«Мелодия жизни»

Мелодия жизни (fb2) - Мелодия жизни 917K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Дмитрий Комогоров

Мелодия жизни Роман Дмитрий Комогоров

© Дмитрий Комогоров, 2016

ISBN 978-5-4483-3883-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Моим родителям

Часть 1

Глава 1

Он ненавидел крепкий алкоголь. Ненавидел его вкус, его запах, ненавидел тех, кто наслаждался, вливая эту субстанцию себе в глотку. Но больше всего он ненавидел этот момент, эту секунду, когда жидкость только начинала спускаться по горлу, обжигая тем самым все на своем пути. В это мгновение он всегда задавался вопросом: «А зачем я вообще решился на это?», и через пару минут получал ответ – тело расслаблялось, давая ощущение легкой истомы, а все мысли покидали разум, принося за собой столь приятную тишину.

Насколько это тишина вообще была возможна в подобном месте и в подобное время.

– Ну как? Легче стало?

Повернув голову в сторону источника вопроса, он обнаружил рядом с собой знакомое лицо.

– Скоро узнаем.

Еще один большой глоток – и бокал со звоном приземлился на стойку бара. Показав бармену жестом, чтобы тот повторил порцию, он, не вставая с высокого стула, вполоборота развернулся к собеседнице.

Повисла пауза.

Первой не выдержала она:

– Сколько ты тут уже сидишь?

– Часа полтора.

– И сколько ты выпил?

– Примерно вот столько. – Пальцами правой руки он показал интервал сантиметров в десять.

– Разбавляя? – спросила она, присаживаясь рядом на такой же стул. – Или вчистую?

– Да. – Бармен поставил перед ним свежий бокал с новой порцией янтарной жидкости. Он сделал небольшой глоток. – Вчистую.

Девушка вздохнула, даже не стараясь скрывать легкого раздражения.

– И что у вас опять стряслось?

– Не хочу об этом говорить.

– Ну конечно, – начала она, изменив свой голос на издевательски-пародирующий: – «Я просто буду сидеть здесь, напиваться и проклинать весь этот чертов мир». Так получается?

– Ага…

Резкий удар по затылку не дал ему поднести бокал ко рту, отчего большая часть алкоголя выплеснулась наружу.

– Неправильный ответ!

– Да что, мать твою, с тобой не так, Вита?! – разгневано спросил он, вытирая рукой алкоголь, попавший на одежду.

– Со мной? – усмехнулась она. – Со мной-то как раз все в порядке. Это ты ведешь себя как унылое дерьмо.

Он промолчал.

– Ну что у вас там произошло? – не унималась девушка. – Опять что-то не поделили? Поссорились? Может, в постели ты назвал ее чужим именем?..

– Мы расстались.

– …Чего?

– Мы, – еще глоток, – расстались.

– Так, о’кей. – Она подняла взгляд в поисках бармена. – Мне, пожалуйста, тоже, что и моему другу. – Они какое-то время сидели молча, пока парень за стойкой не подал два бокала. Вита сделала небольшой глоток, поморщилась, пробормотав: «Вот же хрень», и снова обратилась к собеседнику. – А теперь давай поподробнее.

Она ведь все равно не отстанет, подумал он и принялся рассказывать: как они перестали понимать друг друга, как любая мелочь приводила к бессмысленным ссорам и крикам, как они уже месяц не спали в одной кровати, а если и спали, то на таком расстоянии, что между ними можно было баррикаду построить; как она заявила, что намного приятней заниматься сексом с душевой насадкой, нежели с ним; как он впервые за всю историю их отношений сорвался и дал ей пощечину. Это как раз и стало последней каплей – она собрала свои вещи, проклиная его за все то время, что, якобы, было потрачено впустую, и ушла.

Вита сидела и терпеливо слушала, а когда он закончил, положила руку ему на плечо, мягко его сжав.

– Значит, вам не суждено было быть вместе.

– Отлично, – раздраженно произнес он. – Ничего менее заезженного придумать не могла?

– А что тут придумывать? Вы встречались сколько? Два года?

– Через месяц должна была быть вторая годовщина.

– Ну вот! А теперь посчитай, сколько за эти два года вы действительно – повторюсь, действительно – наслаждались обществом друг друга?

– Да даже не в этом дело! – всплеснул он руками, едва не задев бокалы. Затем сделал глубокий вдох и спокойно продолжил: – Подсознательно я понимал, что мы рано или поздно разойдемся. Но все равно не переставал пытаться сохранить наши отношения. Но ее всегда что-то не устраивало, она…

Удар по подзатыльнику.

– Какого хрена?!

– Прекрати давить на жалость, – в голосе девушки читалась серьезность. – Перестань корчить из себя жертву. «Вот – это все она. Это она плохая, а я весь из себя гребаный принц на белом коне». Я не говорю, что ты можешь оказаться не прав – может, она и вправду та еще стерва, – но не смей сам изображать из себя неудачника, который давал-давал-давал, а потом остался с разбитым корытом.

После небольшой паузы, она подвела:

– Расстались? Ну и черт с ней! Ты же не старик восьмидесятилетний – найдешь себе еще девушку, которая будет ценить тебя и твои старания.

– Вау, – спустя несколько секунд сказал он. – Вита, когда ты научилась этим мотивационным штукам?

– С тех пор, как поняла, что нужно каждому человеку время от времени: хорошая музыка, что раскачает тело, и хороший секс, что поднимет настроение и избавит от дурных мыслей, – она сделала вид, что задумалась, а затем, улыбнувшись, добавила: – Ну, или просто посидеть вечерком дома с другом и посмотреть какой-нибудь фильм.

Он впервые за весь день искренне рассмеялся.

– Это ты так в гости напрашиваешься?

– Да, – честно ответила Вита. – Но не сегодня – у меня еще работа. Люди сами по себе танцевать не будут – им нужен проводник в музыкальную нирвану.

Затем она встала и дружески его приобняла.

– Давай, не засиживайся тут. Иди лучше домой, выспись, а уже завтра вечером посидим у тебя.

– Хорошо, – сказал он, удивляясь, как на душе стало спокойней. «Это из-за Виты или алкоголь наконец подействовал?» – пронеслось у него в голове. Мысленно отбросив второй вариант, он искренне улыбнулся подруге. – Спасибо тебе.

– Да нет проблем, – ответила она. – Все, я пошла.

– Пока.

На полпути к выходу девушка остановилась и, развернувшись, снова подошла к нему.

– Слушай, Влад, я тут вот что подумала, – наклонившись к его уху, ехидно прошептала она. – Может, тебе с парнями начать встречаться?

– Членами не интересуюсь, – спокойно ответил он. Это был не первый раз, когда подруга пыталась подколоть его подобным образом.

– Тут я с тобой полностью солидарна, – улыбаясь, произнесла Вита. Затем, не говоря больше ни слова, быстро покинула заведение.

Почти сразу до него дошло, что она торопилась не потому, что опаздывала на работу (часы, висевшие над стойкой, не показывали и десяти часов), а потому, что не хотела платить за свою порцию виски. Он усмехнулся, покачав головой. Вита, несмотря на то, что неплохо зарабатывала, работая диджеем в одном из самых популярных ночных клубов города, никогда не упускала возможности выпить или поесть за счет другого. Влад расплатился, не забыв про чаевые, вызвал такси и отправился домой.

Открыв дверь и зайдя внутрь, он ощутил, как одиночество, словно тыкая в мозг иголками, наполняет его разум безысходными мыслями. Но тут на помощь, как спасительный маяк, возник голос Виты: «Расстались? Ну и черт с ней!». И снова улыбка – пусть и слабая – появилась на его лице.

Влад разделся, лег на разложенный диван, и какое-то время смотрел на вторую половину, но вскоре повернулся к стене.

Зато теперь высплюсь нормально.

Глава 2

– …и вот почему вчерашняя ночь была самая тухлая, какую я могу себе припомнить!

Влад и Вита сидели на диване перед телевизором, по которому шла (а в данный момент стояла на паузе) какая-то американская комедия. У них часто так бывало: собирались устроить киновечер, а в итоге, не протянув и двадцати минут, благополучно про него забывали и увлеченно общались на всевозможные темы до поздней ночи. Они неторопливо пили пиво: Влад – темное, Вита – светлое. В качестве закуски у них шла тарелка, доверху заполненная чипсами.

– Нет, ну серьезно! Мой клуб – это храм, который создан, чтобы уйти от реальности, позабыть свои жизненные проблемы и выплеснуть весь накопившийся негатив в танце. – Вита поставила бутылку на пол и продолжила рассуждать, активно жестикулируя: – А они для чего приходят? Тупо, чтобы кого-нибудь снять! А на музыку им пофиг! Я пытаюсь их завести, разогреть, подначиваю, чтобы они наконец начали трясти своими задницами. Но нет – на танцполе точно сходка застенчивых девятиклассников. – Она взяла бутылку и немного отпила. – Бесит меня это уже.

– По-моему, ты чересчур уж возвышаешь клубы, тебе не кажется? – заметил Влад. – Да, люди приходят туда, чтобы позабыть свои проблемы и растрясти негатив. Что может справиться с этим лучше, чем знакомство, флирт, а после – если хорошо постараться – секс? А музыка… музыка – всего лишь фон. Ничего более…

– Не смей называть мою музыку «всего лишь фоном»! – неожиданно взвилась Вита, угрожающе тыча пальцем.

– Ладно-ладно, не кипятись, – Влад выставил перед собой ладони. Точнее – одну ладонь, так как в другой по-прежнему находилась бутылка. – Я не называл твою музыку «фоном», а саму концепцию, если хочешь – идею клубной музыки. Как ты уже сказала, все приходят в клуб, чтобы кого-нибудь снять. Музыка в этом деле – помощник номер один. Схема проста до безобразия: сначала привлечь самку или самца своими телодвижениями; затем, если «жертва» оценила – уже трястись под музыку вместе; позже водопой – распитие коктейлей у барной стойки, под менее навязчивую мелодию. – Он сделал глоток. – И лишь после этого: такси, квартира, постель. Все!

– Прямо «В мире животных», – фыркнула Вита, задумчиво вертя в руках бутылку.

– Но ведь так оно и есть! Все мы – животные.

Она рассматривала пивную этикетку с таким вниманием, словно на ней, вместо состава, был написан детективный роман. Повертев бутылку еще немного, она тихо, почти шепотом произнесла:

– Когда-нибудь люди будут ходить в клуб только из-за меня и моей музыки.

Влад, ничего не говоря, поднес свое пиво к рукам Виты. Она не нуждалась в объяснении этого жеста: горлышки бутылок со звоном соприкоснулись.

– Аминь, – произнес Влад и чуть отпил. Вита повторила за ним.

Они снова замолчали, и никто не придумал ничего лучше как снова запустить фильм, хотя ни он, ни она уже не помнили в чем суть сюжета.

***

– Как там твоя виолончелистка?

Вопрос повис в воздухе. Горлышко застыло перед губами Влада. Он посмотрел на Виту, затем, потупив взгляд, ответил:

– Понятия не имею.

– От нее по-прежнему никаких вестей? – спросила она, ставя фильм на паузу.

– Никаких, – покачал головой Влад, – за последние пять лет.

– А соцсети? Неужели вы не общаетесь по Интернету?

– Она никогда не регистрировалась ни в одной.

– Ух ты. Такие люди еще остались?

– Да-а… – протянул он. – Она всегда говорила, что это – пустая трата времени.

– А как же родственники? – не отступала Вита. – Друзья? С ними она тоже не поддерживает связь?

– Первое время, – начал вспоминать Влад, пропустив вопрос мимо ушей, – мы обменивались электронными письмами. Но с каждым разом ее ответы становились все короче и короче, а затем и вовсе прекратились. В последних письмах она писала, как ужесточается график, и что свободного времени у нее очень мало: постоянные репетиции, переезды из города в город, выступления…

– Не сказать, что она довольна этим…

– Шутишь? – усмехнулся Влад. – Она мечтала об этом с самой школы! В ее представлении этот город – тюрьма. Жалобы касались всего: начиная от людей и их отношения друг к другу, до мелкого мусора на улицах. Она всегда грезила, как выберется отсюда и будет путешествовать по миру, давая концерты.

Воспоминания о тех днях, конкурсах в момент окутали его: вот он – сидит на первом ряду посередине, смотрит на сцену; и вот она – выходит под скромные аплодисменты, держа смычок в правой руке и свой верный инструмент в левой. На ее лице почти незаметная, сдержанная улыбка, когда она садится на небольшой стул, перед которым расположен пюпитр с уже подготовленной партитурой. В зале наступает полная тишина – слышно, как переворачиваются страницы той самой партитуры. Она обводит взглядом зал – на мгновение, на долю секунды задержав его на Владе, – делает глубокий вдох и подносит смычок к струнам.

Влад никогда не являлся поклонником виолончели, как в прочем и других оркестровых инструментов, но когда играла она, все то, что когда-то казалось таким непонятным и порой даже грубым, превращалось в волны небесного звучания, исходящие не столько от инструмента, сколько от нее самой. Глаза закрыты – все ноты бережно хранились в голове. Она не просто играет, она вкладывает всю себя, все эмоции в каждое движение смычка. Ее движениями рассказывается история. История нелюдимой школьницы, у которой, казалось, нет ничего, кроме желания быть значимой. Медленное, тихое и даже грустное начало сменяется воодушевленной борьбой между жизнью и мечтой, и вот уже вся игра превращается в одно громкое заявление: «Я та, кто я есть!». Едва заметные капельки пота скатываются по ее щекам, переходя к шее, а из-за экспрессивных движений разносятся повсюду, но ее это не волнует, никого не волнует. Важны только она и музыка, которая ни одного слушателя не оставит равнодушным – все будут накрыты этой волной, этим цунами из эмоций!

Когда рука, держащая смычок, мягко опускается, нет и намека на все те тихие и скромные рукоплескания, что были пять минут назад. Зал взрывается бурей аплодисментов такой силы, что, кажется, стены ходят ходуном.

Стоит ли говорить, кто в тот день занял первое место?

– Она добилась своей цели, – продолжил Влад. – С тех пор как она уехала в свое первое турне, и ноги ее здесь не было.

– А что ты? – поинтересовалась Вита. – Скучаешь? Ты же за ней с какого класса бегал? С девятого?

– С десятого, – уточнил Влад. Он опрокинул бутылку и разом допил все содержимое. – Что я? Я пытаюсь жить сегодняшним днем. – В голове голос бывшей закричал о душевой насадке. – Пусть и не всегда удачно. – Ему не хотелось продолжать вспоминать прошлое, поэтому он поспешил сменить тему, пока Вита вновь не начала расспросы: – А как у вас дела с Кирой?

– Хорошо, – как ни в чем не бывало, ответила она, пожав плечами.

Влад усмехнулся:

– И все? Мне главное устраиваешь целый допрос, а сама отвечаешь: «Хорошо»?

– А что, тебе так интересно слушать про лесбийские отношения? – улыбнулась Вита.

– Но ты же интересуешься моими гетеросексуальными отношениями! – парировал он.

– Туше, – сказала она, разведя руками. – Но у нас… действительно все хорошо. Много времени проводим вместе: днем обедаем недалеко от ее офиса, вечером она иногда приходит в клуб, – ее голос сменился на притворно-детский. – А ночью у нее мы тихо лежим в обнимку и не занимаемся никакими глупостями, как хорошие девочки.

Они оба рассмеялись.

– Так вы, получается… – Влад замешкался, пытаясь подобрать слова – алкоголь все-таки давал о себе знать. – Съехались?

Быстрый ответ не последовал.

– Я… не знаю.

– В смысле? – не понял он. – Ты же почти каждую ночь остаешься у нее.

– Это-то да, но… – она затихла и уставилась в пустоту.

Что-то изменилось в атмосфере вокруг – это внезапная смена настроения начала отдаваться в висках. Влад внимательно смотрел на подругу. Он никогда не видел Виту такой. Бойкая, решительная чудачка (в самом хорошем смысле этого слова), крутящая по ночам пластинки, исчезла, а на ее месте сидела незнакомка. Палитра эмоций исполняла целый танец на лице молодой девушки: смятение, нерешительность и… страх?

– …Я не знаю, – продолжила она. – Я еще никогда ни с кем не была… ну, на этой стадии отношений, понимаешь?

– Думаю, да…

И он не лукавил. Единственная девушка, с которой ему посчастливилось жить вместе, – это та самая, что пару дней назад в этой самой комнате материла и проклинала его за прошедшие два года. Удачный опыт, ничего не скажешь.

– Кира – первая, с кем у меня все так, – рассказывала Вита. – Даже не знаю, как сказать… хорошо, наверное. – Она совершено на себя не походила – вся зажалась, съежилась. – Я… я боюсь все испортить.

Владу показалось, что он ослышался.

…Чего?

– Боишься? Испортить? – Он аккуратно взял ее за плечи и попытался заглянуть той в глаза, что, к слову, было нелегко, так как она постоянно отводила взгляд. – Вита, посмотри на меня.

Подруга нерешительно подчинилась.

– Не вздумай тут изображать «неудачницу, которая все портит». Ты паршивая актриса! Оскара за эту роль тебе не дадут.

– Я могла бы попытаться… – И снова ее взгляд устремился вниз.

– Да что с тобой сегодня, Вита? Посмотри на меня. – Когда она вновь подняла на него глаза, он твердо заявил: – Ты – сильная девушка, которая не распускает нюни, а наоборот помогает не распускать их другим. – Вита опустила голову, но Влад продолжал говорить: – Если у вас с Кирой… действительно все хорошо – поговори с ней. Думаю, что идея переезда ей понравится.

Он убрал руки с ее плеч и отодвинулся, давая подруге немного свободного пространства.

Вита сидела молча и обдумывала все сказанное. Было видно, что сомнения не дают ей покоя. Спустя какое-то время, она медленно повернулась лицом к другу, а затем резко обняла его, едва не повалив на спину.

– Вот видишь, ты тоже можешь толкать мотивационные речи. Спасибо тебе, – отстранившись, поблагодарила она. Влад заметил, как одинокая слезинка сползала по щеке девушки. Вита тут же смахнула ее. – Я так и поступлю.

– Всегда пожалуйста, – ответил он. – И, да – если ты снова будешь вести себя так, я тебя больше на порог не пущу. Я серьезно.

– Договорились.

Какое-то время они наслаждались тишиной, и каждый думал о своем. Вита постепенно возвращалась к привычному для себя образу: тело расслабленно, ноги подобранны под себя, голова поднята вверх так, что каштановые волосы растрепались во все стороны, как будто так и должно быть; глаза мечтательно глядели в потолок, а губы вытянулись в задорную ухмылку. Влад же не мог отделаться от того воспоминания об одном из конкурсов. Закрывая глаза, он отчетливо видел все так, будто это было совсем недавно: контуры лица в свете прожекторов, улыбка, за которой трудно различить истинных чувств, загадочный взгляд, прямые и длинные темные волосы, идеально сидящее пепельное платье. Где она сейчас? В какой стране?

В попытке переключиться на что-нибудь другое, он нажал кнопку на пульте. Картинка в телевизоре ожила; послышались фрагменты оборванного на середине диалога.

– Ты помнишь, кто этот парень? – спросил Влад, показывая на главного героя.

– Понятия не имею.

***

Фильм они так и не досмотрели. Через час Вита вызвала такси. Стоя на пороге, она еще раз поблагодарила друга за слова поддержки и пообещала, что сегодня же поговорит с Кирой. Такой она нравилась ему больше – позитивной и уверенной в себе. В компании подруги он сам чувствовал себя соответствующе – преисполненным надеждой и энергией.

Попрощавшись с Витой, Влад взглянул на часы. Двадцать минут до полуночи. Сна не было ни в одном глазу, а то легкое опьянение прошло еще полчаса назад. Он сел за письменный стол, открыл ноутбук и вписал в поисковой строке название одного известного оркестра.

Сайт выдал тысячи различных сайтов, где, так или иначе, упоминалась деятельность оркестра и новости их туров. Помимо этого, Влад обнаружил новостную статью, где говорилось, что этот коллектив выиграл престижную награду на музыкальном фестивале в Америке. В статье было полно фотографий перед выступлением, во время и после. Он не удивился, когда уже на первых снимках обнаружил ее. Эту девушку определенно не могли упустить объективы профессиональных фотографов, будучи обращенными по направлению к ней, точно метал к магниту. Влада даже кольнула зависть. Ему самому захотелось оказаться по ту сторону камеры и ловить каждое ее движение.

За пять лет – с тех пор как он перестал активно следить за ее жизнью – она практически не изменилась, даже похорошела. И, помимо этого, стала еще более серьезной. Казалось бы – куда уж больше? Стиль ни капли не изменился: все те же темные платья, длинные и прямые волосы и бесконечная энергия во время игры. Это ощущалось даже через застывшие кадры. Единственное, что его удивило, – это отсутствие улыбки. Вообще. Она не улыбалась ни на одном кадре. Непосредственно во время выступление это было бы понятно – в те минуты на лице девушки была лишь сосредоточенность и способную заметить только единицы крупица страха допустить ошибку. Но до или после…

Выход на сцену всегда был для нее моментом триумфа, неважно, где было выступление: на региональном конкурсе или во время школьного праздника. Именно там она полностью чувствовала себя свободной и живой. Сейчас Влад не видел этого. Он вообще ничего не видел. Будто она была роботом, который выходит на сцену, садится на табурет, играет, встает, кланяется и уходит за кулисы.

Нет, скорее всего, ему просто кажется. Ведь они не виделись столько лет. А это и вовсе были фотографии, так что…

А что, если поискать видео? Их оркестр достаточно популярный – наверняка найдется хотя бы с десяток записей в сети.

Ага, как же… «с десяток».

Их было сотни! Если не тысячи.

Профессиональные записи, любительские с мобильных телефонов разного качества, продолжительности и ракурса.

Курсор переместился к самому верхнему видео. Влад уже собирался нажать на него, но в последний момент остановился.

Зачем?

Зачем ему смотреть эти записи, слушать их игру? Ради чего все это?

Все эти годы, что они были вместе, были годами «дружбы и ничего более». Ее это вполне устраивало, а его… ему, понятное дело, хотелось большего. Они были друзьями, были лучшими друзьями, а затем она послала все к черту и сбежала из этого города навстречу своей мечте. Никакого расставания не было – просто констатация факта. «Я уезжаю». Все. На следующий же день она была уже за сотни километров. Да, была попытка поддерживать общение, но никакие электронные письма не могли унять ту тоску, что глубоко внутри высасывала все жизненные силы.

К счастью, в его жизни появилась Вита. И, надо сказать, очень вовремя: они познакомились незадолго до окончания сетевой переписки. Вита, совсем непохожая на кого—либо в жизни Влада, помогла вернуть ему – а может даже и привнести – позитивный жизненный настрой и подтолкнула к «движению вперед».

Жизнь – довольно странная штука, если о девушке, за которой бегал много лет, помогает забыть лесбиянка. До их знакомства, Влад был уверен, что симпатичные девушки, любящие – во всех смыслах этого слова – других девушек, бывают только в порнографии. Вита – прямое доказательство обратного. Да, она не носила платья и юбки, предпочитая им футболки и джинсы, – но это стройное тело, это миловидное лицо, которому не нужен был макияж, и эти вечно растрепанные, но при этом очень подходящие ей, волосы. Настолько естественная и необычная! Она не притворялась кем-то другим – ей это было не нужно. Она всегда была только собой.

В тот день Вита внезапно, как по волшебству, появилась рядом с ним, сидящим за барной стойкой. То, что он сначала принял за флирт, оказалось неподдельным интересом. Она тогда сказала это напрямую, что Влад любит и ценит в ней сейчас, и добавила: «ни на что не надейся – меня парни не интересуют». Сейчас это вспоминается с улыбкой, а тогда закончилось попаданием Лонг-Айленда не в то горло.

В тот летний вечер он пришел в бар просто выпить вне дома и не в одиночку, а ушел гулять по ночному городу с девушкой, впоследствии ставшей ему настоящим другом.

Курсор переместился к кнопке «закрыть», и через секунду вкладка с видео-списком исчезла с монитора.

***

В окнах такси один за другим мелькают неоновые вывески и рекламные щиты. Вита смотрит на них, но мысли заняты совершенно другим. Каждый новый луч от пролетающих вывесок отдается в голове одним единственным словом. Именем.

«Кира».

«Кира».

Кира.

Вита боится. Она старается этого не показывать, но руки еле заметно дрожат.

Что, если она скажет, что я слишком тороплюсь?

Что, если она посмеется и скажет, что все, что было, – это несерьезно?

Что, если она выгонит меня за дверь?

Так, стоп. Откуда эта паранойя? Все будет хорошо.

А, если нет?

Что, если будет как в прошлые разы?

Нет, не будет.

Вдруг она тоже бросит меня и вскоре выйдет замуж?

Нет. Нет! НЕТ! Такого НЕ БУДЕТ!

Что, если… она была права?

От одного только воспоминания о ней по телу бегут мурашки.

– Поверить не могу! Моя дочь – грязная лесбуха!

– Мама, прошу тебя…

– Заткнись! Не смей перебивать меня, тварина ты эдакая!

– Мама…

Сильная пощечина, от которой, спустя годы, по-прежнему болит щека.

– Ты – позорище.

Слова, шипящие, как ядовитые змеи.

– Я не хочу тебя больше видеть в своем доме.

– Прошу…

– УБИРАЙСЯ ВОН!

– Пожалуйста…

Еще одна пощечина.

– ПОШЛА. ПРОЧЬ. ОТСЮДА.

Предательские слезы начинают катиться по щекам, из-за слов, у которых никогда не будет срока давности.

– Ты навсегда останешься ничтожеством, пока будешь лизаться с такими же потаскухами, как ты! – Последние слова-проклятья, что она когда-либо слышала от матери.

Нет. Я не сдамся. Я не позволю прошлому испортить мне будущее.

Я буду счастлива! Несмотря ни на что!

– С вас двести сорок рублей.

Вита осматривается по сторонам. Она в такси у подъезда дома Киры. Над ней горит лампочка, включенная водителем для удобного подсчета денег.

– С вами все в порядке? – спрашивает таксист, заметив слезы на ее щеках.

– Да-да, все хорошо. – Она достает из кармана три купюры по сто рублей, отдает ее водителю и выходит из машины. – Сдачи не надо.

– Спасибо, – слышит она перед тем, как такси трогается с места.

Вита стоит перед входом в подъезд. Не двигается, словно перед ней возникла невидимая стена. Закрывает глаза, делает глубокий вдох и, наконец, заходит.

Глава 3

Редактор женского глянцевого журнала – не о такой профессии мечтал Влад, поступая в университет несколько лет назад. Но судьба распорядилась именно так. Если поначалу это было в крайней степени непривычно, то сейчас он полностью вошел в эту стезю. Приличные деньги и некропотливая работа – довольно неплохой вариант развития событий. Но естественно, как и в любом другом месте, не обходилось без минусов, начиная с того, что работать в женском коллективе – это кошмар.

Эти настоящие журналистки, несмотря на все свое дружелюбие, чаще вызывали раздражение, чем восхищение. И дело вовсе не во внешнем виде – здесь-то как раз почти все на достойном уровне – и даже не в неуместном кокетстве. Дело в том, что за этими любезными мордашками прячется сплошное лицемерие. Это отражается как в общении, так и в материале, который они несут на вычитку и редактуру.

«Откажитесь от химии – покоряйте сердца мужчин естественной красотой!» Такое могла написать только противница косметики, ведь так? Нет – все в точности наоборот. Когда смотришь на автора данной статьи, складывается впечатление, что если плеснуть в нее стакан воды, то она растворится, как ведьма из «Волшебника в стране Оз». Может не полностью, но лица уж точно различить не получится.

Подобных примеров была уйма. Судя по продажам, читательницы не задумываются о виде автора, им необходимы лишь слова, полные утешений, поддержки и дешевой мотивации. Люди хотят быть обманутыми, и с этим ничего не поделаешь.

Но ладно, если бы только в самих статьях была проблема. Как во время высоких технологий, когда все – абсолютно все – пишут на компьютерах, можно допустить столько ошибок? Загадка. Были случаи, когда приходилось переписывать весь текст, и в конце правки было бы справедливо изменить имя автора на свое собственное. Но – такова работа. Благо такое случалось крайне редко.

А коллектив был дружный, учитывая, что он состоял, в основном, из женщин. С некоторыми из них у Влада сложились хорошие отношения. Как, например, с Лизой – автором колонки вопросов и ответов. Невзирая на юный возраст – она была младше Влада на пару лет, – ее можно было назвать настоящим профессионалом: всегда укладывалась в срок, тексту редко требовалась редактура, а сам материал был самым безобидным, из тех, с которыми приходилось работать. Конечно, она не сторонилась коллег и зачастую обедала со всеми в кафе на первом этаже здания, где располагалось издательство, но, тем не менее, никогда не стремилась обратить к себе повышенного внимания. Достойно восхищения.

Пока Влад состоял в отношениях с другой девушкой, ему и не приходила в голову мысль пригласить Лизу в какое-нибудь тихое место, подальше от слишком говорливых коллег. Но не упускал возможности задержать на ней взгляд; оно и понятно – девушка уж очень симпатичная: всегда тщательно уложенные светлые волосы до плеч, стройная фигура, красивая походка, приятное лицо.

А сейчас, когда он свободен, он мог бы…

Не рановато ли?

С момента разрыва не прошло и недели, и идея приударить за сотрудницей была похожа на необходимость в срочной замене. В годы студенчества Влад большую часть времени проводил в одиночестве, чем не гордился. Он ненавидел оставаться один. Но сейчас, сидя дома, вместо этого пожирающего изнутри чувства, он ощущал странное спокойствие. Конечно, на фоне предыдущего года, это больше походило на отдушину, но было ясно одно – это продлится недолго. Но пока, мысленно сказал он себе, торопиться не стоит.

– От работы отлыниваешь?

Влад посмотрел на Лизу, которая стояла перед его столом. Сверкая от лучей солнца очками, которые без сомнений ей шли, она смотрела на него, непринужденно улыбаясь. Руки были скрещены на груди, и со всем своим официальным видом (черная юбка до колен и белоснежная блузка), она выглядела как модель, сошедшая со страниц эротического журнала, – просто вылитая секретарша. И это просто нельзя было записать ей в минусы.

– Нет, просто пятиминутный перерыв.

– Смотри, не злоупотребляй, а то мало ли: главред, например, заметит.

– Да… конечно.

– С тобой все в порядке? – В голосе Лизы слышались нотки сочувствия и немного любопытства.

Влад не успел ничего сказать, как она сама ответила на свой вопрос:

– Это из-за разрыва с девушкой?

– Откуда ты… – удивился он, несмотря на бестактность коллеги.

– Социальные сети. – Лиза, которая, оказывается, держала мобильный телефон в руках, несколько раз нажала на экран и показала личную страницу Влада. В графе «Семейное положение» стояла надпись «Не женат».

– А, это…

Он знал, насколько это глупо – указывать в статусах с кем ты встречаешься, информируя весь мир о своих отношениях, но тогда его девушка сама настояла на этом. Сейчас же пришлось изменить эту строчку, чтобы «двигаться дальше».

– Ну так что? – спросила Лиза.

– Да, разошлись несколько дней назад.

– И… как ты?

– Ничего, – ответил Влад. – В порядке.

Затем шутливо спросил:

– А ты что? Шпионишь за мной?

– Нет, – улыбнулась Лиза. – Просто стараюсь быть в курсе событий.

Наступила небольшая пауза.

– Да, и я там тебе скинула текст на проверку.

– А, хорошо, сейчас им займусь.

Лиза уже развернулась, чтобы пойти к своему рабочему месту, когда Влад ее окликнул:

– Может быть, сходим куда-нибудь в пятницу после работы?

– Эм… извини, – стоя в пол-оборота, ответила она, изменившись в лице. – Я буду занята.

Влад смотрел ей вслед, пока она удалялась.

Идиот.

***

Вита чувствовала себя как никогда лучше. Ей не нужно было что-либо говорить, что-либо делать, о чем-либо думать. Она могла расслабиться и просто отдаться этим спокойным минутам, наполненным счастьем. Только об одном она могла мечтать – чтобы этот вечер длился бесконечно.

Они лежали вдвоем на большой мягкой кровати, обнимаясь и нежась от соприкосновения тел. Приятное тепло любимого человека успокаивало и пьянило. Пускай правая рука немного затекла от лежащей на ней головы – это не имело значения. В конце концов, это была сладкая тяжесть. Сейчас ее заботил только нежный аромат шампуня, исходящего от темных волос любимой, которые покрывали обнаженную грудь Виты. Она смотрела на умиротворенное лицо и закрытые глаза Киры, пока сердце наполнялось пошловатой гордостью.

Я оставила ее без сил.

Кира, словно прочитав мысли подруги, открыла один глаз и, ухмыльнувшись, заявила:

– Не думай, что я выдохлась.

Эти слова вызвали короткий, но радостный смешок. Вита, слегка наклонив голову, одарила подругу мягким поцелуем.

Когда она пришла сюда прошлой ночью, каждый шаг давался с огромным трудом, слова не складывались в полноценные предложения. Даже воздух, казалось, был наполнен едким дымом. Ей хотелось оставить эту идею, убежать и больше сюда не возвращаться, но, увидев непонимающий взгляд Киры, собралась с силами и приготовилась высказать свою идею с проживанием вместе. Не растягивая, не ходя вокруг да около, а сразу с порога:

– Я думаю, нам надо…

В ту же секунду она уловила в глазах подруги удивление, с примесью страха. Страха расставания. Вита знала этот взгляд и поняла, как выглядела со стороны. Именно так она смотрела на девушек, которые ее бросали. Одна только мысль о том, что сейчас Кира испытывает подобное, испугала и пристыдила.

– …съехаться. – Вита опустила голову, ожидая услышать любой, даже самый нежеланный ответ. Ее по-прежнему мучали сомнения. И, как назло, она снова услышала слова матери:

– Ты навсегда останешься ничтожеством!..

Мысленно заставив этот голос заткнуться, Вита попыталась продолжить:

– Если ты против, я…

Договорить ей не дали две ладони, нежно коснувшиеся щек. Она медленно подняла голову и увидела перед собой самые дорогие в мире любящие зеленые глаза, в которых стояли слезы.

– Никогда, слышишь? Никогда. Никогда меня так больше не пугай. – Каждое «никогда» Кира подчеркивала коротким поцелуем в губы. – Как я могу быть против? Я буду счастлива, если мы будем жить вместе. – Она крепко обняла Виту, которая так и не сдвинулась с порога.

Осознание пришло не сразу. Это было похоже на сон. На самый лучший, приятный и красочный сон, который вот-вот окончится – и она проснется одна, полная разочарования, в своей небольшой и холодной постели.

Но нет – все происходило по-настоящему! Вита поняла это, когда плечо, в которое уткнулась Кира, чуть пропиталось влагой. Все эти многотонные грузы, что висели на шее, не давая воздуху проникать в легкие, исчезли. Стало легко. Стало свободно. Хотелось взлететь и парить, парить, парить среди облаков, обнимая одну лишь ту, что была даром с небес. Было тихо. Наконец-то было тихо. Лишь только редкие радостные всхлипы нарушали тишину. Вита не могла понять: Кира это плачет или она, или они обе. Чувство реальности упорхнуло, словно мотылек в ночи.

Неизвестно, спустя сколько секунд, минут, часов, дней, лет, веков она немного отстранилась и посмотрела в красные от счастливых слез глаза Киры.

– Я люблю тебя, – все, что смогла выговорить Вита, одаривая подругу самым благодарным поцелуем, на который только могла быть способна.

Последующие сутки обе девушки практически не вылезали из постели. И даже тогда, когда было нужно, почти не отрывались друг от друга. Редкие перекусы, принятие душа, после которого был необходим еще один душ, ненадолго ослабляли притяжение одного женского тела к другому. Волосы, что у Виты, что у Киры были растрепанными, но если для одной это была чуть ли не выходная прическа, то для другой – в новинку: Кира очень щепетильно относилась к этому. Но то, что в данный момент она не придавала этому особого значения, наполняло сердце Виты новой волной счастья.

Ей со мной комфортно.

Вита потянулась к прикроватной тумбочке, где стояла тарелка с фруктами, как нельзя кстати принесенная Кирой ранее, и взяла грушу. Откусив кусочек, но не успев распробовать, она поймала на себе взгляд возлюбленной.

– А мне? – жалобно протянула та.

Вита поднесла фрукт ко рту подруги, когда она приподнялась для большего удобства. Правую руку, когда исчезло препятствие для полноценного кровотока, начало немного покалывать, будто по ней проходили несильные разряды тока. Кира укусила грушу рядом с отпечатком зубов Виты. Пускай они встречаются уже четыре месяца, но такие незначительные мелочи заставляли трепетать все ее нутро. Она изучающим взглядом провела по каждому миллиметру лица девушки, а затем перешла на прекрасное тело. Не было ни одного места, которого не хотелось бы расцеловать. Сама Вита не относила себя к поклонницам спортзалов – ей вполне хватало движений в клубе. Чего не скажешь о Кире. Для нее поход в тренажерный зал три раза в неделю – что-то на уровне библейских заповедей. В тот единственный раз, когда Вита поддалась на уговоры сходить туда вместе, она с неподдельным ужасом наблюдала, как Кира, не жалея себя, занимается на тренажерах. Стоило ли оно того? Трудно сказать, но фигура у той всегда находилась в идеальной или близкой к таковой форме. Чего уж там говорить – мужики носились за ней табунами, независимо от того: знали ли они об ее ориентации или нет. И если одни, узнав об этом, отваливали восвояси, то также находились и такие, которые считали своим земным долгом «вылечить этот недуг». Нужно ли уточнять, куда посылала их Кира с такими предложениями? Но стоит ли их винить за это? Ведь Вита сама попалась на ту же удочку. Не то чтобы внешность человека была дня нее в приоритете, но когда она впервые увидела Киру в «особенном» баре, мозг в момент отключился.

– О чем ты думаешь? – вопрос вернул Виту в настоящее.

– О нашей первой встрече. – Она взяла ее руку, переплетя их пальцы.

– Хороший был вечер, – сказала Кира, снова ложась на плечо любимой. Вита не упустила возможности прижаться покрепче.

– Да-а, – мечтательно протянула она, откусывая еще один кусочек груши. Тут она почувствовала мягкие, даже игривые, поцелуи, которые начались с шеи и плавно перемещались вниз. Вита невольно захихикала: отчасти от самого момента, отчасти от щекотки. – Я смотрю, ты уже отдохнула.

Вместо ответа, поцелуи стали более страстными: с использованием языка и зубов.

– Я приму это как «да»…

Половинка фрукта едва не улетела прочь, но удачно приземлилась обратно в тарелку.

***

В этом году зима наступила раньше обычного: обычная ветровка уже не спасала ни от легкого мороза, ни от первого снега. Хотя за окном только середина октября. Из-за гололеда люди ходили медленно и аккуратно, что по-своему даже успокаивало – никакой спешки вокруг.

Влад вышел из здания в начале седьмого, но не торопился уходить домой. Вдохнув зимнего воздуха, он посмотрел на небо, надеясь увидеть звезды. Пусто. Все они попадали с небес и теперь, освещенные ночными фонарями, кружили среди людей. Выдохнув, Влад медленно пошел в сторону дома, размышляя о том, как провести остаток вечера. Вариантов была масса, но половина из них отвергалась тем, что завтра вторник, а значит надо с утра идти на работу; а вторая половина подразумевала компанию. Так уж сложилось, что из всех друзей и знакомых только Вита оставалась той, с кем он общался регулярно. Да и вряд ли она сегодня свободна. Вчера ее было не узнать – неужели она так сильно переживала из-за переезда к подруге?

Интересно, как прошел их разговор? Обычно, если у Виты возникали какие-то проблемы, что случалось нечасто, она звонила Владу или, в крайнем случае, присылала сообщение с просьбой встретиться. Со вчерашнего дня от нее не было никаких вестей. Значит ли это, что все сложилось удачно?

Он достал мобильник из кармана брюк, нашел номер Виты и нажал на вызов. Вместо гудков он услышал:

– Телефон выключен или находится вне зоны действия сети. Вы можете оставить голосовое сообщение после сигнала.

Влад едва не сбросил вызов, но в последний момент передумал:

– …Да, Вита, привет. Слушай, я… просто хотел узнать, как все прошло? Перезвони или напиши, как… найдешь время.

Сброс.

Выходя из офиса, он собирался пройтись до дома пешком, но появившаяся тоска заставила его сменить планы. На его пути как раз была остановка и Влад сел в первый попавшийся автобус, чтобы проехать три небольших остановки.

***

– Ты в этом точно уверена?

– Да.

– Ты понимаешь, что у нас в конце месяца важный концерт?

– Я прошу тебя дать мне всего несколько дней. Неужели это так сложно?

– Нет, не сложно, но мне что-то не верится, что тебе хватит нескольких дней.

– Я тебя когда-нибудь подводила, Марк?

Мужчина задумался.

– Так… ладно. Хорошо. Я дам тебе четыре дня, надеюсь, тебе хватит…

– Более чем.

– Это не одолжение, а страховка от форс-мажоров. Но ты должна будешь прилететь сразу в Чикаго – мы уже будем там, – чтобы нам хватило времени на репетиции.

– Хорошо.

– Четыре. Дня.

– Я поняла.

– Виолончель можешь с собой не брать – мы сами перевезем ее со всеми остальными инструментами.

– Спасибо.

Девушка уже скрывалась за порогом, когда к той обратился руководитель оркестра:

– Эмили.

Она остановилась.

– Почему тебе так срочно понадобилось возвращаться в Россию?

Перед тем как скрыться из виду, девушка ответила:

– Мне нужно повидаться с другом.

Глава 4

– ДА! МЫ ЖИВЫЕ!

Вита была в ударе, в своей стихии. На сцене ей не было равных. Из микшера через колонки лилась та музыка, которую способна создать только она. Вся эта энергия, страсть, отдача – Вита буквально обнажала душу перед сотнями незнакомцев. Она не могла просто стоять, слегка покачиваясь и редко поднимая руки вверх. Вита танцевала, призывая людей на танцполе делать то же самое. Ее движения шли в такт с ритмами трека, а светомузыка лишь дополняла это представление, изумляя и взрывая сознание. Это шоу принадлежало ей. Здесь она – звезда.

Могла ли она предположить, когда переехала в этот город почти семь лет назад, что музыка станет для нее делом жизни? Ведь, пока она училась в школе, такой предмет как «Музыка» не вызывал восторга. Вот «Рисование» – другое дело! Хотя тут многое зависело, в первую очередь, от учителей. Уроки музыки преподавал весьма немолодой мужчина, который был помешан на тематике Великой Отечественной войны и не упускал возможности включить ученикам песни Шульженко и Бернеса. Что же до уроков рисования… здесь была полная противоположность: только-только закончившая институт девушка, небольшого роста, обладающая вьющимися рыжими волосами и самым обольстительным голосом, что Вита когда-либо слышала.

Екатерина Александровна… Вспоминая ее, Вита всегда видит себя того времени: неуверенную, тихую, застенчивую, ничем не примечательную школьницу. Но, как ни странно, ей не неловко за ту себя. Даже наоборот. Именно тогда она начала разбираться в себе и в своих чувствах. Когда впервые кого-то полюбила.

Вполне обычная ситуация, когда ученик влюбляется в учительницу или ученица в учителя. Но когда ученица влюбляется в учительницу, – это уже необычно, странно, а для кого-то и вовсе отвратительно. Что до оставшегося варианта – такое некоторым даже страшно представить.

Вита долго не могла понять, что это за чувство, охватывающее на каждом уроке рисования. Почему голос учительницы отдавался сладким, словно мед, бальзамом? Почему от встречи их глаз, пусть на секунду, сердце замедлялось, а то и, кажется, останавливалось? Почему она зацикливалась на каждой черточке, на любой маленькой детали в каждом рисунке, чтобы получить такую необходимую, как воздух, похвалу? Почему по ночам она не спала, а представляла их вдвоем где-нибудь наедине: от пустого кабинета, до экзотического курорта?

Первая любовь – она незабываема.

Но все же, почему музыка?

Когда Вита переехала сюда, у нее не было особого выбора, куда идти. В институт она поступить не могла, так как не было аттестата о законченном среднем образовании. Да и вообще мысль об учебе приходила к ней в последнюю очередь. Ей нужен был заработок, ей нужно было жилье. Благодаря немногим деньгам, что ей удалось накопить к тому времени (и сколько из них осталось, после переезда из маленького городка в более крупный), она сняла комнату в общежитии, где не было ничего, кроме односпальной кровати, небольшого стола, двух стульев, тумбочки и старенького холодильника. За ту сумму, что просили хозяева за съем, – это был наилучший вариант.

Первые ночи проходили ужасно. Дискомфорт, что был повсюду, наводил на депрессивные мысли, но не убивал крохотную надежду, что все это – одна дурацкая шутка. Холодная ночь оборачивалась серым днем и наоборот. Вита плакала, била единственную подушку, проклинала себя за слабость и свою мать за то, что неспособна принять единственную дочь такой, какая она есть.

Работу Вита нашла без особых проблем, что, конечно же, обнадеживало. Ей дали должность продавца-кассира в магазине электротоваров. Она соглашалась на любую подработку, дополнительные смены – главное, чтобы зарплаты хватало на съем комнаты, на простую еду и самые необходимые вещи гигиены. Чтобы не испытывать проблем с ухаживанием за волосами, она коротко подстриглась, а одежду, хоть и редко, покупала на рынках.

Так она и жила полгода. Днем – работа в магазине, вечером – отдых на старенькой кровати с ноутбуком на коленях. Ноутбук – одна из немногих вещей, что Вита привезла из дома. Ни о каком Интернете и речи быть не могло. Вита довольствовалась тем, что ей скачивали на флеш-диск коллеги. Так как вкусы у всех были разные, а выбора особого не было, Вита тогда пересмотрела и переслушала много кинолент и альбомов, различных жанров и качества.

В один из таких вечеров Вита в наушниках, чтобы не тревожить соседей, она услышала ремикс на знакомую ей песню – она играла в одном из ее любимейших фильмов. Виту поразило, как медленный, и грустный рок превратился в очень неплохую танцевальную композицию. Причем, это не было однообразной «долбилкой», которую просто растянули на три минуты. В ремиксе присутствовал строго-выверенный темп: поначалу медленное вступление, которое накапливало собой напряжение; затем шел сэмпл, что, словно сердцебиение, задавал ритм; трек становился невероятно-размеренной силой, вызывающей то печаль, то эйфорию.

Это было поразительно. Музыка, слова, эмоции, вызываемые ими. Вита, которая никогда не верила в сверхъестественное, почувствовала, что ей дали знак свыше.

По совпадению, в ее ноутбуке была установлена программа для создания музыки из заготовленных кусочков мелодий и звуков. Год назад одноклассник, с которым она тогда хорошо общалась, высказался об идее создании электронной музыки. Рассказывал он с таким энтузиазмом, что это даже вызывало незлобный смех. Его слова долгое время не выходили из головы Виты, и она, найдя одну из тех программ, про которые говорил одноклассник, в магазине компьютерных дисков и установила ее на свой ноутбук. Но тогда она не стала особо в ней разбираться, поскольку все выглядело чересчур сложным. Да и желание куда-то испарилось…

…чтобы в тот вечер вспыхнуть вновь, подобно фениксу. Теперь Витой двигало не только любопытство и интерес. Теперь ею двигала страсть, подобная самой жизни, – музыка стала смыслом всего.

Прошли долгие дни бесчисленных проб и ошибок, прежде чем она сделала свой первый ремикс. То, что тогда почувствовала Вита, невозможно было с чем-либо сравнить. «Вот оно, вот оно! – говорила она себе. – Это то, что я и должна делать!»

– Дерьмо, – кратко подвел диджей, а по совместительству еще и управляющий клуба, в который пришла Вита со своим творением. Он даже не прослушал до конца и выключил где-то на середине.

Обида, горе и гнев перемешались в голове девушки. Хотелось плакать, хотелось запереться в своей маленькой комнатке и никогда больше оттуда не выходить, смирившись с тем, что, возможно, мать была права, и ей уготована судьба не более, чем жалкого ничтожества.

– Но, – внезапно продолжил он, – потенциал в тебе есть.

Его звали Кирилл, и он предложил Вите провести несколько персональных уроков, как он сам сказал: «Настоящего искусства», а именно – игре на профессиональном микшере. То, что началось, как обычное подкатывание к девушке, с целью уложить ту в постель (что, естественно, не вышло), закончилось тем, что Вита из обычного любителя быстро перешла в когорту профессионалов и уже на следующий год выносила на суд публике свои первые музыкальные творения. А с Кириллом, несмотря на его первоначальные планы, они и по сей день неплохо общаются и как коллеги, и как хорошие знакомые.

Именно с того первого выступления жизнь Виты начала налаживаться. Деньги, что платили в клубе, были существенно выше заработка в магазине, поэтому перед ней не стоял выбор, как поступить. Она переехала в однокомнатную квартиру, существенней комфортней, чем та комнатушка в общежитии. Добротный ремонт, мягкая кровать, приличная кухня, доступ к сети, личная ванна и туалет – после общежития, это походило на сказку. Зарплаты теперь хватало не только на все самое необходимое, но и на новую одежду. Еще и на развлечения оставалось.

Вита постепенно обретала бо́льшую уверенность в себе, стала более раскрепощенной; она уже не была той школьницей, которую собственная мать выкинула из квартиры на произвол судьбы. Благодаря своему таланту, упорству и даже наглости, она стала той, кем является сейчас – одним из известнейших диджеев города.

И она не прекращала доказывать, что достойна этого звания.

Поражаясь гибкости и скорости рук Виты, переключающей кнопки на пульте, Влад стоял у бара с коктейлем в руках и, не смея сопротивляться, слегка кивал головой под музыку. Он не являлся частым посетителем клубов, но время от времени приходил конкретно в этот, чтобы посмотреть на очередное невообразимое выступление лучшего друга.

– Любуешься?

Влад обернулся. Перед ним стояла Кира. Каждый раз, при встрече с ней, им овладевала белая зависть. Изящная фигура, вьющиеся темные волосы, мягкое лицо, всегда красивая и дорогая одежда. Сегодня на ней было великолепно-сидящее синее платье с простым, но потому и привлекательным дизайном. Вите несказанно повезло. Она сама их познакомила несколько месяцев назад, когда они все вместе устроили двойное свидание, которое неоднократно повторялось. Поначалу Влад чувствовал неловкость со стороны своей – уже бывшей – девушки. Но позже неловкость переросла в откровенное избегание встреч, ссылаясь на якобы плохое самочувствие. В день расставания она прямо заявила, что ее «тошнит от этих его подружек-извращенок». Влад не рассказывал об этом Вите, не видел в этом смысла. Да и она сама наверняка догадывалась, поскольку часто пыталась наладить с его девушкой контакт, но та оставалась непробиваемой, изображая безразличие и ни участвуя, ни даже пытаясь вступить в диалог.

В последнее время Влад, Вита и Кира редко собирались вместе. Но сегодняшний день стал исключением.

– Что-то типа того.

– Смотри – заревную. – Кира, подняв брови, угрожающе выставила указательный палец руки, в котором также находился высокий бокал с каким—то светлым коктейлем. В этом жесте она была похоже на Виту.

Интересно, кто у кого его перенял?

– Нет-нет, не беспокойся, – усмехаясь, заверил он. – Она вся твоя.

– То-то же. – Кира соприкоснулась своим бокалом о напиток Влада.

– ДАМЫ И ГОСПОДА, А СЕЙЧАС НЕМНОГО СОВРЕМЕННОЙ КЛАССИКИ! НЕ СТОИМ, НЕ ЖДЕМ – ЗАЖЖЕМ ЭТОТ КЛУБ, ЧТОБЫ ВЕСЬ ГОРОД НЕ ОСТАЛСЯ В СТОРОНЕ!

Влад и Кира обернулись на сцену, где стояла Вита. Она нажала несколько кнопок на инструменте, и тут же из колонок по залу начала разлетаться иностранная музыка. Вита спустилась и, пройдя вдоль стены, нашла своих друзей у стойки бара.

– А, вот и вы! – она кричала, еще не перейдя из состояния «Диджей» в состояние «Собеседник». – Воркуете?

Кира прыснула.

– Это уже не смешно, – сказал Влад, даже не пытаясь спрятать улыбку. Затем заметил, переводя взгляд от одной девушки к другой: – Вы достойны друг друга.

– А то! – Вита обняла Киру за плечо, пока та тянула напиток через трубочку. Вместе они смотрелись удивительно хорошо, стоило признать. Когда Кира сделала глоток, она повернулась лицом к Вите, немного вытянув губы. Тут даже не нужно было намекать – девушки поцеловались. Отстранившись, Вита, повернулась к Владу и спросила: – Ничего, если мы тебя оставим на пару минут? Следующая песня по программе – одна из самых лучших за последний год.

– Конечно, – ответил он. – Наслаждайтесь.

Вита, взяв Киру за руку с немного большим, чем того требовало рвением, потащила ее на танцпол. Та едва не разбила бокал об стойку.

Влад, облокотившись, стоял и смотрел на подруг, допивая остатки коктейля. Мелодия началась не резво, используя простой ритм, но со скорым наступлением следующего резкого и узнаваемого фрагмента – по всему зданию разнеслись одобрительные голоса посетителей. Вита, стоя напротив Киры, принялась двигать телом и подпевать солистке. Кира не отставала и в свойственной ей манере исполняла свой танец, который на первый взгляд никак не сочетался с движениями Виты. Однако когда песня подошла к припеву, они обе на мгновение застыли, не переставая смотреть друг на друга, и задвигались так, что Влад позабыл, где находится. Движения столь синхронные, столь гармоничные и столь дополняющие друг друга, словно они не раз репетировали, прежде чем выйти на танцпол. Кира идеально подстраивалась под Виту. Вита – совершенно точно угадывала последующие действия Киры. Они то приближались, то отдалялись, то соприкасались, то расходились. Стоило музыке затихнуть, как они обнялись и коротко поцеловались, не обращая внимания на людей, которые, так же как и Влад, наблюдали всю сцену с самого начала.

Мелодия сменилась. Влад, делая вид, что допивает последние капли напитка из пустого бокала, украдкой поглядывал на приближающихся девушек. Ему не хотелось, чтобы они заметили, как пристально он следил за ними во время танца.

– Хватит скучать! – призвала Вита, держа Киру за руку. – Иди, потряси телом.

– И вправду. Ты собрался стоять здесь всю ночь? – подхватила Кира и заговорщицким тоном добавила: – Оглянись, сколько аппетитных красавиц вокруг!

– Эй! – Вита кинула на нее взгляд и притворилась, что изображает ревность. Или не притворилась.

– Вон, посмотри на ту блондиночку. – Не обращая на подругу внимания или попросту не расслышав ту из-за музыки, Кира указала на танцующую девушку. – Разве не привлекательная?

– Я все еще здесь…

– Нет, – отмахнулся Влад. – В смысле, настроения нет.

– Неужели ты еще страдаешь по той сучке?

– Да не то чтобы…

Неожиданно девушка, отпустив руку Виты, взяла Влада за лицо, потянув того на себя, и поцеловала в губы, причем так, что это нельзя было назвать «дружеским поцелуем». Что Влад, что Вита выпучили глаза от удивления и потеряли дар речи.

– Кира! – Вита первой вышла из оцепенения. – Какого хрена?!

– Теперь, – невинно улыбаясь, начала объяснять девушка, – последняя, с кем ты был близок на таком уровне, – это я. И я буду той, о ком ты будешь думать в первую очередь, – она усмехнулась, а затем добавила: – Хочешь это исправить – вперед, действуй!

Влад все еще не мог найти слов. Перед ним была довольная собой Кира, позади которой стояла обескураженная Вита. Первая развернулась к своей девушке и коснулась ее щеки.

– Это просто шутка, не воспринимай всерьез. Ты всегда «номер один» для меня. Сколько бы красивых девушек ни было вокруг.

В подтверждение своих слов, она одарила ее поцелуем более продолжительным и страстным. Отстранившись, Вита сказала:

– Я знаю, но… пожалуйста, не делай так больше. – Влад заметил, что на секунду выражение лица подруги стало точно таким же, как тогда – у него дома. Она снова на мгновение превратилась в зажатую и испуганную копию себя.

– В первый и последний раз, – пообещала Кира, успокаивая любимую. Затем обратилась к ним обоим: – Ладно, мне надо освежиться. Не теряйте меня. – И она скрылась в толпе.

Влад и Вита стояли друг напротив друга, не говоря ни слова. Они лишь смотрели: она – с недоумением; он – с долей вины.

– Мне, – обратилась Вита, – Мне нужно возвращаться на сцену.

– Д—да… хорошо.

И она ушла.

Ночь будет долгой.

Эта мысль пришла к ним одновременно.

***

Выступление Виты длилось еще полтора часа. Поразительно, как она, отбрасывая все личное, без промедления снова становилась диджеем. Она словно нажимала на переключатель в голове, и все последствия неловкой сцены испарились, будто той и не было. Но стоило ей вернуться к стойке во время перерыва, как все мысли и эмоции наваливались на нее неподъемными гирями, хотя она и пыталась тщательно это скрыть. Она почти не говорила, была погружена в раздумья, а, если и отвечала, то с вымученной ухмылкой.

После окончания концерта, они втроем шли по ночному городу под небольшим снегопадом. Влад видел, что Вита расстроена, но не знал, заметила ли это Кира. Нет, наверняка заметила – все это время, она говорила с ней нарочито нежным и успокаивающим голосом. Судя по всему, Кира даже и предположить не могла, какой эффект произведет на Виту та «шутка». Да и, честно говоря, Влад сам не ожидал, что она так серьезно к этому отнесется.

Он знал, что должен был с ней поговорить. Просто обязан.

Влад тихо приблизился к Кире и спросил:

– Можешь оставить нас наедине? – несмотря на то, что он пытался произнести это как можно тише, Вита все равно его услышала.

– Конечно, – понимающе ответила Кира и замедлила шаг, отставая на пару метров.

Влад поравнялся с Витой.

– Послушай, – начал он, – я понимаю, что это… эм… было неожиданно и все-такое, но…

– Влад.

Обернувшись, он обнаружил, что Вита остановилась и смотрит в его сторону, не решаясь или не желая взглянуть на него. Влад подошел к ней почти вплотную и продолжил:

– Слушай, извини, о’кей? Я просто…

Не дав договорить, Вита отвесила ему звонкую пощечину. Кира, все это время находившаяся позади, испугано вздрогнула. Щека вмиг покраснела, и осенний ветер оказался как раз кстати, тут же принеся холодок.

– Держи свои губы подальше от моей девушки! – не сдерживая крика, заявила Вита.

– …Хорошо, – не найдя других слов, ответил Влад, потирая горящую щеку.

К ним медленно подошла Кира, не решаясь сказать ни слова. Она лишь аккуратно взяла Виту за руку, и та немного расслабилась.

– Мы в расчете, – продолжила Вита с раздражением в голосе, – но пожалуйста, оставь нас сегодня. Иди домой. – Она переходила взглядом от Киры к Владу и обратно. – Я еще охрененно зла на вас обоих.

Влад вновь промолчал, за что мысленно дал себе под дых. Необходимых слов в голове не оказалось – один бесконечный вакуум. Единственное, на что он оказался способен, – это кивок. Влад поплелся в противоположную от девушек сторону.

Вита же без лишних слов, крепко держа Киру за руку, будто та могла исчезнуть в любую секунду, продолжила идти по дороге. Первой разорвать безмолвие решилась Кира:

– Вита, я…

– Помолчи.

– …не понимаю, почему ты…

– Замолчи.

– …так к этому отнеслась, я же…

– Заткнись! – не выдержала Вита. Кира с ужасом посмотрела на подругу – она никогда не повышала на нее голос. – Пожалуйста.

Так они продолжили идти в полной тишине. Снег падал на их головы – ни у одной не было головного убора. Кира лишь с опасением время от времени поглядывала на любимую.

– Прости, – вскоре тихо произнесла она, не в силах идти дальше. – Прости.

Кира не выдержала – по щекам потекли слезы. Ее взгляд был устремлен под ноги – она редко была так стыдно. Она почувствовала, как Вита крепко ее обняла, и услышала:

– Я тебя прощаю.

Кира уткнулась ей в плечо; внутри рухнула последняя преграда – слезы полились ручьем, а из-за мороза доставляли боль не только душевную, но и физическую. Но до чего было приятно находиться в этих объятиях.

– Я просто…

Кира подняла взгляд. Но вместо ожидаемого порицания, она увидела нечто другое. Любовь – все, что читалось в глазах подруги.

– …безумно влюблена в тебя, – продолжила Вита, – и хочу – очень хочу! – чтобы у нас все получилось. – Она сделала небольшую паузу. – Поэтому, мне тяжело видеть тебя с другим… человеком. Даже в шутку.

– Прости, – плакала Кира. – Прости. Я клянусь тебе…

Тут уже Вита прервала девушку, припав к ней губами.

– Я знаю, – отстранившись, сказала она. Вита обвела взглядом улицу, где они стояли, и, вздрогнув от холода, спросила: – Может, пойдем домой? А то я немного замерзла.

– Да, да, конечно, – сквозь слезы, но уже улыбаясь, произнесла Кира.

Так они пошли дальше, прижавшись, согревая друг друга.

Дом.

У меня есть дом.

У меня есть семья.

***

Черт, черт, ЧЕРТ! Что вообще произошло?

Влад шел мимо детской площадки, заваленной снегом. До его дома оставалось минут пять ходьбы. Последние два часа никак не выходили из головы. Танец девушек, этот нелепый поцелуй (Нет, серьезно, Кира, что на тебя нашло?), реакция Виты на него, пощечина…

Вита сказала, что мы – квиты, так? Значит, все должно быть нормально. Или нет?

Проклятье!

Влад злился на себя, на всю эту дурацкую ситуацию, и задавался вопросом, что ему делать. Позвонить завтра и снова извиниться? А может, лучше встретиться лично? Так было бы даже лучше. Понятно одно – нельзя ничего не делать.

Ладно, ладно. Нужно прийти домой, поспать, а завтра – уже со свежей головой – решить, что предпринять.

Он вошел в подъезд, поднялся на свой этаж и открыл дверь квартиры, наспех разделся и плюхнулся на кровать. Перед тем как заснуть, он долго ворочался, вспоминая слова Киры: «Теперь, последняя, с кем ты был близок на таком уровне, – это я. И я буду той, о ком ты будешь думать в первую очередь».

Либо она ошиблась, либо пощечина входит в число подобной «близости».

Вита – та, кто заняла все его мысли.

***

– Ваш билет, мисс.

Работница аэропорта передала пачку документов в руки молодой девушки. Она благодарно кивнула и отошла в сторону, никуда не торопясь – до вылета оставалось около двух часов. Прошли те времена, когда она проводила в залах ожидания в совокупности три дня в неделю – сейчас оркестр гастролирует в основном в Америке и Канаде, поэтому чаще они путешествовали на поезде. Проверка документов, багажа, бесконечная толпа пассажиров, спешивших поскорее их пройти; бессовестно дорогая, и при этом не самая вкусная и полезная, еда…

Эмили уже позабыла, насколько ей это нравится. Она любила – обожала! – всю эту суету. В детстве она и помыслить не могла о том, чтобы облететь полмира. И ради чего? Ради исполнения мечты всей жизни! Мадрид, Рим, Париж, Лондон, Нью-Йорк и другие красивейшие, великолепные города, что девушка уже успела посетить и – она была в этом уверена – посетит еще не раз, поражали своей культурой, своей историей, своими концертными залами. Когда она в последний раз выходила на сцену в родном городе, ничто ее не пугало. Она была полна решимости, желания обескуражить своей игрой, заставить всех слушателей уронить челюсти на пол. Но когда девушка впервые вышла на сцену – не то чтобы чужого города, а чужой страны, – ею овладел страх. Словно совершила скачок в прошлое, когда впервые выступала на концерте в музыкальной школе. Она должна была играть главное соло, но никак не могла поднести смычок к струнам. Ее будто парализовало. Благо Марк – руководитель оркестра и тот, кто заметил в Эмили недюжинный талант, – оказал ей поддержку, ненадолго задержав начало представления.

Несмотря на то, что Марку было больше пятидесяти лет, он попросил девушку называть его по имени. За последние семь лет он стал для нее человеком, за которым хочется следовать, на которого всегда можно положиться.

Наслушавшись всевозможных ужасов и насмотревшись страстей по телевизору про «взрослых наставников и их молодых протеже», первое время она очень осторожно относилась к нему и другим участникам оркестра. Вела себя тихо, по мере возможностей держалась от всех подальше, даже во время совместных обедов и ужинов. Но страхи не подтвердились. Вскоре она осознала, что все эти люди – во главе с Марком – не представляют никакой опасности.

Дневной свет, ослепляя, проходил через высокие окна аэропорта. Эмили взглянула на билет. Когда она прилетит, учитывая одну пересадку в Москве, у нее будет полных двое суток до того, как лететь в Чикаго.

Этого должно хватить.

Она подняла ручку на чемодане и, покатила его к первому пункту проверки.

***

Они договорились встретиться вечером. Влад весь день не находил себе места. Когда он позвонил Вите днем, он не смог определить по голосу, в каком она была настроении. Это могло означать все что угодно. Но то, что Вита согласилась прийти – уже хороший знак. Сначала он хотел что-нибудь купить ей в качестве примирения, но затем отбросил эту идею, посчитав ту странной – Вита бы не правильно поняла. Уж он-то ее хорошо знает. Поэтому решил остановиться на покупке двух бутылок пива: для себя и для нее. Благо он знал любимую марку Виты.

Она пришла ближе к восьми вечера. Владу было все равно, что завтра вставать на работу ни свет ни заря. Сейчас самое важное – наведение мостов. Когда Вита вошла, он замешкался, но все же обнял ее, как обычно обнимал при встречах. То, что она его не оттолкнула, а обняла в ответ – еще один хороший знак. Пройдя на кухню, он достал из холодильника две стеклянные бутылки.

– А тебе разве не надо завтра на работу? – спросила Вита, отворачивая крышку.

– Всего одна бутылка. Это не смертельно.

Какое—то время они молча потягивали пиво.

– Вита, послушай, – собравшись с силами, начал Влад. – Извини меня за вчерашнее. Я знаю, что должен был как-то поступить иначе, но…

– Влад, – остановила его Вита, – расслабься. Я понимаю, что ты не собирался… делать этого. И хоть в произошедшем отчасти и твоя вина тоже, я тебя прощаю. – Грустно улыбнувшись, она отвернулась и добавила: – Да и я тоже должна перед тобой извиниться.

– За что?

– За то, что сорвалась на тебе. – Она какое-то время молчала, и когда Влад уже собирался вставить слово, внезапно продолжила: – Знаешь… – у нее дрогнул голос. – Все те, с кем я встречалась, в кого влюблялась, все они… меня бросали. По разным причинам. – Она резко покачала головой и, сжав кулаки, добавила: – И все, ВСЕ вскоре выходили замуж! Не проходило и месяца, как они объявляли о помолвке. Одного. Гребаного. Месяца! – Влад заметил, как у подруги задрожали плечи. – Для них я была всего лишь «временным увлечением»! Игрушкой! Кем угодно, но только не той, с кем они захотели бы связать жизнь. Я смотрела на их свадебные фотографии в сети, на то, как они радуются…

Влад не мог больше сидеть и смотреть. Он встал со стула, подошел к ней и крепко обнял. Вита уткнулась лицом в его грудь. Он слышал всхлипы и чувствовал, как его футболка становится мокрой, а ноги начинают гудеть из-за неудобного положения, но не обращал на это внимания. Вся ситуация приводила в шок. Влад начал успокаивающе гладить ее по голове, ничего не говоря. Он понимал, что лучшим решением сейчас будет просто помолчать.

Когда Вита успокоилась, Влад поднес стул и сел напротив.

– Что-то я сопли развела, – еще всхлипывая, сказала она.

– Ничего страшного.

Вита издала нервный смешок:

– Расскажешь кому-нибудь – придушу.

Влад пообещал:

– Я – могила.

Они молчали. Тишину заполняло только тиканье часов, что висели над столом. У Влада назрел вопрос, что не давал покоя:

– Ты обсудила это с Кирой?

– Обсудила что?

– Ну… то, как ты относишься к подобному?

– А, это… Да, мы ночью поговорили обо всем и о моем к этому отношении. Она меня поняла и поклялась, что такого больше не повторится.

– …Ясно.

– Что? – Губы Виты исказились в издевательской ухмылке. – Жалеешь?

– Да иди ты! – Они оба засмеялись. – Шутишь – уже хорошо.

Он осекся. Затем спросил:

– Так мы… по-прежнему друзья?

– Конечно, дурак, – ответила она, обняв его. – Ты от меня так просто не избавишься.

Потом они сидели, допивали пиво так, словно ничего и не произошло. Это радовало. Меньше всего Владу хотелось разрыва дружбы с Витой. То, с какой стороны она показала себя сегодня, убедило его в том, что не только он нуждается в компании. Ей друг был нужен не меньше.

Время шло к десяти или около того, когда Вита собралась ехать домой. Она вызвала такси, и, зная, что машина приедет быстро, начала одеваться в прихожей. Влад помог ей с этим, подав куртку. И тут в дверь постучали.

– У нас что, теперь такси прямо из квартиры забирает? – пошутила Вита.– Или ты кого-то ждешь?

– …Нет, – пребывая в замешательстве, ответил Влад.

Глазка в двери у него не было, поэтому он громко спросил:

– Кто там?

В ответ – тишина.

– Кто?

И снова – тишина.

Пробурчав что—то себе под нос, он повернул замок и медленно открыл дверь. На пороге находилось его прошлое в виде девушки, которую он не надеялся когда—либо увидеть вновь.

– Здравствуй, Владислав, – сдержано улыбаясь, тихо произнесла она.

Влад не верил своим глазам.

– Эмили?

Глава 5

Немая сцена.

Только так можно было описать то, что происходило сейчас на пороге Влада. Он смотрел на Эмили, Эмили смотрела на него, а Вита, про которую все забыли, удивлено смотрела на обоих. Она узнала эту девушку, и поняла, почему Влад стоял, как истукан, не в состоянии произнести и слова. Когда он впервые рассказывал о ней, то показал немало снимков на своем телефоне. На каждом Влад широко улыбается, а она – нет. Лишь уголок ее рта был слегка приподнят. Уже тогда Вита подумала: «Бедный наивный дурачок». Ведь девушка всем своим видом показывала, что он мало что для нее значил; мыслями она была далеко, в другом месте.

Видимо с выводом она тогда поторопилась.

– А вы?.. – спросила Эмили, обращаясь к незнакомой ей девушке.

Карман Виты завибрировал и заиграл мелодию, оповещающую о новом смс. Приехало такси. Вита догадалась об этом, даже не заглядывая в телефон.

– …а я, – сказала Вита, протискиваясь между ними двумя к выходу, – уже ухожу.

И она, не попрощавшись, быстро исчезла из виду, оставляя их наедине.

Эмили проводила незнакомку взглядом и снова обратилась к Владу:

– Могу я войти?

Он ее не слышал, только видел, как двигались губы. Слова долетели до него с опозданием.

– …Да, конечно.

Эмили прошла в квартиру, и Влад запер за ней дверь. Она бегло осмотрела прихожую и часть комнаты, вид на которую открывался из коридора.

– У тебя мило. – Эмили взглянула на картину с изображением Манхеттена, висевшую напротив входа. – Новая?

Влад понятия не имел. Не помнил. Нет, это он купил картину и повесил. Когда это произошло?..

– Эмили, – наконец обратился он, – что ты здесь делаешь?

Она снова повернулась к нему.

– Приехала тебя навестить, – тихо ответила девушка. – Но, похоже, ты мне не очень-то и рад.

– Нет, – спешно ответил Влад, – я рад. Просто это, знаешь, немного… неожиданно.

– Понимаю. Мне, наверное, стоило написать тебе перед вылетом. Забегалась – совершенно вылетело из головы. – Она подошла к нему вплотную, и, посмотрев на него снизу вверх, сказала: – Я так по тебе соскучилась.

Эмили обняла его. Такое знакомое, но уже давно погребенное в пучинах памяти чувство. Руки, скрещенные у него за спиной, запах волос, изгибы тела. Все казалось таким далеким, хотя и было рядом, совсем близко. Он обнял Эмили в ответ. Эта спина всегда казалась такой хрупкой, будто готовой рассыпаться, как тонкая стеклянная ваза, стоило ему прижать девушку чуть сильнее. Он чувствовал ее дыхание. Даже через плащ чувствовал, как бьется сердце.

– Эмили?

– Да?

– Я тоже по тебе соскучился. Очень сильно.

***

– Расскажи, как ты живешь?

Друзья детства сидели на кухне и ждали пока вскипит чайник.

– Да нечего особо рассказывать. Окончил институт, сейчас работаю редактором в местном журнале. Как видишь, – Влад очертил рукой окружающее пространство, – особо не шикую. Ничего особо интересного со мной не происходит.

– Ты живешь один? – поинтересовалась Эмили.

– Да… – стараясь не морщиться, ответил он, – один.

– А как же та девушка, что была здесь?

– Это моя хорошая подруга, – легко пояснил Влад. Затем, будто оправдываясь, добавил: – Между нами ничего не было. И не будет.

– Все так категорично?

– Скажем так: «Я не в ее вкусе». – Владу не хотелось обсуждать личную жизнь подруги. – А как поживаешь ты?

– Все как и прежде: выступления, репетиции, переезды, – коротко изъяснилась Эмили. – Неужели у тебя никого не было за все эти годы?

– Была… одна…

Щелчок чайника спас его от дальнейшего рассказа. Пока он разливал кипяток по кружкам с чаем, Эмили тихо наблюдала за ним с едва заметной улыбкой.

– Пожалуйста, – сказал Влад, пододвинув к ней горячую чашку. – Тебе нужен сахар?

– Нет, спасибо.

Сколько всего хотелось у нее спросить! Но в голову ничего не приходило. Она была здесь, рядом, на расстоянии вытянутой руки. Покопавшись во всех уголках сознания, к Владу пришел, наконец, вопрос, ответ на который ему одновременно хотелось и не хотелось услышать.

– А у тебя?

– Хм? – Эмили непонимающе смотрела на него.

– У тебя кто-нибудь есть?

– Нет.

У него возник еще один вопрос:

– Ты здесь надолго?

– Завтра днем у меня самолет.

– Понятно…

Он совершенно разучился с ней говорить. Это походило на общение с иностранцем – если знаешь язык, ты можешь спокойно вести разговор, но без постоянной практики что-то, кроме «Как дела?» спросить уже сложнее.

Какое-то время они провели, задавая по очереди простые вопросы и давая не менее простые ответы. После полуночи Эмили начала собираться в отель и, стоя в коридоре, вновь обняла Влада.

– Спасибо за этот вечер, – тепло отозвалась она.

– Не за что.

Ему вспомнился один из тех школьных дней, когда жизнь была намного проще и казалась менее облачной. Они сидели на крыше одного из домов и смотрели на заходящее солнце. По счастливому стечению обстоятельств именно в доме, где проживала Эмили, была сломанная лестничная клетка, ведущая наверх. Чтобы туда попасть, нужно было сделать следующее: прутья сильно оттянуть на себя – настолько, насколько хватило бы пространства подростку, – второму человеку в этот момент пролезть на четвереньках, а уже затем первому лезть самому ногами вперед; потом тихо, очень тихо подняться по лестнице на чердак, опять же на четвереньках проползти десять метров по стекловате и, добравшись к люку, наконец, оказаться на поверхности. Уже там, найдя место с наилучшим видом, можно было посидеть и пообщаться в компании знакомых и друзей. Главное не топать ногами – что-что, а звукоизоляция в подобных домах на редкость слабая.

В тот день Влад и Эмили были одни. Они безмолвно сидели на бетонном блоке, предварительно постелив на него ветровку Влада, наблюдая, как светило окрашивает небо в ярко-красные тона. Легкий ветер обдувал их лица, приятно охлаждая от непривычной для сезона жары. Несмотря на постоянную критику города, где «все вызывает отвращение», эта крыша – одно из тех мест, куда Эмили приходила с удовольствием. Она об этом никогда не упоминала, но Влад догадывался, что причиной является необычайная тишина: ты находился ни на земле, ни в небе. Он тоже любил бывать тут – здесь они часто оставались наедине, не беспокоясь о внезапном появлении посторонних.

Эмили смотрела на закат, положив голову Владу на плечо, он же в ответ осторожно ее обнимал. Так они и сидели, прижавшись друг к другу. Он украдкой посматривал на нее. Хоть он об этом и не упоминал, для него эти минуты были самыми счастливыми в жизни. Девушка, его первая любовь находилась рядом. Только она, и никого вокруг. Идеально. Но, тем не менее, он ощущал, что это скоро закончится. У него не было тому подтверждений, но чувство, зародившееся где-то внутри, мешало сполна наслаждаться моментом.

Эмили, видимо, заметив его взгляды, спросила:

– Что-то не так?

Влад покачал головой.

– Нет… Все в порядке.

Она знала, что он врет. Она всегда разоблачала его во лжи. Особая ли это способность видеть человека насквозь, или просто ему никогда не удавалось солгать ей – кто знает? Плохое предчувствие не отпускало. Было ли оно связано с тем выступлением на прошлой неделе, которое было основной темой их разговоров на протяжении последних месяцев, где как в мантре повторялось, насколько то является важным? Возможно, но проблема была в том, что для Эмили каждое – абсолютно каждое – выступление было значительным, требующим предельной концентрации, словно это последняя игра в жизни. Весь год она полностью посвящала себя практике игры на виолончели, жертвуя учебой и редким общением со сверстниками. Так как это был выпускной год, а на кону были экзамены, репетиции пагубно сказались на итоговых оценках. Но, судя по всему, ее это мало заботило. Музыка – вот, что было важным.

– Скажи мне, – настаивала Эмили.

Он не хотел ничего говорить, хотел просто молчать, наслаждаться этими минутами, секундами, но не смог устоять под ее пристальным взглядом, который говорил: «Я не отступлю».

– Просто… не знаю… просто хочу, чтобы этот вечер… длился вечно.

Девушка, приняв такой ответ, снова вернула свой взор в небо, которое уже начинало темнеть.

– Ничто не вечно, – вот, что она тогда сказала. Классическая Эмили – холодная и циничная. Не то чтобы она никогда не проявляла доброту и мягкость, просто так ей было проще относиться к жизни. «Важно лишь то, что делает тебя особенным – любила повторять она, – а школа, люди – все это второстепенное».

Влад понимал, что рано или поздно – но лучше поздно – их пути разойдутся. Когда-нибудь она станет известным музыкантом – он был уверен в этом. Эмили одна из тех людей, кто рожден для того, чтобы стать легендой. Как бы ему хотелось быть рядом, когда наступит этот день. Это было наивно, да – Влад прекрасно это понимал, но разве это было честно, что одним суждено летать, а другим ползать? У него не было отличительного таланта, не было цели в жизни. Да, что там говорить – даже с выбором специальности он еще не определился! «На кого ты хочешь пойти учиться?» – спрашивали знакомые. У него не было ответа на этот вопрос – он понятия не имел, чем хочет заниматься. Это все казалось перекрестком, где каждая дорога приводит в тупик.

Так они сидели на крыше еще час, обмениваясь короткими фразами. А через два дня, его опасения подтвердились – Эмили объявила, что ее пригласили выступать в другую страну. В тот же вечер она села в самолет.

И вот, спустя семь лет, эта девушка снова в его объятиях.

Изменения в ней были незначительные: волосы стали чуть короче, на лбу появились едва заметные морщинки, под глазами виднелись не ярко выраженные мешки. Но это была она. Это была та самая Эмили. Даже аромат духов казался прежним.

Влад чувствовал, как она млеет в его руках, такая теплая, такая желанная. Давнее влечение возвращалось с криками: «Не упусти ее снова!»

Оно так и отдавалось в голове вместе с пульсом. «Не упусти, не упусти, не упусти». Влад отстранился и мягко за подбородок приподнял лицо Эмили. Взгляд, что он увидел, не был знако́м. Эти глаза теперь говорили на другом языке, нежели семь лет назад. Не тратя время на расшифровку, Влад медленно наклонился. Их губы сомкнулись.

Первой мыслью стало: «Сейчас она меня оттолкнет и снова сбежит». Но все вышло иначе – Эмили ответила на поцелуй, грузно уронив сумочку, которую все это время держала. Влад обеими руками нежно придерживал ее лицо, пока ладони той гладили его по голове, взъерошивая светлые волосы. Их языки редко, будто опасаясь, касались друг друга. Дыхание обоих участилось. В прихожей стало невероятно жарко. Влад и Эмили, не разрывая поцелуя, продвинулись в комнату, где повалились на разложенный диван. На мгновение разомкнув их губы, Влад помог Эмили снять кофточку. Она же одним резким движением стянула с него футболку. Одаривая друг друга короткими поцелуями, они продолжили избавляться от одежды. Вскоре Влад и Эмили были полностью обнажены. Он лег, увлекая ее за собой. Одно движение – и Влад оказался над Эмили, внимательно смотря на нее. Ему не нужно было спрашивать – она хотела этого не меньше его. Он медленно вошел, Эмили тихо вскрикнула. Влад целовал шею желанной девушки, продолжая движения. Она стонала, поддаваясь навстречу, и обнимала, нанося царапины, что еще больше раззадоривало его. Темп нарастал, стоны становились громче, ноги девушки скрестились позади его спины. Она что-то говорила, но он не слышал, не мог слышать. Наконец его действия достигли апогея. Издав возглас, он кончил. Тяжело дыша, они смотрели друг другу в глаза. Влад видел в них мольбу продолжать. Нет, подумал он, ночь только начиналась. «И я не оплошаю» – то ли вслух, то ли про себя пообещал Влад.

***

Он лежал, еще не переведя дыхание, смотрел в потолок, чувствуя приятную усталость, и вслушивался в звуки стекающей воды из ванной комнаты.

– Это было… неожиданно, – иронично заметила Эмили, появившись завернутой в большое полотенце. От нее так и исходила свежесть. Влада вдруг кольнул стыд за то, что он лежит весь в поту, но на то, чтобы встать и пойти в душ, не было ни сил, ни желания. Эмили спокойно легла рядом, сбросив полотенце, и прикрылась одеялом.

– Не подумай, что я это спланировал, – попытался отшутиться Влад.

Эмили хмыкнула. Не злобно, не осуждающе, а искренне и по-доброму. В темноте, озаряемой полной, не скрытой за облаками луной, все, что не закрывало одеяло, выглядело прекрасно: свет, словно прозрачная пелена, огибал каждый изгиб, достойно их подчеркивая. Темные волосы, которые всегда были убраны в тугой хвост, – она расправляла их только на выступлениях, – сейчас разметались по подушке.

Эмили заметила взгляды Влада и повернула голову к нему. На лице девушки отражалось выражение блаженства. По телу Влада пронеслась волна тепла, стоило ему увидеть эту удовлетворенную улыбку.

– Ты помнишь, как я рассказывала тебе о Жаклин Дю Пре?

Влад напряг всю свою память в поиске нужных эпизодов из прошлого. Да, он помнил об этих историях. Правда, не помнил их содержания. Тогда он увлеченно следил за ней, не обращая внимания на слова. Единственное, что всплыло в памяти, услышав это имя, – это то, что Жаклин Дю Пре являлась кумиром Эмили, о котором она всегда рассказывала с небывалым воодушевлением, с блеском в глазах. Она буквально светилась, повествуя об известной виолончелистке двадцатого века.

– Да, что-то такое припоминаю.

– Когда Жаклин Дю Пре только-только стала музыкальным феноменом, благодаря необычной манере своей игры и идеальному звучанию, она оставила семью, путешествуя по Европе и выступая на концертах. – Эмили подняла глаза вверх к потолку. – Первое время ее ничего не заботило: она занималась тем, ради чего появилась на свет. Но вскоре, Жаклин начала одолевать тоска. Тоска по родному дому, по семье. Особенно – по сестре. Игра на виолончели вдруг превратилась в проклятье: она возненавидела свой инструмент. Как бы ненароком оставляла его в такси, на морозе или на жарком солнце. Лишь спустя некоторое время, после того, как она побывала дома, Жаклин поняла, что музыка и виолончель являются ее частью, что они никогда ее не подведут.

– К чему ты клонишь? – перебил Влад.

– К тому, – продолжила она, – что через некоторое время она начала фальшивить и ошибаться даже в самых простых местах. Руки, словно не успевали повторять те движения смычком, которые Жаклин прокручивала в голове, – Эмили выдержала паузу. – Врачи поставили диагноз: рассеянный склероз – она медленно теряла способность управлять своим собственным телом. Ею овладела депрессия и меланхолия. Сколько бы знаменитостей она не принимала в своем доме – ничто не могло ее воодушевить. Кроме одного. Только находясь вместе с родной сестрой, она чувствовала себя живой. Ее сестра Хилари была для Жаклин самым близким человеком на земле. – Эмили снова повернула голову набок, посмотрев на Влада. – На протяжении всех этих лет, выступая в различных концах света, меня одолевала тоска только по одному человеку – по тебе.

Она изменилась. «Прежняя» Эмили никогда бы не сказала подобное. Раньше хватало секунды, чтобы увидеть в ней хрупкую, беззащитную школьницу; и минуты, чтобы полностью в этом переубедиться – в этом обманчивом теле бился бесстрашный, ни перед чем не останавливающийся дух, которому никто не нужен, чтобы добиться успеха. Теперь же перед ним была девушка, от которой веяло нежностью и желанием довериться кому-то, не себе. Где строгость и серьезность, где закрытость и сдержанность? Почему на их месте был мягкий взгляд, полный тепла и неприкрытой симпатии? Откуда эта, пусть и немного смущенная, но счастливая улыбка?

Влад не знал, что сказать на столь внезапное признание. Он потянулся к ней и нежно поцеловал, поглаживая ее волосы. От удовольствия они оба закрыли глаза. Еще какое-то время парочка лежала в обнимку, пока усталость не взяла свое и не отправила их в мир сновидений.

***

Сны бывают разные. Некоторые, что ничем не примечательны, забываются еще перед тем, как человек открывает глаза. Бывают те, что волнуют, но незначительно. После таких просыпаешься с мыслями: «Вау, это было что-то!» или «Что за чертовщина мне только что приснилась?» Они обычно забываются в течение дня и, если и вспоминаются, то лишь секундными обрывками. Но бывают сны, которые переворачивают все нутро, которые кажутся настолько реалистичными, насколько утро ощущается чем-то неправильным, ошибочным. Хочется кричать: «Что произошло? Где я? Это не то место, что я знаю!» Но проходит несколько минут, приходит осознание и хочется ударить себя по голове чем-нибудь тяжелым, чтобы снова провалиться в тот сладостный, волшебный мир.

Именно такой сон увидел Влад в ту ночь.

Он, она, рука в руке, пляж, мокрый песок, закат. Он чувствует ее тепло. Они молчат. Да им и не нужно говорить – они понимают друг друга с полувзгляда.

Он, она, объятие, камин, звук трескающегося дерева в огне. Она полусидит-полулежит, положив голову ему на плечо. Он прижимает ее крепче к себе. Чувствует, как спокойно бьется сердце. Глаза закрыты.

Он, она, огромная мягкая кровать, слышны тихие, но быстро приближающиеся детские голоса. Двое очаровательных детишек (девочка и мальчик) запрыгивают на их кровать, разрушая идиллию, но не вызывая раздражения, а напротив – счастье.

Все было так красочно, так живо, так… прекрасно. Даже, если последнего он никогда не хотел… до этого момента.

Влад понимал, что это был сон. Возможно, поэтому сновидение было настолько ярким. Но это может произойти взаправду, стать реальным, воплотиться в жизнь. Он чувствовал это, он жаждал этого! Все и должно быть так и никак иначе!

Влад проснулся.

***

Во многих фильмах, книгах, сериалах главный герой просыпается, обнаруживая себя в постели с топ-моделью, которая будет блаженно ему улыбаться и шептать сладкие слова, какой он гигант в постели, и что у нее еще ни с кем так не было. Они (совершенно-лишенные признаков пота и с отлично-уложенными прическами) сомкнуться в страстном поцелуе, который плавно перетечет в утренний секс, после которого последует совместный душ и завтрак в каком-нибудь кафе неподалеку.

Другой вариант развития будет таким: главный герой просыпается раньше своей подружки, которая мирно посапывает, повернувшись в противоположную от него сторону. На полу лежат различные детали одежды: от его брюк, до ее трусиков (предпочтительно стринги). Он аккуратно, словно бесшумный ниндзя, пытается подняться, стараясь не разбудить партнершу. Собрав наспех свои вещи, он на цыпочках выходит из комнаты, затем быстро одевается и уходит из дома, радуясь, что завалил в постель очередную дурочку, не оставив при этом ни своего номера мобильного, ни настоящего имени. Девушка, что скоро проснется, станет проливать слезы, но ему на это плевать – в его списке теперь на один пунктик больше.

Когда Влад открыл глаза, его ждал сценарий второго случая. Вот только со сменой ролей.

Он проснулся в одиночестве. Встал, осмотрелся. Никого. Он был один. Окликнул ее – тишина. «Может, она в душе?» – пронеслась в голове обнадеживающая мысль. Открыл дверь в ванную. Никого.

Ничего не понимая, Влад обошел всю квартиру, произнося ее имя, но Эмили нигде не было. Вернувшись в комнату, заметил на столе что-то необычное. Листок. Записку. Взяв в руки, он принялся читать:

Дорогой Влад.

Прости, что уезжаю так рано, пока ты спишь, но мне действительно нужно сегодня улететь, так как скоро намечается очень (очень!) важный концерт, который я просто не могу пропустить. Ты же понимаешь, правда?

Рада была снова тебя увидеть и… то, что произошло вчера. Я ни о чем не жалею, правда.

Надеюсь, что мы снова будем поддерживать связь как раньше. В любом случае, я напишу тебе сразу, как прилечу.

Эмили

– Да твою же мать, а?!

Записка дрожала в руках то ли от гнева, то ли от разочарования. Скорее, и о того и от другого. Гнев, что подпитывался болью и чувством, что он облажался. Снова. Он вновь позволил себе поверить в чудо, дал слабину, потерял бдительность. Его обещание самому себе «двигаться дальше» было нарушено, когда он, перевернув одну страницу своей истории, резко вернулся на несколько глав раньше, дабы перечитать понравившиеся абзацы. А что за ними? Что дальше за этими абзацами? Ничего. Пустота. Никаких «Продолжение следует…» или «Все только начиналось…» Одна пустая страница, которая обычно остается под заметки.

Как он вообще мог подумать, что это ночь что-то изменит? Да и что могло произойти? Она отменила бы полет и осталась с ним? Бред.

Он никогда не был настолько важен для Эмили. НИ-КОГ-ДА. Ее приезд был вызван лишь тоской по человеку, который всегда сидел рядом с ней, восхищался ею и молчал, не мешая созерцать. И это не изменится. Музыка, виолончель, концерты… они всегда – всегда! – будут для нее на первом месте. Что до него, он даже в первую десятку не попадет.

Она не дура, о, нет, далеко не дура – она понимает, она знает, как Влад относится к ней. И, что уж говорить, умело этим пользуется. Всегда приятно иметь под рукой человека, который всегда выслушает, поймет, поддержит. А позже, когда надобность в нем пропадет – раз, и упорхнуть обратно!

Пусть, чисто технически, именно он овладел ею прошлой ночью, но именно она поимела его. Это ее природа, по-другому и быть не может. Да, та ночь не входила ни в чьи планы, но даже в этом случае, она воспользовалась ею на все сто процентов. Блестяще. Просто блестяще.

Кто в этом виноват?

Та, которая по-другому и поступить не могла? Или все же тот, кто позволил воспользоваться собой, как плюшевым мишкой, в которого можно поплакаться?

Ответ очевиден.

Невозможно идти против природы человека, но можно попробовать пойти против самого человека.

– Да и проваливай к черту из моей жизни! – Записка разорвалась на несколько кусочков.

Влад сидел на постели, упиваясь ненавистью и жалостью к себе. В голове пробегали сотни различных мыслей и вопросов, на что он потребовал у них выстроиться в очередь и идти по одному. Он не сразу услышал звук рингтона на своем мобильном. Музыка означала, что звонок от человека с работы.

– Да, – слишком тихо ответил Влад.

– Влад? Это ты? Але!

Это была Лиза.

– Да, Лиза, я тебя слушаю, – уже громче произнес он. Его голос дрожал.

– Влад, где ты? Почему ты не в офисе?

Потому что это не твое дело!

Он чуть не произнес это вслух, но вовремя себя остановил.

Она-то тут причем? Незачем срывать всю злость на ней…

– Я… – Точно, сегодня же понедельник! Проклятие, совсем из головы вылетело. Соображая настолько быстро, насколько мог, он сказал первое, что пришло на ум: – …приболел.

– Оу.

Как-бы Влад ни относился к работе – он выполнял свои обязанности добросовестно, всегда справлялся с положенной ему задачей. В легенду с болезнью легко поверят.

– Но, – продолжила после паузы Лиза, – нам сдавать материал в печать послезавтра…

– Отправь мне на почту все, что у тебя есть, – перебил Влад. – Я постараюсь закончить завтра вечером, а затем перешлю тебе.

– …Что ж, ладно. Я предупрежу главреда, что тебя сегодня не будет.

– Да… спасибо.

– Поправляйся.

Влад оборвал соединение и тяжело плюхнулся на диван. Он просто валялся и вглядывался в потолок, не зная, что делать с непредвидимыми выходными.

Надо выбраться на свежий воздух. Нельзя сидеть взаперти.

Правильная мысль, но опять же – куда идти?

«Бар» – загорелось у него в мозгу неоновой вывеской.

А не рановато ли пить? Еще и двенадцати нет…

…а не плевать ли?

Глава 6

Лучи дневного солнца прорвались сквозь преграду в виде тонких бежевых штор, не обратив никакого внимания на тюль за ней. На протяжении получаса они медленно, как разведчики, подползали к мирно спящей Вите. Когда возмутители добрались до места назначения – лица девушки, – послышался преисполненный недовольством стон. Вита попыталась скрыться, перевернувшись на правый бок, но тщетно – солнце использовало целую армию, дабы оккупировать всю без исключения комнату. Спрятаться под одеялом тоже не помогло – через пять минут стало невыносимо жарко.

Резким движением она скинула с себя одеяло, но не торопилась вставать. Протерев глаза, морщась от столь яркого нарушителя сна, Вита медленно приподнялась. Охватив взглядом комнату, которая уже стала чуть ли не родной, девушка встала и отправилась в ванную. На ней была надета не по размеру длинная белая футболка, которая доходила до середины бедер, – она терпеть не могла всякого рода ночнушки с этими постоянно-спадающими бретельками. На мгновение она задумалась, кому она могла принадлежать. Кира дала ее пару ночей назад для более удобного сна, но очевидно, что она не являлась хозяйкой футболки. Ведь Вита была и повыше и немного крупнее своей девушки.

«А что, если…» – начала она мысленно рассуждать, но быстро прервалась. В этом нет причин для беспокойства, решила она. В конце концов, они встречаются и должны доверять друг другу, а не портить себе настроение глупой ревностью. И они уже не просто встречаются, а живут вместе! Это большая разница.

Кира уходила на работу рано: часов в семь утра, что немыслимо для Виты. Нет, конечно, несколько лет назад она также вставала ни свет ни заря, но с тех пор многое изменилось. Учитывая род занятий Виты, неудивительно, что она из ранней пташки превратилась в ночную птицу. Семь утра – это время, когда она лишь два часа как дома. Не каждый день, конечно, – три, бывает четыре раза в неделю. Утро начиналось в полдень, а завтрак наступал в обед. Поначалу это беспокоило, что у нее и Киры такой разный распорядок дня, но в отношениях нужно иногда идти на уступки. Как бы тихо она не пробиралась в кровать после возращения из клуба, Кира частенько просыпалась и какое-то время уделяла общению. Еще до переезда Вита вместо того, чтобы поехать к подруге, часто возвращалась к себе, так как не хотела беспокоить сон любимого человека, о чем сама призналась, когда та задала прямой вопрос. Тогда Кира мягко посмеялась и ответила нежным, как топленый шоколад, голосом:

– Ты не представляешь насколько прекрасно это чувство, когда ты одна лежишь в огромной кровати и краем уха слышишь, как любимый человек слегка небрежно забирается под одеяло к тебе. Ты чувствуешь тепло, не понимая, как вообще смогла заснуть без него. Рука, (здесь она действительно взяла руку Виты в свою) которая аккуратно, боясь разбудить, обнимает тебя за талию… – Кира сделала паузу, подняв глаза и встретившись взглядом с Витой. – Разве такое может беспокоить?

В тот момент сердце Виты готово было сделать тройное сальто. Возможно, так оно и случилось. С тех пор она редко бывала в своей квартире, но продолжала за нее платить, не столько из опасения, сколько из собственной неуверенности в том, как именно разовьется их роман. Только на прошлой неделе она сообщила хозяину квартиры, что не намерена продлевать аренду. Этим поступком она доказала себе, что теперь у них с Кирой все серьезно.

Бывало такое, что Кира случайно будила Виту, собираясь на работу. Одним глазом она следила, как подруга ходит из стороны в сторону, надевая, снимая, снова надевая и снова снимая ту или иную одежду, пока не найдет подходящую, гармонирующую с туфлями, макияжем и прической. Ощущения от подобных пробуждений были ужасными: тело ломило, словно по нему проехались катком, голова гудела, еще не отойдя с прошлой ночи, а во рту сухость как с жесточайшего похмелья. Борясь с протестующим организмом, умоляющего о продолжении сна, Вита всегда в таких случаях вставала и обнимала Киру, желая ей хорошего рабочего дня, пока та металась между виной и благодарностью, что вызывало сплошное умиление. Вита целовала подругу в щеку, так как боялась из-за далеко не свежего аромата изо рта, но даже этого хватало, чтобы вызвать улыбку у еще сонной Киры. Затем она уходила, и Вита со спокойной совестью снова ложилась досыпать.

Сегодня же такого не было. То ли Кира была чересчур тихой, то ли Вита спала как убитая – неизвестно. Когда она открыла глаза, часы едва доходили до полудня.

Вита смотрела на себя в зеркало, не переставая зевать. Футболка нелепо висела накидкой и развевалась при ходьбе, точно парус.

Нет, она определенно мужская…

Хватит.

После принятия душа, настало время завтрака. Одно из многочисленных достоинств Киры – она великолепно готовила. Холодильник всегда был полон различного рода вкусностями, начиная с супа на первое и мяса с гарниром на второе, заканчивая десертами и легкими закусками.

Ограничившись парой тостов с вишневым джемом и свежим кофе, Вита снова легла на заранее заправленную кровать, и включила ноутбук, положив его на колени. Проверила почту и сообщения в социальной сети, бегло пробежалась по новостям, посмотрела пару-тройку видео и наткнулась на несколько любительских записей с одного из прошлых выступлений. Она не занималась тем, что истошно просматривала все подобные видео, любуясь восторженными комментариями, но иногда ей все же было любопытно, что про нее говорят люди. Ведь, как-никак, она занимается музыкой для них.

«Норм».

Понятно.

«Это просто срыв башни!!»

О`кей.

«Ничего особенного».

Лаадно.

«Терпеть не могу эту лесбу!»

О, как.

Последний комментарий собрал под собой целую дискуссию, состоящую из тех, кто согласен с данной персоной, и тех, кто принялся защищать исполнительницу. Вите это было не интересно. Она закрыла страницу. Одно дело, когда критикуют ее музыку – ничто не идеально, – но когда начинают обсуждать ее личную жизнь…

Какая им разница? Неужели, знания пола, возраста, сексуальной ориентации достаточно, чтобы заочно судить о человеке? Она никогда не понимала, почему люди готовы глотки друг другу перегрызть лишь из-за того, что кто-то не такой как они.

Вита не хотела глубоко погружаться в эти мысли, дабы не портить себе настроение с самого утра. В конце концов, важно лишь то, что она и только она чувствует. А чувствовала она себя замечательно. Лучше, чем когда-либо. У нее есть любимый человек, от одного вида которого хочется летать. Есть полный тепла дом, в котором всегда рады и всегда ждут. Есть лучший друг, доброта которого согревает душу, который всегда примет и поймет.

Она вспомнила вчерашний вечер. Вспомнила его раскаяние, которое закончилось ее рыданием в его руках. В те минуты она не была собой настоящей, а была собой прошлой, собой тех времен, которые, казалось бы, исчезли, как песок, унесенный ветром. Это не были объятия любимой, это были мужские, сильные объятия, которые…

…напомнили ей папу.

Ей было восемь, когда он погиб в автомобильной аварии. Ее мать, не дав кровати остыть, начала менять мужиков как перчатки. Вита всех и не помнила. Ежедневно мать жаловалась на мужчин, которые превратились в тряпок, ни на что уже не способных. Но вопреки своим словам, примерно раз в два месяца она сожительствовала с новым кавалером. Вита, когда мать приходила не одна, много времени проводила на улице, гуляя до позднего вечера. Ей никогда не нравился ни один из этих ухажеров, и она каждый раз успокаивала себя, говоря, что это ненадолго, что скоро он покинет этот дом… чтобы на его место пришел другой.

Папа всегда, как она помнила, называл ее «маленькой принцессой». Он был огромен, по сравнению с ней, и в его руках она была совсем крошкой, что подтверждало это прозвище. Всегда спокойный и добрый – именно таким папа навеки останется в ее памяти. Пусть она не верила в существовании Бога, ей хотелось верить, что папа и сейчас присматривал за ней с небес.

Вита оставила у себя в голове пометку: покрепче обнять Влада при следующей встрече.

Твою ж!..

Вита наконец вспомнила, чем закончилась вчерашняя встреча.

Девушка на пороге, реакция Влада.

Это точна была она!

Виолончелистка.

Как ее там?.. Эмили, правильно?

Вите стало интересно, чем все закончилось, после того как она уехала. Дотянувшись до мобильника, она набрала номер друга. Прошло около десяти гудков, но никто не отвечал. Странно. «Может он забыл телефон дома?» – подумала она и набрала на рабочий.

– Алло? – ответил незнакомый женский голос.

– …Эм, – запнулась Вита. – Скажите, а Влад на месте?

– Нет, он заболел, – спокойно ответили на том конце провода. – Сегодня его не будет.

Вита отключила соединение. Заболел? Серьезно, что ли? Она начала прокручивать варианты.

Если бы он болел, то был бы дома, а, следовательно, взял бы трубку, так?

Неужели… встреча двух друзей детства закончилась не простыми посиделками?

Но в таком случае телефон был бы отключен или типа того…

Может, он просто поставил беззвучный режим?

Виту одолевали сомнения. Конечно, могло произойти что угодно, но почему-то на ум приходили больше плохие развязки. Одна ее часть говорила не беспокоиться за друга, что у него все в порядке, но другая, не унимаясь, требовала проверить и убедиться в этом. Она решила послушаться вторую. Быстро собравшись, Вита покинула квартиру.

***

– Ты повторяешься, Влад.

Голос вырвал его из раздумий, возвращая в реальный мир. Он даже не стал поворачивать голову – и так было понятно, кто стоит над душой. Промолчав, он допил содержимое бокала. Тут же бармен, получив одобрение от Влада в виде кивка, резким движением забрал «грязный» бокал, взял «чистый» и наполнил его наполовину виски, предварительно положив несколько кубиков льда и помешав их длинной ложкой.

Влад уже изрядно захмелел и выглядел так, что даже алкоголик назвал бы его больным. Волосы взлохмачены, глаза как стеклянные, а их взор все время устремлен в одну точку. Удивительно, что его кто-то вообще взялся обслужить.

Вита села рядом. Сцена, разворачивающаяся перед ней, приносила боль.

Сколько он уже здесь сидит? Судя по виду – неделю, не меньше.

– Что случилось? – осторожно спросила она.

Влад молчал, продолжая заливать в себя жидкость янтарного оттенка.

– Скажи мне. – Она сделала над собой все возможные усилия, чтобы голос казался успокаивающим и располагал к общению. Вита видела: то, что произошло недавно намного хуже того, что было в прошлый раз. Даже учитывая тот факт, что с той девицей он прожил почти два года.

Влад не обращал внимания.

– Влад, – в голосе была мольба, – пожалуйста.

Снова ничего.

Она не знала, что делать. Он никак не шел на контакт, лишь сидел и опрокидывал стакан снова и снова, делая немаленькие глотки. Вита посмотрела на его руку – другую, свободную – и накрыла ее ладонью.

Влад сразу же отдернулся.

– Влад… – предприняла Вита еще одну попытку, – …расскажи мне, что произошло.

– Рассказать? – впервые подал голос Влад. Он был пьян. Сильно. – Рассказать, говоришь? Просто так взять и рассказать, да?!

Теперь пришла очередь Виты замолчать. Его тон был страшным, сердитым. Он повернулся и презрительно посмотрел на давнюю подругу.

– А не пойти ли тебе нахер, дорогуша?

Сердце Виты сжалось в груди, превращаясь в маленький комочек, и упало куда-то глубоко вниз. Увидев, что она не сдвинулась с места, он продолжил:

– Все вот вам надо знать. Вы же не можете сидеть ровно – все вам надо разнюхать. Все. И зачем? Чтобы можно было спокойно поплакаться в жилетку, зная, что получите отдачу. Ведь мы так близки, не правда ли? Помойка для эмоционального мусора – вот, кто я для вас всех.

Теперь этот маленький комочек отозвался болью откуда-то из глубины. Вита понимала, что он несет полную чушь. Вернее, она надеялась, что он несет полную чушь.

Вита уже собиралась ответить, когда Влад снова взял слово:

– Это ведь какой-то план, да? Выведать про человека все, дать ему ощущение важности, затем сваливать в него все то дерьмо, что ежедневно встречается на пути – хотя это ни капли не интересно, – а потом, когда «помойка» сломается, – можно спокойно найти и завести себе новую. – Он снова повернулся к ней и кивнул в сторону выхода: – Иди и ищи себе новое мусорное ведро.

Сначала Вита действительно хотела уйти, дать ему время проспаться, чтобы потом – уже спокойно – переговорить, но тут же поняла одну вещь: если она сейчас уйдет – это будет прямое доказательство, подтверждающее его идиотскую теорию. Этого она не могла допустить. Влад никогда не был для нее тем, на кого можно было скинуть все плохое и забыть про это, словно про ненужный хлам в кладовке. Он был – и остается – ее другом. Лучшим другом.

Вита не желала просто так предавать их дружбу. Не в этой жизни. Она собралась с силами, заглушив обиду на столь оскорбительные слова, и начала говорить как можно более спокойно и уверенно:

– Послушай меня, мой дорогой пьяный философ. У тебя случилось что—то плохое, что—то настолько плохое, что ты, вместо того, чтобы поговорить с другом, решил нажраться, как последний дебил, и изливаться по поводу того, что «все против тебя». Так вот, я открою тебе маленький секрет: всем плевать на тебя. Всем. Посмотри вокруг: прохожие, посетители, да даже бармен – ему только деньги твои нужны, – всем им на тебя глубоко НА-ПЛЕ-ВАТЬ. Всем. – Она выдержала паузу. Влад в пол-оборота поглядывал в сторону подруги. – Кроме меня. Влад, мы с тобой друзья уже сколько лет? Ты помнишь? И я нет. Потому что это не важно. Ты для меня – один из самых близких людей в этом гребаном мире. Я не представляю свою жизнь без тебя. – Еще одна короткая пауза, чтобы перевести дух, и для того, чтобы не позволить голосу дрогнуть при следующих словах. Тогда бы они потеряли свою силу. – А, если я для тебя ничего не значу, что я для тебя всего лишь «очередная овца, которая тобою воспользовалась», то иди-ка ты сам нахер, мудак.

Вита боялась следующих секунд, но тщательно пыталась это скрыть – она и не дрогнула, когда он повернулся, не смотря ей в глаза. Казалось, прошла вечность, прежде чем Влад, опустив голову, тихо проронил:

– Прости.

Облегченно выдохнув, Вита положила руку ему на плечо. На этот раз он не сопротивлялся.

– Не переживай, – успокаивающе произнесла она. Затем медленно, остерегаясь нового взрыва, осторожно спросила: – Так что вчера произошло?

– …Эмили.

– Виолончелистка?

Влад кивнул.

– Я уже не раз рассказывал, как бегал за ней хвостом. – Несмотря на то, что язык у него временами заплетался, он продолжил свой рассказ. – В ней всегда было что-то… иное. Знаю, это звучит как подростково-романтичное дерьмо, но я не могу это объяснить иначе. Эмили – она… странная. Не зная ее, можно было предположить, что она глухонемая: ни с кем не говорила, никого не слушала; всегда была в своем маленьком мире. На уроках она отвечала только тогда, когда учителя ее спрашивали, но даже при этом она спокойно обходилась короткими фразами. Вплоть до выпускного класса, в журнале – напротив ее фамилии – всегда стояли только высокие оценки. Учителя ставили успеваемость Эмили в пример классу, не понимая, как это влияет на нее. Ученики презирали ее – некоторые открыто, некоторые лишь тихо шушукались за спиной. Что до меня – мне было все равно. Да – миленькое личико, да – скромная, но я предпочитал общаться с теми девчонками, кто более общителен – они более предсказуемы. А Эмили… нет. – Влад остановился, чтобы сделать глоток.

Черт, как бы он не отрубился. Сколько он уже выпил? Бутылку? Две? Наверняка еще и натощак.

Влад продолжил:

– Все изменилось, когда я увидел ее на сцене. Это был обычный скучный школьный концерт, куда нас отправляли против нашей воли. Мы, откровенно зевая, смотрели на плохую игру школьников с параллельных классов. Никто из наших даже понятия не имел, что Эмили будет выступать. Никто не знал, что она вообще играет на чем-либо! И вот – она вышла на сцену с контрабасом. По сторонам послышалось перешептывание: «Что она там делает? Она играет?» Она выступала одна. Тогда впервые я увидел на ней темное платье и такого же цвета каблуки – на занятиях она всегда была в школьной форме: белая блузка, черная юбка… да не суть. Если до этого я засыпал, то в тот момент я проснулся. Она, не обращая внимания на удивленные взгляды одноклассников, просто села на стул посередине сцены, поставила инструмент между ног и, спустя секунду, повела смычком по струнам. Как сейчас помню: Эмили играла Баха. Тогда я понятия об этом не имел – для меня классическая музыка вся была одинаковой.

Мелодия полилась по залу. Медленная, спокойная, немного грустная. Совершенно не типичная для того концерта. Движения были плавными, выдающимися, грациозными. Мои глаза просто приклеились к ее рукам, пока слух впитывал все эти ноты, вызывая непонятную дрожь. Потом я медленно поднял взгляд. Она не смотрела! Глаза были закрыты! У нее не было перед собой партитуры. Она играла наизусть! Я забыл, как дышать. Не слышал, не чувствовал, не видел ничего, кроме девушки, что играла на сцене. Смычок двигался быстрее, пальцы танцевали по струнам, тело, подобно музыке, извивалось в такт. Боже, она была так прекрасна! Никогда, НИКОГДА я не чувствовал подобного. Все, кто был в моей жизни до той секунды, когда смычок коснулся струн, отошли на второй, третий и четвертый планы. Она, только она была важна. Больше никто.

Когда выступление подошло к концу, я по-прежнему находился в оцепенении. И, видимо, не я один. Эмили встала и подошла к концу сцены в абсолютной тишине и коротко поклонилась. И именно в тот момент разразился гром аплодисментов, выведший меня из ступора. Эмили выступала последней, поэтому никто не удивился моему быстрому уходу. Я нашел ее у выхода из школы. Сердце билось как ненормальное, все, что я мог сказать, – это «Привет». Она, казалось, была удивлена, но старалась этого не показывать. Сказал, как был поражен игрой. Увидев рядом с ней огромный чехол, вызвался помочь донести инструмент до дома. Она, немного поколебавшись, согласилась. Я был без понятия, где она живет, поэтому тупо следовал за ней. Как бы я ни пытался разговорить ее, Эмили одаривала меня лишь короткими «да», «нет» и «угу»:

– Ты давно занимаешься музыкой?

– Да.

– Это же контрабас, правильно?

– Нет.

– Эм… виолончель?

– Да.

– Твои родители наверняка гордятся тобой.

– Угу.

После того дня, не нашлось ни одного человека, кто посмел бы предъявлять ей какие-нибудь претензии, но, тем не менее, друзья у нее так и не появились. На занятиях она никак не изменилась: все так же оставалась тихой и молчаливой. Единственное, что поменялось, – это ее успеваемость: оценки стали ухудшаться.

Каждый день я вызывался провожать ее до дома, и Эмили не возражала. Со временем она начала вести себя более открыто, начала поддерживать диалог, начала смеяться над моими шутками. Я не пропускал ни одного ее выступления, будь они хоть в школе, хоть в другой части города во время уроков. Все свободное время я старался проводить с ней: мы ходили в кино, в кафешки, в торговые залы, просто гуляли по городу. Делились многим, вернее по большей части делился я, так как чувствовал себя свободнее, чем когда-либо, рядом с ней. Она же редко задевала что-то личное о себе, своей жизни, родителях. Лишь иногда рассказывала о своих снах, о своих мечтах, о музыке, в общем – о повседневном.

В тот вечер, когда я, собравшись силами, признался в своих чувствах, Эмили смерила меня сочувствующим взглядом.

– Это не любовь. Мы с тобой просто хорошие друзья.

Я попытался возразить, сказать, что она ошибается, что она не знает, что происходит внутри меня, но Эмили остановила меня.

– Поверь, это не нужно ни тебе, ни мне. Давай… просто оставим все как есть?

А я – дурак – согласился.

Вита внимательно слушала, временами кивая, и заметила, что с последнего его глотка времени прошло существенно. Этот разговор немного его протрезвил, но хватит ли у него мозгов больше не пить?

– Когда она уехала, – продолжил он, – я не знал, что делать. Все было не так. Я не знаю, как это объяснить. Мир вокруг стал выглядеть иначе. Ничего не хотелось делать. – Вита помнила его «тогдашнего» – просто оболочка, а не человек. – Все казалось бессмысленным. Наша переписка ничего, кроме еще большей тоски не приносила. И, вроде, поступил в университет – должен же развеяться! Нет. Вновь ничего. На учебу ходил тупо ради того, чтобы дома не сидеть. Благо появилась ты. – Вита не ожидала этого перехода. Влад посмотрел на нее, в его глазах читалась благодарность. – Если бы не ты, не знаю, где бы я был сейчас.

От его слов Вите стало теплее.

– Вчера, когда Эмили вернулась, все то, что я когда-либо к ней чувствовал, обернулось настоящим вихрем, снося к чертям меня и все мои воспоминания. Словно и не было того разрыва, не было тех семи лет. Словно мы снова были в школе. Одна мысль закралась в мой мозг тогда: «В этот раз я тебя не отпущу». Я поцеловал ее… – Вита выпучила на него глаза, но он был по-прежнему погружен в себя. Несмотря на удивление, ее охватила гордость за друга, хотя и понимала, что у этой истории не будет счастливого конца. – …И она мне ответила. – Вита уже догадалась, что будет дальше, но продолжала, не отвлекаясь, слушать. – Мы провели вместе ночь. Я мечтал об этом с того самого выступления. Мы наконец-то были вместе…

Он замолчал. Вита успокаивающе погладила его плечо. Он, к ее разочарованию, лишь сделал резкий глоток, осушив свой стакан. Влад уже был готов снова подозвать бармена, но Вита его остановила:

– Влад, пожалуйста, не надо.

Он послушался и снова уставился в пустоту. Вита увидела, что бармен уже сам спешит к ним, и в отрицательном жесте махнула рукой, качая головой. Влад, тем временем, вернулся к рассказу:

– Я уже было подумал: «Вот оно, вот оно!» Уже успел нафантазировать себе наше совместное будущее, то, как будем жить вместе и тому прочее. Вот же идиот. Утром меня ждала одна жалкая записка: «Извини, у меня концерт, как-нибудь спишемся».

– Она тебя кинула, как последнюю проститутку. – Сообразив, что произнесла это вслух, Вита мысленно себя пнула. Она ожидала, что сейчас Влад выплеснет весь гнев на нее, но то, чего она точно не ожидала, – смеха.

– Ага, только вот сто долларов на тумбочке не оставила, – смеялся он. Вита облегченно выдохнула. Ее осенило – это отличный момент, чтобы закончить неудачный для друга день.

– Влад, – медленно начала она, – давай-ка расплатимся с барменом, пойдем к тебе, ты спокойно поешь и поспишь, а завтра устроим какую-нибудь культурную программу. – В мыслях она спрашивала себя, не слишком ли по-матерински это прозвучало, и не воспримет ли он это предложение в штыки. Но опасения не подтвердились. Влад улыбнулся и кивнул.

Заплатив по счету, они вышли из бара. Вита слегка придерживала Влада, так как тот шел очень неуверенно и часто запинался. Когда они пришли, уже стемнело. Вита помогла другу снять верхнюю одежду и уложила его на диван. После сходила на кухню и открыла холодильник: еда в доме есть, так что с утра, если будет в нормальном состоянии, Влад сможет поесть. Найдя чистый стакан и налив в него воды, она вернулась в комнату, где Влад уже спал без задних ног. Поставив стакан на тумбочку рядом с диваном, Вита положила рядом таблетку от похмелья, что нашла на кухне. Убедившись, что больше беспокоиться не о чем, Вита собралась домой. Она знала, где у него лежат дубликаты ключей, поэтому, не волнуясь, закрыла Влада в квартире, убедившись, что его ключи на месте.

Эмили…

Что за странное имя?..

Да, кто вообще в здравом уме может назвать свою дочь «Эмили» в нашей-то стране?

Глава 7

– Мисс, не желаете напиток? Мисс?

Эмили вздрогнула, когда рука стюардессы легонько коснулась ее плеча. Подняв взгляд, она, чувствуя небольшую неловкость, произнесла:

– Простите?..

– Напиток, мисс, – повторила женщина. На ней была ярко-голубая униформа, символизирующая одну из известных аэрокомпаний, и которая, сколько бы сил не прикладывать, не могла скрыть ее небольшую полноту. Впереди нее находилась специальная тележка, на которой располагались различные напитки на любой вкус. Кроме алкогольных, как заметила Эмили.

Стюардесса указала на поднос с напитками:

– Что вам налить?

– Апельсиновый сок, пожалуйста.

Эмили наблюдала, как женщина наполняет пластиковый стаканчик. Поставив его на откидной столик, она улыбнулась:

– Прошу.

Когда стюардесса собиралась пройти чуть дальше по салону, Эмили немного приподнялась с места и едва слышно задала вопрос:

– Скажите, а алкоголь вы наливаете?

– Нет, мисс, извините. Это правило компании, – пояснила стюардесса и подтолкнула тележку вперед, продолжая выполнять свою работу.

Эмили лишь украдкой посмотрела ей в след, и с сожалением вздохнула, но, решив довольствоваться малым, чуть отпила из принесенного стаканчика.

Обычно она не употребляла алкоголь. В тех редких случаях, когда Марк устраивал торжественный ужин в приличном ресторане для всего оркестра в честь удачного выступления, она выпивала два-три бокала хорошего вина, но просто за компанию, поддержать коллектив. Что до остального времени – Марк выпивающих музыкантов никогда не жаловал. Каждый знал: если он уловит хотя бы намек на запах изо рта или заметит чуть расслабленную походку – собирай вещи, тебя здесь больше не ждут. И притом это в не репетиционное время! Одно дело до них: любой дурак может сообразить, что питье перед игрой – не самая лучшая идея, но даже и после. Для подобного «отдыха» были отдельно отведенные дни, наподобие тех же торжественных ужинов или нечастых выходных. Для Эмили это никогда не представлялось проблемой – алкоголь, лишь тормозил, мешал сосредоточиться.

Но сейчас она этого хотела. Хотела выпить, почувствовать приятное расслабление, перестать думать хоть на пару минут. Но – неудача. Повсеместная.

Она допила сок, поставила пустую емкость обратно на столик и откинулась в жутко-неудобном кресле. Люди, которые умудрялись спокойно спать, сидя в них, всегда вызывали удивление и даже восхищение. Она попыталась сделать как они: положила голову на спинку кресла и отвернулась от прохода. Шея сразу же запротестовала такому положению – никакого признака комфорта. Да и вид, что открылся при этом небольшом действии, никак этому не способствовал: рядом сидел мужчина где-то за тридцать, который спал, приоткрыв рот, с которого медленно стекала слюна. С отвращением отвернувшись, Эмили увидела другую картину: дети в соседнем ряду смотрели мультфильм на ноутбуке, пока, предположительно, их мать читала книжку, включив лампочку сверху. Хоть дети и были в наушниках – в одних на двоих, – но их хорошо-слышимое хихиканье с шумными подборами воздуха, напоминающее хрюканье, заставило Эмили задуматься: «А может, мужчина рядом не столь уж и мерзок?» Решив, что не стоит устраивать мысленное соревнование по убогости, она откинула голову назад и уставилась вверх.

Полет будет долгим.

Как она ни старалась, но мысли о сегодняшнем утре не давали ей так необходимого покоя. То, что произошло… Она этого никак не планировала. Даже в мыслях не было! Все представлялось иначе: она приезжает, приходит к нему (благо, что он переехал именно в ту квартиру, о которой говорил еще в школе), он рад ее видеть, она рада видеть его, они говорят всю ночь, делятся воспоминаниями; потом прощание с устным договором вернуть ту связь по сети как несколько лет назад и возвращение в отель, где она отдыхает, ожидая время рейса. Все! Ни больше, ни меньше.

Но случился тот поцелуй.

И план немедленно стерся из памяти, огромным воображаемым ластиком.

А то, что было после…

Было бы ей сейчас проще, если бы тогда она не остановилась с той стороны двери в подъезде, когда услышала Влада? Тонкие стены позволили различить в его голосе удивление вперемешку с накатываемой паникой. Она стояла и внимательно слушала, зная, что именно сейчас, в данный момент он найдет записку. Ее пробирало любопытство. Какая будет реакция? Облегчение? Радость? Или что-нибудь похожее? Ведь они провели потрясающую ночь вместе. А ей было с чем сравнивать. Это что-то должно значить. Ведь так?

«Да твою же мать, а?!» – разразился он.

Эмили так и застыла на месте. Испуганная. Ей захотелось открыть дверь, подойти к нему, спросить, что не так, но ноги не слушались, а, напротив, будто вросли в пол. Никогда ей не приходилось слышать, а тем более видеть Влада таким. Несмотря на то, что она была за дверью и не могла сделать последнего, входить обратно она не стала. Она не хотела, боялась увидеть злобу на его лице. Только не на нем.

«Да и проваливай к черту из моей жизни!» – снова закричал он.

Нет, так не должно быть!

Она как можно скорее выбежала из подъезда.

Сидя в кресле и прокручивая это утро снова и снова, Эмили задавалась вопросом: «Почему?»

Почему он отреагировал именно так? Ведь мы столько не виделись.

Неужели его влюбленные выдумки… не такие уж и выдумки?

Неужели теперь он не захочет меня даже услышать?

Услышать. Влад спал, когда Эмили взяла его мобильник и беспрепятственно, без намека на муки совести, занесла его номер телефона в память своего. Она собиралась позвонить ему сразу же по прилету в Чикаго, нет – даже во время пересадки в Нью-Йорке. Хотела сделать ему сюрприз…

Теперь это казалось бессмысленным. Ее пугали предположения, что, когда она позвонит, он снова выйдет из себя, нагрубит, а что еще хуже – просто сбросит вызов, едва услышав ее голос.

Эмили достала телефон из сумочки и сняла блокировку. Быстро найдя номер Влада, она нажала на кнопку удаления. Высветился подтверждающий вопрос: «Удалить контакт?» и две кнопки выбора: «ОК» и «Отмена». Палец девушки неуверенно замер над первой.

Немного поколебавшись, палец скользнул по экрану.

Отмена.

Эмили убрала телефон обратно в карман и вновь попыталась расположиться поудобнее. Заметив рядом проходящую стюардессу, она жестом привлекла ее внимание.

– Извините, а сколько нам еще лететь?

– Семь часов, мисс, – ответила женщина и снова скрылась из поля зрения.

Эмили обреченно вздохнула и плюхнулась – насколько это было возможно – в кресло, отчего почувствовала не сильную, но неприятную боль в шее.

Полет будет очень долгим.

***

В общей сложности путь, учитывая пересадку, занял около восемнадцати часов, три из которых Эмили удалось вздремнуть. Шея предсказуемо изнывала при движении, а из-за довольно скорой пересадки в Нью-Йорке она не успела как следует размять ноги, и потому мучилась от их онемения. Те минуты, пока к самолету подносили трап, тянулись невероятно долго, отчего хотелось взвыть. Эмили не заботило, как она выглядела сейчас; желала она только одного – немедленно прибыть в отель и уснуть на огромной кровати часов так на двенадцать. Даже появление Марка в аэропорту не вызвало у нее должных эмоций.

– Эмили! Рад тебя видеть! Как долетела? – он, улыбаясь, по-отечески обнял девушку.

– Здравствуй, Марк. Ужасно, просто ужасно. Ноги, кажется, сейчас отвалятся…

– Навестила своего друга?

– Извини, я не в состоянии сейчас об этом говорить…

– Что ж, ладно. Тогда немедленно пойдем, заберем твой багаж и быстро в такси.

– Именно этого я и хочу, – зевнула Эмили.

Несмотря на то, что самолет приземлился вечером, до отеля они добрались быстро. Марк всю поездку что-то активно рассказывал Эмили, делился новостями, но та лишь клевала носом. На улице было достаточно тепло для осени, что только способствовало сонливости. Стоило сомкнуть веки буквально на секунду, как она почувствовала тяжесть руки на плече.

– Эмили, мы приехали.

Она кивнула и вышла из такси, следом за Марком, который уже успел расплатиться с водителем. Когда Эмили вошла на ресепшн, то она зажмурилась от немыслимо яркого света огромной люстры, висевшей по центру потолка. Марк появился перед ней.

– Ты решила багаж таксисту оставить? – спросил он. Эмили опустила взгляд к его ногам и увидела свой небольшой чемодан на колесиках.

– Прости. Мне просто нужно немного отдохнуть.

– Не переживай, я понимаю, – успокаивающим тоном сказал Марк и затем достал из кармана ключ, на котором висел брелок с номером 404. Он протянул его Эмили. – Вот, держи. Твоя виолончель уже там. Жду тебя завтра здесь, в ресторане в девять часов утра.

– Благодарю тебя.

Девушка, не раздумывая подошла к лифту и нажала на кнопку.

Вот он – долгожданный отдых, подумала она, закрывая за собой дверь. Эмили быстрым взглядом осмотрела комнату. Ничего примечательного в ней не было, кроме одной детали: как Марк и сказал, виолончель в футляре стояла рядом с кроватью. На секунду в голову закралась мысль достать свою верную подругу и немного попрактиковаться, но руки и ноги оказались против. Наспех раздевшись, Эмили, не задумываясь о будущем качестве одежды, кинула ту на стул и легла на кровать. Волна наслаждения от упругости матраса и мягкости одеяла окутала тело девушки. Она не хотела – да и не могла – думать ни о чем другом, кроме как об удовольствии, получаемом от этих слегка прохладных и несущих в себе свежесть простыней. Все, что ей оставалось, – это закрыть глаза и провалиться в спокойный, без сновидений сон.

Но порою желаниям – даже самым простым – не суждено сбыться. Ночь давила на девушку, призывая ту уснуть, но разум отвечал отказом. Мысли в голове устроили невообразимую бурю: они шептали, гудели, кричали, говорили, умоляли, угрожали, успокаивали, обвиняли. И этому, казалось, нет конца. Девушка жалобно стонала: бессонница сейчас сродни пытке.

Это была одна из самых долгих и мучительных ночей в ее жизни.

***

Что происходит?

Левая рука Эмили придерживает виолончель, правая – водит смычком по струнам. Обычная практика – ничего особенного. Вот только одно отличие – девушка не слышит издаваемых ею нот. Совсем. Сколько бы сил она не прикладывала, как бы быстро не водила рукой – все без толку. Вместо музыки она слышит собственный голос в различных интонациях. Снова обвинения, снова гнев, снова мольба. Эмили не узнает саму себя.

Куда пропала концентрация? Настрой? Уверенность?

Даже с закрытыми глазами она чувствует на себе непонимающие взгляды со стороны других музыкантов. Они в полном недоумении. Лишь мышечная память помогает играть более-менее правильно, но это не то. Совсем не то.

Главное – не паниковать.

Напряжение. В каждой клеточке тела.

Не паникуй.

Голоса в голове заглушают эту жалкую просьбу, позволяя той пропасть в потоке слов и образов.

Спокойно.

Она не слышит, но чувствует, как струны протестуют смычку.

Успокойся.

Уже не она ведет руку, а рука ведет следом за собой. Тело раскачивается в такт движениям, по лицу стекают капельки пота, глаза зажмурены настолько сильно, что становится больно.

Господи, пожалуйста, избавь меня от этих мыслей… Пусть они замолчат!..

Пожалуйста, хватит! Хватит!..

ОСТАВЬТЕ МЕНЯ В ПОКОЕ!

Струна лопается с громким хлопком. Эмили резко останавливается и открывает глаза. С них текут слезы, из-за которых не сразу видно озадаченные и обеспокоенные лица остальных членов оркестра. Гробовая тишина. Время застывает.

– Эмили? Ты в порядке?

Она не замечает на себе встревоженный взгляд Марка, не чувствует его руки на плече. Правая ладонь дрожит, но крепко держит смычок, по-прежнему застывший у порванной струны. Наконец рука обмякает, и смычок падает на пол. Виолончель едва не заваливается набок – Марк вовремя придержал инструмент. Он что-то говорит, Эмили видит это, но слова, их смысл далек.

– Простите, – тихо встав, бормочет она и выходит из зала, где проходила репетиция. Щеки мокрые от нескончаемых слез.

Эмили смотрит на свое отражение, находясь в ближайшей уборной. Немой вопрос так и застревает в голове. Почему? Почему вместо мелодии виолончели она слышит его крик? Почему стоит закрыть глаза – возникает его образ? Прошло уже четыре дня. Четыре! А ей так и не удается сыграть хотя бы одну небольшую сонату! Музыка будто проскальзывает сквозь воздух, не вызывая и малейших колебаний.

Ей страшно. Игра – это все, что у нее есть, все, что она умеет, все, чем она живет. То, что она играла, – это полное несоответствие ее как исполнителя с инструментом, на котором ей довелось играть более десяти лет.

Новая волна паники подкатывает к горлу. Без своей игры – она никто, она никому не нужна. Даже родителям. Конечно, они снова наденут маски любезности, будут говорить, что любят ее, несмотря ни на что, несмотря на то, кем она станет, но… какой в этом смысл? Этим людям не дано понять, что без своей игры, без своей мечты она не нужна даже самой себе! В чем смысл жизни без мечты, без попыток ее осуществить?

Пальцы дрожат, хотя всхлипывания уже прекратились. Эмили прикрывает рот дрожащими ладонями и медленно и глубоко дышит в попытке вернуть самообладание. Получается не сразу.

Когда она через несколько минут умывает лицо холодной водой и выходит из уборной, возле входа ее караулит Марк.

– Эмили, – начинает он. Вид у него не из приятных: плечи широко расставлены, шея заметно напряжена, взгляд грозного хищника, смотрящего на испуганную лань. – Что за черт? Ты рехнулась?! У нас концерт менее чем через неделю! Что за несвязанное вождение ручками, словно только что из детского сада? Ну? Отвечай же!

Эмили безмолвно стоит, как школьница, которую отчитывают за неподобающий внешний вид. Она нередко видит Марка таким, но его праведный гнев никогда еще не был направлен на нее.

Как и с Владом.

Ноги грозятся ослабнуть – мир рушится под ними. Все происходящее напоминает лавину, готовую снести все на своем пути и похоронить ее под тоннами ужасно-холодного снега.

– Прости, – шепчет Эмили. – Прости. Мои пальцы. – Она поднимает правую руку. Та еще немного подрагивает. – Они… не слушают меня.

Девушка слышит тяжелое сопение руководителя и мысленно умоляет его не срываться на ней. Снова. Марк сильно потирает лоб, находясь в раздумьях.

– Если, – наконец произносит он, указывая пальцем. Теперь его голос звучит мягче, но остается сердитым. – Если в течение двух дней от тебя не будет сдвига в положительную сторону – я тебя заменю. Поняла?

– Д-да.

– Теперь уйди с глаз моих.

Эмили не спорит.

***

Никакого результата. Абсолютно. Все годы практики будто испарились. Эмили не могла играть. Виолончель, ставшая ей верной спутницей, предала, отказалась подчиняться. Теперь она стояла в темном углу номера отеля, никому не нужная, брошенная. Как и ее хозяйка.

Марк сдержал слово и теперь днями напролет натаскивал молодого парня до изнеможения, в надежде, что тот хоть чуть-чуть приблизиться к тому уровню, на котором была Эмили каких-то две недели назад.

Нечестно.

Несправедливо.

Она потеряла аппетит, почти никуда не выходила, ни с кем не общалась, плохо спала. Слабым утешением было то, что Марк не вышвырнул ее из оркестра, а дал что-то наподобие отпуска. Правда Эмили не знала: заслуживала ли она этого. Временна ли эта потеря способности играть или нет – также не удосуживалось ответа. Не раз она пыталась практиковаться в номере, но бесполезно – инструмент стал для нее чужим.

Часами Эмили неподвижно лежала, устремив взгляд в пустоту. От безысходности часто кричала в подушку. Не следила за внешним видом. Превратилась в свою же блеклую копию.

***

Что-то было не так. Она ощущала это внутри.

Задержка.

Для нее было полно причин: от сложного перелета до чудовищного стресса, но ужасные сомнения уже забронировали местечко в сознании. Она ведь так и не купила таблетки! Даже не подумала об этом, когда вернулась в США!

Она сидела на крышке унитаза и неотрывно вглядывалась в небольшое окошко прибора, что держала в руках.

Когда появился результат, ей хотелось закричать, но вместо этого она лишь горько зарыдала, вертя головой по сторонам в надежде, что это – неправда, что глазам мерещится.

Нет. Все было так, как есть.

Со злости она швырнула тест на беременность. Тот, столкнувшись о дверь, разлетелся на куски.

Этого не должно быть! НЕ ДОЛЖНО!

Эмили – одинокая, утратившая дар виолончелистка – беременна.

Часть 2

Глава 1 Два месяца спустя

Он ненавидел участвовать в диалогах, в темах которых не разбирался. Какой в них смысл? Просто слушать собеседника, глупо кивая головой раз в две минуты, как какая-нибудь игрушка-болванчик; всем своим видом показывать заинтересованность, утвердительно хмыкать каждый раз, когда тот, с кем говоришь, берет вопросительную интонацию в конце фразы. Зачем это? Не проще ли просто сказать: «Эй, я ни черта не понимаю из того, о чем ты говоришь! Может, уже свернем эту тему и поговорим о другом? Скажем, о погоде? Или… не знаю… о кошках? Точно! О кошках! Какие породы тебе нравятся? А может, о собаках? Мне, например… Что? Да ладно, неужели для тебя так важен этот разговор?»

Так почему же Влад молчал, не высказывал всего этого? Страх обидеть? Нет. Грубо? Возможно, но тоже нет.

Причина в том, что он общался с Витой. Вернее – слушал. Да, он не понимал значений таких слов как: «Бутлег», «Эл-Пи», «Би-Пи-Эм» и еще множество других терминов, связанных с электронной музыкой. Но иногда слух цеплялся за что-то знакомое – того же «Ремикса» или «Акапеллы», – но они моментально смещались «Фитами» и «Дабами».

Слова пролетали мимо, ни обо что не отражаясь. Влад видел, как шевелились губы, как горел взгляд, как руки плясали в воздухе. Он не собирался останавливать подругу или высказывать какие-то претензии. Он терпеливо слушал, давая другу высказаться. Судя по всему, музыку Вита, оставаясь наедине с Кирой, затрагивала крайне редко и потому «отыгрывалась» на Владе.

Хотя есть ее коллега с клуба… как его там? Кирилл, кажется?..

Он не возражал. Может, в этом и есть прелесть дружбы: возможность высказаться и готовность выслушать.

Влад испытывал безграничную благодарность к Вите. Присутствие такого человека приносило в серые дни краски, пусть иногда и весьма тусклые. Вита не получала в ответ и десятой доли всего того, что она сделала и продолжает делать для него до сих пор, не осознано закладывая в нем чувство долга, а то и вовсе – зависимость от своего вида и голоса. Что по идее должно было вызвать тревогу, но этого не происходило. К счастью, у Влада нашлись и другие дела, благодаря которым он мог позабыть о насущных проблемах.

Работа дала ему такую возможность.

Редактура занимала немного времени, но благодаря новой открывшейся рубрике в журнале, связанной с кино-рецензиями, у него появилась возможность побыть в шкуре автора. Несколько раз в неделю он ходил в кинотеатр на премьеры, чтобы потом написать о них короткие отзывы. Загвоздка была в том, что Влад должен был посещать строго-определенные сеансы, которые, по мнению главного редактора, должны заинтересовать основную аудиторию журнала – женщин от двадцати-трех до сорока пяти лет. А это подразумевало, по большой части, мелодрамы: как зарубежные, так и отечественные. Это было что-то вроде мужского взгляда на женские фильмы. И помимо всего, немаловажным и особо приятным фактом являлось то, что он редко наслаждался просмотром в одиночку. Пару раз с ним ходила Лиза (по его приглашению), многократно – Вита (сама вызывалась). И пускай от большинства картин веяло надуманным романтизмом, от предсказуемости которого клонило в сон, хорошая компания сглаживала общие впечатления. Если Лиза прямо впивалась в экран глазами и местами всхлипывала от очередной клишированной сцены, то вот Вита порою прикладывалась ладонью к лицу и не сдерживалась от смеха там, где, по идее, зритель должен от напряжения вжаться всем телом в кресло.

Как и предполагалось, Владу в своих рецензиях пришлось смягчать формулировки на потенциально привлекающие и побуждающие брать своего партнера за руку и тащить в ближайший кинотеатр: вместо «скучный» – «неторопливо-развивающийся», вместо «глупый» – «нетипичный», вместо «кто вообще мог такое придумать? Где мотивация? Где последствия?» – «особый взгляд создателей», вместо «не стоит вашего внимания» – «кинолента придется по вкусу тем, кто желает после тяжелой трудовой недели отдохнуть под ненавязчивый сюжет и приятный, сопровождающий кадры саундтрек». На удивление, совесть Влада молчала: местами он довольно ловко привирал, и на то есть причина – прокатчики в рамках рекламной кампании не упускали случая заказать «правильное» мнение об их фильме. А раз их удовлетворяли статьи Влада, значит, что и плата за них существенно возрастала. Что до него: он был рад писать самостоятельно, а не только исправлять орфографические ошибки. Кроме того, его отношения к коллегам, которых считал лицемерами, изменилось: пока их тексты откровенно не вредят здоровью людей – какая разница? Каждый зарабатывает, как может.

Вита, благодаря своему расписанию, много времени проводила с другом. Скуку она терпеть не могла. Пока Кира на работе, а в клубе обычно до вечера делать нечего, у нее было не так много вариантов как провести день: либо изображать ленивца и пролежать в постели в обнимку с ноутбуком, либо встретиться с Владом в торговом центре, где находился кинотеатр. Помимо кино, они посещали и другие места (те же кафе) или же попросту гуляли по городу, общаясь обо всем и ни о чем, привнося в очередные сутки смысл и ощущение, что прожил день не зря.

– …ты меня слушаешь? Или опять в облаках застрял?

Он встрепенулся. Вита все это время рассказывала про какие-то недавно вышедшие модели микшерных пультов. В кафе, где они сидели и обедали, на столике не осталось ничего, кроме пары чашек с кофе.

– А, да… извини. О чем ты там говорила?

– Да, неважно, – отмахнулась она. – О чем задумался?

– Даже не знаю, – отозвался Влад. – Обо всем, наверное. Новый год на кону как-никак.

Преддверие праздника замечалось повсюду. Город украшали мишурой и гирляндами. Все магазины устраивали праздничные распродажи. Люди и там и здесь закупались продуктами и подарками для друзей и родных. Влад, к слову, уже приобрел такой для Виты – настенные часы в виде виниловой пластинки – и не забыл про Киру. С ней было сложнее, ибо он за полгода знакомства так и не узнал, где именно и кем она работает, и чем увлекается. Вита упоминала некую финансовую компанию, но не вдавалась в подробности. Выбор пал на стеклянную картину-постер с городским пейзажем.

– Не знаешь, где провести праздник?

– …Дома я точно сидеть не буду. Схожу в какое-нибудь людное место. В тот же бар – почему нет?

– Все бы тебе по барам шастать.

– Сказал работник клубной индустрии.

– Да брось ты! Давай лучше соберемся вместе? – с воодушевлением предложила Вита. – Ты, я и Кира у нас дома. Посидим, пообщаемся – ничего сверхординарного. Ты же знаешь, как она готовит? – Она мечтательно закрыла глаза и протянула: – Божественно. А теперь представь, каким будет праздничный стол!

Влад обдумывал слова подруги. Предложение интересное, спору нет, но все же вызывало сомнения. После того случая – «о котором не стоит упоминать», – отношения между ним и Кирой претерпели некоторые изменения: не было ни злобы, ни смущения, но взглядами, что он, что она лишний раз предпочитали не встречаться.

– А разве вы не хотите побыть наедине? – спросил он. Влад не желал становиться обузой или балластом для них только из-за того, что ему не с кем провести новогоднюю ночь. – Как Кира к этому отнесется? Может у нее уже есть планы?

Вита задумалась.

– Не знаю. Мы с ней еще не говорили об этом.

– Так может, стоит сначала с ней это обсудить? Если она не против, то и я буду только рад составить вам компанию, но если нет, то я не посмею потревожить вас в такой день. – Он выдержал паузу, а затем заверил ее: – Обо мне не беспокойся – я найду, чем себя занять.

– Не сомневаюсь, – отрешенно сказала Вита, поджав губы. Она облокотилась на стол и оперлась подбородком в сложенные в замок руки. Взгляд был направлен в невидимую точку.

– Что ж… может, уже расплатимся и пойдем? – предложил Влад, оглядываясь в поисках официанта.

– Угу.

***

Вита вернулась домой к вечеру – сегодня был выходной. Не успела она открыть дверь, как в нос ударил сильный аромат тушеного мяса. Это означало только одно: Кира приехала с работы и уже вовсю занимается приготовлением ужина. С кухни доносилась легкая мелодия, включенная на телефоне и подключенная через портативные колонки. Вита слышала, как Кира тихонько подпевает певице. Она даже и не заметила ее возвращения.

Сначала Вита хотела незаметно подойти и обнять Киру за талию, но сдержалась, представив, как та из-за неожиданности роняет кухонные принадлежности, а и того хуже – обо что-нибудь обжигается. Конечно, Кира не из пугливых, но все же Вита решила не рисковать. Она предпочла постоять некоторое время, прислонившись к дверному косяку, разделявшему прихожую и кухню, и без стыда полюбоваться на свою девушку, хозяйничающую у плиты. Кира совсем недавно укоротила волосы: теперь они чуть-чуть доходили до шеи и немного загибались внутрь. Ей это безумно шло! Более того – ей все шло: что бы ни надела, какую прическу ни сделала, как бы ни накрасилась.

Прекрасней тебя просто не существует…

– Я дома, – сообщила Вита, не в силах больше молча восхищаться.

– Привет. – Кира обернулась. Поверх футболки и домашних белых брюк в розовую полоску у нее на талии был завязан простой фартук. Она провела несколько манипуляций над сковородкой, где уже шипело мясо, накрыла ту крышкой, вытерла руки о полотенце, что висело на плече, и, наконец, полностью повернулась к Вите. Та подошла ближе и, увидев, как Кира чуть вытянула голову по направлению к ней, подарила приветственный поцелуй.

– Какая же ты красивая!

– Даже вся в домашнем и полностью растрепанная? – В голосе так и слышались игривые нотки.

– Особенно в домашнем и полностью растрепанная. – Вита не удержалась и снова припала к губам любимой. Затем, отстранившись, но продолжая придерживать ту за талию, спросила: – Как дела на работе?

– Куча бумажной работы – просто кошмар, – пожаловалась Кира. – Они там совсем с ума посходили накануне праздника.

Под «ними» она имела в виду многочисленных замов и начальников, которые находились на иерархической лестнице ступенями выше. Кира занимала должность специалиста коммерческого отдела крупного городского предприятия, и она очень не любила говорить о работе, да и Вита особо не расспрашивала – ей хватало того, что и так уже знала. Однако смотреть на Киру, когда та возвращалась домой – в лучшем случае – после восьмичасовой каторги, было непросто: все тело заметно напряжено и требовало немедленного отдыха, а на лице плотно сидела апатичная маска, которую далеко не сразу удавалось снять. В такие, стоит признать, нередкие вечера Вита старалась создавать как можно меньше шума, чтобы дать подруге то, в чем она так нуждалась, – тишину и покой. Порою, эти старания доходили до расслабляющего массажа – пусть не такого профессионального, как, например, в салоне СПА, но несказанно приятнее, так как это делала Вита. Ей же доставляло удовольствие слышать блаженные нотки в голосе Киры от слегка надавливаемых движений.

Однажды она спросила Киру, почему бы ей не уволиться, не найти более спокойного места и получила незатейливый ответ, что на этом предприятии не последним человеком работает хороший друг ее отца, и что, если она продолжит работать в том же ключе, то ей гарантирована блестящая карьера и перевод в столицу, а там и до международного уровня не далеко. «Стоит ли оно того?» – задала еще один вопрос Вита в тот день. «Конечно стоит! – моментально ответила Кира, – Посмотри вокруг: эта квартира, одежда, еда, развлечения – всего этого могло и не быть, работай я в другом месте». «И ты действительно довольна? Ни о чем не жалеешь?» – не унималась Вита. Кира тогда пошутила, что ничего другого ей не остается, но Вита уловила в этих словах нотку горечи. Разработанный и продуманный до мелочей план, о котором она уверенно твердила, вызывал опасения: а вдруг что-то пойдет не так, вдруг завтра все изменится. Что тогда будет? Есть ли запасные варианты? Думала ли о них Кира? А если и думала, то почему не делилась с ней, держала в себе?

Не берет ли она на себя слишком много?

Вита боялась, что такой ежедневный стресс приведет к не самым хорошим последствиям, и по ночам часто думала, может ли она что-то с этим сделать, как-нибудь помочь. Но ничего не приходило в голову, кроме как поддерживать Киру, быть с ней рядом, любить ее.

Сегодня же Кира была в приподнятом настроении, но усталость давала о себе знать. Оно и понятно: ведь сразу после того как прийти домой, она вместо отдыха готовила ужин. Пусть Вита временами уговаривала Киру заказать еду на дом (больше из переживания за здоровье своей девушки, нежели из желания полакомиться фаст-фудом), любовь последней к домашней пище брала вверх. Виту одолевал стыд. Проблема в том, что она ничего сложнее яичницы приготовить не могла. Долгое время она питалась полуфабрикатами, которые достаточно разогреть в микроволновке, и которые ни в какое сравнение не шли с теми божественными дарами, что Кира ежедневно ставила на стол.

Это будет моим новогодним обещанием – научиться готовить.

Когда мясо было готово, девушки сели за стол напротив друг друга и, пожелав приятного аппетита, принялись за еду. Все так и таяло во рту! Каждый компонент усиливал эффект от предыдущего, создавая неописуемую вкусовую гамму.

Вскоре, когда ужин был съеден, а тарелки стояли в посудомойке, девушки не торопились уходить с кухни и продолжили сидеть, попивая горячий зеленый чай из маленьких чашек.

– Слушай, – начала разговор Вита, – я тут думала насчет тридцать первого числа…

Кира обратила на нее все свое внимания.

– Что, если мы втроем просто посидим у нас? Без особого торжества. Просто поболтаем, послушаем музыку, выпьем шампанского, посмотрим старые фильмы…

Кружка – уже пустая – приземлилась на поверхность стола с негромким, но заметным стуком.

– Втроем? – уточнила Кира.

– Ну да. Ты, я и Влад.

– Не получится, – коротко ответила она, сжимая губы.

– Почему? У тебя планы?

– Я уезжаю домой, – с заметным сожалением сказала Кира, отводя взгляд.

Слова оказались шокирующими.

– Что? Когда?

– Через два дня, – тоскливо произнесла она. – Тридцатого числа.

Виту будто оглушили. Кира не местная – приехала, как и многие другие, ради учебы в университете несколько лет назад и впоследствии осталась здесь жить. Квартиру она получила благодаря родственникам, которые, к тому же, и заплатили за обучение. Вита всматривалась в лицо подруги в поисках опровержения последней фразы. Вот сейчас она улыбнется и скажет, что пошутила, вместе они посмеются над глупым выражением лица Виты, а та в ответ назовет Киру «маленькой лгуньей», но не злобно – любя. Но только ничего этого нет. Она говорила всерьез. Вите понадобилось время, чтобы найти дальнейшие слова.

– И когда ты собиралась мне это сказать?

– Я говорю сейчас, – от этих слов так и веяло холодом.

Виту начал одолевать невесть откуда-то взявшийся гнев, с которым трудно было совладать.

– Ты поедешь одна?

– Да.

– Почему? – Вита резко развела руками. Пожалуй, слишком резко: пронесись левая ладонь чуть ниже – отправила бы одну из чашек в полет в противоположную сторону кухни.

– Что «почему»?

– Почему ты не зовешь меня с собой?

– Ты знаешь, – раздраженно выдохнула Кира.

Вита и вправду знала. Родители Киры понятия не имели, с кем живет их дочь и кем является на самом деле. Она всегда избегала разговоров о них, а если и приходилось это обсуждать, то разговор всегда шел на повышенных тонах. И вот сейчас, после такого замечательного ужина, эта тема незаметно выползла, угрожая разрушить, втоптать в грязь тепло сегодняшнего вечера. И, вроде бы, можно и сгладить углы и оборвать эту тему пока не зашло слишком далеко, как они постоянно делали – кто-то уступит, кто-то извинится, – но, то ли от внезапного объявления о скором отъезде, то ли от чувства несправедливости происходящего, Вита не могла остановиться.

– Ты долго еще собираешься молчать о нас?

– Вита, успокойся…

– Да не хочу я успокаиваться! Ты собираешься свалить за сотни километров, оставить меня здесь и ради чего? Чтобы твои родители посмотрели, какая у них умница дочь? Почему? Почему ты продолжаешь врать? Почему ты не хочешь рассказать им все? Давай поедем вместе и все им объясним? – с надеждой предложила она, накрыв ладонь Киры своей. – Вместе.

Кира выдернула руку.

– Ты прекрасно знаешь, что я не могу. Они не поймут, – бросила она.

– Но почему? Неужели ты думаешь, что они не желают тебе счастья? Разве они не смогут понять?

То, что знали ее родители, было самой банальной легендой из всех, что можно придумать: Кира встречалась с парнем, с которым познакомилась в университете, но вскоре они поругались, разошлись, и пока что она никого не встретила. Хотя в этой истории и есть доля правды – она действительно жила какое-то время с мужчиной, чьи немногочисленные футболки хранились в шкафу. Одну из них Кира однажды и предложила Вите для сна. Когда та узнала, чьи они, то тут же попросила (что больше походило на требование) их выбросить. Она не хотела, чтобы хоть что-нибудь здесь напоминало о прошлом Киры, предлагая той жить настоящим и смотреть в будущее. Подруга, не споря, согласилась.

– А как же твоя мать?! – теперь вспылила Кира. – Она тебя поняла? Она желает тебе счастья?!

Это было подло. Замечание больно кольнуло в груди, отчего захотелось съежиться. Старые шрамы вновь разгорелись режущей болью внутри.

– Она… – запнулась Вита. Голос ее стих. – Твои родители другие…

– Откуда ты знаешь?! Ты же никогда их не видела, не общалась с ними! – Поняв, что кричит, Кира попыталась успокоиться и говорить тише. – Не могу я им признаться – понимаешь? – не могу. По крайней мере, сейчас.

– И когда же? – Вопрос вырвался сам по себе. Непроизвольно.

– Когда получу должность в Москве, – неуверенно ответила Кира, снова отводя взгляд.

Что?

– При чем здесь это?

Вита не верила своим ушам.

– Когда получу эту должность, они уже ничего не смогут сделать, – объяснила она, глазами изучая пол.

Невероятно. Просто невероятно!

– Опять ты про это! Опять карьера, карьера, карьера! – раздражение вернулось в ее тон. – А как же мы? Мы с тобой что-нибудь значим для тебя?

Кира закрыла лицо руками.

– Да как же ты не понимаешь?! Я же для нас и стараюсь! Получу перевод – и мы переедем в Москву и будем жить как в сказке, ни на кого не обращая внимания. Я лишь прошу тебя немного подождать…

– Подождать?! Чего? Того, что может и не произойти? – Вита и не заметила, как уже стоит, глядя на подругу сверху вниз. – Ты вообще предполагала, что все может пойти не так, как ты задумала? Что все раз – и пойдет не по твоему плану?

Она не дала ей возможности для ответа.

– И вообще ты меня спросила, хочу ли я переезжать в Москву? Или ты за нас обеих уже решила?

Кира, не выдержав, тоже поднялась из-за стола.

– Я горбачусь как проклятая, чтобы обеспечить нам будущее! А что делаешь ты? Крутишь по ночам свои диски, развлекая кучу придурков! Вот уж достижение – ничего не скажешь! Я уже не говорю о том, что ты целыми днями зависаешь в компании своего дружка!

– Я делаю то, что должна делать! – обиженно защищалась Вита. То, как Кира высказалась об ее творчестве, болезненно отдалось в груди. – И при чем здесь вообще Влад?

– При том, что ты возишься с ним как с писаной торбой! «Владу плохо, Владу нужен друг, Влада нельзя оставлять одного». А сейчас ты заявляешь, что хочешь с ним и Новый год провести?!

– Не с «ним», а с «нами»…

– Да плевать! – не стесняясь крика, махнула рукой Кира. – Ты вообще с ним проводишь больше времени, чем со мной. Откуда я знаю, может, вы уже и трахаетесь вместе?..

Звонкая пощечина прервала обвинительный монолог, едва он успел начаться. Вита не думала ни о чем – она действовала чисто машинально. А когда поняла, что натворила, ужаснулась. Рука, что секунду назад сильно приложилась по левой щеке любимой, дрожала. Кира не смотрела на нее – от удара черные волосы закрыли лицо. Долгие секунды они стояли в тишине, прерываемой тяжелым дыханием.

Не говоря более ни слова, Кира развернулась и ушла, так и не удостоив Виту взгляда. Та попыталась ее задержать, схватив за руку.

– …Кира, я…

– Оставь меня, – тихо произнесла она, вырвавшись и уйдя в спальню. Дверь громко захлопнулась.

Вита стояла в одиночестве на кухне, не зная, как поступить дальше. Это была их первая «настоящая» ссора. Какой же она была дурой, когда полагала, что они выше всех этих глупостей и раздоров.

Я только что ударила Киру.

Внутренний голос повторял эту фразу снова и снова, не веря, что такое могло произойти в действительности. Она услышала всхлипывания, исходящие из комнаты. Подойдя к двери, она легонько постучала.

– Кира, пожалуйста… я не хотела…

– Уйди! – донеслось по ту сторону двери. Вита слышала, как подруга плачет в подушку, отчего ее легкие отказались принимать в себя кислород.

Вита закрыла рот рукой, чтобы сдержать несуществующий ком из боли, что встал в горле. Опустив голову, она шагнула в сторону прихожей.

Кира не хочет меня видеть.

Эта мысль приносила за собой столько черноты, что хотелось разорваться. Спасаясь от тьмы, Вита накинула куртку, обулась и вышла в подъезд. Мелодраматичные жесты были ей чужды, но оставаться в квартире она не могла. Выйдя наружу и сильно вдохнув морозного воздуха, она набрала единственного человека, который сможет сегодня принять.

– Влад, да… Не спишь?.. Хорошо… Могу я приехать?

***

Он сразу понял, что что-то не так, едва услышав Виту по телефону. Голос отдавал тяжестью. Не той, которую слышишь от собеседника, что буквально вытягивает из себя слова, скрывая неприятие или призрение, а другой – печальной тяжестью, которая исходит от человека, что сообщает весть о кончине близкого родственника или друга. Владу стало не по себе.

Что произошло?

Когда она вступила за порог, Влад убедился в правдивости своих догадок – произошло что-то плохое. Об этом говорили и стеклянный взгляд, и потерянный вид, и даже походка – она с трудом переставляла ноги.

– Что случилось? – спросил он, когда они сели на диван в комнате.

Вита не услышала вопроса или что-то мешало ей его расслышать. Хотя физически она сидела здесь, в этой спальне, но мыслями она находилась далеко отсюда.

– Вита? – обеспокоено настаивал Влад. – Скажи, что случилось?

– Я ударила Киру… – произнесла та едва слышимые слова.

– Что, прости?

– Я ударила Киру, – повторила она чуть громче.

Влад был потрясен. Не только тем, что услышал, но еще и тем, как Вита это произнесла – точно сбила кого-то на дороге и оставила истекать кровью. Она сидела, не шевелясь. Оцепенела, как статуя.

– Я ударила Киру, – снова повторила Вита. Теперь голос дрогнул, будто смысл этих слов наконец ее достиг.

Влад сел ближе к ней и приобнял за плечо. Она дрожала, с трудом совладала с собой.

– Я ударила Киру, – Вита закрыла лицо руками, тщетно пытаясь унять хлынувшие рекой слезы. Ее тело обмякло, и, если бы не Влад, она бы наклонилась вперед и упала на пол. Он лишь сильнее прижал подругу к себе, на что та, найдя опору, прильнула к нему в ответ.

– Я поганая, неблагодарная тварь!.. – плакала она. – Эгоистичная сука!..

– Тише-тише, – шептал он ей на ухо успокаивающим голосом. Слова исходили сами, бесконтрольно. – Это неправда. Неправда.

– Я ничтожество!.. – корила себя Вита в перерывах между всхлипами. – Позорище!..

– Не говори так, – не сдавался Влад. – Ты замечательная, добрая и честная девушка. У тебя просто неудачный день. С каждым бывает. Не стоит корить себя за один проступок; все образуется. Для меня ты самый дорогой человек на свете.

Он понятия не имел, зачем сказал последнее, хоть это и чистая правда. Он и впрямь так считал. Для него просто не было кого-то ближе. Ее слезы разрывали и его душу тоже. Он поглаживал подругу по спине, говорил слова утешения, обещал, что все будет хорошо.

***

Неизвестно, сколько прошло времени, пока Вита не успокоилась, – тут каждая секунда могла тянуться с час, а то и больше. Влад не настаивал на рассказе о случившемся; было видно, что у той на это нет ни сил, ни желания. Он помог ей снять куртку и сапоги и достал для Виты чистые шорты и футболку. Затем постелил для нее на диване чистые простыни, оставив за собой кресло, что стояло рядом и также раскладывалось, и вышел на кухню, дав подруге возможность спокойно переодеться и лечь.

Не успел он выйти, как Вита окликнула его. Когда он оглянулся, она шепотом поблагодарила:

– Спасибо.

– Не стоит, – ответил Влад, закрывая за собой дверь.

Он просидел на кухне минут десять-пятнадцать – может, дольше, – пребывая в раздумьях. Благо, завтра ему не нужно в издательство – не хотелось бы оставлять Виту одну, учитывая обстоятельства. Она нуждалась в поддержке.

Я сделаю все, что от меня потребуется.

Когда он вернулся, Вита уже легла и, судя по всему, спала – последняя пара часов выжала из девушки все соки. Она надела только футболку – на спинке стула, что стоял рядом, вместе с шортами висел черный лифчик. В квартире было тепло, поэтому укрыта она была не полностью.

Последний раз, когда они ночевали в одной квартире, пришелся на его университетские годы, но тогда, помимо них, в комнате находилось человека два-три. Сейчас же они только вдвоем, чего никогда не происходило.

Он тихо разложил кресло, достал изнутри подушку и одеяло. Скинув с себя одежду и положив рядом, Влад лег и попытался уснуть. Выходило не очень. Он лежал и прислушивался к тишине. До него доносилось беспокойное, прерывистое сопение Виты. Он немного приподнялся на локтях, чтобы взглянуть на подругу.

Сомнений нет – она спала. Но было в этом что-то неправильное. Не в факте самого сна, а в том, как именно она спала. Ему всегда представлялось, что такая девушка как Вита спит более расковано – растянувшись на всю длину, – Но никак не в позе эмбриона: полностью зажавшись, закрывшись от всего и всех.

Из-за открытых штор лунный свет проникал через окно и освещал тело девушки. Влад осознавал, что нельзя вот так открыто разглядывать лучшую подругу, но ничего не мог с собой поделать.

Кресло располагалось вплотную к кровати, и получилось так, что Вита лежала перпендикулярно ему: чтобы коснуться, хватило бы и протянутой руки. Лица Влад не видел: взгляду открывалась частично открытая из-за футболки спина, шея, волосы. Одеяло полностью закрывало лишь нижнюю часть ног.

Влад следил, как поднимается и опускается при дыхании ее грудь. На спине – в той части, что была открыта, – он заметил несколько точек. В темноте, даже учитывая свет, исходящий от луны, нельзя было разобрать что это – родинки или маленькие прыщики. Его взгляд переместился ниже. Футболка слегка закрывала трусики темного цвета подстать лифчику. Бедра были слегка полноваты, но никак не омрачали фигуру.

Влад почувствовал, что возбуждается. Он сразу же отвернулся, испугавшись, что Вита, каким-то образом, почувствует его взгляд и проснется. Влад признавал то, что неправильно чувствовать сексуальное желание к подруге – лучшему другу! – но просто не мог отрицать того факта, что она очень привлекательна. Она обладала особенным, уникальным очарованием, излучаемым только ею и никем другим. Не то, чтобы он никогда не обращал внимания на эту сторону личности Виты, но всегда останавливал себя словами – ее же словами, – что ему ничего не светит. Дружба с ней ему была дороже бессмысленных, изначально-провальных попыток, и он не собирался так глупо лишаться этого человека.

Но вот проблема: они лежали на расстоянии не более полуметра и она была практически обнажена. Прямо сейчас. Ночью. В его квартире. Вдвоем. И как назло: сна ни в одном глазу.

Влад аккуратно приподнялся и встал с кресла, двигаясь настолько тихо, насколько мог, чтобы не разбудить Виту. Буквально на цыпочках он вышел из спальни и зашел в туалет, где на протяжении минуты «снимал напряжение», думая при этом, о ком угодно, лишь бы не о ней, что выходило тщетно.

Закончив, он спустил воду и заглянул в ванну, чтобы сполоснуть руки. Вернувшись в спальню, подкрался к кровати, взял одеяло и укрыл Виту до шеи. Та лишь немного поежилась, но не проснулась. Влад улегся в кресло и спустя несколько минут, к своему облегчению, заснул.

Глава 2

Проведенная ночь не принесла Вите желанного покоя. На деле вышло иначе – проснулась она с тяжестью на глазах и обжигающим холодом в животе. Не хотелось вставать. Хотелось снова провалиться в небытие, утонуть в темной пропасти. Чувство вины убивало желание жить.

Как я могла? Ох, Кира…

Она лишь поблагодарила высшие силы – или кто там за это отвечает? – что ей ничего не снилось прошлой ночью. Наверняка, сновидения оказались бы не из приятных. Ей хватало того, что вырисовывало воображение сейчас, утром.

От этих мыслей снова перехватило дыхание, паника накрывала тело. В надежде сбросить ее, как ненавистное насекомое, Вита резко села на кровати и осмотрелась. В комнате находилась только она.

Вита зажмурилась – в окно вдруг ударил солнечный свет, и серость в небе быстро расступилась, освобождая место голубым просторам. Солнце палило жестко, нещадно. На миг девушка захотела открыть глаза и смотреть, смотреть на светило, пока не ослепнет.

Не сходи с ума.

Вита не торопясь встала, опасаясь за состояние ног, – выдержат ли? – и осторожно пошла в сторону кухни. Там она обнаружила Влада, сидящего к ней спиной. В руках он держал книгу.

– Привет, – тихо поприветствовала она друга, удивляясь робости своего голоса.

Он обернулся.

– О, ты проснулась. Привет. Как спалось?

– Отвратительно, – ответила Вита, потирая правое плечо. – Наверное, и тебе своим храпом спать не давала?

– Не наговаривай на себя. – Влад уже развернулся на стуле и положил открытую книгу на стол страницами вниз.

Они молча смотрели друг на друга. Оба выглядели несколько смущенно – каждый по своим причинам.

– …Можно мне в душ? – спросила Вита.

– Да. Конечно, – ответил Влад, указывая в сторону ванной. – Бери зеленое полотенце. И белое тоже, если понадобится. Они чистые.

Она улыбнулась. Не привычной улыбкой-усмешкой, а усталой, слабой, но благодарной.

– Спасибо.

Капли воды, стекающие по телу под сильным напором, также не приносили положительного результата. Девушка чувствовала себя грязной. Рука потянулась к крану горячей воды. Ей захотелось спустить на себя кипяток. Не сходи с ума, – снова мысленно повторила она себе. Вместо крана Вита потянулась к шампуню. Выдавив немного на ладонь, принялась намыливать волосы, массируя голову. Чтобы не давать мыслям свободно разгуливать в голове, она сосредоточилась на звуках падающих капель.

Закончив, Вита вышла из ванны, нашла зеленое полотенце, вытерла сначала голову, потом тело. Белое было ни к чему: обматывать волосы она не стала – их длина этого не требовала. Одевшись в то, в чем пришла накануне, Вита вернулась на кухню. Там на столе поджидал завтрак: яичница из двух желтков, пара кусков хлеба, несколько ломтиков колбасы и свежий чай.

– Влад, спасибо, конечно, но не стоило.

– Да брось ты, – ответил он, садясь напротив. – Тебе это нужно. Ешь, пока не остыло. Знаешь, какая на вкус холодная яичница? Нет? Вот лучше и не знать.

Она хмыкнула, но подчинилась.

Вита в тишине уплетала завтрак, пока Влад делал вид, что продолжает читать – она заметила на себе приходящие обеспокоенные взгляды друга. Насчет еды он оказался прав – ей стало чуть легче. Теплый чай с каждым глотком расслаблял и согревал изнутри.

– Ну? Что собираешься делать? – спросил Влад, как только Вита поставила пустую чашку. Она не знала, что сказать. Раздумывала, разглядывала кухню в мельчайших деталях, словно там где-то был спрятан ответ, но в голову так ничего не приходило.

– Не знаю…

Вита прикрыла рот рукой, в попытке предотвратить новый порыв эмоций.

– У меня нет ни малейшего понятия, – заключила она. – Я никогда с таким не сталкивалась.

– Ты ни с кем не… – Влад оборвал себя на середине фразы, поймав утвердительный взгляд подруги. – Прости.

Она не обделена опытом ссор, включая и времена отношений с другими девушками до Киры, но никогда ситуация не доходила до рукоприкладства. Никогда. И это беспокоило больше всего. Здесь недостаточно простых извинений. И этот скорый отъезд… Проклятье. Кира улетает уже послезавтра, а потому времени что-то предпринять – катастрофически мало! Нельзя позволить, чтобы она покинула Виту, находясь в таком состоянии, ведь тогда неизвестно, какое решение она примет по возвращению. Разум рисовал самый худший, но при этом самый реалистичный вариант – Кира ее бросит. Этого нельзя допустить. Нельзя! Поэтому нужно просить прощения до тех пор, пока Кира не простит. Вита была готова хоть на колени перед ней пасть, если это поможет.

– Вита, посмотри на меня. – Девушка не реагировала. – Вита.

– …А? – словно бы очнулась она.

– Ты не виновата. То, что произошло – просто недоразумение. Не кори себя.

– …Откуда ты знаешь? – спросила Вита слегка дрожащим голосом. Она держалась, как могла, чтобы вновь не сломаться. – Я же так и не рассказала тебе, что именно произошло.

– Я знаю тебя, – не задумываясь, ответил он. – Знаю, что ты хороший человек. Тот факт, что ты переживаешь из-за этого, – тому подтверждение. Ты же сделала это не из злобы?

– Нет…

– Вот видишь! – Влад накрыл свободную руку Виту своей и слегка сжал. – Значит, она тебя простит.

– Ты так уверенно об этом говоришь. – Она снова детально прокручивала в голове ту пощечину. Конечно, это не со злости. Злиться на Киру? За что? За то, что она бросает ее в канун первого крупного, не считая дней рождения, праздника? За то, что до сих пор скрывает их отношения от родителей? За то, что строит планы на их совместное будущее самостоятельно? За то, что приревновала к Владу?

Нет, скорее это было разочарование. Именно оно послужило причиной. Почему она произошла именно тогда, когда Кира упомянула имя друга? Последняя капля?

Это уже неважно, подумала Вита. Сейчас разочарование сменились виной. Та секунда сразу после удара, лицо Киры, невидимое из-за спадших волос, слова, произнесенные ею, доносившиеся из спальни рыдания. Вита знала, что это навсегда засядет в памяти, об этом невозможно будет забыть.

– Я боюсь, – прошептала она. – Боюсь, что она не…

– Прекрати! – неожиданно громко прервал Влад. – Эта ошибка не непоправимая, и ты знаешь это. Просто сейчас накручиваешь себя. Посмотри на меня.

Вита вновь встретилась взглядом с Владом. Казалось, что он переживает, как минимум не меньше Виты.

– Ты сегодня же попросишь у Киры прощения. И она тебя простит. Поняла? – Он продолжал сжимать руку подруги.

– …Да, – она слабо кивнула. В голосе Влада она слышала веру в собственные слова. Вита попыталась отбросить сомнения и сделать то, что должна, – поверить в это сама.

– Может, позвонишь ей? – предложил Влад, после недолгой паузы.

– Нет. Нет-нет-нет, – покачала она головой. – Мне нужно поговорить с ней лично.

– Поедешь сейчас?

– Нет. Сейчас она на работе. – Вита в этом не сомневалась – ничего, кроме, может быть, землетрясения, наводнения или тяжелой болезни, не станет причиной для Киры не поехать в свой офис. Она взглянула на Влада. – Не возражаешь, если я у тебя перекантуюсь до вечера?

– Конечно, нет, – заверил он. – О чем разговор?

– Спасибо тебе, – поблагодарила Вита, убрав руку ото рта. – За все.

***

Влада внезапно вызвали на работу. Какая-то ерунда или нестыковка в готовящемся к выходу номере. Его ворчание выдавало негодование. Вита видела, что он не хотел оставлять подругу в одиночестве, но заверила, что беспокоиться не о чем.

Когда Влад ушел, Вита не могла найти себе места. Разного рода мысли не оставляли в покое. Чтобы отвлечься, она начала ходить по комнате, обращая внимания на всевозможные детали интерьера, и отметила, что мало чего изменилось в этой квартире за все годы их дружбы. Из нового разве что черно-белая картина с запечатленным на ней Манхеттеном, что висела в коридоре. А больше ничего. Только книг на книжной полке становилось каждый раз больше.

Влад был заядлым читателем, чего и не скрывал. Вся его квартира представляла собой торжество минимализма: никаких излишеств ни в чем. Только полка с книгами, что стояла в углу комнаты, представляла собой предмет его явной гордости. Вита поводила ладонью по корешкам книг, поражаясь их количеству. Тут их было не меньше сотни, да нет, даже больше – около двух сотен. Вите не верилось, что Влад прочитал их все. Она сама была не прочь посидеть вечером с хорошей книгой, вот только редко когда удавалось найти на это время.

Вчитываясь в названия, Вита обнаружила, что здесь почти не было тех авторов, о которых она когда-либо слышала или читала. Это было похоже на Влада – он редко довольствовался чем-то популярным. Это отражалось как во вкусах, так и в стиле одежды. Он старался быть в курсе всех культурных событий, вот только нечасто от него самого стоило ждать должного энтузиазма.

Она достала первую попавшуюся книгу и открыла ее на случайной странице:

– «Вот кто я такой, – читала она про себя, – Манипулятор, неверный муж, хам… Вот почему Виктория уехала. Какой—то кошмар!»

Девушка захлопнула книгу – это точно не поможет отвлечься. Поставив роман на место, Вита пошла на кухню. У Влада не было кухонного гарнитура: только несколько прикрепленных полок на стене, старая плита, еще более старый стол, раковина. Ладно, хоть холодильник не времен Советского Союза, незлобно усмехнулась она про себя. Внутри него снова ждал минимализм: лишь яйца, хлеб, колбаса, да кастрюля с гречкой. Никаких овощей и фруктов.

Не бичпакеты – и то хорошо.

Вернувшись в комнату, девушка села за письменный стол и открыла ноутбук Влада – он вряд ли бы возражал. А, нет – возразил бы. После стартовой заставки, Виту встретило окошечко для ввода пароля. Ничего не поделаешь, решила она, нажав кнопку выключения. Она снова подошла к книжной полке. До возвращения Киры домой несколько часов, а Вита не хотела приходить туда раньше. Пройдясь взглядом по корешкам, она вытянула другую книгу с безобидным названием.

Вита легла на кровать и, открыв первую страницу, погрузилась в чтение.

***

Сосредоточиться на истории так и не получилось. Между строк, прямо за буквами девушку ждали воспоминания. Как все началось. Как впервые увидела ее в баре, скучающую, одинокую. Как подошла и завязала разговор. Как сразу ощутила взаимную симпатию.

Весь тот вечер казался скоротечным, но Вита помнила каждую минуту, проведенную с вместе. Движения пальцев, убирающие с лица за ухо постоянно спадающую прядь. Оценивающий взгляд, который она физически ощущала на себе. Милый непринужденный смех, после пары шуток на тему глупых подкатов со стороны мужчин. Нежная кожа на открытых плечах.

Иногда, когда Вита смотрела на спящую Киру, то к ней невольно приходили образы будущего, прописанные фантазией. То, как они будут жить дальше, вместе, счастливо, может даже, заведут детей, вместе состарятся. Вита никогда ни с кем не представляла себе подобного. Только с появлением Киры она начала об этом задумываться. Столь красочное видение будущего одновременно пугало и будоражило, вызывая желание пойти на это.

Если бы ей задали вопрос, за что она так любит Киру, она бы ответила, не раздумывая ни секунды: «Кира делает меня целой. Словно собирает из маленьких кусочков в единую структуру. Как мозаику. Только присутствие, голос, прикосновения, взгляд этой девушки делают меня по-настоящему живой». Когда Вита, как бы невзначай, спросила Киру, что именно в ней привлекло во время их знакомства, она ответила: «Общаться с тобой было так легко и спокойно, будто мы знаем друг друга давным-давно».

Но вчерашний вечер может положить всему этому конец. Все может рухнуть. Или уже рухнуло.

Нет, я отказываюсь в это верить! Не собираюсь сдаваться!

Она простит меня. Влад верит в это, и я должна поверить тоже.

Я должна приложить для этого все усилия.

Должна.

***

Она стояла перед дверью, не решаясь постучать. Перебирала в голове различные варианты начала разговора, пыталась предугадать слова и тут же пыталась на них ответить. Вита сделала серию глубоких вдохов и выдохов, чтобы обрести контроль над собой. Когда показалось, что ей это удалось, она, набравшись смелости, постучала.

Тишина.

Может слабо постучала?

Не успела она вновь коснуться двери, как та медленно открылась. В проеме появилась Кира с безучастным, отстраненным видом.

– Кира… я, – начала Вита, но поняв, что затараторила, снова вздохнула. – Мы можем поговорить?

Кира без слов шагнула в сторону, давая проход. Вита молча зашла и заперла за собою дверь. Она ожидала, что Кира не пустит ее дальше и ей придется извиняться здесь, на пороге, но та, продолжая молчать, ушла в спальню, при этом не запираясь. Вита разулась, повесила куртку в шкаф и неуверенно зашла в спальню, где уже ждала Кира, сидя на кровати. Она не смотрела в сторону подруги.

– Кира, – сказала Вита, садясь перед ней на колени, и осторожно и нежно взяв ее руки. – Прости меня.

Никакой реакции.

– Пожалуйста, родная, – умоляла девушка. – Я идиотка, знаю, но я не хотела сделать тебе больно. Правда, не хотела! Я… я не знаю, как это вышло. – Она принялась покрывать поцелуями тыльные стороны ладоней Киры. – Я сделаю все, что ты захочешь. Все. Ты для меня все. Всегда была и будешь всем. – Без результата. Голос Виты задрожал. – Я безумно, безумно тебя люблю. Я… не хочу… тебя терять.

Девушка обессилено положила голову на колени любимой. Как она не старалась, но слезы сдержать не смогла – послышались негромкие всхлипы. Тут она почувствовала, как одна из рук Киры выскользнула и приземлилась ей на макушку.

– Знаю, – первые слова Киры за вечер, – я тоже.

Вита подняла заплаканное лицо. Любимая встретилась с ней взглядом. В глазах не было ни злобы, ни презрения – лишь нежность.

– Т-ты… простишь меня?

Кира наклонилась к Вите и подарила самый дорогой – дороже всех сокровищ мира – поцелуй. Короткий, но столь приятный, что у девушки закружилась голова от столь сильного контраста тех эмоций, что были всего минуту назад, с теми, что наполняли ее сейчас.

– Уже простила.

Вита, не дожидаясь приглашения, начала страстно и благодарно целовать Киру: сначала губы, потом щеки, затем шею и обратно. Обе девушки уже перебрались на кровать. Кира гладила спину Виты, пока та неустанно покрывала ее все новыми порциями поцелуев. Она перешла на тело, закрытое футболкой. Когда Вита взялась за край, Кира, предугадав, подняла руки вверх. Футболка полетела на пол. Вита подолгу задерживалась на каждом сантиметре: от шеи переходила к плечам, от них – к животу, а после – начала медленно подниматься вверх. Когда губы девушки достигли левой груди, она услышала полный наслаждения стон. Приняв это как призыв к действию, Вита пустила в ход язык и зубы. Переходя от одной груди к другой, каждую одаривая набором легких покусов и поцелуев, она не торопясь опустила руку в домашние брюки Киры. Та вскрикнула и крепко сжала любовницу в объятиях. Вита вернулась к губам, не забывая про движения ладонью. Они смотрели друг на друга в перерывах между поцелуями, дыхание Киры участилось, и вскоре она невольно закрыла глаза, фокусируясь на удовольствии, что ей доставляла провинившаяся подруга. Тело задрожало. Кира больше не сдерживалась – комнату заполонил удовлетворенный крик молодой девушки. Тело обмякло, периодически вздрагивая. Вита терпеливо ждала, пока любимая не придет в себя. Спустя некоторое время, глаза той медленно открылись, по лицу расплылась улыбка.

– Иди ко мне, – в сладкой истоме позвала Кира. Вите не требовалось повторять дважды. Их тела переплелись в теплых объятиях, губы неторопливо соприкасались. Затем, Кира, которая секунду назад казалась вымотавшейся, резко повалила Виту на спину, а сама забралась сверху, не разрывая при этом связь их губ, и начала стягивать с нее одежду.

Ночь предвещала быть долгой, полной прощения и удовольствия.

Глава 3

Я ненавижу себя.

Я – всего лишь мусор. Я недостойна ничего, чем обладаю.

Я причиняю боль тем, кого люблю, уничтожаю их. Медленно, как какой-то вирус. Я проникаю в их тело, добираюсь до мозга и начинаю пожирать их изнутри, разнося паразитирующие клетки по всему организму вместе с кровью. При каждом вдохе я все быстрее убиваю их. Они этого не замечают, пока не становится слишком поздно.

Мне нужно убежать. Спасти их от самой себя.

Но я не могу.

Мне страшно.

Страшно остаться одной.

Я – эгоистка.

***

Кира, как и планировала, улетела к родным. Вита не препятствовала, не осмелилась. После всего, что произошло, она боялась совершить хоть малейшую, самую незначительно ошибку. Ей тяжело было отпускать Киру одну, хоть это и всего на несколько дней. Она знала, что ожидает подругу: постоянное вранье, скрытность, избегание некоторых тем разговоров. Конечно, она справится, уверяла себя Вита. Не может не справиться. Но в душе ощущалась непонятная тревога. Перед отъездом Кира убежденно пообещала, что скоро все изменится. А если она говорила с такой верой в собственные слова – так рано или поздно будет.

Они стояли в аэропорту возле стойки регистрации: Кира уже получила на руки билет, до вылета оставалось около двух часов, но, учитывая все процедуры проверки, времени на прощание почти не оставалось. Всем своим видом Кира показывала, что далеко не в восторге от предстоящего полета. Она держала билет с таким видом, точно хотела смять его и никуда в итоге не лететь, а родственникам солгать, что возникли проблемы с погодой.

Вита крепко обняла любимую и прошептала на ухо:

– Ничего. Лети спокойно.

Та в ответ прижалась сильнее.

– Если бы ты знала, как я этого не хочу.

– Знаю.

Они отстранились друг от друга, чтобы потом соединиться в не столь продолжительном, как того бы хотелось, поцелуе.

– Иди, – нехотя сказала Вита.

Кира взяла свой небольшой чемодан за ручку и пошла в сторону стойки первичной проверки документов. Не дойдя до туда двух метров, она развернулась и помахала Вите. Та повторила жест. Затем Кира скрылась, а Вита, постояв немного, смотря в ту же сторону, развернулась и тяжелым шагом направилась к выходу, за которым без устали валил снег. От резкого холодного воздуха она съежилась и тут же застегнула молнию пуховика до самого верха, что не помешало ветру морозить лицо.

До Нового года остался один день.

***

Почему я не остановила ее тогда? Почему не попыталась удержать? Почему не отняла билет и не растерзала его, словно сумасшедшая? Ведь я такая и есть – сумасшедшая! Почему именно в тот момент я решила сыграть роль «нормального человека»?

Ничего, НИЧЕГО бы не произошло, если бы я сделала ХОТЬ ЧТО-НИБУДЬ!

Теперь уже поздно…

Все, что сделано, – необратимо.

***

– …вот такая вот история, да-а, – тоскливо протянула Вита, заканчивая рассказ о последних днях. Они были в квартире Киры, сидели за столом, полным разнообразной еды (небольшой подарок от хозяйки). Влад, в честь праздника одетый в выглаженные брюки и черную рубашку, принес несколько бутылок хорошего игристого вина, не забыв про купленные подарки. Вита, которая предпочла не наряжаться как-то по-особенному, решила, что летних синих джинсов и футболки с логотипом рок-группы будет достаточно, оценила подаренные часы по достоинству, вот только она не сразу смогла найти место, куда их повесить, и решила отложить это до приезда своей девушки. По поводу постера, она отметила, что эта вещь не совсем в стиле Киры, но, как Вита заверила Влада, она обязательно будет благодарна.

Шел последний час старого года, а одна бутылка уже опустела. Они оба задумчиво крутили бокалы с остатками вина.

– Слушай, – решил разбавить атмосферу Влад, – а почему у тебя нет концерта в клубе? Ведь в новогоднюю ночь наверняка собралось бы достаточно поклонников твоей музыки.

– Да-а, – продолжала растягивать Вита, – мне предлагали такой вариант. Ты бы знал, сколько мне пообещали за новогоднее выступление! Я никогда за раз столько не получала – чуть-чуть добавить и хватило бы на то, чтобы мы с Кирой отправились в небольшой отпуск, куда-нибудь заграницу.

Она мечтательно улыбнулась, представляя их вдвоем на песчаном пляже под жарким солнцем. Валяться на шезлонгах до обеда, после – перебраться к бассейну с безлимитным баром, затем – уже вечером – гулять по территории, наслаждаясь тишиной, перебиваемой сверчками, и вдыхая морской воздух. А ночью – в клуб, танцевать, пока не заболят ноги! И вот уже достаточно – но не окончательно – устав, завалиться в номер, на кровать, обнимая друг друга… И так всю неделю!

Это было бы потрясающе!

– Так и, – вмешался в грезы Влад, – почему ты отказалась?

– Дело в том, что мне это предложили полтора месяца назад. Я отказалась, так как наивно полагала, что праздник проведу с Кирой, – пояснила она и развела руками: – А вот видишь, как получилось.

– Это не наивность, – уже начинал он, но, увидев взгляд подруги, означающий «Хватит уже об этом», остановился. Немного подумав, Влад предложил: – Так, ладно. Не будем о грустном – праздник же на дворе! Хватит сидеть и сожалеть! Диджей? – обратился он нарочито официальным тоном. – Доставай свои пластинки!

Вита рассмеялась.

– Знаешь, что было бы, если я принесла сюда свой микшер с подходящей аппаратурой? Как минимум – нас бы выселили, максимум – обвалились бы стены. Они точно картонные.

– У вас же есть ноутбук, колонки, так?

Вита кивнула.

– Так давай! Удиви меня.

Спустя минуту они уже находились в спальне, где стояло все необходимое. Кухня была хоть и не маленькой, но там был стол, и, чтобы случайно ничего не уронить и не разбить, было решено перебраться в место попросторней. Несколько нажатий по клавиатуре – и басы разразились по комнате. Настало время танцев. Влад старался как мог, но до умений Виты и близко не дотягивал. Она же показывала высший класс, демонстрируя пластику и гибкость тела. В порыве эмоций, усиленных под действием небольшого количества выпитого, он подошел к ней сзади и положил обе руки на талию девушки. Та, не возражая, задвигалась энергичней, заставляя Влада стараться сильнее войти в такт.

Два друга быстро поймали нужное настроение, и вскоре их движения перестали напоминать что-то слаженное и утонченное. Они просто веселились, ни о чем не думая; наслаждались моментом. Со своими нелепыми танцами и не менее нелепыми выражениями лиц они походили на детей, пытающихся передразнить друг друга. И это продолжалось до тех пор, пока до полуночи не осталось десяти минут. Музыка затихла, и они оба повалились на кровать, пытаясь сквозь смех перевести дыхание.

– Ну что? – отсмеявшись, спросил Влад. – Послушаем президента?

– А стоит ли? Все равно – одно и то же. Каждый год. Ничего нового.

– Традиция – есть традиция.

Вита насторожилась.

– Надеюсь, ты не собираешься писать записку с желанием, чтобы потом поджечь и кинуть ее в бокал, чтобы выпить во время боя курантов?

– Конечно нет! – заверил Влад.

Вита прижала руку к груди и наиграно выдохнула:

– Фух, а я-то уж подумала… – Влад играючи шлепнул ту по бедру. – Эй! – Вита отплатила Владу той же монетой. После обмена шлепками, которые едва не переросли в щекотку, она потянулась за пультом от телевизора, что висел на стене напротив кровати. – Не сходишь за бокалами и бутылкой?

– Без проблем.

Шел обратный отчет: десять – Влад держал новую бутылку; девять – снял фольгу; восемь – потянул за пробку; семь – хлопок; шесть – шампанское разлилось по бокалам; пять – бутылка оказалась на столе; четыре – они стояли друг напротив друга в ожидании; три – Влад предложил выпить на брудершафт; два – Вита согласилась; один – их руки переплелись; ноль – оба опустошили бокалы.

Заиграл национальный гимн, с улицы начали доноситься крики с поздравлениями. Влад не отрывал взгляда от Виты.

– С Новым годом, – поздравил он.

– С Новым годом, – повторила она.

Что это за чувство? Была ли тому причина атмосфера праздника вокруг или просто компания этого человека, глаза которого сейчас горели иным огнем, нежели обычно, но оторвать взгляд было сложно.

Они не могли знать этого, но их мысли, словно две музыкальные дорожки, сошлись в унисон и заиграли одним безупречным дуэтом.

Было неясно, кто потянулся вперед первым. Возможно, одновременно и он и она. Легкий привкус алкоголя, что еще оставался на языке, придавал действиям раскрепощенности, освобождал головы от мыслей. Но обоих все же постигло секундное замешательство: «Какого черта они творят?» Вот только останавливаться не хотелось ни ей, ни ему. Пустые бокалы, что находились у них в руках, быстро нашли свое пристанище на журнальном столике, причем поставили их, не отстраняясь губами, не глядя, даже небрежно, без опаски разбить. Ладони девушки, перекрестившись, свисали с плеч парня; его же руки обхватывали ее талию, привлекая ближе к себе.

Инстинктивно, заглушив иные чувства и эмоции, пара опустилась на кровать. Он стянул одежду с нее, она помогла раздеться ему. Не обращая внимания на грохот фейерверков снаружи, он, ласково повалив на спину, принялся изучать тело девушки, выстраивая невидимую дорожку из коротких поцелуев, спускаясь ниже сантиметр за сантиметром, а та лишь наблюдала, не произнося и слова. Когда его язык достиг самой чувствительной точки, она вскрикнула – больше от удивления и неожиданности, чем удовольствия. Но и оно не заставляло ждать. Волны наслаждения проходили по телу с каждым новым движением. Девушка инстинктивно подалась вперед, теснее соприкасаясь с ним, на что тот принялся работать интенсивней, не забывая поглаживать грудь, живот, бедра. Она закричала, обхватив ногами его голову, задрожала и, наконец, обмякла. Девушка закрыла глаза и тяжело дышала, пытаясь перевести дух, и не замечала, что он продолжает целовать внутренние стороны бедер, переходя выше, словно возвращаясь по той же дорожке. Почувствовав это, она открыла глаза и повлекла его к себе, заключая в объятия и одаривая поцелуями. Отдалившись, девушка прошептала: «Давай». Он расположился сверху и, поддерживая за ноги, без спешки вошел. Медленный, неторопливый темп быстро дал нужный результат: в спальне прозвучали сладостные стоны. Постепенно толчки становились сильнее, стоны громче, и он, не удержавшись, снова прильнул к ней губами. Дыхание участилось у обоих – приближалось окончание. Отстранившись, он крепче взял за ее талию и сделал несколько сильных движений. Издав возглас, парень повалился чуть вперед, опираясь руками о кровать, девушка же, приподнялась и, не встретив сопротивления, повалила его на спину, забираясь сверху.

За окнами продолжали грохотать салюты.

***

Как я могла?..

Как я могла изменить Кире?

С Владом.

С мужчиной…

На кровати, которую делили так долго.

Я отвратительна. Ужасна.

Если мне сейчас так хреново, то, что будет с ней, когда она узнает?..

Ей будет больно. Я знаю. Знаю, как она отреагирует. Она возненавидит меня.

Я это заслужила.

Все кончено.

***

Вита лежала в темноте, прислушиваясь. Рядом сопел, смотря третье сновидение, Влад. Она не смотрела на него, не желала смотреть. Случилось страшное. Случилось непоправимое. Ледяной ужас охватил тело. Хотелось кричать от отчаяния. Прямо здесь. Прямо сейчас. Ощущение его тепла – от него сводило живот. Она никогда к нему ничего такого не испытывала. Ни к кому из мужчин! Что изменилось сегодня? Кто или что в этом виновно? Алкоголь? Влад? Или… она сама?

Девушку тошнило от осознания того, что ей понравилось! Понравилась его близость. Она давно не чувствовала себя такой слабой и беззащитной, ведомой человеком, которому доверяла. Ей не пришлось ничего делать – он делал все сам! Поначалу – слегка, а позже – грубее. Его внимание полностью акцентировалось на доставлении удовольствия ей.

Не выдержав, Вита встала и ушла в ванную. Там, включив свет, посмотрела на отражение своего обнаженного тела. Ей стало противно, обидно и горько. Она опустилась на колени – ноги отказались ее держать. Приложившись лбом к холодному покрытию раковины, Вита заплакала, повторяя проклятия в свой адрес. Так она просидела несколько минут, пока дверь ванной не открылась, и внутрь не залетел испуганный Влад, который и сам не удосужился что-либо надеть.

– Вита? – Он посмотрел на нее, голую, на коленях, всю в слезах и опустился.

Она не ответила, продолжая рыдать.

– Эй-эй. – Влад обнял Виту. – Успокойся.

Она пыталась его оттолкнуть, но сил хватало только на слабые удары кулаком в грудь. Тот не отступал, продолжая удерживать подругу.

Рыдания переросли в мучительные крики, в истерику, она едва понимала, где находится.

– Ненавижу! Ненавижу! НЕНАВИЖУ! – было не понятно, кому адресованы эти слова: ему? ей? обоим?

– Вита, успокойся…

– ТЫ НИХЕРА НЕ ПОНИМАЕШЬ, ИДИОТ! – теперь она определенно обращалась к нему. – Отстань от меня!

Он уже молча продолжал крепко держать девушку.

– УРОД! СУКИН СЫН! ХЕРОВ МУДАК!

Влад терпел весь гнев, что Вита на него обрушивала. Он все понимал. Понимал причину. И чувствовал свою вину. Произошедшее между ними – не случайность, но также и не что-то ужасное. Для него, во всяком случае: Вита – лучшая, с кем ему когда-либо приходилось быть. Бесспорно. Это было странно, так как он всегда считал, что подобным опытом его подруга обделена, однако факт есть факт – в постели она знала, чего хочет. Самое удивительное, что ему не требовались слова – ночью она «общалась» с ним языком тела, чем он непременно воспользовался.

Но в данный момент Вита изъяснялась буквально.

– Я убью тебя! Отпусти!

Влад этого делать не собирался и продолжал ждать, когда истерика спадет. Бить, она уже не била, лишь слабо пыталась вырваться. Но вскоре все-таки сдалась – девушка ослабла и опустила голову ему на плечо.

– Что я ей скажу? – сквозь слезы спрашивала она то ли себя, то ли его.

– Давай пока не будем об этом.

На холодном кафеле в ванной в неглиже две фигуры прижимались друг к другу, пока на улицах не стихали ночные празднества.

***

Мне не будет прощения.

Я его не заслуживаю.

Не будет…

Глава 4

Катастрофы – это поразительное зрелище; поразительное по своей немыслимой разрушительности. Они привлекают. Завораживают. Лишают дара речи. Природные и созданные человеком. Теракты, цунами, извержения вулканов. Разный масштаб, но одно значение – на это человек может смотреть, как олень, внезапно выскочивший на дорогу перед фурой: время замедляется, глаза замирают – внимание на одной точке. Они смотрят на боль, страдания, смерть и видят в этом – пусть неосознанно – истинную красоту разрушения, сметающую все на своем пути, превращая в прах.

Никто не знает, о чем думали те, кто оказался в эпицентре подобного ада, кроме тех случаев, когда человек – невероятным чудом выживший – делится своими мыслями на камеру или журналистам, что берут интервью. Остальные же, кто наблюдал за всеми этими событиями перед телевизором или монитором, наверняка задумывались о том, как им повезло не оказаться в этот момент там.

Больше всего на свете Вита желала именно этого. Чтобы это оказалось записью, проигрываемой на мониторе. Чтобы она, посмотрев, могла сказать: «Фух! Хорошо, что меня там не было!».

То, что она видела перед собой, не было ни крушением Башен-Близнецов, ни взрывом ядерной бомбы, но земля под ней все равно содрогалась.

Лицо Киры. Одна эмоция следует за другой, причем так быстро, что не успеваешь распознать одну – как за ней приходит другая: от «Это твоя очередная дурацкая шутка?», до понимания всего происходящего, на смену которого, не желая стоять в стороне, приходят боль, гнев и отчуждение.

– То есть… ты хочешь сказать, что… после того как мы поссорились… затем помирились… после всех твоих слов… стоило мне уехать на несколько дней… ты прыгнула в койку с этим…

Кира не договорила. Не смогла. Прошло всего десять минут, как она вернулась, и, вместо ожидаемого радостного приветствия от Виты, наткнулась на виноватое выражение лица. Та усадила Киру на кровать со словами, явно заученными, чтобы не сбиться: «Мне нужно тебе кое-что сказать».

Вита стояла в полуметре. Она не падала на колени, не просила о прощении, она знала, что сейчас это не принесет ничего, кроме еще большего вреда. Хотя, казалось бы, куда уж больше?

– Кира, я… – собравшись с силами, продолжила Вита, но строгий голос оборвал на полуслове:

– Вы сделали это здесь?

– Я…

– Отвечай! – подняла голос Кира, не смотря в сторону девушки.

– …Да. – Вита не смогла найти в себе силы посмотреть на любимую.

– Замечательно, – из Киры вырвался нервный смешок. – Просто замечательно. Ты не просто изменила мне, но и сделала это на моей кровати. Прелестно! – Она замолчала. Наступила тревожная тишина.

Тут Вита поняла, что все сейчас закончится. Вся их история подходила к концу. Хэппи—энда не будет, тушите свет.

– Проваливай отсюда, шлюха.

Кира произнесла эти слова с непостижимым спокойствием, за которым ощущалась холодная, как айсберг, злость. Вита ожидала криков, рукоприкладства, но не этого – такой тон приносил намного больше боли и кровоточащих ран. Он означал одно: «Ты для меня никто».

В глазах выступили слезы. Вита стояла как вкопанная, не осознавая, что надежда умерла окончательно.

– Ты меня слышала? – спросила Кира, так и не удостоив Виту взглядом. – Проваливай.

Девушка начала переступать с ноги на ногу, не решаясь, боясь сдвинуться с места.

– Собирай вещи и вали ко всем чертям из моего дома, – добивала свою уже бывшую девушку Кира.

Вита громко шмыгнула носом, слезы ручьем покатились по щекам, но перечить не стала, а только молча подошла к шкафу-купе, где лежала походная сумка и небольшое количество одежды. Она собиралась быстро, не сортируя, а просто скидывая все вещи в одну кучу. Вита не оборачивалась на Киру – она страшилась увидеть обращенную к ней ненависть у столь горячо любимого человека – и продолжала лишь сильно втягивала воздух через нос.

Застегнув молнию, Вита взялась за ручку и подняла сумку. Но никуда не пошла. «Это неправильно, – пульсировало в голове, – так не должно закончиться!» Она бросила сумку, отчего та плашмя приземлилась на пол, развернулась к Кире и села перед ней на колени, снова, как уже делала некоторое время назад.

– Дай мне еще один шанс, – сквозь рыдания говорила она. – Один шанс! Я… я допустила ужасную, чудовищную ошибку… но я сделаю все, чтобы ее исправить. Хочешь… хочешь, я перестану видеться с ним, пошлю его куда подальше, порву с ним любые контакты, хочешь? Я сделаю это! Обещаю тебе! Просто дай мне шанс!

Вита не посмела прикоснуться к ней, не сейчас, когда Кира сидела и не обращала на нее ни малейшего внимания. Она сидела и терпеливо ждала, пока та не повернет голову.

– Ты так ничего и не поняла, да?

Кира наконец взглянула ей в глаза. В них не было ни игривого огонька, ни доброты, ни ласки; ничего того, что Вита всегда могла прочитать в них. Отвращение, гнев – и больше ничего. Словно перед ней другой человек.

– Я не желаю тебя больше видеть.

Приговор подписан, добро пожаловать на эшафот.

***

– Отстой!

Это не первый негативный выкрик. И не самый оскорбительный. Но почему-то именно его услышала Вита, когда стояла за микшерным пультом.

Вполне обычный «рабочий» вечер: она, как ей казалось, проигрывала все те же треки, ничего не меняя, не внося и щепотки новизны. «Простой отыгрыш – и все» – так она планировала, не замечая, что совершает поистине детские ошибки.

А вот посетители приметили их сразу. Поначалу мало кто обращал внимание на маленькие недочеты, но вскоре пошли действительно явные, режущие слух переходы от одной дорожки к другой – и тут уже толпа начала негодовать. «Где нормальный музон? – кричали некоторые, – какого хера ты творишь?»

Вита их не слышала. И дело даже не в наушниках, что были на ней. Просто это не приносило должного удовлетворения. Ей хотелось, не заморачиваясь, прийти, отыграть положенный сет, получить деньги и уйти домой. Ничего более.

– Отстой!

Она подняла глаза с пульта на толпу, выискивая кричавшего. Им оказался молодой паренек лет восемнадцати, одетый, как ему казалось, модно и стильно.

– Да пошел ты на!..

Голос достаточно громко отразился от стен клуба, потому как музыка, игравшая мгновение назад, прекратилась. Сотни голов устремили взор в сторону девушки-диджея.

– Да идите вы все на!..

Она швырнула наушники на панель и быстро спустилась в служебное помещение, где находилась верхняя одежда. Пока она натягивала пуховик, к ней подошел Кирилл. Вид у него был не столько взбешенный, сколько озадаченный.

– Ты что творишь? Совсем рехнулась? Материться на публику! Один из этих дебилов завтра – а может уже сегодня – выложит в сеть твои маты! Ты понимаешь, как это отразится на репутации клуба? – Он замолчал, ожидая ответа, но увидев, что Вита не обращает на него внимания, повысил голос: – Ты мне будешь отвечать или как?

– В жопу эту публику и этот клуб. – Вита уже оделась и собиралась выйти через черный вход, но Кирилл выпалил ей в спину:

– Да ты совсем обнаглела, я посмотрю! Забываться начала? Ну конечно – к хорошему быстро привыкаешь! Вот только одна загвоздка – больше ты нигде не нужна. Хочешь свалить? Пожалуйста – вали! Обратно потом не просись.

Она молча вышла из здания и удалялась прочь быстрым шагом, едва не переходящим в бег.

Плевать!

***

Первое время Вите приходилось ночевать в недорогом отеле. Квартира, которую она когда-то снимала, уже была занята новыми жильцами, и прошло несколько дней, прежде чем девушка нашла новую, более-менее оснащенную всем необходимым. Возвращаться туда, где тебя никто не ждет, – Вита уже забыла каково это. В отелях тебя хоть встречают навязчивые консьержи. А здесь пусто, есть даже эхо.

Ежедневно она боролась с желанием позвонить Кире – номер телефона бережно хранился в памяти мобильника. Она не хотела его удалять. В ней продолжал жить маленький уголек надежды, постоянно напоминающий об этом небольшом количестве цифр, за которыми скрывался родной голос, который, возможно, когда-нибудь найдет в себе крупицу милосердия для прощения. Вита топила этот уголек слезами, но этот подлец горел неустанно, хоть и тускло.

Дни недели ничем не отличались: лежание на диване и переключение телевизора с одного бреда на другой, перекусы всякой дрянью, что по дешевке продавалась в ближайшем магазине, ночи, лишенные сна. Иногда, когда настроение находилось на уровне чуть выше, чем «Что хоть пулю в висок пусти – не поможет», Вита оживляла ноутбук, который чуть не оставила у Киры.

«Не забудь его, – сказала она тогда, мотнув головой в сторону компьютера, – и чтобы не смела возвращаться!»

Вита никому не звонила, никому не писала, но телефон всегда оставался включенным – опять же из-за того жалкого уголька. Единственный человек, что долгое время пытался с ней связаться, – это Влад. Постоянные сбросы его не останавливали – он начал забрасывать ее ежедневными сообщениями:

«Нам надо поговорить. Ответь на звонок».

«Хватит сбрасывать вызов».

«Я волнуюсь. Пожалуйста, ответь».

И все в подобном ключе. Дошло до того, что Вита, взбесившись от очередного смс, добавила его номер в черный список. Она не хотела ни видеть, ни слышать его. Только не его. Вита ненавидела Влада, несмотря на то, что ее вины в случившемся больше.

Сучка не захочет – кабель не вскочит.

Она виновна. Она изменила Кире. Она пренебрегла доверием. Поступила точно так же, как когда-то поступали с ней. Кира не заслужила такого к себе отношения.

Каждый выбор влечет за собой последствия: вместо солнечного пляжа с любимым человеком, ты можешь остаться в одиночестве в пустой квартире в компании пожирающих сознание мыслей. Над головой сгустилась тяжеленая серая туча, влекущая вниз, на самое дно, и кажется, что этому не будет конца, что это единственное место, где ты можешь, где заслуживаешь быть. И ничто уже не сможет тебе помочь.

Глава 5

– Как ты меня нашел?

Влад стоял перед Витой на пороге, рассматривая подругу изучающим взглядом. Хмурую, озлобленную, уставшую. Взгляд так и метал молнии в его направлении.

– Пустишь – расскажу.

Вита отодвинулась чуть подальше и, когда Влад уже собирался войти, резко закрыла дверь. Почти захлопнула, если бы он не успел вовремя подставить ногу в проем. Удар пришелся сильным, но терпимым.

– Ладно, – сказал он, самолично открывая дверь и заходя внутрь, – расскажу так.

Вита на этот раз отступила подальше, явно держа дистанцию. Руки были скрещены на груди.

– Я ходил к Кире. – При упоминании имени бывшей девушки, Вита на секунду изменилась в лице: вид, полный вины. Влад это заметил и постарался как можно скорее перескочить этот эпизод: – В общем, она также не знала, где тебя можно найти, а позвонить наотрез отказалась. – Он опустил момент начала разговора, когда Кира, больше изъясняясь матом, чем нормальным языком, наорала на него, обвиняя во всем, что только можно. «Я понял, – ответил он, – понял, что я тебе противен, но пойми и ты – я волнуюсь за нее. Она пропала, понимаешь? Ее нет ни в старой квартире, ни в клубе – ты в курсе, что она там больше не работает? Может у тебя есть хоть какие-то догадки, предположения, куда она могла пойти?» Она назвала один отель. «Возможно, она там – один раз, когда здесь был ремонт, мы провели там два дня. А теперь уходи».

Кира наотрез отказалась позвонить?..

Даже, если бы со мной и вправду что-нибудь случилось…

Вита шмыгнула носом и прикусила нижнюю губу.

– Она рассказала мне про отель, где вы когда-то останавливались. Пары тысяч хватило, чтобы консьерж поделился информацией. Узнав, что ты действительно там была, но съехала, пришлось попотеть в поисках по сайтам с объявлениями о съеме квартир и надеяться, что та квартира, что ты сняла, до сих пор еще там, на сайте. Прикинув, что ты вряд ли стала бы менять район, позвонил по нескольким номерам. Я обходил те квартиры, которые уже не сдавались, притворяясь, что перепутал адрес. И вот, я, собственно, здесь.

– И что? Тебе теперь медаль вручить, Шерлок? – в голос снова вернулись злобные нотки. – Чего ты ждешь, а? Что я тебе в объятья кинусь? Поглядите, какой молодец – отыскал иголку в стоге сена! Думал, что спасешь меня таким образом? Думал, я тут упиваюсь жалостью и алкоголем, ожидая спасения? Прям как ты? Извини, Марио, твоя принцесса в другом замке.

– Хватит! – Вита от неожиданности вздрогнула. – Хочешь вести себя как пассивно-агрессивная сука – пускай! – Он перевел дух и заговорил более сдержано: – Я всю эту неделю места не находил, все боялся, что ты где-нибудь от чего-нибудь загнулась. Да! Представь себе, я боялся. – Влад развел руками. – Откуда мне знать, что тебе могло в голову взбрести на почве разрыва? Так что можешь делать, что хочешь, но тебя одну я не оставлю.

Они стояли друг напротив друга. Влад был тверд, непоколебим. Вита же – подавлена, нерешительна. Наконец она, вздохнув, опустила глаза и, ничего не говоря, прошла в комнату. Влад, разувшись и повесив верхнюю одежду на свободный крючок у входа, зашел за ней.

Типичная хрущевка – первое, что пришло на ум, стоило ему бегло осмотреть комнату. Вся мебель прямиком с советских времен: один диван чего стоил – на вид он вдвое, а то и втрое старше Влада. Дешевые обои дополняли унылую атмосферу. В такой квартире невольно задумаешься о суициде.

Вита села на древний диван, на котором была постелена видавшая лучшие времена простыня, грязно-серого оттенка. Одеяло такого же цвета комком лежало в углу. Влад сел с краю, предварительно загнув простыню. Вита смотрела под ноги.

– Ну, – не торопясь начал Влад, – как ты?

– Плохо, – она не плакала и не злилась. Только печальная. – Очень плохо.

Влад с опаской приобнял подругу. Та не сопротивлялась. Напротив – ее голова тихо опустилась на его плечо, побуждая его подвинуться поближе.

– Все образуется.

Вита не ответила. Лишь понадеялась, что когда-нибудь поверит в эти слова.

Так они и сидели в тишине, прерываемой лишь их дыханием.

***

Ежедневные прогулки – именно их в качестве терапии пытался использовать Влад, чтобы помочь Вите отвлечься, поднять настроение и не покрыться мхом, сидя целыми днями в том меланхоличном царстве, которое она в силу обстоятельств называла домом. На предложение пожить какое-то время у него она ответила просто и ясно: «Нет». Причина была понятна и так – она не хотела и не могла находиться с ним двадцать четыре часа в сутки. Влад хоть и не был согласен с таким решением, но давить не стал. Тут нужно время.

С тех пор как он нашел Виту, каждый последующий день был одинаков по плану, но различен в деталях: Влад приходил около полудня, они обедали (узнав, что денег у подруги осталось немного, он часто приносил с собой свежие продукты и занимался готовкой, независимо от того, прикасалась ли Вита к еде или нет), выходили на улицу (каждый раз – новый или почти новый маршрут) и гуляли до позднего вечера. Затем Влад провожал Виту и с неохотой возвращался домой.

Во время этих прогулок он старался ее разговорить, затрагивая различные темы, даже самые незначительные, но выходило не очень удачно – Вита отвечала односложно: только «да», «нет», порой отрицательно или утвердительно хмыкала. Иногда так и вообще она выпадала из разговора, находясь где-то глубоко у себя в голове.

– Тебе на работу не надо? – Один из тех редких случаев, когда Вита задавала вопросы.

– Нет, – ответил Влад. Они шли по небольшому парку. Зима в этот день была к ним благосклонна, не насылая сильного морозного ветра; снег легко кружил в воздухе, на деревьях щебетали редкие птицы. – Я взял больничный, но продолжаю работать на дому.

– Ммм, – Вита вернулась в привычный режим, продолжая тихо следовать за ним, не смотря перед собой, а только под ноги.

– Может, хочешь пойти куда-нибудь? В клуб, например? Или в паб какой-нибудь? Как насчет кино?

– Нет, – вяло ответила она.

Вита отказывалась чуть ли не от всего, что он предлагал. Помимо отсутствия аппетита и потери интереса к часто посещаемым раньше общественным местам, она перестала следить за собой: волосы отросли ниже плеч и нуждались в тщательном расчесывании, под глазами появились темно-синие круги, на носу, щеках и подбородке появились ярко-красные угри. Что до одежды – она могла по несколько дней подряд ходить в одном и том же, не обращая внимания на пятна от еды или напитков. Эта девушка угасала, тускнела, и это сводило ее друга с ума.

Он и сам потерял спокойный сон: спал от силы часа три-четыре, все прикидывал, размышлял, что и каким образом поможет подруге выйти из этого состояния. Очередная, но уже тайная попытка поговорить с Кирой провалилась – та никак, ни под каким предлогом не шла на контакт. Интернет пользы не приносил – все эти статьи «Как помочь выйти из депрессии» банальны, бесполезны и сводятся к тому, что «Нельзя сидеть дома».

Спасибо, без вас бы не догадался.

Была мысль обратиться к специалисту – к психологу, – но Влад боялся, что от этого Вита сильнее закроется в своем коконе и вообще перестанет ему доверять.

Нет, тут нужно действовать самому.

Давай же, ты же ее лучший друг, черт возьми! Ты же должен знать, что приведет ее в чувство!

Идея пришла внезапно, как удар тяжелым предметом по голове. Всплыла картинка из прошлого, такого далекого, словно те события происходили с кем-то другим, за которыми он наблюдал будучи невольным свидетелем. Появилась надежда. Влад спрашивал себя, почему он сразу не пришел к этому, но видимо некоторые вещи появляются тогда, когда без них уже ничего не сделаешь.

***

– Ты помнишь вечер нашего знакомства?

Влад все-таки привел Виту в паб, который они хорошо знали. Он предугадал, что она ответит привычным «нет», поэтому, не дожидаясь ответа, добавил, что не настаивает на том, что она выпила, а просто посидела с ним за компанию. Влад также пообещал, что к алкоголю не притронется.

Помещение было тихим, что типично для будних дней, пусть и в вечер. Играла спокойная музыка, людей немного, что и хорошо – никто им не помешает. Они сидели за дальним столиком, и ждали двух, заказанных Владом, безалкогольных коктейля.

– Помню. – Вита еще не научилась вновь задерживать на нем взгляд – салфетница, казалось, представляла больший интерес.

Ждать развернутого ответа не стоило.

– А помнишь, что ты мне сказала тогда?

– Ммм…

– Когда мы уже вышли из бара?

Она слабо покачала головой. В тот момент подошла официантка с двумя высокими бокалами. Влад поблагодарил ее и, когда та ушла, продолжил:

– Ты рассказывала мне, что сама недавно рассталась с одной девушкой – кажется, по имени Настя. Сказала, как тебе было нелегко, помнишь? – Вита кивнула, припоминая тот эпизод. – Ты считала, что у вас все «взаправду», что «ничто не сможет вас разлучить», но когда ты попыталась сделать следующий шаг – получила от ворот поворот. – Влад осознавал, что сыпет соль на раны, но так было нужно. – Я до сих пор не понимаю, почему ты тогда решилась открыться незнакомцу, вроде меня, но твои откровения, рассказ, как проплакала несколько дней в подушку, как «маленькая девочка» – это не мои слова, а твои, – вызвали во мне такое чувство, будто мы не два гостя бара, случайно оказавшихся в одно время, а давно знакомые друг с другом старые приятели, встретившиеся после долгой разлуки. – Он выдержал паузу и дотронулся до руки девушки. Не обнаружив сопротивления, спросил: – Ты помнишь, что сказала после этого?

Вита наконец взглянула на него. В глазах продолжала отражаться грустная пелена, но помимо этого, где-то на дальнем фоне появился неяркий оттенок чего-то иного – более светлого, теплого.

– Ты сказала, что любовь редко бывает вечной, чаще наоборот – она пролетает так быстро и незаметно, что не успеваешь опомниться – а ее уже нет. Но когда она проходит, тебе не нужно оставаться одному, наказывая себя за совершенные ошибки. Напротив: остаться одному – значит сделать первый шаг к признанию собственной неудачи, когда на самом деле – это опыт, это учеба. Ты учишься, совершенствуешься и стараешься не повторять старые ошибки впредь. Но для этого тебе нужен, необходим человек – нет, друг! – который напомнит тебе об этом, наставит на нужный путь и в любом случае поддержит.

Влад потирал большим пальцем тыльную сторону ладони Виты.

– Я знаю, что Кира для тебя многое значит. И скажу честно: не знаю, сможет ли она тебя простить. Буду лишь на это надеяться. В том, что произошло, есть и моя вина, и потому прошу за это прощения. Прости меня.

– Влад, я…

– Знаю, что одних слов недостаточно, но пойми и ты – это не повод уничтожать себя, ты… просто не должна так поступать. Такая девушка должна бороться, и я знаю, что ты сможешь. Ты не одна, Вита. Ты не будешь одна. Я всегда буду рядом, чтобы помочь, чтобы ни произошло.

– Влад…

Во время монолога он и не заметил, как губы подруги растянулись в слабую, но уже похожую на ту знакомую улыбку. Одинокая слезинка дорожкой тянулась вниз по щеке.

– …спасибо.

У него на душе стало теплее. Ему удалось. Да, это только начало и не следовало ожидать, что она через пять минут снова обернется в ту, прежнюю Виту, но начало положено.

– Не за что. – Оглядев два полных бокала, он взял один и сказал: – За тебя.

Вита подняла свой коктейль, они легонько ими соприкоснулись и сделали несколько глотков.

– Как тебе? – спросил Влад, намекая на вкус напитка.

– Так себе, – ответила она. – А тебе?

– Тоже.

Они рассмеялись. Негромко. Даже сдержано. Но искренне.

Как в старые добрые времена.

Глава 6

Влад всегда хотел младшего брата или сестру. Быть не отцом, но наставником, защитником. Быть тем, у кого спокойно можно спросить совета, попросить помощи, зная, что не получишь отказа по причине усталости после тяжелого рабочего дня.

Но этому никогда не суждено было произойти.

Тот, кого Влад мог называть «Папой», никогда не существовал. Взамен был человек, который имел чисто-юридическое звание «Отец». Простая запись в свидетельстве о рождении и упоминание в графе «Отчество» в паспорте. Не более чем призрак, абстракция, если бы не одна важная деталь.

Влад помнил отца, несмотря на то, что, когда этот человек навсегда исчез из его жизни, ему едва исполнилось семь лет. Он бы рад его забыть, но некоторые воспоминания слишком глубоко вцепляются в разум, настолько, что голова отдается острой болью каждый раз, когда их задеваешь.

Отец никогда не будет бо́льшим, чем смесью запахов табачного дыма и сильного перегара с рыданиями мамы поздно ночью, когда он заваливался, подобно ишаку. Влад всегда плохо засыпал, поэтому слышал все их ссоры, что проходили на кухне за закрытой дверью. Слышал, как мама плакала, умоляя подумать хоть раз о семье, о сыне, о ней. Но ни просьбы, ни мольбы никогда не помогали. Никакие уговоры на него не действовали. Единственный аргумент, которым он защищался, как щитом, – именно он их обеспечивал, он приносил деньги в дом.

– Твоему сыну нужен отец! А не приносящий подаяния пьяница! – срывалась на крик мама сквозь слезы.

Из кухни донеся резкий звук удара, а за ним и женский вскрик. Маленький Влад спрятал голову под одеяло, в надежде перестать слышать. Это не помогало.

– Не смей, сука! Не смей так разговаривать со мной!

Они ругались долго. Они ругались громко. Дошло до того, что он пригрозил уйти и оставить их на милость судьбы.

– Уходи! Пожалуйста, уходи, – просила она в отчаянии. – Прошу…

И отец ушел. Не тихо. С коридора доносились разные проклятья, полные ненависти.

– Неблагодарная тварь! Да ты со своим выродком подохнешь! На коленях приползешь!..

Дверь захлопнулась. Мама зашла в комнату, где, как она думала, спал Влад, но тот рыдал, укрывшись одеялом с головой.

– Тише, дорогой, тише, – обнимала мама сына, стараясь спрятать собственные слезы. – Больше нам нечего бояться. Я обещаю, все будет хорошо.

Она сдержала обещание, несмотря на все трудности, что предстали перед ними. Мама растила и воспитывала Влада в одиночку, при этом усердно работая, чтобы обеспечить их обоих. Он редко видел ее днем, когда возвращался со школы, но даже когда она вымотанная и уставшая приходила вечером, то всегда находила время пообщаться с сыном. Она слушала его, искренне смеялась над историями, что он рассказывал, и даже помогала с домашним заданием, если он в чем-то не мог разобраться.

В холодильнике всегда находились обед и ужин для Влада на тот случай, если мама задерживалась на работе, что происходило нередко. Он и сейчас помнил, как ночью она, после тяжелой смены, стояла перед плитой и готовила суп. Тогда мама повернулась и по-доброму улыбнулась:

– Влад, сынок, почему ты не спишь?

– Жду, когда ты пойдешь спать, – честно ответил одиннадцатилетний ребенок.

– Милый, ты иди, ложись. А я приду где-то через полчасика.

Ему не оставалось ничего, кроме как подчиниться. Однако следующим вечером он с уверенностью в еще не сломавшемся голосе заявил, что хочет научиться готовить и попросил маму стать его учителем.

– Конечно, – она была удивлена, но растрогана. – Конечно, я тебя научу.

На протяжении долгого времени Влад внимательно слушал и следил за каждым движением маминых рук, добавляющих ингредиенты то на сковородку, то в кастрюлю. И спустя две недели он, весь измазанный ингредиентами, впервые самостоятельно приготовил пюре и вынес его на суд единственного судьи.

– Слегка пересолил, Влад, – сказала мама, после ужина, устроенного сыном, который, услышав оценку, расстроенно опустил голову. – Но знаешь…

Он услышал, как мама тихонько всхлипывает, а когда поднял взгляд, то и вправду увидел слезы в материнских глазах. Влад поднялся из-за стола и быстро подошел к ней.

– Мама, прости. Не плачь, пожалуйста. Я обещаю, в следующий раз будет лучше.

Она в ответ тепло его обняла и поцеловала в макушку.

– Ты молодец, сынок. Я очень тобою горжусь и уверена, что в следующий раз у тебя получится лучше и вкуснее, – мама прижалась сильнее и прошептала ему на ухо: – Я люблю тебя.

– И я тебя.

Через месяц Влад научился готовить по новым, более сложным рецептам, что давало возможность ему и маме заниматься приготовлением пищи по очереди. Она оставляла ему деньги, а он после школы покупал в магазине необходимые продукты и готовил уже по своему вкусу. Блюда получались аппетитные, хотя и не идеальные. В любом случае, главное, что мама теперь спала более пяти часов в сутки.

Помимо готовки, мама, пусть уже не специально, раскрыла в нем любовь к чтению. В то время, когда у всех его школьных товарищей были видеомагнитофоны с большим количеством кассет с мультфильмами и множество всевозможных игрушек, у Влада в пользование приходился лишь старенький телевизор с плохим приемом сигнала. Взамен у него была внушительная книжная полка его мамы, которая в детстве и юношестве зачитывалась разнообразными историями: как для взрослых, так и для детей. И так, пока дома никого не было, вся домашняя работа сделана, а погода на улице не подходила для прогулок с друзьями, Влад зачитывался Драгунским, Беляевым и Носовым, а позже Булгаковым, Толстым и Дюма.

Имя отца не всплывало в их доме до тех пор, пока Владу не исполнилось шестнадцать. В доме раздался телефонный звонок, на который ответила мама. На том конце провода сообщили, что отец скончался и, поскольку других наследников у него нет, все его имущество переходило единственному сыну. Мама молча выслушала, не проронив и слезинки. Оно и понятно – этот человек давно не являлся частью их жизни. Не стало открытием и то, что новой семьей он так и не обзавелся. Последнее, что о нем напоминало, – это однокомнатная квартира и небольшое сбережение на банковском счету.

Оформив все документы, они решили вместе съездить и осмотреть жилье. Как и ожидалось – ничего сверхъестественного: обычная квартира без излишеств. Даже был намек на порядок.

– И что ты думаешь? – спросила мама.

– Я… даже не знаю. А ты?

– Я думаю, что неплохо было бы все здесь продать, а на вырученные деньги, прибавив те накопления, купить сюда новую мебель и сделать простенький ремонт.

– Зачем?

– Чтобы ты сюда переехал, когда окончишь школу и поступишь в университет.

– Сюда? Ты хочешь, чтобы я жил здесь? После него?

Мама посмотрела на него снизу вверх (он давно перегнал ее по росту) и мягко улыбнулась.

– Сынок, послушай. Это всего лишь квартира: место, где стоит мебель и хранится одежда. Не воспринимай это иначе. А что до него… Потому я и говорю, что надо продать здесь все и купить новое, чтобы не оставалось никаких воспоминаний. Понимаешь?

– Кажется… да, но… – ему не прельщала сама идея, что он съедет и оставит маму одну.

Она не дала ему договорить.

– Влад, ты должен начать жить самостоятельно и писать свою собственную историю, не оборачиваясь на прошлое. Этот этап твоей жизни заканчивается, начинается другой, и пусть будет нелегко нам обоим, сделать новый шаг надо. Поверь мне.

Мама крепко его обняла.

– И кто знает, может, именно в этой квартире будет жить новая, счастливая семья с тобой во главе?

Влад грустно улыбнулся, но она этого не заметила. Он не мог ей рассказать о том, о чем уже неоднократно задумывался.

Семья.

Он этого не хотел. И не потому, что было еще рано обзаводиться собственной семьей.

Он хотел бы жить с любимой девушкой, но при этом не жениться и не заводить детей. Влад не верил в брак как таковой и всегда считал, что это бессмысленная формальность. Если люди любят друг друга, то для чего им нужен этот маленький штамп в паспорте? Что это доказывает? Верность друг другу? Если человека от измены останавливает только наличие документа, как долго протянет такой союз? Что мешает любить, заботиться, жить ради друг друга, находясь не в браке? Ничего. Конечно, есть еще юридические тонкости, которые призваны упростить жизнь супругов, но они же и способны эту жизнь усложнить, превращая любовь (или то, что за нее принимают) двух людей в стопку бумаг, полных официальной терминологии и государственными печатями. Те, кто считает, что в браке некое «спасение», обречены на осознание одной единственной истины – кольцо на безымянном пальце не меняет человека.

Что до детей…

Быть родителем – это не значит просто «подарить жизнь». Это трудоемкая работа, требующая полной отдачи. Влад не считал себя человеком, который способен взвалить на себя такую ношу. По крайне мере, сейчас. В ближайшее время.

Мама Влада грезила надеждой, что увидит своего сына вместе с его красавицей-женой и прекрасным внуком или внучкой, или даже внуками, но, к сожалению, так этого и не дождалась. За год до окончания института, Владу позвонила мамина подруга и сообщила, что та скоропостижно покинула этот мир. Тихо и спокойно – так, как она и заслуживала.

Горе, постигшее его в те трудные дни, Влад не пожелал бы никому. Благо, что с ним, как всегда, была Вита. Это был один из тех эпизодов, которые они впредь никогда не обсуждали. Тогда он, как маленький мальчик, плакал навзрыд, упершись лицом ей в плечо. Словно, он вернулся под то одеяло в попытках спрятаться от страшных криков отца и рыдания мамы.

И сейчас, по истечении трех с лишним лет, он вновь услышал ее голос.

«Может, именно в этой квартире будет жить новая, счастливая семья с тобой во главе?»

***

– Ты… уверена?

– Да.

***

Когда Вита слушала рассказы Влада о детстве, она с трудом могла поверить, что так бывает. Безразмерная любовь, забота, внимание. От собственной матери она этого даже и не ждала, да и вовсе чувствовала себя больше помехой, нежели желанной дочерью. Что уж там говорить – Вита никогда не представляла себя на ее месте, хотя это было бы и нетрудно – достаточно предоставить ребенка самому себе, иногда оставляя ему еду, а лучше сразу деньги, чтобы не мешался под ногами.

Иногда Вита пыталась найти оправдание такому поведению матери, ведь до смерти папы она была совершенно другой. Она была… счастливой? Возможно, именно его кончина так изменила ее. Но… почему она относилась к своей дочери – к его дочери – именно так? Вита так и не узнала.

Во время похорон мамы Влада, она ненароком задумалась: «А что будет, когда моя мать умрет? Я тоже буду так страдать по ней?» Ужасные, но логичные мысли.

Нет.

Она бы не стала.

Та женщина, что вышвырнула дочь из дома, никогда не станет в понимании Виты родным человеком, по которому сердце будет гореть в адской агонии.

Образ любящей матери виделся Вите не более чем маленьким отрывком прошлого или даже сном. Слишком нереальным, чтобы воспроизвести его самой.

Стать матерью. Вынашивать плод. Родить ребенка.

Она этого не хотела. Не желала.

Но… была не против, если матерью станет не она, а ее девушка, любимая настолько, чтобы захотеть создать с ней семью. Она видела себя больше в роли отца – тем, кто всегда помогает, заботиться, любит и поддерживает. Она хотела стать такой же, каким был папа.

Вита не сомневалась: несмотря ни на что, с такой ролью она справится.

***

– И что ты собираешь делать?

– Я не знаю… Хотела посоветоваться с тобой.

Вита и Влад сидели в съемной квартире, в комнате. Влад, как обычно, явился проведать подругу, принеся с собой пакет со съестным. В дверях его уже встречала Вита с обеспокоенным видом. Сказав, что есть разговор, не терпящий отсрочек, она проводила его в комнату. Когда Влад спросил, о чем та хочет поговорить, Вита молча протянула ему небольшой прибор – тест на беременность. В маленьком окошечке отчетливо вырисовывались две синие полоски.

Сомнений нет – она проверила дважды.

Вита беременна и носит их ребенка.

Глава 7

Тиканье часов, висящих над прихожей, походило на падение капель воды, которая медленно заполоняла окружающее пространство и грозилась затопить все вокруг. Секунды стали сродни биению сердец двух людей, не осмеливающихся произнести и слова. Никто из них не знал, как поступить, что сделать. В голове вакуум: ни одна мысль не решалась выдвинуться вперед и предложить решение.

– Как ты об этом догадалась? – словно выйдя из оцепенения, спросил Влад.

Вита посмотрела не него.

– Ты о чем?

– Как ты догадалась, что надо провериться? Ведь ты же не сделала этого, просто ради того, чтобы сделать?

– Меня начало тошнить по утрам, – призналась Вита, после недолгого раздумья. – Хоть я и ела то же, что и всегда. Появилось подозрение, и я…

– Понятно. – Влад закрыл лицо руками и снова замолчал.

Вита поглядывала на него в надежде, что он скажет что-нибудь еще, но безуспешно – в ушах снова отдавалось движение стрелок настенных часов. Наконец он, резко поднявшись, сообщил:

– Мне нужно на работу.

– Что?.. Погоди, а как же?..

– Мы поговорим позже.

И он ушел, а Вита продолжала сидеть, шокировано глядя ему вслед. Послышался звук удаляющихся шагов. Из-за приоткрытой двери и открытого окна в комнате, в квартиру проникнул сквозняк, выведший девушку из ступора. Она поднялась, закрыла дверь и вернулась на диван.

И что теперь?

Голова разрывалась. Слишком, слишком много событий за такой небольшой промежуток времени. Ссора с Кирой, примирение, ее отлет, Новый год, приведший к разрыву, а теперь еще и… ребенок? Было сложно поверить, что от первого события до последнего прошло от силы недели три. Все менялось с безумной скоростью, как гоночный автомобиль, который, того и гляди, не впишется в поворот.

В такой ситуации не стыдно и закричать, вот только Вита не чувствовала ничего. Она была опустошена морально и физически, несмотря на то, что в ней развивалась новая жизнь. Не было ни страха будущего, ни сожаления о прошлом – одна лишь пустота.

Решив, что в таком состоянии есть свои преимущества, Вита попыталась разложить все по полочкам, посчитать все плюсы и минусы. Тут нельзя было на кого-то полагаться, пока не примешь решение сама.

Стоит ли оставлять ребенка?

Я одинока. Работы нет, деньги заканчиваются – обеспечивать себя и ребенка будет трудно.

Трудно, но не невозможно. Да к тому же, есть еще Влад. Он может помочь…

Судя по тому, как он выскочил, я не удивлюсь, что он либо начнет избегать меня, либо попросит… сделать аборт. Это не его вина – не все готовы принять такую внезапную ответственность. О чем речь – я и за себя-то не уверена, что готова…

А разве к этому вообще можно быть готовым? Ведь даже те, кто отчаянно желают завести детей, не всегда подозревают обо всех тех трудностях, с которыми им предстоит столкнуться в будущем. Можно обустроить детскую, купить кроватку, коляску, пеленки, подгузники, но невозможно предположить, чем обернется жизнь, после появления в семье нового человека. Достаточно посмотреть, сколько разведенных одиноких матерей вокруг.

Черт! Я никогда не хотела рожать! И дело не в эгоизме. Мне просто… страшно. Страшно не оттого, что растолстею и буду рыдать часами из-за гормонов. Я боюсь, что возненавижу ребенка или и вовсе перестану чувствовать к нему что-либо…

Но я не моя мать! Я другая. И никогда такой не стану!

Но откуда такая уверенность? Даже несмотря на желание быть лучше собственной матери, смогу ли я подарить счастливое детство? Ведь мне никогда не удавалось хорошо общаться с детьми; я не умилялась от вида младенцев. Я даже не представляю, как правильно воспитать ребенка, чтобы он стал хорошим человеком! Особенно в одиночку! И не знаю тех, у кого так получилось.

Стоп.

Я… знаю такую женщину. Пускай не лично.

Мама Влада.

Она содержала его одна, без чьей-либо помощи. И не просто содержала, а буквально жила ради него. Всегда находила время, чтобы пообщаться с сыном. Благодаря ей, Влад стал тем, кем является, и из всех знакомых мне мужчин, он едва ли не лучший.

Просто мать-героиня…

Да что же это такое! У меня все из крайности в крайность! То полное безразличие, то бескомпромиссная любовь и забота! Я боюсь стать первой, но также опасаюсь, что не смогу достигнуть вершин второй.

Так, может быть, если меня гложут эти мысли, лучшим вариантом будет отказаться от всего этого? Отказаться от ребенка?..

НЕТ!

Как бы я не относилась к матери, было бы намного хуже, если она поступила именно так, пока я была маленькой. Хуже, потому что неизвестно, где бы я оказалась, и какие люди бы меня окружали.

Я не прощу себя, если покину собственного ребенка.

Есть еще один вариант – аборт.

Я понимаю тех, кто его сделал: они не хотели нести такую ношу, не желали менять свою жизнь. Но если хоть на минуту представить, что и я поддалась на это – какая жизнь меня ждет? Вернусь к работе диджея? Честно говоря, было бы неплохо… Снова заживу так, как жила когда-то? До встречи с Кирой?

Кира…

Я любила и люблю ее до сих пор. Пусть она и ненавидит меня, пусть презирает, но мои чувства к ней не изменились. Одна моя ошибка перечеркнула все, что происходило между нами, и это уже не исправить – она никогда меня не простит. Я в этом уверена.

Какой будет моя жизнь без… нее?

Даже, если бы и хотела, я не смогу вернуться к тому, что было до нашей встречи. Наш разрыв – это шрам, который невозможно скрыть. Да и нет желания его скрывать.

Если я не в силах что-либо изменить в прошлом, так, может, у меня получится изменить будущее? Любить кого-то сильнее Киры – кажется чем-то нереальным, но, вероятно, когда я впервые посмотрю на маленькое личико, взгляну в крошечные глазки миниатюрного человечка, которого буду называть сыном или дочкой, то, возможно, я смогу подарить ему или ей ту любовь, сила которой будет, как минимум, не меньше? Я хочу на это надеяться, хочу в это верить, и буду с нетерпением ждать этой минуты.

…Похоже, я приняла решение.

***

Персональные страницы в социальных сетях могут многое рассказать о человеке. Это не касается лица на фотографии, имени или возраста – они-то как раз чаще оказываются обманчивыми.

Музыкальные предпочтения, литературные жанры, религиозные и политические взгляды – люди раскрываются перед незнакомцами, заполняя одноименные формы. Создавая такую страницу в сети, люди оставляют частичку себя, превращаются в единицу памяти, хранящуюся среди миллионов подобных в машинах-серверах. Люди становятся бессмертными, пока эти сервера исправно работают.

Но стоит ли со всем должным вниманием относиться к альтер-эго людей, скрытых за системным кодом? Ведь за личной странницей не всегда находится тот человек, которого знал и любил. То, что написано в статусе, уже может не существовать; интересы, ярко описанные в подробной информации, – измениться; графа «Семейное положение», гласящее «Влюблена», – обманывать, а точнее – заблуждаться.

Вита листала загруженные фотографии с профиля Киры, на которых они запечатлены вдвоем. Это напоминало сеанс самобичевания, но она не смогла побороть желание вновь посмотреть на эти счастливые, влюбленные лица девушек, которыми они когда-то были. Альбом, закрытый от взора всех, кроме близких друзей, хранил и оберегал воспоминания о столь недавних днях, полных солнца и радостного смеха. Все эти застывшие мгновения уже хранились в памяти ноутбука Виты, но она продолжала кликать мышкой по тем фотографиям, что выбирала и загружала Кира. С грустной улыбкой она вглядывалась в глаза бывшей девушки, пытаясь вспомнить каждую маленькую деталь, каждую незначительную подробность тех дней. Слова, эмоции, даже ароматы – все постепенно улетучивалось в темные уголки воспоминаний, и эти фото, пожалуй, последнее, что хранило память о них.

Кира не заходила на сайт со дня в канун Нового года, что подтверждала надпись в правом верхнем углу напротив имени. Ее страничка еще верит в цельность их отношений. Она остановилась во времени, застыла в терпеливом ожидании, сохраняя те чувства своей хозяйки, которые та испытывала к своей подруге. Она еще не знает, что стоит ей вновь появиться в сети, то все упоминания, все фотографии, все, связанное с Витой, будет навсегда удаленно.

Но пока этот день не настал, Вита могла продолжать путешествовать во времени, раз за разом перемещаясь от одного альбома с фотографиями к другому. Снова и снова.

***

Поздним вечером в дверь постучали. Вита, просидевшая весь день дома, сразу догадалась, кто стоял в подъезде, ожидая ответа. Это был он. Больше просто некому.

Открыв дверь и впустив холодный воздух, Вита встретилась глазами с Владом.

– Можно? – спросил тот.

– Да, конечно, – без лишнего энтузиазма ответила она, освобождая проход, и жестом предлагая пройти на кухню.

Влад, повесив куртку на крючок, последовал в указанном направлении и сел за стол. Вита устроилась напротив. В своих ранних размышлениях она не ошибалась – судя по виду, он собрался предложить решить проблему беременности путем операции, но остерегался произнести данное предложение вслух. Это было так на него похоже: оттягивать момент, тщательно его продумать, чтобы ничего не испортить с самого начала, никого не обидеть. Его взгляд метался из стороны в сторону, пальцы нервно барабанили по столу. Вита, решив спасти его и не дать произнести слова, о которых он в любом случае пожалеет, сказала:

– Я приняла решение, – твердость, с которой она это произнесла, вывела Влада из раздумий – теперь все его внимание обратилось к подруге. Вита продолжила: – Я оставлю ребенка.

Немедленных возражений и протестов, на удивление, не последовало. На лице Влада промелькнула секундная эмоция, но Вита не смогла ее распознать. Предположив очевидное, она добавила:

– Можешь не беспокоиться – я не собираюсь от тебя что-то требовать или просить помощи. Я хочу этого ребенка, и, раз к этому все идет, буду растить его самостоятельно. Ты, если желаешь, можешь…

– Вита.

Она замолчала и вновь взглянула на Влада. Тот без лишних слов полез в карман брюк и достал оттуда маленькую красную коробочку, которую поставил на стол.

– Открой.

Сама не зная зачем, Вита повиновалась. Внутри блестело золотое кольцо с небольшим камнем в оправе.

– Что? – Недоумевая, она уставилась на него. – Что это такое?

– А на что это похоже? – не скрывая удивления, спросил он в ответ. Прочистив горло, Влад задал следующий вопрос: – Ты выйдешь за меня?

От шока Вита приоткрыла рот. Она переводила взор от кольца к Владу и наоборот.

– Ты, ты… совсем сдурел что ли?

Теперь пришла очередь Влада утерять способность говорить.

– Ты что всерьез решил, что я?.. Какой же ты идиот! – внезапно закричала Вита. – Забери это сейчас же! – Коробочка полетела через весь стол, едва не вылетев за его пределы, но приземлилась прямо на краю, за которым сидел Влад.

– Вита… но…

– Ты понимаешь, что я тебя не люблю? – Ее тон стал заметно спокойней. Приложив ладонь к груди – там, где было сердце, – она продолжила: – Да, мы с тобой переспали, но это было всего раз! Мои чувства к тебе не изменились. – Она тут же поправилась: – По крайней мере, не настолько.

– Но…

– Я бы никогда не вышла за мужика. Даже за тебя, – отрезала Вита. Ей была неприятна сама мысль об этом. – А как же твои убеждения насчет брака? Что в нем нет смысла? Неужто так быстро изменил свое мнение?

– Я растерялся! – Влад уже убрал кольцо обратно в карман. Вздохнув, он пояснил: – Не знал, что делать. Все это просто как снег на голову…

Вита несильно прикусила нижнюю губу.

– И не говори…

– Я не позволю тебе растить ребенка в одиночку.

– Ты не обязан…

– Ошибаешься – обязан. И одну тебя ни за что не оставлю, даже и не спорь с этим.

По правде говоря, она и не собиралась. В ту секунду, когда Влад произнес это, внутри стало невероятно тепло.

– И что мы будем делать?

– Во-первых, тебе нужно съехать отсюда и переехать ко мне. Я понимаю, что мы это уже проходили, но…

– Я согласна.

На ее лица светилась сдержанная улыбка. Скорость, с которой менялась привычная жизнь, теперь стала похоже на поток бурной реки, и вместо того, чтобы попытаться схватиться за сук, она решила поддаться его силе и посмотреть, куда он приведет.

Глава 8 Две недели спустя

Вита выжидающе смотрела на кастрюлю, где кипела – как она надеялась, съедобная – смесь. Если она ничего не упустила, не запуталась и не переборщила с пропорциями, то все должно получиться в точности, как говорилось в рецепте.

«Варить примерно восемь-десять минут при слабом кипении и снять с огня» – последняя и, должно быть, самая легкая часть.

Эта пенка и должна быть? Или ее стоит убрать?

Выбрав второе, Вита взяла ложку и начала водить по внутреннему краю кастрюли, собирая небольшое количество белой пенки, перемещая ту в небольшую пиалку. Повторив манипуляции пару раз, она заподозрила, что такими темпами выльет весь суп из кастрюли, но объем непонятной субстанции вскоре заметно уменьшился, пока и вовсе не исчез.

Вита все же переехала к лучшему другу. Количество вещей не изменилось, поэтому переезд не занял много времени. Она расплатилась с хозяином той квартиры, в которой жила, и уехала вместе с Владом на такси до его дома. Своего нового дома. Оказавшись внутри, Вита оглядела помещение так, как если бы пришла сюда в первый раз. Места немного, комната для жилья всего одна; на небольшой кухне, тем не менее, есть где развернуться. Ремонт простенький, без излишков, с приятным цветом обоев, что в прихожей, что в спальне. Сантехника работала исправно: ничто нигде не протекало и не вызывало на это подозрение. В целом – приемлемо.

В первый же вечер Влад расстелил диван Вите, а сам устроился в раскладном кресле. Она не возражала. И не думала что-то менять. Она и не сомневалась, что они будут раздельно, и продолжала лелеять надежду, что между ними все – или почти все – останется, как прежде, не обращая внимания на обстоятельства.

И поначалу так и было. Казалось, что беременность ничего не изменила – они по-прежнему вели себя как лучшие друзья: не было ни неловких пауз (разве что, когда речь заходила о ребенке), ни напряженности. Дни окутала спокойная повседневность. Она сидела дома, иногда выходила подышать свежим воздухом, а Влад работал, обеспечивая их обоих. Совесть дала о себе знать, когда он в очередной раз готовил ужин. Уборкой они занимались вместе, а вот еда всегда оставалась за Владом, пока Вита сидела на кухне и следила за его действиями. Так она и вспомнила о своем новогоднем обещании. Пусть оно изначально было мысленно дано другому человеку, но Вита, не собираясь мириться с положением нахлебника, захотела взять на себя часть домашних обязанностей.

В очередной будний день, когда Влад ушел на работу, Вита, включив ноутбук, нашла рецепт супа, который, как ей показалось, сравнив с другими, она в состоянии приготовить. И даже вчитываясь в простое описание каждого шага, с их реализацией возникали трудности. Как именно резать овощи? Не слишком ли тонко вышло? Или слишком крупно? Не пересолено ли? Или недосолено? Достаточно ли прожарился лук на сковородке? Не поздно ли кинула его в кастрюлю? Раз более-менее сходило с фото в рецептах, значит все нормально, так ведь?

Когда настало время снимать пробу, нервишки дали о себе знать.

Лишь бы было съедобно, лишь бы было съедобно, лишь бы было съедобно…

Попробовав получившийся суп, и немного подержав его на языке, Вита пришла к выводу, что получилось вполне сносно, но при этом не торопилась радоваться – это могло только ей так показаться. Оценит ли Влад?

Осталось только дождаться, пока тот вернется домой. Быстрый взгляд на часы дал понять, что осталось не менее двух часов.

***

– Отравить решила? – пошутил Влад, глядя на дымящуюся тарелку перед ним.

– Если бы хотела, думаешь, сказала бы?

– Не знаю, не знаю, – продолжал он ломать комедию, водя ложкой в тарелке.

– Прекрати уже, ну. – Ей не хотелось подыгрывать – она жаждала узнать результат щепетильной работы.

– Ладно-ладно, – быстро сдался он. – Но знай: по завещанию все мое имущество уйдет на благотворительность.

– Ешь давай, пока я эту ложку сама тебе в рот не запихнула.

Тот, не убирая с лица усмешку, покачал головой и послушно зачерпнул суп. Вита внимательно следила, пытаясь поймать малейшее изменение в выражении. Наконец Влад спросил:

– Ты впервые готовила?

Конечно, давай, принимайся разбирать промахи.

– Что-то подобное – да, впервые, – выдохнула она, готовясь к порции критики. И она не смогла сдержать удивления, услышав следующее:

– Вкусно!

– Правда?

– Абсолютная! – Он не кривился и не отводил нос. – Тут все в меру: и соль, и овощи, и мясо не переварено. Для новичка это удивительно, уж поверь мне.

– Вау. – Она этого не ожидала. То, что Влад готовил, редко выходило плохим, и услышать что—то подобное от него было приятно. Вита на такое и не надеялась. – Спасибо.

– А ты сама-то, почему не ешь? – Спросил Влад, уже увлеченно хлебая суп.

– Да… сейчас. – Она взяла ложку.

– Приятного аппетита.

– И тебе.

Похоже, я не такая уж и бесполезная…

***

Не считая Киры, о которой Вита не переставала думать ни днем, ни ночью, девушке было тяжело без музыки, без работы диджея, без энергии, которая проходила сквозь тело, стоило ей встать за микшерный пульт. Чувствовать, как басы разносятся по клубу, – бесценно. Чувствовать, как все в клубе заряжаются одним настроением, становятся единым организмом, – неописуемо. Чувствовать себя кем-то особенным, создающим невообразимое звучание, – восхитительно.

Сейчас этого нет.

Конечно, она могла бы пойти к Кириллу, извиниться за прошлое поведение и попросить вернуться, а он бы наверняка принял ее обратно. Но возвращаться ради того, чтобы вскоре вновь покинуть сцену, не говоря уже о том, что громкая музыка вряд ли пойдет ребенку на пользу, – глупо и наводило тоску. Об этой стороне жизни придется забыть, а насколько – неизвестно.

Теперь слушать музыку Вита могла только в наушниках.

Само собой оставались компьютерные программы, на которых проходила большая часть работы над композициями, но как бы тщеславно это ни звучало, Вита нуждалась в одобрении публики. Как если бы позитивная реакция на ее творения являлась наркотиком, а она сама – наркоманом, снующим по улицам в поисках новой дозы.

Лекарства от этой зависимости Вита так и не нашла, и потому, в качестве детоксикации, проводила большую часть свободного времени за прогулками по городу, чтением книг Влада и просмотром фильмов и сериалов, часто – совместным с ним же. Вскоре каждый день вновь начал напоминать предыдущий, за исключением небольших и незначительных деталей, которые происходили лишь изредка.

***

– Вита? – раздался голос в темноте. – Что случилось?

Ответа не последовало. Лишь тихие всхлипы доносились до лежавшего на кресле Влада. Он проснулся поздней ночью от непонятных звуков и, определив их источник, приподнялся на локтях и посмотрел поверх рядом стоявшей кровати. Вита лежала, отвернувшись от него, и тихо шмыгала носом. Влад тут же слез с места и опустился прямо напротив ее лица. Вита, в свою очередь, перевернулась на другой бок.

– Вита… – переживая, обратился Влад. – У тебя что-то болит? Может, вызвать врача? Вита, скажи, что не так?

– Хочешь знать, что «не так»? – с тяжелым сердцем выпалила она. – Ты точно хочешь это знать?

Влад выжидающе молчал.

– Может тебе рассказать историю под названием «Почему я здесь?». – Вита легла на спину, мало-помалу переставая плакать. – Так слушай: всего пару месяцев назад у меня была любимая девушка, любимая работа и полным-полно грандиозных планов на будущее. Но затем в одно мгновение я всего этого лишилась! И именно в таком, мать его, порядке! А взамен – беременность и, вдобавок к ней, постоянная скачка гормонов, как на каких-то сраных горках: вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз. Я ведь даже не представляю, как быть матерью. Я ничего про это не знаю! Такое ощущения, что я – героиня паршивого романа, написанного каким-то долбанутым на всю голову садистом.

Влад принялся успокаивать подругу, ласково гладя по голове, как пугливого котенка. Она не противилась и не возражала.

– Все мои мечты о простой жизни… простой, но счастливой… все они…

– Вита, перестань, – решительно, но не грубо прервал Влад. – Не говори об этом так, будто это конец всего. Я повторял это много раз, и буду повторять, пока ты не запомнишь окончательно: ты не одна. Я с тобой, что бы ни случилось. И пусть пока невозможно восполнить те потери, вместе – я уверен – мы сможем создать будущее, где есть место счастью.

Вита повернула голову и посмотрела на Влада глазами, которые даже в темноте отличались краснотой.

– Откуда тебе знать, что у нас это получится?

Он мягко сжал плечо подруги.

– Просто знаю. И прошу тебя поверить мне.

Она вновь направила глаза к потолку.

– Просто поверить… – задумчиво протянула Вита, а затем спросила больше у себя, чем у него: – А есть ли у меня выбор?

С минуту они молчали, прислушиваясь к тишине. Было тяжело продолжить разговор, да и стоило ли вообще что—то говорить? Влад приподнялся и кротко, по-отечески поцеловал Виту в лоб.

– Все будет хорошо, – пообещал он и уже собирался лечь обратно, когда голос Виты остановил его:

– Влад?

– Да?

– Ты… можешь лечь со мной?

Вопрос поставил в тупик, но, тем не менее, Влад выполнил просьбу. Устроившись на правом краю, он лег на спину в точности, как и она. Взглянув на нее, он увидел, что Вита продолжает смотреть в потолок, и решил последовать примеру. Тут он почувствовал, как рука девушки неуверенно берет его собственную и скрещивает их пальцы вместе.

Вита молча положила голову ему на плечо.

Глава 9 Месяц спустя

Март вступил в полноправное владение, но зима и не думала сдавать позиции и продолжала держать круговую оборону. Целыми днями шел снег, мороз рисовал узоры на окнах, а люди морщились от встречного ветра.

Десятое число первого месяца весны – не просто день, когда все цветочные магазины города начинают приходить в себя от сумасшедшего потока мужчин-покупателей всего пару суток назад; но и день рождения Виты. Она не хотела отмечать это событие, но Влад убедил отпраздновать вдвоем: дома, тихо и мирно, но с подобающим настроением. Небольшое затруднение вызвало то, что Влад был занят на работе до самого вечера.

Он уже два месяца как отказался от ведения рубрики кинорецензий, но свободного времени от этого у него не прибавилось – работа пошла интенсивнее, когда главный редактор объявила, что к середине лета уходит на пенсию, а следовательно место освобождается. Помимо Влада в неофициальной гонке за эту должность приняло участие еще трое редакторов, и каждый из них не собирался оставаться в стороне. Предстояла неслабая конкуренция, но обещанная награда того стоила.

За последнее время уровень кулинарного мастерства Виты заметно вырос: не раз обожженные и порезанные пальцы приносили заслуженные плоды. Теперь ни супы, ни гарниры, ни салаты не представляли собой нечто недосягаемое: всего несколько проб и ошибок – и в итоге все получалось. А стоило Вите немного поэкспериментировать со специями, так блюда получались изысканней и на вид, и на вкус. Вита полностью заменила Влада на кухне. К своему дню рождения она также вызвалась приготовить праздничный ужин.

Влад возвращался домой в предвкушении. Он долго ломал голову, что подарить подруге. Никакая бижутерия или драгоценности ее не интересовали. Что-либо из одежды – тоже не то. Необходим был тот подарок, который оказался бы не только полезным, но и тем, что отвлечет Виту, займет голову, пока она скучает дома. И, похоже, Влад нашел идеальный – или близко к таковому – вариант. Он уже отчаялся, но тут вспомнил один эпизод из рассказов Виты о детстве, который его и осенил. Сейчас подарок бережно хранился в кладовке за несколькими коробками, и Владу не терпелось преподнести его.

***

Восхитительный аромат мяса по-французски дразнил и томил в ожидании трапезы. Запеченное с картошкой и грибами, оно выглядело как произведение искусства: точь-в-точь фотография в тематических книгах и сайтах. Помимо него на столе в двух небольших тарелках были поданы греческий салат и оливье. А в качестве напитков выступил сок. Просто и элегантно. От алкоголя – что Вита, что Влад – отказались сразу. Первой он был противопоказан, а второй посчитал, что пить в одиночку в присутствии беременной подруги – лишнее. Пускай и в небольшом количестве.

– С днем рождения! – торжественно произнес Влад, поднимая фужер, который тут же со звоном встретился с бокалом Виты.

– Спасибо, – с мягкой улыбкой поблагодарила подруга.

Даже то, что они отмечали вдвоем, не означало, что оба не должны принарядиться: она, как бы это ни было в диковинку, в недавно приобретенном темно-красном платье с закрытым декольте; он в своем лучшем костюме. Влад, одновременно с восхищением, удивлением и долью переживания, смотрел, мысленно подчеркивая произошедшие за последнее время изменения: волосы стали длинней и опускались намного ниже плеч, лицом она посвежела; несильно, но заметно, по очевидным причинам, увеличилась грудь. Было трудно поверить, что это та самая Вита. Но хоть и произошло внешнее преображение, внутри она оставалась прежней, разве что вести себя начала несколько тише, чем обычно. То, что поначалу можно было принять за отрешенность и замкнутость, оказалось простым примирением. Все сожаления ушли в сторону, а сама Вита не позволяла себе вновь тонуть в унынии. Она по-прежнему улыбалась, общалась, смеялась; и разговоры о ребенке уже не вызывали неловкости. Благодаря врачу, у которого она наблюдалась, и неисчислимому количеству статей в сети на эту тему, Вита узнала многое о своем нынешнем состоянии и постепенно готовилась к новым этапам беременности.

– У меня для тебя подарок, – сказал Влад, когда с мясом на обеих тарелках было покончено. Он вышел в коридор и вскоре вернулся с деревянной конструкцией почти с него ростом. Установив ее на три ножки, он спросил: – Ты же знаешь, что это?

– Это… мольберт, – ответила Вита, пребывая в замешательстве: она ожидала чего угодно, но не этого.

– Именно!

– Но… спасибо, конечно, но почему именно мольберт?

– Помнишь, ты рассказывала о школьных уроках рисования? И что у тебя даже неплохо получалось?

– Да, но… тогда я пыталась произвести впечатление на учительницу и… в общем-то… старалась только из-за нее. А сейчас…

– …а сейчас тебе неплохо бы найти новое хобби, – с воодушевлением пояснил он. – Будем смотреть правде в лицо – ты же ничем особенным не занимаешься, пока дома.

– Как это не занимаюсь? – начала возмущаться Вита. – Я готовлю, прибираюсь…

– Это ты все делаешь для нас, – перебил Влад. – А теперь у тебя будет возможность делать что-то для себя. – Он сделал небольшую паузу, продумывая дальнейшие слова: – Вита, тебе нужно что-то, куда ты могла бы направить всю свою творческую энергию, пока не появится возможность снова заниматься музыкой. А это, – указал он на мольберт, – хороший вариант. Проконсультировавшись, я приобрел те краски, которые не нанесут вреда ни тебе, ни ребенку. И, если тебе что-то понадобится, только скажи – достану все необходимое.

Влад присел рядом, чтобы их глаза были на одном уровне. Взяв Виту за руку, он добавил:

– Я хочу, чтобы ты вновь сияла, как тогда, на сцене.

– Спасибо, Влад, – она была тронута. То, что поначалу походило на глупость, приняло осмысленную форму. – Это очень мило с твоей стороны.

Их губы слились в нежном поцелуе. Когда они разомкнулись, она, усмехнувшись, добавила:

– Ты только не жди от меня шедевров уровня Микеланджело, ладно?

– Я буду ждать твоих шедевров.

***

Уже несколько недель кресло оставалось только креслом, широкий диван перестал казаться слишком большим, а взгляды в будущее давали надежду и уверенность. Нагие, прикрытые лишь одеялом, они лежали, отдыхая. Тяжело дыша, каждый старался ни о чем не размышлять, но вновь и вновь все раздумья приводили к ощущению человеческого тепла, которое согревало как внутри, так и снаружи.

Почему мне так спокойно?

– Хм?

Вита поняла, что произнесла это вслух. Влад вопросительно смотрел на нее.

– Черт… извини.

– За что ты извиняешься?

– Ну… наверное, за то, что опять начинаю крутить старую пластинку в десятитысячный раз.

– Расскажи, о чем ты думаешь? – попросил он.

– Я ведь опять могу впасть в истерику, – усмехнулась Вита.

– Если впадешь, я вновь тебя утешу, – пообещал Влад, крепче прижимая подругу к себе.

– Что ж… ладно. – Она вздохнула, чтобы собраться с мыслями, и начала: – Я понятия не имею, что за фигня со мной творится. Раньше я и думать не могла о сексе с парнем, а теперь посмотри на нас: да мы же практически молодожены! Нет, даже больше – мы скоро станем семьей! И, не то чтобы я жаловалась, но я не чувствую той любви, которая по идее должна быть между нами. Такой любви, которая была между мной и Кирой… Я вожделела ее. С трудом могла думать о чем-то, кроме нее. Безумно по ней скучаю, хочу увидеть, поговорить, но… не знаю. Сейчас это нечто… иное. Я не испытываю такой страсти, но мой разум чист – я полностью отдаю себе отчет во всех действиях. Я стала… уравновешенной что ли. Когда мы вместе, мне не страшно наступление завтрашнего дня. Но меня пугает то, что все ощущается так… нормально. Только не подумай, что раз я – лесбиянка, то это только потому, что у меня мужика нормального не было. У меня он был. Еще в школе, когда я пыталась разобраться в себе. Старше меня на год, но на удивление, не обделенный опытом. Он был нежный, обходительный и – самое главное – уверенный. И, хоть мне и было приятно, секс с ним воспринимался как что-то… неправильное. Не было ни трепета в груди, ни чего бы то другого, из-за чего мне захотелось бы встретиться с ним вновь. Благо он не оказался мудаком и не растрепал всей школе… А когда я впервые попробовала с девушкой – с одноклассницей, – то окончательно убедилась в своей ориентации. И даже сейчас, при воспоминании о том дне у нее дома, по телу пробегают мурашки. Но теперь я запуталась. Мне по-прежнему нравятся девушки – это никуда не делось, и сильно сомневаюсь, что куда-либо исчезнет. Но быть с тобой так… легко. Я не понимаю этого, но не думаю, что хочу понять. Хочу, чтобы все так и оставалось: спокойно и мирно.

– Ух ты, – произнес Влад, когда она закончила, – даже и не знаю, что сказать.

– Можешь ничего и не говорить. Это же просто мысли вслух.

Она положила голову ему на грудь, а он мягко поглаживал ее голую спину. Отсутствие слов больше не представлялось чем-то пугающим. Тишина приносила умиротворение…

…которое Владу никак не помогало. Слова Виты не уходили из головы. Она и раньше была ему не безразлична, но сейчас это переросло в нечто большее. Для него теперь не существовало иной цели, кроме как сделать эту женщину счастливой. Быть с ней, оберегать, делать все, чтобы сделать ее жизнь комфортной, – только этого он и желал. Если это нельзя назвать «любовью», то что тогда можно? Но сказать этого вслух Влад не мог. Вита буквально расставила все точки над «и»: она не любит его как партнера, скорее как самого близкого ей мужчину и не более. То, что чувствовала она, – Влад ощущал троекратно. Эта легкость, это счастье от одного только вида, от прикосновения к ней; эта безмятежность… Он, как и она, мечтал о том, чтобы все продлилось как можно дольше.

– Вита, – обратился он. – Хочу, чтобы ты знала: если ты встретишь девушку, которую полюбишь, – я не буду вмешиваться в ваши отношения. Обещаю.

Она тихо, незлобно рассмеялась.

– А я-то уж подумала, что ты попросишь меня замолвить словечко на «тройничок».

Влад не отреагировал на шутку, на что Вита, уже серьезно, сказала:

– Спасибо.

Глава 10 Шесть недель спустя

Все не то. Все не то!

Женское запястье, державшее кисть, застыло в нескольких сантиметрах от холста. Изображение имело малое сходство с человеком: руки и ноги были неестественно длинными, а голова и вовсе походила на вытянутую грушу. Словно фигурка из пластилина, слепленная детьми в детском саду. И если с этими странными пропорциями еще можно смириться, то с лицом – нет. И дело даже не в том, что начинающая художница не могла правильно изобразить человеческие черты – могла! – а в том, что сознание вырисовывало раз за разом лишь одного человека, сто́ящего того, чтобы его – а точнее ее – увековечить на полотне.

«Хватит, – уговаривала она себя, – хватит о ней думать! У нее новая жизнь. У меня тоже. Просто прекрати!» Но рука, как по заклинанию, вновь и вновь выводила знакомые линии. Доходило до глаз – это ее взгляд. Очередь губ – это ее улыбка. Только начала нос – такой небольшой и аккуратный, которого, казалось, ни у кого больше нет.

Рука резко дернулась вверх, и изображение перечеркнула широкая черная полоса.

– Проклятье.

Рисование должно приносить за собой умиротворение, вот только вместо него почти все, за что бралась Вита, заканчивалось подобным образом. Незавершенность, снятие с планшета, разрыв на две части, путешествие в один конец в мусорную корзину. Каждый раз внутренний монолог: «Зачем мне это? Видно же, что художество – не мое», но на следующее утро, бросив взгляд на мольберт, прилегающий к стене, вновь ставила его посередине комнаты и, выполнив все необходимое для подготовки бумаги, бралась за краски.

Ну почему я вновь полезла на ее страницу? Что я ожидала увидеть? Надпись в статусе «Скучаю»? Или подобную чушь?

Одержимость образом бывшей подруги началась, когда Вита в очередной раз нажала курсором на сохраненную закладку. Проделывала она это чуть ли не ежедневно, когда оставалась дома одна и не была занята бытовыми делами. Для нее не стало сюрпризом, что их совместные фотографии удалены. Не стал откровением и статус «Не замужем», который долгое время резал глаза. Но то, что произошло недавно, хоть и не стало неожиданностью – а скорее было вопросом времени, – не принесло ничего кроме сожаления.

Сначала изменилось фото. Две обнимающиеся женские фигуры смотрят в камеру, не забывая лучезарно улыбаться. Казалось бы, всего лишь снимок двух хороших подруг, но стоило посмотреть чуть вправо…

…и увидеть кислотное «Встречаюсь» под именем и фамилией.

У Киры новая девушка. И она, судя по фотографии, счастлива.

Когда легкие потребовали порцию кислорода, и Вита задышала, не отрывая взгляда от монитора, она удивила саму себя. Никаких слез, как раньше, никакого навязчивого желания поговорить с кем-то. Грустно, да, но эта грусть со светлой стороной: ведь последнее чего она хотела – это того, чтобы Кира после их разрыва страдала. Несомненно, той было больно, но она справилась – и одно только это уже радовало ее бывшую непутевую девушку.

Но другая часть Виты – эгоистичная – продолжала травить душу. Сторона, презирающая другую за то, что позволяет радоваться за последний упущенный шанс, за убийство всякой надежды. Она кричала, вопила о несправедливости, о ненависти к той, что не простила. Вите понадобилось немало сил, чтобы ее угомонить. И пусть с задачей она справилась, но тоненькие, едва заметные отголоски продолжали напоминать о себе через движения кисточки, выводящие столь дорогой сердцу образ.

Вита убрала один планшет с испорченным полотном и поместила на мольберт новый.

Небольшое раздражение спало, когда она – уже по привычке – поместила ладонь на живот, чуть его поглаживая. Не так давно он начал выделяться, из-за чего Вита восприняла себя еще более странно. Ей не было ни плохо, ни в полной мере отлично, а именно – странно. Хоть не стопроцентная, но частичная копия ее самой – маленький человек – живет внутри. Это было и раньше, но пока не проявились внешние отличия – все представлялось таким… далеким. А сейчас, каждый раз, когда Вита смотрит на свое обнаженное тело и акцентирует внимание на животе, ее, как мягкий хлопок, окутывает волна счастья. Такого счастья, которое невозможно получить даже от близкого человека.

Лучи апрельского света проникли сквозь приоткрытые окна, освещая комнату. Лежащий на животе безымянный палец блеснул короткой маленькой вспышкой. Кольцо засияло, а небольшая точка словно очнулась, наполняясь ярким лазурным оттенком.

***

– Влад, что за?.. Зачем ты хранишь его?

– Понятия не имею… Я просто оставил его в ящике и позабыл о нем.

Его рука потянулась к коробочке.

– Давай, я избавлюсь от него, если оно тебя смущает.

Вита опередила его.

– Нет… не надо.

Она открыла коробочку и взглянула на содержимое. Камень в оправе почему-то притягивал взгляд. Такой небольшой, аккуратный; от него так и веяло морским бризом. Вита осторожно достала кольцо и покрутила им в воздухе, наблюдая за игрой цвета. Затем плавным движением надела его на безымянный палец правой руки, удивляясь, что размер оказался подходящим. Вновь поводив кистью вправо-влево, она взглянула на Влада.

– Это не значит, что я принимаю твое предложение. Это скорее как…

– …подарок?

– Да, именно. Просто подарок, который я буду с радостью носить.

– Как хочешь, Вита, – ухмыльнулся Влад. – Как хочешь.

***

Она редко снимала его. Даже нежась в ванне, Вита с неподдельным интересом, как в первый раз, рассматривала кольцо. Само по себе оно ничего особенного не представляло, но для будущей матери это символ: все проходит, все меняется, ничего не остается прежним.

Вита гладила живот, не замечая, что улыбается. Завтра им предстояло пройти УЗИ, на котором, возможно, они узнают пол ребенка. Ей, по большей части, неважно, кто это будет – мальчик или девочка, – она уже любила его или ее, как никого и никогда, и с нетерпением ждала следующего дня. Влад по этому поводу отпросился с работы: их маленькая семья будет в полном составе.

Да, семья. Мы уже семья.

Семья…

…Вот оно!

Кисть со свежей краской поплыла по полотну.

***

Влад завороженно смотрел на монитор, где на черном фоне белые и серые полосы вырисовывали очертания крохотного человечка. Изображение не замирало: каждое движение миниатюрных ножек или ручек отдавались все новыми и новыми потоками эмоций, которые трудно понять, описать. Сквозь них он уловил нежное поглаживание большим пальцем тыльной стороны ладони – той, которой он держал руку Виты. Влад с трудом оторвал взгляд от экрана. Глаза у нее слегка блестели: то ли от солнца, то ли от влаги, что скопилась под сильнейшим впечатлением.

– Ты можешь поверить? – спросила она слегка дрожащим голосом. – Что это наша дочка?

Дочь. У меня будет дочка. Маленькая девочка.

Влад снова посмотрел на экран УЗИ.

– Это… удивительно.

Он почувствовал подступающий ком в горле. Прозрачная пленка накрыла глаза. Влад опустился к Вите, поцеловал ее в лоб и, забыв обо всем на свете, произнес:

– Спасибо тебе. Я так тебя люблю.

– И я тебя. Очень сильно.

***

На полотне, что все еще покоилось на мольберте, виднелись три фигуры: одна, по сравнению с другими двумя, поменьше. Все три, находясь на морском побережье, держатся за руки и смотрят на рассвет, стоя к зрителю спиной.

Вскоре, картина нашла свое место на стене над раскладным диваном.

Глава 11 Четыре месяца спустя

Квартиру было не узнать. Все преобразилось. Любое свободное место принимало новую для себя роль. Закончился косметический ремонт в спальне, практически капитальный на кухне; в прихожей стоял новый просторный шкаф. Стены красовались картинами, на которых отслеживалась эволюция мастерства художницы. Рядом с диваном, где раньше располагалось кресло, стояла детская кроватка со встроенными ящиками, в которых уже находилась детская одежда.

Но не сказать, что все проходило идеально. Жилплощадь застала десятки ссор, связанных с выбросом ненужного для одного человека, но нужного для другого. Варианты развития этих препирательств были разными: кто-то шел на компромисс, кто-то сдавался, кто-то боролся до конца, кто-то срывался на крик; в конечном итоге, что Влад, что Вита все же приходили к соглашению между собой, хотя порою и дулись друг на друга по несколько часов, а того и дней.

К середине августа у них закончились поводы для ссор, и они уже смиренно ждали, возможно, главного дня в их жизни – рождения дочери, которое должно произойти в течение одной-двух недель.

Тем не менее, у них нашлись и другие поводы для радости.

Влад занял пост главного редактора журнала. И это событие стало очень своевременным для молодой семьи, которая нуждалась в деньгах как никогда раньше: прибавка к зарплате позволила как следует подготовить дом к появлению нового человека в этом мире. Помимо этого они смогли воплотить в жизнь недавнюю задумку Влада – поездку на море. Вита с радостью согласилась, несмотря на смущение по поводу внешнего вида. Она была на море всего один раз в жизни – с папой и матерью, когда была совсем маленькой, и воспоминания о той летней поездке остались только хорошими и, можно сказать, последними о папе – он погиб в начале осени того года.

Проконсультировавшись с врачом, ведущим беременность Виты, и получив от него письменное разрешение, они в конце июня улетели заграницу в тихий семейный отель прямо на берегу моря. Вите пришлось весь полет успокаивать Влада, заверяя, что никакого дискомфорта она не испытывает, поскольку тот расспрашивал об одном и том же чуть ли не каждые пять минут. Успешно добравшись до места и доплатив пару сотен долларов, они поселились в уютном бунгало в трехстах метрах от берега. Всю неделю они отдыхали, наслаждаясь солнечной погодой, теплым морем, разнообразной и вкусной едой. Последним, в большей мере, наслаждался Влад, поскольку Вите многое из приготовленного было противопоказано, однако то, что было разрешено, пусть и не в таком огромном количестве, также предоставляло нескудный выбор на каждый день. Следуя советам врача, они мало загорали – в основном лежали на пляже под тентом, – но это не мешало получать удовольствие от морского воздуха. По вечерам, если Вита не была сильно измотана за день, они босиком прогуливались вдоль берега, позволяя воде мочить ноги, держались за руки, общались, целовались, а потом возвращались в тихое бунгало, где, обнявшись, засыпали.

По возвращении пара еще долго делилась положительными эмоциями и впечатлениями о поездке, а Влад окончательно убедился в правильности своей задумки, вытащив Виту из города развеяться. Некоторое время назад Вита начала странно себя вести. Два дня кряду она почти не говорила, мало двигалась, к еде едва ли притрагивалась. Поначалу Влад забеспокоился, что это как-то связанно с ребенком, но настоящая причина не столько удивила, сколько разозлила. Завалив Виту вопросами, она все же ответила. Вернее, показала на экране ноутбука. Она открыла страницу, принадлежащую той, кого Влад узнал сразу же, – Кире. В ответ на его недоумение, Вита объяснила, что бывшая девушка перебралась в столицу вместе с нынешней любовницей.

Тогда Влад, удивив и себя и ее, сорвался на крик. Он обвинял Виту в том, что она продолжает жить прошлым, несмотря на все то, что он для нее сделал.

– Мы проходили через это уже сотни раз! А ты продолжаешь зацикливаться на том, что было! Хватит уже, Вита. Хватит! Если ты не перестанешь, то мы не сможем создать семью, о которой мечтали. Просто не сможем. Хватит сожалений.

Он замолчал, переводя дыхание.

– Скажи, наша дочь – это ошибка?

Вита, потрясенная подобным вопросом, в ужасе подняла глаза на Влада. Он же смотрел куда-то в сторону.

– Что за хрень ты несешь? Как ты вообще можешь такое говорить? Ты…

– Ответь мне.

– Конечно НЕТ! – крикнула Вита, обхватив себя дрожащими руками. – Как у тебя вообще язык повернулся?..

– Раз она – не ошибка, значит, что и та – первая – ночь между нами не была ошибкой. – Теперь он смотрел прямо на нее. – Перестань винить себя, меня, Киру за то, что произошло и случилось, потому что это не было ошибкой. Здесь нет ни правых, ни виноватых. Только люди, которые просто живут.

Вита сидела, уставившись на него, и не понимая как реагировать на его слова. Влад сел рядом.

– Постарайся жить дальше ради себя, ради нашей дочери, ради меня. Без каких-либо обвинений и сожалений.

***

29 августа

Евгения.

Женя.

Женечка.

Сегодня она должна появиться на свет. Такое особенное событие в такой обыкновенный день. Ничего не предвещало, не было никаких знаков судьбы. Одна простая фраза, которая превратила обычный день в тот самый: «Влад, пора».

Мысленно поблагодарив себя за предосторожность, Влад быстро собрал все необходимые вещи и вместе с Витой вышел на улицу, где их уже ждал автомобиль, снятый напрокат неделю назад. Не прошло и получаса, как они были у стен роддома. Затем приемная, палата. Время шло медленно: расспросы акушерки, сдача анализов, УЗИ…

И здесь время ускорилось.

Диагност, проводивший исследование, убежал и привел с собой еще одного врача. Тот, взглянув на монитор, начал объяснять ситуацию: пуповина многократно обвилась вокруг шеи ребенка – требуется срочное кесарево сечение.

Спустя секунду Влад стоял за дверьми операционной, неспособный ни помочь, ни поддержать Виту.

Время замедлилось.

Часы длились сутками. Влад не мог найти себе места. Он ходил от одной стены к другой. И так снова, и снова, и снова, и снова. Не хотелось ни есть, ни пить, ни спать. Он ощущал только одно – страх. Перед глазами стояла Вита, лежащая на кушетке и смотрящая на него сквозь слезы, – ее ужас не давал говорить.

Дверь операционной открылась, и оттуда до Влада донеслись рыдания, но он не мог понять, чьи они были. Перед ним возник врач и, медленно опустив маску, начал что-то объяснять монотонным голосом. До Влада доносились лишь обрывки. Только когда он произнес: «Мне очень жаль», Влад распознал рыдания. Это были крики, слезы и плач женщины, потерявшей ребенка:

– Нет! Нет-нет-нет-нет-нет! Женя! Нет! Этого не может быть! Скажите, что это не так! Скажите, что моя дочка жива! ПОЖАЛУЙСТА!

Влад смотрел то на грустное лицо врача, то на проход в операционную. Ничего не говоря, он, едва передвигая ноги, поковылял в сторону плача, но ноги не послушались его, подкосились, и он, облокотившись на стену, осел на пол.

Весь мир превратился в смесь запахов медицинских препаратов, рыданий матери по своему ребенку и собственных слез, сжигающих все нутро.

Часть 3

Глава 1

Она ненавидела этот маленький белый прибор, стоящий на прикроватной тумбочке. Каждую ночь многократно (в лучшем случае – дважды) из него доносились истошные крики, которые вообще непонятно каким образом могут исходить от такого крошечного существа. Стоило наконец заснуть, как прибор начинал орать, визжать и реветь. И это означало только одно – маленькая Оливия снова проснулась.

Эмили чувствовала себя так, как если бы на ней лежала бетонная плита. Бессонные ночи не остались без последствий: под глазами отпечатались темно-синие круги; тело ватное и, казалось, ходило, поддаваясь лишь ветру или сквозняку; каждая свободная (а главное – тихая) минута воспринималась как дар богов. Она медленно поднялась на кровати и попыталась понять, что происходит. Глаза не сразу привыкли к ночному окружению, а звуки плача и вовсе не были различимы, пока дочка не сделала перерыв буквально на секунду, чтобы набрать воздуха в грудь и вновь разразиться воплем с удвоенным рвением.

Мышечная память заработала быстрее, чем начал соображать мозг – Эмили обнаружила себя в другой комнате, прижимающей ребенка к груди одной рукой, и поддерживая под углом бутылочку другой. Послышались причмокивания.

– Что же ты со мной делаешь? – спросонья спросила молодая мать, надеясь на ответ. Вместо него маленькие глазки невинно уставились на Эмили, словно говоря: «А что тут поделаешь?»

Эмили с нежностью посмотрела в них и не смогла ничего с собой поделать – уголки рта потихоньку поползли вверх.

– Действительно, ничего, – произнесла она, начиная тихо покачивать дочь.

Подумать страшно: когда-то я хотела отказаться от всего этого…

***

Около года назад

– У вас есть вопросы?

Полчаса доктор на основе анализов прочитал чуть ли не лекцию с великим множеством медицинских терминов, которые ускользали от понимания Эмили. Дошло только одно, самое главное – сделав аборт сейчас, она, вероятней всего, лишит себя возможности когда-либо стать матерью.

Она встала.

– Нет… спасибо.

– Вы приняли решение?

– …Нет. Пока нет.

Эмили вышла из кабинета, затем из здания, немного побродила по заснеженной улице, поймала такси и вернулась в отель. Там, повесив на ручку двери табличку «Do not disturb», она осторожно опустилась на кровать, так и не оправившись от результатов обследования.

Выбор. Для нее одним из самых главных кредо в жизни являлось наличие выбора. Что бы она ни делала, какое бы решение не принимала – всегда должны быть другие варианты. А что сейчас? Да, у нее есть два пути, но… они оба взаимоисключающие, без намека на углы, которые можно срезать. Дети? Она слишком молода для всего этого! У нее есть карьера – мечта всей жизни, – она просто не подразумевает наличие ребенка. Несмотря на творческий кризис – ничто не вечно, – она не желала от этого отказываться.

Но…

Что если ей когда-нибудь захочется обрести все это? Семью? Детей?

Выбрав одно – Эмили тут же лишала себя другого.

Карьера или семья? Да кто вообще способен выбирать что—то одно? Что за бред?!

Она прикрыла рот рукой, почувствовав, что готова разрыдаться вновь.

Я не могу. Я не могу. Я не могу. Я не могу! Я не могу! Я НЕ МОГУ!

Комната поплыла перед глазами.

Почему я такая идиотка? Почему? Почему?! ПОЧЕМУ?!

Эмили схватилась телефон, как за последнюю ниточку, удерживающую от падения в пасть отчаяния и горя. Дрожащими пальцами было сложно набрать номер, но вскоре ей это удалось – на экране высветилось имя набранного человека.

– Да?

– В-Влад? Это… ты?

– Нет, это не он. Кто звонит?

– П-пожалуйста… передайте телефон Владу, мне нужно с ним… поговорить.

– Кто это?

– …Эмили, – ответила она машинально.

– Ах, вон оно как! Та самая Эмили? Надо же!..

– Пожалуйста, прошу вас, передайте телефон Владу…

– Слушай сюда, скрипачка или кто ты там. Влад хороший парень и не заслуживает, чтобы им пользовались, как собачонкой на привязи.

– Вы… вы не понимаете…

– Это ты ничего не понимаешь! Хватит строить из себя саму невинность!

– Н-но…

– Все! – женский голос на том конце был строг и категоричен. – Забудь этот номер.

Связь оборвалась. Как и ниточка.

Эмили продолжала держать телефон у уха, продолжая надеяться на ответ. Рука ослабла, мобильник упал на пол, едва не разбившись. Сил сдерживать слезы больше не было.

***

Успокоившись, Эмили попыталась собрать осколки мыслей воедино. И эта задача, как и ожидалось, отнюдь не отличалась простотой. Как бы ей хотелось забыться, переместиться в прошлое, исправить все, очнуться, обрести покой. Но колесо судьбы не собиралось давать поблажки. У всего есть последствия, и Эмили прекрасно это понимала.

Она сидела в раздумьях до захода солнца. Почему-то именно в эту секунду ей в голову пришел третий вариант, путь, несший за собой серьезное, не менее радикальное решение того положения, в котором она оказалась.

Я могу отдать ребенка на усыновление.

Но тут же Эмили мысленно дала себе настолько сильную пощечину, от которой щека заболела уже в реальности.

Ни! За! Что!

Виолончелистка отмела эту идею с такой же скоростью, с которой она и возникла. Девушка не собиралась поступать так же, как когда-то поступили с ней.

***

Маленькую Катю удочерили, когда ей было не больше года. Люди, что приняли ее в свою маленькую, но славную семью, отличались поистине доброй и заботливой натурой. Не имея возможности завести собственных детей по медицинским причинам, они приняли решение взять ребенка «извне» – так в их жизнь вошла маленькая девочка, которую и по сей день любили как родную дочь.

Было ожидаемо, что Катя не унаследует от новых родителей черты их характеров. Она, как и многие дети младшего возраста, пыталась копировать некоторые повадки людей, которых знала как «папа» и «мама», но, тем не менее, у нее складывался свой, собственный темперамент. Серьезность, упрямость, молчаливость, частичная апатичность – все это не являлось ни плодом воспитания, ни подростковым бунтом. Она просто была собой.

Родители не стали скрывать правду об удочерении и рассказали Кате все, когда той исполнилось тринадцать. Полученную информацию она приняла достаточно странно для своего возраста – отсутствие слез или слов любви тому подтверждение. Казалось, что она и так давно знала. Вопреки всем ожиданиям, вскоре девочка начала «проверять» любовь родителей, которые клялись, что для них никого нет дороже. Дорогие подарки, одежда и прочее доставалось ей без каких-либо трудностей – достаточно было просто показать пальцем и сказать «Мне нравится». Ближайшее окружение видело в Кате нахальную и избалованную негодницу, что лишь отчасти было верным. Она проявляла наглость, чтобы найти грань, черту, за которую нельзя заходить, но выходило тщетно. Она и вправду не нуждалась и в трети того, что надарили родители. Однако они продолжали беспрекословно выполнять просьбы маленького тирана, который даже и не претендовал на истерики.

Последней каплей для юной Кати стало принятие решения по смене имени при получении паспорта. И хоть ей никогда не нравилось то, которое дали при рождении, – не было и малейшего шанса, что родители согласятся на столь безумную идею.

– Ммм… хорошо. Если это сделает тебя счастливей, то мы согласны.

У Кати глаза так и полезли на лоб.

– Вы… шутите, да?

– Нет, дорогая. Это твоя жизнь, и если тебе хочется, чтобы тебя называли иначе, – это твое право.

Нет, они точно издеваются!

Решив, что это розыгрыш, Катя решила все же не отступать до самого последнего момента. Это была игра, в которой только один победитель.

Несмотря на всю глупость затеи, Катя основательно подошла к подбору нового имени. Девочка знала, была уверена, что все закончится словами: «Нет, Катя, все зашло слишком далеко», но продолжала воображать, фантазировать, примерять различные имена. Подолгу она стояла перед зеркалом, произнося то или иное, но ничего не подходило, все казалось далеким, несоответствующим.

Пока ей не попался один английский фильм, изменивший всю ее жизнь.

«Хилари и Джеки», что оказался в DVD-сборнике, посвященном теме музыки, и резко отличался от других четырех фильмов. История, полная драмы и безрассудного желания стать кем-то другим, выбивалась из общего настроения молодежных мюзиклов. Сюжет, рассказывающий об английской виолончелистке Жаклин дю Пре, пронзил маленькую Катю в самое сердце и подарил мечту, переросшую в одержимость, – стать виолончелисткой.

Образ дю Пре настолько запал в душу, что она едва не решила взять ее имя – Жаклин, – но почти сразу же передумала. Катя не хотела стать такой как она, она хотела стать лучше. А вот свое будущее имя она увидела уже во время финальных титров, когда высветилось имя актрисы, исполнившей главную роль.

Эмили Уотсон

Она и вовсе забыла, что вся эта несуразица со сменой имени, скорее всего, не станет реальностью, и стала в одиночестве называть себя Эмили и… ей это нравилось. Имя настолько было ее, что ни на какое другое и отзываться-то не хотелось.

Когда девочка получила свой первый паспорт, она захотела закричать одновременно от удивления и неизмеримой радости. В графе «Имя» стояло «Эмили».

Они не шутили! Мама и папа не шутили!

Но вскоре порция эйфории иссякла, а за ней подступил ужас. Как бы Эмили (уже не «Катя») ни старалась, но так и не смогла найти границу допустимости в просьбах к родителям. Она испугалась, что, если продолжит испытывать их, то ей даже убийство может сойти с рук.

Нет, так продолжаться не может, твердо решила Эмили. То, что начиналось как проверка, могло закончиться тем, что она и вправду превратится в заносчивую и надменную девицу. Она испытывала самые нежные чувства к людям, подарившим ей кров, уют, тепло и любовь, но продолжая потакать запросам, они в итоге лишат ее не столько самостоятельности, сколько каких-либо устремлений. Учитывая новообретенную мечту, Эмили не могла такого допустить.

Последнее, что она попросила, – покупка виолончели и запись в музыкальную школу.

Эмили прекрасно понимала: чтобы достигнуть высокого уровня музыкальной игры, нужно приложить уйму сил и времени. Но поскольку друзей она никогда особо не заводила, да и само общение с одноклассниками не приносило должного удовольствия, она не ограничивала себя ни в чем. Виолончель – вот, что теперь было важно, и все свободное время она отныне посвящала именно ей.

Так продолжалось несколько лет, пока в ее жизни не появился Влад.

Для Эмили стало неожиданностью, когда после первого школьного концерта, где она принимала участие, перед ней возник одноклассник. Влад, запинаясь в словах, выразил восхищение ее игрой, отчего девушка самодовольно подумала: «Да это еще и не самое лучшее, что я когда-либо исполняла!» Но как только он предложил помочь донести виолончель до дома, настроение виолончелистки начало гаснуть.

Почему бы тебе просто не оставить меня в покое?

Влад стоял перед ней, источая надежду, и Эмили, скрепя сердце, передала ему чехол. Пока они шли, он все задавал и задавал вопросы, а она не очень-то и хотела не то что отвечать, а в принципе говорить – в голове проносилось недавнее выступление, со всеми удачными и теми, на которые следует обратить внимание на следующей репетиции, моментами. Девушка лишь украдкой поглядывала, чтобы Влад нес виолончель аккуратно, не ударив об землю или бордюр.

– Ты давно занимаешься музыкой?

– Да.

Да приподними ты уже чехол! Ты же его чуть ли не по грязи волочешь!

– Это же контрабас, правильно?

– Нет.

Что за идиот… Как вообще можно спутать контрабас и виолончель?

– Эм… виолончель?

– Да.

Надо же, догадался.

– Твои родители наверняка гордятся тобой.

– Угу.

Ты не можешь просто помолчать, да?

Поначалу Эмили не воспринимала Влада как друга или кого-то подобного – он просто помогал ей носить инструмент, который на самом деле был не из легких, и провожал после школы. Но после нескольких недель, а может и месяцев, отношение к нему изменилось: Эмили больше не видела в нем очередного недотепу из своего класса, которому ничего, кроме видеоигр и алкоголя, не нужно. Его и вправду интересовало то, что он спрашивал: о ее жизни, занятиях в музыкальной школе, планах на будущее. Он даже умудрялся ее смешить! Причем не саркастично, а искренне. Эмили сама не заметила, как его присутствие отдается в ней какой-то удивительной легкостью и беззаботностью. Влад не надоедал, не приставал, был просто другом, с которым можно хорошо провести время.

Потому его признание в любви вызвало недоумение – для нее это за гранью понимания.

Любовь? Что это? О ней столько пишут, говорят, поют, но хоть кто-нибудь может сказать, что это?

Он говорил, что находиться рядом с ней – самое приятное, что есть в его жизни. Но и она испытывала что-то схожее! Но разве это любовь? Нет – их чувства можно ознаменовать только дружбой. Хорошей, крепкой, но не более того. И, привнося в нее новые элементы, они рискуют разрушить это до основания.

Не нужно недооценивать дружбу – она намного сильнее абстрактной, возможно несуществующей любви.

Эмили в одночасье присмирила Влада, не давая ему и грамма надежды, – такие вещи лучше говорить сразу, не затягивая, а то все рискует стать только хуже и сложнее.

Это был один из последних их диалогов перед отлетом заграницу.

Глава 2

– Это многое объясняет.

Марк подпер руками подбородок и задумался. Он знал Эмили как ответственную, продумывающую каждое действие виолончелистку, для которой музыка всегда на первом месте. Однако, слушая рассказ, что она поведала, попросив (а то и вовсе умоляя) о личной встрече в свободное от репетиций время, перед ним сидела какая-то другая, лишь выглядящая как Эмили девушка. Она всячески избегала его взгляда, смотря либо в сторону, либо на собственные колени. Марк закинул руки за голову, сцепив их на затылке, и посмотрел в потолок.

– И что ты собираешься делать?

На мгновение Эмили подняла глаза и тут же их опустила. И правда, что она собиралась делать? Вернуться в Россию к чересчур заботливым родителям, снова залезть к ним на шею и снова выдерживать осуждающие взгляды их родственников? Денег достаточно, чтобы протянуть месяц, от силы два здесь, в Штатах. Что потом? Ни друзей, ни хотя бы знакомых, что могли бы приютить, также не было. Да и кому она будет не в тягость, в таком-то положении? Марк – единственный человек в радиусе тысяч километров, с кем ей хотелось поговорить, выговориться, попытаться объяснить недавние события, оправдаться.

– Не знаю…

Эмили вцепилась в брюки и сжимала кулаки.

– Я не знаю, что делать, Марк. Я в полной растерянности. Все это – словно шутка, злобная шутка судьбы. У меня было все, о чем я могла мечтать и… теперь ничего нет.

Не вздумай плакать. Не вздумай!

До слуха долетел шелест бумаги и звук пишущей ручки.

– Вот. – Марк протянул записку. Эмили вопросительно посмотрела на ментора и осторожно взяла кусок бумаги. На нем каллиграфическим почерком был записан некий адрес. Марк спросил: – Знаешь, где это?

Эмили внимательно прочитала надпись, и, порывшись в памяти, отрицательно покачала головой.

– Это в пригороде, на севере-востоке Чикаго. Добраться туда можно на поезде. Будь там завтра после полудня. Я буду ждать.

– Марк, я… не понимаю.

– Ты сказала, что не знаешь, что делать. У меня есть один вариант. А теперь иди к себе в номер и хорошенько отдохни.

– Но…

– Эмили, иди в отель, – его тон не допускал возражений. – У меня нет времени – репетиция начинается через пятнадцать минут.

Девушка встала, держа листок у сердца, словно амулет, и в полном недоумении вышла из кабинета руководителя оркестра.

Ступая по холодным улицам, она не могла избавиться от мыслей, что заполняли голову.

Что все это значит? Почему он дал мне этот адрес и сказал приехать? Он сказал, что у него есть некий вариант… Неужели?..

Неужели он хочет…

Нет. Нет-нет-нет. Марк бы не стал, он не из таких! Мы же столько лет с ним знакомы. Он мне как отец! Не может же он так грязно воспользоваться моим безвыходным положением?

Или… может?

Мне не стоит ехать.

Это же Марк. Он столько раз меня поддерживал.

Какая же я дура.

Хорошо, поеду, но если он хотя бы намекнет, я уйду. А затем уеду домой и забуду о музыке. Навсегда.

Несмотря на холодный ветер конца октября, именно от последней мысли тело обдало морозом.

***

Отделения детских товаров в гипермаркетах. Сколько бы Эмили ни приходилось там бывать, никак не могла привыкнуть к тем, кто являлся постоянными их посетителями. Молодые парочки, готовые к пополнению в их небольшой семье, уже состоявшиеся родители в компании карапуза (нередко и нескольких), молодые мамы, предпочитающие ходить сюда одни, но по которым отчетливо видно, что им есть к кому прижаться холодным вечером, обсудить прошедший день и помечтать о будущем. Смотря на них, Эмили испытывала разное.

Раздражение.

Грусть.

Зависть.

Будучи на середине срока, она старалась быстро найти необходимое и поскорее убраться, чтобы, не засмотреться на очередную счастливую молодую семью и не дать волю слезам.

Но сейчас, когда она катила перед собой коляску с мирно сопящей дочерью, от того дискомфорта не осталось и следа. Если раньше она чувствовала на себе чужие взгляды, что узнавали в ней одинокую мать, то сейчас ее это не заботило. Она не одинока: пока с ней ее маленький ангелочек, одиночество не наточит ни единого клыка.

***

Около года назад

Дом не выглядел достаточно большим. Не крохотный, но явно не претендовал на проживание большого количества людей. Двускатная крыша, стены из светлого кирпича, отсутствие веранды, а только две бетонные ступеньки, разделяющие тропинку и дверь, и скромный газон – такой вид предстал перед Эмили, сверяющей адрес. Убедившись, что он верен, девушка подошла к входу и осторожно постучала. Из дома послышались шаги, дверь отворилась, и перед Эмили оказался Марк.

– Эмили, рад, что ты пришла. – Он отступил в сторону. – Проходи.

Внутри дом казался просторней, чем снаружи. Слева возвышалась лестница на второй этаж, прямо, судя по всему, – гостиная, справа – небольшая кухня; приятный бежевый цвет на стенах.

– Кофе? – спросил Марк, но тут же поправился: – А, точно, тебе же нельзя. Может травяной чай?

– Буду признательна, – ответила Эмили, благодарно улыбнувшись. Вчерашние сомнения понемногу отступали.

– Присаживайся, – ментор указал на диван в гостиной, а сам ушел на кухню.

По пути Эмили не смогла не остановиться перед фотографиями, что висели вдоль стены. Всего три: одна общая с изображением Марка (явно моложе), некой женщины и молодой девушки, примерно одного возраста с Эмили, и две других, где она же, девушка, запечатлена отдельно. Общая, скорее всего, семейная, что вызвало удивление – Марк никогда не рассказывал про свою семью. Ни разу, ни единого слова. И это за семь лет, что они знакомы! С другой стороны, она ни разу не замечала, чтобы он разговаривал по телефону с кем-нибудь, не связанным с работой. На фото они все сидели за столом в каком-то ресторане, довольные, счастливые. На изображениях слева и справа девушка также солнечно улыбалась: от нее так и исходила невероятная жизненная энергия. Сама по себе она выглядела очень привлекательно: светлые вьющиеся волосы, голубые глаза, аккуратный нос, острый подбородок, стройное тело, выгодно подчеркнутое платьем золотого оттенка. Продолжая рассматривать фото, Эмили смутилась, словно без разрешения вторгалась в чужую жизнь. Она прошла в гостиную и села на диван.

Комната ни в чем не уступала прихожей, а то и вовсе превосходила: внушительная книжная полка, настоящий камин, журнальный столик, несколько красивых картин с пейзажами, плазменный телевизор, который чуть не вписывался в общий дизайн. Лучшая вещь стояла в том углу, что не виден со стороны прихожей, – фортепиано.

Эмили не успела вдоволь осмотреться, как появился Марк с двумя кружками.

– Держи, – произнес он, протягивая одну из них.

– Спасибо. – Девушка сделала глоток, и горячий отвар приятно растекся по горлу. – Очень вкусно.

Марк кивнул, сел на кресло, что перед диваном, и также немного отпил из своей кружки.

– Моя жена во время беременности только такие чаи и пила, – с ностальгической улыбкой вспомнил он. – Что бы я ей ни предлагал: свежевыжатые соки, высококачественную воду – без толку. Благо, никаких противопоказаний не было.

Эмили разрывало любопытство. Ей хотелось расспросить, узнать о его семье, послушать истории из прошлого, но не могла выдавить из себя и словечка. А потому – просто ждала, надеясь, что он сам продолжит говорить.

– Помню, однажды, в середине февраля, когда безостановочно валил снег, я объездил всю округу в поисках ее любимого сорта. Несколько часов то туда, то сюда – будто все ценители чая разом решили устроить свой Вудсток.

Странное, конечно, существо – человек. Стоит с ним заговорить на одну тему – он видится одним, на другую – совершенно иным. И никогда не знаешь, какая из этих личностей – настоящее воплощение.

Эмили была сбита с толку и не знала, как реагировать. Она прекрасно понимала, что Марк во время репетиций отыгрывает одну роль – сурового, но справедливого руководителя, но чтобы настолько отличаться, находясь в другой обстановке! Откуда это мягкость, присущая еще не старым, но уже не молодым людям? Куда пропала эта бодрость, способная передаться шестидесяти людям на сцене, заставляя их играть в унисон?

Почему она слышит печаль в его словах, хотя на губах улыбка?

– Тебе, наверное, интересно, зачем я пригласил тебя? – сменил тему ментор.

В тоне не было ничего, что могло насторожить, однако по спине пробежали мурашки.

Вот он – момент истины.

– Да.

– Тогда не буду тянуть время. – Он встал и подошел к окну, повернувшись к Эмили спиной. Та не отрывала взгляда, вслушиваясь в каждый свой и его вздох. Марк молчал, подбирая слова, и в конечном итоге обернулся. – Я предлагаю тебе пожить здесь, в этом доме.

Эмили не поняла, ослышалась ли она?

– Ч-что ты имеешь в виду? В каком смысле «пожить здесь»?

– В прямом, – без промедления ответил он. – Ты же сама говорила, что тебе некуда податься, а в Россию возвращаться не желаешь. Вот. – Он обвел рукой комнату и повторил: – Я предлагаю тебе остаться здесь.

– Н-не понимаю…

– Не беспокойся, – перебил ментор, едва почувствовав напряжение в воздухе. – Ничего я требовать не буду. – Он на мгновение остановился и вновь продолжил: – Ты знаешь, какое у нас расписание – в Чикаго мы не так уж часто бываем, а потому этот дом пустует. Если бы не горничная, мне каждый раз бы требовалось несколько дней на уборку…

– Марк… – Эмили с распахнутыми глазами качала головой. – Что ты такое говоришь?

Все звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой.

– Успокойся, сделай глоток, – сказал он, указывая на кружку, что по-прежнему находилась в руках девушки. Та подчинилась. – Понимаю, насколько это неожиданно и дико звучит, но я абсолютно серьезен.

– Почему? – единственное слово, что она могла произнести.

Марк закрыл глаза.

– Почему, говоришь? Я попробую объяснить, а после ты уже сама решишь: соглашаться на предложение или нет, хорошо?

Эмили кивнула, продолжая пребывать в сомнениях. Ситуация очень странная, но любопытство, желание услышать причины пересилили порыв немедленно собраться и уйти. Марк снова сел в кресло.

– Мне было двадцать пять, я тогда едва начал музыкальную карьеру. Если быть точнее – стал руководителем школьного оркестра. Тогда же Кейт – моя жена – забеременела. Пусть у нас было немного денег, квартиру снимали, а собственным являлся только подержанный автомобиль, доставшийся мне от отца, мы не могли нарадоваться этой новости. Это было трудное, но не лишенное светлых моментов, время. К счастью, ближе к окончанию срока, мне предложили работу в одном из городских оркестров, где, соответственно, и платили больше. Денег хватило, чтобы взять в ипотеку этот дом.

Марк внезапно примолк.

– Когда я впервые взял на руки Хлою, во мне будто бы все перевернулось. Эта кроха стала целым миром. Отныне все, что я делал, было ради нее. Думаю, даже Кейт я не любил так, как Хлою…

Любил?..

– Свободное время я проводил рядом с ней. И даже больше! Частенько, успев подрасти – как же быстро она росла! – она вызывалась ходить со мной на репетиции. Я не мог ей отказать. Хлоя со взглядом эксперта наблюдала за игрой музыкантов, ловя каждую мелодию, каждую смену настроения – к этому у нее был несомненный талант. В особенности ее внимание приковывала скрипка. Не успев достигнуть десяти лет, она попросила собственную! Откуда в маленьком ребенке было столько желания к исполнению музыки? Даже несмотря на возраст, учил я ее, как если бы она была взрослой, но на удивление, она и вела себя соответствующе! Не сдавалась, не опускала руки, не скандалила. Только продолжала серьезно разучивать новые мелодии. До сих пор с волнением вспоминаю тот первый городской конкурс. Хлоя выступала последней. Перед ней играли такие же школьники, вот только лица у всех были сосредоточенные, напряженные, но стоило выйти на сцену моей дочке, слушатели ощутили, что сейчас они станут свидетелями чего-то невероятного. А ведь она только улыбалась! Непринужденно. Открыто.

Эмили уже и забыла про остывший чай, погрузившись в рассказ. Те фотографии, что она видела, и вправду излучали что-то магическое.

– Стоило ей начать играть – никто не мог оторвать глаз от сцены. Она двигалась в такт музыке, да какой музыке! С первых нот стало понятно – Хлоя играла не классику, заданную в рамках конкурса. Она модернизировала классическую мелодию, предавая ей новое, невероятное звучание. Прямое нарушение правил. Но! Ее это не заботило. Для нее победа – не приоритет. Цель – запасть слушателям в душу, оставить в каждом частичку себя. Она все играла, и играла, и играла так, как если бы это было в последний раз. Никто не получил столь громких аплодисментов в тот вечер. Конечно, она не заняла первое место. Не заняла и второе. Ни даже третье. Но удостоилась приза зрительских симпатии – и это для нее оказалось важнее.

Марк тяжело выдохнул и вновь поднялся с кресла, поставив кружку на журнальный столик. Убрав руки в карманы, он снова подступил к окну и, не оборачиваясь, произнес:

– Она умерла спустя пять лет, после того выступления. Двенадцать лет назад.

Эмили от неожиданности ахнула и прикрыла рот ладонью. Никогда не считая себя чрезмерно сентиментальной, она едва сдерживала набежавшие слезы.

– Марк, боже… мне очень жаль.

Тот ничего на это не ответил, но продолжил историю:

– Рак поджелудочной железы. Его слишком поздно обнаружили. – Эмили не могла видеть его лица, но судя по дрожащему голосу, такие душевные раны никогда не заживают. – За один год я потерял и дочку и жену. После похорон мы не могли находиться в обществе друг друга. Она уехала к своим родным, а я остался здесь.

Эмили не сдержалась – она порывисто встала, невольно опрокинув чашку, приблизилась к Марку и обняла его, уткнувшись лицом в обтянутую свитером спину. Он через плечо удивленно посмотрел на ученицу. Послышались всхлипы.

– Ты чего? – Он развернулся, а она, не меняя положения, уткнулась лицом уже в его грудь. Марк мягко улыбнулся и погладил ее по голове. – Ну, ну. Это же не твоя трагическая история – незачем так переживать.

Простояли они так недолго. Марк повел Эмили обратно к дивану, аккуратно посадил и пристроился рядом.

– Ты спрашивала: «Почему?» На самом деле на этот вопрос ответить одновременно и тяжело и легко. Просто удивительно, как иногда поворачивается судьба. Когда в одном из немногочисленных туров семь лет назад, мне предложили поучаствовать в судействе конкурса молодых исполнителей в не самом большом городе России – я не знал чего ждать, но согласился. Мною двигало любопытство – и ничего более. Но стоило тебе появиться в центре сцены и начать играть – я точно увидел свою Хлою. Страсть. Отдача. Желание. Словно духовная сестра-близнец. Твой талант только зарождался, но я знал, что, если возьму тебя в протеже, ты засияешь на музыкальном небосклоне.

– Но… я больше не могу играть, – не переставая всхлипывать, прошептала Эмили. – Зачем тебе такая ученица?

– Я не считаю, что ты полностью утратила свой талант. Просто, после всего, что произошло, ему нужно время раскрыться вновь.

– Знаешь, – продолжил Марк, – когда я сидел перед больничной койкой, где лежала моя Хлоя, она, даже сквозь боль, не переставая улыбаться, поделилась, что больше всего сожалеет о том, что не сможет обрести собственную семью, стать мамой. Говорила, что всегда хотела оставить частичку себя в каждом, кто услышит ее игру, хотя могла оставить в этом мире намного больше – собственное дитя. Спустя столько лет, находясь здесь, я все надеюсь увидеть ее, нянчащуюся с маленьким ребенком, такую же улыбчивую, энергичную и неунывающую. Извини за бестактность, но вчера, услышав твой рассказ, я почувствовал непреодолимое желание помочь и был рад услышать, что ты решила оставить своего ребенка. Можешь считать это эгоизмом, но мне, старику, все равно. Теперь выбор за тобой.

Эмили смотрела на него, пока до нее доходил смысл слов, произнесенных ранее, и с каждой секундой понимала, насколько этот человек ей дорог. Он не был просто учителем, даже не был кем-то вроде отца. Он – друг, в котором она так нуждалась. Девушка обняла его и поцеловала в щеку.

– Спасибо, – искренне поблагодарила она дрожащим голосом, – спасибо, спасибо.

Глава 3

Самолет набирал скорость, и вот – оторвался от земли и под углом устремился в небо. Вскоре это огромная машина превратилась в небольшую точку, а спустя мгновение и вовсе исчезла из виду.

Эмили повторно – уже мысленно – попрощалась с родителями.

Они прилетали каждые два месяца с тех пор, как она сообщила о беременности. Каждый раз те преодолевали немалые хлопоты, не говоря уже о затратах на билеты туда и обратно, чтобы повидаться и с ней и внучкой. Эмили долго не решалась позвонить домой, постоянно репетировала, что будет говорить, и подбирала ответы на вопросы, которые могли возникнуть в диалоге. Первый, по ожиданиям, должен был касаться возвращения домой. Что бы она ни придумывала, ни прорабатывала в голове и на словах – в момент разговора все забылось, и попроси мама тогда улететь в Россию – Эмили не в силах подобрать нужные аргументы согласилась бы.

Однако ту ожидал сюрприз.

– Да, мама… прости, что так долго не звонила.

– Ничего-ничего, мы понимаем, что у тебя мало свободного времени из-за репетиций. Хотя, слышать тебя почаще было бы очень приятно. Ты же наша дочка, и мы по тебе очень скучаем.

– Прости, – Эмили не лукавила. Ей действительно было очень совестно. У нее хватило времени, чтобы поразмыслить о жизни. Наличие мечты – это отлично, а когда она побуждает действовать – и того лучше. Но что до чувств близких людей? Насколько твоя мечта влияет на их жизни? Часто приходится выбирать что-то одно.

– Эмили? С тобой все хорошо? А то голос у тебя странный? Ты не заболела?

– Нет, не заболела, просто…

Почему так сложно просто взять и сказать?!

– Эмили?..

– Я беременна.

Тишина длилась секунды, равносильные вечности.

– Что? Я не расслышала. Можешь повторить?

– Мама, я… беременна.

Вздох на том конце линии, через огромный океан, на другом конце планеты.

– Боже… Милая моя.

– Прости меня.

– За что? Доченька, за что ты извиняешься? Ведь это такая чудесная новость! Мне нужно срочно сообщить это папе…

– Постой! – от удивления она и не заметила, что едва не кричит. – Я же…

– Эмили, не переживай. Все хорошо, – мама успокаивала прямо как тогда, в детстве, когда выходило вопреки ожиданиям. – Ты мне только скажи, где ты сейчас живешь? Надеюсь, не в отеле?

– Нет…

– Хорошо-хорошо. Сняла квартиру?

– Нет – дом, – машинально ответила Эмили. Нить диалога ускользала от нее.

– До-ом? – протянула мама. – Так это же великолепно! – После небольшой паузы она продолжила: – Давай поступим следующим образом: я сейчас поговорю с папой, а потом перезвоню, и мы уже все вместе решим, когда нам лучше прилететь.

– Вам? Прилететь? Сюда?

– Ну конечно! Тебе сейчас летать нельзя, поэтому мы прилетим сами. – Это совершенно не так, подумала Эмили, но скоро поняла причины беспокойства мамы: та никогда не могла завести детей, потому любое действие, связанное с риском, исключалось.

Сказано-сделано. Спустя две недели после получения виз Эмили встречала изнуренных, заспанных, но счастливых увидеть дочь родителей в аэропорту Чикаго. Марка тогда не было в городе, поэтому она принимала их в одиночку. Она вкратце поведала о последних событиях в своей жизни, опустив эпизод, где присутствовал Влад и короткое возвращение в Россию, и наотрез отказалась произносить имя отца ребенка. Для нее это не играло значение. Ощущение обиды глубоко внутри – единственное напоминание. Когда рассказ дошел до предложения ее наставника, родители заметно напряглись, на что Эмили отреагировала молниеносно, сразу объяснив, что именно оно значило. Мама, дослушав до конца, задалась вопросом, насколько правильно жить в этом доме, а папа (на то он и отец) продолжал подозревать неладное, независимо от того, насколько Эмили доверяла этому человеку.

Их мнение (по большей части, мамы) изменилось, когда они лично встретились с Марком, прилетев в следующий раз. Конечно, они все уже были знакомы, но только как родители могли знать учителя их дочери. Марк общался с ними на равных, что положительно повлияло на взаимопонимание. Хотя папа полностью не оставил свои сомнения, мама же прониклась схожим с дочерью доверием. К тому же, Марк, как и обещал, очень редко появлялся в доме, но продолжал оказывать помощь даже на расстоянии, такую как получение Эмили Грин-карты, оплата счетов и прочее.

Эмили сама не заметила, как прилет родителей стал сродни празднику. Она ощущала их любовь, поддержку. А когда между ними возникало огромное расстояние, спасала видеосвязь: как минимум дважды в неделю Эмили созванивалась с мамой и общалась с ней часами. Она всерьез вслушивалась в мамины советы и папины наставления, хотя еще год назад считала, что способна всего достигнуть сама, без чьей-либо помощи.

И вот, уже с их внучкой, которой недавно исполнилось девять месяцев, она смотрела, как самолет исчезает в небе, и с нетерпением ждала, когда они встретятся вновь.

***

Год назад

Эмили сидела в гостиной своего дома и мирно общалась с Джессикой – соседкой тридцати лет, но выглядящей моложе. Они познакомились вскоре после переезда Эмили. В тот день она была предоставлена сама себе и занималась тем, что осматривала новое жилье. На втором этаже располагались три спальни: одна – Марка, вторая досталась к Эмили, а третья являлась спальней Хлои, в которой по-прежнему хранилось много ее личных вещей. Ментор пообещал, что ближе к сроку переделает третью комнату под детскую, но Эмили, даже не будучи суеверной, вежливо настояла, чтобы именно ее спальня перешла под эту задумку, а сама она уже займет последнюю.

В отличие от двух других, комната Хлои содержала в себе индивидуальность хозяйки. Здесь сохранилась энергетика юной скрипачки: будто она утром, едва взошло солнце, убежала на занятия и вот-вот вернется. Марк признался, что ему с трудом удавалось не то что зайти, а повернуть ручку двери, потому бывает он там крайне редко, доверяя уборку горничной.

Эмили сразу поняла, что у них с Хлоей разные характеры: она бы в жизни не повесила на стены постеры (пусть и символизирующие любовь к струнной музыке). Само помещение выглядело достаточно милым: кровать нежно-голубого цвета, письменный стол с выдвижными ящиками в тот же тон, идентичный комод, книжные полки над ним и небольшой шкаф-купе в углу рядом с входом.

Постояв немного в проходе, точно спрашивая разрешения, девушка вошла и сразу ощутила приятную мягкость от хождения по большому белому пушистому ковру. Водя пальцем по корешкам книг, она представляла, как Хлоя – здоровая и жизнерадостная – ищет глазами историю, которую недавно начала читать, и, найдя ее, позволяет себе расслабиться, отправляясь в путешествие по внутреннему миру писателя.

Эмили испытывала жалость к книгам, кровати, да и вообще ко всем вещам, находившимся в спальне, – их хозяйки уже давно нет, но они все равно мирно ждали на своих местах, словно не было болезни, не было слез по другую сторону стены, не было горя, разрушившего счастливую семью. Она взяла первую попавшуюся книгу и осторожно присела на кровать. Книга, как того следовало ожидать, была на английском. «Маленький принц» Антуана де Сент-Экзюпери. Она слышала про эту детскую сказку, но никогда не читала. Время за чтением пролетело незаметно.

…не забывай: ты навсегда в ответе за всех, кого приручил…

На этой фразе женское сердце забилось сильнее и не сбавляло темп до самого конца истории.

Закрыв книгу и с любовью погладив обложку, Эмили поставила «Маленького принца» на его законное место и поторопилась выйти – она не могла спать здесь. Во всяком случае, пока.

На кухне только вскипел чайник, когда в дверь постучали. Девушка от неожиданности вздрогнула – она здесь новенькая, ее никто не знал. Пока она стояла в нерешительности, постучали вновь – ненавязчиво, деликатно. Понимая, что рано или поздно это должно было случиться, Эмили подошла к главному входу и посмотрела в окошко рядом: на пороге стояла рыжеволосая молодая женщина. Ей ничего не оставалось, кроме как открыть дверь и узнать, что понадобилось незнакомке.

– Привет! – звонко поприветствовала она. – Меня зовут Джессика Палмер, я по соседству живу. На днях я заметила, что вы приехали сюда, а уезжать – не уехали. Вы родственница Марка?

– Н-нет, – растерялась Эмили. Она хорошо владела английским языком, но столь беглый говор женщины заставил усомниться в его знании.

– А кто вы ему тогда? – удивилась соседка. Не дав ответить, она охнула и с блеском в глазах, вытянув шею вперед, едва ли не шепотом спросила: – Вы его девушка?

– Я…

– Неужели он все же послушался моего совета? – уже громче и восторженней произнесла Джессика. – Я ведь ему говорила: «Незачем тебе одному сидеть, ты же вон какой мужик видный. И плевать на возраст! Ты же вылитый Ричард Гир!». И вот, посмотри-ка, – указала она на Эмили обеими руками, – какую красавицу нашел!

– Пожалуйста, подождите. – Эти догадки не лишены логики: Эмили переехала жить к мужчине, который на тридцать с лишним лет старше. Еще и беременной! Она не любила сплетни, но будь на ее месте любая другая – она бы точно предположила самый очевидный вариант. Срочно нужно брать ситуацию в руки, чтобы не навредить не столько себе, сколько честному имени Марка. Отступив в сторону, Эмили обратилась к женщине: – Позвольте все вам объяснить за чашечкой чая.

Изображая из себя гостеприимную хозяйку, она проводила Джессику в гостиную, предварительно взяв у той пальто и повесив на вешалку, и вскоре принесла две чашки: одну с чаем, другую с кофе (Джессика пояснила, что предпочитает именно его). И так Эмили поведала краткую историю их взаимоотношений с Марком.

– Вот оно как, – выслушав, кивнула соседка. – Знаешь, это не очень-то и правдоподобно. – Она увидела, что Эмили готова возразить, и опередила: – Но я тебе верю. Верю, что с тобой могло произойти подобное (почему это звучит как обвинение?). Верю, что Марк мог такое предложить – уже не первый год его знаю (значит ли это, что она также знала и Хлою?).

Джессика сделала последний глоток и призналась:

– Знаешь, дорогая, а я ведь пришла, чтобы разоблачить тебя. – Говорила она уже спокойно, без той безумной скорости.

Эмили удивленно уставилась на гостью.

– Да, именно так – разоблачить. Видишь ли, я не из тех, кто во всех видит добро. В нашем мире слишком много алчных и откровенно злых людей. Так много, что нужно очень постараться, чтобы их не замечать. А как увидела тебя, хозяйничающую в этом доме, – не могла не усомниться в чистоте твоих намерений. Мужики же, сама знаешь, чем чаще всего думают – они не могут заметить вблизи то, что женщина определит с милю. Потому и притворилась простодушной девицей из соседнего дома – манипуляторы клюют на таких, как пираньи, и потому совершают поистине глупые ошибки. Так что либо ты отличная актриса, либо не врешь.

– Я не вру, – она вложила в эти слова все силы.

– Очень на это надеюсь, – в голосе Джессики читалась твердость. Но тут она мягко улыбнулась и встала: – Что ж, не буду больше нагнетать обстановку. Спасибо за кофе!

– Постойте! – Эмили уже сама была на ногах. – Мисс Палмер, я…

– Просто Джессика, дорогая, ни к чему формальности.

– Хорошо… Джессика, можно задать вопрос?

– Конечно, – ответила она, опускаясь обратно на диван, – спрашивай.

– Марк… Каким он был раньше?

Джессика задумалась.

– Ты имеешь в виду после смерти Хлои?

Эмили кивнула.

– Хорошая была девочка, – грустно подвела она. – На нее смотришь – и не нарадуешься: сколько света она приносила с собой. Мы с мужем переехали сюда за два года, до того ужасного события. Я тогда была совсем молода – моложе тебя сейчас – и не особо хотела заводить детей. Ведь нашему браку не было и года – нужно же пожить вместе, посмотреть, как пойдет. Но стоило познакомиться с семьей Марка, в особенности с Хлоей, как во мне буквально пробудился материнский инстинкт. И вот – сейчас у меня два прекрасных сорванца одиннадцати и восьми лет: Генри и Крис. Хлоя… я то и дело вспоминаю о ней и молюсь за ее упокой. Никому такого не пожелаешь. Такие страдания пережить!..

Джессика остановилась.

– Можно мне еще кофе?

Эмили встрепенулась, будто резко вышла из транса.

– Да, конечно.

Приготовив новую порцию, Эмили передала чашку соседке и села рядом, ожидая продолжения.

– В нашем квартале не было ни одного, кто бы не поддерживал Марка и его семью в тот период. Все надеялись, молились, пока малютка Хлоя продолжала страдать в больнице. Узнав об окончании ее борьбы, я долго не могла прийти в себя: несколько часов подряд держала на руках Генри и плакала, не желала его отпускать. Муж кое-как меня успокоил. А что испытывали Кейт с Марком – боюсь и представить! Ну не должны родители хоронить своих детей! Не должны!

Эмили заметила, что Джессика так и не притронулась к напитку – только крутила в руках горячую чашку.

– Ни для кого не стало неожиданностью, что Кейт переехала, но все были удивлены тем, что Марк остался здесь. С нами он не общался, оно и понятно, но мы продолжали наблюдать за ним, время от времени проведывать, чтобы глупостей не совершил. Полностью пережить смерть дочери невозможно, но Марк… сильный человек; он, насколько смог, справился с потерей. Когда он вернулся к музыке, окунулся в нее с головой, всем, включая и его, стало легче: он меньше сидел дома, начал общаться с нами, соседями, принимать приглашения на местные торжества. Правда… люди относились к нему все так же. Был один случай на каком-то празднике – уже и не вспомню каком, – когда он сорвался. Марк желал обычного общения, когда все, включая меня, говорили с ним мягко и сочувствующе. Он закричал, обращаясь ко всем: «Ваша жалость мне ни к чему! Я потерял дочь, но это не значит, что вы должны относиться ко мне, как к больному, – от этого только хуже!»

Это на него похоже.

– И он был прав. Спасибо нашим мужчинам – вот что-что, а перестроиться они умеют! Здесь нам, женщинам, сложнее. Не прошло и недели, как они активно обсуждали с Марком спортивные события, политику и прочую ерунду, как ни в чем не бывало. Постепенно все пришло в норму. Относительную, конечно.

Джессика посмотрела на свою чашку. Поставив ее на журнальный столик, она вновь встала, готовая идти в прихожую.

– Фух! Засиделась я – нужно проветриться.

– Спасибо, – донеслось со спины. Джессика обернулась. Эмили продолжала сидеть и смотреть на соседку. – Спасибо, что рассказали. – Тут она поднялась и, неожиданно для той, обняла гостью.

– Не за что, дорогая, – ответила та на объятья.

Джессика, принимая из рук Эмили свое пальто, внимательно посмотрела той в глаза.

– Я надеюсь, что ты принесешь Марку чуточку счастья – он этого заслуживает.

– Я тоже на это надеюсь, мисс… ой, прости, Джессика.

Соседка ухмыльнулась.

– Не стесняйся приходить в гости и спрашивать совета по поводу… – Она провела пальцем круг перед животом Эмили.

– Благодарю. – Эмили долго боялась, что обрекла себя здесь на одиночество; та, кто чуралась незнакомых людей, обрела желание в познании нового неведомого ранее мира – соседского общения, а может даже дружбы.

Она, боясь резких движений, шаг за шагом изучала это явление. Не без помощи Джессики. Та пригласила девушку сначала на День Благодарения, после – на Рождество и Новый год. Конечно, слухов не удалось избежать, но Марк, будучи также приглашенным на основные праздники, поспешил разуверить соседей, назвав Эмили своей дальней родственницей, и ему, кажется, поверили. Тем не менее, Эмили поначалу всячески избегала чужих взглядов, но вскоре, опять же благодаря рыжей соседке, которая успела зарекомендовать себя хорошей подругой, она потихоньку скидывала с себя оковы. А какое удовольствие она получала от воскресных посиделок в чисто женской компании! Плавно Эмили влилась в жизнь среди соседей по кварталу.

В настоящий момент она переживала шестой месяц беременности. Живот значительно увеличился. И ее это не заботило, что несколько странно. Но не настолько, как то, о чем она не решалась поговорить ни с Марком, ни с Джессикой, ни с родителями, ни с кем-либо еще. Это что-то начинало не на шутку беспокоить Эмили.

Она ничего не испытывала к ребенку.

Ни любви. Ни привязанности. Ни нежности.

Ничего.

Глава 4

Поразительно, как иногда ничем не примечательные вечера могут преобразиться в нечто особенное, в чудесное воспоминание, о котором будут говорить, не сдерживая восторга. И все из-за одного крохотного, но столь важного события.

Начало июля. Эмили сидела в кресле и читала книгу, краем глаза поглядывая на Оливию, что сидела на полу и с деловитым видом раскладывала игрушки. По маленькому серьезному личику можно было смело судить – она знала, что делает. Она смотрела на плюшевых зверушек перед собой, переводя взгляд то с одной, то на другую, пока ее вниманием не завладел белый кролик, что лежал неподалеку.

Эмили, оторвавшись от чтения, замерла в ожидании. Она знала, что Оливия, забавно передвигая ножками и ручками, сейчас подползет, заберет игрушку и вернется на место. Уже пару месяцев как дочка научилась ползать, а это умилительное зрелище продолжало приковывать взгляд ее мамы.

Но вместо заученных движений, малышка присела на корточки и, упершись руками, принялась отталкиваться от пола. Она пыталась встать!

– О боже…

Эмили отложила книгу и быстро переместилась к тому месту, где лежал кролик. Опустившись, она протянула руки вперед.

– Давай, родная, у тебя получится! Какая ты молодец!

Оливия, не без усилий, встала на обе ноги и замерла, оглядываясь, – это совершенно новые, ранее самостоятельно не достигаемые высоты. Потом одна ножка сделала короткий шаг по направлению к Эмили, от чего девочка едва не потеряла равновесие и не завалилась набок. Следом был следующий шажок. Руки были чуть расставлены в стороны – она напоминала маленького канатоходца. Третий шаг уже уверенней. Четвертый стал рывком, из-за которого короткие черные волосы подались назад. Пятый предотвратил новую угрозу падения. Шестой сократил расстояние до минимума. На седьмом девочку обхватили мамины руки.

– Умница моя. Какая же ты умница! – Не сдерживаясь, Эмили целовала дочку в лоб и в пухлые щечки, тем самым щекоча малютку, вызывая у той смех. Она поражалась самой себе: всего несколько маленьких шагов – а сколько эмоций, радости, счастья они принесли.

***

Год назад

Эмили лежала на двуспальной кровати уже в новой спальне. Как и было решено, другую комнату, в которой она спала прежде, переделали под детскую, а та, что принадлежала Хлое, – переоборудовали. Весь синий гарнитур продали, постеры сняли, одежду упаковали в коробки и отнесли на чердак, книги отнесли в гостиную. Даже ковер – и тот заменили.

Эмили долго готовила себя к жизни здесь, в этой комнате. Пускай больше ничего не напоминало о прежней хозяйке, она не могла здесь долго находиться. Потому и приходила сюда последние месяцы по несколько раз в неделю, чтобы просто посидеть, почитать, попытаться привыкнуть. Удавалось ей это не всегда. Иногда она оставалась тут до позднего вечера, а иногда не выдерживала и получаса. Происходило что-то ненормальное: то поддержка, то ее противоположность – все точно исходило от стен вокруг. Эмили понимала, насколько это глупо, но не могла остановить себя от навязчивых мыслей о молодой девушке, которую она даже не знала.

А что бы подумала Хлоя, узнав, кто будет жить в ее комнате?

***

Последние две недели Джессика раз в два дня подвозила Эмили в госпиталь к ведущему беременность врачу – тот настоял на дополнительном наблюдении, с целью исключить малейшие патологии в развитии плода. Натягивая, уже ставшей дежурной, улыбку, она благодарила соседку за хлопоты, а та лишь отмахивалась: ей – домохозяйке, – мол, нечем себя занять пока муж на работе, а дети весело проводили летние каникулы с друзьями. Да и помочь подруге – для нее долг.

Эмили, находясь на переднем сидении, безучастно смотрела на пролетающие за окном городские пейзажи. День ото дня ей становилось сложнее притворяться, что происходящее вокруг хоть как-то ее заботит. До родов осталось две недели, но она по-прежнему не чувствовала ничего, кроме пустоты, несмотря на частые толчки и пинки со стороны ребенка. Это, как само собой разумеющееся, – не требует особого проявления эмоций.

– Ты в порядке?

Вопрос вырвал Эмили из раздумий. Она украдкой бросила взгляд на подругу.

– Да.

– Ничего не болит? Ничего не беспокоит?

Да, Джессика, беспокоит: я ничего не чувствую к своей еще не родившейся дочери и сомневаюсь, что что-либо изменится.

– Нет, все нормально. – Она отвернулась и снова уставилась в окно.

Джессика, одной рукой держа руль, нежно погладила Эмили по плечу.

– Ты же знаешь, ты всем можешь со мной поделиться.

Она промолчала.

– Все будет хорошо, – уверенно заключила Джессика.

Хорошо бы, если так.

Оставшийся путь они ехали молча, только из приемника доносилась легкая мелодия.

***

УЗИ – уже стандартная процедура. Холодный гель, легкое давление от прибора на живот, очертания ребенка на экране. Она видела ее через монитор столько раз, что уже не счесть, но никогда не могла сдержать удивления. Словно она смотрит на другую вселенную, никак с ней не связанную. Но проходят секунды, и удивление сменяется уже привычным равнодушием.

А вот кому не было безразлично, так это Джессике: она внимательно вслушивалась в слова врача, время от времени кивала, задавала уточняющие вопросы. Эмили же лежала в ожидания конца их диалога, надеясь, как можно скорее отправиться домой. Весь разговор свелся к тому, что осложнений нет; роды, как и планировалось, пройдут через две недели. Последнее, что спросил врач, прежде чем они ушли, желает ли Эмили воспользоваться эпидуральной анестезией, на что та незамедлительно дала согласие, не выслушав про возможные риски. Главное – снижение боли до минимума.

Возвращались они также в тишине. Джессика проводила Эмили домой, но уходить не торопилась. Она вошла вместе с ней и предложила заварить чай. Эмили монотонно поблагодарила. Возясь на кухне, соседка пыталась разговорить ее, но тщетно. Вернувшись и передав кружку Эмили, Джессика села напротив и принялась внимательно изучать подругу.

– Дорогая, тебе страшно?

Эмили подняла глаза и непонимающе уставилась на соседку.

– Что?

– Тебе страшно? Осталось ведь не так много времени. Чувствовать страх сейчас – это нормально, ты знаешь?

– Но я не боюсь.

– Нет? – удивилась Джессика. – А что тогда тебя беспокоит? Ты в последнее время какая-то не такая. Может, у тебя депрессия или что-то подобное?

– Нет, я не… – Эмили, нервно ерзая, усиленно старалась не встречаться с подругой взглядом.

– Ты плохая лгунья. – Она села ближе и взяла Эмили за руку. – Мне-то ты можешь сказать, что тебя тревожит.

Та сидела, боясь пошевелиться.

– Эмили, – продолжала настаивать Джессика. – Не держи все в себе – это вредно и для тебя и для твоей малышки. Она же чувствует твои беспокойство, переживания, любовь…

– Я НЕ ЛЮБЛЮ ЕЕ!

Крик пронесся по дому, отражаясь от стен, пола, потолка. Чашка с чаем разбилась на множество осколков. Эмили закрыла лицо руками и замотала головой.

– Что ты такое?..

– Я не люблю ее, – заплакала она.

Соседка крепко обняла беременную подругу.

– Я… я… ужасный человек. Я не смогу… бросить ее, но… и оставить тоже. Что мне делать? Она не… заслуживает, чтобы собственная мать… ненавидела ее, но я… буду! Ненавидеть ее, ненавидеть… себя, ненавидеть… его.

Плач перерос в настоящую истерику. Джессика, не в силах более сдерживаться, грубо убрала руки от ее лица и больно похлопала по щекам. Те покрылись бледно-красным оттенком.

– Успокойся. – Она повернула ее голову к себе, затем потребовала: – Посмотри на меня.

Та подчинилась. С заплаканными и жалобными глазами Эмили выглядела беззащитной, беспомощной, как никогда потерянной и испуганной.

– Расскажи мне все, и я помогу. Всем, чем смогу. Хорошо?

Эмили, шмыгнув носом, коротко кивнула.

***

Джессика обдумывала услышанное. Эмили настороженно ждала слов осуждения: где это видано, чтобы будущая мать не испытывала ярких положительных чувств к ребенку, растущему в утробе?

– Ты не виновата, Эмили. – Явно не это она готовилась услышать. – Ты не виновата, что сейчас чувствуешь безразличие. После всего, что произошло, это неудивительно. Ты пережила много событий за короткий срок – а это, хочешь не хочешь, большой стресс. Да к тому же ты часто остаешься одна. Но поверь, когда родится твоя девочка, ты перестанешь чувствовать себя одинокой. Дети все чувствуют, все понимают, порою, острее, чем взрослые, и они тоже хотят помочь. Все образуется. Тебе надо лишь подождать и запастись терпением.

– Т-то есть, когда она родится, я… полюблю ее?

– Я уверенна в этом, – улыбнулась Джессика. – Как только ты впервые возьмешь ее на руки, посмотришь в маленькие глаза, услышишь дыхание – ты полюбишь ее, как никого и никогда в своей жизни.

***

Уже… все?

Легкость. Удивительная легкость, несмотря на онемение. Она слышит детский плач. Чуть приподнимает голову и видит ее. Такая крохотная. Как игрушка. Акушерка подносит малышку для первого грудного вскармливания. Она принимает ее, держит, пытается посмотреть в глаза. Чувствует сосание.

Больше ничего.

Нет…

Никаких эмоций. Ничего не изменилось.

Глава 5

Теплый свежий воздух проникал сквозь приоткрытое окно. Щебетание птиц в тихом квартале совершенно не мешало людям наслаждаться субботним утром. Оно успокаивало: вместо того, чтобы раздернуть шторы, впустить в комнаты свет, умыться, принять душ и начать новый день с плотного завтрака, намного соблазнительней было понежиться в уютной постели еще несколько часов.

– Ма-а-ма! – Однако у кое-кого были другие планы.

Внезапное давление на тело резко вырвало Эмили из объятий сна. Едва стоило открыть глаза, как перед собой она обнаружила шкодливое маленькое личико, хитро глядевшее на только что проснувшуюся женщину. Девочка положила голову маме на живот.

– Ливи… – сонно протянула Эмили. – Ведь так рано…

– Нет, не рано, – не отрывая головы, ответила дочка. – Солнышко уже давно встало!

В этом вся она: неугомонная и упрямая – в каком-то смысле маленькая копия самой Эмили, но с некоторыми нюансами. Внешне Оливия мало отличалась от мамы: прямые и темные, словно ночь, волосы, ямочка на подбородке, овальная форма лица. Вот что явно разнилось, так это голубые глаза и рот, вернее – улыбка. С первой же секунды Эмили определила, от кого она досталась.

Характером дочь тоже во многом походила на мать: присущая еще в раннем возрасте самостоятельность сполна перешла к Оливии. Вот только проявление излишней нежности было в новинку: она волне могла, в процессе игры с игрушками, просто подойти к маме и молча обнять, а затем вернуться обратно. Такие порывы были столь случайными, но настолько же и приятными, что Эмили не могла сделать ничего, кроме как крепко обнять дочку в ответ и произнести слова любви. Та в ответ, слегка наклонив голову к плечу, растягивала рот в широкой улыбке, говорила: «Я тоже» и убегала возиться с игрушками дальше.

Эти моменты до безумия пьянили. Оливию не хотелось отпускать, хотелось держать так вечно, защищая от всех ужасов и несчастий мира. Стоило разомкнуть руки и почувствовать, как тепло, исходящее от дочери угасало, грусть серым камнем повисала на шее. И пусть дочка убежала совсем недалеко, частица страха все равно зарождалась глубоко внутри, и избавиться от нее можно лишь очередным объятием и поцелуями в щечки – мир вокруг заполнялся светом, жизнь становилась блаженной, а все проблемы – ничтожными.

Это ли не счастье?

Эмили сладко потянулась.

– Хорошо, встаю, дай мне пару минут, – произнесла она, не до конца проснувшись, гладя Оливию по голове. – Что ты хочешь на завтрак?

– Блинчики! – не задумываясь и секунды, радостно ответила девочка.

– Блинчики, значит? Но ты же их ела вчера. Может, хочешь что-нибудь другое?

Она замотала головой.

– Нет. Я люблю блинчики. – Оливия мило насупилась.

Уголки рта Эмили непроизвольно поползли вверх.

– Хорошо. Блинчики, так блинчики.

– Ура! – Вся хмурость на маленьком лице вмиг растворилась.

– С клубничным джемом, да? Твоим любимым?

– Да!

– Но сначала почисти зубки и умойся, хорошо?

– Ага! – Она уже выбегала из комнаты, но вернулась, обняла Эмили и сказала: – Я люблю тебя, мама.

– Я тебя тоже, милая.

Подтверждая свои слова, мать поцеловала дочь в макушку.

Никаких слов не хватит, чтобы передать, как сильно я тебя люблю.

***

Около двух лет назад

Как люди могут выглядеть столь радостными, держа на руках ребенка, с которым не связаны родственными узами? Они и вправду чувствуют радость или это какая-то игра, где нужно притворяться, что им есть до этого дело? В таком случае, кто судья? Кто определяет, победил ты или нет? И какая награда присуждается за первое место? Титул? Кубок? Может, просто победа ради победы? Чтобы почувствовать себя выше соперника, ощутить превосходство над ним?

Если так, то меня полностью разгромили.

Эмили, стоя у порога, поглядывала, как Марк качает ее дочь на своих огромных, по сравнению с ней, руках. С каждым днем она узнавала о нем что-то новое, видела с другой стороны, не связанной с музыкой. Эмили уже мало помнила того Марка – руководителя оркестра; теперь он словно заботливый родственник, с которым приятно проводить вечера за бессмысленными разговорами.

Он… не притворяется. Он и вправду радуется, держа ее на руках…

Ни малейшего сомнения.

До Эмили донеслись тихие слова, что нашептывал Марк. Нет, то были не просто слова… песня! Он напевал что-то, пока малышка, глядя на его улыбающееся морщинистое лицо, боролась со сном: то медленно прикрывала глаза, то резко открывала их вновь. Но сила колыбельной слишком велика – вскоре она заснула.

Марк осторожно положил девочку в манеж и укрыл одеялом. Убедившись, что ребенок глубоко спит, он, стараясь не создавать лишнего шума, развернулся к выходу и заметил Эмили. Секундное удивление сменилось теплой улыбкой. Марк вышел из детской комнаты и прикрыл дверь. Эмили не сдвинулась с места.

– Все в порядке? – обеспокоено спросил он. – Хорошо себя чувствуешь?

– Да, неплохо, спасибо.

Прошла уже неделя с момента выписки из больницы, но она все равно редко покидала свою спальню и почти не видела дочь (разве что во время кормления). Как объяснила Джессика – это нормальное состояние после родов. И хотя ему показалось это странным (с его женой подобного не случалось), он решил, что лучше довериться в этом вопросе опытной женщине. Некоторые проблемы способны решить только они.

– Мне нужно тебе кое-что сказать. Давай спустимся вниз.

Эмили кивнула.

Рухнув в кресло, Марк посмотрел на нее, устроившуюся на диване. После возвращения, он ни разу не замечал в ней проявления эмоций. Ни радости. Ни грусти. Ничего. В зрачках отсутствовала жизнь. Решив сразу перейти к делу, он сообщил:

– Наш оркестр отправляется в тур.

И тут он увидел. Страх. Выражения ужаса на лице. Словно в голове нажали на переключатель.

– Что? Когда?

– Послезавтра.

Эмили пристально смотрела на него, чего-то ожидая.

– Разве?.. – умоляюще начала она, – разве, ты не можешь… остаться?

– Ты сама знаешь, что не могу.

– Н-но… но… – Она задрожала.

– Эмили, спокойно. – Марк сел рядом и приобнял ее за плечо.

– Я-я не смогу… без тебя. – За нее говорила паника. Слова давались тяжело. – Н-не смогу… ухаживать за… ней.

– О чем ты говоришь? Конечно сможешь, – сказал он мягким тоном. – К тому же, тебе поможет Джессика. Не переживай – одна ты не останешься.

Эмили не могла говорить, не могла двигаться. Со стороны и не различишь: в сознании она или нет, лишь редкие подергивания плеч и дыхание выдавали ее.

– Что ты ей пел? – неожиданно спросила она. – Сейчас в детской?

– А, это. «Мерцай, мерцай, маленькая звездочка»1. Знаешь ее?

Конечно, она знала. Еще школьницей в музыкальной школе она часто слышала, как первую вариацию этой песни играли на фортепиано другие ученики.

– Я часто пел ее Хлое, пока та была маленькой. – Марк погрузился в воспоминания. – Она всегда действовала успокаивающе. Видимо, Ливи она тоже нравится.

«Ливи»? Это сокращение от Оливии?

При выборе имени Эмили взяла то, что первое пришло на ум, не задумываясь: подходит оно или нет. Что уж говорить о ласковых сокращениях?

– Если нужно, я могу записать для тебя текст, – предложил Марк, – чтобы ты сама пела ей перед сном.

Реальность все больше представлялась горой: холодной, недостижимой и беспощадной к каждому, у кого хватит наглости попытаться ее покорить. Теперь Эмили придется делать все самой: нянчиться, пеленать, разговаривать.

– Надолго ты уезжаешь? – снова перевела она тему, в попытках вернуть самообладание.

– На два месяца.

Эмили тихо простонала.

– Ну-ну. – Марк поглаживал ее по плечу. – Твои родители прилетают на следующей неделе, так?

– Д-да.

– Вот и славно.

Они продолжали сидеть в тишине, пока не услышали детский плач наверху. Марк высвободился из рук Эмили и, посмотрев на часы, напомнил:

– Скоро нужно ее покормить. Пойду пока все подготовлю.

Ответом послужил слабый кивок.

Он поднялся наверх. Эмили, понурив голову, напоминала статую. Хотелось бежать. Бежать без оглядки. Вперед. Ни на кого не обращать внимания. Оставить все позади.

Сознанием она была близка к этому, но вот телом… тело совершенно не подчинялось. Оставалось только одно – ждать. Ждать, когда вся жизнь окончательно пойдет под откос.

***

Следующий день прошел в спокойствии, а после, когда Марк уехал, начался ад. Один на один. Мать и дочь. Такие близкие и такие далекие друг другу люди. Одна не могла выразить причины недовольства, другая – терялась и путалась в догадках. Разговор и тот больше напоминал общение двух разных существ: ни вербальное общение, ни обмен жестами и близко не приносили желаемый результат.

Крики не прекращались. Отчаяние доходило до края.

Эмили обессиленно сидела перед манежем, где, отчаянно надрываясь, рыдала дочь. Она не понимала почему, ведь та была накормлена, а пеленки чистые. Значило ли это, что причина – боль? Поток мыслей беспорядочно крутился в голове. Ей самой хотелось кричать, рыдать, упасть навзничь – и будь, что будет!

А ведь не прошло и дня.

Что будет дальше?

Спасительный стук донесся снизу. Эмили, получив причину покинуть детскую, поспешила открыть дверь. На пороге стояла Джессика – сама надежда в человеческом обличии.

– Ваши крики доносятся на всю округу, – поведала она. Оценивающе взглянув на Эмили, та кивнула самой себе: – Тебе нужна помощь.

– Да, пожалуйста, – дрожащим голосом подтвердила Эмили. Она впустила соседку в дом и, попутно поднимаясь по лестнице, объясняла: – Я в ужасе – не знаю, что делать. Она кричит не переставая. Я ее кормила, пеленала, но без толку. У нее, наверное, что-то болит. Наверняка-же болит!..

– Не наводи панику, – оглянулась Джессика. – Возможно, причины не так страшны, как кажутся. – Обе женщины вошли в комнату. Подойдя к манежу, и взяв ребенка, соседка замурлыкала нежным голосом: – Кто это у нас тут плачет? Кому тут что-то мешает? Не волнуйся, Джесси тебе поможет, какая бы напасть ни случилась.

В качестве подтверждения она принялась покачивать Оливию, прижимая ее так, что голова выглядывала из-за плеча. Эмили зачаровано смотрела на эту сцену. Постепенно плач стихал, пока полностью не прекратился. А в качестве завершения Оливия отрыгнула воздухом. Вскоре она заснула на руках соседки.

– Умаялась деточка, – подвела Джессика, кладя малышку в манеж.

– Что это было? – изумленно спросила Эмили, когда они обе вышли за дверь.

– Обыкновенные колики. Ты же про них слышала на курсах?

Та лишь стыдливо отвела взгляд. Она посещала курсы для беременных, но одно дело, когда про это рассказывают, а другое – когда происходит на самом деле. Подруга положила руки ей на плечи и ободряюще произнесла:

– Не переживай. Пошли вниз – я напомню, что нужно делать в таких случаях.

Эмили слушала внимательно, не пропускала и слова, но сомнения в своих силах не переставали докучать.

Быть матерью… это до сих пор не укладывалось в голове. Раньше, в, казалось бы, далекие времена, когда ничего, кроме виолончели не занимало голову, жизнь проходила намного проще. Выучила одно произведение? Заучи его до совершенства! Заучила до совершенства? Приступай к новому! Одна забота – не перетрудиться, чтобы не получить травму. А так – играй, играй и играй!

Музыка. Как же она скучала по ней! По прикосновениям к корпусу, струнам, смычку. По чувству вибраций только-только исходящих от инструмента, которые в ту же секунду разлетались по окрестностям в виде нот, преисполненных красотой.

А что теперь?

Вместо смычка, гуляющего по струнам, – частые ежедневное кормление, от которого болела грудь. Вместо нот – крики. Вместо виолончели – грязные пеленки.

Близился год, как Эмили в последний раз пыталась играть, но инструмент не покидал спальни: от одной только мысли о помещении виолончели в темный чулан сердце музыканта сжималось и болело. Так она и стояла в дальнем углу комнаты.

По крайней мере, она не одинока.

***

Джессика очень подробно растолковала все, что касалось коликов у новорожденных: возможные причины, какие действия нужно предпринимать. Дала еще несколько советов по поводу обращения с ребенком.

– Важно – найти общий язык.

С этим будут проблемы.

Эмили многозначительно промолчала.

– Звони мне, если что-то еще не помнишь, – сказала Джессика. – Если станет тяжко – тем более звони, не тяни. И не расстраивайся, если что-то не получается. Так ты навредишь не только себе, но и дочке. Поняла?

– Да…

– Я верю в тебя. – Подруга обняла ее, собираясь идти домой. – Помни: общий язык – это важно.

– Общий язык – это важно, – пролепетала Эмили.

Попрощавшись, Эмили закрыла дверь и осела на пол, наслаждаясь столь восхитительной тишиной. Полученная информация нуждалась в осмыслении, но это могло и подождать. Закрыв глаза, Эмили старалась избавиться от всех мыслей, от всех невзгод и просто побыть нигде и никогда.

Истошный плач, как удар по голове, вернул ее в настоящее.

***

Так продолжалось несколько дней.

Эмили старалась изо всех сил, прибегая к советам соседки. Порою, они помогали, но ненадолго. Что-то все равно стояло между ней и Оливией, как невидимая стена, не подпускающая одну к другой. Когда Эмили держала дочь, пытаясь напевать колыбельную, та крутилась и вертелась, будто само нахождение на руках было чем-то неправильным.

Эмили мало спала, мало ела. Собственные движения казались чужими, неестественными. Отдыхала она только тогда, когда на помощь приходила Джессика, при которой Оливия моментально менялась: становилась тихой, смеющейся малышкой.

Да ты издеваешься! Почему ты ластишься ко всем, кроме меня? Ведь это я – твоя мать!

Хоть подруга и пообещала помочь, Эмили сама ее не вызванивала, и та приходила, в основном, по собственной инициативе каждый день, после полудня.

Подруга, естественно, замечала состояние Эмили и всякий раз спрашивала, почему та не обращается к ней в минуты необходимости, но внятного ответа так и не получала. Когда она заикнулась, что, если ничего не изменится, нужно будет обратиться к специалисту, Эмили ответила категорично:

– Нет.

– Посмотри на себя! Ты же прямо на глазах затухаешь. Это опасно, дорогая. Я ведь хочу тебе помочь…

– Мне все равно! – резко ответила Эмили и скрылась в своей спальне, не выходя оттуда, пока Джессика не проведала ее перед уходом. Она лежала, подогнув под себя ноги, и, отвернувшись, смотрела в стену. Подруга присела на край кровати.

– Я не буду говорить, что знаю, каково тебе, – начала она. Затем осторожно спросила: – Ты, как и прежде, ничего к ней не чувствуешь, так?

Ответом стало молчание. Никто, кроме Джессики, не знал об этом. А притворяться уже не было сил.

Подруга протянула руку и дотронулась до плеча Эмили.

– Послушай, дорогая. Твое состояние заставляет меня нервничать. Я боюсь за тебя, – призналась она, – и боюсь за Оливию.

– Думаешь, я могу ей навредить? – сухо подала голос Эмили, не оборачиваясь.

– Надеюсь, что нет, но благодаря проклятым СМИ, люди чаще всего предполагают худшие варианты, – честно ответила Джессика. – Потому и прошу: если понимаешь, что не справляешься, – не мучай себя. Тебе помогут, если ты сама позволишь.

Вновь молчание.

– Ладно. – Джессика встала. – Мне пора. Уже поздно, муж вот-вот приедет, – пояснила она и повторила: – Если что – звони.

Эмили слушала, как звуки шагов становятся все тише и тише. Входная дверь мягко захлопнулась, и все пространство вокруг заполнилось тишиной. Веки сомкнулись против воли.

***

Радио-няня подала признаки жизни. Глаза Эмили вмиг распахнулись. Взгляд на часы дал понять, что прошло всего три часа, но сил они не прибавили. Вяло передвигая ногами, она прошла пару метров, отделяющих комнаты, и медленно подступила к детской кровати.

– Ну что? – спросила Эмили дочь, находясь на грани истерики. – Что тебе еще нужно? Почему ты не можешь просто тихо спать?

Она получила ответ, когда почуяла запах.

Бормоча себе под нос, она вымыла и перепеленала Оливию, а после выбросила грязный подгузник. Но дочь не успокаивалась и продолжала хныкать. Убедившись, что та не голодна, Эмили принялась покачивать ее, как качала Джессика. Но Оливия продолжала брыкаться, показывая свое недовольство.

– Хорошо-хорошо! – подняла голос Эмили, помещая дочь обратно на кровать. – Вот! Теперь ты довольна?

И снова безудержный плач.

– Я так не могу! – снова сорвалась она. – Ну что тебе еще нужно? Дай хотя бы подсказку, что именно тебе нужно! Я не могу тебе спеть – тебе это не нравится. На руках у меня тебе тоже не нравится. Что? Что я могу сделать, чтобы ты, наконец, успокоилась?

Эмили была на грани. Все, что бы она ни делала, было хуже, чем то, что делали другие. Возможно, именно это и пыталась донести до нее дочь. Слезы покатились по щекам. На удивление, малышка притихла и удивленными глазками смотрела на мать. Эмили заглянула в них сквозь прозрачную пленку.

Что бы я ни делала, получается хуже, чем у других.

Только в одном я была лучше…

Озарение.

Вспышка.

Надежда.

Эмили быстро вернулась в детскую, села напротив манежа, так, чтобы перед Оливией открылась полная картина. В руках она держала виолончель. Убедившись, что дочка смотрела на нее, она медленно поднесла смычок к струнам. Неуверенно. Боязливо.

Я справлюсь.

Глубоко вздохнув, Эмили коснулась струн. Год без практики, страх не услышать ноты, безысходность – все начало отступать. Неторопливо. Размеренно. С каждым движением смычка. Рука двигалась сама. Стоило ей услышать мягкую мелодию – испарились все признаки усталости. Звуки мягко обволакивали комнату; казалось, что их можно заметить, как они плывут вокруг матери и дочери, неторопливо лаская. Эмили играла, слушала, проникалась каждой секундой. Она не думала ни о возвращении таланта, ни о тоске по прошлым временам. Она просто наслаждалась.

Последний барьер рухнул – слезы хлынули из глаз, но на сей раз – они были целительными. С каждой пролитой каплей уходила боль, уходил страх. Душа наполнялась теплотой. Сердце забилось спокойней. Дышать стало легче. Тело – словно перышко. Мир вокруг перевоплотился, стал приятней на ощупь.

Эмили, закончив игру, подняла веки и посмотрела на единственного слушателя. Та мирно глядела на мать. Когда их взгляды встретились, послышался короткий смешок. Тут Эмили ощутила то, чего уже не надеялась когда-либо постичь.

Любовь.

Она ее обрела.

Ощутила всем телом.

Не в силах сдерживать эмоции, Эмили отложила инструмент и взяла Оливию на руки.

– Родная моя, прости меня, прости. – Она плакала, смеялась, целовала дочку и обнимала так, как никогда раньше. Новое, невероятной силы чувство переполняло тело, и она не знала, как в полной мере это выразить. – Прости меня за весь холод. Прости за все грубые слова. Я люблю тебя. Люблю.

Эмили качала дочку и нашептывала нежные слова, пока та не заснула. В первый раз Оливия не пыталась вырваться у нее из рук. Уложив малышку на кровать, она прошептала:

– Ты спасла меня. Ты спасла меня, Ливи. Я никогда, никогда не смогу восполнить этого сполна. Но обещаю тебе – я приложу все усилия. Спи крепко. – Она поцеловала дочь в лобик и тихо вышла, чуть прикрыв дверь.

Вернувшись в спальню, Эмили первым делом взялась за телефон и набрала номер.

– Эмили? – послышался сонный голос Джессики. – Что-то случилось?

– Да! – Скрыть восторг было нереально. – Да, случилось!

– Что случилось? Что-то плохое? Говори!

– Нет! Совсем нет! Произошло нечто удивительное, потрясающее! Мы нашли общий язык!

– Подожди-подожди! Общий язык? С Оливией?

– Да! Именно!

– Слава Богу! – Эмили не могла видеть, но судя по голосу, с души соседки только что упал гигантский камень. – Я так за вас рада! И что это? Что вам помогло?

– Музыка, – после небольшой паузы ответила Эмили, по-прежнему не до конца веря.

– Музыка? – переспросила Джессика, не скрывая удивление. – Невероятно! Утром мне все-все подробно расскажешь. – Она замолкла. – Теперь же все будет хорошо, правда?

– Да. Я уверена в этом.

Глава 6

Этот день настал.

В это трудно поверить.

Время бессердечно. Оно подбирается, хищно глядя на жертв и нападает именно тогда, когда этого меньше всего ждешь. Наносимые удары точны и жестоки – оно наперед знает, где находятся самые незащищенные места. Не составляет труда предугадать, куда будет направленна следующая атака, но это мало что решит – силы сторон изначально неравны. Можно прибегнуть к хитрости, но и это окажется бесполезным – время заберет свое.

Любая битва с ним – заранее проиграна.

Эмили смотрела на разворачивающуюся перед ней сцену, испытывая при этом эмоции, не вписывающиеся в рамки положительных или отрицательных.

Оливии…

…ее маленькой девочке…

…исполнилось пять лет.

Дом был полон довольными детскими и взрослыми голосами. Эмили сама не ожидала, что столько народа соберется на праздник. Сама она надеялась на спокойные и мирные посиделки в обществе самых близких людей: родителей, Марка и Джессики. Но это был не ее праздник, не ее день. Оливия выразила желание позвать своих многочисленных друзей по детскому саду. И, как оно и положено, вместе с детьми пожаловали и их родители: одни – парами, некоторые – в одиночку.

Предварительно посчитав количество гостей, Эмили поразилась – такого числа человек она никогда здесь не принимала и столько еды не готовила. На выручку пришла мама и Джессика, которые неплохо поладили между собой, даже несмотря на ломаный и односложный английский матери. Эмили взяла на себя роль переводчика, потому совместная работа и удалась на славу – блюд и закусок хватало, чтобы накормить человек тридцать, а того и больше.

Само торжество проходило без особых потерь: разбилось всего три тарелки, и то – детских. Оно и понятно – в отличие от взрослых, дети не сидели на одном месте. Закончив с едой, они все умчались на задний двор, где их ждал огромный батут. Благо день оказался теплым и солнечным, какой и ожидаешь от середины июля.

Хоть с ними всегда находился кто-то из взрослых, Эмили не прекращала время от времени бросать взгляды в сторону окна, выходящего на задний двор. Неторопливо потягивая вино и ведя светские разговоры с гостями, она смотрела, как ее девочка, лучезарно улыбаясь, играет со своими друзьями.

Ей уже пять лет…

В жизни дочери наступал новый период – совсем скоро она пойдет в подготовительную школу. Эмили плохо помнила себя в ее возрасте, но точно знала – столько друзей у нее никогда не было: ни в детском саду, ни в начальной школе, ни в старшей. Все переживания, связанные с самостоятельностью, которая могла обернуться для Оливии отчуждением ото всех, не оправдались. Эмили сама не раз была свидетелем общения дочки со сверстниками. Присуще ли детям уважение? Она не знала, но только так – уважением – могла назвать то, что увидела. Оливия мало того, что не избегала общения с другими детьми, – она, напротив, являлась той, на которую все остальные могли положиться: никому не отказывала в помощи, успокаивала тех, кто плачет, стыдила тех, кто этого заслуживал. Будучи не самой старшей в группе, Оливия проявляла себя не по-детски взросло.

И вот, через месяц настанет новое испытание – школа, пусть и подготовительная. Справится ли она? Смотря на эту маленькую непоседу, у Эмили не оставалось сомнений.

Справится. Определенно справится.

Это будет нелегко, – опускала она себя на землю, – в первую очередь – для Оливии, но Эмили верила, что, прикладывая те же – а может и большие – усилия, она поможет Ливи вырасти такой девушкой, что не растеряет нынешние качества, а то и многократно их приумножит.

Заметив через окно взгляд мамы, Оливия остановилась и, улыбаясь, помахала ей. Эмили помахала в ответ.

Уже пять лет!..

***

Солнце заходило за горизонт, когда ушли последние гости. Эмили истощилась как физически, так и морально. Хотелось тишины, покоя, чтобы не было никого, кроме самого близкого человечка рядом – Оливии. С ней ей всегда легко. С тех пор, как Ливи начала посещать детский сад, Эмили часто оставалась в одиночестве, потому и время, проведенное вместе с дочерью, становилось вдвое, втрое ценнее. Сидеть дома, пока ее нет, стало невыносимо. Она начала задумываться о том, на что потратить свободное время, которого, к слову, было не мало. Первое, что пришло на ум, – научиться водить автомобиль. Необходимость в этом появилась почти сразу, стоило Оливии пойти в детский сад – их обеих до места подвозила Джессика. И пусть тогда даже думать о покупке машины было глупо (Эмили по-прежнему жила за счет Марка), желание самостоятельно возить дочку, проводить с ней наедине еще одну часть дня побудило к следующим шагам.

Эмили как бы заново становилась взрослой и самостоятельной. Сначала получила водительские права, затем занялась поиском работы, так как не хотела полагаться только на благотворительность со стороны Марка и родителей. Со вторыми она успела несколько раз серьезно повздорить на эту тему. Мама рассчитывала, что Эмили вместе с дочкой переедут в Россию, но та сразу высказалась против. Эмили ни под каким предлогом не собиралась возвращаться, потому и говорила первое, что приходило на ум: Оливия не знала русского языка, здесь у нее полно друзей, а что будет там – неизвестно. Эмили откровенно защищалась дочерью в этом вопросе, но все слова и мысли были искренними. После долгих споров родители сдались и продолжали навещать их раз в два месяца.

Когда Эмили занялась поиском работы, она ограничилась одним направлением – музыкой. Способность играть, словно чудо, вернулась, и теперь почти каждые вечера заканчивались небольшим выступлением у кровати дочери. Для них обеих это стало ритуалом, означающим, что день завершился хорошо. Эмили боялась, что одна и та же мелодия приестся и потеряет свою значимость, и старалась подбирать что-то новое. Вот только многие из тех композиций, которые она когда-либо играла и которыми восхищалась, казались ей неподходящими для детского восприятия – слишком будоражащие, даже, возможно, пугающие. Когда Эмили об этом задумалась, на ум пришел рассказ Марка о Хлое, что пренебрегала классическим исполнением. Эмили, когда-то считавшая, что классика должна оставаться классикой и ни в коем случае не подвергаться изменениям, решила переступить свои принципы и попробовать подкорректировать мелодии таким образом, чтобы их звучание стало достаточно нежным для детского слуха. Задача была не из легких и требовала серьезных репетиций. Эмили начала заниматься на первом этаже, пока Оливия, будучи еще младенцем, спала наверху. Вновь этот прилив сил. Вновь это трепетное ожидание. Вновь чувство значимости от каждого движения смычка. Ее не ждал полный концертный зал. Не ждали громкие овации. Но теперь все действия казались значимей, чем когда она выступала с оркестром. Всего один слушатель – а сколько ответственности! Сколько желания угодить! Она не могла подвести ее и играла так, как не играла ни перед кем и никогда. Одно выступление важнее другого. И вид этой маленькой девочки, полный восторга, – вот истинная награда!

Эмили подавала объявление об обучении игры на виолончели на дому, но затея провалилась. Популярностью пользовалось фортепиано, к которому Эмили прикасалась разве что при уборке. Когда Марк узнал, что к Эмили вернулся талант, то предложил как-нибудь сыграть дуэтом. И тогда, когда он был дома, они исполняли композиции для фортепиано и виолончели, что приводили в восторг, как самим исполнителей, так и слушательницу, что сидела в детском стульчике.

– Давай, я свяжусь со своими знакомыми? – спросил он, когда Эмили поделилась своими мыслями о работе.

– Прости, – покачала она головой, – но я откажусь. Я не смогу сейчас полностью отдаться выступлениям. Да и эти многочасовые репетиции, гастроли…

– Подожди-подожди, раскатала губу, – смеясь, остановил Марк. – Я говорю не про оркестр. Я работал со многими талантами, которые сейчас довольствуются небольшими концертами в городе. Коллективы разные, выступления тоже. Мне кажется, это неплохой вариант, учитывая твое нежелание отдаляться от Ливи.

Он видел ее насквозь. Эмили не сомневалась, что если немного поднажать, войти в колею, то возвращение на большую сцену не заставит себя ждать. Однако это также бы и означало, что с дочкой она будет видеться куда реже. На это она пойти не могла. Хотя слова Марка вызвали интерес. Она задумалась.

– Спасибо, Марк, но не стоит.

– Почему?

– Представь, как это будет выглядеть со стороны: ты договариваешься с кем-то, меня принимают, но не из-за моей игры, а потому что этот «кто-то» – твой знакомый. Я не хочу, чтобы ко мне предвзято относились.

– Эмили, – сказал Марк, – ты знаешь мое отношение к набору новичков?

– Да, – кивнула она, непонимающе, – знаю.

Его строгость и требовательность касались не только репетиций перед важным концертом, но и любого этапа жизни оркестра. У многих не хватало терпения выдерживать напор, и они вынуждено покидали коллектив, но даже к тем, кто остался, требования не смягчились, если не повысились.

– Так вот, представь, что есть кто-то, кто еще более серьезен, чем я.

Брови женщины поползли вверх.

– Ты не думай, – продолжил Марк, – что, если я устрою для тебя прослушивание, ты обязательно его пройдешь. И уж точно никто не возьмет тебя за красивые глаза или из-за знакомства со мной.

После этих слов Эмили засомневалась: если все будет так, как он говорит, то есть ли вообще шансы где-либо закрепиться?

Пока не попробую – не узнаю.

– Хорошо, Марк, – ответила она с благодарностью. – Я буду рада, если ты мне поможешь.

В скором времени наставник познакомил Эмили со Скоттом – тридцатилетним пианистом, красивым собой, с короткими черными волосами и аккуратной бородкой. На жизнь он зарабатывал тем, что играл на званых вечерах и в музыкальных ресторанах, причем не классику, а композиции собственного сочинения. Игра перед ним не обошлась без нервозности: порой Эмили не попадала в такт, где-то торопилась, где-то запаздывала. Но, все же найдя силы взять себя в руки, она исполнила последнюю композицию идеально, без малейших ошибок. Скотт был поражен, хоть и не упустил из внимания сбитое начало. Он предложил играть дуэтом, иногда – квартетом, куда, помимо него, будут входить его хорошие друзья. Но с условием, что Эмили будет серьезно относиться к репетициям. Она честно призналась, что воспитывает малолетнюю дочь, и потому не может много времени посвящать музыке, на что тот в ответ показал расписание, спросив, сможет ли она ему следовать. Не скрывая удивления, Эмили обнаружила, что три репетиции в неделю в первой половине дня и две игры по вечерам в пятницу и субботу идеально ей подходят. Да, это означало, что в эти дни Оливию придется на кого-либо оставлять, но это малая жертва. Эмили с радостью согласилась.

Через пару месяцев после начала работы со Скоттом, Эмили накопила достаточную сумму для покупки подержанного, но в хорошем состоянии автомобиля. Достойные деньги, получаемые с концертов, заставили задуматься о съеме квартире в городе для более легких поездок в детский сад и на репетиции. В уме доносился нравоучительный тон мамы, которая говорила, что хватит сидеть на шее у доброго человека. Когда она поделилась этим с Марком, выражение его лица приняло болезненный оттенок.

– Ты знаешь, насильно я держать вас не буду…

Он сильно привязался к ним. Как к Эмили, так и к Оливии. Когда он возился с малышкой, его лицо будто молодело. Марк отвык от одиночества и, гастролируя по стране, всегда знал, что, а главное – кто ждет его дома, напоминая о давних счастливых временах. Когда Оливия назвала его «дедушкой», у него на лице появилось настолько забавное выражение, что Эмили не удержалась от смеха.

Эмили не хотела лишать человека, столько для нее сделавшего, этих мгновений, вновь обрекая его на одиночество. Да и ей самой не хотелось покидать этот дом. И потому она продолжала жить там вместе с дочкой на протяжении уже шести лет.

Эмили закрыла за последним гостем дверь и вернулась в гостиную, Марк мирно общался с ее родителями. Не успела она присесть на диван, как услышала звуки быстро приближающихся шагов маленьких ножек.

– Мама. – Ливи подбежала и обвила ее руками. Она уже успела переодеться в ночную пижаму.

Эмили притянула малышку к себе.

– Ну как? Тебе все понравилось?

– Да! Все было тааак здорово! Сэм постоянно так смешно падал на батуте!.. – Оливия начала перечислять все события за день.

– Я рада, Ливи, очень рада, – устало протянула Эмили, невольно зевнув. Раз дочка довольна, то и она сама довольна тем, как прошел этот день.

– Мам? – спросила Оливия, чмокнув маму в щеку. – Ты сыграешь сегодня?

От заданного вопроса по телу пробежала новая волна усталости – намного сильней предыдущей. Но это была их традиция, которая, не всегда соблюдалась в связи с концертами в городе, что заканчивались достаточно поздно. В таких случаях Оливия оставалась у Джессики, пока не приедет Эмили, чтобы забрать и перенести ее, сонную, домой, в собственную постель. Но сегодня она здесь, у дочки день рождения – отказывать никак нельзя!

– Конечно, – тепло улыбнулась Эмили.

– Хочешь, сыграем вместе? – предложил Марк.

Дом заполнился звуками музыки. Марк сидел за фортепиано, рядом расположилась Эмили. Композиция была медленной, воздушной, и приносила с собой ароматы летнего поля в солнечный, но не жаркий день. Идеальное завершение вечера. Эмили чувствовала разницу в игре Марка и игре Скотта. Если первый, в какой-то степени, консерватор, то второй – исследователь, предпочитающий всегда находиться в поисках нового, неведомого прежде звучания. Привыкнув к темпу одного, сложно подстроиться под другого. Марк это, несомненно, понимал, потому подстраивался сам, давая вести ей.

Закончив, Эмили по привычке приподнялась, и Марк, подыгрывая ей и здесь, встал тоже. Они коротко поклонились под аплодисменты трех человек.

Пришло время готовиться ко сну. Когда прилетали родители, Эмили перебиралась в спальню Оливии. Марк, как и всегда, скрылся в своей. Умывшись и проконтролировав дочку, чтобы та тщательно почистила зубы, Эмили легла в кровать, и спустя мгновение к ней присоединилась Ливи. Кровать хоть и рассчитана на одного человека, но места хватало сполна. Под одеялом Эмили почувствовала обхват миниатюрных ручек и тесное прижимание тела дочери. И вот – маленькая голова уже вынырнула, и даже в темноте сияющие небесами глаза счастливо смотрели на нее.

– Я люблю тебя, – произнесла Оливия.

– И я тебя, милая. – В подтверждение своих слов Эмили чмокнула дочку в нос, отчего та забавно зажмурилась.

– Щекотно! – Она не намеривалась оставаться в долгу и ответила тем же действием.

Эмили крепко обняла Ливи.

– Давай спать.

– Хорошо, – сказала она, кладя голову маме на плечо, не разжимая рук. – Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Как же быстро летит время…

Глава 7

Эмили проснулась. Она приподнялась и потянулась руками ввысь. По ним до плеч прошла приятная волна, пробуждающая, избавляющая мышцы от затекания. Окна в квартире выходили на запад, потому солнечный свет не мог потревожить спящих. Рядом на кровати послышалось движение.

– Привет.

– Доброе утро, Скотт, – поприветствовала Эмили. – Хорошо спалось?

– Да, очень, – признался он, бросая взгляд на ее обнаженную спину. Не сдерживаясь, он поднес к ней руку – негрубую, теплую – и ласково погладил. Женщина лишь кротко улыбнулась, смотря на него через плечо. – А ты?

– Да, – ответила она, – я тоже.

Можно ли назвать то, что происходило между ними, служебным романом? Ведь они были и оставались коллегами, равноправными участниками музыкального дуэта. Кроме того – у них довольно быстро сложились отношения, которые вполне можно назвать дружескими. Невзирая на то, что в неделю у них проходили две-три репетиции и одно-два выступления, виделись они гораздо чаще. Скотт частенько приглашал Эмили на прогулки по городу, на культурные мероприятия, да и просто на совместный ланч, и она соглашалась, если не была занята домашними обязанностями, и пока Оливия находилась в детском саду. Но сразу оговорила, чтобы избежать недопонимания, что ничего романтического ждать не стоит. Объяснила она это по-простому: нет времени. Но это была вершина айсберга. Все, что она делала, – только ради Оливии. Точка.

Сам Скотт не давил и ни на чем не настаивал. Побывав уже однажды в браке и пережив развод – при этом детей у него не было, – он не горел желанием, как можно быстрее, связать себя узами брака вновь. Ему просто нравилось находиться в обществе женщины, что разделяла его увлечения. Их непринужденные разговоры стали глотком воды в жаркий день. Как для него, так и для нее. Эмили и не заметила, насколько взволновано ждала их новой встречи, хотя и не забывала повторять: «Никаких переходов за рамки!»

Но как бы безмятежно они ни вели себя вне сцены, во время репетиций и выступлений вновь становились партнерами по дуэту, где ответственность и серьезность превыше всего. Музыка в исполнении Скотта восхищала и вдохновляла Эмили, и однажды он предложил ей собственные партии, написанные для виолончели, специально для нее. И если то, что он сочинял для фортепиано, получалось, в конечном итоге, превосходным, полным страсти и искренности, то, возможно, из-за отсутствия богатого опыта, написанное для ее инструмента вызывало вопросы. Эмили даже не пришлось играть – одного поверхностного взгляда на ноты хватало, чтобы определить в каких моментах будет фальшь. Когда Скотт спросил, сможет ли она внести изменения, Эмили замялась – она никогда не пыталась, даже не задумывалась, написать что-то свое, пусть и в соавторстве. Он не требовал сиюминутного шедевра, сказал, что ничего страшного, если не получится. Подумав, Эмили решила попробовать. И, что самое удивительное, первый блин не оказался комом. Впервые исполненная композиция вызвала пусть не бурные, но громкие овации, окончательно открыв перед виолончелисткой новые творческие просторы. Они продолжили совместное сочинительство и за три последующих года выпустили пару альбомов, которые снискали частичку славы в музыкальных онлайн сервисах. Также с подачи Скотта было снято с дюжину видеороликов, демонстрирующих их живое исполнение, что одновременно стало и рекламой, и еще одним способом получения награды за труды.

Предложения выступать в более серьезных коллективах не заставили себя ждать, но Эмили отвечала отказом. Ей нравилось внимание публики, нравилось совершенствовать свою игру, но это больше не являлось первостепенной целью. В деньгах она не купалась, но на жизнь, что ей, что дочке, вполне хватало. Нужды срываться в бессонный круговорот музыкального бизнеса не было. Эмили довольствовалась малым, и это полностью устраивало.

– Ты читала комментарии к вашему последнему ролику? – спросила Джессика во время очередной их беседы у Эмили дома. Судя по веселым ноткам в голосе, та собиралась сообщить нечто занимательное.

– К последнему? – переспросила Эмили, задумавшись. Скотт загрузил его в сеть на прошлой неделе – на тот момент их третья запись, еще до выхода первого альбома. Она честно ответила: – Просматривала, но не все.

– Один школьник написал, что ваши работы играют в его школе, в столовой, во время обеденного перерыва.

– Ого! – Эмили была искренне удивлена.

– Вот-вот! – закивала подруга. – Не знаю, насколько это правда, учитывая всю эту ерунду с авторскими правами, но здорово, если так. Кстати, – после небольшой паузы она сменила тему, – как у вас со Скоттом продвигается?

– В смысле? Все, как и всегда – мы хорошие друзья, и работать с ним – сплошное удовольствие.

Джессика махнула рукой.

– Да я не о работе. Как у вас? Продвигается?

Эмили поняла эти недвусмысленные намеки. Теперь очередь махать рукой подошла к ней.

– О чем ты говоришь? Ты же знаешь – мне не до отношений. Мне хватает Ливи, чтобы быть счастливой. – Упомянув дочку, она нашла ее взглядом. Она увлеченно что-то рисовала, сидя за миниатюрным столиком.

– Глупая ты, – бросила подруга. – Можно, конечно, прожить в одиночестве, но какой в этом смысл?

– Но я же не одинока, – защищалась Эмили.

– Да-да-да, знаю: Оливия, друзья и все такое. Я не собираюсь тебя учить, да и не имею на это права. Просто, знаешь, не то, чтобы я сравнивала, – ты хорошая мать, – но мне знакомы случаи, когда детей, так сказать, «перелюбили». Те родители полностью посвятили себя ребенку, и в итоге они выросли инфантильными и неготовыми к жизни. Дети чаще всего перенимают видение мира от родителей, и если им подать неправильный пример, то последствия будут не очень хорошими.

– То есть, хочешь сказать, что я подаю Оливии плохой пример? – голос Эмили начинал повышаться.

– Успокойся. Я не это имела в виду. – Джессика стихла, осторожно обдумывая следующие слова. – Я к тому, что если ты не перестанешь избегать такого рода отношений, бояться их, то, возможно, это передастся и твоей дочери.

– Но я не… я не боюсь их! – Повышенный тон привлек внимание Оливии, которая оторвалась от карандашей и посмотрела на маму. Заметив это, Эмили натянула улыбку и помахала рукой: – Все в порядке. Продолжай рисовать, милая.

Та послушно вернулась к своему занятию.

– Ты в этом уверена? – серьезно спросила подруга.

Эмили погрузилась в себя. На самом ли деле она избегала романтических отношений из-за страха? Как можно бояться того, чего, по сути, никогда не было? То, что у нее происходило во времена участия в оркестре Марка, «серьезным» назвать язык бы не повернулся. А то, что было с Владом…

Она непроизвольно вспоминала его каждый день, стоило мельком посмотреть на Оливию, но со временем эти воспоминания перестали нести в себе отрицательные черты, скорее он воспринимался как персонаж давно забытой истории.

– Я не хочу об этом говорить, – заключила она.

– Понятно, – вздохнув, кивнула Джессика и встала: – Ладно, я, пожалуй, пойду.

Эмили ничего не ответила.

– Дорогая, не обижайся на меня, – попросила подруга. – Я не говорю тебе, как жить – ты сама вольна решать, как поступать. Главное, чтобы вы обе были счастливы.

Джессика удалилась, а Эмили продолжила углубляться в размышления.

На следующей неделе после этого разговора Скотт пригласил ее на обед. Они уже не раз гостили друг у друга, демонстрируя навыки кулинарии. Скотт оказался неплохим поваром, не гением кухни, конечно, но то, что он готовил, выходило очень вкусным.

Эмили похвалила его готовку, наматывая очередную нить пасты на вилку, предварительно зацепив кусочек бекона. За обедом они общались о многом, разве что старались не задевать музыку, поскольку о ней и так часто заходил разговор. Обсудили повседневные вещи, Эмили поделилась забавными историями об Оливии из садика, над которыми они оба посмеялись вдоволь. Скотт отметил, что ее дочка – девочка с характером, и поинтересовался, пошла ли она в этом в маму. Эмили ответила, что отчасти, упомянув некоторые эпизоды своего детства. Тут вспомнился недавний диалог с подругой, и она, встретившись взглядом со Скоттом, покраснела.

После окончания обеда Эмили вызвалась помочь с мытьем посуды. Она мыла, Скотт вытирал полотенцем. Когда они закончили, Скотт в благодарность поцеловал Эмили в щеку. Никаких намеков. Простое дружеское действие, как если бы на его месте была Джессика или Марк. Но от этого поцелуя у Эмили перехватило дыхание, а по коже пробежали мурашки. Она медленно повернула к нему.

– Прости, – извинился Скотт, увидев изменения в выражении ее лица. – Мне не стоило…

Эмили не дала ему закончить и сама прильнула к нему, но теперь уже с полноценным поцелуем. В губы. Не короткое секундное касание, а протяжной, полный страсти поцелуй, которым одаривают друг друга любовники в самом начале отношений, когда теряют голову, забывают, где находятся, не помнят, кто они. От удовольствия она закрыла глаза и полностью поддалась инстинктам, обнимая его за шею все еще мокрыми руками, а тот, в свою очередь, опустил ладони на талию.

Дальнейшее произошло быстро. Они скрылись за дверью спальни и отдались слепящему возбуждению.

До чего приятно! Ощущения желания принадлежать и овладевать человеком, огня, который неистово проносится по телу, но вместо дискомфорта приносит ни с чем не сравнимое наслаждение; касания пальцев, что несут электрический ток. Они прерывались, чтобы перевести дыхание, не разрывая объятий, а позже продолжали, как в первый раз.

Худшим оказался промежуток, когда пришлось покинуть мягкую постель, одеться, привести себя в порядок и поехать забирать дочку с детского сада. Но сожалений Эмили не испытывала – материнская любовь с легкостью пересиливала физическую, хоть та и зародила зерно новых отношений.

Они начали встречаться. Открыто. Ни от кого не скрывая. Ночевать то у нее, то у него стало обыденностью, причем, когда Эмили оставалась у Скотта, с ними оставалась и Оливия, занимающая соседнюю комнату. Он не возражал – ему нравилась эта девчушка, и это было взаимно. Ужины втроем и воскресные вылазки в город воспринимались как данность. Как умиротворяющая, благополучная данность.

Отношение повлияли на их творчество с самой лучшей стороны: они еще сильнее чувствовали, дополняли друг друга. Их музыка стала чистой гармонией из понимания, нежности и, конечно же, любви.

Казалось, жизнь полностью наладилась, и после долгого пути наступила эпоха безмятежности и уверенности в завтрашнем дне.

Но ничто не проходит идеально.

Спустя полгода после пятилетия Оливии позвонила мама Эмили с печальным известием. Папа скончался. Человека, с которым она говорила буквально несколько дней назад, которого искренне любила, больше не было в этом мире. Его сердце остановилось, пока он спал. Он не страдал – просто перестал дышать. Лучшая, но все равно несправедливая смерть. В этом году ему должно было исполниться шестьдесят лет, и он никогда не жаловался на здоровье.

Похороны проходили в родном городе Эмили, который она не посещала уже шесть лет. Вид отца – бледного, холодного – вызывал глубокий страх и не менее глубокую печаль. Это был он и одновременно… не он. На протяжении всей процессии Эмили ни разу не проронила и слезинки, словно сам отец не хотел видеть ее плачущей по нему.

Не проявила она слабости, когда возвращалась в Штаты, где ее ждали Оливия и Скотт. Перед пересадкой в Чикаго Эмили позвонила ему и попросила привезти Ливи к Джессике, чтобы та у нее переночевала, и, чтобы он не встречал ее в аэропорту, а ждал у себя дома. Предупредив подругу, она, ни с кем не перекидываясь и фразой, добралась до квартиры Скотта. Она не могла сомкнуть глаз более суток, но, увидев на пороге лицо любимого человека, бросилась к нему в объятия и прорыдала в них всю ночь. Тот молчал и был с ней все время, не отходя ни на шаг, пока та не успокоилась, что случилось только к утру.

– Ты и вправду хочешь пойти на это? – спросил Скотт, когда Эмили рассказала о своем плане.

– Да, – твердо решила она. – Мне нужно это сделать. Ради нее.

– И когда ты собираешься полететь?

– В середине апреля, когда школа Ливи будет закрыта. Не хочу, чтобы она потом не успевала за одноклассниками.

– Ты хочешь взять ее с собой?

– Конечно. А как иначе?

– Да, действительно. Как ты с ним свяжешься?

– У меня остался его телефон. – Эмили отвела взгляд, будто призналась в чем-то постыдном. – Надеюсь, он его не сменил…

– Но почему именно сейчас? Это как-то связанно с?..

– Да, с кончиной моего отца, – на этих словах голос заметно задрожал. Сделав глубокий вздох, она продолжила: – Понимаешь, я очень ему благодарна. Он всю жизнь меня поддерживал, к чему бы я ни проявляла интерес. И даже когда я покинула Россию, он не стал меня останавливать, лишь продолжал помогать напутствующим словом. В отличие от него, мама всегда напрямую высказывала свои опасения и активно меня от многого отговаривала, но он доверял мне и позволял жить своей жизнью. Пусть он не приходится… – она остановилась, поняв ошибку, и, держа себя в руках, поправилась: – Не приходился мне биологическим отцом, он навсегда останется моим папой.

Эмили посмотрела Скотту в глаза.

– Я не хочу лишать Оливию возможности познакомиться со своим настоящим отцом. Это было бы несправедливо по отношение к ней и… ему. Прости, что все выглядит так, будто ты совершенно чужой человек, но обманывать Ливи я не хочу.

Она вновь попыталась отвести глаза, но Скотт придержал ее за подбородок, заставляя снова посмотреть на него.

– Ты меня любишь? – спросил он.

– Люблю, – тут же ответила Эмили.

– Тогда мне не о чем беспокоиться. – Его губы приблизились к ней. Одарив ту нежным поцелуем, он произнес: – Только будь осторожна: реакцию человека, после такого признания, предугадать сложно. И пообещай, что вернешься ко мне вместе с Ливи.

Это было глупо. Чтобы ни произошло, она – они! – вернутся. Эмили в этом не сомневалась, но все же сказала:

– Обещаю.

Часть 4

Глава 1

Он ненавидел свою жизнь. А точнее то, во что она превратилась.

День начинался как обычно. Проснулся. Умылся. Побрился. Использовал дезодорант. Нанес на кожу одеколон. Зашел в спальню. Открыл шкаф. Надел костюм. Поправил галстук.

– Не рановато ли собрался? – окликнул его голос с постели.

– Нет, – не поворачиваясь, отозвался он, продолжая смотреть в зеркало на двери шкафа. Через него посмотрел на собеседницу. – Тебе бы самой не помешало приезжать в офис пораньше, а не за пять минут до начала работы.

– Хочешь, чтобы нас увидели вместе? – послышался лукавый вопрос.

Мне наплевать.

– Молчишь, значит? – Женщина потянулась, но встать – не встала, а еще сильнее растянулась на кровати. – Может, стоит все же показаться вдвоем на публике, а то про нас – с тех пор как ты назначил меня своим замом – слухи так и не стихают. Только причин и следствие перепутаны местами: все считают, что я телом заполучила эту должность. Ведь наши тайные встречи начались гораздо позже, не так ли?

Ты и сама знаешь ответ, зачем спрашивать?

– Лиза, угомонись. – Влад повернулся. Он не был резок, не был зол – ему просто надоел этот разговор.

– Какой ты грубый. – Она смотрела на него, не поднимая головы с подушки. Затем, не отрывая взгляда, села. – Ты же не для того повысил меня, чтобы забраться ко мне в трусы?

Влад закатил глаза.

– Нет, не поэтому.

Абсолютная правда. Добравшись до верхушки власти в издательстве, он недолго определялся с кандидатом на должность своего заместителя. С Лизой они работали достаточно много, и ее способности ему были известны. Он предложил – она согласилась. Обычный рабочий момент. То, что произошло позже, с этим практически не связано.

– Рада слышать. – Лиза снова опустилась на кровать. Смотря в потолок, она мечтательно протянула: – Жаль, что мой муженек столько внимания мне не оказывает… Вроде и люблю его, дурака, а толку-то? Приходит домой весь напряженный да измученный, а я ему: и ужин, и ласковые слова на ушко, и массаж, и, наконец, себя. А что он? Поваляется на мне три минуты, попыхтит, потом оправдывается, что, мол, замотался за день. Как будто я целыми днями ерундой страдаю… Я ведь не железная! Мне тоже ласки хочется!

И к чему эти жалобы? Я же не священник, чтобы передо мной в грехах каяться.

– Влад? – снова обратилась она и, дождавшись его внимания, спросила: – Скажи, я красивая?

– Да. Очень красивая, – вопреки наигранности слов, он не врал. За годы Лиза не растеряла своего женского очарования, пусть и время, в какой-то степени, не прошло мимо нее: лицом чуть осунулась, в талии немного пополнела, глаза растеряли задорный огонек, который временами загорался вновь, стоило им остаться наедине. Во всем остальном она оставалась симпатичной и сексуальной женщиной.

На лице Лизы засияла благодарная улыбка.

– Спасибо.

– Тебя точно не ждать, а то подвез бы?.. – предложил он из вежливости.

Она покачала головой.

– Нет, ты езжай. Я такси вызову.

– Хорошо. – Влад не стал спорить.

Он окончательно собрался и вышел, захлопнув дверь, но не закрываясь. Не успел его палец дотронуться до кнопки вызова лифта, послышался звук поворота ключей в замке – Лиза заперлась самостоятельно. У нее уже полгода как был собственный дубликат.

Оказавшись на улице, Влад, медленно и осторожно ступая, добрался до своей машины. Грязи на дорогах хватало – в апреле морозы только начинали сходить. Нажатие на брелок отключило сигнализацию и сняло блокировку с дверей. Забравшись внутрь, он вставил ключ в зажигание, повернул и тут же услышал музыку, издаваемую радиоприемником.

Такое начало дня давно стало обыденностью – Лиза всегда оставалась у него, когда муж уезжал в командировки. Не очень-то и оригинальная ситуация – прямо сюжет для дешевого сериала или старого анекдота. Как это началось? Да все так же, без какой-либо изюминки. Была конференция по журналистике, куда они отправились вдвоем. После – ужин, выпивка, откровения Лизы о разочарованности в браке и каким-то образом они уже оказались в одном номере, вместо того, чтобы каждому скрыться в своем. Все просто. Никаких особых чувств. Просто секс без обязательств с одним условием – каждый мог в любой момент это прекратить. Но… никто этого делать не хотел. Каждый по своим причинам: Лиза желала обходительности и внимания, Влад – женского тепла. Ему было все равно, когда они разойдутся и по какой причине.

Что касается работы – здесь он не проявлял подобной беспечности. За три года он из главного редактора дорос до директора, а вскоре, проявив настойчивость и инициативность, не без одобрения учредителей, начал руководить проектом по расширению издательства журнала. Собрав команду из молодых и талантливых авторов, стратегов и маркетологов, Влад запустил производство изданий, ориентированных на новую аудиторию. Успех, последующий за этим, не был блестящим, но весьма и весьма недурным: до столичных издательств, конечно, не дотягивало, но свою нишу они определенно заняли.

Добравшись до офиса и припарковавшись, Влад зашел через парадный вход. Поздоровался с охранниками, поднялся на свой этаж, бодрым голосом поприветствовал тех, кто уже прибыл на работу, перебросился несколькими фразами с секретаршей и зашел в свой кабинет. Пошли первые звонки – наступил рабочий день.

***

Не считая короткого перерыва на обед, Влад редко вставал из-за стола, разве что ноги размять. Пятница проходила гладко. Кинув взгляд на наручные часы, он обнаружил, что задерживается – многие сотрудники издательства уже покинули здание. Решив, что и ему пора закругляться, он снял галстук и ощутил приятное расслабление в районе шеи. Положив офисную петлю на стол, он надел пиджак. Тут в дверь постучали.

– Войдите.

В кабинет зашла Лиза.

– Собираешься домой? – спросила она. В своем белом деловом костюме Лиза выглядела очень обворожительно.

– Не совсем. Хочу немного расслабиться. Составишь компанию?

Она грустно улыбнулась и покачала головой.

– Не могу – муж сегодня возвращается. Кстати, вот. – Лиза протянула Владу связку ключей. – На всякий случай, а то мало ли…

– Ясно. – Он забрал дубликат и положил их в карман брюк. – Значит, тебя в ближайшие дни не ждать?

– Нет. – Она подошла ближе и поправила ему воротник. – Я тебе сообщу, когда появится возможность. И заберу свои ключи обратно, – игриво добавила она.

Лиза поцеловала его первой, тот сразу же ответил. Отстранившись, она попрощалась:

– До понедельника.

Тот кивнул. Лиза открыла дверь кабинета и, бросив на любовника последний взгляд, вышла. Влад, подождав пять минут, также поспешил покинуть здание. Автомобиль он брать не стал, только забросил внутрь надоевший галстук. Место, куда он направился, находилось неподалеку, да и, предвкушая свои последующие действия, уехать трезвым ему не грозило.

В приличном баре, где ему уже не раз приходилось бывать, Влад поужинал, сидя за стойкой, и до полуночи занимался лишь тем, что выпивал. Послушал живую музыку, понаблюдал за гостями заведения, за их простодушным поведением; немного забылся, успокоился. Расплатившись и заказав такси, он вышел на улицу. Ночной ветер, освежал и бодрил. Вскоре подъехала машина, и Влад отправился домой, в свою пустую двухкомнатную квартиру.

Тишина – вот его главный враг. Вернее то, что за ней шло: воспоминания, от которых нет ни спасения, ни средства, лишь анестетики. Он избегал одиночества, потому как стоило остаться одному, оно тут же набрасывалось на него, терзало, изводило.

Находясь в пути, Влад невольно потер через одежду правую ногу. Шрам, длиною в десять сантиметров, сам по себе не приносил беспокойства. В отличие от самого своего наличия. Подобная глубокая полоса покоилась на внутренней стороне правого предплечья.

Владу стало тяжело дышать. Он попросил таксиста сделать музыку в приемнике погромче. Когда салон автомобиля заполонила энергичная композиция отечественного исполнителя, ему чуть полегчало. Оказавшись дома, он скинул одежду и завалился в постель. Тишина снова начала давить на него. Не глядя, Влад нащупал музыкальный плеер, вставил наушники, нажал пару кнопок, закрыл глаза и попытался вслушаться в рассказ. Аудиокниги перед сном стали привычкой, хоть и за их сюжетом Влад особо не поспевал. Исключением эта ночь не стала – под неторопливый говор рассказчика он и заснул.

Глава 2

Похмелья не было, но в горле пересохло. Влад, лежа на животе, смотрел в одну точку перед собой. Ушные раковины болели от затычек. Он слышал приглушенное мелодичное звучание из них, что странно – в памяти устройства никаких песен не было. Одним движением выдернув наушники, Влад понял, что звук исходил не из них, а из телефона, что вибрировал рядом. Ему пришлось заострить все внимание на дисплее, чтобы различить номер звонящего и на какую сим-карту он пытался дозвониться. У него таковых две: одна рабочая, другая личная. На экране мигала вторая. Номер… неизвестный и какой-то странный, с необычным кодом впереди. Решив, что это наверняка ошибка, Влад сбросил вызов и кинул телефон обратно.

Вставать не хотелось, но жажда оказалась сильнее. Проковыляв на кухню к холодильнику, он нашел почти полную бутылку минеральной воды и разом осушил половину. Зубы сводило, но ощущение морозной жидкости, проходящей по горлу и разливающейся по организму, принесло удовлетворение и частично сняло сонливость.

Далее настала очередь утренних процедур. Во время чистки зубов, взгляд через зеркало скользнул к правой руке, которая и держала щетку. Кривая полоса – слишком заметная, чтобы ее пропустить. Влад заставил себя посмотреть вперед. В отражении на него смотрел человек с отрешенным взглядом. Тоже не самый приятный вид. Ускорившись, он закончил с зубами и залез в душ.

Выйдя из ванной и вернувшись в спальню, Влад сел на кровать. Заметив мигание на телефоне, он снова взял аппарат в руки и нажал на единственную кнопку. На дисплее красовалось изображение красной телефонной трубки – пропущенный вызов. Перешел в соответствующее меню: точно – тот же самый номер.

Вот же неугомонные.

Перезванивать он не стал.

Спокойно позавтракав, Влад посмотрел по телевизору новости и ушел в кабинет, где, помимо широкой книжной полки слева, справа находилась белая тахта, а впереди у окна стоял письменный стол, где располагался ноутбук. Но не успел он сесть, телефон снова разразился знакомой мелодией, оповещающей о звонке. В этот раз Влад ответил:

– Слушаю.

На том конце не отвечали.

– Алло. Слушаю вас.

– Владислав?.. – робко спросил женский голос.

– Да. Внимательно вас слушаю, – повторил он.

– Это Эм… – Влад не расслышал. – Мы можем поговорить?

– Кто это? – спросил он. – И откуда у вас этот номер? – Решив, что это как-то связанно с недавними переговорами, Влад уверенно сообщил: – Если вы по поводу договора о партнерстве, то свяжитесь с моей секретаршей в понедельник – она сообщит о ближайшей дате для личной встречи.

– Влад, – голос стал чуть уверенней, – это Эмили.

– …Кто?

– Эмили.

Он не двигался – застыл, как изваяние, как если бы встретил призрака. Голос, что он сперва не узнал, прорвал плотину в голове, отчего память о тех ужасных днях, месяцах захлестнула сознание, отправляя в прошлое.

***

Шесть лет назад

Детские гробы – вещь, приводящая в недоумение одним фактом своего существования. То, что вообще не должно производиться. Но жизнь несправедлива – это доказывает широкий выбор гробиков разных окрасок и материала. Помещать в эту холодную коробку безжизненное тело малыша – наижесточайшее испытание для родителей. Но еще хуже, когда гроб опускается в яму и засыпается землей. В эту секунду нет-нет, да и молишься всем возможным богам, чтобы изнутри послышался горький плач. Когда нет сил сдвинуться с места, когда нет сил сдерживать эмоции, остается лишь надеяться, что сможешь это пережить, но в эти секунды отчаянно хочется только одного – прыгнуть в яму вместе с ребенком и быть с ним навечно.

Владу пришлось удерживать Виту, чтобы она этого не сделала.

Похороны закончились, а она продолжала сидеть у свежей могилы, сломленная, потерянная. Влад был с ней до конца. Только когда совсем стемнело, он нехотя приподнял ее. Никакого сопротивления не последовало. Всю дорога до дома он поглядывал на Виту, но той будто и не было рядом: вместо глаз стеклянные шары.

Молчала она и дома, не реагируя ни на какие реплики со стороны Влада. Он вопреки всему старался быть сильным, но и его поглотила боль утраты. Часть всепоглощающей злобы досталась детским принадлежностям, закупленным ранее. Дотащив их до мусорных баков на улице, он, извергая что-то нечленораздельное, ломал, разносил на кусочки все эти конструкции, что должны были – должны были! – хранить спокойствие, забавлять их дочку, знакомить с этой штукой, которая называется «жизнью». Прохожие наверняка заподозрили в нем сумасшедшего и торопились поскорее удалиться. Тем не менее, это единичный случай, когда он полностью оголил эмоции.

Около недели Влад заботился о Вите, как о пораженной неизлечимой болезнью. Она мало двигалась, все время молчала, пила изредка, а к еде и вовсе прикасалась раз в несколько дней. Голос разума шептал ему о необходимости помощи извне, но сам он не переставал верить, что сможет в одиночку с этим справиться, продолжая ухаживать за дорогой ему женщиной.

Большая ошибка.

Это произошло в конце сентября, вечером. Влад вернулся домой с пакетом продуктов, в надежде приготовить хоть что-то, что Вита съела бы с аппетитом. Не успел он переступить порог, как вид прихожей показался ему странным. Включив свет, понял, что именно не так.

Картины. Все те, что написала Вита за последние месяцы. Их безжалостно разодрали.

Влада окутал ужас. Не разуваясь, он вбежал в спальню, где увидел Виту, сидевшую на полу. В правой руке у нее был нож, а от левой тянулась красная полоса. На лице никаких эмоций. Она не была живой. Не была и мертвой. Не успев что-либо сообразить, он бросился вперед, но та, внезапно, подалась навстречу и резко взмахнула рукой. Удар пришелся по ноге, которая отозвалась острой болью. За долю секунды Влад понял две вещи: первая – готовность нанести повторный удар, вторая – лютая ненависть, обращенная ни к кому иному, как к нему. Инстинктивно он выставил вперед правую руку, пытаясь заблокировать взмах, и получил новый порез. Не обращая внимания на боль, Влад подался вперед и поймал руку Виты раньше, чем она ударила вновь. Выхватив нож и отбросив назад, далеко за пределы досягаемости, он схватил Виту, но та, страшно крича, вырывалась. Не долго, поскольку кровь от вскрытых вен продолжала вытекать. Поняв это, Влад положил Виту на пол, а сам, порвав простыню, постарался как можно скорее наложить ей жгут выше локтя. Затем сразу же вызвал скорую.

Она едва не умерла.

После недели вынужденной госпитализации, последовало направление в психиатрическую клинику, где Вита провела два месяца. Влад хоть и старался навещать ее по выходным, но состояние женщины, что он так любил, медленно убивало его, уже не говоря о том, что при виде друга, у нее случалась истерика, угомонить которую могли только силы санитаров и порции транквилизаторов.

Было трудно поверить, когда психиатр сообщил, что Вита желает встретиться. Его трясло в ожидании, когда дверь специальной комнаты откроется, и она войдет. От ее вида хотелось плакать. Вита сильно исхудала, шла медленно, через силу; волосы представляли собой полнейший хаос, закрывающий большую часть бледного лица. Даже зрачки потускнели.

Как бы то ни было, когда она с ним заговорила, дрожащим и очень тихий голосом, Влад не смог сдержать слезы.

– Я хочу домой.

Конечно же, сразу ее никто не отпустил, но после этого Влад приходил дважды в неделю. Они обменивались короткими фразами, гуляли во внутреннем дворике, а однажды она даже взяла его руку в свою. Так продолжалось три недели, пока врач не дал разрешения на выписку.

Влада переполняли надежды на хорошее будущее, когда он вез Виту домой. Казалось, что все закончилось, они пережили этот долгий кошмар, и больше ничто не посягнет на их обоюдное счастье. Они смогут. Они справятся.

Ночь после возвращения ничего не предвещала: оба забылись спокойным сном. Решив не испытывать судьбу, Влад ночевал отдельно. Проснулся он от морозного сквозняка. Не успев протереть глаза, он привстал, чтобы посмотреть, почему открыт балкон. Сквозь прозрачный тюль ему привиделся тонкий человеческий силуэт. Влад, не понимая, что происходит, встал с кресла. И тут он увидел.

Вита.

В начале зимы.

Одетая в нижнее белье и футболку.

Сидела на окне, свесив ноги снаружи.

На высоте десятого этажа.

– Вита?..

Та повернула голову. Глаза, полные слез и сожаления.

– Прости меня, – все, что сказала она.

И… исчезла.

Казалось, прошла вечность, пока не послышался глухой удар о металлическую поверхность. Сработала сигнализация.

Влад осел на пол. Произошедшее не укладывалось в голове. Он замер. Ничего вокруг не имело смысла.

Все – словно сон, от которого никак не получалось проснуться.

Похороны Виты прошли на соседнем от могилы дочери месте. Народу было немного. Из тех, кому Влад сообщил, меньше всего он ожидал увидеть Киру. Забыв про старые обиды, они обнимались и плакали друг другу в плечи, когда Вита обрела покой на глубине двух метров. Он рассказал ей всю историю от начала и до конца, ничего не утаивая. Та в свою очередь призналась, что никогда никого так не любила, как эту своевольную девушку, и искренне сожалела, что невозможно повернуть все вспять. Влад ей поверил.

С того дня они больше не виделись.

Влад больше не мог жить в той квартире – уж слишком много черных событий с ней связано. Сперва продал квартиру матери, которую сдавал в аренду, забрав оттуда лишь книжную полку, а затем и эту. На вырученные деньги он приобрел двухкомнатную квартиру в новом районе города, где жил и до сих пор.

***

– …Влад?

Он и не осознавал, что продолжал держать телефон у уха. Опомнившись, он спросил:

– Чего ты хочешь?

– Мы… можем встретиться?

Как было бы просто во всем обвинить ее. Если бы она не приехала тогда, шесть лет назад, то Вита не стала бы проводить с ним больше времени, не было бы той ссоры с Кирой, не было бы той новогодней ночи. Не было бы ничего, что в итоге произошло.

– Зачем?

– Мне… вернее, нам нужно кое-что обсудить.

– Что именно?

– Это не телефонный разговор.

Он молчал.

– Влад, пожалуйста. Это очень важно.

Если бы…

Прошлое не изменить, ошибки не исправить. То, что произошло, – уже история. Грустная, печальная история. Есть ли смысл искать виноватых тогда, когда все давно закончилось? Нет. Нужно просто найти в себе мужество жить дальше. Ненависть ничего не решит, лишь больше разбередит раны.

– Хорошо. Когда тебе удобно?

Глава 3

Они договорились встретиться в одном из кафе в центре города. Влад прибыл заранее и занял дальний столик, откуда можно увидеть входящих посетителей. Смеркалось; стрелки часов подбирались к восьми. Отпивая горячий кофе, он не спускал глаз с главного входа и каждый раз, когда звенел колокольчик, замирал в ожидании.

И вот появилась она.

До этой секунды он боялся, что память его подведет, нарисовав черты несуществующего человека, но стоило лишь увидеть этот профиль, как картинки далекого прошлого предстали пред ним во всех подробностях.

Это была она.

Эмили.

Она вошла и начала оглядываться по сторонам. Когда они встретились взглядом, Эмили встала, как вкопанная. Влад предположил, что ей, также как и ему, потребовалось время на сопоставление образа из памяти с человеком, что видела в нескольких метрах от себя. Прошла буквально секунда, как она, мягко улыбнувшись, направилась в его сторону.

– Здравствуй. – Эмили стояла перед столиком в легкой ветровке и держала перед собой сумочку черного цвета.

– Здравствуй, – отчего-то повторил он. Повисла пауза. Он указал на стул напротив себя: – Может, присядешь?

– Да, – ненадолго забывшись, произнесла она, – да, конечно.

Эмили повесила ветровку на вешалку. Только она села, у столика появилась официантка, взявшая заказ на порцию латте. Когда та удалилась, между друзьями детства вновь образовалась неловкая тишина. Каждый рассматривал человека перед собой, мысленно отмечая изменения. Первой решилась заговорить Эмили:

– Как ты поживаешь?

Паршиво.

– Ничего. А ты?

– У меня все хорошо.

Рад за тебя.

– Ты изменился, – отметила она. – Возмужал.

– Спасибо. Ты тоже замечательно выглядишь.

– Благодарю.

Мы так и будем вести этот ни к чему не ведущий диалог?

– Слушай…

– Вот, пожалуйста. Ваш латте. – Подоспевшая официантка не дала ему закончить мысль.

– Спасибо. – Эмили с некоторой нервозностью в голосе взялась за чашку и сделала глоток. – Вкусно.

– Эмили…

– Я и не знала, что здесь готовят такой вкусный кофе, – она, по непонятной причине, переводила тему.

Решив не поддаваться и не играть по этим правилам, Влад продолжил:

– Эмили, почему ты здесь?

Она держала у рта чашку и потихоньку отпивала, смотря куда угодно, но только не на него.

– Скажи, Влад, – все же обратилась Эмили. – Ты женат?

– Нет, – твердо ответил он.

– Ясно…

– А ты? Замужем? – почему-то спросил он, хотя его это и не интересовало. Ему и в голову не пришло, что можно просто обратить внимание на ее руки, на безымянных пальцах которых ничего не было.

Эмили отрицательно покачала головой.

– Нет.

– Понятно…

И сколько это будет продолжаться?

Эмили то украдкой бросала взгляд на Влада, то тут же его отводила. Она выглядела встревоженно. Он терпеливо ждал; его, по большей части, не волновало, что она в итоге скажет. И скажет ли вообще. Тут Эмили поняла, что пытается отпить из чашки пустоту и, тяжело вздохнув, поставила ее на стол. Возникшая из ниоткуда официантка, забирая использованную посуду, поинтересовалась, будут ли еще заказы. Эмили отказалась и, дождавшись ее ухода, открыла сумочку. Поиски не заняли много времени. Эмили вытащила прямоугольный пластиковый предмет и протянула его Владу.

Фотография.

На ней была изображена маленькая девочка, сильно напоминающая Эмили. В нарядном платье, она смотрела в камеру, широко улыбаясь. Перед ней стоял огромный шоколадный торт, который украшали пять горящих свечей.

– Кто это?

– Моя дочь. Оливия.

Ответ его не удивил – уж слишком сильно девочка походила на мать.

– Красивая, – честно отметил он. Особо не обратив внимания на сюжет фотографии, он спросил: – И сколько ей сейчас?

– Пять лет, – кивнула Эмили.

– Ммм…

Пять лет. Надо же…

…Постой!

До него дошло. С изумлением Влад поднял взгляд с фотографии на Эмили.

– Она?..

– Да, Влад, – осторожно подтвердила Эмили. – Это твоя дочь.

– Н-невозможно… как?.. что?.. – Все внутри перевернулось вверх дном. Мысли забились о стенки черепа одна за другой.

У него была дочь. Одна. Единственная. Та, что умерла при рождении. Женя. Женечка. У него не могло быть кого-то еще. Нет. Нет. Это невозможно.

Эмили обеспокоенно ждала его действий или слов, пока тот пытался справиться с шокирующей новостью.

– Почему? – Он не смотрел на нее. Его глаза приковала фотография. – Почему ты не сказала мне тогда?

– Я-я… пыталась. – Эмили проявляла осторожность, плавно выговаривая каждое слово. – Я звонила тебе, но… на звонок ответила какая-то женщина, которая сказала, чтобы я не смела тебе докучать.

Вита. Это точно была она. Больше некому.

– Это тебя не оправдывает. – Пальцы, державшие изображение, дрожали. – Ты понимаешь, что ВСЕ могло пойти по-другому?!

На крик отреагировали все, кто находился в кафе.

– Тебе нужно было связаться со мной любым доступным способом! О чем ты вообще думала?!

– Я была в отчаянии! – Влад удосужился посмотреть на нее. На лице Эмили отражалась печаль и глубокое сожаление. – Я не знала, что делать. Запаниковала. – Она всхлипнула. – Я знаю, что виновата. Знаю. И даже не смею просить у тебя прощения. Но…

Эмили изо всех сил старалась обрести спокойствие.

– …я попрошу тебя сделать одно одолжение. Не ради меня, а ради нее. Пожалуйста, встреться с Оливией.

Просьба застала его врасплох. В ушах отдавалось биение сердца.

– Нет, – Влад был категоричен.

– Влад, прошу…

– Нет!

Он достал из кармана бумажник, взял оттуда пару купюр, бросил на стол и встал. Эмили молча за ним наблюдала. Сняв куртку с вешалки, он поспешил уйти. Колокольчик на двери зазвенел вновь, и Влад скрылся в темноте города под звуки весеннего дождя.

***

Свет от люстры слепил, но помимо этого, никаких неудобств не приносил. Наоборот даже нес умиротворение. Стоило опустить веки, так точки от ламп окутывала тьма, но они, не унывая, продолжали гореть ярким пламенем.

Было уже поздно, но приближение сна Влад не испытывал. Он лежал на кровати, подложив под голову руки, и осмысливал все недавно произошедшее. Сама ситуация могла и вызвать смех, если бы не являлась столь печальной.

Какая же дура…

Столько лет скрывать правду! Он уже давно как смирился с нынешним положением дел, но тут возникла она, сообщая о том, что он уже шесть лет как приходится отцом девочки по имени… Оливия.

От нее меньшего и не ожидаешь.

Влад повернул голову и заметил, как из бумажника, что он бросил на журнальный столик, торчал белый уголок. Влад встал с постели и открыл портмоне. Уголок оказался той самой фотографией, небрежно помятой. Видимо, случайно прихватил ее, когда платил за кофе. Он расправил изображение и, присев обратно, снова всмотрелся в лицо маленькой девочки. Сияющая, голубоглазая, с улыбкой, способной растопить лед. Влад невольно представил, как она играет и общается вместе с Женей – такой же веселой и задорной девчушкой. Картина, нарисованная в воображении, была преисполнена деталями и разнообразными красками. Рядом он видел всех их втроем: себя, Виту и Эмили, радостно наблюдающих за теми двумя. Жалость от несбыточности этой и подобных сцен отзывалась жгущей пустотой внутри.

Все же, смотря на фотографию, Влад ощутил тепло, крохотное, как те точки от ламп, борющихся с бесконечной темнотой.

Не думая больше ни о чем, он схватил телефон и набрал номер. Эмили ответила едва ли не сразу:

– Алло?

– Это я.

– Влад…

– Я согласен, – перебил он.

– …Спасибо.

– Где мы можем увидеться?

Глава 4

Влад прибыл в отель, где остановилась Эмили вместе с дочерью. Во время звонка она попросила приехать к полудню, чтобы им всем хватило времени вдоволь пообщаться. Она также сообщила, что собирается возвращаться в Штаты уже на следующий день, в понедельник. На вопрос «почему?» Эмили пояснила, что они находились здесь, в городе уже три дня, а перелет из одной страны в другую для Оливии стал очень утомительным – как-никак он занимал более суток. Причина, по которой Эмили не связалась с ним раньше, проста: после долгого путешествия обе нуждались в отдыхе и времени привыкнуть к новому месту.

Как и ожидалось от воскресного утра, людей на первом этаже гостиницы почти не было. В лобби находилось пара-тройка человек. Некоторые из них являлись работниками отеля, остальные – гости. Найти среди них женщину с ребенком дело нехитрое. Влад заметил их сразу – они сидели поодаль ото всех. Эмили прижимала девочку к себе и что-то нашептывала на ухо. Вид его обескуражил: они смотрелись вместе настолько идеально, что не хотелось портить момент своим присутствием. Однако желание подойти ближе и услышать голос этой девочки, взглянуть на нее вблизи взяло верх.

Эмили его заметила и приветственно помахала. Влад помахал в ответ и подошел.

– Привет. – От нее исходила глубокая признательность.

– Привет. – От него же тянуло неуверенностью. Он устроился в кресле напротив, не решаясь произнести и слова. Малышка приковала его взглядом.

Она с интересом рассматривала мужчину, что заговорил с мамой, и которого видела в первый раз в жизни. Высокий, короткие русые волосы, намеки на бороду, глаза того же оттенка, что и у нее. Девочку не смущал и не пугал его пристальный взор. Она не видела в нем угрозы.

– Are you my dad?2 – спросила девочка.

Влад отчетливо понял вопрос. Он с удивлением уставился на Эмили, которая, казалось, была поражена не меньше.

– Ты ей сказала?

– Нет. Только то, что она познакомится с одним хорошим человеком.

Влад снова опустил глаза на девчушку, которая ждала ответа.

– Yes, – ответил он, – I am. And you are Olivia, right?3

– Yes! – девочка радостно закивала головой. – I am Livi! What`s your name?4

Ни намека на стеснительность. Потрясающе.

– Влад. My name is5 Влад.

– V-vlad, – протянула Оливия, словно пробуя имя на вкус. Она демонстративно проговорила его имя несколько раз.

Он не смог сдержать улыбки.

– Why don’t you live with me and mommy?6

Краем глаза Влад увидел перепуганную вопросом Эмили. Она попыталась ответить за него:

– Because, dear…7

Но тот ее перебил:

– Because I have to look after my friend8. – Он не собирался вдаваться в подробности и, в случае чего, мысленно заготовил еще несколько общих фраз. Но те не понадобились – Ливи, судя по всему, была довольна ответом. Что до Эмили – та непонимающе смотрела на него. – So Livi, tell me about yourself. What do you like to do?9

Оливия принялась радостно рассказывать о своей жизни с мамой. Какую еду любила, какую нет, чем любила заниматься, а чем не очень, какие ее друзья, как проходили занятия в школе. Иногда Влад за ней не поспевал, и на помощь приходила Эмили, переводя рассказ дочери. Когда она затрагивала имена, ее мать тут же оставляла комментарий: кто этот человек и кем им приходится. Стоило Ливи упомянуть некоего Скотта, Эмили, зардевшись, бросила короткое: «Мы играем в дуэте». Вскоре девочка прервалась, обратившись к маме:

– Mommy, I’m hungry10.

Пообедали они все вместе в семейном ресторане неподалеку. Быстро закончив с едой, Оливия отпросилась у Эмили поиграть в детском уголке, где лежало полно игрушек, возвышалась небольшая горка и висела доска для рисования. Других детей там не было.

– All right. But be careful11.

– Okay!

Оба родителя проследили за ней взглядом.

– Она удивительная, – не скрывая восхищения, отметил Влад.

– Да, – кивнула Эмили. – Ливи – все для меня.

– Не сомневаюсь.

Он смотрел на нее, она – на него. Оба не знали, что сказать.

– Ты счастлива? – серьезно спросил Влад.

Эмили ответила не сразу.

– Я… да. Да, счастлива. Почему ты спрашиваешь?

Он промолчал, посмотрев на Оливию, что взбиралась по лестнице.

– Влад? Произошло… что-то плохое?

– С чего ты взяла?

– Просто… Ты почти ничего не сказал о своей жизни. И твоя реакция вчера была… чересчур необычной.

Он хмыкнул.

– «Необычная», говоришь? Ничего в ней необычного нет.

– Расскажи мне, что случилось? – попросила она.

– Зачем? Зачем тебе это?

– Я хотела бы помочь тебе, чем смогу, – честно призналась Эмили. – После всего… это – меньшее, что…

– Ничем ты тут помочь не сможешь, – отрезал Влад. Глубоко вздохнув, он, приняв решение, поведал: – Шесть лет назад у меня должна была родиться дочь. Женя. Но… она умерла при родах. А вслед за ней ее мать – мой лучший друг – покончила с собой.

– Боже… – Эмили прикрыла рот ладонью.

– Вот и вся история.

Она ничего не говорила, но продолжала наблюдать за ним.

– Я хотела сделать аборт.

Неожиданное признание изменило выражение его лица – теперь все внимание было обращено к ней.

– Что?..

– Когда я только узнала о беременности, то на следующий же день пошла в больницу. Там, проверив все анализы, мне сообщили, что в случае аборта могу лишиться шанса когда-либо стать матерью. Я не стала рисковать. Нет, я испугалась рискнуть. Потом… попыталась связаться с тобой, но страх не дал мне дойти до конца. Даже когда мне стали помогать хорошие люди, ужас не покидал меня. Все то время я ничего не чувствовала по отношению к ребенку. Ни любви. Ни отвращения. Ничего. Когда Ливи родилась, все осталось прежним. Мне хотелось… бросить ее… и сбежать, чтобы никто меня не нашел. Но… Она спасла меня. Я до сих пор не знаю, как ей это удалось, но с того дня моя любовь к ней только крепнет, и я уже не могу представить свою жизнь без нее.

– Mom-my, – Оливия вдруг оказалась рядом с матерью, крепко ее обнимая. Когда она всмотрелась в лицо Эмили, то задумчиво спросила: – Why are you crying?12

– I’m not crying, honey. It’s just because the light is too bright13, – с улыбкой сказала она, смахивая неконтролируемые слезы. Ее взгляд скользнул к настенным часам. Она обратилась к Владу: – Нам, пожалуй, пора возвращаться в отель – нужно хорошенько передохнуть перед завтрашней поездкой в аэропорт.

– Оставайтесь у меня, – сам себе удивляясь, предложил Влад. Ему не хотелось с ними расставаться так скоро. Ведь неизвестно, когда они встретятся вновь, и встретятся ли вовсе. Эмили засомневалась, а Оливия в это время занялась очень важным делом – висением на руке матери.

– Это тебя не затруднит?

– Нисколько. Я сейчас живу в двухкомнатной квартире, поэтому места хватит всем. А завтра могу лично проводить вас на самолет.

– Ты правда этого хочешь?

Вопрос почему-то поставил его в тупик. Хотел ли он этого? Безусловно! Но откуда столько возбуждения от возможной поездки?

– Да. – Влад мог и не отвечать. – Хочу.

– Тогда, – произнесла Эмили, – мы не против.

Она обратилась к дочери:

– Livi? Wanna see where your dad lives?14

– Yes!

Влад невольно рассмеялся.

Они вернулись в отель – забрать вещи Эмили и Оливии. Багаж был невелик, и Влад без проблем донес его до автомобиля. Усадив дочь на заднее сидение, а Эмили на пассажирское, они двинулись в путь. Видя в зеркало, какой интерес вызывает у Ливи городские пейзажи, он решил чуть расширить маршрут. Никто не возражал.

Поднявшись на нужный этаж, они проследовали к одной из дверей на лестничной площадке. Влад сделал пару поворотов ключом и впустил гостей вперед себя. Войдя сам, он увидел, что Ливи, не сняв сапожки, с важным видом ходила из комнаты в комнату. Не успела она зайти в кабинет, как тут же оттуда выскочила, показывая на проем пальцем:

– Mom! Look how many books!15

А ведь и вправду: по сравнению с ней, книжная полка – настоящая гора.

– Livi! Don’t go anywhere without permission!16

– Все нормально, – успокоил ее Влад.

Весь вечер они провели втроем, развлекаясь общением. На ужин, к особой радости Оливии, была заказана пицца и сладкая газировка. Дочка, несмотря на то, что познакомилась с отцом только сегодня, активно с ним играла, а когда тот сидел и общался с мамой, не упускала возможности повиснуть на его шее. Влад ее только подзадоривал, вертя ту в воздухе, смеясь как малое дитя. Эмили же не могла нарадоваться, как быстро они нашли общий язык – словно знали друг друга всю жизнь.

Ливи утомилась часам к десяти и без сил повалилась на широкую кровать. Даже когда мама ее переодевала, она предпочла не двигаться. Да еще и заснула мгновенно, стоило потушить свет. Эмили переодевалась в ванной, пока Влад ждал, наблюдая, как спит дочка. Когда Эмили появилась в проеме, ее силуэт освещали мягкие лучи лампы из коридора. На лице читалось утомление, но также – счастье. Стройность за годы никуда не делась – об этом говорила черная ночнушка, облегающая тело.

Растеряв все признаки воли, Влад встал и подошел к ней.

– Не могу передать, как благодарна тебе, – прошептала она, чтобы не разбудить ребенка, беря Влада за руку.

Он молча поцеловал свою первую любовь. Губы, когда-то столь желанные, были полны воспоминаний, разочарования и прощения. Она не сопротивлялась первые секунды, но позже, не проявляя агрессии, легко оттолкнула его.

– Прости, – грустно произнесла Эмили, – но я не могу.

– Не извиняйся. Это моя вина, – с долей стыда признал Влад. Он поспешил удалиться в кабинет, где ждала тахта, но голос, тихо окликнувший его, заставил повернуться:

– Влад.

Эмили крепко его обняла, положив голову ему на плечо. Он, сначала не сообразивший, что произошло, обхватил ее в ответ. Странно, но объятия этой женщины были несказанно приятней, чем касание губ. Не отстраняясь, Эмили поцеловала Влада в щеку и снова попросила прощения:

– Прости меня.

Не специально он вспомнил слова, что в последний раз слышал от Виты. Такие одинаковые, но столь разные…

Разомкнув руки, они пожелали друг другу спокойной ночи, Эмили легла рядом с Оливией, и та непроизвольно прижалась к маме. Убедившись, что им ничего не требуется, Влад скрылся за дверью кабинета.

Он, как и обещал, отвез их в аэропорт, проводил до самой первой проверки и пробыл в здании аэропорта вплоть до вылета. Они договорились, что Ливи прилетит с Эмили на летних каникулах, и что мама всерьез возьмется за обучение дочери русскому языку, а сам Влад пообещал навестить их во время двухнедельного отпуска, что был запланирован на май. Едва самолет скрылся в небе, он сел в автомобиль, внутри которого разрывался от звонков телефон.

– Да?

– Влад! Ты где? Рабочее время уже началось; скоро приедут люди с договором о партнерстве!

– Не переживай, Лиза. Все в порядке – я уже выдвигаюсь.

– Что у тебя с голосом? – удивилась она. – Ты звучишь как-то иначе…

– Правда? – весело спросил Влад. – Может быть, может быть.

– Не пугай меня так! Ты там в порядке?

– В полном! И к тому же у меня к тебе важный разговор.

– Влад, да что с тобой? Какой разговор?

– Важный! – уже смеясь, выговорил он. – В общем, на месте поговорим.

Эпилог Начало лета

Они вместе приехали на кладбище, навестить две близлежащие могилы: вырвать сорняки, положить свежие цветы. Сколько бы лет ни прошло, а смотреть на имена дочери и матери, так рано покинувших этот мир, всегда было и будет тяжело. Благо теперь он был не один. С ним была она.

Лиза.

Совсем недавно у нее закончился бракоразводный процесс, но уныния и горечи она по этому поводу не испытывала. Ей понадобился слабый толчок и поддержка близкого человека, чтобы перестать жить ради кого-то, ничего не получая взамен. Когда Влад поделился с ней своими чувствами, покаялся за то, что обращался с ней как с вещью, и высказался о надежде исправиться и восполнить ей все, она с радостью приняла его. После скандала, устроенного – тогда еще – мужем Лизы, женщина переехала к Владу, где они жили и сейчас.

Его было не узнать. Он проявлял к ней заботу, должное внимание, любовь, в конце концов. Она и не думала, что сможет лично это испытать, считала, что так бывает, разве что, в зарубежных мелодрамах.

Но Лиза не оставалась в долгу.

Влад стал с ней откровенней и многое поведал о своем прошлом, о котором она слышала не так много, и настоящем. Она была в шоке, узнав, о его другой дочери. Но это ее не отпугнуло, да и вовсе обрадовало: он так про нее рассказывал, с таким восторгом. Более счастливым Лиза его никогда не видела.

Влад неделю как вернулся из США. Познакомился с Марком и поблагодарил его за годы заботы об Эмили и Оливии. Добрейший души человек! Хотя на первый взгляд – сварливый старик. Эмили представила ему Скотта – своего партнера, как по музыке, так и по жизни, – и поделилась большой новостью: он сделал ей предложение, и та ответила согласием. Несмотря на то, что Влад не знал его как человека, он искренне радовался за них двоих. Не упустила она возможности познакомить его с Джессикой, которая поначалу строила косые взгляды, но вскоре, немного пообщавшись, сменила гнев на милость.

Все часы, что Оливия проводила дома, Влад старался провести с ней, узнавая дочь все больше и больше. На выходных они втроем (Скотт сам высказался, что так будет лучше) посетили парк аттракционов, ходили в кино, посмотрели достопримечательности и поплавали по реке на пассажирском лайнере. А по вечерам Влад вновь смог насладиться игрой Эмили в прелестной компании – дочка с восторгом слушала музыку, исполняемой мамой.

– Влад? Ты как?

– В норме. – Рука любящей женщины мягко опустилось ему на плечо, возвращая в чувства.

Он неторопливо потер два могильных камня и про себя пожелал, чтобы Вита и Женя упокоились с миром. Затем сделал два шага назад, и оба надгробия одновременно предстали перед ним. Лиза стояла рядом.

– Может, пойдем? – осторожно спросила она, не желая показаться грубой.

– Да. Да, пойдем.

Сев в машину, они чуть посидели в тишине.

– Я тебе уже говорил? – спросил Влад. – Что Эмили с Оливией прилетят через месяц?

– Да, говорил.

– Поскорей бы вам с Ливи познакомиться. Она тебе понравится.

– С нетерпением буду ждать, – искренне произнесла Лиза.

Автомобиль медленно покинул территорию кладбища.

Благодарности

Считается, что писатель создает истории, которые позже становятся книгами. На самом деле, истории создают люди, окружающие писателя, а он только переносит их на бумагу. Мой случай – не исключение. Книга, что Вы сейчас держите в руках (или читаете на мобильном устройстве) появилась благодаря такому огромному количеству людей, что, боюсь, всех упомянуть и не получится.

Хочу поблагодарить моих первых читателей – настоящих героев, которые прочитали черновик этого романа. Поверьте, это подвиг!

Мартынова Максима за поддержку и верную дружбу, Лаврентьеву Ирину за энтузиазм и искренние эмоции, Навдужас Марину за понимание, Дорошенко Дмитрия за критику и за прочтение романа дважды подряд (!). Мне никогда не хватит слов, чтобы в полной мере выразить, как я им благодарен!

Также я благодарен:

Дашевской Дарье, которая задолго до начала работы над этим романом была моей музой. Ну и еще я сдерживаю давнее обещание.

Моим родителям, Комогоровым Светлане и Эдуарду, и моей крестной матери Петровой Елене. Спасибо. За все.

И, конечно же, я благодарен Вам, читателям, за то, что добрались до этой страницы. Понравилась ли история или нет – не так важно, по сравнению с тем, что Вы уделили этой истории свое время. Спасибо!

Примечания

1

Twinkle, twinkle, little star

(обратно)

2

Ты мой папа?

(обратно)

3

Да, я твой папа. А ты Оливия, правильно?

(обратно)

4

Да! Я Ливи. А как тебя зовут?

(обратно)

5

Мое имя

(обратно)

6

Почему ты не живешь со мной и мамочкой?

(обратно)

7

Потому что, дорогая…

(обратно)

8

Потому что я должен присматривать за своим другом

(обратно)

9

Итак, Ливи, расскажи о себе. Что ты любишь делать?

(обратно)

10

Мамочка, я голодна

(обратно)

11

Хорошо, но будь осторожна

(обратно)

12

Почему ты плачешь?

(обратно)

13

Я не плачу, милая. Это все из-за яркого света

(обратно)

14

Ливи? Хочешь увидеть, где живет твой папа?

(обратно)

15

Мам! Посмотри, как много книг!

(обратно)

16

Ливи! Никуда не ходи без разрешения!

(обратно)

Оглавление

Часть 1

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

Часть 2

  Глава 1 Два месяца спустя

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8 Две недели спустя

  Глава 9 Месяц спустя

  Глава 10 Шесть недель спустя

  Глава 11 Четыре месяца спустя

Часть 3

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

Часть 4

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Эпилог Начало лета

  Благодарности Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg