«Кукла Даша»

Ольга МАЛИНИНА КУКЛА ДАША

ГЛАВА 1 ИДЕАЛЬНАЯ ДЕВОЧКА.

– Ух ты! – радостно воскликнула Даша, повернувшись к огромному яблоку с красным бочком. Она, как жонглер, подкинула его вверх и тут же поймала. Казалось, даже ровное, безупречно округлое яблоко было послушно в ее руках.

Яблоко оказалось с сюрпризом: под ним лежала записка. «Дашеньке от папашеньки. Будь умницей,» – нараспев прочитала девочка и улыбнулась. Ну как же она сразу не догадалась, что это папа! Только он мог приготовить такой подарок, потому что помнил расписание дочки наизусть. А если бы за дело принялась мама, то наверняка яблоко досталось бы Костику, который вряд ли долго б восхищался его ароматом. Мама ведь даже не догадывается, что Костя частенько возвращается домой раньше своей сестры-школьницы.

Даша убрала записку и принялась есть яблоко – раз уж папа приготовил сюрприз для нее, пусть никто об этом не знает, ни мама, ни брат. Конечно, ей совсем не жалко яблока, но ведь Костик может обидеться. Во всяком случае, она бы непременно обиделась, если бы папа сделал сюрприз Костику, а ей – нет.

Аппетитно похрустывая яблоком, Даша отправилась в свою комнату. Поставила на привычное место школьную сумку, аккуратно развесила одежду, и зашла в ванную. Набрала ведерце воды, с нижней полочки достала маленький кувшинчик – пора полить цветы.

Уткнувшись носом в густо цветущую фиалку, Даша довольно разулыбалась – ни одна девчонка в классе не может похвастать такой красотой! Ну, допустим, у Юли Казаковой дома есть кое-что покрасивее ее любимой фиалки, но это заслуга Юлькиной мамы! А она, Даша Миронова, сама все цветы выращивает, причем сперва никто не одобрял ее увлечения. Помнится, Костик все издевался, говорил, мол, у тебя кактус, да не всякий расти будет, а ты фиалки какие-то насажала!

Даша с какой-то королевской гордостью посмотрела на свое цветочное царство. Что бы там ни говорил раньше Костик, теперь в доме нет ни одного свободного подоконника, угла или полки, где бы что-то не росло, не цвело, не плелось или не свисало длинными роскошными плетями.

Распрощавшись со своим богатством, девочка отправилась в свою комнату. Не удержалась, остановилась перед огромным трехстворчатым зеркалом. Улыбаясь, оттуда на нее смотрела миловидная девчонка. Загорелая, с вьющимися волосами соломенного цвета, аккуратным носиком, пухлыми губками и огромными серыми глазами, озорно сверкавшими из-под длинных черных ресниц. Да, это она, Даша Миронова!

Девочка еще раз улыбнулась своему отражению, потянулась, собрала волосы в пучок. Приподняла их как можно выше, и стала осторожно отпускать. Длинные локоны один за одним выскальзывали из-под пальцев и медленно рассыпались по плечам, отливая золотом в лучах осеннего солнца. «Как в рекламе! – подумала Даша. – Нет, даже лучше.» И, поправив непослушную прядь, упавшую на глаза, сказала, подражая девушке из рекламного ролика:

– Вы великолепны!

– Опять перед зеркалом крутишься? – послышался недовольный голос брата, и Даша вздрогнула от неожиданности. – Больше заняться нечем?

– Какая тебе разница, чем хочу, тем и занимаюсь, – морщась, ответила девочка, но все же отошла от зеркала. Было жутко неприятно, что Костя застал ее врасплох, но, в конце концов, она же не сделала ничего плохого.

– Занялась бы лучше чем-нибудь полезным, – буркнул Костя, не желая сдаваться.

– Например? – Даша уперла руки в бока, всем своим видом показывая, что будет до конца отстаивать свои права.

– Ты уроки выучила? – вопросом на вопрос ответил брат.

– Выучила.

– Неправда, – Костик пристально посмотрел на Дашу, – когда бы ты успела?

– Знаешь, у нас завтра физкультура, два урока труда, по алгебре была контрольная, а сочинение я еще в воскресенье написала, – возразила Даша, выдержав пронзительный Костин взгляд. – Можешь проверить, в зеленой тетрадке.

– А посуду вымыла?

– Какую посуду? – удивилась Даша. – Твою, что ли?

Костик еще не заходил на кухню, но по тону сестры понял: там все в порядке. Брат придирчиво осмотрел комнату, но у Даши был идеальный порядок. Даже не к чему придраться.

– Книгу бы почитала, – радостно предложил Костя – на это, кажется, нечего возразить.

Но Дашу это ничуть не смутило.

– Какую? – совершенно спокойно спросила девочка.

– Тебе нечего читать? Сходи в библиотеку.

– Там сегодня санитарный день.

Костя вздохнул, махнул рукой и отправился к себе в комнату, чтобы не выплеснуть на сестру волну подкатившего раздражения. И хотя все кругом были без ума от его младшей сестренки, Даша Костю временами просто бесила.

Нет, он совсем не ревновал ее к родителям – мама с папой уделяли ему должное внимание, а большее стало бы ему в тягость. Просто Дашка была такая «правильная», что от этого даже тошно становилось.

Сколько Костя себя помнит, у нее в табеле никогда не было ни одной четверки, а в дневнике – ни одной записи о плохом поведении. У всех учителей, хотя они пытались это скрывать, Даша была в любимчиках. Да что учителя! Весь класс был в восторге от Даши. Мальчишки на переменах дрались друг с дружкой за право проводить Миронову домой. Девчонки открыто восхищались и старались во всем походить на Дашу – одевались, как она, отращивали и красили волосы в соломенный цвет.

И, самое интересное, Дашке девчонки не завидовали. Обожали – да, но не завидовали, потому что сероглазая красавица никогда не задирала носа. Нужно кому списать – да пожалуйста, Даша с готовностью отдаст свою тетрадку. Опоздала Юлька Казакова на урок, и Миронова первая подтвердит, что на Зеленой улице действительно прорвало трубопровод и пришлось идти в обход. Обидели младшую сестру Ленки Комлевой, и Даша первая пойдет разбираться с мальчишками.

Сестра никогда не получала от родителей подзатыльников, не стояла в детстве в углу и даже просто им не перечила. Каким-то непостижимым для Кости образом она умудрялась делать то, что хотела, и при этом не нарушать никаких родительских запретов. Она вовремя готовила уроки, и при этом не пропускала по телевизору любимые передачи, всегда убиралась в своей комнате и успевала на занятия художественной гимнастики.

Даша прекрасно знала, когда и что нужно сказать, а когда промолчать, и у Костика никогда даже не получалось толком поругаться с сестрой. На все его злобные выпады Даша реагировала совершенно спокойно, а их споры заканчивались всегда одинаково. Или, хлопнув дверью, Костик уходил в свою комнату, или, сказав какую-нибудь потрясающую своей справедливостью фразу, спокойно удалялась Даша.

Вот только один Костя замечал, что Даша дышит постоянной атмосферой обожания. Никакая его сестра не примерная девочка, а сама настоящая разбойница. Она и хорошей стала только для того, чтобы ей не переставали восхищаться, не переставали любить и лелеять. А все попытки Кости втолковать сестре, что жизнь не ограничивается только тем, чтобы нравиться окружающим, завершались полным провалом...

Когда за Костей закрылась дверь, Даша облегченно вздохнула. Ну почему брат все время к ней придирается? Уроки она не выучила! Сказал бы спасибо, что она маме про его прогулы не рассказывает, халявщик! Но злиться долго, даже на зануду-Костика, она не могла. Уже через минуту Даша поставила кассету с любимыми «Scorpions», открыла альбом, и на чистом листе штрих за штрихом появлялся морской пейзаж.

Когда хлопнула входная дверь, на бумаге уже вовсю бушевал летний день на море. Легкий прибой ласкал прибрежные камни, солнце серебрило гребни волн, и над гладью воды, низко-низко, взмывала в небо огромная белая птица. Даша довольно посмотрела на свою работу, спрятала альбом подальше в стол и отправилась встречать маму.

– Привет, мам!

– Даша, держи, – мама протянула дочери пакет.

Даша с любопытством в него заглянула – по внешнему виду пакета девочка сразу поняла, что в нем коробка конфет. И, действительно, кроме апельсинов, бананов и еще кое-чего вкусного, в пакете красовалась коробка «Ассорти».

– Мам, сегодня что, какой-нибудь праздник?

– Нет.

– Гости?

– Просто дружеский подарок, – устало ответила мама.

– А можно попробовать этот дружеский подарок? – улыбнулась Даша, и, не дожидаясь ответа, побежала ставить чайник.

Пока мама возилась на кухне, вернулся папа, и вся семья Мироновых собралась за столом. Даша с папой хитро переглянулись, и Костик сразу же догадался: опять что-то затеяли. Он все ждал, когда Дашка проболтается, ловил каждое слово отца, но так и не понял, в чем дело.

– Ну, Дарья, как там в школе? – утолив первый голод, стал расспрашивать папа любимицу.

– В смысле оценок или вообще? – хитро спросила Даша.

– И в том, и в другом, – усмехнулся папа.

– Две пятерки: география и биология. А вообще-то скучновато, – добавила Даша.

Костик насторожился: сестра редко бывала чем-то недовольна.

– Это почему? – спросил папа.

– Потому что у меня через две недели соревнования! – радостно выпалила Даша. Какая тут школа!

– Ого! – удивилась мама. – Что же ты молчала?

– Вот и говорю, – с победным видом заявила Даша.

– Ну и ты, конечно же, только и думаешь, как стать победительницей! – заметил Костик.

– Ничего я не думаю, – возразила Даша, – а наверняка знаю.

В словах девочки звучала такая уверенность, что Костика даже передернуло. Бесспорно, конечно, что шансы сестры велики – художественной гимнастикой она занимается чуть ли не с пеленок, и всегда у нее были лучшие результаты. Но ведь она даже не видела своих соперниц! А туда же – знаю!

– Давай поспорим, что тебе не достанется первое место, – неожиданно для самого себя выпалил брат.

– Костя! – строго одернула его мать, но Даша ничуть не смутилась.

– Давай, – согласилась сестра. – На коробку персикового J-seven.

– Литровую? – уточнил Костя.

– Угу.

– Прекратите немедленно, – вмешалась мама. – Ну ладно Даша, но ведь ты, Костя, взрослый человек... – разбушевалась мама.

Какой там прекратите! Не успела мама и глазом моргнуть, как Костя и Даша уже пожали друг друг руки в знак заключения спора...

Перед тем, как заснуть, Костик с сожалением подумал, что, вполне возможно, часть своей и без того маленькой стипендии ему придется потратить на коробку персикового сока. А вот Дашу такая проблема совершенно не волновала. Она всегда была первой – и дома, и в школе, и в секции. Так что будет первой и в этот раз.

ГЛАВА 2. НОВЕНЬКИЙ.

Осеннее утро выдалось таким теплым и солнечным, что у Даши захватило дух. Бабье лето! Только бы такая погода продержалась подольше! Тогда Осенний Бал удастся на славу, а ведь это ее любимый школьный праздник...

По дороге в школу девочка стала обдумывать сценарий школьного вечера, потому что эта забота целиком ложилась на ее плечи. Она отвоевала право готовить именно этот вечер, и даже старшеклассники соглашались, что лучше Мироновой это никому еще не удавалось.

К концу пути, когда Даша поворачивала к школе, картина праздника уже сложилась у нее в голове. Довольная собой, она прибавила шагу, но ее кто-то окликнул:

– Даша! Подожди!

Даша остановилась – ее догоняла запыхавшаяся Юлька Казакова.

– Ты куда так летишь? – пытаясь отдышаться, спросила Юлька. Ее короткие темные кудряшки растрепало ветром, лицо раскраснелось – наверное, долго бежала вслед.

– Разве? Я даже не заметила, – удивилась Миронова. Ей казалось, что она ползет, как черепаха.

– Даш, представляешь, у нас теперь новые соседи! – тут же выпалила Юлька и принялась делиться новостями.

– Да? – Даша сделала вид, что заинтересована, хотя ей было совершенно все равно, кто теперь будет жить за стенкой одноклассницы. Болтливая Казакова со своими собственными рассказами всех утомила, так теперь еще и про ее соседей слушать! Впрочем, Юлька совсем не плохой человек, и с ней легко найти общий язык, если пропускать мимо ушей половину ее болтовни.

Казакова взахлеб говорила что-то о соседней квартире, о ремонте, о новых жильцах, причем в таких подробностях, что очень скоро сама забыла, с чего начала рассказ. Словом, Юлька увязла в непролазных словесных бреднях, а Миронова тем временем думала о своем: об Осеннем Бале, о Косте, о том, что скоро у нее соревнования...

После того, как Даша придумала сценарий Осеннего Бала, утро неожиданно потеряло для нее всякий интерес. Впереди – скучнейший урок алгебры, потому что будет работа над ошибками. Ошибок, разумеется, у нее нет, и почти весь урок придется откровенно зевать.

– Даш, – в размышления Мироновой ворвался Юлькин голос, – как ты думаешь?

– Не знаю, так сразу и не скажешь, – даже не догадываясь, о чем идет речь, ответила Даша.

– Вот и я не знаю, – согласилась с ней Казакова, – он такой непредсказуемый.

Миронова с облегчением вздохнула. На этот раз пронесло, но в следующий раз с Юлькой нужно быть внимательнее – она, кажется, стала иногда обращаться к собеседнику.

За поворотом показалась родная школа, и Казакова, увидев группу впереди идущих девчонок, напряглась, как спринтер перед стартом. Еще бы! Такая шикарная возможность разболтать половине школы о своих новых соседях!

И, действительно, едва Миронова и Казакова поровнялись с девчонками, все Юлькино внимание переключилось на них. Даша попыталась вслушаться в болтовню подруги, но речь зашла о прошедшей контрольной. Миронова некоторое время поддерживала разговор, но потом замолчала, с удивлением обнаружив, что ей нестерпимо скучно.

Она даже не могла вспомнить, когда испытывала такое же чувство. Сколько Даша себя помнила, а это где-то лет с пяти – с шести, она всегда с радостью встречала каждый новый день. Каждое утро, открывая глаза, самой себе Даша могла сказать: этот день желанный, и сегодня будет столько интересного...

«Скорее всего, слишком долго думала про Осенний Бал. Наверняка потратила на это много сил, вот и хандрю,» – утешилась Даша и бодро зашагала на третий этаж. Там, в самом конце коридора, располагался их класс.

Как обычно, класс на все голоса здоровался со своей любимицей, но Даша едва находила в себе силы им отвечать. Вот уж не думала, что внимание мальчишек может иногда раздражать.

Вместе со звонком в класс прокралась Анастасия Владимировна – высокая, неимоверно худая дама со строгим взглядом. На стол опустилась стопка тетрадей, и ученики затихли. Все, кроме Даши Мироновой, с замирающим сердцем ждали результатов контрольной.

Но алгебраичка не торопилась. С изощренностью хорошего садиста она оттягивала ответственный момент. Сперва открыла журнал, и длинной жилистой рукой долго отыскивала нужную страницу. Потом выясняла, кто дежурный, говорила какую-то нудную речь по поводу списываний, одинаковых ошибок, плохой подготовки, ну и все в таком же духе. Напряжение нарастало, и когда Антон Милованов готов был подскочить на месте и крикнуть: « Анастасия Владимировна, ну что там, три или два?», в дверь постучали.

Одновременно двадцать голов выжидательно посмотрели в сторону двери. Не успела алгебраичка подняться с места, как дверь распахнулась, и на пороге появилась Ангелина Константиновна.

Легкий шорох по классу, и снова тягостное молчание: перед этой женщиной с ярко-рыжей химией трепетали все, даже Миронова Даша. Вообще-то Ангелина Константиновна вела самый интересный и легкий предмет, который только можно представить – географию, но это нисколько не меняло дела. Эта редкостного стервозного характера особа была завучем. А при вечно занятом хозяйственными вопросами директоре завуч значило царь и Бог, а, может быть, даже и больше.

– Прошу любить и жаловать, – ангельским голоском, так не вязавшимся с ядовитой внешностью, пропела Ангелина, – Сережа Карцев, ваш новый одноклассник.

Среднего роста мальчишка, зеленоглазый, с кипой густых каштановых волос вынырнул из-за спины Ангелины и оказался в центре внимания двадцати человек.

Географичка внимательно осматривала класс, но посадить новичка было явно некуда. «Придется принести парту, только откуда? Ну конечно, из кабинета химии. Там парт гораздо больше, чем учеников,» – лихорадочно работала мысль Ангелины.

– А-а-а, – внезапно по всему классу разнесся вздох облегчения, – новенький! – Это нетерпеливый Антон, испереживавшийся за контрольную, перевел дух. – Садись ко мне, пока Мороза нет.

– А где Морозов? – обеспокоенно спросила завуч. Правда, переживала она совсем не за Алешку – как это вездесущая Ангелина, да не знает, что случилось с Морозовым!

– Мороз отморозил нос, – хихикнула Балабанова.

– Света! – Анастасия Владимировна только всплеснула руками. Несмотря на всю свою строгость, она порой не знала, как справиться с этим неугомонным классом.

– Ладно, с Морозовым я попозже выясню, в чем дело, – защебетала Ангелина. И, обращаясь к новенькому, добавила: – садись пока с Миловановым, а завтра принесем еще одну парту.

Новенький снял с плеча сумку и не спеша направился к высокому мальчишке с хитроватым лицом. Антон, хотя за последние парты всегда была настоящая борьба, умел отвоевать это место, причем немалую роль в этом сыграли и сами учителя. Дело в том, что любопытный Милованов прямо-таки болел, когда не был в курсе всех событий. А все видеть, слышать и замечать можно только на задней парте, когда позади тебя никого уже нет, не на что отвлекаться, а, стало быть, некуда поворачиваться.

– Милованов! – строго сказала Ангелина, поправляя очки на носу. – И не вздумай отвлекать человека от урока!

По классу пролетели легкие смешки, но тут же смолкли под суровым взглядом географички. Чтобы Милованов, и не отвлекал! Проще кота отучить от мяса, чем Антона заставить не болтать. Тем более, тут такой случай! Он и так уже десять минут сидит за партой в полном одиночестве.

– Ну что вы, Ангелина Константиновна, как можно, – подражая сказочной райской птице, проговорил Антон. – Только на перемене.

На этот раз, уже не обращая внимания на завуча, смеялись все.

– Милованов! – в один голос одернули Антона и географичка, и учитель алгебры.

– Все, молчу, – Антон, как первоклассник, сложил руки, понуро опустил голову, и всем своим видом старался выказать полное смирение. Правда, опущенные плечи и сложенные руки совершенно не вязались в его хитроватой физиономией, и выглядел он просто комично.

Ученики снова стали хихикать, но Ангелина Константиновна уже выходила из класса. Как всегда, она куда-то спешила...

Можно сказать, произошло событие из ряда вон выходящее – Ангелина Константиновна самолично сорвала урок. Какая там работа над ошибками, какая контрольная! Взгляды учеников уже давно не падали на вожделенную стопку тетрадей – они переместились на симпатичного мальчика с последней парты.

Девчонки, как обычно, стеснялись прямо смотреть на новенького, и хитрили – кто-то оборачивался спросить что-то у соседки, кто-то пытался поймать в зеркальце отражение Сережи Карцева. Зато мальчишки вели себя бесцеремонно и каждый старался показать свое превосходство. Не успел Сергей опуститься на стул, как Милованов протянул ему под партой руку:

– Антон, хотя обычно меня называют по фамилии.

– Серега, – не растерялся новенький, и, на зависть всему классу, первое рукопожатие подарил Милованову.

– Ты где живешь? – делая вид для алгебраички, что смотрит в книгу, спросил Антон.

Сергей, время от времени поглядывая на Анастасию Владимировну, начал объяснять свое местоположение, потом принялся за рассказ Антон, и беседа стала растягиваться на весь урок. Время от времени, когда алгебраичка кидала на последнюю парту строгие взгляды, разговор затихал. Но стоило учительнице хотя бы на секунду отвернуться, и последняя парта болтала чуть ли не в голос.

А все остальные ученики находились в непрерывном напряжении от червем точившего любопытства. Кто этот мальчишка, откуда, чем увлекается – все эти вопросы так и крутились на языке и мальчишек, и девчонок...

Но появление новенького почему-то оставило Дашу равнодушной. На ее взгляд, в нем не было ничего особенного. Конечно, Сережка – мальчишка симпатичный, но тот же Димка Звиягин тысячу раз красивее. Ну, красивая у него фамилия, так у Димки не хуже. Да и взять того же Лешку Морозова – у него вообще фамилия старинная, купеческая.

«Еще один будет бегать», – решила Даша. Это мысль ее не огорчила, но и не порадовала. Ну, будет за ней бегать еще один мальчишка, вот и все. А больше ничего и не изменится...

– Даш, можно тебя, – едва закончился урок, к Мироновой подошла Юлька Казакова.

– Конечно, – ответила Даша – всегда такая жизнерадостная Казакова стояла, как в воду опущенная. – Что-то случилось?

– Угу. Пошли во двор?

Даша и Юлька вышли в школьный двор и уселись на одну из многочисленных лавочек. Хотя стараниями некоторых бездельников многие из них окончательно вышли из строя, кое-где все-таки можно было спокойно посидеть.

– Даш, представляешь, Сережа Карцев – это мой новый сосед! – осмотревшись по сторонам, призналась Юлька.

– Да ну? – вот теперь Даша была удивлена. Кажется, день снова становился интересным. И, уже в который раз, Даша пожалела, что не прислушивалась к словам Казаковой.

– Думаешь, мне сказать ему, что он мой сосед? Или подождать? – Юлька была в такой растерянности, что Даша моментально все поняла. Сегодня утром Юлька битых полчаса пыталась ей втолковать, что она без ума от своего нового соседа. А она, Дашка, пропустила все мимо ушей...

– Подожди, – ободрила Миронова подругу. – Домой все равно все вместе пойдем, тогда само собой выяснится, что он твой сосед.

У Казаковой моментально поднялось настроение, и она переменилась в лице.

– Спасибо Даш, – Юлька пожала Даше руку. – Пошли, а то опоздаем.

Прозвенел звонок, и девчонкам пришлось бежать, чтобы не объясняться с литераторшей. Она хоть и не плохая учительница, но такая зануда...

Даша с Юлькой успели как раз вовремя – хотя урок и начался, все только складывали на уголок учительского стола тетрадки с сочинениями. В довершение поверх стопки плюхнулась пухлая тетрадь Мировой, аккуратно подписанная ровным почерком, и класс притих.

Начиналась литература, на которой, если только не шуметь, можно было спокойно заниматься своими делами. Нина Кирилловна любила свой предмет, и когда увлекалась, переставала замечать, что творится вокруг. Ее возвышенный монолог могли прервать только громкие звуки, и тогда Нина Кирилловна была невыносима. Голос литераторши становился нестерпимо высоким, перебивал все шумы в классе, резал ухо, и эта пытка не прекращалась, пока в классе не воцарялась гробовая тишина...

После разговора с Казаковой хандру Даши как рукой сняло. Уж чего-чего, а того, что Юлька Казакова влюбится, она никак не ожидала. Вертлявая болтливая Казакова, или, как за глаза ее называли, КЗ, всегда и над всем подсмеивавшаяся, а в особенности над незадачливыми Дашиными поклонниками, и влюбилась! И что она только нашла в этом Карцеве? И Даша стала внимательно присматриваться к новому соседу Казаковой.

Сергей с Антоном сидели на первом ряду, а Даша – на третьем, почти наискосок, так что наблюдать за новеньким ей не составило никакого труда. Вот только Сергей совершенно не замечал повышенного внимания самой красивой девчонки в классе и перешептывался с Антоном.

Литературичка распространялась о каких-то особенностях своего предмета, и чем дольше Даша смотрела на Карцева, тем больше удивлялась – у Антона с этим Карцевым явно долгая, серьезная и интересная беседа. А Милованова Антона, наверное, единственного мальчишку из своего класса, Даша по-настоящему уважала.

Многие, правда, считали Антона просто любопытным нетерпеливым болтуном, но Миронова была уверена, что это не так. Конечно, болтать он мог со всеми подряд на какие угодно темы, но по настоящему общался с очень умными, интересными людьми. Помнится, она случайно столкнулась с Антоном в фотостудии, и выяснилось, что Милованов дружит с лучшим фотографом в городе. Правда, Даша никому не рассказывала об этом, но, кажется, Антон ей за это был даже благодарен. А уж если Милованова так заинтересовал этот новенький, значит, на самом деле Юлька не зря им так восхищалась.

Эта мысль червячком заронилась в сердце Даши, и Мироновой стало жутко неприятно, что КЗ сразу приметила этого мальчика. А вот ей, Даше, он показался таким обычным. «Ну и пусть, – подумала Даша, – все равно он за мной бегать будет.» По сравнению с ней, светловолосой гимнасткой, шансы маленькой КЗ был равны нулю...

– Ой! – внезапно нудный монолог Нины Кирилловны оборвался на полуслове. – Да у нас новенький!

– А слона-то и не приметила, – довольно громко заметил Антон, но его слова потонули во всеобщем хохоте.

Но Нина Кирилловна о спокойствием сытого удава стала расспрашивать Карцева о старой школе, о программе, о том, что они проходили, а что нет.

Через несколько минут расспросов Нина Кирилловна переменилась в лице. Выяснилось, что далекая дальневосточная школа Карцева на порядок опережала Нину Кирилловну с ее программой.

– Значит, сочинение по этим темам вы уже писали? – недоверчиво переспросила учительница.

– Писали, – невозмутимо ответил Карцев.

– А оно у тебя сохранилось? – продолжала допрос Нина Кирилловна.

– Конечно, – пожал плечами Сергей. – Куда же оно денется? Вот оно, в тетради, – Карцев показал на край парты, где лежала толстая синяя тетрадь.

– Отлично, – обрадовалась Нина Кирилловна, и не успел Сергей и глазом моргнуть, как его тетрадь перекочевала на учительский стол.

– Но ведь там уже стоит оценка, – попытался возразить Карцев.

– Ничего страшного, я тебе тоже оценку поставлю, – улыбнулась Нина Кирилловна. И, заметив озабоченное выражение на лице мальчика, добавила: – Не переживай, по русскому зыку я тебе отметку ставить не буду.

Сергей как-то неопределенно пожал плечами, а Нина Кирилловна, с чувством выполненного долга, стала продолжать рассказ...

Литература промелькнула так быстро, что Даша даже удивилась. Ей показалось, что впечатления ее одноклассников от новенького, но уже успевшего проявить себя мальчика, повисли над классом в виде туманного облака. Однако, по всей видимости, Сереже Карцеву было безразлично, что о нем думают. Он рассматривал кабинет, который считался одним из лучших в школе. Взглянув направо, Сережа заметил милое и выразительное лицо Даши. Она, казалось, проникновенно слушала, но в то же время она была похожа на осеннюю пушинку, вот-вот готовую взлететь.

Звонок с урока обрушился какой-то дребезжащей лавиной, и Сережа неожиданно поймал себя на мысли, что девочка, с милым лицом и переливающимися локонами золотых волос, тоже заметила его. А Даша, приподнимаясь с парты, бросила в его сторону свой обычный победный взгляд, к которому прибавила хищную ухмылку. Сережа подумал, что знакомство с королевой класса ему обеспечено в полной мере...

ГЛАВА 3. МАГИЧЕСКИЙ ДРАКОН.

С самого утра Дашу терзал один единственный вопрос: «Какой же подарок сделать Юле?!». Вчера в конце учебного дня она растрезвонила на весь класс о том, что у нее завтра День рожденье. И теперь, в поисках «сокровищ», она бродила по проспекту, где один магазин отличался от другого еще большим количеством всяких замысловатых вещиц.

Устав от своей же растерянности, Даша вдруг увидела недалеко от газетно-журнального киоска странную палатку. Палатка была скорее похожа на шатер, к темно-синему цвету которого подошли бы ярко-желтые звездочки и полумесяц. И не успела Даша полностью представить себе этот звездный шатер, как неожиданно из него вышла маленькая девочка, держа у себя подмышкой серебристую коробочку. Даша подумала, что ей, возможно, всего пять лет.

Даша завороженно присела на скамью, что напротив этой необычной палатки, и стала наблюдать за девочкой. Черноволосая маленькая цыганочка, звеня тонкими браслетами на хрупком запястье, развешивала по внешней стороне шатра позолоченные звездочки, сделанные, как показалось Даше, из настоящего золота.

Нет, так просто сидеть Даша не могла, и жуткое любопытство заставило ее подойти к этому, чуть ли не сказочному шатру.

– Привет, – улыбаясь обратилась Даша к девочке. Малышка, исподлобья взглянув, захлопнула коробочку и тут же нырнула в шатер. Через несколько секунд Даша услышала голос женщины. Голос приглашал ее войти.

– Не бойся, детка, – сказала женщина, когда Даша оказалась в шатре. – Моя внучка еще не привыкла к городу, она здесь, как дикий зверек.

Даша смущенно оглянулась. Гадалка сидела за небольшим столиком, на котором горели три свечи и были разложены старые карты. За спиной женщины висели различные амулеты и, казалось, это они источали запах жасмина.

– У вас очень красиво. А откуда вы приехали, я в первый раз вижу такое!.. – не скрыла Даша свой восторг.

– Издалека, – кратко ответила хозяйка шатра. – Что? Хочешь, чтобы я поведала твою судьбу?

В миг гадалка собрала и снова разложила свои карты, а Даша смотрела на девочку, которая увлечено вырезала из желтой фольги большие звезды.

– Ты влюблена, – протяжно сказала гадалка, и Даша моментально направила все свое внимание в сторону женщины. Немного помолчав, она продолжила:

– Но не в этом суть. В притче одной сказано, что насильно раскрытый цветок не будет иметь запаха. Запомни, красавица: целуй лишь того, кто влюблен в тебя. Запомнила?!

Даша вздрогнула и, покачав головой, вспомнила, как содержательно прошли ее летние каникулы с зеленоглазым соседом по даче.

– Скажи, ты ведь уже целовалась, так? – спросила женщина, словно в самом деле была ясновидящей. На минуту Даше захотелось скрыть от гадалки свое первое разочарование в любви, но что-то вдруг остановило ее, и она решила не лгать.

– Да, – тихо ответила она, опустив взгляд. – Но как узнать, любит он или нет?

Женщина, посмотрев на Дашу добрыми голубыми глазами, улыбнулась, после чего повернулась к своим амулетам, которые висели на гвоздиках. Один из них, самый красивый, был в виде пылающего дракона. Она сняла его с гвоздика и показала Даше.

– Вот, возьми, – сказала гадалка, – этот амулет называется Магический Дракон. Он поможет тебе. Твоя внимательность – залог счастья. Будь внимательна!

Даше стало неловко, и все же она была потрясена словами этой странной хозяйки. Растегивая замочек своего рюкзака, Даша подумала, хватит ли у нее денег, чтобы расплатиться с гадалкой, к тому же, еще надо было купить подарок Юле.

– Ты куда-то торопишься? – вдруг заговорила маленькая девочка. Она больше не вырезала звезды, а лишь складывала их в свою коробочку. Удивленная бархатным звучанием ее голоска, Даша на мгновение не знала, что ответить.

– Да, у моей подруги сегодня праздник, а я еще не купила ей подарок, – неожиданно для себя пролепетала она. Гадалка вновь мешала карты, но на этот раз не раскладывая их на столе. Даша заглянула в свой кошелек.

– Мне ты ничего не должна, – спокойно, даже немного загадочно сказала женщина. – Если хочешь, то купи для своей подруги какой-нибудь талисман.

– А я подарю ей свой сундучок, – прозвенел голосок девочки, и серебристая коробочка уже лежала на коленях Даши.

* * *

«Вот чудеса! Я думала, такого не бывает. Интересно, может быть, это судьба. Я надену амулет... Наверняка Юлька пригласила к себе и этого новенького. Карцева, кажется. Посмотрим, на что он способен...», – размышляла Даша, когда, уже час прихорашиваясь, стояла у своего любимого зеркала.

Держа одну шпильку во рту, другую в руках, она пыталась из своих роскошных кудрей соорудить еще более роскошную прическу, но что-то не удавалось ей выглядеть «на все сто».

«Боже, как в таком виде можно куда-то идти?!» – наконец, разозлилась на себя Даша. Распустив волосы, она уставилась на свое отражение, и лишь прозвеневший через несколько секунд звонок вывел ее из оцепенения. Даша машинально, даже не думая, кто мог придти, открыла дверь. Юлька с раскрасневшимися щеками влетела в квартиру Даши, словно осенний ветер.

– Почему ты не спрашиваешь, кто за дверью?! Вдруг это была бы не я, а какие-нибудь бандиты, а?! – отчеканила подруга. – Ты готова? Все! через пять минут жду тебя на улице.

Юля уже повернулась к двери, чтобы выйти, как Даша схватила ее за руку:

– Постой! Во-первых, я поздравляю тебя с днем рождения, во-вторых, хорошо, что ты зашла вот так.

Юля, подобрев, обняла подругу и, понизив голос, заговорчески сказала:

– Знаешь, кого я пригласила? Сережку Карцева!

Юлька вновь умчалась, а Даша, вовсе забыв о прическе, стала одеваться. Совершив последние штрихи – накрасив губы и повесив на шею амулет –, она вдруг подумала: «Интересно, а как этот Сережка целуется...».

Настенные часы отыграли ровно шесть часов, и Даша, уверенная в том, что ее подарок самый лучший, дала себе слово блистать в этот вечер нехуже самой именинницы. Сбегая вниз по лестнице, она вдруг остановилась у почтового ящика. «Неужели письмо!», – обрадовалась она и, ловко управившись с замком, действительно, обнаружила письмо.

На конверте не было обратного адреса, только инициалы «Д. В.». Даша угомонила взволнованное биение сердца и, сложив письмо пополам, скрыла его в потайном кармашке своей куртки.

* * *

Юльку, наверное, можно было назвать богиней шума и всякого веселья. Конечно, ее квартира была маловата для того грандиозного празднества, которое она решила устроить в честь своего пятнадцатилетия. Поэтому лучшим вариантом оказалось кафе.

Когда Даша вышла из подъезда, то застала Юлю в окружении Антона и Сережи. Они втроем о чем-то оживленно беседовали, но Даша не могла поймать линию их разговора. Удивление от полученного письма было похоже скорее на шок, чем на обычную радость. Странно, ведь она только недавно вспоминала о своем зеленоглазом соседе по даче, и вот – письмо.

– А как называется кафе? – спросила Даша, стараясь забыть свои впечатления.

– «Мечта», – отозвался Сережа. Антон и Юля вели какой-то спор, и Даша знала, что если они начинали спорить, то вмешиваться бесполезно – Антон и Юля забывали обо всем на свете, кроме доказательств своей правоты.

– Посмотрим, какая это мечта, – иронично сказала Даша.

Они вошли в кафе, где их уже ждали. Мама Юли позаботилась о заказанном ужине, и стол к их приходу был чудесно накрыт. К Юле тут же подошла Кристинка и, чуть приподнявшись на цыпочки, шепнула что-то на ухо.

– Даша, – обратилась Юля, выслушав Кристинку, – вы присаживайтесь пока, а мы будем здесь через минутку.

Даша кивнула головой. Отдав вещи гардеробщице, они направились к столу, но Антон внезапно развернулся и помчался вслед за девчонками. Даша и Сережа в этом празднике остались одни.

– Ничего не понимаю, –раздраженно сказала Даша, – куда они так сорвались?

– Хочешь пить? – спросил вдруг Сережа.

– Нет, не хочу, – ответила она. – Можно я задам тебе вопрос?

Сережа приготовился слушать, но появление только что исчезнувшей компании отвлекло внимание Даши.

– Юля! что случилось? – воскликнула Даша.

– Представляешь, – восхищенно начала подруга, – Димка Звиягин и Леха чуть не подрались. И все потому, что Кристинка не любит рэп-музыку. А вот и Димка!

Высокий и крепкий парень подошел к столу и, поцеловав именинницу, положил рядом с ней подарок.

– Ой, Дим, спасибо, – засияла Юля, – но где Лешка?

– Не знаю, – протянул равнодушно Дима. – Он встретил каких-то своих друзей. Может, ушел с ними.

Дима взглянул на Кристину, и весь вечер они были вместе, даже время от времени бегали целоваться в темный угол, который находился за услужливо прикрывающим гардеробом.

Юлька была в восторженном настроении – еще бы! всем девочкам по мальчику. И, наверное, только лишь Даша чуствовала себя какой-то расколотой. К тому же, она видела, что Антон неособо внимателен к Юле, а сама подруга, когда вроде бы беседовала со всеми, успевала еще, глядя на Сергея, премило хлопать ему своими длинющими ресницами.

Зазвучала медленная музыка, и это была любимая песня Даши. В этот миг ей стало грустно, и она решила прогуляться. А Сережа, конечно, не мог не пригласить Юлю на медленный танец.

– Даша, пойдем танцевать, – тихо предложил Антон , когда подошел к ней, стоящей у окна.

– Антон! – осенило вдруг Дашу, – ты умеешь целоваться?

Он смущенно посмотрел ей в глаза, а она, схватив его за руку, сказала:

– Песня еще не кончилась... Ты сможешь поцеловать меня при всех?

Антон, словно осенний листок, повинуясь ветреной Даше, вошел с ней в зал, где их друзья уже снова сели за стол. Музыка, действительно, не кончалась, и следующий медленный танец принадлежал им двоим.

– Даша, ты серьезно на счет поцелуя? – шептал ей на ухо Антон. Она, слушая бешеный ритм его сердца, готова была рассмеяться... или расплакаться? Сережа по-прежнему разговаривал с Юлей, которая, как верно подумала Даша, рассказывала ему все школьные сплетни. «Неужели я ему совсем не нравлюсь?..», – мелькнуло в ее мыслях. Она перестала смотреть в их сторону и, сама не понимая почему, все-таки рассмеялась. Антон остановился и недоумевающе взглянул на Дашу.

– Ну Миронова, так еще со мной никто не шутил, – вздыхая сказал он.

– Ладно, пошли, нальешь мне сока, – надменно произнесла Даша. – Не только ты умеешь придумывать всякие там шуточки.

* * *

По дороге домой Даша вдруг вспомнила о своем амулете: «Н-да... Похоже, что Магический Дракон действует. Кажется, Антон сегодня прямо-таки обалдел». Юля, казалось, считала своим главным подарком, Карцева Сергея, поэтому не отходила от него ни на секунду.

Даша попрощалась с проводившим ее до подъезда Антоном и, разозлившись на себя, подумала, что непременно отвоюет Сергея... Но так, чтобы сам он этого не заметил.

А с письмом Даша решила распрощаться. Даже не читая его, она разорвала конверт. «Слишком поздно, – сказала она себе, – теперь меня должен полюбить другой».

ГЛАВА 4. ОСТРИЕ ПЛАМЕНИ.

Новая учебная неделя, как всегда, ничем не отличалась от старой – то же расписание занятий, те же лица. При этой мысли Даша устало заглянула в свой школьный дневник и так же безучастно его закрыла. Ее можно было бы обвинить в лености, но, напротив, она хотела действовать, что-то придумывать, но лишь бы подальше от столь надоевшей школы.

Эту проблему можно было решить очень просто: всего лишь совершить прогул. И настолько всегда примерной во всем Даше стала противна ее однообразная жизнь, что даже она, солнце класса, решилась на преступление. Даша не пошла в школу, и весь день мог пройти так, как позволит ее настроение. А настроение было по-настоящему осенним. Сообщив маме, что плохо себя чувствует, она положила в свой рюкзак одно яблоко и ушла пропадать на целый день.

Кажется, что дорога в школу уже наизусть помнила ее следы, и сама Даша могла пройти по ней с закрытыми глазами. Так, почти отрешенная от утренней суеты мирской, она шла к остановке, чтобы поехать на тренировку. Пожалуй, лишь гимнастика могла освободить ее от липкого сна.

– Кажется, это – утро?.. – пошутил кто-то, и Даша оглянувшись увидела сияющее лицо Сергея. – До начала урока пять минут. Ты что-то не спешишь.

– А я и не хочу спешить, – улыбаясь сказала Даша.

– Понятно, решила прогулять. Ладно, я побежал, увидимся после... – приготовился он идти. Даша помахала ему рукой, он пошел, но тут же вернулся.

– Ты вчера хотела мне какой-то вопрос задать, – неожиданно для нее напомнил он.

– Разве? – лукавила Даша. Сергей подумал, что напрасно сказал ей это, но, присмотревшись к ее хитроватому выражению лица, тут же понял – она смеется над ним.

– Не хочешь говорить – не говори, – серьезно заключил он и, попрощавшись, оставил Дашу одну.

В какой-то миг для нее весь мир оказался параллельным, а она совсем не понимала, где сейчас протекает ее жизнь. «Почему он так сказал? Неужели я обидела его?», – громко звучало в ее сердце. И Даша почувствовала, что вновь, а впрочем, как всегда, она упустила лучший момент.

* * *

Занимаясь гимнастикой уже с шести лет, Даша привыкла к жесткому графику тренировок и считала, что если она пропустит хотя бы одну, то к следующей тренировке забудет все самые важные упражнения. Раз в неделю она посещала кружок бальных танцев, и сегодня был тот день, когда она должна была показать своему учителю придуманный ею танец.

Тренер по художественной гимнастике, как обычно, осыпала ее обвинениями, но Даша сама чувствовала, что не может сосредоточится. В ее голове кружился тот танец, который был ее невыполненным домашним заданием. Она совсем забыла об этом, и с собой у нее была лишь кассета с записью той песни, под которую она вчера мечтала станцевать с Сергеем. Но танцевала она с Антоном и ничего придумать не смогла.

Рассправившись с сочным яблоком, Даша решила вернуться домой и до завтрашнего показа сочинить себе танец.

Костя был удивлен тому, что его всегда такая ответственная сестра позволила себе прогулять школу.

– Костик! – влетела она в его комнату, – ответь мне на такой вопрос...

Брат был поражен столь резким обращением сестры, что даже отложил в сторону книгу, которою еще несколько секунд преспокойно читал.

– ... Скажи, есть ли острие у пламени?

– Ты о чем? – переспросил Костя. Даша проделала легкое танцевальное движение, покружившись вокруг напольной вазы с роскошным сухим букетом, который по идее их мамы был назван «Осень». Вскинув вверх левую руку, правой она открыла дверь и понеслась прочь из комнаты брата. Костю эта сцена так рассмешила, что он еле удержался от откровенного хохота, и, просто улыбнувшись, решил не обижать сестру.

В голове Даши промелькнули все движения ее танца, и она теперь даже не думала о том, что еще утром заставило бы ее разреветься. Репетируя перед зеркалом свою вольную композицию, она предчувствовала, что все может быть лучше, чем сейчас...

* * *

Танцевальный кружок был организован при школе, поэтому все занятия проходили там же. Школьный хореографический кабинет отличался от других классов тем, что многие любили его посещать. Анна Васильевна часто устраивала различные конкурсы, и целую неделю почти вся школа с нетерпением ждала «хит» сезона – лучший бальный танец осени.

Даша, совершенно забыв, что она бессовестно прогуляла школу, уверенно прошла мимо Учительской. Когда поднималась по лестнице на второй этаж, где надеялась застать Анну Васильевну, снова подумала об утренней встрече с Сережей. Ее мучило сомнение, сможет ли она понравится ему сегодня. Даша поймала себя на мысли, что ее выступление всего лишь ради одного человека. И ни Сережа, и ни кто иной не догадался бы, почему этот танец – огонь.

Она не хотела, чтобы он заметил ее чувство, ведь Даше было самой непонятно, что такого в этом, с виду неприглядном, Сереже. И все же что-то особенное играло в его лице, что-то непохожее на других, знакомых ей лиц.

Пожалуй, для Даши было неизбежным вновь встретится с ним.

– Что? Учиться захотелось? – прищурясь сказал он, когда Даша чуть не налетела на него, заворачивая за угол, где находился кабинет хореографии. Еще было время урока, поэтому коридоры завораживали своей тихой пустотой.

– Нет, я буду танцевать, – растерянно сообщила она. На несколько секунд между ними встала незримая стена молчания, и Даша почувствовала себя глупо. Редко, когда ей не удавалось поддержать разговор. Сережа, взглянув на часы, сделал вид, что прислушался, и в этот момент оглушительно грянул звонок. Даша рассмеялась. Он достал блокнот из рюкзака и, полистав его, радостно сказал:

– Здорово! Я завтра смогу придти на конкурс. А под каким номером ты будешь выступать?

– Я пока не знаю, – ответила она, приятно удивляясь его внимательности. – Но куда ты торопишься?

Коридоры снова обрели свое хаотичное движение, и громкие голоса помешали Сергею расслышать ее вопрос. Он подошел к ней ближе, наклонившись над ее лицом, но тут какой-то наглый и здоровый старшеклассник толкнул его сзади, и Сережа коснулся ее пушистых волос, почувствовав в них душистый жасмин.

– Извини, – робко проговорил он, – ходят здесь всякие слоны. Что ты спросила?

– Ты... – начала она, как вдруг их окружила целая толпа девчонок и, словно стая галок, защебетала вокруг Даши. Во главе этой стаи оказалась Юлька, завистливо заметившая Дашу и Сергея вместе, а секундой позже к ним присоединилась Кристина.

– Даш, ты завтра танцуешь? – обратилась Юля, игнорируя Сергея. Он улыбнулся Даше и, попрощавшись, моментально сбежал по лестнице, за что получил вслед укоризненный взгляд Юльки.

– А о чем вы говорили? – не смогла она угомонить свое любопытство.

– Даша, – наставническим тоном сказала Кристина, – ты должна победить в этом конкурсе!

Даше стало тошно от этой суетливой болтовни подруг, тем более, что опять не получилось удержать самую интересную для нее ситуацию...

Однако и того, что он говорил сейчас с ней, было достаточно, чтобы радостно влететь в кабинет хореографии, что очень глубоко польстило Анне Васильевной.

– Дашуня! – воскликнула учительница, – я вижу ты готова к конкурсу. Давай-ка, покажи мне свой танец... Кстати, как тебе новенький?

– Обыкновенно, он какой-то чересчур спокойный, – смущаясь поделилась Даша своим впечатлением от Сережи. Анна Васильевна загадочно покачала головой, музыка заиграла, и Даша начала танцевать. «Завтра он поймет, что я лучше...», – шорохом отдалось в ее мыслях.

ГЛАВА 5. ТАИНСТВЕННЫЙ ШЕЛЕСТ.

Ей приснился волшебный сон. Возможно, что впечатления вчерашнего дня обрели сказочный вид. Но, может быть, это были ее будущие впечатления?..

Даша все утро думала о предстоящем конкурсе. Каждое танцевальное движение хранилось в ее памяти словно таинственный шифр. Оставалось только отгадать, что значали эти случайные встречи и почему танцевать она могла лишь думая о нем.

Она снова решила не ходить в школу, и где-то на краешке своей совести предчувствовала, что получит выговор от своей классной руководительницы. Но это было не так важно, как было важно то, в каком платье она будет сегодня выступать.

Во сне она видела свое отражение в ярко-красном платье, подол которого был усыпан серебристыми блестками, будто она прошла по звездной пыли. И именно о таком костюме Даша сейчас мечтала.

Разыскав в мамином шкафу шифон красного цвета, она разложила его по всей кровати. Через час Даша уже примеряла только что сшитую юбку. Она крутилась у зеркала, оценяя каждую складочку на материале. Роскошная, почти огненная юбка, извивалась на ней, повторяя все ее движения. Тонкий топ того же полыхающего цвета дополнил картину, и Даша была довольна, чувствуя себя волшебной феей.

Юля пришла совсем не кстати – возвышенное настроение не предполагает пустую болтовню, а хуже всего – сплетни. В восторге от Дашиного костюма, Юля рассказала целую историю о каком-то платье ее двоюродной сестры. Немного похозяйничав у себя на кухне, Даша вскоре предложила подруге чай.

– Мне, кажется, – начала Юля делиться своими чувствами, – Сережка после моего дня рождения стал как-то избегать меня.

Даша, иронично посмотрев на ее нервное выражение лица, подумала, что ничего удивительного в этом нет. В самом деле, Юлька с первого взгляда решила, что влюблена в него, а потом был ее День рождение, и все сложилось так, как должно было. Но почему она уверена, что Сережа к ней неравнодушен?

– А с какой стати тебе так кажется? – спросила Даша.

– Не знаю... Даш, что ты мне посоветуешь? Как быть? – чуть не заплакала Юля. – Я не понимаю, почему Сережа себя так ведет. Если я ему безразлична, то зачем мы целовались...

Хныканье Юли почти перешло в истерику, и Даша, пораженная ее словами, как громом среди ясного неба, не могла поверить, что все так далеко зашло. Хотя, скорее всего, все уже прошло, но прошло мимо нее.

Округленные слезки Юли начинали злить Дашу, но как-то надо было успокоить подругу. В таком положении Даша оказалась впервые. Однако, как ни странно, она сразу поняла, что ей делать.

– Если хочешь, я сейчас приглашу к себе Сережу, и вы тогда сможете поговорить. Как ты на это смотришь?

Юля растерялась и на мгновение забыла обо всем на свете, кроме очередной возможности увидеть Сережу. Она кинулась к Даше, словно к спасательному кругу, и даже не думала о том, что подруга придумает, чтобы его пригласить.

– А о чем я буду с ним говорить? – очнулась вдруг Юля.

– Как о чем?! – раздраженно воскликнула Даша, но тут же поймала себя на мысли, что не стоит показывать подруге свое недовольство. – Ты знаешь его номер телефона?

Юля назвала номер, набирая который Даша уже выстраивала в голове целую интригу. Ведь эта ситуация как нельзя лучше, чем вообще ничего. Она была уверена, что Сережа не придет, и значит Юля поймет – рассчитывать не на что.

Именно так и вышло. Звонок Даши застал Сергея в то время, когда он, запыхавшийся, вбежал в квартиру только что вернувшись с занятий.

– Да, – отрывисто сказал он.

– Сережа, это Даша. Ты откуда?

– Вот это да! – удивился он, – я просто бежал. Почему-то везде опаздываю. А что?

– Тут у меня Юля. Не хочешь ко мне придти? – сообщила Даша.

– Ты хочешь меня пригласить, потому что с тобой Юлька? – прямо спросил он, и она даже немного растерялась.

– Может быть поэтому, – лукавила Даша. – Придешь?

– Нет, сейчас не смогу, – холодно ответил он, – увидимся сегодня вечером. Ты участвуешь в конкурсе?

– Да, – польстила ей заинтересованность Сергея. – Ладно, ты ничего не хочешь передать Юле?

Сергей тяжело вздохнул и также, словно нехотя, передал ей привет.

Юля во время всего разговора сидела в кресле, и, прислушиваясь к словам, доносившимся из прихожей, готова была превратиться в локатор. Даша, ощущая какую-то неловкость от прошедшей, будто железом по стеклу, телефонной беседы, вернулась к подруге.

– Он сказал, что не сможет... – как будто сожалея пролепетала Даша, и Юля, разозлившись на весь мир, вскочила с места, но тут же села и зарыдала.

– Ну почему, почему все, кто мне нравится, избегают меня?!

Даша, слушая эти избитые фразы, не могла понять, почему ей не хотелось сейчас утешать свою подругу. Сказать Юльке о том, что она неправа, все равно что ничего не сказать. Упрямость подруги и была скорее всего той стеной, которую люди «избегали». Хорошо это или плохо, но Даша молча выслушала и лишь предложила для успокоения съесть мороженое с хрустящими прослойками шоколада.

Немного встрепенувшись от грустных мыслей, Юля даже повеселела. Она позвонила Кристинке, которая давно ждала ее, чтобы поделиться своими тайнами. Заинтригованная Юля мигом отправилась к очередной подруге. И Даша опять осталась наедине со своими мыслями о танце.

Она чувствовала: что-то теперь, даже без шоколада, хрустело в ее сердце. «Надо быть осторожней, иначе он догадается... Я не хочу быть на Юлькином месте», – думала она, подкрашивая ресницы.

* * *

Огромный зал, где проводились все школьные мероприятия, благодаря идее Анны Васильевны, превратился в театр. За расписной ширмой была организована гримерка, где толпились и завидовали друг другу красивые конкурсантки из разных школ. Даши среди них не было. Репетируя в классе хореографии, она старалась не волноваться и забыть о сегодняшнем визите подруги. Сережа все больше нравился ей.

Когда она выбежала на сцену, ее, наверное, встретила сотня самых разных глаз. И ни один взгляд не смог отвлечь Дашу Миронову от таинственного шелеста ее платья, от танцующего мира ее души...

ГЛАВА 6. ПЛАКАТ.

– Миронова! – встретившая Дашу в коридоре Ангелина просто пылала гневом. – Почему ты вчера отсутствовала на географии?

– Я устала, – посмотрев на острые носы туфель учительницы сказала Даша и направилась в сторону своего класса.

Ангелина Константиновна растерянно посмотрела вслед лучшей ученице своего любимого класса и не нашлась, что сказать. Кажется, произошло что-то из ряда вон выходящее. Иначе с чего бы так переменилась Дашенька?

А Даша, только когда вошла в класс, поняла, на что осмелилась, но обдумать это не успела. Сразу несколько человек в один голос воскликнули:

– О! Миронова! Поздравляем!

– Привет! – как ни в чем не бывало, Даша помахала всем рукой.

– Ты была лучше всех, – заискивающе сказала Кристина, – но только за то, что ты два дня не ходила в школу, тебя вызывают к завучу.

Даша спокойно выслушала плохую новость, и Кристинка, удивляясь равнодушию соседки по парте, все больше начала распространятся. По части причитаний о нелегкой жизни школьников она была первой. Сообщив, что в школу приезжала какая-то важная комиссия и контролировала посещаемость учеников, Кристинка выжидательно посмотрела на Дашу, которая закрыла лицо руками и дико рассмеялась.

Класс погрузился в такую тишину, что даже зазвенело в ушах.

– Все равно ничего интересного не пропустила, – пожав плечами, добавила Даша. А про себя довольно отметила, что снова оказалась в центре внимания.

– А как же Осенний Бал? – укоризненно сказала Лена Комлева. – Мы тут вчера мучились, мучились, а так ничего и не придумали.

– Даш, ты принесла бумагу для плаката? – Кристина первая обратила внимание, что подруга зашла в класс с одной только сумкой.

– Нет, я не буду рисовать в классе, – бросила ей в ответ Даша. – Бумага и краски я оставила дома.

Суета начинала раздражающе действовать на нее. Она за эти два дня совсем забыла об Осеннем бале. «Я тоже ничего не успеваю», – подумала она, вспомнив телефонный разговор с Сережей.

– Если мне кто-нибудь поможет, успею, – сказала она вдруг.

– Кто ж тебе поможет? У нас в классе никто, кроме тебя, рисовать не умеет, – грустно заметила Кристина.

На лицах девчонок была написана такая растерянность, что Даше их даже стало жалко.

– Ну что, никто даже текст не сможет написать? А я буду рисовать?

В классе опять повисло молчание.

– Серег, а у тебя как с рисованием? – оживленно обратилась к Сергею Даша.

На мгновение Даша почувствовала легкое смущение. Казалось бы, просто взгляд, просто улыбка, но он сейчас вот смотрит на нее, и она ждет от него ответного хода. Сергей ответил сухо, почти без эмоций, по крайней мере, не так, как хотелось бы ей. В классе вновь зажужжали голоса: вопрос о теперь уже ненужном плакате был решен. Даша не могла понять, почему один ничтожный миг способен разрушить надежду, которая, быть может еще ничтожней, чем какой-то там миг. Он, конечно, поможет нарисовать, ведь это то, от чего Сережа никогда не отказывался. Но где-то на донышке безответного чувства Даша уже не надеялась на какой-то иной поворот событий, и сейчас ей хотелось немедленно заполнить образовавшуюся пустоту.

Суета в классе оказалась чем-то потусторонним. Она встала у окна и, глядя на тонкие мелкие листочки школьного аспарагуса, подумала, что он отныне никогда не увидит в ней прежнюю Дашу Миронову, потому что Даша Миронова теперь станет самой безобразной из всех девчонок.

Даша злилась на себя, на класс, на него, она ненавидела весь мир. Посмотрев на часы (до начала урока оставалось пять минут), девушка с нахмуренными бровями выпорхнула из класса, в дверях чуть не столкнувшись с Ниной Кириловной, которая, впрочем, не заметила ее. И подруги лишь после урока немного обсудили странное поведение Даши, а на уроке по старой доброй традиции было устроено надежное укрытие для решившейся на побег.

Еще сохранялась утренняя свежесть, особенно в аллее, где находилась Даша, будто пытаясь скрыться от самой себя. Ее тень запуталась в огромных тенях деревьев, а мысли путались в чувствах. Она думала, как ей вести себя с ним, что сказать, о чем умолчать, но в тоже время все эти вопросы меркли под проблесками радости от того, что он сегодня будет рядом с ней. Белоснежное мороженое успокоило почти уже воспламеняющееся сердце Даши. И, может быть, всю пустоту и бессмыслицу внутри нее должен был заполнить этот рождающийся огонек.

Даша гуляла в парке, в котором было почти безлюдно. Впервые она чувствовала пока еще странный для нее привкус одиночества. Ей хотелось идти туда, где не нужно было бы притворятся и играть свои обычные роли. «Когда изменится моя жизнь?» – задавала она себе вопрос, который по мере прогулки вдруг стал множиться, и вместо одного вопроса появились сотни других, таких же безответных. «Что происходит? Боже мой, я не узнаю себя! Да и кто я?...» – сидя на скамейке, размышляла она.

– Даша! Привет! Ты... А сколько времени? – неожиданно откуда-то появился и тут же обратился к Даше Антон; как всегда говорил быстро, словно его слова не поспевали за мыслями.

– Время? – очень мило хмуря красивые брови переспросила она. Антона это рассмешило, и он невольно поддался собственной иронии, воображая почему-то Дашу инопланетянкой.

– О, ты, наверное не от мира сего! Сообщаю тебе, что эта планета называется Земля и что на ней живу я – твой космический завоеватель!

Даша улыбнулась: ей показалось, что Антон в этот момент был единственным человеком, которого она знала, а сама она, действительно, чужачка.

– Антон, я не знаю, который час. А зачем тебе, космическому воину нужно время? Неужели ты собрался отвоевывать планету? – развеселилась Даша.

– Ну всю планету вряд ли... Хотя бы какую-то часть.

– Скажи, что ты делаешь сегодня, может быть, придешь ко мне? Нам нужно с тобой придумать какой-нибудь номер на Осенний бал, только так, чтобы это было смешно, – осенило вдруг Дашу.

– Я не знаю...

– Антон, ты что это? Хочешь, чтоб я тебя уговаривала немножко или очень долго и нудно?

– Нет, – сказал он тихо. – К тебе же должен прийти Сергей. Кажется, плакат, дорисовывать.

– А в чем проблема?

– Да ты права, это не проблема. Просто...

– Ладно, мы оба знаем, что все проще, чем мы думаем.

Они договорились, но как же многого он не сказал ей, и она ведь догадалась, что эта неожиданная встреча в парке была неслучайной.

Даша решила не строить грандиозных планов, в нее вселилась уверенность, что сегодня произойдет новый поворот в отношениях с Сережей.

С неземным воодушевлением она протерла в комнатах пыль, кружась с щеточкой, словно бабочка от цветка к цветку собирала не пыль, а пыльцу. В каком-то фильме она видела, как героиня проделывала те же домашне-бытовые трюки с пушистой щеткой в руках, а потом в дверь киношной любви постучался влюбленный герой и...

Даша открыла дверь, и на пороге стояли они оба, что удивило ее слегка, ведь она ожидала, что все будет немного по-иному.

– Привет! Заходите в мой космический фрегат, – поглядывая на Антона загадочно, в попытке заинтриговать Сергея, приглашала она их в свою обычную квартиру на седьмом этаже. Сергей однако не растерялся и добавил:

– Космический фрегат из девяти ярусов, летящий в бесконечном пространстве.

Вся троица обменялась между собой короткими взглядами, после которых, сначала ощутив неловкость, а потом еще нелепость, весело рассмеялись. Они прошли в комнату Даши, где на стене висели ее рисунки и многочисленные сувениры, амулеты, кулоны, привезенные ею из курортных городов, где провела почти все свое детство.

– Это моих родителей заслуга, – сказала она глядя на то, как увлеченно мальчики рассматривали ее богатства. Даша чувствовала себя, как королева воинов с отвоеванными трофеями.

– Интересно, что значит этот медальон? – спросил Сергей, указывая на удивительно большую с выграненным иероглифом монету.

– А, это японский знак Якумамба, – ответила Даша.

– Что? – переспросил Антон.

– Ну ребята, хватит всякие побрякушки разглядывать! Завтра Осенний бал, и пока у меня кое-какие идеи...

Даша рассказала им свой план проведения праздника, придумывая его по мере того, как возрастал интерес Сережи и Антона. Она была так увлечена замысловатыми вариантами сюжета, как если бы была сумасшедшим ученым, сделавшим невероятное открытие. Сережа заметил что-то необычное в ее глазах, какой-то блеск, что ли. Он думал, почти не слушая ее сценарий, о том, как говорил с ней в школе, да, впрочем, он не обращал на нее даже внимания. А сейчас вдруг понял ее такую, очень живую и веселую, почти что огненную Дашу Миронову. Она была похожа на легкую, с расписными крыльями, бабочку, и каждое ее слово касалось, наверное, всех цветов в ее со вкусом обставленной комнате, напоминавшей музей редких вещей.

– Даша, ты пишешь стихи? – неожиданно спросил Антон.

В комнате наступила минута молчания, будто бабочка села отдохнуть, но потом вдруг вновь вспорхнула. Даша сказала:

– О, да, может быть, когда-нибудь поэму сочиню.

– Я серьезно спрашиваю.

Сереже стало смешно глядеть на его выражение лица, которое замерло в ожидании решающего ответа, и он, не выдержав, рассмеялся.

– Да, Антон, и я серьезно. Иногда я пишу, хотя об этом никто не знает, но раз тебе это интересно...

Сергей больше не смеялся, и все же он не верил, что это идеальное, выращенное в домашних условиях существо по имени Даша, способно написать настоящее стихотворение. Сергей был горд и считал, что настоящие стихи столь же редки, как если б нашелся человек, готовый нырнуть в бездну. Этого своего мнения он никогда не высказывал и на этот раз промолчал, делая вид, что весь погружен в рисование. Однако Даша почувствовала, что может отыграться за равнодушие, за тот холодок между ними. Она принялась говорить с Антоном о поэзии, о любимых поэтах так же воодушевленно и красиво, порхая по комнате взглядом и жестами изображая то горы, то море, а то и небо. Антон был зачарован ее рассказами: ему казалось, что все ее впечатления, которыми она с ним делилась, принадлежали и ему. Сергей вскоре, действительно, перестал слушать их, он рисовал осень, и никакие бури в разговоре Даши и Антона не могли развеять его грусти, которая давно жила в нем, которую он не мог понять.

Даша думала иначе. Какое могло быть понимание, если она не хотела хотя бы на минуту забыть о себе? А Сергей был далеко от нее, так далеко, что, наверное, целого плаката стихов не хватило бы, чтобы настигнуть его.

ГЛАВА 7. ОСЕННИЙ БАЛ.

Субботний день октября оказался дождливым. Кажется, что вся прелесть осени познается лишь в октябре. Туман будто струился из-под земли, а мокрые желтые листья похоже собирались вот-вот ожить и закружиться. Но природа любовалась только собой и была равнодушна к каким-то там балам, прическам, платьям людей. Осень таила в себе нечто молчаливое и не хотела раскрывать все свои секреты.

Почему он, Сережа Карцев, всеобщий любимчик, был сейчас одинок? Быть может, одиночество тоже когда-нибудь превращается в привычку? У Сергея не было ни братьев, ни сестер, и все его детство протекало в «Иных мирах», которые раскрывались для него неожиданно то в фантастических романах, то в музыке.

Светлана Петровна воспитывала сына одна. Их отец исчез, говорила она, так, как исчезают только актеры. Сам Сережа видел его один раз в Риге, когда ходил со своим, теперь уже бывшим классом, на премьеру спектакля. Его отец играл тогда влюбленного короля, покинутого и забытого своей возлюбленной герцогиней. После представления на сцену бросали цветы, и ему казалось, что зал был еще охвачен игрой, хотя играть уже перестали. Сережу поразила мысль о том, что, возможно, театр никогда не кончится и что он сам в данный момент погружен в что-то ненастоящее и лживое. Ему стало противно так, как бывает противно, когда пьешь горькое кофе. Матери он ничего не рассказывал, но Светлана Петровна вскоре начала догадываться, что в ее сыне стали происходить какие-то перемены.

Сережа никогда не был одним из тех парней, которые, замыкая свой мир в кольцо собственных неудач, находили утешение в огромной и шумной компании. Однако у него было очень много знакомых и, наверно потому, что он всегда помнил людей, с которыми когда-либо общался, а иногда ему самому было интересно замечать, что знакомится он с теми, кто хотя бы в чем-то напоминал героя из очередного любимого романа.

В доме Карцевых было по-особому уютно. Свелана Петровна любила старинные вещи. Резная мебель сочеталась с современными атрибутами дома. В каждом уголке спокойствием дышали ухоженные, красивые цветы. И Сережа понимал, насколько дорого ему это нежное и тягучее спокойствие и как оно далеко от бессмысленной игры, делающей этот удивительно интересный мир похожим на дешевый спектакль с плохими актерами.

Таков был Сережа Карцев на самом деле. Гордый, но не высокомерный по отношению к другим, он искал среди своих новых друзей-одноклассников человека, который мог бы поразить его так, как однажды он удивился в театре, узнав, что роль главного героя исполняет его отец. И сейчас, находясь в своей комнате, он отложил в сторону книгу, которую еще вчера с упоением читал, стал размышлять, почему так необходимо что-то сказать, высказать... Но кому и о чем – этого он не мог себе объяснить.

Сережа решил, что пропустит этот навязчивый школьный бал, он думал: «Опять придется смотреть сценки из жизни „любимой“ школы, проекты которых повторяются из года в год». Иронично усмехнувшись своей заносчивости, он вновь приступил к чтению, но тут на самом волнующем моменте в комнате прозвучали раскаты телефонного звонка. В трубке послышалась торопливая, и оттого невнятная речь Антона:

– Серега! Ты что делаешь?

Не дождавшись ответа, Антон продолжил, но с еще большей быстротой:

– Не забыл? Осенний бал сегодня. Даша и я приготовили такой обалденный номер. Кстати, почему ты так быстро ушел вчера? Даша говорит, что не поняла твой рисунок, сказала, мол, к чему нужен был этот, как его там, а, короче, не надо было рисовать этот заброшенный летний театр в осеннем парке... Ну ты же придешь на вечер, тогда все и обсудите.

– Во-первых, – степенно начал Сережа, – я ничего не делаю и делать не собираюсь. Во-вторых, я все помню. В-третьих, Даша могла бы сама позвонить мне.

– Что с тобой происходит?

– Ничего. Все. Пока.

Сергей повесил трубку, и в один миг, взяв прежде ключи, вылетел из дома.

День близился к вечеру. Дождь, моросивший осенними слезками, успокоился, и деревья, казалось, стали убаюкивать друг друга под серым пушистым небом. Сережа шел по улицам почти пустынных дворов, чувствуя странное волнение, что-то щекотало его внутри. Может быть, ожидание необычного, но, может быть, ему лишь хотелось самому сделать нечто по-настоящему запоминающееся. Он перешел дорогу, которая отделяла его район от лесных посадок, и направился к озеру, затерявшемуся в глубине этого совсем молодого леса.

Сережа очень любил такие прогулки. Раньше мама и ее друзья часто организовывали походы то на Кавказ, в горы, то в Крым, где своей вечной красотой изумляли стройные сосны на побережье, у самого моря. Сережа вспоминал все в мельчайших подробностях, и, если бы он и мама смогли вернуться в те дни, то на многое он посмотрел бы иным взглядом. И взгляд был бы более внимательным, более точным, для того чтобы лучше запомнить каждую картину или пейзаж. Сереже хотелось нарисовать все, что касалось его памяти, именно так, как, если бы он сейчас оказался на берегу моря во время заката.

«Действительно, – думал он, – что происходит?». Сырые листья промолчали в ответ под его ногами и он, совершенно забыв о празднике, не заметил, как уже добрался до озера, которое было небольшим, таким, что, стоя на одном берегу, можно было разглядеть лицо стоящего на противоположной стороне. Он остановился, рассматривая все побережье.

Вдоль другого берега гуляла девушка с огромной московской сторожевой. Собака важно сопровождала свою хозяйку, а девушка шла так тихо и спокойно, что, казалось, она была какой-нибудь царицей, обходившей свои владения. Ее тускло-розовый плащ с надетым на голову капюшоном делал ее похожей на средневековую принцессу. Она, конечно, не была королевской особой, но, если бы все же была, то, наверняка, стала бы королевой осени. Сережа наблюдал за ней, ему показалось, он вот-вот увидит сюжет очередного своего рисунка. Девушка обернулась в его сторону, улыбаясь, замахала руками, словно взлетела.

– Сережа! – окликнула она его.

Он был ошеломлен, как будто нырнул в холодную октябрьскую воду: напротив него (надо лишь переплыть) стояла Таня Левина, та, которая всегда садилась на последнюю парту и никогда не тянула руку для ответа, но все же могла ответить на любой вопрос учителя, если ее спрашивали. Однако все это было совсем не важно для Сергея. Он направился к ней.

– Привет! Почему ты не на балу? – с усмешкой поинтересовался юноша.

– А ты?

– Я первый спросил. Впрочем, не хочешь – не отвечай.

– Извини, у меня плохая привычка отвечать вопросом на вопрос. Я просто не знаю, почему у меня нет желания идти на вечер. Наверное, от скуки не убежишь.

– Тогда, почему ты скучаешь?

– А ты тоже?

Они посмотрели друг другу в глаза, поймали один и тот же взгляд, который дал понять, что, если им продолжить задавать друг другу эти нелепые вопросы, то их разговор превратится в сплошную неопределенность.

– Ларсон! Ко мне!

Собака подбежала к хозяйке, потом подошла к Сереже, недоверчиво стала обнюхивать его одежду.

– Надеюсь, что она у тебя добрая собака, – опасливо поглядывая на пса, сказал он.

– Что ж, надейся, – пошутила Таня гладя Ларсона по мохнатым ушкам.

Дождь снова стал моросить; подул легкий ветерок, который, казалось, унес все слова, и между ними наступило некоторое молчание. Сережа думал о том, почему он сразу не заметил в этой девушке какую-то, впрочем, совсем не приметную, черту характера. Поначалу он видел в ней обычную скромницу, стесняющуюся даже в глаза взглянуть. А теперь в ней чувствовалась что-то таинственное, то, что можно разгадывать. Вскоре им стало неловко молчать. Таня вновь окликнула непоседливого Ларсона, а собака так неутомимо резвилась, что чему-то обрадовавшись, сделала трюк, о котором ее не просили.

– Лари, солнышко, ты что, с ума сошел? – смеясь, говорила Таня. Сергея эта сцена развеселила еще больше, чем хозяйку собаки, и он, присевший на корточки, чуть не упал в лужу позади него.

– Таня, ты хочешь мороженое? – неожиданно спросил он.

– Мороженое? Нет, не хочу. Прохладно.

– Тогда горячее? – почти ненавязчиво продолжал Сережа.

– А что может быть очень горячим, таким, что не подступиться?

Он недоуменно посмотрел ей в глаза.

– Это тебе загадка – объяснила она.

– Не знаю, наверное, лава во время извержения вулкана.

Таня хитрила, не думая о том, что Сережа впервые был так заинтригован.

– Неверно. Подумай. Как догадаешься, скажешь. Потом поймешь, что нет загадки проще.

Сумерки уже начали сгущаться. Пора было идти обратно к городским улицам, к своим домам. Вода в озере так идеально отражала все изгибы неба, что Сергей уловил некоторые очертания, которые могли бы стать главными в его рисунке. Ведь он сегодня нашел то, что ему давно хотелось выразить. И Таня для него оказалась настоящей королевой Осеннего бала, который они сами для себя устроили, даже не подозревая о том.

Где-то совсем в другом мире, ограниченном школьными стенами, их одноклассники громко смеялись и танцевали под гулкие басы той музыки, которая была похожа скорее на военный марш, чем на ту музыку осеннего дождя, под которую гуляли Сережа и Таня.

Они попрощались до понедельника. Ларсон почти уже по-дружески позволил Сереже себя погладить. Опять пришлось пересекать границу, являвшейся мокрой и, оттого свежей дорогой, которая отделяла теперь в его сознании два мира, но в одном мире ему было интересно жить, а в другом – не очень. И вот он возвращался туда, где радовали только рисование и новые мысли о новой девочке.

ГЛАВА 8 ЗАГАДКА

– Ох... Кто выдумал понедельник? – потягиваясь, бормотал себе под нос Милованов. Первый урок прошел как всегда в минимальном оживлении: утренние часы почти всем учащимся даются с большим трудом. На перемене обычная возня возобновилась, как по расписанию. Однако в воздухе класса зависло нечто похожее на еще субботний отзвук Осеннего бала, вернее, не зависло, а разлилось густой кашей впечатлений от прошедшего праздника. Все делились друг с другом, кто-то жадничал и рассказывал не обо всем. Даша опоздала на целый урок.

– Проспала? – спросила ее Кристина. Даша села рядом и, сложив руки на парте, опустила на них голову.

– Что, заболела? – навязчиво продолжала Вислова.

Даша молчала. Казалось, класс оглушил ее, и она не слышала ничего, кроме голоса своих сумбурных мыслей и чувств. Ведь минуту назад она столкнулась в дверях с Сережей, который по-прежнему поздоровался так, как обычно здоровался со всеми. О да, он улыбнулся и посмотрел в глаза, но как бы сквозь нее. Даша теряла себя в неразрешимых вопросах, в попытках объяснить, что она делала не так. Еще несколько дней назад ее уверенность в правоте своих поступков была единственной надеждой тому, что Сергею она нравится больше, чем даже самой себе.

– О! Даша! Привет! – воскликнул Антон. Она вздрогнула, подняла голову, и на отрешенном лице слегка поблескивали две слезинки. Кристина удивленно смотрела несколько секунд, потом спохватилась и почти с воодушевлением усилила свои расспросы:

– Что случилось? Тебя отругали за то, что не была на занятии?

– Кристина, оставь ее в покое. Она просто устала, – начал зачем-то оправдывать Дашу Антон.

В класс вошел Сережа, ни на кого не обращая внимания, направился к последней парте, где сидела Левина Таня. В руках он держал небольшой рулон бумаги, который тут же развернул перед ней. Неожиданно все взгляды оккупировали эту о чем-то своем тихо беседующую парочку. Даша не верила глазам. Неужели ему нравится эта худющая с короткими и тонкими волосами, которая два слова не может связать?!

Даша взглянула на Антона, смотревшего на нее, как на фарфоровую куклу, и, не сдержавшись, дико рассмеялась так, что получила в ответ еще больше недоумевающих взоров. Она встала из-за парты, взяла свой рюкзак, открыв его, достала пару тетрадей, положила их на парту и, наконец, выбежала из класса, после чего в воздухе оставила за собой ароматную ленточку маминых духов. В общем никто так и не догадался, что произошло на самом деле: мальчики не поняли, почему Серега сидел рядом с этой худышкой, а девочки обсуждали, почему Даша пришла в школу совсем не по погоде одетой.

На уроке литературы Нина Кирилловна решила воссоздать атмосферу девятнадцатого века. Она одухотворенно рассказывала о Пушкине, о Лермонтове, затем вдруг пораженная своей мыслью, сказала:

– Ребята! У меня есть замечательное предложение. Я с вашим классом хотела бы организовать литературный вечер, посвященный поэзии девятнадцатого века. Этот вечер будет иметь некоторую особенность. Вначале вы станете читать свои самые любимые стихи, разумеется, данного века, а во второй части кто-нибудь из вас раскроет нам свой личный поэтический опыт. Вы, конечно же, согласитесь...

– Нина Кирилловна! А как это повлияет на наши оценки в полугодии? – практическим тоном спросил Леха Морозов.

– Хороший вопрос. Все будет зависеть от успеха мероприятия. В лучшем случае, я повышу балы тем, кто особо любит поэзию.

В классе возник оживленный спор, в ходе которого все дружно решили, что этот вечер просто необходим для того, чтобы задобрить Нину Кирилловну.

Прозвенел звонок, и Сережа, вновь нырнув в прогал между партами, подошел к Тане. Рядом с ее учебником все еще лежал тот рулон. Указывая на него, он спросил:

– Ну, как? Тебе понравилось?

Она, разворачивая лист, улыбнулась, будто точно знала, что ему будет интересно ее мнение, хотя, на самом деле, она была слегка удивлена и даже смущена.

– Очень необычно. Пейзажи сейчас почти не популярны. Но у тебя в этом рисунке есть какая-то тайна... Кстати, о тайнах. Ты отгадал мою загадку?

Сергей не успел ей ответить: к ним присоединился любопытствующий Антон, и тут же оказалась Даша.

– Ах! Как красиво! Напоминает картины Левитана – пытаясь произвести впечатление, сказала Даша. Потом, глядя на сидящую Таню, уверенно и немного напористо спросила:

– Тань, а что ты скажешь на это?

– Я уже сказала – спокойно ответила она. Даша была поражена насквозь, ей даже показалось, что все так тщательно скрываемое ею внутри теперь вышло наружу. И от такой непосредственности она впервые почувствовала не укол самолюбия, а скорее всего какую-то неловкость. Ей безумно стало стыдно, но отчего? Этого она не могла понять. Еще раз взглянув на рисунок, Даша узнала озеро, на котором она, брат и родители летом часто проводили выходные, где она иногда видела Таню, гуляющую со своей собакой. Из состояния все больше назревающего отчаяния опять, как тогда в парке, вывел ее Антон, который начал говорить о предстоящем литературном вечере с присущим ему немного наивным воображением.

Мучительно долгий школьный день подходил к концу, и, когда прозвенел звонок с последнего урока, Сережа ощутил двойное облегчение. Наконец-то он скажет Тане, что, может быть, у него получится отгадать загадку, если она согласна будет с ним встречаться чаще.

В полдень солнечная, почти сверкающая погода сменилась на серую и сырую, словно царевна из сказки вдруг превратилась в лягушку. Именно такой лягушкой чувствовала себя Даша. Она ехала домой на троллейбусе, переполненном до отказа, и не могла сосредоточится ни на своих мыслях, ни на воспоминаниях о событиях недавно ушедших дней. Удушливая теснота в транспорте начинала пробираться в ее душу, обручем стягивала горло и, если можно было освободится от этого чувства, то само освобождение было бы сравнимо с водопадом горячих слез. Даша не стерпев удвоенного напора, исходившего снаружи и изнутри, сошла раньше, не доехав три остановки. На улице оказалось больше пространства для того, чтобы размышлять, но она решила им пренебречь. Все было новым: новый мальчик – новый интерес и странное, необъяснимое желание нравится только ему, а все остальное, включая учебу, подруг и, самое главное, соревнования, медленно и верно теряло свой смысл.

Даша перешла мост, под которым текла не река, а цветной поток гудящих и равнодушных к воздуху машин, и теперь она проходила мимо многочисленных магазинчиков, так сладко манящих своими витринами с конфетами и воздушным безе. Она проголодалась, ей захотелось съесть огромное пироженое. Выбрав магазин с кафетерием, Даша направилась к желанной сладости.

– Мне вон то, с розочкой, – сказала она симпатичному юноше-продавцу с удивительно ярко-голубыми глазами и пушистыми ресницами. Он ослепительно улыбнулся, затем, повернувшись к ней спиной, аккуратно, с наигранной бережливостью положил пироженое на деревянную лопаточку. Помимо красивых глаз, у него были длинные волнистые волосы темного цвета, которые слегка переливались на свету, и, казалось, что он играет в какой-нибудь рок-группе, обязательно, на бас-гитаре.

– Вот, пожалуйста, – отдавая ей пироженое, сказал он.

– Спасибо, – ответила тихо Даша. И уже, подыскивала взглядом свободный столик, расплачиваясь за еду, но в тоже время замечая, как парень не перестает пристально на нее смотреть.

– Даша, ты помнишь меня? – криво ухмыляясь спросил он. Она нахмурила брови.

– Я Стас.

Даша вспомнила, как однажды Костя ушел из дома, поругавшись с отцом. Брат тогда сказал, что он имеет право на собственное мнение, а потом исчез из дома на целую ночь. Поиски папы и нервы мамы не смогли его вернуть в течении двух дней. В итоге у Кости появились новые друзья, в том числе и Стас Мишуров, которого почему-то звали Майк.

– Кажется, припоминаю. Давно тебя не было видно.

– Я уезжал на некоторое время, но теперь вот работаю. А как Костя?

Даша достала из сумки маленький блокнот и ручку и очень быстро, почти деловито проговорила:

– Сообщи свои координаты, иначе братишка мне не простит того, что я видела тебя и адреса твоего не узнала.

– Я сам могу позвонить.

– Нет. После ваших там «сейшенов»... – намекала она.

– А, понятно. Ладно, записывай. Кстати, ты прямо таки киска.

Не сказав ни слова, Даша начеркала в блокноте «местоположение» Стаса и отправилась к самому дальнему столику. Он крикнул ей в след так, что сидящие за столиками обратили на миг свое внимание в их сторону:

– Даша! Можно я угощу тебя апельсиновым соком?

Она не ответила, подумав: «Черт длинноволосый. Надо же было встретить его!».

Тем временем Сережа проводил Таню до дома, подождал немного ее у подъезда, потом вновь наслаждался ее тихой компанией. Таня взяла на прогулку Ларсона, и они втроем бродили по улицам. Он рассказывал ей разные «странные» истории, она ему – о своих волшебных снах, но больше молчала все-таки она. О чем же думала Таня Левина? Почему она не открывала для Сережи тайну своих миров?

– Ты, наверное, молчишь, потому что тебе не интересно меня слушать, – грустно, как бы случайно, сказал Сергей. Она вдруг тихо рассмеялась.

– А как еще слушать, как только не молча?

Сережа был удивлен этому ответу. Она так просто говорила и, казалось, она знает ответы на все вопросы.

– Я разгадал твою загадку, но скажу ее после... Может быть, на вечере.

– А ты уверен, что правильно? – лукавила Таня.

– Не знаю.

– Если хочешь, скажи сейчас, а я оценю верно или неверно. И об отгадке ты узнаешь также на вечере.

Но Сережа не поддался на эту уловку и придумал свою:

– Зачем тебе нужно какое-то слово? Ведь ты его уже знаешь, а я только догадываюсь.

И он опять услышал ее журчащий смех, сквозь который выяснилось, что Таня сама не может разгадать эту мучающую, как вышло, их обоих загадку.

– Вот это да! – восклицал он, – Почему же ты тогда сказала, что нет загадки проще?!

– Ладно, Сережа, на самом деле, я сама ее выдумала. Она смотрела на него, ожидая той обычной реакции, с которой сопровождалось ее общение с другими людьми. Таня ждала недоумения или на худой конец громкого смеха над ее странностями. И на этот раз произошло то же самое, что и всегда: Сергей от души смеялся. Но как же проста была эта сцена! Никто бы не догадался, зачем нужна была эта загадка. Она совсем не хотела, чтобы Сережа разгадывал ее, она уже давно привыкла к тому, что ее не понимают.

Они распрощались, договорившись встретится после обеда. Договор произошел по просьбе Сергея, Таня не могла отказаться, ведь она где-то в глубине смутно предчувствовала, что он ищет в ней больше друга, нежели девушку, которая после нескольких усиленных знаков внимания должна была непременно с ним встречаться. В самом деле, Сергей как никогда верил, что наконец-то нашел свою героиню, Царицу Ветров.

Но, может быть, его воображение оказалось столь воздушным и сильным, что даже сам ветер вряд ли развеял бы желание забыть о себе и обо всем на свете. И он мечтал все больше и больше погружаясь то в мир волшебных эльфов, то в океан красок, где призрачные цвета сменялись яркими, почти ослепительными тонами. Сережа верил, что если бы он тогда решил пойти на Осенний бал, то многое упустил бы и , возможно, никогда не узнал бы настоящую Таню. Однако он напрочь отказывался свернуть с того коварного пути, по которому его вело собственное воображение, а она все же пока не хотела и думать о том, как высоко забрался он по своим мыслям, опираясь лишь на чувства и мечты.

ГЛАВА 9 СОННАЯ БАБОЧКА.

Чистое осеннее утро нежными лучами охватило комнату Даши. Медальон Якумамба изумрудно переливался , играя тенью и светом. На стене, в самом центре висел рисунок, принадлежащий теперь только ей, потому что принести его на школьный вечер было бы неменьше, чем преступление. Эта нарисованная осень и заброшенный театр, который для Даши казался совсем не естественным для такой осени, почему-то притягивали ее взгляд, как магнитом. Может быть, от того, что у Даши была иная осень, непозволяющая ей долго тосковать и расслабляться.

Она сделала привычный гимнастический трюк, изящно выпорхнув из кровати. Подошла к окну, открыла форточку, и занавески вздулись, как паруса фрегата. Прохлада хлынула ей в лицо, и она простояла бы так целую вечность: одна на своем одиноком корабле. Но мама тихо прокралась в ее призрачное судно и позвала на завтрак.

Даша скользнула в джинсы, потом в голубую кофточку, напоследок собрала вещи и покинула свою комнату, как всегда оставив ее в идеальном состоянии. Фрегат уплыл и приплывет только на следующее утро, но она его не будет ждать, ведь у нее и так слишком много всего, чтобы еще мечтать о каком-то там неземном корабле.

– Доброе утро, – вяло произнесла она садясь за стол.

– Дашенька, ты что-то сонная. Не выспалась? – заботлива лепетала мама.

– Что, не хочется на соревнования идти? – бодро продолжил череду вопросов Костя, жуя сырник.

– Хочешь-не хочешь, а надо, – вздыхая сказала Даша.

Тут папа, наконец-то нашедший нужную ему радиоволну, положил на стол приемник и сам, словно настраиваясь на ритм звучавшей музыки, оживленно обратился к дочери:

– Эй, моя птичка сложила крылышки?! Вот увидишь, ты как всегда будешь лучше всех! Жаль, что мы не увидим тебя. Но ведь с тобой будут твои друзья?

– Нет, я никого не приглашала, – допивая свой чай ответила она. Даша уже хотела поблагодарить за завтрак, как вдруг была остановлена вопрошающими взглядами, которые, впрочем, задавали один и тот же вопрос: почему? Как так она пойдет на соревнования одна?!

– Да! Я собираюсь проиграть эти чертовы соревнования! – торжественно выплеснула она свое накапливающееся во время завтрака раздражение. Брат тихо рассмеялся, чуть не поперхнувшись, а родители обеспокоенно и вместе с тем удивленно посмотрели на не свойственное этой милой девочке поведение. Но Даша все-таки пересилила неприятное чувство обиды на всю свою жизнь и, уходя, постаралась быть вежливой.

Костя догнал ее на остановке. Она ждала сидя, смотрела на провода, а может на небо. Он незаметно подошел к сестре и присел рядом, она даже не взглянула на него.

– Ты куда сейчас? – сказал он, будто случайный попутчик.

– Куда-нибудь. А ты?

– Я не... – начал было говорить Костя, пока Даша его не перебила на полуслове:

– Кстати, вчера я встретила Стаса, он адрес свой оставил.

– Расчудесно, – высказал свое любимое словечко Костя.

Приехал автобус, и «уважаемые пассажиры» все без исключения и без времени, не дожидаясь другого транспорта, прошли в салон совсем не большого для такого количества людей автобуса. Костя и Даша оказались исключением и со временем, поэтому остались, никуда не поехав.

Брат решил не спрашивать о соревнованиях, и все же, прекрасно понимал, что для сестры не было ничего важнее гимнастики и если она передумала участвовать в соревнованиях, значит дела здесь идут неважно. Однако это простое наблюдение за последнее время приобретало некую сложность: Костя уже не знал, как ей помочь и, главное, чего она сама хочет добиться. Этого не знала и Даша.

– Я не пойду на тренировку, потому что не пойду на соревнования. Гори все огнем! – вольно произнесла она.

– Ты просто устала, – проникновенно объявил Костя.

– Нет, я не устала, и ты уже не первый, кто говорит мне эту фразу.

– Ясно. Так что же делать будешь?

Даша заглянула в свой рюкзак, стала суетно разыскивать в нем блокнот, в котором записаны координаты Стаса. Через полчаса они сидели в его квартире, и Даша завороженно слушала, как парни играли незнакомую ей музыку на гитарах.

Она исследовала почти каждый уголок в комнате Стаса. Здесь на стенах висели плакаты и фотографии волосатых мужчин, прибиты различные металлические украшения, сделанные в форме волка или что-то вроде демона с огромными рогами, причем демоны были разнообразны. Даше вдруг показалось, что во всем этом демоническом есть нечто отталкивающее, грозящее унести ее в неизвестное и страшное. Она вдруг вспомнила «Евгения Онегина», ту главу, где Татьяне Лариной приснился сон-предсказанье. И сейчас смутное чувство не могло проясниться. Почему ее притягивало то, что еще недавно было противно или в лучшем случае безразлично – вопрос, который станет мучить Дашу до тех пор, пока она не сделает выбор.

А выбирать надо было что-то одно, причем противоположное другому. И что же могло навеять такую грусть? Где-то там, в своих мечтаниях, живет такой легкий и стремящийся за спокойным, полным нежности миром ее одноклассник Сережа, а здесь в этой странной и мрачной комнате с ней рядом Стас, погруженный в непонятную ей музыку, которая под безжалостными ликами демонов медленно превращается в слуховую галлюцинацию. Даше все больше и больше нравилось бывать с братом в доме Стаса, куда ближе к вечеру приходили парни и девушки. Сначала ей казалось, что эти люди с равнодушными лицами не одобряют ее присутствие, но тем интереснее было находится рядом с ними.

Родители стали замечать перемену в их обыденной жизни, и все же старались доверять сыну, доверием этим успокаивая свое родительское беспокойство. После школы Даша сразу же заглядывала на обед в кафетерий к Стасу, который наливал ей апельсинового сока, и они говорили спонтанно, не принуждая себя к обсуждению проблем. Стас хитрил и изучал безупречную наивность Даши, как если бы стал разглядывать узоры на хрустале. Она же не чувствовала себя «глупенькой девочкой», напротив, ей теперь не хотелось играть и прятаться, и любая ситуация, будь то чей-то взгляд или слово, представала перед ней, как воплощение крайней сложности и даже угрозы. Даша боялась говорить об этом с кем-либо и часто плакала по утрам, вспоминая ночные кошмары и дневное равнодушие Сергея.

Так, сонной бабочкой, пролетала она всю оставшуюся осень, лишь изредка радуясь по-настоящему, когда вдург получалось сочинить какое-нибудь стихотворение.

Как-то разбирая по просьбе мамы старые вещи в комоде, Даша обнаружила красивую тетрадь в толстом переплете. Чистые листы, уже пожелтевшие, но не потерявшие ту соблазнительность, которая чувствуется всегда, когда открываешь новую тетрадь, привлекали ее. Она перелистала их с каким-то удовольствием и ожиданием, и интуиция ее не подвела. Во внутреннюю сторону ажурной кожаной обложки была вставлена старая фотография с изображением молодого мужчины с широкими и хмурыми бровями; он смотрел прямо, и во взгляде таилась то ирония, то тоска, но сложно было определить, что же именно. Кто этот мужчина, мама не сказала, Даша выяснила лишь то, что сама тетрадь принадлежала одной бабушкиной подруге, которая была актрисой цирка и в далекой молодости совершала смертельные трюки под самым куполом.

Перебирая забытые сокровища, девочка нашла целую стопку старинных открыток с поздравлениями и датами начала века. Почему она не знала раньше, что на свете могут быть такие вещи? Бусы, брошки, кольца, браслеты и, наконец, серьги, гроздьями лежащие на самом дне деревянной резной шкатулки. Все это так зачаровывало, и мысль о том, что когда-то эти украшения приносили людям радость, а теперь вот смешат своей старомодностью, вызвала в Даше чувство грусти вперемешку с жалостью.

В комнате вскоре произошла перестановка, после которой она превратилась непросто в музей, но в настоящий музейный экспонат. Даша выпросила у мамы этот комод взамен на раскладное кресло. В него она складывала самые важные предметы: зашифрованные записки и адреса новых друзей. Когда-то блиставший пятерками дневник, а нынче ставший сереньким, как тополиный пух, для которого ветер недостаточно силен, чтобы поднять его выше самого дерева, благополучно пылясь лежал под комодом. А на поверхности было интересней: белое кружево салфетки и длинная восковая свеча на бронзовом подсвечнике дополнялись шкатулкой бабушки и металлическим демоном, несущим на своей спине красавицу (подарок Стаса). В самом дальнем ящике она прятала главную свою находку – старую, но в тоже время совсем не использованную тетрадь той странной подруги бабушки.

Тетрадь с обложкой из коричневой кожи, на которой была выделана простая незамысловатая аппликация, стала для Даши что-то вроде привилегированным банком информации. Но на самом деле, Даша мало писала о происходивших событиях, она никогда не понимала девчонок, заводивших дневники для того, чтобы бездумно записывать в них свои тайны. Даша всегда знала: все тайное становится явным.

И теперь водя указательным пальцем по цветам на обложке ( в центре они были вырезаны, а к уголкам приклеены, словно их разбросал ветер), она думала о том, что, возможно, Светлане Петровне, маме Сережи, понравятся те фотографии и открытки, которые она отыскала среди, казалось бы, ненужного хлама. Тем более вчера на уроке, сидя на предпоследней парте, Даша подслушала разговор Тани и Сережи. Он приглашал ее зайти в антикварный магазин, в котором работала Светлана Петровна.

Но все планы Даши постепенно теряли былую продуманность, и она иногда забывалась, начиная думать о Стасе. Потом внезапно понимала, что постоянно ошибается во всем, хотя ошибалась она только в себе.

И однажды после очередной тщательно законсперированной прогулки с Костей в направлении к дому Майка (так брат называл Стаса при отце с матерью, которые даже не подозревали обмана) Даша, вернувшаяся раньше брата, зашла в свою комнату, прыгнула в кровать и тихо заплакала, потом, вытерев слезы с бархатистых щек, достала свою сокровищницу и записала в ней все-все, что некому было рассказать, кроме, как самой себе.

"3 НОЯБРЯ.

Вот он – мой дневник. Чушь какая-то. Почему все не так, как я хочу? Неужели я слишком многого прошу?

Я нравлюсь Стасу, он мне как брат. Сегодня он поцеловал меня и сказал, что всегда будет оберегать меня. Глупо. Лучше бы сам поберегся. Ладно, хочу спать."

На утро Даша перечитала первую страницу своего дневника и снова спрятала его в недоступное для чужих глаз место. Обычные утренние походы в кухню сегодня были заменены продолжением сна. Она проспала дольше, чем когда-либо. Когда-то, совсем не давно, Даша ненавидела тратить время на сон, а теперь сны для нее становились лучшим событием.

Так половину выходного дня она провела в своей комнате, в которую изредка заглядывала Марина Васильевна, чтобы нежно поцеловать дочь и заботливой рукой провести по ее пушистым волосам, разметавшимся на подушке.

* * *

Приближался день, когда всему классу будет необходимо присутствовать на вечере поэзии и воодушевленно мучить свою память, рассказывая стихотворения. Нина Кирилловна напоминала об этом каждый урок, причем казалось, что она сама ждала от этого дня с каким-то преподавательским трепетом, будто должно было произойти нечто такое, что заставило бы окунуться ее учеников в незабываемую стихию литературы.

Даша выучила «И скучно, и грустно...» и отрывок из «Демона». Она не сразу полюбила Лермонтова. Печорин был ей не понятен, оттого она думала, что этот герой всего лишь избалованный гордец, к тому же слишком ветреный, чтобы любить по-настоящему... Примерно так Даша описала его в своем сочинении, которое называлось цитатой-репликой героя: «Я глупо создан...». Но теперь Даша с упоением читала стихи Лермонтова, забыв о разбросанных бусинках, из которых должна была получиться разноцветная фенечка, обещанная Кристинке.

Каждый день она находила что-то новое то в размышлениях о Печорине, то читая «Странного человека». И во всем этом было нестерпимое желание доказать, что она может быть лучше той неземной Тани. Ведь перед Дашей, которая стала из доброй и послушной дочери превращаться в равнодушную красавицу, были распахнуты все окна, и Сережа даже представить не сможет, как сонная бабочка полетит прямо на огонь.

ГЛАВА 10 ЗНАКОМСТВА.

Выпал первый снег. Маленькие детишки в цветастых шапчонках и молочно-розовыми щечками прыгали по неглубоким сугробам, сказочным образом появившихся всего лишь за одну ночь. Даша сидела скамейке, которая отличалась крайним удобством: спинка у нее волнообразно повторяла контуры тела сидящего. Даша сидела, словно погруженная в колыбель. Вскоре к ней незаметно присоединились маленький мальчик лет пяти со своей молодой мамой с лицом необычайно нежной белизны. Мальчик оказался на редкость любознательным и непрестанно задавал вопросы, на которые мать, ласково улыбаясь, отвечала как-то просто и поучительно. Даша наблюдала, как ребенок постепенно начинал скучать, а потом незамедлительно появлялись те капризы, от которых у мам возникает желание пойти домой и уложить дитя спать.

– Мамочка, ну скажи, почему снег так блестит? – умоляюще спрашивал мальчик.

– Димусик, потому, что он белый и чистый – спокойно ответила мать.

– А почему тогда земля не такая? – по-детски провоцировал он на более точный ответ.

– Все, сынок, домой пойдем. Сейчас мороженое будем есть.

– Я не хочу есть твое теплое мороженое, съешь сама, а я поем снег.

Даше стало смешно глядеть на это милое разногласие, и она решила рассказать мальчику всю правду, которую взрослые скрывают от детей, и детям самим приходится все узнавать. Обратившись к мальчику, она сказала:

– Ты когда-нибудь видел на небе звездочки?

Маленький Дима недоуменно взглянул на нее и не по-детски ответил:

– Конечно.

– Хорошо, теперь знай, что снег, – это слезы крохотных звездочек, поэтому снег нельзя кушать, иначе будешь плакать всегда. Тебя спросят, как зовут, а ты у-у-у... – так и ничего не скажешь.

Мама благодарно посмотрела на свою спасительницу, а сын мгновенно забыл обо всем на свете, кроме этой умной всезнающей девочки, которая рассказала ему про снег. И все же Димочка стал еще сильнее интересоваться:

– А откуда ты это знаешь?

– Я сама совсем недавно ела снег, и вот теперь иногда плачу. Но я уже большая, поэтому плачу незаметно, а ты маленький.

– Нет, я тоже большой и буду плакать незаметно – уверенно произнес мальчик.

Тут в диалог вмешалась мама, с умилением наблюдавшая за сыном.

– Как тебя зовут? – спросила она Дашу и тут же предложила немного прогуляться.

Женщина оказалась очень веселой и по мере прогулки упоенно делилась историями о своем неугомонном сыночке, а сам Дима, совершенно равнодушный, шел поблизости, внимательно разглядывая снег.

– Мы живем недалеко. Вон в том доме, – сказала она, указывая на восемнадцати этажный монолит. Даша проводила их до дома, узнав также от нее, что их папа уехал на Кавказ по долгу службы, и они с сыном остались здесь вдвоем. Ирина (так ее звали) пригласила Дашу прийти как-нибудь к ним в гости.

– Не забудешь? – хитро посматривая на нее проговорил Димочка.

– Нет, буду помнить и в следующий раз расскажу тебе, какие еще бывают звездочки.

Они попрощались. Ирина настойчиво просила записать их адрес, но Даше это было ни к чему, ведь в этом доме жил Сережа. После этого необычного знакомства Даша отправилась в школу. Она успевала как раз к последним двум урокам, первые три она как-то незаметно пропустила. Также не замечала она то свое старое чувство вины, которое ее преследовало каждый раз, когда приходилось извиняться за свою заносчивость или излишнюю требовательность. Но теперь Даша перестала думать о каких-то там программах и, в общем, ей было все равно, что происходит в классе. Под таким безразличием тускнели все ее отношения с одноклассниками. Кристина уже не задавала лишних вопросов, Юлька не пыталась навязывать свои докучающие истории.

На больших переменах Даша уходила в школьный сад, и там, сидя на скамейке под своим любимым деревом, писала стихи еле держа ручку в замерзающих пальцах. Вскоре это никого не удивляло. Сергей почти привык к новому классу и воспринимал всех своих одноклассников просто, как хорошо знакомых людей, у каждого из которых свой характер, свои склонности. Единственно, что ему не хотелось делать, так это включать в обычный список знакомых Таню Левину, по-прежнему сидевшую на последней парте. Таня тоже писала стихи, но никогда не показывала их Сереже.

Урок истории прошел так, как если бы прошла война. Многие получили двойки за небольшую самостоятельную работу. Даша ничего не получила, потому что отказалась участвовать в этой войне, продолжая в мирных целях сочинять стихи; и вместо конспекта в тетради по истории, в самом центре страницы одиноко чернело исписанное мелким почерком четверостишие...

* * *

Ближе к вечеру она отправилась на поиски магазина, где работала Светлана Петровна.

– Здравствуйте. Вы меня не знаете. Я учусь с Сережей в одном классе, – отрывисто, чуть волнуясь, сказала Даша после часовых поисков Светланы Петровны, которая очаровательно улыбнувшись пригласила ее куда-то в глубь магазина, где, как оказалось, находился офис, а сама Светлана Петровна была директором. Даша про себя отметила, что улыбка Сережи – единственное, делающее его похожим на мать, а во всем остальном, во взгляде, в жестах, речи, он был совсем другим.

– Ну что, лапонька, я тебя слушаю, – напористо, но с участливой нежностью проговорила она.

Даша растерялась еще больше, и, казалось, она вот-вот скажет какую-нибудь глупость, но Светлана Петровна заметила эту скованность и продолжила разговор:

– У тебя есть какое-то дело или просто зашла посмотреть?

Немного набравшись смелости, Даша начала рассказывать, что ее привело в антикварный магазин. И пока она говорила о бабушкиных сокровищах, ее не покидало ощущение того, что Светлана Петровна догадывается о настоящей цели, которую преследовала Даша.

– Я не хочу их продавать. Может быть, в вашем магазине есть что-то вроде небольшого музея, где эти вещи смотрелись бы лучше, чем у меня в комнате.

– Вижу, ты умная девочка. Но скажи, разве тебе самой не нравится старина? Даша почувствовала облегчение: кажется, Светлана Петровна была заинтересована, и теперь можно, забыв о своих опасениях, рассказывать о новом увлечении.

– Многие считают это старомодным. Мне, наоборот, хотелось бы побольше узнать о каждой вещи.

– Хорошо, что тебе нравится. У меня сейчас появилась одна идея, о которой я расскажу тебе после, когда, например, завтра, в это же время, ты придешь ко мне домой с тем, о чем говорила. Ах, да, не забудь взять ту тетрадь.

– Но я уже начала в ней писать...

– Неважно. Я буду тебя ждать.

Они вышли из кабинета, поразившего Дашу своей необычайной аристократичностью. В нем каждая мелочь была настолько изящна, что вся обстановка помещения очень походила на художественную декорацию. И это строгое, черного цвета платье на Светлане Петровне, привело ее в полный восторг.

Деревянная лестница, ведущая на второй этаж завершила все ее представление о том, как она могла бы здесь жить, если бы ей это позволили. Но, наверняка, это желание сочли бы за легкое увлечение или каприз.

В самом магазине было несколько отделов, каждый из которых казался своеобразным островком сокровищ; сокровищами были старые, пожелтевшие книги, монеты и другие денежные документы. Но больше всего Дашу привлек самый дальний уголок, в котором стоял красивый дубовый письменный стол и рядом с ним стул с темно-синей бархатной обивкой и высокой спинкой. Сбоку на стене висели часы из красного дерева с необычными ажурными стрелками, а напротив их, на другой стороне был прикреплен экибан из полевых цветов. Все это безумно притягивало Дашу, словно когда-то она жила среди всех этих вещей.

Светлана Петровна совсем не задавала вопросов о своем сыне, когда они вдвоем возвращались домой. Теплый снег падал пушистыми снежинками на влажный, по-зимнему поблескивающий, асфальт. Они ехали в трамвае, и Даша на какое-то время задумалась о том, как странно прошел ее день. Неожиданные знакомства оказались прямыми путями, по которым она могла бы ближе подобраться к Сереже, по крайней мере, бывать у него дома. Светлана Петровна нарушила ее молчание, рассказав, как вчера она с Сережей ходила в театр, потом предложила в следующий раз пойти с ними на премьеру.

* * *

Подходя к своему подъезду, Даша увидела Стаса, идущего в ее сторону.

– Привет! Ты мне нужна, – сказал он, доставая из кармана какую-то бумагу. Это был конверт. Он протянул его Даше и торопливо продолжил:

– Я знаю, уже поздно, а то бы позвал тебя на концерт, который начнется, – он взглянул на свои часы, – через десять минут...

– Запросто, я пойду, – перебила она.

– Нет, киска, там тебя запугают злые собаки. Тебе там не место.

– Что?! Ты теперь решаешь, куда мне ходить, – возмущенно сказала Даша.

– Ладно, спрячь коготки. Как-нибудь сходим, а пока слушай внимательно...

Он отдал ей конверт, внутри которого было письмо и фотография какой-то девушки (Даша не разглядела, кто она).

– Эту девушку ты, наверно, знаешь. Я хочу, чтобы ты прочитала это письмо и...

– Я не читаю чужих писем. Зачем? – снова она его перебила.

– Даша, пойми, здесь все сложнее... Я просто не знаю, что мне делать. Эта девочка целый год преследует меня в прямом смысле. Пишет письма, посылает фотографии, иногда даже часами сидит у моей двери. Все уже перестали удивляться, но мне кажется, что все еще только начинается.

– Не понимаю, ты хочешь, чтобы она отстала от тебя и для этого нужна тебе я?.. О, Стас, я с тобой встречаться не стану, даже если это будет обманом.

– Нет же! Зачем разводить этот детский сад. Надо все по-другому решить. Может быть, ты могла бы подружиться с ней...

– А сам не пробовал как-то объяснить ей, что она просто сумасшедшая? – иронично спросила Даша.

– Сумасшедшим нельзя говорить, что они сумасшедшие, иначе им начинает нравиться, что они сумасшедшие, – мудренно высказался Стас.

– Ты меня удивляешь. Хорошо, я прочитаю письмо, но не обещаю, что решу твою проблему. И, вообще, почему ты обратился ко мне?

– Говорю же, ты ее знаешь, может даже, больше, чем я.

Давно Даша не была так заинтригована. Любопытство проникло в самую глубь ее мыслей. Ей предстояло третье знакомство за этот день. Неизвестная девушка ждала ее в конверте. За ужином она мало что рассказывала о прошедшем дне, и, кратко ответив на обычные расспросы родителей, стремительно отправилась в свою комнату.

В дневнике она писала:

"7 НОЯБРЯ.

Кто бы мог подумать! Таня Левина. И Стас сообщил мне только что об этом, мог бы и раньше сказать. А Сережа, наверно, ничего не знает. Она пишет красиво, но непонятно, как-то мутно. Завтра приглашу ее к себе."

ГЛАВА 11. СУМАСШЕДШАЯ.

«8 ноября. Может быть, я и Таня похожи друг на друга, хотя я бы не стала донимать Сережу письмами. Это глупо.»

Апельсиновое солнце радовало снег, и он весь искрился за своей утренней игрой. Вечерами зима совсем другая. В темноте не ясно, что ярче блещет – снег или высокие звезды. Примерно в такой непроясненности Даша медленно шла в школу. Она думала, как можно было лучше подружиться с Таней, словно не знала, что выбрать: снежную равнину или неприступные звезды. Даша предполагала, что если она будет спрашивать ее об обычных школьных делах, то получит обычный ответ, и таким образом ничего не изменится в их отношениях. Но если сразу начать говорить, например, о стихах, то она может заподозрить что-то неладное, ведь Таня не такая уж глупенькая, чтобы ни с того ни с сего рассказывать о своих чувствах. И к Даше после этих сомнений все-таки пришла заветная мысль. Она придумает историю о том, что ей хотелось бы завести такую же собаку, как у Тани, и потом вроде как попросит ее помощи в этом деле.

Даша решила, что все должно пройти естественно, не бросаясь в глаза одноклассникам, до глупости любопытным, и поэтому только способным помешать задуманному плану. Ее снова охватила та безумная волна, которая и раньше уносила в безбрежный океан собственного единоличия. Она вовсе забыла, что вся эта история с Таней совершается по просьбе Стаса, и, следовательно, нужно было быть осторожнее, ведь, по сути, ее история с Сережей никак не должна была касаться чувств Тани. Но Даша сейчас не могла себе представить ничего, кроме той большой ссоры, которая произойдет между Таней и Сергеем, когда будут разгаданы все загадки и таинственная принцесса превратится в обыкновенную ученицу девятого класса.

И все же Таня не была обыкновенной. Со Стасом она познакомилась на одном из тех шумных и безбашенных концертов, где маленьким девочкам можно навек потеряться в странных дебрях «недетской» музыки. Среди толпы, видящей, слышащей и ощущающей лишь ритм сложной и страшной музыки, Таня увидела его, друга своей двоюродной сестры. Стас сразу понравился ей. Он был вежлив и заботлив, но как легко и метко находил слова, чтобы над чем-либо подшутить. Она слушала его и не могла понять, кто он – злой скоморох или ироничный гордец. Оказалось, он был и тем и другим, и Таня с каждым днем все больше думала о его неуловимой душе, о том, что будь она рядом с ним, то рассказала бы ему о своей душе, такой же необъяснимой.

* * *

Тема урока литературы звучала так: «Романтизм. Волшебство грез». Нина Кирилловна как всегда была на высоте своего преподавательского вдохновения. Кто-то слушал, в тайне наполняясь чувством полной неприязни к этим полусумасшедшим романтикам, которые мучились от какого-то там неизбежного раскола внутри мира; кто-то просто занимался своими конкретными делами, даже не думая о несчастных романтиках.

Даша попросилась пересесть к Тане, которой сказала, что на ее месте очень солнечно. Хотя свет разливался по всему классу почти равномерно, за партой Тани было, действительно, мрачновато. Даша весь урок наблюдала за каждым движением своей соседки, сидевшей так тихо и спокойно, будто, затаив дыхание, ждала, что вот-вот решится ее судьба. И что-то подсказывало Даше, что она совсем не интересуется Сережей и какие-то опасения напрасны. Но возмущало одно, как эта с виду холодная и неприметная может отталкивать самое лучшее и бегать за тем, чего никогда не догонит.

Она написала ей в своей тетради небольшое письмо и, шепотом обратившись, попросила прочесть. Таня, не касаясь руками (достаточно было взгляда), принялась читать, и что-то равнодушное было во всех ее движениях, словно она догадывалась, о чем ей могут написать.

Сережа иногда поглядывал в их сторону, но каждый раз, встречаясь взглядами с Дашей, гадал, какую интригу она затеяла. Непостоянство Даши, ее высокомерие грозили нарушить между ним и Таней ту легкость и простоту, которая сложилась в их дружбе. Он чувствовал что-то противоречивое в своих мыслях. Слушая Нину Кирилловну, говорившую о душевных терзаниях поэтов, он рисовал на клетчатом листке остроконечную башню, которая не умещалась и исчезала за пределами прямоугольного листа. Сережу смущала скорее всего не сложность, или, как это положено в любовных романах, разлучающая ревность, а странное предчувствие того, что Даша знает о Тане то, о чем он даже не догадывается. Но эти мысли Сережа пока прятал в себе, сомневаясь в безобидных намерениях Даши, хотя по-настоящему не опасаясь.

Таня прочла ее письмо и кратко ответила, быстрым почерком написав в уголке своей тетради: «Хорошо». Даша торжествовала, отчасти потому, что нашла новую подругу, с которой у нее есть много общего, хотя обе они настолько разные, что, пожалуй, Дашу больше интересовало, что она чувствует к Сереже. Ей не хотелось считать Таню за какую-то там соперницу, к тому же она понимала, что эти странные письма к Стасу – ее личные переживания, которые, впрочем, вызывали в Даше чувство жалости и пренебрежения одновременно.

* * *

– Проходи же! Не стесняйся, – приглашала Даша ее в свою комнату. Таня зашла в комнату, едва скрыв свое волнение, ведь в прихожей она столкнулась с Костей, который приветливо на нее посмотрел, кивнул головой. «Неужели и ей все известно...» – переживала она, ожидая Дашу, ушедшую ставить чайник, которая вскоре появилась с тарелкой воздушных печеньев кремового цвета в одной руке и с чашками – в другой. Толкнув дверь ногой, одним щелчком она отрезала свою комнату от внешнего мира и уверенная в том, что их никто не побеспокоит, оживленно залепетала:

– Ну вот, сейчас еще схожу за чайником, и будем пить чай с превкуснейшими печеньями. Мне их братишка принес. У нас недалеко от школы, наверняка ты знаешь, есть один магазинчик. Там еще внутри кафетерий, такой уютный... Была в нем? Так вот, у Кости в этом магазине...

За дверью послышался голос Кости:

– Даша, чайник закипел. Я к Майку. Если захочешь, то приходи к нему.

Она открыла дверь, которая тут же захлопнулась от ветра, отчего Таня не расслышала, что ему ответила Даша. «Сейчас она мне скажет, что у Кости есть друг, которого зовут Стас... Боже! Я этого не вынесу...» – чуть не плача думала Таня. Она еле успокоилась и принялась рассматривать комнату, пока Даша заваривала чай. Сразу же узнав рисунок Сережи, вспомнила, что они должны сегодня встретиться, но тут же решила, что никуда не пойдет. Таня подошла к окну. Хлопьями падал снег и ложился холодными слоями на замерзающую землю. У нее возникло желание распахнуть окно и, затаив дыхание, почувствовать леденящий снег. Но нет, ей просто не хватало тепла, и вся ее нежность медленно превращалась в колющие осколки слез.

– Так вот... – хотела было продолжить свой рассказ то ли о печеньях, то ли о Стасе, с чайником вошедшая в комнату Даша.

– Послушай, это он тебя попросил? – с дрожью в голосе, прервав ее, заговорила по-прежнему смотревшая в окно Таня. Даша растерялась и, не зная, что сказать, попробовала избежать прямого ответа.

– Понимаешь, – рассудительно начала она, – мне абсолютно неважно, что происходит у тебя со Стасом. Ну что страшного, если я слышала, что говорят о тебе его друзья?..

– Даша, скажи мне правду. Ты придумала какую-то дешевую историю о том, что тебе нужна собака, села со мной за одну парту, и вот я теперь у тебя в гостях, как старая подруга... Даша, ведь мы даже в школе иногда не здороваемся. Это он? Скажи, он?

Таня села на кровать и, закрыв бледное личико руками, тихо расплакалась.

– Ты что? Перестань... Почему? Ты любишь его? Прости, глупый вопрос... Но ты слишком переживаешь, так не бывает. Нельзя так мучить себя. Какая разница, просил он меня или нет? Более того, я скажу тебе, что читала одно из твоих писем, которое дал мне он. Ты понимаешь, что...

– Что я сумасшедшая? Да? Это ты хотела сказать?

– Ты наивна.

Она вскочила и стремительно выбежала из комнаты. Уже одевавшейся Тане Даша хотела объяснить, что Стасу никогда не понять ее и что все ее чувства придуманы, и все это напрасно. Но она, казалось, ничего не слышала, кроме привычной усмешки над ее «наивностью», которая была слишком правдива, чтобы быть обманом или придуманной «историей любви». Таня вышла и – вниз, по ступенькам, стараясь ни о чем не думать. Когда в одно мгновение оказалась на улице, снег быстро прилип к ресницам, и она, щурясь посмотрела на белый и тихий двор, спокойствие которого заставило ее улыбнуться. Просто она теперь точно знала, какие чувства к ней у Стаса, и еще больше верила в то, что когда-нибудь она докажет ему свою правоту.

Дома ее давно ждал Ларсон – единственное существо, которому не нужно было объяснять, почему его любят.

* * *

"10 НОЯБРЯ.

Только что у меня была Таня. Скажу Стасу, что она больше не станет его преследовать, потому что у нее другой путь...".

ГЛАВА 12. КОШАЧИЙ СГЛАЗ.

– Здравствуй, Дашенька. Я надеялась, что ты придешь, – мило улыбаясь Светлана Петровна встретила Дашу, которая уже на пороге была потрясена. Едва ли еще во всем городе найдется такой этаж, стены которого не просто изрисованы красивыми пейзажами или какими-то отрывочными сюжетами, а более того, напоминают кадр из кинофильма, словно чья-то жизнь навек застыла в этой стене.

– Это Сережа рисовал? – робко спросила Даша.

– Да. Уж таков он: где бы мы не жили, всюду что-нибудь да нарисует. Но ты не стой в дверях, заходи скорей.

Она помогла Даше снять куртку и сразу же пригласила за стол, на котором уже дымился ароматный чай.

– Сережка вот-вот должен прийти. Я никак не могу понять, чем его так привлекает эта игра?

– Волейбол? – уточнила Даша ее недоумение.

– А что же еще? Он сам говорит, что бросать мяч и рассчитывать его полет – самая лучшая тренировка для зрения. К тому же мол в полете мяч тебе уже не принадлежит, а ты все еще чувствуешь его в своих руках, переживаешь за него, и становится легко, когда он попадает в неумелые руки, и тогда хочется вновь ловить и бросать его.

Даше было так интересно слушать Светлану Петровну, что она даже не заметила, как пришел Сережа, и не один. Таня прошла в зал и тихо поздоровалась.

– А Татьяна! Здравствуй, милая. Это Даша.

Девочки улыбнулись друг другу, и в это время вошел Сережа.

– Мам, мы все вместе учимся в одном классе.

– Замечательно, это даже лучше, чем я планировала. Дашенька, покажи, что ты принесла.

Она осторожно вынула из пакета картонную коробку, будто в ней лежал невероятной красоты торт, и медленно положила ее на стол. Сереже, действительно, показалось, что Даша уже ничего не могла придумать другого, как только явиться к нему домой с тортом. Он не мог понять, почему испытывает к ней легкую неприязнь, которая возникает, например, тогда, когда смотришь на неудачную копию знаменитой картины. Даша открыла коробку, и Светлана Петровна, восторженно всплеснув руками, принялась аккуратно доставать наследственные сокровища Даши. Таня села поближе и заинтересованно разглядывала каждую вещицу, передавая их Сереже, который с усмешкой взглянул на Дашу, оценив ее изобретательность в хитросплетениях. А она вполне искренне и увлеченно рассказывала все известные ей истории об этих предметах.

– Вот сережки, которые ни в коем случае нельзя носить, если на тебе черное платье.

– Почему же? Кажется, их камни называются... – надевая очки, спросила Светлана Петровна.

– Это кошачий глаз. Бабушка писала в своем дневнике, что серьги ей подарила одна цыганка из кочующего табора. В то время бабуле было семь лет. Так вот эта цыганка почему-то решила, что бабушка ее дочь, и каждый раз прячась от людей приходила во двор, где она гуляла с подругами. Но потом цыганка куда-то исчезла. И когда я читала другую тетрадь бабушки, то обнаружила запись, которую она сделала в пятнадцать лет.

– Твоя бабушка была ужасной выдумщицей и, наверняка писала только для забавы, – иронично заметил Сережа наливая себе и Тане чай, которая удивленно посмотрев на него, сказала:

– Зачем ей это было выдумывать? Если даже история вымышленная, то все равно эти украшения очень много значат.

– Вот именно, – добавила Даша, – ведь надо же знать, почему одни вещи дороги нам, а другие – так себе.

– Ладно, сдаюсь. Так что там произошло с твоей бабушкой в пятнадцать лет?

Светлана Петровна с укором взглянула на сына, который, изображая внимательного слушателя, облокотился на плечо дивана и вдумчиво нахмурил брови. Девочки рассмеялись.

– Даша, рассказывай, нам всем интересно, – перестав гримасничать сказал Сережа.

– Она писала что-то о поездке в Прибалтику, во время которой на вокзале к ней подошла женщина, та самая цыганка. Бабушка одна покупала конфеты. Цыганка сказала ей: «Поклянись, что никому не расскажешь обо мне». Потом сняла с себя все украшения и отдала их бабушке. А та испугалась, но все-таки взяла, потому что полюбила эту цыганку, и пока ее не было, часто вспоминала легенды, которые она ей рассказывала. И, указав на эти самые сережки, она посмотрела прямо в глаза и со слезами сказала: «Да не носить тебе их в платье черном». И снова исчезла, но уже навсегда.

– Загадочная история. А твоя бабушка больше не упоминала о ней в своем дневнике? – спросила увлеченная рассказом Таня.

– Да. Она вела дневник до глубокой старости, и в последней, незаконченной, тетради есть день, где она написала, что сдержала клятву.

– Но мы ведь знаем теперь эту тайну... Может быть, там еще зашифровано место, где спрятаны какие-нибудь несметные богатства, и мы отправимся на поиски старинного клада, – фантазировал Сережа.

Светлана Петровна, смотревшая через увеличительное стекло на дедушкины часы, которые во время войны он зарыл в землю около одного, давно уже спиленного дерева, решила наконец раскрыть им свой замысел. Листая тетрадь с коричневой обложкой, она спросила:

– Дашенька, чьи это стихи?

– Эти... стихи... А, стихи бабушкиной подруги. Она бала актрисой цирка. Бабушка писала, что эта женщина была странной, – солгала Даша. Ей не хотелось говорить, что этот дневник принадлежал ей, и, вообще, ей не нравилось, как Сережа подшучивал над ней. Она чувствовала, что на него ее увлечение старинными вещами не произвело особого впечатления, и он по-прежнему уделяет большее внимание Тане.

– Недавно ко мне в магазин зашла Нина Кирилловна. Она сообщила мне, что через три дня у вас состоится литературный вечер. Мы много говорили, и я ей предложила устроить его в магазине, но это еще не все, – она обратилась к Даше. – Ты хорошо придумала насчет музея. Помнишь тот письменный стол в углу? Там мы сделаем что-то вроде небольшой сцены, и, поставив маленький спектакль, таким образом проведем ваш вечер поэзии. Как вам эта идея?

Сережа знал, его мама бывает настолько оригинальна в своих затеях, что отказаться от ее выдумок бывает очень сложно. Поэтому он даже не пытался корректировать ее безупречный план, уверенный, что и всем одноклассникам он понравится.

На прощанье Светлана Петровна попросила Дашу оставить ей все, что она принесла, и та согласилась, совершенно забыв про главную свою ценность – дневник.

Позже втроем они шли по вечерней заснеженной улице, сначала молча, потом обсуждая погоду. Казалось, ничего не происходило, и каждый думал о своем. Неожиданно Таня сказала:

– Я знаю теперь, что может быть таким горячим, что не подступиться. Сережа удивленно посмотрел на нее и с каким-то тихим ожиданием радостно произнес:

– Мне кажется, я тоже знаю.

– Вы о чем? – вмешалась в разговор Даша.

– Это загадка такая, – пояснила Таня.

– И что вы ее не могли отгадать? – смеясь сказала она. И Сережа воскликнул:

– Ха! Она не не так уж проста!

– Что ж, давайте все втроем скажем свои догадки. Может быть, они совпадут, и тогда загадка будет разрешена, – философски предложила Таня.

– Кто первый? – весело спросил Сережа.

– Ты, конечно, – вместе сказали девочки, переглянувшись между собой.

– Хорошо. Это – любящее сердце.

– По-моему, – улыбаясь начала Таня, – это слезы.

Даша взяла в руки снег и, слепив крепкий комочек, открыла им свою мысль:

– Сердце может сгореть, слезы могут высохнуть, а вот если долго прикасаться ко льду, то можно так сильно обжечься, что уже потом не подступишься. Поэтому я думаю, что отгадка – лед.

Они вновь замолчали, но на этот раз молчание никто не решился нарушить. Возможно потому, что и так многое друг другу сказали.

Проводили до подъезда Таню, которая, попрощавшись до завтра, шепнула Даше: «Извини за вчерашнее». И теперь Даша, оставшись наконец-то наедине с Сережей, могла выяснить, почему он так прохладно к ней относится и, вообще, было очень холодно. Она вся дрожала и, дуя в озябшие ладони, сетовала на то, что забыла дома перчатки. Разумеется, он дал ей свои, но разве это было каким-то особенным знаком внимания? Впервые она не знала, о чем говорить, а Сережа не решался спросить, за что извинилась перед ней Таня.

До дома Даши оставалось еще пятнадцать минут ходьбы, и надо было как-то преодолеть разделяющую их пропасть. Магазин, где работал Стас был еще открыт. Сережа заметил, как она смотрела на витрину, когда они проходили мимо, и пригласить ее в кафе.

– Спасибо. Я совсем замерзла.

– Совсем-совсем? – шутил Сережа.

Они сели за столик, и к ним тут же, изображая кичливого официанта, с блокнотом и ручкой подошел Стас. Даше стало смешно, когда Сережа спокойно стал заказывать горячий чай, гамбургер и шоколад, а Стас с той же физиономией английского дворецкого отвечал, что ничего из заказанного нет в наличии.

– Как это ничего нет? – спрашивал он.

– Только что съели последний гамбургер и выпили весь чай, – серьезно отвечал Стас. Даша еле сдерживала нарастающую волну дикого смеха.

– Тогда... – начал было заказывать что-то другое Сережа, но она так звонко рассмеялась, что Стас, глядя на недоумевающего Сергея, снял свою маску официанта.

– Ладно, парень, у нас самообслуживание, но ради девушки... Что там? Гамбургер, чай, шоколад.

– Вы с ним знакомы? – равнодушно спросил Сережа, когда Стас пошел выполнять заказ.

– Да, он мой друг, – понемногу успокаиваясь сказала она.

– Кажется, ты мне отомстила за сегодняшний вечер.

– Почему же?

– Может потому, что я посмеялся над историей о твоей бабушке.

– Про кошачий глаз? Я нисколечки не обиделась, но ты ведь все равно не веришь, что это на самом деле было так.

– Да, не верю.

Стас прервал их разговор. Разложив на столе еду, он сел рядом с Дашей и, обняв ее одной рукой, почти нагловато обратился к Сереже:

– Ничего, если я немного посижу с вами? Клиентов пока нет.

– Пожалуйста, а то и мы скоро уйдем, и ты совсем заскучаешь, – острил Сергей. Даша заметила, что Стас как-то странно себя ведет.

– Я смотрю, ты парень шустрый, – язвительно оценил он.

– Стас, там, по-моему, к тебе пришли, – сказала Даша, внимательно наблюдавшая за людьми, подошедшими к стойке бара.

– Увидимся, – сухо произнес Стас. Помахав рукой своим друзьям, Даша снова заговорила с Сергеем:

– Ты, наверное, расстроился... Скажи, почему ты выбрал «любящее сердце»?

– Каждому свое. Пословица такая. Ведь и ты зачем-то выбрала лед.

Они оба посмотрели в окно. Поздний вечер вступал в свои права, и им уже надо было отправляться по домам. Теплое и уютное кафе припомнило Даше эпизод из одного французского фильма, в котором совершенно незнакомые друг с другом мужчина и женщина, прячась от дождя, сидели в красивом ресторане, но только за разными столиками. И он и она были одиноки, поэтому преодолевая свое одиночество, пытались познакомиться. Хотя это и не Франция, не роскошный ресторан и даже сидела она всего лишь за одним столиком, к тому же, со своим одноклассником – все равно Даша чувствовала, что, если не расскажет все здесь и сейчас, то не сделает этого никогда.

Он пил чай, продолжая задумчиво смотреть в окно и иногда поглядывая на часы. И почему-то ему тоже не хотелось идти домой.

– Сережа, с тех пор, как мы познакомились... Короче, – взволнованно начала она, – я чувствую, что ты избегаешь меня. Может быть, глупо говорить так, но я не хочу недомолвок. Ответь прямо, будет ли между нами дружба или...

Он слушал ее и не мог поверить собственным ушам: Даша Миронова, которая не должна позволять себе таких унижений, сейчас пытается выпросить какую-то дружбу.

– Эти слова ни к чему, и я не понимаю, зачем ты хочешь казаться умнее, – как можно вежливее сказал он.

– По-твоему я глупей, чем Таня? – обиженно, но с усмешкой спросила Даша. Он не знал, что ответить, и разговор становился похожим на сильно натянутую струну.

– ... Или глупее тебя? – не отступала она.

– Послушай, не в этом дело...

– Ты же сам сказал, что я из себя что-то там воображаю, – еще больше горячилась Даша. – Мне ясно, не будем друзьями.

– Прекрасно! Насколько я тебя знаю, Даша, ты всегда все решаешь сама, и я тут ни в чем не виноват. Если ты хочешь быть во всем первой и неповторимой, то я вообще не стану тебе мешать. Сама подумай, зачем мне соперничать с девчонкой.

Даша вскочила из-за столика, взяла сумку и находу застегивая куртку, выбежала из кафе. Сережа даже не пытался догнать ее. Собравшись, он направился к выходу, где его остановил Стас.

– Эй, парень, что случилось?

– Тебя это не касается, – грубо ответил Сережа, намереваясь выйти.

– Ладно, беги домой.

Сергей, не сдержав своего раздражения, сильно ударил Стаса по лицу так, словно отбил летящий навстречу волейбольный мяч. Мальчики сцепились, и Стас вытолкнул Сережу на улицу, где они повалили друг друга на снег. Их пытались разнять, но непонятная злоба, накопившаяся между ними, казалось, еще больше разрасталась, и каждый из них знал лишь о своей причине, послужившей для ссоры.

Даша, ожидавшая на остановке троллейбус, видела какую-то суету около магазина, но было уже поздно и темно, и что-то подсказывало ей, что с нее хватит на сегодня волнений, ведь невсегда все гладко и мирно – что-нибудь да «сглазится».

ГЛАВА 14. ГОРНАЯ ВЕДЬМА.

Марина Васильевна уже встречала Дашу у подъезда. Она засыпала ее своими мелочными вопросами, которые с родительской точки зрения обретают такую важность, что должны неотложно решаться. Но Даше было противно отвечать на них, и она, молча выслушивая укоры матери, с нетерпением ждала, когда же доберется до своей комнаты. Отказавшись от ужина, дочь повергла свою мать в еще большее отчаяние, и Марина Васильевна, наконец, оставила ее в покое. Однако не успела Даша войти в свою спальню, как сразу же услышала, что мама уже поспешно договаривается по телефону со своей неразлучной подругой-психоаналитиком о встречи на завтра. Марина Васильевна страшно боялась всякого рода депрессий и стрессов, поэтому не допускала, чтобы кто-то из ее близких вдруг начал испытывать душевные надломы.

Даша закрылась от всей этой чепухи и осталась в своей собственной неразберихе. Надев любимую рубашку, она легла спать. Заглянула мама и, шумно вздохнув, выключила свет. Не спалось. Слышно было, как в доме все успокоилось – это все оглушила ночь, которая за пределами домашнего уюта казалась темной бездной. Но на поверхности, прямо за окном, не было так таинственно, как в бездонной глубине, – там поднялся сильный ветер и мело так, будто к утру весь город засыпет снегом, причем непролазным. Тишина комнаты безупречно оттеняла звуки ветра. Даша наблюдала за этими акустическими тенями, которые ползали по стенам. Все сильнее ощущая свою бессонницу, она решила чем-нибудь себя занять. «Дневник! – вздрогнув вспомнила она, – Я забыла у Карцевых свой дневник!».

Когда Даша утихомирила бурю смешанных чувств, вызванных смущением и страхом, то все равно в ее мысли прокрадывались сомнения. Если даже самому Сереже какая-то тетрадь вовсе не интересна, то Светлана Петровна, пожалуй, непременно прочтет ее, а потом поймет, что Даша обманула, и это, на самом деле, дневник не актрисы цирка, а ее. Она вдруг подумала, что сама ничем не отличается от актрисы, но только разница в том, что она – плохая актриса и играет повседневные роли.

Не включая света Даша нащупала в тумбочке коробок со спичками, зажгла свечу, по-прежнему стоявшую на комоде, и на мгновение задержалась около зеркала, которое над ним висело. На той стороне, где существовал лишь призрак комнаты, она увидела свое отражение. Пушистые кудри непослушно вились по плечам. Одной рукой она придерживала свечу, а в другой руке держала уже погасшую спичку, и в этот момент ей показалось, что из зеркала смотрит не она, а Якумамба, про которую рассказывал папа, когда ей было пять лет.

Однажды надолго отец уехал в одну из своих научных экспедиций. Его не было целый год, и Даша очень скучала, представляя, как он странствует по неведомым местам, то поднимаясь на Гималаи, то блуждая по лесам дремучей Сибири. И вот как-то неожиданно от него пришла посылка с разными подарками, среди которых кое-что предназначалось ей. Это был тот самый медальон Якумамба.

Даша взяла свечу и поставила ее на тумбочку, чтобы было светлее около постели. Она снова легла, но сначала достав из школьной сумки свой блокнот и ручку. Почему ей показалось, что она похожа на горную ведьму? Когда отец описывал ее в своей легенде, которая так и называлась «Якумамба», то Даша воображала, что она тоже когда-нибудь станет ведьмой, танцующей на страшной и опасной горной дороге.

Каждый раз приходя на занятия по художественной гимнастике, она вспоминала эту легенду, и ей хотелось выполнять упражнения так, как если бы ее попросили станцевать над пропастью.

Все эти ночные мысли вскоре стали превращаться в протяжный сон, и Даша, взмахнув одеялом нечаянно потушила огонек. Ей приснились те несостоявшиеся для нее соревнования. Словно она в спортзале, где на нее смотрят тысячи лиц, разбегается, чтобы сделать воздушное сальто. Но внезапно на этом один сон переходит в другой, и она ощущает себя злой ведьмой, которая открывает окно и вылетает прямо навстречу холодному, колючему ветру.

* * *

Утро оказалось сумасшедшим. Уже посветлело, уже вот-вот должен был начаться третий урок. Даша опять проспала, и Марина Васильевна, у которой этот день был свободным от работы, даже не подозревала, что ее дочь давно прогуливает школу.

Даша вскочила на полусонной мысли о том, что обязана выиграть соревнования, но потом, когда, посмотрев на часы, очнулась от сна, то поняла весь свой самообман. В бешеном ритме совершила она все домашние утренние процедуры и, выбежав из квартиры с какой-то магической скоростью, через десять минут была уже в школе.

Контрольная работа по алгебре красовалась на чистейшей доске и была похожа на нерасшифрованное древнее писание. Даша абсолютно не вникала в эти многозначительные буквы и цифры. Но первое полугодие близилось к концу, и нужно было как-то выкручиваться из этой воронки, куда попадают ученики со сложным клеймом в дневнике – «неаттестован». Это слово напоминало Даше огромную посуду с тестом, которое в этой посуде взбивают со всей силой, прямо-таки «оттестовывают».

Она решила, что на контрольной сядет с Антоном, и он по этому случаю отказался сидеть с Лехой, который, задумав отомстить за предательство, предложил свою компанию Иринке. Та, конечно же, согласилась и даже стала назло Антону мило улыбаться Леше.

Иногда наблюдая за всей этой обычной суетой, Даша судорожно переписывала домашнее работу Антона и старалась не смотреть в ту сторону, где сидели Сережа и Таня, хотя там никого не было, и их теперь уже общая парта пустовала. Все-таки не сдержав своего любопытства, она быстро взглянула и поняла, как глупо ведет себя, но он вчера не должен был так говорить с ней.

За три минуты до звонка на урок в класс, где почти уже все приготовились, успокоив свою дрожь перед решающей судьбу контрольной работой, вошел Сережка и как всегда радостно со всеми поздоровался. В этот момент весь кабинет алгебры и геометрии настигла гигантская волна удивления, сожаления и восхищения одновременно. Девчонки зашуршали, путаясь в шорохах своих хитросплетенных догадок. Даша не могла поверить своим глазам, смутно вспоминая, что вчера, когда стояла на остановке, видела какой-то переполох около кафетерия, куда она с Сережей зашла и где они поссорились. И пока она переваривала в своей голове все предположения, Антон с диким восторгом сказал:

– Ха-а! Серега! Где такой фонарь отхватил?!

– Не острите, сударь! – всех рассмешил Сережа.

– О, Вы были на дуэли и сражались за доблестную честь? – поддавшись иронии продолжил Антон.

– Жаль, что Вы прохлаждались.

Звонок более или менее сосредоточил всех на предстоящем математическом испытании. Даша кое-как решила пару задач самостоятельно, но другие примеры остались на совести Антона. Ее мучило только одно – любопытство.

На перемене к ней подошел Сережа и, попросив Антона оставить их вдвоем, взял стул и сел напротив.

– Тебе Таня звонила? – задал он неожиданный вопрос. Удивленная Даша отрицательно покачала головой и, нахмурив брови, сказала:

– Я не собираюсь быть вашим справочным бюро.

– Мне абсолютно неважно, кем ты там себя считаешь. Просто вчера, когда мы ее проводили до подъезда, она перед тобой за что-то извинилась, – начал было Сергей прояснять ситуацию.

– Сергей, тебе не кажется, что ты наглеешь на глазах? Если у тебя на теле боевые раны, то это еще не значит, что ты должен со мной так разговаривать. И, вообще, наши с Таней дела тебя не касаются. Напрасно ты о себе такого высокого мнения, – вспылила Даша.

– Хорошо, хватит пустых слов, – сдерживая свое раздражение говорил он. – Сегодня рано утром звонила Галина Николаевна, мама Тани. Она истерично кричала в трубку моей матери, что я самый подлый и жестокий человек на этом свете.

– И что же, тебя это сильно задело? – язвительно заметила Даша.

– Я терплю твои выходки только потому, что ты можешь помочь, если, конечно, захочешь.

Даша присмотрелась и вдруг поняла, что Сергей вовсе не пытается ее чем-то оскорбить. Она отзывчиво и внимательно стала его слушать, чувствуя то беспокойство, которое всегда оправдывается каким-нибудь неожиданным дурным событием.

Он рассказал о том, что Таня ночью убежала из дома, оставив на своем письменном столе тетрадь, которая оказалась ее дневником. Галина Николаевна в помешательстве своих материнских чувств, где злоба соседствовала с недоумением и страхом, обзвонила всех знакомых, родственников, а потом, сообщив в милицию, сама отправилась на поиски. Но Таня исчезла.

Галина Николаевна решила, по совету милиции, подождать дочь хотя бы до вечера. Дома она принялась разыскивать телефоны друзей Тани и, открыв ту тетрадь, стала быстро, с нарастающим удивлением читать все самые сокровенные мысли дочери. Но в этих записях Таня никогда не употребляла имен тех, о ком писала, и Галина Николаевна почти ничего не поняла, лишь подумав, как такое могло случится, ведь она всегда следила за каждым ее шагом.

Она обнаружила в уголке тетради по литературе мелкими цифрами написанный номер телефона, анонимность которого поддерживалась и здесь. Позвонив в Справочную, узнала, кому этот номер принадлежал, и уже через пять минут кричала Светлане Петровне в трубку, что по вине ее сына влюбленная дочь скрылась в ночь, в никуда. Напрасно мама Сережи просила Галину Николаевну успокоиться и хорошенько подумать, куда могла пойти Таня.

Даша догадывалась, что произошло с подругой. Да, именно с подругой. И если ее предположения были верны, и Таня отправилась на тот самый рок-концерт, о котором целую неделю говорил Стас, то это был с ее стороны самый безбашенный поступок.

– Ты что-нибудь знаешь? Может быть, она говорила... – теряясь в собственных догадках спрашивал Дашу Сергей. А она сомневалась, нужно ли снимать вуаль со всей таинственности Левиной Тани или же только слегка приоткрыть занавес. В конце концов пусть Сережа поймет, что не одна Даша Миронова играет и притворяется, но и все вокруг так поступают. Но неожиданно ей в голову пришла мысль, которая отмела все коварные планы. Она подумала, что если даже Таня не ночевала дома, то последнюю контрольную работу полугодия она пропустить не могла. Значит не все так просто, и что-то, действительно, случилось.

Сидеть сложа руки было невозможно, и Даша решила первым делом сходить в кафетерий к Стасу.

– У меня есть одно предположение... – сказала она Сергею, выжидающе смотревшего на нее. Они вышли из школы, никому ничего не сказав.

Даша предложила пройтись по парку, а затем свернуть на улицу, где находился магазин.

– Зачем нужен ей этот магазин? – недоумевал он. – Пойдем к озеру, что за посадками.

– Там мы будем в последнюю очередь, – спорила Даша.

– Почему ты уверена, что она сидит в кафетерии?

– Сережа, скажи честно, ты просто не хочешь туда идти. С кем вчера подрался?

– Даша Миронова! Ты что – всезнающая и ясновидящая? – воскликнул он.

– Нет, я ведьма.

С кривой ухмылкой посмотрев на нее, он подумал, что, возможно, это на самом деле так, и Даша старается походить на кого угодно, но только не на себя саму.

ГЛАВА 14. СНЕЖНАЯ КОРОЛЕВА.

Они прошли весь парк, но в нем было пусто. Заснеженные скамейки не отличались гостеприимством, но зато деревья казались пышно разодетыми барышнями на теперь уже зимнем балу. Тани нигде не было.

Даша зашла в магазин одна, потому что Сергей отправился к озеру. Почему она не рассказала ему всю правду? Ей показалось вдруг, что мальчики поссорились именно из-за Тани. Если это так, то Даша оказалась бы в глупом положении, и напряженная струна их отношений порвалась бы с неприятным скрежетом. Ей не хотелось враждовать с человеком, который мог стать ей самым лучшим другом, тем более, не хотелось терять подругу, которая, правда, куда-то пропала. Даша впервые чувствовала, что может сделать что-то по-настоящему важное для себя и своих друзей.

– Привет, киска! – как обычно поздоровался Стас с Дашей, подошедшедшей к стойке бара. По старой традиции в знак приветствия она поцеловала его.

– Мне нужно с тобой поговорить.

Стас налил апельсинового сока, и они сели за любимый столик Даши.

– Я тебя слушаю. Тебе удалось поговорить с Таней? – начал Стас.

– Не знаю... А разве она не у тебя? – неуверенно сказала Даша.

– Постой, почему это Таня должна быть у меня? – не понял он. – Мы, кажется, договаривались с тобой о совсем другом.

– Я помню, но дело в том, что Таня сегодня не ночевала дома, и никто не знает, где она. Мне показалось, может быть, она снова приходила к тебе.

– Не может быть! Теперь, если с этой девчонкой что-нибудь случится, то все будет на моей совести. За что мне это наказание?! – занервничал Стас.

– Не беспокойся твою вину уже принял на себя Сережа, с которым я вчера сюда приходила. Про тебя же из нашего класса никто не знает, кроме меня, – успокаивала она его. – Кстати, почему вы с ним поссорились?

– Твой Сережа не умеет вежливо разговаривать.

– Ладно, Стас, просто ты не умеешь вежливо слушать.

Внезапно двери магазина распахнулись с душещипательным скрипом, и внимание всех сидящих привлек влетевший парень с пылающими щеками и с еще свежим бардовым синяком под глазом.

– Даша! – крикнул запыхавшийся Сергей. – Скорее! Мне кажется, я знаю где она.

Даша машинально схватила сумку, и ничего не понявший Стас увидел через окно, как они оба сели в милицейскую машину, которая их тут же увезла в неизвестном направлении.

* * *

Участковый милиции оказался приятелем отца Тани, который, узнав о пропаже дочери, отложил свою командировку и решил сразу же вернуться домой, прилетев из другого города на самолете.

Участкового Сережа встретил на озере. Тот подошел к мальчику и стал расспрашивать о такой-то девочке, и Сережа с трепетом и страхом понимал, что речь идет о Левиной Тане. Алексей Петрович, так звали этого милиционера с добрым, но серьезным лицом, медленно и учтиво задавал Сереже вопросы.

– Есть такое место, куда она всегда хотела пойти, но, допустим, не решалась, – спрашивал он Сережу в то время, когда они уже ехали в машине.

– Я пытаюсь вспомнить, – отвечал Сергей, всю дорогу задумчиво глядя на мелькающие за окном автомобиля улицы.

– Ты знаешь какую-нибудь подругу Тани? – продолжал Алексей Петрович.

– Дашка! – осенило его. – Алексей Петрович, нам нужно заехать в одно место.

– А что там? Даша ее подруга?

– Да. Может быть, она что-то дополнит, а пока, мне кажется, я сам кое-что вспомнил.

С таким воодушевлением Сережа ворвался в кафетерий и позвал Дашу, которая поначалу сильно напугалась от этого шквала эмоций, сопровождаемого, к тому же, милицейской машиной.

– Ну, начальник, командуй, куда ехать, – бодро сказал Алексей Петрович.

– На вокзал, – уверенно заявил Сергей. Даша удивленно наблюдала за всем происходившим, думая о том, неужели Таня решила сбежать по-настоящему.

– Татьяна тебе говорила, что собирается уезжать, так? – уточнял участковый.

– Я точно не знаю, но, по-моему, ей всегда хотелось жить на вокзале...

– Что?! – переспросил Алексей Петрович. – Жить? Скорее всего она купила билет на ночной экспресс и давно уже в пути или уже куда-нибудь приехала, и беззаботно там поживает, пока вы ее тут ищете, ломая свои светлые головы.

– Таня так не может поступить, – опроверг он вольное предположение милиционера. Даша молчала и могла в отличии от Сережи представить себе все что угодно, потому что знала о Тане больше, чем знал он.

Они зашли на вокзал. Алексей Петрович отправился искать на перрон. Даша и Сережа прошли в зал ожидания. Вокзальная суета оказывала какое-то странное, немного пугающее влияние на ребят. Казалось, что здесь даже воздух пропитан каким-то непостоянством. Они пробирались через столпотворения около билетных касс, затем заглянули в кафе и, выходя из него, решили еще раз просмотреть все места в зале ожидания.

– Сережа! Это она, вон там, сидит в углу! – чуть не крикнув сказала Даша. Это была, действительно, Таня. В озябших руках она держала книгу, и рядом с ней лежала ее школьная сумка, никаких вещей больше у нее с собой не было. Таня сидела почти совсем не двигаясь, словно вот-вот должна была превратиться в ледяную статую. И было видно, как она прилагает огромное усилие, чтобы не заснуть.

– Ей плохо! – испугался Сергей. – Беги скорее за врачом!

Даша не слушая его, уже подбежала к Тане, которая от неожиданности вздрогнула и, переборов свой секундный шок, опустила голову на колени и тихо заплакала, будто вдруг оттаяла.

– Танечка, очнись! Тебе дурно? – обеспокоенно говорила Даша. Сергей немедленно сел рядом с ней и, обнимая ее за плечи, пытался поднять ее . Она выпрямилась, и на бледном лице даже при тусклом освещении зала поблескивали ее чистые, почти хрустальные слезы. Даша взволнованно, забыв о том, что Сергею совсем не известна суть случившегося, сказала:

– Таня, миленькая, пойми наконец, что ты абсолютно безразлична ему. Но даже если у него есть какое-то чувство, то только чувство жалости. Зачем тебе нужно, чтобы тебя жалели?

Она, не сказав ни слова, обняла Дашу, а Сережа, ощущая себя лишним, все же думал, что не время обижаться. Ему было так страшно за Таню, что в голове мелькали самые ужасные предположения о том, что же случилось с ней на самом деле. Но слова Даши произвели на него странное впечатление, будто девочек связывает какая-то тайна, о существовании которой он уже догадывался. К тому же он вспомнил, что Даша настаивала сначала зайти в кафетерий, где работает Стас. Все было очень странно и непонятно.

– Таня, тебе нужно вернуться домой. Как ты ночевала здесь одна? – заботливо говорил Сережа. Она повернулась к нему и тихим голосом сказала:

– Сережа, я больше не вернусь домой. В половине седьмого вечера у меня поезд, на котором я поеду к бабушке. Я не могу больше находиться в этом городе, где рядом глухие люди.

– Таня, о чем ты говоришь? Я не понимаю тебя. Ты не отдаешь отчета в том, что сейчас делаешь. Ну бывают в конце концов всякие срывы, но ты гораздо сильнее всего этого, – продолжал он. – Таня, прошу тебя, пойдем домой. Мы все вместе постараемся объяснить твоим родителям, что произошло на самом деле.

Даша заметила у входной двери Алексея Петровича, внимательным милицейским взглядом искавшего их и беглянку. Она шепнула об этом Сереже, который теперь совсем не понимал, как вести себя. Даша сообразила быстрее, и вот они втроем уже бежали по переходу на автовокзал.

Скрывшись от Алексея Петровича в одном из дворов привокзальных домиков, они присели на скамейку и, почувствовав себя соучастниками в жутком преступлении, минуты две не могли прейти в себя. Потом смеялись, представляя, как Алексею Петровичу придется заявить уже не об одной пропаже, но о целых трех исчезновениях средь бела дня.

– Меня уже милиция разыскивает? – спросила Таня.

– Да-а, натворила ты делов... – вздыхая ответила Даша.

– А собственно такого ужасного произошло? – возмутилась вдруг Татьяна. – Я просто решила поехать к бабушке, причем немедленно и не откладывая. Что такого страшного, если я провела ночь на вокзале? И вообще, моя жизнь – это моя жизнь.

– Таня, ты запуталась, – напористо объясняла Даша. – Я уверена, что ты кое-кому хочешь что-то доказать.

– Ладно, зачем скрывать. Да, я не вернусь, пока он меня об этом не попросит. Или все, или ничего, – заключила Таня.

Сережа был окончательно поражен, и какое-то знакомое чувство проскользнуло в его памяти. Точно также, когда он впервые увидел своего отца на сцене, он ощущал и теперь одновременно и разочарование, и удивление. Как так? Ведь он думал, что Таня только его принцесса. Но как оказалось на самом деле, она была скорее снежной королевой, холодной и неприступной – безразличной к его горячему сердцу.

Он старался ничего не говорить, не вмешиваться в разговор девочек. А Даша продолжала прояснять для себя обстановку.

– Как же родители? Ты подумала, что они все равно тебя найдут? Допустим, в школе тебе выведут какие-то оценки, но дома вряд ли так мирно отнесутся к твоему побегу.

– Моя мама сперва понервничает, а потом, когда я ей сообщу, что нахожусь у бабушки, успокоится и не станет больно сильно переживать.

– Да, но она сейчас бьется в истерике во все двери, обзвонила всех подряд, а Сережку обвинила во всех грехах.

Таня посмотрела на молчавшего Сергея, который слушал ее так, как если бы здесь и сейчас говорила не Таня. На ее месте была какая-то другая, ему неизвестная девушка с какими-то странными, но все же пустыми проблемами. Он раньше думал, что у такой, как Таня не может быть таких проблем.

Молчание Сергея заставило ее почувствовать стыд, но она не заострила на этом своего внимания. Ведь она никогда за время их знакомства даже не думала подавать ему какие-то там надежды. Но у Сергея этих неисполнимых надежд было больше, чем достаточно.

Интуиция Даши подсказывала, что она сможет приостановить это нарастающее безумие. Нужно было найти Стаса.

ГЛАВА 15. СНЫ НЕ СБЫВАЮТСЯ.

– Ты, наверное, проголодалась, – сказала Даша еще больше загрустившей Тане.

– Нет. Через четыре часа приедет поезд.

– Это глупо! Глупо! – вспыхнул Сергей. – А школа? Как-то нужно ее заканчивать!

Таня чуть не расплакалась, и, еле сдержав слезы, встала со скамейки и начала ходить из стороны в сторону, словно собиралась произнести важную речь. Потом встала на одном месте и, засунув руки в рукава пальто, закрыла глаза. Ослепительный снег больше не играл на ее ресницах, и лицо отражало бледную, отрешенную сонливость. Даша и Сергей ожидали того, что она скажет, как будто вот-вот этот ее упрямый каприз должен пройти. Но не каприз, не упрямство хотела выразить Таня, а именно то, чему не бывает настоящих объяснений. И она, также стоя с закрытыми глазами, начала рассказывать им свой сон:

– Я видела старый дом. В нем жили только ласточки. И я вошла в него. Дверь скрипела. Пыль на деревянной мебели, как серый пух. Подумала, что надо бы стереть ее и снять все паутины, но вдруг все ласточки слетелись надо мной. Я испугалась и вышла. Потом внезапно поняла, что, если бы дотронулась хотя бы до одной паутинки, то весь бы дом разрушился.

Даша подошла к ней, взяла за плечи и стала ее трясти, приводить в чувства.

– Таня, очнись! Это не сон. Это не глупо, как сказал Сережа, а смешно, – говорила она ей. – Сейчас мы поедем ко мне, и ты выспишься, а потом решишь, что тебе делать дальше.

* * *

Через полчаса, минуя милицейские машины, они добрались до района, где жила Даша. Все трое сильно замерзли, но еще сильнее всем троим хотелось съесть чего-нибудь горяченького. Дома у Даши никого не было, только записка от мамы: «Дусик, купи хлеб». И Даша, оставив Сережу с Таней вдвоем, побежала за хлебом, но не в булочную, а в магазин к Стасу.

Голубоглазый красавчик по-прежнему был в центре внимания всей толпы, таких же красивых и немного высокомерных людей. Эти его друзья заходили к нему каждый день. Девушки – пушистые блондинки, худющие брюнетки, парни – волосатые, иногда модно не побритые рокеры. И Стас не очень отличался от них, хотя бы потому, что слушал такую же музыку, как они.

Даша вошла в магазин и тут же направилась к Стасу. Растолкав очередь, чем вызвала неодобрительные отклики в свою сторону, она встала лицом к лицу со Стасом.

– Эй, подруга, ты не видишь, я работаю, – слегка возмущенно сказал он ей.

– Сегодня, как закончишь работу, приходи к нам. Родители уехали к кому-то на свадьбу, а пока дай мне пять булок, – глядя прямо в глаза сообщила Даша. Он усмехнулся, в который раз почти восхищаясь этой белокурой чертовкой. А она быстро отсчитала денег и снова, пробираясь сквозь толпу, навлекла на себя взволнованные отзывы покупателей и косые взгляды рокеров.

Возвращаясь домой, Даша встретила брата. Костя шел медленно, словно прогуливаясь, словно не зная, куда идти. По дороге домой выяснилось, что он расстался со своей подругой, которая уехала в другой город. Казалось, все истории повторяются почти с одинаковый точностью. Кто-то уезжает, кто-то остается, и очень редко выходит так, что люди все-таки возвращаются.

Даша рассказала Косте о Тане, о Сергее и о том, что сегодня придет Стас.

– Нужно как-то осведомить ее родителей. Пусть она им позвонит, – говорил Костя о Тане, когда они уже садились в лифт.

– Здесь вся сложность. Таня собралась уехать к бабушке, и билет уже куплен.

– Да-а... Может, Стас уговорит ее не делать этого.

* * *

Даша ничего не сказала Тане о том, что позже к ним придет Стас. Пока хозяйка готовила ужин, уложив подругу спать, Костя и Сережа думали, что сказать Галине Николаевне, когда она в очередной раз позвонит к ним домой.

Телефонный звонок раздался незамедлительно.

– Алло! – послышался на том конце провода быстрый и громкий голос Галины Николаевны. – Дарью можно к телефону?

Костя передал трубку сестре, уже посвященной в тайный сговор.

– Да, – ответила Даша, – я слушаю.

И Галина Николаевна степенно, но все же очень громко, прочитала ей по телефону целую лекцию о том, что не следует обманывать старших. Затем вдруг неожиданно тихо сказала:

– Если ты станешь скрывать от меня, где Таня, то рассуди потом сама, насколько была не права.

Даша набралась смелости и заявила:

– Таня решила погостить некоторое время у меня. И Вы не можете запретить этого, потому что ей необходим отдых и покой.

– Милочка, какое ты имеешь право?!... – начала Галина Николаевна выплескивать все свое пренебрежение и ненависть. Но Даша, как ни странно, ощущала еще большую уверенность в своей правоте.

– Мы с Таней лучшие подруги, к тому же, нам предстоит с ней организовать литературный вечер. Поэтому будьте спокойны, с ней ничего не случилось, и вчера она также ночевала у меня.

Даша почувствовала, что на том конце буря приутихла. Сережа побежал будить Таню. Галина Николаевна передала трубку мужу, и Даша услышала мягкий и спокойный голос Юрия Федоровича:

– Здравствуй, Даша. Позови, пожалуйста, к телефону, Танечку.

Таня была удивленна и очень обрадовалась отцу. Ее оставили одну, и она долго проговорила с ним, меняясь в лице и все больше улыбаясь.

– Кажется, все в порядке, – шепнул Даше Сережа.

Вскоре, после обычной кухонной суеты, они сели ужинать. Все дружно хвалили Дашу за воздушный пирог.

– Сестренка, ты всегда была идеальной, – наигранно поэтично сказал Костя. Даша промолчала, но не от скромности, а от того, что не хотела показывать свое все больше растущее раздражение. Стас опаздывал, а Таня ни за что не хотела оставлять свою идею об отъезде.

Казалось, что Даша противоречила самой себе. Если Таня уедит из города, то разрушатся все тонкие мостики, ведущие к Сереже. Но даже если она останется, то все равно это мало что изменит в их отношениях. Круг замкнулся, и Даша снова теряла свою уверенность и, к тому же, все больше чувствовала, что погоня за призраком ей уже надоедает.

Призрачными были все. Не сомневаясь в их человеческом обличии, можно было сказать, что каждый из них скрывали друг от друга самое главное – свои чувства. Даже Таня, с которой, казалось бы, все ясно, а именно то, что она влюблена в Стаса, даже она молчала. Все скучали, не зная о чем говорить.

– Как вы думаете, – неожиданно спросила Даша, когда наливала всем чаю, – сны сбываются?

И как-будто в ответ на ее вопрос позвонили в дверь. Она, ловко развернувшись от стола к плите, поставила чайник и быстро, почти прыгая направилась к двери. Пришел Стас. Он немного замешкался в тамбуре, закрывая за собой дверь. И когда Даша после его неумелой возни вновь запирала дверь, то он внимательно наблюдал за ее плавными, но четкими движениями. Потом нежно обняв за талию, поцеловал ей шею.

– Ты что? – раздраженно прошептала она. Стас отпустил ее, провел рукой по волосам и также тихо сказал:

– Я жду приглашения.

У Даши бешено заколотилось сердце. Теперь перед Таней она не просто стыдилась (за то, что не предупредила о скором приходе Стаса), но ощущала вину. Она глубоко вздохнула и, совсем не показывая обиды на Стаса, как ни в чем не бывало радостно и гостеприимно воскликнула:

– Костик! Смотри, кто пришел!

Брат, как и договаривался с сестрой, сделал вид, что удивлен, и живо поздоровался со Стасом. Тот увидев Сергея и Таню, как-то свободно, почти нагло вошел в кухню, где они сидели.

– О, глаз уже выздоравливает, – смеясь он сказал Сергею. Таня сидела чуть дыша.

– А как твоя челюсть? – не растерялся Сергей.

– Ладно, парень, согласись, все было глупо, – дружелюбно протягивая руку легко произнес Стас. Таня встала из-за стола и вышла в прихожую, где Даша вешала куртку Стаса в шкаф.

– Почему ты не сказала, что он сюда придет? – взволнованно говорила Таня, когда они прошли в комнату.

– Ты же сама хотела его видеть, и вот он здесь, – как можно спокойнее отвечала Даша.

– Можно? – скромно вмешался Сережа. – Мне нужно идти. Таня, если ты уедешь, то сделаешь самую дурацкую ошибку. Я не стану тебя отговаривать. Не знаю, может, у Стаса получится. Решай сама. Пока.

Даше стало невыносимо слышать то, чему она не могла противостоять. И поэтому готова была сказать любую нелепость, лишь бы Сережка задержался, лишь бы не уходил.

– Светлана Петровна не передавала мне коричневую тетрадь? – без капли надежды спросила она его о своем дневнике. На огромное удивление Даши у Сережи в рюкзаке как раз лежала именно эта тетрадь.

– Хорошо, что ты напомнила. Кстати, – сказал он, и Даша напряглась в ожидании какой-нибудь ироничной заметки, – о дневниках не забывают.

Деваться уже было некуда, ведь ее ложь была разоблачена. И Даша решила выпустить коготки:

– Если ты понял, что это мой дневник, то зачем его нужно было читать?

Он положил тетрадь на комод и нисколько не пытаясь оправдываться вышел из комнаты.

* * *

– Сережа напрасно так сильно обиделся, – вздохнула Таня. Даша резко отозвалась:

– Ему кажется, что он самый честный и справедливый, поэтому всюду видит только какие-то обманы. Ну и пусть остается в своем гордом одиночестве!

Таня посмотрела на часы.

– Осталось два часа. Скоро увижу бабушку.

– Ты не передумала, ведь в самом деле я предлагаю тебе жить у меня.

– Нет. Лучше сама приезжай ко мне на каникулы. У нас там отличные места, шикарная лыжная база, – рассказывала Таня с таким блеском в глазах, что Даше понравилась эта идея.

– Я вижу бесполезно отговаривать. Но как быть с твоей матерью?

– Она не моя мать, – грустно сказала Таня. – Галина Николаевна воспитывает меня недавно, и как видишь, из этого мало что выходит.

Даша вдруг хихикнула, и они обе дико рассмеялись, вспоминая все страсти, произошедшие с ними сегодня. Даша подробно описывала, как на перемене к ней подошел Сережка, как они потом отправились на поиски. Но смешнее всего было, когда они вспомнили, как убегали от Алексея Петровича.

– У меня такое впечатление, – мечтательным тоном начала говорить Таня, – что я сплю, и все это сон.

– Наверное, сны не сбываются... – задумалась Даша.

– Почему же?

– Потому что все сны – это явь.

Татьяна недоумевающе смотрела на Дашу, которая внезапно взяла с комода тетрадь и, торопливо выдвинув нижнюю полку, шумно засунула свой дневник в самый дальний угол.

* * *

Вскоре Костя и Стас провожали Таню. Даша осталась дома. Ей нужно было позвонить Светлане Петровне, а затем придумать программу на литературный вечер. «Почему я должна с этим справляться в одиночку?» – задавала она себе вопрос. И через двадцать минут к ней пришли Юлька и Кристинка, которых она пригласила для того, чтобы хотя бы немного побыть в простой компании. С этими девчонками не было никаких сложностей, с ними всегда находятся общие темы. Время пролетает незаметно, когда говоришь или о цвете лака для ногтей, или о конкурсе фотомоделей.

Почти на другом конце района, на холодном вокзале, Таня тихо, сквозь улыбку грустила. Косте понравилась эта кроткая ее улыбка, и он не переставая шутил в то время, как Стас говорил мало.

Таня чувствовала такую безнадежность, что готова была кинуться Стасу на шею и говорить, говорить... Но Стас не хотел даже намекать, что понимает ее чувства. Ему было жаль эту девочку. И все же на прощанье, когда она уже заходила в вагон, он ей сказал: «До свиданья.... ангел». Последнего слова Таня не расслышала – поезд тронулся.

ГЛАВА 16. ВЕЧЕР ПОЭЗИИ.

В нежном сумраке еле заметно появлялись звезды, и если бы люди так много не говорили об этих светилах, то их бы никто и не замечал.

Даша готовила свое платье, которое выдалось на славу. По старой привычке она неменьше двух часов провела у зеркала. Платье было сценическое и передавало все штрихи девятнадцатого века. К тому же, Даша отыскала бабушкину шелковую шаль с вышитыми цветами, с волнисто струящейся бахромой по краю. Она накинула ее на плечи, и при свете свечи, которая вечером непременно зажигалась, шелковые розы начинали танцевать. И Даша забывала обо всем, кружась по комнате в одной ей видимом танце.

Литературный вечер в антикварном магазине без электричества, с горящими свечами, представлялся чем-то вроде перемещения во времени. Даша с замирающим сердцем пыталась предугадать, как все пройдет. Она даже чувствовала себя барышней, собирающейся на бал. Но эти мысли, эта неустанная вертлявость перед зеркалом не могли отвлечь ее от того главного, чего она почти с нетерпением ожидала.

Сережа не появлялся после того, как уехала Таня. Но Светлана Петровна заверила Дашу, что на вечере он будет. В то время, когда она с подругами придумывала сценку, Сергей ездил на соревнования по волейболу и особого литературного настроения у него не было. Но все же выучил на всякий случай два стихотворения и решил (правда, по «сильнейшей» просьбе матери) надеть костюм в стиле романтизма девятнадцатого века.

«Боже мой! – восхищалась сыном Светлана Петровна. – Как ты похож на Печорина!».

* * *

Нина Кирилловна вся трепетала от радости и благодарности. Она носилась по магазину с важной озабоченностью организатора. Каждые пять минут осведомляясь все ли в порядке Нина Кирилловна никак не могла успокоится и без конца задавала какие-нибудь вопросы. Сережа всячески избегал ее дотошности, пытаясь найти свою мать.

Магазин представлял собой смесь театра с буфетом. Наконец, Светлана Петровна вышла из кабинета и стала кого-то высматривать в неоднородной толпе.

– Мам, почему все так официально? – спросил Сережа глядя на суетящихся операторов с видеокамерами.

– О нас будут делать репортаж. Где же Дашенька? – волнуясь говорила Светлана Петровна.

На мгновение ему, действительно, показалось, что он отстал от жизни.

– Как поживаете, сударь? – еле сдерживая смех сказал Антон. – Вы, кажется, заблудились?

Он важно подошел к Сергею галантно держа в руке тросточку.

– Замечательно, но только я не понимаю что здесь происходит.

– Расслабься, ты будешь играть небольшую роль, – успокаивал Антон.

Роль Сережи – быть убитым на дуэли с Антоном – пришлась всем по вкусу, особенно Даше, которая должна была рассказывать об этой дуэли. Она должна была изображать провинциальную писательницу, сочиняющую роман о своей жизни.

– Я не стану никого играть, – возмущался Сережа. – По-вашему, я похож на идиота?

– По крайней мере, на незаменимого, – пошутила Даша, которая пришла немного позже него и уже переодетая в сценическое платье. Он посмотрел на ее роскошный вид и заметил, что она не дурна.

– Хорошо выглядишь, – банально произнес Сергей.

– А ты отвратительно себя ведешь, – язвила она. – Почему отказываешься участвовать? Или не хочешь, чтобы тебя убивали?

– Я вообще ничего не знаю. Мне никто не говорил, что я тоже буду играть.

– Все. Начало через пять минут. За это время я тебе все расскажу.

Она вяла его за руку и повела в кабинет Светланы Петровны, где происходило что-то вроде репетиции. Кто-то повторял заученные стихи, кому-то было просто любопытно, что из всего этого получится. Сережа хотел присоединится к последним и только лишь наблюдать, но Даша все-таки уговорила его спасти честь класса, погибнув на воображаемой дуэли.

Зрители, наконец, уселись на стулья, взятые напрокат в школьной столовой и специально привезенные на вечер (что вызвало по этому случаю у завуча недоумение). Но как бы то ни было, поэзия вступала в свои высокие права и задавала иные правила игры.

Выключили свет, начался театр. Горничная Кристина в тишине зажигала свечи, и по мере того, как помещение понемногу освещалось, внимание зрителей переходило на самый дальний угол, где за резным дубовым столом сидела Даша, изображавшая заснувшую за работой писательницу. Кристина тихо подошла к ней, чтобы разбудить.

– Госпожа, просыпайтесь, – сказала она тонким голоском, – уж светает.

Госпожа поднимается и проводит взглядом по своему якобы кабинету. Потом устало потягиваясь говорит горничной:

– Ах, я даже не заметила, как сон меня одолел.

– Опять долго писали? Так с ума можно сойти. Не бережете себя, сударыня, – как-то легко войдя в роль лепетала Кристина.

– Все вспоминала, – вздыхает героиня.

– Что ж тут вспоминать-то – вспоминать нечего, – сетовала горничная.

Так начался этот небольшой спектакль. На мнимой сцене, к тому же, с ненастоящими актерами, происходили чудеса. Может быть среди этих старых, ненужных вещей оживали какие-то призраки из прошлого. Но, возможно, это играли тени от тихо плачущих свеч. Совсем маленькие роли вдруг превращались в загадочные истории, а речь протекала ровно, будто перед глазами проносились строчки из романа.

Нина Кирилловна с необычайным умилением наблюдала за всем действием, и чуть не заплакала, когда героиня Даши описывала дуэль. Зато некоторые ученики, которые пришли из-за корыстных целей, во время этой душещипательной сценки, сидя в последних рядах, злобно хихикали. В самом деле, даже Светлане Петровне было немного смешно смотреть на дуэлянтов, у одного из которых еще был виден почти заживающий синяк под глазом.

После того, как Даша произнесла последнюю свою сценическую фразу, зрители оживились, словно вернулись в свои обычные состояния из состояния театрального обмана. Хотя не все поддавались этой иллюзии, и кто-то просто любовался вещами и костюмами.

Потом читали стихи, но на фоне живого представления они звучали немного скучновато. Вероятно оттого, что, когда потушили свечи и включили искусственный свет, исчезло нечто завораживающее и таинственное. Театр кончился.

* * *

– Кристинка! Как здорово все получилось! – радовалась Даша. – Теперь со спокойной душой можно уходить на каникулы.

Кристина вся сияла от такого наплыва эмоций. Их так долго поздравляли и желали успехов, что у нее от всего этого закружилась голова.

– Даша, я буду актрисой... Решено! – восклицала она.

– Да, конечно! У тебя уже сейчас проявляется мания величия, – смеялась Даша.

– А, барышни, упиваетесь своей славой? – подкрадываясь спросил Антон.

– Ну, хватит уже кривлятся, – умоляющем тоном сказала Даша. – Скажи лучше, где Сережа.

– Он уже ушел.

– Как ушел?

– Так, – Антон сделал несколько шагов, – ногами.

Кристинка глядя на него, будто пораженная небывалым остроумием, чуть ли не хохотала. На Дашу эта шутка должного впечатления не произвела, и она, покачав головой, отошла от них и направилась к Светлане Петровне.

Она говорила о чем-то с мужчиной, лицо которого было откуда-то знакомо Даше. Увидев ее, она помахала рукой, и Даша шелестя платьем и поправляя шаль подошла к ней.

– Вот, девочка, о которой я говорила. Без нее ко мне не пришла бы эта мысль, – улыбаясь сказала Светлана Петровна.

– Вы, как я понимаю, с Сережей в одном классе учитесь, – необычайно мягким и даже тихим голосом произнес мужчина.

Его яркие глаза и выразительные черты лица излучали такую моложавость, что седина в волосах могла показаться всего лишь серебряным налетом каких-то блестящих частиц времени. Этот мужчина был отцом Сережи, тем самым отцом, которому домом и семьей служила его работа в театре. Виктор Иванович приехал на гастроли и как обычно, раз в год, ему безумно хотелось видеть своего сына. И Сережа подозревал, что от этой их встречи будет только хуже, но ненавидеть отца он не мог. Поэтому лучшим вариантом было не видеть его вообще.

Даша смущалась, но поддерживала разговор с тайным любопытством и в тоже время с восторгом.

– А где же Сережа? – спросила Светлана Николаевна.

– Он как-то неожиданно ушел, и я не видела его, – ответила Даша. Мать с отцом переглянулись так, как-будто молча что-то друг другу сказали, и это что-то было, как поняла Даша, об их сыне.

– Наверное, он отправился домой... Дашенька, у меня к тебе просьба, – она взглянула на мужа, – вернее даже, не у меня, а у нас.

Чувствуя странное беспокойствие родителей о сыне, Даша отзывчиво их слушала.

– Не могла бы ты позвонить сейчас Сереже, наверняка он уже дома. Скажи ему, что его здесь ожидает большой сюрприз. Если звонить буду я, то, боюсь, сразу проболтаюсь.

– Вы, Дашенька, только обо мне ничего не говорите, – заговорчески добавил Виктор Иванович.

* * *

Сережа спал. Он спал так крепко, что даже, если бы случилась сенсация мирового масштаба, то вряд ли это его хоть немного взволновало. Вечер поэзии и, к тому же, окончание первого полугодия совсем его расслабили, и уже не хотелось ничего видеть и слышать.

Домашнее тепло, как прежде, окутало своим вязким спокойствием и тишиной, и к Сереже подбирался медленный протяжный сон. Он проваливался в какую-то призрачную пропасть, причем с неизмеримой скоростью. Перед глазами кружились тысячи лиц, говорящие тысячу ненужных слов, а иногда из всей этой сонной чепухи вылетал волейбольный мяч.

Зазвенел телефон и звенел долго и настойчиво, пока Сережа, досадуя и проклиная дотошный звон, зевая не сказал:

– Алло!...

Откуда-то из другого мира, более подвижного, зажурчал быстрый голосок Даши:

– О, наконец-то! Я уже подумала, что Антон тебя действительно убил. Исчез, как ни в чем не бывало. Скорее возвращайся, здесь тебя ждет сюрприз.

– Миронова Даша, – обстоятельно и толково начал говорить Сережа, – вечно ты пытаешься что-нибудь испортить. Я хочу спать. Какие тут могут быть сюрпризы?!

– Что ж, Карцев, тебе удалось меня обидеть, но еще легче, чем я, обидится твоя мать, если ты сейчас не придешь в магазин. Кстати, я не думала, что ты такой зануда.

Сережа вдруг неожиданно, как, впрочем, это всегда бывает, вспомнил сон, только что ему снившийся. Она и он вместе танцевали вальс в огромном зале с высоким потолком, причем Даша была очень красивая, почти сияющая. Дополнил этот образ блестящий, лакированный паркет и то, что в самом зале они были лишь вдвоем.

– Ладно, буду через пятнадцать минут, – сказал он после некоторого молчания. – Там вечер еще продолжается?

– В самом разгаре, – обманула Даша.

Но все уже разошлись с чувством выполненного долга и без двоек в полугодии. Каникулы, новогодние праздники – все это казалось таким близким и заманчиво-веселым, что в поэтической атмосфере вечера уже чувствовалась какая-то интрига.

Это нечто таинственное повисло в воздухе и как бы уже не могло существовать без антиквариата, без всего того, что так нравилось Даше. Выключив свет, она зажгла свечу и села на витрину. В помещении, среди старых вещей, каждая из которых сама за себя рассказывает историю, противопоказано скучать, иначе нельзя будет насладиться их своеобразной тишиной. И Даша сидела молча, пытаясь запомнить каждый предмет. Ей совсем не хотелось снимать этого платья и бабушкиной шали и тем более не было никакого желания возвращаться домой.

– Дашенька, – окликнула ее Светлана Петровна, и Даша вздрогнула от неожиданности, – ой, извини, я, наверное, сейчас нарушила необычайное волшебство, творящееся в тебе.

Даше стало приятно слушать эту замечательную женщину, которая сумела осуществить, казалось бы, всего лишь какую-то фантазию о перемещении во времени.

– Жаль, что мне надо уходить. Но честное слово, я бы осталась здесь жить, – оживленно говорила Даша. Светлана Петровна улыбнувшись сказала:

– Невсегда мы получаем то, что хотим... Но ты не уходи так скоро. Вот-вот придет Сережка.

– Нет, мне как-то неудобно...

По лестнице спустился Виктор Иванович, который все это время, избегая репортеров, прятался на втором этаже.

– Милая барышня смущается? – галантно вмешался он в разговор.

Но Даша ничего не ответила – звякнул колокольчик на двери, и вошел Сережа.

– Сынок, это твой... – начала представлять Светлана Петровна.

– Отец. Какими судьбами? – иронично продолжил Сережа. И минутное оцепенение длилось бы, вероятно, дольше, если бы Виктор Иванович, с какой-то немного наигранной тактичностью не сказал:

– Тебе мама, наверное, обо мне много рассказывала. Поверь, мне жаль, что мы с тобой так редко видимся, но, кажется, ты не рад мне.

– Слишком неожиданно, правда Сереж? – как бы оправдываясь за сына ответила Светлана Петровна. Он промолчал и взглянул на Дашу, которая старалась делать вид, что даже не пытается прислушиваться к чужому разговору. Она рассматривала чайный сервиз и серебряные ложечки, веером лежащих рядом с чашками.

– Даша, ты сейчас домой идешь? – поинтересовался он, игнорируя родительское недоумение.

– Да, уже...

– Что ж, я провожу тебя, – недослушав уверенно предложил Сережа.

Даша растерялась и не могла понять, как лучше поступить. Потом посмотрев на Светлану Петровну, которая кивнула ей, быстро побежала за курткой в кабинет. Она переоделась и вышла. Сережа тем временем уже ждал ее на улице.

ГЛАВА 17. ЗИМНЯЯ СКАЗКА.

– Все так быстро пролетело, так легко, почти не заметно, – начала разговор Даша. Сергей шел, нахмурив брови, обдумывая то, как будет объясняться с матерью, и не сразу отреагировал на мечтательный тон подруги. А она, чувствуя его беспокойство, пыталась отвлечь, говоря о чем угодно, что в голову придет. Сережа как-то вяло ответил, что мол да, в самом деле, не заметили недели. Но этот его язвительный, и все же незлой юмор не обидел Дашу, и она продолжала оживленно рассказывать, как Кристинка с Антоном воодушивившись поэзией и сценой, решили вместе поступать на театральный факультет.

– Даша, давай не будем говорить о театре, – хмуро попросил он. – Какие планы на каникулы?

– Здорово, что ты спросил, – снова залепетала Даша. – У меня появилась одна идея...

И она сообщила Сергею о предложении Тани приехать к ней на зимние каникулы. В подробностях описывая все достопримечательности города, где их бывшая одноклассница теперь жила, и желая заинтересовать его в этой поездке, она говорила, что нет места лучше для встречи нового века.

– Как так она переехала навсегда?! А школа? – удивлялся Сергей новости о том, что Таня уехала.

– В том городе тоже есть школа, – улыбаясь говорила Даша. – Ну что, хорошая идея?! Костик тоже собирается. Он сегодня уже накупил всяких спортивных снарядов.

Сережа не мог отказаться, ведь немного расслабившись после одного сюрприза с его отцом, получил другой, более приятный сюрприз.

– Да, было бы неплохо уехать на некоторое время... – задумчиво сказал он. Даша поняла, что его запутанные отношения с отцом должны были как-то распутаться, и лучшим решением всего этого был отъезд. Снежные пространства лыжной базы, чистые леса и упругий морозный воздух представились вдруг Сергею чем-то по-настоящему целебным.

Они попрощались, договорившись о встречи на завтра, и Даша, от радости не чувствуя земли под ногами, почти взлетела на свой седьмой этаж. Сережа неспеша отправился домой. Под ярким светом уличных фонарей снег поблескивал и кое-где переливался, подражая ритму иллюминации. Ему действительно стало скучно среди предпраздничной суеты. Это были подвижные огоньки проезжающих мимо машин, разукрашенные витрины, елки, милицейские палки и весь обычный городской шум, одним словом, – ежегодные приготовления. И, конечно, где-то в глубине каждого сердца таилось ожидание перемен и чуда. Идея уехать накануне праздника в другой город захватывала тем, что невозможно было предугадать все назревающие, хотя нет, даже потрескивающие на морозе события.

* * *

С родителями проблем не было. Марине Васильевной понравилось экзотическое звучание «зимний курорт», и она с радостью собирала детям в дорогу продукты и вещи. Назидания длились целый день. Отец прочитал Косте значительную лекцию о мерах безопасности в поездах, дал инструкцию к поведению на горных дорогах. «И самое главное, – говорил он, – вернитесь, пожалуйста, со всеми частями тела».

Даша трепетала, ссорилась с братом, который ругался, что она брала с собой слишком много ненужных вещей, и, наконец, ждала звонка от Сергея. Она связалась с Татьяной, и та порадовала свою бабушку вестью о скором приезде гостей. Все складывалось стремительно и каждый миг приготовления очаровывал какой-то непроясненной надеждой.

Утро в день отъезда началось с телефонного звонка, когда бурный поток сна в голове Даши еще только набирал свою скорость. И она с щекоткой внутри осознавала свою радость, сквозь сон слушая, как Костя по телефону договаривался с Сережей о билетах. После долгих и упорных переговоров со своей матерью он отправлялся на каникулы вместе с ними.

Забывая обо всем на свете и тут же вспоминая все самое, на ее взгляд, важное, Даша собирала в рюкзак книги, амулеты, картинки и, разумеется, дневник.

– Сорока-белобока, зачем тебе нужно все это барахло? – негодовал Костя.

– Что ты понимаешь?.. – пренебрежительно отвечала она. И Костику приходилось смирятся с упрямостью сестры.

* * *

День оказался солнечным, почти сверкающим. В звенящей суете вокзала, казалось, таился какой-то незримый фейерверк, вот-вот готовый вспыхнуть тысячами пестрящих огоньков и свечек. Поезд обещал чудес – пересечь огромное пространство за несколько часов. Предвкушая чудесную поездку, Даша вошла в купе, как в волшебную комнату. Она сразу же заняла верхнюю полку и принялась читать Марину Цветаеву. Этот томик со стихами поэтессы она купила в привокзальном магазине за тем, чтобы потом когда-нибудь благодаря Марине Цветаевой вспомнить все подробности поездки. Даша всегда оставляла себе что-нибудь на память.

– Даша, кстати, я совсем забыл, – мило улыбаюсь сказал Костя, – с нами поедет Стас.

Сережа, лежавший на другой верхней полке, вдруг рассмеялся, но промолчал, скрыв свое не очень приятное удивление.

– Ну и где же он? – сомневаясь в искренности брата спросила Даша.

– Сейчас будет, – пресек он ее сомнения. Дверца купе заскользила, пригласительно открываясь для Стаса, и он, запихав толстую сумку под сиденье, пожал руку Костику, Сергею и пощекотал пятку Даше.

– Ай! Не надо щекотаться, – дернув ногой, сурово сказала она. Стас, хватая ее за щиколотку, старался задобрить злючку:

– Ладно, хватит дуться, я хотел сделать тебе сюрприз, поэтому Костян ничего не говорил.

– Ха-а!.. Сюрприз и сбоку бантик! – развеселилась Даша, когда Стас распустил свои пушистые волосы.

Зазвучали рельса и колеса, и поезд стал набирать скорость. За окном промелькнули городские картинки, чередой проходящие мимо и где-то там остающиеся на время, пока снова не оживут перед глазами, когда поезд будет возвращаться. А впереди – снежный лес в узорах закатного неба. Они ехали двое суток, рассказывая друг другу дорожные байки. Стас, не расстававшийся со своей гитарой, музыкой и сигаретами, играл, пел и подолгу курил с Костей. И Даша радовалась каждый раз, когда они выходили из купе покурить. Тогда она оставалась наедине с Сережей, который почти всю дорогу или крепко спал, или не отрываясь от бумаги рисовал.

– Что ты видишь? – прошептала как-то она, проснувшись очень рано. Костя, напившись вечером пива, спал, как сушенная рыба. Стас, вообще, всю ночь провел в шумном соседнем купе, где ехали, как оказалось, его какие-то там знакомые, но позже выяснилось, что они никогда друг друга не знали. Сережа сидел, по-турецки скрестив ноги, смотрел на только что нарисованный эскиз.

– Что я вижу? – задал он вопрос, и Даша мало поняла то ли он ее переспросил, то ли сам себя спросил.

– Уже рассвет, – потянувшись к окну сказала она.

– Я вижу тебя. Вот, посмотри, я рисовал тебя, пока ты спала...

* * *

Таня с бабушкой встречали поезд. Людмила Владимировна не могла стать в сравнение с теми бабушками, которые пекут пирожки и вышивают крестиком. Это была энергичная и в то же время артистичная женщина. Она безумно понравилась Даше. Таня радовалась, все в ее глазах приобретало некий смысл, когда она предчувствовала, что эти каникулы станут завершением какой-то истории, уже давно связавшей их.

Людмила Владимировна знала о внучке все до последней капельки тех слез, которыми Таня плакала ночами, уткнувшись в длинноухого зайца своих грез. Она догадалась, что этого зайца зовут Стас.

С вокзала они сразу же отправились домой. Бабуля всех уместила в своем шикарном джипе и по дороге рассказывала о том, кто на каком этаже будет жить, благо домик у Людмилы Владимировны был подстать отелю.

«Зимний курорт» сводил с ума своим здоровой атмосферой. Город оказался очень миниатюрным. И первые два дня гости Тани были очарованы. Гуляя по проспекту, они заходили на выставки, и Даша хотела остаться жить в одном из музеев, где красовались вещи конца восемнадцатого века. Костя отговаривал ее так, как если бы она действительно решилась на это. После культурных походов, в которых каждый смешил друг друга по любому поводу, начались походы спортивные, где смешно было абсолютно все.

Воздушные снежные пространства легко, в каком-то безмятежном полете, поднимались и опускались, когда чувствовался спуск по белому скату горы. Даша бесстрашно держалась на лыжах и, каждый раз выбирала трамплин покруче.

– Осторожней! Выше все равно не взлетишь! – кричал ей Стас.

– А может, она могла бы до неба достать... – воодушевленно говорила Таня. Стас завязывал свои шнурки на ботинках и ухмылялся, понимая, что она, Даша Миронова никогда не интересовалась пустотою неба. Для нее важнее красивое приземление, точно также, как и ему. А Таня и без того слишком воздушна, чтобы еще летать. Как же он был неправ!

* * *

Время каникул еще больше изменчиво, чем обычное время. В доме Людмилы Владимировны каждый вечер зажигался настоящий камин с настоящими дровами и огнем. Стас играл на гитаре, и всем было тепло и уютно, но что-то заставляло их чувствовать в друг друге обман. Словно каждый из них умолчал, спрятал в себе тайну. Под алмазным солнцем, на блестящем снеге, среди разрумяненных морозом лиц они забывали о чем-то самом главном, что привело их в этот белоснежный город.

Приближалась новогодняя ночь, которая сказочным образом превращает старый год в новый и иногда раскрывает тайны. Мальчики отправились за подарками, девочки готовили ужин – все как обычно. Людмила Владимировна поцеловала внучку и уехала праздновать к своим друзьям. Таня осталась хозяйкой, и Даша пользовалась всеми привилегиями подруги, помогая оформлять праздничный стол.

– Даша, я решила, что признаюсь Стасу, – сказала Таня, заправляя майонезом салат.

– Осторожно, не переборщи... – указывая на посуду пролепетала Даша. Таня улыбнулась, подумав, что в самом деле не стоит перебарщивать.

– Признаться? – переспросила Даша. – И что дальше?

– Ой, сколько вкусного здесь! – потирая ладони ворвался в кухню замерзший Костя.

– А где остальная братия? – поинтересовалась Таня.

– Их снегом засыпало. К утру дойдут, – делая серьезное лицо сказал он.

– По твоим следам? – пошутила Даша. Костя промолчал.

– Ты что-то скрываешь? Шутки шутками, но... – недоверчиво спросила его Таня.

– Они скоро придут.

Даша по-хозяйски отложив в сторону нож с прищуром посмотрела на брата.

– Милый братец, моя интуиция подсказывает мне, что все здесь далеко непросто.

– Я сказал, они выяснят... – чуть не проговорился Костя.

– Что выяснят? Боже мой, неужели они снова... – начала догадываться Даша.

– Перестаньте же играть в молчанку! – возмутилась Таня. – Говорите, в чем дело?!

Костя на секунду задумался, прикурил сигарету и хрипловатым голосом сказал:

– Ладно, я и сам уже засомневался. Они во дворе, остались поговорить. Надо бы посмотреть, живы ли они.

Таня бросила ложку и не снимая фартука первая выбежала из кухни. Распахнула дверь, остановилась на пороге. На вечерней предновогодней улице снег ворожил, описывая зимнюю сказку. Стас стоял глядя на светивший тусклым светом ночной фонарь, курил.

– Стас! – окликнула она его, и он обернулся. – Где Сергей?

– Таня, я тут, у тебя под носом, – сказал Сережа. Он сидел, прислонившись к стене и тоже курил. Стас подошел к нему и протянул руку, тот встал и, затушив сигарету, принял знак дружбы.

– Что тут у вас происходит? – негодовала Даша, вышедшая следом за Таней.

– Ничего. Старый год провожаем, – как ни в чем не бывало сказал Сережа. – А вы, зачем мерзнете, как сосульки?

– Сережа, я серьезно. У тебя кровь на губе...

– Зайдем в дом... Это ерунда – не обращай внимания, – успокаивал он ее. Стас обнял Таню, дрожащую от холода и от леденеющих слез. Они вошли в дом. Костя, снова промолчав, ухмыльнулся. Ни Таня, ни Даша так и не поняли, что все это значило, но и та и другая подумали о своем.

* * *

Новогодняя ночь не открыла тайны, и, казалось, что все чудеса прошли мимо белоснежного городка, мимо всех настоящих событий. Зимняя сказка была вовсе не про золушку, даже не про ведьму. Даше Мироновой не удалось сыграть ни золушку, ни ведьму. Она осталась собой, но не одна...

* * *

Музыка дороги снова гипнотизировала. Поезд лентой гипнотизера вился по снежным лесам и полям. Каникулы, как огромная забытая картина, осталась в том городе, откуда они уезжали. И снова купе – бегущая в ночь комната. На обратном пути Даша мало спала, сочиняла стихи.

– Какое ты любишь кино? – внезапно для Сергея спрашивала она. Тогда он отвлекался от рисования и, откладывая карандаш, с радостью уделял ей внимание.

– Хорошее. А почему тебе это интересно?

– Просто мне показалось, что кто-то про нас снимает кино, а мы играем свои роли.

– Это всего лишь твои впечатления... Знаешь, ты сегодня какая-то особенная, – приглядываясь к ней в темноте говорил он. Даша тянулась к окошку и, отодвигая занавеску, смотрела на холодное звездное небо и дула на стекло так, что горячий воздух ложился по кружеву снежного узора.

– Нет, это вечер особенный, – улыбаясь звездам прошептала она. Сереже было хорошо вот так вот смотреть на нее, такую восторженную и тихую. В ней не было никаких загадок, потому что она даже не пыталась их загадывать ни себе, ни другим. Даша Миронова была открыта всему далекому небу, и Сергею была так близка и понятна ее воздушная игра.

Оглавление

ГЛАВА 1 ИДЕАЛЬНАЯ ДЕВОЧКА.

ГЛАВА 2. НОВЕНЬКИЙ.

ГЛАВА 3. МАГИЧЕСКИЙ ДРАКОН.

ГЛАВА 4. ОСТРИЕ ПЛАМЕНИ.

ГЛАВА 5. ТАИНСТВЕННЫЙ ШЕЛЕСТ.

ГЛАВА 6. ПЛАКАТ.

ГЛАВА 7. ОСЕННИЙ БАЛ.

ГЛАВА 8 ЗАГАДКА

ГЛАВА 9 СОННАЯ БАБОЧКА.

ГЛАВА 10 ЗНАКОМСТВА.

ГЛАВА 11. СУМАСШЕДШАЯ.

ГЛАВА 12. КОШАЧИЙ СГЛАЗ.

ГЛАВА 14. ГОРНАЯ ВЕДЬМА.

ГЛАВА 14. СНЕЖНАЯ КОРОЛЕВА.

ГЛАВА 15. СНЫ НЕ СБЫВАЮТСЯ.

ГЛАВА 16. ВЕЧЕР ПОЭЗИИ.

ГЛАВА 17. ЗИМНЯЯ СКАЗКА.

Реклама на сайте