«Никарагуа. Hora cero»

Никарагуа. Hora cero (fb2) - Никарагуа. Hora cero 1210K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Михаил Семенович Колесов

Михаил Колесов НИКАРАГУА. HORA CERO Роман–хроника

Колесов Михаил Семёнович — доктор философских наук, профессор, публицист. С 1994 года публиковался в журнале «Брега Тавриды» (г. Симферополь) и в периодической печати Крыма. В 2006 г. вышла его книга «Россия и Крым на рубеже двух эпох. Публицистика». Член Союза русских, украинских и белорусских писателей Крыма, член Международного сообщества писательских союзов (г. Москва). Начал писать прозу с 2003 г. Его рассказы и повесть были опубликованы в альманахах «Литературный Севастополь», журнале «Склянка часу» (г. Канев), и в других литературных сборниках. За книгу «Меньшиковский дворец» (Севастополь, 2008) ему присуждена поощрительная премия им. Л. Н. Толстого.

ИСТОРИЧЕСКОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ

Со времён испанского завоевания судьба Никарагуа, одной из стран Центральной Америки, была отмечена её географическим положением между Атлантическим и Тихим океанами, которое пробудило стремление создать канал между ними. В 1821 году бывшие испанские колонии Центральной Америки сформировали Королевство Гватемалы, а затем провозгласили Центральноамериканскую Федеральную Республику. Вслед за этим последовала гражданская война, закончившаяся тем, что провинции вновь распались, и образовали самостоятельные республики: Сальвадор, Гватемала, Гондурас, Никарагуа.

В Никарагуа ещё в своё время испанцы построили два города: Гранаду на берегу Большого озера («Никарагуа»), из которого через реку Сан Хуан был выход в Атлантический океан, и Леон, где был построен порт на Тихом океане. Сельское хозяйство развивалось только на Тихоокеанском побережье. В сельве Атлантического побережья обитали индейские племена «мискитос», которые имели в определённое время своё «королевство» под протекторатом Великобритании.

В 1848 году в Северной Америке (Калифорнии) было открыто золото, а путь на «Дикий Запад» лежал через пустыню, контролируемую американскими индейцами, либо морем вокруг Южной Америки через мыс Горн. В 1849 году «коммодор» Корнелиус Вандербилт создал кампанию по переправке грузов и людей через территорию Никарагуа с Атлантического побережья на Тихоокеанское (водой и сушей), заработав миллионы долларов. В 1954 г. произошло вторжение в Никарагуа небольшого вооружённого отряда американского авантюриста Вильяма Уолкера, который провозгласил себя Президентом страны. В стране вспыхнула гражданская война за политическое лидерство между Консервативной партией гранадцев и Либеральной партией леонцев. В 1857 г. Уолкер был изгнан и вернулся «национальным героем» в США (впоследствии был схвачен в Гондурасе и расстрелян).

В Никарагуа власть оказалась у Консервативной партии (землевладельцев и скотоводов). В 1893 г. в Никарагуа «консерваторов» сменили «либералы» (партия владельцев кофейных и банановых плантаций). Американская кампания «United Fruit Company» превратилась в главного экспортёра бананов из страны. В Центральноамериканском регионе произошла «долларовая революция», инвестиционная интервенция США, в результате которой возникли «банановые республики». В Никарагуа на 16 лет установилась диктатура генерала Хосе Сантоса Зелайи. В это время США отторгли от Колумбии её северную территорию (Панама), причиной этого стало появление проекта строительства канала через узкий перешеек. В 1912 году в Никарагуа была предпринята попытка вооружённого свержения американского ставленника — президента Адольфа Диаса, что дало повод для высадки американской морской пехоты. Поднявший мятеж генерал Зеледон был расстрелян. Консервативное правительство, поддержанное США, просуществовало до 1926 года. Трактат «Чаморро — Брайана» передавал США права на строительство канала и предоставлял им территорию для двух военно–морских баз. В октябре 1925 г. Чаморро (министр иностранных дел Никарагуа) осуществил государственный переворот и стал президентом страны. «Либералы» инициировали восстание на Атлантическом побережье. США вынуждены были пойти на переговоры, в результате которых Чаморро передал власть своему вице–президенту Диасу Сакасе. Но «Конституционная война» под командованием генерала Монкады продолжалась. Это послужило поводом для новой высадки в стране североамериканских морских пехотинцев. После этого начались переговоры между соперниками при посредничестве США, результатом которых был подписан договор (фактически — капитуляция «либералов») под обещание президентского поста на будущих «выборах» для генерала Монкады, который издал приказ о разоружении своей «армии».

Единственным «генералом» из его подчинённых, который отказался подписать «капитуляцию», оказался Аугусто Сезарь Сандино. Во главе своей «Армии Защиты Национальной Независимости Никарагуа» он выступил против оккупантской морской пехоты США и ушёл в горы. В объявленном «Манифесте» от 1 июля 1927 года Сандино заявлял о своей готовности продолжить либеральную революцию: «Перед Родиной и перед Историей клянусь, что моя сабля защитит национальное достоинство и даст освобождение угнетённым». «Я желаю свободной Родины или умереть». К началу 30‑х годов его Армия насчитывала уже до 6 тысяч человек и успешно вела партизанскую войну против подразделений североамериканской морской пехоты, опираясь на широкую поддержку населения. Имя Сандино стало известно по всей Латинской Америке. Он называл себя «сыном Боливара». Во Франции писатель Анри Барбюс публично приветствовал Сандино как «генерала свободных людей». К 1931–1932 гг. Сандинистская армия контролировала большую часть территории страны. Между тем на очередных президентских выборах в 1932 г. победил лидер Либеральной партии Хуан Баутиста Сакаса. США начали вывод своей морской пехоты из страны. После этого Сандино выразил своё согласие на переговоры с Президентом Сакасой. Договор о мире был подписан в Президентском дворце 2 февраля 1933 года, и армия Сандино приступила к сдаче оружия. После этого начались аресты, убийства и преследования сандинистов со стороны Национальной гвардии (созданной США). Ночью 21 февраля 1934 года Сандино был убит гвардейцами в городе Манагуа сразу же после переговоров с Президентом Сакасой. Позже были расстреляны все его «генералы» и 300 крестьян созданного им кооператива. Но Сандино добился своей цели: североамериканская морская пехота навсегда покинула Никарагуа. В 1936 году Командующий Национальной гвардии Анастасио Сомоса совершил государственный переворот и находился у власти до 1956 г., когда был публично застрелен молодым поэтом Ригоберто Лопесом Пересом. Его сменил сын — Анастасио Сомоса–младший. Имя Сандино было под запретом до победы революции 1979 года.

В 1958 г. партизанское движение на Кубе всколыхнуло политический процесс в Никарагуа. Позднее команданте Томас Борхе напишет: «Победа вооружённой борьбы на Кубе разбудила энтузиазм никарагуанского народа и стимулировала борьбу против тирании». В июле 1959 г. партизанский отряд сандинистского ветерана Рамона Раудалеса напал на гарнизон «Эль Чапаррал». 23 июня 1961 года в Гондурасе четырьмя молодыми никарагуанцами (С. Майорга, К. Фонсека, Т. Борхе и С. Лопес), прибывшими с Кубы, был создан Фронт Национального Освобождения (с 1963 г. FSLN) и в 1962 г. — его первый вооружённый отряд (50 человек). В середине 1963 года отряд перешёл границу в Никарагуа и обосновался в горах на севере страны между реками Коко и Бокай. Томас Борхе позднее (1983 г.) скажет: «Без авангарда революционный потенциал не смог превратиться в мощный кулак, способный разрушить сомосовскую диктатуру». Появление СФНО — «это историческое событие означало народную альтернативу, противопоставленную буржуазной реформистской альтернативе в борьбе против сомосизма». В конце октября отряд был обнаружен гвардией и уничтожен. В 1966 году возобновилась организационная работа по подготовке вооружённого сопротивления. В 1966–1967 гг. «партизаны» (главным образом, студенческая молодёжь) начали действовать в горной зоне Панкасан, где провели несколько военных операций с большими потерями. В конце концов, отряд был окружён и уничтожен, погибли почти все руководители Сандинистского движения (кроме тяжело раненного Карлоса Фонсеки). Позже Томас Борхе записал: «Панкасан означал… конец фокистских пережитков». Здесь речь идёт о теории «фокизма» (foco — «очаг») Эрнесто Че Гевары. 15 июля 1969 г. в Манагуа. Национальной гвардией при поддержке самолётов были атакованы два городских квартала Манагуа (где, как предполагалось, скрывались «партизаны»). Тогда погибли Хулио Буитраго (руководитель городской «герильи») и два других студенческих лидера. В 1969 г. «генеральным секретарём» СФНО стал Карлос Фонсека Амадор. В тюрьме Сан — Хосе (1969 г.) он дал интервью корреспонденту: «Мы хотим социалистического государства в стиле Никарагуа. …По пути Че Гевары и Аугусто Сезаря Сандино». Карлос Фонсека считал: «Современная история демонстрирует, что марксистские принципы являются компасом наиболее решительных защитников униженных, оскорбляемых, порабощённых человеческих существ». 1975–1976 гг. — период военных неудач партизанского движения, гибели Карлоса Фонсеки, раскол СФНО (на три течения). Затем — объединение и совместное выступления в 1977 г. В октябре 1978 г. пять городов страны были охвачены восстаниями, жестоко подавленными режимом. В мае 1979 вспыхнуло новое восстание (начавшись в г. Масайя). 19 июля 1979 г., после двухмесячных кровопролитных боёв (погибло 50 тысяч человек), диктатор Анастасио Сомоса бежал из страны. Сандинистские отряды вступили в Манагуа. Национальная гвардия была распущена. Оппозиционными режиму диктатуры политическими партиями был создан Демократический фронт Никарагуа, сформировавший временную «Хунту» (правительство), в которую наряду с некоторыми Сандинистскими руководителями вошли представители политических партий. «Координатором» временного правительства был назначен «сандинист» Даниэль Ортега Сааведра. Позднее Демократический фронт распался, из правительства вышли некоторые руководители «правых» партий. Стала формироваться антисандинистская политическая «оппозиция» с активным участием иерархов католической церкви.

Руководство СФНО возглавили девять «командатес», представлявших три направления его программы: Томас Борхе, братья Даниэль и Умберто Ортега Сааведра, Байярдо Арсе Кастаньо, Хайме Вилок Роман, Луис Каррион, Виктор Тирадо, Карлос Нуньес Тейес, Генри Руис Германес, — которые также заняли важные государственные посты.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Июнь. Манагуа

Восемнадцатичасовой перелёт прошёл спокойно. Ту‑154 вылетел из Москвы в 23.45. В Шенноне были в 4 часа ночи. Однако жизнь в зале аэропорта кипела многолюдьем. Здесь пересекались многие трансатлантические рейсы. Вместе с Сергеем Кольцовым летела его жена Лида, а также семейная пара Нистрюков с двумя маленькими детьми из Кишинёва и Виктор Васильевич Векслер, (из Одессы), с которым Сергей познакомился в министерстве. Векслер возвращался из отпуска. Он провёл короткую экскурсию по аэровокзалу Шеннона. Показал женщинам магазины Duty free, а потом угостил мужчин «портером». Он объяснил, что это своеобразная традиция. Чёрное пиво Сергею понравилось. Пролёт над Атлантикой прошёл без острых ощущений. В аэропорту Гаваны, куда они прибыли ранним утром по местному времени, несмотря на прошедшие четырнадцать лет, как он покинул этот аэропорт, мысль о том, что в нескольких километрах отсюда находится любимый город его юности, «защемило» сердце…

В Манагуа их встречал Колтун Евгений Григорьевич, которого Векслер представил как «старшего группы». Колтун, лет сорока пяти, по виду был похож на типичного председателя захудалого колхоза. Такой же невзрачный и суетливый. Рядом с ним стоял никарагуанец, который оказался начальником отдела иностранных связей университета Абелем Гараче. После завершения короткого представления они разместились в небольшом микроавтобусе. Векслер уехал на машине Гараче, пообещав навестить их вечером.

Микроавтобус, за рулём которого сидел молодой никарагуанец по имени Хосе, пересёк столицу страны Манагуа. Из его окон Кольцов заметил только то, что город состоит из одно–двухэтажных домов вдоль улиц, вьющихся лентами вокруг заросших травой и кустарником пустырей. Выехав за город, автобус направился по горному серпантину. Чем выше поднималась дорога, тем ниже опускались тучи. Собственно, это были даже не тучи, а сплошной накрывающий горы неподвижный полог.

Наконец, они въехали в открытые ворота окружённого забором–сеткой городка. Справа увидели двухэтажный дом за высокой каменной стеной, под навесом стоял вооружённый автоматом солдат.

— Это «Белая вилла», — произнёс Колтун. — До революции здесь располагался гарнизон охраны городка. Сейчас в ней живут наши лётчики. Вы с ними потом познакомитесь.

Тем временем автобус, петляя по асфальтированной дороге, подъехал к одноэтажному коттеджу, стоявшему на небольшом холме. У дверей дома росло одинокое дерево, похожее на пальму.

— Папайя, — предупредил вопрос Колтун. — Выгружайтесь! Здесь вы будете жить.

На каменных ступеньках, ведущих к двери, сидел никарагуанец в военной форме, совсем мальчишка лет шестнадцати, с «калашниковым» на коленях. При их приближении он поднялся и отошёл молча в сторону.

Из дома вышли молодые юноша и девушка. Было ясно, что это — «свои».

— Чеслав, — представился симпатичный парень, подойдя к машине и подхватив чемоданы Нистрюков. — Добро пожаловать!

— Наташа, — улыбнулась девушка и потрепала по головам растерявшихся детей. — Мы вам очень рады.

Колтун уехал на автобусе, предупредив, что вскоре «зайдёт».

Когда все вошли в дом, то оказались в большом холле. Напротив входа находились большие раздвижные стеклянные двери, через которые была видна постриженная зеленная лужайка, огороженная металлической сеткой, и на ней… детские качели (как оказалось, привезённые накануне). Слева — деревянная стойка «бара», за ним в небольшое квадратное окно в стене просматривалась часть кухни с холодильником. Слева от стойки в углу располагался большой деревянный стол чёрного дерева, вокруг которого стояло несколько стульев с резными спинками. Справа от стойки шёл короткий коридор, ведущий в три комнаты–спальни. Одна небольшая комната (вероятно, для прислуги) находилась с правой стороны от входа. В этой комнате жила Наташа. Комната, в которую провели Кольцовых, оказалась достаточна просторной, хотя почти всё её пространство занимала двуспальная кровать, точнее — большой поролоновый матрас на деревянной основе без спинок. Никакой другой мебели не было. В одну из стен был встроен шкаф для одежды и белья. Но сейчас он был пуст, постельное бельё завезти не успели. Окно было прикрыто деревянными жалюзи. Застеклённая дверь выходила на дворовую лужайку. Сопровождавший Кольцовых Чеслав тут же предупредил:

— Эту дверь, пожалуйста, пока не открывайте. Я потом объясню.

Побросав на кровать вещи и наскоро переодевшись, Кольцовы вышли в холл.

Через некоторое время за столом собрались обитатели дома. Чеслав и Наташа приготовили скромный обед. Они оказались «русистами», преподавателями русского языка, приехавшими сюда пару месяцев назад. Чеслав был из Москвы. Он уже побывал на Кубе. Наташа — из Воронежа. За границей впервые, так что, похоже, Чеслав её опекал. За бутылкой привезённой «Московской» и местной закуской ребята коротко ввели приехавших в курс дела.

— Посёлок называется «Планетарий», — рассказал Чеслав, — так как участки, на которых стоят дома, носят названия планет. Так, например, их дом называется Villa Luna, или сокращённо VL, и имеет номер 14. Посёлок находится в 18 км. от города. Здесь до революции располагался городок офицеров Генштаба сомосовской армии (Национальной гвардии»). Вокруг никакого жилья. Только горы и джунгли. Раньше это было удобно, так как посёлок усиленно охранялся. Сейчас охрана только в «Белой вилле». У их дома охранник появился два дня назад, после того, как в горах была слышна перестрелка. Но в случае «неприятностей» сообщить в город может оказаться невозможным, так как телефонная связь постоянно прерывается.

В городке в двух домах жили пять советских преподавателей, приехавших ранее. Из разных городов Советского Союза. Двое с жёнами. Остальные — «холостяки», как Чеслав, жена которого, тоже «русист», должна была подъехать позже. Средний возраст — тридцать лет, кто–то старше, кто–то моложе. Только Колтун и Векслер приближаются к пятидесяти. Кроме них и Чеслава остальные за границей впервые и испанским владеют слабо.

Вскоре появились две женщины–никарагуанки, которые привезли на автобусе продукты и под руководством Чеслава приступили к подготовке ужина. Но оказалось, что в доме нет в нужном количестве кухонной и столовой посуды. Чеслав сбегал за ней в соседний дом.

Кольцов вышел покурить на «крыльцо», где по–прежнему сидел в меланхолии никарагуанский мальчишка с автоматом. Сергей решил с ним познакомиться.

Мальчишку звали Хуан. Ему оказалось семнадцать лет. Он — «милиcиано», т. е. не военный, а «доброволец». Как понял Сергей, парень — из «пролетарской» семьи, в школе не учился, но умеет читать и писать. Ему было скучно, поэтому он с интересом поддержал разговор.

— А, вы откуда? — спросил он. — Из какой страны?

— Из Москвы, из Советского Союза, — небрежно ответил Сергей и был ошарашен репликой собеседника.

— Не знаю. А где это?

Сергей оказался в большом затруднении. Ему впервые в жизни предстояло объяснить, где находится Советский Союз. К какой географической точке привязаться? К какому океану приткнуться? И что знает о географии этот парень?

Не придумав ничего лучшего, он в отчаянии чуть ли не закричал:

— Понимаешь? Мы — русские! Из России.

— А! — обрадовался Хуан. — Я знаю. Россия — это там, где сейчас идёт война.

«Какая война? О чём это он?» — удивился Сергей.

Между тем его собеседник уверенно продолжал:

— Здорово вы дали американцам! Они получили хороший урок. Теперь они будут знать, что такое соваться в чужую страну.

И тут Кольцова осенило.

— Ты говоришь о Ливане? — спросил он. — О боях в Бейруте?

— Да, да! — обрадовался мальчишка. — Я очень уважаю русских. Они молодцы!

Кольцов понял, что объяснять этому молодому никарагуанскому патриоту, что Советский Союз — это не Ливан, и что русские в Бейруте не воюют, — сейчас не стоит.

К вечеру подошли соседи, и приехал Векслер, который привёз «подъёмные», по 217 долларов. Однако первая встреча соотечественников прошла довольно сдержанно. Говорить особенно пока было не о чём. Недолго посидели и разошлись. Задержался только Колтун, который коротко познакомил с программой на неделю.

После отбытия гостей, Сергей с Чеславом расположились у японского телевизора Sony в холле со стаканами рома со льдом (по–кубински «хайбол») и поговорили о «делах». Разговор был «предварительным», но Кольцов понял, что обстановка в этом небольшом советском коллективе не простая, и надо спокойно разобраться: кто есть кто. Чеслав ему понравился своей откровенностью и независимостью. Парень знал себе цену и не «дул на воду»…

— Кстати, — предупредил Чеслав, — выпускать детей на зелёную лужайку за домом без присмотра взрослых нежелательно, так как вокруг полно змей. Одна обитает под бетонной плитой у двери из комнаты, в которой вы расположились. Я жил в этой комнате и уже имел удовольствие познакомиться с «соседкой». Змеи здесь развелись потому, что городок был долгое время необитаем после того, как его покинули сомосовские офицеры. Вообще–то змеи сами на людей не нападают, но лучше с ними не связываться, потому что они очень мстительные.

Приняв информацию к сведению, Кольцов отправился в свою комнату, где Лида уже разобрала вещи. Спать пришлось на голом матрасе. Но дорожная усталость (разница с московским временем 10 часов) сразу же погрузила их в глубокий сон…

Утром автобус забрал обитателей «Планетария» на работу. Уехали Чеслав и Наташа. Кольцову и Нистрюку дали выходной для обустройства.

После лёгкого завтрака Сергей с женой спустились к бассейну, который находился рядом с домом VL7, где жил Евгений Колтун и другие. Бассейн был небольшой метров двадцать пять в радиусе, дно, выложенное голубой кафельной плиткой, уходило под откос от каменной лестницы к противоположному бортику, где глубина была метра два. Здесь из воды выходила железная никелированная лестница. Вода была чистая. Но купаться они не стали, так как погода стояла «свежая», с ветром, явно собирался дождь. У бассейна встретили супружескую пару соотечественников из «Белой виллы», Саша и Нина из Запорожья, лет тридцати — тридцати пяти.

Затем продолжили прогулку, повернув в сторону домов на невысоких холмах. Асфальтированная дорога вилась между лужайками, на которых расположились живописные кактусы и одинокие невысокие пальмы. Предупреждённые они уже знали, что сходить с дороги нельзя, тем более садиться на траву. Можно не только наступить на змею, но и сесть на какую–нибудь тарантулу или скорпиона, которые обитают в этом радующем взгляд ярко зелёном ковре. Вскоре они в этом убедились.

За сетчатой изгородью городка сразу же начинались джунгли.

Джунгли — это не лес, а единая масса переплетённых между собой стволами, ветвями и лианами больших и малых деревьев. Их кроны сверху представляют сплошной покров, через который с трудом пробивается дневной свет. Здесь всегда полумрак и высокая влажность. Почва покрыта толстым упругим слоем опавшей листвы, лежавшей на переплетённых корнях деревьев. Это царство всякой, как правило, опасной твари. Передвигаться в таких зарослях можно только в сапогах и плотно облегающей одежде и только с помощью «мачете» (широкий тяжёлый нож), которым прорубается «тропа», тут же закрывающаяся, если её не обозначить зарубками. Ориентироваться в джунглях очень трудно, так что случайно попавшему в них человеку не выбраться. Кольцов видел джунгли во время своих путешествий по Кубе. Об этом он вспомнил сейчас, глядя на эту тёмно–зелёную стену в нескольких шагах от него, создававшую жутковатое впечатление.

— Смотри, — вдруг закричала жена, схватив Сергея за руку. — Птица без головы!

Он посмотрел по направлению её взгляда и увидел большую птицу размером с ворону, сидевшую неподвижно на ветке дерева. У неё, действительно, не было головы! Но Сергей обратил внимание на то, что к птице свисала зелёно–коричневая лиана, такая же, как и другие рядом. Но эта лиана шевелилась! И он догадался.

— Это змея, — повернулся Сергей к жене. — Это, видно, небольшой удав, которому удалось захватить птицу врасплох.

Они поспешили покинуть неприятное место.

Дома, мимо которых они проходили, были совершенно разные по своему архитектурному плану. Видно было, что многие из них необитаемы, но сохраняются в порядке. Вероятно, кто–то за ними присматривал.

На ступеньках к их дому охранника уже не было, Хуана забрали вчера вечером.

В их отсутствие в дом завезли постельное бельё и кое–что из кухонной посуды. На кухне уже хозяйничала Люба Нистрюк. Дети с шумом носились по дому.

Кольцов сыграл с Чеславом пару партий в настольный теннис. Стол, который Чеслав «конфисковал» в доме Евгения, стоял прямо в холле. Потом он бегло просмотрел старые номера местных газет «La Prensa», «Nuevo Diario», «Barricada», которые доставляли в дом. Газеты были достаточно интересны. Он забрал их в комнату, решив почитать, не спеша, позже. По телевизору шёл какой–то американский телесериал с испанскими субтитрами. Сергей с удовлетворением заметил, что он неплохо улавливает оба языка.

После обеда Кольцов с Нистрюком посетили советское посольство на предмет «представления». Посольство располагалось в бывшем доме брата диктатора Анастасио Сомосы. Дом–крепость с высокой бетонной стеной и глухими железными воротами. Строгий контроль на въезде и выезде.

Привёз их на своей машине Виктор Векслер, который познакомил Кольцова с секретарём «месткома» Виктором Петровичем Чукавиным, интеллигентным мужчиной небольшого роста лет пятидесяти, которому Сергей передал «привет» от его «куратора» со Старой площади. Чукавин сразу же спросил его:

— Вы не могли бы проконсультировать одну диссертацию по философии?

— Конечно, — ответил Сергей. — О какой диссертации идёт речь?

— Ну, об этом мы поговорим позже, я Вам позвоню.

Затем в консульстве они прослушали вводную инструкцию первого секретаря Анатолия Ивановича Крашенинникова о «должном» поведении. Крашенинников высокий, подтянутый, — в нём легко угадывался военный, — держался официально. Был краток. Вопросов не задавал. Кольцов прикинул, что Анатолий Иванович всего лет на пять старше его. Вообще он заметил, что здесь собрались люди примерно одного возраста, «до и после» сорока.

В машине Виктор завёл разговор о работе Кольцова в Национальном Совете по высшему образованию (CNES).

На следующий день утром вместе со всеми Кольцов впервые отправился в Национальный автономный университет Никарагуа (UNAN). Абель Гараче представил его и Нистрюка вице–ректору Вильяму Женнету, который оказался симпатичным молодым человеком. Он вызвал по телефону директора Департамента социальных наук и познакомил с ним «доктора Серхио». Эрвин Изаба Гомес, добродушный толстяк с кучерявыми рыжими волосами, понравился Сергею. В сопровождении Эрвина они осмотрели университет, расположившийся в нескольких одноэтажных, вытянутых в два ряда деревянных домах с плоскими крышами среди деревьев и подстриженного кустарника. В этих домах находились факультеты («школы», как их здесь называли). Лишь только одно двухэтажное здание медицинского факультета было из бетона и стекла. Потом они зашли в Департамент, где Эрвин представил Кольцова его коллегам. За столами небольшой комнаты сидело около двух десятков человек разных возрастов. С первого взгляда было заметно, что состав интернациональный. Шло заседание и, взяв у Эрвина учебную программу, Сергей ретировался. Найдя своих преподавателей в университетском «кафетерии», он выпил чашечку отличного чёрного кофе в ожидании автобуса.

На обратном пути заехали в банк, где Кольцов обменял доллары на местную валюту — кордовас. Но Чеслав ему тут же разъяснил:

— Это дело невыгодное, так как в банке курс обмена значительно ниже, чем на «чёрном рынке». Но пользоваться долларами при покупках и расчётах запрещено.

Вечером Лида вместе с другими женщинами городка уехала в посольство на «женсовет». Вообще женщины (за исключением Наташи) живут здесь в полной изоляции, буквально, как в лагере. Только, что без охраны. Выходить за пределы городка категорически запрещено. Да, и выходить некуда. Кругом — горы и джунгли. Как рассказал Чеслав, выехать из городка можно только на машине, которой ни у кого из советских обитателей не было (машина была только у Векслера, который жил в городе). Университет представлял автобус для доставки преподавателей на работу и обратно и один раз в неделю женщины на нём выезжали в город за покупками. Пятница — «диа де компрас», т. е. — «женский день». Автобус вёз, как правило, по обычному маршруту. Заезжал на два больших открытых рынка, где в основном приобреталась дешёвая одежда и предметы бытового потребления. Был специальный овощной рынок. На обратном пути посещался «Supermarket», где закупались гастрономические продукты. И, наконец, — «Centro Comercial», — универмаг с «импортными» товарами. Там можно было приобрести магнитофонные кассеты и немецкую цветную фотоплёнку. В этот день мужчины на работу не ездили. А вечером желающих вывозили в кино.

По вечерам делать было нечего, кроме просмотра телевизора (женщины испанского языка не знали).

В воскресенье, — тяжёлый день, так как некуда было деться, — Сергей с Чеславом по телевизору смотрели открытие мирового чемпионата по футболу в Испании и первый матч: Аргентина — Бельгия.

А на следующий день советская команда проиграла Бразилии со счётом 1:2. Обидно.

В университете Кольцов постепенно входил в курс дела. Познакомился с заведующим секцией философии Департамента Франсиско — Серхио Родригесом. Подвижный, небольшого росточка, темноволосый, чуть больше тридцати лет. Очень амбициозный, но скрывает это. Окончил Американский католический университет (UCA), филиалы которого разбросаны по всем странам Латинской Америки, и один из них находится в Манагуа. Католический университет независим от государства, так как существует под прямым «патронатом» Римской церкви (точнее — ордена иезуитов). После победы революции в стране, Американский университет не признавал Сандинистское правительство и находился к нему в оппозиции. Поэтому Франсиско ушёл из него в Национальный университет, хотя в революции непосредственно не участвовал, как он объяснил, по «семейным причинам». В результате он потерял всех своих университетских друзей.

Кольцову этот парень был симпатичен, но договориться с ним о чём–то конкретно по работе оказалось невозможным. Разговоры о новой учебной программе и с ним, и с Эрвином заканчивались одинаково — ничем. Да, они соглашались с предложенным проектом, но воплощать его, то есть продвигать его наверх — в ректорат, явно не хотели. Вначале Сергей очень нервничал, но когда познакомился с контингентом преподавателей, то понял…

Группа преподавателей Департамента (историки, «политэкономы» и «философы») представляла собой разновозрастной и разнополый «интернационал». Кроме никарагуанцев, — мексиканец, кубинец, чилийцы, перуанец, эквадорец и даже семейная пара итальянцев.

После кратких разговоров с ними Кольцов заподозрил, что почти ни у кого из них нет дипломов о высшем образовании, хотя они когда–то учились в университетах в своих странах. О философии у них были некоторые отрывочные и смутные знания, а о марксистской философии — вообще никакого представления. Зато все они считали себя «революционерами–марксистами», не прочитав даже «Манифеста коммунистической партии». Что они преподавали студентам, Сергей не мог себе представить. Скорее всего, каждый рассказывал о своём «революционном опыте» и давал своё толкование «марксизма». От его предложения посетить их занятия, они упорно уклонялись, и Эрвин попросил его этого не делать.

Дома Кольцов посмотрел переданную от Чукавина «диссертацию», которая оказалась дипломной работой в черновом варианте по теме истории Сандинистского революционного движения. Теперь он ломал голову над тем, как из обычного студенческого реферата срочно сделать «диссертацию».

Неожиданно в субботу в «Планетарий» приехал Чукавин и забрал Кольцова на «званный завтрак». Его красивый голубой «Ford» подъехал к фешенебельному особняку в одном из шикарных, тихих районов города. У открытых дверей дома их встречала элегантная стройная блондинка среднего возраста. Когда они прошли в просторный светлый холл, обрамлённый небольшим домашним «садом», Виктор Петрович представил женщину как Мирьям Хебе Гонсалес, известную журналистку газеты «Nuevo Diario» и жену генерального секретаря Социалистической партии Рамиреса Гонсалеса. Хозяйка дома в свою очередь представила Кольцову свою дочь Химену, стройную блондинку примерно двадцати пяти–семи лет, которая оказалась автором «диссертации». Сергей узнал в ней девушку, которую видел в Департаменте университета.

После этого кампания разделилась. Кольцов с Хименой проследовали в кабинет, где приступили к работе над «диссертацией». Туда им служанка принесла кофе. А в соседней гостиной проходил «светский приём».

Кольцов растерялся. Очень быстро он пришёл к выводу, что этой красивой и самоуверенной девушке совершенно невозможно объяснить, что такое «научная работа». Она цепенела от каждого слова «доктора философии». Смотрела на него, хлопая ресницами своих широко распахнутых глаз, и ничего не соображала. Однако она доходчиво объяснила Сергею, что ей нужно получить звание «лиценциата», так как она «не успела» закончить университет. И сделать это нужно, как можно быстрее, так как она уже работает преподавателем философии. Наконец, он понял, что «диссертацию» ему придётся писать самому. Так что разговор вскоре перешёл на тему, как и где её «напечатать». На этом и ограничились. Расстались к всеобщему удовольствию.

Вечером Сергей, после просмотра по телевидению Noticieros (новостей) и американского вестерна «Пистолеро–победитель», ушёл в комнату и лёг на кровать с книжкой «Отель» Артура Хайли, на английском языке, которую взял у Чеслава.

Из новостей по телевидению узнали, что были толчки землетрясения с эпицентром в Сальвадоре. Это недалеко. Но здесь в горах ничего не ощущалось (или проспали). Почти каждый день шёл сильный дождь, который в России назвали бы ливнем. А здесь он вроде как становился привычным. Никто на него не обращал внимания. В Центральной Америке климат делился всего на два типа погоды: «сезон дождей» и «сухой сезон». Тот и другой, примерно, — по полгода.

Между тем в доме начала складываться напряжённая обстановка. Семейство Нистрюков с каждым днём всё больше вело себя так, как будто они были хозяевами. Захватив практически кухню, заняв почти весь холодильник и оккупировав единственную стиральную машину, они совершенно игнорировали присутствие в доме других обитателей. Дети вели себя шумно и дерзко. Попытки Лиды урезонить Любу Нистрюк приводили лишь к скандалам. Кольцов тоже потерпел неудачу договориться «по мужски» с Иваном, который во всём поддерживал свою жену и выдвигал лишь «ультиматумы». Чеслав не выдержал и перешёл жить в соседний дом. Наташа из своей маленькой комнаты старалась лишний раз не высовываться.

Однако, несмотря на это, «планетарцы» дружно отметили день рождения. Лиды Кольцовой. Она расстаралась, как могла. Вечером собрались все обитатели маленькой колонии. Стол выглядел хорошо, Лида была в центре внимания. Приехали Виктор Векслер и Абель Гараче с супругой и маленьким сыном Вильямом, который очаровал всех. Абель оказался поэтом, Читал стихи и подарил свою небольшую книгу. Пили ром «Flor de cana» с «pepsi». Танцевали под музыку принесённого Чеславом «Sharp». Евгений был в ударе. Жена Абеля сделала комплимент Сергею, сказав, что он больше похож на никарагуанца, чем Евгений на русского. Уже в разгар веселья нагрянул Чукавин с огромным букетом цветов для Лиды, чем привёл её в восторг, так как достать здесь живые цветы можно только по спецзаказу. Разошлись поздно, все вроде бы довольные. Евгений сказал на прощанье, что такого веселья в городке ещё не было.

В следующую субботу по приглашению Чеслава, Кольцовы, прихватив Наташу, отправились на машине с кубинским шофёром в город Масайю, в километрах 20-ти на север. Город оказался небольшим с одноэтажными, но каменными домами, с одной главной улицей от вокзала (базара) до центральной площади с кафедральным собором, ратушей и помпезным зданием банка. В общем — типичный латиноамериканский городок, из тех, которые Кольцов видел на Кубе. Погода была без дождя, хотя с моря дул свежий ветер. Они погуляли по городу, отдохнули в сквере, сделали несколько покупок на базаре и тихо вернулись домой. И никто об этой отлучке не узнал, если бы Иван Нистрюк не «заложил» их Колтуну.

Утром в автобусе Колтун устроил Кольцову «нагоняй». Выглядело это забавно. Официальных запретов на такие поездки не было, просто Евгений обиделся, что его не пригласили.

Сразу же из университета Кольцов и Колтун отправились на II Конгресс профсоюза Высшей школы (AND), на котором выступала знаменитая Дора Мария Тейес. Здесь они встретили Виктора Векслера. Пообедав за счёт конгресса, Кольцов с Колтуном вернулись в университет.

Затем все на автобусе отправились в экономическую миссию (ГКЭС) получать деньги. Кольцов написал заявление о переводе 60 % зарплаты на свой счёт во Внешторгбанке. Здесь — это обязательно. Нистрюк неожиданно отказался, заявив, что он будет хранить свои деньги в местных банках, так как в них процент значительно выше (16 %). Это вызвало шок у Колтуна и бухгалтера миссии. Такого ещё не было! Конечно, впоследствии ничего из этой затеи у Нистрюка не вышло, но начальство он напугал.

Вернулись домой поздно, к 7‑ми часам. Было уже темно. Тусклая лампочка освещала дверь дома. Протянув руку к звонку, Сергей увидел на кнопке висевший короткий тонкий шнурок. Не успел он удивиться, как услышал сзади крик Чеслава, который вышел из автобуса у их дома, чтобы навестить приболевшую Наташу:

— Не трогай! Это змея!

Сергей замер. Сзади него наступила тишина.

В это время «шнурок» зашевелился и упал к его ногам, и мгновенно исчез в темноте.

Переведя дыханье, Сергей вошёл в дом.

В последующие дни ничего существенного не произошло. 29 июня в стране был «El dia de maestro» («День учителя»). На работу не поехали. Сергей с Лидой зашли в гости на VL7 к Евгению. Сергей обратил внимание на то, что дом, в котором живут ещё две семейные пары: двадцатипятилетний «русист» Серёжа Франчук с женой из Киева, математик Николай Максаков с женой из Москвы, а также «холостяки» литовец Ювенцус и Чеслав, намного просторнее и комфортнее. Евгений с гордостью показал свой «огород» — вскопанную грядку на зелёной лужайке, где проросли из семян, привезённых из Союза, укроп, петрушка, зелёный лук. Ничего этого здесь нет, но… нет и обычая разводить «огороды» на газонах у дома!

Чемпионат мира по футболу продолжался. Можно было смотреть все матчи по телевиденью. Советская команда выиграла у Бельгии 1:0.

В университете Кольцову выделили «кабинет»… на троих. Но теперь у него был свой стол и возможность спокойно работать с бумагами. Однако большую часть времени он проводил в университетской библиотеке, просматривая литературу по философии. Эрвин получил письмо из CNES, в котором говорилось, что вопрос о работе Кольцова в Национальном Совете находился на «стадии рассмотрения». У Сергея стало складываться ощущение, что его просто хотят использовать как «мальчика по вызову». В посольстве, наконец, выдали «carnet» (удостоверение личности на испанском языке), вместо изъятых в консульстве паспортов (вероятно, чтобы не сбежали в Мексику или куда подальше!).

В субботу Кольцовы вместе с Чеславом и с кубинским шофёром вновь съездили в Масайю. Колтун опять был недоволен. Но сделать он ничего не мог.

Воскресенье Кольцовы провели в гостях у Франсиско — Серхио, который забрал их из «Планетария» утром на своём маленьком «форде». Сначала он устроил им экскурсию по городу, которого они так и не увидели за месяц пребывания в нём. На центральной площади имени бывшего панамского президента генерала Омара Торрихоса, они осмотрели здания правительства и Центрального банка (единственный «небоскрёб» в городе). Затем — бывший Президентский дворец, площадь Революции и памятник никарагуанскому поэту Рубен Дарио, рядом с красивым театром его имени, а также мемориал погибшему лидеру Сандинистской революции Карлосу Фонсеке Амадору (его захоронение в горах неизвестно). Всё это создавало бы впечатление обычного латиноамериканского города, если ни специально неубранная разбитая военная техника, напоминавшая об ещё недавних боях в городе. Это — своеобразные памятники революции.

О недалёком прошлом напоминали и разрушенные многоэтажные дома на центральных улицах Манагуа. Это — уже не следы войны, а последствия землетрясения 1972 года. Но они тоже память о свергнутом режиме диктатора Сомосы, который просто украл те деньги, которые выделило мировое сообщество для ликвидации последствий землетрясения. Землетрясения в этом районе — явление довольно частое и города отстраивались с этим учётом. Так, Манагуа — город, главным образом, одно–двухэтажных домов, разбросанных на большой территории, разделённой широкими дорогами, скверами и заросшими пустырями. В городе нет многоэтажных жилых домов, кроме административных зданий и гостиницы «Континенталь», которая выстроена в виде гигантской пирамиды…

После прогулки, которая произвела большое впечатление на Кольцовых, Франсиско — Серхио привёз их к себе. Жил он с семьёй в небольшом, но просторном доме. Познакомил с женой, симпатичной, смуглой женщиной невысокого роста по имени Норма, с серебряной «звездой Давида» на шее, и тремя очаровательными детьми. Старшей, очень рассудительной, девочке, по имени тоже Нормалена, было лет 6‑ть. Самого младшего, двух лет, звали… Карл — Ленин! Мальчишка оказался очень смышлёный и разговорчивый. Будущий философ! Приём Кольцовым был оказан очень радушный. Пили ром, кофе и слушали… музыку Чайковского! Хозяин был горд своей коллекцией грампластинок. После этого, оставив детей дома, взрослые отправились на машине в кинотеатр. Посмотрели английский старый фильм «Остров бурь» о приключениях немецкого шпиона на Британских островах во время последней войны. Вечер закончился в доме Кольцовых. Впервые за последние дни Сергей и Лида отошли ко сну в хорошем настроении.

Июль. Война

Телевизионные «Noticiero sandinisto» сообщили о боях на Атлантическом побережье страны.

Чеслав показал Сергею по карте, это — на юго–западе от Манагуа, с нескольких сотнях километров. Территория, заселённая на узкой полоске побережья индейскими племенами, отделена от цивилизованной части страны непроходимыми джунглями. Туда можно добраться только по судоходной реке Сан — Хуан и самолётом. Никаких больших военных гарнизонов, кроме милицейских отрядов, в этом регионе нет. Что там происходило, пока было не понятно.

Сегодня подтверждение о боях появилось в газетах. Министр внутренних дел команданте Томас Борхе заявил, что «банды» насчитывают более тысячи человек и на их разгром направлены воинские части (уже погибло 11 человек).

В соседнем Сальвадоре гондурасские войска (до 5 тысяч человек) продолжают участвовать в войне против партизан. В ответ сальвадорские партизаны взорвали электростанцию в столице Гондураса Тегусигальпе. В Мексике, которая до сих пор «негласно» поддерживала сандинистское правительство, прошли президентские выборы, победил Мигель де Мадрид.

…В Испании советская сборная проиграла польской команде и выбыла из чемпионата.

Между тем жизнь в «Планетарии» шла своим чередом.

В университете сменился директор Департамента. Эрвин был переведён на работу в SNES. На его место пришёл Хуго Мехийа Брисеньо, метис среднего возраста с неприятным лицом. Революционер явно не интеллигентного происхождения. На знакомство с Кольцовым от него не последовало никакой реакции. Сергей почувствовал, что это — «не к добру».

К работе в CNES Кольцов по–прежнему привлекался только в качестве эпизодического «консультанта». Здесь он теперь работал теперь вместе с Эрвиным, который появлялся время от времени, и молодой симпатичной и умной женщиной по имени Сильвия Нуньес, революционеркой–иммигранткой из Уругвая. С Сильвией сразу же сложились дружеские доверительные отношения, но её познания в «предмете» оказались ниже скромных. Работа над «Планом работы идеологической комиссии», которую можно было сделать за два часа, не продвигалась уже две недели. В связи с этим состоялся разговор с «шефом», доктором Марио Флоресом Ортисом, интеллигентным старичком под шестьдесят и страшным занудой. В течение часа он объяснял Сергею задачи революции в сфере высшего образования. Из этой беседы тот понял, что «доктор психологии» имел весьма смутное представление о высшем образовании вообще. Зато хорошо ориентировался в политической конъюнктуре. Разговоры с Виктором о легализации работы Сергея в CNES ни к чему не привели. Того явно устраивала сложившаяся ситуация, так как он вообще почти перестал появляться в Совете, ограничиваясь наездами для инструктажа Кольцова и для коротких бесед за чашечкой кофе с доктором Флорес, который тоже, кстати, не слишком утруждал себя работой. Как понял Сергей, здесь высшие чиновники выполняли лишь «представительные» функции. Повседневная же работа лежала на «секретарях», которых возглавляла «генеральный секретарь» Совета, красивая и суровая женщина по имени Мария.

Советские «представители», похоже, переняли от своих коллег этот стиль работы. Так, Кольцов мог только догадываться, чем занимался Векслер. Виктор Васильевич официально был руководителем группы советских преподавателей, работавших в Никарагуа. Лет пятидесяти, доцент одного из Одесских технических институтов, (по его словам, декан какого–то факультета). Испанским языком владел неплохо, так как до этого работал на Кубе. Но как специалист в области «металлообработки» здесь он оказался совершенно не нужен, так как в стране не было ни одного завода. Как он попал сюда, было непонятно. Но быстро освоился, познакомился с руководством Национального совета по высшему образованию и объявил себя его «советником», передав руководство группой Колтуну. Надо отдать ему должное, он неплохо справлялся с взятыми на себя «обязанностями». От ГКЭС (экономической миссии), курировавшего здесь советских «специалистов», он получил личную машину, скромную «Volvo», поселился в отдельном коттедже в городе. Завязывал нужные ему знакомства в никарагуанской среде, и вскоре стал «своим» человеком в посольстве, хотя, похоже, друзей здесь ему завести так и не удалось. По опыту своей жизни Кольцов хорошо знал такой тип людей, которые умеют быть нужными для нужных им людей, но тут же «испаряются», как только эта «нужда» исчезает. Как высохшая после дождя лужа…

Евгений Колтун вообще ничего не делал в университете, числясь преподавателем «физики», (по специальности он — «сельхозмеханик»). В выделенном ему на факультете отдельном кабинете он принимал заходивших «поболтать» преподавателей группы и решал «текущие дела». С университетским начальством почти не общался, эту прерогативу Векслер оставил за собой. Поэтому Евгений не вмешивался, если у кого–то возникали какие–то недоразумения с никарагуанцами, ограничиваясь ролью «передаточного звена». Советские люди привыкли у себя на родине к тому, что «начальство» должно разрешать их проблемы. Здесь это было не принято. Университетские руководители не решали «вопросов», они их только ставили. А решать их каждый должен был сам, за это он и получал зарплату. А, каким образом (и когда) это будет сделано, и будет ли сделано вообще, никого не волновало. Два любимых слова любого руководителя: «problema» (проблема) и «manana» (завтра). Это, Кольцов понял, хотя и не сразу, но быстро. Помог кубинский опыт.

Чеслав в разговоре с ним прямо назвал Евгения «жуликом» за его подозрительные финансовые махинации. И, несмотря на большую разницу в возрасте, демонстрировал тому своё непочтение.

В то же время война продолжалась. Команданте Даниэль Ортега, «координатор» руководства Сандинистского фронта и глава правительства, срочно вылетел во Францию, вероятно, для переговоров о поставке оружия. Его младший брат команданте Умберто Ортега, министр обороны, подтвердил, что идут серьёзные бои. «La Prensa» опубликовала карту боёв, которые идут уже не только на юге, но и на севере, то есть на обеих границах (с Коста — Рикой и Гондурасом). В этой же буржуазно–либеральной газете размещена статья, в которой речь идёт о помощи Советского Союза радикально–экстремистским движениям в «горячих точках» мира.

…Между тем польская команда обыграла французов 3:1 и стала бронзовым призёром чемпионата мира.

В воскресенье утром заехал Франсиско — Серхио со своим семейством и забрал Кольцовых. С невероятным трудом четверо взрослых и трое детей втиснулись в маленькую машину, но доехали вполне благополучно в «Siboney». Это — парк развлечений с зоопарком и бассейном, в котором Лида купалась с детьми. Потом пообедали у никарагуанцев дома. Франсиско — Серхио познакомил со своим отцом–фермером, приехавшим из департамента Чинандеги. Типичный никарагуанский крестьянин с натруженными руками и чёрным от солнца лицом. Однако — грамотный, и вёл разговор с впервые увиденным «русским» умно и с чувством собственного достоинства. После этого Франсиско — Серхио под проливным дождём отвёз Кольцовых в «Планетарий».

Вечером позвонил Чеслав и пригласил Кольцова в гости к кубинцам. Они жили рядом, на соседнем за оградой участке. Кубинцы встретили Сергея сначала настороженно, но воспоминания о Кубе, быстро сломали барьер недоверия. В доме жило около десятка молодых мужчин, в основном в возрасте Чеслава. Они называли себя, смеясь, «транспортниками», хотя вряд ли они были простыми шофёрами. Одеты были «по–граждански». Но в комнатах, — то там, то здесь, — Сергею на глаза попадалось их «личное» оружие. Когда уже подвыпили, кубинцы показали, вытащив из–под кровати, ручной пулемёт, и объяснили, что Фидель разрешил им защищаться в случае «необходимости».

— Так что, если к нам кто–нибудь «чужой» сунется, — сказал Чеслав, — ребята нас отобьют.

Все смеялись и пили кубинский ром, закусывая поросёнком, запечённым тут же на костре в специально вырытой яме перед домом. Играли в кости, и Сергей показал, что он не забыл кубинские навыки, и несколько раз выиграл.

Кольцов смотрел на этих ребят, которые во время его пребывания на Кубе ещё учились в фиделевских закрытых школах–интернатах, и с удивлением отмечал, что выросло совершенно новое поколение, отличавшееся от поколения своих родителей, революционеров–романтиков, жёстким фанатизмом. Эти ребята, по «приказу Фиделя», будут сражаться на смерть, не рассуждая, в любой «горячей точке» мира. Наверное, такими фанатиками, подумал Сергей, были советские парни, которых Сталин «добровольно» отправил участвовать в гражданской войне в Испании.

Потом Сергей уединился в одной из комнат с их «хефе» (начальником) Мануэлем, который был значительно старше других, и за гаванскими сигарами и крепким кофе они долго говорили о делах военных и «интернациональных».

Из этого разговора Сергей узнал, что военное положение в стране усложняется с каждым днём, так как правительство не в состоянии разорвать армию на два фронта. К тому же «фронта», как такового, не было. Партизанская война с обеих сторон шла в джунглях небольшими подвижными отрядами, которые находились на «автономном» обеспечении. Обе стороны несли большие потери. Но особенно тяжёлым было положение местных крестьян, которых армия не могла защитить, так как неизвестно, когда и на какую деревню нападут «контрас». После нападения, уничтожив сопротивлявшихся мальчишек — «милисианос», отряды «контрас» уводили с собой мужчин, иногда вместе с семьями, которые становились «заложниками». Безграмотные и оторванные веками от цивилизации индейцы–мискитос на Атлантическом побережье, которые никогда не признавали «центральной власти» (у них был даже свой собственный язык — английский «суржик»), поддерживали вторгшихся «контрас», потому что к этому их призывали местные католические священники–иезуиты. «Контрас» — это бывшие военнослужащие гвардии и полиции диктатора Сомосы, которым Сандинистское правительство, после победы революции, благородно позволило покинуть страну. Два года они не заявляли о себе, обосновавшись, главным образом, в соседнем Гондурасе. За это время, при помощи США, были сформированы несколько мощных военных группировок, размещённых в лагерях для «беженцев» на границе. Об этом было известно, но Сандинистское правительство ничего до сих пор не могло предпринять, кроме дипломатических протестов. Сейчас оно фактически не контролировало северную границу страны и Атлантическое побережье. В то же время, из политических соображений, оно воздерживалось от «интернациональной» военной помощи. Поэтому кубинские «специалисты» пока сидели «без дела», но были готовы к самому серьёзному развитию ситуации…

Советская экономическая миссия переехала в новое роскошное здание, окружённое высокой каменной стеной. Для установления системы охраны прибыли специалисты из Москвы. Комендантская служба миссии состояла из московских младших офицеров милиции, которые работали также водителями служебно–личных машин. Публика — особая, необщительная и грубая. Кольцов случайно оказался свидетелем, как один из охранников ногами забил на смерть большую крысу, оказавшуюся в безвыходном тупике. Вроде бы крыса не вызывала сочувствия, но смотря на то, какое садистское удовольствие было на улыбавшемся лице этого немолодого милиционера, Сергей с омерзением вспомнил, как однажды в юности он оказался на месте крысы…

На днях Кольцов испытал сильное потрясение.

Обычно он, как и другие его соотечественники, не обедал в университетской столовой для преподавателей и студентов (где питание было бесплатно), перебиваясь кофе с захваченными из дома «бутербродами». Когда работал в CNES, то обедал в приличном служебном кафе. И вот однажды, по приглашению своих никарагуанских коллег, Сергей, проигнорировав предупреждение Чеслава, зашёл в столовую. Его не удивило весьма скромное меню. Еда накладывалась прямо в ячейки пластмассовых подносов: банановый суп, овощи, варёные макароны и бобы. На десерт — вода прямо из водопроводных краников. Рассаживались за большие деревянные столы на грубо сколоченные скамьи. Всё это было бы ничего, так как на Кубе Сергей привык и не к такому «сервису».

Но то, что он увидел дальше, на Кубе быть не могло! Не успели преподаватели расположиться за столом, как за ними выстроилась очередь детей разных возрастов. Они молчали! И даже не смотрели в лицо, не отрывая глаз от подноса, провожая взглядом каждую ложку. Встававшие из–за стола люди, отдавали поднос с недоеденной едой кому–нибудь из них. Он тут же грязными руками «вычищался» почти до блеска и относился на «транспортёр», который отправлял его в «мойку». Другие дети терпеливо ждали своей очереди. Это были «беспризорники» революции!

Смотреть на это Сергей не мог. Он отдал нетронутый поднос одному из малышей и пулей вылетел из помещения столовой. Его трясло…

Между тем страна готовилась к третьей годовщине победы революции. Праздничные мероприятия намеривались проводить в Масайе. В этом городе три года назад было поднято восстание против диктатуры, поддержанное городскими «партизанскими» отрядами.

Сейчас было объявлено о «чрезвычайных мерах» безопасности, так как бои на севере продолжались. Но в пятницу, как всегда, преподаватели с жёнами ездили за покупками по торговым рынкам и магазинам, но особых мер, кроме военных патрулей, не заметили.

Кстати, Кольцов заполучил книгу–мемуары Анастасио Сомосы под названием «Преданная Никарагуа» и сейчас читал с большим интересом.

В преддверии праздничных мероприятий, всех преподавателей вызвали в ГКЭС, где они почти весь день распаковывали и сортировали присланную из Москвы литературу. В основном это были издания «Прогресса» и «Политиздата», переведённые на испанский язык произведения классиков марксизма–ленинизма, политическая литература (речи Л. И. Брежнева) и кое–что из русско–советской классики. Литература предназначалась для «торжественного вручения».

В CNES прошла праздничная «фиеста» (с угощением), на которую Кольцов был приглашён с супругой. Но попасть на неё не смог, потому, что, как позвонил потом Векслер, он «замотался» и «не успел» за ними заехать. Так что, к его сожалению, он представлял «советскую сторону» один в сопровождении своей жены (прилетевшей недавно).

19 июля запертые в «Планетарии» советские «колонисты» решили отметить праздник по–своему. Москвичи Николай и его супруга Нина пригласили всех на «украинский борщ» и «вареники». Мука — здесь большой дефицит, её нельзя купить даже на рынке. Хлеб в специализированных «немецких» пекарнях–булочных стоил довольно дорого. По настоянию женщин, никарагуанцы изредка завозили муку обитателям городка. Так что ребята из VL7 устроили настоящий пир.

По телевизору смотрели празднование в Масайе, где на площади города Даниэль Ортега держал большую речь. Команданте заявил о том, что «Центральная Америка находится на пороге войны, так как признал, что в районе порта Кабесас и в других районах идут бои с бандами «контрас», поддерживаемыми регулярными войсками Гондураса». Рядом с Даниэлем стоял президент Венесуэлы Кампингс.

…На следующий день преподаватели на работу не поехали. Сидели в «Планетарии».

Кольцов с Лидой сходили искупаться в бассейн. Вода была чистой и прохладной. А затем зашли в «Белую виллу» к знакомым лётчикам. У них тоже был выходной.

Двухэтажный дом был расположен в глубине огороженного каменной стеной двора. Охрана размещалась в отдельном флигеле у ворот. На первом этаже — кухня, (еду готовили женщины–никарагуанки), большая столовая и холл с цветным телевизором у стены. Открытая деревянная лестница вела на второй этаж, где находились спальни. Меблировка комнат была получше, чем в преподавательских домах. Были тумбочки, стулья и прочая бытовая мелочь. Туалеты на две комнаты. На втором этаже вдоль всего дома шла галерея–веранда. Здесь — плетёная мебель, кресла–качалки, низкие столы для шахмат, биллиардный стол. Место отдыха и собраний.

Расположились на веранде. Пили ром. Лётчики, по русской привычке, пили его «залпом», не разбавляя «тоником» и безо льда. Они знали, что это очень опасно для печени и почек из–за высокой концентрации сахара, но привычка была сильнее. Молодые ребята жили с жёнами. Те, кто постарше, — «холостяки». Старший группы — Юрий Григорьевич, чуть старше Кольцова, — из Запорожья. Почти все прошли уже либо Анголу, либо Мозамбик, либо Лаос, либо побывали во всех этих «горячих точках» и других. Так что эту командировку они считали «курортом». Официально — они гражданские лётчики, но в этой стране просто не было «гражданской авиации». На самом деле, они на старых винтовых самолётах и вертолётах обслуживали армию. Перебрасывали людей, оружие и другие необходимые грузы в те районы страны, где шли бои. Главным образом, на Атлантическое побережье. Во время выполнения полёта у них с собой не было никаких документов, которые, вместе с личным оружием, они сдавали на аэродроме. Летали на небольшой высоте, так как никаких карт не было. Поэтому их нетрудно было сбить с земли, особенно с какого–нибудь высокого холма. Незащищённая обшивка их самолётов была пробита уже не раз. Но сами они пока не были «задеты». Однако, на «всякий случай», по традиции советских лётчиков времён гражданской войны в Испании, они под задницу клали чугунную сковородку (или просто железную плиту). Их самолёты и вертолёты не имели ни вооружения, ни радиосвязи с землёй. Поэтому главной заботой лётчиков было сесть «не туда», потому как «без вести пропасть» им никак было нельзя…

— Это — наша привычная работа. И настроение — нормальное. «Будем жить!» — закончил Юрий свой рассказ, вспомнив о единственном «несчастном случае» в его отряде, когда в лётном комбинезоне одного из парней оказался скорпион, и парня, после его укуса, едва «откачали» опытные никарагуанцы.

Пока Сергей вёл душевный разговор с мужчинами на веранде, потягивая «хайбол», Лида ушла в комнату к своей приятельнице Нине. Позже он с её мужем Сашей присоединились к ним. Слушали пластинки со знаменитыми испанскими и латинскими певцами: Сорита Монтьель, Хулио Иглесиас, Наполеон, Камило Сесто, Эманиэль. Это — большая удача, что Саша привёз с собой обычный советский проигрыватель «Юность», благодаря которому можно было записывать музыку с пластинок на магнитофон. Вечер прошёл очень хорошо.

Последующие дни промелькнули без особых впечатлений. В университете Кольцов работал в библиотеке, готовя курс лекций. Франсиско — Серхио до сих пор не представил списка преподавателей философской секции. «Manana» — это значит «завтра»! В CNES Эрвин «запорол» своими поправками подготовленный проект единой Программы преподавания общественных наук в университете (здесь вообще никто не знал, что это такое). Сильвии не удалось вовремя исправить документ, так как он был срочно затребован доктором Флорес. После этого Кольцов был вызван на разговор к «шефу», который менторским тоном стал диктовать свои указания по документу. Сергей боялся, что его хватит «удар». Такую идиотскую смесь политической демагогии и профессионального дилетантизма нельзя было вынести! Возражать или пытаться что–либо объяснить вошедшему в раж старику было невозможно.

В «Планетарии» жизнь всё больше становилась похожа на возню пауков в банке.

Сергей с Чеславом вновь побывали в гостях у кубинцев, которые отмечали очередную годовщину «26 июля», т. е. кубинский национальный праздник по поводу штурма небольшим отрядом студентов во главе с Фиделем Кастро в 1953 году военных казарм Монкада в городе Сантьяго де Куба. Народу было много, Поэтому было очень шумно и скучно. Как эта молодёжь была далека от кубинских друзей юности Кольцова! Сергей впервые почувствовал себя старым…

На следующий день, по замыслу Чеслава, в доме VL 14 был устроен «приём» для кубинцев, которые привели с собой незнакомых никарагуанцев и никарагуанок. Торжественный обед превратился в обычную пьянку. И хозяева постарались его завершить, как можно быстрее. Настроение было испорчено. К тому же погода была отвратительная, постоянно лил дождь и дул холодный ветер.

Через несколько дней все преподаватели университета были доставлены в CNES, где Векслер провёл инструктаж, суть которого свелась к заключению: «На БАМе получают в три раза меньше вас. Так что сами знали, куда ехали». Кольцов подумал: такого цинизма на Кубе не было. Вероятно, пришли другие времена, и Родина, похоже, готова «кинуть» их на жертвенник «интернационализма». Охрана посольства и миссий была заметно усилена. Охранять гражданских специалистов никто не собирался. Для них ничего не изменилось. Никарагуанская сторона, вероятно, полагала, что это — дело посольства. Посольство же считало, что это — забота «принимающей стороны». Все поняли, что они были предоставлены своей судьбе…

Вечером в дом ворвался Чеслав и с порога сообщил:

— Я от кубинцев узнал, что завтрашний день в стране объявлен «Днём Ceрo».

На испанском языке — буквально «час ноль», т. е. полночь. По смыслу это означало, что завтра «всё» должно решиться…

Но на следующий день ничего серьёзного не произошло. Война продолжалась:

Телевизионные «Нотисьерос» сообщили о столкновении на границе с частями гондурасской армии при преследовании отрядов «контрас» и об обстреле с неизвестного самолёта нефтяного портала на Атлантическом побережье. Президент Гондураса Кордова Свасо призвал «взяться за оружие перед угрозами Никарагуа». С 4 июля погибло 50 бойцов Сандинистской милиции, в боях убито 96 «контрас». Одна банда разгромлена у порта Кабесас в северной провинции Селайя. Министр иностранный дел Мигель Д’Эското (священник) на пресс–конференции рассказал о нападении отряда «контрас» на посёлок Сан Франсиско де Норте и убийстве 14 крестьян. Никарагуа выслала трёх дипломатов Коста — Рики в ответ на арест никарагуанских дипломатов в Сан — Хосе.

Август. Гранада

Прошло два месяца пребывания Кольцова в Никарагуа.

В «Планетарии» жизнь шла своим чередом: от периодических выяснений отношений до совместных «обедов» по тому или иному поводу. Так, отметили годовщину свадьбы москвичей Краповых, поселившихся в доме VL7. Евгений расстарался, сам сделал шашлыки. И время прошло хорошо. А в доме Кольцова по–прежнему сохранялась напряжённая обстановка. Теперь уже Лида время от времени стала устраивать скандалы Сергею. Он её понимал. Если он по утрам уезжал на работу и возвращался вечером, то жена оставалась в доме весь день вместе с Любой Нистрюк и её детьми. Деваться было некуда, кроме как запереться в комнате, но от постоянного шума детей это не помогало. У Лиды всегда были проблемы с давлением, поэтому она стала себя чувствовать неважно. Так что, по возвращении с работы, он не знал, что его ждёт…

Однажды ночью все взрослые обитатели дома проснулись от странного шума. Включив свет, они увидели, как по полу, пересекая комнаты под дверями, от одной стены к противоположной, движется широкая «колонна» больших чёрных муравьёв. При этом они создавали негромкий, но жутковатый шум, подобный шуршанию бумаги. Попытки предотвратить это движение шваброй или водой были бесполезны. Муравьи упорно возвращались в колонну, не менявшую направления движения. Оставалось только наблюдать. Их марш длился часа полтора–два.

Потом никарагуанцы объяснили, что муравьи, как мыши и другие мелкие твари, мигрируют по привычным маршрутам. Как правило, это связано либо с предстоящим наводнением, либо с землетрясением…

В CNES положение Кольцова оставалось по–прежнему неопределённым. Работа с документами «саботировалась». Иногда никто из его коллег в Совете не появлялся. По радио он слышал выступление доктора Флореса на тему о роли «сознания» в революционном процессе, которое, в принципе, ему понравилось, хотя было несколько схоластично. Но после этого он стал относиться к старику с уважением. В CNES он познакомился с новым вице–ректором университета Владимиром Кордеро, молодым человеком из «интеллигентов–революционеров», которого представил приехавший с ним Абель Гараче. Они подвезли Сергея в университет, и по дороге Кордеро задал ему простой вопрос:

— А почему Вам посольство не купит машину?

Кольцов был в замешательстве, потому что ответить на этот вопрос он не мог. Все преподаватели–иностранцы здесь имели машины. Только советское правительство не могло себе позволить такой «роскоши». Таким образом, передвижение по городу (да, и сама поездка в город) превращалось для советских специалистов в постоянную проблему.

Однажды в CNES приехал Валентин Петрович Павлов, и. о. экономического советника, который привёз те самые книги, которые преподаватели разбирали в ГКЭС. На следующий день по телевизору Кольцов смотрел акт торжественного вручения советским послом этих книг Президенту CNES доктору Эрнесто Кастильо, на котором он присутствовал, но в объектив телекамеры не попал.

Кстати, ГКЭС, по причине обострения военной ситуации, решил усилить свою охрану силами гражданских специалистов, которые теперь, после работы, по очереди дежурили ночью в здании миссии. Кольцову уже пришлось съездить на такое дежурство. Дело оказалось пренеприятным. «Напарник», штатный охранник, полностью игнорируя его, всю ночь смотрел телевизор или слушал плёнки на своём магнитофоне. Кольцов был поражён, когда увидел «кейс», набитый магнитофонными кассетами Владимира Высоцкого. Для охранника это дежурство было делом привычным. Назавтра, весь день он будет отсыпаться. А Сергею удалось подремать на жёстком диване лишь под утро. Одно хорошо — утром он принял горячий душ! За два месяца — это уже забытое удовольствие. В «Планетарии» горячей воды не было (кроме «Белой виллы»). Потом его отвезли домой. Он выпил чашечку крепкого чёрного кофе, но отдохнуть, конечно, не удалось. Читал книгу «Никарагуа: революция» — воспоминания сандинистов. У него создалось впечатление, что в долгой борьбе погибли лучшие…

Новый начальник Департамента Хуго Мехийа поставил перед Кольцовым задачу срочно подготовить группу из студентов–историков старших курсов для преподавания философии. Сергей испытал от этого некоторое удовлетворение. Он долго пытался убедить своё руководство в том, что выходить ему в обычную студенческую аудиторию со своим курсом по «марксистско–ленинской философии» нельзя. Во–первых, студенты, большинство из которых не имели полного среднего образования (из–за революционных перипетий), просто ничего не поняли и объявили бы «бойкот». Во–вторых, охватить весь студенческий контингент он был не в состоянии, а контролировать, что читали другие преподаватели под видом «философии», он не мог. А значит, были бы неизбежны политические «разногласия». И, наконец, при отсутствии каких–либо учебников и методических материалов проводить аттестацию студентов, при их праве свободного посещения занятий, просто было невозможно. Убедить Векслера и Павлова было очень трудно. Но, наконец, никарагуанское руководство это поняло.

Его первая лекция для преподавателей Департамента вроде бы прошла неплохо, хотя времени ему не хватило.

Однажды вечером Сергей и Евгений на машине Абеля Гараче поехали на «приём» по случаю очередной годовщины Мексиканской революции к мексиканским коллегам, живших в городском квартале «Las Palmas». Туда же приехал Вильям Жаннет. Встреча прошла в «тёплой и дружеской обстановке», т. е. советские гости были предоставлены сами себе и вскоре ретировались.

Телевизионные «Noticiero sandinisto» сообщили, что никарагуанский министр иностранных дел Мигель Д’Эското отправился в Советский Союз (через Кубу). ТАСС заявило о готовящемся вторжении в Никарагуа с территории Гондураса. Действительно, в Гондурасе не скрывают военных приготовлений на границе. Коста — Рика объявила об аресте членов контрреволюционной организации «Демократическое движение Никарагуа» (MDN) и его лидера А. Робело. В тюрьму Венесуэлы были возвращены двое сбежавших заключённых, которые пытались скрыться в посольстве Чили, но им было отказано в убежище. Это участники организации взрыва в Египте советского самолёта с кубинскими детьми, возвращавшимися после отдыха в «Артеке».

Кольцов помнил об этой трагедии, которая произошла во время его пребывания на Кубе в 1967 г.

…Он, по–прежнему, продолжал совмещать свою работу в университете с работой в CNES. Его отношения с доктором Флорес изменились, «старик» стал прислушиваться к его советам. И дело с подготовкой документов сдвинулось с мёртвой точки. Кое–что уже было утверждено и отправлено в «печать».

Кольцов, вместе с Евгением, вновь побывал в доме Химены Рамирес. На этот раз ему был оказан более внимательный приём. С хозяйкой дома они говорили о положении в Социалистической партии.

В доме Кольцова обстановка сложилась тяжёлая. Лида нервничала и устраивала «демонстрации». По вечерам она часто уходила в «Белую виллу». Сергей отсиживался у ребят в VL7. У Ёнаса, преподавателя–агрария из Вильнюса, он приобрёл радиомагнитофон Sony, и теперь, по ночам, слушал «Голос Америки» и ВВС. Так он узнал, что в Кабуле был тяжёлый бой, погибло 29 советских ребят.

Наконец, состоялось первое собрание всей группы преподавателей (уже 10 человек). Поводом было избрание «групорга» (профорга) группы. Приехали Векслер и Павлов. Перед этим Виктор обсудил этот вопрос с Кольцовым, и Сергей предложил Николая Максакова, парня, по его мнению, вполне порядочного, хотя и несколько «стеснительного». Выбрали Николая. Но дальше разговор, неожиданно для гостей, приобрёл острый характер. Для обитателей «Планетария» это не было неожиданностью, так как в последние дни происходили частые стычки по разным бытовым вопросам. Евгений распоряжался автобусом, как своей собственной машиной. Поэтому маршруты возвращения с работы, выезды на рынки или в кино иногда заканчивались скандалами, в которых активное участие принимали женщины. Жизнь в замкнутом и ограниченном пространстве людей разных характеров, зависящих в мелочах друг от друга почти ежедневно, в конце концов, неизбежно привела к напряжённой ситуации.

У Сергея были нормальные отношения с большинством своих коллег, кроме, пожалуй, Ивана Нистрюка и Евгения Колтуна. Его всегда раздражал такой тип людей, — этаких «выходцев из народа», а на самом деле шкурников и жлобов. Евгений постоянно пытался создавать какие–то «коалиции», «заговоры» одних против других. А иногда просто вёл себя по–хамски. Виктор Векслер до сих пор никак не реагировал на «сигналы» о неблагополучии в группе.

Поэтому «гроза» разразилась на собрании. Колтуну пришлось в присутствии начальства выслушать много неприятного. Растерявшийся Векслер, которому тоже кое–что было высказано, выступил примирительно: «разберёмся». Ошарашенный Павлов молчал. Он вообще был далёк от жизни преподавателей, встречаясь мельком с ними, когда они приезжали раз в месяц за зарплатой в ГКЭС.

Наконец, гости уехали. Евгений пытался сделать вид, что ничего особенного не произошло, и предложил «отметить» избрание «групорга». Но все отказались и разошлись.

Как–то жизнь у Кольцова шла параллельно. Повседневная жизнь проходила в вялотекущем ритме, а рядом, в двух–трёх сотнях километров от Манагуа шла война. Сергей раньше не мог бы себе представить, что к войне можно относиться, как к повседневному явлению. Но жить в постоянном страхе — нелепо. Либо жить, либо бояться. А к тому же надо работать. Кольцов, глядя на спокойных никарагуанцев, занимавшихся своим обычным делом без суеты и паники, понимал, что каждое поколение этого народа пережило свою войну или государственный переворот, которые бесконечно сменяли друг друга с XIX века. Они, собственно, и не знали, что такое «мирная жизнь». Поэтому относились к войне, как, безусловно, тяжёлому, но неизбежному очередному испытанию. Однако, в противоположность невозмутимости народа, местные и североамериканские СМИ были даже перенасыщены комментариями и прогнозами военных действий в приграничных районах страны.

Конгресс США предоставил президенту Рейгану «чрезвычайные полномочия» для «противостояния коммунистическому вторжению в Центральную Америку». «Команданте герильера» (почётное воинское звание) Дора Мария Тейес сообщила на страницах сандинистской газеты «Barricada» о проникновении в Манагуа банды «контрас» и возможности провокаций и диверсий в столице. А либеральная «La Prensa» опубликовала известие о катастрофе транспортного самолёта с сандинистскими солдатами и гибели команданте (здесь — воинское звание равное «полковнику») Сомариво и трёх «интернационалистов», всего — 19 человек. Газеты сообщают о беспорядках в католических колледжах Масайи. Здесь полиция вынуждена была применить оружие, есть убитые и раненные. По этому поводу на площади города под проливным дождём выступил Томас Борхе: «Мы не боремся против верующих и церкви, мы боремся против контрреволюции, которая вовлекает верующих. Виновники будут наказаны по полному счёту». Все средства информации активно комментируют конфликт между правительством и церковью.

…За это время в жизни Кольцова не произошло ничего существенного. Работа продолжалась как в CNES, так и в университете. Состоялся разговор сначала с Уго Мехийя, а затем и с Владимиром Кордеро (вероятно, с подачи Мехийа), об его «учебной нагрузке». Мехийа считал, что у него слишком много «свободного времени», явно имея в виду его занятость в CNES. С Кордеро разговор был более конструктивный, он был удовлетворён информацией о том, что занятия со студентами и преподавателями проходили у Сергея по «программе». На самом деле, если со студентами у него не было проблем, — ребята были подобраны толковые и относились к занятиям ответственно, — то с преподавателями наладить «общий язык» пока не удавалось. Иногда кое–кто пропускал занятия, никто к ним не готовился. Так что приходилось начинать с уже пройдённой темы. Это очень замедляло продвижение. Кольцов нервничал, хотя и понимал, что этому есть как объективные, так и субъективные причины. Во–первых, преподаватели имели самую разную подготовку и никто из них, за исключением Франсиско — Серхио, не имел какого–либо педагогического стажа, который им заменяли политические амбиции. Во–вторых, Уго Мехийа, — революционер, похоже, троцкистского толка, — не был заинтересован в «марксистской» подготовке своих подопечных. Но после встречи Кольцова с вице–ректором, Мехийа сам зашёл в «кабинет» Кольцова с целью «посоветоваться». Наконец–то, впервые они поговорили о «делах». Но Сергей не обольщался. Он чувствовал, что Мехийа сделал это вынужденно и был готов к любой провокации с его стороны..

В субботу Кольцов, оставшись один дома, — все уехали за покупками в город, — познакомился, наконец, со своей «соседкой». Большая ярко–зелёного цвета змея забралась через полуоткрытые стеклянные двери с дворовой лужайки в холл, где Сергей смотрел телевизор. Схватив «мачете», он попытался расправиться с незваной гостьей, но, ловко уклоняясь от ударов большого ножа, змея ускользнула на своё место, под бетонную плиту у двери комнаты.

Вечером почти всех мужчин посёлка «Планетария» вывезли в посольство, где они приняли участие в «профсоюзном» собрании советской колонии. Заграницей деятельность иностранных партийных организаций запрещена, поэтому здесь они назывались «профсоюзами», а партсекретари — «профоргами». Впервые Кольцов увидел почти всех «специалистов». Собралось человек пятьдесят. Держались группами, отстранённо друг от друга. Посольских он уже знал почти всех, если не по имени, то в лицо. Речь перед собравшимися держал посол Герман Евлампиевич Шляпников, которого Сергей раньше видел только мельком.

Ему очень хотелось подойти к послу и спросить: не родственник ли он его бывшего «шефа» от ЦК комсомола на Кубе. Но субординация не позволяла. Вообще, к удивлению Кольцова, который в Советском Союзе, (да, и на Кубе), свободно общался с достаточно высокими партийными и государственными чинами, привыкнув к этому ещё с комсомольской работы, здесь иерархия среди работников посольства и миссий соблюдалась строго. Очевидно — это было следствием московской «школы». Вообще, как он заметил, «москвичи», составлявшие здесь некую касту, вели себя по отношению к провинциальным соотечественникам, как «белые» по отношению к «аборигенам» в колониях: внешне церемонно, но с нескрываемым взглядом превосходства и пренебрежения.

Советский посол говорил о важности «информационно–пропагандистской работы» в преддверии 50‑й годовщины Советского Союза, особо подчеркнув: «мы не используем наш золотой фонд». Кольцов понял, что он имел в виду преподавателей, но не мог даже догадываться, насколько это вскоре коснётся его. Среди других выступил Векслер, который, конечно, заверил руководство, что советские специалисты, направленные коммунистической партией и советским правительством в революционную страну для выполнения их «интернационального долга», выполнят возложенные на них задачи. Сергей улыбнулся, представив, как Виктор завтра начнёт выполнять эти «задачи»…

На обратном пути в автобусе произошла очередная стычка, из–за того, что не могли договориться в какой кинотеатр ехать. В результате — вернулись в «Планетарий».

На следующий день все поднялись в 4‑е и ждали до 6-ти утра, когда пришёл большой жёлтый автобус (на нём здесь возят детей в школу). В него набились кубинцы, немцы, мексиканцы, — весь «интернационал» университета. Выехали из Манагуа и направились на юг. В 9‑ть часов были в Гранаде, городе в 100 км. от столицы. Типичный латиноамериканский городок, бывшая в XIX в. столица страны. Одноэтажные дома «колониальной» архитектуры, кафедральный собор на центральной площади. После короткой прогулки по улицам города, подошли к пристани на берегу большого озера по названию «Манагуа». Здесь загрузились в ветхие плоскодонные моторные барки с навесами и отправились в путешествие по озеру. По обе стороны проплывали небольшие покрытые густым лесом острова. У кромки берега на некоторых из них ютились полуразвалившиеся дома под пальмовыми крышами. Очевидно, в них жили рыбаки, потому что рядом были приткнуты небольшие лодчонки. Недалеко от берега попадались полузатопленные большие рыболовные суда. Неожиданно все увидели голый остов большого корабля. Можно было предположить, что корабль затонул в непогоду, как минимум, полвека тому назад. Иногда барки проходили очень близко от берега и тогда наклонённые кроны деревьев касались навеса.

Наконец, они пристали к одному из островов, который казался более цивилизованным. И, действительно, от берега вверх вела старая деревянная лестница с перилами, по которой все поднялись на большую поляну–площадку, центральная часть которой была накрыта пальмовым навесом с вывеской «Таверна», очень напоминая пиратское пристанище из «Острова сокровищ». Здесь по кругу были врыты в землю деревянные скамьи и столы. Посредине — яма для костра (здесь принято разводить костры только в ямах для предотвращения пожара). Кое–где даже были расставлены плетёные кресла–качалки, одно из которых Кольцов сразу же оккупировал. Кроме прибывших, никого на острове не было. Вероятно, здесь в давние времена отдыхали небедные гранадцы.

Разделившись по национальным группам, прибывшие стали накрывать столы снедью, привезённой с собой. Кое–кто прихватил с собой ром, но на столах стоял лишь апельсиновый сок. После недолгой трапезы, включили магнитофон и объявили «танцы». Мужчин было явное большинство, поэтому женщины пользовались большим спросом. Над поляной стоял разноязычный шум и гам. Некоторые разбрелись по редкому лесу. Сергей попробовал подремать в своём кресле.

В конце концов, вновь загрузились в барки и отправились обратно в город. В автобусе было весело и шумно. От этого у Сергея разболелась голова. С этим он вернулся домой.

Остановка в преподавательской группе, после собрания, фактически не изменилась. Евгений быстро пришёл в себя от шока, увидев, что Векслер ничего предпринимать не собирается. Однако он неожиданно вернул Кольцову 400 долларов, тем самым, подтвердив его подозрение. Эти деньги Сергей отдал ему на лечение Лиды у зубного врача. Как выяснилось, стоматологическое лечение советских специалистов оплачивал университет, так как оно было только «частным» и очень дорогим. Но деньги, которые были выделены на всю группу, оказались истраченными. Их — просто не было! Куда они делись, Колтун отказывался объяснять. Но Сергею было ясно, что без Абеля Гараче это не могло произойти, так как деньгами распоряжался он как начальник иностранного отдела. Теперь он избегал Кольцова в университете, хотя при вынужденных встречах был подчёркнуто вежлив. Колтун, напротив, не скрывал своей агрессивности. Он категорически отказывался вести к врачу Лиду, у которой обострились зубные боли. Впервые у Кольцова с ним произошла серьёзная стычка.

В университете начались срывы занятий Кольцова. Его вызвал Владимир Кордера и показал письмо Мехийа, которое он направил доктору Флоресу в CNES и в котором он обвинял Сергея в «политической несостоятельности», чуть ли не в «контрреволюционной» пропаганде среди преподавателей и студентов. Сергей понимал, что мимо Абеля Гараче это письмо не могло пройти. Так что это — месть или предупреждение?! Кордеро говорил с ним вежливо и доброжелательно, дав понять, что он лично не разделяет этого обвинения, и «доктор Сергио» может продолжать работать. Но попросил всё–таки быть осторожным в высказываниях и отношениях.

Вице–ректор не счёл нужным ставить в известность Колтуна. Но Кольцов должен был сообщить Векслеру об этом письме. После разговора с Виктором Сергей понял, что повторилась история с CNES, Его опять хотели «загнать в угол», чтобы укротить его активность, которая раздражала некоторых его никарагуанских и советских коллег. Сергею было неприятно осознавать, что он в какое–то мгновение испугался…

В департаменте Кольцов посоветовался с Франсиско — Серхио и кубинцем Хоакином, не касаясь подробностей. Франсиско — Серхио явно «скис», его первоначальный энтузиазм испарился. Теперь он лишь что–то мямлил невнятное. Хоакин — старше Сергея лет на десять, опытный и умный человек, — понял (или знал) ситуацию и обещал ему поддержку.

Кольцов понимал, что обстановка вокруг него усложнялась не только из–за его строптивости, которая, естественно, некоторым не нравилась. Дело в том, что эти некоторые его коллеги вообще здесь ничего не делали, лишь имитируя «работу». Они регулярно ездили в университет, где весь день шлялись по территории, навещая друг друга, или сидели в своих «кабинетах», за чашкой кофе читая книжки. Иногда они проводили со студентами консультации, которые называли «занятиями». Вообще Сергей был удивлён тем, что в университете не было никакой отчётности. Студенты учились, преподаватели «преподавали», но никто не интересовался тем, кто, чем занимался. Он не знал, является ли это следствием «революционной свободы» или традиционного латиноамериканского разгильдяйства.

Сентябрь. Леон

В понедельник прибыла новая группа преподавателей: жена Чеслава и ещё одна русистка, претенциозная дама, по имени Ада, а также Миша Болтнев из Кишинёва, с которым Кольцов учился в Москве на курсах в Институте иностранных языков. Из их группы в десять человек, пока в Никарагуа попали лишь двое. Мишу отправили в университет Леона.

В университете занятия у Кольцова постоянно срывались из–за неявки студентов. За весь месяц ему удалось провести лишь одно занятие со студентами–историками. Мехийа на это не обращал внимания. Таким образом, часто в университете Сергею делать было нечего. Однажды он вернулся в «Планетарий» раньше других на машине немцев. Двое молодых немцев из ГДР (лет под тридцать) работали в университете, один из них, по имени Вольфганг, в Департаменте преподавал «социологию». Жили здесь семьями в отдельных коттеджах с немецкой мебелью и полным кухонным оборудованием, завезённым специально из Германии. У каждого свой автомобиль и зарплата в 3–4 раза выше, чем у советских преподавателей, к которым они относились высокомерно. Но Чеславу удалось с ними найти «общий язык», поэтому и с Сергеем у них было нормальные отношения.

В CNES Виктор Векслер настойчиво пытался поставить Кольцова на место «порученца». Так, он счёл излишним его присутствие на совещании у Президента Совета. В Идеологической комиссии Совета появился новый человек по имени Хуан Гаэтано. Лет сорока, такой же толстый, как Эрвин, но интеллигентного вида. Юрист, член соцпартии, получил образование в Советском Союзе.

В разговоре с Абелем Гараче Кольцов поднял вопрос о приобретении нового дома в городе. Владимир Кордеро эту идею поддержал. И вот Виктор, Евгений и Николай съездили посмотреть новый дом. После этого выяснилось, что никто из «Планетария» уезжать не хотел. Всех устраивала жизнь в этой «резервации» за проволочным забором. Здесь они чувствовали себя «как дома».

Но через неделю в Манагуа прибыли ещё три новых преподавателя с жёнами. Поэтому вопрос о новом доме стал уже неотвратимым.

В CNES Кольцов вместе с Эрвиным занимались книгами. Сначала оформили передачу советских книг университету. Затем проинспектировали Национальную библиотеку. Книги по философии оказались в основном антисоветского содержания. Под титулом «марксизма» на полках стояли, главным образом, книги Л. Д. Троцкого и современных «неомарксистов». По собственной инициативе, они посетили Музей революции, который находился рядом с библиотекой. Экспозиция оказалась скромной, фактически одни фотографии и книги. Сергей познакомился с его директором, братом национального поэта Мехийа Годоя.

В университете занятия Кольцова проходили спорадически. Химена сообщила Сергею, что студенты–историки недовольны им. Франсиско — Серхио предупредил его, что Мехийа блокирует работу секции философии.

Однажды ночью Кольцов впервые почувствовал боли в сердце. Пребывание в «диспачо» (кабинет) без вентилятора из–за духоты становилось тяжёлым, а на улице температура — 40 градусов. Пот не просыхал и заливал глаза, белье и рубашка постоянно были сырые, страшно мучила жажда, от которой не спасала охлаждённая вода из стеклянных бутылей, стоявших в помещении. Как ни странно, но единственным средством спасения на время от жары и жажды оказалось кофе. Это, вероятно, так же как и неприятности последних дней, и привело к перегрузке сердца. Чеслав с женой уехали работать в Леонский университет. Теперь Сергею одному стало совсем плохо.

Во время визита в посольство посмотрели фильм «Крестный отец». Это — явление редкое, так как фильмы здесь показывали, главным образом, советские. Они попадали в посольство либо с пришедших советских кораблей, либо их иногда забрасывали экипажи самолётов. Фильм произвёл на Сергея сильное впечатление.

Фильмы, которые они смотрят коллективно при выезде в город, в большинстве своём были посредственные: либо «порнографические», либо «мелодрамы», — так как женщины ни английского, ни испанского языков не знали, а эти фильмы были им понятны без слов. Поэтому Сергей и Лида редко выезжали на эти коллективные просмотры. Кое–что интересное они смотрели, когда их забирал в город Франсиско — Серхио. Сергей по вечерам, после телевизионных «Noticieros», смотрел в одиночестве полуночную программу старых американских «вестернов» и детективов. В это время дом затихал и эти два часа он отдыхал. По воскресеньям с удовольствием смотрел ретроспективу матчей всех футбольных чемпионатов мира. А вообще чаще всего прибегал к старому испытанному средству снятия стресса — к чтению. Сейчас он читал книгу «Молчание прервано» — о сандинистском городском партизанском движении.

Между тем в стране вновь возобновились военные столкновения. 30 августа сомосисты опять перешли гондурасскую границу и сожгли в провинции Северная Селайа горное оборудование и машины (на сумму 12 миллиона кордобас). «Гондурас — Израиль Центральной Америки» — заявил в Мехико бывший полковник сомосовской разведки, сообщивший, что командующий гондурасской армии Алварес не скрывает планов вторжения в Никарагуа. Посол Никарагуа выслан из страны без объяснений. Команданте Джеймс Вилок отправился в Мексику на прощание с уходящим Президентом Портильо, «большим другом никарагуанского народа». Томас Борхе срочно вылетел в Москву. Во время его посещения Киева в автокатастрофе погиб молодой команданте Карильо. Даниэль Ортега публично обратился к правым партиям и к епископу Манагуа Обандо–и–Браво с предложением «диалога». В Манагуа обнаружена бомба в сельскохозяйственном колледже Центрального Американского университета (UCA). По слухам была предпринята попытка взорвать бомбу в советском военном госпитале в г. Чинандега (около 100 километров от Манагуа к северной границе).

…14 сентября в честь национального «праздника независимости» и «Дня Сан Хасинто» все преподаватели сидели в «Планетарии», так как в университете — каникулы.

Заехал Франсиско — Серхио и забрал Кольцовых к себе по случаю своего дня рождения. Сначала всё было хорошо. Сидели в комнате «семейной кампанией». Здесь не принято устраивать «застолье». Каждый расположился, где ему удобно. На маленьком столике стояли бокалы, напитки и лёгкая закуска из фруктов, специально приготовленных овощей, сладостей. Разговор шёл о решении Франсиско — Серхио уйти из университета. Сергей понимал, что его друг оказался в «интересном» положении. С одной стороны, Франсиско — Серхио догадывался о том, что его непосредственный начальник Мехийа, человек политический и далёкий от моральной щепетильности, решил избавиться от советского «советника». С другой стороны, он, как интеллигентный человек, чувствовал, что «здесь что–то не так», что не позволяет ему преступить через черту порядочности. Разумеется, об этом он Сергею прямо сказать не мог, поэтому выдвигал всякие нелепые аргументы, по поводу которых спорить было бесполезно.

Все точки над i расставил Эрвин, неожиданно нагрянувший в гости в изрядном подпитии, что в последнее время за ним стало заметно часто. Вероятно, он узнал, где находятся Кольцовы, позвонив в «Планетарий». Его приезд, подобный явлению слона в посудную лавку, парализовал Норму. Выпроводить его ни под каким предлогом не удавалось. Пришлось смириться. Но настроение было испорчено. Эрвин сообщил, что в ближайшее время он в составе делегации отправляется в Советский Союз. Сергей уже давно стал подозревать, по поведению Эрвина, что его присутствие в CNES обусловлено отнюдь не его профессиональными способностями, которые явно не просматривались. Играя роль простачка, выпивохи, «своего парня», Эрвин иногда обнаруживал незаурядный интеллект и необычную информированность. Реакция Нормы подтверждала предположения Кольцова. И сейчас чувствовалось, что Эрвин приехал неслучайно. В своей машине, — никарагуанцы садились за руль в любом состоянии, — по дороге к «Планетарию», он разговорился относительно внешней и внутренней «контрреволюции». Многое из услышанного для Кольцова оказалось неожиданным, и он даже попытался вступить в спор, но вскоре понял, что Эрвину нужно «разрядиться»:

— Ты не понимаешь, Серхио, что в этой революции победили не те, кто заплатил за неё своей жизнью. Сегодняшние командантес — хорошие ребята. Они — честные и умные. Они искренне хотят, чтобы всем было хорошо. Они наивно думают, что мир должен им рукоплескать. Ведь они совершили гуманитарную революцию! Наши командатес никого не расстреляли, после победы они никому не мстили… Даже Томас Борхе простил сволочь–полицейского, который изнасиловал и убил его жену. Ты можешь себе это представить! Посмотри на заключённых, бывших полицейских, у которых руки по локоть в крови народа и которые сегодня в трусах метут улицы города почти без конвоя. Это — гуманизм! Командантес этим гордятся… Они заигрывают перед церковниками, которые их ненавидят. Они унижаются перед буржуазными партиями, которые не скрывают своего презрения к ним. Они думают, что своими постоянными уступками они смогут договориться с ними. Нет! …Они не знают, что такое классовая борьба, потому что они — выходцы из буржуазных семей. Они плохо читали Маркса, они не знают Ленина! Ты представляешь, Серхио, они хотят преподать урок Фиделю, как нужно делать революцию в Латинской Америке! Эти ребята заигрались в революцию, а теперь не знают, что с ней делать…

Эту тираду Эрвин произнёс с большими паузами, время от времени впадая в транс. Но машину он вёл аккуратно. Ключ к его пьяной откровенности Сергей ощутил в его прощальной фразе: «может быть мы больше не увидимся»…

Утром следующего дня нагрянул Виктор Векслер с Крашенинниковым, который предложил Кольцову показать ему «окрестности», так как в «Планетарии» он раньше не бывал.

Первое, что сказал Анатолий Иванович, когда они отошли от дома:

— Красиво. Но как вы здесь можете жить?

Кольцов понимал, что вопрос риторический и первый секретарь посольства приехал не затем, чтобы совершить загородную прогулку. Поэтому он сразу предложил:

— Анатолий Иванович, я — человек взрослый. На Кубе мне приходилось сотрудничать с нашими дипломатическими службами. Так что, я в курсе. Какая помощь нужна?

Крашенинников не удивился и Сергей сделал вывод, что к этому разговору он подготовился.

— Сергей Михайлович, Вы знаете, что обстановка в стране сейчас серьёзная. Никто не может предвидеть, как будут развиваться события. Но мы должны отслеживать ситуацию. Вы понимаете?

— Я понимаю и внимательно Вас слушаю, — подал реплику Сергей.

Они прогуливались по асфальтированным дорожкам городка, удаляясь от дома. Разговор перешёл в конкретное русло.

Сергей понимал, что в свете происходящих в последнее время в стране и вокруг неё событий университет представлял особый интерес. По крайней мере, для него было ясно, что обращение к нему объяснялось тем, что в посольстве обратили внимание на его активные контакты с никарагуанцами и «иностранцами».

Для поддержания разговора Кольцов рассказал, не вдаваясь в подробности, о его бойкоте в Департаменте университета. И понял, что для Крашенинникова этот момент был важен.

— Я не хочу Вас успокаивать, — сказал он. — Политическая расстановка сил сейчас в стране непростая. В руководстве Сандинистского Фронта находятся люди разных политических взглядов. В университет были направлены, главным образом, те, которые либо не особенно активно проявили себя в революции, либо пока не обнаруживают своего политического кредо. Они вполне могут влиять на настроения студенческой молодёжи. И в этом — Ваша проблема.

Завершив короткий разговор договорённостью «поддерживать связь», они вернулись в дом, где женщины угощали Виктора кофе с его любимыми пирожками. Сразу же гости уехали.

В пятницу Кольцов в отвратительном настроении не поехал вместе со всеми «за покупками». Остался дома и читал книгу Умберто Ортеги «О восстании». Было интересно то, что автор обращался к опыту «Октябрьской» революции в России и кубинской революции, постоянно цитируя Ф. Энгельса. Вечером он уехал на дежурство в ГКЭС, где, просматривая «La Prensa», прочитал большую статью, посвящённую роли Советского Союза в современной истории Польши, в частности, о «секретных протоколах» Молотова — Риббентропа с их фотографиями. Для него это была потрясающая новость. В «Nuevo Diario» был опубликован ответ польского посла на эту статью. В Ливане взорвали нового президента страны. После этого израильские войска заняли Бейрут.

В Гондурасе группа городских партизан в 10 человек захватила здание Торговой палаты со 120 заложниками, среди которых несколько министров и промышленников. Партизаны выдвинула требование освобождения 64 политзаключённых (25 сальвадорцев), вывода гондурасских войск из Сальвадора и высылки из страны североамериканских военных советников и отрядов сомосовских «контрас». Правительство создало комиссию для переговоров. В течение переговоров партизаны постепенно выпускали заложников. Наконец, отпустив почти всех, они вылетели на специальном самолёте в Панаму.

…Ночью на севере в горах сверкали «зарницы», но звука канонады не доносилось. Значит — это было далеко.

В Манагуа прилетела советская молодая балетная труппа из Киева. Кольцовы в кампании соотечественников посетили её выступление в городском театре им. Рубен Дарио. Интерьер театра Сергею очень понравился и чем–то напомнил московский МХАТ. Приглашённые им Франсиско — Серхио и Норма, которые впервые в жизни видели балет, были в шоке… и ничего не поняли.

В CNES доктор Флорес неожиданно подписал все бумаги, необходимые для работы Кольцова в качестве «советника». Но Владимир Кордеро эти бумаги забрал и подписывать отказался. Похлопав по плечу Сергея, дал понять, что отпускать его из университета не намерен. Всё вновь вернулось на «круги своя». И Кольцов продолжал совмещать: утром — в CNES, после обеда — в университет, либо наоборот. Съездил с Эрвиным и Сильвией в Технический институт (техникум) с целью инспекции. Затем уже вдвоём с Эрвиным посетили Американский Католический университет (UCA), который на Сергея произвёл впечатление. Как настоящий американский университет, он располагался в старинном многоэтажном доме с флигелями на большом дворе–парке, окружённом каменной стеной. Приняли их в ректорате весьма холодно, показали необходимые документы, но от разговора уклонились. Покидая университет, Сергей купил в книжной лавке Библию, иллюстрированную картинами знаменитых художников эпохи Возрождения. В CNES забрал у Хуана Гаэтано «Архипелаг ГУЛАГ» (2‑я книга) на испанском языке.

Виктор был занят обслуживанием делегации Министерства образования Узбекистана, которая не понятно, зачем пожаловала…

В университете Кольцов ввязался в спор с чилийцем Луисом Салазаром и кубинцем Хоакином Пако о троцкизме. В Латинской Америке Троцкий воспринимался с симпатией как идеолог «мировой революции». Раздосадованный своим незнанием, Сергей сразу же купил в университетской «Librerya» небольшую книжицу Троцкого «Повседневная жизнь». Дома же он сейчас читал книжку советских корреспондентов С. Игнатьева и Г. Боровика «Конец одной диктатуры», уже переведённую на испанский язык. Генрих Боровик, действительно, посетил с кратким визитом Манагуа вскоре после победы сандинистского восстания. Но, читая эту книжку, Кольцов ещё раз, как и в своё время на Кубе, удивлялся тому, как советские журналисты–международники и «политические комментаторы» привыкли, мягко выражаясь, «выдавать желаемое за действительное». Что может понять даже маститый корреспондент за неделю пребывания в стране, в которой произошло революционное землетрясение?! Даже Эрнест Хемингуэй, Михаил Кольцов и Илья Эренбург, которые в течение многих месяцев находились в эпицентре Гражданской войны в Испании, но так и ничего не поняли в ней, потому что тогда это было невозможно! Для этого нужны были последующие годы. А тут: прилетел, увидел, написал! …И вошёл в историю.

В понедельник утром пришёл автобус CNES и Кольцовы вместе с Эрвиным, Хуаном и Сильвией отправились с инспекторской миссией в Леон. Дорога была хорошая, настроение — тоже, наверное, потому, что «своих» рядом не было. Доехали быстро. Леон находился примерно в шестидесяти километрах от Манагуа на север. Типичный латиноамериканский город в «колониальном» стиле. Сергею он напомнил Сантьяго–де–Куба. Просторные асфальтированные улицы. Старые одноэтажные и двухэтажные дома с балконами и террасами. Окна забраны деревянными жалюзи, двери некоторых домов открыты на улицу, поэтому с улицы видна обстановка дома. Жара. Нет праздно шатающихся прихожих. Вообще никарагуанцы, как и кубинцы, не «сидят по домам», а любят располагаться либо во внутреннем дворике, либо распахивают двери настежь и рассаживаются на пороге или в креслах–качалках для прямого общения со знакомыми. В городе заметны следы жестоких боёв во время восстания.

Университет, значительно более старый, чем в Манагуа, производил солидное впечатление. Он располагался в большом старинном «палаццо» XIX века, с открытой галерей, по периметру охватывавшей внутренний двор. Проходя под её сводами, Кольцов вспомнил Краковский университет. Правда, тот — значительно мощнее (и старее), но средневековый тип университета здесь был выдержан. В результате умного проекта в его стенах всегда сохранялась прохлада. Департамент социальных наук располагался в одном из просторных помещений дворца. Здесь их приветливо встретил директор по имени Гонсалес, по возрасту и по крупной фигуре похожий на Хуана Гаэтано, с которым он, как оказалось, вместе учился в Москве в 60‑е годы. На его столе в кабинете стояла фотография, на которой он был снят на Красной площади вместе с Омаром Турсисом (известным гватемальским революционером, погибшем позднее).

Оставив коллег заниматься «делами», Кольцовы отправились навестить Чеслава с женой, которые жили рядом с университетом. Таня — интеллигентная, симпатичная женщина лет тридцати, — работает в Институте иностранных языков им. Мориса Тореза, где на курсах учился Кольцов. Приняли они гостей радостно. Вскоре подошли Миша Болтнев и другие обитатели этого большого и удобного дома. Здесь группа небольшая, но дружная. Потом был совместный обед с водкой и ромом. Эрвин опять перепил, и его пришлось укладывать в автобус. Сильвия по этому поводу «взорвалась». Все устали, но возвращались домой в приподнятом настроении.

Гонсалес на прощание предложил Кольцову перебираться в Леон, где он обещал предоставить ему самые благоприятные условия для работы.

Между тем в университете натиск Мехийа на Кольцова не ослабевал. Занятия со студентами пришлось прервать. Сергея дважды вызывал Владимир Кордеро. Последняя встреча состоялась в кабинете ректора в присутствии Мехийа, который вновь попытался «отвертеться» и убедить присутствовавших в том, что «ничего не происходит». Но ректор, наконец, сказал своё слово, и через полчаса Мехийа в Департаменте подписал все «бумаги» по учебной программе, представленные ему Кольцовым. Так закончилось двухмесячное «противостояние». Но Сергей не спешил радоваться.

В этот же день в университет приехала Сильвия и увезла Кольцова в CNES, где состоялась встреча доктора Флорес с кубинцами (среди которых оказался Хоакин). Это незначительное событие получило неожиданное продолжение. Виктору Векслеру не понравилось, что встреча прошла без него, о чём он выказал неудовольствие доктору Флоресу в присутствии Кольцова. На самом деле, как понял Сергей, Виктора взбесила его поездка в Леон. Тем более, что через два дня в Манагуа приехал Гонсалес и «синесовцы» хорошо пообедали с ним в ресторане «Plancha»… без Виктора. Этого он спустить не мог, но также и не мог ничего сделать.

В «Планетарии» всё оставалось без перемен. Автобус постоянно либо опаздывал, либо вообще не приходил. В результате преподаватели не попадали на работу. С Евгением отношения у Кольцова окончательно испортились. Тот уже обнаглел настолько, что все, после работы, должны были разъезжать по городу для покупки для него сигарет или продуктов для его соседей по дому молодых Франчуков и высокомерной Ады (занявшей в университете место Чеслава). Кольцову он просто надоел! В посёлке часто выключали электричество, и приходилось сидеть по вечерам в кромешной темноте. Ощущение — не из приятных. К тому же постоянно шли затяжные дожди, зонтики здесь были абсолютно бесполезны.

На днях в посольстве посмотрели 2‑ю серию «Крестного отца». Сергей начал читать «Архипелаг ГУЛАГ». Впечатление было очень странное, как от содержания, так и от автора. Даже, если то, о чем писал Солженицын, правда, то это всё–таки — не литература! Это что–то другое…

Октябрь. День рождения

Дни шли за днями без особых событий. Работать в Департаменте из–за жары стало совершенно невозможно. Кольцов чаще уходил в библиотеку, где, по крайней мере, были вентиляторы. Однажды у него состоялся долгий разговор с чилийцем Луисом Салазаром о том, что произошло в Чили в 1973 году, и о том, что происходит там сейчас. Луис — член соцпартии, в студенческие годы участвовал в революционных событиях в Чили. После этого, помотавшись по странам Латинской Америки, отошёл от «активной политики». В голове у него идеологический сумбур. Он считал, что в поражении Альенде виноваты Фидель Кастро и компартия Чили, которые толкали президента–социалиста на радикальные реформы, вызвавшие неудовольствие буржуазных кругов и насторожённость армии. В то же время Альенде отказался выдать оружие народу, опасаясь гражданской войны, и тем самым подтолкнул армию на безнаказанный террор. Сейчас в стране, благодаря поддержке крупной буржуазии и США, экономическое положение стабилизировалось, но политическая ситуация остаётся взрывоопасной. В связи с этим чилийская компартия выдвинула программу под названием «Rebelde» («Повстанец») по подготовке вооружённого восстания. Кольцову эта затея, при наличии в стране 120-титысячной хорошо оснащённой армии, показалась авантюристичной…

На выходной 7 октября, — день национальной Конституции, — группу преподавателей вывезли на озеро Хилоа, место отдыха никарагуанцев. Оно находилось в 25 км. по дороге на Леон. Озеро большое, вулканического происхождения. В нём — сероводородная вода, которая держит тело на поверхности. Купаться приятно, хотя погода была бессолнечная, но без дождя. Вокруг озера — запущенный туристический комплекс с детской площадкой. К обеду подъехал Абель Гараче с Марией (из CNES). Хорошо выпили и закусили. Кольцову неохлаждённая водка ‘Smirnoff», выпитая на голодный желудок, дала неожиданный эффект. Это случилось с ним впервые. Но домой добрались вполне благополучно.

Воскресенье прошло, как всегда, скучно. Кольцовы сходили в бассейн. А затем Сергей занимался дома проявлением фотоплёнки в бачке, взятом у лётчиков, так как в городе нет фотоателье, а только фотоавтоматы. Результат оказался неважным…

Между тем: В боях в северной провинции Селайа за последние дни уничтожено 300 «контрас». В автокатастрофе погиб заместитель министра обороны Сергио Мендоса, вместо него назначен Леопольдо Ривас. Руководство Сандинистского Фронта ведёт переговоры с правыми партиями о проектах законов о выборах, конституции и прессе. В прессе обсуждается выступление Томаса Борхе в защиту прав женщин в обеспечении детей. Мексика и Венесуэла предложили Даниэлю Ортеге и Суасо Кордова (президент Гондураса) встретиться для урегулирования отношений. Президент Гондураса согласился на эту встречу в Каракасе. США заявили, что в случае конфликта между Гондурасом и Никарагуа они представят Гондурасу самолёты, базирующиеся на Панаме.

…Опоздания на работу продолжались из–за позднего приезда Хосе. Кольцов пригляделся к Хосе и заметил, что тот мало похож на обычного шофёра. Он всегда был одет в форму «милисиано», в которой ходили многие молодые никарагуанцы, но носил её как–то по–военному. Ему лет около двадцати пяти. Значит, ему пришлось принимать участие в революции. Умён, общителен, сдержан, исполнителен. Такие качества вместе редко встречались у отдельного никарагуанца. О себе ничего не рассказывал. И в то же время отлично разбирался в перипетиях отношений в советской преподавательской группе. Сергей особенно обратил внимание на его участившиеся опоздания в последнее время, которые никак было нельзя объяснить его недисциплинированностью. Значит, у него иногда были другие более важные обязанности…

В CNES работа шла своим чередом. С появлением Хуана Гаэтано она обрела несколько более организованный характер, хотя он попытался ограничить Кольцова «рамками» философии, высказав ему сожаление: «жаль, что ты — не политэконом». Но Сергей воздержался от комментариев. Доктор Флорес вызвал Кольцова на доверительную беседу и завёл разговор о… «сексуальном воспитании». Тема в последние дни широко обсуждалась в местной печати. Доктор психологии обнаружил хорошее знание советской истории времён революции и часто ссылался на Александру Коллонтай, о которой Сергей знал только имя. Поэтому он ограничился ролью внимательного слушателя и Флорес остался очень доволен «взаимопониманием». Несколько дней Кольцов вместе с Эрвиным занимался ревизией поступивших из Мексики книг, среди которых, естественно, много оказалось книг Троцкого и о нём.

В университете у Кольцова, наконец, наладился нормальный ритм занятий. Однажды их посетили Хуан и Сильвия, и, похоже, остались удовлетворёнными. С Франсиско — Серхио продолжалась работа над учебной программой по философии. Хуго Мехийа неожиданно завёл разговор о необходимости установить вентилятор в его кабинете (!). В посольстве Чукавин сообщил Сергею, что он назначен заместителем Векслера в «Методической совете», созданном при ГКЭС для контроля за работой преподавателей. Эту идею Кольцов обсуждал с Крашенинниковым при их встрече в «Планетарии». Вряд ли Виктору это назначение понравилось. Их отношения в последнее время «заморозились» на достигнутом уровне.

В воскресенье «дружным» коллективом (без Виктора, который обычно уклонялся от групповых выездов) вместе с кубинцами выехали на Тихоокеанское побережье, которое вроде бы как не далеко, но добраться до него было непросто. Местечко называлось «El Valero». Рифо–песчанный берег тянулся на сотни метров. Вода была тёплая, но волны очень большие. Всё–таки открытый океан! Произвёл впечатление! Прямо напротив на западном (!) берегу океана находился родной город Сергея — Владивосток. Фантастика! Он попытался искупаться, но был выброшен волной на берег, и повторно лезть в воду не рискнул. Позже подъехал Владимир Кордеро. Обед был заказан заранее в ресторане под пальмовым навесом. Подали свежую запечённую рыбу, которая размещалась на огромном жестяном блюде. Так что, одной рыбины хватило на несколько человек. Обратно возвращались под песни, которые распевали вместе с кубинцами. Кубинцы высадились у бассейна для продолжения «фиесты», а советские преподаватели разбрелись по домам.

18 октября — день рождения Кольцова. Утром на работу он не поехал, дома возился с приёмником, протянул антенну. Случайно сделал себе подарок. Убил, наконец, змею, которая уже обнаглела и периодически пыталась забраться в дом. А ведь в доме были дети.

Вечером неожиданно для Сергея собралось в доме много народа. Были практически все. Даже приехали новые преподаватели, с которыми Сергей ещё не успел толком познакомиться. Из Леона нагрянул Гонсалес, который приехал вместе с Хуаном Гаэтано. Конечно, были Франсиско — Серхио с Нормой. Женщины расстарались, стол ломился от разнообразия. Было весело и шумно. Танцевали, пели песни. Все вроде бы остались довольны. Разошлись поздно.

Хуан отвёз никарагуанцев в город, а сам вернулся за Сергеем и Лидой. В полночь они отправились в ночной «Habana club». Этот подарок Хуана был для Сергея потрясающим сюрпризом. Сидя за столиком в полумраке с бокалом «хайбола» и наблюдая кубинское «Show», которое проходило на невысокой сценической площадке, Сергей вспоминал свою кубинскую молодость. Тяжёлое, но чудесное время! Лида всё это видела впервые и была очарована. Хуан наслаждался произведённым эффектом. Вернулись домой под утро в отличном настроении. Перед их отъездом позвонил Виктор с поздравлениями и извинениями за то, что «не смог» приехать. Но, подумал Кольцов, вряд ли он предполагал, что заурядное событие превратится для всех в приятный праздник. Для Сергея было очевидно, что из–за «умолчания» Виктора Чукавин и другие его посольские знакомые оказались «не в курсе». Но это обернулось даже к лучшему. Впервые «гуляли» без начальства…

Телевидение передало трансляцию о «триумфальной» встрече Мигеля Д’Эското в ООН в связи с избранием Никарагуа в Совет безопасности. В стране объявлен День мира! На севере страны идут периодически бои и артиллерийские обстрелы с территории Гондураса. США и Гондурас готовятся к совместным военным манёврам у границ с Никарагуа. По этому поводу советское правительство выступило в прессе с «предупреждением». Президент Коста — Рики Монхе отказался от приглашения посетить Никарагуа. Колумбийский писатель Габриэль Гарсия Маркез, получивший Нобелевскую премию, заявил: «вторжение в Никарагуа следует ждать в конце ноября — начале декабря». Министр иностранных дел Мигель Д’Эското вылетел (из США) на совещание «неприсоединившихся» стран в Каир. Североамериканская кампания «Стандарт Фрут Компании» объявила о прекращении своей деятельности в Никарагуа, тысячи людей останутся без работы.

…Виктор Векслер провёл в ГКЭС короткое собрание преподавательской группы на предмет «бдительности» и в заключение посоветовал приготовить на всякий случай 5 кг. «необходимых вещей». Всех этот совет позабавил, так как уже поняли, что произойдёт с ними, если этот «случай» наступит. Между тем ночные дежурства преподавателей в ГКЭС продолжались.

Кольцов, по–прежнему, совмещал работу в CNES с университетом. Теперь за ним часто заезжал на своей машине Хуан Гаэтано. У Эрвина опять, похоже, начался психологический кризис. На работе появлялся редко и, видно было, очень нервничал. Хуан намекнул Сергею, что у того какие–то проблемы с партийным руководством. В университете занятия шли своим чередом. С Мехийа и Вероникой (зав. секции политэкономии) обговорили в «дружеской обстановке» план методической работы преподавателей и учебную программу для «alumnos–aydantes» («студентов–ассистентов»). Однажды Кольцов ввязался в спор с эквадорцем Пако Фьерро о «государстве и революции». Знакомство с коллегами продолжалось.

Кольцов дважды с Векслером побывал в посольстве у Чукавина по поводу «политзанятий» и подготовке к «октябрьской годовщине». Было проведено первой заседание «Методического Совета», которое свелось к обычному трёпу ни о чём. Евгений завёл разговор о «праздничном банкете». В процессе обсуждения сумма взноса снизилась с тысячи кордобас до 250-ти. Всё равно, желающих пока не нашлось.

В субботу Кольцов с группой лётчиков и Евгением ездили в гости в «торгпредство» играть в волейбол. Живут же люди! Шикарная вилла на огромной зелёной площадке с королевскими пальмами, с теннисным кортом и с большим бассейном. Сергей продержался на площадке ровно 5 минут и его выгнали на скамейку запасных. Возраст! Но команда ГКЭС всё равно проиграла. Потом купались в бассейне и пили пиво, каждый за свой счёт (купеческое гостеприимство!). Вечером Кольцовы съездили со всеми в кино, посмотрели французский детектив с Аленом Делоном и с хорошей антисоветской «начинкой».

Воскресенье прошло, как всегда скучно. Хотя в городке никарагуанские «милисианос» проводили военные учения, поэтому весь день вокруг раздавалась стрельба. Лида пребывала в очередном нервном кризисе. Сергею пришлось пойти «по гостям». Сначала зашёл на VL7, где Евгений подарил ему два кокоса со «своей» пальмы. Потом отправился к лётчикам, вернуть фотобачок и передать письма. Ребята на аэродроме передавали свою корреспонденцию (а иногда и получали небольшие посылки) через лётчиков рейсовых самолётов. В Москве эти письма опускались (без обратного адреса) в обычные почтовые ящики. Это получалось быстрее и надёжнее…

Вечером Сергей просмотрел книжку американского психолога «Sexualidad Humana…», которую ему дал доктор Флорес. Очень познавательная книжица.

На следующий день Кольцов вместе с Сильвией и Хуаном (на его машине) вновь побывал в Леоне. На этот раз разговор с Гонсало был конкретный. Обсудили представленный им проект организации школы (факультета) социальных наук и методического «кабинета» при Департаменте. Обсуждение оказалось напряжённым. Молодой преподаватель из Мексики, — похоже, автор проекта, — заявил Кольцову:

— Вы, советские марксисты, навязываете своё мнение, а, между тем, не способны к самокритике. Вы всегда правы…

На это Сергей ответил коротко:

— Мы — советские марксисты правы всегда потому, что у нас за спиной опыт победившей революции, а у наших критиков — только своё личное мнение.

В итоге проект был забракован, а план создания кабинета одобрен.

После этого Гонсало отвёз гостей на своём джипе на Тихоокеанское побережье в 14 км. от города, где в уютном ресторане «Poneloga» они пообедали. Гонсало не преминул вновь завести разговор с Сергеем об его переводе в Леон. Конечно, соблазн был велик. Серей понимал, что здесь ему будет предоставлена полная свобода действий и, к тому же более комфортные жизненные условия. Но отказаться от уже втянувшей его «столичной жизни» он не мог. В университетской «Libreria» он купил книгу Берлингуэра (генсека Итальянской КП) о «Еврокоммунизме».

Во вторник Кольцов впервые выступил на партсобрании в посольстве, посвящённом «повышению ответственности». Он заметил, что посол обратил внимание на его выступление, и поинтересовался о нём у рядом сидевшего Крашенинникова. Но это, похоже, не понравилось вернувшемуся из затянувшегося отпуска экономическому советнику Рябову (уже пошли слухи, что у него были какие–то «проблемы» в Москве).

Юрий Николаевич, крепкий мужчина, переваливший за полусотню своего возраста, был кадровым работником ГКЭС. Несмотря на то, что его заграничный опыт ограничивался несколькими годами работы на Кубе, однако его амбиции и самомнение были следствием «прочного положения» в Москве.

После партсобрания он собрал преподавателей у себя в экономмиссии и сразу же заявил, что привёз новые «указания». Во–первых, отныне 60 % зарплаты они будут получать в «чеках» Внешторгбанка, остальное — в кордобах, по официальному курсу. Таким образом «на руки» никто доллары получать не будет. Из–за большой разницы между официальным и «рыночным» курсами это снижало платёжеспособность в несколько раз. Во–вторых, отменяется «продовольственная программа». Дело в том, что университетская администрация снабжала преподавателей некоторыми продуктами «первой необходимости» (мясо, мука, сахар, рис и пр.) по государственным ценам, так как на рынке эти продукты стоили очень дорого, (купить их иногда было невозможно). Наконец, до «выяснения обстановки» все отпуска отменяются. В итоге все поняли, что наступают «суровые времена». Похоже, что у экономсоветника, действительно, были «проблемы» в Москве, и теперь он полон решимости «принять меры».

В автобусе все активно обсуждали «новости». Кольцову было ясно, что первая «новость» обусловлена тем, что в Москве решили, что они получают здесь слишком много. Вторая «новость» тоже понятна: местные гэкеэсовцы возмутились, что им самими приходится закупать продукты на рынке. А вот третью «новость» никто не понял. Все решили, что Москва боится, что, после этих «нововведений» на фоне обострившей военной обстановки, многие специалисты не вернутся сюда из отпусков. Но все ошиблись (позже оказалось, что ни одно из этих «указаний» так и не было воплощено).

С приездом Рябова Евгений воспринял духом. Виктор, напротив, «притих».

В университете Кольцов провёл последнее занятие с преподавателями–историками. Курс закончился успешно, несмотря на изначальный пессимизм его коллег, которые теперь активизировались. Хуго Мехийа провёл в Департаменте совещание с его участием, на котором присутствовали Франсиско — Серхио, Химена, Вероника, Луис Салазар и Британия. Обсудили план семинарских занятий для преподавателей философии. Совещание прошло бурно, так как Франсиско — Серхио нарушил договорённость и не решился обговорить этот план с преподавателями накануне. Но, в конце концов, план был утверждён. Это была маленькая, но победа Кольцова.

Воскресенье, как всегда, прошло в безделье. Беспрестанно шёл дождь. Кольцов весь день сидел дома, слушал переписанные кассеты и читал книгу Троцкого «Как мы сделали революцию?». Из неё он ничего особенно нового не узнал, кроме как о самом Троцком, о его презрительном отношении к русской интеллигенции, и к политическим оппонентам большевиков.

Ноябрь. Праздничный приём в посольстве

Неделя, которая оказалась для Кольцова весьма насыщенной, началась с долгого разговора с Векслером о Евгении. Виктор понимал, что с приездом Рябова его ситуация может круто измениться, и ему срочно нужно было на кого–то «перевести стрелки». Евгений был вполне подходящей для этого фигурой. Во–первых, он был «доверенным лицом» Рябова. Во–вторых, запутался в финансовых вопросах настолько, что это могло не понравиться Рябову. В-третьих, порядок в группе преподавателей следовало начинать наводить с её руководителя. Всё — логично. А Виктор оставался на «той стороне».

Во вторник в «Планетарий» приехали Рябов, Павлов и Векслер и было проведено собрание всей группы. Рябов выступал очень резко, Евгению досталось по «полной программе». К тому же выяснилось, что он, собирая деньги на праздничный университетский банкет, попытался опять «заработать» на том, чтобы закупить ром в аэропорту (а это — большая разница). Николай Максаков, по глупости, оказался в этом замешан. По предложению Векслера, Кольцова, неожиданно для него, избрали «профоргом» (парторгом) группы… с «чрезвычайными», как выразился Рябов, полномочиями.

Кольцов понимал, что радоваться нечему. Виктор явно его «подставлял» под Рябова, который вряд ли простит ему «стоматологический скандал», который вышел за пределы группы и стал известен в посольстве. Сам Евгений воспринял случившееся спокойно, он умел быстро переориентироваться.

Уже следующим утром в автобусе Евгений получил от Кольцова отпор и Хосе сразу же поехал в университет (а не по личным делам» Евгения и его друзей, как это стало уже обычным).

Начался каскад предпраздничный мероприятий.

В университете была открыта фотовыставка, посвящённая Советскому Союзу, которую сделали «русисты». Но её открытие никто из руководства университета, кроме Абеля Гараче, не посетил. Если бы «русисты» не привели своих студентов, то Евгений держал свою речь в пустом пространстве.

После этого, по просьбе Хуана, Кольцов отвёз его в посольство и познакомил с Чукавиным. Вроде бы они друг другу понравились. Накануне у Хуана состоялся «мужской разговор» с мужем Сильвии, за которой он решил «приударить». Забавно, если бы это ни касалось работы.

Четверг начался с совещания у посла, на которое Кольцов приехал с Евгением, по поводу предстоящего праздничного «приёма». Потом они оба провели собрание–инструктаж группы преподавателей по предстоящему университетскому «банкету». Лида, в последнее время, пребывая в «дурном настроении», поехать на банкет отказалась. Оно было и к лучшему для Кольцова, у которого хлопот хватало и без неё.

На «банкет» нагрянули все! Приехали Рябов и посол. Присутствовало всё университетское руководство, а также президент CNES Кастильо и доктор Марио Флорес, который был «в ударе». Вечер прошёл отлично. Все остались довольны. В «Планетарий» возвращались в 2 часа ночи с песнями.

Следующий день отдыхали, на работу не поехали. Кольцов писал конспект лекции и читал книгу Троцкого «Революция в Китае». Лида продолжала «хранить молчание». Это у неё бывало часто и раньше, она могла молчать неделями. Сергей посетил «стариков» в VL7, обсудили последние события. Евгений неожиданно передал от Векслера приглашение на посольский приём и предупреждение: быть обязательно в ‘guayavera» (особая «парадная» рубашка с коротким рукавом) и без жены. «Guayavera» у него уже была…

6 ноября во второй половине дня заехал Абель Гараче и забрал Кольцова и Колтуна. Никарагуанская военная охрана была выставлена вдоль дороги от «Планетария» до советского Торгпредства, где проходил приём. Пропуск был строго по пригласительным. Приглашённые прибывали постепенно и собирались на большой лужайке перед зданием торговой миссии, (где ещё недавно Сергей с лётчиками играли в футбол). Столы были расставлены вокруг бассейна. Освещение, как здесь принято, осуществлялось снизу софитами, установленными по всей лужайке. На её краях располагались два бара, к которым подходили присутствующие «по потребности». Официанты лишь убирали со столов. Выбор напитков был большой.

Иностранных и местных гостей встречали работники посольства во главе с послом.

Кольцов наблюдал, как прибывали послы США, Франции, ФРГ, Англии и прочие. Некоторых он узнавал, так как их лица были знакомы по газетам и телевидению. Присутствовали знаменитые командантес Байардо Арсе, Генри Руис, Омар Кабесас, Ленин Серна и молодые «команданте–герильерос», среди них женщины. Кольцов слышал, что были и братья Даниэль и Умберто Ортеги, но он их не видел потому, что часть приёма проходила внутри здания миссии.

Кстати, здесь в отличие от Кубы, девять «командатес де революсьон» (составляющих коллективное руководство Сандинистского Фронта). Остальные — «командантес герильерос» («партизанские командиры»). Но в прессе их всех коротко называют «командантес», потому что это «почётные» звания. В отличие от этого существуют воинские звания «команданте» (полковник) и «суб–команданте» (подполковник). Никарагуанцы знают эти различия, иностранцам трудно сориентироваться.

…Сергей с Евгением приехали, несколько запоздав, поэтому единственно свободные места оказались за столиком, где расположился ректор университета Хоакин Солис, к которому они и подсели. За соседним столиком оказались американцы во главе с послом.

«Знал бы посол Кинтон, кто сидит за его спиной!» — подумал Кольцов.

Все свободно перемещались по лужайке, находя собеседников. Почти каждого высокого гостя сопровождали советские дипломаты, соответственно их рангу. Так что нетрудно было сориентироваться, кто есть кто. Кольцова подмывало подойти к кому–нибудь из «команлдантес» и выпить с ним на «брудершафт». Но накануне были получены строгие инструкции, и каждый знал свой круг общения. Поэтому Сергей и Евгений вели «светский разговор», главным образом, с Солисом. Разыскавший Сергея в толпе гостей Юрий Григорьевич попросил его помочь с переводом в разговоре с их «шефом», капитаном никарагуанских ВВС по имени Санчес. Капитан оказался очень интеллигентным и приятным собеседником. Время от времени к Кольцову подходили уставшие от своих гостей знакомые дипломатические работники перекинуться словом и вместе выпить «по–нашему» за праздник. Издалека он видел Чукавина и Крашенинникова, но подходить к ним не стал, лишь обменявшись приветствиями издалека, так как они явно были очень заняты.

Сергей весь вечер пил виски со льдом и содовой и старался не выходить из нормы, так как «закуска» на столах была чисто символической. Здесь не принято наедаться по ночам и смешивать выпивку с едой. В общем, всё было отлично, хотя он заметил, что на приёме не было ни Владимира Кордеро, ни доктора Кастильо. Но это уже — проблема Виктора Векслера, который весь вечер старался держаться от них с Евгением подальше, вертясь среди дипработников.

Кольцов вернулся домой в прекрасном настроении, в котором он давно уже не прибывал в последние месяцы.

В «Планетарии» 65‑ю годовщину Великой Октябрьской революции отметили скромно. Утро у Кольцова началось с уже обычного скандала с женой. Затем после обеда все преподаватели присутствовали на Торжественном собрании в посольстве, на котором с докладом выступил Виктор Петрович Чукавин. После этого все вернулись в «Планетарий». Вечером приехал Векслер и зачитал «приказ» Рябова об объявлении благодарности… Евгению Колтуну и Серёже Франчуку за «активную работу»!? На всех присутствующих это произвело «парализующее» впечатление. За что и почему? Сергею было ясно, что Колтун «прощён». После этого «отметили» праздник в доме VL7, но он ушёл рано. Однако в свой дом ему пришлось проникать через «забор», так как Лида ему дверь не открыла.

В Никарагуа проходят торжественные мероприятия в честь 65‑й годовщины «Октябрьской революции» с участием советского посла. В приграничных районах страны объявлено «военное положение». На Атлантическом побережье неизвестный военный катер атаковал рыбацкий посёлок. Экс–президент Венесуэлы заявил о планах «сомосистов» захватить часть территории Никарагуа на севере и объявить правительство, которое при поддержке США объявит войну сандинистам. В Манагуа прибыла делегация североамериканских «интеллектуалов», один из них заявил, что в посольстве США вместо дипломатов сидят военные. Президент Коста — Рики Монхе в ООН сделал заявление о том, что его страна должна быть поддержана в её борьбе против «коммунизма». Монхе предложил Советскому Союзу сократить свой персонал посольства (25 человек) в Сан — Хосе. В Никарагуа проводится идеологическая кампания: «Карлос Фонсека Амадор» в честь очередной годовщины гибели лидера Сандинистского фронта.

…На следующий день Кольцов вместе с Хуаном побывали в «Немецком колледже», где учились в дошкольном классе двое его детей. Колледж произвёл на Сергея сильное впечатление — маленькая Германия! Вообще он заметил, что интеллигенция ведёт себя в этой революционной стране достаточно «независимо». Она — вроде и не в оппозиции, но в то же время занимает позицию как бы «со стороны».

Дома обстановка, по–прежнему, для Кольцова оставалась напряжённой. В группе было проведено собрание по итогам «праздников» с участием Векслера. Некоторые попытались выразить недоумение в связи с приказом Рябова, но никакого ответа не получили.

Кольцов вместе с Евгением и Абелем посетили сельскохозяйственную школу университета (UNI), где работали некоторые советские преподаватели, для встречи со студентами. Он провёл короткую беседу о «Русской революции». Потом было много вопросов. Вечер студентам понравился.

10 ноября радио сообщило, что в Москве умер Л. И. Брежнев.

Радио и телевидение комментируют смерть Брежнева. Все руководители Сандинистского Фронта посетили советское посольство и выразили свои соболезнования. В Никарагуа объявлен трёхдневный траур. В Москву вылетела официальная никарагуанская делегация во главе с Даниэлем Ортегой. Печать отзывается о Брежневе в возвышенных тонах и делает упор на его «борьбу за мир»: Однако, «Голос Америки» назвал его режим «диктатурой бюрократии» и сообщил об избрании генсеком компартии Ю. В. Андропова.

…На следующий день всех советских преподавателей вызвал ректор университета и после короткой речи вручил каждому официальное письмо–открытку с соболезнованиями. В городе, кроме приспущенных флагов, никаких признаков «траура» незаметно. В разговорах с Кольцовым всех интересовала таинственная личность Юрия Андропова. В посольстве это назначение явно вызвало энтузиазм у одних и уныние у других. Похоже, в дипломатическом бомонде грядут перемены.

После встречи с Векслером Кольцов сделал вывод, что в «стоматологических» махинациях Евгения замешан Абель Гараче. Речь идёт о 6000 кордобас (по официальному курсу — 600$). И Виктор, похоже, хочет «убрать» Евгения его «руками».

В Департаменте отношения Кольцова с Мехийа перешли в деловое русло. Все его предложения утверждались без комментариев. Так была утверждена, наконец, учебная программа по философии для студентов–историков.

В субботу все отправились в Масайю. В автобус набилось тьма народу. Перед выездом из города посетили «Centro Comercial» и, как обычно, рынки «Humbes» и «Perifirico». После этого в самой Масайе делать было нечего. Сергей очень сожалел, что поехал. Его попытка примирения с Лидой не удалась.

Итак, в мире всё спокойно, а народ Никарагуа готовится к вторжению.

Гондурас выдвинул 6000 солдат на границы с Никарагуа и Сальвадором. ТАСС сообщило о готовящемся вторжении в Никарагуа из Гондураса при поддержке США. Даниэль Ортега говорит о праве страны на «вооружение в целях обороны». Нападение банд «контрас» на границе продолжается, гибнут крестьяне и молодые «милисианос». В Манагуа прибыл с визитом председатель Национальной ассамблеи Кубы Флавио Браво. А также прилетел Паскаль Альенде (сын Сальвадора Альенде), руководитель революционного движения МИР в Чили.

Объявлено о том, что в Никарагуа появились фальшивые доллары.

…В последние дни Кольцов чувствовал себя неважно, обострилось воспаление ушей. Аптек здесь не было, получить лекарства можно только по рецептам врачей. Но попасть в военный госпиталь, где работали советские врачи, ему не удалось. Пытался лечиться сам, но не помогло. На работу не выезжал несколько дней. Абель от оказания помощи уклонился. Однажды вечером он позвонил и попросил «не поднимать шума». Речь шла о продолжении «разбора» финансовых махинаций Колтуна. И, если советская сторона (Рябов) пыталась это дело «замять», то никарагуанская сторона (Владимир Кордеро) заинтересовалась им всерьёз. Наконец, удалось договориться с посольским врачом Юрием Владимировичем (педиатром, по специальности) о консультации в военном госпитале, куда их подбросил на своей машине Хуан Гаэтано. После этого визита состояние ушей (оказалась экзема) заметно улучшилось.

Накануне Хуан приезжал к Кольцову в «Планетарий» и они долго говорили о делах «синесовских». Сергей высказал ему своё мнение о «бесперспективности» этого Совета, так как, при «автономии» университетов он не мог выполнять роль Министерства, то есть влиять на преподавательский процесс, и его деятельность сводилась к «консультативным» функциям. А при отсутствии квалифицированных кадров эти «консультации» были не профессиональны, и, естественно, руководством университета игнорировались. Хуан сообщил о сделанном ему предложении поехать работать в никарагуанское посольство в Москве в качестве «юридического советника». Он был воодушевлён этим предложением, но опасался, что в Москве со времён его студенческой юности «многое изменилось». Сергей горячо поддержал эту идею.

Между тем жизнь шла своим путём. В понедельник улетели первые двое ребят, прибывшие сюда год назад. Этим же самолётом прибыли новые преподаватели. Среди них «политэконом», (якобы на место Кольцова в CNES). Евгений, встревоженный расширением группы, пытался наладить «хорошие» отношения с Сергеем, настраивая в то же время против него «новеньких».

На следующее утро Кольцов заехал в CNES, забрал из стола свои «бумаги», попрощался с Эрвиным и покинул здание, в котором он проработал без малого, пять месяцев. Сожаления он не испытывал, так как практически ничего не удалось сделать. Единственно, что могло его утешить, это то, что он не позволил своим коллегам наделать «глупостей». Однако из университета ему пришлось возвращаться в CNES вместе с Виктором и Хуго Мехийа на официальное представление его «преемника» (который явился со своей супругой!). Евгений Орлов, доцент из Нальчика, лет на десять старше Кольцова, производил впечатление типичного «советского интеллигента», — в меру умён, и не в меру самонадеян.

Здесь же советский посол подписал с председателем CNES доктором Кастильо соглашение о взаимном признании дипломов.

Кольцов теперь сосредоточился на занятиях в университете. Занятия проходили, в общем–то, нормально, хотя, после его ухода из СNES, отношения с Хуго Мехийа вновь стали напряжёнными. В разговоре с Сергеем Хуан прояснил, что именно он способствовал тому, чтобы Орлова («политэконом»!) направили сразу в SNES, не спросив мнения ни Векслера, ни доктора Флорес. «Тебя не хотели», — заявил он Сергею. Кто?!

Между тем Евгений Орлов, которого «временно» поселили в просторном доме Весклера, пока больше времени проводил в Департаменте и Кольцов вынужден был вводить его в «курс дела».

В «Планетарии» бурно и весело отметили день рождения и отъезд в отпуск Николая Максакова. В понедельник Евгений Колтун проводил его в аэропорт и встретил прилетевших жён новых преподавателей. Теперь группа выросла до 14 специалистов и 11 «членов семей». Недавно прибывших разместили в городе, в доме под названием «Las Palmas».

В воскресенье приехали Чеслав и Миша Болтнев из Леона с жёнами. Сергей и Лида провели с ними день, скрасив обычную скуку выходного. Лида с каждым днём вела себя всё вызывающе. У Кольцова вновь по ночам стало болеть сердце. Никаких лекарств «от сердца» здесь ни у кого не было.

В ресторане «Caballo Bayo» отметили скромно, но хорошо день рождения Хуана Гаетано. Кроме Сергея были Сильвия и кубинец Луис, приятель Хуана.

За два дня до этого на профсоюзном собрании в посольстве произошёл забавный казус. Накануне Евгений Колтун узнал, что его «рекомендуют» в состав нового месткома, и ходил гордый, как будто его выдвинули на государственную премию. Но на собрании выбрали не его, а другого Евгения — Орлова. Само по себе, это было странно, так как Орлов только что прибыл и его ещё никто не знал. Но Кольцову было понятно, что здесь «подсуетился» Виктор Векслер и заручился поддержкой Чукавина (вопреки намерениям Рябова «реабилитировать» Колтуна). Не столь значительное, на первый взгляд, событие, на самом деле означало введение Орлова в посольскую среду. В автобусе по дороге домой Колтун выглядел как сдутый шарик.

В университете Кольцов, как заместитель Векслера по «Методическому совету», провёл собрание группы, на котором все преподаватели, включая его самого, отчитались о работе удовлетворительно, за исключением Серёжи Франчука, которому досталось. Вообще, в коллективе отношение к этому «фавориту» Колтуна сформировалось негативное. Этот молодой парень, по–прежнему, продолжал нагло ничего не делать, имитируя «методическую работу», и хамски вести себя по отношению к другим.

Очередное воскресенье прошло скучно. Лида уехала с лётчиками в город за покупками. Сергей сидел дома и читал Жоржа Сименона и прессу.

В Сальвадоре партизаны продолжают успешное контрнаступление в семи департаментах (практически по всей стране), выдают взятых пленных Международному Красному кресту и требуют переговоров с правительством. Правительство Д’Абиссона отвергает предложение Фронта о переговорах. В это время в стране арестовываются политические руководители Фронта (FLFM). Рейган начал свой вояж по Латинской Америке с Бразилии. Здесь в своей речи он перепутал Бразилию с Боливией, а Боливию с Колумбией. Затем он посетил Коста — Рику и Гондурас, где встретился с гватемальским генералом Монтом. В Колумбии идут переговоры о легализации партизанской организации М-19. В Аргентине продолжается обнаружение трупов «безвестипропавших» при режиме «черных генералов».

«La Prensa» сообщила о трагедии в Афганистане: во время столкновения военной колонны с автоцистерной в 3‑х километровом туннеле сгорело около 2000 человек, в том числе 700 советских солдат. Американская пресса сообщает о прибытии советских МИГов в Гренаду, островное государство, где недавно на выборах победил Морис Бишоп, которого считают «марксистом».

Декабрь. «Зубное дело»

7 декабря в стране праздновали «Perisima» («Непорочная»), религиозный праздник в честь Девы Марии. Франсиско — Серхио забрал Кольцовых на весь день к себе. В 12‑ть ночь разразилась молниями и громом «петард».

Отношения с женой у Сергея с каждым днём становились всё более невыносимыми. Постоянное хамство, оскорбления. Ему было стыдно перед коллегами, потому что скрыть это в столь тесном кругу проживания было невозможно. Всё это было и в Союзе. Он давно понял, что этот его поздний брак был серьёзной ошибкой. Но росла дочь, которую он очень любил. К тому же в их семье жил его старший сын от первого брака. Парень умный, но трудный, избалован родителями его матери, с которыми он находился свои первые шесть лет до её смерти. Сергей не мог бросить детей. Да, и уходить ему было некуда. Лида это понимала и пользовалась. Его работа и его проблемы её никогда не интересовали. Свой привычный образ жизни она менять не собиралась. И в то же время, она была, по своему, умна и привлекательна и быстро находила общий язык с самыми разными людьми. Она умела вести себя «на людях» столь благопристойно, что вызывала у многих сочувствие…

После праздника возобновились занятия в университете. Евгений Орлов сделал Хуго Мехийа своим «contraparte» («дублёр»), то есть, формально, стал «советником» директора Департамента. Кольцову было странно, как они быстро нашли общий язык! Разумеется, к занятиям со студентами Евгений не приступал. Но зато проявляет активный интерес к созданным Кольцовым преподавательской и «ассистентской» группам. Как просто воспользоваться тем, что уже создано.

В субботу в «Планетарий» приехали Рябов и Векслер, попрощаться с Колтуном, уезжавшим в отпуск. Провели собрание, на котором Рябов держал большую речь о перспективах советско–никарагуанского сотрудничества. В частности предполагалось возобновление добычи золота в заброшенных североамериканскими кампаниями шахтах в Атлантической зоне страны (там, где сейчас идут бои). В заключение было объявлено, что Кольцов назначен «временно исполняющим обязанности» старшего группы. Это сообщение было воспринято присутствующими и им самим без энтузиазма.

На следующий день Кольцов у лётчиков занимался записью современной латинской музыки с грампластинок, взятых у Франсиско — Серхио. Неожиданно зашёл разговор с его «коллегой» (парторгом лётчиков) Альбертом Кисловым о политике и экономике. Побывав в более 20-ти странах, в том числе во многих «горячих точках», Альберт не мог понять, что происходило в этой стране. Это — конец революции или начало контрреволюции?! Кольцов попытался ему объяснить так, как он сам понял за эти полгода:

— Видишь ли, Альберт, чтобы понять какой–либо политический феномен в той или иной стране нужно знать, хотя бы в общем, его предысторию. Так сказать, исторический контекст. Ничто не происходит случайно. Начало Сандинистской революции относится не к 70‑м годам создания Сандинистского Фронта, а к 30‑м годам, ко времени партизанской войны Аугусто Сезаря Сандино против морской пехоты США, оккупировавшей страну. Между ними — период диктатуры семейства Сомосы. Сейчас диктатура свергнута — цель «Сандинистской революции» завершена. Кстати, в этом заслуга не только нынешних «сандинистов», но и либеральных буржуазных партий и католической церкви, которых Сомоса–младший своей наглостью уже «достал» А точнее — народа во всём широком его спектре. Единственными, кто не имел отношение в победе антисомосистской революции, были «левые» партии («коммунисты» и социалисты), которые теперь оказались в «интересном» положении.

— Ну, допустим, — задумался Кислов. — Но ведь на Кубе Фиделю удалось повернуть революцию, в конечном счёте, в социалистическом направлении. То же попытался сделать в Чили Альенде. Правда, он потерпел поражение. Но ведь там было всё ясно. А в Никарагуа? Ведь очевидно, что здесь даже не говорят о социализме, хотя все обвиняют сандинистов в марксизме.

— Это естественно, — продолжил Сергей. — Сандинистский Фронт сейчас возглавляется «девяткой» знаменитых «командантес», которые представляют разные политические тенденции. Сандинистская революция не вписывается в «прокрустово ложе» классической европейской революции, например, нашей «Октябрьской». Она вообще, с точки зрения марксизма, — не революция, а «государственный военный переворот», осуществлённый буржуазной оппозицией при поддержке вооружённого народа («сандинистских» отрядов). Такие перевороты в странах Латинской Америки — обычное дело. Поэтому не следует проводить аналогию с кубинской революцией. Там было совсем другое, там была «классовая борьба». Здесь и сейчас происходит уникальный эксперимент «неполитической» революции. Даже антиамериканская («антиимпериалистическая») риторика сандинистских руководителей не несёт в себе определённого политического содержания. Речь идёт лишь об «агрессии»…

— Как же тогда «контрас» и США, — удивился собеседник, — почему они тогда ополчились против сандинистов? Чего они добиваются? Ведь не возвращения же диктатуры Сомосы?

— Нет, конечно. Они, просто хотят отстранить сандинистов от власти. Но, дело в том, что «контрас» не имеют какой–либо единой политической программы, ни единого руководства, и представлены разными группировками. Эден Пастора в Коста — Рике — бывший сандинистский команданте, а гондурасские «контрас» — бывшие сомосовские полицейские и «национальные гвардейцы», оказавшиеся просто «без работы», а между ними — индейцы–мискиты Атлантического побережья, которым безразличны и те и другие. Их ничего не объединяет, кроме стремления к устранению «сандинистов». В этом состоит цель и легальных буржуазных (и «левых») партий в столице. Сейчас идёт борьба за власть: за поддержку никарагуанского народа, «мирового» (прежде всего латиноамериканского) «общественного мнения», США (Конгресса) и пр. Это решит судьбу «сандинистов» и Никарагуа.

— Хорошо, а что же Советский Союз? Что мы здесь делаем? Зачем нас сюда прислали? Помогать революции, которой нет? Почему социалистические правительства Западной Европы не поддерживают Никарагуа?

— Потому что ни Советский Союз, ни Европа вообще серьёзно повлиять на развитие событий в Никарагуа не могут, даже если бы и хотели. Сейчас европейцев больше волнует война на Ближнем Востоке. А Советский Союз занят своими проблемами в Афганистане. Они готовы помогать Никарагуа экономически, но не более того. Всем сейчас не до далёкой Центральноамериканской страны. Это — проблема США, которые явно дали понять, что не допустят второй Кубы любой ценой. И это так…

На этом их разговор закончился.

В «Литературной газете» Кольцов прочитал первую речь Ю. В. Андропова, которая ему понравилась своей конкретностью, отсутствием обычно политической демагогии. Однако из неё было ясно, что никаких серьёзных перемен в стране не предполагается. «La Prensa» опубликовала гнусную статейку об Андропове «Девочки и Киссинджер».

Сегодня в аэропорту Кольцов проводил Колтуна (Векслер не поехал). Прощание было сдержанным. В ожидании самолёта он сидел за стойкой бара со стаканом «хайбола» и наблюдал за отлетающей посольской «молодёжью», которая вела себя, по–московски, нагло. Потом зашёл в «Шоп», купил японские часы «Seiko», 10 магнитофонных кассет и галлонную бутылку рома. Назад возвращался на машине Павлова, который держался с ним подчёркнуто официально.

Теперь в преподавательском коллективе, кроме Виктора Векслера, из первой группы остались только «русисты»: Серёжа Франчук и Наташа Валуева, а также Чеслав, который находился в Леоне. Все остальные прибыли после Кольцова. Его новое назначение изменило к нему отношение коллег. До этого он был как бы вместе со всеми против Колтуна, которого поддерживал лишь Франчук. Теперь Франчук перешёл в «оппозицию» к нему и сколачивал «группу поддержки». Совмещение двух должностей оказалось для Сергея проблемным.

Прежде всего, Кольцов настоял на встрече с Абелем Гараче, от которого потребовал старый счёт к зубному врачу. Векслер его поддержал, и Абель вынужден был предъявить счёт. Оказалось, что счёт закрыт Евгением на 32 тысячи кордобас (по официальному курсу — около 3,5 тысяч долларов). Это за несколько месяцев (до приезда Кольцова) и всего на 4‑х человек! Таким образом, подозрения Кольцова подтвердились. Евгений, явно с согласия Абеля, использовал эти деньги для дорогого протезирования. Один Евгений «вставил зубы» на 9 тысяч (900 $)! Жена Серёжи Франчука (25-ти лет!) — почти на 7 тысяч! Когда кредит перевалил разумные пределы, университет его закрыл. И теперь руководство не хотело слышать об его возобновлении, и преподаватели теперь должны лечиться за свой счёт. После этого Кольцов попытался в сопровождении Абеля встретиться с самим врачом, но тот от встречи отказался. Сергею было ясно, что существовал сговор между ним и Абелем, и каждый «остался при своём интересе».

Потом в посольстве состоялся разговор «на троих» между Кольцовым, Векслером и Чукавиным по поводу «зубного дела» в виду предстоящего заседания партбюро. После этого Векслер сказал Кольцову: «теперь ты приобрёл врага в лице Рябова». После своего возвращения из отпуска, узнав о «зубной афере» Колтуна, Рябов был взбешён (но не на Колтуна, а на Кольцова), но он тогда ещё не подозревал о масштабе этого «предприятия». Сейчас, когда он об этом узнает от Чукавина, трудно было предвидеть его реакцию. Сергей понимал, что с его помощью Виктор серьёзно скомпрометировал Колтуна, который его раздражал своей тупой наглостью. Но Векслер сам мог бы сделать это раньше, а сейчас против Рябова он с ним не пойдёт. Теперь всё зависело от позиции Чукавина. Так, каждый из них решал свою задачу, а Кольцов оказался между двух «огней».

Потом Кольцов присутствовал на встрече с прилетевшим в Манагуа заместителем председателя советского Госплана Лебединским. Гость доложил, что в стране падает прирост рабочей силы, замедляются темпы роста производства, экономика становится неуправляемой и прочее…

В пятницу Кольцовы были приглашены в «Белую виллу» на день рождения Вари, подруги Лиды. Так получилось, что у Кольцовых только с лётчиками сложились хорошие отношения. Вечер прошёл весело и хорошо. Вернулись домой очень поздно.

Дома Кольцов читал своего любимого Жоржа Сименона (на испанском языке).

В университете в преддверии рождественских каникул у него закончились занятия. Студенты–историки поздравили его с предстоящим праздником и вручили скромные подарки. Глядя на их весёлые лица, Сергей вспоминал, как три месяца назад они начинали с «бойкота». Все советские преподаватели получили от университетского руководства рождественские подарки. При «розыгрыше» Сергею досталась бутылка американского виски, Лиде — плющевой розовый фламинго.

В субботу после обеда в «Планетарий» приехал на автобусе Хуан Гаэтано и забрал всех в «Cuesta Country Club». Это шикарное место отдыха на холме у озера Некапа, где находился большой ресторан под открытым небом (под пальмами). Внизу под холмом расположился освещённый вечерними огнями город. Здесь в кампании других «интернационалистов» ели, пили и танцевали. Всех поздравил с наступающим Рождеством Владимир Кордеро, который прибыл в сопровождении ректора. Никарагуанских преподавателей почти не было. Но Химена была и Сергей с ней танцевал, что её очень удивило. Издалека он видел пьяненького Эрвина, но тот сделал вид, что его не заметил. К столу советских преподавателей подошёл команданте Байардо Арсе Кастаньо, курировавший в руководстве Сандинистского Фронта вопросы идеологии и культуры. Кольцов поговорил с ним несколько минут. Команданте, с тонкой «французской» («экзистенциалистской») бородкой, явно его ровесник, произвёл на Сергея впечатление интеллигентного, умного человека.

Накануне Байардо Арсе выступил перед студентами университета, призвав их принять активное участие в уборке кофе и в защите страны. В стране начался сезон уборки кофе, которое росло и собиралось в горах, главным образом, в тех отдалённых районах, где сейчас шли военные действия. Поэтому студенты отправлялись в горы с оружием. Уже был сформирован один молодёжный батальон и готовился новый. Байардо Арсе завершил своё выступление лозунгом: «В Никарагуа всё спокойно — они не пройдут!».

Между тем сложная обстановка в стране остаётся без особых перемен.

Из телевизионных новостей: в провинции Северная Зелайа потерпел катастрофу (вероятно, был сбит с земли) военный вертолёт («Сикорский») с 75 детьми на борту, которых пытались вывезти из зоны военных действий. В стране объявлен траур. На митинге в Манагуа Даниэль Ортега впервые выступил резко в адрес оппозиции. Продолжаются бои в зоне Зелайи (сообщения в прессе о потерях прекратились, значит, они большие). Правительство Никарагуа заявило протест Гондурасу в связи проникновением с его территории банд «контрас» численностью примерно 400 человек, которые шляются по стране в различных местах. Правительство Канады выступило в поддержку Никарагуа. Премьер–министр Испании Гонсалес предложил созвать совещание по проблемам Центральной Америки.

…В стране начались «Рождественские каникулы» и советские преподаватели оказались «запертыми» в своей резервации. Из занятий остались поездки за покупками и редкие выезды в кино. Так, посмотрели американский фильм «Полуночный экспресс» о приключениях американцев в турецкой тюрьме. Руководство вспоминало о соотечественниках лишь эпизодически по мере необходимости. Однажды утром приехала машина и забрала женщин в ГКЭС на приготовление «праздничного ужина». При этом каждая должна была приготовить что–то «своё». Лида расстаралась. Но вечером… за ними никто не приехал. Даже не позвонили и не извинились. Женщины были оскорблены, их бесцеремонно использовали как прислугу. В экономической миссии царил «матриархат», жена Рябова распоряжалась здесь, как у себя на подмосковной даче.

Не пригласили преподавателей и на Торжественное заседание в театре Рубен Дарио, посвящённое 60-летию Советского Союза, где выступали советский посол и команданте Виктор Тирадо Лопес. Ясно, что всё это было неслучайно. Рябов, таким образом, указывал преподавателям их «место». Векслер, опять представлявший собственной персоной всю советскую интеллигенцию, вероятно, считал, что так оно и должно быть.

Однако Чукавин вспомнил о них, когда понадобилось присутствовать на торжественном заседании в посольстве именно 24 декабря. Но Кольцовы были предварительно приглашены на Рождество к Франсиско — Серхио. Сергей отправил к ним Лиду, а сам отбыл со всеми в посольство. Впервые он сидел в «президиуме» собрания рядом с послом, который сделал весьма толковый доклад о программном выступлении Ю. В. Андропова на Торжественном заседании Верховного Совета в Москве. Благодарности были объявлены Векслеру и Наташе Валуевой. Это хорошо, но было странно, что Кольцов, как руководитель группы, узнал об этом только на собрании. Рябов не счёл нужным даже с ним посоветоваться. Виктор ему рассказал, что Юрий Николаевич пришёл в ярость, когда увидел «зубной счёт». Его не интересовала истина, ему важен был сам факт «компромата». Во время очередного ночного дежурства в ГКЭС Сергей почувствовал его недоброжелательное отношение. После собрания Виктор подбросил его на своей машине к дому Франсиско — Серхио. Вечер завершился хорошо, вернулись Кольцовы поздно и Сергей очень устал.

На следующий день за Кольцовыми заехала на машине Марианна, молодая никарагуанка, секретарь доктора Флорес в CNES. Она привезла их к себе домой и познакомила с журналистом Карлосом Лопесом. В 60‑е годы он учился в Софийском университете. После этого работал в Италии, Швеции, Испании. Посетил много стран Латинской Америки. Занимался «социологией труда и населения». Разговор с ним для Сергея был очень интересен. Но журналист упорно уклонялся от темы внутренней политической ситуации в стране.

Но эта тема совершенно неожиданно прозвучала в такси, на котором Кольцовы возвращались домой. Пожилого таксиста, по имени Сезарь, узнавшего, что он везёт «сеньора профессора» из России, вдруг «прорвало». Выяснилось, что он принимал участие в революции ещё во времена Карлоса Фонсеки и Германа Помареса, которых хорошо знал до их гибели. Сейчас он говорил о нынешних «молодых» сандинистских «командантес» жёстко критически. По его словам, они проводили политику, не имевшую ничего общего с программой основателей Сандинистского Фронта. «Странно, — подумал, вспоминая разговор с Эрвиным, Кольцов, — если сандинистов сегодня не поддерживают ни «пролетариат», ни средняя «буржуазия», на какие социальные слои они тогда могут опереться».

Через два дня в посольстве состоялось партсобрание по пленуму ЦК. Чукавин опять посадил Кольцова в «президиум», что явно не понравилось ни Рябову, ни Векслеру. После этого Виктор подсунул ему «бумаги» для перевода. Посмотрев их дома, Кольцов понял, что это — очередная «липа» Векслера и Рябова о сотрудничестве с CNES. Большой перечень мероприятий, совершенно невыполнимых, но впечатляющих для Москвы. Интересно, как он заметил, ни подписи председателя CNES доктора Эрнесто Кастильо, ни ректора университета Хоакина Солиса на «документах» не было. «Русисты» сделали очень небрежный перевод, и Кольцову предстояло его отредактировать…

Пресса продолжает комментировать последние заявления Ю. В. Андропова. Генри Киссинджер высказался скептически о перспективе улучшения советско–американских отношений. «La Prensa» отмечает третью годовщину вторжения советских войск в Афганистан, публикуя заявления Рейгана и Миттерана, а также Китая и Ирана, с требованием вывода советских войск из Афганистана. В Тегеране толпа афганцев пыталась ворваться в советское посольство.

…Почти ежедневно Кольцовы общались с лётчиками, готовясь к совместному празднованию Нового года. Лида фактически пропадала в «Белой вилле» всё время, приходя домой лишь ночевать. В основном Сергей общался с Альбертом и Саней. Однажды он заглянул в комнату его тёзки, лётчика из Запорожья, и был поражён её интерьером. Маленькая комната была украшена различными подделками резьбы по дереву, которой увлекался хозяин. Он рассказал, что в каждой стране, где он побывал, он находил специальные виды деревьев, и дома, в родном городе, у него большая коллекция. С Альбертом за бутылкой «Brendy Brizand» (или другой) Сергей вечерами тихо беседовал на веранде о его родном Симферополе (в Крыму сейчас жила мать Сергея) и «парусах». У них оказалась общая мечта — приобрести яхту!

Накануне, то есть 30‑го числа, Кольцов со старшим группы лётчиков Юрой, который последнее время держался с ним подчёркнуто официально, (что было забавно), мотались весь день на машине лётчиков. Сначала дважды пришлось съездить в ГКЭС, пока не получили деньги. Попутно выслушали от Рябова «неудовольствие» по поводу инициативы совместной встречи Нового года (без гекэсовцев, которые, похоже, рассчитывали на приглашение). Затем помчались в аэропорт, где, по удостоверению Юры (да, собственно там его все знали, так как военный аэродром был совмещён с гражданским), хорошо отоварились. Но впопыхах загрузки забыли ящик анисовой водки. Хватились дома. Вернулись обратно, но магазин уже был закрыт. Поздно вечером Сергей с Юрой делили «новогодние подарки» от посольства для своих групп.

Однако водка не пропала. Юра привёз её утром из аэропорта. До обеда Сергей мыл полы в комнате «носовым платком», потому что Лида с утра ушла в «Белую виллу». После обеда, который тоже приготовил наскоро сам, на автобусе лётчиков он смотался в город за преподавателями, жившими в «Las Palmas».

К четырём часам по местному времени, к двенадцати по московскому, все собрались за большим столом на открытой веранде в «Белой вилле». Впервые три десятка советских людей, оказавшихся за тысячи километров от Родины в другом полушарии, встретились за одним столом. Люди с разных городов Советского Союза, разных возрастов, с разным образованием и жизненным опытом на время почувствовали себя соотечественниками. Такое могут себе позволить за границей только русские!

Вечер прошёл очень хорошо. Женщины постарались — стол ломился от самой разнообразной закуски. Даже было непонятно, как удалось им приготовить здесь некоторые «русские блюда». Выпито было много. Много было песен и танцев. Лётчиков приехал поздравить их начальник–никарагуанец, который сразу же попал под опеку женского общества. Уже поздно ночью прибыли Рябов, Павлов и Векслер, но их встретили как–то без энтузиазма. Народ уже разгулялся и не обращал внимания на начальство. Поэтому гости надолго не задержались и ретировались. Хозяева продолжали отмечать праздник. Разошлись поздно. Но празднование было продолжено в доме VL7, где поселился на время отсутствия Колтуна, новый молодой преподаватель–математик Бек Дуйсенбаев из Алма — Ата. Сергей с Лидой вернулись домой под утро. Конечно Лида, под конец, испортила настроение, и у Сергея опять заломило в затылке (как у Генриха Мюллера!). В последнее время эти приступы стали очень часты.

Но дело было сделано, и первый Новый год в Никарагуа был встречен по–советски!

Январь. «Bolonia»

После новогодней ночи «отходили» тяжело. Кольцов испытывал какую–то неудовлетворённость, хотя вроде бы всё прошло хорошо. Он слонялся по городку. Искупался в бассейне. Зашёл к Альберту, с которым посидели за бутылкой «Smirnoff» и вспоминали… Лаос. Вечерами читал Агату Кристи.

В понедельник, наконец, выехали на работу в университет и Кольцов начал занятия с группой историков. Но появились проблемы с бензином, и в один день вообще не на чем было выехать из университета домой. Кольцову пришлось переговорить с Кордеро. Между тем возобновились переговоры о новом доме. Кольцов с Абелем съездили его посмотреть. Дом понравился, но оказался очень большим. Это значит, что в нём будет много народа.

Векслер передал Кольцову, что Рябов решил замять «зубное дело», несмотря на то, что его попытки уговорить Франчука вернуть хотя бы часть денег не увенчались успехом. Колтун возвращался из отпуска, то есть его годичный контракт продлён, что, разумеется, не могло произойти без помощи Рябова. Виктору такой вариант не очень нравился и он попытался «узаконить» положение Кольцова как «старшего группы», но Сергей отказался, понимая, что с возвращением Евгения как «победителя» всё пойдёт по–старому.

В посольстве отношение к Колтуну было иное. Его вывели из «месткома» (профкома) и из Совета по Внешнеполитической программе, возглавляемого самим послом. Вместо него в Совет был введён Векслер. Кольцов выступил на заседании партбюро, на котором отчитывался Виктор. Как он заметил, послу понравилась его фраза, что «проблему кадров надо решать не количеством, а качеством».

Отношения с Лидой после Нового года продолжали оставаться «неустойчивыми».

«La Prensa»: В Афганистане идут бои под Кабулом, обстреляно советское посольство. На базаре одного из пограничных с Пакистаном городов захвачены 15 советских «советника». Афганские солдаты дезертируют из правительственной армии и убивают советских офицеров. В Нью — Йорке и Париже произошли нападения на советских дипломатов. В Праге началось совещание глав стран Варшавского договора, на котором выступил Ю. В. Андропов, сделав «предупреждения» в связи с ситуацией вокруг Кубы и Никарагуа.

…Преподавательскую группу лихорадил вопрос о «новом доме». Улучшить свои жилищные условия сразу захотели почти все. Виктор от участия в решении этого вопроса устранился, переложив его полностью на Кольцова. На Сергея посыпались «визиты» и заявления. Он понимал, что без скандала не обойдётся. Между тем покупка дома никарагуанцами затягивалась. Неоднократные разговоры с Абелем и администратором университета Эдди (зам. ректора по «экономике») дело с места не сдвинули. Проблема была в том, что здесь администрация, ведущая финансами, непосредственно не подчиняется университетскому руководству. Наконец, Абель сообщил, что договор купли на дом подписан. Но сроки переезда откладывались. В это время страсти продолжали разгораться. «Старики», не желавшие покидать «Планетарий», в своё время вопрос о приобретении нового дома провалили. Вновь прибывшие преподаватели с семьями оказались в «стеснительных» жизненных условиях. Из–за этого многие между собой переругались. Теперь все рвались в новый дом, который явно не сможет вместить желающих. Интересно, что Нистрюки на VL14 притихли, понимая, что, когда Кольцовы уедут, они получат новых, и менее терпеливых семейных соседей.

Кольцов с Векслером съездили ещё раз посмотреть новый дом. По дороге заехали в «дипломатический» магазин, который произвёл на Сергея сильное впечатление. Здесь продавалась, главным образом, «импортная» (японская) аудио и видео техника, а также другие «иностранные» вещи, отсутствовавшие даже в Centro Comercial. Покупки в этом магазине (за доллары) для советских специалистов были недоступны, так как для этого нужны «дипломатические карточки». У Виктора такая карточка была, и на неё Сергей купил японский фотоаппарат «Canon» (за 579$) с 33‑мя механизмами! В переводе на чеки Внешторга получилось 2 000! Всю ночь Сергей переживал по этому поводу. Во–первых, — это очень дорого (почти четверть стоимости машины в Союзе!). Во–вторых, он испугался, что напичканная в аппарате «электроника» выйдет из–под контроля. Через два дня Виктор вновь подвёз его в «дипмагазин», где он сдал фотоаппарат и взял магнитофон («систему») «Panasonic». Виктор посоветовал сказать коллегам, что Сергей купил «систему» у лётчиков. Это было обычным делом. Покупки обменивались постоянно. Вечером из «Белой виллы» пришли Саша и Нина и в доме Кольцовых они опробовали и «обмыли» новое приобретение.

В воскресенье состоялся организованный Кольцовым футбольный матч между командой советских лётчиков и университетскими студентами. Этому предшествовала очередная нервотрёпка. Утром ему позвонил Альберт и сообщил, что их автобус «разбился». Вдвоём пришлось вызывать машину из ГКЭС, добираться на ней в посольство, оттуда направлять автобус в «Планетарий» за ребятами. Встреча на университетском стадионе завершилась со счётом 2:0 в пользу молодых и подготовленных студентов, разгромивших упитанных «дядечек», бегавших по полю в «семейных» трусах и майках–безрукавках.

21 января в университете состоялось собрание–митинг по случаю годовщины смерти В. И. Ленина. Присутствовало 200–250 преподавателей и студентов. Прибыли Векслер, Владимир Кордеро и даже доктор Флорес. Короткая речь Кольцова была встречена аплодисментами. Абель Гараче в присутствии начальства вёл себя подобострастно. Но, возвращаясь с митинга в машине Виктора, Сергей узнал, что Абель и Эдди написали на него «донос» Владимиру Кордеро, жалуясь на его чрезмерную требовательность в решении вопроса о новом доме.

В субботу, по инициативе Кольцова и с разрешения Рябова, группа выехала в Масайю. Поездка прошла не утомительно. Пока другие суетились по покупкам, Сергей с Лидой посетили салон «Художественные ремесла». Затем пообедали в ресторане. Несмотря на это, отношения с женой обострились из–за её активности в спорах о новом доме. Ей не терпелось вырваться из этого «концлагеря».

Следующая неделя прошла в суете переезда в новый дом.

В понедельник Кольцов встретил в аэропорту вернувшихся из отпуска Николая и Ювенцуса. В университете занятия продолжались. Состоялся разговор с Владимиром Кордеро по поводу жалобы Абеля и Эдди. Вечером Виктор провёл собрание группы по поводу переселения в новый дом, заявив о том, что, кто хочет остаться в «Планетарии», останется. Таким образом, из «стариков» в новый дом переезжали только Кольцовы. После собрания Виктор в разговоре с Сергеем «приказал» отдать лучшую (самую просторную) комнату Орловым. Это была явная пощёчина, после того, как он столько сделал для приобретения этого дома, и удар по его престижу в коллективе.

В четверг, наконец, произошёл переезд в новый дом, который находился в центральном районе города, называемом «Bolonia». Район богатых домов, но некоторые из них были заброшены и запущены. В Никарагуа, после победы сандинистов, не была проведена конфискация имущества сбежавшей «буржуазии» (как это было сделано в своё время на Кубе), кроме семьи диктатора Сомосы. Многие «аристократы», выехавшие из страны, оставили свою собственность под охраной… государства. Так что правительство было обязано охранять её, но воспользоваться ею не могло. Только выкупить по цене, назначаемой собственником. Это была сложная процедура, начинавшаяся с установления связи с хозяином за границей и долгим торгом с его «доверенными лицами» здесь. Так за полтора миллиона кордобас был приобретён этот дом, принадлежавший эмигрировавшему врачу. Дом стоял на широкой асфальтированной улице, обрамлённой высокими королевскими пальмами и гигантскими кактусами.

В доме находилось шесть комнат–спален с отдельными туалетами и душевыми и одна небольшая «камарерская» (для прислуги) рядом с большой кухней. Кухня была оборудована двумя электрическими плитами и большой «морозильной камерой» (вместо холодильника). В коридорчике между кухней и «камарерской» под открытым небом, стояла большая стиральная машина (над которой были натянуты верёвки для сушки белья). Из коридорчика деревянная лестница вела на крышу, где над кухней находилась небольшая «смотровая площадка». В спальнях стояли только широкие кровати без спинок и пара тумбочек. В стену был вделан платяной шкаф. У Кольцовых, также как и у Орловых это были отдельные маленькие комнаты. Окна были забраны стеклянными жалюзи. В середине дома находился большой «атриум», зал с кафельным полом. Из него стеклянные раздвижные двери вели во внутренний «патио» (сад), на котором росли два лимонных и одно банановое деревья. Сад был запущен и зарос травой и мелким кустарником. В этот сад можно было также выйти также из дверей крайних комнат Кольцовых и Орловых. Между комнатой Кольцовых и высокой бетонной стеной, окружавшей дом и сад, находился собственный маленький «патио». За стеной сада оказался запущенный пустырь. Справа и слева находились необитаемые дома.

В новый дом въехали также две недавно прибывшие семейные пары Жарковых и Ромашиных и «холостяк» Бек, который расположился в «камарерской». Две оставшиеся комнаты были «зарезервированы». На следующий вечер провели домашнее собрание. Выбрали «старшим» по дому Евгения Орлова, как старшего по возрасту. Его супругу Татьяну Фёдоровну назначили «кастеляншей», то есть старшей по «женскому хозяйству».

Утром мужчины провели «субботник» по чистке внутреннего сада. После этого они сходили (впервые пешком!) в супермаркет «Plaza de Spania» и в немецкую пекарню–булочную ‘Panaderia». В это время женщины были заняты приготовлением стола. Вечером принимали гостей. Приехали ректор Хоакин Солис с женой и маленьким сыном, Абель и Сесилия, которая жила рядом. Приём прошёл хорошо. Но после провода гостей, Кольцову пришлось сделать «внушение» Орловым, разъяснив, что в этом доме, кроме них, теперь будут жить ещё другие люди и они здесь не гости. Это была первая его «стычка» с Орловыми.

Первые ночи прошли беспокойно из–за постоянного шума крыс на «чердаке» (как оказалось позже, это были не крысы, а «лемуры» — травоядные животные, похожие на больших ящериц от одного до полутора метров длиной, по ночам устраивавшие шумные «игрища»). Из–за землетрясений никарагуанские дома строились фактически без крыш в обычном понимании. Вместо привычного потолка — фанерное (или в богатых домах — деревянное) перекрытие. Сверху почти прямо на него кладётся лёгкая черепица. Пространство между ними очень узкое — несколько десятков сантиметров. Это создавало воздушную «подушку», ослаблявшую жар от крыши во время высоких температур. Такую же роль выполнял кафельный пол, который укладывался прямо на землю (фундаментов у таких домов не было).

В воскресенье Кольцовы отправились на прогулку по району. Это ощущение свободы можно было оценить лишь после полугодового заточения в «лагере» за металлическим забором. Именно за это боролся Сергей! Они прошли до кинотеатра «Dorado» (в который теперь можно ходить в любое время), затем повернули обратно и достигли военного госпиталя (Сергей не мог знать, что это соседство вскоре окажется кстати). И затем, удовлетворённые вернулись домой.

Между тем в течение января в Никарагуа, Сальвадоре и Гватемале продолжались бои. В стране заканчивается кампания по уборке кофе и начинается кампания по уборке хлопка, к которой мобилизуются «резервисты», студенческая молодёжь. Сбор кофе и хлопка на севере страны происходит при постоянном нападении банд «контрас» на крестьян и городскую молодёжь. В северной провинции Нуева Сеговия «контрас» увели с собой 67 крестьян. Другой отряд напал на машину ИНДРА (Институт Аграрной реформы), погибло 2 инженера. На севере продолжаются серьёзные бои.

В Манагуа проходит заседание Координационного бюро министров иностранных дел «неприсоединившихся стран». Участники приняли «Обращение Манагуа» против агрессии США. В городе состоялась манифестация в честь этого заседания. Команданте Виктор Тиноко назначен представителем Никарагуа в Совете Безопасности ООН. В Манагуа арестован и обвинён в «связи» с США вице–министр юстиции. В стране продолжается обсуждение проекта закона о партиях. Правые («консервативная» и «либеральная») партии от диалога отказались. Левые («коммунисты» и «троцкисты») выдвигают радикальные требования. Социалисты придерживаются умеренных позиций. Сандинисты «держат паузу».

Из Коста — Рики сбежал в США никарагуанский посол с казной. Гондурас готовится к новым военным манёврам на границе при поддержке США. В Сальвадор прибыл известный политический лидер, председатель Демократического Фронта Унго. В Сальвадоре партизаны в жестоких боях несут большие потери, полковник Очоа, возглавляющий ультраправое крыло армейских офицеров, поднял мятеж против министра обороны Гарсия. Куба и Боливия восстановили дипломатические отношения при посредничестве Никарагуа.

Освоение нового дома проходило трудно. Надежды Кольцова на то, что переезд в город нормализует его отношения с женой, не оправдались. И на новом месте всё продолжалось по–старому. Теперь Лида получила большую свободу и большую арену для своих «выступлений». Обстановка в группе тоже оставалась напряжённой в преддверии приезда Колтуна и возраставшей «самостоятельности» Орлова (который явно заручился поддержкой Векслера, с которым они были ровесниками и вместе прожили месяц в одном доме). Он вообразил себя не иначе как Моисеем на горе Синайской. Всё это утомляло Сергея. Из–за невозможности изменить обстановку и «отключиться», хотя бы на несколько минут, он ощущал постоянную усталость. По ночам не высыпался, часто болело сердце. Днём на работе от жары раскалывалась голова. А при этом нужно было руководить группой в двух «лицах», без «дублёра».

История с покупкой дома показала, что Векслер окончательно занял «отстранённую» позицию. «Это — твоя проблема», — заявил он Сергею. Поэтому все последствия жёстких переговоров с никарагуанским руководством, а иначе этот вопрос так и не сдвинулся бы с места, обрушились на него. И «зубное дело» и покупка нового дома привели к явному охлаждению руководства к Кольцову. Здесь, конечно, подсуетился и Абель Гараче. Ясно, что при Колтуне всё было тихо и беспроблемно. Все были довольны и… ничего не делали. Гэкеэсовское начальство тоже жило спокойно, не утруждая себя «посторонними» заботами. Поэтому теперь все с надеждой ждали возвращения Колтуна. Даже — Векслер, которого, похоже, начала раздражать активность Кольцова. Своих целей он достиг, заняв то положение в посольской иерархии, к которому стремился.

Будучи не первый раз за рубежом, Сергей понимал прекрасно, что заграница — это «нейтральная полоса» (точнее — «полоса отчуждения), где не действуют ни советские законы, ни советская мораль. Здесь живут не «по совести», а «по отношениям». Всё подчинено трудно уловимой, но жёсткой системе личных отношений, в основе которых заложен определённый интерес. Важно, кто стоит за тобой, какой интерес ты представляешь, как тебя можно использовать. Сейчас или в перспективе. Вместе с тем, здесь человек впадает в «экстаз» внутренней свободы и быстро становится ясно, кто есть кто, потому что этого никто не считает нужным скрывать. В рамках установленных «правил игры» он вообще «неподсуден». Таким образом, воровство — здесь не воровство, а «ошибка», подлость — не подлость, а «собственное мнение», и т. д. Неважно, кто ты сам по себе, важно, как к тебе относится «начальство».

Сергей не привык никогда ни перед кем «прогибаться», и не собирался делать это впредь. Он знал, что одним это нравится, другим — нет. Ну, что ж, значит, так тому и быть…

Февраль. Никоноомо

Дни Кольцова были заполнены обычной суетой. С Абелем решался вопрос о перебоях с транспортом. Собственно для него лично это было уже не столь важно, так как теперь в случае необходимости за ним заезжали никарагуанские коллеги. В группе с большой апатией была проведена «кампания» по подписке на советскую печать. Виктор ввёл новое правило работать по субботам, хотя это было глупо, так как в этот день студентов в университете нет. Эта глупость с ежедневным выездом на работу и пребыванием там по восемь часов при изнуряющей жаре, иногда в полном безделье, объяснялась только упрямством Рябова, стремившегося таким образом сохранить «советский» режим рабочего дня, который, однако, совершенно не соблюдался в экономической миссии, да и в других учреждениях, за исключением посольства.

В среду вечером к Кольцову домой нагрянули Хуан Гаэтано и ребята из Департамента: чилийцы Луис и его жена Изабелла и итальянец Ренсо. До сих пор с этими коллегами у Сергея были лишь «рабочие» отношения. В тот вечер они просидели долго в «патио», пили и говорили о «политике». Сергей пожаловался Хуану на постоянный шум на крыше по ночам.

На следующее утро Хуан приехал и, забравшись по ограждающей стене на крышу, пытался выяснить, кто же там обитает. Но крыша не выдержала грузное тело никарагуанца и он, проломив потолок, рухнул на кровать в комнате. К счастью ничего себе не повредил, лишь слегка подвернул ногу. Но теперь в потолке комнаты зияла огромная дыра, через которую было видно по ночам звёздное небо и разила страшная вонь.

В субботу вечером Кольцов повёз свою «футбольную команду» на матч в частный колледж INCAE, работавший под патронатом Гарвардского университета. Колледж располагался в просторном одноэтажном здании с верандой, выходившей к бассейну, и окружённом небольшим парком со спортивными площадками. Сергея встретил в своём роскошном кабинете ректор колледжа, типичный «гринго» — чопорный североамериканец. Беседа была на английском, официальной и короткой. Обе команды играли старательно, но студенты выиграли. Потом было купание в бассейне, угощение пивом с «закуской». Все остались довольны. Вечером отправились в кино и посмотрели итальянский фильм «Насилие в итальянском поезде».

В воскресенье неожиданно приехали чилийцы Луис и Изабелла и забрали Кольцовых на прогулку по городу. Сначала заехали на «Восточный рынок» («Oriente»), а потом посетили краеведческий музей. Музей выглядел скромно, но его экспозиция оказалась интересной. Особое впечатление оставил отпечаток ноги ребёнка на куске вулканической лавы. Потом посетили дом чилийцев, и Кольцовы познакомились с их очаровательными детьми маленькими Луисом и Изабеллой, лет пяти и шести.

Дома вечер закончился визитом никарагуанских друзей Бека, с которыми Сергей просидел до поздней ночи, выпивая за здоровье Сандино и… Сомосы(!). Он уже давно заметил, что в определённых «интеллигентских» кругах в отношении к «диктатору» Анастасио Сомосе–младшему присутствовали ностальгические нотки. Ведь при нём в стране был «порядок» и многие жили «хорошо», а некоторые — «очень хорошо». Сейчас эти люди живут «хуже», а некоторые — «совсем плохо». Революция им, по сути, ничего не дала, но несла в себе опасность потерять всё. Таких людей в Манагуа было немало…

В понедельник утром Кольцов встретил Колтуна в аэропорту. С ним прилетели трое новых преподавателя, один из них — специалист по «научному коммунизму», который будет работать в Леоне. Теперь полная «троица»: философ, политэконом и «коммунист». Он доставил всех в ГКЭС, где Колтун сразу же получил «холодный душ» от Рябова. Но своей спеси не сбавил. Затем в доме на «Болоньи», куда поселили «новеньких», Векслер их проинструктировал. Однако они не «выставились», как было принято, поэтому угощали «хозяева». Виктор произнёс тост за «людей с плохим характером, но всё–таки делающих дело». Сергей понял намёк…

В доме уже несколько дней не работал телефон, и до сих пор не привезли холодильник. Народу стало больше и шумнее. Большая коммунальная квартира с фанерными дверями, которые, кстати, по никарагуанскому обычаю, не имели ни замков, ни задвижек.

Через день Кольцов провёл впервые партсобрание всей группы, которая стала большой. В своём выступлении он подробно рассказал об итогах «зубного дела» и роли в нём Колтуна. Векслер ограничился короткой напутственной речью. Остальные промолчали. «Новых» это не касалось, «старики», оставшиеся в меньшинстве, уже получили «своё». Но Колтун испугался и заявил, что у него «сердечный приступ». Однако уже на следующее утро он был «в порядке» и было объявлено, что он возвращается к своим обязанностям «старшего группы». Сергей понял, что Виктор его «сдал»…

В четверг после обеда в CNES Кольцов вместе с Евгением Орловым имели беседу с прибывшим с кратким визитом в Манагуа В. Вольским из Московского института Латинской Америки. Забавно было слушать, как московский «чиновник от науки» снисходительно рассуждал об «ошибках» сандинистского руководства. С такими «латинистами», с трудом изъяснявшимися на испанском языке, но с большим апломбом, Сергей был знаком в Москве. В заключение разговора он, к величайшему удивлению гостя, передал «привет» директору института Серго Микояну.

В университете Владимир Кордеро провёл совещание с участием советских преподавателей. После этого в Департаменте Хуго Мехийа сделал реорганизацию, сняв Франсиско — Серхио с заведования секцией философии. Кольцов понимал, что его друг не в состоянии руководить интернациональным коллективом, у него нет авторитета и характера. Но объяснить ему это он не мог. У него состоялся долгий разговор с Луисом Салазаром о программе чилийских «левых»: «Con razon y fuerza venceremos!» («Победим разумом и силой!»). Похоже, что они не извлекли уроков из трагедии 73‑го года и жаждут реванша. Луис не считал сандинистов «настоящими революционерами», но и к кубинским «коммунистам» относился без пиетета. Такая явно меньшевистская позиция. Здесь в Никарагуа Сергей имел возможность изучать революционную ситуацию в России после «февральской революции» 1917 году!

В субботу утром приехал Франсиско — Серхио и забрал Кольцовых к себе. Позже к нему подъехали Хуго Мехийа и Вероника с некоторыми ребятами–философами. За обедом разговор шёл тяжёлый в виду произошедших перемен. Видно было, что Норма очень переживала. На что они надеялись, собрав гостей? Заехавший за Кольцовыми Хуан Гаэтано отвёз их в резиденцию АПН, где познакомил с её хозяином Иваном Петуховым и его гостем — никарагуанским журналистом Густавом Тальма, членом Сандинистского Фронта, социалистом, психиатром по образованию. Их ждали и на мангале доходили шашлыки. Петухов продемонстрировал дорогую систему «Sony» и отличную подборку музыкальных дискет, которой сразу же занялась Лида. Мужчины, как и положено, углубились в политические споры, которые становились тем более жаркими, чем больше было выпито.

Со стороны их разговор выглядел странным. Два никарагуанца «нападали» с вопросами на советских журналиста и философа, которые пытались объяснить им своё понимание феномена Сандинистской революции. Гаэтано учился, а Тальма неоднократно бывал в Советском Союзе, и они, как «социалисты», пытались проводить параллели с «Октябрьской революцией» и её последствиями в России. Кольцову пришлось с большим трудом убеждать своих оппонентов в том, что между этими двумя революциями — «большая разница».

На следующий день Луис забрал Кольцовых на просмотр чилийского документального фильма. И хотя просмотр не состоялся, Сергей познакомился с чилийской колонией. Многие учились в Москве и хорошо говорили по–русски. После этого Луис со своей семьёй и Кольцовыми (в маленький старенький «додж» поместились 6‑ть человек) отправились на «Crucero» («Перекрёсток»). Это высокая гора в 25 километрах от Манагуа, с которой открывался великолепный вид на город и окрестности. Но ветер здесь продувал до костей, и не верилось, что «внизу» — 40 градусов жары.

Вечером нагрянули Франсиско — Серхио и Норма, вместе поужинали, поговорили о делах «церковных», так как Норма — католичка, а её супруг от религии «отрёкся», а теперь «сомневался».

Таким образом, с переездом Кольцовых в город их «светская» жизнь стала более интенсивной. Это позволяло не только расширять контакты, но и сократить до необходимого минимума общение с соотечественниками, которые предпочитали коллективный отдых «по–советски». Теперь часто Луис заезжал за ним утром и отвозил в университет, или Хуан забрасывал после работы домой. Лида, постепенно овладевая азами испанского, умела находить общий язык с друзьями Сергея, быстро превращая их в «своих». Они её обожали и не догадывались об их семейной драме…

В понедельник Кольцов на работу не поехал, остался «дежурным» по дому. Таково было решение мужчин, так как на весь рабочий день женщины с детьми оставались дома одни, не зная языка и не имея возможности связаться, в случае необходимости, с мужьями по телефону. Сергей отвёл Лиду в военный госпиталь, так как в последние дни у неё разболелись зубы. Но это не изменило её настроения. Теперь её бойкот выражался в отказе заниматься приготовлением еды. И ему приходилось часто «перекусывать» в ресторанах, так как дома толкаться с женщинами на кухне было стыдно.

Вечером после работы нагрянул Колтун и провёл собрание группы, зачитав свои «декреты». Первый гласил об обязательной оплате питания в университетской столовой, второй — об отмене дежурства по домам. Всё это было ерунда, но Евгений, таким образом, заявлял свои права «старшего», игнорируя, при этом мнение парторга Кольцова и профорга Максакова. Он был полон оптимизма. Сергею было противно на него смотреть, но Колтун его трогать пока не решался. За него это уже пытались делать другие. Бек на собрании высказал ему ряд «претензий». Интересно, как «восточные» люди шкурой своей чувствуют перемену власти!

Разговор об этом Кольцова с Векслером в CNES ничего не дал: «я умываю руки», — был его ответ. Но всё–таки встреча в ГКЭС «тройки» с Рябовым в присутствии Векслера состоялась. Рябов «возмущался» Колтуном. Но тот предъявил письмо Владимира Кордеро, в котором заявлялось, что университет не имел никаких претензий по «зубному делу». Он тут же был прощён и аудиенция закончилась. «Любит он его», — констатировал по дороге домой Николай. Сергей понимал, что теперь на него обрушится «возмездие».

В CNES Кольцов узнал новости от Эрвина и Сильвии, что их «идеологическую комиссию» распускают, и доктор Флорес подал в отставку. С Хуаном они побывали в «Yerba Buena» («Хорошая Трава»), книжном магазине–кафе, которое содержала соцпартия. Хуан купил ему книгу о Хрущёве (английского автора) и вручил для «ознакомления» машинописную «рукопись» книги «Философия и кризис». Затем дома они поговорили о судьбе Эрвина и вообще об идеологической политике Сандинистского Фронта.

— Послушай, Хуан, ты можешь мне объяснить идеологическую позицию Фронта? — спросил Сергей у своего друга. — Сандинисты не хотят, чтобы их называли «марксистами». В стране коммунисты вообще не играют никакой роли.

— В то же время они стремятся к членству в «Социнтерне» и набиваются на дружбу с «социалистическими» правительствами в европейских странах, — продолжил Хуан. — Всячески заигрывают с соцпартией, которая, однако, от них дистанцируется из–за неопределённости их идеологического кредо.

— Но, смотри, Хуан, они выступают от имени «народа» Никарагуа, включая в него и буржуазию, которая их игнорирует. Сандинистское руководство идёт на все уступки «правым» оппозиционным партиям и церковному клиру, которые поносят его во всех средствах массовой информации и за рубежом. Неужели сандинисты настолько наивны, что всерьёз рассчитывают на поддержку буржуазии?

— Думаю, что нет. Но важно другое. Пользуясь, действительно, поддержкой крестьянства и молодёжи «среднего класса», сандинисты пока ничего не могут им дать. Даже защиту… Ты представляешь, немало людей из средней буржуазии, — «крупная» буржуазия покинула страну, — открыто сочувствуют «контрас», в рядах которых есть их родственники.

— Но ведь это — своеобразная «пятая колонна» в тылу Сандинистского Фронта, — заключил Кольцов…

21‑го числа отмечалась годовщина со дня его смерти Сезаря Аугусто Сандино, героя национально–освободительной войны 30‑х годов. Кольцов с Хуаном, Орловыми и коллегами по Департаменту посетили Никоноомо, городок, где родился и провёл детство Сандино.

Они осмотрели небольшой домик его отца, в котором собраны некоторые вещи прославленного «генерала Свободы» и его фотографии. В частности — фотография Сандино с президентом страны Сакасой, который был обязан генералу своим возвращением к власти, и Сомосой–отцом, директором Национальной гвардии, по приказу которого Сандино был убит. Во дворе дома — небольшая скульптура Сандино, у которой состоялся короткий импровизированный митинг. Покинув дом–музей, все отправились обедать в соседний посёлок Масатепе, где был ресторан. Возвращались на рейсовом междугороднем автобусе, так как университетский автобус за ними не пришёл. По дороге остановились в местечке Сан — Маркос — родине Анастасия Сомосы, у отца которого управляющим служил отец Сандино. В Манагуа въезжали по северной дороге через «Крусеро».

Вечером того же дня Луис пригласил к себе Кольцова и Орловых на чилийские чебуреки и шашлыки. Потом подъехали эквадорец Пако Фьерра, итальянцы Ренсо и Маргарита, Химена с мужем. Так что собралась почти вся философская секция. Пели чилийские и итальянские песни под гитару. Много выпили. Разъехались по домам поздно. У Сергея всю ночь раскалывалась голова (давление измерить здесь было нечем).

В воскресенье утром Кольцов сходил в соседний ресторан пообедать и просидел весь день дома, читая книгу о Хрущёве, из которой ничего особенно нового он не узнал. Автор явно пользовался советскими источниками. Потом посмотрел рукопись, оставленную Хуаном, которая была написана в антимарксистском духе. Вечером он посмотрел по телевизору концерт–шоу Камило Сесто. Это были немногие минуты отдыха в доме, так как его соседи–соотечественники не интересовались латиноамериканской музыкой. Да и художественные фильмы они смотрели весьма редко, не владея в достаточной мере английским и испанским языками. Так что основными зрителями телевизора были дети, которые весь день смотрели свои «мультики». И благодаря этому начинали общаться между собой на какой–то только им понятной смеси трёх языков, и уверено объясняли своим родителям содержание фильмов. Сергей подружился со смышлёным сыном Ромашиных пятилетним Данькой, с которым всегда находилась общая тема для «мужского разговора». Данька напоминал Сергею старшего сына от первого брака, которому было одиннадцать лет, и который сейчас находился в мидовском интернате в Подмосковье.

В последние дни ничего особенного не произошло. Однажды вечером Кольцова навестил Чукавин с женой, поговорили про жизнь «общественников». Из Леона Гонсало привёз в CNES нового преподавателя «научного коммунизма» Володю Ермакова, который, по его словам, намеривался произвести в университете «социалистическую культурную революцию». Сергею пришлось терпеливо ему кое–что «разъяснить». Сам он, проводя очередное занятия со студентами–историками, «попался» на Сталине. Работать в его «кабинете» без вентилятора стало очень тяжело из–за усиливавшейся жары («сухой сезон»).

В группе Евгений Колтун вёл себя «тихо». «Тройкой» обсудили все спорные вопросы: о питании, о дежурстве, о работе по субботам. Но Рябов их решения проигнорировал.

23 февраля женщины дома под руководством Татьяны Фёдоровны неожиданно устроили мужчинам «приём». Много пили и… даже пели. Сергей неожиданно исполнил «а капелла» свою любимую со студенческих лет песню Окуджавы «Последний троллейбус», чем привёл присутствовавших «в стопор».

В пятницу после посещения посольства Кольцов с Орловым заехали на машине Петухова к нему в гости. Выпили по коктейлю и чашечке кофе, взяли у него фотографии и кое–какую литературу АПН.

В Гондурасе начались военные манёвры «Pino Negro» («Чёрная сосна») с участием военных США. В Никарагуа оппозиция требует президентских выборов в 1984 году. Бои продолжаются на северной границе и на Атлантическом побережье, сообщают о 73 убитых «контрас». В Никарагуа упал с моста грузовик, вёзший студентов Леона на уборку хлопка, погибло 4 человека. Архиепископ Манагуа Обандо–и–Браво вылетел в Рим с целью отговорить папу от посещения Никарагуа.

«La Prensa» отметила 50‑ю годовщину прихода Гитлера к власти в Германии и сообщила, что в Афганистане освобождены из плена 12 советских «советника» и выданы изуродованные трупы 4‑х.

Март. Папа Римский и Карл Маркс

В посольстве прошло очередное партсобрание, на котором Чукавин критиковал «общественные организации» за бездеятельность. Кольцов заметил, что Виктор Петрович пользовался информацией по ГКЭС, которую он получил от него. Вообще он уже понимал, что существовало определённое соперничество между «миссиями» посольства, представлявшими различные союзные ведомства, которое обострилось со сменой руководства в Москве.

В Манагуа на площади «19 июля» состоялся траурный митинг, посвящённый ребятам из университетского батальона «30–62», погибшим в бою против «контрас» на севере страны. На митинге выступил Байардо Арсе, говоривший жёстко, но неопределённо. Много эмоций, мало мыслей! Но 16 гробов, накрытых знамёнами Сандинистского Фронта, говорили сами за себя…

Итак, наконец, 4 марта в Манагуа прилетел папа римский Иоанн Павел II. (бывший польский кардинал Войтыла)

За всей церемонией обитатели дома «Болонья» наблюдали по телевизору.

В аэропорту папу встречали все руководители Сандинистского Фронта — 9 «командантес», а также архиепископ Манагуа Мигель Обандо–и–Браво. Даниэль Ортега и Иоанн Павел II обменялись короткими приветственными речами. Затем папа отбыл на вертолёте в Леон. Здесь на открытом поле перед зданием медицинского факультета университета он выступил с речью о необходимости религиозного воспитания молодёжи. Присутствовавший народ принимал его с энтузиазмом. После этого папа посетил Кафедральный собор и вернулся в Манагуа. В Президентском дворце прошла официальная встреча папы с руководством страны.

На площади «19 июля» народ ждал папу с 12-ти часов. Собралось несколько десятков тысяч людей. Наконец, прибывший на своём стеклянном и бронированном «папамобиле» Иоанн Павел II, после исполнения (по радиотрансляции) религиозных гимнов, начал свою проповедь… с призыва к защите священников и единства церкви. Это можно было понять в контексте происходивших событий в стране. Католическая церковь в Никарагуа заняла откровенно антисандинистскую позицию. Лишь отдельные священники, — Карденаль (министр культуры), Д’Эското (министр иностранных дел) и другие, — были на стороне революционного правительства. За это никарагуанский архиепископ требовал отлучения их от церкви. Папа явно выразил свою позицию на стороне иерархов церкви. Его призыв к новому «крестовому походу» против «врагов» церкви прозвучал достаточно понятно.

С крыши дома «Болонья» было хорошо видно и слышно, что происходило на площади Революции.

Народ быстро понял, что папа призывал к «примирению» с «контрас» и поддерживал оппозицию. Тогда народ зашумел. Из толпы стали раздаваться возгласы: «Мы хотим мира!», «Власть народу!», «Родина или смерть!». Наконец гимн Сандинистского Фронта, подхваченный многотысячной толпой, заглушил радиотрансляцию последних слов папы. Разгневанный «непониманием» папа вынужден был срочно покинуть трибуну в плотном кольце полутора десятков церковных иерархов в белых сутанах. Это было сделать нелегко и папе буквально пришлось прорываться к своему «папамобилю». Руководители Фронта остались на трибуне. Трудно себе представить, что они чувствовали, так как многие из них были глубоко верующими католиками. Папа, по сути, предал их анафеме.

Однако в аэропорту папа был препровождён со всеми государственными почестями. Он вылетел в Коста — Рику, затем посетит Панаму.

На следующий день после визита папы римского в Манагуа, вечером в «Болонью» приехал чилиец Луис Салазар вместе с уругвайкой Сильвией и Хуаном Гаэтано и забрал Кольцовых к итальянцам, которые жили за городом, по дороге на «Крусеро». Там уже был эквадорец Пако Фьерро. Расположились во дворе дома, вокруг деревянного стола под ветвями большого старого дерева. На железной решётке, положенной на камни, в которых тлел костёр, жарили мясо «по–чилийски», которое приправлялось итальянскими специями и никарагуанской «зеленью». Всё это запивалось ромом со льдом. Вокруг была звёздная ночь и тишина. Все были возбуждены вчерашними событиями на площади Революции, где они присутствовали. Спорили жарко. Все считали себя «марксистами», но к религии, а значит к папе римскому, относились по–разному. Все были единодушны в том, что папа выступил провокационно, фактически поддержав оппозицию церкви и «контрас» как равноправные политические силы. Но мнения расходились в том, каковы будут последствия этого события. Всё–таки в католической Латинской Америке влияние Рима значительно. И с этим вынуждены считаться политические и государственные руководители. Кольцов рассказал, как решили этот вопрос большевики после Октябрьской революции, и напомнил, как умно «нейтрализовал» католическую церковь Фидель Кастро на Кубе.

Домой Кольцовых отвёз Пако. Ночью у Сергея вновь болело сердце.

В понедельник Кольцов присутствовал в университете на лекции о Карле Марксе доктора Александра Серрано, молодого (лет 35-ти) посла во Франции. Оказалось, что он — автор той рукописи «Философия и кризис», которую Сергей рецензировал по просьбе Хуана Гаэтано. Лекция произвела приятное впечатление, хотя она была прочитана в «еврокоммунистическом» духе и опиралась на идеи «праксиса» и «одного Маркса». Вечером Серрано выступил по телевиденью.

В Никарагуа началась 100-дневная кампания, посвящённая столетию со дня смерти Карла Маркса. Команданте Виктор Тирадо объявил, что Сандинистский Фронт будет опираться на марксизм–ленинизм, как на теоретическую основу построения нового общества. Даже священники–министры заявили, что они — тоже «марксисты». В преддверии 100-летия со дня смерти Карла Маркса газета «Nuevo Diario» начала печатать статьи о марксизме.

«Международный женский день» начался с утреннего визита в «Болонью» Ивана Петухова и Хуана Гаэтано. Каждая женщина дома получила по две корзины цветов. Вечером Петухов приехал с супругой. Затем подъехали Луис, Хуан и Альфонсо (знакомый кубинец из «Планетария»). Женщины развернулись, стол был накрыт богато. Сидели долго. Говорили много, в основном о визите папы. Однако не всем обитателям дома это было интересно. Так что вскоре с гостями остались только Кольцов и Орлов. Гости разъехались поздно.

На другой день Кольцов заехал в CNES, по просьбе Эрвина, который хотел обсудить с ним проект «преобразования» идеологической комиссии. Неожиданно туда нагрянул Чукавин к доктору Арагону (сменившему доктора Флореса) по поводу стипендии ЮНЕСКО. Он рассказал Сергею, что теперь Рябов «переводит стрелки» с Колтуна на Векслера. Так что, похоже, «Великий комбинатор» проиграл в этой партии.

Вечером Кольцов присутствовал в никарагуанском Союзе журналистов, где Петухов проводил «Круглый стол» в связи со 2‑й годовщиной XXVI съезда КПСС. Выступали Орлов, Хуан Гаэтано, Густаво Тальма, Мигель Мурильо (из экономической школы). В заключение выступил советский посол. Сергей находился рядом с ним, на случай «консультации», и отвечал на вопросы. Присутствовали журналисты «Радио Сандино», телевидения, корреспонденты всех газет. Всё прошло хорошо, включая «коктейль». Посол остался доволен. После этого вся кампания, без посла, отправилась к Петухову, где долго говорили (и пили) об университетском руководстве и о визите папы.

Иоанн Павел II продолжает своё турне по Центральной Америке. Сальвадорская радиостанция сообщила о раскрытом в стране «заговоре» с целью убийства папы римского во время его визита в страну. В Гондурасе он говорил о правах женщин. В Гватемале — о чём говорил, пока не известно. В Гондурасе сообщили о расстреле захваченных партизан. Сандинистский Фронт выступил в печати с разъяснением по поводу визита папы в Никарагуа. Общий тон — разочарование. Радио сообщило, что погиб команданте Санчес, который утонул, пытаясь спасти детей.

«La Prensa» пишет о боях в Кабуле и о нападении на советское посольство и районы, где живут советские специалисты.

Между тем в Манагуа стали исчезать из продажи мясо, молочные продукты и лекарства.

Среда оказалась для Кольцова сумасшедшим днём. Утром он заехал в посольство, чтобы забрать фотоматериалы по Карлу Марксу для выставки. Но наскочил на посла, который пригласил его к себе в кабинет для беседы о подготовке лекции о Карле Марксе. Лекция нужна была срочно. Поэтому ему был придан в помощь секретарь посольства Ермак, который забрал его к себе домой «на обед», где они быстро выполнили задание. Потом он отвёз Сергея в университет.

Ночью Сергей почувствовал боли в районе почек. Так как это было впервые, он не придал этому значения.

Утром Кольцов отправился в университет. Оттуда его вызвали в посольство на заседание «партактива» в связи с празднованием столетия со дня смерти К. Маркса. Посольское руководство была застигнуто предстоящим врасплох, так как впервые столкнулось с латиноамериканской (испанской) традицией отмечать юбилеи Великих людей не по дням рождения, а по дням смерти. Во время заседания с Сергеем случился новый приступ. Он вынужден был выйти из помещения, но деваться ему было некуда. Он прилёг на диване в коридоре, где его и нашёл встревоженный Векслер. Он же срочно отвёз его домой.

Но дома Кольцову стало совсем плохо. Он вынужден был позвонить Рябову и попросить вызвать посольского врача. Юрий Васильевич Гастев, с которым Сергей был знаком, приехал часам к 10-ти очень недовольный тем, что его побеспокоили. В его обязанности не входило предоставление медицинской помощи «специалистам», к тому же по специальности он был… педиатром. Он предположил, что это — почечные колики и отвёз на своей машине Сергея в военный госпиталь, который находился недалеко от их дома. На этом он счёл свой врачебный долг исполненным и отбыл домой. Сергей долго лежал в коридоре на каталке, на которой его привезли, испытывая страшные боли в пояснице. Но на его призывы никто из проходивших мимо врачей и медсестёр не обращал внимания. Наконец, где–то в полночь, ему сделали обезболивающий укол и поставили капельницу. Всю ночь его рвало. Это было ужасно. Под утро боль утихла. Понимая, что здесь никому не нужен, он встал и покинул госпиталь.

Два дня Сергей провалялся в постели. Лида проявила полное равнодушие. Её всегда раздражало, если у него появлялись проблемы со здоровьем. Однако соседи по дому проявили сочувствие и пытались помочь. Приехали Франсиско — Серхио и Норма, привезли несколько кокосов, молоко которых помогает при почечных приступах. Начальство здоровьем Сергея не интересовалось…

В понедельник утром, измученный двумя бессонными сутками, Кольцов с трудом дошёл до военного госпиталя и добился приёма у врача по имени Урбан. Молодой человек принял его довольно вежливо, но ничего вразумительного сказать не смог и посоветовал сделать рентген. Но, видя состояние Сергея, позвонил из кабинета доктору Гастеву в посольство и сообщил о необходимости его госпитализации. Пока Кольцов добрался до дома, Гастев созвонился с Рябовым, тот дал машину и во второй половине дня Кольцова увезли в советский военный госпиталь, который находился недалеко от города Чинандега (в 80 км. от Манагуа) на северной границе с Гондурасом (где шли бои). К счастью Кольцова в ГКЭС оказался начальник госпиталя Кисаев, который и сопровождал его. По началу Сергея приняли хорошо. Вероятно, начальник решил, что он требует «особого внимания». Но вскоре его перевели из удобной палаты с кондиционером в обычную душную палату, в которой он оказался рядом с Чеславом, попавшим сюда несколько дней назад из–за проблем с печенью.

Вокруг госпиталя — только леса и горы. В десятке километров возвышалась огромная гора действующего вулкана, над которым постоянно дымилось серо–грязное облако. Госпиталь представлял собой полтора десятка больших и малых армейских палаток, огороженных одним рядом редкой колючей проволоки. В таких же палатках жил и медперсонал, человек двадцать врачей и медсестёр. В единственном небольшом одноэтажном здании располагались «приёмный покой», кабинеты «начмеда» и главного врача, а также две двухместных палаты для «своих». Остальные «кабинеты» и «лаборатории» размещались в палатках. Низ палаток всегда был поднят, так как это была единственная вентиляция в 40-градусную жару. Всё оборудование: железные кровати, алюминиевая посуда и прочее, — конечно, были советские. На постельном белье и гарнизонной «мебели» сохранились даже печати Подольского военного госпиталя. Контингент пациентов — раненные в приграничных боях никарагуанцы. В основном — молодые ребята из провинции. Ранения, главным образом, не тяжёлые, так как здесь не было условий для проведения сложных операций. Мальчишки были счастливы, что попали в такие «курортные» условия, где их лечат, кормят и заботятся о них.

Каждое утро у стен «главного» корпуса выстраивалась очередь людей, прибывших за медицинской помощью. Обычно они приходили пешком из отдалённых горных посёлков («ферм»), иногда добираясь несколько дней. Приходили целыми семьями, чаще всего из–за детей. Взрослые никарагуанцы, особенно мужчины, не привыкли обращаться к врачам, и были уверены, что они здоровы. Но когда всё–таки соглашались на медицинский осмотр, то у них обнаруживался целый «букет» заболеваний. Им всем оказывалась необходимая медицинская помощь и к концу дня очередь рассеивалась. Но ночью приходили новые, и так каждый день.

Днём лагерь был открыт. Никакой военной охраны. По ночам к «караулу» по очереди привлекался весь советский персонал, в распоряжении которого находился лишь один «калашников». Но пользы от него не было никакой, так как открывать огонь было запрещено при «любых» обстоятельствах (в лагере раненные). Да, и в Чинандеге, где находился никарагуанский гарнизон, за 15 километров эти выстрелы не услышали бы. Был ещё пистолет у начальника госпиталя, как он шутил, чтобы «застрелиться». В лагере были лишь один старенький грузовичок для «хозяйственных» нужд и открытый американский «джип», на котором начальник выезжал в Манагуа «по вызову» начальства.

Однако медперсонал относился ко всему этому спокойно. Все — военные «добровольцы», (хотя одеты «по–гражданке»), побывавшие в Анголе и Эфиопии. Мало, кто из них знал действительное положение в стране, о том, что в нескольких десятках километрах от них идут тяжёлые бои и для отрядов «контрас» пройти этот короткий путь от границы понадобится лишь пару часов. Никто не владел испанским в такой степени, чтобы слушать радио или читать газеты, которых здесь и не было. У некоторых были маломощные советские «транзисторы», по которым слушали лишь музыку. Телевизор был только в кабинете начальника, да он вряд ли им пользовался. Кормление было «армейское» (своя полевая кухня), по советским нормам с местной спецификой. Дисциплина — гарнизонная, с утренним «построением» и вечерней «поверкой». Сергею, выросшему в военных гарнизонах, забавно было наблюдать такие «построения» в разноцветных лёгких платьях, майках и шортах. Выход за пределы лагеря для персонала был запрещён. Да, и выходить было некуда, так как на километры вокруг никакого человеческого жилья. Единственное место для «прогулок» — на расстоянии двухсот метров от ограждения в поросшем кустарником овражке располагалась лачуга–лавочка, сооружённая из досок под навесом. Здесь можно было купить сигареты и выпить холодного пива или «коку». Изредка один–два раза в месяц кое–кого (по очереди) начальник сам вывозил «за покупками» в Чинандегу. Рядовой персонал ни разу не был в Манагуа. Но большой «наличностью» медики не располагали, получая здесь зарплату в «чеках» Внешторгбанка. Через несколько месяцев состав госпиталя будет заменён, а эти улетят, так и не увидев страну, в которой пробыли год.

По вечерам делать было совершенно нечего. С закатом солнца палатки погружались в кромешную тьму. Электричество имелось только в «большом доме». Медперсонал по ночам пил и… занимался «любовью». Дважды на открытой площадке «крутили» кино (раненные смотрели прямо со своих кроватей). Кольцов посмотрел новый советский боевик «Пираты XX века». Днём читал взятую в «библиотеке» книжку «От советского информбюро, 1943–1945», очерки знаменитых советских писателей и журналистов военных лет. Это оказалось очень актуально, когда знаешь, что настоящая (а не «киношная») война идёт в нескольких километрах от тебя (иногда по ночам издалека была слышна канонада). Давно Кольцов не держал в руках книги на русском языке. Вообще у него было ощущение того, что он оказался в отпуске на несколько дней на родине.

Кольцов попал в руки врача Анатолия Эдуардовича и двух медсестёр Любы и Нины, которые отнеслись к нему со вниманием и сочувствием. Но и они помочь ему практически не могли. Ни анализы, ни рентген диагноза Гастева не подтвердили. Но после «капельницы» приступы больше не возобновлялись, и Сергей пил таблетки и отдыхал.

Однажды их с Чеславом навестили Лида и Татьяна, явившись в весёлом настроении с огромным арбузом в руках. Лида, с помощью жены Чеслава, прошла в университетской клинике Леона курс лечения зубов.

Кольцов покинул госпиталь без сожаления. Надоело безделье. До Манагуа его подбросил на своей машине опять начальник госпиталя. По дороге они заскочили к «компаньеро Алехандро» в «Яму», место нахождения советских военных советников, о которых Кольцов даже не подозревал, встречая, время от времени, этих людей в посольстве, и хорошо зная «товарища» Алехандро. Официально в Никарагуа советских военных советников не было. Вместо них были — кубинские и чилийские.

Встреча дома прошла спокойно. Будто он никуда и не уезжал. Вечером заехал Векслер.

На следующее утро Кольцов выехал со всеми на работу. Но делать было нечего, так как Химена, сменившая Франсиско — Серхио на посту заведующего секцией философии, за этого время ничего не сделала. После работы Сергей вместе с Колтуном заехали к Рябову и выслушали указания о «повышении бдительности», так как за это время (после визита папы римского) военная обстановка в стране обострилась. Об этом шёл разговор и с приехавшим вечером Луисом, заверившим Сергея, что в случае «необходимости» он может обеспечить ему «канал безопасности Социнтерна», и предложившим ему свой пистолет. От пистолета Сергей отказался, но понимал, что положение действительно становилось сложным.

Он просмотрел газеты и впервые за неделю послушал новости по радио и телевиденью. За неделю ситуация в стране обострилась.

Из газет: 13 марта на улице, где стоит дом «Болонья», а в начале её находится католический собор, прошла большая демонстрация под лозунгами «Да здравствует католическая Никарагуа!». Команданте Виктор Тирадо выступил в театре «Рубен Дарио» с речью по поводу 100-летия со дня смерти Карла Маркса: «все народы придут к социализму», — заявил он. 18‑го числа состоялась Национальная Ассамблея («парламент»), а затем совещание Военной хунты (совета) и правительства с Народным революционным фронтом (FPR), — объединением политических партий, поддерживающих сандинистов. В связи с обострившейся военной ситуацией в стране сандинистская «Баррикада» опубликовала имена и портреты руководителей контрреволюционного Национально–демократического фронта (FDN) и начальника генштаба прорвавшейся через границу армии «контрас». Пока сообщается о численности в 1200 «контрас», ведущих бои с января месяца (уже потеряли 300 убитых) и действующих в провинциях Новая Сеговия, Матагальпа и Чинандега (это в нескольких километрах от военного госпиталя). В провинции Матагальпа «сомосовцы» напали на крестьянский хутор и убили французского врача вместе с несколькими крестьянами. Виктор Тиноко сделал заявление в ООН в связи с угрожающим Никарагуа военным вторжением и предложил президенту Гондураса встретиться с Даниэлем Ортегой в «третьей стране». В ответ министр иностранных дел Гондураса Пас Бермини обвинил Никарагуа в «засилии интернационалистов». Совет Безопасности ООН призвал Гондурас и Никарагуа к «диалогу». Дональд Рейган заявил, что в Никарагуа идёт «гражданская война».

В Москве Даниэль Ортега встретился с Ю. В. Андроповым и затем вернулся в Никарагуа через Кубу, где состоялся разговор с Фиделем.

В телевизионных «нотисьерос» сообщили, что командующий партизанскими силами в Сальвадоре Алехандро Монтенегро оказался «предателем» (?).

Между тем в Никарагуа началось празднование «Святой недели» (SEMANA SANTA). Ничто и никто не работал. Преподаватели сидели дома, предаваясь безделью.

Перед этим, Кольцов и Орлов, работая в CNES над редактированием «документа Эрвина», через Сильвию получили приглашение от президента Совета доктора Кастильо на обед. Все четверо на машине Кастильо отправились в роскошный ресторан «Gaucho’s». Кольцов наслаждался «камаронес» с пивом и слушал, не вмешиваясь, разговор Кастильо с Орловым, который пытался объяснить собеседнику–юристу основные принципы устройства советского государства.

Апрель. В. И. Ленин и Рональд Рейган

Кольцов провёл в группе очередное партсобрание и через «тройку» добился решения некоторых вопросов быта. В результате никарагуанцы выделили в дом «Болонья» несколько вентиляторов и Абель сам поставил на входных дверях внутренние задвижки (до сих пор был только внешний замок и днём дверь была постоянно открыта). Гастев отказался заверить медицинскую справку, привезённую Сергеем из госпиталя. Так что получалось, что он ездил туда «прогуляться». В университетской больнице Леона отказали Лиде в дальнейшем лечении (как «посторонней»). И на обращение Сергея к Рябову он получил ответ: «вас должны лечить никарагуанцы». К сожалению, он не смог ему напомнить, что «зубное дело» как раз и обнаружило, что деньги, выделенные никарагуанским руководством на лечение членов семей преподавателей, были разворованы Колтуном и его друзьями. Рябов не дал согласия и на досрочный отъезд Лиды в Союз. Это уже было похоже на откровенное издевательство.

В воскресенье, завершив «обзор» о Сандинистской революции (документ–программа для CNES), Кольцов вызвал по телефону Сильвию и они вместе с Лидой пообедали в близлежащем ресторане «Antojitos», украшением которого была клетка с большими красивыми попугаями. Сильвия рассказала много интересного об отношениях доктора Кастильо с Векслером, что объясняло его неожиданное приглашение на обед. Похоже, президент, CNES начал подозревать, что Векслер не тот человек, за которого он себя всё время пытался выдавать. «Современный Чичиков», — подумал Кольцов. Опытные Сильвия и Хуан, повидавшие мир и людей, уже давно «раскусили» Векслера, но доктор Кастильо явно переоценивал Евгения Орлова, — который, действительно, своей седовласой внешностью производил впечатление значительности, — как альтернативы Векслеру.

Проводив Сильвию домой, Кольцовы зашли к Луису и Изабелле Салазарам, которые тоже жили недалеко. Посидели у них немного и проводили их на ночную «vigilancia» (ночное патрулирование города, которое было введено недавно).

Через два дня Кольцов присутствовал на партсобрании в посольстве. Парторганизация колонии заметно увеличилась, уже насчитывала свыше пятидесяти человек. Здесь Сергей узнал, что накануне на профсобрании ГКЭС, на которое он не поехал, его наградили «грамотой», но Рябов при встрече о ней не заикнулся. Кольцов с Петуховым опять работали в «редакционной комиссии». Видно, послу понравилось, как они отредактировали постановление прошлого собрания (эти документы шли в Москву, в ЦК). Петухов был очень горд эти доверием.

Накануне к Кольцовым зашли Хуан и Густаво, затем подъехали Пако и Луис. Пили ром и говорили за индейскую «парапсихологию». Потом все поехали в кино. Посмотрели старый американский фильм с участием молодого Грегори Пека «Пушки Наварона», об операции американского диверсионного отряда на одном из средиземноморских островов во время последней войны. Фильм, конечно, для детей, но сделан неплохо.

Очередное воскресенье прошло для Сергея, как всегда, в ругани с Лидой. Она поразительным образом умела перевоплощаться в обаятельную женщину в присутствии их друзей–иностранцев, и, после их ухода или после возвращения из гостей, — в вульгарную хамку.

Между тем, в доме «Болонья» разгорались «страсти по Евгению». Орлов глубоко вжился в роль «отца–покровителя» разновозрастной «семьи», состоявшей из трёх семейных пар и трёх «холостяков». Неделю назад затеял «субботник» по уборке листвы в саду. Кольцов от этой затеи отказался. Её очевидная глупость заключалась в том, что, во–первых, никарагуанцы не убирали упавшую листву для предотвращения высыхания земли во время сухого сезона, (к тому же она служила хорошим удобрением), во–вторых, девать собранный мусор было всё равно некуда, так как мусорных ящиков здесь на улицах не было. Бытовой мусор в специальных мешках вывозили каждое утро уборочные машины, и они не взяли бы другой «груз». Так что, уборка закончилась сгребанием листвы в углы стены сада. На следующую ночь разразился 3-часовой ливень, и весь собранный мусор вернулся на место. Женщины заявили ультиматум по поводу того, что они должны убирать огромный дом, когда как «холостяки» от этого отказывались. Проведённое Евгением собрание к согласию не привело. Бек предъявил «математический расчёт» и «холостяки» заняли глухую оборону.

В субботу Кольцов почти весь день просидел в холле у телевизора. Посмотрел ретрансляцию футбольного матча СССР-Польша 1982 года и 6‑ть художественных фильмов.

На следующий день с утра он, наконец, вскрыл потолок и вычистил всё дерьмо, вонь от которого уже не давала спать по ночам. После этого Лида провела «генеральную уборку». Вечером Луис отвёз Кольцовых к итальянцам. Время прошло за пиццей и пивом в разговорах о «войне».

Странность этой войны, как заметил Ренсо, заключалась в том, что в боях фактически не участвовала регулярная армия. Борьба с «контрас» велась, главным образом, отрядами Министерства внутренних дел и «добровольцев» (в основном — учащейся молодёжи из «бедных семей»). В то же время другая часть, как её здесь называли, «пластиковой» (по красочным пластиковым пакетам дорогих магазинов) молодёжи, дети из буржуазных семей, проводили время весело в ресторанах и танцевальных барах.

В университете занятия шли своим чередом, хотя и вяло. Переговоры Кольцова с руководством о лечении Лиды опять не дали никаких результатов, так как вновь всё упёрлось в Абеля Гараче. От Векслера никакой поддержки он не получил. Сильвия сообщила ему, что министр образования Тунерман устроил разнос доктору Кастильо за его рецензию на книгу Александро Серрано «Философия и кризис» (написанную Кольцовым) и президент подал в отставку. Ему предложили место заместителя министра юстиции. Это подтвердил и Хуан Гаэтано, у которого, по словам Сильвии, свои «неприятности», но о них он сам молчал.

За эти дни Сергея дважды вызывали в посольство и в ГКЭС. В посольстве он присутствовал на встрече с прилетевшим из Москвы представителем Госплана, рассказавшим об экономическом положении в Советском Союзе. Затем Чукавин провёл странное совещание по вопросам «политико–воспитательной работы», на котором неожиданно сделал ему «втык». Это было впервые и непонятно, потому что Виктор Петрович знал, что Сергей неделю провалялся в госпитале и по этой причине кое–что, может быть, и «упустил».

В доме «Болонья» прошёл большой «приём» по случаю дня рождения Татьяны Фёдоровны Орловой. Приехал Векслер с женой (большая редкость!), а также Хуан Гаэтано. Всё выглядело прилично, как в добропорядочной семье. Все на время забыли о домашних сварах. Большой стол накрыли в «патио». Виктор произнёс тост «за дружбу». А после этого, на «перекуре» в саду, прочитал Сергею нотацию на предмет «умного и гибкого поведения».

— Ты, что не понимаешь, что сюда дураков не посылают? — восклицал он.

— Да, понимаю, но только представление о «дураках» у меня иное, — спокойно ответил Сергей. — Я знаю, что каждый заплатил дома свою цену за то, чтобы попасть сюда, и сейчас рассматривает пребывание здесь как заслуженный приз. И то, кем каждый был в Союзе, осталось в аэропорту Шереметьево. Сейчас же он, — как говорят никарагуанцы, — «чемпион». Но по воле случая, жребия, а не по заслугам. Все оказались здесь, потому что были «умными». По крайней мере, умнее других. Но ум и подлость вполне уживаются в одном человеке. Иногда ум служит маской подлости, иногда подлость скрывает отсутствие ума. В этой экстремальной ситуации сбрасываются все маски. Как на войне…

Векслеру такой поворот разговора явно не понравился.

Вечером подъехали лётчики, но уехали Виктор и Хуан. Сильно выпивший Хуан на прощание (он всё–таки улетал в Москву и был счастлив) сказал Сергею: «я готов умереть за это говно, потому что через несколько лет я буду королём». По–испански это прозвучало выразительно…

Между тем веселье продолжалось. Сергей, не дожидаясь финала, ушёл в комнату. По радио своего магнитофона Sony поймал станцию «15 минут» мятежного «команданте Серо» (Эден Пастора — участник Сандинистской революции, но вскоре после её победы объявивший себя «борцом против марксистов» и сейчас находившийся в Коста — Рике). Было странно слышать программу, начинавшуюся с Сандинистского гимна и наполненную антисоветскими выпадами и угрозами.

В мире всё спокойно, если не считать установки североамериканских ракет в Европе и протестов «мировой общественности» против «вторжения» (?) США в Никарагуа. Громыко заявил, что Рейган ставит Советский Союз перед альтернативой ядерной войны. Франция выслала 47 советских дипломатов, Англия — 3.

Между тем бои в марте на севере Никарагуа продолжались, но не интенсивно из–за сильных дождей. Телевидение передало репортаж о похоронах «Анны Марии», одной из популярных «команданте» сальвадорского партизанского движения, обстоятельства смерти которой пока не ясны. На митинге выступили Литисия Эрера и командующий сальвадорским Фронтом Каэтано Карпио («Маршал»). В Сальвадоре началось большое наступление партизан по всей стране.

Неделя для Кольцова прошла в различных разговорах и переговорах.

«Домашние» пытались втянуть его в разборки между Орловым и «холостяками». Но при его попытке свести стороны вместе выяснялось, что взаимных претензий нет. Сергей понимал, что за спиной Евгения маячит Татьяна Фёдоровна, и ему приходится «выкручиваться». Вновь возникло напряжение внутри «тройки». Николай Максаков вертелся между Колтуном и Кольцовым, не желая ссориться ни с тем, ни с другим. Однако вопросы требовали решения…

На совещании в Департаменте Вероника, крупная мулатка лет тридцати пяти, сменившая Хуго Мехия на посту директора, в присутствии Кольцова неожиданно подвергла критике его лекционный курс. Через день у них состоялся разговор на ту же тему. «К такому курсу надо относиться очень серьёзно», — заявила ему Вероника. Имелся в виду курс «истории марксистской философии», который начал читать Кольцов для «аспирантов» (студентов–стажёров). Очевидно, что это кому–то из университетского руководства не понравилось. Сергей догадывался, «кому» и отнёсся к этому спокойно. Для него сейчас было важно осуществить свою новую идею: подготовить несколько толковых молодых ребят для направления на учёбу в Советский Союз. До сих пор никарагуанцы отбирались на учёбу в Союз и соцстраны, главным образом, не по образовательному, а по политическому критерию. Университет и CNES к этому имели лишь формальное отношение. В результате отправлялись, как правило, «хорошие» ребята, но иногда даже без законченного школьного образования. Советские преподаватели к их отбору не привлекались.

Его идея получила горячую поддержку Хуана Гаэтано. Кольцов познакомил его с первым кандидатом Марио Гутьерресом. Парень — лет двадцати двух — ему очень нравился своим живым умом и твёрдым характером. Руководство университета отнеслось к этой идее без интереса. Он понимал, что за этим стоит. Поэтому вёл разговоры с ребятами очень осторожно, что бы их не «подставить» раньше времени. На днях Хуан сообщил, что в CNES Марио утвердили кандидатом на учёбу в Советском Союзе. Это была маленькая победа Сергея. Значит, здесь он находился не зря!

В университете продолжались разговоры о делах «групповых» с соотечественниками и о делах департаментских с «коллегами». Кстати, в конце марта в Департаменте появился немец–преподаватель социологии Вольфганг (из ГДР). Молодой, но очень самоуверенный парень.

Кольцов прочитал выездную лекцию в ANAPS (профсоюз работников образования), где встретил Норму, жену Франсиско — Серхио, работавшую там. Народу было много, но лекция, по его оценке, прошла неудачно, так как у него не хватило времени для её окончательного редактирования.

В среду, наконец, удалось на машине ректора университета отвезти Лиду к врачу в Леон. В больнице её приняли холодно, но консультацию и необходимые процедуры провели. Затем они пообедали у Чеслава и Татьяны, которые, как всегда, их приняли радушно. Домой вернулись рано.

Через два дня Кольцов, по приглашению Луиса, попал на «вечеринку» к чилийцам, которые встретили его весьма индифферентно. Поэтому весь вечер он общался только с двумя ребятами, недавно закончившими московский университет «Дружбы народов», и с кубинцем, назвавшимся «поэтом».

В воскресенье утром позвонил Векслер и сообщил, что срочно улетает в «командировку» в Москву. Это был непонятный сюрприз!

Следующая неделя для Кольцова началась с «разноса» Виктора Петровича Чукавина. Он же сообщил, что Векслер в Москву не летит, и вообще выразил раздражение его поведением (ведением переговоров с никарагуанцами от имени посольства). В университете Сергей просидел за подготовкой доклада к годовщине В. И. Ленина, но позвонил Векслер и сообщил, что он его доклад отменил (?) Вечером позвонила Сильвия и рассказала, что поездка Хуана в Москву была в последний момент отменена доктором Кастильо. А вообще на место президента уже назначен Хоакин Солис Пюрра (ректор университета). Значит, будет назначен новый ректор. Для Сергея это была неприятная новость.

Ещё одной неприятной новостью оказалось сообщение Луиса Салазара о том, что Марио Гутьеррес и Карлос Лопес мобилизованы в батальон «добровольцев» и будут направлены на границу, где идут бои. Для ребят это было «последнее испытание», которое определит, поедет ли Марио на учёбу в Москву, а Карлос — в Гавану.

22 апреля в университете в присутствии Чукавина был проведён митинг в честь годовщины со дня рождения В. И. Ленина. Выступивший ректор Хоакин Солис поблагодарил «интернационалистов» из соцстран за их работу. Вечером Кольцов и Орлов присутствовали вместе с работниками посольства на Торжественном заседании в Сандинистском профцентре. С речами выступили советский посол и секретарь Сандинистского Фронта Рене Нуньес. На заседание прибыли делегации рабочих и солдат, которые пели на испанском языке «Интернационал» и «Катюшу». Затем появились делегаты международной конференции «За мир», проходившей в это время в Манагуа под председательством Р. Чандры (Индия). Мероприятие произвело впечатление на Сергея. Вместе с Орловым они закончили вечер у Петухова, где много пили и спорили…

Утром следующего дня Кольцов увидел себя в «Баррикаде» на фотографиях с вчерашнего собрания. Это была уже не первая его фотография в этой газете. Похоже, что журналисты обратили на него внимание…

Пресса и телевидение сообщают: Команданте Уиллок заявил, что «эту революцию мы делали не для буржуазии, а для рабочих и крестьян». В то же время Томас Борхе в своём интервью сказал: «мы не боимся правых партий». Радиостанция Эдена Пасторы «15 сентября» передала его заявление о том, что «служащие могут работать спокойно, военнослужащие и полицейские могут переходить на нашу сторону, но «марксистов» и «интернационалистов» мы требуем немедленно покинуть страну, иначе мы их раздавим». «Правда» и другие советские газеты почти ежедневно печатают репортажи о военных сражениях в Никарагуа. Местная пресса, после долго молчания, наконец, сообщила, что за последние десять дней «выведены из строя» 247 «контрас» и погибло 37 «милисианос». В Манагуа вновь хоронили 6‑ть погибших ребят–студентов. Никарагуа «проездом» посетили министры иностранных дел Колумбии, Панамы, Венесуэлы, Мексики. Из Португалии вернулся Баярдо Арсе, где он присутствовал на заседании «Социнтерна». В Гондурасе в отставку подал яростный противник Никарагуа министр обороны генерал Гарсия. В Гватемале генерал Монт заявил, что конфликт между Гондурасом и Никарагуа — следствие конфликта между США и СССР. «Баррикада» сообщила о назначении доктора Кастильо (бывший председатель CNES) министром юстиции, а также о том, что Хуго Мехийа (бывший шеф Кольцова) находится с визитом в Гаване, где дал интервью.

Выходные дни прошли в чтении очередного американского вестерна и записи музыки. В воскресенье Кольцов присутствовал на торжественном заседании в посольстве. Домой его привёз Иван Петухов, но Векслера, приезжавшего прощаться, он уже не застал.

В понедельник Кольцов в аэропорту, куда его привёз Ренсо, проводил Векслера. Прощание прошло без эмоций. Виктор улетал срочно (?), не оставив вместо себя замены. Здесь Сергей встретил знакомого лётчика Роберта Михайловича, с которым выпили по «хайболу» и купили ему в «шопе» магнитофон «Sany». После этого он пообедал с Ренсо в «Пиццерии», они поговорили о фашизме и «неонацизме». Кольцов сделал для себя удивительное открытие, что советские представления о «фашизме» и «нацизме» — это не совсем то, как представляют, пережившие их на себе европейцы.

В университете Кольцов, наконец, решил с Абелем Гараче проблему получения «тархетес» (карточек) для «дипмагазина», которую в течение почти года не мог (или не хотел) решить Векслер. Затем он присутствовал в Департаменте на тожественных проводах кубинца Хоакина. Сергею было грустно расставаться с ним, так как он терял одного из немногих своих единомышленников. Присутствовавшая Сильвия, на обратном пути в машине, сообщила ему, что проводы Векслера обошлись CNES в 4000 кордобас (400 $), хотя, кроме Хуана и Эрвина, из никарагуанцев на этом мероприятии никого не было. Теперь он понял, чем Виктор вызвал на прощание раздражение в посольстве. Правда, он не знал причин его досрочного отъезда, но почему–то был уверен, что Виктор продлит контракт и вернётся.

Сам Кольцов на днях оформил в ГКЭС свой отпуск и отвёз в агентство Аэрофлота заявку на билеты.

Вечером заехали итальянцы Ренсо и Маргарита обсудить последнюю сенсационную новость о самоубийстве «Маршала» — Карпио.

Радио и телевидение сообщили, что 12 апреля командующий сальвадорскими партизанскими силами Карпио («Маршал») покончил с собой, узнав, что убийство его подруги команданте «Анны — Марии» осуществлено его соратниками–соперниками, которые уже арестованы. Все СМИ активно комментируют это событие.

…Следующая неделя прошла под впечатлением речи Дональда Рейгана в Конгрессе США 27 апреля. Сначала о ней узнали по газетам и из новостей. Затем, на следующий день, смотрели телевизионную ретрансляцию речи из Конгресса. Рейган обвинил Никарагуа в «коммунизме» и в угрозе для стран Центральной Америки. Он сказал: «Даниэль Ортега объявил, что марксизм–ленинизм — это учение, которому он будет следовать, а Карпио обещал, что после победы в Сальвадоре — придёт очередь всей Центральной Америки». «Образцовая страна демократии — Коста — Рика, поэтому ей надо помогать, так же как и другим странам, где ещё неблагополучно, но есть воля и понимание». «В Никарагуа воюют не сомосисты, а сандинисты против сандинистов». «В Никарагуа много советского оружия и военных и гражданских советников из Советского Союза, Кубы, Ливии и ООП». «Никарагуанская армия — самая большая в Центральной Америке — 25 тысяч человек плюс 50 тысяч милиции». «Так что долг США, моральный и исторический, помочь странам Центральной Америки (и Никарагуа) встать на путь демократии и развития».

Конгресс США дал согласие президенту на финансирование войны в Центральной Америке.

В Манагуа состоялась массовая демонстрация протеста в связи с речью Рейгана. На митинге выступили секретарь Сандинистского профсоюза Санчес, председатель Демократического Революционного Фронта, девочка по имени Броча, только что вернувшаяся из поездки в Советский Союз, и министр культуры монсеньор Эрнесто Карденаль, который сказал: «Они могут убить всех нас, могут захватить нашу землю, но никогда они не захватят наше небо!». «Гитлер был смел и мужественен потому, что не побоялся напасть на Советский Союз… и умер как мужчина! Рейган трус, потому что боится маленькой и бедной Никарагуа!». Эта речь на Кольцова, который смотрел трансляцию митинга по телевизору, произвела двойственное впечатление. И не только неожиданным комплиментом Гитлеру, но каким–то подобострастным страхом перед США.

Тема «вторжения» обсуждалась везде и всеми. В ГКЭС провели собрание, на котором было сделано предупреждение о возможных провокациях на 1 мая в связи с заявлением Эдена Пасторы, который по «Радио Сандино» (из Коста — Рики) объявил 1 мая в Никарагуа — «днём террора» для «интернационалистов»: советских, кубинцев, чилийцев и других, — если они к этому времени не покинут страну. По радио назывались имена и адреса многих «интернационалистов» в столице. Речь передавалась несколько раз в течение дня. В ответ на заявление Пасторы Томас Борхе сказал: «мы надеемся, что Пастора сдержит своё слово и появится в Никарагуа, где мы его встретим».

Между тем жизнь продолжалась. Занятия у Кольцова проходили по плану. Его отношения с Вероникой и Британией (сменившей Франсиско — Серхио) постепенно налаживались. Преподаватели Департамента устроили кубинцу Хоакину прощальный обед в ресторане. За столом зашёл разговор о латиноамериканском «народе–вулкане» (который долго терпит, а потом взрывается).

30 апреля Кольцов выступил в университете на митинге на тему: «диктатура пролетариата». Его речь была выслушана под аплодисменты, потому что попала в точку. Вечером у него дома собрались чилийцы Луис и Изабелла и итальянцы Ренсо и Марго. Пили итальянское «кьянти» и говорили о Пасторе, революции и о своих странах. Неожиданно Ренсо завёл разговор о «политическом убежище». Кольцов понял, что итальянцы, которые являлись здесь политическими иммигрантами, опасаются за свою жизнь в случае неблагоприятного развития событий. Разъехались, как всегда, поздно.

В преподавательской группе, после отъезда Векслера, произошли перемены. На собрании Рябов сообщил, что Колтун назначался на место Векслера, а его должность «старшего группы» передавалась Вартану Мирзояну, только что прибывшему армянину, лет пятидесяти пяти. Вартан был доцентом (по специальности «сопромат») одного из московских технических вузов. Он своим внешним видом, бесформенной тучной фигурой и грубым восточным лицом, походил на «вожака» из криминальных фильмов. Испанским, также как и русским, он владел весьма условно, компенсируя этот недостаток многословием и откровенной льстивостью. Но он был москвич! И это было главное.

Орлов, который явно рассчитывал сам занять место Виктора, не мог скрыть своей растерянности. Коллектив прореагировал пассивно. Разговор Кольцова с Рябовым и Павловым (парторг экономической миссии) на следующий день прояснил ситуацию. Он понял, что она для него резко изменилась после отъезда Векслера, который, хотя и в своих интересах, но всё–таки его «подстраховывал». Теперь Сергей остался без «прикрытия». Кольцов свозил Лиду опять в Леон в госпиталь, где им дали понять, что это — в «последний раз».

Между тем бои в Никарагуа продолжаются. В провинции Хинотега, во время нападения из засады на машину, зверски были убиты 14 гражданских специалиста, среди них — немецкий врач, медсестра, инженер и др. Группа «Contadora» (министры иностранных дел Мексики, Венесуэлы, Колумбии, Панамы) ведут интенсивные переговоры о предотвращении вторжения в Никарагуа. Даниэль Ортега объявил от имени правительства о готовящейся военной эскалации и пригрозил вооружить весь народ. Со стороны границы с Коста — Рикой готов к вторжению отряд в 500 человек Эдена Пасторы. На следующий день «Сандинистские новости» сообщили, что при переходе костариканской границы захвачено 40 «контрас» из отряда Пасторы.

Май. «Страсти» по Векслеру — симптомы перемен

1 мая утром в театре «Рубен Дарио» прошло Торжественное собрание, посвящённое «Дню международной солидарности трудящихся» (впервые в Никарагуа). Его трансляцию по телевизору смотрели все обитатели «Болоньи». На собрании присутствовали Даниэль Ортега, Виктор Тирадо и Рафаэль Карденаль (брат Эрнесто Карденаля). С большим докладом выступил Байардо Арсе, который, в ответ на выступление Рейгана, раскрыл суть доктрины Трумэна в 1947 году и продемонстрировал эскалацию вмешательства США в дела латиноамериканских стран, в том числе Никарагуа. В заключение был предъявлен ультиматум США из 11 пунктов и оглашено обращение Сандинистского Фронта к рабочим. Это выступление впервые произвело на Кольцова впечатление чего–то, наконец, конкретного. Хотя оставалось не ясным, что за этим последует…

Намеченное «массовое гуляние» на площади «19 июля» было отменено под предлогом траура по погибшим накануне на границе 14-ти «специалистам». Но, вероятно, эта отмена была обусловлена опасением провокаций. Советским преподавателям выход из дома был категорически запрещён.

Вечером Кольцов с женой и Орловы присутствовали на Торжественном собрании в посольстве. Доклад сделал Павлов. После этого был концерт детей и приехавшего белорусского ансамбля. Потом пили пиво и разъехались по домам. Кольцовых отвёз Павлов, который всю дорогу молчал. Просмотрев перед сном последние номера «Правды», Кольцов обратил внимание на награждение «посмертно» международного телекомментатора Каверзнева, работавшего в Афганистане и «скоропостижно» умершего по возвращению в Союз…

После отъезда Векслера положение Кольцова заметно изменилось.

Евгений Колтун с чванством разъезжал на машине Векслера с личным шофёром (Виктор ездил сам). Но остался жить в «Планетарии», уступив дом Векслера Мирзояну, который «демократично» ездил со всеми на университетском автобусе. От Кольцова Колтун держался подальше, игнорируя его. И вообще он все «дела» по группе передал Мирзояну, который попытался договориться с Сергеем о «согласованности действий», на самом деле, о подчинении ему. Сергей невежливо послал его подальше. Вскоре узнал, что Вартан «пожаловался» на него Чукавину. Такого не позволял себе даже Векслер! Евгений Орлов, как и некоторые из новых «стариков», стали выражать недовольство изменением «стиля руководства», только сейчас оценив гибкую политику Векслера, поддерживавшего в группе равновесие интересов и в то же время сохранявшего по отношению к коллективу дистанцию. Колтун не обладал авторитетом ни в ГКЭС, ни в посольстве, ни в университете. Это быстро понял Вартан и стал активно везде укреплять свои позиции. Одновременно он всячески демонстрировал Колтуну своё «почтение», хотя всем было ясно, что он Евгения «в грош не ставит». Но тому это нравилось, и он вёл себя как павлин, распустивший хвост. К тому же Вартан с первых дней избрал проверенный «советский» способ руководства коллективом: подбор двух–трёх «фаворитов» и укрепление отношений через «бутылку». Теперь в «Планетарии» пьянки с участием Вартана и Колтуна, на которых решались все вопросы, стали регулярными. Вартан обладал редким качеством — он мог выпить столько, сколько нужно. А Колтун пьянел от первой рюмки. «Нужные» люди выдёргивались, время от времени, туда на «доверительные беседы». Коллективные собрания теперь прекратились, за исключением партсобраний, на которых «меньшинство» выступало «единым фронтом». Новое руководство уже не интересовало «общественное мнение». Рябова такое положение вполне устраивало. Этим переменам способствовало то, что состав преподавателей менялся. Один за одним уезжали «старики», приезжали новые люди, которые воспринимали «новый порядок», как само собой разумеющийся. К вновь прибывшим Вартан проявлял повышенное внимание, изображая из себя заботливого отца и решая их бытовые проблемы. В этом был его «конёк».

Неожиданно Кольцова вызвал к себе Рябов и дал указание срочно подготовить для него к партсобранию «критический материал» по положению в группе. Сергей твёрдо отказался, сказав, что это — «внутренне дело» коллектива, с которым они разберутся сами. Он понимал, что советнику был нужен компромат на Векслера. До него уже дошли слухи о том, что партбюро посольства готовит о нём «вопрос». Видно, Виктор успел что–то натворить, и этим, возможно, и объяснялось его столь скоропалительное «бегство». Но «сдавать» Векслера Сергей не собирался. Всё–таки, по сравнению с его преемниками, Виктор вёл себя порядочно, хотя и понимал порядочность по–своему. В то же время он чувствовал, что Рябов обратился к нему не случайно. Если бы «материал» исходил от него, на партбюро это произвело впечатление. Но он не мог ни заметить, что Чукавин, Петухов и другие стали избегать встречи с ним, вероятно, ожидая исхода «дела» Векслера. Он уже знал, что посла возмутили не только дорогой прощальный банкет, устроенный за счёт никарагуанцев, но и присвоение Векслеру звания «Почётный профессор» университета, где он не провёл ни одного часа занятий.

Вместе с тем, Кольцов понимал, что эта просьба Рябова — его проверка. Будучи человеком недалёкого ума, сформировавшегося в атмосфере московского чиновничества, Юрий Николаевич не верил ни в порядочность, ни в самоуважение. Он откровенно презирал тех людей, которых использовал только по «назначению». Но самого себя он считал «принципиальным человеком». И, если сейчас Кольцов сдал бы Векслера, он не изменил бы к нему своего высокомерного отношения, он просто, — удовлетворённый, — оставил его в покое. Но, наткнувшись на отказ, он, как бы получил моральную пощёчину. К удивлению Сергея, «старики» поддержали его, и никто не написал доноса на Векслера. Мнения Колтуна и Мирзояна посольское руководство не интересовало.

Теперь убежищем Кольцова стала работа. В университете всё шло своим чередом. Ритм занятий был отлажен и его усилия уже приносили свои плоды.

5 мая, в день рождения Карла Маркса, Кольцов, Орлов и Вольфганг присутствовали на научной конференции, организованной Национальной ассоциацией социологов, на которой выступали их университетские ученики. Им оппонировали «комментаристы» из профессиональных социологов (главным образом, учившиеся в университетах США или Мексики). Эффектное выступление Химены Гонсалес и строго академический доклад Леонардо Давийа, подготовленные Кольцовым, слушали под аплодисменты. После этого в дружеской обстановке прошёл фуршет «по–американски».

На следующий день в Департаменте царило воодушевление успехом. Но Кольцов на совещании по итогам конференции вынужден был охладить восторг, объяснив, что это только серьёзная заявка, которую надо постоянно подтверждать. В последние годы (по политическим причинам) Национальный университет не воспринимался как научный центр, тем более в области общественных наук, уступив авторитет Американскому католическому университету (UCA), где были собраны (и сохранены) значительные научные кадры. Кольцов знал, о чём говорил, так как, за время работы в CNES он хорошо изучил кадровую ситуацию в Высшей школе Никарагуа.

В субботу в «Болонью» приехал прощаться Хуан Гаэтано, который всё–таки уезжал в Москву в качестве «юридического атташе» посольства. Кольцов был за него очень рад, так как знал, что ему здесь в последнее время очень тяжело. «Я возвращаюсь домой», — вполне серьёзно сказал Хуан. Они посидели за столом втроём с Евгением Орловым, вспоминая за бутылкой рома дни их совместной работы в CNES. После ухода Хуана Сергей почувствовал, что расстался со своим, пожалуй, единственным никарагуанским другом.

9 мая, — день Победы, — утром в «Болонью» нагрянули Чеслав и Татьяна, приехавшие из Леона. Среди «русистов» произошла ротация, и теперь они будут работать в Манагуа, а Серёжа Франчук и Ада должны были уезжать в Леон (но, как оказалось позже, Франчуки всё–таки «отвертелись» и ребята вернулись в Леон). Кольцовы прогулялись с гостями по окрестностям квартала, зашли в коммерческий магазин «Curacao» и Сергей в честь праздника купил Лиде золотые серьги, но благодарности от неё не услышал. После обеда он уехал в университет, где присутствовал на представлении нового ректора. Потом молодые преподаватели во главе с Колтуном отбыли в торгпредство на спортивные соревнования. Сергей с ними не поехал и вернулся домой. Вечером зашла «на ужин» Сильвия, которая часто заходила посоветоваться и рассказать новости CNES. Она сообщила, что Хуго Мехийа, вероятно будет назначен «генеральным секретарём», т. е. заместителем Президента CNES. За Сильвией неожиданно заехал сам доктор Кастильо, который приветствовал Сергея как доброго знакомого, но зайти в дом отказался…

За последнее время в стране ничего нового не произошло. Напряжение сумасшедших дней предшествующей недели стало спадать, несмотря на то, что бои на севере продолжаются. Сообщили о прорвавшейся банде в 200 человек в районе Халапа. Другая банда захватила 47 крестьян в провинции Новая Сеговия. Здесь в боях, в присутствии иностранных корреспондентов, погибли 11 сандинистов (все «добровольцы» из Манагуа). На южной границе два отряда в 40 и 30 человек атаковали пограничные пункты. Команданте Убеда сообщил, что в Коста — Рике объединились Робело, Пастора, Чаморро и Бруклин в антисандинистскую организацию ARDEN. На Атлантическом побережье контрреволюционная военная организация «Misurasata», которую возглавляет некто Фагот, захватила 1300 индейцев–мискитов. Между тем на костариканской границе отряды Пасторы активизируют свои военные действия. Коста — Рика выслала из страны 3‑х никарагуанских контрреволюционных лидера и запретила политическую деятельность иностранцев. Захвачены «сомосисты», участвовавшие в убийстве немецкого врача и других, всего при разгроме банды убито 240 человек, в плен взято 60. В провинции Новая Сеговия прорвалась банда в 500 человек. В Манагуа прибыл личный представитель Вилли Брандта некто Вишневский, с которым встретились Байардо Арсе и братья Ортеги. Либеральная газета «Nuevo Diario» задала вопрос: «Та ли это революция, которую мы ждали, или надо ждать другую?» Альберт Рамирес, председатель соцпартии Никарагуа (отец Химены), отправился с официальным визитом в скандинавские страны. Эрнесто Карденаль находится с визитом у Хамени в Иране, который покупает у Никарагуа сахар.

Кольцов завершал свои дела в университете и готовился к отъезду. Вероника окончательно сменила Мехийю, который перебрался в SNES. Кольцов приступил к аттестации преподавателей по итогам занятий и к экзаменам у студентов–историков. У преподавателей дело шло очень туго, некоторые явно были не способны к абстрактному мышлению, а значит к преподаванию философии. У студентов экзамены проходили нормально, хотя почти каждый день кто–то из них сообщал об его мобилизации. В батальон резерва ушли Леонардо Давила и студенты Герман Браво и Генри Сентено. Позвонил Марио Гутьеррес, который был мобилизован раньше вместе с Карлосом Квадра, и сообщил, что их отправляют на северную границу.

На посольской «пятнице» выступление Кольцова по Карлу Марксу прошло успешно, хотя Рябов чуть его не сорвал, «забыв» прислать машину. Состоялся короткий разговор с Чукавиным по «кадровым вопросам». В консульстве Сергей получил паспорта (для подготовки выезда).

Лида съездила с группой в Масайю за подарками, привезла чучело маленького крокодила.

«Проводы» Кольцовых начались за неделю. Сначала приехали лётчик Альберт (из «Белой виллы») с женой и дочкой. Пили польскую «vodkaya» под пирог с рыбой. Затем заехал Ренсо и отвёз Кольцовых к Луису, от него все отправились в ресторан «Tiscapa». Сидели поздно, выпили много. Сергей подарил Луису свои часы «Полёт», (которые купил в московской «Берёзке» в день своего возвращения с Кубы 15 лет назад). Луис предложил ему стать «крестным отцом» его младшего сына: «тогда мы будем родственниками».

Во вторник Кольцовы посетили в кинотеатре «Гонсалес» концерт кубинского фольклорного ансамбля (студенты из Лас Вильяс). На Сергея нахлынули кубинские воспоминания…

В пятницу вечером приехали итальянцы, и Кольцовы отправились с ними в шикарный ресторан «Lobster’INN», который находился загородом по дороге на Леон. Разговор был откровенный и приятный. До сих пор Сергей общался с Ренсо и Марго, как с друзьями Луиса. Поэтому особенно доверительных отношений между ними не было. Он практически ничего о них не знал. Им обоим было где–то 35–37 лет. У них был маленький трёхлетний сынишка Дани. Теперь они убеждали Сергея в том, что он обязательно должен вернуться в Никарагуа, так как он «здесь очень нужен».

После ресторана заехали в «Болонью» выпить кофе и Кольцов подарил Ренсо курительную трубку (из своей коллекции), а Лида — Марго колоду игральных карт.

В воскресенье утром приехали Франсиско — Серхио и Норма и забрали Кольцовых в «Xilone», где они впервые побывали почти год назад. Время провели хорошо.

Последние перед отъездом дни проходили у Кольцова в приятных и неприятных хлопотах. Чем больше внимания ему уделяли его друзья, тем больше это раздражало его недругов.

«Barricada» сообщила, что Даниэль Ортега заявил Вишневскому, что в Никарагуа политический плюрализм будет продолжаться до тех пор, пока будет продолжаться международный плюрализм: «иначе мы вынуждены будем принять иной путь». Группа журналистов, возвращавшаяся с северной границы, попала в засаду, погибло 3 сандиниста и капитан Санчес (убито 11 «контрас»). На севере идут бои с двумя бандами (в 60–100 человек). В Манагуа вернулся героический батальон 50–10, за время боёв потерявший 27 человек. Отряд «контрас» (в 1200 человек) пытался захватить город Хилапа, который за 20 минут до этого покинули Военная хунта (во главе с Даниэлем Ортегой) и сопровождавшая её группа журналистов. Банде удалось прорваться и уйти в Гондурас (потеряв 95 человек, в столкновении погибли 23 сандиниста). На южной границе были обстреляны три североамериканских журналиста. Архиепископ Обандо–и–Браво делает антисандинистские заявления в Ватикане. Томас Борхе выступил на конференции женщин–христианок с критикой североамериканских «миссионерах», действующих свободно среди индейцев–мискитов на Атлантическом побережье и открыто поддерживающих «контрас».

В Департаменте все преподаватели, наконец, сдали аттестационный экзамен, который принимала комиссия во главе с Вероникой. Для Кольцова — это была победа! Одно только омрачило радость, что Герман Браво был уволен из университета за «дезертирство», не явившись в свой батальон. По итогам разбора экзаменов, по просьбе Сергея, поддержанной Вероникой, Химена была снята с должности заведующей секцией философии из–за того, что поставила проведение экзаменов под угрозу срыва.

Кольцов провёл партсобрание группы и назначил и. о. парторга литовца Ювенцуса, одного из последних «стариков». После этого пошли бесконечные разговоры то с одним, то с другим «доброжелателем». Вартан неожиданно потребовал от него отчёт о работе (как парторга), что было явной наглостью. Евгений Орлов на прощание предъявил ультиматум по поводу обрыва лимонов, росших в их «патио», и даже посвятил этому вопросу домашнее собрание, на котором вынес вердикт: «Кольцов не может жить в коллективе». Сергею было ясно, что его «старшего товарища» (и его жену) раздражали частые визиты его друзей, хотя они никого не беспокоили.

Лида в это время побывала в «Планетарии», где прошла встреча с корреспондентом советского телевидения в Никарагуа Александром Сериковым. Кольцов был с ним знаком и Саша, которому было лет тридцать, ему нравился, хотя производил впечатление, на первый взгляд, замкнутого в себе человека.

Вечером зашла Сильвия и рассказала, что Евгения Колтуна, занявшего место Векслера в CNES, никарагуанцы называют «стеклянная физиономия»! По смыслу — «каменное лицо» (тупой).

На следующий день Ренсо забрал Кольцова и Маргариту из университета, и они пообедали в ресторане. После этого заехали за Лидой и отправились домой к Луису, где оказался никарагуанец по имени Исидоро, из батальона «Pablo Ubeda» («спецназ»). Парень прошёл подготовку в Советском Союзе и на Кубе, и с ним интересно было поговорить. Домой Кольцовы вернулись в 3 часа ночи.

В четверг вечером в «Болонье» отмечали день рождения Олега Ромашина, приехали Вартан и Колтун. Неожиданно, часов в восемь, нагрянули почти все коллеги Кольцова из Департамента. Приехали даже Хуго Мехийа и Вероника. Торжество перешло в прощальный банкет, к которому вынуждены были присоединиться и соседи по дому. Сергею наговорили массу комплиментов, речь держала даже Лида. Пили, танцевали, пели. Ну, конечно, «разговаривали». Никарагуанцы вручили в подарок резной из красного дерева набор для пива. После шумного застолья Кольцовы и итальянцы отправились к Луису «обмывать» подарок. Вернулись с итальянцами в 3 часа ночи и увидели, что кто–то из обитателей дома проткнул шину колеса машины Ренсо, оставленной у дверей…

В выходные дни Кольцовы делали последние покупки и собирали вещи. Вещей оказалось слишком много. Так что некоторые книги пришлось оставлять. В воскресенье утром зашла попрощаться Сильвия, и заехал Франсиско — Серхио со всей семьёй. Съездили в детский парк и выпили пива в баре «Tiscapa». Днём заскочил Ренсо и привёз подарки. Вечером Орлов на прощание устроил скандал и… пошёл дождь, которого ждали целый месяц

Наконец, Кольцов поверил в то, что они завтра улетают…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Август. Возвращение

Самолёт Аэрофлота вновь благополучно доставил Кольцова в аэропорт Манагуа.

Почти два месяца отпуска прошли незаметно в суете и обычных ссорах с Лидой. В результате Кольцов возвращался в Никарагуа пока один. Предполагалось, что Лида вылетит позже. В Москве остановился в той же гостинице «Университетской». Предотъездная неделя прошла в нервотрёпке по поводу приобретения авиабилетов, во встречах со школьными друзьями, Аликом Литвиненко и Лёней Тереховым, которые сейчас «капрангамами» служили в Москве, один вернувшись с «дипломатической» работы из одной из европейских стран, другой — с Северного флота. В Шереметьево его привёз к полуночи Алик совсем «тёпленьким», но всё обошлось. На посадку успели. В салоне самолёта его место оказалось уже занято и Сергея отправили в «дипкласс», где было просторно и уютно. На соседних креслах он заметил знакомые лица. После взлёта он отлично поужинал с коньяком и красной икрой. Поспал до Шеннона, где в аэропорту выпил чёрного «портера». А затем над Атлантикой началась болтанка и, после царского завтрака с красной рыбой, его вывернуло (!) Настроение было испорчено. В аэропорту Гаваны проторчали 4‑е часа, но оставшиеся два часа долетели нормально.

Кольцова встречали Вартан и Гена Ермаков из ГКЭС. Они подбросили его к дому, но дверь оказалась закрытой (?). Пришлось ждать почти весь день, пока вернулись с работы мужчины. Потом позвонил Луис и приехали Ренсо с Маргаритой. Вечер провели у Луиса: ели спагетти и пили пиво. Луис, рассказал Сергею департаментские новости. Вероника сняла всех его ребят с назначенных должностей, удержалась лишь Химена. Настроение у Луиса пессимистическое. Пришлось объяснить ему, что для него должно быть главным сейчас — не его положение в Департаменте, а собственное Я в философии. Сергей очень устал. Дома сразу же уснул, но проснулся рано.

На следующий день после работы Виктор Векслер, который тоже недавно вернулся из отпуска, провёл в доме собрание и объявил о снятии Евгения Колтуна со «старшего» группы и назначении Вартана Мирзояна. Из CNES Колтуна тоже выперли. Встреча Сергея с Виктором прошла нормально, без особых эмоций.

Сергей просмотрел газеты. Американский военный флот блокирует оба побережья Никарагуа. Рейган запрашивает Конгресс об ассигновании на «сомосистов». Президент США заявил, что, пока у власти в Никарагуа стоят сандинисты, он будет поддерживать «контрас». Отношения Никарагуа с Гондурасом обостряются: никарагуанские «командантес» говорят о войне. Даниэль Ортега, выступая в Леоне 19 июля, выдвинул 6 пунктов предложения по нормализации положения в Центральной Америке, которое, очевидно, является компромиссным, и выработано «Контадорой».

На третий день Кольцов отправился в университет, по дороге заехав в ГКЭС сдать аттестаты и билеты. Он обратил внимание, что строительство «китайской стены» вокруг здания экономической миссии продолжалось, и подумал, в какие деньги советскому правительству обходится такой «самострой», смысл которого только в элементарном человеческом страхе. Потом заехал в посольство и сдал в консульстве свой паспорт, а также передал знакомым «посылки» из Москвы. Познакомился с новым культур–атташе Рыжовым.

В департаменте университета его встретили шумно, но сдержанно. Разговор с Вероникой был подробный. Вечером к нему домой заехала Химена со своим братом и любовником, говорили об издании «Хрестоматии» (по марксистской философии). Настроение у неё также критическое, как и у Луиса.

Кольцов задал себе вопрос: что здесь произошло без него?

В последующие дни он провёл необходимые встречи.

В UNI — Национальный инженерный институт с сельскохозяйственным факультетом, — он обговорил программу своего курса для преподавателей философии. В результате его учебная нагрузка увеличилась почти вдвое. При разговоре с немцем Вольфгангом о подготовке доклада для Социологического Конгресса выяснилось, что он задействовал молодых преподавателей–учеников Кольцова. Так сказать, бесцеремонно воспользовался уже «готовым материалом». С Вероникой обсудил программы Партийной школы и Института Международных отношений. Первая программа выглядела вполне прилично, так как её готовили кубинцы, а вторая явно несла на себе отпечаток «американизма». Встреча с Франциско — Серхио прошла тепло, но настроение у него было явно пессимистическое.

Разговор с Векслером, который приехал вечером к Кольцову, был по поводу Орлова. Виктор заявил: «я не из тех, кто поворачивается на 180!» «Ну, что ж, — подумал Сергей, — посмотрим». Ему было ясно, что, Виктору, который убедился в том, что Кольцов оказался прав в отношении Колтуна, он сейчас нужен, но заходить далеко в его поддержке пока был не намерен.

Проводив Виктора, Сергей пообедал в соседнем ресторанчике. Потом сходил с ребятами в кино, посмотрел фильм «Escondido mortal». После этого Гена Ермаков забрал его на ночное дежурство в ГКЭС. По дороге они выпили пива за знакомство с новым шофёром Виталием (который сменил предыдущего мента–садиста). Дежурство прошло тяжело. Всю ночь шла стрельба, и под утро хорошо тряхнуло. Землетрясение! Так что, он, наконец, осознал, что возвращение в Никарагуа состоялось!

Кольцов составил для Рыжова справку–обзор по советским преподавательским кадрам по принципу: «лучше меньше, да лучше», обратив внимание на то, что Москва присылает в Никарагуа преподавателей, за малым исключением, среднего уровня. Если в Союзе эти «середнячки» растворяются в общей массе «коллектива», то здесь каждый из них на виду. И сразу становится видно, кто есть кто. Многие просто не подготовлены к самостоятельной работе и неспособны сориентироваться в сложной политической обстановке. Некоторые специальности здесь вообще не востребованы, и прибывшие преподаватели вынуждены вести школьные предметы (общую физику, химию и пр.). В результате авторитет советских преподавателей был невысок, так как никарагуанское университетское руководство (отнюдь, не «просоветское») быстро определяло им «цену». Но так как зарплату им платила «советская сторона», то никарагуанцы смотрели на это «сквозь пальцы». Зато при этом выигрывали «восточные» немцы, кубинцы, мексиканцы и другие «интернационалисты», чья квалификация была значительно ниже, зато амбиции и активность выше.

В день Santo Domingo — покровителя Манагуа — Кольцо обедал у Франциско — Серхио в компании его старшего брата–североамериканца Орландо. Посидели недолго, выпили немного. Всей семьёй они проводили его домой, а сами поехали в католический собор. У младшей Нормалены на шее Сергей увидел звезду Давида. «Странно в Латинской Америке сочетаются религии и национальности», — подумал Сергей.

В последующие дни дважды Луис и Изабель забирали Сергея в кино, посмотрели американский фильм «Побег на двоих» с Гансом Вальтером и Гильдой Гаднер и итальянский фильм «Цикада».

Иначе вечерами выдержать дома он не мог. Луис привёз ему транзисторный радиоприёмник «Selena». Стало чуть веселее (своя радиотехника была вывезена в Союз).

В университете вместе с Вероникой Кольцов провёл совещание преподавателей Департамента по вопросам издания учебного пособия (докладывала Химена) и подготовки программы курса по философии (докладчик — Франциско — Серхио). Луис, конечно, ничего не сделал! С Хименой произошла стычка, так как Сергею было ясно, что сама она ничего делать не будет. Поговорил с Ренсо и Луисом о «научной» работе, с Пако о работе со студентами–стажёрами. Провёл последнее занятие с «аспирантами» (студентами–стажёрами).

С проректором Владимиром Кордеро у него состоялся разговор по поводу его работы в UNI. Владимир был против. Сергей не спорил.

На следующий день после работы он провёл первое собрание партгруппы, которое прошло неплохо, если не считать опоздания Виктора и Вартана, которым пришлось сделать замечание. Затем все ремонтировали машину Векслера (которую он сразу же забрал у Колтуна). Кстати, наличие лично–служебных машин было строго регламентировано по рангу. Посол ездил на «Мерседесе». Советники и «первые секретари» на «Вольво» или «Тойотах», все остальные дипломаты на «фордах» или других «дешёвых» американских марок. Так что по типу машины можно было определить ранг владельца. Все машина имели срок использования — 3–5 лет. Затем покупалась новая машина. Так что каждый вновь прибывший дипломат первое время ездил на машине своего предшественника, пока ему приобретали новую (по заказу). Старые машины обязательно продавались (по сниженным ценам) через специальных «посредников». Но иногда, в качестве исключения, передавались «специалистам» (например, военным «советникам» и пр.). Такая «списанная» машина и досталась Векслеру. По советским мерках она была совсем «новая» (5 лет), но, похоже, после того, как ей попользовался Колтун, она стала для Виктора «проблемной».

Через день вечером неожиданно к Сергею домой нагрянули Виктор и Вартан и… забрали его с собой в дом «Altamira», где Виктор устроил приём для Хоакина Солиса Пьюра (теперь председателя CNES), который приехал с женой и младшим сыном. Позже подъехали ректор UCA Хуан Санчес и новый ректор UNAN Умберто Лопес Родригес с супругой. Также присутствовала Аннет, новая секретарша д-ра Орагона в СNES (заменившая Марию). Кольцов догадывался, что Виктор не мог его ни пригласить на столь изысканное собрание, зная об отношении к нему бывшего ректора университета Хоакина Солиса, который, как сообщила ему Сильвия, очень сожалел о том, что не смог забрать его с собой в CNES. Да, о чём бы они говорили под коньяк, «Петровскую» и «русские» шашлыки, когда речь зашла о «марксизме», об истории, искусстве и культуре? Виктор хорошо знал своих собеседников. К тому же ему нужно было познакомиться с новым ректором университета, который произвёл на Сергея приятное впечатление.

Вернувшись домой поздно, он оказался перед закрытой дверью! Пришлось стучать…

Утром Сергей убрал свою комнату и вышел прогуляться. Встретил Луиса и по его приглашению пообедал у него. У Луиса он застал Вольфганга и понял, что немецкий коллега в его отсутствии зря время не терял. Пили чилийское вино, ели подгоревший шашлык и смотрели диапозитивы военной подготовки морской пехоты США. Затем Луис отвёз его в кино на фильм «Атлантик–сити» со старым Ланкастером.

Кольцов постепенно втягивался в университетскую жизнь, которая развивалась как бы параллельно (и независимо) от «личной» жизни, т. е. жизни советской преподавательской группы. Они пересекались всё меньше. У него сложились своё положение и авторитет в никарагуанской университетской среде. Его же соотечественники продолжали вести, в общем–то, замкнутую в себе жизнь со своими взаимоотношениями и страстями. К работе они относились, как к необходимости, и этим ограничивались их контакты с никарагуанскими партнёрами. Общение Сергея с «коллегами», в конце концов, свелось практически лишь к бытовому. Разумеется, это многих раздражало и провоцировало. Единственным человеком, который в этом его поддерживал (и «прикрывал»), был Виктор Векслер, который сам вёл такой же «свободный» образ жизни и тяготился «коллективными» отношениями. Рябову такая «независимость» явно не нравилась, но он ничего не мог сделать, так как знал, что посольское руководство относится к этому благосклонно.

Газеты сообщали: Бои на севере страны продолжаются. Представитель Сальвадорского Демократического Фронта Рубен Замора встретился в Колумбии с представителем президента США Стоуном и сделал предложение из 6-ти пунктов. После этого Стоун навестил Никарагуа, имел беседу с Даниэлем Ортегой и Д’Эскотом.

Две недели со дня возвращения Кольцов были отмечены коллективным выездом на пляж «Почомиль». Заезд в «Планетарий», куда он не заглядывал полгода, не затронул его «струн души». По дороге начался ливень, так что на место прибыли слегка подмоченными. Погода оставалась пасмурной весь день. Сергей с «холостяками» позавтракал в ресторане «Bajamar» (где позже и пообедали). Потом покатался по пляжу на лошади, предложенной никарагуанцами, окунулся в океане, сделал фотографии. В фотообъектив попала «Голубая амазонка», симпатичная и дерзкая молодая никарагуанка. Потом пили пиво, время прошло незаметно. Вернулись рано. Вечером заехал Луис, и Сергей с ним уехал к итальянцам. Ели приготовленные Марго спагетти и говорили об «интернационалистах».

Действительно, положение иностранцев здесь достаточно многозначное. Страна битком набита иммигрантами из стран Латинской Америки и Европы, самой разной политической ориентации и без таковой вообще. Но их не относят к «интернационалистам», называя таковыми только тех, кто прибыл в страну официально по направлению (или с согласия) своих правительств. Это, — прежде всего, кубинцы, мексиканцы, а также восточные немцы, немного болгар и чехов. Первые пользуются всеми гражданскими правами, кроме политических, вторые — определёнными привилегиями. Советских специалистов почему–то ни к тем, ни к другим не относят. На них не распространяются ни права, ни привилегии. Они — временные гости, как матросы, сошедшие на берег с иностранного судна. То есть, проще говоря, они «чужие среди своих». Официальные лица проявляют к ним все знаки «благодарности», но не более чем в пределах необходимости. Эта «дискриминация» проявляется, так или иначе, и в университете. Так, в Департаменте эквадорец Пако Фьерро и чилиец Луис Салазар — это «свои», итальянцы — это «иммигранты», немец Вольфганг и кубинец Хоакин Квадра — «интернационалисты». А Кольцов, как и другие его «коллеги», — они просто «советские специалисты», с ограниченным правом «совещательного голоса» и без каких–либо «преференций»…

Кольцов узнал об объявленной в университете мобилизации в армию.

В университете он заглянул в библиотеку университета, посмотрел библиографию по философии культуры. Принял решение, что пора начинать научную работу, собирать материал для докторской диссертации.

Дома Кольцов не смог почитать из–за постоянного шума, который устраивали дети в холле. Сейчас он читал, взятую у Химены «Теорию и практику никарагуанской революции» — скучная и примитивная книга!

Он получил письма от сына (из Москвы) и рисунки дочери, от Лиды — ничего!

В день «возвращения» покровителя Манагуа Санто — Доминго в свою церковь Sierritas в горах, т. е. — день окончания праздничной недели Санто — Доминго, — преподаватели на работу не поехали. Кольцов пообедал в «Antojitas» в многочисленной «аристократической» кампании никарагуанцев. На улице прошёл хороший дождь, начинался полугодовой «сезон дождей». Ночь опять прошла беспокойно, была большая стрельба (в честь окончания праздника). Эти никарагуанцы как дети верят в сказки…

В университете занятия проходили нормально.

В пятницу Кольцов весь день проторчал в CNES вместе с Вартаном и Колей Максаковым в ожидании, пока освободится Векслер. Вартан теперь разговаривал с ним исключительно только в присутствии Виктора, после того как попытался «воспитывать» его и Сергею пришлось поставить его на место. Хитрый он, но не умный. На этот раз разговор зашёл о новом «переселении» («школьники», жены, дети и пр.) и вообще «за жизнь». Иван Нистрюк сколачивал кампанию для переселения из «Планетария» в «Болонью». Вартан его поддерживал. Сергей высказался против, Векслер — тоже. Интересы Вартана и Виктора были понятны. Один пытался избавиться от скандального семейства, другой — сохранить «Болонью» как свою «резиденцию». Николай, как профорг, держал нейтралитет. Таким образом, вопрос был снят. Поговорили, между прочим, и о Евгении Колтуне, который, похоже, уже всем надоел. К тому же начал много пить, редко выезжая на работу.

Дома никарагуанцы устанавливали на внешних окнах (выходивших на улицу) железные решётки. И одновременно они устроили fumigacion — травлю насекомых и мышей. Это — идеи четы Орловых, которые рассматривали, по прежнему, этот дом, как свою «фазенду», в которой временно находились «посторонние».

В посольстве прошло партсобрании о «бдительности». Всё — то же самое: «наши люди за рубежом разлагаются морально, будьте бдительны». Выступил Векслер. Кольцова приняли хорошо, значит, здесь всё в порядке. Увидев это, Евгений Орлов стал задумчив, его Татьяна Фёдоровна — вежлива!

Ежедневно шли сильные дожди.

Приехал Луис, рассказал Кольцову о своей затее с приобретением нового дома и попросил 350 $ «взаймы». Он так и не вернул деньги, которые брал на покупку машины, но Сергей дал ему 1000 кордобас (100$). Вечером в пятницу он был у Франциско — Серхио на дне рождения его младшего сына Ленина. Народу было много. Поэтому было скучно. Сергей уехал рано.

В субботу в ГКЭС проводился «субботник». Преподаватели таскали бетонные плиты, завезённые (из СССР) для строительства забора. Орлов постоянно вертелся вокруг Вартана, с которым у Кольцова состоялся разговор о Володе Тюхте, который отказался проводить политинформации для жён сотрудников ГКЭС. Ему было ясно, что это — вызов. Уехали все в хорошем настроении. Сергей пообедал в «Ronda» и затем съездил с женщинами дома в кино. Посмотрел «По ту сторону ужаса», о женщине–писательнице, преследуемой кошмарами своего детства в публичном доме. В это время «холостяки» вместе с Орловым весь вечер совещались в каком–то кабаке на тему: кто обобрал лимонное дерево во внутреннем дворике дома! Ясно, что подозрение падало на Сергея, но ему на это было наплевать.

Утро воскресенья Кольцов провёл в безделье. Затем отправился на обед к Луису, который завёл разговор о «спекуляции земными участками» и, …о перспективе их возвращения в Чили. Похоже, у него с Луизой начали сдавать нервы. Сергей пытался их разубедить как в том, так и в другом. Конечно, возвращаться на родину с «пустыми руками» не было смысла. Вечером к Луису приехали Ренсо и Марго, говорили о «науке» и «как её делать». Ребята отнеслись к предложениям Кольцова с энтузиазмом. Он объяснил им, что нужно выбирать между наукой и политикой, так как они плохо сочетаются. Вернулся домой в хорошем настроении, нагруженный детективной литературой, изъятой у Луиса.

В университете после лекций Кольцов вновь посетил библиотеку и начал составлять библиографию для своей работы. Книг достаточно, но он не был уверен, что это то, что ему нужно. Работать в Департаменте было невозможно из–за духоты, которая плавила мозги. От неё скрыться было негде. В аудиториях кондиционеров не было, слабосильные вентиляторы не помогали (только гоняли горячий воздух с улицы).

В понедельник после работы Орлов провёл собрание жильцов дома, на котором объявил о введении «комендантского часа» с 20.00. Сергей понял, что война против него продолжалась! «Ну, что ж, поживём, увидим», — подумал он. Вечером приехал Векслер… к Орловым на «вареники». А Сергей уехал с Геной Ермаковым на дежурство в ГКЭС. Дежурство прошло нормально: на этот раз выспался и утром принял горячий душ!

В полдень Векслер собрал совещание заведующих методсекциями в CNES, на котором присутствовал Кольцов. Были заслушаны отчёты Евгения Колтуна, Евгения Орлова и двух преподавателей из UNI. Слушая отчёты двух Евгениев, Сергей был поражён их наглостью. Чем они занимались весь год? За такую зарплату! Получая здесь за месяц больше, чем в Союзе зарабатывали за год! Это беспомощное бормотание о «большой методической работе по подготовке»… Подготовке чего, если не было проведено, практически, ни одного занятия? О многочасовых «консультациях»… Для кого? Сколько студентов посетило эти «консультация», какова их цель? Всё — липа, всё — ложь! И это приправлялось демагогией Вартана, который сам до сих пор не провёл ни одного занятия!

Кольцов видел, что это прекрасно понимал Векслер. Но он знал, что Виктор сейчас в пух и прах разнесёт эти липовые отчёты, так как должен был соблюсти «лицо». Но в ГКЭС, и дальше в Москву, пойдёт подписанный им сводный отчёт Вартана. Ни кому не нужна была правда! Ни тем, кто из Москвы послал этих «халявщиков» сюда, ни Рябову, который за них здесь «нёс ответственность». Всё должно быть «гладко», а, значит, ложь устраивала всех.

— Послушай, Сергей, — сказал Кольцову Векслер, когда после совещания они остались одни, — эти люди заслужили свои деньги уже тем, что находятся здесь.

«Вроде бы верно», — подумал Кольцов. — «Но ведь не все здесь «валяли дурака»! Он знал немало людей, которые работали профессионально и честно выполняли свой долг. Но почему рядом с ними благоденствовали какие–то «прилипалы», нагло прикрывая своё безделье работой других?»

Когда Сергей рассказал Виктору о «комендантском часе», введённом Орловым в доме, тот рассмеялся и посоветовал:

— Ты должен сделать первый шаг.

— Что ж, это можно, — ответил Сергей.

— Ну, вот и хорошо, — не уловив иронии в ответе, закончил разговор Виктор.

Кольцов никак не мог понять, почему Виктор, умный и опытный человек, симпатизирует этому позёру и посредственности. По жизни он знал, что посредственность безобидна до тех пор, пока она находится на своём месте. Но, как только она оказывается у власти (или около неё), она становится негодяем…

На следующий день он завёл разговор с Орловым о его работе в университете («шаг навстречу»), чем поставил его в «затруднительное» положение. К тому же, оказалось, что введённый им «комендантский час» первыми начали бойкотировать «холостяки», т. е. его «подопечные».

Между тем в доме обнаружились мелкие кражи (продукты и прочее), всполошившие женщин. Кольцов сразу понял, что это — никарагуанские рабочие, которые устанавливали решётки на окнах. Он знал, что для этих бедных и безграмотных людей мелкая кража не считалась преступлением. Так принято в латиноамериканских странах. Он поговорил с бригадиром и кражи прекратились.

Первые занятия Кольцова в UNI прошли неплохо. Из пяти его слушателей–преподавателей — трое из Чили, Гватемалы и Сальвадора. Чилиец Эмилио (51 год) — адвокат, учился в Союзе. Он подвёз его домой на своём микроавтобусе. Опять шёл проливной дождь. Где–то у берегов США бродил тайфун «Алиса». Вечером Сергей попытался попасть в клуб «Herba Buena» на концерт Хериберто (Сальвадор), но «интернационалисты» засели там прочно, так что найти свободное место не удалось.

В субботу на «субботнике» в ГКЭС преподаватели вновь таскали бетонные плиты. Поспорили об их весе: 60 или 120 кг. Подняв одну из плит, обнаружили свернувшуюся в клубок большую змею, которую пришлось убить. Уставшие, домой вернулись рано. Кольцов опять пообедал в «Ronda» под шум ливня. Готовить в доме, толкаясь среди женщин на кухне, для него было неудобно. Так что его питание ограничивалось чашкой кофе утром, обедом в ресторане вечером и стаканом (чаще не одним) «хайбола» перед сном. В супермаркете он покупал только молочные продукты (если успевал) и хлеб для утренних «тостеров».

В воскресенье Кольцов побывал в гостях у итальянцев вместе с Луисом и Изабеллой. Познакомился с сестрой Марго и её «женихом», которые прилетели из Рима через Москву. Ели «спагетти» под итальянское «кьянти». Потом разговаривали до 3‑х ночи о «политическом доверии» между ними. Сергей чувствовал себя неловко. С одной стороны, он искренне любил этих ребят, прошедших тяжёлые испытания и оказавшихся в середине своей жизни без каких–либо перспектив. Он дорожил их дружбой и доверием. Он понимал, что они уважали его как «чрезвычайного посланника» той страны, которая для них являлась политическим идеалом. Но он, действительно, не мог быть с ними откровенным в полной мере. Отнюдь не потому, что чего–то боялся. Он знал, что они его просто бы не поняли, если он попытался им рассказать то, что знал и понимал. Он не мог бы им объяснить, что, на самом деле, они находились по разные стороны политических «баррикад», и что его страна — это отнюдь не тот «социалистический рай», которым они её себе воображали. Он просто не имел морального права разрушить тот миф, вера в который однажды и безвозвратно изменила их благополучную жизнь. Они, безусловно, чувствовали эту недоговорённость, но воспринимали её как «недоверие»…

Разговор зашёл о «сенсации» последних дней, о «разгроме» Вольфганга и Пако Фьерро на Социологическом коллоквиуме. Немецкий коллега готовился к этому коллоквиуму, проигнорировав Кольцова, и привлёк Пако, который имел слабое представление о социологии. И вот результат, который явно был сильным ударом по репутации амбициозного немца. Он уже несколько дней не появлялся на работе. Вероника провела совещание Департамента по поводу «провала» на Коллоквиуме и заявила: «новую команду мы будем формировать без солдат, потерпевших поражение».

Вечером во время уборки комнаты неожиданно Сергея прихватила поясница. Он решил, что это радикулит. Боль не отпускала несколько дней. С ней он ездил на работу и проводил встречи. Дома отлёживался и читал книгу Стэна (перевод с англ. на исп. язык) «Бухарин. Политическая биография, 1988–1938». Очень интересная книга!

Между тем газеты сообщали: Интервью с Фиделем Кастро: если нас попросят, мы отзовём своих советников из Никарагуа (200 военных и 5 тысяч «гражданских»). Начало очередных американо–гондурасских военных манёвров, высадка первых подразделений американских солдат. В Гватемале произошёл военный переворот, смещён генерал Монт, к власти пришёл генерал Оскар Мехийа (министр обороны), антикоммунист. Сопротивление подавлено при посредничестве американского посла (убито 8 человек). Экстренное совещание военных министров Гондураса, Сальвадора и Гватемалы с американским военным представителем. Бои в Сальвадоре продолжаются. Сальвадорская столица Сан Сальвадор в потёмках в результате диверсии партизан. В Гондурасе (по заявлению министра обороны) «объявились» 200–300 «партизан», якобы засланных из Никарагуа. В Сантьяго–де–Чили прошла демонстрация протеста, убито 19, ранено свыше 100, арестовано свыше 1000 человек.

В Никарагуа бои идут на севере, (Хилапа), на Атлантическом побережье (Центральная Селайя) и на юге (отряды Пасторы). Гондурасские войска обстреляли пограничный пост. Никарагуанский маленький пограничный городок Sant Francisco del Norte опять отразил атаку «контрас»: один мальчишка 13-ти лет отбивался от двух «контрас» и убил их. Масайя похоронила 10 «резервистов», попавших в засаду «контрас».

«La Prensa» пишет о то, что у берегов Камчатки в Тихом океане в июне затонула советская подводная лодка (погибло 90 человек).

Сентябрь. Илья Глазунов

Прошёл месяц со дня возвращения Кольцова.

В университете и в UNI занятия проходили нормально. В перерывах — разговоры, разговоры. С Мануэлем дискуссия о «контрреволюции», с Луисом — об «идеологической борьбе» в Чили.

Кольцов был приглашён в посольстве на встречу с прилетевшим на несколько дней модным в Москве художником Ильёй Глазуновым. В общем, он произвёл впечатление приятное, но, конечно, — пижон. Себя он представил скромно: «основатель национальной школы живописи». Заявил, что нет современного и несовременного искусства, нет элитарного и массового искусства, но есть только национальное искусство, а потому оно «интернациональное». Ленинградец, но работал в Москве, в Суриковом институте. Хорошо говорил о Достоевском…

Затем посмотрели советский фильм «Вернёмся осенью» о службе «резервистов».

Странно как–то здесь смотрелись советские фильмы после тех американских, итальянских и других фильмов, которые почти ежевечерне Кольцов просматривал в кинотеатрах города. Конечно, среди них были разные по качеству фильмы. И даже имена режиссёров и актёров не определяли их художественный уровень. Он видел именитых актёров, игравших в посредственных, иногда просто порнографических, фильмах. Американские фильмы, в большинстве своём, средние по качеству, так как были рассчитаны на «массового», зрителя. Но эти фильмы, как правило, были профессионально сделаны, то есть кинематографично. Иначе зритель не пойдёт в кинотеатр. Советские же фильмы, которые были часто «высокие» по содержанию, здесь смотрелись как игровые «мультики» для взрослых. Они демонстрировались, обычно, в полупустых залах или на утренних детских сеансах (на которых второй фильм — бесплатный). И чем более серьёзную тему «поднимал» режиссёр, тем более примитивными средствами (как правило, лишь диалогами) она фильмовалась. Конечно, встречались редкие исключения, например некоторые комедии, были зрелищны и здесь пользовались успехом.

Вернувшись домой, Сергей просмотрел «Правду», прочитал статью нового министра МВД Федорчука об «учёте ошибок» и об «укреплении кадров» в милиции. Ночью шла стрельба в районе дома.

Празднование пятидесятилетия Евгения Орлова началось в субботу с совместного «домашнего» обеда (с борщом и водкой). Позже заехал Владимир Кордера и прибыли Рябов с Павловым, который вручил Орлову грамоту. Затем явился почти в полном составе «Планетарий» (кроме «мальчиков», т. е. «холостяков»). Векслер был «в ударе». Было очевидно, что именно он организовал это помпезное чествование. Ненадолго заехали ректор Умберто Лопес и президент CNES Хоакин Солис. Пако Фьерро привёз некоторых преподавателей из Департамента. В общем, народу было много, водки и шуму — тоже. Восхвалялась скромность и работоспособность именинника. Веселились до 4‑х часов ночи. Сергей устал и ушёл спать, но его бесцеремонно разбудили и вернули за стол.

На следующий день пьянка началась с утра. Приехали Виктор и Вартан. Вновь «загудели» круто, но на этот раз Сергей твёрдо отказался и уехал обедать к Луису. Потом посмотрел скучнейшую итальянскую секс–комедию «Жена в постели, любовник на диване». Дома немного отдохнул, посмотрел материалы к докладу. Спал плохо под шум дождя, который шёл всю ночь.

В понедельник прилетели жена Кольцова с шестилетней дочерью Женей. В аэропорт Сергей отправился на машине Ренсо вместе с Луисом. Самолёт прилетел в 8 часов. Виктор и Вартан встречали прибывших четырёх новых преподавателей. Дома Лиду приняли хорошо. Обедать отправились к Луису. Ужинали дома с соседями, как в «былые времена». Девочка ночью спала хорошо. У Сергея зародилась надежда на то, что присутствие дочери «утихомирит» жену и всё будет нормально.

В четверг, после работы, Кольцов с Луисом отправились смотреть машину для покупки. Накануне Сергей вручил ему 250 долларов (половину суммы). Машина произвела на него впечатление. Самолёт! Классический «додж» из американских гангстерских фильмов 50‑х годов. Но стоит дорого. Пока он не понимал, что Луис задумал? Ясно, что ему нужно было поменять свою «старушку», которая постоянно ломалась, на новую. Но денег у него не было. Он предложил Сергею купить машину «на двоих». Это позволит тому освоить вождение машины, а пока Луис обещал доставлять его на работу и обратно, а также предоставлять машину «по вызову». Это для него было несложно, так как его дом находился недалеко от «Болоньи». Предложение было заманчиво, так как предоставляло свободу передвижения, а значит — независимость. Это был выход. Но Луис что–то «темнил».

Кольцов передал Векслеру, подготовленный по его просьбе, кандидатский список «выборного актива» группы. Реакция была короткой: «посмотрим». После занятий в университете он отправился на выставку Ильи Глазунова в Ассоциации работников культуры. Было представлено 400 работ — портреты балерин (которые были совершенно неуместны здесь), никарагуанских «бойцов», портрет художника Гильена (вызвал общий интерес), несколько эскизных набросков. Странно, что не было ни одного портрета никарагуанских «командантес» революции. У Сергея, который раньше не видел работ художника, сложилось впечатление равнодушия. Глазунов, безусловно, был хорошим рисовальщиком, но холодным портретистом. Одна техника, — нет чувства, нет настроения.

Во время презентации выставки Глазунова съёмку вёл знакомый Сергею корреспондент советского телевидения Саша Сериков. Материал был передан на советском ТВ в программе «Время». И, как Сергей узнал из писем позже, он попал в «кадр» и его увидели мать, родственники и друзья.

Вечером Кольцов остался без ужина. Это был результат очередной стычки с Лидой. Его надежды на улучшение их отношений рухнули в первые дни. Жена вернулась к своей обычной манере поведения. Теперь ситуация усложнилась ещё присутствием дочери.

Дожди шли почти беспрерывно сутками. Особенно сильны были ливни по ночам. Но никто не пользовались зонтиками. Тропический ливень сломал бы любой зонтик сразу же. Потоки воды падали сверху сплошной стеной и неслись бурными реками по асфальтированным улицам, заливая тротуары. Но как только ливень прекращался, также мгновенно, как начинался, вода исчезала в течение нескольких минут. Шум ночного дождя стал настолько привычен, что не мешал спать. Здесь дождь воспринимался как естественное состояние погоды. В «сезон дождей» всё оживало. Можно дышать, а значит, можно было двигаться и жить. Это — благое время года.

Жизнь в «Болонье» шла налаженным чередом.

Сергей старался уделять больше внимания дочери, которая очень страдала из–за ссор родителей. Кольцовы располагались в одной комнате, где почти всё пространство занимала двуспальная кровать. Ребёнку негде было даже присесть. Поэтому все дети дома проводили время в общем холле. Дочь подружилась с Денисом Ромашиным, который не отходил от неё ни на шаг.

Луис заявил Сергею, что собирается возвращаться в Чили, и уже посетил посольство. Это заявление он сделал, когда Ренсо и Сергей пили пиво в его доме. Затем они отправились к Ренсо обсуждать этот серьёзный вопрос, прихватив Лиду и дочь. Пообедали жареным цыплёнком с пивом. Затем гадали на картах, и Сергей объяснял сестре Маргариты, как проехать в Москве к Кремлю. С Луисом Кольцовы вернулись домой.

На следующий день вечером Луис приехал на новой машине (8-цилиндровый «Ford»). Красавец! Прокатились на ней к бассейну и вернулись домой. И всё–таки Сергею настроение Луиса не понравилось.

В четверг утром в автобусе Кольцов узнал, что на рассвете (5.35) два неизвестных самолёта бомбили аэропорт Манагуа и дом Мигеля Д’Эското (министр иностранных дел), один самолёт разбился о смотровую вышку аэропорта, погибло 2 человека (бывшие пилоты FAR). Никарагуа не имеет своей военной авиации…

Занятия прошли нормально. Затем Сергей с Луисом на площади «19 июля» принял первый урок вождения, который прошёл неплохо.

Дома его ждала напряжённая обстановка и заплаканная дочь. Всё по–прежнему. Из–за хамского поведения Лиды, Кольцов был вынужден отказаться от «семейных» выездов. Ребёнка было жалко, она целыми днями сидела дома. Жена дочерью совсем не занималась и постоянно её терроризировала, зная, что этим она делала больно Сергею. Девочка смотрела на отца затравленными глазами, понимая, что мама сердилась на неё из–за него. Часто Лида прибегала к шантажу голодом. Причину она не скрывала. Это был ответ на отказ Сергея позволить ей свободно распоряжаться деньгами. Деньги для неё были немалые, и он хорошо знал по опыту семейной жизни, как она ими распорядилась бы…

В CNES Кольцов провёл первое заседание Методического Совета по отчёту уезжавшего в отпуск Бека. Затем работал в UNI, познакомился с новыми преподавателями. Потом присутствовал на «мини–митинге» солидарности с народом Чили, на котором хорошо выступал один из его «учеников» Эмилио Контеро. После занятий просмотрел газеты за неделю:

Никарагуанские газеты сообщили о пребывании художника Ильи Глазунова в Никарагуа.

С 19 августа по всей стране идут бои (Матагальпа, Чинандега, Вивили и т. д.), уничтожено свыше 80 «контрас», но большие потери и у сандинистов. Пастора заявил, что имеет в стране около 3 тысяч сторонников. Один американский журналист написал, что Пастора блефует, так как никакой реальной силой в Никарагуа он не обладает. Пастора отправился в вояж по странам Америки. Самолёты, бомбившие Манагуа, вылетели из Коста — Рики. В Коста — Рике арестовано около 100 никарагуанских «контрас» и судно с оружием, а также 20 кубинских наёмников (иммигрантов) Пасторы. Отряды Пасторы потерпели поражение на территории Никарагуа и преследуются отрядами костариканской полиции (в стране нет регулярной армии). У никарагуанского порта Кабесас (Атлантическое побережье) 2 патрульных катера при задержании гондурасского рыболовного судна были атакованы 3 гондурасскими военными катерами и самолётами. Отряды «контрас» прорвались через границу с Севера по трём направлениям. В департаменте Чинандега проникли около 1300 «контрас».

Госсовет Никарагуа принял закон о «военной патриотической службе» (SMP).

В воскресенье вечером провожали в отпуск Бека. Приехали никарагуанцы из университета, а затем подъехали Вартан с Виктором и другие. Пили, пели и… плясали. Как всегда. Настроение у Сергея было хреновое. Уже в полночь он с Луисом отправились в кубинский ресторан «Tropicana», но эстрадной программы не было. Вернулись поздно. Бек на прощанье сообщил Сергею, что Вартан хочет избавиться от него и Виктор — «в курсе». Настроение от этого не улучшилось. Что–то в последнее время у него пошло не так.

В университете занятий не было, студенты — на каникулах. Кольцов читал и сидел дома. Несколько раз он был с Луисом на «выездке», получалось неплохо. Он начинал чувствовать машину и удовольствие от управления.

В понедельник вечером приехали Ренсо и Марго, затем Луис и Изабелла. В присутствии гостей Лида преображалась в гостеприимную хозяйку. Поужинали и поговорили о предстоящей поездке на «Selva negra» и разошлись. Ренсо высказал Сергею: Луис — «эгоцентрик». Он был согласен, но подозревал большее.

14 сентября — «День независимости Никарагуа» (127 годовщина начала борьбы против испанских «колонизаторов»), — Кольцовы отметили вместе с семьёй Франциско — Серхио, который, затолкав всех в свой маленький «фордик», отвёз сначала в детский парк Альфонса Веласкеса, а затем к себе домой на обед. Но Нормы почему–то не было. Зато был его брат Орландо. Домой вернулись рано, и заехавший Луис отвёз их на итальянский фильм «Pasion bajo las armas» с Франко Ниро о жизни в итальянской армии. Однако, всё это никак не повлияло на поведение Лиды, когда она оказалась дома.

Поэтому утром Кольцов, после «тренировки» с Луисом, остался у него на обед и потом сходил с ним в кино. Посмотрели отличный американский фильм «Красные» о Джоне Риде.

Но на следующий день Луис не приехал, позвонил и сказал, что нет бензина. Однако позже Кольцов видел его в машине, когда отправился обедать в «Rondo». Лида объявила очередной бойкот. На обратном пути его застиг сильный ливень. Так что весь день просидел дома. Позвонил Векслер без повода, по его голосу Сергей понял, что у него тоже хреновое настроение. «Странно, — подумал он, — у Виктора полно друзей, но когда ему плохо, он, почему–то, обращался только к нему. Хотя разница в возрасте между ними почти десять лет!»

На другой день Ренсо забрал Кольцова к себе, чтобы поговорить о Луисе. Ему многое было неясно: почему Луис не попал в «список репатриантов», почему чилийская соцпартия его не поддерживала (как других чилийских эмигрантов), какие у него здесь отношения с кубинцами? У Сергея тоже были свои вопросы. Но разговор остался незаконченным. Вечером к нему приехал Луис с другим чилийцем Исидоро, и они втроём отбыли на празднование Дня независимости Чили (18 сентября) в их «военной миссии». Здесь он увидел Векслера, которому, похоже, его присутствие не понравилось. После этого они вернулись с Луисом к нему домой и поговорили об его «отъезде». Сергей пытался объяснить, что ему не дадут сделать в Чили ни шагу, так как он уже «засвечен» с момента визита в чилийское посольство. Изабель его поддержала, но Луис, видно, вбил в себя какую–то мысль. Какую? Кольцов домой вернулся в 3 часа ночи.

Телевизионные «Noticieros Sandinistos» передали: День Народной Сандинистской армии отмечался в танковой бригаде им. Оскара Турсиоса (в доме «Болонья» дрожали окна). На военном параде присутствовали военные атташе Польши, Венесуэлы, Франции и США (?) Министр обороны Умберто Ортега держал речь: за август сандинисты потеряли в боях 76 человек («контрас» свыше 200). В Чинандеге шли бои с артобстрелом с Гондурасской стороны. Даниэль Ортега заявил, что SMP относится только к «патриотам». Это ответ на письмо Епископата, опубликованное в «Barricada» против SMP. Франция доставила 2 пограничный катера в никарагуанский порт Коринто, где уже находятся 2 советских.

Занятия у Кольцова проходили нормально. С Кубы вернулся Дональдо, похоже, очень изменившимся. Маргарита работала над библиографией. Луис продолжал уклоняться от порученной ему работы. Изабель прооперировали, они опять сидели без копейки. Сергею пришлось дать Луису денег. Как он собирался рассчитываться — не понятно. Вечером Сергей зашёл к ним домой и «круто» поговорил с ним. Луис обещал взяться за работу.

В библиотеке Кольцов наткнулся на книгу Хосе Гаоса «История представления о мире», которая могла оказаться началом его работы для докторской диссертации о латиноамериканской философии.

В случайном разговоре с Колтуном, Сергей узнал, что тот неожиданно возвращается в Союз. Якобы возникла срочная необходимость заняться «лечением» родителей. Сначала Кольцов подумал: «баба с возу, кобыле легче!». Но потом задался вопросом, а какую роль здесь сыграли Вартан и Виктор? Николай Максаков рассказал ему о том, что Евгений очень сожалел, что не сможет свести с ним счёты на предстоящем партсобрании. Отчёт Колтуна на Методсовете прошёл тихо. Кольцов поднял вопрос о характеристике, так как понимал, что ему самому сделать это будет трудно. Его вопрос Векслер проигнорировал. Характеристику всё–таки пришлось писать Сергею.

На свой день рождения Виктор пригласил только Вартана. и… Евгения Колтуна (!)

Кольцов понимал, что «мавр сделал своё дело». С «отставкой» Колтуна он был уже не нужен. При его помощи Виктор избавился от раздражавшего его дурака Колтуна и подготовил «место» для Вартана, у которого явно были хорошие связи в московском министерстве. Теперь Вартан получал полномочия и привилегии, о которых лишь мечтал Евгений. Но Виктор всё–таки опасался Евгения, который мог (и вероятно уже попытался) доставить ему неприятности в Москве и он подстраховывался. И Кольцов оказался «третьим лишним». Приближалось время его переизбрания как парторга. И он понимал, что потеря поддержки Векслера меняла его положение в коллективе. К тому же в течение года прибыла большая группа новых преподавателей со своими амбициями. Поэтому в последнее время Сергея не покидало предчувствие «перемен»…

Однако его отношения с Вартаном внешне оставались нормальными. На его машине Сергей побывал в госпитале «Карлос Фонсека» и познакомился с врачом Олегом Никольским. Затем заехали к новым преподавателям в «Las Palmas». Разместились они тесновато, но уютно. Вечером в доме, как всегда шумно, отмечался день рождения Нади Ромашиной.

Телевидение сообщило, что бомбили порт Коринто (Тихоокеанское побережье), который повреждён незначительно. Во время боя на юге страны (Рио Сан — Хуан) был сбит самолёт. Пастора пытался прорваться к порту Блуфильдс (Атлантическое побережье), его отряды захватили и убили 18 крестьян. 3 «чужих» самолёта летали над военным гарнизоном в г. Ривас (на юге). Бои идут в 19 точках провинций Новая Сеговия, Хинотега и Матагальпа (это уже очень близко от Манагуа).

Виктор Тиноко (зам. министра иностранных дел) выступил в Совете Безопасности ООН с заявлением о нарушении воздушного пространства страны. Томас Борхе вылетел в Европу (Франция, Испания и др.). Карлос Нуньес (председатель Госсовета) собирается в США по приглашению американских сенаторов. Даниэль Ортега выступил в п. Сан Хасинто по поводу Дня Независимости, где сообщил о диверсии на нефтепроводе в порту Сандино, а также о том, что за этот год уничтожено 1081 «контрас» и погибло 850 военных и гражданских лиц.

В Венесуэле на Панамериканских играх Никарагуа выиграла у команды США в бейсбол и получила серебряную медаль (после Кубы). В стране патриотический энтузиазм. Даниэль Ортега встречал никарагуанскую команду по бейсболу в аэропорту.

В Гватемале и в Гондурасе активизировались партизаны. В Чили застрелили («МИР») военного губернатора Сантьяго, демонстрации продолжаются, уже погибло около 80 человек. В Сальвадоре идут упорные бои, партизаны (командующий ERP «Наролные революционные силы» — Вильялобос), «врезали» армии в г. Сан — Мигель (300 убитых и раненных).

Все газеты комментируют гибель южнокорейского «Боинга 747» у берегов Сахалина, который был сбит над советской территорией, пролетев более 2,5 часа и более 500 км. На острова Японии море выбрасывает останки пассажиров. В США поднят «шум» по поводу «бесчеловечного акта». Сообщается об аналогичном происшествии с южнокорейским самолётом в апреле 1976 года на советско–финляндской границе, тогда самолёт был принуждён к посадке на лёд озера.

Октябрь. Социологический Конгресс

Продолжали идти сильные дожди.

Воскресенье для Кольцова прошло на редкость удачно. Утром приехал Луис, и Сергей сам провёл машину от площади «19 июля» до университета и оттуда до площади Испании. Затем отрабатывали повороты вокруг дома. После этого приехали Ренсо и Марго. Поговорили о работе и пообедали вместе. Затем вновь заехал Луис, забрал всех и повёз смотреть «следы» индейцев на вулканической лаве. Музей оказался закрыт, но «следы» удалось увидеть. Вечером все вместе посмотрели американский фильм «Эротическое лето», о сексуальных приключениях молодой пары в Греции. Ночью Сергей спал плохо, вынужденное воздержание, похоже, отражалось на здоровье. Лида второй месяц продолжала бойкот и чувствовала себя нормально. Как долго это может продолжаться?

Неделя в университете началась вроде бы неплохо. На занятиях Кольцов дал взбучку своим слушателям–преподавателям (докладывал Ренсо). Вечером заехал Луис и завёл разговор о Ренсо, обвинив его в «предательстве», и о Вольфганге, который, действительно, обнаглел.

На следующий день Кольцов говорил с Британией, затем с Пако, весьма круто — о критической ситуации со студентами–стажёрами. Потом состоялся разговор с Вероникой о «сотрудничестве» вообще и о Пако в частности. Как сказал навестивший его вечером дома Луис: «посмотрим, что будет завтра». С Луисом говорили много (опять о Ренсо), но не о чём не договорились. Он уехал принимать дома Химену. Да, документы, которые потерял Луис накануне, обнаружились в «Ronda», без записной книжки. Интересно, кому она понадобилась и зачем? В общем, Кольцов понял, что в его «команде» начался разброд, и пора принимать решительные меры.

В разговоре с Ренсо Кольцов выяснил, что тому не понравилось критика его доклада. Луис сообщил, что «чернь», которой тоже не понравился тон его критики, намерена «поднять бунт», и по этому поводу Вероника собирает собрание (не поставив его в известность). Сергей решил, что, может быть, это и к лучшему. Пора, наконец, разобраться, кто в Департаменте «правит бал»?

Он не подал вида и провёл занятия со студентами, как обычно.

Перед Кольцовым была довольно жёсткая альтернатива. Большинство преподавателей Департамента — дилетанты, не владевшие элементарными методическими основами. Многие — уже в «возрасте» (30–40 лет), и за спиной у некоторых из них годы «революционной работы». Они считали излишним какую–либо «учёбу». Между тем, эти «революционеры–практики» имели такое же поверхностное представление о марксизме, как и о философии в целом. Поэтому Сергей сделал ставку на молодёжь, на студентов–стажёров старших курсов, с которыми нашёл общий язык. Именно это и встревожило кое–кого из «стариков». Он знал, что за «заговором» против него стояла Британия, молодая амбициозная мулатка, сменившая Франциско — Сергио в должности зав. секции (кафедры) философии.

Но «заговор Британии» был подавлен. Вероника, как директор Департамента, провела собрание кафедры (без Кольцова) и, неожиданно для Британни, большинство преподавателей, в основном молодые, не поддержали её обвинения против «доктора Серхио». Вероника оказалась в затруднительном положении, она не хотела брать ответственность на себя. После собрания Луис забрал Кольцова и отвёз на обед к итальянцам, где обсудили последние события. Друзья Сергея были воодушевлены. Но он понимал, что эта первая попытка — только начало. Кто–то ведь стоял за не очень умной Британией. Он даже догадывался, кто. И был готов к следующему его шагу. К тому же, ему не нравилась странная возбуждённость Луиса. В его энтузиазме ощущалась какая–та неискренность.

Вартан отдавал распоряжения по группе, уже не советуясь с Кольцовым.

Заехав после работы вместе со всеми в ГКЭС за зарплатой, Сергей увидел, что экономическая миссия превратилась в настоящую крепость за железными бронированными воротами и с новым комендантом–хамом. Он подумал: какая нелепость затратить десятки тысяч валюты на обеспечение охраны десятка сотрудников миссии, которым никто не угрожал. Значительно меньшие деньги могли быть потрачены на создание нормальных жилищных условий для советских специалистов, которым было стыдно перед своими иностранными коллегами за убогость своего быта.

После этого в «Болонье» состоялось профсобрание, на котором Колю Максакова «отпустили с миром» и пообещали назначить замом старшего группы (Вартана). Избрали Володю Тюхтю, кандидатуру которого накануне в разговоре с Векслером поддержал Кольцов, не будучи уверен в том, что сделал это правильно. На собрании Виктор, без какого–либо повода, неожиданно повёл себя агрессивно по отношению к нему. Сергею стало ясно, что это — «первое предупреждение».

На следующее утро обнаружилось, что Женя заболела. У девочки поднялась температура. Вартан отвёз её с Лидой в никарагуанский госпиталь. Оказалась аллергия. После этого Лида спокойно уехала в Масайю, оставив дочь на Сергея. Всегда, когда ей нужны были деньги, она неожиданно вступала в «перемирие», которое заканчивалось, как только она их получала. Вечером приехали Ренсо и Марго и забрали Кольцовых в кино на американский детектив «Мужчина с лицом Богарта» о частном сыщике. После этого заехали в ресторан «Rincon criollo», где поужинали. По возвращению Кольцовых в доме встретила гробовая тишина.

Чета Орловых и другие соседи вынуждены были смириться с тем, что Кольцовы предпочитали проводить свободное время вне дома. «Холостяки» следовали их примеру, часто проводя вечера в кино и барах. «Семейные» предпочитали домашнее времяпровождение, коллективные застолья, повод для которых находился часто. Это было экономно для бюджета семьи.

Практика по вождению Сергея в воскресенье закончилась поломкой старой «Шкоды» Луиса (потекло масло в коробке передач). Сдали её в автомастерскую, и пересели на новый «форд», который Кольцов сам привёл домой! Лида от его успехов в автовождении была не в восторге. Она считала, что им машина не нужна (но хотела подарить новую машину своему брату). Вечером она нашла повод для скандала в присутствии дочери, который закончился оскорблениями. И Сергей опять остался без ужина!

Вартан привёз в дом новую русистку по имени Нелли, весёлую толстушку лет тридцати из Свердловска. Её поселили в «камарерской», где жил Бек до приезда семьи.

В университете у Кольцова состоялся разговор с Вероникой по поводу собрания. Пришли к выводу, что есть проблемы, которые надо решать. Она сообщила, что разрешение на издание учебника по марксистской философии, над которой Сергей работал вместе с преподавателями, наконец, получено. Секретарша Департамента напечатала текст опять с ошибками, так как Химена не вычитала его. После работы поехали к Луису, корректировать текст. По дороге зашли к Карлосу Квадре в типографию (он неожиданно ушёл из университета) и договорились в принципе о печатании «Хрестоматии».

Весь следующий день Кольцов работал над текстом учебника. Карлос Квадра дал передышку до четверга. Среди авторов–участников царило воодушевление. Вряд ли кто–нибудь из них верил, что идея о первом в революционной стране учебнике по марксистско–ленинской философии завершится её реализацией. На занятиях Франциско — Серхио, как ответственный секретарь редколлегии, провёл последний инструктаж преподавателей по подготовке 2‑й части учебника. И Кольцов, не без волнения, сообщил, что 1‑я часть «Диалектический материализм», наконец–то, сдана в типографию. Заблаговременно Векслер предупредил его о существующем запрете без разрешения Москвы публиковать что–либо под своим именем за границей. Поэтому Кольцов был включён в состав редколлегии лишь в качестве «научного консультанта». Официальным «редактором» учебника согласилась стать Вероника. Ну, эти формальности для Сергея были неважны. Главное — результат! Это событие было отмечено вчетвером на ужине у итальянцев. Настроение у всех было приподнятое.

Вечером Кольцов присутствовал на партсобрании в посольстве и увидел вернувшегося из отпуска Виктора Петровича Чукавина. Встреча с ним была короткой, но доброжелательной. Это заметил и Векслер, который вёл собрание и предоставил слово для выступления Кольцову после Орлова. Сергею был понятен его приём: Виктор хотел показать партсекретарю, кто может быть его преемником. Но, по предложению Чукавина, редактировал решение собрания всё–таки Кольцов.

Поэтому, когда на следующий день Векслер заехал сообщить Кольцову, что он ему «не дозвонился», чтобы пригласить на совещание к Чукавину, Сергей понял, что тот начал двойную игру. Виктор помнил, что секретарь парткома в прошлом году решительно поддержал его в раскрытии «зубного дела» и не позволил Рябову свести с ним счёты. И он понимал, что Виктор Петрович просто так его не сдаст.

На следующий день Кольцов вновь побывал в посольстве и поговорил с советником Матвиенко о Луисе. Но, похоже, сказал лишнее, так как советник уклонился от предложенной встречи с чилийцем. Затем он зашёл к Чукавину, с которым поговорили о прошедшем собрании. Виктор Петрович оценил выступление Орлова как «саморекламу». Сергей воздержался от своих комментариев, понимая, что они преждевременны. Затем они прослушали занудную лекцию Орлова о Советской Конституции на очередном «пятничьем» собрании для членов семей советских дипломатов и специалистов. Домой под проливным дождём его отвёз Вартан, с которым они давно уже не сидели в одной машине.

В субботу все обитатели дома уехали купаться в Хилуа. Кольцов остался один и наслаждался тишиной. Сходил в «дипмагазин», купил суперсовременный радиоприёмник «Sony» (с компьютерным поиском радиостанций), познакомился с ребятами из «Авиаэкспорта». Затем сбегал в «Супер» за сигаретами и ромом. Потом читал интересную книгу «Большевики» (испанское издание сборника биографий).

Сергей впервые узнал о многих «врагах народа», расстрелянных в период сталинских репрессий. И задумался над тем, а, собственно, почему Сталин уничтожил именно этих людей и оставил рядом с собой других? Ведь его выбор не мог быть случайным. Никто из них не был, очевидно, «контрреволюционером», так как многие принимали активное участие в революции и гражданской войне. Многие из них не были и «антисталинистами», поддержав Сталина в его борьбе против Троцкого. Что же произошло именно в 1937 году, резко изменившее отношение Сталина к своим бывшим соратникам? Может быть против него, действительно, был «заговор»? А может быть его «вдохновил» Гитлер своей «ночью длинных ножей», которую Сталин назвал «гениальным ходом»?!

Вечером, когда Лида вернулась, Сергей отвёл её в никарагуанский военный госпиталь, где ей сделали обезболивающий укол (обострился пародонтоз). Потом с Луисом они съездили к кубинским врачам и договорились об её лечении.

В воскресенье Сергей с дочерью совершили прогулку рядом с домом. Он выпил пива в «сервесерии», которой обитатели «Болоньи» дали точное прозвище «Вьетнам». Это популярное место времяпровождения квартальной бедноты находилось в несколько десятках метрах от современной улицы фешенебельных особняков района «Болонья», на пыльной улице «хижин» из магазинных картонных коробок, покрытых пальмовыми листьями. «Пивная» представляла собой обычный деревянный сарай с земляным полом и с окнами без стёкол. Внутри были расположены три деревянных грубо отёсанных стола, вокруг которых стояли скамейки и старые тяжёлые стулья со спинками. В помещении — полумрак и всегда прохладно. За простой деревянной стойкой «хозяин», — такой же бедолага, как и его посетители, — продавал со льда «морозильного ящика» пиво и напитки по цене ровно настолько дешевле, насколько они стоят без бутылок (в магазине цена бутылки значительно, раз в пять, превышала цену самого пива или напитка).

Затем втроём Кольцовы пообедали в «Antojitos». В доме, наконец, заработал долго молчавший телефон.

Вечером Сергей и Лида (оставив девочку дома) вместе с итальянскими и чилийскими друзьями съездили сначала в кино на французский порнографический фильм «Карманный любовник» о мальчике и проститутке. После этого посидели дома. Говорили о предстоящем Конгрессе социологии, затем перешли на тему фашизма и национализма. Сергею интересно было узнать, что здесь в Латинской Америке то и другое понималось совсем иначе, чем в Европе. Ведь, по существу этих понятий, некоторые латиноамериканские государства представляли фашистскую политическую модель, а многие «революционные» программы использовали националистические идеи. Разошлись поздно…

10 октября в Манагуа начал работу XV Социологический Конгресс Латинской Америки.

После некоторых хлопот утром, преподаватели Департамента, в конце концов, получили «визитки» и прибыли в здание «Сезарь Аугусто Сильва». На открытии Конгресса присутствовали «командантес» Байардо Арсе, Виктор Тирадо, Омар Кабесас. С приветствиями выступили директор CNES Хоакин Солис и экс–президент Мексики Эчевария Альварес. Присутствовало 250 делегатов из разных стран. От СССР — только Кольцов (неофициально). Как сказал Солис в адрес гостей: «их присутствие будет без сомнения братской и солидарной поддержкой для нашего дела». После заслушивания докладов был «коктейль» у бассейна. Луис познакомил Сергея с костариканскими делегатами, молодыми преподавателя университета Сан Хосе. Потом Луис развозил всех по домам, а потом они с Сергеем выпили пива в «Tiscape».

Второй день Конгресса прошёл в комиссиях — на свежем воздухе, под пальмовым навесом. Говорили об индейцах Коста — Рики и Мексики, о профсоюзах и крестьянах и пр. Кольцову только с третьей попытки удалось достать материалы конференции. После «кофе» слушали выступление ректора Мексиканского Университета Пабло Альвареса Казанову о «Теории и методе изучения народных движений». Его основная мысль — теория классовой борьбы недейственна в условиях народного единства в Латинской Америке. Потом Сергей дал короткую консультацию студенту из UNI по марксистской эстетике.

Вечером вместе с Виктором и Вартаном Кольцов был вызван в посольство к Чукавину, который зачитал им письмо ЦК о положении в мире, суть которого: «надо быть готовыми к худшему». После этого у Сергея состоялся короткий разговор с Виктором Петровичем о возможности «чёрных шаров» (по поводу его предстоящего переизбрания). Он коротко рассказал о начавшемся Социологическом конгрессе. Чукавин был удивлён тем, что «они пропустили эту информацию». Ещё больше его поразило то, что даже Векслер оказался «не в курсе». Договорились, что по окончанию работы конгресса Кольцов предоставит ему все материалы и свой отчёт. По возвращению Сергея домой, неожиданно «заехал» Векслер показать ему текст своего выступления на предстоящем партсобрании. «Ага, — подумал Кольцов, — это уже первое следствие возвращения Чукавина».

Утро третьего дня работы Конгресса Кольцов посидел в «своей» комиссии. Затем, после «кофе», навестил Ренсо в его комиссии. Попал на доклад Алехандро Серрано о «кризисе философии». Доклад ему очень понравился. Затем Пабло Альварес комментировал своё вчерашнее выступление: «партии не представляют интересов классов и идеологическая борьба мешает объединению сил народного движения». После этого состоялось Пленарное заседание, где выступил кубинец с докладом: «Развитие и прерывность революционной мысли от Боливара до Карлоса Фонсеки». Но перед этим состоялся «митинг протеста» по поводу диверсии в Коринто. Обедали у Ренсо. Вечером пили кофе в «Mercedes» у мексиканцев. Сергей познакомился с директором школы антропологии и истории Мехико Гильберто Лопесом, но Луис бесцеремонно перехватил инициативу. При выходе из ресторана Сергей и сопровождавшие его Луис и Ренсо оказались свидетелями вооружённого нападения на здание редакции «La Prensa» (об этом на следующее утро сообщит пресса). Ужинали у Кольцова дома. Ребята были воодушевлены Конгрессом. Поэтому Сергею пришлось скрыть своё разочарование. Для него было ясно, что это — чисто идеологическая кампания под эгидой Мексики (и Венесуэлы) весьма «среднего» научного уровня. Но некоторые персонажи были интересны.

На четвёртый день работы Конгресса Кольцов прослушал сообщение о Симоне Боливаре, интересное сообщение чилийца (представлявшего Кубу) о развитии марксизма в Латинской Америке. Вчерашний мексиканец Гильберто Лопес вёл себя индифферентно, а потом вообще исчез. Прослушав выступление на Пленарном заседании сальвадорца, Кольцов отправился обедать домой самостоятельно, так как машина Луиса и он сам «забарахлили».

В тот же день вечером Кольцов вновь был вызван в посольство на «партактив» о «секретном» совещании, состоявшемся в Москве летом. Вывод: надо быть готовым ко всяким «неприятностям», в связи с этим намечаются новые «тенденции» во внешней политике. После «актива» Сергей поговорил с директрисой посольской школы о дочери. Претенциозная московская дама заявила ему, что его дочь не возьмут в школу из–за возраста (семь лет ей должно было исполниться через три месяца). Но ему было ясно, что это только предлог, так как его дочь была единственной школьного возраста в преподавательской группе и возникала проблема доставки её в школу. Формально, это должен был взять на себя Вартан, имевший машину. Поэтому, очевидно, что он провёл предварительную беседу с директрисой, а Виктор предпочёл, как всегда, не «вмешиваться». Сергей психанул.

Утром последнего дня работы Конгресса Кольцов болтался в UCA, затем с Ренсо и остальными прибыл в университет. Последнее Пленарное заседание Конгресса прошло скомкано. Понравилось лишь выступление чилийца из MIR. Выступления Пако и Фернандо из Департамента UNAN были заурядны. Кольцов пообедал у Луиса. Затем они вернулись в университет, где в Департаменте состоялась встреча с кубинским историком Прьето. После этого Кольцов заехал домой. Застал дочь плачущей, Лида была «на взводе». Орлов, мерзавец, опять оставил её одну в доме (вопреки существовавшей договорённости, не оставлять женщин одних в доме)!

Вечером состоялось закрытие Конгресса в кинотеатре «Tetel». Краткая речь команданте Байардо Арсе о значении Конгресса для поддержки Никарагуа. Затем — поездка всех делегатов в Хилуа. Здесь, наконец, Кольцов получил возможность спокойно поговорить с Алехандро Серрано, который вручил ему свою только что изданную книгу (не подозревая о том, что его рукопись Кольцов рецензировал в прошлом году). Затем к ним подошёл команданте Виктор Тирадо Лопес, который говорил о военном положении. К разговору присоединились командантес Байардо Арсе и Ленин Серна (Комитет госбезопасности). Кольцова они явно принимали за мексиканца (из–за Серрано), поэтому вели разговор очень непринуждённо. Никого из советских дипломатов на этом приёме не было. Затем Кольцов накоротке поговорил с мексиканцем Гильберто Лопесом и познакомился с колумбийкой Кристиной. Однако он вынужден был уехать очень рано, — когда банкет только начинался, — с итальянцами и чилийцами (их ждали дома дети). Все пятеро поместились в машине Ренсо.

Следующий день Сергей отдыхал дома. Посмотрел в кинотеатре документальный фильм «Американское безумие» об извращённых нравах современной Америки. Вечером сделал «официальное приглашение» домочадцам на свой предстоящий день рождения, которое они приняли без энтузиазма. Ночь прошла беспокойно из–за сильного ливня и головной боли.

«Новости» продолжают сообщать о продолжении военных действий на территории Никарагуа и в Центральной Америке:

В Никарагуа отмечается 3‑я годовщина убийства Анастасио Сомосы–младшего (в Уругвае) и 26‑я годовщина убийства Анастасио Сомосы–старшего. Конгресс США утвердил дополнительные ассигнования на «сдерживание никарагуанской экспансии». Были предприняты три атаки «контрас» при поддержке гондурасской армии на границе с севера, отбиты с потерями. Под Матагальпой сбит двухмоторный американский самолёт, трое из экипажа (сомосовцев) взяты в плен, погибло трое, ещё двое, сброшенных на парашютах, преследуются. Самолёты Пасторы (из Коста — Рики) опять бомбили порт Коринто. На юге страны взорваны две вышки высоковольтной линии электропередачи между Коста — Рикой и Гондурасом. Диверсионная группа Пасторы взорвала 2 нефтехранилища, Атлантическое побережье осталось без горючего. На границе с Коста — Рикой сосредоточено 300 пасторовцев. За полтора месяца (с 15 августа) уничтожено 400 «контрас.

Отмечать сорокалетие Кольцова приступили предварительно ещё в воскресенье. Лида с утра втянулась в приготовительные хлопоты. Это она любила. Гости начали подтягиваться к столу к 6-ти часам вечера, хотя кое–кто из соседей предпочёл смыться из дома или рано ушёл в свои комнаты. Пошёл сильный ливень! Неожиданно приехал Виктор Петрович Чукавин с женой и дочкой. Поздравляя Сергея, хорошо говорил о нём. К этому времени подъехали итальянские друзья, Франциско — Серхио со всей своей семьёй, а также ребята из Департамента — Дональдо, Марио, Пако, Химена (со своим новым приятелем) и Карлос Борхе, который Сергею вручил автограф одного из генералов Сандино. Пели под аккордеон в сопровождении импровизированного оркестра из «ударных» и плясали. Наконец появились из «Планетария» Вартан с Колей Максаковым и Ювенцусом. За столом не было официальных лиц, (о чём явно позаботился Векслер). И предполагалось, что коллеги–соотечественники сорвут праздник тихим бойкотом. Но не получилось! Никарагуанцы и «интернационалисты» своим энтузиазмом и искренностью сорвали этот замысел. Непредвиденно, всё получилось хорошо. И явно произвело впечатление на Чукавина. К полному удовольствию Лиды и к плохо скрываемому неудовольствию супругов Орловых.

Следующий день был тяжёлым днём похмелья, который Сергей в университете пережил с трудом. Обедал с Ренсо и Пако в ресторане «Ciudad de plasticos». После пива стало легче. После работы Сергей застал дома прилетевшего из отпуска Чеслава (его самолёт задержался в Шенноне). Вид и настроение приятеля ему не понравились. Поговорить им не удалось, потому что неожиданно нагрянул Векслер, явно взбешённый и встревоженный вчерашним визитом Чукавина.

Сам день рождения начался для Кольцова во вторник с унылого утра. Обедать уехал к Ренсо, с которым они, после этого, навестили Луиса в его новом доме. Дом приятный снаружи, но внутри слишком большой и неуютный. Как здесь принято, дом был приобретён со всей мебелью и даже библиотекой, которая оказалась вполне приличной (по американским меркам). Сергей с завистью увидел полное издание романов Агаты Кристи. Об его дне рождении Луис, конечно, забыл! Опять завёл разговор о безденежье и о невозможности вернуть долг. Странно? Раздосадованный Сергей вернулся домой, где соседи до сих пор приходили в себя после прошедшего грандиозного чествования.

Вечером приехала Марго и забрала Кольцовых к себе. Так что собственно день рождения был отмечен Сергеем среди женщин и детей. В 10‑ть часов забрали на дороге Луиса и Ренсо, и зашли с ними в кубинский ресторан «Tropicana». Здесь играл оркестр и пели два солиста. Все потанцевали. В час ночи началось «Chow»: две танцовщицы, два певца (мужчина и женщина), женщина–фокусник, один шут и, конечно, конферансье. В общем, программа была неплохая (без стриптиза), но явно с контрреволюционными намёками. С оплатой возникла заминка, но, в конце концов, деньги нашлись! Вернулись в дом итальянцев поздно. Допили коньяк, разобрали спящих детей и разъехались после 4‑х часов!

Кольцов поспал чуть больше часа и отправился в университет. Оттуда он поехал в ГКЭС на открытое партсобрание. Векслер открыто провоцировал людей против него, но все отмалчивались. Вартан выступал последним, и, как всегда, ничего не сказал.

По возвращению домой Сергея ждал неприятный сюрприз: у дочки — 38.8, рвота. Вызвали посольского врача. Ночь прошла беспокойно.

На следующий день температура и рвота у Жени продолжались. Уехав днём с работы, Сергей отвёл её в военный никарагуанский госпиталь. Но там ничем помочь не могли. Вечером приезжал врач посольства, но заметных улучшений так и не появилось. Заехали предложить свою помощь Луис и Ренсо.

Утром Сергей вновь был с дочерью в военном госпитале, сдали анализы. После этого уехал на работу в UNI, где провёл занятия со студентами. За ним заехал Вартан и отвёз домой. Дочь чувствовала себя лучше. Вновь приезжал врач — анализы показали гепатит. Ночь прошла спокойно.

На следующий день девочка выглядела уже неплохо, но температура ещё держалась. Вечером заехали Ренсо с Марго узнать о её состоянии. Ночью шёл сильный дождь.

В воскресенье. Сергей с Лидой сводили дочку в «лагуну Tiscapa», застывший кратер вулкана, который находится в черте города. Они спустились вниз и обошли лагуну, где находились развалины старого амфитеатра. Здесь выпили пива, девочке купили мороженое. Все устали, но дочери было интересно. Для неё не так часто выпадали такие прогулки. Днём заехал Ренсо, забрал их к себе, на празднование дня рождения трёхлетнего сына Дани. Они приехали поздно, когда Pinata (бумажная набитая подарками кукла, которая подвешивалась на дерево) была уже разбита. Подаренную ему накануне Кольцовыми машину мальчик уже сломал.

На следующий день Кольцов вместе с Луисом заехал в типографию и сдал текст 2‑й части «Хрестоматии» по философии. Сданный ранее учебник пока не напечатан. В ГКЭС Сергей получил 3 письма от сына и поздравления от брата (лучше поздно, чем никогда). Вечером дочь опять плакала («мама всегда занята»). Чем была занята жена днём, кроме болтовни с подругами, Сергей не мог понять. Но дочерью она не занималась.

Луис пригласил Кольцова на лекцию мексиканца Лопеса по «эпистемологии» (методологии) в историческом ракурсе: «Теодор Адорно — наиболее интересный марксист». Кольцов долго не смог выдержать банальной чуши и покинул аудиторию.

Между тем в Манагуа поднялись цены на бензин, пиво и воду. В стране идут бои и переговоры.

Ракетой с неопознанного военного катера подожжено бензохранилище в порту Коринто (сгорело свыше 2 млн. галлонов нефти). Позже был взорван нефтепровод в порту Сандино. Пойманы 2 парашютиста из подбитого ранее самолёта. Идут бои на юге (Рио Сан — Хуан), 2 тысячи «контрас» пытались захватить порт Кабесас (Атлантическое побережье). Генри Киссинджер прибыл в Манагуа, в честь этого была проведена демонстрация протеста. Рейган заявил, что США окажет экономическую помощь Никарагуа лишь только тогда, когда она порвёт отношения с Советским Союзом и Кубой. Даниэль Ортега, который выступил на Генеральной ассамблее ООН весьма умеренно, заявил, что Никарагуа оставляет за собой право громить врага на его территории. Томас Борхе, находясь в Португалии, заявил: «мы попросим советских братьев не вмешиваться». Ю. В. Андропов заявил, что мир стоит накануне мировой войны.

«La Prensa» сообщает, что в Анголе во время операций УНИТА (с августа по сентябрь) кубинцы потеряли 349 человек, погибло 12 советских военных «советников» и 1812 ангольцев.

19 октября в Гренаде (остров–государство в Карибском море) у Бишопа (премьер–министр «марксистского» правительства) — «неприятности» (посажен под «домашний арест»). 20 октября газеты сообщили, что Бишоп убит во время демонстрации в его поддержку. Выясняется, что Бишоп был убит вместе со своими соратниками в военном гарнизоне, власть захватил «Военно — Революционный Совет» (15 генералов). Глава «ВРС» Гренады генерал Худсон Аустин пригласил «наблюдателей» из США и Канады. Пресса и ТВ комментируют убийство Бишопа. Отрицательная реакция Кубы и положительная реакция США. США направили к берегам Гранады военные корабли во главе с авианосцем «Индепенденс» (с 2 тысячами морской пехоты) для «защиты» 1 тысячи находящихся там американцев. Куба объявила 3‑хдневный траур. Зарубежные телекомпании несколько раз воспроизвели репортаж советского телевидения («Время») о событиях в Гренаде с демонстрацией карты… Испании!!!

Последние дни все в Манагуа обеспокоены событиями в Гренаде. В час дня радио передало Заявление Советского правительства по этому поводу. В городе прошла манифестация. У дворца правительства перед демонстрантами выступил с заявлением Руководства Сандинистского Фронта Даниэль Ортега.

Советским специалистам, как обычно, было запрещено появляться на манифестации. Сидели дома. Вечером, возвращаясь с манифестации, заехали итальянцы и чилийцы. За чашкой чая поговорили о Гренаде и положении Никарагуа в связи с этим. Настроение у них было «грустное». Действительно, события в Гренаде — это серьёзное предупреждение Никарагуа…

Весь радиоэфир заполнен комментариями о событиях в Гренаде. В 14.20 (25‑го октября) американцы прибыли к кубинским позициям на джипах с предложением сдаться (так как «они не хотят иметь проблем с Кубой»). Кубинцы (около 600 человек, большинство — аэродромные строители) запросили по радио Фиделя, который приказал им «не отступать», хотя тут же заявил, что для вмешательства Кубы нет «объективных причин». До 6-ти утра 26‑го кубинцы продолжали сопротивление на военном аэродроме, американцы атаковали их вертолётами и артиллерией. Этим утром в Гаване Фидель на пресс–конференции заявил, что кубинцы в Гренаде выполняют свой «интернациональный долг», их сопротивление — «символическая акция». В Совете Безопасности ООН вступил Виктор Тиноко и от имени Никарагуа обвинил США в агрессии против Гренады. В ОАГ представитель Гренады обвинил США в интервенции. В 11 часов 26‑го кубинцы прекратили сопротивление, здание аэропорта разрушено, связь с кубинским посольством прервана. «Голос Америки» утверждает, что погибло не более 100 кубинцев, остальные попали в плен.

Ноябрь. Праздничные мероприятия

С 1 ноября в стране объявлено Чрезвычайное положение.

Разговоры о событиях в Гренаде продолжались и в университете.

По сведениям «La Prensa»: в Гренаде взято в плен 600 кубинцев. В стране сопротивление продолжается очагами в горах под командованием генерала Аустина. На острове уже 6000 американской пехоты и десантников. Утром выступил Рейган, который обвинил Советский Союз в «насилии» в Ливане и попытке создать военную базу (совместно с Кубой) в Гренаде. Заседает Военный Комитет Центральной Америки в Гондурасе. США назначили (?) нового премьер–министра Гренады Р. С. Коона (бывший губернатор острова). На острове обнаружено большое количество советского оружия. Фидель требует выдачи раненных и погибших (а живых?) и утверждает, что на острове было около 600 кубинцев (а не 1000, как заявляют американские СМИ). Радио сообщило, что в Гренаде взят в плен генерал Аустин и арестован бывший вице–премьер Корд.

В Гренаде началась эвакуация кубинских раненных. Самолёт Международного Красного Креста (из Женевы) задержан на о. Барбадос. Марионетка С. Коон приказал посольствам Советского Союза, Кубы и Ливии в 24 часа покинуть Гренаду, кубинское посольство, которое отказалось до тех пор, пока не будут вывезены все кубинцы (живые и мёртвые), окружено американскими войсками. Наконец, в среду на Кубу прибыли первые раненные с Гренады (во главе с послом). ООН осудила вторжение США в Гренаду. Из Гренады высланы 49 советских дипломатов на о. Барбадос. Оттуда дипломаты с семьями (свыше 100 человек) прибыли в Мексику. Советское посольство выслали также из о. Ямайки. На Кубу продолжают поступать пленные из Гренады, началась эвакуация мёртвых кубинцев. «La Prensa» опубликовала большую статью об американском лётчике подбитого в Гренаде вертолёта (прямо сценарий вестерна).

В университете Кольцов просмотрел материалы Социологического Конгресса. Провёл занятия и встречи с некоторыми преподавателями по обсуждению учебной программы. После работы в доме состоялся «политсеминар», на котором докладывал Орлов (по тексту, написанному ранее Кольцовым). Потом Вартан держал «речь» о совещании в посольстве (на которое Кольцова не пригласили?). Блок Виктора, Вартана и Володи Тюхти консолидируется и с каждым днём они вели себя по отношению к Сергею всё более нагло, как бы его провоцируя. Вечером приехал Анатолий Иванович Крашенинников с «заказом» для Кольцова… на завтра. Речь шла о справке (для посла) о работе Социологического Конгресса. Лида с дочерью провела весь день в «Планетарии». По возвращению дочь сообщила радостно отцу, что она «утонула» в бассейне, а мама её «спасла». Девочка соскользнула с бортика бассейна (с глубокой стороны) и, не умея плавать, «молча» пошла на дно. Мать, увидев это с противоположной стороны бассейна, нырнула (впервые в жизни) и выхватила ребёнка со дна. Обе даже не успели испугаться. Страх пришёл позже…

На следующее утро заехал Крашенинников за заказанной «работой», которую сразу же завезли в посольство, и затем он подбросил Кольцова в университет. На его занятиях с преподавателями и студентами–стажёрами, по инициативе Мануэля, обсудили спецкурс мексиканца по «эпистемологии». Реакция была бурно отрицательной. Сергей с удовлетворением отметил, что его ученики делали явные успехи в постижении философии. Приехав домой после работы, преподаватели выяснили, что их начальство уже получило свою зарплату в полном объёме. Когда же они на автобусе приехали в ГКЭС, им выдали половину в чеках Внешторгбанка! И предупредили, что так будет и впредь: специалисты будут получать «наличными» только 50 %.

На совещании «тройки» зашёл спор о праздновании 7 ноября. Векслер опять затевал «банкет–шоу». Вечером в посольстве он и Вартан взяли в оборот Сергея и «убедили» на 1000 кордобас «взноса». С Виктором Петровичем ему поговорить опять не удалось (либо у него плохое настроение, либо кто–то уже «нашлёпал»).

В субботу утром Кольцов вместе с дочерью побывал в школе. Туда отвёз Вартан, а привёз Саша — лётчик из «Планетария». Школа располагалась в здании «Тракторэкспорта», симпатичная вилла с пристройкой. Директорша была более разговорчива, чем при первом знакомстве. Явно, что Чукавин выполнил своё обещание и поговорил с ней. Екатерина Фёдоровна, типичная москвичка средних лет, приехала в Манагуа из Бейрута, где, как выяснилось, сейчас служит послом Солдатов, — «старый знакомый» Сергея по Кубе в 60‑е годы. Правда, она там пробыла только 4,5 месяца до начала военных событий. Женя присутствовала на трёх уроках и осталась очень довольна. Однако пропущено почти три месяца и придётся много заниматься дома. Сергей очень переживал, сомневаясь, что Лида будет это делать.

Телевизионные новости сообщают: Никарагуа готова порвать дипломатические отношения с США (заявил Серхио Рамирес). Бои в провинциях Матагальпа, Северная Зелайя, Хинотега продолжаются. Объявлена программа «Военной экономики» (бензин, валюта, продовольствие). Банда «контрас» у г. Сан — Мигель де Норте (Хинотега) убила 32 крестьянина. Бои идут также на юге. Была предпринята попытка (с катера) взорвать бензохранилища в порту Кабесас. В приграничном посёлке Чантазма погибло 47 человек: крестьяне, солдаты, учителя. В субботу ночью с самолёта была обстреляна термоэлектростанция у вулкана Момотомбо. В Масайе вновь религиозные беспорядки против SMP («патриотической» военной мобилизации).

В воскресенье заехал Луис и отвёз Кольцова к себе. Поговорили о делах гренадских и департаментских, а также — о возможных «контактах». Луис был очень взволнован, убеждая Сергея, что Гренада — это репетиция для вторжения в Никарагуа. Тогда Никарагуа превратится для «интернационалистов» в мышеловку. Прощаясь, Сергей не удержался и поставил ему ультиматум по поводу долга и машины, так как он нарушил их договор.

Неделя началась с разговоров о задуманном Векслером банкете. Николай заявил Кольцову, что это — авантюра! Собрание коллектива выразило своё мнение молчанием. Виктор выскочил взбешённый!

На занятиях Кольцова в Департаменте говорили о Конгрессе. Преподаватели выступили интересно. После работы Сергей съездил в никарагуанский Минздрав и прочитал лекцию об Октябрьской революции. Прошло хорошо. Вернувшись, он застал в доме растерянность по поводу бунта против начальства на собрании, (Евгений Орлов, похоже, получил очередную плюху).

В последующие дни Виктор, Вартан и Тюхтя обрабатывали Сергея по поводу «банкета», попутно выясняя отношения. Виктор признал своё фиаско, но, похоже, отступать не собирался. При «индивидуальном подходе», в конце концов, почти все согласились участвовать в «банкете»!

В среду утром к Кольцову приехал Петухов, с которым они отправились к нему в офис за фотографиями и литературой. После этого на Методсовете в CNES отчитывались Ювенсус и Володя Храпов. Было ясно, что ребята не переработались. Вечер Сергей провёл с Ренсо и Луисом за пивом в «Mirador de Tiscapa», обсуждая, при сопровождении сильной грозы, события в Гренаде

На следующий день Вартан сообщил Кольцову, что он получил приглашение на приём в посольство. Но Векслер отвезти его в посольство отказался. Но всё–таки заехал забрать на открытие кинофестиваля советских фильмов в «Cinemateca». Поехали с Лидой, смотрели «Красную площадь». Лида осталась довольна. Дома застали Вартана в компании Тюхти и Орлова, обсуждавших программу «банкета». Всё оказалось менее привлекательным, чем предполагалось.

Занятия Кольцова в UNI прошли хорошо. После этого в университете он присутствовал и выступил на Торжественном акте по случаю 66‑й годовщины Октябрьской революции, который прошёл совсем неплохо. Было много преподавателей и студентов. Затем он с Вартаном побывали в посольстве у Чукавина и в ГКЭС у Павлова. Отчитались. Потом все встретились в CST (Комитет Сандинистских профсоюзов) на Торжественном собрании, которое прошло намного скромнее, чем «Ленинские дни». Выступили советский посол и команданте Дора Мария Тейес. Дома Сергея застал женский бунт против Татьяны Орловой.

На следующий день дом остался без электричества. Это была катастрофа, так как на кухне только электрические плиты, к тому же выключилась «морозильная камера». Пообедали молоком с хлебом, за которым утром Сергей сбегал в «Panaderia». После этого отправились на мероприятие в UNI (Инженерный институт). Зал был подготовлен студентами неплохо. Играл небольшой оркестр из 3‑х человек. Выступил ансамбль «Монолог» и детская танцевальная группа, которая очаровала всех. Советские преподаватели вручили детям открытки и значки. Кольцов вёл программу. «Планетарцы» во главе с неожиданно раскапризничавшимся Ювентусом (который работал в этом институте) уехали рано. Остальные, даже присутствовавший Векслер, остались довольны.

Дома ещё крепко выпили, отметив успех.

Весь день воскресенье у Кольцова прошёл в безделье. После обеда приехал Ренсо, и Сергей с ним отвезли детей в Зоопарк, который выглядел уже более прилично, чем в прошлом году. Потом вернулись «наверх», в дом итальянцев, где уже собрались все «свои». Весьма скромненько отметили советский праздник. Настроение Луиса Сергею не понравилось. Кольцовы вернулись домой рано.

7 ноября. Днём Сергей с Лидой побывали в военном госпитале, затем зашли в «Оптику» и купили ей очки. После этого роскошно пообедали в ресторане отеля «Интерконтиненталь». Вечером Кольцов присутствовал на посольском приёме в торгпредстве (как и год назад). Были командатнес Даниэль Ортега, Джеймс Вилок и Томас Борхе, а также другие «командантес герильерос» Кордова, Асторга, Кабесас, Феррети и Серна. Присутствовал американский посол Кинтон. Кольцов, Векслер и Вартан провели вечер за одним столом с Хоакином Солисом, Умберто Лопесом и Хуго Мехийа, который был рад (?) встрече с Сергеем. Пили виски со льдом. После того, как посол поздравил всех присутствующих, он удалился вместе с никарагуанским руководством. Но приём продолжался заполночь.

8 ноября — в Манагуа состоялась манифестация в честь 8‑й годовщины гибели Карлоса Фонсеки. Поэтому второй день праздника прошёл для Сергея скучно в стенах дома. Лида была не в настроении. Днём мужчины поехали в торгпредство на «спартакиаду», но были приняты весьма прохладно и поэтому сразу же уехали. Вартан и Виктор с Володей Тюхтя отмечали праздник в «Los Arcos», где расположились вновь прибывшие преподаватели. Сергея не пригласили. Луис завёз ему подарок к празднику — горшок с цветком, и вёл себя очень странно, много болтал. К вечеру Сергей почувствовал себя неважно. К тому же настроение было испорчено тем, что вышел из строя компьютер нового японского радиоприёмника «Sony».

Утром Сергей пнул ногой повадившегося в комнату кота Ромашиных Мурсика, который охотился на попугая, подаренного дочери. Попал… в бетонную стену. Кажется, сломал пальцы, которые вспухли, пришлось наложить самодельную деревянную «шину».

Небольшого зелёного попугая привёз Жене Пако Фьерро. Это был обычный попугай, которые летали в лесных окрестностях (как стрижи). Они не умели говорить, только пронзительно кричали. Здесь их называли «лоро», поэтому попугай получил имя «Лоро» («Лорка», потому что оказался самкой). Расположился он на железной решётке с внешней стороны окна комнаты (в «патио»), по которой гулял вверх–вниз, не оставляя намерения перегрызть её толстые прутья. Клюв у него был настолько острым, что перекусить небольшую ветку (или палец) ему не составляло труда. Чтобы он не улетел, ему подрезалось одно крыло, которое отрастало очень быстро, и тогда Лорка отправлялся в «путешествие» на росшее за оградой большое дерево. Разглядеть его среди зеленной кроны было невозможно. Он был достаточно умён, чтобы не улетать далеко от дома. Но имел вредный характер, и вернуть его удавалось только, когда он проголодается. Он обожал чёрный кофе по утрам и ром по вечерам. Признавал авторитет только Жени, садясь к ней на плечо и требуя, чтобы она почёсывала ему загривок. К Сергею он относился снисходительно. Остальных терпеть не мог.

В университет Сергей проверил гранки первых страниц учебника, конечно, много ошибок. Поступила с ротапринта подготовленная им новая учебная программа по философии. Занятия со студентами прошли нормально. Британия завела разговор о новой группе. Дома ему отдохнуть не удалось. Векслер через Тюхтю передал план мероприятий. Ясно, что это знак неудовольствия.

В субботу Кольцов с Вартаном отвезли дочку в школу, которую она посещала раз в неделю. Затем заехали в «дипмагазин». Сергей оставил на проверку неработавший радиоприёмник. Потом выпили пива в «Carne de Matadero» и купили мясо (в последнее время оно стало дефицитом). Потом забрали из школы девочку, которая была расстроена тем, что её не похвалили. Вернулись домой к обеду, но остались без обеда, так как опять не было электричества. Отправившись в «Panaderia», Сергей встретил Ренсо. С ним просидели дома весь вечер, пили коньяк и говорили о Луисе. Потом подъехала Марго и разговор перешёл на политику.

Новости: В стране церковь подстрекает молодёжь против воинской мобилизации. Из Никарагуа высланы два священника–иностранца (среди них — ректор колледжа в Масайе) за «подрывную кампанию» против SMP. Социал–христианская партия выступила с протестующим заявлением. Министерство внутренних дел впервые официально признало факт антисандинстской религиозной пропаганды. В заливе Карлоса Фонсеки были атакованы никарагуанские пограничные катера. В департаменте Хинотега проникли несколько «неизвестных» военных вертолётов и затем появились 4 самолёта. В районе порта Кабесас гондурасские пограничные катера атаковали рыболовецкое судно. Посланник президента США Стоун дал в аэропорту предупреждающую пресс–конференцию («интервенции может и не быть, если вы сами решите свои внутренние проблемы»). Монсеньор Вега от имени Епископского Совета объявил «открытую войну» вторжению марксизма–ленинизма.

Активизация наступления сальвадорских партизан (провинция Морасан). Их политический лидер Унго заявил, что «возможно» сальвадорские партизаны (6 тысяч) придут на помощь Никарагуа в случае вторжения. В Гватемале партизаны тоже активизировались.

В воскресенье день для Сергея начался с приезда Векслера, который привёз «проект Байардо Арсе». Затем Франциско — Серхио отвёз Кольцовых в «Xilone» (отель с открытым бассейном), где они хорошо провели время, но много выпили. На обратном пути машину, за рулём которой сидел пьяный Франциско — Серхио, задержала полиция. Кольцов вынужден был показать визитную карточку корреспондента АПН Петухова, которая, случайно, оказалась у него с собой. Полицейский сел за руль и довёз всю кампанию в «Болонью» и вернул права. Отсюда машину домой уже повела Норма.

В университете Кольцов на занятиях раскритиковал доклад Луиса, назвав его «правым уклонистом». Вторую половину дня, как обычно, провёл в библиотеке. По слухам, кубинские преподаватели спешно возвращались на Кубу. Сергей передал Ивану Квадра вычитанные гранки «Хрестоматии», получил от него другие. К Орлову приехали Виктор и Вартан по поводу представленного им отчёта о работе за год, который был чистой «липой». Мнение Вероники о нём было «сдержанным», хотя ясно, что она в Евгении разочаровалась. В CNES Орлов так и не был принят и появлялся там редко.

После работы Кольцов остался на «Круглый стол» 3‑х послов на тему: «социализм — единственная гарантия мира». Советского посла сопровождал Крашенинников. Вечером приехал Луис выяснять «отношения» по поводу критики его доклада. Пришлось Сергею ему объяснять, кто такие «правые уклонисты».

Кольцову удалось договориться с частным никарагуанским доктором Анибалем о приёме Лиды. Дома он узнал, что без него приходил вчерашний полицейский, который спрашивал Ивана Петухова. Он, вероятно, хотел познакомиться с советским журналистом. Удивлённые женщины объяснили ему, что такой здесь не живёт.

На занятия к Кольцову явились только 2 студента, остальные студенты были мобилизованы. После работы состоялось совещание «четвёртки» по двум вопросам: приезд 5-ти новых специалистов (их размещение) и назначение нового дня выезда за покупками (и удлинение рабочего дня). По обоим вопросам было достигнуто соглашение. Лида с дочерью опять были в «Планетарии». Это хорошо для ребёнка, потому что там был бассейн. Утром их забирал Хосе, с которым они возвращались после того, как он привозил в «Планетарий» преподавателей.

В пятницу рано утром Векслер и Кольцов вместе с никарагуанцами из CNES отправились автобусом с инспекционной проверкой в Леон. В Леонском университете Векслер «работал» с Мишей Булатом, который здесь вёл философию (хотя, что Виктор понимал в философии?). Кольцов нашёл Володю Ермолова, недавно приехавшего преподавателя политэкономии. Посмотрел его бумаги и библиотеку им. Ленина, которую торжественно открывал летом Юрий Николаевич Рябов. Володя поработал в последнее время неплохо, но всё–таки, как понял Сергей, слишком «много на себя взял», не сообразуясь с реальной ситуацией. Между ними возникла даже короткая перепалка. Потом Сергей поговорил с директором Департамента Гонсало. Конечно, обстановка для работы советских преподавателей здесь была совершенно иная, чем в Манагуа. Они пользовались свободой и авторитетом. У каждого из них был отдельный уютный кабинет с вентилятором. После проверки хозяева пригласили гостей на обед к себе домой. Их условия были несравнимо более комфортны, несмотря на то, что они тоже жили вместе в одном доме. Но старый дом был большим, а комнаты просторными (с настоящей мебелью!), так что фактически они были независимы друг от друга. После отличного обеда все пили «хайбол» и кофе, расположившись в удобных плетеных креслах в холле–веранде. Говорили о «безопасности». Векслер сообщил, что руководство университета им «безопасности не гарантирует» (кубинцы из Леона уже были эвакуированы).

Поездка в Леон подняла настроение Кольцова, но всё–таки было грустно. Гонсало постоянно уговаривал его переехать в Леон, обещая «королевские условия». Сергей знал, что здесь ему было бы хорошо. Но бросить своих унановских ребят он уже не мог

Суббота началась спокойно. Утром Кольцов с Вартаном отвезли дочку в школу. Затем заехали попрощаться к Ермакову. Гена оказался из аппарата ЦК комсомола и хорошо знал Пашу Ефимова, друга Кольцова по Кубе. Крепко выпили. После этого, когда Сергей с Вартаном отправились «пить пиво», неожиданно, встретили Ренсо. С ним Сергей забрал Женю и потом заехали за Марго домой к Химене. Дома его ждал Иван Петухов, которому нужно было «поговорить». Пили опять и… Сергей напился. Но в кино все–таки поехал. Зря! Фильм оказался скучным. Ночью Сергей чуть не умер. Вероятно, подскочило давление (?).

После занятий в понедельник Вартан отвёз Сергея с Лидой в фешенебельный квартал к доктору Анибалю. Но безрезультатно. Не оказалось «материала» и прочее… Кольцов заподозрил, что это следствие прошлогоднего «стоматологического скандала». После этого зашли в «дипмагазин», который находился в этом квартале, и забрали из «ремонта» японский приёмник. Дома Сергей застал Луиса, который привёз свежие газеты и гранки из типографии. Он сообщил, что к отъезду из страны готовятся гватемальцы, сальвадорцы и венесуэльцы. Вечером состоялось собрание группы по поводу «дня покупок», сошлись на компромиссном варианте — оставить все по–прежнему. «Народ» проявил строптивость! Вопрос заключался в том, выезжать ли «за покупками» в пятницу, т. е. в рабочий день (когда некоторые преподаватели сопровождали своих жён, а у «холостяков» вообще был дополнительный выходной), либо в субботу — в выходной, который все привыкли использовать для решение бытовых проблем. Вартан, как всегда, вертел хвостом. Кольцову позвонил недовольный Векслер, хотя этот вопрос — не в компетенции парторга, а скорее — дело старшего группы, т. е. Вартана. Но Виктору нужно было именно на нём сорвать свою досаду. Пришло письмо от сына (из интерната), которого родственники первой жены Сергея, жившие в Москве, не оставляли в покое.

Во вторник за Кольцовым в университет приехал Виктор, чего уже давно не было, и отвёз его в посольство на встречу к Чукавину. Оказалось, на него пришло приглашение на конференцию по Карлу Марксу в Коста — Рику! Векслер был взбешён! Виктор Петрович — доволен и сказал, что ответ из Москвы наверняка будет положительным. После этого Сергей с Виктором вернулся в университет. В Департаменте у него состоялся разговор с недавно прибывшим кубинским преподавателем Дональдо об учебных программах и сотрудничестве. От Луиса Сергей узнал, что тот был в кубинском посольстве по поводу своих детей. Луис сообщил, что высылали из страны сальвадорцев. США потребовали от Никарагуа выслать штаб руководства FMLN (Сальвадорский Фронт). Из Манагуа уже выбыли 7 сальвадорских семей. В Манагуа ощущалась «тихая паника», латиноамериканские «интернационалисты» спешно покидали страну. Это означало, что сандинистское руководство продолжало «прогибаться» перед США.

На следующий день на Методсовете заслушали отчёты Орлова, Ермолова (из Леона) и др. В университете Кольцова ждал Иван Петухов, с которым они пообедали. Затем из его офиса с Вартаном привезли в университет книги АПН, прибывшие к «празднику» из Союза. Домой Сергей приехал мокрый и уставший и сразу же «перекинулся» с Лидой, которая днём всё–таки съездила с Виктором к зубному врачу. Радио опять не работало (вышла из строя «computadora»).

Вечером он читал прессу:

Консервативная «La Prensa» комментирует речь Рауля Кастро на похоронах 13 «гренадцев» (24 кубинца были похоронены раньше): 1,5 миллионов готовы встать род ружье. Юрий Брежнев в июле стрелял в Юрия Андропова (?!) Газета пишет о сбитом советском вертолёте в Афганистане (погибли советские советники). В Москве приговорён к смерти директор Елисеевского магазина Соколов. Экс–капитан советской армии опубликовал в США статью о «спецназе» для уничтожения «евроракет».

В пятницу, после занятий в UNI, Кольцов был в посольстве, где выступил перед сотрудниками о XV Социологическом Конгрессе. Доклад был принят с интересом. Затем поговорил с Крашенинниковым, который подбросил Сергея на своей машине домой.

В субботу утром Кольцов с Вартаном отвезли дочь в школу. Потом заскочили в «дипмагазин», где приёмник уже не взяли, В баре магазина выпили немецкого баночного пива, забрали женщин из парикмахерской отеля «Intercontinental» и вернулись домой. После обеда в доме были проводы (в отпуск) Орловых и Ромашиных. Приехал Векслер с женой, говорил речь «за дружбу». После телефонной перебранки с Сергеем приехали Ренсо с Марго. Кольцовы отправились с ними пить пиво в «Camino Oriente» — ресторан на открытом воздухе с бассейном. Говорили о Луисе, о прошлом, настоящем и будущем. В будущем — Мексика или Куба (?) Сергею сказать им было нечего. Затем заехали в «пиццерию». Потом пили коньяк и курили кубинские сигары уже у Кольцовых дома.

Телевизионные новости: На северной границе (Чинандега) вновь предпринята атака на пограничников. Команданте Серхио Рамирес на открытии в Манагуа судебного процесса над североамериканским врачом (захваченном в плен при разгроме отряда «контрас»), заявил, что Никарагуа не воюет с североамериканским народом.

В понедельник улетели в отпуск Жарковы, Ромашины, Орловы. Сразу же в доме «Болонья» наступила непривычная тишина. Кольцов ощутил себя «калифом на час»! После работы с Вартаном и Виктором выпили «стайн» и обсудили новые «проблемы». Так, Иван Нистрюк, уехав в отпуск, отказался освобождать свою комнату (как это было принято). Затем они поехали в «Болонью» знакомиться с двумя новыми специалистами. Один — из Киева, другая — из Вильнюса. Ещё трое, вновь прибывшие, поселились в «Планетарии». Вернулся из отпуска Бек с женой и маленьким сыном, который временно расположился в комнате Орловых. Вместе с ним прилетел и Евгений Колтун! Ему каким–то чудом удалось продлить контракт. А как же здоровье престарелых родителей? Кольцов представил себе, как произошла в аэропорту встреча Виктора и Вартана с Евгением!

Виктор отвёз Лиду к дантисту, который обещал быстро всё сделать… за 30 тысяч кордобас (300$). Вернувшись, он присоединился к продолжению «празднования» по случаю возвращения отпускников.

Декабрь. Сан — Хосе (Коста — Рика)

Дни у Кольцова проходили как–то бестолково. Заканчивался семестр. Некоторые студенты, подстрекаемые Британией, перестали ходить на занятия. Пришлось поговорить с Вероникой, которая предложила их не «аттестовать». Ренсо в разговорах с Сергеем жаловался на Луиса, Луис обвинял Ренсо в «предательстве».

В «Болонье» состоялся «политсеминар» для всей преподавательской группы. На нём выступил первый секретарь посольства Матвиенко, который говорил о политическом положении в Никарагуа («сдвиг вправо»). В доме, наконец, появился какой–то старый потрёпанный телевизор взамен «сломавшегося» японского (Сергей подозревал, что его «вывел из строя» кто–то из новых соседей). Несколько дней он пребывал без связи с внешним миром.

Занятия с преподавателями Департамента завершались у Кольцова нормально. Были подведены предварительные итоги. Воодушевлённые успехом преподаватели вереницей машин (человек 20‑ть) отправились в ресторан на обед. Сергей решил продемонстрировать свои водительские успехи и сел за руль открытого джипа Пако. Вместе с ним в машину набралось человек шесть–семь. Из университета он выехал лихо, на большой скорости вылетел на перекрёсток с оживлённым движением, который оказался «нерегулируемым» (светофоры в городе — большая редкость). На середине перекрёстка машина встала, так как Сергей резко нажал на тормоз. Неминуемой катастрофы они избежали, только благодаря невероятной реакции никарагуанских водителей. Все машины мгновенно замерли на исходных позициях. Спокойно, без сигналов и истерики, ждали, пока Сергей завёл машину и благополучно завершил левый поворот. Какое–то мгновение находившиеся в машине испытали шок, затем со смехом выгнали Сергея с водительского места и отправились дальше. Но сюрприз состоялся.

В ресторане было шумно и весело. Все были довольны и говорили с удивлением о том, как «доктору Серхио» удалось объединить в коллектив столь разных по возрастам и национальным характерам людей. «…И по политическим взглядам», — подумал, но не сказал, Кольцов. Потом пили пиво у «Gitano» («Цыгана»). Дома Сергея ждал Вартан. В последнее время Виктор общался с ним исключительно через него. Вартан, обладая «восточным обаянием», так и не смог приобрести в коллективе авторитета. Странно, что его любили почти все, но никто не относился к нему серьёзно. И он по этому поводу очень нервничал. За спиной Сергея он постоянно вёл какие–то интриги, о которых тот узнавал от самих «заговорщиков». Сейчас они обсудили кандидатуры в местком ГКЭС. За год преподавательская группа увеличилась более, чем вдвое. Ядро «стариков» становилось всё меньше. «Новенькие» приезжали уже на «подготовленные места» и сразу же начинали «заявлять о себе».

В пятницу вечером в посольстве Кольцов представлял Чукавину новых преподавателей. Один из них, преподаватель Сергеев из Киева передал ему «привет» от старшего сына, которого он видел в интернате МИДа, куда отвёз и своего сына. К Сергею подошёл москвич Юра Богданович, с которым они были вместе на Кубе в конце 60‑х годов. Он рассказал о некоторых ребятах, бывших тогда с ними. Друг Сергея Николай Варфоломеев (из Ленинграда) закончил Академию внешней торговли, остальным повезло меньше. Но, в общем, встреча была сдержанной. Слишком много прошло времени. Жизнь меняет людей…

В субботу, наконец–то, (было обещано давно) все отправились в Хилоа. Народу набралось много, поехал даже Векслер. Приехали рано, хотя путь был долгий (через «Планетарий»). Это большое озеро у подножья недействующего вулкана. Вода, насыщенная сероводородом, держала тело наплаву. Дочь с удовольствием купалась, Лида болтала с женщинами в тени пальм, Сергей с мужчинами пил пиво. В общем, все занимались своим делом. Пообедали вместе в ресторане, выбрав свежую рыбу сразу по прибытию. Настроение было отличное. Давно Сергей так не расслаблялся. Уехали рано. Дома он почитал Агату Кристи, посмотрел новости по ТВ и рано лёг спать…

Студенты и преподаватели из Департамента, один за другим, уходили в «трудовые батальоны» (для уборки кофе в приграничных районах). Маргарита сообщила, что Ренсо уже уехал.

Воскресенье Кольцовы провели дома. Утром, как всегда, Сергей сходил с дочерью в кафе «Panaderia». После обеда посмотрели в соседнем кинотеатре немецкий документальный фильм «Поразительная Азия» — гастрономия, секс и мазохизм. Вечером смотрели по ТВ заседание Госсовета Никарагуа: выступление команданте Карлоса Нуньеса. Выступали также Дж. Вилок, который признал «ошибки», и Мигель Д’Эското: «нет больше предлога для вторжения». Даниэль Ортега зачитал два декрета: об открытии выборной кампании, начиная с 31 января 1984 года, и об «амнистии» для «контрас» внутри страны и для оппозиционеров, находящихся за границей. Это была полная капитуляция перед оппозицией.

Между тем телевизионные «Noticieros sandinistas» сообщали: В Никарагуа продолжаются приёмы американских и прочих делегаций и аграрная реформа. Даниэль Ортега выезжает с визитом в Перу (затем посетит Аргентину). Американские военные корабли приблизились к берегам Никарагуа. В стране объявлена амнистия индейцам–мискитам, участвовавшим в бандах «контрас». Гондурасские катера атаковали никарагуанские рыболовецкие суда (один человек убит, есть раненные).

В понедельник Кольцова вызвали в посольство на совещание к Чукавину по поводу «политучебы» и «выборной кампании». Виктор Петрович сообщил, что пришла телеграмма из Москвы, разрешающая выезд его в Коста — Рику!

Следующий день, — 6 декабря, — для Сергея был сумасшедшим и неправдоподобным. Срочно нужно было решить вопросы с авиабилетом, визой (в костариканском посольстве) и деньгами (в ГКЭС). Без помощи Вартана (Векслер демонстративно устранился) Кольцов ничего сделать бы не успел. Во второй половине дня Вартан отвёз его в аэропорт за полчаса до времени вылета, но пришлось ждать ещё 2 часа.

Долетел Сергей небольшим самолётом кампании «Aeronica» хорошо. На него очень сильное впечатление произвела посадка самолёта среди гор. А на костариканских пограничников — его паспорт. Они его долго вертели в руках, передавая друг другу (паспорт был «гражданский», а не «дипломатический»). Но с визой было всё в порядке, а в «дипломате» ничего, кроме бумаг и туалетных принадлежностей не было. Встречавший его консул, по имени Борис, привёз в советское посольство. Старое небольшое, но роскошное внутри, здание в типичном «колониальном» стиле. Было уже близко к полуночи. Но посол, который жил здесь же, радушно принял Сергея и накормил… яичницей, которую сам и приготовил, извиняясь, что жена накануне улетела в «отпуск». Впервые в жизни Сергей ел заурядную «глазунью» на шикарной тарелке из «представительской» посуды и запивал французским красным вином. Во время короткого разговора посол посетовал, что персонал посольства недавно был сокращён, и осталось лишь полтора десятка человек. Выяснилось, что он был хорошо знаком с Чукавиным, который позвонил ему накануне. Ночевал Сергей в посольском «жилдоме», который походил на хорошую маленькую гостиницу.

Утром Кольцов позавтракал с послом (завтрак уже был приготовлен приходящей прислугой) и тот представил ему первого секретаря посольства Николая Клюева, в сопровождении которого Сергей отбыл в Университет «Heredia» на Международный коллоквиум на тему «Карл Маркс и Латинская Америка». Знакомые по Социологическому конгрессу костариканцы встретили его у входа в университет. Потом они прошли в кабинет ректора университета, где состоялось короткое представление, и сразу же проследовали в библиотеку, где начинался коллоквиум. Здесь находилось около полусотни участников, в том числе из других латиноамериканских стран. Представленные доклады были, по оценке Кольцова, на «среднем» уровне, но зачитывались с большим энтузиазмом. Он уже привык к тому, что здесь, в Центральной Америке, которая, вместе с «карибскими странами», фактически является «провинцией» Латинской Америки, понимание науки весьма «приблизительно». Между прочим, костариканцы не смогли пригласить никого из никарагуанцев из–за сложности отношений между странами. Так что Кольцов представлял как бы две страны. Обедал он в кампании с аргентинцем Эдуардом Саксом, североамериканским миллионером Жаком Вильсоном, очень красивой костариканкой Лесли Харлей и улыбчивым молодым человеком Родольфо Меоньо. После обеда отдыхал в маленьком номере гостиницы «Apartotel». Небольшой пятиэтажный в современном стиле отель. Вечером за ним приехал Клюев и отвёз в посольство, где он выступил перед сотрудниками о положении в Никарагуа. Слушали с большим вниманием, засыпали вопросами, из которых Кольцов понял, что, находясь в нескольких километрах от Никарагуа, они получали сведения о том, что там происходило… через Москву! Об этом они говорили потом с послом, который предложил ему устроить в посольстве приём для участников «коллоквиума».

На третий день в стране был праздник «Purisima» (День Девы Марии). Костариканец Алексис Рамирес, с которым Кольцов познакомился в Манагуа, и который организовал ему приглашение, и чилиец Хуан Квенко показали Сергею город, который ему очень понравился своим европейским стилем. Недаром Коста — Рику называют «Центроамериканской Швейцарией». Отличные дороги, по которым, как по «американским горкам» носятся современные машины, много людей и много товаров, но всё очень дорого. Красивые яблоки продаются поштучно (1$), а виноград по ягодке! Современные дома, магазины, кинотеатры. Всё красиво и удобно. Кольцов зашёл в книжный магазин, где у него разбежались глаза. Его удивило, что книги лежали большими стопками прямо на полу. Очень удобно. Посмотрел, взял и пошёл платить к кассе. Ни кому не мешаешь, ни кого не отвлекаешь. Вроде как библиотека и магазин одновременно. Специально подошёл к стендам с красочными альбомами по армии США. Когда Крашенинников попросил его привезти ему альбом по современной военной авиации США, он был удивлён. Но сейчас он рассматривал великолепные иллюстрации с подробными описаниями самых современных видов вооружения США. Это было невероятно! К сожалению, именно книгу по авиации он не увидел. На вопрос к продавцу, тот ответил, что по заказу книга будет доставлена (из США!) через два дня. Но такого времени у него не было. Ему было очень жаль, что он не смог сделать подарок Анатолию Ивановичу. Сергей зашёл в роскошный ювелирный магазин. Здесь его приняли со всем вниманием, несмотря на то, что, после долгого выбора, он купил лишь серебряную черепашку на цепочке для Лиды.

Вечером в посольстве был устроен приём персон на 20‑ть. Всё было просто великолепно. Шикарный стол с выбором напитков был накрыт на открытой веранде, с которой открывался великолепный вид на освещённый в ночи город среди гор на фоне синего неба, усыпанного яркими звёздами, которые в горах кажутся значительно ближе. Дипломаты разобрали гостей и каждому уделили внимание. Приглашённые Сергеем ребята были на высоте! Посол не отходил от него весь вечер. Сергей понимал, что для тихой и спокойной жизни маленького коллектива посольства — это редкое событие, которое войдёт в отчёты для Москвы. Но он замёрз. Прилетел в одной рубашке с короткими рукавами, а здесь — несколько сот метров над уровнем моря — ночью страшный холод (14 градусов!). Дипломаты и гости пришли в костюмах. Сергей пытался согреться виски. В конце концов, кто–то из сотрудников догадался найти для него пиджак.

Весь четвёртый день Кольцов провёл на коллоквиуме. Сначала утром в Департаменте философии он выступил с докладом: «Карл Маркс и Октябрьская революция». Затем участвовал в работе «Круглого стола»: «Карл Маркс и Латинская Америка», — в FLACSA (Латиноамериканский факультет социальных наук). Вечером был в гостях у Хуана Квенка, куда его привёз на машине Жак. Здесь он познакомился с секретарём райкома партии (Народный авангард Коста — Рики) Норманом Аваном, с которым поговорили о молодёжи и последнем чрезвычайном съезде партии. Возвращался в отель долго с другого конца города! В отеле узнал, что его рейс отложили с утра на вечер. Вот это сервис!

Так что у него неожиданно оказался свободный день. Утро провёл в отеле (каждое утро ему в комнату подавали завтрак с кофе). Поплавал в бассейне. На обед был приглашён к Алексису, вернее — к его подруге Анне (‘Majuela»), у которой была маленькая очаровательная Моника и хорошая коллекция индейской керамики, а также такая редкость, как неплохая библиотека в мезонине. Они и проводили Сергея в аэропорт. Улетал он в чудесном настроении (авиакомпания «Copa»), с надеждой, что он скоро сюда вернётся. Ребята серьёзно обещали, что в Москву на него будет отправлено приглашение на работу в университете…

Но в аэропорту Манагуа его никто не встречал. Это уже было хамство! Позвонил домой, ему сообщили, что дом Вартана обокрали (?). Виктор грубо посоветовал ему добираться на такси. Дома, (в машине потерял свою красивую зажигалку) Кольцов застал пьянку в полном разгаре по поводу отъезда в отпуск его соседей с участием… Вартана.

В воскресенье вечером Кольцовы сходили в кино на американский фильм «Злодеяние под солнцем» (по А. Кристи) с Питером Устиновым. Затем по ТВ Сергей смотрел концерт «Casino, 83».

В университете Кольцов продолжал приводить в порядок бумаги и вести разговоры с Британией, Франсиско — Серхио и Луисом (который жаловался на невыносимое материальное положение и… собирался в Аргентину). С Мануэлем говорил об исследовательской работе.

Кольцов рассчитался за командировку, вернув почти все деньги (авиабилеты и счёт за гостиницу), чем очень удивил бухгалтера ГКЭС (ведь от него отчёта бы никто не потребовал).

Вроде бы ничего особенного не происходило, но Кольцов чувствовал по малым признакам, что над ним сгущались тучи. Но будет ли гроза? Вартан, Колтун и Максаков создали «неразлучную тройку». Коля уже дважды нахамил Сергею без особого повода.

Через пару дней, после его возвращения, к нему домой нагрянул Виктор, посадил в свою машину и… заметался между ГКЭС и посольством. Судя по тому, что он нервничал, похоже, его переговоры были безуспешны. Сергей не выходил из машины и размышлял над его странным поведением. Первый год они понимали и поддерживали друг друга. Это знали все, и на этом держался их авторитет. Когда на Сергея обратили внимание в посольстве, Виктора это обеспокоило. Сам он, несмотря на некоторых его приятелей, особым благорасположением в посольской среде не пользовался. Однако их отношения оставались нормальными. Всё изменилось с приездом Вартана и устранением Колтуна. После возвращения из отпуска Виктор стал дистанцироваться от Сергея, часто проявляя раздражение. Особенно его нервировали доверительные отношения с Чукавиным. Последней каплей для него, очевидно, явилась поездка в Коста — Рику.

Но почему Векслер занервничал сейчас? За рулём он повторял, казалось, самому себе: «ведь так нельзя!». Он был человеком умным и опытным. Парторг за границей, это — не просто общественная должность. Это — политический заместитель руководителя коллектива, имевший выход за его пределы. Виктор понимал, что кого бы ни выбрали на его место, это будет человек Вартана. И тогда он не только терял контроль над коллективом, но попадал в зависимость от Вартана. Тот и так прибрал уже почти всё к своим рукам. Освобождаясь от Сергея, он получал полную свободу действий. Виктор и Вартан, конечно, останутся «друзьями», но поменяются местами. Виктор, похоже, слишком поздно понял, что он сыграл на «чужом поле» и «выигрыш» достанется другому…

Кольцов поиронизировал над собой: Вартан использовал Виктора против него точно так же, как Виктор использовал его против Колтуна. Правда, мотивы были другие. Но сейчас это неважно.

Наконец, Виктор ему сообщил, что Рябов и Павлов категорически против его переизбрания! «Аргументов нет, одни эмоции», — заключил он. Кольцову предлагалась «достойная капитуляция».

На следующий день вечером у Кольцова состоялась встреча с Чукавиным, который счёл его решение об «отставке» правильным. Неожиданно для Сергея, Виктор Петрович заговорил резко о Векслере и Рябове. «Вы, Сергей, не знаете этих людей. Насколько они лицемерны и непорядочны!»

Кольцов его понимал. Сергей был лишь одним из «специалистов». Для дипломатической элиты — это люди «по ту сторону забора», т. е. — не «свои». К тому же — это «люди Рябова», официально входившие в сферу деятельности ГКЭС. Зачем секретарю партбюро ссориться с экономическим советником из–за его подчинённого? После возвращения из отпуска Чукавин уже знал, что у Кольцова нет никакой поддержки в Москве. А здесь это было очень важно. Иерархия отношений в дипломатической среде выстраивалась не по официальной должности, а по уровню «крыши» в Москве…

Вернулся Кольцов домой поздно, и ночь у него прошла беспокойно.

На следующий день Лида вместе со всеми уехала в Масайю. Сергей с дочерью остались дома. Он просмотрел взятые в посольстве советские газеты. Затем девочка обратила внимание Сергея на то, что кто–то пытался открыть входную дверь дома. Когда он пробежал через большой холл, то увидел, что дверная цепочка откинута и дверь полуоткрыта. Но за дверью уже никого не было. Вероятно, он спугнул вора. Поразительно, что вор знал, что все обитатели дома уехали и надолго. Но не знал, что не все. Внутри дома, по латиноамериканской традиции, двери комнат и шкафов не имели замков. Входи и выбирай, что хочешь. В последние дни это была уже не первая попытка ограбления в домах советских специалистов. После обеда, когда вернулась Лида, Сергей сходил в кино, посмотрел итальянский фрейдистский фильм «Чёрная Эмануэла».

В воскресенье утром Сергей сходил с дочерью посмотрели выставку шитья и кружев и лавку народных подделок в Дом Народного искусства. После обеда появился Ренсо, вернувшийся, слава богу, живым из «трудового батальона», но поговорить не удалось, так как приехал Франциско — Серхио с семьёй и увёз Кольцовых в цирк «Шапито», который раскинул шатёр на площади «19 июля». Народу было много, зрители сидели на строительных «лесах». Представление было неплохое: фольклорный танцевальный ансамбль, кубинский музыкант–эксцентрик и фокусник, дрессированные собачки и обезьянки, акробаты с девочками и т. д. Детям очень понравилось. Сергей купил дочери матерчатого клоуна «Паясо». Потом все поужинали у Кольцовых.

Утром Кольцов работал над статьёй по Социологическому конгрессу (для журнала «Латинская Америка»), которую Крашенинников обещал переправить в Москву. После обеда Вартан отвёз его в ГКЭС, где он в кабинете у Павлова «перекинулся» с Рябовым. Формально по «партийной линии» Кольцов подчинялся Павлову, но тот перед отъездом сдавал свои «дела», поэтому ему уже было «всё до лампочки». Как Сергей и предполагал, Рябова «вывела из себя» его неожиданная поездка в Коста — Рику. Дипломатическая элита периодически (обычно перед отпуском) летала отсюда в «свободную зону» Панаму за дешёвой «техникой». Это был знак особого поощрения. А что бы вот так, взять и полететь в Коста — Рику! Это — уже наглость!

На другой день Кольцов и Вартан отправились в CNES к Векслеру обсуждать будущую «горизонталь руководства». После этого Сергей заехал в ГКЭС попрощаться с Павловым и отдать Рябову отчёт о поездке в Коста — Рику. При этом Вартан всё время его «успокаивал», а Виктор выражал «сочувствие». Сергею оставалось только ждать, как будут разворачиваться события.

Вечером к Сергею заехал Карлос Квадра и завёз последние гранки учебника. Приезжала Марго, говорили долго о развитии «личных» отношений и пр. Разговор Сергею не понравился, много претензий и никаких предложений.

22 декабря — день отчетно–выборного собрания — произошла «сдача власти».

Утром Кольцов вычитывал гранки. В общем, учебник по диамату можно было сдавать. После обеда отбыл в ГКЭС на партсобрание, которое, по распоряжению Рябова, проходило в «прихожей». Ни он сам, ни Павлов на собрание не явились. Присутствовал новый заместитель Рябова (прилетевший из Москвы на смену Павлову). Вёл собрание Вартан. Отчёт Сергея занял 15 минут. Обсуждения фактически не было. Евгений Колтун сказал, что Кольцов не стал «душой коллектива». Виктор призывал, как всегда, к «работе». Вартан расписывался в своей преданности к руководству ГКЭС (в связи с получением грамоты). В общем, никто доброго слова и «спасибо» Сергею не сказал! Всё было решено заранее, даже переиграли первый вариант «партбюро». Юра Богданович, по наивности, выдвинул в состав «бюро» Кольцова, чем напугал Виктора. Но Сергей взял «самоотвод», который с энтузиазмом поддержали Вартан и Виктор. Зато сам Вартан был избран в «бюро». Парторгом стал Миша Грач (прибывший в этом году из Кишинёва), которого Кольцов сам накануне рекомендовал Виктору. Сергей вернулся домой с приехавшими на собрание леоновцами. Дома выпил с ними стаканчик, другой «на радостях». Руководство праздновало успех у Колтуна в «Планетарии».

На следующее утро заехал Вартан и отвёз Кольцова к Рябову. На этот раз тот спокойно объяснил, что ему нужно по отчёту о Коста — Рике. Вартан был этим явно разочарован. Потом они заскочили в университет, где не оказалось никого (им сказали, что «философы» поехали в ресторан). В посольстве традиционную «пятницу» отменили. Так что весь день прошёл у Сергея впустую.

24 декабря — католическое «Рождество» — Кольцов с утра просматривал дома газеты.

«La Prensa» пишет: Советские войска в декабре понесли большие потери в Афганистане. На Кубу прибыла советская атомная подводная лодка с ракетами.

«Nuevo Diario»: 2 тысячи «контрас» вновь проникли из Гондураса в Никарагуа с целью захвата какого–нибудь населённого пункта. 25 «контрас» убито вблизи г. Сан — Хуан де Норте после 3‑х дневных боев. Госдеп США сообщил, что 2 тысяч индейцев–мискитов во главе с епископом Шлаефером «добровольно» перешли границу в Гондурас. В Перу партизанское движение «Сендеро Люминосо» объявило «перемирие». В Колумбии партизанские движения «M-19“ и FARC согласны на диалог с правительством. В Аргентине арестован руководитель «Montoneros», вернувшийся из Испании.

‘Barricada» опубликовала сообщение FMLN о причастности Каэтано Карпио к убийству Анны — Марии и обвинение его в «культе личности».

Во второй половине дня Сергей вышел из дома за хлебом и встретил Химену, которая зазвала его в «Herba Buena» выпить пива (в честь праздника). Вечер Кольцовы просидели дома. Никто из их друзей не приехал, никто не пригласил. По ТВ транслировали мессу Папы из Рима.

В воскресенье Кольцовы сходили с Женей на озеро «Tiscapa», на обратном пути зашли в ресторан «с попугаями», выпили пива. После обеда посмотрели в «Dorado» американо–мексиканский фильм «Тысяча миль на юг», гомосексуальная комедия о приключениях бежавшего из тюрьмы фальшивомонетчика. В доме обстановка хреновая, как после похорон.

Следующий день прошёл в хлопотах. Кольцовы мыли дом, комнату. Аврал. Дважды Сергей побывал в «супермаркете». Заезжал Франциско — Серхио извиниться за то, что не пригласил на Рождество: у Нормы был приступ почечных коликов, Но сам он уезжает к отцу на Север. Вечером позвонила Лиде Наташа Валуева и сообщила о том, что все (?) решили отмечать Новый год в «Планетарии». Ха! Срочно было созвано совещание обитателей дома «Болонья», на котором постановили: «принять участие». Кольцовы добровольно вызвались остаться дома на «дежурстве».

Кольцов дочитал книгу, подаренную ему Александро Серрано, о Карле Марксе. Написана в стиле «неомарксизма» с упором на «молодого Маркса». Наивная и претенциозная книга.

Затем отдал (так здесь принято) старые джинсы и рубашку пришедшему в дом нищему и вместе со всеми отправился в ГКЭС. Деньги выдали, как обычно (40 %). Кольцов показал свой отчёт Рябову и взял у него книгу Дж. Виллока (и Л. Карриона) о социально–экономическом развитии Никарагуа. Потом завёз свои письма в посольство. Выпросить у Вартана теперь машину — унизительная проблема. Вечером заезжал Карлос Квадра и забрал гранки. Затем приехали Ренсо и Маргарита с её родителями, которые всем понравились. Позвонил Векслер сообщить, что он «устроил» Сергея руководителем лекторской группы при посольстве. Рябов был «за», а Чукавин «против». Кто??? Интересно, как после «отставки» Кольцова поменялись отношения. Векслер стал снисходительно покровительственен. Рябов успокоился и разговаривал с ним теперь нормально. А вот Вартан и его «друзья» стали вести себя откровенно хамски.

В среду утром Лида съездила с итальянцами в Масайю. После обеда всей семьёй сходили в «дипмагазин», забрали, наконец, приёмник, У Лиды опять «томление». Поэтому спать легли без ужина.

На следующий день все преподаватели поехали в «Планетарий» на политсеминар. Теперь посольская «пятница» только для «избранных». Народу стало много. Ещё год назад вся советская «колония» насчитывала чуть более полусотни человек. Сейчас она увеличилась почти вдвое. На семинаре говорили об «идеологической борьбе». После этого Колтун пригласил Сергея к себе на рюмочку «Смирновской». За год ничего здесь не изменилось. Те же коллективные и парные пьянки, те же сплетни, те же склоки…

По причине рождественских каникул на работу не ездили, в город практически не выезжали.

30 декабря утром Кольцов отправил Женю с Лидой на «ёлку» в посольство. Сам вымыл весь дом, так как была их очередь. Затем вместе с Лидой сходили в магазин «Curacao», купили, наконец, ребёнку подарки. После обеда пошли в «супер», купили торт, но он по дороге растаял. Вечером Сергей делал с Женей «Пеняту» (бумажную куклу) для её дня рождения.

31 декабря Сергей с дочкой резали цветные флажки. В час дня проводили всех соседей в «Планетарий». В половине второго приехали Ренсо и Маргарита с родителями. Вместе готовили пельмени и делали «джин» с лимоном. Ели грибной суп и запивали его «Советским Шампанским» и французским «Claret». В 16‑ть встретили Новый год «по–московски». Потом сделали перерыв (с пельменями). Поиграли в «лото», которое привезли итальянцы с собой. Старики играли с большим азартом. Чуть не прозевали встретить «итальянский» Новый год. Потом ребята уехали, и Кольцовы немного отдохнули. Неожиданно заехал Векслер с женой поздравить с Новым годом. Это было приятно, особенно для Лиды. Затем вернулись из «Планетария» Бек с женой и Нелли. Позже пришёл Пако Фьерро. Вместе смотрели по ТВ праздничный концерт–шоу. В 20‑ть приехал Ренсо и забрал Кольцовых к себе. Там уже были другие итальянцы. Пили «porto» и играли в «bacara». Новый год по–никарагуански встретили итальянским шампанским. После этого смотрели по ТВ прямую трансляцию концерта из Сан — Ремо. Время прошло великолепно!

Январь. Конец «партийной карьеры»

1 января — день рождения Жени. Утро прошло спокойно. Франциско — Серхио приехал к 3‑м часам. Кольцовы съездили с детьми в парк «Pedracita», но было очень много народу. Вернулись к столу, который Лида накрыла в большом открытом «патио». Подъехали итальянцы. После шикарного обеда (Лида привезла из Союза банку красной икры, которая привела в замешательство детей Франциско — Серхио, увидевших её впервые) Взрослые пили коньяк и чай с тортом. Дети, — трое никарагуанцев, один маленький итальянец и русская девочка, — быстро нашли общий язык, играли и били «Pinata». Похоже, им было весело. Женя получила много подарков, хотя Родригерсы ничего ей не подарили, что возмутило Лиду. Сама она сделала всем детям специальные подарки. Разошлись к семи вечера.

Потом позвонил Крашенинников, приехал и забрал Кольцовых к себе. Для Сергея это был новогодний сюрприз. На новенькой «Tojota» они приехали на «Via Panama» в тихом «дипломатическом» районе. Крашенинниковы только что переехали в шикарный, просторный дом, обставленный красивой мебелью в «испанском стиле». К дому примыкала, как здесь принято, большая газонная лужайка, обрамлённая пальмами. Позже на одну из них Анатолий Иванович забрался сам, чтобы достать для Жени кокос. Познакомились с его женой Лилей. Время провели совсем неплохо. Пили пиво, водку и «Клюковку» (из «запасов» Лиды). Ели шашлыки, которые готовил молодой «референт» Миша, недавно прибывший из Москвы.

Потом Сергей и Анатолий Иванович, расположившись вдвоём в удобных плетеных креслах на освещённой только звёздами лужайке. С постоянно пополняемыми стаканами «хайбола», поговорили о «делах». Кольцов понимал, что, не смотря на то, что они были знакомы уже давно, этот резкий «шаг навстречу» со стороны Крашенинникова был отнюдь не следствием ностальгии. Между ними была разница в возрасте почти в пять лет. Анатолий Иванович — профессиональный дипломат, хотя начинал карьеру как офицер, но потом закончил «военный факультет» Дипломатической Академии (который позже закончил школьный друг Сергея Алик Литвиненко, начинавший свою карьеру морским офицером на Тихоокеанском флоте). После этого работал в посольстве в Испании, которую вынужден был покинуть как «персона но грата». Сергей догадывался, что он принадлежал к «военному ведомству». Два–три раза Сергей выполнял несложные его поручения, но до сих пор особенной доверительности между ними не было. Сейчас, с предстоящим отъездом Чукавина ситуация, вероятно, менялась.

Прежде всего, Анатолий Иванович ввёл Сергея в «курс» его положения.

— Что б ты знал, Серей, предложение о том, чтобы ты возглавил «лекторскую группу», сделал послу Юрий Николаевич Рябов. Векслер лишь только «не возражал».

— А что же Чукавин?

Крашенинников помолчал и, после того как они вновь выпили, сказал:

— Ты не первый, кого он предал. Ты ему больше не нужен.

Сергею это было неприятно слышать, но он всё–таки не поверил. Он знал, что между Крашенинниковым и Чукавиным были весьма напряжённые отношения.

Анатолий Иванович продолжил:

— Ты должен понимать, Сергей, что поручаемое тебе дело — очень ответственное и… опасное. Группа создаётся по указанию непосредственно МИДа, точнее соответствующего аппаратного отдела ЦК.

Сергей вспомнил, что они с Крашенинниковым однажды обсуждали необходимости в этой «революционной» стране «контрпропаганды». Тогда он обратил внимание первого секретаря посольства на тот парадокс, что в Никарагуа до сих пор почти ничего не знают о Советском Союзе, об его революции и истории.

Сейчас Крашенинников объяснял:

— Дело в том, что до революции из никарагуанцев мало кто бывал в Советском Союзе. Лишь некоторые сандинистские руководители прошли «политическую подготовку» на Кубе. Поэтому в «революционной» среде и сегодня распространены антисоветские и антикоммунистические идеи. Как результат — внешние «дружеские» отношения с Советским Союзом не переносятся на его политический «имидж». Ассоциируя себя, как правило, с «социализмом» и даже с «марксизмом», сандинисты отнюдь не воспринимают их в «советской модели». Они симпатизируют концепциям «Социнтерна» и «либеральным» ценностям.

Сергей это знал, но только сейчас начинал задумываться над тем, какая ответственность ложиться на него.

— Опасность твоего назначения, Сергей, заключается в том, что работа лекторской группы будет находиться под личным контролем посла. В состав же группы, «по разнарядке» из Москвы, вошли, главным образом, руководящие работники посольства и миссий. Но на них ты особенно не рассчитывай. Эти люди не привыкли «напрягаться». У тебя, наверняка, с ними будут проблемы. Здесь даже я тебе помочь не смогу, хотя распоряжением посла мне вменено «кураторство» над тобой. Твоим заместителем назначен Иван Петухов, будь осторожен с ним. Это человек — не простой и очень амбициозный. К послу не советую обращаться. Он — выше «личных отношений». Так что ты, Сергей, попал в сложную ситуацию. Но придётся держаться. Другого варианта у тебя нет.

Кольцов подумал о том, что, действительно, его согласия никто не спрашивал. Назначили…

Потом Анатолий Иванович очень коротко ввёл его в курс внешнеполитических проблем в Советском Союзе в связи со сменой руководства.

— Понимаешь, — сказал он в завершение разговора, — сейчас никто, — ни здесь, ни в Москве, — не знает, что будет завтра.

…Вернулись Кольцовы домой к полуночи, уставшие, но довольные. Дочь была в восторге — её день рождения удался сверх всех ожиданий.

«La Prensa» сообщает, что «правые» партии, (социал–демократы и социал–христиане) и профсоюзы (COSEP) бойкотируют обсуждение Закона о выборах в Госсовете, и продолжают критиковать Сандинисткий Фронт, требуя отмены Военного положения и цензуры на СМИ. Бои продолжаются на северо–западе и южной границе (Хинотега и Новая Сеговия). Порт Сандино (на север от Манагуа) был атакован с воздуха и с моря. ФРГ (Коль) «притормозила» экономические отношения (дотации) Никарагуа. Фидель отметил 25 лет Кубинской революции в Сантьяго де Куба скромно. Куба стоит Советскому Союзу 8 млн. долларов ежедневно. В кинотеатре «Гонсалес» Байардо Арсе выступил с речью по поводу годовщины кубинской революции: «наши отношения будут всегда прочными».

На следующий день Кольцов отдыхал и читал книгу Эрнста Кассирера. «Философская антропология» Вечером сходили в кино на американский фильм «Большое приключение в Китае» с Сандри Арк и Клинтом Иствудом, о женщине–пилоте, нашедшей отца в Китае.

В среду все поехали на пляж Pochomil. Там Кольцовы встретили итальянцев, сделали фотографии, вместе пообедали. Народу на пляже было мало, океан был сравнительно «тихим». Вернулись поздно. Вечером заехал Крашенинников, привёз Кольцову брошюру Байардо Арсе на «редактирование». Поговорили о перспективе совместной работы.

Лида опять впала в своё обычное состояние «тихого хамства» и началась «месть голодом». Однако Кольцов должен был работать. Отпечатал, наконец, на машинке (взял «на время» у Вартана) отчёт о командировке для Рябова, почитал книгу Кассирера. В перерыве помыл полы в своей части дома (Лида эту обязанность демонстративно игнорировала). После обеда заехал Карлос, привёз для вычитки 1‑ю часть учебника. Но из–за испорченного настроения Сергей работать не мог. Читал Агату Кристи «Смерть навещает дантиста», (из книг, изъятых у Луиса, который даже не знает, кто это).

Так прошли остальные дни второй недели «рождественских каникул». Теперь Сергей обедал в «Панадерии», как во времена своего «холостятства». После обеда поехали на выборное партсобрание ГКЭС (в посольство). Присутствовал ещё не уехавший Чукавин. В партбюро вошёл Миша Грач. Кольцова в числе 28‑ми избрали на партконференцию. В посольстве он просмотрел «Правду» и обратил внимание на то, что уже полгода не появляются портреты членов Политбюро. Вартан за Лидой (чтобы ехать к врачу) не приехал. Как передали Сергею, обиделся на него за то, что он якобы «руки ему не подал».

Дома, несмотря на напряжённую обстановку, Кольцов работал с материалами: рукописью команданте Байардо Арсе («по пропаганде социализма») и с гранками учебника (опять много ошибок). Вечером закончил читать книгу Кристи. В работе и чтении ему удавалось скрыться на время в собственном маленьком «патио» от тягостной семейной и домашней атмосферы. Только Лорка составлял ему «кампанию».

До позднего вечера били зенитки, расположенные совсем рядом с домом.

В субботу Кольцов закончил работу над рукописью Байардо Арсе. Сходил в кино «Гонсалес», посмотрел 2‑й раз «Bed boys», о борьбе и мести американской молодёжной колонии. Вечером смотрел ТВ и слушал по радио «Noticiero Revolucion»:

«Noticieros Sandinistos» сообщают: Бои идут — хоронят убитых. Разбился самолёт FAR. погибло 5 человек, среди них первая женщина–лётчик Сайда Гонсалес. Порт Потоси (Чинандега) вновь был атакован с моря и с воздуха. В Манагуа прибыл посланник президента США Стоун. В Манагуа создана комиссия по «празднованию» 60-летия со дня смерти В. И. Ленина. Сальвадорская армия занимает круговую оборону вокруг столицы.

В понедельник преподаватели неожиданно выехали на работу. В Департаменте — почти никого. Кольцов поговорил с Леонардо Давила (один из троих его студентов, вернувшихся перед Новым годом «с гор» после 8‑месячного пребывания на южной границе), Герардо Обандо (из UCA), с Хуаном — Хосе (о научной работе) и с Иваном Салазаром (о положении в Чили). Иван сообщил ему, что уходит на партийную работу. Жаль! Просмотрел окончательно гранки учебника и программу по философии (для Вероники), законспектировал книжку Кассирера. Так что день прошёл не зря. Договорился с Владимиром Кордера о машине для Лиды в Чинандегу.

Вечером приехал Анатолий Иванович с Лилией. Сергей передал ему подготовленный материал по рукописи Байардо Арсе и свою статью (о коллоквиуме в Коста — Рике для журнала «Латинская Америка»). Немного поговорили о положении в стране, которое остаётся пока неясным.

Утром следующего дня Кольцовы с трудом выехали в Чинандегу. В Леоне оставили Женю у Шкловских. Но в госпитале Лиду не приняли. Сергей оставил её с дочерью в Леоне до четверга.

По ночам он стал спать плохо. Часто болела голова. Наверное, давление!

В среду Кольцов сам, после долгих месяцев, отправился со всеми домочадцами «за покупками». Утром съездили в магазины (рынок и «Центро комерсиаль»). Лавки заметно опустели. Многого нет, что было, и нового немного. Деньги ему обменять не удалось, пришлось взять у Юры Богдановича. Во второй половине дня уехал на работу. В университете читал и посмотрел газеты. Вечером домой заехал Векслер, завёз советские газеты для политсеминара и поинтересовался положением Лиды. Сергей дважды звонил в Леон, говорил с дочерью и Чеславом. Затем позвонила Татьяна: «операцию» Лиде всё–таки сделали. Чувствует она себя неважно.

Потом приехал Ренсо, говорил то же самое:

— Надо бы сблизиться и в том числе… политически.

Как? Сергей ответил ему резко:

— До сих пор я не встретил ни одного шага навстречу, так что хочешь сближаться — сближайся…

Разговор закончился ничем…

На следующий день Кольцов съездил за своими на машине, предоставленной опять университетом. Теперь Вартан и Векслер для него постоянно «заняты». По дороге заехали в Леон и Сергей купил чучело «крокодила» для врача госпиталя. До госпиталя добрались быстро. А там застряли. Искали то одного врача, то другого. Бардак здесь был такой же, как и в прошлом году. Начальник госпиталя Анатолий Захаров, по обыкновению, был уже пьян с утра. Чтобы привести его в «порядок», Сергею пришлось поставить ему три бутылки пива. Гинеколог Владимир Николаевич говорил с ним туманно, какими–то намёками. Но он понял: Лиде больше рожать нельзя и её надо вывозить из Никарагуа. По просьбе никарагуанского шофёра его осмотрел окулист. С удовольствием Сергей пообщался с начмедом Дмитрием Ивановичем, с которым у него во время его пребывания в госпитале сложились добрые отношения. Наконец, попрощались со всеми и покинули госпиталь.

Кольцов ещё раз поразился «тихому подвигу» своих соотечественников. Среди них были разные люди: хорошие и плохие. Но все они спокойно работали, поднимая на ноги раненных и возвращая к жизни больных, в палаточном городке под палящим сорокоградусным (в тени) солнцем или под проливным многодневном дождём, без какой–либо военной защиты в нескольких километрах от границы, где шли ожесточённые бои. И делали они это не за те «гроши» («чеки»), которые им за это платила своя страна, а из убеждённого чувства долга, (перелетая из одной «горячей точки» в другую). А ведь им никто, по возвращению домой, даже не скажет «спасибо»…

В Леоне Кольцовы пообедали у Шкловских, побегали по рынку и магазинам. Вернулись домой поздно в плохом настроении. Лида начала хамить уже в машине. Дома их встретила непривычная тишина, соседи отбыли на день рождения Евгения Колтуна.

В субботу Кольцов конспектировал книгу Бонди о латиноамериканской философии, испытывая от этой работы удовольствие. Затем полтора часа они с Лидой потеряли в «супере», но купили то, что было нужно. В это время соседи по дому ездили на экскурсию на теплоэлектростанцию «Момотомбо», (Кольцовы там уже побывали с итальянцами). Вернулись чем–то озабоченные (после вчерашней пьянки?) и весь вечер шептались по углам. Вечер Сергей провёл перед телевизором.

На следующее утро приехал Франциско — Серхио и все вместе отправились к его брату Орландо на загородную «виллу», которая оказалась на 13‑м километре по дороге к «Планетарию». Большой дом и запущенный сад. Дети собирали манго, мандарины, апельсины прямо с земли. Потом нагрянули гости, человек десять родственников («куняды» и «примы»). Кольцову стало скучно и они после обеда уехали.

В университете у Кольцова начались занятия с преподавателями. Он сделал «внушения» Химене и Луису за то, что они ничего за каникулы не сделали. Ему было очень трудно соблюдать баланс между дружескими отношениями с этими ребятами и необходимостью быть требовательным к ним. Они понимали это и этим пользовались. Дело в том, что эти занятия, которые по–советски можно было бы назвать «курсами повышения квалификации», не входили официально в их преподавательские обязанности. Вероника, как директор Департамента, формально поддерживала эти занятия, но предпочитала не вмешиваться. Так что всё держалось исключительно на авторитете Кольцова.

После занятий Сергей поговорил с Марио Гутьерресом о предстоявшей поездке на учёбу в Советский Союз и с Луисом о денежном долге и об очередном грядущем «бунте масс». У него в последнее время стало складываться впечатление, что за время от времени вспыхивающими «бунтами» его «курсантов» маячит тень самого Луиса. Поэтому говорил он с ним на этот раз довольно резко. После работы заехал Векслер за планом «политзанятий» и рассказал о прибывших накануне новичках. Вечером позвонил Анатолий Иванович: посол представленную им «работу» принял (отредактированная рукопись Байардо Арсе). «Вставайте, граф! Вас ждут великие дела!», — оптимистично закончил Анатолий Иванович своё сообщение. Ночью Сергей опять спал плохо…

Разговор с Ренсо на следующий день подтвердил, что Луис «блефовал». Вообще отношения между ними заметно испортились. Его друзья теперь не проводили, как раньше, свободное время вместе и в разговорах с Сергеем старались его убедить в «неискренности» друг друга. У него же пока не было возможности окончательно разобраться, кто из них прав. В Департаменте он раздал своим слушателям задания по «исследовательской работе». Все полны энтузиазма, за исключением тех, кто переметнулся в «социологическую» группу Вольфганга. Кольцов заметил, что его итальянцы тоже относились к немцу с интересом. После работы Вартан перехватил автобус с преподавателями, и они с Сергеем (как в «былые времена») поехали пить пиво с «новенькими», из которых никто не произвёл на него впечатления.

В среду в CNES Векслер провёл очередной Методсовет, на котором он представил общий отчёт по группе. Впервые это было сделано без участия Кольцова. Когда он посмотрел этот отчёт, сразу заметил, что цифры по его собственному отчёту подтасованы в сторону снижения. Об этом он высказал Виктору «неудовольствие», оставшееся без внимания. Сергей понимал, что Вартан сделал это в интересах «коллектива», чтобы его работа не выделялась среди других. Поэтому Вартан вновь поднял старый вопрос о его работе со студентами, но здесь был неожиданно «срезан» Виктором, напомнившем о политической «специфике» работы Кольцова. Преподавать здесь и сейчас «марксизм–ленинизм» неподготовленной, а фактически полуграмотной, студенческой аудитории — это «политический идиотизм».

Кстати, сам Вартан ни одного учебного занятия в студенческой аудитории за год не провёл. Поэтому его собственный отчёт был многословен и демагогичным («доклад о намерениях»). На собрании присутствовал представитель ГКЭС, с которым Кольцов не был знаком. По слухам, на место Векслера прибывала «замена» (из Киева). После собрания Сергей заехал в университет, откуда итальянцы завезли его домой, где он пообедал вместе с приехавшим из Леона Чеславом. Вечером заехал Крашенинников с женой, и Лида угостила их «пельменями».

На следующий день Лида уехала за покупками, а Сергей остался дома. С Женей сходил в «Панадерию». Потом читал книгу мексиканца Леопольдо Сеа «Философия американской истории».

После обеда все выехали в посольство на отчетно–выборное профсобрание. Собрание прошло не организованно. Доклад Петухова был сумбурен. Посол резко критиковал местком. В новый состав избрали Евгения Орлова (в его отсутствие), хотя накануне Векслер заверил Кольцова, что «поддержит» его кандидатуру. Видно, врал. Сергей отнёсся к этому уже спокойно.

Ночью все в доме были разбужены массивным зенитным огнём. Проснувшаяся Женя спросила: «папа, это — салют или — война?!», повернулась на другой бок и уснула…

В пятницу, после своих занятий, Кольцов занимался распределением студентов, записавшихся (впервые!) на курсы подготовленных им преподавателей философии. Больше всего собралась группа у Ренсо. «Программа» Луиса вновь оказалась блефом. Потом он съездил в INMELSA, где провёл беседу о Ленине.

Приезжал Крашенинников и вместе они «резали» рукопись Байардо Арсе. Затем прибыл Векслер, продиктовал Сергею его выступление на партсобрании о работе Методсовета и предупредил, от имени Рябова, «не выносить сор из избы». Он же сообщил, что посол, похоже, собирается уезжать. От всего этого настроение у Сергея стало хреновое. Он подумал, что скоро будет ещё хуже…

Между тем, теле– и радионовости сообщают: Состоялась Национальная Ассамблея Сандинистского Фронта под руководством «девятки» командантес. «Правые» провели собрание–митинг к годовщине смерти Педро Х. Чаморро (убитого ещё при диктатуре Сомосы) и резко критиковали руководство Фронта. Шумиха в печати по поводу сбитого на северной границе Никарагуа американского вертолёта продолжается, Ортега извиняется. ЦРУ подготовило план новой операции против Никарагуа с целью захвата района Хинотепе (на севере) и порта Потоси (Северная Зелайя). США создают в Гондурасе свою военную базу. Киссинджер выступает за продолжение «войны» против Никарагуа. 12 января, выступая в университете, команданте Серхио Рамирес объявил, что 1,5 тысяч кубинских учителей, отозванные на Кубу, не вернуться, для кампании по борьбе с неграмотностью будут привлечены студенты и пенсионеры. Карлос Нуньес сообщил предварительный проект Закона о выборах: президент, вице–президент и Национальная ассамблея избираются на 6 лет.

В воскресенье утром Кольцов начал писать текст своего выступления на партконференции. Но приехал Векслер и забрал его на совещание в связи с предстоящим отъездом Вартана. Конечно, говорил один Вартан, было много шуму, но ни о чём не договорились. И. о. «старшего группы» назначили Мишу Грача. По университету «старшим» назначен Иван Нистрюк, по UNI — Володя Тюхтя. Приняли «соцобязательства». После этого Сергею передали, что Чукавин разыскивал его по поводу ведения партконференции. Виктор был опять в бешенстве! Кольцов приехал домой, немного отдохнул и дописал своё «выступление». Затем заехал Ренсо и забрал их с Женей на ужин (со «спагетти» с итальянским вином). Говорили, конечно, о работе. От Ренсо Сергей позвонил Виктору Петровичу, который сообщил, что на конференцию прилетает из Москвы Малинин, «куратор» со «Старой площади», с которым он был знаком.

В понедельник первая половина дня у Кольцова прошла на собрании Департамента. Вероника подвела итоги года (не так плохо, но могло быть лучше). Определила функции администрации и прочее, сказала, что «assesores» (студенты–стажёры) использовались заведующими кафедрами не в полной мере. Затем были награждены ”destacados» («отличившиеся»), в том числе от кафедры философии Франсиско — Серхио. Перед этим Сергей отправил Луиса в посольство, по приглашению Чукавина. Вернулся Луис воодушевлённый. Сергей пообедал с итальянцами и Пако в ресторане. После работы вместе с Векслером они побывали в посольстве, посмотрели проекты докладов к собранию. Кольцов познакомился с недавно прибывшим «преемником» Чукавина по фамилии Барсуков, и обсудил с ним ход ведения собрания. Виктор был явно этим очень недоволен. Сергей чувствовал, что он задумал какую–то «пакость». Чукавин был занят с прилетевшим Малининым, с которым Сергею увидеться не удалось.

В университете Кольцов узнал приятную новость, что издательство «Barricada» согласилось издать учебник по диамату! Так что, пока всё шло нормально. Вместе с Марио Гутьерресом составили индивидуальный план работы в связи с его предстоящим отъездом в Советский Союз. По этому поводу Сергей написал текст письма Рябову от имени Вероники и вечером передал письмо Вартану. После обеда дома ему отдохнуть не удалось, т. к. в доме проходили подряд два семинара. Он узнал, что Вартан поставил в графике его отпуск на 21 мая, не согласовав с ним. Векслер сообщил ему, что Владимир Кордера уходит из университета в CNES на место Хуго Мехийа, которого забирают в Избирательную комиссию. Для Сергея это была плохая новость. Вечером он окончательно отредактировал привезённый от Карлоса Квадра «Хрестоматию».

25 января в посольстве состоялась первая отчётно–выборная партконференции.

С утра у Кольцова было нехорошее предчувствие. В посольство он прибыл вместе с Векслером, который странно молчал всю дорогу. Первый сюрприз — собрание вместо Кольцова будет вести Рябов! Второй сюрприз — его выступление по работе Методсовета отменено! Однако Чукавин даже не предупредил его об этом!? В качестве утешения его выбрали в «президиум» собрания. В своём отчётном докладе Виктор Петрович дважды упомянул его имя (в качестве «преподавателя» и как «пропагандиста»), что, явно, не понравилось ни Виктору, ни Вартану. В состав нового партбюро вместо него избрали Вартана — третий сюрприз! Итак, Кольцова сдали все!!! Какие лицемеры! Это уже был сильный удар, если не нокаут, то нокдаун точно…

Кольцов осознавал, что события впервые вышли из–под его контроля. Между тем, то, что произошло, было вполне предсказуемо. Ему было ясно, что Вартану и Рябову в последний момент удалось «перехватить» будущего секретаря парткома Барсукова, который Сергея совсем не знал и, вероятно, не счёл нужным считаться с мнением своего уходящего предшественника. Теперь ему предстояло оценить каждого «персонажа», и, прежде всего, самого себя, опять наивно поверившего тем, кому, как он уже неоднократно убедился, верить было нельзя. Векслер, который, как Понтий Пилат, «умыл руки», оказался просто подлецом!

После собрания Крашенинников не позвонил. Никто не позвонил! Ночью Сергей не спал… Они с Лидой, обсудив случившееся (впервые за долгое время), пришли к общему категорическому выводу: «с медицинской точки зрения» общественная работа ему впредь противопоказана…

Теперь Кольцов стал срываться на работе. На занятиях выругал Франциско — Серхио и наорал на Луиса, которые опять не выполнили свои задания. Ренсо тоже на него был обижен. Говорил с Вероникой о работе Химены, Британии и Вольфганга. Вновь зашёл разговор о «партшколе». Вероника сообщила ему, что «Barricada» затребовала слишком большую цену за издание учебника. Опять сорвалось!

В субботу кое–кто из соседей уехал в Масайю, кое–кто на «субботник» в ГКЭС. Кольцов остался дома, и весь день конспектировал книжку Леопольда Сеа, несмотря на боль в пояснице. После обеда вечером заехала Марго с матерью проведать Лиду. Потом Кольцовы весь вечер просидели у ТВ, посмотрели очередную серию «Бред Меверик», концерт «Фантастико» (из Венесуэлы) и, наконец, «Отражение в твоих золотых глазах» (с Марлон Брандо и Элизабет Тейлор).

После партконференции вокруг Кольцова образовался вакуум. В воскресенье ему позвонил Петухов только для того, чтобы узнать дорогу в «Планетарий», где отмечали «проводы» в отпуск Вартана, который Сергея не пригласил, явно решив, что тот уже «битая карта».

В воскресенье Сергей с Женей зашли к недавно прибывшим преподавателям, которые расположились рядом в доме, получившем обозначение «Болонья II». Дом большой и удобный, но очень запущенный. Сергей подумал, не для него ли зарезервирована пока ещё пустая 3‑я комната? Вечером Кольцовы уехали к итальянцам, ели «клёцки» (по–итальянски «равиоли»), пили «Claret» и «Almanac».

В понедельник улетел Вартан и прилетели из отпуска соседи по дому Орловы, Ромашины, Жарковы. Так что «каникулы Бонифация» закончились.

Занятия у Кольцова проходили нормально, но Луис стал их игнорировать. Всей секцией философии отметили в ресторане проводы двух молодых преподавателей Леонардо и Карлоса, подготовленных Сергеем и уезжавших на учёбу на Кубу. Затем ребята отправились продолжать к Пако, а он с Вероникой и Британией провели совещание по работе. Затем с Маргаритой и её родителями он съездил в посольство по поводу получения советской транзитной визы. После этого заехали к Пако, где посидели с ребятами недолго. Вернувшись домой, Сергей был встречен весьма «прохладно» вновь прибывшими из отпуска, которые без него уже отметили «прибытие». Настроение его, итак хреновое, стало ещё хуже, после прочтения письма от воспитательницы интерната о сыне, который вёл себя там вызывающе плохо…

Февраль. Юлиан Семёнов

Дни проходили без впечатлений. Кольцов провёл разговоры с двумя молодыми преподавателями о научной работе, составил для них предварительную библиографию. Вольфганг нагло продолжал переманивать его ребят. Оно и понятно: вместо того, чтобы сформировать и подготовить свою группу, проще «перевербовать» уже готовую чужую. Сергею понадобился для их подготовки год! Так, Химена уже перекинулась к немцу. Похоже, намеривался сделать это и Луис. Кроме них в «немецкую» группу перешли ещё четверо студентов–стажёров. Формально он не мог этому воспрепятствовать. Это дело профессиональной конкуренции. А о морали здесь не принято говорить.

Состоялся разговор с Марио Гутьерресом, рассказавшим о лекции в Департаменте представителя ATD (профсоюзы) в Госсовете, который представил «политическую карту» Никарагуа. В этом разговоре Кольцов впервые сформулировал идею о трёх этапах и трёх тенденциях в развитии «сандинизма». По его мысли Сандинистский Фронт со времени своего основания прошёл этапы «либерализма», «социализма» («социал–революционизма») и, наконец, «социал–демократизма». До победы революции сложилось три линии борьбы: сельская «герилья» (в горах), городская «герилья» (подпольная), и, наконец, «третий путь» — сочетание сельской и городской «герильи» с формами легальной политической борьбы, что привело в созданию «Демократического фронта» всех антисомосовских политических сил (и церкви) и к свержению диктатуры Сомосы. Идеи этих этапов сохранились в современном политическом спектре Сандинистского Фронта. Каждая «тройка» командантес в «девятке» его руководства представляла одну из этих тенденций. Даниэль Ортега, как «координатор» Хунты, был представителем «терсеристов» (т. е. «третьего пути»). Отсюда и «компромиссная» политика Сандинистского Фронта и противоречивость высказываний его руководителей.

Сергей дочитал книгу аргентинского философа Хосе Инхеньероса, и начал читать книги Троцкого, который привёз ему Карлос Квадра. Написал в Москву письмо своему школьному другу Алику Литвиненко с просьбой навестить его сына в интернате и сообщить, что там происходит.

Лида побывала на «пятнице» в посольстве, где проходила встреча с приехавшим на неделю известным публицистом Генрихом Боровиком. Вернулась расстроенной, бывшие «подруги» с ней демонстративно не здоровались. Похоже, что дело о «бойкоте» дошло до посла!

В субботу утром Кольцовы вышли всей семьёй прогуляться, чего давно уже не было. Зашли в «дипмагазин», обратили внимание на новый двухкассетник «National Panasonic». Затем в «Pops» поели мороженое. Подходя к отелю «Intercontinental», Лида вдруг взорвалась: «у тебя нет времени ни мне помочь, ни сходить в кино». Ба!? В результате остались без обеда и без кино. Сергей читал Троцкого «Перманентная революция». Многое устарело, однако для него стало очевидным, что теоретическая борьба между «троцкистами» и «сталинистами» была лишь фоном борьбы личной, за контроль над партией. Затем он засел перед ТВ и посмотрел 4‑е фильма подряд и концерт «Fantastico» (из Венесуэлы).

Воскресенье прошло для Сергея, как обычно. Закончил конспектировать книгу неокантианца Мигеля Буэно. Втроём перекусили в «Panaderia». Вечер прошёл за ужином с приехавшими итальянцами. Обменялись вновь подарками. За роскошным столом (борщ и пельмени) размечтались о поездке когда–нибудь в Италию. Сергей пошутил: «если там произойдёт революция, меня, обязательно, туда пошлют».

На следующий день в доме была пьянка по поводу возвращения из отпуска Тюхти и литовцев Гаспарёнасов. Присутствовал Векслер. Затем позвонил и приехал Петухов, обговорить с Кольцовым работу «лекторской группы».

Дни как–то у Кольцова проходили без толку. Наконец он составил список литературы для своей научной работы (от 40 до 100 книг на 1,5 года). Карлос Борхе принёс несколько интересных книг латиноамериканских философов: Л. Сеа, Ф. Ромеро, Х. Фератер Мора. В среду после работы Сергея ждал скандал, Лида переругалась с женщинами. К вечеру все, вроде бы, успокоились, Но Сергею было ясно, что это — только начало. Ночью, похоже, у него был сердечный приступ.

Следующим вечером Кольцовы с итальянцами были в кино. Смотрели в «Cinemateca» один из лучших фильмов 1983 года «Франсес» («Француженка»), хорошо сделанный фильм о киноактрисе (Ани Жирардо). После этого долго пили дома чай и говорили о Луисе, который пытался наладить вновь контакты с Сергеем.

9 февраля утром узнали по радио, что умер Юрий Владимирович Андропов (в Москве — 10 февраля). Радио сообщило, что он будет похоронен рядом с Брежневым (и Сталиным) у Кремлёвской стены. Черненко провёл встречи с иностранными государственными деятелями (Тэтчер, Буш, Коль).

В этот день после работы все преподаватели поехали на партсобрание в посольство, после которого у Кольцова был разговор с новым партсекретарём. Сергей попытался объяснить Барсукову, что он не может руководить «лекторской группой», в которую входит всё руководство советской «колонии», начиная с посла. Он не обладал никакими действительными полномочиями и любой мог послать его подальше (что уже имело место). Барсуков оставил его мнение без комментариев.

В университете перед занятиями прошёл небольшой митинг–соболезнование. Луис выразил Кольцову свои соболезнования в письменном виде. Векслер наложил запрет на самовольные выезды из города. Вечером приехал Мануэль, был чрезвычайно болтлив и рассказал кое–что о себе (Рим, Париж, Хельсинки, потом Колумбия, католический университет и «коммунисты»). «Barricada» опубликовала фотографию и интервью с Карлосом Квадра как членом ЦК MAP‑ML («троцкисты»). Герардо Обандо (из UCA), привёз Кольцову 2 тома «Философского словаря» Хосе Ф. Мора. Великолепная и нужная вещь!

В воскресенье Кольцов с утра работал со «Словарём». Затем семьёй пообедали в «Ronda». Вечером приехали итальянцы с пиццей и рассказали, что в Москве — сильный мороз и родители Марго были только на Красной площади (советские деньги, которым им дал Кольцов, у них изъяли при таможенном осмотре). Затем поговорили о Европе и кино. Разошлись поздно.

Из новостей: 6 военных истребителей атаковали местечко близ вулкана Сан — Кристобаль (над военным госпиталем в Чинандеге). Ещё четыре гондурасских самолёта атаковали гарнизон в Чинандеге. В Гондурасе возобновились гондурасско–американские военные манёвры с имитацией вторжения в Никарагуа (с моря). Даниэль Ортега в Каракасе (Венесуэла) на инаугурации Лусинчи заявил, что Фронт выдвинет на президентские выборы того кандидата, которого поддержат все сандинисты.

Понедельник был тяжёлый. Занятия прошли нормально, но после этого к Кольцову заявилась «тройка» (Луис, Химена и Франсиско — Серхио) выразить своё возмущение по поводу изъятия их имён с титульного листа учебника. Луис развёл бурную деятельность и даже поговорил с Орловым, который попытался вмешаться. Тогда Сергей в разговоре с Вероникой в присутствии Британии «поставил все точки над i». Учебник по «марксистско–ленинской философии» (1‑я часть — «диалектический материализм») готовился на протяжении всего курса занятий Кольцова по философии и был составлен из текстов, написанных (и обсуждённых на занятиях) преподавателями, в том числе и Хименой, Франсиско — Серхио и Луисом. Но на них, как на «членов редколлегии», также возлагалась работа по подготовке текстов (корректированию), что они фактически бойкотировали. Пришлось это делать самому Кольцову, что значительно замедлило сроки сдачи учебника. В итоге Вероника, которая стала «редактором» учебника, поддержала его предложение об упразднении «редколлегии». Договорились, что имя Франсиско — Серхио останется на титульном листе как «руководителя авторского коллектива».

Вечером Векслер отвёз его в посольство на встречу с Крашенинниковым. Короткая его встреча с Чукавиным была прохладной. Сергей не понял, что могло изменить столь резко его отношение к нему.

В CNES на заседании Методсовета обсуждали работу с «контрпартнёрами» и студентами–стажёрами. Виктор был в своём стиле (много патетики — мало конкретики). В университете Кольцов наткнулся на Луиса, разговор с которым был агрессивным, с его стороны, и жёстким, со стороны Сергея, который объяснил ему кое–что из области профессиональной этики: «тебе был необходим хороший урок и ты его получил».

Вечером дома по ТВ все смотрели похороны в Москве Ю. В. Андропова.

«La Prensa» высказывает прогнозы на смену руководства в СССР (Горбачёв или Черненко?).

Наконец, по радио узнали, что Генсеком ЦК КПСС назначен К. У. Черненко.

В университете Марго предупредила Кольцова, что Луис не успокоился. Но на глаза ему он больше не показывался. Вероника сообщила, что Департамент переведён в статус деканата, а секция философии — в статус Департамента. Затем все преподаватели отправились в ГКЭС за зарплатой. Народищу!!! Раньше сюда приезжали для того, чтобы пообщаться. Сейчас большинство даже не знали друг друга. Виктор держался с Сергеем индифферентно. Вечером Кольцовы с итальянцами съездили в «Cinemateca» на фильм «Госпиталь Британия» — чушь британская! На обратном пути встретили Крашенинников с женой. Дома все вместе посидели за чашкой чая. Поговорили о Мадриде, где Анатолий Иванович работал несколько лет.

Вспомнили «неизвестную» Гражданскую войну в Испании в конце 30‑х годов. Крашенинников рассказал о том, что республиканское правительство само спровоцировало путч военных, прежде всего, тем, что после отстранения короля, армия осталась «королевской», и промонархические партии, а также зародившаяся фашистская партия («фаланга») действовали в стране открыто. В то же время «левые» партии — анархисты и социалисты — провоцировали либерально–буржуазное правительство на радикальные меры, устраивая постоянные забастовки, демонстрации, «бойкоты». Это привело, в конечном счёте, к жестокому подавлению армией восстания рабочих в Астурии, и к последующей обстановке террора в стране. Нестабильности положения способствовал и национальный сепаратизм руководителей «страны басков» и Каталонии. В такой ситуации армия была поставлена в двусмысленное положение. Она должна была защищать правительство, которое она не поддерживала. Кстати не Франко и не «фаланга» были инициаторами мятежа, а армейские генералы, которые считали необходимым установить в стране, наконец, твёрдый порядок. «Фашистскую» окраску мятеж армии приобрёл лишь после того, когда ему оказали военную помощь правительства Италии и Германии. Другие европейские правительства приняли «нейтралитет», потому что во многих странах тогда профашистское «лобби» имело сильное влияние…

На работе и дома — всё по–прежнему. Собрание преподавателей Вероника провела мягко, выступали Артуро, Дональдо и Луис, который, конечно, «раскаялся». Кольцов говорил, вероятно, слишком жёстко.

Субботу Кольцовы провели в Хилуа с итальянцами, катались на водном велосипеде, обедали в «Rincon Criollo». Затем посмотрели французский фильм «Мания величия» (Луи де Фюнес и Ив Монтан). Встретили Петуховых, которые пригласили к себе домой «смотреть щенят» (они привезли с собой из Москвы спаниеля) Дом у них был роскошный. Пили ром и ели шашлыки. Говорили о «бездельниках больших и маленьких». Но Сергей не был расположен к откровенному разговору.

В Манагуа окончательно установилась жара («сухой сезон»). Это на полгода. В воскресенье вместе со всеми на автобусе Кольцовы отправились в кино, посмотрели английский фильм «Беспощадный реванш» (о «боевых» буднях американских резервистов). Вечером дома — одни пели, другие — играли в шахматы. Идиллия!

Между тем страна готовилась отмечать 50-летие со дня гибели Сандино. Прибыли разные иностранные делегации (но на очень низком уровне): Перес (экс–президент) из Венесуэлы, Альмейда с Кубы… Карлос Нуньес выступил на торжественном заседании Госсовета, посвящённом Сандино. В Манагуа прибыли с Кубы останки «полковника» Хосе Карлоса Лопеса, сподвижника Сандино, для торжественного захоронения.

Кольцов с Векслером, Орловым и Грачом побывали в посольстве на встрече с советской делегацией (Румянцев — редактор «Экономической газеты», зав. отделом МИДа и референт ЦК). Затем (с одной машины в другую) было проведено совещание «тройки» (Крашенинников, Петухов и Кольцов) с участием Барсукова. Обговорили структуру и полномочия руководства «лекторской группы». Обстановка разговора была свободная. Сергей вернулся домой в хорошем настроении.

21 февраля, — 50 лет со дня смерти Сандино, — утром в 10 часов Даниэль Ортега выступил на площади Революции («19 июля») на митинге и объявил, что выборы в стране назначены на 4 ноября 1984 года!

После перерыва возобновились занятия в университете. В ГКЭС прошло партсобрание преподавательской группы. Доклад Миши Грача был сырой, выступал он в «вольном стиле». Основная идея — никто до сих пор ничего не делал, а вот «мы» сейчас начнём… Векслер, неожиданно, набросился на Орлова, и его выступление было весьма агрессивным: «Вы (!), — «говорильня», «завсекциями ничего не делают» и т. д. Это выступление явно не понравилось присутствовавшим. Похоже, прошло то время, когда Виктора слушали как «третейского судью». Кольцов попытался кое–что объяснить «новеньким», но, похоже, их негативный настрой был подготовлен заранее. Кем? Затем все отправились в посольство на Торжественное заседание.

Вечером Мануэль привёз Кольцову текст проекта Избирательного Закона, который начали обсуждать в Госсовете.

День Советской армии в «Болонье» отмечали шумно, с гостями. Женщины и дети подготовили приветствие, фотомонтаж и выставку детских рисунков, торжественный стол и песни. Потом было продолжение для «домашних», которое закончилось благополучно (без выяснения отношений). Под конец пили чай с тортом, привезённым Ренсо и Марго. Разошлись поздно (в 2 часа ночи).

Второй день на работе прошёл тяжело, но лекцию Кольцов прочитал нормально. Вероника провела совещание «советников» по вопросу перспективы факультета общественных наук. После работы преподаватели поехали за «зарплатой», затем — в посольство на встречу с Юлианом Семёновым.

Встречу вёл Иван Петухов. Семёнов отвечал на вопрос Рябова о Бормане… целый час! Между прочим, упомянул «Славу» Тихонова и «Юру» Бондарева и… своего «приятеля» Вишневского (ФРГ). Рассказал последний анекдот о «Госплане» и критикнул «секретарскую» литературу и пр. Объявил о своих новых книгах: «Приказано выжить» и «Пресс–центр». Вёл себя по–московски вальяжно и «под демократа». Как киноактёр, желающий при встрече с провинциальной публикой произвести впечатление своей значимости. Умного разговора не получилось. В целом эта встреча Сергея разочаровала. В Союзе он прочитал несколько его произведений, какие–то понравились, какие–то нет, хотя было ясно, что автор — весьма информированный человек, в распоряжении которого находился очень интересный материал. Сейчас он вспомнил журналистику байку о том, что московские писатели считали, что Семёнов — «агент КГБ», а московские «кегебешники» принимали его за писателя…

Вернувшись, Кольцов застал в доме напряжённую обстановку. Оказалось, что произошла драка между литовцами Ёнасом и Астрой! Вообще ситуация в семейных парах, как правило, была сложная. Всё, что сглаживалось на родине работой и внешним общением (дети, друзья, родственники и пр.), здесь резко усложнялось ежедневным и круглосуточным пребывание в «четырёх стенах». К тому же, эти «стены» были «стеклянными». То есть семейная жизнь проходила у всех на виду. В условиях общежития скрывать долго что–либо было невозможно. Здесь близкие люди, по сути, впервые узнавали друг друга. Официально пребывание заграницей «специалистов» без жён было запрещено (не более года). Поэтому «холостяки» были временным исключением…

В субботу вечером Кольцовы съездили с Ренсо и Маргаритой на итальянский фильм «Кафе–экспресс» (с Нино Манфреди). Потом Сергей просмотрел Проект Закона о выборах: 15 тысяч подписей для участия партии, 3 % для избрания кандидата, относительное большинство для избрания Президента и вице–президента, пропорциональный подсчёт голосов в Национальную Ассамблею по единому списку. Проект — весьма демократичный, но оставляет мало шансов оппозиции. Мануэль рассказал о заседании Госсовета, на котором он присутствовал — пустая говорильня со стороны «левых» и «правых». Обсуждение Проекта Закона о выборах затягивается.

Из телевизионных новостей Кольцов узнал о том, что в Советском Союзе умер Михаил Шолохов. (78 лет). Странное отношение было у него к этому писателю. Когда в юности он прочитал роман «Тихий Дон» (до выхода фильма Герасимова), то не мог себя заставить поверить, что это написал почти двадцатилетний мальчишка, не участвовавший в описанных им событиях. В этом возрасте Л. Н. Толстой написал только «Севастопольские рассказы». Странно, что после этого Шолохов не написал в течение почти сорока лет ничего существенного, кроме «Поднятой целины».

«La Prensa» сообщает: «Правые» («Cordinadora Sacasa») пригрозили бойкотировать выборы, если не будут выполнены их условия. Изменения «Фундаментального Статуса» («Основной закон») в Госсовете принято при сильном сопротивлении всего «правого» блока… и коммунистов (церковь хранит молчание). «Правая» оппозиция рассчитывает на выборах на 90 % голосов, если ей будут гарантированы все условия. Консервативная партия выступила с наглым ультиматумом по поводу проекта о выборах («нарушение обещаний 1979 года, «дискредитация оппозиции, в том числе «эмиграции», «неправомочность молодёжи и военных»).

В Манагуа проходит перевыборная кампания в «правых» партиях, которая сопровождается их расколом. На отчетно–выборной конференции Независимой Либеральной партии (PLI) победил Годой (министр труда в правительстве), объявивший о выходе PLI из Демократического Фронта. Социал–демократическая партия (партия Р. Чаморро) официальным письмом заявила о выходе из Госсовета. Консервативная партия и «Координадора» намечают выдвинуть в президенты Артура Круса (бывший член Хунты и бывший посол в США), который цинично отзывается о проекте выборов. Госсовет утвердил 2–4 месячный срок выборной кампании.

Кольцов поговорил с Вероникой о распределении должностей в новом Департаменте. Все способные ребята ушли или уходят, выбирать не из кого. Она была обеспокоена назначением директора Департамента философии, так как Британия «не желала», а Дональдо отказался.

Кольцов присутствовал и выступил на пресс–конференции советского посла («Круглый стол» с прессой) по поводу выборов. Выступили также никарагуанцы: генсек соцпартии Альваро Рамирес, (отец Химены), адвокат–журналист Миранда, Густаво Таблада из Демократическо — Патриотического Фронта. Выступление Сергея о выборах в Советском Союзе вызвало интерес и ему пришлось отвечать на вопросы во время «коктейля». Послу это понравилось.

На следующий день сообщение о «Круглом столе» появилось в «Nuevo Diario» с фотографией участников, среди них — Кольцова. Лида сразу же купила 4‑е газеты. Телевидение передало его выступление в вечерней программе «A cierre». Дочери это доставило огромное удовольствие. Домочадцы отнеслись к этому без энтузиазма. Векслер — сдержанно.

Новости за месяц: На юге страны идут бои с пасторовцами. Пастора потерял «вид на жительство» в Коста — Рике и объявился в Майями. Коста — Рика отозвала своего посла из Никарагуа и представителя в смешанной комиссии и обратилась в ОАГ с обвинениями против Никарагуа. Военные катера с территории Коста — Рики атаковали бензохранилище в порте Блуфильдс на Атлантическом побережье. На территории Коста — Рики обнаружен склад оружия «контрас». Даниэль Ортега объявил, что «контрас» заминировали порт Коринто. Гондурасские самолёты 6 раз нарушали воздушное пространство в северных регионах страны.

В Никарагуа (из Мексики) прилетел премьер–министр Швеции Олаф Пальма («друг народов»). Из Манагуа он вылетел в Коста — Рику. В Аргентине продолжаются суды над адмиралами (проигравшими войну с Англией за Фолклендские острова). Радио сообщило о смерти в Париже писателя Хулио Кортасара («Че Гевара ждёт тебя с открытыми объятиями, чтобы сформировать Генштаб Латиноамериканской революции»). Фидель Кастро и Даниэль Ортега встретились в Испании с Ф. Гонсалесом (премьер–министр, социалист).

В Гватемале активизировались партизаны, отметившие 25 лет FAR («Вооружённые повстанческие силы», командующий с 1972 г. — Пабло Монсанто. В Гватемале действуют ещё две революционные организации: «Партизанская армия бедных» (EGP) и «Объединённая народно–революционная армия» (ORPA), возникшая из «сектора Гватемальской партии труда».

Март. Радио и телевидение

На работе — никаких новостей, одни разговоры. «Научные» исследования продвигались туго. «Хрестоматия» пока не появилась, с учебником тоже неясно. Вокруг Департамента что–то происходило. Активность Вероники упала. Кольцов с Ренсо заехали в автомагазин «Хулио Мартинез», где он купил противоугонное устройство и свечи зажигания «Boch»(для будущей машины). Вечером читал книгу мексиканского философа Хосе Васконселоса «Космическая раса». Интереснейшая книга, автора которой в Европе назвали бы «расистом». В Латинской Америке отношение к вопросам «расы» совсем иное.

Заезжал Крашенинников предупредить Сергея о записи на радио в понедельник.

В воскресенье Кольцовы с итальянцами предприняли выезд на «Laguna de Apoyo», вулканическое озеро близ Масайи. Дорога была ужасная. На обратном пути заблудились и проехали Хинотепе, Дириамба и неожиданно попали на «Мёртвую долину». Последняя оставила очень сильное впечатление. Ветер гнал отравленные вулканом потоки воздуха в определённом направлении, под ними оставалась мёртвая земля с чёрными деревьями и почвой. Они увидели остов полностью «выжженной» машины. Апокалипсический ландшафт! Сергей вспомнил начальную сцену фильма «Всадник без головы», когда герой (Видов) проводит караван переселенцев через осыпанную пеплом пустыню. Тогда он воспринял эту сцену как кинематографическую выдумку. Теперь он видел «мёртвую землю» собственными глазами. Вернувшись в город, пообедали в ресторане недалеко от дома итальянцев. Затем немного отдохнули дома. Приехал Петухов, с которым Сергей съездил в его «офис», но нужных для своего выступления материалов он там не нашёл и они вернулись обратно. Подъехали итальянцы, которых Сергей познакомил с журналистом. Поговорили о Кубе (в Мексике вышла книга Петухова о Кубе).

На следующий день после занятий Кольцова из университета забрал шофёр АПН и привёз его домой, где он застал Чеслава в дурном настроении. Пообедать не успел, приехал Петухов и вместе с Лидой они поехали в ANAPS, затем в кафе «Sondy’s» (типа «Макдональдса»). Оказалось, что это не то, которое было нужно, поехали в другое, которое оказалось то, но… «интервью» было отменено. Вернулись домой. Вечером приехали Крашенинниковы. Анатолий Иванович уставший и подавленный. Выяснилось, что с Петуховым они в ссоре, зато в дружбе с Бодалёвыми (друзьями Векслера!). Опять Сергей попал в «переплёт». Уехали они поздно.

В университете Кольцов продолжал переговоры с ребятами о «научных исследованиях», похоже, дело сдвинулось с мёртвой точки. Однако библиография необъятная, но многих книг нет. Куда–то исчез Мануэль(?). Провёл совещание с ‘tutores» («подопечными»). Привёл в порядок план работы. Вечером позвонил Векслер, разговаривал необычно вежливо.

В среду, после занятий Луис пригласил всех к себе на «fiesta». Но Кольцов уехал рано. Дома немного отдохнул, и затем началось «приветствие» женщин дома. Мужское «трио» (Юрский, Орлов и Ромашин) спели «величавую» песню. Потом были поздравительные речи. Но Сергея вызвали в посольство на совещание лекторской группы. Однако никто, кроме журналистов, не явился. Петухов был зол. Возвращался Сергей в машине Барсукова, который сообщил ему, что в конце марта у него отчёт на парткоме. В доме гуляние продолжалось, но было не очень весело.

8 марта. Все уехали на Хилуа. Кольцовы остались дома. Сергей читал «Антологию» Леопольдо Сеа. Перекусил в «Панадерии». Лида, «с похмелья», с ним не разговаривала. Его подарок проигнорировала. Итальянцы свой визит отменили из–за полученного от Вероники разноса за вчерашнее отсутствие на занятиях.

На следующий день после работы Кольцов с Векслером и Вартаном были в ГКЭС на «Техсовете» (создан по образцу «Методсовета»). Рябов пытался на него «наскочить». Отскочил!

В субботу Кольцов не высовывал носа из дома. Закончил читать «Антологию» Сеа. Проверил текст выступления на завтра. Весь вечер смотрел ТВ: после «Новостей» концерт «Фантастико» из Венесуэлы, затем очередную серию «Профессия–опасность» (о каскадёрах–сыщиках) и, наконец, — из цикла «Театр Запада» — американский фильм «Madhouse», о голливудском актёре фильмов–ужасов, преследуемом убийствами его женщин. Ночью у Сергея остановились часы (0.00)!?

Воскресенье Сергей почти бездельничал, писал письма. Вечером итальянцы отвезли Кольцовых в кино, смотрели в «Dorado» американский фильм «Побег сумасшедшего и грязнули» с Петером Фонда. Потом, как всегда, «немножко» поговорили (до 11 часов ночи) о рабочем движении в Италии и… о «Красных бригадах».

Все оказалось не так просто, как представлялось Кольцову раньше! «Красные бригады» возникли в конце 60‑х годов, как «наследники» антифашистского движения в Италии. В 60‑е годы страну охватил глубокий социально–экономический кризис, который, прежде всего, ударил по молодёжи (почти стопроцентная безработица). Вместе с тем в правительственных кругах процветала коррупция. Политические партии были пассивны. Но большую активность проявили профсоюзы и «неформальные» (студенческие) организации, выводя тысячи людей на митинги и демонстрации, которые разгонялись полицией жестоко. Ответом на это «насилие» правительства явилось зарождение молодёжных подпольных групп «сопротивления». На начальном этапе их тайно поддерживала компартия. Но когда этот процесс вышел из–под её контроля и приобрёл необратимый характер, была объявлена бескомпромиссная война с обеих сторон. Остановить террор можно было только террором…

12 марта, наконец–то, состоялось радиоинтервью Кольцова в «Sondy’s» для «Radio Sandino». Интервью началось за столиком кафе с рекламы «биг–мага», затем поговорили о выборах в Советском Союзе. Петухов захватил большую часть времени, но кое–что удалось сказать и Сергею. Радио вело прямую трансляцию, которую слушали все обитатели дома «Болонья». Женя была очень горда отцом. По возвращению Сергея домой, позвонили итальянцы и сообщили, что они записали выступление на магнитофон. Вечером Кольцов читал Ферратера Мора. Лида продолжала бойкот.

На следующий день состоялась встреча Кольцова с Барсуковым, но ничего конкретного. Крашенинников при встрече держался индифферентно. Петухов «сердился». Похоже, Сергей опять попал в «хорошую кампанию».

В университете стало невозможно работать: ветер поднимал плотную пыль, духота, постоянно клонило ко сну. Кольцов поговорил со студенткой–стажёром Росой — Лилой, (которую он готовил к поездке на учёбу в Союз), у неё было подавленное настроение. К нему прицепился с обычной болтовнёй Луис. Состоялся разговор с Вероникой о делах кафедральных, до сих пор не было решения о назначении зав. кафедрой философии. Виктор провёл собрание всей преподавательской группы, — уже 30 человек! (из первых двенадцати остались только четверо), — и огласил новые меры «поддержания дисциплины», исходившие от ГКЭС.

В субботу Лида с Женей весь день пребывала в гостях у Лилии Крашенинниковой (утром её забрал Анатолий Иванович). Вечером Сергей почувствовал, что, похоже, заболел…

За две недели в Никарагуа и вокруг неё произошло следующее:

Госсовет Никарагуа принял статью Избирательного закона, по которой лишаются юридического статуса те партии, которые не пройдут в Национальную Ассамблею. Открылась сессия Совета партий под эгидой «Верховного Суда» (присутствовал Хуго Мехийа).

Продолжаются военные провокации на северной границе с Гондурасом. Два военных вертолёта со стороны Гондураса вновь вторглись на территорию Никарагуа. Военные катера и самолёты атаковали в заливе Фонсеки никарагуанские пограничные катера. Военные катера и вертолёты напали на военную базу у Сан — Хуан дель Сур. США перебрасывают войска в Гондурас на границу с Сальвадором. Даниэль Ортега в своём заявлении потребовал от США вывода войск из Гондураса и попросил оружия у всех стран. Карлос Рафаэль Родригес в Мексике заявил, что Куба заменила своих «старых» советников в Никарагуа на «молодых».

«La Prensa» опубликовала большую статью писателя Фуэнтеса: «Латинская Америка должна избрать свой собственный путь». Наглое требование Артура Круса о допуске к выборам в качестве кандидатов Робело и Пасторы. «Правые» ужесточают критику Проекта Закона о выборах (обвиняя сандинистов в «марксизме–ленинизме»). Посол США Кинтон дал прощальную пресс–конференцию в Леоне.

«Голос Америки» сообщил: Юрий Любимов «снят» с Таганки за свою «болтливость» в Лондоне.

Кольцов заболел, типичные признаки гриппа. Однако в понедельник он поехал на работу. Здесь не выдавали «больничных», (иначе все «болели» бы каждый день!), Марго рассказала, что Британия провела назначения на свой манер. Затем Сергей съездил с Петуховым в торгпредство. Иван всё время «задирался». Потом заехали с ним в посольство, Сергей видел Чукавина, но не разговаривал с ним.

Вечером Крашенинников забрал Кольцовых к себе на день рождения Лили. Были его посольские коллеги Русаковы, Буравины и Буничи, с которыми Сергей был знаком. Вечер прошёл очень хорошо в несколько этапов. После роскошного обеда, мужчины и женщины, как здесь принято, разделились. Дети были заняты сами собой, укрывшись в одной из комнат просторного дома. Мужчины оккупировали открытую веранду, расположившись в креслах–качалках. Пили испанский коньяк «Fundador» и говорили обо всём (кроме посольских дел), в том числе и о… Льве Толстом. Впервые Сергей увидел, как пьют дипломаты! Кольцовы остались ночевать у Крашенинниковых.

Утром Анатолий Иванович отвёз их домой. Сергей чувствовал себя очень плохо, провалялся на кровати. Но к середине дня «вошёл в норму». После обеда заехал Крашенинников и забрал его к себе поработать над «справкой». Вечером итальянцы отвезли Кольцовых в гости к кубинцу Ломбардо (в «Arcos»). Приняли их очень хорошо. За прекрасным ужином говорили о Советском Союзе, где Ломбардо побывал, и сохранил ностальгические воспоминания.

Кстати, Крашенинников давно просил Сергея познакомить его с Ломбардо, но тот почему–то от встречи с ним уклонялся.

Воскресенье Кольцовы провели на дежурстве по дому. Когда составляли график Сергей вызвался на воскресенье из того соображения, что только в этот день он свободен. В течение недели женщины (по очереди) убирали дом, пока мужчины были на работе. Ну, в воскресенье, поскольку Лида часто себя «плохо чувствовала», дом убирал Сергей. На этот раз они убрали дом вдвоём, отправив Женю с Ромашиными в бассейн в отель «Интерконтиненталь». Потом Сергей читал Антонио Касо. Вечером заехали Петуховы, и они отправились в гости к итальянцам. Ребята приняли, как всегда, хорошо. Послушали магнитофонную запись радиопередачи 12 марта. Пили португальский «портвейн» и ели спагетти. Вернулись домой рано.

На следующий день Петухов забрал Кольцова из университета, и они вновь отправились в кафе «Sandy’s» давать интервью «Radio Sandino» на тему «прогнозов» о результатах выборов в Верховный Совет, которые проходили в СССР. На этот раз разговор прошёл в свободной манере, без монологов.

В университете дни проходили в разговорах. Марго сообщила, что в Италии арестована её сестра Сесилия, с которой Сергей познакомился здесь. Потом он говорил с Вероникой и Британией о курсе истории философии для преподавателей. Затем был пустой разговор с Луисом о проекте «командировок» в Советский Союз и т. д. и т. п. За пивом поговорили с Ренсо о «желаемом и возможном».

В среду состоялась лекция Кольцова о Карле Марксе, организованная COMIPAS, на которой присутствовали Крашенинников, корреспонденты газет и ТВ. Вернувшись домой, Сергей с Лидой и Женей по ТВ очень поздно смотрели программу «A cierre» с его участием. Дочь очень переживала, что эту передачу не показывали «дома», и её не могли увидеть бабушка и дедушка…

На следующий день, побывав в военном госпитале, Сергей с огорчением узнал, что его врач улетел на Кубу. Номер газеты «Nuevo Diario» с публикацией его выступления в COMIPAS он не нашёл «La Prensa» сегодня не вышла. В утешение выпил пива в «Панадерии».

В университете Кольцов прочитал последнюю лекцию по марксистской философии для преподавателей, завершив полуторагодичный курс. Но остался без обеда. Было очень жарко. Луис, Хериберто и Марио пригласили выпить кофе. После работы Петухов отвёз его в ГКЭС на встречу с Моториным, сменившим Павлова, который долго уклонялся от этой встречи, но на этот раз встретил его «миролюбиво». У него собрались парторги организаций ГКЭС, которые, конечно, по подготовке «лекторской работы» ничего не сделали. Затем он с Петуховым поехал в посольство докладывать об этом Барсукову. В ожидании, пока он освободится, состоялся, наконец, короткий разговор Сергея с Чукавиным, с которым они уже давно не встречались, о Викторе и Вартане:

— Мы были против, — заявил ему Виктор Петрович, имея в виду его «устранение» с парторга и последующее.

Но Кольцову было уже всё равно. Барсуков раскритиковал представленный Петуховым проект «справки» по лекторской работе, не желая вдаваться в «обстоятельства». У Сергея возникло нехорошее предчувствие. Он остался на традиционную «пятницу», которую вёл Крашенинников. Выступил Моторин по Пленуму ЦК, прошедшему в Москве. Затем выступил прилетевший из Москвы «академик», рядом с которым сидел представитель Института Латинской Америки. Потом смотрели «Жаркое лето в Кабуле» (с Олегом Жаковым). Фильм, с художественной точки зрения, неудачный, но то, что он появился — это уже серьёзно. Дома он просмотрел взятые в посольстве последние номера «Правды» (которая «прилетала» с недельным опозданием): Юрию Бондарёву на 60-летие дали «Героя», Рыбинск переименован в Андропов.

В субботу Кольцов сходил во «Вьетнам», купил воду и пиво. Закончил конспект книги А. Касо, посмотрел дневник секретаря Ленина о последнем годе жизни Ленина. Очевидно, что Сталин уже тогда задумал «переворот сверху», но непонятно поведение Троцкого в то время. Ясно, что он презирал Сталина как «посредственность». Но неужели он был настолько глуп, что не знал, что из «посредственностей» как раз и рождаются диктаторы!

Воскресенье прошло, на редкость, интересно. Утром Лида уехала с Буничами в Масайю. Кольцов просматривал «Социологию» А. Касо. Вернувшись, Буничи пригласили Кольцовых на пиццу в «Ciudad Plastico». Пили пиво и говорили «за жизнь». Не успели Кольцовы после этого отдохнуть дома, приехали итальянцы. Оставив женщин «поболтать», Сергей и Ренсо съездили в кино, посмотрели документальный фильм «Locura Аmericana» (1‑ю серию) — много секса: конкурс красоты, бордели для импотентов и стариков, драка женщин в грязи и тюрьма. По возвращению поужинали и обсудили, как «заткнуть рот» Луису, который стал много болтать (а это опасно!), и как получить с него денежный долг. Марго поделилась новостью: появилась возможность установить контакт с журналом компартии Италии «Интерпризма». Сергей поддержал такую перспективу и посоветовал Марго заняться журналистикой.

На следующий день занятия в университете для Сергея проходили тяжело. Жара и пыль. Дышать было невозможно. Одежда от пота была мокрая насквозь. Луис и Химена продолжали «халтурить». На напоминание о долге за машину от Луиса не последовало никакой реакции. Вечером Кольцов с Петуховым в АПН три часа писали справку к заседанию парткома (выпили литровую бутылку кубинского рома «Bacardi» со льдом и содовой). Потом под хорошую кубинскую музыку (из набора кассет) поговорили о «делах личных». Сергей заметил, что Иван ни разу не упомянул Крашенинникова, прекрасно зная об их отношениях. Из этого он сделал вывод, что возобновление отношений с Анатолием Ивановичем вновь изменило его положение.

Наконец, в университетскую «либрерию» (книжный магазин) поступили первые экземпляры «Хрестоматии по марксистко–ленинской философии», которую Кольцов подготовил вместе с преподавателями Департамента в прошлом году. Получилось неплохо, хотя и скромно. Кольцов взял два экземпляра домой. Лида, неожиданно, обрадовалась!

Во вторник вечером состоялось партсобрание ГКЭС. Отчёт Векслера (перед отъездом) стал его полным провалом. Рябов «кипел» и после собрания вызвал к себе партбюро (и почему–то Кольцова?), где ещё «добавил» Виктору. Это для него был позор перед всеми! Глядя на его унижение, Сергей пытался догадаться, о чём он сейчас думал. Понимал ли он, что «сдав» Кольцова, он сам «вырыл себе яму». Теперь Вартан Мирзоян чувствовал себя на коне с обнажённой шашкой и рвался в бой «порубать в куски» своего «друга». Рябов осадил его пыл. И Вартан сник… Так, бесславно закончил Великий комбинатор!

Между тем Кольцов продолжал вычитывать латиноамериканскую литературу по философии, обнаруживая в ней для себя бездну интересного. Ведь почти никто в Советском Союзе этим всерьёз не занимался. Московский институт Латинской Америки, который до сих пор возглавлял Серго Микоян, с которым Кольцов познакомился после возвращения с Кубы, в основном интересовался политической историей и литературой. Но это означало для Сергея, что защитить докторскую диссертацию (и даже опубликовать что–либо) по философской теме ему будет очень проблематично. У него уже был негативный опыт при работе над кандидатской диссертацией (по Кубе).

Жара в 35 градусов («в тени») и больше! В Департаменте никого! На работе делать нечего.

Вечером приехала Лиля Крашенинникова, и Кольцовы сходили с ней на фильм «Иван Грозный» (2‑я часть). На Кубе Сергей видел только 1‑ю часть. На этот раз его потрясла откровенная аналогия со Сталиным и с событиями 20‑х годов! И теперь ему было понятно, почему после разговора со Сталиным скоропостижно (от сердечного приступа) скончался режиссёр Сергей Эйзенштейн. Его творчеством (эстетикой) Кольцов серьёзно занимался в студенческие годы.

Потом заехал Анатолий Иванович и все отправились к Крашенинниковым ужинать.

Утром в четверг позвонил Векслер и пригласил на «совещание», но машину не прислал. Вечером все поехали в посольстве на «партактив», на котором выступал Барсуков. Во время разговора Кольцова с Векслером подошёл Крашенинников и забрал его. Сергею показалось, что сделал он это демонстративно. Они с Анатолием Ивановичем заехали за женщинами, которые расположились в торговом квартале «Pinata». Здесь Сергей купил никарагуанские марки, сбором которых, как оказалось, увлекался Анатолий Иванович. Потом Крашенинниковы отвезли их домой.

Луис отказывался говорить о возвращении долга за машину, об этом сообщила приехавшая Изабелла. Конечно, Сергей понимал их финансовое положение (хотя они оба работали в университете). Но речь шла о больших для него деньгах. К тому же Луис нарушил их договорённость о том, что эта новая машина (у него оставалась и другая) будет в распоряжении Сергея «по первому требованию». Это поставило его в затруднительное положение (после отказов Виктора и Вартана). От итальянцев Сергей узнал, что Петухов пригласил их к себе на вечер (не предупредив его?). Сам Иван не появлялся и не звонил уже три дня. Плохое предзнаменование!

По ТВ вечером Сергей посмотрел американский фильм «И никто не остался» (по новелле А. Кристи «Десять негритят»). А в субботу они с Лидой попали на французский фильм «Последнее танго в Париже» (с М. Брандо), который произвёл на них сильное впечатление. Хороший фильм в стиле 60‑х годов, экзистенциалистская тема любви и смерти.

Новости за две недели: В мире ничего нового — идёт война.

«Barricada» сообщила, что три дня заседала Национальная Ассамблея Сандинистского Фронта.

Госсовет закончил обсуждение Проекта Закона о выборах. Умберто Ортега во главе военной делегации вылетел в Советский Союз и КНДР. В порту Коринто подорвался на мине советский танкер «Луганск», раненные (двое) доставлены в советский госпиталь под Чинандегой. Позже танкер благополучно отбыл домой. На севере («Rio Blanco») идут бои. У Сан Рафаэль де Норте опять был бой. В марте месяце уничтожено 135 «контрас» в районах Хинотеги и Новой Зелайи. Шесть моторных лодок типа «Pirana»(небольшие торпедные катера) атаковали порт Коринто. Отряд пасторовцев напал на деревню.

«La Prensa» опубликовала сообщение о диверсии на плотине Бонанаса. В порту Коринто подорвалось на мине рыболовное судно. В среду здесь было атаковано моторной лодкой панамское судно. В. Годой (Либеральная партия) подал в отставку с поста министра труда и в своём интервью предложил «третий путь». Все «правые» партии («Координадора») покинули Госсовет. Напечатана антикоммунистическая статья–интервью Ива Монтана. Сообщение о «самоубийстве» жены советского переводчика Климова в Лондоне. О тяжёлых боях в Афганистане в марте, уничтожено несколько советских военных конвоев с горючим (75 машин). Педро Х. Чаморро (младший) провёл собрание социал–демократической партии в Чинандеге. Консервативная партия предъявила «последний» ультиматум Сандинистской Хунте (Совету). Епископы (заседавшие три дня) призвали верующих «не голосовать против своей воли в интересах какой–либо партии». Ду Сантуш в Гаване договорился с Фиделем о выводе кубинских войск из Мозамбика.

Апрель. Конец «Великого комбинатора»

1 апреля утром Кольцов с Петуховым в АПН делали проект «решения» для парткома. Вечером вместе с итальянцами Сергей и Лида были у Петухова в гостях на его дне рождения. Вечер прошёл неплохо. Итальянцы вели себя по заранее обговорённой с Сергеем «программе». Они уже давно поняли, что «русские» тоже бывают разные. Не было сказано ничего лишнего, хотя выпито было много. Сергей пил понравившийся ему «Фундадор» и немецкое вино. Прослушали ещё раз запись радиопередачи.

На следующий день Кольцов с Петуховым были у Барсукова, который одобрил сделанную ими справку и проект «решения». Иван был воодушевлён. В университете явился Луис с предложением забрать у него машину. Кольцов отказался, потому что это было глупо. Никто не позволил бы ему здесь разъезжать на «своей» машине. Как узнал Сергей, Химена и Луис провоцировали молодых преподавателей на «бунт» против него.

Вечером приехали Крашенинниковы, вместе поужинали и поговорили о сегодняшней политике Сандинистского Фронта. Мнения в основном совпадали: эта политика постоянных уступок оппозиции, церкви и США вела к потере позиций сандинистов в обществе, особенно на фоне продолжавшихся военных действий «контрас». Анатолий Иванович сообщил, что прилетает из Москвы представитель СОДа («Советское общество дружбы…»).

Итальянцы заявили Сергею, что они решили помириться с Луисом и потому ничем помочь с возвращением долга не могут. Интересный поворот! Заседание парткома перенесли уже четвёртый раз. Кольцов был опять в АПН, вновь с Петуховым корректировали справку. Потом поговорили о делах «дипломатических». Иван был взбешён на Векслера. Сергей попытался ему объяснить, что Виктора интересуют только нужные ему люди и до тех пор, пока они ему нужны.

Ночью Сергей опять воевал с «соррой» (крысой), повадившейся к ним на «чердак», (проходя по наружной стене из соседнего заброшенного дома).

Уже несколько недель он не мог получить свой японский приёмник Sony из ремонта.

Вартан неожиданно заявил, что намеченные отпуска Рябовым отменены. Дело в том, что, вернувшись из Москвы, ещё осенью Рябов «постановил», что «специалисты» будут выезжать в отпуск только в «зимнее» время, так как летом Аэрофлот перегружен и дипломатам приходится ждать в Москве возможности вылететь. Давление со стороны Вартана было настолько сильное, что большинство преподавателей вынуждено было согласиться. Но дело в том, что в декабре и январе перепад температур между Манагуа и Москвой составлял как минимум 50 градусов! Никто сюда зимнюю одежду и обувь не привозил. Большинство — не москвичи, и им с детьми нужно было из Шереметьево добираться до гостиницы, а затем до вокзалов и ехать в поездах почти через всю страну. Кольцовым вообще — на Север (под 30 градусов мороза после 40-градусной жары!). И потом возвращаться обратно не на пару недель, а почти на год с зимней одеждой и обувью, которые здесь плесневели, сгнивали и разваливались на куски от высокой влажности в течение «сезона дождей». И, действительно, большинство тех, кто отправился в отпуск по приказу Рябова в декабре–январе, проболели дома почти всё время, особенно дети, хотя некоторых встречали родственники с зимней одеждой прямо в аэропорту. Ехать зимой в отпуск категорически отказались только Кольцов и… Векслер (одессит). Это упрямство, конечно, тоже сыграло свою роль в отношениях Сергея с Рябовым.

Крашенинников передал Кольцову график предстоявших лекций. В посольстве на «пятнице», Сергей «наскочил» на знакомого журналиста (теперь у него появилось значительно больше знакомых среди «посольских») Сашу Ничкина, с которым они отправились на его машине на закрытие (распродажу) корейской выставки. Оказалось, что это принятая за границей практика «шопинга» для жён дипломатов. Но их «спугнул» приехавший с женой посол, они ретировались и поехали пить пиво. Потом вернулись в посольство, забрали Лиду и поехали к Саше в гости. За стаканами «хайбола» говорили об экономике и политике «здесь» (много) и «там» (мало).

В субботу все уехали на «Pochomil». Кольцов после вчерашнего «визита» чувствовал себя неважно и остался дома. Но приехали итальянцы, и с ними он отправился на семинар ANICS и CONAPRO на тему «Выборы и агрессия», который проходил в здании МИДа. Здесь Сергей увидел почти все знакомые лица: Вийагра (президент ANICS), Вила и Фреди Круз (из CONAPRO), Сильвия (из CONIPAS), Альварес (из RS) и др. Его встреча с Хуго Мехийа была «протокольной». Хорошо выступил Фиойос (бывший ректор Леонского университета и ныне председатель Избирательного Комитета) об организации и финансировании выборов. «Выборы не изменят отношение США к Никарагуа», — правильно сказал он. После обеда Пако Фьерро отвёз Сергея домой. Вечером ТВ в «Новостях» показало работу семинара и Кольцова — в упор. Он становился «телезвездой»! Между прочим, на семинаре, где присутствовала интеллектуальная часть революционной элиты, Кольцов опять представлял («неофициально») свою страну в одиночестве. Как это будет воспринято в посольстве?!

Воскресенье было испорчено очередным хамством Лиды. Весь день Сергей занимался философской литературой. Потом посмотрел по ТВ документальный фильм о «Мальдивской войне» (между Англией и Аргентиной за Фолклендские острова) и музыкальную программу «Variedades» с участием ABBA, Антонии Гиббса и др.

На работе Кольцов узнал, что мать Химены попала в автомобильную катастрофу, но осталась жива. «Мальчик» из типографии принёс 5 первых экземпляров учебника, один сразу же забрала Вероника. После обеда Кольцов читал лекцию о диалектике для преподавателей–физиков (уже вторую), и вновь вызвал дискуссию.

Вечером в доме был «Татьянин банкет» (день рождения Орловой). Были только «свои», командовали «парадом» Тюхтя и Ликас. Нанесли визиты (по очереди) Владимир Кордера, Вартан (с супругой) и, наконец, Векслер. Его супруга Нора, как «подруга» именинницы, присутствовала весь вечер. После проводов гостей Сергей с Лидой ушли к себе. В доме веселье продолжалось до поздней ночи.

К неудовольствию Векслера Кольцова ввели в Совет по внешней пропаганде при посольстве. Перед Советом он вручил Чукавину экземпляр «Хрестоматии». После заседания Совета Сергей из дома весь вечер обзванивал своих «элитарных» лекторов.

Вновь с Петуховым он был у Барсукова в его новом кабинете. Домой подвёз Анатолий Иванович, разговор с которым Сергею не понравился, что–то настораживало. Дома получил приглашение на церемонию присуждения Векслеру звания «почётного профессора» университета (не прочитавшего за три года ни одной лекции!).

Кольцову в руки попала книга Светланы Аллилуевой «20 писем к другу» (на русском языке), которую он начал читать с интересом. Ещё на Кубе он слушал по «Голосу Америки» чтение некоторых её страниц.

12 апреля — День советской космонавтики. Утром с Женей Сергей зашёл в «Аэрофлот» и заказал авиабилеты на 21 мая. Телефонная перепалка с Петуховым закончилась тем, что Николай Максаков уехал всё–таки на радио, но передача не состоялась. Кольцов позвонил в ANAPS, уточнил график лекций. На работе отредактировал два текста для лекторов. Вообще–то — это работа Петухова. Посмотрел никарагуанские газеты:

Заявление министра безопасности Коста — Рики Анил Э. Солано за мир с Никарагуа и против Советского Союза (его «присутствия» в Центральной Америке). Заявление Социал–демократической партии: «мы не против сандинистов, мы против просоветского режима, который насаждают сандинисты». В Коста — Рике разбился самолёт с оружием, погибло 3 никарагуанца (пасторовца) и 2 американца. Пастора объявил о минировании озера Никарагуа со стороны Коста — Рики. Хоакин Квадра (начальник генштаба армии) сообщил на пресс–конференции о 8 тысячах «контрас» (вторгшихся в страну). Бои на севере, действительно, идут, но упоминают о них вскользь. В Никарагуа прибыл новый специальный посланник США в Центральной Америке Гарри Шлоудеман. В Колумбии М-16 («партизаны») ведёт переговоры с правительством. Испания и Колумбия уклонились от предложения Франции о сотрудничестве в разминировании никарагуанских портов. Сенат США утвердил 62 млн. долларов для Сальвадора и 21 млн. — для никарагуанских «контрас». США «заверяют», что они не намерены посылать свои войска в Никарагуа.

«La Prensa» сообщает о состоявшемся в Москве Пленуме ЦК и о совместных военных манёврах советских и кубинских кораблей в Карибском море (крейсер «Ленинград»).

В автобусе обсуждали «чествование» и прощальный банкет Векслера. Вечером дома все вдруг собрались на крыше, и хорошо выпили… по поводу «снятия стёкол» (после установления решёток на окнах).

В университете Кольцов провёл собрание преподавателей по случаю окончанию его курса. Затем в библиотеке прошло вручение «авторам» книг «Хрестоматии». Присутствовали Карлос Квадра и Иван Салазар. Потом все пили пиво. На акт «чествования» Векслера в университете Сергей не остался и отправился домой. Однако те преподавателей, которые остались, не были приглашены на прощальный «банкет»! Они Виктору были больше не нужны.

К семи часам вечера у Кольцова начался «приём» гостей (по случаю выхода «Хрестоматии»). Постепенно собрались почти все преподаватели Департамента (за исключением Химены, Британии и Вероники). Так что «приём», за которым с удивлением наблюдал заскочивший случайно Саша Ничкин, прошёл неплохо и закончился очень поздно.

Суббота началась с «субботника» в ГКЭС, на который Кольцов опять не поехал. Первую половину дня «отходил», занимаясь домашними делами. Приезжал Хулио Транья извиняться за вчерашнее отсутствие. Вечером Кольцовы с итальянцами съездили в кино, посмотрели «Марафон смерти» Джона Шлезингера с Гофманом о нацистах и евреях.

В воскресенье после семейного обеда в «Antojitos» Кольцовы принимали у себя Буничей, с которыми подружилась Лида. Сергей отправил их всех в кино, а сам остался дома с детьми. Вечером Лида вернулась с Буничами и Крашенинниковым, позже подъехали итальянцы. Поужинали вместе. Поговорили о «дипломатических отношениях».

Следующий день был для Сергея беспокойным — 8‑я годовщина свадьбы. Утром он съездил с Марио за цветами. Потом он прочитал лекцию для преподавателей–физиков. Вечером Кольцовы поужинали в «семейном кругу» за бутылочкой «Compare» и играли в лото. Дочь была в восторге!

Утром улетели Виктор Векслер, Наташа Валуева и Чеслав Шкловский (последние из первых «могикан»). С Сергеем Виктор не попрощался. По свидетельству Ивана Нистрюка, прощальные «торжества» в «Планетарии» прошли весьма скромно. Похоже, начальство и все были рады, что Виктор, наконец, «убыл». Теперь Вартан взял всю власть в свои руки.

В университете Кольцову делать было нечего. Вечером в посольстве состоялось, наконец, заседание Парткома. Кольцов с Петуховым докладывали о лекционной работе. Все шло нормально до тех пор, пока не узнали о том, что «справка» пойдёт в Москву. Тогда произошёл «взрыв»! План по лекционной работе выполнялся по графику. Но одно дело «гнать липу» в Москву о своей активности, другое — направить документ, свидетельствовавший о том, что работу дипломатов здесь выполняли «другие»! Петухов «полез в бутылку». Крашенинников назвал его «экстремистом». Сергей понял, что он опять «влип».

На следующий день на работу не поехали — в стране «Semana Santa» (Пасха). Утром приехал Вартан «уточнять» срок отпуска Кольцова. Разговор не получился. Потом Сергей с Ренсо съездили за радиоприёмником «Sony», за ремонт которого Сергей заплатил 67$. Вернувшись, он занялся разбором текстов для «лекторов», которые один за другим отказывались от лекций. Оно и понятно, во–первых, это не входило в их «служебные обязанности» (за это они денег не получали), во–вторых, многие публично никогда не выступали и не знали, как общаться с аудиторией, наконец, в-третьих, некоторые владели испанским языком лишь на «бытовом» уровне. Но, кто же в этом признается? Отсюда пассивный бойкот. А распоряжение Москвы (ЦК) надо выполнять! Вечером были в посольстве на партсобрании. Выступили Моторин (новый парторг ГКЭС) и Рябов, который вспомнил «историю с зубным врачом» и международными телефонными переговорами. Кольцов сразу не понял, что это «счёт» для Векслера. Он тоже выступил о «роли советских специалистов в идеологической борьбе». После собрания Сергей поехал в «Los Arcos» к Ломбардо, где ждали итальянцы и Саша Ничкин, который теперь часто с ними встречался (вероятно, по просьбе Крашенинникова). Говорили о политической платформе Сандинистского Фронта.

В четверг все были на «субботнике» в Энергетическом институте им. Симона Боливара (техникум), построенном при помощи Советского Союза. Здесь «доценты с кандидатами» чистили территорию от строительного мусора. После обеда отдохнуть не удалось из–за шума в доме. Вечером Сергей с Лидой побывали в гостях у Ивана Салазара, Их встретили очень хорошо. Дом поразил своей коллекцией поделок художественного ремесла. Сергей впервые увидел «компьютер» (тогда он ещё не знал, как это называлось), на котором трёхлетний сынишка Ломбардо играл при помощи дистанционного пульта, сидя… на горшке!

Утром Кольцову пришлось отвести Женю в никарагуанский военный госпиталь. Девочка поскользнулась на мокром кафельном полу и подвернула ногу. Сергей познакомился с молодым врачом Ноэлем, недавно приехавшим из Советского Союза. Вечером Лида уехала к Буничам, а Кольцов отправился в посольство. На «пятнице» доклад делал Евгений Орлов. Затем Кольцов с Сашей Ничкиным заехали к Крашенинниковым, где уже была Лида. Но Кольцовы на этот раз оказались «не ко двору» и их быстро выпроводили. Настроение у Сергея было испорчено.

21 апреля в ГКЭС Юрий Николаевич Рябов торжественно открыл «субботник». Выступил со своей «речью» и Вартан. А преподаватели укладывали (уже третий раз!) бетонные плиты, оставшиеся от строительства 3‑хметрового (по высоте) забора на… дорожку. Рябов держался с Кольцовым вполне дружелюбно и вернул ему взятую книгу команданте Виллока. Днём к Кольцовым приехали Крашенинниковы и, вероятно, желая загладить впечатление от вчерашнего «не гостеприимства», пригласили в ресторан отеля «Интерконтиненталь». Отель, который находился недалеко от дома «Болонья», представлял собой многоэтажное здание в форме пирамиды с роскошным интерьером фойе и ресторана и открытым бассейном в прохладном саду. В этом ресторане Кольцовы были впервые. Их встретила тихая «живая» фортепианная музыка. Обслуживание и меню были европейскими. Обед — великолепным. Анатолий Иванович отлично разбирался в иностранных блюдах и винах. Дипломатическая школа! Но было видно, что настроение у него неважное, и он приехал, вероятно, по настоянию жены. Поэтому конкретного разговора не было, и они расстались сразу же после обеда. Кольцовы вечер провели дома, читали, смотрели по ТВ очередной концерт–шоу «Фантастико» из Венесуэлы с участием звёзд латиноамериканской «поп–музыки».

Всю вторую половину воскресенья Кольцовы пробыли у итальянцев (буквально, не вставая из–за стола). Опять говорили о Луисе, что–то с ним происходило. Ренсо вновь предположил «заговор».

Утром в понедельник в университете был проведён «мини–митинг» по Ленину. В Департаменте выступили молодые преподаватели–никарагуанцы Роса — Лила, Ломбардо и Генри Сентено. После работы Вартан отвёз Кольцова в ГКЭС, где он отдал заявление на отпуск. Но намеченное совещание «на троих» не состоялось из–за того, что не приехал Грач («заболел»?). На обратной дороге они поговорили о Векслере. После его отъезда отношения между ними как–то стали нормализоваться. И хотя «дружескими» они уже не могли быть, но прекратилось хамство и взаимное раздражение. Сейчас Вартан оказался в «деликатном положении». Он сообщил Сергею, что Векслеру вслед готовится «депеша». Ко всем его прошлым грехам прибавилось то, что многим (и послу, прежде всего) не понравилось помпезное «прощание» Виктора в университете и присуждение ему, явно по его просьбе, звания «почётного профессора».

Заехав домой за Орловым, они отправились на торжественное заседание, посвящённое годовщине Ленина в никарагуанском Профцентре. Выступали прилетевший из Москвы секретарь ВЦСПС Макеев и секретарь Сандинистского профсоюза Хименес. Снимало советское ТВ (Сериков и Вахрамеев). Вечером дома приехавшие Марго и Ренсо сообщили Сергею, что Ломбардо предложил «взять Луиса на себя».

На следующий день в университете Кольцов «представил» Ломбардо Луису и объяснил ему, что тот покупает «его» машину, и он должен вернуть либо машину, либо деньги. Затем с Ренсо Сергей подъехал в ГКЭС и узнал от Моторина, что ему дано «добро» на заказ авиабилетов. Но это ещё не была победа! Своё согласие на отпуск Рябов пока не давал. Из дома Сергей позвонил консулу Шохину по поводу его предстоящей лекции, тот послал его подальше. Итак, после заседания парткома, бойкот «элитарных лекторов» продолжался. Все решили, что Кольцов поставлен «на место». Он не был членом парткома (как это вначале предполагалось) и потому не обладал никакими «официальными» полномочиями. Он был лишь «координатор», и жаловаться ему было не кому. Вечером заехали Крашенинниковы, поужинали вместе. Анатолий Иванович держался протокольно, так что осталось непонятно, зачем приезжал. Сергей заподозрил, что он вновь приехал из–за желания Лили пообщаться с Лидой.

С утра в университете Кольцов корректировал тексты лекций никарагуанских преподавателей («школярство», конечно). В обед с Ренсо выпили пива и поговорили. Луис на глаза не появлялся. После работы советские преподаватели поехали за зарплатой и затем на политсеминар. Народу! Скучно. Вернулись поздно. Перед сном Кольцов почитал книгу Аллилуевой.

На следующий день — обычная программа: «супермаркет», «Вьетнам». После обеда — на работу. Здесь делать было нечего. Опять выправлял тексты лекций преподавателей по философии. Марио сообщил, что опять «бейсбол» — Вероника не хочет отпускать его в Союз.

После работы в доме «Болонья» состоялось собрание партгруппы по пропагандистской работе. Грача не было. Кольцов выступил довольно резко о «лекционной работе». Не понравилось, никто не хотел выглядеть «саботажником». Позвонила Лилия Крашенинникова (?) и сообщила, что Шохин всё–таки свою лекцию прочитал.

Дважды Кольцову звонил Ломбардо — он забрал машину у Луиса и документы оформил сам. Так закончилась «трагикомическая» автомобильная эпопея в своей первой фазе.

Бек пригласил Кольцова во «Вьетнам» для того, чтобы поговорить о «группе короля» (Колтун, Тюхтя и Грач), которая правит «всем». С отъездом Векслера, «душечка» Вартан стал единоличным начальником. Безвольный Грач (парторг) и наглый Тюхтя (профорг) для него только партнёры для пьянок, и плевать ему теперь на всех.

— Ну, а кто на другой стороне? — задал вопрос Сергей.

Бек промямлил что–то о необходимости «старикам» объединиться против произвола Вартана.

— Нет, для меня эти игры в заговоры закончились. Произошло то, что и должно было произойти. А, вы, «старики», сделали всё для этого и получили то, чего добивались так упорно, — закончил Сергей разговор.

В субботу утром Кольцовы предприняли семейный поход в «дипмагазин». Сергей купил бутылку виски для себя и фломастеры для Жени. Затем они в баре ели вкусное мороженое. Вечер провели дома, так как у итальянцев сломалась машина. Сергей читал и смотрел ТВ. Психанул на Лиду из–за Жени. Последнее время она стала вести себя спокойнее (у неё появились подруги), но время от времени с ней происходили обычные «приступы». У жены было тяжёлое нервное заболевание (как следствие автокатастрофы, в которую она попала в юности). Поэтому поведение её было непредсказуемо. Она могла «сорваться» в любой момент…

На следующий день Лида с дочерью уехала в гости к Крашенинниковым, и с ними на «Laguna de Apollo». Кольцов читал и просмотрел газетные вырезки. Конечно, остался без обеда. Вечером Ренсо подбросил его в кинотеатр «Гонсалес», и он посмотрел «По ком звонит колокол» (старый фильм в ковбойском стиле с участием Гарри Купера и Ингрид Бергман). Вернулся домой с Петуховыми. Остался без ужина. Так голодным он провёл воскресенье!

На работе Кольцов переговорил с Росой — Лилой и Ренсо и уехал в посольство на встречу с Макеевым (секретарь ВЦСПС). В конце встречи были вручены грамоты ВЦСПС Рябову и Вартану, который сам был удивлён, так как он, очевидно, хотел «протолкнуть» Евгения Ковтуна, но сорвалось. Вечером Кольцовы были на Торжественном собрании в посольстве. Доклад делал Петухов. Потом смотрели «самодеятельность». Пела Заира Марковна — жена Вартана, эффектная «восточная» женщина, прилетевшая недавно (и, похоже, ненадолго) и неожиданно ставшая подругой жены посла, (вероятно, по причине общей национальности). Вартан когда–то давно рассказывал Сергею, что познакомились они (разница в возрасте у них где–то пятнадцать лет) в самолёте — она была стюардессой. После этого Вартан оставил семью в Ереване и перебрался в Москву. С прежней женой он сохранил «близкие» отношения, навещая детей каждый год. В новом браке у него детей не было.

В посольстве Кольцов просмотрел «Правду»: состав Президиума и правительства — без существенных изменений. Первого секретаря Карельский ОК КПСС Сенькина (с которым Кольцов был знаком) сменил Степанов. Из письма младшего брата (который был секретарём ГК комсомола в Петрозаводске) Сергей раньше ещё узнал, что «сняли» его знакомых секретарей ГК партии. Так что по возвращению домой его встретят новые люди. (Но Сергей тогда не мог предполагать, насколько это серьёзно отразиться на его судьбе!):

Между тем в мире не произошло ничего нового:

Согласно никарагуанской прессе, военное положение в стране сложное; по заявлению Умберто Ортеги, в страну проникли 11 тысяч «контрас», идут бои на севере и на юге; похоже обе стороны несут большие потери; внутреннее положение страны тоже дестабилизируется. США отказали команданте Норе Асторге в признании её послом Никарагуа в США. Военные корабли США начали манёвры в заливе Карлоса Фонсеки. 2 военных грузовика упали в обрыв, погибли 12 ребят «милисианос». Военный грузовик с пьяным шофёром убил 12 человек во время религиозной процессии в посёлке Сомотийо (под Чинандегой). В Манагуа команданте Кордова Ривас присутствовал на торжественном открытии Энергетического института им. С. Боливара.

Телевидение дало репортаж из городка Сан — Хуан–дель–Норте, который попытались захватить паторовцы (из 68 человек защитников найдено только 15 трупов). Позже Пастора передал через правительство Коста — Рики 52 пленных из Сан — Хуан дель Норте.

«La Prensa» опубликовала епископальное письмо, призывающее к общенациональному диалогу согласия и против «материалистического и атеистического образования». Речь Рейгана в Пекине была сокращена по ТВ в её антисоветской части. Подтвердилось, что в Анголе при взрыве дома погибли 14 кубинцев и 10 ангольцев, о количестве погибших советских советников не сообщается (вначале называлась общая цифра 300 погибших).

Май. Подведение итогов

1 мая был отмечен скромно. В Манагуа было тихо — никаких мероприятий (за исключением торжественной мессы Мигеля Обандо–и–Браво). Митинг прошёл в Чинандеге. Там выступили Лусио Хименес (Сандинистский профсоюз) и команданте Хайме Вилок. Последний говорил об экономических трудностях и объявил войну «спекулянтам». Кольцовы утром сходили в «Интерконтиненталь» выпить кофе. Вечером принимали Ренсо и Марго, Ломбардо с женой. Разговор шёл о кандидатуре Президента страны и… о Британии. Сергею было скучно, он очень устал от этих бесполезных разговоров. Соседи по дому пили в это время на крыше дома.

Следующий день прошёл без впечатлений. Утром Сергей с Лидой сходили по «оптикам» и зашли в «Casa del Arte». Безрезультатно, ничего интересного не нашли. В «Болонью» приезжал Рябов с «помощницами» («женсоветом»). Принимали его супруги Тюхтя. Рябов передал Сергею своё «Введение» для подготавливаемого «документа» о социально–экономическом положении в стране. Кольцовы вечер провели дома, и ужинали в своём «патио» в кампании с попугаем Лоркой. Перед сном Сергей опять читал книгу Аллилуевой. У него складывалось определённое впечатление о Сталине: прост, но жесток. Вообще он заметил, что диктаторы, как правило, интеллектуально примитивны (и этим похожи друг на друга как родные братья), но обладают незаурядной способностью располагать к себе людей, каким–то имиджем «своего парня», завораживающим миллионы…

Впервые за последние месяцы Сергей съездил с Лидой «за покупками» и убедился, что с прилавок исчезло мясо, (бойкот «спекулянтов» из–за стабилизации правительством цен). Лида накупила себе тряпок на 12 тысяч кордобас (это месячный семейный бюджет!). Заказали брошь с её именем и купили ей коралловое ожерелье.

4 мая — День национального достоинства (Аугусто С. Сандино) — начался с заседания Методсовета, которое вёл недавно прибывший на место Векслера в CNES (и поселившийся в его доме) профессор Шматов Владимир Данилович (из Харькова). Разговор зашёл об учебных планах. Влез Тюхтя, который предварительно провёл «ревизию» учебной нагрузки Кольцова, но получил от него отпор. В университет вернулись поздно, пили пиво с Орловым (который после отъезда его друга Векслера совсем «скис»), но говорить им было не о чем. Рябов прислал в дом «Болонья» в качестве личного подарка второй холодильник. Вечером Лида уехала в посольство на «пятницу». Сергей дочитал книгу Аллилуевой — общее впечатление мерзкое: многое становилось понятным, например, откуда «вылезли» современные диссиденты и прочие.

В субботу Лида уехала к Буничам, а Сергей закончил конспектирование книгу Ромеро, просмотрел свои книги (на предмет сборов), сходил во «Вьетнам» выпить пива. После обеда Лида отправилась с Крашенинниковыми на базар (а потом в кино). Вечером Крашенинниковы пригласили в кафе «Hierba Buena». В разговоре с Анатолием Ивановичем выяснилось, что он знаком с семьёй Рамирес (Химены). Вечер прошёл неплохо. Вернувшись домой, Сергей выпил с соседями ещё по поводу «подарка» Рябова.

Воскресенье для Сергея, как всегда, с утра началось с мытья полов в доме. Затем он собрал два чемодана (к отъезду). Вечером Кольцовы были с итальянцами во французском ресторане «Марсельеза», пили французское вино, ели луковый суп и мясо «Carne de Paris»! Затем заехали в диско–бар «Farolito», пили виски (с содовой) и танцевали. Вернулись поздно в хорошем настроении.

В Департаменте обстановка Кольцову не нравилась. Все шло по инерции, но чувствовалось нараставшее торможение. С учебником дело не продвигалось. Что это — бойкот? Говорил с Ломбардо об этом, он критиковал Веронику. Сергей поработал над «поненсиями» (рефератами) преподавателей для второй части учебника. Но настроения уже не было. Иван Нистрюк предупредил Сергея о том, что «тройка» опять что–то против него затевает. Вартан отказался прочитать лекцию в Торгпредстве.

Перед отъездом с работы Кольцов узнал по радио, что СССР не будет участвовать в Олимпийских играх в Лос — Анжелесе (ответ на бойкот Московской олимпиады). Это очень плохо и глупо. Вечером произошла ссора с Лидой опять из–за Жени. Она прямо издевается над дочерью, которой итак здесь очень тяжело в одиночестве без ровесников и в полной изоляции. После Нового года Вартан отказался возить её в школу якобы из–за мнения директора о её «бесперспективности». Сергею было ясно, что это «сговор» (при участии Векслера). Девочке был нанесён очень тяжёлый психологический удар. С тех пор она стала замкнутой и подавленной.

9 мая — День Победы — Кольцовы провели дома. Лида продолжала дурить. Сергей написал несколько страниц для Рябова (Орлов отказался помочь). Потом читал американский боевик «Перед террором» (об уничтожении организации «Красный Вьетнам»). Сходил к ребятам в соседний дом «Болонья 2» за газетой. Вечером в доме состоялась импровизированная мужская выпивка (на крыше). Сергей надрался. Впервые!

В Департаменте — тишина. Никаких новостей. Дома обстановка натянутая. Лида с Женей уехали к Крашенинниковым. Странная сложилась ситуация (после скандала на парткоме): Лида постоянно пропадала у Крашенинниковых (или у Буничей), а Анатолий Иванович уклонялся от встреч с Сергеем, ссылаясь на «занятость».

В пятницу утром Вартан подбросил Кольцова к Рябову, которому он передал его «бумаги к докладу», но об отпуске так ничего не узнал. Потом заехали к Барсукову, но поговорить не удалось. На работе Сергей попал на собрание кафедры философии. Народ «роптал» на Британию (собрание вела Вероника). Кольцов выступил дважды, последний раз резко против Британии, сказав, что из–за неё его «ассесория» (работа в качестве советника) свелась к нулю. После этого с Ломбардо и Марио пообедали в «Pizzeria», ребята собранием были довольны. Вечером Сергей поехал в посольство, но зря, ни с кем поговорить не удалось. Крашенинников и Петухов явно его избегали (?). Возвращался он домой с Вартаном. От него узнал три новости: объявлены обязательные — «сдача крови», сбор денег в «Фонд мира» и реорганизация группы. Тюхтя и Сергеев становятся «старшими»! Вот о каком «заговоре» предупреждал Сергея Нистрюк.

Полдня субботы все провели в Масайе. Вернулись к обеду. Приехали итальянцы, поговорили о последних политических новостях. Вечером, после кино, Кольцовы ужинали с Крашенинниковыми. Анатолий Иванович, на удивление, был разговорчив. Рассказал об Испании, о генерале Франко, о премьере Филиппе Гонсалесе, о короле Хуане Карлосе. Уехали в хорошем настроении. Сергей так понял этот визит: личные отношения остаются прежними, но не надо это афишировать на посольской публике.

Удивительно, но Лида после гостей до 12-ти ночи убирала дом, а Сергей смотрел по ТВ гангстерский боевик в стиле 50‑х годов. Вообще телевизор, который находился в общем холле, был ещё одним «укрытием» для него. Когда уже поздно вечером все отправлялись по своим комнатам, Сергей оставался один на один с телевизором. Торопиться в свою комнату ему было незачем…

После получения приёмника Sony из ремонта Кольцов стал слушать регулярно «Голос Америки», который сообщал: США начинают новые военно–морские манёвры в Карибском море. Пастора делает заявления об образовании временного правительства Никарагуа. США заявляют о «советском» присутствии в Никарагуа (8 тысяч кубинцев, 1 тысяча болгар, сотни «советников» из Советского Союза, ООП и Ливии) Советский Союз («Красная звезда») выступил с заявлением против вмешательства США в Центральную Америку.

Телевизионные новости: В Панаме собирается «Контадора» с участием Никарагуа и других стран Латинской Америки. Архиепископ Обандо–и–Браво, находясь в Ватикане, призывал к «согласию» с «контрас». В Манагуа прибывает известный политолог Режи Дебре в качестве советника Франсуа Миттерана по Латинской Америке. В порту Коринто на мине подорвалось никарагуанское рыболовецкое судно и затонуло. Вновь обострились отношения с Коста — Рикой, которая выдворила никарагуанского дипломата по обвинению в шпионаже.

Продолжаются бои на юге и на севере страны. На севере (у Потоси) сбит гондурасский вертолёт (8 человек погибли). Гондурасцы забрали свои трупы. Сбивший гондурасский вертолёт награждён орденом, а также награждены ещё 10 человек. Даниэль Ортега выступил по поводу отношений с Гондурасом и охарактеризовал положение как серьёзное. Гондурас объявил никарагуанского посла «non grata». В Манагуа открылась сессия Госсовета, об экономическом положении выступил Даниэль Ортега, а также заявил, что страна находится накануне войны. Было также объявлено, что предвыборная кампания в Никарагуа начинается 5 сентября

Кольцов упаковывал чемоданы, хотя вопрос с отпуском до сих пор оставался неясным.

В воскресенье Сергей с Ломбардо поехали к Ренсо. Пили пиво, говорили о «дипломатических отношениях». На обратном пути заехали в «Ronda», выпили ещё. Настроение у Сергея было хреновое. Впрочем, как и в последние дни.

Понедельник получился, неожиданно, напряжённым. Сначала Британия пригласила Кольцова на секцию диамата, где объявила о своей отставке. Затем — на секции истмата объявил о своей отставке Франциско — Серхио! На обеих секциях Сергей держал менторские речи о «функциях и задачах». В перерыве между заседаниями сдал в печать 1‑ю часть учебника («диамат»), получил и отдал на машинку последнюю лекцию учебника по «истмату». После работы он попал в ГКЭС на встречу с новыми советскими медиками (из военного госпиталя в Чинандеге), рассказал им немного о Никарагуа и о политическом положении (никто из них ничего об этом не знал). Слушали хорошо, много было вопросов, но начальник госпиталя, старый знакомый Сергея, резко их оборвал, очевидно, выполняя «инструкцию»: военные не должны знать больше, чем знает начальство. Вечером Анатолий Иванович заехал за Лилей, находившей в гостях у Лиды. У Жени продолжало нарывать веко, визиты к врачам ничего не дали. Вообще детям здесь болеть очень тяжело без специальной медицинской помощи.

Дни проходили для Кольцова практически впустую. В разговорах. На собрании группы в ГКЭС (без Кольцова) распределили «портфели»: Вартан был утверждён «руководителем группы» и председателем Методсовета (вместо Векслера), Тюхтя и Сергеев стали «старшими» групп (соответственно УНАН и УНИ). Из «стариков» первой группы теперь остались четверо: Колтун, Франчук, Нистрюк и Кольцов.

В университете у Кольцова состоялся разговор с Марго (опять о «доверии»). Повторялась «история» с Луисом. Обед Сергей заменил пивом и отправился в посольство. Совет по ВПП не состоялся, разговор с Барсуковым тоже, Петухов нервничал (?). Сергей забрал в консульстве паспорт Лиды, поехал в «Аэрофлот» и оформил билеты. Потом состоялось собрание университетской группы, на котором выбрали нового профорга и парторга (Грач сдал пост Ликасу). «Король» создал свой «кабинет». Лида передала Сергею то, что узнала от Лили Крашенинниковой: Петухов отказывался с ним работать. Почему же он не сказал ему об этом при встрече?!

Утром в четверг Кольцов съездил в университет, прочитал лекцию по диалектике для преподавателей (методический семинар). Прошло хорошо. После работы все преподаватели были в посольстве на партсобрании ГКЭС. Доклад по апрельскому Пленуме ЦК сделал Рябов. Потом перешёл к критике некоторых преподавателей (которые не вошли в «ближний круг» Вартана). Барсуков выступил вяло. Петухов и Вартан явно Сергея избегали! У женщин в это время было «чаепитие».

Следующий день оказался сумбурным! С утра все было спокойно: делать было нечего. Вероника провела собрание, сняла с секции Британию, но оставила Франциско — Серхио, назначила своим заместителем Ломбардо. Был создан совет кафедр (в Департамент входят кафедры философии, политэкономии и социологии). В обед Марго подвезла Сергея домой.

В дверях его встретила Женя с радостным воплем: «папа, мы летим домой вместе!». Дело в том, что Кольцов, не имея разрешения Рябова на отпуск, оформлял выездные документы только на жену и дочь. Теперь Юрий Николаевич, (с которым они виделись вчера), позвонил сам и обрадовал Лиду.

И началось! Шофёр ГКЭС приехал только в половине пятого, однако Кольцов всё успел сделать: получить авиабилеты в «Аэрофлоте» (благодаря предварительной договорённости), деньги в ГКЭС и свой паспорт в консульстве. Рябова он не видел, но поговорил с Барсуковым, который был очень недоволен его отъездом, но, похоже, уже «остыл». Вечером Сергей с Лидой отправились в кино смотреть «Декамерон» Пазолини. В это время женщины дома выясняли отношения между собой.

Суббота была для Кольцова напряжённым днём. Лида укатила с Крашенинниковыми по магазинам за последними покупками. Сергей сходил последний раз во «Вьетнам», выпил пива. Затем — в «Супермаркет». После этого с Пако поехали пить пиво в «Gaitano». Дома обедали поздно. Вечером Сергей опять перевешивал чемоданы, получилось 66 кг., на 6 кг. больше! Психанул, конечно. Заехал попрощаться Герардо. Позвонил Ренсо и сообщил, что оформить разрешение на вывоз попугая «не получилось», т. к. …у Ломбардо нет бензина и т. д.

Последние новости: Советская сторона на пресс–конференции заявила об окончательном отказе от участия в Олимпийских играх. Председатель Международного Олимпийского комитета Хуан Антонио Самаранч, после встречи с Рейганом, отправился в Москву. Жена Сахарова (Елена Боннэр) попросила посольство США в Москве политического убежища. Генсек КП Китая объявил о необходимости «самостоятельной» (от КПСС) компартии.

20 мая — воскресенье. День проводов начался с последних сборов. Затем Кольцовы заехали к Ренсо и Марго, у них дома уже были Ломбардо и Хулия. Пообедали. Всем было не очень весело. Ребята загрустили. Марго плакала. Она уже знала, что Лида из отпуска не вернётся, и они больше не увидятся. Домой Кольцовы вернулись рано. На «прощальном ужине» в доме присутствовали только Ромашины, Бек с женой и Нелли. Остальные во главе с четой Орловых уехали на матч по баскетболу. Потом, когда они вернулись, все сидели на крыше поздно, но песен не пели. А у Сергея впервые за многие последние дни было отличное настроение! Завтра они улетают!

В понедельник в аэропорт Кольцовых отвёз Крашенинников (с Лилей), с которым Сергей посидел в баре. Поговорили о делах незначительных, обменялись адресами. Вартан приехал в последний момент (по должности), прощание с ним было сухо.

В 11 часов самолёт поднялся в воздух и взял курс на Москву…

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Июль — август. Встречи и проводы

Отпуск Кольцов провёл дома. На четыре дня всей семьёй отправились в круиз на т/х «Ломоносов» по Онежскому и Ладожскому озёрам, посетив острова Валаам и Кижи. Единственное приятное воспоминание. Поездка Кольцова в Ленинград и разговоры в Москве об его «перспективах» ничего не дали. Лида приехала в Москву провожать Сергея, так как было решено, что он на этот раз летит один. Дочери надо было идти в школу, сына забрали из интерната, где оставлять его больше было нельзя. Отстояв теперь большую очередь в авиакассах на Фрунзенской набережной, всё–таки билеты на ближайший рейс купить не удалось. Пришлось проторчать в Москве двенадцать дней, которые прошли в суете, во встречах с родственниками и друзьями.

В самолёте Кольцов летел в I классе вместе с «проверяющими» Кондратьевым (из Минвуза) и Унароковым (из ГКЭС). В Шенноне он попытался угостить Кондратьева «портером». Но, узнав, сколько стоит бокал тёмного пива (1,5$), тот в панике оставил нетронутый бокал на столе…

В аэропорту Манагуа их встречали Матвиенко (из ГКЭС) и Вартан Мирзоян. От них Сергей узнал новости. В его отсутствие состоялся партийный «разбор» преподавателей–общественников. Затем на партактиве Петухов критиковал Кольцова (заочно) и Орлова за «менторский тон» общения. Затем этот вопрос обсуждался на парткоме. По слухам, причина всему — два доноса на Кольцова, поступившие из посольств ГДР и Кубы (Химена и Луис?!). Однако его представления в ГКЭС и в посольстве прошли нормально.

Из других новостей: в группе формируется антимирзояновская коалиция во главе с Тюхтей. В Союз вернулись Колтун и Селинский (математик из Ленинграда, проработавший здесь всего год). Встретившись вечером с приехавшими Ренсо и Ломбардо, Сергей узнал, что «его» машина продана. Ломбардо отдал ему деньги, но явно этим не был доволен. Он тоже собирался на Кубу!

В стране шло выдвижение кандидатов на президентские выборы.

В Департаменте «триумфальной встречи» Кольцова не было. День прошёл в разговорах. Его ребята Марио Гутьерес, Элиза Аревало и другие (всего шесть человек) уезжают на учёбу в Союз и на Кубу. Генри Сентено уходит в МВД. На секции философии — «брожение», двое преподавателей уходят из университета. Кто будет работать? На кафедре не оставалось почти никого. По «научной работе» ничего не было сделано. Обедал с Колей Максаковым и другими «коллегами» в ресторане близ Института кино, говорили о «коалиции», мнения о её шансах разные. После работы в ГКЭС состоялся разговор с Рябовым о работе в студенческих группах. Юрий Николаевич познакомил его с новым экономическим советником.

Дома он попал за праздничный стол. Тюхти отмечали юбилей свадьбы. Было очень шумно и единодушно (?). Женщины дома снабдили Сергея продуктами на первое время. Но на его призыв вернуть ему бутылки, никто не откликнулся. Дело в том, что у каждой семьи был ящик пустых бутылок, без которых (на обмен) приобрести воду (и пиво) в магазине было невозможно. Этот запас считался неприкосновенным, но на этот раз его бесцеремонно растащили.

На следующий день на работу не поехали все в связи с тем, что студенты были привлечены к регистрации избирателей. Утром Кольцов занимался уборкой своей комнаты, стирал, сходил за продуктами в «супермаркет». Потом позвонил и заехал Чукавин, и они пообедали вместе в «Rondo». Виктор Петрович привёз красивый двухкассетник «Charp» и объяснил, что перед отъездом против него затевается «разборка», в том числе и по поводу превышения «лимита» вывоза «техники» (по «панамской квоте»). Сергей взял у него магнитофон и попросил узнать о «письмах–доносах».

Реакция последовала незамедлительно. На другой день вечером Кольцова вызвал в посольство Барсуков под предлогом обсуждения вопроса о «партактиве», но его «перехватил» Шохин (консул), который «доверительно» посоветовал вернуть магнитофон Чукавину («мы, всё равно не дадим Вам возможности его вывезти»). С Барсуковым эта тема не затрагивалась, но Сергею было ясно, от кого исходила инициатива.

Кольцов позвонил Чукавину и они вновь встретились. Посидели в ресторане «Tiscapa». Виктор Петрович сообщил ему, что история с «письмами» была блефом для очередной попытки Рябова поставить на место «общественников», посол — «в курсе», и Сергей может работать спокойно. Сергей рассказал ему о «беседе» с Шохиным и сказал, что он не намерен поддаваться шантажу. Чукавин заверил его, что ему нечего «бояться», но Сергей понимал, что его упрямство окончательно испортит отношения с новым секретарём парткома. Правда, по слухам, Барсуков вскоре уезжал в отпуск.

Вечером в дом «Bolonia» приехали Кондратьев и Рябов, которые провели собрание в «профилактическом стиле». Затем состоялась неофициальная часть встречи, пили много, были танцы и песни. Закончили заполночь.

Так первая неделя после возвращения Кольцова прошла с достаточными впечатлениями. В воскресенье всем домом смотрели по ТВ открытие Олимпийских игр в Лос — Анжелесе (140 делегаций). Вечером Кольцов сам смотрел по ТВ несколько фильмов и концерт «Variedades».

Преподаватели сидели по домам, делать было нечего. Орлов провёл домовое собрание вновь по «половому» вопросу. Инициативу перехватила «оппозиция» (Тюхтя и др.) и принят был её вариант. Так что «единодушие» продолжалось недолго. Вечером неожиданно для Сергея позвонила Лиля Крашенинникова (?) узнать, «как дела» у её подруги Лиды и когда она «приедет». Сергей её очень огорчил, сообщив, что приезд его жены на этот год не планируется «по семейным обстоятельствам».

На день Санто — Доминго — покровителя Манагуа — шёл хороший «aguacero».(тропический ливень). Сергей пообедал в «Ronda» и затем посмотрел в кинотеатре «Cabrera» американский фильм «Эвита Перон» (о жене аргентинского диктатора Перрона, женщине, поднявшейся из провинциальной актрисы до вице–президента страны). Вечером приехал Ренсо (Марго теперь уклонялась от «домашних» встреч из–за отсутствия Лиды), и они говорили о перспективах сандинистов на выборах. Подтвердилось, что Луис и Химена явились инициаторами доносов на Кольцова, которые всё–таки были направлены в кубинское и немецкое посольства. Но, похоже, официально они так и не были переданы в советское посольство (но Рябов, каким–то образом, о них узнал).

Свободное от домашних забот время Сергей проводил во «Вьетнаме» за бутылкой пива, либо в кино. Вечером — у телевизора, потом до поздней ночи слушал музыкальные программы по радио и записывал наиболее понравившиеся на магнитофон. А за окном, не переставая иногда сутками, шёл дождь. В пятницу ночью явно ощущались три подземных толчка, но это уже было привычно. Все знали, что в случае «малых» толчков особой опасности нет (разве что посуда может разбиться), а в случае «большого» землетрясения уже никто и ничего не поможет…

В воскресенье вечером заехал Чукавин и забрал Кольцова к себе. Дома у Виктора Петровича Сергей был впервые. Они поговорили понемногу обо всём. О Векслере, Рябове, Барсукове. Попытка Рябова (через Барсукова) подпортить характеристику Чукавину не удалась. Дело о «спекуляции техникой» раздуть не получилось. Сергей предупредил Виктора Петровича о возможности «компромата» на него через Минвуз в ЦК. Тот обещал «подстраховать». На прощание они обменялись адресами и с двумя подаренными бутылками «Martini» Сергей вернулся домой в «грустном» настроении».

Прошло ровно два года со дня их знакомства! Они не были друзьями (разница в возрасте была больше десяти лет), и отношения между ними бывали разные. Но Сергей всё время чувствовал, что они оба нужны друг другу, что у них установилось некое молчаливое взаимопонимание. И даже тогда, когда в прошлом году Чукавин его «сдал», Кольцов понимал, что у него в то время были свои серьёзные проблемы (неожиданный приезд Барсукова был неслучаен). И всё–таки иногда просто его моральная поддержка позволяла Сергею держаться «в тонусе», иначе говоря, независимо. Теперь он оставался без «прикрытия».

Утром Чукавин улетел в Москву.

В понедельник Кольцов неожиданно был приглашён в университетский ресторан на проводы его «учеников» Марио Гутьереса и Элисы Аревало, улетавших на учёбу в Советский Союз. Это — его большая победа. Но ему было очень грустно расставаться с ребятами. На обеде присутствовал Евгений Орлов, которому явно не понравилось, что ребята говорил очень тепло о Сергее.

Редакция «Баррикады» выпуск учебника задерживала. Кольцов начал занятия с преподавателями по истории философии. Первая лекция прошла тяжело. Химена и Хериберто продолжали плести «козни». После этого Сергей помчался на машине торгпредства на другую лекцию в FAS.(Министерство обороны). По дороге лопнула камера, быстро заменили колесо при помощи ребят из MINIT.(Министерство внутренних дел). Успели вовремя, и лекция прошла нормально.

Олимпийские игры в Лос — Анжелесе продолжались… без советских спортсменов. А жаль!

Кольцов вёл «холостяцкий» образ жизни. В выходные дни убирал комнату, стирал белье, посещал кинотеатры, вечерами читал книги о латиноамериканской философии и детективы. Обедал, обычно, в соседнем ресторане «Ronda». Однажды он попробовал приготовить обед сам. Суп получился неплохо, но курица оказалась несъедобной. На этом он свои кухонные эксперименты закончил.

В пятницу Кольцов зашёл с товарищем в ресторан «Matador Tiscape», где они увидели ужинавшего в кампании друзей Умберто Ортега (министра обороны). Вообще посещение сравнительно ещё молодыми сандинистскими руководителями общественных мест — дело обычное. Их можно было видеть часто на улицах города в открытых джипах с минимальной охраной.

Вечером Сергей посмотрел по ТВ фильм «Десире» о Наполеоне с участием Марлона Брандо.

В воскресенье в «Dorado» Сергей посмотрел американский фильм «Сид» (с Софи Лорен и Чарльтоном Хестоном).

В университете занятия у Кольцова проходили спокойно, но тяжело. Его уже немолодым слушателям трудно было воспринять менталитет Платона, Декарта и других мыслителей прошлого. На кафедре философии осталось всего 10 человек, многие из которых были готовы в любую минуту уйти из университета. Очень жаль! Двухгодичная работа фактически сводилась к почти нулевому результату. Марго предупредила о возможном «комплоте» (заговоре) против его курса. По слухам, Химена собиралась уходить, но было ясно, что на этом она не успокоится. Пришлось Сергею поговорить с Вероникой о «комплоте». Она отнеслась к этому спокойно. Вернувшийся из отпуска Вольфганг выбросил стол Орлова из своего кабинета.

В ГКЭС состоялось партсобрание по «соцобязательствам», на котором Рябов представить нового экономсоветника. Тюхтя получил дружный отпор, который поддержал даже Вартан. Евгений Орлов вёл собрание, как всегда, в «демократическом», т. е. клоунском стиле. После этого университетские преподаватели заехали в ресторан «Gitano» выпить пива и поужинали. Настроение у всех было хорошее.

Продолжал лить дождь. Последние дни Кольцов чувствовал себя неважно. Поэтому вечерами оставался дома, переписывал магнитофонные кассеты на новом «двухкассетнике», смотрел по ТВ американские вестерны.

В субботу все уехали на озеро Хилоа. Кольцов остался дома, и день провёл, как обычно, в домашних делах и с заходом во «Вьетнам». Вечером заехал Саша Ничкин и с ним Сергей отправился к итальянцам, у которых гостила сестра Марго (которую освободили из римской тюрьмы по «амнистии»). Проводы были короткими, так как гостья задержалась в Масайе, но поужинали хорошо (с кьянти). Александр вёл себя сдержанно. От него Сергей узнал, что Крашенинников две недели занят приехавшим «содовцем» и что посол в понедельник отбывает в отпуск.

Прошёл месяц с приезда Кольцова. Настроение хреновое, он чувствовал себя неважно (попал под сильный дождь и, вероятно, простыл), по ночам давило сердце. Он принимал витамины, ел лимон и чеснок (лекарств у него не было). От рома отказался, пиво старался пить меньше. Так, жизнь стала скучной. На работе всё шло своим чередом. Сергей постепенно уговаривал ребят продолжать «научные исследования». Но в эти дни на работу не ездил из–за болезни. Дома обстановка оставалась напряжённая. Супруги Тюхтя заявили претензии на его комнату. Приезжал прощаться Юрий Николаевич Рябов. Говорил, как всегда. Кольцов от застолья (и некоторые другие) уклонился.

Вечером ощущался сильный подземный толчок. Утром узнали, что также тряхнуло и Леон.

Новости за месяц:

Пресса ведёт агитацию за регистрацию избирателей, которая проходит успешно. Партии выдвигают своих кандидатов. Сандинистский Фронт — Даниэля Ортегу и Серхио Рамиреса. Социалистическая партия\- Доминго Санчеса. Консервативно–демократическая партия — Клементо Гвидо. Компартия — Алана Замбрана. Либеральная партия, хотя ещё не зарегистрировала своего кандидата, но известно, что будет Вергилио Годой. «Координадора» (блок правых партий), которая до сих пор не зарегистрировалась, отказалась выдвигать своих кандидатов. «La Prensa» активно пропагандирует Артура Круза, объявившего себя «посланцем» Пасторы, Робело и Кареро, обвинившим сандинистов в «коммунизме», и требует с ним «диалога». Сам Круз отбыл с США. «La Prensa»: обвинила Даниэля Ортегу и Томаса Борхе в нарушении статьи закона о выборах за то, что они назвали А. Круза «агентом ЦРУ».

Даниэль Ортега и Нуньес посетили Леон и Чинандегу. Сандинистский Фронт неожиданно прекратил переговоры с другими партиями. Даниэль Ортега объявил, что готовилось покушение на членов руководства Фронта. Томас Борхе обратился к Ватикану и церковной иерархии с критическим посланием. Ватикан категорически приказал никарагуанским священникам прекратить политическую деятельность. Томас Борхе вызвал к себе и «побеседовал» с лидерами «правой» оппозиции («Координадора Демократика»). Ривас Лейва (руководитель «Координадоры») заявил, что «правые» будут продолжать гражданскую борьбу за «свободу и демократию» вне закона. Левые партии начали свою предвыборную кампанию критикой сандинистов. Коммунисты (КПН) и «троцкисты» (МААР), призывающие к «коммунизму», названы «главными противниками» Сандинистского Фронта.

«La Prensa» пишет, что пропаганда сандинистов относительно достижений в образовании, здравоохранении и аграрной реформы не соответствуют действительности.

Размышляя над этими «сводками» с политического и военного «фронтов», Кольцов, естественно, пытался понять их «логику». Ясно, что «левые» и «правые» партии и, конечно, церковь, не только против сандинистов, но намерены явно сорвать сами «выборы», за которые они так упорно боролись в прошлом году, а теперь прекрасно понимают, что их шансы не велики, если вообще ни «нулевое». При этом сами сандинисты не только ничего не делают для своей пропаганды, но буквально «тянут за уши» своих «оппозиционеров» на выборы. В чём дело? Подготовка к выборам проходит на фоне активной гражданской войны. Очевидно, Конгресс США не хочет «интернационализации» войны в Никарагуа. Так на что рассчитывают США? Уж не на военную победу «контрас» и не «выигрыш» правых на выборах. Североамериканцы — не стратеги, но и не идиоты!

У Кольцова невольно возникала аналогия с футбольным матчем, когда одна команда намерена играть «всерьёз» и выиграть честно, а другая команда, зная, что выиграть матч она не сможет, не даёт играть противнику, постоянно создавая ему «положение вне игры». Таким образом, неизбежный выигрыш заведомо будет выглядеть неубедительным. И замысел сандинистов разделить ответственность за положение в стране с политическими «союзниками–противниками», очевидно, будет сорван.

…На следующий день Сергей участвовал в поимке «вора» в доме «Болонья 2». Сдал его полиции. Вероятно, это был «наводчик». Вечером заехал Ренсо, поговорили ни о чём, выпили по «траго» («глотку»). Зря, после этого он почувствовал себя хуже.

В воскресенье позвонила Лиля Крашенинникова и пригласила Кольцова на «обед». Были в ресторане «Terraza». Поговорили с Анатолием Ивановичем о «делах посольских» и в конце — о «работе» (ему была нужна очередная «справка»). Так избранная Сергеем тактика, — терпение и ожидание, — оказалась верной. Вечером он сходил в «Cabrera», посмотрел японо–итальянский фильм «Извращённая страсть» (режиссёр Икэда). К кассе с трудом удалось пробиться — очень красивый фильм! Дома застал гробовую тишину, значит, опять была «схватка» между соседями.

Утром Нелли рассказала Сергею, что ей приснился сон, будто прилетели Лида с Женей.

В понедельник Кольцов отправился на работу, хотя чувствовал ещё слабость. Вероника «в слезах» рассказала ему о состоявшемся разговоре с Хименой, обвинившей её в «расизме». Вероника — негритянка, Химена — «блондинка». Во время обеда опять хорошо «тряхнуло» 2–3 минуты. Но занятия прошли, как обычно. Вечером в доме была тишина (Тюхтя вчера сцепился с Орловым). Ночью Сергей проснулся от сильной боли в затылке…

В ГКЭС без Рябова — тихо. У Кольцова был короткий разговор с А. К. Ярко (новый «руководитель группы» вместо Векслера) о «вопросе» на Методсовете. Он узнал, что преподавателей теперь не пускают в «дипмагазин». Орлов задумал провести домашнее собрание против Тюхти, но к Сергею за «поддержкой» он не обращался. День рождения Евгения прошёл «молча» (в «семейном» варианте). После отъезда Векслера на него теперь никто не обращал внимания, Татьяна Фёдоровна тоже притихла.

В среду на занятия Кольцова с преподавателями, наконец, пришли все. Обедая с Ренсо и Марго в ресторане, они встретили Алехандро Серрано в кампании ректора UNI Хулио Санчеса и… Вирхилио Годоя (PLI). Вечером Сергей съездил с Пако в «Cinemateca» на испанский фильм «В сердце леса» (Мануэль Г. Арагон) о судьбе испанских «маки» в 1952 г. Чудесная фотография! Оказывается в Испании партизанская война против режима Франко не прекращалась до его смерти.

Евгений и Вартан были озабочены предстоящим собранием («что скажет Кольцов?»).

Собрание обитателей дома «Болонья» состоялось вечером в четверг с присутствием Вартана. Оно шло четыре часа, каждый говорил о каждом. В конце Тюхтя прочитал всем «нотацию» («как делал, так и буду делать»). Вартан, как «кот Леопольд», пытался всех уговорить: «ребята давайте жить дружно». Затем в комнате Орлова собрание продолжилось, отмечали его прошедшее день рождения до 2‑х часов. Сергей от участия уклонился.

В университете Кольцов дал Франсико — Серхио указания о корректировке текста учебника по «истмату», провёл собрание преподавателей философии по «научной» работе, почувствовав, что сопротивление сломлено. Вечером он побывал в посольстве, передал Крашенинникову справку о работе лекторской группы за полгода, но Анатолий держался протокольно и от разговора увильнул. Сергей был неприятно удивлён, так как никакого повода для охлаждения их отношений не было. Кроме, пожалуй, «инцидента» с благополучным отъездом Чукавина. Неужели Анатолий Иванович настолько мстителен или Сергей просто перестал быть ему нужен? На традиционной посольской «пятнице» выступали прилетевшие ребята из «Ленфильма», показали 2 фильма и рассказали об экспедиции на Эверест в 1982 году.

В доме началась «холодная война» между «группировки». Ночью (в 3 часа) опять ощущался сильный подземный толчок.

Между тем «Radio Sandino»: передало, что за июнь–июль уничтожено в боях 516 «контрас», погибло 103 сандиниста, бои продолжаются. Годой, ссылаясь на Даниэля Ортегу, сообщил, что за 5 лет (?) Никарагуа потеряла в боях 7300 человек. Госсовет Никарагуа принял Закон о материальном обеспечении бойцов и их семей (сейчас рядовой солдат получает 1000 кордобас, которые переводятся его семье). Американский флот стоит у берегов Центральной Америки. Возобновились переговоры между США и Никарагуа в Мексике. «Голос Америки» заявил: «Никарагуа представляет военную опасность американским соседям». США предупреждают Никарагуа на случай приобретения советских самолётов. Рейган «пошутил» в радиопередаче о начале бомбардировки Советского Союза.

Монхе в Коста — Рике перегруппировал кабинет, убрав министра госбезопасности. В Гондурасе Кордова тоже распустил кабинет министров. Гондурас превратился в самую мощную авиабазу США. Командование Южной группы войск в Панаме перебирается в Гондурас. В Сальвадоре партизаны захватили в банке около 100 млн. дол. В Перу «Sendero Luminoso» расстреляли в церкви 20 человек. В Колумбии погиб во время покушения лидер партизанского движения «M-19» Карлос Толедо Плата. Президент страны Бетанкур добился, чтобы все три партизанские организации согласились заключить «перемирие» с правительством.

В ирано–иракской войне уже погибло около 1 млн. человек.

Сентябрь. Идёт дождь

Подземные толчки в ночь на 1 сентября ощущались по всему побережью.

В субботу Кольцов с «унановцами» (преподаватели, работающие в университете) во главе с Вартаном отправился на пляж «Pochomil». Время прошло неплохо, завтракали и обедали в ресторане (одна рыбина была настолько огромная, что съели её только вдвоём). Народу было мало, погода прохладная. В разговоре с Вартаном Сергей понял, что у того назревал конфликт с Ярко (вспомнили «времена» Векслера). На обратном пути заехали в «Планетарий» и хорошо выпили в 7‑м доме (где с Вартаном остались «старики» 2‑го заезда). В это время шёл сильный дождь.

Воскресенье началось для Кольцова, как всегда, с уборки комнаты и глажки белья (стиральная машина и утюг предоставляется «холостякам» по выходным дням). Затем он переписал на новую кассету Высоцкого. Пообедал дома. Потом с Николаем Юрским (тоже «холостяк» из Киева) посмотрели в «Dorado» американский фильм «Porky’s» («Поросята») о молодёжи, ищущей сексуальных приключений. После этого выпили пива в «Antojitos» и… попали под проливной дождь. Сергей вымок до трусов. Ночью была сильная гроза.

В Департаменте, по инициативе Кольцова, была создана комиссия для аттестации «маестрии». Вместе с Орловым поговорили с Вероникой о письме по поводу «учебной работы». Сергей сдал последние гранки учебника, откорректированные Франциско — Серхио. Но Карлос за ними не приехал (сломалась машина). Вечером в доме долго не было света (до 21.30). Сидели при свечах. В это время Крашенинников приехал в гости… к Беку (Анатолий Иванович родом из Казахстана, где прошло его детство). В его комнате они «пели» до 2‑х часов ночи!

В среду вечером к Кольцову заехали итальянцы, с которыми он теперь встречался только на работе. Съездили в кино, посмотрели итальянский фильм «Хорошие новости» с Джанкарло Джанини. Затем поужинали в «Ternero», как в былые времена.

В субботу Кольцов с Михаилом Саенко побывали в Леоне. Михаил Афанасьевич, — профессор одного из Московских вузов, лет пятидесяти, — прилетел летом, работал в CINES, не вмешиваясь во «внутреннюю» жизнь уже не управляемого преподавательского коллектива. Он жил с женой в коттедже Векслера, получил его машину и был ни от кого не зависим. Пожалуй, только с Сергеем у него сложились приятельские отношения.

Разговор с Ерёминым и другими о работе получился резкий. Затем Сергей с Чеславом пообедали в загородном ресторане «Poneloya». Вернулись в Манагуа не поздно.

Дома Сергей выпил рюмку водки с Орловым и… уехал в «Las Palmas» провожать Анатолия Угрюмова («ревизора» из ГКЭС Москвы). Там встретил Вартана, который опять завёл разговор о А. К. Ярко (все то же самое). После импульсивного и авантюристичного Векслера его «преемник» производил впечатление занудного чиновника. Ярко не скрывал своего пренебрежения к Вартану. Домой Сергей вернулся пьяным…

На следующий день он, пообедав в «Ronda», пытался расплатиться одной купюрой в 100 кордобас, но этого неожиданно не хватило и пришлось оставить «в залог» свои часы. Обстановка в доме в состоянии «холодной войны». Сходил в «Cinemateca», посмотрел фильм И. Бергмана «Яйцо змеи» (о предфашистской Германии). Письма пришли только от детей. Настроение было хреновое, а выпить было нечего…

Начал читать книгу начальника Политуправления МВД «команданте герильеро» Омара Кабесаса «Горы это нечто большее, чем бескрайняя зелёная степь» (издана в Мексике). Омар Кабесас родился в 1950 г. в Леоне, в семье чиновника. В студенческие годы вступил в СФНО (1968 г.) и занимался пропагандисткой работой. Потом перешёл на нелегальное положение. В 1974 г. вынужден был отправиться в горы, в партизанский отряд. В книге, в форме интервью, Кабесас рассказывает искренне и просто о партизанской жизни и тяжёлых испытаниях в горах. Он откровенно пишет: «мы не оценивали и не представляли себе то, что нас ждёт, если бы знали, нас бы хватил удар»…

Продолжал идти дождь.

Вечером следующего дня Кольцов присутствовал на семинаре в INAP на тему «Проблемы перехода к социализму в малых странах», который проводили ANICS и двое французов (один из них — известный Мишель Леви). Разговор шёл о «демократии участия» (народа), не столько как формы «надстройки», сколько как содержании «переходного периода» (против «диктатуры» меньшинства и «бюрократии» государственной элиты). После этого он с итальянцами уехал ужинать в «Pizzeria». Говорили о противоречивости программы выборов и их последствиях. По сути, сандинисты ничего нового (конкретного) народу не предлагали. Ни мира, ни земли…

Вероника и Хулио не подготовили бумаги, которые Кольцов с Орловым просили. Вот так всегда. Когда от них чего–нибудь нужно, будешь просить, пока не надоест. Вроде бы и не бойкот, но уж явный «пофигизм». Сергей подвёл итог сравнительного анализа учебных планов никарагуанских и леонских преподавателей. Разнобой и халтура! Как эта показуха уже надоела! Вартан сообщил, что Сергей до сих пор не утверждён как член нового Методсовета. Это было явным издевательством, ведь Совет был создан по его идее. После обеда состоялось собрание группы университета. Полный бардак! Демагогия и лицемерие! «Всё катится» — сказал Евгений Орлов. От него, которому всегда всё было «до лампочки», это слышать было даже забавно! Вообще Сергей пребывал в перманентно хреновом настроении. Тяжело было наблюдать, как всё, что создавалось с трудом и нервами «первопоселенцами», «новичками» разваливалось или превращалось в фарс.

14 сентября Никарагуа отмечало 128‑ю годовщину сражения у Сан — Хасинто с отрядом американского авантюриста Уолкера. На этом месте состоялся митинг с участием Даниэля Ортеги, Кордовы Риваса и Фердинанда Карденаля. Даниэль Ортега сказал: «Враг был тот же — американский империализм!» «Никарагуа развёртывает национальную войну»…

В Манагуа прошёл международный фестиваль песни «Никарагуа, 84» (400 человек). В Манагуа отметили 6‑ю годовщину захвата группой городских «герильерос» (с участием Эдена Пасторы) Национального дворца. Профсоюзы организовывают забастовки рабочих на заводах «Metasa» и «Victoria». «Coca‑Cola» тоже сделала предупреждение. Национальный Совет политических партий (который возглавляет Уго Мехийа) лишил юридических прав «Координадору». Политические партии подписали протокол об эмблемах и номерах в выборных бюллетенях. Даниэль говорил резко против ультраправых на митинге Союза молодёжи. Либералы и Народная социал–христианская партии усилили критику «справа» сандинистов. Виргилио Годой (PLI) обвинил Сандинистское правительство в неспособности решать насущные проблемы, заявив, что «интернационалисты» ничего в стране не производят, но всё потребляют. Затем Годой в Блуфильдсе заявил, что страна наводнена «тысячами кубинцев», «сотнями русских»: «мы посадим их в первый же самолёт, который вылетает 10 января» (день выборов). «Консерваторы–демократы» заявили, то, что сделало Сандинистское правительство, должно было сделать любое правительство, так что сандинисты не сделали ничего. Клименто Гвидо (PCD) на предвыборном митинге сказал, что «страна наводнена иностранцами» и «консерваторы 1984 года» выгонят этих «современных флибустьеров», «русских интернационалистов». «Левые» (коммунисты и социалисты) пока не могут широко развернуть предвыборную кампанию. Но коммунисты высказались на предмет того, что называть сандинистов «коммунистами» — это дискредитировать коммунизм. Между тем Даниэль Ортега и Серхио Рамирес совершают предвыборный вояж по стране. Мигель Д’Эското в присутствии членов правительства, дипломатического корпуса и журналистов зачитал письмо Даниэля Ортега министрам иностранных дел «Контадоры» о согласии Никарагуа подписать Акт «Контадоры», сохранив за собой право защиты революции от внешней интервенции.

…Преподаватели на работу не поехали. Вечером Кольцов был в посольстве: прослушал политинформацию и потом смотрел фильм Николая Губенко «Любовь, слезы и жизнь…» Какая странная и далёкая от действительности «жизнь»! Крашенинников держался индифферентно, остальные посольские — тоже.

Следующий день Сергей провёл с итальянцами. Сначала были в отеле «Camino Real» (там встретились с Хименой): пили пиво и купались в открытом бассейне. Потом обедали в «Intercontinental» с итальянским скульптором Франсиско О. и его друзьями. После этого пили кофе у него дома, смотрели альбом никарагуанских художников. Вечером Сергей посмотрел фильм «Непарные пары» с Максимилианом Шеллом и Джаклин Бизет. Ночью вновь шёл сильный дождь.

В воскресенье Кольцов, убрав дом и выгладив постельное белье, сходил во «Вьетнам». Обедал в «Pizza Boom», где было много народу, много «интернационалистов», много детей и шума. Вечером посмотрел в «Cinemateca» — «Missing» c Джеком Ленноном о пропавшем без вести в Чили американце. После «Новостей» смотрел Клаудио Кардинале в концерте «Variedades» (из Франции).

В департаменте у Кольцова состоялся разговор с Вероникой о руководстве кафедрой философии. Наконец, получили сведения по предстоящему составу преподавателей: 20 по философии и 30 по политэкономии, 50–60 студенческих групп — 2500–3000 студентов. Пабло отправил рукопись учебника в издательство, не предупредив Сергея. Puerco («свинья»)! Писем из дома с последней почтой не было. Вечером Сергей читал книгу «Партизан» (о современных мексиканских партизанах) и записывал с радио на магнитофон музыкальную программу «Верующие в ясную воду», затем переписал кассету Майкла Джексона. Ночью была опять сильная гроза с громом.

На глазах у Сергея Ренсо, разбил свою машину… о корову. Корова цела, машина — вдрызг и вся в коровьем дерьме! На работе без перемен. Кольцов посмотрел фильм «Трое без одного» с участием знаменитых негритянских актёров Фреда Уильямсона, Джима Келли и Джима Брауна.

В пятницу он вместе со всеми съездил на «рынок», купил кое–что из одежды для детей и для себя. Затем Сергей сходил в «Optica Matamoros», заказал себе очки (36,8 $). Со зрением в последнее время у него стало неважно.

На следующий день состоялся Методсовет, на котором Кольцов с Орловым «отстрелялись» благополучно, их проект «решения» прошёл без поправок. Вечером Сергей в театре «Гонсалес» присутствовал на концерте никарагуанского музыкального ансамбля «Pancasan», перед которым состоялся митинг памяти погибших (в основном студентов) при разгроме сандинистского партизанского отряда в 1967 году.

Прошло два месяца со дня возвращения Кольцова из отпуска. За это время им был преодолён «кризис» в доме, снято напряжение в преподавательской группе по поводу «соцобязательств» и работы со студентами, подавлен «комплот» на кафедре философии университета. Осталась нерешённой проблема лекторской группы (из–за «саботажа»).

От Лиды за два месяца не было ни одного письма.

Субботу преподаватели провели в Хилоа, хотя сначала попытались обосноваться в Tropiche (местечко по дороге в аэропорт), но там не понравилось. Время прошло хорошо. Обедали «красиво» в ресторане (на 10 тысяч кордобас!). У всех было хорошее настроение, по возвращению, выпили по «хайболу» и… отправились в кино. Посмотрели «Гнездо», испанский фильм о любви между девчонкой и стариком. Вернулись домой не поздно (в 7 вечера). Сергей посмотрел по ТВ «Новости» и музыкальную программу «Fantastico», потом — очередную серию «Профессия — опасность» и гангстерский фильм «Хозяин мёртв» (с участием Кина). Спать лёг поздно. Перед сном почитал «Правду» за август: в Монголии «снят с работы» Цеденбал, Игорь Андропов отправлен послом в Грецию

Воскресенье прошло для Кольцова, на редкость, интересно. После обеда съездил с Михаилом Саенко в «Синематеку» на фильм Пазолини «1900» (с участием Б. Ландкастера и Де Ниро). Отличный фильм. Пообедали вместе в «Ronda». Затем вернулись в кино на 2‑ю серию фильма.

Дома Сергей посмотрел окончание программы «Variedades» (из Парижа).

Дождь продолжался. Занятия с преподавателями философии проходили для Сергея скучно. В Департаменте состоялся митинг, посвящённый I Интернационалу. Домой приезжал Ренсо выяснять отношения по поводу Ломбардо. Чем–то он был напуган, показал корреспондентскую карточку газеты «Interstampa». Так ни о чём не договорились.

Дни проходили без впечатлений. Вернувшийся из отпуска Михаил Грач поселился в 7‑й «касе» (у Вартана, который жил без жены) «Планетария». Орлов уговаривал Кольцова «отпустить с миром» Тюхтю в виду предстоящего отчётного профсобрания. Всё–таки беспринципный Евгений человек! Володя столько наделал ему «гадостей», а теперь он хлопочет за него, наверняка, по просьбе Вартана, который сам уже не мог обратиться к Сергею.

В пятницу вечером, не поехав в посольство, Кольцов смотрел ТВ: окончание речи Даниэля Ортеги на митинге, посвящённом AMNLAE, который заявил, что срок выборов перенесён не будет. В программе «Политические партии» выступил Перейра (PLI), который зло критиковал дороги и транспорт. Затем был репортаж о митинге PPSC («социал–христиане») — злая демагогия против сандинистов.

На следующий день вечером по ТВ выступали представители Соцпартии и Консервативной партии. Одни говорили о «курах», другие призывали к контрреволюции против «марксизма–ленинизма».

Новости за месяц:

Бои в стране продолжаются ежедневно. «Контрас» убили 6 человек из INDRA (Институт аграрной реформы) в засаде в районе Хинотеги. В этом департаменте сандинисты подбили военный самолёт С-47 с военным снаряжением, погибло 8 лётчиков и 14 «контрас». Томас Борхе, выступая на праздновании 5-летия Комитета Государственной Безопасности, заявил: «контрас» нужны лишь как предлог для вторжения». И вылетел с визитом в Ливию, Эфиопию и Болгарию. В порту Кабесас взорвалась бомба в здании радиостанции после визита Даниэля. На севере идут бои, опубликованы фотографии советских танков Т-55. Хуго Торрес подтвердил, что Никарагуа получает современные военные самолёты (винтовые). На севере сбит вертолёт «контрас» при атаке на военную школу. Отряды Пасторы (ARDEN) активизировались на юге страны. Захваты крестьян бандами «контрас» продолжаются. Даниэль сообщил, что за август уничтожено 143 «контрас». За сентябрь уничтожено 96 «контрас» (49 боев, 11 нападений). Погибло 40 сандинистов, убито 16 гражданских лиц и 60 захвачено. «Контрас» имеют план захвата города Эстели или Матагальпы. В Южной Зелайе действуют отряды индейцев «Misura» Бруклина Риверы, на севере отряды «Misura» Стэдмана Фогота действуют совместно с пасторовскими. Перевернулся военный грузовик с мобилизованными ребятами (ранено 27 человек). У посёлка Фантазма грузовик с женщинами и детьми попал в засаду «контрас», погибли 8 человек. Умберто Ортега в Мексике заявил о возможности военного вторжения США. Куба находится в боевой готовности в ожидании вторжения США.

4‑е года назад в Парагвае был убит никарагуанский диктатор Анастасио Сомоса–младший группой революционеров под руководством капитана Сантьяго (аргентинец), погибшего в этой акции. В Колумбии подписано соглашение между правительством и партизанами «M-19». В Панаме начинается совещание министров иностранных дел Центральной Америки. В Чили продолжаются демонстрации протеста (есть убитые и раненные).

«La Prensa’ пишет: Республиканский съезд в Далласе проголосовал единодушно (2 против) за Рональда Рейгана (и Джорджа Буша). В США заявила о себе организация «Военно–гражданская помощь» (штат Алабама), ставящая своей целью борьбу против «коммунизма в Центральной Америке» и оказание финансовой и военной помощи «контрас». США обеспокоены возможностью поставки МИГ‑21 в Никарагуа из Советского Союза. Даниэль Ортега подтвердил намерение правительства приобрести МИГи. ТАСС выступило с заявлением–предупреждением США по поводу агрессии против Никарагуа. Ривас Лейва (президент «Координадоры Демократика») заявил, что «ни Россия, ни Куба не будут вмешиваться в войну из–за неопределённой революции».

Советские вертолёты в Афганистане «по ошибке» бомбили свои войска (погибло 200 человек).

«Странная это какая война», — думал Кольцов. За эти два года, по приблизительные подсчётам, погибли тысячи людей с обеих сторон, в том числе «мирное» население, включая детей. Никарагуа — страна небольшая и для неё — это большие потери. Больших сражений не ведётся. Идёт «партизанская» война. Мощная сандинистская армия, имеющая современное оружие и кубинских «советников» могла бы выловить и уничтожить этих «флибустьеров» за несколько месяцев и «закрыть» границы. Но армия, сосредоточенная в столичных и других городских гарнизонах, практически не участвовала в военных действиях, предоставив «честь» борьбы с «контрас» отдельным подразделениям МВД, которые, в основном формируются из «милисианос», т. е. фактически из молодых «добровольцев» (главным образом, из учащейся молодёжи). Создаётся впечатление, что эта война устраивает всех!

Октябрь. Опять советский военный госпиталь

В понедельник Кольцов съездил утром в типографию «Barricada», отвёз 1‑ю часть учебника. Занятия прошли нормально. После работы состоялось профсобрание. Отчёт Тюхти прошёл гладко, хотя на 50 % — это была «липа». Но выборы прошли бурно. По предложению Сергея, ликвидировали профоргов и избрали профбюро (5 человек). Председателем стал Павел Бортников (из Киева), второй «адъютант Его превосходительства» (Мирзояна). Вартан изменил тему политсеминара и назначил новых руководителей групп. Его настроение, как и Орлова, Сергею не понравилось. Что–то они опять задумали…

По слухам, занятия должны были закончиться к ноябрю. Под угрозой «научные исследования» преподавателей философии, до сих пор никто ничего не сделал. Ренсо купил новую машину.

Кольцов присутствовал на «партактиве» в посольстве (по поводу открытия учебного года в сети «политпросвещения»). К нему подошёл Крашенинников: оказывается, вернулся из отпуска Барсуков и он вновь понадобился. После собрания Сергей с «коллегами» заехали выпить пива. Вечером смотрели по ТВ «Политический диалог» (начало) между Серхио Рамиресом (СФ) и Константино Перейра (PLI). Последний был весьма сдержан, первый — самоуверен. Относительно «интернационалистов» оба в разной степени согласились с их пребыванием, но… не «допускать их к власти».

В субботу Кольцов в Масайю со всеми не поехал. Сходил в «Дипмагазин» и купил электробритву «Fillips», часы ”Casio» с солнечными батарейками (для сына) и блок аудиокассет (10 штук). Истратил 130 $. Вечером сидел у ТВ, посмотрел «Театр Вестерн» и музыкальную программу. Затем выступали кандидаты Соцпартии и Народной социал–христианской партии.

В воскресенье по ТВ выступали весьма умеренные Доминго Санчес и Густаво Табладо (PSN) об «аграрной реформе» (о которой все говорили, но практически ничего не делали).

Продолжал читать книгу Омара Кабесаса: «…Уже через несколько месяцев нахождения в герильи, когда ты уже адаптировался и превратился в партизана, то, что является наиболее тяжёлым не есть кошмар ущелья, не есть ужас гор, не есть пытка отсутствия еды, не есть преследование врага, не есть то, что идёшь с грязным телом, не есть то, что идёшь в зловонье, не есть то, что должен постоянно быть мокрым…, а есть «soledad» [тоска одиночества], ничего из этого не является настолько тяжёлым, как «soledad». ”Soledad» есть нечто ужасное, чувство одиночества неописуемо, а там было много «одиночества». Отсутствие кампании, наличия серии предметов, которые исторически человек города привык иметь рядом, сжился с ними, «soledad» по шуму автомобилей, который ты стал забывать. …Тоска о хороших песнях, которые тебе нравились… тоска по женщине… тоска по сексу, тоска по образу твоей семьи, твоей матери, твоих братьев, тоска по твоим товарищам по колледжу… тоска по ощущению запаха города,… тоска по кино… эта навязчивая тоска против твоей собственной воли, в том смысле, что ты хотел бы иметь эти вещи, но не можешь, потому что не можешь оставить герилью, потому что ты прибыл сюда бороться, это было решение твоей жизни. Эта изоляция, эта тоска — наиболее ужасна, наиболее тяжела, то, что больше бьёт… Это было отречение».

Кабесас описывает, как однажды в «трудную минуту», он вспомнил Че Гевару: «нового человека Че, и вплоть до того, что я понял значимость того, что хотел сказать Че, когда говорил о новом человек: человеке, который даёт больше людям, чем нормальный человек может дать людям, но ценой жертв, ценой уничтожения своих недостатков, своих пороков. …До нас, наконец, дошло, «jodido», [ «чёрт бы тебя побрал»]. Потому что все мы хотели быть как Че…».

…В понедельник утром Кольцов проторчал два часа в посольстве в ожидании Барсукова. На занятиях в Департаменте он психанул из–за наглого поведения кое–кого из слушателей, прервал лекцию и прочитал «нотацию». Но, как сказал Умберто, «слишком поздно». Дома настроение у Сергея не улучшилось.

В разговоре с Вероникой о «контрапартес» решили «снять» Ломбардо с поста завсекции философии и искать «студентов–стажёров». Кольцов съездил в типографию «Barricada», сдал 2‑ю отредактированную часть учебника («истмата»). Есть надежда, что в ноябре появится книга. Занятие с политэкономистами прошло нормально. В Департаменте неожиданно появились знакомые ребята из Коста — Рики Эдуардо Сакс и Родольфо Минойо, которых Кольцов пригласил к себе домой. Говорили о возможности приглашения его на работу в Коста — Рику (на 3–6 месяцев). Затем с Минойо поужинали в «Terraza», где к ним присоединился Ренсо. Закончили вечер в баре «Интерконтиненталя». Время прошло интересно. Новая машина Ренсо смотрелась хорошо.

На следующий день Кольцов провожал ребят–костариканцев. полных надежд на будущую встречу в Сан — Хосе. После «обеда» он просматривал в университете газеты…

В стране активно проходили предвыборные «дебаты»:

Госсовет продлил срок регистрации кандидатов до 1 октября. В Масайе 3000 человек не позволили Артуру Крузу провести митинг. Шесть партий, участвующих в выборной кампании, предъявили ультиматум. Социал–демократическая партия отметила 5‑ю годовщину в кинотеатре «Агери», выступили Артуро Круз и Педро Х. Чаморро: «Советский империализм ошибается, желая осуществить в Никарагуа революционный эксперимент по марксистско–ленинскому проекту, потому что здесь не годится этот проект, здесь этот проект тонет…». «Сандинистская революция — это политический, экономический и социальный труп», — заявил молодой руководитель СДП Луис Ривес Сельва. Константино Перейра (PLI) сказал: «в правительстве существует структура власти, которая подчиняется ни желаниям Революции, ни никарагуанского народа, ни даже партийному институту (FSLN), а лишь частным семейным интересам». Клименте Гвидо (PCD) заявил, что «народ Никарагуа должен выбрать либо западную демократию или попасть в руки международного коммунизма». Компартия (в Манагуа), Соцпартия (в Ривасе), Консервативная партия (в Эстели) провели свои предвыборные митинги. В воскресенье были стычки в Эстели (PLI) и в Хинотеге (PCD). В Манагуа прошло заседание Либерального Интернационала (по инициативе В. Годоя). Виргилио Годой обвинил Сандинистский Фронт в том, что сандинисты хотят установить «партийную диктатуру». Даниэль Ортега, Серхио Рамирес и Томас Борхе резко выступили против оппозиции. По решению «совещания в верхах» созывается «Национальный диалог» с участием профсоюзных, массовых организаций, церкви и оппозиции. На Атлантическом побережье совершил вояж с критикой сандинистов лидер индейцев–мискитов (в эмиграции) Бруклин Ривера.

…Вечером к Кольцову заехал Андрей Иванов (представитель СОДа), привёз график лекций, посвящённых 67‑й годовщине Октябрьской Революции. Для Сергея начиналась «его работа»! Ночью у него был приступ почек (как в прошлом году). Виталий (шофёр ГКЭС) привёз нового посольского врача Юрия Малахова. Сергея доставили в никарагуанский военный госпиталь, где ему сделали обезболивающий укол и вернули домой. Так он дотянул до утра…

Утром Михаил Саенко отвёз Сергея в госпиталь «Ленин Фонсека» (где работали советские врачи). Он проторчал больше 2‑х часов, сдал анализы, сделал рентген. Вартан за ним не приехал и ему пришлось звонить в ГКЭС. Моторин прислал машину. Во второй половине дня он чувствовал себя лучше (его накормила обедом Надя Ромашина). Спал спокойно.

Проснулся Сергей в отличном настроении… и взялся стирать. После этого начала подниматься температура (37,5, 38, 39!) Созвонился с Юрой Малаховым. Вартан привёз его, и они опять поехали в госпиталь «Ленин Фонсека». И опять всё началось сначала: анализы, рентген — 6‑ть часов! Юра сказал, что почки работают нормально, камень вышел и, вероятно, застрял в мочевом пузыре. Вечером дома Сергей сбил температуру (обливаясь потом). Заезжал Ренсо, сообщил, что в Манагуа прилетел Вилли Брандт, и увёз Евгения Орлова в университет на встречу с ним. После гречневой каши с молоком Сергей лёг спать, но спал плохо, большую часть ночи провёл в туалете. Настроение было скверное.

Первая половина воскресенья дня прошла у Сергея между туалетом и постелью. Температуры не было, но слабость — сильная. Вечером Ренсо привёз Юру Малахова и женщину–терапевта. Долго щупали и мяли… и ничего не сказали. Рекомендовали «отдохнуть» в госпитале в Чинандеге. Ночь прошла столь же беспокойно.

В понедельник Вартан отвёз Кольцова в советский военный госпиталь под Чинандегой. Сергей оказался в одной палате с Ярко, у которого оказалась малярия. Контингент военного госпиталя полностью поменялся. Директор Анатолий Григорьевич, зав. приёмным отделением Никита Степанович, хирург — Анатолий Пантелеевич, зав. аптекой Геннадий, никарагуанские медсестры, — все пытались помочь. Но помочь ему не могли. После беглого осмотра его оставили в покое на три дня. Затем были анализы, рентгены. Наконец, в субботу сделали «урологоскопию» (металлическим зондом). Это было ужасно!!! После этого он три дня не мог ходить. Мочился кровью. Но в почках ничего не нашли. Опять загадка! Без диагноза…

Вторая неделя прошла в безделье. Сергей посмотрел два советских фильма: «Ты мой восторг, моё желание…» и «Шестой». Большое впечатление на него произвела неожиданная встреча в кабинете главврача с кубинским «команданте» (видимо его ровесником), который нагрянул в госпиталь вместе с молодой красивой девушкой, которую он представил как своего «адъютанта», проведать привезённых накануне его раненных. Высокий, стройный, красивый в полевой военной форме. В разговоре выяснилось, что до Никарагуа он воевал в Анголе. Было видно, что «команданте» (по советским рангам — полковник) прямо из боя. Он был чрезвычайно возбуждённым, разговаривал резко, постоянно находясь в движении. Только тогда Сергей стал догадываться, почему никарагуанские «милисианос» так эффективно воюют с «контрас», (если ими командуют кубинцы). По красным глазам и поведению кубинца он заподозрил, что тот принимал наркотики. Кстати, в Никарагуа употребление наркотиков было не запрещено, но наркоманы в стране встречались только среди иностранцев–европейцев…

Здесь в палате Сергей «отметил» (безалкогольно!) свой день рождения. В госпиталь дозвонились ребята из дома «Болоньи» с поздравлениями. Однако ему было очень грустно.

Наконец, на попутной машине он вырвался домой. Хотя торопиться было незачем…

Встретили Сергея, на удивление, хорошо (днём — женщины, вечером — мужчины) Татьяна Фёдоровна рассказала «новости», (сам Орлов держался, как всегда, индифферентно). В преподавательской группе были проведены два отчетно–перевыборных собрания (профсоюзное в ГКЭС и партийное в группе). Из дома «Болонья 1» выселились литовцы Ликасы и чета Тюхти, а вселились три «холостяка». Один из них, Володя Забегайлов (из Чернигова), приводил Татьяну Фёдоровну в ужас, расхаживая по дому в трусах. Настали «новые времена»!

В посольстве Сергей встретился с Петуховым, но разговора не было. Наконец, он получил письма и поздравления от детей и Лиды, из Москвы дозвонился её брат Борис.

На следующий день Сергей чувствовал себя «дискомфортно». Но, всё–таки постирал, сходил в «дипмагазин», пообедал с ребятами (теперь у Сергея появилась кампания «холостяков») в «Ronda». Вечером вся «Болонья» была в гостях у Саенко. Михаил с женой приняли хорошо. Вся кампания купалась в бассейне. Потом пели и танцевали. Уехали все в хорошем настроении. Вечером Сергей посмотрел по ТВ концерт «Fantastico». Спал нормально.

В воскресенье, после похода в «Гонсалес» на американский фильм «Смертельная страсть», вечером в «патио» Сергея Коля Юрский («одессит» из Киева) прочитал свою сатирическую «поэму», посвящённую Вартану.

В Департаменте Кольцова встретили радостно! День начался с совещания по поводу учебных планов новой специальности. Выступали Вольфганг и кубинец Виктор. Орлов молчал, но представил план–копию университетской специальности политэкономии. Сергея он продолжал игнорировать. Занятия прошли у него напряжённо: явился Ломбардо, но не появились Ренсо и Марго (заболел Дани). Вечером позвонил Ярко, поинтересовался «состоянием» Сергея. Интересная, подумал он, складывается теперь вокруг него ситуация. Сейчас у него вполне нормальные товарищеские отношения с «новенькими», главным образом, с молодёжью. А вот с немногими оставшимися «стариками» (второго заезда), а также с Вартаном, отношения оставались напряжёнными. Действительно, как гласит древняя мудрость, мы не любим людей за то зло, которое мы им причинили. Вартан так и не смог «занять место» Векслера, а остался на месте Колтуна (буквально — заняв его комнату в «Планетарии»). Ни его интриги, ни пьянки, ни перестановки в руководстве преподавательской группы не помогли ему создать авторитет в коллективе, который стал больше тридцати человек. Большинство преподавателей — молодые, амбициозные, не склонные «прогибаться» ребята, — быстро разобрались в его ничтожестве. И он, в конце концов, остался «батькой» лишь для небольшой группы «планетарцев».

В городе проходили предвыборные демонстрации и митинги, в которых были задействованы студенты.

Радио «Noticiero» дало запись выступления команданте Хайме Виллока, тем самым, опровергая публикацию «La Prensa»: «Не важно, когда» (Фронт якобы готов перенести выборы). Баярдо Арсе отбыл в Бразилию на заседание Социнтерна, по пути встретился в Колумбии с Бетанкуром и в Венесуэле с президентом Лучинчи. Даниэль Ортега вылетел в Мексику, где встретился с президентом Де Мадридом. Карлос Нуньес выступил в Англии на заседании Либерального Интернационала. В Никарагуа собралась конференция епископов. Даниэль Ортега в своём выступлении в ООН заявил, что ожидается военное вторжение с поддержкой США («Если хотите гражданской войны, будете её иметь»). США отвергли эти обвинения. Куба на них настаивает. Даниэль Ортега выступил в Гарвардском университете и встретился в Атланте с негритянскими лидерами.

«Голос Америки» сообщает: Рейган произнёс примирительную речь в ООН. Американцы подсчитали, что при агрессии в Никарагуа они потеряют 2500 человек. А. Громыко выступил в ООН резко против США (и по вопросу о Центральной Америке). По возвращению из Англии Карлос Нуньес заявил: «мы должны ясно представлять себе, что переизбрание Рейгана может означать войну».

…В «супермаркетах» появились все продукты по ценам «чёрного рынка».

Во вторник узнали, что советский рейсовый самолёт из Москвы совершил вынужденную посадку в Ганновере. Утром Кольцов говорил с Вероникой о профиле школы, пришли к общему мнению, что надо формировать только одну специальность. Сергей дал соответствующие задания Марго, Карлосу и Ампаро по подготовке проекта. После работы прочитал лекцию в AYROMAG. Вечером в «Болонью 1» явился Вартан, много пил и много болтал. Наконец, сообщил, что Чукавин передал Сергею письмо.

На следующий день в посольстве Барсуков вручил ему это письмо–поздравление с днём рождения от Виктора Петровича, который сейчас работал в Латиноамериканском отделе МИДа.

Прочитав письмо, Сергей задумался над тем, что, как–то «всё это не так». Дипломаты и военные, работавшие в «горячих точках», вернувшись домой, получают награды, повышения по званию и должности и определённую перспективу. «Специалисты», в том числе и преподаватели, разделявшие с ними свой риск и ответственность, не получают «в награду» ничего, кроме денег, как наёмники «почётного легиона». Они просто возвратятся домой, на прежние места работы, где никому неинтересен пережитый ими опыт. Было непонятно, зачем государство тратило такие большие деньги на их отправку и их работу за границей, если не было намерено использовать их в дальнейшем. Поэтому различные столичные «международные институты» забиты дилетантами, которые, в лучшем случае, лишь «наездами» побывали в тех странах, «специалистами» по которым они считаются. В то время как так называемая «советская дипломатия» формируется… из Кремля. Задача дипломатов — лишь «давать информацию» и выполнять указания «компетентных органов». «Обратной связи» фактически нет. В результате постоянно возникают серьёзные «дипломатические» ошибки, которые совершаются по причине невозможности влияния «дипломатов» на политику «Центра»…

В торгпредстве Кольцову рассказали о типичном случае, который можно было бы принять за анекдот, если бы за этим не стояли очень большие деньги. Вдоль одной из центральных магистралей столицы в качестве «разделительной полосы» он видел ряды огромных «Белазов». Когда–то кто–то из московских чиновников «Внешторга» подписал дорогостоящий, конечно «кредитный», договор о поставке тяжёлой строительной техники в страну, якобы «строящую социализм», никогда в глаза не видя этой страны, где какое–либо «строительство» не велось уже со времён Сомосы–отца. И советское торгпредство в Манагуа просто не могло повлиять на изменение этого «контракта», подписанного на много лет. И советские корабли бороздили Атлантический океан, доставляя в «дружескую страну» никому не нужные машины и оборудование («жигули» без кондиционеров, холодильники «Днепр» и «Север» и прочее «барахло»), а также банки «рыбных консервов» и «сгущённого молока», которыми травились солдаты армии (в тропиках мясные и рыбные консервы — это яд!). В порту этот хлам валялся на причалах под палящим солнцем, даже не распакованный. И никто ничего изменить не мог! Никарагуанцам на это было наплевать, они за это деньги не платили («кредит»!). А для советского руководства эти выброшенные миллионы, вероятно, были всего лишь издержками «политического влияния». Только результат такого «влияния» был противоположен намерениям!

Кольцов подумал: если то же самое происходит на политическом уровне советско–никарагуанских отношений, то тогда вряд ли Советский Союз сможет надолго удержаться на латиноамериканском «фронте».

В Сан — Хосе (Коста — Рика) собрались министры иностранных дел Европейского Экономического сообщества (от ФРГ присутствует Геншер). Мигель Д’Эското возглавил делегацию в Сан — Хосе. Госсекретарь США Шульц направил письмо в Сан — Хосе, требуя исключить Никарагуа из договора (о предоставлении 500 млн.$ за 10 лет). Байардо Арсе заявил, что его переговоры с Артуром Крузом в Рио де Жанейро, где начинается совещание лидеров Социнтерна, оказались безрезультатными. А. Круз вновь потребовал полной амнистии военных преступников и разрыва экономических отношений с Кубой и Советским Союзом.

Гондурас требует разоружения Никарагуа. В Сальвадоре армия потеряла за 4 месяца около 2 тыс. человек. В Сальвадоре завершился обмен 8 офицеров на 4 «командантес» и выезд 80 раненных «партизан» за границу, было сбито два военных вертолёта, один с сотрудниками ЦРУ, второй — с высокопоставленными офицерами сальвадорской армии. В п. Мальма (Сальвадор) всё готово для переговоров президента Дуарте с партизанскими командующими Унго, Замора, Виалобосом и Сьенфуэгосом.

«La Prensa» пишет: Капитонов («секретарь Верховного Совета»?) заявил в Мексике, что Советский Союз не собирается продавать МИГи Никарагуа. К. Черненко, награждённый 3‑й медалью «Золотая Звезда» (Героя) в честь своего 73-летия, перенёс ещё один инфаркт. М. Горбачёв — вероятный преемник Черненко (в октябре Пленум ЦК). В Японском море был пожар на советской подводной лодке. Афганский самолёт с офицерами афганской армии приземлился в Пакистане. Афганские «повстанцы» атакуют Кабул. Массовые казни в Китае.

«Barricada» отметила 16 лет со дня военного переворота генерала Омара Торрихоса в Панаме («большого друга» никарагуанской революции). В 1971 г. он подписал договор с США о передаче Панаме контроля над Панамским каналом. До 1978 г. был главой военного правительства Панамы. Погиб в авиакатастрофе.

Ноябрь. Выборы

Два дня не выезжали на работу. Студенты были заняты в предвыборной кампании.

В пятницу утром Кольцов с Саенко поехали в госпиталь «Lenin Fonseca», но своих врачей не застали. После обеда он сходил с ребятами в «Cinemateca», посмотрел немецкий фильм «Убийца» (по Ж. Сименону).

4 ноября — день выборов в Никарагуа. День в «Болоньи» начался со «второго» завтрака в честь дня рождения единственного (взрослого) сына Орловых (пребывавшего в Нальчике), который, после короткого отдыха, перешёл в «общий обед» (в честь дня рождения Володи Забегайлова), который, в свою очередь, перешёл в «лёгкий ужин» (в честь выборов). В перерыве между застольями Кольцов совершил короткую прогулку по кварталу, особого массового энтузиазма не заметил, улицы были тихи и пустынны. По ТВ и радио до ночи так и не дали никаких результатов, несмотря на постоянные заявления. За столом вечером было единодушно отвергнуто предложение «Планетария» (Вартан и Тюхтя) встречать праздник вместе.

Следующий день все сидели дома и слушали по радио результаты выборов. Утром попрощались с Николаем Максаковым, который улетел на Родину (теперь из «последних могикан» с Кольцовым остались Иван Нистрюк и Сергей Франчук). С ним (Коля — москвич) Сергей отправил письмо Чукавину. Полученные самолётом письма от Лиды были, по–прежнему, формальны и бездушны. Вечером итальянцы пригласили его на ужин (после долгого перерыва). Посидели в «Lacmiel». Они сообщили, что вернулся Луис и Химена переходит на место Абеля Гараче. Больше говорить было не о чём. После его возвращения отношения с итальянцами изменились. Взаимный интерес ослаб. После этой встречи у Сергея опять разболелась голова,

Телевидение сообщило, что в выборах участвовали 82 % избирателей.

«Nuevo Diario» и ”Barricada» опубликовали предварительные данные: Сандинистский Фронт (16 % данных) набирает 68 %, Консервативная партия 11 %, «либералы» — 10 %, «Народные социал–христиане» — 5 %, «левые» партии терпят поражение.

В университете Кольцов поговорил с Вероникой об учебнике. Затем болтал с Беком о «делах вартановских». Вартан превратился в некую «притчу в языцех». После работы состоялось короткое собрание группы, где было объявлено о «банкете» в университете 10 ноября. Сергей от участия отказался. Вечером он вместе с Беком и Колей Юрским выпили («слегка») в его «патио». Это уже становилось ритуалом перед сном…

Первая половина 7 ноября прошла для Сергея в безделье, в ожидании «банкета». За это время он написал письма, сходил в «Panaderia». «Банкет» начался в 4 часа дня и прошёл, на редкость, скучно. Может быть, энтузиазм погасило присутствие Саенко или «случайное» появление Вартана, который как–то стал «персоной но грата» в этом доме. Проводив гостей, мужчины посидели недолго на «крыше» дома с «хайболами». Настроение у всех было непраздничное…

”Barricada» сообщила о том, что в стране объявлено «состояние тревоги» в военных соединениях и мобилизованных бригадах «милиции». Штаб гражданской обороны объявил о готовности к воздушной атаке. Над Манагуа пролетели два военных американских самолёта: SR‑71 и RL‑135. Американский военный корабль продолжал блокировать порт Коринто. Советское судно выгрузило в Коринто вертолёты (?)

…С утра Сергей вымыл свою комнату, постирал в машине постельное белье (теперь занять очередь к стиральной машине — проблема!). Потом сходил в «дипмагазин», купил «анисовую» водку. Затем терпеливо ждал «обеда». За столом он неожиданно «сцепился» с опять приехавшим Вартаном. «Обед» незаметно перешёл в «ужин». На этот раз было шумнее (не было Саенко). Заехали знакомые ребята–специалисты из ГКЭС (Виталий, Слава и Галя), сообщили, что руководство поехало поздравить Ярко, который вернулся из госпиталя Чинандеги. Пили долго. Наконец, Сергей устал и ушёл спать.

В пятницу в университете Вероника провела совещание о проекте учебного плана «школы социальных наук». Очередная болтовня перешла на… обсуждение Кольцова. Тон задавал недавно приехавший кубинец Виктор. Евгений Орлов отмолчался. Обедал Сергей с итальянцами, которые тоже попытались «дискутировать». Как они все ему надоели! Никто ничего не хотел делать, а вот своё «мнение» всегда было наготове. Вечером он был в посольстве, посмотрел фильм «Смерть на взлёте». Видел Крашенинникова и Петухова, но они его явно избегали. Похоже, он стал никому не интересен.

На следующий день, обедая в ресторане, Сергей заметил, что цены поднялись в 1,5 раза. После обеда он сходил в «Margot», посмотрел американский фильм «Желанья подростков» («Going all the way») о молодёжи США. Вечером один сидел у ТВ. Остальные обитатели дома уехали на коллективную пьянку в университет, кроме Орлова, который почему–то неожиданно остался.

В воскресенье Кольцов обедал у итальянцев (давно у них не был). Спиленное старое дерево (под которым было проведено столько времени) разрушило при падении половину веранды и изменило вид дома. Разговор шёл о «левых» и коммунистах, затем перешёл на «личное», но Сергей развивать эту тему не стал. Конечно, он понимал их обеспокоенность, но ничем помочь не мог. Да, и не хотел! Эти пустые разговоры «по душам» ему уже надоели. Дома без него прошёл «общий обед», после которого, почему–то вечером царила полная тишина. Бек рассказал, что вчерашний «банкет» в университете «провалился», так как не было ни посла, ни никарагуанцев. Праздновали сами и все остались довольны!

Утром над домом пролетела дважды и была хорошо видна «Чёрная птица» (новейший военный самолёт США)! Из «новостей» узнали: американский самолёт–шпион «Чёрная птица» типа CP‑71 пролетел над всей территорией Никарагуа от Блуфильдса до Сомотийо (на северо–запад).

В Манагуа начались военные учения мобилизованных студенческих батальонов («BEP»).

«Barricada» опубликовала окончательные итоги выборов: в выборах приняло участие 75 % избирателей. Сандинисткий Фронт победил во всех районах и зонах — 727 042 голоса и получил 61 место в Национальной Ассамблее (16 — в Манагуа.). Консервативно–демократическая партия получила относительное большинство в 4‑х районах и 14 мест в НА (3 — в Манагуа). Либеральная Независимая партия — 9 мест в НА (1 — в Манагуа), Народная социал–христианская партия — 6 мест в НА (1 — в Манагуа). «Левые» партии получили по 2 места (по «квоте», т. к. не набрали необходимое число голосов). Распределение мест в Национальной Ассамблее осуществлялось в три раунда: 1- по районам и зонам, 2 — по оставшимся местам равнозначно, 3 — по оставшимся местам для «малых партий» (+ 1 место экс–президента).

Председатель Высшего совета по выборам вручил Даниэлю Ортега и Серхио Рамиресу аккредитующие письма Президента и Вице–президента.

…Понедельник начался для Кольцова с разговора с Вероникой, во время которого он отказался от участия в «дискуссиях» по поводу его курса и предложенных им программ. Затем прошло первое занятие по латиноамериканской философии, после чего Сергей сделал выговор Марго. Он понимал, что по мере того, как он усложнял занятия, нарастало сопротивление слушателей. Но у него не было другого выбора. Он должен был дать этим дилетантам хотя бы элементарную философскую подготовку. Или послать их к чёртовой матери! В итоге настроение у него было прескверное. Вернувшись домой, Сергей напился (вместо ужина) с ребятами в своём «патио».

Между тем по улицам города была расставлена военная техника, дети облепили её в восторге. По радио передавали воинствующие (и тревожные) речи.

Возобновились переговоры между США и Никарагуа в Мансанийо (Мексика). Семь детей убито и трое ранено во время атаки «контрас» на севере страны. Продолжаются бои на севере и юге страны. Суб–команданте Энрике Шмитд (министр TELCOR) погиб во время уничтожения его отрядом (спецназ «Ubeda») контрреволюционной группы. «Чёрная птица» пролетела опять, на этот раз от Чинандеги к Блуфильдсу. К Атлантическому и Тихоокеанскому побережью Никарагуа приближаются военные корабли США. В Карибское море направляется американский авианосец «Нимитц». Хунта никарагуанского правительства заявила об угрозе вторжения США под предлогом приближения советских судов с МИГами на борту. Американские военные корабли проводили в порт Коринто советское грузовое судно «Бакуриани», которое доставило вертолёты и ракеты. По сообщению «Вашингтон пост» — вместо советских МИГ‑21 в Никарагуа направлены чехословацкие L-39 при посредничестве Болгарии и Ливии. США считают, что Никарагуа вооружается «излишне» и «предупреждают» Советский Союз в связи с «нагнетанием напряжённости». США заявляют, что Никарагуа вооружается для вторжения в Сальвадор и Гондурас. Советский Союз предупредил США, что вторжения в Никарагуа «будет катастрофой, потому что это будет война, а не прогулка». «Чёрная птица» 4‑й раз «трахнула» Манагуа.

На митинге студенческих батальонов «производства» (по уборке кофе) Хайме Вилок объявил, что батальоны остаются на защиту Манагуа («Никарагуа получает за кофе ежегодно 130 млн. долларов»). Умберто Ортега объявил, что с 11 ноября начинаются военные учения «милиции» (мобилизовано 20 тысяч студентов и им выдано оружие). Пресс–конференция Даниэля Ортеги о праве на самооборону. «Правые» партии (и PLI) отказались подписать документ «Национального Диалога», осуждающий агрессию США против Никарагуа. В Никарагуа объявлено «состояние тревоги». Кубинские учителя (1500 человек) начали выезд из Никарагуа. При катастрофе военного вертолёта погибло 10 человек, среди них суб–команданте Кристобаль Ванегас (29 лет), командующий IV военным округом (Матагальпа) и суб–команданте Альваро Хернандес (33 года), член Генерального штаба армии. Луис Каррион заявил: в районе Матагальпы и Хинотеги сосредоточено около 4 тысяч «контрас» (FDN). На юге Пастора имеет 800 человек и MISURASATAS — от 500 до 2000 человек. Гондурас располагает 232 военными самолётами и вертолётами, 14 посадочными площадками. Рейган выделил дополнительно 30 млн. долларов Гондурасу. (1980 г. — военная помощь США Гондурасу составляла 3,9 млн. дол., в 1984 г. — 77,5 млн. дол.).

…В университете многие оделись в военную форму. Герардо Обандо позвонил Сергею сообщить, что он мобилизован. В преподавательской группе царило полное «безначалие». Саенко, не вылезая из CNES, ни во что не вмешивался. Вартан пил в «Планетарии» и не появлялся в университете.

Много хлопот доставлял Сергею попугай Лорка, который по–прежнему жил на железной решётке окна в «патио». С отъездом Жени он стал раздражительным и агрессивным. Сергея днём часто не бывал дома, и в его отсутствие попугай вёл себя беспокойно. Его резкий крик раздражал соседей. Когда крыло незаметно подрастало, он отправлялся «путешествовать» по окрестностям. Вернуть его назад было очень тяжело. Клетку для него здесь купить было невозможно. Да, и такие дикие попугаи клеток не выносят. На днях Лорка очередной раз залетел на высокое дерево за внешней стенкой сада, с которого снять его удалось с большим трудом и с участием соседей…

В университете, после разговора с Марго и Ампаро, Сергей принял решение подать Веронике официальную информацию о «ретировавшихся» (отказавшихся от занятий) его «курсантов». После работы все советские преподаватели узнали, что квота перевода денег во Внешторгбанк сокращена до 40 %. Причины пока были не известны. Но ясно, что на «специалистах» опять решили сэкономить.

В четверг вечером обитатели «Болоньи» отправились в кинотеатр «Dorado» на открытие «Недели советского фильма». Посмотрели фильм Тодоровского «Военно–полевой роман». Фильм, конечно, интересный, Но всё это уже, так или иначе, было. Тема войны в советском кино настолько «разработана», что сказать что–то новое «своё», вряд ли в ближайшее время кто–то осмелится. В отечественной истории далеко не всегда «победителями» становились те, ко «защищал» Отечество.

После сеанса к Сергею подошёл Крашенинников, но разговора не получилось. Дома вечером он опять пил с Николаем до часа ночи, слушая кассеты Александра Розенбаума, которого он «открыл» только здесь. Его песни попадали точно в тональность его настроения. Стихотворная (содержательная) сторона его песен не была столь оригинальной, как, например, у Высоцкого. Пожалуй, за некоторым исключением («Вальс–бостон», «На улице Марата…», «Охота» и другие). Но «интонация» его песен била по нервам, как рука по струнам гитары. Здесь смысл слов был неважен, будоражила душу «обнажённость» чувства.

Вообще Сергей заметил, что за границей музыка, и особенно песни, воспринимаются совсем в ином «эмоциональном контексте», чем на Родине. И, если первые два года, все предпочитали слушать новую «зарубежную» поп–музыку, то со временем возвращались к «своей», как бы вновь открываемой её для себя. Здесь музыка, вероятно, восполняла дефицит «душевного общения», которое отсутствовало в бесконечных разговорах. Странно, но «разговор» и «общение», как оказалось, не одно и то же.

Сергей заметил, что в последнее время он стал много «разговаривать»…

На следующий день вечером он был в посольстве на встрече с режиссёром Дубовым и артисткой Ириной Алфёровой, посмотрел фильм «Без видимых причин». Дубов говорил о Высоцком, Алфёрова — о театре «Ленком». Слушая их, Сергей вспоминал свои театральные «экспедиции» во время учёбы на «курсах иностранных языков» три года назад. Тогда ему почти за год удалось побывать в большинстве московских театров. Как давно это было! В другой жизни…

Суббота прошла, как всегда. Утром — стирка, потом обед с «холостяками» в «Tiscapa». Затем сходили в «Gonzalez» на испанский фильм «Семейный разлад». На обратном пути зашли в мексиканский ресторан «Cabana», выпили пива. Вечером перед сном немного выпили с Анатолием Жарковым и вспомнили «прошлое» (он приехал в прошлом году). Какие они были наивные и «принципиальные»! А теперь жизнь проходила как–то «скучно», в бытовых склоках и пьянках.

В воскресенье к Сергею приехал Герардо (в военной форме) поговорить… о русском языке и о войне. Сергей попытался ему объяснить разницу между учебником по философии и философией как наукой. Потом он пообедал один и один сходил в «Cinemateca», посмотрел кубино–французский фильм «Господин президент». Всё–таки кубинские фильмы скучные, они взяли у советского кинематографа самое не «киношное» — идеологию! Документальные фильмы у них получались намного лучше. Вечером по ТВ посмотрел два фильма о Д’Артаньяне: «Чёрная маска» и «Любовница Д’Артаньяна». Ребята «гуляли» весь день сами.

Спал он беспокойно, так как в их квартале стреляли. Вещь, в общем–то, привычная, но спать мешает.

Кольцов набросал отчёт за год. Состоялся разговор с Ярко о его «научной» работе и делах «личных». Вероятно, эти события были связаны между собой. Похоже, что начальство решило разобраться, всё–таки, с «доносами» на него. И тут без Вартана не обошлось.

На работе Сергей обговорил с Ампаро дела текущие, составил список для вручения «дипломов» своим «курсантам» (из 25-ти в начале осталось 17‑ть). Подготовили «информационное письмо» Веронике. Конечно, было чертовски обидно, что результаты не столь впечатляющи! На занятиях он вынужден был выгнать студента–стажёра Марио Дельгадо, который на следующий день написал на него обвинительное письмо в ATD (университетский профсоюз) и показал Веронике! У Кольцова состоялся разговор с ней об этом. Она вроде бы его поддерживала, но… чисто «морально». В тоже время семь (из восьми) слушателей его нового курса изъявили желание продолжать «научную работу». Это была победа!

Во вторник вечером Кольцов посмотрел в «Dorado» «Свой среди чужих, чужой среди своих» Никиты Михалкова. Фильм ему очень понравился. Неожиданно и ново! Но зал был почти пустой! Это — не Куба и здесь мало кого интересовала «Русская революция», которая была уже очень давно — в начале века.

В среду утром на машине с Михаилом Саенко Кольцов вновь съездил в госпиталь «Ленин Фонсека». Юра Малахов посмотрел снимки и успокоил, что всё–таки камень был. Вечером в доме отмечали день рождения жены Коли Юрского (которая пока находилась ещё в Киеве). Анатолий Жарков зло «шутил» над Евгением Орловым, чей авторитет в группе упал почти до нулевой отметки. После этого «холостяки» отправились в «патио» Сергея, где хорошо выпили и посидели до 2‑х ночи, слушая на этот раз новые записи Вилли Токарева.

В Департаменте занятия с «философами» вошли в норму. Британия и Ренсо представили хорошие доклады. Вероника провела совещание «советников». На этот раз дело сдвинулось с «мёртвой точки». Обсудили основные курсы для студентов первых 3‑х лет обучения. Перед занятиями выяснилось, что мобилизован Франсиско — Серхио.

В CNES состоялось заседание «Методсовета» по «научной работе» (которое проводил Саенко), заслушивались отчёты отъезжавших преподавателей. Народу было много, толку мало. Вартан пытался добиться согласия Сергея на отдачу его «веса» Ромашину. Дело в том, что в самолёт на каждого человека (а соответственно — на семью) разрешено лишь 20 кг. дополнительного багажа. Сергей отказался.

В субботу он поехал со всеми в Масайю. Купил платья и бижутерию для Лиды и матери, Дважды пообедал: вначале в городе с «холостяками», а затем вместе со всеми в «Tip — Top». Выпили много, настроение было хорошее. Вечером сходил в «Cabrera», посмотрел американский фильм «Бабочка» с участием Стом Кич и Орсона Уэллеса. Рано лёг спать (трезвый).

Воскресный набор дел Сергея был обычный: глаженье белья (выстиранного вчера), уборка комнаты, «Вьетнам», обед в «Ronda», затем кино. Смотрел «Дуэль гигантов» с участием Марлон Брандо и Джека Никольсона. Вечером присутствовал на дне рождения Ренсо. Были незнакомые ему гости: испанец (баск) Альфонсо, чилийка Марчела и чилийская пара. Среди них Сергею было скучно. Ренсо отвёз его домой, и они посидели немного в его «патио». Перед сном он подсчитал свои долги за последнее время — 5 200 кордобас!

Кольцов провёл последнее в этом семестре занятие с группой преподавателей политэкономии. Последнее совещание у Вероники прошло успешно, приняли, наконец, проект учебного плана для студентов. Ампаро представила интересный доклад. Кольцов получил зарплату (40 %) и рассчитался с долгами. Ему позвонил Иван Петухов: нужен отчёт по лекторской работе, в четверг — Совет по пропаганде. Вот мерзавец! Кольцов работал, а он «отчитывался». Крашенинникова и Барсукова это, похоже, устраивало. В среду в посольстве прошло отчетно–выборное партсобрание ГКЭС. Вёл Миша Грач, секретарём вновь выбрали вернувшегося Павлова, в партбюро вошли Грач и Ярко. Вартан предпринял отчаянное усилие прорваться в партбюро и… попался в ловушку: Ярко бесцеремонно поставил его «на место».

На собрании группы отчитались преподаватели, отъезжавшие в отпуск. В большинстве своём эти отчёты были «липой», но с большими амбициями Кто будет проверять?! После этого Кольцов был на Совете по пропаганде (в посольстве). Все шло нормально до его короткого выступления о новом составе лекторской группы (список ему вручил Петухов накануне). Барсуков был взбешён! Петухов Сергея просто подставил и… промолчал. Домой его подвёз Павлов. В это время вся «Болонья» принимала семью Вартана Мирзояна.

Из–за происшествия в посольстве настроение у Кольцова было прескверное. В университете он проболтал полдня с Нистрюком и Беком о делах «групповых». После работы заехал в посольство, все от чтения лекций отказывались. В автобусе «командовал» Александр Медведкин (новый «друг» Вартана). Дома Сергей пил один в своём «патио», ребята уехали в «Планетарий» на «прощание» отпускников.

Между тем в мире произошло следующее:

Фидель Кастро открыл в Гаване заседание СЭВ с участием Никарагуа. Гондурас и Сальвадор объявили о проникновении в их страны никарагуанских «диверсантов». В Чили растёт волна протестов против режима Пиночета. В Майами раскрыт заговор против президента Гондураса Суасо Кордовы, в котором замешаны военные. В Гондурасе интенсифицируются военные манёвры США, и происходит «возня» войск у границы с Никарагуа. Сальвадор имеет 59 военных самолётов и 9 вертолётов; Гондурас — 30 самолётов, Гватемала — 16 самолётов и 4 вертолёта, Куба — 200 самолётов. На заседании ОАГ в Бразилии команданте Нора Асторга обвинила США в агрессии. В США на президентских выборах с преимуществом в 18 % победил Рональд Рейган, который заявил, что США не будет спокойно наблюдать за вооружением Никарагуа, и отказался от встречи с Даниэлем Ортегой.

«La Prensa» (и «Голос Америки»): В Гранаде американцы открыли новый аэродром (который построили кубинцы при Бишопе). В результате покушения умерла от ран Индира Ганди. Раджи Ганди (сын) назначен премьер–министром правительства Индии. В Индии проходят кровавые столкновения, сжигают заживо «сикхов». Светлана Аллилуева (57 лет) вернулась в Советский Союз (после 17 лет отсутствия) со своей дочерью Ольгой (13 лет) от четвёртого брака, выступила на пресс–конференции в Москве. В Кабуле (Афганистан) был сбит советский самолёт с 240 солдатами, возвращавшимися на Родину. Генеральная Ассамблея ООН 119 голосами приняла резолюцию о выводе советских войск из Афганистана. Ангола объявила о согласии на постепенный вывод кубинских войск. В ФРГ и Голландии во время круиза с польского парохода сошли 200 человек и попросили политического убежища. В ФРГ из другого тур–теплохода сбежало ещё 100 поляков. Покушавшийся на Рейгана Джон Хинклей требует своего обмена на Сахарова.

Декабрь. Отчёты и отъезды

Дни проходили спокойно.

Суббота началась для Кольцова, как обычно. Утром звонил Крашенинников, обещал «помочь» решить проблему с лекцией. Вечером в кино попасть не удалось, все ближайшие кинотеатры объявили забастовку. Вернулся домой, уставший и злой. Настроение прехреновое.

В воскресенье обычная домашняя рутина. После обеда Сергей сходил в «Гонсалес», посмотрел испано–итальянский фильм «Коммандос» о приключениях англо–французских диверсантов в тылу немцев. Остальные кинотеатры продолжали забастовку. Вечером «беседовал» с ребятами на крыше дома.

На работе делать было нечего, занятия не состоялись. Кольцов присутствовал на завершающем собрании, которое проводила Вероника по проекту «развития» Департамента. День прошёл в разговорах о перспективах «научных» исследований с Британией, Маргаритой и Ампаро. Все демонстрировали интерес, но пока ничего конкретного. После работы ему позвонил Иван Петухов: если лекция не состоится, будет скандал! Вечером был разговор с Ренсо о Болгарии (о возможности их эмиграции).

Во вторник состоялось «открытое» партсобрание группы в ГКЭС по поводу «эффективности работы» и «соцсоревнования». Собрание превратилось в спектакль с участием «актива». Миша Грач «психанул». Вартан специально «завалил» вопрос о «победителях соцсоревнования», Александр Медведкин и Павел Бортников (новый профорг) разыгрывали «рыжих». Итак, «верхи не могут управлять по старому…» Вечером Сергей напился с ребятами в своём «патио». Это становилось уже нормой. Иначе ему было не дожить до утра!

Весь следующий день на работе все делились впечатлениями по поводу вчерашнего собрания. Сергей пришёл к выводу, что собрание преднамеренно провалил Вартан. Обедали вместе почти всей университетской группой. Событие — невероятное за последний год. Затем Кольцов провёл последнее собрание преподавателей Департамента (осталось 6 человек), поблагодарил их за работу. После этого присутствовал на собрании советской университетской группы (11 человек) по поводу «учебных планов» на 1985 год. Во время его выступления опять «вякал» Медведкин, пришлось его заткнуть. В связи с предстоящим отъездом в отпуск Вартана и. о. «старшим» по университету был назначен Нистрюк.

Вечером Кольцов был в INAP (ANICS) на лекции югослава–диссидента Эрнесто Манделя о «мировом кризисе». Лекция была грамотная, но малооригинальная, за исключением двух моментов: о значении кредита («долгов») в развитии экономики капиталистических стран (5 000 000 000 000 млн. $) и о «derota» (поражение) «левых» в Европе. Затем с ребятами (итальянцы и Пако) заехали в Pizza» обсудить лекцию, от которой они были в восторге. Сергей не стал их разочаровывать.

Пятница началась с профсобрания преподавательской группы в доме «Болонья» (дубль проваленного Вартаном собрания). Утвердили «соцобязательства». В список «победителей» попали Орлов, а также Миша Болтнев и Чеслав из Леона. Орлова рекомендовали к Почётной грамоте ГКЭС. (почему бы не отметить «хорошего» человека, даже если он полное ничто). Разгорелся большой спор из–за «экономии горючего» (автобуса), но, в общем, все закончилось благополучно. После этого Кольцов с Орловым отправились в университет. Затем — в ГКЭС, на заседание Методсовета. Вартан доложил отчёт чётко с «выводами и предложениями», которые подверглись дружной критике. Постановили: «доработать» и «ознакомить»… Кольцов неожиданно сцепился с Саенко. Как было сообщено, в 1985 г. из университета должны уехать все советские преподаватели (в том числе прибывшие в этом году). Некоторые преподаватели покидали UNI. После собрания Сергей с Саенко и Бортниковым. заехали в ресторан «Pichel» «снять напряжение». Вечером дома Сергей выпил с ребятами. Ночью прихватило сердце.

На следующий день в «Болоньи I» состоялась «despedida» (проводы) отъезжавших в отпуск ребят и Нелли Ткаченко. Поначалу всё было неплохо, но затем явился Вартан со своими «адъютантами». После этого Сергей ушёл и лёг спать. Спал очень плохо.

Воскресенье началось спокойно с глажки белья. Затем приехал Ренсо и увёз Сергея к себе с целью совершить «автопрогулку» (Сергей уже давно не сидел за рулём), но ничего не вышло. Сначала из дома убежал Негро (собака) и его долго искали на машине. Затем выяснилось, что в машине не работает вентилятор мотора, и долго пытались найти причину. Вернувшись в «Болонью», продолжили ремонт, с помощью Ёнаса. Затем Сергей пообедал с итальянцами в «Интерконтинентале» и они завезли его в кино. Он посмотрел американский фильм «Цементные джунгли» (о женской тюрьме). Вернулся домой, посмотрел по ТВ «Новости» и ковбойский фильм. Затем подошли «гвардейцы кардинала» и они дружно посидели «на посошок» во дворике «под попугаем» до 4‑х часов. Сергей очень устал, но время провёл неплохо.

Утром проводили в аэропорт ребят: Анатолия Жаркова, Колю Юрского и Нелли Ткаченко. На работе Сергей задержался недолго. Вернулся домой и вымыл дом («половой дежурный»). Перед этим сходил во «Вьетнам» выпить пива. Вместо обеда принёс домой пиццу, но отдохнуть не удалось. Маленький сын Медведкиных, перебравшихся временно из «Планетария», устроил шум по всему дому. Вечером Астра Гаспарёнас пригласила совершить прогулку к ребятам в «Las Palmas». Приняли хорошо, накормили ужином и поговорили об «альтернативе» (похоже, между Вартаном и Тюхтей объявлена открытая война). Ночь прошла тяжело, с головной болью и беспокойно. Сегодня он не получил с самолётом ни одного письма!

Во вторник Кольцов поехал на работу один. Делать было нечего. Марго сменила причёску (?) Поговорил с Вероникой о курсах на следующий семестр. Дома опять отдохнуть не удалось (из–за шума детей). Вечером пришёл Бек и рассказал, что днём в «Болонье» был Вартан и орал на Орлова в присутствии его «мальчиков». Это значит, что он нашёл «козла отпущения» и хочет выйти из конфликта. Тюхтя улетел в Москву с 120 кг веса (?) и на ГКЭС из аэропорта пришёл счёт на «превышенный» вес. Итак, оказалось, что в конфликт замешаны все, кроме Сергея!

На работе Кольцов с Ампаро и Марго сделали необходимые бумаги для Вероники. Затем пообедал с итальянцами и Пако в ресторане «Gran China». На работу Сергей уже не вернулся, но дома отдохнуть тоже не смог. Днём был разговор с Нистрюком, он, как и Серёжа Франчук, собирался переезжать в «Болонью». Это для Сергея означало — конец света! Кто ещё? По этому поводу Орлов был вызван срочно на «беседу» в ГКЭС.

На следующий день Кольцов съездил со всеми на рынок и купил дочери красивые («под кожу») джинсы. На работу не поехал. Вечером была «despedida» Ромашиных. Прошло неплохо. Сергей поговорил с приехавшими Освальдо Чавесом (проректор университета) и Абелем Гараче (подарил ему «Хрестоматию»), познакомился и потанцевал с сальвадоркой Марией. Вартану рассказал о «сущности армянской истории». Напился и впервые за последние дни спал спокойно.

В разговоре с Кольцовым Вероника сообщила, что из «банды четырёх» вряд ли кто–нибудь останется в университете в следующем семестре. Дома Сергея застала очередная «despedida», Бек прощался со своей кафедрой. Пьяные гости бродили по дому до позднего вечера. Вечером он с итальянцами попытался попасть в кино, но неудачно. С третьей попытки осели в ресторане «Tinojones». Было много народу, шумно и громкая музыка.

В субботу с Гаспарёнасами Кольцов сходил в «дипмагазин», купил испанский «Fundador» и блок сигарет «Winston». Видел Ярко и Барсукова, последний приветствовал его с улыбкой (?). Неожиданная встреча с Крашенинниковым не имела продолжения. Он был явно очень раздражён. После магазина Сергей с литовцами пошли пешком в Ассоциацию рабочей культуры посмотреть выставку никарагуанского художника Dario Zamora. Оригинальные сюжеты и яркие краски (картины стоят от 16 до 35 тысяч кордобас). По пути назад попали под дождь. Зашли в кабачок, выпили пива, поговорили о делах «UNI». Против Тюхти сложилась сильная оппозиция во главе с Мишей Грачем. Дома их ждал очередной «прощальный обед». Пьяный марафон закончился к 11 часам ночи. Ночью Сергей чуть не умер. Сердце!

Утро было тяжёлым. Но Сергею надо было вымыть пол во всем доме (его очередь) и погладить белье. Обедал в «China Palace» с Крашенинниковыми. Поговорили о делах «лекторских». Затем вернулись в «Болонью» и застали Освальдо Чавеса, приехавшего попрощаться с Беком. К столу присоединились другие. Затем приехал Вартан и, наконец, явились итальянцы. В общем, опять был ночной марафон.

«La Prensa»: Туннерман (бывший министр образования) вручил Р. Рейгану свои «полномочия» как посол Никарагуа в США. Республиканский сенатор (США) Пете Вилсон заявил, что США готовы к бомбардировке Никарагуа (К. Вейнбергер подтвердил это). Рейган заявил, что пора положить конец проникновению коммунизма в Латинскую Америку. Гондурас и США ведут секретные переговоры о военном союзе. В Гондурасе начинаются новые американо–гондурасские манёвры «Скорпион», участвуют 90 тысяч морских пехотинцев США. В Сальвадоре начались вторые переговоры между правительством и повстанцами. Президент Сальвадора Дуарте отверг предложения Фронта Освобождения (FLNFM), взамен предложил лишь амнистию и участие в муниципальных выборах. В Сальвадоре убит во время покушения полковник Д. Монтеросса. Сангинетти в Уругвае объявил о формировании правительства «единства» и амнистию политзаключённым, которая не распространяется на «тупамарос». В Уругвае освобождён Вильям Фрейра, лидер Национальной партии Уругвая. В Гренаде прошли парламентские «выборы», победила Национальная партия проамериканской ориентации. В Гватемале авиация бомбит крестьянские районы. В Перу появилась партизанская организация «Tupas Amaru». Куба и США заключили соглашение о возвращении (назад) сбежавших уголовников.

…В понедельник Сергей проводил последних своих соседей. Улетели Ромашины, Орловы, Дуйсенбаевы, а с ними ещё четверо других преподавателей. Теперь Кольцов остался в «Болоньи» почти один (и литовцы) и всё утро принимал новых «временных» соседей: Франчуков и Нистрюков. Началось с инцидента с холодильником, кончилось общим ужином. С этим самолётом Сергей получил письма от всех своих, от Лиды — письмо хамское. Значит, его последнее письмо её зацепило.

На работе Кольцову делать было нечего. Никарагуанские преподаватели (и «интернационалисты») заняты экзаменами. В доме установилась угнетающая обстановка. Гаспарёнасы ночью залезли в комнату Бека (здесь внутренние двери не имели замков). Сергей поговорил вечером с Нистрюком. о «делах» в группе. Пришли к выводу, что «победителей» и «побеждённых» не будет. Выкрутится Вартан или «власть» перейдёт к Ярко? Но ни тот, ни другой управлять группой не могут, а «участники» скандала «горят» в любом случае.

На следующий день все оставшиеся преподаватели были вызваны в ГКЭС и Моторин «попросил», чтобы преподаватели из UNI забрали свой «протокол–заявление» против Тюхти. Вартан поддержал эту «просьбу». Вопрос был решён и Ярко отвёл первый удар. Итак, 1:1.

В четверг поездка на «рынок» прошла нормально. Сергей на работу не поехал. Дома он нашёл пропавшего накануне попугая Коли Юрского «Гошу»… на мусорной куче мёртвого. Это — явно дело Ёнаса. Скотина! Между тем Астра готовилась к большому банкету! Вечером Сергею позвонила Тая (медсестра из военного госпиталя в Чинандеге) по поводу её магнитофона, который как раз вчера он забрал из ремонта.

Утром Тая приехала. Сергей съездил с ней в гости к Пако, затем отвёз её на рынок и «Centro Comercial». Она была впервые в Манагуа и на всё смотрела с распахнутыми глазами. При прощанье вдруг неожиданно расплакалась, обняла Сергея и… уехала. Он испытал страшную усталость и почувствовал, как они здесь все «озверели», забыв простые человеческие чувства.

Вечером он уехал в посольство, но там ему было скучно. Барсуков его избегал. Отправил письма. Когда Сергей вернулся, дома продолжался «банкет» Ёнаса. Народу было мало и не весело. Он отправился к себе в комнату и слушал аудиокассеты, привезённые Таей (эмигрантская музыка — Гулько и другие).

Кольцов съездил в госпиталь к Малахову, рентген показал, что всё нормально. После обеда «дежурил» по дому (соседи уехали на пляж «Почомиль»). Вечером поужинал с итальянцами в «Lago grande».

В воскресенье он отпечатал на пишущей машинке, («одолженной» у Вартана) отчёт о лекторской работе (свыше 120 лекций!) Съездил с итальянцами в Масайю (просидел с Дани в машине). Марго передала для Лиды змеиный пояс и записку. Вернувшись домой, Сергей сходил в «Dorado», посмотрел неплохой английский фильм «Сладкая пленница». Дома Гаспарёнасы молча собирали чемоданы (утром Астра ему нахамила). По ТВ посмотрел концерт с участием Лолы Пореньи и Джины Лоллобриджиды. Затем — очередную серию «Gran detective».

В Манагуа проходит очередная «Piñata» («детская неделя»), огромные очереди в развлекательные заведения. «Barricada» сообщила: советский посол в Никарагуа вручил Ольге Авилес (COMIPAZ) прибывшие самолётом из Москвы игрушки для никарагуанских детей к Рождеству.

Серхио Рамирес (вице–президент Никарагуа) отказался от поездки в США (из–за выданной ему «туристической» визы). Сандинистский Фронт заявил о прекращении «Национального Диалога» из–за бойкота «правых» партий. Робело (ARDE) «случайно» спасся при покушении его «телохранителя». Эден Пастора совершает вояж: Гондурас — Сальвадор — Майами. В Никарагуа группа американских сенаторов была принята Даниэлем Ортегой. Томас Борхе в Гаване заявил, что «американский народ — главная жертва империализма». Луис Каррион в Боготе (Колумбия) ведёт переговоры с одним из лидеров MISURASALA Бруклином Риверой. Луис Лейва (CDN) и Аран Флейес (SCP) заявили, что «марксизм не является решением в расцвете XX века». Вергилио Годой (PLI) заявил, что «оппозиционисты» (Перейра и др.) являются «всадниками Троянских коней», имея в виду Сандинистский Фронт. Состоялась встреча Даниэля Ортеги с Мигелем Обандо–и–Браво и другими епископами. У посольства Коста — Рики в Манагуа произошёл инцидент, в результате был ранен никарагуанский гражданин, скрывающийся в посольстве.

…24 декабря утром проводили Гаспарёнасов и последнюю группу «отпускников» (вместе с Вартаном). Затем Сергей выпил пива во «Вьетнаме» и засел за перевод преподавательских рефератов. После обеда оставшиеся преподаватели съездили за деньгами, после чего заехали в «Lecmiel», выпили «пива». Ренсо приехал поздно с отцом Марго, который вручил Сергею японскую фотокамеру «Pentax». Затем поехали на ужин в дом других итальянцев. Ели спагетти, пили французское вино. Затем посидели несколько минут в доме Ренсо. Сергей вручил свои «подарки», (подготовленные заранее Лидой), но, похоже, они не понравились. После этого Сергей с Пако заехали к родителям Эллисы Альварес (уехавшей в Советский Союз на учёбу), которые встретили их роскошно, но было уже очень поздно. Сергей узнал, что Эллиса учится в Ташкенте. Вернулся домой в лимузине Пако в 2 часа ночи.

Следующий день прошёл без впечатлений. Сергей занимался монтажом «эмигрантских» кассет. Вечером посмотрел по ТВ фильм «Акула» («Челюсти») и музыкальную программу певца Хосе Хосе.

В среду в посольстве прошёл «партактив». Доклад Барсукова был неплох, но посол его всё–таки раскритиковал: нет информации, нет анализа, нет отдачи, нет самокритики… Понятно, почему «партактив» перенесли на неделю (несмотря на присутствие представителя ЦК). Первый секретарь Матвиенко заявил, что руководство «специалистов» не обеспечивает безопасности своих сотрудников. Это означало требование усиления «режима». Постановление зачитывал Ярко. Крашенинников вновь стал к Сергею внимательным. Такое впечатление, как будто он выполнял прямые рекомендации посла. Затем Сергей с Иваном сидели в «патио» и обсуждали последние события.

Сандинистский Фронт отметил 10‑ю годовщину атаки на дом «Чема Кастильо».

27 декабря 1974 г. отряд молодёжи под командованием. Эдуардо Контрераса захватил в Манагуа дом сомосовского функционера Кастильо, где во время праздника находился посол США (и должен был присутствовать Сомоса). Требования сандинистов были выполнены (освобождение политзаключённых и получение 5 млн. долларов, объявление по радио Программы СФНО). Эта операция имела большой международный резонанс…

Министерство обороны информирует, что в ноябре было уничтожено около 500 «контрас», атаковавших ряд сельхозкооперативов. На севере страны были убиты 22 сборщика кофе (мобилизованные рабочие из Манагуа). 22 рабочих TELCOR, мобилизованных на уборку кофе, были заживо сожжены в подбитом «контрас» грузовике. Третий раз машина Министерства сельского хозяйства попадает в засаду «контрас» (погибло 9 человек). «Контрас» расстреляли джип с крестьянами (погибло 8 человек). 24 декабря «контрас» напали на кооператив в департаменте Эстели, убито 17 крестьян, 13 захвачены. «Контрас» убили за два года в Никарагуа 2300 детей (6 тысяч остались сиротами). За первые две недели декабря было ликвидировано около 100 «контрас». С 15 декабря уничтожено 95 «контрас». В лагере никарагуанских «контрас» объявился кубинский экс–команданте Матос (выпущен из кубинской тюрьмы в 1979 г.).

…От итальянцев звонка не было уже два дня. Явно, они разочарованы последней встречей.

Наконец, позвонил Ренсо (Дани здорово побил себе зубы) и Пако, который заехал и они с Сергеем пообедали в «Ronda», поговорили об ANICS. В доме обстановка дерьмовая (из–за хамства молодых Франчуков). Сергей занимался домашними делами и конспектами. Ночь прошла в тяжёлых снах (со «значениями»).

Утром он подумал, что так он может свихнуться.

Вечерами он сидел в своём «патио», слушая музыку. Уложив своё семейство спать, приходил Нистрюк, и они говорили о «халтуре» и «шулерах», и вообще о том: «зачем мы здесь нужны?» Их отношения никогда не были дружескими, но Иван за два года изменился, умудрился не вляпаться ни в одну «коалицию», работал честно (он — математик) и его уважали никарагуанцы. Жена у него была, конечно, — стерва (но ведь и у Сергея — тоже), и он — «сам по себе». Но они с Сергеем были из «последних могикан», и как–то ни разу за это время не поссорились. Сейчас им было о чём вспомнить и подумать.

«La Prensa» опубликовала: статью «Почему устарел марксизм?» в связи с тем, что в Китае продолжается пропагандистская кампания против марксизма (К. Маркс «неадекватен» и «устарел»), проходит массовая «отставка» высших военных. Иранская спецкоманда проникла в захваченный кувейтский самолёт и обезвредила 4‑х захватчиков. В Камбодже вьетнамские войска нанесли сильный удар по центральным лагерям «кхмеров». Правительство ФРГ купило у ГДР 80 политзаключённых по цене от 17 до 100 тысяч дол. В ФРГ «Боевые коммунистические ячейки» (CCC) взорвали в трёх местах нефтепровод НАТО в знак протеста против «евроракет». В Москве на Пушкинской площади арестованы 12 «защитников прав человека». В Испании (Бильбао) арестованы руководители террористической организации ЭТА. В Италии террористами взорван пассажирский поезд в туннеле (30 погибших и 117 раненных). В Индии на парламентских выборах победу одержал Национальный Конгресс. Лидеры афганских «моджахедов» Абдул Кахум и Мохаммед Хашем в Колумбии заявили, что в стране уже погибло свыше 1 миллиона человек.

”La Prensa» сообщает: В Афганистане в боях у г. Шавни (?) советские войска потеряли 810 убитыми и 326 пленными. За 5 лет советские войска в Афганистане (23 тысяч) потеряли 5 тысяч человек, 7 тысяч танков, 380 самолётов. М. Горбачёв находится с визитом в Англии. Советские военные корабли прибыли с визитом на Кубу. Куба обходится Советскому Союзу в 3 млрд. дол. ежегодно (нефть и прочее). Никарагуа за 5 лет получила 635 млн. дол. от соцстран (262 млн. от Советского Союза) и 282 млн. дол. от Западных стран.

…31 декабря начался для Сергея с уборки комнаты, сжигания писем и разбора газет. Затем он пошёл в TELCOR, но в течение 2,5 часов дозвониться до Москвы не удалось! Потом бегом примчался в «Las Palmas» за 15 минут до Нового года (по Московскому времени). Выпили, закусили, послушали его новые кассеты, поговорили о «делах групповых», сыграли в преферанс и… Сергей уехал. Дома встретил Новый год (по–никарагуански) с Нистрюками. Выпил много, но настроение осталось скверное. Поздравительные открытки получил лишь от мамы и дочери. Лида прислала поздравления итальянцам.

Итак, 1984 год позади, со всем, что было и прошло…

Январь. Инаугурация

1 января утром после лёгкого завтрака, Кольцов отправился в TELCOR. Улицы были пустынны. Дозвониться до Петрозаводска и поздравить дочь с днём рождения опять не удалось, домашний телефон не отвечал. Настроение было испорчено на весь день. У него было ощущение, что там что–то случилось. Дома провалялся до обеда. Обедал с Нистрюками. Вечером был у итальянцев, играли в покер, пили вино. Напряжённость спала, но не полностью. На душе было неспокойно.

Последующие дни Сергей проводил, читая и конспектируя. Вечером — посещение кино, потом ТВ. В доме пропал второй попугай «Птенчик», оставленный Ромашиными. На этот раз — это, наверняка, дело рук Франчука, который постоянно хамил Сергею. Нистрюк сообщил, что Ярко забрал «Toyota» Вартана (временно или постоянно?).

В субботу Сергей остался дома, не поехав вместе со всеми в Хилоа. Отдохнул и посмотрел в «Dorado» «Семь мужчин и единая судьба» («Великолепная семёрка») с Юл Бриннером, Бронсоном и Дональдом Рейганом. Затем выпил пива в «Antojitos».

В понедельник получил письма от матери, брата, сына и Лиды. Письмо Лиды ему не понравилось, много поучений и упрёков. Настроение было испорчено на весь день. Вечером пил один, слушал записи Высоцкого. Затем пошёл ужинать в китайский ресторан «7 mares». Ночью приснилась змея (?!)

В «дипмагазине» купил двухкассетный “ Technics National» (375$) — первое впечатление хорошее. Теперь надо было продавать двухкассетный «Charp» (Чукавина), но жалко расставаться с ним. По неофициальному требованию посольства вывезти в Союз можно только один магнитофон. Нистрюк сообщил Сергею, что 80 кг. его веса всё–таки забрали (Вартан!) и возвращать не собираются. Так ГКЭС решил проблему «перевеса» багажа улетевшего Тюхти. Вечером заехал на час Ренсо, поговорили о «латиноамериканском мышлении» и о подарке для родителей Марго. Предположения Сергея подтвердились, хотя итальянец был уклончив.

В среду по ТВ Кольцов смотрел процедуру открытия Национальной Ассамблеи (3 часа) и процедуру выборов Руководящей Хунты.

«Barricada» на следующий день сообщила: Председателем Национальной Ассамблеи избран команданте Карлос Нуньес Тейес. Вице–председателями — Летисия Эрера, Клименте Гвидо и Астурисио Диас. Секретарями: Рафаэль Солис, Доминго Санчес и Константино Перейра.

10 января — день вступления в должность Президента Даниэля Ортеги. На инаугурацию прибыли Ромеш Чандра (Совет мира), президент Югославии и премьер Суринама, министры иностранных дел стран «Контадоры» и Вишневский (Социнтерн). Европейские страны и США представлены лишь послами. Соцстраны — заместителями председателей Госсоветов, а другие — министрами.

Утром, по срочному вызову, все были вывезены в посольстве на встречу с советской делегацией во главе с Баркаускасом, который говорил о задачах на ближайшую пятилетку. Встреча Кольцова с посольскими знакомыми была весьма прохладной. После обеда он смотрел по ТВ акт инаугурации Даниэля Ортеги (утром в Манагуа прилетел Фидель Кастро). Церемония проходила на площади у «мавзолея» Карлоса Фонсеки. Всё выглядело весьма церемонно, но речь Даниэля была неопределённой. Даниэль Ортега объявил состав нового правительства (все министры остались на своих местах) и принял присягу членов правительства уже в здании правительства. После этого на площади «19 июля» было «народное гулянье».

На следующий день вечером Кольцов побывал у итальянцев на встрече с сальвадорским «доктором». Вернулся рано. Смотрел по ТВ речь Фиделя на открытии сахарного завода «Июльская победа», построенного кубинцами (73,8 млн. дол). Фидель говорил около 3‑х часов обо всём и… за мир. Даниэль вручил ему орден Сандино.

Телевизионные новости сообщают: La Prensa»: В Никарагуа присутствуют писатели Габриэль Гарсия Маркез и Адольфо Ескивель. Иностранные делегации начали отбывать из страны. Фидель Кастро отбыл на Кубу.

Объявлена национальная концепция новой Конституции. Оппозиционные партии выражают опасение, что Конституция будет просоветской. В Консервативной партии — раскол, избран новый исполнительный комитет и генеральный секретарь. Артуро Круз возвращается в Никарагуа (после обращения к Рейгану поддержать «контрас» и «гражданскую оппозицию»). Сандинистский Фронт и представители католической Церкви (присутствовал представитель Ватикана) провели вторую встречу. Монсеньер Павло Антонио Вега (Председатель Эпископальной Конференции) объявил меры против священников–министров, призвал к «борьбе за свободу и права человека» в Никарагуа и собирается на Кубу по приглашению Фиделя. Эдгард Парралес (представитель Никарагуа в ООН) отказался от священного сана. Во время пребывания («тайно») в Никарагуа ранен Бруклин Ривера. Виргилио Годой заявил, что Никарагуа — «страна на инвалидном кресле». 11 партий (без Сандинистского Фронта и МААР) продолжают настаивать на «Национальном Диалоге». МААР («троцкисты») назвала кампанию за «Национальный Диалог» «буржуазно–ревизионистской». MISURASATO исключила из своих рядов Бруклина Риверу. Высший совет по выборам и Хунта Фронта объявили порядок передачи власти Национальной Ассамблее и вступления в должность Президента и вице–президента. Эрнесто Кардиналю вручён орден Сандино в честь 60-летия. Объявлен новый призыв на военную службу (SMP).. Команданте Эммет Ланг назначен командующим авиации и ПВО Никарагуа (бывший командующий Р. Венейро скрывается в американском посольстве). В Никарагуа прибыл премьер–министр Ирана Хусейн Моусави

…В субботу Сергей съездил в «Cinemateca», посмотрел американский фильм «Солдаты–убийцы» о приключениях американских солдат во время войны с Японией на Филиппинах.

В понедельник улетела Наталья Франчук. Накануне приезжали прощаться с ней Буровлёв (секретарь посольства) и Трушин («корреспондент» ТАСС). Кольцов знал, что у Саши Трушина папа — генерал КГБ, и вспомнил, что у Наташи — тоже папа генерал КГБ (только в Киеве). Наконец, ему стало понятно, почему молодые Франчуки (25–27 лет) вели себя здесь столь нагло.

Сергей получил письма из дома. Оказывается, Лида и дочь были на каникулах в Москве. Иван сообщил, что преподавателей всё–таки «отлучили» от «пятниц» в посольстве. По сложившейся традиции, вся советская «колония» в Манагуа собиралась по пятницам в посольстве, где проводились информационные мероприятия, встречи с «гостями» и развлекательная программа (обычно — новинки советских фильмов). Это была единственная возможность общения со своими соотечественниками. Теперь для преподавателей, ворота посольства — это «окно на Родину», — было зарыто. Сергей помнил, что так произошло и на Кубе: когда первая студенческая группа прибыла в Гавану (1966 г.) уютный особняк советского посольства был для них «родным домом». Когда он уезжал через два года, в посольство можно было попасть только по «вызову». Это в традиции советской дипломатии — заграницей огораживаться от своих соотечественников высоким забором. Всё, как в Союзе: «мы и они».

Иван передал, что Ярко ждёт в феврале ещё 16 новых специалистов. Где он собирался их размещать? И как же с заявлением о том, что все преподаватели покинут страну в этом году? Что там происходило в Москве? Постоянно приходили разноречивые и отменявшие друг друга указания. Такое впечатление, что «ответственные товарищи» в ГКЭС меняются вместе со сменой руководства в Кремле. Одно ясно, в Москве не рассчитывали на столь безоговорочную победу сандинистов на выборах и готовились к «худшему» варианту.

Кольцов в «Cinemateca» посмотрел «Fitzcarraldo» (ФРГ) с участием Анастасии Кински об одном меломане, оказавшемся в джунглях Амазонки (Перу).

Дома он поругался с Любой Нистрюк из–за «хлопанья дверью» и сделал вывод, что люди не меняются, а только приспосабливаются к обстоятельствам. Зато днём, наконец–то, отдохнул нормально. Позже приехал Ренсо, и они поговорили о политическом и моральном критериях в формировании «среды общения» (по поводу его дня рождения). Сергею вновь пришлось ему объяснить, что, несмотря на их дружеские отношения, он не может появляться в «любой» компании. Страна битком набита разными иммигрантами, и неразборчивые знакомства могут иметь для него нежелательные «осложнения». Вечером Сергей побывал в посольстве на партсобрании ГКЭС, которое вёл Ярко. Кольцов забрал свои багажные билеты.

Дома он начал читать книгу итальянца Умберто Эко «Имя Розы» (на испанском). Сложная, но умная книга. Ночью он долго не мог уснуть, думал о детях.

Кольцов продолжал переводить «научные» рефераты преподавателей Департамента. Конечно, все они были на уровне студенческих курсовых работ. Закончил также читать книгу Эдуарда Ниполя «Будущее философии»: латиноамериканское многословие, но есть интересные мысли. В «Cinemateca» посмотрел английский фильм «Любовник леди Чатерлей», красивый фильм с «идеей» — пропасть между классами. Но удивительно, как умные актёры могут сниматься в порнографических сценах! Перед сном он сцепился с Сергеем Франчуком. Всё–таки был он негодяем, им и остался! Перед этим Иван сообщил, Сергею, что Аэрофлот отказался переоформить его документы на багаж! Это уже было откровенной подлостью!

Воскресное дежурство Кольцова в ГКЭС прошло спокойно. Почти все аппаратчики уехали в Хилоа, здание было оснащено сигнальной системой как военный штаб. Сергей читал, смотрел телевизор. После дежурства пообедал в Terrasa». Вечер провёл дома, смотрел ТВ.

Рейган вновь намерен просить Конгресс 14 млн. дол. для никарагуанских «контрас». В департаменте Эстели «контрас» убили 13 строительных рабочих. За 15 дней января сандинистская армия вывела из строя 362 «контрас» (297 убиты). Задуманное совещание всех лидеров «контрас» в Майями не состоялось. Ведутся переговоры об автономии Атлантического побережья. Фагот, лидер индейцев MISURA, арестован в Гондурасе и выслан в Майами. США начинают новые военные манёвры в Гондурасе «Awas Tora III». У берегов Гондураса разбились 2 военно–транспортных самолёта США (погиб 21 человек). Авианосец «Нимитц» (США) с 90 самолётами находится у берегов Никарагуа (Атлантическое побережье). США отказались от продолжения переговоров с Никарагуа в Мансанийо (Мексика). США покинули Международный суд (ООН) в Гааге как протест против иска Никарагуа. В Гаване разбился Ил‑18, погибло 40 человек (10 никарагуанцев, среди них три девочки).

…Самолёт из Москвы задержался с прилётом на 7 часов (?). Поэтому писем не получили.

22 января — первый день работы в университете (закончились «рождественские каникулы). Кольцов увидел почти всех своих ребят, поговорил с Марго о «научном семинаре». Обедал у итальянцев.

Сергей начал готовить лекции по методике научной работы. Хериберто Корнехо ушёл на «партийную работу». Приехал немецкий лектор по UPDLA. Сергей получил письмо от Марио Гутьерреса (он — в Москве, в Университете ДН). Марго сообщила, что два месяца назад «потеряла» письмо ему от Розы — Лилы (!). Неужели ревность? Сергей впервые задумался об её отношении к нему.

Зайдя к представителю «Аэрофлота» Бутову, с которым он был знаком, Кольцов выяснил, что письмо на передачу его веса подписал Вартан. Никто не спросил его согласия! Наглость была беспредельной! Разговор об этом в ГКЭС закончился ничем.

В субботу Сергей уехал с итальянцами в Гранаду. День прошёл неплохо. Прокатились на моторной лодке между прибрежными островами (по «старому маршруту»). Затем пообедали в ресторане отеля «Аламбра». Сделали много фотоснимков.

В понедельник он провёл первое занятие «научного семинара». После обеда съездил в ГКЭС поговорить вновь о багаже. Встретил там Крашенинникова, который обещал поговорить с послом. Петухов и Барсуков продолжали его бойкотировать. От Лиды и детей писем не было уже две недели.

На следующий день после занятий у экономистов Кольцов с Ренсо посмотрел выставку живописи в «Руинах Гран отеля». Выбрали картины Мехийа, Вольч и Салано (для родителей Марго). Потом пообедали в ресторане «Congrejo». Вечером съездили с Марго в «Кассу Гордито», узнали о том, что продаётся, и что нет, и сколько стоит. Ещё раз посмотрели и выбрали две картины.

В среду утром Сергею удалось на рынке сделать большой удачный «чендж», последнее время это стало делать труднее (опаснее). В прессе активно обсуждается вопрос о жёстком контроле над расходованием долларов иностранцами.

Вечером он сходил в «Cinemateca» на фильм Хичкока «Maruie».

Так прошёл первый месяц нового года.

За это время в Никарагуа и в мире произошло следующее:

FMLN (Сальвадор) сообщило об аресте команданте «Filomena» (Жаннет С. Хастун). Коста — Рика «пожаловалась» в ОАГ на Никарагуа из–за случая в посольстве Коста — Рики с дезертиром Урбина и конфликта на границе. В Венесуэле начался процесс о коррупции экс–министра обороны и экс–президента. Иоанн Павел II, накануне своей поездки по Латинской Америке, объявил «последнее предупреждение» никарагуанским священникам–министрам и предупредил церковь против проникновения «чуждой» идеологии (доктрина «философии освобождения»). Фидель Кастро изъявил готовность встретиться с папой. Папа начал визит в Венесуэлу и говорил здесь вновь о борьбе против «чуждых идеологий». В Эквадоре папа обратился к молодёжи и рабочим. В Колумбии продолжаются бои правительственных войск с партизанами «М-19», её руководитель Антонио Наваро Вольф заявил, что эта организация готова перейти на легальное положение политической партии. В Уругвае объявлена полная амнистия политзаключённым. В Бразилии на президентских выборах победил Тонкредо Невес (74 года) и готовится гигантский Рок–фестиваль.

Вьетнамские войска ведут бои с «красными кхмерами» в Кампучии у границы с Таиландом, в которых участвуют советские МИГи.

«La Prensa» опубликовала большую статью об алкоголизме в Советском Союзе, ссылаясь на данные Сибирского отделения АН: 40 млн. алкоголиков, каждый 6‑й ребёнок рождается калекой, 43 млн. рублей — доходы и 180 млн. рублей — потери государства от водки. В. Куликов (51 год), советский физик, работавший в Чикаго, попросил политического убежища. США предложили Советскому Союзу совместную программу «Discovery» — «Салют». «Discovery» благополучно «повесил» спутник–шпион над Советским Союзом. В Афганистане «моджахеды» атаковали 2 советские авиационные базы (аэродромы?) и разрушили 12 вертолётов. 25 млн. дол. составляет помощь ЦРУ афганским «повстанцам» в 1985 году. Испания выслала советского культурного атташе Владимира Новикова, и был спровоцирован секретарь советского посольства Юрий Колесников. В Советском Союзе в декабре застрелился бывший министр МВД Н. Щёлоков.

Февраль. Антиимпериалистический конгресс

Кольцов съездил с итальянцами в «Casa de Gordillo», затем в «Gran hotel», успешно закончив операцию по приобретению картин «Purisima» Ольги Марадьяга и «Marchanta» Алехандро Каналеса для родителей Марго. Одна картина была приобретена от Марго и Ренсо, другая — от Сергея. Тем самым он «реабилитировал» себя в виду неудачных рождественских подарков. Потом он позвонил в «Аэрофлот» и узнал, что Несмелов всё–таки подписал письмо на переоформление его багажа. Очевидно, это — результат вмешательства посла (Крашенинников!). Вечером он был в посольстве, сделал на «пятнице» сообщение о революции 1905 года (80 лет), которое готовил последнюю неделю (при почти полном отсутствии материалов). Присутствовали одни женщины (и жена посла), но, похоже, выступление понравилось!

Утром на следующий день Сергею позвонил Крашенинников и сообщил, что с послом о багаже он пока не говорил. Вот так! Кто же помог решить проблему багажа? Воистину не знаешь, кто тебе — друг, а кто — «просто так». Вечером он сходил на английский фильм «На секретной службе её Величества» (Джеймс Бонд).

В воскресенье Сергей уехал на обед к итальянцам прощаться с родителями Марго, Проводы были сдержанными, хотя был всякий народ (приехал Иван Салазар). Вернулся домой рано. Спал нормально, но сердце болело.

Утром в ГКЭС Кольцову удалось вырвать свой багажный билет, несмотря на попытку вмешательства Моторина. Затем он отправился в аэропорт провожать родителей Марго. После обеда заехал в «Аэрофлот» и оформил новый багажный билет. Всё! Справедливость восторжествовала. У него было подозрение, что этим он обязан Ярко, который ничем ему не был обязан. С самолётом Сергей, наконец, получил три письма: от Лиды и детей. Прислал ему письмо Анатолий Жарков и вырезку статьи о Никарагуа из «Литературки». Странно, подумал он, находясь здесь, все тоскуют по дому, оказавшись ненадолго дома, скоро начинают тосковать по Никарагуа.

На следующий день Кольцов опять съездил в ГКЭС и отдал на оплату свои авиабилеты (которые приобретаются сразу в Москве, но с открытой датой). Багажный билет теперь он оставил у себя. Затем провёл занятия с преподавателями–политэкономами. Обедал у итальянцев. После этого был в посольстве у Барсукова на совещании с партсекретарями. Картина была ясна — никто ничего не сделал. При разговоре с ним Барсуков не поднимал глаз (либо от стыда, либо от злости?). Кто, в конце концов, оказался прав? Тот, кого за это подвергли остракизму. Вечером Сергей с Ренсо были в «Terrasa» и затем долго разговаривали о формировании «среды общения» и его политического критерия. Говорить с ним было очень трудно, так как было неясно, чего он собственно хочет. Ренсо выражался всегда иносказательно, никогда — прямо, его мыслям не хватало слов.

— Понимаешь, Ренсо, — попытался ему объяснить Сергей, — «среда общения», она в «экстремальных ситуациях» (например, вовремя пребывания заграницей), всегда как бы имеет два уровня («двойное дно») — уровень «политического доверия» и уровень «личного доверия» Эти уровни очень редко совпадают, практически — никогда. И надо об этом всегда помнить!

Кольцов, наконец, закончил конспект лекций по методике научной работы. Просмотрел «Правду» за вторую половину декабря (газету он брал в посольстве как руководитель лекторской группы). Почти в каждом номере были сообщения о Никарагуа (но с опозданием на неделю или две).

Обедая в «Rondalla», Сергей обратил внимание, что цены опять поднялись в 1,5 раза. Вечером был с итальянцами в гостях у Ивана Салазара. Приняли их хорошо. Сергей играл в «хоккей» с ЭВМ (тогда он не знал, что это уже называлось компьютером), пил мексиканскую водку «Teqilla» с солью. Разговор зашёл о политической не компетентности сандинистов. Ребята, имевший политический опыт, видели, что сандинисты позволяют втянуть себя в опасные для них «демократические игры», игнорируя «уроки» Сальвадора Альенды.

Выбора показали, что победа сандинистов оказалась «пирровой». Заслуги самих сандинистов в ней фактически не было. Народ голосовал не «за», а против — войны. Люди хотели мира, работы и «хлеба». Но ничего из этого сандинисты дать им не могли, они даже этого и не обещали. Страна осталась в том же положении, что и до выборов, которые не решили ни одной политической или социально–экономической проблемы. Кроме этого выборы прошли благополучно ценой больших уступок сандинистов контрреволюционной оппозиции, церкви и США. Практический отказ от продолжения «реформ» и правового ограничения оппозиции, выезд кубинских «советников» и «учителей», высылка руководителей сальвадорских и гватемальских «партизан» (как правило, их последующие аресты или гибель) и прекращение их военной поддержки, отказ от приобретения вооружений у «третьих стран» и прочее — всё это было не чем иным, как политической капитуляцией. Однако это не изменило отношение ни США, ни внутренней оппозиции. Напротив, теперь вошедшие в Ассамблею «правые» и «левые» партии получили возможность легальной критики сандинистского правительства и не позволят ему сделать ни одного радикального шага. Таким образом, сандинисты оказались заложниками своей «победы».

«Barricada» сообщала: Сандинистская армия продолжает наносить удары «контрас» на юга и на севере. В Гондурасе на границе с Никарагуа сосредоточено 4,5 тысяч североамериканских солдат. Пастора строит посадочные площадки для самолётов на коста–риканской границе. Коста — Рика требует сокращения персонала Никарагуанского посольства.

«La Prensa» писала: США втрое увеличивают экономическую и военную помощь Гондурасу (250 млн.). Рейган выступил в Конгрессе США с обвинением против Никарагуа. Рейган на пресс–конференции назвал Сандинистский режим «коммунистическим тоталитаризмом» и обещал «упразднить его». Вайнбергер (министр оборона США) заявил, что «без военного давления Никарагуа быстро превратиться в другую Кубу как новая советская база». Госсекретарь США Шульц высказался о возможности военной помощи «контрас» («одной Кубы достаточно»), и о необходимости их участия в никарагуанском правительстве. Команданте Даниэль Ортега выступил по ТВ с предложением к США (три пункта для обсуждения: кубинские военные советники, вооружение и Сальвадор). США проигнорировали это предложение. Рональд Рейган выдвинут на Нобелевскую премию мира 1985 года.

…В пятницу вечером, после «Новостей», он смотрел и слушал выступления министров, а затем Заявление Национального Руководства Фронта, которое зачитал Даниэль Ортега: тема — перестройка финансирования (распределения национального бюджета и валюты) из сферы потребления в сферу производства за счёт «замораживания» расходов на образование и здравоохранение, сокращения субсидий на продукты и инверсий выплаты долгов. Все эти меры должны ударить по «торговцам–спекулянтам» (а это большинство «работающего» населения страны — «средний класс»). Президент Национального банка сообщил об установлении свободного курса обмена валюты (это значит — будет увеличиваться разрыв между «официальным» курсом обмена и курсом «чёрного рынка»).

В воскресенье Кольцов пообедал с Ренсо в «Tirrasa». Говорили о том, что Никарагуа оказалась между молотом (США) и наковальней (Куба), и критикуется с обеих сторон из–за своей беспринципности в международной и внутренней политике. Разобрались с фотоаппаратом, привезённым Сергею родителями Марго. Вечером Сергей смотрел «Фестиваль из Варадеро» (Куба) с участием никарагуанского ансамбля «Sabor carabeno». Иван Нистрюк и Сергей Франчук что–то замышляли в связи с возвращением ребят из отпуска, явно не собираясь освобождать временно занятые комнаты.

В понедельник прилетели «гвардейцы кардинала» и Нелли Ткаченко. Николай Юрский прибыл со своей семьёй. Анатолий Жарков, напротив, — один. Расселились по прежнему плану. Вечером вместе «поужинали». Анатолий привёз Сергею коньяк от Бориса (брат Лиды, живший в Москве), Николай — «поцелуй» от его матери (звонил ей в Крым). Сергей получил письма от матери и от Лиды, которая, оказывается, пыталась прилететь, но ей почему–то не разрешили (?). Ребята особых новостей не привезли. Рассказали, что побывали на «званом ужине» у Вартана в Москве. Олега Ромашина в Москве (в министерстве) встретили «плохо». Наташа Валуева разбилась с мужем на новеньких «Жигулях» по дороге из Москвы в Киев, остались живы, но в тяжёлом состоянии (при этом их ещё и ограбили!). Вечером в «патио» у Сергея поговорили с Иваном и Анатолием, как жить вместе дальше. К Сергею приезжал Петухов (давно не появлявшийся), с которым составили график лекций по Торгпредству.

В университете занятия Кольцова проходили нормально. Но становилось уже жарко (закончился сезон дождей). В его кабинете, наконец–то, установили «кондишен».

Сергей Франчук устроил на прощание в доме «пьяный дебош» и отбыл в «Планетарий». На следующий день за ним уехали Нистрюки, не сказав Сергею «до свиданья»! Во время поездки на рынок он встретился с вернувшимися из отпуска Тюхтей и Ликасами (которые поселились в «Планетарии»). Вечером сходил в «Cinemateca», посмотрел английский фильм «Отель Клёнов», хорошо сделан, о городских партизанах в ФРГ в 1967 г. Вечером ужинали вместе с вернувшимися ребятами. Жизнь возвращалась в своё русло.

В университете Вероника сообщила Кольцову о приглашении на Антиимпериалистический Конгресс. Вечером он был в посольстве на встрече с министром связи Шамшиным В. А., который рассказывал о телевизорах и телефонах (92 % и 23 % обеспечения в стране). Затем посмотрели таджикский фильм «Заложник». Ночью Сергей с ребятами пил привезённый коньяк. Продал Коле Юрскому. «Charp» (Чукавина), не без сожаления. Спать отправились за два часа до рассвета.

Утром Сергей выпил «слегка» с Анатолием и уехал обедать к итальянцам. Но разговора не получилось, так как ему стало плохо с сердцем. Приходил в себя уже дома. Рано лёг спать, но спал беспокойно.

Воскресенье прошло для Сергея в «рекуперации» (восстановлении). Ничего не делал (но белье погладил). Разобрал газеты. Обедал с Анатолием в «Terrasa». Затем заехали итальянцы, вкратце закончили вчерашний разговор. Вечером посмотрел американский фильм «Почтальон звонит два раза».

Весь следующий день Кольцов провёл в Центре «Сезар Аугусто Сильва», где проходил I Латиноамериканский Конгресс антиимпериалистической мысли. Почётным президентом Конгресса был избран Эдельберто Торрес, вице–президентами — аргентинец Грегорио Сальсер и команданте Серхио Рамирес (который отсутствовал), секретарем — Кавьер Хоретьага (президент INIES). На торжественном открытии выступил Фернандо Карденаль, который говорил 1,5 часа, в основном цитируя Сандино и команданте Омара Кабесаса (из его книги). Дал военную панораму 1983/84 года (старые цифры) и сказал, что «культурная революция была частью Сандинистской революции». Присутствовал также его брат Эрнесто Кардинаь (министр культуры). Затем с коротким приветствием выступила команданте Летисья Эррера. После обеда работали в комиссиях. Сергей участвовал во 2‑й: «Теория, аспекты и перспективы антиимпериалистической мысли в Латинской Америке», где были представлены четыре доклада: Хосе Луиса Валкарселя (Гватемала), Хорхе Тернера (Панама), Серхио Багу и Карлоса Виласа (Аргентина — Никарагуа). Все сообщения были исторические. В комиссии присутствовал Анатолий Боровков из редакции журнала. «Латинская Америка», а также журналист Саша Трушин (ТАСС).

Домой Сергей вернулся поздно. Застал всех пьяными и растерянными: не прилетел Ёнас (его в Москве «буквально» сняли с самолёта). Вернувшийся из отпуска, Вартан привёз много новых людей. Кое–кого разместил в двух освободившихся комнатах «Болоньи» и пригрозил «великим переселением». Прилетели Орловы и Дуйсенбаевы. (у Бека умер отец). Теперь все обитатели «Болоньи» (за исключением не вернувшихся Ромашиных и Гаспарёнасов) были в сборе.

Первую половину вторника Кольцов провёл на Конгрессе. Но не было ничего интересного. После обеда вернулся домой. Приезжал Петухов, уточнял график лекций. Вечером все были на партсобрании ГКЭС в посольстве. Сергей выступил (о советском «престиже») и, как ему сказали, неплохо. После этого был разговор с Вартаном («Тойоту» ему Ярко не вернул!). Оказалось, что это он, встретив Лиду в Москве, уговорил её «вернуться домой»! «Так тебе будет лучше», — объяснил он. Евгений Орлов по–прежнему держался с ним индифферентно. Однако его Татьяна Фёдоровна, напротив, демонстрировала Сергею своё сочувственное расположение. Вечером «гвардейцы» вновь посидели в «патио».

Утром продолжалась работа комиссий Конгресса. Во 2‑й секции обсуждался вопрос об «обновлении марксизма христианством». Затем прошло пре–пленарное заседание, на котором была представлена информация о работе комиссий. После обеда Сергей уехал домой, отдохнул и к вечеру вернулся на Пленарное заседание. Прибыли командантес Серхио Рамирес, Томас Борхе и Байардо Арсе. Был дипломатический корпус и советский посол. Уго Торрес (начальник Политуправления армии) зачитал «Приказ министра обороны» о присвоении звания «капитана» EPS ветерану армии Сандино Герману Лис Арзубиде (мексиканец), доставившему захваченное в 1929 году сандинистами знамя США Первому Антиимпериалистическому Конгрессу (Франкфурт–на–Майне, 1932 г.). Затем он был награждён медалью. Потом с великолепной речью выступил команданте Байардо Арсе, который дал историческую и международную панораму Сандинистской революции, чётко определив, что союз с Кубой и Советским Союзом жизненно важен для Никарагуа. После этого была «фиеста», во время которой Сергей пожал руку команданте Томасу Борхе (!) и познакомился с Анатолием Боровковым. Вернулся домой поздно. Ночью видел во сне Лиду (впервые).

На следующий день вечером «старики» («актив» группы) были в посольстве на «четверге». Доклад о Советской Армии зачитал Евгений Орлов. Потом смотрели фильм «Точка отсчёта» (глупый фильм о воздушных десантниках). Дома Сергея ждал ужин, приготовленный «гвардейцами».

Весь следующий день Кольцов провёл в университете. После его занятий с философами пообедали всей старой «кампанией» (Коля, Анатолий и Бек). Из–за новых адресов маршрут автобуса теперь удлинился вдвое.

Вечером приехали Ренсо и Марго. Впервые рассказали о своей «истории». Оба они в молодости были активистами «красных бригад» в Италии. Марго в Риме принимала участие в «Union de combatientes communistas». и была руководителем студенческой «ячейки» в университете. После убийства премьер–министра Альдо Моро, она отошла от активной политической деятельности. В 1969 году, находясь в Греции, узнала о том, что в Риме арестована её сестра и на неё тоже объявлен арест (впоследствии она была приговорена заочно к пожизненному заключению). В Италию не вернулась. Потом жила во Франции, Колумбии и других странах, наконец, — Никарагуа (всего в эмиграции — 15 лет). Ренсо — строительный рабочий из Палермо, закончил педагогический колледж, работал в Милане, принимал участие в «операциях» как рядовой «боевик» и тоже вынужден был эмигрировать. Познакомился с Марго в 1973 году (но поженились они в Никарагуа). Разумеется, у обоих здесь другие имена. Этот разговор был неслучайным. Ребята явно были обеспокоены требованием антисандинистской оппозиции высылки из страны иностранных «террористов» и как сообщает пресса, Италия требует высылки итальянских «террористов» из Никарагуа и Коста — Рики. Они надеялись на его содействие для выезда в Советский Союз (или другую соцстрану). Но у Кольцова не было такой возможности.

После отъезда итальянцев Сергей сидел с «гвардейцами» за «хайболом» в своём «патио» до часу ночи. Говорили о «смысле жизни», слушая последние магнитофонные записи.

В субботу 23 февраля Сергей в «Cinemateca» посмотрел «Ночной портье» с Лилиан Кавани. Затем дома был праздничный ужин с коньяком и грибным супом (коньяк и грибы из России). Всё было так, как в «давние времена». Встреча с Родиной встряхивает и… объединяет.

Утром Сергей убирал дом, гладил белье. Обедал с Анатолием в «Los Gauchos». Вечером сходил в «Dorado» на фильм–ужасов «Роковая девочка». Затем записывал с радио очередную музыкальную программу «Extremos de la semana» («Новинки недели»). После «Новостей» по ТВ смотрел концерт Хулио Иглесиаса из Италии. Поздно вечером, по просьбе Сергея, заехал Крашенинников поговорить об итальянцах. Похоже, что шансов у них нет.

В Никарагуа дефицит национального бюджета 1984 года — 10 млрд. кордобас (1 млрд. дол), — был покрыт «иностранными дотациями», в 1985 г. ожидается дефицит между 28 млрд. и 21 млрд. Национальная Ассамблея при бойкоте «правых» и «левых» партий приняла закон о шкале повышения зарплаты рабочим. Национальная Ассамблея обсуждает Статус Ассамблеи, против которого выступают «левые» партии, Санчес (PS) назвал его «наполеоновским». Годой выступил в Матагальпе с критикой Сандинистского правительства и заявил, что «Никарагуа проходит сейчас худший кризис своей истории». Министерство здравоохранения начало расследование преступлений в никарагуанских госпиталях. В Манагуа проходят военные учения Народной милиции. Никарагуанский комитет по празднованию 40-летия окончания 2‑й мировой войны провёл своё заседание с участием советского посла

Фидель Кастро заявил о «моральном праве» поддерживать Никарагуа и партизан Сальвадора перед агрессией США. На Кубе за 1983/84 год было расстреляно 37 (из 131 приговорённых к смертной казни, среди которых высокопоставленные военные — «герои» войны в Анголе, обвинённые в нароктраифике). В Колумбии арестован команданте «Flavio» из FARC, партизаны (ELN) объявили о разрыве переговоров с правительством. Изабель Перрон (Аргентина) подала в отставку с поста главы Перонистской партии.

…Занятия Кольцова проходили нормально. Ушла из его группы Британия. В дом «Болонья» въехал Юра Богданович. Вечером, как уже стало обычно, с ребятами (присоединился Юра) пили в «патио» и слушали новые кассеты Вилли Токарева. Но настроение у Сергея было неважное.

Во вторник на работу не поехали (якобы не было бензина). Анатолий и Коля с Вартаном уехали в Коринто (порт) за новым автобусом (и не вернулись). День для Сергея прошёл впустую. Никто не звонил, так что совещание у Петухова» не состоялось. Ночью над городом пролетал какой–то самолёт (?)

На следующий день Хосе (шофёра) опять не было. На рынок ездили на автобусе TISPAP. Сергей купил вещей Лиде и детям на полторы тысячи кордовас. Обедал в «Rondilla». Затем сходил на суперэротический французский фильм «Фарфоровая годовщина». Ребята ещё не вернулись.

В мире произошло следующее:

В ФРГ развёртывает террор «Фракции Красной Армии», которой открыто объявил о своей поддержке Кадаффи. Во Франции Режи Дебре смещён с поста советника президента по Латинской Америке. Жорж Марше резко критиковал социалистов (Миттерана) на XXV съезде французской компартии в Париже, делегаты съезда КПФ проголосовали за «разрыв с социализмом». 148 человек погибли при взрыве захваченного испанского самолёта «Iberica».

По сообщению из Парижа К. Черненко парализован кровоизлиянием в мозг. В. Молотов (94 года) восстановлен в партии. Под Минском разбился ТУ‑134 (погибло 72 человека). В Афганистане 60 советских солдат погибло во время атаки на конвойную колонну, пущен слух о болезни Б. Кармаля и возможной его замене.

Март. Взрыв на Тискапа

В пятницу, наконец, вернулись ребята из Коринто, грязные и заросшие. Они посетили портовые склады, где находились завезённые советскими судами товары (не «востребованные» никарагуанской стороной). Ребята–инженеры провозились два дня, выбирая пригодную для использования автомашину и «попутно» нагрузили два грузовика мебели, которая практически в домах преподавателей отсутствовала. Они были в восторге от пробивной силы Вартана, там он был в своей стихии. Выпили, поговорили, и они отправились (с жёнами) в кино, а Сергей остался «нянчить» их пацанов.

Суббота началась для него, как всегда со стирки. Обедом его угостили супруги Юрские. После отдыха он повёл женщин в кино. Посмотрели фильм «Луна» о мелодраме мамы–певицы и сыночка–наркомана. Здесь встретили Саенко с его женой Даяной. После кино Сергей выпил с ними пива в «Antojitos». Затем заехали домой, и посидели в его «patio’ до часу ночи. Его «гвардейцы» были уже «на подъёме», но всё обошлось…

В воскресенье вечером заехал Ренсо, «просто так». Говорили о «левых» — «там» и «здесь», и о линии «терсеристов», сторонников «третьего пути», в руководстве Сандинистского Фронта, которые сейчас заняли позицию между «левыми» и «правыми». Затем Сергей смотрел по ТВ концерт французской певицы Далиды.

На следующий день автобус задержался надолго, Сергею пришлось ехать с Михаилом Саенко. Занятия прошли нормально, было 7 человек (появились Франсиско — Серхио и Британия). У него был короткий разговор с Вероникой о «talleres» (что–то вроде «научных кружков»). Она сообщила, что 2‑я часть учебника вышла в печать! После обеда тренировались с Ренсо в вождении автомашины. Сергей испытал приятное ощущение от того, как слушается машина, но рубашка его была мокрая. Дома «отметили» это с «гвардейцами» коктейлями и ужином. Потом Сергей долго не мог уснуть.

Вероника рассказала Кольцову о проекте CYKA («религии в Никарагуа») и о создании Национальной комиссии по общественным наукам. Предполагавшаяся его лекция в AYROMAY не состоялась. Дома Орловы пригласили Сергея на борщ и… на бутылку «Московской»!? Потом ещё добавили «на крыше» с другими…

И в 11 часов вечера началось!!!

Рядом с домом «Болонья» (в 200–300 метрах) на холме за зданием военного госпиталя раздался взрыв и высоко поднялось пламя. С крыши дома был виден гигантский фейерверк в темноте ночи. Как выяснилось позднее, это взрывались склады вооружения Министерства внутренних дел. Улица заполнилась пожарными и другими машинами. Началась эвакуация госпиталя. Затем рванула цистерна–хранилище горючего. Стало светло как днём. В доме полетели стекла, осколки снарядов сыпались на крышу как град, пробивая её насквозь (через узкий фанерный «чердак»). Женщины кинулись в комнаты накрывать собой спавших детей.

Но паники не было. Все действовали так, как будто ждали, что случится нечто подобное. Так оно и было. Непрерывное внутренне напряжение в связи с постоянной военной обстановкой в стране постепенно сформировало у всех (особенно у женщин) некую психическую «защиту». Сергей подумал тогда, что нечто такое, наверное, было у советских людей в тылу во время войны. Иначе, можно было сойти с ума…

Его кровать была засыпана тёплыми осколками снарядов. Чтобы произошло, если они в это время спали?!

Потом примчались на машине из ГКЭС Илья (комендант) и Анатолий Матвиенко (из посольства). Отсюда они позвонили в «Болонью 2» и поехали туда, так как там повреждения были серьёзнее. После их отъезда, обитатели дома пили на крыше под затихавшие взрывы до 2‑х часов ночи, нервно обсуждая случившееся. Никто не пострадал, так как снаряды пролетали над их домом и падали на соседние улицы и дома.

На следующее утро проснулись в пыли и осколках стекла по всему дому. Крыша — в дырах сверху и снизу. Электричества нет. Весь район оцеплен войсками. С утра начались визиты начальства. Сергей же с ребятами ушли в «дипмагазин». Выпили там в баре немецкого баночного пива за «спасение наших душ». Затем пообедали в китайском ресторане «7 морей». После этого дома началась ерунда: сначала вызвали всех к послу, затем отменили, потом всё–таки повезли (с Моториным). Но посол так и не принял. Вернулись домой с Вартаном. Ясно было, что руководство в растерянности и не знало, что делать. Вечер прошёл впустую. Ночью сидели в полной темноте. Сергей с Анатолием пили «хайболы» в «патио». Николай заболел (поднялась температура).

2‑й день был 8 марта. На работу не выезжали. На «рынок» — тоже. В доме не было электричества. Сергей с Анатолием сходили в «супермаркет», потом пообедали в «Costa bravo». Вечером «гвардейцы» собрались у Нелли отметить «праздник» (при единственной свече, случайно привезённой Нелли). Пили привезённое ею испанское бренди «Филипп II» (из Шеннона), «херес» и дагестанский коньяк. Потом Нелли выгнала всех мужиков спать.

«Barricada» сообщила: Причина взрыва и пожара на холме Тискапа — замыкание электропроводки на складе боеприпасов. На площади Революции состоялось народное гуляние в честь 8 марта.

3‑й день — без электричества. В доме не работали электрические плиты и холодильники. Готовить детям еду было не на чем, продукты испортились. По вечерам делать было нечего, телевизор не работал. Свечей ни у кого не было. Завтрак Сергей заменил стаканом «хайбола». Обедал он в «Los Gauchos». Военное оцепление вокруг дома уже было снято. Днём отдохнуть было невозможно. В доме дети шумели, взрослые молчали. Вечером «гвардейцы» опять пили в «патио» у Сергея «проспоренную» ими Сергею водку. Вернувшись из отпуска, Сергей привёз две бутылки «Пшеничной» (для своего дня рождения), которые он поставил на верхнюю полку стенного шкафа и забыл о них, так как он водку не любил, предпочитая коньяк и ром. Несколько дней назад кто–то из ребят заметил бутылки и не поверил, что они там простояли больше полугода (здесь водку купить негде). Было заключено пари на две бутылки коньяка, которое Сергей, естественно, выиграл (на бутылках сохранились печати ресторана московской гостиницы).

4‑й день — без электричества. Испорченные продукты были выброшены (температура воздуха — 35 градусов). Сергей съездил с итальянцами и Юрскими на озеро Хилуа, на новое место. Народу было очень много, в том числе и соотечественников. Он вспомнил, как два года тому назад — это было пустынное место. По радио передали, что в городе горит фабрика мебели. Вечером с ребятами сходили в кино, затем поужинали в «Antojitos».

5‑й день не было электричества. Продуктов не было, готовить еду было не на чём. Евгений Орлов (это его обязанность, как «старшего по дому») не высовывал носа из своей комнаты. Вартан не показывался. Похоже, начальству до них дела не было. В доме «Болонья 2» — то же самое. На работе Франсиско — Серхио принёс показать вёрстку 2‑й части учебника («истмат»). У Кольцова был разговор с Ренсо о его вчерашнем отказе от обеда, он пытался объяснить ему, что «точность — вежливость королей», но бесполезно. Упрям как сицилиец! С Анатолием они пообедали в «Gran Lago». Ночью опять пили. Писем Сергею нет уже две недели.

6‑й день без света. Университетский автобус вечно опаздывал. После занятий Сергей практиковался с Ренсо на машине. Вечером опять пили в «патио». Кампания несколько варьировалась. Иногда присоединялся Юра Богданович. Нелли, после «банкета», перестала приходить. Вчера, наконец–то, улетел Сергей Франчук. Теперь из первой группы преподавателей 1983 года (10 человек) остались лишь Кольцов и Нистрюк.

Из «Планетария» (там работал телевизор) узнали, что в Москве умер Константин Черненко, председателем комиссии по его похоронам назначен М. С. Горбачёв. Делегация во главе с Даниэлем Ортега вылетела на похороны в Москву.

Пленум ЦК избрал генеральным секретарём Горбачёва (член ЦК с 1971, секретарь — с 1978 г.). Рейган изъявил готовность встретиться с ним.

Кольцов подумал: покидал он страну при одном «Генеральном», пережил здесь двух и возвращаться будет при четвёртом (но тогда и он не мог себе представить, насколько это отразиться на его судьбе!).

В университете Кольцов уклонился от участия в импровизированном митинге по случаю смерти Черненко. В доме, наконец, появилось электричество, но ему опять не удалось отдохнуть после работы из–за шума, которые теперь поднимали в доме женщины и дети. Это было очень тяжело, после ночных «посиделок». Он сходил поужинать в «7 морей». Затем вместе с Юрскими отмечал на кухне «Освещение»! Потом перебрались к Сергею в «патио» и ребята притащили туда холодильник (из тех, которые они привезли из Коринто). Слушали музыку до 3‑х часов утра.

На следующий день после обеда состоялся Методсовет, на котором докладывал Вартан: «по инструкции Минвуза», задача преподавателей в университете — подготовка кадров, в том числе для аспирантуры (в Советский Союз) и «никому не нужны ваши часы». Наконец–то! Это было именно то, за что Кольцов боролся здесь в течение двух лет со своим начальством, и, в конце концов, добился поддержки университетское руководства. Но чего это ему стоило! Разумеется, сейчас никто не вспомнил о «травле» его за это! Похоже, что всё–таки кто–то (Векслер или Рябов?) убедил в Москве тех, кто принял это разумное решение. Все восприняли новые рекомендации как «должное». Но теперь и те из преподавателей, как Вартан и Орлов, кто фактически итак ничего не делали, получили «индульгенцию». На Совете решили упразднить «старших групп» (решение было принято год назад) и создали комиссию по проверке «методработы» преподавателей. Затем состоялся «теоретический семинар», на котором говорили об «импорте» воздуха и его «защите». Вечером к Сергею приехал эквадорец Пако Фьерро посоветоваться насчёт поездки на учёбу в ГДР.

«La Prensa» опубликовала три статьи о М. Горбачёве (и о его жене Раисе, «докторе философии», покорившей Лондон).

Джордж Буш (вице–президент США) назвал сандинистов «тиранами в поисках завоеваний». Рейган сравнил никарагуанских «контрас» с «основателями» Соединённых Штатов и угрожал Никарагуа экономическими санкциями. Джордж Шульц направил письмо в Банк реконструкции и развития, требуя заблокировать кредит для Никарагуа (58 млн. дол.), т. к. Сандинистское правительство «неправильно себя ведёт». Ассоциация журналистов Никарагуа («правые») обратилась к Ф. Гонсалесу, Л. Миттерану и М. Тэтчер с просьбой потребовать от сандинистского правительства созыва «Национального Диалога» и от США — переговоров с Никарагуа. Даниэль Ортега встречался с Шульцем в Монтевидео и заявил, что Дж. Буш отверг предложение о диалоге. США намерены пожаловаться на Никарагуа в ОАГ. Вильям Миддендорф в ОАГ обвинил Никарагуа в предательстве идеалов и принципов революции «19 июля».

Мексика «временно» прекратила поставку нефти в Никарагуа. Командование Сальвадорской армии заявило, что она окружила партизан, и авиация бомбит партизанские позиции около вулкана Гвазала. В Чили — землетрясение, около 100 погибших и около тысячи раненных. В Уругвае освобождены политзаключённые, в том числе лидер «Тупамарос» Президент Бразилии Танкредо Невес вместо инаугурации оказался в госпитале по поводу аппендицита, присягу принял вице–президент Хосе Сарней. В Рио да Жанейро Даниэль Ортега пожал руку Джорджу Бушу перед тысячами приветствующих

…В пятницу поехали в ГКЭС на собрание преподавательской группы, на котором Вартан выступил так же, как вчера. В прениях говорили только о транспорте (распределили «старших» по машинам, теперь их две). Затем были зачитаны два приказа экономсоветника о реорганизации Методсовета и группы (упразднение «старших»). В новый состав Методсовета Кольцов не был включён. Затем в посольстве у него состоялась встреча с Барсуковым и Петуховым. Иван стразу же пошёл в атаку и Барсуков его поддержал. Значит, они готовы дать Сергею бой на парткоме. Приехав домой, он напился в одиночестве, слушая Розенбаума в своём «патио».

В субботу Сергея в «Ronda» ждал неприятный сюрприз: цены опять поднялись в 1,5 раза! Вернулся домой почти голодным. Ребята пришли из «дипмагазина», принесли проспоренные Сергею две бутылки виски и херес «Fillip II». Выпили и пошли в «Cinemateca», посмотрели бразильский фильм режиссёра Берето «Донья Флор и её два мужа», (в «сокращённом варианте», потому что фильм оказался скучным). На обратном пути зашли в «Cabana», поели супа из «марисков». Дома посидели в «патио». Сергей резко говорил с ребятами. Нервы — уже ни к чёрту!

Утром Сергей узнал, что Анатолий и Николай вчера ночью, после его жёсткого разговора с ними, поссорились. Николай выгнал Анатолия из комнаты за то, что тот его упрекнул в «предательстве». Дело в том, что Коля Юрский прибыл чуть более года назад и уже не застал «разборки стариков». Но он был об этом наслышан и сразу же занял непримиримую позицию по отношению к Вартану и его «команде» (в том числе к Орлову). Он заявил Сергею (разница в возрасте между ними была чуть менее десяти лет), что с ним он «ляжет рядом за пулемёт». Но, сейчас от него никаких подвигов не требовалось. «Разборки» давно прекратились. Теперь все гадили «втихомолку». Но, узнав, после жёсткого рассказа Сергея вчера ночью о том, кто какую роль сыграл в его судьбе, Николай обрушился на Анатолия за всех, кого уже не было. Пришлось Сергею их примирять во «Вьетнаме». Выпили 12 бутылок пива (на троих), но ни о чём не договорились. Анатолий пил один в комнате весь день. Сергей с Николаем пообедали в «Terrasa». В кино попасть не удалось. По возвращению домой, Анатолий заставил их идти с ним ужинать в ресторан «Tiscapa». Взяли с собой Ирину Юрскую и отправились «мириться».

Два дня Кольцов «висел» на телефоне, распределяя лекции. Узнал, что у Миши Грача неожиданно умерла мать (на похороны он вылететь не успевал).

На следующий день автобус опять приехал поздно. Занятия у Кольцова прошли ровно. Обедали с ребятами в «Gran lago». После обеда пили кофе. Затем у Сергея был урок вождения с Ренсо (у него появилась уверенность). Вечером он с Орловым были у посла, который поручил им срочно подготовить лекцию по… «Коммунистическому манифесту». Дома Сергей был приглашён Людмилой Жарковой (она прилетела недавно) на ужин, после которого они слушали в их комнате запись грузинской певицы Мананы Менадзе (недавний концерт в Москве). Он чувствовал, что Людмила, — симпатичная и уверенная в себе молодая женщина лет тридцати, — к нему неравнодушна. У них отношения с Анатолием были явно «неустойчивые». Да, и редко у кого здесь сохранялись прежние супружеские отношения. Но Сергей не подавал вида, так как для него дружба с Анатолием была важнее.

Поздно вечером приехал Крашенинников поговорить с Сергеем об ANICS. Как синхронно, после его встречи с послом, появлялся Анатолий Иванович! Потом в его «патио» сидели Юрские и пили херес «Fillip II» (у него теперь в холодильнике был «бар» для «гвардейцев»). Разошлись в 3 часа ночи.

Сергей, наконец, получил письма от дочери и Лиды: в Киеве после тяжёлой болезни умер отец его первой жены, дед его сына, пережив свою единственную дочь на восемь лет (ему было чуть более 60-ти лет).

Во вторник вечером преподаватели присутствовали в посольстве на партсобрании ГКЭС об итогах года. Кольцов передал Барсукову очередную справку о лекторской работе для предстоявшего заседания парткома. Поэтому весь вечер в доме Сергея звонил телефон («лекторы» забеспокоились).

Заседание парткома состоялось не в среду, а в четверг. Был заслушан отчёт Кольцова. Вначале всё шло спокойно, хамили вежливо. Затем все сорвались. Постановление приняли гнусное. Ночью он напился с Анатолием под записи песен Булата Окуджавы.

В университете Кольцов начал читать курс по эстетике. Его группа «вольнослушателей» — от ректора до секретаря профкома университета. Хулио Транья и Франсиско — Серхио были мобилизованы в «милицию». Заехав в посольство за литературой, Сергей узнал, что посол высказался в том духе, что он выступил на парткоме «не патриотически» по отношению к ГКЭС. А что ему было делать, если именно сотрудники экономмиссии фактически бойкотировали его просьбы о проведении лекций. Повёрнуто же это было так, что он якобы не был достаточно настойчив и «гибок». Дома Сергей впервые за две недели провёл вечер нормально, несмотря на то, что настроение у него было гадкое. Поужинал и рано лёг спать.

В субботу Кольцов попытался заняться «посольской лекцией», но настроения не было. Пообедал с Жарковыми в «Costa bravo». После этого сходили в кино, посмотрели итальянскую секс–комедию «Сестра, любовь моя». Затем сидели с мужиками в «патио» и слушали Розенбаума.

С утра Кольцов, после «домашней работы», попытался вновь работать над лекцией для посла. Все соседи уехали в Хилуа. Позвонила Марго. Встретились, поговорили коротко: их встреча с Ничкиным закончилась ничем (что и следовало ожидать). Вечером он посмотрел фильм «Профессионал» с Ж. — П. Бельмондо о судьбе и смерти «преданного» агента. Это ему было очень понятно!

В университет занятия у Кольцова прошли нормально. Потом он писал «посольскую лекцию». Настроение у него, после оплеухи на парткоме, по–прежнему было скверное. Ночью опять надрался вместе с «гвардейцами».

Во вторник он провёл дополнительную и последнюю лекцию по научно–методическому семинару. Второй раз не явилась Британия. На этот раз не было и Ампаро. Люди разбегались, методика научной работы им была неинтересна. Два года назад Сергей начинал с 25‑тью преподавателями, заканчивал с 5‑тью! После работы долго ждали автобус. Затем получили зарплату в ГКЭС. Сергей поговорил с Павловым: вроде напряжение, после парткома, снято. После этого на собрании группы утверждали характеристику на Ёнаса Гаспарёнаса (заочно). Против «приписки» голосовало 15 человек, «за» — нет, воздержалось — 10 человек! Традиционная «приписка» к характеристике гласила о рекомендации к дальнейшей работе за рубежом. Затем долго ждали машины. Вечером Сергей почувствовал сильную слабость (сердце!).

Наконец, Кольцов закончил лекцию по «Манифесту» (Орлов от помощи уклонился). Отдал печатать на машинку. После обеда прочитал лекцию для политэкономов. Вечером был в Торгпредстве, прочитал лекцию о Постановлении ЦК к годовщине революции 1905‑го года и поговорил с парторгом торгпредства. Ещё раз убедился, что Петухов оказался негодяем (опять его подставил на парткоме), а Барсуков — просто трус! Дома он опять напился. Эти ежевечерние пьянки ему уже начинали надоедать…

На следующий день вечером Кольцов выступил на «четверге» в ГКЭС (то есть — опять в Торгпредстве). Моторин передал ему переписанную кассету с новыми песнями Розенбаума. Дома Сергей прослушал её в своём «патио» (с лёгким «хайболом»). По радио услышал, что во Франции умер Марк Шагал (97 лет).

В пятницу все были вызваны в посольство, но лекция Кольцова была отменена. Вечером дома обмывали приобретённую соседями радиотехнику. Сначала Сергей сидел со всеми на крыше дома. Затем у Юрских слушал записи Окуджавы. Спать лёг в 5.30 утра.

В 7.45 вскочил, так как надо было ехать в Масайю. Поездка была для него утомительной и бесполезной (хотя кое–что купил). Немножко побродили с ребятами по городу. Затем на обратном пути в Никоноомо посетили музей Сандино (ребята были впервые) и пообедали. Вечером Сергей пил с Анатолием немецкое пиво. После этого смотрел по ТВ классический американский вестерн о временах «сухого закона». Для него это было актуально!

Спал плохо из–за шума холодильника, вентилятора и плохих снов.

За март в Никарагуа и в мире произошло следующее:

В Никарагуа член Сандинистского Фронта Цезарь Аугусто Монтеалегре, (бывший агент сомосовской полиции, бывший посол в Лондоне, потом консультант МИДа и пр.), осуждён на три года. Сандинистская армия (EPS) предприняли массированное наступление на севере. Эль Альтамирано (компартия) критикует сандинистов за «отступление к капитализму». В Национальной Ассамблее идёт обсуждение проекта Статуса Народного парламента, который остро критикуют «левые» партии (лишён «конституционного права»). «Координадора Демократика» угрожает «гражданской войной». Артур Круз, Педро Х. Чаморро, Адольфо Кареро, Альфонсо Робело, Стефан Фагот пытаются создать под эгидой ЦРУ «Политический комитет» FDN (в Майями). Религиозная секта Муна организовала в Париже антисандинистский Конгресс. В Манагуа проходит конференция Межамериканского общества журналистов. Новым послом во Францию назначен новый посол вместо Алехандро Серрано, который, как официально объявлено, назначен председателем Верховного Суда. Фидель заявил, что Куба в мае отзовёт 100 своих «советников» (в Никарагуа 1500 кубинских советников, из них 796 военных).

В Коринто от жары испортилось 92 тысячи консервных банок (присланных Венгрией и Чехословакией в качестве «продовольственной помощи» для армии). Проходит кампания мобилизации студентов университета на SMP («патриотическая служба»). Команданте Ленин Серна (госбезопасность) вызвал Джейма Чаморро (директор газеты «La Prensa») и предупредил по поводу его контактов с «контрас». Отряд «пасторовцев» в 400 человек (ARDE) вновь напал (придя из Коста — Рики) на Сан — Хуан дель Норте.

Рудольф Гесс отметил 16 000 дней (44 года) в тюрьме Шпандау. В Англии остался советский пианист Андрей Гаврилов.:Ирак бомбил Тегеран, пытаясь попасть в резиденцию Хомейни, и 11 городов. В Индии объявили об убийстве советского дипломата (2‑й за последнее время) Игоря Геза (27 лет), но он оказался в США, попросив «политического убежища». В 1983 году 47 советских дипломатов и специалистов высланы из Франции за «промышленный шпионаж». В Нью — Йорке Галина Вишневская заявила, отмечая очередную годовщину смерти Сталина, что «лидеры меняются, но страх остаётся».

Апрель. «Серхилизм»

В Никарагуа вновь отмечали «Святую неделю», занятий не было.

В понедельник Кольцов с Юрскими съездил на «Восточный рынок». Бродили часа два. Сергей купил вещи для детей. Возвращались пешком. Обедали в «7 морей». Отдохнуть не удалось, так как в доме начался ремонт крыши. Все эти дни жильцы дома наблюдали звезды по ночам со своих постелей. Вечером он переписывал на магнитофоне кассеты и пил.

Утром Сергей пытался заниматься, но пришёл Анатолий, и пригласил в «Дипмагазин» пить пиво (они с Николаем уже «приняли» по случаю очередного семейного скандала в «доме Жарковых»). В «Дип» не попали, пили пиво и виски в баре «Los Gauchеs». Затем Кольцов обедал в «7 морей». Отдохнул. Приезжал Ренсо. После этого слушал Александра Розенбаума в «патио». Пришёл Юра, говорили о современном ядерном оружии («нитринах» и «магнитной бутылке»).

На следующий день Кольцов почувствовал себя скверно, видно, вчера отравился ромом. Вечером сходил в кино на кубинский фильм «Последний ужин» о «Святой неделе». Дома он застал всех за столом по поводу, придуманном Нелли. Он присоединился, но почти ничего не пил и не ел. Ушёл отдыхать, но был поднят ребятами и они уже сидели до 3‑х часов. Но Сергей всё–таки не пил. Затем у него слушали Окуджаву с Людмилой Жарковой, потом пришёл Анатолий и её забрал. Было уже 4.30 ночи. Уснуть так и не удалось. Людмила сказала Сергею, что он «странный», но она хочет его «покорить». Нелли, по этому поводу, рвёт и мечет.

Второй день Кольцов болел, похоже, на «алкогольное отравление», из него несло, как из канализационной трубы. Весь день провалялся в постели, вставал, только для того, чтобы вымыть полы в доме (было его дежурство) Людмила и Нелли его лечили и кормили, каждая по–своему, не оставляя надолго одного. К вечеру его навестили «гвардейцы» с виноватыми физиономиями. Больше из соседей его состоянием никто не поинтересовался!

Постепенно совместными усилиями болезнь удалось задавить. На четвёртый день Кольцов почувствовал себя вполне нормально. Первую половину дня занимался статьёй к семинару. Пообедал супом, привезённым вчера Ренсо. После отдыха смотрел ТВ и одновременно гладил белье. Читал «Имя Розы». Потом спал. Вечером посмотрел по ТВ фильм с участием Бронсона и Максимилиана Шелла. Николай бродил весь день по дому один поддатый. Толя, напротив, с утра был трезв и не отходил от своей жены. Нелли загрустила.

В субботу Кольцов с Пако съездил к никарагуанской художнице Хулии Агерри. Симпатичная молодая женщина (лет 30), мулатка. Самоучка — стиль «примитиво» («nativ»). Но её картина «Сандино жив!» была отмечена на выставке в Советском Союзе в 1984 г. (журнал «Юный художник») и несколько картин помещено во французском Альманахе. Отношение к живописи совершенно наивное, нет хороших фотокопий, ни даже каталога картин. Показала три незаконченные картинки. Договорились встретиться позже. Затем Сергей обедал у итальянцев, вновь говорили о «выезде». Объяснил им об его «обрубленных руках» и о 3‑х уровнях трудностей (язык, работа и жильё) для них в Советском Союзе. Ни о чём не договорились.

В воскресенье Сергей чувствовал себя уже хорошо. Утром с Анатолием посетили «Дипмагазин», купили пластинки (Майкла Джексона) и кассеты. Вечером он был в посольстве на партсобрании ГКЭС, на котором зачитывали письмо «по ФРГ». Потом дома слушали с ребятами в «патио» купленные кассеты (Поль Мориак, Том Джонс, Дени Руссо).

В понедельник поехали на работу. Занятия у Кольцова прошли нормально. Британия не явилась. О второй части учебника нет никаких сведений. Дома Сергей, наконец–то, выспался! Затем переписывал на магнитофоне кассеты и смотрел по ТВ английский фильм о Распутине. Неделю уже не пил. Но настроение от этого было скверное.

Автобус вновь стал задерживаться почти на час. Теперь, похоже, так и будет. Занятия с политэкономами прошли нормально. Вечером Сергей сидел у Нелли, «помогал» ей переводить и говорили о литературе. Ночью переписал кассету для Людмилы, написал поздравительные открытки домой. Писать письмо Лиде не хотелось. О чём писать?

В «день покупок» Сергей обменял большую сумму и купил себе спортивный костюм ADIDAS. В «Centro comercial» увидел и купил «компьютер». Вернее, купил только «клавиатуру», решив, что «телевизор» ему не нужен (так он во время отпуска приобрёл в «Берёзке» японский «Panasonic»), а от предложенного продавцом какого–то железного ящика он отказался. После обеда был на Методсовете (в качестве «приглашённого»), на котором сообщили о назначении зав. секциями. Сергей почувствуется, что Вартан всё–таки подавил Ярко, который его игнорировал. Видел Крашенинникова и поговорил с ним коротко об итальянцах. Дома с «гвардейцами» (одни — математик, другой — физик) пытались подключить «компьютер» к телевизору. Но не нашли нужного гнезда! Решили, что марка телевизора (тоже японский «Sony») устарела. На всякий случай (что бы ни рисковать) Кольцов решил вернуть «компьютер» обратно при следующей поездке.

В университете Кольцов узнал, что Пио «подал в отставку» (7‑й ректор за два года). После работы он выступил на семинаре в ГКЭС по «философии глобальных проблем». Его лекция в AGROMAG опять не состоялась. Ужинал с Колей, но пить не стал. Поэтому вечер «пропал» и спал плохо.

День Разума! Утром Сергей постирал и ушёл один в «Дипмагазин». Купил динамики «Fillips» (к автомагнитоле), японскую фотовспышку и новую кассету Поля Мориака, выпил датского (баночного) пива. Затем с Нелли пообедали в «7 морей». После этого сходили в кино. Потом зашли в бар отеля «Интерконтиненталь». И, наконец, поужинали в «La Cabana». Нелли была поражена таким внимание! Вечером в «патио» слушали новые кассеты.

В воскресенье Кольцов с Пако побывали вновь у Хулии Агирре (художнице). Сергей купил 2 картины (15 тыс. кордобас). Затем заехали домой к Пако. И тут его опять «понесло». Пришлось ему бежать домой. Дома отлежался и сходил в кино, посмотрел очередную серию о Джеймсе Бонде «Moonraker».

Утром Кольцов был на работе, но к обеду уехал домой, чувствуя слабость. Немного отдохнул. Получил от Лиды новое хамское письмо. Она вновь была в Москве (где живёт её «старый друг»)! Вечером выпил один (зная, что нельзя!).

Следующий день на работе прошёл, как обычно. На занятиях свой доклад представила Марго. Пако зачитал очередную «липу», пришлось его отчитать. Перед этим у Сергея был разговор с Вероникой. Она вручила ему бумаги о «Проекте развития преподавания общественных наук». Он обратил внимание на то, что, во–первых, — ни слова о советских специалистах, во–вторых, — как будто ничего до этого не было сделано, в-третьих, — как всегда, «прожектомания». По этому поводу дома ночью он опять напился.

Утром Сергей ещё раз посмотрел документы. После занятий был короткий разговор с Вероникой о направлении на XI Международный философский конгресс в Мексику Ампаро и Карлоса. После работы были с Евгением Орловым у Хосе Пасоса в DRI (международный отдел Сандинисткого Фронта) по поводу лекции.

На следующий день Кольцов занимался в библиотеке университета. Вечером пошёл в кино, попал на американский фильм «Двенадцать из Патибуло» о приключениях американских уголовников во время Второй Мировой войны.

Занятия с философами проходили нормально. Но Сергею пришлось сделать резкий выговор Марго (ни черта не делает, только бегает «консультироваться»). Утром он продиктовал Офелии (секретарша Департамента) свой отчёт. После обеда выступил на собрании «школы» (факультета) с сообщением о Великой Отечественной войне. В Департаменте появились «кубинцы» Леонардо и Карлос, вернувшиеся с годичной стажировки на Кубе. Они очень изменились, вели себя сдержанно. После работы Сергей корректировал выступление на завтра по «Комманифесту». Затем поговорили с Юрой в «патио» о 3‑х группах «интеллектуалов»: «средне–умные», просто–умные и «сверх–умные».

«Баррикада» сообщила о том, что в Манагуа было два подземных толчка (5,6 и 5,3 баллов).

Вчера первый толчок был ощутим днём в университете (все выскочили на улицу). Второй вспугнул обитателей дома поздно вечером. Дом слегка встряхнуло, но всё обошлось без последствий.

Утром Кольцов вымыл пол в доме, постирал бельё и… отправился вместе с Орловым «давать» лекцию о «Комманифесте» сотрудникам DRI. Присутствовали команданте Ольга Авилес, Сокоро Гален (ANAPS), Харкин и другие никарагуанские руководители. После обеда заехал Крашенинников «поблагодарить» от имени посла за лекцию. Потом Сергей отправился в кино, посмотрел итальянский фильм «Декамерон» (Пауло Пазолини). Затем с Юрскими поужинали в «Costa bravo». Ночью беседовали с Нелли в её комнате «за жизнь» и литературу.

В воскресенье, пообедав с Нелли в «Rondalla», Сергей уехал на дежурство в ГКЭС. Просмотрел «Правду» за конец марта — начало апреля: в Москве проходит Пленум ЦК, на котором идёт «чистка» кадров; похоже, будет новый состав правительства.

«Nuevo Diario»/”Barricada» сообщают: Рейган потребовал от сандинистов новых выборов с участием «оппозиции» («контрас») и повторил, что США не позволит «другой Кубы» в районе. Рейган сообщил, что Папа «поддерживает» его «план» и выступил за удвоение числа «контрас» до 35 тысяч. Архиепископ Мигель Обандо–и–Браво заявил о согласии быть посредником в переговорах с «контрас» (план Рейгана) и обрушился с критикой на Сандинистское правительство. Президенты Венесуэлы (Лусинчи), Эквадора (Ф. Кордеро) и Мексики (М. де ля Мадрид) высказались «за» план Рейгана. Президент Аргентины Альфонсин в телефонном разговоре с Рейганом назвал его ультиматум Никарагуа «важным шагом». Луис Президент Коста — Рики Альберто Монхе поддержал «план Рейгана, из Никарагуа отозван посол Коста — Рики. Военные спутники США вновь ищут болгарские суда с советскими самолётами для Никарагуа. На Кубе Даниэль Ортега на встрече с Фиделем Кастро и министром иностранных дел Колумбии отверг план Рейгана о переговорах с «контрас» и оппозицией: принять план Рейгана (предложенный Конгрессу США) это значить «бросить в нас нож». Комиссия Сената США одобрила «проект Рейгана» о 14 млн. долларов для «контрас». Джордж Шульц заявил, что США могут принять экономические санкции и разорвать дипломатические отношения с Никарагуа («Правда» обвинила США в «интервенции» в Никарагуа). 30000 манифестантов прошли напротив Белого Дома в знак протеста против «Плана Рейгана». Сенат США апробировал, Палата представителей провела «план Рейгана». Рейган пригрозил Никарагуа торговым бойкотом. Д’Эското созвал дипкорпус для объяснения позиции Никарагуа.

…На работе Кольцов набросал черновик отчёта, получилось вроде бы неплохо (в среднем 500 часов учебной нагрузки в год, из них 40 % аудиторных занятий). Однако Вероника никаких данных ему не дала. Марго обиделась на его критику. Какие они «буржуа» заносчивые! Дома Сергей начал читать детектив Романа Кима «Специальный агент» (на испанском языке). Слушал музыку и пил один. С «гвардейцами» решил быть покруче, так как они стали нарушать возрастную дистанцию.

В университетской «либрерии» появилась в продаже вторая часть учебника («Истмат»). Победа! В департаменте Кольцов улаживал первый конфликт между «кубинцами» и Ампаро, который, как он подозревал, возник из–за него.

Среда началась, как обычно. Ничего не предвещало того, что произошло!

С утра в университете Кольцов набросал введение к отчёту. После обеда началась суета. Вероника сообщила ему, что на экономическом факультете («школе») распространялась листовка: «Яхонт, Константинов, Бурлацкий, Афанасьев воплотились и поселились среди нас в форме серхилизма», — выпущенная по поводу выхода 2‑й части учебника философии. «Очевидно, основная характеристика философии «серхилизма» — это её онтологический и абстрактный характер, и, как следствие этого, это обесценивание истории, критики, специфики, конкретности и в целом революционной философии».

Однако занятия ему пришлось довести до конца. После этого в 12‑й аудитории университета состоялось выступление перед преподавателями и студентами советского посла, посвящённое 40-летию Победы в Великой Отечественной войне (в присутствии послов других стран). Посла сопровождал Крашенинников. Сергей передал ему листовку. Затем в посольстве прошло партсобрание ГКЭС по письму «инстанции», на котором он высидел с трудом. Анатолий Иванович позвонил вечером по телефону и передал Сергею мнение посла (по поводу листовки): «это — идеологическая борьба и учебник бьёт в точку».

Кстати, «La Prensa» на днях сообщила о том, что президент США Дональд Рейган заявил, что Никарагуа распространяет марксизм–ленинизм в Латинской Америке. Кольцов подумал, что это о нём, так как других распространителей «марксизма–ленинизма» здесь он не встречал.

По этому поводу ночью он опять напился.

Четверг оказался дурным днём! Почти два часа ждали автобуса. Затем получили зарплату и ещё два часа стояли в очереди заплатить партвзносы (!). Так что на рынок не попали. Домой Сергея подвёз Вартан, который сообщил ему, что заседание Методсовета отменили из–за «разногласий» с Ярко. Но его лекция в военном госпитале «Ленин Фонсека» не состоялась, он вернулся на такси. Отправил письма. Вечером выпили с ребятами за «фойеты» (учебники) и просто так. Но уже не так, как раньше. Ночью была гроза и у него опять болела голова.

Следующий день прошёл спокойно. Приезжал Вартан, сообщил Сергею, что Крашенинников рассказал о «листовке» Ярко. Зачем? После работы преподаватели были на семинаре в CNES.

Суббота, как всегда началась для Сергея со стирки. Затем с Анатолием они побывали в «Дипмагазине». Потом обедали в «7 морей». В «Cinemateca» посмотрели итальянский фильм. По возвращению попали под сильный дождь, который шёл всю ночь. А они сидели и пили по поводу дня рождения Айдара (сына Бека). После этого Орлов провёл собрание (в 2 часа ночи!) на предмет совместного празднования Дня Победы. Были дебаты, которые продолжились (в «узком кругу») в комнате Нелли. Сергей вернулся в свою комнату в 6‑ть утра.

В воскресенье Кольцов весь день чувствовал себя разбитым (слабость и болело сердце). Все соседи уехали в Хилоа. В несколько приёмов он погладил постельное белье. Потом слушал с Людмилой Жарковой (которая тоже не поехала со всеми) кассеты в её комнате. Орлов, после вчерашнего собрания, из своей комнаты не высовывался. В доме — тишина! Вечером Сергей опять «беседовал» с Нелли в её комнате.

Тяжёлый понедельник. Весь день Сергея клонило ко сну. В Департаменте он побеседовал с новыми «начальниками» методических секций Леонардо и Карлосом Квадра. Затем был разговор с Пако. Дома на этот раз не напился и рано лёг спать. Под утро опять болело сердце.

До отъезда Кольцова оставалось 33 дня…

События за апрель:

Команданте Дорис Тихерино назначена Начальником Управления полиции. Произошли вооружённые нападения «пасторовцев» (ARDE) на южной границе страны. Эден Пастора обвинён властями Коста — Рики в «жульничестве». Даниэль Ортега объявил о продлении Чрезвычайного положения до октября. В. Годой заявил, что ситуация вокруг Никарагуа напоминает 1962‑й год (Карибский кризис). В Москве Даниэль Ортега подписал договор о смешанной экономической комиссии. Горбачёв заявил Ортеге о полной поддержке Никарагуа. Москва отрицает присутствие советских солдат в Никарагуа. Советские техники строят в Никарагуа станцию космической связи. Никарагуа (команданте Ланг) избрана председателем Американской организации авиации и примет участие в военно–авиационных манёврах в Панаме.

7 грузовиков с 14 никарагуанскими солдатами и 3 офицерами «заскочили» на территорию Гондураса, который объявил «военную тревогу», но позже вернул военные грузовики и солдат. В Гондурасе начались новые военные манёвры «Скорпион» с 125 танками (в том числе и советские Т-54, которые используются в качестве мишеней) совместно с 2300 американскими морскими пехотинцами. Гондурасские самолёты потопили никарагуанский пограничный катер (погиб один человек). В Сальвадоре погиб «Риккардо», сын руководителя компартии Марио Агиньядо и арестованы Нидия Диас и команданте «Наполеон Ромеро» (Кастейано). Сальвадорское военное командование заявило, что Кастейано дезертировал. За три месяца FLNFM потерял 741 человека. На Кубе идёт «чистка» в министерствах, Сантьяго Коррийо и 18 членов ЦК «предупреждены» дисциплинарно.

«Голос Америки»: Горбачёв («Правда») предложил «мораторий» на ракеты в Европе и дал согласие на свою встречу с Рейганом. Тэтчер поддержала Рейгана в отказе ответить на предложение Горбачёва о «замораживании» размещения ракет в Европе до ноября. Англия выслала 3 советских дипломатов. Умер лидер Албании Энвер Ходжа (76 лет). В Испании взорвана бомба в ресторане вблизи американской военной базы (убито 25 человек).

Май. «Fenis»!

1 мая в стране было отмечено церковью и профсоюзами.

Для Сергея этот день начался тоскливо. Все были заняты подготовкой к празднику. Он ушёл гулять, посмотрел выставку захваченного у «контрас» оружия, которая была устроена на площади «19 июля». Сильное впечатление произвели карты боев 1984 и 1985 годов. Он даже не представлял себе, как всё это было близко от Манагуа. Выпил пива в отеле «Интерконтиненталь». Праздничный обед в доме начался в 14.30. Все женщины были в новых платьях. Стол ломился от еды и питья. Объелись быстро, но отдохнуть не удалось. Второй раунд начался часов в 8‑мь и закончился танцами в 3 часа ночи. Сергей напился и чувствовал себя нормально.

Температура в Манагуа достигла 34 градусов (в тени).

Утром Сергей отправился со всеми «за покупками». Купил вещи для Лиды и дочери, но не было ни сигарет, ни молока! После этого перекусил, отдохнул. Затем был с Нелли в «Дипмагазине», купили ей магнитофон «Sony», выпили пива. Вечером отмечали день рождения сына Пасынковых (новых ребят из Ленинграда). Спокойно, без шума. Сергей рано ушёл спать.

Пятница прошла для него, как обычно. На работе закончил отчёт (рабочую часть). Дома вечером посидели сначала с ребятами «в патио». Затем — на крыше в «расширенном составе». Выпили немного (по обычным меркам). Сергей, ради куража, принёс из холла на крышу большое кожаное кресло (подняв его на вытянутых руках) для Людмилы Жарковой. Разошлись поздно.

Ложась спать, Сергей не подозревал, что завтрашний день изменит его жизнь на долгие годы…

Утром встал, попытался стирать и… начался приступ!

Крутился на кровати до 10 часов, пока не приехал Юра Малахов, который ничем помочь не смог. Поздно вечером Сергей вызвал врача посольства. Тот установил приступ панкреатита. Сразу же ночью, Байбаков (новый пресс–атташе) на своей машине отвёз Сергея (обложив пакетами со льдом из морозильной камеры и накрыв целлофановой накидкой) в военный госпиталь Чинандеги. По разбитой (снарядами) дороге они пролетели 80 км. за полчаса (ночью дорога была пустынна). Иначе было нельзя, так как из–за тряски он мог бы просто не доехать. Сергей переменно впадал в бессознательное состояние. В госпитале были в час ночи. Как только ему поставили капельницу, он «вырубился»…

В течение четырёх последующих дней он изредка приходил в себя, находясь постоянно подо льдом (температура воздуха 35–40 градусов). Потом он узнал, что ему в это время вводили наркотики, чтобы уменьшить боли, так как необходимых лекарств в госпитале не было. Он ясно видел, как однажды в палату вошла его мать, и они с ней разговаривали. Он обещал ей, что, если останется жив, обязательно бросит курить. Она ушла успокоенная…

По инструкции врачи должны были срочно его эвакуировать на самолёте в Гавану. Но, во–первых, самолёт прилетал только в понедельник, во–вторых, для этого его нужно было вновь везти в Манагуа (а никаких специальных машин «скорой помощи» здесь не было), а, в-третьих, — самое главное — врачи знали, что в таком состоянии он до Гаваны не долетит. Прецедент уже был: в прошлом году умер лётчик (у которого был почечный приступ) прямо в гаванском аэропорту. Провести сложную операцию здесь в палаточном госпитале было невозможно, да и некому. Поджелудочная железа у Сергея заработала вновь лишь в ночь на 5‑й день.

Позже Сергею рассказали, что жизнь ему спасли… американцы.

На противоположной стороне границы в нескольких километрах на территории Гондураса находился такой же военно–полевой госпиталь, в котором работали американские врачи. Каким–то образом между госпиталями была установлена радиотелефонная связь. Потом главврач поведал ему, «по секрету», что — это было «обычное дело», когда советские и американцы «коллеги» неожиданно встречались в «третьих странах». Так вот советские врачи знали, что у американских военных врачей есть специальное средство для «экстремальных ситуаций». Это лекарство и было введено Сергею, когда врачи поняли, что ждать дальше нечего.

Была ли это правда, или подвыпивший главврач что–то приврал. В эту ночь врачи и медсёстры, которые буквально не отходили от Сергея все эти дни, напились за его «воскрешение»! Произошло медицинское чудо! Он остался жив!

Вместе с коллективом госпиталя Кольцов отметил 40-летие Победы… «голодовкой» (врачи разрешили ему только стакан компота) за накрытым в столовой праздничным столом. Однако было весело и хорошо. Медперсонал советского госпиталя был полностью заменён. Он познакомился с новым хирургом из Ново — Фоминска Михаилом Григорьевичем Овчинниковым и медсестрой Таней, которые, фактически, спасли ему жизнь. А также с соседом по палатке — моряком из Калининграда Володей, снятым с судна из–за приступа аппендицита, которому Сергей подарил переданный ему ребятами из Манагуа блок «Мальборо».

Сергей сразу же «бросил» курить (тем самым отметив своеобразное «двадцатилетие» этой привязанности). К тому же, как объяснил по–мужски Овчинников: «если хочешь жить, брось пить навсегда». Теперь и это традиционное русское удовольствие ему было недоступно! И всё это так сразу и навсегда!!!

А как же жить дальше?!

Домой Кольцо вернулся в омерзительном настроении. Здесь его никто не ждал. Сразу же вынужден был заниматься глаженьем своего постельного белья (не успел сделать это перед приступом). Никто не предложил помощь! Почти все соседи уехали на пляж в Хилуа. Обедать потащился сам в «Tirraza» (о соблюдении «диеты» здесь не могло быть речи). После этого отдохнуть не удалось, Татьяна Орлова и Айдарчик Дуйсенбаевых орали так, будто они одни в доме. Кстати, Татьяна Фёдоровна при встрече сделала Сергею странный комплимент: «когда тебя увозили, я, кажется, впервые увидела смертельно раненного льва». Она же первая заметила, что у Сергея на висках появилась седина. У него же сложилось впечатление, что кое–кто из его соотечественников полагал, что он уже из госпиталя не вернётся. Вечером приехали Ренсо и Марго, вместе они поболтали, потом поужинали в одном ресторанчике.

Кстати, в Манагуа поднялись цены на сигареты и ром (в 1,5 раза)!

Жить Сергею стало совсем тоскливо. Теперь посещение ресторанов с друзьями — одна условность. Не курить, не пить, не есть! С ума сойти можно! И придумать ничего невозможно! Итак, он — инвалид! Звонил в госпиталь: приговор окончательный! До отъезда оставались три недели. Как их прожить?

В воскресенье утром разобрал книги, набиралось много. После обеда сходил в кино, посмотрел фильм «Страдания Мела Брукса», американская комедия о психопатах. Затем поужинал в «Antojitos», рядом за столом сидел с друзьями Томас Борхе!

На следующий день Сергей поехал в университет. Обругал Марго, опять ни черта не сделала! Вероника — на Кубе. Без неё в Департаменте — бардак. Ожидаемые экземпляры изданного учебника по философии попали на складе под дождь, большинство восстановлению не подлежит (!?) Настроение у него было подавленное.

Утром Сергей просыпался уже злой. Свой отчёт он отдал Ярко. Миша Грач сделал ему характеристику под диктовку Вартана.

В последний «день покупок» Кольцов купил дочери школьный ранец. На работу не поехал. Вечером был в «Casa de Gordillo» на открытии выставки современной советской живописи. Выступал посол. Крашенинникова не было. Кстати, Анатолий Иванович даже не позвонил по его возвращению из госпиталя. Дома смотрел по ТВ первые серии «Семнадцати мгновений весны» (с испанскими субтитрами), и вспоминал свои последние «киевские каникулы», проведённые с Ларисой (его первой женой) десять лет назад. Тогда они втроём с трёхлетним сыном отдыхали в домике в «Конча — Заспа» и с восторгом смотрели по телевизору этот сериал. Через три года её не стало. После её смерти жизнь Кольцова пошла как–то «не так», будто его покинул ангел–хранитель. Из его жизни ушло что–то важное, без чего, что бы он ни делал, теряло свой смысл, свою ценность.

Самочувствие у Сергея было неопределённое, ничего не болело, но ощущения здоровья не было. Постоянная слабость и пот.

Он просмотрел «Правду» за 2‑ю половину апреля. Материалы Пленума, умерли генерал Батов и киносценарист Сергей Юткевич, заметно усилилась критика (в основном хозяйственников), прошёл очередной чемпионат мира по хоккею.

Суббота началось бардаком с автобусом для поездки в Масайю. В конце концов, Кольцов уехал с женщинами. Купил масайские вещи для детей и Лиды, выпил пива (3 бутылки). Вечером с Нелли сходил в кино, посмотрел мексиканский фильм–стриптиз «Бурлески».

На следующий день Сергей собирал чемодан и сумку. Вещей, конечно, набиралось много. Затем съездил на консультацию к Юре Малахову в госпиталь «Карлос Фонсека». Почитал у него медицинский справочник: «панкреатит возникает как следствие алкоголизма и недоедания»! «Утешительный» диагноз. Остался без обеда. Вечером к нему заехал итальянец Бруно и привёз к себе на виллу (на 10000$), где уже были итальянка–потаскушка Лилиан с её приятелем–негром Вашингтоном (с Атлантического побережья). Ели спагетти.

На работе Кольцову делать было уже нечего. Он разобрал и уничтожил свой архив. Затем, неожиданно, попал с Абелем Гараче и Вероникой (вернувшейся с Кубы) на обед в «Las Gauchos» в честь прибывшего нового кубинца Павло (специалист по «научному коммунизму»). Это — явно уже была замена Кольцову. Да, между прочим, он узнал, что неожиданно улетел Ярко, ни с кем не попрощавшись и не предупредив! Дома тоже делать было нечего. Сергей разобрал газеты, пытался читать. Ночные «беседы» с приятелями, естественно, прекратились.

Во вторник Саша Трушин неожиданно привёз в университет фоторепортёра ТАСС Григория Борисовича, который сфотографировал Ивана Нистрюка, Анатолия Жаркова, Бека и Кольцова на занятиях. На занятиях Кольцова присутствовал кубинец Павло. Вечером приехал Вартан, от него Сергей узнал, что Бек и Нистрюк «продлились» ещё на год! Ночью опять болело сердце.

С Маргаритой Кольцов съездил в IRENA (Сельскохозяйственный комитет), узнал, что вывоз попугая из страны стоит 25$. На следующий день он побывал у ветеринара (визит к нему стоил 500 кордобас) и получил медсправку, необходимую для вывоза Лорки. Затем нанёс визиты в «Sanidad animal» (Ветеринарная клиника), затем — вновь в IRENA, которые оказались бесполезными. Официальных документов на вывоз попугая он так и не получил.

Сергей побывал последний раз на рынке «Ориенте» и купил «техасскую» шляпу для себя.

В Департаменте Сергей провёл последние занятия с экономистами (14 человек) и по эстетике (для «вольнослушателей»). «Врезал» Орлову за попытку перетянуть к себе Ампаро (которую он весь год готовил к поездке на учёбу в Союз). Отчитался на Методсовете (присутствовал Ковалёв В. Н., как и. о. экономсоветника): за три года — свыше полутора тысяч часов аудиторных занятий, издано — «Хрестоматия по маркситско–ленинской философии» и учебник по философии в 2‑х частях, подготовлено для учёбы в Советском Союзе пять человек, прочитано 15 лекций в никарагуанской аудитории (вне университета).

Вечером в пятницу сходил с Нелли в кино на испанский эротический фильм «Невинные святые». Перед фильмом посмотрели в кинотеатре мини–спектакль «Эротико». После кино поужинали в «La Cabana». Ночь спал беспокойно, под утро стреляли в районе аэропорта.

Суббота началась для Сергея, как обычно, со стирки. Затем он побывал в «дипмагазине», купил для Лиды духи, вино и конфеты, а также ещё две кассеты Поля Мориака. После обедали с Нелли в «Los Gauchos». Вечер прошёл в болтовне и переписывании кассет.

В воскресенье Сергей один пообедал в «Интерконтинентале», вспоминая шикарный обед с Крашенинниковыми год назад. Как всё изменилось с тех пор! Затем, наконец, сложил чемодан и сумку. Посмотрел по ТВ концерт Тины Тёрнер. В доме «гвардейцы» напивались без него.

Осталась последняя неделя.

На Кубе Даниэль Ортега на встрече с Фиделем Кастро и министром иностранных дел Колумбии отверг план Рейгана о переговорах в «контрас» и оппозицией: принять план Рейгана (предложенный Конгрессу США) это значить «бросить в нас нож».

«La Prensa» опубликовала комментарий советского посольства к статье «О чем забыл посол СССР» (в связи с его докладом о Великой Отечественной войне 24 апреля в университете). Андрей Сахаров отказался от звания академика.

Кольцов побывал у Абеля Гараче, с которым обговорили «бюджет» и программу акта «деспедиды» («прощания»), и внёс 25 тысяч кордобас на расходы. Затем был разговор с новым кубинцем Павло, Сергей передал ему бумаги по конгрессам и получил взамен его «книгу» (ротапринт) о философии Латинской Америки. Выяснил, что на Кубе и в Москве кое–кто занимается философией Латинской Америки, но серьёзных публикаций пока нет. После обеда разговоры продолжались. Он узнал, что вокруг его характеристики идут переговоры между Барсуковым и Мирзояном. Вечером он возился с книжными коробками. К удивлению заметил, что исчезло кое–что из ценных никарагуанских «сувениров» (подарок лётчиков — горный камень, усыпанный золотой «пылью» с Атлантического побережья, а также «автограф» одного из генералов Сандино). Во время его отсутствия дверь комнаты оставалась открытой, и любой из соседей мог их взять с полки внутреннего шкафа.

Во вторник в Департаменте Кольцов провёл последнее занятие научно–методического семинара, рефераты предоставили все (хотя некоторые незаконченные). Обедал с Ампаро, обговорили с ней все её «дела». Девочка не намерена сдаваться, и доведёт задуманное ими до конца. Затем он съездил в ГКЭС за зарплатой, которую получил уже в «чеках» Внешпосылторга. Получил аттестат, авиабилет, снялся с партучета. Разговор с Павловым был кратким, но неприятным. Затем был в посольстве — взял паспорт и заверенную справку на Лорку (для советской ветслужбы). Разговор с Барсуковым о характеристике не состоялся. После этого присутствовал на партсобрание ГКЭС: и слушал нудный доклад Павлова о Пленуме ЦК (по газетам) и ещё более занудное выступление Вартана. Дома выпил стакан молока и лёг спать.

Утром Кольцов был у Барсукова по поводу характеристики. Разговор состоялся короткий, в стиле: «я — начальник, ты — дурак». Затем он отправился в «дипмагазин», где купил швейцарские часы для дочери. Вечером он вновь был в посольстве на партактиве (опять по Пленуму ЦК). Докладчик помянул университетские «письма» (листовки) о «серхеистах». Зачем? Прощание Сергея с послом было сухим и коротким. «Мавр сделал своё дело».

Осталось три дня.

В четверг Кольцов попытался писать «благодарственную» речь для акта «деспедиды». Получилось с трудом. Последний раз пообедал в «Rondalle». После краткого отдыха пошёл в кино, смотрел «Человеческий мусор», английский фильм о детском исправительном доме. После этого поужинали с Юрскими в «Интерконтинентале». Из дома Сергей позвонил Грачу: с характеристикой всё без перемен. Перед сном посмотрел по ТВ «Семнадцать мгновений весны» (3‑ю серию).

На душе было скверно, очень скверно! Всё–таки «им» это удалось! «Они» его сделали!

31 мая был днём «деспедиды»! Утром Сергей побывал в ГКЭС и посмотрел у Павлова свою характеристику. Всё осталось, как было, то есть «поправку» (фактически означающую «не рекомендацию» к дальнейшей работе заграницей) так и не убрали. На этом настоял Барсуков! По дороге Сергей заехал в парикмахерскую и подстригся (дело здесь редкое из–за своей дороговизны). Из университета съездил в IRENA по поводу попугая и опять безрезультатно.

В университете первый акт (вручение дипломов «слушателям» Кольцова) начался на 40 минут позже. Присутствовали Саша Трушин и его фоторепортёр ТАСС. Второй акт вручения Кольцову диплома «Почётного профессора Национального автономного университета Никарагуа» прошёл в библиотеке лучше, хотя не было ни нового ректора (с которым Сергей не успел познакомиться), ни приглашённого им нового заместителя экономсоветника (работа Барсукова!). В отличие от Векслера инициатива о присуждении Кольцову звания «почётного профессора» исходила от никарагуанского руководства, о чём оно официально (по его просьбе) известило ГКЭС. Потом у Сергея состоялся бесполезный разговор о характеристике с Вартаном, который сказал ему, что начальство согласно на его «продление», если он вернётся вместе с женой. Но Сергей знал, что это уже невозможно.

Вечером «деспедида» Сергея была продолжена на «нейтральной территории» — в доме «Болонье‑2». Началась с запозданием, но прошла очень хорошо. Народу было много. Пришли практически все его никарагуанцы и «интернационалисты», приехали руководители университета Ромеро, Освальдо и Владимир Кордеро. Были также соседи Сергея по дому. Но из преподавательской группы «Планетария» («вартановцы») — никого! Там провожали Нистрюков. Не было никого и из советского руководства. Закончили поздно. Марго впервые выпила много и была на грани истерики! У Сергея же настроение было подавленное. Разумеется, он не мог выпить даже пива. И почти ничего не ел. Не было ни радости, ни грусти! Ничего! Полное опустошение…

Последние события за май:

Из телевизионных новостей: Центральный банк Никарагуа объявил открытым «чёрный рынок». Из Манагуа вылетели на Кубу первые 100 военных советников. США в Совете Безопасности ООН голосовали «вето» против резолюции по Никарагуа. В Манагуа создан Комитет Бедствия (после первых дождей). Даниэль Ортега в Испании встретился с Ф. Гонсалесом и заявил: «Рейган обрекает Никарагуа на голод». Во Франции Даниэль Ортега был принят Миттераном, потом он посетил Италию, Финляндию (всего 14 стран за 25 дней). В Манагуа начал работу I Конгресс Ассоциации экономистов Никарагуа. В своём доме убит Леонель Эчеверия (бывший университетский преподаватель философии, потом работавший в Министерстве внутренних дел). В Италии опубликован список «террористов», которые должны находиться в Центральной Америке.

«Barricada»: Умберто Ортега сообщил, что за первую половину 1985 года уничтожено 1200 «контрас» и предложил Гондурасу военные переговоры. Луис Каррион: 4000 «контрас» готовятся к наступлению в июне. Эден Пастора, после ряда поражений его отрядов, находится в США. Кирпатрик (экс–представитель США в ООН) сравнила «контрас» с кубинскими «гусанос» Плайя — Хирон, обвинив США в их «предательстве». Рейган обвинил Кубу в «коммунистической экспансии» в Центральной Америке. ОАГ в Мексике приняла документ, в котором Советский Союз и Кубу обвиняют в «воодушевлении восстаний в американском полушарии». В Чили появилось утверждение, что советские подлодки и рыболовецкие суда шпионят и доставляют оружие «повстанцам».

1 июня, — 937‑й день пребывания Кольцова в Никарагуа, — остался 1 день!

Утром с помощью Юры Богдановича Сергей сложил две книжные коробки. Пообедал в «Rondalla» (ещё раз!). И затем делать было нечего, пошёл в кино, но не выдержал — ушёл. Вечером заехал Марио Дельгадо (тот студент, который написал на него «донос») — попрощаться. Затем с Юрскими были в ресторане «La vista» в отеле «Интерконтиненталь». Ребята пили коктейли, танцевали. У Сергея настроение было грустное: никто не хотел верить, что он не вернётся! Сергей, может быть, тоже. Ведь всё–таки — три года так просто из жизни не выкинешь!

В аэропорт Сергея отвезли итальянцы. Туда же подъехали Франсиско — Серхио с Нормой, Пако Фьерро и Ломбардо. Всё были растеряны, нервно шутили. Создавалось впечатление, что никто не понимал, что происходит.

После регистрации и сдачи багажа, Сергей с Ломбардо и Ренсо отправились на второй этаж получать разрешение на вывоз попугая. Однако предъявленные ветеринарские документы не произвели на таможенников никакого впечатления. Разрешения от Сельскохозяйственного комитета у Сергея не было. Но, к счастью, Ломбардо заметил, что таможенник это учреждение и не упоминал, ему нужно было любое «разрешение». Тогда Сергей показал ему бумагу посольства: на бланке, с подписью консула и печатью. Вообще–то она была предназначена для советских таможенников (но на всякий случай был сделан испанский перевод). Это сработало! Чиновник шлёпнул на ней свою печать и всё — для Лорки путь был открыт.

Но предусмотрительный Сергей всё–таки подстраховался, зная, что в Шереметьево попугай будет обязательно конфискован «на карантин». Поэтому Лорку он поместил в заранее подготовленную фирменную картонную коробку, в которой в «Дюти фри» аэропорта продавали кубинский «Бакарди» (две бутылки), и которая была опечатана таможенным «пропуском». Сергей аккуратно отклеил наполовину «пропуска» с тем, чтобы использовать его вновь. Для дыхания попугая он сделал в коробке несколько незаметных дырочек. Попугаи в темноте спят, поэтому голоса не подают.

Так с этой коробкой в руках Сергей, попрощавшись с ребятами, спокойно проследовал мимо багажного и пограничного контроля в зал посадки. Самолёт вовремя поднялся в воздух и, сделав круг над Манагуа, покинул Никарагуа, взяв курс на Гавану. Внизу под его крылом остались три самых трудных и самых интересных года в жизни Кольцова.

Прощай, Никарагуа!

Post scriptum

Через некоторое время в Москве Кольцов встретился с Крашенинниковым и Чукавиным (который вскоре уехал консулом на Кубу), а также разыскал в одной из московских «хрущёвок» Хуана Гаэтано, работавшего в никарагуанском посольстве. У него состоялась встреча с Марио Гутьересом, учившимся в университете «Дружбы народов» (вскоре он защитил кандидатскую диссертацию). В «родном» Ленинградском университете он нашёл Ампаро, туда же позже приехала из Ташкента Эллиса Аревало. Побывав в Киеве, Сергей увиделся с Герардо Обандо, который учился университете. Все ребята были рады встречи с ним. Ни с кем из своих советских «коллег» он больше не встречался и не испытывал такого желания. Через десять лет, находясь в Одессе, он встретился с Векслером, который, побывав с делегацией в Никарагуа, рассказал о судьбе некоторых общих знакомых никарагуанцев, оказавшихся в критической ситуации, после того как сандинисты проиграли очередные президентские и парламентские выборы «правым» партиям и были отстранены от власти. Даниэль Ортега вынужден был уступить президентское кресло Виоллете Чаморро. Только через двадцать лет ему удалось вернуть его. Но мир уже за это время изменился, и настали «другие времена»…

Оглавление

Михаил Колесов НИКАРАГУА. HORA CERO Роман–хроника

  ИСТОРИЧЕСКОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ

  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

    Июнь. Манагуа

    Июль. Война

    Август. Гранада

    Сентябрь. Леон

    Октябрь. День рождения

    Ноябрь. Праздничный приём в посольстве

    Декабрь. «Зубное дело»

    Январь. «Bolonia»

    Февраль. Никоноомо

    Март. Папа Римский и Карл Маркс

    Апрель. В. И. Ленин и Рональд Рейган

    Май. «Страсти» по Векслеру — симптомы перемен

  ЧАСТЬ ВТОРАЯ

    Август. Возвращение

    Сентябрь. Илья Глазунов

    Октябрь. Социологический Конгресс

    Ноябрь. Праздничные мероприятия

    Декабрь. Сан — Хосе (Коста — Рика)

    Январь. Конец «партийной карьеры»

    Февраль. Юлиан Семёнов

    Март. Радио и телевидение

    Апрель. Конец «Великого комбинатора»

    Май. Подведение итогов

  ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

    Июль — август. Встречи и проводы

    Сентябрь. Идёт дождь

    Октябрь. Опять советский военный госпиталь

    Ноябрь. Выборы

    Декабрь. Отчёты и отъезды

    Январь. Инаугурация

    Февраль. Антиимпериалистический конгресс

    Март. Взрыв на Тискапа

    Апрель. «Серхилизм»

    Май. «Fenis»!

  Post scriptum Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg