«Клэй из Виргинии»

Мередит Рич Клэй из Виргинии

ЧАСТЬ 1 НАСТОЯЩЕЕ

Глава 1

Впечатление было такое, будто в бангкокском аэропорту Дон-Муанг отключили кондиционер. Джош Льюис сбросил пропотевшую холщовую куртку, раскурил первую за день сигарету и вышел сквозь вращающиеся двери из здания аэропорта. Над бетонной дорогой трепетало марево раскаленного воздуха – еще не настал полдень, а температура уже поднялась до девяноста градусов по Фаренгейту.

Выбившаяся из прически прядь темно-русых волос прилипла к высокому лбу Джоша. Он провел ладонью по голове, приглаживая волосы, и зашагал к концу летного поля. Смотреть там было особенно не на что – одни лишь ангары да склады. Джош бросил на бетон окурок и растоптал его. Было слишком жарко, чтобы глотать дым; к тому же теперь он старался поменьше курить. Вытерев со лба пот, Джош двинулся обратно.

В нескольких футах от него, скрипнув тормозами, остановился белый таксомотор «датсун»; дверца резко распахнулась, и из машины выскочила симпатичная длинноногая женщина. Ее высокая изящная фигура потрясающе смотрелась в белых полотняных брюках и мешковатой рубашке, схваченной на талии черно-коричневым замшевым поясом, длинные, до плеч, волосы колыхались при каждом движении. Казалось, жара совсем ее не беспокоит.

Кликнув носильщика, женщина указала сначала на багажник «датсуна», потом на второе такси, только что остановившееся сзади и по самую крышу забитое большими серебристыми ящиками. Расплатившись с таксистами, она вытащила с заднего сиденья первого автомобиля три синих рюкзака и два коричневых чемодана из воловьей кожи.

Джош зажег вторую сигарету и стал с интересом смотреть, как носильщик извлекает шестой, седьмой и, наконец, десятый металлический ящик, каждый из которых был размером с коробку из-под апельсинов. «Фотооборудование», – подумал Джош. Но что бы ни оказалось в этих ящиках, добра у путешественницы было навалом. Последними явились на свет два огромных кожаных чемодана «Ботега де Венета». Носильщик позвал на помощь коллегу, и вдвоем они взвалили десятый ящик на верх и без того переполненной тележки, с трудом удерживая ее в равновесии и шумно переругиваясь на монотонном тайском наречии.

– Ох… нет! Нет! – Незнакомка подбежала к тележке. Произношение сразу выдало в ней американку. – Эти четыре надо положить отдельно. Возьмите третью тележку, пожалуйста.

Невысокие тайцы-носильщики смотрели на нее, улыбаясь. Было совершенно очевидно, что они не понимают ни слова.

– Йес… – в конце концов произнес один из них и усиленно закивал.

– Вот, смотрите… – Красотка ткнула пальцем в ящики, о которых шла речь. – Эти… положить туда! – Она взмахнула рукой в сторону третьего носильщика, который приближался с пустой тележкой. – И побыстрее. Везите багаж к стойке «Филиппин эйрлайнз»… «Филиппин эйрлайнз», – повторила она. – Поняли?

Носильщики дружно кивнули.

Джош накинул куртку, забавляясь тем, как сбитые с толку тайцы деятельно принялись перекладывать предметы, распределяя их по трем тележкам. Женщина, на плече которой болталось не меньше пяти сумок, сжимая в руке шестую, поспешно двинулась к аэровокзалу, шагая легкой походкой и словно не чувствуя тяжести, которую ей приходилось нести на себе. «Неужели она путешествует одна?» – подумал Джош. Впрочем, хорошо было уже то, что эта женщина заставила его хоть на минуту забыть о жаре.

Войдя в здание аэровокзала, он убедился, что единственный самолет, следующий рейсом «Филиппин эйрлайнз», должен был подняться в воздух около полудня и летел в Манилу, как раз туда, куда направлялся и Джош.

Пока носильщики разгружали ящики, сотрудник авиакомпании трудился над взвешиванием багажа, стараясь не спасовать при виде такой горы предметов и сохранить на лице профессиональную уверенность.

– У вас есть ручная кладь? – осведомился он.

– Конечно, вот.

Филиппинец приподнялся на цыпочках и выглянул поверх стойки.

– Один, два… Нет, мисс, вы не можете взять с собой пять сумок – это запрещено. Вам придется сдать три из них в багаж.

– Ах! – Дымчато-серые глаза женщины расширились. – Нет-нет, я должна непременно взять их с собой. В сумках пленки, фотоаппараты, объективы; они могут разбиться, и мне нечем будет их заменить…

Филиппинец улыбнулся и покачал головой.

– Вы хотите заставить меня нарушить правила, – сказал он. – Это невозможно.

Женщина умоляюще улыбнулась.

– Нет, я не прошу нарушать…

Джош Льюис с одобрением следил за представлением, которое разворачивалось перед его глазами. Судя по всему, женщина не впервые сталкивалась с подобными затруднениями и умела справляться с ними, напуская на себя хорошо отработанный наивно-очаровательный вид.

– Я уверена, что на борту будет много пассажиров, которые вовсе не берут с собой ручной клади, – продолжила она. – Так что если говорить о весе, мои три сумки вполне могли бы принадлежать кому-то другому. Вы меня понимаете?

– Нет, – ответил филиппинец. – Я понимаю, о чем вы говорите, но мы должны неукоснительно выполнять правила. К тому же… – он указал на двенадцать предметов, сданных женщиной в багаж, – …вы и без того превысили разрешенный вес.

Красавица вздохнула:

– Да, но я готова заплатить. А эти сумки я должна взять с собой. Вчера на «Индиан эйрлайнз» мне разрешили… и в «Пан-Америкэн» на прошлой неделе…

– Может быть, и так, но совокупная масса груза намного превышает установленный предел. – Служащий посмотрел на весы. – Вам придется доплатить десять тысяч батов.

Пока женщина возилась с бумажником, Льюис быстро подсчитал в уме, что поклажа обойдется ей в пятьсот американских долларов, и решил, что настало время вмешаться.

– Прошу прощения, – сказал он. – Я случайно слышал ваш разговор. Буду рад помочь, если не возражаете.

– Спасибо! Я вам так благодарна!

Льюис бросил взгляд на ее дорожную карточку, лежавшую на стойке, и прочел написанное на ней имя – Клэй Фитцджеральд. Он повернулся к служащему.

– Мы с мисс Фитцджеральд путешествуем вместе. Я возьму часть ее ручной клади. И, кстати, зарегистрируйте пять лишних ящиков на мой билет – я сдал в багаж только две небольшие легкие сумки…

– Но, сэр… – неуверенно заговорил филиппинец, потом пожал плечами. – Ладно, так и быть. Этот рейс не слишком перегружен.

– И еще – сделайте так, чтобы леди сидела рядом со мной, – распорядился Джош и повернулся к Клэй: – Если, конечно, вы не возражаете.

Та кивнула и дружелюбно улыбнулась.

– Мы ведь путешествуем вместе, – заметила она. Джош тоже улыбнулся в ответ и протянул руку:

– Меня зовут Джош Льюис.

– А я – Клэй Фитцджеральд.

Из динамиков разнеслось последнее предупреждение об окончании посадки на рейс «Филиппин эйрлайнз» до Манилы.

– Ага! – сказал Джош. – Самое время. Идемте. Он повесил на плечо свою долю ручной клади Клэй, и они вдвоем двинулись к выходу на посадку.

* * *

Как только самолет набрал высоту, маленький черноволосый стюард-филиппинец принес им «Кровавую Мэри». Клэй Фитцджеральд улыбнулась своему худощавому симпатичному соседу, который погасил сигарету сразу же, как только заметил, что ей неприятен дым.

– Все равно я собираюсь бросать, – сообщил Джош Льюис. Его длинные ноги высовывались в проход, и Клэй подумала, что в нем, пожалуй, больше шести футов роста. – Курение мешает мне бегать по утрам.

Клэй рассмеялась.

– А мне повезло. Я курила в колледже, но не успела по-настоящему втянуться. – Она вылила в свой стакан с остро приправленным томатным соком половину миниатюрной бутылочки водки. – Что ж, за ваше здоровье!

– И за ваше, – отозвался Джош и, опустошив свой стакан, вскрыл пакетик с орешками из бесплатного бортового рациона. – Что привело вас на Филиппины?

– Я еду на архипелаг Сулу фотографировать ловцов жемчуга.

– Настоящий природный жемчуг? Я думал, его почти не осталось.

Клэй покачала головой:

– Осталось, хотя и немного. Большинство жемчужных отмелей истощены, однако с тех пор, как японцы разработали способ искусственного выращивания жемчуга, основной упор в торговле переместился именно на них. Поэтому издательство «Нэшнл джиогрэфик» заказало мне статью в двух частях – о природном и культивированном жемчуге.

– Вы занимаетесь подводной фотосъемкой? – спросил Джош, подаваясь вперед.

Клэй кивнула, продолжая жевать рисовый крекер.

– Потрясающе. – Джош покачал головой. – Неудивительно, что вам приходится таскать с собой такую кучу оборудования.

Серые глаза Клэй блеснули.

– Да, это нелегко. Порой приходится покупать второй билет, чтобы увезти весь багаж. – Она подняла свой стакан. – Еще раз спасибо вам за то, что выручили меня.

– Рад помочь, – отозвался Джош. Взгляд его темно-карих глаз создавал у Клэй ощущение, будто для него она была самой очаровательной женщиной из всех, встреченных им до сих пор.

– Кое-кто из подводных фотографов берет в путешествие намного меньше груза, чем я, – сказала Клэй. – Но я предпочитаю брать с собой под воду несколько камер – тогда мне не приходится возвращаться на поверхность, чтобы зарядить новую пленку и сменить объектив или светофильтр. Львиную долю моего багажа занимают вспомогательное оборудование и осветительные приборы.

– Я был потрясен вашим прибытием на двух такси разом…

– В Нью-Йорке мой груз умещался в одном фургоне «чекер».

– Вы живете в Нью-Йорке?

Клэй кивнула.

– Правда, за последние месяцы я провела там не больше двух дней. Ну а вы как здесь оказались? Прилетели в отпуск или готовитесь снимать новый фильм? – Клэй вспомнила, кто такой Джош Льюис в первое мгновение их знакомства. Он был одним из самых удачливых молодых голливудских режиссеров и принадлежал к плеяде кинематографистов, неудержимым потоком хлынувших в последние годы из стен Академии киноискусств Калифорнийского университета, и только что получил гран-при на кинофестивале в Каннах за сценарий и режиссуру «Викторианской пасторали». Джош кисло улыбнулся:

– Съемки следующего фильма должны начаться через два с половиной месяца; вот только натуры у нас до сих пор нет. Ее-то я и ищу.

– Значит, вы уже осмотрели Таиланд и теперь приглядываетесь к Маниле?

– Все определяется тем, до какой степени местные власти согласны идти нам навстречу. Киносъемки в Азии – это непрерывная война с бюрократией и канцелярской волокитой… – Клэй отметила, что его черным длинным ресницам позавидовала бы любая женщина.

– А о чем ваш фильм? Или пока секрет?

Он рассмеялся:

– Я бы не стал называть это фильмом. Примитивный триллер-боевик – эротика, кровь, насилие. Контракт я подписал в прошлом году, отчаянно нуждаясь в финансировании «Викторианской пасторали». – Он пожал плечами. – Работка непыльная, главная трудность – не увлечься художественной стороной и не снять фильм лучше, чем требуется. Он будет называться «Золотой треугольник».

– В основе та книга, которая в прошлом году ходила в списках бестселлеров?

– Она самая. Нам пришлось переписать ее с десяток раз, прежде чем получился приличный сценарий. – Льюис пустился в этические рассуждения, противопоставляя чистое искусство искусству ради наживы, а Клэй тем временем внимательно изучала его лицо.

Пожалуй, Джош был одним из тех людей, которых она и ее подруги по работе называли «неудавшимися красавцами». Именно этот тип мужчин более всего соответствовал ее вкусам. Хотя лицо Джоша казалось весьма привлекательным, однако отдельные его черты не дотягивали до полного совершенства: лоб был чуть выше, чем нужно; нос, сломанный, вероятно, в какой-нибудь драке, неправильно сросся, волосы, хотя и были мастерски подстрижены, торчали вихрами. Именно такие маленькие недостатки не дают почти безупречным лицам выглядеть скучными.

– Впрочем, хватит о работе, – прервал себя Джош. – Вы долго собираетесь пробыть в Маниле?

– Завтра на рассвете тронусь на юг.

– Может быть, не откажетесь поужинать со мной сегодня вечером?

– С удовольствием, но при одном условии – за все заплатит «Нэшнл джиогрэфик». Вы и без того сэкономили им кучу денег.

– Ух ты! – воскликнул Джош. – Всегда обожал женщин, располагающих подотчетными суммами!

Клэй пыталась вспомнить прочитанную недавно статью о Джоше Льюисе и его успехе в Каннах. Она не помнила, чтобы там что-нибудь говорилось о жене, а Джош явно не был голубым. И все же, сказала себе Клэй, такой привлекательный мужчина, как Льюис, вряд ли одинок.

– У меня забронирован номер в отеле «Манила», – сказала она.

– Представьте, у меня тоже. Мы можем вместе поехать из аэропорта на двух такси.

Как и большинство старых азиатских гостиниц, отель «Манила» был перестроен и расширен с целью привести его в соответствие с запросами бурно развивающейся индустрии туризма: восемнадцатиэтажная башня из стекла и бетона, которая была бы вполне уместна где-нибудь в Майами, возвышается над историческим зданием, построенным в 1912 году и окруженным строго распланированными садами. Бывалые путешественники по Азии старались останавливаться в старой части отеля, вестибюли и комнаты которой по-прежнему поражали воображение благородной элегантностью.

В номере Клэй с видом на Манильский залив, затейливо обставленном плетеными креслами и приставными столиками, центральное место занимала кровать испанского колониального периода, сработанная из темно-красного дерева; подставки светильников представляли собой большие, инкрустированные бронзой фигурки из провинции Минданао, а на стенах красовались резные деревянные рамы с репродукциями полотен филиппинских мастеров на религиозные темы.

Приняв душ, Клэй вынула из чемодана свои любимые брюки из белого шелка и трикотажный топ, который как нельзя лучше подчеркивал красоту ее гладких смуглых плеч. Она уже закончила одеваться, когда зазвенел телефонный звонок.

– Привет, это я, – раздался в трубке голос Джоша Льюиса. – Если вы готовы, я заскочу к вам в номер, и мы можем отправляться. Надеюсь, вы зарезервировали столик в ресторане?

– Так точно, сэр… на девять часов. У нас еще есть время, чтобы прогуляться по улицам и поглазеть на местные достопримечательности.

– Хм-м… Бесплатный ужин, в который входит экскурсия с квалифицированным гидом, – похоже, сегодня у меня выдался счастливый денек. Буду у вас через минуту.

«Надеюсь, у меня день тоже будет счастливым», – подумала Клэй, напоследок быстро осматривая себя в зеркале.

Среди завсегдатаев ресторана «Замбоанга», что на Макати-авеню в районе Макати Манила-сити, можно было увидеть и местных филиппинцев, и состоятельных американских и европейских туристов, и целую коллекцию экзотических лиц из разных азиатских государств. Скромный по размерам зал был заставлен горшками с пальмами и бамбуковыми деревцами, благодаря чему напоминал настоящие джунгли; с его потолка свисали громадные корзины с коричневыми и пурпурными орхидеями «валинг-валинг», а у каждого столика лежали плетеные маты из традиционной манильской пеньки и стояла маленькая керосиновая лампа.

Как только официант принес им пиво «Сан-Мигель» и записал заказ, Джош улыбнулся, глядя на Клэй карими глазами, сиявшими добродушным юмором.

– Две мили экскурсии показались мне много длиннее, чем я рассчитывал. Умираю с голоду.

– Я тоже. – Клэй рассмеялась. – На карте ресторан находится куда ближе к отелю, чем на самом деле, но согласитесь, проникнуться духом города в первый же вечер – это замечательно.

– Еще бы. Я жалею только о том, что не надел спортивные туфли. – Джош сунул было руку в карман за сигаретами, но тут же отказался от этого намерения.

– Послушайте, я вовсе не собираюсь бороться с вашими привычками и как-нибудь сумею вытерпеть табачный дым.

– Нет-нет, благодарю за любезность. Моя э-э-э… последняя подружка была заядлой курильщицей, тянула одну за одной. В ее компании я и сам стал выкуривать больше двух пачек в день.

– Что ж, полагаю, когда вы вернетесь домой, эта привычка возобновится.

– …тактично заметила она, – подхватил Джош и, широко улыбнувшись Клэй, пригубил пиво. – Я расстался с этой девушкой и в настоящее время не обременен постоянными привязанностями. А вы?

Клэй помедлила.

– У меня более или менее схожая ситуация.

– Более или менее? А точнее?

– Ну… Я встречалась с одним человеком… но в этом году я слишком часто бываю в разъездах.

– Разлука – бич любви, – согласно кивнул Джош и подал знак официанту. Только сейчас Клэй заметила в правой мочке его уха маленькую родинку, похожую на серьгу.

Когда подошел официант с пивом и первыми блюдами, Клэй заказала лумпию – салат из пальмовой сердцевины и маленьких кусочков креветок и свинины, завернутых в тонкие блинчики. Джош выбрал суп синуам, своеобразный коктейль из остро приправленных моллюсков.

– Спасибо «Нэшнл джиогрэфик», – сказал Джош, проворно уплетая свою порцию. – Еда просто потрясающая.

Они с Клэй вместе отведали лечон – жаркое из молочного поросенка, нашпигованного тамариндовыми листьями, и морских моллюсков, приготовленных на пару и поданных в бамбуковых корзиночках с острым соусом и каламанси, маленькими зелеными филиппинскими цитрусовыми, напоминавшими лимон. На десерт им подали бибингку – пудинг из риса и кокосового молока, запеченный в глиняном горшочке и покрытый свежим сыром с солеными утиными яйцами.

После ужина они отправились обратно в отель через Чайнатаун в районе Бинондо, в котором даже ночью продолжала бурлить деловая жизнь. На каждом шагу здесь встречались маленькие ресторанчики и лавки, торгующие китайскими кондитерскими изделиями, пряностями и благовониями; то и дело попадались крохотные мастерские, занятые производством игрушек, галантерейной мелочи и бамбуковой кухонной утвари. Семьи с маленькими детьми ужинали, рассевшись в глубине лавчонок либо прямо на тротуарах у входа; сквозь толчею с трудом протискивались запряженные лошадьми двуколки, везущие иностранных туристов.

– Чем займемся теперь? – спросил Джош, когда они с Клэй вернулись в гостиницу. – Можно пойти в плавучее казино или в ночной клуб.

Клэй покачала головой.

– Сегодня был нелегкий день, а мне завтра рано вставать, – сказала она. – Давайте просто зайдем куда-нибудь пропустим по рюмочке.

Они сошлись на баре отеля, где заказали филиппинский ром со льдом. С самого утра в бангкокском аэропорту Джош и Клэй почти непрерывно разговаривали, и теперь им было приятно молчать вдвоем и чувствовать себя старыми закадычными друзьями. Незнакомые люди встретились в пути, провели время в беседе и разошлись каждый своей дорогой – с Клэй такое случалось нередко, и она уже давно приняла это как неотъемлемую часть той жизни, которую выбрала для себя. Но Джош Льюис был особенным человеком; ей хватило одного дня, чтобы понять это. Он был остроумным, чутким, интересным и чертовски привлекательным, и Клэй совсем не хотелось, чтобы их встреча превратилась в роман на одну ночь.

– Итак, – заговорил наконец Джош, – пора подумать, как нам быть дальше.

– То есть?

– Я был бы рад продолжить наше знакомство. А у вас какие планы? Долго ли вы собираетесь фотографировать этих своих юных мужественных ныряльщиков?

– Хм-м… – Клэй лукаво улыбнулась. – Все зависит от того, насколько они юны и мужественны. И еще от погоды. Если все пойдет как надо, около недели.

– Завтра сюда прилетает мой главный оператор, и мы пробудем здесь примерно столько же. Значит… как насчет встречи через неделю на том же месте? Если вы уведомите меня о времени своего прибытия, я встречу вас шампанским.

– Хватило бы и пива «Сан-Мигель», – ответила Клэй, улыбаясь. – Я женщина без особых претензий.

Джош подписал счет и проводил Клэй до дверей ее номера.

– Не хотите пригласить меня к себе? – спросил он, легко поглаживая ее обнаженное плечо.

Клэй покачала головой.

– Чтобы успеть на самолет, мне придется встать в половине пятого утра, – сказала она.

– В таком случае лучше вообще не ложиться.

– Только не сегодня.

Джош наклонился и поцеловал ее.

– Ладно. Значит, через неделю. Желаю вам к тому времени отдохнуть и набраться сил. – Он еще раз поцеловал Клэй.

– М-м-м… – Клэй отодвинулась. – Только не желайте мне спокойной ночи – из-за вас мне будет трудно уснуть.

– А мне – из-за вас. Клэй усмехнулась.

– Увидимся на той неделе. – Она чмокнула Джоша в щеку.

– Будьте осторожны, – посоветовал Джош, когда она закрывала дверь. – Берегитесь акул.

Глава 2

– Прошу прощения, мисс… Не хотите ли тубы? – спросил юный официант-филиппинец, убирая со стола. – Это салат из папайи с курача – местным моллюском, нечто среднее по вкусу между крабом и омаром.

– Нет, благодарю. – Клэй отодвинула кресло от столика и вытянула длинные загорелые ноги, наблюдая за ящерицами-гекконами, снующими в тени плетеной кадки с благоухающими белоснежными цветами сампуджита.

Из-за столика на веранде ресторана отеля «Лантака» ей были видны лодки добытчиков устриц, покачивающиеся на волнах. Пробыв в Замбоанге двое суток, Клэй почти забыла о досадных неприятностях, которые сопровождали ее по пути из Манилы.

Все началось с ложной тревоги в Манильском аэропорту, где якобы была заложена бомба; из-за этого все рейсы оказались отложены на шесть часов. Задержка вылетов привела к тому, что на самолет Клэй были распроданы все места и она не смогла уговорить кассира продать ей лишний билет. К счастью, мир, как всегда, оказался не без хороших людей, и доброжелательные пожилые супруги-филиппинцы пронесли на борт «лишние» сумки с ее оборудованием.

Очутившись в Замбоанге, Клэй обнаружила, что взятый напрокат воздушный компрессор находится в аварийном состоянии, и ее гиду-проводнику Хаджи Али Кираму пришлось ехать за новым аппаратом в Давао-сити. Тем временем выяснилось, что плантация «Талуксгей», которую она собиралась фотографировать, Принадлежит захудалой фирме, производящей низкокачественные жемчужины неправильной формы. В довершение ко всему появились слухи о волнениях среди мусульман, и утренние газеты опубликовали репортаж о мятежном восстании неподалеку от Давао. Клэй всерьез опасалась, что ее проводник надолго задержится на обратном пути.

Город Замбоанга, раскинувшийся на юго-западной оконечности Минданао, южного острова Филиппин, был промежуточным пунктом на пути к архипелагу Сулу. Замбоангу называли «городом цветов». Его дальние предместья, отлого поднимающиеся по склону, казались словно расчерченными четкими квадратами плантаций, на которых произрастали орхидеи и ярко-зеленые кокосовые пальмы. Вблизи над низким горизонтом Замбоанга возвышались остроконечные церковные шпили, сияющие башни минаретов и купола мечетей.

Минувшую ночь Клэй провела в одном из пустующих «шалашей на дереве» в парке «Пансонака». Шалаш этот располагал полностью оборудованной кухонькой, а из окон с жалюзи открывался вид на маленький садик, в котором полыхали красные бугенвиллеи. Хотя ночевать в этих домиках мог кто угодно, было нетрудно понять, почему городской мэр отдавал предпочтение парам, только что вступившим в брак; это было идеальное место, где можно было предаваться любви день и ночь напролет, а именно этим Клэй и собиралась заняться с Джошем Льюисом. Она улыбнулась своим мечтам, представляя себе Джоша, который неожиданно нагрянул в Замбоангу, не в силах дождаться назначенной на следующую неделю встречи с ней. Клэй задумалась, вспоминая его лицо и сочный звук его голоса…

– Миз Клэй?

Клэй вскинула глаза. Голос принадлежал отнюдь не Джошу, а ее проводнику Хаджи Али Кираму.

– Хаджи! Ты вернулся! А я думала, ты попал в беду.

– Никакой беда, миз Клэй. Только дорожный движение. Слишком много машин. – Приземистый мускулистый Хаджи улыбнулся. Его зубы, точнее, то, что от них осталось, были кривыми и побурели от бетеля, который он непрерывно жевал. Он был моро – южнофилиппинский мусульманин – и когда-то сам нырял за жемчугом. Клэй наняла его на неделю. Хаджи раздобыл лодку, на которой они собирались пуститься в плавание, и должен был переводить с местного диалекта чабакано – адаптированного филиппинского языка тагалог, который отличался вибрирующим «р» и запутанной слоговой структурой.

– Я добыть компрессор. Сейчас я починить мотор у лодки.

– Господи, что еще? Что приключилось? – Солнце било в глаза Клэй, и она прищурилась, всматриваясь в лицо Хаджи. Ей была невыносима сама мысль о дальнейшей задержке.

– Маленький проблем, миз Клэй. Ремонт не больше часа.

– Мы успеем выйти в море на рассвете?

– О да. Будьте спокойны, – улыбнулся Хаджи.

– Отлично. Сегодня вечером я куплю на рынке продукты и доставлю на борт оборудование, так что мы сможем отправиться в путь с восходом солнца.

– Будьте спокойны, – повторил Хаджи. – До скорый встреча.

Клэй расплатилась за обед и прошагала несколько кварталов до городского оптового рынка; здесь она приобрела огромную плетеную корзину и запас овощей и фруктов в количестве, достаточном для плавания до архипелага. По пути к причалу, где ее ждал баркас Хаджи, она зашла на другой рынок и купила хлеб, содовые крекеры, воду и пиво. Когда она наконец взошла на борт тридцатипятифутовой лодки, чтобы погрузить запасы, Хаджи там не оказалось – только инструменты, разбросанные по палубе рядом с кучей промасленной одежды.

Клэй поставила корзину на лед и, открыв бутылку пива, посмотрела на заходящее солнце, гадая, чем в эту минуту занимается Джош Льюис.

– Миз Клэй! – раздался голос с причала. – Я ходил искать деталь для мотора. – Хаджи был обнажен до пояса, на нем были мятые джинсы с прорехами на коленях, голова повязана красным платком.

– Как дела с мотором? – опасливо спросила Клэй. – Надеюсь, ты его починил?

– Не беспокойтесь… несколько минут, и будет порядок.

– И мы сможем выйти в море завтра на рассвете?

– Конечно. Вы готовы плыть в половине шестого?

– Я готова, – улыбнувшись, отозвалась Клэй.

Следующим утром, когда небо сменило цвет с розовато-серого на ярко-голубой, баркас Хаджи медленно пробирался вдоль благоухающего побережья, минуя рыболовецкое судно и крытые соломой домики, возвышавшиеся над водой на шестах, и лавируя между банкас – маленькими моторными каноэ местных жителей, спешащих на рынок.

Хаджи указал на скопление деревянных плотиков с ярко раскрашенными парусами.

– Видите эти винтас? Это морской цыгане. Живут в море и выходят на берег, только чтобы похоронить умерших. – Он помахал рукой мальчишкам, запускавшим змея, и те весело замахали в ответ. – Сегодня море тихий. Будем у Холо до полудня, – добавил Хаджи.

– Ладно, я пока спущусь вниз: перезаряжу осветители и заправлю акваланг.

– Будьте спокойны. Думаю, у нас не будет проблема с ныряльщиками.

– Проблема? – Клэй с подозрением взглянула на проводника. – О каких проблемах ты говоришь?

– Ну… – Хаджи пожал плечами. – Вы знаете, не все ныряльщики такой, как я. Многие из них суеверный. Не хотят, чтобы люди видели, как они ныряй. Особенно делай фото.

– Хаджи! Почему я только сейчас об этом узнала? Ты обещал, что все будет в порядке.

– Да, может быть и так. Мой брат Хаким, он не возражай, чтобы вы с ним ныряли. Но он говорит, что Абдул, хозяин лодки, не хотел, чтобы туда приезжала женщина.

Клэй вздохнула. Теперь, когда Хаджи заговорил об этом, она ничуть не сомневалась, что у него наготове решение возникшего затруднения; вот только ей опять придется раскошелиться.

– Как ты думаешь, что я должна сделать?

– У вас есть какой-нибудь вещь, который вы могли бы подарить Абдулу?

– Но ведь я сказала, что заплачу ему и каждому ныряльщику по сотне песо!

– Я знаю, миз Клэй. Но Абдул – очень гордый мужчина. Если у вас есть что-нибудь особенное, который вы ему подарить, это бы помогло…

– Ладно, Хаджи. Что ты пообещал Абдулу, кроме сотни песо?

Хаджи сделал невинное лицо.

– Я не обещай… – Он осекся под пристальным взглядом Клэй и нервно ухмыльнулся. – Ну, может быть, транзисторный радио…

– Хаджи! У меня нет с собой приемника!

– А фотоаппарат? Клэй покачала головой:

– У меня очень дорогие камеры… и они нужны мне все до единой.

– Магнитофон?

Клэй вновь вздохнула.

– Хорошо. Думаю, я смогу расстаться с магнитофоном. Но только после того, как возьму у ныряльщиков интервью.

Хаджи заулыбался:

– Будьте спокойны, миз Клэй. Я думай, Абдул станет счастливый.

– Хорошо, если бы так, – пробормотала себе под нос Клэй, спускаясь в каюту.

* * *

Хаджи бросил якорь в чистой голубой воде бухты у северо-западного побережья острова Холо бок о бок с судном ныряльщиков. Вокруг лодок кружил любопытствующий электрический скат, чуть дальше в море выпрыгивали из воды, весело кувыркаясь, дельфины.

– Вы ждать здесь, – распорядился проводник, взбираясь на борт лодки. Абдулу, хозяину судна, мусульманину с густой бородой, на взгляд Клэй, было далеко за пятьдесят. Он приветствовал Хаджи улыбкой, но на Клэй посмотрел с непроницаемой холодностью. Клэй улыбнулась первой и кивнула, но лицо Абдула Хакима лишь сделалось еще строже. Ныряльщики хранили молчание, безучастно наблюдая за происходящим, вполне удовлетворенные обещанной прибавкой к жалованью.

Хаджи и Абдул двинулись на нос баркаса и, встав к остальным спиной, о чем-то горячо спорили приглушенными голосами, время от времени оглядываясь на гостью. Клэй чувствовала себя так, словно ее выставили в витрине. «Все будет хорошо», – твердила она себе. Она проделала дальний путь и не позволит Абдулу сорвать задание редакции.

Абдул говорил все громче; Хаджи просительно улыбался. Несколько минут спустя он подошел к борту и позвал Клэй:

– Миз Клэй? Я не знай, как быть. Абдул говорит, эти люди суеверные. В этом месте водятся черногубый жемчужный раковины, очень редкий. Абдул боится, что, когда другой люди прочитай вашу статью, они приедут сюда и заберут все раковины.

– Никто даже не догадается, где были сделаны фотографии. По подводным снимкам и фотографиям людей на лодке невозможно определить место, – ответила Клэй.

Хаджи кивнул и вернулся к Абдулу, чтобы втолковать ему слова Клэй. Они еще немного поспорили, причем Хаджи яростно жестикулировал. В конце концов Абдул махнул Клэй рукой, предлагая подняться на борт.

– Значит, вы сделай хороший фотографий, – сказал он. Клэй удивилась тому, что Абдул говорит по-английски; ей было известно, что в филиппинских школах изучают английский, но она считала, что жителям архипелага этот язык ни к чему.

– Постараюсь, – ответила она.

– Вы прислать мне журнал?

– Обязательно. Вам, вашей семье и вашим друзьям.

Абдул молча кивнул.

Клэй поняла, что настало время выкладывать главный козырь – интервью с ныряльщиками можно и застенографировать. Как бы то ни было, они вряд ли могли очень уж много рассказать. Клэй достала свой магнитофон «Сони» и протянула его Абдулу вместе с чистыми кассетами.

Пока Абдул придирчиво осматривал подарок, Клэй всеми доступными способами выражала ему свою благодарность и заверяла, что не помешает работе ловцов. Наконец Абдул еще раз кивнул, внушительно посмотрел в глаза Клэй и сказал:

– Я думай, миз Клэй, что все в порядке. Вы никому не скажете, где мы ныряй?

– Я напишу только, что снимала у побережья, а Холо – большой остров…

Абдул вновь посмотрел ей в лицо и улыбнулся впервые за все время разговора, показав огромные белоснежные зубы:

– Вы можете спускаться в воду, когда захотите.

* * *

Чуть позже Клэй появилась из каюты в ярко-красном лайковом гидрокостюме; на запястьях ее красовались подводные часы, глубиномер и компас.

Она аккуратно разложила на палубе свою аппаратуру: две водонепроницаемые камеры «Никон», одна из которых была снабжена 15-миллиметровым широкоугольным объективом, а вторая – 16-миллиметровым объективом «рыбий глаз»; два фотоаппарата «Никон-F» в алюминиевых боксах с 55-миллиметровыми микрообъективами «Никкор»; еще один «Никон-F» со 105-миллиметровым объективом «Никкор» и специальной насадкой для съемки самых маленьких рыб; шесть подводных ламп-вспышек по две на каждом штативе и, наконец, экспонометр «Луна-про» в плексигласовом боксе, который она смастерила собственными руками.

Надев ранец с двумя воздушными баллонами, Клэй перебросила две лямки поверх плеч и застегнула третью на поясе. Хаджи помог ей поднять акваланг и прикрутил на место редуктор с датчиком подводного давления. Надевая маску, Клэй случайно оглянулась и увидела Абдула Хакима и двадцать его ныряльщиков, которые с жадным вниманием следили за ее действиями. У нее на миг возникло впечатление, будто она показывает стриптиз наоборот. Она улыбнулась, махнула рукой, и два десятка мусульман застенчиво улыбнулись в ответ.

Насколько было известно Клэй, ловцы жемчуга не пользуются никаким оборудованием, проводя под водой от полутора до четырех минут. Хаджи рассказывал ей о человеке, который мог оставаться под водой до четверти часа, но как-то раз он всплыл слишком быстро, и в его мозг проник пузырек воздуха, превратив несчастного в калеку. К тому же ныряльщикам постоянно приходится работать в водах, кишащих акулами.

Абдул показал Клэй, где будут погружаться ловцы. Она натянула маску, взяла в рот загубник, прицепила двенадцатифунтовый груз и отправилась под воду с двумя фотоаппаратами. Хаджи нырнул вместе с ней на глубину восемнадцать футов, чтобы доставить на дно еще три камеры, потом поднялся на поверхность, готовый в случае необходимости прийти на помощь.

Клэй около часа снимала с близкого расстояния ныряльщиков, которые торопливо набивали свои мешки черными и белыми раковинами; затем она пробыла около получаса на глубине десяти футов у гребня рифа, фотографируя любознательную черноносую рифовую акулу, которую сменила огромная морская черепаха, окруженная многочисленными стайками маленьких цветистых рыбок.

За день ловцы жемчуга совершают около сорока быстрых погружений. Клэй же ограничилась двумя, по три часа каждое. Оставшееся время она провела на палубе баркаса, фотографируя ныряльщиков и рабочих, вскрывавших раковины в поисках жемчужин.

– Ныряльщик бывай счастлив, когда находит три черные жемчужины на тысяча раковин, – сообщил Хаджи, подавая ей тарелку с рыбой лапу-лапу, маринованной в соке каламанси. – Белый жемчуг попадайся чаще, но не намного.

– Миз Клэй! Сюда! – крикнул Абдул с противоположного борта баркаса. – Смотрите, что нашел Махакутта! – Он показал Клэй черную жемчужину с темно-серым металлическим отливом, размером с большое кукурузное зерно. – Этот жемчужина, ему лет пять… очень неплох.

– Да она просто прекрасна! – воскликнула Клэй, осторожно беря жемчужину и поворачивая ее к свету предзакатного солнца. – Как вы полагаете, сколько она стоит?

Абдул пожал плечами:

– Две или три тысячи песо.

По подсчетам Клэй, это означало от трех до пяти сотен долларов.

– В конце сезон мы их продавать и делить выручку на всех. Ну и мне тоже кое-что достанется, – добавил Абдул.

Клэй торопливо черкнула в блокноте.

– Скажите, нет ли способа, при помощи которого опытный ныряльщик может сказать, есть ли жемчужина в раковине, прежде чем ее откроют? – поинтересовалась она.

Хаджи и Абдул, переглянувшись, рассмеялись.

– Если бы мы это знать, мы уже давно быть богач, – ответил Хаджи.

Клэй провела с ныряльщиками пять дней и отсняла семь с лишним рулончиков пленки. В других обстоятельствах она задержалась бы дольше – на неделю или около того. Ловцы жемчуга окончательно освоились с ее присутствием и даже порой отвлекались от дел, чтобы показать ту или иную подводную достопримечательность. Настроение у Клэй было отличное: она уже видела, что работа сделана хорошо, и статья получится эффектная.

Однако где-то там, в Маниле, оставался Джош Льюис, а Джоши Льюисы на дороге не валяются, и Клэй опасалась, что не застанет его по возвращении: в этой части мира люди то и дело меняют свои планы. Она не сомневалась, что сумеет найти Джоша, даже если разминется с ним на Востоке, однако свидание где-нибудь в Лос-Анджелесе будет лишено того очарования случайности, которой была отмечена их непредвиденная встреча в дальнем уголке планеты. Если из их знакомства и выйдет какой-нибудь толк, то только здесь и сейчас.

Поэтому Клэй решила поторопиться и, упаковав оборудование, распрощалась с Абдулом и ныряльщиками. Хаджи отвез ее в Замбоангу, а несколько часов спустя она уже сидела в кресле самолета, летевшего в Манилу.

Глава 3

Джош Льюис, выдавливая лаймовый сок на свеженарезанные дольки манго, меланхолично глядел в окно, не слишком радуясь утреннему сиянию Манильского залива. Сегодня он был уверен только в двух вещах: во-первых, что день будет жаркий, во-вторых, он опять пропадет впустую.

Последние семь суток Льюис и его главный оператор Ларс Нудсен провели в дурном расположении духа, коротая послеобеденное время в постели, а вечера – за пивом «Сан-Мигель» и виски «Джонни Уокер».

Нудсен бросил взгляд на часы, висевшие на стене гостиничного кафе.

– Мне пора, в десять часов я осматриваю студии «Метро Манила продакшнз», – сказал он, нехотя поднимаясь на ноги. Нудсен выглядел бодрым и подтянутым, светлая борода придавала ему мужественный вид, и только складка поперек лба да чуть обвисшие веки напоминали о том, что он разменял четвертый десяток. – У меня такое чувство, что в конце концов нам придется тащить оборудование из Сиднея.

– Ну и жизнь, – вздыхая, отозвался Джош. – За то, что Харви втравил нас в это дерьмо, его нужно поджарить в аду.

– Лучше поджарить его здесь, – заметил Нудсен, произнося слова с заметным шведским акцентом. Он мрачно выглянул на улицу, где под палящим солнцем уже едва не плавились каменные плиты тротуара. – Увидимся вечером.

– Пока, Ларс.

Льюис попросил официантку принести еще чашку пряного филиппинского кофе, который он предпочитал пить черным, и закурил сигарету.

Харви Шафнер, подумал он. Испытание терпеливости, выпавшее на долю Льюиса и Ларса, было всецело на его совести. Когда предыдущий продюсер «Золотого треугольника» слег с инфарктом, студия назначила на его место Шафнера, и этот сукин сын первым делом урезал бюджет фильма и послал Джоша и его главного оператора в путешествие по Азии искать дешевые съемочные площадки. Это был ловкий шаг с его стороны; затягивая пояс потуже, Шафнер поднимал свой авторитет в глазах руководства студии и получал возможность утереть Джошу нос.

Когда-то Харви и Джош были друзьями и вместе учились в Академии киноискусств Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. Закончив академию, они буквально за гроши сняли кинокомедию «Как быть?», которая, по счастливой случайности, попала на фестиваль в нью-йоркском Линкольновском центре. Хотя прокат картины не принес больших барышей, благодаря доброжелательным отзывам критиков перед Харви и Джошем открылись радужные перспективы.

Потом они сняли пару комедийных ужастиков для «Америкэн интернэшнл». Фильмы оказались весьма прибыльными, и к 1973 году перед молодым тандемом распахнулись двери ведущих студий страны. В течение шести лет они создали четыре кассовые ленты, в том числе «В тени друг друга», которая принесла Джошу премию Оскара. Однако уже следующий их фильм, «Лабиринт», провалился с треском. Еще во время съемок исполнительницу главной женской роли обвинили в хранении кокаина, а артист, исполнявший мужскую роль второго плана, сломал ногу в аварии. Съемка шла с опозданием и перерасходом бюджета, руководство надавило на Харви, и тот отнял фильм у Джоша и вновь сократил его. Джош обратился в арбитражный суд и выиграл дело, после чего началась полоса сплошных неприятностей. Студия самовольно выпустила «Лабиринт» в местный прокат, и ленту постигла финансовая катастрофа.

Харви, однако, было не привыкать к выживанию в голливудских джунглях: он немедленно приступил к съемке нового фильма и неожиданно добился успеха. После этого все, за что бы он ни брался, расходилось миллионными тиражами и приносило огромные прибыли. Примерно в ту же пору Харви отбил у Джоша подружку, юную актрису по имени Марсия Симс, и женился на ней.

Джошу было куда труднее оправиться после неудачи с «Лабиринтом». Он снял недорогую картину, которая получила одобрение критиков и восторженную, хотя и весьма ограниченную, аудиторию. Джош подозревал, что студия не приложила для распространения фильма тех усилий, которых он заслуживал, и чуял в этом деле руку Харви Шафнера.

Чтобы раздобыть средства для съемок «Викторианской пасторали», Джошу пришлось потратить почти год; зато теперь, с каннским гран-при в кармане, он вновь смотрел в будущее с уверенностью. Он был связан со студией контрактными обязательствами и не мог отказаться от «Золотого треугольника», но поначалу и эта работа увлекала его. Саймон Рейнери, прежний продюсер фильма, обещал ему полную свободу действий, но когда он угодил на больничную койку, ему на смену пришел Харви.

Джош боролся как мог, однако условия контракта загнали его в тупик: ему оставалось лишь стиснуть зубы и с достоинством принять удар. Шафнер же, казалось, находил в своем новом назначении какое-то извращенное наслаждение. Все, что одобрял Саймон, Шафнер подвергал жесткой критике, приводя Джоша в яростное исступление. Почему бы Харви не оставить его в покое и не позволить ему сделать хороший фильм? В сущности, Джош знал ответ на этот вопрос. В прошлом году «Мериден-студио» потерпела две неудачи, принесшие многомиллионные убытки, и совет директоров охватила финансовая лихорадка. Этим назначением Харви был не в последнюю очередь обязан своей репутации человека, умеющего снижать расходы и урезать бюджет.

В конце концов отношения Джоша и Харви сделались более чем напряженными, и тем не менее до окончания работы над «Золотым треугольником» они оставались привязаны друг к другу.

Джош допил кофе и в последний раз обвел взглядом зал, набитый завтракающими туристами. Он лелеял безотчетную надежду на то, что сегодня утром вернется из поездки Клэй Фитцджеральд. В сущности, Джош ждал ее возвращения уже третий день, но теперь решил, что она, вероятно, изменила свои планы: с такими дамочками никогда ничего не знаешь наверняка. Неделю назад ему показалось, что он нравится Клэй, но богатый опыт общения с красивыми женщинами подсказывал, что они способны создавать иллюзию интереса к мужчине с той же легкостью, с какой красят губы. «Какого черта, – подумал Джош. – Мы вместе летели на самолете, сходили в ресторан, и ничего более».

Возвращаясь в вестибюль, он задержался у стенда Ассошиэйтед Пресс. Очередная статья о волнениях среди мусульман – мятежники взорвали бомбу на фабрике в Минданао. Последние семь дней до Джоша то и дело доходили слухи о тревожных событиях на юге, хотя в англоязычном «Манила джорнэл» об этом не было ни слова. Тем не менее он продолжал тревожиться и лишь надеялся, что Клэй не угодит в какую-нибудь неприятность.

Заказав на десять тридцать автомобиль, на котором собирался объехать остров, Джош остановился у кассы, разменял несколько дорожных чеков… и первое, что он увидел, повернувшись к выходу, была гора металлических ящиков, которые вносили в дверь взопревшие носильщики.

– Клэй!

Красавица в комбинезоне цвета хаки ковыляла навстречу ему, сгибаясь под тяжестью трех наплечных сумок. При виде Джоша ее лицо просияло.

– Джош! Слава Богу, вы еще здесь!

– Как видите, – приветственно кивая, ответил Джош. – Все это время я не покидал вестибюль из опасения прозевать ваше возвращение.

Клэй улыбнулась:

– А я думала, в мире не осталось настоящих рыцарей.

– Рад видеть вас живой и здоровой. Я уже не раз представлял вас в руках мятежников, напавших на жемчужную отмель, либо в гареме удалого мусульманского борца за свободу, который влюбляется в вас и отказывается взять выкуп. – Джош попытался было взять у нее одну из сумок, но Клэй крепко вцепилась в ремешок.

– Мятеж был в другой части острова. Зато я видела множество акул, которые находились от меня не дальше, чем вы.

– Акулы?.. Я совсем забыл о них… О Господи… – Джош с притворной заботливостью оглядел Клэй со всех сторон: – Похоже, все цело…

– Акулы не так уж часто тревожат ныряльщиков, – засмеялась Клэй. – Впрочем, вы, обитатели Голливуда, знаете о них разве что по фильму «Челюсти». И все же так приятно, что вы беспокоились обо мне.

– Мне было что терять; если помните, в прошлый раз мы прервались на самом интересном месте. Я оставил за собой ваш номер, чтобы начать все сначала, когда вы вернетесь.

– Кажется, вы собирались встретить меня шампанским…

– Помню-помню, шампанское за мной. – Джош глянул на часы. – Сейчас уже половина одиннадцатого, и меня ждет машина с шофером: надо ехать на поиски натуры. Не хотите присоединиться?

– С удовольствием, только зарегистрируюсь и переоденусь. Вернусь через пятнадцать минут! – крикнула через плечо Клэй, уже шагая к конторке администратора.

– Отлично. А я закажу шампанское.

Шофер, стриженный под ежик юный филиппинец, осторожно вел «тойоту-селику» по петляющей дороге.

На полу автомобиля в серебряном ведерке со льдом покоилась основательно початая бутылка «Дом Периньон», а на заднем сиденье между Джошем и Клэй стояла корзина с фруктами из гостиничного ресторана. Они неторопливо потягивали шампанское из стаканчиков с монограммой отеля «Манила», взятых в ванной.

– Если бы мы были в Лос-Анджелесе, – неожиданно заявил Джош, – мы бы сейчас ехали в «линкольн-континентале» длиной в квартал, с телевизором и стерео, с баром, набитым всевозможными напитками и таблетками, со складной кроватью и массажером, а на откидных креслах сидел бы оркестр лос-анджелесской филармонии.

Клэй рассмеялась.

– По-моему, нам и так хорошо, – скромно заметила она.

– Откровенно говоря, я никогда не чувствовал себя очень уж уютно в голливудских лимузинах, но полагаю, что, если бы руководству «Тойоты» захотелось прорваться со своей продукцией на рынок киношных декораций, им стоило бы предложить вам работу в отделе сбыта.

– Без мисс Фитцджеральд «тойота» – всего лишь груда железа на колесах, – проворковала Клэй, подражая призывным голосам рекламных див.

– Преклоняюсь перед вашей логикой. – Джош, наклонившись, поцеловал ее.

Автомобиль мчался на север, минуя полуостров Батан и остров Коррегидор. По пути они много фотографировали, а Джош вдобавок делал пометки в блокноте. К послеобеденному времени, самому жаркому в этой части света, они добрались до пустынных просторов острова Люзон.

– Взгляните на море. – Клэй почувствовала, как у нее перехватило дыхание. – Неужели у вас не возникает желания сорвать с себя одежду и прыгнуть в воду?

Джош наклонился к водителю.

– Мы можем спуститься к морю? – спросил он. В эту минуту машина катила по эстакаде, идущей вдоль гребня горы в двухстах футах над берегом.

– Дороги нет, – ответил шофер. – Только пешком.

Джош оглянулся:

– Что скажете?

– Там, где я родилась, не любят тратить слов попусту. – Клэй растягивала слова на южный манер.

– Тогда останавливаемся здесь. – Джош сделал знак шоферу, и они выбрались из автомобиля с шампанским, фруктами и фотоаппаратами. Клэй остановилась на обочине, глядя вниз на сверкающее море, в то время как Джош подошел к водителю и что-то сказал ему. Машина, взревев мотором, умчалась прочь.

– Куда это он? – удивилась Клэй.

– За шампанским, – лаконично ответил Джош.

– И где же он его достанет?

– Понятия не имею. Во всяком случае, мы хотя бы ненадолго отделались от него.

Джош отыскал тропинку, ведущую вниз по крутому склону заросшего холма, и они спустились на короткую полоску песчаного пляжа, по обе стороны которого к самому урезу воды подступали пальмы, бамбуковые деревца и густой подлесок, оставляя свободным узкий полумесяц пространства длиной в тридцать и шириной в двенадцать ярдов. Пляж тянулся вдоль залива и был защищен от океанских волн; только мягкий накат набегал на песок, полого спускавшийся в темно-синюю глубину.

– Что сначала – пообедаем или окунемся? – спросила Клэй, ставя корзину с фруктами неподалеку от воды.

– И то и другое.

На Клэй было кисейное пурпурное платье, буквально сразившее Джоша, когда она спустилась в нем в вестибюль отеля. «О Господи, – сказал он тогда, – наконец-то я вижу ваши ноги. Это просто сказка!»

Теперь Клэй собиралась показать ему всю себя, но внезапно ею овладела застенчивость. Ей уже доводилось купаться нагишом в обществе людей, которых она знала не лучше, чем Джоша; она желала его, жаждала увидеть его тело, и вот тебе на – нежданный приступ скромности, совсем некстати. Быть может, так случилось оттого, что Клэй не хотела ограничивать знакомство с Джошем мимолетной встречей и это придавало каждому ее поступку особую значимость.

Клэй повернулась к Джошу боком и принялась возиться с застежками, потом бросила на него взгляд через плечо. Джош смотрел на нее, улыбаясь.

– Такое чувство, будто я присутствую на сеансе замедленного стриптиза, – сказал он.

Рассмеявшись, Клэй сорвала с себя одежду и, схватив вино и фрукты, вбежала в воду. Джош последовал за ней.

Несколько минут они нежились в теплом прозрачном море, смакуя ломтики ананаса из плавающей на поверхности корзины и передавая друг другу шампанское, разговаривали, улыбались и рассматривали друг друга; но вскоре Клэй почувствовала, как ступня Джоша коснулась ее икры и скользнула выше по ноге, подбираясь к мягким завиткам на ее лобке.

– М-м-м… – Она судорожно вздохнула и приблизилась к Джошу; он прижался к ней всем телом, целуя ее. – Ляг на спину, – шепнула она. – Держись на воде.

Когда Джош приподнял ноги и раскинул их на поверхности моря, Клэй вплыла между ними.

– Похоже на плавник акулы, – негромко произнесла она, проводя губами по напружиненной плоти Джоша.

– Надеюсь, не всякая из твоих знакомых акул удостаивается такого обращения, – отозвался Джош.

– Не всякая… – согласилась Клэй, но вместо слов из ее уст вырвалось невнятное бормотание.

– Не разговаривай с набитым ртом, – прошептал Джош. – И вообще лучше помолчи.

Чуть позже они выбрались на берег и растянулись на теплом белом песке в тени кокосовой пальмы. Джош принялся целовать грудь Клэй, заставляя набухать ее коричневые соски.

– У тебя замечательное тело, – сказал он.

– Знаю. Кажется, будто наш корабль разбился и нас выбросило на необитаемый остров… – Губы Клэй и Джоша слились в долгом жадном поцелуе, в то время как их тела овевал легкий ветерок, отгоняя полуденный зной.

Когда Джош вошел в нее, Клэй застонала от наслаждения и обхватила его плечи ногами, а он продолжал рывками вонзаться в ее тело со все возрастающим нетерпением. Клэй впилась ногтями ему в ягодицы и негромко вскрикнула, почувствовав наступление оргазма.

Наконец и Джоша накрыло волной экстаза, и Клэй крепче прижалась к нему, наблюдая, как покачивающиеся на поверхности лагуны корзина с фруктами и бутылка смешанного с соленой морской водой шампанского уплывали все дальше словно послание от терпящих кораблекрушение.

К шести вечера Джош и Клэй вернулись в Манилу и отправились в гостиничный бар выпить с Ларсом Нудсеном, которого встретили у входа. Они втроем заняли маленький столик у задней стены, подальше от разухабистого трио дюжих филиппинских гитаристов.

Когда они устроились за столом, Клэй улыбнулась Ларсу:

– Очень рада познакомиться с вами. В колледже я штудировала «Америкэн синематографер» с благоговейным трепетом.

Ларс пригладил свою роскошную бороду:

– Так вы поклонница кино… Редкая порода, почти вымершая. И конечно, вы проводили все свободное время в ближайшем кинотеатре?

– Еще бы. За неделю я просматривала пять-шесть фильмов. Теперь у меня едва хватает времени на самые нашумевшие ленты… – Клэй улыбнулась Джошу. – «Викторианская пастораль» значится в моем списке в числе первых.

Ларс подался вперед:

– Ваше имя не идет у меня из головы с той самой минуты, как Джош назвал мне его. Это вы сняли серию подводных репортажей для Пи-би-эс – что-то о бурении нефтяных скважин в Северном море?

– «Богатство на дне морском».

– Вот именно. – Ларс кивнул. – Сам фильм так себе, но ваша работа производит потрясающее впечатление.

Джош бросил взгляд на часы.

– Проклятие, – пробормотал он. – Я же должен был позвонить в Калифорнию. Сколько там сейчас времени?

– Около двух ночи, – сказал Ларс, немного подумав.

Джош пожал плечами:

– Ну, это не так страшно. Я не прочь поднять Шафнера с постели, да к тому же он скорее всего еще не спит; а вы пока закажите мне пиво.

Джош ушел, и Клэй с Ларсом углубились в разговор о методах и средствах подводной съемки. Потом беседа плавно перешла к сравнительному анализу фильмов и документальных репортажей начиная с «Бездны» и «Подъема «Титаника» до ленты Сесилии Де Милль «Поймай крепкий ветер».

Наконец настал момент, когда Ларс расслабленно откинулся на спинку кресла:

– Не поймите меня превратно – я женат и счастлив в семейной жизни, – но как же это получилось, что я до сих пор ни разу не встречал таких прекрасных женщин, как вы? В самолетах мне всегда попадаются места рядом с дельцами из Германии…

Клэй рассмеялась:

– А мне – рядом с юными мамашами и их шумными отпрысками – какая-нибудь мамаша постоянно просит меня приглядеть за ребеночком, пока она сходит в туалет. Все это время бедное дитя, естественно, рыдает еще громче.

Ларс взял со стола бутылку, заказанную для Джоша, и плеснул пива себе и Клэй.

– Джош может часами болтать по телефону. Он разговаривает с нашим продюсером, а это почти наверняка означает, что они ругаются.

– Да. Я уже поняла, что они на ножах. – Клэй помолчала. – А вам как работается с Джошем?

– «Золотой треугольник» – наш третий совместный фильм, а это уже кое о чем говорит. – Раскурив ароматную манильскую сигару, Ларс меланхолически провожал глазами кольца дыма, медленно поднимавшиеся над столом. – Мне нравится работать с Джошем: настоящий профессионал, дотошный, донельзя педантичный и всегда знает, чего хочет. Джош умеет добиться своего, не подавляя людей, которые тянут лямку вместе с ним, и он достаточно гибок, чтобы воспринимать и воплощать в жизнь чужие идеи, если они кажутся ему удачными.

– Это впечатляет. – Клэй отодвинула кресло подальше от шлейфа сигарного дыма.

– Да уж, – продолжал Ларс, не замечая ее движения. – А еще мне в нем нравится то, что он все время учится. Большинство режиссеров в его возрасте занимают собственную нишу и вполне удовлетворены теми рамками, которые сами себе поставили, а вот Джош никогда не бывает доволен собой и рад любой возможности расширить горизонты.

– Джош говорил мне, будто бы прослыл в своей команде кровожадным деспотом. Это правда?

Ларс задумался.

– Действительно, он заставляет людей работать с большей отдачей, чем многие другие режиссеры. Если человек справляется, все в порядке. В противном случае… – Ларс чиркнул по горлу ногтем, – в противном случае Джош беспощаден. Он без раздумий заменит любого члена группы, если тот не выполняет своих обязанностей; поэтому в некоторых кругах за ним закрепилась репутация тяжелого человека. – Швед рассмеялся. – Черт побери, да я сам такой же – вероятно, именно потому мы с Джошем до сих пор благополучно уживаемся.

– Ты в самом деле так считаешь? – осведомился Джош, появляясь за столиком и опускаясь в кресло. – Ничего подобного. Во-первых, я не швед и не курю сигар, а во-вторых – что он успел тебе наболтать, Клэй?

– Ну, что ты не в ладах с голливудским профсоюзом… – замялась Клэй.

– Что ж, можно сказать и так. – Джош хмыкнул. – Послушайте, мне надоела эта музыка. Не пора ли нам заняться чем-нибудь другим?

– Лично я пораньше залягу в постель и почитаю, – лениво проговорил Ларс.

– Какая скучища! – заметила Клэй. – Почему бы нам не прогуляться втроем?

Ларс покачал головой:

– Мистер режиссер велел мне исчезнуть после первого бокала, а я уже выпил два с половиной…

– Гнусная ложь! – Джош рассмеялся. – Ладно, старина, мы с удовольствием возьмем тебя с собой.

– Моя нордическая кровь не выдерживает такой жары и влажности, и в этом все дело, – пробурчал Ларс.

– Что ж, по крайней мере я принес тебе радостные вести. Похоже, нашим мучениям пришел конец, и нас ждет Бангкок; Харви уже ведет переговоры с одним тайским дельцом в Лос-Анджелесе; он обещает предоставить все необходимое, причем за гроши. Нам надлежит вылететь в Лондон и обговорить условия с Фредом Жюстеном. Наш финансовый администратор, – пояснил Джош, переведя взгляд на Клэй. Ларс заулыбался:

– Вот уж не думал, что мне захочется ехать в Лондон ради перемены климата, но теперь, после этой парилки… Так я заказываю билеты?

– Непременно. Увидимся за завтраком. – Ларс поднялся и повернулся к Клэй: – С вами, надеюсь, мы тоже еще увидимся…

Клэй кивнула:

– Скорее всего да. В любом случае я рада нашему знакомству.

– Итак… – начал Джош, когда они остались вдвоем. – Чему мы посвятим сегодняшний вечер?

– У меня с собой туристический проспект. Сейчас посмотрим… – Клэй открыла небольшую книжечку. – Пещера Летучих Мышей в Монталбане, рекомендуется осматривать в сумерках…

– Не успеем до темноты.

– Пожалуй, ты прав. Еще предлагают бамбуковый орган Лас-Пифиас… высота двенадцать футов, несколько сотен бамбуковых труб…

– По мне, мой орган куда интереснее…

– Зато ему далеко до двенадцати футов. – Клэй хихикнула. – Вершина Тагайяти, с которой открывается вид… Ну нет, такие виды можно увидеть откуда угодно… Петушиные бои под названием джай алай… великолепное зрелище заката над Манильским заливом.

– Стоп. Я выбираю последнее. Между прочим, закат начнется с минуты на минуту.

Они вышли на террасу и, стоя у ограждения, обнявшись смотрели, как огромное солнце спускается в оранжево-пурпурные перистые облака.

– Ужасно красиво, – сказала Клэй.

– А ты когда-нибудь видела некрасивый закат?

Клэй рассмеялась:

– Живя в Нью-Йорке, я вообще не вижу никакого заката.

– Послушай, ты и вправду выглядишь потрясающе. Кажется, я тебе еще не говорил об этом?

– Даже несмотря на то что у меня не было времени переодеться?

Джош поцеловал ее в щеку.

– Некоторым женщинам просто не нужно заботиться об одежде. Ты прекрасна в чем угодно. – Он помолчал и добавил: – Никак не решу, что нам делать дальше.

– Я читала о ресторане, где подают дары моря, возбуждающие любовное чувство. По-моему, это именно то, что нам сейчас нужно.

– Хм-м… – Джош энергично замотал головой. – Я говорю совсем о другом. Что мы будем делать после завтрашнего дня?

Клэй вздохнула:

– Я отправлюсь на день-другой в Бомбей, потом поеду в Нью-Йорк писать статью.

– А как насчет Лондона? Почему бы тебе не задержаться там по пути в Нью-Йорк?

– Беда в том, что я и так уже выбилась из расписания – редактор требует материал как можно быстрее. – Клэй сделала паузу, в течение которой они продолжали наблюдать за солнцем, уходящим за горизонт. – Вообще-то я могла бы отправить свои пленки экспресс-почтой в «Кодак», а статью написать в Лондоне…

Джош улыбнулся:

– Вот видишь! Было бы желание… Когда приедешь в Лондон, ищи меня в отеле «Браун».

– Давай договоримся на среду. Я позвоню тебе, если у меня что-то изменится.

– Лучше пусть ничего не меняется. А теперь, когда все устроилось, давай подумаем, как нам провести последний вечер в этом чудном уголке мира.

– Я бы не хотела тратить время на ужин. Разве что возбуждающая морская снедь…

– Вот еще! – Джош расхохотался. – Мы можем в любую минуту позвонить горничной и заказать в номер устриц.

Глава 4

Из живописного здания отеля «Тадж-Махал» – величественного дворца, возведенного в 1903 году на побережье, открывался роскошный вид на знаменитую бомбейскую каменную арку «Ворота в Индию» – самый примечательный архитектурный памятник Аравийского моря, а позади старого здания вздымалась в небо белоснежная башня так называемого «нового крыла».

Из номера Клэй в «старом Тадже», уютно обставленного в британском колониальном стиле, открывалась перспектива города-космополита, самого чистого, благоустроенного и зажиточного из всех индийских городов. Длинный полумесяц портового района, к которому подходило плавно изогнутое шоссе Марин-драйв, петляющее по холмам, застроенным особняками и роскошными небоскребами, напоминал Клэй побережье Копакабана-бич в Рио-де-Жанейро. Прочие районы Бомбея, застроенные современными зданиями индустриальной эпохи, больше были похожи на Лос-Анджелес, а двухэтажные автобусы навевали воспоминания о Гонконге. В этом человеческом муравейнике обитали индусы, христиане, персы, евреи и мусульмане, говорившие на сотне языков и наречий, добрый десяток из которых преподавали в начальных школах Бомбея.

Проглотив принесенный горничной завтрак – чай «Дарджелинг» и хлебцы с лаймовым мармеладом, Клэй занялась необходимыми приготовлениями. Едва она рассовала по сумкам два фотоаппарата и пять сменных объективов и положила в карман десять запасных кассет пленки «EPY», как затрещал телефон.

– Мисс Фитцджеральд? Вы заказывали разговор с Нью-Йорком… – раздался голос в трубке.

– Спасибо, – отозвалась Клэй и замолчала, прислушиваясь к щелчкам и шорохам, раздающимся в трубке. – Алло… Алло. Оуэн?

– Клэй! Куда ты запропастилась, черт побери? – Алабамский протяжный говорок Оуэна Томаса ворвался в трубку с такой громкостью и чистотой, словно доносился из соседнего помещения. Оуэн был редактором «Нэшнл джиогрэфик»; именно с ним последние два года Клэй поддерживала более или менее серьезные отношения – «более» для Оуэна, «менее» для нее самой.

– Я в Бомбее, и у меня несколько изменились планы. Я отправлю пленки в «Кодак» экспресс-почтой и распоряжусь, чтобы после обработки их переслали прямо тебе, а статью буду писать в Лондоне. Вернусь на следующей неделе.

– Клэй, статья нужна нам немедленно. – В голосе Оуэна явно звучала обида.

– Понимаю, милый; но в Лондоне я напишу ее быстрее… Там меня будут реже отрывать от работы.

– Ужасно скучаю по тебе, дорогая. За две последние недели от тебя ни слова, и я уже начал беспокоиться.

– Оуэн, у меня все хорошо: поездка к ныряльщикам прошла гладко, я сделала сказочные снимки.

– Что ж, рад за тебя, но ты могла хотя бы позвонить или дать телеграмму о том, что у тебя все в порядке… – Голос в трубке зазвучал приглушенно.

– Пойми, я была на задворках планеты, на судне ловцов жемчуга…

– Зачем ты едешь в Лондон?

– Хочу повидать друзей. После двух недель в Азии у меня жуткое желание сменить обстановку.

– Ты могла бы сделать то же, вернувшись в Нью-Йорк. Очень надеюсь, что тебе меня тоже не хватает, хотя бы чуть-чуть…

– Разумеется, ты мой единственный настоящий друг, и…

– Клэй, я вовсе не про это!

– Прошу тебя, Оуэн, давай остановимся… по крайней мере не по международной связи. Я действительно по тебе скучаю. Позвоню на той неделе, сразу как только вернусь.

В трубке раздался протяжный вздох:

– Хорошо, Клэй.

– Что тебе привезти из Лондона?

Оуэн вздохнул еще раз:

– Ничего не нужно. До свидания.

Клэй повесила трубку, усевшись на кровать, задумалась. Оуэн действительно нравился ей, но она никогда не мечтала провести с ним всю свою жизнь. И все же ей было чуть-чуть стыдно за свою ложь – Клэй не оставляла надежды на то, что Оуэн по-прежнему будет ее другом.

Но теперь у нее был еще и Джош.

Влюбиться в Джоша было нетрудно, однако Клэй решила соблюдать осторожность и не торопить события – исполненный романтики дорожный флирт редко превращается в прочные повседневные отношения. И все же ей не терпелось поскорее покончить с заданием в Бомбее и отправиться Британию.

Спустившись в вестибюль, Клэй отослала несколько почтовых открыток. Потом она сдала ключ портье и вышла во влажную жару улицы.

Как только она оказалась на тротуаре, к ней подбежал долговязый мальчишка-индиец в джинсах.

– Эй, мисс, – с акцентом сказал он по-английски. – Хороший денек. Вы ехать на катер в Слоновьи пещеры? Я делай вам скидку…

– Спасибо, нет. – Клэй развернулась и зашагала прочь, но мальчишка не отставал.

– Эй, куда вы? – крикнул он.

– На Бомбейскую жемчужную биржу. – Клэй плотнее прижала к себе сумки и запетляла в толпе, заполонившей тротуар.

– Я вести вас туда. Всего один рупия!

Клэй показала карту города, которую сжимала в руке:

– Я и сама знаю, как туда добраться.

– Я вести короткой дорогой…

– Нет уж, спасибо!

Парень рассмеялся.

– Я не ограбить, нет, я охранять. Пожалуйста, всего один рупия. – Он улыбнулся, отчего шрам над его левой бровью чуть приподнялся.

Клэй знала, что в Индии всевозможные попрошайки будут приставать к ней на каждом углу, и решила, что стоит взять провожатого хотя бы для того, чтобы избавить себя от домогательства остальных.

– Ладно, договорились. Как тебя зовут?

– Аджай. Мой брат работай на жемчужный биржа.

– Хорошо, Аджай. Меня зовут Клэй. Идем.

Бомбей – единственный город в Индии, в котором коровы лишены неоспоримого права свободы передвижения, зато его улицы переполнены пешеходами, автомобилями, такси, гужевыми двуколками и тарахтящими мотоциклами, снующими во всех направлениях.

В течение следующих двадцати минут Аджай вел Клэй по лабиринту узких улочек, казалось, сотрясавшихся от шумной какофонии звуков, производимых толпящимися на них людьми. Прямо на тротуарах сидели брадобреи и их клиенты, хозяева открытых лавочек и уличные торговцы громогласно расхваливали разнообразные товары – от засиженного мухами мяса до рулонов цветистого шелка и хлопковых тканей, нищие попрошайки устроились на корточках под соломенными навесами жалких хибар. На протяжении всего пути попадались люди, спящие прямо на дороге, и уборщики переступали через них, поднимая в воздух тучи пыли метлами из ивовых прутьев. Клэй задержалась, чтобы сфотографировать двух кобр и их унылого заклинателя, который равнодушно выводил свою мелодию на флейте из бамбуковых трубок и тыквы. В нескольких футах от змей сидел чистильщик ушей, усердно надраивая уши клиентов бамбуковыми палочками, смоченными в оливковом масле.

В конце концов, когда Клэй уже начинала тосковать по такси с кондиционером, они оказались у входа в оживленный центр оптовой торговли жемчугом.

– Мисс? – лицо Аджая снова засияло улыбкой, – я вести вас самый короткий путь, как обещал!

* * *

Вся продукция Персидского залива – древнейшего района добычи натурального жемчуга – доставляется в Бомбей. Здесь жемчужины очищают погружением в пероксид водорода и высушивают на солнце, затем на бирже их сортируют и просверливают, и лучшие образцы отправляются к перекупщикам из стран Запада. Многие из этих жемчужин в конце концов оказываются в Париже, крупнейшем центре оптовой торговли жемчугом, а потом их перевозят в Нью-Йорк. Лишь один моллюск из сотни содержит натуральную жемчужину, поэтому они очень дороги.

Клэй с неподдельным интересом слушала рассказ Шахида Халафа, торговца жемчугом, пользующегося, как ей объяснили, высокой репутацией на Бомбейской жемчужной бирже. Его семья из поколения в поколение занималась перепродажей жемчуга; Клэй же сумела заручиться расположением торговца, показав ему рекомендательное письмо из индийского консульства в Нью-Йорке.

– Не верю своим глазам. Только посмотрите на эти сокровища! – воскликнула она, прикручивая к своему «Никону F» 55-миллиметровый объектив для макросъемки.

Кивнув, Халаф взял в руки чуть вытянутую кремовую жемчужину диаметром примерно полдюйма.

– Это барокко, то есть жемчужина неправильной формы.

– Она выглядит просто чудесно! – Клэй даже зажмурилась от переполнявшего ее восторга.

– Да, но не слишком дорого стоит. Цена жемчуга определяется цветом, глянцем… – Халаф повертел жемчужину в пальцах, – а еще прозрачностью, текстурой, размером и, конечно, формой. Круглые жемчужины – самые редкие. Потом идут грушевидные, яйцевидные, жемчужины в форме капли… затем пуговицы, далее – барокко, половинки, жемчужная крошка…

Пока Клэй перезаряжала камеру, Халаф продолжал рассказывать. Этот пожилой тучный человек испытывал явное наслаждение, перебирая жемчужины своими короткими, словно обрубленными пальцами. Прежде чем вернуть жемчужину на лоток, он тщательно протирал ее мягкой тканью.

– Жемчужное ожерелье полагается очищать всякий раз после того, как оно было в употреблении, – продолжал он. – Косметика и духи проникают в жемчуг и оставляют на нем следы. Кстати, жемчужины следует носить на шелковых нитях – они самые прочные – и перенизывать каждые полгода. Между жемчужинами полагается завязывать узелки…

– Чтобы ожерелье не рассыпалось, если оно порвется, – ввернула Клэй.

– Вот именно. К тому же узелки не дают жемчужинам тереться друг о друга; жемчуг хранится долго, если о нем как следует заботиться. Я слышал историю клада, найденного в поместье одного богатого магараджи: господину Арпельсу, совладельцу компании «Ван Клифф энд Арпельс» предложили купить шкатулку с жемчугом; но как только ее открыли и Арпельс взял одну жемчужину, она рассыпалась в белый порошок, похожий на мел. Дело в том, что этот великолепный жемчуг провел в склепе долгие годы… Жемчужинам необходимы воздух и солнце, иначе они теряют влагу. – Халаф печально покачал головой. – Это была невосполнимая утрата…

Клэй взяла аппарат с широкоугольным объективом.

– В нынешние времена большинство жемчужин, поступающих на рынок, выращивают искусственно, – заметила она.

– Да, на жемчужных фермах… Теперь я торгую в основном выращенными жемчужинами, но, разумеется, лучшими из лучших. Такими, к примеру, как вот эти черные красавицы, полученные недавно с ферм Жан-Клода Брюле во Французской Полинезии… мимо них трудно пройти, не залюбовавшись ими. – Халаф улыбнулся, сверкнув темными глазами. – Но, поверьте, раздобыть их еще труднее. Нужны связи. В нашем деле без связей не обойтись. Вот… взгляните на эту. – Он показал Клэй круглую кремовую жемчужину с розоватым оттенком примерно два сантиметра в окружности. – Чистый равномерный цвет, сильный блеск, полупрозрачность; ядро и внутренние слои окрашены розовым. – Он поднес жемчужину к увеличительному стеклу. – А теперь взгляните на эту царапину! Крохотный, едва заметный дефект уменьшит рыночную стоимость жемчужины на многие тысячи долларов. Идеальный жемчуг не должен иметь ни царапин, ни выщербин, ни иных повреждений.

– Но ведь царапина едва заметна даже под лупой, – возразила Клэй, устраиваясь поудобнее, чтобы сфотографировать изъян. – Невооруженному глазу жемчужина кажется совершенной.

Шахид Халаф улыбнулся так широко, что стали видны золотые пломбы на его коренных зубах.

– Все это так, и порой нечистоплотному торговцу удается выручить огромные деньги, всучив богатому человеку низкосортный жемчуг. Если вы решите купить жемчуг, мисс Фитцджеральд, вам следует обратиться к продавцу, который дорожит своим добрым именем.

– Либо точно знать, что хорошо, а что нет, – с улыбкой отозвалась Клэй.

– Ах, мисс Фитцджеральд… – заговорил Халаф, грозя пальцем. – Чтобы научиться распознавать безупречное качество и идеальную окраску, требуются долгие годы. – Он сунул руку в нагрудный карман костюма, вынул оттуда ключ и отомкнул замок старинного шкафа из тикового дерева, внутри которого оказался стальной сейф размером с большой телевизор. – Полагаю, настало время похвалиться товаром, который составляет мою гордость. – Посмеиваясь, индиец набрал известную только ему комбинацию и, открыв массивную дверцу, извлек из сейфа деревянный ящичек, обитый черным бархатом. – Сейчас я покажу вам такие жемчужины, каких вы, смею вас заверить, никогда больше не увидите.

При виде двух десятков великолепных произведений природы всевозможных размеров и цветов, представших ее взору, Клэй не смогла сдержать восхищенного возгласа и тут же торопливо защелкала фотоаппаратом.

Только когда ее профессиональное нетерпение было удовлетворено, она вновь обратилась к своему экскурсоводу:

– У меня такое чувство, словно я заглянула в шкатулку с драгоценностями королевы! Неудивительно, что люди скупают жемчуг, чтобы уберечь деньги от инфляции: достаточно обзавестись хотя бы одной такой жемчужиной, чтобы почувствовать себя августейшей особой.

– Вот эту, – Халаф осторожно взял грушевидную черную жемчужину размером с перепелиное яйцо, – подарил одной индийской принцессе ее любовник. Как гласит легенда, принцессе велели бросить жемчужину в море, чтобы спасти молодого человека от загадочной болезни. – Он положил жемчужину на подушечку из белого шелка, чтобы Клэй могла сфотографировать ее. – Когда принцесса уже собиралась бросить ее в воду, до нее дошел слух, что юноша умер. Тогда она прокляла жемчужину и продала ее. Говорят, с той поры каждого ее владельца преследует злой рок. Многие люди испытывают к черному жемчугу суеверный страх.

– Очевидно, вы к ним не относитесь. – Клэй улыбнулась.

– Нет, если речь идет о черном жемчуге вообще. Ну а эту я приобрел для одного из своих покупателей и буду хранить ее до тех пор, пока он не вернется в Индию и не заберет жемчужину. – Халаф показал Клэй еще несколько жемчужин. – Вероятно, вам будет интересно узнать, что к категории черного жемчуга относится также серый, бронзовый, темно-синий, серо-синий и зеленый с металлическим блеском. – Халаф последовательно демонстрировал образцы каждого из названных оттенков.

– Что ж, если я разбогатею и захочу приобрести что-нибудь подобное, я обращусь только к вам, господин Халаф. – Клэй продолжала фотографировать драгоценности, быстро меняя аппараты и объективы. – Почему у жемчуга бывает разная окраска? Это связано с особенностями раковин или океана? Я знаю, что черный жемчуг получают из черногубых раковин на Филиппинах, но откуда берутся другие цвета?

– Цвет зависит от места, где был добыт моллюск. Лучшие жемчужины, разумеется, вырастают в соленых водах. – Халаф показал гостье каплевидную жемчужину фиолетового оттенка. – Это цейлонский жемчуг, добытый в Индийском океане между Индией и Шри-Ланкой, отсюда и название… Видите? Поверхность жемчужины отражает свет. Отражение и есть тот фактор, который обуславливает окраску – розовую, желтую, зеленую, пурпурную или оранжевую и голубую…

– Я бы взяла их все, – сказала Клэй и снова улыбнулась. – Сколько стоит, например, вот эта? – Она указала на круглую белую жемчужину.

– О, мисс Фитцджеральд! У вас отменный вкус. Это одна из моих лучших – восточная жемчужина из Персидского залива. Цена жемчуга определяется произведением базовой стоимости на квадрат веса. Как вы понимаете, базовая цена то и дело колеблется, впрочем, сейчас она довольно высока. К тому же малейшее увеличение размера жемчужины может значительно повлиять на ее цену.

Халаф достал белоснежный льняной платок, вытер пот со лба и продолжил:

– Вот почему оценка жемчуга намного сложнее, чем иных драгоценных камней. Ожерелье из жемчужин, подобных тем, которые мы сейчас рассматриваем, стоило бы сегодня пять с половиной миллионов рупий, то есть около пятисот тысяч американских долларов.

Глаза Клэй изумленно округлились.

– Запишете на мой счет, – шутливо произнесла она, – или вы предпочитаете взять чек?

Индиец рассмеялся и посмотрел на часы.

– Очень сожалею, но я должен ехать на деловой обед. Если вы сможете вернуться к трем часам, я покажу вам нечто совершенно необычайное.

– Благодарю вас, господин Халаф, с удовольствием. А пока я поброжу тут с фотоаппаратом, посмотрю, что делается вокруг.

Клэй начала собирать свое оборудование, и в ту же минуту возле нее появился юный проводник Аджай.

– Теперь я поведу вас к своему брату, – сказал он.

– Ладно, Аджай. Показывай дорогу.

Они протиснулись сквозь плотную толпу, в которой то там, то здесь мелькали туристы с Запада. Поскольку Клэй среди них оказалась одной из немногих женщин, ее высокий рост и болтающиеся на плечах сумки с аппаратурой привлекли немало заинтересованных взглядов.

Высунувшаяся из столпотворения человеческих тел рука внезапно ухватила ее за одежду. Клэй почуяла запах ароматизированного талька и уловила характерную протяжную речь, мгновенно узнав этот голос, хотя в последний раз она слышала его за десять тысяч миль десять лет назад.

– Эгей, Клэй! Клэй Фитцджеральд!

– Здравствуй, Бью. – Клэй надеялась, что ее голос звучит в достаточной мере спокойно.

Бью Йейтс фамильярно тронул Клэй за плечо, улыбаясь ей с расстояния вытянутой руки:

– Неужели это моя маленькая сестренка?

– А ты сомневаешься?

– Да это я так, к слову. Черт побери! Сам не понимаю, как я сумел тебя узнать! Ты превратилась в классную женщину, Клэй!

Клэй отступила на шаг, стряхнув с плеча его руку. В свои тридцать с лишним лет Бью Йейтс излучал энергию и уверенность, которых ему явно не хватало в ту пору, когда Клэй видела его в последний раз. На нем был дорогой костюм итальянского покроя из белого шелка, из-под соломенной шляпы виднелись аккуратно подстриженные светлые волосы. Лицо его, все еще смазливое, округлилось, а одежду распирали бугры мышц, которых прежде совсем не было заметно. В общем и целом Бью казался холеным, преуспевающим здоровяком, хотя это впечатление несколько портили тени вокруг бледно-голубых глаз, при виде которых по коже Клэй побежали мурашки.

– Что ты потеряла здесь, на краю мира?

– Статью для «Нэшнл джиогрэфик». А ты?

– У меня дела – собственная компания по импорту.

– Рада слышать. Что ж, прощай, Бью, мне пора на встречу.

– С кем? С этим твоим дружком-недомерком? – Лицо Бью в один момент приняло неприятное злобное выражение.

– Ради всего святого, Бью…

– Переста-ань, Клэй, – прогнусавил Йейтс. – У тебя такой холодный голос, что я того и гляди превращусь в ледышку. Как говорит пословица, кто старое помянет, тому глаз вон. Разве не чудо, что мы наконец столкнулись здесь, в Индии? Хватит дуться, выпей со мной, нам нужно многое наверстать…

Клэй энергично замотала головой:

– Нет, Бью. Нам больше не о чем говорить. Йейтс ухмыльнулся, и в его глазах вспыхнул яркий огонек, всегда пугавший Клэй.

– Я вижу, ты совсем не изменилась. Послушай, крошка, ты ведь такая же, как все, хотя гонору у тебя хватило бы на целую дюжину. А жаль… потому что в прочих отношениях ты чертовски привлекательная штучка.

– Прощай, Бью, – отрезала Клэй. Она повернулась, собираясь уходить, но Йейтс схватил ее за руку.

– Эй, не горячись! – Он развернул Клэй и вплотную приблизил к ней свое лицо. – Мы с тобой встретились у черта на куличках. Должно быть, это судьба, так что перестань ей противиться. У меня куча денег, и я покажу тебе, что такое сладкая жизнь.

– Пусти руку.

– Ах, прощу прощения! – Бью разжал пальцы. – Как это я посмел прикоснуться к нашей непорочной девственнице! Похоже, тебе еще расти и расти, Клэй. Запомни, зрелые телеса еще не делают из птенца настоящую женщину.

Клэй двинулась сквозь толпу по узкому проходу с такой скоростью, что Аджай едва поспевал следом.

– Ну, теперь мы уже можем отправиться к моему брату? – нетерпеливо спросил он.

Ему пришлось повторить вопрос дважды и дернуть Клэй за руку, а когда она рывком повернулась, паренек отпрянул, испуганный яростью, сверкнувшей в ее глазах. Только тут Клэй сообразила, что это всего лишь Аджай, а не Бью, и облегченно вздохнула.

– Извини, Аджай. Я передумала. – Она сунула руку в карман и выудила две рупии. – Вот, возьми, и спасибо тебе.

Добровольный проводник Клэй, похоже, не слишком огорчился; взяв деньги, он поспешно растворился в толчее биржи.

Около четверти часа Клэй пыталась отвлечься от неприятных воспоминаний, фотографируя сцены кипучей деятельности рынка, но даже хорошо знакомый, заученный до автоматизма процесс съемки не мог поглотить ее целиком: работа не клеилась, глаза потеряли привычную зоркость, руки все еще подрагивали от гнева. Вывинчивая светофильтр, Клэй уронила его на пол, и осколки разлетелись в разные стороны.

– Вот дерьмо! – воскликнула она.

К ней повернулись удивленные лица.

– Будь ты проклят, Бью Йейтс. – Пробормотав это себе под нос, Клэй решительно, расталкивая толпу, зашагала к выходу с Бомбейской жемчужной биржи. Когда она добралась до своего номера, ее нервы по-прежнему были напряжены. Ей хотелось лишь одного – поскорее уехать из Индии: грязь и нищета вызывали у нее омерзение; вокруг было слишком много людей.

Клэй понимала, что она чересчур взвинчена, и пыталась убедить себя в том, что ей нечего бояться Бью Йейтса. Однако теперь, после встречи с ним, у нее появилось неприятное ощущение, будто огромная Азия значительно сократилась в размерах.

Глава 5

Беседа была прервана стуком в дверь апартаментов Джоша Льюиса в «Брауне», сдержанно-элегантном старомодном отеле, расположенном в лондонском районе Мэйфэйр. Джош, словно по контрасту со строгим убранством отеля, одетый в холщовые брюки и застиранную футболку, открыл дверь, и при виде Клэй Фитцджеральд его лицо расплылось в улыбке.

– А, это та самая дамочка с багажом! Вот так встреча! – Он быстро поцеловал Клэй в губы и выглянул в коридор. – Где же ваше имущество?

– Его до сих пор безуспешно пытаются втиснуть в лифт, поэтому я приехала на другом.

– Ладно, входи. Надеюсь, полет был приятным?

Клэй пожала плечами:

– Так… ничего особенного.

Войдя в гостиную, Клэй увидела Ларса Нудсена, который, поднявшись ей навстречу, приветствовал ее по-европейски, расцеловав в обе щеки. Одновременно с ним, вопросительно глядя на гостью, из кресла поднялся еще один человек.

– Клэй, это Фред Жюстен, наш администратор, – сказал Джош. – Мы уже заканчиваем через пятнадцать минут. Тебе заказать что-нибудь выпить?

– Пить не хочу, но с удовольствием воспользуюсь твоей ванной. В самолете было очень жарко, – посетовала она.

– Тогда сюда. – Джош провел ее через спальню, обитую дубовыми панелями. – Когда закончим, составлю тебе компанию.

Клэй улыбнулась:

– Я рада вновь видеть тебя.

– Я тоже. – Джош послал ей воздушный поцелуй и вышел.

– Ты опоздал, – сказала Клэй, когда на пороге показался обнаженный Джош. – Пена уже почти осела.

– С волосами, зачесанными назад, ты похожа на мальчишку.

– Приятно слышать. – Клэй улыбнулась. – Это тебя возбуждает?

Расплескивая воду по полу, Джош втиснулся в ванну напротив Клэй.

– Да, но не так, как ты думаешь… Ну, что скажешь о Бомбее и его жемчужной бирже?

– Красота. Беда лишь в том, что по прошествии времени ты впадаешь в уныние, вспоминая о драгоценностях, которые видел там, и сознавая, что не можешь ими завладеть.

Джош пыхнул воображаемой сигарой:

– Останься со мной, крошка, и я подарю тебе ожерелье из жемчугов.

– Только если из настоящих… Искусственные жемчужины не по мне.

– Я всегда подозревал, что ты из тех женщин, которым чужда культура.

Клэй рассмеялась:

– Как раз в твоем вкусе, правда?

Джош поцеловал ее влажные колени.

– М-м-м… Какая прелесть. Знаешь, я обожаю эти места.

– Поклоняешься коленям?

– Да. И плечам тоже. – Он зачерпнул пригоршню пены и распределил пузырьки по ее загорелым грудям. – Классная забава. Даже интереснее, чем украшать пирожное кремом.

– Хм-м… как сказать. Лично я чувствую себя чем-то вроде игрушки для ванной.

– Для меня ты не игрушка, Клэй. – Джош заулыбался, а когда к нему вернулась серьезность, долго молчал, внимательно вглядываясь в ее темно-серые глаза. – Я скучал по тебе.

Опять этот взгляд!

Клэй подалась вперед и поцеловала его, только сейчас в полной мере осознав, как она по нему истосковалась.

– Я тоже скучала по тебе, – сказала она. Джош набрал полную пригоршню воды и смыл с нее последние пузырьки пены, но при этом, неловко повернувшись, ушиб локоть.

– Английские ванны не годятся для длинноногих американцев, как ты считаешь?

– Нет, не годятся. Точно так же, как большинство американских. – Клэй усмехнулась.

– Я чувствую себя какой-то сардинкой в банке.

– С этикеткой «законсервирован в воде». Кажется, у меня затекли ноги. – Клэй поднялась и протянула руку за полотенцем. – Ну вот, теперь ванна в полном твоем распоряжении.

– Черт побери, наше совместное купание вряд ли назовешь романтическим.

– Как ты сам сказал, нужно быть карликом, чтобы заниматься этим в такой ванне.

Джош смахнул с себя пену и выбрался из воды.

– Когда-нибудь мы заведем себе ванну на двоих. Сделаем на заказ. Кстати, я забыл твой рост.

– Пять футов девять дюймов. – Клэй улыбнулась. – И я еще продолжаю расти.

Джош распахнул ее полотенце и, прижавшись к Клэй, завернулся в полотенце вместе с ней.

– В юности ты была гадкой долговязой девчонкой… – сказал он.

– Да, но я не слишком любила мальчишек, и это не имело никакого значения.

Джош чмокнул ее в мокрую макушку.

– Кого же ты любила? Девочек?

– Лошадей. – Клэй рассмеялась и прижала указательный палец к его губам. – Только, пожалуйста, без комментариев.

– Я нем как рыба. Твоя тайна умрет вместе со мной. – Джош высвободился из полотенца и, подойдя к умывальнику, намылил щеки кремом для бритья. – Как ты, наверное, заметила, сегодня утром я не брился. Меня давно преследует желание отрастить бороду, как у Ларса Нудсена или Фреда Жюстена, но решимости хватает только на один день.

– Терпеть не могу колючей щетины. – Клэй обхватила Джоша за талию, и он, поцеловав ей руку, оставил на ее пальцах белую пену.

Клэй зевнула:

– Ох, извини. В самолете поспать не удалось, вот и хожу теперь словно зомби.

– Вот так я и знал…

– Если ты дашь мне вздремнуть, позже мы сможем куда-нибудь пойти.

– Лучше отправляйся в постель: я покажу тебе супермассаж спины по рецепту доктора Джоша.

– Хм-м… Спасибо. Нижняя часть моей спины вопиет о помощи.

– Еще бы… Кажется, я даже слышу ее жалобные стенания.

Клэй вытянулась на кровати, а Джош уселся ей на ягодицы, сжав ее бедра своими коленями.

– У тебя очень развитая спина. И очень красивая. – Джош стиснул пальцами ее плечи и, крепко нажимая, медленно провел руками до позвоночника Клэй.

– Сказочное ощущение. Потом я сделаю тебе то же самое.

– Расслабься, – шепнул Джош. – Заставь себя расслабить все мускулы до последнего. – Он растирал, массировал и поглаживал каждый дюйм ее спины, а Клэй постанывала от удовольствия.

Закончив, Джош вытянулся рядом с ней во весь рост.

– Засыпаешь? Когда мы займемся специальными послемассажными упражнениями? Сейчас или после?

Клэй лениво поцеловала его:

– Сейчас. Надеюсь, они помогут мне крепче заснуть. – Клэй потрогала упруго поднявшийся орган Джоша. – Вижу, ты поддерживал его в хорошей форме. Небось, смотрел непристойные фильмы, пока меня не было?

Джош ухмыльнулся:

– Ага. Я ведь не видел тебя почти три дня. Ну, и?..

– Я столько всего пересмотрел, что уже и не помню.

Клэй хихикнула.

– Ладно, я готова сделать все, как ты хочешь.

– Смотри, сама напросилась. – Джош переместился в сидячее положение и усадил Клэй себе на колени, глубоко вонзив в ее тело свою восставшую плоть, после чего Клэй, вытянув руки вверх и, с наслаждением запрокинув голову, задвигалась вверх и вниз.

– Джош… ты… замечательный! – Она наклонилась вперед, покрывая его лицо поцелуями, вцепившись пальцами в торчащие вихры его темно-русых волос.

Джош подтянул ее к себе; когда их бедра задвигались вместе, тело Клэй затопила волна возбуждения, и она застонала, с силой вдыхая воздух. Потом они перекатились на кровати, сменив позицию. Энергия мощных движений Джоша передавалась Клэй, а выделявшийся в кровь адреналин подействовал на нее словно живительный эликсир. Когда все кончилось, они лежали на толстом темно-зеленом ковре, запутавшись в простынях, и Клэй казалось, что она потеряла счет времени. Она не знала, сколько длилась их любовная схватка – минуты или часы.

– Такое чувство, будто я только что пробежала милю за четыре минуты, – все еще чуть задыхаясь, проговорила Клэй.

Джош обнял ее:

– Четыре минуты? Мадам, вы меня оскорбляете! Они вновь растянулись на полу. Несколько минут спустя Джош увидел, что Клэй заснула; тогда он осторожно поднял ее и перенес на кровать.

– Джош! – крикнула Клэй из спальни. – Я дозвонилась до лорда Асквита. Он приглашает нас к себе на выходные. Ты хочешь поехать?

– Конечно, с удовольствием, – ответил Джош, появляясь в дверном проеме, – правда, у меня билеты в театр на субботу, но их можно поменять.

– Вот и отлично. Джейми тебе понравится, я уверена – он был близким другом моего отца. Я не видела его восемь лет – с тех пор, как умер папа.

– Вот как? А ведь ты почти ничего не рассказывала о себе…

– Я кажусь себе донельзя скучной личностью, – улыбаясь, призналась Клэй. – Так как же? Ты готов отправиться в путь по Портабелло-роуд? Помнится, у Хампстид-хит есть одно заведение, в котором мы могли бы выпить чаю, и…

– Стоп, не все сразу. Ты меня так утомила, что мне нужен отпуск, чтобы отдохнуть от моего отпуска…

– Как не стыдно! – Клэй выхватила из шкафа куртку. – Всю последнюю неделю ты провел в кровати, и тебе давно пора размяться на свежем воздухе – для разнообразия.

Уже к полудню субботы Джош и Клэй чувствовали себя в Уинстон-Нолл – обширном кирпичном замке тюдоровской эпохи, принадлежащем семье Асквитов семь столетий, словно у себя дома.

– По словам Сомерсета Моэма, в Англии нужно трижды позавтракать, чтобы насытиться за обедом. – Величественный седовласый хозяин дома пригубил вино и негромко хмыкнул. – Моя кухарка миссис Грэндер вряд ли согласится с афоризмом господина Моэма.

– Да уж, – отозвалась Клэй, пробуя поссет из свежей черники, который только что поставил перед ней лакей.

– Я бы не отказался взглянуть, как она готовит паштет с садовыми травами. – Джош откровенно облизнулся.

– Вы увлекаетесь кулинарией, мистер Льюис? Джош кивнул:

– Во время учебы в Академии кино Калифорнийского университета я подрабатывал в ресторанной кухне и с тех пор люблю готовить. Стряпня – отличное средство для того, чтобы развеяться.

– Удивительный вы народ, американцы, – заметил Асквит. – Полагаю, Клэй тоже искусный повар…

– А вот и нет. – Клэй рассмеялась. – Я предпочитаю заказывать еду по-китайски на дом. Именно так поступают жители Нью-Йорка, когда им лень стоять у плиты.

– Заказывать по-китайски? – Лорд Асквит был поражен. – Я и не знал, что вы полиглот, моя дорогая.

– Нет-нет. Я имею в виду китайские блюда. Я заказываю их по телефону.

– Какая прелесть! – Асквит от души рассмеялся. – Надо обязательно сделать то же самое, когда я в следующий раз поеду в Карлайл. Как вы полагаете, горничная не слишком испугается, увидев китайского официанта, несущего мне обед в огромной коричневой сумке? – Асквит поднялась из-за стола и широким жестом пригласил гостей в сад.

– Идемте, мистер Льюис, я покажу вам конюшню. Лорд быстрой походкой двинулся вдоль безупречно подстриженной лужайки, по которой разгуливали павлины, Джош едва поспевал следом.

– Во время нашего телефонного разговора Клэй упомянула, что вы держите в Калифорнии несколько скаковых лошадей…

– Всего трех, но собираюсь приобрести еще. В прошлом году я купил ранчо… К сожалению, мне редко удается там бывать.

– С тех пор как Клэй приезжала сюда в последний раз, здесь кое-что изменилось. Господи, как это было давно! – Асквит покачал головой. – Мне до сих пор очень не хватает вашего отца, Клэй…

– Мне тоже. – Клэй взяла лорда под руку и, не замедляя шага, повернула голову к Джошу: – Мой отец и лорд Асквит были в некотором роде партнерами: лорд подыскивал в Англии чистокровных лошадей для отца, а иногда они менялись ролями.

– Вдобавок мы сообща владели многими из этих сокровищ. Наши совместные начинания бывали на редкость удачными: одного из лучших своих призеров, Лаблолли, я приобрел у вашего отца. Лаблолли и поныне приносит мне доход в качестве племенного жеребца. – Лорд Асквит чуть замедлил шаг.

– Ты никогда не говорила, что твой отец занимался коневодством, – шепнул Джош.

– Это было очень давно; к тому же я не люблю вспоминать о тех временах.

Они очутились в просторном внутреннем дворе, по периметру которого расположились конские стойла, темно-бордовый амбар и огромный каменный коттедж конторы.

– Когда был жив Мак Фитцджеральд, Уиллоуз был лучшим конезаводом в Штатах, – сказал Асквит, захваченный воспоминаниями.

– Был? – спросил Джош. – А мне казалось, Уиллоуз и сейчас процветает.

– Что ж, можно сказать и так, – ответил лорд. – И все же теперь Уиллоуз уже не тот…

– Вы только поглядите! Это же Дэрси, моя любимица! – Клэй погладила гнедую кобылу в шестнадцатом стойле. – Привет, помнишь меня? – Она поцеловала лошадь в белую звездочку на лбу. – Можно, я прокачусь на ней, Джейми?

– Конечно, дорогая. Дэрси резва, как в былые годы. Вы ведь ездите верхом, мистер Льюис?

Джош кивнул:

– Когда я был мальчишкой, моя семья жила неподалеку от ипподрома в Санта-Аните. У меня была кличка Ковбой, и я мечтал стать жокеем.

– Неужели? – Лорд Асквит засмеялся.

– Да… В то лето, когда мне было четырнадцать, я вытянулся в росте почти на фут. Думаю, именно тогда я изменил своим пристрастиям и решил попробовать себя в кино. – Обняв Клэй за плечи и продолжая вышагивать вслед за лордом, Джош улыбнулся.

– Рад сообщить вам, завтра нас ждет увлекательное приключение. Полагаю, это будет очень интересно, мистер Льюис. – Подмигнув Джошу, Асквит отдал распоряжение конюху оседлать лошадей, потом продолжил: – Один некогда состоятельный, а нынче разорившийся промышленник устраивает завтра конные торги в своем бывшем поместье недалеко отсюда. Меня заинтересовала одна из его французских однолеток, и я рассчитываю столковаться с ним до начала аукциона. Хотите поехать со мной?

– Разумеется, – ответила Клэй.

– С большим удовольствием, – подтвердил Джош. – Кстати, как обстоят дела с экспортом лошадей из Великобритании?

– Лошади, выращенные на английских заводах, не допускаются в Штаты по карантинным соображениям, но все животные, которых выставят завтра на торги, родились и выросли во Франции. А вот и ваши скакуны…

Молодой розовощекий валлиец-конюх неслышно приблизился, ведя на поводу Дэрси для Клэй и гнедую лошадь для Джоша.

– Боюсь, я не смогу к вам присоединиться, – сказал лорд Асквит. – Меня ждет бухгалтер. Увидимся в половине восьмого. За обедом у нас гости – симпатичные молодые супруги Фелиция и Майкл Хендерсон. Они работают в Лондоне, но неподалеку отсюда у них замечательный старинный реставрированный коттедж. Впрочем, я заболтался. Если вы отправитесь в этом направлении, – Асквит указал на запад, – приедете к замку Сэдели. Сейчас он открыт для широкой публики и, думаю, понравится вам. Желаю приятной прогулки.

Джош и Клэй неторопливым галопом углубились в бескрайнее море высокой травы и красных маков, которые легко колыхались на ветру.

– Пожалуй, я был бы не прочь постоянно вести такой образ жизни, – сказал Джош.

– Я тоже, – согласилась Клэй. – Хотя здешние окрестности чем-то напоминают мне конную дорожку в Центральном парке.

В воскресный полдень после плотного английского завтрака, состоявшего из форели с беконом, яичницы с шотландской лососиной, копченой сельди, пикши, сосисок, почек, ветчины в соусе из виски, заливного мяса цесарки с можжевеловыми ягодами, свежих фруктов и апельсиновых цукатов в камберлендском соусе, лорд Асквит и его гости отправились на обещанные Асквитом конные торги в поместье Перрина Арчера.

– Мне нужно переброситься словцом с Анкером, – сказал Асквит, когда они вышли. – Побродите вокруг, потом я вас разыщу.

Клэй похвалила себя за то, что прихватила из Лондона свой розовый льняной «Билл Бласс», единственный взятый ею с собой костюм, который вполне соответствовал обстановке. Мужчины и женщины, собравшиеся у конюшен, чтобы рассмотреть товар перед торгами, были одеты так, словно собирались на чаепитие с королевской семьей.

– Давай начнем вот отсюда, – предложила Клэй. – Здесь не так много народу.

Джош подал ей программку аукциона:

– Ну-ка, посмотрим, что мы покупаем.

Они переходили от бокса к боксу, детально обсуждая достоинства чистокровных лошадей, выставленных на продажу.

– У меня возникает желание всерьез поторговаться на нынешнем аукционе, – сказал Джош лорду Асквиту, когда тот вновь подошел к ним. – Вы говорите, эти лошади выращены не в Англии?

– Формально да. Видите ли, конюшни Арчера не являются конным заводом. Большинство его лошадей выросли во Франции.

– Вы только взгляните! – воскликнула Клэй, указывая на нетерпеливо потряхивающую головой изящную кобылу.

– Действительно, великолепное животное, – отозвался Джош. – Мне всегда хотелось иметь серебристо-серую лошадь.

Клэй заглянула в каталог и отыскала двадцать третий номер.

– Двухлетка…

– Ее отец – чемпион, внук Неарко, – блеснул своими познаниями лорд Асквит.

– Неарко, это ведь прадед Секретариата! – с воодушевлением произнесла Клэй.

– Совершенно верно, – продолжал Асквит. – Мать этой кобылы была победительницей скачек в Лонгхэмпе с призом в тысячу французских гиней, а сама она, если мне не изменяет память, прошлой зимой тоже участвовала в нескольких заездах. Арчер сказал, что она всякий раз брала первое место либо оказывалась в числе призеров. Потом она растянула голень, и ее привезли сюда для лечения. Арчер надеется выпустить ее нынешним летом на ипподроме в Эпсоме… – Прошу прощения. – Асквит, заметив в отдалении знакомых, углубился в толпу аристократов, конезаводчиков и торговых агентов.

– Просто не могу оторваться от этой кобылы, – сказала Клэй. – Ты только посмотри на ее стати – само совершенство. Такой прекрасной лошади я не видывала с той поры, когда… в общем, очень давно.

– Да, неплоха. Но растянутая голень… Это может повториться.

– Верно. Однако с хорошим тренером она способна сделать блестящую карьеру, а когда состарится, ты будешь получать от нее потомство. В обоих случаях она принесет тебе немалую выгоду.

– Что значит «буду получать»? Я вовсе не собираюсь покупать ее… и все же интересно, какая у нее кличка? – Джош посмотрел в программку. – Жемчужина Востока.

– Вот видишь! – возбужденно воскликнула Клэй. – Даже ее имя – символ!

– Для тебя – может быть.

– Не будь глупцом, Джош, не упусти ее! Вспомни, какая у нее родословная, и подумай, какой великолепной производительницей она будет на склоне лет! Ты должен участвовать в аукционе. Только посмотри на эту лошадь – неужели ты думаешь, что она не сможет выиграть.

– Не спеши. – Джош рассмеялся. – Готов признать, выглядит она чудесно. Иметь такую племенную кобылу замечательно, но вряд ли стоит рисковать – это недешево; к тому же, если она снова повредит ногу, я останусь ни с чем.

– Ты собираешься такую лошадь держать на привязи? Ей лишь нужно пройти переподготовку, и все будет отлично. Не упрямься, Джош! Купи ее!

– Ну… если бы и купил, то только для того, чтобы уже в следующем году получить потомство.

– А, все еще любуетесь этой кобылкой? – Рядом с ними вновь появился лорд Асквит. – Идемте, я занял места в аукционном павильоне. Арчер отказался говорить наедине… а жаль. Видимо, все же придется торговать этого жеребенка – оказывается, кроме меня, им заинтересовался мистер Комбс…

В течение следующих двух часов в открытом загоне по очереди появлялись скаковые лошади, племенные кобылы и молодняк. Программа торгов постепенно исчерпывалась. Агент Лесли Комбса отбил у Асквита приглянувшегося ему жеребенка, зато лорд приобрел двухлетку, выигравшую три первых приза на лонгхэмпских скачках в Париже.

– Следующим номером идет Жемчужина Востока, – шепнула Клэй Джошу.

– Ладно, ладно. Уговорила. – Джош улыбнулся. – К тому же у меня началась аукционная лихорадка.

– Так ты выставишь ее на скачки?

– Нет. Я же сказал, мне нужна племенная кобыла.

– Это большая ошибка, Джош.

– Если ты полагаешь, что она способна брать один приз за другим, почему бы тебе самой не принять участие в торгах?

– Ох, Джош.

Жемчужину Востока вывели на площадку, и аукционист Лоренс Шустер взялся за свой молоток. При виде собравшихся людей кобыла вскинула голову, словно гордясь собой, и медленно последовала за тренером по площадке.

– Номер двадцать три. Начальная ставка пять тысяч фунтов. – Аукционист устремил на публику горящий взгляд. – Кто предложит больше? Я вижу пять тысяч пятьсот… пять тысяч пятьсот фунтов…

Клэй кивнула.

– Шесть тысяч… – продолжал аукционист. – Шесть тысяч…

– Решила торговаться? – произнес Джош. – Ты это всерьез?

– Серьезнее не бывает, – шепнула Клэй в ответ. Тем временем другие претенденты, среди которых был американец в цветастой клетчатой спортивной куртке, подняли цену до восьми тысяч фунтов.

Джош подал знак, набавив еще пятьсот.

– Ради Бога, объясни, куда ты денешь скаковую лошадь в Нью-Йорке? – спросил он.

Клэй кивнула аукционисту: девять тысяч.

– Отвезу ее к друзьям в Виргинию – они там держат конюшню «Голубой холм».

– Что ж, будь по-твоему. – Джош кивнул и вновь повернулся к аукционисту. Только что какая-то американка, сидевшая в задних рядах, довела цену до десяти тысяч. Джош прибавил еще пять сотен.

Клэй предложила одиннадцать тысяч. Ее щеки покрылись румянцем лихорадочного возбуждения. Она понимала, что состязаться с Джошем глупо, однако страсть к чистопородным лошадям, унаследованная от отца, исподволь руководила ею, пробиваясь откуда-то из глубин ее подсознания.

Клэй собралась с мыслями, заставляя себя думать быстро и отчетливо. Чем она расплатится за Жемчужину? В ее распоряжении были деньги на сберегательном счете и несколько тысяч долларов в акциях, приносивших неплохие проценты. До сих пор Клэй копила на яхту в Карибском море, собираясь проводить на ней отпуска и сдавать ее внаем на остальное время, чтобы покрыть расходы на содержание. Что ж, с яхтой придется подождать.

Женщина из задних рядов снова подняла цену вслед за Джошем, потом Клэй еще увеличила ставку. Остальные претенденты уже выбыли из борьбы.

Клэй почувствовала мягкое прикосновение ладони лорда Асквита к своему локтю.

– Клэй, милая, вы уверены, что это стоит делать? Клэй улыбкой поблагодарила его за заботу и пожала ему руку.

– Нет, совсем не уверена, но мне очень хочется выставить эту лошадь на скачки… У меня такое чувство… – Она надбавила до двенадцати, вспомнив о редких золотых монетах, которые оставил ей отец.

Сейчас монеты лежали без дела в банковском сейфе; при нынешней цене на золото они потянут, пожалуй, на десять тысяч долларов, а то и больше.

Джош предложил двенадцать тысяч пятьсот. Женщина из задних рядов подняла цену до тринадцати тысяч. Аукционист посмотрел на Клэй. Она махнула рукой, добавляя еще пять сотен.

Четырнадцать тысяч фунтов при теперешнем курсе – это около тридцати трех тысяч долларов, торопливо подсчитала Клэй. Она понимала, что ее сознание затуманено азартом. Какая-то часть разума, еще сохранившая способность рассуждать здраво, напоминала ей, что, кроме продажной цены, ее ждут расходы на перевозку лошади в Виргинию, затраты на содержание и корм, счета от ветеринара и страховка. А еще стоимость тренировок, аренда беговой дорожки…

Аукционист не сводил взгляда с Клэй.

– Шестнадцать тысяч фунтов… кто предложит шестнадцать тысяч?

У Клэй задрожали пальцы – так бывало всегда, когда она нервничала. Она еще раз взглянула на Жемчужину Востока и вновь ощутила неодолимое желание завладеть этой лошадью. У Клэй были состоятельные друзья в Нью-Йорке, может быть, ей удастся взять у них взаймы? Или уговорить их войти в долю? Жемчужина Востока – замечательная, эффектная лошадь, ради нее стоило рискнуть. Если Клэй сумеет выдержать характер, эта серебристая кобыла вернет затраты сторицей.

Клэй кивнула: шестнадцать тысяч фунтов. Тридцать восемь тысяч долларов. Все ее тело покрылось гусиной кожей. Клэй скосила глаза на четко очерченный профиль Джоша. Он был одним из самых замечательных мужчин, встреченных ею в жизни. И если она перебьет у него Жемчужину…

Джош прибавил еще и улыбнулся Клэй, но она не заметила в его глазах и следа веселья; Джош хотел заполучить эту кобылу так же страстно, как она сама. К тому же конюшня была у него наготове.

Цена поднялась до семнадцати тысяч фунтов. Клэй глубоко вздохнула и бросила взгляд на серебристо-серую кобылу. Она жаждала купить Жемчужину Востока во что бы то ни стало.

Джош взял ее за руку и предложил восемнадцать. Женщина из задних рядов дала двадцать, а потом перебила двадцать одну тысячу Джоша, добавив еще тысячу.

Клэй крепко стиснула ладонь Джоша.

– Мы не должны упустить ее! – шепнула она. Джош предложил двадцать три.

– Мои возможности почти исчерпаны, Клэй, – сказал он.

В павильоне воцарилась тишина, и аукционист принялся раззадоривать публику:

– Двадцать три… кто больше? Двадцать три… Кто предложит двадцать четыре? Двадцать три – раз… – Он посмотрел на женщину в задних рядах, потом перевел взгляд на Джоша. – Кобыла продана джентльмену за двадцать три тысячи фунтов!

– Джош! Она твоя! – Клэй пылко обняла его. – Поздравляю!

– Славное представление, – сказал лорд Асквит, пожимая Джошу руку. – Хорошая кобыла, и цена недурна.

Джош просиял.

– Я должен поблагодарить Клэй. Это она выбрала лошадь.

– Прошу тебя, выставь ее на скачки.

– Нет, милая. Слишком дорого. Мне нужна племенная кобыла.

Клэй Фитцджеральд разочарованно вздохнула, но не сказала ни слова.

Глава 6

– Клэй! Это ты! Я говорю матери: «Это Клэй», а она отвечает: «Не может быть. Откуда ей здесь взяться?» А я говорю: «Точно, это она». А потом, когда ты начала торговаться, я узнала твой голос. Оттуда, где мы сидели, было трудно рассмотреть наверняка… – Одри Йейтс Бэбкок умолкла, чтобы перевести дух, и пристально посмотрела на Джоша Льюиса. Потом она прикрыла ладонью свои бирюзовые глаза, защищая их от солнца, и улыбнулась.

– Одри, это Джош Льюис… Джош… это моя приемная сестра Одри Йейтс.

– На самом деле я теперь Бэбкок, но не надолго. Мы вот-вот разведемся. Итак, мистер Льюис, вы завладели отменной кобылой. Мне не стоило так легко сдаваться.

– Так, значит, я торговался против вас? Одри растянула губы в улыбке:

– Конечно… Вот только не пойму, зачем Клэй потребовалось состязаться с мистером Льюисом.

– Мне захотелось поиграть в лошадиный бизнес. Так, по маленькой.

– Ты всегда была себе на уме. – Одри хохотнула. – Идемте к нашим. Мама и Кенни где-то поблизости.

– Кенни? Тоже здесь? – Клэй обернулась к Джошу. – Это мой единокровный брат. Я не видела его несколько лет. В следующем марте ему исполняется десять.

– Мама говорит, ты никогда не забываешь о дне рождения Кенни, всегда присылаешь ему открытки из самых разных уголков мира. Господи, ты сейчас так занята. Удивительно, что ты еще не вышла замуж. Мама! Посмотри, кого я привела! – Слова вылетали из Одри, как пулеметная очередь.

Привлекательная миниатюрная женщина с короткими вьющимися волосами протянула Клэй руку в перчатке:

– Здравствуй, Клэй. Давно не виделись. Я никак не ожидала встретить тебя здесь.

– Да… вот так… Джош, это моя мачеха, Санни Фитцджеральд из Виргинии.

Из-за спины Санни робко выступил бледный худощавый мальчик с песочными волосами и серыми глазами точь-в-точь как у Клэй:

– Клэй!

– Кенни! – Мальчик был настоящей копией отца, Мака Фитцджеральда, и, когда Клэй опустилась на корточки, чтобы его обнять, ее глаза застлали слезы. Мальчик крепко обхватил ее руками. – Ох, как я рада видеть тебя!

– Мы ездили в Париж, – сказал Кенни. – Я послал тебе оттуда открытку. Ты получила ее?

Клэй улыбнулась и покачала головой:

– Нет, думаю, она ждет меня дома. А я только что послала тебе открытки из Индии и с Филиппин. – Уголком глаза Клэй видела, как Одри оживленно беседует с Джошем, и не пропустила заинтересованный взгляд, которым Джош окинул ее сестру. На Одри было платье от Сен-Лорана с гофрированной юбкой, которая была на два дюйма выше колен.

– Ты возьмешь меня с собой в путешествие, когда я подрасту? В следующем году мне уже будет одиннадцать.

– Конечно, возьму. Может быть, твоя мать отпустит тебя со мной на Карибские острова на весенние каникулы.

– Здорово! Мама! Ты слышишь, что сказала Клэй? Можно мне поехать?

– Посмотрим, Кенни. Посмотрим. А теперь попрощайся с Клэй и беги искать няню.

– Мама! – окликнула ее Одри. – Я уговорила мистера Льюиса выпить вместе с нами в гостинице. И ты тоже приезжай, Клэй.

У Клэй екнуло сердце. Она сознавала, что теперь уже не выглядит по сравнению с Одри гадким утенком, но застарелые комплексы не так-то просто победить.

– Видишь ли, – заговорила она, заставляя себя улыбнуться, – нам с Джошем нужно вернуться в поместье лорда Асквита за вещами, чтобы нынче вечером уехать в Лондон.

– Вот как? Что ж, в таком случае вы могли бы заглянуть к нам по дороге в Лондон. Гостиница находится по пути.

– Хорошая мысль, – поддержал ее Джош. – Увидимся позже.

Одри достала из сумочки блокнот, что-то черкнула в нем и протянула листок Джошу.

– Вот – как проехать. Мне бы не хотелось, чтобы вы заблудились, – воркующим голосом произнесла она и, не спуская глаз с Джоша, убрала с лица прядь выбившихся светлых волос. – Так мы ждем вас обоих…

Клэй ласково обняла лорда Асквита.

– Спасибо вам за все, Джейми. Я была счастлива вновь встретиться с вами.

– Я тоже рад, Клэй. Позвоню вам, как только буду в следующий раз в Нью-Йорке, и обязательно закажем что-нибудь китайское. – Лорд хмыкнул. – Господин Льюис, желаю вам успехов. Вы уверены, что сможете найти дорогу? Будьте осторожны на шоссе.

Отъезжающие в последний раз помахали гостеприимному хозяину и тронулись в путь в «БМВ», взятом напрокат.

– Славный был уик-энд. – Джош улыбнулся. Проехав по подъездной дорожке поместья, он вырулил на петляющее двухполосное шоссе. – Никак не возьму в толк, Клэй, отчего ты не рассказала о своей семье раньше. И о том, что Мак Фитцджеральд – твой отец.

– Я не думала, что это тебе интересно, – равнодушно бросила Клэй.

– Но почему? Ведь я рассказывал тебе о своих конюшнях. Конечно, мне было бы интересно.

Клэй пожала плечами:

– Я предпочитаю забыть об этой части моей жизни.

– Я начинаю подозревать, что ты за что-то сердишься на меня.

– Нет.

Они проехали в молчании несколько километров, и наконец Джош произнес:

– Ладно. Что я такого сделал?

– Если у тебя есть хоть капля наблюдательности, ты должен был заметить, что я не желаю пить со своей мачехой и Одри.

– Я просто решил отдать дань вежливости. Мне казалось, ты будешь рада встретиться со своей семьей.

– Эти не моя семья. Разве что Кенни… да и его я видела в последний раз еще ребенком.

– Что ж, извини. Но ведь ты уже давно с ними не встречалась…

– И была бы счастлива вообще никогда их не видеть. Ты многого не знаешь, Джош, и, прости за резкость, это не твое дело.

– Ладно. – Джош вздохнул. – Мы заскочим к ним только на минутку, а потом сразу в Лондон… Договорились? – Он улыбнулся, но Клэй осталась серьезной.

– Только на минутку, и не дольше.

Одри Бэбкок в восточных шароварах из узорчатого шелка и отделанной парчой венгерской куртке, улыбаясь, встретила их у входа в отель «Белый олень». Ее волосы были зачесаны на затылок, а вдоль длинной шеи спускались безупречные локоны.

– Надеюсь, вам не составило труда найди дорогу, – сказала она, вводя приехавших в уютный, обитый дубовыми панелями зал с огромным кирпичным камином, в котором пылал огонь. – Глупо топить камин в июне, но в этих английских отелях по ночам холодно, будто в склепе…

Санни Фитцджеральд была в том же бежевом костюме, что и днем, но теперь в ушах ее были бриллиантовые сережки, а шею украсила нитка мелких жемчужин. Навстречу гостям приветливо поднялись еще две пары. Клэй смутно помнила Эджа Мида и Амоса Аутвейта, конезаводчиков из Америки. Еще в зале был сэр Айон Элиотт, полный розовощекий старик. Когда официант принес еще два кресла и все расселись, Клэй заметила, что Одри поменялась местами с Эджем Мидом, и, сев рядом с Джошем, немедленно заняла его разговором об индустрии кино. Пока официант принимал заказы, Амос и Джанет Аутвейт, сидевшие по левую руку от Клэй, развлекали ее любезной светской беседой. По ту сторону стола Эдж и Мэри Мид разговаривали с Санни и сэром Айоном.

Клэй внимательно присмотрелась к мачехе. Ее подбородок несколько отвис, морщинки у глаз покрывал толстый слой грима, но в общем и целом Санни до сих пор выглядела неплохо.

Словно догадавшись, о чем думает падчерица, Санни Йейтс перевела на нее взгляд.

– А где Кенни? – спросила Клэй. – Я думала, вы приведете его сюда.

– О, нет. Когда мы путешествуем, ему не разрешается бывать в компании взрослых – он обедает у себя в комнате вместе с гувернанткой.

– Вы не против, если я загляну к нему на несколько минут?

– Да ради Бога, – отозвалась Санни. – Номер тридцать девять. Передай мисс Гиббонс, что я велела уложить его в кровать, как только ты уйдешь.

Клэй посмотрела на часы. Только что пробило семь – пожалуй, отправлять девятилетнего мальчика в постель еще рановато.

– Я скоро, – сказал она Джошу и вышла из зала.

* * *

– Клэй! Я так надеялся еще раз встретиться с тобой! – Кенни Фитцджеральд порывисто обнял сестру, и она, ласково усмехнувшись, прижала его к себе.

Когда с объятиями было покончено, Клэй открыла сумку:

– Я принесла тебе кое-что. Вот раковины с архипелага Сулу. Знаешь, где это?

Кенни на секунду задумался.

– К северо-востоку от Борнео. Помнишь глобус, который ты подарила мне на прошлое Рождество? Я то и дело смотрю на него. География – мой самый любимый предмет после математики.

Клэй рассмеялась:

– А для меня математика – самая ненавистная наука. Не знаю, как бы я жила без калькулятора.

– Кенни! – суровым тоном произнесла мисс Гиббонс. – Пора готовиться ко сну.

– Нельзя ли мне еще немножко поговорить с Клэй?

– Твоя мать требует, чтобы ты придерживался расписания. – Няня протянула мальчику белую пилюлю размером с десятицентовик. Кенни послушно проглотил таблетку и запил ее минеральной водой.

– Зачем это? – спросила Клэй.

– Против астмы, – объяснил Кенни. – У меня часто бывают приступы, особенно ночью.

Клэй обвила его руками и поцеловала в мягкие завитки волос.

– Бедное дитя. Надеюсь, с возрастом это пройдет само собой. Одна моя подруга избавилась от астмы, когда ей было чуть больше десяти лет.

На глаза мальчика навернулись слезы, и он усердно заморгал, стараясь держать себя в руках.

– Почему ты никогда у нас не бываешь? Я хотел бы видеть тебя чаще.

– Я тоже. Но поездки в Виргинию навевают на меня грусть. Я очень тоскую по отцу.

– Он был и моим отцом тоже, – заметил Кенни. – Вот только я его совсем не помню. Лишь по фотографиям. Мама редко рассказывает о нем.

В их разговор опять вмешалась мисс Гиббонс:

– Кенни! Я же говорила тебе…

– Слушаюсь, мэм. Уже иду. – Мальчик обнял Клэй.

– Теперь мы будем встречаться чаще, – заверила его Клэй, – ты подрос, и мать позволит тебе ездить ко мне в гости…

– Нет, не позволит! Она говорит, что ты ведешь в Нью-Йорке распутную жизнь!

Клэй расхохоталась:

– Не верь всему, что тебе рассказывают обо мне, договорились? – Она поцеловала мальчика в щеку. – Спокойной ночи, дружок, мы скоро опять увидимся.

– Обещаешь?

– Надеюсь, я как-нибудь сумею это устроить. Кенни в последний раз обнял сестру и отправился в спальню в сопровождении гувернантки.

Джош допивал второй бокал пива, когда Клэй вернулась в зал и уселась за круглый столик у камина, в котором уютно потрескивал огонь. Одри по-прежнему не отрывала восхищенного взгляда от Джоша; остальные рассказывали друг другу истории о лошадях.

– Эй! – Джош улыбнулся. – Я заказал тебе еще вина.

– Я не допила первый бокал. К тому же нам пора ехать.

– А по-моему, еще рано. Да и куда спешить…

– Клэй! – Одри подалась вперед, задорно поблескивая ярко-синими округлившимися глазами. – Я только что упросила Джоша остаться с нами на обед.

– Послушайте, тут подают чертовски аппетитную форель! Оставайтесь, дело того стоит. – По тому, как он это произнес, чувствовалось, что Эдж Мид уже слегка навеселе.

– Спасибо, Одри, но мне пора возвращаться в Лондон; а Джош может остаться, если хочет. – Взяв сумку, Клэй вежливо распрощалась с присутствующими.

Джош догнал Клэй на улице.

– В чем дело? Ты действительно собираешься отправиться в Лондон?

– Ну да.

– А вот я… э-ээ… еще не готов уезжать. Мне здесь очень нравится. Отличная компания, родственные души. Я много узнал о разведении лошадей.

– Прекрасно. Великолепно. Рада это слышать. – Клэй размашисто шагала по гаревой тропинке к машине.

– Черт возьми, Клэй, нас пригласили на ужин. Сейчас самое время, и я проголодался. Мы могли бы выехать в Лондон сразу после…

– Поступай как хочешь. Я уже говорила тебе, что не желаю находиться рядом с мачехой или Одри. Ты – другое дело. Уверена, что она сделает все, чтобы хорошенько развлечь тебя…

– Так вот в чем дело! Теперь все понятно. Думаешь, она меня интересует?

– Она интересуется тобой, и я не знаю ни одной женщины, которая могла бы перещеголять ее в настырности.

Джош вздохнул:

– Одри интересуется миром кино, и только. Она ведь знает, что мы с тобой вдвоем.

– Не будь наивным, Джош. Это никогда ее не останавливало.

– Неужели ты хочешь бросить меня здесь?

– Не беспокойся, кто-нибудь из гостей отвезет тебя в Лондон.

– Ну же, Клэй, не упрямься, не делай из мухи слона. Между прочим, Одри могла бы и не уступать мне Жемчужину.

– Откуда тебе это известно?

Джош огорченно покачал головой:

– Ты определенно имеешь на нее зуб и поэтому ведешь себя неразумно.

– Думай что хочешь. Я больше не намерена оставаться здесь ни минуты.

– Ты несешь чушь!

– А ты совсем не понимаешь, что происходит.

Джош положил руки на плечи Клэй, словно собираясь крепко встряхнуть ее.

– Ты слишком возбуждена. – Он старался говорить как можно мягче. – Не понимаю, что мешает нам перед возвращением в Лондон отменно поужинать.

– Только не здесь. – Клэй завела мотор. – Закажи форель, – крикнула она в окошко. – Говорят, дело того стоит! – Она вывела машину на шоссе и поехала по правой полосе, не сразу вспомнив о том, что в Англии левостороннее движение.

Джош Льюис еще долго стоял на улице, глядя в небо на полную луну и ежась от вечерней прохлады.

– Какого черта! – сказал он наконец неизвестно кому и торопливо зашагал к «Белому оленю».

Поздним вечером супруги Аутвейт высадили Джоша у входа в отель «Браун», но к этому времени Клэй уже выписалась из номера и уехала, оставив записку с сообщением о том, что ее срочно вызывают в Нью-Йорк. Прочитав это краткое послание, Джош с досадой смял бумажку и спустил ее в унитаз.

Глава 7

Гарнет Тернер отперла три замка двери квартиры, в которой она проживала вместе с Клэй, и, войдя внутрь, защелкнула задвижки. Просмотрев почту и оставив ее вместе с кейсом на мраморном столике в прихожей, она направилась в спальню, но на полпути услышала шум и остановилась. Скрежещущий звук доносился из кухни. Тело Гарнет напряглось от страха – она на цыпочках двинулась к выходу и осторожно начала отпирать дверь.

– Эй! Кто это там ходит?

Гарнет рывком повернулась и прижала руки к груди.

– О Господи… Клэй! Ты испугала меня до полусмерти: я подумала, что к нам забрались воры…

Появившаяся в этот момент из кухни Клэй рассмеялась и обняла подругу.

– Прости. Я вернулась пару часов назад и пыталась найти что-нибудь съестное…

– Увы, в холодильнике уже почти ничего не осталось: я редко бываю дома по вечерам и поэтому не делаю запасов. Кстати, откуда ты взялась? Я не ждала тебя до конца недели…

Они вошли в маленькую гостиную.

– Классическая история, – сказала Клэй, устраиваясь на резной кушетке, стоявшей здесь еще с тех пор, когда Гарнет была замужем. – Женщина встречает мужчину, прибирает его к рукам, потом устраивает скандал и теряет его.

– Так тебя угораздило нарваться на мужчину, которому не нравятся скандалы? – Темнокожая изящная Гарнет словно излучала красоту и здоровье. Ее волосы были коротко подстрижены, а в ушах висели золотые серьги в виде колец. Зубы Гарнет казались неестественно белыми на темном лице и теперь, когда она улыбнулась, ярко сверкнули. – Ладно, поделись с мамочкой, что ты там такое натворила?

– Так, ничего особенного. Просто я вела себя как набитая дура.

– О Боже. Такого не может быть. – Гарнет закурила сигарету. – И кто же он, этот парень? В открытках ты ничего о нем не писала.

– Джош Льюис… – Клэй бросила на подругу быстрый взгляд. – Ты сделала короткую стрижку, а я и не заметила.

– Точно. Пару недель назад. Тебе нравится?

– Недурно. Гладкая круглая голова.

– Вообще-то я хотела подстричься под панка. – Гарнет рассмеялась. – Ладно, давай-ка нальем по рюмочке и сядем на террасе. Так это тот самый Джош Люис, режиссер?

Клэй кивнула.

– Когда он выиграл каннский приз, «Таймс» напечатала о нем статью, и «Пипл» тоже. Кажется, в «Инкуайере» писали что-то о его связи с Фаррой Фосетт… Или это была Брук Шилдз? Во всяком случае, мужчина он завидный. – Гарнет откупорила бутылку легкого вина. – Ну, теперь рассказывай по порядку.

Пока Клэй подробно излагала события последних дней начиная со случайного знакомства с Джошем в аэропорту и кончая ссорой в гостинице, бутылка почти опустела.

– Откровенно говоря, при виде мачехи и Одри я просто потеряла рассудок. Если бы я вовремя успокоилась, все было бы хорошо. Ну, подождала бы Джоша в Лондоне, извинилась… Полагаю, он теперь очень сердит на меня. Подумать только, в двадцать восемь лет делать такие глупости.

Гарнет всплеснула руками:

– Поверь, ни один мужчина не стоит того, чтобы из-за него так переживать…

– Ты просто не можешь понять. Теперь Джош ни за что не захочет продолжать встречаться со мной.

– Извини, Клэй. Пока я слушала тебя, было очень весело, и я совсем забыла, что твой дружок Оуэн Томас звонил каждые две секунды, чтобы узнать, нет ли от тебя новостей, он все время опасался, не случилось ли чего-нибудь с тобой, и, кажется, был недалек от истины…

Клэй налила себе еще вина.

– Бедный Оуэн.

– Кажется, он до сих пор без ума от тебя.

– Знаю. Он славный парень, но беседы с ним неизменно заканчиваются одним и тем же: выходи за меня замуж, бросай работу и сиди дома с детьми. – Клэй покачала головой. – Все это совсем не в моем вкусе…

– Ой ли?

– По крайней мере не с Оуэном. К тому же я не намерена бросать работу. – Клэй положила ноги на деревянную кадку с полосатыми петуниями. – Ладно, хватит обо мне. С кем ты коротаешь ночи?

– Он англичанин, профессор Колумбийского университета – мы познакомились, когда я начинала преподавать там на вечерних курсах журналистики.

– Белый или черный?

– Белый… ты же меня знаешь. Он разведен, у него двое детей, которые живут с его бывшей супругой. Стройный, замечательно сложен… – Гарнет зажмурилась. – Такой аппетитный… так и хочется отхватить от него кусочек.

– Твои слова напомнили мне кое о чем, – засмеялась Клэй. – Я ужасно проголодалась. Может быть, закажем что-нибудь на дом?

Крохотное кафе неподалеку от конторы Оуэна Томаса было полно посетителей. Оуэн, одетый в нарядный костюм, говорил так тихо, что Клэй из-за шума едва слышала его голос. Золотисто-каштановые волосы Оуэна придавали ему сходство с купидоном. Ему было тридцать три, однако переносица его тонкого аристократического носа все еще была щедро обсыпана веснушками.

– Я беспокоился о тебе. Почему-то у меня было ощущение, будто ты попала в беду.

– Все как всегда – акулы, муссонные дожди и тому подобные неприятности. – Клэй улыбнулась. – Кстати, потом я бы хотела заняться той красавицей, ядовитой рыбой, что водится в Красном море.

Оуэн Томас улыбнулся и покачал головой:

– Это уже сделали Дэвид и Энни Дюбиле – материал в последнем номере «Нэшнл джиогрэфик».

Клэй вздохнула:

– Вечно они перехватывают у меня лакомые куски. Ну а как насчет морских выдр?

– Хорошая идея. Я поговорю об этом с Эдом. – Оуэн сунул руку под стол и погладил бедро Клэй. Она инстинктивно дернулась, но под столиком было слишком тесно. – Пока тебя не было, я много думал о нас с тобой.

– Оуэн, я же сказала тебе…

– Подожди, сперва выслушай. – Оуэн нахмурил брови, и его карие глаза посерьезнели. – Я помню, о чем мы говорили, но когда я увидел тебя сейчас, то понял, что другой такой женщины у меня не будет. Я знаю, ты еще не готова; но, милая, если бы ты хотя бы попыталась… Я даже соглашусь на то, чтобы ты продолжала работать еще год или около того, если это так необходимо…

Клэй безнадежно уставилась в свою тарелку, на которой лежала нетронутая запеченная форель.

– Оуэн, – наконец заговорила она, – ты нравишься мне и знаешь об этом…

– Черт возьми, – пробормотал Оуэн и опрокинул в горло остаток мартини. – Нельзя ли без предисловий?

– Ладно, – сказала Клэй. – Так вот, мы встречаемся уже около двух лет…

– И двадцать три месяца из них я пытаюсь тебя уломать.

Клэй кивнула:

– И каждый раз я отвечаю одно и то же.

– Не совсем. Полгода назад ты обещала подумать, попросила дать тебе еще немного времени. Я согласился.

– Что ж, это правда. Тогда я думала, что смогу… думала, что почти готова завести семью…

– А теперь… теперь не готова? – Оуэн отодвинул тарелку с китайским салатом и аккуратно сложил руки на столе.

Клэй улыбнулась:

– Боюсь, момент упущен.

– Ясно. У тебя появился кто-то другой.

– Нет…

– Значит, мы находимся в том же положении, что и раньше. – Оуэн подозвал официанта, чтобы расплатиться. – Давай отправимся к тебе домой и поговорим там.

– Думаешь, если мы займемся любовью, что-то изменится?

– До сих пор тебе не приходилось жаловаться.

– Не в том дело. Мне нравится встречаться с тобой, работать с тобой. Мне нравится ходить с тобой в театр, в рестораны и в кино. Но я не люблю тебя.

– Хочешь сказать, никогда не любила.

– Нет. Любила. Хотя… не знаю. – Клэй улыбнулась и ласково прикоснулась пальцами к шее Оуэна. – Я не хочу, чтобы ты сердился на меня. Я хочу, чтобы мы оставались друзьями.

Оуэн вздохнул и протянул официанту карточку «Америкэн экспресс».

– Надеюсь, в качестве друга я сохраню постельные привилегии? – спросил он.

Клэй облегченно рассмеялась:

– Посмотрим.

– Не хочешь сходить сегодня вечером в кино – в двух шагах от моей квартиры показывают «Викторианскую пастораль». А потом я мог бы приготовить ужин…

Настроение Клэй снова упало.

– Я э-ээ… все еще никак не приду в себя после перемены часовых поясов.

– Что-то ты не слишком дружелюбна. Клэй только покачала головой:

– Может быть, завтра. Кстати, я посмотрела «Викторианскую пастораль» в Лондоне, – солгала она.

Через несколько дней Оуэн позвонил ей:

– Эд хочет, чтобы ты занялась подводными съемками у Байи. Это пойдет вслед за тем куском, который делает Мид Линсдей.

– Ради Бога. Когда тебе нужен материал?

– Как можно быстрее. Я уже забронировал билет на вечерний рейс до Лос-Анджелеса.

– Господи, зачем так торопиться…

Оуэн рассмеялся:

– Эд хочет, чтобы твоя статья попала в ноябрьский номер, отсюда и спешка.

– Ладно, все в порядке. К тому же мой загар начинает бледнеть.

– Ну вот и хорошо. Курьер будет у тебя в течение двух ближайших часов.

– А я пока уложу вещи.

– Желаю приятно провести время. Позвони, когда вернешься. – В трубке раздался звук, напоминающий поцелуй, затем короткие гудки.

– Клэй! Тебя к телефону! – крикнула Гарнет Тернер из кухни.

В это время Клэй загружала оборудование в лифт.

– Пусть диктуют, а ты запиши! – скомандовала она. – Я уже опаздываю!

Гарнет вышла в коридор:

– Звонят издалека: у него иностранный акцент, и он говорит, что это очень важно.

– Ладно, держи лифт. – Клэй вбежала в гостиную и схватила трубку параллельного телефона.

– Алло, Клэй слушает.

– Это Ларс… Ларс Нудсен…

– Ларс? Как у вас дела? Где вы?

– Мы в Лос-Анджелесе. Послушайте, у нас беда: наш подводный оператор Тоби Джексон попал в больницу со смещением позвонка; он не сможет работать несколько месяцев. Не могли бы вы занять его место в съемочной группе «Золотого треугольника»? Снимать будем в Таиланде с августа по октябрь, включая подготовительный период.

– Ну… это так неожиданно. Я только что взяла работу.

– Послушайте, Клэй, я очень хочу заполучить именно вас.

– Понимаю, я с удовольствием, но… А Джош знает?

– Нет. Пока нет: набор операторов – это моя обязанность.

Из коридора послышался голос Гарнет:

– Клэй! Я не могу держать лифт до скончания века!

– Хорошо, Ларс. Сейчас я еду в Байю, а по пути заверну в Лос-Анджелес.

– Отлично! Приезжайте завтра в полдень ко мне на студию – там мы побеседуем, а заодно сходим пообедать.

– Ларс… – Клэй нерешительно умолкла. – Вряд ли я могу заняться этим делом. Я бы очень хотела, но…

– Что «но»?

– Мы с Джошем…

– Послушайте, я приглашаю вас работать у меня. Уж не знаю, что случилось у вас с Джошем, но вы не должны упускать такую возможность. Я хочу попробовать кое-какие эффекты, до сих пор не применявшиеся в подводных съемках.

– Хорошо, но я ничего не обещаю заранее.

– Идет! Запишите мой рабочий телефон…

Всю дорогу до Калифорнии Клэй размышляла о предложении Ларса Нудсена, и когда самолет коснулся земли, она уже знала, что будет участвовать в съемках ленты Джоша. Это была ее судьба, и она не хотела ей противиться.

К тому же, улыбаясь сказала себе Клэй, Ларс прав. Она действительно не может упустить такой шанс.

Глава 8

Ларс Нудсен перегнулся через заваленный бумагами стол в конторе «Мериден-студио» и поцеловал Клэй в обе щеки.

– Рад вас видеть! Клэй, это Питер Зайденберг. Если вы согласитесь к нам присоединиться, под водой будете работать вместе с ним.

– Я не знаю другого человека, сотрудничество с которым доставило бы мне большее удовольствие. – Клэй улыбнулась невысокому крепышу приятной наружности. – Долгие годы я была вашей поклонницей.

– Ага! – Ларс рассмеялся. – Старичок не терял времени даром. А ведь ему только на прошлой неделе исполнилось тридцать!

– Спасибо за комплимент, Ларс. – Зайденберг улыбнулся. – Мне уже тридцать четыре.

– Ну, значит, ты действительно глубокий старик. Видите, Клэй, нам просто необходимо вливание молодой крови!

В течение следующего часа Ларс и Зайденберг посвятили Клэй в подробности сценария, объяснили, какое оборудование будет использоваться при съемках.

– Итак, – Ларс погладил рукой бороду, – каково будет ваше решение?

Клэй подняла руки:

– Сдаюсь. Все это слишком увлекательно, чтобы я могла отказаться.

– Что касается денежной стороны вопроса…

Клэй покачала головой:

– Мой агент – Кэри Ллойд. Обсудите условия с ней.

Ларс кивнул:

– Позвоню ей сегодня же вечером. Как насчет обеда?

Питер посмотрел на часы:

– Я обещал Линде встретиться с ней, чтобы выбрать для ее матери подарок на день рождения. Рад, что мы будем работать вместе, Клэй. Увидимся в Бангкоке.

После ухода Питера Ларс пояснил, натягивая куртку из тонкой шерсти:

– Линда – жена Питера – работает у Джоша сценаристом. Она примерно одинакового с вами возраста и, надеюсь, понравится вам. Я заказал столик в ресторане, если, конечно, вы не возражаете…

– Я…

Она не успела ответить: дверь со стуком распахнулась, и в комнату ворвался Джош Льюис.

– Послушай, Ларс, как тебе это нравится?.. Э-э-э… – Джош запнулся. – Здравствуй, Клэй.

– Привет…

– Я беру Клэй вместо Тоби Джексона, – сообщил Ларс.

Джош улыбнулся, но его глаза оставались непроницаемыми.

– Что ж, добро пожаловать на борт тонущего корабля.

Ларс забеспокоился:

– Опять что-нибудь случилось?

– Я поругался с Харви из-за бюджета. Мы должны были получить из Австралии бесшумный генератор на тысячу ампер на базе «лендровера», а он отправил в Бангкок аппарат на двести пятьдесят и требует, чтобы мы обходились тамошними тарахтелками, – вот подонок!

Ларс пожал плечами:

– Как-нибудь обойдемся – нам не привыкать. Несколько лет назад мы снимали фильм в джунглях – тогда нам пришлось укрыть пятисотамперный генератор мешками с песком, навалив гору высотой тридцать футов, и песок прекрасно заглушил шум.

– Дело не только в этом – мне надоело скандалить с Харви из-за каждой мелочи, черт побери!

– Мы собираемся пообедать. – Ларс поднялся. – Составишь нам компанию?

– Нет. Опаздываю на совещание. – Джош мрачно двинулся к выходу, но вдруг, повернувшись к Клэй, спросил:

– Какие у тебя планы на сегодня?

– У меня в шесть часов самолет.

– Если до этого времени ты свободна, подъеду за тобой через час-полтора в ресторан: хочу показать тебе кое-что.

– Хорошо, я буду ждать.

– Ларс, не забудь, мы встречаемся в просмотровом зале в половине шестого. – С этими словами Джош скрылся за дверью.

За обедом, состоявшим из салатов с крабами и лангустами, Ларс развлекал Клэй «киношными» историями; но, хотя она и веселилась от души, какую-то часть ее сознания не оставляла мысль о Джоше Льюисе. Внешне он держался так, словно между ними не произошло ничего особенного, но Клэй понимала, что после ее бегства из Лондона их отношения не могли остаться прежними.

Когда в обещанное время Джош заехал за ней, Клэй охватило смешанное ощущение возбуждения и страха.

– Отчего это мы с тобой никак не расстанемся? – притворно удивился Джош, сворачивая на автостраду.

– Хочешь от меня отделаться?

– Не знаю. Вряд ли. – Джош, не спуская глаз с дороги, вынул из стоящей на полу коробки кассету и сунул ее в магнитофон. – Я до сих пор не понимаю, что случилось в Англии и почему ты умчалась в гневе.

– Конечно, это было сделано сгоряча, но… – Клэй умолкла. Она не хотела извиняться за свое поведение в ситуации, возникшей по вине Джоша, но у нее не было и желания начинать новую ссору.

– Когда тебе попадает вожжа под хвост, ты всегда становишься невыносимой?

– Хочешь, чтобы я отказалась от предложения Ларса?

– Нет. Как бы там ни было, я рад снова увидеть тебя. – Джош посмотрел на Клэй и улыбнулся.

– Я тоже рада тебе, Джош. – Клэй хотела придвинуться к нему поближе, но ей помешал рычаг переключения скоростей. – Куда мы едем – к тебе на ранчо?

Джош кивнул:

– Сегодня утром прибыла наша общая подруга Жемчужина.

– Жемчужина Востока! – Клэй чуть не вскрикнула от неожиданности и сама засмеялась своей по-детски непосредственной реакции.

Джош свернул с шоссе, и через несколько минут машина, проехав в стальные ворота, оказалась на ранчо, которое Льюис приобрел у звезды немого кино. Дорожку между заборами загонов, ведущую к центральной усадьбе, окружали гигантские эвкалипты и ясени. Не доезжая до обширного одноэтажного белого дома, они повернули и, миновав деревянный мостик, покатили мимо пастбищ по гаревой дорожке к конюшне.

– Как красиво. – Клэй с восхищением оглядывалась вокруг.

– Спасибо на добром слове, – отозвался Джош. – Я люблю здесь бывать. Когда-нибудь я отремонтирую центральную усадьбу и поселюсь здесь навсегда. На ранчо всегда много работы… Со временем буду разводить коров; но на первом месте у меня, конечно, лошади. Ну, вот мы и приехали.

Джош поставил машину у амбара, и они отправились искать главного конюха Лаки Репетти. У стойла Жемчужины неожиданно выскочившая им навстречу огромная овчарка радостно бросилась Джошу на грудь.

– Это Эльза, – сказал Джош. – Моя вечная любовь. А это Лаки. Лаки, это Клэй Фитцджеральд. Как дела?

– Все в порядке, – улыбнулся Лаки, протягивая руку Клэй. – Лошадка немножко нервничает, но они уже подружились, и Эльза не отходит от нее ни на шаг.

Серебристая кобыла, фыркнув, посмотрела на вновь пришедших и, словно узнав Клэй, шагнула ей навстречу. Клэй ласково потрепала лошадь по шее:

– Привет, подруга. Помнишь меня? Добро пожаловать в Штаты. Тебя ждут поля ароматной люцерны и замечательный климат, не то что в Англии. – Жемчужина ткнулась носом в волосы Клэй. – Ах, Джош… она еще красивее, чем я думала. – Клэй отступила назад. – И нога практически здорова.

– Надеюсь, ты не станешь снова начинать наш старый спор?

Клэй бросила на Джоша невинный взгляд:

– О чем ты? Джош рассмеялся:

– Откровенно говоря, я сам начинаю подумывать об этом.

– Да о чем же?

– О том, чтобы выпустить Жемчужину на дорожку.

– Джош, ты серьезно?

– Это только планы, и ничего более – моему тренеру и без нее хватает хлопот. Нужен квалифицированный специалист.

– У меня есть один на примете – Эдди Ландри. Отличный тренер.

– Мне знакомо это имя. Но ведь он, кажется, на пенсии?

– Эдди был хорошим другом моего отца. По крайней мере я могла бы ему позвонить. Если он не сможет сам, то, может быть, кого-нибудь порекомендует.

– Неплохая мысль, – отозвался Джош, с улыбкой глядя на Клэй.

В конторе конюшни зазвонил телефон, и Лаки быстро направился туда. Мгновение спустя он вернулся:

– Джош, это тебя. Одри Бэбкок.

– О черт, – произнес Джош. – Я сейчас. Пожалуйста, не вздумай уехать на моем джипе! – шутливо предупредил он.

Лаки Репетти успел показать Клэй еще несколько лошадей, прежде чем в конюшне появился Джош.

– Одри решила приобрести Жемчужину Востока на племя и предлагает мне на десять тысяч больше, чем я заплатил в Англии, плюс дорожные расходы.

– Но ты не можешь ее продать! – негодующе воскликнула Клэй.

Джош пожал плечами:

– Ну уж не знаю. Очень заманчивая сделка.

– Джош, ты совершаешь ошибку… – И тут, заметив веселый блеск в глазах Джоша, Клэй поняла, что он разыгрывает ее.

– Ладно, схожу за Лаки; пусть его мнение будет решающим. – Она зашагала было по двору к конторе, но тут же вернулась.

– Только один вопрос: как Одри сумела тебя найти? Джош пристально посмотрел на нее и покачал головой:

– Послушай, нам так хорошо вместе. Давай не будем говорить об Одри. – Он обнял Клэй за плечи. – Я все-таки собираюсь выпустить Жемчужину на ипподром. Можешь присовокупить это к списку своих побед.

– Так, значит, я звоню Эдди?

Джош, согласно кивнул, и Клэй, чмокнув его в щеку, со всех ног бросилась к телефону.

Когда Клэй вернулась в конюшню, то нашла Джоша по-прежнему стоящим около Жемчужины.

– У Эдди ферма на севере Юты, и он согласился заниматься с нашей лошадью. Ты должен доставить ему Жемчужину, как только у нее полностью заживет нога. Вот адрес. – Клэй протянула Джошу листок.

– Потрясающе! Ты умеешь сообщать приятные новости. – Джош одобрительно улыбнулся.

– Мне пора на самолет.

– А ты не можешь вылететь позже или лучше завтра?

Клэй покачала головой:

– И хотела бы, но не получится. Я лечу прямиком в Нью-Йорк с пересадкой в Хьюстоне.

– Когда же мы вновь увидимся?

– Через три недели, в Бангкоке.

Джош рассмеялся:

– Очаровательное местечко. Что ж, счастливого полета и до встречи.

Глава 9

Бангкок, по-тайски Крунг Теп – «город ангелов», когда-то называли восточной Венецией. В ту пору город рассекала сложная система каналов, или клонгов, которые орошали заболоченные фермы орхидей. Позже большинство бангкокских каналов засыпали, чтобы дать простор автомобилям, грузовикам, автобусам и трехколесным моторизованным экипажам, обходившимся куда дешевле такси с кондиционером. В результате смесь выхлопных газов и ядовитых промышленных выбросов создала таиландской столице репутацию самого загрязненного города мира. И уж конечно, в августе Бангкок с его тропическими муссонными дождями, зноем и влажностью был не самым подходящим местом для киносъемки.

Фред Жюстен, администратор-британец, провел в Таиланде уже около месяца, добывая разнообразные разрешения и льготы, арендуя оборудование и реквизит, нанимая тайских актеров и массовку и осматривая съемочные павильоны.

В начале августа Жюстен встретил Ларса Нудсена, Клэй и остальных членов съемочной группы в аэропорту Дон-Муанг, размахивая пачкой документов, освобождавших кино– и фотоаппаратуру от досмотра. Тем не менее нескончаемой череде таможенных чиновников потребовалось несколько часов, чтобы проштемпелевать бумаги и поставить необходимые подписи, прежде чем машины киногруппы протиснулись сквозь жару и транспортные пробки к отелю «Ориент», оазису относительного спокойствия и тишины, расположенного по соседству с французским посольством.

После двухдневного отдыха группа собралась в ресторане отеля, расположившись на террасе с видом на легендарную Реку Королей и мирно наслаждаясь экзотическими фруктами и кофе с круассанами.

Отогнав пчелу, Ларс Нудсен вонзил вилку в кораллово-красную мякоть папайи.

– Ну как, все отдохнули?

– Шутишь, – отозвалась Линда Зайденберг, сценарист и, по совместительству, жена Питера. – Девятичасовая разница во времени приводит меня в бешенство.

– Да уж, – подал голос Питер. – Мы поднимаемся в четыре утра и хлебаем пиво из холодильника в номере, потому что все равно не можем уснуть.

– Вам, калифорнийцам, еще повезло, – пожаловалась Клэй. – А для меня разница составляет ровно половину суток. – Она намазала мармелад на хлеб, стараясь не обращать внимания на надоедливых пчел, кружащих над столом.

– Ну а я вчера вечером все же прошвырнулся по Патпонг-роуд, – похвастался ассистент Билл Лэси.

– Это по району красных фонарей? Уже? – Линда в притворном ужасе всплеснула руками.

Длинное лицо Лэси оставалось непроницаемым.

– Я просто осмотрелся. Хотел узнать, что мне предложат, когда у меня появится потребность.

– И что же?

– Да ничего особенного. Бары, стриптиз, тайские массажные кабинеты, порнографические шоу. На каждом шагу тебя хватают за рукав, тащат в свое заведение… – Лэси умолк и подлил себе еще кофе.

– Хватит тянуть резину. Что там внутри? – подзадорил его Питер Зайденберг.

Лэси ухмыльнулся:

– В общем, я попал в местечко, которое здесь называют Монмартром. Тебя волокут вверх по лестнице и вталкивают в помещение вроде обшарпанной гостиной с баром в углу и кофейными столиками вдоль стен. Потом славная тайская девчушка снимает с себя халат, в чем мать родила укладывается на пол в нескольких футах от того места, где ты сидишь, и тут же приступает к делу – ни тебе музыки, ни прелюдии для разогрева. Девица зажигает две сигареты, затягивается, вставляет их во влагалище и выкуривает. Закончив, она уходит, и на смену ей появляется другая…

– Наверное, очень возбуждает? – поинтересовался Питер.

– Да нет. Я даже злился на себя за то, что отдал шестьсот батов за такое неаппетитное зрелище.

Клэй быстро прикинула:

– Шестьсот батов поделить на двадцать… Эй, кто-нибудь, помогите!

– Тридцать баксов, – подсказал Ларс.

– Тридцать долларов за созерцание влагалища!

– Как бы там ни было, после моего похода я с удовольствием окажу любому из вас услуги квалифицированного гида по тамошним местам.

Ларс рассмеялся:

– На мой взгляд, подарить тридцать долларов местным шлюхам еще не значит разведать район вдоль и поперек.

– А как же опыт, Ларс?.. Мой бесценный опыт? – Лэси подался вперед, сдвинув очки на переносицу.

– Подумать только, ты не пробыл здесь и двух дней, а уже стал знатоком тайских женщин, – перебила Линда. – Как ты считаешь, Клэй, не рассказать ли ребятам о том, где побывали мы?

– Ну-ка, ну-ка… – Фред Жюстен, подтянув поближе кресло, присоединился к компании. – Послушаем, как развлекались наши дамы…

– Вчера мы объехали ватсы, таиландские храмы, – Линда очаровательно улыбнулась. – Думаю, наш поход был много полезнее прогулки по Патпонг-роуд.

– Если не считать того, что нам пришлось дышать здешним смогом, – добавила Клэй. – Но зато мы осмотрели весь город, а потом на речном трамвайчике вернулись в отель.

Они заказали еще кофе и продолжали обмениваться впечатлениями, поглядывая на причудливые суденышки, снующие вверх и вниз по реке.

– Ладно, – сказал наконец Ларс, раскуривая трубку. – Нет ли у вас желания устроить отпуск на морском побережье? Мы должны прочесать Сиамский залив и определить подходящие места для съемки.

– Машина с водителем будет здесь около одиннадцати, – уточнил Фред Жюстен.

– Вот как? И отказаться от поездки нельзя? – всполошилась Клэй. – Ты хочешь сказать, что я должна бежать к себе, собрать оборудование и спуститься в холл к одиннадцати?

Ларс кивнул:

– Поблажку могу сделать только для Линды.

– Уж не думаешь ли ты, что я позволю вам уехать и бросить меня одну? – осведомилась Линда. – Джоша не будет еще пять дней, и за это время я могу отлично отдохнуть.

Ларс взял у Клэй карту и расстелил ее на прямоугольном столике.

– Я намерен отправиться на юго-запад и проехать по полуострову до Хуа-Хин. Это самая дальняя точка, где можно снимать. После Хуа-Хина мы вернемся и осмотрим Паттайю.

– А как насчет Пхукета? – спросил Билл Лэси. – Говорят, там красиво. К тому же там недавно расширили аэропорт.

– Не пойдет, – ответил Ларс. – Слишком беспокойное место. В джунглях около Пхукета орудуют шайки бандитов.

– Что брать с собой? – поинтересовалась Клэй.

– Припасы на три дня и акваланги. Я хочу, чтобы вы с Питером подробно изучили тамошний подводный мир.

– Давайте бросим монетку, – с улыбкой предложила Линда. – Если решка, значит, будем снимать в Хуа-Хине, а пока просто поваляемся на пляже…

– О Господи, – простонал ее супруг. – Не лучше ли тебе остаться в Бангкоке и отоспаться здесь?

Через пять дней маленькая экспедиция добралась до Паттайи. Ларс решил, что лучшим местом для съемки подводных эпизодов «Золотого треугольника» будет местный курортный район под названием «тайская Ривьера». Почти весь день члены киногруппы проводили на арендованном рыболовном судне «Дружок», рыская среди коралловых рифов у прибрежных островков, пока наконец не были намечены несколько точек, где Сиамский залив был достаточно чистым и глубоким для спецэффектов, задуманных Ларсом и Питером.

Биллу Лэси исполнилось тридцать пять, и Клэй с Линдой решили сделать ему сюрприз, устроив вечеринку в номере Клэй в отеле «Паттайя регент». Они составили список покупок, и к шести часам вечера Клэй оставалось лишь приобрести именинные свечи. Она обошла несколько магазинчиков на узкой центральной улице в старой части Паттайи, но безуспешно – в ее туристическом путеводителе не оказалось слов, сколько-нибудь близких к такому понятию, как «свеча для празднования дня рождения».

– Эй, вам нужен помощь? – Дочерна загорелый таец широко улыбнулся Клэй.

Клэй улыбнулась в ответ:

– Ты знаешь, что такое свеча для дня рождения?

Парнишка смутился, потом заулыбался снова:

– Большая огонь, который взлетай в небо. Так?

– Нет, не то… – Клэй объяснила, что ей нужны крохотные свечки.

– Да, да! – воскликнул мальчик. – Идемте, я покажу.

Он привел Клэй к лавке в боковой улочке, где беззубая старуха важно восседала среди пыльных товаров, к которым, казалось, не прикасались десятилетиями. После долгих поисков она вытащила откуда-то коробку свечей, и Клэй не торгуясь заплатила за них десять батов, не видя смысла спорить из-за цены.

Она вышла на улицу, паренек не отставал.

– Я уже видеть вас однажды, – сообщил он. – Вчера. И всякий вещи на лодке. Вы будешь нырять?

Клэй кивнула:

– Я занимаюсь подводными съемками. Глаза юноши заблестели.

– Я тоже нырять. Я знать все воды, рифы, острова…

– Извини, но мы завтра возвращаемся в Бангкок, и нас здесь не будет несколько недель. – Клэй отчетливо произносила слова, чтобы парнишка мог уловить их смысл, но не могла сказать, понимает он ее или нет.

– Мой имя Сом Пэт Даи. Мать живет в Бангкоке, я буду там ваш проводник. Она работай в британский семья, я хорошо знай английский.

– Но мне вовсе не нужен проводник.

– Ну-у… Море здесь очень, очень трудный. Я хорошо знать, где брать лучший снимки. И где лежит корабль и сокровище, тоже знать – там, на дне…

К тому времени, когда Клэй добралась до отеля, Пэт уже начал нравиться ей. Он трещал без умолку и был по-мальчишески хвастлив, но держался дружелюбно и, по-видимому, не имел дурных намерений.

– Если я приехать в Бангкок, сколько вы мне платить за то, что я быть ваш гид?

– Я же сказала, Пэт, мне не нужен проводник. Я сама найду дорогу.

– Но вы не говорить по-тайски. Я могу вам помогай. Сто батов в день.

Клэй покачала головой. Пять долларов вполне разумная цена, но… она не нуждалась в персональном переводчике.

– Нет.

– Восемьдесят батов. Я вести вас в такой места, в который никогда нет белый человек.

– Спасибо, Пэт. – Клэй порылась в сумочке и протянула мальчику десятибатовую монету.

– Сорок батов в день и обед.

Клэй рассмеялась:

– Ладно, сдаюсь. Я найду тебя, когда опять приеду в Паттайю. Договорились?

– А где вы жить в Бангкок?

Клэй хотела соврать, но, взглянув в доверчивые глаза тайца, сказала правду:

– В отеле «Ориент». Не вздумай приходить туда, мне не нужен переводчик.

– Ваше имя, мисс?

– Клэй. Пэт кивнул:

– Я найти вас, хан Клэй.

Он сбежал с крыльца отеля за секунду до того, как швейцар успел сцапать его.

Глава 10

Выйдя из душа, Клэй обернулась огромным белым полотенцем и, спустившись по лестнице, оказалась в гостиной. Не успела она подойти к балкону, как в дверь постучали.

– Это я, Линда.

Клэй отперла замок.

– Ты еще не одета? – удивилась Линда. – Ужин вот-вот начнется.

– Иди одна, – ответила Клэй. – Мне еще надо проверить оборудование.

– Ты с ума сошла! Нас ждет праздничный пир по поводу начала съемок – древняя киношная традиция. – Линда внимательно поглядела на Клэй. – Что-то случилось?

Клэй пожала плечами.

– Может, тут замешан Ларс? – продолжала допытываться Линда. – Между вами что-то было?

– Между мной и Ларсом? – Клэй рассмеялась. – Конечно, нет.

– Значит, виноват кто-то другой, верно?

Клэй кивнула.

– Джош? Неужели Джош? – Глаза Линды округлились, и она с размаху уселась в кресло с деревянными подлокотниками. – Долго это у вас продолжается?

Все время, пока Клэй посвящала ее в историю своих взаимоотношений с Джошем, с лица Линды не сходило изумленное выражение.

– Ну и ну. Ты в самом деле попала в переплет, – воскликнула она, когда Клэй закончила.

– В том-то и дело. Джош здесь пять дней, но за это время мы не провели вдвоем и пяти минут. Он вполне любезен, но не более того. В Калифорнии я надеялась, что мы наконец уладим нашу размолвку, но теперь… не знаю, что и думать.

– Наверное, ты впервые с Джошем на съемках.

– Да, так и есть.

– Понимаешь, Джош – особый человек. Он склонен во всем добиваться совершенства и старается каждую минуту отдать делу – такое ощущение, будто он постоянно страшится провала, сам не ведает своих сил и не знает, откуда они берутся. Во время съемок и подготовительного этапа он целиком погружен в работу.

– Работа? – с сомнением протянула Клэй, вытирая полотенцем волосы. – Ну, не знаю. На мой взгляд, это совсем не похоже на работу. – Она попыталась улыбнуться. – Разве что Джош собирается открыть итальянскую пиццерию и набирает штат.

– Это ты о Наталии? – Линда рассмеялась. Исполнительница главной женской роли Наталия Феррари, красавица итальянка, обладала горячим темпераментом, длинными черными как вороново крыло волосами, грудями, выпиравшими наружу словно сдобные колобки, широкогубым ртом и зелеными глазами в обрамлении жирных черных полос туши для ресниц. Не было ничего удивительного в том, что с самого их приезда в Бангкок Джош проводил с ней массу времени. – Не беспокойся, Наталия не из тех, на ком женятся. Жутко нервная. К тому же… – Линда подалась вперед и, прикрыв рот ладонью, драматическим шепотом добавила: – Говорят, она лесбиянка.

– Наталия? – Клэй была поражена.

– Нет, она, конечно же, умеет делать это с мужчинами, но ее сердце безраздельно принадлежит женщинам.

Клэй только покачала головой:

– Ох уж этот загадочный мир кино! Сплошная ложь и иллюзии.

– Ну, вот видишь! Не упрямься, Клэй, – примирительно проговорила Линда. – Одевайся поскорее и присоединяйся к нам. Мы собираемся отведать индийскую кухню. Вряд ли ты готова превратиться в монахиню только из-за того, что Джош ведет себя как последний болван; думаю, скромная порция бараньего виндалу поднимет тебе настроение. К тому же Наталии сегодня вечером не будет.

– Это ничего не меняет, – начало было Клэй, но вдруг улыбнулась. – А впрочем, как знать. Ладно, спущусь через десять минут.

За сдвинутыми столиками в «Кафе Индиа», роскошном индийском ресторане неподалеку от отеля, их ждали Джош, Ларс, Фред Жюстен, Билл Лэси, Питер Зайденберг и Ник Рейнольдс – исполнитель главной роли в «Золотом треугольнике». Как и было обещано, Наталия Феррари не явилась.

– Послушайте, хватит перемывать ей косточки, – говорил Джош, отрезая ломоть алу парата, индийского картофельного хлеба. – Она нервничает, и все тут. Бедняжке впервые придется говорить в кадре по-английски.

– Может быть, у Наталии шикарное вымя, но в остальном она порядочная зануда, – отозвалась Линда. – Она трижды переезжала из номера в номер, устроила истерику, требуя приставить к ней личного телохранителя…

– Улаживать конфликты – одна из важнейших обязанностей режиссера, – важно заявила Клэй. – Прежде чем новичка подпустят к постановке короткометражки, ему придется закончить знаменитые курсы кинодипломатии.

Ник Рейнольдс встрепенулся и возвестил, подражая голосу теледиктора:

– Здесь вы получите навыки умиротворения капризных кинозвезд, привыкните произносить фразы «согласен, дорогая» и «еще разок – у нас технические неполадки». На наших курсах вы приобретете повадки диктатора, научитесь посылать добропорядочных граждан ко всем чертям, орудовать ножницами и затыкать рты, а также увольнять сценаристов и настраивать против себя команду. Но и это еще не все! Если вы позвоните по этому номеру, вам пришлют бесплатную брошюру с инструкциями. Звоните, не откладывайте в долгий ящик!

Все присутствующие, включая Джоша, рассмеялись.

– Так и быть. – Джош сделал величественный жест рукой. – Я умею ценить шутки не хуже других. Вы все уволены!

Когда Клэй оглянулась, собираясь позвать официанта и заказать еще пива, ее взгляд задержался на невысоком светловолосом мужчине, который, сидя в одиночестве за столиком в дальнем углу, читал англоязычную городскую газету и не обращал ни малейшего внимания на веселую компанию. Его лицо было закрыто газетой, однако что-то в облике показалось ей знакомым.

– Клэй, ты оглохла, что ли? Я задал тебе вопрос! – воскликнул Билл Лэси, повысив голос.

– Извини, я отвлеклась. – Клэй перевела взгляд на Билла.

– Мы решили устроить викторину. Скажи, кто первым сыграл Великого Праведника? Ну, например, это мог быть…

– Ш-ш-ш! – перебила его Линда. – Без подсказок! Нас интересует первая реакция.

– Дайте подумать… Джордж Сандерс?.. Или… И тут на плечо Клэй мягко легла чья-то ладонь.

– Клэй? Я сразу подумал, что это ты, но боялся, вдруг ошибка…

– Уилл! Не верю своим глазам! – Клэй повернулась к остальным. – Это Уилл Стоун, мой хороший знакомый. Если не возражаете, он присоединится к нам.

– Лучше ты выпей со мной. Я бы не хотел надоедать твоим друзьям воспоминаниями о старых добрых временах…

– Да, этой компании легко наскучить, – согласилась Клэй и бросила на стол деньги. – Думаю, этого хватит, чтобы покрыть мою долю расходов, а я, пожалуй, удалюсь в бар.

В баре Клэй, усевшись рядом с Уиллом, поцеловала его в щеку, успев при этом заметить, что Джош смотрит на них. Пусть помучается, решила она.

Уилл улыбнулся:

– Все еще не могу прийти в себя – никак не ожидал встретить тебя здесь. Ты стала еще красивее, чем раньше, Клэй. И эти твои длинные волосы – они придают тебе женственность…

– Спасибо, Уилл. Ты тоже отлично выглядишь.

За восемь лет Уилл и в самом деле почти не состарился. Морщины на его загорелом обветренном лице стали чуть глубже, но в общем он оставался таким же подтянутым и стройным, каким запомнился Клэй, а его голубые глаза по-прежнему излучали энергию.

– Как ты здесь оказался? Приехал в отпуск?

– Я расстался с Ки-Уэст навсегда и теперь живу здесь, хотя много времени провожу в разъездах…

– Опять корабли с сокровищами?

Уилл рассмеялся:

– Нет, дорогая, с этим покончено. Теперь я полноправный сотрудник солидной экспортно-импортной компании: заведую жемчужной фермой. Знаешь, что такое культивированный жемчуг?

– Еще бы! У меня задание сделать репортаж о фермах в Японии и Юго-Восточной Азии, и я с большим удовольствием загляну к тебе.

– Моя ферма как раз на юге полуострова, у побережья Пхукета.

– Это же здорово! Ближайший выходной у меня свободен, и я могла бы…

– Посмотрим, посмотрим, – уклончиво отозвался Уилл. – Моя крошка Клэй – фоторепортер… работает в кино. Трудно поверить! – Он умолк и заглянул в свой бокал. – Ты знаешь, все эти годы я часто думал о тебе…

– Ох, Уилл…

– Нет уж, позволь мне сказать. Я никогда не забывал о тебе и о том, что ты для меня сделала.

– О чем ты говоришь?

– Прекрасно понимаешь. Скоро у меня будет куча денег. Я жду не дождусь возможности расплатиться с тобой.

– Давай не будем ворошить прошлое, – предложила Клэй. – Лучше расскажи о себе. Ты женился? У тебя есть дети?

Уилл покачал головой.

– Мудрый индеец не наступит два раза на одни грабли, – мрачно пошутил он. – Ну а ты?

Клэй рассмеялась:

– То же самое.

Уилл осушил свой бокал.

– Может быть, отправимся ко мне в апартаменты? У меня есть бутылка «Хеннесси»… и кое-что еще, чем я хотел бы перед тобой похвастаться.

– Ладно, по одной рюмочке, но не больше. Я уже попросила горничную разбудить меня завтра пораньше.

Уилл не сводил с нее пристального взгляда:

– Послушай, Клэй, ты не затаила против меня злобы? Я имею в виду…

– Нет, Уилл. О тебе у меня только приятные воспоминания.

Уилл чмокнул ее в кончик носа.

– Ты всегда была классной… – он рассмеялся и поправился: – замечательной женщиной. Ну что, Глазастик, пойдем?

Клэй тихонько засмеялась:

– Терпеть не могу, когда меня зовут Глазастиком. – Она помахала на прощание коллегам и поднялась из-за стола.

– Не забудь! – крикнул ей Джош. – В шесть часов! Выйдя из ресторана, Клэй и Уилл зашагали по тенистой улице по направлению к Нью-роуд.

«Апартаменты» Уилла Стоуна оказались маленьким номером, снятым на месяц в отеле «Ран Хай» – второразрядном заведении с баром в вестибюле, который более всего напоминал молодежный танцевальный зал. Сам номер был выкрашен в бледно-зеленый цвет, побелка с потолка давно осыпалась, но Уилл сделал все возможное, чтобы скрасить убожество помещения. Стену над кушеткой прикрывала огромная карта южного Таиланда и Сиамского залива, на остальных стенах висели фотографии и несколько неплохих акварелей, написанных местными художниками; однако полуразвалившаяся плетеная гостиничная мебель выглядела так, будто ее в последнюю секунду вывезли из пылающего Сайгона. Скудость обстановки встревожила Клэй, но она постаралась не показывать этого.

– Я редко бываю здесь, – сказал Уилл, словно прочтя ее мысли. Он щелкнул выключателем, под потолком скрипел, с трудом вращая лопастями, вентилятор. – Садись в это кресло – лучше здесь нет. – Он вышел в спальню и вернулся с бутылкой «Хеннесси» и двумя пластиковыми стаканчиками.

– Нашим бокалам недостает элегантности, зато коньяк отменный, – он протянув Клэй стакан и чокнулся с ней. – Ну, за что пьем?

– За встречу и за нашу дружбу. – Клэй пригубила коньяк. – Ты хотел что-то мне показать…

Уилл с недоумением взглянул на нее, но тут же рассмеялся.

– Ах да. Подожди здесь. – Он вышел в прихожую, и Клэй услышала, как он перекладывает там коробки. – Терпение! Уж очень далеко я спрятал… ага, нашел! – Уилл вернулся в гостиную, пряча что-то в кулаке. – Это подарок для тебя.

– Подарок? Но…

– Закрой глаза и подставь ладонь… Ну же!

– Ты обращаешься со мной, как с ребенком, – улыбнулась Клэй, но подчинилась.

Ее руки коснулось что-то плоское и холодное. В тот же миг губы Уилла мягко дотронулись до лба Клэй. Она открыла глаза и чуть отодвинулась.

– Не беспокойся, я не собираюсь покупать тебя, – усмехнулся Уилл.

Клэй взглянула на свою ладонь: там поблескивала серебряная монета. Она поднесла ее к лампе и прочла: год выпуска – 1612.

– Ох, Уилл…

– Коб. Помнишь, что это такое? Монета, отрубленная от серебряной полосы и отчеканенная вручную; я нашел ее в то лето, когда ты уехала. Это самая старая монета, которая мне когда-либо попадалась, – я так и не смог заставить себя продать ее, держал в качестве талисмана. Теперь, когда мы опять встретились, я хочу, чтобы монета принадлежала тебе.

– Думаешь, мне не помешает немножко удачи?

– Девочка моя, да кому же она помешает? – Уилл подтянул второе кресло и уселся напротив Клэй. – Знаешь, когда-то ты была моим талисманом…

– Прошу тебя, Уилл, я не хочу больше вспоминать о прошлом; с ним покончено.

Уилл наклонился вперед, не отводя от нее взгляда:

– Нет, Клэй, нет… Я не в силах забыть. Это настоящее чудо – то, что мы с тобой опять встретились. Я люблю тебя так же крепко, как любил всегда.

Уилл снова потянулся губами к Клэй, но она отвернула голову, и в тот же миг из спальни донесся телефонный звонок.

– Черт. – Уилл какое-то время медлил, глядя на Клэй, затем повернулся и пошел к аппарату.

Поднявшись на ноги, Клэй перекинула через плечо сумку. Подойдя к окну и выглянув наружу, она убедилась, что окно выходит в темную аллею, и двинулась в сторону прихожей. В этот момент Уилл вернулся в комнату, и Клэй впервые заметила, что его плечи начали обвисать.

– Спасибо за коньяк, – сказала она.

– Рад был снова увидеть тебя, Клэй.

Клэй удивилась тому, что Уилл не попытался уговорить ее задержаться дольше и даже не поцеловал на прощание. Когда он убирал пачку сигарет в карман мятой холщовой куртки, его глаза остановились на блестящем предмете, лежащем на самом краю полированной доски кофейного столика у дальней стены комнаты. То была испанская монета.

– Клэй, я действительно хочу подарить ее тебе.

– Должно быть, она стоит целое состояние. Я не могу принять такой подарок.

Уилл открыл ее сумочку и сунул туда монету.

– Выполни мою просьбу, и можешь считать, что совершила дневную порцию добрых поступков.

Клэй улыбнулась:

– Тебя вряд ли можно назвать стариком, ты совсем не изменился…

– Спасибо. Ты не представляешь, как я рад это слышать. – Уилл распахнул дверь и взял Клэй за руку. – Я посажу тебя в такси.

– Не стоит беспокоиться. Тут недалеко, всего два квартала, а я владею каратэ и сумею постоять за себя.

– Уверена?

– На все сто.

– Тогда я займусь своими бумагами. Этот звонок… Мне нужно встретиться с одним сослуживцем.

– Доброй ночи, Уилл, и спасибо за монету. Не забудь, ты обещал показать мне свою жемчужную ферму.

– Что? Ах да, жемчужная ферма. Да-да, конечно. Я тебе позвоню.

Решив не дожидаться скрипучего лифта, Клэй спустилась вниз по трем лестничным пролетам, и за это время радость встречи с Уиллом исчезла без следа. Восемь лет назад Уилл был цветущим и преуспевающим молодым человеком, но теперь он словно полинял. Для своих сорока с чем-то он оставался достаточно привлекательным, был в хорошей форме и, по-видимому, пил куда меньше прежнего. И все же что-то в его облике внушало Клэй брезгливость. Если у него так хорошо идут дела, отчего он живет в этом жутком помещении?

Клэй прошла по вестибюлю отеля, миновала шумный бар и еще одну дверь, которая вела в массажный кабинет. На улице было сыро после прошедшей грозы. Толпа людей, местные и туристы, собрались вокруг молодого тайца в красочном костюме, игравшего на флейте из длинных тростинок, пропущенных через кусок тыквы. Клэй остановилась послушать.

Завораживающая мелодия постепенно вернула ей доброе расположение духа; она вытащила из сумки «Никон» и несколько минут снимала музыканта и зрителей. Ночь была жаркая; в воздухе витали сильный аромат жасмина, длинные плети которого увивали стены буддийского храма, стоявшего неподалеку от отеля, и еще какие-то незнакомые Клэй запахи: каждый таец-буддист держит во дворе дома похожий на кукольный домик ковчежец, в котором хранятся ежедневные подношения из цветов и пищи и зажигаются ароматные свечи, призванные отгонять злых духов.

Опустив камеру в сумку, Клэй оглянулась… и замерла на месте. Уилл Стоун, выйдя из отеля, быстрым шагом пересек улицу, и в тот же миг у обочины затормозил черный «датсун» с шофером. Стоун забрался на заднее сиденье, где уже находился какой-то человек; автомобиль въехал в переулок, развернулся и покатил туда, где стояла Клэй. Она отступила в толпу, не упуская из виду подъезжавшую машину, и в этот момент спутник Стоуна подался вперед, давая указания шоферу, потом откинулся на спинку и выглянул в окно. Красноватый свет уличных фонарей вырвал из темноты его лицо, и у Клэй все внутри сжалось. Она продолжала стоять неподвижно до тех пор, пока автомобиль, проехав мимо, не свернул на Силом-роуд, потом, как автомат, прошагав три квартала до отеля «Ориент», поднялась в номер, вынула из мини-бара бутылку «Клостера» и, только открывая крышку, заметила, что у нее дрожат руки. Взяв с собой бутылку, Клэй вышла на маленький балкон с видом на гостиничный бассейн и террасу. Вдали, у противоположного берега реки, мерцали огоньки парома, шедшего из Тонбури.

Пиво было вкусное и прохладное, и вскоре напряжение Клэй начало спадать. Она находилась в Бангкоке, на краю мира, автомобиль двигался по темной улице, и она лишь на короткое мгновение увидела лицо в окне.

Но как бы Клэй ни пыталась себя переубедить, она уже не сомневалась в том, что сумела узнать мелькнувшее в свете фонаря лицо – лицо ее единокровного брата Бью Йейтса.

Опять Бью, сначала в Бомбее, теперь здесь. Разумеется, это было совпадение, и все же оно произвело на Клэй мрачное впечатление. Сейчас она находилась вдали от конной фермы в Виргинии, на которой родилась, выросла и впервые встретилась с Бью Йейтсом, но уже одного взгляда, брошенного на него, оказалось достаточно, чтобы перед мысленным взором Клэй с кристальной четкостью возникли картины минувших дней.

ЧАСТЬ 2 ПРОШЛОЕ

Глава 11

Темно-зеленый «шевроле» с кузовом для перевозки лошадей распахнул бампером решетчатые ворота и запетлял по дорогое, минуя белоснежный транспарант «Конная ферма Уиллоуз», под которым висела маленькая табличка «Перекупщиков просят не беспокоиться». Проехав еще сотню ярдов, фургон, наращивая скорость, пролетел по гаревой дорожке, ведущей к конторе и конюшням. Когда он наконец с визгом затормозил, из кабины выскочили двое мужчин в джинсах и заскорузлых от пота рубахах.

– Ладно, Бак, дальше ты сам управляйся, а часиков в пять приходи прямо в дом.

– Ясное дело, Мак. Передай Клэй мои поздравления. – Бак Смит улыбнулся, показав огромные зубы.

– Обязательно, если поспею вовремя. – Мак Фитцджеральд вытащил из кармана рубашки позолоченные часы и взглянул на циферблат. На часах стояла монограмма «К. М. Ф.», неизменные инициалы всех мужчин в семье, начиная с прадеда, выходца из Шотландии, Кеньона Маккракена Фитцджеральда Первого. – Черт побери. У меня осталось всего сорок пять минут, чтобы одеться и добраться до школы.

Мак сорвался с места и бегом преодолел добрую милю до главной усадьбы.

– Мистер Мак! Слава Богу. Вам известно, который час? Мы опаздываем. – Нона Хьюджес, чернокожая домоправительница и по совместительству кухарка, была одета в свое лучшее небесно-голубое с кружевными рукавами платье тридцать второго размера, которое сидело на ней в обтяжку.

– Бегу, бегу. Мисс Смит уже готова?

– Надевает шляпку. Ваша одежда на кровати.

– Хорошо… дайте мне пять минут. – Мак Фитцджеральд помчался вверх по винтовой лестнице, перепрыгивая через ступеньку и не обращая внимания на усиливающееся сердцебиение. – Когда мы спускались по холму из Уэйнсборо, у нас лопнула шина, – крикнул он на ходу Нелл Смит с извиняющейся улыбкой. – Но не беда. Нагоним. Выходите на улицу и садитесь в автомобиль. Подарок у вас?

– Да, здесь, – крикнула Нелл через закрытую дверь спальни. – Я уже его упаковала. – Она любовно прикоснулась пальцами к маленькой коробочке, обернутой золотой фольгой.

Мак Фитцджеральд уже плескался в душе и не мог слышать мисс Смит. Поток ледяной воды, струясь по его мускулистому телу, вернул ему силы, и постепенно дыхание Мака пришло в норму.

Обернув полотенце вокруг пояса и подойдя к раковине, он посмотрел в висевшее над ней зеркало. Мак уже брился сегодня перед отъездом из дома; поэтому, обнаружив на щеках пробивающуюся щетину, решил, что сойдет и так. Дочь говорила, что он напоминает ей актера Чарльтона Хестона – что ж, совсем неплохо для сорока семи лет. Увы, молодость не вернешь, и вот уже Клэй, его единственная дочь, его дитя, заканчивает школу и собирается осенью в колледж. Как быстро летят года…

Мак сбросил полотенце на пол, быстро прошел в спальню, взял чистое белье, и тут его взгляд невольно остановился на фотографии в серебряной рамке, стоявшей на тумбочке у кровати, где был запечатлен он сам в возрасте тридцати шести лет, прекрасная Клэй с веселым круглым лицом – тогда ей еще не исполнилось шести и прекрасная тридцатилетняя Элеонор. Через месяц после того, как был сделан этот снимок, самолет «Сессна-110», которым она училась управлять, из-за тумана врезался в гору. Даже теперь, одиннадцать лет спустя, мысль об утрате заставила сердце Мака сжаться.

Ему было невыносимо тяжело не только в день трагедии – с тех пор они с дочерью чувствовали себя потерянными и одинокими. Днем им еще удавалось создавать видимость благополучного существования, но по вечерам малейшая искра воспоминаний могла вызвать слезы на их глазах. Без Элеонор, без ее смеха, без импровизированных вечеринок, которые она так любила устраивать, поместье Уиллоуз казалось пустым. Глубокая печаль ни на минуту не оставляла Мака и Клэй.

Мало-помалу Мак начал оправляться от удара; он понимал, что постоянные переживания могут пагубно отозваться на маленькой Клэй. Она всегда была серьезной девочкой, сметливой и рассудительной, знала о несправедливости судьбы; но теперь Мак опасался, что, если не предпринять решительных мер к изменению ее жизненного уклада, это может ввергнуть Клэй в депрессию, которую сумеют побороть лишь долгие годы и квалифицированный психиатр.

Решение пришло быстро. Бак Смит, управляющий фермы, сказал Маку о том, что его незамужняя сестра Нелл ищет работу. Нелл была ремесленницей – изготавливала куклы и продавала их в городской магазин, но зарабатывала очень мало. По словам Бака, она любила детей; его собственные дети обожали Нелл. Мак согласился испытать ее. Он выписал в дом мастера-декоратора, велев ему отделать одну из гостевых комнат, и нанял мисс Смит, пригласив ее в Уиллоуз на правах компаньонки Клэй.

Мак разорвал полиэтиленовый пакет, достал оттуда только что возвращенный из химчистки костюм и быстро покончил с одеванием. Нелл Смит и Нона ждали его в фургоне.

– Держите покрепче ваши шляпы, девочки, и крепче закрывайте глаза. Мы должны успеть к началу.

– Вот этого я и боялась, – сказала Нелл. – У нас осталось двадцать минут, а дорога занимает полчаса. Да еще пока найдешь место для парковки…

– Ничего, успеем. – Мак разогнал машину по длинной дорожке и вырулил на шоссе. Включив приемник и утопив в пол педаль акселератора, он протянул руку за пачкой «Честерфилда». Привычно крутя баранку, Мак размышлял о том, что Нелл успешно справляется с порученным делом, работая на ферме уже больше десяти лет. Клэй с самого начала привязалась к ней, стала чаще улыбаться, уверенно успевала в школе и обзавелась новыми друзьями. Дома они с Нелл постоянно мастерили кукол и марионеток и ставили кукольные спектакли, а позже занялись изготовлением кукольной мебели и домиков; со временем пришла пора поэзии и фотографии. В прошлом году Нелл предложила Маку подарить дочери на шестнадцатилетие фотоаппарат, и отныне Клэй делала снимки лошадей для брошюр, которые Мак рассылал по всей Америке. Помимо этого, на ее плечи легли многочисленные обязанности на ферме.

– Мистер Мак, я больше не могу! Пожалуйста, помедленнее! – Испуганный женский голос оторвал Мака от его размышлений.

– Теперь уже недалеко. Кажется, мы поставили что-то вроде рекорда. – Мак съехал с магистрали и посмотрел на Нелл, которая сидела рядом с ним, не издавая ни звука. Именно она, и никто другой, вернула Клэй к нормальной жизни. Мак был перед Нелл в неоплатном долгу.

Он помнил разговор, произошедший между ним и дочерью, когда ей было десять лет. Как-то субботним вечером они ужинали вдвоем: Нелл уехала по делам с Баком и его женой. По мере того как ужин приближался к концу, Клэй становилась все более задумчивой и наконец сказала:

– Папа, я хочу задать тебе один серьезный вопрос. Мак с улыбкой посмотрел в ее огромные серые глаза:

– А я постараюсь дать серьезный ответ.

– Почему ты не женишься на Нелл, папа? Я подумала, она ведь и так проводит здесь почти все свое время… А если вы поженитесь, она сможет быть с нами всегда. Мы могли бы вместе путешествовать и все такое прочее.

Мак положил в кофе сахар и стал его не спеша размешивать.

– Милая, я высоко ценю Нелл, она замечательный человек. И ты ее боготворишь… но я не собираюсь на ней жениться. Я не люблю ее.

– Она тебе нравится, – заметила Клэй. – У нас была бы настоящая семья.

Мак взял салфетку и стер крошки печенья с губ девочки.

– Мы и сейчас семья, милая, – Бак, Нелл, Нона, Пит и все, кто живет в Уиллоуз. Может быть, не в привычном смысле этого слова, но мы самая настоящая семья.

– Значит, ты никогда больше не женишься, папочка? – Клэй пытливо взглянула на отца.

– Боюсь, что так. Я слишком любил маму, и мне никто не сможет ее заменить.

– Может быть, я смогу – ну хоть немножечко? Скажи, что ты любишь меня так же крепко, как любил ее…

– Ну конечно, милая. – Мак отодвинул кресло от стола, протянул к дочери руки, и Клэй, бросившись в его объятия, крепко прижалась к нему.

– Я никогда не уеду от тебя, папочка.

– И я никогда не оставлю тебя, милая…

Свернув, фургон съехал с полосы западного направления и промчался сквозь каменные ворота школы Святой Анны. Мак Фитцджеральд гнал машину по подъездной дорожке, забыв об ограничении скорости. Ворвавшись на газон, он выхватил из кармана часы, и в тот же миг они пробили одиннадцать. По-видимому, торжество еще не началось, и им не придется на цыпочках входить в зал и усаживаться в задних рядах. Мак торопливо обежал вокруг машины и открыл дверцы, выпуская Нелл и Нону.

– Поторопитесь, девочки, рассиживаться некогда.

Глава 12

Клэй Фитцджеральд едва не умирала от духоты, сидя среди выпускников-одноклассников перед толпой родственников, собравшихся на торжество в тесном спортзале школы Святой Анны. Она беспомощно шарила близорукими глазами по рядам расплывающихся лиц и наконец повернулась к трибуне, на которой директор школы Халквист произносил вступительное слово.

Клэй ничуть не сомневалась, что отец не успел вовремя вернуться из Харрисонбурга; наверняка он появится, когда все уже разъедутся, и опять станет оправдывать свое опоздание лопнувшей шиной и дорожными пробками. Не беда: главное, школа позади, и теперь ничто не могло омрачить радости Клэй. Ее ждало беззаботное лето – фотография, скачки на лошадях, поездка в Саратогу на аукцион жеребят и молодняка. Может быть, она даже уговорит отца устроить ей прощальную пирушку перед поступлением в колледж.

Клэй почувствовала, как кто-то толкнул ее в бок. Джин Дэвис, сидевшая рядом, прошептала:

– Подруга, очнись! Сейчас будут вручать премию за искусство.

– …с огромным удовольствием объявляю, что в нынешнем году премия присуждается Клэй Фитцджеральд за успехи в искусстве фотографии!

Торопливо шагая к трибуне, Клэй едва не наступила на подол своего длинного кружевного платья. Публика разразилась аплодисментами, и она услышала сквозь шум голос своей лучшей подруги Робин Рэндольф:

– Вот видишь! Что я тебе говорила?

Вручение дипломов об окончании школы промелькнуло словно сон. Премия для Клэй стала добрым знаком того, что следующие четыре года в колледже пройдут без сучка без задоринки. У нее есть способности!

После церемонии Клэй быстро отыскала на лужайке отца, Нелл и Нону.

– Папа! Я была уверена, что ты только сейчас подъезжаешь к школе! – Клэй по очереди обняла Мака и двух женщин.

– Черта с два. Мы опоздали на пару минут, но почти ничего не пропустили. Мы с Баком немножко вышли из графика, но потом я сделал все, чтобы успеть сюда. – Мак улыбнулся Нелл и грузной негритянке. – Вы согласны, леди?

Нона улыбнулась в ответ и возвела очи горе.

– Напрасно спешили, – не удержалась Клэй. Речь господина Халквиста была такая скучная… – И тут, оглянувшись, она со смущением обнаружила в нескольких шагах предмет своей иронии. Школьный директор коротко кивнул, и Клэй так и не поняла, услышал ли он ее замечание.

Мак Фитцджеральд сиял.

– Я так горжусь тобой, девочка!

– А я держала пальцы скрещенными насчет премии за искусство, – перебила его Нона. – У меня было предчувствие, что ты обязательно ее получишь!

Мак повернулся к Нелл.

– Бак пришлет своего парня, чтобы помочь вам с покупками. – Он обнял дочь и поцеловал ее в щеку. – А мы с Клэй отметим ее успех праздничным обедом в «Кабаньей голове».

Клэй поморщилась.

– Спасибо папа, но стоит ли? В этом платье можно задохнуться. И вообще, из-за этой жары я выгляжу просто кошмарно. – Из высокой прически Клэй, которую утром соорудила Нелл, уже начинали выбиваться пряди волос, а очки, которые она все же надела, то и дело соскальзывали со взмокшей переносицы.

– Не упрямься, крошка, ты выглядишь потрясающе. К тому же я хотел бы поговорить с тобой наедине. Сегодня особый день.

– Ладно уж. Надеюсь, нам не попадутся знакомые, а то я сгорю со стыда.

– Беги попрощайся с друзьями, милая. Столик заказан на час дня.

– Шампанское, а? У нас ведь сегодня праздник. – Отец и дочь сидели за уютным столиком «Старой мельницы», ресторана при элегантно отделанной на колониальный манер гостинице «Кабанья голова» в Шарлоттсвилле.

– Нет, папа, спасибо.

– Что ж, тогда принесите мне «Кровавую Мэри» и ростбиф, – велел Мак официантке.

– А мне фирменный сандвич и «пепси» без сахара, – добавила Клэй. Ей казалось, что окружающие не спускают с нее глаз, и она чувствовала себя эдакой жирафой в кружевном платье.

Мак вынул из кармана коробочку с подарком и поставил на стол напротив дочери.

– Поздравляю тебя с окончанием школы, дорогая, – сказал он.

– Ах, папа, что это?

– Ну почему люди вечно задают этот вопрос? Открой и увидишь сама.

В коробочке из белого картона оказалась еще одна, размером поменьше, обитая ярко-синим бархатом. Клэй медленно подняла крышку. Внутри лежало золотое кольцо в виде цветка с чашечкой из грушевидных рубинов и листиками из трех изумрудов.

– Боже, какая красота! – Клэй подалась вперед и поцеловала отца в щеку. – Лучшего кольца я еще не видела, честное слово!

Правда, Клэй сомневалась, что когда-либо его наденет, – на ее вкус, украшение было слишком затейливым. Клэй предпочитала носить свое любимое серебряное колечко с бирюзой, такое старое, что камешек почти стерся. Но она не хотела огорчать отца. – Я… я всегда буду его любить!

– Эти камешки перешли к твоему деду от одного должника, а он положил камни в банковский сейф. Я обнаружил их лишь пару лет назад и сразу решил сделать тебе подарок. Нелл придумала эскиз и отдала камни ювелиру. – Мак рассмеялся. – Позже она опасалась, что ты откажешься его носить, потому что оно очень уж вычурное, но я сказал ей, что перед драгоценностями не устоит ни одна женщина.

Клэй улыбнулась:

– Женщины бывают разные, папочка. Как бы там ни было, с возрастом я буду ценить это кольцо все больше и больше.

Мак допил «Кровавую Мэри» и, заказав вторую порцию и рассеянно кивнув друзьям, сидевшим в дальнем углу зала, вновь перевел взгляд на дочь.

– Надеюсь, тебе здесь нравится. Не так уж это плохо – пообедать вместе со своим отцом.

– Все замечательно, папа. Жаль только, что я не смогла переодеться.

Когда официант принес блюда, оба несколько минут ели в молчании, и тут Клэй почувствовала, что в настроении отца произошла перемена. Она испугалась, что не сумела должным образом восхититься кольцом, и подняла кверху палец:

– Я обожаю свое новое колечко, папа.

– Рад это слышать, – отозвался Мак. – А теперь э-э-э… я хочу сообщить тебе нечто важное.

Отец редко говорил так осторожно. Клэй отложила в сторону вилку.

– Что-то стряслось?

Но Мак лишь улыбнулся:

– Нет-нет, как раз наоборот. У меня замечательные новости. Я не хотел говорить тебе, пока ты не сдала экзамены…

– Что случилось, папа? Ты так взволнован. Мак похлопал дочь по руке.

– Ты права. Дело в том, что я не знаю, как ты это воспримешь. Я выучил речь наизусть, но все слова куда-то подевались. Так вот… я встретил женщину, на которой собираюсь жениться.

Клэй была ошеломлена. Ее губы шевелились, но только через несколько секунд к ней вернулся дар речи.

– Кто она? Я ее знаю?

– Пока не знаешь, девочка. Ее зовут Санни Йейтс; она переехала в город прошлой осенью, а познакомились мы в апреле на вечеринке в «Джессап». Я знаю, она тебе понравится. Ее дочь учится в школе Холлинза, а сын только что вернулся из Вьетнама. Этой осенью он поступает в университет…

– Когда вы поженитесь? – Клэй была подавлена. День, когда ей суждено было это услышать, считался ее днем. Зачем отцу понадобилось все испортить? Мог бы отложить разговор до завтра.

– Э-э-э… Скоро. Через месяц или около того. Конечно, если ты мне позволишь.

– Но ты даже не познакомил нас! Ты собрался жениться на женщине, которой я и в глаза не видела. Как ты мог? – Клэй усиленно заморгала, но было поздно – по ее щекам побежали слезы.

– Я как раз хотел свести вас вместе, милая; завтра вечером она приедет к нам на ужин.

– Нелл знает об этом?

– Никто не знает. Пока я сказал только тебе.

– Но… вы совсем недавно знакомы. Я имею в виду, достаточно ли хорошо ты ее знаешь, чтобы так скоро жениться?

– Санни – первая женщина, которая после смерти мамы заставила меня подумать о женитьбе. Я старею, Клэй. А ты уже почти выросла и собираешься уехать в колледж…

– Но это не так уж и далеко. К тому же я буду жить дома…

Мак кивнул:

– Да, но через год-другой ты захочешь обзавестись собственным жильем в городе, а потом встретишь кого-нибудь и выйдешь замуж. Боюсь, я все равно не выдержу одиночества, дочка.

– Но я еще не скоро уеду. Мне всего семнадцать лет.

Мак подался вперед и взял Клэй за руки:

– Тебе понравится Санни. Она добрая, замечательная женщина.

– Ты… ты влюблен в нее?

Карие глаза Мака сверкнули.

– Да, Клэй, да – я очень ее люблю. Ты думаешь, что женитьба перевернет нашу жизнь, но ты ошибаешься. Когда мы с Санни поженимся, все останется по-прежнему, за исключением того, что у тебя появится мать, с которой ты сможешь обсуждать все, о чем не могла поговорить со мной.

– Мне не нужна мать, у меня есть Нелл, и я могу говорить с ней о чем угодно. Послушай, папа, разумеется, ты имеешь полное право жениться хоть сто раз, но эта твоя Санни Йейтс никогда не станет мне матерью! – Клэй отдернула руки; бокал с «пепси» опрокинулся, и коричневая жидкость, вылившись на белую льняную скатерть, потекла на колени Клэй, перепачкав ее кружевное платье. – Господи… только этого не хватало! – Клэй выскочила из обеденного зала, заливаясь слезами, и не останавливалась до тех пор, пока не добежала до машины.

Мак Фитцджеральд вздохнул и жестом приказал официанту подать счет.

– Видимо, каждой бочке меда полагается своя ложка дегтя, – сокрушенно произнес он себе под нос.

Бежевый «мерседес» медленно проехал мимо торгового центра и осторожно свернул на шоссе номер шесть. Автомобиль был выпушен в 1962 году, и ему исполнилось почти десять лет, но, когда Санни Йейтс покупала его, она знала, что «мерседес» еще долго будет соответствовать ее представлению об изысканном стиле. Впрочем, теперь машина доживала последние дни. Дав согласие выйти за Мака Фитцджеральда, одного из самых красивых и состоятельных мужчин округа Альбермейл, Санни рассчитывала, что муж подарит ей новый автомобиль, например, «ягуар», а то и более солидный «астон-мартин».

Дорога свернула к западу, и теперь солнце било Санни в глаза. Она сунула руку в перчаточный ящик и достала темные очки. Миновав дорожный указатель «Сосновый парк «Лоблолли». Заложен в 1932 году», Санни удовлетворенно улыбнулась – это был ее первый визит на знаменитую конную ферму Уиллоуз. «Какое странное чувство – приехать в неизвестное место, заранее зная, что ты останешься здесь навсегда», – подумала Санни. Во всяком случае, именно на это она надеялась.

Ей потребовалось немало времени, чтобы найти человека, за которого стоило выйти замуж: богатого, привлекательного и свободного. В Новом Орлеане и Атланте большинство толстосумов были женаты и привязаны к своим семьям либо невыносимо скучны. Подруги Санни смирились с таким положением вещей, но она была упорнее других, и ее усилия наконец были вознаграждены.

Переезд в Шарлоттсвилл оказался самым удачным шагом в ее жизни. Маленький городок был населен интеллектуалами без предрассудков – тому способствовали наличие университета и близость к Вашингтону, а живописные окрестности с их зелеными холмами словно бы хранили красоту минувшего столетия. Здесь Санни встретила очень много достойных, приятных людей. И вот наконец Мак.

Нельзя сказать, что он доводил ее до экстаза, когда они занимались любовью, однако Санни объясняла это отсутствием практики – Мак был полон сил и более чем охотно учился всему новому. Санни же было чему его научить. Во всех иных отношениях Мак был само совершенство, и она решила подождать с удовлетворением своих плотских фантазий.

Машина Санни въехала в ворота Уиллоуз и покатила по шикарной двухполосной дороге, рассекавшей надвое тысячу шестьсот акров поместья. По одну сторону дороги гольштейнские коровы превращали сочную траву в сырье для шарлоттсвиллского молокозавода «Монтичелло», по другую – за белоснежной оградой простирались ровные поля – раздолье для холеных чистокровных лошадей. Один из них – каурый жеребец с четверть мили скакал за машиной Санни, потом потерял к ней интерес и галопом умчался в сторону холмов, видневшихся на горизонте. Дорога выпрямилась, и впереди показалась главная усадьба – белое кирпичное здание с тосканской колоннадой.

По мере того как Санни приближалась к особняку, ее возбуждение нарастало; она почувствовала легкий зуд в ладонях и между ног. Подумать только, ей тридцать девять лет, и при виде столь шикарного дома у нее едва не случился оргазм! Впрочем, не столько дом был тому виной, сколько символизируемый им стиль жизни, вкус богатства, нажитого многими поколениями, то есть то, что Санни ценила превыше всего.

Она притормозила и повернула к себе зеркальце над ветровым стеклом, потом сняла очки и всмотрелась в свои голубые глаза, обрамленные фиолетовыми тенями и черными ресницами. «Интересно, многие ли женщины в моем возрасте выглядят так молодо…» – подумала она.

Когда Санни подъехала к огромному парадному крыльцу, из дома навстречу ей вышел Мак Фитцджеральд.

– Надеюсь, вам было легко найти дорогу, милая, – сказал он, открывая дверцу машины.

Санни быстро поцеловала хозяина поместья и улыбнулась:

– Проще простого. Но я не спешила – хотела насладиться красотой здешних мест, и в особенности Уиллоуз.

Мак обнял Санни за плечи и повел вверх по ступеням.

– Рад, что вам здесь понравилось. Позже я проведу вас по всему дому, но сначала выпьем. А еще я хочу познакомить вас с Клэй.

– О, я так долго ждала этого момента! Вы только поглядите, какие огромные самшиты! Какой роскошный сад!

– Это заслуга Питера, нашего главного садовника. Он работал у мисс Смит, когда она владела поместьем «Розовый холм» – там был самый роскошный сад во всем округе.

Они миновали вестибюль и вошли в громадную гостиную. Осмотревшись, Санни немедленно решила, что после свадебного путешествия пригласит сюда специалиста-декоратора. Старинная мебель выглядела неплохо, но ее обивку, суда по всему, не меняли уже много лет. Диван в стиле «американский ампир» и обюссонский ковер на полу можно оставить как есть, но все остальное придется подновить или заменить.

Мак вынул из серебряного ведерка со льдом бутылку «Боллингера»:

– Я знаю, вы любите шампанское. Может быть… Санни ласково погладила его по щеке.

– Конечно, дорогой. Глоток шампанского – именно то, что нам нужно перед прогулкой в конюшни. – Лукаво улыбнувшись Маку, она проследила за его взглядом, обращенным к стеклянным дверям, ведущим в патио, и увидела высокую девицу в старомодных очках, с прямыми длинными волосами и невыразительным лицом.

Глаза Санни на секунду расширились, но она тут же растянула губы в самой лучезарной улыбке, на какую только была способна:

– Должно быть, вы Клэй! Ваш отец так много о вас рассказывал, что я, кажется, знаю вас отлично! – Санни двинулась к девушке, но та увернулась и приблизилась к отцу.

– Клэй, милая, познакомься с Санни…

Клэй медленно повернулась и неохотно протянула руку Санни.

– Как поживаете? – тусклым голосом спросила она.

– Ваш отец пригласил меня на экскурсию по поместью. Не желаете ли к нам присоединиться? Мак сказал, что вы великолепная наездница и вашего любимого коня зовут Мультяшка. Какое забавное имя! Нельзя ли нам его увидеть?

– Мультяшка не жеребец, а кобыла. К тому же сейчас ее перевели на южное пастбище.

– Ах, как жаль. Тогда как-нибудь в другой раз. Мак откупорил шампанское и наполнил бокалы.

– Хочешь выпить с нами, дочка?

– Нет, папа, благодарю.

Санни рассмеялась:

– Я бы хотела, чтобы моя дочь Одри походила на вас. К сожалению, она обожает шампанское, пьет его с четырнадцати лет. С нетерпением буду ждать вашей встречи с ней. Надеюсь, вы покажете Одри город и представите ее своим друзьям.

– А теперь нам пора на прогулку, пока не стемнело, – вмешался Мак. – Ты идешь с нами, милая?

– Нет, спасибо. Я и без того знаю, что такое конюшня.

– Тогда увидимся за ужином. Идемте, Санни. Для начала вам надо знать, что все кирпичи, из которых сложены конюшни и дом, были вылеплены вручную и обожжены в печах здесь же, в поместье, а вон тому падубу уже больше трехсот лет…

Ужин задумывался как весьма торжественное событие – еще ни разу после смерти Элеонор Нона не видела Мака столь озабоченным. На стол постелили ирландскую кружевную скатерть, которую бабка Мака привезла с собой из Шотландии, поставили старинные кубки баккара и семейный китайский фарфор, положили столовое серебро от Тиффани.

И конечно же, гвоздем программы должно было стать угощение. Нона несколько дней подряд предлагала Маку различные варианты, пока тот не одобрил меню: на закуску знаменитые цыплята Ноны и виргинский слоеный пирог с ветчиной; затем зеленый черепаховый суп с шерри и дичь с рисом и кислым соусом, салат из ранней летней зелени и спаржа по-голландски; а на сладкое – взбитый абрикосовый мусс с крендельками. К горячим блюдам Мак велел подать красное бордо, а к десерту – «Шато-латур» 1961 года и легкое шампанское «Таттингер».

Столовую освещали свечи в двенадцати серебряных канделябрах и в хрустальных подсвечниках из Уотерфорда, расставленных по столу вокруг японской фарфоровой чаши с красными лилиями и молочно-белыми сибирскими ирисами.

За первыми двумя блюдами Санни оживленно болтала, рассыпаясь в похвалах очарованию Уиллоуз. Она забросала Мака вопросами об истории поместья и тонкостях разведения лошадей. Клэй сидела насупившись и отвечала на вопросы, лишь когда к ней обращались, но сама не вступала в разговор.

– Я должна заметить, Мак, что ваша Нона – настоящее сокровище. Она восхитительный кулинар. Боюсь, здесь мне придется тщательнее следить за своим весом.

Когда подали десерт, Мак предложил дочери выпить шампанского и в конце концов настоял на том, чтобы она сделала хотя бы несколько глотков.

– Я хочу произнести тост в честь Санни, – сказал он. – За мою прекрасную невесту и будущую хозяйку Уиллоуз.

Клэй сделала вид, что пьет, но на самом деле лишь притронулась губами к бокалу.

– Папа, я не хочу сладкого. Можно мне уйти?

– Нет, милая. Тебя никто не заставляет есть, но ты должна остаться с нами до окончания ужина: нам нужно обсудить приготовления к свадьбе, и я хочу, чтобы ты приняла в этом участие. – Мак тепло улыбнулся дочери.

– Послушай, Клэй, – начала Санни, – я буду счастлива, если ты согласишься быть моей подружкой вместе с Одри. Моя дочь блондинка, как и я, а у тебя волосы более темные; полагаю, лиловые платья будут к лицу вам обеим. Добавим к твоей прическе белую орхидею и…

– Я не хочу быть подружкой, – негромко произнесла Клэй.

– Это всего лишь твоя застенчивость, – сказал Мак. – Санни настаивает, чтобы ты была на свадьбе.

– Еще бы, – подхватила Санни. – Свадьба в Уиллоуз в присутствии обеих дочерей, родной и приемной – что может быть трогательнее? – Она бросила на Клэй ласковый взгляд. – Я понимаю, тебе нужно время, чтобы привыкнуть, это так естественно, но мне хотелось бы надеяться, что в конце концов мы станем добрыми друзьями. Уверяю тебя, я совсем не похожа на злобную мачеху, о которых пишут в сказках.

Клэй подняла глаза на Санни, и той показалось, будто угрожающий огонек сверкнул за толстыми стеклами очков.

– А теперь условимся о дате. – Санни постаралась придать голосу максимальную любезность. – Последняя суббота июня – это двадцать девятое. Я уже побывала в «Келлер и Джордж», и мне сказали, что приглашения можно отпечатать за три дня, значит, они будут готовы к следующему вторнику. Мы с Одри немедленно разошлем приглашения, как только нам их доставят…

Клэй неожиданно вскочила на ноги, уронив на пол салфетку.

– Папа, я переночую у Робин. Увидимся завтра. – Она торопливо зашагала к выходу.

– Клэй! – крикнул Мак. – Клэй, вернись и пожелай Санни доброй ночи.

Он поднялся, собираясь догнать дочь, но Санни удержала его.

– Не надо, все в порядке… Мы с ней поладим, дай только срок. Клэй нужно привыкнуть ко мне. По-моему, она очаровательная девочка…

Клэй слышала эти слова, так как задержалась в прихожей в поисках своего бумажника. «Нет, Санни Йейтс, я никогда не привыкну к тебе», – подумала она, а когда захлопывала тяжелую дверь, вслух произнесла:

– Сука!

Ближе к вечеру Мак и Санни сидели на террасе, попивая шампанское и наслаждаясь видом цветущего сада. Они уже составили список гостей и продумали все детали праздничного приема. Небольшая размолвка вышла только из-за рабочих фермы: Мак настаивал на том, что их следует пригласить, и Санни, не желая ссоры, уступила, небрежно пожав плечами.

Мак взял ее за руку.

– Я хочу извиниться за поведение Клэй во время ужина.

– Будь благоразумен, Мак. Просто девочке трудно смириться с тем, что теперь ей придется делить своего обожаемого папочку с кем-то еще…

Мак обнял Санни и поцеловал ее:

– Ты такая чуткая, отзывчивая. Тебе тоже будет нелегко привыкнуть к тому, что у тебя появилась вторая дочь…

– Наоборот, я жду этого с нетерпением. Я знаю, какими несносными бывают подростки. Правда, Одри не доставляла мне особых хлопот, но зато Бью… Хвала Всевышнему, теперь он, кажется, наконец взялся за ум. Впрочем, хватит о детях. Давай подумаем о нас с тобой. – Ее ладонь как бы случайно легла Маку на колено.

– Ах, Санни, ты даже не представляешь, как я счастлив. – Мак крепко поцеловал ее.

– А знаешь, – шепнула Санни, – ты ведь до сих пор не показал мне дом.

– Ну так идем скорее! – Мак поднялся, не забыв захватить с собой бутылку с шампанским.

Экскурсия по дому завершилась в спальне хозяина.

– О Господи! – Санни явно захмелела. – Так вот где ты спишь!

– Да. – С гордостью произнес Мак. – Я купил эту кровать несколько лет назад на аукционе в Чарлстоне.

– Несколько лет назад? – Санни осмотрела роскошное ложе с пологом на четырех столбиках, на которых были вырезаны рисовые колосья. – Так получается, что эта кровать – девственница?

Мак рассмеялся:

– Ты попала в самую точку.

Санни уселась прямо на покрывало и махнула рукой, приглашая Мака сесть рядом.

– Так может, лишим ее невинности? – Она прильнула к будущему супругу и прикоснулась кончиком языка к его уху. – Твоя дочь уехала на ночь к подруге, помнишь? Нам никто не помешает…

– Но есть еще работники фермы…

– Фу! – Санни расстегнула молнию своего платья. – Полюбуйся, как здорово я загорела. – Платье скользнуло вниз по стройным бедрам, и Санни осталась в одних белых кружевных трусиках.

– Да, но… Нелл Смит вот-вот вернется…

Санни не спеша развязала узел шелкового галстука, одетого хозяином имения по столь торжественному случаю.

– Вечер только начинается, и домой я еще успею. – Она вложила напрягшийся сосок в раскрывшиеся губы Мака, и он, стиснув пальцами ягодицы Санни, сорвал с нее трусики.

Нелл Смит сидела в своей спальне, обитой желтым ситцем, и, прислушиваясь к весьма выразительным звукам, доносившимся из спальни Мака, пыталась исправить сломанную куклу. За сорок девять лет жизни у нее много раз бывало тяжело на душе, однако сегодня она чувствовала себя совершенно разбитой. Но Нелл не плакала; она уже давно выплакала все слезы.

Подойдя к окну, Нелл при ярком свете луны различила силуэты лошадей на удаленных пастбищах. Поместье было ее домом десять лет, и она всей душой привязалась к Уиллоуз. Нелл знала, что Мак Фитцджеральд никогда не женится на ней, но мечтала о том, что, когда они с Маком состарятся, она все еще будет жить здесь, и Клэй сможет приезжать к ней со своими детьми.

Каждый вопль Санни вонзался в сердце Нелл, словно жалящий шип. Ей было почти пятьдесят, и она не питала иллюзий относительно своего одинокого будущего: Санни Йейтс непременно позаботится об этом. Хорошо хоть, что Клэй уже почти взрослая…

Нелл разжала ладони и внимательно вгляделась в них. Какая длинная линия жизни! Она вновь стиснула кулаки и несколько раз ударила по оконному переплету, едва не поранив пальцы. Словно в ответ снизу послышались нарастающие вопли Санни, бьющейся в оргазме:

– Господи! О Господи, Мак!

Нелл на цыпочках спустилась на кухню за бутылкой бренди, повторяя про себя: «Такая долгая жизнь, и не с кем ее разделить».

Глава 13

Три недели, предшествовавшие свадьбе, слились в памяти Клэй в одно целое. Мак то и дело уезжал куда-то с Санни, поэтому Клэй и Нелл коротали время вдвоем. Иногда Клэй отправлялась в город, чтобы сходить в кино с Робин Рэндольф и ее старшим братом Джорджем.

Джордж Рэндольф был единственным молодым человеком, с которым она встречалась. Ей нравился этот симпатичный студент юридического колледжа, и она не сомневалась, что когда-нибудь он станет если не сенатором, то по крайней мере губернатором Виргинии. И все же, хотя Клэй видела, что ему тоже нравится бывать с ней, но когда наступали летние каникулы, он назначал свидания девушкам из Свит-Брайар, школы Холлинза или Мэри Болдуин, но только не ей.

Робин не уставала повторять Клэй, что ей следует научиться флирту, но она всякий раз поднимала подругу на смех. Клэй ни за что не смогла бы жеманничать с Джорджем; она слишком хорошо его знала. Знала она и то, что другим парням нужно только одно, но никто из них не пожелал бы заниматься этим с ней – Клэй была слишком интеллигентна, замкнута, язвительна и… страстно мечтала о том прекрасном дне, когда Джордж поймет, что влюблен в нее. Клэй с нетерпением дожидалась того времени, когда ее тело приобретет пропорции под стать росту и она наконец превратится в красавицу. Глядя в зеркало, Клэй убеждала себя в том, что это время не за горами и надо лишь еще чуть-чуть потерпеть…

В субботу двадцать девятого июня в одиннадцать утра Клэй все еще лежала в постели, хотя обычно поднималась с петухами, чтобы помочь Блюджею Коулу накормить и выгулять лошадей. Но сегодня Клэй решила вовсе не вставать.

– Клэй, пора одеваться! – В спальню вошла Нелл Смит с подносом, на котором стоял бокал грейпфрутового сока и лежали тосты.

– Не могу, Нелл, – застонала Клэй. – Я плохо себя чувствую. Похоже, простудилась. А может, у меня аппендицит?

Нелл сочувственно посмотрела ей в глаза:

– Я знаю, каково тебе сейчас, и все же вставать придется. Отец будет очень расстроен, если не увидит тебя на церемонии.

– Не понимаю, зачем он женится на Санни, пусть бы просто крутил с ней любовь.

В глубине души Нелл была согласна с такой идеей, но не рискнула высказать это вслух.

– Ты ведешь себя, как испорченный ребенок. Поверь, это еще не конец света; после свадьбы жизнь в Уиллоуз снова войдет в нормальное русло. К тому же если бы ты дала Санни хоть крохотный шанс, то увидела бы, что она не так уж плоха…

Клэй потянулась за очками, лежавшими на столике у кровати.

– Оставь, Нелл. Не хочешь же ты сказать, что она тебе нравится…

– Судя по всему, она хороший человек…

– Перестань городить чепуху!

– Будь она плохой женщиной, твой отец не влюбился бы в нее.

– Не виляй, Нелл! Она тебе нравится?

Нелл покачала головой и печально улыбнулась:

– Нет, Клэй, она мне не нравится. Но мы с тобой ничего не решаем, и нам остается лишь смириться.

– Да она насквозь фальшивая! Болтает с новоорлеанским акцентом, строит отцу глазки, как будто он Тарзан, а она Джейн…

Нелл невольно рассмеялась:

– Ладно, Клэй, поднимайся; я сказала твоему отцу, что ты начала одеваться, еще сорок пять минут назад. Подумай о нем хоть немного. Он счастлив, нынче его день, и не надо этот день портить.

В конце концов Клэй решила, что Нелл права: у нее не было выбора. Она любила отца, и если Санни сделает его счастливым…

Клэй быстро выбралась из постели.

– Твоя взяла, Нелл. Но не вздумай ругаться, если меня стошнит на приеме.

– Мне пора, увидимся позже. – Нелл удовлетворенно кивнула и отправилась в свою комнату.

Клэй приняла душ и оделась. Она наотрез отказалась быть подружкой невесты, но ей пришлось по просьбе Мака надеть длинное платье. Она выбрала мексиканское крестьянское платье с вышивкой, которое подошло ей как нельзя лучше.

Усевшись за туалетный столик, Клэй попыталась накрасить ресницы, но неожиданно ее рука дрогнула, и тушь попала ей в уголок глаза.

– Вот дерьмо! – громко сказала она и, намазав веки кремом для снятия макияжа, убрала тушь и нацепила очки. Без косметики ее лицо стало невзрачным и бледным – под стать дурному настроению.

Повинуясь порыву, она разделила волосы на два пучка и принялась рыться в ящике в поисках ножниц.

– Клэй, дорогая, ты уже готова? – послышался из дальней комнаты голос Мака Фитцджеральда.

Клэй устремила в зеркало твердый взгляд.

– Клэй, да где же ты? – Голос отца зазвучал ближе.

Взяв ножницы, Клэй решительным движением отхватила волосы у самых ушей и вызывающе посмотрела сначала на свою ставшую такой уродливой голову, затем на пучки светлых волос, бессильно свисавшие с ее левой руки. И тут ее глаза наполнились слезами, а из груди вырвались судорожные рыдания.

В этот момент в комнату вбежал Мак.

– Клэй… девочка моя… – Обняв дочь, он крепко прижал ее к себе и не отпускал до тех пор, пока она не перестала плакать. – Я знаю, что тебя гнетет; сегодняшний день ты вряд ли можешь назвать радостным…

– Еще не поздно передумать, па.

– Но я не хочу что-то менять, милая. – Мак протянул Клэй носовой платок. – Мы с тобой долго были вдвоем, и между нами все останется по-прежнему. Санни тебя любит; она станет тебе хорошей матерью…

– Этого не будет никогда! – отрезала Клэй.

– Ладно, но я прошу тебя только об одном – позволь ей подружиться с тобой. Обещаешь?

Клэй понимала, что у нее нет выхода.

– Хорошо, папа. – Она вздохнула. – Я постараюсь.

– Вот и славно, милая. – Мак поцеловал ее в лоб. – Фитцджеральды всегда были покладистыми людьми.

– Моя покладистость должна распространяться также на Одри и Бью?

Мак улыбнулся:

– Не закрывай своего сердца, и я уверен – они понравятся тебе.

– По-моему, только ненормальный может добровольно пойти в десант. Мне кажется, Бью нравилось воевать во Вьетнаме.

– Видишь ли, милая, даже в наш век не перевелись молодые люди, которые готовы отдать жизнь за родину.

– Возможно, ты прав, и все же я сомневаюсь, что мы с Бью поладим.

– Просто ты недолюбливаешь парней. Зато я не сомневаюсь, что у вас с Одри найдется немало общего – ведь она лишь на год старше тебя.

– Еще чего! Одри – тупоголовая блондинка из тех, за которыми вечно ухлестывают мальчишки.

Мак прижал руки к груди.

– Прошу тебя об одном – смотреть на вещи без предубеждения. Надеюсь, это не противоречит твоим понятиям о справедливости?

– Нет.

– Значит, согласна?

– Да.

– Отлично. А теперь мы вместе спустимся вниз. Скоро начнут подъезжать гости.

– Папа…

– Что, милая?

– Я так люблю тебя!

– Я тоже люблю тебя, Клэй. – Мак положил руку на плечо дочери и повел ее к двери. – Кстати, мне очень нравится твоя новая прическа. Такая забавная, симпатичная. С короткими волосами легче переносить жару…

Свадебную церемонию решили устроить в гостиной, сияющие новобрачные, держась за руки, стояли в окружении членов семьи и самых близких друзей. Столы для приема были накрыты под открытым небом, и три сотни гостей бродили по саду, беседуя друг с другом, танцуя под музыку оркестра Питера Дачина и наслаждаясь шампанским и «свадебным пуншем», убойным виргинским коктейлем из рома, виски, вина и сахара, смешанных с апельсиновым соком.

Вопреки надеждам Клэй этот день оказался на редкость погожим для конца июня: солнечным, чуть ветреным и не слишком влажным. Пит Хьюджес и его помощники потрудились на славу, приводя поместье в порядок: живые изгороди были безупречно подстрижены, Розовая тропинка никогда еще не выглядела столь ухоженной, а цветы в оранжереях и открытом грунте словно дожидались нынешнего утра, чтобы раскрыть бутоны. Белые лилии живописно отражались в пруду, а за тисовой оградой, установленной специально по такому случаю, спрятался старомодный Сад уединения. Фонтан, с незапамятных времен стоявший без дела, изящными каскадами извергал сверкающие на солнце водяные струи. Мак Фитцджеральд не пожалел средств, чтобы новая хозяйка Уиллоуз чувствовала себя как дома.

– Если я выпью еще хоть чуть-чуть этой отравы, я за себя не отвечаю, – хихикнула Робин Рэндольф. – Клэй, не попросить ли нам Джорджа принести еще?

Клэй протянула молодому человеку свой бокал:

– Джордж, пусть нам нальют пунша. И прихвати на обратном пути тарелку с бутербродами, а то я проголодалась.

– Хочу еще креветок, – заявила Робин. – Пожалуй, мы отправимся все вместе и поможем Джорджу тащить еду. А ну, Клэй, шевели задницей!

– Ладно, ладно. Но если креветки уже кончились, я этого вам никогда не прощу. И вообще я бы с радостью осталась здесь навсегда. – Клэй поднялась и заковыляла вслед за Робин.

– Вот ты где, Клэй! А я тебя искала… – На дорожку, спотыкаясь, вышла Одри Йейтс в лавандовом платье от Халстона, в которое ее обрядила мать. Светлые шелковистые волосы Одри, схваченные на висках двумя веточками дикой орхидеи, спускались до лопаток. Тут же откуда-то появился Шульер Кларк, приятель Одри; он держал в руке бутылку шампанского.

– У нас тут свой персональный бар, – похвастался он. – Но мы никак не можем найти подходящее уединенное местечко.

– Клэй! Пр-дставь меня своим друзьям! – заплетающимся языком произнесла Одри, вперив в Джорджа взор своих невинно-голубых глаз.

– Это Робин, а это Джордж Рэндольф. Робин, Джордж, познакомьтесь с…

– С Одри Йейтс, сводной сестричкой Клэй, – Одри хихикнула. – И где же вы все это время скрывались? Почему я до сих пор вас не встречала?

– Пойдем, Одри. – Шульер дернул за руку не в меру разошедшуюся подружку. – Отыщем уютное местечко, пока шампанское не выдохлось.

– Увидимся позже, др-рузья! – крикнула через плечо Одри. – А вечером сходим в клуб потанцевать.

Робин покачала головой:

– Ну и ну! Все, что ты рассказывала мне о ней, – чистая правда. Ну и штучка!

Джордж восхищенно следил за Одри, пока та не скрылась в кустах.

– Вот это да! Бог мой, какая девушка!

Робин и Клэй переглянулись. Клэй подумала, что Джорджу следовало бы проявить больше благоразумия и не попадаться на крючок такой безмозглой девице, как Одри Йейтс.

– Идем, Джордж, – скомандовала Робин. – Пунш и креветки, надеюсь, не забыл?

Вскоре они запаслись едой и напитками.

– Хотела бы я встретиться с Бью. Если Одри такая красотка, он, должно быть, тоже хорош собой, – сказала Робин.

– Бью был на церемонии, но сбежал сразу, как только она закончилась. Мы с ним до сих пор не перебросились и словом.

– Господи, Клэй! У тебя красивый сводный брат, живете, можно сказать, под одной крышей. Подумай, какие возможности перед тобой открываются. – Робин хихикнула. – Это нельзя считать кровосмешением, ведь вы не родственники.

– Ни за что. Бью не в моем вкусе. Если хочешь, можешь взять его себе, но я не советую.

Музыка внезапно умолкла, и послышалась барабанная дробь, затем Розмари Кларк, мать Шульера, произнесла мелодичным голосом:

– Тишина! Сейчас новобрачные разрежут свадебный торт!

Толпа разразилась аплодисментами, смехом, выкриками: «Ура!» «Давно бы так!»

Клэй смотрела на счастливо улыбающегося отца, которого Санни проворно ухватила за руку и повлекла к четырехъярусному торту, украшенному пурпурными розами и фигурками из сахарной глазури.

– Я предлагаю выпить за мою прекрасную невесту, – сказал Мак, – и за всех, кто пришел сегодня, чтобы разделить с нами нашу радость.

Санни подняла бокал:

– И за тебя, Мак Фитцджеральд. Ты сделал меня самой счастливой женщиной в мире! – Она поцеловала мужа под одобрительные выкрики публики, а потом они с Маком вместе разрезали торт.

Клэй, стоя в стороне, безмолвно наблюдала за происходящим. Отец был высок, строен и, хотя в его волосах появились седые пряди, выглядел лет на десять младше своего возраста. Однако и Санни тоже выглядела прекрасно в своем коралловом шифоновом платье, за которым специально ездила в Нью-Йорк. И все же в ней угадывалось что-то от хищницы, вот только Клэй никак не могла взять в толк, почему отец не замечает этого. Наверное, любовь и вправду слепа, подумала она.

– Как поживает моя маленькая Клэй? – На ее плечо легла тяжелая рука Билла Синклера, холостого приятеля Мака, сальные шутки которого неизменно вызывали у Клэй отвращение. По своему обыкновению, Синклер был сильно пьян.

Клэй отстранилась и, сделав резкое движение рукой, словно пытаясь удержать равновесие, выплеснула бурый пунш на бледно-голубую рубашку Билла.

– Ах, господин Синклер! Мне так жаль… – Билл ошарашено заморгал. – Сейчас я принесу полотенце…

Клэй направилась к бару, и в этот миг появился из толпы Мак.

– Я повсюду тебя ищу, – сказал он. – Как у тебя дела? Веселишься с друзьями?

– Все в порядке, папа. Отличная вечеринка. На глаза Мака навернулись слезы.

– Ах, Клэй, милая, я люблю тебя так, как не любил никогда в жизни. – Он ласково обнял ее. Клэй закрыла глаза и крепко прижалась к отцу.

– Мак! Мак, поторопись! – Голос Санни доносился из окна спальни на втором этаже, куда она удалилась, чтобы надеть дорожное платье.

– Иду, дорогая!.. Клэй, мне надо переодеться, а потом мы собираемся незаметно ускользнуть. Я не хочу никаких свадебных штучек вроде осыпания розовыми лепестками, ничего такого. – Они медленно зашагали к дому; Мак по-прежнему обнимал Клэй за плечи. – Пока нас не будет, веди себя хорошо, делай все, что попросит Нелл. Думаю, мы вернемся в следующий вторник.

– Мак, дорогой. – Санни появилась на крыльце в белом костюме, юбка которого не доставала до колен, и белых открытых ботинках. – Если ты не поспешишь, мы никогда отсюда не уедем.

– Поцелуй Санни на прощание, – шепнул Мак на ухо Клэй. – Она будет счастлива.

Клэй подошла к мачехе, и та тепло улыбнулась ей.

– Мы будем хорошими друзьями, я уверена, я это знаю. – Она подставила щеку, и Клэй, быстро поцеловав ее, опустила глаза.

– Желаю приятного отдыха, – нехотя произнесла она.

– Спасибо, Клэй. А теперь я пойду попрощаюсь с Одри.

* * *

Позже, возвращаясь к себе, Клэй заглянула в комнату Нелл, но, увидев ее сидящей на кровати с покрасневшими глазами, пожалела, что вошла без спроса.

– Все в порядке, Клэй. Все в порядке. Как ты? Держишься? Твои друзья все еще здесь?

Клэй покачала головой:

– Робин стошнило, и она перепачкала всю одежду; Джордж повез ее домой. Потом он собирается ехать танцевать с Одри.

– С Одри? – удивилась Нелл. – Джордж Рэндольф бегает за Одри?

– Любовь с первого взгляда, – насмешливо сказала Клэй. – Когда он ее увидел, у него глаза чуть не выскочили из орбит. Зато уж как она с ним кокетничала!

– Ах, Клэй, мне очень жаль. Я уверена, что Джордж одумается.

– Вероятно. Впрочем, мне плевать, – солгала Клэй.

– А у меня нет никакого желания торчать в поместье и развлекать загулявших гостей, – сказала Нелл.

– Гости скоро разъедутся. Бар закрыли уже час назад. – Клэй присела на край кровати. – Я люблю тебя, Нелл. Кроме тебя, никто не заменит мне мать. Уж во всяком случае, не она.

– Знаю, милая. Обещаю, я всегда буду рядом с тобой, куда бы ни забросила нас судьба.

– Но я пока никуда не собираюсь. – Клэй подняла с подушки Нелл тряпичную куклу, первую, которую она изготовила своими руками в качестве подарка Нелл на Рождество после ее переезда в Уиллоуз.

– Ошибаешься. – Нелл поднялась на ноги. – Иди переоденься, и мы поедем в город посмотреть кино. В университете сегодня повторяют «Ослепленных блеском», и час веселья нам не повредит.

– Отличная мысль, – с воодушевлением воскликнула Клэй, вскакивая с кровати. – Да, я совсем забыла, я же облила несчастного Билла Синклера пуншем, но так и не принесла ему полотенце!

– Билл сейчас валяется пьяный в гостиной, и полотенце ему не поможет. Итак, вперед, сеанс начинается в девять.

Нелл ополоснула лицо и, старательно разорвав записку Санни на мелкие клочки, долго смотрела, как они исчезают в унитазе. Говорить сейчас с Клэй, конечно, не стоило. Она и так скоро узнает.

Глава 14

Нелл Смит покидала Уиллоуз на следующий день после возвращения Мака и Санни Фитцджеральд из свадебного путешествия. Клэй помогла ей упаковать вещи и погрузить их в машину.

– Нелл, прошу, не уезжай. Как я останусь здесь без тебя?

– Все будет хорошо. К тому же моя квартира всегда в твоем полном распоряжении, если ты приедешь в город. Я сделаю для тебя комплект ключей.

Клэй обняла Нелл:

– Как знать, может, мне придется совсем перебраться к тебе…

– Посмотрим. Скоро начнутся занятия в колледже, и тебе будет не до переживаний. А когда захочешь поговорить – звони, я всегда буду рада услышать твой голос. – Нелл уложила последний чемодан. – Ну что ж… до скорого свидания, – весело произнесла она. – А теперь марш в дом, пока я не разрыдалась. Иди. Убирайся!

Клэй поцеловала Нелл в щеку.

– Завтра Питер привезет тебе остальные вещи, и я приеду помогать. Вместе приведем твою квартиру в порядок… До свидания! – Почувствовав, что слезы вот-вот польются из глаз, Клэй резко повернулась и помчалась к себе в комнату – плакать.

Нелл в последний раз ехала по дорожке Уиллоуз. Разумеется, она еще наведается сюда, но жить здесь уже не будет. После роскоши поместья нелегко привыкать к скромной квартирке с одной спальней на Регби-роуд. И как она будет жить без стряпни Ноны?

«Думай о будущем и преодолеешь все невзгоды», – твердила она себе, хотя больше всего ей хотелось вообще ни о чем не думать. Хорошо хоть Санни устроила ее на работу управляющим отдела игрушек в торговом центре на Барракс-роуд, наверное, затем, чтобы Нелл не проговорилась об увольнении. Санни сказала мужу, что Нелл уехала по собственному желанию, Мак ей поверил… и слава Богу. Нелл не хотелось, чтобы Клэй узнала правду, она и без того достаточно ненавидела Санни.

Скорее всего Санни поступила правильно. Если бы Нелл осталась в поместье, пришлось бы туго всем, и прежде всего ей самой. Нелл любила Мака Фитцджеральда, и, хотя Мак не догадывался об этом, его новая жена, вероятно, сразу это заметила.

«Просто удивительно, как быстро может измениться жизнь», – думала Нелл.

Ее душили рыдания, и она, свернув на обочину, остановила машину.

Весь июль Клэй не покладая рук трудилась в конюшнях, помогая Баку Смиту готовить лошадей к пятьдесят первой ежегодной ярмарке Фазига и Тип-тона в Саратоге, самому престижному аукциону из всех, в которых участвовала ферма Уиллоуз. Мак Фитцджеральд готовился продать шестнадцать однолеток, по крайней мере двое из которых, потомки Нашуа и Граустарка, должны были принести солидные деньги.

Однако в Саратогу с отцом Клэй не поехала. Мак уговаривал ее, но Клэй совсем не желала быть свидетелем того, как они с Санни играют во влюбленную парочку.

– Клэй, ты не могла бы позвонить доктору Сайднеру? – спросил Мак, просунув голову в кабинет конторы. На нем был легкий твидовый костюм, и от него пахло дорогим лосьоном, который ему подарила Санни. – Джек говорит, у Барабана начался жар.

– Конечно, папа. А куда это ты направился? В три часа мы собирались проехаться верхом…

Мак щелкнул пальцами:

– Черт побери, как я мог забыть! Извини, милая, придется отложить прогулку на завтра – Санни упросила меня съездить с ней в Вашингтон посмотреть кое-какой антиквариат. Она нашла в Джорджтауне еще одного декоратора и хочет нас познакомить.

– Зачем?

– Ну, ей кажется, что некоторые комнаты в доме поблекли. Я сказал, пусть делает с ними что хочет.

– Но это же смешно. Дом выглядит отлично.

– Не волнуйся; если Санни заменит что-нибудь из мебели, которую покупала мама, я сохраню ее для тебя до того времени, когда у тебя будет собственное жилье.

Клэй пожала плечами.

– Ладно, – сказала она, понимая, что в этом деле у нее все равно нет права голоса.

– Мне пора бежать. Мы вернемся завтра после обеда, и тогда обязательно отправимся на прогулку, например, съездим к Рэндольфам. Мне нужно обсудить кое-что с Хантером, а ты встретишься с Робин.

Клэй чмокнула отца в щеку.

– Так уж и быть. Не скучай там без меня.

В последние дни Клэй не узнавала отца. Большую часть времени он повсюду разъезжал с Санни, одетый словно на парад. Накануне в разговоре с Нелл Клэй нехотя призналась, что Мак сейчас выглядит лучше, чем когда-либо прежде.

Пока она набирала номер ветеринара, в конторе появилась Одри. Клэй жестом дала ей понять, что освободится через минуту, и восемнадцатилетняя красотка в платье от Бетси Джонсон принялась бесцельно кружить по кабинету. Она заглянула в шкаф, набитый журналами и книгами о лошадях и их разведении: справочными материалами и торговыми каталогами различных конных аукционов страны, затем, вздохнув, уселась на подоконник и скрестила ноги. Ее лицо выглядело безупречно, но Клэй знала, что белесой Одри приходится накладывать на кожу немало грима, чтобы приобрести пристойный вид.

Наконец Клэй положила трубку.

– Привет, Одри. В последнее время мы нечасто видимся. – Клэй все еще сердилась на сводную сестру за то, что она заигрывает с Джорджем Рэндольфом, – у Одри и так было множество парней, а у Клэй только Джордж, да и тот относился к ней скорее как к приятельнице, чем как к возлюбленной.

– Если бы ты знала, чем я занималась! Только никому ни слова. Если мать пронюхает, с ней случится удар.

В этот момент в соседней комнате появился Бак Смит, которому нужно было взять какие-то бумаги. Одри посмотрела на него и захлопнула дверь, толкнув ее ногой. Для нее все работники Уиллоуз были безликими батраками, и на них можно было не обращать ни малейшего внимания.

– Короче говоря, – продолжала Одри, – я познакомилась с потрясающим мужчиной. Представь, ему двадцать восемь лет, а он уже младший компаньон крупной адвокатской конторы…

– Вот как? И кто же он? – Одри считала, что все непременно должны интересоваться ее любовными историями, и с тех пор, как они стали сводными сестрами, между ними установились своеобразные отношения: Одри, начав по секрету рассказывать Клэй о своих похождениях, прежде всего брала с нее слово держать услышанное в тайне от Санни, а затем пускалась в откровения относительно самых интимных тайн своей сексуальной жизни. Когда тема была исчерпана, Одри, как правило, просила у Клэй одолжить ей тот или иной предмет – шарфик, деньги, машину, щипцы для педикюра. Клэй понимала, что Одри только за этим и пришла; казалось, она не подозревала о том, что Клэй видит ее насквозь, и рассчитывала на настоящее сестринское взаимопонимание.

На самом деле все было совсем не так, и, хотя Клэй никогда не имела сестер, она не хотела иметь такую сестру, как Одри; впрочем, та не слишком докучала ей. Одри была полностью поглощена собой и дни и ночи напролет пропадала за пределами Уиллоуз. В конце концов Клэй обнаружила, что ей совершенно необязательно слушать Одри, когда та болтает о своих приключениях; от Клэй требовалось лишь задавать вопросы да время от времени произносить что-нибудь вроде «потрясающе» или «ну и дела».

– Обещаешь не говорить матери? Клэй кивнула.

– Ларри Тальяферро. Ты знакома с ним?

– Я знаю, кто он такой. Его младшая дочь училась со мной в одной школе.

Одри вынула конфету из пачки, лежащей на столе Клэй.

– Так вот что я тебе скажу. Ларри – настоящий джентльмен. – Одри засмеялась и добавила, понизив голос: – Если, конечно, ты понимаешь, о чем я говорю.

Клэй кивнула.

– Вчера мы устроили ночной пикник у реки в Фармингтоне. Знаешь, где это? Мы пили «Пурпурный бархат» – коктейль из водки с красным грейпфрутовым соком.

– Да, Одри, я знаю, – отозвалась Клэй.

Одри растопырила свои длинные пальцы, внимательно рассматривая наманикюренные ногти.

– Так вот, мы расстелили одеяло и лежа изучали звезды; и вдруг я замечаю, что все пуговицы на моей блузке расстегнуты. Я даже не поняла, как он это сделал!

– Вот дела! – Клэй копалась в пачке журналов «Жеребцы Мэриленда», отыскивая статью, которую попросил скопировать Бак. – Ну и что потом?

– Сама знаешь, что. Впрочем, может быть, ты-то как раз и не знаешь. – Одри закурила сигарету. – Клэй, душечка, ты не поверишь, насколько лучше взрослые мужчины! Они такие опытные, так много умеют, не то что эти тупые юнцы из колледжей, которые запрыгивают на тебя, жутко потеют и… ну, ты сама понимаешь. Они все, как этот Джордж: неуклюжие, нетерпеливые, так легко возбуждаются; даже не думают о том, что девушка тоже хочет получить удовольствие. – Одри улыбнулась. – Извини, Клэй. Тебе, наверное, невдомек, о чем я, но не беда. Ты поймешь, и очень скоро.

Клэй промолчала. Одри не упускала случая намекнуть, что по сравнению с ней она, Клэй, сущий ребенок, но ее это не задевало; она совсем не хотела быть похожей на Одри Йейтс. Беспокоило ее другое – Одри пару раз встретилась с Джорджем и уже говорит о том, какой он неловкий любовник.

– Значит, между тобой и Джорджем все кончено? – спросила она.

– Ну… не совсем, – ответила Одри, пожимая плечами. – В пятницу Джордж повезет меня в Вашингтон на концерт Саймона и Гарфункеля.

– Очень мило, – выдавила Клэй. После того, как в ее жизни появилась Одри, Джордж продолжал изредка возить Клэй в кино, но длинной обратной дорогой не мог говорить ни о чем, кроме своей новой привязанности. Казалось, ему безразлично, что у Клэй нет ни малейшего желания сплетничать о сводной сестре.

– Послушай, Клэй… Ты не очень обидишься, если я попрошу у тебя в долг десять долларов, – мать куда-то укатила, и я не успела взять у нее деньги…

Клэй протянула ей десятидолларовую купюру:

– Вот, возьми.

– Ты прелесть! Настоящая сестра, и та не могла быть добрее. Верну деньги завтра. – Одри встала, одернула юбку, едва прикрывавшую ее ягодицы, и снова хихикнула. – Вечером меня не жди!

Но Клэй ее уже не слушала.

В доме никого не оставалось, Нону Клэй тоже отпустила. После работы она, Блюджей Коул и еще двое юношей с фермы отправились на выездку, как делали это почти каждый вечер. Клэй мчалась галопом по дальним полянам, чувствуя себя свободной, как птица. Езда помогала ей развеяться, забыть о неприятностях или отложить их на потом, а заодно привести в порядок свои мысли; лучше всего ей думалось именно в седле.

Оторвавшись от остальных, Клэй поскакала вперед, и в тот же миг ее пронзило тревожное воспоминание. Что-то такое, о чем говорила Одри, пересказывая ей подслушанную беседу Санни и Мака. «Берегись», – предупреждала ее Одри. Санни хотела, чтобы Клэй прекратила водить дружбу с чернокожими парнями из конюшен. По словам Одри, Мак заспорил, но Санни продолжала твердить, что Клэй – молодая девушка на пороге совершеннолетия и ей «неприлично» якшаться с работниками. Клэй приготовилась было отстаивать свои права, но Мак до сих пор не поднимал этот вопрос.

Вечер выдался прекрасный, и, возвращаясь, Клэй с нетерпением ждала возможности насладиться одиночеством. Дома она сбросила свою «рабочую форму» – линялые джинсы и клетчатую рубашку, приняла душ и, надев розовый махровый халат, босиком отправилась на кухню.

Она сидела за круглым дубовым столом, подкрепляясь салатом-латуком и сандвичем с помидорами и читая журнал по коневодству, когда в кухню ворвался Бью Йейтс; его светлые волосы разметались по плечам, а лицо покрывала густая щетина, и Клэй так и не могла решить, отращивает он бороду или ему попросту лень бриться. Несмотря на темный загар, вокруг его голубых, словно у Пола Ньюмена, глаз были заметны пепельно-серые тени. Клэй полагала, что виной тому наркотики; Одри говорила ей, что Бью готов пичкать себя любой дрянью, которую только можно было достать у подпольных торговцев в университете.

– Эй… А где все?

– У Одри свидание, Санни и отец до завтра пробудут в Вашингтоне.

– Вот дерьмо! – Бью распахнул дверцу холодильника, вынул оттуда пиво и жареного цыпленка. Сев за стол, он, не произнося ни слова, с жадностью накинулся на еду.

Доев цыпленка, громко рыгнул, отодвинул кресло от стола и взгромоздил на него ноги.

– Ну, как дела?

– Нормально. – Клэй продолжала читать.

– Не хочешь одолжить мне пятьдесят баксов?

– Шутишь? Я дала твоей сестре десятку и осталась на мели. – Клэй вовсе не собиралась давать ему деньги. Одри предупредила ее, что Бью редко возвращает долги.

– Может быть, э-э-э… Мак держит в доме наличность? Ну, там всякие непредвиденные расходы, то да се…

Клэй пожала плечами.

– Насколько мне известно, нет. – Она перевела взгляд на статью, которую читала, но Бью выхватил у нее из рук журнал и швырнул его в раковину.

– Я знаю, ты злишься на меня с того самого дня, когда твой старик женился на Санни. Но я-то ведь не сделал тебе ничего плохого.

– Я ничего против тебя и не имею. – Подумав о том, что они с Бью одни в доме, Клэй почувствовала легкое беспокойство. – Может быть, тебе прогуляться до дома Бака? У него может найтись немного денег. – Клэй знала, что Бак ни за что не даст Бью деньги, но так она хотя бы спровадила его из дома.

– Из этого сквалыги ни цента не вытрясешь без расписки, – отозвался Бью. – Слушай, а травки у тебя не найдется?

– Нет. Я не курю.

Бью запустил пальцы в нагрудный карман своей рубахи.

– Эврика! – Он вытащил окурок, раскурил его и, глубоко затянувшись, закрыл глаза. – Держи, – сказал он, не выпуская дым из легких. – Затянись разок.

– Но я уже тебе говорила…

– Брось, попробуй. Может, тебе понравится.

– Я пробовала, и не раз. На меня это не действует.

– Но у меня классная травка. Гавайская. Обязательно поймаешь кайф, гарантирую.

Клэй покачала головой:

– Спасибо, травись сам.

– Ах да, я и забыл. Ты ведь у нас принцесса. Дочка местного царька.

– Перестань, Бью. – Клэй поставила тарелку в раковину, забрала оттуда журнал и направилась к двери.

– Эй! Куда ты?

– Пойду соберу вещи. Мне вставать в шесть утра.

– Но ведь еще рано. – Бью вышел вслед за ней в столовую. – Может быть, прошвырнемся в бар, хлебнем пивка?

– Нет, я не хочу.

– Тогда пойдем ко мне, посмотришь, как я живу. Конюх сказал, что ты играла в том флигеле, когда была маленькая. – Бью рассмеялся. – Мы могли бы отменно позабавиться там сегодня ночью.

– Меня это не интересует, Бью. Завтра я тренирую лошадей, и мне надо выспаться.

Бью схватил ее за руку и подтянул к себе.

– Знаешь, сестренка, прогулка на лошади не заменит тебе хорошей вздрючки. – Клэй попыталась вырваться, но Бью держал крепко. – Одри все никак не поверит, что девица в твоем возрасте может оставаться девственницей. Готов спорить, ночью в постели ты занимаешься и мечтаешь при этом о своем папочке.

– Оставь меня в покое, ты… мерзавец! – Клэй продолжала вырываться, но Бью, хотя и казался щуплым на вид, был намного сильнее.

Гнев Клэй сменился паническим страхом. Звать на помощь было бесполезно – все равно ее криков здесь никто не услышит.

– Бью…

Его тонкий рот впился ей в губы, а руки обхватили талию. Бью прижался к ней бедрами, и Клэй почувствовала, как он возбужден. Его язык грубо вторгся ей в рот. В этот момент она услышала, как зазвонил телефон, и попыталась оттолкнуть Бью, но тот не разжимал рук.

– Плевать. – Он схватил Клэй за руку, подтянул к твердой выпуклости на своих джинсах, заставляя гладить себя.

– Послушай, Бью, у меня месячные, сейчас нельзя…

Бью фыркнул:

– С каких пор это имеет значение? Ну же, – вкрадчивым голосом добавил он, – куда пойдем? К тебе или ко мне?

Клэй отпрянула и ударилась спиной о буфет из красного дерева. Она была в ловушке. Бью расстегнул ширинку, и его член выскочил оттуда, словно чертик из табакерки.

– Столовая не хуже любого другого места… – Бью грубо дернул за поясок на халате Клэй.

И тут, собравшись с духом, она изо всех сил оттолкнула его, случайно задев при этом огромный серебряный самовар, стоявший на дубовом полу. В ночной тишине звук его падения показался грохотом разорвавшейся бомбы.

Бью отскочил назад. Его член сразу увял и скрылся в джинсах.

– Господи! Зачем тебе это понадобилось? – Он буквально сверлил Клэй бледно-голубыми глазами, потом с ужасом опустил их вниз. – Посмотри, что ты наделала!

Клэй проследила за его взглядом. Старинный самовар помялся, его спиртовка разбилась, и жидкость струилась по полу, подбираясь к китайскому ковру. Но Клэй была слишком перепугана, чтобы обращать на это внимание.

Бью схватил ее за плечи и крепко встряхнул:

– Ты такая же, как все! Думаешь, тебе это сойдет с рук? Я все видел и не буду держать язык за зубами… – Он перестал трясти Клэй, но в его глазах по-прежнему сверкал дикий страх.

Пальцы Бью все еще впивались в плечо Клэй, и тут к ней вернулся дар речи. Она попыталась успокоить его:

– Все в порядке, Бью. Ничего страшного.

– Это для тебя ничего страшного! – В истерике кричал Бью. – Влетит-то мне! Черт! Нет уж, на этот раз этот номер не пройдет – эта штука целиком на твоей совести. И вообще, я не собираюсь торчать здесь и дожидаться появления этих твоих чертовых ниггеров… – Он рывком повернул голову к стеклянным дверям и понизил голос до испуганного шепота: – Проклятие! Они небось шастают вокруг, подглядывают за нами… Надо побыстрее мотать отсюда…

Быстро обогнув обеденный стол, Бью скрылся за дверью, Клэй же все никак не могла справиться с охватившей ее дрожью. Она подбежала к телефону, чтобы набрать номер Бака Смита, но тут услышала, как Бью заводит мотор своего мотоцикла. Клэй опустила трубку на рычаг и выглянула в окно – поднимая столб пыли, мотоцикл Бью уже мчался по дороге.

Клэй бегом поднялась в спальню, заперла за собой дверь и всю ночь провела без сна, пытаясь осознать то, что произошло.

– Клэй! – Раздался из библиотеки голос Санни Фитцджеральд – она возилась там с лоскутами ткани, подбирая обивку для резных кресел из вишневого дерева. – Зайди ко мне на минутку, я хочу поговорить с тобой.

– Не могу, Санни, я спешу. Мне нужно забрать брошюры из типографии и передать их Баку, прежде чем он уедет в Саратогу.

– Это займет не больше пары минут.

Клэй вздохнула и откинула с глаз челку. Робин уговорила ее сходить к парикмахеру, и хотя каждый взгляд в зеркало напоминал Клэй о дне свадьбы отца, она уже начинала привыкать к своей новой внешности.

– Садись, милая, – сказала Санни, как только Клэй вошла.

– Спасибо, постою. Я все утро просидела в седле. – Клэй терпеть не могла, когда мачеха называла ее «милой».

Санни уютно развалилась на диване. В своем бело-голубом костюме она выглядела даже чересчур нарядно для утренних часов.

– Это и есть главное, о чем я хотела с тобой поговорить. Ты проводишь в конюшне слишком много времени.

– Санни, – нетерпеливо произнесла Клэй. – Помощь в конторе – это моя летняя работа. Уж не хотите ли вы, чтобы я сменила ее на что-нибудь еще?

– Не надо говорить со мной таким тоном, милочка. – Санни закурила сигарету. – Беда в том, что ты долго пользовалась неограниченной свободой, отец позволял тебе делать все, что ты хочешь. Ты очень испорченная девушка.

– Вот так новость! Можно подумать, Одри – образец целомудренности…

– Моя дочь здесь ни при чем; сейчас я говорю о тебе, Клэй Фитцджеральд. Тебе кажется, что ты можешь вить из отца веревки…

– С чего вы это взяли! – Лицо Клэй гневно вспыхнуло.

Санни заговорила тише:

– Впрочем, мы отклонились от темы. Главное заключается вот в чем: тебе пора начать взрослеть. Ты должна осознать, кто ты такая, чего от тебя ожидают…

– И чего же от меня ожидаете вы?

– Прекрати немедленно! – Санни раздавила сигарету в пепельнице. – Если ты собираешься жить в этом доме и впредь, тебе придется усвоить несколько правил. Во-первых, больше никаких скачек с чернокожими: тебе и невдомек, как дурно это выглядит; подобное поведение недопустимо для девушки твоего возраста, и Бог знает, к чему это может привести.

– Я выросла вместе с Блюджеем Кулом, с Джеком, с Ронни…

– Пусть так, но ты больше не ребенок. Ну же, пошевели своими мозгами! Неужели я должна объяснять тебе такие вещи?

– Интересно, отец думает так же? – Клэй принялась расхаживать по библиотеке, словно запертый в клетке зверь.

– Мак согласен со мной на сто процентов – именно он попросил меня побеседовать с тобой. – Санни расслабленно откинулась на спинку дивана.

Клэй задумалась; ей было странно, отчего отец лично не захотел обсудить с ней этот вопрос.

– Как тебе известно, завтра утром мы отправляемся в Саратогу, – продолжала Санни. – И я бы не хотела по возвращении услышать о том, что ты продолжаешь скакать по окрестностям в компании конюхов. Ты поняла?

Клэй с отвращением посмотрела на мачеху.

– Еще раз спрашиваю… ты поняла?

– Я не собираюсь ничего понимать. Если бы мой отец согласился с вами, он наверняка сам сказал бы мне об этом. А вашим распоряжениям я подчиняться не буду.

Санни сохраняла спокойствие.

– Посмотрим, Клэй, посмотрим. И не думай, что впредь я позволю тебе разговаривать со мной таким тоном.

– А я не позволю вам указывать, что и как мне делать! Поучайте своих собственных детей – им очень недостает материнского внимания…

– Ах ты, маленькая дрянь… – Санни вытаращила на нее глаза. Но прежде чем мачеха успела залепить Клэй пощечину, в дверях показалась Нона Хьюджес.

– Э-э-э… прошу прощения, миз Фитцджеральд. – Она протянула Клэй листок бумаги. – Мистер Бак попросил купить в городе кое-что по этому списку.

– Спасибо, Нона. – Клэй, не взглянув на мачеху, направилась к выходу.

– Мы еще не закончили наш разговор, – ровным голосом произнесла Санни.

– Нет, закончили, – бросила на ходу Клэй. Санни улыбнулась чернокожей толстухе и пожала плечами:

– Я и забыла, какой это трудный возраст – семнадцать лет. Через полчаса накройте завтрак на веранде, Нона. Фрукты и творог.

Закрыв дверь библиотеки, Санни достала блокнот, в котором вела дневник светской жизни, и углубилась в составление меню для праздничного приема, который они с Маком собирались устроить по возвращении из Саратоги. Санни была не из тех женщин, что позволяют скандалам вмешиваться в установленный распорядок дня, но и не из тех, что забывают обиды.

Еще до свадьбы она понимала: дочь Мака доставит ей немало хлопот. Мак говорил, что Клэй ее полюбит, но Санни видела, что годы, проведенные в обществе неряшливой недалекой няньки и отца, который не чаял в ней души, вконец избаловали девчонку. Уже при первой встрече между ними словно черная кошка пробежала, и навязанные им родственные отношения лишь усиливали эту неприязнь. Конечно, «трудный возраст» был тут ни при чем, хотя Санни в свои семнадцать выглядела куда взрослее Клэй и уже была повенчана.

Что это был за год!

Тогда из-за засухи ферму ее отца едва не продали за долги. Над Санни нависла более чем реальная угроза отчисления из выпускного класса, но в самую последнюю минуту ей все же дали стипендию. За это ей пришлось работать в обеденные перерывы у стойки книжного магазина, с показным равнодушием встречая участливо-высокомерные взгляды подруг. И вдруг произошло чудо. Скотт Йейтс, самый завидный парень из всей мужской половины колледжа, в середине зимы пригласил Санни к себе в гости. Скотт принадлежал к одному из богатейших семейств Нового Орлеана и казался Санни наиболее красивым мужчиной из тех, кого она когда-либо встречала в жизни. Дни, проведенные у Скотта, пролетели словно в сказке, и уже к концу выходных молодые люди влюбились друг в друга. Весенние каникулы они провели в Луизиане, и хотя поначалу обе семьи заупрямились, в апреле Санни вернулась в колледж со старинным бриллиантом на шее и обручальным колечком на пальце. Они поженились летом, медовый месяц провели в Европе и вернулись в Луизиану за несколько дней до того, как Скотт приступил к занятиям в университете.

Вскоре Санни обнаружила, что беременна, и тут все изменилось.

Скотт свел дружбу с разухабистым студенческим братством и все чаще возвращался домой навеселе, притаскивая с собой своих приятелей, чтобы накормить. По мере того как живот у Санни увеличивался в размерах, она все чаще устраивала ему сцены. Однако рождение Бью принесло неожиданную перемену. Скотт вновь стал ласков с ней, и Санни начала обзаводиться друзьями в среде женатых однокашников мужа. Их жизнь все больше замыкалась в кругу семейных пар, хотя Скотт продолжал время от времени по выходным напиваться в разудалой компании.

Вот в один из таких выходных у Санни и начался роман с Джеком Рутерфордом, старым другом Скотта. В течение последующих месяцев их отношения становились все более близкими. Санни опять забеременела, но на сей раз она не могла с уверенностью сказать, кто отец будущего ребенка. Расставшись с Джеком, несколько месяцев она со страхом ждала, что будет, но когда ребенок появился на свет, все устроилось как нельзя лучше: маленькая Одри оказалась как две капли воды похожей на мать. Санни так и не удалось понять, кто же все-таки ее отец – Скотт или Джек.

После окончания колледжа Санни с семьей переехала в маленькое поместье в фешенебельном районе Нового Орлеана, и Скотт поступил на работу в универмаг, принадлежавший его деду. Их закрутило в водовороте светской жизни, однако время шло, и Скотт все больше пил и все меньше работал. Примерно тогда же его отец, Дж. К. Йейтс, пригласив Санни на обед, обвинил ее в том, что ее муж превратился в беспробудного пьяницу и лентяя. Он поставил Санни ультиматум: либо она вернет Скотта к нормальной жизни, либо их лишат наследства.

Санни старалась изо всех сил. Она практически порвала связи с внешним миром и неукоснительно следила за тем, чтобы муж не употреблял спиртного. Однако Скотт напивался по ночам и часто поднимал ее с постели, чтобы устроить скандал. Как-то раз он разбил о ее голову старинную вазу; с тех пор на лбу у Санни остался едва заметный шрам.

Однажды вечером Скотт, вернувшись домой, заявил, что бросает семейное дело и отправляется в Африку на танзанийские рудники, после чего исчез и отсутствовал пять месяцев.

На их банковском счету оставалось всего девяносто долларов, а отец Скотта отказал Санни в помощи.

Она кое-как наскребла небольшую сумму у друзей, а когда и эти деньги кончились, пошла по ломбардам. С голоду они не умерли, но в эту черную годину Санни отчетливо поняла две вещи. Во-первых, она любит своих детей: именно эта любовь помогала ей сохранить рассудок. Во-вторых, она не любит мужа, превратившего ее жизнь в ад.

Когда Скотт вернулся из Танзании с пустыми руками, Санни потребовала развода. Скотт отказал и заявил, что если Санни уйдет, то уйдет без детей. Учитывая влиятельность его семьи, эта угроза представлялась вполне реальной. Скотт снова начал пить по утрам, и им пришлось продать большую часть его акций.

Как-то в субботу, за день до десятой годовщины их свадьбы, Скотт уехал на охоту с приятелями, и Санни пришлось отменить запланированное торжество. В праздничную ночь, когда она сидела в одиночестве с бокалом «Джека Дэниела» и смотрела по телевизору шоу Кэрол Бернетт, зазвонил телефон; незнакомый голос сообщил, что Скотт застрелился. Никто из его друзей в это не поверил, все решили, что речь идет о несчастном случае.

Пожалев внуков, родители Скотта согласились выделять Санни небольшую сумму, но лишь при том условии, что она не покинет Новый Орлеан. Санни сохранила за собой дом, драгоценности, точнее, то, что от них оставалось, и автомобиль; она получила деньги на повседневные расходы и избавилась от строптивого мужа-алкоголика, который частенько ее избивал. Постепенно за ней закрепился имидж очаровательной вдовы, славившейся своим открытым домом. Если в городе переставали замечать какую-нибудь знаменитость, каждый знал, что пропажу можно найти на вечерних посиделках у Санни Йейтс.

Одри и Бью привыкли жить без отца, тем более что Санни не обделяла их материнской заботой. Одри была хороша собой, ее все любили, и с ней не было ни малейших хлопот, однако у Санни были немалые основания тревожиться за Бью, который был очень похож на отца: энергичный, неугомонный, красивый, он, хотя и водился с компанией детей из состоятельных семей, по сути всегда оставался волком-одиночкой. Его до крайности возмущала необходимость подлизываться к деду и выпрашивать деньги, когда ему нужно было что-нибудь купить. Бью казалось, что его вечно оттирают, так как у него нет возможности свободно тратить деньги. В школе он блестяще успевал по физике и математике, зато заваливал все остальные предметы. Он был превосходным спортсменом, но не любил играть в команде. Увлекшись бегом на дальние дистанции, Бью стал получать на школьных состязаниях все первые места, однако внезапно забросил бег и переключился на стрельбу. Санни оставалось лишь успокаивать себя тем, что со временем сын возьмется за ум.

Так проходили годы, и устоявшееся благополучие наскучило Санни. Ее поклонники все до одного были похожи на Скотта; их объединяли сходное происхождение, полное отсутствие интереса к жизни за пределами круга новоорлеанского высшего общества и одни и те же увлечения – кутежи, пьянство, сплетни. Мужчины подобного склада не только не привлекали Санни, а, скорее, раздражали ее – у них были деньги, но им не хватало изысканности.

Постепенно Санни стала опускаться. Впервые это началось, когда Одри и Бью уехали с родителями Скотта в Европу. Вечера она проводила с друзьями на джазовых концертах во Французском квартале, где как-то раз перемигнулась с чернокожим саксофонистом. И после концерта, отделавшись от приятелей, они оказались вместе в постели. Эта ночь и еще многие другие подарили Санни наслаждения, о которых она не могла и помыслить. Потом было еще многое – и не только с музыкантами, и несколько лет Санни гордилась ловкостью, с которой она скрывала свою двойную жизнь.

Но в один прекрасный день все кончилось. Оказалось, что свекор Санни, Дж. К. Йейтс, следил за ней все время со дня смерти Скотта и собрал на нее гору компромата. Сопротивляться было бесполезно: старик отнял у Санни все до последнего пенни и выдворил ее из Нового Орлеана. Он также взял под свою опеку Одри и Бью; им позволялось навещать мать только во время школьных каникул.

Тем временем Бью окончательно отбился от рук. Его дед обвинил в этом Санни, но ей уже стало ясно, что родители Скотта слишком стары и не могут управляться с подростками. Все кончилось тем, что после выпуска из школы Бью исчез и след его долго не могли найти. Лишь несколько недель спустя выяснилось, что он завербовался в спецвойска и отправился во Вьетнам. Именно тогда Одри, сбежав к матери, отказалась возвращаться в Новый Орлеан. Как оказалось, истинная причина такого неординарного поступка была в том, что она забеременела, а ее парень отказался на ней жениться. Санни помогла дочери сделать аборт, а затем послала ее в мерилендскую школу-пансион Святого Тимоти, заставив Дж. К. Йейтса заплатить за образование внучки.

Еще год или около того они провели в Атланте, но Санни не нравилось жить в этом штате. Как-то по пути на выпускной вечер дочери она заехала в гости к своей старой школьной подруге Розмари Кларк, и та сказала ей, что в округе Альбемейл проживают богатейшие мужчины страны, среди которых всегда можно подыскать какого-нибудь разведенного, мечтающего найти себе новую жену.

Через три месяца Санни перебралась в Виргинию, и менее года спустя вышла замуж за Мака Фитцджеральда. Ее невзгодам, которыми она с лихвой оплатила каждую минуту своего будущего счастья, пришел конец, и Санни не собиралась позволить строптивой падчерице похоронить свои радужные надежды.

– Миз Фитцджеральд! Вы хотите, чтобы я принесла завтрак в библиотеку?

– Нет, Нона, накрой на веранде, а я сейчас приду…

Санни потягивала чай, прислушиваясь к пересвисту виргинских куропаток; где-то вдали жужжала газонокосилка. Стеклянные двери столовой распахнулись, и на веранду, сорвав по пути алую розу, росшую в горшке у стены дома, вышел Мак Фитцджеральд.

– Это в качестве извинения, – сказал он, подавая Санни цветок и целуя ее. – Я виделся с Клэй… Похоже, вы повздорили.

– Ничего серьезного, милый, обычные трудности переходного возраста.

– Она говорит, ты запретила ей общаться с чернокожими парнями.

– Я выразилась совсем не так категорично. Я лишь подсказала Клэй, что она уже слишком взрослая и ей не подобает такое поведение.

Мак поднял руки:

– Так и быть, не стану вмешиваться. Я уже говорил тебе, что не вижу в этом ничего дурного, но ты женщина и разбираешься в таких вещах куда лучше меня.

Санни протянула Маку клубнику.

– Давай на время оставим Клэй в покое. Скажи лучше, как наша поездка в Саратогу? Я упаковала все, что ты просил, и взяла пять бальных платьев. Может быть, захватить еще?

– Ты будешь там самой красивой женщиной, жду не дождусь возможности показаться с тобой на людях.

– Понимаю тебя, милый, а пока давай поднимемся в спальню. – Санни прикрыла глаза. – Мне так нравится быть наедине с тобой…

Мак нежно обнял жену. Санни волновала его больше других женщин, казалось, ее способностям доставлять ему удовольствие нет предела.

– Тогда придется поспешить, – сказал он. – Я обещал Клэй отправиться с ней на конную прогулку.

Санни улыбнулась. Она была почти уверена, что уже очень скоро в ее руках окажется лекарство против рабской привязанности Мака к своей дочери.

Глава 15

На аукционе жеребят в Саратоге ферма Уиллоуз выступила с большим успехом: потомок Граустарка принес хозяевам пятьсот тысяч долларов, а цена за отпрыска Нашуа перевалила за полмиллиона. Остальные четырнадцать были проданы в среднем за пятьдесят тысяч каждый. Под конец аукциона Мак Фитцджеральд скромно поведал окружающим, что своей удачей всецело обязан Санни.

В следующую субботу по возвращении домой была устроена вечеринка, на которой присутствовали друзья и деловые партнеры Мака. Еще за несколько лет до того, как началось расширение унаследованного от отца предприятия, Мак взял в дело двух инвесторов, а затем заручился поддержкой еще нескольких компаньонов: коневодство всегда было рискованным бизнесом, и прибыльные года сменялись неудачными, а расходы на транспорт и представительство были очень высоки, так же как и затраты на содержание Уиллоуз – пастбищ, конюшен, главной усадьбы и вспомогательных строений. Тем не менее в интересах дела Мак Фитцджеральд никогда не скупился на средства.

Санни расхаживала по заново отделанной гостиной в черном с блестками платье от Билла Бласса и изредка поглядывала на ошеломленную подругу.

– Ах, Санни. – Казалось, Розмари просто не знала, как выразить свое восхищение. – Я потрясена тем, что ты сотворила с этой комнатой.

– Нравится? Приятно слышать.

Одна Клэй была далека от восторга по поводу тех изменений, которые по воле Санни претерпели помещения первого этажа. Здесь не только переклеили обои и обновили мебель, но также задвинули подальше любимые безделушки ее матери якобы для того, чтобы освободить пространство: антикварные напольные часы 1832 года выпуска, ранее украшавшие верхнюю площадку лестницы, были перенесены в библиотеку, редкостные призматические светильники на китовьем жиру перебрались из столовой на столик эпохи королевы Анны, который прежде стоял в гостиной, а теперь сиротливо прозябал в вестибюле. У Санни даже хватило нахальства заменить в малой гостиной деревянные панели, которые висели там с момента постройки дома.

Робин Рэндольф отыскала Клэй в толпе.

– Почему ты в джинсах – я думала, ты приоденешься к празднику…

– Я и собиралась, даже специально купила вот эту тряпку. – Клэй показала подруге сине-зеленую шифоновую блузку в цветочек, но Робин, понизив голос, уже переключилась на свое:

– Я только что впервые по-настоящему поговорила с Бью. Господи, он такой замкнутый! В сущности, это был даже не разговор, я болтала, а он молча пил. Но я попробую еще разок. – Робин глянула в зеркало и, взбив свои темные волнистые волосы, умчалась прочь.

С того памятного вечера Клэй ни разу не виделась с Бью наедине; при посторонних же он никогда не вспоминал о неприятном происшествии, и она также избегала этой темы.

Когда Клэй вошла в столовую, слуги накрывали стол для ужина а-ля фуршет, состоявшего из всевозможных копченостей, фрикасе из кролика, новоорлеанского крабового печенья, оладьев, кукурузного пудинга, креольского фруктового пюре и дюжины других блюд.

– Ты не видела папу? – обратилась она к Ноне.

– Он только что танцевал на террасе с миз Джефферсон…

– Спасибо, но вряд ли я смогу различить кого-нибудь в этой темноте. – Дело было в том, что место ламп в доме заняли двадцать дюжин свечей – романтическая фантазия Санни.

– А, вот ты где! – Одри, незаметно подкравшаяся к Клэй сзади, вдруг выскочила перед ней, как чертик из табакерки. Ее длинное трикотажное платье с разрезом до середины бедра целиком обнажало спину. – Послушай, я повсюду тебя ищу.

– Ну вот, теперь нашла, – равнодушно отозвалась Клэй. На ее взгляд, за лето Одри почти не изменилась, она оставалась все такой же эгоистичной, видя в окружающих лишь средство для достижения своих целей.

– Хм-м… Ты отлично выглядишь сегодня. Особенно мне нравится твоя блузка, но если честно, я никак не пойму твоей неприязни к красивой одежде. Будь Мак моим родным отцом, я бы одевалась лучше всех девчонок в штате…

– По-моему, ты и так не в обносках, – все так же равнодушно заметила Клэй.

– Я уже надевала это платье бессчетное количество раз.

– Когда у девушки такая фигура, кто станет обращать внимание на одежду? – Подошедший Джордж Рэндольф обнял Одри за талию. Он был явно влюблен в ее сводную сестру, и это одновременно раздражало Клэй и вызывало у нее жалость. Ей было совершенно ясно: Одри попросту использовала Джорджа, чтобы познакомиться с другими молодыми людьми, после чего давала понять, что больше не нуждается в его обществе.

– Дорогой Джордж, ты здесь немного некстати – я хочу поговорить с Клэй с глазу на глаз…

– Ухожу, ухожу, но не забывай, ты должна мне танец. И ты тоже, Клэй, – вежливо добавил Джордж.

– Через пару минут, дорогуша. – Одри кисло улыбнулась и, когда Джордж оказался вне пределов слышимости, пожаловалась: – Он не отходит от меня ни на шаг, даже не знаю, что и делать. Но это все чепуха. Идем со мной. – Она потащила Клэй в гостиную. – Ты еще не подцепила себе парня на сегодняшний вечер?

– Ну как же… Он дожидается меня в спальне. Одри рассмеялась:

– Ах, Клэй, у тебя замечательное чувство юмора! Подожди секунду… – Она схватила с подноса два бокала «Фиш-Хаус» и протянула один из них Клэй. – Я знаю, тебе не нравится спиртное, но даже ты не откажешься выпить, услышав то, о чем я хочу рассказать!

– Ну и в чем же дело?

Одри указала на середину комнаты:

– Посмотри на мамочку.

Санни и Мак стояли бок о бок, оживленно беседуя с друзьями, при этом Мак обнимал сияющую Санни за плечи и бросал на нее восхищенные взгляды.

– Ну и что? – непонимающе спросила Клэй.

– Когда она повернется боком, присмотрись к ее животу.

– К чему?

– Да смотри же! Видишь? Мамочка заметно поправилась в талии. А если учесть, что она постоянно следит за своим весом, это может означать только… – Одри захихикала.

– Но… этого не может быть! Санни слишком стара, чтобы заводить ребенка.

– Тридцать девять лет – еще не старость, так что тут нет ничего удивительного.

– Она сама тебе сказала?

– Нет, конечно, я только предполагаю. Но с большой долей вероятности.

Клэй пригубила пунш, и ей показалось, что она обожгла язык.

– Ребенок в их-то возрасте! Нет, я решительно отказываюсь в это поверить.

Одри пожала плечами:

– Может быть, я и ошибаюсь, но скоро все прояснится… Ага, вот и Джеффри, мой парень. Мне пора, Клэй, увидимся позже.

Допив пунш, Клэй взяла еще один бокал, она не спускала глаз с отца и мачехи. До сих пор ей в голову не приходило, что они могут зачать ребенка, тем более что она никогда не интересовалась возрастом Санни, полагая, что той уже за сорок, как и Маку. Что ж, в тридцать девять лет женщина вполне способна произвести на свет ребенка; даже мать Робин Рэндольф справилась с этой задачей.

Клэй подумала, что, если в доме появится младенец, она уже не будет единственной дочерью для своего отца, и от этой мысли по ее телу пробежал холодок. Она нетвердым шагом двинулась в сад.

– Не хочешь потанцевать? – окликнул ее Джордж Рэндольф.

– Спасибо, в другой раз. Что-то мне не по себе, пожалуй, прокачусь на Мультяшке.

– Может, поехать с тобой?

– Нет, Джордж, ты очень мил, но сейчас мне хочется побыть одной.

Около четверти мили она гнала Мультяшку во весь опор и только потом пустила легким галопом, постепенно перейдя на шаг, зато теперь Клэй могла мыслить ясно и отчетливо.

Она прекрасно понимала, что пришло время унять гордыню и взглянуть в лицо фактам. Мак влюблен в Санни, и теперь, если появится ребенок, Санни гарантировано пожизненное владение Уиллоуз. Что касается Одри и Бью, они скоро вступят в самостоятельную жизнь, да и Клэй тоже. Это значило, что осенью нужно будет переезжать к Нелл, поближе к колледжу.

Конечно, отец любит ее и будет любить всегда, сколько бы детей у него ни появилось, но Клэй никак не могла смириться с тем, что отныне он принадлежит не только ей. Теперь наконец пришла пора повзрослеть.

Клэй наклонилась и чмокнула Мультяшку в шею. Отец подарил ей эту кобылу на день рождения, и она сама объезжала и тренировала ее.

– Хорошая девочка. – Она похлопала лошадь по холке. – Сейчас мы вернемся в стойло, и я хорошенько тебя почищу. Любишь, когда тебя чистят?

Въезжая во двор, Клэй прислушалась к смеху гостей и музыке, доносившейся из дома. В свете японских фонарей, развешенных по всему саду, она заметила силуэты танцующих пар, и решила, что еще успеет потанцевать с Джорджем.

Потом она услышала другие звуки, раздававшиеся совсем неподалеку: глухие удары, ворчание, вскрик. Спрыгнув с Мультяшки, Клэй торопливо привязала ее к ближайшему столбу и пробежала несколько ярдов до увитого плющом амбара.

Когда ее глаза привыкли к тусклому освещению, она различила знакомую фигуру Блюджея Коула, младшего тренера. Бровь юноши разрезал глубокий шрам, из которого сочилась кровь, заливавшая его щеку, широко разевая рот, он привалился спиной к тюку сена и негромко стонал.

– Блюджей, что случилось? – спросила Клэй, но Коул, по-видимому, ее не слышал.

И тут сверху послышался пронзительный вопль. Клэй подняла глаза и увидела неясную фигуру, маячившую наверху в тени.

– Вот ты где, подонок! Уж теперь-то ты от меня не уйдешь! – Человек прыгнул с сеновала, упав прямо на испуганного чернокожего парня.

– Бью! – взвизгнула Клэй. Она попыталась оттащить брата от Блюджея, но тот, дыхнув коньячным перегаром, ударил ее локтем и она, отлетев на середину амбара, сложилась вдвое от пронзившей ее мучительной боли, продолжая с ужасом следить за происходящим. Чернокожий юноша лежал без движения, но Клэй видела, как шевелятся его губы.

– Прошу вас, мистер Бью… Я не…

Но тут Бью, схватив Блюджея, вскинул его над головой словно штангу, издав жуткий рык, швырнул в темноту.

Послышался тошнотворный хруст, и окровавленное тело рухнуло на пол.

Замерев от страха, Клэй не смела пошевелиться, в то время как Бью, облокотившись о штабель брикетов с сеном, жадно хватал воздух ртом.

– Думай!.. Думай!.. – повторял он между вдохами. Внезапно заметив Клэй, Бью рывком повернулся и вперил в нее безумный взгляд.

– Ну, ты… – медленно произнес он. – Чего так на меня уставилась?

Клэй словно ударило током, сорвавшись с места, она побежала изо всех сил, пронзительно крича на ходу, успевая лишь заметить, что со всех сторон к ней сбегаются люди.

– Что случилось?

– Быстрее! Позовите Мака…

– Клэй, я здесь! Что стряслось? – Мак Фитцджеральд схватил дочь и крепко прижал ее к себе. – Успокойся и объясни все по порядку…

– Амбар… – хрипло пробормотала Клэй. Ее горло саднило, и ей было тяжело говорить. – Там Блюджей…

Мак и еще десяток мужчин ринулись к конюшне, остальные гости, сбежавшиеся на крик, молча стояли у кромки сада.

Бью Йейтс неторопливо вышел из амбара навстречу Маку.

– Позовите врача. Он здорово ушибся.

– Эй, кто-нибудь, сходите в дом и принесите мою сумку! – крикнул находившийся среди гостей доктор Лонг.

– Мак… Мне очень жаль… Я не хотел его бить так сильно… – Теперь Бью казался совершенно трезвым и рассудительным.

– Расскажи толком, что произошло? – Мак нахмурился.

– Точно не знаю. Я пришел сюда, хотел побыть в тишине. Просто немножко выпил, и у меня разболелась голова.

– Ну а дальше? – негромко спросил Мак.

– Потом услышал голоса из амбара и вошел, чтобы посмотреть, что там и как… и увидел Клэй… с Блюджеем. Блюджей пытался ее поцеловать, а Клэй вырывалась. Я велел ему прекратить, но Блюджей набросился на меня. Мы стали бороться, и… наверное, он ушибся головой, потому и лежит без сознания.

– Все было совсем не так! – Клэй показалось, что сердце ее сейчас разорвется от ненависти к этому мерзкому ублюдку. – Я ездила на прогулку, а когда вернулась, Бью избивал Блюджея. Он не остановился даже тогда…

– Перестань, Клэй. – Голос Бью звучал спокойно и уверенно. – Могла бы поблагодарить меня за то, что я вступился за твою честь.

– Мерзавец! Я вовсе не была в амбаре…

В этот момент из дверей амбара вышел доктор Лонг:

– Надо вызвать окружного коронера.[1] Парень мертв – кровоизлияние в мозг.

Очнувшись двенадцать часов спустя, Клэй увидела у своей постели Нелл Смит. Задвинутые шторы преграждали дорогу лучам полуденного солнца, и в комнате царили полумрак и тишина, только маленький настольный вентилятор негромко жужжал, разгоняя застоявшийся воздух.

– Ох-х… – Клэй попыталась сесть в кровати, но ее голову тут же пронзила резкая боль.

– Успокойся, милая. Все будет хорошо.

В это мгновение Клэй вспомнила о событиях минувшей ночи.

– Блюджей мертв… Но этого не может быть! Скажи мне, что это неправда! – Слезы брызнули из ее глаз, потекли по щекам…

Нелл осторожно положила руку ей на плечо:

– Я понимаю, это был настоящий кошмар. Вот, доктор Лонг оставил лекарство, ты должна его принять…

– Не нужно никакого лекарства, лучше скажи, где папа?

– У адвоката. Он скоро вернется.

– А ты давно здесь?

Нелл улыбнулась:

– Твой отец позвонил мне в полночь.

– Ох, Нелл… – Клэй опять заплакала.

– Что же все-таки там произошло; ты можешь рассказать мне об этом?

Клэй кивнула:

– Думаю, да. – Она подробно пересказала Нелл все, чему стала свидетелем. – Бью солгал. Он сказал, что защищал меня, что мы с Блюджеем… Но Нелл, ты ведь знаешь Блюджея; мы вместе выросли, и он никогда бы… и вот теперь он мертв.

– Да, я знаю. Пожалуй, тебе стоит выпить таблетку и попытаться поспать еще.

В дверь негромко постучали, затем в комнату осторожно вошел Мак Фитцджеральд. Лицо его заросло щетиной; казалось, он не ложился всю ночь. Подойдя к дочери, он обнял ее и поцеловал.

– Как ты себя чувствуешь, девочка?

– Хуже не бывает.

– Нелл, я бы хотел на несколько минут остаться с Клэй наедине.

– Я понимаю. Пойду помогу Ноне приготовить завтрак…

Когда Нелл вышла, Мак ласково посмотрел на дочь:

– Ты можешь говорить, или мне подождать? Клэй пожала плечами:

– Сейчас или потом – какая разница? Теперь все кажется мне таким нереальным.

– Мы с Джеком Расселом пытаемся отыскать способ уладить это дело…

– Вот как. А Бью? Где он?

– Дорожная полиция задержала его в Кальпипере. Он уехал вчера вечером сразу же после того, как ты лишилась чувств. По его словам, он был вынужден убить чернокожего ради самозащиты…

– Но, папа! Бью просто грязный лжец, а теперь еще и убийца.

Мак вздохнул:

– Я верю тебе, милая, но Джордж Рэндольф видел, как ты шла к конюшне, а Одри утверждает, что в это время за тобой крался Блюджей.

– Одри? Да она просто пытается выгородить Бью, потому что он ее брат…

– Клэй, постарайся взять себя в руки, я лишь излагаю тебе очередность событий, происходивших после полуночи.

– Но ты-то мне веришь, папа? Ты веришь мне? Мак замялся, затем не слишком решительно произнес:

– Конечно, верю. Мне пора, а ты постарайся что-нибудь съесть и выпей успокаивающее. Завтра, когда ты немного окрепнешь, сюда приедет Джек, чтобы побеседовать с тобой. Он будет защищать Бью – ведь твоему сводному брату предъявлено обвинение в непредумышленном убийстве…

– Защищать Бью? Но ведь он…

– Теперь мы одна семья, Клэй. Бью – единственный сын Санни, и она очень расстроена…

Только тут Клэй с полной отчетливостью осознала, что происходит. Конечно же, Санни встала на сторону Бью, и ей не стоило большого труда убедить Мака, что Клэй лжет.

– Я говорю правду. Бью избивал Блюджея, когда я вернулась с прогулки…

– Конечно, милая. – На лице Мака появилось озадаченное выражение. – Но зачем тебе понадобилось скакать на лошади в самый разгар праздника?

– Затем… – Клэй не хотелось пересказывать догадку Одри о беременности Санни. – Затем, что у меня вовсе не было настроения веселиться. Папа, ты должен поверить мне!

– Я верю, верю. А теперь отдохни, увидимся позже.

Санни Фитцджеральд сидела в постели с чашкой травяного чая, на лице ее не было косметики, и поэтому всякий раз, когда она пыталась улыбнуться, кожа вокруг ее глаз собиралась крохотными морщинками.

– Входи, Клэй, и садись, мне нужно обсудить с тобой нечто важное. Во-первых, твой отец сказал, что ты продолжаешь настаивать на том, что вошла в амбар, когда Бью избивал чернокожего мальчишку.

– Но это чистая правда!

– Бью мой сын. – Голос мачехи затих, и они несколько секунд сидели молча, прежде чем Санни снова заговорила. – Я люблю его так же крепко, как твой отец любит тебя. И так уж случилось, что я верю его словам. Мы сможем добиться для Бью условного приговора за убийство с целью самозащиты. Но если ты заупрямишься, его обвинят в намеренном убийстве.

– Пусть заявит о том, что был в состоянии временного умопомрачения. Он ведь действительно постоянно не в себе, и вы это отлично знаете.

– С чего ты это взяла! – злобно выкрикнула Санни, но тут же понизила голос: – Осмотр трупа и предварительные слушания назначены на пятницу. Я хочу заключить с тобой сделку, Клэй.

– Что? Какую еще сделку? – Клэй не верила своим ушам.

– Я прошу тебя изменить показания… и подтвердить слова Бью – тогда мы сможем замять это отвратительное дело. Адвокаты твоего отца сумеют добиться краткосрочного слушания с э-э-э… сговорчивым судьей, и все пройдет тихо, без сенсаций и шумихи в прессе. Санни устремила на падчерицу жесткий взгляд. – Тебе ведь не захочется выступать в суде, рассказывать о своей дружбе с Блюджеем и о том, что случилось…

– При чем здесь моя дружба с Блюджеем! Мне нечего скрывать, и я не собираюсь порочить память о нем, чтобы выгородить вашего сынка! – Слова давались Клэй с трудом, столь сильно было ее негодование.

– Если не хочешь позаботиться о Бью, тогда подумай о своем отце и о том, как отразится на нем эта история…

Клэй заколебалась.

– Но ведь это лжесвидетельство, – наконец выдавила она, – и, как вам известно, оно карается законом. Стоит кому-нибудь пронюхать, что я солгала, и меня посадят в тюрьму. А может, вы именно этого и добиваетесь? Подставить меня, чтобы выгородить своего сынка?

– Лжесвидетельство становится преступлением только тогда, когда кто-то может и хочет обвинить тебя в обмане. Если же ты подтвердишь показания Бью, у суда не возникнет и тени сомнений.

– Но Бью сознательно убил Блюджея, в этом у меня нет никаких сомнений!

Санни откинулась на подушку и смежила веки.

– Клэй, я должна сообщить тебе кое-что, – она сокрушенно вздохнула. – Только пусть это останется между нами. Твой отец…

Клэй вздрогнула – ее нервы и так уже были на пределе.

– О чем это вы? И при чем тут мой отец?

– Я пообещала Маку не рассказывать никому, особенно тебе, но при нынешних обстоятельствах… – Санни сделала паузу.

– Да говорите же!

– Когда мы были в Саратоге, у него начались боли в груди. По пути домой мы задержались в Манхэттене, и Мак обратился к специалисту из пресвитерианского госпиталя при Колумбийском университете. Так вот, у него нашли идиопатическую миокардиопатию, одну из разновидностей порока сердца. Университетский врач прописал ему какие-то таблетки, но…

– Это серьезно? – испуганно спросила Клэй. – Он в самом деле может умереть?

Санни медленно кивнула:

– Впрочем, он может дожить до преклонных лет, если… Во-первых, ему следует поменьше думать о своей болезни и побольше отдыхать. Ты сама знаешь, как трудно удержать твоего отца на месте хотя бы пять минут. Во-вторых…

Клэй подалась вперед:

– Что?

– Во-вторых, ему следует избегать всевозможных волнений. То, что случилось, сильно обеспокоило его, а уж если эта история получит дальнейшее развитие суд, огласка, то психологический шок может его убить.

Клэй покачала головой:

– Я вам не верю. Папа всегда был таким здоровяком. – Но тут она вспомнила, каким изможденным показался ей отец, когда зашел утром.

– Клэй, я тебя не обманываю. Если ты будешь стоять на своем и свидетельствовать против Бью, ты можешь убить отца. Я назову тебе имя кардиолога, и ты можешь сама поговорить с ним.

Клэй чувствовала себя так, будто ее разрезали пополам, мысли ее смешались. Блюджей, друг ее детства, общий любимец, мертв, у отца открылась болезнь сердца, он тоже может умереть, и она должна пожертвовать кем-то из них: предать память друга и спасти отца, или…

– Я понимаю, это тяжелый удар для тебя, но я решила, что ты должна знать правду. – Санни закурила сигарету и словно невзначай бросила: – У меня есть еще одна новость. Я беременна.

– Это мне уже известно.

– Неужели? А ты наблюдательна. Так вот, твой отец просто без ума от счастья. Для человека его лет, ребенок которого уже стал взрослым, рождение младенца и новая семья – это нечто вроде второй жизни.

– В этом я не сомневаюсь, – выдавила Клэй. – Они с моей матерью хотели завести второго ребенка, но у нее случился выкидыш…

– Именно поэтому твой отец вдвойне обеспокоен ходом моей беременности, – мягко произнесла Санни. – После рождения Одри у меня уже было два выкидыша, и Мак требует, чтобы на сей раз я была особенно осторожна. Ты ведь знаешь, чем старше женщина, тем больше риск. А теперь, когда суд над Бью грозит перерасти в скандальный процесс… Я даже и не знаю, чем это может кончиться.

– Кончиться что?

– Если ты выступишь против моего сына, у меня может произойти выкидыш, можно даже сказать, что это случится почти наверняка.

– Господи, Санни, вы не посмеете…

Санни ткнула сигарету в пепельницу, стоявшую у кровати, и холодно взглянула на Клэй:

– Если я потеряю ребенка по твоей вине, отец никогда тебе этого не простит, если, конечно, переживет это потрясение.

Глава 16

Погода на улице была пронизывающе холодной; даже за два с половиной года, проведенных в колледже Барда на севере штата Нью-Йорк, Клэй не сумела привыкнуть к здешнему климату. И все же, невзирая на перепады температуры, тут ей было гораздо лучше, чем в Виргинии, потому что в Нью-Йорке она хотя бы иногда могла заставить себя отвлечься от болезненных воспоминаний о прошлом.

Боясь за здоровье отца, Клэй, конечно же, пошла на сделку с Санни. Она согласилась отчасти подтвердить показания Бью, а Санни, в свою очередь, пообещала отправить сына в Калифорнию и заставить его пройти там курс психиатрического лечения.

На слушаниях Клэй заявила, что действительно была в амбаре и у них вышел спор с Блюджеем о лошадях. Когда Бью Йейтс вошел туда, то, неправильно истолковав происходящее, пришел в ярость. К тому же он был сильно пьян. Адвокаты Мака напирали на то, что Бью страдал «вьетнамским синдромом», о котором начинали тогда говорить в обществе. Эта болезнь, вызывая у человека внезапные приступы головной боли и галлюцинации, делала его неспособным управлять своими поступками. В итоге судья назначил Бью два года условно с обязательным прохождением принудительного психиатрического лечения.

Все эти события не прошли для Клэй бесследно: у нее началась депрессия, и они с отцом решили, что ей будет лучше уехать. Так вместо Виргинского университета Клэй попала в колледж Барда.

Стараясь как можно реже возвращаться в Виргинию, Клэй предпочитала проводить каникулы в Коннектикуте со своей лучшей подругой и соседкой по комнате, чернокожей девушкой по имени Гарнет Тернер. Но даже когда Клэй приезжала в Уиллоуз, ей почти не удавалось побыть с отцом наедине, потому что Санни старалась, чтобы все это время он был чем-нибудь занят. Их маленький сын, Кеньон Маккракен Фитцджеральд Пятый, был ласковым, милым ребенком, и, несмотря на то что поначалу его появление на свет вызывало у Клэй обиду и раздражение, вскоре она полюбила маленького брата и с удовольствием играла с ним. Чтобы возместить краткость их встреч в Уиллоуз, Мак дважды в год приезжал в Нью-Йорк, и они с Клэй проводили вдвоем неделю, а то и две, посещая бродвейские шоу и выставки живописи, посвященные лошадям и конному спорту. Санни ни разу не сопровождала Мака в этих поездках, Клэй же очень дорожила ими. Вот и сейчас она с нетерпением ждала встречи с отцом.

Натянув шарф на самый нос, Клэй брела по улице сквозь снежную метель, надеясь вовремя успеть на занятия по английской литературе, как вдруг сквозь завывание ветра ей послышались чьи-то торопливые шаги за спиной. Вздрогнув, Клэй обернулась.

– Слава Богу, это ты; а я повсюду тебя ищу! – Ее подруга, Гарнет Тернер, все еще задыхалась от быстрой ходьбы. – Тебе надо немедленно лететь домой – у твоего отца сердечный приступ!

Чтобы сократить время, Клэй пришлось сперва добираться до Ла-Гурдиа, затем на рейсовом автобусе до Вашингтона и уже оттуда лететь на самолете. Когда она наконец оказалась на месте, в аэропорту ее дожидались Нелл и Бак Смит, чтобы как можно скорее доставить в клинику Виргинского университета.

– Как папа? – обняв друзей, первым делом спросила она.

На глазах Нелл выступили слезы.

– Ничего хорошего. – Бак опустил голову. – Жизнь еще теплится в нем, но…

– Что говорят врачи?

Нелл заморгала, пытаясь стряхнуть непрошеную влагу с ресниц, и глубоко вздохнула.

– Всегда остается надежда на чудо.

– Значит…

– Доктора считают, что его шансы почти равны нулю, – мрачно произнес Бак.

В клинике Клэй застала Санни, бледную и похудевшую. С ней были Одри, Нона, Пит и еще несколько работников фермы. Обменявшись с Клэй негромкими приветствиями, все вновь погрузились в молчание, дожидаясь вестей от доктора, который неотлучно находился у постели Мака.

Дверь распахнулась, и на пороге показался седовласый старик с выдающимся вперед тяжелым подбородком.

– Как он? – Все невольно подались вперед.

– Пока в сознании. Он хочет видеть дочь. Даю вам минуту или две, он слишком слаб.

Клэй с трудом поднялась, чувствуя, что сама едва держится на ногах; в ее округлившихся серых глазах застыло страдание.

Мак Фитцджеральд лежал, окутанный трубками и проводами; его ввалившиеся глаза были закрыты, заметно постаревшее лицо казалось бесцветным. Когда Клэй взяла его руку, на нее повеяло могильным холодом.

– Папа, – хрипло прошептала она. – Это я… Клэй. Мак открыл глаза и посмотрел на нее мутным взглядом.

– Папа! Я люблю тебя!

На какой-то миг ей показалось, будто глаза отца оживают, его веки смежились и открылись опять.

– Клэй… – Голос Мака был столь слаб, что ей пришлось приблизить ухо к его губам. – Ты приехала…

– Да, папа. Теперь ты поправишься, и все будет хорошо… – У нее было такое чувство, будто она пытается убедить самое себя.

– Я… мне очень стыдно за то, что я сделал.

– Не надо об этом, папа; тебе нельзя волноваться. Главное, мы теперь вместе.

– Бью… Я знал, что ты говоришь правду… Я не должен был… – Голос Мака прервался, и он болезненно поморщился. – Я люблю тебя…

Его глаза снова закрылись.

– Папа! – Клэй сжала руку отца, но Мак не шевелился. Тогда она вскочила и побежала за доктором.

Клэй осталась в городе у Нелл – вдвоем легче было переживать горе. После похорон она съездила в Уиллоуз повидаться с Кенни и заодно прогуляться на Мультяшке. Теперь, когда отца не стало, поместье превратилось в обычную ферму, заурядное жилище Санни, которую все время плотным кольцом окружали друзья и просто сочувствующие. «Бедная Санни, – говорили они. – Второй раз остаться вдовой – какой ужас». Клэй тоже досталась ее доля соболезнований, но никакие, даже самые искренние слова не могли унять боль от утраты отца.

Через несколько дней состоялось оглашение завещания. Мак упомянул в нем многих, включая Нелл и Бака Смит, Нону и Пита, а также мать Блюджея; основная же часть его имущества – поместье Уиллоуз, конезавод и скотоводческая ферма – отходила в равных частях его двум детям и Санни.

На следующий день Клэй назначила встречу Джеку Расселу, адвокату и душеприказчику отца.

– Джек, я бы предпочла как можно быстрее продать свою долю поместья Санни – пусть делает с ней что хочет.

– Детка, лучший совет, который я могу тебе дать, – немного подумать, прежде чем принимать ответственные решения. – Адвокат порылся в куче бумаг, лежавших на его столе. – В любом случае тебе придется подождать еще год, пока ты не достигнешь совершеннолетия, – только тогда закон позволит тебе распоряжаться своей частью наследства. – Рассел откинулся на спинку вращающегося кресла и запыхтел трубкой.

– Это еще не все, – продолжал он. – В течение последних двух лет твой отец чересчур увлекся расширением дела. Все его деньги вложены в лошадей и недвижимость. Насколько мне известно, Санни не располагает собственным капиталом, и, даже вступив во владение третью поместья, она не сможет собрать достаточную сумму, чтобы выкупить твою долю.

– Иными словами, Уиллоуз не стоит ни гроша? – недоверчиво спросила Клэй.

– Я бы так не сказал. Уиллоуз – это громадный капитал, но пока только на бумаге; однако в будущем поместье может принести немалый доход. Трудность заключается в том, что в последнее время твой отец потратил немало денег.

«Он потратил их на Санни», – подумала Клэй, а вслух спросила:

– Значит, если не считать акций, которые мне оставила мать, я всего лишь бедная фермерша?

Джек рассмеялся:

– Не стоит драматизировать ситуацию, Клэй. Пройдет несколько лет, и твои дела поправятся.

– А если продать Уиллоуз?

– Тебе принадлежит треть, а Санни контролирует две трети, поскольку до совершеннолетия Кенни она является его опекуном. Продать поместье без ее согласия невозможно, а она, если я не ошибаюсь, никогда не пойдет на такой шаг.

Джек Рассел действительно не ошибся. Стоило Клэй заговорить о своей идее, как мачеха тут же подняла ее на смех. Поместье составляло для Санни неотъемлемую часть той жизни, к которой она так долго стремилась, и она не собиралась отказываться от Уиллоуз. Тем охотнее Санни согласилась выкупить у Клэй ее долю наследства, как только сумеет изыскать необходимые средства.

Вплотную столкнувшись с угрозой сосредоточения всей полноты власти над Уиллоуз в руках мачехи, Клэй несколько поостыла и пока ограничилась тем, что собрала свою одежду, книги и фотографии и сложила их на чердаке дома, который Нелл купила на доходы от своего рукоделия.

В последний раз Клэй переночевала в своей детской кровати, а на следующее утро, поиграв с Кенни, которому еще не исполнилось двух лет, оседлала Мультяшку и совершила прощальную прогулку по заснеженным окрестностям. Объехав знакомые места, она галопом поскакала в соседнее поместье Рэндольфов, где подарила кобылу Робин, с которой и провела остаток дня, посвятив его воспоминаниям. Только после этого Клэй почувствовала, что готова покинуть Виргинию.

К этому времени в колледже Барда началась зимняя практика. Гарнет Тернер отправлялась на шесть недель во Флориду, где ее ждала работа ассистента у известного писателя, давнего друга матери; Клэй же собиралась посвятить месяцы практики фотоочерку о скульптурном парке площадью шесть с половиной акров – детище одного из бывших профессоров колледжа Барда. Однако теперь, после тяжелого испытания, которым явилась для нее смерть отца, она совсем не была уверена, что без осложнений перенесет суровую зиму штата Нью-Йорк, и поэтому, позвонив подруге, попросила прихватить для нее спальный мешок, решив, что во Флориде сумеет найти подходящую тему для своей работы.

Покидая Уиллоуз, Клэй попрощалась со всеми, кроме мачехи.

Глава 17

Плакат на стене в однокомнатной квартирке Гарнет Тернер в Старом городе гласил: «Ки-Уэст: последнее прибежище». Гарнет впихнула в дверь два чемодана Клэй, толкая их босой ногой.

– Ну вот мы и дома.

– Очень мило. А где же остальные комнаты?

– Э, масса Клэй, мы продать большая дом и выгнать вся прислуга. Мы теперь очень бедный, – отозвалась Гарнет, коверкая слова на манер чернокожей рабыни с плантации.

Клэй направилась к маленькому холодильнику.

– Неужели после такой поездки мы останемся без пива? Отсюда до Майами каких-нибудь сто пятьдесят миль. Как же это вышло, что я ехала четыре с половиной часа?

– Тебе еще повезло. Обычно такой переезд занимает пять-шесть часов. Все из-за мостов, на которых запрещается обгон. Не отчаивайся: Том привезет пиво и вещи. Он умирает от желания познакомиться с тобой.

– Кто это – Том?

– Так, один мой приятель…

– И что ты ему сказала про меня?

– Всего лишь, что ты – нимфоманка.

– Очень остроумно.

– Да ладно, не злись. Я сказала ему, что ты классный фотограф. Здешний коралловый риф кишит потрясающими рыбами, ты с ума сойдешь, когда увидишь эту красоту.

– Боюсь, что на это у меня сейчас нет сил; пока я хочу только одного – залечь на пляже и по меньшей мере неделю ничего не делать.

– Боже, ты ведь еще не знаешь – на Ки-Уэст нет пляжей, во всяком случае, таких, о которых стоило бы упоминать; об искусственных площадках, посыпанных известковой крошкой и пригоршней песка, я, конечно, не говорю. К тому же из-за кораллов здесь опасно плавать: если ты поцарапаешься об огненный коралл, у тебя по всему телу пойдет омерзительная сыпь.

– Нечего сказать, славное местечко для отдыха.

– Ничего, привыкнешь. Этот остров очаровывает новичков постепенно, но в конце концов они прикипают к нему всей душой. Кстати, не пора ли переодеться? – Гарнет махнула рукой в сторону двери. – Я освободила тебе место в чулане.

– И там я буду спать? – Клэй обвела помещение недоуменным взглядом.

– Твой мешок лежит на веранде. Выход из кухни.

– Господи, я так рада, что приехала сюда. – Клэй крепко обняла подругу.

– Я тоже рада; мне так надоело одиночество… Ты, без сомнения, скоро полюбишь эти места, к тому же полная перемена обстановки – это именно то, что тебе нужно.

В этот момент дверь распахнулась, и высокий молодой человек с волосами, собранными на затылке в хвост, влетел в комнату, чуть не споткнувшись о чемодан.

– Вам посылочка, – улыбаясь, провозгласил он.

– Эту неуклюжую личность зовут Том Шульц, – насмешливо глянув на вошедшего, сказала Гарнет. – Он приехал из Колорадского университета провести здесь прошлогодние весенние каникулы, но, как видишь, слегка задержался.

Том согласно кивнул.

– Просто я решил присоединиться к искателям сокровищ, – весело сказал он. – Они платят мне за подводные фотографии…

– Затонувшие сокровища? Старые испанские галионы? – У Клэй загорелись глаза.

– Ага, вы уже о них знаете? – Том заметно воодушевился: – Так вот, в тысяча шестьсот двадцать втором году флот испанских кораблей, груженных серебром и золотом, покинул берега Кубы и отправился на восток. У островов Флорида-Кис они попали в шторм, который потопил двадцать восемь судов и сотни людей. Большая часть сокровищ все еще лежит здесь, дожидаясь своего часа.

– Я читала об этом у Мэла Фишера, того самого, который нашел клад испанских монет…

– Его группа называется «Искатели сокровищ, инкорпорейтед». С начала шестидесятых Фишер полностью посвятил себя этому делу и в конце концов отыскал один из утонувших испанских кораблей.

– Значит, с ним вы и сотрудничаете?

– Нет, ему без меня хватает людей. Меня нанял человек по имени Уилл Стоун – большой оригинал, доложу я вам. Когда-то у него был пункт проката подводного снаряжения в Нью-Джерси, а сюда он наезжал во время летних отпусков искать затонувшие корабли. Как-то раз он обнаружил испанский галион, а в нем несколько мушкетов, старинную астролябию и пару золотых монет, после чего продал все свое имущество, купил спасательный бот и плавучий дом и переехал сюда, чтобы заниматься исключительно поиском затонувших судов.

– Какая прекрасная жизнь, – мечтательно вздохнув, сказала Гарнет. – Трудно поверить, что всего через месяц мне придется покинуть это очаровательное местечко ради скучной учебы…

– А разве нельзя задержаться здесь подольше? – Том вопросительно взглянул на Клэй.

Та пожала плечами:

– Я тоже должна вернуться в колледж, хотя…

В эту минуту ей в голову пришла неожиданная мысль: а стоит ли?

До сих пор Клэй занимала только одна страсть – лошади; она редко выезжала на побережье, и ее знакомство с морем ограничивалось пляжами Виргинии и Северной Каролины. Теперь, попав в Ки-Уэст, она твердо намеревалась поближе познакомиться с морской стихией. Первую неделю Клэй посвятила изучению местных пляжей, у каждого из них были свои завсегдатаи; незримые границы разделяли пространства для хиппи, геев, парочек, студентов колледжей и семей с детьми. Клэй облюбовала площадку, как ей представлялось, лучшую на острове – частный пляж на Ресторан-Бич. Том показал ей узенькую дорожку, по которой местные жители бесплатно проникали на пляж. Неподалеку Клэй отыскала пункт, где всегда можно было взять напрокат ласты, маску и дыхательную трубку. Ей нравилась здешняя безмятежная жизнь, нравилось разыскивать разноцветные раковины, погружаясь в причудливый мир кораллового рифа. Единственным неудобством была ее близорукость; надеть под маску очки было невозможно, и в результате подводные пространства представлялись ей одним расплывчатым колышущимся пятном. Но даже при этом риф поражал Клэй кипением жизни, и в конце концов, засунув свой «Никон» в специальный бокс для подводной съемки, она решилась сделать несколько фотографий.

– Тебе непременно надо заказать контактные линзы, – назидательно произнесла Гарнет, в то время как они с Клэй уминали ужин из моллюсков, горошка и замороженных оладий с чесноком, купленных в супермаркете.

– Когда-то я пробовала, но линзы раздражали глаза, и я их выбросила.

– Наверное, это были жесткие линзы; зато теперь выпускают мягкие, и их может носить практически любой.

– Да, но только не я…

– Клэй, ты невыносима! Ты ведь попросту прячешься за очками, взираешь на окружающий мир, отгораживаясь от него стеклами. Надев контактные линзы, ты сможешь не только на людей посмотреть, но и себя показать… Или, может, ты боишься, что парни начнут чересчур распускать перед тобой хвост?

– Кто здесь распускает хвост? – Том Шульц появился как всегда неожиданно. – Послушай, Клэй, у меня в среду выходной: я собираюсь одолжить у приятеля парусную лодку, и на ней мы сможем обойти сразу несколько островов. Я даже готов рискнуть и доверить тебе свою подводную камеру.

– Том, ты просто прелесть. Видимо, не зря я в прошлом году закончила курсы аквалангистов. Правда, погружаться нам пришлось… в школьном бассейне.

– На этот раз ты не разочаруешься – нырять в океане куда интереснее, чем в кафельной ванне. Поплывешь с нами, Гарнет?

Темнокожая красавица покачала головой:

– Не могу. В среду я должна ехать на Марафон-Ки за книгами для босса и заодно забрать его телевизор из ремонта, а потом заглянуть в бакалейную лавку, отвезти его одежду в прачечную Маргарет Трумэн, и еще…

Клэй сочувственно улыбнулась:

– Неужели все это входит в обязанности ассистента; почему бы твоему шефу не нанять мальчишку-рассыльного?

– Потому что нью-йоркское «Книжное обозрение» объявило его гением. – Гарнет ухмыльнулась. – А все мы знаем, что гениям не пристало заботиться о таких суетных вещах, как майонез или одинаковые носки.

Уступая настоянию Гарнет, Клэй в конце концов приобрела мягкие контактные линзы, а заодно и водостойкую тушь для ресниц.

В результате ее лицо изменилось почти до неузнаваемости. Теперь Клэй выглядела словно фотомодель, и, когда они вдвоем с Гарнет шли по улице, на них засматривались даже голубые.

В тропическом небе не было ни облачка, а разгонявший жару попутный ветер как нельзя лучше подходил для плавания под парусами. Том, умело управляясь с суденышком, одновременно посвящал Клэй в тайны мягко покачивающего их на своей поверхности океана. Главной здешней достопримечательностью были кораллы – ветвистые, пальчатые, огненные, а также мягкие морские веера и шипы, лениво колышущиеся в подводных потоках.

– Существует около двух с половиной тысяч разновидностей кораллов, – увлеченно рассказывал Том, – и все они могут жить только в тропических водах при температуре выше семидесяти двух градусов по Фаренгейту.

– Вот как? Я ни разу не видела ни одного настоящего коралла, пока не приехала сюда, – призналась Клэй. – Разве что маленькие кусочки на полках у коллекционеров.

– Да будет тебе известно: тот, кто обламывает кораллы, повреждает их колонии. Только десять процентов рифа находится сейчас в здоровом состоянии, а ведь для того, чтобы выросла коралловая верхушка, должны пройти столетия. – Том повернул парусник к видневшемуся вдали острову. – Кораллы населены тысячами крохотных живых существ, они выходят кормиться ночью, а растения, которые там обитают, питаются отходами жизнедеятельности животных…

– Откуда ты все это знаешь? – Клэй положила в рот кусочек манго, а другой протянула Тому. – У меня такое чувство, будто я пустилась в океан с самим Жаком Кусто.

Том рассмеялся, затем, глянув из-под ладони вперед, бодро воскликнул:

– Эй, на палубе! Земля! Высаживаемся на дальней стороне острова…

Когда они вытянули лодку на пустынный пляж и выгрузили оборудование, Том осмотрел акваланги.

– Ты даже не представляешь, что за красота тебя ждет. Чего стоят одни рыбы – морской конек, рыба-попугай, рыба-дракон…

– Куда больше меня волнуют барракуды и акулы.

– Барракуда безвредна, пока ее не разозлишь, а вот блестящие предметы – цепочки, браслеты перед погружением следует снимать – для барракуд они, как красная тряпка для быка. Что касается акул, то за все время пребывания здесь я видел их лишь два раза. Местные жители считают, что риск подвергнуться нападению акулы в этих водах сравним с вероятностью попасть под самолет, рухнувший на пляж.

Клэй показала в небо:

– Смотри – «боинг»! Надеюсь, он не собирается падать…

Том рассмеялся:

– Ценю твой юмор, но нам пора заняться делом. С таким аквалангом можно достичь глубины сто пятьдесят футов. Но сегодня мы не будем спускаться ниже тридцати.

– А если я испугаюсь? Это ведь океан, а не школьный бассейн.

– Все будет хорошо, я обещаю. – Том помог ей пристегнуть баллон. – Вот видишь – этот мундштук подает воздух для дыхания; его давление в точности соответствует глубине погружения. – Он протянул Клэй маску и ласты. – Прежде чем мы войдем в воду, я хочу показать тебе свою камеру и пленку, на которую ты будешь снимать.

– Да она черно-белая, – разочарованно протянула Клэй.

Том кивнул.

– Это только на первое время, пока ты не научишься. Тут есть несколько особенностей, к которым нужно привыкнуть. – Том подал Клэй пластиковую дощечку и специальный карандаш. – Записывай данные о каждом кадре, который сделаешь сегодня, – освещенность, выдержку, диафрагму, глубину, состояние водной поверхности и время суток. Потом, когда мы проявим пленку, станет ясно, где и в чем ты ошиблась.

– Но я ведь должна рассчитывать на успех, не так ли? Том обнял ее загорелой рукой и быстро поцеловал в губы.

– Уверен, ты все сделаешь правильно; и все же, боюсь, сегодняшние снимки разочаруют тебя…

Клэй внимательно следила за тем, как Том заряжает фотоаппарат и надевает акваланг, пытаясь предугадать дальнейшее развитие событий: Том нравился ей, и она знала, что нравится ему, а его поцелуй говорил о том, что он хочет большего, но… Как Том ни старался, он так и не сумел разжечь в ее душе огонь.

Увы, такова была реальность: Клэй становилась все более разборчивой в отношении того, перед кем, как она с усмешкой называла это про себя, ее крепость распахнет свои ворота. Она так долго ждала появления мужчины, способного пробудить в ней страсть, что могла подождать и еще, или… Клэй опасалась, что невинность в конце концов превратится в подобие раковины, которая будет оберегать ее и вместе с тем сделает более уязвимой: в минувшем году она не раз приходила к решению, что должна переспать с кем-нибудь, все равно с кем, и наконец смыть с себя позорное пятно, однако перспектива оказаться в одной постели с мужчиной неизменно вызывала у нее панический страх. И все же Клэй продолжала лелеять мечту о встрече с тем, кому она сможет отдаться по-настоящему свободно, без внутренней борьбы. Том Шульц был замечательным другом, но таким мужчиной он не был.

– Ну, ты готова к путешествию в коралловое царство? Клэй улыбнулась:

– Готова, мсье Кусто, и с нетерпением жду, когда вы проводите меня в свой подводный замок…

Глава 18

Звуки оркестра заглушали шорох вентиляторов под потолком бара «Грязнуля» на Дювал-стрит, знаменитой улице острова Ки-Уэст, которая, по мнению умников, составляющих туристические путеводители, словно бы сошла с киноэкрана. Согласно тем же путеводителям, сам Папа Хемингуэй напивался здесь до чертиков в далекие тридцатые годы.

Однако Клэй и Гарнет, сидевших за стойкой бара в форме подковы, не слишком интересовали парадоксы истории: потягивая пиво, они с тревожным любопытством наблюдали за Томом, рассматривавшим в увеличительное стекло черно-белые кадры пленки, отснятой Клэй.

– Не унывай, – произнес Том, передавая Клэй лупу. – Я же говорил, это только проба сил, следующие фотографии будут намного лучше.

– Хотелось бы верить… – Клэй, нахмурившись, принялась просматривать кадр за кадром.

– Привет! Я тебя искал, – подошедший к столику светловолосый мужчина хлопнул Тома по плечу. – Ты мне понадобишься на следующей неделе, если свободен; мы собираемся отправиться к Маркизас-Кис на катере с металлоискателем. В прошлом году мы там кое-что нашли, но потом сбились со следа и теперь возвращаемся, чтобы возобновить поиски.

– Ты же знаешь, для тебя я всегда свободен. – Том был явно обрадован как неожиданному предложению, так и возможности развеять мрачное настроение Клэй.

– Вот и отлично. Отправляемся в пять утра с причала ловцов креветок. – Мужчина повернулся, собираясь уходить, и тут его голубые глаза встретились с глазами Клэй.

– Простите, я вас не познакомил. – Том привстал. – Это Клэй Фитцджеральд, а это Гарнет Тернер. Уилла Стоуна вы уже немного знаете: помнишь, Клэй, я рассказывал тебе о нем?

Клэй кивнула. Она с удивлением обнаружила, что одного взгляда Стоуна хватило для того, чтобы все знакомые слова куда-то подевались, и теперь ей оставалось только надеяться, что, когда она откроет рот, дар речи вернется к ней.

– Вы тот самый человек, что скитается по морям в поисках сокровищ…

Стоун от души рассмеялся:

– В самую точку, крошка. Ну а вы?

– Вообще-то я фотограф. Том обучает меня подводным съемкам.

– Когда сможете работать самостоятельно, приходите ко мне. Я плачу немного, но мне постоянно нужны аквалангисты, особенно ценны те, кто способен делать хорошие подводные фотографии.

– Спасибо за предложение. А это правда, что в здешних водах похоронены сокровища на миллионы долларов и вы надеетесь их найти?

– Конечно, правда. Подводные поиски – мое единственное занятие; ради этого я бросил все, даже собственную жену, которая, в свою очередь, сочла меня сумасшедшим. – Стоун улыбнулся. – Рад был познакомиться и до встречи…

– Клэй… Клэй Фитцджеральд.

– Увидимся, Клэй. – Стоун протиснулся сквозь толпу и исчез за дверью.

– Какой милашка. – Улыбнувшись, Гарнет показала сразу все свои ослепительные зубы. – Я бы согласилась нырять с ним без всяких сокровищ.

Том рассмеялся:

– У него женщин – видимо-невидимо. С тех пор как Стоун расстался с женой, похоже, он все пытается найти замену, но ни на ком не может остановиться…

Клэй вспомнила пронзительный взгляд Уилла Стоуна и почувствовала, как что-то сжимается у нее внутри. Она не знала, любовь это или вожделение, но отчего-то ей казалось, что, позови он, и она бросится ему на шею, даже не спрашивая, кто он такой.

И тут Клэй поняла, что пришел тот час, которого она ждала всю свою жизнь…

Несколько следующих недель стояла отличная погода. Каждый день Клэй брала напрокат акваланг и училась свободно ориентироваться под водой. Купив бокс для подводной съемки, она отснимала одну пленку за другой и, аккуратно проявив их в ванной, анализировала свои ошибки. Вскоре результаты стали заметно улучшаться, и Том во время одного из своих нечастых появлений в городе объявил, что она может переходить на цветную пленку.

Подводный мир все больше увлекал Клэй; новое занятие помогало отгонять печальные воспоминания об отце и Уиллоуз, стоившие ей многих бессонных ночей. Она обещала Нелл, что вернется в Виргинию на летние каникулы, и знала, что не сможет побывать там, не посетив места, где провела свое детство, даже при том, что ей придется ступить на земли поместья, которым отныне заправляла ее мачеха.

Клэй покупала наставления для ныряльщиков и искателей сокровищ, руководства по подводной фотографии и подолгу изучала их вечерами, порой засиживаясь до самого рассвета. Очень скоро она выучила приметы и названия сотен тропических рыб, моллюсков и прочих представителей подводной флоры и фауны. Углубившись в теорию глубоководной съемки, она узнала, как при помощи красного светофильтра скомпенсировать искажения цветовых оттенков в прибрежных бирюзовых водах, запоминала десятки специальных приемов, используемых при подводной съемке.

Днем, медленно проплывая морскими коридорами мимо подводных утесов, заглядывая в лабиринты рифа, Клэй чувствовала себя так, словно летит над радугой аквамаринового города раковин, морских звезд, губок, круглых и плоских морских ежей и актиний. Красочные светящиеся морские рыбы казались ей узорами, состоящими из цветных полос, пятнышек, ромбов. За съемками время проходило так быстро, что она купила подводный хронометр «Ролекс», решив вести счет часам. Коралловый риф был самым красивым местом, которое она видела в жизни, если не считать Уиллоуз, но отцовское поместье казалось сейчас невероятно далеким…

– Просто фантастика! Эта рыба-попугай точь-в-точь мой бывший профессор из колледжа. – Том Шульц довольно рассмеялся и поглядел на Клэй. Уже смеркалось, и в салуне «Полная луна», куда он ее пригласил, народу было немного.

Клэй не встречалась с Томом около недели и теперь с удовольствием выслушивала одобрительные замечания своего наставника по поводу сделанных ею цветных снимков. В душе она надеялась, что Уилл Стоун тоже придет сюда, – они так ни разу и не виделись с той поры, как познакомились.

И тут она заметила его – Стоун сидел за столиком с кем-то из заезжих красавиц.

Клэй толкнула Тома локтем:

– Смотри, твой босс. С кем это он?

Том оглянулся.

– А, это журналистка из Атланты; целыми днями таскается за Уиллом. Она приехала сюда написать репортаж об искателях сокровищ, а Уилл все норовит запустить руку ей под юбку, и, будь уверена, он своего добьется – не сейчас, так позже.

Клэй пристально рассматривала сидящую напротив Стоуна изящную брюнетку, чувствуя, как внутри поднимается горячая волна. Женщине было лет тридцать; время от времени затягиваясь сигаретой, она внимательно слушала Стоуна, который оживленно рассказывал что-то, как бы невзначай поглаживая при этом руку собеседницы. Вдруг, словно почувствовав на себе взгляд Клэй, он внезапно повернулся к бару и, увидев ее и Тома, махнул им рукой, предлагая присоединиться.

Когда они подошли к его столику, Уилл представил их своей знакомой, которую звали Джекки Лоуэнстейн, и та небрежно кивнула в ответ, явно раздосадованная вторжением непрошеных гостей.

– Расспросите Тома, и вы узнаете из первых рук, какую эйфорию мы испытываем, когда находим хоть что-нибудь. – Стоун широко улыбнулся и указал на Тома. – Видите песо у него на шее? Он сам нашел его прошлым летом, обшаривая дно у Матекумбе-Ки.

– Как интересно. – Джекки потрогала монету пальцем. – Должно быть, она безумно дорого стоит. А зачем вы носите ее на шее?

Том пожал плечами:

– На счастье. Это моя первая по-настоящему ценная находка. Куда чаще попадается всякое барахло – старые гвозди, якоря, ловушки для рыбы, рваные резиновые сапоги. Терпеть не могу мусора, особенно на дне океана.

– А что по этому поводу думают местные власти? – спросила Джекки. – Ведь штату Флорида причитается двадцать пять процентов от стоимости находок.

– Верно. – Том лукаво улыбнулся. – Но как они будут делить монету?

– Ему легко говорить, – вмешался Стоун, – нашел одну монету и сам ее поделил. Всем остальным, кто занимается поисками сокровищ на деловой основе, приходится ежегодно получать разрешение на работы, и мы обязаны заносить в каталог каждый обнаруженный предмет. На борту любого поискового судна постоянно находится инспектор штата, наблюдая за тем, чтобы мы ненароком не прикарманили чего-нибудь сверх положенного. – Он хмыкнул. – Лет сто назад я бы стал пиратом; куда интереснее, чем играть в кошки-мышки с нынешними властями.

Джекки издала горловой смешок.

– Неплохая картина, Уилл. Вы с платком вокруг головы, с повязкой на глазу, а на мачте развевается черный флаг с черепом и скрещенными костями.

– Ну а как ваши дела, крошка? – спросил Стоун, взглянув на Клэй. – Неужели Том еще не уговорил вас стать охотницей за кладами?

– Я просмотрела кое-какую литературу и поняла, что это не лучший способ разбогатеть, – ответила девушка.

– Вы правы – поиски сокровищ – занятие дорогостоящее. Я по уши в долгах, с которыми расквитаюсь разве что в грядущем столетии, моих находок едва хватает, чтобы покрывать текущие расходы – ремонт судна, горючее, жалованье ныряльщикам. – Стоун допил свой бурбон. – А лишь стоит найти очередного инвестора и чуть-чуть продвинуться вперед, на тебя наваливается налоговая инспекция, и ты вынужден начинать все заново.

– Да вы просто одержимый, – сказала Джекки. – В вас вселился бессмертный дух пионерства, золотой лихорадки, стремление получить что-то из ничего.

Уилл пристально посмотрел на Джекки, и в его голосе зазвучали серьезные нотки:

– Из ничего, говорите? Люди вкладывают в это дело все, что у них есть, отдаются ему целиком, физически и морально, используют возможности, какие только попадаются под руку. Ты вцепляешься в друзей и раскручиваешь их на полную катушку. – Он вынул из пачки Джекки сигарету и закурил ее. – А потом каждые двенадцать месяцев ты подводишь печальный итог: состарился на год, все еще в долгах как в шелках, у тебя все меньше друзей, при том что сокровище по-прежнему где-то рядом, словно черная кошка в темной комнате, и все же продолжает ускользать из твоих рук. Искатель сокровищ должен быть на сто процентов преданным своей работе…

– И на сто процентов сумасшедшим, – добавил Том, улыбаясь.

– И еще на сто процентов романтиком, – неожиданно для себя самой произнесла Клэй.

Стоун согласно кивнул, но тут Джекки Лоуэнстейн перешла в наступление.

– Нам пора возвращаться на судно – я бы хотела взглянуть на фотографии, о которых вы говорили. – Она выключила магнитофон и сунула его в плетеную соломенную сумку. – Была рада познакомиться с вами, Том… и с вами тоже, – добавила она, не глядя на Клэй.

Стоун нерешительно повернулся к Клэй:

– Я получил очередное разрешение на поиски, и мне нужны ныряльщики. Хотите работать у меня?

– А мы найдем сокровище? – спросила Клэй.

– Не знаю; шансов – один к тысяче, а может, и к миллиону.

Даже будь вероятность успеха один к миллиарду, Клэй все равно ответила бы Уиллу Стоуну согласием, и ее «да» прозвенело в воздухе как безоговорочное обещание верности и поддержки.

Глава 19

– Весьма недурно. Пожалуй, это лучший снимок моей персоны, который я когда-либо видел. – Уилл Стоун положил диапозитив на корабельный журнал «Камелота III», восемнадцатифутовой яхты, оборудованной по последнему слову техники.

– Еще бы, – ухмыльнулся Том Шульц. – В реальной жизни ты не выглядишь и наполовину так хорошо, как на этой фотографии.

«На себя посмотри», – подумала Клэй, а вслух сказала:

– Ну вот, теперь вы согласитесь, что я – настоящий чемпион среди женщин-фотографов!

Уилл рассмеялся. «Камелот» только что пришел в Ки-Уэст после двадцати часов безрезультатных поисков. Клэй проявила снимки еще вчера ночью, но только теперь получила возможность показать их Уиллу. Пленка была отснята несколько дней назад, когда Том и еще двое ныряльщиков отыскали на дне тридцать серебряных монет, но с тех пор им больше ничего так и не попалось, однако в тот удачный день Уилл выглядел так, словно ему принадлежит весь мир, и это ясно читалось на его лице, глядевшем теперь на них с фотографий.

– Сделай еще пару экземпляров вот этого снимка… когда у тебя будет время. – Стоун хлебнул виски из горлышка и пустил бутылку по кругу. – Клэй Фитцджеральд, известная также под кличкой Глазастик… – Он выразительно хмыкнул, и окружающие тоже заулыбались. – Эй, Глазастик! Имечко в самый раз для тебя.

– Перестань, Уилл. Твоя острота давно состарилась. Том сочувственно потрепал Клэй по плечу. Он все еще не оставил своих надежд, хотя Клэй ясно дала ему понять, что хочет ограничиться лишь дружбой, а Гарнет, не вдаваясь в подробности, объяснила Тому, что Клэй только что пережила трудные времена и он не должен быть чересчур настойчивым.

– Ладно, ребята, сейчас мы отправимся в кабак Шорти, и я угощу вас ужином. – Уилл незаметно подмигнул Клэй.

– Ох и скряга же ты, Стоун! – воскликнул Карлос Абейта, один из ныряльщиков.

– Да уж… После того, как мы вкалывали на тебя сутки напролет, ты мог бы расщедриться на ужин в «Пьер-Хаусе», – прибавила Салли Кинкейд.

– Что значит, «вкалывали сутки напролет»? Согласен, день выдался долгий, но где серебряные монеты, золотые цепи или хотя бы облепленное раковинами пушечное ядро? – Уилл с притворной серьезностью окинул взглядом свою команду. – Нет уж, вы не заслужили ничего, кроме ужина у Шорти.

– А я готов идти куда угодно, лишь бы там кормили посытнее, потому что я просто подыхаю с голоду, – заявил Том.

– Я тоже. – Клэй принялась собирать фотооборудование.

– Ну так идемте скорее, или вы хотите проторчать здесь всю ночь, слушая, как волны колотятся о борт яхты? – Уилл запер каюту, в которой, по правде сказать, не было ничего ценного. Предметы, найденные до сих пор, лежали в банковских хранилищах, дожидаясь, когда их поделят власти Флориды, в то время как Уилл отчаянно нуждался в своих семидесяти пяти процентах монет и предметов, поднятых им со дна в течение последних двух лет, так как был по уши в долгах: доля находок, принадлежащая ему, требовалась в качестве заклада для получения новых банковских ссуд. Стоуну было не привыкать к финансовым неурядицам, но он хотел проводить побольше времени в поисках кладов и поменьше – в поисках капитала. Его неизменно поддерживала уверенность в том, что настоящие сокровища спрятаны за следующим рифом; и хотя это был опасный, полный разочарований и ненадежный способ разбогатеть, но, прирожденный искатель приключений, он просто не мыслил для себя иного существования.

Неудивительно, что ради этой жизни Уилл Стоун бросил свою жену Макси, свое предприятие в Нью-Джерси, забыл своих друзей. Кое-кто из них отнесся к его решению перебраться на Ки-Уэст с насмешкой, некоторые завидовали, а были и такие, кто, взяв сторону Макси, объявил Уилла безответственным мерзавцем. Сам Стоун, разумеется, так не считал. То, что он безраздельно отдался поиску испанских кладов, похороненных на морском дне, еще не значило, что он сумасшедший. Просто он мечтал об этом с той самой поры, когда мальчишкой прочел «Остров сокровищ», а позднее – «Атлас сокровищ» Ферриса Коффмана и «Руководство искателя подводных кладов» Джона С. Поттера.

Когда у Стоуна выдавался отпуск, воображение влекло его на берега Флориды, Багамских островов или Мексики. В те далекие шестидесятые Макси охотно сопровождала мужа, разделяя его страсть к приключениям. Но сокровища раз за разом ускользали, и Макси начала склоняться к более надежным способам обеспечения своего будущего. Она мечтала о доме в пригороде, детях и всем том, что сулила ей жизнь, традиционная для средних слоев общества. Стоун же хотел только одного – нырять в поисках чего-то, что в глазах Макси было столь же мифическим, как затонувшая Атлантида.

Окончательный разрыв был неизбежен, и Уилл начал задумываться, не мерзавец ли он на самом деле. Но даже теперь ему было трудно честно и беспристрастно взглянуть фактам в лицо. Он далеко уже не был ребенком, хотя не ощущал в себе каких-то особых перемен по сравнению со временем романтической юности; разве что лицо его приобрело черты, типичные для человека, много времени проводящего под открытым небом, и, помимо обычных складок, которые появляются при улыбке, на коже залегла сетка тонких морщин.

Навязчивая мечта продолжала будоражить Стоуна, он хотел навсегда переехать во Флориду и, без помех отдавшись поискам сокровищ, осуществить свою мечту прежде, чем придет время окончательно уйти на покой. И Уилл принял решение.

Макси плакала, кричала, умоляла. Она сказала мужу, что беременна и что если он не хочет пожалеть ее, то должен подумать хотя бы о ребенке. Уилл же пытался убедить жену в том, что ей понравится Флорида и что для ребенка это самое здоровое место. Между ними вспыхнула настоящая война; Уилл не сдавался, но и Макси тоже не отступала.

Вскоре Макси сообщила Стоуну, что сделала аборт, потому что не собирается растить его ребенка одна, и если он хочет уехать, пусть уезжает побыстрее.

На самом деле никакого аборта не было, и у Макси родилась девочка, которую назвали Энджела. Уиллу стало известно об этом лишь год спустя от их общего друга. Он сразу же позвонил Макси и предложил переехать к нему, но Макси отказалась.

– Это не твой ребенок, – сказала она.

– Что значит, не мой? – Уилл опешил.

– Ты ее отец лишь в биологическом смысле, но не более того. Я хотела ребенка, получила его, а теперь сама оплачиваю все расходы и собираюсь продолжать в том же духе. И вообще, у меня еще все впереди, а вот у нас с тобой все кончено. Мне пора, Энджела плачет. Документы на развод ты получишь в ближайшую неделю.

– А ребенок? Как насчет моих прав?

– У тебя нет никаких прав, – ледяным тоном заявила Макси и повесила трубку.

После развода Уилл поклялся никогда больше не связывать себя узами брака. Он вел насыщенную, полную событий жизнь; поиски затонувших сокровищ отнимали у него все свободное время и все средства, но это его не слишком огорчало; на Ки-Уэст хватало женщин, как местных, так и приезжих, готовых удовлетворить его потребности. Уилл Стоун даже чувствовал себя счастливым. Главным в его жизни была мечта, и он упорно шел по пути к ее осуществлению.

Когда с гамбургерами, картофелем по-французски и молочными коктейлями было покончено, Клэй сумела убедить Уилла, что ей необходимо побывать в его плавучем доме и выбрать для себя наиболее интересную книгу о кораблекрушениях.

Покрашенный рыжей краской, которая кое-где уже облупилась, этот плавучий дом стоял на приколе напротив бульвара Рузвельта. С края его крыши свисала толстая ржавая цепь с двухфутовым якорем, а у двери красовался глиняный горшок с огромным лохматым кактусом.

Клэй была буквально очарована пристанищем Уилла.

– Как это замечательно! – не удержавшись, восторженно воскликнула она.

– Я бы так не сказал, но жить в этой конуре все-таки можно. – Зажженная Уиллом лампа осветила каюту, которая одновременно служила гостиной, столовой и кухней.

Каюту украшали потертые соломенные циновки и плетеная мебель, которая была в ходу на Ки-Уэст. В дальнем углу висел цветастый гватемальский гамак, натянутый между вбитыми в потолок крюками.

– И ты здесь спишь? – спросила Клэй.

Уилл засмеялся и покачал головой:

– Я люблю морскую жизнь, но не до такой степени. У меня есть японский матрац, который я расстилаю на ночь, а то и просто сплю на палубе под москитной сеткой. – Стоун мягко прикоснулся пальцами к шее Клэй. – Я был бы не против, если бы ты разделила со мной мое ложе.

Клэй быстро шагнула к дальнему углу помещения, сделав вид, что рассматривает модель старинного испанского галиона.

– Готова спорить, в этой каюте перебывало рекордное число женщин Ки-Уэст, – сказала она.

Уилл рылся в переполненном книжном шкафу, отыскивая книгу для Клэй.

– Хм-м… Возможно. Я не из тех, кто готов удовольствоваться поцелуем в щечку и дружеской беседой.

– Значит, суровый молчаливый покоритель морей. Женщины падки на таких мужчин.

Уилл окинул ее внимательным взглядом своих ярко-голубых глаз:

– И ты?

– Еще бы, – с напускной бравадой бросила Клэй. – Разве я могу устоять? У тебя потрясающий дом. Должно быть, это так здорово – постоянно жить на воде.

Уилл пожал плечами:

– Дешевле, чем снимать жилье на берегу, это уж точно. Но есть и свои минусы. Прошлым летом эта штука чуть не утопила меня – ночью испортилась электрическая помпа, и, когда я проснулся, вода уже дошла до палубы. А мне все снилось, что я принимаю ванну. – Он засмеялся. – Сон в руку. Зато какой был переполох! Пришлось вызвать пожарных, и они помогли мне откачать воду из трюма. А потом потребовалось еще несколько дней, чтобы отремонтировать и высушить посудину.

– Вот они, прелести обладания собственным домом… – Клэй приняла из рук Уилла бокал с коньяком и книгу, которую он снял с полки. Это была повесть о жизни на Кубе и Ки-Уэст в те времена, когда в Карибском бассейне тон задавали богатые испанцы. Клэй заглянула в середину книги и просмотрела несколько иллюстраций. – Спасибо, Уилл. Верну через несколько дней.

– Не спеши, я ведь не даю свои книги кому попало. Характер некоторых людей можно угадать по лицу, по жестам. Меня больше интересует, как человек говорит о книгах. Не то, что он читает, а как он относится к чтению. Помнишь тот день, когда ты сказала мне, что изучала литературу о поиске сокровищ? Уже тогда я понял, что ты не из зажимщиков.

– Зажимщиков?

Уилл кивнул:

– Люди одалживают знакомым разные вещи. Кое-кто их потом возвращает, другие зажимают. Ты – возвращаешь.

Клэй улыбнулась. Оказаться с Уиллом Стоуном наедине было главной ее целью с того вечера, когда они познакомились, и она ее добилась.

– А если ты ошибаешься? Что, если у меня на чердаке скопился целый сундук чужих книг?

Уилл вновь наполнил бокалы.

– Нет, ты не такая. Ты честная, трудолюбивая…

– …и преданная? Ни дать ни взять, характеристика на сотрудницу канадской королевской полиции. – Клэй посмотрела на часы. – Уже половина двенадцатого. Мне пора.

– У тебя что – комендантский час?

– Один мой знакомый охотник за сокровищами платит своим людям сущие гроши и хочет, чтобы они поднимались в шесть утра, а еще лучше – не ложились всю ночь…

– Ради всего святого, какие твои годы? Иди сюда, я хочу показать тебе кое-что. – Уилл выдвинул из стола ящик и показал Клэй старинную книгу с пожелтевшими истрепанными страницами, написанную от руки. – Это дневник одной кубинки. Она пишет о том, как жила в Гаване, пока ее муж плавал по морям. В конце концов его корабль потерпел крушение неподалеку от Кис; тогда его сын отправился в экспедицию искать останки судна. Известно ли тебе, что уже в те времена испанцы поднимали свои затонувшие корабли?

Клэй покачала головой:

– У тебя не возникало суеверного чувства, когда ты поднимал со дна предметы, пролежавшие нетронутыми сотни лет?

– Конечно, – ответил Уилл. – Такое ощущение появляется у меня даже в антикварных лавках: обладание чем-то, что принадлежало другим людям давным-давно…

– Помнишь тот день, когда мы нашли почерневшие серебряные монеты? – негромко заговорила Клэй. – Сначала я радовалась, но потом, ночью почувствовала себя… как-то необычно. Я задумалась над тем, кто был хозяином денег и как это, должно быть, страшно – тонуть в море. Тогда у меня появилось чувство, что я не имею права вмешиваться в эту трагедию…

– Такое ощущение знакомо большинству археологов, – кивнул Стоун. – Охота за подводными кладами – это и есть морская археология – наши находки помогают лучше изучить историю. – Он осторожно положил книгу в ящик. – Не спорю, я ищу сокровища ради денег, но все равно это нечто большее, чем просто бизнес; я вкладываю сюда свою душу.

Клэй взглянула ему в лицо.

– А если ты так и не добьешься успеха? Очень многие люди искали и ищут сокровища, но не многие сумели хоть что-то найти.

– Все равно я не сдамся. Знаешь, чем труднее задача, тем увереннее я себя чувствую. – Уилл положил руки на плечи Клэй и поцеловал ее в губы, а потом крепко прижал к себе.

Клэй невольно вздрогнула, но ответила на поцелуй, приоткрыв губы. Они соприкоснулись кончиками языков, Клэй почувствовала коньячный запах и тут же забыла об этом, ощущая лишь ласку языка Уилла. Их губы разомкнулись и тут же вновь жадно слились. Дыхание Клэй участилось, и она испуганно отпрянула.

– Ты настоящая загадка для меня, Глазастик, – негромко промолвил Стоун. – Такая замкнутая, отчужденная. Ты способна вскружить голову, не прилагая к тому никаких усилий.

Как ни хотелось Клэй остаться с Уиллом, что-то подсказывало ей, что лучше всего прямо сейчас бежать без оглядки, пока не поздно… Но нет. Она получила наконец долгожданную возможность отдаться мужчине, которым восхищалась, который вызывал в ее душе настоящую страсть, и она эту возможность не упустит.

В небе сияла тропическая луна, плавучий дом мягко покачивался на волнах. Клэй выпила достаточно, чтобы преодолеть внутреннюю скованность. Уилл включил приемник, и в воздухе поплыл ритм полузабытого рок-н-ролла «В безмолвии ночи». Все шло как нельзя лучше… но тут Клэй охватил страх.

– Мне действительно пора. – Она быстро схватила книгу, которую ей дал Уилл, но он отнял у нее книгу и положил на палубу.

– Побудь со мной еще немного. – Обняв Клэй за талию, он засунул большой палец за пояс ее обрезанных по колено джинсов и будничным тоном произнес: – На редкость славная ночь. Известно ли тебе, что человеческий глаз способен различить максимум шесть тысяч звезд, а вовсе не миллионы, как принято считать?

Клэй хотела сказать в ответ какие-нибудь легкие незамысловатые слова, но голос отказывался ей повиноваться. Так она и стояла в лунном свете, растерянная и беззащитная.

– Я хочу тебя, Клэй. Останься со мной на ночь.

Это было то самое мгновение, о котором Клэй мечтала и которого боялась долгие годы. Она не хотела навсегда остаться девственницей.

– Хорошо, я согласна… – Она чуть слышно вздохнула. Решительный шаг, который ее друзья и подруги из старших классов шутливо называли «грязным дельцем», вот-вот должен был стать свершившимся фактом.

Уилл поцеловал ей руку и ласково провел ее ладонью по своей щеке, груди и наконец по твердому вздутию на своих джинсах.

– Может быть, мне принести постель и коньяк?

Клэй сбросила пляжные тапочки и посмотрела через перила на воду, в которой мерцали отблески лунного света. «Последняя возможность прыгнуть в море и уплыть», – подумала она, нервно расстегивая и вновь застегивая пуговицы рубашки.

Уилл появился на палубе абсолютно обнаженным. Подойдя к Клэй, он протянул ей бокал с коньяком. Она сначала с недоумением посмотрела на медно-коричневую жидкость, а затем разом выпила ее.

Уилл торопливо развернул матрац, накрыл его простыней и разложил на нем пять или шесть цветастых подушек, поставив рядом бамбуковый поднос с «Хеннесси», свечой под красным стеклянным колпаком, стопкой папиросной бумаги, жестянкой из-под горчичного порошка «Колеман» и тарелкой, на которой лежала гроздь зеленого винограда. В завершение он накрыл постель марлевой сеткой, натянутой на самодельную раму.

– Где у тебя ванная? – поинтересовалась Клэй.

– Справа от холодильника. Свет включается снаружи.

В ванной Клэй провела несколько минут, пытаясь припомнить все, что ей рассказывали о сексе. Одна подруга говорила, что мужчины любят, когда женщина облизывает мочки их ушей и… Клэй громко рассмеялась, сознавая нелепость своих опасений. Конечно же, он будет стараться доставить ей удовольствие не менее усердно, чем она – ему, так стоило ли волноваться из-за отправления биологической функции, такой же естественной, как глоток воды? Клэй читала, что пары, впервые оказавшиеся в постели, очень редко достигают оргазма одновременно. Что ж, она вполне может изобразить экстаз. Уилл Стоун даже не узнает, что у нее до сих пор не было мужчин. К тому же ее ожидал не просто секс; Клэй готовилась заниматься любовью.

Сняв шорты, она оставила рубашку, намеренно распахнув ее. Она неплохо загорела на крыше дома, в котором Гарнет снимала квартиру, и теперь все ее тело было коричневым, а золотистые волосы пестрели золотистыми прядями, выжженными солнцем.

– Господи, какая ты красивая! – воскликнул Уилл, когда Клэй забралась к нему под марлевый полог. Он прислонил подушки к стене. – Ложись сюда, дай мне полюбоваться на тебя.

Клэй сняла рубашку и легла. Отчего-то она чувствовала себя все более уверенно.

– Хочешь курнуть? – Уилл завернул в папиросную бумагу щепотку содержимого банки из-под горчицы. – Ямайская травка, крепкая. Пара затяжек тебе не повредит.

– Потом. Я слишком много выпила.

– Пожалуй, ты права; у тебя и без этого будет самая сладкая ночка в жизни. – Стоун привлек Клэй к себе, и она почувствовала его упругую плоть, прижавшуюся к ее животу. Но Уилл не хотел торопить события и сперва принялся ласкать языком ее соски. Клэй стало щекотно, но вскоре под настойчивыми прикосновениями его языка соски набухли и отвердели. Клэй с наслаждением вздохнула:

– О-ох… как хорошо.

Уилл рассмеялся. Покрывая поцелуями плечи и шею, он добрался до уха Клэй, потом приблизил лицо к ее губам и целовал их до тех пор, пока она не почувствовала, как в ее теле, словно пытаясь вырваться наружу, зашевелились острые звездочки.

– Господи, Уилл… Я не могу поверить, что это происходит наяву.

– А я могу. Скажи, чего ты хочешь. Сегодня моя главная обязанность – доставлять тебе удовольствие.

– Я хочу все, что только возможно. Что я должна для этого сделать?

– Пока ничего. Сперва я хорошенько узнаю твое тело, а потом ты познакомишься с моим. – Уилл еще раз поцеловал Клэй и вытянулся рядом, прижавшись коленом к ее животу. – Ты меня удивляешь, Глазастик. Девчонки твоего возраста обычно навевают на меня скуку. – Он прикоснулся губами к ее черным бровям. – Но ты покорила меня своим умом и обаянием еще до того, как я разглядел твое потрясающее тело.

Клэй улыбнулась:

– А ты покорил меня своим потрясающим телом, прежде чем я разглядела в тебе все остальное.

– Ты ответишь за свои слова! – Уилл со смехом набросился на нее. Увернувшись, Клэй проползла под пологом и помчалась в гостиную; Уилл, не растерявшись, погнался за ней и, поймав, уложил на плетеный диванчик.

– Я слишком стар и немощен, чтобы бегать так быстро, – сказал он.

– Подумать только, – притворно удивилась Клэй. – А ведь ты вовсе не выглядишь стариком. – Она погладила готовый к действию орган Уилла и крепко стиснула его пальцами. – Нет, немощным тебя вряд ли назовешь… – И тут вся ее отвага вдруг куда-то улетучилась. Завладев самой интимной частью мужского тела, она просто не знала, что делать дальше; однако Уилл незамедлительно пришел ей на выручку.

– Ох, Глазастик… Ты сводишь меня с ума. – С этими словами он отыскал ртом губы Клэй, и его напряженная плоть вошла в ее увлажнившееся лоно.

Боль, пронзившая тело Клэй в момент проникновения, заставила ее судорожно вздохнуть. Но как только Уилл задвигался внутри нее, она словно распахнулась ему навстречу, целиком отдаваясь его ласке. Уилл был умелым любовником, он рывком посылал свое тело вперед и медленно отступал, одновременно пальцами лаская клитор Клэй. Никогда в самых смелых своих мечтах она не представляла, что это будет так хорошо. Внезапно помимо ее воли тело Клэй задрожало, охваченное оргазмом. Она застонала от невыразимого наслаждения.

– А-ах! – Уилл изверг в нее семя секунду спустя. – Вот это да.

Клэй еще долго прислушивалась к их постепенно затихавшему дыханию, впитывая жар, шедший оттуда, где сливались их тела. Она чувствовала бесконечную благодарность и любовь к мужчине, подарившему ей столь невыразимо прекрасные мгновения.

Потом, когда они лениво ели виноград, Клэй призналась:

– Еще с четырнадцати лет я мечтала отдать свою невинность такому человеку, как ты. Подумай, сколько удовольствия мы бы получили за все эти годы.

Уилл поцеловал ее.

– Я был бы счастлив оказаться первым мужчиной в твоей жизни.

Клэй несколько мгновений колебалась.

– Ты и стал им, – призналась она наконец.

– Неужели? Что-то не похоже, Глазастик; ты слишком хороша в постели.

– Все равно это правда. До нынешнего вечера я была девственницей.

Уилл посмотрел на нее.

– Так ты серьезно? – Он еще раз поцеловал Клэй.

А я и не догадывался. Я… мне так лестно, что ты выбрала именно меня.

– Ты особенный мужчина, Уилл; я это поняла в ту самую секунду, когда впервые увидела тебя.

– И ты тоже, Клэй. Господи… девственница. – Уилл негромко засмеялся.

Этой ночью они так и не заснули: разговаривали, занимались любовью, опять разговаривали… и снова бросались друг другу в объятия.

К утру Клэй утвердилась в мысли, что была права, выбрав Уилла; он оказался таким чудесным… Клэй уже не сомневалась, что любит Уилла, и была готова провести с ним всю свою жизнь.

Уилл же, хотя и был не из тех, кто признается в любви после первой ночи, утром, стряпая завтрак под взглядом сидевшей напротив Клэй, решил, что она совершенно незаурядная девушка.

Глава 20

«Камелот III» на несколько недель встал на прикол в доке Ки-Уэст, а Уилл тем временем плавал на зафрахтованном тридцатипятифутовом баркасе «Тра-ля-ля». К баркасу был подвешен магнитометр для обнаружения металлических предметов, скрытых на дне океана. Как только датчик улавливал присутствие какого-либо металла, под воду сбрасывались бетонные кубы с привязанными к ним оранжевыми флюоресцирующими поплавками, отмечавшими место находки. Члены команды, посменно дежурившие у прибора, спускались под воду, чтобы осмотреть находку. Чаще всего попадались самые прозаичные вещи вроде оторвавшегося якоря или корпуса авиабомбы: во время Второй мировой войны район Маркизас-Кис использовался в качестве полигона.

Начало марта – не лучшее время для поиска сокровищ: в эти дни еще бушуют изменчивые зимние ветра, и по океану ходят волны высотой до девяти футов; однако на этот раз погода на островах Флорида-Кис была не по сезону спокойной, и Уилл решил воспользоваться удобным случаем. Он наметил для поисков пространство площадью в десять квадратных миль, раскинувшееся между Маркизас-Кис и Ки-Уэст неподалеку от Бока-Гранде: именно здесь Уилл поднял со дна большинство своих прошлых находок. По его мнению, все эти предметы принадлежали испанскому галиону, затонувшему здесь более трехсот лет назад.

У Стоуна было чувство, что он вплотную приблизился к намеченной цели, однако он боялся, что найденное им место уже опустошено испанскими пиратами, спасателями или такими же ловцами фортуны, как и он сам. И все же после четырех лет поисков всякий раз, когда у него появлялись деньги на горючее и фрахт судна с магнитометром, Уилл чувствовал близость удачи: у него начинали чесаться ладони и появлялось ощущение, что богатая добыча вот-вот угодит ему в руки.

«Тра-ля-ля» встал на якорь у оранжевого буйка, и, пока команда завтракала кубинскими сандвичами, Уилл опустился на дно выяснить, что на этот раз обнаружил прибор. Спустя час на поверхности океана за кормой баркаса показались воздушные пузыри. Вынырнув из воды, Уилл поднялся на борт судна, выплюнул загубник и сдвинул на лоб маску. Клэй, Том и остальные с нетерпением ждали.

– Ни черта, – сказал Уилл. – Вероятно, метеорит или старая лебедка, глубоко зарывшаяся в ил.

– Но прибор показывает сильное магнитное поле, – заметил Том.

– Да. Полагаю, стоит взглянуть еще разок. Завтра, если позволит погода, мы запустим воздуходувку и посмотрим, удастся ли докопаться до чего-нибудь существенного. – Уилл снял акваланг и стянул костюм для подводного плавания. Под костюмом на нем была рубашка защитного цвета и футболка с надписью: «Уилл Стоун, воплощение бессмертного духа Генри Дженнигса». Эту футболку Уиллу подарила его бывшая подружка. Генри Дженнигс был знаменитым флибустьером, грозой островов Флорида-Кис.

– Сколько у нас осталось горючего, Виктор? – спросил Уилл.

– Примерно семьдесят пять галлонов.

– Тогда за работу! Клэй, сегодня твоя очередь дежурить у металлоискателя, – распорядился Уилл. – Том, вы с Джеком сейчас отправитесь под воду, а я займусь картой и вычислениями.

Команда взялась за работу, а Уилл задержался у магнитометра с Клэй. Кроме Гарнет Тернер, никто не знал об их отношениях, хотя Том Шульц уже начинал что-то подозревать.

– Ты слишком долго пробыл внизу, чтобы я поверила, будто там ничего нет, – заметила Клэй.

– Знаю. – Уилл обнял ее за талию. Любому непосвященному его жест мог бы показаться случайным, но всякий раз, когда Уилл стоял рядом, Клэй охватывала дрожь. – На дне со мной случилась странная штука, – негромко произнес он.

– Что именно? – встревоженно спросила Клэй.

– Да так… Просто я почувствовал нечто мистическое. Об этом рассказывают многие ныряльщики, но я до сих пор не испытывал ничего подобного. У меня было такое чувство, будто я ощутил чье-то прикосновение, чье-то присутствие. Мне даже показалось, что на моем плече лежит чья-то рука. Я обернулся и, клянусь, за моей спиной на долю секунды вспыхнул зеленый огонек. Я моргнул, и свет тут же погас.

Уилл наклонился и, отвернувшись от ветра, закурил сигарету.

– Я прислушался к своим чувствам, пытаясь определить, куда они меня поведут, потом разрыл песок в тех местах, которые показались мне наиболее подходящими, но… – Уилл пожал плечами, – …я так ничего и не нашел. И тут на меня напал какой-то непонятный страх, словно от морского дна исходила угроза. Я сразу поднялся на поверхность, но и до сих пор чувствую себя не в своей тарелке.

– Может, не стоит возвращаться туда завтра? – Его беспокойство передалось Клэй.

Уилл улыбнулся одними губами:

– Думаешь, я испугался привидений? Чепуха. Наоборот, теперь я еще больше уверен, что это место следует осмотреть еще раз.

Уилл ободряюще похлопал Клэй по спине.

– Все эти морские суеверия – обычные предрассудки, и ничего более. И все-таки следи за прибором повнимательнее.

Клэй оставалось только догадываться, был ли Уилл искренен или попросту разыграл ее. У них сложились легкие, необременительные отношения, достигавшие силы страсти лишь тогда, когда они занимались любовью. Стоун не скрывал, что в городе у него есть женщины, с которыми он время от времени встречается. Это беспокоило Клэй, но ведь он предупреждал ее, чтобы она не ожидала от него ничего серьезного, и Клэй приходилось играть по его правилам. Тем не менее отчего-то она была уверена, что если их отношения продлятся достаточно долго, Уилл не сможет без нее обходиться. Она рассчитывала проникнуть в его кровь и плоть, в каждый уголок его души, заставить Уилла полюбить вновь, и полюбить именно ее.

* * *

– Присядь, нам нужно поговорить. – Бросив на Клэй внимательный взгляд, Гарнет Тернер продолжала методично покрывать ногти ярко-красным лаком.

Клэй в это время натягивала через голову белую футболку. Надев следом шорты из белой парусины, она повернулась к Гарнет:

– Извини, я уже опаздываю. – Она собиралась отправиться к Уиллу и отчего-то немного нервничала.

В конце нынешней недели они обе должны были вернуться в колледж, но Клэй сказала подруге, что пока не собирается покидать Ки-Уэст. Гарнет все еще надеялась, что она передумает, но больше откладывать отъезд было уже нельзя.

– И все-таки я хочу, чтобы ты задержалась, пора хорошенько все обсудить. В последние недели я редко видела тебя, разве что когда ты заскакивала переодеться.

Клэй уселась рядом с подругой на бугристый зеленый диванчик.

– Прости, Гарнет. Дело в том, что я сейчас такая счастливая, какой уже давно не была. Уилл – самый потрясающий парень из всех, кого я до сих пор встречала, и мне нравится его команда; так зачем мне возвращаться на север?

– Чтобы получить диплом, без которого ты не найдешь хорошей работы. Пошевели мозгами, Клэй; даже если у вас с Уиллом что-то серьезное, ты сможешь вернуться сюда летом на практику в следующем году. А потом мы закончим колледж, и тогда делай, что хочешь.

– Плевать мне на диплом. Учеба в колледже – напрасная трата времени, и не более того…

– Чушь! – перебила ее Гарнет. – Уилл Стоун намного старше тебя, а Том говорит, что он эгоист, каких поискать. Ты втюрилась в него, потому что он твой первый мужчина, но я-то знаю, это не принесет тебе ничего, кроме горя. Уилл не хочет связывать себя. Он сам тебе об этом сказал, но ты просто отказываешься ему верить…

– Он сказал, что еще не готов жениться во второй раз…

– Ты ему нравишься, я знаю. Но давай взглянем правде в лицо – мне это сделать легче, потому что я почти не знакома с ним, – и ты поймешь, что Уилл Стоун не тот человек, которому стоит посвящать свою жизнь.

– Я и не собираюсь этого делать!

Гарнет вздохнула:

– Тогда отправляйся в колледж. Следующим летом ты вернешься к Уиллу и сама увидишь, как все изменилось.

– Ты думаешь, я боюсь, что, если уеду, он найдет кого-нибудь еще?

– Господи, да ему и искать не надо.

– Ах, Гарнет Тернер, Зоркий Глаз, откуда у тебя такие сведения? Уж не сплетничаете ли вы с Томом у меня за спиной?

– Уилл Стоун – местная знаменитость. Мы живем в маленьком городке, и собрать информацию о нем проще простого. – В темных глазах Гарнет светилось сочувствие.

Клэй поднялась на ноги:

– Послушай, я действительно опаздываю. Ты права, и я это признаю.

– Значит, едем в колледж?

Клэй кивнула.

– Придется. Но я обязательно вернусь сюда следующим летом. – Она взяла холщовую сумку с фотоаппаратурой и сменой одежды.

Гарнет обняла ее.

– Хвала Всевышнему – ты все же образумилась! Клэй мчалась к дому Уилла на мотоцикле, и ее терзали угрызения совести, – она терпеть не могла обманывать и знала, что ей будет тяжело без Гарнет, но все же была твердо намерена остаться во Флориде. К тому же, если ее надежды не оправдаются, она сможет осенью вернуться в Бард и нагнать упущенное время. А если дело выгорит… Что ж, в таком случае диплом ей просто не понадобится.

«Камелот III» покинул док Мэллори и направился на запад. Решив сделать фотожурнал, Клэй по пути фотографировала ловцов креветок, торговые корабли из Британского Гондураса, катера береговой охраны, словом, все, что попадало ей в объектив. Работа над фотожурналом оказалась удобным предлогом, позволявшим вволю снимать Уилла Стоуна для личного альбома, и все же Клэй чувствовала, что ей постоянно чего-то не хватает. Воспоминания об отце и Уиллоуз до сих пор вызывали у нее невыносимое чувство одиночества.

Но как бы там ни было, она наметила для себя новый жизненный путь и отступать не собиралась, несмотря на то что ничего более далекого от разведения лошадей в Виргинии нельзя было и представить. Ей нравилась эта жизнь. За короткое время она научилась множеству вещей: нырять с аквалангом, фотографировать под водой и, самое главное, научилась любви. Все это доставляло Клэй огромную радость.

* * *

«Камелот III» рассекал легкую зыбь зеленых вод океана, минуя крохотные мангровые островки, из-за сходства называемые по-индейски чикимулас, «братья». Оставив за кормой более крупные острова, яхта вошла в пролив, и на горизонте показался риф Маркизас-Кис, овал из маленьких коралловых скал, обступивших трехмильную лагуну.

– Вижу буй! – Том Шульц указывал на ярко-оранжевый поплавок, плясавший на волнах в нескольких сотнях ярдов по левому борту. – Эй, Виктор! Мы нашли его!

Виктор Лопес, выходец из кубинской семьи, более века прожившей на Ки-Уэст, был главным механиком и штурманом Стоуна и состоял младшим партнером предприятия; ему причитался определенный процент с дохода. Услышав, что буй неподалеку, он дал «самый малый», и яхта начала плавно останавливаться.

– Приготовить подводные костюмы, да поживее! – скомандовал Уилл. – Что-то не нравятся мне эти тучки над Драй-Тортагас. Клэй, будешь фотографировать, как только я дам знак, а Джек и Салли займутся нагнетателем.

– Есть, капитан! – Джек отдал честь, а Виктор тем временем вывел судно на отмеченную точку.

Клэй надела акваланг, приладила маску, подняла с палубы фотокамеру и, спустившись по трапу, спрыгнула в воду. Уилл прыгнул следом. Дно от поверхности отделяло всего двадцать футов, и видимость на глубине оказалась вполне удовлетворительной. Появление ныряльщиков ничуть не нарушило ритм подводной жизни, и для начала Клэй сфотографировала стайку отливающих радугой желтых рыб-хирургов, одну из которых попыталась схватить барракуда.

Уилл, углубившись в гущу коралловых ветвей и водорослей, жестом позвав Клэй за собой, указал ей на пятачок морского дна и плавно повел рукой, давая понять, что именно здесь ему довелось пережить загадочные ощущения, однако, осмотревшись, кроме старых пустых раковин, брошенных ловцами моллюсков, Клэй не заметила никаких признаков кораблекрушения. Любопытная барракуда высунула голову из норы, но стоило Клэй протянуть к ней руку, как хищница молниеносно отпрянула.

Почувствовав легкое прикосновение, Клэй повернула голову, почти готовая встретиться с призраком, но это оказался Уилл. Он оживленно жестикулировал. Клэй проплыла вслед за ним несколько ярдов, огибая коралловую скалу, и Уилл показал ей лежащий на дне черный, обросший ракушками шар, оказавшийся при ближайшем рассмотрении пушечным ядром. Клэй принялась щелкать затвором фотокамеры, а Уилл тем временем энергично раскапывал грунт руками, поднимая со дна тучи песка. Наконец в мутной воде проступило что-то большое и ржавое. Уилл с улыбкой посмотрел на Клэй, и она поняла, что это, возможно, был якорь испанского галиона. По сигналу Уилла Клэй всплыла, стараясь подниматься строго вертикально, чтобы потом можно было установить буй точно на месте находки.

– Как ты думаешь, что там такое? – спросил Том, когда Клэй взобралась на палубу.

– Похоже, якорь; уж очень глубоко он ушел в песок.

На поверхности показался Уилл. Передав Карлосу, одному из ныряльщиков, пушечное ядро, он поднялся на борт.

– Может быть, это очередная пустышка, но все-таки надо попробовать. Давайте для начала спустим под воду нагнетатель и расчистим место.

– Все готово, – отозвался Карлос, включая мотор. Компрессор громко взревел.

– Эта штука гремит, как сто чертей! – крикнул Уилл, перекрывая шум. – Эй, Виктор, кажется, я велел тебе его исправить!

Виктор пожал плечами:

– Я и исправил. А это что-то новенькое. Отремонтирую вечером, когда закончим работу.

– Надеюсь, до той поры он не развалится окончательно.

Виктор еще раз пожал плечами и улыбнулся. Незлобивый и безотказный, он ремонтировал, смазывал, перепаивал, склеивал и регулировал практически все оборудование, приобретенное Стоуном, многократно продлевая ему жизнь. Виктор отлично знал о финансовых неурядицах Уилла и никогда не жаловался, молясь лишь, чтобы оборудование дотянуло до того счастливого мгновения, когда они наткнутся на какой-нибудь клад, или, как говаривал Стоун, на золотое дно.

Теперь пришла пора поработать нагнетателю, который Том Шульц называл «жирафой», и который представлял собой механизм, спускаемый на морское дно посредством удлинительной трубы, подключенной к мощному компрессору на борту «Камелота III». Если нужно было пробить скалистое основание, в ход пускалось огромное сверло, а потом широкий «хобот» разрыхлял частицы, выплевывая песок аккуратными кучками.

Углубившись в дно на несколько футов, ныряльщики, сменяя друг друга через каждые полтора часа, просеивали раздробленный грунт в поисках предметов с затонувшего корабля. Если им попадалась особенно богатая залежь, с борта судна спускалась труба, и компрессор включался на всасывание, поднимая находки на палубу и вместе с песком и раковинами выбрасывая их на площадку, прозванную «песочницей», – так было удобнее, потому что члены команды, находящиеся на борту, перебирали грунт быстрее, чем ныряльщики на дне.

– Стоп! Кажется, мы на что-то наткнулись, – крикнул Уилл; к этому времени нагнетатель проработал почти сорок пять минут, и все немного расслабились. – Том, Карлос, вы пойдете со мной под воду. Клэй, приготовь фотоаппарат и жди, когда мы дернем за веревку.

Клэй, Виктор, Джек Девин и Салли Кинкейд в нетерпении расхаживали по палубе, когда десять минут спустя резкий рывок буйрепа подал Клэй сигнал.

– Глазастик, ныряй! – крикнула Салли, и Клэй прыгнула в воду.

Спустившись на дно, она увидела Уилла, Тома и Карлоса, окруживших предмет, который сразу не смогла различить.

Уилл отступил в сторону, и объектив камеры выхватил нечто бесформенное и позеленевшее, что при ближайшем рассмотрении оказалось бронзовой пушкой, лежащей на боку.

Том и Карлос принялись старательно очищать бок пушки скребками, привязанными к поясным ремням. Орудие, вне всяких сомнений, было старинное, и Том возбужденно замахал рукой; ему удалось отчистить большую площадь ствола, на котором показался крест с выгравированной на нем фигуркой льва. Снизу виднелась дата отливки – 1625 год.

Клэй принялась снимать место находки со всех сторон и фотографировала до тех пор, пока не кончилась пленка. Тогда Уилл передвинул бетонный блок поближе к пушке и обмотал трос вокруг ее ствола. Теперь лежащий на поверхности воды буй точно указывал место находки.

Потом они вчетвером поднялись наверх, чтобы сообщить остальным приятную новость.

– Почему бы не поднять ее прямо сейчас? – предложила Салли.

Том покачал головой:

– Посмотри на небо, ветер начинает менять направление. У нас мало времени.

– К тому же мы пока не имеем права вытаскивать пушку; сначала я должен получить лицензию на разработку этого участка, – добавил Уилл и от души рассмеялся. – Все равно это настоящая удача, ребята! Горшок с золотом все ближе, чует мое сердце…

Клэй на всю жизнь запомнила Уилла таким, каким он выглядел в эту секунду. Она была так влюблена, что даже забыла его сфотографировать.

Невзирая на мольбы Гарнет, Клэй осталась в Ки-Уэст; она ни за что не согласилась бы расстаться со своим возлюбленным, особенно теперь, когда ему улыбнулась удача.

После отъезда подруги она хотела перебраться к Уиллу, но он сказал, что плавучий дом слишком тесен для двоих, и Клэй продолжала снимать крохотную квартирку на Уайтхед-стрит. Она очень скучала по Гарнет. Том Шульц стал ее близким другом, однако порой Клэй не хватало женского общества. Она знала, что Уилл по-прежнему встречается с другими женщинами, но он постоянно убеждал ее: Клэй – его «главная девушка, единственная, которая ему по-настоящему небезразлична».

Нередко Клэй подолгу плакала, прежде чем заснуть на своей веранде. Причиной ее слез была тоска по отцу и мысль о том, что Уилл сейчас лежит в постели с другой. Это случалось, когда Уилл отсылал ее, говоря, что ему хочется побыть одному; Клэй прекрасно знала, что он способен наслаждаться одиночеством от силы полчаса. Скорее всего он отправился в «Грязнулю», карточный клуб «Пьер-Хаус» или другое излюбленное место.

Раскопки затонувшего корабля то и дело прерывались; сильные ветра и коварные подводные течения позволяли команде работать в среднем не больше двух дней в неделю. Остальное время Уилл искал новых партнеров, которые помогли бы ему финансировать летнюю экспедицию. Он обратился к властям Флориды с просьбой о выдаче лицензии на разработку места, где была обнаружена пушка, и, пока шло рассмотрение его заявки, на «Камелоте» обосновался государственный чиновник, задачей которого было, установив границы предполагаемого местонахождения обломков, следить за тем, чтобы Стоун производил только разведочные работы.

В конце мая Уилл, захватив с собой Клэй, вылетел в Таллахасси, чтобы выяснить, как обстоят дела с лицензией; и хотя до сих пор отдел истории, архивов и регистрации госдепартамента Флориды не дал положительного ответа, после личной встречи с руководителем комиссии Стоун утвердился в мысли, что его просьба будет исполнена.

– У меня добрые предчувствия; считай, лицензия у нас в кармане. Как насчет праздничного ужина перед возвращением домой? – обратился он к Клэй, когда они летели в Майами.

– С удовольствием. – Как правило, они ужинали с Уиллом в его плавучем жилище, поджаривая морского окуня или тунца, пойманного днем, а выбираясь в город, ограничивались пивом в закусочной «Капитан Тони» либо расслаблялись под звуки старомодных шлягеров в «Грязнуле». В тех редких случаях, когда Уилл соглашался повести Клэй в ресторан, он предпочитал добротные недорогие кубинские кабачки – «У Эдди», «Эль Касик», «Четвертое июля» либо единственное на весь остров круглосуточное заведение Говарда Джонсона.

Теперь же они сидели в ресторане Эмбера на Майами-Бич, жадно поглощая бифштексы с салатом и жареным картофелем. На Клэй было летнее платье из цветастой ткани, которую выделывали на Ки-Уэст; Уилл ради аудиенции в Таллахасси облачился в спортивную куртку и повязал галстук.

– Черт побери, мы оба при параде, – заметила Клэй, улыбаясь. – Можно подумать, у нас с тобой настоящее свидание, как у нормальных людей. Да еще бутылка вина. Ни разу со дня нашего знакомства ты не тратил на меня столько денег.

– Надеюсь, это не вскружит тебе голову.

– Ты имеешь в виду вино?

– Нет, хороший ресторан. Мы с тобой лишь притворяемся нормальными людьми. – Уилл рассмеялся. – В полночь мы вылетаем на Ки-Уэст. К этому времени ты забудешь нынешний вечер, забудешь этот ресторан и опять станешь моей рабыней…

– Опять стану твоей рабыней? Уж не думаешь ли ты, что я девчонка, готовая на все, стоит тебе лишь щелкнуть пальцами?

Уилл рассмеялся:

– Не сердись, Глазастик. Я просто пошутил.

– Ничего себе шутка. Признайся, тебе плевать на меня. Ты даже ни разу не пригласил меня в приличное место, и у нас никогда не бывало настоящих свиданий; а все потому, что ты ко мне равнодушен…

– Ничего подобного, Глазастик.

– Хватит называть меня этой кличкой! Семейство, расположившееся за соседним столиком, удивленно воззрилось на них.

Уилл досадливо вздохнул:

– Клэй, ты прекрасно знаешь, как я к тебе отношусь, и я бы с удовольствием водил тебя по роскошным ресторанам, если бы сам туда ходил. Мне казалось, что ты понимаешь ситуацию.

– Какую еще ситуацию? – Клэй вылила себе в бокал остатки вина.

– Ну, мы нравимся друг другу, нам хорошо вдвоем… но я никогда ничего тебе не обещал. Я слишком хорошо знаю себя, знаю, что не сдержу слова, даже если бы его и дал.

– Мне не нужны твои обещания, – чуть слышно произнесла Клэй. – Я лишь хочу, чтобы ты любил меня.

Уилл мягко накрыл своей широкой ладонью ладонь Клэй.

– Я люблю тебя, поверь, но давай не будем торопиться, не будем загадывать на завтра. – Он примирительно улыбнулся. – Согласна?

– Ладно уж, так и быть. – Клэй впервые осознала, что любит Уилла больше, чем он любит ее. Теперь ей предстояло жить с этим и, может быть, попытаться как-то изменить ситуацию. Рано или поздно Уилл одумается; Клэй в этом не сомневалась; он увидит, что не может без нее обходиться. Вопрос был только во времени, а у Клэй его было сколько угодно.

Глава 21

Перед тем как предоставить Уиллу Стоуну лицензию, власти штата направили к нему морского археолога, который должен был провести инспекцию на месте. Джин Никерброкер, солидный мужчина средних лет, и его помощник опустились на дно, чтобы осмотреть пушку и собрать извлеченные к этому времени из песка предметы, в соответствии с протоколом возвращенные под воду, – серебряные монеты, глиняную трубку, несколько черепков, пушечные ядра, фитильную аркебузу, откованные вручную гвозди, две рапиры и меч. Стоуну была выдана расписка об изъятии предметов, означавшая, что он расстается с ними до тех пор, пока государство не разделит добычу, оставив у себя двадцать пять процентов для археологических музеев.

В ожидании разрешения Уилл приобрел старый буксир «Корнелиус» и намертво поставил его на якоря прямо над пушкой, у места будущих поисков. Машина «Корнелиуса» должна была помочь команде глубже забраться в песок и скальный грунт. К тому же Уилл таким образом получал больше пространства для размещения припасов, запчастей, оборудования и емкостей с пресной водой. Уилл также нанял охранника Майка О'Хару, который должен был следить за сохранностью буксира, когда «Камелот III» находился в порту, – по федеральному закону о районах залегания утонувших кораблей для сохранения прав по заявке на подводные раскопки судно охотника за сокровищами должно постоянно находиться на месте работ.

В начале июня, с наступлением самой благоприятной погоды для подводного плавания, Уилл наконец получил лицензию. На «Камелот» прибыл государственный инспектор Тони Эчиверра, чтобы наблюдать за ходом поисков. Это был низенький толстяк, начисто лишенный чувства юмора и в немалой степени сковывавший действия команды. Клэй знала, что он будет следить за каждым их шагом, дабы предотвратить сокрытие находок, но его присутствие необходимо как для обеспечения прав штата, так и для того, чтобы Уилла не обвинили в нарушении законов. И все же инспектор Эчиверра вызывал у Клэй раздражение; с его появлением атмосфера на борту стала более формальной, веселье и шутки прекратились.

Вдобавок Клэй начала ощущать, что Уилл становился все более замкнутым. Он не посвящал ее в прозаичные детали своей борьбы за финансы, но Клэй знала, что до сих пор ему не удавалось наскрести достаточно денег для летней экспедиции.

В конце концов Уиллу выдали его долю находок за два минувших года, и теперь, поделившись с партнерами, он должен был распродать их, а вырученные средства внести в качестве залога по банковскому кредиту.

– У меня добрые вести, Глазастик, – сообщил он как-то утром. – Один состоятельный нумизмат из Техаса собирается приобрести мои монеты для своей коллекции и пригласил меня на деловой обед. Похоже, нашим денежным неурядицам приходит конец.

Клэй обняла Уилла:

– Ура! Я покупаю бутылку шампанского!

Однако после встречи Уилл велел ей поберечь шампанское. Покупатель предложил ему сущие гроши, и Уилл отказался от сделки.

Эта ситуация повторялась вновь и вновь, и в конце концов Уилл сказал Клэй, что тому виной падение рынка ценных бумаг, однако потом оптимистически добавил, будто, по прогнозам Уолл-стрит, положение должно скоро поправиться; а значит, он сумеет сбыть монеты в течение ближайшего месяца-двух. Но напряжение не покидало его; когда они с Клэй занимались любовью, он все реже стремился растянуть удовольствие до утра и все чаще исчезал после полуночи, торопливо удовлетворив свои потребности; и как Клэй ни старалась удержать его, Уилл лишь еще больше замыкался в себе.

На «Камелоте» Клэй по-прежнему продолжала заниматься съемкой найденных предметов; теперь эта обязанность целиком лежала на ее плечах, поскольку Том почти все время проводил под водой, фотографируя там каждый обнаруженный предмет для официального каталога. Помимо этого, Клэй помогала Салли Кинкейд снабжать предметы ярлычками и вести журнал, поскольку Уилл терпеть не мог писанины.

Стояла солнечная погода, как нельзя лучше подходившая для подводного плавания и съемки. Практически каждый день ныряльщики поднимали на борт покрытые ракушками мушкеты, ржавые аркебузы, почерневшие серебряные монеты. Они до сих пор не знали, какому кораблю принадлежали эти сокровища и действительно ли здесь покоится лишь одно судно.

Несколько дней в неделю Уилл методично прочесывал магнитометром район поисков, а затем погружался в воду, чтобы осмотреть точки, в которых прибор выдавал самые мощные сигналы. К концу июня у них уже было несколько крупных находок – ржавый трехфутовый испанский якорь, пушка и два фута золотой цепи, но они так и не обнаружили ничего, что связывало бы эти предметы с каким-то определенным кораблекрушением. Тем временем «жирафа» продолжала вгрызаться в песок в центре участка.

Первого июля Уилл заметил на дне какие-то желтые блестящие предметы. Жестом велев Клэй снимать, он быстро заработал руками и вскоре выкопал два бруска, каждый из которых весил около фунта.

– Вы только посмотрите! – воскликнул Уилл, поднявшись на палубу. Серебро чернеет под водой…

– А золото – никогда! – Том, щурясь, разглядывал блестящие на солнце поверхности брусков.

– Вот это уже настоящее богатство. – Уилл не мог скрыть своей радости.

Салли принесла увеличительное стекло, и они осмотрели бруски. Клеймо на одном из них стерлось, зато на другом Уилл сумел различить оттиск королевской печати испанского монарха Филиппа IV.

– Похоже, мы наткнулись на останки «Святой Тересы», ее потопил ураган в тысяча шестьсот шестидесятом году.

– Ну и ну. Неужели это золото пролежало на дне триста лет? – удивился Карлос.

– Сделай одолжение, – обратился Уилл к Клэй, – напиши в архив Севильи, и пусть они вышлют нам копию корабельного манифесто.

– Манифесто?

– Опись груза. Испанцы скрупулезно вели документацию.

– Не то что некоторые наши знакомые, – не выдержав, поддела его Клэй.

Уилл усмехнулся:

– Это уж точно. Они записывали каждый предмет, который грузили на борт. Если наш корабль – «Святая Тереса», мы рано или поздно сумеем это доказать.

Две следующие недели продолжали баловать команду удачей. Ныряльщики достали еще несколько золотых цепочек, пятьдесят золотых монет по два эскудо в покрытой гравировкой серебряной шкатулке, перстень с рубином, золотые четки с гранатами, жемчужный браслет, отлично сохранившийся в глиняном горшке, дюжину пушечных ядер и золотой диск, весивший более трех фунтов.

Наконец прибыл ответ из Севильи. Уилл сверил находки с описью «Святой Тересы».

– Ура, все совпадает! – воскликнул он. – Наши обломки и есть «Святая Тереса»!

– Что ж, нам осталось только… найти сам корабль! – рассмеялся Том.

Однако это оказалось гораздо труднее, чем можно было предположить; судя по всему, деревянный корпус слишком глубоко ушел в песок, чтобы магнитометр мог почувствовать находящиеся внутри металлические предметы.

В конце июля начались тропические бури, и целых две недели команда просидела в Ки-Уэст, а когда наконец смогла вернуться к работе, удача покинула ее. Неделя прошла практически без находок, если не считать одного проржавевшего мушкета. Уилл сумел раздобыть достаточно денег, чтобы зафрахтовать восьмидесятифутовую спасательную баржу с мощным пневмоподъемником, способным глубоко проникать в океанское дно. Устройство работало быстро, но так же быстро и перегревалось; к тому же ракушки часто засоряли всасывающую систему, и трубопроводы приходилось регулярно прочищать. После еще двух недель бесплодной, постоянно прерывающейся работы Стоун решил, что баржа приносит больше убытков, чем прибыли.

Погода вновь испортилась, и дела в Ки-Уэст шли из рук вон плохо. Фискальные органы Флориды начали аудиторскую проверку бухгалтерских книг Стоуна. Они приняли решение отсрочить уплату местных налогов до реализации сокровищ, но обвинили искателя сокровищ в том, что он уклонялся от налогов на средства, предоставленные ему партнерами. В записях Уилла царила неразбериха, и это еще больше усугубляло ситуацию. Вдобавок у него вышли все деньги, и в его плавучем доме отключили электричество и телефон. Уилл также задолжал команде, но хуже всего было то, что он исчерпал свои кредитные возможности.

Постепенно каждый из членов команды начал строить собственные планы. Салли Кинкейд решила вернуться в колледж; ее примеру последовал Джек Девин. Том Шульц и Карлос Абейта записались инструкторами в школу глубоководного плавания в Форт-Пирс и намеревались провести там зиму; Виктор Лопес, окончательно поиздержавшись, собрался переехать к сыну, чтобы помогать ему управлять гаванью на Фиеста-Ки.

В конце концов Уиллу удалось-таки продать достаточное количество серебряных монет, чтобы расплатиться с экипажем и выкупить свое оборудование, но это не подняло ему настроения. Он был так близок к тому, чтобы найти богатства «Святой Тересы», но сокровища на миллионы долларов по-прежнему оставались на дне. Уиллу пришлось урезать расходы, дожидаясь весны, когда, как он надеялся, можно будет снова продолжить поиски.

И тут над искателями морских кладов нависла серьезная опасность со стороны закона. Впервые с момента принятия в 1906 году Акта об исторических ценностях федеральное правительство объявило государственной собственностью сокровища, лежащие на внешнем континентальном шельфе за пределами трехмильной зоны. Поскольку участок Стоуна далеко простирался по обе стороны указанной зоны, ему лишь оставалось затаиться. Он понимал, что власти Флориды и Штатов рано или поздно доберутся до него, чтобы обгрызть мясо с его костей, и тогда ему потребуется еще больше денег на уплату налогов.

Первого сентября, в день рождения Уилла, Клэй объявила, что хочет угостить его обедом в «Бэттери».

– Сэкономь свои деньги, Глазастик. Тридцать седьмой год моей жизни начинается не слишком удачно.

– Да нет же, твой тридцать седьмой год кончается. Тебе исполняется тридцать восемь, и я уверена, тридцать восьмой принесет тебе успех.

Уилл забрался рукой под шорты Клэй и ущипнул ее за ягодицу.

– Господи, тебе всего двадцать, ты не имеешь ни малейшего понятия, каково это – видеть, как стареет твое тело, оставаясь в душе таким же молодым, как и прежде.

Клэй нежно поцеловала его.

– Мне трудно поверить, что ты когда-то был красивее, чем сейчас. Не упрямься. Давай устроим себе настоящий праздничный пир.

– Нет, Клэй. У меня нет настроения.

– Но у нас отличный повод. К тому же я приготовила для тебя сюрприз.

– Я же говорил, мне не нужен подарок.

– Это не совсем подарок. – Клэй умоляюще посмотрела ему в глаза. – Прошу тебя, пойдем.

И Уилл сдался.

– Так и быть, но только если ты погладишь мне рубашку.

Они устроились в тропическом саду бара «Бэттери», наслаждаясь чесночными креветками и колючими омарами. Клэй оживленно болтала, рассказывая о друзьях Тома, которым пришлось нанять яхту, чтобы переправить знакомых на Бимини, где целую неделю продолжалась свадьба, а Уилл больше помалкивал.

Появился официант, чтобы принять заказ на десерт, но Уилл от десерта отказался.

– Неужели тебе не хочется отведать знаменитый шоколадный торт? – уговаривала его Клэй. – В конце концов, сегодня твой день рождения.

– Я хочу кофе и праздничную рюмку «Курвуазье» – этого мне будет достаточно.

Клэй загадочно улыбнулась.

– Пожалуй, теперь самое время для сюрприза. Во-первых, хочу предупредить, что он не накладывает на тебя никаких личных обязательств по отношению ко мне. Это чисто деловое предложение.

– Деловое предложение? – Уилл недоверчиво рассмеялся. – Ты хочешь сказать, что разбираешься в бизнесе?

– Гораздо больше, чем ты думаешь. Я не слепая, и отлично вижу, что происходит с твоей компанией. Я знаю, на что ты потратил бы деньги, если бы они у тебя были, и верю, что ты бы справился со всеми неурядицами. – Серые глаза Клэй возбужденно поблескивали.

Уилл вздохнул.

– Я разорен, и этого не скроешь, – сказал он. – Именно поэтому я так прохладно отнесся к твоему приглашению в ресторан. Я не могу оплатить счет, и от этого мне не по себе.

– Уилл, ты же знаешь, что это временные затруднения. Скоро ты станешь миллионером, и все будет хорошо.

– Надеюсь, что так. – Уилл закурил сигарету и откинулся на спинку кресла.

– Давай перейдем к делу, – предложила Клэй. – Я унаследовала от отца кое-какие деньги и хочу вложить их в твое предприятие в качестве партнера.

Уилл был немало изумлен, хотя и подозревал, что у Клэй есть свои средства: ее расходы определенно не укладывались в выплачиваемые им суммы. Клэй постоянно баловала его «маленькими подарками», которые включали книги, коньяк, футболки и другие знаки внимания.

– Значит, в качестве партнера?

– Да! Уж лучше играть в твою игру, чем на бирже. Я не смогу передать тебе деньги до моего очередного дня рождения, то есть до января, но хочу, чтобы ты знал: они твои. – Клэй улыбнулась. – Так что хватит беспокоиться и хмурить лоб. Давай лучше еще выпьем…

– Тебе кажется, что я слишком беспокоюсь? – Уилл жестом велел официанту принести еще по бокалу коньяка. – Так вот, я вовсе не сомневаюсь, что все будет нормально. Я благодарен тебе за предложение, но не хочу отнимать у ребенка конфетку. Оставь свое наследство при себе – в наши дни человеку не выжить без подкожных запасов. У Клэй увлажнились глаза.

– Уилл, ты не понял главного. Я не собираюсь дарить тебе деньги. Я хочу вложить их в «Святую Тересу», то есть в будущее.

– А если мы ничего больше не найдем? Или найдем корабль и увидим, что его уже обчистили пираты?

– Но ведь ты не думаешь, что «Святая Тереса» – безнадежный тупик. Я слышала, как ты говорил с газетчиками. Ты уверен в том, что там миллионы…

– Уж не надеешься ли ты, что мы поднимем со дна кованые сундуки, набитые золотом? – отрывисто спросил Уилл.

– Господи, Уилл, конечно же, нет! Я проработала у тебя семь месяцев и знаю, что в этом деле не бывает никаких гарантий…

– Тогда что ты хочешь получить за свои инвестиции?

– Всего лишь долю от того, что мы найдем – если, конечно, найдем. И не думай, что я наивна; я знаю, что делаю.

– Сомневаюсь. – Уилл знал, что Клэй Фитцджеральд влюблена в него, и она тоже ему нравилась, но он понимал, что Клэй еще ребенок. Если она станет его партнером, он окажется связанным с ней почти так же прочно, как связывают двоих брачные узы; и если Клэй по его вине потеряет свои деньги, он будет мучительно переживать. Принять ее предложение на таких условиях он просто не мог.

Официант принес счет, и Уиллу пришлось позволить Клэй расплатиться своей карточкой. Смущенно улыбнувшись официанту, он сказал:

– Просто сегодня у меня день рождения, и я должен уступить желанию дамы…

Пока они пешком возвращались по Дюваль-стрит в «Пьер-Хаус», Уилл не проронил ни слова, но к тому моменту, когда они вошли в битком набитый бар, он уже знал, как ему поступить.

– Ты рассердился на меня? – спросила Клэй.

– Вовсе нет, с чего ты взяла?

– Я только хочу помочь тебе не упасть в финансовую пропасть и получить прибыль. Что в этом дурного?

– Ты любишь меня, Клэй?

– Какая разница?

– Очень большая. Я не могу взять твои деньги, не хочу быть обязанным тебе.

– Ты и не будешь.

– Господи, Клэй, очнись! Мы вместе хорошо провели время, и ты классная девчонка. Но у каждого из нас своя дорога. Я уже говорил тебе, что не хочу связывать себя – никогда и ни за что.

На лице Клэй появилось озадаченное выражение.

– Ты считаешь, что я пытаюсь тебя связать?

– Конечно! Какая еще причина могла побудить тебя вкладывать средства в мое предприятие?

– Будущая прибыль, – повторила Клэй.

– Чепуха! – прошипел Уилл. – Ты хочешь получить моральные гарантии своих вложений в меня, но я не собираюсь давать их ни тебе, ни кому бы то ни было еще.

Пытаясь успокоить Стоуна, Клэй положила ладонь ему на руку.

– Послушай, Уилл, я же говорила, это чисто деловое предложение.

– А ты согласилась бы вкладывать деньги в мою компанию, зная, что я люблю другую женщину, которая ближе мне по возрасту и вовсе не чувствует жалости ко мне?

– Черт побери, Уилл. Ты прекрасно знаешь, что я поступаю так не из жалости.

– Так какого хрена ты не отправишься назад в свой колледж?

Глаза Клэй полыхнули огнем.

– Значит, вот чего ты хочешь от меня…

– Да, я хочу именно этого и буду рад сбыть тебя с рук.

Клэй была потрясена.

– Ладно, если ты хочешь именно этого, так тому и быть. Прощай. – Она вскочила на ноги, еще не зная, что сделает в следующий момент.

Голос Уилла смягчился:

– Постарайся понять, Глазастик: у нас с тобой ничего не выйдет…

– Я уже говорила тебе, что ненавижу эту кличку! – Клэй запнулась. – И тебя тоже, – выкрикнула она неожиданно для себя и бросилась к выходу, не обращая внимания на знакомых.

Оставшись один, Уилл заказал еще порцию коньяка. Он чувствовал себя донельзя погано, поскольку понимал, что ему будет сильно не хватать Клэй и еще сильнее – ее денег. Несколько минут он пил в одиночестве, потом его глаза как-то невзначай остановились на незнакомой девице, которая улыбалась ему из дальнего угла бара. И в тот миг, когда Уилл Стоун кивнул рыжеволосой красотке, предлагая присоединиться к нему, он уже был уверен, что сделал все как надо. Клэй – милая девушка, но она хотела от него слишком много.

Осенний семестр в Барде еще не начинался, но Клэй и не думала туда возвращаться, решив, что колледж ей теперь ни к чему. Том Шульц отвез ее в аэропорт и дал ей телефоны своих друзей, которые могли помочь ей устроиться на работу. К этому времени Клэй собрала впечатляющую коллекцию подводных снимков; вдобавок она могла похвастаться фотожурналом, запечатлевшим события нескольких месяцев ее работы у Уилла Стоуна.

Клэй сняла комнату в недорогом общежитии для молодых леди, которых опекала Армия спасения. Гарнет собиралась закончить колледж в июне, и они с Клэй решили, что после этого поселятся в одной квартире.

Несколько недель Клэй писала очерк о поисках сокровищ, а затем, приложив к нему фотографии, продала его журналу «Мадемуазель», где редактором была подруга матери Гарнет. Потом она нанялась помощницей к профессиональному фотографу, а в свободные часы продолжала обзванивать издательства, ища работу внештатного корреспондента.

В январе, когда Клэй исполнился двадцать один год, она продала часть своих акций и анонимно перевела Уиллу Стоуну восемьдесят тысяч долларов. Она все еще любила Уилла и не переставала думать о нем, хотя и начинала понимать, почему он прогнал ее. Тем не менее ей нередко являлись мечты об их будущем воссоединении; пока же Клэй оставалось лишь надеяться, что Уилл найдет «Святую Тересу» и наконец обретет богатство и известность.

Санни Йейтс Фитцджеральд так и не появилась в столице для выкупа у Клэй принадлежащей ей трети Уиллоуз; и, хотя прежде Клэй обещала Нелл Смит никогда больше не возвращаться в поместье, теперь ей было приятно, что часть родного гнезда все еще остается за ней. Она согласилась стать номинальным партнером, отказавшись от всех прав и обязанностей, связанных с повседневной деятельностью конезавода. Теперь поместье казалось ей бесконечно далеким от той новой жизни, которую она создавала собственными руками.

Усердно трудясь, Клэй обзавелась друзьями и постепенно влюбилась в Нью-Йорк. На одной из вечеринок она познакомилась с Дэвидом и Энни Дюбиле, подводными фотографами из «Нэшнл джиогрэфик». Она показала им свои снимки и с их помощью получила должность, как нельзя лучше соответствующую ее вкусам и пристрастиям. С этого момента началась ее карьера, и в конце концов Клэй стала признанным специалистом в области профессиональной фотографии.

ЧАСТЬ 3 НАСТОЯЩЕЕ

Глава 22

От причала речного трамвайчика отель «Ориент» отделял небольшой прибрежный квартал. Прошагав по дорожке, ведущей через ухоженный парк, украшенный статуями в неоклассическом стиле, посетитель сразу оказывался у двери, ведущей в старое крыло отеля. Однако Клэй Фитцджеральд предпочитала главный вход – ей нравилось представлять, будто она только что спустилась с борта собственной яхты и очутилась среди томных женщин в кисейных платьях и мужчин в белых костюмах, которым официанты подносят ранний ужин под звуки струнного квартета.

Остановившись поправить ремешок сандалии, Клэй задержалась у мемориальной доски Анны Леоноуэнс, ставшей прообразом Анны из романов «Анна и сиамский король» и «Король и я». Здесь же была захоронена капсула с «обширным набором предметов, использовавшихся в 1980 году», которую полагалось вскрыть через семьдесят пять лет. Клэй улыбнулась, представив себе, какого рода «предметы» были выбраны для показа потомкам, и, миновав зал «Английский ампир» с коллекцией восточной живописи, направилась на террасу, чтобы взглянуть на стенд Ассошиэйтед Пресс.

Белоснежная терраса была заставлена плетеными столиками, креслами и пляжными зонтами. По углам ее стояли бамбуковые деревья, вытягиваясь на сорок футов к полупрозрачному матерчатому куполу. Света, проникавшего сквозь купол, было вполне достаточно для двух лестничных пролетов на подпорках, ведущих в самые роскошные апартаменты «Ориента», названные в честь бывших постояльцев Сомерсета Моэма и Джозефа Конрада. Клэй обожала эту террасу; здесь можно было без помех почитать и выпить послеобеденную чашку чая, отдавая должное таким литературным знаменитостям, как Конрад, Моэм, Ноэль Коуард, Джон Стейнбек, Теннесси Уильямс, Джеймс Мичнер, Джон Ле Карре, Филип Рот и Гор Видал: переплетенные в кожу тома их произведений были выставлены в застекленных витринах из красного дерева.

В углу террасы Клэй заметила Линду Зайденберг, сидевшую в плетеном кресле и надписывавшую почтовые открытки. Она подошла и села рядом.

– Клэй, где ты была? Я повсюду тебя искала.

– В тайском бюро общественной информации, трудилась мальчиком на побегушках у Фреда Жюстена. Нельзя ли мне отхлебнуть твоего чая – я просто умираю от жажды…

– Конечно, допивай. Да, Джош велел мне спросить у тебя, не хотела бы ты поужинать с ним сегодня вечером, как я поняла, наедине – только ты и он.

– Хм-м… может, помучить его немножко? – Клэй игриво помотала головой. Волосы, собранные на затылке в аккуратный хвостик, придавали ей сходство с девчонкой-школьницей. – Я собиралась нынче отправиться с Биллом Лэси в «Сой ковбой», окунуться в пикантную ночную жизнь Таиланда.

– Как? Ты разве не слышала?

– О чем?

– Билла отправили в больницу – сразу после обеда у него начался сильный жар.

– Господи, только этого не хватало. Кто с ним?

– Фред и Ларс. Он поправится, не беспокойся, и все же… – Линда прищурилась, – я бы не советовала тебе мучить Джоша. Вам просто необходимо побыть вдвоем.

– Ты права. Джош сказал еще что-нибудь?

– Ничего особенного, только то, что ему нужно кое-что с тобой обсудить, и чтобы я передала его просьбу, если встречусь с тобой.

– Сколько сейчас времени?

Линда приподняла рукав своего кисейного платья:

– Половина шестого. Тебя не коробит полное отсутствие уличных часов? Такое ощущение, будто тайцы верят в возможность вечной жизни.

– Привыкнув ходить вообще без часов, ты постепенно начинаешь чутьем определять время.

– О Господи, я не успеваю следить за временем даже с часами. – Линда хмыкнула: – Желаю тебе приятного отдыха с Джошем. Кстати, куда запропастился тот твой светловолосый красавчик, человек из прошлого?

– Уилл Стоун? Я и сама хотела бы знать. Я оставила в его гостинице добрую дюжину записок, но он, должно быть, уже уехал.

– И ты ничуть не взволнована? Ну, знаешь, порой хочется раздуть былой огонь и все такое прочее…

– Думаю, там уже нечего раздувать; но я была бы рада еще раз встретиться с ним, просто чтобы поговорить. – На самом деле Клэй хотелось подробнее разузнать о связи Стоуна с Бью Йейтсом.

– Ты не отправишь за меня почту? Я уже опаздываю. – Линда протянула Клэй открытки. – Увидимся за завтраком. – Надеюсь, сегодняшний вечер будет для тебя удачным.

– И ты не одинока в своих надеждах. Возвращаясь в номер, Клэй заглянула в один из ларьков, стоявших в вестибюле, и купила маленькие золотые сережки в виде Будды – на счастье. Потом она задержалась у почтового стенда, оставила там открытки Линды и забрала корреспонденцию, адресованную ей: послание от Ларса Нудсена, который просил ее заменить Билла Лэси на время его болезни, и записку от Оуэна Томаса, переданную по телефону из Нью-Йорка. Уилл Стоун по-прежнему молчал.

В углу огромного застекленного вестибюля, отделанного на современный манер, тайский квартет играл Бетховена, услаждая слух туристов, которые, сидя на лимонно-зеленых диванчиках, неспешно попивали экзотические фруктовые коктейли. Подле лестницы, ведущей в бальный зал, стояли несколько женщин в светло-зеленых платьях. Белые буквы на черной доске гласили: «Съезд Садового общества Таиланда». Остановившись, Клэй с удивлением разглядывала местных красавиц, платья которых были сшиты по западным выкройкам, но из одного и того же материала, – наверное, по их представлениям это и есть садово-зеленый цвет, решила Клэй. Вот к ним приблизилась группа пожилых матрон в красном, а затем в бирюзовом – эти были еще старше; видимо, цвет платья определял возрастную иерархию «садовниц».

– Здесь не принято таращиться на людей. Резко повернувшись, Клэй встретилась глазами с Джошем Льюисом, одетым в белые спортивные трусы и темно-синюю рубашку-поло; его загорелое лицо раскраснелось, он утирал испарину со лба тыльной стороной ладони.

– И ты можешь бегать по этим улицам? – спросила Клэй, указывая в сторону Нью-роуд.

Джош пожал плечами:

– Выбирать особенно не из чего, здесь нет ни парков, ни лесов, одни потрескавшиеся тротуары. Порой попадаются такие глубокие дыры, что, заглянув в них, видишь воду, которая плещется в пяти футах внизу. Да будет тебе известно, большинство бангкокских улиц проложено над подземными каналами…

– Тем более. Даже ходить по этим улицам – сущее мучение, а уж бегать и подавно.

Отдышавшись, Джош повел Клэй по галерее в старое крыло.

– Что поделаешь; я из тех людей, которые вынуждены выпускать раздражение вместе с потом, чтобы не взбеситься.

– Но в этом городе ужасный смог. Не лучше ли пойти в спортзал, поиграть в баскетбол или во что-нибудь еще? Так ты рискуешь испортить легкие.

Джош только покачал головой:

– Мои легкие давно приспособились к жизни в Лос-Анджелесе.

– И все-таки будь осторожен.

– Слушаюсь, мэм. – Джош шутливо отдал честь, и они, войдя в лифт, нажали каждый кнопку своего этажа.

– Ты получила мою записку насчет ужина?

– Да, и решила, что от такого предложения не стоит отказываться. В котором часу?

– Я только приму душ и позвоню в несколько мест, а потом звякну тебе в номер…

– Лучше зайди – мой мини-бар набит пивом «Синха».

Джош заулыбался:

– Ты, как всегда, предусмотрительна. Тогда до скорой встречи.

Выйдя из лифта, Клэй обернулась, и, пока двери закрывались, они с Джошем не отрываясь смотрели в глаза друг другу.

Переодевшись в короткую юбку из розового тайского шелка, Клэй натянула пурпурно-красную футболку и воткнула за ухо орхидею. Она собиралась вернуть себе Джоша, но делать это следовало осторожно. К ее счастью, им еще предстояло несколько недель напряженной совместной работы, и времени было предостаточно.

Услышав стук в дверь, Клэй бросила взгляд в зеркало и пошла открывать. Джош стоял на пороге, держа в руках небольшой пакет, завернутый в фольгу. У него было усталое лицо, вокруг глаз залегли темные тени; рубашка его была расстегнута до середины груди. Ни галстука, ни украшений на Джоше не было.

– Что это? – спросила Клэй, ощупывая пакет.

– Купил на уличном базарчике. – Джош достал из бара бутылку «Синха» и разлил ее содержимое в два гостиничных стакана.

Развернув фольгу, Клэй увидела нечто, напоминавшее кукурузный початок с зернами горчичного цвета.

– Должна признаться, это самый необычный подарок, который я когда-либо получала.

Джош рассмеялся:

– Я и сам не ожидал; до сих пор кукуруза прежде всего ассоциировалась у меня с Кони-Айленд. Обрати внимание на цвет… ты хоть раз видела кукурузу такого цвета?

– Никогда. – Клэй с удивлением осматривала початок. – Пожалуй, я попробую… – Она осторожно взяла в рот несколько зерен. – Теперь ты… – Она протянула кукурузу Джошу.

Джош набил рот зернами, пожевал несколько секунд и швырнул початок в мусорную корзину.

– Нет уж, лучше что-нибудь более традиционное и надежное, – сказал он. – Ты уже слышала о Билле Лэси?

– Да. Что с ним?

– Какая-то разновидность малярии, но серьезной опасности нет. Пилюли, которыми его снабдил лос-анджелесский врач, оказались бессильны против здешних москитов. Беднягу отправят домой, как только он наберется сил для переезда.

– Несчастный Билл. А ведь он единственный из всех нас, кому здесь по-настоящему нравилось. Он даже говорил, что, возможно, в прошлой жизни был сиамцем.

Клэй открыла дверь и вышла на маленький балкон с видом на гостиничный плавательный бассейн и реку Хао-Фия. Проследовав за ней, Джош оперся локтями о перила балкона, разминая мышцы, потом выпрямился и посмотрел на Клэй.

– Слишком мало времени уделял тебе, ты это хотела сказать? – Джош умолк и отвернулся, рассматривая речной трамвайчик, остановившийся у причала.

Клэй ждала продолжения, но Джош все молчал. Тогда она сказала:

– Ты был очень занят. Все в один голос говорят, что во время работы ты превращаешься в маньяка.

Джош кивнул:

– Когда идут съемки, я ежеминутно рискую заработать язву желудка. Напряжение подстегивает меня, действует на нервы. В меня словно бес вселяется; чтобы не сойти с ума, мне приходится пробегать по нескольку миль в день. – Джош сковырнул с поручня кусочек отставшей краски. – Разумеется, у меня есть помощники, но я лично приглядываю за всем, как мать-наседка. – Он закурил, и легкий ветер понес дымок сигареты в сторону реки.

Клэй пригубила пиво; ей очень хотелось узнать, к чему клонит Джош.

Вынув из бара очередную бутылку и плеснув в стакан Клэй, он сел рядом с ней.

– Так вот, я хочу сказать, что нам не стоит воспринимать такое положение слишком болезненно. Пока идет работа, я не принадлежу себе, а когда у меня выпадает свободная минута, мне чаще всего хочется провести ее одному, разобраться в том, что меня тревожит, немного расслабиться. – Джош бросил на Клэй внимательный взгляд. – К тому же я не совсем понимаю, каковы сейчас наши отношения…

– Не надо так смотреть на меня. Я и сама еще не до конца все поняла. – Клэй смахнула комара со щеки.

– У нас все так хорошо начиналось; я думаю, дальше будет не хуже, но это – когда я наконец освобожусь. Мне лишь хочется, чтобы ты знала – многого от меня ждать нельзя, особенно теперь.

– Я ничего не требую. – Клэй с удовлетворением отметила, что Джош удивился.

Он медленно растянул губы в улыбке.

– Беда в том, что на горизонте появилась еще одна черная туча. К нам едет Харви Шафнер; хочет собственными глазами посмотреть, как мы работаем.

– Так, может быть, мне взять Харви с собой на подводную прогулку и подсунуть ему испорченный акваланг? – Клэй улыбнулась, и Джош тоже улыбнулся ей в ответ; возникшее между ними напряжение испарилось без следа. Их глаза закрылись, а губы слились в сладком поцелуе. Это был поцелуй примирения, которым они скрепили воскресшую дружбу, оставляя любовь и страсть на потом. Джош вынул орхидею из-за уха Клэй и прикоснулся к ней губами.

– Мне рассказывали об одном французском ресторане, увешанном картами парижского метро и рекламными плакатами шампанского. Ты голодна?

– Еще как. Подожди, только накину шаль. Заглянув в ванную, Клэй взяла с полочки губную помаду и слегка подкрасила губы, а затем взбила свои блестящие каштановые волосы. Теперь она была почти уверена, что к тому времени, когда придет пора уезжать из Таиланда, Джош снова будет ее.

Они садились в такси, чтобы ехать в ресторан «Метро», когда из дверей отеля их окликнул Фред Жюстен, из-за спины которого выглядывал Ник Рейнольдс.

– Джош! У нас неприятности! – Между густыми бровями Жюстена залегла глубокая складка.

– Мы отправляемся ужинать. – Джош, казалось, ничего не замечал. – А вы, должно быть, уже поели?

Жюстен втиснулся на заднее сиденье рядом с Клэй.

– Простите, что помешал, – извиняющимся тоном произнес он, – но на сей раз дело очень серьезное.

– Я вижу, – отозвалась Клэй, покоряясь судьбе; было ясно, что и впредь ей не удастся остаться с Джошем наедине больше чем на несколько минут.

Вскоре они уже сидели на втором этаже ресторана, наслаждаясь бараньими ребрышками с красным шампанским местного производства и вникая в суть возникшего затруднения. Ник Рейнольдс, отличавшийся от прочих кинозвезд редкостной покладистостью, наотрез отказывался сниматься в завтрашней постельной сцене с Наталией Феррари, своей знаменитой итальянской партнершей. Причиной тому было деликатное и трудноустранимое обстоятельство: Ник находил Наталию отталкивающей во всех отношениях.

– От нее воняет чесноком. – Рейнольдса передернуло, но, как ни странно, дурное расположение духа придало ему еще больше привлекательности. На взгляд Клэй, в спокойном состоянии он был кукольно красив, однако, рассердившись, становился неотразимо сексуальным, хотя и оставался по-прежнему безопасным – Клэй знала, что Ник голубой.

– От нее пахнет менструацией. Тебе, Джош, не приходится работать впритирку с ней. У этой женщины понятия о гигиене, как у морской свинки.

Клэй рассмеялась.

– Смейтесь, смейтесь, – фыркнув, продолжал Рейнольдс. – Тут нет ничего смешного – ни сегодня, ни завтра. Никакие мольбы и уговоры не заставят меня изменить свое решение. Я не стану сниматься. Если хотите, отдайте этот эпизод Поттеру.

Дон Поттер был одним из каскадеров и по совместительству дублером Ника. Джош вздохнул.

– Поверь, я заменил бы тебя, кабы мог, но в данном случае это идет вразрез с моими замыслами. Завтрашняя сцена очень важна – в ней раскрываются характеры персонажей. – Джош махнул рукой, и официант тут же принес второй графин вина. – Выпей еще, Ник, и давай поразмыслим.

– Видишь ли, Джош… – Рейнольдс понизил голос, чтобы сидящие за соседним столиком не слышали его. – Это не страх перед первой брачной ночью, ведь я предпочитаю девочкам мальчиков, и ты знаешь, что в любовных сценах я не щажу себя, выкладываюсь до конца. – Он помолчал. – Но теперь и слышать об этом не хочу. Наталия – позор всего женского рода. – Ник одним глотком осушил бокал. – Ради тебя, Джош, я готов на все, кроме этой постельной сцены. – С этими словами он ринулся к выходу.

– Может быть, выпустим дублершу Наталии? – предложил Жюстен после ухода Рейнольдса.

– Это невозможно. Чтобы привлечь к персонажам симпатии зрителя, эпизод надо снять по-настоящему. – Джош принялся посыпать скатерть солью, собирая ее в кучки кончиком ножа. – К тому же ты сам можешь представить, как отнесется к этому Наталия. Я не хочу даже говорить на эту тему.

– Скорее всего Наталия попросту бросит съемки, – заметила Клэй.

– Может быть, перепишем сценарий?

Джош посмотрел на Жюстена так, как будто тот сошел с ума.

– Вырезать главный эротический эпизод? Харви будет вне себя от счастья. – Он бросил на стол несколько стобатовых бумажек. – Ладно, пора по домам. Попробую все-таки уговорить Наталию.

Клэй щелкнула пальцами:

– У меня появилась идея. Как эта сцена вплетается в сюжет?

– Да в общем-то никак. Главное – показать героя и героиню во всей красе. Ник приходит к Наталии, чтобы допросить ее, она предлагает ему выпить, и все кончается тем, что они ложатся в постель.

– Она ждала его прихода? Впрочем, это не важно. – Можно сделать так, – возбужденно заговорила Клэй, – что перед появлением Ника Наталия принимает душ. Она открывает дверь, закутавшись в полотенце, ее тело влажное, блестит…

– И совершенно чистое! – подхватил Джош, улыбаясь. – Гениально!

– Всем нашим затруднениям конец, – радостно воскликнул Фред. – Нет, одно все-таки остается… – Он помрачнел.

– Какое?

– Чесночный запах.

Джош хмыкнул и пожал плечами:

– В конце концов каждому из нас приходится жертвовать чем-то ради искусства…

Чуть позже, после того как Рейнольдс согласился сменить гнев на милость, если в сценарий впишут ванную, Клэй пригласила Джоша.

Пока Клэй зажигала свет, Джош задержался у двери.

– К сожалению, я не могу надолго остаться у тебя, – сказал он. – Мне нужно срочно переписывать сценарий.

– Что тут писать? – удивилась Клэй. – Наталия принимает душ. Они ложатся в кровать и занимаются любовью.

Джош ухмыльнулся:

– В этой сцене главное не постель, а настроение персонажей. Придется изрядно поломать голову.

– Настроение, дорогой? – проворковала Клэй. – Если тебя действительно беспокоит настроение героев, я готова поработать твоей девушкой. – Она ухватила Джоша за ремень и медленно втянула его в номер, закрыв за ним дверь. – Кажется, света слишком много. Чтобы привести тебя в нужное настроение, нам потребуются свечи – они лежат на полочке в баре. Налей себе коньяку, а я пока буду переодеваться.

Джош вставил свечи в канделябр на кофейном столике, зажег их и налил два бокала бренди, а когда обернулся, увидел Клэй, которая спускалась по лестнице из спальни, облаченная в прозрачную персиковую комбинацию.

– Гостиничный номер. Съемка в помещении. Ночь, – негромко произнесла Клэй. – Самая обольстительная женщина в мире спускается по лестнице, обнаженная. Огонь свечи наполняет комнату неповторимым загадочным светом.

– Главный герой предлагает самой обольстительной в мире женщине бренди. – Джош, смеясь, протянул ей бокал. – Не забывая при этом, что несколько глотков гадкого зелья способны превратить ее в яростную нимфоманку…

– И она, выпив напиток, увлекает его вверх по лестнице в свою спальню. – Клэй пригубила бренди.

Они поднялись в спальню. Джош поставил канделябр на ночной столик, Клэй же плюхнулась на кровать поверх покрывала.

– Кажется, я начинаю проникаться нужным настроением. – Джош расстегнул рубашку и бросил ее на кресло. Когда он снял брюки, глаза Клэй сверкнули.

– Это уж точно, – констатировала она.

– У меня мелькнула неплохая мысль. – Джош протянул руку и поднял Клэй с кровати. – Идем со мной. – Спустившись в ванную, Джош включил душ и отрегулировал температуру воды. – Входи. – Клэй начала стягивать рубашку. – Нет-нет, пусть остается…

Под струями воды намокший нейлон прилипал к телу, и сквозь тонкую ткань проступали ее нетерпеливо набухшие соски. Втиснувшись вслед за ней в кабинку, Джош закрыл дверь и прильнул к ее груди губами, массируя пальцами ягодицы Клэй под мокрой рубашкой. Потом он начал медленно опускаться на колени, проводя ртом по ее животу; струи воды каскадами низвергались на его темные волосы, стекая по щекам. Джош задрал подол рубашки Клэй и накрыл им голову; теперь его язык хозяйничал между ее ног, прикасаясь к самым интимным частям ее тела. Застонав, Клэй выгнула спину и при этом случайно задела кран. Из душа хлестнула ледяная вода.

– Ай! – с притворным ужасом вскричала Клэй.

– Подлая! – отозвался Джош из-под рубашки. – В сценарии этого не было!

Они выскочили из кабинки душа почти одновременно. Клэй сорвала с себя рубашку и бросилась в спальню, спеша укрыться одеялом и согреться; Джош присоединился к ней. Они крепко обнялись, и мгновение спустя Клэй ощутила, как ей в живот упирается его отвердевшая плоть. Она в полумраке отыскала ртом губы Джоша и, уже слившись с ним в поцелуе, почувствовала, как он медленно входит в нее.

Час спустя, когда свечи уже догорели и они лежали в темноте, по-прежнему сплетаясь телами, Клэй испытала прилив невыразимого счастья; в эту минуту ей не хотелось думать ни о чем – ни о завтрашнем дне, ни о том, что ждет их с Джошем.

Глава 23

В семь утра, позавтракав с Ларсом Нудсеном, прочтя от корки до корки «Бангкок пост» и надев белые обтягивающие брюки и оранжевую шелковую блузку, Клэй двинулась по направлению к Ориентал-авеню, собираясь оттуда отправиться на Воскресный рынок, расположенный напротив старой Королевской площади.

Первые два часа она посвятила осмотру палаток, лотков и прилавков, которых насчитывалось более десятка тысяч. Воскресный рынок, по сути, представлял собой грандиозный универсальный магазин под открытым небом, отличавшийся невероятной широтой ассортимента. Здесь можно было приобрести ручного питона и очищенных от раковин улиток, жаренных на вертеле воробьев и микроволновую печь. Клэй приценивалась, щупала, пробовала и выбирала. За прилавком можно было увидеть и малого ребенка, и беззубую старуху; купить что-либо не поторговавшись означало покрыть себя позором. Утром прошел дождь, и центральная часть рынка, где продавали только что вылупившихся птенцов, громадные связки сушеной рыбы и пирожки с овощами, напоминала настоящее болото; земля так отсырела, что даже бамбуковые стволы и куски картона, которыми были выложены проходы, потонули в жиже.

Изрядно перепачкав босоножки грязью, Клэй упрямо продолжала протискиваться сквозь толпу. Она купила лоскуты тайского щелка, чтобы послать их Нелл Смит для ее кукольной мастерской, пресс-папье в виде стеклянного шарика с морским пейзажем для Кенни и флейту из тыквы, сработанную горными племенами, – подарок Ларсу Нудсену на день рождения.

Вернувшись к «Ориенту» на речном трамвайчике, в половине одиннадцатого Клэй уже была в вестибюле и выясняла, нет ли для нее каких-либо сообщений. Наконец-то Уилл Стоун дал о себе знать, и Клэй позвонила ему из номера.

– Никак не мог с тобой связаться, – оправдывался Уилл, – то и дело уезжал из города. Нельзя ли пригласить тебя на обед?

– С удовольствием. Как насчет морских даров в Пхукете?

– Пхукет? Туда два часа лету.

– Но ты ведь обещал мне показать свою жемчужную ферму. У меня выходной, а тебя не так-то легко найти. – Клэй умолкла. Она знала, что, если хочет чего-то добиться от Уилла, нужно с ним пококетничать. – Я очень хочу увидеться с тобой, Уилл, и готова оплатить билеты на самолет, а заодно гостиницу, заехать за тобой по пути в аэропорт.

– О Господи, ты все такая же настойчивая, – устало отозвался Стоун, но в его голосе не слышалось раздражения.

– Расходы возьмет на себя мой журнал, так что соглашайся. Первым делом я хотела бы сфотографировать твою жемчужную ферму.

Уилл хмыкнул:

– Ладно, ты победила. Позвони перед выходом; я буду ждать у входа в отель.

Повинуясь внезапному порыву, Клэй взяла с собой Пэта, своего недавнего проводника по городу, которого случайно встретила на рынке: он утверждал, что знает диалект района крайнего юга, где находился остров Пхукет.

В самолете Клэй с Уиллом сидели рядом, а мальчик через один ряд впереди уютно устроился в кресле у прохода по соседству с китайским дельцом. Юный таец был несказанно рад своему первому в жизни воздушному путешествию; широко раскрыв любопытные глаза, он то вызывал звонком стюардессу, то принимался читать все рекламные проспекты, лежавшие в кармашке впереди стоящего кресла и постоянно норовил заглянуть в иллюминатор, перегибаясь через китайца. Когда принесли обед – мясной рулет и рисовые пирожки, он съел все до последней крошки и потребовал добавки.

Уилл время от времени прикладывался к оплетенной соломкой фляжке с виски, которую прятал в кармане пиджака.

– Честно говоря, я собирался провести день несколько иначе, – признался он, – но я рад, что ты меня уговорила. Помнишь нашу поездку в Таллахасси?

– Еще бы. И романтический обед в Майами. Правда, тот наш вечер закончился ссорой…

Уилл фыркнул:

– Ты всегда была злючкой, Глазастик. За это я тебя и любил.

Клэй повернула лицо к иллюминатору, вглядываясь в облака. Ее связь с Уиллом казалась делом давно минувшего прошлого, и нынешнее свидание на другом конце земли оставляло у нее странное впечатление. Когда-то Клэй страстно жаждала такой встречи, уверенная, что Уилл вновь влюбится в нее; но теперь она видела, что время изменило ее больше, чем Уилла, хотя сейчас он уже не казался таким независимым и несгибаемым, как годы назад.

– Расскажи, чем все кончилось? Чем кончилась история со «Святой Тересой»?

Уилл взмахнул рукой, словно пытаясь защититься от чего-то.

– Я уже и не вспоминаю о ней. Это с самого начала была безнадежная авантюра, и, даже победив, я проиграл: сказочные горшки с золотом и каменьями так и не появились. В конечном итоге я задолжал инвесторам, партнерам и правительству больше, чем получил, и мне пришлось объявить себя банкротом…

– Мне так хотелось, чтобы ты нашел корабль, – сказала Клэй, сочувственно глядя на Стоуна.

– Еще не все потеряно… – Уилл осекся. – В общем, я сменил профессию, но по-прежнему надеюсь заработать миллион.

– Что за дела у вас с Бью Йейтсом? – неожиданно поинтересовалась Клэй.

На лице Уилла мелькнуло удивление.

– Я видела, как ты садился к нему в машину той ночью…

– Понятно. – Уилл на секунду погрузился в размышления, потом вновь заулыбался. – Мы с Бью деловые партнеры. В сущности, он-то и возглавляет экспортную компанию Сиамского залива, которой принадлежит моя жемчужная ферма. – Уилл заложил за ухо упавшую на щеку прядь светлых волос. – А ты откуда его знаешь?

– Он мой сводный брат, – ровным голосом произнесла Клэй.

– О Господи, ты никогда не рассказывала о себе и о своей семье. Бью Йейтс… а я ни сном ни духом!

– Да и откуда тебе знать? – Клэй улыбнулась. – Мы с ним не встречались много лет; лишь несколько месяцев назад я столкнулась с ним в Бомбее. Скажи, что свело вас и что заставило тебя переехать в Юго-Восточную Азию?

Уилл взял руку Клэй и мягко прикоснулся к ее длинным пальцам.

– Невероятное стечение обстоятельств, а еще и тяга к перемене мест. – Он улыбнулся и заглянул в серые глаза Клэй. – Знаешь, похоже, я свалял дурака, отпустив тебя…

– Что ж, теперь это в прошлом.

– Кто знает. Может быть, сейчас самая пора начать все с начала.

– Уилл, я искренне рада вновь увидеть тебя, но… Стоун кивнул с неожиданной покорностью:

– У тебя есть кто-то другой, понимаю. Извини, с моей стороны было бы глупо рассчитывать на то, что ты по-прежнему одна.

– Мы опять друзья, Уилл. А это уже немало.

– Ты права, Глазастик. Я очень рад. Все эти годы мне было не по себе. Я взял твои деньги и…

Клэй приложила палец к губам.

– Все это в прошлом. – Она помолчала. – И все-таки, как вы с Бью стали приятелями?

– Партнерами, – уточнил Уилл. – Бью прочел статью обо мне и об истории со «Святой Тересой». В то время ему был нужен человек, достаточно опытный в подобных делах и к тому же имеющий возможность приступить к работе немедля, и он решил, что я именно тот, кто ему требуется. Он рассудил, что я, должно быть, буду рад уехать из Ки-Уэст, и не ошибся. Прилетев во Флориду, Бью встретился со мной, предложил хорошо оплачиваемую работу, и вот я здесь.

– Хан Клэй, можно, я сидеть с вами, пожалуйста? – Лицо Пэта побледнело, со лба стекали капли пота. Последние несколько минут самолет то и дело нырял в воздушные ямы.

– Что случилось, Пэт?

– Я чувствуй плохо. Лучше сидеть с человеком, который я знаю.

Уилл усмехнулся и встал из кресла.

– Садись, малыш, – сказал он. – Я отлично тебя понимаю. – Он занял место у прохода, на котором прежде сидел мальчик, и, обернувшись, подмигнул Клэй.

Взяв Пэта за руку, Клэй принялась его успокаивать, однако ее мысли по-прежнему были прикованы к Уиллу Стоуну. Зачем, спрашивала она себя, Йейтсу потребовалось поручать неудачнику управление своим делом? К тому же хотя Уилл действительно любит и знает подводный мир, но при чем здесь жемчужное производство?

«Ситроен», каким-то чудом уцелевший с незапамятных времен, неторопливо вырулил из аэропорта и покатил по западному побережью большого острова Пхукет, омываемого водами Андаманского моря.

– Как дела, Пэт? – Клэй казалось, что мальчик все еще не оправился после приземления: он сидел, скорчившись в кресле и опустив лицо в ладони.

– Да выгляни же в окно.

Дорога шла параллельно живописной полоске берега, разделенной на участки короткими каменистыми мысами, далеко уходящими в море.

– Я чувствуй лучше, – объявил Пэт, оглядевшись. Уилл рассмеялся:

– Здесь очень красивый риф, и в нем песочно-голубые рыбы-хирурги, рыбы-колуны, рыбы-принцессы. И все же, Глазастик, боюсь все эти прелести не вызовут у тебя такого восхищения, как раньше. Когда-то ты с ума сходила от восторга, ныряя в океан со своей камерой.

– Я никогда не устану восхищаться морем, Уилл, особенно теми местами, где еще не бывала. Иногда мне кажется, что я не смогла бы вынести тягот повседневной жизни, если бы не сбегала от них под воду.

– Понимаю. – Уилл вытянул руку вдоль спинки кресла, словно невзначай обняв плечи Клэй. – А ты умеешь нырять, Пэт?

– О да. Я работай в подводный клуб на Паттайя и ныряй с детства.

– Но ведь ты и сейчас еще ребенок! – добродушно заметил Уилл и, подавшись вперед, велел шоферу на следующей развилке дороги свернуть налево. – Нам придется ехать к восточному побережью, там не так красиво. Все жемчужные фермы находятся на прибрежных островках, и большинство из них выращивают жемчуг мабе – мелкий и неровный. Только ферма «Ко Нака-Нои» да мое предприятие производят жемчужины, каждая из которых может стоить тысячи долларов.

– Я еще нырять за кладами в Сиамский залив, – сообщил Пэт. – Там много утонувший корабль. Один корабль Марко Поло утонуть с сокровищем на миллионы батов золота и настоящий жемчужин; он вез свадебный подарки от Кублай-хан в Персию.

– Но ведь Марко Поло плавал здесь еще в конце тринадцатого столетия, – удивился Уилл.

– Уилл очень много знает о затонувших сокровищах, – пояснила Клэй.

Пэт поднял на Стоуна глаза, полные уважительного почтения.

– Я не знал. Вы богатый?

Уилл рассмеялся:

– Нет, пока не очень.

– Вы ныряй в Сиамский залив? – продолжал расспрашивать Пэт.

– Только однажды, для забавы. Но сокровищ я там не искал.

– Вы знать, как их доставать, хранить, продавать?

– Думаю, да.

– Тогда я брать вас в партнер. И вас тоже, хан Клэй.

– О чем ты, Пэт? – спросила Клэй.

– Корабль, который я находить, лежит у один остров рядом с Паттайя. Я думай, там есть сокровище. Может, это корабль Марко Поло, а может, и не такой старый.

Уилл с интересом повернулся к мальчику:

– Это ты нашел судно? Оно старое или не очень?

Пэт пожал плечами:

– Трудно сказать. Он иностранный, не тайский.

– Хм-м… И где, говоришь, ты его нашел?

– Я отвести вас туда. Если вы захотеть.

– Хочу, – ответил Уилл, но тут же сделал равнодушное лицо. – Если найду время.

Проехав еще пятнадцать километров, «ситроен» оказался на маленьком пирсе, где путешественников поджидал деревянный катер с холщовым тентом. Клэй обратила внимание на то, что мускулистый обнаженный до пояса таец-рулевой держал у штурвала винтовку. Поприветствовав Уилла холодным кивком, он окинул Клэй и Пэта подозрительным взглядом и повел катер к островку, заросшему с одной стороны джунглями и с другой – вздымавшемуся известняковыми холмами.

– Ну вот, мы дома, на ферме. Неподалеку отсюда находятся пещеры, в которых добывают ласточкины гнезда для супа, – сказал Стоун, когда катер входил в бухту.

Клэй заметила на скале высокого малайца с винтовкой, а в зарослях у причала еще нескольких мужчин с оружием.

– Это охрана, – успокоил ее Уилл. – Ты можешь подумать, что мы забрались в безлюдную глушь, но жемчужный промысел – серьезное дело, и вокруг шастает немало бандитов.

Жемчужная ферма «Андаман» оказалась гораздо меньше компаний, которые Клэй фотографировала, готовя материал для статьи о культивированном жемчуге, однако выглядела она отнюдь не плохо. Пока Клэй фотографировала двух биологов, вкладывавших в устричные раковины крохотные частицы перламутра, зародыши будущих жемчужин, Уилл посвящал ее в секреты жемчужного бизнеса. Большую их часть Клэй узнала во время посещения других ферм, но ей было удивительно слышать, как легко Стоун оперирует специальными терминами.

– Перламутр следует вкладывать в раковину с большой осторожностью, – объяснял Уилл. – Если слишком широко раздвинуть створки, моллюск погибнет. Идем, я покажу тебе жемчужные плантации, они находятся в защищенной бухте на западном берегу острова.

Они прошли по запущенному саду, в котором росли розы, жасмин и какие-то незнакомые Клэй деревья с огромными листьями. Пэт молча шагал следом.

– В соответствии с методикой японца Микимото, моллюски два года растут в естественной среде. Потом их собирают, очищают, сортируют, укладывают в садки и опять спускают в океан. Когда они достигают трех-, четырехлетнего возраста, их вновь извлекают из воды и вкладывают в раковину перламутровое ядро, обернутое лоскутом живой ткани, – это помогает зародышу прижиться, а моллюску – производить круглый жемчуг. Затем устриц опять спускают в воду в садках, привязанных к плотам. – Уилл вынул из кармана пиджака фляжку и хлебнул из нее. – Время от времени садки, в которых содержатся устрицы, окунают в смолу, чтобы предотвратить коррозию, а раковины каждый месяц очищают особыми скребками. Так продолжается от трех до шести лет, после чего моллюсков собирают, чтобы извлечь жемчуг.

Уилл предоставил Клэй подводное снаряжение, которое держал на ферме; опустившись на дно, она смогла сфотографировать ныряльщиков, в основном женщин, которые весь день проводили под водой, осматривая моллюсков и собирая их. Тысячи белых раковин лежали в садках, открывая и закрывая створки, поглощая свет и микроскопическую морскую живность, которая служила им пищей.

– Думаю, производителям жемчуга можно лишь позавидовать. Нам не приходится кормить своих зверюшек, – с улыбкой сказал Уилл, когда Клэй вновь переоделась в свой комбинезон. Он повел ее обратно в лабораторию с белоснежными деревянными стенами, где показал техников-тайцев, закладывавших устриц во вращающийся барабан, в котором происходило отделение жемчуга. После извлечения жемчужины мыли и переносили в другое помещение для контроля, где отбраковывали мелкие зерна и жемчужины неправильной формы, а остальные сортировали по размеру.

– Наша ферма не занимается подбором жемчуга в ожерелья. Кое-кто из наших конкурентов сверлит отверстия и нанизывает нити, но мы поручаем эту работу субподрядчику в Бангкоке. – Уилл глянул на Клэй. – Ну вот, экскурсия закончена. Как тебе наше маленькое предприятие?

– Впечатляет. – Клэй была рада убедиться в том, что дела Уилла процветают; она начинала верить, что Стоун действительно сумел начать новую жизнь.

Когда они вернулись в вестибюль, Клэй заметила в нише у главного входа еще две двери.

– А что там? – спросила она.

– За одной из дверей – мой кабинет. Там нечего фотографировать, сущий кавардак.

– А вторая?

– Клэй Фитцджеральд, журналист до мозга костей. Это склад запасных садков, сетей, инструментов и прочего барахла.

– Вот это стоит снять. Вокруг так чисто, опрятно, все содержится в таком идеальном порядке, что захламленная кладовая окажется ярким контрастом – эдакое чрево жемчужного бизнеса. – Клэй подошла к коричневой двери и потянула за ручку, но дверь оказалась заперта.

– Поверь моему слову, кроме беспорядка, ты там ничего не увидишь; к тому же я проголодался. В Пхукете есть ресторанчик, где кормят свежими морскими продуктами, думаю, тебе там понравится. Официант у тебя на глазах вылавливает рыбу, которую подадут на стол. – Уилл повернулся к Пэту, бредущему следом за ними. – Ну а ты, наш юный друг? Ты хочешь есть? Пэт улыбнулся:

– Да, хан Уилл. Я стать жемчужный фермер, когда вырасту, а вы брать меня на работу, идет?

Уилл добродушно похлопал мальчика по макушке:

– Идет. Загляни ко мне годика через два.

– Но, Уилл… – Клэй вовсе не забыла, как напрягся Стоун при упоминании о запертой комнате. – Мне действительно хочется сфотографировать склад.

– Господи, Глазастик, ты такая настырная! – Уилл рассмеялся, но откровенный испуг в его глазах заставил Клэй по-настоящему заинтересоваться содержимым помещения. И все же она послушно двинулась за ним, когда Уилл скомандовал: – Идемте к катеру. Уже вечереет.

Выйдя наружу, Клэй, Уилл и Пэт начали спускаться к морю, и тут Клэй заметила, что окна «склада» закрыты ставнями, запертыми на висячие замки. Ее так и подмывало улизнуть и разнюхать, что к чему, но ферму тщательно охраняли, а Уилл непременно встревожился бы, если бы она под каким-нибудь предлогом вернулась.

Начало двадцатиминутного путешествия в Пхукет Клэй посвятила составлению набросков для будущей статьи. Закончив работу, она прошла на нос катера, где сидели Уилл и Пэт, увлеченно беседуя о Сиамском заливе и поисках кладов. «Старые охотники за сокровищами никогда не расстаются со своей мечтой, – подумала она, – и не признают поражения». Уилл слушал рассказ Пэта о судне Марко Поло с интересом, который вряд ли можно было объяснить праздным любопытством.

Насладившись восхитительными рыбными блюдами в Пхукете и задержавшись у пригородного поселка Сурин, чтобы понаблюдать за заходящим солнцем, трое путников последним рейсом вылетели в Бангкок.

– Спасибо тебе, Уилл, – сказала Клэй в такси, прокладывавшем путь по забитому машинами шоссе, ведущему из аэропорта в город. – Сегодня у меня был чудесный день.

– Я рад, что тебе понравилось. – Стоун сжимал ее руку. – Вообще-то еще рано; не хочешь зайти куда-нибудь в тихое место, выпить?

– В другой раз. – Клэй улыбнулась. – Завтра меня ждет работа, придется встать с петухами. Ассистента режиссера отправили домой с приступом малярии, и я его замещаю, так что для меня начинаются жаркие деньки.

Уилл обнял Клэй за плечи и прижал к себе.

– Я горжусь тобой, Клэй. Ты чертовски молода и уже добилась таких успехов.

– Мне уже двадцать восемь.

– А вот мне стукнуло сорок пять. Господи, я никак не могу привыкнуть…

– Поверь, ты выглядишь намного моложе, и твой возраст не имеет никакого значения.

– Спасибо. – Уилл чмокнул ее в нос, его теплые влажные нетерпеливые губы скользнули ниже; он прижал к себе Клэй, и она ответила на поцелуй, чуть заметно коснувшись его языка своим, закрыв глаза и отдаваясь мгновению, но тут же отстранилась и ласково поцеловала Уилла в щеку.

– Извини, Глазастик, не смог удержаться. Ладно, скажи лучше, как я тебе понравился в роли солидного управляющего жемчужной фермой?

– Ты соответствуешь этой должности как нельзя лучше, Уилл. На мой взгляд, для полноты образа тебе не хватает только белой панамы и ящика с сигарами. – Усмехнувшись, Клэй добавила: – Твои познания в области жемчужного промысла меня просто потрясли.

– Я привык полностью отдаваться делу, которым занимаюсь. Кстати, известно ли тебе, что жемчужины – мощное средство для усиления любовного чувства?

– Да. Я даже где-то читала, что Клеопатра растворяла их в вине, чтобы стать более сексуальной. – Клэй рассмеялась. – Неплохо было бы и нам в свое время отведать такого напитка, как ты считаешь?

– Между прочим, это чистая правда – жемчуг действительно растворяется в кислоте, я лично проверял. Жемчужина растворяется в стакане кьянти за две недели, но мне так и не удалось заставить себя выпить эту гадость.

Такси остановилось на площадке у отеля «Ориент».

– Может быть, я все же сумею уговорить тебя провести со мной вечер?

– В другой раз, Уилл, спасибо.

– А ты, Пэт? Ты хочешь пива?

– Да, хан Уилл, – ответил Пэт. – Я думай, что я не против…

– Тогда, – Уилл поцеловал Клэй в щеку, – до скорой встречи.

– Спасибо тебе. Я узнала сегодня много интересного и прекрасно провела время, а поужинать вместе мы сможем на следующей неделе.

Когда такси отъехало от отеля, увозя Пэта и Уилла, Клэй долго махала им вслед. Ее по-прежнему не покидало чувство, что Уилла и Бью связывает нечто большее, чем простая случайность; однако, кроме догадок, у нее ничего не было.

И все же Клэй сильно сомневалась в том, что Бью Йейтс одумался и наконец встал на путь добродетели.

Глава 24

Шофер-американец остановил черный «датсун» на крохотной парковочной площадке у бангкокского аэропорта Дон-Муанг.

– Джерри, проверь, прибыл ли самолет. Шофер кивнул и двинулся к аэровокзалу. Бью Йейтс потянулся к нагрудному карману своего голубого костюма от Армани и вынул флакончик в виде раковины с серебряной крышечкой. Откупорив его, он опустил специально отращенный ноготь мизинца в белый порошок, поднес к носу и глубоко втянул в себя воздух.

– Хочешь? – спросил он своего спутника.

– Не откажусь. – Винсент Ласко, партнер Бью, вынул из бумажника маленькую ложечку. Способ Бью ему не годился, так как у него отсутствовали мизинцы обеих рук. Винсент никогда не говорил Бью, что было тому причиной, но Йейтс подозревал, что Винсент лишился их за неуплату долгов.

– Как только посылка пройдет контроль, бери такси и вези ее в город. Знаешь, куда доставить?

Винсент кивнул.

– Тогда вперед.

– Рейс задерживается на двадцать минут, – просунув голову в окошко, сообщил вернувшийся Джерри.

– Черт побери, только этого нам не хватало. В этой гребенной стране никогда не бывает порядка.

– Они сказали, что самолет задержался из-за бури в Китайском море…

– Побольше верь всяким вракам. – Лицо Бью побагровело от злости.

– Успокойся, а то у тебя разболится голова. Вот возьми-ка лучше… – Винсент протянул Бью упаковку метаквалона. – Принеси ему что-нибудь запить, – велел он Джерри, и тот торопливым шагом отправился к расположенному через дорогу киоску, а Винсент принялся массировать шею Бью своей четырехпалой ладонью. – Тебе нужно научиться не принимать неурядицы так близко к сердцу.

Вскоре Джерри вернулся с пластиковой бутылкой охлажденной содовой.

– Это все, что у них есть, – сказал и прибавил: – Только что объявили прибытие рейса. Самолет заходит на посадку.

Приехавшие быстро направились к зданию аэропорта. Со стороны они составляли весьма занимательную пару: Винсент был на пять дюймов ниже атлетически сложенного Бью; на его лице над запавшими щеками выделялись темные глаза. Он, как и Бью, был хорош собой, и все же они являли полную противоположность друг другу.

Бью познакомился с Винсентом во Вьетнаме. Отец Винсента переехал из Франции в Сайгон в начале пятидесятых и открыл там ресторан, а его мать, вьетнамка, бросила семью ради американского солдата. Вскоре отец умер, и годы войны Винсент провел, покупая наркотики у северных вьетнамцев и продавая их американцам. Так он встретился с Бью, который в начале шестидесятых служил в подразделении «зеленых беретов». Когда Бью ушел в отставку, он пообещал Винсенту скоро вернуться, имея в виду деловые перспективы, которые открывались в Юго-Восточной Азии.

Однако во Вьетнам Бью попал лишь через несколько лет. Пройдя курс психотерапии в Калифорнии и выпросив кое-какие деньги у матери и деда, жившего в Новом Орлеане, он провернул несколько сделок с наркотиками и улетел в Бангкок, где уже обосновался Ласко.

Некоторое время они были любовниками, но потом Винсент, который, как и Бью, был бисексуалом, увлекся таиландской красоткой и, когда она забеременела, женился на ней; однако они с Бью по-прежнему остались деловыми партнерами.

Винсент лелеял свой бисексуализм, кичился им, и Бью приходилось быть настороже. Он возглавлял предприятие, а это требовало незапятнанной репутации; поэтому Бью всегда появлялся в обществе с красивыми женщинами, ограничивая свои порочные наклонности тайными свиданиями с Винсентом.

Когда Бью и Винсент вошли в аэровокзал, пассажиры рейса номер два компании «Пан-Америкэн» проходили паспортный контроль.

– Здравствуй, милый! – Санни Йейтс Фитцджеральд, как всегда элегантная и подтянутая, энергично замахала им, стоя у таможенного поста.

Одри Йейтс стояла рядом с матерью. Она недавно развелась со своим мужем, адвокатом Бэбкоком, и снова взяла девичью фамилию. Со своими серебристыми волосами, собранными в затейливую прическу, Одри выглядела сногсшибательно.

– Привет, мать. – Бью лениво растягивал слова, хотя его южный акцент уже давно сменился непринужденным американским говором.

– Бью, дорогой, я просто без ума от твоего костюма! – Санни с преувеличенным восторгом поцеловала сына, даже и не подумав при этом протянуть руку Винсенту. Одри же, напротив, сердечно расцеловала обоих мужчин.

– Из-за сильного встречного ветра мы опоздали в Токио и даже не успели отведать сашими; вдобавок нас не выпустили из самолета в Гонконге. Послушайте, зачем вы поселились в таком труднодоступном месте? Я едва пришла в себя от прошлого перелета, а теперь опять изволь проделывать весь путь заново.

– Сочувствую, но что поделать, – равнодушно отозвался Бью. – Ты привезла посылку, мать?

– Да, милый, разумеется, – ответила Санни тоном, каким матери обращаются к шестилетним детям. Она расстегнула молнию дорожной сумки и протянула сыну небольшой пакет, завернутый в подарочную бумагу. Бью тут же передал его Винсенту, и тот, кивнув на прощание, отправился к стоянке такси.

– Не понимаю, зачем ты с ним связался? – сказала Санни. – В нем есть что-то порочное.

– Как и в тебе, мать, – быстро глянув на нее, ответил Бью и подозвал носильщика.

Усаживаясь в машину, Бью занял место между сестрой и матерью.

– Как дела, милый? Что новенького? – Санни потрепала сына по колену.

– Дела идут блестяще; я только что открыл пару новых счетов. – Бью предложил Санни и Одри сигареты и закурил сам. – А ну-ка угадайте, кто сейчас околачивается в городе?

– Мы уже все знаем, – сказала Одри. – В Бангкок приехал Джош Льюис и собирается снимать здесь фильм; только ради него я и согласилась отправиться в эту азиатскую дыру.

– Неужели? А я-то надеялся, что любимая сестренка приехала, чтобы повидаться со мной, – отозвался Бью, передразнивая грубый южный акцент Одри.

– Черта с два; среди твоих знакомых нет ни одного порядочного человека.

– Глупости все это, и к тому же я говорил не о Джоше Льюисе. В его команде работает один наш хороший знакомый.

Закончив подкрашивать губы, Санни захлопнула пудреницу, украшенную бирманскими рубинами, – подарок Бью на Рождество.

– Неужели речь идет о Клэй? – предположила она. – Мы видели ее с Льюисом в Англии.

– Удивляюсь, что они опять сошлись, – ввернула Одри, хихикнув. – Особенно после того, как я подпустила им своего фирменного колдовского порошка.

Бью пожал плечами:

– Я не встречался с ней, только слышал от Уилла Стоуна, что Клэй объявилась в Бангкоке. Ладно, хватит о ней. Вы, как всегда, остановитесь в своем любимом номере в «Эраване?»

– Нет, меня отвези в «Ориент», – сказала Одри. – Там живет Джош, и я зарезервировала номер по соседству. Кстати, ты захватил для меня конфетку?

Бью вынул из кармана маленький квадратный пакет и протянул его Одри.

– Опять за старое. – Санни вздохнула. – Вы уже слишком взрослые, чтобы баловаться наркотиками.

– Да ведь ты и сама не прочь время от времени засосать понюшку-другую. – Одри улыбнулась и подмигнула матери.

После того как Одри высадилась со своими пятью чемоданами у «Ориента», Санни просительно дотронулась до руки сына.

– Я хочу побывать в твоей новой конторе, – сказала она.

Бью наклонился вперед.

– В контору, Джерри; я быстренько покажу матери кабинет, и ты подбросишь ее в гостиницу.

– А ты не поедешь со мной в отель? – Санни надула губы.

– Мне должны позвонить. Вечером мы вместе поужинаем, а потом, если захочешь, съездим выпить на Патпонг-роуд. Может быть, подберешь себе там какого-нибудь жеребца.

Санни засмеялась:

– Бью! Как тебе не стыдно говорить такие вещи? И где твое уважение к бедной старенькой мамочке?

– Кто здесь старенький? Ты все еще потрясающе сексуальная женщина. – Бью поцеловал мать в щеку. – Ну вот мы и приехали.

Контора Йейтса располагалась на четвертом этаже ультрасовременного здания делового центра «Сиам», набитого лавками для туристов и ресторанчиками, похожими на французские аптеки-закусочные; на ее двери красовались золоченые буквы «Экспортная компания Сиамского залива». Приемная и примыкающие к ней помещения были застелены серыми коврами; мебельные чехлы и шторы зелено-синего цвета украшали причудливые узоры.

– Откровенно говоря, Бью, уж лучше бы ты доверил отделку помещений мне. Сразу чувствуется отсутствие женской руки.

– Проклятие! – взорвался Бью. – Я специально подобрал цвета, которые ты любишь!

Войдя в кабинет, он бросил через плечо:

– Ты не могла бы сама спуститься к машине? Я страшно занят.

Санни покаянно улыбнулась:

– Извини, милый, я не хотела тебя обидеть: для конторы здесь совсем неплохо. Я все время забываю, что деловые интерьеры должны отличаться строгостью и простотой. Надеюсь, ты уже не сердишься?

Бью, не обращая на нее внимания, шуршал бумагами.

– Ну же, Бью… Не упрямься, милый, и прости меня. Бью поднял лицо, и Санни уловила страдание в его бледно-голубых глазах – этот взгляд был хорошо знаком ей еще с той поры, когда Бью был ребенком. Она подошла к сыну и поцеловала его в затылок.

– Я так тебя люблю. Просто я утомилась в полете.

– Ладно, мать, я не сержусь. – Бью выдержал паузу. – Кстати, ты не против переправить в Нью-Йорк еще одно жемчужное ожерелье? Для господина Матасиова, как в прошлый раз?

Санни вздохнула:

– Нет, не против, но зачем ты заставляешь меня таскать через таможню контрабанду?

– Никакая это не контрабанда; просто я не хочу рисковать, отправляя жемчуг в посылке. Таиландская почта – настоящая черная дыра.

Санни заулыбалась:

– Значит, в этом нет ничего э-э-э… противозаконного? Я так о тебе беспокоюсь. Ты никогда не посвящал меня в свои тайны. Я знаю о твоей жемчужной ферме, но, похоже, кроме нее, у тебя много других дел.

– Я предприниматель, мама. – Бью поднялся из-за стола и повел Санни в приемную. – Ты не представляешь, какое это головоломное дело – экспортная торговля. Занимаясь экспортом, ты вынужден одновременно заниматься множеством вопросов, ибо нельзя держать все яйца в одной корзине. – Он быстро поцеловал мать в губы и добавил: – И вообще, много будешь знать, скоро состаришься. Я заскочу к тебе попозже, с шампанским. Если не захочешь ехать в город, закажи ужин в номер.

Как только Санни ушла, в кабинете тут же возник Винсент Ласко.

– Ну, как прошла встреча? – Голос Бью звучал подчеркнуто равнодушно.

– Отлично. У твоего приятеля Матасиова безупречный вкус. – Винсент произносил слова с характерным акцентом франко-вьетнамца, долгие годы прожившего в Таиланде. – Я уже положил выручку в банк, оставив пятьдесят тысяч на текущие расходы. – Он открыл дверцу стенного сейфа, спрятанного за каталожным шкафом.

Бью, не выдержав, довольно улыбнулся:

– Молодец. Завтра же отправляйся на Чанг-Маи к Чанье.

Винсент покачал головой:

– Чанья уехал в джунгли наводить порядок. Правительство подкупило одно из горных племен, и те больше не сеют мак. Чанья намерен побеседовать с ними по-свойски.

Винсент вытянул верхний ящик шкафа, вынул оттуда бутылку тайского виски «Белый петух», наполнил два бокала и протянул один из них Йейтсу.

– За нас, – провозгласил Бью, понимая бокал. – В последние пять лет мы добились впечатляющих успехов.

Выпив, Винсент поцеловал Бью в шею, потом, не отрываясь, расстегнул пуговицы его рубашки и начал спускаться ниже, щекоча губами его грудь и живот. Бью, откинувшись на спинку кресла, блаженно улыбнулся, расстегивая вздувшуюся ширинку своих брюк…

И в этот миг послышался скрип входной двери.

– Черт, – прошептал Бью. – Ты что, не запер кабинет, когда входил?

– Как же, запер. Я… – Винсент вскочил на ноги, и тут в кабинет вошел Уилл Стоун с ключами в руке.

– Так и знал, что застану вас здесь. – Ухмыльнувшись, он прямиком двинулся к бутылке «Белого петуха» и плеснул себе в бокал.

– Ну, и в чем дело? – осведомился Бью.

– У меня выдался очень интересный денек, который я провел в компании Клэй Фитцджеральд.

– Что значит интересный? – проворчал Бью, незаметно застегивая молнию.

Уилл, не торопясь, пересказал подробности своего путешествия с Клэй и Пэтом, не забыв упомянуть о корабле, найденном мальчиком в Сиамском заливе.

– Я внимательно изучил карты, кое-что рассчитал заново и теперь совершенно уверен, что мы искали не там, где нужно, – слишком уклонились на запад. Мальчишка нашел обломки, которые считает кораблем Марко Поло, точно на том месте, где, по моему мнению, затонул кампучийский опиумный транспорт.

Присев на кушетку, Винсент прищурился.

– Вот как? Но ведь этот твой таец – совсем ребенок, разве ему можно доверять?

– У него что на уме, то и на языке. Отделавшись от Клэй, я угостил его пивом. Киногруппа, в которой работает Клэй, через несколько дней перебирается в Паттайю, и Пэт едет с ними; он обещал показать мне место, где нашел корабль. – Уилл допил виски и вновь наполнил бокал. – Думаю, предчувствие меня не обманывает, и Пэт действительно наткнулся на что-то стоящее.

– Что ж, неплохо, – отозвался Бью. – Надо проверить это как можно быстрее, за этим кораблем охотится целая толпа народу. Впрочем, все они обследуют берега Хуа-Хина – это слишком далеко к западу, если, конечно, ты прав.

Уилл хмыкнул:

– Я уверен на девяносто девять процентов. Действительно, считается, что судно затонуло у Хуа-Хина, но мои последние вычисления показывают, что его должно было отнести к востоку.

Бью чокнулся с Уиллом:

– Я знал, кого нанимал на работу.

– К тому же я неплохо справляюсь с жемчужной фермой.

Бью сдавленно хихикнул:

– Слушай, а зачем ты возил Клэй на Пхукет?

– Она фотографировала нашу ферму для журнала «Нэшнл джиогрэфик».

– Прежде чем позволять ей фотографировать, надо было поставить меня в известность; на ферме есть много такого, что не следует показывать посторонним, особенно журналистам.

– Сам знаю, – отрезал Уилл. – Клэй увидела процесс выращивания жемчуга, и только, так что беспокоиться нечего. А теперь, пожалуй, отправлюсь-ка я в постельку после длинного дня.

Когда Уилл ушел, Бью забарабанил пальцами по столу.

– Не спускай с него глаз, – сказал он Винсенту, – и с этого тайского мальчонки тоже. Вообще присмотри за ним.

– Хорошо, Бью. Мне это нетрудно, даже приятно – Стоун такой милашка.

– Иди ко мне. Расстегни мою ширинку и потом объяснишь, что ты нашел в этом Стоуне.

Вернувшись в отель после поездки в Пхукет, Клэй прямо у входа столкнулась с Питером и Линдой Зайденберг; они собирались в «Бамбуковый бар» пропустить стаканчик на сон грядущий.

– Идем с нами, – предложила Линда.

– Я бы с удовольствием, но у меня уже нет сил. – Клэй и в самом деле чувствовала себя уставшей.

– Смотри, пожалеешь, – подмигнул ей Питер. – Линда собирается поведать мне о том, чем закончилась любовная сцена Ника и Наталии.

– Ладно, уговорил, – немного поколебавшись, сказала Клэй.

Миновав большой плакат, извещавший о съезде представителей стран «Общего рынка», Линда первой вошла в помещение бара и внимательно присмотрелась к публике.

– Путь свободен, – сообщила она. – Но не забывайте: все должно остаться между нами.

– Звучит заманчиво. – Питер подмигнул Клэй. Линда не приступала к рассказу до тех пор, пока официант не принес напитки.

– Так вот, – подавшись вперед, заговорила она наконец громким шепотом. – Общий сюжет вы знаете. Сцена в ванной. После пятого дубля Наталия выходит такая чистая, какой, наверное, ни разу не бывала за всю жизнь. Ее кожа отливает розоватым блеском, ни дать ни взять оливка, с которой стерли масло.

– Потише, дорогая, – взмолился Питер.

– Ладно. Перехожу к главным событиям. – Невзирая на хрупкость и изящество фигуры, лицо Линды, к ее извечному неудовольствию, оставалось круглым и словно бы детским. – В полном согласии с переписанным сценарием Ник попадает в дом, отперев дверь собственным ключом. Наталия окликает его из ванной, и он неторопливо входит, произнося при этом: «С прилизанными волосами, зачесанными назад, ты похожа на мальчишку», – и слышит в ответ: «Тебя это заводит?»

– Кажется, я где-то уже встречала этот диалог, – произнесла Клэй, вспоминая о днях, проведенных с Джошем в Лондоне.

– Так вот, в этот миг в глазах Ника вспыхивает огонек, по которому видно, что Наталия действительно заводит его. Она чувствует это и заводится сама.

– Потрясающе! – Питер даже поперхнулся.

– Они входят в спальню, не отрывая друг от друга глаз, и так стоят целую минуту или около того. Сцена снимается непрерывно, на одном дыхании.

– Поразительно. Слышала бы ты, что Ник говорил о Наталии вчера вечером, – вполголоса произнесла Клэй. Оглянувшись, она убедилась, что ни Наталии, ни Ника нет в зале, и тут заметила Джоша Льюиса, который сидел за столиком у входа и смеялся. Его светловолосую спутницу загораживали чужие спины, но Клэй сразу поняла, что это Одри. Было совершенно ясно, что она специально прилетела в Бангкок, чтобы встретиться с Джошем. Клэй вновь повернулась к Линде. – Ну-ну, рассказывай дальше, не томи. – Она всеми силами старалась больше не оглядываться, хотя ее так и подмывало разглядеть «сладкую парочку» подробнее.

– Так вот, они входит в спальню, бросаются на кровать, и Наталия начинает снимать с Ника одежду – неторопливо, словно это сеанс стриптиза.

Линда продолжала, пригубив «Дайкири»:

– Вообразите, сцена наэлектризована до предела, того и гляди сверкнет молния. Наконец Ник остается голым, и мы видим его здоровенный напружиненный член, естественно, скрытый от объективов. Наталия буквально сходит с ума. Они продолжают играть свои роли, закутываются в простыни и начинают целоваться и кататься по кровати. Казалось бы, дело сделано. Камера останавливается. Эпизод снят за один раз, все суетятся, сворачивают аппаратуру, а наши звезды – вы только представьте! – начинают трахаться, забыв об окружающем мире и не в силах остановиться.

– И ты, конечно, ничего не пропустила? – спросил Питер.

Линда смутилась:

– Ну… посмотрела чуть-чуть. Разумеется, я не таращилась; так, время от времени бросала взгляд исподтишка. Главное, все как ни в чем не бывало продолжали заниматься своим делом.

– Просто замечательно, – сказала Клэй.

– Я тоже потрясен. – Питер поднял бокал. – За доброго старого Ника. Вот уж от кого не ожидал…

– Но это еще не все. Ник и Наталия ушли со съемок вместе, и с тех пор их никто не видел.

– Вот как! – Клэй улыбнулась. – А еще говорят, такое случается только в кино. – Она с трудом сдержала зевок. – Извини, Линда. Не думай, что я не оценила твоих талантов рассказчика; просто у меня был нелегкий день.

– Ну так отправляйся спать, – посоветовала Линда, в свою очередь заметив Джоша и блондинку. – Тебе и в самом деле нужно отдохнуть.

– Ты имеешь в виду ту женщину? – Клэй кивнула головой в сторону входа. – Ерунда, ничего страшного. – Она старалась говорить спокойно, хотя была донельзя взбешена тем, что Одри проехала полмира, и ради кого? Ради Джоша! Видимо, ее так и не оставило желание утереть Клэй нос.

Питер обернулся и тоже посмотрел на парочку, о которой шел разговор.

– Ты права, Клэй. Кто угодно поймет, что это всего лишь чертовски привлекательная, сексуальная, стильная, неотразимая блондинка. Ну конечно, ничего страшного.

– Питер! – прикрикнула Линда. – Тебя тут только не хватало!

– Прислушайся к дружескому предупреждению, Клэй, – как ни в чем не бывало продолжил Питер. – Похоже, эта женщина готова сожрать младенца, лишь бы добиться своего.

Пожелав Линде и Питеру спокойной ночи, Клэй поднялась и взяла сумку с фотоаппаратурой. По пути к выходу она остановилась у столика Джоша.

– Привет, Клэй, – сказал Джош, и Клэй показалось, что в его голосе прозвучало смущение; однако он тут же взял себя в руки. – Я не знал, что ты здесь. Вы ведь знакомы с Од…

– Здравствуй, Одри. Не ожидала встретить тебя в этом уголке планеты. Приехала отдохнуть? – Лицо Клэй сделалось каменным.

– А если и так? – отозвалась Одри.

Джош ухмыльнулся.

– Садись с нами, – предложил он уже как ни в чем не бывало.

– Нет уж, спасибо. Я только что вернулась из Пхукета – отличная была поездка. Я покажу тебе фотографии – пальчики оближешь. Увидимся утром, Джош; пока, Одри.

Клэй твердила себе, что у нее нет причин ревновать Джоша к Одри. Ни один мужчина не смог бы долго терпеть ее – непроходимая тупость Одри могла вывести из себя кого угодно.

Пока лифт неторопливо поднимал Клэй на ее этаж, она внимательно рассмотрела себя в зеркале.

– Совсем неплохо, малышка, – громко сказала она, чтобы приободриться. В присутствии Одри Клэй постоянно приходилось напоминать себе, что ей не семнадцать лет, но и Одри уже не пользуется неоспоримым преимуществом в красоте и утонченности; однако впервые с той поры, когда они были девчонками, Клэй и Одри начали охоту за одним и тем же мужчиной. Но на сей раз Клэй не собиралась сдаваться без борьбы.

Глава 25

И вот наконец настал тот день, когда киногруппа прибыла в Паттайю, на восточное побережье Сиамского залива. Переезд к морю принес команде долгожданное облегчение, и все бодро принялись за приготовления к съемкам в деревянном тайском доме, стоявшем на холме к югу от города. На третьи сутки у группы выдался незапланированный перерыв: Ник Рейнольдс и Наталия Феррари, по-прежнему неразлучные, отравились жареной рыбной мелочью, купленной на уличном лотке.

Питер Зайденберг арендовал рыболовный катер с синим тентом, чтобы отвезти Линду и Клэй на прибрежные острова, где они должны были осмотреть места будущих подводных съемок. В восемь утра Клэй встретилась с Питером на берегу и погрузила на борт фотоаппаратуру.

– А где Линда? – спросила она, когда на катере появился хозяин с запасом пива и содовой.

– Джош назначил ей встречу за завтраком, – ответил Питер. – Надеюсь, она поторопится.

– Эй! – Сняв туфли, Линда торопливо шагала по песку. – Я не смогу поехать с вами, – хмуро сообщила она, подходя. – Нынче ночью сюда прикатили Харви Шафнер и Марсия Симс. Джош всю ночь собачился с Харви, и теперь у него настроение ни к черту, но мне все равно придется провести день с ними и Фредом Жюстеном, чтобы утрясти расписание съемок и расходы. Харви злится на Джоша за двухдневное отставание.

Питер поцеловал жену в лоб.

– Мне остается только посочувствовать. Линда пожала плечами:

– Работа ассистентом у Джоша Льюиса имеет один серьезный недостаток – приходится вкалывать так же, как и он сам.

– А как выглядит этот Харви? – поинтересовалась Клэй.

– Невысокого роста, крепкий и жилистый, – ответила Линда. – Волосы темные, он все время пытается закрыть ими намечающуюся лысину. Харви всегда в движении, скачет, суетится, болтает по телефону, непрерывно глотает аспирин и требует принести кофе; находиться с ним рядом – сущее мучение! – Линда вздохнула. – Ладно, мне пора возвращаться; желаю приятно провести время. – Повернувшись, она дошла до того места, где начинался асфальт, натянула туфли, торопливо пересекла улицу и побежала по лужайке к отелю.

– А что твой юный приятель? – спросил Питер, когда Линда скрылась из виду. – Я думал, он поедет с нами.

– Я тоже так думала, но сегодня утром он него пришла записка. Пэт отправился с Уиллом Стоуном на риф Кох-Лин показать ему затонувшее судно, которое, по его мнению, принадлежало Марко Поло.

– Вряд ли корабль мог уцелеть за семь столетий.

– Ты прав, хотя всякое может быть. Больше всего меня удивляет то, что Уилл не пожалел времени на поездку. Кстати, не пора ли и нам двинуться в путь?

– Пора-то пора, но ты только взгляни на облака вон там над горизонтом. В кои-то веки у нас выходной, и на тебе – ненастье! – Ворча, Питер стал подниматься на борт катера.

Вечером Клэй лежала в номере на кровати с телефонным аппаратом в руках.

– …Да, Оуэн, я тоже скучаю по тебе. Перед возвращением дам телеграмму… Свяжись с Гарнет и передай ей от меня привет. Пока…

Оуэн Томас позвонил Клэй, чтобы в очередной раз объясниться в любви и похвалить ее последние фотографии к материалу о культивированном жемчуге.

Пока она раздумывала о том, что ей делать дальше, в дверь постучали.

– Клэй, это я.

Клэй лишь недавно выбралась из душа, и поэтому, прежде чем подойти к двери и отпереть замок, ей пришлось завернуться в полотенце. Джош, стоя за дверью, улыбался, держа в руках два хрустальных бокала в форме тюльпанов и ведерко, в котором среди кубиков льда возвышалась бутылка «Таттингера».

– По-моему, я не вызывала обслугу, – сказала Клэй, но не выдержала и тоже улыбнулась.

Джош прошел к письменному столу и водрузил на него ведерко. Проволока на горлышке бутылки была заранее развязана, и, когда он тронул ее, пробка тут же выстрелила в потолок. Джош разлил шампанское и протянул Клэй бокал.

– За нашу подругу по имени Жемчужина Востока!

Клэй пригубила вино.

– Почему ты вспомнил о ней именно сейчас?

– Жемчужина выиграла свой первый забег в Санта-Аните, опередив ближайшего конкурента на целых три корпуса!

– Ах, Джош! – Клэй обвила его шею руками, и полотенце змеей соскользнуло на пол.

Джош окинул взглядом ее обнаженное загорелое тело:

– Хм-м… Мне определенно нравится твой способ выражать свою радость.

Клэй попыталась поднять полотенце.

– Брось, – продолжая рассказ, Джош мягко увлек ее к двуспальной кровати. – Эдди Ландри потрудился на славу. Он выставил Жемчужину на скачки кобыл-двухлеток в Оуклиф-Стейкс. Эдди полагает, что, если Жемчужина победит в этом состязании, у нее хорошие шансы выиграть «Кентукки оукс»…

– Или дерби, – воскликнула Клэй. Джош рассмеялся.

– Я вижу, ты никогда не сдаешься. Не забывай, Жемчужина – моя лошадь.

– Знаю, – ответила Клэй, – а я просто заинтересованный сторонний наблюдатель.

Джош погладил ее живот.

– Не знаю, можно ли верить твоим словам, но все равно я рад, что ты уговорила меня приобрести Жемчужину. – Он поцеловал Клэй в губы, потом вновь отодвинулся и добавил: – Кстати, я хочу, чтобы ты знала: я не приглашал Одри в Бангкок, так что ревновать тут не из чего.

– А я и не думала ревновать, и хотя не очень-то жалую Одри, но ничуть не удивляюсь тому, что ты ею увлекся.

– Ты так считаешь? – В голосе Джоша зазвучал металл.

– Успокойся, Джош. Меня не волнуют твои отношения с Одри. – Клэй подобралась к нему поближе и начала расстегивать пуговицы на его рубашке. – Меня интересуют только наши отношения.

Джош поднес к ее губам бокал с шампанским.

– Тогда за нас с тобой, – предложил он.

– Никаких «нас с тобой» не существует. Мы же договорились не драматизировать ситуацию.

Джош на мгновение замер, потом привлек Клэй к себе.

– Твоя правда. Лишнее беспокойство нам сейчас ни к чему. – Он принялся рассказывать Клэй о своей размолвке с Харви Шафнером, и ей быстро стало ясно, что большинство затруднений в их работе происходит именно из-за их взаимной неприязни; Джош и Харви словно постоянно искали повод для ссор.

– Джош, ты и вправду выглядишь усталым. Я могу тебе чем-нибудь помочь?

Джош повернулся на кровати, так что теперь его плечи и затылок лежали на подушке.

– Я хочу тебя, – сказал он. – Хочу, чтобы ты взяла меня. Делай со мной, что тебе придет в голову. – Закрыв глаза, Джош раскинул руки.

Неторопливо раздев его, Клэй помассировала его ступни, голени, потом бедра, провела языком по напружиненному члену и ласкала его губами до тех пор, пока он не набух и уже не помещался во рту.

Джош постанывал от наслаждения, а Клэй тем временем продолжала медленно ласкать его, доводя почти до оргазма. Наконец она оторвалась от Джоша, и, оседлав его, начала медленно двигаться взад и вперед.

Потом она опустилась на колени и принялась раскачиваться на Джоше, словно в седле покорного ее воле жеребца, – сначала неторопливо, шагом, потом рысью и, наконец, галопом, постоянно убыстряя темп. После нескольких минут такой скачки их лица исказились в исступленном восторге, и Джош впился ногтями в ягодицы Клэй. Кончили они одновременно.

Когда Джош уснул, Клэй осторожно разжала руки и ноги, которыми обнимала его, и отправилась в душ.

Укладывая волосы, она вдруг вспомнила о Пэте. Он должен был позвонить к пяти часам, а сейчас было уже начало восьмого. Чтобы не беспокоить Джоша, Клэй унесла телефон в ванную.

У портье записки от Пэта не оказалось. Тогда Клэй позвонила нескольким членам киногруппы, которые знали мальчика, но ни один из них не видел его в этот день. Едва она положила трубку на аппарат, как тот немедленно зазвонил. Фред Жюстен сообщил, что Наталия Феррари вдрызг разругалась с Ником Рейнольдсом и в эту минуту выписывается из отеля; только Джош мог унять ссору разбушевавшихся звезд.

Разбудив Джоша, Клэй рассказала ему о происшествии.

Джош быстро оделся.

– Извини, Клэй. Причем дважды – за то, что уснул, и за то, что покидаю тебя в спешке.

– Ладно, увидимся позже. – Клэй понимающе улыбнулась, гадая, удастся ли ей хоть раз заполучить Джоша на целую ночь.

Вентилятор с деревянными лопастями под потолком номера Уилла Стоуна в бангкокском отеле «Ран Хай» негромко поскрипывал.

Налив в бокал Бью очередную порцию виски, Уилл приложился прямо к бутылке. Сегодня у них был праздник: корабль, найденный Пэтом у рифа Кох-Лин, оказался тем самым кампучийским судном с опиумом, которое было потоплено ураганом в 1971 году.

– Мальчишка считал, что это судно Марко Поло. Надо же быть таким болваном! – смеясь, сказал Бью.

– Однако ему хватило мозгов найти корабль, который многие люди старательно ищут уже много лет, – серьезно сказал Уилл.

– Ну, большого ума для этого не нужно, просто парню повезло. Ну-ка, плесни мне еще виски. – Бью протянул свой бокал, и Стоун наполнил его до краев. – Ладно, дальше будем действовать так: я сниму для вас с Винсентом дом неподалеку от Паттайи, в бухте рядом с пляжем Ройял-Клифф. Славное, укромное местечко; оттуда и начнете.

Уилл поморщился.

– Винсент не умеет нырять. Будь у меня пара опытных помощников для работы под водой, я бы извлек груз за неделю, а то и меньше; но в одиночку да еще ночью, под присмотром Винсента…

– Черт возьми, я сам знаю, что нам нужно торопиться, – отозвался Бью, – но мы не можем рисковать, посвящая в тайну посторонних. За этим кораблем охотятся все кому не лень – американские наркоманы, таиландское и кампучийское правительства, мафия… А он достался нам! Нет, я не могу рисковать. – Бью сунул руку в карман, достал револьвер тридцать восьмого калибра и швырнул его на стол. – Вот, это тебе.

– Нет, – сказал Уилл. – Я никогда не носил оружия, не стану и теперь.

– Послушай, ковбой, – заплетающимся языком произнес Бью. – Ты сроду не увидел бы таких деньжищ, даже если бы откопал свой дурацкий испанский галион. Так что бери пушку и не расставайся с ней даже во сне.

Зазвонил телефон. Уилл вздрогнул и схватил трубку.

– Алло, я слушаю.

– Привет, Уилл. Какая удача дозвониться до тебя с первой попытки.

– Клэй? Как поживаешь? – Уилл оглянулся на Бью, который словно ощетинился, заслышав имя сводной сестры.

– Да все нормально. Я звоню насчет своего маленького приятеля, Пэта; ты не знаешь, куда он запропастился?

– Нет. С чего я должен это знать?

– Просто я подумала, что раз вы ездили вместе…

– Да, ну и что? Кстати, откуда ты это узнала?

– Пэт оставил записку. Он должен был вернуться в пять часов, но так и не появился.

– Э-э-э… Минутку, Глазастик, тут кто-то стучит в дверь. – Уилл положил трубку рядом с аппаратом и вышел вместе с Йейтсом в спальню. – Что ей сказать?

– А что ей известно? – спросил Бью. Уилл повторил ему слова Клэй.

– Ясно. Скажи, что мальчишка уехал к родственникам, – все, что угодно, только бы она отвязалась.

Уилл вновь вернулся к телефону и взял трубку:

– Извини, дорогая. На чем мы остановились?

– Я насчет Пэта. Он…

– Ах, да. В общем, мы так и не смогли отыскать корабль, зато немножко поглазели на тропических рыб. Потом он сказал, что поедет в глубь острова на именины какого-то родственника, это все, что я знаю.

– Странно, – медленно произнесла Клэй. – А Пэт не сказал, когда вернется?

– Нет, не сказал. Ты же знаешь этих узкоглазых – они ведут счет времени совсем не так, как фаронги. – Фаронгами тайцы называли людей с Запада. – Для них важно только то, что происходит в данную минуту, и эта минута может затянуться на сутки, а то и неделю. Но не беспокойся, думаю, он скоро объявится.

– Пожалуй, ты прав; действительно, беспокоиться не о чем. Я только удивилась, почему он не сообщил мне о своих планах.

– Ты еще долго пробудешь в Паттайе, Клэй? – спросил Стоун.

– Пару недель, но мне придется несколько раз наведаться в Бангкок.

– Если захочешь поужинать со мной, звони. А теперь мне пора уходить…

– Ладно, Уилл, спасибо и до скорой встречи. Опустив трубку на рычаг, Уилл неожиданно с подозрением взглянул на Бью:

– Послушай, может быть, ты знаешь, где мальчишка?

Бью хмыкнул:

– Знаю, да вот никак не решался заговорить об этом. Скажем так: он достиг полной и окончательной нирваны.

– И что это значит?

– Господи, Стоун, перестань корчить из себя младенца. Развлекись сегодня ночью, сходи в массажный кабинет с какой-нибудь девкой. Ты слишком много времени торчишь в этой грязной конуре…

– Мне не нужна девка! Мальчик никому не сделал ничего плохого!

– Зато у него есть язык, верно? Он и так уже растрепал об этом корабле встречному и поперечному. Даже Клэй знает, что он уехал с тобой; не исключено, что он и еще кое-что ей рассказал.

– Да нет, вряд ли. – Уилла внезапно охватил испуг. – Клэй ничего не знает.

– Хм-м… Придется присмотреть за ней. – Бью достал флакончик-раковину и вдохнул столько порций кокаина, сколько уместилось на ногте мизинца. – Скажи мне одну вещь. У тебя что-то было с моей сводной сестрой?

Уилл глотнул еще виски.

– Это давняя история, – ответил он. – Когда-то Клэй втюрилась в меня… знаешь, как это бывает, – умудренный опытом взрослый мужчина и все такое. Но очарование новизны скоро прошло.

Бью разразился хохотом.

– Отлично тебя понимаю. И теперь ты решил возобновить старую дружбу, – с деланным равнодушием бросил он.

Уилл покачал головой:

– Нет. Между нами все кончено.

– Я не об этом, Уилл.

– Да нет же, черт побери! И вообще… Мы деловые партнеры, Бью, но моя личная жизнь тебя не касается, понял?

Йейтс допил бокал и поднялся на ноги, собираясь уходить.

– Да, Уилл, я тебя отлично понял.

Глава 26

Крыльцо старого тайского дома украшали висячие корзины с розами, орхидеями, темно-пурпурными тюльпанами «Мадам Помпадур» и лазурными гиацинтами; огромные, ярко расцвеченные бабочки порхали над мандаринами, бананами, кремовыми яблоками, белоснежными плодами мангустина и мохнатыми кокосами, аккуратно разложенными щедрой рукой на соломенной циновке.

Наталия Феррари, лежа в своем белом шелковом гамаке, медленно развернула письмо, и по мере того, как прочитанное достигало ее сознания, большие печальные глаза ее наполнялись слезами. Тряхнув головой, отчего слезы растеклись по ее высоким скулам, она откинулась на спину; письмо упало ей на колени. Легкий ветер подхватил листок, и тот унесся прочь, пролетел над тиковой оградой и зацепился за тамаринд, в ветвях которого щебетали дикие попугайчики.

– Стоп! Снятое на проявку! – Джош Льюис, подбежав к Наталии, крепко поцеловал ее в полные губы.

– Ты была великолепна, – шепнул он.

– Спасибо, Джош. Ты самый замечательный режиссер, с каким мне только приходилось работать.

Теперь, когда мир между Наталией и Ником был восстановлен, съемки шли полным ходом, несмотря даже на то, что их недолгий роман подошел к концу.

– На сегодня все свободны, – объявил Джош группе. – Линда, найди Дона и Зэка, – это были ведущие каскадеры фильма, – а ты, Ларс, задержись на секунду – обсудим сцену с погоней на лодках. Фред! Как дела со складом? Нам разрешат снимать там завтра?

Фред Жюстен поморщился.

– Делаю все, что могу. Проклятые бюрократы; такое впечатление, что в этой стране никто не имеет права принимать окончательное решение. Того и гляди, придется вечером лететь в Бангкок и до утра сидеть у порога конторы, дожидаясь, пока ее откроют.

– Джош… Джош! – К Льюису подошла Марсия Симс, его бывшая любовница и главная героиня «Викторианской пасторали», а ныне супруга Харви Шафнера. Рыжеволосая красавица англичанка была одета в белые брюки и футболку с глубоким вырезом, плотно облегавшую ее пышную грудь.

– Где Харви? – спросил Джош.

– Он пошел в отель звонить по телефону. Послушай, Джош…

– Извините, что прерываю, – перебил ее Ларс Нудсен, – но нам с Клэй нужно проверить, готово ли подводное снаряжение. Нельзя ли отложить разговор насчет лодочных гонок?

– Как скажешь, Ларс. – Джош вновь повернулся к Марсии. – Прости, но я очень занят…

Марсия провела пальцами по руке Джоша и крепко стиснула его ладонь.

– Мне очень нужно поговорить с тобой, я не могу ждать. – В ее зеленых глазах застыла мольба.

Кивнув, Джош отвел ее в сторону.

– Мне кажется, я схожу с ума, Джош. Я совершила страшную ошибку, когда бросила тебя и вышла за Харви, – он типичный трудоголик и к тому же самый ревнивый мужчина из всех, кого я знала. С ним я просто задыхаюсь. – Марсия положила руки на грудь Джоша и впилась в его кожу пальцами. – Я хочу тебя, Джош, – чуть слышно произнесла она. – Я хочу тебя вернуть. – Марсия подняла лицо, готовое для поцелуя, но в это время из дома вышел техник-осветитель.

Джош вытащил сигареты.

– Хочешь? – спросил он.

– Давай… – Марсия взяла сигарету, и Джош поднес ей зажигалку. Потом закурил сам и неторопливо затянулся, подбирая нужные слова.

– Марсия, ты очень красивая женщина и ты очень талантлива. Я был бы рад вновь работать с тобой, и я сочувствую тебе… но ты знала, что делала.

– Ах, Джош, не надо читать мне нотации. Любой может ошибиться. – Она бросила взгляд в сторону моря.

– Помнишь, тогда я долго ухаживал за тобой и был взбешен, когда ты ушла. Но с тех пор многое изменилось. – Марсия стояла к нему спиной, и по ее вздрагивающим плечам Джош понял, что она плачет. – Мне очень жаль, что ты несчастлива, Марси. Может быть, тебе стоит поговорить с Харви, наладить с ним отношения…

Марсия вытерла слезы.

– Иди ты… знаешь куда! – Она резко повернулась и стремительно направилась к выходу с площадки.

Полчаса спустя Джош Льюис вернулся в отель. Он не успел пообедать и теперь раздумывал, не заскочить ли ему в кафе на террасе, чтобы отведать тайского супа.

– Джош, дорогуша! А я уже собиралась отправляться на поиски. – Одри Йейтс торопливо шагала к нему через вестибюль; длинная коса, в которую были заплетены ее светлые волосы, моталась из стороны в сторону.

– Какая неожиданность! Ты, случаем, не голодна?

– Но ведь ужинать еще рано…

– Давай назовем это поздним обедом – я так хочу есть, просто помираю.

Одри заулыбалась.

– Я пойду с тобой и буду смотреть, как ты ешь. Мне было так скучно без тебя в Гонконге; я бы ни за что не приехала туда, если бы не старые друзья матери. В «Ориенте» мне сказали, что ты в Паттайе, и я решила, что маленький отдых на морском берегу – именно то, что мне нужно. – Одри умолкла и перевела дыхание. – У меня идея; может быть, поднимемся ко мне и закажем закуски в номер? Ты выглядишь усталым, да и я порядком измучилась во время переезда.

Джош посмотрел на часы. У него еще оставалось сорок пять минут, к тому же в номере Одри его никто не найдет. Одри знала, что предложить, – сейчас Джош нуждался в тишине и спокойствии даже больше, чем в пище.

– Так и быть, Одри, я согласен.

В это мгновение Джош краешком глаза увидел Клэй и Ларса, входящих в отель; Клэй тоже увидела его и весело помахала рукой…

На следующее утро Фред Жюстен позвонил Линде Зайденберг из Бангкока и сообщил, что Джош во время пробежки угодил ногой в дыру тротуара и сломал лодыжку; теперь его нога до колена в гипсе, и врач запретил ему вставать.

Клэй тут же вызвала такси и помчалась в Бангкок. К полудню она уже входила в отель Джоша с кипой американских журналов в одной руке и пинтой мороженого «Хааген Даз» в другой.

Джош сидел на плетеном диванчике, вытянув вперед помещенную в гипс левую ногу, а правую поджав под себя. Возле него стоял телефонный аппарат, а рядом на кофейном столике были разложены документы.

– Позволь выразить тебе свое сочувствие… – начала Клэй от порога.

Джош заулыбался:

– Как ты здесь оказалась? Это ведь не так-то легко – найти «Хааген Даз» в Юго-Восточной Азии…

– Просто надо иметь полезные знакомства. – Клэй вынула из бара ложку и протянула ее Джошу. – Надеюсь, ты не против ромовой глазури? До сих пор мы не обсуждали твои кондитерские пристрастия…

– Ромовая глазурь – это потрясающе! – Джош сорвал крышку и вонзил в мороженое ложку. – Ага! Уже подтаяло и стало мягким. Хочешь попробовать? – Он поднес ложку к губам Клэй.

Послышался стук в дверь, и в номер вошел коридорный с двумя вазами в руках. В одной из них букет был собран из разных цветов, в другой стояли две дюжины коралловых роз.

– Господи, Клэй!

– Не стану тебя обманывать, это не я – мне такое просто не по карману. – Клэй взяла карточки, приколотые к цветам, и протянула их Джошу.

– От моей матери, – сказал Джош, прочтя первую.

– От твоей матери? М-да. Худые вести не лежат на месте.

– Я позвонил ей утром. Сегодня у нее день рождения…

Клэй была тронута тем, что даже в самую черную годину, со сломанной ногой, с запаздывающим фильмом на шее и десятками неприятностей ежедневно, Джош не забывал о матери.

– Ты очень хороший сын.

Джош нахмурился и опустил глаза.

– После смерти брата я остался у нее один; она долгое время была совсем плоха…

– Ты не рассказывал мне этого. Когда…

– Четыре года назад. Он был младше меня. Переборщил с героином… – Джош пожал плечами. – Похоже на дешевый киносценарий. Я не люблю об этом говорить. – Взглянув на вторую карточку, он швырнул ее на столик, и Клэй без труда прочла подпись: «С любовью, Одри».

– Слава Богу, что ты не из ревнивых.

– Пожалуй. – Клэй старалась сохранять беззаботный вид. – Я даже рада, что у тебя есть знакомые женщины, которые посылают тебе розы.

– Зато ты можешь хоть каждый день посылать мне мороженое. И вообще, почему бы тебе не присесть рядом со мной?

Джош отодвинул телефон, и тот немедля зазвонил.

Уже через минуту Клэй поняла, что звонила ее сводная сестра; судя по всему, она намеревалась устроить у Джоша в номере вечеринку. В конце концов Джош сдался; единственное, что он сумел выторговать у Одри, – так это то, что вечеринка начнется не раньше шести часов.

Клэй вовсе не была в восторге от того, что Джош так легко согласился плясать под дудочку Одри. По-видимому, он решил провести часть дня с Клэй, а потом, перед приездом Одри, выставить ее за дверь. И все же Клэй старалась не показывать своего раздражения.

– Так, – сказал Джош. – На чем мы остановились?

– Я как раз собиралась сделать тебе комплимент по поводу того, как ты управляешься со съемками «Золотого треугольника»: отснятый материал производит потрясающее впечатление.

Джош просиял:

– Ты правда так считаешь? Спасибо, Клэй.

– Поверь мне на слово, ты обязательно победишь. – Клэй бросила взгляд на часы. – А теперь прости; у меня встреча за обедом, так что я, пожалуй, пойду.

– Вот как? Значит, ты для этого приехала в Бангкок?

– Нет, конечно. Я приехала поддержать тебя в трудную минуту. – Клэй произнесла эти слова как можно убедительнее.

– Тогда, может, посидишь еще немного?

– Я бы с удовольствием, но мне действительно пора. Когда ты вернешься в Паттайю?

– Вероятно, завтра. Если удастся вылететь на вертолете, буду там около семи.

Клэй поцеловала Джоша в губы.

– Значит, увидимся завтра. Надеюсь, тебе уже будет лучше.

Спускаясь в вестибюль, Клэй радовалась тому, как ловко она разыграла безразличие; но больше всего ей хотелось прикончить Одри. Она позвонила Уиллу Стоуну, чтобы пригласить его на обед, но ответивший ей портье сказал, что он уехал на юг на несколько дней.

Тем же вечером, вернувшись в Паттайю, Клэй заехала в клуб ныряльщиков расспросить завсегдатаев о Пэте, но там никто ничего не знал. Исчезновение мальчика все больше тревожило ее. Каждый день она ждала, что Пэт объявится у нее в отеле. Хотя их не связывали никакие формальные обязательства, Пэт не только искренне привязался к ней, но и с удовольствием выполнял всевозможные поручения группы, снимавшей «большой американский фильм», и Клэй казалось, что, вернувшись в город, он бы первым делом разыскал ее.

Выйдя из клуба, Клэй отправилась на встречу с Зайденбергами и Ларсом Нудсеном. В «Торговых ветрах Уи Энди», маленьком ресторанчике, где подавали «британские блюда в шотландском стиле на тайский манер», они, заказав рыбу, чипсы и жаренные на решетке ребрышки, принялись обсуждать самую ударную сцену фильма, которую должны были вскоре снимать.

– Может быть, закатимся в кино? – предложила Линда, когда, поев, они вышли на улицу. – Сегодня там «Искатели потерянного ковчега» и «Оборотень»; а еще лучше – в дискотеку «Лас-Вегас» – говорят, очень живописное местечко…

Ларс поморщился:

– Откуда у тебя столько энергии в таком-то климате?

– Это потому, что с нами нет Джоша: завтра в семь часов я снова превращусь в марионетку-ассистента.

Компания разделилась: Линда с Питером отправились в кино, а Клэй и Ларс двинулись по берегу к отелю. Ларс пребывал в унынии: Харви Шафнер изрядно надоел ему; вдобавок Ларс скучал по жене и детям и с нетерпением ждал встречи. И все же Клэй удалось разговорить его, после чего целый час она пыталась поднять Ларсу настроение. Они так увлеклись беседой, что, неторопливым шагом двигаясь вдоль моря, постепенно оказались за городской чертой. Уже стемнело, и только луна да далекие неоновые огни отбрасывали оранжевые отблески на поверхность воды. Они продолжали прогулку, прислушиваясь к плеску набегавших волн, и остановились, только когда, обогнув бухту, миновали отель «Ройял-Клифф».

– По-моему, пора поворачивать назад, – сказал Ларс, внезапно заметив, как далеко они зашли.

– Да. Смотри, видишь в конце того пирса? Яхта, и какая огромная – таких в городе раз-два и обчелся. – Белоснежная красавица мягко покачивалась на волнах у дальнего края причала; около нее виднелась гора какого-то тяжелого оборудования, а в иллюминаторах горел тусклый свет. – Подойдем поближе, посмотрим…

Как только они двинулись вперед, на палубе появился светловолосый человек.

– Эй, – крикнул он. – Что вам нужно?

– Мы просто хотели полюбоваться вашей яхтой, – отозвалась Клэй. – Извините, мы не собирались вам мешать. – Схватив Ларса за руку, она повернула обратно.

– Клэй, это ты?

Только тут она узнала голос Стоуна.

– Господи, Уилл! Какое совпадение! Я недавно звонила тебе, хотела пригласить на ужин. – Они с Ларсом подошли поближе к яхте, и Клэй познакомила мужчин.

– Вот, приехал сюда осмотреть эту крошку по просьбе одного приятеля, который собирается ее купить. Он хочет, чтобы я вышел на ней в пробный рейс, – немного запинаясь, проговорил Уилл.

– Замечательное судно. – Ларс с удовольствием оглядывал яхту.

– Кстати, Уилл, – спохватилась Клэй. – Ты не видел Пэта?

– Пэта? Нет. А ты?

Клэй показалось, что вопрос насторожил Стоуна, и она подумала, что он, возможно, что-то скрывает.

– Нет, от него ни слуху ни духу. Ты не позволишь нам осмотреть яхту?

– Видишь ли, внутри страшный беспорядок. Я перебираю мотор. – Последовала пауза. – Если честно… у меня там приятель, он не совсем одет… – Стоун застенчиво улыбнулся.

Словно не сразу поняв намек, Клэй сделала несколько шагов по направлению к яхте, не отрывая взгляда от кучи, наваленной на пирсе, среди которой она заметила акваланги, подводные прожектора и несколько фабричных мешков для подъема грузов – именно такой аппаратурой Уилл пользовался при поисках сокровищ.

– Ах, извини! – Остановившись, Клэй рассмеялась. – Мы не станем тебя беспокоить.

Она повернулась и, подхватив под руку Ларса, направилась вдоль пирса прочь от яхты.

– Не обижайся, я позвоню тебе на днях. – Уилл как-то неуверенно помахал им вслед рукой.

– Кто это был? – Винсент Ласко, выйдя из каюты, поднялся на палубу.

– Какие-то люди хотели взглянуть на яхту.

– Неправда. Я слышал имя «Клэй». Это твоя старая приятельница, сводная сестра Бью?

Уилл нехотя кивнул.

– Пора поднимать груз на борт, до рифа не меньше часа ходу.

Винсент не шевельнулся.

– Я смотрел в иллюминатор и видел, как твоя приятельница разглядывала подводное оборудование. Похоже, она знает, что это такое.

– Да успокойся ты. Давай лучше займемся делом.

– Ладно, заканчивай погрузку, а я схожу в дом, захвачу кое-что.

Проводив Винсента подозрительным взглядом, Уилл оглядел сложенное на пирсе оборудование. Разумеется, Клэй прекрасно знает, что это такое, и Уиллу было не по себе от того, что Винсент тоже это понял.

Уилл не любил Винсента и терпеть не мог работать с ним, потому что тот напоминал ему мороженую рыбу и никогда нельзя было понять, какие мысли бродят у него в голове.

В эту минуту он отдал бы все на свете, лишь бы вновь оказаться на Ки-Уэст и смотреть на далекие звезды с палубы своего маленького красного плавучего домика.

Глава 27

– Какое необыкновенное освещение! – Санни Фитцджеральд, надев темные очки, вслед за Бью поднялась на борт катера, стоявшего у причала неподалеку от отеля «Ориент». Хмурый лодочник-таец вывел длинную посудину кормой вперед в реку Хао-Фия и направил ее к северу, лавируя между переполненными речными трамвайчиками, паромами и баржами, которые были перегружены так, что уровень воды оказывался выше их ватерлиний. Над горизонтом висел огненно-оранжевый шар солнца, уже готовый опуститься за купола храмов Тонбури.

Положив ноги на сиденье, Санни мечтательно улыбнулась:

– С нетерпением жду возможности увидеть твой дом. Бью закурил турецкую сигарету.

– Ничего особенного; так, что-то вроде загородной резиденции. После работы я часто отправляюсь туда ночевать.

– Подумать только – у тебя свой загородный дом… – Санни покачала головой. – Я так горжусь твоими деловыми успехами, сынок.

– А я горжусь тем, что ты наконец-то гордишься мной, мать.

Санни перевела взгляд на правый берег реки, стараясь получше рассмотреть Королевскую площадь и башни храма Изумрудного Будды, но тут ей на глаза попался пожилой мужчина, чистивший зубы в бурой речной воде. Она передернула плечами и снова повернулась к сыну.

– Милый, я готова признаться – бывали времена, когда я сомневалась, что ты возьмешься за ум. Но, надеюсь, теперь это в прошлом…

Оставив за спиной городской железнодорожный вокзал, лодочник свернул влево и повел катер по широкому каналу Клонг-Бангкок-Нои. По мере того как они углублялись в Тонбури, шум и суета Бангкока постепенно сменялись невозмутимым спокойствием экзотических пригородов. Появились изящные тайские жилища, возведенные на сваях. Обветшавшие лачуги соседствовали здесь с роскошными тиковыми особняками; тут и там виднелись банановые пальмы, сгибавшиеся под тяжестью плодов, плантации орхидей и жасмина, тайские храмы, стоявшие вдоль берегов, плавучие ресторанчики, от которых доносились пряные ароматы. Катер не спеша двигался в лабиринте безымянных узких улиц-каналов.

– Не пойму, как они могут так жить, – сказала Санни, когда судно проплывало мимо семьи, купавшейся в мутной реке напротив своего дома. – Ты видел? Они плавают в этой воде, стирают белье, моют посуду… Господи, какая антисанитария!

– Зато они не пьют ее и предпочитают воду из бутылок. Глянь-ка сюда. – Навстречу катеру шла под веслами маленькая лодчонка, прикрытая в середине похожей на палатку завесой. Ее хозяйка – таиландка с цветком в волосах и густо размалеванным лицом – во все глаза уставилась на пришельцев. – Здесь такую встретишь нечасто, – усмехнулся Бью. – Это речная проститутка. Их еще называют «девушка на воде».

– Мы плаваем по этим каналам уже битых полчаса, милый, – отозвалась Санни. – Когда же мы наконец приедем? – В своем ярко-красном костюме и золотом ожерелье с бриллиантами, которое Мак подарил ей на сорокалетний юбилей, Санни выглядела на фоне невзрачного речного пейзажа совершенно неуместно. – Не понимаю, почему ты не купил дом в более респектабельном месте, например, в районе посольств.

– Мне нужно место, где бы я мог бы уединяться. Ты сама знаешь, какой шум стоит в городе.

– У тебя все еще случаются головные боли? – В глазах Санни появилось озабоченное выражение.

Бью кивнул.

– Я перепробовал массу средств, китайские травы, иглоукалывание – и все впустую. Голова начинает болеть, когда вокруг слишком шумно или я чем-то расстроен. Однако вот мы и дома!

Лодочник выключил мотор и подвел катер к крыльцу, орудуя бамбуковым шестом.

– Сатеп! – Бью хлопнул в ладоши. На затянутую сеткой веранду выскочил симпатичный юноша лет двадцати; он помог Санни выбраться из лодки и, улыбаясь, приветствовал ее по-тайски.

– Идем, мать. Я покажу тебе свою берлогу. Стены дома были обшиты тиком, а полы покрыты черным деревом везде, кроме прихожей, ванных комнат и кухни, которые были выложены плиткой. На взгляд Санни, крохотные комнаты дома были обставлены чересчур просто, однако безделушки и сувениры, собранные Бью в путешествиях, свидетельствовали о том, что он унаследовал хороший вкус от своих новоорлеанских деда и бабки. В гостиной Санни увидела диванчик с красной ситцевой обивкой, по обе стороны которого располагались лакированные бирманские столики с коллекцией пятицветного фарфора из китайской провинции Бенхаронг, предназначенного для экспорта в Таиланд. На стенах были развешаны репродукции сиамской живописи конца XVIII столетия. Санни с удивлением рассматривала фигурки, расставленные по всему дому, – балийский цветочный бог, камбоджийские каменные изваяния, деревянные бирманские статуэтки, тайские керамические Будды… Ей было трудно представить Бью в роли серьезного собирателя предметов искусства; видимо, она еще многого не знала о своем сыне и его жизни на Востоке.

– Тебе кто-то помогал обставить дом? Ну признайся же, – выспрашивала Санни.

– Нет, конечно, об этом доме вообще знают немногие. А теперь идем наверх.

Лестница привела их на второй этаж, где располагались рабочий кабинет Бью, спальня, гардероб и застекленная терраса. На полу спальни лежал роскошный черный персидский ковер; огромная резная кровать с четырьмя столбиками была покрыта поблескивающим лаком. Больше здесь ничего не было, если не считать двух пальм в одинаковых кадках.

– Выглядит весьма внушительно, милый. Должно быть, при виде этой кровати твои подруги приходят в восторг.

– Они приходят в восторг не от кровати, а от того, чем мы в ней занимаемся, – ухмыльнулся Бью.

– Ах, прекрати. Разве можно так говорить с матерью?

– Ты для меня скорее сестра, чем мать, и прекрасно об этом знаешь. – Бью достал из шифоньера красный китайский халат. – Я на минутку, только ополоснусь в душе, а пока Сатеп принесет тебе выпить.

Санни сидела в плетеном кресле у окна из венецианского стекла и, потягивая водку с тоником, с удовольствием думала о том, что Бью наконец-то добился впечатляющих успехов. Теперь для полного счастья ей не хватало лишь, чтобы Одри вновь вышла замуж и остепенилась. Даже получая содержание от бывшего супруга, Одри умудрялась постоянно выклянчивать у нее деньги. Дела Уиллоуз шли неплохо, но лишних денег, как известно, не бывает. Кроме того, Санни и сама прекрасно находила применение своему доходу. После смерти Мака для нее наступила счастливая пора, и хотя в Виргинии ей постоянно приходилось быть начеку, выбирая ухажеров и любовников, зато в путешествиях она была сама себе хозяйка и, не стесненная условностями, без помех удовлетворяла свою страсть к молодым мужчинам.

По лестнице поднялся Бью с мокрыми после душа волосами.

– Сатеп! – крикнул он.

Юный таец торопливо вошел к комнату и поставил на кофейный столик пиво и тайские закуски, украшенные мятой и цветами.

– Выглядит очень аппетитно, – заметила Санни. Такая трапеза вполне заменит ужин. Что это за блюда?

– Любимые яства Сатепа. – Бью наклонился над столом. – Вот это так называемые жирные лошадки, остро приправленное мясо, сваренное на пару в банановых листьях, весенние рулетики, ганг тави крип – замороженные креветки, каи квам, яйца, начиненные свининой и крабовым мясом… и наконец нам прик, острый красный соус. Между прочим, он действительно очень острый, будь осторожна.

– Господи, ты стал таким хлебосольным хозяином! Бью вышел в столовую и вернулся с замшевым мешочком, перевязанным коричневой лентой.

– Я кое-что припас для тебя.

Санни развязала мешочек и вынула оттуда два жемчужных ожерелья по две нитки каждое и третье, одинарное.

– Сказочный жемчуг, Бью. И конечно, ты собираешься просить меня об одолжении…

Наблюдая за матерью, которая тут же начала примерять ожерелья, Бью заулыбался.

– То же, что и в прошлый раз: вы с Одри наденете их перед отъездом. В Нью-Йорке вас встретит господин Матасиов и отвезет из аэропорта Кеннеди в отель «Пьер». Когда вы подниметесь в номер, ты отдашь ему двойные ожерелья.

– А третье?

– Я положу его в коробку с конфетами. Преподнесешь ее Матасиову как подарок.

Санни вздохнула и выглянула в окно.

– Я знаю, ты не хочешь, чтобы я расспрашивала тебя о делах, но эти ожерелья очень дорого стоят. Наверное, среди выращенных искусственно здесь нанизаны настоящие восточные жемчужины, и ты просишь меня провезти их, потому что не хочешь платить пошлину?

– Мать, опять ты за старое! Никакая это не контрабанда; просто поносишь их на шее некоторое время. И запомни, они все с моей фермы.

– Но…

– Не задавай лишних вопросов, и мне не придется врать. – Бью бросил на Санни насмешливый взгляд.

Санни вздохнула:

– Ладно, так и быть. Тема закрыта.

Появившийся в комнате Сатеп расставил напитки, а когда Санни стала нахваливать его закуски, улыбаясь, попятился к выходу, отвешивая поклоны.

– Пожалуй, надо вывезти в Уиллоуз несколько тайских слуг. Твой Сатеп – настоящее сокровище.

Бью рассеянно кивнул, и Санни подумала, что у него начался приступ обычной для него хандры.

– Что случилось, милый? Тебя что-то беспокоит? Бью молчал. Тогда Санни подошла к нему и, усевшись рядом, взяла его руку и поцеловала.

– Ну же, не упрямься, расскажи мамочке.

– Так, вспомнил об одном деле. Не хочу портить тебе вечер нудными разговорами.

– Ты же знаешь, со мной можно говорить обо всем. Ты никогда ничего от меня не скрывал…

– Понимаешь, Уилл Стоун продолжает увиваться за Клэй, и это меня беспокоит.

– Какое тебе дело до Клэй? Она пробудет здесь лишь до тех пор, пока идет работа над фильмом. Одри говорит, съемки в Таиланде закончатся через неделю или около того.

– Да, но если Клэй выведает у Стоуна кое-какие сведения, она может попытаться пустить их в ход и погубить меня.

В этот момент зазвонил телефон, и Бью быстро схватил трубку. – Алло… Да, Винсент… Что? Когда, вечером? Так, ясно. Я подумаю об этом. – Бью опустил трубку на рычаг и потер лоб. – Проклятие!

– Милый, что случилось?

– Опять эта чертова Клэй; кажется, она шпионит за Стоуном. Винсент уверен: Клэй знает, что происходит.

– О чем, собственно, идет речь? Ну-ка, сядь и рассказывай все с самого начала.

– Ладно, давай поговорим откровенно. Я занимаюсь сразу несколькими большими делами, а жемчужная ферма – лишь ширма.

– Ширма? Господи, Бью…

– Не перебивай, пока не выслушаешь до конца. У меня все схвачено.

Чем дальше говорил Бью, тем больше мрачнело лицо Санни.

Постепенно выяснилось, что одной из статей его доходов является «экспорт» настоящих жемчужин, скрываемых среди культивированной продукции. Вдобавок к этому они с Винсентом занимались контрабандой героина в ящичках с двойным дном, в которых перевозятся жемчужины для «своих» ювелиров, получающих жемчуг по сказочно низким ценам. Бью также признался матери, что Уилла Стоуна, опытного охотника за подводными сокровищами, он пригласил в Таиланд для того, чтобы найти затонувший опиумный транспорт и поднять его содержимое с морского дна. Еще одной обязанностью Стоуна был надзор за процессом объединения настоящего и культивированного жемчуга.

После того как Бью закончил рассказ, они с Санни некоторое время сидели молча. Удовлетворение, которое Санни ощущала полчаса назад, исчезло без следа. Бью впутался в рискованную игру, сулившую смертельную опасность, и Клэй Фитцджеральд могла только усугубить положение.

В душе Санни поднялась жгучая ненависть к падчерице, и она поняла, что надо спасать Бью любой ценой.

– Что же мне делать, мама? – прошептал Бью.

– Полагаю, у тебя нет выбора, милый. Нужно отделаться от Клэй, лишить ее возможности совать повсюду свой нос. Только не вздумай действовать сам – пусть этим займется Винсент или кто-нибудь еще.

– Но Клэй занята в съемках, ее постоянно окружают толпы киношников…

Санни рассмеялась:

– Не стану же я продумывать за тебя каждую мелочь. Может быть, ты забыл, что Клэй работает под водой: у ныряльщиков то и дело случаются всякие неприятности – ну там, кессонная болезнь, нападение акулы, укус ядовитой рыбы; а иногда в баллонах кончается воздух… Уж с этим-то ты справишься.

Бью крепко обнял Санни.

– Господи, как я тебя люблю! Ты единственный человек, который понимает меня, что бы ни случилось. – Теперь, чувствуя поддержку матери, он окончательно принял решение. Клэй исчезнет с его пути навсегда.

Голос в трубке звучал сухо-профессионально:

– Линда Зайденберг ведет репортаж из Сиама с места последней катастрофы.

– Господи, что еще на сей раз? – Клэй только-только открыла глаза и все еще продолжала лежать в постели, время от времени делая глоток кофе, принесенного горничной.

– Питер только что вернулся от врача. Ему взбрела в голову идея покататься на волнах с каскадерами.

– И что же?

– Растянул шейные позвонки. Врач говорит, он сможет нырять не раньше, чем через неделю.

– Этого только не хватало! – Клэй отлично представляла, какие мучения доставляет под водой поврежденная шея. Невозможно двигаться, смотреть в видоискатель… Даже гидрокостюм не натянешь, не испытывая жуткой боли. – И как же теперь наша главная подводная сцена?..

– Боюсь, нас ждут крупные неприятности.

– Джош знает?

– Да. Он только что прибыл на вертолете со своим гипсом и костылями. Я даже не хочу вспоминать, что он сказал.

– Ну а Питер? Можно с ним поговорить?

В трубке что-то зашуршало.

– Привет, Клэй!

– Послушай, Питер, те кадры, где ныряльщик смотрит через иллюминатор… Думаю, я смогу их снять сама, не теряя даром времени.

– Это было бы здорово. Но тогда тебе придется со всем оборудованием спуститься в люк, дать панораму, перевернуться головой вниз и опять всплыть на поверхность – и все это на одном дыхании, не останавливая съемки. Не подумай, что во мне взыграл мужской шовинизм, но тебе попросту не хватит сил.

– По крайней мере попытаться-то можно?

– Поговори с Ларсом. – В голосе Питера послышалось раздражение. – Не подумай, Клэй, я злюсь на себя, а не на тебя. Надо же, свернул шею. Может, удастся убедить Ларса – снять эпизод в срок для него вопрос жизни и смерти. Попробуй, дело того стоит.

– Спасибо, Питер. – Она повесила трубку.

Клэй нашла Ларса Нудсена в номере Джоша. Когда она вошла, его самого в комнате не было: он появился в ту минуту, когда Клэй наконец удалось уговорить Ларса доверить ей съемку.

– О чем речь? – спросил Джош и, прислонив костыли к стене, заковылял к дивану.

– Мы говорим о сцене, которую Питер должен был снимать через иллюминатор затонувшего корабля. Кажется, я смогу его заменить.

Джош широко распахнул глаза и уставился на нее.

– Черта с два. Это самые сложная работа в фильме, если не считать спецэффектов.

– Но почему? Думаешь, мне не хватит опыта? У Ларса другое мнение. Скажи ему, Ларс.

– Я не имел в виду ничего такого, – поспешно возразил Джош. – Просто ты недостаточно крепка физически…

– Но, черт возьми, я могу хотя бы попробовать! Если получится, мы спасены, если нет – потеряем немного пленки…

– И еще добрую половину дня, которая уйдет на установку освещения плюс рабочее время целой группы. Несколько футов пленки и несколько тысяч долларов.

– Вздор! – фыркнула Клэй.

Ларс поднялся на ноги:

– Мне надо на встречу, так что договаривайтесь сами. Жду тебя в одиннадцать, Клэй.

Джош проводил Ларса долгим взглядом, потом повернулся к Клэй.

– Послушай, это опасно. – Он закусил губу. – Если что-нибудь пойдет не так…

– Ты просто не веришь, что я могу снять этот эпизод.

– Да, не верю, – решительно произнес Джош. – Я готов признать, что все отснятое тобой сделано профессионально, но это была относительно простая работа.

– Я делала то, что мне поручал режиссер. Конечно, не бог весть что…

– Да что ты, это замечательно, эффектно. – Джош ухмыльнулся.

– Прекрати смеяться надо мной! – взорвалась Клэй. – Я предлагаю помощь, чтобы сэкономить средства и время!

– Вот как? Уж не думаешь ли ты, что все наши несчастья происходят по моей вине? Или нашим чудесным крепким кораблем управляет никудышный капитан? – Джош в упор уставился на нее.

– Я этого не утверждала! – постепенно успокаиваясь, ответила Клэй. – И все равно ты узколобый женоненавистник и сомневаешься в том, что я смогу снять эпизод, только потому, что я женщина. Признайся, ведь дело именно в этом?

– Нет. – Джош тоже заговорил тише: – Но это действительно опасно.

– С чего ты взял? Вокруг меня будут люди: вспомогательный персонал, осветители. А Питер будет дежурить в лодке. Ну пожалуйста, Джош. Я прошу немногого – дай мне только один шанс.

Зазвонил телефон, и Льюис снял трубку:

– Алло? Минутку, Харви. – Он закрыл ладонью микрофон. – Ладно, Клэй, твоя взяла. Если не получится, Питер переснимет все заново. В среду мы закончим с второстепенными эпизодами, а в четверг приступим к главной сцене.

Кивнув, Клэй быстро отвернулась, стараясь не выдать своего торжества, и вышла из комнаты.

* * *

Санни Фитцджеральд сидела в своем номере в бангкокском отеле «Эраван» и сушила феном волосы, когда из Паттайи позвонила Одри.

– Привет, мать. Не могу долго говорить. Через десять минут у меня встреча с Джошем Льюисом, а я все еще в купальнике. Помнишь, ты просила меня разнюхать, чем занимается Клэй?

– Да, милая. Что-нибудь интересное?

Одри издала хриплый смешок.

– Кажется, в четверг ей предстоит необычное погружение. Они с Джошем крупно повздорили: он не хотел ее пускать, но Клэй все-таки добилась своего.

– Ну, мы-то знаем, какой упрямой она бывает, – не повышая голоса, заметила Санни. – Если сможешь, выведай у Джоша все поподробнее и перезвони мне. Но… Одри, ты меня слышишь?

– Да слышу, слышу…

– Будь осторожна.

– Само собой.

– Пока, милая. Жду звонка.

Повесив трубку и выключив фен, Санни постучалась в дверь ванной:

– Бью, дорогой, не пора ли тебе вылезать? У меня добрые вести…

Глава 28

В полдень киногруппа собралась на палубе катера, вставшего на якорь в полутора милях от острова Кох-Ларн. Клэй, одетая в синий гидрокостюм, еще раз проверила акваланг, в то время как Джош давал ей последние наставления.

– Не забывай, съемка должна вестись плавно, в противоположность нарастающему напряжению звукового сопровождения. Это раздвоение зритель должен ощущать каждую секунду.

Ларс Нудсен застегнул на груди Клэй ремень камеры.

– Все готово, Джош. – Он похлопал Клэй по плечу. – Желаю удачи.

Но, как выяснилось, Джош еще не закончил свои наставления:

– Снимай непрерывно; приближаясь к люку, замедляй темп, а когда вплывешь в трюм и обнаружишь там мертвое тело, камера должна замереть и оставаться в полной неподвижности тридцать секунд.

– Я все поняла, Джош, – кивнула Клэй. Джош крепко сжал пальцами ее локоть.

– Тогда вперед.

Питер Зайденберг, которому врачи все еще не разрешали снять шейную повязку, помог Клэй перебраться на стартовую платформу, подвесил к ее поясу двадцатичетырехфунтовый груз и пристегнул пояс к канату, который должен был замедлять спуск ко дну. Дон Поттер, каскадер, уже находился под водой.

Клэй взяла в рот загубник и подала Джошу сигнал, подняв кверху большой палец; потом включила кинокамеру и плавно вошла в воду.

Она скользила вниз по канату до тех пор, пока не почувствовала легкий рывок привязного троса; это означало, что пройдено уже двадцать футов. Как только ее ласты коснулись песчаного дна, Клэй осторожно подогнула колени, смягчая толчок. Дон Поттер подошел к ней сзади и отстегнул канат. Продолжая плавно двигаться к корпусу затонувшего судна, лежащего на дне в пятнадцати ярдах от нее, Клэй приблизилась к накренившейся палубе, обогнула мачту, поднялась вверх и, перевалив через борт, спустилась вдоль него к смутно видневшемуся иллюминатору.

Внезапно ее охватил приступ тошноты. «Ну вот, только этого не хватало!» Усилием воли она справилась с дурнотой и плавно скользнула в зияющую дыру.

Боковой свет, искусно поставленный Ларсом, превратил трюм затонувшего судна в зловещий подводный грот. Клэй повернулась на спину, готовясь снимать снизу вверх, и тут ее вновь затошнило. Вдобавок у нее закружилась голова. Стиснув зубы, она старалась не поддаваться неприятному ощущению. Чтобы добиться разрешения снимать эти кадры, ей пришлось выдержать настоящую схватку с Джошем, и она не хотела упустить свой шанс.

Дурнота не отступала, и все же Клэй не выпускала камеру. Плавно ведя объективом, она продолжала снимать мрачный трюм; потом начала томительно-медленное приближение к полуоткрытому люку. Дон Поттер неотступно следовал за ней. Как только она подплыла к люку, Дон отодвинул его в сторону, и Клэй протиснула камеру в провал, за которым открывалось жуткое зрелище – одна рука мертвого тела была поднята кверху и колыхалась в водных потоках, словно передавая привет с того света; неподвижные глаза трупа угрожающе уставились на незваную гостью.

Клэй прекратила движение; в ее мозгу звучали слова Джоша: «Замереть в полной неподвижности». Она начала медленно считать про себя. Головокружение и тошнота становились невыносимыми, тело пронзил ледяной холод. Посмотрев на свою ладонь, сжимавшую ручку камеры, Клэй увидела, что ее ногти окрасились в ярко-красный цвет.

Двадцать два… двадцать три… двадцать четыре – казалось, это кровь молотами стучала у нее в висках. Изображение вдруг расплылось, потом опять стало четким. Клэй изо всех сил вцепилась в камеру, продолжая давить пальцем на спусковую кнопку.

Двадцать девять… тридцать…

Камера выскользнула из ее рук, и она потеряла сознание.

Очнувшись, Клэй увидела склонившиеся над ней лица Джоша, Ларса, Питера и Дона Поттера и лишь потом поняла, что лежит на палубе корабля со льдом на лбу и кислородной маской на лице.

– Я сняла эпизод, – хрипло произнесла она, оттолкнув маску и пытаясь сесть.

– Лежи. – Джош удержал ее за плечи. – Тебе надо прийти в себя.

Клэй посмотрела прямо в глаза Питера.

– К воздуху в моих баллонах был подмешан угарный газ, – сказала она.

Питер хмуро кивнул.

– Хвала Всевышнему, Поттер вовремя успел вытащить тебя из воды.

Клэй слабо улыбнулась:

– Спасибо, Дон.

– Ты ведь понимала, что происходит. Как ты могла так долго оставаться внизу! – Питер явно не одобрял ее поступка, но старался сдержаться.

– Я должна была снять эти кадры, и я их сняла. – Клэй с вызовом посмотрела на Джоша и закрыла глаза.

Перенеся Клэй в скоростной катер, Джош отвез ее на берег к поджидавшему их вертолету. Лишь когда врачи бангкокской клиники подтвердили, что ее здоровью ничто не грозит, она вернулась в «Ориент»; однако последствия дневного происшествия все еще давали себя знать.

– Господи, я чувствую себя так, словно кто-то навбивал мне в голову гвоздей и теперь пытается их вытащить… – простонала Клэй.

Джош вынул из мини-бара несколько кубиков льда, завернул их в платок и осторожно положил ей на лоб.

– Ох-ох… – вновь застонала она, закрывая глаза. Джош подтянул кресло поближе к кушетке, на которой, обложившись подушками, лежала Клэй.

– Как бы плохо тебе ни было, подумай о том, чем все могло кончиться, и сразу поймешь, как тебе повезло.

– Я это и так знаю, – ответила Клэй. – Еще минута-другая, и все было бы кончено. Ох, Джош… – она обхватила его руками и привлекла к себе. Несколько минут они молчали.

– Я должен кое-что тебе сказать, – заговорил наконец Льюис и ласково поцеловал ее. – Я люблю тебя, Клэй. До сих пор я цеплялся за свою свободу, но когда Дон вытащил тебя из воды едва живую, я понял, как ты мне дорога.

Клэй, улыбнувшись, попыталась приподняться и поцеловать его, но тут же снова откинулась на подушки.

– Я тоже люблю тебя, Джош… – Ох-х… Почему я не могу выглядеть красивой и здоровой именно тогда, когда мне это так необходимо? – Клэй с трудом повернула к нему лицо.

Видимо, желая показать, что она не одинока в своем несчастье, Джош поднял загипсованную ногу, положил ее на кофейный столик, и тут Клэй снова не удержалась от улыбки, когда увидела, что все члены киногруппы оставили на гипсе свои автографы.

– Ох, и славная парочка получилась из нас с тобой. Утешает лишь одно – то, что наши беды преходящи. Врач сказал, что ты скорее всего выздоровеешь уже к завтрашнему дню. Хочешь есть? А может быть, заказать что-нибудь в номер?

– Нет уж, спасибо. Меня до сих пор еще мутит.

– Как насчет имбирного пива? – Джош заковылял к холодильнику.

– Ох, Джош…

– Позволь мне поухаживать за тобой. Последние недели я вел себя как подонок и хотел бы загладить свою вину. – Джош поставил на столик бокалы для Клэй и для себя. – Знаешь, я до сих пор не понимаю, как это могло произойти. Из больницы я звонил Питеру, и он сказал, что все баллоны заряжались вчера вечером, причем одновременно.

– Знаю. Это происходило в моем присутствии.

– Чем они нагнетали воздух?

– Главным компрессором.

– Ты уверена? Питер сказал, что если бы это был дизель, его входной патрубок мог быть повернут вниз и засасывать выхлопные газы; тогда окись углерода вполне могла попасть в баллон.

Клэй покачала головой:

– В этом случае сознание потеряли бы все, кто находился под водой, а не только я одна. – Она пригубила пиво. – Нет, Джош, это не случайность. Кто-то поработал с моим аквалангом.

– Господи! Кому было нужно тебя убивать?

– Между прочим, это идеальный способ, если речь идет о подводном пловце, – угарный газ не имеет ни цвета, ни запаха. Чтобы воздух стал смертельным, хватит и двух частей окиси углерода на миллион. А выглядеть все будет как несчастный случай.

– Ладно, допустим, ты права; но кому и зачем понадобилось проделывать это с тобой? И как преступник мог узнать, какой из аквалангов – твой?

– Нет ничего проще. Я держу все свое снаряжение в большой брезентовой сумке, на которой написано мое имя; значит, охотились именно за мной.

– И кто же?

– Я видела в Бангкоке моего сводного брата Бью. Я знаю, он очень не любит меня, но пока никак не могу понять, зачем ему меня убивать.

– Подумай хорошенько, Клэй. Чтобы обращаться в полицию, нужны хоть какие-нибудь доказательства, – сказал Джош.

Клэй кивнула.

– Полагаю, Одри тоже была бы не прочь от меня избавиться.

– Из-за меня? Брось, Клэй, Одри не похожа на убийцу.

– Не знаю, не знаю… К тому же нельзя забывать и о моей мачехе. – Клэй осушила бокал, и Джош подлил ей еще пива. – Санни могла позариться на мою треть поместья. По отцовскому завещанию в случае моей смерти она отходит Кенни, но Санни его опекунша, и, если бы покушение удалось, Уиллоуз целиком оказался бы в ее руках.

– Тогда почему же она не сделала этого раньше? Зачем ей было ждать так долго?

– Не знаю, Джош. Я лишь перечисляю вероятных подозреваемых…

– А твой старый приятель? Тот симпатичный блондин?

– Уилл Стоун? Ну нет, ни за что… – Клэй запнулась. – Хотя… он подводный пловец и прекрасно знает об отравлении угарным газом. И все-таки Уилл на такое не способен. – Она замолчала. Сотрудничество Уилла и Бью еще и прежде вызывало у нее подозрения, вот только чем? Этого она не могла понять.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – обеспокоенно спросил Джош.

– Голова все еще болит, но уже не так сильно; наверное, таблетки начинают действовать. – Клэй вынула из бокала ледяной кубик и пососала его. – Знаешь, вчера вечером Уилл вел себя как-то странно… – Клэй рассказала Джошу о прогулке с Ларсом и о белоснежной яхте.

– Она такая огромная… Я готова биться об заклад, что оборудование, находившееся на пирсе, предназначено для подводных работ. К тому же Уилл не позволил нам подняться на борт, чтобы осмотреть судно… – Внезапная мысль поразила ее. – Ну конечно, как я не догадалась раньше! Бью нанял Уилла именно потому, что тот был охотником за сокровищами! Значит, Бью ищет какой-то корабль. В Сиамском заливе затонуло много судов. Пэт рассказывал мне о… – Клэй внезапно умолкла.

– Что случилось, милая? Тебе плохо?

Клэй медленно покачала головой:

– Не могу поверить. Надо же быть такой дурой! Пэт нашел утонувший корабль и повез Уилла показать обломки. В тот же день он исчез и больше не появлялся.

Джош передернул плечами:

– Ты спрашивала о нем Уилла?

– Он сказал, что Пэт поехал навестить родственников. Но если обломки, которые нашел мальчик, и есть то самое судно, что ищут Бью и Уилл, они вполне могли решиться навсегда заткнуть ему рот.

– Думаешь, Уилл Стоун убил мальчика, а потом попытался убить тебя из опасения, что ты об этом догадаешься?

Клэй прикрыла глаза.

– Я не верю, что Уилл мог лишить человека жизни; а вот Бью вполне способен на это. Однажды он совершил убийство у меня на глазах. – Клэй заплакала. Воспоминания о Блюджее, отце и Уиллоуз снова вызвали у нее мучительную головную боль.

Джош обнял Клэй и не отпускал, пока она не перестала всхлипывать. Наконец, вытерев слезы и положив на лоб несколько кубиков льда, Клэй удобнее устроилась на подушках и начала повествование о своем прошлом.

Ее рассказ, длившийся полчаса, ошеломил Джоша.

– Почему ты никогда не говорила мне об этом? Теперь-то я понимаю, за что ты ненавидишь свою новую семью. Боже, каким же я был дураком – специально флиртовал с Одри, чтобы моя привязанность к тебе не зашла слишком далеко! – Джош, подволакивая ногу, подошел к окну и долго смотрел на суда, плывущие по реке, потом медленно повернулся к Клэй. В его глазах стояли слезы. – Не знаю, простишь ли ты меня когда-нибудь…

– Ох, Джош. – Клэй вздохнула. – У тебя предостаточно собственных забот, не хватало еще втягивать тебя в свары семьи Фитцджеральдов.

– Если Бью действительно пытался тебя убить, он, должно быть, полагает, что ты знаешь нечто важное, и так просто не успокоится… Придется отправить тебя отсюда ближайшим рейсом. Я найму для тебя телохранителя, и ты пробудешь в моем доме в Калифорнии до окончания съемок, а потом я приеду за тобой.

– Постой; первым делом нужно позвонить Стоуну. Во всей этой истории Уилл – случайный человек; как только Бью получит все, что ему надо, он избавится и от него.

– Черт с ним, со Стоуном. Он сам влез в это болото, пусть сам и выпутывается.

Клэй уселась в кровати; ей показалось, что теперь она чувствует себя гораздо лучше.

– Уилл знает, чем занимается Бью. Если это что-то противозаконное, у нас появятся основания обратиться в полицию.

– И что потом? Стоун ни за что не даст показаний против себя, так что забудь об этом.

– Все же мы должны его предупредить…

– Если это так уж необходимо, отправь ему телеграмму из Калифорнии. – Джош, осторожно погладил ее по голове и нежно поцеловал.

* * *

Уилл Стоун, не раздеваясь, плюхнулся на кровать в своем номере и лежал не шевелясь, в надежде услышать, о чем Бью Йейтс беседовал по телефону в другой комнате. Настроение его окончательно испортилось; с тех пор как Бью появился в его номере, Стоун каждые несколько минут прикладывался к своему флакончику с кокаином, а это не предвещало ничего хорошего. Когда телефон вновь затрещал, Уилл даже не попытался дотянуться до параллельного аппарата, полагая, что звонят не ему, а Йейтсу. Лишь когда Бью не среагировал на пятый гудок, Уилл поднял трубку.

– Уилл! Какое счастье, что я тебя застала. – Голос Клэй звучал так громко, будто она находилась где-то поблизости. Он молча слушал ее рассказ о том, как она едва не отравилась окисью углерода, а когда Клэй сказала, что угарный газ появился в ее баллонах не случайно и что, по-видимому, это дело рук Бью, медленно покачал головой.

– Спасибо, что позвонила. – Уилл чувствовал, как к горлу подступает тошнота. – Я рад, что у тебя все обошлось. – Он повесил трубку.

– Кто это? – спросил Бью, появляясь на пороге комнаты.

– Сегодня с Клэй произошел несчастный случай под водой.

– Неужели? – Бью отхлебнул виски. – Какой кошмар.

– Это ты подослал к ней Винсента, признайся. Неспроста он вчера околачивался рядом с киногруппой.

– Неужели?

– Ты решил убрать Клэй, потому что боишься, как бы она не пронюхала о наших планах, – сказал Уилл.

– Вот именно, боюсь; и поэтому никому… ты слышишь… никому не позволю сорвать это дело. Через два дня мы станем мультимиллионерами, и ты навсегда забудешь о Клэй Фитцджеральд. Таких, как она, пруд пруди. – Бью глотнул виски. – Черт бы побрал Винсента и его топорную работу. Это лишний раз подтверждает старую истину: хочешь, чтобы все получилось как следует, – берись за дело сам.

– Оставь Клэй в покое – она ничего не знает. Просто у тебя начинается мания преследования.

– Мания преследования, говоришь? Очень ценное качество в нашей ситуации. Это тебе не сказки о пиратских сундуках в Карибском море, это настоящая жизнь. Сними наконец розовые очки, ты, придурок!

– Уже снял. Я ухожу от тебя. Отдай то, что мне причитается, и…

Йейтс разразился хохотом.

– Ты потрясающе наивен, Стоун. Твои руки в крови, а ты надеешься спрятаться под одеялом. – Он подошел к Уиллу вплотную, так что их тела почти соприкоснулись. – Даже и не думай, что у тебя из этого что-нибудь получится. Мальчишка мертв, а ты – последний, кто с ним встречался. Клэй едва не отравилась газом из акваланга, а ты – подводный пловец и очень хорошо в этом разбираешься. К тому же вас видели вместе. – Бью проглотил таблетку, запив ее виски. – А теперь посмотри на дело с моей стороны. Ты слишком много знаешь, чтобы выйти из игры. Если что, я прямиком двину в полицию и повешу на тебя убийство мальчишки.

Стоун чувствовал себя так, будто его заперли в мрачном подземелье, из которого невозможно выбраться. Он еще отхлебнул из бутылки.

– В сущности, у тебя есть выбор, – насмешливым тоном продолжал Бью. – Либо ты становишься богатым, либо мертвым. – Он вынул из бокового кармана револьвер.

– Ладно, Бью. Ты прав. – В этот момент охвативший Стоуна испуг вдруг куда-то отступил, и он понял, что пора хорошенько пошевелить мозгами. Если ему удастся выбраться отсюда, он все расскажет Клэй. Может быть, они вместе скроются, он сумеет ее защитить…

– Я знал, что ты меня поймешь. А теперь я попрошу тебя об услуге. Пожалуй, сейчас самое время для тебя доказать мне свою верность.

Уилл допил остатки виски.

– Чего ты хочешь?

Бью открыл бумажник и вынул оттуда пакетик в алюминиевой фольге, внутри которого находились четыре маленькие пилюли. Бью разделил фольгу пополам и завернул в каждый кусок по две таблетки. Один из них он сунул обратно в бумажник, второй протянул Стоуну:

– Прими душ, приведи себя в порядок и побрейся. Я хочу, чтобы ты позвонил Клэй и предложил ей выпить вместе. Когда придет время расходиться по домам, подбрось пилюли ей в стакан и постарайся сделать это так, чтобы никто не заметил.

– Ты с ума сошел. Я…

Бью ткнул ему в висок ствол револьвера.

– А если я нажму курок? Послушай, это не русская рулетка. Тебе некуда деваться. Ну что, приятель, согласен?

Уилл медленно кивнул. Подойдя к телефону, он набрал номер Клэй. Пока длился разговор, Бью держал револьвер у его уха.

– Все в порядке, Клэй пригласила меня в свой номер. Она чувствует себя недостаточно хорошо, чтобы выходить.

– Отлично! – Бью сдавленно фыркнул. – Надеюсь, сегодня вечером ей полегчает. – Он сунул револьвер в карман. – Теперь ты знаешь, что делать. И постарайся, чтобы никто не увидел тебя в ее номере, ясно?

Уилл кивнул:

– У меня нет другого выбора.

– Совершенно верно, Уилл. Увидимся завтра. – Бью весело хлопнул Стоуна по спине. – Я знал, что ты разберешься в ситуации.

Глава 29

Голова Клэй постепенно прояснялась. Приняв душ, она натянула свежую одежду, которую ей привезли из Паттайи Линда и Питер. Убедившись в том, что у нее есть все, что нужно, супруги Зайденберг и Джош отправились ужинать в гостиничный ресторан «Лорд Джим», а перед этим Джош, забронировав для Клэй билет на рейс до Лос-Анджелеса, пообещал отвезти ее в аэропорт и договориться, чтобы ее встретили в Калифорнии.

Клэй обрадовалась. Когда Уилл перезвонил и назначил ей встречу, она ждала его с нетерпением, надеясь узнать до отъезда, что задумал Бью. Может быть, обстоятельства так сложатся, что Йейтса арестуют, и тогда Клэй не нужно будет покидать Таиланд.

Взбив подушки, Клэй улеглась на кушетку и тут же почувствовала, что ее клонит в сон. Хорошо, что Джош ушел, вяло подумала она, в его присутствии Уилл вряд ли стал бы говорить откровенно.

Однако едва она успела заснуть, как ее разбудил громкий стук в дверь.

– Это я, Уилл.

– Входи, не заперто. – Клэй уселась на постели. Она сразу заметила, что, несмотря на шикарный костюм и модный галстук, Стоун выглядел ужасно.

– Ты должна уехать из города, – с ходу выпалил он и бросил на стол пакетик из фольги. – Бью за тобой охотится. Мерзавец заставил меня позвонить тебе и хотел, чтобы я незаметно подложил эти пилюли в твой бокал.

Подойдя к кушетке, Уилл опустился перед ней на колени.

– Я люблю тебя, Клэй. Давай уедем вместе, сегодня же. У меня есть друг в Австралии; мы поедем к нему, я устроюсь на работу… – Он обнял Клэй и уткнулся лицом ей в грудь.

– Ну-ну, все хорошо. – Клэй осторожно погладила Стоуна по голове. – Успокойся и расскажи обо всем по порядку. Я думаю, нам лучше обратиться в полицию…

Уилл отпрянул:

– Это невозможно! Бью слишком хитер, он повернул дело так, что в первую очередь обвинят меня…

Едва он произнес эти слова, как дверь с громким стуком распахнулась.

– Черт возьми, ты абсолютно прав. Я слишком хитер для тебя. – Бью Йейтс, словно вызванный словами Уилла призрак, появился на пороге с револьвером в руке. – Мой план предусматривает любые случайности. – Он насмешливо взглянул на Клэй. – Привет, детка. Прости за головную боль. У меня есть отличное лекарство от всех болезней… – Бью взвел курок револьвера. – Но это не к спеху. У тебя найдется что-нибудь выпить?

– Возьми вон там. – Клэй кивнула в сторону бара.

– Черта с два. Ну-ка, Стоун, достань мне виски, да побыстрее.

Зазвонил телефон. Клэй быстро протянула руку к трубке, но Бью, рванувшись через всю комнату, нанес ей резкий удар ребром ладони по костяшкам пальцев. Клэй вскрикнула и отдернула руку.

– Извини, милая, у тебя нет времени болтать по телефону.

Уилл налил виски и протянул бокал Бью. Пока тот жадно пил, запрокинув голову, он попытался выхватить оружие, но Бью, неожиданно развернувшись, ударил Уилла ногой в живот.

– Ничего не выйдет, дружище, ты проиграл. Теперь мне придется нанимать другого ныряльщика, чтобы достать опиум. Жаль. Я надеялся сперва закончить это дело, а уж потом отправить тебя к праотцам.

– К праотцам? – Уилл растерянно заморгал. От удара и выпитого спиртного у него все расплывалось в глазах.

– Уж не думал ли ты, что мы с Винсентом станем делиться с тобой? Черта с два.

Уилл трясущимися руками налил себе виски, тщетно пытаясь сообразить, что делать дальше.

– А ну, иди сюда! Пора кончать. Аккуратная дырочка в сердце мисс Клэй, еще одна в твоей голове, и пистолет у тебя в руке. Полиция решит, что это ссора на любовной почве.

Бью отступил к двери и прицелился в Клэй.

– Бью, постой! – Во всю мочь завопила Клэй, проворно скатываясь на пол между кушеткой и кофейным столиком; и в этот миг Уилл набросился на Йейтса. Тут же, сделав гигантский прыжок от распахнувшейся двери, на Бью со спины навалился Джош Льюис.

Револьвер выстрелил почти одновременно с появлением в комнате Питера Зайденберга. Клэй лежала на полу, замерев от страха. Она слышала истерический визг Линды в коридоре. Питер в шейной повязке и Джош с ногой, закованной в гипс, вряд ли могли справиться с Бью – даже пьяный, он был достаточно силен. Нанеся стремительный удар в челюсть Питеру и ударив Джоша коленом в пах, он без труда вывел из строя обоих противников. Выронив в схватке револьвер, Бью торопливо озирался, ища его глазами, пока наконец не увидел, что оружие наполовину скрыто телом Уилла Стоуна, истекавшего кровью на полу.

– Черт! – Взревев, Бью метнулся к выходу.

Как только он исчез за дверью, в номер вбежала Линда Зайденберг. Следом на шум явились консьерж и сразу несколько горничных.

– Позовите врача! – Клэй указала им на Уилла. – Врача! – повторила она, видя, что служащие отеля в нерешительности топчутся на месте. – Джош, как ты?

– Я в порядке, только нога болит, – ответил Джош. – Что с Питером?

– Сам хотел бы это знать. – Питер осторожно ощупывал челюсть, словно пытаясь убедиться, что она до сих пор еще на месте.

Клэй опустилась на колени возле Уилла. Его рубашка пропиталась кровью, глаза были закрыты.

– Уилл! – Клэй схватила его руку, пытаясь нащупать пульс.

– Врач сейчас будет. – Линда с нескрываемым ужасом смотрела на безжизненное тело Уилла, кладя трубку. – Он вызовет полицию.

– Клэй, ты-то сама цела? – Джош осторожно дотронулся до нее.

– Я – да. – У Клэй на глазах выступили слезы; плечи ее вздрагивали.

– Мне очень жаль, – сказал Джош, – но, похоже, врач уже ничем не поможет твоему приятелю.

* * *

Клэй, Джоша и супругов Зайденберг отвезли в полицейский участок, находившийся в десяти кварталах от отеля, где аккуратно одетый пожилой мужчина внимательно выслушал их рассказ, в то время как другой полицейский записывал их показания.

– Когда Клэй не ответила на звонок, мы сразу заподозрили неладное. – Джош, попросив разрешения, закурил. – Как только я подошел к двери и Клэй закричала, я ворвался в номер. Потом завязалась драка; Бью Йейтс застрелил Стоуна и скрылся.

Инспектор Напомбестра окинул компанию усталым взглядом.

– Мои люди уже ищут его. – Он повернулся к Клэй. – Мы давно присматриваемся к мистеру Йейтсу, но до сих пор у нас не было веских причин для ареста. Будьте любезны, мисс, расскажите все, что вам известно об опиумном транспорте и жемчужной ферме на Пхукете…

Молодой таец в полицейской форме, быстро войдя в комнату, сказал что-то инспектору и исчез так же внезапно, как и появился.

– Мистера Йейтса до сих пор не могут найти, – сообщил Напомбестра. – Мои люди обыскали его дом и контору. По-видимому, Йейтс там уже побывал – содержимое большинства ящиков пропало. – Инспектор откинулся на спинку кресла и посмотрел на Клэй. – Когда мы закончим, мисс Фитцджеральд, я дам вам свою машину и помощника. Он отвезет вас в аэропорт и убедится, что вы благополучно отбыли в Калифорнию. Господин Льюис, к вашей киногруппе мы приставим в Паттайе специальное подразделение, которое будет охранять вас до завершения съемок. Ну а мистер Йейтс от нас не уйдет, не сомневайтесь…

– У меня идея, – сказала Линда Зайденберг. Полицейская машина, в которой она сидела вместе с Клэй, на предельной скорости мчалась в аэропорт. – Давайте плюнем на «Золотой треугольник» и экранизируем нашу историю – на мой взгляд, этот сюжет куда интереснее…

Клэй рассмеялась, хотя ей было вовсе не до смеха: Уилл Стоун погиб, а Бью Йейтс все еще оставался на свободе.

Ругая себя последними словами за непростительную оплошность в «Ориенте», Бью велел Джерри ехать в контору. Собрав документы, он выгреб из сейфа пятьдесят тысяч долларов и попытался связаться с Винсентом Ласко, но тот словно сквозь землю провалился.

Когда Джерри привез его к отелю «Эраван», Бью, протянув парню пятисотдолларовую бумажку, приказал ему исчезнуть.

– А что делать с машиной? – Джерри, похоже, не слишком удивился такому повороту событий.

– Перегони в Сингапур и продай. Найдешь моего приятеля Рэймонда, помнишь его? Отправляйся немедленно и гони всю ночь.

– Ладно, Бью, до свидания. Может, еще встретимся. – Рванув с места, Джерри помчался по Ратча-дамри-роуд.

– Прощай, придурок, – буркнул Бью себе под нос. Войдя в вестибюль «Эравана», он позвонил своему сингапурскому партнеру Рэймонду.

– Привет, Рэй. Я должен срочно уехать, так что лавочка на время закрывается. Нет, не беспокойся, как только все уляжется, мы тебя найдем – либо я, либо Винсент… Я могу попросить тебя об услуге? Это насчет моего парня, Джерри. У него моя машина, и сейчас он едет в Сингапур; я велел ему встретиться с тобой. Да, верно. Позаботься о нем. Мне плевать, как ты это сделаешь! Машину возьми себе. Ну, пока.

Бью причесал волосы и, поднявшись в номер матери, открыл дверь запасным ключом.

– О Господи, Бью! Сколько раз говорила тебе, не смей входить без стука. – Санни была совершенно голой; рядом с ней на огромной кровати лежал юноша, почти подросток из местных; его напружиненный, готовый к действию член медленно опадал. Судя по всему, парень еще не понял, ввязываться ли в драку или бежать со всех ног.

Лицо Бью исказилось от гнева; оттолкнув Санни, он с громким воплем набросился на несчастного.

– Прекрати! – закричала Санни. – Прекрати сию же минуту!

Сопя и ругаясь, Бью перевернул противника лицом вниз и, пропустив руки ему под мышки, сцепил пальцы у него на шее. Лицо юноши побагровело, вены на лбу вздулись. Бью бросил его навзничь и ударил коленом в пах.

– Хватит! Оставь мальчика в покое! – Санни подбежала к сыну и попыталась оттащить его.

– К черту, мать… К черту! – Бью отпихнул ее и, встав с кровати, с отвращением глядел на потерявшего сознание парня. Наконец, подняв его с постели, Бью направился к окну.

– Господи, ты в своем уме? – Санни метнулась к окну, чтобы закрыть его прежде, чем туда доберется Бью; но тот, обойдя ее, выбежал в коридор.

Несколько минут спустя он вернулся в комнату.

– Где его одежда?

– Что ты с ним сделал?

– Это не важно. Одежда… где она, черт возьми? Санни собрала разбросанные по комнате вещи, и Бью, схватив их, выбежал из номера.

Вскоре он вернулся, усмехаясь себе под нос.

– Послушай, куда ты его девал? – Санни чувствовала, как страх все больше овладевает ею.

– Спустил в шахту для белья – пусть поваляется на куче грязных простыней.

– Бью Йейтс! – взвизгнула Санни. – Ты мерзкий болван, и ты совсем не думаешь о последствиях!

Казалось, Бью на мгновение смутился.

– Я… я очень сожалею, мама. У меня неприятности, и… мне без тебя не обойтись. – Стиснув пальцами виски, он рухнул на кровать лицом вниз.

Санни, сев рядом, положила ладонь ему на затылок и мягко провела пальцами по его спине.

– Какие неприятности, милый? Рассказывай. Неожиданно Бью начал всхлипывать.

– Все пропало. Я должен бежать, полицейские уже прочесывают аэропорты, они могут появиться здесь с минуты на минуту.

– Подожди. – Санни взяла трубку и позвонила портье. – Говорит миссис Фитцджеральд из семьсот пятнадцатого номера. Я плохо себя чувствую и хочу, чтобы меня ни в коем случае не беспокоили. Вы поняли? Никаких телефонных звонков, никаких посетителей, вам ясно? Спасибо.

– Эх, мать, легавых это не остановит.

– Ну, может быть, хотя бы на несколько минут… – Санни снова начала крутить диск телефона.

– Мама, это бесполезно. Мне конец.

– Ш-ш-ш, не мешай мне разговаривать. Пригласите к аппарату хан Краизри, пожалуйста… Алло, Эд?

Эд, милый, помнишь меня? – Санни призывно хохотнула в трубку. – Послушай, я не могу долго говорить. Мой сын попал в беду. Его подставили, и я хочу, чтобы он уехал. Да, сейчас же. Отель «Эраван». Хорошо, Эд… Да, милый, я так тебе благодарна!

Санни дала отбой и тут же снова набрала номер:

– Одри? Молчи и слушай. Если спросят, где меня найти, отвечай, что я уехала на остров Чанг-Маи на экскурсию. Сиди и не высовывайся, пока я с тобой не свяжусь, понятно? Вот и умница.

Кое-как запихав в большую сумку одежду и косметичку, Санни быстро оделась.

Бью по-прежнему неподвижно лежал на кровати и по-щенячьи скулил.

– Все будет хорошо, милый, – сказала Санни. – О том, что случилось, ты расскажешь мне после. – Она села рядом с сыном.

Перевернувшись на спину, Бью положил голову на колени матери, обхватил ее руками за талию и крепко прижал к себе.

– Мама, сделай же что-нибудь, и пусть все это быстрее кончится. Прощу тебя, мама, прошу!

Санни поцеловала его волосы.

– Успокойся. Сейчас за нами пришлют частный вертолет, мы отправимся в Куала-Лумпур, а там сядем на самолет до Афин, и я подумаю, что делать дальше.

– Не забудь жемчуг, – шепнул Бью.

– Все ожерелья на мне, не беспокойся.

– Ох, мама, хорошо, хоть ты меня понимаешь. Кроме тебя, у меня никого нет и никогда не было.

– Знаю, милый, знаю, – проникновенно произнесла Санни. Погладив Бью по животу, она запустила ладонь за пояс его брюк. – Я сделаю все, чтобы ты опять был счастлив.

ЧАСТЬ 4 ШТАТ КЕНТУККИ, СЕМЬ МЕСЯЦЕВ СПУСТЯ

Глава 30

– Я вижу, вы уверены в себе. – Эми Спелдинг, корреспондент «Луисвилл курьер», перевернула кассету в своем крохотном диктофоне.

– А почему нет? У нас есть причины не сомневаться в успехе. – Эдди Ландри, тренер Жемчужины Востока, откупорил вторую банку пива. – У Жемчужины отличные шансы, иначе мы не выставили бы ее на дерби. Она выиграла скачки в Санта-Аните, и единственное, что помешало ей победить в голливудском дерби, – сильный шум, который испугал ее. Однако с тех пор Жемчужина хорошо отдохнула…

– У вас были какие-нибудь особые методы подготовки, когда приехали в Луисвилл? – поинтересовалась Спелдинг.

– Нет, мы тренировались точно так же, как перед любыми крупными соревнованиями, – Ландри почесал редкие волосы на макушке. – Жемчужина чувствует себя в Кентукки, как горошина в стручке, ведь оба ее прародителя выросли в здешних краях; по своим природным данным она не уступает ни одной лошади из тех, которых я когда-либо тренировал. Это настоящая леди, и я глубоко уважаю ее.

– А как насчет э-э-э… весенней горячки? – деликатно осведомилась Эми.

Стоявший неподалеку Джош Льюис ухмыльнулся.

– По прибытии в Кентукки Жемчужина доставила нам немало хлопот, но все же нам повезло – у нее настоящий бойцовский характер. Когда она выходит на дорожку ипподрома, у нее на уме одно – победа любой ценой.

– В Луисвилле распространились слухи, – Эмми заговорила, растягивая название города на южный манер, – что вы близко знакомы с мисс Клэй Фитцджеральд – дочерью Мака Фитцджеральда, бывшего хозяина конезавода Уиллоуз. Поскольку Жемчужине предстоит борьба с Кайеннским Перцем, воспитанником Уиллоуз, я бы хотела знать, не возникают ли между вами разногласия или ссоры на этой почве?

– К сожалению, мисс Фитцджеральд сейчас нет с нами, так что она не сможет ответить на ваш вопрос.

– Тогда ответьте вы. На кого она ставит – на вашу лошадь или на свою? Насколько мне известно, она совладелица Уиллоуз, верно?

– Да, но Жемчужина Востока в такой же мере моя, как и ее. Надеюсь, я удовлетворил ваше любопытство?

– Только отчасти. – Эми рассмеялась и вновь переключилась на Ландри: – Какие инструкции вы дали своему жокею на нынешний день?

– Посоветовал ему отдохнуть, расслабиться и избегать неприятностей.

– Мистер Льюис, почему вы выставили Жемчужину на дерби, а не на оукс, где ей не было бы равных среди прочих кобыл?

Джош ответил, не раздумывая:

– Я по профессии режиссер и способен определить настоящий талант. – Вспомните Джиларетту, одну из десяти самых знаменитых кобыл; она участвовала в сорока девяти скачках и две трети из них выиграла у жеребцов. А Далила и Франция, которые принесли хозяевам самый высокий доход среди всех кобыл? Обе всю свою жизнь выступали против жеребцов…

– Так что не сомневайтесь. – Ландри поднялся, давая понять, что интервью окончено. – Наша Жемчужина станет звездой.

Эми Спелдинг закрыла блокнот и выключила диктофон. Мужчины проводили ее до машины и некоторое время смотрели, как автомобиль катит по обсаженной кизилом гаревой дорожке.

В луисвиллском особняке, принадлежащем Робин Рэндольф Лоренс, подруге детства Клэй, которая теперь была замужем за луисвиллским банкиром Брюсом Тинсдейлом Лоренсом, Джош жил вместе с Клэй всю неделю, пока продолжались скачки.

– Только между нами. – Джош обернулся. – Каковы наши шансы?

Эдди Ландри опустил взгляд на свои новые щегольские ковбойские сапоги и, пнув ногой камень, пустил его кувыркаться по дороге.

– Мне почти семьдесят, – сказал он. – Всю свою жизнь я вожусь с лошадьми и наверняка могу сказать лишь одно.

– Что именно?

– Когда речь идет о скачках чистокровок, ни в чем нельзя быть уверенным.

Всю эту неделю Клэй Фитцджеральд держалась в тени, уклоняясь от контактов с прессой. Ей было очень неловко, что она, владелица трети паев Уиллоуз, приехала сюда с Джошем Льюисом и Жемчужиной Востока, которую любила, как никакую другую лошадь в своей жизни. Что же до Кайеннского Перца, участника скачек от Уиллоуз, то его подготовил к состязаниям Бак Смит, старинный друг Клэй, и это обстоятельство особенно смущало ее.

Положение усугублялось тем, что в Луисвилл на праздники приехала Санни Фитцджеральд и Клэй приходилось делать все возможное, чтобы избегать встреч с мачехой. Одри тоже была здесь вместе со своим новым мужем, известным нью-йоркским банкиром Лэдди Скоттом, однако ее брат, Бью Йейтс, по-прежнему находился в бегах.

Пока Джош и Эдди отвечали на вопросы корреспондента «Луисвилл курьер», Клэй пила с Робин кофе на кухонной лоджии.

– Может быть, задержитесь в Джентрис еще немного? – предложила Робин. – В полночь здесь собираются устроить потрясающее представление с фейерверками.

Клэй намазала масло на английскую булочку.

– Я бы рада, но мы порядком устали; к тому же появление Санни вынуждает меня поспешить с отъездом.

– А тебе не удалось разглядеть ее новое колечко с бриллиантом? Говорят, в нем целых двенадцать карат.

– Нет, конечно. – Клэй тряхнула головой. – Все, что имеет отношение к Санни, меня мало интересует.

– Вряд ли ты скажешь что тебе все равно, когда узнаешь последние новости: она снова выходит замуж.

– Шутишь! И кто же он?

– Портер Мэсон, один из самых богатых людей Кентукки, а может, и всей Америки.

– Неужели ликерный король? – Глаза Клэй изумленно расширились.

– Истинная правда. Джейн Белл рассказала мне вчера вечером, что между ними был бурный роман и вот наконец толстяк Мэсон покорен. Если слухи не врут, он весит больше трехсот фунтов.

– Ты, как всегда, преувеличиваешь, милая. – Муж Робин, появившись на пороге, с улыбкой посмотрел на жену. Он был хорош собой; высокий рост скрадывал полноту, а короткие черные волосы и румяные щеки делали его куда моложе своих лет. В честь завершения дерби он натянул зеленые брюки и полосатую спортивную рубашку. – Не пора ли нам на ипподром? Джош говорит, что опасаться больше нечего: в поместье не осталось ни одного газетчика, разве что кто-нибудь из них засел в почтовом ящике…

Клэй рассмеялась:

– Вы оба замечательно держались эту неделю. Не только приютили нас, но и стоически вытерпели все неприятности, связанные с нашим пребыванием. Зато теперь, обласканный вниманием прессы, Джош буквально раздувается от гордости.

– Мы тоже отлично развлеклись, развеяли скуку своей однообразной жизни. – Робин усмехнулась. – Ладно, давайте собираться, а то опоздаем.

В первую субботу мая конюх Жемчужины Востока Эл Батлер поднялся еще до рассвета. Он задал кобыле овса, потом вычистил стойло, окатил Жемчужину водой и вычесывал ее шерсть до тех пор, пока она не заблестела. Чуть позже приехал Эдди Ландри и осмотрел подковы Жемчужины. Затем кобылу растерли грубой тканью, проверили губные клейма, и ветеринар ипподрома взял у нее кровь на анализ. После того как Эл Батлер вместе с лошадью показался перед объективами зевак, он больше не расставался с Жемчужиной ни на минуту.

Наконец появился и жокей Мануэль Мальдонадо, облаченный в костюм цветов «Викторианы» – фермы Джоша Льюиса. Кепка его была изумрудно-зеленая, а рукава камзола украшал узор из повторяющихся инициалов Джоша «J» и «L». И все в стойле было выкрашено в эти цвета – от медицинской аптечки и попон до ведра с водой.

Как только в конюшне появился Джош, Жемчужина высунула морду из стойла и нетерпеливо заржала.

– Привет, крошка, – сказала, входя следом, Клэй и поцеловала лошадь в ноздри. – Как самочувствие? Наверное, хочешь пробежаться?

– Так точно, мэм. Сегодня она в отличной форме, резвая и бойкая, уж поверьте, – отрапортовал Эл Батлер.

– Вы только посмотрите на нее. Такая красотка, что хоть сейчас веди ее в гостиную.

– Не нравится мне, что Жемчужине достались первые ворота, – сказал Джош.

– Ничего страшного. По первой дорожке стартовали многие победители дерби, – успокоил его Ландри. – Бытует мнение, что ограда мешает скакуну, но я не видел ни одной лошади, которая налетела бы на забор. Я верю, первая дорожка принесет нам удачу.

Клэй тоже оделась в цвета Джоша – на счастье. На ней были черные замшевые башмаки, светло-желтые короткие штаны, схваченные резинкой у колен, и зеленая куртка из парашютного шелка. Сверху Клэй надела золотую цепочку, а на палец – кольцо-цветок с изумрудами и рубинами, которое отец подарил ей к окончанию школы.

Сквозь толпу к ним пробился комментатор Си-би-эс Хейвуд Хейл Броун.

– Считаете ли вы основным своим соперником Кайеннского Перца, победителя скачек «Блю Грасс» и серебряного призера «Вуд мемориэл»? – спросил он, когда все трое оказались в поле зрения телекамеры.

В ответ Джош только рассмеялся:

– Для нас все десять соперников – главные.

На ипподроме «Черчхилл-Даун» творилось что-то невообразимое: даже самые дорогие ложи оказались битком набиты людьми, напоминая летний кинотеатр. К половине шестого, когда закрывались кассы, на десять забегов были поставлены рекордные ставки общей суммой около пяти миллионов долларов.

Рысаков оседлали и собрали в паддоке. Послышались звуки песни «Мой старый дом в Кентукки», и лошадей торжественно повели к стартовым воротам.

Сидя в своей ложе, Клэй схватила Джоша за руку и крепко сжала ее.

– Боюсь, я не доживу до начала. Пожалуй, надо было взять мятных леденцов, это хоть немного успокаивает.

Джош в ответ ласково поцеловал ее в щеку.

– Повторяй: «Это всего лишь скачки… всего лишь скачки…»

– Ага, – поддакнула Робин Рэндольф Лоренс. – И победитель получает всего лишь четыреста тысяч американских долларов плюс безумные гонорары за каждого жеребенка. Подумаешь, мелочь!

– Смотрите, их ведут к воротам. Ах, Джош! Жемчужина действительно выглядит отменно!

– Ставка против нее – тринадцать против одного; в последнюю минуту многие поставили на жеребцов, – сообщил Брюс Лоренс, появляясь в ложе с пачкой билетов в руках. – Если ваша лошадка победит, я изрядно набью карман.

– Я поставила на нее сотню, – сказала Робин. – Если Жемчужина проиграет, что ж – придется всю неделю есть бобы с рисом.

– А сколько ты поставил, Джош? – негромко спросила Клэй.

– Не скажу. – Джош улыбнулся и снова поцеловал ее, на этот раз в озабоченно нахмуренный лоб.

– Я – единственный консерватор в компании, – заявила Клэй. – Я поставила два доллара на Жемчужину и два доллара на то, что Кайеннский Перец займет второе или третье место.

Джош изумленно посмотрел на нее:

– Послушай, но ведь его вырастил Бак! Санни не имеет к Перцу никакого отношения. К тому же Жемчужина вполне способна его победить, я знаю!

– Меня немного беспокоит, что Кайеннский Перец такой же крупный и рыжий, как Секретариат, – прощебетала Робин. – Ой, от волнения у меня даже руки вспотели!

Как только лошадей развели по воротам, из громкоговорителей послышался голос комментатора:

– Номер семь, Жемчужина Востока, стартует из первых ворот. Жокей Мануэль Мальдонадо… Номер десять, Кофейный Джон, стартует по второй дорожке, жокей Энджел Кордеро. Номер четыре, Кайеннский Перец, третья дорожка, жокей Джеймс Веласкес. Номер два, Лорд Минг, шестые ворота…

– Началось! – крикнула Клэй и быстро поцеловала Джоша. – Желаю удачи, милый.

* * *

– Старт! – Прогремевшее как выстрел, это слово эхом разнеслось над притихшей в ожидании толпой. – Кайеннский Перец бежит по внешней дорожке, Кофейный Джон ближе к середине. За ними по внутренней дорожке идут Жемчужина Востока и Гордость Пуэбло. Кайеннский Перец вырывается вперед на два корпуса. Вторым идет Кофейный Джон, третьим по внутренней дорожке – Конфедерат. Свечка четвертая, за ней по порядку идут Легконогий, Жемчужина Востока, Никерсмит, Лунный Дракон, Каламала и Гордость Пуэбло, замыкает скачку Лорд Минг. – Пока речь комментатора звучала спокойно. – Первая четверть мили пройдена за двадцать одну и четыре пятые секунды, и теперь Кайеннский Перец бежит с отрывом в один корпус. Свечка вторая, с отрывом в полкорпуса, потом Конфедерат, Легконогий. По внешней дорожке идет Лунный Дракон, оттесняя к забору Гордость Пуэбло, за ними – Жемчужина Востока, Каламала, Лорд Минг и Никерсмит.

Клэй впилась зубами в сгиб указательного пальца.

– Ох, Джош, похоже, Жемчужина слишком засиделась на старте. Еще никогда она так не отставала.

Джош, обняв ее за талию, прижал к себе, но не сказал ни слова.

Эдди Ландри, только что пришедший в ложу, нервно жевал незажженную сигару.

– Жемчужина, вперед! Ты победишь! – казалось, своим пронзительным криком Робин старалась выразить то, что в душе ощущал каждый из них.

– Они выходят на прямую! – Как только комментатор произнес эти слова, публика разразилась громкими криками. – Кайеннский Перец ведет с отрывом в два корпуса, Свечка вторая, она заметно опережает остальных преследователей. Конфедерат – третий, но он начинает отставать. Следующим по внешней дорожке бежит Кофейный Джон, рядом с ним Лунный Дракон. Потом единой группой идут Легконогий, Жемчужина Востока и Гордость Пуэбло. На три корпуса отстают Лорд Минг и Никерсмит. Половина мили пройдена за сорок пять и одну пятую секунды…

Клэй уже начинала терять надежду; ее сердце сжалось от дурного предчувствия; она даже испугалась, что расплачется, если Жемчужина проиграет. Ах, если бы только кобыла смогла оторваться от основной группы…

– Ну! Давай, Жемчужина! – во весь голос вопила Робин.

Эдди Ландри, продолжая жевать сигару, не отрывал взгляда от вырвавшейся вперед десятки лучших в мире трехлеток-чистокровок, приближавшихся к финишу.

– Вперед, Мануэль, – бормотал он себе под нос. – Ну же, чего ты ждешь; пора выходить на внешнюю дорожку!

– Кайеннский Перец по-прежнему идет впереди на полкорпуса, Кофейный Джон на внешней дорожке опережает Конфедерата на три корпуса. – Голос комментатора сохранял невозмутимое спокойствие. – На четвертом месте идут Свечка и Жемчужина Востока. На три корпуса от них отстают Лунный Дракон, Гордость Пуэбло и Легконогий. Затем Каламала, Лорд Минг, на одиннадцатом месте Никерсмит. Лошади приближаются к дальнему повороту. Миля пройдена за минуту тридцать шесть…

* * *

– Жемчужина здорово прибавила! – воскликнула Клэй. – Смотри, Джош!

– Вижу… вижу… – Джош крепче сжал талию Клэй.

– Кайеннский Перец впереди… за ним бежит Кофейный Джон; Жемчужина Востока чуть отстает… К ограде выходит Свечка… Конфедерат уже там… Они приближаются к финишной прямой! Кофейный Джон выходит на финишную прямую чуть позади Кайеннского Перца, за ними на внешней дорожке Жемчужина Востока, потом Конфедерат и Свечка. На пять корпусов отстает Лунный Дракон…

– Ну, давай же… давай! – шептал Джош.

– Жемчужина Востока набирает темп, она выходит вперед! – Теперь комментатор уже почти кричал. – Кайеннский Перец отстает на полкорпуса… на полтора корпуса… Мануэль Мальдонадо на Жемчужине Востока – победитель: он первым пересекает финишную черту! Вторым пришел Кайеннский Перец, третьим – Кофейный Джон…

Клэй залилась слезами и уцепилась за Джоша, потому что ей показалось, что она вот-вот упадет.

– Ура! Наша взяла! – вопила Робин.

– Да уж, черт побери. – Эдди Ландри бросил так и не выкуренную сигару на землю и растоптал ее каблуком. – Подумать только, четыре неудачных дерби, и вдруг я поднимаюсь на пьедестал; а ведь я уже решил забросить это дело…

Появившийся в ложе Бак Смит стремительно направился к Джошу и пожал ему руку.

– Отличные скачки, – сказал он, протягивая Клэй платок и целуя ее в щеку. – Прежде чем получать кубок, вытри слезы, не то люди подумают, что ты слабонервная плакса…

На церемонии закрытия, где губернатор и его супруга вручили победителям призы, Клэй сфотографировала Джоша рядом с Жемчужиной Востока и Мануэлем Мальдонадо, лучившимся улыбкой в седле. Потом она всех расцеловала по очереди: лошадь, Эдди Ландри, Мануэля Мальдонадо и, наконец, счастливого победителя.

Джош сиял, да и было отчего: помимо всего прочего, при ставке один к тринадцати Жемчужина Востока принесла на каждый двухдолларовый билет по двадцать восемь долларов шестьдесят центов.

Глава 31

Перед гостями, входившими в огромный холл особняка поместья Пинкни «Сапфировая ферма», расстилалась уходящая в обе стороны широкая подковообразная лестница из орехового дерева.

– Милые мои, я так рада за вас! – Нони Пинкни расцеловала Клэй, а затем и Джоша в обе щеки. – Я тоже поставила на Жемчужину Востока и выиграла столько, что смогу с лихвой покрыть расходы на прием в честь окончания дерби.

– Хорошая кобыла – это все равно что быстро растущие акции. Солидный капитал, который оборачивается многократными прибылями, – прибавил ее муж Нельсон Пинкни, кентуккийский конезаводчик с двадцатипятилетним стажем.

– Идею приема мы позаимствовали у лорда и леди Гордон-Леннокс, которые ежегодно устраивают подобные вечеринки после недельных скачек «Гудвуд» в Англии, – тараторила Нони. – К концу дерби гостей просто тошнит от мятной водички. Идемте, у нас собралась целая толпа людей, которые умирают от желания познакомиться с вами.

Шагая рядом с Джошем, Клэй выглядела особенно стройной и изящной в вечернем костюме с золотой оторочкой от Сен-Лорана, шелковых с блестками туфлях-лодочках от Андреа Пфистер и золотом колье с бриллиантами, которое Джош подарил ей на день рождения.

– Джош, любовь моя, теперь твоя очередь купаться в лучах славы и общаться с публикой. – Она поцеловала его, и Нони Пинкни повлекла Джоша к толпе почитателей.

Взяв с серебряного подноса бокал пим-пунша, английского коктейля из джина с ломтиками лимона и огурцов, Клэй вошла в необъятную гостиную и принялась болтать с друзьями и знакомыми, краем уха ловя занимательные сплетни, пересказываемые по соседству. Она без труда заметила, что прием почтили своим присутствием избранные члены общества конного спорта; представители старой аристократии оказались здесь в одной компании с нуворишами – Дюпонами, Гестами, Уитни, Меллонами… Клэй встретила в толпе Банкера Ханта, канадца И. П. Тэйлора по прозвищу Эдди, Роберта Сэнгстера с острова Мэн, грека Ставроса Ниаркоса, Махмуда и Мустафу Фас-ток, бывших строительных магнатов, а ныне конезаводчиков из Саудовской Аравии, и многих других представителей элиты лошадников: все они блистали роскошными туалетами, драгоценностями и черными галстуками – ни дать ни взять сливки общества.

– Что меня привлекает в скачках, – заявила дородная матрона с грубоватым лицом, обращаясь к своему спутнику, похожему на нее словно две капли воды, – так это возможность лишний раз прокатиться во Францию. Июль и август ты проводишь в Дювилле, октябрь – в Арке. Сплошное удовольствие, и цены не кусаются…

Рядом с Клэй появилась улыбающаяся Робин Лоренс:

– Потрясающе, ты не находишь? Мир лошадиных скачек – единственное место, где считается приличным говорить о деньгах.

Клэй кивнула:

– Представь, я не присутствовала на таких вечеринках, пока был жив папа.

Свечи в канделябрах и подсвечниках освещали комнаты особняка ровным золотисто-розовым сиянием; многочисленные столы были накрыты белоснежными кружевными скатертями и украшены корзинами цветов. Здесь угощали пловом с морскими продуктами, ветчиной, печеньем из воздушного теста, холодной лососиной, утиным и устричным супом, овощными салатами в керамических горшочках. В центре стола для закусок возвышался макет «Сапфировой фермы» – сделанный из теста и крема особняк в георгианском стиле с пышными фасадами, портиками с белой колоннадой в окружении миниатюрных конюшен, амбаров, садов, беседок и японского цветочного домика.

Клэй двинулась в сторону бассейна, чтобы послушать оркестр, и в этот миг ее плеча осторожно коснулась чья-то рука.

Клэй обернулась.

– Санни! – воскликнула она, оторопев.

– Клэй, мне нужно тебе кое-что сказать. – На Санни было элегантное платье от Билла Бласса из кашемира с золотистым рисунком. После подтяжки кожи лица и недельного пребывания на курорте она выглядела на удивление моложаво; ее ожерелье украшало множество бриллиантов. Судя по всему, в лице Портера Мэсона удача улыбнулась ей.

– Боюсь, нам не о чем говорить, – ледяным тоном произнесла Клэй. – Разве что тебе захочется поведать мне о самочувствии Бью.

Глаза Санни расширились.

– Поверь, я даже не знаю, где он сейчас; ничего не слышала о нем с тех самых пор… ну, ты понимаешь…

Клэй повернулась, собираясь уйти, но Санни удержала ее:

– Думаю, тебе все же будет интересно то, что я собираюсь сообщить. Речь идет об Уиллоуз…

– Хочешь его продать?

– Здесь слишком шумно, чтобы обсуждать серьезные вещи; встретимся завтра, если ты не против.

Клэй покачала головой:

– Мы с Джошем уезжаем рано утром. – Это была правда: на следующий вечер в Нью-Йорке должен был состояться закрытый просмотр «Золотого треугольника».

– Тогда давай пройдем куда-нибудь в тихое место. Это очень важно, Клэй.

– Так и быть, жду тебя в цветочном домике через десять минут. – Клэй решила отыскать Джоша и вместе с ним послушать, о чем будет говорить мачеха.

Она обнаружила Джоша в гостиной в окружении дам, девиц с восторженными глазами и двух хорошеньких журналисток, которые не давали ему прохода всю неделю. Джош упивался женским вниманием, и Клэй, поразмыслив, решила не мешать ему; она лишь улыбнулась, послала ему воздушный поцелуй и подумала, как славно будет подразнить его ночью, когда они в конце концов доберутся до постели.

Она спустилась по широким ступеням в западный сад, где не так была слышна какофония ямайской музыки и хмельных голосов; дорожку, ведущую к японской беседке, со всех сторон обступили кусты сирени в полном цвету, а у центральных ворот поместья раскинулась клумба в виде лошадиной подковы, на которой росли тюльпаны и нарциссы, окруженные карликовыми самшитами. Хотя весна только начиналась, было тепло, и в воздухе носился пьянящий аромат цветов.

Когда впереди замаячила японская беседка, Клэй услышала негромкие голоса. Она замедлила шаг и постаралась укрыться за живой изгородью.

– Зачем ты здесь? – спросил женский голос.

– Потому что ты мне нужна! – ответил хриплый мужской шепот.

– Я запретила тебе появляться на публике!

– Но я не могу так долго оставаться один, без тебя.

– Болван! Опять хочешь все испортить? – Узнав голос Санни, Клэй попятилась. – Тебя непременно заметят! Поместье кишит охранниками и полицейскими.

Сначала Клэй решила, что Санни скандалит с одним из отвергнутых любовников, и только через некоторое время до нее дошло, что мужской голос принадлежит Бью Йейтсу.

– Мама, прошу тебя, выслушай! – взмолился Бью. – Я торчу в этой горной хибаре уже несколько месяцев!

– Вряд ли ее можно назвать хибарой. И сколько раз повторять – ты должен прятаться, пока я все не улажу.

– Черт! Я просто начинаю сходить с ума. Не могу больше сидеть взаперти… знал, что найду тебя здесь.

Клэй осторожно выглянула из-за кустов. Санни и Бью, стоя друг напротив друга у входа в беседку, представляли странную картину: волосы Бью отросли до плеч, лицо потонуло в густой неопрятной бороде; он страшно исхудал, и на фоне блистающей роскошным нарядом матери выглядел жалким попрошайкой, неведомо как попавшим на этот праздник благополучия.

– Милый, я обещала тебе сделать все, что в моих силах, и уже почти сделала, – негромко произнесла Санни. – Я выхожу замуж за Портера Мэсона.

– Что? – пронзительно взвыл Бью.

– Ш-ш-ш! Не так громко. Я сделала это для тебя, милый. У Мэсона горы денег, и, если потребуется, мы наймем лучших адвокатов. У него есть предприятия в Южной Америке, где я сумею пристроить тебя управляющим. Там тебе ничто не грозит, ты станешь преуспевающим дельцом… – Санни улыбнулась. – Вот видишь, я…

Послышался странный резкий звук, и Клэй увидела, как Санни, отшатнувшись назад, ударилась о ствол громадного вяза. Бью загородил ее своим телом, но Клэй без труда догадалась, что он только что закатил матери тяжелую оплеуху.

– Сука! – рявкнул Бью. – Я так и знал, что ты хочешь загнать меня в Бразилию или в Перу, чтобы я не появлялся на глаза тебе и твоему хахалю!

– Бью… – С трудом оправившись от удара, Санни медленно двинулась к сыну. – Послушай, дорогой, ты ведешь себя неразумно. Я не люблю Портера Мэсона, я едва могу находиться с ним в одной комнате…

– Неужели? А в одной кровати?

Глаза Санни полыхнули гневом. Она схватила Бью за плечи и крепко встряхнула его.

– Не смей так со мной разговаривать! Я сделала это ради тебя. И как ты мог подумать, будто Мэсон мне нравится?

Но Бью словно оглох.

– Когда вы трахаетесь, ты позволяешь ему брать себя за все места?

– Бью, прекрати! Ты пьян!

– А ты – нет? Ну-ка скажи, ему хватает сил на то, чтобы заставить тебя кончить?

Ярость в бирюзовых глазах Санни сменилась испугом.

– Пожалуйста, Бью, тебя могут услышать! Сейчас сюда должна прийти Клэй, мне надо с ней поговорить… – Она умолкла, вдруг сообразив, что упоминание имени Клэй может окончательно вывести Бью из себя.

– Так ты с ней снюхалась? Тогда понятно, почему тебе нет больше дела до меня, – прошипел Бью. – Ты меня ненавидишь и хочешь навсегда запереть в глуши. О Господи. – Бью протянул руки и схватил мать за шею. – Сука! Все эти годы я думал, что ты меня любишь. Но ты лгала! – В глазах Бью заблестели слезы.

Санни безуспешно пыталась освободиться от его крепкой хватки и в конце концов вонзила свои длинные ногти в руки Бью; из груди ее вырвался хриплый утробный стон…

– О-ох! – Глаза Санни закатились.

– Все вы, женщины, одним миром мазаны. – Бью засмеялся ужасным смехом. – Похотливые, мерзкие сучонки… – Слезы продолжали катиться по его щекам, но он лишь крепче стискивал пальцы. – Ты только притворялась, что любишь меня… – Бью встряхнул хрупкое тело матери, и ее руки, взлетев, безвольно повисли вдоль тела.

Клэй застыла от ужаса и лишь через несколько мгновений, поняв, что на ее глазах происходит убийство, изо всех сил закричала:

– Сюда! На помощь!

Вздрогнув от неожиданности, Бью отпустил Санни, она, словно кукла, повалилась в траву. Устремив безумный взгляд на заросли, за которыми пряталась Клэй, убийца сделал по направлению к ней несколько осторожных шагов.

Охваченная страхом, Клэй пулей помчалась по дорожке, крича во всю силу своих легких. Даже не оборачиваясь, она чувствовала, что Бью бежит за ней следом. Внезапно каблук Клэй зацепился за корень дерева, и она чуть не упала, а когда вновь обрела равновесие, ее уже нагнал Бью.

– Это все из-за тебя, проклятая сука! Ты погубила мою жизнь! – Пальцы Бью потянулись к горлу Клэй. – Долго же я ждал возможности сквитаться!

Клэй, будто загипнотизированная, смотрела, как к ней приближаются его руки, и ей казалось, что ее сердце отсчитывает последние секунды жизни. Она набрала полную грудь воздуха и издала устрашающий клич, которому научилась на курсах самообороны. На секунду движения Бью замедлились; в его глазах мелькнуло замешательство. Клэй лихорадочно искала выход из положения, чувствуя, как все ее тело содрогается от выброса адреналина. «Беги, – повторял ее внутренний голос. – Беги и кричи».

Сбросив вторую туфлю, Клэй побежала в сторону огней и шума особняка. Острые камни, прорвав чулки, больно впивались в ступни, а за спиной она слышала тяжелое дыхание Бью, постепенно нагонявшего ее.

– Помогите! – Клэй начала понимать, что у нее почти нет шансов быть услышанной. – Сюда! На помощь!

Огни приближались, музыка и голоса людей слышались все громче, но и шаги Бью звучали уже почти вплотную. В следующее мгновение Клэй услышала, как рвется ткань на спине; резко дернув за жакет, Бью опрокинул ее на землю и, придавив коленом, наклонился над ней, его глаза сверкали злобой и ненавистью. Клэй увидела, как его ладонь метнулась к ее щеке, услышала удар, но она настолько одеревенела от страха, что даже не почувствовала боли.

Бью схватил ее за горло. Дальнейшее происходило как в замедленной съемке, и Клэй отчетливо видела, какими белыми кажутся его пальцы в лунном свете, какие длинные у него ногти, как трясутся его руки, слышала неровное дыхание Бью, ощущала исходивший от него запах перегара.

Она вновь попыталась закричать, но услышала лишь нечто вроде хриплого вопля, вырвавшегося из ее горла; в мозгу Клэй возникла странная мысль – она подумала, что теперь уже никогда не сможет сказать Джошу, как сильно она его любит. Пальцы Бью, сомкнутые на ее горле, начали сжиматься. Судорожно глотая воздух, Клэй вдруг поняла, что больше ничего не сможет сделать.

– Эй! Сюда! – послышался почти рядом с ней чей-то голос. Клэй заставила себя поднять веки и, неожиданно легко сделав глубокий вдох, увидела, как несколько охранников, прорвавшись сквозь кусты, схватили Бью и оттащили его прочь.

Бью яростно лягался, размахивал кулаками и даже сумел повалить одного охранника на землю, но в этот момент появились полицейские. В конечном итоге Бью скрутили, завернули ему руки за спину и сковали запястья наручниками.

– Вы в порядке, мисс? – заботливо спросил охранник, помогая Клэй подняться на ноги.

Клэй кивнула, хотя вовсе не была в этом уверена.

Постепенно к месту происшествия стали подтягиваться любопытствующие гости, и Клэй попросила отыскать Джоша. В этот момент Бью начали запихивать в полицейскую машину. Когда ему на глаза попалось перенесенное сюда безжизненное тело Санни, лежащее в траве, он, рванувшись с невероятной силой и освободившись из рук полицейских, кинулся к матери и зарылся лицом в ее волосы.

– Пожалуйста… прошу вас… – заскулил Бью. – Позвольте мне побыть с ней… – Он надрывно стонал, всхлипывал, умоляя Санни вернуться к нему.

Джош, подбежав к Клэй, крепко обнял ее.

– Слава Богу, ты цела!

Клэй прильнула к нему, только теперь начиная постигать весь ужас последних минут. Дрожа всем телом и чувствуя, как слабеют ее колени, она неверным охрипшим голосом пересказала ему все, что с ней только что произошло.

– Успокойся. – Джош как мог пытался утешить ее. – Все кончилось. Больше тебе нечего бояться.

На месте трагедии, заходясь в истерике, рыдала Одри Йейтс Скотт. Клэй посмотрела на разодетую в пух и прах сводную сестру, и в ее душе на секунду шевельнулась жалость к светловолосой красавице, которая вряд ли до конца отдавала себе отчет в происходящем.

Плотный коренастый помощник шерифа усадил Клэй в полицейскую машину, и Джош, чтобы не оставлять ее одну, попросил разрешения поехать с ней.

– Мне очень жаль, мисс Фитцджеральд, но вам придется дать показания в участке. – Он сокрушенно покачал головой. – Надо же было такому случиться. Особенно сейчас, во время дерби.

По пути к городу Джош обнял Клэй за плечи и убрал завиток волос, упавший ей на глаза.

– Господи, – улыбаясь, сказал он. – С тебя ни на минуту нельзя спускать глаз.

Клэй, еще не оправившись от потрясения, все же слабо улыбнулась в ответ:

– Между прочим, до нашего знакомства я вела спокойную, безмятежную жизнь.

– Такой она будет и впредь, – заверил ее Джош. – Как только мы поженимся.

– Что я слышу? Ты ведь не хотел «совать шею в хомут» и говорил, что нет никакого смысла оформлять наши отношения…

Джош посмотрел на нее, и Клэй поразилась тому, как засияли его карие глаза.

– Я передумал. Каждый человек имеет право изменить свое мнение, разве нет? – Джош усмехнулся. – Вдобавок с тобой я буду навсегда избавлен от скуки.

– Ох, Джош, не надо так шутить.

– Я не шучу, Клэй. Я просто люблю тебя. Кроме тебя, мне никто не нужен. Ну… а ты, ты согласна?

Клэй медленно кивнула и отвернулась к окошку, разглядывая проносящиеся мимо пастбища поместья Пинкни. Ее глаза застилали слезы.

– Настоящего мужчину нынче все равно не найти, так что я за неимением лучшего соглашусь на твое предложение, – попыталась она пошутить, но голос ее задрожал. В ту же секунду Джош прижался губами к ее рту долгим нежным поцелуем.

Клэй ничуть не сомневалась, что помощник шерифа подглядывает за ними в зеркальце, но ей было все равно.

Глава 32

Джош Льюис сидел в библиотеке Уиллоуз, водрузив ноги на стол и прижав к уху телефонную трубку.

– Ладно, Харви. Съемки начинаются первого марта; я приеду в Голливуд на следующий день после Нового года, и мы успеем все утрясти. Да, и тебе того же. Счастливого Рождества и до скорой встречи. – Джош положил трубку.

«Золотой треугольник» получил восторженные отзывы критиков и принес рекордные доходы по всей стране. Теперь Джош и Харви, забыв старые ссоры, готовились вместе экранизировать одну из знаменитейших бродвейских постановок.

– Харви и Марси шлют тебе привет.

– Неужели? – обрадованно воскликнула Клэй. – Так они опять вместе?

Джош пожал плечами:

– С прошлой недели.

– Как здорово, что вы с Харви снова друзья. От этого и моя жизнь станет намного спокойнее.

– Хочешь кофе?

– Пока нет. Еще не переварила предыдущую порцию. – Клэй сидела на шерстяном ковре у камина, окруженная кучами разноцветных лент, оберточной бумаги, по соседству с угрожающе накренившимся штабелем рождественских подарков. – Дрова кончаются, – сообщила она. – Надо принести еще полено, и, наверное, уже пора раскладывать подарки под елкой.

– Подумать только, когда-то я спал и видел себя почтенным деревенским сквайром, – сказал Джош.

– А ты такой и есть. Деревенские сквайры всегда колют дрова и послушно выполняют домашнюю работу.

– Какая жалость! А я-то думал, они только курят трубки да потягивают бренди.

– Ну, разве что по воскресеньям… – Клэй улыбнулась. – Кстати, пока тебя не было, я разговаривала с Гарнет – они с Мелвином решили выбраться к нам на новогоднюю неделю. – Джош уже знал, что Гарнет Тернер, старая подруга и соседка Клэй по комнате, вышла замуж за известного писателя.

– Клэй! – крикнул из чулана Кенни Фитцджеральд. – Мы никак не найдем рождественские носки!

– Я видела их, когда доставала елочные игрушки, – ответила Клэй. – Нелл, ты заглядывала в шляпную картонку?

– Мы уже искали повсюду.

– Хм… тогда не знаю. Возьми свои обычные носки, Кенни.

– Но в них полно дыр! – Кенни с каждым днем все больше походил на Мака Фитцджеральда. Этот год выдался очень трудным для него. Кенни любил мать, хотя она почти не уделяла ему внимания, и был глубоко опечален смертью Санни, точно так же, как была опечалена Клэй, когда погибла ее мать; поэтому они с Джошем и Нелл условились никогда не говорить о Санни пренебрежительно и как могли помогали ему справляться с горем.

Нелл накинула пальто.

– Если я хочу успеть на вечеринку, мне пора отправляться, – сказала она.

Клэй послала ей воздушный поцелуй.

– Осторожнее на дороге. По телевизору сказали, возможен снег, и, значит, будет очень скользко.

– Снега на Рождество не было с…

– С тех пор, как я родился, – подхватил Кенни. Мне бы очень хотелось, чтобы пошел снег, но только после того, как ты вернешься домой.

Нелл поцеловала мальчика.

– Всем спокойной ночи. Меня не ждите.

Нелл вернулась в Уиллоуз, чтобы ухаживать за Кенни. Она взялась за эту работу не из-за денег, а по любви. Мальчик рос добрым и смышленым, а кукольная мастерская Нелл процветала словно сама собой, да так, что она наняла управляющего и открыла магазины в Ричмонде, Норфолке и Арлингтоне.

– Наконец-то я вспомнила, где лежат носки. – Клэй указала в сторону стола. – Загляни в верхний ящик. Не пойму только, зачем они тебе; мне казалось, ты уже не веришь в Санта-Клауса.

Голубые глаза Кенни сверкнули.

– Я верю, что Санта-Клаус воплощается в моих близких.

Клэй и Джош рассмеялись.

– Ну ладно, умник, – сказала Клэй. – Пора в постель.

– Ой, а я еще хотел посмотреть вечернюю сказку «Рио-Браво».

– «Рио-Браво» в канун Рождества? – удивленно спросила Клэй. Она думала, что под Новый год будут показывать «Рождественский гимн, или Чудеса на Тридцать четвертой улице».

– Ну да, на видеокассете. – Кенни усмехнулся и убежал в гостиную.

Взявшись за руки, Джош и Клэй вышли на чистый морозный воздух, собираясь прогуляться до конюшен, а заодно раздать подарки работникам фермы Баку, Салли Смит и их детям. По пути Клэй не забыла также угостить лошадей морковкой и перецеловала всех до единой. Когда они добрались до стойла Жемчужины Востока, серебристая кобыла радостно заржала. На скачках в Прикнесс она заняла второе место, проиграв всего один корпус, зато наверстала в Бельмонте, победив в двух забегах из трех.

Джош продал свое калифорнийское ранчо и перевез лошадей на восток; хотя они с Клэй прочно обосновались в Уиллоуз, Джош частенько наведывался в Калифорнию, где оставил за собой свой лос-анджелесский особняк. Клэй по-прежнему сотрудничала с Томасом Оуэном в «Нэшнл джиогрэфик» и только что вернулась со съемок в холодных водах пролива Джорджия.

– Между прочим, если бы не «Филиппин эйрлайнз», мы бы с тобой никогда не встретились, Жемчужина Востока не выиграла бы дерби и нам не пришлось бы сейчас жить в Уиллоуз.

– Жемчужина выиграла вовсе не из-за «Филиппин эйрлайнз», – возразил Джош.

Клэй рассмеялась и кивнула:

– Ну, ты же все равно понимаешь, о чем я… Джош бросил взгляд на часы.

– Ага! Как раз сейчас пробило полночь. – Он сунул руку под куртку, достал оттуда бутылку «Дом Периньон» и, откупорив ее, протянул шампанское Клэй. – Вот только стаканы забыл.

– Это не беда. Счастливого Рождества, Джош. Я люблю тебя. – Клэй пригубила вино и вернула бутылку Джошу.

– Я тоже тебя люблю. А теперь настало время подарков.

– Нет! Подожди, пока я достану твой из-под елки.

– Сначала мой. – Джош вновь сунул руку под куртку и вынул толстый конверт, набитый бумагами.

– Что это? – спросила Клэй. – Я думала, ты подаришь мне новый мотоцикл.

– Это Уиллоуз.

– Как Уиллоуз? – воскликнула Клэй. – Но ведь…

– Одри продала мне долю, которую ей оставила Санни. – Пай Санни должен был быть поделен между Одри и Бью, но Бью было не до того. Он сидел в кентуккийской тюрьме, ожидая суда.

Клэй обвила руками шею Джоша и поцеловала его.

– Ах, Джош, ты чудо! Неужели теперь все имение наше? Просто не верится!

– Только на две трети, – уточнил Джош. – Не забывай о Кенни.

– Ну уж о нем-то я не забуду. – Клэй покачала головой и повернулась к Джошу. – А нельзя отдать Кенни часть моей доли, чтобы поместье принадлежало нам на равных?

– Конечно, – улыбнулся Джош. – Это твое поместье, можешь делать с ним все, что хочешь.

– Правда? – Клэй захлопала в ладоши. И тут с неба повалил снег.

– Давай проедемся на лошадях, – предложила Клэй.

– Сейчас?

– Да. Я хочу осмотреть Уиллоуз в новогоднем наряде.

Они оседлали лошадей и вывели их во двор. Снежные хлопья густым облаком кружились в воздухе, и земля начала покрываться белой пеленой.

– Так куда мы едем? – лукаво спросил Джош.

– Ну конечно, на мою половину, – задорно воскликнула Клэй и поскакала по белеющих полям.

Джош рассмеялся и отправился следом.

Примечания

1

Коронер – следователь, ведущий дознание в случае насильственной смерти. – Примеч. пер.

(обратно)

Оглавление

ЧАСТЬ 1 НАСТОЯЩЕЕ

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

ЧАСТЬ 2 ПРОШЛОЕ

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

ЧАСТЬ 3 НАСТОЯЩЕЕ

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29

ЧАСТЬ 4 ШТАТ КЕНТУККИ, СЕМЬ МЕСЯЦЕВ СПУСТЯ

  Глава 30

  Глава 31

  Глава 32

Реклама на сайте