблазнительно потянулась, с запястья к локтю соскользнул браслет из агатов. — Кто поистине удивительный, так это Моргана. Утром к моему приезду кормила обоих, производя впечатление, будто провела неделю на оздоровительном морском курорте.

— А малыши?

— Ужасно хороши. Здоровые, с яркими глазками. Нэш уже профессионально меняет пеленки. Утверждает, что оба ему улыбаются.

Знакомый с этим чувством Бун вдруг понял, что соскучился по нему.

— Славный парень.

— Нэш совершенно особенный, — добавила Ана.

— Должен признаться, я удивился, услышав, что он женат. Всегда был из тех, кто гуляет сам по себе.

— Любовь все меняет, — пробормотала она, стараясь, чтобы в голосе не прозвучали тоска и желание. — Тетя Брайна ее называет чистейшим видом магии.

Хорошее определение. Как только она коснется тебя, начинаешь думать, что больше нет ничего невозможного. Ты любила когда-нибудь?

— Однажды. — Анна отвела глаза, рассматривая сверкающие ледогенераторы вдоль берега. — Только магия оказалась недостаточно сильной. Потом я сообразила, что, в конце концов, жизнь не кончена, могу и одна быть абсолютно счастлива. Поэтому купила дом у воды, стала выращивать сад — словом, начала все заново.

— Вроде меня. — Бун погрузился в раздумья. — Быть счастливой в одиночестве означает, что ты ни с кем не можешь быть счастлива?

— Думаю, это означает, что я могу быть счастлива в сложившейся ситуации, пока не найду того, кто не только подарит мне магию, но и поймет, что он мне подарил, — волнуясь, ответила Ана.

Бун свернул на подъездную дорожку, заглушил мотор.

— У нас с тобой кое-что есть, Ана.

— Знаю.

— Никогда не думал, что испытаю столь сильное чувство. Другое, чем прежде, и я еще точно не знаю, что это такое. Не уверен, что хочу узнать.

— Не важно. — Она снова взяла его за руку. — Когда-нибудь тебе просто придется признать, что надо довольствоваться имеющимся в наличии.

— Не надо. — Бун устремил на нее пристальный взгляд. — С тобой не надо.

Ана осторожно набрала в грудь воздуху.

— Бун… Я не совсем такая, как ты думаешь или какой меня хочешь видеть..

— Хочу тебя такую. — Он грубо рванул ее к себе, заглушив испуганный вздох твердыми, ищущими губами.

Глава 10

Ана дрогнула под ударом паники, когда Бун выдернул ее из привязного ремня, повалив к себе на колени. Руки жесткие, рот пышет жаром. Это не тот Бун, который любил ее нежно, терпеливо наполнял сладкой сладостью, шепча обещания. Любовник, с которым она проводила тихие утра и ленивые дни, стал грозным, опасным. Ему нет сил противиться.

Кровь вскипает под грубыми требовательными руками. Ту же дикость она впервые почуяла в залитом лунным светом саду среди пьянящих ароматов срезанных цветов. Терпение и строгий контроль скрывали страсть, требующую немедленного удовлетворения.

Бессознательно сдавшись, она подчинилась ему, готовая на все, что он предпочтет.

Ее тело резко дернулось, когда он протащил ее через зазубренную подножку. Сдавленный крик смолк под жадными губами. В мозгу мелькнула дикая мысль взять ее прямо в машине, пока оба не образумились.

Разорвав блузку, желая ощутить вкус плоти, он впился в ее шею губами. Треск материи заглушил ее стон, пульс сбивчиво колотился под ненасытным ртом. От нее уже шел горячий, сладкий медовый запах.

С богохульным проклятием он распахнул настежь дверцу и, выхватив Ану, наполовину понес, наполовину поволок по лужайке.

— Бун… — Спотыкаясь, пытаясь встать на ноги, она обронила туфлю. — Машина… Ты ключи оставил…

Он схватил ее за волосы, запрокинул голову. Глаза… Боже, какие у него глаза, подумала она, содрогаясь от чего-то, что страшнее страха. Огонь в этих глазах испепелял душу.

— К черту машину. — Он наклонился, приник к ее губам. Голова пошла кругом, стало трудно дышать.

— Знаешь, что ты со мной делаешь? — пробормотал он, хватая ртом воздух. — При каждой встрече. — Потащил ее по лестнице, сминая в объятиях, такую мягкую, безмятежную, с дымкой в глазах.

Прижал к двери, сокрушительно навалился, завоевывая соблазнительные полные губы. В ее взгляде появилось что-то новое. Видно, испугана, возбуждена. Словно оба они окончательно поняли, что зверь, которого он неделями безжалостно держал на цепи, вырвался на волю.

Шумно дыша, он обхватил ее лицо руками.

— Скажи, скажи, что ты меня хочешь. Сейчас. Так, как я хочу.

Она боялась заговорить — горло пересохло, новая незнакомая страсть тяжко давит.

Хочу тебя. — От ее хриплого голоса внутри полыхнуло пламя. — Сейчас. Как угодно.

Он обеими руками схватил блузку за концы воротника, разодрал пополам, ни на секунду не отводя взгляда от дымчатых глаз. Пинком открыл дверь, Ана пошатнулась. Крепкие руки стиснули талию, он приподнял ее и добрался губами до грудей под шелком. Обезумев, она выгнула спину, вцепилась ему в волосы, всхлипнула:

— Бун, пожалуйста… — не зная, чего просит. Может быть, продолжения.

Он опустил ее, снова впился в распухшие губы, прикусывая их зубами, глубоко погружая язык в ее рот. Сердце чуть не разорвалось, когда она принялась лихорадочно стаскивать с него одежду.

Он, шатаясь, пошел по лестнице, срывая по пути рубашку. Посыпались оторванные пуговицы. На верхней площадке требовательные руки вновь потянулись к ней, сдернув до пояса тоненькую комбинацию.

— Здесь. — Он повалил ее на пол. — Прямо здесь.

Наконец настал пир; губы бегают по трепещущей плоти, безжалостно выведывая тайны. Никакого трепета и терпения, никакого жесткого самоконтроля ради ее хрупкости. Да и как назвать хрупкой извивавшуюся под ним женщину. У нее сильные руки, горячий страстный рот, напрягшееся, полное жизни тело.

Ана чувствовала себя непобедимой, бессмертной, невероятно свободной. Ее тело никогда еще не было таким живым, горячая кровь бешено мчится в жилах. Мир кружится вокруг, мелькая размытыми красками и ослепительным светом, вертится все быстрее, быстрее.

Костяшки вцепившихся в балясины пальцев побелели от напряжения, пока он срывал с нее слаксы и тоненькую кружевную полоску под ними. Губы, губы… голодные, яростные, лихорадочные…

Едва сдержав крик, когда он швырнул ее в раскаленное безвоздушное пространство, она стала бессмысленно бормотать что-то на непонятном языке, но он знал, что уже вывел ее за пределы рациональности и здравомыслия. Ему хотелось, чтобы она очутилась вместе с ним в безумном мире беззаконной страсти.

Надо ждать. Надо ждать. И вот стройное белое тело выгнулось. Породистая лошадка готова к объездке. Дрожа, как жеребец, он лег на нее и нырнул в поджидающий влажный жар. Бедра приподнялись, замелькали, как молнии, и она поскакала с ним вместе в грохочущую темноту.

Руки слабо соскользнули с потной спины. Онемев, Ана не чувствовала ступенек, по которым они скатились с лестницы. Хотела его удержать, только сила исчезла. Невозможно осмыслить происходящее. Остались одни мимолетные ощущения, взрывы эмоций.

Если темная сторона любви такова, ее никто к этому не подготовил. Если в нем живет подобная ужасающая потребность, невозможно понять, как ему удавалось так долго ее обуздывать.

Ради нее. Она уткнулась ему в шею вспотевшим лбом. Только ради нее.

Тело растеклось, как вода, под его все еще содрогавшимся телом. Бун пытался вернуться к реальности. Надо встать. В сумасшедшем порыве вполне можно было причинить ей боль. Он шевельнулся, и она болезненно вскрикнула. Крик вонзился в сознание.

— Эй, детка, давай я тебе помогу…

Бун отодвинулся, схватил оторванный рукав блузки, как бы желая прикрыть ее, и, проглотив проклятие, снова отбросил. Она чуть повернулась, явно ища утешения. Господи помилуй, с отвращением думал Бун, взял ее, как какой-нибудь изверг, да еще на лестнице. На лестнице!

— Ана… — Он нашел клочья своей рубашки, попытался накинуть ей на плечи. — Анастасия, даже не знаю, как объяснить.

— Что объяснить? — повторила она еле слышно. Горло жутко саднило от жажды.

— Это просто немыслимо… Давай помогу встать. — Тело скользит в руках, словно воск. — Сейчас одежду принесу или… Черт побери!

— Кажется, встать не смогу. Еще день или два. — Она облизала губы. — Впрочем, и так хорошо. Здесь останусь.

Хмурясь, он пробовал распознать, что звучит в голосе. Не гнев. И не боль. Скорее… очень похоже на… удовлетворение.

— Ты не сердишься?

— М-м-м… А надо?

— Ну… Я практически атаковал тебя. Набросился ко всем чертям, чуть не взял на переднем сиденье машины, порвал одежду, притащил сюда и сожрал, что осталось, на лестнице.

Еще не открывая глаз, она сделала глубокий вдох, потом выдох.

— Совершенно верно. Сожрал до последней косточки. Вряд ли я еще когда-нибудь поднимусь и спущусь по этой самой лестнице таким способом.

Бун осторожно поддел подбородок Аны кончиком пальца, заставил глаза открыться.

— Намеревался хотя бы до спальни дойти.

— Думаю, со временем дойдем. — Чувствуя его тревогу, она перехватила запястье. — Бун, неужели ты думаешь, будто я рассердилась на то, что ты меня так сильно хочешь?

— Думал, рассердишься потому, что к такому совсем не привыкла.

Ана с усилием села, морщась от боли. Наверняка пойдут синяки.

— Я не стеклянная. Нехорошей любви не бывает. Но… — Она обвила его шею руками и выдавила страдальческую улыбку. — В данных обстоятельствах меня радует, что это происходило в доме.

Он с радостью прижал ее к себе, провел руками по бедрам.

— Какая у меня свободомыслящая соседка.

— Это я уже слышала. — Ана испытующе куснула его за нижнюю губу. Помня, с каким удовольствием чувствовала его губы на лице и горле, принялась лениво водить губами по его лицу и шее. — К счастью, мой сосед хорошо разбирается в страсти. Сомневаюсь, чтобы что-нибудь его шокировало. Даже если я признаюсь, что часто фантазировала, воображала его, лежа одна ночью в постели.

Невозможно, но в глубине его естества вновь шевельнулось, задымилось темное желание.

— Правда? Что ж это за фантазии?

— Как заставить его прийти ко мне в постель. — Губы приникли к ее плечам, дыхание участилось. — Как он приходит, словно инкуб [12] в ночи, когда гроза гремит в воздухе. Вижу глаза цвета кобальта при вспышке молнии, знаю, что он меня хочет так, как никто никого никогда не хотел и не будет.

Прекрасно понимая, что, если что-нибудь сейчас не сделать, они так и останутся лежать на лестнице, он схватил ее на руки.

— Не могу зажечь для тебя молнию. Она улыбнулась.

— Уже зажег.

Позже, много позже они сидели в разоренной постели и ели при свечах пиццу. Ана потеряла счет времени, не желая знать, полночь сейчас или близится рассвет. Они занимались любовью, болтали, смеялись, снова занимались любовью. Не было в ее жизни ночи прекрасней. Какое значение имеет время?

— Гвиневра [13] вовсе не была героиней. — Ана слизала соус с пальцев. Они обсуждали эпическую поэзию, современную анимацию, древние легенды, фольклор и классические фильмы ужасов. Не совсем понятно, каким образом снова вернулись к Артуру и Камелоту, но Ана твердо отстаивала свое мнение по поводу королевы. — И ни в коем случае не трагическая фигура.

— А я думал, женщина, особенно такая страстная, как ты, проявит больше сочувствия к ее положению. — Бун раздумывал, взять ли последний кусок из коробки, стоявшей посреди кровати.

— Почему? — Ана сама схватила кусок, принялась его кормить. — Она предала мужа, помогла сокрушить королевство, причем исключительно из-за слабоволия и потворства собственным желаниям.

— Она полюбила.

— Любовь не все оправдывает. — Забавляясь, она наклонила набок голову, разглядывая Буна в мерцавшем свете. Великолепный мужчина, обнаженный, взлохмаченный, с потемневшими от щетины щеками. — Весьма типично для мужчины оправдывать изменницу лишь потому, что она описана в романтическом стиле.

Вряд ли это настоящее оскорбление, но Бун все же поморщился.

— Просто я не уверен, что она контролировала ситуацию.

— Разумеется, контролировала. У нее был выбор, и она выбрала самый плохой вариант вместе с Ланселотом. Благодаря цветастым рассуждениям о галантности и рыцарстве, о героизме и верности оба оправданы в предательстве человека, который любил их обоих. И только потому, что не могли себя сдержать? — Ана откинула назад волосы. — Чушь!

Бун рассмеялся, прихлебнув вино:

— Ты меня удивляешь. Всегда считал тебя романтичной женщиной, которая собирает цветы под луной, коллекционирует статуэтки фей и волшебников, а ты осуждаешь бедняжку Гвиневру за неразумную любовь.

Ана завелась.

— Это она бедняжка?..

Помолчи, — хохотнул Бун, неимоверно довольный собой. Обоим и в голову не приходило, что спор идет о выдуманных персонажах. — Не забывай и о других действующих лицах. Мерлин должен был за всем этим следить. Почему ничего не предпринял?

Ана презрительно смела с голых ног крошки.

— Не дело волшебника вмешиваться в судьбу.

— Слушай, мы говорим о знаменитом волшебнике. Одно коротенькое заклинание — и все было бы устроено.

— Изменились бы бесчисленные жизни, — указала она, взмахнув бокалом. — Исказилась бы история. Нет, он не мог это сделать, даже ради Артура. Люди — колдуны, короли, простые смертные — отвечают за собственную судьбу.

— Однако Мерлин без проблем подстрекал к адюльтеру, придав Утеру облик герцога Корнуоллского и погубив Тинтагиля, после чего для начала Игрейна зачала Артура.

— Потому что такова судьба, — терпеливо объясняла Ана, словно имела дело с Джесси. — Такова была цель. При всем могуществе и величии единственным жизненно важным деянием Мерлина было рождение на свет Артура.

— Слишком уж много тонкостей. — Бун проглотил последний кусок пиццы. — Одно колдовство хорошо, а другое плохо.

— Когда ты наделен даром, твое дело понять, как и когда им пользоваться, а когда не пользоваться. Представляешь, как страдал Мерлин, видя, как гибнет любимый? Зная еще при зачатии, чем кончит Артур? Магия не избавляет от переживаний и боли. И редко оберегает тех, кто ею владеет.

— Пожалуй. — В написанных им сказках определенно присутствуют страдающие колдуньи и волшебники, подумал Бун. Это придает им привлекательную человечность. — Ребенком я среди белого дня грезил, будто живу среди них.

— Спасал невинных девушек от огнедышащих драконов?

— Точно. Ходил на рыцарские турниры, бросал вызов Черному рыцарю, выколачивал из него потроха, черт возьми.

— Ну, естественно.

— Потом вырос и обнаружил, что можно взять лучшее от обоих миров. Жить тут, — он стукнул по лбу кончиком пальца, — когда я пишу. И пользоваться преимуществами двадцатого века.

— Вроде пиццы.

— Вроде пиццы, — подтвердил Бун. — Компьютер вместо гусиного пера, хлопчатобумажное белье, горячая вода из крана. Кстати… — Он подцепил пальцем вырез футболки, которую дал Ане. Руководствуясь вдохновением, перебросил ее через плечо, отчего она захохотала и взвизгнула, и слез с кровати.

— Что ты делаешь?

— Горячая вода из крана, — повторил он. — По-моему, пора тебе показать, что я делаю под душем.

— Петь будешь?

— Возможно, попозже. — Он распахнул стеклянные дверцы душевой кабины и открыл краны. — Надеюсь, ты любишь погорячее.

Он шагнул в кабину, держа ее по-прежнему на плече. Хлынувшие со всех сторон струи мигом залили Ану.

— Бун! — захлебнулась она. — Ты меня утопишь!

— Виноват. — Он потянулся за мылом. — Знаешь, фактически именно из-за этого душа я дом купил. Очень уж он просторный. — Он принялся намыливать ей лодыжку. — И еще замечательно, что у него две головки.

Несмотря на горячую воду, Ана поежилась, когда мыло лениво скользнуло под коленку.

— Мне трудно оценить в таком положении. — Она отвела с лица мокрые волосы и заметила, что пол выложен зеркальной плиткой. — Ух ты!

Бун ухмыльнулся, медленными кругами приближаясь к ее бедру.

— Теперь на потолок посмотри.

Она подняла голову и увидела их отражение.

— Разве он не запотевает?

— Стекло со специальной обработкой. Если пробыть тут достаточно долго, слегка затуманится. — А он собирался пробыть тут достаточно долго. Он начал постепенно дюйм за дюймом спускать ее с плеча, прижимая к себе. — Но это лишь усугубляет атмосферу. — Осторожно прижал ее к задней стенке, обхватив ладонями груди под прилипшей футболкой. — Хочешь выслушать одну мою фантазию?

— Э-э-э… ох… — Большой палец больно прижал сосок. — Думаю, самое время.

— Есть идея получше. — Он дразняще коснулся ее губами, отрываясь на время, пока у нее не сбилось дыхание. — Пожалуй, покажу. Сначала избавимся от этого. — Стащил с нее через голову мокрую футболку, отшвырнул в сторону. Футболка звучно шлепнулась. — Начнем отсюда. — Бун принялся намыливать скользким мылом плечи Аны. — Не остановлюсь, пока не дойду до кончиков пальцев.

Видимо, душ в дополнение к лестнице должен был обогатить ее эротическое воображение. Схватив его за талию для равновесия, она выгнула спину под круговыми движениями намыленных рук, скользивших по груди.

Пар. В густом влажном воздухе невозможно дышать. Тропический шторм, потоки воды, усиливающийся жар. Намыленные тела скользят при соприкосновении. Тихо и победоносно посмеиваясь, она водила покрытыми пеной руками по его спине, по груди, чувствуя прикосновение ищущих губ, трепещущие под ладонями мышцы.

Если она пылала, он тоже. Сила схлестнулась с силой. Она уже не сомневалась, что способна доставить ему точно такое же дикое, буйное, колдовское наслаждение, какое он ей доставляет, тем более сладкое, что его рождает не только страсть, но и любовь.

Надо показать. Сейчас покажем.

Что-то неразборчиво бормоча, она провела руками по сильным плечам, по крепкой груди, перебрала ребра кончиками пальцев, ощупала плоский живот.

Бун затряс головой, пытаясь прочистить мозги. Собирался сам ее здесь соблазнить, а теперь она его соблазняет. Нежные руки на скользкой коже мечут стрелы болезненного желания.

— Постой. — Он перехватил ее запястья, крепко стиснул. При следующем прикосновении можно не выдержать. — Позволь…

— Нет… Я сама. — Она властно прильнула к нему губами и покорила.

Пальцы ласкали, щекотали, пощипывали. Он хрипло дышал ей в ухо. Потом беспомощно затрепетал. В ее душе снова вспыхнуло чувство победы. Страстно захотелось вобрать его в себя целиком.

— Ана… — Последние клочки реальности улетучились. — Я не могу…

— Ты меня хочешь. — Она запрокинула голову, опьяненная властью, в глазах горит вызов. — Тогда возьми. Сейчас.

Ана похожа на новорожденную богиню, вышедшую из моря. Мокрые кольца волос поблескивают на плечах тусклым золотом. Кожа светится под текущей водой. В глазах тайна, темная тайна, которую не разгадает ни один мужчина.

Великолепна. Прекрасна. Принадлежит ему.

— Держись за меня. — Прижав к стенке, он руками приподнял ее бедра. — Держись.

Она обхватила его, не закрывая глаз. Он взял ее стоя, вошел под струями воды. Шепча его имя, она откинула голову, видя в потолке туманное отражение — чудесный клубок тел, в котором невозможно понять, где кончается он и начинается она.

Со стоном, полным непостижимого наслаждения, уронила ему на плечо голову. Потерялась. Пропала. Слава богу.

— Люблю тебя. — Непонятно, то ли слова звучат в голове, то ли срываются с губ. Но она повторяла их снова и снова, пока тело не содрогнулось в конвульсиях.

Полностью излившись в нее, он, охваченный слабостью, стоял у стены, теряя последние силы. Положил ладони ей на плечи, а сердце еще грохотало в ушах.

— Скажи теперь.

Губы изогнулись, но Ана слегка отодвинулась, глядя на него затуманенными глазами.

— Что сказать?

— Я… Может, пора вытираться? Долго уже простояли в воде.

Бун нетерпеливым жестом закрыл оба крана.

— Хочу видеть тебя, когда скажешь, и хотя бы немножко понять, на каком я месте. Так и будем стоять прямо здесь, пока снова не скажешь.

Ана заколебалась. Он даже не подозревает, что заставляет ее сделать очередной шаг на пути, где она либо им завладеет, либо потеряет. Судьба… и выбор. Пора его сделать.

— Я люблю тебя. Иначе меня бы здесь не было.

Взгляд у него совсем темный, очень напряженный. Бун медленно разжал руки, лицо смягчилось.

— Кажется, будто я ждал годы, чтобы это услышать.

Она отвела с его лба мокрые волосы.

— Надо было просто спросить.

Он схватил ее за руки.

Ана задрожала, Бун вывел ее из кабины, крепко завернул в полотенце, обнял, согревая.

— Анастасия… — Душа наполнилась нежностью, он коснулся губами волос, щеки, губ. — Я люблю тебя. Ты принесла мне то, чего я никогда уже не надеялся получить, и до конца жизни не захочу другого.

Она с прерывистым вздохом прижалась лицом к его груди. Это реальность. Ее мгновение. Надо найти способ его удержать.

— Ты — все, о чем я мечтала. Не переставай любить меня, Бун. Не переставай.

— Не смогу. — Он отстранил ее. — Не плачь.

— Я не плачу. — Слезы дрожали в глазах, но не проливались.

«Анастасия не проливает слез, но прольет их из-за вас».

Слова Себастьяна неприятно отозвались в памяти. Бун решительно их отогнал. Смешно.

Он ее ничем не обидит. Полная пара ванная не место для предложения, которое он должен сделать. Но сначала еще кое-что рассказать.

— Сейчас принесу другую рубашку. Надо поговорить.

Ана была слишком счастлива, чтобы обратить внимание на легкий укол беспокойства. Смеялась, пока он нес ее обратно в спальню и натягивал через голову очередную футболку. Мечтательно наливала в бокалы вино, глядя, как он влезает в джинсы.

— Пойдем со мной. — Бун протянул руку, которую она охотно приняла.

— Куда?

— Кое-что покажу. — Он повел ее через темный холл к своему кабинету.

Довольная, Ана прошлась по кругу.

— Здесь ты работаешь.

Широкие окна без занавесок в рамах из резного вишневого дерева. Пара вытертых выцветших ковриков на деревянном полу. В парных световых люках загорается рассвет. Компьютер, море бумаг, полки с книгами — все говорит о работе. Бун добавил очарования интерьеру с помощью иллюстраций в рамках, интригующей коллекции рыцарей и драконов. Крылатая фея, купленная у Морганы, занимает почетное место на высокой резной тумбе.

— Еще цветы нужны, — мгновенно заключила Ана, думая о нарциссах, которые растут в теплице. — Должно быть, каждый день сидишь тут часами. — Она покосилась на пустую пепельницу рядом с компьютером.

Проследив за ее взглядом, Бун нахмурился. Странно — столько дней не курил и совсем забыл про сигареты. Потом надо будет поздравить себя.

— Иногда в окно смотрю, когда ты в саду. Трудно сосредоточиться.

Она рассмеялась, присела на углу письменного стола.

— Занавески повесь.

— Никаких шансов, — улыбнулся он, хотя руки нервно шарили в карманах. — Ана, я должен рассказать тебе об Эллис.

— Бун… — Ана встала, охваченная состраданием. — Я понимаю. Знаю, как это больно. Не надо мне ничего объяснять.

— Мне надо. — Взяв ее за руки, Бун кивнул на рисунок, висевший на стене. Прелестная юная девушка наклонилась к ручью, опустив золотое ведерко в серебристую воду. — Она это нарисовала еще до рождения Джесси. Подарила мне в нашу первую годовщину.

— Прекрасно. У нее большой талант.

— Да. Она была особенная, очень талантливая. — Он отхлебнул вина, бессознательно произнеся тост за утраченную любовь. — Я почти всю жизнь ее знал. Красотку Элис Ридер.

Он должен выговориться, поняла Ана. А она должна слушать.

— Еще в школе влюбились друг в друга?

— Нет, — рассмеялся Бун. — Ничего подобного. Элис была участницей группы поддержки спортивной команды, председателем ученического совета, примерной девочкой, постоянно красовалась на доске почета. Мы принадлежали к разным компаниям, она была на пару лет младше меня. Я переживал неизменный бунтарский период, считал себя крутым парнем, выросшим из школьных стен.

Ана с улыбкой коснулась его щеки, заросшей жесткой щетиной.

— Хотелось бы посмотреть.

— Тайком курил в туалете, а Элис писала декорации для школьных спектаклей. Просто знали друг друга, и все. Я поступил в колледж, потом оказался в Нью-Йорке. Поскольку собирался писать, считал необходимым пожить на чердаке и немножечко поголодать.

Она обняла его, инстинктивно желая утешить, ожидая, пока он соберется с мыслями.

— Как-то утром пошел в булочную за углом, поднял глаза от слоек, увидел ее. Она покупала кофе и рогалики. Заговорили друг с другом, знаешь, как обычно… «Что ты тут делаешь?» — «А ты?» Кто где из старых знакомых, всякое такое. Было приятно и интересно. Вот мы, ребятишки из маленького городка, завоевываем большой нехороший Нью-Йорк.

Судьба свела их в многомиллионном городе, думала Ана.

Она училась в художественной школе, — рассказывал Бун, — жила вместе с несколькими другими девушками в съемной квартире поблизости, всего за пару кварталов. Мы просто вместе бродили, сидели в парке, сравнивали рисунки, часами болтали. Элис была полна жизни, идей, энергии. Мы не столько влюбились, сколько естественно вплыли в любовь. — Взгляд, устремленный на рисунок, смягчился. — Поженились незадолго до выхода моей первой книжки. Она еще продолжала учебу.

Бун снова прервался, переживая ожившие воспоминания, инстинктивно протянул руку, и Ана открыла ладонь, источая силу и поддержку.

— Так или иначе, все было прекрасно. Мы были молоды, счастливы, влюблены. Ей уже поступали заказы. Выяснилось, что Элис беременна. Поэтому мы решили вернуться домой, растить ребенка в уютном пригороде рядом с ее и моими родными. Потом родилась Джесси, казалось, ничего плохого никогда не может случиться. Только после родов к Элис так и не вернулись прежние силы. Все утверждали, что это естественно, потому что она устает с новорожденной и со своей работой. Она худела… я все шутил, что вот-вот совсем исчезнет. — Бун на секунду закрыл глаза. — Так и вышло. Исчезла. Когда, в конце концов, забеспокоились, что давно надо было сделать, она сдала анализы. В загруженной лаборатории что-то напутали и не скоро заметили. Когда мы узнали, что у нее рак, было уже слишком поздно что-нибудь предпринимать.

— Ох, Бун… Сочувствую… Мне очень жаль.

— Она сильно страдала. Вот что хуже всего. Она страдала, а я ничем не мог помочь. Смотрел, как она медленно умирает. Сам думал, что умру. Но рядом была Джесси. Элис было всего двадцать пять, когда я ее похоронил. А Джесси только что исполнилось два. — Бун глубоко вздохнул и повернулся к Ане. — Я любил Элис. Всегда буду любить.

— Знаю. Когда кто-то вот так входит в жизнь, его никогда не потеряешь.

— Когда я ее потерял, то разуверился в возможности вечного счастья, разве что в книжках — «…и дальше они жили счастливо». Не хотел вновь влюбиться, рискуя испытать такую же боль… вместе с Джесси. И вот снова влюбился. Влюбился так сильно, что снова поверил. Это чувство не такое, как раньше. Не меньше. Просто… это чувство к тебе.

Ана погладила его по щеке. Кажется, поняла.

— Бун, думаешь, я потребую, чтобы ты забыл Элис? Буду ревновать или злиться? За это я тебя только больше люблю. Она сделала тебя счастливым. Подарила Джесси. Я жалею лишь о том, что не знала ее.

Растроганный до невозможности, он прижался к ней.

— Будь моей женой, Ана.

Глава 11

Она застыла. Протянутые к нему руки замерли в воздухе. Дыхание остановилось. Хотя в сердце вспыхнула надежда, рассудок приказывал не торопиться.

Ана медленно высвободилась из объятий.

— По-моему…

— Только не говори, будто я тороплю события. — Бун был на удивление спокоен, сделав шаг, который, как теперь стало ясно, уже мысленно сделал несколько недель назад. — Плевать, даже если тороплю. Хочу, чтобы ты вошла в мою жизнь.

— Я уже вошла в твою жизнь, — улыбнулась Ана, стараясь сохранять непринужденный тон. — Еще раз подтверждаю.

— Мне было тяжело, когда я тебя просто хотел, стало еще тяжелее, когда начал влюбляться. А теперь, когда полюбил, это просто невыносимо. Не хочу жить в соседнем доме. — Он крепко схватил ее за плечи, удерживая на месте. — Не хочу отсылать ребенка, чтобы провести с тобой ночь. Ты сказала, что любишь меня.

— Люблю. — Она к нему прижалась, уступив отчаянному желанию. — Сам знаешь, что люблю. Даже не догадывалась, что способна так сильно любить. Сильнее, чем хотела. Только брак — это…

— …правильно, — договорил он, гладя ее влажные волосы. — Это правильный шаг для нас, Ана.

— Я уже говорил, что серьезно отношусь к близости, причем имел в виду не только секс. — Он отстранил ее, чтобы видеть лицо и чтобы она его видела. — Я уже говорил, что творится в душе каждый раз, когда вижу тебя. До нашей встречи я вполне довольствовался сложившейся жизнью. Больше она меня не устраивает. Не хочу лазать к тебе через изгородь. Хочу, чтобы ты была со мной, с нами.

— Если бы это было так просто… — Ана отвернулась, подыскивая верный ответ.

— Будет. — Бун боролся с внезапным приступом паники. — Когда я вошел нынче утром, видя тебя в постели в обнимку с Джесси… не могу выразить, что испытал в ту минуту. Понял, что хочу именно этого. Чтобы ты была здесь. Рядом. Хочу вместе с тобой растить Джессику, потому что ты ее любишь. Хочу других детей. В будущем.

Ана закрыла глаза перед слишком сладким прекрасным видением. Из-за ее страхов они оба лишатся возможности осуществить мечты.

— Если скажу сейчас «да», прежде чем ты поймешь и узнаешь меня, это будет нечестно.

— Я тебя знаю. — Бун снова развернул ее к себе лицом. — Знаю, что в тебе есть страсть, сострадание, чуткость, знаю, что ты верная, щедрая, искренняя… Сильно привязана к родне, любишь романтическую музыку и яблочное вино… Знаю, как звучит твой смех, чем ты пахнешь… Знаю, что смогу сделать тебя счастливой, если позволишь.

— Ты сделал меня счастливой. Поэтому я хочу точно так же тебя осчастливить. Не знаю, что делать… — Ана высвободилась из рук Буна, прошлась по кабинету, сбрасывая напряжение. — Не знала, что это произойдет так быстро, пока я не совсем уверена. Клянусь, если бы догадалась, что ты думаешь о женитьбе…

Обручиться. Стать его женой. Невозможно представить связь драгоценнее этой.

Надо признаться. Пускай сам решает, принять ее или отвергнуть.

— Ты со мной гораздо честнее, чем я с тобой.

— В каком смысле?

— В том, какой ты на самом деле. — Ана закрыла глаза и вздохнула. — Я трусиха. Легко отступаю перед злом, жутко боюсь боли — физической и моральной. Слишком остро чувствую то, чего другие просто не замечают.

— Ана, о чем ты? Не понимаю…

— Конечно, не понимаешь. — Она стиснула губы. — Можешь признать, что есть люди, которые чувствуют гораздо сильнее, глубже, тоньше других? И поэтому устанавливают защиту, ограждающую от слишком бурных эмоций, кипящих вокруг? Вынуждены устанавливать, чтобы не погибнуть…

Подавив нетерпение, Бун с трудом улыбнулся:

— Стараешься заморочить мне голову?

Она со смехом закрыла глаза руками.

— Подожди. Я должна объяснить и не знаю как. Если бы могла… — Ана попятилась, решив все рассказать, и при этом задела альбом, упавший со стола, автоматически наклонилась за ним.

Может быть, рука судьбы открыла его на недавно сделанном наброске. Ана долго рассматривала великолепный рисунок. На нее смотрело чудовищно искаженное лицо злобной ведьмы в черном капюшоне. Бун очень хорошо понимает, что такое зло.

— Не обращай внимания. — Он попытался забрать альбом, но она затрясла головой.

— Это для твоей сказки?

— Да. Для «Серебряного замка». Пожалуйста, не увиливай.

— Я вовсе не увиливаю. Дай мне еще минутку. Объясни, что ты нарисовал.

— К черту картинки, Ана.

— Пожалуйста, прошу тебя.

Бун запустил пальцы в волосы, им овладело чувство безнадежности.

— Не совсем то, что кажется. Злая колдунья зачаровала принцессу в замке. Я хотел изобразить заклятие, от которого никто не способен избавиться.

— И поэтому выбрал колдунью.

— Знаю, слишком очевидно. Хотя сказка этого требует. Мстительная завистливая ведьма, которую взбесила доброта и прелесть принцессы, наложила заклятие, заперла ее в замке, отрезала от любви, жизни, счастья. Потом истинная любовь побеждает, заклятие снято, колдунья посрамлена. Дальше все живут счастливо до конца жизни.

— Кажется, для тебя все колдуньи злые и расчетливые. — Расчетливые. Именно это слово бросил ей в лицо Роберт. Только сейчас гораздо, гораздо хуже.

— Просто оберегают свою территорию. Власть развращает, правда?

Ана отложила альбом.

— Кое-кто так думает. — В конце концов, это просто набросок. Иллюстрация к вымышленной истории. Но рисунок напомнил, какое огромное расстояние им еще надо преодолеть. — Бун, у меня есть одна просьба.

— Сегодня можешь просить что угодно.

— Дай мне время. И верь. Я люблю тебя. Ни с кем другим не желала бы прожить жизнь. Только мне нужно время. Тебе, кстати, тоже. Неделя, — потребовала Ана, не дожидаясь возражений. — Всего неделя. До полнолуния. Потом я кое-что расскажу. Надеюсь, что ты после этого снова попросишь меня стать твоей женой. Если сможешь, то я скажу «да».

— Сейчас скажи. — Он прижал ее к себе, прильнул к губам, надеясь убедить одной силой воли. — Что изменится через неделю?

— Все, — шепнула она, обнимая его. — Или ничего.

Ждать не хочется. Бун нервничал, пока время еле ползло день за днем. Один, два, три… Чтобы утешиться, думал о повороте, который произойдет в его жизни по прошествии бесконечной недели.

Больше никаких одиноких ночей. Скоро, скоро она будет здесь, думал он, беспокойно ворочаясь в темноте. Наполнит дом собой, своим запахом, тонкими ароматами трав и цветов. Долгими тихими вечерами они будут спокойно сидеть на террасе, обсуждая прошедший день и грядущие.

Может, Ана предложит им к ней перебраться. Какая разница? Можно будет гулять в ее саду под деревьями, запоминая названия цветов.

Можно съездить в Ирландию. Она покажет памятные места своего детства, расскажет всякие истории, скажем, о юной колдунье и лягушонке, а он их, возможно, запишет.

Когда-нибудь у них появятся дети… Бун представил себе Ану с их младенцем на руках, как она держала двойняшек Морганы и Нэша.

Споткнувшись на мысли о детях, он посмотрел на фотографию в рамочке. Джесси улыбается с письменного стола.

Родная дочка. Его ребенок, давно уже только его. Других детей не хотелось. Лишь сейчас стало ясно, как ему хочется еще детей. Как ему нравится быть отцом. Ведь он и есть отец, делающий свое отцовское дело.

Забавляясь этой мыслью, Бун вообразил себя баюкающим ночью младенца, как некогда убаюкивал Джесси. Вообразил себя с ползунком, который делает первый неуверенный шаг, представил, что играет с сыном во дворе в мячик, придерживает седло шаткого велосипеда…

Сын… Разве нельзя родить сына? Или еще одну дочку? Братьев и сестер Джесси. Девочке наверняка понравится. Бун улыбнулся. Хорошо.

Конечно, он еще даже не выяснил мнение Аны насчет прибавления семейства. Конечно, надо обсудить. Вдруг она снова сочтет такую постановку вопроса слишком поспешной?

Опять вспоминалась Ана в постели с Джесси, ее сияющее лицо, когда она подносила к дочке двух крошек-инфантов, позволив посмотреть и потрогать…

Пройдет неделя, и они начнут строить общие планы на будущее.

Для Аны дни летели слишком быстро. Она часами подыскивала убедительные объяснения. Придумывала один способ, тут же его отбрасывала, изобретала другой.

Есть крутой вариант.

Посадить Буна у себя на кухне, поставить на стол чайник и объявить: «Я колдунья. Если это тебя не пугает, можно готовиться к свадьбе».

Есть более тонкий.

Усесться с ним под деревом в залитом утренним солнцем дворике, потягивая вино, глядя на закат, вспоминая детство, и сказать: «По-моему, расти и жить в Ирландии совсем не то, что в Индиане. Ирландцы всегда найдут по соседству колдунов и колдуний. — Улыбочка. — Еще вина, милый?»

Есть интеллектуальный.

«Ты наверняка согласишься, что почти у каждой легенды есть фактическая основа. — Беседа происходит на берегу под шум прибоя и крики чаек. — В твоих книгах видно глубокое понимание и уважение к так называемой мифологии и фольклору. Я сама, как колдунья, высоко ценю твое позитивное отношение к волшебству и магии. Особенно в описании чародейки в «Третьем желании Миранды».

Хорошо, что хватает чувства юмора высмеять все эти убогие сценарии. Решительно необходимо немедленно найти выход — остается меньше двадцати четырех часов.

Бун и так уже терпит дольше, чем позволительно требовать. Просьба о дальнейшей отсрочке не будет иметь оправданий.

По крайней мере, нынче вечером придет моральная поддержка. Моргана и Себастьян с супругами приедут на ежемесячный пикник по пятницам. Если не подкрепят ее к завтрашней встрече с Буном, ничего не будет. Ана вышла во внутренний дворик, поглаживая висевший на шее алмазно-чистый цирконий.

Джесси явно следила за ней ястребиным взором, потому что тут же прорвалась сквозь изгородь с визгливо тявкавшей позади Дэзи. Демонстрируя полную индифферентность к щенку, Квигли уселся и начал вылизывать лапы.

— А мы к вам на пикник придем! — объявила девочка. — И детки тоже будут, можно я одного подержу, осторожно-осторожно?

— Думаю, мы это устроим. — Ана автоматически оглядела соседний двор в поисках Буна. — Как прошел день в школе, солнышко?

— Отлично. Я научилась писать свое имя, папино и твое. Твое самое легкое. Папино тоже могу, а вот как писать «Квигли» не знаю, поэтому пишу просто «кот». Дальше всех родных выучу, как учительница говорит. — Джесси остановилась, зашаркала ногами, и Ана впервые за время знакомства увидела ее оробевшей. — Можно сказать, что ты тоже наша родная?

— Конечно, можно. Даже больше того. — Ана присела, легонько ее обняла. «Да, — подумала она, крепко зажмурившись, — вот что я хочу, вот чего мне нужно. Стать его женой, матерью его ребенка. Пожалуйста, дайте мне это устроить!» — Я люблю тебя, Джесси.

— Ты ведь не уйдешь, правда?

Поскольку девочка была совсем рядом, Ана не удержалась, заглянула в детскую душу, прочла мечты о матери.

— Не уйду, милая. — Она распрямилась и, очень тщательно подбирая слова, сказала: — Никогда не уйду по собственной воле. Но если вдруг придется уйти, если ничего нельзя будет сделать, то все равно всегда буду рядом с тобой.

— Разве можно уйти и быть рядом?

— Можно. Потому что я сохраню тебя в сердце. Вот. — Ана сняла золотую плетеную цепочку с квадратным цирконием, надела Джесси на шею.

— Ух! Как блестит!..

— Особенный камень. Когда станет грустно или одиноко, дотронься до него и вспомни меня. Я услышу и пошлю тебе счастье.

Восхищенная, Джесси повернула кристалл, взорвавшийся разноцветными искрами.

— Он волшебный?

— Волшебный.

Ответ принят с детской доверчивостью.

— Покажу папе. — Джесси уже помчалась к изгороди, но вдруг вспомнила о хороших манерах. — Спасибо.

— Пожалуйста. А… папа дома?

— Угу. На крыше.

— Почему на крыше?

— Потому что Рождество через месяц, и он начинает развешивать лампочки, чтобы мы знали, сколько еще надо купить. Чтобы весь дом осветить. Папа говорит, нынешнее Рождество будет самым необыкновенным.

— Надеюсь. — Ана взглянула вверх, прикрыв глаза ладонью. Он действительно на крыше, смотрит на нее. Сердце, как всегда, подскочило. Несмотря на волнение, она улыбнулась, махнула рукой, положив другую на плечо Джессики.

Все будет хорошо, заверила она себя. Непременно.

Позабыв про лежавшую рядом спутанную в клубок гирлянду, Бун радостно наблюдал за ними, пока Джесси не побежала обратно во двор, а Ана ушла в дом.

Все будет хорошо, заверил он себя. Непременно.

Себастьян схватил с подноса жирную черную маслину, сунул в рот.

— Что есть будем?

— Ты уже ешь, — сказала Мэл.

— Я настоящую еду имею в виду. Хот-доги, — подмигнул он Джесси.

— Курицу с травами, — поправила Ана, переворачивая на решетке брызжущую жиром тушку.

Расположились во внутреннем дворике. Джесси, устроившись на чугунной кованой скамье, осторожно держит на коленях воркующую Алисию. Бун с Нэшем с головой ушли в обсуждение проблемы воспитания детей. Моргана кормит Донована грудью, выслушивая сообщение Мэл об успешном завершении расследования, проведенного вместе с Себастьяном.

— Совершенно несчастный ребенок, — рассказывала она. — Удрал от адской жизни, боялся вернуться. Мы его отыскали, замерзшего, измученного, голодного, и когда он услышал, что родители вовсе не сердятся, а перепуганы до смерти, то сразу начал рваться домой. По-моему, лет до тридцати будет бегать, хоть его это, видимо, не волнует. — Она дождалась, когда малыш наконец срыгнет после кормления, и попросила: — Дай я его уложу.

— Спасибо. — Моргана пристально наблюдала за Мэл, взявшей ребенка на руки. — Пора и о своем подумать. Или даже о парочке.

— Собственно… — Мэл уловила специфический младенческий запах и почуяла слабость в коленях. — Я… — Она мельком глянула через плечо, убедившись, что муж занят болтовней с Джесси, и сказала: — Пока точно не знаю, но, возможно, мы уже подумали.

— Ох…

— Ш-ш-ш!.. — Мэл поспешно спряталась за ребенком. — Не хочу, чтобы Себастьян узнал или даже заподозрил. В нужное время сама сообщу. Собью его с катушек. — Она усмехнулась, заботливо укладывая ребенка в двухместной колыбельке.

— И Алисия спит, — доложила Джесси, проводя пальцем по щечке девочки.

— Хочешь положить ее рядом с братцем? — Себастьян помог ей подняться вместе с малышкой, подставив снизу руки для страховки. — Вот так. Когда-нибудь станешь прекрасной мамашей.

— Может, у меня тоже будут двойняшки. — Оглянувшись на лающую Дэзи, Джесси прошипела: — Тише! Деток разбудишь.

Собачонка увлеклась погоней. Вышедший на открытое место Квигли с воем метнулся сквозь изгородь в соседний двор. Дэзи, наслаждаясь игрой, поскакала за ним.

— Пап, я его поймаю! — Джесси помчалась за животными с реактивной скоростью.

— Вряд ли школьное послушание можно назвать верным решением, — рассуждал Бун, допивая пиво. — Я скорее склоняюсь к нравственному воспитанию.

Джесси с пыхтением, ориентируясь на собачий лай и кошачье шипение, пронеслась через двор на террасу и дальше вокруг дома. Поймав Дэзи, надавила ей на спину, заставила сесть и сделала строгий выговор:

— Вы должны подружиться. Ане не нравится, что ты гоняешься за Квигли.

Дэзи заколотила хвостом и залаяла. На перекладине лестницы, по которой Бун лазал на крышу, сидел шипевший Квигли.

— Ему тоже не нравится. — Джесси приласкала собаку. — Он не понимает, что ты просто играешь и ничего плохого не сделаешь. Боится, пугается. — Она взглянула на лестницу. — Слезай, киса. Все хорошо. Теперь можешь спуститься.

Дэзи не унималась, и кот с утробным воем полез еще выше.

— Смотри, что ты наделала! — Джесси бросилась к лестнице, хотя отец строго наказывал близко к ней не подходить. Да ведь он же не знал, что Квигли перепугается насмерть. Вдруг упадет с крыши и разобьется.

Девочка отступила, собираясь позвать отца. Ведь она отвечает за Дэзи. Должна не только ее кормить, но и присматривать, чтобы та чего не натворила. Если Квигли пострадает, то по ее вине.

— Иду, котик. Не бойся.

Закусив нижнюю губу, Джесси полезла по перекладинам. Видела, как папа взбирается на самый верх. Кажется, совсем не трудно. Все равно что лезть на шведскую стенку в школьном спортзале или на верхушку большой детской горки.

— Кис-кис-кис, — приговаривала она. Квигли высунул голову из-за ската крыши. — Глупый кот. Дэзи просто играет. Сейчас я тебя сниму, не бойся.

Она добралась почти до верха и оступилась.

— Чудно пахнет, — пробормотал Бун, принюхиваясь не к курице, которую Ана выкладывала на блюдо, а к ее шее. — Вполне съедобно.

Нэш оттолкнул его, потянувшись к тарелке.

— Хочешь целоваться — отойди в сторонку. Остальные обедать хотят.

— Понял. — Бун обнял вспыхнувшую Ану, приник к ее губам долгим страстным поцелуем. Шепотом напомнил, что время почти вышло. — Может, сразу избавишь меня от страданий…

Умолк на полуслове, услышав вопль дочки. Рванул через двор, окликая ее, пробился сквозь живую изгородь, тяжело затопал по лужайке. Сердце готово было выпрыгнуть из груди.

— Боже мой… Боже!..

Кровь отхлынула от его лица, когда он увидел ее на земле, сжавшуюся в комочек, с вывернутой под углом ручкой.

— Детка… — Бун в панике упал на колени.

Джессика не шевельнулась — охваченное лихорадкой сознание зафиксировало этот страшный факт. Когда он попытался поднять ее, руки окрасились кровью.

— Не трогай! — приказала Ана, опустившись рядом, тяжело дыша, перебарывая дикий ужас. — Неизвестно, как и какие получены травмы. Сдвинув ее с места, можно причинить еще больше вреда.

— Она кровью истекает… — Бун обхватил руками личико дочки. — Джесси… Джесси, очнись! — Трясущимися пальцами нащупывал пульс на горле. — Нет… Боже милостивый, только не это! Звоните в скорую…

— Уже бегу, — прозвучал за спиной голос Мэл.

Ана качнула головой.

— Бун… — Как только она поняла, что делать, то полностью успокоилась. — Послушай меня. — Взяла его за плечи, крепко стиснула, чтобы не вырвался. — Отойди. Дай ее осмотреть. Дай помочь.

Она не дышит. — Невозможно оторвать глаз от своей девочки. — По-моему, не дышит. И рука… Рука сломана.

Хуже того. Даже не вступая в тесную связь, Ана знала, что все гораздо хуже. Некогда ждать скорую.

— Я могу ей помочь, только ты отойди.

— Врач нужен. Ради бога, вызывайте скорую!

— Себастьян, — тихо окликнула Ана. Кузен шагнул вперед и взял Буна за плечи.

— Оставьте меня! — Бун вырвался, но его с обеих сторон схватили Себастьян с Нэшем. — Что вы делаете, черт побери? Ее надо в больницу везти!..

— Пусть Ана сделает что может, — сказал Нэш, стараясь сдержать и друга, и собственную панику. — Доверься ей ради Джесси.

— Ана… — Бледная дрожавшая Моргана сунула младенца в протянутые руки Мэл. — Может быть, уже поздно. Знаешь, что будет, если…

— Я должна попробовать.

Осторожно, ох как осторожно Ана приложила ладони к вискам девочки. Собралась с силами, добилась ровного глубокого дыхания. Трудно, очень трудно блокировать буйные эмоции Буна, но следует всецело сосредоточиться на ребенке. Только на ребенке.

Она полностью открылась. Боль. Раскаленные жгучие пики ударили в голову. Слишком много бели для маленькой девочки. Ана принялась ее впитывать, впитывать всем организмом. Когда агония грозила затмить рассудок, необходимый для деликатной глубокой работы, пережидала волну, а потом продолжала.

Страшные травмы, думала она, слегка опуская руки. Падение с большой высоты. В сознании сложилась полная картина. Земля стремительно приближается, все затмил безудержный ужас, а затем последовал внезапный оглушительный удар…

Ана погрузила пальцы в глубокую рану на плече Джесси. Зеркальное отражение, врезавшееся в ее собственную пульсирующую кровь, постепенно поблекло.

— Боже мой… — Бун перестал вырываться. Тело уже не слушалось. — Что она делает? Как?..

— Ей нужна тишина и покой, — пробормотал Себастьян и отошел от него, взял за руку Моргану. Остается только ждать.

Тяжелейшие внутренние повреждения. Пот выступил на коже Аны, пока она обследовала, впитывала, исправляла. Распевала за работой, зная, что для спасения ребенка и самой себя нужно погрузиться в глубокий транс.

Ох, какая боль! Огнем жжет, в дрожь бросает. Дыхание сбивается, приходится прикладывать усилия, чтобы удержаться, не отшатнуться. Она слепо нащупала цирконий на шее Джесси, положила камень на затихшее детское сердце.

Запрокинула голову — глаза цвета грозового неба сделались пустыми, стеклянными.

В вышине возник ослепительный яркий свет, в нем чуть виден ребенок. Ана звала, кричала, спешила, зная, что один неверный шаг положит конец им обеим.

Глядя на свет, видела, как удаляется Джесси.

— Использовать или отвергнуть мой дар… — В голосе дрожит боль и сила. — Я сама выбираю, родившись на свет под воздействием чар. Детскую боль я возьму на себя, перенесу все страданья, любя.

Тут она закричала, страшной ценой расплачиваясь за стремление обмануть смерть. Чувствовала, что собственная жизнь угасает, колеблется, устремляется к парящему свету, и тут под ее ладонью неровно забилось детское сердце.

Она старалась вернуться вместе с Джесси, взывая к последним крохам своей силы, к последним остаткам своего могущества.

Бун увидел, как дочь шевельнулась, ресницы дрогнули, Ана пошатнулась.

— Джесс… Джесси? — Он рванулся вперед, подхватил девочку на руки. — Как ты, детка?

— Папа? — Невидящий рассеянный взгляд прояснялся. — Я упала?

— Угу… — Обессилев от облегчения и благодарности, он уткнулся ей в шею лицом и принялся укачивать.

— Не плачь, пап. — Джесси похлопала его по спине. — Со мной все в порядке.

— Дай взглянуть. — Бун с прерывистым вздохом ощупал ее. Ни крови, ни синяков, ни малейшей царапины. Снова прижал к себе дочку, оглянулся на Себастьяна, помогавшего Ане подняться. — Болит что-нибудь, Джесси?

— Нет. — Она зевнула и положила голову ему на плечо. — Я шла к маме, она была очень красивая, кругом свет. Только когда меня увидела, опечалилась, чуть не заплакала. Тут появилась Ана, взяла меня за руку. Мама сразу обрадовалась и помахала нам на прощание. Пап, я спать хочу.

— Ладно, детка, — хрипло ответил Бун.

— Давай я отнесу, — предложил Нэш и добавил, понизив голос: — С ней все в порядке. С Аной плохо. — Взял засыпавшую девочку, направился к дому, потом, оглянувшись, сказал: — Не слушай голос рассудка, дружище.

— Объясните мне, что происходит. — Чувствуя, что язык не слушается, Бун решил говорить помедленнее. — Я хочу точно знать, что тут произошло.

— Хорошо. — Ана оглянулась на своих родных. — Только оставь нас на одну минуту. Мне надо… — Речь ее прервалась, окружающий мир заволокла серая дымка.

Бун с проклятием успел ее поймать, не дав рухнуть на землю.

— Что за чертовщина? — требовательно воскликнул он. — Что она с Джесси сделала? — Взглянул на Ану, встревоженный прозрачной бледностью ее лица, спросил: — Что с собой сделала?

— Спасла жизнь твоей дочери, — объяснил Себастьян. — Рискуя своей собственной.

Успокойся, — буркнула Моргана. — Он и так настрадался.

— Он?

— Да. — Она придержала кузена за локоть. — Бун, Ане надо спать, долго спать, отдыхать. Кто-то из нас останется и присмотрит за ней.

— Сам присмотрю. — Бун повернулся и понес ее к себе в дом.

Ана выплывала и вновь уплывала в бесцветные миры. Боли уже не было, как и любых других ощущений. Она стала бестелесной, как туман. Пару раз слышала, как в глубоко спящее сознание заглядывают Моргана или Себастьян, проверяют. К ним присоединялись другие — родители, тетки, дяди и прочие.

Наконец после долгого-долгого путешествия она поняла, что возвращается. В бесцветный мир просачивались оттенки и полутона. Обретавшую чувствительность кожу покалывали иголочки. Она вздохнула, издав первый звук за сутки с лишним, открыла глаза.

Бун ждал ее. Автоматически встал дать лекарство, оставленное Морганой.

— Вот. — Приподнял ее, поднес к губам чашку. — Надо выпить.

Она повиновалась, узнав вкус и запах.

— Джесси?..

— Отлично себя чувствует. Сегодня ее забрали Нэш с Морганой. Она там переночует.

Ана кивнула, выпила еще.

— Долго я спала?

— Спала? — Бун сухо хмыкнул над прозаическим определением коматозного состояния, в котором она пребывала. — На сутки отключилась. — Взглянул на часы. Плюс еще полчаса.

Это было самое долгое путешествие в ее жизни.

— Надо позвонить родным, — сказала она, — сообщить, что со мной все в порядке.

— Сейчас позвоню. Есть хочешь?

— Нет. — Она старалась не обижаться на вежливый сдержанный тон. — Пока ничего больше не надо.

— Тогда через минуту вернусь.

Когда он ее оставил, Ана закрыла лицо руками. Сама виновата. Не подготовила его, тянула время, и судьба вмешалась. Она с усталым вздохом поднялась с кровати, начала одеваться.

— Что ты делаешь, черт побери?! — закричал вернувшийся Бун. — Отдыхать надо.

— Я вполне отдохнула. — Ана уставилась на свои пальцы, методично застегивавшие пуговицы на блузке. — Совсем приду в себя, когда мы поговорим.

Он только кивнул.

— Будь по-твоему.

Может, выйдем? Мне полезно подышать воздухом.

— Хорошо. — Бун взял ее за руку, повел вниз по лестнице, вывел на террасу. Как только она села, вытащил сигарету, чиркнул спичкой. Он почти глаз не сомкнул с той минуты, как принес ее наверх, держался только на табаке и кофе. — Если ты готова, буду благодарен за объяснение.

— Готова. Прости, что раньше не сказала. — Ана крепко стиснула руки на коленях. — Хотела, да никак не могла найти нужных слов.

— Говори прямо. — Бун глубоко затянулся.

— Я происхожу из очень древнего рода. С обеих сторон. Если угодно, из другой культуры. Знаешь, что такое Викка [14]?

По коже пробежал легкий мороз, или это был просто ночной ветерок.

— Колдовство.

— Собственно, подлинное значение — мудрость. Впрочем, и колдовство годится.

Она на него взглянула, чистые серые глаза встретились с глазами усталыми, потемневшими.

— Я потомственная колдунья, с рождения наделенная особой чуткостью, которая позволяет вступать в эмоциональную и физическую связь с другими. Мне дан дар исцеления.

Бун сделал очередную затяжку.

— И теперь ты тут сидишь, смотришь мне в глаза и сообщаешь, что колдунья?

— Да.

Он в бешенстве отшвырнул сигарету.

— Что за игры, Ана? Ты думаешь, что после случившегося прошлым вечером я не заслуживаю разумного объяснения?

— Думаю, ты заслуживаешь правды. Даже если не считаешь ее разумной. — Она взмахнула рукой, не дав ему ответить. — Расскажи, как сам объясняешь случившееся.

Бун открыл было рот, но снова закрыл. Он сам больше суток ломал голову над загадкой, так и не найдя приемлемого решения.

— Не могу. Только это не означает, что я покорно проглочу твое объяснение.

— Хорошо. — Ана встала, приложила ладонь к его груди. — Ты устал. Мало спал. Сердце колотится, спазм в желудке.

Он насмешливо вздернул бровь.

— Не надо быть колдуньей, чтобы догадаться.

— Правда. — Пока он не успел отстраниться, она дотронулась одной рукой до его лба, а другой до желудка и через минуту спросила: — Лучше?

Захотелось сесть, но Бун побоялся, что потом не встанет. Она к нему едва прикоснулась, а от боли следа не осталось.

— Что такое? Гипноз?

— Нет. Посмотри на меня.

Он повиновался и увидел перед собой незнакомку с пышными светлыми волосами, развевавшимися на ветру. Янтарная колдунья… Неудивительно, что статуэтка так напомнила ему соседку.

Ана заметила на его лице потрясение и просыпавшееся понимание.

— Когда ты предложил мне стать твоей женой, я просила дать мне время, чтобы придумать, как лучше сказать. Боялась… — Она отдернула руки. — Боялась, что ты на меня посмотришь вот так, как сейчас. Словно вообще не знаешь меня.

— Бред. Слушай, я пишу всякую белиберду, зарабатывая на жизнь, и вполне способен отличить вымысел от факта.

— Мои способности к магии весьма ограниченны. — Ана все же полезла в карман, где всегда было несколько кристаллов. Не сводя глаз с Буна, вытащила их и открыла ладонь. Камни начали медленно разгораться, лиловый цвет аметиста стал глубже, розовый кварц обрел яркость, зеленый малахит искристо засверкал. Потом они поднялись на дюйм, на два, закружились, мерцая в воздухе. — Тут Моргана гораздо талантливее.

Бун уставился на летающие кристаллы, не находя логического объяснения.

— Она тоже колдунья?

— Моя кузина, — просто напомнила Ана.

— Значит, и Себастьян…

— Себастьян наделен даром прозрения.

Не хочется верить, но и нельзя отрицать то, что видишь собственными глазами.

— И вся твоя родня… — забормотал Бун. — И отцовские фокусы…

— Магия в чистом виде. — Ана поймала кристаллы в воздухе и сунула в карман. — Как я уже говорила, отец истинный мастер. И остальные, каждый в своем роде. Мы чародеи. Все. — Она потянулась к нему, он отпрянул. — Прости, мне очень жаль.

— Очень жаль? — Потрясенный до глубины души, Бун обеими руками рванул себя за волосы. Это наверняка сон, кошмар. Однако он стоит на собственной террасе, чувствует дуновение ветра, слышит шум моря. — Прекрасно. Потрясающе. Тебе жаль? Чего? Того, что ты такая, какая есть, или того, что не сочла это стоящим упоминания?

— Не того, что я такая, какая есть. — Ана гордо выпрямила спину. — А того, что искала для себя оправданий, опасаясь признаться. И особенно того, что теперь ты не можешь взглянуть на меня так, как вчера.

— Чего ты ожидала? Что я попросту выброшу это из головы и начну с того, на чем мы остановились?

— Я точно та же, какой была вчера и какой буду завтра.

— Колдуньей.

— Именно. — Ана скрестила на груди руки. — Колдуньей, от рождения наделенной искусством целительства. Я не отравляю яблоки и не заманиваю детишек в пряничный домик.

— Это должно облегчить мне душу?

— Такой силой даже я не обладаю. Повторяю: каждый из нас отвечает за свою судьбу. — Она сообразила, что он держит ее за руки. — Ты сам должен сделать выбор.

Бун попытался сосредоточиться и не сумел.

— Для признания тебе требовалось время. Видит Бог, мне тоже нужно время на раздумье. — Он развернулся, сделал шаг и замер. — Джесси!.. Джесси у Морганы…

Ана печально усмехнулась:

— Ах да, у моей кузины-колдуньи. — По щеке скользнула слезинка. — Как думаешь, что она сделает? Наложит на нее заклятие? Запрет в башне?

— Не знаю, что думать. Господи помилуй, попал в волшебную сказку! Что я должен думать?

— Что хочешь, — устало ответила Ана. — Я не могу себя переделать, да и не желаю. Даже ради тебя. Но будь я злобным выродком, поверь, не стояла бы здесь, глядя тебе в глаза.

— Я…

— Рассказать, что сейчас чувствуешь? — спросила она, подавив очередной приступ отчаяния. — Чувствуешь себя обманутым, злишься, страдаешь. Подозрительно относишься ко мне, к тому, что я могу сделать или действительно сделаю.

— Мои чувства — мое личное дело, — отрезал он, передернувшись. — Не хочу, чтобы мне вот так лезли в душу.

— Знаю. И если я сейчас шагну к тебе, подойду просто как женщина, ты от меня шарахнешься. Поэтому я избавлю нас обоих от этого. Спокойной ночи, Бун.

Она ушла, скрылась в темноте, а он не нашел в себе сил окликнуть ее.

Глава 12

— Кажется, ты до сих пор потрясен, — заметил Нэш, привалившись к перилам на террасе Буна, наслаждаясь пивом и холодным вечерним бризом.

— Скажем так, — ответил Бун. — Слушай, может быть, я ограниченный и узколобый тип, но открытие, что дама из соседнего дома колдунья, любого с ног свалит.

— Тем более когда ты влюблен в даму из соседнего дома.

— Тем более. Никогда не поверил бы. Кто поверит? Но я видел, что она сделала с Джесси. Потом начал складывать из кусочков картинку. — Бун коротко хмыкнул. — До сих пор просыпаюсь иногда среди ночи и думаю, что мне это приснилось. — Он подошел к перилам, нагнулся, слушая плеск воды. — Это нереально. Она нереальна.

— Почему? Знаешь, наша с тобой профессия требует раздвигать горизонты.

— Горизонт уже открыт до предела, — объявил Бун. — То, что мы делаем, годится для кино и для книжек. Это не жизнь, Нэш, а забава.

— Для меня теперь жизнь.

Бун шумно выпустил из груди воздух.

— Пожалуй. Но разве ты… никогда не сомневался и не беспокоился?

— А как же. Думал, Моргана дернет меня за ногу, забросит в воздух и оставит так висеть. — Он усмехнулся собственным воспоминаниям, а Бун закрыл глаза. — Она деликатностью не отличается. Как только я понял, что все это правда, то почувствовал себя просто дико.

— Дико… — повторил Бун.

— Угу. Я имею в виду, что почти всю жизнь сочиняю истории о подобных вещах и, в конце концов, женился на настоящей колдунье. С кровью эльфов и прочим.

— С кровью эльфов… — У Буна голова шла кругом. — И это тебя не пугает?

— Чего мне пугаться? Она такая именно поэтому, и именно поэтому я ее люблю. Должен признаться, из-за малышей слегка беспокоюсь. Когда начнут ходить, на их стороне будет численный перевес.

— Двойняшки… — Бун запнулся. — То есть дети станут…

Наверняка, могу поспорить. Слушай, они не вырастут бородавчатыми жабами и не начнут кудахтать. Просто приобретут дополнительные способности. Мэл тоже ждет ребенка. Недавно это точно подтвердилось. Не знаю более рациональной и практичной женщины. А она обращается с Себастьяном так, будто всю жизнь провела среди ясновидящих.

— Значит, ты говоришь: «Успокойся, Бун, в чем проблема?»

Нэш сел на скамейку.

— Знаю, это нелегко.

— Позволь задать вопрос… Далеко у вас зашло, когда Моргана рассказала тебе о… как бы это сказать… о своем наследии?

— Прямо сразу и без подготовки. Я собирал материал для сценария и услышал о ней. Знаешь, люди всегда мне рассказывают о всяких странностях.

— Угу.

— Я не то чтобы поверил, просто решил, что поговорить было бы интересно. И…

— А у Мэл с Себастьяном как было?

— Точно не знаю… Они познакомились, когда один ее клиент пожелал воспользоваться помощью экстрасенса. — Нэш нахмурился над своим пивом. — Понимаю, к чему ты ведешь, вижу смысл. Возможно, Ане следовало раньше открыться.

Бун издал сдавленный смешок.

— Возможно?

Ладно, действительно следовало. Только ты не все знаешь. Моргана мне рассказывала, что Ана несколько лет назад влюбилась в одного парня. Ей тогда было лет двадцать. По-моему, в самом деле была от него без ума. Он служил интерном в какой-то больнице, и ей взбрело в голову, что они смогут вместе работать, она ему поможет. И все выложила, а он ее отфутболил. Очень грубо. Видно, здорово нахамил. Видишь ли, она со своей чуткостью воспринимает все очень болезненно, особенно… ну… дурные вибрации, можно сказать. Пережила сильное потрясение. Решила жить одна. — Поскольку Бун молчал, Нэш продолжил: — Слушай, не могу советовать, как тебе жить и что делать. Хочу только сказать, что она сознательно никогда не причинит зла ни тебе, ни Джесси. Ана просто не способна на это.

Бун оглянулся на дверь соседнего дома. Окна уже больше недели пустые и темные.

— Где она?

— Ненадолго уехала. По-моему, хочет дать всем время на раздумья.

— Я не видел ее с той самой ночи. Первые несколько дней решил держаться от нее подальше. — Он вдруг почувствовал острый укол вины. — И Джесси к ней не подпускать. А она взяла и исчезла.

— Отправилась в Ирландию. К Рождеству обещала вернуться.

Бун кивнул.

— Думаю перед праздниками отвезти Джесси на пару дней в Индиану. Может, сумею все это переварить к ее возвращению.

* * *

— Рождественский сочельник… — Падрик испробовал пунш, облизнулся, вздохнул. — Нет в году лучшей ночи. — Наполнил кубок, протянул дочери. — Это вернет румянец твоим щечкам, моя дорогая.

— И разожжет пожар в крови, раз ты его готовил. — Ана все-таки улыбнулась и пригубила. — Правда, потрясающе, как выросли двойняшки?

— Ага. — Падрика не обманула бодрая нотка в ее голосе. — Не могу видеть свою принцессу в такой печали.

— Ничего подобного. — Она стиснула его руку. — Все прекрасно, папа. Правда.

— Для тебя, милая, я могу превратить его в фиолетового осла. И с большим удовольствием.

— Не надо. — Зная, что он шутит только наполовину, Ана чмокнула отца в нос. — Обещай, что мы об этом говорить не будем, когда все соберутся.

— Да, но…

— Обещай, — повторила она и пошла помочь матери у плиты.

Хорошо, что дом полон любимых людей, шумом семьи, запахами, неразрывно связанными в памяти с великим праздником. Корица, мускатный орех, хвоя, гвоздичный перец… Приехав домой несколько дней назад, Ана сразу же погрузилась в хлопоты. Украшение елки, упаковка подарков, готовка… Все, что угодно, лишь бы отвлечься от мысли о разлуке с Буном.

Он не разговаривал с ней больше месяца.

Ничего, можно пережить. Она уже решила, что делать, и не позволит испортить своими горестями семейное торжество.

— Мы будем рады, Ана, если ты поселишься с нами в Ирландии. — Морин наклонилась, поцеловала дочь в щеку. — Если сама действительно хочешь.

— Я очень скучаю по Ирландии, — просто призналась Ана. — По-моему, гусь почти готов. — Открыв дверцу и вдохнув головокружительный запах, она кивнула: — Еще минут десять. Пойду проверю, все ли на столе.

— Даже упоминать не будем, — предупредила Морин мужа, когда дочка вышла.

— Знаешь, голубка, чего мне хочется? Взять этого парня, забросить на какой-нибудь уютный ледяной остров. Всего на день-другой, не подумай.

— Не будь Ана так щепетильна в подобных делах, я сварила бы доброе зелье и забросила его сюда.

Падрик шлепнул жену по спине.

— Как ты деликатна, моя королева. Парень глазом не успел бы моргнуть, как был бы связан по рукам и ногам, что стало бы наилучшим исходом как для него самого, так и для нашего бесценного дитя. — Он вздохнул и поднялся, опираясь на руку жены. — Только Ана нам этого никогда не простила бы. Придется позволить ей разбираться самой.

Доведенный до отчаяния задержкой и отменой рейсов, Бун, вернувшись домой, громко хлопнул дверцей машины. Больше всего ему требуется сейчас долгая горячая ванна. Впереди бесконечная ночь за изучением наводящей ужас инструкции о сборке маскарадного костюма.

Раз Санта должен появиться к утру, Бун Сойер не должен жалеть времени и сил.

— Пошли, Джесс. — Он протер уставшие глаза. В пути он провел двенадцать с лишним часов, включая те шесть, которые напрасно проторчал в аэропорту. — Занесем вещи.

— Ана дома! — Джесси дернула отца за руку, указывая на освещенные окна. — Смотри, пап! Вон машина Морганы, а вон Себастьяна, и еще чья-то большая черная… Все у Аны.

— Вижу. — Сердце забилось быстрее и остановилось при виде таблички с надписью «Продается», выставленной перед домом.

— Можно пойти пожелать им счастливого Рождества? Ну, пожалуйста, пап! Я по Ане соскучилась. — Джесси крепко вцепилась в цирконий на шее. — Можно просто поздравить их всех?

— Можно. — Не спуская мрачного взгляда с таблички, Бун схватил дочку за руку. — Пошли. Прямо сейчас.

Неужели она уезжает? Тайком. Продает дом у него за спиной, чтобы просто исчезнуть. Ну, мы еще посмотрим.

— Пап, ты идешь слишком быстро. — Джесси семенила, с трудом поспевая за ним. — И руку больно жмешь.

— Извини. — Он сделал долгий вдох, долгий выдох. Подхватил дочку на руки, взлетел по лестнице, прыгая через две ступеньки. Постучал требовательно, а не просительно.

Дверь открыл Падрик с белоснежной накладной бородой на округлом лице и в красном колпачке на лысеющей голове. При виде Буна веселый блеск в глазах моментально погас.

— Так, что-то к нам кота приманило. Осмелился накрыть нас всех вместе, да, мальчик? Только мы не такие добрые и деликатные, как наша Ана.

— Я хочу ее видеть.

— Прямо сейчас? Стой тут. — Падрик послал Джесси чарующую улыбку и выхватил ее у отца. — Кажется, я держу в руках настоящую фею. Вот что скажу тебе, детка: беги, загляни под елку, не найдется ли там чего-нибудь на твое имя.

— Ох, правда, можно? — Девочка изо всех силенок обняла старика и оглянулась. — Пожалуйста, папа!

— Конечно. — Как только Джесси умчалась в дом, взаимные улыбки угасли. — Мистер Донован, я хочу видеть Ану.

— А видишь меня. Сам что бы сделал, если бы кто-нибудь вырвал у Джессики сердце и насухо выжал? — Хотя Падрик был на голову ниже Буна, он бодро шагнул вперед, взмахнув кулаками, и стал похож на разъяренного Санту. — Ничем другим против тебя не воспользуюсь. Слово чародея. Ну, давай.

Бун не знал, смеяться или сдаться.

— Мистер Донован…

— Бей первым. — Падрик откинул голову, отчего борода смешно задралась вверх. — Предоставляю такую возможность, хотя ты ее не заслуживаешь. Я слышал, как Ана плачет ночами, и у меня кровь вскипела. Сказал себе: Падрик, если ты встретишься лицом к лицу с этой ехидной в образе мужчины, то должен его вздрючить. Дело чести. — Он сделал свинг, почти полностью повернувшись вокруг своей оси и на фут не достав Буна. — Она мне не позволила отловить другого скользкого подонка, который разбил ее бедное сердце, но тебя я прищучу.

— Мистер Донован, — снова попробовал вступить в диалог Бун, отражая слабые удары, — мне не хочется причинять вам боль.

— А ну-ка причини! Причини! — Падрик заплясал на месте, подогреваемый оскорблением. Колпак Санты свесился на глаза. — Я наружу тебя могу вывернуть. Могу пересадить тебе голову барсука. Могу…

— Папа! — Одним резким словом Ана прервала угрозы.

— Уйди, принцесса. Это мужское дело.

— Не хочу, чтобы вы затеяли драку у меня под дверью в канун Рождества. Прекратите немедленно.

— Дай мне только отправить его на Северный полюс. На часок-другой. Вполне справедливо.

— Ты ничего такого не сделаешь. — Ана шагнула к отцу и взяла за плечо. — Зайди в дом, веди себя прилично, или я попрошу Моргану с тобой разобраться.

— Ба! Да я запросто справлюсь с колдуньей, которая вдвое младше меня!

— Она хитрая и коварная. — Ана чмокнула его в щеку. — Пожалуйста, папа. Предоставь дело мне.

— Никогда не мог тебе ни в чем отказать, — пробормотал Падрик и перевел пылающий взгляд на Буна. — Только поосторожнее, мистер. — Он выставил пухлый палец. — Связавшись с кем-то из Донованов, вы связываетесь со всеми. — Презрительно фыркнув, он ушел в дом.

— Прошу прощения, — начала Ана с сияющей улыбкой. — Папа слишком заботлив.

— Догадываюсь. — Не имея намерения защищаться и не зная, куда девать руки, Бун сунул их в карманы. — Я… мы… хотели с Рождеством поздравить.

— Джесси уже поздравила. — Возникло неловкое молчание. — Входи, пожалуйста, выпей пунша.

— Не стану мешать семейному торжеству. — Гримасу почти можно принять за усмешку. — А также рисковать своей жизнью.

Лицо Аны сделалось серьезным.

— Папа не причинит тебе никакого вреда. Это не в его правилах.

— Я совсем не то хочу сказать… — Что он хочет сказать, черт возьми? — Я не виню его в том, что он сердится, и не собираюсь доставлять неприятности тебе и твоим родственникам. Если хочешь, могу… — Бун отвернулся, на глаза вновь попалась табличка. — Что это значит, черт побери?

— Разве не ясно? Я дом продаю. Возвращаюсь в Ирландию.

— Куда? В Ирландию? Думаешь, можешь просто собрать вещички и удрать за шесть тысяч миль?

— Думаю. Прошу прощения, Бун, ужин почти готов. Разумеется, мы тебе будем рады.

— Если не перестанешь любезничать, черт побери, я… — Он почти прошипел сквозь зубы: — Не хочу ужинать. Поговорить хочу.

— Сейчас не время.

— Это от нас зависит.

Бун втолкнул Ану в холл как раз в тот момент, когда там возник Себастьян. Легонько положив руку на плечо кузины, он бросил на Буна предупреждающий взгляд.

— Возникла проблема, Анастасия?

— Нет. Я пригласила к ужину Буна с дочкой, а он никак не может.

— Жалко. — В улыбке Себастьяна проскользнула угроза. — Что ж, тогда извините нас, Сойер.

Бун так хлопнул дверью, что шум в доме погас, словно свет. К ним обратились многие взгляды. Взбесившись до предела, он не заметил, что Себастьян вдруг радостно просветлел.

— Ну-ка, немедленно все прочь с дороги, — спокойно потребовал Бун. — Мне глубоко плевать, кто вы такие. — Более чем когда-либо в жизни готовый сражаться с армией драконов, он схватил Ану за руку. — Со мной пойдешь.

— Но у меня родные в гостях…

— Подождут, черт возьми. — Он рывком вытащил ее из дома.

Сидя под елкой, Джесси наблюдала за ними широко открытыми глазами.

— Папа злится на Ану?

— Нет. — Радуясь, что все трещит по швам, Морин крепко обняла девочку. — Думаю, они отправились за очередным рождественским подарком для тебя. Ты признаешь его самым лучшим.

Ана изо всех сил старалась обрести спокойствие.

— Хватит тащить меня, Бун.

— Я тебя не тащу, — возразил он, не давая ей остановиться.

— Не хочу с тобой идти. — На глазах выступили жгучие слезы, которые, как она думала, уже кончились. — Не хочу начинать все сначала.

— Решила, что можно вывесить во дворе дурацкую табличку и все обойдется? — Ориентируясь на лунный свет, он приволок ее к каменной лестнице, которая вела к берегу. — Бросить в меня бомбу и удрать в Ирландию?

— Я могу делать то, что хочу.

— Колдунья ты или нет, лучше дважды подумай.

— Ты со мной даже не поговорил.

— Вот сейчас говорю.

— Теперь я не хочу говорить.

Она вырвалась и побежала назад.

— Тогда слушай. — Бун схватил Ану за талию, перебросил через плечо. — Уйдем подальше от дома, чтобы твои родственнички не дышали в затылок. — Спустившись по ступенькам, он поставил ее на ноги, предупредив: — Сделаешь шаг, снова поймаю.

— Не доставлю тебе такого удовольствия. — Ана сдержала слезы, предпочитая дать волю темпераменту. — Хочешь что-то сказать? Хорошо. А потом я скажу. Согласна с твоей позицией насчет наших взаимоотношений. Глубоко сожалею, что ты счел необходимым оградить от меня Джесси. Я никогда…

— Нечего отрицать. Ты ее из дома уже давно не выпускал. — Ана набрала в горсть камешки, с силой бросила в море. — Не желаешь, чтобы твоя девочка слишком близко подходила к колдунье. — Она резко оглянулась. — Ради бога, Бун, чего ты от меня ждешь? Видишь, как я потираю руки и каркаю: «Вот ты и попалась, красавица, вместе со своей собачонкой»?

Бун потянулся к ней, но она увернулась.

— Окажи мне немного доверия, Ана.

— Оказала. Возможно, чуть позже, чем следовало, но оказала. А ты отвернулся. Как я и предвидела.

— Предвидела? — Устав от хореографии, он все-таки поймал ее и притянул к себе. — Как ты могла предвидеть мою реакцию? Заглянула в хрустальный шар, или твой ясновидящий кузен влез мне в душу?

— Ни то ни другое, — ответила она, сдерживаясь из последних сил. — Не позволила бы Себастьяну и сама не заглядывала. Это было бы нечестно. Знала, что отвернешься, потому что…

— Потому что другой отвернулся.

— Не имеет значения. Факт тот, что ты отвернулся.

— Мне просто надо было усвоить.

— Я видела, как ты в тот вечер смотрел на меня. — Она закрыла глаза. — Раньше видела такой взгляд. Нет, ты не был так жесток, как Роберт. Никаких оскорблений, никаких обвинений, хотя результат тот же самый. «Держись подальше от меня и от того, что мое. Мне не нравится, что ты такая, какая есть». — Ана крепко обхватила себя руками, стараясь согреться.

— Не собираюсь извиняться за естественную, на мой взгляд, реакцию. Черт возьми, я тогда вымотался до полусмерти, почти обезумел. Глядя, как ты час за часом лежишь в постели, бледная и неподвижная, боялся, что не очнешься. Когда очнулась, не знал, как с тобой обращаться. Потом ты рассказала…

Ана старалась успокоиться — так будет лучше.

Время было плохо рассчитано с начала до конца. Мне не хватило сил справиться с твоими чувствами.

— Если бы раньше призналась…

— Ты бы иначе отреагировал? — Ана бросила на него взгляд. — Не думаю. Впрочем, ты прав. Я должна была раньше сказать. Поступила нечестно, проявила слабость, позволив нашим отношениям так далеко зайти.

— Не вкладывай мне в рот свои слова. Если б ты не наладила… связь, по твоему выражению… то не знала бы моих мыслей и чувств. Больно, что ты мне не верила.

Она кивнула, смахнув со щеки слезу.

— Понимаю. Прости.

— Трусиха.

— Вот именно.

Бун нахмурился, глядя на развевавшиеся на ветру золотые волосы. Ана смотрела на море, покрытое лунными поцелуями.

— Действительно. В тот вечер мой рисунок с изображением ведьмы произвел на тебя впечатление.

Ана пожала плечами.

— Иногда я чрезмерно чувствительна. Просто была в таком настроении. Я…

— Хотела мне все рассказать, а я тебя напугал своей злой колдуньей.

— Подумала, что момент для признания неподходящий.

— Потому что трусиха, — повторил он, наблюдая за ней. — Позволь спросить. Что ты тогда сделала с Джесси?

— Установила связь. Я уже говорила, что обладаю экстрасенсорными способностями.

— Я видел, как ты страдала. — Бун взял ее за руку, повернул лицом к себе. — Однажды крикнула так, что слышать было нестерпимо. Потом потеряла сознание, потом больше суток спала как убитая…

— Это входит в программу. — Ана попробовала выдернуть руку: защита пошатнулась, соприкосновение слишком болезненно. — Такова цена при слишком тяжких повреждениях.

Ясно. Я спрашивал у Морганы. Она говорит, ты могла умереть. Говорит, риск был слишком велик, так как Джесси… — невозможно вымолвить слово, — уже ушла или уходила. А ты не просто срастила сломанные кости, но и вытащила ее из-за края. Моргана говорит, грань тонкая, целитель легко может стать жертвой.

— Что я должна была сделать, по-твоему? Позволить ей умереть?

— Трусиха позволила бы. Видно, мы с тобой вас понимаем по-разному. Боязнь еще не означает, что ты трусиха. Ты вполне могла спастись и дать ей умереть.

— Я люблю ее.

— Я тоже. Ты мне ее вернула. Я тебя еще даже не поблагодарил.

— Думаешь, мне нужна твоя благодарность? — Ну, хватит. Скоро он ее пожалеет. — Не нужна. Я в ней не нуждаюсь. Сделала все по своей доброй воле, а еще потому, что не вынесла бы подобной потери. И не вынесла, если бы ты…

— Что? — тихо переспросил он.

— Если бы ты лишился того, кого любишь. Благодарить меня не за что. Я для этого и предназначена.

— И раньше это делала? То, что с Джесси?

— Я целительница. Исцеляю людей. Она… — до сих пор больно думать об этом, — уходила. Я воспользовалась всеми своими возможностями, чтобы ее вернуть.

— Это не просто. — Он нежно поглаживал ее руки. — Даже для тебя. Ты чувствуешь сильнее и тоньше других. Это мне тоже Моргана сказала. Когда снимешь защиту, становишься беспомощной перед болью, эмоциями и всем прочим. Поэтому не плачешь. — Бун кончиком пальца смахнул с щеки Аны слезинку. — А сейчас плачешь.

— Все знаешь. В чем суть?

— В том, что надо вернуться в тот вечер, когда ты мне призналась. В том, чтобы воспользовалась еще одной возможностью и открылась. Мне открылась.

— Слишком много просишь, — всхлипнула Ана, закрыв лицо руками. — Оставь меня. Оставь в покое. Не видишь, как мне больно?

— Вижу. — Он обнял ее, утешая, она вырывалась. — Похудела, побледнела. Глядя в глаза, я вижу каждую каплю боли, которую тебе причинил. Не знаю, как поправить дело. Не пойму, почему твой отец не наслал на меня все проклятия из своего арсенала.

— Мы не можем использовать свою силу во вред. Это противоречит нашей природе. Пожалуйста, отпусти.

— Не могу. А ведь почти решил, что могу отпустить. Говорил себе: она мне лгала. Обманывала мое доверие. Она не реальная, не настоящая. — Крепко держа за плечи, он отстранил ее от себя. — Но все это не важно. Не имеет никакого значения. Если это магия, не стану от нее отказываться. Не хочу потерять тебя. Я люблю тебя, Ана. Такую, какая ты есть. — Он коснулся ее глаз губами, чувствуя вкус слез. — Вернись ко мне, пожалуйста.

Надежда вспыхнула почти болезненно. Она к нему прижалась.

— Хочется верить.

— Мне тоже. — Он обхватил ее лицо руками, снова поцеловал. — Я верю. Верю в тебя. В нас. Если это моя сказка, я хочу разыграть ее до конца.

— Ана пристально смотрела на него.

— Со всем согласишься? И примешь нас всех?

— По-моему, я вполне для этого подхожу. Возможно, конечно, пройдет время, пока удастся уговорить твоего отца не менять кардинально мою анатомию. — Бун провел пальцем по изогнувшимся в улыбке губам Аны. — Поверь, я и не надеялся, что ты улыбнешься мне когда-нибудь снова. Скажи, что еще меня любишь. Подари мне это признание.

— Да, люблю. — Ее губы затрепетали под его губами. — Всегда любила и буду любить.

— Никогда больше не причиню тебе боли. — Он смахнул с ее лица слезы. — За все расплачусь.

— Все кончено. — Ана сжала его руки. — Все позади. Завтрашний день наш.

— Только не плачь больше. Она улыбнулась, вытерла слезы.

— Не буду. Никогда не плачу. Он поцеловал мокрые пальцы.

— Ты говорила, что я смогу повторить предложение. С тех пор прошло больше недели, но, надеюсь, ты не забыла обещанного ответа.

— Нет, не забыла.

— Положи сюда руку. — Он прижал ее ладонь к сердцу. — Хочу, чтобы сама почувствовала. Луна почти полная. Я впервые поцеловал тебя в полнолуние. Был очарован, зачарован, околдован. И навсегда таким останусь. Ты нужна мне, Ана.

Она чувствовала, как в нее вливается сила его любви.

— Я твоя.

— Хочу, чтобы ты стала моей женой. Чтобы приняла ребенка, которого мне вернула. Теперь Джесси твоя ровно настолько же, насколько моя. Давай родим с тобой других детей. Беру тебя такую, какая ты есть, Анастасия. Клянусь любить и лелеять до конца своих дней.

Она протянула к нему руки. Волосы — солнечное сияние. Глаза дымчатые. Блики лунного света играют вокруг, словно пламя факелов.

— Я ждала тебя.

Эпилог

На диком скалистом берегу у бурного моря стоит замок Донован. В эту темную ночь блещут молнии, гром сотрясает черное небо, ветер бьет в свинцовые оконные переплеты, стекла дрожат, рассыпая алмазные блики.

Внутри в топках каминов мечется пламя. Колдуны, колдуньи и прочие присные сидят тесным кружком в ожидании возмущенного крика, возвещающего о рождении новой жизни.

— Дед, ты жульничаешь? — спрашивает Джесси Падрика, который внимательно рассматривает свои карты.

— Жульничаю? — весело хохочет он, поводя бровями. — Конечно. Ловись, рыбка!

Заливаясь смехом, девочка вытаскивает карту из колоды.

— Бабушка Морин говорит, что ты всегда жульничаешь. — Джесси наклонила головку. — Ты правда лягушонок?

— Был, моя дорогая. Прекрасным, зеленым.

Она поверила, как верит другим чудесам в своей жизни с Донованами. Погладила дремавшую Дэзи, положившую крупную золотистую голову ей на колени.

— А когда-нибудь снова в него превратишься, чтоб я посмотрела?

— Возможно, удивлю тебя. — Падрик подмигнул и превратил карты в ее руке в радужные леденцы на палочке.

— Ох, дед… — благодарно воскликнула Джесси.

— Себастьян! — Мэл поспешно сбежала по лестнице и влетела в гостиную, где ее муж потягивал бренди, наблюдая за карточной игрой. — Шон и Кили проснулись и безобразничают. Я занята по горло, помогаю Ане.

— Иду. — Гордый отец трехмесячных близнецов поставил бокал и отправился менять пеленки.

Нэш качал на колене годовалую Алисию, Донован устроился на коленях у Мэтью, играя его карманными часами.

— Смотри, чтобы он их не проглотил, — предупредил Нэш. — Или не растворил в воздухе. Мы с трудом удерживаем его в границах.

— Парню крылышки надо расправить.

— Как скажешь. Но когда я недавно вынул его из кроватки, там было полным-полно кроликов. Настоящих.

— Весь в мать, — с гордостью заключил Мэтью. — Она доводила нас до потери сознания.

Алисия с улыбкой прижалась к отцу. Дэзи вдруг проснулась и засеменила по комнате, куда через секунду сбежались все собаки и кошки, жившие в доме.

— Алли, — вздохнул Нэш. — Помнишь, мы тебе говорили: по одному животному за раз.

— Собачки… — Малышка ласково потянула за уши огромного серебристого волка, любимца Мэтью. — Кошечки…

— В следующий раз по одному, ладно? — Нэш сбросил одного кота с плеча, другого с ручки кресла. — Пару недель назад она собрала во дворе всех собак, находившихся на расстоянии в десять миль. Пошли, чудовища. — Он поднялся, подхватив под мышки Алисию и Донована, напомнивших брыкавшиеся и хохочущие футбольные мячи. — По-моему, пора укладываться.

— Сказку, — потребовал Донован. — Где дядя Бун?

— Занят. Придется вам довольствоваться собственным стариком.

Бун в самом деле был занят, наблюдая за чудом. В комнате, согретой пылавшим в камине огнем, пахло ароматическими свечами и травами. Он крепко сжимал руку Аны, которая производила на свет их сына.

А потом дочь.

А потом еще сына.

— Тройня, — изумленно повторял он вновь и вновь, даже когда Брайна положила детей ему на руки. Ему говорили, что будет тройня, но он все-таки до конца не верил.

— Настоящая семья. — Обессилевшая, но счастливая Ана приняла у Морганы очередной сверток, нежно прижалась губами к шелковистой щечке. — Теперь у нас каждого по паре.

Бун с улыбкой смотрел на жену, пока Мэл укладывала в ее объятия третьего младенца.

— По-моему, нам потребуется большой дом.

— Расширимся.

— Хочешь, чтобы все пришли? — ласково спросила Брайна. — Или отдохнешь?

— Нет. — Ана положила голову на плечо Буна. — Зови.

Все столпились в комнате, радостно переговариваясь. Ана подвинулась в широченной кровати, освободила место для Джесси, дала ей подержать детишек.

— Это твой братец Тревор. И сестричка Мейв. И еще братец Кайл.

— Я буду хорошенько за ними ухаживать. Всегда. Смотри, дед, какая у нас теперь семья.

— Вижу, мой ягненочек. — Падрик растроганно высморкался в любимый носовой платок, вытер слезившиеся глаза, бросил на Буна затуманенный взор. — Хорошо, что я не стер тебя в порошок, когда была возможность.

Бун протянул ему пищавшего инфанта.

— Вот. Держите внука.

— Ах, Морин, конфетка моя, ты только посмотри! У него мои глаза.

— Нет, принц-лягушонок, мои.

Они заспорили, а остальные Донованы становились то на одну сторону, то на другую. Обняв жену, Бун оглядывал свою большую семью, пока один его сын впервые жадно пробовал материнское молоко. В окнах сверкали молнии, выл ветер, высоко взметалось пламя в каминах.

Где-то высоко в горах в глубокой лесной чаще плясали феи.

И дальше они жили счастливо.

Примечания

1

Чили — мясное блюдо с острым перечным соусом. (Здесь и далее примечание переводчика).

(обратно)

2

Кэгни Джеймс (1899–1986) — американский актер, одна из первых звезд звукового кино. Часто игравший роли гангстеров.

(обратно)

3

Риолит — камень вулканической породы.

(обратно)

4

В канун Дня Всех Святых (Хеллоуин, в ночь с 31 октября на 1 ноября) дети традиционно стучатся в двери и требуют угощения.

(обратно)

5

Адам Роберт (1728–1792) — выдающийся британский архитектор, автор интерьеров, дизайнер мебели.

(обратно)

6

Белый Кролик, Безумный Шляпник, Соня — персонажи сказки Льюиса Кэрролла «Алиса в Стране чудес».

(обратно)

7

Багс Банни — находчивый и дерзкий мультипликационный кролик.

(обратно)

8

Имеется в виду фильм по сказке Ф. Баума, известной в русском переложении как «Волшебник Изумрудного города».

(обратно)

9

Жеода — минеральный агрегат, образующийся в пустотах горных пород.

(обратно)

10

Рапунцель — героиня сказки братьев Гримм; так же называется сорт колокольчиков.

(обратно)

11

Имеются в виду персонажи кельтских народных преданий короле Артуре, двор которого располагался в замке Камелот, где среди прочих жил его советник волшебник Мерлин.

(обратно)

12

Инкуб — дьявол в образе мужчины.

(обратно)

13

Гвиневра — жена легендарного короля Артура, преступная любовь которой к рыцарю Ланселоту в конечном счете привела Артура к гибели.

(обратно)

14

Викканство — западноевропейский неоязыческий культ.

(обратно)

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Эпилог . . . . . . . . . . . . . . .

Реклама на сайте