«Социальные сети»

Социальные сети (fb2) - Социальные сети (Маркетолог@ - 1) 983K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Юлия Ковалькова (Кова)

Социальные сети Юлия Кова

© Юлия Кова, 2016

ISBN 978-5-4474-5364-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От автора

Имена, характеры, места действия, как и все аналогии с действительными событиями, в этом романе вымышлены или творчески переработаны. Все совпадения с именами людей, ныне здравствующих или покойных, случайны.

Все ошибки в географических названиях, в характеристиках стрелкового оружия, медицинских препаратов и приёмов боевых искусств — случайные или преднамеренные — остаются исключительно на совести автора.

Глава 1. День первый

«Любовь — это мы. А ненависть — это то, чему нас научили…»

(Энтони Чисом)

@

31 марта 2015 года, днём, за три дня до описываемых

событий.

Министерство внутренних дел РФ.

Офис Национального Центрального Бюро Интерпола

России.

Садово-Сухаревская улица, дом 11, Москва. Россия.

Сухощавый, много видевший и много переживший на своём веку, шестидесятитрёхлетний генерал — полковник МВД РФ Владимир Петрович Добровольский распечатал на принтере письмо, присланное ему по электронной почте его коллегой, француженкой Мари — Энн Бошо, поправил на сухом аскетичном лице очки и перечитал текст снова:

«Кому: г-ну Добровольскому,

Заместителю Генерального директора,

НЦБ Интерпола МВД России.

От: Мари-Энн Бошо,

Главы Группы Специалистов по поиску пропавших без вести.

МВД — НЦБ Интерпола Великобритании.

Home Office, 2 Marsham Street,

London SW1P 4DF

Ref.: HRM291011

Уважаемый господин Добровольский,

прошу Вас создать группу из гражданских служащих и направить её на обучение в Национальное Центральное Бюро Интерпола в Великобритании по адресу: Маршам Стрит 2, Вестминстер, Лондон. В группу должны войти граждане Российской Федерации, свободно владеющие английским, испанским и/или арабским языками и имеющие опыт работы с социальными сетями, высокотехнологичными системами и оборудованием.

О готовности группы сообщить.

Руководителем группы прошу назначить сотрудника НЦБ Интерпола в России, Андрея Исаева (позывной «Warg», идентификационный номер: 1225617—07).

Также направляю Вам обновление по делам российских граждан, объявленных в розыск за рубежом. Обратите внимание на дело №107 (глобальная телекоммуникационная система Интерпола i-24/7, база данных, отметка «код Омега»), ввиду необходимости перенесения дела в архив, за давностью времени.

Благодарю за сотрудничество.

С неизменным уважением, Мари-Энн Бошо, Глава Группы Специалистов по поиску пропавших без вести, НЦБ Интерпола — Home Office МВД Великобритании».

Добровольский задумчиво подвигал тонкими светлыми бровями и стянул очки с носа. Он взвесил все за и против.

«Ну что ж, так тому и быть», — прикусив металлическую дужку очков, Добровольский переслал письмо своему заместителю с отметкой «cрочно, доложить об исполнении».

@

2 апреля 2015 года, четверг, днём.

Ламбет — Вестминстер, Лондон.

Великобритания.

Начало апреля. Лондон.

Солнечный, сухой, по- весеннему тёплый день.

Древняя Темза широкой серой лентой обвивает старинный город. Через реку раскинулся чёрно-красный Ламбетский мост, украшенный забавными скульптурками ананасов. С 1932 года этот мост соединяет два ключевых района Лондона, Ламбет и Миллбанк. Ламбет, один из тридцати двух районов Лондона, или, как говорят истинные англичане, «боро», известен тем, что здесь располагалась резиденция духовного главы англиканской церкви Соединённого Королевства, архиепископа Кентерберийского. Что до Миллбанк, то он относился к историческому центру большого Лондона. Здесь с перерывами с 1245 по 1745 год было отстроено Вестминстерское аббатство, начальная центральная галерея которого сегодня украшена иконами русского живописца Сергея Фёдорова. В Миллбанк также находятся Королевский судный двор и такие известные путешественникам улицы, как Скотленд-Ярд, Бейкер-Стрит и Пикадилли. Совсем недалеко от этих улиц есть и малоизученная туристами Маршам Стрит, где в доме под номером два, под разноцветной, напоминающей мозаику, крышей, с марта 2005 года функционирует представительство Интерпола в Великобритании.

Именно сюда второго апреля 2015 года в четверг, в три часа дня по набережной Ламбета шёл высокий и очень стройный молодой человек. Одетый в мягкие серые брюки, серое полупальто и белый кашемировый свитер, не отягощённые никакой ношей узкие, изящные кисти рук молодой человек сунул в карманы брюк, а воротник модного полупальто поднял повыше, и теперь уголки ворота пальто касались его подбородка. У прохожего была светлая, очень чистая кожа, узкая переносица и небрежно откинутые со лба прямые тёмно-русые волосы. Мужчина излучал энергию и обаяние, а взгляд его удлинённых насмешливых тёмно-серых глаз говорил о том, что он прекрасно знает про свой дар и отлично умеет им пользоваться. Звали прохожего Андрей Сергеевич Исаев, ему было тридцать два года и с марта 2015 года он курировал группу гражданских служащих НЦБ Интерпола МВД России.

В 2003 году Андрей Исаев с отличием закончил международно-правовой факультет МГИМО. Но вместо того, чтобы посвятить себя стабильной высокооплачиваемой работе в солидной госкорпорации или даже в Министерстве иностранных дел, Андрей Исаев отправился в Таможенную службу России. Там он не прижился, и уже в 2005 году стал оперативником детективно-охранного предприятия «Альфа». За время сотрудничества с «Альфой» Исаев прошёл путь от рядового специалиста, занимающегося наружным наблюдением и слежкой, до исполняющего обязанности руководителя оперативно-розыскной группы. Сегодня в департаменте Андрея, состоявшем из пятидесяти двух человек, работали как недавние выпускники юридических факультетов высших учебных заведений Москвы и Санкт- Петербурга, так и бывшие «силовики» -служащие правоохранительных органов и сотрудники силовых ведомств.

За годы работы на «Альфу» всегда тяготевший к аналитике и современным информационным технологиям Андрей научился разбираться в терроризме, вести работу с агентурной сетью, овладел навыками шпионажа, персональной и технической защиты и даже получил степень кандидата юридических наук. В конце лета 2009 года, узнав, что Интерпол заинтересован в работе с гражданскими служащими, Исаев отправил в штаб-квартиру Интерпола в Лионе своё резюме. В резюме Андрей указал, что знает один из обязательных для этой организации языков — английский, а также немного говорит на баскском и чешском. Резюме также сообщало, что Исаев смыслит в прикладных программах, владеет пистолетом «глок 17» и айкидо ёсинкан — самым жёстким из боевых стилей.

Резюме в Интерполе рассмотрели и приняли.

Первое собеседование Андрей прошёл легко, после чего ему навязали множество разнообразных тестов. Испытания быстро раскрыли высокий коэффициент его интеллекта, отличную способность устанавливать контакты, а также переносить значительные волевые, интеллектуальные и эмоциональные перегрузки. Более того, одно из заданий выявило две уникальных способности Андрея: врождённую эмпатию — дар чувствовать и предсказывать эмоции других людей, а также эйдетизм — фотографическую память. В той или иной степени, такая память присуща всем, но её яркие проявления встречаются крайне редко. Тот, кто обладает эйдетической памятью в полной мере, может удерживать и в любое время воспроизвести образ, замеченный им ранее. Таким образом, увидев человека, или явление, или предмет только один раз, Андрей Исаев даже через много лет мог его вспомнить и указать, при каких обстоятельствах он увидел его впервые.

Набрав требуемое количество баллов, 13 августа 2009 года Андрей подписал с Интерполом соглашение о конфиденциальности, после чего начал активно сотрудничать с командами НЦБ Интерпола в России и в Лондоне. Но об этой стороне жизни Андрея мало кто знал: Андрей Исаев отлично умел держать язык за зубами.

Помимо работы, у Андрея, как у каждого убеждённого холостяка, была личная жизнь, с короткими и длинными, ни к чему не обязывающими его, романами — и одна тайна, связанная со смертью его отца.

Отец Андрея — подполковник КГБ СССР, Сергей Олегович Исаев, пропал без вести 11 сентября 1999 года при выполнении задания, которое относилось к юрисдикции бывшего Первого Главного управления КГБ — структуры, отвечавшей за внешнюю разведку СССР до декабря 1991 года. Дело Сергея Исаева до сих пор хранилось в архивах правопреемницы этой службы под грифом «совершенно секретно».

Прожитые без отца годы и время, отведённое на забвение, сгладило безысходную боль от утраты. В полной мере мука вернулась к Андрею 25 апреля 2014 года.

Этот день безжалостно и навсегда разделил жизнь Андрея на две части.

В ту судьбоносную пятницу Андрею Исаеву срочно понадобилась справка из Бюро технической инвентаризации: документ был крайне необходим для перепланировки трёхкомнатной квартиры его матери на улице Серёгина, в Москве. В пятый раз спрашивая себя, куда его мать могла подевать нужную ему справку, Андрей перерыл весь её сейф в поисках злосчастной бумажки.

— Мам, ну и куда ты её сунула? — в конце концов, взмолился Андрей.

— А ты посмотри в сейфе, детка, — донеслось до него из гостиной.

— Блин, да я только что всё тут перерыл!

— Лапонька, я имела в виду: погляди в поддоне. Там, вверху сейфа есть чёрный поддон. Он выдвигается… а вы, Лизанька, не отвлекайтесь и переходите к джазовой импровизации Файна, — отозвалась Светлана Константиновна Исаева, профессор «гнесинки», под аккомпанемент хихиканья её ученицы.

Раздражённо откинув со лба волосы, Андрей присмотрелся, прицелился и одним движением выдернул из верхнего отделения сейфа маленький чёрный плоский поднос. Там Исаев и нашёл справку, обёрнутую вокруг капсулы из параарамидного волокна, иначе, кевлара. На капсулу, защищённую огнеупорной оболочкой, было нанесено всего два слова: «Симбад Альфа». Андрей покрутил капсулу в руках и подумал о том, что нужно поговорить с матерью и вернуть находку её владельцу. Человека, которому, по мнению Андрея, принадлежала эта капсула, Исаев знал без малого двадцать лет. И Андрей отложил капсулу на стеклянный стол рядом с сейфом. От неловкого соприкосновения со стеклом непрочно привёрнутая крышка капсулы слетела, и из кевларового чехла выпала тонкая трубочка записки. Удержаться и не развернуть бумажную «начинку» было попросту невозможно.

Впрочем, зная, что в сейфе матери хранятся вещи, имеющие отношение только к их семье, Андрей не особо мучился угрызениями совести. В итоге Исаев развернул кальку и прочитал письмо, обвинявшее в смерти его отца весьма конкретного человека. Этому человеку Андрей Исаев доверял всю свою жизнь. Пережив в одно мгновение крах потери и горечь прозрения, Андрей забрал капсулу с собой, так ничего и не сказав матери.

Те триста шестьдесят пять дней, в течение которых Андрей хранил находку у себя, полностью его изменили.

Из глаз Андрея исчезли искорки задорного тёплого юмора, некогда так украшавшие его взгляд. На смену остроумной и доброй насмешке пришли ирония, сарказм, злость, а временами и откровенный вызов. Единственное, с чем еще не могла справиться ярость, разъедавшая изнутри Андрея, так это его терпение. Впрочем, выдержка Исаева подвергалось адским испытаниям каждый раз, когда Андрей вспоминал про Симбада.

Весь год, что Исаев хранил у себя эту злосчастную капсулу, он замышлял кровавую месть. История убийства его отца была не банальной, и Андрей собирался отомстить Симбаду той же самой монетой. Для перехода партии в эндшпиль, а плана мести — к точке касп1 Андрею оставалось только найти болевую точку Симбада, после чего расставить на него ловушку и уничтожить его. И Андрей точно знал, что равно или поздно, но он своего добьется.

Этот молодой мужчина обладал завидной способностью, недоступной большинству людей — он умел ждать и очень хорошо думать.

Быстро шагая к Маршам Стрит и с лёгкой усмешкой косясь на плакаты новомодных наручных часов «Michael Kors» (часы рекламировали прелестная темноволосая девушка, нежившаяся в объятиях безупречно — красивого зеленоглазого парня), Андрей вступил на первые ступени Ламбетского моста, когда ожил криптотелефон, выданный ему в Интерполе. На дисплее высветилось имя «Виталий Петров», — так звали молодого оперативника, которого месяц назад Андрей Исаев взял в свою оперативно- розыскную группу в «Альфе». Исаев недовольно поморщился, но на вызов ответил: при всей своей словоохотливости Петров был толковым сотрудником и редко когда беспокоил начальство по пустякам.

— Привет, Виталь. — Андрей начал подниматься по ступеням.

— Привет, Сергеич, ты как? Мне снова нужна твоя помощь, — жизнерадостно и в то же время явно извиняясь, ответил оперативник.

— Что на этот раз? — поднял брови Андрей, переходя на другую сторону Ламбетского моста.

— А я не могу ввести данные в базу по делу 117-S в том виде, как ты этого хочешь… Дурацкие технологии. Голову можно сломать.

— Сочувствую. Мне, знаешь ли, тоже очень тяжело живётся в эпоху глупых людей и умных технологий, — Андрей всё-таки поддел мальчишку, — но если серьёзно, то я занят.

— Да? А я думал, ты в отпуске, в Лондоне. Мне сэнсей сказал, — ответил Петров. Сэнсеем с легкой руки Андрея сотрудники «Альфы» называли Александра Ивановича Фадеева — хозяина этого детективно-охранного предприятия.

— Вот я и спешу обратно в свой отпуск, Виталь. Так что привет сэнсею. А что касается тебя, то ладно, так и быть, помогу. Только давай покороче. У тебя есть ровно десять минут. Время пошло.

— Ага, Сергеич, понятно. Так точно… Сейчас система загрузится и сразу же начнём… а может, я тебе пока шикарный анекдот расскажу? Так сказать, в качестве компенсации? Короче: приезжает одна блондинка в Лондон и просит очень сладкий чай. А там…

— Девять минут, — в раздражающей собеседника невозмутимой манере произнёс Исаев. Андрей не собирался объяснять, что ему не нравятся ни чай, ни сладкое, ни блондинки, ни анекдоты про них.

— Ладно, ладно. Я понял… О, система готова. Значит так: если вводить в поля пятизначные значения, то не получается увидеть все строчки, но…

Прижимая к уху криптофон, Андрей отошёл к высокому ограждению Ламбетского моста, прислонился к нему и замер. Андрей слушал Петрова и одновременно рассеянно обозревал прохожих.

В этот час пешеходов было совсем не много: среди туристов Ламбетский мост особенной популярностью не пользовался, а жители Лондона, работавшие в Сити, уже заняли в офисах свои места. И тем не менее, в этот день на Ламбетском мосту попадались весьма примечательные личности. Сначала в сторону Ламбетского дворца величаво прошествовала полная достоинства крошечная старушка с прической буклями, как у королевы Елизаветы Второй. Дополняя сходство с венценосной особой, голову старушка подвязала пестрым шелковым платком от «Hermès». Старушка вела на красном поводке толстенького симпатичного мопса.

Потом в сторону Вестминстера с тем любознательным выражением на лице, которое свойственно только детям, протрусил розовощёкий мальчик. Подросток рвался к колесу обозрения «London Eye» и нетерпеливо оглядывался на идущую позади него строгую женщину в чёрном.

— Do not rush, Edward. Easy, please. Не спеши, Эдвард, — строго обратилась к мальчику истерзанная его активностью дама.

Андрей, со свойственной ему наблюдательностью моментально сообразил, что леди в чёрном — гувернантка этого непоседы. И наконец, двигаясь от Вестминстера к Ламбету, мимо Исаева медленно прошел высокий темноволосый мужчина лет пятидесяти. У мужчины была прямая осанка и широкие плечи. Выглядел он представительно и даже харизматично. Вот только взгляд его карих глаз был чересчур цепким. Незнакомец был одет в дорогие ботинки и бежевое кашемировое пальто, вокруг воротника которого с истинно английской элегантной небрежностью был повязан модный бежевый шарф в клетку от «Burberry».

Сердце Андрея дало два глухих удара, и Исаев недоверчиво уставился на мужчину.

«Неужели я его знаю? — удивился Андрей. — Хотя нет, я абсолютно точно вижу этого человека впервые. Это лицо и этот взгляд мне совсем не знакомы. Интересно, кто он? Судя по одежде — англичанин. Судя по лепке лица — баск. Если судить по его взгляду, то он может быть и русским… Впрочем, мне-то какая разница? Тем более, что, судя по всему, этот мужчина когда-то давно перебрался сюда и неплохо здесь себя чувствует».

Между тем, поравнявшись с Исаевым, предмет его размышлений сбавил шаг, заглянул в лицо Андрея и быстро перешёл на противоположную сторону пешеходной зоны моста. Встав у одной из опор, «англичанин» помедлил, потом развернулся, уверенно встретил вопросительный взгляд Исаева, после чего улыбнулся ему хоть и вежливой, но сухой и отстранённой улыбкой. Больше незнакомец на Исаева не смотрел: «англичанин» явно выискивал взглядом в толпе кого-то другого.

Андрей настороженно проследил за странным незнакомцем и отметил, что в нескольких метрах от него и прохожего готовится разыграться сценка, совершенно не типичная для хорошо воспитанных жителей Сити.

Итак, по пешеходной зоне моста по направлению к Исаеву неторопливо приближались две молодых женщины.

Они были примерно одного роста и даже одеты одинаково: в джинсы, белые кеды со звездочкой «Converse» и короткие «парки». Волосы у той, что напоминала принцессу, были рыжими и сколоты на макушке в лисий хвост. Светлые, натурального пепельного цвета волосы её спутницы были заплетены в небрежный узел на шее. Несколько белых прядей вились на висках и касались высоких скул блондинки. Приглядевшись к белокурой женщине, Андрей поморщился: рядом с яркой обладательницей «лисьего хвоста» эта смотрелась так же невзрачно, как белый голубь рядом с павлином.

Поглощённые своим разговором женщины не замечали, что их стремительно догоняют двое высоких, спортивного вида, молодых людей, на лицах которых читалось удовольствие от хорошего дня и предвкушение приятного знакомства. Наконец, один из юношей вырвался вперёд и загородил блондинке дорогу. Движения его тренированного тела напомнили Андрею баскетболиста. «Баскетболист» наклонился к белокурой женщине и начал что-то быстро объяснять ей, показывая на себя, на камеру в чёрном футляре, висевшую на шее его ухмыляющегося приятеля, и на колесо обозрения «London Eye», которое хорошо просматривалось с Ламбетского моста.

«Хочу с вами познакомиться и снять вас, чтобы покататься», — перевёл про себя пантомиму юноши Андрей. Фраза получилась хотя и забавной, но двусмысленной — как раз во вкусе Исаева.

Выслушав занимательную речь «баскетболиста», блондинка коварно улыбнулась и ласково поманила юношу пальцем к себе. Тот, ёрничая, упал на колено и театрально протянул женщине руку. Улыбка блондинки засочилась сладким сиропом, когда она наклонилась к уху «баскетболиста» и произнесла всего несколько слов. После чего блондинка выпрямилась и немедленно превратилась в строгую даму средних лет. Её рыжеволосая спутница немедленно опустила на лицо очки от солнца и отвернулась к Темзе, причём её плечи начали подозрительно сотрясаться, словно от смеха.

Андрей фыркнул и посмотрел на «баскетболиста» и на его приятеля. Увы, молодые люди реакции рыжей не заметили. Не догадываясь, что их провели, «баскетболист» краснел, бледнел, а его приятель, топтавшийся неподалеку, застыл, как памятник потрясению. Уголки губ Андрея дёрнулись и побежали вверх: блондинка и рыжая явно что-то затевали.

Между тем несчастный «баскетболист» неловко поднялся с колен и поднял руки вверх в том самом жесте, который на всех языках мира означает «простите, сдаюсь». После этого «баскетболист» прижал правую ладонь к сердцу и начал что-то торопливо и сбивчиво объяснять хитроумной блондинке. Выражение лица спортсмена было скорбным и очень серьёзным. Напуганный приятель «баскетболиста» также присоединился к извинениям, после чего молодые люди дружно выполнили команду «налево кругом», рванули с места в карьер и через несколько секунд поравнялись с Андреем.

— Лёха, вот ты придурок, а? Ну на фига было девок из Интерпола-то цеплять? У нас же здесь сборы… а что, если эта белобрысая пожалуется куда надо? Мы же хлопот с тренером не оберёмся. Нас же из команды отчислят, как пить дать, — ломающимся юношеским тенорком по-русски пробасил приятель «баскетболиста» и быстро спрятал в снятый с плеча рюкзак отличную любительскую зеркальную камеру «Canon EOS 1200D».

При слове «Интерпол» Исаев немедленно навострил уши.

— Сам ты придурок, — недовольно оборвал зарвавшегося приятеля Лёха. — А кто меня подначивал, «а давай, Леха, давай»? Ты знал, что эта белобрысая — офицер Интерпола, и что она по-русски чешет лучше нас с тобой? Вот и я не знал. Эх ты, вот ведь зараза… — И тут Лёха добавил к своей речи совершенно не печатное, но вполне колоритное определение, которое Андрей с его ироничным умом и хорошо подвешенным языком моментально перевёл на литературный язык как «женщина, которая любит гулять много, долго и разнообразно».

Исаев не сдержался и фыркнул.

Молодые люди, чью принадлежность к спорту так быстро вычислил Андрей, бросили на Исаева подозрительный взгляд, переглянулись и тут же заторопились. Через секунду они уже растворившись в толпе. Исаев мысленно отдал спортсменам честь и проводил их полным иронии взглядом.

«Ну, ребята, вы даёте: блондинка избавилась от вас старым, как мир, способом. Подумать только, в Интерполе она работает… ага, да, конечно. А интересно, как эта невзрачная мадам из Интерпола отшивает тех, кто умней?».

— Алло, Сергеич! Ты где? Ты меня слышишь? — между тем заверещал телефон Андрея.

— Ай, черт! — Отдернув руку с трубкой, поморщился Исаев, успевший напрочь забыть о собеседнике. — Виталь, ты так орёшь, что тебя не только я — тебя уже весь Лондон слышит.

— А чего ты тогда молчишь? — дружелюбно и необидчиво поинтересовался тот. — Я уже два раза тебе повторил, что я уже всё сделал. Так что спасибо тебе за помощь, Сергеич. Вот.

— Да на здоровье.

— И тебе удачного дня. Особенно, если ты собираешься провести его с пользой для дела. Или — для тела, — многозначительно добавил Петров и, посмеиваясь, отключился.

Услышав достойный ответ своего ученика, Андрей хмыкнул и сделал мысленную зарубку. После этого Исаев отправил телефон в карман брюк и неспешно направился к женщинам. До встречи на Маршам Стрит оставалось еще полчаса, и Исаев решил попытать счастье с рыжей. Это была по-настоящему яркая, холёная и очень красивая женщина, и Андрей искренне недоумевал, отчего «баскетболист» и его друг отдали предпочтение блондинке.

Пройдя пару метров, Исаев заметил, как женщина со светлыми волосами присела на корточки, чтобы завязать шнурок своего кеда. Наметанным взглядом Андрей быстро оценил изящество её позы и манящие движения её тела. Разглядывая блондинку, Исаев неожиданно для себя почувствовал к ней весьма определённый интерес. Пока блондинка управлялась с непослушным шнурком, из кармана её зеленой куртки выпал маленький золотой предмет и под порывом ветра откатился к ногам Андрея. Исаев наклонился и тотчас поднял его.

«Красная губная помада. Этикетка „Tom Ford“. Нет слов, как идейно. Ладно, Красная Шапочка, раз ты сама меня выбрала, то я, так и быть, тебя съем.»

— Sorry, lady, this is yours, — произнёс Исаев на безупречном английском языке и, начиная охоту, присел перед блондинкой на корточки. Голос у Андрея был низким, бархатным, с хриплыми опасными нотками. Этот голос не только ласкал женский слух, но и отлично отражал характер своего хозяина. На открытой ладони Андрей протянул женщине её пропажу. Блондинка потянулась за находкой, и Исаев ощутил нежный аромат её нагретых солнцем волос и золотистой кожи. Это был странный аромат, притягательный, откровенно-манящий. Кончики пальцев Андрея моментально наэлектризовались, в желудке появился знакомый жадный холодок, и удивлённый Исаев впился взглядом в блондинку. В ответ женщина медленно подняла на Андрея глаза — и тот онемел и обездвижил. Ещё бы: если фигура женщины возбуждала его воображение, а аромат тела манил, то взгляд попросту убивал наповал.

У женщины были глаза цвета неба.

Лучистые, выразительные, и вместе с тем неправдоподобно-яркие — они были заключены в удивительно красивый скифский разрез с приподнятыми вверх внешними уголками. Но Исаев моментально нашёл этим глазам другое определение — «волчьи». Изображение таких глаз Андрей часто встречал на аватарах2 пользователей социальных сетей или же на заставках мобильных. Но, в отличие от большинства поклонников этих картинок, Андрей знал, что волки только рождаются с глазами синего цвета. Со временем радужная оболочка волчьих глаз меняет цвет на зелёный или же на жёлтый, почти янтарный, с примесью красной меди. И только в самых редких случаях глаза волка на всю жизнь остаются синими. Зрачки в таких хищных глазах кажутся чёрными, как уголёк, а радужка напоминает каплю голубых чернил, размытую вокруг зрачка и собранную затем в ободок радужной оболочки всей мощью аквамарина. Именно такие глаза сейчас очень пристально изучали Андрея. К тому же над левым надбровьем блондинки, подчеркивая цвет и магнетизм её глаз, красовались четыре маленьких родинки-точки. Расположение точек очень напоминало навершие креста.

«Это ты? Это ведь ты?», — точно спрашивала взглядом женщина.

— Hello, — мягко прошептала она. Уголки её губ изогнулись вверх, ресницы призывно дрогнули, и блондинка улыбнулась искренне и легко. Это было обещание.

Андрей жадно сглотнул.

«Так, всё, приехали — точно моя. Чашка кофе, детские прогулки и прочие прелюдии отменяются. Сразу же идём ко мне в гостиницу. Или к ней. Ах ты чёрт, да у меня же сейчас совещание», — совершенно некстати вспомнил Андрей и от досады чуть не застонал: он-то уже представил себе всё, что сделал бы с этой женщиной за пару часов.

Зрачки Исаева расширились, он резко вздохнул и тем себя выдал.

Прочитав его откровенный взгляд, блондинка сначала смутилась. Потом растерялась. Но уже через мгновение замешательство женщины сменилось яростью, точно Андрей жестоко её унизил. «Волчьи» глаза женщины заискрились жаждой расправы. Кусая по-детски припухлый рот, белокурая женщина вежливо и холодно кивнула Андрею, ловко сняла с его руки запечатанный в золото тюбик и моментально выпрямилась. Всё ещё сидя на корточках, Исаев увидел прямо перед собой два крошечных белых кеда, скрывающих точеные стопы женских ног, и две тонких лодыжки, каждую из которых Андрей мог бы запросто обхватить пальцами одной руки. Исаев скользнул взглядом вверх и отметил плавные линии длинных женских ног и манящий изгиб бёдер. Перед ним стояла его мечта — совершенство, идеал, абсолют. И Андрей принял решение.

— Я хочу с вами познакомиться, — перестав валять дурака, поднимаясь, сказал Исаев на родном русском языке и включил свое природное обаяние на полную катушку.

— Вот как? А зачем вам это знакомство? Вы и так только что пережили со мной самое незабываемое приключение в вашей жизни. Это — судя по вашему взгляду, — тоже по-русски, с выговором коренной москвички, отчеканила блондинка. Закинув голову вверх, она с ледяной, знающей насмешкой внимательно оглядела Андрея, больше не пряча глаза, не смущаясь и не краснея.

Казалось, теперь её взгляд говорил: «Если ты такой умный, то попробуй, получи меня».

«А девочка-то, оказывается, с характером… Ладно, сейчас возьмём её по-другому», — решил Андрей.

— Вы мне очень понравились, — тут же уверенно парировал он, невозмутимо игнорируя ледяной приём: опыта и уверенности ему хватало. — Правда, мне говорили, что у меня отвратительный вкус на женщин. Они ведь лгут? Вы как считаете? — И Исаев выдал блондинке самую убийственную из улыбок, бывших в его арсенале.

Но женщина отчего-то проигнорировала её.

— А я никак не считаю: я знаю, — снежным взглядом прокатившись по фигуре Исаева, проникновенно сообщила женщина. Теперь её голос источал желчь и мёд.

Не понимая, почему его собеседница ведет себя так враждебно, хотя минуту назад всё было по-другому, Андрей уставился на блондинку. Он был уверен, что ничем не обидел её — ни сейчас, ни в прошлом. Он вообще видел её в первый раз в своей жизни. Тогда почему эта женщина позволяет себе так вести себя с ним?

При виде откровенного недоумения, промелькнувшего на лице Андрея, в глазах белокурой женщины немедленно закружила сибирская вьюга. Теперь взгляд женщины не сулил Андрею ничего хорошего. И все же в изящной линии её рта Исаеву по-прежнему чудилось обещание, оно-то и не позволяло ему отступиться от намеченной цели.

— Вы знаете… что? — запасаясь терпением, улыбнулся Андрей.

— Что я знаю? А вот эту вашу заезженную шутку про отвратительный вкус, — объявила женщина. — Я год назад прочитала её в социальных сетях. Эта дурацкая хохма замыкала собой последнюю десятку самых популярных цитат в советах для начинающих ходоков по девочкам. Кажется, эта острота была в разделе «Как склеить женщину весело и непринужденно за пять минут», — услышал Андрей и, не выдержав, рассмеялся. Ещё бы: женщина била не в бровь, а в глаз. Именно из соцсетей Исаев и подчерпнул свою шутку.

Отсмеявшись, Андрей окончательно разозлился, убрал улыбку с лица и приготовился дать женщине сдачи. Но блондинка прочитала его мысли со скоростью звука.

— Ну ладно, пошутили и хватит, — мгновенно среагировала она. — А теперь прощайте. Я тороплюсь. И знакомиться нам бессмысленно.

— Да ладно, — попытался отыграть назад Андрей, но блондинка уже отступала.

«Оставь меня в покое», — приказали её мерцающие глаза.

— До свидания, — наставительно произнес её голос.

«Итак, это была всего лишь игра… игра „кто-кого“, навылет. Забавно: никогда не думал, что вот так можно вывести слово „сука“ на новый качественный уровень», — подумал Исаев.

Его глаза угрожающе сузились.

Маска невозмутимости на мгновение слетела с лица, обнажив обычную ранимость мужчины, которого не только отвергали, но и над кем жестоко посмеялись. Впрочем, ровно через секунду выражение лица Исаева стало таким же, как прежде: спокойным, корректным. И только в его длинных глазах промелькнули зловещие огоньки.

— До свидания, — «любезно» согласился Андрей с блондинкой, — до очень скорого свидания в каком-нибудь другом месте.

В его последних словах явно прозвучали угроза и намёк, что встреча добром не кончится, но белокурая женщина пренебрежительно передернула плечиками и отвернулась от Андрея.

— Let’s go, Elle, — произнесла она, обращаясь к своей рыжеволосой спутнице.

Та потянула с макушки солнцезащитные очки, взглянула на Андрея и смущенно улыбнулась ему, точно извиняясь за неучтивую выходку своей подруги. Андрей взглядом поблагодарил свою неожиданную союзницу за поддержку и бросил последний взгляд на блондинку. Нюхом опытного охотника он знал, что всего несколько минут назад у него был шанс уложить в постель эту женщину. Но — увы: давно не встречая отказов, Андрей забыл, что на свете существует безжалостно-короткое женское «нет» и стал уж слишком самоуверен.

Досадуя на свой промах, злясь на себя, терзаясь обидой и унижением, Андрей резко повернулся к женщинам спиной и продолжил свой путь по направлении к Маршам Стрит. Удаляясь всё дальше и дальше от места своего персонального Ватерлоо, где его самолюбие потерпело оглушительное фиаско, Андрей не заметил, как внимательно посмотрел ему вслед «англичанин». И как рыжеволосая женщина принялась выговаривать вредной блондинке.

Войдя в здание на Маршам Стрит и предъявив пропуск, защищённый системой безопасности Интерпола «EDAPS», Андрей прикрыл глаза, быстро сосчитал до десяти и приказал себе забыть о женщине с «волчьими» глазами. Но у Исаева не получилось. Его самолюбие бушевало, как ураган, прячась за фасадом из внешней холодности. Проблема была в том, что женщина была единственным её решением. Но именно это Исаев и не мог получить: более того, впервые за двадцать лет Андрея Исаева отшила женщина, на которую он положил глаз.

И сделала это она безжалостно и сокрушительно быстро.

@

2 апреля 2015 года, четверг, вечером.

Ламбет — Вестминстер, Лондон. Великобритания.

Совещание в Интерполе закончилось в шесть часов вечера.

Вежливо отделавшись от дотошной Мари — Энн Бошо, Андрей Исаев вышел из здания Home Office, подумал и отправился в спрятавшийся между Даунинг — стрит и Вестминстерским дворцом паб «Red Lion». На вечер у Андрея Исаева были свои планы: встреча со знакомыми, капля джина, хорошая музыка и немного флирта.

Подойдя к высокому белому зданию, украшенному фонарями из чёрной латуни и нарядной вывеской цвета золота и бордо, Исаев взбежал вверх по крутой, тёмного дерева, лестнице, толкнул стеклянную дверь и вошёл в заведение. Изнутри паб с его стенами, обшитыми солидными деревянными, цвета морёного дуба панелями, и свисавшей с высокого лепного потолка похожей на виноградную гроздь люстрой, напоминал уютную шкатулку. Андрей приветливо кивнул знакомому бармену, задал ему дежурный вопрос «как дела?» и получил такой же дежурный ответ «отлично, а у тебя как?», после чего заказал маленькую порцию Бифитера. Держа в длинных пальцах толстый гранёный стаканчик, Исаев огляделся в поисках знакомых и заметил хорошенькую девушку с длинными светло — русыми волосами. Девушка сидела на высоком деревянном стульчике слева от барной стойки и рассеянно водила пальцем по кромке высокого стакана с едва пригубленным Биттером.

— Это кто? — кивнул на девушку Андрей, адресовав свой вопрос бармену.

— Это? Да Бог её знает. Но, по- моему, она своего парня здесь ждёт.

— Да? Ну тогда ладно…

Подмигнув Андрею и красноречиво закатив глаза, бармен отправился обслуживать других гостей. От нечего делать, Исаев принялся разглядывать девушку.

Та, с забавной гримаской неудовольствия, очень шедшей к её юному лицу, наклонилась вниз, покопалась в объёмной модной сумке и вытащила на свет белый «планшетник». Нетерпеливо и очень женственно заправив непослушную прядь волос за круглое розовое ушко, девушка рассеянным взглядом окинула паб, заметила Андрея, и, словно в поисках вдохновения, снова опустила глаза в свой iPad. Когда незнакомка в очередной раз оторвалась от «планшетника», Андрей перехватил её взгляд и с шутливой улыбкой отсалютовал стаканчиком девушке. Глаза девушки заблестели, выдав её волнение. Тем не менее, она неторопливо отложила iPad и только потом вернула Андрею его приветствие. Одним глотком допив джин, Андрей со стуком поставил пустой стаканчик на стойку и подошёл к девушке.

Всё то время, пока шла эта бессловесная игра, Исаев приглядывался к девушке, считывая все сигналы, что та волей-неволей посылала ему. И это представление с гримаской на лице, и вся эта поза с «планшетником» — всё было рассчитано только на то, чтобы произвести впечатление. Пряча в длинных серых глазах знающую насмешку, Исаев по — хозяйски положил руку на спинку высокого стула, на котором сидела девушка. Потом наклонился к незнакомке и прошептал ей на ушко милый, пустяковый комплимент. Девушка смущённо вспыхнула и удовлетворенно засмеялась.

Они познакомились.

Уже через пять минут Андрей Исаев знал, что девушку зовут Эрика и что она шведка, живет в Стокгольме и является двадцатичетырехлетней студенткой Высшей школы Мальме. Еще через пять минут Эрика поведала Андрею о том, что в перерывах между занятиями она составляет каталоги для IKEA, а в Лондон приехала на каникулы к своему бойфренду. С бойфрендом Эрика познакомилась в социальной сети Facebook на почве их общей любви к детективам.

Ещё через четверть часа Эрика ясно дала понять, что несмотря на наличие бойфренда, она вполне свободна располагать собой. И Андрей предложил Эрике прогуляться. Она согласилась. Исаев помог девушке спрыгнуть с высокого стульчика, рассчитался с барменом и увел Эрику с собой.

В восьмом часу вечера пара вошла на Ламбетский мост.

Недолго думая, Исаев поставил Эрику спиной к тёмно — красному ограждению Ламбетского моста и, наклонившись, быстро нашел её губы. Девушка явно тянулась к нему: губы были теплыми, а поцелуй — глубоким. Но Исаев хотел почувствовать что — то совсем другое. Не прерывая объятий, Андрей изогнул Эрику назад, и когда та покорно раздвинула бедра, мужчина вжался в девушку всем своим телом. В ответ Эрика застонала и обняла Андрея. Исаев оторвался от губ Эрики и поднял её подбородок вверх.

Их взгляды встретились. В затуманенных глазах Эрики Андрей ясно читал желание и просьбу продолжать. Глаза Эрики были мягкого серо — голубого цвета — как вода в волнах Темзы, как северное небо Мальмё — как у большинства блондинок. Но этот цвет был не таким, как хотелось Андрею. В этот миг он ясно понял, что его желание продолжать бесследно испарилось. То, что терзало Исаева до встречи с Эрикой, оформилось и приняло вполне конкретный образ, который маячил перед Андреем полдня, чем ужасно раздражал его. Перед мысленным взглядом Исаева стояла невыносимо-холодная женщина с «волчьими» глазами.

«Так, всё, приехали. Ну и какого чёрта эта Красная Шапочка, натянувшая мне нос, до сих пор меня волнует?», — недовольно спросил себя Андрей.

— Ты замерз, honey? Пойдём ко мне или к тебе? Скажи, как ты хочешь? — отвлекла его от мыслей Эрика.

«Знаешь, детка, похоже, я уже никак не хочу.»

— Прости меня, солнышко, но завтра мне рано вставать: я улетаю в Москву. Так что давай поставим на продолжении нашего милого романа точку и найдём тебе такси, хорошо? — Андрей вполне дружески потрепал по плечу милую девчонку.

Словно искупая этим нанесенную ей обиду Исаев даже взял в ладонь её тёплые пальцы и поцеловал их, хотя сейчас ему больше всего хотелось, чтобы Эрика растаяла, как сон: просто ушла и оставила его в покое. Понимая, что продлевает собственную пытку, Исаев, тем не менее, вежливо довел девушку до набережной, где нашёл ей такси — чёрный лондонский кэб. Андрей подождал, пока готовая заплакать Эрика не усядется на заднее сидение, и достал из кармана двадцать фунтов.

— Я заплачу за тебя, — просто сказал он.

Эрика попыталась что — то возразить, но Андрей уже положил банкноту ей на колени. Захлопнул дверь кэба и, не оглядываясь, пошёл прочь. Андрей Исаев уже устал быть хорошим парнем.

А, впрочем, он никогда им и не был.

@

2 апреля 2015 года, четверг, вечером.

Гостиница «Park Plaza Riverside Hotel».

18 Albert Embankment, Лондон.

Великобритания.

К девяти вечера Исаев добрался до ультрасовременного отеля «Парк Плаза Риверсайд», прошел через стеклянные двери и, привычно игнорируя лифт, поднялся на пятый этаж по высоким ступеням. Открыв дверь своего номера, Исаев прошёл мимо стола, заваленного газетами и купленными по случаю музыкальными дисками, и прямиком отправился к мини — бару. Там, со дня его приезда стояла непочатая бутылка виски. Перетряхнув диски в поисках «Хорватской рапсодии» в исполнении Максима Мрвицы, Андрей отодвинул журнальный столик от огромного, на всю стену, окна, сбросил на стол пальто, уселся прямо на бежевый мягкий палас пола и опустошил бутылку примерно на четверть. Прокляв Ламбетский мост, Лондон, а заодно и всех увиденных им сегодня блондинок, Исаев отправил бутылку с виски обратно в минибар и наконец угомонился.

Бросив взгляд на часы, Андрей махнул рукой на ужин, вытащил из сумки лёгкий, мощный и защищенный лэптоп «Vaio» и, как был, одетый завалился на двуспальную кровать с высоким изголовьем. Отправив под спину подушку, Андрей согнул левое колено и прислонил к нему ноутбук. Войдя в i-24/7 — телекоммуникационную систему Интерпола — Исаев открыл ссылку, присланную ему Мари-Энн Бошо, сделал выборку по гражданам России и углубился в сводку.

В этот раз дел, требующих его внимания, оказалось всего три.

Первым в списке стояло задание, открытое Интерполом в 2010 году.

Оно было передано Андрею в январе 2015 года. Дело касалось пропавшего без вести мальчика из Москвы по имени Женя Куликов. Беспечные родители потеряли маленького сына в Румынии, при поездке в Добруджу. Женя был объявлен в международный розыск. Тогда, в январе, разыскивая мальчика, Андрей подключил все связи, которые только были в активах Интерпола и агентства «Альфа», наводнил социальные сети фотографиями пропавшего ребенка и буквально перетряхнул каждый комментарий к постам3, что он разослал. Работа принесла свои плоды, и уже через месяц Исаев оказался в Карпатах. Там Андрей вышел на бродячих цыган, которые подобрали Женю.

К моменту, когда Андрей нашёл пропавшего ребенка, мальчик уже прожил с цыганами пять лет и почти забыл своих родных. Теперь он называл мамой цыганскую shovikhani4, которая пользовалась в таборе огромным авторитетом, и наотрез отказывался возвращаться домой. Если бы Женя Куликов был совершеннолетним, то закон был бы на его стороне. Это означало, что пропавший, розыск которого вел Интерпол, мог запретить сообщать о том, где он находится — даже его родителям, даже тем, кто объявил его в розыск.

Но Жене Куликову было всего одиннадцать лет, и решения за него пока еще принимали взрослые. Shovikhani поклялась ждать мальчика в Констанце. Женя пообещал вернуться к ней. Перед тем, как Андрей забрал Женю в Москву, плачущая shovikhani задала Андрею всего два вопроса:

— Скажи, зачем ты хочешь вернуть его? Разве ты ведаешь судьбу этого ребёнка? — Потом, вытерев слезы, женщина грустно добавила: — Ты же забыл даже свою звезду.

Выслушав эти странные слова, Исаев был готов усмехнуться в ответ, но в голосе shovikhani прозвучало столько знающей боли, что Андрей предпочёл промолчать. Впрочем, в мистику прагматичный Андрей никогда не верил. Тем не менее, мысленно сделав себе зарубку еще раз навестить обретшего родителей мальчика и проверить, как складывается его судьба, Андрей закрыл файл Жени и перешел ко второму делу в базе Интерпола.

К этому делу Мари — Энн Бошо подключила Андрея ровно месяц назад.

Дело касалось похищения десятилетней девочки.

Рита Пушилина, родившаяся в 2005 году в Санкт — Петербурге, исчезла в Берлине, когда возвращалась домой из посольской школы. Дело о похищении девочки вела объединённая с полицейскими ФРГ группа гражданских служащих НЦБ Интерпола России. Андрей хорошо помнил, как трое изматывающих суток он «пробивал» все связи родителей Риты в Санкт — Петербурге, пока полицейские ФРГ искали Риту в Западной и Восточной части Берлина. Немецкие полицейские нашли Риту первыми. Труп девочки опознали её родители. Пожилой мужчина, задушивший Риту, висел рядом с девочкой в петле.

Убийцу Риты звали Гюнтер Штейнмайер.

Следствие установило, что Гюнтер служил интересам Социалистической Единой Партии Германии, являлся членом военизированной боевой группы, охранявшей строительство Берлинской стены, а потом — пограничником ГДР, защищавшим подступы к ней. Следствие также установило, что у Гюнтера была сестра, которую звали Маргрет. Десятилетняя Маргрет погибла в 1966 году вместе со своим приятелем, при попытке бегства через Берлинскую стену. Двое глупых подростков стали мишенями для профессиональных военных, расстрелявших их сорока выстрелами в упор, на поражение5. На следующий же день после убийства сестры Гюнтер Штейнмайер разрядил обойму «Макарова» в командира, отдавшего в ту ночь приказ стрелять по детям, после чего попал в тюремную камеру и совершил первую попытку самоубийства. Но охранники вытащили его из самодельной петли и передали в руки «Штази».

«Штази» — именно так называли на Западе Министерство государственной безопасности ГДР, в годы холодной войны, по праву считалась одной из самых эффективных спецслужб Европы. Создана она была по образу и подобию аналогичной структуры СССР, и за тридцать лет своего существования превратила в осведомителя каждого пятидесятого гражданина «демократической» Германии, дословно претворяя в жизнь собственный девиз «неважной информации не существует». В итоге, девятнадцатилетний Гюнтер попал под безжалостные жернова и смог на собственном опыте оценить всю мощь этой государственной машины, сумевшей то, что не смогла повторить ни одна разведка в мире — внедрить своего офицера в ближайшее окружение канцлера ФРГ, Брандта. Что и стало причиной политического кризиса в Западной Германии и отставки самого канцлера.

Техника допроса в «Штази» также была отработана до мелочей. Изматывающие допросы Гюнтера длились сутками. Ему не давали спать. Ему не давали есть. Его посадили в одиночную камеру и приговорили к расстрелу. Человек, которого никогда не пытали, никогда не поймёт, что такое пытки и что происходит с психикой жертвы, когда пытки ломают её. Но Гюнтер всё-таки выжил. Когда палачи пришли за ним, он уже не боялся смерти. Гюнтер был спокоен и твёрдо верил, что его сестра жива, и рано или поздно он обязательно встретится с ней. Гюнтера выпустили из тюрьмы в 1986 году, за три года до падения Берлинской стены, которую пострадавший от действий «Штази» Вилли Брандт называл «стеной позора». К тому моменту, как приблизившийся к порогу своего сорокалетия Гюнтер вернулся домой, его родители умерли, соседи переехали, а родственники предпочли забыть о нём. Прежние друзья с ним не общались, знакомые его избегали, и Гюнтер Штейнмайер остался совсем один. Шрамы от пыток зажили, но не исчезли до конца: они всё ещё кровоточили.

С 1986 по 2015 годы Гюнтер жил, перебиваясь случайными заработками, ухитряясь, тем не менее, аккуратно платить за жилье. Казалось, что мужчина вообще сосредоточился на одной-единственной цели: любой ценой остаться в доме, где когда-то счастливо жили он, Маргрет и их родители. А потом случилось долгожданное чудо, и на одной из улиц Берлина Гюнтер увидел Маргрет. Маргрет так и не выросла, а ещё она почему-то плохо говорила на родном немецком языке.

Но для Гюнтера всё это не имело значения. Окрылённый долгожданной встречей, веря в будущее, зная, что теперь всё будет хорошо, Гюнтер отправился с Маргрет на Курфюрстендамм и Тауэнтцинштрассе, где и купил сестре давно присмотренную им в «Steiff Galeriein Berlin» прелестную Барби. Потом Гюнтер и Маргрет вернулись домой. Мужчина был искренне рад, что его младшая сестра с ним, но, наигравшись с куклой, Маргрет стала рваться прочь из его дома — к русским. К тем, кого сорок восемь лет назад возненавидел сошедший с ума под пытками Гюнтер. Мужчина не простил предательства воскресшей сестре. Он убил Риту и покончил с собой. Они умерли с разницей в три минуты.

Андрей Исаев резко захлопнул крышку «Vaio» и закрыл глаза.

На его лице появилось выражение мучительной боли. Как любой здравомыслящий человек Исаев прекрасно понимал, что в такой работе, как у него, никогда не обходится без провалов. Расследование, предпринятое по факту убийства девочки, ясно и однозначно свидетельствовало, что в гибели Риты были виноваты её родители. Боясь навредить собственной репутации и потерять доходное место, именно эти взрослые взялись самостоятельно искать потерянного ребёнка. Отец Риты — самоуверенный, жёсткий, уверенный в себе, считал, что ошибается кто угодно, но только не он — и его бессловесная жена, неизменно смотрящая в рот мужу, подключили профессионалов к розыску дочери тогда, когда трагедия подошла к самой развязке. Но никакое, даже самое правильное и предельно честное объяснение не могло притупить горечь поражения от схватки с судьбой и разочарования от того, что он, Андрей, уступил эту маленькую жизнь смерти.

Вздохнув, Андрей снова открыл ноутбук. Отметив файл Риты Пушилиной чёрным маркером, что означало «стереть», Исаев перешёл к третьему делу.

Это дело Андрей не видел никогда.

Мари-Энн Бошо собиралась завтра отправить файлы в архив, но попросила Андрея взглянуть на него «просто на всякий случай».

— Боюсь, что дело сто семь придётся закрывать: ситуация здесь тупиковая, — грустно заключила Мари-Энн Бошо.

Мисс Бошо, сорокапятилетняя незамужняя француженка с воистину золотым сердцем, была абсолютно права: это дело по всем параметрам было действительно безнадёжным. Но перенесение дела в архив означало, что пропавшего без вести не найдут никогда, ни живым — ни мёртвым.

И Андрей Исаев открыл файл с делом.

««Система Интерпола i-24/7.

Ref.: Z-90910123 — дело №107.

Разыскивается: Леонид Игоревич Файом, русский. Точная дата рождения пропавшего не известна. Предположительно, родился 7 ноября 1982 года, в городе Карачи, в Пакистане. Объявлен в розыск 2 февраля 1987 года. Заявитель — «Омега».

Особые приметы пропавшего: синий, насыщенный цвет радужной оболочки глаза. Вокруг радужки ярко-выраженный ободок тёмно-синего цвета. Золотистая кожа. Блондин. Над левым надбровьем мальчика четыре маленьких, практически не заметных родинки — точки, напоминающих навершие креста. В связи с отсутствием фотографий и других особых примет пропавшего обращаем внимание специалистов, ведущих поиск, на данные, полученные о его родных и близких, а также на фоторобот мальчика, созданный антропологами Интерпола, в возрасте пяти, четырнадцати и двадцати пяти лет, на основе результатов метрических экспертиз и фотографий ближайших родственников пропавшего. Фоторобот прилагается.

Дополнение 1 к делу №107: Родные разыскиваемого.

Отец — Файом Игорь Леонидович, русский.

Родился 15 апреля 1951 года в Москве. В 1977 году заключил брак с Лилией Андреевной Самойловой. С января по апрель 1982 года работал по контракту в городе Александрия, в Египте. Пропал без вести 12 апреля 1982 года при невыясненных обстоятельствах.

Мать мальчика — Лилия Андреевна Файом (урождённая Самойлова).

Русская, родилась 1 ноября 1957 года в Москве. До 1961 года воспитывалась в доме ребенка №146 в Москве вместе с младшей сестрой Евангелиной, родившейся 13 августа 1958 года в Москве. Евангелина Самойлова скончалась в 1961 году в результате двусторонней пневмонии. Похоронена на кладбище Новодевичьего монастыря (могила разрушена при реконструкции кладбища).

Лилия Самойлова была удочерена матерью Игоря Файом в 1961 году, приёмные родители: Файом Леонид Эльдарович и Файом Марина Витальевна. 15 апреля 1977 года Лилия Самойлова вышла замуж за их сына, Игоря Файом. 7 ноября 1979 года родила дочь Ирину. С января по апрель 1982 года работала по контракту в городе Александрия вместе с мужем. Пропала без вести 12 апреля 1982 года при невыясненных обстоятельствах. Скончалась 10 января 1983 года в городе Карачи предположительно в результате самоубийства. В связи с опознанием её тела розыск Лилии Файом прекращен, её дело закрыто.

Дед мальчика по линии отца — Файом Леонид Эльдарович.

Родился 11 октября 1923 года в Эль-Файюм, в Египте. В апреле 1946 года, в возрасте двадцати трех лет получил гражданство СССР и зарегистрировал брак с Мариной Витальевной Абрамовой. Умер 17 апреля 1982 года в Москве, в результате обширного инфаркта.

Бабушка мальчика по линии отца — Файом Марина Витальевна (урожденная Абрамова). Родилась 12 сентября 1928 года. Умерла 27 сентября 2000 года в результате артериальной гипертензии.

Сестра мальчика — Файом Ирина Игоревна.

Родилась 7 ноября 1979 года в Москве. Не замужем, детей нет. В настоящее время проживает по адресу Москва, улица Юго-Западная, дом 7, квартира 40.

Таким образом, из всех родственников разыскиваемого на 31 марта 2015 года жива только его старшая сестра, Ирина.

Дополнение 2 к делу №107: Обстоятельства смерти матери разыскиваемого.

Тело Лилии Файом было найдено 10 января 1983 года в Лайари, Карачи, гражданином Египта, Рамаданом Эль — Каед. Обстоятельства смерти Лилии Файом установлены на основании его свидетельских показаний. Согласно им, 10 января 1983 года Лилия Файом подошла к неизвестному мужчине и нанесла ему несколько ударов ножом, после чего покончила с собой. Неизвестный и Лилия Файом скончались на месте преступления от обильной кровопотери в результате ранений, нанесённых Лилией Файом. Личность мужчины, убитого Лилией Файом, не установлена. В архивах полиции Пакистана данные об убитом, как и его приметы, отсутствуют.

При медицинском освидетельствовании тела Лилии Файом зафиксированы следы многочисленных ожогов, побоев и насильственных действий. Причина смерти Лилии Файом — общее истощение организма и гемоторакс (скопление крови в лёгких). Дело Лилии Файом закрыто, следствие полицией Пакистана не возобновлялось.

Дополнение 3 к делу №107: Рапорт руководителя группы специалистов по розыску пропавших без вести НЦБ Интерпола при МВД России.

«20 марта 1997 года на мой адрес пришло письмо от гражданки России, Марины Витальевны Файом (Абрамовой), которая сообщила о найденном у нее прогрессирующем неизлечимом заболевании сердца. Женщина попросила в случае ее смерти не сообщать ее внучке, Файом Ирине Игоревне, об истинной причине смерти её родителей. Файом Марина Витальевна скончалась 27 сентября 2000 года в результате гипертензии и была похоронена в Москве на городском кладбище в г. Долгопрудный, участок №127.

Проверка установила, что сестра разыскиваемого, Ирина Игоревна Файом, действительно ничего не знает о том, что у неё есть объявленный в розыск её младший брат-близнец, как и о причинах смерти родителей. Считаю необходимым принять во внимание посмертное обращение Файом М. В. и не сообщать Ирине о ведущемся розыске ее брата.

Фотографии Ирины Игоревны Файом за 2000—2015 г.г. прилагаются.

Обращаю Ваше внимание на тот факт, что Файом Ирина Игоревна имеет те же приметы, что и её пропавший брат Леонид. Дело пропавшего без вести Файом Л. И. официально закрыто 10 января 2002 года по истечении пятнадцати лет с момента его исчезновения, согласно действующему законодательству Российской Федерации.

Подписано: подполковник МВД РФ, Владимир Петрович Добровольский»».

Андрей Исаев перечитал файлы еще раз и подумал, что это очень странное дело.

Ни его начальник, Добровольский, ни Мари — Энн Бошо никогда не упоминали о нём. А данные дела №107 подавалась словно из расчёта на то, что кто — то мог либо лично знать исчезнувшую семью Файом, либо быть очевидцем или даже участником описываемых событий. К тому же пропавшего Леонида Файом искал таинственный человек с позывным «Омега», и искал его уже больше пятнадцати лет. А еще Исаев подумал, что сегодня этот Леонид Файом, находящийся в розыске, мог бы быть его ровесником: жил бы в Лондоне или в Москве, любил бы свою работу, имел бы семью, и при этом даже не предполагал, что его ищут.

С этой мыслью Андрей Исаев и открыл фоторобот пропавшего.

В ряд выстроились три фотографии, где разыскиваемый был изображён в возрасте пяти, четырнадцати и двадцати пяти лет. У пропавшего ребенка было симпатичное открытое лицо и любознательный взгляд. Подросток обещал вырасти в привлекательного мужчину с исключительным цветом глаз. Юноша с синими глазами был изящен, как четверостишие Бальмонта, и нёс в себе то непреодолимое очарование, вся прелесть которого заключается в аскетичной точёности черт и по-мужски упрямого взгляда.

Андрей прищурился, отбил на правой коленке короткую барабанную дробь и открыл единственную фотографию родителей пропавшего. Сделанная со старого позитива цифровая копия была «вычищена» профессиональной программой, что сделало изображение предельно четким. И Андрей с лёгкостью смог рассмотреть высокого, стройного, синеглазого отца мальчика и замершую рядом с ним женщину, чьи светлые волосы были заплетены в низкий узел на шее.

Мужчина и женщина улыбались и держали за руки крошечную трехлетнюю девочку. У малышки были две пушистых толстых косички, искусно заплетённые «колоском», и живой взгляд, смелый и доверчивый. Выбрав в меню системы функцию «zoom+», Андрей увеличил изображение девочки.

Он пригляделся.

Крошка явно унаследовала от отца золотистую кожу и аквамариновую синеву глаз. От матери дочь взяла нежный овал лица и природное изящество. Сравнив фотографию девочки с изображением её матери, Андрей пришёл к неожиданному выводу.

Он ощутил два глухих удара сердца — так его эйдетическая память присылала ему подсказки. Сузив глаза, как охотник, почуявший след добычи, Исаев открыл фотографию сестры разыскиваемого, уже зная, чьё лицо предстанет перед ним сейчас. И он не ошибся: маленькая девочка выросла и превратилась в блондинку с «волчьими» глазами. На фотографии, не тронутой ретушью, эта женщина выглядела ровно так, какой увидел её и запомнил Андрей: спокойный, знающий, уверенный взгляд, лукаво приподнятые уголки губ и четыре родинки-точки. Но теперь Андрей видел и другое: за этой притягательной внешностью скрывался хитрый ум, холодный расчёт и крайне самолюбивая натура. В этой женщине, как и в любом человеке, который пережил слишком рано и слишком многое, было соединено и всё хорошее, и всё самое дурное.

Глядя на фотографию Ирины Файом, чью грустную тайну он только что узнал, Андрей Исаев закусил губы и принялся размышлять. Через десять секунд Исаев принял окончательное решение и написал короткое сообщение в систему i-24/7 о встрече с Ириной Файом на Ламбетском мосту, опустив кое — какие подробности их знакомства. В кратком рапорте Андрей также указал, что есть смысл поднять старые связи семьи Файом, поискать людей, знавших их семейный круг, поспрашивать саму женщину. По сути, это было обещание продолжить розыск пропавшего. Впрочем, ещё только приступая к своему донесению, Андрей понимал, что он просто-напросто тянет время и пытается продлить делу, приговоренному к стиранию, жизненный срок — хотя бы на месяц, на худой конец, на неделю. И если разыскиваемый не будет найден, то печальная история бесследно сгинувшей семьи навсегда исчезнет и будет погребена в огромной и безликой телекоммуникационной системе Интерпола.

Поймав себя на мысли о том, что даже сейчас он тянется к женщине, которая его отвергла, стремится к ней в нелепой попытке защитить её, Андрей недовольно поморщился. Тем не менее, он аккуратно допечатал свой комментарий до конца, после чего закрыл систему i-24/7 и перешёл в обычное почтовое приложение.

Просмотрев свою почту, Андрей увидел в списке входящих сообщений три письма, отправленных ему некоей Наташей Терентьевой. Андрей улыбнулся. Улыбка вышла тёплой, искренней и сердечной. Так и не открыв ни одного из писем девушки — Андрей и так знал, что написано в них — Исаев напечатал ей ответное послание в небрежной, присущей только ему манере: «ПриветНаташ какнасчетвстречи вэти выходные?».

Получив в ответ ликующее «конечно, да, ура, целую, люблю», — причём последняя фраза была украшена улыбающимся значком «emoji», Андрей комично закатил глаза и от души поздравил себя с тем, что всё в его жизни вернулось на своё место.

Большая стрелка на белых наручных «Swatch» Исаева приблизилась к одиннадцати часам вечера. Не замечая времени, забывший к тому моменту и об Ирине Файом, и о Наташе Терентьевой, и об Эрике из Швеции, Андрей Исаев с неподдельным интересом углубился в письма и донесения, пришедшие к нему из детективно — охранного предприятия «Альфа». Внимательнейшим образом изучив сводку новостей и случившихся за время его отсутствия происшествий, Исаев ответил на запросы своих сотрудников, проверил отчёт по делу 117-S и, убедившись, что данные введены корректно, кинул ответную «шутку» молодому оперативнику. Андрей Исаев предложил Виталию Петрову в ближайший же выходной день попрактиковаться в резервном копировании базы данных.

«Сергеич, может, не надо?», — пришёл к нему жалобный вопрос.

«Надо, Петров. Тяжело в учении — легко в бою. Так что надо», — ответил Исаев.

В полвторого ночи Андрей потёр красные, воспалившиеся от бессонницы глаза и закрыл ноутбук. Одним движением хорошо тренированного тела он спрыгнул с кровати, сунул под подушку свой криптофон, переложил лэптоп на стол и стащил с себя свитер. Под кашемиром обнаружился лишенный и грамма лишнего жира ладно вылепленный торс с развитыми дельтовидными и трехглавыми мышцами. Морщась, разминая пальцами левой руки правое плечо, Андрей подошёл к зеркалу и кинул раздражённый взгляд на правую сторону ключицы, которая неимоверно его раздражала. Там, нещадно уродуя его плоть, красовались два красных косых, зазубренных рубца, сходящихся в поперечине. Шрам Исаева напоминал английскую букву «икс» и выглядел как косой крест. Но у Андрея этот рубец прочно ассоциировался только с Симбадом. Помянув недобрым словом заклятого врага, Андрей отправился в душ, откуда и вышел ровно четверть часа. С удовольствием растянувшись на свежих хрустящих простынях и закинул руки за голову, Исаев мысленно перебрал все события этого странного дня.

Начав с мысли о встрече на Маршам Стрит, Андрей медленно переместился к рапорту, который он написал для Интерпола, а оттуда уже к делу №107. Но о женщине с «волчьими» глазами Исаев больше не вспоминал. И дело было не в обиде.

Всю свою сознательную жизнь Андрей Исаев редко, когда играл по правилам и не видел смысла говорить своим желаниям «нет», если личное не ставило под угрозу всё дело. Но Исаев никогда не рисковал своей репутацией просто так, и уж тем более не собирался ставить своё будущее под удар из-за какой-то там женщины. Для розыска пропавших, как и для оперативно-розыскной деятельности, которой посвятил себя Андрей, нужны не столько опыт, умение бегать и стрелять, сколько самообладание, самоконтроль и предельная собранность. Холодный рассудок и воля облегчают поиск истины. А женщина и эмоции ставят дело под удар. К тому же Исаев очень давно понял, что даже самой лучшей, самой прекрасной женщине можно найти замену.

Вот только рыжеволосая спутница Ирины Файом по-прежнему вызывала у Андрея искреннюю симпатию. Оценивая свои ощущения, он с удивлением обнаружил, что его отношение к рыжеволосой было и осталось не более, чем простым расположением к человеку, который с первого взгляда понял и принял его.

«Воистину, родственные чувства», — с иронией подумал Андрей и уснул.

Он очень бы удивился, если бы узнал, что рыжеволосая женщина тоже о нём думает. Эту рыжеволосую женщину звали Стелла Фокси Мессье Кейд. Её подруга звала ее Эль. У Эль тоже была тайна, и ради неё Эль пять часов назад покинула Лондон и улетела в Москву, чтобы встретиться там со своим братом.

Сводного брата рыжеволосой Эль звали Даниэль.

Впрочем, Эль всегда называла его только Дани.

@

Конец 60-х — начало 70-х г.г., за сорок лет

до описываемых событий.

Рамлех, Александрия.

Египет.

Дани — или Дани ад-Дин аль Амир Эль-Каед, родился в Рамлехе, в Александрии, в день sab’a месяца nofambar6, ровно через год после смерти второго президента Египта, Насера.

В противовес бывшим лидерам Египта юрист и военный Насер считал, что его стране выгодно дружить не только с США, но и с СССР. Гамаль Абдель Насер, лидер панарабского движения, истинный любимец своего народа, говорил так: «Русских можно любить или не любить, но считаться с ними надо обязательно». Не то, чтобы исламисту суннитского толка Насеру очень нравились русские. Но у президента Насера была цель: вывести арабские страны на передовые позиции. Для этого Насеру была необходима помощь крупных держав.

Создав в 1954 году при помощи ЦРУ «Al’Mukhabarat al’Amma» — «Аль-Мухабарат», главную гражданскую спецслужбу Египта, немногим позже полковник и Герой Советского Союза, Гамаль Абдель Насер воспользовался щедрыми субсидиями Кремля для перевооружения своей армии. Обучение арабских военных проводили опытные советники и высококвалифицированные инструкторы, присланные Москвой. В то же самое время часть египетских военнослужащих прошла обучение в российской Военной академии имени Фрунзе. Сотрудников и будущих руководителей «Аль-Мухабарат» также вербовали военные. Период правления Насера стал периодом наилучших отношений между Египтом и СССР.

В 1967 году Израиль захватил у Египта Синайский полуостров, и Насер объявил военную кампанию против захватчиков. Свое наступление Насер выстроил как войну на истощение, и повёл её при помощи диверсантов, артиллерии и авиации. Именно так Насер хотел вынудить «Цахал» — вооруженные силы Израиля и главный орган безопасности этого государства, постоянно держать под ружьём большое количество резервистов. Насер был хорошим политиком и точно знал, что такой характер войны тяжело скажется на израильской экономике. Насер был полковником египетской армии и понимал, что общественное мнение Израиля будет очень чувствительно к фронтовым потерям «Цахала».

Расчёт президента Насера был безупречен и прост: израильская армия была сильна в быстрой и маневренной войне, а Насер и его детище «Аль-Мухабарат» навязали Израилю совершенно другой тип военных действий. К тому же в рукаве у Насера был припрятан козырной туз: неизменная поддержка Кремля. Отправив в Египет двадцать тысяч советских солдат и полторы тысячи военных советников, большая часть которых погибла безымянными в той войне, Кремль начал поставлять в Египет военную технику, авиацию и ПВО, постоянно возмещая Насеру его потери.

Гамаль Абдель Насер, настоящей любовью которого всегда была только политика, скончался в Каире 28 сентября 1970 года, ровно через два месяца после прекращения войны, в которой так и не было победителей — кроме самого Насера, навсегда заслужившего уважение и любовь своей страны.

В 1970 году третьим по счету президентом Египта был выбран единственный на тот момент вице — президент, Анвар Садат. В юности черноглазый, похожий на турка, Садат, так же, как и Насер, был противником британской экспансии в Египте. Даже в Гитлере Садат видел не наци, а освободителя своей страны от захватнической власти Англии. Во время Второй мировой войны, преследуя свои цели, Садат активно взаимодействовал с фашистским режимом Италии. Говорили, что Садат не гнушался сотрудничать даже с «Абвером» — высшим органом немецкой разведки и контрразведки Германии, просуществовавшим с 1919 по 1944 года.

С Насером Анвар Садат познакомился в сорок девятом, когда вступил в тайную организацию младших воинских чинов египетской армии. Организация называлась «Свободные офицеры» и была создана тридцатилетним Насером в сорок восьмом году. Именно «Свободные офицеры» 23 июля 1952 года обвинили злополучных наследников фараонов в поражении Египта в очередной арабо-израильской войне и фактически привели к власти самого Насера.

Став его правопреемником, Садат немедленно отказался от панарабских амбиций своего учителя. Более того, Садат вообще стал противником его курса. Руководство ПГУ КГБ СССР — службы внешней разведки Кремля, неоднократно информировало Москву, что между СССР и Египтом назревает конфликт. Но, считавшие себя непогрешимыми, руководители СССР продолжали относиться к Садату как к верному другу. Надо сказать, что кремлевские небожители тогда вообще не очень жаловали службу своей внешней разведки, особенно если разведданные, за которые резиденты могли поплатиться не столько свободой, сколько своей жизнью, расходились с личным мнением тех, кто сидел в Кремле безвылазно. (Ещё бы: лучше всего познавать мир на своём стуле).

Тем не менее, памятуя о братских чувствах Москвы, Садат воспользовался добровольной помощью Кремля и объявил Израилю Войну Cудного дня, чтобы отвоевать Синайский полуостров. Война, начавшаяся 6 октября 1973 года, продолжалась ровно восемнадцать дней и закончилась поражением египетской армии. Это была та самая молниеносная война, которую так хорошо умел вести «Цахал», о чем советская и египетская разведки неоднократно предупреждали Садата. Вообще-то, Война Судного дня закончилась бы для Садата и хуже, если бы не «Аль- Мухабарат», регулярно дезинформирующий «Цахал», и не «империя зла» — СССР, предупредивший Израиль «о самых тяжёлых последствиях» в случае его «агрессивных действий против Египта».

Для урегулирования этого, на тот момент, уже четвёртого арабо-израильского конфликта, Кремль обратился не только к Израилю, но и к США, после чего «Цахал» прекратил свое сокрушительное наступление вглубь Египта. Но Садат посчитал, что СССР оказал его стране недостаточную военную помощь, и начал постепенное сближение с Вашингтоном — извечным противником Кремля. Более того, президент Садат наладил личную переписку с Никсоном. Переписка двух президентов привела к планомерному сближению НАТО и Каира.

НАТО — организация, основанная США 4 апреля 1949 года, ставила своей целью «защиту Европы от советского влияния7». Американский Конгресс и президент Никсон пообещали Садату предоставить помощь в его войне с Израилем, если только Садат выполнит два обещания: откажется от какой-либо помощи Кремля и выгонит из Египта всех советских военных советников.

Именно так Садат и поступил.

Чуть позже, в 1979 году по инициативе США президент Садат подпишет с Израилем мирные Кэмп — Дэвидские соглашения. После чего Каир окончательно заморозит свои отношения с Москвой, а Египет будет включен в список стран, получающих ограниченную военную помощь от Конгресса. Но всё это было впереди. А пока Египет готовился перейти к политике «инфитаха» и перенять манящие новизной и переменами демократические свободы Запада…

Маленького Дани Эль-Каеда всё это не интересовало.

Уже в три года он стал единственным наследником богатой влиятельной египетской семьи, владевшей астрономическими счетами в «Barings Bank» — самом старом торговом британском банке. Семье Эль-Каед также принадлежали золотые прииски на востоке Египта. Говорили, что добыча в этих копях началась еще четыре тысячи лет назад. Конечно, за это время запасы золота в приисках Эль-Каед пошли на убыль, но деньги, пусть и тоненьким ручейком, по-прежнему исправно поступали на счета семьи Дани. Распоряжался активами единственный брат матери Дани, Рамадан. По достижении его племянником совершеннолетия Рамадан Эль-Каед готовился передать Дани все активы семьи, а вместе с ними и тайну.

А пока мальчик рос.

Детство Дани было бы абсолютно безоблачным, если бы его свободолюбивую натуру не ограничивали приличия семьи и традиции ислама. Честолюбивый, властный и дерзкий, Дани Эль-Каед возглавлял бесшабашную ораву египетских мальчишек, бесспорно признающих его лидерство, и любил проводить время со своими приятелями на белой пристани у золотистого «Кайт-Бей». Там, у древнего форта, Дани бесстрашно нырял в бирюзовое Средиземное море, валялся на изумрудной траве в королевском парке «Монтаза» и часами смотрел в лазурное, как эмаль, небо. Одним словом, Дани Эль-Каед делал всё, что хотел: родные любили его и баловали безмерно.

С юных лет Дани привык к мысли о том, что весь мир принадлежит ему. В подтверждении этому мальчик гордо носил на правом запястье, на внутренней части руки, белую татуировку. Для всех непосвященных это было изображение древнего египетского анкха — символа мудрости и бессмертия, известного так же, как «крест с петлей» или же crux ansata. Но в круге был расположен и другой крест — равноугольный, чёткий. В день тринадцатилетия Дани должен был узнать, какую силу и власть скрывал этот знак.

Мальчик, у которого было абсолютно всё, обладал редкой внешностью.

От матери подросток унаследовал красивый разрез глаз, нежно-смуглую кожу и изящное телосложение. От отца ему достался высокий рост, узкое лицо и густые тёмные, мягкие волосы. Небольшой диссонанс во внешность Дани вносили его внимательные и очень цепкие глаза, янтарные, с красновато-медным отливом. Их жёсткий и непримиримый взор говорил о независимости, тёмных желаниях и о твёрдой воле. Но этот взгляд был для Дани не проклятием, а подарком судьбы. Благодаря ему Дани мог добраться до любого сердца. Во всем остальном Дани Эль-Каед не отличался от обычных исламских подростков и вел размеренную жизнь, аккуратно посещая мечеть, и, чуть менее аккуратно, школу. Когда Дани исполнилось семь лет, его мать Мив-Шер настояла на том, чтобы мальчик поступил в престижную американскую школу «Шутц», открытую в Александрии еще в 1924 году. Здесь Дани изучал английский язык и другие дисциплины.

Но отец Дани, тридцатилетний Амир, делал для своего сына много больше — по крайней мере, как считал сам мальчик. Амир рассказывал Дани обо всем, что тот только хотел знать: о звёздах, о прошлом их древнего рода и о том блестящем будущем, которое было уготовано самому Дани. Рассказы были пленительны, как сказка, в которой есть и смертельная опасность, и вечная любовь.

Впрочем, смерти мальчик никогда не боялся. С юных лет он знал, что в сердцах мужчин и женщин рода Эль-Каед нет ужаса перед смертью, потому что, когда жизнь достойного человека подходит к концу, наступает истинное время Бога. Так говорил отец Дани, Амир, и мальчик безоговорочно верил ему.

Разговоры с отцом были самым ярким впечатлением юного Дани.

— Александрия — это Мекка страждущих душ, habibi, дорогой, — говорил Амир, сажая на свои колени своего маленького сына. — Наш щедрый город вобрал в себя людей почти всех национальностей и вероисповеданий. Здесь живут ливанцы, сирийцы и копты. Ты видишь их каждый раз, когда идёшь по улице. Эти люди знают, как бороться, но не знают, как победить нас, истинных защитников веры. Здесь также живут итальянцы, англичане и французы. Людей этих национальностей можно видеть и слышать даже издалека: они громогласны, тщеславны и высокомерны. Среди этих людей так легко скрыться, если у тебя есть, что им предложить. Есть здесь и русские. Их немного, но все же они тут есть. Ты знаешь, какие они, Дани?

— Да, abu, па, — уверенно отвечал мальчик, откидывая с лица непослушную прядь волос, — у русских упрямые светлые глаза и очень белая кожа. Они редко улыбаются, но при разговоре любят пристально смотреть в глаза. И у них очень странные женщины, которые не похожи на наших женщин. Они ведут себя не так, как моя мама.

— Это точно, — весело улыбался мальчику его молодой и красивый отец. — Но в мире много разнообразия и очень много женщин… На мой взгляд, даже чересчур много, — пошутил Амир. — Впрочем, однажды ты тоже это поймёшь. А что ты знаешь о нашей семье?

— Всё, что ты мне рассказывал, па. Но мне нравится эта история, поэтому расскажи мне её ещё раз.

— Ну что ж, — с охотой согласился Амир. — Мы — потомки тех древних, чья история уходит корнями в глубину веков, в мир, где четыре тысячи лет назад жили фараоны. Они были первыми владыками мира и человеческих судеб. С тех пор мы не ровня тем, кто ходит по нашей земле и не знает своей истории.

Ты, Дани, должен знать и помнить, что родоначальником рода Эль-Каед был один из самых богатых первых царей Египта. Он носил титул Царя Скорпиона. Он взял первую жену из аравийских песков, которая родила ему сына, у которого также родились сыновья. Сыновья царя стали священниками, мудрыми стражами врат между жизнью и смертью. Они были рождены, чтобы постигать эту жизнь вечно. Но старшая ветвь рода Эль-Каед закончила свою историю в 1940 году, когда исчез Лейс, последний наследник рода. Именно тогда вся власть, деньги и могущество семьи перешли к младшей ветви фамилии. Младшая ветвь рода Эль-Каед произошла от второй жены царя. Ее потомки были военными и царскими телохранителями. К этой младшей ветви принадлежу я, твой дядя Рамадан, твоя мать Мив-Шер, а теперь и ты, Дани. Придёт время, — продолжал Амир, — и ты, habibi, станешь не только великим воином. Именно ты возглавишь семью и продолжишь славу рода. Наградой тебе станут знания, которые хранит твой crux ansata… Ну, а я — уж так и быть! — найду тебе лучшую женщину, которая только есть в этом мире. И клянусь тебе, сын, она будет принцессой и подтвердит все твои права на наследство. — Амир улыбнулся и поцеловал сына в лоб.

— А если ты не найдешь её, папа? Ведь, пока я вырасту, принцесса может выйти замуж за кого-то другого. И что тогда? — спросил мальчик, которого больше волновал выбор «принцессы», предназначенной ему в жены, чем какие — то там богатства.

— Ну, а если принцессы не найдётся, то я женю тебя на обычной женщине, которой ты легко сможешь управлять, — засмеялся Амир и шутливо щёлкнул сына по носу.

— Па, а я смогу жениться на русской? — задумчиво спросил отца мальчик.

Дани очень нравились светлые глаза и волосы русских женщин: они так загадочно блестели под ярким солнцем Александрии.

Помедлив, Амир ответил:

— Знаешь, Дани, все может быть. Но либо ты сломишь непокорный нрав русской, либо она пошлет твою душу в ад.

— Почему? — испугался мальчик.

— Мы поговорим об этом в другой раз.

— А когда?

— А когда тебе исполнится тринадцать лет и ты станешь взрослым, — пообещал Амир. — А теперь иди. У меня дела, а тебе пора в школу… Иди, собирайся, твоя мама отведет тебя.

Амир Эль-Каед не сдержал обещания, данного сыну.

Амир был зарезан в Карачи за одиннадцать месяцев до дня рождения своего сына. В отчетах полиции убийцей Амира была названа Лилия Файом. Согласно рапорту, женщина встретила Амира в самом страшном районе Карачи — Лайари. Когда полиция прибыла на место преступления, то кровь убитого и убийцы смешалась навсегда. Полиция Лайари получила хорошую взятку, чтобы закрыть дело и больше никогда не возвращаться к нему.

В ночь, когда тридцатилетний Рамадан привез из Пакистана изуродованное тело Амира, Дани так и не сумел заснуть. Гордый маленький мальчик дождался, когда взрослые перестанут плакать, тихо причитать, обсуждать завтрашние похороны и безвременную гибель Амира, сел в кровати и включил настольную лампу. При ее свете мальчик всю ночь разглядывал белый знак на своей смуглой руке, кусал губы и думал.

Утром Дани стоял над могилой отца абсолютно спокойный и тщательно исполнял все необходимые ритуалы, чтобы его любимый abu перешел из мира живых в мир мёртвых. Ни одна слезинка не выкатилась из глаз подростка, как не слетела с его бледных губ ни жалобы, ни просьбы. Когда тело Амира ушло в песок заранее выкопанной могилы, Дани поднял глаза к небу и дал клятву отомстить за отца. Теперь дело было за малым: узнать имя убийцы Амира.

Не подозревая, о чем думает этот подросток, к нему с искренними соболезнованиями подходили взрослые. Они хвалили Дани за выдержку и хладнокровие. Дани вежливо кивал в ответ, но его глаза высматривали в толпе только одного мужчину. Дани был нужен брат его матери, Рамадан. Заметив пристальный взгляд племянника, Рамадан подошёл, чтобы благословить его, но Дани отступил назад и поднял вверх голову. Глаза ребенка и мужчины встретились, и мальчик задал всего один вопрос:

— Кто убил моего отца? Ты был там — скажи мне. — Но Рамадан медлил. — Скажи мне. Я хочу знать, — неуступчиво повторил Дани, и посмотрел на Рамадана так, как умел.

И Рамадан сдался.

— Твой отец умер из-за женщины. Ее звали Лили Файом. Она была русской. Она уже умерла. Тебе нет нужды искать её или думать об этом, Дани.

Мальчик опустил вниз длинные ресницы и ничего не сказал. Дани вообще никогда не давал пустых обещаний. Рамадан вздохнул, мягко потрепал племянника по плечу и отошел от Дани. Последние несколько слов Рамадан сказал своей юной сестре, которая молча стояла неподалеку.

Так прошёл день, и наступила еще одна ночь. Лежа без сна и глядя широко открытыми глазами в звездное небо, Дани Эль-Каед понял, что он открыл самую главную тайну Жизни. Мальчик узнал, кто такая Смерть. Нет, Дани никогда не видел её, зато он знал, что у Смерти есть имя. Смерть звали Лилия Файом. Погубив отца Дани, женщина вызвала к жизни демонов рода Эль-Каед. А это означало, что он, Дани, единственный наследник осиротевшего рода, будет искать Смерть, чтобы убить её — ну, или её детей, если таковые найдутся.

«Око за око, кровь за кровь, смерть за смерть», — таким был принцип горных отцов, в девятом веке создавших на Востоке исламскую секту. Начиная с 1092 года, этот упадишад убирал своих врагов с помощью хашашинов, первых на земле террористов-смертников. Именно они и положили начало младшей ветви рода Эль-Каед. Первый шаг судьба сделала, когда сыну убитого Амира исполнилось двенадцать лет.

Тогда Дани получил своё новое имя. Теперь его звали Даниэль Кейд.

@

2 апреля 2015 года, четверг, вечером.

Офис ООО «Кейд-Москва»,

Краснопресненская набережная, дом 13,

блок «А», Москва.

Россия.

В конце девяностых Москва, поверившая в силу западных информационных технологий и искренне благодарная Западу за поддержку, приютила у себя десятки европейских и американских фирм, а потом начала строить для них русскую Кремниевую долину. В оригинале Кремниевой долиной с 1971 года называется часть Калифорнии, штата США, где сосредоточена половина всего научно- технического потенциала Америки в области вычислительной техники, программного обеспечения и электроники. (К Силиконовой, или порно-долине, расположенной в Сан-Фернандо, Кремниевая долина не имеет ровным счетом никакого отношения).

В Москве российский ИТ-каньон появился недалеко от излучины реки Москвы уже в нулевых8. С тех пор он поселился в специально возведённых для этого синих скалах престижного «Москва-Сити». При проектировании этого международного комплекса предполагалось, что «Москва- Сити» объединит в себе более десяти строений. Одним из первых был возведён офисный небоскреб «Башня 2000». Вскоре рядом с башней, скребущей небо, вырос торгово- пешеходный мост «Багратион», потом огромный комплекс «Башня на Набережной», состоящий из трех блоков: «A», «B» и 50-этажной башни «C», которая до 2009 года считалась самым высоким офисным зданием в Европе.

В начале апреля 2015 года в «Москва-Сити» срочно достраивалась башня «Восток» — гигантская девяносто пятиэтажная конструкция высотой в 374 метра.

В блоках «A» и «C» «Башни на Набережной» располагались офисы известных мировых корпораций. Здесь был офис компании IBM, подарившей миру калькулятор, компьютер и жесткий диск. Здесь находился офис крупнейшей международной нефинансовой транснациональной корпорации «General Electric», а еще — офис российской корпорации «НОРДСТРЭМ», о защищенном коде которой весной 2015 года писали все газеты. В том же блоке располагался офис и представительства английской компании «Кейд Девелопмент» — ООО «Кейд-Москва». Эта весьма небольшая по московским меркам фирма имела активы в несколько миллионов английских фунтов и являлась одним из крупнейших девелоперов российского рынка элитной загородной недвижимости. Возглавлял ООО «Кейд- Москва» успешный предприниматель, англичанин арабского происхождения, Даниэль Кейд.

В четверг вечером Даниэль находился в своём кабинете.

Офис Кейда впечатлял гостей задумкой и размахом. Широкая белая плитка на полу гармонировала со снежно- белым потолком и такими же стенами. За консолями были спрятаны низкие шкафы из темного дерева с хромовыми вставками. У окна располагался письменный стол, затейливо отделанный хромом, стеклом и тисненной кожей. Оригинальный дизайн кабинета дополняло несколько черно-белых гравюр с элегантными passe partout, выполненными из белого металла и рисовой бумаги. Эстампы были составлены из картин нидерландского художника Эшера. По правой стене кабинета Кейда в хромовых рамах висели «Литые руки» и «Водопад», по левой — «Метаморфозы» и «Относительность». Все четыре меццо-тинто выражали один девиз: «от хаоса к порядку, от случайного — к системе». Кабинет был холодным и светлым, как январский московский день. Помещение полностью отражало вкус своего хозяина, который проводил в этой комнате большую часть времени. Единственным цветным пятном в кабинете было окно — огромное, во всю стену, по задумке своего хозяина, полностью лишённое занавесей и поперечин. У тех, кому выпал шанс побывать в этом кабинете, сразу же возникало стойкое ощущение, что офис Даниэля Кейда является неотъемлемой частью Вселенной. Эффект усиливали белые, наподобие бимсов, консоли, расходившиеся к стенам от окна. Геометрически правильные, они словно упорядочивали офис. Вся эта геометрия была задумкой сестры Даниэля — рыжеволосой Эль Фокси Мессье Кейд, которую Андрей Исаев пару часов назад встретил в Лондоне.

В то время, как Исаев «знакомился» с его сестрой, Даниэль сидел за столом и, покачивая ногой, обутой в шедевр итальянского маэстро Стефано Бремера, внимательно изучал то, что отображалось на мониторе его компьютера. Даниэль читал очередной пост9 человека, известного в социальных сетях как Маркетолог. Пост был написан на прекрасном английском языке и выложен в социальной сети Facebook. Сегодня Маркетолог подробно рассказывал, как создать целевые сабжи, выстроить ритмику обращений и оценить их по дилемме Уорнока. Сложный материал содержал удачные практические примеры и рекомендации. Такую статью мог написать только профессионал с большим опытом работы или человек с умом, отточенным, как клинок.

«То, что надо», — с удовлетворением подумал Даниэль Кейд и помрачнел, вспомнив о том, что случилось.

В тот незабываемый день, почти год назад, в пятницу, 25 апреля, Даниэль забрал из зоны прилетов «Домодедово» свою сводную сестру Эль и повез её на съёмную квартиру. Эль была дочерью английского отчима Даниэля и занимала в головном офисе «Кейд Девелопмент» пост вице-президента по развитию бизнеса и маркетингу. Женщина жила и работала в Лондоне, и на взгляд Даниэля не понимала специфику и всю сложность работы в России. Но при всем при этом вот уже месяц как Эль с упорством, достойным лучшего применения, требовала, чтобы услуги ООО «Кейд- Москва» популяризовались в России через социальные сети.

Услышав об этом в первый раз, Даниэль закатил глаза и захохотал. Предложение сводной сестры показалось ему верхом женской глупости. Вспыхнув, как сухая солома, в которую бросили горящий уголёк, Эль принялась с жаром отстаивать свое мнение. Слово за слово, и между сводными родственниками разгорелся ожесточённый спор, в котором ни брат, ни сестра не хотели брать пленных. Чем больше злился мужчина, тем невозмутимей становилась женщина, и это бесило Даниэля больше всего.

— Не спорь со мной, ты все равно проиграешь, — предупредил сестру запыхавшийся от словесной дуэли Даниэль.

— А я с тобой, Дани, и не спорю, — преспокойно заявила Эль, крася губы помадой.

— Да? А что ты тогда делаешь, позволь спросить? — сердито изогнул темную бровь Даниэль.

— Объясняю тебе, ослу, почему я права, — хладнокровно отрезала женщина.

Взбешённый Даниэль тут же высадил заносчивую сестрицу вместе с ее змеиным языком и модным чемоданом от «Louis Vuitton» у первой же встречной гостиницы и уехал. Переждав в соседнем дворе полчаса и придя в отличное настроение, Даниэль сменил гнев на милость, перестал дуться и вернулся за женщиной. Но Эль уже и след простыл: она уехала в аэропорт, улетела в Лондон и на свой страх и риск запустила кампанию продвижения «Кейд-Москва» в социальные сети.

Через неделю Даниэль с удивлением отметил, что снизился поток жалоб от жильцов, недовольных шумом от строительства, которое вела его фирма. Еще через неделю Кейду назначили встречу два крупных московских инвестора. В итоге, подписав желанный контракт, Даниэль закрылся в своем рабочем кабинете, вздохнул, взъерошил волосы и нехотя позвонил сестре.

— Salam, Elle. Ты когда приедешь? — спросил он.

— Salam, Dani. А ты cоскучился или хочешь извиниться? — беззлобно поддразнила та старшего сводного брата.

— Ну, habibi, я всегда признаю свои ошибки, а ты оказалась права.

Эль помолчала.

— Я люблю тебя, Дани. Как обычно, увидимся в выходные, — тихо вздохнув, рыжеволосая Эль первой положила трубку.

И, начиная с того дня Эль всегда оказывалась права, когда речь заходила о продвижении фирмы Даниэля. Дани не уставал восхищаться результатами работы сестры и при этом втайне от нее искать такого профессионала, который мог бы уложить умную Эль на обе лопатки. Когда Даниэль услышал о Маркетологе, то понял: судьба на его стороне. Маркетолог мог стать достойным противником Эль, этой леди Совершенство.

Вообще-то у никнейма10 Маркетолог был хозяин — вернее, хозяйка.

Судя по контактной информации, размещенной на странице Маркетолога в Facebook, в обычной жизни эту женщину звали Ириной Александровой. Свой никнейм Ирина Александрова честно заработала чуть больше года назад, начав выпускать уникальные посты, посвященные стратегии и тактике продвижения в социальных сетях. Блог Александровой набрал популярность за считанные недели, а еще через месяц одному известному Интернет-изданию, сделавшему имя на публикации жареных фактов, удалось докопаться, что Александрова приложила руку к разработке защищенного кода для финансовой корпорации «НОРДСТРЭМ», ведущей проект по созданию национальной платежной системы. Что представлял собой этой код, могли сказать только его архитекторы, но проворные журналисты установили, что принцип действия кода был основан на концепции социальных сетей. Это означало, что код, запущенный в сеть партнеров «НОРДСТРЭМ» всего один раз, автоматически распространялся между всеми участниками партнерской программы, блокируя любые компьютерные вирусы и фактически «запирая» деньги фирм и физических лиц в единое виртуальное хранилище. Проще говоря, код «НОРДСТРЭМ» представлял собой непробиваемый, как титан, сетевой сейф, предназначенный для хранения пухлых электронных бумажников клиентов.

Интерес к коду рос, а вместе с ним рос и ажиотаж вокруг блогов Маркетолога. Но если мужчин интересовали технические особенности и стоимость аренды кода, то женщины чаще всего обсуждали невзрачную внешность Маркетолога. Ещё бы: аватаром Маркетолога служила невразумительная чёрно-белая фотография, точно составленная из двух лиц так, что никто не мог с уверенностью сказать, как выглядит Александрова. Впрочем, никто не мог быть уверен и в том, что под никнеймом Маркетолог не скрывается, к примеру, группа сетевых блоггеров, которые дурачат весь мир, открывая секреты маркетинга. Так или иначе, но Маркетолог была невидимкой, флером, фантомом. Найти Маркетолога пытались многие.

Но больше всех хотел её разыскать Даниэль Кейд.

Полгода назад Даниэль решился и устроил диверсию.

Он поручил руководителю отдела маркетинга своей фирмы выйти на Александрову, не уведомляя об этом ни рынок, ни тем более ревнивую Эль. Далее Кейд собирался лично познакомиться с таинственной женщиной и сделать всё, чтобы она начала работать на него. Давно алчущий справедливого возмездия европейскому офису, который с завидной регулярностью урезал его бюджет, руководитель отдела маркетинга «Кейд-Москва» немедленно развернул бешеную активность. Для начала он поручил своим подчиненным завести анонимные эккаунты в социальных сетях и отправить комментарии на посты Маркетолога в Facebook и «Google+», а также в блогосферы Twitter и LiveJournal. Все комментарии специалистов, откомандированных руководителем отдела маркетинга на поиск Маркетолога, содержали одну-единственную просьбу к загадочной женщине: выйти на связь с очень перспективным заказчиком. Ни один из специалистов отдела маркетинга ООО «Кейд-Москва» ответа так и не получил: Маркетолог проигнорировала все их обращения.

Подумав, руководитель отдела маркетинга написал Ирине Александровой на ее электронный адрес сам и попросил женщину принять приглашение на собеседование. Результат был тем же, нулевым: женщина просто не откликнулась.

На третьей фазе к проекту подключился пресс- секретарь Даниэля Кейда. Сладкоречивый, как Орфей, он обратился к владельцам социальных сетей и провайдерам с просьбой дать данные на пользователя «Ирина Александрова». Провайдеры и владельцы соцсетей вежливо, но решительно отказались.

На этом амбициозный проект по идентификации Маркетолога перешел в фазу стагнации. Выпив горсть «Тенатена», руководитель отдела маркетинга «Кейд-Москва» от души взгрел нерадивых подчиненных, обозвал пресс- секретаря Кейда колоритным, но вполне ёмким словом и потратил всё утро на составление 49-страничного отчета. На следующий день руководитель отдела маркетинга пришёл к Даниэлю с повинной сам. Большой босс (Даниэль) молча выслушал все извинения своего сотрудника, у которого и мыши не ловились, красноречиво поднял вверх правую бровь, взвесил на ладони идеально выполненный отчет и молча, одним движением ярких глаз выпроводил нерадивого сотрудника вон из своего кабинета.

Оставшись один, Даниэль Кейд преобразился.

Прошипев любимое «kus’om’makholyshitтвоюмать» — ругательство, составленное лично им на трёх языках, которые он знал в совершенстве, Даниэль запустил отчетом в стену, перестал беситься и, наконец, здраво оценил ситуацию. Да, это было обидно: не он, солидный бизнесмен, выбирал, с кем ему работать, а потенциальный исполнитель рассмотрел и молча отверг все его предложения. Увы, это было прогнозируемо: после шумихи с защищенным кодом «НОРДСТРЭМ» рейтинг блогов Маркетолога вырос чуть ли не вдвое, и за женщиной охотились многие фирмы. Они сулили Ирине Александровой необычайно интересные проекты и неприлично высокие зарплаты. И, наконец, это было просто закономерно: специалисты отдела маркетинга «Кейд-Москва» были вынуждены действовать анонимно, чтобы не оповещать ни конкурентов, ни Эль о намерениях своего босса. Но какой здравомыслящий человек, знающий, как устроены социальные сети, поверит анонимным обращениям к нему?

В общем, все было прогнозируемо, правильно и закономерно, но категорически не устраивало Даниэля Кейда.

В бизнесе и в жизни для него существовало лишь одно правило: он сам. Ирина Александрова была лучшим специалистом, а Дани Эль-Каед с детства привык получать только самое лучшее. К тому же опытный, привлекательный, самолюбивый мужчина чувствовал, что за странным никнеймом и уродливым аватаром скрывается интересная женщина. И эта женщина бросила Даниэлю вызов. Дани Эль-Каед поднял брошенную перчатку и пообещал, что найдет упрямицу во что бы то ни стало.

Размышляя о том, как добраться до Маркетолога, Даниэль перевел взгляд на часы и тяжело вздохнул. Время близилось к вечеру, и Даниэлю надо было поторопиться, чтобы добраться до «Домодедово» и встретить Эль, которая к нему летела.

«Эль — вот уж кто и маркетолог, и Шерлок Холмс в одном лице», — поморщился Кейд, на минуту представив, что будет, если только сестра пронюхает про его проделки.

И тут на Кейда буквально снизошло озарение. К Даниэлю пришло довольно оригинальное решение задачи, над которой он бился.

«Кажется, я знаю, как мне найти этого Маркетолога», — повеселел Кейд. Воплощение задуманного стоило денег, грозило обернуться фиаско, но могло и решить проблему Даниэля буквально в считанные часы. Даниэль ухмыльнулся и нажал на кнопку интеркома: он звонил своему секретарю, которую называл Леной, а ее коллеги — исключительно Леночкой.

У Лены в секретариате царил форменный бедлам: стол девушки был взять в кольцо галдящими сотрудниками, которые пытались одновременно получить у нее личный телефон главы Росреестра, уяснить часы работы Москомархитектуры и пригласить ее на обед, чтобы узнать все последние сплетни и новости из жизни Большого Босса.

— Босс звонит, — прозвучал в общем шуме звонкий голос Лены.

Девушка сделала страшные глаза и показала на мигающий сигнал интеркома. Сотрудники немедленно закрыли рты и сделали почтительные лица.

Между тем Лена подняла трубку.

— Yes, Daniel? — вежливо спросила она.

— Лена, меня ни для кого нет и не будет. Собери проекты и принеси мне их завтра утром, — по — русски скомандовал Кейд. На русском он говорил быстро, чисто, почти без акцента.

— Хорошо, — отрапортовала Леночка.

Положив трубку, девушка глубоко вздохнула.

— Сдавайте документы мне, — нехотя сказала она.

Сотрудники тут же счастливо заулыбались.

Общение с Большим Боссом, который был по уши завален собственной работой, но при этом всегда находил время впиться, как клещ, во все детали других проектов, было той ещё радостью в «Кейд-Москва». Обрадованные сослуживцы тут же выстроились в произвольную очередь к секретарю, а несчастная Лена, махнув рукой на обед, начала принимать документы.

В это самое время довольный Босс Лены и остальных двухсот пятидесяти трёх душ, которые на него работали, принял свою любимую позу: съехал в кресле вниз и вытянул вперед свои длинные ноги. Охваченный азартом погони и злорадным предвкушением скорой победы, Даниэль открыл Facebook и разыскал там страницу Маркетолога. Выудив пост, написанный женщиной месяц назад (тема была посвящена отбору исполнителей через Интернет), Кейд прогнал текст на принтере и приступил к работе.

«Научитесь правильно формулировать свой запрос в поисковых системах», — прочитал Кейд.

Быстро разобравшись с тонкостями поиска в «Яндекс» и Google, Даниэль набрал в поисковой строке русского поисковика фразу «детективное агентство+идентификация+социальные сети». «Поисковик немедленно дал перечень детективных агентств, которые предоставляли подобные услуги. Далее, следуя посту Маркетолога, Даниэль выделил пять первых фирм, упоминаемых на самой первой странице, после чего перешёл в Google и прочитал отзывы по работе этих фирм — и те положительные, что сами агентства опубликовали о себе, и те отрицательные, что были в социальных сетях, а также на некоторых малоизвестных ресурсах Рунета. Эти тайные сайты хранили так называемое «чёрное досье» — проще говоря, компрометирующие материалы на фирмы. Через десять минут по решению Кейда два агентства покинули пятёрку лидеров.

Теперь оставалось только три фирмы.

«Если для вас дорого нанять профессионала, подождите, пока вы не наймете любителя», — прочитал Кейд в инструкции Маркетолога и немедленно распрощался с еще одним детективным агентством, не в состоянии найти нужной информации на веб-сайте, сделанным неизвестно как давно и кое-как.

«Те, кто работают в Интернете, знают, как подавать материал. Заказчик должен стать героем ваших историй. На меньшее он не согласен», — Кейд продекламировал про себя совет Ирины Александровой и начал штудировать сайты двух оставшихся агентств.

Распрощавшись с первым из них по причине плохо изложенных мыслей и большого количества грамматических ошибок, Даниэль перешел к детективно-охранному предприятию «Альфа» и сразу же понял, что нашел своего исполнителя. Простой и изящный дизайн веб — витрины порадовал глаз, а поиск по функциональным страницам доставил удовольствие. Отзывов было немного, но все они говорили о том, что «Альфа» имеет дело только с солидными заказчиками, авантюрами не занимается (к таковым Кейд относил слежку за неверными супругами) и умеет надёжно хранить тайны своих клиентов. Правда, на пристрастный вкус Даниэля, название агентства «подкачало» своей банальностью, но, прочитав краткую справку о владельце бизнеса и рассмотрев логотип агентства, Даниэль изменил своё мнение.

Логотипом «Альфы» служила устремлённая вверх комета, окруженная тремя звездами. В центр кометы была вписана греческая буква «α» — альфа. Кейд хорошо знал, что «альфой» обозначают начало, и что так астрономы называют самую яркую звезду в созвездии. К тому же генерального директора агентства звали Александр Фадеев.

««А» и «Л» — первые буквы имени Александр». «Ф» и «А»» — первые буквы фамилии Фадеев. Я прошёл этот тест», — улыбнулся Даниэль.

Теперь ему оставалось сочинить подходящее письмо и направить запрос в агентство. В поисках вдохновения Даниэль посмотрел на аватар Маркетолога, подумал несколько секунд и ухмыльнулся. Умный мужчина, которого и на кривых не объедешь, открыл почтовое приложение, скопировал почтовый адрес генерального директора агентства в свою личную почту и быстро напечатал письмо следующего содержания:

«От: daniel.cade@gmail.com

Кому: А.И Фадеев, «Альфа» (SIMBAD@alpha.com)

Уважаемый господин Фадеев,

Меня интересует женщина по имени Ирина Александрова. Она Маркетолог из социальных сетей. Вся информация о ней, которой я располагаю в настоящее время, прилагается. В ближайшее же время мне необходима встреча с Вами и обсуждение контракта на подключение ресурсов Вашей компании на идентификацию «Маркетолога». Детали при встрече.

Это — срочно.

Заранее благодарю,

С уважением, Даниэль Кэйд, Генеральный директор, ООО «Кейд-Москва»».

«До встречи, Маркетолог», — ехидно подумал Даниэль и нажал на кнопку «отправить».

Взгляд Кейда снова упал на часы, и Даниэль схватился за голову. Одним движением мужчина сгрёб со стола ключи от машины, похлопал себя по схватил куртку и выскочил из кабинета.

Услышав его стремительные шаги, сотрудники, чирикающие в «секретарской», порскнули из кабинета Леночки как испуганные воробьи.

— Лена, я уезжаю. Сегодня не вернусь. Договор с «НОРДСТРЭМ» ты передашь Максу. Меня не беспокоить, — отрубил Кейд на ходу, минуя стол Лены.

— Э-э, простите, Даниэль, но вам тут звонят. Какая-то женщина. Представилась Мив-Шер, она говорит, что это срочно, и.. — начала объяснять Лена.

— И это — всё! — отрезал Даниэль и исчез в дверях. Кейд прекрасно знал, что кто ему звонит. Но Мив-Шер Эль-Каед очень давно не играла в жизни сына ровно никакой роли.

@

Конец 70-х — начало 80-х г.г., за тридцать лет

до описываемых событий.

Рамлех, Александрия.

Египет.

Давным-давно жил на свете один мудрец, который захотел узнать, сколько человечество прожило без войн. Недолго думая, философ начал считать от Рождества Христова. Познав истину, ученый ужаснулся: за две тысячи лет люди обошлись без войн ровно пятьдесят лет. Во все остальные дни у вершителей людских судеб всегда находилась веская причина устроить где-нибудь кровавую баню. Причины были самыми разнообразными, от неприятия религии соседа, до обиды за сто лет назад присвоенный им клочок общей земли.

Примерно так выглядит для непосвященных конфликт между арабами и израильтянами.

Вечной землей преткновения является современная Палестина — древний Ханаан. На эту крошечную территорию еще четыре тысячи лет назад претендовали ханаане, вавилоняне, римляне, византийцы, арабы, турки, французы, британцы и немцы. В конце XIX века арабо-израильский конфликт вышел за пределы Палестины и перерос в открытую борьбу между Израилем и всеми остальными государствами в регионе. Основной сутью конфликта вокруг Палестины являлся простой вопрос: кому принадлежит Иерусалим? Этот вопрос не кажется таким уж простым, если понимать, какое значение отводится этому святому городу в трёх основных религиях: иудаизме, христианстве и исламе.

Начнём по порядку.

Итак, для Израиля Иерусалим всегда олицетворял священный храм Соломона, сына мудрого царя Давида, а также храм Зоровавеля и «а-Котель» — Стену Плача. Это — до сих пор величайшие святыни Израиля. Принцип, утверждённый «Кнессетом» — парламентом свободного государства Израиль, говорит, что «Иерусалим — это вечная и неделимая столица еврейского государства». Именно поэтому ни один израильский лидер никогда не отступится от Иерусалима.

Для христиан Иерусалим — город, связанный с Иисусом. К тому же Иерусалим находится всего в восьми километрах от Вифлеема, где родился Христос. Есть, за что воевать до смерти? Точно, есть: христианская религия так же, как и ислам, высоко чтит мучеников, принявших смерть за веру.

В исламе мученика за веру, родину, честь и семью называют шахидом. Российские мусульмане называют шахидами воинов, павших в Великой Отечественной войне 1941—1945 г. г. В XXI веке слово «шахид» (благодаря очень быстро пишущим журналистам, у которых нет ни секунды свободного времени на изучение того, о чем они вообще пишут) стало синонимом словосочетанию «террорист — смертник». За это мусульмане будут вечно признательны братьям — журналистам. Ведь сами мусульмане называют Иерусалим «Al’Kuds» — в переводе с арабского, «священный город».

А теперь выводы.

Итак, за две тысячи лет духовным главам трех религий так и не удалось договориться между собою об особом статусе Святого города, а для правителей стран считать Иерусалим неприкасаемым тоже почему-то нельзя. Лидерам стран- участниц конфликта постоянно требуются оружие и деньги для поддержки интересов своей страны, а позиции их соседей, поддерживающих противоборствующие стороны, формируется исключительно под влиянием собственных политических выгод.

Умница Насер умело лавировал между соседями и партнёрами почти четырнадцать лет. Упрямец Садат, получивший Египет из рук народа, предпочел действовал иначе. Придя к власти в 1970 году, уже в семьдесят пятом Анвар Садат объявил «инфитах» — политику открытых дверей, после чего его страна начала жить исключительно за счет иностранных вливаний. Для получения займов и дотаций от Международного валютного фонда Садат урезал государственные субсидии на продукты питания и топливо внутри страны. В итоге, в стране выросли цены на товары первой необходимости, и жители Египта немедленно ощутили на себе все «прелести» экономики, привязанной к западному миру. Через два года Садат с удивлением обнаружил, что в его стране начались хлебные бунты. Решение о сокращении субсидий, принятое с подачи МВФ, пришлось отменить. Поздно: к тому времени в Египте назрели внутригосударственные конфликты. Когда оппозиция Садата стала открыто критиковать его действия, а фундаменталисты — проклинать его за очередное поражение в войне с Израилем, президент Садат моментально перешел от слов про демократические свободы к делу и повел масштабные репрессии внутри страны. Первый удар Садат нанес в интеллектуальный костяк Египта.

Первыми в репрессиях погибли египетские ученые, интеллектуалы, военные, врачи, а также представители исламского и православного духовенства. Правление Садата закончилось через одиннадцать лет, 6 октября 1981 года на военном параде в Каире. На Садата устроили покушение, и он был убит. В покушении обвиняли фундаменталистов группировок «Исламский джамаат» и «Египетский исламский джихад», но подозревали, что к убийству Садата приложили руку и «Аль-Мухабарат», и КГБ с «Цахалом». Впрочем, племянник убитого Насера утверждал, что в заговор были вовлечены только Соединенные Штаты.

14 октября 1981 года четвертым президентом Египта стал исламист суннитского толка Хосни Мубарак. На том параде он, бывший выпускник Военной академии имени Фрунзе, был тяжело ранен: от смерти его отделяло ровно десять сантиметров. Именно Мубарак начал постепенное сближение Каира и Кремля. Официальных причин было несколько. Правды не знал никто. И только в узких кругах шептались, что Мубарак так же, как и русский царь, Александр Второй, переживет шесть покушений. Седьмое должно было убить Мубарака и навсегда вернуть Египет обратно под власть «Лэнгли».

В восьмидесятых годах главой семьи Эль-Каед по- прежнему был Рамадан — брат-близнец Мив-Шер, матери Дани. Он был старше своей сестры ровно на два года. В отличие от Мив-Шер, миниатюрной, как статуэтка, изваянная Чипарусом, Рамадан обладал хорошо развитой мускулатурой и волевым, жестким лицом. Как и у Мив — Шер, у Рамадана была капризная линия рта, загадочный разрез янтарных, с медным отливом, глаз и чёрные, вразлет, брови. Они, да ещё и неправдоподобно густые ресницы дарили лицу Рамадана чувственность и выразительность. Рамадан выглядел очень привлекательно и считался бы истинным мусульманином, если бы не одно «но»: Рамадан Эль-Каед был убеждённым холостяком и категорически отказывался жениться.

Когда муж Мив-Шер умер, то согласно законам ислама, его сын Дани должен был поступить под опеку главы семьи, то есть Рамадана. Одиннадцатилетний Дани не возражал. Но если бы Рамадан спросил у племянника, чего хочет сам мальчик, то подросток бы ответил так: «Уехать туда, где я буду счастлив и где обо мне никто не знает».

Увы, Дани возненавидел прекрасную Александрию, потому что здесь он потерял своего любимого отца. Мальчик хотел, чтобы его abu вернулся, и мир снова стал прежним. Когда Дани закрывал глаза, то видел перед собой лицо отца. Когда Дани открывал глаза, то понимал, как сильно скучает по Амиру. Но говорить вслух о подобном для наследника рода Эль-Каед было немыслимо и недостойно. Так Дани научился скрывать свои истинные мысли и чувства. Постепенно мальчик все больше и больше замыкался в себе. Он даже не заметил, как сильно изменилась после похорон его мать, Мив-Шер.

В день, когда Амира предавали земле, двадцативосьмилетняя Мив-Шер Эль-Каед навсегда провожала свою первую привязанность. Стоя у могилы мужа, женщина, не успевшая узнать настоящей любви, встречала свое первое одиночество.

«Лучше б я никогда не знала тебя, Амир, — грустно думала женщина, — сейчас ты поднимаешься в djanat, в рай, а я спускаюсь в ад — djahannam, который должна буду пройти до конца, одна».

Именно в этот момент до слуха Мив-Шер донесся разговор Рамадана и ее сына Дани. Мив-Шер нечаянно услышала имя «Лили Файом», которое произнес ее брат, и вспомнила об одной встрече. Произошла эта встреча год назад, когда Рамадан привел в ее дом неизвестного темноволосого мужчину. Рамадан звал незнакомца Симбад. У Симбада был внимательный взгляд лучистых карих глаз и невероятная улыбка.

«Такой улыбкой с женщиной можно сделать всё», — смущенно решила неоперившаяся Мив-Шер, украдкой разглядывая обаятельного незнакомца. А еще Мив-Шер вспомнила о том, что ее муж Амир пообещал Симбаду беречь Лили Файом, как зеницу ока, и защищать её ребенка.

Мысль о том, что у Амира могла быть связь, от которой на свет появились внебрачный сын или дочь, раскаленным железом вонзилась в мозг юной женщины. В ночь после похорон Амира Мив-Шер так и не смогла заснуть. Обхватив пальцами воспаленный лоб, она ходила взад-вперед по осиротевшей без мужа комнате и снова и снова перебирала в памяти воспоминания и впечатления. Наконец, Мив-Шер вспомнила всё и физически ощутила тот миг, когда уязвленная гордость и ревность сдавили в безжалостном кулаке её кровоточащее сердце. Мив-Шер была совсем юной, когда она родила Дани. Родовые муки продолжались десять отчаянных часов. Жестокие страдания закончились яростным криком младенца и беспамятством матери. Когда Мив-Шер очнулась, то услышала слова, которые окрылили ее и убили: «У тебя мальчик, детка. Здоровый, хорошенький, очень славный мальчик. Но он был слишком большим. Другого ребенка ты уже не сможешь родить. Этот мальчик — твой первый и последний».

Боль от невосполнимой потери мужа, понимание, что Амира уже не воскресить; любовь к единственному, выстраданному ею ребенку, так рано ставшему сиротой; мучительная ревность к счастливой сопернице и обида на неверного мужа за считанные секунды иссушила душу Мив-Шер. Мука впрыснула женщине под кожу яд, который и вернул её к жизни. Мив-Шер была слишком молода и ещё не умела понимать жизнь. Но она уже была матерью и хотела защитить своего единственного сына. А еще Мив-Шер хотела узнать, был ли её муж достоин её любви, или же он предал её.

Ранним утром, осторожно, чтобы не разбудить Дани, Мив-Шер торопливо оделась в хиджаб и попросила двоюродного брата, оставшегося с ней после похорон, посидеть с Дани.

— Куда ты? — испуганно спросил юноша, протирая заспанные глаза и глядя на ранние лихорадочные сборы Мив-Шер.

— Ой, Рамзи, ну не допрашивай ты меня, у меня нет времени на разговоры. Мне нужно побывать в конторе, где я работала по просьбе Рамадана. Присмотри за Дани, он всегда слушается тебя, — торопливо пробормотала Мив-Шер, и, не дожидаясь новых вопросов, выскользнула за двери, как тень, уносимая ветром.

Мив-Шер шла к единственному человеку, который мог ей помочь.

Мужчину, к которому спешила Мив-Шер, звали Дэвидом Александром Кейдом. Тридцатипятилетний Дэвид был англичанином французского происхождения и владел небольшой компанией по проектированию и строительству элитного жилья. Компания называлась «Кейд Девелопмент». В конце семидесятых Дэвид разом потерял пожилых родителей и сгоревшую от рака молодую жену. Тяжело пережив утрату, Дэвид пристроил девятилетнюю дочь в школе-пансионе в Бристоле и в поисках лучшей доли перебрался в солнечную Александрию. Это решение пошло на пользу и ему самому, и во благо его бизнесу.

Обаятельный и обязательный, хорошо знающий нравы Египта, искренне любивший эту странную и завораживающую страну, Дэвид Александр Кейд сумел быстро подписать несколько удачных контрактов на застройку в Каире и Александрии и заработал первую сотню тысяч фунтов. Мив-Шер Эль-Каед проработала переводчицей и секретарем Дэвида Кейда весь прошлый год. Англичанин доверял женщине, и Мив-Шер имела неограниченный доступ к его личной переписке и финансовым документам. Что до Дэвида, то тот сумел быстро поладить с Мив-Шер, а та, в свою очередь, оценила искреннюю щедрость и вежливую заботу англичанина.

Как и Мив-Шер, прошлой ночью Дэвид Кейд тоже не ложился спать.

Когда женщина вошла в его офис, Дэвид сидел в кресле и, вытянув вперед свои длинные ноги, погрузившись в невеселые мысли смотрел на позолоченную рассветом Александрию. На столе перед мужчиной стоял пустой стакан. Опорожнённая бутылка каталась под ножкой кресла. У Дэвида были темные круги под самыми зелеными и самыми упрямыми глазами, которые Мив-Шер только видела в своей жизни.

— Здравствуй, Дэвид, я пришла, — сказала Мив-Шер на английском.

Дэвид вздрогнул и смущенно пригладил свои взъерошенные, карамельного цвета, волосы, в прядях которых навсегда поселились веселые яркого солнца.

— Привет. Я думал о тебе, Сherie, — осиплым голосом ответил Дэвид и встал, неловко откашливаясь.

Имя Мив-Шер мужчина произносил на французский манер: «р» было грассирующим, как мурлыканье кошки, и раскатистым, как звук водопада. Когда Мив-Шер впервые услышала, как называет её этот англичанин, она рассмеялась. Потом возмутилась. А потом привыкла.

— Как ты? — ласково спросил Дэвид.

— Тяжело, — подумав, ответила Мив — Шер, внимательно разглядывая три новых веснушки на носу англичанина.

— Понимаю, — кивнул Дэвид, — когда — то я тоже потерял жену. Но у меня осталась дочь, которой сейчас девять. Девочку зовут Элли. А у тебя есть сын. Дети помогают нам выжить, потому что все мы в итоге хотим одного: чтобы их судьба была лучше, нежели та, что выпала на долю нам. А для этого нужно научиться забывать прошлое и жить. Жить ради детей и самих себя, — Дэвид мягко улыбнулся.

Подумав, Мив-Шер кивнула. Дэвид сунул кисти сильных загорелых рук в карманы льняных слаксов и, покачиваясь с пятки на носок, внимательно оглядел женщину.

— Ты хочешь, чтобы я что-то сделал для тебя, — утвердительно сказал Дэвид.

Мив-Шер снова кивнула. Её всегда удивляла способность Дэвида безошибочно читать её мысли. Когда-то это напугало Мив-Шер. Потом разозлило. А чуть позже стало неотъемлемой частью их отношений.

— Дэвид, пожалуйста, достань мне английские и пакистанские газеты за январь этого года. Там может упоминаться имя моего мужа и.. и женщина по имени Лилия Файом, — с трудом выдавила Мив-Шер ненавистное имя.

Дэвид вопросительно изогнул рыжую бровь, что являлось верным признаком его недоверия.

— Ты уверена, что это тебе надо, Cherie? — очень мягко спросил он.

— Да.

— Ну, хорошо. Раз так, то я выполню твою просьбу, — неохотно пообещал Дэвид. — Я пришлю за тобой, когда достану эти газеты. Что-нибудь ещё?

— Нет, Дэвид. Прости меня, но сегодня я не смогу работать. Сегодня первый день после похорон. И я должна быть со своей семьей и со своим сыном. А тебе, наверное, лучше найти себе другую помощницу. Мой брат не разрешит мне больше работать на тебя. Мне очень жаль, но это — всё.

Дэвид ничего не ответил. Мив-Шер удалилась так же быстро, как и вошла в его кабинет. А Дэвид снова уселся в кресло. Положил ногу на ногу, коснулся пальцами своих губ, потёр заросший щетиной подбородок.

— Сукин сын. Вот же мерзкий сукин сын! — громко произнёс англичанин и ни с того, ни с сего запустил в стену стаканом. Стакан лопнул. Хрустальные осколки скатились водопадом со стены и рассыпались на полу искрящимися льдинками.

«Этому сукину сыну — твоему мужу, Cherie, повезло и повезло крупно, что он уже умер. Иначе я бы сам придушил его», — подумал Дэвид.

Увы: когда Дэвид впервые услышал о том, что стряслось с мужем Мив-Шер, то расспросил знакомых, а потом заказал и сам прочитал те газеты. Имя Амира нигде не упоминалось, но для тех, кто знал, как он погиб, его смерть выглядела непристойно. Ещё бы: тело Амира нашли рядом с женщиной, в которой полиция Лайари опознала sharmuta — проститутку…

Дэвид Кейд тяжело поднялся с кресла и оправился за новой бутылкой и новым стаканом. Под подошвами его туфель хрустнуло стекло, но мужчина этого даже не заметил.

«Эта ночь и этот день будут очень долгими», — понял Дэвид. Плеснув в стакан очередную порцию бурбона, он устало опустился в любимое старое кресло и снова принялся размышлять.

Через три дня Дэвид отправил посыльного за Мив-Шер и попросил ее зайти к нему в офис. Там Дэвид молча протянул Мив-Шер несколько газет и журналов, выходивших в Пакистане на английском языке. Среди них была и «The Express Tribune», из которой Дэвид подчерпнул информацию о постыдной смерти Амира.

Выглядел Дэвид хуже некуда, но взгляд его зеленых глаз стал еще упрямее. Мив-Шер взяла газету, и ее глаза быстро побежали по ровным, печатным строчкам. Когда женщина дочитала заметку до конца, ее ноги подкосились, пальцы, слабея, разжались, и злосчастная газета упала на пол, тихо прошелестев свои извинения за дурные вести. Дэвид успел подхватить Мив-Шер и осторожно усадить в то самое кресло, где три дня назад сидел он сам. Потом англичанин опустился на колени рядом с женщиной, положил ладони на подлокотники кресла и стал ждать. Когда Мив-Шер немного успокоилась, Дэвид сказал:

— Я сделаю всё, чтобы защитить тебя и твоего сына.

Мив-Шер протянула ладонь, чтобы запечатать мужчине рот, но Дэвид перехватил её руку. Женские пальцы была тонкими и хрупкими, но Дэвид почувствовал и их гладкое тепло, и нежную шелковистость. Англичанин мягко поднес дрожащие пальцы Мив-Шер к губам и легко поцеловал их. Мив-Шер подняла склоненную голову и посмотрела мужчине прямо в глаза.

— Отпусти, — дрогнувшим голосом приказала она. Но Дэвид Кейд и не думал подчиняться.

— Не смотри на меня так непримиримо, Cherie, — попросил он, не выпуская ее руки. — Ничего пока не говори. Просто послушай… Через два месяца моя работа здесь будет закончена. Разрешение на работу в Египте я не продлевал — я должен вернуться в Британию. И я предлагаю тебе взять своего сына и уехать со мной. Дома меня ждёт дочь. Тебе понравится моя девочка. Здесь тебя и Дани никто не держит и ничего не ждёт. А там — я тебе обещаю! — у вас будет всё… Cherie, я не требую твоего ответа прямо сейчас — тебе еще предстоит все обдумать. Через месяц ты скажешь мне, уедешь ли ты вместе со мной, или же останешься здесь… Пожалуйста, Cherie, сделай правильный выбор. Я не прошу тебя менять веру, в которой ты выросла: я просто прошу тебя стать моей женой. В Королевстве можно заключить брак между мусульманкой и протестантом, я узнавал. Я обещаю тебе, что воспитаю твоего сына как своего. Мы вырастим наших детей вместе, и у них будет счастливое будущее.

— Почему ты так говоришь? — прошептала Мив-Шер.

Дэвид Кейд улыбнулся:

— Ты знаешь, почему. Я люблю тебя, Cherie. Люблю с первого взгляда и навсегда.

Мив-Шер с грустью глядела в искренние глаза этого упрямца и читала в них то, что он еще три дня назад не решался сказать ей. Но, по большому счету, Мив — Шер в этом и не нуждалась. Она всегда знала, какую тайну скрывал Дэвид Кейд, потому что сама была этой тайной. Дэвид был надежен, и он всегда был на стороне своей Cherie. Он ни разу не обманул Мив-Шер, ни разу её не обидел.

— Ты — лучший человек, которого я встречала в этом мире, — помедлив, призналась женщина. — Но ты должен знать: я не смогу полюбить тебя. Ты не знаешь, но в твоей компании я работала на свою семью и своего мужа. Амир хотел, чтобы я была здесь. Мой муж ушел в другой мир, и для меня всё закончилось. Прости, но это так, Дэвид.

На лбу мужчины залегла морщинка и тут же пропала. В зелёных глазах загорелась тёплая искорка смеха, и Дэвид Кейд рассмеялся. Улыбка вышла теплой, искренней и необидной.

— Что? — не поняла Мив-Шер.

— А разве всё это, сказанное тобой, когда — нибудь мешало мне любить тебя? — очень тихо спросил Дэвид Кейд.

Мив-Шер не нашлась, что ответить.

Тишина окружила их. Сейчас каждый из них думал о своём, но ни один не чувствовал себя одиноким. Любое слово, которое можно было бы сказать сейчас — подчёркнуто громко или, наоборот, таинственным, тихим шёпотом — прозвучало бы так же ненужно, как фальшь, и отвратительно, как обман. Мужчина и его женщина были вместе, вдвоём, а за окном бушевала враждебная жизнь, которая была против них.

Дэвид встал и помог подняться Мив-Шер.

Мужчина осторожно привлек к себе женщину и снял, словно смахнул, с её головы уродливое покрывало. Мив-Шер проследила за тем, как чёрный платок упал к её ногам и зажмурилась, подчиняясь власти тёплых мужских рук. Дэвид улыбнулся и легко коснулся губами склонённой кудрявой головы. Почувствовав улыбку Дэвида, Мив-Шер подняла голову.

— Что? — смущённо повторила она.

— Твои волосы пахнут, как розы. В моём английском саду много роз. Тебе понравится в Оксфорде.

— Ох, Дэвид, — прошептала Мив-Шер и отстранилась от него. Дэвид не стал держать её: просто наклонился и подал женщине её покрывало.

— А теперь иди и найди ответы на все свои вопросы, Cherie, — произнёс Дэвид. — Я буду ждать, когда ты вернёшься ко мне и сама скажешь, какое будущее ты хочешь для себя и для меня. Я не прощаюсь с тобой. Я буду ждать тебя.

«Потому что ты сама придёшь ко мне. Потому что я знаю о тебе то, что ты сама пока ещё о себе не знаешь», — думал Дэвид, отступая от женщины. Мив-Шер поёжилась, ощутив внезапный холод. Рядом с Дэвидом было и тепло, и спокойно. В те несколько минут, пока этот мужчина держал её в своих сильных руках, отступили и тоска по близкому человеку, которого недавно потеряла Мив-Шер, и терзавшие её муки ревности, и даже муки совести.

При мысли о собственном вероломстве Мив-Шер вздрогнула и накрыла вдовьим платком голову. Дэвид Кейд излучал уверенность и спокойную доброту, а Мив-Шер звала к себе тёмная душа Амира. Женщина в чёрном хиджабе взглянула в глаза мужчины в последний раз. Потом Мив- Шер коснулась губами своих пальцев и дотронулась рукой до гладкого, загоревшего под египетским солнцем, лба Дэвида.

«Это арабский знак расположения и любви», — догадался тот.

Увы: он ошибался. Мив-Шер прощалась с ним навсегда. Мив-Шер хорошо знала: с Дэвидом она никогда не уедет. Её Дани, её маленький мальчик был единственным наследником древнего рода Эль-Каед, и ему не суждено было оставить Александрию. Уехать без сына было невозможно для Мив- Шер. Будущее Дани, сироты без отца, было предопределено.

Помедлив, Мив-Шер поднялась на носки и поцеловала Дэвида.

«Он любит меня, а я дарю ему поцелуй Иуды», — подумала она.

— Прощай. — И Мив-Шер порывисто схватила газеты, и, как печальная тень, скользнула к двери. Дверь захлопнулась. Дэвид шагнул к окну и, глядя на улицу, нашёл изящную фигурку, ускользавшую от него в шумной толпе города Александра.

— Я знаю, что ты вернёшься ко мне, Cherie, — уверенно прошептал Дэвид. За свою жизнь Дэвид Александр Кейд узнал многих женщин. Все они были разными, как небо и земля, и все они по-разному относились к нему. Но одно Дэвид Кейд знал точно: когда дело доходило до борьбы за счастье ребёнка, любая кошка становилась разъярённой львицей. И теперь его Cherie предстояло последнее сражение, чтобы снова стать Мив-Шер и навсегда к нему вернуться.

Между тем Мив-Шер уже входила в дом своего брата.

У Рамадана был дом в Каире, но год назад он продал его и купил жильё в Рамлехе, чтобы быть поближе к сестре. Стоя на пороге дома, Рамадан встретил Мив-Шер ласковой улыбкой.

— Salam, habibi, — тепло поздоровался Рамадан и ласково поцеловал сестру в лоб. — Как ты? Что Дани? Проходи, девочка. Чем тебя угостить? — И брат провел свою сестру в богато обставленную гостиную.

Здесь был натуральный камень в отделке на стенах и на полу и неподдельный панбархат. Хрустящий алый шёлк и дорогой тонкий египетский хлопок в занавесях на окнах, изящная мебель, звенящий хрусталь, удивительная керамика, тонкая эмаль с позолотой, даже редкие цветы и вышитые бисером подушки. Вся обстановка кричала о высоком положении и благосостоянии владельца дома.

Женщина с удивлением перевела взгляд на Рамадана.

Её брат совсем не вписывался в этот изнеженный интерьер и смотрелся в нём странно, если не сказать, чужеродно. «Гораздо больше Рамадану подошёл бы бойцовский ринг. Или кабина боевого вертолета. А тут всё предназначено для женщины», — решила Мив-Шер.

Заметив взгляд сестры, Рамадан по-мальчишески фыркнул:

— Дурочка, этот дом не для меня, а для тебя.

— А, ну тогда понятно, — мрачно ответила Мив-Шер. — Спасибо, Рамадан. Что ж, брат, я тоже рада тебя видеть. И у меня тоже есть подарок для тебя. На, держи. Вот он.

Мив-Шер размахнулась и швырнула на обитый золотистым бархатом диван пачку газет, которые передал ей Дэвид. Все остальное довершил брошенный на спинку дивана черный платок и взгляд разъяренной кошки. Рамадан сузил зрачки.

— Что это значит, Мив-Шер? — обманчиво спокойным голосом поинтересовался он.

— Хочу, чтобы ты рассказал мне, как умер мой муж, — прошипела Мив-Шер, — а заодно, жду твоих объяснений, почему тело моего мужа нашли рядом с телом sharmuta. Это твоя работа? — И Мив — Шер решительно уселась на диван рядом с пачкой газет, презрительно глядя на брата.

Рамадан нахмурился и, стоя напротив сестры, сложил на груди руки. В арабском мире женщинам непозволительно было вести себя так, как вела себя Мив-Шер. Прирождённый лидер, Рамадан никогда не отступал перед обстоятельствами. Он много лет делал уступки любимой сестре. Но сегодня Мив-Шер должна была ему подчиниться.

— Не давай эмоциям руководить тобой, девочка, — предупредил Рамадан. В его голосе была угроза, но Мив-Шер сделала вид, что её не слышит.

— А ты не играй со мной в слова, — отрезала она. — Мы росли вместе. Ты — мой брат, и я прекрасно знаю, на каком боку ты спишь и даже то, как ты дышишь. Я хочу узнать правду о смерти Амира. И если ты не ответишь мне, то я сама отправлюсь в Карачи. Вот так.

— Ты оставила свой разум дома, Мив-Шер? — с иронией осведомился Рамадан. — Или тебе понравилось командовать? Я тебе, правда, такой воли не давал. Но у женщин так много тайных желаний…

— Даже не старайся вывести меня из себя, Рамадан, — голосом, которым можно было и камни добить, отрезала женщина. — Я пришла за правдой и не уйду, как обидчивая дурочка, поддавшись на твои оскорбления. В конце концов, я и так многое знаю.

— Например? — поднял брови Рамадан.

— Например, на кого ты работаешь. Я знаю, что это ты давал задания Амиру. Вы, мужчины, отправили меня в «Кейд Девелопмент». Использовали меня, как источник информации о поездках Дэвида. Вам была нужна английская компания Дэвида, чтобы свободно ездить в Малую Азию или же на Запад. Получив доступ к документам Дэвида, вам даже легенду не пришлось сочинять: всего-то разница в одной букве. Ну кто увидит разницу между «Кейд Девелопмент» и «Каед Девелопмент»? Никому и в голову не придет, что «Каед» — это вовсе не филиал английской фирмы Дэвида, а твоё личное изобретение, Рамадан. Хотя… — с наигранной задумчивостью протянула женщина, — я могу и ошибаться. Может быть, эту мифическую компанию придумал этот твой распрекрасный Симбад? Ну, тот мужчина с убийственной улыбкой, от одного вида которой у любой женщины по спине бежит холодок, а ноги сами собой раздвигаются в разные стороны? Он же был русским этот твой Симбад, да? И что, он в благодарность за выполненную работу подсунул моему мужу свою девку? У Амира была слабость к русским женщинам, я это помню… Кстати, как там её звали, эту вашу sharmuta? Сейчас — сейчас, дай — ка я погляжу… — И Мив-Шер демонстративно поднесла один из таблоидов к глазам, — а, вот: Лилия Файом, — чётко и раздельно прочитала Мив-Шер и брезгливо отбросила газетный листок в сторону.

Глядя на сестру, Рамадан вспомнил, как в детстве Мив-Шер одерживала над ним победы, ловко выдёргивая из его рук новую игрушку или balakh al’sham — сладость, которую так часто пекла им их мать. Но сейчас на кону были не медовые коврижки.

— Как долго ты еще будешь молчать, Рамадан? — между тем продолжила атаковать по всем фронтам маленькая женщина. — Повторяю: или ты говоришь мне правду, или я сама отправлюсь в Лайари. Но перед поездкой я обязательно загляну в русское посольство. Там я и узнаю, кем была эта ваша Лилия Файом. И я, безусловно, расскажу русским о том, кого именно убила эта женщина, если русские в свой черед расскажут мне, кто такой Симбад и почему эта Лилия так поступила с моим мужем.

В комнате повисла пауза. А Рамадан вздрогнул. Маленькая, похожая на сказочную пери, Мив-Шер всегда была горда и сообразительна, но сейчас женское упрямство, уязвленная гордость и догадки этой умницы были очень опасны.

— Кто вложил в твою голову фантазии о том, как умер твой муж? — сухо спросил Рамадан.

— О, у Дэвида Кейда большие связи, — не замечая расставленной ловушки, с презрением кивнула Мив-Шер, — Дэвид же влюблен в меня. Кстати, Рамадан, мне было очень просто влюбить в себя Дэвида. К тому же именно этого добивался от меня Амир, — с ожесточением и отвращением призналась брату сестра. — Амир очень хотел, чтобы Дэвид доверял мне. И Дэвид мне доверяет. Больше того, он ради меня всё на свете сделает. Это по моей просьбе Дэвид заказал для меня в Пакистане газеты. Каждый из этих бульварных листков счел должным рассказать подробности о скандальной смерти Амира. Еще бы, русская проститутка убивает своего арабского клиента ножом на грязной окраине города. Удивительно только, как это газеты не напечатали рядом с именем этой проклятой женщины биографии ее любимых «клиентов»: Амира… и твою, Рамадан… и этого вашего Симбада! Вы о моем ребенке подумали? Как эту новость о своем отце переживет мой Дани? Половина Рамлеха и так уже от слухов гудит… — Размахнувшись, Мив- Шер изо всех сил припечатала своей худенькой ладошкой пышную стопку таблоидов: — Говори, Рамадан!

Но тот по — прежнему молчал.

— Я тебя прошу, брат, говори, — взмолилась женщина. — Говори ради памяти Амира. Я хочу знать, как умер мой муж. Неужели то, о чем, пишут правда?

И Рамадан принял решение.

— Ну что ж, Мив-Шер, давай по порядку, — начал Рамадан, тщательно подбирая и взвешивая слова — каждое своё слово. — Наш род до сих пор жив благодаря тому, что мужчины и женщины Эль-Каед умеют держать язык за зубами. Мы славны тем, что храним тайны и выполняем дословно все отданные нам приказы. Кое-какие дела связывают нас с русскими. Но если русские считаются лучшими шпионами в мире, то мы, арабы, известны как хашашины, самые лучшие в мире убийцы.

Да, несколько лет назад я выполнял в Каире одно задание. Именно поэтому мне понадобилось отправить тебя к Дэвиду Кейду. Но только не лукавь, не обманывай себя, сестра. Ты шла в «Кейд Девелопмент» с широко открытыми глазами. Ты помогала мне, а не Амиру, и я искренне благодарен тебе за помощь. И если Дэвид привязался к тебе, то это его проблемы. Не думаю, что тебе стоит из благодарности рассказывать англичанину, что, как и для чего ты делала по моей указке. Тем более не надо исповедоваться перед Дэвидом в том, что в Египте существовал двойник его фирмы. Я полагаю, что Дэвид Кейд очень неплохой человек, но вряд ли он правильно поймет тебя. Видишь ли, Мив-Шер, он не всегда был архитектором.

— А кем? О, дай — ка я сама догадаюсь… Как, неужели шпионом? — едко фыркнула Мив-Шер.

— Нет, сестра, не шпионом, — пропустил сарказм сестры мимо ушей ее брат. — Но Дэвид всегда был хорошим гражданином для своей страны. К твоему сведению, Дэвид Александр Кейд с отличием закончил британское военное высшее учебное заведение — Королевскую военную академию в Сандхерсте, после чего прошел специальный курс тренировок и был направлен в Армейскую авиацию, а оттуда на службу в Афганистан, где летал на боевых вертолетах и служил наводчиком орудия. Сейчас он имеет звание майора Армейского военного корпуса в запасе, то есть является старшим офицером. Это во-первых. А во-вторых, — и Рамадан поморщился, — что касается твоих слов о любви к Амиру…

— Что такое? — высокомерно изогнула бровь Мив-Шер, невольно подражая Дэвиду.

— Ну-ну, спокойнее, — наблюдая за гримаской сестры, насмешливо ответил Рамадан. — Да, я знаю, что ты была влюблена в него. Это было твоё первое сильное чувство к мужчине. Тебе было всего пятнадцать, когда ты увидела Амира. Амир был красив, опытен и прекрасно знал, как надо управляться с женщинами. Ты ревновала его, верила ему, скучала без него, гордилась им, выставляла его напоказ… как носишь бриллианты на пальцах. Но по-настоящему ты никогда не любила Амира. Твой сын — вот твоя единственная любовь, Мив-Шер. Даже меня ты любишь меньше.

— Как ты смеешь это утверждать? — вспылила Мив-Шер.

— Просто я тоже знаю тебя. Я знаю твое сердце, — спокойно ответил Рамадан. — Ты — это я. Мы — близнецы. Были созданы, как две половинки. У некоторых людей есть эйдетическая память. Мне она не нужна. Ты знаешь меня. Я ощущаю тебя. Ты — вспыльчивая, импульсивная. У тебя горячая кровь. Просто ты еще молода. А я, в отличие от тебя, умею себя контролировать, потому что я — мужчина, и у меня есть долг, который я исполняю.

Мив-Шер задохнулась от негодования. Рамадан невозмутимо смотрел на сестру. Он ждал ее возражений, бури, доказательств обратному, но женщина так и не нашла нужных слов и молча прикусила губы.

— Отлично, что хоть в этом мы нашли согласие с тобой, — наблюдая за сестрой, кивнул Рамадан, — а теперь я тебе отвечу на твой вопрос. Я расскажу тебе, как умер твой муж, кем была женщина по имени Лилия Файом, и кто такой Симбад. Но имей в виду, сестра: Симбада не существует. Это прозвище, псевдоним, фантом… код, если угодно. А что касается мужчины, который представлялся этим прозвищем, но его имя я называть не буду.

— Почему это? — взвилась Мив-Шер.

— Потому что он уже умер… Вернее, я очень надеюсь, что он умер.

Итак, несколько лет назад я работал в службе охраны в президентском дворце «Аль-Иттихадия». Два года назад в Каире резко активизировались экстремисты. Боевики в основном действовали на севере страны, но иногда устраивали свои вылазки и в центре. Чтобы собирать информацию об их операциях мне поручили создать фирму — двойника какой-нибудь небольшой независимой, желательно английской или американской компании, владелец которой мог свободно перемещаться по стране, бывать в Малой Азии и на Западе. Так появилась мифическая «Каед Девелопмент». Могу тебе сказать, что ее создание практически полностью оправдало ожидания президента Садата. Благодаря контрразведывательным операциям количество террористических атак снизилось, но всё же рядом с резиденцией Садата мы постоянно находили снаряды.

12 февраля 1982 года саперы обнаружили три неразорвавшиеся бомбы. Первый и второй снаряды они успели обезвредить. Третий взорвался, мое подразделение накрыло ударной волной и вероятно, я бы не выжил, как остальные пять человек из моей группы, если бы случайный прохожий не спас меня, вовремя доставив в Каир, в Военный Госпиталь. Когда я пришел в себя, то нашел в своих вещах визитку гостиницы «Монтаза» и от руки написанные цифры. «Номер 22—17», — прочитал я. Когда я вышел из госпиталя, то первым делом направился в эту гостиницу. Я нашел этот номер. Там я и встретился со своим спасителем. Он представился мне. Это и был тот Симбад, которого ты видела.

Итак, Симбад спас мне жизнь, и я стал его должником. Иногда мы встречались, но я этого не афишировал. Как ты знаешь, сейчас в Египте не те времена, чтобы дружить с русскими. Насера давно нет на свете. А Садат меня за дружбу с русским по голове бы не погладил. Тем не менее, мы виделись с Симбадом, и однажды он попросил меня об одолжении. Я был рад вернуть ему свой долг и согласился помочь ему.

Симбад рассказал мне, что у него есть друг — предприниматель, антиквар, у которого египетские корни и русская жена. Друг Симбада имел в Каире небольшое, но вполне прибыльное дело по торговле ценностями. Для закупки в Афганистане каких-то древних манускриптов другу Симбаду — тому самому антиквару, срочно потребовались деньги. В свое время этот антиквар, манипулируя с египетским налогообложением, открыл банковский счет на имя своей жены в одном из банков Александрии, а вторую часть денег перевел в Карачи. Для покупки древностей, которые можно было бы выгодно продать, жена антиквара должна была снять деньги в Александрии и привезти их в Пакистан, к мужу. Далее антиквар собирался аннулировать в Карачи свой счет, а потом вместе перебраться с женой в Афганистан, в Мазари-Шариф. После покупки древностей семья собиралась вернуться в Египет и осесть в Каире навсегда.

Деньги, которые везли с собой антиквар и его жена, были огромными, а дорога из Александрии до Каира и из Каира в Карачи сейчас особенно не надежна. Симбад не мог обеспечить безопасность семьи антиквара на каждом отрезке пути, но он мог сопровождать жену антиквара с деньгами из Каира в Карачи. Я взялся организовать транспортировку и денег, и этой женщины из Александрии в Каир и выделил для этой работы Амира. Выполнив задание, Амир вернулся ко мне. Через некоторое время я получил весточку от Симбада. В письме он тепло поблагодарил меня от лица своих друзей и даже предложил мне щедро заплатить за услуги Амира. Я отказался от денег. Оказав любезность Симбаду, я вернул ему свой долг — пусть не весь, но хотя бы частично. Потом наше знакомство с Симбадом само собой сошло на нет. Тем более что ни в Каире, ни в Александрии, ни сам Симбад, ни антиквар, ни жена антиквара больше не появлялись. Осталось добавить, что жену этого антиквара звали Лилия.

Прошел год.

Я и Амир отправились в Лайари по делам. Амиру надлежало свидеться там с одним человеком и привести его ко мне. Я ждал Амира, но время истекло, и я понял: что-то случилось. И я отправился туда, где у Амира была назначена встреча. Это была одна из самых глухих, темных и отдаленных улиц Лайари. Я пробирался по этим трущобам, шел так быстро, как мог. Увы, дурное предчувствие не обмануло меня. Тот страшный миг, когда я увидел на улице тело твоего мужа, плавающее в крови, и труп женщины, о которой я и думать забыл, был худшим в моей жизни. Я не мог понять, что произошло. Где-то горел дом. Вокруг меня начали собираться люди: мужчины с угрозой на лице. Визжащие женщины. Дети. Кто-то вызвал полицию и журналистов.

И я начал действовать.

Первым делом я должен был защитить честь своей семьи. Я отправился вместе с полицейскими в участок в Лайари. Там я подкупил дознавателей и забрал с собой тело Амира. Увы, повлиять на таблоиды, раструбившие на всех углах факт убийства твоего мужа и имя Лили Файом, я уже не мог. Зато я сделал так, чтобы имя отца Дани никогда не упоминалось в газетах.

Вторым шагом я решил найти убийцу Амира по горячим следам, даже и отложив поездку домой с телом Амира. У меня не было ни малейшей зацепки, и я вернулся в полицейский участок. Я решил выяснить, что сталось с телом Лили Файом. Никто не желал помочь мне, пока в надежде на щедрую взятку один из полицейских не заговорил со мной сам.

«Из этой женщины сделали проститутку, господин, — сказал он, заглядывая мне в глаза, — здесь на побережье есть один дом, где, как я знаю, содержали женщину, подобную этой. Ту женщину убили. Это было сделано для удовольствия. Есть те, кому нравится делать больно. Дом пустует, но может, вам стоит попытать счастье там?».

Я заплатил полицейскому и направился по указанному мне адресу. Дом не казался обжитым, но я на свой страх и риск устроил в нем засаду. Я ждал почти сутки и за это время успел обшарить весь дом. То, что я нашел там, было отвратительно.

— Что же там было? — сдвинула брови Мив-Шер.

— Ну, скажем так: полицейский был прав, описывая увлечения хозяина, — брезгливо бросил Рамадан.

Обладавшая живым воображением, Мив-Шер испуганно сглотнула.

— Мне продолжать? — спросил Рамадан, наблюдая за реакцией сестры.

— Да, — храбро кивнула та.

— Да? Ну-ну… ладно. Итак, я уже собирался спалить и дом, и подвал, превращенный в камеру пыток, когда услышал шаги, вытащил нож и затаился. Неизвестный хозяин дома беспечно переступил порог. Мне оставалось только сделать шаг вперёд и приставить нож к его шее. «Иди прямо и не оборачивайся», — приказал я. «Привет, Рамадан. Какими судьбами?» — насмешливо ответил хозяин. Не веря своим ушам, я почти опустил кинжал и немного сдвинулся с места. Это и спасло меня от пули. О да, Симбад умел хорошо стрелять. Лишь счастливый случай избавил меня от смерти. Второго шанса у Симбада уже не было. Я ударил его рукояткой ножа в висок, сбил с ног, усадил на стул и связал. А когда Симбад очнулся, то я с удовольствием дал ему почувствовать, что такое настоящая боль. Пытки — опыт довольно жуткий…

— Ты… ты что же… ты пытал его? — прошептала Мив- Шер. — Ты что, знаешь, как это делается?

— Безусловно, — равнодушно ответил Рамадан. — Как и твой Дани, я тоже был единственным мальчиком в нашей семье. Как и он, я тоже ношу на руке знак crux ansata. В день совершеннолетия я, как наследник семьи, узнал тайну этого знака. Эту тайну я разделил с тобой. Но до этого хранитель тайны сделал мне подарок… Нет, Мив-Шер, это не любовь принцессы, которую обещал своему сыну Амир. В тринадцать лет наследники нашего рода получают другой подарок. Я никогда не рассказывал тебе о нем. Но теперь я готов разделить с тобой и это тоже.

Итак, подарок состоит из трёх уроков.

Урок первый: пытка. Если воткнуть хорошо отточенный нож в мягкую человеческую плоть и поворачивать рукоять кинжала по часовой стрелке, то заговорит любой. А если расширить рану и усилить нажим, то на твои вопросы ответит самый сильный. Сильнейший.

Второй урок: как можно выдержать пытку. Этот урок немного сложней. Но зная, как контролировать боль, можно ничего не сказать и при этом выжить. И, наконец урок третий: убить. Убивать быстро и убивать медленно — это большая разница, но лишь для того, кого убивают. И это самый простой урок для убийцы.

— А зачем… зачем это было нужно знать тебе, тринадцатилетнему мальчику? — ахнула женщина, поражённая до глубины души.

— Ну, в нашем роду есть одна легенда, — пожал плечами Рамадана. — Согласно ей, младшая ветвь Эль-Каед ведет свою линию от горных отцов, от самых первых хашашинов. В 1147 году наследник младшей линии узнал истинную тайну crux ansata. Не выдержав открывшейся ему истины, хашашин убил хранителя тайны, а потом перерезал горло себе. Душа наследника Эль-Каед не была готова вынести нашу тайну. И эта тайна чуть-чуть не умерла навсегда. Единственное, что спасло её, было то, о чём не знал хашашин: дело в том, что с I века тайну crux ansata бережёт не только наследник, но еще три человека — три хранителя, которых назначает наследник, страж. С тех пор нас учат защищать себя и тем беречь тайну.

— И ты хочешь сказать, что рано или поздно, открыв Дани тайну, ты, может быть, будешь вынужден убить моего Дани, если он не примет её? Или… что мой сын захочет зарезать тебя? — ужаснулась Мив-Шер и прижала ладони к щекам, ставшим белее снега.

— Ну, во — первых, совершенно не обязательно, что узнав тайну, Дани захочет меня убивать, — Рамадан хмыкнул. — А во-вторых, убить хранителя тайны не так — то легко. Наследник рода Эль-Каед обычно очень хорошо усваивает все три урока. Я в свое время был отличным учеником, сестра. Причём, таким хорошим, что смог в одиночку допросить Симбада. Побои — дело долгое. Я применил к Симбаду первый урок рода Эль-Каед. Симбад выл и молил меня о пощаде. Я дал слово не мучить его, и Симбад всё мне выложил. То, что он сказал, ослепило и оглушило меня.

Видишь ли, Симбад приехал в Египет еще при президенте Насере, как один из русских военных советников. Здесь Симбад познакомился с женщиной, веселой, умной, красивой. Она была американкой. Завязался роман. Флирт перешел в увлечение. И тут Симбад сделал ошибку, показав женщине свое истинное лицо. Он ударил ее и повредил ей зрение. Когда-то Симбад обучался технике ведения допросов и пристрастился к этому занятию так сильно, что обычные отношения с женщиной уже не приносили ему удовлетворения.

Любовница пригрозила разоблачением. Симбад попытался избавиться от нее. Догадавшись, что ей грозит беда, женщина скрылась. Но уже через месяц она сама нашла своего обидчика. К тому моменту у любовницы были и фотографии, уличающие Симбада, и компрометирующие его записи, и прочие доказательства его увлечений. Женщина показала Симбаду копии, сказала, что оригиналы спрятаны в надежном месте. Из оригиналов ясно следовало: Симбад работал не на Кремль, а на ЦРУ. Убить свою бывшую любовницу Симбад уже не мог. Ему оставалось одно: попробовать от нее откупиться.

Женщина пошла на сделку и назвала чудовищную сумму. Попросить эту сумму у своих новых хозяев Симбад не мог, так как ему пришлось бы рассказать о себе и о своих наклонностях. Подумав, где он может раздобыть деньги, Симбад вспомнил о своем бывшем соотечественнике. Когда-то они действительно дружили, но, как часто бывает, не поделили женщину. Позже антиквар забыл обиду и сам пошел с Симбадом на примирение. Амир и я — мы стали частью злого умысла Симбада по воле случая. Спасая мне жизнь, Симбад тогда и не думал, что я ему пригожусь, а он сможет использовать в своей нечистоплотной игре и меня, и Амира. Но доказать свою невиновность я никогда не смогу. Потому что все, что произошло потом, свидетельствует не в мою пользу.

Итак, Симбад подготовил свой план и приступил к его выполнению. Первым делом Симбад придумал историю о древних свитках, найденных в Мазари-Шарифе, и рассказал об этом антиквару. Чем и побудил предпринимателя снять деньги с банковских счетов. К тому моменту Симбад уже получил назначение из Каира в Карачи и просто так ездить по Египту уже не мог. Вот тогда Симбад и вспомнил обо мне и попросил меня оказать ему услугу. И я ее оказал: Амир стал телохранителем женщины и переправил ее вместе с деньгами в Каир, где и передал с рук на руки Симбаду. Далее Симбад и Лили отправились в Карачи, где их уже ждал муж этой женщины со второй частью суммы. Убедившись, что огромный куш собран целиком, Симбад забрал деньги, убил мужа на глазах у жены, а женщину… в общем, женщину он оставил себе. Это из — за Лили Симбад когда-то поссорился со своим другом. Это она когда-то задела гордость Симбада. И теперь Симбад вполне мог расквитаться с ней. Лайари — не тот район, где будут искать пропавших, там каждый день погибают люди, поэтому с этой стороны Симбад был защищен прекрасно. Уязвимость Лили позволяла Симбаду чувствовать свою неуязвимость. Весь год Симбад держал женщину у себя. Он медленно убивал её…

Откупившись от американской любовницы, Симбад уничтожил все доказательства своей вины и посчитал, что на этом всё и закончилось. Лили умирала, и Симбад собирался убить её, когда встретил Амира в Лайари. Они столкнулись случайно. Но Амир вспомнил Симбада и окликнул его. Слово за слово, и твой муж поинтересовался, как поживает семейство антиквара, и когда они собираются вернуться в Каир. Симбад попытался отвертеться от неудобных расспросов Амира. Почувствовав неладное, Амир потребовал у Симбада встречи с антикваром и его женой. Поняв, что избежать столкновения не удастся, Симбад пригласил Амира в дом на побережье, выдав его за склад антикварного магазина. Симбад отвел Амира в комнату, где умирала Лили, так он убил и Амира. Он бы пристрелил твоего мужа, но пулю можно легко идентифицировать. И Симбад зарезал Амира на глазах у несчастной женщины.

Разом заметая все следы, Симбад проткнул Лили оба легких, потом затащил труп Амира и Лили в свой автомобиль, поджег дом, отвёз тела в волчий угол Лайари, вызвонил по телефону прессу и, представившись репортерам каким — то выдуманным именем, сообщил им, что некоего мужчину убила дешёвая русская sharmuta. Пресса вызвала полицию и раструбила грязную историю на всех углах. Симбад знал, что за Амиром стоит наша семья, и побоялся назвать репортерам имя твоего мужа. А Лили никто не искал. Заклеймив ее позором, Симбад рассчитывал закрыть рот мужчинам рода Эль — Каед. Он знал, что мы будем молчать о случившемся, как молчат о бесчестье. Убийца думал, что замел все следы. И все же, он просчитался. Как видишь, я нашел его.

Мив-Шер закрыла ладонями лицо. Видя мучения сестры, Рамадан замолчал.

— Что… что потом было? — слабым голосом окликнула его Мив-Шер.

— Ничего особенного. Я просто сдержал свое слово, — пожал плечами Рамадан. — Я не мучил Симбада. Вонзил в него нож и оставил его подыхать в том самом доме. Если Симбад умер, то вообще нет никаких доказательств против меня. Если же он выжил (в чем я очень сомневаюсь), то против меня есть два свидетельства.

— Какие? — испугалась Мив-Шер.

— Во — первых, я был в полицейском участке Карачи. И при необходимости, полицейские вспомнят меня. Во — вторых, это могут быть показания самого Симбада. Видишь ли, последнее, что я видел, это пылавший дом, в котором я оставил Симбада с ножом в ране. У меня просто не было времени проверить, сдох Симбад или нет. И ещё… Как я уже говорил, Симбад был военным советником. Это означает, что он занимал важную должность в армии. Но после того, как я прирезал его в Карачи, Симбада никто не искал. Ни один из русских не спрашивал о нем. И это меня настораживает. Это означает, что либо русские знали, что Симбад погиб (и тогда возникает вопрос, как они могли догадаться об этом, ведь свидетелей в том доме не было), либо — Симбад выжил и добрался до своих. И мысль об этом не дает мне покоя… Вот такая история.

— А почему ты не рассказывал мне её раньше? — подумав, подозрительно спросила Мив-Шер.

Рамадан невесело усмехнулся:

— Давай — ка мы вместе догадаемся об этом, моя разумная, моя упрямая, моя безжалостная сестричка. Ну, наверное, я был вынужден молчать, потому что я — мужчина, который защищает свою семью, твою репутацию и твое доброе имя. Еще потому, что я, видишь ли, все еще работаю на правительство, о чем ты не могла не догадаться во время моего рассказа. Ну и еще потому, что то, что сделал я, считается преступлением. Но даже если бы меня оправдали за казнь Симбада, то дело в любом случае получило бы широкую огласку, и тогда наружу вышла бы тайна рода Эль- Каед. А эта тайна поважней убийства какого-то там мерзавца. И я, хранитель тайны, не могу допустить, чтобы секрет, за который мои предки отдавали жизнь, был подвергнут публичному осмеянию. Я никогда — даже ценой собственной жизни и жизни всей моей семьи! — не дам бесславно умереть этой тайне. В нашем роду есть только один Бог, одна судьба и одно предназначение.

И наш Бог — это Вера. Именно поэтому все мы — и ты, и я, и твой сын дани — так похожи друг на друга. У нас одинаковые черты лица, даже цвет глаз один и тот же. Иного и быть не может. Мы рождены, чтобы беречь и продолжать эту тайну… Но, впрочем, у меня была и еще одна причина, чтобы промолчать. Просто я очень люблю тебя, девочка. И больше всего я хочу сохранить твой покой и сберечь твоё сердце в неведенье. А ты… ты хотела узнать правду так сильно, что даже собралась отправиться за ней в Лайари. Ты была настолько уверена в том, что вынесешь эту правду, что ни разу не остановила меня, пока я тебе исповедовался. И ты вывернула меня наизнанку, Мив-Шер… Ты сделала мне больно. Ну и как, тебе нравится твой выигрыш? — Рамадан отвернулся от женщины, подошел к окну и отдернул занавеси.

Он долго стоял, глядя в бирюзовое небо. В конце концов взял себя в руки и вернулся к Мив-Шер. Брезгливо отшвырнув газеты, он сел рядом с сестрой, извиняющимся жестом коснулся ее руки. Рамадан действительно рассказал сестре все. Вот только в этом рассказе он смешал вымысел и истину, поменял правду и ложь местами.

— Скажи мне, Рамадан, эта женщина, эта русская, она была любима Амиром? Ведь Амир как — то упоминал о её ребенке… Что стало с малышом этой женщины, скажи? И кто это был, мальчик или девочка? — помедлив, спросила Мив-Шер.

— Ты из-за этого хотела узнать, как умер Амир, да? — фыркнул Рамадан.

— Как ты догадался?

— Ну, Мив-Шер, если ты знаешь, как я дышу, то и я знаю твою самую главную тайну. Ты же всегда мечтала о том, что у тебя будет много детей. Ты хотела родить Амиру еще одного сына, а себе — дочь… Ну-ну, Мив-Шер, не надо, — быстро добавил Рамадан, увидев слезы в глазах сестры. — Так зачем тебе информация о чужом ребенке?

— Ну… ну потому что, если это малыш Амира, то я бы могла… я бы очень хотела забрать ее… или его… себе. Ребёнок же ни в чем не виноват, — отвернувшись, робко сказала женщина.

Рамадан вздохнул и покачал головой:

— Знаешь, сестра, порой ты все-таки невозможна. Что за вечное женское желание самой придумывать себе муки, чтобы их преодолевать, да и то лишь за тем, чтобы после этого навоображать себе новые? Перестань, Мив-Шер. Ну какой еще «ребенок у Амира»? Да, у Лили есть дочь и сын, но никакого отношения к Амиру эти дети не имеют. Ты поняла меня? Ты слышишь, что я тебе говорю? Дети Лили не имеют к Амиру никакого отношения, — раздельно, властно, чётко, почти по слогам произнёс Рамадан. — К тому же… В общем дочь Лили осталась в Москве. А ее сын, родившийся тут, кажется, не выжил.

— А если выжил? — подняла на брата глаза Мив — Шер. — А если он жив, то что тогда?

— А если он все-таки выжил, то я бы лично отвез его к его родным или же передал в русское посольство, что было бы еще проще, — огрызнулся Рамадан. — А теперь давай, наконец, поставим в этой истории точку. Возьми себя в руки, Мив-Шер. Забудь прошлое. Живи настоящим. Вспомни, что, когда наступает конец, Бог всегда дает нам начало. Призови свой здравый смысл. Оставь дурные воспоминания в доме Амира и переезжай ко мне вместе с Дани. Я все подготовил для вашего переезда: вот этот дом, и здесь — всё ваше. Всё твое. Можешь оставить так. Можешь всё переделать. Твой сын, твой мальчик — единственный наследник Эль-Каед. Дани должен вырасти мужчиной, получить богатство, чтобы защитить секрет и передать тайну crux ansata. Я сам буду воспитывать Дани. И я сделаю всё для того, чтобы он стал достойным тайны, и…

— Что? — яростно прошипела Мив-Шер. Рамадан даже вздрогнул, увидев в глазах сестры отчаяние, ужас и ярость. — Ты что же, брат, серьезно считаешь, что я, после того, что ты рассказал мне, отдам тебе своего сына? И зачем, интересно? Чтобы ты научил его убивать? Если это так, то это ты, Рамадан, растерял свой разум. Клянусь всем, что мне только дорого, ты теперь и пальцем не дотронешься до моего сына. Я сама позабочусь о Дани. Откровенностью за откровенность, Рамадан: я скажу тебе, что я теперь сделаю. Я увезу Дани в ту страну, где родился Дэвид, спрячу Дани подальше от Александрии — там, где подобных тайн не существует.

— Дэвид Кейд — полукровка. Почти англичанин. Немного француз. Среди его предков католики и протестанты. В любом случае, Кейд — христианин. Для нашего народа — неверный, — раздумчиво произнес Рамадан. — Ты понимаешь, что для тебя и твоего сына будет означать эта твоя связь, Мив-Шер?

— О да, прекрасно, — кивнула женщина. — Прекрасно понимаю. Исламисты заклеймят меня, как эту несчастную Лили, но за связь с христианином. А мой сын навсегда будет подвергнут отчуждению. Только, знаешь ли, мне на это наплевать. Все, что я хочу — это спасти сына от той судьбы, которую ему готовишь ты… Открою тебе еще одну тайну, мой умный брат: женщины не ведут кровавых войн и не рожают детей для того, чтобы из них делали мучеников. И уж тем более матери не воспитывают своих детей, чтобы вы, мужчины, делали из них убийц. Ты угадал, Рамадан: мой сын мне всего дороже. И поэтому я увезу Дани из Александрии так быстро, как только смогу. Мучения и издевательства его сверстников, которые ему придется пережить за несколько дней до отъезда, очень скоро изгладятся из его памяти, а со временем Дани и вообще забудет о них. Мой сын, как все дети, забывает быстро…

Что до тебя, Рамадан, то я обещаю тебе сохранить в секрете всё, что ты мне доверил, но за это и ты отплатишь мне чистой монетой. Ты сделаешь так, чтобы никто из рода Эль-Каед, включая тебя, брат, и на шаг больше ни приблизился к Дани. У моего сына будет другая родина, другой отец, другой дом и другая судьба. А ты, Рамадан, ищи себе другого наследника… Ведь, по большому счету, Дани никогда не был наследником рода Эль-Каед, и я это знаю.

Слова, сказанные Мив-Шер, прозвучали в комнате, как гром среди ясного неба. Рамадан молча изучал так похожее на него лицо сестры. Он очень любил Мив-Шер. Он всегда боялся потерять её. И в этот миг Рамадан понял, что выбор уже сделан.

«Бог сам выбирает Себе солдат. И если ты веришь в Бога, то веришь и в Его планы».

— Если ты уйдешь от меня, Мив-Шер, то, скорей всего, ни ты, ни Дани никогда не сможете вернуться обратно. Вам придется жить в чужой стране. Дани вырастет и уйдет от тебя, как уходят все мужчины. А ты останешься одна. И даже я не смогу это изменить, — грустно предупредил Рамадан.

— Но от этого я не перестану быть твоей сестрой, — гордо и надменно парировала Мив-Шер. — Вопреки всему, что ты сказал мне — или скрыл от меня — ты мой брат. А это всё определяет. Мы разделили с тобой тайну, но я сделала свой выбор в тот день, когда родила сына. И я клянусь тебе воспитать своего сына так, что ни один поступок Дани не заслужит презрения в твоих глазах. Я тебе обещаю. — Мив-Шер подумала и добавила: — Впрочем, я вернусь к тебе — ну, или отпущу к тебе Дани, если ты останешься совсем один. А до тех пор я буду скрывать от Дани тайну crux ansata. Даже если ценой этому будет моё одиночество и моя боль. А теперь прощай, — Мив-Шер встала.

Она, как в детстве, доверчиво подошла к Рамадану, который сидел и, положив локти на колени, грустно и печально смотрел на нее. Маленькая женщина протянула к мужчине свою хрупкую руку, и Рамадан покорно склонил темноволосую голову перед ней. Мив-Шер прижала к губам кончики пальцев и дотронулась до смуглого лба брата. Потом положила ладонь туда, где бешено билось сейчас его сердце. Мив — Шер знала: этому сердцу было больно, потому что оно не хотело отпускать её. Мив -Шер сама была этим сердцем.

Рамадан поднял голову.

Женщина нежно пробежала кончиками пальцев по его лицу, точно запоминая. На одно короткое мгновение Мив — Шер наклонилась и прижалась поцелуем к губам старшего брата. Это было прощание. Потом Мив — Шер отвернулась и пошла к выходу. Черная одежда Мив — Шер составляла резкий контраст с белым костюмом Рамадана, который встал, беспомощно глядя вслед сестре.

Рамадан и Мив-Шер были еще очень молоды, и впереди их ждала целая жизнь. Но сейчас брату и сестре казалось, что радость жизни покинула их, потому что они разрывали свою кровную связь и не знали, увидятся ли снова.

— Да хранит тебя Бог, сестра, — услышала Мив-Шер, но так и не оглянулась.

3 апреля 1982 года огромный, принадлежащий британскому пароходству «Cunard Line», белоснежный океанский лайнер «Королева Виктория» увозил к берегам Британии Дэвида Кейда, Мив-Шер и Дани. Стоя на палубе в ожидании отчима, который пошел относить их вещи в каюту, мальчик равнодушно смотрел на очертания Александрии. Дани ни о чём не жалел: забрав его отца, солнечный город стал для него городом мёртвых. А теперь этот город ещё и предал его.

Увы, произошло ровно то, о чем Рамадан предупреждал сестру: Дани и его мать в один день превратились из уважаемых всеми граждан в отверженных. Последние дни перед отплытием были безумной волной постоянного унижения и жестокого преследования. Сверстники и бывшие друзья Дани глядели на него исподлобья, как могут смотреть только дети, ещё не осознающие, что творят. Мальчика и его мать не обошли стороной ни косые взгляды соседей, ни зловещий шепот женщин, ни унизительные, не прощаемые взоры мужчин. Единственное, что останавливало соседей от прямых нападок и защищало Мив-Шер от камня в спину или плевка в лицо, — страх перед Рамаданом. Но Дани и его мать вытерпели бы и прямые оскорбления точно так же, как вынесли всё это безмолвное поругание: с высоко поднятой головой и редким достоинством.

Проходя мимо недоброжелателей в последний раз, Дани на мгновение ощутил себя принцем, которого его же поданные изгоняют из его же собственного королевства.

«Больше я никогда сюда не вернусь», — с холодной решимостью пообещал себе мальчик, разглядывая с высокой палубы суетящуюся внизу толпу. Потом Дани перевёл вопросительный взгляд на мать, вздохнул и ласково погладил её дрожащую руку.

— Не плачь, мама, — попросил он. — У тебя теперь есть Дэвид. Но главное, что у тебя есть я. И я больше всех тебе предан.

— Всё хорошо, Дани. Я не плачу, — прошептала Мив- Шер. Она комкала в ладони сухой платок и, забыв о бесполезном клочке ткани, другой рукой вытирала с ресниц слезы. Но непослушная влага — секрет зеркала человеческой души — по — прежнему бежала из её глаз, застилала их, раздражала веки солью. В отличие от сына, который был готов на всё, чтобы забыть, Мив-Шер хотела помнить. Она оставляла в Александрии половину своего сердца и своей души. Стоя на палубе, женщина изо всех сил вглядывалась в пестрый, почти карнавальный калейдоскоп человеческих лиц — веселых, грустных, разочарованных, дышащих надеждой и оживлением. Кто-то встречал своих родных, иные их провожали. Не было в этой толпе только одного лица — лица её старшего брата.

— Ты ищешь Рамадана? — догадался Дани. — Но он не придёт. Он же уехал. И, к тому же, ты сама запретила мне рассказывать ему о нашем отъезде.

Мив-Шер оставалось только кивнуть: Дани сказал правду.

Три дня назад Рамадан уехал из Египта, а она, его сестра, сделала все, чтобы скрыть от брата день и час отплытия. И все же, иррациональная, как все женщины, когда дело касается чувств, Мив-Шер до последней минуты верила. Ей хотелось, чтобы произошло чудо и Рамадан угадал ее безмолвный призыв. Мив-Шер считала, что сердце не обманет брата. Но её брат не пришел.

— Я проклята, — призналась себе Мив-Шер. Дани кивнул. За последние дни он прекрасно ощутил, кем стала его мать, выбравшая неверного. — Даже мой брат отказался от меня, — прошептала Мив-Шер.

Но женщина ошибалась.

В тот час и миг Рамадан, еще с утра испытывавший мучительную тоску, ощутил, как замерло его сердце. Сильный, волевой, неуязвимый мужчина, единственной слабостью которого была его младшая сестра, покачнулся и ухватился за притолоку гостиничной двери. Рамадан потерянно оглядел свой пустой номер в отеле Карачи.

«Ты выполнила задуманное: ты уезжаешь, сестра. Пришли мне хотя бы весточку, не уходи просто так, я прошу тебя», — послал свой мысленный призыв Рамадан. Его сердце в ответ забилось, и Рамадан понял: сестра услышала его. И что она просто так не исчезнет.

Рамадан вернулся из Карачи в Александрию ровно через одиннадцать дней. Быстро шагая по дорожке, обсыпанной гравием, Рамадан прошёл мимо садика с розовым тамариском, лиловой бугенвиллией и белыми олеандрами, и взбежал на крыльцо. Несколько секунд мужчина смотрел на переполненный почтовый ящик.

«Чуть позже», — пообещал себе Рамадан и отпер тяжёлую дверь. Нетерпеливо оглянулся.

— Ну и где ты, Рамзи? — раздосадовано окликнул Рамадан двоюродного брата.

— Да иду я, иду. Я тут с малышом сражаюсь, — отозвался веселый мальчишеский голос. Через секунду с улицы на дорожку к дому вступил темноволосый юноша, худощавый и гибкий, как прутик. Он был одет в белую галабею, а на руках держал тяжелый, бодро прыгающий сверток. На долю секунды из свертка показалась сжатая в кулачок крохотная ручка младенца. Малыш явно пыталась заехать Рамзи в нос и при этом смеялся.

— Бу-бу, синие глазки, — ласково ответил Рамзи. Сверток одобрительно загугукал в ответ. Рамадан сердито нахмурился: из — за этого младенца с синими глазами он не смог проводить Мив — Шер. Сейчас Рамадан почти ненавидел ребенка.

— Рамзи, неси мальчика в дом, — приказал Рамадан юноше. Рамзи кивнул и прошел в открытую дверь, торопливо унося мальчика в прохладу комнат. Проводив Рамзи критическим взглядом, Рамадан с облегчением вздохнул и нетерпеливо открыл почтовый ящик.

Порывшись в ящике, он вытащил сверток газет и кучу рекламных проспектов. Среди ненужных красочных буклетов Рамадан нашёл то, что искал — последнее письмо от Мив- Шер. Конверт, заключавший в себя весточку от сестры, был узким, золотистым, длинным. Оклеенный английскими марками, промаркированный синими, красными и черными печатями, подписанный его именем, этот конверт имел тот необъяснимый запах неизвестности и новизны, который сулит только приятные открытия.

«Не в моем случае», — мрачно подумал Рамадан. Помедлив, он неохотно вскрыл конверт и извлек оттуда сложенный втрое лист «верже11». На этом идеально-белом, идеально-чистом листе бумаги было всего две строчки, написанные синим пером и аккуратным мелким, с детства знакомым Рамадану почерком.

«35, Пенсильвания Авеню, Оксфорд, Великобритания», — прочитал Рамадан и перевел глаза на подпись: «Всегда твоя Эль-Каед».

Мив-Шер сдержала слово, прислав брату свой адрес и подписав письмо своим именем. Это был намек на то, что все обещания нужно сдержать, а клятву — обязательно выполнить. Рамадан смял послание сестры в руке.

«Сожгу письмо позже», — сказал себе Рамадан, но из ладони письмо так и не выпустил.

Глава 2. День второй

@

3 апреля 2015 года, пятница, утром.

Центральный офис детективно-охранного

предприятия «Альфа».

Ленинский проспект, дом 5, Москва.

Россия.

Ранним утром пятницы генеральный директор частного детективно — охранного предприятия «Альфа» сидел за простым письменным столом своего светлого, по- домашнему обставленного кабинета. Окна его офиса выходили на солнечную сторону Ленинского проспекта — одну из самых оживленных улиц Москвы, и были закрыты горизонтальными жалюзи из ткани голубого цвета. На широком и низком подоконнике стоял длинный, серой керамики, цветочный горшок, в котором дружно, бок о бок, росли герань, «щучий хвост» и кустик алоэ.

На левой стороне от окна висел тридцати двухдюймовый сенсорный экран с двухслойной мембраной. На этой плазме хозяин «Альфы» два раза в неделю обязательно размещал какую-нибудь забавную картинку со своей любимой цитатой. Сегодня на мониторе красовалось объёмное изображение черно-белой шахматной доски, где черный ферзь атаковал белую королеву. Рисунок пересекала алая надпись: «Всего сильнее влияют не те, за кем идут, а те, против кого идут. Ландау».

Владельца этого уютного кабинета звали Александр Иванович Фадеев. На вид Фадееву было немного за шестьдесят, хотя год назад он отметил своё шестидесятипятилетие. Военная выправка, прямая осанка и острый взгляд светло-зеленых глаз успешно скрадывали возраст. На клиентов «Альфы» внешность Фадеева производила неизгладимое впечатление: Александр Иванович излучал надежность телохранителя и уверенность эрудита.

У Фадеева было интересное прошлое, о котором мало кто знал.

В середине шестидесятых тогда еще двадцатидвухлетний Саша Фадеев с отличием окончил Московский государственный педагогический институт иностранных языков. Этот ВУЗ был славен тем, что его выпускники в 1945 году, в качестве переводчиков, работали на Нюрнбергском трибунале и Токийском процессе. На последнем курсе ВУЗа Фадеев и его соученик, Сергей Исаев, были приглашены в сто первую школу — так называлась разведшкола при КГБ СССР. Едва окончив ее, приятели получили направление на языковые спецкурсы. Оттуда друзья уже вместе получили назначение в Восточный отдел Первого Главного Управления КГБ СССР, а потом в группу «Вымпел» — спецназ КГБ, известный сегодня как Управление «В» Центра специального назначения ФСБ России.

Новая жизнь, подчиненная жесткому регламенту, изматывающая работа и опасные задания разбросали друзей по разным концам света. И все же повзрослевшие Сергей Исаев и Александр Фадеев всегда находили время встречаться. Они были по-настоящему преданы друг другу, пока в их товарищество не вошла одна тайна.

Эта тайна все и разрушила.

Фадеев ушел с оперативной работы в 1987 году, за двенадцать лет до того, как Сергей Исаев пропал без вести. В день своего увольнения полковник КГБ Александр Фадеев вернулся домой, в свою трехкомнатную холостяцкую квартиру на Ленинградском проспекте. Вытянув на середину просторной гостиной круглый стол, Фадеев приставил к нему обитый синим репсом стул из карельской березы. Сев за стол, Фадеев положил в ладони подбородок и глубоко задумался. Взвесив все за и против, Фадеев, наконец, принял решение.

Он достал из кожаного портфеля блокнот, ручку и медленно обошел свою квартиру. Внимательно разглядел стены, оклеенные синими атласными обоями, обстоятельно осмотрел дорогой, покрытый свежим лаком паркет и высокий белый потолок с настоящей бельгийской лепниной. Перенеся в блокнот все необходимые замеры, Фадеев вернулся за стол. Прикусив кончик ручки, Александр Фадеев за полчаса произвел все расчеты. Подведя под своими выкладками жирную черту, Фадеев потянулся к телефонному аппарату и набрал номер, записанный на желтой картонной обложке блокнота.

— Агентство недвижимости «Москва». Чем могу вам помочь? — равнодушно спросила девушка.

— Здравствуйте. Будьте любезны, позовите мне Аллу Сивцову. Она ждет моего звонка.

— Соединяю, — гораздо любезнее ответила секретарша.

Уже через месяц Фадеев продал свою роскошную квартиру вместе с антикварной мебелью, драгоценными люстрами из бронзы и чешского хрусталя и дорогой телевизионной системой и стал счастливым обладателем малогабаритной «двушки» рядом со станцией метро «Черемушки», а также древних как мир, белых «Жигулей».

Из своей бывшей квартиры Фадеев забрал только личные вещи: наградной «люгер», альбомы с фотографиями, три огромных коробки любимых книг и сверток с орденами. Обустроившись в своем новом жилище, Фадеев на следующий же день обошел свой новый район, присмотрел, сторговался и взял в аренду три комнаты в небольшом помещении на улице Кржижановского. Так, в неприметном доме из красного кирпича, недалеко от станции метро «Профсоюзная» появился первый офис маленького детективного агентства «Альфа».

Через неделю в «Альфу» по приглашению Фадеева пришли трое бывших сотрудников силовых структур, которые, выйдя на пенсию в положенный срок, теперь маялись от тоски и безделья. Выучка, профессионализм и старые связи кадровых военных, умевших в лихие девяностые решить вопрос без единого выстрела, помогли бизнесу Фадеева пережить все российские кризисы. К нулевым «Альфа» уже набрала прочный вес, заслужив отличную репутацию у клиентов и банков.

Когда в «Альфу» с дипломом выпускника-отличника факультета международного уголовного права МГИМО и трудовой книжкой с отметкой о работе в таможне пришел двадцатидвухлетний Андрей Исаев, у Фадеева уже работало восемнадцать штатных и двадцать внештатных сотрудников.

— Кем хочешь работать в «Альфе», Андрюшка? — весело поинтересовался Александр Иванович, рассматривая серые глаза единственного сына своего лучшего друга.

— Пока буду учиться у вас — кем хотите, хоть поломойкой, — безмятежно улыбнулся Андрей. — А вот когда выучусь, то сразу перейду к вам в оперативный состав.

Фадеев насторожился.

— А может быть, мне тебя, такое сокровище, лучше в Министерство иностранных дел пристроить? — с наигранной шутливостью, но вполне серьезно предложил он.

— Нет, не хочу. Этого мне не надо, — покачал головой Исаев-младший. — Вы, Дядьсаша, поверьте в то, что я вам сейчас скажу. Возьмите меня к себе. Обещаю, не пожалеете. И еще… ну, в общем, мама против моей затеи. Вам придется на неё надавить, — признался Андрей и упрямо откинул со лба тёмно-русые волосы.

— А ты считаешь, что в этом конфликте интересов я должен принять именно твою сторону?

Юноша с энтузиазмом кивнул.

— И почему, позволь тебя спросить?

— Ну, потому что через год я стану для вас незаменимым и очень ценным сотрудником. Или — большим начальником. Так что будет неплохо, если ваши люди сразу привыкнут называть меня не «Андрюшкой», а Андреем Сергеевичем, — заявил без малейшего смущения юный нахал.

— Ну-ну… Ладно, или в отдел кадров, Сергеич, — вздохнул Фадеев, представляя себе всю сложность объяснений с упрямой матерью Андрея.

— Спасибо, Дядьсаша… сэнсей, отец родной, — и Андрей театрально смахнул с глаз несуществующие слезы. Фадеев молниеносно перегнулся через стол и по — свойски дал ему подзатыльник.

— Я говорю, иди документы собирай. Список требований возьмешь в секретариате, — буркнул Александр Иванович.

— Бегу. Лечу. Еще раз спасибо. До завтра!

На следующий день Андрей принес Фадееву справку о состоянии здоровья, паспорт, копию свидетельства о рождении, две рекомендации с предыдущего места работы и с азартом приступил к своему обучению в «Альфе».

Андрей Исаев и не догадывался, что Александр Иванович принял его к себе, что называется, скрепя сердце. По мнению Фадеева, Андрей был скор на решения, недисциплинирован, а порой и чересчур предприимчив. Александр Иванович хорошо помнил, как всего пять лет назад Андрей, обидевшийся на него за одно вмешательство в его личную жизнь, бросил первый курс МГИМО, едва начав там учиться, тайком перебрался в армию, где с комфортом и осел в никому не известной воинской части. И как он, Александр Иванович, неделю ломал голову, пытаясь найти своего крестника по городам и весям. И как горько плакала Светлана Константиновна, мама Андрея, когда Фадеев разыскал ее сына в медвежьем углу, под Тулой. И как он, Фадеев, всеми уважаемый полковник КГБ, кипя от злости и раздражения, собственноручно водворял упирающегося мальчишку обратно в элитный ВУЗ, да еще и краснел перед деканом.

Увы: Фадеев жил на свете много лет и видел более, чем достаточно. Александр Иванович твердо знал, что мальчишеская удаль и тяга к приключениям очень далеки от реалий и будней оперативно-розыскных мероприятий. Но проблема была в том, что Фадеев уже дал Андрею своё обещание. А слово надо держать.

И вот теперь, нехотя, со скрежетом зубовным, Фадеев передал на время все серьезные дела своему заместителю, и сам принялся натаскивать Андрея.

«Не понравится мальчишке наш режим — и ничего. И хорошо, и не надо. Через две недели уйдет сам. Зато расстанемся по-хорошему», — утешал себя Александр Иванович. Но уже через неделю хозяин «Альфы» с удивлением поймал себя на мысли о том, что его нежеланный воспитанник со временем может превзойти и его, своего учителя. Внешне невозмутимый, ироничный и тем старательно отпугивающий от себя людей, которые были ему неприятны, Андрей Исаев оказался очень восприимчивым и неимоверно терпеливым учеником. То, на что другим требовались годы, этот мальчик с его странной памятью и тонкой психологией восприятия схватывал буквально на лету.

К концу первого года обучения, под руководством Фадеева и опытных сотрудников «Альфы» Андрей успешно освоил методы сбора информации, азы следственного дела и ножевого боя, работу с агентурой, основы стрельбы и огневую подготовку. К 2006 году Андрей перенял у Фадеева все, что касалось профессиональной деятельности, вошел в оперативный состав и по своей личной инициативе занялся техническим оснащением «Альфы».

Для начала Исаев притащил в агентство микропередатчик, сделанный его приятелем на основе типового GPS-трекера12. Благодаря этому изобретению, в 2007 году оперативники Фадеева смогли раскрыть одно за другим три крупных дела. Детективы «Альфы» вернули украденную из частной коллекции картину Дега, разыскали красивую и безмозглую дочь известного банкира и предотвратили попытку кражи баснословно дорогого портсигара из усольской финифти. Портсигар был редкостью и настоящим чудом. Вещица была сделана в 1911 году искусным мастером фирмы Карла Фаберже, Михаилом Перхиным — автором двадцати восьми императорских пасхальных яиц, среди которых были такие шедевры, как «Дворцы Дании», «Бутон розы» и «Мадонна Лилия».

Столичный бомонд очень оживился.

Сливки московского общества передавали детективные истории «Альфы» в виде пикантных сплетен. Кто-то дал интервью на телевидении. Что-то немедленно просочилось в прессу. Но то, что сам Фадеев и его сотрудники хранили упорное молчание и никаких комментариев не давали, принесло неожиданный эффект. Хозяин «Альфы» стал регулярно получать запросы на услуги от по-настоящему богатых людей, придерживающихся той здравой мысли, что большие деньги PR не любят. Нажив за короткий срок значительный капитал и удачно развив связи, к 2010 году Александр Иванович окончательно понял, что если он хочет по-прежнему получать высокую прибыль, то ему придется принять и новые правила ведения бизнеса.

Агентству «Альфа» необходимо было создать бренд и «причесать имидж». Расспросив знающих и умных людей, Фадеев просеял через сито своего здравого смысла все бесплатные советы и обратился в профессиональное консалтинговое агентство, с хорошей репутацией. После месяца детального обследования агентство прислало Фадееву свой приговор. Для развития бизнеса необходимо было пересмотреть подходы к стратегии развития. Документ, содержащий предложение по ряду тактических маркетинговых мероприятий, был подписан руководителем группы проект-менеджеров, Ириной Самойловой.

Так Александр Иванович ввязался в игру. Для начала он проанализировал портфель услуг «Альфы», отказался от малоприбыльных дел, заменил часть сотрудников и переименовал свое детективное агентство в детективно — охранное предприятие. На следующем этапе Фадеев перевез «Альфу» в старинный особняк на Ленинском проспекте и закупил мощную телекоммуникационную и системную технику. В заключении хозяин обновленного агентства заказал приличный веб-сайт и возложил работу с российскими заказчиками на плечи своего заместителя. Зарубежных клиентов Фадеев пока оставил себе, но надеялся в самое ближайшее время передать это направление какому — нибудь толковому менеджеру.

Сейчас, сидя в своем кабинете, Александр Иванович раздумывал, выводить ли ему на международный рынок ряд новых услуг «Альфы» (например, таких, как промышленная разведка), на чем особо настаивала Ирина Самойлова, и не пора ли ему, собственно, назначить на должность руководителя оперативно-розыскной группы Исаева.

При мысли о Сергеиче Фадеев вздохнул.

На взгляд Фадеева, Андрей Исаев был копией своих родителей: такие же смеющиеся глаза, мягкий тембр голоса и удивительно красивая улыбка. Когда Андрей улыбался или начинал говорить, то редко какая из женщин не чувствовала спиной приятный холодок и не вскидывала изумленный и ищущий взгляд на своего собеседника. Такая же потрясающая улыбка и такой же мягкий, объемный, полный бархатного тембра эуфониум был и у отца Андрея.

«„Альфа“ означает „я вернусь“. Мы возвращаемся в своих детях», — подумал Фадеев. Александр Иванович помрачнел, вспомнив друзей, которых он потерял и пережил. Отмахнувшись от некстати явившейся ностальгии и тоскливой мысли о судьбе своего собственного сына, Фадеев с досадой подтянул к себе ноутбук, который про себя называл не иначе, как «дьявольская машинка», и вполне бодро, с хорошим профессиональным темпом, стал набирать письмо Андрею, который все еще находился в Лондоне.

«Отправлено: 09:15 МСК

Кому: Андрей Исаев (ai@alpha.com)

От: А. И. Фадеев

Тема: Маркетолог

Андрюшка, ко мне обратился некто Даниэль Кейд, генеральный директор ООО «Кейд-Москва». Он просит идентифицировать женщину по имени Ирина Александрова. Эта женщина — небезызвестный Маркетолог из социальных сетей. По нашей картотеке она ни разу не проходила. По моему мнению, заказ довольно странный. В случае подписания контракта с Кейдом (в чем я вообще не уверен), дальнейшую разработку Маркетолога я поручу твоей группе. Выдели какого-нибудь оперативника-новичка. И посмотри сам на комментарии аналитика.

/А.И.Ф.

Приложение 1 — Досье Объекта:

Объект: Маркетолог.

Имя в Сети: Ирина Александрова.

Соответствие имени «Ирина Александрова» настоящему имени Объекта: не установлено. Комментарий аналитика: «Несмотря на то, что, а/ Объект представляется именно этим именем в социальных сетях, и б/ «друзья» и «подписчики» Объекта обращаются к Ирине Александровой именно так, очень высока вероятность того, что эта женщина использует псевдоним, а не свое настоящее имя. Поиск по открытым источникам (Facebook, Instragram, Twitter, YouTube, Google+, LiveJournal, «ВКонтакте», LinkedIn 13 ) результатов не дал — в данных социальных сетях женщина фигурирует как Ирина Александрова, и использует один и тот же аватар, по которому ее невозможно идентифицировать. Считаю необходимым разработать другие социальные сети. В частности, Объект может быть зарегистрирована в фото — блоге «Pinterest», если предположить, что «Ирина Александрова» — женщина, которая использует новейшие средства доступа к Интернету, такие, например, как, iPhone и iPad.

Дата рождения Объекта: не известно.

Место рождения: не известно.

Гражданство/ национальность: не известны.

Место проживания: не известно.

Родители/ родственники: не известно.

Наличие детей: не известно.

Семейное положение: не известно.

Профессия: маркетолог или специалист по рекламе в социальной сети. Комментарий аналитика: «Возможно, эта женщина работала как журналист или переводчик. Могла вести несколько проектов в области международной рекламы, так как на страницах соцсетей делится оригинальными методиками построения рекламных кампаний и продвижения брендов в Сети. Хорошо зарекомендовала себя в PR — и маркетинговом сообществе. Кстати, контактные страницы в социальных сетях выявили наличие у Ирины Александровой более пяти тысяч активных подписчиков. Возможно, что Объект — фрилансер, билингв или фактический носитель английского языка, живет и/или постоянно работает с заказчиками в Великобритании. Данный вывод сделан на основании фразеологизмов и речевых оборотов, используемых в ее постах».

Электронный адрес, зарегистрированный на Facebook: irina.alexandrova@mail.ru.

Особые отметки: Объект избегает давать о себе какую — либо персональную информацию — нет ни одного поста на личные темы. Для обычного человека, это — ненормально.

Окружение/ друзья: не известно. Обращение к подписчикам Ирины Александровой ничего не дает: эти люди незнакомы с ней лично.

Привычки/слабости /другое: не известно.

Предполагаемый выход на Объект/ Связи: не известно. Комментарий аналитика: «Предлагаю установить личный контакт посредством знакомства в соцсетях, т.к. других выходов на Маркетолога в настоящее время я не вижу. Интересует мнение Сергеича (зачеркнуто) — и.о. руководителя отдела по оперативно — розыскной работе А. С. Исаева»».

Андрей Исаев как раз досматривал свой первый сон, когда получил письмо от Фадеева. Криптофон, защищенный квантовым шифровальным устройством, издал звуковой сигнал. Андрей приоткрыл один глаз, и, выпалив в темноту ругательство, протянулся за криптофоном. Щурясь от яркого света дисплея, Андрей прочитал послание Фадеева, потер заспанные глаза, посмотрел на часы и с жалобным стоном уронил голову на подушку. Фадеев послал Исаеву письмо в девять утра. В Лондоне было пять утра. Андрей Исаев завалился спать в два часа ночи.

Исаев выпустил из пальцев мобильный, плюнул на всё и решил продолжить прерванный сон. Но прошло всего три секунды, как, проклиная себя за малодушие, Андрей поднес криптофон к глазам и настучал пальцем ответное послание:

«Отправлено: 05:16, Лондон

От: Андрей Исаев

Кому: А. И. Фадеев

Тема: Принято

Доброе время суток.

Ясно, Дядьсаша. Кстати, буду в Москве уже сегодня вечером.

Вчера переиграл вылет из Лондона на самый ранний рейс.

В Лондоне очень скучно. Абсолютно нечем заняться. Особенно в пять утра.

Ваш АС».

Исаев фыркнул, представив себе бесценное выражение на лице Фадеева, когда тот прочитает его ответ, и — так, на всякий случай, пририсовал к своей подписи самый популярный значок «emoji» — «смайлик». Потом Андрей перевел криптофон в беззвучный режим, засунул его под подушку, повернулся на бок и накрыл второй подушкой голову. На сон Андрею Исаеву оставалось ровно четыре часа.

Александр Иванович Фадеев в последний раз посмотрел на аватар Ирины Александровой, выуженный из Facebook и отправленный ему Даниэлем Кейдом, и недоуменно пожал плечами. Фадеев все больше склонялся к мысли о том, что тайна Маркетолога не стоит времени его лучшего — и, увы, самого нахального сотрудника.

«Сначала разберусь с контрактом для Кейда, а потом займусь твоим воспитанием, Сергеич», — мысленно пригрозил Фадеев и, вздохнув, снова положил пальцы на клавиатуру.

«Отправлено: 09:30 МСК

Кому: Даниэль Кэйд

От: А. И. Фадеев

Тема: Принято (зачеркнуто) Договор

Уважаемый г-н Кэйд,

предлагаю провести встречу в понедельник, в моем офисе, в 10:30. Условия оплаты за работу при активизации контракта — на сайте агентства (ссылка и код доступа прилагаются).

С уважением, Фадеев».

Ровно через десять минут он получил следующий ответ: «Условия оплаты — отлично. Как насчет встречи в воскресенье? В то же время? Кейд». Прочитав письмо, Фадеев фыркнул («Эк как клиенту неймётся») и, как истинный бизнесмен, написал: «Нормально, если Вы готовы на двойной тариф». Ответ пришел через четыре минуты: «Согласен. Кейд».

Закончив переписку с заказчиком, Александр Фадеев прищурился, хмыкнул и начал азартно настукивать одним пальцем ответ Исаеву, спавшему сейчас крепким сном в лондонской гостинице.

«Отправлено: 10:01 МСК

Кому: Андрей Исаев

От: А. И. Фадеев

Тема: Принято??

Мой дорогой мальчик, когда у тебя откроются оба глаза, то будь так любезен, сам проверь данные аналитика. Встретимся в это воскресенье у меня в офисе, обсудим план работ. Мне в выходные тоже нечем заняться. А ты хоть от своих походов по девочкам отдохнешь.

Дядя Саша».

Перед тем, как отправить Андрею свой ответ, Фадеев улыбнулся. Улыбка вышла чистосердечной и понимающей. Конечно, с одной стороны, письмо Андрея своему непосредственному начальнику выглядело фамильярностью и даже неучтивостью, но к своему крестнику Александр Иванович питал искреннюю слабость. И Фадеев привычно утешил себя мыслью о том, что вольность и ирония Андрея — это та необходимая ложка дегтя, соль жизни, без которой не обходятся никакие искренние и по — настоящему доверительные отношения талантливого ученика и понимающего учителя.

«Впрочем, душу этого мальчика я никогда по — настоящему не знал», — всё же честно признался себе мудрый хозяин «Альфы».

— Александр Иванович, к вам на встречу пришли, — отвлёк Фадеева от размышлений звонкий голос его секретарши.

— Приглашай, Даша. — Фадеев с облегчением закрыл ненавистный ноутбук и встал, чтобы встретить заказчика.

В детективно-охранном предприятии «Альфа» наступало обычное утро.

@

3 апреля 2015 года, пятница, утром.

Офис ООО «Кейд-Москва».

Краснопресненская набережная, дом 13,

блок «А», Москва.

Россия.

Для Даниэля Кейда это утро не заладилось с самого начала.

Когда Александр Иванович Фадеев еще только — только собирался на работу, Даниэль уже стоял у огромного окна своего офиса и грустно смотрел на любимый им город. Выглядел Даниэль странно: на ногах — белые кроссовки. Сухощавый ладный торс облегала серая футболка с провокационной надписью «Two Words = One Finger14». На узких бедрах низко сидели удобные, вытертые джинсы.

Даниэль покосился на свой наручный «Breguet» — подарок Эль на его сорокалетие. На баснословно дорогих часах было всего восемь тридцать утра, но стайки бойких, жизнерадостных менеджеров, консультантов, администраторов и секретарей уже начали стремительно заполнять офисные здания «Москва-Сити». В отличие от людей, спешивших на работу, Даниэль не спал всю ночь, и ему бы следовало поехать домой, но мужчине туда совсем не хотелось. Впрочем, можно было вернуться на съемную квартиру на Тверской, и Кейд решил поступить именно так. Даниэль быстро набил документами черный рюкзак, натянул белую кожаную куртку и открыл дверь своего офиса. Стоя на пороге, мужчина окинул внимательным взглядом кабинет. «Вроде ничего не забыл», — решил Кейд, захлопнул кабинет, обернулся — и тут же наступил на ногу собственной секретарше.

— Sorry, — быстро извинился Кейд.

— Ух ты… мамо дарахая, — с изумительной смесью ужаса, восхищения и неподражаемого украинского акцента пролепетала Леночка.

Даниэль замер, не веря своим ушам. Породистая девушка с английским дипломом бакалавра искусств и холеной внешностью высокооплачиваемой топ-модели стояла, держа в одной руке модную английскую сумку, а вторую прижимала к широко открытому идеально-округлой буквой «о» розовому рту и таращилась на Даниэля. Но уже через секунду Лена пришла в себя.

Вполне осмысленным взглядом девушка прогулялась по плоскому животу, узким бедрам и длинным ногам своего босса. Потом в голубых глазах секретарши появился чисто- женский интерес. Лена шумно втянула в легкие воздух, взмахнула длинными ресницами и непроизвольно сглотнула. Это был единственный громкий звук в непривычно мертвой тишине всегда оживленного офиса «Кейд-Москва». Глядя в глаза Леночки, Кейд на мгновение смутился, но тут же изящно и холодно изогнул правую бровь.

Не помогло.

Даниэль в замешательстве моргнул, убрал от Лены свой знаменитый взгляд василиска, перевел глаза на ресепшен — и окаменел. Ещё бы: перед секретариатом толпилось как минимум двадцать сотрудников ООО «Кейд-Москва». На лицах мужчин и женщин отражались любопытство, ожидание скандала, восторг, а кое-где и ликование. Сотрудники сжимали в руках отчеты, буклеты и чертежи. Все, кого сейчас видел Даниэль, были одеты в строгие английские костюмы, и выглядели так, как и предписывала им корпоративная политика фирмы. Единственным исключением был один человек — тот, кто огнём и мечом насаждал эту политику, их «Большой Босс» Даниэль Кейд. «Большой Босс» мысленно произнес любимое трёхъязычное ругательство и неожиданно для себя почувствовал, что вся эта двусмысленная ситуация начинает доставлять ему удовольствие.

— Доброе утро, — подчеркнуто вежливо, с интересом разглядывая своих подчиненных, поздоровался Даниэль. В ответ раздался нестройный хор голосов, желавших боссу очень хорошего дня. Но даже поздоровавшись, сотрудники расходиться явно не спешили.

— Так, ладно… с вами после разберусь… Вот что, Лена, — властно обратился Кейд к своему секретарю. — Я уезжаю, вернусь в офис к трем часам. Когда ты придешь в себя, — язвительно подчеркнул Даниэль, — то будь так любезна, напомни ответственным сотрудникам проверить готовность телеконференции в большой переговорной. Мне потребуется сделать звонок в лондонское бюро. И еще, обязательно свяжись с Эль. Я хочу знать, кто будет от нее на видео встрече. Ответ мадам Кейд отправь мне эсэмэс или письмом на почту. Это — всё. Ты меня поняла?

Лена быстро кивнула.

— And you are deputizing your boss as usual, Max15, — перешел на английский Даниэль, обращаясь к своему заместителю. Макс Уоррен только что вошел в стеклянные двери, увидел Даниэля, уронил портфель и открыл рот. И «Большой Босс» все-таки не удержался.

— Макс, рот закрой. Теряешь форму, Уоррен, — насмешливо шепнул Даниэль, проходя мимо Макса к выходу из офиса, и расчетливо толкнул своего заместителя локтем под ребро. Макс болезненно сморщился и закрыл рот. Кейд оглянулся, одарил на прощание сотрудников зловещим взглядом и быстро юркнул в лифт.

«Когда-нибудь, я тебя убью, Кейд», — нервно растирая ушибленное место, подумал Уоррен.

Войдя в пустой лифт, Даниэль громко фыркнул.

Он ехал вниз и думал о том, что явно отличился сегодня.

Причина произошедшего крылась в Эль. Это она, его сводная младшая сестра, устроила ему, Даниэлю, безобразный скандал на Тверской. Это Эль запустила ему в голову своим разорванным лифчиком и, как рыжая фурия, вылетела в полночь из его квартиры. Это за ней Даниэль рванул на улицу в одной футболке и джинсах, но замешкался, прыгая на одной ноге и надевая кроссовок. Это Эль хватило всего лишь минуты, чтобы поймать такси, уютно устраивающееся на незаконную парковку у «Азбуки вкуса», развернуть его и погнать в аэропорт. На прощание Эль — старший вице-президент корпорации «Кейд Девелопмент» — высунулась из окна такси и показала генеральному директору ООО «Кейд-Москва» выразительно торчащий вверх средний палец. После этого Эль громко и отчетливо перевела на арабский язык английскую надпись на футболке брата и с нервным хохотом укатила в ночь. С тех пор рыжеволосая ведьма не звонила и не откликалась ни на сообщения, ни на электронные письма, которые посылал ей одно за другим проведший бессонную ночь Даниэль.

Размышляя о том, где искать эту сумасшедшую, пропавшую невесть где, Даниэль припарковал свой серебристый «Cadillac SRX» на 2-й Тверской-Ямской улице. Взбежал на пятый этаж и отпер ключами дверь своей съемной квартиры. Отключив сигнализацию и на ходу расстегивая свою белую куртку, Даниэль быстро прошел в спальню, чтобы переодеться в свежий костюм — и замер, в третий раз за сегодняшнее утро.

На широкой смятой постели, еще хранящей запах Эль, лежало ее разорванное белье. Даниэль осторожно, пальцем подтянул к себе лифчик Эль, взял его в ладони и потерся щекой о мягкий шелк. Он почувствовал аромат духов и тела Эль и вернулся мыслями на несколько часов назад.

Вчера вечером он, как всегда, забирал Эль из «Домодедово».

Эль выкроила свободный день в своем плотном графике, и Кейд планировал провести вместе со сводной сестрой не только выходные, но и пятницу. В аэропорту Даниэль вручил Эль её любимые белые тюльпаны, забрал багаж и быстро повел женщину к припаркованной на стоянке машине. Со стороны сводные брат и сестра казались странной парой, где беззаботный, потрясающе красивый мужчина встречал холёную и элегантную женщину, прилетевшую в Москву на сугубо деловую встречу.

Открыв дверь «кадиллака», Даниэль помог Эль снять ее изысканный замшевый жакет. Непринужденно закинув в багажник любимый кейс Эль от «Louis Vuitton», Даниэль сел за руль. Заблокировав двери, он улыбнулся Эль и протянул ей руку. Эль нежно прижалась щекой к его ладони и поцеловала смуглое запястье брата, на котором еще был виден выцветший знак crux ansata. Даниэль посмотрел в теплые карие глаза Эль, наклонился и нежно поцеловал её. Поцелуй вышел мягким и обещающим. Это было предвкушение. Эль сделала безмятежное лицо. Это означало, что она не в настроении.

— Привет, малышка. Я соскучился по тебе, — намекнул мужчина.

— Salam habibi, — независимо ответила женщина.

Окинув Эль проницательным взглядом, Даниэль прищурился. Прежде чем пристегнуться, он потянул вниз язычок молнии и раскинул полы куртки. Эль заметила хулиганскую надпись на футболке Кейда и засмеялась.

— Переведи мне это на арабский, Дани, — попросила она. Даниэль смущенно взъерошил волосы, но просьбу Эль выполнил.

Включив зажигание, Кейд еще раз посмотрел на невозмутимую Эль, потом что-то прикинул, пощелкал кнопками бортового компьютера и вывел на экран меню музыкальной системы. Даниэль искал любимый Эль сингл Милен Фармер. На экране немедленно появилось видео, где миниатюрная рыжеволосая бестия, в белой рубашке, раздувающейся парусом, резала в кровь руки, дралась, проклинала войну и с боем отдавалась мужчине, захватившему ее в плен. Это был намек. Эль наигранно изогнула бровь: аллегории её не касалась.

«Ну-ну», — хмыкнул про себя Кейд и улыбнулся сестре с простодушием младенца. Эль подозрительно покосилась на Даниэля: бесхитростность и невинность шли к её брату так же, как хохлома и русский самовар.

Тем временем Даниэль уже выводил свой автомобиль со стоянки «Домодедово». Кейд вез Эль на Тверскую, туда, где были только он и она.

В «кадиллаке» пахло свежестью настоящих первых весенних цветов и желанием. Чувствуя неладное, Эль попыталась завязать разговор. Даниэль отмалчивался. Напряжение в машине нарастало, и монолог Эль сам собой сошёл на нет. Женщина судорожно вздохнула. Мужчина коротко взглянул на Эль. Его тело откликнулось, и Даниэлю пришлось стиснуть зубы, чтобы следить за дорогой. Страсть туманила голову и ломала тело.

Покрутив головой по сторонам, Даниэль включил поворотник, быстро свернул в сторону от шоссе и загнал «кадиллак» в просеку. Он заглушил мотор и выключил фары. Потом выпрыгнул из машины, быстро обогнул её, открыл дверь Эль и вежливо подал ей руку. Эль нервно моргнула и уставилась в мерцающие глаза цвета меди и янтаря.

— Выходи, приехали, — сказал Даниэль по-русски.

— Sorry, what?16 — спросила Эль, подозрительно глядя в безупречно — красивое лицо брата. По-русски она понимала плохо.

— Get out, please17, — ухмыльнулся Даниэль на английском и нетерпеливо подзывая Эль, пошевелил в воздухе длинными пальцами.

Эль подумала и отрицательно помотала головой. Даниэль равнодушно пожал плечами, одним движением выдернул Эль из «кадиллака» и осторожно поставил её на землю. Запустив пальцы в длинные рыжие локоны Эль, Кейд запрокинул ей голову. Золотые глаза встретились с карими.

— Почему нет? — прошептал Кейд.

— Потому что сейчас не время и не место устраивать то, что ты придумал. — Эль уперлась двумя руками в жесткую мужскую грудь и попыталась оттолкнуть от себя горячее мужское тело. — Ты же знаешь, что нам еще надо кое-что обсудить.

— Так-так… Ну и что же ты хочешь?

— То, что уже год прошу. Когда ты скажешь о нас своей дочери?

— Потрясающе… Просто потрясающе, Эль. Значит, ты приехала всего лишь поторговаться со мной, да? — и Кейд уставился на сестру.

Эль неохотно кивнула.

Мужчина изучал её ясные глаза несколько секунд. Потом провёл по непримиримо сжатым губам Эль своим длинным пальцем.

— Ничего у тебя не выйдет, habibi, — безмятежно заявил Даниэль и наклонился к женщине.

Эль отвернулась и попыталась избавиться от навязываемых ей ласк, но Даниэль этого словно и не заметил. Он был сильнее Эль, умел ее подавлять и быстро лишил её способности к сопротивлению, закрыв её протестующий рот своим ртом. Мужской запах, знакомый вкус губ, тепло напряжённого тела сломили Эль и, как ластиком, начали стирать все её протесты. Даниэль вытягивал из Эль её чувственность, заставляя забыть обо всем, что шло вразрез с его желаниями. Постель всегда была лучшим оружием Даниэля Кейда. Но даже зная об этом, Эль все-таки сдавленно ахнула и нежно обвила руками шею мужчины. Тот отпустил волосы Эль и скользнул ладонями под её свитер. Эль была горячей, мягкой, отзывчивой. Найдя застежку её бра, Даниэль попытался открыть хитрые тугие крючки, но у него не получилось. Мысленно послав Эль свои извинения, Даниэль нашел тонкую перегородку между чашечками.

— Эль, надеюсь, это не самое твоё любимое белье?

— Что? Нет… Дани, подожди, ты что делать собираешься? — пришла в себя Эль.

— Сейчас увидишь, — беспечно пообещал тот и в два приёма разорвал тонкую белую ленту, соединявшую чашечки бра. Задрав вверх мягкий свитер Эль, Даниэль пустил в ход руки и губы.

Эль выгнулась и застонала.

— Дани, отпусти — ай… Мне неудобно — ой… Дани, мне ручка в поясницу впивается, — с трудом произнося слова, соврала Эль, прижатая спиной к передней двери «кадиллака».

Даниэль хмыкнул, сделал шаг назад, и, не спуская глаз с женщины, начал медленно расстегивать ремень на своих джинсах. Это был соблазн. Эль отрицательно покачала головой и опустила вниз свитер.

— Сначала пообещай мне сделать то, ради чего я приехала, — потребовала она.

А вот это уже был откровенный шантаж.

Даниэль внимательно посмотрел на женщину, потом, не говоря ни слова, развернул Эль лицом к машине и подтолкнул её к задней дверце. Эль нервно покусала губы, глядя в темноту хорошо знакомого ей салона, но отправляться туда явно не спешила.

— Что, Эль, какие — то личные воспоминания? Не переживай, habibi: с нашего прошлого спора там ровным счетом ничего не изменилось. — С едкой иронией заверил сестру её сводный брат, а знающий взгляд его глаз довершил все остальное. Пока возмущённая Эль набирала в легкие воздух, чтобы дать Даниэлю достойный отпор, тот подхватил её, затолкал на заднее сидение и, скользнув за женщиной следом, заблокировал дверь.

В салоне было темно, тепло и просторно. Развернув Эль лицом к себе, Даниэль разложил ее на сидении и начал снимать с неё бежевую шифоновую юбку.

— Дани, хватит, отстань!

— Отстать? Эль, да я бы с удовольствием прожил всю свою жизнь среди твоих юбок. — Пальцы Даниэля чувственно проехались по шелковистой кромке женских чулок, уцепили резинку трусиков и потянули их вниз по стройным ногам, поглаживая, убеждая.

— Дани, нет!

— Да! Я сказал…

Стащив с барахтающейся женщины нижнее бельё и свернув его в кружевной комок, Даниэль сунул добычу в нагрудный карман своей куртки.

— Немедленно верни мне это, — взмолилась Эль.

— Дома отдам, — хрипло пообещал Даниэль.

Он наклонился к женщине. Нежной кожей внутренней стороны бедер Эль ощутила шелк его шевелюры, горячее дыхание, и наконец, губы. Эль выгнулась и всхлипнула. Ладонь Даниэля привычно запечатала ей рот за миг до того, как Эль забилась в крике. Подняв голову, Кейд слушал ее стоны, зная, что испытывает сейчас Эль. Это была волна удовольствия, которая, как цунами, накрыла собой её тело, затем подняла Эль высоко к небу, дала дотянуться до звезд и медленно вернула её назад к нему — отдала обратно уже покорной и не сопротивляющейся.

Пока Эль заново училась дышать, Даниэль выудил из кармана джинсов серебряный квадратный пакетик.

— Боже мой, а это еще откуда? — еле слышно пролепетала Эль.

— Это? А это вместе с твоими тюльпанами продавалось. — Кейд фыркнул, занимаясь привычным делом.

— Я тебя когда — нибудь убью, — пообещала ему Эль и попыталась сбежать.

— Валяй. — С этими словами Даниэль перехватил Эль и потянул её на себя. — Ну же, помоги мне, — тихо, без малейшего намека на иронию, попросил он.

Он держал Эль за талию, а она вцепилась ему в плечи. Их взгляды встретились и, как зеркало, отразили друг друга. Мужчина смотрел на свою женщину так, что у той защемило сердце. Эль была его луной, его солнцем, его звёздами. Во взгляде Даниэля было столько любви и нежности, что Эль обвила руками его голову и прижала к себе, спасая его от демонов, которые — Эль хорошо это знала — еще жили в темном сердце Дани Эль-Каеда.

— Почему мы с тобой все время воюем, habibi? — Не дождавшись ответа, Даниэль спрятал свое лицо на груди у Эль — там, где тонкими шелковыми змейками извивались разорванные белые атласные ленты когда-то нарядного белья прекрасной мадам Кейд. Эль сделала движение навстречу и почувствовала у своего сердца рваное дыхание Даниэля. Он, её сводный брат, её сиблинг, всегда был только её мужчиной — тем, кто двадцать лет назад забрал её себе и заплатил за обладание ею немыслимо высокую цену.

— Я боюсь тебя потерять, Дани, — призналась Эль.

— Я — только твой, Эль. И ты лучше всех знаешь об этом…

Их отвлек весьма неделикатный стук в стекло.

— Что это? — Эль испугалась, отрывая голову от плеча Даниэля.

— Тихо. — Спрятав за своей спиной женщину, Кейд быстро привел себя в порядок и приоткрыл окно.

— Сержант Петренко, ваши документы, — глумливо улыбаясь, козырнул молоденький парень в полицейской форме. Второй, постарше, стоял рядом, широко расставив ноги, и пытался дотянуться взглядом до обнаженной Эль, скорчившейся на заднем сидении.

— Сейчас, — пообещал Даниэль и кинул Эль юбку. — Одевайся. Быстро!

— И гражданочка пусть тоже выйдет, — потребовал напарник сержанта.

— Гражданочку укачало, к тому же она на четвертом месяце беременности. Она всю одежду испортила, — загрустил Кейд.

— А она кто?

— Моя сестра, — холодно отрезал Даниэль. — Что, будете беспокоить беременную леди? — Его недобрый, яростный взгляд поставил точку в споре.

Нахальный сержант немедленно сдулся.

— Ого… Нет, тогда пусть внутри остается. Только документы ее нам тоже предъявите.

— Безусловно… А ты сиди и не смей высовываться, — на английском приказал Даниэль красной от стыда Эль, выскочил из машины и отправился выяснять отношения с патрульной службой.

Даниэль вернулся к «кадиллаку» ровно через десять минут.

«Забавно получилось», — провожая взглядом отъезжающий полицейский «форд», легкомысленно подумал Даниэль. За это время Эль успела полностью привести себя в порядок и теперь сидела на переднем сидении пристегнутая, с оскорбленно поджатыми губами. Даниэль завел мотор и попытался пошутить, но сестра взглянула на брата так, что у того язык прилип к нёбу. Дани и Эль доехали до Тверской в гробовой тишине. Молча поднялись на пятый этаж, безмолвно вошли в квартиру. Стрекоча высокими каблуками туфель Эль, вскинув вверх подбородок, гордо прошествовала в спальню. Со спины она выглядела сильной и независимой. Даниэль вздохнул, смущённо взъерошил волосы и отправился следом за ней.

— Эль, ну пожалуйста. Это же смешно… — начал он.

Эль развернулась пружиной.

Кейд увидел её лицо, красное от возмущения, и глаза, горящие недобрым светом. Стащив с себя свитер, Эль, не говоря ни слова, швырнула его в лицо Даниэля. Тот ловко увернулся. Следом в голову Кейда полетело разорванное бра Эль, но растерзанный лифчик поверженной бабочкой упал на кровать. Даниэль покусал губы и шагнул к Эль. Та в ответ окатила его ненавидящим взглядом.

— Эль, ну пожалуйста, ну хватит. Ну, иди сюда. И мы поговорим.

— А ну повтори, кто я тебе, Дани? — кошкой прошипела Эль, готовясь в случае чего, пустить в ход когти и зубы.

— Ладно. Всё, Эль, я не прав. Успокойся, и тогда мы всё обсудим, — предложил Кейд и ушел от Эль в гостиную.

Плюхнувшись на диван, Даниэль включил телевизор и, косясь на закрытую дверь спальни, прислушиваясь к звукам, раздававшимся из-за двери, стал ждать, когда разбушевавшаяся Эль сама к нему выйдет. И он дождался: Эль выскочила из спальни, облачённая в джинсы и водолазку, в три шага преодолела холл, открыла дверь квартиры и пулей вылетела на лестницу.

Вот тогда-то Даниэль и понял, что же он наделал…

Теперь, стоя в темной спальне, когда — то наполненной лаской и смущёнными признаниями, нескромными просьбами, бурными ссорами и яростным, как слияние двух стихий, примирением, Даниэль не видел ничего, кроме прекрасного лица своей женщины.

Потом он очнулся.

Вытащив из нагрудного кармана куртки нижнюю часть белья Эль, Даниэль присоединил её к бра и сунул разорванное бельё Эль в её шкаф. Сняв с вешалки костюм, выбрав галстук и рубашку, Даниэль переоделся и отправился на кухню.

Теперь Кейд сидел, и, покачивая ногой, чистил большой аппетитный оранжевый апельсин. Параллельно он обдумывал план будущего разговора с Фадеевым, хозяином детективно-охранного предприятия «Альфа». Когда погружённый в свои мысли Даниэль положил в рот сочную апельсиновую дольку и прикусил её, на его телефон пришло сообщение: «Даниэль, мадам Эль в офисе до сих пор нет. В переговорах примет участие г-н Джонатан Гудфэллоу, ее заместитель по международным проектам. От нас на встрече ждут Макса Уоррена и Вас. Подтвердили только что, в 14:00. С уважением, Лена».

На взгляд Даниэля, Лена была идеальным секретарем и умела исполнять все его поручения до буквы. Но сегодня сообщение Лены не прояснило ровным счетом ничего, кроме того, что Эль по-прежнему злилась. «Ну так прилетела Эль, наконец, в Лондон, или не прилетела?», — раздражённо спросил себя Даниэль и, прицелившись, метко закинул в ведро оранжевый апельсин, потерявший всю свою прелесть.

В это самое время рыжеволосая Эль входила в синий лондонский небоскреб «Мэри-Экс», больше известный, как «огурец». В престижном здании был расположен головной офис корпорации «Кейд Девелопмент».

Эль была чертовски зла и готовилась устроить взбучку своему Дани.

@

3 апреля 2015 года, пятница, днём.

Офис ООО «Кейд-Москва» — офис

«Cade Development».

Москва — Лондон.

Россия — Великобритания.

Кейд перешагнул порог своего офиса ровно в 14:30. Образ хулигана-любителя винтажных футболок с провокационными надписями, сменил выхолощенный облик бизнесмена. Одетый в безупречный костюм от «Brioni», Даниэль Кейд походил на одного из вершителей человеческих судеб, о которых так любят писать журналы «GQ» и «Forbes». Закинув рюкзак в свой кабинет, Даниэль первым делом заглянул к Лене.

— Что нового в офисе? — Кейд спросил строго, как отрезал.

Секретарша, которая было приготовила для босса свой кокетливый взгляд, немедленно передумала. Замерев в кресле по стойке «смирно» Лена отрапортовала:

— К видео встрече все готово. Задания по группе застройки категории «А» тоже собраны. Рецензия у вас во входящих письмах. В четырнадцать десять был звонок из «Росреестра», в четырнадцать двадцать из Москомархитектуры. На завтра назначено совещание в Мэрии, приглашают представителей девелоперских компаний. Также объявлен тендер… — Леночка буквально чеканила слова.

Прослушав боевую сводку с полей, Даниэль милостиво кивнул Лене и отпустил её на обед. Потом, кое-что припомнив, Даниэль многозначительно хмыкнул, сунул руки в карманы брюк и очень медленно обошел весь офис своей компании. Найдя тех, кто утром особенно жизнерадостно улыбался надписи на его футболке, Кейд пригласил весельчаков к себе на ковёр. Потратив полтора часа на проверку всех их заданий, Кейд в пух и прах разнёс нерадивых. Дав сотрудникам новые задания, которых хватило бы и на год вперёд, Даниэль сменил гнев на милость. Произнеся свое любимое «That’s all — это всё», мужчина одним кивком породистой головы отпустил усмиренных подчиненных. Сотрудники рванули из его кабинета и устроили в дверях «пробку». Пряча в знающих острых глазах лукавую усмешку, Даниэль проводил взглядом василиска последнего, кто торопливо закрывал за собой дверь. Восстановив таким образом статус-кво, утраченный утром, Даниэль с удовольствием потянулся. Потом привычно съехал в кресле вниз, вытянул под столом длинные ноги, нашёл на компьютере файл и с головой погрузился в изучение финансовых схем перед назначенной встречей.

Прошла минута, и зазвонил его iPhone.

Даниэль недовольно покосился на определитель: он не любил, когда его отвлекали от дела. И тут Кейд увидел имя той, что звонила ему. Даниэль поднял бровь, но на вызов не ответил. «Давай, подергайся теперь ты, Эль. Будешь знать, как бегать». Через несколько минут мобильный на его столе заплясал очередным нетерпеливым вызовом, и на дисплее iPhone появилось первое сообщение от Эль:

«Salam, habibi.»

«Ага. И тебе тоже привет», — «радушно» поприветствовал сестру Даниэль.

«Дани, я в Лондоне.»

«Очень рад. Кстати, твоё бельё осталось в Москве. Надеюсь, в самолете тебе никуда не надуло?»

«Не желаю это обсуждать!»

«Правда? А я вот желаю!»

«Fuck you», — немедленно пришел к Даниэлю изящный ответ сестры.

«Ах, так?» — мужчина азартно улыбнулся, уселся в кресле поудобнее и быстро настучал в телефоне ответное послание:

«Спасибо, Эль. Уже. С тобой это всегда чудесно.»

«Осёл.»

«Кто осёл? Я?», — и Даниэль рассмеялся.

Лена, которая только что подошла к своему столу, расположенному в соседней комнате, вздрогнула, выронила сверток с булочкой бриошь, вытянула шею и жадно прислушалась. Обычно в кабинете Кейда тишина царила, что называется, мёртвая. Пока секретарша ломала голову над тем, что означает этот непринужденный жизнерадостный смех Большого Босса, окончательно увлекшийся своей личной жизнью Даниэль закончил печатать очередное сообщение для Эль:

«Знаешь арабскую пословицу, habibi?»

«Отвяжись от меня: ты знаешь их тысячи.»

«Так вот, запомни еще одну, тысяча первую: женщина счастлива только под каблуком у своего любимого мужа. Ты знаешь, о чём я. Я люблю тебя, Эль. Перезвоню позже, у меня через 17 мин. встреча с твоим хорошим парнем18. Или как там еще зовут очередного болвана, влюбленного в тебя. Это — всё». — После этого Даниэль с легким сердцем отключил звук у iPhone, перевернул телефон дисплеем вниз и выпрямился в кресле. Запустив пальцы обеих рук в темную шевелюру, Даниэль с головой погрузился в скучные схемы и цифры.

Сидя за стеклянным столом в своем лондонском офисе, украшенном репродукциями сюрреалиста Рене Магритта и провокационными фотографиями Лагранжа, Эль растерянно взирала на iPhone, который сжимала в пальцах. Она глазам своим поверить не могла: Даниэль, её сводный брат, этот невыносимый человек, обставил её в первом раунде, состоявшемся в Москве, и легко забрал победу во втором. Он вообще выигрывал у нее все их сражения в битве, которую Эль вела с ним, начиная со дня их встречи.

«Я люблю тебя, Дани, и всегда любила. Но ты забыл, что я двадцать один год изучала тебя как науку. Так что позволь и мне устроить тебе небольшой сюрприз… habibi», — мрачно подумала Эль и решительно нажала на кнопку интеркома.

— Miss Cade? — почтительно ответила Лиза, её секретарша.

— Лиза, предупредите Гудфэллоу, что я тоже поприсутствую на видео встрече в Москву. Очень хочется увидеть коллег из московского офиса, — не выдержав, язвительно добавила Эль. И тут же поправилась: — Спасибо.

Положив трубку, Эль мрачно фыркнула, торжественно расстегнула верхние пуговки своей изумрудной блузки от «Prada», обнажив ложбинку между полных грудей, достала зеркальце от «Guerlain» и старательно накрасила губы красной помадой от «Tom Ford», которая нашлась в ее сумочке от «Burberry». У мадам Эль всегда был безупречный вкус, а сегодня ещё и соответствующее настроение. И сейчас пришло самое время продемонстрировать и вкус, и решительный настрой.

Когда Эль вплыла в переговорную на высоких лаковых бежевых шпильках от «Louboutin» и села за переговорный стол, то у Макса Уоррена, уже сидевшего за столом в Москве, и у Гудфэллоу, скучавшего в одиночестве за столом в Лондоне, разом перехватило дыхание. Эль казалась живым воплощением чувственности, словно пришла из ночных грёз всех мужчин. Эффект усиливали сияющие карие глаза и алый рот сирены, приоткрытый в зовущей полуулыбке.

«То, что надо», — с мстительным удовлетворением подумала Эль, мгновенно оценив жадное выражение лиц Гудфэллоу и Уоррена. Но самое большое удовольствие Эль испытала при виде своего сводного брата.

Занятый документами, Даниэль не сразу заметил сестру на экране видеосвязи. Уловив краем уха участившееся дыхание Макса, Даниэль удивлённо поднял голову, увидел Эль, открыл рот и чуть не упал со стула.

— Добрый день, господа, — бархатным голосом пропела Эль и наивно похлопала ресницами. — Давайте обсудим наш проект с «НОРДСТРЭМ». Тем более что я в течение месяца собираюсь лично посетить московский офис… Итак, Даниэль, кто будет от вас докладывать о проекте?

— Господин Уоррен будет теб… вам докладывать, — неприветливо кивнул в сторону своего заместителя Даниэль. Голос Кейда не сулил Эль ничего хорошего. Более того, мужчина грозно прищурился и поднял вверх правую бровь. Это был фирменный жест семьи Кейд, но Эль и сама так умела.

— Прекрасно. Тогда приступайте… Макс, дорогой, я тебя внимательно слушаю, — Эль с ласковым поощрением кивнула Уоррену.

Тот радостно заулыбался, глядя на Эль сияющими голубыми глазами, а Даниэль поймал себя на мысли, что ему очень хочется пнуть своего заместителя. Не подозревая о непочтительных мыслях Большого Босса, Уоррен вывел на экран слайды и профессионально, чётко и уверенно начал излагать свою точку зрения на вопрос о приобретении защищенного кода «НОРДСТРЭМ». Говорил Макс хорошо, мысли излагал весомо, но, к сожалению, слушал Уоррена один только Гудфэллоу. Увы: едва лишь Макс начал свою презентацию, как в кармане юбки Эль зачирикал iPhone. Сделав безмятежное лицо, женщина вытянула телефон и прочитала сообщение от Даниэля:

«Это что за внешний вид? Эль, какого черта? Ты что задумала? Учти, ты в Москву не поедешь — ни на месяц, ни на неделю. В Москву ты приезжаешь только на выходные, и они — мои. Тебе все ясно?»

Эль с независимым видом небрежно бросила телефон на стол и завалила его бумагами. Не помогло: ровно через минуту к Эль пришло второе послание брата. Пренебрежительно, одним пальчиком Эль подтянула телефон к себе и, подняв бровь, прочитала:

«Я спрашиваю, ты чего добиваешься? А ну, отвечай!»

Эль фальшиво вздохнула, взяла iPhone, положила ногу на ногу и написала:

«Того же, что и всегда.»

«??»

«Дани, скажи своей дочери о нас. Я тебя прошу. Я тебя умоляю. Или я сама это сделаю.»

«А вот это уже угроза», — понял Кейд и окончательно рассвирепел: Эль играла не по правилам. Но Даниэль был готов и к такому повороту. И он написал:

«Нет, Эль! Я тебе вчера ночью всё уже сказал. И если ты не передумаешь, то я расскажу твоему отцу о том, что я с тобой сделал. Такой расклад тебя устроит?»

«Удар ниже пояса, Дани.»

«Отлично, я люблю там бывать.»

«Не смешно.»

«Зато эффективно, Эль. Очень эффективно.»

Эль подняла ненавидящий взор и пристально посмотрела в глаза Даниэля. Его взгляд извергал пламя. Яростное, золотое, оно не тепло дарило, а сулило Эль такой пожар в аду, что чертям станет тошно. Женщина поёжилась и, подумав о последствиях, едва заметно кивнула. Это была капитуляция. Даниэль криво улыбнулся в ответ и убрал телефон в карман. Его лицо расслабилось. «Дани объявил перемирие», — поняла Эль. Теперь ей было по-настоящему грустно. Увы, она снова ничего не добилась. Даниэль в очередной раз победил её.

В этот момент Гудфэллоу и Уоррен начали обсуждать риски и преимущества приобретения тестовой версии кода «НОРДСТРЭМ», и два больших босса, носящих фамилию Кейд, сосредоточились на обсуждении того, что они оба благополучно пропустили мимо ушей.

— Все эти возможности дает нам бета-версия кода «НОРДСТРЭМ». И я настаиваю на его приобретении, — подвел черту под своими выкладками Уоррен.

— Это — всего лишь ваше мнение. А где факты, статистика, цифры, наконец? — высокомерно и заносчиво спросил Гудфеллоу.

— А доказательства — это оценка рентабельности, которую мы только что показали, — жёстко отрезал Кейд, моментально сообразив, перед кем Гудфэллоу пушит перья.

— Джонатан, господин Кейд, безусловно, прав, но вообще-то для доказательств лучше будет взять формулу расчета экономической эффективности как фактической прибыли «Кейд Девелопмент» за период валидности договора, но с вычетом затрат. Причем эта, первая величина, должна быть разделена на планируемые нами затраты за минусом… — начала профессионально излагать свою точку зрения Эль.

Глядя на уверенную мисс Кейд, Гудфеллоу просиял и закрыл рот. Глаза Макса восхищенно округлились. А Даниэль впился взглядом в свою сводную сестру. Эль казалась независимой, собранной и спокойной, словно эти трое мужчин были подданными из её королевства. Но Даниэль абсолютно точно знал, что Эль, эта женщина с внешностью принцессы, имеет неисчерпаемые запасы терпения, дьявольски упряма и умна и при необходимости пойдет на самые крайние меры. Но больше всего Даниэля поражало, как хорошо за столь короткий срок его сестра сумела разобраться в специфике кода «НОРДСТРЭМ» и как безупречна она в профессиональном плане.

Кейд бы очень удивился, узнав, какую роль сыграла в этой презентации Маркетолог. Но поскольку Даниэль этого не знал, то на ум ему пришло иное воспоминание. Это была мысль о том, как он увидел Эль в первый раз. Даниэль прикусил губы, пытаясь сдержать улыбку.

Именно та встреча, произошедшая в апреле 1983 года, и положила начало бесконечной войне, которую вели Эль и Дани.

@

80-е годы, за тридцать лет до описываемых событий.

Оксфорд — Лондон.

Великобритания.

Лондон, куда корабль привёз Мив-Шер и Дани, встретил их по-настоящему теплой, весенней погодой. Поглядев на печальную Мив-Шер и на пасынка, который стоял рядом с матерью и с независимым видом оглядывался вокруг, Дэвид отправился разыскивать кэб и обговаривать маршрут поездки. Он попросил таксиста сделать небольшой крюк по дороге в Оксфорд. Таксист согласился. Наконец, маленькая семья с удобством расположилась в такси: Дэвид — спереди, рядом с водителем, а Мив-Шер и Дани заняли места на заднем сидении. Кэб тронулся. Развернувшись на переднем сидении, Дэвид с любопытством изучал выражение на лице Дани. При виде удивительных строений, высоких мостов, древних церквей, напитанных историей Лондона, вежливый интерес мальчика постепенно сменялся искренним удивлением и восхищением. Отметив, как глаза мальчика засияли, Дэвид с облегчением вздохнул. Он понял: Дани понравился город, а значит, он приживется здесь, как и Мив-Шер.

Тем временем Дани с жадным восторгом рассматривал Лондон, с его Тауэрским мостом, обнимавшим берега серой Темзы. Живое воображение мальчика поразил белый величественный Собор Святого Павла, построенный на самой высокой точке Лондона. Заметив неподдельный интерес Дани к этому строению, Дэвид указал подростку на купол собора.

— Он — точная копия купола базилики Святого Петра в Риме, — пояснил Дэвид. — Тебе нравится, Дани?

Мальчик с энтузиазмом кивнул: ему всегда нравилась конструкции, геометрия и логика соединения деталей — будь то пирамиды, королевский дворец «Монтаза» в Александрии или же эта христианская святыня. «Вот бы этим заняться, — неожиданно для себя подумал Дани, — строить здания — это же так интересно…».

Через час с небольшой черный кэб въехал в Оксфорд и остановился у высокого забора из белого штакетника.

— Вот мы и дома, — весело объявил Дэвид. Он отпер калитку и пригласил Мив-Шер и Дани пройти.

«Cherie, вот твой замок с розами. Владей им», — мысленно обратился к женщине Дэвид. Сделав первый шаг, Мив-Шер подняла голову и поражённо ахнула. Рядом с матерью восхищённо застыл Дани. Ещё бы: перед ними возвышался выстроенный в георгианском стиле трехэтажный особняк из красного кирпича, фасад которого живописно обвивала тёмно-вишневая лоза с вкраплениями ярко- зелёного плюща. Белое крыльцо опиралось на стройные витые консоли. Тяжелая черная парадная дверь в стиле поздней эпохи регентства, с рустованными пилястрами и треугольным фронтоном, гостеприимно приглашала войти в дом. А в довершении, вокруг особняка, в каждом узоре которого читались любовь, гордость и мастерство, привольно раскинулся пышный английский сад с истинно- английскими розами. Тут была бледно-желтая хрупкая «Charlotte», ярко-алая, как кровь, «Scarlett», и даже такая редкая роза, как персиковая «Crown Princess Margareta». В окружении розового сада дом Дэвида Кейд обещал уют и покой, солидность и надежность.

— Входи, Дани, — гостеприимно предложил Дэвид, глядя на пасынка, — твоя комната на втором этаже, напротив комнаты Элли.

— Мама, можно? — Глаза Дани заблестели от предвкушения, нога нетерпеливо притоптывала о розовый гравий дорожки.

— Конечно, иди, — согласно кивнула женщина.

— Стой, Дани: ключ от дома сначала возьми, — рассмеялся Дэвид.

Выхватив из рук отчима связку с ключами, Дани пулей понесся к крыльцу, взлетел на него, отпер дверь и вошел в дом. Перед ним оказалась лестница. С латунными перилами, она точно вела в сказку. Дани взлетел по лестнице вверх, как комета. «Интересно, а какая комната тут моя? Впрочем, сейчас разберемся», — и с этой мыслью Дани начал подбирать ключи к двери, что была слева. Подошел медный, изящный, с закругленным кольцом. Дани нажал на медную ручку, и дверь с мелодичным звоном открылась.

Настороженно стоя на пороге, Дани с любопытством огляделся вокруг.

Бледно-розовые шелковые обои, тонкая палевая отделка потолка, выкрашенная в белый цвет мебель. Квадратные керамические вазы, полные белых тюльпанов. У стены — высокая кровать с настоящим пологом. Два окна и шторы из легкой вискозы и жаккарда бледно-розового цвета. На стенах — несколько любовно развешанных офортов. Дани подошел ближе. На картинах были изображены романтические юноши с тёмными кудрями и нежные девушки с пышными рыжими волосами. Гордые леди с карими глазами провожали в путь своих рыцарей. Рыцари в сияющих доспехах шли воевать за любовь, недосягаемую, вечную. Эти acquaforte были смесью искренней грусти и недосягаемой мечты о высоких чувствах неразделенной страсти и безбрежной нежности, свойственном лишь прерафаэлитам19.

«Эль Фокси Мессье Кейд, 1980», — был подписан каждый рисунок.

— Это же… да это же комната истинной принцессы. У меня будет принцесса, как мне и обещал мой abu, — восторженно прошептал Дани и тихо, почтительно прикрыл дверь. Теперь он точно знал, какой будет девятилетняя Элли. Высокая стройная рыжеволосая девочка с ясными карими глазами. Мечтательная, тонкая, хрупкая. Элли — сказочное имя для прелестной девушки, снизошедшей до простых смертных из сказочной страны Оз. Дани Эль-Каед был готов стать её верным рыцарем и сражаться за неё не на жизнь, а на смерть.

Реальность, как водится, превзошла все ожидания…

В ту памятную пятницу Даниэль дважды почистил зубы, трижды причесался и тщательно оделся. Волнуясь, он осмотрел своё идеальное отражение в зеркале и сердито сдвинул брови: он очень хотел понравиться своей сводной сестре, которую должен был привезти Дэвид. Когда к крыльцу дома подъехал роскошный серебристый «даймлер», Мив-Шер уже спустилась с крыльца, и, улыбаясь, пошла навстречу мужу, который держал за руку… Дани, вышедший следом за матерью, даже моргнул, но видение так и не пропало… Итак, Дэвид Александр Кейд держал за толстую белую ручку щекастое, округлое в боках, откровенно-нелепое создание, облаченное к тому же в ужасную тёмно-синюю форму. У «создания» были короткостриженые волосы цвета спелой морковки, комичные круглые очки и очень толстые ноги. Довершало жалкую картину «создания» пятно на щеке, подозрительного коричневого цвета.

«Ужас какой. Это что — та самая принцесса?» — обозревая девочку, содрогнулся Дани.

Между тем «морковка» решительно направилась в сторону матери Дани. Женщина ласково улыбнулась и протянула руки к ребёнку. Малышка в свой черёд искренне потянулась к Мив-Шер и, смущаясь, сунула ей шоколадку в фиолетовой обертке от «Cadbury». Нежно смеясь, объясняя что — то девочке, держа её в своих объятиях, Мив-Шер вытащила из кармана белоснежный платок с льняными кружевами и начала заботливо оттирать лицо и руки девочки, испачканные шоколадом. Дани даже поёжился от ужаса, глядя на мать, чьи глаза светились сейчас любовью и умилением.

«Абсолютно точно, что мама сошла с ума…»

— А где мой брат? — услышал Дани бархатный, с изысканной хрипотцой голос девочки, и это на секунду примирило его с названной сестрой. Правда, всего лишь на мгновение, которое продолжалось до тех пор, пока девочка не заметила его на крыльце и не ринулась к нему, топоча и неуклюже ставя ноги. Разглядев мальчика, взиравшего на нее сверху вниз с ужасом, любопытством и изумлением, «морковка» затормозила на полном скаку, открыла рот и замерла. Обозревая её с высоты крыльца и своего роста, Дани изящно изогнул вверх чёрную правую бровь. Это был жест неудовольствия, принадлежащий Дэвиду, который он, Дани, ещё на корабле научился копировать в точности. Прекрасно отрепетированное движение бровей не помогло: дочь Дэвида Кейда продолжала восхищенно взирать на Дани.

«Да провались ты. Теперь эта уродина вовек от меня не отлипнет», — обреченно подумал мальчик, вздохнул и величественно спустился по ступеням вниз.

— Привет, Элли, — сказал он. — Меня зовут Дани.

Мальчик старательно выговаривал английские слова, так, чтобы его речь звучала очень по — английски. У него получилось.

— А меня зовут Эль. Мне не нравится, что папа зовет меня Элли. Это имя какое-то толстое, — доверительно сообщила девочка.

Дани задумчиво обозрел внушительные габариты Элли. Та жизнерадостно фыркнула и протянула Дани руку. Мив — Шер и Дэвид замерли, с интересом наблюдая за тем, что же будет дальше. Поймав взгляды взрослых, Дани обречённо вздохнул, неохотно протянул руку и осторожно пожал липкие пальчики новоиспеченной сестрицы. Та зажмурилась от удовольствия и, набрав воздух в легкие, ляпнула:

— Я всегда буду называть тебя Дани, потому что ты мой брат. И еще я буду любить тебя, потому что ты мой принц… Давай, обними меня, Дани.

Мальчик испуганно попятился. Девочка решительно сделала шаг вперёд и прижалась щекой к груди старшего брата.

«Полный кошмар: мало того, что уродина, так она еще и идиотка», — мрачно подумал Дани и беспомощно посмотрел на взрослых. Глядя на его несчастное лицо Мив — Шер и Дэвид не выдержали и захохотали. Эль сияла. А Дани захотелось немедленно провалиться сквозь землю — ну, или отправить Элли в страну Оз, откуда, как известно, не так-то легко найти дорогу обратно.

— Ох, Элли… Ну ладно, пошли в дом, — предложил Дэвид и обнял Мив-Шер за плечи. Та протянула ладонь, подзывая к себе Элли и Дани. Дани проигнорировал взгляд матери. А Элли послушно приняла руку мачехи и пошла за взрослыми. На пороге дома Элли обернулась и заметила то, что заставило её вспыхнуть до самых корней волос. Ещё бы: её «принц», её Dani достал из кармана бумажную салфетку и, воровато оглядевшись по сторонам, брезгливо вытер пальцы, которые Элли еще несколько секунд назад тискала в своей влажной ладошке. Девочка вспыхнула, но так ничего и не сказала. Тогда ей казалось, что такому красивому мальчику можно простить всё.

Увы, девочка ошибалась.

В воскресенье закончились первые каникулы Элли в доме отца, и Дэвид повез девочку обратно в Бристоль. Провожать Элли вышли Мив-Шер и Дани. Как только Элли в последний раз помахала мачехе и брату из окна машины, Дани отвернулся, красноречиво закатил глаза и вздохнул с облегчением. Пока эта уродина была в доме, она не давала ему ни минуты покоя. Эль интересовало всё, что касалось её новоиспеченного брата. Она неустанно спрашивала, как выглядит Александрия, как звучит для Дани английская речь, как он её понимает. Какие телепередачи он смотрит, какие книги ему нравятся, какие комиксы читает, и что он любит больше: дождь — или снег, солнце — или ветер? Но больше всего Элли интересовал белый шрам на руке брата.

Наконец, Дани выбрал минуту, когда взрослых не было рядом, и сказал:

— Слушай, Эль, а ты не можешь заткнуться?

Это было грубо. К тому же сейчас его английский явно оставлял желать лучшего, но Дани это не волновало.

— Почему ты так говоришь? — опешила Эль.

— Потому что я очень устал от тебя, — безжалостно отрезал Дани.

Карие глаза Эль немедленно наполнились крупными, как горох, слезами. Она жалобно посмотрела на своего старшего брата, и кивнула ему с готовностью — чуть ли не реверанс перед ним сделала. Но Дани даже не улыбнулся. Впрочем, это подействовало: до своего отъезда в школу Эль просидела, стиснув зубы и закрыв свой рот, но легче от этого не стало. Теперь каждый раз, когда девчонка приезжала на выходные из школы, она следовала за изящным и тонким Даниэлем молчаливой, круглой и очень навязчивой тенью. Дани уповал только на скорый отъезд Эль. Но даже будучи в школе, Эль не оставляла «своего принца» в покое. Она писала ему письма, она ему звонила, она с удовольствием рассказывала брату обо всём, что только с ней приключилось. Письма были чрезвычайно подробными, а разговоры — нудными до изумления. Спасения от Эль не было.

Через несколько месяцев бесконечное терпение Дани лопнуло. В темноволосой голове мальчика созрел коварный и решительный план. Но в плане Дани имелись кое — какие белые пятна. Подумав, Дани решил восполнить пробелы и в один из вечеров отправился за разъяснениями к Дэвиду.

Дэвид Кейд только что со вкусом поужинал и, очень довольный, уютно устроился на диване, где его уже ждала любимая газета. Это была «The Times» с колонкой Роберта Фиска — лучшего, по мнению Дэвида, автора статей, посвященных Ближнему Востоку.

— Дэвид, я все хотел спросить у вас, а почему Элли учится в школе, а я дома, с учителями? — начал Дани издалека. — В Англии мальчики не учатся в пансионах, как девочки? Мальчики учатся на дому? Мальчикам нельзя ходить в школу?

— Видишь ли, Даниэль, — Дэвид отложил газету, с интересом оглядывая отстраненное, бесстрастное, но предельно вежливое выражение лица безупречно — красивого подростка. — Дети в Англии могут получить среднее образование частным образом. Как ты. Либо — получить его в школах. Такие школы-пансионы могут находиться в других городах, даже в других графствах. Выбор школы зависит от выбранных тобой предметов. Элли, например, мечтает работать в картинной галерее и очень любит рисовать, а её школа-пансион «Queen’s» предоставляет лучшие возможности для изучения искусств и дизайна.

Представив себе упитанную Эль, растерянно взирающую на изящные шедевры в попытке осмыслить, куда в очередной раз спрятался от неё её стройный брат, Дани закусил губы от смеха, но тут же выкинул видение из головы, желая услышать всё, что скажет ему Дэвид.

— За обучением в средней школе следует обучение в колледже, а потом в университете, — между тем продолжал Кейд-старший. — Но сначала надо получить среднее образование. Для того, чтобы поступить в школу, необходимо сдать вступительные экзамены. Думаю, что если ты сможешь в ближайшие полтора-два года пройти с частными учителями всю нужную тебе программу, то ты подготовишься к вступительным экзаменам в школу. Выберешь ту, что понравится тебе. А потом уедешь. И будешь учиться, как Элли.

— Ясно. А как часто детей, которые учатся в таких школах, отпускают домой? — закинул новую удочку мальчик.

— Ну, вообще-то всего несколько раз в год, на рождество и летом. Ученики в таких школах живут вместе — вместе учатся, вместе проводят время. По сути, школа становится для учеников их вторым домом. Там они находят настоящих друзей.

— То есть в выходные приезжать домой не нужно. Так? — уточнил Дани.

— Нет, Даниэль, конечно не нужно. Тем более, что на выходные ученикам задают очень много заданий. Поездка домой на субботу и воскресение — это исключение из правил. А не правило…

«Интересно, что у нашего Дани на уме?» — спросил себя Дэвид, уловив в подозрительно — кротком взгляде мальчика огонёк триумфа.

— А почему тогда Элли приезжает домой так часто? — между тем гнул свою линию хитроумный подросток.

— Ну, Элли — одна из лучших учениц в школе. И она попросила меня забирать её домой как можно чаще. Говорит, что скучает по дому, где её ждут мама и старший брат… Вот только ума не приложу, когда моя дочь успевает готовить домашние задания, если дорога от «Queen’s» и обратно занимает целых четыре часа? — вздохнул Дэвид.

«Вот-вот. И я тоже», — мрачно подумал Дани.

— Видимо, Элли очень старается, — вежливо произнес он, и Дэвид согласно кивнул в ответ. — Дэвид, а что, если я смогу подготовиться к поступлению в школу раньше, чем через полтора-два года? Что тогда? — задал свой последний и самый важный вопрос Дани.

— Ну, тогда ты просто раньше сдашь экзамены и раньше уедешь из дома. Все в твоих руках, Даниэль.

— Даниэль? — удивился мальчик, снова услышав это английское имя. — Почему вы так меня называете, Дэвид?

— Потому что я твой отчим, раз женат на твоей маме. Потому что теперь ты мой сын, а это значит, ты теперь англичанин, и значит, теперь именно тебе решать, каким будет твое будущее, — серьёзно ответил Дэвид.

Мальчик внимательно посмотрел в зелёные глаза мужчины: в роду Эль — Каед решения всегда принимал старший. Но Дэвид ни разу не солгал ему и ни разу его не обидел. И мальчик по достоинству оценил подарок взрослого.

— Я все понял. Спасибо вам, — сказал Даниэль и, подумав, добавил: — Спасибо вам, отец.

Так мальчик назвал Дэвида впервые. Даниэль действительно был благодарен Дэвиду.

И Дэвид ему поверил.

Дэвид Александр Кейд глазам своим не поверил, когда увидел блестящие отзывы частных учителей Даниэля. Мальчик обладал незаурядным умом и склонностью к точным наукам — логике, математике, геометрии, он точно видел красоту цифр. Также легко давались Дани английский язык, история, литература. В общем, Даниэль сделал всё от него зависящее, чтобы подготовиться к вступительным экзаменам в среднюю школу — и не за полтора-два года, как планировал Дэвид, а всего за коротких семь месяцев. Даниэль с упорством двигался к намеченной цели. Уже следующей весной подросток стал одним из учеников «Queen Elinor’s School» — или КЕС, школы-пансиона для мальчиков. КЕС была основана еще в 1910 году и располагалась в живописной местности между городами Йорк и Херрогейт. В КЕС учились и вместе росли дети юристов, учёных, бизнесменов и просто влиятельных людей Британии. Перед выпускниками КЕС были открыты двери любого высшего учебного заведения Великобритании — от Оксфорда, Кембриджа и ЛШЭ (Лондонской школы экономики) до Лондонского университета. Но не это было самым главным достоинством КЕС с точки зрения Даниэля. Поездка от КЕС до Оксфорда занимала ровно три часа. Столько же времени требовалось на дорогу обратно. При таких условиях частые визиты Даниэля на выходные домой были исключены. Именно в этом и состоял замысел Даниэля: мальчик хотел учиться как можно дальше от своей сводной сестры. Поступив в КЕС, Даниэль поздравил себя с первым успехом в своей новой жизни и решил, что на ближайшие годы избавился от внимания невыносимой Эль.

Но у «невыносимой Эль» было припасено для Dani еще много сюрпризов.

Услышав от отца, что Даниэль успешно сдал экзамены в КЕС, и теперь она в лучшем случае увидит брата только на рождество, или вообще, летом, Эль Фокси Мессье Кейд очень захотелось найти и поколотить Даниэля Кейда. Тем более, что тот, поступив в КЕС, перестал отвечать на её звонки и почти всегда — на её письма. Иногда от брата приходило ответное послание, больше напоминавшее короткую записку, но это было всё: Дани с головой погрузился в новую жизнь, и ему было не до глупой девчонки.

Так Элли выучила свой первый урок.

«Будь лучшим, используя свой потенциал», — гласила философия школы, в которой учился Даниэль.

«Изменись сама, чтобы изменилась твоя жизнь. Потому что принимая себя такими, какие мы есть, мы лишаемся надежды стать теми, кем мы должны быть20», — вывела в своем дневнике Элли.

Так и составился её план.

Приступив к его реализации, Эль отправилась к директору школы и настояла на том, чтобы вместо любимой ею истории искусств в её факультатив включили изучение арабского языка и занятия у школьного бариатра21.

Следующим шагом девочка скупила все модные журналы, которые она только смогла отыскать в Бристоле. И, наконец, Элли ухитрилась завязать дружеские отношения с тремя самыми популярными ученицами своей школы, показав каждой из них фотографию своего брата Даниэля. Снимок брата Эль под благовидным предлогом выпросила у Мив — Шер. Также Эль дала почитать новоиспеченным приятельницам те несколько остроумных писем, которые Даниэль как — то написал ей, попросту убивая время. И замысел Эль удался: каждая из её новоявленных подружек сделала всё зависящее, чтобы получить приглашение от Элли и приехать к ней на летние каникулы. В дни, когда в Оксфорде гостили подруги его сводной сестры, Даниэль был предельно вежлив с Элли и исключительно внимателен к каждой из её подруг. Так прошли два рождества и одно лето. А потом Даниэль вообще перестал приезжать домой, в Оксфорд, предпочитая проводить рождество в школе, а летние каникулы — у своих школьных друзей.

Эль поняла, что проиграла. Но так и не смирилась.

Раз в неделю девочка по — прежнему аккуратно писала Даниэлю длинные искренние письма и опускала их в почтовый ящик, втайне надеясь, что её брат радуется, получая их. Эль так и не узнала, что Даниэль ни разу не прочитал ни одного её письма. Наоборот, получая конверты, подписанные изящным почерком Элли, мальчик с брезгливой ухмылкой набивал ими старый рюкзак, спрятанный в кладовой школы. В кладовой хранился сломанный спортивный инвентарь и старые вещи школьников. Даниэля раздражало уже одно имя сестры — Элли.

Эль не была принцессой. Она была недостойна его.

И он сделал всё, чтобы забыть о ней.

@

80-е годы, за тридцать лет до описываемых событий.

Херрогейт — Йорк.

Великобритания.

В 80-х английская экономика набирала мощь.

Соединенное Королевство стало играть роль мирового финансового центра. В Англии состоялась широкомасштабная приватизация государственных предприятий. В Северном море — открыты месторождения природного газа и нефти, что снизило зависимость английской экономики от традиционных источников энергии и подняло внутреннюю экономику страны на качественно-новый уровень. Политика поощрения недвижимой собственности, проводимая правительством среди населения, увеличила возможности для девелоперских и строительных компаний. Услуги «Кейд Девелопмент» оказались весьма кстати, и бизнес Дэвида Александра Кейда стремительно пошёл в гору.

У Даниэля дела тоже шли на лад.

Мальчик отпраздновал блестящее окончание средней школы поступлением в колледж вместе с приятелями, которые завелись у него в КЕС, и получил свой первый английский «фонарь» под глазом.

Всё началось с того, что на первом же уроке географии один из новых студентов колледжа сделал остроумное замечание по поводу мягкого акцента Даниэля и поинтересовался, из каких далёких стран занесло на урок географии самого Дани. Шутка заслуживала того, чтобы над ней посмеяться, но никто из учеников даже не улыбнулся: в КЕС многие знали, на что был способен Даниэль, и тот не подвёл. На первой же перемене Даниэль разыскал своего обидчика.

— Надо поговорить, — сказал Даниэль, рассматривая красивого, как ангел, черноволосого мальчика с бледно — голубыми глазами.

Тот высокомерно усмехнулся:

— Ты хочешь, чтобы я потренировал тебя в английском?

— Нет. Это я хочу рассказать тебе кое-что о географии, — намекнул Даниэль.

— Как скажешь, — пожал плечами «ангел». — Где встретимся?

— Знаешь место на школьном дворе, там, где стоят подсобки? Вот и приходи туда сегодня в пять вечера. Тебя устроит?

— Ещё бы, — ухмыльнулся мальчик.

В пять часов вечера Даниэль уже был на месте. А еще через минуту он услышал уверенные шаги и осторожный шорох веток. Кусты сирени раздвинулись, и на полянку, где стоял Даниэль, шагнул его обидчик.

— Так. Ну и что ты хотел рассказать мне? — высокомерно спросил «ангел», с любопытством оглядываясь по сторонам.

— Немного, но этого тебе хватит. Я тебе обещаю, — ответил Дани, поймал взгляд обидчика и нанес ему жестокий удар снизу-вверх.

Это был апперкот. Дани ударил так, как научился в Александрии — так, чтобы вместе с кровью, наполнившей его рот, его обидчик выплюнул бы и зубы. Бил Дани в полную силу, но мальчик успел отклониться, и удар Даниэля пришелся «ангелу» в скулу. А потом «ангел» бросился на Даниэля сам. Он успел нанести Даниэлю два сильных удара в корпус и один в левый глаз, когда Дани следующим ударом в челюсть уложил своего противника на землю.

Отдышавшись и осторожно потрогав заплывающий глаз, Даниэль внимательно посмотрел в голубые глаза мальчика. Правда, теперь они побелели от бешенства, но Даниэля это не волновало.

— Как тебя зовут? — подумав, спросил Кейд и, помедлив, протянул своему противнику руку.

— Макс… Уоррен, — с трудом ответил его враг, сплевывая кровь, и крепко сжал пальцы Даниэля, когда тот помог ему подняться с земли. — Ну, ты и дерёшься, — с невольным уважением произнёс Макс, вытирая сочащийся кровью рот.

— Нормально, чтоб ты оставил меня в покое? — равнодушно спросил Даниэль.

— Может быть, — задумчиво произнёс Макс, ощупывая распухающую, наливающуюся тяжёлой болью, челюсть.

— Отлично. — Даниэль безмятежно повернулся к Максу спиной и отправился в сторону кампуса.

Оставшись один, Макс снова сплюнул кровь и поморщился.

«Вот чёртов Кейд. А ведь когда-нибудь я тебя убью», — пообещал себе мальчик, проверяя шатающиеся зубы.

Впрочем, больше к Даниэлю Макс не подходил.

А потом пришло рождество, и Даниэль впервые не поехал в Оксфорд, а остался с приятелями в КЕС. Пользуясь предоставленной свободой, мальчишки облазили занесенный снегом средневековый Йорк, нашли старинную крепость, напились пива и, веселясь до упада, чуть не провалились под лёд замерзшей речки Узы.

В ноябре 1984 года Даниэлю исполнилось тринадцать лет, и в нём впервые заговорила чувственность. Недолго думая, подросток разбавил кампанию из мальчиков кампанией девочек, и дело быстро пошло на лад. Летом Даниэль отправился на каникулы к одному из своих друзей во Францию. Там его ждал приятный сюрприз в лице взрослой сестры его юного приятеля. Девушка успела не только научить Даниэля паре французских фраз, но и провести пару ночей в его мягкой постели. Так Даниэль впервые оценил удовольствие, которое может доставить женщина, и пообещал себе, что отпразднует своё шестнадцатилетие, переспав с самыми красивыми девчонками из Херрогейта. В семнадцать лет Даниэль полностью исчерпал возможности Херрогейта и переключился на Йорк. Через месяц после своего восемнадцатилетия Дани отправился на рождественскую вечеринку в Йоркский университет, куда его пригласила знакомая ему пышногрудая студентка первого курса.

Стоя в очереди в гардероб, держа в руках свою куртку, Даниэль вдруг заметил ту, что заставила сильнее забиться его сердце. У девушки были глаза цвета Темзы и очень светлые волосы. И эта девушка была как раз во вкусе Даниэля. Не медля ни минуты, Дани натянул куртку и шагнул к девушке. Он заговорил с ней, сделал ей комплимент и добился того, чтобы девушка засмеялась. Её смех прозвучал, как серебристый колокольчик, серо — синие глаза засияли. С каждой минутой девушка нравилась Даниэлю всё больше и больше, и тогда он провел пальцами по её руке — да так, что дыхание девушки разорвалось и сбилось.

Через десять минут после знакомства девушка ушла вместе с ним. Девушку звали Кэтрин Старлайт, и она была красавицей, настоящей звездой Йорка. О том, как именно Кэтрин попала на вечеринку в Йоркский университет, Даниэль не задумывался.

Рождественские каникулы Даниэль и Кэтрин провели вместе.

Они гуляли по Йорку. Грелись за чашкой чая в кафе и разговаривали. Они много смеялись. И Даниэль с удивлением обнаружил, что Кэтрин идеально подходит ему. С ней всё было легко и просто. Единственное, что не давало Дани покоя, это то, что за неделю их знакомства он так не смог поцеловать Кэтрин, не говоря уж о том, чтобы уложить её в постель.

Решение этой задачи пришло к Даниэлю ровно через неделю.

В тот день Даниэль отправился на свидание к Кэтрин в Йорк.

Он уже подходил к её дому, когда заметил, что у порога Кэтрин его поджидает «сюрприз» в лице знакомого ему Макса Уоррена.

— Привет. А ты что здесь делаешь? — удивился Даниэль.

— Все очень просто. Кэтрин — моя девушка.

— Твоя? Да ладно, не ври, — холодно усмехнулся Дани. — Когда это у вас с ней что было?

— Ну, хорошо, — пришлось признаться Максу, — положим, пока не моя. Но я первым положил на нее глаз, Даниэль. И это я пригласил Кэтрин на ту рождественскую вечеринку в Йоркском университете, откуда ты её и украл, увёл прямо у меня из — под носа. Жаль, что я выяснил это слишком поздно. Впрочем, сейчас это не важно, потому что я — здесь. А у тебя есть выбор: либо ты оставишь Кэтрин в покое, либо мы встречаемся с тобой в одном знакомом нам месте в КЕС. Причем мы идем туда прямо сейчас. Итак, что тебе подходит?

— Ничего не подходит. — Даниэль явно что — то прикидывал в уме и тянул время, поглядывая на дверь дома Кэтрин.

— Ничего? А это почему? — уже еле сдерживал свой гнев Уоррен.

— Да потому, что с точки зрения географии, место, где я нахожусь сейчас, меня устраивает больше.

— Ладно, — пожал плечами Макс. — Ну, тогда не обессудь.

В этот раз, как ни странно, Уоррену удалось ударить Даниэля первым. Из разбитого носа Кейда брызнула алая кровь, но Даниэль не спешил возвращать Максу удар, он словно ждал чего-то. Чувствуя подвох, Макс сузил зрачки и приготовился «двинуть» своему врагу по-новой, когда из дверей дома вылетела разгневанная Кэтрин. Окатив ненавидящим взором остолбеневшего Макса, девушка приказала ему немедленно убираться.

— Но, Кэти… — ошеломленно выдохнул Макс. Он ещё не понимал, в чём дело.

— Никаких «Кэти», Макс! — От гнева Кэтрин была готова ногами затопать. — Как ты мог ударить его, ударить вот так, низко, подло? Уходи немедленно. А ты, — и Кэтрин кинулась к Даниэлю, который стоял, закинув вверх голову и зажимал кровоточащий нос, — скажи, ты не пострадал, honey? Может, вызвать врача?

— Спасибо, Кэтрин, но не надо. Я в порядке. Только вот кровь… — Даниэль отвёл от лица руку, и капли крови красным бисером закапали на его свитер, видневшийся из — под привычно распахнутой куртки.

Кэтрин ахнула:

— Даниэль, лапочка, пойдём со мной.

— Честно, Кэтрин, не надо. У тебя дома никого, и это неудобно.

— Пойдем ко мне, я кому сказала! — Повернувшись на каблуках, Кэтрин решительно направилась к дому. Даниэль, все также зажимая нос, покорно потопал следом.

А Уоррен побледнел: он понял, что Кейд его сделал.

И теперь Максу оставалось лишь сжимать кулаки и беспомощно наблюдать, как Кэтрин открыла двери и милостиво пригласила Даниэля к себе. И как тот вежливо покачал головой, благовоспитанно пропуская вперёд девушку. И как Кэтрин ласково улыбнулась ему и первой переступила порог дома.

Кэтрин так и не заметила, как улучив минуту, Даниэль озорно и совершенно по-мальчишески за её спиной подмигнул Уоррену. «Чертов Кейд. Когда-нибудь я тебя убью», — мрачно подумал Уоррен, глядя на Даниэля. А тот улыбнулся. Но это не был триумф победителя — Даниэль словно протягивал Максу пальмовую ветвь и предлагал перемирие. Макс раздражённо хмыкнул. Даниэль изогнул бровь и указал себе на повреждённый нос, а потом на челюсть Уоррена. И Макс не выдержал, расхохотался. Увидев реакцию недруга, Даниэль с облегчением вздохнул, дружелюбно кивнул и исчез за дверью. «Кэтрин — всего лишь ещё одна девушка, она ничего не значит. А вот Кейд — это дело другое. Возможно, мы могли бы стать приятелями. Даже братьями», — удивлённо думал Макс, покидая поле битвы.

«Отлично: партию с Максом я выиграл. А теперь Кэтрин — и „бинго!“», — прикрывая дверь дома, Даниэль от души помолился богу лукавства, чтобы задуманное вышло.

— Даниэль, где ты? — окликнула его Кэтрин. Голос девушки звучал глухо, раздаваясь из глубины дома. — Запри, пожалуйста, входную дверь. И проходи в гостевую ванную, это прямо по коридору. Я тоже сейчас туда приду, только возьму кое-что из маминой аптечки.

— Хорошо, Кэтти. — Пряча в лукавых глазах знающий огонёк, Даниэль проследовал в ванную. Сел на бортик, закинул голову вверх и принялся ждать девушку. И Кэтрин не подвела — явилась, вооруженная до зубов разноцветными ватными шариками, бесчисленным количеством медицинских пузырьков, бинтами — и тут же приступила к делу со всей серьезностью девочки, еще так недавно игравшей в медсестру со своими куклами. Даниэль покорно снёс все манипуляции Кэтрин, при этом постоянно приказывая себе держать руки на привязи. Покончив с ничтожной ранкой на лице Даниэля, Кэтрин с удовлетворением оглядела результаты своих трудов.

— Ну, с этим всё. А теперь снимай свитер. Живо! — с забавной строгостью, но явно смущаясь, приказала она.

Даниэль кивнул, послушно стащил водолазку и передал его Кэтрин. Поймав её настороженный, любопытный, быстрый взгляд, брошенный на его плоский живот и сбегающую вниз дорожку тёмных волос, Даниэль поднялся с бортика ванной и начал очень медленно расстегивать свои джинсы. Движения у него были мягкими, ленивыми, как у кота, собиравшегося поиграть с мышкой.

— Ты… ты что делаешь, Даниэль? — пискнула Кэтрин вмиг севшим голосом, — твои джинсы что, тоже испачканы?

— Пока нет, — честно признался тот и шагнул к Кэтрин.

Он обхватил ладонями её нежное лицо, заглянул в глаза, зажёгшиеся смущением. Наклонился и легко забрал в плен мягкие губы. Кэтрин безвольно ахнула. Не прерывая поцелуя, Даниэль взял её ладони в свои, положил их на свои бедра и, держа пальцы Кэтрин, потащил джинсы вниз:

— Скажи «да», Кэти.

— Я… нет, не могу.

— Скажи «да».

— Я… Да. О боже…

Так они и переспали.

Вечером возвращаясь в кампус, кусая белыми зубами сочный стебелек клевера, сорванный в саду Кэтрин, Даниэль размышлял о ней. Девушка оказалась именно такой, какой он её себе и представлял — нежной, страстной, чувственной, и к тому же по уши влюбленной в него. «Похоже, Кэтрин именно та, кто нужна мне. Она — просто потрясающая. Почти как… принцесса?», — спросил себя Даниэль и усмехнулся, вспомнив, как его отец Амир рассказывал ему сказки в детстве. Но где-то между этих воспоминаний выступило и еще одно — почти забытый образ, запечатлённый в детских рисунках Элли, потрясших его воображение: рыжеволосая девушка, хрупкая, как мечта. Удивительная. И совершенная. «Принцесса… всего лишь мираж, который не существует. И все же — как странно чувствовать, что тебе не хватает именно той, кого ты ещё не знаешь», — подумал Даниэль и покачал головой (в том месяце он запоем прочёл «Мост через вечность22»).

Прошла зима.

В начале весны Даниэль пообещал Кэтрин, что летом он обязательно познакомит её со своей семьей. Когда до вступительных экзаменов в Лондонскую школу экономики, куда они собирались поступать, оставалось совсем немного, Даниэль отправился в Оксфорд. Он собирался договориться с матерью и приёмным отцом о дате приезда Кэтрин. О том, что дома может быть Элли — мастерица испортить ему праздник, в голову Даниэля как- то не приходило.

Сев в пригородный поезд, Даниэль уже через час пятьдесят пять минут оказался на станции «Лондон Кинг Кросс». Купив билет на даблдеккер, Дани с удобством добрался до Оксфорда. Выпрыгнув из красного автобуса, он огляделся. С удовольствием узнавая знакомые места, подхватил на плечо сумку с учебниками и лёгкой походкой пошел к Пенсильвания Авеню.

Меряя шаги по светло-серой тротуарной плитке, Даниэль с легким сердцем вспоминал, как впервые увидел красивый, ухоженный дом Дэвида Александра Кейда. Этот дом стал ему по-настоящему родным. Даниэль улыбался, представляя, как весело играет солнце на ярких витражных стеклах первого этажа — там, где была кухня. Здесь часто собирались немногочисленные приятельницы его матери, болтая о цветах, мужьях, детях, рецептах. Дани ухмыльнулся при мысли о том, что на чердаке этого дома наверняка по- прежнему спрятан большой, глянцевый, расписанный желтым по чёрному, сундук из египетской Александрии. А ещё Даниэль вспомнил, как в этом сундуке он однажды запер надоедливую сестру, чтобы та не мешала ему целоваться с её красивой подругой.

При мысли об Элли Дани невольно сбавил шаг и недовольно поморщился. В его сумке, между страницами учебников, которые он взял почитать в дорогу, до сих пор лежали три последних нераспечатанных письма, написанных ему Элли.

«Не забыть бы избавиться от этих дурацких бумажек», — напомнил себе Даниэль.

С этой мыслью он и открыл незапертую калитку.

Вступив на бело-розовую гравиевую дорожку, Даниэль обогнул дом, отмечая, как разрослись розы. Когда до парадного крыльца оставалось совсем ничего, тяжелая дверь дома открылась, и на белое крыльцо выпорхнула рыжеволосая девушка. Ее нежно-зеленое платье струилось по высокой груди, обвивало воланами ноги. Чистая, хрупкая, совершенная, тоненькая и изящная — девушка казалась истинной моделью Веры23. И эта девушка была очень похожа на мечту, изображенную на детских рисунках Элли.

Не замечая Даниэля, девушка покрутила головой, выглядывая кого-то. Словно отвечая на её немой призыв, из — за кустов сирени раздался затейливый, переливчатый свист. Девушка улыбнулась, и Даниэль задохнулся, увидев улыбку — самую красивую на свете…

Его детская мечта обрела облик и имя.

— Элли, это ты? — потрясенно ахнул Даниэль.

При звуках его голоса девушка обернулась. И Даниэль невольно сдвинул брови, заметив, как улыбка покинула лицо сестры, вмиг ставшее безмятежным.

— Salam Dani, — очень вежливо поздоровалась девушка на арабском языке, рассматривая брата. — Проходи в дом. Мамы и папы еще нет, но они скоро будут. Отправились на рынок, кое-что купить на обед. Мама попросила меня дождаться и тебя встретить. Хорошо, что ты приехал вовремя, а то мне пришлось бы занести ключи соседке.

При звуках родной, не забытой им, речи, Даниэль окончательно врос в гравий.

Ему никто не удосужился рассказать, что его младшая сестра так сильно изменилась, и даже успела выучить его родной язык. И тут Даниэль мысленно дал себе хорошего пинка: наверняка все эти новости были подробнейшим образом изложены в посланиях Элли. И Дани немедленно поклялся себе обязательно прочитать все те письма, что были спрятаны в его рюкзаке, и все то, что Элли ещё обязательно напишет ему.

— Э — э.. salam Elle. — Стараясь казаться уверенным, Даниэль кивнул и поднялся на крыльцо. — Кстати, а обнять меня ты не хочешь? — насмешливо предложил он сестре, намекая на их первую встречу.

Подумав, Эль отрицательно покачала головой.

— В чем дело? — Даниэль поднял брови. — Раньше ты была куда как смелей, — подначил он девушку.

«Тёплую» встречу родственников прервал новый, теперь уже нетерпеливый свист из — за кустов сирени. Эль побледнела. Даниэль презрительно изогнул бровь.

— А это как прикажешь понимать? — надменно спросил он, кивая на злополучный куст.

— А так: это — мой приятель. У меня с ним свидание, — спокойно и независимо отрезала сестра. — А это — ключи от дома. На, держи. — Элли попыталась вложить медную связку в ладонь Даниэля и улизнуть, но смуглые, сильные пальцы обвились вокруг узкой белой руки Эль, и — …

«Ошибка», — понял Даниэль, ощутив, как внутри него разгорается очень опасное пламя. Даниэль невольно нашёл глаза Эль: чувствует ли она то же самое?

В ответ Эль зажмурилась и отдёрнула руку. Вынув из кармана зелёного платья белый платок, медленно и брезгливо вытерла им свои пальцы. И Даниэль оторопел: удар был нанесён мастерски, профессионально. Вот так, всего одним коротким движением Эль дала ему понять, что ничего не забыто, что топор войны не зарыт и что лёгкого примирения не будет. Пользуясь замешательством Даниэля, впервые не знавшего, что сказать, Эль сбежала с крыльца. Потом, словно о чём-то вспомнив, обернулась:

— Дани, я тебя очень прошу: не называй меня больше Элли. Та история закончилась, можешь поставить в ней точку. Меня зовут Эль. Это — всё.

И Даниэль потерял дар речи.

Ровно через секунду рыжее пламя волос Эль исчезло за кипельно — белой сиренью. «Ничего себе», — растерянно подумал Даниэль. От неприятных мыслей его отвлек сочный мальчишеский голос, приветствующий его сестру — и звук не менее сочного поцелуя:

— С кем это ты болтала?

— Со сводным братом. Он у нас знаешь ли, вечный принц… Не обращай внимания. — Насмешливый бархатный голос Эль и издевательский хохот её приятеля удалялись всё дальше и дальше, а Даниэль в бешенстве закусил губу. Вид у него был беспомощный и разъярённый.

Таким и застали Дани отчим и мать, открывая калитку дома:

— Здравствуй, Даниэль! Как ты вырос, возмужал.

— Дани, детка, приехал… Я так ждала. Скажи, ты уже видел Эль?

— Видел… Здравствуйте, мама, отец, — уверенно пожимая крепкую, тёплую ладонь Дэвида, Даниэль взял себя в руки, а обнимая мать, поймал себя на мысли о том, что, как и Эль, делает лицо безмятежным…

Вечером Даниэль раздражённо мерил широким шагом дорожку перед домом, и ему хотелось разом сделать несколько вещей: притащить Эль из Лондона. Надрать уши непокорной сестре. Засветить в глаз её приятелю, у которого был отвратительный свист и не менее отвратительный хохот. Или — вернуться в тот день, когда Эль улыбалась только ему и только на него смотрела.

Но Даниэль так и не дождался возвращения сестры: Эль позвонила Мив-Шер, извинилась и предупредила, что останется ночевать в лондонской квартире Кейдов. Квартира была расположена на Риджент Стрит.

— Мам, а часто Эль гуляет по ночам и не ночует дома? — небрежно поинтересовался Даниэль, едва лишь мать опустила трубку.

— Нет, не часто, — обернулась та, — а что?

— Да так, ничего. — Даниэль ушёл от ответа.

— Ну-ну, не злись, — понимающе улыбнулась Мив- Шер. — Просто ты очень давно здесь не был. И видимо, поэтому успеть забыть, что твоя сестра всегда отличалась редкостным благоразумием. Правда, за исключением тех случаев, когда ты доводил ее до слёз своими жестокими шутками.

Мать явно намекала на любовные приключения египетского сундука. Даниэль ухмыльнулся.

— А что, мне надо было с Эль целоваться? Так это никогда не поздно исправить, — ляпнул он и тут же осёкся, заметив жёсткий, хлёсткий, непримиримый взгляд матери.

— Дани, не забывай, о ком ты говоришь, — ледяным тоном обрезала сына женщина. — И кстати, заодно разреши мне тебе напомнить, что я не только твоя мать, но и Эль тоже. Поэтому позволь мне поговорить с тобой о ваших с Эль отношениях.

«Понятно: сейчас мама прочитает мне лекцию о том, что нужно уважать чувства сестры. Потом скажет, что любит меня больше жизни, и, наконец, отстанет от меня. Вот тут — то я и спрошу у неё, когда мне привезти в Оксфорд Кэтрин», — с этой мыслью Дани скрестил руки на груди, грациозно привалился плечом к косяку двери и небрежно кивнул матери:

— Хорошо, мама. Давай, говори. Я тебя слушаю.

— Знаешь, Дани, я всегда жалела о том, что в детстве вы с Эль так и не подружились, — медленно, раздумчиво поглядывая на сына, начала Мив-Шер. — Наверное, это можно было исправить тогда, когда ты и Эль были ещё маленькими. Заставь я тебя тогда быть терпимее к девочке или отправь я тебя в школу по соседству с той, где училась Эль, и всё было бы по-другому. Ты научился бы видеть в Эль сестру, заботиться о ней, уважать её, а не воспринимать как досадную помеху — или как человека, чужого тебе. Но Дэвид запретил мне давить на тебя. И я послушалась Дэвида. Я отступила… Впрочем, я уже тогда понимала, что если моё руководство ты только терпишь, то с Дэвидом ты считаешься. Не отрицаю, подход, который Дэвид нашёл к тебе, во многом оправдался. Ты научился выбирать главное. Сумел найти себя в этой стране. Серьёзно относишься к будущему. Даже то, в какой профессии ты видишь себя — в этом тоже заслуга Дэвида. К счастью для меня, ты хорошо помнишь и свою кровь. История твоего рода и долг перед ним навсегда отпечатаны на твоей руке. — Мив-Шер понизила голос и красноречиво указала глазами на белый crux ansata на правом запястье Дани. — Но есть то, что смущает меня. — Мив-Шер помолчала. — С возрастом ты всё больше похож на Амира.

— Мам, я, конечно, понимаю, что теперь ты замужем за Дэвидом. Но сейчас ты говоришь о моём родном отце, — ощетинился Даниэль.

— А ты считаешь, что знал Амира лучше меня? Ну, тогда скажи мне, каким он был, твой родной отец? Что делал, чем занимался? Чему он посвящал свою жизнь, когда не рассказывал тебе сказки? — невозмутимо предложила Мив-Шер. От неожиданности Даниэль моргнул и не нашёлся с ответом. — Вот именно, — прохладно кивнула женщина. — Ты мало, что знал о своём отце — ты просто им восхищался. А я всегда была рядом с Амиром. Я хорошо его знала… И я говорю тебе: кое в чём ты — его полная копия. У тебя то же незабываемое лицо, тот же нрав — и самоуверенность. Для тебя просто не существует слова «нет». Возможно, именно поэтому ты так нравишься девушкам… Но я совсем не уверена, Дани, что ты вообще можешь любить женщину. Конечно, я говорю о сердечной привязанности, о душевной близости, а не о… о… — И тут Мив-Шер запнулась и покраснела, как девочка.

Даниэль фыркнул: смущение матери позабавило его.

— А теперь, что касается твоей сестры, — проигнорировав усмешку, скривившую губы сына, Мив-Шер перешла к самому главному — к тому, что волновало её превыше всего: — Дани, Эль — не ты. Я — женщина, которая Эль воспитывала. Есть то, что невозможно увидеть глазами, но это то, что чувствует душа матери. И я говорю тебе: в Эль — иная порода. Твоя сестра принадлежит к тем, кто рождается только с одним сердцем. — Мив-Шер подняла на сына глаза. — Такие, как Эль, любят только один раз и навсегда — порой, до самоотречения… И если люди, подобные Эль, со временем осознают, что избранник их недостоин, что он обманул их, они не перестанут любить его, даже если весь мир будет против. Эта любовь без условий, она — вечная и настолько сильная, что может сломать жизнь и расколоть сердце. А я, как мать, не допущу, чтоб с Эль случилось дурное.

— Слушай, мам, какое мне дело до сердца Эль? — Даниэль поднял брови. Но Мив-Шер хлопнула ладонью по столу, запретив перебивать себя:

— Помолчи и дослушай. Повторяю тебе: я не допущу, чтоб с тобой или Эль однажды случилось дурное, — уже без обиняков припечатала Мив-Шер. — Я знаю, кто такая Эль — и знаю, на что ты способен. И если ты видишь в Эль девушку, на которую ты, быть может, однажды захочешь предъявить права, польстившись на её внешность, то Эль, к счастью, пока воспринимает тебя только как старшего брата. Я знаю, что девочка, не смотря на твою отстраненность, всегда тянулась к тебе. И сейчас ещё тянется…

Поэтому, пока не поздно, прошу тебя, Дани, воспользуйся её добрым отношением. Примирись с сестрой. Впусти Эль в свою жизнь. Стань ей защитой, опорой… В конце концов, познакомь Эль с этой твоей избранницей, — и Мив-Шер поморщилась, — с этой своей Кэтрин. Но, конечно, только в том случае, если у вас с Кэтрин всё серьёзно, — быстро поправилась Мив-Шер. — Но если в твоём сердце, в твоей голове есть хоть одна дурная мысль, то запомни: хочешь ты этого или нет, но Эль — твоя сестра. Дэвид усыновил тебя, и, это значит, что вы с Эль — сиблинги24. Ты знаешь, что это такое? Для всех вы — только родственники. Именно поэтому Эль никогда не выберет тебя. А что касается тебя, Дани, то я могу добавить только одно: в Англии, где ты живешь, связь между сиблингами — позор. А в исламском мире, где ты родился, этот позор карается смертной казнью. Как аборт. Как убийство детей. Как отречение от веры.

Мив-Шер помолчала. Даниэль внимательно смотрел на мать.

— Ты знаешь, через что мне пришлось пройти, чтобы увезти тебя в Англию? — Мив-Шер подняла на сына грустные глаза, и Даниэль кивнул: он хорошо помнил косые взгляды, угрозы и презрение людей. — Нет, Дани, всё это — не то. Это так, мгновение… Есть другое, то, что гораздо важней, что я от тебя скрывала. В день, когда я распрощалась с Александрией навсегда, я оставила там своего брата — единственного человека, с которым у меня была одна душа на двоих. Я оставила Рамадана только потому, что пыталась уберечь от его участи тебя. Я хотела, чтобы будущее моего сына было другим — счастливым и светлым. В день, когда я видела своего брата в последний раз, я дала ему одно обещание, что ни один твой поступок не запятнает его честь.

Поэтому, запомни: если я ещё хоть раз увижу в твоём взгляде то, что заметила, когда ты говорил об Эль, то ты лишишься крыши над головой, которую так любезно предоставил тебе Дэвид… Дани, я не шучу. Ценой одной твоей нечестивой мысли по отношению к сестре будет твоё решение, как именно ты покинешь этот дом: уйдёшь ли ты сам, добровольно — или же об этом позабочусь я. Но если ты, Дани Эль-Каед, предашь веру, в которой я тебя воспитала, пытаясь уберечь от того, что уготовил тебе Рамадан, у тебя больше не будет матери. Никакого выбора, Дани. Я просто сделаю это. Я тебе обещаю.

Мив-Шер закончила говорить и теперь смотрела на сына.

Не веря услышанному, Даниэль впился в лицо матери. Безмолвный поединок продолжался несколько секунд. Но если Мив-Шер смотрела на сына спокойно, уверенная в своей правоте, то Даниэль был потрясён, унижен и растоптан.

И Дани не выдержал первым, он отвёл глаза.

— Итак, мы договорились? — пугающе — тихо спросила Мив-Шер.

Это был не вопрос, а требование. Не в состоянии говорить, Даниэль коротко и согласно кивнул матери. Забыв о Кэтрин, занятый только тем, чтобы держать высоко свою голову, Даниэль развернулся и отправился в свою комнату. Поднимаясь вверх по лестнице, он так и не заметил, каким горьким взглядом проводила его Мив-Шер, точно предвидела будущее.

В ту ночь Даниэль долго не ложился спать.

Заложив руки за голову, сидя в кресле и мрачно изучая белый потолок, по которому двигались тени, Даниэль вспоминал разговор, состоявшийся у него с матерью. Воспоминания о детстве, об Александрии и о его родном отце вернулись к нему снова, и на ум Даниэлю пришли тысячи разных мелочей, которые ускользали раньше. И Дани впервые понял, что, по большому счету, он никогда по — настоящему не знал Амира.

Амир Эль-Каед редко, когда бывал дома, а если и приезжал, то рассказывал сыну какую-нибудь очередную историю и снова надолго пропадал. И только Мив-Шер, всегда была рядом с сыном. Она отдала ему всю свою жизнь, и впервые о чём-то попросила. А еще рядом с ним, Дани, теперь было надёжное плечо Дэвида. Отчим верил в него, он подарил ему новую жизнь и всё свое уважение. И обмануть доверие человека, который стал ему настоящим отцом, было попросту невозможно.

Впервые за много лет Даниэлю стало по-настоящему стыдно.

На рассвете он решил, что утром извинится за свое невнимание перед матерью и отцом и попробует подружиться с Элли. Последней мыслью Даниэля стало воспоминание о том, как сильно Эль изменилась. «Интересно, а с кем Эль проводит время в Лондоне? И что это за приятель такой?» — спросил себя Дани. Поняв, что он становится просто смешным с этой своей детской ревностью, Даниэль раздражённо провёл ладонью по лицу, но видение Эль не пропало. Разозлившись на себя окончательно, Даниэль пожелал себе поменьше думать об Эль и почаще о Кэтрин. Остудив голову и обуздав разбушевавшееся воображение, Даниэль перебрался в кровать, где и заснул.

Очнулся он от собственного крика.

Ему приснилась обнаженная Эль в объятиях мужчины. Темноволосый, стройный, смуглый, мужчина швырнул Эль на постель.

— Дани, не подходи, не надо, — молила Эль, — он убьёт тебя. Ты не знаешь, на что он способен.

Сжав кулаки, Даниэль замер в опасной близости от кровати Эль и беспомощно наблюдал, как маленькая сестра пытается увернуться, и как насильник снова толкнул её на постель и прошипел:

— Я хочу, чтобы ты улыбнулась. Я хочу, чтобы ты смотрела только на меня. И я хочу, чтобы ты знала: какую бы женщину не выбрал себе я, ты всегда будешь принадлежать мне. И я, наследник рода Эль-Каед, получу тебя любой ценой, даже если весь мир будет против.

В этот миг Даниэль шагнул вперёд, чтобы свернуть самозванцу шею. Даниэль опоздал лишь на одно мгновение: незнакомец угрожающе завис над распростёртой девушкой, сделал резкий, короткий выпад вперёд, и Эль жалобно вскрикнула. Пригвоздив девушку к постели, самозванец обернулся, и на Дани торжествующе взглянули янтарные глаза с красно-медным отливом.

Это были его собственные глаза. Это был сам он.

Задохнувшись от ужаса и резкого, болезненного возбуждения, Даниэль вскочил на ноги. Шатаясь, подошёл к окну и распахнул его. На мгновение ему показалось, что он больше никогда не сможет дышать. «Мама права. Я же fasik, грешник. Я же хочу свою собственную сестру», — осознал он, и ему впервые в жизни стало по-настоящему страшно. Демоны рода Эль — Каед дышали ему в затылок. Они возвращались к нему, чтобы забрать его душу. Корчась от страха и отвращения к себе, Даниэль быстро оделся, написал матери записку, в которой сослался на несуществующий семинар, вызвал такси и уехал.

Назвав таксисту первый же адрес, пришедший ему на ум, Даниэль всю дорогу мрачно смотрел прямо перед собой, сидя на заднем сидении кэба. А потом он вспомнил о том, что лежало в его рюкзаке. Запустив в сумку руку, Даниэль вытащил так и непрочитанные им письма Эль и с ожесточением начал рвать их. Собрав мелкие клочки в горсть, под неодобрительным взглядом водителя Даниэль одним движением выкинул обрывки из окна. Водитель нахмурился и уже собирался сделать Даниэлю выговор, когда поймал в зеркале бешеный взгляд его глаз. Водитель прикусил язык и молча втянул голову в плечи. Он еще долго ёжился при воспоминании о том, как рвалось из глаз этого странного юноши адская смесь ярости, боли и муки.

Водитель вздохнул с облегчением только когда высадил Даниэля у неприметного дома в Йорке. «Интересно, что с этим парнем не так?» — подумал водитель и уехал. Точно такая же мысль пришла в голову Кэтрин, в дверь которой сейчас отчаянно звонил Даниэль.

Больше в Оксфорд в то лето Даниэль не приезжал. Боясь самого себя, не желая встречаться с сестрой, Дани снял небольшую квартиру на юго-западе Лондона. Вскоре туда же, на Флит Стрит переехала и Кэтрин. Осенью Даниэль и Кэтрин вместе поступили в ЛШЭ — Лондонскую школу экономики. В конце осени Даниэлю исполнилось ровно двадцать лет.

Приближался декабрь, а за ним и год девяносто первый.

@

90-е годы, за двадцать лет до описываемых событий.

Лондон — Оксфорд.

Великобритания.

Девяностые прошлого века — весьма необычное время.

Если в Александрии, где родился Дани Эль-Каед, все еще царил закон военного положения, то на Западе, где жил Даниэль Кейд, наступала эпоха крушения «железных» занавесов. Первое потрясение ожидало мир, когда в конце восьмидесятых рухнул вечный «монстр» — СССР, и на свет появилось новое лицо России. Через несколько лет это, зарождающее государство, станет крупнейшим в Европе и обретёт статус президентско-парламентской республики. Ну, а пока Россию ждали болезненные экономические реформы.

Лондонская школа экономики, где благополучно учились Даниэль и Кэтрин, в девяностых занимала не только престижное, исторически выделенное ей место между Клэр Маркет и Хагтон Стрит. К тому времени к ЛШЭ отошли еще четыре здания, построенные между парком Линкольн- Инн- Филдс и Олдвич Стрит. Это удобное расположение позволяло студентам в перерывах между занятиями (а иногда и вместо них) гулять в парке, в своё время ставшим прообразом Центрального парка в Нью-Йорке. Иногда Кэтрин затаскивала Даниэля в популярный театр «Олдвич». Девушке нравились постановки только-только входившего в моду Эндрю Ллойда Вебера. Но еще чаще Даниэль и Кэтрин бывали в кампусе ЛШЭ, у Макса Уоррена. К тому времени Макс перевелся из Йоркского университета, где он проучился весь первый год, в ЛШЭ, и стал закадычным приятелем Кейда. Теперь все они — Дани, Кэтрин и Макс — вместе «познавали причину вещей», как гласил девиз Лондонской школы экономики.

Неразлучная троица неплохо училась и прекрасно жила, пока кое- кто не нарушил их планы.

— Слушай, Кейд, а кто такая Стелла Фокси Мессье? Ты в курсе, что она с отличием сдала экзамены и теперь собирается учиться здесь? — спросил одним сентябрьским утром Макс у Даниэля. Макс, Даниэль и Кэтрин стояли на Хагтон Стрит, отойдя от ЛШЭ на добрый десяток метров, и совещались, где сегодня им прогулять самую первую лекцию.

Услышав вопрос, Дани послал мысленное проклятие сестре и недовольно поморщился. Он уже слышал эту новость: пару часов назад Мив-Шер позвонила Дани на Флит Стрит, чтобы с гордостью сообщить сыну о том, что Эль поступила в ЛШЭ, набрав высшие баллы. Даниэлю пришлось терпеливо выслушивать бесконечные дифирамбы матери в адрес Эль, и даже лицемерно выразить Мив-Шер свое удовлетворение от того, что он и сестра теперь будут учиться вместе. Когда мать закончила разговор, Дани злобно швырнул на рычаг трубку, взъерошил волосы и спросил себя, а какого, собственно говоря, чёрта, его неугомонная сестрица поступила именно в эту школу?

— Макс, а как ты узнал, что Эль сюда зачислили? — спросил Даниэль у Макса, лишь бы что-то сказать.

— Ты меня обижаешь, Кейд, — хмыкнул тот. — Я же помощник нашего бессменного директора, сэра Джона Эшворда25. Представь: только я закончил подбирать материалы к его новым статьям, как секретарь принесла списки первокурсников и попросила меня передать их директору. А двадцатым номером в этом списке шло имя мисс Кейд… Так что, юная Стелла — это твоя родственница? Она тебе кто, сестра?

— Она мне — вечное наказание, — буркнул Даниэль.

— А с чего тебя вообще потянуло смотреть эти списки, Макс? — вмешалась в разговор Кэтрин. Увидев в руках Даниэля незажжённую сигарету, которую тот быстро крутил в гибких пальцах, Кэтрин нахмурилась и по-свойски отобрала её: — Не кури, Дани. Ты же знаешь, я не выношу табачный дым. И для цвета лица плохо…

— Кэти, милая, а кому ж, как ни тебе, знать, как дорого заплатил я однажды, просмотрев фамилию «Кейд» в списке гостей, приглашенных на одну новогоднюю вечеринку в Йоркский университет? — дурашливым голосом пропел Макс. Кэтрин рассмеялась. Макс подмигнул Кэтрин и вынул из рук девушки сигарету, ранее отобранную у Даниэля.

— Ты же знаешь, Кэти, я никогда не повторяю своих ошибок, — продолжил своим нормальным голосом Макс. — Итак, я хочу знать, как выглядит юная мисс Кейд. Её правда зовут Стелла? Она прекрасна, как и её имя?

— Да ну тебя, Макс, — улыбнулась Кэтрин. — Это же сводная сестра Даниэля. Даниэль зовет сестру Эль. Правда, это мило?

— Не правда, Кэтрин. Это не мило, а очень мило. И что, эта Эль очень похожа на своего брата? — Макс подмигнул Кэтрин, и та весело расхохоталась.

Итак, это была шутка — домашняя заготовка Кэтрин и Макса.

Утром, подслушав звонок Мив-Шер и увидев недовольство Даниэля, Кэтрин решила разыграть его. Улучив момент, когда Даниэля не было рядом, Кэтрин набрала Максу. Она рассказала Уоррену все, что знала об Эль, не забыв добавить, что сам Даниэль избегает Эль и никогда, ни единого раза, не показывал Кэтрин ни одной фотографии сестры. Всё это наводило её, Кэтрин Старлайт, самую красивую девушку Йорка и ЛШЭ, на весьма любопытные выводы.

— Макс, спорим на что угодно, что сестра Даниэля — уродина, — ехидно заключила Кэтрин.

«Моя шутка удалась», — торжествующе подумала девушка, проследив за несчастным выражением на лице Даниэля. Глаза Кэтрин сверкнули от удовольствия. Но Даниэль этого не замечал: в этот миг он, подняв брови, высматривал в толпе студентов знакомый, высокий, тоненький, очень женственный образ, увенчанный копной рыжих волос, ярко блестевших на солнце.

«Отлично, Эль. Раз уж ты решила поступить в ЛШЭ назло мне, то теперь пеняй на себя», — мрачно решил Даниэль.

— Я смотрю, вы оба очень хотите увидеть Эль, — лениво растягивая слова, сказал Даниэль Кэтрин и Максу. — Ну что ж, сейчас у вас будет прекрасный шанс удовлетворить свое любопытство. Вот она, моя славная сестричка, моя маленькая сестричка, моя глупая сестричка, плавно двигает по направлению к ЛШЭ… а ну-ка, иди сюда, Эль!

— Дани, привет, — услышали Макс и Кэтрин нежный девичий голос.

Макс обернулся, ахнул и застыл. Рядом с ним с ревнивым шипением втянула воздух в лёгкие Кэтрин.

Сейчас Даниэль с большим бы удовольствием пошутил над ошарашенными выражениями лиц Кэтрин и Макса. Но Даниэлю было не до смеха. На повестке дня стояло укрощение непокорной Эль, и ещё кое-что похуже — жгучее, как соль на ранах, воспоминание об их последней встрече. Тогда, в Оксфорде, в доме родителей, Эль откровенно пренебрегла им. Кроме этого, Даниэль отлично помнил и свой последующий разговор с матерью, и сон с участием сестры, который, как ржавчина, разъедал его тело и душу. В своё время Даниэль отлично научился обходиться без сестры. И вот теперь Эль, как навязчивое воспоминание, посмела явиться снова. И Даниэль решил воспользоваться моментом, чтобы одним махом расквитаться с непокорной и заставить Эль убраться и из ЛШЭ, и из его жизни.

Безжалостно растерев каменными жерновами мести хрупкое зерно совести, Даниэль привычно изогнул бровь и с убийственным спокойствием начал жестокое истязание Эль.

— Знакомьтесь, друзья, — невозмутимым, ровным голосом произнёс он. — Это — Элли. Она — моя сводная сестра. В детстве считала меня своим вечным принцем. — Кэтрин фыркнула. Макс расхохотался. Только Эль не смеялась. — Но вы должны звать мою сестру Эль, потому что Элли — имя у нас сугубо домашнее. Я уж и сам не помню, когда в последний раз называл сестру так. Наверное, тогда, когда Элли и я поставили в наших отношениях точку. Такую большую, круглую и очень жирную точку… похожую на то, чем когда-то была моя сестра.

Эль побледнела и, не веря происходящему, распахнула глаза. Даниэль оскорбительно улыбнулся ей: он ещё не закончил.

— А вот это, Эль, моя девушка. Её зовут Кэтрин. Что мне нравится в мисс Старлайт, так это то, что она никогда не прибегала на мой свист — ни зимой, ни летом. Кэтрин вообще не похожа на некоторых девиц, которые сначала плачут в сундуках, потом шастают по кустам, а после ночуют не дома. Интересно, как называют таких девиц? Кэтрин, ты не подскажешь?

Кэтрин сладко улыбнулась. Макс сузил зрачки, оценивая силу удара. Эль вздрогнула, побледнела, покачнулась, но всё-таки устояла. Взгляды брата и сестры скрестились, и, пришпоренный жаждой мести, Даниэль решил махом выиграть весь поединок.

— Ну, а это, Эль, Макс Уоррен. Макс — мой хороший приятель и лучший помощник директора школы в истории ЛШЭ. Если понадобится, Макс похлопочет о том, чтобы тебя приняли в кампанию первого курса. Но в этом случае ты, конечно, должна пообещать ему, что не будешь доставать его. Ну, знаешь, как это бывает, когда забрасывают знакомых и родных нудными, идиотскими письмами, а потом приглашают подруг на лето и таскают их ко мне, чтобы я обратил на тебя внимание. А потом ревниво подглядывают из сундуков, жалуются на меня и рыдают на плече у мамочки…

Даниэль презрительно хмыкнул. Эль перевела беспомощный взгляд на Кэтрин и Макса. Эти двое тоже ей улыбались. Хотя нет: они над ней смеялись.

Эль закрыла глаза и очень медленно сосчитала про себя до десяти. У неё получилось. Когда она посмотрела на Даниэля, её взгляд стал безмятежным.

— Рада знакомству, Кэтрин, — очень тихо и очень вежливо сказала Эль. Привычные слова и жесты давались ей с трудом, но Эль всё же наклонилась к щеке Кэтрин, чтобы поцеловать её, как это принято. Эль была выше Кэтрин, и той пришлось подняться на цыпочки. Даниэль с самодовольной улыбкой наблюдал за Эль. Увлечённый собой, он пропустил тот момент, когда вместо стеснительности в движениях Эль появились острота и стремительность. Звук поцелуя Эль прозвучал у самого уха самодовольной Кэтрин с грохотом пистолетного выстрела. Кэтрин ахнула, дёрнулась назад и со всей силы впечаталась затылком в челюсть Даниэля. Застонав, Кэтрин схватилась за макушку. Даниэль, который чуть не откусил себе язык, моментально расцепил объятия, в которых ещё секунду назад нежилась Кэтрин, и зашипел от боли.

— Ах, простите, я такая неловкая. Это у меня с детства, знаете ли, — шёлковым голосом пропела Эль и повернулась к Максу.

Тот, с искрящимися от смеха глазами, моментально поднял вверх руки, признавая своё поражение. Эль внимательно посмотрела в его глаза.

— Рада знакомству, — просто сказала она.

В ответ Макс бережно взял в ладонь дрожащие пальчики девушки, понимающе сжал их, и Эль показалось, что перед ней добрый ангел, сошедший с небес.

— Мисс Кейд, отныне я ваш вечный поклонник, — улыбнулся Макс. — Берите меня с собой. Распоряжайтесь мной, вообще, делайте со мной всё, что угодно, потому что вы — чудо. И поверьте, я — ваш друг. Не то, что эти двое…

Потирая челюсть, Даниэль пораженно наблюдал, как на лице его сестры расцвела улыбка — самая красивая на свете. Глаза Макса жадно и ярко вспыхнули, а мир Даниэля рухнул. Холод, спокойствие, умение владеть собой — всё обратилось в хаос. Теперь Даниэлю оставалось только стоять и, беспомощно наблюдать, как Макс Уоррен уверенно уберет Эль под руку и уводит её в сторону учебного корпуса.

— Я вам сам здесь всё покажу, — донеслось до Даниэля.

— Даниэль, ты меня слышишь? Ты что? — одёрнула его Кэтрин.

— Ничего… Ладно, пошли на занятия. — Не обращая внимания на изумленную Кэтрин, Даниэль сунул руки в карманы и отправился совсем в противоположную сторону.

Унизив Эль, он проиграл. А вот Макс всё сделал правильно.

В десятых числах декабря 1990 года студенческий совет ЛШЭ закатил серию рождественских вечеринок, которыми от души наслаждались все студенты школы. Но для Даниэля этот весёлый праздник Рождества стал его личной Голгофой. Некогда безоблачные отношения Кэтрин и Даниэля испортились и перешли в фазу обоюдных недомолвок.

Всё началось с того, что Кэтрин стала постоянно донимать Даниэля новостями о том, как продвигаются отношения Эль и Макса. И Даниэль всё чаще спрашивал себя, зачем это нужно Кэтрин.

Во-вторых, Даниэль постоянно встречал Эль в компании Макса. Они попадались ему на глаза то в кампусе, то в коридорах, то в библиотеке, то в кафе, то в учебном корпусе. Но каждый раз при виде его Эль, едва кивнув, отходила.

Но самым ужасным было то, что Даниэль стал физически ощущать присутствие сестры. Предчувствуя её появление, он легко находил Эль взглядом в толпе. Его тело было настроено на Эль все двадцать четыре часа в сутки. Это злило Даниэля. Это раздражало его. Это делало его уязвимым. Одна мысль о том, что Макс постепенно прибирает Эль к рукам, заставляла Даниэля сходить с ума от ревности и отчаяния. Но об этом никто не знал: Даниэль хорошо научился скрывать свои чувства. Он просчитался лишь в одном: Кэтрин его знала. Кэтрин была не на шутку влюблена в него. И Кэтрин не выдержала первой.

Скандал разгорелся в канун Рождества, когда Даниэль категорически отказался идти в школу на последнюю вечеринку.

— Ладно, хорошо, Даниэль. Мы никуда не пойдем, если только ты скажешь, почему ты не хочешь идти туда, — заявила Кэтрин.

— Кэти, у меня просто нет настроения. Мне и тут с тобой хорошо, — беспечно ответил Даниэль, развалился на новеньком диване и шутливо предложил: — Давай, иди в мои объятия.

— Даниэль, хватит дурачиться. Объясни мне, наконец, что с тобой происходит? Ты сам не свой с того дня, как познакомил Эль с Максом. Хотя нет… я не права… всё началось намного раньше, когда ты ездил в Оксфорд, к своей семье. Что-то случилось там, да? Ты ведь что-то скрываешь, разве нет?

— Кэти, отвяжись от меня. Ты сама не понимаешь, о чём говоришь, — и Даниэль беспечно взял в руки пульт от телевизора.

— Ах так? — Зло прищурившись, Кэтрин пересекла комнату и встала напротив Даниэля. Сложив руки на груди и заслонив телевизор, она потребовала: — Скажи мне правду, и я от тебя отстану.

— Кэти, я тебе повторяю: я не понимаю, о чём ты говоришь, — буркнул Даниэль, переключая каналы, и безуспешно стараясь разглядеть хоть что-нибудь на экране, который спиной загораживала Кэтрин.

Устав от комедии, которую Даниэль ломал почти полгода, Кэтрин шагнула к нему и выхватила пульт. Не оборачиваясь, выключила телевизор, потом размахнулась и запустила пультом в голову Даниэля. Пульт просвистел рядом с его ухом, ударился о спинку дивана и с грохотом приземлился на пол.

— Кэт, ты что, с ума сошла? — не повышая голоса, поинтересовался Даниэль.

Окончательно рассвирепев, Кэтрин нагнулась за пультом, подняла его и снова запустила им в Дани. В этот раз юношу спасла только хорошая реакция и отличная спортивная форма, которую он приобрел еще в колледже. Даниэль отбил пульт рукой и скинул ноги с дивана.

— Ещё раз так сделаешь и неделю не сможешь сидеть, — пригрозил он.

— А ты… ты даже разозлиться на меня не можешь? — закричала Кэтрин.

— А зачем мне на тебя злиться? — ровным голосом спросил Даниэль, поднимая пульт и — так, на всякий случай — прикидывая расстояние от руки Кэтрин до тяжелой керамической вазы.

— Зачем тебе на меня злиться? Да потому что только твои эмоции и выдают тебя! Я скажу тебе, что не так. Хочешь?

— Можно подумать, у меня выбор есть, — проворчал Даниэль.

Кэтрин прищурилась.

— Ты знаешь, как ты смотришь на свою сестру? — язвительно начала она.

— Кэтрин, ты что, ревнуешь? Да у тебя и малейшего повода нет, — ухмыльнулся Даниэль. Он потянулся к Кэтрин, но девушка отступила назад, выставив вперёд руку.

— Да нет, Даниэль. Это ты ревнуешь, — веско сказала она. — Дани — это ведь так Эль тебя называет? Так вот, Дани: это ты с ума сходишь, когда видишь свою сестру рядом с Максом. Ты смотришь на Эль так, как будто твоя сестра должна принадлежать только тебе и никому другому. С чего бы это, Дани?

— Кэт, немедленно, прекрати нести всякую чушь, или мы поссоримся, — предупредил Даниэль, но девушку было уже не остановить: она добивалась правды.

— Ты, Дани, смотришь на свою сестру абсолютно голодным взглядом. Ты глядишь на свою сестру так, как будто в этом мире для тебя есть только одна женщина — эта твоя Эль. На меня ты никогда так не смотрел… Что, Даниэль, влюбился? Влюбился в свою собственную сестру, да? Хочешь её? Хочешь?.. Что, это и есть тот самый грязный секретик, от которого ты спасаешься в моих объятиях?.. Слушай, а скажи-ка мне, сколько ты вот так терпишь? Нет, мне просто интересно. Ну, сколько? Год? Нет? Два? Или… или постой- ка… или это длится с того самого дня, когда ты сбежал из Оксфорда ко мне в Йорк, и прямо на пороге, со мной… меня… — сообразила Кэтрин.

Кэтрин поняла, что добилась своего, когда увидела на лице Даниэля адскую смесь: стыд, потрясение — и, наконец, безысходную боль потери.

— Боже мой, так я права, — с ужасом пролепетала Кэтрин, глядя в глаза, в которых сейчас плакала душа Даниэля.

Но Даниэль закрыл глаза. Когда его ресницы дрогнули и поднялись, его взгляд стал безмятежным. За одним исключением: в его глазах больше не отражалась она, когда- то его Кэтрин.

Кэтрин унизила его. Она причинила ему боль. Она переступила черту, чтобы узнать его тайну.

Этого он ей и не простил.

Между ними повисла тишина — тяжёлая, оглушительная.

Всё рухнуло, рассыпалось в один момент, точно карточный домик. Застыв, Кэтрин с отчаянием наблюдала, как Даниэль равнодушно шагнул в прихожую, как снял с вешалки своё пальто. Как открыл дверь дома.

— Даниэль, куда ты уходишь? — испугалась Кэтрин. Он промолчал. — Не смей убегать от меня!

Но Даниэль уже переступил порог. Тяжелая дверь хлопнула, и в квартире снова воцарилось молчание — гнетущее, как одиночество.

— Не смей убегать от меня… Не смей убегать от себя, я же люблю тебя! Я думала, что правда поможет нам сохранить любовь. — Кэтрин горько расплакалась и опустилась на колени возле двери, за которой навсегда исчезал из её жизни Даниэль.

«Ну что ж, Кэтрин, ты права. Я действительно хочу ту, что моей никогда не будет. Я видеть не могу Эль. Я жизнь готов ей испортить. Я могу убить её словом. Но я не могу заставить себя не думать о ней. При одной мысли о том, что она будет принадлежать другому, мне выть хочется. Я душу готов заложить за то, чтобы получить её», — думал Даниэль, спускаясь вниз по ступеням дома на Флит Стрит и оглядываясь в поисках такси. Но чёрного кэба не было, и Даниэль медленно пошел вперёд по заснеженной улице. Он поднял воротник пальто, спрятал в карманы руки и подставил лицо крупным хлопьям влажного снега, когда водитель такси просигналил ему и остановил машину. Даниэль сел в кэб, рассеянно провел ладонью по запорошенным снегом волосам и глубоко задумался. Водитель вежливо ждал, постукивая пальцами по кожаной оплетке руля. Через мгновение, показавшееся водителю вечностью, Даниэль очнулся и вспомнил, что его мать и приёмный отец уехали на рождество во Францию, оставив соседке запасной комплект ключей от дома в Оксфорде.

— Оксфорд, Пенсильвания Авеню, — произнес Даниэль и посмотрел в окно на тротуар, тонущий в хлопьях снега.

«Я должен забыть тебя, Эль. Я не могу и не хочу больше о тебе помнить. Нам нельзя быть вместе… Но — если бы только я не был сыном Мив-Шер, если бы ты не была дочерью Дэвида — я клянусь, всё было бы по-другому…».

Снег таял на длинных ресницах двадцатилетнего Дани и сбегал по его лицу влажными дорожками. Даниэль рассеянно провел рукой по глазам и удивленно посмотрел на скатившиеся в его ладонь капли. «Это снег», — решил Даниэль, давным-давно забывший, как выглядят его собственные слёзы. Он снова перевёл взгляд в запотевшее окно. Перед ним проносились дома и белые улицы Лондона. Город готовился проводить старый год и встретить год новый.

Через час кэб подъехал к молчаливому, занесённому снегом дому на Пенсильвания Авеню и остановился. Щедро расплатившись с водителем, Даниэль поднялся на соседское крыльцо и позвонил в дверной звонок. Из-за двери выглянуло хорошенькое женское личико.

— А, это ты, — девушка приветливо взмахнула ресницами и распахнула двери. — Заходи, — пригласила она.

— Привет, Гвен. Спасибо, но мне нужны только ключи.

— На, вот, держи, — девушка сняла с крючка тяжёлую медную связку. — А может, ты все-таки заглянешь? Я одна, — намекнула Гвен.

— Нет, Гвен. Ещё раз спасибо, но как-нибудь в другой раз. С Рождеством тебя.

— И тебя с Рождеством, — прошептала Гвен, глядя в спину Дани.

Отперев калитку, Даниэль открыл дверь дома и переступил порог.

Не зажигая света, он сразу же прошёл на кухню, скинул пальто на кухонный стол, вытряхнул сигарету из пачки. Подтянув к себе телефон, Даниэль набрал номер деканата ЛШЭ.

— Привет, Макс, это я, — сказал он. — Приезжай в Оксфорд. Нам надо поговорить.

— Говори сейчас, — торжествующе улыбнулся Уоррен.

Трудный для Даниэля разговор закончился ровно через час.

— Макс, Эль — твоя. Я на всё согласен, если ты дашь мне слово, что Эль ни о чём не пожалеет, — потребовал он.

— Не пожалеет, Кейд. Я люблю её, — и Макс положил трубку.

Услышав короткие, звенящие гудки, Даниэль отвел трубку от уха. Очень медленно и аккуратно положил её на рычаг. И одним бешеным, страшным движением смёл телефон на пол.

А потом наступил вечер.

На столе кухни как ни в чём не бывало по-прежнему стоял телефонный аппарат (Даниэль собрал его). А сам Дани, опираясь на подоконник, глядел на занесенный снегом сад: он ожидал Макса. Наконец, к штакетнику забора подъехал старенький «даймлер». Жёлтый свет фар выхватил занесенную снегом гравиевую дорожку, и «даймлер» Уоррена остановился. «Итак, Эль выбрала Макса. Надеюсь, Макс сообразил приехать сюда за ключами один?» — Даниэль впился зубами в плоть нижней губы и почувствовал вкус крови. И тут из завьюженного автомобиля выскользнула до боли знакомая девичья фигурка.

Даниэль глазам своим не поверил.

Но это действительно была Эль. Даниэль зло прищурился. С возрастающим раздражением он наблюдал, как его сестра заинтересованно окинула взглядом тёмные окна дома, после чего с энтузиазмом вытянула из машины явно тяжёлую сумку, помахала Максу — и, увязая в сугробах на десятисантиметровых каблуках, элегантно поковыляла к дому. А Макс послушно развернул автомобиль и поехал обратно, в Лондон.

«Kuss’ommakholyshit. Что здесь вообще происходит?»

Даниэль услышал осторожный стук в дверь, но не повернулся. Дверь, тем не менее, скрипнула, в прихожей по — хозяйски щёлкнул электрический выключатель, и на тёмный пол кухни скользнул тёплый лучик света.

— Дани, ты здесь? — неестественно-весело прочирикала Эль. Даниэль не затруднился с ответом. Эль поморщилась и со стуком опустила на пол тяжёлую сумку.

— Твои учебники, — заявила она. Даниэль не шелохнулся.

Эль подумала, сняла серебристую шубку и принялась аккуратно развешивать её на спинке кухонного стула. Туда же, под стул со стуком отправились и её маленькие сапожки. Даниэль не дрогнул. Подумав, Эль вытащила из привезенной ею сумки перевязанную лентой коробку с надписью «Cadbury», которую уже с грохотом водрузила на стол. Но Даниэль продолжал хранить гробовое молчание, задаваясь вопросом, что произойдет раньше: уйдет ли Эль первой, сама — или же он силой выставит Эль из дома.

— Дани, я тебе вопрос задавала, — донесся до него возмущённый голос сестры. — Я тут с кем разговариваю?

«Видимо, всё-таки второе…».

— Привет, Эль, у меня все отлично. Ты здесь зачем? — ровным голосом начал Даниэль.

— Мне Макс позвонил, — сообщила Эль так, точно это всё объясняло.

Даниэль саркастически хмыкнул:

— Эль, я спросил, почему ты здесь?

Эль вздрогнула: этот тон брата не предвещал ей ничего хорошего.

— Дани, послушай, — заторопилась она. — Я… в общем, мне Макс позвонил. Он сказал, что вы с Кэтрин расстались. И я попросила его съездить к ней: вдруг она передумает? Но Кэтрин отдала Максу твою сумку с учебниками… у вас сессии впереди, так она сказала… Дани, Кэтрин знает, что ты в Оксфорде… Сказала, что ни в чём тебя не винит… Сказала, что уезжает к родителям и сегодня заберёт свои вещи из твоей квартиры. Кэтрин будет переводиться в Йоркский университет. Прости, мне очень неприятно, что именно я должна тебе это сказать.

— Да ну? — с нескрываемым отвращением поддел сестру Даниэль. — А, по-моему, так ты от счастья просто прыгать готова… Вот что, Эль: я тебе очень признателен за роль почтового голубя, но я очень тебя прошу, дуй-ка ты обратно в Лондон.

— Через час Рождество, — подняла брови Эль. — Неужели ты хочешь встречать его один?

— Ага, вот именно. Можно, я отпраздную этот весёлый семейный праздник так, как мне этого хочется?

Эль раздражённо фыркнула.

— Дани, а может быть, ты перестанешь так мерзко вести себя со мной? — огрызнулась она. — Я тебе ничего такого не сделала… в отличие от тебя. Повторяю, мне очень жаль, что вы с Кэтрин расстались.

— Эль, я не глухой. И кстати, я в курсе, что Кэтрин собиралась домой на Рождество… Слушай, Эль, а если Макс виделся с Кэтрин, тогда зачем ты приехала за ключами от Флит Стрит? Макс ведь мог забрать ключи у неё.

— Какие ключи, Дани? — талантливо сыграла удивление Эль.

— А вон те, на столе лежат. Я приготовил их для Макса. Он, видишь ли, мечтает с тобой обручиться. А поскольку у Макса пока нет собственного угла, где вы могли бы это отпраздновать, то я и предложил ему Флит Стрит. Так что давай, бери ключи и отправляйся в Лондон… Так, Эль, я не понял, какое слово из фразы «немедленно убирайся в Лондон» тебе не знакомо? Или я по — английски плохо говорю? — повысил голос Даниэль, не почувствовав позади себя ни малейшего движения.

— А знаешь, Дани, это действительно тебя не касается, но у меня с Максом ничего нет. И никогда не было, — поглядывая на склоненную голову брата, быстро произнесла девушка. — Макс — всего лишь мой хороший приятель. Мой друг. Но это — всё.

От признания Эль сердце Дани запело.

— И как давно ты так решила? — тем не менее, спросил он. А потом разочарование пронзило тело Даниэля, как нож, как хороший удар под ложечку, когда Эль ответила:

— Давно. С тех пор, как я люблю одного человека. И, по — моему, этот человек тоже неравнодушен ко мне. Знаешь, он даже писал мне письма. Я их с собой привезла. Вот, — и Эль независимо кивнула на перевязанную лентой коробку.

Превозмогая отчаяние, Даниэль попытался вздохнуть. У него получилось.

— Потрясающе, Эль, рад за тебя… А теперь я желаю знать, когда ты, наконец, уберёшься отсюда? — грохнув кулаком по подоконнику, не выдержав пытки, закричал он. Эль ахнула. Даниэль бросил на сестру короткий взгляд из-за плеча.

— Эль, уходи, — беспомощно прошептал он.

От этой бессильной просьбы об одиночестве сердце Эль дрогнуло. Забыв про свой страх, про то, что играет с огнём и про то, что Даниэль может в одну минуту заставить её пожалеть о проявленном ею милосердии, Эль пересекла комнату и дотронулась до его плеча:

— Дани, не гони меня.

Прикосновение Эль было, лёгким, как пёрышко — невесомым, как само её имя, но руку Эль Дани почувствовал всем своим телом. Вцепившись в подоконник, он склонил голову ещё ниже:

— Эль, не надо. Ты не понимаешь, что ты делаешь со мной.

— Может быть, — Эль пожала плечами. — Но я знаю, что ты мне брат, и, хотя я должна любить тебя, как брата, я всё равно этого не смогу, потому что…

Закончить фразу Эль уже не успела.

Развернувшись с молниеносной скоростью, Даниэль хищно схватил Эль за талию.

— Ты, глупая девчонка, — прошипел он, сверля её яростным взглядом. — Запомни: я никогда не был и никогда не буду твоим братом. Не буду ни разу, Эль. Потому что меня гложут совсем не братские чувства. Ты же знаешь это, да?

— Н-нет.

— В таком случае предупреждаю, что если ты очень быстро не испаришься отсюда, то к утру у тебя останутся синяки от моих совсем не братских объятий… Тебе понятно, о чём я говорю? Ты же не круглая дура?

Этот свистящий шёпот, это искажённое злостью лицо Эль видела впервые. Сообразив, что теперь Даниэль по- настоящему разъярён и ему уже море по колено, Эль попыталась выдраться из его рук:

— Дани, подожди. Я же не всё сказала…

— Нет, Эль. Это ты подожди. Потому что ты наговорила тут предостаточно. Так что лучше заткнись. — Даниэль немилосердно встряхнул Эль. Он прекрасно понимал, что делает ей больно. Так же больно, как она делала ему. — Хочешь до конца донести до меня мысль о том, кого ты там любишь? Не стоит… Честно, Эль, не стоит.

Упершись ладонями в его грудь, Эль попыталась выскользнуть. Пресекая жалкую попытку бунта, Даниэль в ярости рванул Эль на себя и ощутил её.

Это потрясло их обоих.

Эль застыла в его объятиях, вцепившись ему в предплечья. Даниэль моментально разжал руки и оттолкнул от себя девушку:

— Уходи. Я в последний раз тебя прошу: уходи, Эль. Уходи по — хорошему.

Но Эль упрямо шагнула к нему. Даниэль отшатнулся, не понимая, что ей ещё от него нужно.

— Дани, ты не понял… — Эль попыталась дотянуться до него, но Даниэль попятился и упёрся спиной в стену. Больше бежать было некуда. — Дани, ну послушай ты меня, — закричала Эль прямо в его лицо, злое и растерянное. — Это же твои письма там, у меня в коробке. Да, их совсем немного, но я сохранила их все, все до одного, потому что я люблю тебя… — Эль потеряла голос и подняла на него умоляющий взгляд: — Я люблю тебя, — прошептала она. — Я не знаю, почему и когда именно это началось, но я люблю тебя… Дани, не отказывайся от меня. Не отдавай меня Максу… Когда Макс позвонил мне, я поняла: это ты позволил… Иначе бы Макс никогда не осмелился подойти ко мне. Макс… ты не знаешь, но я его использовала. Хотела заставить тебя ревновать. Я морочила ему голову… Это я попросила Макса привезти меня сюда, к тебе, в Оксфорд. Сказала, что хочу сама разобраться с тобой. И, кажется, Макс всё понял… Он сказал, что не будет неволить меня. Сказал, что готов ждать меня… А я люблю тебя. Я не могу без тебя. И не хочу больше, Дани.

Эль попыталась еще что — то сказать, но Даниэль перебил её.

— Повтори, что ты сейчас сказала? — потребовал он.

— Я люблю тебя, — ответила Эль без капли сомнений. Она сделала последний шаг к нему и вцепилась в него так, точно он тонул. Закрыв глаза, Даниэль прижался горящим лбом к её лбу.

«Хоть одна твоя нечестивая мысль, сын, — и ты лишишься дома…»

«Прости, мама, но я давным-давно проиграл в этой битве.»

— Эль, — тихо позвал он, беря в ладони её лицо, — ты знаешь, что сейчас будет?

— Да, Дани, — Эль смущенно вздохнула.

— И — ты согласна? Ты пойдёшь до конца?

— Да, — решительно объявила та, обвивая его руками.

Даниэль отвел рыжий локон, цепляющийся за губы Эль. Коснулся поцелуем её виска, щеки, подбородка, шеи. Эль задрожала. Даниэль жадно поцеловал её в губы. Эль с жаром ему ответила. Глядя в её зажёгшиеся страстью глаза Даниэль взялся за кромку её свитера, потянул его вверх — и тут всё волшебство исчезло.

Эль скользким угрём вывернулась из его рук:

— Дани, нет. Я так не хочу.

— Как «так»? — не понял он.

— Скажи, а ты меня любишь?

«Что мне делать, солгать ей?»

— Эль, я боюсь, что к любви это отношения не имеет, — неохотно признался Даниэль и смущённо взъерошил волосы. Эль побледнела, вспомнив, что её старший брат никогда не давал пустых обещаний. Отвернувшись от Даниэля, Эль на негнущихся ногах подошла к стулу. Потрогала пальцем ещё мокрый мех сохнущей серебристой шубки и закусила губы, загоняя непослушные слезы вовнутрь — так глубоко, чтобы Даниэль их не увидел.

— Ясно, Эль, ты не пойдешь до конца. Ладно, я всё понял. Возможно, это и правильно, — догнал Эль ледяной голос Дани. — Кстати, можешь не спешить. Потому что ты остаёшься. Это я уеду в Лондон.

Эль обернулась.

— Почему? — спросила она.

«Потому что ты обманула меня, а я лишился дома.»

— Не твоё дело. — И Даниэль взялся за своё пальто.

— Нет!.. Подожди. Ты никуда не уйдешь — я тебе не позволю.

Эль стояла к нему спиной, и Даниэль просто не мог заметить, как мучительно зажмурилась Эль. Но зато он увидел, как Эль решительно потянула с себя свитер. Сняв его, Эль отбросила пушистый комок на стол. Прикрылась руками и в пол-оборота повернулась к нему.

— Так ты останешься? — ломким голосом спросила она.

— «Так», Эль, я подумаю.

Он усмехнулся, разглядывая её. Эль не шелохнулась. И Даниэль с вежливым интересом кивнул ей и снова взялся за своё пальто. И вот тогда Эль опустила вниз ладони. Даниэль втянул воздух в лёгкие, присел на стол и сложил на груди руки.

— Продолжай, — с кривой улыбкой предложил он. — Что дальше, Эль?

Итак, он бросил ей вызов.

Старательно избегая его насмешливого, знающего взгляда, Эль принялась терзать свою шерстяную юбку. Две пуговицы, одна молния — и юбка с легким шуршанием улеглась вокруг её ног. Глаза Даниэля потемнели. Эль была совершенством, а контраст между её белой кожей и чёрным кружевом белья убивал наповал. Сил уйти не было.

— Дальше, Эль, — потребовал он, усаживаясь поудобнее. Эль опустилась на стул, приказывая себе не разреветься. Положив ногу на ногу, она скатала чёрные чулки вниз до самых щиколоток. Под упорным, немигающим взглядом Даниэля сняла их и отшвырнула на юбку. И подняла на Даниэля огромные несчастные глаза.

— А я смотрю, тебе нравится, — бессердечно усмехнулся тот. — Ну, давай, Эль, кто-кого? Твой последний ход, девочка. — И он указал взглядом на её черные трусики.

Эль разом вспыхнула и встала. Повернувшись в пол — оборота к своему беспощадному брату, завела дрожащие пальчики за чёрное кружево белья, готовясь расстаться с тем единственным, что ещё на ней оставалось. От этого последнего шага её уберегло стремительное движение позади неё. Преодолев разделявшее их расстояние, Даниэль притянул Эль к себе, прижал спиной к своей груди, спрятал в кольце объятий.

— Всё, Эль, хватит. Довольно… Прости, это было жестоко.

— Теперь ты не уйдешь?

— Нет.

При звуках его голоса пружина, скручивающая Эль изнутри, разжалась и лопнула. Эль тихо всхлипнула пару раз и, наконец, расслабилась. Покорно опустила голову на плечо Даниэля и повернула к нему лицо. Он сжал её крепче.

— Дани, я ничего от тебя и не требовала, — попробовала оправдаться Эль. — Просто я ещё никогда… вот.

— Эль, поверь: то, что «ты никогда» — это я уже понял, — с необидной насмешкой ответил он. — Не бойся. Я никуда не уйду. И я буду осторожен.

Ночь была длинной.

Утром Даниэль вызвал такси.

Свёл Эль вниз и помог ей одеться. Прежде чем запереть двери дома, в поисках забытых вещей, окинул взглядом кухню. На глаза Даниэлю попалась перевязанная бантом фиолетовая коробка от «Cadbury». «Шоколадки… Неисправимая сладкоежка Эль», — Даниэль фыркнул. Закрыв дверь дома, он занёс соседке ключи:

— Гвен, передашь моей матери?

— Передам, конечно. А может быть, ты всё-таки останешься? — Гвен явно его приглашала.

— Нет, Гвен, не могу. К тому же за мной приехали.

Гвен тут же выкатилась на крыльцо и попыталась рассмотреть ту, что сидела в кэбе. Даниэль усмехнулся:

— Не напрягай зрение, Гвен. Это Эль. Моя сестра.

— А… — Гвен явно смутилась.

Оставив любопытную Гвен торчать на крыльце, Даниэль сел на заднее сидение и с шутливой торжественностью вложил в руки Эль коробку:

— Держи своё приданое… принцесса.

Эль смущенно спрятала лицо у него на плече. Он её обнял.

— Куда? — с улыбкой спросил водитель, поглядывая на молодую пару.

— Эль, куда ты хочешь?

— На Флит Стрит, к тебе. Если только можно.

— Можно, Эль.

Даниэль назвал полный адрес водителю. Тот кивнул. Кэб рванул с места, разбрасывая снежный след, оставляя позади себя великолепный дом Дэвида Кейда. Но Даниэль так ни разу и не обернулся. В ту ночь он сделал свой выбор сам и больше никогда не переступал порог этого дома. Но это была только половина выполненного им обещания. Когда в графстве Эссекс, в Колчестере, родилась маленькая Ева Самойлова, Даниэль исполнил клятву, данную им матери, до конца.

Он уехал в Москву и забрал свою дочь с собою.

@

3 апреля 2015 года, пятница, вторая половина дня.

Центральный офис корпорации «НОРДСТРЭМ».

Краснопресненская набережная, дом 13,

блок «А», Москва.

Россия.

Двадцатилетняя Ева казалась старше своих лет, что с недавних пор являлось предметом её тайных надежд. Но то, что лицом и статью она очень походила на своего отца, Даниэля Кейда, служило для Евы неиссякаемым источником постоянного раздражения. Очаровательная, лёгкая, стремительная, Ева олицетворяла собой подлинное изящество красоты, у которой нет равнодушных. Даже сейчас, сидя в безликом, белом, холодном офисе «НОРДСТРЭМ», Ева выглядела такой свежей и хорошенькой, словно только что сошла с обложки «Harper’s Bazar» или «Cosmopolitan». «Очень уж красивая дочь у Кейда. Разве у такой могут быть здравые мысли, ум и сильный характер?» — говорили про Еву. Увы, люди обращали внимание только на её внешность.

Люди не знали Еву.

Накручивая на указательный палец прядь отливающих медью волос, убранных в хвост, изогнув тёмные брови, Ева внимательно перечитывала документ, открытый на экране лэптопа. Это был договор, отправленный ей её начальником, первым вице-президентом по инновационным стратегиям «НОРДСТРЭМ», Дмитрием Кузнецовым. Вот уже неделю, как Ева проходила испытательной срок в должности его референта. Вместе с Евой на «НОРДСТРЭМ» трудилось без малого сто двадцать семь тысяч человек. У «НОРДСТРЭМ» было четыре офиса в башнях «Москва-Сити», пятнадцать развитых региональных филиалов и несколько крупных представительств в США, Западной и Восточной Европе. Эта мощная и монументальная структура являла собой настоящую монополию на российском рынке инвестиций и ценных бумаг и, к тому же, занималась разработкой и производством весьма специфичного программного обеспечения. По слухам, системы «НОРДСТРЭМ» позволяли обеспечить стопроцентную защиту вкладов. Основу данного программного обеспечения составлял алгоритм «НОРДСТРЭМ». Сейчас будущий код дорабатывали для национальной платежной системы.

Автором алгоритма был начальник Евы — 36-летний Дмитрий Кузнецов, бывший выпускник Московского государственного технического университета. Это был симпатичный холостяк, с сильным характером и очень жёсткими принципами. У владельцев «НОРДСТРЭМ» Кузнецов был на хорошем счету: в корпорации он работал больше десяти лет, быстро сделав карьеру от простого разработчика программного обеспечения до главного архитектора системы. Тонкости дела, которым он занимался, Кузнецов знал с практической стороны, буквально — с самой изнанки. Как убежденный технократ, гуманитарным дисциплинам Кузнецов не доверял. Тем удивительней было, что Дмитрий Александрович всегда давал безошибочные прогнозы о востребованности ИТ-продуктов и услуг «НОРДСТРЭМ». На чем Кузнецов строил свои умозаключения относительно маркетинговой и коммерческой деятельности корпорации — не знал никто. Как он это делал — оставалось самой большой загадкой для вице-президента по маркетингу «НОРДСТРЭМ». Впрочем, и маркетологи, и финансисты — как и любые другие руководители стратегических направлений корпорации — старались поддерживать с Кузнецовым ровные отношения. В споре Дмитрий Кузнецов был оппонентом, умеющим побеждать — и противником, не берущим пленных. Что до подчинённых Кузнецова, то все триста пятнадцать, находившихся в его подчинении, душ, дружно считали, что работать под Дмитрием Александровичем было примерно так же, как первый раз встать на лыжи и тут же съехать с трехкилометровой горнолыжной трассы вниз: круто, интересно, но не безопасно. Кузнецов, в свою очередь, к подчиненным по пустякам не придирался, требовал с них не процесс, а результат, но сдирал за результат все три шкуры.

Ева Самойлова пришла в «НОРДСТРЭМ» не так давно, в характере начальника еще не разобралась, но многое уже угадывала. Правда, на первом собеседовании Кузнецов произвел на неё самое выгодное впечатление. Но больше всего Еве нравилось то, что в «НОРДСТРЭМ» с Кузнецовым работала одна женщина. Именно из-за неё Ева пришла в «НОРДСТРЭМ».

А ещё у Евы была одна тайна.

Наморщив лоб, Ева в очередной раз попыталась отогнать от себя не уместные на работе мысли, включить сознание, и, наконец, разобраться, к какой именно части лицензионного соглашения относятся заметки Кузнецова о TIA, CENELEC и ISO/IEC26. Вникнув в смысл стандартов для построения ЦОД, Ева увлеклась настолько, что даже вздрогнула, когда её iPhone исполнил мелодию «Poison27». Ева радостно вспыхнула и тут же схватила трубку.

«Это «7~». Сам звонит», — весело решила Ева. «7~» был другом Евы по переписке в социальной сети Facebook.

«Это папа», — безапелляционно заявил определитель Евы. Ева красноречиво закатила глаза. Но деваться, в общем, было уже некуда, и Ева покорно ответила на входящий вызов.

— Привет, па, — ровным голосом произнесла она.

— Привет, детка. Как дела в институте? — ласково спросил Даниэль. Сидя на краю стола в своем собственном кабинете, он беспечно покачивал ногой, попивая любимый чёрный йоркширский чай из высокой кружки от «DUNOON». На чашке был изображен мультяшный даблдеккер с надписью «Goodbye London». У Даниэля было преотличное настроение.

— Всё хорошо. Только я не в институте, — неохотно призналась Ева.

— А где? — удивился Кейд, не донеся чашку до рта.

— Здесь.

— Где «здесь»? — Даниэль удивленно посмотрел на дверь, ожидая, что в его кабинет вот — вот ворвётся Ева.

— Нет, па, я не в твоем офисе, — угадав мысли отца, засмеялась девочка. — Я на пять этажей ниже тебя.

Даниэль окончательно отставил чашку и спрыгнул со стола.

— Так, я ничего не понял. Ева, давай с самого начала. Ты почему не в МГУ? — подозрительно спросил Даниэль.

— А сессия только на следующей неделе, — осторожно ответила отцу очень умная дочь.

Кейд тут же распрощался с хорошим настроением, как до этого распрощался с чаем. Его брови сердито выгнулись, но подумав, Даниэль фыркнул и покачал головой: его дочь была на него похожа. Но его бесспорной и безупречной копией она являлась только в одном — в искусстве отбиваться от неудобных вопросов. В свое время это обеспечило Еве прекрасные отметки в школе, как и ему в колледже. Поняв, что и на этот раз вытащить правду из упорной девчонки будет очень непросто, Даниэль решил зайти с другой стороны. Он сел в кресло, придвинулся к столу и пожелал себе терпения.

— Ладно, Ева, давай разбираться. Почему ты находишься не в университете, куда собиралась с утра, а в «Москва — Сити»? — обманчиво спокойным голосом начал Кейд.

— Потому, что я здесь работаю.

Даниэль мысленно заскрежетал зубами:

— Так, хорошо… А где именно ты работаешь?

— В «НОРДСТРЭМ».

— Прости, что? — Даниэль решил, что ослышался.

— В «НОРД — СТРЭМ», — по слогам произнесла его дочь.

Даниэль провел рукой по глазам.

— Так. Значит, в «НОРДСТРЭМ». — «С ума сойти можно…». — И как давно ты там работаешь?

— Ну, уже неделю.

— Чего? Kuss’o… — чуть не выпалил Кейд, но вовремя спохватился. — Так, стоп… у кого именно ты работаешь?

— А у Дмитрия Александровича Кузнецова, первого вице — пре… Слушай, папа, ты прости меня, но сейчас у меня нет времени. Давай я тебе попозже перезвоню, хорошо? — сообразив, что сейчас устроит её отец, попыталась улизнуть Ева.

— Я тебе покажу «прости, у меня нет времени»! — наплевав на собственное обещание не раздражаться зашипел Кейд. — Ева, что вообще происходит? Почему ты опять мне ничего не сказала? Почему я всегда и обо всем вечно узнаю последним? Почему ты постоянно так делаешь? Когда это закончится? Ты хоть знаешь, что моя компания подписывает договор с этой корпорацией?

— Ага, папа, я знаю, — шустро перебила Кейда его дочь. — Я как раз и вношу правки в твой договор.

— В мой договор? О господи…

Повисла неудобная пауза.

«И вот сидит сейчас и делает это своё безмятежное лицо. Как Эль. Эль — это твоя школа… Убью обеих, вот и всё», — обречённо решил Даниэль.

— Ева, быстро всё бросай и живо поднимайся в мой офис, — потребовал Кейд. — Объяснишь мне, какого чёрта…

— Извини, но я сейчас не могу. Папа, давай попозже? Дмитрий Александрович через полчаса вернется, а у меня еще ничего не готово по договору на твои… э-э, какие-то там железки.

— Я сказал, бросай договор и поднимайся ко мне!

— Не кричи, — властно отрезала Ева. Кейд яростно пристукнул ладонью по столу.

— Ева… — повысил голос он. — Я что тебе велел?

— Пап, вот скажи, а за что ты на меня сердишься? За то, что я сама устроилась на работу — или за то, что я уже давно стала взрослой и хочу сама принимать решения?

Это был весьма разумный вопрос, но сейчас его резонность была абсолютно не уместна.

— Я злюсь, потому что ты постоянно скрываешь от меня правду, — отрезал Кейд. — И кстати, если ты уж так хотела поработать, то двери «Кейд — Москва» всегда для тебя открыты. Так что welcome, Ева!

— Я не скрываю правду — я просто молчу. И кстати, у меня была весомая причина устроиться на работу именно в «НОРДСТРЭМ», а не к тебе.

— Да? Ну и какая же именно? — Даниэль изогнул бровь.

— А я хотела сделать тебе сюрприз.

— И он тебе удался, — припечатал Даниэль. Потом прищурился, подумал и закинул удочку: — А скажи-ка мне, детка, во сколько сегодня заканчивается твой рабочий день?

— В семь, если успею закончить с заданиями. А что? — пытаясь сообразить, что задумал её хитроумный отец, поинтересовалась Ева.

— В семь? Отлично. Я тоже могу сегодня закончить работу ровно в семь. Так что поедем домой вместе. Эль сегодня нас не навестит, у нее… э-э, дела в Лондоне, — быстро соврал Кейд, — ну, а поскольку мне её сегодня встречать не надо, то у нас с тобой будет целый вечер, чтобы обсудить и твой сюрприз, и твою работу в «НОРДСТРЭМ».

— Но, вообще-то, я с девочками в «Шоколадницу» собралась, — напряглась Ева.

— Значит, так, дорогая моя, — отбросил всякие сантименты, сказал Даниэль. — Сейчас пять вечера. Свой визит «с девочками», а заодно и «с мальчиками» ты перенесешь на другой день. А сегодня, ровно в семь пятнадцать ты и я встречаемся у центрального входа в башню «А». И, пожалуйста, без этих твоих фокусов.

— Каких фокусов?

— А таких. Из серии «прости, папа — я забыла — мне надо вернуться. Меня ждут — уезжай — не волнуйся», — Даниэль передразнил Еву. — Я ничего не упустил? — язвительно добавил он.

— Па, а.. а я могу не успеть к семи с документами.

— Не успеешь — не надо. Тогда перезвонишь мне сама. А я задержусь и подожду тебя.

Повисла новая пауза.

Даниэль прислушался: Ева продолжала упрямо молчать. «Ничего у тебя не выйдет, малышка. Я и сам так умею».

— Ева, или ты встречаешься со мной на улице ровно в семь пятнадцать, или я поднимаюсь к тебе в «НОРДСТРЭМ» ровно в четверть восьмого, на радость тебе, твоим сослуживцам и твоему Кузнецову. Ты меня знаешь, я это сделаю, — пригрозил Даниэль, устав препираться с дочерью.

— Но…

— Это — всё. Я сказал.

Даниэль бросил трубку и подумал, до чего же трудно порой бывает с детьми. Они, юные и самоуверенные, приходят в этот мир уже с зубами и когтями и, как только начинают взрослеть, принимаются биться с родителями насмерть за свою свободу и возможность совершать собственные ошибки. Их так трудно бывает в чём — то переубедить. Даниэль мрачно заглянул в чашку. Чай окончательно остыл.

— Лена, еще чаю, — позвал Кейд секретаршу. Лена вплыла в его кабинет с новой кружкой от «DUNOON» и лёгкой улыбкой, порхающей на её губах.

— Даниэль, а я могу ещё что-нибудь вам предложить? — с лёгким нажимом спросила Лена и встала в изящную позу.

— Можешь, — мрачно обозрев её ноги, утвердительно кивнул Кейд. — Макса мне по телефону найди. Кажется, он в «Росреестре».

Лене надо отдать должное: на её лице не дрогнул ни один мускул. Кивнув, полная достоинства, девушка удалилась. Представив свою дочь в роли секретаря Кузнецова, Даниэль от души чертыхнулся.

Получив нагоняй от отца, Ева скорчила рожицу и решительно отключила звук у своего телефона. Стиснув пальцами виски, внимательно вчиталась в сложный, комплексный договор. Уловив, наконец, смысл правок начальника, Ева быстро и аккуратно внесла комментарии Кузнецова в соглашение, управившись за пятнадцать минут.

— Всё. Супер. Я молодец. — Очень довольная Ева положила ногу на ногу и откинулась на стуле. Услышав лёгкие, стремительные шаги Ева перевела вопросительный взгляд на длинный коридор, простирающийся за стеклянной дверью её ресепшен. Через несколько секунд обладатель звучной поступи переступил порог, и перед Евой возник светловолосый, спортивного вида, мужчина, холодный и элегантный, с зелёными, как дягиль, глазами. Это и был Дмитрий Александрович Кузнецов, собственной персоной. Переправляя очки с переносицы на лоб, Кузнецов подошел к столу Евы.

— Ну что, как наши дела? Хотя бы половина документов готова? — сухо, отрывисто осведомился он.

— А они все готовы. — Ева независимо выпрямилась, полная достоинства. — Те документы, что ждут вашей визы, я уже разложила на вашем столе в порядке их подписания. Вносить правки в договор по закупке серверов и системного оборудования для «Кейд-Москва» я тоже уже закончила. Кстати, Дмитрий Александрович, мне вам этот договор распечатать или же на почту переслать? Или отдать договор в коммерческий отдел?

— Зачем? — удивился Кузнецов.

— А просто ко мне час назад заглядывал их начальник. Просил меня дать ему взглянуть на соглашение, но не финальное, а с вашими черновыми правками. Но я ему отказала.

— А почему отказала? — с любопытством глядя на Еву, спросил Кузнецов.

— Потому что вы мне таких распоряжений не давали, — отчеканила Ева, невольно подражая Леночке, секретарше Даниэля.

Это был весьма мудрый ответ, и стоил он дорогого. Кузнецов с удивлением воззрился на маленькую помощницу.

— А знаешь, Ева, неплохо… Совсем неплохо для первой недели на работе. — Разглядывая Еву, точно видел её в первый раз, сказал Кузнецов и направился к своему кабинету. Он приложил пропуск к двери, помедлил и обернулся:

— А ведь Ира, ну, этот наш гениальный Маркетолог, была права на твой счёт. Мы с тобой точно сработаемся. — И, подмигнув ошарашенной Еве, Кузнецов весело исчез за дверью.

Ева перевела задумчивый взгляд на монитор.

«Интересно, а какие отношения у Дмитрия Александровича с этой женщиной?» — спросила себя Ева и подумала, что Кузнецов стал нравиться ей гораздо меньше.

При мысли об Ирине Александровой Ева вспомнила и о своем друге «7~28». Обернувшись к кабинету начальника, Ева навострила уши. Убедившись, что Дмитрий Александрович уже успел набрать руководителю коммерческого отдела и теперь устраивает ему выволочку за то, что тот посмел сунуть нос не в своё дело, Ева ухмыльнулась. Взяв в руки iPhone, она ввела цифровой пароль, открыла приложение «Facebook — чат» и нашла последнюю переписку с «7~».

«Привет, «7~«», — написала Ева.

«Ну, привет», — ответил тот.

«Ты молчал целый день.»

«Прости, я был занят.»

«Да? А я-то подумала, что в последний раз прищемила тебя», — хладнокровно напечатала Ева.

«Прищемила? Ну-ну… Вообще-то я не твой бойфренд», — равнодушно напомнил Еве тот, кого звали «семь тильда».

И Еве впервые пришло в голову, что её новый приятель, имени и возраста которого она пока не знала, совсем не её ровесник, а кое-кто постарше и явно опытней всех тех, кем она крутила. «Семь тильда» интриговал её, и, очертя головой круг, Ева бросилась в переписку.

Ровно в четверть восьмого Даниэль, одетый в однобортное серое пальто нараспашку, поправил на правом запястье раструб лайковой черной перчатки и вышел из лифта. Небрежно кивнув девушкам, прощебетавшим «хорошего вам вечера, Даниэль», Кейд прошел через вестибюль, отделанный светлым мрамором. Выйдя из стеклянной «вертушки» дверей, он вступил на открытую площадку центральной лестницы башни «А» и глазами поискал Еву. Но дочь уже стояла спиной к ограждению и задумчиво тискала в пальцах iPhone.

— Детка, я здесь, — ласково окликнул Даниэль. Ева обернулась. В ее откровенных глазах Даниэль заметил то, что тревожило её душу, но отнёс лёгкое смятение Евы на свой счет: дочь боялась, что он всё ещё на неё сердится. Даниэль улыбнулся. От такой улыбки у девушек из «Кейд-Москва» обычно учащался пульс и вприпрыжку бежало сердце. Но для Евы это означало, что отец по-прежнему любит её и спустит ей всё, что угодно. Сунув телефон в карман, Ева шагнула к отцу:

— Прости, па, я не хотела.

— Да ладно, чего уж там. Мы же друзья, — Даниэль мягко обнял Еву. Та прижалась к отцу.

Мимо них шли люди.

Оживленные или усталые, двигающиеся по одиночке, парами или же группами, они смотрели по сторонам, шутили, молчали или же просто спешили. В разномастной толпе мимо Евы и Даниэля медленно прошел мужчина. Статный, видный и стройный, он был очень похож на англичанина и с изяществом опирался на элегантную зонт-трость от «Burberry». Оглядев Даниэля и прижавшуюся к нему дочь, мужчина одобрительно кивнул при виде красивой пары. Этого прохожего днём ранее на Ламбетском мосту видел Андрей Исаев. Вот только Андрею не удалось разглядеть вблизи лица этого мужчины. А Еве повезло. Незнакомец прошел совсем близко, и девочка заметила, что, не смотря на бравый вид, у «англичанина» очень грустные глаза и бледное лицо. «А ведь он очень одинок», — поняла Ева. Пытаясь сделать взор незнакомца хотя бы чуть — чуть светлей, Ева ему улыбнулась. Улыбка вышла тёплой и солнечной. «Англичанин» опешил. Замедлил шаг, оглянулся на Еву и вдруг искренне улыбнулся ей.

— Боже мой, — восторженно ахнула Ева. Услышав восхищённый шепот дочери, Даниэль поискал глазами то — или того — кто мог так поразить её. Но прохожий уже скрылся в плотном потоке людей, точно его и не было. Даниэль перевел на дочь вопросительный взгляд. Ева моргнула. Но уже через секунду в её глазах заплясали огоньки, и Ева фыркнула. Кейд изогнул бровь:

— У тебя что, повод для веселья есть?

— Повода нет. Но хотела бы и я иметь самую красивую улыбку на свете.

— Не переживай, уже имеешь, — отрезал Кейд. — А кстати, кто это был? Ну, тот, кто так поразил тебя?

— Не знаю. Какой-то мужчина. — Ева пожала плечами. — Он был такой печальный, и я улыбнулась ему, а он мне улыбнулся. Он уже ушёл. Никогда его раньше не видела.

Наблюдая за дочерью, Даниэль перевел дух: Ева лгать не умела. Но то, как среагировала на улыбку незнакомца его дочь, Даниэля зацепило.

— Детка, могу я тебя попросить кое о чем? — спросил он. Ева согласно кивнула.

— Тогда пообещай мне, что если этот человек подойдёт к тебе снова, ты не будешь с ним разговаривать. Просто отойди от него, вот и всё. А я сам приму меры.

— Ладно, па. А если не он подойдёт?

— Не он? А кто? — изогнул брови Даниэль. И тут до него дошло: — Ты что, с кем-то встречаешься? И кто это?

— Папа, я ни с кем не встречаюсь. Но может же мне кто — то однажды понравиться?

— «Кто-то» — это, прости, кто?

— Ну, кто-то… постарше, — и Ева стиснула в кармане телефон, думая о «семь тильда».

«Сказать папе или не сказать? А вдруг папа запретит мне?»

Даниэль внимательно посмотрел на маленькую дочь:

— Ева, даже не думай.

— А почему? — нахмурилась та.

— Да потому что тебе всего двадцать лет, и ты вполне можешь найти себе ровесника. Кого — то близкого тебе по возрасту.

— Ага. И — по уму, — мрачно добавила Ева.

Даниэль набрал воздух в лёгкие, готовясь устроить дочери очередной укорот. Но глаза Евы потухли. Она медленно вытащила руку из кармана и сделала безмятежным лицо.

«Ещё рано говорить папе. Вот узнаю имя „семь тильда“, тогда и скажу».

Не подозревая о мыслях дочери, Даниэль вздохнул:

— Ладно, Ева. О том, с кем тебе встречаться, мы ещё поговорим. А пока пойдём к машине. Водителя я отпустил, так что поедем домой вместе, вдвоём. Заодно и обсудим, зачем ты отправилась в «НОРДСТРЭМ».

То, что Ева расскажет отцу, станет для него потрясением.

@

3 апреля 2015 года, пятница, вечером.

ТТК — Ленинский проспект, Москва.

Россия.

— Итак, Ева, возвращаемся к теме «НОРДСТРЭМ», — начал Даниэль, выезжая с Краснопресненской набережной и направляя свой «кадиллак» в сторону Ленинского проспекта. — Объясни мне… как это по-русски? — а, вот: каким ветром тебя вообще занесло в эту корпорацию? Только не говори мне, что у вас на экономическом факультете проводилась лотерея с распределениями по ведущим компаниям Москвы. Я тебе всё равно не поверю.

Ева смущенно опустила глаза:

— Ну, вообще-то я конкурс выиграла.

— Какой конкурс? — любезным тоном осведомился Даниэль.

— Такой же конкурс, как и любой другой. — Ева с изящной небрежностью передернула плечиками.

— А поконкретнее? — не отставал Кейд. Теперь его голос просто сочился мёдом.

Поняв, что отец всё равно не отвяжется, Ева тяжело вздохнула и решила идти ва-банк:

— Ну, ладно, хорошо. Твоя взяла, папа… В общем, я недавно кое-что узнала про тебя, и у меня возникла одна идея, — заметив вопросительный взгляд отца, Ева отмахнулась, — подожди, не сбивай меня. Итак, я задумала сделать тебе сюрприз. Чтобы реализовать эту идею, я решила устроиться в «НОРДСТРЭМ». Зашла на их сайт и узнала, что «НОРДСТРЭМ» каждую весну проводит набор студентов. Так эта фирма готовит себе будущих специалистов. Иногда студентам предлагают участвовать в стратегических проектах, но чаще — исполнять работу из области «подай-принеси». Но этой весной в «НОРДСТРЭМ» набирали людей под проект исследований в социальной сети для развития… — и Ева наморщила лоб, вспоминая сложное словосочетание, — для развития… архитектуры… кода… национальной платежной системы. Пообщавшись… э-э, с умными людьми в социальной сети, я получила советы, как пройти собеседование и правильно составить резюме. И в итоге, как ты видишь, я в «НОРДСТРЭМ». — Ева ловко закончила свой рассказ, обойдя все острые углы, и даже мысленно себе поаплодировала.

Даниэля эта куцая история никак не устраивала:

— А подробности своего трудоустройства ты не хочешь мне рассказать?

— А зачем тебе подробности?

— А затем, моя дорогая, что без соответствующего опыта и без рекомендаций на должность помощника вице — президента «НОРДСТРЭМ» просто так не попасть. Даже если ты выиграла три конкурса, — с ходу отрезал Даниэль, чем и подрубил Еве крылья.

Ева вздрогнула и с невероятной обидой посмотрела на отца:

— Ну, а если я кое-кому понравилась?

«Час от часу не легче», — поёжился Кейд.

— В таком случае, тогда тебе точно есть чем похвастаться, — подначил Даниэль Еву.

На самом деле Даниэля интересовало совершенно другое.

Он желал знать, почему Дмитрий Кузнецов остановил свой выбор на его дочери. Кейд прекрасно отдавал себе отчёт, что при всей своей яркой внешности и сообразительности Ева была всего лишь неопытной студенткой второго курса и вряд ли могла затмить собой профессионального референта.

Сообразив, что отец не очень-то доверяет ей, Ева возмущенно вспыхнула.

— Ах так? — выдохнула она. — Ну хорошо. Ну ладно, папа, я расскажу тебе подробности своего трудоустройства. Но учти: ты сам напросился. В общем, я всегда видела себя специалистом в области SMM29. А лучшим специалистом в этой области в Москве считается одна женщина. Её никто не знает. Даже ты. Хотя ты, па, явно ей интересуешься.

— Я? Интересуюсь?.. Постой, Ева, ты о какой женщине сейчас мне говоришь? — насторожился Даниэль.

— А о Маркетологе.

— О Маркетологе? Гм, забавно… А я-то тут причём?

— А кто по ночам лазает у нее по Facebook?

— Э- э… Так. А ты-то как узнала про это?

— А в твоем iPad есть ссылки на посты Ирины Александровой. Много ссылок и вся история посещений её страниц в социальных сетях. Так что не отпирайся. То, что она тебе нравится, для меня давно не секрет, — и, выпустив в ошарашенного отца парфянскую стрелу, Ева торжествующе фыркнула.

— Понятно, — помрачневший Кейд поиграл желваками и кивнул. — Ну, продолжай. Рассказывай дальше, детка…

Про себя Даниэль поклялся в дальнейшем обязательно очищать всю историю своих посещений и все cookie не только с домашнего «планшетника», но и со всех имеющихся у него устройств доступа, которые только могут попасться на глаза его не в меру сообразительной дочери. Между тем Ева повозилась на сидении и изловчившись, подвернула под себя правую ногу. Усевшись в любимой позе, победоносно покосилась на отца:

— Вот так, папа. Поняв, что тебе нравится эта женщина, я решила сделать тебе сюрприз. Посмотрев на ссылки к постам, которые ты оставил, и почитав мнения и комментарии, я поняла, что Маркетолог работает на «НОРДСТРЭМ». И я решила тоже туда устроиться. Вошла на их сайт, зарегистрировалась, заполнила анкету и решила три прилагаемых к заявке задачи. Поскольку все задания касались знания принципов продвижения товаров и услуг в социальных сетях, то я, как ты понимаешь, справилась.

«Нет слов…»

— Потрясающе. И что дальше?

— А дальше я получила звонок и приглашение прийти на собеседование. — Ева повернулась к отцу, готовясь поразить его в самое сердце. — И вот на прошлой неделе, в пятницу я приехала в «Москва-Cити» и назвала на ресепшен своё имя. Пока мне выписывали пропуск, мимо меня к турникетам прошла одна женщина. Тут все такие одинаковые, в этих тёмных дурацких костюмах, а эта — такая, такая… — Ева защёлкала пальцами, подбирая слова, — одним словом, яркая. Необычная, светлая… Её просто невозможно не заметить. Вот я и уставилась на неё. Женщина мазнула по мне глазами, почти дошла до турникетов и вдруг замедлила шаг. Потом развернулась и решительно направилась ко мне. Спросила: «А вы случайно не Ева?». Представляешь, как я опешила, когда она назвала моё имя? Я-то ведь видела её в первый раз. «Да, это я, — говорю ей. — А вы кто?». А она мне: «А я правильно понимаю, что вы пришли на собеседование в „НОРДСТРЭМ“?» — «Ну да, — отвечаю, — а вы тоже на собеседование?» — «Нет, Ева, я собеседования обычно провожу, — засмеялась она и добавила: — Пойдём со мной».

Вот так я с ней и прошла через турникеты. Пока мы шли к лифтам, она молчала. А когда мы с ней в лифте ехали, она так на меня посмотрела, что я даже дышать перестала. Ой, папа, какие у нее глаза… Они цветом как лилии, которые только в Египте и растут. Мне о таких бабушка Мив-Шер рассказывала. Бабушка посадила лилии в саду, но они не прижились, и бабушка…

— Рад за твою бабушку и за твои познания в ботанике. Дальше что? — нетерпеливо прервал Даниэль дочь, некстати увлекшуюся воспоминаниями.

— Что? Ах да… Ну, а дальше мы вышли из лифта, и эта женщина открыла своим пропуском дверь «НОРДСТРЭМ», провела меня в переговорную комнату. «Садись, — говорит. — Я тебе не представилась, но это чуть позже. Сначала расскажи мне о себе и о своей семье».

Даниэль вздрогнул.

— А ты что? — стараясь говорить спокойно, спросил он.

— Ну, я ей и рассказала. Сказала, кто мой отец и где ты работаешь. «А на какую вакансию в „НОРДСТРЭМ“ ты претендуешь, Ева?». Ну, я ей и ответила, что хотела бы поработать по проекту, который анонсировал «НОРДСТРЭМ». Женщина кивнула и тут же завалила меня вопросами о способах поиска в сети, рекламе, всяких роботах… в общем, много чего спрашивала. Я ей, конечно, отвечала по существу. Но, кажется, не особо. — И Ева недовольно поморщилась.

— Так-так. И что же эта женщина? — спросил Даниэль. Вот теперь ему было очень интересно.

— Да ничего. Просто улыбнулась. Она поняла, что в некоторых вещах я ни бум-бум. Извинилась и вышла. В этот момент я, честно говоря, решила, что она за пошла секретаршей, чтобы та вежливо меня выставила. Но вместо этого эта женщина принялась кому-то звонить и, расхаживая по коридору, быстро-быстро на английском что-то говорить… Нет, па, ты не подумай, то, о чём она говорила, я, честно, не подслушивала, — перехватив проницательный взгляд отца, Ева покрылась пятнами. — Но когда эта женщина вернулась, она сказала мне, что я подхожу для одного проекта, который ведёт в «НОРДСТРЭМ» Дмитрий Кузнецов. «Подожди, сейчас он к тебе спустится. Поговорит с тобой. Если ты ему подойдёшь, он возьмет тебя. Удачи тебе, Ева», — женщина развернулась и ушла. А я сидела, как дурочка, и таращилась ей вслед. Даже поблагодарить не успела.

При воспоминании о женщине, которая была так внимательна и добра к ней, к Еве вернулось хорошее настроение. Зато оно напрочь покинуло Даниэля Кейда.

— И что Кузнецов? — без улыбки спросил он. История, рассказанная ему Евой, перестала походить на забавную авантюру, зато начала принимать очертания заговора.

— Ну потом, па, в переговорную комнату вошел мужчина. Посмотрел на меня, как на нежеланный подарок, свалившийся на него с неба. — Ева фыркнула, не замечая реакции отца. — Сдвинул очки с переносицы на макушку и представился. «Я, — говорит, — Дмитрий Александрович Кузнецов, тот самый вице-президент из „НОРДСТРЭМ“, о котором говорила тебе Ира». «Какая Ира?» — спрашиваю я. И тут Кузнецов развеселился и стал очень милым. Он вообще так ничего, только иногда сердитый, и…

— Ева, не отвлекайся. Рассказывай по существу, — Кейд вёл машину по Саввинской набережной и внимательно слушал Еву.

— Ну, а дальше Дмитрий Александрович задал мне пару вопросов, а я ввернула ему пару цитат от Маркетолога. Кузнецов даже рот открыл, — похвасталась Ева и сладко прищурилась. — «Ладно, — говорит, — за одно за это тебя стоит взять. Так и быть, выйдешь ко мне, но — с испытательным сроком». — «Спасибо, — отвечаю я, — и хорошо, что с испытательным». — Кузнецов замер. «А почему хорошо?». Ну, я ему и ляпнула: «А вдруг вы мне тоже не подойдете?». Вот тогда Дмитрий Александрович от души рассмеялся, окончательно подобрел и перестал придираться. А потом он спросил меня: «А почему ты не спрашиваешь, кто тебя в наш офис привёл?».

— А ты? — ожидая получить ответ на самый главный вопрос, Даниэль навострил уши.

— А я ответила, что сама хотела спросить, но не успела. Па, а ты догадываешься, кто привёл меня в «НОРДСТРЭМ»?

Кейд молча помотал головой.

— Маркетолог, — торжественно припечатала Ева. И, не давая ошеломлённому Даниэлю прийти в себя, тут же добавила: — Ты не представляешь, как я рада, что теперь смогу познакомить тебя с ней. Она же тебе нравится? Вот и будете встречаться… Потом она влюбится в тебя, вы с ней поженитесь, и… Ой, папа, ты что?

Даниэль не врезался в ползшую впереди него «ладу приора» только волей случая. Воспользовавшись тем, что поток машин на Третьем кольце спал, Даниэль включил поворотник. Скользнув в правый ряд, ловко пристроил «кадиллак» на выделенную полосу, нажал на кнопку аварийной остановки. Сначала он пришел в себя, потом посмотрел на Еву.

— Ева, что ты сейчас сказала? — очень тихо спросил он. Девочка моргнула.

— Ну, я сказала, что устроилась на работу в «НОРДСТРЭМ», чтобы познакомить тебя с Маркетологом, — медленно произнесла она. — Я решила, что раз ты «зависал» в её блогах, то ты… того… влюбился.

Кейд распахнул глаза, потрясенно взирая на дочь. А та, набрав воздух в лёгкие, снова гнула свою линию:

— Я подумала, что если я найду для тебя этого Маркетолога и как-нибудь аккуратно сведу вас, то вы будете встречаться… А если все будет хорошо, то ты наконец-то женишься. А тебе я это сразу не сказала, потому что хотела сначала с Эль посоветоваться. У неё опыта в таких делах больше.

Сюрприз, задуманный Евой, удался на все сто.

Даниэль ошеломлённо смотрел на дочь. Потом представил себе бесценное выражение на лице Эль, когда Ева расскажет той о своих планах. Не выдержав, Даниэль закатил глаза и звонко расхохотался. Глядя на отца, так некстати обретшего чувство юмора, Ева нахмурилась:

— Ты чего, па?

— Значит так, — отсмеявшись, Даниэль убрал улыбку с лица, — если ты скажешь Эль о том, что и когда я читаю, то я тебе устрою такой сюрприз, что ты не обрадуешься.

— Ясно, — кивнула дочь. — Но вообще-то я думала, что ты, папа, обрадуешься.

— Ты даже не представляешь, как несказанно я рад, — съехидничал Кейд. — А теперь послушай меня и раз и навсегда прими к сведению, что я взрослый человек и в моей личной жизни всё хорошо. Остальное тебя не касается.

— Да ладно, — вредным голосом Эль немедленно отозвалась дочь, — давай-ка посчитаем, что именно у тебя хорошо. Ну, — и Ева принялась загибать пальцы, — ты не женат. У тебя, кроме Эль, меня и Деака вообще никого нету. Ты круглыми сутками торчишь на этой своей работе, мало куда ходишь, а если и ходишь, то только с Эль. У тебя, папа, просто офигительная личная жизнь, во всех смыслах этого слова… Ну хорошо, если ты не хочешь, чтобы я советовалась с Эль — ладно, не буду. Я и сама могу придумать, как познакомить тебя с Маркетологом.

Опершись локтем о руль, Даниэль долго рассматривал Еву. Её лицо было решительным, а в упрямых глазах угадывался настрой довести дело до конца. «Ну за что мне такое наказание? — уныло подумал Даниэль. — Ведь если я сейчас скажу Еве «нет», то она завтра же отправиться в «НОРДСТРЭМ» и на свой страх и риск притащит ко мне эту женщину… А может, сказать Еве правду о том, кто её мать? Но я не могу это сделать, потому что это убьёт Еву…». И, за неимением лучшего, Даниэль решил всё обратить в шутку.

— Да ладно тебе, детка, — примирительно сказал он, заводя мотор. — Видел я фотографию этой твоей Ирины. Какие там глаза? Она же — тихий ужас, кошмар… гм, то есть она так себе, — поправился Кейд. — Она не в моём вкусе.

— Нет, она «не так себе»! — не замечая промаха отца, загорячилась Ева. — Если ты имеешь в виду её фотографию в Facebook, то там совсем не то, папа. Маркетолог — она не такая. Там, в социальных сетях какой-то безумный фейк, липа, ноль без палочки. В жизни эта женщина совсем другая. И я абсолютно уверена, что она понравится тебе.

— Не понравится.

— Нет, понравится!

— Так, всё, хватит. Закончили дискуссию. — Потеряв всякое терпение, прошипел Даниэль, нажал на газ и рванул на левую полосу.

— Ах так? Ну и ладно… Ну и живи тогда один… Можно подумать, мне больше всех тут надо.

Отец и дочь замолчали. Мощный «кадиллак» вошёл в плотный поток машин и устремился к западу.

«Странное дело, — думал Кейд, поглядывая на мрачную, надувшуюся дочь, ушедшую в свои мысли. — Я подписал с Фадеевым контракт на идентификацию Маркетолога, потому что её никто не мог найти. Но моя двадцатилетняя дочь сделала невозможное: она нашла эту неуловимую женщину за два захода. А теперь выясняется, что и эта женщина заинтересовалась Евой — да так, что фактически устроила её к Кузнецову. И всё это происходит в то же самое время, когда мы с Эль решили подвести программное обеспечение „НОРДСТРЭМ“ под все наши вклады. Там — интеллектуальная собственность нашей фирмы и миллионы фунтов. А проектом „НОРДСТРЭМ“ руководит Кузнецов. Так что это, совпадение? Но в совпадения я не верю. Ладно, придётся разобраться с этой странной загадкой до конца. Но сначала я должен вывести из игры Еву».

— Ева…

— Что, папа?

— Скажи, а тебе обязательно работать в «НОРДСТРЭМ»?

— Хочешь, чтоб я там не появлялась? — холодно усмехнулась та. — Если так, то можешь не волноваться: в среду у меня начинаются сессии, и я уже предупредила Дмитрия Александровича, что меня не будет в «НОРДСТРЭМ» примерно две недели. Я думала, что он уволит меня. А он всего — то попросил, чтобы я появилась в понедельник и сдала задания другому секретарю. Теперь ты доволен? — Ева смерила отца злым взглядом и отвернулась к окну.

— Ева, а ты не могла бы и в понедельник… — Даниэль ещё не успел закончить фразы, как дочь развернулась к нему всем телом.

— Нет, не могла бы! — вспылила она. — Потому что это неправильно. Ты сам меня учил, что обещания нужно выполнять. А я пообещала.

И Кейд сдался. «В конце концов, один день ничего не решает», — подумал он.

Увы: он ошибался…

@

3 апреля 2015 года, пятница, вечером.

Квартира Даниэля Кейда.

Ленинский проспект, дом 178, Москва.

Россия.

Притормозив у высокой решетки, огораживающей двадцатиэтажную башню жилого дома, Даниэль щелкнул кнопкой. Автоматический шлагбаум поднялся, и Кейд подвел «кадиллак» к подъезду с отделанной стеклом и медью парадной дверью, наводившей на мысль, что людям всё — таки свойственно жить в просторных особняках, а не ютиться в «хрущёвках».

— Иди домой, я на парковку, — повернулся к дочери Кейд.

— Ага, — Ева молниеносно выскользнула из машины. Проводив дочь взглядом, Даниэль потянулся к телефону:

— Hi, Max, I need your resources in NORDSTREM. This is urgent30. — Даниэль говорил быстро. Выслушав его, Макс подумал, потом спросил:

— Когда конкретно тебе нужна информация на Кузнецова?

— Самое позднее — в воскресенье.

— Хорошо, сделаю. — Макс положил трубку.

«Вот теперь поиграем в мою игру», — усмехнулся Даниэль.

Между тем Ева вбежала на крыльцо, вошла в прохладный подъезд, миновала стеклянный «аквариум» — комнатку консьержки.

— Здрасстье, Иннпална, как вы? — обратилась к консьержке девочка. Женщина немедленно отложила свое бесконечное вязание:

— Хорошо, милая. А ты?

— Я? Спасибо, нормально. А вы с Деаком гуляли сегодня?

— Да, конечно, гуляла. Ты же предупредила, что с девочками вечером встречаешься.

— А.. ну да. Но я передумала.

— Вот и правильно, — улыбнулась одинокая и добродушная Инна Павловна, сняла с гвоздика ключи, передала их Еве. — А то папа твой всё один да один.

— Угу, — приняв связку с ключами, Ева шагнула к лифту: — Да, большое спасибо за Деака!

Инна Павловна кивнула и углубилась в подсчёт лицевых и изнаночных петель. А Ева нажала на кнопку вызова лифта. Правый лифт приехал первым. Двери открылись, и Ева скользнула вовнутрь. Нажала на кнопку двадцатого этажа. Лифт бесшумно закрыл двери и стремительно взмыл вверх. Покосившись на себя в зеркальную стену, Ева показала язык своему отражению.

— Ну что, сделала сюрприз папе? Да еще и «семь тильда» чуть не обидела, — отругала себя Ева. Отражение недовольно посмотрело на неё. Ева, вздохнув, отвернулась. Кабина лифта прекратила движение и плавно замерла на этаже. Выйдя в просторный холл, Ева услышала, как из-за обитой кожей двери громко сопит и поскуливает Деак.

Деак был английской овчаркой.

Пса полгода назад подарила Еве Эль. Даниэль тут же назвал пса Деаком.

— Что означает это имя? — засмеялась Ева, поглаживая овчарку.

— А ты сама догадайся, — ухмыльнулся Даниэль.

Пес сказал «ав», и Ева тут же решила, что имя овчарке понравилось. Моментально сообразившая что к чему, Эль попыталась вклиниться и возразить.

— Даже не думай, — с насмешливой угрозой остановил её Кейд. Сделав недовольное лицо, Эль скрылась на кухне и принялась хлопать дверью холодильника, включать духовой шкаф и всячески выражать своё неодобрение.

«Ав-ав», — отвлек Еву нетерпеливый протест из — за двери.

— Сейчас, моя лапочка. Сейчас я открою. Собирайся гулять, — и Ева загремела ключами. Сопение и скулёж под дверью тут же прекратились, зато раздался топот четырех проворных ног, исчезающий в недрах квартиры. Ева справилась с последним замком и шагнула в прихожую.

— А ты молодец, — увидев, что устроил её пёс, улыбнулась Ева. Ещё бы: Деак уже успел собрать все свои «вещи» в центре квадратной прихожей, куда притащил и плюшевого кота. Сев на любимую игрушку, Деак высунул длинный розовый язык и склонил голову влево.

— Ну, иди ко мне, лапочка. — Ева присела на корточки и развела руки в стороны, предлагая свои объятия любимому псу. Деак взвизгнул от удовольствия, прицелился и стремительно прыгнул вперёд.

— Осторожней! — услышала Ева голос отца и почувствовала его руки, подхватившие её ровно за секунду до того, как Ева могла сесть на пол. Соскучившийся за день пес крутил хвостом, повизгивал и всячески извинялся.

— Сидеть, — тихо и спокойно произнес Кейд. Собака тут же выполнила приказ, но не отошла от Евы. Вот так наивно, но вполне однозначно пёс показал, кто у него хозяйка.

— Болван ты, — усмехнулся Даниэль, пристегивая к ошейнику овчарки поводок.

— Пап, я через часик буду. Вместе поужинаем, хорошо? — проверив, что её iPhone при ней, Ева выскочила за порог. Пёс тут же потянул Еву к лифту.

— Стой, или ты меня убьёшь, — уже запирая дверь, услышал Даниэль голос Евы.

Двери лифта закрылись.

Оставшись один, Даниэль преобразился.

Медленно запер дверь и прислонился к ней спиной. Черты его лица заострились, а в глазах появились так долго скрываемая горечь. Даниэль вытащил из кармана мобильный и снова набрал Эль, но женщина так и не взяла трубку. Пытка молчанием становилась невыносимой. Даниэль медленно стащил пальто, прошёл по коридору и свернул в гостиную. Небрежно бросив пальто и пиджак на диван, рывком развязал галстук. Подумал и решил дать упрямой Эль ещё немного времени, чтобы успокоиться и самой перезвонить ему. «Если Эль не объявится до воскресения, то я наплюю на все свои обещания, в понедельник заберу Еву и вылечу в Лондон. Потому что либо Эль ставит мне условия, которые я раз и навсегда выбью из её головы — либо произошло что — то очень серьёзное», — с этими мыслями Даниэль подошёл к окну и открыл его. Он опустился в кресло. Пристроив длинные ноги на уголке испанского журнального стола, задумчиво огляделся. Всё в этом доме было обставлено по вкусу Эль, и это ему нравилось. Здесь было тепло его дома, здесь жила его дочь, здесь он любил проводить время. Не было здесь лишь одного — женщины, которая его любила.

Эта женщина умерла в январе 2015 года, подарив своё имя Еве.

Эта женщина и открыла Даниэлю тайну рода Эль-Каед.

@

90-е годы, за двадцать лет до описываемых событий.

Лондон — Колчестер.

Великобритания.

В их первую и последнюю ночь на Флит Стрит Даниэль научил Эль любви. Когда желание утихло, Даниэль подпёр голову рукой и рассматривая лицо Эль, ответил ей на все те вопросы, которые она, девятилетняя, задавала ему в день их первой встречи. Даниэль откровенно рассказал Эль о том, как он возненавидел Александрию после смерти своего отца, и о том, как странно звучала для него английская речь, когда он приехал в Лондон. О том, что ему никогда не нравились ни дождь, ни снег, ни солнце, потому что он всегда любил только небо. Разглядывая золотой крестик на груди Эль, Даниэль поведал ей о том, что татуировка на его руке — принадлежность к роду Эль-Каед, могущественной исламской семье, и что их отношения никогда не примут ни Мив-Шер, ни Дэвид.

Потрясенная Эль молчала.

Даниэль вздохнул, взял руку Эль, поцеловал кончики её заледеневших пальцев, и коснулся ими своего лба и груди.

— Ты хочешь сказать, что ты отказываешься от меня, Дани? — едва слышно спросила Эль. Даниэль покачал головой и крепче сжал её пальцы.

— Нет, ты не поняла. Я отказываюсь не от тебя — я отказываюсь от себя, потому что с этого дня и до последнего вздоха, я — чтобы не случилось, — только твой Эль. Я тебе обещаю.

Даниэль сдержал свое обещание.

Для начала, не взирая на протесты Мив-Шер, Даниэль перевёлся из ЛШЭ в Лондонский университет, который располагался в Блумсбери. Боро Блумсбери был традиционным центром интеллектуальной жизни Лондона. Здесь было много зелёных островков, таких, как Гордон-Сквер и Бедфорд. Была здесь и Рассел-Сквер, возникшая на рубеже XIX века. Тогда еще юный Дани не знал, что через двадцать лет компания «Хартсвуд Филмс» снимет здесь первые кадры британского сериала «Шерлок», который Даниэль Кейд увидит уже в Москве. Но до этого было ещё далеко. А пока Дани снял на Рассел Сквер квартиру с видом на парк и начал работать в компании Дэвида Кейда.

В 1994 году Даниэлю исполнилось двадцать два, Эль — всего девятнадцать. Эль по-прежнему училась в ЛШЭ и иногда виделась с Максом. Тот часто приглашал Эль на свидания, в кафе, театр, но Эль постоянно отказывалась. Ей было не до Макса: каждый день после занятий она спешила к Даниэлю.

В ноябре Макс подошел к Эль в последний раз:

— Эль, я хочу попрощаться.

— Почему? — Эль разглядывала его голубые глаза, и думала, что ей довелось встретить ангела. Макс, как волшебник, привез её к Даниэлю в ночь перед Рождеством. Отступился от неё, чтобы отдать сопернику, лишь бы сделать её счастливой. Но при этом, кажется, до сих пор беззаветно любил её. — Макс, что случилось?

— Ну, я потерял должность помощника директора ЛШЭ. К тому же у меня… м-м, некоторые денежные затруднения, поэтому, скорей всего, я перееду в Йорк… Кэтрин обещала помочь мне на первых порах. — Макс протянул руку и осторожно погладил Эль по щеке: — Прощай, Эль. Будь счастлива, девочка.

Уоррен отвернулся, чтобы уйти.

— Подожди, Макс. Скажи, я могу помочь тебе? — окликнула его Эль. Макс пожал плечами и отвёл глаза.

— От тебя я ничего не возьму, — и Макс скрылся в толпе студентов…

— Дани, я узнавала: Максу действительно нечем платить за обучение и своё место в кампусе. Он даже свой старенький «даймлер» продал, — в тот же вечер пожаловалась Эль, согреваясь в объятиях Дани.

Тот подумал и улыбнулся:

— Зато я кое-что придумал.

— Что? — загорелась Эль. Он рассказал. — Дани, это же здорово! — счастливая Эль повернулась и благодарно поцеловала его.

— Только ничего не говори Максу, — возвращая поцелуй, предупредил Даниэль.

— А почему?

— А иначе сюрприз не удастся.

Утром следующего дня Даниэль взял дело в свои руки.

Отправился в «Кейд Девелопмент», нашёл заместителя своего отца и заручился его поддержкой. Потом пришёл к Дэвиду.

— Папа, нам надо поговорить, — заявил он прямо с порога.

Внимательно посмотрев на серьёзное лицо своего приёмного сына, Дэвид кивнул. На следующее же утро резюме Уоррена оказалось в отделе кадров «Кейд Девелопмент», а ещё через два часа Макса разыскал в кабинете директора ЛШЭ секретарь.

— Вас приглашают на собеседование в «Кейд Девелопмент», — сказала секретарь и объяснила растерявшемуся Максу, какие именно документы ему надлежит взять с собой.

От волнения Макс не спал полночи. Утром, бледный и взволнованный, он пришёл в офис «Кейд Девелопмент». К удивлению Макса, трудоустройство прошло как по маслу. Более того, начальник назначил Максу отличную должность с солидной зарплатой и весомыми бонусами. О том, какую роль сыграл в этом Даниэль, Уоррен даже не догадывался. Но — долго ли живут в корпоративных структурах подобные тайны? В первый же день, выйдя на работу, Макс услышал кое-какие намёки на свой счёт и удивлённо открыл рот. Подумав секунд пятнадцать, Уоррен отправился прямиком к своему начальнику. Чтобы выяснить правду, Максу хватило десяти минут. «Я убью тебя, чертов Кейд», — обозлённый Уоррен тут же пошёл на поиски Даниэля. Кейда — младшего Макс обнаружил в копировальной комнате. Безмятежно насвистывая, Даниэль держал в руках стопку чертежей и снимал с них копии. У Даниэля было превосходное настроение.

— Твоих рук дело, Кейд? — ледяным голосом осведомился Макс, проигнорировав приветствие.

— Ух ты, Макс… Ну, привет. Я и не знал, что ты здесь работаешь. Это здорово, поздравляю, будем чаще встречаться, — невинно глядя на Макса, улыбнулся Даниэль и протянул Максу руку для пожатия.

Но Уоррен посмотрел на ладонь Кейда так, словно хотел укусить её.

— Не придуривайся, Даниэль. Ты же сын Дэвида Кейда, да? А я-то, идиот, думал, что это так, совпадение… Зачем ты это устроил, Кейд?

— Понятия не имею, о чём ты говоришь. — Невозмутимо пожав плечами, Даниэль повернулся к Максу спиной и запихнул в лоток ксерокса толстую пачку бумаги. — Кстати, как твои дела в ЛШЭ? Как там Эль поживает? — преувеличенно вежливо осведомился он.

— Я тебе вопрос задал! — повысил голос Макс.

— Не ори, не люблю… Повторяю, я не знаю, о чём ты говоришь. Но если ты имеешь в виду тот факт, что я просто подкинул твоё резюме в отдел кадров фирмы отца в удачный для него день, то считай, что моих. А больше я ничего не устраивал, — и Даниэль безмятежно защёлкал кнопками на сером корпусе ксерокса.

— А больше тебе ничего и не надо было устраивать, — окончательно взбеленился Макс. — Конечно: сын большого босса взял, да и просто подкинул резюме никому не известного студента главе отдела кадров одной из самых успешных компаний Соединённого Королевства. Потом сын босса сводил заместителя своего отца пообедать, и, как говорится, дело в шляпе. Заместитель большого босса в надежде, что сын Дэвида Кейда оценит оказанную ему услугу, провёл собеседование с никому не известным Максом Уорреном за пять минут и принял того на должность, равную должности сына большого босса… Ты что, за полного идиота меня держишь, Кейд?

— А я смотрю, ты, Уоррен, хочешь подраться с сыном большого босса? Валяй, — ухмыльнулся Даниэль. — Обещаю, что даже если ты набьёшь морду сыну большого босса — в чём, прости, я очень сомневаюсь-то тебе и это сойдёт с рук. Так где будем драться, Уоррен? Здесь, в копировальной? Или лучше отправимся в КЕС? Найдем там одну лужайку, где и дадим друг другу в глаз, и…

Макс не выдержал и улыбнулся. Покачал головой:

— Нет, Даниэль, я не буду с тобой драться. Вообще-то я искал тебя, чтобы сказать, что я очень тебе благодарен. Ты буквально вернул меня к жизни. Но ты выставил меня дураком, а это, согласись, не очень-то приятно.

— Ага. А ты, Макс, считай, что я вернул тебе один рождественский должок, — усмехнулся Даниэль. — Я тогда в Оксфорде тоже чуть с ума не сошёл, увидев Эль, когда та победоносно тащила ко мне мою сумку с учебниками.

— Ну, с Эль сладить было не просто. Она так рвалась утешить тебя, что я даже опешил. — Уоррен прищурился. — А кстати, как у вас теперь с Эль? Отношения наладились? Есть какие-то конкретные планы на будущее?

— А вот это не твоё дело. Эль — моя сестра. Проще говоря, Эль — сестра сына большого босса. А может быть, и твой будущий босс. И это — всё. — Даниэль привычно изогнул бровь и увидел, как побледнел Уоррен.

В начале зимы 1995 года Даниэль забрал Эль с собой и увёз её подальше от любопытных глаз в Колчестер, расположенный в графстве Эссекс. Там, недалеко от сердца города, спрятался Клактон-он-Си — симпатичный приморский курорт, где Даниэль снял небольшой коттедж и почувствовал себя почти счастливым. «Я был совсем счастлив, если бы мне не пришлось прятать от всех Эль. Ей тоже несладко приходится. Я же вижу. Я ещё помню, что скрывается за этой её маской безмятежности: страх… Это Эль сейчас улыбается. А на людях Эль постоянно приходится следить за собой, чтобы нас не выдать», — думал Даниэль, наблюдая, как аккуратная Эль расхаживает по комнате и по-хозяйски раскладывает по шкафам его и свою одежду.

— Дани, куда твои свитера положить?

— Куда хочешь. Иди сюда, Эль.

Эль просияла и, отложив стопку вещей, шагнула в его объятия.

— Пойдем в постель или пойдем гулять? — Даниэль потёрся носом о её макушку.

— Гулять, — сконфузилась Эль. Потом, боясь, что обидела своего Дани, Эль взяла его ладонь и нежно её поцеловала. — Я так сильно люблю тебя, — прошептала Эль. Даниэль ничего не ответил.

«Дани не любит меня… Ну и что, зато он всегда будет рядом», — привычно утешила себя Эль и еле слышно вздохнула. Наблюдая за ней, Даниэль хотел что-то сказать, но передумал. Он протянул Эль её тёплую куртку. Одевшись, молодые люди вышли из коттеджа, взялись за руки и отправились в сторону берега. За ледяными валунами скал разгорался закат, перламутрово-красный. Эль и Дани шли по узкой тропе, занесённой искрящимся снегом, и наслаждались своей близостью. Даниэль что-то рассказывал, когда высоко в небе раздался звонкий колокольный перезвон. Эль замерла и задрала вверх голову. Даниэль проследил за взглядом сестры и увидел, как в последних лучах зимнего солнца в синем небе блеснул и растаял маленький золотой крест на круглой, напоминающей перевернутую луковку, крыше.

— Что это? — удивился Даниэль. Он не видел православного храма никогда в жизни.

— Это? А я тебе не скажу, — хитро улыбнулась Эль. — Пойдем туда, и ты сам все увидишь.

— Ну, пойдем, — покорно согласился Даниэль, и Эль весело потащила его вверх по скалистой дороге. Дани всё еще шутил над Эль, неуклюже балансирующей на ледяных ступенях скалистой тропы, когда он и она добрались до церкви. Смех Даниэля оборвался, взгляд потемнел: он прочитал надпись, высеченную на ажурных воротах. Почувствовав западню, Даниэль нахмурился и выпустил руку Эль. — Дани, ты что? — испугалась она.

— Зачем ты сюда привела меня? Разве нам было плохо? — Яркие, живые, солнечные глаза Даниэля сверкнули гневом, и Эль подумала, что сейчас её Дани очень напоминает загнанного в ловушку зверя.

— Дани, послушай, это же так, ничего. Это же православный храм Святой Девы Марии, — трусливо сглотнув, сбивчиво начала Эль. — А дева Мария — это моя небесная покровительница… Я тоже, как и она, родилась восьмого сентября. На один день позже Елизаветы Первой. Папа поэтому и называл меня принцессой. Он как-то рассказывал, что меня крестили здесь, вот я и решила, что ты мог бы тоже…

— Что? — не веря услышанному, распахнул глаза Даниэль.

Эль со страха моргнула. Обозрев вытянутую в струнку Эль, Даниэль перевёл хмурый взгляд на православную церковь, рядом с которой собирались монахини и немногочисленные прихожане. У людей были одухотворенные лица — они ждали единения со своим христианским Богом.

Дани Эль-Каед бросил на Эль злобный взгляд.

— Эль, дьявол тебя раздери, да ты же специально попросила меня привезти тебя в Колчестер, так? — осенило его. — Эль, зачем? — спросил он гнетущим шёпотом. — Эль, за что? Ведь всё же было нормально…

Кусая губы, Эль шагнула к нему. Даниэль отшатнулся.

— Дани, — Эль побледнела, — послушай, ну что же в этом плохого? — Эль попыталась взять Даниэля за руку. — Пойдем со мной, я прошу. Пойдём, ну, пожалуйста. — Но Даниэль вывернулся и отрицательно покачал головой. — Ну, ради меня, Дани…

Даниэль прищурился.

— Послушай меня, Эль, — холодно ответил он, — и послушай внимательно. Я уже однажды объяснял тебе, кто я — и что я воспитан совсем в другой вере. И это вера — мой Бог. А то, куда ты привела меня, для меня shirk, haram — табу, запрет. Есть вещи, для меня невозможные.

— Дани…

— Эль, ради тебя я пожертвовал почти всем. Оставь мне хотя бы веру.

Даниэль отвернулся. Пристыженная Эль смутилась:

— Прости, Дани, я. я не подумала. Я не хотела. Можно, я только схожу в церковь и сразу же вернусь. Всего пять минут, ладно?

Даниэль пожал плечами:

— Твоё право, Эль.

Поминутно оглядываясь на него, Эль исчезла за воротами храма.

А Даниэль медленно прошёлся вниз по скрипучей дорожке.

Добрался до пологой тропинки, ведущей к обрыву, заглянул в него, поёжился и вернулся обратно. Посмотрев на отпечатки своих подошв на снегу, поднял вверх голову и заглянул в синее небо. Там жил грозный Бог его матери, Мив-Шер. «А что, если бы Аллах сейчас забрал мою жизнь, — вдруг спросил себя Даниэль, — но перед этим предложил бы мне выбрать последнее воспоминание — то о чём бы я попросил Его?». И перед мысленным взглядом Дани возникло то, что давным-давно впечаталось в его сетчатку. Взгляд Эль, когда она смотрела на него в их первый день в Оксфорде. И улыбка Эль, когда они были вместе в первый раз, и он обещал защищать её.

Они были вместе вопреки всему. Разделить их могла только вера.

Точно предрекая неизбежный конец их отношениям, яростный порыв ветра сдул снег с купола церкви и швырнул горсть колючих снежинок прямо в лицо юноши. Дани очнулся и почувствовал, что продрог. Он огляделся вокруг и в полной мере ощутил своё одиночество. Впервые перед Даниэлем открылась простая истина, которою он избегал. И Даниэль вдруг понял, что рано или поздно, но Эль захочет иметь мужа, семью, ребёнка. Но для него их брак невозможен. И тогда Эль уйдет. А он, защищая веру, останется совсем один и будет умирать без Эль от отчаяния. Даниэль вздрогнул, представив свой мир, но уже без Эль. В этот миг ему в спину угодил увесистый снежок. Даниэль развернулся и увидел смеющуюся Эль, застывшую у ажурной решётки. Задорно улыбаясь, девушка ловко лепила второй снежок, собираясь запустить им в Дани. В этот миг заходящее солнце осветило крест на куполе церкви, счастливое лицо Эль, и Даниэль замер.

«Как же я раньше этого не понял? — подумал он, — это же так просто».

Даниэль стоял и смотрел на Эль, когда та шутливо замахнулась в него снежным колобком. Он не отвёл глаз, когда девушка швырнула снежок и попала ему в колено. Даниэль продолжал смотреть на Эль, когда та, почуяв неладное, подбежала к нему:

— Дани, что я тебе сделала?

— Ana bahebak Elle, — произнёс тихо он.

Эль вздрогнула и, не веря ушам, распахнула глаза:

— Что?

— Эль, ты же слышала.

— Я… Дани, я не поняла, что ты сказал. Повтори.

Это его отрезвило. Даниэль хмыкнул:

— Ага, «ты не поняла» … Эль, да я на что угодно поспорить готов, что вот эту фразу на арабском ты выучила первым делом… Давай, обманщица, переводи.

— Ты сказал…

— Ну — ну, смелей.

— Ты сказал… что ты меня любишь.

— Я и правда тебя люблю. Вот, что ты мне сделала.

Это был самый счастливый день в жизни Эль.

В конце апреля 1995 года Эль впервые почувствовала себя плохо: усталость, спазмы внизу живота, постоянная заложенность носа, «эмоциональные качели» и повышенная восприимчивость к запахам. «Это всё из-за сессий. Я просто устала», — беспечно подумала Эль, морщась, сползла с постели, и безмятежно отправилась в ванную. Вот здесь — то и произошло то, что заставило Эль побледнеть и заглянуть в аптеку, расположенную неподалеку от Риджент Стрит.

— Добрый день. Чем вам помочь, мисс? — вежливо спросила провизор.

— Я бы хотела попросить тест на беременность, — пролепетала Эль. Окинув бледную девушку сочувствующим взглядом и не заметив на её пальце обручального кольца, провизор вздохнула. Пробила чек и протянула Эль маленькую коробку.

— Возьмите, мисс. С вас семь фунтов и тридцать пять пенсов. И позвольте дать вам один совет: если тест подтвердится, то вам лучше всего наведаться в частную клинику. Здесь, недалеко от Риджент Стрит есть одна… Вам сколько лет, восемнадцать?

— Двадцать один… будет в сентябре.

— Как и моей Элси. — Аптекарша снова вздохнула. — Элси — это моя подруга, — пояснила она. — Я так люблю её. Она такая добрая, милая… с таким огромным сердцем… Как и вы, Элси выглядит очень юной, невинной… И она такая же рыженькая, как и вы. Но, в отличие от вас, Элси — она очень полная, носит очки. И Элси не красивая. С Элси недавно произошла очень грустная история. Элси встретила парня… — Провизор задумчиво посмотрела на Эль, словно спрашивала, может ли она доверять ей. Увидев безмятежное и спокойное лицо, аптекарша кивнула. — Думаю, вы поймёте меня, мисс… Так вот, Элси отдала всё тому парню, а он её бросил. Сказал, что родители никогда не примут их отношений, и что у него есть невеста, и какой-то долг перед семьёй… Какой ещё долг? — Провизор возмущённо фыркнула. — В общем, мне пришлось разыскивать для Элси хорошую частную клинику — такую, где доктор не попросил бы у Элси номер карты её социального страхования и ничего не сообщил бы родным. У нас с Элси были наличные, чтобы заплатить за первичный приём… всего сто тридцать фунтов. Не малые деньги, зато Элси получила все тесты уже через три часа… Там, в клинике, и аборты делают… Элси там его сделала…

Через три часа Эль вышла из клиники, держа в руках тесты.

Сжимая в пальцах свой приговор, Эль медленно подняла лицо к небу.

«Я знала, что однажды это произойдёт, но почему так скоро?» — спросила себя Эль. Она постояла, словно надеялась, что всё это дурной сон, который вот-вот закончится. Но лист бумаги, который был в руках Эль, свидетельствовал об обратном. Эль опустила голову и медленно, на негнущихся ногах, пошла по направлению к «тюбу» — лондонскому метро.

«Итак, вот и пришёл конец нашим отношениям с Дани», — обречённо призналась себе Эль, садясь в вагон.

«Потому что Дани не простит меня», — думала Эль, бредя в бесконечных серых переходах между линиями «тюба».

«Но Дани имеет право знать, почему я осмелилась на такое», — в конце концов, рассудила Эль, выходя на станции «Russel Square». Эль пересекла парк и заплетая ногу за ногу, побрела к дому, где её ожидал Даниэль.

— Слушай, Эль! Вот скажи мне, где ты болтаешься? — недовольно спросил Даниэль, раздражённо распахивая входную дверь и втягивая Эль за руку в тепло квартиры. — Сколько можно ходить неизвестно где? Я уже всё, что мог, передумал. Ну, что у тебя случилось? Где ты была?

Эль покачала головой, не в силах произнести ни слова.

— Ладно, потом расскажешь, — вздохнул Даниэль. — Давай, Эль, раздевайся и пошли есть. Я купил в «Harrods» твои любимые пончики, они ещё тёплые, пахнут шоколадом, и… — Договорить Даниэль не успел: вздохнув аромат выпечки, Эль судорожно сглотнула и потеряла сознание на его руках.

Она очнулась, сидя на его коленях.

Даниэль осторожно убрал влажные волосы с лица Эль. Потом взял

Эль за подбородок и властно повернул к себе.

— Эль, говори, — потребовал он. — Ну, что произошло? Ты что, сессию завалила?

— Нет. Дани, я беременна, — очертя головой круг, выдала Эль на одном дыхании.

— Невозможно, — невозмутимо ответил он, — с чего такие фантазии?

Вместо ответа Эль полезла в карман и протянула ему тесты.

Закусив губы и изогнув бровь, Даниэль резко, с хрустом, развернул белый лист и принялся читать, мечась тёмными глазами по синим строчкам.

— Анализ крови… шесть недель… положение плода… направление на УЗИ… Эль, как такое вообще могло произойти? Я же ещё на Флит Стрит популярно объяснил тебе, какой риск существует, а ты клятвенно обещала мне, что ты всё сделаешь. Я ещё пытался контролировать тебя, но ты прямо мне заявила, что таблетки — сугубо твоё дело и чтобы я вообще не лез с этим к тебе. И вот сейчас такое. — Даниэль раздражённо вздохнул и отбросил бумаги на диван.

— Дани, если ты хочешь, чтобы я сделала аборт, то понадобится четыреста фунтов, — прошептала Эль и отвела глаза.

— Хорошо, у меня есть деньги… Погоди, Эль, что ты сейчас сказала?

Боясь увидеть страх и раскаяние в его глазах, Эль опустила голову и принялась судорожно терзать пальцем шов на его джинсах. Эль предстояло сказать Даниэлю самое сложное: правду.

— Дани, проблема не в деньгах, — призналась она. — Я не хочу аборта. Я хочу оставить этого ребёнка себе. Но тут возникают сложности. Мне придётся объяснять папе и маме, кем был отец ребёнка.

— «Кем был»? Так, ещё интересней. Ну, продолжай, Эль. — Даниэль убрал руку, которой обнимал Эль за плечи.

Та, не замечая ничего, попыталась поддеть ногтем толстую жёлтую нитку.

— Вот я и подумала: я им скажу, что я подцепила парня на каникулах. Пару раз с ним переспала. И по глупости залетела. А имени его я не знаю… — Эль разорвала жёлтую шелковинку. — Конечно, это дурацкая история, но ты ведь поможешь мне придумать что — то более внятное. Да, Дани?

— Нет, Эль. Как-нибудь перебьёшься.

Эль вскинула на Даниэля удивлённые глаза и замерла от ужаса. Сейчас на неё смотрел вовсе не её Даниэль, а абсолютно чужой ей человек — ассасин из волчьего рода Эль-Каед.

«Сейчас Дани ударит меня», — поняла Эль и всхлипнула. Но Даниэль выпалил в тишину комнаты забористое ругательство, в бешенстве сбросил Эль на диван и вскочил на ноги.

— А ну, повтори, Эль, что ты сейчас сказала? — зашипел Даниэль и со всей силы пнул диван. Но диван устоял, и Дани только ушиб ногу, что и привело его в чувство. — Эль, посмотри мне в глаза. И повтори мне ещё раз эти свои бредни. Если посмеешь, конечно, — зло прищурился он, — потому что аборта не будет.

— А что тогда будет? — уныло спросила Эль.

— Ничего. Родишь. Но сначала ты скажешь моей матери, что я тебя принудил там, в Оксфорде, и…

— Стоп. А что мне сказать папе? — Эль села поудобнее.

— Я сам разберусь с Дэвидом, — отрезал Даниэль.

— Ага, знаю я, как ты «разберёшься». — Эль кошкой сузила зрачки, выпустила коготки и спрыгнула с дивана. — Ты, конечно, придёшь к папе, упадёшь на колени и скажешь, что ты подлец, каких поискать, ну, а я — невинная жертва… Ну уж нет, так не пойдёт.

— Эль…

— Да пошёл ты, Дани! Я расскажу родителям правду. Понял меня?

— Это какую же правду? — ледяным тоном осведомился Даниэль и сунул руки в карманы.

— Настоящую правду. Что это я — я, а ты! — с первого дня за тобой бегала… Что это я — я, а не ты! — добивалась тебя всеми способами… И что это я — я, а не ты! — приехала к тебе в Оксфорд, потому что ты отказывался от меня. А я тебя соблазнила.

— Тебе никто не поверит, Эль, — холодно усмехнулся он.

— Да? — и Эль сладко сощурилась. — Ну тогда я ещё кое-что добавлю к своему рассказу. Расскажу, например, что это ты — ты, а не я! — предупреждал меня о том, что у нас нет будущего… И именно поэтому я в Колчестере, услышав твоё признание в любви, прекратила пить те таблетки, чтобы забеременеть. Такая правда всех устроит?

Повисла звенящая тишина — предвестница скандала.

Даниэль долго, молча смотрел в откровенные глаза Эль. Потом спросил:

— Эль, зачем?

— А ты сам не догадываешься? — Эль горько усмехнулась. — Да потому, что я всегда знала: рано или поздно, но ты уйдёшь от меня. Ты меня бросишь… Ты откажешься от меня — ты же всегда выбирал свою веру… И что тогда останется у меня? Одиночество? Разбитое сердце? — Эль сглотнула вставший в горле ком. — Дани, пойми: я хочу помнить, что в моей жизни был ты и что ты любил меня. Обманув тебя, я знала, на что иду и как ты это воспримешь. И уж конечно, мне искренне жаль, что всё оборвётся так быстро, но мне нужен этот ребёнок. Эта девочка. От тебя. А ты… ты свободен. Можешь поступать, как угодно. Можешь уйти прямо сейчас. Мне не удержать тебя. Но имей в виду, — и Эль вскинула голову, — только попробуй сказать маме и отцу, что это — твой ребёнок. Я на всё пойду, даже клятвопреступление совершу, но никогда больше я не допущу, чтобы тебя обидели. Ты и так лишился по моей вине дома.

— Та-ак, Эль. А это ты с чего взяла?

— Я, что, по-твоему, дура? — Возмущённая Эль тоже пнула диван. — Можно подумать, надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что ты изо всех сил избегаешь приезжать к матери в Оксфорд. Дани, да если б я только знала, во что тебе обойдётся та ночь со мной, я бы никогда не пришла к тебе!

— Эль…

— Всё, заткнись, Дани. Я не хочу плакать из — за тебя. Уходи, если хочешь. — Эль плюхнулась на диван и раздражённо вытерла слёзы, приказывая себе не разреветься. Вообще-то Эль редко, когда плакала, и Даниэль искренне считал это одним из её лучших качеств. А сейчас он был как никогда благодарен за это Эль.

— Я уже сказал: перебьёшься, — уже спокойнее повторил он.

— Я не понимаю, — Эль подозрительно уставилась на него, — что ты хочешь мне сказать?

— То, что однажды уже говорил: я никуда не уйду, потому что я люблю тебя… И кстати, насчёт того, что ты «никогда бы не пришла ко мне в Оксфорде, если б только знала, во что мне обойдётся та ночь». — Даниэль присел на корточки и взял руки Эль в свои. — Вот поэтому я ничего и не сказал тебе, поняла? Я хотел, чтобы ты меня выбрала.

И тут-то и случилось неизбежное: Эль крепко вцепилась в него и, наконец, разревелась.

На следующий день Даниэль, отговорившись учёбой и ничего не сказав Эль, поехал в Колчестер. Бросив сумку в гостинице, он решительно направился к воротам маленькой церкви. Посмотрев на золотой крест, тяжело вздохнул. Помедлив и внутренне содрогнувшись, Даниэль вступил в ажурные ворота двора и потянул на себя тяжёлую дверь церкви. Шагнул в притвор и, потрясенный, застыл. На Даниэля строго взирали лица святых, выписанные на старинных иконах. У них были тонкие черты — как и у него. Горели жёлтые свечи, светились красным перламутром маленькие лампады. Пахло оплывшим воском и ладаном. Даниэль обвёл взглядом церковь и увидел алтарь, и, слева, огромные карие глаза, полные любви и прощения. Это была мать Христа, Мария. Даниэль долго смотрел на неё. Потом поискал глазами стоявшую у двери деревянную скамью, подошёл и сел на неё. Провел ладонью по поверхности гладкого дерева и обратился к той, кого Эль считала своей защитницей.

— Женщина из рода Имрана, Марьям31, — начал Даниэль слова первой молитвы, которой ещё в детстве научила его Мив-Шер. — Я не имел права идти сюда. Но я пришел к Тебе потому, что здесь всё начиналось. Потому что тут молилась Тебе Эль. Потому что именно здесь я понял, что люблю её. И именно здесь ты послала Эль ребёнка… С каким бы умыслом Ты это ни сделала, помоги нам. Потому что я в первый раз не знаю, что мне теперь делать. Потому что я не справлюсь один. Потому что мне нужна помощь.

Опустив голову, Даниэль посмотрел на свои руки, сложенные в замок.

«Зря я пришёл сюда».

Дани чуть не упал со скамьи, когда задорный, чуть хриплый голос откуда-то сверху произнёс:

— Здравствуй, мальчик. Итак, что я могу для тебя сделать?

Даниэль вскинул голову: перед ним стояла монахиня. Еще стройная, но уже начавшая полнеть, с нежным овалом лица и по-детски мягкими губами, женщина была вдвое старше его и уже приближалась к той черте, когда природная красота увядает, а уродство души становится заметнее. Но от монахини исходили покой, мягкость и доброта, а от её серебристого, как звёздный свет, взгляда сердце Даниэля забилось сильней.

— Вы — кто? — спросил он резко — резче, чем хотел.

— Настоятельница этого храма, — с лёгкой насмешкой в голосе ответила женщина. — А ты кого ожидал тут увидеть?

— Я.. я не знаю… Ладно, неважно. Мне пора. — Даниэль начал вставать, но монахиня его удержала.

— А может, мы поговорим, раз уж ты пришёл сюда? — дружелюбно предложила женщина. — И к тому же, как я поняла, ты молился. Так вдруг я дам тебе тот совет, который тебе нужен? — Монахиня ловко заправила вьющуюся прядь светлых волос за край белого апостольника. — Дай мне место рядом с тобой, — попросила она. Даниэль неохотно подвинулся, и женщина ловко присела с ним рядом.

— Ну, как тебя зовут?

— Даниэль Кейд.

— Ага, значит, Кейд… Так-так, очень интересно. Ну, давай, Даниэль Кейд, рассказывай, почему ты пришёл сюда и что у тебя случилось?

Даниэль посмотрел в глаза женщины, но незнакомка держалась вполне по-дружески. Дани ещё сомневался, когда женщина трогательно склонила голову к плечу и вдруг ему улыбнулась. И Даниэль внутренне ахнул: отказать той, что смотрела и улыбалась так, было попросту невозможно. И Даниэль — сначала сбивчиво, потом чётче, быстрей, уже ровным, звучным голосом, стал рассказывать женщине обо всём: как он познакомился с Эль и что потом случилось.

— И вот она беременна, — едва слышно заключил он. — А я даже не могу признать ребёнка, и… — Даниэль раздраженно махнул рукой.

— Понятно, — кивнула монахиня. — А теперь скажи мне, что ты хочешь от церкви Христа?

— Быть с Эль, — как само собой разумеющееся, ответил Дани. — Но это ведь невозможно.

— Кто это сказал? — удивилась женщина.

— Моя мать. Видите ли, мы с Эль сиблинги.

— У вас один отец или мать?

— Нет. Но отец Эль усыновил меня.

— Назови мне его полное имя, — неожиданно резким тоном потребовала монахиня.

— Дэвид Александр Кейд, но какое это имеет отношение…

— Имя матери Эль? — женщина прищурилась.

— Изар Оливия Ирарагорри. Кажется, она была из Испании… но я хотел бы понять…

— А полное имя твоей Эль — Стелла? Так?

Даниэль замер.

— Послушай меня, мальчик. — Женщина покусала губы, подбирая слова. — На свете есть много удивительного. Например, одним из таких вот чудных вещей является то, что я знала женщину, которая крестила твою Стеллу. Это было здесь, в этой самой церкви, двадцать лет назад. Полагаю, что именно Эль рассказала тебе об этом месте и именно поэтому ты пришёл сюда? Так? — Даниэль кивнул. — Но, к сожалению, есть и тайны, которые нельзя раскрывать, и не потому, что я этого не хочу, а потому что есть тайна исповеди… Но — достаточно ли будет, если я скажу тебе, что вы с Эль с самого начала совершили ошибку? Я не оправдываю того, что сделала Эль. Но ты, вместо того, чтобы поступить так, как мог, как должно — например, откровенно объясниться с родителями, обвенчаться с Эль и иметь в браке ребёнка, ты… — и женщина поморщилась, — прости меня, но ты поддался очень дурным чувствам. Я не имею в виду вашу любовь с Эль. Я говорю о том, что любой ребёнок должен рождаться в браке.

Даниэль вспыхнул.

— А если брак с самого начала был невозможен, что тогда? — огрызнулся он.

— Почему «невозможен»? — удивилась женщина.

— Потому что мы с Эль разной веры. Эль — христианка.

— А ты — нет?

— А я мусульманин. И то, что я редко хожу в мечеть, вовсе не означает, что я собираюсь отказываться от веры. Да, у меня другое имя, меня зовут Дани Эль — Каед, и я родился не в Британии, а в арабской семье. Мои корни — в Александрии. Я — наследник рода, — признался Дани и невольно вскинул подбородок вверх. — И я навсегда связан с верой, которую защищает и исповедает моя семья. И я отмечен знаком этой семьи с рождения.

— Каким знаком? — полюбопытствовала монахиня. — Можешь показать?

Даниэль подумал. Но поскольку терять ему было уже нечего, он выбросил вперёд правую руку и завернул манжету. На золотистом запястье цвел белым цветком таинственный crux ansata. Женщина рассматривала запястье Даниэля долго, пристально и предельно внимательно.

— А скажи мне, Дани, — в конце концов, произнесла она, — ты когда-нибудь, кому-нибудь показывал этот знак?

— Нет. Мама запрещала. Знает только Эль. Ну, и возможно, отчим, хотя я в этом не уверен. Мама, — Даниэль замялся, — она… в общем, характер у неё — кремень. И человек она не самый откровенный.

— Вот как? — усмехнулась женщина. «Это ещё мягко сказано», — подумала она. — Ладно, тогда скажи мне, а ты сам помнишь, как именно ты принял ислам? Это могло быть примерно лет семнадцать назад. Тебе тогда должно было быть шесть лет. Кажется, у вас это называется возрастом различения?

Даниэль удивился:

— Да, такая традиция в исламе есть. Но ко мне это не имеет отношения. У меня от рождения — fitra32.

— Значит, ислама ты не принимал. И твоя мать тебе запрещала показывать этот знак и ходить в православную церковь, — женщина покусала губы, — действительно, на свете много таинственного… И знаешь, что меня больше всего интересует?

— Что?

— С каких это пор наследник рода Эль-Каед считает себя мусульманином, если он с рождения носит на руке коптский крест — один из древнейших символов христианской веры?..

@

90-е годы, за двадцать лет до описываемых событий.

Колчестер — Лондон.

Великобритания.

В церкви воцарилась оглушительная тишина.

Потом Даниэль задохнулся.

— Что? Что вы сказали?.. Да как вы посмели? — прошипел Дани и, вскочив на ноги, сжал кулаки. Монахиня его удержала. Её руки были тёплыми, мягкими, но Даниэль злобно стряхнул пальцы женщины. — Не трогайте меня, с этими вашими фантазиями. Или я забуду, что никогда не бил женщину, — прошипел он.

— Мальчик, возьми себя в руки, мы всего лишь разговариваем, — с любопытством разглядывая его бешеные глаза, заявила та. — Пожалуйста, сядь и успокойся.

— Успокоиться? Ещё чего… Впрочем, нет, вы правы — я сейчас успокоюсь. Только выйду отсюда, — и Даниэль шагнул к двери.

— Остановись, — звонко приказала женщина. — Остановись и выслушай меня. Ради Эль. Ради себя. Ради вашего будущего.

Слова монахини застали его врасплох. Неохотно, но Даниэль повернулся.

— У вас есть пять минут, — сунув руки поглубже в карманы, Даниэль волком смотрел на неё.

— Нет. Тридцать. А теперь сядь на лавочку.

— Ещё чего, — скривился Дани.

— Предлагаешь мне кричать о твоих тайнах на всю церковь? — женщина подняла бровь.

Пришлось Даниэлю подчиниться.

— Ладно, я сел. Что дальше? — буркнул он.

— А дальше ты просто выслушаешь меня. Это действительно коптский крест. И он означает, что вы с Эль одной веры… Тебе, конечно, нужны аргументы? — Даниэль кивнул. — Ну, в таком случае, позволь мне сначала предложить тебе один рассказ. А в конце я дам тебе доказательство.

— Итак, — начала свой рассказ монахиня, — история этого креста начинается примерно в десятых годах первого столетия, когда на Востоке, в одной богатой семье у женщины по имени Мария появился на свет маленький мальчик.

Мария назвала своего сына Иоанном-Марком.

Мы не знаем, как выглядел этот мальчик. Но церковь говорит, что в детстве с ним произошло одно удивительное событие. Иоанн-Марк встретился с живым Иисусом. Произойти эта встреча могла на улице, в день, когда Иисус проповедовал среди учеников, или же в доме Мария. Надо сказать, что мать Марка была истовой ученицей Христа. Она поддерживала Его церковь, и в её доме часто собирались сторонники христианской веры. Через несколько дней после той встречи Иисус был распят. Видел ли Его казнь мальчик — об этом мы не знаем. Но церковь утверждает, что через несколько дней после этого Иоанн-Марк познакомился с юношей по имени Павел. Павел был немногим старше Иоанна — Марка, к тому же он был подлинным аристократом. Книга Бытия утверждает, что родоначальником рода Павла был человек по имени Вениамин, которого его отец называл волком33. Вениамин вёл свой род от линии Христа. В удел Вениамина входил Иерусалим, а сам Вениамин появился на свет по дороге в Вифлеем — то есть поблизости от того места, где много лет спустя родится Сам Иисус. Надо сказать, что род Вениамина был большим и очень могущественным. И все сыновья — потомки Вениамина отличались мужеством, отвагой и воинственностью. Сражаясь за своих правителей, выполняя свой долг, люди из колена Вениаминова не щадили своих жизней. По сути, их можно считать первыми ассасинами. Что касается Павла, то в его прошлом тоже была одна тёмная история. Видишь ли, несовершеннолетним Павел участвовал в преследовании христиан и преследовал их жестоко. Известно, что Павел никогда не встречал Иисуса при Его жизни, но у него был другой, не менее уникальный опыт. Павел был одним из тех, с кем разговаривал воскресший Христос34. Церкви известно, что на тот момент в мире проживало примерно полтысячи человек, видевших Христа после Его Воскресения. Опыт встречи с Иисусом привел Павла к переосмыслению и обращению в христианскую веру. В итоге Павел, наследник волчьего рода, дал обет безбрачия и начал заниматься миссионерской деятельностью, чтобы создать церковь Христа на Балканах и в Малой Азии.

И вот маленький Иоанн-Марк вместе с Павлом отправляется в такое путешествие. Считается, что их сопровождали ещё двое мужчин: Варнава, брат матери Иоанна-Марка, и живописец и врач по имени Лука. Во время путешествия Лука, Марк и Павел сдружились. Для людей, проживающих в те времена под властью Римской Империи, обязательным языком был греческий. Лука и Павел прекрасно владели этим языком. Полагаю, они и научили Марка греческому. В возрасте примерно тринадцати лет Иоанн-Марк вернулся из странствий домой. Тогда же в его жизни произошло третье важное для нашего рассказа событие. Мальчик стал учеником Петра — будущего первого папы Рима. Пётр к тому же был главой коллегии двенадцати апостолов — признанных учеников Христа. В отличие от Павла, Пётр к моменту знакомства с Марком был уже пожилым человеком — женатым, обременённым семьей рыбаком, простолюдином, к тому же, не очень образованным. Когда Марк вернулся из странствий с Павлом, Пётр как раз собирался в миссионерское путешествие, в Рим, и ему требовался переводчик его проповедей на греческий. Говорят, эти проповеди были чем-то невероятным: по свидетельству очевидцев, одной только силой слова Пётр мог разом обратить в христианство до пяти тысяч человек. И вот Иоанн-Марк, который выучил греческий, становится учеником Петра и отправляется с ним в Рим. Это было долгое, полное лишений и тягот, путешествие. Тогда-то юный Марк и начал писать книгу, которая впоследствии сделает его знаменитым. В основу этой книги мальчик положит проповеди и воспоминания Петра о Христе. О по-настоящему доверительных отношениях Петра и Марка говорят несколько фактов. Пётр называл Иоанна-Марка не иначе, как «сын мой». А Иоанн-Марк не оставил своего названного отца даже, когда тот был взят под стражу и осужден на смертную казнь, на арене Нерона. Доподлинно неизвестно, присутствовал ли Марк при казни Петра, как неизвестно и то, знал ли Марк, что в один день с Петром был обезглавлен и его друг, Павел35… Итак, Марк остался один, разом лишившись Петра и Павла. Именно в это время он и дописал свою книгу.

— А что это была за книга?

— Евангелие. Самое первое в мире, и одно из четырёх, признанных церковью, как подлинное. А Иоанна-Марка, который создал его, знают, как Святого Евангелиста Марка…

Но на этом наша история не заканчивается.

В возрасте тридцати лет Марк, довершая предначертанное, начинает проповедовать. Собрав сторонников веры Христа, уже через несколько лет он заложит в Александрии первую христианскую церковь36 и станет первым епископом в Александрии.

В итоге всё, что сделал Марк для распространения веры, возбудило лютую ненависть язычников и римских правителей. Они устроили за Марком настоящую охоту. Предчувствуя свой скорый конец, Марк поспешил назначить себе преемников. Он выбрал следующего епископа (третьего, последующего епископа назначит Лука, тот самый врач и живописец, который сопровождал Марка и Павла в миссионерском путешествии). В помощь епископу Марк определит и трёх пресвитеров — трёх священников. Надо сказать, что в те далёкие времена пресвитером мог стать любой образованный, здоровый мужчина не моложе тридцати лет. Тридцать лет — это возраст, в котором начал проповедовать сам Иисус. Но самое главное для нашей истории заключается в том, что пресвитер был волен оставаться холостяком — или же, наоборот, жениться и иметь детей. Последнее было даже предпочтительней, потому что священник мог быть уверен, что передаёт церковь Христа в руки людей одной с ним крови и веры.

25 апреля 63 года37 Марк Евангелист был пойман, жестоко избит и уведён на казнь. На этот момент Марку было совсем не много лет. Безусловно, как человеку еще молодому, Марку вряд ли хотелось умирать. И уж тем более он не хотел умирать от пыток и чудовищной боли. О боли и пытках, и о том, во что они превращают человеческую плоть, Марку мог рассказать Лука. Он, врач, знал тайны человеческого тела. И вот Марк обратился к Господу с просьбой не допустить его до мучений. Господь пожалел его, и Марк не попал в руки палачей. С последними словами, обращенными к Господу, Марк Евангелист умер38. Свой вечный покой он обрёл в любимой им Александрии.

Тогда и возник тот самый коптский крест.

Потомки древних фараонов — первые египетские христиане, копты — создали крест, взяв за основу crux ansata — египетский анкх, с незапамятных времён восхвалявший Бога Солнца. Но копты добавили в центр петли простой крест, как знак орудия казни, на котором за грехи человеческие был распят Иисус. Что до ислама, то он появится в Каабе только четыре столетия спустя. И лишь через триста лет после этого будет образована Русская Православная Церковь.

— И вы считаете, что я…

— Копт, — уверенно заключила женщина. — В переводе с древнего языка — египтянин. И представитель одной из древнейших ветвей христианства.

— А мой род…

— Защищает интересы церкви Христа в самом сердце исламского мира.

— Подождите… Вы что же, полагаете, что мои предки были пресвитерами? — прошептал Даниэль.

— Да. А почему «были»?

— Да потому, что это невозможно, ведь прошло столько лет… к тому же, как я понял, хранители тайны набирались из узкого круга доверенных лиц.

— Ну, вообще-то в те времена люди постоянно общались. Евангелисты знали друг друга, к тому же церковь Христа тогда была единой, и у людей не было нужды спорить, чей Бог — лучше, церковь — краше, а религия — старше. Да и заботились люди, в первую очередь, о сохранении рода, а не о чистоте крови.

— Разве у Марка Евангелиста было потомство? — Даниэль сглотнул. Сама мысль о том, что его род происходит от Святого Марка показалась ему немыслимой, невозможной. — Разве Марк был женат?

Женщина вздохнула.

— Дани, у матери Марка был брат, которого звали Варнава. Взрослый мужчина, сопровождавший Марка в первых странствиях с Павлом. И если сам Марк мог никогда не жениться, то Варнава вполне мог иметь семью и оставить после себя потомство. Святой Пётр, кстати, тоже был женат и имел детей. Да у других Евангелистов были братья и сёстры.

— И кем были эти Евангелисты?

Женщина улыбнулась:

— Ну, коли об этом пошла речь, то давай выстроим все Евангелия в смысловом порядке. Итак, первым по церковным канонам идёт Евангелие от Матфея. Оно повествует о земных родителях, о родословной Христа, о Его отношениях с приёмным отцом и сводными братьями и сестрами. Автор этого Евангелия был мытарем — так тогда называли сборщика налогов, который мог также выполнять функции таможенника и сыскного. Он вообще очень таинственный человек, этот Матфей, и о нём мало что известно. Тем не менее, считается, что у него могло быть как минимум два брата — Иаков и Фаддей.

Далее следует Евангелие от Святого Марка. Это Евангелие — самое раннее из написанных и самое реалистичное. По сути, это идеальная книга для обращения язычников в христиан, причем язычников, проживающих в Римской Империи.

За Евангелием от Марка следует Евангелие от Луки — того самого врача и живописца. Он был выходцем из просвещенной греческой среды, стало быть, тоже мог иметь и сестёр, и братьев. Евангелие от Луки подробно рассказывает об Иисусе, как об Учителе и Проповеднике. Кстати сказать, сочиняя своё Евангелие, Лука много беседовал с матерью Иисуса, Марией. Считается, во время этих бесед Лука и создал Её портрет, написав первую икону Богоматери в мире. Лука также первым написал и лики Павла и Петра.

И, наконец, четвёртым и последним Евангелием является сочинение Иоанна Богослова. Иоанн был простым рыбаком, но он создал самое сложное из Евангелий. В нем Иоанн сумел рассказать о божественных чудесах и тайне Воскресения. О чуде, доступном лишь настоящей Любви. Говорят, что убедил Иоанна написать это Евангелие Андрей Первозванный — старший брат Апостола Петра. И хотя Иоанн Богослов сочинял своё Евангелие будучи уже в преклонном возрасте, многие иконописцы изображают его совсем молодым юношей, больше похожим на девушку — синеглазую и золотоволосую. Но самое интересное, пожалуй, заключается в том, что Иоанн Богослов был младшим и любимым братом Иисуса. Видишь ли, именно шестнадцатилетнему Иоанну Иисус поручил свою мать Марию, уже умирая на Кресте… Но — ты не там ищешь, Дани. Ты же хочешь узнать, кем были твои предки и почему твоя мать так яростно борется за чистоту крови?..

Посмотри на меня, — тихо попросила женщина. — Скажи, ты никогда не спрашивал у неё, почему у тебя такое необычное лицо, откуда эта внешность? Откуда это врождённое изящество и бешеный нрав? И почему твои глаза не чёрные и не карие, какие они у всех на Востоке, а — золотые, похожий на янтарь, с этим характерным медным отливом?.. Дани, это же волчьи глаза. Тотемом Вениамина был волк, я же тебе рассказывала… И отец Вениамина звал сына волком. Полагаю, что дело было не столько в характере, сколько в редком цвете глаз его сына. И Павел — друг юного Марка, тоже происходил из колена Вениаминова. Это род прирожденных воинов. Этот род был большим, могущественным. С ним считались даже римские правители… Так неужели ты думаешь, что выбирая тех, кто должен был защищать церковь Христа даже ценой своей жизни, Марк обошёл бы вниманием род Павла? Ведь Павел был его другом. — Женщина замолчала и поднялась. — Не уходи. Я хочу кое-что тебе показать.

Даниэль медленно провёл рукой по глазам и кивнул, не видя ничего и не слыша.

Итак, всё вставало на свои места.

Страх Мив-Шер, желавшей любой ценой увезти сына подальше из исламской страны. Её стремление уберечь Дани от участи Рамадана. Жестокое требование матери никогда не предавать веру, для защиты которой он был рождён и создан. И последний шаг матери, навсегда возведший барьер между ним и Эль, когда мать потребовала, чтобы Дэвид усыновил его…

Даниэль опустил ресницы вниз: кровь стучала в висках.

— Посмотри сюда, — отвлёк его голос женщины.

Даниэль поднял глаза. Женщина протягивала ему Православную приходскую книгу, раскрытую на странице, где сообщалось, что 8 сентября 1974 года здесь, в этой церкви была крещена Стелла Фокси Мессье Кейд, родителями которой были Дэвид Александр Кейд и Изар Оливия Ирарагорри. Даниэль перевёл взгляд с записи на монахиню. В серых глазах женщины ярко мерцали звёзды.

— Теперь ты знаешь, что должен сделать? — спросила она тихо. Дани кивнул. — В таком случае, иди.

Даниэль поднялся:

— У меня последний вопрос к вам: кто вы?

Монахиня усмехнулась:

— А тебе не кажется, что этот вопрос несколько запоздал?

— Возможно, — Даниэль не стал спорить. — Но я поверил вам. И теперь я должен знать, могу ли я доверять вам.

Женщина отвела глаза, словно воспоминания о прошлом больно ранили её.

— Ну, о своём детстве я мало что помню… — с неохотой призналась она. — Был детский дом. Там со мной росла сестра. Потом у меня нашли воспаление лёгких. Потом сестра исчезла. Мне сказали, умерла… а меня отдали на попечение одной женщине. Она служила при монастыре. Эта женщина увезла меня в другую страну, вырастила меня, воспитала и привезла сюда, в Англию. Здесь много лет назад я приняла постриг. Когда был построен этот монастырь, та женщина стала здесь настоятельницей. Она и крестила твою Эль. А теперь игуменья этого храма я. Меня зовут мать София.

— Нет. Ваше настоящее имя, — потребовал Даниэль.

— Евангелина Самойлова.

«Итак, я не ошибся: тот же уверенный голос и взгляд, те же светлые волосы — как и у тех русских женщин, что я видел в Александрии. Но самое главное, что к Лили Файом, убившей моего отца, эта женщина отношения не имеет».

— Я благодарен вам, и я вернусь, — с этим Даниэль и вышел.

Ровно через неделю Даниэль привёз Эль в Колчестер. Довёл её до ворот храма, распахнул дверь церкви. Эль замерла:

— Дани, что мы здесь делаем? Ты же ясно дал мне понять, что тебе нельзя, и…

— Эль, как по-арабски «я замужем»?

Эль оторопела.

— Что? — не веря своим ушам, спросила она.

— Эль, не молчи. Дверь очень тяжёлая, — улыбнулся Даниэль. — Но, если ты, конечно, не хочешь, то…

— Ana mtgaweza, — молниеносно прошептала Эль.

— Вот именно. И никогда об этом не забывай.

— Да, Дани. Да, да, да! — В глазах Эль птицей билось счастье…

Через три месяца Эль перебралась в монастырь.

На все расспросы родителей, Макса и подруг Эль односложно отвечала, что хочет провести год, отдохнув от учёбы и от занятий. 9 октября 1994 года Даниэль держал Эль за руку, когда та родила так похожую на него дочь. Эль укутала новорожденную малышку в белое одеяло, совсем по-детски расшитое розовыми сердечками. Посмотрев на рукоделие Эль, Даниэль фыркнул, но Эль и слова не сказал.

— Каким именем окрестить вашу девочку? — спросила мать София, поглядывая на юную мать и довольного, но взъерошенного Даниэля. Эль кивнула в сторону Дани, тот посмотрел в серые глаза женщины, которая подарила ему новую жизнь:

— Ева Самойлова. Как вас. Пусть это имя сделает мою дочь счастливой.

@

90-е годы, за двадцать с лишним лет до описываемых

событий.

Оксфорд — Лондон.

Великобритания.

Через положенный срок Даниэль забрал Эль из монастыря.

Оставив маленькую Еву на руках у её крёстной матери, Дани и Эль отправились в Лондон, где их пути разошлись. Даниэль поехал в Сити, в «Кейд Девелопмент», где его ждал серьёзный, долгий и трудный разговор с приёмным отцом. А Эль направилась в Оксфорд, где и сообщила соскучившейся по детям Мив-Шер сногсшибательную новость о том, что Даниэль удочерил русскую девочку Еву. Мив-Шер скривилась и тут же потребовала у Эль, чтобы ты заставила Дани немедленно приехал в Оксфорд. Мив-Шер ждала объяснений. Даниэль выполнил просьбу матери вечером того же дня.

— Не уезжайте, я вернусь ровно через пятнадцать минут, — приказал он водителю. Таксист согласно кивнул. Взглянув на часы, Даниэль быстро и уверенно прошёл мимо заботливо укутанных матерью кустов роз, взлетел на крыльцо, распахнул белую двери кухни.

— Мама, ты здесь? — позвал он.

Но мать не ответила. На ходу расстёгивая пальто, Даниэль вступил в комнату, где всё начиналось для него и где всё должно было закончиться. Увидел витражи на окнах и улыбнулся, вспомнив упорно добивавшуюся его Эль. При виде матери, непримиримо застывшей у кухонного стола, улыбка сбежала с губ Даниэля.

— Привет, мама, — невозмутимо поприветствовал он Мив-Шер, не предлагая той ни поцелуев, ни сыновьих объятий. — У меня есть четверть часа. Так что ты хотела?

«Вырос. Стал таким же красивым, как и Амир. Вот только глаза у Дани совсем чужие. Впрочем, нет: это мой сын стал совсем чужим», — поняла женщина.

— Спасибо за приезд, — тем не менее, холодно произнесла она. Даниэль безразлично пожал плечами. — Может быть, ты сядешь, и мы поговорим? — Мив-Шер уже не скрывала обиды.

— Поговорим? А о чём, мама? — искренне удивился Даниэль и прислонился спиной к дверному косяку. — Вообще-то я пришел только за тем, чтобы попрощаться. Очень скоро я навсегда переберусь в Москву. Уже открыл там банковский счет в одном из столичных банков. Правда, мне и Максу ещё предстоит собрать несколько документов. Кстати, Макс тоже со мной поедет — родственников у него нет и его ничего тут не держит. А еще я сегодня переговорил с Дэвидом. Отец не возражает, если я уеду в Москву и открою там представительство «Кейд Девелопмент». Впрочем, Дэвид поставил мне одно условие: он поможет мне, если ты не будешь против.

— Ах так? Ну так знай: я буду против! — в сердцах выкрикнула Мив-Шер и трясущимися от гнева руками начала развязывать красно-белый клетчатый фартук.

Равнодушно наблюдая за матерью, Даниэль оторвался от дверного косяка:

— Ну что ж, возражай. Это твоё право. И хотя мне, в таком случае, придётся начинать всё самому, я обойдусь и своими силами.

— Дани, но — почему? Почему ты так рвёшься уехать от меня? Да ещё в эту Россию?.. Хорошо, предположим, ты уедешь туда, чтобы начать своё дело. Пусть так. Но тогда почему бы тебе не привезти сюда свою девочку? Неужели ты думал, что я не приму твою дочь? Эль мне говорила, что Ева очень похожа на тебя. А значит, Ева твоя кровь и моя тоже. Так зачем тебе увозить с собой маленького ребёнка, когда твоя родная мать остаётся здесь? Ты же… да ты даже русский язык не знаешь! — Беспомощно закончила Мив-Шер и в сердцах отшвырнула фартук. Сделав пируэт, клетчатый передник приземлился на кухонный стол. Склонив к плечу голову, с холодным любопытством Даниэль рассматривал когда-то непоколебимую и властную мать, которая сейчас разом теряла и свою гордость, и свой апломб, и своего сына. — Дани, не надо. Не смотри на меня так. — Мив-Шер сдалась первой. — Ты впервые за много лет согласился войти в этот дом. Так что же такого я сделала, что ты стоишь и смотришь на меня, как чужой?

Даниэль помедлил.

— Знаешь, мама, — ровным, спокойным голосом начал он, — что касается первого твоего вопроса. На мой взгляд, выучить чужой язык не очень сложно. Однажды я уже прошёл это с английским. Гораздо сложней бывает порой найти взаимопонимание с близкими… Со своей матерью, например. Что касается второго твоего вопроса, то помнишь, как в этой самой комнате ты взяла с меня два обещания? И я согласился на оба из них. Я дал тебе своё слово.

— Потому что ты знал, что я всегда желала тебе только добра.

— Добра? Так почему ты сделала его из зла, мама?

Повисла неприятная пауза. Мив-Шер вздрогнула:

— Что такое? Ты о чём говоришь?

— Я? А вот об этом, — и Даниэль указал глазами на правую руку матери. — Итак, я знаю, что это православный крест. Так какую же веру ты защищала, ответь? Ту, что навсегда разведёт меня и Эль? Или ту, что заставит меня однажды прийти к Рамадану?

— Кто… кто посмел рассказать тебе? — страшным шёпотом выдохнула Мив-Шер. — Кто посмел рассказать? Женщина, которая родила тебе Еву? — Даниэль едко хмыкнул. — Или нет… Или это Рамадан нашёл тебя? Но мой брат не мог, он не осмелился бы… Он обещал мне. — Глаза Мив-Шер заметались. Даниэль брезгливо поморщился:

— Мама, ты говоришь не о том. Я спрашиваю тебя, почему ты солгала мне? Возможно, я был не самым лучшим сыном на свете, но я… Мама, да я же тебе верил! Я бесконечно верил только тебе! И ты об этом знала… Воспользовавшись моим доверием, ты обманула меня… Скажи мне, мама, а тебе никогда не приходило в голову, что если бы не ты, то я мог бы полюбить Эль? Ухаживать за ней, жениться…

— Нет! — перебила сына Мив-Шер. — Ты никогда бы не женился на Эль. Я её защищала.

— Ты предала её, мама, — отрезал Даниэль, — предала так же, как и меня. Ты просто взяла нас и стёрла. И вот теперь, благодаря тебе, Эль для всех — моя сестра до конца моей жизни. Ева никогда не узнает, кем была её мать, и у моей дочери никогда не будет ни брата, ни сестры. Это — тоже благодаря тебе, мама.

— Дани, остановись, — взмолилась Мив-Шер, — не говори так. Я сделаю всё, что ты хочешь, только не говори так.

— В таком случае, позволь и мне взять с тебя два обещания. — Даниэль подошёл к матери и встал к ней вплотную. — Во-первых, что касается Евы. Однажды она вырастет, и Эль, которая почему-то по-прежнему очень любит тебя, захочет привезти к тебе Еву. Так вот, мама, не смей забивать моей дочери голову пустыми сказками про род Эль-Каед. Потому что, если я только узнаю об этом, я наложу запрет на всякое ваше общение.

— Но ты мой сын, а я бабушка твоей дочери. И ты не сможешь препятствовать мне… — попробовала отыграть свои позиции женщина.

— Мама, я удочерил Еву, понятно тебе? — прошипел Даниэль. — Да, я быстро учусь. В твоём лице у меня были отличные учителя. И, как опекун Евы, я имею полное право распоряжаться, с кем общаться моей дочери, а с кем нет. И если ты только попробуешь нарушить своё слово и задурить Еве голову, то я немедленно реализую это право. Ты поняла меня?

Мив-Шер кивнула, разбитая по всем фронтам.

— Ну, а теперь второе. — Даниэль помедлил. — Не приходи провожать меня в аэропорт. Я не хочу видеть твоих слёз, мама…

25 апреля 1995 года Дэвид Кейд и Эль стояли в «Heathrow». Макс Уоррен с Евой на руках прошёл паспортный контроль первым. Готовясь последовать за своим верным приятелем, Даниэль стоял и смотрел, как Евангелина убеждает в чём-то Дэвида Александра Кейда.

— Я всегда буду рядом с вашим сыном, — донеслось до него. — И, как крёстная мать Евы, помогу Дани с девочкой.

— Папа, ты будешь отпускать меня в Москву навещать Дани и Еву? — прошептала Эль, горящими от непролитых слёз глазами глядя на Даниэля.

— Конечно, буду, — пообещал Дэвид и крепко сжал руку Эль.

Та тихо вздохнула. Пограничный контроль и жёлтая линия, к которой сейчас стремительно приближался её Дани, казалась Эль той безжалостной чертой касп, которая должны была разделить её жизнь на две части. Сердце Эль стремилось к тому, кто уходил — слово, данное ему, обязывало её остаться.

«Дани, я научила твоё сердце любить. А ты учишь меня прощаться…». Словно в ответ, в кармане юбки Эль завибрировала «Моторола». Дрожащей рукой Эль вытянула сотовый из кармана.

«Я люблю тебя. Я всегда буду ждать тебя», — прочитала Эль. Подняла голову и нашла глаза Даниэля. Прочитала его пронзительный, обращённый только к ней одной взгляд, и медленно ему кивнула. Так Эль и Даниэль Кейд стали заговором двоих против всего мира.

«Даже если я не отпущу тебя к Дани, вы всё равно будете вместе, — украдкой наблюдая за дочерью и сыном, вздохнул Дэвид Кейд. — Интересно, чтобы сказала бы твоя мама, Эль, увидев, как причудливо порой тасуются наши судьбы?». Дэвид Кейд повернулся: позади всхлипывала не сумевшая усидеть дома Мив-Шер. Она так боялась опоздать, и вот это случилось. Дэвид обнял готовую разрыдаться жену и притянул к себе.

— Ну-ну, не плачь, Cherie, — попросил он, — поверь, твой сын тебя любит. И однажды он простит тебя и вернётся к тебе. Я тебе обещаю.

— А ты как будто ничему не удивляешься, да? — вытирая слёзы, разглядывая лицо мужа, удивлённо пробормотала женщина.

Дэвид Кейд поднял вверх рыжие брови. Дэвид Александр Кейд всегда был умным мужчиной. Он бы вряд ли удивился, узнав, что Дани перестал быть братом Эль в тот день, когда стал её мужем…

@

3 апреля 2015 года, пятница, вечером.

Аэропорт «Домодедово» — район «Теплый Стан»,

Москва.

Россия.

В четверть седьмого в зале прилета «Домодедово» царила обычная суета. Толпы людей, измученных перелётом, стремились первыми пройти таможенный контроль, перехватить на ленте свой багаж и упасть встречающим в объятия. Прилетевший из Лондона в Москву Андрей Исаев быстро прошел «зелёный коридор» и занял очередь к стойке паспортного контроля. Перед Андреем стояло трое: пожилая семейная пара в одинаковых забавных очках и низенький лысый толстяк, одетый модно и броско.

— Молодой человек, я за вами, — окликнул Андрея низкий, повелительный женский голос. В начальственных грудных нотках звучали и вызов, и призыв. Удивленный подобным сочетанием, Исаев обернулся. Он увидел стремительно приближающуюся к нему яркую молодую женщину с выбеленной короткой стрижкой. Через руку женщина несла плащ, пальцами другой вцепилась в ручку пластикового розового кейса. Незнакомка была затянута в тёмно-синий офисный костюм, под которым обозначилась высокая грудь, обтянутая тонкой рубашкой. Блузка женщины была расстёгнута с тонким расчётом — показать ложбинку на груди и алый гладкий лифчик. Игнорируя жадный взгляд толстяка, девушка манерно вскинула руку и посмотрела на большие часы под «Dior», облепленные серебряными подвесками от «Pandora». Подвески на браслете мелодично звякнули. Девушка опустила запястье и перевела оценивающий взгляд на Андрея.

— Я за вами, — очень строго повторила она.

— Идите вперёд, — ровным голосом предложил Исаев, — я, в отличие от вас, не тороплюсь.

— Ой, как неудобно, — фальшиво возразила блондинка, но приглашением воспользовалась.

Встав перед Андреем, девушка наклонилась и бросила белый плащ на ручку кейса. Узкие брюки тут же обтянули женственный зад и немного полные бёдра. Андрей поморщился, бросил свою сумку на пол и достал криптофон.

«Ты где, Ди?», — набил он эсэмэсэку.

«В зале ожидания болтаюсь. Давай уже, выходи, bro», — пришёл к нему ответ. В конце сообщения стоял значок — жёлтое лунообразное лицо с дурашливо высунутым языком и подмигивающим глазом. Уголки губ Андрея невольно поползли вверх. Ди — его младшая сестра Диана, которой было всего двадцать два, общалась с ним в неподражаемом стиле. С одной стороны, в новой субкультуре юных «bro» означало брат, о чем Андрей знал уже лет как двести. С другой, «BRO» — о чем Диана осведомлена не была — обозначало один из типов сетевых систем обнаружения вторжений. Система безопасности BRO была нацелена на сети с высокоскоростным подключением и могла молниеносно сканировать огромные объёмы данных. Таким образом, сама, не зная о том, младшая сестра подобрала точную аллегорию профессиональным навыкам брата.

«Через пять минут выйду», — ответил Андрей и поднял голову, провожая взглядом пожилую пару, идущую к стойке контроля. Между тем блондинка повернулась к Исаеву профилем и манерно поправила свою прическу. Ткань костюма чётко обозначила крутые изгибы груди. Толстяк издал нечто, очень похожее на восхищенный стон. Наблюдая за ухищрениями женщины, заскучавший Андрей, в попытке сдержать судорожный зевок, нечаянно клацнул зубами. Блондинка вздрогнула, толстяк пришёл в себя и, кинув последний взгляд на блондинку, отправился к синей стойке, откуда уже нетерпеливо выглядывала остроносая таможенница. Не выспавшийся Исаев потёр слипающиеся глаза и поздравил себя с тем, что перед ним осталась только женщина.

«Оки, я тебя жду, bro», — пришло сообщение от сестры. Исаев убрал телефон.

«Скоро я отсюда выберусь», — подумал он, стараясь не обращать внимания на приторные духи блондинки.

— Молодой человек, мне право же, неудобно. Может быть, я как-то могу компенсировать вам вашу любезность? — услышал Андрей манерный голос белокурой женщины.

Исаев повернулся и ощупал глазами её фигуру и лицо.

— Например? — ничего не выражающим тоном поинтересовался он.

— Например, я могу подвезти вас. Я, знаете ли, с личным водителем. Работаю на «PriceWaterhouse & Coopers». — Self- made woman с розовым кейсом показывала Андрею свой статус и в то же время подавала явный призыв, действуя весьма агрессивно.

— Ага. И я с личным водителем, — кивнул Андрей.

— И… что? — многозначительно засмеялась блондинка, откидывая со лба длинную челку — шедевр парикмахерского искусства «Toni&Guy».

— Да ничего, — Андрей пожал плечами. — Просто меня ждут на выходе. Да и к тому же, у меня уже есть одна состоятельная девушка. Боюсь, вторую я не потяну…

Повисла пауза.

Блондинка дёрнулась, как от удара. Андрей спокойно смотрел в её вспыхнувшее негодованием лицо.

— Мерзавец, — выплюнула ему в лицо оскорблённая женщина, шагнула вперёд и бросила на стойку паспорт. Таможенница лихо поставила штамп. Блондинка гневно дернула к себе кейс и удалилась, стрекоча каблуками. Андрей невозмутимо подхватил свою сумку и неторопливо направился к стойке паспортного контроля. Из- за пластиковой перегородки на него с любопытством воззрилась юная служащая. Судя по её восторженному лицу, сценка, разыгравшая в её очереди, ей понравилась ужасно. Андрей протянул таможеннице паспорт.

— Ой, ну какие бывают… — С видом заправской кумушки интимно начала служащая аэропорта, перелистывая паспорт Исаева. Лицо Андрея окаменело. Почувствовав властный взгляд стальных серых глаз, девушка подняла голову от паспорта и вздрогнула. Выражение глаз Исаева было тяжёлым и давящим, как свинец, и откровенно- неприязненным. Этот чрезвычайно неприятный взгляд буквально вбил юную сплетницу в стул и ввинтил ей голову в плечи. Девушка побледнела, потом покраснела и начала торопливо листать паспорт Андрея. Исаев не отводил от лица несчастной злых глаз до тех пор, пока таможенница дрожащей рукой не поставила штамп и не кинула на стойку документ, старательно отводя взор в сторону.

— Хорошего пути, — едва слышно пискнула жертва собственной глупости.

— И вам, — без тени улыбки ответил Андрей, подхватил на левое плечо сумку и направился в зал прилёта.

— Bro, я тут, — вихрем налетела на Исаева хорошенькая, с короткой стрижкой Диана. Поднялась на цыпочки и чмокнула Андрея в щеку. Но тут же недовольно потерла ладошкой свой рот. — Ты бы хоть побрился.

— Привет, я тоже рад тебя видеть, Ди, — усмехнулся Андрей. Сейчас его голос был мягким, поддразнивающим. — А теперь оставь свою воспитательную работу. Я устал и спать хочу. Давай, пошли к машине. Отвезёшь меня и будешь свободна, как ветер… Кстати, тебе идёт.

— Кто идёт? — испугалась Диана.

— Стрижка тебе идет, — улыбнулся Андрей.

— А-а, так я старалась, — удовлетворенная комплиментом, Диана пошла вперёд танцующей походкой эльфа.

Брат и сестра прошли залы «Домодедово» и углубились в длинный, серый, неуютный, оклеенный навязчивыми рекламами, туннель, быстро двигаясь по направлению к парковке. По мере приближения к автостоянке, обычно разговорчивая Диана начала замедлять шаг и словно воды в рот набрала. «Интересно, с чего бы это?» — подумал Исаев. Он ломал голову ровно до тех пор, пока Диана не привела его к парковочному месту. Там — то Андрей и обнаружил машину. Причем не «хендай» сестры, а свою собственную «BMW 335i» с отличной мультимедийной системой. Эту машину Исаев холил, лелеял и никому не доверял.

— Диана, я же запретил тебе без разрешения трогать «бэху», — обманчиво мягким голосом начал Андрей, внимательно глядя в лицо сестры. Диана простодушно подняла вверх свои прямые, такие же, как у старшего брата, брови:

— А как я, по-твоему, должна была тебя забирать из аэропорта, не подскажешь?

Исаев тяжело вздохнул:

— Так, всё понятно. Твой «хендай», что, снова в сервисе отдыхает? — Диана кивнула. — Ну и что случилось на этот раз?

Диана неловко замялась. Андрей фыркнул: сейчас его сестра очень напоминала не столько эльфа, сколько привратника у адских ворот, который одной рукою гладит грешников по головам, а второй пошире распахивает двери в чистилище.

— Диана, я тебя спрашиваю: что с твоей машиной? — повысил голос Андрей. — Ты что, опять в «лексус» въехала? — Андрей побледнел.

— Нет. Всего лишь замена тормозных колодок.

— Балда, — Андрей перевёл дух. — Ну и на сколько на этот раз?

— Восемь тысяч рублёв… ассигнациями.

— Очень смешно! Ладно, завтра деньги тебе на счёт перекину… Давай сюда мои права и ключи от машины, — потребовал брат и протянул сестре узкую ладонь с сильными, длинными пальцами. Представив, как эти железные пальцы сейчас обхватят её за шею и безжалостно задушат за вранье, Диана поёжилась и кинула брату связку ключей от машины. Быстро обогнув автомобиль, Диана встала по другую сторону от Андрея. Теперь брата и сестру разделял серебристый длинный капот. Андрей посмотрел на ключи, нахмурился и перевел взгляд на сестру.

— Так, стоп, стоять. Стоять, дорогие фашисты. Где мои права? — с подозрением спросил Андрей.

— А у меня твоих прав нет, Андрюша… Я только ключи от «бэхи» взяла.

Голос у Дианы был невинным. Андрей прикинул расстояние, разделявшее его и сестру. Перекинуть тренированное тело через капот и поймать нахальную девчонку было секундным делом, если бы только не посторонние, которые крутились вокруг, и ни этот знакомый, боевой огонёк в глазах сестры.

— Только тронь, попробуй: я всё маме расскажу, — заявила Диана.

— Нет, ну какая же жалость, что я тебе в детстве уши не оборвал. — Исаев раздраженно швырнул сестре обратно ключи и открыл багажник. — По шкафам она не лазает, — выговаривал Андрей, устраивая сумку. — Не подскажешь тогда, где ты ключи от автомобиля нашла? Я же их специально перед отъездом в шкаф вместе с правами положил.

— А ты ничего не путаешь? — наивно похлопала ресницами сестра.

— А ты считаешь, что у меня склероз в тридцать два года, да? — талантливо передразнил сестру Андрей, скопировав и мимику, и интонацию Дианы. У той хватило совести покраснеть. Андрей вздохнул, смирившись. — Ладно, давай вези меня отсюда, — потребовал он, плюхнулся на пассажирское место и отвернулся. Довольная тем, что так легко отделалась, Диана ринулась к автомату, чтобы оплатить парковку. Вернулась она через пять минут. Андрей сидел, закрыв глаза, ровно в той же позе. «Моя взяла», — решила Диана и с явным удовольствием устроилась на водительском сидении своей мечты, напомнив себе вернуть права брата на законное место.

— Прости, bro, что я не заметила в шкафу твои права, — пристегиваясь, вполне убедительно солгала Диана.

— Прекрасная попытка, — кивнул Андрей, открывая правый глаз, — только теперь я всё буду в сейф прятать. Там кодовый замок.

— Мда? А это и впрямь печалька, — сказала Диана. — А между прочим, ты у меня в долгу, — тут же нашлась она. — Вон, посмотри, что лежит на заднем сидении.

— Уже видел, — скривился Андрей. — Что, маман опять уговорила тебя притащить мне термос с супом и прочую гадость? Я тебя об этом не просил. И её, кстати, тоже.

— Ты не просил. А мама сказала: «От-ве-зи». Ты когда в последний раз нормально ел? Ты же вечно на сухомятке.

Андрей хотел что-то возразить, но стиснул зубы и промолчал. Младшая сестра не отставала:

— Мы куда едем, к тебе домой на Тёплый Стан или сначала к маме?

— Диана, — усмехнулся Андрей, — я, безусловно, ценю твоё желание покатать меня по ночной Москве, но буду очень тебе признателен, если ты просто отвезёшь меня домой.

Стоя на светофоре в ожидании зелёного света, Диана кинула на брата оценивающий взгляд.

— Что? — не открывая глаз, поинтересовался Андрей.

— Ничего. На тебя смотрю. У тебя синие круги под глазами. Пил полночи и в компьютер таращился всю ночь… или же… или…

— Что «или»? — пробормотал Андрей, убаюканный мерной скоростью в шестьдесят километров в час.

— Или ты встретил в Лондоне женщину, а она тебе не дала! — осенило Диану.

В машине воцарилась гробовая тишина.

Андрей ошарашенно распахнул глаза и повернулся к сестре: Диана довольно хихикала. Впрочем, веселилась она ровно до той минуты, пока старший брат не сузил зрачки. Андрей посмотрел на сестру так, как умел только он. Диана съёжилась.

— Ну ладно, извини… Андрей, ну всё… Ну хватит, я больше не буду.

Андрей мрачно отвернулся. Сама о том не зная, Диана ударила его точно в больное место. Исаев прекрасно помнил женщину с Ламбетского моста, её взгляд, запах, улыбку и эти синие, странные «волчьи» глаза. Это воспоминание мучило его днём и терзало ночью. Сообразив, что с братом явно что-то не так, Диана пощёлкала по кнопкам музыкальной системы «BMW». Пронырливую девчонку так и подмывало поставить братцу сингл «Crazy in Love» Бейонсе, но покосившись на Андрея, Диана ткнула пальцем в вполне нейтральную композицию «Mother’s Journey39».

— Андрюш, а можно я у тебя переночую сегодня, а? — барабаня в тон музыке пальцами по рулю спросила Диана.

— Зачем?

— Я хочу утром в вашу «Мегу» сгонять. У вас на Тёплом Стане она самая идейная. Ты мне денежку дашь, а я по магазинам побегаю.

Андрей прикинул кое-какие варианты и улыбнулся краешком рта.

— А знаешь, давай, — кивнул он. — Вот только маман сама набери. Скажи ей, что у меня остаёшься. А утром я тоже сюрприз тебе сделаю. И тоже очень идейный.

— Э — э.. это какой сюрприз? — насторожилась Диана.

— Увидишь завтра утром. — Андрей сложил руки на груди, зевнул и отвернулся к окну. Диана недовольно забубнила.

— Что-что? — поднял брови Исаев, но глаз так и открыл.

Вообще-то «сюрпризы» от Андрея обычно кончались плохо. Диана знала об этом, как никто другой. Предчувствуя беду, уже расправившую над ней крылья, Диана тайком покосилась на брата. Лицо у Андрея было измученным и бледным. Под глазами залегли синие круги. Исаев провалился в тревожный сон. Подумав, Диана выключила музыку. Осторожно отвела ворот куртки от губ брата и потихоньку, крадучись, опасливо, как воришка, прибавила газ, увеличив скорость машины ровно вдвое. «Только бы не проснулся», — молилась Диана, преодолевая МКАД и представляя себе реакцию Андрея, если тот очнётся. Но Андрей спал и даже уютно посапывал во сне. Ликуя, Диана птицей домчала «BMW» до улицы Варги. Припарковав машину напротив дома Андрея, Диана кинула на брата внимательный взгляд и выбралась из автомобиля.

— И на что я только не иду ради тебя, Андрюшечка, — прошептала она, вытащила iPhone, вздохнула и набрала номер матери.

В этот вечер в Большом театре давали «Коппелию» в хореографии Петипа и Чеккетти. Когда старик Коппелиус понял, что Сванильда и Франц раскусили секрет его куклы, которую великий обманщик выдавал за свою дочь, в тишине тёмного зала раздалось неприятное жужжание телефона. Светлана Константиновна Исаева вздрогнула и выпустила руку мужчины, который устроился рядом с ней.

— Саша, это Диана звонит. Андрюшенька, наверное, прилетел из Лондона, — шёпотом сказала Светлана Константиновна, пытаясь одновременно улыбнуться Фадееву, сидевшему рядом с ней, и извиниться взглядом перед возмущёнными соседями.

Хозяин «Альфы» усмехнулся.

— Ты, Света, лучше на звонок ответь, а то балерина сейчас со сцены в оркестровую яму хлопнется, — также шёпотом, но насмешливо посоветовал он. Смущенная Светлана Константиновна быстро нажала на кнопку.

— Алло? — прошептала женщина в телефон.

— Ма — ам?

— Да.

— Ма-ам, ты меня слышишь? Привет, я на минутку. Андрей уже дома. Я у него. Останусь здесь ночевать. Утром на Ленинградку сама приеду, — скороговоркой доложила Диана. Её глаза косились в сторону «BMW», где на переднем сидении свернулся её брат. Сон прогнал с лица Андрея гримасу холодной иронии, обнажив обычную человеческую ранимость. Картину довершали ресницы, веерами лежащие на вечно бледных щеках, и мягкая улыбка.

— А Андрюша почему сам не звонит? — тоскливо спросила Светлана Константиновна.

— А Андрей тебе завтра наберёт. Ты не волнуйся, он хотел тебе позвонить, но я его заговорила, а потом он заснул. Ма — ам, а ты почему шепчешь? Ты что, опять с дядей Сашей?

— Огосподибожемой, Диана, ну откуда, вот скажи мне, ты у нас всё знаешь? — почти расстроилась Светлана Константиновна. Диана торжествующе улыбнулась и поправила в левом ухе нарядный кафф40, напоминавших острое ушко пикси.

— А я тут полгода назад набрела на заготовки Андрея, — доверительно сообщила Диана. — Он как раз катал часть про разработку следственных версий на первоначальном этапе. Возьми у Андрея как — нибудь, почитай… Ой, нет, мам, не бери. И не говори ему, что я тебе сказала, — испугалась Диана. — Ладно, хорошего вам вечера вместе с дядей Сашей. Пока.

Диана положила трубку и пошла будить Андрея. Открыла дверь с его стороны, потрясла за плечо брата:

— Андрей, вставай, нужно поставить машину в гараж. Да вставай же… Ну вставай, хватит дрыхнуть!

— Отвяжись, — пробормотал Андрей. — Вали домой, я здесь посплю.

Мысленно перекрестившись и нащупав под рукой ключи от квартиры брата, Диана примерилась и расчетливо щёлкнула Андрея в нос. Андрей ахнул, открыл глаза и покрутил головой.

— Ну всё… Беги, Диана, — мрачно произнёс Исаев и сдёрнул с плеча ремень безопасности. Оглашая пустынный двор заливистым хохотом, Диана стрелой рванула к подъезду…

На сцене Большого театра старик Коппелиус был посрамлён, а Сванильда готовилась расцеловать своего неверного Франца.

— Что там опять у твоих детей опять стряслось? — поинтересовался у Светланы Константиновны Александр Иванович Фадеев. Та подняла на Фадеева такие же карие, как у её дочери, глаза:

— Похоже, они нас раскусили.

— Ну, твой сын всегда был умным, — улыбнулся Фадеев.

— Да, умным он был всегда. — «И добрым когда-то тоже…» — Светлана Исаева грустно посмотрела на сцену.

Представление закончилось.

Глава 3. День третий

«Ибо нет ничего тайного, что не сделалось бы явным,

ни сокровенного, что не сделалось бы известным, и не обнаружилось бы».

(Евангелие от Святого Марка, 4:22)

@

4 апреля 2015 года, суббота, днём.

Квартира Андрея Исаева.

Улица Академика Варги, дом 1, Москва.

Россия.

Ранним утром Андрей и Диана вернулись с пробежки по весеннему Тропарёвскому парку, отмотав по пересечённой местности три километра. Тяжело дыша, Диана плюхнулась в чёрное кресло, стоявшее в белой прихожей, кинула на зеркальную полку свой iPhone с наушниками и недовольно покосилась на Андрея.

— Знаешь, bro, что я тебе сейчас скажу? — безапелляционно заявила она, поправляя неизменный кафф в ухе. — Хотя нет, лучше ты мне скажи: ну вот в кого ты такой, Андрюша? Одни стремаки с тобой. Ничего себе «сюрприз» он мне устроил: поднял в семь утра в субботу и погнал по кочкам, бегом. Я тебе, между прочим, не призовая лошадь!

— А это тебе за то, что ты без спросу взяла ключи от машины, — беспечно сообщил сестре Андрей и стянул через голову майку. — Кстати, с тебя ещё завтрак, Ди. И если завтрак мне понравится, то я — уж так и быть — закажу тебе до дома такси. И будем считать, что мы в расчёте. Ага?

Диана стащила толстовку с забавной мордочкой сердитой кошки Grimpsy.

— А ты, bro, собственно, когда приведёшь себя в нормальный вид? — поинтересовалась Диана.

— В какой ещё «нормальный вид»? — лениво переспросил Андрей, задумчиво разглядывая листья и глину, налипшие на подошву кроссовку.

— А в свой нормальный вид. Где костюм? Свитер где? Где нормальные джинсы? Улыбка где твоя? Ты же не улыбаешься, а как будто укусить хочешь. Выглядишь, как этот… ну тот… ну, короче, из фильма. Вампир. — Диана наморщила высокий чистый лоб.

— Ага. Я вампир из фильма… Слушай, Диана, ты бы лучше, чем в «Мегу» по выходным гонять, книжный бы навестила. Тебе не гардероб, а словарный запас надо развивать, — поддразнил сестру Исаев, рассматривая второй грязный кроссовок.

— Отстань ты от меня, за собой смотри, — отмахнулась Диана. — Ну, ты напоминаешь мне того… Господибожемой, ну как же его звали — то?

— Не старайся, — хмыкнул Андрей, — я твои глупости всё равно не запоминаю.

— Ну, тогда и не жалуйся, что ты вечно один, — огрызнулась сестра.

— Один? Ну, вообще — то у меня Терентьева есть.

— Кто-о? Это Наташка твоя? Эта амёба с Кутузовского проспекта? Да ты же только спишь с ней! А тебе нужна другая, умная, потому что тебе надо… — наставительно начала Диана, но, поймав взгляд Андрея, моментально прикусила язык.

Поздно.

— Значит, так. Ты. Быстро. Заткнулась. И. Пошла. В душ, — раздельно, металлическим голосом процедил Андрей и, скомкав майку, от души запустил ею в сестру. Диана успела опередить Андрея ровно на долю секунды и с победоносным видом скрылась за дверью ванной. Майка Андрея мокрым комком ударила о стеклянную дверь. За дверью раздался мягкий щелчок задвижки и хихиканье Дианы. Убедившись, что сестра не видит его, Андрей злобно показал двери ванной «фак» и пошёл в комнату. Он ещё разглядывал своё отражение в зеркальной створке шкафа, отметив воспалённые от бессонницы глаза, когда выбравшаяся из ванной Диана подкралась к брату сзади и показала его отражению длинный розовый язык. Исаев выкинул назад руку, чтобы поймать вредную девчонку. Но Диана, с детства знакомая со всеми его приёмами, ловко от него ускользнула и немедленно скрылась в кухне. Андрей услышал, как Диана хлопнула стальной дверью холодильника, весело напевая, включила электрический чайник и загремела посудой. Мстительно ухмыльнувшись, Андрей взял телефон и позвонил в службу такси. Ровно через четверть часа очень довольный собой Исаев посадил в машину возмущённую сестру, всучив ей заодно, на дорожку, и авоськи с едой, навязанные ему Светланой Константиновной. После чего с чистой совестью съел приготовленный Дианой завтрак.

Походив по квартире, Андрей подумал, мысленно поморщился и набрал матери. Светлана Константиновна была искренне рада услышать сына, но разговаривала подозрительно тихо.

— У тебя что, мама, ранние гости с утра или это затянувшийся с ночи ужин? — зло спросил Андрей. — Выгоняй гостей: к тебе Диана едет. Ей всего двадцать два. Думаю, что сестре не стоит видеть твои причуды.

— Андрюшенька, да как ты можешь, я же не… — начала мать Андрея, но её сын уже в бешенстве отшвырнул телефонную трубку. Андрей упёрся ладонями в холодную стену, прижался к ней горящим лбом и постарался выровнять дыхание. У него получилось. Сдёрнув куртку с вешалки, Андрей захлопнул дверь квартиры и сбежал по лестнице вниз, не дожидаясь лифта. Заглянул в располагавшийся по соседству торговый центр «Лейпциг», купил себе чиабатту с сыром, нарезку с колбасой, три золотистых груши, пакет молока и огромный кусок любимого пармезана. Поболтав с симпатичной кассиршей, Андрей вернулся домой, посмотрел на часы и подумал, что до поездки на Кутузовский проспект у него масса свободного времени.

— А теперь и поработать можно, — сказал себе Андрей.

Отправив в кофеварку щедрую порцию арабики пополам с робустой, Исаев ловко слепил себе симпатичный бутерброд с колбасой, вытащил из сумки «Vaio», уселся за стол и нашёл письмо, которое днём ранее прислал ему хозяин «Альфы». Это было задание по поиску Маркетолога, которое инициировал Даниэль Кейд. Откусив от бутерброда приличный кусок, Исаев пробежал глазами досье на Ирину Александрову и зашёл на её страницу в Facebook. Со страницы Маркетолога на Андрея взирал бледный, невнятный серый аватар. Андрей посмотрел на фотографию и, недоумевая, пожал плечами. На его взгляд, Ирина Александрова не заслуживала внимания, уделяемого ей сообществом социальных сетей. «Господибожемой, она же ужас, кошмар… и чего так все вокруг неё скачут?» — фыркнул Исаев и принялся читать комментарии аналитика к досье Ирины Александровой. Пробежав глазами разъяснения, Андрей нахмурился, отложил недоеденный бутерброд и перечитал комментарии снова. Казалось, аналитик детективного агентства «Альфа» пытался нащупать и вытянуть на свет что — то очень важное. Немного подумав, Андрей догадался, о чём идёт речь: судя по характеристике, составленной специалистом «Альфы», у Маркетолога не было никаких особенностей. Более того, аналитик был убеждён, что никнейм Маркетолог принадлежит группе специалистов, которые выпускают посты и с удовольствием дурачат сообщество социальных сетей.

Андрей решил проверить эту теорию.

Он пересмотрел все социальные сети, где публиковался Маркетолог, отмечая стиль изложения постов, словарный запас, стилистические обороты.

«Нет, — покачал головой Андрей, — Маркетолог — это один человек, хотя не исключено, что у него есть помощник. Уж слишком большое количество блогов ведётся на регулярной основе. И речь в постах идет не о бабушках на завалинках, а о комплексных и сложных, действительно интересных вещах, о которых мало кто знает. Но, рассказывая о них, наш Маркетолог ухитряется не давать подписчикам ни единого намека на свою личность и свои жизненные обстоятельства.

Итак, вывод первый: некто — мужчина или женщина — действует под никнеймом Маркетолог. Этот Маркетолог скрывает под странной фотографией своё истинное лицо, и уже год как играет в прятки. Вопрос: зачем? Ведь большинство людей любят славу и «лайки»».

Сделав первое умозаключение, Исаев вонзил белые зубы в золотой бок груши.

Встал, налил себе кофе и перенес ноутбук на кожаный диван. Устроившись в любимой позе, Исаев прислонил к колену «Vaio» и снова вернулся на страницу Маркетолога в Facebook. Ещё раз пролистал все посты Ирины Александровой в социальных сетях и, подумав, выявил еще одну странную закономерность. В постах маркетолога, рекламиста и исследователя, не было ни одной цветной фотографии: все посты Маркетолога состояли только из текстов и включали в себя исключительно чёрно — белые схемы.

«Маленькие чёрные буквы в чёрно-белых постах — и такая же безликая фотография… Уже занятно», — фыркнул Андрей, оценивая единственное яркое пятно на странице Маркетолога. Этим цветным акцентом была заставка Маркетолога на Facebook, причём — не вразумительная. Заставка была точно собрана из миллиона картинок. Андрей прищурился, запомнил иллюстрацию и закрыл глаза, стараясь воспроизвести каждую часть по памяти. Мысленно поворачивая кусочки заставки, подбирая их один к одному так, как собирают паззл, Исаев старался придать иллюстрации осмысленный вид. Ровно через десять секунд два паззла сложилось в изображение бежевого галстука, еще два — в мужскую чёрную шляпу «котелок», и еще два — в круглобокое зелёное яблоко.

Это была зацепка.

Поздравив себя с маленькой победой, Андрей перетянул заставку страницы Маркетолога в графический редактор и попробовал составить иллюстрацию целиком. Через пять минут хитроумная абстракция обрела законченный вид, а Андрей с удовлетворением обозрел то, что у него получилось. Теперь эта был не мудрёный коллаж, а портрет бюрократа, прославленный в последних кадрах фильма «Афера Томаса Крауна». На изображении красовался мужчина в галстуке и в шляпе, с лицом, закрытым яблоком. Автор паззла явно нарезал картинку, а потом переложил кусочки так, чтобы рисунок вошёл в горизонтальную рамку заставки. Но при этом Маркетолог зачем — то изменил цвет галстука с красного, каким он был в фильме, на светло — бежевый. «Зачем?» — спросил себя Андрей и отправился за ответом в Google. Исаев задал в поисковой строке запрос на кинофильм, откуда и была взята эта картинка. Google немедленно выдал Андрею несколько иллюстраций, и, перебрав jpg-файлы, Исаев вытащил исходное изображение, которым, очевидно, и воспользовался Маркетолог.

Поздравив себя со второй удачей, Андрей пробежал глазами статью, посвящённую этой иллюстрации. Интернет рассказал Исаеву, что эта картина была ничем иным, как автопортретом сюрреалиста Магритта. В оригинале картина называлась «Сын человеческий». Она была нарисована художником в 1964 году. Название картины и облик изображённого мужчины означали то, каким художник видел современного человека — Адама. Лицо, закрытое зеленым яблоком, олицетворяло соблазн, который преследует людей в этом мире. По мнению художника, Адам наших дней был рабом искушений и семи, а точнее, восьми грехов, если следовать древней аскетике41.

— А неплохо, — похвалил Маркетолога Андрей, — вот только галстук — то почему бежевый?

Андрей задал новый поиск, запросив у Google все картины Рене Магритта. На мониторе «Vaio» немедленно появилась коллекция работ художника. Перебирая изображения, Исаев быстро выделил аналогичную первой картине работу под названием «Человек в котелке»42. Обе картины, «Человек в котелке» и «Сын человеческий», Рене Магритт нарисовал в одном году. Причём эти картины были бы полностью идентичны, если бы не фон портрета, цвета галстуков изображённых мужчин и символы, скрывающие их лица. И если лик «сына человеческого» прятался за яблоком, символизирующим искус, то «человек в котелке» таил своё лицо за голубем — символом вдохновения, мира и любви.

— Ну и на что ты мне намекаешь, Маркетолог? — барабаня пальцами по колену, мысленно спросил себя Андрей. — На то, что ты соблазн? Или что ты любишь творчество? На то, что у тебя два лица? Или на то, что разгадать тебя может человек, очень на тебя похожий? Так кто же ты, сведший всех с ума, Маркетолог?

Всё, что Исаев успел узнать о Маркетологе, сводилось ровно к четырем фактам. Во-первых, Маркетолог существовал только в социальных сетях. Во-вторых, Маркетолог умел делать и любил свою работу. В-третьих, Маркетолог имел определенные навыки работы с мобильными средствами доступа и неплохо разбирался в современных информационных технологиях. И, в- четвертых, Маркетолог прекрасно умел прятать тайны.

Выстраивая логическую цепочку, Андрей встал и прошелся по кухне.

Худощавый, гибкий, одетый в черную майку и джинсы, молодой мужчина плавно двигался по чёрно-белым плиткам пола, выложенным как шахматная доска. Размышляя, Андрей подошёл к окну и оперся о подоконник. Переведя напряженный взгляд на стопки книг, которые лежали там, Андрей размышлял, как связать между собой Маркетолога, социальную сеть, заставку и информационные технологии. Вот тут-то Исаев и вспомнил, что ровно на этот вопрос пытался ответить и аналитик агентства «Альфа». Андрей уселся на диван и нашел комментарии специалиста.

Так и есть: все эти составляющие — социальная сеть, новейшие средства доступа, красочное изображение и маркетинговые проекты — всё складывалось в такой популярный социальный интернет — сервис, как «Pinterest». Эта социальная сеть завоевала свою популярность тем, что позволяла добавлять в режиме реального времени качественные изображения, помещать их в тематические коллекции и делиться ими с другими пользователями в открытом доступе. Максимальное удобство работы с «Pinterest» предоставляли мобильные приложения для iPad и iPhone. Сервис «Pinterest» пользовался большой популярностью у женщин.

Андрей отложил ноутбук и прихватил «планшетник». Снова устроился на диване и посмотрел на свои белые наручные «Swatch». Андрей ревниво прикусил губы: поиск Маркетолога забрал у него уже два часа жизни. Впрочем, Исаев не считал, что это время потрачено зря. Прирождённый хищник, он уже чувствовал след петлявшей от него добычи. Андрей отправился в «Pinterest». Набрал свой пароль и логин, запустил в поиск имя «Ирина Александрова». Поиск не дал ничего. Андрей отправил в поиск никнейм Маркетолог. Результат был нулевым. Исаев зло сузил зрачки, открыл графический поисковик и запустил в поиск заставку Маркетолога на Facebook. К нему тут же пришел категоричный ответ: «Такого изображения в „Pinterest“ не существует».

— Ладно, давай по-другому… а что, если в лоб? — и Исаев отправил в поиск картину Магритта «Сын человеческий». Количество полученных Исаевым изображений, или «пинов», если рассуждать в терминах социальной сети «Pinterest», превысило все разумные пределы.

«Прекрасно, если некуда время девать. Отвратительно, если ты умник. Неприемлемо, если ты сыскарь, работающий на скорость… Нет. Не так. Я что-то делаю не так. Положим, Маркетолог — женщина. А у женщины, какой бы умной она не была, всегда кручёная логика… Предположим, что картинка на Facebook, — это код, придуманный Маркетологом. Её код — её и игра. В чём смысл этой игры? Женщина хочет спрятаться. Я в этом уверен, ведь странный аватар скрывает лицо, а никнейм прячет имя… И на картинах Магритта, которые использовала Маркетолог, лица «адамов» тоже скрываются за символами. Символов всего два. Первая эмблема, это — соблазн, искушение, наваждение. Почему соблазн? Ну, можно предположить, что в реальной жизни Маркетолог — это очень красивая женщина. Второй символ — голубь. Голубь — это вдохновение, Святой Дух, наитие и способность творить. Творчество и обман — два качества, присущие маркетологам.

Итак, по первой версии, наш прекрасный Маркетолог хочется спрятаться ото всех. Но в таком случае ей было бы достаточно выстроить свою защиту, остановившись всего на одной картине Магритта. Но Маркетолог зачем-то дает намек на вторую картину. Намёк означает подсказку. Подсказка даёт шанс найти её.

Итак, вторая версия: женщина вынуждена прятаться так, чтобы позволить себя найти… Значит, где-то была подсказка. Что же я проглядел?» — Андрей задумчиво огляделся вокруг.

Его взгляд упал на грушу.

Исаев фыркнул, взял в руки iPad, чтобы задать в поиске «Pinterest» вторую картину Магритта. Андрей искал работу «Человека в котелке», где голубь — символ божественного вдохновения, заменял символ раздоров — яблоко. Прошла секунда, потом вторая. А потом перед Андреем открылось двенадцать изображений. Все они продвигались двенадцатью пользователями одной социальной сети. Но Ирины Александровой среди них не было.

Собственно говоря, ее вообще никогда не существовало.

Потому что четвёртым номером в списке «пинов» был тот самый коллаж из Facebook. Но не цветной, а чёрно — белый и принадлежал он пользователю с никнеймом «IF». А с фотографии пользователя «IF» на Андрея Исаева с улыбкой взирала женщина с синими «волчьими» глазами, встреченная им на Ламбетском мосту двумя днями ранее. Андрей сглотнул, не веря самому себе:

— Ну, здравствуй, Ирина Файом… Маркетолог, чтоб тебя… Шутки из социальных сетей ей, видите ли, не нравятся. — Андрей ударил по дивану кулаком и всё- таки рассмеялся.

Теперь, когда отгадка была в его руках, Андрей оценил замысел и изящество исполнения задумки. Всего лишь изменив цвет коллажа, Ирина Файом поставила защиту на автоматический поиск изображения. Она хотела, чтобы её нашёл человек с кругозором и интуицией. Что касается её никнейма — «IF», то это были не только инициалы.

«IF» — это слово в английском языке, которое переводится как «если».

«IF» — это краткое название приключенческих компьютерных игр, где участников ожидают квесты43.

И, наконец, «IF» — это одна из наиболее важных конструкций в языках программирования. Она применяется для условного выполнения фрагментов кода. Намёк на код был намеком на код «НОРДСТРЭМ», к которому имела отношение эта женщина.

Андрей хмыкнул, увеличил фотографию Ирины Файом, которая снова чуть — чуть его не обставила, и долго смотрел в синие глаза.

— Красная Шапочка, а ведь я тебя съем, — пообещал Исаев.

Больше он себя не обманывал: эта женщина притягивала его так же сильно, как плюс притягивает минус. Но теперь безжалостной маятник судьбы качнулся от женщины в сторону мужчины. Мужчина был сыскарём и у него было задание: найти Маркетолога и установить с ней контакт. К тому же Андрей был сотрудником Интерпола, и дело №107 ещё не было закрыто. И Исаев, недолго думая, углубился в каталоги Ирины Файом. Именно здесь, на «Pinterest» и скрывался истинный мир этой синеглазой женщины. Ирину Файом интересовали сингулярность и история, архитектура и мифология, богословие и архитектура, звёздные карты, религия, человеческие амбиции и причины эмоциональных взрывов. А ещё такие простые человеческие чувства, как любовь, доброта, нежность.

«Ты, Красная Шапочка, родилась, чтобы постигать эту жизнь вечно», — с лёгкой насмешкой констатировал Андрей. Но фальшивая ирония, которой прикрывался Андрей, обернулась его собственной карикатурой. Правда же заключалась в том, что он и эта женщина совпадали. Им нравились одни и те же вещи в своей элегантной эстетике, а их духовный мир обещал близость и тепло — вечные, как содружество. Из их встречи на Ламбетском мосту могла бы получиться история одной прекрасной любви, если бы не одно «но»: женщина любила играть в игры. Впервые за много лет Андрей встретил ту, что вольно или невольно бросила ему вызов. Но теперь у мужчины появилась прекрасная возможность свести с противницей счёты. Раздумывая над иронией судьбы, ратовавшей сейчас за него, Андрей разыскал на полках кухонных шкафов блокнот. А в поисках ручки наткнулся на старый детский школьный пенал с изображением остроухого волка и надписью «от М. В. Андрюше».

«М.В. — инициалы моей учительницы по английскому. Господибожемой, как же её звали- то?» — подумал Андрей. Вспомнить имени учительницы Андрей почему-то не смог. Зато на ум Исаеву пришло одно забавное детское стихотворение. Это стихотворение он выучил на уроках английского языка, когда ему было тринадцать. И, посмеиваясь над собой, Исаев продекламировал:

«Little girls, this seems to say, Never stop upon your way, Never trust a stranger — friend; No one knows how it’ll end. As you’re pretty, so be wise; Wolves may lurk in every guise. Handsome they may be, and kind, Gay, and charming — never mind. Now, as then, is a simple truth: Sweetest tongue has sharpest tooth44», —

закончил про себя Андрей и улыбнулся фотографии Ирины Файом знающей, волчьей ухмылкой.

В то самое время, когда Андрей рыскал по кухне в поисках карандаша, хорошенькая тридцатилетняя шатенка по имени Наташа Терентьева топталась в собственной трёхкомнатной квартире на Кутузовском. Наташа только что уложила в волну свои длинные тёмные волосы. Теперь девушка придирчиво разглядывала себя в зеркале. Серебристая гладь стекла сказала Наташе, что она просто красавица. А предвкушение встречи с мужчиной, в которого она была влюблена, её ещё больше красило. Отправившись в гардеробную, Наташа перебрала бесчисленные шелковые вешалки с бесконечными нарядами и остановила свой выбор на нежном платье. Одевшись, Наташа снова покрутилась перед зеркалом, потом бросила взгляд на часы и очень недовольно нахмурилась. Прихватив выложенный кристаллами от «Swarovski» золотой «Vertu» и туфли в тон платья, Наташа шагнула в прихожую. Обулась, собрала сумочку и набрала номер Исаева.

— Андрюша, привет, — ласково сказала она.

— Ага, привет, — недовольно буркнул Исаев, который успел оседлать деревянный стул из IKEA и теперь азартно чертил схему для последующей «лепки» «объекта». «Объектом» была Ирина Файом. График её «лепки» Андрей заполнял данными, полученными из «Pinterest» и Интернета.

— Андрей, а ты где? — окликнула его Наташа. — Ты же обещал, что позвонишь мне, как только подъедешь. Ну что, я выхожу?

— Куда ты выходишь, в космос? — бессердечно усмехнулся Исаев. Он слушал Наташу в пол — уха: работа шла быстро, споро, и отвлекаться Андрею ужасно не хотелось.

— На проспект, Андрей, на Кутузовский проспект, — повысила голос Наташа. — Ты же обещал заехать за мной в пять. А сейчас уже пять пятнадцать. Я же столик в «Pinocchio» нам забронировала. Мы же идем с тобой ужинать? Или как?

«Или как…»

Андрей недовольно поморщился:

— Слушай, Терентьева, ну прости ты меня, дурака грешного, — дурашливым голосом циркового ковёрного начал Андрей, — всё бы хорошо, вот только мне работу одну важную подсунули. Может, отложим всё на завтра, а? А ещё лучше, если мы встретимся в следующие выходные. Ты же не против?

— Э-э нет. Ладно… давай сделаем, как ты хочешь, — теряя голос, растерянно прошептала Наташа. Она поверить в происходящее не могла.

— Отлично, спасибо тебе, солнышко. Перезвоню, когда освобожусь, — быстро ответил Андрей и еще быстрее отключил телефон, пока Наташа не передумала. Слушая короткие гудки в телефоне и мёртвое тиканье наручных часов, Наташа подумала, что Андрей Исаев больше никогда не перезвонит ей. Не наберёт её номер ни завтра, ни послезавтра — ни вообще когда-нибудь. «У него там другая… снова», — от ревности, царапнувшей ее сердце, Наташе стало плохо.

Девушка медленно оглядела огромную пустую квартиру.

Зеркало. Рядом — хрустальный кубок с надписью «Наталье Терентьевой — вице-мисс Конкурса красоты 2014 года». По стене прихожей, коридора, да и всех комнат были любовно развешаны фотографии: она и её Андрей, шесть лет назад, еще юные и счастливые. Тогда ему было двадцать семь, ей — двадцать пять. Зачарованный красотой девушки, Андрей с фотографии смотрел на неё так, что у Наташи защемило сердце. «Неужели он разлюбил меня, потому что я изменилась?» — Наташа снова перевела взгляд на зеркало. Но отражение сказало ей, что она безупречна. Всё те же карие, почти чёрные, глаза. Прямой нос, прелестный рот, лебединая шея. Прекрасная фигура, длинные стройные ноги — у Наташи было всё, что так нравилось её Андрею. И не только ему: в своё время Наташа привлекла Исаева тем, что умела разжечь его ревность. И вот сейчас, по истечении шести лет, она стала почти его вещью…

Наташа перевела мрачный взгляд на телефон, который всё ещё мяли её пальцы. Размахнулась — и со всей силой швырнула дорогую трубку в своё отражение в зеркале. Ни в чём не повинное стекло жалобно хрустнуло. По серебряной глади побежали морщины и трещины. На драгоценный паркет с грохотом упал телефон, потом посыпались осколки…

Последним на пол полетел кубок с надписью: «Наталье Терентьевой — вице-мисс Конкурса красоты» уже прошедшего года…

@

4 апреля 2015 года, суббота, утром.

Долгопрудненское кладбище, Лихачевский проезд, д. 1,

г. Долгопрудный, Московская область.

Россия.

Субботним утром Даниэль Кейд провёл Еву через высокие чугунные ворота старого городского кладбища. Отец и дочь миновали храм Сергия Радонежского, низенькое, неуютное здание администрации кладбища и направились по узкой дорожке к могиле, над которой возвышался большой деревянный крест с простой надписью:

«Евангелина Самойлова. Родилась 25 декабря 1958 года. Умерла 10 января 2015 года. Помним и любим тебя».

Увы: прожив вместе с семьей Даниэля Кейда двадцать лет, в январе 2015 года крёстная Евы умерла на руках у Эль и Даниэля. И это была первая смерть, которую видела в жизни Ева.

От горьких воспоминаний на глаза девочки навернулись слёзы. Ева вытерла глаза и посмотрела на отца, ушедшего в невесёлые мысли. Не желая мешать ему, Ева медленно отошла в сторону и заметила высокого темноволосого мужчину с букетом белых лилий. Незнакомец медленно шёл в сторону одной из могил, бывших неподалеку. На шее у мужчины красовался элегантно повязанный клетчатый шарф в клетку от «Burberry».

«Странно. Неужели этого человека я видела вчера у „Москва-Сити“?» — с тревогой подумала Ева и невольно сделала шаг вперёд, стремясь разглядеть незнакомца. Тем временем неизвестный мужчина подошёл к простому белому памятнику и вдруг сделал то, что заставило Еву замереть: незнакомец привычным, обыденным для него жестом коснулся рукой своих губ, сердца и груди и дотронулся до гранита. Резкий порыв ветра принудил Еву зажмуриться и отступить. Когда девочка открыла глаза, она увидела только спину удаляющегося мужчины. Теперь незнакомец казался моложе, сильней и выше.

«Нет, это не он, не тот, кто был вчера у „Москва-Сити“. Просто шарф по цвету похож на зонт», — подумала Ева. Она взглянула на памятник, к которому подходил незнакомец. Там, на белом граните, замерзали на ветру четыре ветки лилии — последний подарок той, что ушла, от того, кто всё ещё её помнил. Под яростным порывом ветра одна из лилий печально свесилась с постамента вниз, и у Евы от жалости защемило сердце. Покосившись на отца, Ева осторожно направилась к неизвестной могиле. Подняла упавший цветок, бережно положила его поближе к другим лилиям. Тщательно расправила завернувшиеся лепестки и прочитала надпись на памятнике. Дойдя до фамилии и фотографии женщины, что была похоронена здесь, Ева замерла. Лицо Евы исказилось от страха. Девочка невольно попятилась и беспомощно оглянулась на отца, который сейчас недовольно следил за ней.

— Папа, иди сюда.

— Детка, а тебе не кажется, что здесь не самое лучшее место для любопытства? — поднял бровь Даниэль.

— Папа, пожалуйста. Иди. Сюда. — Звонкий голос Евы тревожно дрожал, и Кейд быстро шагнул к чужой могиле.

— Прочитай имя женщины, что здесь лежит, — потребовала Ева.

«Лилия Самойлова (Файом). Родилась 1 ноября 1957 года. Умерла 10 января 1983 года», — прочитал Даниэль и замер, не веря своим глазам.

«Господи, прости меня, — подумал он. — Я же запомнил это имя: Лилия Файом. Сероглазая смерть. И убийца моего родного отца лежит рядом с Евангелины? Так что же, эта Лилия — сестра крёстной моей дочери? Нет, не может быть, и.. что там сейчас говорит Ева?»

— Папа, ты слышишь меня? — Ева уже дергала за рукав Даниэля. — Папа, посмотри на фотографию. Ты знаешь, кто эта женщина? Я же её видела. Я же знаю её… Это — Маркетолог. Та самая, что взяла меня на работу в «НОРДСТРЭМ» … Папа, что всё это значит?

Заглянув в испуганные глаза своего ребенка, Даниэль со всей ясностью понял, что его мир разбился — просто исчез, точно его и не существовало. И произошло это не тогда, когда он узнал тайну рода Эль-Каед. И не тогда, когда у него и Эль родился общий ребёнок. А случилось это именно сейчас, когда прошлое снова к нему возвращалось…

В каждом из людей, даже в самых добрых душах, всегда остаётся частица зверя, не знающего добра, законов и милосердия45. Тёмные демоны вставали из могил. Волчий нрав Дани Эль-Каеда яростно поднимал голову. Отвернувшись от дочери, Даниэль сначала потушил в своих зрачках пламя из преисподней и только потом посмотрел на дочь, попутно стараясь придумать для неё хоть какое — нибудь мало-мальски внятное объяснение, хоть какую — нибудь удобоваримую ложь касательно Маркетолога. И именно в этот момент в кармане Даниэля трепыхнулся мобильный. Чертыхнувшись, Кейд схватился за iPhone и увидел на определителе имя жены.

— Слушаю тебя, Эль. Говори быстро, я не один, — по — арабски предупредил Даниэль.

— Дани? — услышал он горький плач Эль, — Дани, пожалуйста, прости, что я тебе не звонила. Я не могла… отец… папа… Дэвид… он умирает. Это — сердце… сердечный приступ… мама… Мив — Шер — она давно уже подозревала неладное… Но папа всё отнекивался и отшучивался. А мама… она звонила тебе в четверг, но ты не взял трубку… Вчера мама нашла меня. Ночью папу забрали в больницу… Дани, я не могла тебе ни позвонить, ни написать, я чуть с ума не сошла от страха и забыла свой телефон… оставила его на работе… Я сразу поехала к папе… А использовать другой телефон я не могла, ты же знаешь, почему… Дани, прости меня за молчание. Пожалуйста, прилетай в Лондон первым же рейсом, Дани. Я только что забронировала тебе билет на завтра, на сегодня билетов уже нет… Папа — ты должен с ним попрощаться. Он уходит от нас… Он знает об этом.

Даниэль стиснул зубы, а потом медленно, чуть ли не по слогам произнес:

— Эль, я прилечу в Лондон. Вышли мне на телефон адрес больницы. Сделай всё, чтобы отец продержался без меня хотя бы одну ночь, и… — Даниэль расправил плечи, — Эль, пожалуйста, будь рядом с моей матерью. Скажи маме, Дани Эль-Каед возвращается. Мама поймёт… Эль, я перезвоню тебе позже, а пока это всё.

— Хорошо, Дани. Я поняла, — Эль положила трубку. Даниэль убрал телефон в карман:

— Ева, пойдём. Нам пора возвращаться.

— Папа, а как же Ирина Александрова?

— А что касается этой женщины, то не забивай себе голову.

«Потому что завтра я навещу детективное агентство „Альфа“. Потому что завтра я приставлю соглядатая к Маркетологу. Потому что я — твой отец и я сделаю всё, чтобы Маркетолог не добралась до тебя. И только потом я уеду в Лондон, к отцу.»

— Папа, а кто такой Дани Эль-Каед? — едва слышно спросила Ева. Даниэль обернулся, заглянул в любимые, так похожие на него, глаза и принял решение:

— Ева, двадцать лет назад меня звали именно так. Я — наследник одного древнего рода. К этому роду принадлежишь и ты. Ты — моя дочь. Твоя фамилия — не Самойлова. У тебя есть отец — это я. А ещё у тебя есть мама. Она жива, и я женат на твоей матери. Обещаю, скоро ты увидишься с ней. А теперь пойдём домой.

Ева опустила глаза, а когда подняла их, то её взгляд стал безмятежным. Сейчас Ева удивительно походила на Эль, но Даниэль не улыбнулся. Он давно уже знал, что скрывается под этой маской его жены: одиночество, страх, растерянность. И в этом Ева тоже очень походила на свою мать.

— А кто моя мама? — спросила Ева. Даниэль покачал головой:

— Позже, детка. Не сейчас.

— А когда?

Но Даниэль не ответил. Пустых обещаний он не давал, а для истины время ещё не наступило. Сейчас, направляясь к выходу, Даниэль пытался осмыслить, что же произошло.

Итак, тридцать лет назад Лилия Файом — Самойлова убила Амира, если только Рамадан тогда не обманул Даниэля. Евангелина, которая носила одну фамилию с Лилией, и, видимо, была её сестрой, владела тайной Эль-Каед. Ценой этих знаний она и приобрела доверие Эль и Даниэля и разделила с ними секрет рождения маленькой Евы. Перед смертью Евангелина просила Эль похоронить её именно на этом кладбище, и даже сама при жизни выбрала место и участок рядом с могилой Лилии. Считать посмертную просьбу Евангелины простым совпадением Даниэль уже не мог, как не мог и посчитаться с предательницей. Зато Дани Эль-Каед мог найти дочь убийцы. Ведь зачем-то Маркетолог взяла Еву в «НОРДСТРЭМ»? Вопрос: зачем именно?

Чтобы получить ответ, Даниэлю оставалось только одно: сыграть с Ириной Файом в открытую и использовать для этого детективно-охранное предприятие «Альфа».

Конец первой части

Смотри продолжение в части #2: «Живой Журнал»

Примечания

1

Точка, за которой возвращение уже невозможно.

(обратно)

2

Графическое изображение пользователя социальных сетей, созданное им самим. Обычно отражает «альтер эго» автора. Аватар позволяет сохранить анонимность автора и обратить внимание окружающих на его статус или увлечения. Тем же целям служит и никнейм.

(обратно)

3

Отдельно взятое сообщение в сетевом форуме или в блоге-Интернет-дневнике.

(обратно)

4

В некоторых этнических группах так называют колдуний-провидиц.

(обратно)

5

Это преступление действительно произошло в 1966 году. Охраняя Берлинскую стену, разделявшую границы между ФРГ и ГДР, пограничники ГДР убили при попытке бегства через стену двух подростков десяти и тринадцати лет сорока выстрелами «на поражение». Считается, что убийцы детей избежали наказания.

(обратно)

6

Если перевести число и месяц рождения Дани Эль-Каеда с арабского на русский, то он родился 7 ноября.

(обратно)

7

Источник: «О перспективах развития России и НАТО», Институт Современного развития», октябрь 2010.

(обратно)

8

Одно из названий 2000-го года.

(обратно)

9

Пост (post, англ.) — отдельно взятое сообщение или объявление на веб-форуме или в блоге-Интернет-дневнике. Пост верхнего уровня называется корневым постом или сабжем.

(обратно)

10

Никнейм — псевдоним, который используют пользователи социальных сетей, блоггеры, участники форумов и т. п. вместо своего настоящего имени.

(обратно)

11

Верже — один из самых дорогих сортов бумаги.

(обратно)

12

GPS трекер (или GPS-контроллер) — устройство приёма-передачи данных для контроля за передвижением автомобилей, людей или других объектов. Контроль осуществляется с использованием спутниковой системы навигации GPS.

(обратно)

13

Перечень самых популярных в России в 2015 году социальных сетей и блогосфер.

(обратно)

14

«Два слова = один палец» (англ.).

(обратно)

15

Макс, а ты как всегда, замещаешь босса (англ.).

(обратно)

16

Прости, что? (англ.).

(обратно)

17

Пожалуйста, выходи (англ.).

(обратно)

18

Английская фамилия Goodfellow дословно переводится на русский как «хороший парень».

(обратно)

19

Прерафаэлиты — английские художники и писатели, опиравшиеся в своем творчестве на искусство раннего Возрождения (то есть до Рафаэля). Братство прерафаэлитов (Pre-Raphaelite Brotherhood — «Прерафаэлитское братство») было основано в 1848 году, в Лондоне и просуществовало до 1853 года. До сих пор тема их творчества — одна из основных и модных в социальных сетях Facebook и «Pinterest».

(обратно)

20

Элли цитирует Джона Фаулза.

(обратно)

21

Бариатр — специалист по лечению ожирения.

(обратно)

22

Цитата действительно принадлежит автору романа «Мост через вечность», Ричарду Баху.

(обратно)

23

Изваяние Веры ‒ одна из самых известных работ итальянского скульптора Антонио Коррадини (1668—1752). Его скульптуры находятся на площадях, в парках, соборах и музеях Венеции, Рима, Вены, Дрездена, Детройта, Лондона, Праги, Неаполя и Санкт-Петербурга.

(обратно)

24

Сиблинги или сибсы (от англ. siblings, sibs — брат или сестра) — генетический термин, обозначающий детей одной семьи. В большинстве стран мира кровные браки и половая связь между сиблингами запрещены. В исламе к инцесту (или, как в данном случае, к инцухту) относятся как к преступлению.

(обратно)

25

Сэр Джон Эшворд действительно был директором Лондонской школы экономики с 1990 по 1996 годы.

(обратно)

26

TIA, CENELEC и ISO/IEC - это стандарты, применяемые для строительства центров обработки данных. Центры обработки данных несколько лет назад представляли собой компьютерные комнаты, сейчас это специализированные помещения или даже целые здания с серверами огромной вычислительной мощности и сложным системным оборудованием. Дата центры строятся для обработки, хранения и распространения данных между клиентами центра.

(обратно)

27

Имеется в виду композиция в исполнении Риты Оры.

(обратно)

28

«7~» читается как «семь тильда».

(обратно)

29

От англ. Social Media Marketing — процесс привлечения внимания потребителей к бренду через социальные платформы.

(обратно)

30

Привет, Макс, мне нужны твои ресурсы в «НОРДСТРЭМ». Это срочно (англ.)

(обратно)

31

Источник: Коран (3:45, 6:85)

(обратно)

32

Фитра — естественная природа, согласно которой ребенок мусульман автоматически считается мусульманином.

(обратно)

33

Источник: Книга Бытия (49:27).

(обратно)

34

Источник: «Послание к Коринфянам» Апостола Павла (15:6).

(обратно)

35

Церковь не знает дату казни Павла, но считает, что Апостол был казнен в один день с Петром — или же в тот же самый день, но год спустя. В отличие от простолюдина Петра аристократ Павел был казнен мечом, как благородный гражданин, по закону Римской Империи.

(обратно)

36

На месте этой церкви сейчас находится Коптский православный собор Святого Марка. Собор яявляется историческим местом главы коптской православной церкви, к тому же здесь находится и резиденция Папы Александрийского. Церковь, заложенная Марком Евангелистом, оставалась патриаршим престолом до 1047 года.

(обратно)

37

По другим источникам, 68 года.

(обратно)

38

Рассказ о жизни Святого Марка — не авторский вымысел, а история, составленная на основе фактов его биографии. Источниками послужили Старый и Новый Завет, Евангелие от Святого Марка, Евангелие от Святого Луки, Откровения Иоанна Богослова, а также материалы статьи «Who Are Matthew, Mark, Luke, and John» Janet Thomas, «Church Magazines» (примечание автора).

(обратно)

39

Имеется в виду композиция пианиста Йена Тиерсена.

(обратно)

40

Кафф (от англ. cuff — «манжета, обшлаг») — украшение для ушей, которое украшает не только мочку уха, но и верхнюю часть уха, иногда висок, шею и волосы.

(обратно)

41

Учение о восьми главных грехах сформировалось в монашеской среде. Перечень восьми главных грехов широко распространен в ранней аскетической литературе. Самыми известными авторами этих сочинений являются Киприан Карфагенский «О смертности» (III век), Евагрий Понтийский «О восьми злых помыслах» (IV век), Иоанн Кассиан «Собеседования» (V век).

(обратно)

42

Рене Магритт (1898—1967) — бельгийский сюрреалист, Скорпион по знаку Зодиака. Рене Магритт получил известность как автор остроумных и загадочных картин, выполненных в отстранённом, невозмутимым стиле.

(обратно)

43

Квест (от англ. «quest») — интерактивная история с главным героем, который может выиграть у своего противника, только если решит несколько сложных головоломок и задач, требующих недюжинного интеллекта.

(обратно)

44

Красная Шапочка, учти: Осторожней будь в пути, С незнакомцем не болтай, Никому не доверяй. Ты прекрасна, но умна ль? Кто под маской, угадай? Кто в девчонках знает толк: Принц он — или Серый Волк? Кто за сладкими словами Прячет пасть свою с клыками? В сказке, девочка, намёк: Часто принц — всего лишь волк. (Перевод автора).

(обратно)

45

Источник цитаты: Кресли Коул, «Бессмертная любовь».

(обратно)

Оглавление

От автора

Глава 1. День первый

Глава 2. День второй

Глава 3. День третий Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg