«Запретные желания»

Джорджетт Хейер

Запретные желания

Перевод: О. Я. Бараш

Аннотация

Граф Джайлз Кардросс, богатый и знатный человек, женился на бесприданнице из почтенной, но безнадежно запутавшейся в долгах семьи. Элен Ирвин выходит замуж в надежде, что сумеет тайком от мужа помогать своему беспутному брату Дайзарту.

Глава 1

В библиотеке царило молчание, не интимное, а гнетущее. Голубые глаза миледи, смотревшие через стол в холодные серые глаза милорда, скользнули по пачке счетов, прикрытой его ладонью. Ее белокурая головка была опущена, нервные руки крепко сжаты. Несмотря на модное (и очень дорогое) утреннее платье из жатого французского шелка и на стильную прическу, сделанную у самого модного куафера Лондона, она выглядела до смешного юной - точь-в-точь школьница, пойманная на шалости. Собственно, ей еще не было и девятнадцати, но она уже почти год была замужем за джентльменом, стоящим по другую сторону стола и смотрящим на нее столь пристальным взглядом.

- Ну так что же?

Она судорожно сглотнула. Тон графа был вполне приветливым, но ее слух чутко уловил в его голосе беспощадные нотки. Она украдкой бросила на него испуганный взгляд и, покраснев, снова опустила глаза. Он не хмурился, но не было сомнения: он таки добьется от своей провинившейся молодой жены ответа на вопрос, на который ответа не было.

Снова воцарилось молчание, нарушаемое только тиканьем больших часов на каминной полке. Миледи так сильно сжала пальцы, что они побелели.

- Я спрашиваю вас, Нелл, почему все эти торговцы, - граф поднял со стола пачку счетов и бросил их, - сочли необходимым обратиться ко мне, чтобы я оплатил их счета?

- Мне очень жаль! - пролепетала графиня.

- Но это не ответ на мой вопрос, - сухо сказал он.

- Ну... Ну, я думаю, это потому, что я... я забыла оплатить их сама!

- Забыли?

Золотистая головка опустилась еще ниже; она снова нервно сглотнула.

- Опять на мели, да, Нелл?

Она виновато кивнула, еще гуще покраснев.

Его лицо было непроницаемо, и какое-то мгновение он молчал. Его взгляд был устремлен на нее, но что он при этом думал, угадать было невозможно.

- Похоже, я даю вам слишком маленькое содержание, - заметил он.

Понимая, что содержание, которое он давал ей, было отнюдь не маленьким, она бросила на него умоляющий взгляд и, заикаясь, пробормотала:

- О нет, нет!

- Тогда почему же вы в долгах?

- Я покупала вещи, которые, наверное, не следовало покупать, - в отчаянии сказала она. - Например, это платье! Мне действительно очень жаль. Я больше не буду!

- Могу я взглянуть на ваши оплаченные счета?

Это было сказано еще более приветливым тоном, но краска мигом сбежала с ее щек. Они побелели так же резко, как только что покраснели. Конечно, у нее были кое-какие оплаченные счета, но никто лучше нее не знал, что вся эта сумма - хотя дочери обедневшего пэра она и могла казаться огромной - не составляла и половины того щедрого содержания, которое ежеквартально выплачивалось ее банкирам. Поэтому теперь в любой момент милорд мог задать вопрос, которого она боялась больше всего на свете и в ответ на который не посмела бы сказать правду.

Так и случилось.

- Три месяца назад, Нелл, - проговорил граф размеренным голосом, - я строжайше запретил вам оплачивать долги своего брата. Вы обещали мне, что не будете этого делать. Но вы все-таки это сделали?

Она отрицательно покачала головой. Ужасно лгать ему, но что еще можно сделать, когда он смотрит так сурово и не проявляет ни малейшего сочувствия к бедному Дайзарту? Ведь стесненные обстоятельства, в которых постоянно пребывает Дайзарт, - результат его несчастливой судьбы; похоже, Кардросс не понимает, насколько несправедливо обвинять Дайзарта в том, что он не в состоянии бросить игру в карты и на скачках. Эта Роковая Страсть, говорила, покоряясь судьбе, матушка, у них в роду: дедушка умер, не выдержав бремени нависших над ним долгов; отец, в своем похвальном стремлении восстановить богатство семьи, еще безнадежнее перезакладывал свои поместья. Вот почему отец был так счастлив, когда Кардросс попросил ее руки. Ведь Кардросс был не только родовит, но и богат, а отцу к тому времени уже пришлось столкнуться с ужасной необходимостью выдать свою старшую дочь за того, кто предложит больше, даже если (ужасная мысль!) тот окажется всего-навсего богатым купцом, который не прочь приобщиться к высшему сословию. Он пошел на этот шаг под давлением обстоятельств и был вознагражден: в ее первый же светский сезон - она всего месяц как начала выезжать - Кардросс не только заметил леди Элен Ирвин, но и, по всей видимости, решил, что она и есть та самая невеста, которой он так долго дожидался. Лорду Певенси и не мечталось о такой удаче. Разумеется, можно было предполагать, что Кардросс, которому было за тридцать и который не имел близких родственников и возможных наследников, кроме кузенов, подумывает о весьма скорой женитьбе; но положение его было таково, что он мог свободно выбирать из всех юных девиц, которых матушки усердно представляли в Королевских Гостиных, а потом вывозили напоказ в бальную залу Олмака и на все модные празднества. Кроме того, судя по внешности и стилю дамы, известной всем как его любовница, он предпочитал женщин много старше и более опытных, чем девочка со школьной скамьи. Отец никогда даже не мог подумать, что маленькая Нелл сослужит семье такую службу. В конце концов ее успех и великодушие Кардросса оказались для него слишком велики: едва он отвел свое дитя к алтарю, как с ним случился удар. Врачи уверяли его жену, что он будет жить еще много лет, но болезнь сделала его таким немощным, что он вынужден был оставить обычные занятия и удалиться в дом своих предков в Девоншире, где, по твердому, хотя и не высказанному вслух убеждению его жены и зятя, должен был пребывать и впредь.

Нелл не знала, чем, собственно, Кардросс заслужил такую благодарность ее родителей. Все это называлось туманным словом "договоренности", и ей не полагалось забивать этим свою хорошенькую головку; от нее лишь требовалось всегда вести себя достойно и благоразумно. Матушка, заявляя о своей глубокой благодарности, совершенно определенно объяснила ей, что именно должно подразумеваться под ее долгом: всегда представать перед милордом с приветливым лицом и никогда не ставить его в неловкое положение, задавая ему вопросы дурного тона или показывая ему свою осведомленность о возникшей у него (что возможно) связи за пределами стен его роскошного дома на Гросвенор-сквер.

- В одном я уверена до конца, - говорила матушка, нежно поглаживая руку Нелл, - в том, что он будет относиться к тебе с величайшей предупредительностью! А манеры его так безукоризненны, что я уверена: тебе никогда не придется жаловаться на пренебрежение с его стороны или... или на равнодушную вежливость, которая является уделом столь многих женщин в твоем положении. Уверяю тебя, моя милая, нет ничего мучительнее, чем быть замужем за человеком, который не скрывает, что его интерес лежит вне дома.

Матушка знала, о чем говорила, ибо именно такой была ее собственная судьба. Но о чем матушка не знала и о чем никто не должен был даже догадываться - это то, что столь заботливо наставляемая дочь без памяти влюбилась в милорда при первой же встрече, когда леди Джерси, одна из патронесс Олмака, подвела его к ней через весь зал, чтобы представить, а она, взглянув на него, увидела, что он улыбается ей. Нет, матушка даже не подозревала об этом. Матушка была способна на нежные чувства, но и она знала, что замужество и любовь - совершенно разные вещи. Она сама признавалась, что больше всего на свете боялась, что Нелл придется выйти замуж за человека, который не будет ей нравиться, но она была абсолютно уверена, что такой очаровательный и красивый джентльмен, как Кардросс, должен Нелл обязательно понравиться. И более того, нет сомнения, что он намерен относиться к своей жене более чем внимательно. Он ведь сам пожелал, чтобы леди Джерси представила его ей на том памятном балу; а то, что он впоследствии говорил отцу, прося руки Нелл, и вовсе успокоило материнские тревоги. Выйдя за него замуж, Нелл будет окружена только вниманием и предупредительностью.

Нелл, потерявшая голову от любви, не верила в то, что Кардросс мог попросить ее руки лишь потому, что она хороша собой, знатна и, возможно, приятна ему более, чем кто-либо из других молодых девиц, мелькавших перед его придирчивым взглядом; но матушка оказалась права. Когда Нелл познакомилась со сводной сестрой и подопечной милорда - веселой юной брюнеткой, которая еще не выезжала, но надеялась, что золовка вывезет ее в свет, - эта неукротимая девица, радостно обнимая ее, воскликнула:

- О, какая ты красивая! Куда лучше любовницы Джайлза! Как здорово, если ты ей дашь от ворот поворот!

Это было ужасным ударом, но Нелл не выдала себя, что принесло ей хоть и слабое, но все-таки утешение; и она благодарила судьбу, что узнала правду прежде, чем успела показаться смешной, выставив перед светом свои чувства или утомив и наскучив милорду своей чрезмерной преданностью, что, как она узнала уже в свой первый сезон, считалось совершенно немодным. Что же касалось того, чтобы дать от ворот поворот леди Орсетт - а ей не понадобилось много времени, чтобы выяснить имя любовницы милорда, - то это стремление, как и ее прежние мечты, относилось, скорее всего, к области фантазии и уж конечно казалось совершенно нереальным сегодня, когда милорд требовал от нее отчитаться за свои долги.

- Скажите мне правду, Нелл!

Его голос, мягкий, но с отчетливыми повелительными нотками, отвлек ее от торопливых и путаных мыслей. Но ему же нельзя сказать правду, ибо даже если он и простит ее за непослушание, он вряд ли простит Дайзарта, для которого, как он считал, не может быть никаких оправданий. А если он теперь откажется вызволить Дайзарта из всех его неприятностей и не позволит делать этого и ей тоже, что станет с Даем и в конечном итоге с бедным папой? Не так давно он довольно мрачным тоном заметил, что лучше всего было бы купить Дайзарту военную форму и отправить его в Индию, в армию лорда Веллингтона; вполне возможно, что именно это он и сделал бы, узнай он о новой беде Дайзарта. К тому же не было сомнений, что Дайзарт ухватился бы за это предложение, потому что у него всегда была склонность к военной карьере. Но отец, младший сын которого был еще школьником и учился в Харроу*, отказывался даже говорить об этом, а с матушкой, при одной только мысли о том, что ее обожаемый первенец подвергнет себя опасностям и лишениям военной кампании, случались нервные приступы.

______________

* Харроу - одна из девяти старейших мужских привилегированных средних школ

Нет, о том, чтобы сказать правду, не может быть и речи; но как объяснить трату трехсот фунтов, не имея ни одного счета для подтверждения расходов? Дочери лорда Певенси не было надобности долго ломать себе голову над этим вопросом: вряд ли кому-либо лучше, чем членам семьи Ирвинов, было известно, куда могут бесследно исчезать деньги.

- Это не Дайзарт! - быстро проговорила она, - Боюсь, что это я! - Она увидела, как он переменился в лице, взгляд стал настороженным, у рта пролегли твердые линии, и ей внезапно стало страшно. - Прошу вас, не сердитесь! - едва дыша, попросила она. - Обещаю, что это больше не повторится!

- Уж не хотите ли вы сказать, что проиграли их?

Она снова опустила голову. Помолчав, он сказал:

- Мне, наверное, следовало бы знать, что это и у вас в крови.

- Нет, нет, ничего подобного! - воскликнула она со страстной искренностью. - Но мне показалось таким глупым и старомодным не играть, когда все играют, а потом я проиграла и подумала, что, может быть, фортуна переменится, но этого не случилось, и...

- Можете не продолжать! - сказал он. - Еще не было на свете игрока, который не думал бы, что фортуна должна перемениться! - Он, хмурясь, посмотрел на нее и добавил ровным голосом: - Нелл, мне очень не хотелось бы принимать меры, которые лишили бы вас возможности играть во что-либо, кроме "серебряной мушки" или пульки, но я вынужден предупредить вас: я не допущу, чтобы моя жена стала фараонщицей*.

______________

* Фараон - карточная игра; игорный дом

- Я не очень понимаю, что это такое, - наивно сказала она, - но я обещаю, что это больше не повторится, так что умоляю, не делайте ничего ужасного!

- Очень хорошо, - ответил он и глянул на лежащую на столе пачку счетов. - Я оплачу их и все остальные, которые у вас есть. Принесите мне их, пожалуйста.

- Сейчас? - пролепетала она, с ужасом представив себе ящик, набитый счетами.

- Да, сейчас. - Он с улыбкой добавил: - Вам будет гораздо легче, когда вы во всем признаетесь.

Она согласилась, но когда протянула ему кучу смятых счетов, то не почувствовала никакого облегчения. Спору нет, она проявила прискорбную расточительность. Содержание, которое давал ей Кардросс, казалось ей таким огромным - девушке, которая никогда не имела возможности тратить деньги, за исключением незначительной суммы, которую папа с крайней неохотой выдавал ей "на булавки", - что она покупала вещи совершенно бездумно, считая свои средства неисчерпаемыми. Но теперь, когда милорд на ее глазах просматривал злосчастную пачку, она подумала, что, должно быть, была не в своем уме, потратив так много и так бессмысленно.

Несколько минут он с каменным лицом просматривал счета, затем брови его приподнялись и он произнес:

- Табакерка двухцветного золота с эмалью?

- Для Дайзарта, - осторожно пояснила она.

- А! - Он снова углубился в обличительные счета.

У нее екнуло сердце, когда она увидела, как он взял свернутую красивым свитком бумагу, начинавшуюся с имени ее любимой портнихи. Однако он ничего не сказал, и она перевела дыхание. Но уже в следующий миг он прочел вслух:

- Певчая птичка с коробочкой, украшенной голубыми эмалевыми панелями... Какого дьявола?..

- Музыкальная шкатулка, - объяснила она срывающимся голосом. - Для детей - для моих сестренок!

- Ага, понятно, - сказал он, откладывая счет.

Она было воспряла, но тут же снова пала духом, едва граф воскликнул:

- Боже милосердный!

Она с трепетом взглянула, что вызвало это удивленное восклицание, и обнаружила, что он держит очередной свернутый в трубочку документ.

- Сорок гиней за одну шляпку? - недоверчиво спросил он.

- Да, кажется, это и вправду дороговато, - признала она. - На ней... на ней три совершенно шикарных страусовых пера, вот. Вы... вы сказали, что она вам нравится! - в отчаянии добавила она.

- Ваш вкус всегда безупречен, моя дорогая. А остальные восемь шляпок, которые вы купили, они мне тоже понравились или я их еще не видел?

Она в ужасе пробормотала:

- К-как восемь, Джайлз, не может быть!

Он засмеялся:

- Восемь! И нечего приходить в такой ужас! Не сомневаюсь, что все они были вам необходимы. Конечно, сорок гиней - это несколько дороговато, но это прекрасная вещица и очень идет вам. - Она благодарно улыбнулась ему, он взял ее за подбородок и слегка ущипнул. - Да, прекрасно, мадам, но это только вступление, а теперь будет настоящий выговор! Вы швырялись деньгами самым возмутительным образом, моя дорогая. Похоже, у вас нет ни малейшего представления о том, как вести хозяйство, и едва ли вы хоть раз в жизни вели запись расходов. На этот раз я оплачу ваши долги и переведу на ваш счет еще сто фунтов. Это поможет вам - во всяком случае, должно - чувствовать себя уверенно до конца квартала.

- О, благодарю! - воскликнула она. - Как вы бесконечно добры! Я буду очень стараться, обещаю!

- Я полагаю, что вам не придется прибегать к очень строгой экономии, сказал он с иронией в голосе. - Но если у вас еще есть неоплаченные счета, дайте их мне сейчас! Я не буду браниться, но я предупреждаю вас, Нелл, нет никакого смысла хранить ваши деньги у Чайлда, если вы залезаете в долги, где только можно! К концу квартала неоплаченных счетов быть не должно, так что если вы скрываете от меня еще какие-нибудь счета, лучше освободитесь от них сейчас же! Если я узнаю, что вы меня обманули, я рассержусь на вас и уже не ограничусь только выговором!

- А что... что вы сделаете, если к концу квартала у меня окажутся долги? - спросила она с испуганным видом.

- Буду выдавать вам деньги только на повседневные мелочи и устрою так, что все ваши счета будут присылаться для оплаты прямо ко мне, - ответил он.

- О нет! - покраснев, вскричала она.

- Уверяю вас, мне это будет так же неприятно, как и вам, и так же унизительно. Но мне приходилось видеть, к чему могут привести такие безоглядные траты, столь милые вашему сердцу, и я не допущу, чтобы это произошло в моем доме. Так что подумайте, Нелл. Вы отдали мне все счета?

От сознания того, что она уже обманула его, от угрозы, сопровождаемой выражением железной решимости на его лице, она едва не лишилась чувств. Подавляя волнение, которое не позволяло ей спокойно размышлять, она поспешно произнесла:

- Да... о да!

- Прекрасно. Тогда больше не будем говорить об этом.

Ее сердце наконец немного успокоилось, и она произнесла смиренным голосом:

- Спасибо! Я так вам признательна! Я вовсе не хотела быть женой-транжирой.

- А я - мужем-тираном. Мы могли бы ладить друг с другом гораздо лучше, Нелл.

- Нет, нет! В смысле, я никогда так о вас не думала! Вы ужасно добры и извините, что доставила вам столько хлопот. Еще раз прошу, простите меня!

- Нелл!

Он протянул к ней руку, но она не приняла ее, а только нервно улыбнулась и снова проговорила:

- Спасибо! Вы такой добрый! О, уже так поздно! М-можно я теперь пойду?

Его рука опустилась, и он проговорил совсем уже другим тоном:

- Я же не школьный учитель! Можете идти, если хотите!

Она пробормотала что-то бессвязное о его сестре и Олмаке и выскочила из комнаты. Его жест, которым окончилась эта сцена, где он вел себя именно как школьный учитель, а вовсе не муж, показался ей скорее выражением доброты, чем проявлением более теплых чувств; ее нервы были так напряжены, что она уже не могла ответить на него так, как обычно заставляла себя реагировать на все проявления внимания с его стороны. Она знала, что ее побег может обидеть его; но ей не приходило в голову, что это может причинить ему боль, поскольку с самого начала своей семейной жизни она усматривала в выполнении им супружеского долга лишь его рыцарскую решимость не показывать ей, что, хотя он и дал ей свое имя, его сердце принадлежит другой.

Оставшийся в комнате наедине с довольно горькими мыслями Кардросс все более укреплялся во мнении, что те доброжелатели, которые отговаривали его от женитьбы на Нелл, были правы: из брака с одной из Ирвинов не могло выйти ничего хорошего. Его кузен, принадлежащий к сливкам общества, мистер Феликс Хедерсетт, заявил ему совершенно определенно: "Ничего не хочу сказать против кобылки, приятель, но мне не нравится сама конюшня".

Что ж, ему и самому не нравилась "конюшня". Меньше всего на свете ему хотелось породниться с Ирвинами; и уж ничто не казалось ему более неуместным, чем брак по любви. Жениться рано или поздно - это долг, но уже на протяжении нескольких лет он наслаждался приятной связью с некой модной дамой свободных нравов и достаточного благоразумия, и ему в голову не приходило, что он может пасть жертвой голубых глаз и задорной ямочки. Но случилось именно так. Впервые он увидел свою Нелл в бальной зале и был мгновенно сражен не столько ее безусловной красотой, сколько нежностью ее лица и невинностью пытливого взгляда. И прежде чем он понял, что произошло, он потерял голову, и все соображения благоразумия мигом улетучились. Она принадлежала к семье расточителей, способных промотать любое состояние, но, глядя в ее глаза, он верил, что эта проклятая болезнь семьи Ирвинов каким-то чудом не затронула Нелл.

Когда он женился на ней, ей не было и восемнадцати; она была моложе его на четырнадцать лет, и, оказавшись один на один с застенчивой женой, он обращался с ней очень мягко, веря, что нежностью и снисходительностью завоюет любящее, живое создание, которое, по его глубочайшему убеждению, обитало в этой нервной девочке.

Порой ему казалось, что успех близок, но он так и не завоевал ее, и в нем стал расти страх, что он обманывает себя. Она была добросовестна, даже покорна; иногда - прекрасная собеседница с прекрасными манерами; но хотя она никогда не отталкивала его, она никогда не проявляла инициативы и не давала ему понять, насколько счастлива быть с ним вместе. Поселившись на Гросвенор-сквер, она с явным удовольствием окунулась во все модные развлечения, вывозила в свет свою юную золовку, быстро приобрела собственную "свиту" и вовсе не была похожа на жену, которая требовала от мужа, чтобы он постоянно находился с ней рядом. Она была расточительна; он только сегодня обнаружил, что, как и вся ее семья, она склонна к азартной игре; а всю свою любовь и привязанность она, как оказалось, щедро тратила на своих маленьких сестренок и непутевого братца. Было немало людей, говоривших Кардроссу, что Нелл вышла за него замуж только из-за его богатства. Он не верил им, но теперь начал задумываться. В ее поспешном бегстве из комнаты он увидел только желание избалованного ребенка поскорее убежать от хмурого учителя; ему и в голову не приходило, что она убежала, испугавшись, что ее чувства вот-вот вырвутся наружу.

Она решила укрыться в своих апартаментах, надеясь, что ее камеристка еще не пришла и что ей какое-то время удастся побыть одной, чтобы прийти в себя, в чем она так нуждалась. Камеристки действительно еще не было. Но вместо нее она застала в комнате свою золовку, поглощенную примеркой одной из восьми - нет, девяти! - модных шляпок.

Апартаменты юной графини состояли из просторной спальни и смежной комнаты, которая считалась в доме гардеробной, но была больше похожа на будуар. В связи с женитьбой милорд приказал заново обставить обе комнаты: заказал для молодой жены кровать с балдахином, с занавесями розового шелка, которые поддерживались амурами и венками, а стены велел обить голубым крепом, затканным серебром. В этом легкомысленном будуаре, вызывавшем у нее искреннюю зависть, леди Летиция Мерион, очень довольная своим видом, вертелась перед разными зеркалами, но никак не могла решить, как лучше следует носить шляпку. Она весело приветствовала золовку:

- Ой, как я рада, что ты пришла! Я жду уже целую вечность! Нелл, по-моему, сногсшибательная шляпка, только как ее носить? Вот так или так?

- Ох, не надо! - невольно взмолилась Нелл, не в силах смотреть на предмет, только что доставивший ей столько неприятностей.

- Боже мой, в чем дело? - изумилась Летти.

- Ничего, ничего! У меня немного болит голова, вот и все! - Заметив испытующий взгляд Летти, она пыталась улыбнуться. - Пожалуйста, не беспокойся! Это просто... я просто... - Она была не в состоянии говорить дальше: ее душили слезы, с которыми она никак не могла справиться.

- Нелл! - Летти отшвырнула сногсшибательную шляпку и, подбежав к золовке, обняла ее. - Ну пожалуйста, не плачь! Случилось что-нибудь ужасное?

- Нет, нет! То есть... Я была так мерзко расточительна!

- Только и всего? Насколько я понимаю, Джайлз только что отругал тебя. Не обращай внимания, он успокоится. Он был очень сердит?

- О нет, но был очень недоволен, хотя я это заслужила! - сказала Нелл, вытирая глаза. - Но это еще не самое худшее! Мне пришлось... - Она умолкла, а затем, покраснев, поспешно добавила: - Даже не могу сказать тебе! Мне не следовало этого говорить - прошу тебя, не обращай внимания! Я проявила прискорбное безрассудство, но надеюсь, что это не повторится. Ты хотела о чем-то поговорить со мной?

- Да нет! Только спросить, могу ли я сегодня вечером надеть твой газовый шарф, если ты сама его не наденешь, но если ты не в духе, не буду надоедать тебе, - великодушно сказала Летти.

- Ну конечно надевай! Можешь вообще взять его себе, я уверена, что мне больше не захочется его носить! - сказала Нелл трагическим тоном.

- Не захочется... Нелл, что ты говоришь! Вспомни, в каком ты была восторге, когда его тебе показали, и он обошелся тебе в тридцать гиней!

- Я знаю, и он видел этот счет и не сказал ни одного слова упрека, и потому я готова сквозь землю провалиться!

- Что касается меня, - серьезно сказала Летти, - я буду тебе очень благодарна! Я правда могу его взять себе? Спасибо! Он очень подойдет к моему французскому муслиновому платью. Я уже собиралась уговорить Джайлза купить такой же шарфик и мне.

- О нет, не надо! - в ужасе вскричала Нелл.

- Конечно, не буду, раз уж он сел на любимого конька, - согласилась Летти. - Я уверена, что никогда не встречала человека, который бы так нетерпимо относился к долгам! А что ты собираешься надеть вечером? Надеюсь, ты не забыла, что Феликс Хедерсетт должен отвезти нас к Олмаку?

- Как не хочется ехать! - вздохнула Нелл.

- Ну, если не хочешь, можешь не ехать, - подхватила Летти. - Отправь Феликсу записку, а что касается меня, то, думаю, тетушка Торн с радостью захватит меня с собой.

Этот беззаботный разговор отвлек Нелл от ее горестей. После женитьбы граф забрал свою юную подопечную из-под крылышка тетки и поселил ее в своем собственном доме. Миссис Торн была женщиной добродушной, но ему не нравился склад ее ума, к тому же он чувствовал, что она едва ли может и хочет держать в узде его легкомысленную сводную сестру. Он был неприятно удивлен, обнаружив, каким поверхностным был присмотр, под которым выросла Летти, и сколько она усвоила неподходящих мыслей; он был поражен еще сильнее, когда она открыла ему, что, несмотря на свою юность, уже имеет объект любви, причем до гробовой доски. Джереми Эллендейл был весьма респектабельным молодым человеком, но при всех своих прекрасных качествах он едва ли мог быть подходящим мужем для леди Летти Мерион. Он занимал пост в министерстве иностранных дел и, хотя у него были хорошие перспективы, в данный момент находился в стесненных обстоятельствах. Его мать, вдова, была совсем не богата, и потому он считал себя полностью ответственным за образование своих братьев и сестер. Граф считал это удачей, ибо, хотя молодой человек вел себя со строжайшей благопристойностью, он был без ума от Летти, и (по мнению ее брата) на ее благоразумие никоим образом нельзя было полагаться. Если бы только она получила возможность распоряжаться своим состоянием, с нее сталось бы уговорить возлюбленного тайно обвенчаться с ней. Но в данной ситуации он не имел никакой возможности содержать ее, так что такой исход казался маловероятным. Визиты мистера Эллендейла на Гросвенор-сквер не очень поощрялись, но то ли вследствие мудрости, то ли из нежелания выглядеть тираном граф никогда не запрещал сестре поддерживать с ним обычное светское знакомство. Она не вызвала бы никакого порицания, протанцевав несколько раз с мистером Эллендейлом; но Нелл прекрасно понимала, что при столь беспечной компаньонке, какой являлась ее тетушка, Летти на этом не остановится. По той готовности, с которой Летти приняла желание Нелл остаться в тот вечер дома, она поняла, что мистер Эллендейл будет в Олмаке; мгновенно отбросив свои неприятности, она сказала, что, конечно же, отвезет туда Летти.

Мистер Эллендейл в самом деле оказался в Олмаке, и Нелл в сотый раз спросила себя, за что Летти могла в него так влюбиться. Он был привлекательным мужчиной, можно сказать даже красивым, но его поведение было слишком чопорным для непринужденного общения, а разговор - скорее нудным, чем интересным. Он весь был такой правильный: Нелл нашла его несколько скучным. Мистер Феликс Хедерсетт так сразу и заявил:

- Парень - первостатейная зануда. Не думаю, что этот роман продлится долго.

- Пожалуй, - согласилась Нелл, - но должна сказать, что она проявляет завидное постоянство, несмотря на то что его не поощряют с самого ее выхода в свет. Я однажды осмелилась намекнуть Кардроссу, что, возможно, это не такая уж плохая партия, но... но он и слышать об этом не хочет, говорит только, что, если она не передумает и через несколько лет, он не будет возражать против мистера Эллендейла.

- Она напрасно растрачивает себя, - недовольно сказал мистер Хедерсетт. - Черт возьми, кузина такое соблазнительное создание! Да к тому же богатая наследница. Вполне понятно, - добавил он, будто его только что осенило, - вам хотелось бы видеть ее связанной с кем-нибудь надежными узами! Смею сказать, с ней, должно быть, нелегко справиться.

- Ах, нет, ничего подобного, - с легкой тревогой сказала Нелл. Неужели вы думаете, что я хочу от нее избавиться? Я только счастлива, что она со мной!

Весьма смутившись, он извинился. Несмотря на его прежние филиппики в адрес семьи Ирвинов, он был одним из самых верных поклонников Нелл и считался в обществе ее главным чичисбеем*. У нее имелись и другие, более блестящие воздыхатели, но он был явным фаворитом; это обстоятельство оставалось загадкой для светских кавалеров, которым и в голову не приходило, что молодая красавица графиня не интересуется флиртом, а мистеру Хедерсетту улыбается потому, что он кузен ее мужа. Она относилась к нему как к своему брату, что весьма устраивало его, поскольку он на самом деле не был дамским угодником и примыкал к свите какой-либо знатной и красивой дамы лишь из соображений хорошего тона. Он был приверженцем хорошего тона, мистер Хедерсетт, точный, как часы, обладавший вкусом, безупречным происхождением и достаточным богатством. Он не был ни хорош собой, ни остроумен, но его одежда всегда была образцом элегантности; он прекрасно умел поддержать компанию; он был в курсе всех городских сплетен и скандалов; а благодаря безупречным манерам, он был самым популярным из щеголей Бонд-стрит. Джентльмены считали его славным парнем; дамы ценили его по двум важным причинам: его восхищение тешило тщеславие любой женщины, а его дружба означала не только исключительное внимание светского льва, но и преданную службу человека, чья доброта вошла в поговорку. Для дам, любящих приключения, сногсшибательных модниц, увлажнявших шелковые платья, чтобы они обтягивали их изящные фигуры и демонстрировали все прелести, покрывавших ногти на ногах золотистым лаком и постоянно живших на грани светского скандала, существовало множество более привлекательных кавалеров; но молодая леди Кардросс не входила в этот круг, и, хотя ей вовсе не хотелось выглядеть немодной, не имея постоянного воздыхателя, она старалась не поощрять притязаний ухаживавших за ней хлыщей. Можно было всегда рассчитывать, что мистер Хедерсетт безропотно сопроводит на самый скучный бал сезона, и не стоило бояться, что непринужденность даст ему повод злоупотребить своим положением. Он не был разговорчив или остроумен, но обладал определенной проницательностью, его поклон был безупречен, а изящество в бальной зале несравненно. Даже Летти, которая говорила, что у него средневековые представления о приличиях, отправляясь к Олмаку, не пренебрегала его эскортом. У Олмака, конечно, было до отвращения скучно, а к его высокомерной патронессе - не подступиться, но любая дама, которой было отказано в доступе на священную территорию, могла считать себя отверженной обществом. Посещение балов в сопровождении мистера Хедерсетта гарантировало одобрение даже со стороны вечно недовольной миссис Драммонд Баррел, а появившись с ним, даже самая неразумная девица могла заслужить снисходительную улыбку этой ужасной графини Ливен.

______________

* Чичисбей - постоянный кавалер замужней дамы

Прибыв на Кингс-стрит, Нелл с удивлением и радостью обнаружила, что ее непутевый, но любимый братец довольно неумело танцует буланже с какой-то тихой девушкой. Позже он объяснил ей, что еще никогда так не влипал.

- Да, можешь пялиться, сколько хочешь! - сказал он; его голубые глаза горели от возмущения.

Она не могла удержаться от смеха, но сказала:

- О, Дай, какой же ты противный, не захотел ехать со мной, говорил, что тебя сюда и дикими лошадьми не затащишь!

- Это были не дикие лошади, - мрачно ответил он. - Им бы это не удалось! Это все старая тетушка Уэнлок! Сегодня утром на Бонд-стрит подманила меня к своему древнему ландолету и заявила, что я должен отобедать на Брук-стрит и познакомиться с ее племянницей. Я, конечно, сказал, что уже договорился с друзьями, но это было пустое сотрясание воздуха. Нелл, нет ничего хуже, чем эти старые перечницы - приятельницы нашей мама! Пойми, если бы я знал, что она собирается затащить меня к Олмаку, она могла бы говорить что угодно, я бы не поддался! Танцор из меня никакой, пить здесь нечего, кроме лимонада и оршада, - и черт меня побери, если я знаю, что хуже! А эта драгоценная племянница, по ее клятвенным заверениям, совершенно сногсшибательная девушка, оказалась всего лишь пресной уродиной!

- Этого следовало ожидать, - изрек мистер Хедерсетт из самых глубин своей светской мудрости.

- Почему? - вопросил виконт.

В другом обществе мистер Хедерсетт ответил бы ему с грубой откровенностью, но под взглядом Нелл, излучающим невинное любопытство, его решимость увяла, и он сказал, что не знает. В конце концов, не мог же он сказать в присутствии любящей сестры, что ни одна опекунша, если она в здравом уме, не пригласит Дайзарта сопровождать на бал восхитительную девушку. И что если бы такая девица вдруг привлекла его капризное внимание, то ему, скорее всего, отказали бы от дома. Хотя он и являлся наследником графского титула, всем было известно, что его благородный батюшка (пока ему не удалось поймать Кардросса для своей дочери) находился в плачевном положении, грубо говоря, прозакладывал все до нитки; и никто из тех, кто следил за его собственной эфемерной карьерой, нисколько не рассчитывал на то, что он поправит положение семьи своим более разумным поведением. Мало того, что его отнюдь не считали завидным холостяком, на него еще и смотрели как на весьма опасного молодого человека, ибо явно фривольное поведение сочеталось в нем с обаянием, жертвой которого легко могла пасть даже девица, воспитанная в самых строгих правилах. К тому же он был очень хорош собой, и хотя недоброжелатели неизменно отмечали его небрежность в одежде, нельзя было отрицать, что его высокий рост, широкие плечи и грива вьющихся золотистых волос неизбежно привлекали всеобщее внимание. Кроме того, у него была очаровательная улыбка, одновременно грустная и озорная. Она мелькнула и сейчас, потому что он был неглуп и прекрасно понял, что имел в виду мистер Хедерсетт.

- Трус! - с вызовом сказал он.

Но мистер Хедерсетт не принял вызова; поскольку в этот момент к ним подошла Летти в сопровождении мистера Эллендейла, Дайзарт отказался от дальнейшего выяснения отношений. Он приветствовал Летти с дружеской непринужденностью родственника и тут же пригласил ее на следующий танец. Несмотря на неизменную преданность Летти мистеру Эллендейлу, она не смогла устоять перед чарами виконта и поэтому тут же ускользнула с ним, оставив своего спутника обмениваться любезностями с Нелл.

Ее кузен Феликс пристрастно наблюдал за происходящим. Трудно себе представить больший контраст, нежели тот, что являли собой лорд Дайзарт и мистер Джереми Эллендейл. Один - довольно плотно сложенный молодой человек, печальные глаза и правильные черты лица которого соответствовали серьезному складу ума и твердому характеру; второй - высокий, красивый хлыщ, держащийся с дерзкой беспечностью, с вечно блуждающей на губах улыбкой, со сверкающими голубыми глазами, в которых светится бесшабашность, отвечающая характеру столь же легкомысленному, сколь надежен характер мистера Эллендейла. Но в одном отношении они были близнецами: как потенциальные женихи они - пусть по разным причинам - были совершенно неподходящими. Наблюдая за началом многообещающего флирта между Летти и его светлостью, мистер Хедерсетт склонялся к мысли, что он серьезно нарушил свои обязательства по отношению к Кардроссу. Более сообразительный человек, мрачно размышлял он, должен был бы перехватить Летти, прежде чем она приняла приглашение Дайзарта.

Нелл смотрела на танцующую пару без опасений (ибо, хотя она и знала, что Кардросс не особенно жалует Дайзарта, ей было также известно, что Летти безразличны абсолютно все, кроме Джереми), но с легкой грустью. Увидев Дайзарта, она почувствовала желание поделиться с ним своими неприятностями. Она не ждала, что он сможет вернуть ей деньги, которые она так безрассудно одолжила ему. Но, по крайней мере, могла предупредить, чтобы в будущем он на нее не рассчитывал.

Ей больше не представилось случая поговорить с Дайзартом. Она сама была приглашена на танец; ее место в фигуре было далеко от Дайзарта, а когда танец кончился, он возвратил Летти под крыло мистера Хедерсетта, а сам отошел к своей собственной компании.

Через десять минут он покинул ее под самым неубедительным предлогом, о чем ей тут же поведала хозяйка вечера, которая проплыла к ней через всю комнату с явным намерением сообщить свое мнение о манерах и воспитании мистера Ирвина. Мистер Хедерсетт не мог избавить ее от этого испытания, но когда одна из его и Кардросса самых несносных тетушек сочла своим долгом упрекнуть Нелл за то, что та столь бездумно позволяет Летти танцевать с мистером Эллендейлом, он встал на ее защиту и даже порекомендовал леди Чадли адресовать свою критику самому Кардроссу.

- Уверяю тебя, Феликс, - примирительным тоном сказала леди, - у меня и в мыслях нет причинять кому-то неприятности!

- Очень жаль, - ответил неукротимый мистер Хедерсетт. - А то он дал бы вам отпор, он это умеет!

Нелл была поражена таким проявлением героизма со стороны мистера Хедерсетта, но он отказался считать свое поведение героическим. Наблюдая сквозь лорнет, уродливо увеличивающий его глаз, за отступлением герцогини, он заверил Нелл, что всего лишь сказал правду.

- Можно не бояться, что Кардросс станет слушать ее россказни, - сказал он. - Более того, он прекрасно знает, что вы-то не можете помешать Летти с кем-либо танцевать. Сомневаюсь, что ему самому это под силу!

Похоже, граф разделял это сомнение. Когда дамы вскоре после полуночи вернулись на Гросвенор-сквер, он еще не возвратился с обеда, который давало "Избранное общество любителей бифштексов", но в поздний утренний час он навестил молодую жену в ее апартаментах. Она держала на коленях поднос с завтраком, полог ее кровати был откинут, и розовый шелк был собран в тяжелые складки. Отпивая кофе и откусывая бутерброд, она просматривала свою корреспонденцию. Это в основном были приглашения с золотыми каемками, но среди них и письмо, все в помарках, от матери, которое она как раз пыталась разобрать, когда в комнату вошел Кардросс. Она тотчас же отложила письмо и попыталась привести в порядок локоны, которые выбились из-под ночного чепца из муслина с кружевами, - он был очень к лицу Нелл.

- Милорд! О Боже, я не думала, что вы зайдете ко мне так рано! Я совсем не прибрана!

- И не надо! - сказал он, завладевая ее рукой и целуя ее. - Вы прелестно выглядите, уверяю вас. Ну, как прошел бал, весело?

- Да, спасибо. То есть... вы же знаете, это был один из вечеров у Олмака.

- Значит, не очень весело, - заметил он, усаживаясь на край ее кровати и взяв в руки одно из приглашений. - Так же, как и этот, но нам придется туда поехать. Это крестная мать Летти. А как Летти, вела себя прилично или весь вечер висла на своем Эллендейле?

- Нет, совсем нет! Она танцевала с ним всего два раза.

- Поражен ее сдержанностью - и приношу вам свои комплименты; это, должно быть, ваших рук дело.

- Да, конечно, я постаралась бы убедить ее не делать того, что вам не нравится, - с сомнением в голосе сказала Нелл, - но в этом не было необходимости. Мистер Эллендейл соблюдает приличия так строго, что я уверена, он никогда не стал бы просить ее делать то, что могло бы заставить смотреть на них косо.

- Боже милостивый! - сказал милорд. - Что за увалень! Дорогая, и что только она в нем находит?

- Не представляю! - серьезно сказала Нелл. - Хотя я уверена, что у него имеется множество прекрасных качеств и что он исключительно умен.

- Исключительно скучен! Мне всегда казалось, что он всего лишь невероятный зануда. Как бы мне хотелось, чтобы она избавилась от своих телячьих восторгов! Это же совершенно невозможно, сами понимаете: у него нет ни средств, ни перспектив, и клянусь, я никогда не видел менее подходящей пары. Я буду негодяем, если стану поощрять эту привязанность. Если он соблюдает приличия так строго, как вы говорите, полагаю, можно не бояться, что он убежит с ней в Гретна-Грин?

- Боже мой, конечно нет! - вскричала пораженная Нелл.

- Значит, моя тетушка Чадли зря кудахчет!

- Ваша тетушка Чадли! О, Джайлз, она была вчера у Олмака и как следует отругала меня за то, что я позволяю Летти танцевать с мистером Эллендейлом!

- Какая наглость!

- Совсем нет! Хотя Феликс тоже так сказал. И еще посоветовал ей высказать свои жалобы лучше вам, что было не очень вежливо с его стороны, но зато отчаянно смело!

- Интересно, как, по ее мнению, я могу помешать Летти? Разве что запереть ее в Мерионе... Да, кстати, на следующей неделе мне нужно съездить в Мерион. Думаю, бесполезно просить вас поехать со мной?

Она взглянула на него с явным испугом и унынием:

- На следующей неделе! Но ведь маскарад у Бидингов...

Он приподнял брови.

- Неужели это так важно? Для меня эти маскарады в Чизике...

- Нет, конечно, но вы обещали Летти, что она пойдет! Это ее первый маскарад, и она сшила себе прелестное домино, и... я думаю, что это будет ужасно непорядочно сказать ей теперь, что она не сможет пойти!

- К черту Летти! Разве она не может... Нет, наверное, нет. Ну хорошо, не буду приставать к вам с этой поездкой.

- Мне бы так хотелось поехать с вами, - с грустью произнесла она.

Он улыбнулся ей, хотя и довольно скептически, и протянул руку за следующим приглашением.

- Кадриль у Куперов! Потрясающе! Будет страшная давка; нам обязательно туда ехать?

Почта доставила миледи вежливое напоминание от мистера Уоррена, парфюмера, что пустяковый счет за духи, лак для ногтей и пудру еще не оплачен. Он лежал под приглашением от леди Купер и оказался на виду, когда граф взял с подноса пригласительную карточку. Всего несколько гиней, но Нелл инстинктивно протянула руку, чтобы прикрыть его. Это движение привлекло его внимание; он взглянул вниз, и она тут же отдернула руку, покраснев от недовольства собой.

- Какие еще нам предстоят радости? - спросил он, беря следующую карточку. - Ассамблеи и балы в самом разгаре: целая лавина приглашений! Только увольте меня от этого!

- От этого? О нет! Это будет дамский праздник. Вы... вы ведь будете на нашем собственном костюмированном балу, правда?

- Конечно.

Минуту они молчали. После того, первого, взгляда граф больше ни разу не посмотрел на счет от мистера Уоррена, но провинившейся жене казалось совершенно необходимым отвлечь его внимание от этого счета. Слегка задыхаясь, она сказала:

- Кардросс, какой на вас красивый халат! По-моему, раньше я никогда его не видела.

- О, я как раз надеялся, что он вам понравится! - признался он. - И что вы будете довольны мной - за то, что я дал вам возможность его увидеть.

- Какой вы странный! Он действительно очень красивый.

- Да, и омерзительно дорогой - такой же, как ваша шляпка с перьями, хотя, боюсь, не настолько идет мне. Так что можете провести теперь ответную атаку!

- О, Джайлз!

Он засмеялся и потрепал ее по щеке.

- Маленькая глупышка Нелл. Я вас очень шокировал?

Застенчиво улыбаясь, она с облегчением вздохнула:

- Нет, совсем нет. Просто... так получилось, что я забыла про один счет и боялась, что вы на меня рассердитесь.

- Какой же я, должно быть, противный муж! - с грустью пробормотал он. Оплатить его вместе с остальными?

- Нет, пожалуйста, не надо! Это совсем маленький счет - поглядите!

Она протянула ему счет, но он, не взглянув на него, только взял ее руку, смял счет и сказал:

- Не нужно меня бояться. Я совсем не хочу этого. Я оплачу этот счет и любой другой - только не надо скрывать их!

- Бояться вас? О нет, нет! - воскликнула она.

Он еще крепче сжал ее руку и наклонился вперед, будто хотел ее поцеловать; но тут в комнату вошла ее камеристка, и, хотя она тут же вышла, момент был упущен. Густо покраснев, Нелл отняла руку, и граф больше не пытался завладеть этой нежной ручкой. Он встал, тоже покраснев и испытывая смущение, естественное для мужчины, которого застали в десять часов утра занимающимся любовью с собственной женой, и удалился в свою комнату.

Глава 2

Около четырех часов того же дня экипаж юной леди Кардросс въехал в Гайд-парк и остановился у Стэнхоп-Гейт. Это была стильная коляска, последний крик моды среди лондонских экипажей; вместе с парой прекрасно подобранных серых лошадей она была подарена миледи ее мужем, когда та стала хозяйкой в его доме на Гросвенор-сквер. "Шикарная штучка" - так назвал ее Дайзарт; ни у кого из дам не было такого элегантного выезда. Принадлежность к высшему обществу обязывала появляться в Гайд-парке между пятью и шестью часами в каждый погожий день - кататься, ездить верхом или прогуливаться; до своего замужества, сидя рядом с мамой в облезлом ландолете, Нелл часто завидовала обладателям более роскошных экипажей и размышляла о том, как было бы приятно катить в модной коляске с желтыми колесами, запряженной парой рысаков. Она пришла в восторг от подарка графа, наивно воскликнув: "Вот теперь я буду блистать!"

- А вы хотите этого? - улыбнувшись, спросил он.

- Да, - честно призналась она. - Мне кажется, я просто обязана, потому что хотя мисс Уилби - это наша гувернантка - говорит, что думать о светских делах нехорошо, вы ведь сами блистаете, и мне следует быть вам под стать.

- Я убежден, - сказал он с совершенно непроницаемым лицом, - что мисс Уилби должна считать это даже вашим долгом.

Она не была вполне в этом уверена, но, вспомнив, что она, к счастью, теперь не обязана отчитываться перед гувернанткой, тут же забыла об этой замечательной наставнице.

- Вы слышали, что говорят люди о лорде Дорсете и его белом коне и миссис Тоддингтон и ее паре гнедых? - доверительно сказала она. - А теперь все заговорят о леди Кардросс и ее паре серых рысаков! Я не удивлюсь, если моя коляска привлечет не меньше внимания, чем ее!

- Я тоже, - согласился милорд, серьезный, как судья. - Вернее, я буду очень удивлен, если этого не случится.

То ли роскошный экипаж привлек всеобщее внимание, то ли его прелестная владелица, но вскоре Нелл вкусила радость, став предметом всеобщего внимания, когда проезжала по Гайд-парку. Она стала заметной фигурой и ни минуты не сомневалась, что обязана этим триумфом своим прекрасным лошадям, пока ее более осведомленная золовка не обронила вдруг, усаживаясь в коляску:

- Не правда ли, Нелл, как удачно, что ты блондинка, а я брюнетка? Неудивительно, что все только на нас и смотрят; все другие дамы просто блекнут на нашем фоне! Мистер Боттишем сказал это Хардвику, а Хардвик говорит, что это комплимент, которым можно гордиться, потому что мистер Боттишем всегда ужасно придирчив. По-моему, - продолжала она ровным голосом, - ты красивее меня, но, с другой стороны, я тоже неплохо смотрюсь, и, кроме того, я брюнетка, что сейчас более модно, так что я совсем не против, что ты красива.

Нелл не удержалась от смеха, но, вспомнив наставления мисс Уилби, все-таки намекнула Летти, что не совсем прилично быть такой непосредственной.

- Ты говоришь совсем как тетушка Чадли, - нисколько не смутившись, заметила Летти. - А я вот не вижу ничего неприличного в том, чтобы говорить правду. А ты не можешь отрицать, что это правда! - Она устроилась поудобнее рядом с Нелл и раскрыла розовый зонтик от солнца. - Мы с тобой - прекрасная картинка, - заключила она довольным голосом.

- Полагаю, это тебе сказал лорд Хардвик!

- Мне это говорят все!

- Смотри только, как бы в следующий раз тебе не сказали, что ты до неприличия самоуверенна, - предостерегла Нелл.

- Не скажут, - заявила Летти. - А вообще, мне до них нет дела. Феликс может и сказать, потому что он жутко старомодный!

Вскоре они увидели прогуливающегося по аллее парка мистера Хедерсетта. На его застывшем лице можно было прочитать лишь критическую оценку. Нелл велела кучеру придержать лошадей и, когда мистер Хедерсетт подошел к коляске, наклонилась и подала ему руку:

- Добрый день! Я надеялась увидеть вас здесь. Вы собираетесь на следующей неделе на маскарад к Бидингам? Кардроссу пришлось отказаться от приглашения; нехорошо с его стороны, не правда ли? Может быть, вы пообедаете с нами и вместо него сможете сопровождать нас к Бидингам?

Взглянув на нее, он с сожалением покачал головой.

- Не могу, - сказал он. - Я уже принес свои извинения миссис Бидинг, сказав ей, что у меня другие планы. Так что теперь я уже не могу поехать, я очень сожалею!

Она улыбнулась:

- Нет, вам не убедить меня, что это правда! Признайтесь, вы просто не любите маскарадов!

- Я вовсе не стараюсь вас в чем-то убедить; я был бы счастлив сопровождать вас куда угодно! Но вы правы: такие сборища не для меня. Я бы на вашем месте отказался, потому что вам там не понравится. Это не в вашем стиле.

- Ах, Феликс, какой ты глупый! - вмешалась Летти. - Почему это нам не понравится? Это будет очень весело, все в масках...

- Да, огромная толпа народу, шумная возня! - перебил мистер Хедерсетт; в его голосе звучало глубокое неодобрение. - Тебе-то, может быть, и понравится, о тебе я не говорю. Я сказал, что не понравится леди Кардросс. Хочешь совет, кузина?

- Нет, - сердито ответила Летти.

- А зря, - покачал головой Феликс. - Речь не о том, что твое платье не элегантное - оно очень элегантное. Или что тебе не идет шляпка - наоборот. Он зловеще умолк, и Летти не отрывала от него тревожного взгляда. Она могла презирать в нем то, что называла допотопной чопорностью, но всякий, кто стремился не отставать от моды, не мог пренебречь его суждениями относительно портняжного искусства. Он наконец вынес свой вердикт: - Мне не нравятся эти розовые ленты. И перо. Безвкусица.

- Безвкусица? - возмутилась Летти. Она оглядела двойной ряд розовых бантов, украшавших ее платье из тонкого бежевого муслина. Они в точности соответствовали цвету пера, свисавшего набок с ее соломенной шляпки, заломленной под фантастическим углом на ее черноволосой кудрявой головке, французские лайковые перчатки того же розового цвета довершали ее туалет, который, как она считала до сего печального момента, был последним криком моды. Теперь в ее душу закралось сомнение; она обратила встревоженный взгляд на кузена. - Неправда! Ты это говоришь, чтобы позлить меня!

- Зачем мне злить тебя? Я просто думал, что ты хочешь быть на высоте.

- Я хочу - я и есть на высоте!

- С этими розовыми бантами - ничего подобного, - заверил ее мистер Хедерсетт. - Очень мило, но вульгарно! Они должны быть вишневыми. Это придаст тебе новый шарм!

С этими словами он поклонился обеим дамам и продолжил свой путь, оставив кузину, разрывающуюся между гневом и растущим убеждением в его правоте, и изрядно позабавленную Нелл.

- Если бы Феликс не был моим родственником, я бы порвала с ним знакомство! - мстительно сказала Летти, бросая ему вслед рассерженный взгляд. - Он такой банальный и неучтивый и слишком уж задирает нос! И теперь, когда я об этом подумала, - мне совершенно не нравится его жилет! Она перевела взгляд на Нелл, когда изысканно одетый мистер Хедерсетт скрылся из вида. - Если он считает, что мои ленты безвкусны, то я удивляюсь, как у него не хватило наглости заявить, что твое платье вульгарно! Будь уверена, он считает, что тебе бы больше пошло пурпурное, или красно-коричневое, или алое! Гнусный тип!

- О, этого он бы мне не сказал, ведь всего несколько недель назад он заявил, чтобы я никогда не носила этих ярких цветов! - сказала Нелл, чье платье из берлинского шелка было такого же цвета, как ее глаза. - В тот день на мне была как раз та коричневая мантилья. Уверяю тебя, он был точно так же несносен и со мной. Не обращай внимания!

- Я никогда не придаю значения его словам, - сказала Летти высокомерно. Коляска продолжала свой путь, а она впала в молчаливую задумчивость, но вскоре проговорила: - Как ты считаешь, лучше сказать, чтобы перо покрасили, или купить новое?

- Покрасить это, - ответила Нелл. - И ленты тоже. Жаль, что он не поедет с нами на маскарад: с ним было бы гораздо удобнее! Я думаю... - Она заколебалась, с сомнением глядя на Летти. - Я думаю, ты вряд ли захотела бы вместо этого поехать с Кардроссом в Мерион?

- Нелл! - чуть ли не взвизгнула Летти с выражением возмущения и ужаса на лице. - В Мерион в разгар сезона? Ты, как видно, сошла с ума! А если Джайлз хочет, чтобы мы поехали, то это попросту подло, потому что он обещал, что я попаду на маскарад! Ведь именно этим он меня и задабривал, отговаривая от поездки на маскарад в Ковент-Гарден, куда мне так хотелось! - возмущенно добавила она. - Говорил, что это совсем не то, что мне надо, и что мы лучше уж поедем на маскарад к Бидингам! Как это на него похоже! Если бы я только знала...

- Это совсем на него не похоже, и зря ты порешь горячку! - вспылив, ответила Нелл. - Если хочешь знать, он даже не пытался уговорить меня ехать с ним в Мерион, когда я напомнила ему, как ты хочешь попасть на маскарад! И если бы Феликс смог...

- Но, Нелл, это же не имеет значения! - убеждала ее Летти. - Я уверена, что туда едет полсотни наших друзей, и даже если мы окажемся среди незнакомых людей - ничего страшного! Ведь миссис Бидинг - твоя кузина! Конечно, было бы гораздо удобнее, если бы с нами был джентльмен, но ты можешь спокойно пригласить Уэстбери, или сэра Джорджа Марлоу, или...

- Нет! - ответила Нелл решительным тоном. - Только не на маскарад!

Летти хихикнула:

- Ты что, боишься, что они не выдержат должной линии поведения? Я, например, считаю, было бы очень весело, если бы они начали отчаянно флиртовать с нами! Какая же ты странная! Пора бы уже чихать на все это, ведь ты начала выезжать в свет на год раньше меня. Да я на самом первом своем балу... - Она осеклась, когда Нелл ущипнула ее за руку, показав глазами на слуг на запятках. - А, чепуха. Ну, не сердись, я не скажу больше ни слова, обещаю! А что, если мы возьмем с собой Джереми? Он бы с радостью поехал, и будь уверена, уж он-то соблюдет все приличия на свете, потому что даже Джайлз считает его идеальным джентльменом!

- Не будь дурочкой! - взмолилась Нелл. - Он же сам тебе сказал, что не получил приглашения, и я совершенно уверена, что воспитание никогда не позволит ему явиться неприглашенным. Кроме того, ты прекрасно знаешь, что я не могу пригласить его, потому что это как раз то, что особенно не нравится Джайлзу.

Летти приняла этот отпор философски, заметив смиренным тоном:

- Конечно, я понимаю. Но что же делать? Только прошу тебя, брось эти свои старомодные понятия и не говори, что ты не можешь ехать, если не поедет Джайлз...

Нелл покраснела.

- Ничего подобного! То есть мне и в голову не приходило сказать такое! Просто я не могу придумать, кого из джентльменов я... - Она умолкла, остановив свой встревоженный взгляд на быстро приближавшихся к ним двух всадниках. Ее лицо просветлело, она воскликнула: - Дайзарт!

- Вот кто нам нужен! - радостно воскликнула и Летти. - Можешь быть спокойна!

Однако, как оказалось, этот оптимизм был напрасным. Виконт, который скакал верхом на нервной молодой гнедой кобылке (мало кому бы пришло в голову кататься в столь многолюдный час в Гайд-парке на такой лошади), с готовностью откликнулся на знаки, подаваемые Нелл, и заставил свою упирающуюся лошадь приблизиться к коляске, удерживая ее на месте с легкостью блестящего наездника. Когда Нелл спросила его, получил ли он приглашение к Бидингам, он ответил:

- Да, но я туда не собираюсь.

- Ох, Дай, неужели ты отказался? - горестно спросила Нелл.

- Нет, я не то чтобы отказался, - ответил Дайзарт. Он не утруждал себя ответами на приглашения, за исключением тех немногих, которые были ему интересны. - Эй, Корни! Ты уже знаком с моей сестрой? И с леди Летицией?

Его спутник, скромно державшийся поодаль, приблизился к ним, приподнял фетровую шляпу с низкой тульей и слегка поклонился обеим дамам. Мистер Корнелиус Фэнкот, молодой джентльмен с простоватым лицом, был чуть моложе Дайзарта и преданно следовал за ним с тех самых пор, как они познакомились в Харроу. Там он был удостоен чести участвовать в различных безумных проказах своего блестящего приятеля; позже оказал другу неоценимую помощь в уничтожении статуи Меркурия во дворе аристократического колледжа Крайст-Черч; и хотя он никогда - ни во время обучения в Оксфорде, ни после того, как они покинули этот очаг просвещения, - не пытался соперничать с Дайзартом в прославленных подвигах, как-то: подложить осла в постель совершенно незнакомому человеку в гостинице или перепрыгнуть верхом на лошади через обеденный стол, уставленный полным набором тарелок, столового серебра, бокалов и подсвечников, - он завоевал себе славу человека, никогда не отказывающегося от пари. Кроме того, он был известен и тем, что однажды прошагал по Пиккадилли на ходулях, а в другой раз выиграл пари, что сумеет съездить в Дувр и вернуться раньше, чем его чересчур оптимистично настроенный соперник поставит на нескольких листках бумаги миллион точек. В отличие от своего благородного друга он обладал значительным состоянием и не был обременен родственниками более близкими, чем несколько тетушек, на увещевания которых не обращал никакого внимания, и множество кузенов, которых без смущения именовал кучей болванов. Он был спортивного телосложения, а накладные плечи его польского сюртука с множеством шнурков и пуговиц, а также шикарный галстук на довольно короткой шее выдавали его склонность к щегольству. Душа дружеских попоек в отелях "Лонг" и "Лиммер", он обычно терялся в обществе дам; тщетно было бы искать его на ассамблеях у Олмака. Он был достаточно хорошо знаком с Нелл, чтобы без смущения ответить на ее приветствие, но испытующий взгляд озорных глаз Летти тут же поверг его в смятение и заставил заикаться. Заметив это, виконт со своей обычной бесцеремонностью посоветовал этой предприимчивой девице не обращать на него внимания.

- Он не интересуется юбками, - объяснил Дайзарт. - Неужели вы едете на этот маскарад, Нелл?

- Да, вообще-то едем, но у нас маленькое затруднение. Кардросс вынужден был отказаться, и, знаешь ли, как-то неловко ехать на такой бал без сопровождения джентльменов! И Феликс не может поехать с нами, поэтому, может быть, ты, Дайзарт, не откажешь в любезности...

- Нет, ни за что, Нелл! - поспешно перебил виконт. - Только не маскарад в Чизике! Попроси Марлоу, или Уэстбери, или еще кого-нибудь из твоих поклонников! Милорд прекрасно знает, что у тебя их куча! При чем тут я?

- Она боится, что они не смогут соблюдать приличий, - безмятежно пояснила Летти.

Не успел виконт ответить, как мистер Фэнкот довольно неожиданно вмешался в разговор.

- Ничего удивительного, она права, - заявил он. - Эти маскарады, сами понимаете! Анахронизм! Ты должен поехать с миледи!

- Ты-то что знаешь о маскарадах, Корни? - удивился Дайзарт. - Ты же никогда на них не был!

- А вот и был, - возразил мистер Фэнкот. - С тобой вместе, Дай! В общем, я бы не разрешил своей сестре ехать одной. В смысле, если бы она у меня была. Я имею в виду - сестра, - слегка запутавшись, добавил он под хихиканье Летти.

- Ковент-Гарден! - с презрением воскликнул Дайзарт. - Я и не подумал. Но этот маскарад - совсем другое дело. Полная безвкусица, насколько я понимаю. Зачем вам туда ехать?

- Понимаешь, это будет первый маскарад Летти, и ей очень хочется туда поехать, - объяснила Нелл.

- Да, и более того, я непременно туда поеду, - подтвердила Летти. Насколько я поняла, вы не собираетесь проявить любезность и сопровождать нас, и это меня нисколько не удивляет, потому что братья - самые несносные люди на свете!

- Летти, это неправда! - возмутилась Нелл. - У тебя нет никаких оснований так думать, и уверяю тебя, у меня их тоже нет! - Она с любовью улыбнулась виконту. - Если не хочешь, можешь не ехать! На праздник к своей кузине я могу явиться и без сопровождающих.

Однако то ли из духа противоречия, то ли из чувства долга виконт, бросив сумрачный взгляд на Летти, заявил, что если уж его сестра надумала ехать на маскарад, он непременно будет сопровождать ее. Затем с суровостью, которая мало вязалась с его хлыщеватым видом, он добавил, что если представления Кардросса о приличиях позволяют ему отпускать Нелл одну на такие празднества, то он, Дайзарт, будет вынужден поспорить с милордом. Затем он не слишком учтиво пришпорил лошадь, так что дамы даже не успели ответить на его вызов. Нелл очень расстроилась, что брат обвинил ее мужа в недостатке внимания к ней, а Летти, присвоившая себе право критиковать Кардросса, вскипела и тут же выложила Фэнкоту, который задержался, чтобы попрощаться с ними, все, что она думает о виконте.

- Я, право, не знаю, почему это я должна заступаться за Джайлза, заметила она, когда мистер Фэнкот покинул их, а Нелл велела кучеру ехать дальше. - Я уверена, он никогда не стал бы заступаться за меня!

Она встретила прямой взгляд голубых глаз Нелл, которая тихо проговорила:

- Ты не должна так говорить. Ты же знаешь, что это неправда!

- Ну, я не совсем точно выразилась, - вздохнула Летти, - но ты должна признать, что Джайлз мне совершенно не сочувствует. Разве хорошо с его стороны, что он так невзлюбил Джереми! Я не думала, что он может быть таким надменным, так много думать о положении в обществе и всяких последствиях и так мало - о моем счастье!

- Не в этом дело! Совсем не в этом, Летти! Он вовсе не испытывает неприязни к мистеру Эллендейлу, а что касается положения в обществе, ты же слышала, как он сказал - если через год-два ты не передумаешь, он даст согласие. Он только и думает о твоем счастье. Не скажу, что он приветствует такой союз, потому что, хотя мистер Эллендейл достоин уважения, он не ровня тебе, и к тому же имущественная разница между вами делает ваш брак еще менее желательным.

- Вот это мне и не нравится! - быстро парировала Летти. - Если бы я тоже была бедной, тогда другое дело! Вернее, я не хочу сказать, что не хотела бы выйти за Джереми - я бы все равно хотела; но тогда возражения Кардросса имели бы смысл. Это очень грустно, Нелл, но боюсь, я не смогла бы быть хорошей женой человеку, находящемуся в стесненных обстоятельствах. Я бы, конечно, постаралась научиться вести хозяйство, но что себя обманывать: я совершенно не умею экономить!

- Увы, я тоже! - уныло согласилась Нелл.

- Дело в том, что нас воспитывали не для такой жизни, - рассудительно заметила Летти. - Но в конце концов, какое это имеет значение, если я стану владелицей большого состояния, как только достигну совершеннолетия?

- Мне кажется, дело в том, что Кардросс считает тебя вообще слишком юной для принятия самостоятельных решений, - неуверенно сказала Нелл.

- Уверяю тебя, он бы не говорил ничего подобного, если бы я захотела выйти за человека с положением и состоянием! - сверкая глазами, возразила Летти. - Он же не считал тебя слишком юной, когда делал тебе предложение, и могу поклясться, твой папенька тоже так не думал!

- Нет, - признала Нелл.

- Нет! Но если бы это был не Кардросс, твой папенька обязательно сказал бы так, даже если бы этот человек был из хорошей семьи и имел массу достоинств. Все это гордость и высокомерие, и лично я считаю, что это отвратительно!

- Да нет, это не так... не совсем так! - возразила Нелл. - Думаю, он просто хотел бы для тебя того, что называют хорошей партией, но он сам говорил мне, что если через год-другой ты не передумаешь...

- Он прекрасно знает, что через год-другой - а может быть, гораздо раньше! - Джереми пошлют за границу. Джереми очень надеется, что если все пойдет так, как он ожидает... Но я не должна говорить тебе! Прошу тебя даже не вспоминать об этом, Нелл! Он настоятельно просил меня ничего не говорить об этом, пока еще ничего не решено. - Она мгновение колебалась, но потом порывисто схватила Нелл за руку и прошептала: - Я все-таки должна тебе кое-что сказать! Мне кажется... я надеюсь, что на днях он явится с визитом на Гросвенор-сквер поговорить с Кардроссом. Угадай зачем! Мне не следовало говорить тебе, Нелл, но ведь ты будешь нам другом, правда?

- Да, конечно, - ответила Нелл, которая после года доверительных отношений со своей золовкой стала достаточно осторожной. - Если только вы не собираетесь совершать никаких безумств!

- О чем ты говоришь! - с возмущением вскричала Летти. - Если, конечно, Кардросс не вынудит меня на что-нибудь подобное, но я надеюсь, что ты этого не допустишь!

- О, ради Бога, прошу тебя! - взмолилась Нелл, - Если он не даст согласия на ваш брак, то лишь потому, что такое согласие принесет тебе вред, а как я смогу помешать таким соображениям - или даже захотеть помешать им? Если бы у тебя было хоть немного терпения! Как только Кардросс убедится, что твоя привязанность надежна...

- Когда наступит этот день, Джереми будет за тысячи миль отсюда! перебила Летти. - Мне только и останется, что терпеливо ждать, пока он вернется в Англию - если он вернется!

- Ну конечно же он вернется!

- Да, но ты можешь побиться об заклад, что он вернется один? возразила Летти. - Я - нет! Я вовсе не хочу сказать, что он любит меня меньше, чем я его, но если он несколько лет не будет меня видеть, и к тому же вокруг него будет виться десяток девиц, а то и больше, будет просто чудом, если ему удастся избежать брака с другой!

Нелл не нашла что ответить. Ее воображение отказывалось представить мистера Эллендейла, вокруг которого вьется десяток (или хотя бы полдесятка) девиц, но эту мысль она благоразумно оставила при себе и после небольшой паузы рискнула спросить:

- Почему ты влюбилась в него, Летти? Я ничего не имею против, он очень обаятелен и обходителен, но... но...

- Прекрасно понимаю тебя, - сказала Летти с неожиданной теплотой. - Я сама не имею ни малейшего понятия почему! Если бы он был похож на... ну, хотя бы на твоего брата! Тогда это никого бы ничуть не удивило, и меня в том числе! Уверяю тебя, я сама удивлена не меньше других, и дело не в том, что я никогда не видела других мужчин! Когда я жила у тетушки, то была знакома со всеми, кто приходил в дом, ведь она вовсе не была чопорной и даже не пыталась держать нас с Селиной в классной комнате. Мы знали всех ухажеров Марии и Фанни, и некоторые из них были довольно лихими, честное слово! Только никто из них меня совсем не интересовал, пока я не встретила Джереми. Не знаю, как это получилось, для меня это загадка! - Она одарила ослепительной улыбкой молодого щеголя в прогулочной коляске, пытавшегося привлечь ее внимание. - Вот если бы я влюбилась в этого типа, у Кардросса были бы основания сердиться! - заметила она. - Вообще-то, Нелл, если посмотреть, как вокруг меня увиваются все эти отъявленные волокиты только потому, что я богатая наследница, то Кардросс должен быть мне благодарен за то, что мой интерес направлен на человека с принципами и характером! А если он думает, что Джереми любит меня из-за богатства, то он глубоко ошибается!

Кардросс вовсе не видел в мистере Эллендейле охотника за приданым, но когда несколько дней спустя тот явился с обещанным визитом, Кардросс принял воздыхателя своей сестры с прохладной вежливостью, которая почти не оставляла надежд на какие-либо уступки с его стороны.

Мистер Эллендейл не был нервным человеком, но явился на Гросвенор-сквер с величайшей неохотой. Он гордился своим здравомыслием и, не будучи о себе низкого мнения, тем не менее, предвидел все аргументы, которые мог выдвинуть против него Кардросс, и находил их вполне справедливыми. Его любовь к Летти граничила, по словам его матери, с ослеплением, но ей пришлось долго убеждать его, чтобы он отправился к Кардроссу официально просить ее руки. Их имущественное и общественное неравенство лежало на его душе тяжелым камнем, и он с самого начала был уверен, что его предложение будет отвергнуто, и что гораздо разумнее было бы держаться подальше от Летти и постараться выкинуть ее из головы. К сожалению, необходимость безропотно покориться судьбе вовсе не привлекала Летти. Едва он заикнулся о расставании, она сначала закатила истерику, которая совершенно выбила его из колеи; потом обвинила его в желании избавиться от нее, что заставило его весьма неразумным образом поклясться ей в вечной преданности. После этого никаких разговоров о расставании больше не было. Мистер Эллендейл, правда, заикался несколько раз о необходимости подождать, но такая перспектива тоже была ей не по душе; а поскольку в своей размеренной жизни он ничего не желал так страстно, как жениться на ней, он позволил себе заразиться ее оптимизмом и даже начал думать о том, что, возможно, Кардросс в конце концов не останется глух, если прямо и откровенно изложить ему свое предложение.

Эта слабая уверенность уменьшалась буквально с каждым шагом, пока он поднимался по ступеням дома Кардросса, и окончательно покинула его, когда он ждал графа в приемной. Мистер Эллендейл всегда отличался аккуратностью и хорошим вкусом, являя собой золотую середину между светским модником и деловым человеком, а этим утром он провел перед зеркалом гораздо больше времени, чем обычно, повязывая шейный платок. Но по мере того как часы на каминной полке, довольно агрессивно тикая, отсчитывали минуты, он все больше убеждался в том, что едва заметная полоска на его жилете придает ему вид праздношатающегося в парке, что его сюртук из практичного синего сукна слишком плотно облегает фигуру и что, причесав свои мышиного цвета волосы "под Брута", он совершил серьезную ошибку: Кардросс наверняка заподозрит его в том, что он подражает денди.

Однако, когда граф наконец вошел в комнату, он вроде бы и не заметил жилета мистера Эллендейла, который к этому моменту казался владельцу уже кричаще-вульгарным. С другой стороны, его красивое равнодушное лицо не выразило и удовольствия при виде гостя, и приветствие было скорее просто вежливым, нежели сердечным. Пересилив внезапное чувство, что его визит будет воспринят как дерзость, мистер Эллендейл начал беседу с того, что заявил с сухостью, порожденной решимостью не раболепствовать перед опекуном своей сирены:

- Милорд, вы, вероятно, удивлены моим визитом?

- Нет, - ответил граф.

В этом спокойном односложном слове не было ничего обескураживающего, но мистера Эллендейла оно выбило из колеи. Его тщательно сочиненная объяснительная речь оказалась теперь ненужной, и он не мог сразу решить, что сказать взамен.

- Пожалуйста, садитесь, мистер Эллендейл, - пригласил хозяин, подходя к креслу.

Мистер Эллендейл колебался. Честно говоря, он предпочел бы остаться стоять, но это было невозможно, поскольку сам граф развалился в кресле, скрестив ноги в элегантных башмаках и поднеся к глазам лорнет. Мистер Эллендейл сел в кресло и прокашлялся.

- Я буду краток, - сказал он. - Думаю, милорд, вы не можете не знать, что мне посчастливилось привлечь к себе внимание леди Летиции Мерион.

В глазах графа промелькнула искорка смеха.

- Насколько я понимаю, сила ваших взаимных чувств такова, что способна растопить самое жестокое сердце. Мое, как мне говорят, сделано из мрамора.

Мистер Эллендейл, покраснев, ответил:

- Я знаю, милорд, что моя привязанность к леди Летиции должна представляться вам предосудительной фантазией.

- О нет! - сказал Кардросс. - Я вовсе не столь ужасен, как вам кажется. Не отрицаю, я бы предпочел для нее партию получше, но если ваши чувства выдержат испытание временем, вы сможете убедиться в том, что я не питаю к вам вражды.

Эти весьма разумные слова мало утешили мистера Эллендейла, и он неловко заметил:

- Весьма признателен, сэр. Я мог бы напомнить вам, что наша привязанность возникла более года назад и лишь усилилась с течением времени, но я не стану этого делать.

- Оно и понятно, - пробормотал Кардросс.

- Я полностью понимаю все ваши возражения, - продолжал мистер Эллендейл, приступая к одному из тщательно отрепетированных пассажей своей речи. - Безусловно, можно считать, что леди Летиция слишком молода, чтобы позволить ей следовать велению ее сердца. Более того, никто лучше меня не осознает, что, если она так поступит, все сочтут, что она, грубо говоря, просто бросается собой.

- Да-да, давайте говорить грубо! - подхватил Кардросс. - Не стоит золотить пилюлю: моя сестра - глупая девчонка с романтическими вывихами; и вы, мой дорогой сэр, ушли от нее совсем недалеко. Даже не имея в виду ее состояния - можете не говорить мне, что пусть ее состояние катится к черту, ибо я не считаю вас охотником за приданым, - трудно найти менее подходящую невесту для человека вашего положения. У вас впереди карьера; я желаю вам всяческих успехов и в качестве доказательства могу только посоветовать не вешать себе на шею расточительную и взбалмошную дурочку в роли жены!

Мистер Эллендейл, крайне ошарашенный этой откровенной речью, не придумал ничего лучшего, чем сказать:

- Насколько я понимаю, сэр, вы не даете согласия на нашу помолвку?

- На данный момент, разумеется, нет! - ответил граф. - Похоже, вы разумный человек, так что не станете обвинять меня в жестокости. Я не сказал и не собираюсь говорить, что никогда не дам своего согласия; я даже не говорю, что вам следует подождать до совершеннолетия Летти. Но прошу вас, войдите в мое положение! Сможете ли вы считать, что я с честью выполнил свой долг, если позволю девчонке, которой еще нет восемнадцати, связать себя узами брака с молодым человеком в вашем положении?

- Нет, - мрачно признал мистер Эллендейл.

Граф вдруг ощутил желание отступить и даже дать парочке свое благословение, но он подавил мгновенный импульс и бодро произнес:

- Ну конечно нет! Но через пару лет, если вы оба не передумаете и снова придете ко мне с этим предложением, с моей стороны действительно будет жестокостью отказать вам.

- Я не предполагаю быть в Англии через пару лет, - еще более уныло сказал мистер Эллендейл. - Я с самого начала намеревался объяснить вам, милорд, что осмелился прийти к вам сегодня благодаря тому обстоятельству, что я назначен на весьма престижную должность. Этим назначением я отчасти обязан доброму расположению лорда Роксвелла, который некогда состоял в весьма тесной дружбе с моим отцом; и у меня есть основания предполагать, что, если я оправдаю надежды, это назначение приведет к моему более быстрому продвижению по службе, чем кажется возможным в настоящий момент.

- Я уверен, что вы оправдаете все надежды наилучшим образом, и прошу позволения поздравить вас с удачей. Насколько я понимаю, вы отправляетесь с посольской миссией?

- Да, сэр. Я назначен - точнее, в течение ближайших трех недель буду назначен - в состав нашего представительства при дворе регента Португалии.

- Регента Португалии? - переспросил Кардросс. - Но он же в Бразилии!

Мистер Эллендейл наклонил голову.

- Именно так, сэр, - сказал он.

- Боже милостивый! - вскричал Кардросс. - Неужели вы серьезно предполагаете увезти Летти в Южную Америку? Да вы с ума сошли!

- Она уверяет меня, - с жаром ответил мистер Эллендейл, - что только об этом и мечтает.

- Черт побери, да что, по-вашему, она в этом понимает? - спросил Кардросс.

- Я имею надежную информацию, - сообщил мистер Эллендейл, - что в Рио здоровый климат.

- Ох, да опомнитесь вы! - нетерпеливо произнес Кардросс. - Интересно, кому пришла в голову эта безумная мысль - вам или ей? Это она уговорила вас прийти сегодня или... да нет, конечно же, она! Но вы-то, по крайней мере, уж могли предположить, что я никогда не соглашусь на такой дикий план!

- Да, - сказал мистер, Эллендейл. - Я должен сознаться, что у меня было мало надежды получить ваше согласие, милорд. Я осознаю, что в ваших глазах этот план должен выглядеть диким.

- А как он выглядит в ваших? - с интересом осведомился граф. - В конце концов, вы знакомы с моей сестрой больше года!

- Если бы не отказ вашей светлости, полученный на мое предложение, я бы без колебаний попросил леди Летицию сопровождать меня в Бразилию в качестве жены.

- Ну еще бы!

- Я уверен, что она справится, - почтительно сказал мистер Эллендейл. Когда я впервые узнал о своем назначении, то, признаюсь, испытанное мною естественное ликование почти мгновенно было охлаждено - я бы даже сказал, рассеяно - теми же сомнениями, которые выразили и вы, милорд. Я не мог поверить, что такое нежное существо - к тому же в столь юном возрасте может спокойно думать о ряде неудобств, связанных с моим назначением. Длительное морское путешествие! Жизнь среди иностранцев! Разлука с родными! Уверяю вас, сэр, я немедленно описал ей все неприятные моменты, которые только пришли мне в голову. Но ничто не могло поколебать ее! Все эти неудобства были ей нипочем, и, хотя я полагаю, что моя служба не связана ни с какими опасностями, она бы и их встретила с таким же мужеством и доверием ко мне, какие она выказывает, соглашаясь отдать свою руку и сердце человеку, благосостояние которого зависит лишь от него самого! - Мысль о подобном благородстве настолько переполняла его, что он даже слегка охрип и был вынужден высморкаться.

Кардросса же это так вывело из себя, что он едва ли не рявкнул:

- Это она вам так сказала?

- Да, - просто ответил мистер Эллендейл.

- Это она постаралась, чтобы вы явились сегодня со своим фантастическим предложением?

- Она, конечно же, думала, что благодаря моему продвижению по службе мы можем надеяться на то, что вы несколько смягчитесь, - признал мистер Эллендейл.

Граф бросил на него мрачный взгляд.

- Но вы-то сами не думали так, мистер Эллендейл, ведь правда?

- Ну...

- Мне кажется, мой дорогой сэр, что моя сестрица из вас веревки вьет! И это предположение вызывает у меня глубокую тревогу. Я знаю, что Летти столь же упряма, сколь и легкомысленна, и трудно предположить, что она может заставить вас сделать в следующий раз, - хотя я мог бы себе представить!

- Если вы полагаете, сэр, что меня можно уговорить бежать с леди Летицией, то вы ошибаетесь! - покраснев, объявил мистер Эллендейл. - Даже если бы я не был человеком чести, мои обстоятельства удерживают меня от каких-либо действий, носящих тайный характер. - Он сделал глубокий вдох и продолжал, слегка запинаясь: - Вы были так добры, милорд, что не заподозрили меня в охоте (как вы выразились) за богатой невестой. Это правда, ибо до своего знакомства с леди Летицией я вообще не помышлял о женитьбе. Моя вдовствующая родительница, хотя и обладавшая некоторыми средствами, не в состоянии нести расходы на образование моих младших братьев и сестер без моей помощи; и пока они должным образом не устроены, я не должен... я просто не могу жениться на особе, не располагающей собственным состоянием. Хотя бы скромным состоянием, под стать моему. Я никогда не думал о том, чтобы жениться на богатой наследнице - и, сказать вам правду, мне бы и не хотелось этого! Однако смею предположить, что существует возможность достигнуть некой договоренности, согласно которой я не имел бы права пользоваться этим состоянием, за исключением небольшой его части.

- Это не срочное дело, - сказал граф. - До того как моя сестра достигнет двадцати пяти лет, я управляю ее состоянием и выплачиваю ей содержание по собственному усмотрению. Если бы я захотел, я мог бы не давать ей ни гроша.

- Мне не верится, сэр, что вы способны на такой бесчеловечный поступок! - сказал мистер Эллендейл весьма неодобрительным тоном.

- Вовсе нет, - холодно возразил Кардросс. - Летти просто придется продолжать жить в моем доме, и я буду оплачивать ее расходы на туалеты. Должен добавить, что я и так оплачиваю значительную часть ее счетов. Боюсь, вы найдете ее весьма расточительной, потому что я нее деньги буквально текут сквозь пальцы.

- Мне известно, что она не обучена экономии, - чопорно заметил мистер Эллендейл. - Она это сама мне сказала, и она весьма сожалеет об этом. Она изъявляет большое желание научиться этому, и я надеюсь, что мне удастся преподать ей эту науку.

- Да, в минуты оптимизма я тоже питаю эту надежду - согласился Кардросс. - Отбывайте к месту своего назначения, а в ваше отсутствие я постараюсь внушить ей хотя бы малейшие представления об экономии. Кто знает? Когда вы вернетесь, она, возможно, обретет достаточно благоразумия!

Мистер Эллендейл поднялся и подошел к окну.

- Не думаю, что мое возвращение будет иметь какой-либо смысл, - заметил он, глядя в окно. - Нет, разумеется, я не помышляю о том, чтобы провести остаток своей жизни в Бразилии, но... - Он умолк и прокашлялся. - Не могу льстить себя надеждой, что к моему возвращению она будет по-прежнему свободна. При том, что многие ищут ее руки - и среди них люди гораздо более высокого положения, чем то, которого когда-либо достигну я... к тому же при столь длительной разлуке и столь большом расстоянии, которое нас будет разделять... Нет, я не смею надеяться на это! Она выйдет за другого.

- То же самое легко может произойти и с вами, дорогой сэр, - заметил граф.

- Нет, - отрезал мистер Эллендейл. Помолчав, он добавил: - Мои чувства неизменны. Я не подвержен приступам влюбчивости, сэр. Я даже полагал, что защищен от этого... Но с первой же минуты, как увидел вашу сестру, я понял, что пропал! Я боролся с этим чувством, потому что невозможность брака была мне столь же ясна, как и вам. Но тщетно. Я никогда не женюсь на другой девушке.

- Понятно, - пробормотал граф; казалось, его это позабавило. - Я помню, как говорил те же самые слова сам - много лет назад. Она была ослепительно красива - по крайней мере, так мне тогда казалось, хотя сейчас я с трудом припоминаю, как она выглядела.

- Я рад, что развеселил вас, милорд, - сказал мистер Эллендейл менее сдержанным тоном.

- Вы ошибаетесь, - произнес Кардросс, вставая. - Вам бы, наверное, хотелось дать мне по физиономии, и это неудивительно. Ничто так не выводит из себя, как необходимость выслушивать совет, основанный на более богатом опыте, чем ваш собственный, - в особенности, если у вас есть подозрение, что он может оказаться хорошим!

- У меня нет такого подозрения, - тут же возразил мистер Эллендейл. Осмелюсь предположить, что обладаю более постоянной натурой, чем вы, милорд!

- В таком случае, - сказал Кардросс с непоколебимым добродушием, надеюсь увидеть вас снова по возвращении из Рио-де-Жанейро. А пока примите мои искренние пожелания успехов в вашей миссии!

- Вы запрещаете мне общаться с леди Летицией, сэр? - спросил мистер Эллендейл, несколько неохотно пожимая протянутую ему руку.

- Дорогой мой сэр, будьте уверены, что я не настолько старомоден и не настолько безумен! Я не сомневаюсь, что вы будете часто видеться с леди Летицией на балах. Что до тайных свиданий, я уверен, что ваше чувство приличия достаточно надежно.

- Все, что имеет тайный характер, противно моей натуре, - ответил мистер Эллендейл. - Я только умоляю вас, милорд, как следует подумать, прежде чем разрушить - возможно, навсегда - счастье двух людей, один из которых - как я смею надеяться - дорог вам! Я отмечаю - честно скажу, с возмущением отметаю! - ваши предположения о непостоянстве, но мне слишком хорошо известны принятые в высшем свете способы отвлечь чувства такой девушки, как леди Летиция, от неподходящего объекта! Все приносится в жертву богатству и положению! Будь я в менее стесненных обстоятельствах, меня не остановили бы никакие соображения о приличиях... Но, по-моему, продолжать этот разговор бесполезно!

- Абсолютно, - согласился Кардросс, провожая его к двери. - Это могло бы даже пробудить во мне неприязнь к вам, а тогда, сами понимаете, у вас не останется никаких шансов!

Глава 3

Если у Летти и были какие-либо планы перехватить своего возлюбленного при выходе из дома, то граф разрушил их, проводив гостя до самой входной двери и проследив, чтобы тот благополучно покинул его владения. Затем он вернулся в библиотеку; поколебавшись мгновение на верхней площадке лестницы, откуда она наблюдала за уходом мистера Эллендейла, Летти легко сбежала вниз и тоже явилась в библиотеку.

Кардросс, который возился со сломанной ручкой, поднял глаза и, увидев сводную сестру, прислонившуюся к двери и глядевшую на него с немым вопросом во взоре, оторвался от своего занятия. Едва сдерживая смех, он сказал:

- Летти, нельзя же быть такой глупой! Неужели ты думала, что я поддамся на ораторские штучки этого юноши? Ты уж меня извини! Но ведь он страшно нудный тип.

- Ну и пусть, - сказала она, глотая слезы. - Для меня он не нудный. Я люблю его!

- Не иначе! Никогда бы не подумал, что ты способна увлечься им.

- А я вот увлеклась, и, хотя ты мой опекун, я не допущу, чтобы ты выбирал мне мужа!

- Я и не собираюсь. У меня ничего не получится.

Ее глаза засветились надеждой, она подошла к нему и умоляюще коснулась его рукава.

- Милый Джайлз, ну пожалуйста, можно я выйду за него замуж?

Он погладил ее по руке и сказал:

- Ну конечно, Летти, когда подрастешь.

- Но, Джайлз, ты ничего не понимаешь! Он же уезжает в Бразилию!

- Он мне сказал об этом.

- Может быть, ты думаешь, что я не смогу там жить? Мне кажется, что там прекраснейший климат!

- Здоровый, - поправил он.

- Да, и в любом случае - я никогда не болею! Не веришь, спроси тетушку!

- Почему, верю. Давай не заводить еще одного изнурительного спора! Я уже сегодня наслушался, но никакое красноречие не заставит меня согласиться на твой брак с неимущим молодым человеком, который собирается увезти тебя на край света, пока тебе не исполнится восемнадцати или не пройдет года, как ты начала выезжать.

- Какая разница! И хотя я согласна, что было бы неблагоразумно выходить за Джереми, если бы я тоже была неимущей, но ведь я не неимущая, так что и это неважно!

- Обещаю тебе дать свое согласие, если после его возвращения из Бразилии ты еще не передумаешь выходить за него.

- А что, если какая-нибудь гнусная интриганка вынудит его жениться на ней? - спросила она.

- Он заверил меня, что его натура отличается постоянством, так что будем надеяться, что это защитит его от всяких интриганок, - небрежно ответил граф.

- Но ты в это не веришь! Ты вообще не хочешь, чтобы я выходила за него замуж!

- Конечно не хочу! Боже мой, малышка, как я могу хотеть, чтобы ты так безоглядно бросалась собой, да еще помогать тебе в этом, когда ты только что сошла со школьной скамьи?

- Если бы он был богат и знатен, ты бы не говорил, что я слишком молода!

- Если бы он был богат и знатен, моя дорогая, ему не пришлось бы служить каким-то секретарем в Рио-де-Жанейро. Но если хочешь знать, я вообще не хотел бы, чтобы ты выходила замуж в ближайшие год-два.

- Не говори со мной так, будто я глупая девчонка! - возмутилась она.

- Ну, я не могу сказать, что считаю тебя особенно умной, - сказал он.

- Может быть, я и не умная, но я вовсе не девчонка и знаю, чего хочу! Ты тоже не очень-то умен, если думаешь, что мои чувства изменятся или что я забуду Джереми! Я буду его помнить и буду несчастной целых два года, а может быть, и дольше! А тебе все равно, и я вижу, что ты вовсе не добрый, как я думала раньше, а ужасно жестокий!

- Вовсе нет, - весело сказал он. - Я уверен, ты не впадешь в уныние, как бы тебе этого ни хотелось. Тебя ждет столько балов, столько новых и очень дорогих платьев...

- Они мне не нужны!

- Так я тебе и поверил! Ты что, хочешь отказаться от светской жизни?

Она бросила на него уничтожающий взгляд.

- Можешь смеяться надо мной, но предупреждаю тебя, Кардросс: я намерена выйти замуж за Джереми, и ты мне не помешаешь!

Он ответил ей только ироническим поклоном; наградив его еще одним испепеляющим взглядом, она с решительным видом выскользнула из комнаты; правда, ее уход был омрачен: складка платья из тонкого сиреневого муслина оказалась прижата захлопнутой дверью, и, чтобы освободиться, ей пришлось снова открыть дверь.

Минут через двадцать в комнату тихонько вошла Нелл. Граф сердито поднял голову, но при виде стоящей на пороге жены выражение его лица изменилось, он улыбнулся и весело спросил:

- Как вам удается, Нелл, всегда быть еще более красивой, чем я о вас думаю?

Она смутилась и покраснела.

- Я очень надеялась понравиться вам в этом платье, - наивно созналась она.

- Оно мне нравится. Вы надели его в надежде ослепить меня настолько, чтобы я заплатил за него?

Это было сказано так шутливо, что у нее поднялось настроение. Ей стоило немалой решимости в то утро заставить себя прийти в библиотеку, так как почта принесла весьма неприятное известие. Поскольку граф платил главному почтовому отделению пять шиллингов за доставку утренней лондонской почты, на подносе вместе с завтраком Нелл уже лежало вежливое уведомление от мадам Лаваль о том, что бальное платье из кружева шантильи все еще не оплачено. Это было не слишком приятное начало дня. У Нелл пропал всякий аппетит, ее охватил такой ужас, что в течение часа она не могла придумать иного выхода из положения, кроме как сесть в первый же почтовый дилижанс, направляющийся в Девоншир, и искать убежища у своей матушки. Однако после долгого размышления она поняла, что это было бы крайне неразумным поступком и, поскольку вероятность того, что избавляющий от страданий внезапный удар молнии падет на ее голову, крайне ничтожна, ей остается только признаться во всем Кардроссу, искренне веря, что он поймет, как могло так случиться, что она забыла отдать ему счет мадам Лаваль вместе со всеми остальными, когда он потребовал отдать ему все счета.

Но чем больше она об этом думала, тем меньше надеялась на его понимание. Она едва не теряла сознание от страха, вспоминая его суровые слова. Он спросил ее, уверена ли она, что отдала ему все счета; он предупредил ее об ужасных последствиях, которые ожидают ее в случае, если она лжет; и хотя потом он просил ее не бояться его, вряд ли можно было ожидать, что он спокойно встретит известие о том, что жена забыла о счете на триста тридцать пять гиней. Едва ли он вообще поверит, что она забыла о нем. Она и сама была возмущена своей рассеянностью. Она была настолько уверена, что отдала этот счет Кардроссу вместе с другими счетами, которыми был набит ящик, что, увидев напоминание от мадам Лаваль, решила, что эта модная портниха ошиблась. Но после лихорадочных поисков предыдущий счет отыскался: он оказался в самом дальнем углу ящика. Из всех долгов это был самый крупный, так что поразивший Кардросса счет за шляпку померк на его фоне. Она даже не смела предположить, что он ей скажет и, тем более, что сделает. В лучшем случае он еще раз убедится в ее невероятной расточительности - она знала, что это действительно так, - и очень рассердится, хотя и простит ее. А в худшем... Но думать о том, что он может сделать в худшем случае, было так страшно, что она даже не позволила себе этого.

Почти с детской надеждой доставить ему удовольствие, она нарядилась в платье, которое, как она знала (по мнению мистера Хедерсетта, этого знатока хорошего вкуса), исключительно шло ей. Она тут же получила чудесный комплимент и теперь могла не без гордости заявить:

- Нет-нет, за него уплачено! - И, чуть поразмыслив, честно добавила: Вы уплатили за него!

- Мне очень приятно видеть, что мои деньги не выброшены на ветер, сказал граф серьезно, но в его глазах плясали искорки смеха.

Такого многообещающего начала беседы Нелл просто не ожидала. Застенчиво улыбнувшись мужу, она как раз собралась уже приступить к мучительному объяснению своей новой провинности, но тут он сказал:

- Вас ведь прислала Летти, правда? Признаюсь, я выслушал бы вас с гораздо большим терпением, чем ее, но в этом вопросе я останусь при своем мнении!

Ничуть не сожалея, что ее отвлекли от ее собственной проблемы, Нелл сказала:

- Конечно, я тоже считаю, что она собирается попросту погубить себя, но мне кажется, что вам в конце концов придется дать согласие. Я и сама думала, что это просто каприз и что он пройдет, когда она увидит свет и познакомится с другими джентльменами, но это не так, Кардросс! Она не отступила от своей преданности мистеру Эллендейлу, хотя за ней ухаживают многие другие, и все они, - задумчиво добавила, она, - куда богаче и знатнее бедного мистера Эллендейла!

- Нелл, - перебил он. - Вы можете мне сказать, что хорошего она нашла в этом нуднейшем типе?

Она покачала головой.

- Нет, я не могу этого объяснить, - ответила она. - Она и сама не знает, и поэтому мне кажется, что это настоящая любовь, а вовсе не мимолетный каприз.

- Да они совершенно не подходят друг другу! - нетерпеливо произнес он. - Она через год разорит его, вот и все! Она такая же транжира, как и вы, любовь моя! - Увидев изменившееся выражение ее мгновенно побледневшего лица, он тут же сказал: - Какая бестактность с моей стороны говорить вам такие слова! Прошу прощения, все это уже забыто, это страница, которую мы перевернули и больше не будем читать. Дорогая Нелл, если бы вы только слышали, какими трелями заливался передо мной сегодня утром этот нелепый, юнец! Вы знаете, он совершенно серьезно предложил увезти Летти с собой в Бразилию!

Ее мысли были далеки от дел Летти, но она машинально ответила:

- Да, она говорила мне о его визите.

Он глядел на нее, слегка сдвинув брови.

- У вас очень встревоженный вид, Нелл. Что случилось? Вы принимаете эту чепуху так близко к сердцу?

Пожалуй, именно сейчас наступил подходящий момент сказать ему, что страница еще не перевернута; но заставить себя произнести нужные слова Нелл не могла. Вместо этого она сказала:

- Я могу только пожалеть их. Я знаю, что это неподходящая партия, и очень хорошо понимаю ваши чувства, Кардросс.

- Ну еще бы! Желать Летти счастья в крайне неудачном браке - разве так поступает опекун? Честно говоря, я жалею, что я ее опекун и что допустил, чтобы о ней заботилась тетка. Этой женщине не хватает ума и воспитания, и я вижу, что она воспитывает своих дочерей так же небрежно, как и мою сестру, позволяет им совершать любые глупые траты и поощряет их флирт, хотя они едва сошли со школьной скамьи!

- Да, - согласилась Нелл, - мне бы не хотелось обижать ее, но она кажется мне прискорбно легкомысленной! Но я не могу себе представить, чтобы она поощряла мистера Эллендейла, потому что вовсе не хочет, чтобы Летти выходила за него. Мы с ней разговаривали об этом третьего дня у Уэстбери, и, как мне кажется, она правильно понимает эту проблему. - На мгновение Нелл умолкла. - По крайней мере, - добавила она, - понимает ее так же, как вы, Кардросс.

Он засмеялся:

- Вот как! Но вы так не считаете, верно?

- Нет, не совсем, - произнесла она неуверенно. - Должна признаться, для меня большая загадка, как такая живая девушка, как Летти, смогла полюбить мистера Эллендейла, потому что он совсем не спортивен и в нем, кажется, ничего нет, кроме здравого смысла и очень чопорных манер, - но ведь в нем нет ничего такого, что делало бы его неприемлемым, правда? То есть она ведь не хочет выйти за сэра Джаспера Лидни или за молодого Бриксуорта. А это было бы неудивительно, потому что они оба увиваются за ней с того дня, как она начала выезжать, и никто не станет отрицать, что у них очень располагающие манеры, хотя они такие возмутительные хлыщи! Вам бы вряд ли хотелось видеть ее женой одного из них!

- Нет, конечно, но, моя дорогая, между Бриксуортом и Эллендейлом огромная пропасть! Что до приемлемости, то, хотя в Эллендейле нет ничего недостойного, обстоятельства, в которых он находится, говорят не в его пользу. У него нет ни положения, ни состояния.

- Летти нет дела до положения, а состояние есть у нее, - заметила Нелл.

- Неравные браки редко бывают удачными. Летти может воображать, что ей нет дела до положения; но она не понимает, что значит выйти за человека, стоящего на более низкой общественной ступени.

Нелл нахмурилась.

- Но, Джайлз, я думаю, что она понимает! - возразила она. - Ведь нельзя сказать, что она всю свою жизнь привыкла вращаться исключительно в высших кругах. Миссис Торн весьма респектабельна, но не относится к высшим кругам, и вы сами мне говорили, что матушка Летти тоже к ним не относилась.

- Вы прекрасный адвокат, Нелл! Но я остаюсь верным своему мнению - и тому, что я считаю своим долгом. Я уже сказал, что дам согласие, если они оба не передумают, когда Эллендейл вернется из Бразилии, и пусть они удовлетворятся этим. Но от вас я не стану скрывать: надеюсь, что к тому времени Летти перенесет свое внимание на более достойный объект.

- Вы хотите, чтобы она сделала удачную партию, не правда ли?

- Разве это так удивительно?

- О нет! Может быть, если она несколько лет не будет видеть мистера Эллендейла, так оно и случится. Только... только это будет так грустно!

- Но почему же, дитя мое?

Запинаясь, она попыталась облечь свою мысль в слова:

- Она так любит его! И вряд ли она будет счастлива, если выйдет замуж... только потому, что так хотят ее родные!

Нахмурив брови, он резко произнес:

- Так, как это сделали вы?

Она уставилась на него почти непонимающим взглядом.

- Как... как это сделала я? - с усилием переспросила она.

На его губах появилась улыбка - причем не очень приятная.

- Если бы я не обладал большим состоянием, вы бы не вышли за меня замуж, ведь правда, Нелл?

Она ощутила боль в сердце, но не обиду. Она подумала о своих долгах и о таинственных договоренностях - и была только рада, что не успела сообщить ему о счете от мадам Лаваль. Существование этого счета такой тяжестью лежало на ее совести, что она не смогла произнести ни слова. Она густо покраснела и отвела от него опечаленный взгляд.

- Простите меня, пожалуйста! - Голос его звучал слегка иронично. - Моя неделикатность не выдерживает никакой критики, не правда ли? Думаю, Эллендейлу тоже не понравились мои слова.

- Но я не думала... я даже не знала о вашем состоянии! - наконец выдавила она из себя.

- Что вы говорите! - воскликнул он. - Как это мило, дорогая! Глядя на ваши манеры, я осознаю, насколько вульгарны мои. Не смотрите так печально! Я убежден, что ни у кого на свете нет такой красивой, такой учтивой, такой обаятельной жены, как у меня! - Он взглянул на часы. - Ну, мне пора. Не знаю, какую чушь может вбить себе в голову Летти, но надеюсь, что могу быть уверенным: вы не станете поощрять ее. К счастью, Эллендейл не может жениться на ней без приданого. Она, конечно, несовершеннолетняя, но не хватало мне только скандала такого рода!

Улыбка, короткий поклон - и он ушел, оставив ее в полном смятении чувств. И вовсе не из-за Летти. Впервые за их совместную жизнь Кардросс намекнул, что желал бы от своей жены чего-то большего, чем почтительность; и его горькие слова заставили сердце Нелл биться сильнее. Ставить под сомнение слова матушки - это почти святотатство, но вдруг и на самом деле мама оказалась неправа?

Она медленно спустилась вниз, где на нее налетела Летти, так и кипевшая от возмущения и от желания выпустить пар. Нелл вполуха слушала разъяренную девушку, изредка вставляя "нет" и "да" и мало что понимая из ее сбивчивой речи, за исключением угрозы, что золовка пойдет на отчаянные меры, если Кардросс и впредь будет таким тираном. Летти еще не поняла, что нашла не слишком внимательную слушательницу для своих излияний, когда в гостиную принесли сообщение о приходе сестер Торн, желавших увезти свою кузину на какую-то выставку.

Вскоре Нелл очутилась в одиночестве и могла без помех поразмышлять над собственными трудностями. Они быстро свелись к одной проблеме: как оплатить бальное платье из кружева шантильи, не обращаясь к Кардроссу. Если Кардросс просил ее руки не из расчета, а по любви, то это было самым главным. Ничто лучше не могло бы подтвердить его подозрений, чем просьба оплатить счет; а любая попытка объяснить ему, что она полюбила его с первого взгляда, покажется ему достойной презрения выдумкой.

Она так и не пришла ни к какому решению, когда явился дворецкий, чтобы сообщить ей, что у дверей ее ожидает коляска. Она хотела было отослать экипаж, но не сделала этого потому, что вспомнила: долг вежливости обязывает ее нанести визит на Аппер-Беркли-стрит, чтобы справиться о здоровье заболевшей знакомой.

На обратном пути Нелл велела кучеру ехать на Бонд-стрит, где ей нужно было сделать несколько мелких покупок; там она увидела своего брата, прогуливающегося в лихо заломленной на золотистых кудрях фетровой шляпе и в ядовито-желтых панталонах, обтягивающих стройные ноги.

Виконт и сам-то никогда не умел выпутываться из многочисленных затруднений, не говоря уж о том, чтобы помочь кому-то другому, но обожающей его сестре он казался могущественным союзником. Она попросила кучера остановиться, и когда Дайзарт, в ответ на ее знак, перешел улицу, наклонилась вперед и, схватив его за руку, с благодарностью произнесла:

- О, Дай, как хорошо, что я тебя встретила! Не мог бы ты проводить меня до дома? Мне нужно тебе кое-что сказать!

- Если ты хочешь втравить меня в какую-нибудь жуткую заварушку, - с подозрением начал Дайзарт, - то будь я проклят...

- Нет, нет, обещаю тебе, ничего подобного! - перебила она. - Мне... мне нужен твой совет!

- Ну, против этого я не возражаю, - милостиво заявил виконт. - В чем дело? У тебя что-то случилось?

- Боже сохрани! - сказала Нелл, ни на секунду не забывая о присутствии кучера, соскочившего с облучка и открывшего дверцу коляски. - Входи же, Дай! Я сейчас тебе все расскажу!

- Ну хорошо! - сказал он, входя в экипаж и располагаясь рядом с ней на сиденье. - В конце концов, я все равно ничем не занят. - Он критически оглядел ее и заметил с братской бесцеремонностью: - Ну и шляпа!

- Это ангулемский капор, самый последний крик моды! - с подъемом возразила Нелл. - И раз уж на то пошло, Дай, до чего же ты нелепо выглядишь в желтых панталонах!

- Дьявольски, правда? - согласился виконт. - Это Корни заставил меня купить их. Сказал, что это гвоздь сезона.

- Я бы на твоем месте не стала его слушать!

- Ну, не скажи! Корни всегда знает, что к чему. А если у тебя нет проблем, то зачем тебе мой совет?

Она толкнула его локтем, чтобы он замолчал, и они начали болтать на отвлеченные темы, что (как он сообщил ей, когда они прибыли на Гросвенор-сквер) заставило его пожалеть, что он вышел в то утро на Бонд-стрит.

- Уж меня-то ты не проведешь, говоря, что у тебя все в порядке, сказал он. - Я заметил, что ты бледная, но подумал, что это из-за капора.

Нелл провела его по лестнице в свой легкомысленный будуар, сбросила злосчастный головной убор и жалобно сказала:

- У меня страшная неприятность, и если ты не поможешь мне, Дай, я даже не знаю, что делать!

- Боже, - сказал несколько перепуганный виконт. - Ну, не впадай в панику, Нелл! Конечно, я помогу тебе! По крайней мере, если сумею, хотя, будь я проклят, если знаю... Впрочем, смею думать, что все это ерунда на постном масле!

- Нет, - сказала она таким трагическим тоном, что он начал всерьез беспокоиться. Крепко сжав пальцы, она с заметным трудом произнесла: Дайзарт, у тебя... еще есть... те триста фунтов, что я дала тебе?

- Ты что, хочешь забрать их назад? - спросил он.

Она кивнула, не сводя с него встревоженного взгляда.

- Вот так история! - сказал виконт.

У нее упало сердце.

- Мне очень жаль, что я вынуждена просить об этом!

- Милая сестренка, я бы отдал тебе их сейчас же, если бы они у меня были, - заявил он. - Зачем тебе? Карточный долг? Ты что, проигралась в пух и прах, Нелл?

- Нет, нет! Это бальное платье из кружева шантильи, и я не могу... не могу... сказать об этом Кардроссу!

- То есть как? Ты хочешь сказать, что он оказался скрягой?! - вскричал виконт.

- Нет! Он был потрясающе щедр, только я оказалась такой дурочкой, и мне казалось, что у меня столько денег... Мне и в голову не приходило, Дай, что в конце концов я могу оказаться в долгах!

- Господи, было бы из-за чего приходить в такое отчаяние! - с облегчением сказал виконт. - Просто объясни ему, как это получилось, я уверен, что он не удивится, он же знает, что ты не привыкла обращаться с деньгами. Тебе, скорее всего, влетит как следует, но долги твои он уплатит как миленький.

Она упала в кресло и закрыла лицо руками:

- Он уже уплатил их!

- Э-э? - не понял Дайзарт.

- Давай я лучше все тебе объясню, - сказала Нелл.

Нельзя сказать, чтобы это сбивчивое и невнятное объяснение помогло Дайзарту до конца осознать ситуацию, но он все-таки понял, что дело гораздо серьезнее, чем он предположил поначалу. Он был достаточно умен, чтобы понять, что ему рассказали далеко не все, но, поскольку ему не хотелось очертя голову бросаться в омут чужих семейных дел, не стал настаивать на более подробном рассказе. Совершенно очевидно, что замужество сестры идет не так гладко, как он предполагал; а раз так, то он понимал ее нежелание сообщать Кардроссу еще об одном долге.

- Что мне делать? - спросила Нелл. - Ты ничего не можешь придумать, Дай?

- Что может быть проще! - обнадеживающим тоном отозвался Дайзарт. Беда в том, что ты еще неопытна. Тебе нужно заказать у этой мадам Лаваль еще одно платье.

- Заказать еще одно? - ахнула Нелл.

- Вот именно, - кивнул он.

- Но тогда долг увеличится!

- Но она на время отстанет.

- А потом потребует, чтобы я уплатила за оба! Дай, ты сошел с ума!

- Милая моя девочка, да все так делают!

- Только не я! - заявила она. - У меня же не будет ни минуты покоя! Только подумай, что будет, если об этом узнает Кардросс!

- Пожалуй, ты права, - согласился он. С нахмуренным лицом он обошел комнату, пытаясь найти решение. - Беда в том, что я не в ладах с процентщиками. Я бы мигом решил твою проблему, да только эти акулы прекрасно знают, каково наше положение.

- Ростовщики? - спросила она. - Я уже думала об этом, только не знаю, как к ним подступиться. А ты знаешь, Дай? Расскажи мне.

Виконт был не из тех молодых людей, чью совесть обременяют соображения морали, но он без колебаний отмел это предложение.

- И не подумаю! - сказал он.

- Я знаю, что нехорошо занимать у ростовщиков, но в таком случае, как этот... и если бы ты пошел со мной, Дай...

- Хорош бы я был! - с негодованием перебил он. - Черт возьми, я не святой, но и не так испорчен, чтобы отдать этим кровопийцам собственную сестру!

- Это так плохо, да? Я и не знала, - сказала она. - Конечно, я не пойду к ростовщику, раз ты говоришь, что нельзя.

- Да, говорю. И более того, если бы ты пошла, а Кардросс узнал об этом, вот тогда было бы шуму! Так что лучше бы ты набралась мужества и рассказала ему все прямо сейчас.

Кровь прилила к ее щекам, и она покачала головой.

- Знаешь, мне так странно все это слышать, - строго сказал Дайзарт. Похоже, ты с ним поссорилась и разозлила его. Это не мое дело, но, по-моему, ты натворила глупостей!

- Да нет же... все совсем не так! - пролепетала она.

- Что-то ты наверняка натворила! - настаивал он. - Я-то думал, он любит тебя!

Она быстро взглянула на него:

- Правда, Дай? Ты правда так думал?

- Ну конечно же! Господи, да что еще можно подумать, если не успел он взглянуть на тебя и - тут же ринулся делать предложение? Об этом же весь город говорил! Старый Кулинг сказал мне, что никто еще не видел, чтобы он так быстро таял перед какой-либо шляпкой. Я и сам подумал, что у него с головой не в порядке, - серьезно сказал виконт. - Не скажу, конечно, что ты не красотка, но будь я проклят, если понимаю, что в тебе необыкновенного, что заставило такого человека, как Кардросс, породниться с нашей семейкой!

- О, Дайзарт! - вся дрожа, выдохнула Нелл. - Ты... ты меня не разыгрываешь?

Он недоуменно уставился на нее.

- У тебя что, тоже с головой плохо? - спросил он. - Какого же черта он, по-твоему, женился на тебе, если не был по уши влюблен? И не говори мне, будто не знаешь, что свела его с ума!

- О-о! Не говори так! Я так думала... сначала... но мама говорила... объяснила мне... как это все на самом деле!

- И как же это на самом деле? - нетерпеливо спросил Дайзарт.

- Это брак... ради удобства, - запинаясь, сообщила Нелл. - Ему все равно надо было на ком-нибудь жениться, и я... понравилась ему больше, чем другие знакомые дамы, и он решил, что я подойду!

- Узнаю мама! - вскричал Дайзарт. - Для нас этот брак был действительно выгодный, но если он решил, что ему удобно отвалить за тебя солидный куш (а я могу поклясться тебе, что папа заставил его раскошелиться), да еще повесить себе на шею кучу бездельников, которые много лет сидят в долгах, то тогда он настоящий осел!

- Дайзарт! - вскричала она в ужасе.

- Бездельников! - твердо повторил он. - Не знаю, когда у папа в последний раз были хоть какие-то деньги, а что их никогда не было у меня, милорд прекрасно знает! Собственно, насколько я понимаю, мы бы уже давно разорились, если бы не подвернулся Кардросс. Это наша единственная в жизни удача!

- Я знала... мне сказали, что он заключил соглашение...

Дайзарт хохотнул:

- Ага, вытянул нашего папа на аркане из долговой ямы, чтобы заключить соглашение!

Она вскочила, прижав ладони к пылающим щекам.

- О, а я была так омерзительно расточительна!

- Не стоит из-за этого падать в обморок, - весело ответил Дайзарт. Говорят, он богат, как Крез, и я не удивлюсь, если это правда.

- Как будто это оправдание моим долгам! О, Дай, я потрясена! Неудивительно, что он сказал мне это!

Он с подозрением посмотрел на нее:

- Что значит "это"? Если ты собираешься зареветь, Нелл, то предупреждаю тебя - я уйду!

- Нет-нет! Ничего подобного! Только я так переживаю - я ведь тебе еще не рассказала, Дай, но он сказал мне нечто такое, что заставило меня подумать, будто он считает, что я вышла за него замуж из-за его богатства!

- Но разве это не правда?

- Нет! - вскричала она с горячностью. - Никогда, никогда!

- Не хочешь ли ты сказать мне, что влюбилась в него? - недоверчиво спросил Дайзарт.

- Конечно, влюбилась! Разве я могла устоять?

- Что за несусветная чушь! - с отвращением сказал виконт. - Какого же дьявола ты устраиваешь этот дурацкий спектакль, если все обстоит именно так? Как это ты умудрилась убедить Кардросса, что не любишь его, если на самом деле любишь?

Она отвернулась.

- Я... я пыталась быть удобной женой, Дай! Понимаешь, мама предупредила меня, чтобы я не предъявляла никаких требований, и не... не висла на нем, и не подавала виду, что заметила, если у него вдруг появится интерес на стороне, и...

- Ах, так это дело рук нашей мама? Как же я сразу не понял? В жизни не встречал такого безмозглого создания!

- Ох, Дайзарт, замолчи! Она же хотела как лучше! Ты только никому не говори, но ведь она так стремилась, чтобы я не испытала такого же мучительного разочарования, какое, боюсь, испытала она сама!

- Правда? - с интересом спросил виконт. - А я и не знал, что папа в давние времена волочился за юбками. Однако, по-моему, даже мама могла понять, что Кардросс - не того поля ягода. И никогда не был падок на женщин, во всяком случае, я о таком не слышал. И ты проглотила всю эту белиберду, Нелл? Черт возьми, ты должна была понять, что он влюблен в тебя!

- Я думала... я думала, это была просто предупредительность, ведь он такой добрый и учтивый! - созналась она.

- Добрый и учтивый! - ядовито передразнил Дайзарт. - Честное слово, Нелл, по-моему, ты такая же простофиля, как и мама! Клюнуть на одну из ее сказочек про белого бычка, когда Кардросс прямо-таки стелется перед тобой! Ну и ну!

Она опустила голову и еле слышно произнесла:

- Это, конечно, моя глупость, Дай, но это еще не все. Знаешь, я ведь знала о леди Орсетт. Мне Летти рассказала.

- Эта девчонка, - сурово сказал Дайзарт, - плохо воспитана! Но в том, что она тебе сказала, нет ничего особенного, ведь все знали, что леди Орсетт много лет была его любовницей. И не строй из себя страдалицу, дорогая моя, потому что, во-первых, ты меня не убедишь, что ничего не знала о похождениях папы, а во-вторых, жизнь Кардросса до женитьбы на тебе - не твое дело! Леди Орсетт теперь подцепила Лидни, так что хватит болтать о ней!

- Правда, Дай? - оживившись, спросила Нелл.

- Так говорят. Я не знаю!

- О, как бы я была счастлива, если бы не этот ужасный долг! - вздохнула она.

- Чушь! Сознайся во всем Кардроссу, и с этим будет покончено!

- Лучше умереть! Неужели ты не понимаешь, Дай? Разве он поверит в мою искренность, если теперь, снова попав в долги, я скажу ему, что меня не интересовало его богатство?

Виконт едва удержался от насмешливого ответа, который так и рвался у него с языка. Он понял. После минутного размышления он сказал:

- Он подумает, что это небескорыстная любовь, так, что ли? Да, ты права: так и будет! Особенно, - сказал он неодобрительным тоном, - если ты проявляла к нему глупое равнодушие, а я уверен, что это так! Ну, ладно! Придется придумать, как раздобыть деньги, вот и все!

Слишком благодарная за готовность прийти на помощь, чтобы обижаться на его бесцеремонные насмешки, Нелл с надеждой ждала, уверенная, что он подскажет ей, как выйти из положения. И она не ошиблась. Описав несколько кругов по комнате, он внезапно заявил:

- Это проще простого! Не пойму, как это сразу не пришло мне в голову. Тебе просто нужно продать какие-нибудь драгоценности.

Она непроизвольно прижала руки к горлу.

- Жемчуг, который мне подарила мама?

- Ее жемчуг?

- Не могу, Дайзарт!

- Ну, не хочешь - не продавай. Продай что-нибудь другое!

- Но у меня больше ничего нет! - возразила она. - В смысле, ничего ценного.

- Как это ничего нет? Да на тебе всегда надета целая королевская сокровищница! Например, те сапфиры?

- Дайзарт! Это же свадебный подарок Джайлза! - пролепетала она.

- Ну, хорошо! Но он же постоянно дарит тебе новые побрякушки; ты бы могла пожертвовать одной-двумя. Он и не заметит. А если думаешь, что заметит, можешь сделать с них копии. Я тебе это устрою.

- Нет, спасибо, Дай! - с отчаянной решимостью сказала она. - Я никогда не дойду до такой ужасной низости! Продать драгоценности, которые дарит мне Джайлз, заменить их стразовыми копиями, чтобы он не заметил... О, что за отвратительный обман!

- Боже мой, какие мы щепетильные! - сказал Дайзарт. - Это ничуть не хуже, чем идти к ростовщикам - и даже намного лучше!

- А звучит хуже! - не сдавалась она.

- Послушай меня, Нелл! - сказал он, теряя всякое терпение. - Если ты дашь волю своей чрезмерной рассудительности, ты никогда не выпутаешься! Если не хочешь делать копии со своих побрякушек, скажи Кардроссу, что потеряла их! Понятно, что ты не хочешь терять сапфиры, но не говори мне, что твое сердце разорвется из-за каждой подаренной тебе висюльки!

- Нет, конечно, если бы я взаправду потеряла их, но я не могу допустить и мысли, чтобы продать их с такой целью!

Она говорила с такой решимостью, что спорить дальше было бесполезно. Виконт, не любивший попусту тратить время, отказался от своего многообещающего плана, заметив при этом, что среди всех упрямых ослиц его сестра явно заслужила пальму первенства. Она извинилась за свою надоедливость и, пытаясь улыбнуться, попросила его больше не беспокоиться об этом.

Но дело в том, что совесть виконта, к удивлению и его самого, и его недоброжелателей, время от времени вдруг вставала на пути его беззаботного гедонизма. Так произошло и сейчас, когда он уже поздравлял себя с тем, что благополучно выпутался из затруднительной ситуации.

- Это все слова, ты прекрасно знаешь, что я не смогу об этом не беспокоиться! - обиженно сказал он. - Ведь яснее ясного - если бы я не занял у тебя эти триста фунтов, все было бы в порядке! Что же, ничего не поделаешь: я обязан тебя вытащить. Я уверен, что найду способ, когда у меня будет время подумать, но только не сейчас, когда ты сидишь и смотришь на меня, как на свою последнюю надежду! Я не могу сосредоточиться. Конечно, об этом не следует говорить, но мне может повезти, и тогда можно считать, что дело решено. Сдается мне, что мне пора перестать рисковать, и надо посмотреть, что получится, если я сосредоточусь на "фараоне".

И, потрепав сестру по плечу и посоветовав ей выкинуть все это из головы, он ушел. Некоторые решили бы, что он хотел побыстрее забыть об этом, но только не Нелл: ей даже в голову не могло прийти, что ее милый Дай, по причине равнодушия или по забывчивости, оставит ее на произвол судьбы. И она была права. В Дайзарте сидело ослиное упрямство, которое в самые неожиданные моменты заставляло его с завидным упорством добиваться цели; и хотя его близкие друзья считали, что эта черта просыпалась в нем, лишь когда речь шла о самых безумных вещах, они не могли отрицать, что, уж если такая идея приходила ему в голову, можно было рассчитывать, что он доведет дело до победного конца.

Выйдя из дома после задушевной беседы со швейцаром своего зятя о шансах некоторых лошадей в ближайших скачках, он остановился у подножия лестницы, раздумывая, следует ли ему поймать наемный экипаж и заглянуть в Таттерсолз* или прогуляться по Кондуит-стрит, где у Лиммера наверняка найдутся отличные спиртные напитки. Пока он размышлял, из-за угла появился тильбюри, запряженный резвым гнедым, и он увидел, что человек в цилиндре и белом сюртуке, с восхитительным искусством управлявшийся с вожжами, - не кто иной, как Кардросс. Не горя особым желанием встречаться с графом, который, насколько было известно Дайзарту, недолюбливал его, он все-таки вежливо подождал, пока тильбюри не поравнялся с ним.

______________

* Татерсолз - при игре на скачках, место на ипподроме, где принимают ставки

- Приветствую вас, Дайзарт! - сказал граф, передавая поводья груму и выходя из экипажа. - Вы входите или выходите?

- Выхожу, - ответил Дайзарт, провожая взглядом отъезжающий экипаж. Хорошая у вас лошадка, видно, что умеет бегать. Валлиец?

- Да, я вполне доволен им, - согласился граф. - Бегает свободно и быстро и очень подвижен в колене. Словом, чистокровный валлиец; я на прошлой неделе купил его у Черстерфорда. Не желаете ли зайти к нам еще раз?

- Нет, мне надо к Лиммеру, - ответил виконт.

Он задумчиво разглядывал зятя. Граф, похоже, был в добром расположении духа; все знали, что он богат и может купить целое аббатство; поскольку существовал шанс получить от него эти три сотни, просто попросив их, то виконт не собирался упускать его.

- Вы бы не дали мне взаймы три сотни фунтов? - с надеждой спросил он.

- Три сотни?

- Согласен на пятьсот! - предложил виконт, вспомнив некоторые свои весьма неотложные долги. Кардросс рассмеялся:

- Вы можете называть любую сумму, но я вообще не собираюсь одалживать вам деньги. И благодарю вас, Дайзарт, что вы не обратились с этим к Нелл!

- И не собирался, - сказал виконт, сдерживая сильное желание рассказать ему, что все обстоит как раз наоборот.

- Снова затруднения? - спросил граф. - Знаете, вам следовало бы ограничить себя!

- Не вижу в этом смысла, - возразил Дайзарт. - Это ничего не дает! Единственный способ уладить дела - это крупный выигрыш. И я в нем не сомневаюсь, потому что в один прекрасный день фортуна должна улыбнуться мне! Однако я всерьез подумываю, не заняться ли мне "фараоном", и, наверное, так и сделаю! В этом году в кости вселился дьявол.

Однако известие о намерении Дайзарта изменить образ жизни было встречено, к его разочарованию, без особого энтузиазма.

- Чем еще вы можете нас порадовать? - спросил граф. - Я, правда, не видел, как вы на прошлой неделе с завязанными глазами везли через Пиккадилли тачку, но мне говорили, что вы надолго остановили там все движение. Я должен поздравить вас с этим и еще с вашим последним подвигом, когда вы вырезали свои инициалы на всех деревьях в парке Сент-Джеймс.

- За час пятнадцать минут! - с простодушной гордостью заявил Дайзарт.

- Охотно верю.

- Господи! - строптиво сказал Дайзарт. - Чем же еще заниматься в этой жизни, как не устраивать время от времени какой-нибудь переполох!

- Вы могли бы попробовать привести в порядок свои поместья.

- Это не мои поместья, - ответил Дайзарт. - Так папочка и позволит мне вмешиваться! Кроме того, если уж говорить о поместьях, то старина Моултон сделает все гораздо лучше, чем я. Он много лет был нашим управляющим и тоже не собирается позволять мне вмешиваться. Да я и не хочу.

- Я могу кое-что предложить вам, - сказал Кардросс, приветливо глядя на Дайзарта. - Я не буду одалживать вам три сотни, чтобы вы просадили их в "фараон", но я готов заплатить ваши долги и купить вам назначение в любой действующий полк, какой вы только назовете.

- Черт возьми, если бы вы только могли! - с чувством вскричал Дайзарт.

- Я могу.

Голубые глаза виконта загорелись, но радостный огонек тут же угас, и он засмеялся, с грустью покачав головой:

- Ничего не выйдет! Старый джентльмен и слышать об этом не захочет. Бог знает, зачем он хочет держать меня в Англии - я не единственный его сын, и он вряд ли испытывает удовольствие, когда видит меня дома. Я раздражаю его до конвульсий! Знаете, я ведь ездил в Девоншир после того, как с ним случился удар. Поехал ради матери, но в конце концов она вынуждена была признать, что я приехал напрасно. Однако он все равно не позволит мне уйти в армию.

- Если вы сами этого хотите, я постараюсь уговорить его.

- Подмажете его деньгами, да? Послушайте моего совета и поберегите деньги. Или подождите, пока я не натворю чего-нибудь такого, что он будет готов отправить меня хоть в Испанию, лишь бы подальше отсюда! - сказал Дайзарт, натягивая перчатки.

- Не говорите глупостей! И давайте войдем в дом, ведь мы не можем обсуждать это на улице!

- Если вам некуда девать наличные, одолжите мне пятьсот фунтов! развеселился Дайзарт. - Что касается всего остального - я сам не знаю, чего я хочу, а если бы даже и знал, все равно от этого не было бы толку!

Он немного подождал и, поскольку Кардросс ничего не ответил, двинулся вниз по улице, одарив его насмешливой улыбкой.

Глава 4

Несколько дней спустя Нелл, испытывая чувство, близкое к облегчению, вежливо попрощалась с мужем. Он просил ее сопровождать его в Мерион, и ей очень хотелось поехать (только хорошо бы без недовольной Летти); но с того момента, как появился омрачивший жизнь счет от мадам Лаваль, она с ужасом ждала, что он может повторить свою просьбу. Теперь ей меньше всего на свете хотелось быть с ним рядом, потому что чувство вины, которое и так тяжелым камнем лежало на ее сердце, в его присутствии, казалось, вот-вот раздавит ее. Если он улыбался ей, она представлялась себе гнусной обманщицей; если в его поведении чувствовалась холодность, она считала, что он обо всем узнал, и была готова провалиться сквозь землю. В этом смятенном состоянии, духа ей не приходило в голову, что соображения, не позволяющие ей раскрыть перед ним свое сердце, толкают ее к поведению, которое определенно укрепляло его в подозрении, будто ее интересует только богатство, мода и флирт. В разгар сезона не было недостатка в балах, которые заполняли все ее время; не было недостатка и в ревностных поклонниках, готовых сопровождать красивую молодую графиню, если граф был занят. Ему казалось, что он только и видит, как она собирается на прием или на бал, и едва ли он сомневался, что она предпочитает компанию своих обожателей - даже самых пошлых - его обществу.

- Знаете, любовь моя, - сказал он однажды, насмехаясь над самим собой, - думаю, судьба свела меня с вами, чтобы я умерил свою самонадеянность! Представляете себе, я ведь считал себя блестящим кавалером! Теперь-то я понимаю, что это не так, - я просто невероятный зануда.

Она ничего не ответила, но ее щеки покрылись густым румянцем, и, когда она взглянула на него, ему показалось, что на мгновение он увидел то любящее, живое создание, какой она ему показалась когда-то. Но уже в следующий миг это выражение исчезло, и она с нервным смехом заметила, что он говорит чепуху, а ее ждет Летти, которую она обещала отвезти в Ричмонд на вечер на открытом воздухе, устраиваемый леди Бриксуорт.

Неудивительно, что при таком обращении с ним Кардросс, слишком гордый, чтобы показать свою боль и обиду, отгородился стеной прохладной, слегка ироничной учтивости, которая, естественно, убивала в самом зародыше желание Нелл отбросить осторожность и сложить к его ногам все свои сомнения и трудности.

Как назло, от Дайзарта не было никаких известий, а Летти занятая собственными заботами, постоянно испытывала терпение брата, снова и снова наседая на него со своими требованиями при каждой встрече. Она в течение нескольких недель так транжирила его деньги по всем магазинам, что он однажды просто взорвался и по-родственному сказал ей "пару ласковых слов", из которых его несчастная жена, невольно оказавшаяся свидетельницей этой сцены, усвоила, что долги и бесчестие, по его суровому суждению, - это одно и то же. Поэтому о том, чтобы поведать ему о своих собственных неприятностях, не могло быть и речи.

Вот почему она с таким облегчением попрощалась с ним. Ему предстояло отсутствовать неделю, а за это время, думала она, вполне возможно, что Дайзарт найдет способ избавить ее от долга мадам Лаваль. Чтобы напомнить ему об этом (просто на случай, если из-за своих занятий спортом он временно забыл о том, насколько это срочно), она послала записку в его квартиру на Дьюк-стрит, в которой приглашала его на Гросвенор-сквер пообедать с ними в день маскарада. Прекрасно понимая, что ее нетерпение может иметь роковые последствия, она удержалась от того, чтобы спросить, как продвигается у него улаживание ее дел, и вскоре была вознаграждена за свою сдержанность. Виконт не только прислал ей ответ, в котором сообщил, что принимает ее приглашение, но и добавил в постскриптуме, что ей не следует больше беспокоиться о Том Другом Деле.

Это таинственное сообщение заставило ее воспрянуть духом. Было бы, конечно, лучше, если бы Дайзарт рассказал ей о найденном им выходе из положения, но она знала, что он не любит писать письма, и удовлетворилась верой в то, что его третья попытка разрешить ее проблемы будет для нее более приемлемой, чем два предыдущих предложения. После встречи в парке, где невозможно поговорить на личные темы, она больше не виделась с ним; это обстоятельство заставило ее предположить, что этот план, каким бы он ни был, требовал Длительной подготовки. Поэтому ей было немного не по себе, но в конце их единственной случайной встречи он так ободряюще кивнул ей, что все ее дурные предчувствия рассеялись. "Увидимся в четверг", - сказал он, и это, по ее мнению, означало, что в четверг, когда поедет с ней на маскарад, он наконец скажет, что ей следует делать, чтобы избавиться от своего невыносимого долга.

И вот в четверг вечером, когда обе прекрасные хозяйки ждали его на Гросвенор-сквер, он не пришел.

Ни ту, ни другую не удивило, что он опаздывает, потому что пунктуальностью он не отличался; и в первые полчаса лишь волшебник, колдовавший внизу над двумя каплунами на вертелах, над печенью в специальных горшочках и над сладким горошком под карамельным соусом, имел основания для беспокойства, потому что все это стремительно остывало. Летти, пребывавшая в последние дни в дурном настроении, была в новом, совершенно сногсшибательном бальном платье из белого крепа, так обильно расшитом серебряными блестками, что при свете большого канделябра в гостиной она буквально ослепляла. Нелл, одетая в менее броское платье из шелка и светлых кружев, понимала, что если на маскараде окажется леди Чадли, она, несомненно, осудит этот туалет как абсолютно не подходящий для юной леди, выезжающей в свет первый сезон, ибо вырез у него был неприлично глубоким, а нижняя юбка совершенно прозрачной. Кардросс, вероятно, стал бы настаивать, чтобы Летти оделась более скромно. Может быть, он даже считал, что в его отсутствие это обязана сделать его жена, но Нелл не чувствовала в себе сил для изнурительного и почти наверняка бесполезного спора и успокаивала свою совесть тем, что платье было полускрыто под домино из блестящего розового шелка, которое Летти сейчас бросила на спинку кресла. Кроме того, Летти была так довольна своим внешним видом, что Нелл, вытерпев целую неделю жалоб и хмурых взглядов, не хотела ее огорчать.

- Самое худшее в братьях - то, что они считают в порядке вещей заставлять себя ждать, - заметила Летти, раскрывая веер, расшитый блестками, как и платье.

- Надеюсь, что он не будет под мухой, когда наконец явится!

- Под мухой? С чего это? - спросила Нелл не без возмущения.

- О! Ты же знаешь, что бывает с мужчинами, когда они посещают петушиные бои! - заявила искушенная в светских делах Летти. - Кажется, сегодня как раз такие бои состоятся в Эпсоме.

- Боже мой, и он говорил тебе, что собирается туда?

- Нет, но я слышала, как Хардвик разговаривал об этом с мистером Боттишемом и сказал, что Дайзарт подвезет его в своем экипаже.

- О Господи! - сказала Нелл, сраженная этим нежелательным известием. Если так... Нет, я все же надеюсь, он не забыл, что должен отвезти нас в Чизик!

- Уж не хочешь ли ты сказать, что он на такое способен?! - вскричала Летти, уронив веер на колени. - Но это ведь просто низость!

В памяти Нелл промелькнули некоторые неприятные события.

- Вообще-то, надеюсь, что он помнит, но он... иногда он забывает о своих обещаниях, особенно если они ему не слишком по душе, - сказала она.

Летти стоило больших сил сдерживать свои эмоции, но когда еще через десять минут виконт так и не появился, она, уже не в состоянии скрывать свои чувства, сказала:

- Хоть он и твой брат, Нелл, мне кажется, что он и не собирался с нами ехать, а просто обещал тебе, чтобы ты отстала!

- Нет-нет, он собирался, потому что во время нашей встречи в парке он сказал, что мы сегодня увидимся! Кроме того, хотя я и признаю, что он бывает возмутительно небрежен, он бы не сыграл со мной такую злую шутку! Я думаю, не послать ли ему домой записку, просто чтобы напомнить. Только лакей доберется до Дьюк-стрит не раньше чем через двадцать минут...

- Да, и ставлю десять против одного, что дома его не окажется! перебила Летти. - Лично мне нет никакого дела, придет он или нет, потому что я убеждена: мы прекрасно можем поехать и без него! - Она настороженно посмотрела на Нелл. - Надеюсь, ты не скажешь, что мы не сможем поехать на маскарад, если он не будет сопровождать нас? Нет, Нелл, ты не можешь быть такой противной!

- Нет... то есть я знаю, что на праздник к своей кузине я могу ехать без церемоний, но это мне не нравится! Жаль, что ты так настроилась на этот маскарад, и, честно говоря, не понимаю, что тебя так привлекает, разве что ты вынудила прийти мистера Эллендейла и собираешься весь вечер виснуть на нем! В масках или без масок, Летти, я этого не могу допустить и не допущу!

- Я пыталась уговорить его, - невозмутимо созналась Летти, - но он уверяет, что это будет неприлично, даже если он потихоньку исчезнет еще до того, как все снимут маски, так что можешь не волноваться! Дело в том, что я никогда не была на маскараде, и если не пойду на этот, то, может быть, не попаду на маскарад еще много лет, потому что никогда не слышала, чтобы их устраивали в Бразилии.

Нелл встревоженно посмотрела на нее:

- Да, но... милая Летти, не стоит тешить себя этой мыслью! Кардросс не согласится, бесполезно и думать об этом!

- Я его заставлю! - заявила Летти с упрямым видом.

- Это каким же образом?

- Ну пока еще не знаю, но будь уверена, я это сделаю! Вспомни, как он говорил, что я не должна выезжать до восемнадцати лет, или участвовать в рождественских театральных представлениях в Роксуэлле, или ездить на его лошадях, или - да мало ли что! Я всегда могу заставить Джайлза сделать в конце концов так, как я хочу!

Нелл не могла не улыбнуться наивности, с которой Летти ставила эти пустяки в один ряд со своим замужеством, но, прежде чем она успела объяснить Летти, что именно та любовь к ней, которая побуждала Кардросса потакать ей в мелочах, укрепит его решимость не позволить ей, как он считал, ломать собственную жизнь обреченным на неудачу браком, в комнату вошел Фарли, дворецкий, с таким выражением лица, из которого явствовало, что этот человек не просто принес дурную весть, но и с самого начала предвидел, что все обернется именно таким образом.

- Миледи, грум милорда Дайзарта просил немедленно передать это вам, объяснил он, протягивая письмо.

- Ну, дай мне только увидеть Дайзарта! - угрожающе произнесла Летти.

Переживая так, будто виновата она, а не Дайзарт, Нелл сломала печать и торопливо развернула нацарапанную наспех записку. Она вздохнула с облегчением, прочитав известие, которое хоть и было дурным, но лучше, чем она предполагала. Дайзарт, должно быть, слишком задержался в Эпсоме, но он не забыл, что должен проводить сестру на маскарад. Он просил прощения за то, что не смог явиться к обеду, но обещал заехать за ней и Летти на Гросвенор-сквер ровно в десять часов, если (писал он в постскриптуме) обстоятельства не заставят его задержаться; в последнем случае они должны отправляться в Чизик и могут не сомневаться, что он встретит их там с маской в руке.

- В десять часов! А мы приглашены на половину десятого! - возмутилась Летти, когда Нелл прочитала ей записку.

В ангельских глазах Нелл появились озорные искорки.

- Дорогая, надеюсь, ты не захочешь показаться столь старомодной, чтобы приехать к самому началу праздника?

- Я уверена, что он вообще не приедет! - ворчливо сказала Летти.

Сестре Дайзарта, хорошо знавшей его, это казалось более чем вероятным, но верность ему, а также нежелание ехать в Чизик без сопровождающего мужчины укрепили ее решимость не приказывать подавать ландо к дому ранее десяти часов. Было уже довольно поздно, и вскоре после обеда Фарли объявил, что экипаж ждет. Дайзарт так и не появился, и хотя любящая сестра готова была подождать его еще несколько минут, под горящим взглядом Летти она не решилась высказать такое предложение. И вот взяты домино - бледно-розовое и сапфирово-синее; натянуты длинные перчатки из французской лайки; маски уложены в ридикюли; вечерние манто накинуты поверх шелковых домино. Еще минута перед зеркалом в позолоченной раме над каминной полкой - и дамы готовы к тому, чтобы их проводили вниз по лестнице и усадили в ожидающий экипаж. Камеристки суетились вокруг них, расправляя тонкие юбки и накрывая их колени шалями; причем Марта, камеристка Летти, пользуясь правом долгой службы, отговаривала юную хозяйку пудрить лицо, цвет которого и без того идеален; а важная горничная Нелл напоминала ей, чтобы та, выходя из экипажа, не подметала его ступени подолом шелкового платья цвета слоновой кости.

Наконец лесенка была поднята и дверцы закрыты; лакеи ловко вскочили на запятки; кучер тронул лошадей, и ландо покатилось по булыжной мостовой.

Ни Нелл, ни слугам не пришло в голову, что дорога в Чизик может оказаться небезопасной, поэтому никто не подумал о верховых, которые должны были бы сопровождать экипаж, чтобы защитить его от возможных грабителей. И никто не предвидел, что карета Кардросса, вместо того чтобы влиться в поток экипажей, направляющихся в Брент-Хаус, опоздает туда более чем на полчаса. На улице не было никакого движения. Казалось, Кенсингтон спит при яркой луне; в Хаммерсмите им встретился лишь один портшез; не было видно ни одного экипажа, кроме почтовой кареты, обогнавшей карету Кардросса; запряженная четверкой свежих лошадей, она быстро ехала по дороге, а кучер очень громко гудел в свой жестяной рожок. Вскоре карета Кардросса свернула с главной дороги в сторону Чизика; а потом, как раз в тот самый момент, когда Летти произнесла: "Что ж, в конце концов, так ехать гораздо веселее, чем плестись в хвосте у каких-нибудь кляч!" - обе дамы были напуганы пистолетным выстрелом и последовавшими за ним тревожными звуками, среди которых ясно слышались хриплые не то повелительные, не то угрожающие голоса и топот копыт. Летти испуганно всхлипнула и вцепилась в золовку, панически повторяя:

- Что нам делать? Что с нами будет? О, Нелл, нас сейчас ограбят! Почему эти трусливые лакеи ничего не предпринимают? Это все Дайзарт виноват! Они нас убьют? О, зачем только мы поехали!

У Нелл у самой душа ушла в пятки, но она оказалась сдержаннее, и ей удалось произнести достаточно ровным голосом:

- Чепуха! Нас, конечно, не убьют, хотя, наверное, заберут наши драгоценности. Слава Богу, что я не надела ни ожерелья Кардроссов, ни моих драгоценных сапфиров!

- Отдай им все! - взмолилась Летти, зубы ее стучали. - Мне просто дурно от страха, я сейчас упаду в обморок! Какой смысл брать с собой лакеев, если они и пальцем не шевельнули, чтобы защитить нас? Я скажу Джайлзу, чтобы он их уволил. Почему его здесь нет?! Как он смел поехать в Мерион, ведь он мог предположить!..

- О, прошу тебя, Летти, придержи язык! - выйдя из себя, взмолилась Нелл. - Неужели у тебя совсем нет гордости и ты позволишь этим негодяям увидеть, что ты их боишься? А что касается лакеев, то эти бедняги бессильны против вооруженных бандитов! Ведь у них-то нет пистолетов! Вряд ли им могло прийти в голову, что нас станут грабить не где-нибудь, а по дороге в Чизик! О Боже, кажется, их довольно много! Надеюсь, они обойдутся нашими драгоценностями и не станут обшаривать карету в поисках сундука с сокровищами!

От этой ужасной мысли Летти вся затряслась. Потом она взвизгнула, когда страшная фигура в черном плаще и в скрывающей лицо маске рывком открыла дверцу кареты; наставив на них дуло большого пистолета, человек свирепо прорычал: "А ну, быстро, давайте сюда свои побрякушки!"

В лунном свете можно было увидеть пистолет и державшую его руку. "Нет, нет, не надо!" - вскричала Летти и стала лихорадочно отстегивать висевшую у нее на шее нитку жемчуга.

- Не ты! - еще свирепее прорычал бандит. - Ты!

Теперь пистолет был направлен прямо на Нелл, но, вместо того чтобы отпрянуть или побыстрее (как дрожащим голосом умоляла ее Летти) снять браслеты, кольца и большой кулон, висевший у нее на груди, она сидела выпрямив спину и не сводила изумленного взгляда со сжимавшей пистолет руки, а затем обратила его на лицо, скрытое маской.

- Быстро! - грубо приказал грабитель. - А то получишь пулю!

- Дайзарт!

- Черт побери, проклятье! - вскричал милорд, но тут же, спеша загладить этот срыв, добавил: - Ничего подобного! Давай побрякушки!

- Убери пистолет! - приказала Нелл. - Как ты смеешь так пугать меня? Это же неслыханно... И тебе не стыдно? Что это на тебя нашло?

- Кто же знал, что ты проницательнее, чем я думал! - с отвращением произнес милорд. Он стянул маску и крикнул через плечо: - Все лопнуло, Корни!

- А что я тебе говорил? - сказал мистер Фэнкот, опустив направленный на кучера пистолет и подъехав поближе, чтобы отвесить учтивый поклон сидевшим в карете дамам. - Надо было поручить мне проделать этот фокус; я же сказал, что миледи тебя узнает!

- Просто не представляю, черт возьми, как ей это удалось! - сказал виконт, явно чувствуя себя не в своей тарелке.

- О Дай, какой же ты странный! - воскликнула Нелл, стараясь не рассмеяться. - Луна осветила кольцо, которое мама подарила тебе в день совершеннолетия! А потом ты сказал Летти: "Не ты!" Конечно же, я тебя узнала.

- Ну, могла бы и притвориться, что не узнала, - укоризненно сказал виконт. - Дуреха, вот ты кто, сестрица! Эй, Джо! Отпусти этих парней! Я проиграл пари.

- Дайзарт, как мерзко с твоей стороны! - возмутилась Нелл. - Втягивать в эту авантюру своего грума - это уж слишком!

- Чушь, - сказал виконт. - С таким же успехом можно сказать, что нельзя было втягивать в это Корни! Я знаю Джо всю жизнь! К тому же я сказал ему, что это делается ради пари.

- Вот я и говорю, что нельзя было втягивать в это мистера Фэнкота. И считаю, что и он тоже должен был бы так думать! - добавила Нелл суровым тоном.

- Нет, нет! Уверяю вас, мадам! Всегда к вашим услугам, - галантно произнес мистер Фэнкот, - со всем моим удовольствием!

- Идиот! - свирепо прошептала Летти, оправившаяся от страха и сжигаемая теперь чувством ярости.

- Ничего подобного! - услышав ее, возразил виконт. - Если уж кто и идиот...

- Вы просто отвратительны, вот! Вы самым невежливым образом нарушили свою договоренность с Нелл только для того, чтобы сыграть с ней эту гнусную шутку, и забавы ради напугали нас до смерти! Забавы ради!

- Что вы за трусливая девчонка! - презрительно заметил виконт. Напугали вас до смерти! Да Нелл стоит десятка таких, как вы! Хотя и у нее волос долог, а ум короток! Ясно, что я сделал это не для забавы! У меня была дьявольски важная причина, но легче добыть птичьего молока, чем пытаться помочь женщине выбраться из неприятностей!

Летти была так заинтригована этими загадочными словами, что ее ярость уступила место живейшему любопытству.

- То есть как это? У кого неприятности? У Нелл? Но как же... О, расскажите мне! Мне жаль, что я разозлилась, но как я могла знать, что это понарошку, если мне никто не сказал?

- Спросите у Нелл! - посоветовал Дайзарт. - Вы бы лучше ехали дальше, если не хотите опоздать. Я еду за вами.

- Дайзарт! - в отчаянии воскликнула Нелл. - Уже, наверное, около одиннадцати! Как это ты едешь за нами? Ты же не можешь явиться на маскарад в дорожном костюме, а пока ты вернешься в город...

- Да успокойся ты! - взмолился Дайзарт. - Я и не собираюсь возвращаться в Лондон! Неужели ты думаешь, что я совсем дурак?

- Вот именно! - перебила она со смехом.

- Значит, ты сильно и глубоко ошибаешься, - сурово заметил он. - Все мое барахло ждет меня здесь, в "Золотом Льве", вместе с экипажем, который я нанял, чтобы он отвез меня в Брент-Хаус. Да, а когда я думаю, что ничего в жизни не планировал еще столь тщательно и все пошло насмарку из-за того, что у тебя хватило ума завизжать, что ты меня узнала, мне вообще хочется умыть руки!

- Боже мой, дружище! Что ты такое говоришь! - вмешался мистер Фэнкот, явно шокированный. - Я-то знаю, что ты так не думаешь, но если бы тебя кто-то услышал...

- Меня никто не слышит, - огрызнулся виконт, направляясь к своей лошади, которую держал грум.

Мистер Фэнкот, чувствуя себя обязанным принести извинения за своего приятеля, приблизился к карете, еще раз поклонился едва видимым в темноте дамам и доверительно сказал:

- Он сам не знает, что говорит, когда бесится... сами понимаете! Я знаю Дая, и вы знаете Дая. Он не подведет!

- Мистер Фэнкот, - сказала Нелл, сгорая от унижения. - Думаю, мне нет необходимости, просить вас никому не рассказывать, зачем Дайзарт пытался меня ограбить!

- Можете не беспокоиться! - заверил ее мистер Фэнкот. - Из меня этого не вытянешь и под угрозой смертной казни! Не вытянешь, собственно, потому, что я и сам этого не знаю.

- Вы не знаете? - недоверчиво переспросила она.

- Забыл спросить у него, - объяснил он, - Вернее, я хочу сказать - это не мое дело! Дай сказал: поедем, поможешь мне ограбить карету моей сестры! Больше я ничего не знаю. Спрашивать почему - это уже излишнее любопытство.

В этот момент его окликнул Дайзарт; он поклонился и исчез в темноте. Нелл откинулась на спинку сиденья и воскликнула:

- Благодарение Богу! Я готова была сквозь землю провалиться! - Тут она заметила ожидавшего приказаний лакея и поспешно произнесла: - Пожалуйста, скажите Джеймсу, чтобы трогал! Милорд просто... просто пошутил!

- Думаю, он решил, что милорд не в своем уме, - заметила Летти, когда карета двинулась.

- Зачем он это сделал, Нелл?

- О, чепуха!

- Очень похоже на правду. Но что за чепуха?

- Тебе не мешало бы последовать примеру этого нелепого Фэнкота и не задавать вопросов. Уйми свое любопытство!

- Это годится для тебя, но не для меня! Ну скажи, хитрюга!

- Прошу тебя, не приставай ко мне! - взмолилась Нелл.

- Ну и ладно! Интересно, что скажет на это Джайлз? - заметила Летти самым невинным тоном.

- Летти! Ты же не станешь...

- Если ты мне расскажешь, конечно нет! - ответила Летти.

- Какая же ты бессовестная! - заявила Нелл. Летти хихикнула:

- Нет, я не бессовестная, потому что никогда не выдаю секретов! Но предупреждаю тебя: я не успокоюсь, пока не узнаю, в чем дело и что было на уме у Дайзарта - разве что просто розыгрыш, но я знаю, что это не так.

- Пожалуйста, не думай о нем плохо! - сдаваясь, сказала Нелл.

Но Летти, как зачарованная выслушав рассказ Нелл, вовсе не подумала о Дайзарте плохо. Она великодушно заявила, что он оказался умнее, чем она считала, и была склонна вместе с ним обвинить Нелл в неумении управлять своими эмоциями.

- Ведь если бы ты сделала вид, что не узнала его, все теперь было бы почти улажено. И ведь признайся: раз уж ты действительно узнала его, ты не переживала бы тогда за свои драгоценности. Ты могла бы предположить, как все было, когда он принес бы тебе деньги, но это уже не имело бы значения!

- Как ты можешь так говорить? Я бы ни на минуту не знала покоя! Я должна была бы сказать Кардроссу - а как я могу ему сказать, если он и так считает Дая... слишком сумасбродным? Нет, это было бы еще хуже!

- Какая же ты все-таки странная! - воскликнула Летти. - Лично я считаю, что тебе следовало бы продать часть драгоценностей, и меня не удивляет, что Дайзарт уже потерял с тобой всякое терпение! Думаю, что со своими вещами ты можешь делать все, что хочешь!

Всю дорогу до Брент-Хаус она продолжала выдвигать подобные аргументы и, когда все еще обиженный Дайзарт наконец присоединился к сестре, постаралась вернуть ему хорошее настроение, высказав искреннее восхищение его изобретательностью, сочувствие по поводу неудачи, расстроившей его планы, и порицание Нелл за столь глупую щепетильность. На какое-то время они даже нашли общий язык. Но едва Дайзарт заметил, что если уж Нелл так противен всякий обман, то ей бы следовало собрать все свое мужество и признаться, что у нее опять проблемы, взаимопонимание сразу же закончилось. Летти категорически восстала против этого предложения. Насколько она знала, Кардросс, всегда такой великодушный, бывает совершенно непреклонным при виде чьей-либо расточительности, а когда дело касается долгов (пусть даже неизбежных), становится попросту жестоким. Она говорила с чувством: последняя перепалка с выведенным из себя братом была еще свежа в ее памяти.

- Я купила набор для своего туалетного столика, который должна иметь каждая леди, и самым вежливым образом попросила брата оплатить его, потому что не могла сделать это сама при той мизерной сумме, которую он выдает мне "на булавки". А он отослал его обратно в магазин! Никогда еще я не испытывала такого унижения! И верите ли, Дайзарт? Он обещал мне, что, если я снова окажусь в долгах, он отошлет меня в Мерион и приставит ко мне строгую гувернантку! Представляете - гувернантку!

Виконта это почти не удивило - и удивило бы еще меньше, если бы ему представилась возможность взглянуть на этот необходимый предмет туалета каждой леди. Этот набор, где каждый выточенный из стекла флакон имел золотой колпачок, украшенный изысканным узором из бриллиантов, был всего лишь красивой игрушкой. Второй лакей, весьма крепкий юноша, буквально вспотел, пока втащил коробку с набором всего на один пролет лестницы; когда ее открыли, содержимое просто ослепило всех присутствующих. А Кардросса ослепило настолько, что он закрыл глаза с выражением настоящей муки на лице.

- Это еще ни о чем не говорит. Думаю, он решил, что эта вещь совсем тебе не нужна, - сказал виконт с неожиданной проницательностью. - Но зато все знают, что твои бальные платья стоят бешеных денег, и я не удивился бы, если...

- Когда Джайлз узнал, что Нелл потратила столько денег, он наговорил ей таких вещей, что она впала в отчаяние!

- А ты была при этом? - с подозрением спросил виконт.

- Нет, я не была при этом, но видела ее сразу после того разговора, и она была сама не своя! Она плакала, потом то и дело впадала в уныние. Если вы оставите ее в беде, это будет просто мерзко с вашей стороны!

- Кто сказал, что я ее оставлю? - спросил виконт. - Я только и сказал, что... Но дело не в этом! Жаль, что сегодня ничего не вышло, но я что-нибудь придумаю. И я буду тебе очень признателен, если ты не станешь вмешиваться! не слишком галантно добавил он.

- Я и не думаю вмешиваться! - сказала Летти, вне себя от гнева.

- Ну смотри! - предупредил виконт. - И не болтай об этом!

Эти недостойные джентльмена слова положили конец прекрасному взаимопониманию, которое, казалось, установилось между ними. Летти ледяным голосом попросила виконта отвести ее к Нелл, что он незамедлительно и проделал. Увидев, что вокруг Нелл вьются поклонники, он не счел нужным оставаться при ней и отправился искать других развлечений. Поскольку он был одним из тех безрассудных юнцов, от которых нельзя ожидать, что они станут соблюдать приличия на маскараде, он постарался показать себя, охотно флиртуя с некой поощрявшей его дамой. Потом ему повезло - он наткнулся на приятеля и провел остаток вечера вместе с ним и еще несколькими такими же озорниками, и только значительно позднее присоединился к сестре, пребывая в очень веселом расположении духа. Он не был "под хмельком" (как он сам говорил о себе), и только ханжа мог бы найти что-то неприличное в том, что он был весел, если не сказать навеселе, после выпитого пунша, но было видно, что он на время забыл про все заботы и не собирался снова забивать себе голову проблемами Нелл. Вместо этого по дороге в город он развлекал дам, напевая приятным сильным баритоном отрывки из различных песен.

Глава 5

И несмотря на отсутствие мистера Эллендейла, Летти вовсю веселилась на маскараде. Как и виконт, она непрерывно флиртовала и в живости своего характера заходила так далеко, как это позволяли маска и домино; она получила множество рискованных комплиментов, и все восхищались ее платьем в блестках. Ее самозабвение мало радовало Нелл, но она была бессильна хоть как-то сдержать бьющее через край веселье Летти, которая несколько раз заставляла ее краснеть. В ответ на мягкие увещевания золовки Летти только смеялась и отмахивалась; а когда Нелл отважилась сказать: "Летти, если ты не хочешь вести себя прилично ради себя, прошу тебя изменить поведение ради меня!" - своенравная девушка ответила: "Какой вздор! Ты слишком возомнила о себе! Нет ничего плохого в том, чтобы побеситься на маскараде; все так делают! Это же все только шутки!"

- Тебе это не пристало, - сказала Нелл. - Манеры девицы из Бата! Будь здесь мистер Эллендейл, ты бы не вела себя так неосмотрительно! Брошюра

- Милый Джереми! Нет, конечно! Я бы флиртовала только с ним. Но его здесь нет, и я вовсе не собираюсь киснуть и кукситься на таком веселом празднике. По-моему, замечательный вечер, правда?

Продолжать было бесполезно, так же как и надеяться, что Летти останется неузнанной. В полночь, когда все должны будут снять маски, неодобрительным взглядам откроется, что девушка в блестящем домино и сверкающем блестками платье - не кто иная, как юная сводная сестра Кардросса. Молодость и легкомысленная натура возбужденной маскарадом Летти делали ее поведение выходящим далеко за рамки приличия. Недостатки ее прежнего воспитания в теткином доме предстали сейчас со всей очевидностью: у нее не было ни наставницы, ни примера для подражания, тетка была одновременно и ленивой, и взбалмошной, а кузины - чрезмерно раскованными девицами, которых интересовали только роскошь и флирт.

Заметив среди пожилых дам без масок леди Чадли, Нелл приготовилась выслушать неминуемые упреки чопорной тетушки мужа, которая, в чем она не сомневалась, сочтет своим долгом высказать их ей. Однако леди Чадли оказалась на удивление благодушной. Она, конечно, осуждала платье в блестках, но сказала, что нисколько не винит Нелл за плохое поведение Летти.

- Достойно сожаления, что Летти не желает поучиться у вас, моя дорогая Элен, - величественно проговорила она. - Не стану отрицать, я считала, что Кардросс совершил большую ошибку, выбрав вас в жены. Я всегда говорю то, что думаю, и тогда я сказала ему, что лучше было бы остановить свой выбор на женщине, более подходящей ему по возрасту. Но должна признать - и делаю это без колебания, - что вы приятно удивили меня. Весьма прискорбно, что Летиция не обладает ни вашим благоразумием, ни вашим хорошим вкусом.

С этими словами умеренного одобрения она отошла, что обрадовало Нелл, ибо она не знала, что ответить. Ее дочь, довольно угловатая девица, которую кузен Феликс доброжелательно называл "лекарством от любви", задержалась и воскликнула:

- Нет, подумать только, чтобы мама сказала такие слова. Она редко хвалит людей, скажу я вам, кузина Элен!

Торжественный тон, которым это было сказано, вывел Нелл из терпения, и она дерзко ответила:

- Похоже, я должна чувствовать себя обязанной ей!

- Так оно и есть. Знаете ли, вчера она сказала мне, что вы весьма благовоспитанная молодая леди! Вот!

- Да неужели? Только не повторяйте больше ее комплиментов, а то я раздуюсь от самомнения!

- Именно так она и сказала! - продолжала щебетать мисс Чадли. - Вернее, она сказала, что просто удивительно, как это у вас не закружилась голова от всех комплиментов, которые вам приходится выслушивать. Но я-то ожидала, что она будет порицать вас за то, что вы позволили Летти надеть такое неприличное платье. Не представляю, как она может носить его, не краснея. Я бы не могла!

- Да, я думаю, с вашей стороны было бы неразумно носить что-либо в подобном стиле, - сказала благовоспитанная леди Кардросс. - Но, знаете ли, у Летти такая прекрасная фигура, что она может носить что угодно! И должна сказать, я еще никогда не видела ее такой красивой!

- И надеюсь, она передала наш разговор своей ужасной матушке! заметила Нелл, пересказывая позднее этот разговор Летти.

- Ну да! - хихикнула Летти. - Какой сюрприз! Когда ты впервые увидела мое платье, ты сказала, что никогда в жизни не видела ничего более неприличного!

- Да, но я же не сказала, что оно тебе не идет! Так или иначе, но критиковать тебя - это величайшая дерзость со стороны Мириам. И со стороны леди Чадли тоже, потому что, если подумать, она же не твоя тетка, а всего лишь тетка Джайлза!

- Милая Нелл! - хихикнула Летти.

Нелл позволила восторженно обнять себя, но потом добавила виноватым тоном:

- Но должна сказать тебе, Летти, что я согласна со всем, что они говорили! Это возмутительное платье, и не вздумай отрицать, что ты специально намочила нижнюю юбку, я это точно знаю! Иначе бы она так не прилипала! Что бы сказал Кардросс, если бы увидел...

- Ты говоришь прямо как гувернантка!

- Вот именно! - ответила несколько оторопевшая Нелл и тут же возмутилась: - Из-за тебя я и чувствую себя гувернанткой!

- Не я купила кружевное платье за три сотни с лишним, - сказала Летти, сложив руки и кротко устремив взгляд в потолок. - Не я трясусь, что муж узнает об этом!

Смешавшись, бедная Нелл несколько секунд не могла вымолвить ни слова. Потом она нашлась:

- Нет, ты купила туалетный набор за пятьсот фунтов, верно? И ты не залезла в долги потому, что Кардросс отослал его обратно! По крайней мере, это случилось не со мной!

- А я-то надеялась, что ты об этом не вспомнишь, - простодушно сказала Летти. - Послушай, Нелл, это навело меня на блестящую мысль! Отошли платье мадам Лаваль обратно! Можешь сказать, что это не то, чего ты хотела, что оно не идет тебе!

- Ну, если это и есть твоя блестящая идея, то трудно представить что-либо более неподобающее! - ахнула Нелл. - К тому же в тот вечер в Карлтон-Хаус я слегка порвала его, и мадам Лаваль сразу увидит, что Саттон его зашивала!

- Как жаль! Тогда остается одно: заказать у этой ужасной женщины еще одно платье, - сама того не зная, повторила Летти слова Дайзарта. - Так делает моя тетка, когда ее портниха становится назойливой. А если ты будешь все время возвращать его, говорить, что оно плохо сидит, или что ты предпочитаешь шелковую отделку вместо кружевной, или что-нибудь в этом роде, его не успеют закончить до конца квартала, и тогда ты сможешь уплатить сразу за оба платья! Ведь до конца квартала осталось два месяца, а потом у тебя снова будут деньги! Все очень просто.

Это предложение не вызвало восторга у Нелл, но мадам Лаваль сопроводила свой очередной счет вежливым письмом, в котором просила миледи обратить на него внимание и выражала уверенность, что миледи сочтет возможным оплатить его в ближайшем будущем. Поэтому Нелл, считая свое положение отчаянным, предпочла способ, который, хотя и был малоприятен, все же обещал больше успеха, чем любой другой план, который мог бы придумать Дайзарт. Она нанесет визит мадам Лаваль, но не для того, чтобы заказать еще одно дорогое платье, а чтобы с достоинством объяснить ей, что, не имея возможности оплатить счет в ближайшее время, она непременно сделает это к концу следующего месяца. Нелл понимала, что это проделает гигантскую брешь в ее бюджете на следующий квартал, но со свойственным молодости оптимизмом решила, что если станет экономить, то как-нибудь перебьется в летние месяцы.

Она была удивлена, получив письмо от мадам Лаваль, и у нее хватило проницательности ощутить за гладкой вежливостью его формулировок некую угрозу; но юная графиня была еще слишком неопытна, чтобы понимать, что оно могло быть продиктовано некими необычными обстоятельствами и что ни одна портниха, обшивающая светских дам, и не подумает из-за мизерной суммы в триста тридцать гиней отпугивать от себя такую богатую клиентку, как графиня Кардросс. Но после нескольких минут беседы с мадам Лаваль она поняла, что обстоятельства, которыми та руководствовалась, и в самом деле очень необычны. Мадам, после своей долгой и успешной карьеры на Брутон-стрит, решила уйти от дел. Она собиралась на родину, но об этом, естественно, не сказала леди Кардросс ни слова, намекнув туманно - что контрастировало с ее острыми чертами лица, все подмечающими глазами-щелочками и плотно сжатым ртом, - что больше не может ждать уплаты долга. Леди Кардросс, безусловно, была очень простодушной; но ведь даже школьница могла бы усомниться в том, что мадам Лаваль собирается вернуться во Францию в военное время. Это было бы возможно только при наличии денег на путешествие, влиятельных знакомых, способных помочь преодолеть все возможные препятствия, а самое главное респектабельных и состоятельных родственников в Париже. Из Англии еще можно было отправиться в Данию, а уж потом - eh bien, все как-нибудь устроится.

Последний лондонский сезон принес мадам немалый доход, но сейчас он был в разгаре, ее самые ценные клиентки заказали все, что им было нужно, и пришло время закрывать счета. У нее было несколько злостных должниц, и само собой разумеется, не стоило тратить силы, пытаясь получить с них деньги; но она прекрасно знала, что, хотя леди Кардросс испытывает временные затруднения, ее муж неимоверно богат и, конечно же, уплатит по счетам своей жены. Все это она сумела довести до сведения Нелл в самой что ни на есть светской манере, при этом слащавая улыбка ни на миг не сходила с ее губ.

- О, если вы уходите от дел... - сказала Нелл, с великолепным равнодушием пожимая плечами. - Я просто не поняла этого. Конечно же, вам нужны деньги немедленно! Будьте уверены, я об этом позабочусь!

Она удалилась, высоко подняв голову, но душа у нее ушла в пятки, обтянутые замшей туфелек. Мадам, с величайшей предупредительностью проводив ее до ворот своего дома, сказала себе, потирая руки: "Ну, эта никуда не денется!"

Нелл уже твердо решила, что она уплатит долг, причем без помощи Кардросса. Каждый день с момента получения счета от мадам наполнял ее все новым страхом, что он об этом узнает; она уже не могла разумно рассуждать; ее долг и предполагаемое возмущение Кардросса, когда ему придется оплачивать этот счет, приобрели столь преувеличенные размеры, что ей стало казаться, будто это может разрушить всю ее жизнь. И рядом не было никакого трезвого советчика, который мог бы охладить ее разыгравшееся воображение и направить мысли в более здравое русло. Летти, основываясь на своем собственном опыте, советовала уладить дело всеми правдами и неправдами, пока Кардросс ни о чем не проведал; а Дайзарт, знавший, насколько его собственные набеги на кошелек сестры способствовали создавшемуся положению, готов был зайти как угодно далеко, лишь бы выполнить свою задачу. Но вера Нелл в Дайзарта была поколеблена. Летти могла еще восхищаться его планом, но только не Нелл. Попытка брата казалась ей возмутительной, а мысли о его возможных новых проделках повергали ее в ужас. Нет, надеяться на Дайзарта нельзя, а кроме него, ей не к кому обратиться.

Такие мысли не приносили успокоения и без того взвинченным нервам. В ней все больше росла убежденность, что у нее нет друзей и что она окончательно запуталась. Она тонула в жалости к самой себе, представляя свой долг суммой, которая способна разорить и набоба, а своего мужа - скупцом с каменным сердцем.

Вот в таком настроении она и выходила сейчас из своей коляски, и лишь немного пришла в себя, когда кучер спросил, понадобится ли ей еще экипаж. Само упоминание об экипаже рассеяло несправедливые мысли о Кардроссе. Ведь когда она однажды восхитилась коляской своей подруги, он подарил ей точно такую же, да еще с парой лошадей, затмивших все остальные упряжки в городе! Ей не нравилось знаменитое ожерелье Кардроссов - вселяющая благоговейный ужас коллекция изумрудов и бриллиантов, оправленных в золото. Тогда он, вместо того чтобы обидеться, сказал, что она может надевать его только в торжественных случаях, и подарил ей прелестный кулон. "На каждый день!" сказал он с неотразимой улыбкой.

Жалость к себе сменилась самобичеванием. Из скупого тирана Кардросс превратился в самого щедрого человека на свете, с которым жена обращается хуже некуда, а вот она сама - воплощение эгоизма, расточительности и неблагодарности. И если Дайзарт говорит правду, то к этим грехам нужно добавить еще глупость и слепоту. Теперь ей казалось удивительным, что Кардросс так долго сохранял терпение. Может быть, он уже жалеет о порыве, который заставил его сделать ей предложение; вполне возможно даже, что холодность и испорченность супруги уже оттолкнули его и вернули в объятия леди Орсетт.

Год назад Нелл, поучаемая своей мама, приготовилась воспринимать леди Орсетт как неминуемый крест, который жена должна нести безропотно; но между девушкой, считавшей, что она вступает в брак по расчету, и молодой женой, которая вдруг осознала, что с ее стороны это брак по любви, была огромная разница. Мать едва ли узнала бы свою кроткую, прекрасно воспитанную дочь в молодой женщине с горящими глазами, которая произнесла сквозь крепко сжатые зубы: "Она его не получит!"

Эта решимость, какой бы похвальной она ни была, лишь усилила ее желание оплатить счет мадам Лаваль без помощи Кардросса. По ее мнению, ничто не могло бы так испортить всю ее будущность, как попытки очаровать мужа, предъявив ему при этом для оплаты очередной счет. Он, безусловно, решил бы, что она обманывает его, играет с ним подлую шутку, которая может только оттолкнуть здравомыслящего человека.

Ее мысли вернулись к другому предложению Дайзарта - продать что-нибудь из драгоценностей. Конечно же, не подарки Кардросса, но, может быть, нитку жемчуга, которую ей подарила мама? Против этого восставали все ее чувства. Это же собственный ее жемчуг, который она так ревниво хранила для старшей дочери и который с такой любовью и нежностью передала ей. Стесненные обстоятельства заставили бедную мама продать почти все свои драгоценности, но этот жемчуг она пронесла сквозь все трудности, и если дочь продаст его только для того, чтобы заплатить за дорогостоящее платье, это будет ужасно низкий поступок.

Недолго думая, Нелл решила, что остался лишь один способ достать эти триста фунтов. Их нужно взять взаймы. Дайзарт довольно неожиданно осудил эту идею, но Нелл знала, что даже мать имела дела с ростовщиком, так что взять деньги взаймы под проценты, хоть это и дорогостоящее дело, не могло быть преступлением. Папа, конечно, этим слишком злоупотреблял; Нелл прекрасно понимала, сколь разорительным может оказаться постоянное одалживание, но нелепо было предполагать, что, если она одолжит три сотни фунтов всего на несколько недель, случится нечто ужасное. Она вернет их в конце июня, и никто ничего не узнает.

Чем больше Нелл обдумывала этот вариант, тем больше он ей нравился и тем больше она была склонна отнести неодобрение Дайзарта на счет неких устарелых представляй о порядочности. Даже самые сумасбродные братья могут быть невероятно чопорными в том, что касается поведения дам из их семьи; это один из самых необъяснимых моментов в мужчинах. Если послушать, что говорил папа в кругу семьи, можно было подумать, что скромность и благоразумие - это те добродетели, которые он считает в женщине самыми главными. Но ничто в жизни папа не подтверждало этой мысли, скорее наоборот! Дайзарт, всячески одобряя некую актрису, щедро выставлявшую напоказ свои прелести, не потерпел бы, если бы платье его сестры имело декольте ниже обычного или слишком плотно, на его строгий вкус, облегало фигуру. Даже Кардросс обладал этой особенностью. Он не критиковал ее одежду, но не делал тайны из того, что требовал от жены и сестры куда большей благопристойности, чем от себя самого. "Я не потерплю скандала в семье", - непреклонно заявлял Кардросс, как будто сам в течение многих лет не был причиной скандала в семье лорда Орсетта. Нелл не сомневалась, что он будет решительно осуждать визит своей жены к ростовщику, но не позволила этой мысли пустить в своей голове глубокие корни. Пусть это неблагоразумно, но то, что делала мама, не может быть преступлением.

Нелл дала Дайзарту день на размышление и, когда он не появился и не написал ей, что собирается предпринимать в дальнейшем, не без внутренней дрожи решилась посетить мистера Кинга на Кларджес-стрит. Именно услугами мистера Кинга и пользовалась мама.

Некоторую трудность представлял уход из дома на Гросвенор-сквер пешком и в одиночестве, но она преодолела ее, приказав доставить себя в экипаже к Грин-парку, где (как она сказала) она собиралась погулять с приятельницами. В последний момент Летти чуть не испортила тщательно разработанный план, пожелав поехать вместе с ней, но Нелл пришла в голову счастливая мысль сказать, что в парке она встречается с двумя дамами, которых Летти терпеть не может, так что Летти вместо этого в сопровождении горничной поехала по магазинам. Как Нелл ни уверяла себя, что в ее предстоящем походе нет ничего плохого, ей и в голову не приходило, что в это можно посвятить Летти; как ни странно, хотя она и считала для себя возможным искать выход из создавшегося положения у мистера Кинга, для Летти это было бы совершенно неприемлемым. И она не могла избавиться от чувства, что если подать Летти такую идею, она непременно ухватится за нее - ведь она постоянно в долгах, и совсем недавно Кардросс предупредил ее, что не собирается потакать расточительности сестры, оплачивая все ее бессмысленные расходы.

Готовясь к выходу, Нелл оделась чрезвычайно тщательно, выбрав из огромной коллекции прогулочных платьев батистовое, закрытое до подбородка и с длинными рукавами; лишь отделка тесьмой делала его не таким строгим. По какой-то необъяснимой причине она чувствовала, что при посещении ростовщика следовало одеться как можно скромнее; поэтому поверх платья она надела темно-синюю шелковую накидку. Это, бесспорно, придало ей весьма благоразумный вид, но, когда дело дошло до выбора шляпки, оказалось, что сохранить благоразумный вид можно было лишь в одной, из шелка темно-оливкового цвета. Никакая сила не могла бы заставить Нелл надеть ее к синей накидке, и вместо нее пришлось выбрать легкомысленный капор, который подходил к накидке, но был украшен кружевом и цветами. Плотная вуаль одновременно закрывала лицо и придавала ей вид дешевой респектабельности. Камеристка удивилась этому и, по-видимому, что-то заподозрила, но Нелл небрежно сказала, что от уличной пыли щеки у нее слегка огрубели, и это объяснение, казалось, вполне удовлетворило мисс Саттон.

Выйдя из экипажа у Батских ворот, Нелл вошла в Грин-парк и немного погуляла у фонтана, стараясь собрать все свое быстро таявшее мужество. Две неприятные мысли пришли ей в голову: во-первых, мама, в отчаянии вынужденная обращаться к мистеру Кингу, действовала всегда через посредника; и не захочет ли мистер Кинг узнать, кто она такая? Прежде вероятность такого вопроса не приходила ей в голову, но по дороге с Гросвенор-сквер, репетируя про себя, что она станет говорить у ростовщика, она поняла, что даже самый предупредительный ростовщик едва ли даст взаймы большую сумму денег неизвестной даме под густой вуалью. Он не только захочет узнать, каково положение его клиентки, но и потребует с нее расписку. Можно, конечно, подписаться вымышленным именем, но едва ли это устроит мистера Кинга. Нелл была достаточно проницательной, чтобы понимать, что неизвестной миссис Смит, не имеющей адреса, будет гораздо труднее взять деньги в долг под проценты, нежели жене исключительно богатого пэра.

Порядком утратив решимость, она вышла из парка и, едва волоча ноги, пересекла Пиккадилли. Ее замысел уже не казался ей столь невинным, ибо если брать взаймы деньги анонимно - очень просто и вовсе не хлопотно, то совсем другое дело - прийти и объявить: "Я - леди Кардросс".

Она свернула на Кларджес-стрит и вскоре оказалась перед скромного вида домом, где занимался своим делом мистер Кинг. Нелл заколебалась. Увидев, что человек на другой стороне улицы смотрит на нее, она несколько замешкалась и, покраснев под вуалью, прошла мимо. Когда она осмелилась обернуться, он скрылся из виду, и она повернула назад. К этому времени ей уже хотелось оказаться за сотни миль отсюда; ее ужасало предстоящее испытание, и мысль, что это все не так уж плохо, больше не приносила ей успокоения. Тихий, но настойчивый внутренний голос нашептывал ей, что в данном случае мама не захотела бы, чтобы дочь следовала ее примеру; и она снова прошла мимо дома мистера Кинга.

У окна одного из домов на другой стороне улицы стоял мистер Хедерсетт и уже несколько минут наблюдал эти маневры в лорнет. Приятель, у которого он находился в гостях, что-то говорил ему, но так и не получил никакого ответа, кроме рассеянного мычания; тогда он спросил, не случилось ли что, и тоже подошел к окну посмотреть, что там происходит такого захватывающего. Уронив лорнет, так что он повис на ленточке, мистер Хедерсетт воскликнул: "Господи!" - и поспешно схватил шляпу и перчатки.

- Мне надо бежать! - сказал он. - Я совсем забыл о срочном деле!

Пораженный друг начал было протестовать, но всегда безукоризненно вежливый мистер Хедерсетт не стал даже слушать. В несколько секунд он выбежал из дома и большими шагами пересек улицу.

Сделав решительный вдох, Нелл уже поднялась на первую ступеньку лестницы, ведущей к двери мистера Кинга, когда услышала обращавшийся к ней несколько запыхавшийся голос.

- Кузина! - сказал мистер Хедерсетт.

Она вздрогнула и огляделась. Мистер Хедерсетт приподнял шляпу и отвесил свой знаменитый поклон.

- Очень рад, что встретил вас! - сказал он. - Прошу вас, позвольте проводить вас домой!

- Сэр! - произнесла Нелл голосом, как ей хотелось бы надеяться, возмущенной незнакомки. Ничего не вышло.

- И не надейтесь обмануть меня, когда на вас эта шляпка, - извиняющимся тоном объяснил мистер Хедерсетт. - Она была на вас в тот день, когда я возил вас в Ботанический сад. - Прекрасно отдавая себе отчет в том, что из окна дома напротив на них устремился вооруженный лорнетом взгляд, он добавил: Возьмите меня под руку! Джордж Бэрнли смотрит на нас, и совсем ни к чему, чтобы он вас узнал. Вряд ли, конечно, но я не хочу рисковать.

- Я весьма признательна вам, но прошу вас не задерживаться из-за меня! - сказала Нелл, стараясь, чтобы ее голос звучал беззаботно. - Я... у меня здесь дело.

- Да, я знаю. Поэтому я и пришел.

- Вы знаете? - испуганно переспросила она. - Но как вы можете знать, Феликс? Кроме того...

- То есть я знаю, чей это дом, - объяснил он. - Это не мое дело, но вам не стоит иметь дела с евреем Кингом. Более того, если Кардросс узнает...

- Вы не расскажете Кардроссу? - вырвалось у нее.

Он уже собирался возмущенно заявить, что он не сплетник, но благоразумие остановило его. Он заколебался:

- Я не скажу ему, если вы позволите проводить вас домой. Если нет, то мне ничего не останется делать...

- Феликс, я никогда не думала, что вы можете быть таким негалантным!

- Верно, - согласился он. - Я и сам так не думал скажу вам честно. Но дело в том, что было бы еще менее галантным просто уйти и позволить вам попасть в переделку. Еврей Кинг! Господи, кузина, да известно ли вам, что у этого типа на реке имеется роскошная вилла? Обставлена по последнему слову никогда в жизни не видел такого шика!

- Не знаю и не понимаю, при чем тут это! - обиженно отозвалась Нелл.

- При том, что откуда у него такие деньжищи? От людей вроде вас, кузина! Поверьте мне!

- Да, да, но мне нужна только одна ссуда с определенной целью, только... только на короткое время!

Он продел себе под локоть ее руку и вместе с ней двинулся по улице.

- Поверьте мне, это страшно! - серьезно сказал он.

Она вздохнула и больше не пыталась спорить. Через некоторое время мистер Хедерсетт кашлянул и деликатно сказал:

- Я совсем не хотел вас обидеть - честное слово! Может быть, я вам могу помочь? Знаете ли, мой кошелек достаточно толст.

Она была очень тронута, но мгновенно отозвалась:

- Нет, что вы! Вы, конечно, невероятно добры, Феликс, но это уж слишком. И вам не следует думать, что в моих привычках одалживать деньги. Сейчас... у меня есть причины... я не хочу обращаться именно за этой суммой к Кардроссу! Давайте не будем говорить об этом! Во всяком случае, не сейчас.

- Конечно, нет. У меня и в мыслях нет совать нос в ваши дела, кузина! ответил он. - Я только хочу сказать... то есть не хочу, а должен - я просто обязан попросить вас дать мне слово, что вы не явитесь сюда опять, едва я отвернусь!

Она вздохнула, но покорно сказала:

- Нет, этого не будет, раз вы считаете, что это плохо.

- Хуже некуда! - заверил он.

- Но я не понимаю почему. В конце концов...

- Может быть, вы и не понимаете, но только не надо мне говорить, будто вы этого не знаете, потому что я наблюдал за вами, - сурово сказал мистер Хедерсетт. - Метались взад-вперед, как кошка по раскаленной плите!

- Ах, как вы можете быть таким неучтивым? - возмутилась она. - Ничего подобного!

- Значит, мне так показалось, - твердо сказал он. - К тому же сейчас не до учтивости. Я очень уважаю вас, кузина. И ужасно люблю Джайлза. Мне совсем не хочется видеть кого-то из вас в беде. Но только... он же для вас ничего не пожалеет! Это назойливо с моей стороны - давать вам советы, но, если вы в затруднении, скажите об этом ему, а не еврею Кингу!

- Есть обстоятельства, которые... - сказала она несчастным голосом. О, я не могу вам объяснить, но он не должен знать об этом!

К ее облегчению, он не стал на нее наседать. Но она пришла бы в ужас, если бы знала, какие выводы он сделал из ее слов.

Мистер Хедерсетт, который столь решительно протестовал против союза своего кузена с кем-либо из семьи лорда Певенси, теперь имел сомнительное счастье увидеть, насколько справедливы были его возражения. Если Нелл наделала долгов, в которых боится признаться Кардроссу, то ясно как Божий день, что она участвует в делишках своего брата. По мнению мистера Хедерсетта, это был единственный вид расходов, которого не потерпел бы Кардросс. Вероятно, карточных долгов он бы тоже не одобрил, но мистер Хедерсетт был уверен, что Нелл не картежница. Он однажды с огромным трудом заставил ее сыграть несколько робберов в вист, после чего остался в полной уверенности, что она не может отличить пик от треф.

Он от чистого сердца предложил ей свою помощь, но почувствовал немалое облегчение, когда она сразу же отказалась. Он не был стеснен в средствах, но последний день выплат в Таттерсоллз не был удачным, и, предоставив Нелл, как он полагал, весьма крупную сумму, он мог бы оказаться в стесненных обстоятельствах. К тому же, если бы правда просочилась наружу, это могло бы поссорить его с Кардроссом, который, безусловно, счел бы его поведение возмутительным. Кардросс не был склонен к скоропалительным суждениям, поэтому едва ли он заподозрил бы кузена в более теплом, чем кажется, отношении к Нелл. В то же время трудно было предвидеть, какие безумные идеи могут прийти в голову влюбленному, а мистер Хедерсетт понимал, что, взяв на себя роль главного чичисбея Нелл, он стал мишенью для подозрений. К тому же у него не было ни малейшего желания оказывать денежную помощь Дайзарту. Мистер Хедерсетт, человек весьма респектабельный и даже чопорный в вопросах вкуса и поведения, относился с неизменным неодобрением к таким повесам, как Дайзарт. Подвиги последнего, вроде прыжка на лошади через накрытый обеденный стол, не вызывали у него восхищения, поскольку все, что вызывает шум, - это дурной тон, а дурной тон не заслуживает поощрения. Среди светских модников могут находиться самые разные люди: негодяи, щеголи, пьяницы, забияки и денди, но высшая степень элегантности может быть достигнута только теми, чьи одежда и поведение отмечены изысканной сдержанностью. Дайзарт не знал, что такое сдержанность. В седле он скакал очертя голову; на дороге из чувства азарта стремился обогнать все остальные экипажи; за картами, в отличие от мистера Хедерсетта, игравшего по маленькой, делал огромные ставки. Он вечно затевал безумные проделки и уже после полудня почти всегда был навеселе. Конечно, только самые чопорные ханжи могли осуждать мужчину, который немного выпьет во время дружеской вечеринки; однако у Дайзарта была слишком слабая голова, да и в пьянстве он переходил границы приемлемого. Что касается его долгов, то к моменту замужества сестры он чудовищно промотался. Но с тех пор, как Кардросс погасил его наиболее срочные обязательства, имел достаточно времени, чтобы снова остаться на бобах. Вполне в его духе, думал мистер Хедерсетт, обратиться к сестре за помощью; и было бы смешно предполагать, что она сумеет отказать ему. Он ни в малейшей степени не обвинял ее, но придерживался твердого мнения, что такую безоглядную щедрость следует сдерживать, чтобы и Нелл не запуталась в долгах так же безнадежно, как Дайзарт. В его памяти промелькнуло смутное воспоминание о чудовищном грузе долгов, доведшем до смерти мать Девоншира. Шепотом назывались астрономические цифры, вероятно, не соответствующие истине, ибо никто не знал правды, но, судя по всему, это была ужасающая сумма. Говорили, что она проиграла целое состояние. Странный человек был этот старый герцог, если не знал, чем занимается его жена, думал мистер Хедерсетт. В семействе Кардросса дело, конечно, никогда не дойдет до такого несчастья, но положение может стать отчаянным еще до того, как он об этом узнает. Он был достаточно богат, чтобы выдержать все это, но мистер Хедерсетт прекрасно понимал, что будет чувствовать Кардросс, узнав, что Нелл его обманывает. Кто-то должен, решил он, намекнуть ему уже сейчас, пока еще не нанесено существенного вреда и пока он еще влюблен в Нелл настолько, что с легкостью простит любые ее штучки. На миг он чуть было не пожалел о данном Нелл обещании не выдавать ее Кардроссу, но как только он представил себе, как раскрывает глаза своему кузену, его воображение буквально восстало. Нет, он этого не сделает ни под каким видом. Вмешаться должна леди Певенси, и, будь она в тот вечер в городе, он, возможно, и намекнул бы ей о случившемся. Но она была далеко, привязанная к этому своему развалине мужу, да и нельзя было с уверенностью сказать, что она отнесется к делу должным образом; мистер Хедерсетт всегда считал, что мозгов у нее не больше, чем у куропатки; кроме того, она так слепо обожала Дайзарта, что, возможно, его проблемы волновали ее гораздо больше, чем интересы Нелл.

Его размышления прервал притворно веселый, но встревоженный голос Нелл.

- Вы так молчаливы! - сказала она.

- Простите! - ответил он. - Я задумался.

- О... об этом? - испуганно спросила она.

- Нет, - соврал он, не краснея. - Я думал, не заглянуть ли нам к Гюнтеру? Уверен, что вы не отказались бы от мороженого. Как раз то, что надо!

Она поблагодарила, но отклонила приглашение. Она хотела отказаться и от того, чтобы нанять портшез, который доставил бы ее домой, но здесь мистер Хедерсетт был непреклонен, хорошо зная, что это необходимо. Идти пешком по улицам Лондона в сопровождении лишь его одного - это неприлично для леди Кардросс. Поэтому, не спрашивая ее, он подозвал портшез, усадил ее и в довершение своей учтивости шел рядом с портшезом всю дорогу до Гросвенор-сквер, непринужденно беседуя с Нелл, давая этим понять ей, что выбросил из головы эпизод на Кларджес-стрит.

Глава 6

Избавленная от опасностей Кларджес-стрит и доставленная под крышу своего дома, Нелл толком не знала, должна ли она благодарить мистера Хедерсетта за то, что он помешал ей осуществить задуманное. Когда наступил момент постучать в двери мистера Кинга, ей определенно очень не хотелось этого делать; она испытывала примерно такие же чувства, как если бы ей должны были удалить зуб; но теперь все свои надежды она возлагала только на Дайзарта, которого не видела с самого маскарада, и который, насколько она его знала, мог обидеться из-за того, что его блестящий план провалился, или (что еще вероятнее) вообще забыл о бедах своей сестры. Они с Летти собирались отправиться вечером в Оперу, где вряд ли можно было надеяться его встретить, и она написала ему письмо, в котором сообщала, что ее проблема стала еще более неотложной, и умоляла его заглянуть на Гросвенор-сквер.

Едва она вручила лакею послание, как в комнату вошла Летти. Обычно, когда Летти ходила по магазинам, она возвращалась нагруженная покупками и с упоением показывала золовке массу дорогостоящих безделушек, которые привлекли ее внимание; на сей раз она продемонстрировала лишь безутешное выражение лица. Она сказала, что по-дурацки провела утро, но на вопрос Нелл, не удалось ли ей приобрести тот муслин, который ей так нравился, она ответила:

- Да-да! Он у Марты. Я встретила своих кузин и поехала вместе с ними в Графтон-Хаус, нарочно не придумаешь. Селина буквально заставила меня поехать, потому что, по ее словам, там можно сделать потрясающе дешевые покупки. И вправду, там было полно муслина. Я выбрала клетчатый, но уверена, он мне разонравится, как только из него сошьют платье. Он стоил по семь шиллингов за ярд, и, по-моему, это вовсе не дешевая покупка.

- Нет, но клетчатый муслин всегда дороже, чем однотонный. Надеюсь, девицы Торн в добром здравии? - вежливо поинтересовалась Нелл.

- Да... Но вообще-то я не спрашивала. Селина порядком растолстела. Фанни вместе с тетушкой уехала к миссис Ми договариваться, чтобы с нее написали портрет. Они уверены, что этим хочет заняться Хамби, и Селина говорит, что мои тетушка и дядюшка в диком восторге, хотя я не могу понять, с какой стати. Я считаю, что он изображает совсем непохоже, как по-твоему? И потом, у него бывают такие странные настроения.

- Не знаю. По-моему, он очень респектабелен, - ответила Нелл, спрашивая себя, не связано ли мрачное выражение на живом личике Летти с приближающейся помолвкой ее кузины? - Насколько я поняла, с мисс Селиной Торн там была миссис Тислтон?

- Да, и вскоре мне захотелось, чтобы она провалилась в преисподнюю, - с гримаской отвращения сказала Летти - Она, видите ли, в положении и хочет, чтобы весь Лондон знал об этом! Можно подумать, она такая единственная на свете, она только об этом и говорит! И к тому же мы еще наткнулись на леди Иствелл! А эта собирается разродиться уже через месяц, и надо было слышать все ее вздохи и сюсюканье! Сэр Годфри на седьмом небе от счастья от этого маленького подарка, который она собирается ему преподнести! Ничего себе маленький! Весьма большой, скажу я тебе, такого огромного живота я никогда не видела! Это была скука смертная - тащиться по улице в ее компании и выслушивать всю эту несусветную чепуху! А ведь Мария когда-то была такой занятной! Надеюсь, Нелл, ты не превратишься в надоедливую зануду, когда будешь в положении.

- Надеюсь, нет! - покраснев, произнесла сдавленным голосом Нелл, которую небрежные слова Летти задели за живое. Прошло несколько месяцев с того времени, как леди Певенси, решившись оставить на время разбитого параличом супруга, навестила дочь и попыталась рассеять снедавшее ее уже тогда беспокойство.

- Не волнуйся об этом, милая! - сказала она и добавила с простодушной гордостью: - Ты похожа на меня, а ты ведь знаешь, что я уже три года была замужем, когда родился наш дорогой Дайзарт.

Нелл успокоилась, и хотя перспектива ждать три года, прежде чем она подарит Кардроссу наследника, была ужасной, все же она могла надеяться, что окажется в интересном положении раньше, чем это когда-то случилось с мама. А поскольку Кардросс ни словом, ни жестом не выражал ей своего разочарования, а ее мысли были приятно заняты многочисленными светскими развлечениями, она задумывалась об этом не слишком много. Но замечание, мимоходом оброненное Летти, пришлось совсем не ко времени: ее определенно неинтересное положение представилось Нелл довершением всех ее прочих недостатков. Она оказалась во всех отношениях негодной женой: глупой, лживой, расточительной и бесплодной!

К счастью - ведь густой румянец мог выдать ее, - в этот момент Летти схватила последний номер "Дамского журнала" и, презрительно листая страницы, принялась отпускать ядовитые замечания по поводу мод, рекомендуемых в этом ценном издании, так что у Нелл хватило времени совладать с собой.

- Боже, никогда не видела такой безвкусицы! Серая саржа в оборках, с белой отделкой - на что это похоже?! А как тебе эти рукава в стиле "епископ"? По-моему, совсем некрасиво, а взгляни-ка на это вечернее платье с французской тесьмой по лифу...

- А мне понравилась ротонда с круглым капюшоном, - сказала Нелл, стараясь, чтобы в ее голосе звучал интерес.

- А я считаю, что она терпима, и не более того. Если ты не дылда, то из-за этих капюшонов выглядишь попросту квадратной! Да еще коричневый шерстяной материал! Ужасно вульгарно! - Летти отбросила "Дамский журнал" и обронила с несколько деланной небрежностью: - Кстати, я не поеду с тобой завтра в Сомерсет-Хаус, Нелл. Селина сказала мне, что тетушка очень расстроена: я, мол, давно к ней не заглядывала и, должно быть, совсем не питаю к ней привязанности или у меня голова закружилась до такой степени, что я про нее совсем забыла. Ты же ее знаешь! У нее настроение меняется каждую минуту. Так что, если ты не настаиваешь на необходимости рассматривать картины именно завтра - а это, я уверена, тоже тоска зеленая! - я поеду к тетушке и успокою ее.

Нелл согласилась: хотя, не будь она так озабочена, она бы неминуемо заинтересовалась столь внезапным стремлением Летти успокоить тетушку. То, что миссис Торн не избалована вниманием, не могло удивить никого, кто знал Летти. Вовсе не будучи злой по натуре или настолько черствой, чтобы не оказывать людям внимания, когда это требовалось, она совершенно не была приучена считаться с чужими чувствами или думать о чьем-либо спокойствии, кроме своего собственного. Легко получив согласие Нелл, она удалилась в свою спальню, чтобы в третий раз прочитать весьма тревожное письмо от мистера Эллендейла.

Нелл напрасно прождала Дайзарта. Лакей не принес ей ответа: виконта не оказалось дома. Нет, слуга виконта не знал, когда милорда можно ждать.

Виконт вернулся домой только к вечеру, и, поскольку он собирался пообедать у Ватье в тесном кругу своих близких друзей, а потом попытать счастья в этом самом фешенебельном игорном клубе, вряд ли можно было ожидать, что он отложит посещение лучшего обеда в городе ради визита на Гросвенор-сквер. Благодаря удачному пари, ему (по его собственному выражению) снова подфартило, и он начал думать, что полоса невезения уже кончилась. Имея достаточно денег, чтобы сделать ставку, он уже мог считать, что к концу вечера будет настолько богатым, что сможет оплатить сколько угодно счетов от этих проклятых портних. Зная по собственному опыту все маневры кредиторов, он понимал, что слова мадам Лаваль, будто она собирается уезжать и не может больше ждать оплаты по своим счетам, не что иное, как вздор. Насколько ему было известно, ни один кредитор никогда еще не отказывался от сбора долгов. Поскольку он уже несколько лет вел весьма сомнительный и рискованный образ жизни, долги ничуть не пугали его, и он считал поведение Нелл в высшей степени глупым. Однако он любил ее, и если уж она вне себя от страха, о чем свидетельствовало ее письмо, то завтра утром он не пожалеет часа-другого, чтобы избавить ее от всех тревог. Более того, весьма вероятно, что утром он снова будет на плаву и окажется вполне платежеспособным, ибо, если человеку везет, ему ничего не стоит выиграть три-четыре тысячи за один вечер.

Казалось бы, клуб, где минимальная ставка вдвое превышала принятую в любом другом игорном заведении и где игра всегда велась по-крупному, едва ли является подходящим местом для юного денди, живущего на незначительные средства и фактически в долг. Доброжелатели виконта качали головой, но не могли осуждать его за игру в этом клубе, поскольку он стал его членом под покровительством собственного отца. Достаточно равнодушный родитель, лорд Певенси только время от времени вспоминал о своих отцовских обязанностях. Обнаружив, что его первенец после ряда приключений в Оксфорде обосновался в Лондоне и намерен показаться в высшем обществе, он решил, что это обязывает его сделать все от него зависящее, чтобы ввести сына в этот мир. Он привел его к Уайту и к Ватье; представил его завсегдатаям в Таттерсоллз; предостерег его от некоторых людей, занимавшихся обиранием простофиль; порекомендовал шить сюртуки только у Уэстона, шляпы покупать у Бакстера и носить башмаки только от Хоби; и предупредил, как опасно предоставлять карт-бланш чересчур требовательным незнакомкам. Он заботливо указал сыну на признаки, которые отличают дам, способных почти наверняка выдоить из своего покровителя все имеющиеся у того средства; и еще посоветовал ему посещать заведения лишь самого высокого класса. После этого, уверенный, что сделал все, чтобы обеспечить виконту блестящую карьеру, он сбросил с себя уже порядком надоевшие ему родительские обязанности и предоставил сына самому себе.

Клуб Ватье располагался в скромном здании на углу Болтон-стрит и Пиккадилли, где некогда помещалось игорное заведение совсем другого разряда; считалось, что своим существованием он обязан принцу-регенту. Ватье был одним из поваров, но принцу, узнавшему от кого-то из своих друзей, что ни в одном из лондонских клубов нельзя хорошо пообедать, пришла в голову благая мысль обеспечить джентльменов высшего света обеденным клубом не совсем обычного типа; и он предложил Ватье претворить этот заманчивый план в жизнь. Идея понравилась; вместе с двумя другими королевскими слугами мистер Ватье основал заведение, которое так процветало, что через несколько лет он смог отойти от дел. К тому времени заведение, вначале представлявшее собой обеденный клуб с прекрасной кухней, тщательно подобранными винами и фешенебельной публикой, превратилось в самый модный и в то же время самый разорительный игорный клуб в Лондоне. Обеды, готовившиеся под неусыпным оком Огюста Лябури, по-прежнему были лучшими в городе; клуб имел свой банк в десять тысяч фунтов; мистер Браммель был его бессменным президентом; и всякий, кто стремился в избранное общество, мечтал быть принятым в его члены. Игра начиналась в девять часов и продолжалась всю ночь; играли в основном в кости и в макао*.

______________

* Макао - разновидность игры в "двадцать одно", завезенная в Англию эмигрантами из Франции и пользовавшаяся популярностью

Проведя вечер за "фараоном", виконт обнаружил, что такая перемена привычек не оправдала возлагаемых на нее надежд; и потому, встав после весьма веселого обеда, он сопротивлялся всем попыткам затащить его в зал для игры в макао. Он решил еще раз попытать счастья в кости, потому что у него имелось сильное предчувствие, что фортуна наконец побалует его. Похоже, так оно и было. Поставив двадцать фунтов, он назвал перед броском семь и угадал, выбросив одиннадцать, что казалось хорошим предзнаменованием на весь вечер. Даже мистер Фэнкот, уже несколько месяцев пытавшийся проиграть ему хотя бы какие-нибудь деньги и потерявший всякую надежду добиться своей цели, воспрял духом.

Поскольку в тот вечер принц-регент проводил одну из своих холостяцких вечеринок в отеле "Карлтон", народу в клубе было мало. Пришедший около полуночи мистер Хедерсетт обнаружил, что в зале для игры в макао никого нет, за исключением нескольких типов; по его оценке, это были либо видавшие виды старики, либо пьянчуги, находившиеся на мели. Он взглянул на игравших в "фараон", но и эта компания не привлекла его. Он уже собрался уйти, но внезапно ему в голову пришла одна мысль. Это была не слишком желанная мысль, и нельзя сказать, что претворение ее в жизнь доставило бы ему большое удовольствие, но это было лучшее, что он мог придумать за весь день, почти целиком занятый размышлениями о финансовых проблемах леди Кардросс.

Чем больше он раздумывал, тем больше ему становилось не по себе, ибо умеренной нежности, которую он испытывал к Нелл, было недостаточно, чтобы он поверил в ее обещание держаться подальше от ростовщиков. Будучи справедливым человеком, он должен был признать, что, если она не решится рассказать о своих долгах Кардроссу, у нее остается единственный выход - взять в долг под проценты. По его мнению, она уж слишком преувеличивала возможный гнев Кардросса. Вряд ли можно было рассчитывать на то, что он снисходительно выслушает ее признание; но в конце концов, он всего лишь влюбленный мужчина, к тому же обладающий великодушным характером и отменным здравомыслием. Именно он скорее, чем кто-либо другой, сделает скидку на молодость и неопытность; и хотя он, несомненно, запретил Нелл снабжать деньгами ее брата, мистер Хедерсетт нисколько не сомневался и в том, что он поймет ее и даже посочувствует совершенно естественным побуждениям, которые заставили Нелл ослушаться мужа. Он еще и найдет способ положить конец таким поступкам; и это следовало сделать немедленно, пока Нелл окончательно не увязла в трясине долгов и вранья. Сейчас Кардросс еще простит ее, не утратив к ней нежных чувств, но если в будущем он узнает, что она вела с ним двойную игру, и, возможно, даже не один год, то, в силу своего открытого характера, эти чувства уступят место отвращению.

Предаваясь своим мрачным размышлениям, мистер Хедерсетт пришел к выводу, что, хотя было бы совсем неплохо, если бы кузен каким-то образом узнал о происшедшем, счастливый конец у этой истории может быть лишь в том случае, если Нелл расскажет обо всем сама. Но, когда он стал ее уговаривать сделать такой шаг, она и слышать, об этом не захотела, да еще так взволнованно умоляла его не выдавать ее Кардроссу... У него возникло подозрение, что, вполне вероятно, в этом браке не все так благополучно, как кажется. Задумавшись над этим, он теперь вспомнил, что мужа и жену видят вместе далеко не так часто, как можно было бы ожидать. Разумеется, это не слишком хороший тон для мужчины - всюду таскать за собой жену, но цинизм, заставлявший высшие слои старшего поколения рассматривать брак лишь как средство для продвижения в обществе или обогащения, был уже не в моде. Среди сверстников отца мистера Хедерсетта было немало таких, кто не знал в точности, кому из отпрысков собственной жены он действительно приходится отцом; а уж пожилым супружеским парам, которые никогда не могли провести вмести и получаса, вообще не счесть числа. Но теперь в высшем свете поощрялись браки по любви, а открытые знаки привязанности, которые прежде считались возмутительно буржуазными, вызывали теплую улыбку. Мистер Хедерсетт, чье чувство приличия еще совсем недавно возмущалось при виде новобрачных, на каком-то вечернем приеме сидевших вместе на маленьком диванчике, склонив головы друг к другу, был склонен думать, что маятник отклоняется слишком далеко, и, конечно же, не ждал от Кардросса такой неблаговоспитанности. В то же время его иногда удивляло, что Нелл, вышедшая замуж за человека, который не только выбрал ее из десятка более подходящих для него дам, но и обладал обаянием, столь привлекавшим женщин, тем не менее часто появлялась в обществе либо без супруга, либо с каким-нибудь второсортным кавалером. Конечно, в этом не было ничего исключительного; и ее обращение со своими воздыхателями никогда не заставило бы записных сплетников подозревать ее в любовных интригах. Мистер Хедерсетт прекрасно понимал, что ее не интересует ни один мужчина, кроме Кардросса, он видел, каким светом лучились ее глаза, когда его кузен неожиданно входил в комнату, где она находилась. Нет, он не считал, что если в этом браке что-то пошло не так, то это случилось из-за недостатка любви. Он вспомнил, как кто-то говорил, будто в браках по любви гораздо чаще, чем в браках по расчету, первый год бывает полон трений и непонимания. И он подумал, что слишком уж вдается в тонкости поведения супругов на людях, в обществе. Но если между ними действительно раздоры, то Хедерсетт, знавший, каким невыносимым мог быть его кузен в гневе, прекрасно понимал нежелание юной жены признаться ему в своих грехах. Бесполезно убеждать ее сделать это, думал он; но, придя к такому выводу, он оказался в растерянности, ибо никто, кроме нее самой, не мог бы рассказать Кардроссу, о ее затруднениях, не вызвав у него гнева. Но в тот момент, когда он уже собирался выйти из зала, Дайзарт, полностью сосредоточившийся на бросании костей и потому не заметивший вошедшего, случайно поднял голову и увидел Хедерсетта. Он выкрикнул беззаботное приветствие, и тут Хедерсетта буквально осенило.

Если удастся его уговорить, то Дайзарт - тот единственный человек, который может рассказать Кардроссу всю правду. Хедерсетт не сомневался, что именно он и является причиной всех долгов Нелл, и был почти уверен, что чистосердечное признание Дайзарта повлечет за собой полное прощения для Нелл и, возможно, денежную помощь для самого непутевого родственника. Ему будет несложно убедить Кардросса, что Нелл поддалась лишь на его настойчивые уговоры; и Кардросс сразу же увидит и оценит мужество, позволившее ему выполнить столь неприятный долг. Только есть ли у него это мужество? Присоединившись к группе наблюдателей, собравшихся вокруг стола, Хедерсетт задумчиво взглянул на него, как бы взвешивая шансы. Физическим мужеством он, конечно, обладает в достаточной степени, но вот несмотря на извращенную гордость своей репутацией сорвиголовы, он еще никому не давал повода предположить, что обладает и силой морального духа. Мистер Хедерсетт, на несколько лет старше его и сделанный совсем из другого теста, не числился среди его друзей и еще в меньшей степени - среди его поклонников, но справедливости ради признавал, что, хотя он всего лишь молодой повеса, совершенно бесхребетный, неисправимо расточительный и готовый совершить любое экстравагантное безумство, подсказанное ему богатым воображением, он никогда, даже в самые бесшабашные свои моменты, не переступал той грани, которая пролегала между простительными грешками юности и сомнительными деяниями, которые могли бы навлечь бесчестие на его имя. Он был добр, великодушен и, как полагал мистер Хедерсетт, сильно привязан к сестре. Он понимал также, что Кардросс, близко знавший его и все больше выходивший из себя от его проделок, никогда не считал возможным махнуть на него рукой. Хотя он был далек от того, чтобы представить себе Дайзарта трезвым и благоразумным в будущем, но говорил, что, получив звание корнета, юноша нашел бы выход своей неуемной энергии и стал вполне сносным.

"Он, конечно, никудышник, - говорил Кардросс, - но в нем нет ни капли притворства. Я бы с радостью показал ему, почем фунт лиха, но он не трус, и, признаюсь, мне это по душе".

Мистер Хедерсетт весьма уважительно относился к суждениям своего кузена и, вспомнив эти слова, решил хотя бы попытаться воздействовать на Дайзарта. Поскольку задача была не из приятных, он решил покончить с ней как можно скорее; если только Дайзарт не отойдет от стола в проигрыше, думал он, то этот вопрос надо будет обсудить сегодня же! Увидев румянец на щеках Дайзарта и его горящие глаза, мистер Хедерсетт подумал, что тот пьян, но потом понял, что был несправедлив к нему. Виконт, чья безудержность могла заставить его напиться допьяна в любое время дня, был слишком серьезным игроком, чтобы сесть за игорный стол под хмельком. Правда, рядом с ним стоял стакан, но бренди в нем почти не убыло за все то время, что Хедерсетт наблюдал за игрой и время от времени держал пари на ставки, монотонно оглашаемые крупье.

Игра закончилась сравнительно рано, и даже виконт после нескольких неудачных бросков признал, то она стала вялой и скучной. Он не оказался в проигрыше, но и выиграл совсем немного. Однако, когда кто-то из приятелей пошутил насчет его переменчивой фортуны, подбивая его вернуться к "фараону", он весело ответил, что только тупица мог бы не заметить признаков близкой удачи.

- Я не оставил на столе ни гроша! - сказал он.

- А в кошельке у тебя сорок гиней, - ободряюще подхватил мистер Фэнкот. - По-моему, все ясно, Дай, - продолжай играть в кости!

- Да, пожалуй, - согласился Дайзарт. - Черт возьми, надо попытать счастья в том новом игорном доме, о котором говорил Джек! Помню, отец когда-то сказал мне, что, ему часто везло от перемены места.

Несмотря на пресловутое невезение лорда Певенси, как игрока, все, за исключением мистера Хедерсетта, пришли к выводу, что виконт должен последовать его совету; лишь один не совсем трезвый джентльмен пробормотал, что если кто не отваживается плутовать, тот не должен играть в притоне. Но когда он окончательно запутался, пытаясь проиллюстрировать свою мысль печальной историей одного простофили, который после небольшого выигрыша в клубе проигрался в притоне в пух и прах, все перестали обращать на него внимание.

Утренние лучи уже слабо освещали улицу, когда вся компания высыпала из клуба. Мистер Хедерсетт, зная, что едва ли ему в ближайшие дни представится случай поговорить с Дайзартом, к немалому удивлению последнего, предложил ему вместе пойти домой.

- Вам на Дьюк-стрит, верно? - сказал он. - Давайте зайдем ко мне и пропустим по стаканчику. Нам по пути, а ночь еще не кончилась.

Дайзарт взглянул на него, подозревая, что тот не вполне трезв. Хотя по мистеру Хедерсетту этого и не было заметно, но Дайзарт, зная о его неодобрительном к себе отношении, не мог найти никакого другого объяснения столь неожиданному дружелюбию. Не успел он ответить, как мистер Фэнкот, который жил на Сент-Джеймс-сквер и послал лакея за кебом, великодушно предложил развезти их по домам.

- Весьма вам признателен, - ответил мистер Хедерсетт с едва заметным раздражением. - Думаю, я все же пройдусь пешком. В клубе такая духота, и я хочу глотнуть свежего воздуха! - Он встретил настороженный, оценивающий взгляд виконта и добавил: - Мне нужно с вами поговорить!

- Правда? - заинтригованно спросил Дайзарт. - Тогда я пойду с вами!

Они вместе вышли из клуба, но почти сразу же к ним присоединился некий общительный джентльмен, который догнал их и весело сообщил, что, поскольку он живет на Кингс-стрит, ему с ними по пути. Его общество было принято Дайзартом с радостью, а мистером Хедерсеттом, который понимал, что избавиться от него будет трудно, - с покорностью. Нелегко будет и найти предлог не пригласить его к себе вместе с Дайзартом, но он пойдет на это, несмотря на нежелание прослыть негостеприимным.

Ему удалось проделать этот маневр за счет терпеливого стояния на углу Райдер-стрит и Сент-Джеймс-сквер, ожидая окончания двадцатиминутного спора между Дайзартом и мистером Уиттерингом, который они начали еще до того, как перешли на южную сторону Пиккадилли. Спор велся весьма оживленно, и это позволило мистеру Хедерсетту, время от времени вносившему в него и свою лепту, взглянуть на Дайзарта совсем другими глазами. О победе Бонапарта при Лютцене над генералом Витгенштейном, командующим объединенными войсками России и Пруссии, узнали в Лондоне совсем недавно и до сих пор много говорили. Сокрушенно качая головой, мистер Уиттеринг высказывал мнение, что против Бони* не попрешь. Поскольку такой пессимизм разделяли многие, и в последние годы подобное мнение можно было услышать в любой гостиной, мистер Хедерсетт не счел его достойным ответа. Другое дело - виконт. Он был готов признать, что никто из иностранных генералов не имел ни малейшего шанса разгромить Бони, но советовал мистеру Уиттерингу подождать и увидеть, как Веллингтон мгновенно разобьет его в пух и прах. Мистер Уиттеринг пренебрежительно ответил, что одна-две победы в Испании не в счет; виконт тут же предложил побиться об заклад, что английская армия, до конца года перейдет Пиренеи; спор становился все более жарким. Мистер Уиттеринг, который не был сторонником Уэлсли, имел неосторожность заметить, что победы Веллингтона сильно преувеличены; и уже через минуту он был не только безжалостно втянут в экскурс по всем кампаниям прошлого года, но и вынужден прослушать лекцию по стратегии. К удивлению мистера Хедерсетта, виконт, которого он всегда считал абсолютно пустоголовым, не только страстно интересовался данным предметом, но и явно тщательно изучил его. Сдавая свои позиции, мистер Уиттеринг признал, что Веллингтон - прекрасный генерал в смысле обороны, но только слишком осторожен и потому не так силен в наступлении.

______________

* Бони - так англичане называли Бонапарта

- Не силен в наступлении? - возмутился Дайзарт. - И это вы говорите после Саламанки?

- Я ничего не знаю про Саламанку, - неосторожно заметил мистер Уиттеринг. - Я только говорю...

Но виконт перебил его. Мистер Хедерсетт, стоявший в терпеливой тоске, пока вокруг него маршировали армии, а виконт концом своей трости чертил на мостовой невидимые линии фронтов, подумал, что уж теперь-то мистер Уиттеринг (если он правдив) не сможет сказать, что ничего не знает про Саламанку. Когда Дайзарт, перейдя от общего к частностям, заговорил об атаке Ле Маршана, в его голосе звучал такой подъем, что мистер Хедерсетт, не удержавшись, заметил, что он так хорошо все это знает, будто был там сам.

- Клянусь, мне бы этого хотелось! - порывисто вскричал Дайзарт.

- Что ж, - сказал мистер Уиттеринг, собираясь уходить, - тебе надо поступить в армию, Дай! Я не удивлюсь, если ты станешь генералом. Пойди и скажи старому Крючконосу, чего ты от него хочешь! Кто знает, вдруг это заставит его сняться с квартир еще до конца лета!

Выпустив эту парфянскую стрелу, он двинулся вниз по улице, а виконт принялся объяснять мистеру Хедерсетту, что отсутствие вестей из штаба Веллингтона наверняка является прелюдией к какому-нибудь блестящему выступлению, возможно даже в неожиданном направлении.

- Все думают, что он собирается снова двинуться на Мадрид, но попомните мои слова: он пойдет на север! На сей раз он скрывает свои планы, но я разговаривал с одним кузеном. Знаете моего кузена Лайонела? - Мистер Хедерсетт сообщил, что не имел такого удовольствия. - Он служил на одном из наших фрегатов, - продолжал виконт. - Месяц назад заболел, и его отправили домой. Ясно как день, что всем этим парням велели держать рот на замке, но кое-что он мне сболтнул: мы начали возить боеприпасы на северные берега. Вы скажете, что это для того партизана, Лонги, но я так не думаю. Если бы это было так, то зачем темнить?

Мистер Хедерсетт никак не отреагировал на это предположение; вместо этого, с любопытством рассматривая профиль своего рослого собеседника, он спросил:

- Почему же вы не записываетесь в армию?

- Понятия не имею! - ответил Дайзарт, принимая свой обычный беззаботный тон. - Вообще-то я думал, что хотел бы этого, но на самом деле, наверное, нет. Так или иначе, отец и слышать об этом не хочет.

Мистер Хедерсетт решил оставить эту тему в покое. Он мог только радоваться, что этот вопрос охладил желание виконта снова вернуться к былым сражениям. К этому времени они уже подошли к дому мистера Хедерсетта. Он провел гостя в уютную гостиную снимаемой им квартиры на первом этаже, усадил в кресло и достал из буфета бутылку контрабандного французского коньяка.

- Бренди? - предложил он. - Еще есть вполне приличная мадера.

Виконт сказал, что предпочитает бренди. Он смотрел, как мистер Хедерсетт разливает коньяк в бокалы из толстого стекла, и с подкупающей откровенностью заметил, что будь он проклят, если понимает, чего тот от него хочет.

- Я было подумал, что вы под мухой, но что-то не похоже, - сказал он.

Мистер Хедерсетт протянул ему бокал.

- Мне нужно кое-что сказать вам, - коротко ответил он.

- Может быть, вы знаете имена фаворитов на скачках в Честере? - с надеждой спросил виконт.

- Нет, к сожалению. - Мистер Хедерсетт сделал глоток. - Дело очень неприятное. Оно весь день не дает мне покоя.

- Пахнет скандалом? - спросил виконт с ошеломленным видом.

- Ну, не совсем, хотя должен вам сказать, что мне вовсе не хочется сообщать вам об этом, - произнес мистер Хедерсетт, сознавая, что его тщательно продуманная миссия оказалась еще более трудновыполнимой, нежели он предвидел.

- Боже мой, уж не хотите ли вы сказать, что мой папаша испустил дух? воскликнул Дайзарт, резко выпрямившись в кресле.

- Ну конечно же нет! - раздраженно отозвался мистер Хедерсетт. Неужели я тот человек, который должен сообщить вам такую новость?

- Нет, но приглашать меня в полчетвертого утра - это тоже на вас непохоже! - парировал Дайзарт. - Можете не рассказывать мне сказки, будто внезапно возжаждали моего общества, я ведь знаю, что это неправда.

- Я и не говорил ничего подобного. Ничего не имею против вашего общества, но позвал вас не за этим. Дело в том, что это очень деликатный вопрос!

- Просто теряюсь в догадках, что это за чертовщина, но нечего ходить вокруг да около! - ободряюще сказал Дайзарт. - Прошу вас, не тяните, я могу выдержать удар, а то и два!

Мистер Хедерсетт вылил остаток бренди в свой бокал.

- Это касается вашей сестры, - выпалил он.

Виконт уставился на него.

- Моей сестры? - переспросил он. - Какого черта...

- Я не сомневался, что вам это не понравится, - сказал мистер Хедерсетт с мрачным удовлетворением от точности своего прогноза. - Мне это и самому не нравится. Вы знаете Джорджа Бэрнли?

- Что? - рявкнул виконт, опустив свой бокал на стол так резко, что он едва не разбился.

Слегка вздрогнув, мистер Хедерсетт протестующе заметил:

- Нечего на меня кричать!

- Нечего... Какое отношение этот рыжий бабник имеет к моей сестре? спросил виконт, и глаза его угрожающе вспыхнули.

- Никакого, - несколько удивленно ответил мистер Хедерсетт. - Более того, хотя я и не отрицаю, что он рыжий, он вовсе не бабник. И кроме того, мой приятель. Я не понимаю, почему надо поднимать такой шум только из-за того, что вас спросили, знакомы ли вы с ним?

- Вы сказали, что это касается моей сестры!

- Ничего подобного я не говорил. Во всяком случае, о бедняге Джордже. И не будь вы самым тупым простофилей в городе, вы бы знали, что я не сказал бы ни слова, если бы он имел к ней отношение! - сурово добавил он.

- Ну ладно, так при чем здесь Бэрнли? - спросил виконт более мягко, но все еще нетерпеливо.

- Я заглянул к нему сегодня утром. Он живет на Кларджес-стрит...

- Да, я знаю, и если это все, что вы имеете мне сообщить...

- Как раз напротив дома еврея Кинга, - продолжал мистер Хедерсетт, уделяя повышенное внимание своей элегантной табакерке.

Наступило короткое молчание.

- Продолжайте! - мрачно сказал Дайзарт.

Мистер Хедерсетт взглянул на него.

- В этом-то и все дело, - извиняющимся голосом произнес он. - Я увидел там леди Кардросс. Узнал ее по шляпке. Под густой вуалью - так что можно не бояться, что Джордж узнал ее!

- Вы хотите сказать, что она вошла к еврею Кингу?

- Нет. Собиралась, но я ее остановил.

- В таком случае я весьма обязан вам! Маленькая безмозглая дурочка! свирепо произнес Дайзарт.

- Это ни к чему, я просто очень уважаю ее! К тому же Кардросс мой родственник. Я должен был остановить ее. Она страшно растерялась. Очень беспокоилась, чтобы я не разболтал Кардроссу. Похоже, мне и не следует!

- Господи! Конечно нет! Что она вам сказала?

- Сказала только, что ей нужна краткосрочная ссуда. На что-то такое, о чем Кардросс ни под каким видом не должен знать. Я обещал не говорить Джайлзу ни слова, если она обещает отказаться от мысли одалживать деньги у процентщика. Она обещала, но мне все равно неспокойно. И я решил, что лучше всего рассказать обо всем вам, Дайзарт.

Виконт кивнул и поднялся.

- Я весьма обязан вам, - повторил он. - А ей задам за это перцу. Я же говорил ей, что это не способ доставать деньги; черт возьми, я попросту запретил ей это! Обещал, что все устрою. Я так бы и сделал, если бы она не придумала эту жуткую чушь. И будь я проклят, если понимаю, почему она впадает в истерику только из-за того, что не много потратилась. Можно подумать, что Кардросс узнает об этом уже завтра! Я вообще не вижу причины, почему он должен что-либо узнать, и зря она думает, что я могу добыть ей деньги в мгновение ока. Одно слово - женщина!

Он повернулся, чтобы взять свое пальто. Мистер Хедерсетт наблюдал, как он надевает его. Он испытывал огромное искушение отпустить виконта, но хотя он не слишком надеялся убедить его предстать перед Кардроссом, все же посчитал своим долгом предпринять такую попытку.

- Я размышлял над этим весь день, - сказал он. - Мне кажется, Кардросс должен узнать обо всем.

- Он не узнает, - коротко ответил Дайзарт.

- Нехорошо, если он узнает об этом от других, - настаивал мистер Хедерсетт. - Ему не понравится, если ему донесут, что жена обманывала его.

- Да перестаньте же кудахтать! - взмолился Дайзарт. - Я же сказал сестре, что все улажу, значит, так и будет!

- Это, конечно, не мое дело, но каким образом? - осведомился мистер Хедерсетт.

- Да уж как-нибудь, - небрежно ответил Дайзарт.

- Едва ли. Вы же сами на мели. Уверен, что вы надеетесь на счастливый случай, но в вашем положении нечего рассчитывать на фортуну, скорее вы продуетесь окончательно! Вы не замечали, что выигрывают почти всегда те, кому это не очень-то нужно? Похоже, у вас есть лишь один способ помочь леди Кардросс.

Дайзарт смотрел на него, слегка нахмурившись.

- Какой же?

Мистер Хедерсетт неторопливо взял понюшку.

- Лучше всего, если она все расскажет мужу. Я пытался убедить ее, но она и слушать не захотела. Только вся трясется от страха. И нет смысла говорить ей, что бояться нечего. Она что-то вбила себе в голову. Я не могу рассказать ему. Остается это сделать вам.

- Чтобы я рассказал Кардроссу, что моя сестра в долгах и пыталась обратиться к еврею Кингу? - ахнул виконт. - Знаете, я думал, вы слегка не в себе, когда вы пригласили меня, но теперь вижу, что вы либо пьяны в стельку, либо сошли с ума!

- Ничего подобного, - внушительно сказал мистер Хедерсетт. - Я знаю, что это ужасно трудно; честно говоря, для этого нужно быть совершенно толстокожим, но, говорят, вы такой и есть.

- Толстокожий! Для этого нужно быть вообще бесчувственным, а вы знаете, что я не такой! Наябедничать на собственную сестру? Да если бы я не пил вашего бренди, черт возьми, я бы вам дал пощечину!

Мистер Хедерсетт был в смятении. Не то чтобы он очень боялся кулаков виконта, которые были угрожающе сжаты, но при виде ярости, в которую впал этот горячий юноша, в него закралось страшное подозрение, что он несправедлив к нему, чуть было не допустил в отношении Дайзарта неподобающий поступок. Это было бы нарушением приличий, и от одной мысли об этом он даже побледнел и поспешил пойти на уступки.

- Прошу вас, забудьте о бренди, - сказал он. - И не потому, что мне хочется побыть в роли боксерской груши, я просто не хочу, чтобы вы ощущали неловкость. И все может оказаться совсем по-другому. То есть у меня нет к вам претензий, но я ведь могу и постоять за себя.

- Хотел бы я знать, какого дьявола вы решили, что я такой негодяй, что могу...

- Похоже, я погорячился! - сказал мистер Хедерсетт. - Мне пришла в голову одна мысль! Глупость, конечно.

- Что за мысль?! - не отставал виконт.

Весьма смущенный, мистер Хедерсетт кашлянул. И на повторный вопрос, заданный с большой горячностью, он ответил:

- Я не могу понять, отчего леди Кардросс так боится рассказать моему кузену о своем долге. Ведь я же прекрасно знаю Кардросса. Мы выросли вместе. Готов поклясться, он ничего для нее не пожалеет. Мог бы, конечно, взбеситься, узнав, что она играла, но тут дело не в этом. Я же знаю, что она не отличит одной карты от другой! Мне и пришло в голову, что речь идет о чем-то, чего Кардросс бы не разрешил. - Он снова принялся рассматривать узор на табакерке. - Может быть, даже запретил ей. Учтите, я вполне понимаю ее! И уверен, что кузен тоже понял бы. Ведь это вполне естественная привязанность.

- Так вы, значит, решили, что она попала в переделку потому, что дала деньги мне? - возмутился виконт.

- Это единственное, что мне пришло в голову, - смущенно произнес мистер Хедерсетт. - Теперь я вижу, что ошибся.

Виконт было собрался в самых сильных выражениях объяснить ему, что он не только не несет ответственности за долги Нелл, но и не имеет к ним никакого отношения, но внезапно вспомнил, чем обязан ей. Да, на этот раз она оказалась в долгах не из-за него, но так же верно было и то, что именно из-за него она не смогла впоследствии заплатить за платье из кружев шантильи. На миг он почувствовал себя страшно оскорбленным. Она уверяла его, что ее кошелек к его услугам; и очень жаль, что в результате она наделала долгов, вместо того чтобы попытаться хоть немного сэкономить.

Он кинул уничтожающий взгляд на мистера Хедерсетта. Этот тип никогда ему особо не нравился, и вот теперь, будучи не в состоянии опровергнуть его гнусные подозрения, виконт так и кипел от ярости. Больше всего на свете ему хотелось заехать мистеру Хедерсетту в физиономию, но поскольку при данных обстоятельствах это было невозможно, он вынужден был удовлетвориться тем, что произнес ледяным тоном:

- Весьма благодарен вам за любезность, и не извольте больше беспокоиться об этом деле! Доброй ночи!

Произнеся эти полные достоинства слова, он взял шляпу и трость, чопорно поклонился хозяину и вышел. Мистеру Хедерсетту, закрывшему за ним дверь, оставалось только вытереть пот со лба и попытаться предположить, чем же теперь все кончится. Убежденный в непричастности Дайзарта, он все-таки глубоко сомневался в его способности вытащить сестру из долговой ямы.

Глава 7

Несколько часов спустя удивленная и обрадованная Нелл принимала у себя своего брата. Она надеялась, что он сегодня все-таки появится, но поскольку его день начинался всегда поздно, не ждала брата раньше второй половины дня. Они с Летти вернулись на Гросвенор-сквер в одиннадцать часов, проведя более часа на прогулке в Гайд-парке, и когда виконт добрался до их дома, только закончили завтрак. Он отклонил приглашение позавтракать с ними, сказав, что заехал сказать сестре всего два слова. Его тон не позволил Нелл надеяться, что он нашел способ решения ее проблемы, а по выражению его лица было видно, что случилось нечто такое, что испортило ему настроение. Летти, с достойным сожаления отсутствием такта, заявила ему, что, судя по всему, он зол как собака, и немедленно пожелала узнать причину. Он ответил, что вовсе не зол, а просто хочет поговорить с сестрой наедине. Расценив эти слова как злостный выпад, Летти тут же кинулась обороняться, и между ними возникла весьма оживленная перепалка, в ходе которой было произнесено несколько неприятных замечаний личного характера. Виконт вышел из этой стычки победителем, неблагородно воспользовавшись своим старшинством и сообщив ей с видом шестидесятилетнего старика, что подобная наглость в зеленых девчонках вроде нее столь же неуместна, как и неприлична. Не придумав никакого уничтожающего ответа, Летти выскочила из комнаты, громко хлопнув дверью.

- Как ты можешь, Дай! - с упреком воскликнула Нелл. - В жизни не слышала такой неучтивости! И если уж говорить о неприличии, то с твоей стороны было совсем неприлично так отругать Летти! Ты же ей не брат.

- Нет, и слава Богу! - ответил он. - Если она не будет следить за собой, то превратится в сварливую тетку, с которой нет никакого сладу.

- Но, Дай, почему ты так зол, в чем причина?

- Сейчас я тебе скажу! - произнес он угрожающе. - И не строй из себя невинность, моя милая, потому что меня не проведешь и не задобришь ангельскими глазками! Ты ведешь двойную игру и прекрасно знаешь об этом! Какого черта ты все-таки потащилась к Кингу, хотя я запретил тебе связываться с процентщиками!

Она слегка смутилась, но тут же нервно спросила:

- Это Феликс тебе рассказал? Вот уж не ожидала от него такой низости!

Виконт был сердит на мистера Хедерсетта, но в нескольких исчерпывающих словах объяснил сестре, что она должна быть ему весьма обязана. Затем он обрисовал ей ужасную судьбу тех, у кого хватало глупости попасть в лапы ростовщиков, весьма высокопарно порассуждал о бедах, которые влечет за собой расточительность, и потребовал от Нелл торжественного обещания, что она больше никогда не пойдет ни к еврею Кингу, ни к другому процентщику.

- А если ты думаешь, что это так смешно, - гневно заключил он, - то ты ошибаешься!

- Нет, нет, вовсе нет! - сказала Нелл, пытаясь вложить в свой голос всю серьезность и здравомыслие. - Но только я... я не могла не улыбнуться, когда ты так клеймил расточительность и небрежность, а сам... да ты же сам такой, Дай! - Она увидела, что это замечание не только не смягчило его, но и произвело обратный эффект, и поспешно добавила: - Я больше никогда не буду! Конечно, было бы совсем плохо, если бы мне пришлось продолжать занимать деньги, но ведь я не собиралась этого делать, я бы отдала все в конце квартала, вот и все!

- Не сомневаюсь! И не успела бы оглянуться, как снова оказалась бы в переделке! А то я не знаю! - с чувством возразил Дайзарт. - А какого черта тебе понадобилось вмешиваться, когда этим занимаюсь я, одному Господу Богу известно!

- Да, но я подумала, не лучше ли мне заняться этим самой, - откровенно сказала Нелл. - А то вдруг ты сделаешь что-нибудь ужасное!

- Ну да, конечно! Скажешь тоже, Нелл! Что же такого я мог сделать, скажи на милость?

- Честно говоря, - созналась она, - я боялась, что ты кого-нибудь ограбишь.

- Боялась, что я кого-нибудь ограблю? - ахнул Дайзарт. - Боже милостивый! Хорошего же ты обо мне мнения!

- Но ты же хотел ограбить меня! - заметила Нелл. - И если бы я тебя не узнала, ограбил бы - сам знаешь!

- Ну, это уже ни в какие ворота не лезет! - вскричал Дайзарт. - Ведь все, что я хотел сделать, - это продать твои проклятые безделушки для твоего же блага! Если ты думаешь, что я собирался на этом заработать, то глубоко ошибаешься, милая моя!

- Нет, конечно, но это такой отчаянный поступок, Дай, и я с тех пор не знаю покоя. Я теперь только и думаю, что еще ты можешь выкинуть, и страшно волнуюсь. Потому что...

- Чушь! - перебил Дайзарт. - Да я даже не собирался брать побрякушки Летти! И вообще, к чему эти разговоры? Ты бы и глазом не моргнула из-за того, что лишилась драгоценностей, - разве не так?

- Т-так, но...

- И была бы дьявольски благодарна, что не узнала меня, когда на следующий день я притащил бы тебе деньжата. И я уверен, - безжалостно продолжал виконт, - что у тебя хватило бы благоразумия не спрашивать меня, где я их взял!

- О, Дай, боюсь, что это правда! - произнесла она с ошеломленным видом. - Это так ужасно!

- Вздор! - презрительно заявил виконт. - Слушай, Нелл, ну что ты сидишь мрачная как туча? Поверь мне, я не оставлю тебя в беде. У меня в голове есть парочка отличных мыслишек, но я не мог в мгновение ока раздобыть деньги, так что нет смысла дергаться, как рыба на сковородке, и каждый раз при встрече спрашивать, что мне удалось сделать! Дай мне неделю и увидишь, как я здорово все обтяпаю!

Она с сомнением посмотрела на него:

- А что это за идеи, Дай?

- Не твое дело! - ответил он решительным тоном. - Одна из них совершенно определенная: чем меньше ты об этом знаешь, тем лучше!

Дурные предчувствия завладели ею еще больше. Она сказала:

- Не буду тебе надоедать, но мне все-таки хотелось бы знать!

- Не сомневаюсь, но только не надейся, что я тебе смогу помочь, если при каждой моей попытке ты будешь поднимать такой шум, - сказал виконт. Но, похоже, именно так ты и будешь делать, потому что, сдается мне, ты совсем уже ошалела от страха!

- Мне очень жаль! - смиренно ответила она. - Я ведь стараюсь сохранять присутствие духа, но это так трудно, когда у тебя неприятности, Дай! Каждый раз, когда я слышу стук в дверь, мне кажется, а вдруг это Лаваль пришла требовать у Кардросса свои деньги, и тогда я сама не своя от беспокойства и тревоги!

- Не будь такой дурочкой, Нелл, - посоветовал виконт, обнимая ее за плечи и слегка прижимая к себе. - Она этого не сделает. По крайней мере, в ближайшие две недели. Будь уверена, она знает, что тебе нужно время, чтобы раздобыть наличные. Да-да, и если она не такая же простофиля, как ты, - а судя по всему, конечно нет, - она прекрасно знает, что ты ей заплатишь, проницательно добавил он. - Она только хотела напугать тебя, чтобы ты это сделала поскорее. Она даст тебе еще как минимум неделю времени, а может быть, и больше. Когда Кардросс возвращается в город?

- Думаю, в понедельник. Я не уверена, но он сказал, что уезжает на неделю. - Нелл немного помолчала, а потом, отвернувшись, добавила: - Я до смерти боюсь его возвращения, и это повергает меня в жуткое отчаяние!

Вернувшаяся в комнату Летти избавила виконта от необходимости отвечать. На ней была шляпка и легкая шаль, грациозно наброшенная на плечи; она вошла лишь для того, чтобы попрощаться с Нелл и сообщить ей, что как только она доберется до дома своей тетушки, то сразу же отошлет экипаж домой на случай, если золовке понадобятся услуги кучера. Она демонстративно проигнорировала виконта, но очень нежно поцеловала Нелл в щеку и сказала ей, чтобы та не думала присылать за ней коляску на Брайнанстон-стрит, поскольку тетушка наверняка позаботится о том, чтобы отправить ее домой.

- Так расфуфыриться всего лишь для тетки? - спросил Дайзарт, оглядывая ее критическим взглядом. - Должен сказать, шляпка что надо!

Заметив его присутствие, Летти приподняла брови со всем высокомерием, на которое была способна, и молвила ледяным тоном:

- Вы очень любезны, сэр!

- Дурешка! - снисходительно сказал Дайзарт.

Летти сверкнула глазами, но прежде чем она снова успела скрестить шпаги со своим неисправимым мучителем, вмешалась Нелл.

- Ты выглядишь прелестно, - заверила она Летти, провожая ее до двери. Я пойду с тобой, чтобы посадить тебя в коляску. Думаешь, ты не замерзнешь в одной шали?

- Наверняка замерзну, - простодушно ответила Летти, - но носить ротонду - это так вульгарно! - Задержавшись в холле, чтобы натянуть перчатки, она задумчиво произнесла: - Не хочу огорчать тебя, Нелл, но, по-моему, Дайзарт - самый невыносимый и невежливый человек на свете!

- Ты абсолютно права, - рассмеялась Нелл. - Ты и не можешь думать по-другому. Дело в том, что, поскольку мы с тобой родственники, он относится к тебе как к своей сестре.

- У моего брата масса недостатков, но даже он так не обращается со мной!

- Конечно, нет, но он же намного старше тебя. Если бы у тебя был брат твоего же возраста, у тебя бы хватило находчивости, чтобы отбрить Дайзарта, - с улыбкой сказала Нелл.

- Я просто счастлива, что у меня его нет, и уверяю тебя, Нелл, я сочувствую тебе!

- Спасибо! Это и вправду тяжелый случай, - сказала Нелл; глаза ее искрились весельем. - Что ты за несносное создание! Только не сердись и на меня тоже! До свидания. Пожалуйста, передай от меня тетушке все, что следует. Боюсь, что в твоем невнимании к ней она считает виноватой меня, но надеюсь, отдаст мне должное за то, что я предоставила ей тебя на сегодня.

Она говорила небрежным тоном, но прекрасно понимала, что миссис Торн вправе обижаться на нее из-за Летти. Кардросс, считавший, что причину недостатков Летти следует искать именно в доме этой самой дамы, возможно, и стремился держать Летти подальше от ее семейства. Но Нелл никогда не могла заставить себя помогать ему в осуществлении этих намерений. Более того, она не раз предлагала Летти поехать вместе и нанести утренний визит ее тетушке. И она без всякого удивления узнала, что миссис Торн считает, будто о ней совсем забыли; Нелл и сама думала, что Летти проявляет чересчур мало внимания к женщине, заменившей ей мать. Собственно, она была бы немало удивлена, узнав, что миссис Торн не только не упрашивала племянницу навестить ее в то утро, но и не имела ни малейшего представления о предстоящем визите и потому вместе со своей дочерью Фанни отправилась по магазинам посмотреть на шелка.

Но приезда Летти ожидала мисс Селина Торн. Едва увидев подъехавшую к дому коляску, она сбежала вниз по лестнице и приветствовала кузину, всячески выказывая свое удивление и восторг. Целуя ее, она, однако, с заговорщическим видом прошептала:

- Не бойся! Все спокойно! Затем - специально для горничной, которая впустила Летти в дом, - она произнесла:

- Как я рада, что не поехала с мамой и Фанни! Пойдем наверх, душенька, мне надо столько рассказать тебе!

Это была миловидная девушка чуть моложе Летти, но гораздо крупнее. Рядом со своей изысканной кузиной она казалась чересчур упитанной, немного неуклюжей, но это ничуть не портило ее настроения. Она была добродушна, как и ее мать, считала себя весьма разумной особой и имела столь романтический характер, что повседневная жизнь казалась ей до отвращения пресной. Селина воображала, что ей пришлось бы куда более по вкусу жить в обстановке одного из знаменитых романов миссис Рэдклифф. Приведя Летти наверх, в гостиную, она закрыла дверь и сказала, таинственно понизив голос:

- Душенька моя, ну и утро у меня было! Я думала, что все сорвется, потому что мама чуть ли не потребовала, чтобы я поехала с ней. Мне пришлось немного схитрить: сказала, что у меня болит голова, и все наконец обошлось, только я была до смерти напугана, потому что она так копалась, что казалось, они с Фанни так и не уйдут до твоего приезда! Как ты прелестно выглядишь! Мистер Эллендейл будет в восторге!

- Если только он не подведет! - сказала Летти. - Я очень просила его встретиться со мной здесь сегодня, но не знаю, сможет ли он. Если у него много работы, ему придется пробыть в министерстве иностранных дел весь день. Только неужели он не сможет предупредить меня?

Мисс Торн была твердо убеждена, что сила чувств мистера Эллендейла возьмет верх над всеми прочими обстоятельствами. Она увлекла Летти к окну, чтобы не пропустить его приезда, потому что собиралась сбежать вниз и открыть ему дверь прежде, чем он постучит и его увидит прислуга.

- Это будет просто ужасно, если мама узнает, что он здесь был! щебетала Селина. - Если она что-то заподозрит, будь уверена, она тут же отправится к твоему брату, потому что ей ваши отношения нравятся не больше, чем ему. Не далее как вчера она заявила, что считает это исключительно неудачной партией и удивляется, как мистер Эллендейл может быть таким назойливым! Я опустила глаза и не дала выхода своим эмоциям, но можешь себе представить, что я почувствовала, услышав такие слова от человека, которого считала воплощением рассудительности! О, милая моя Летти, я дала себе обет, что если какое-нибудь вмешательство с моей стороны поможет спасти тебя от горестной судьбы быть принесенной в жертву богатству и положению, то я сделаю все, что надо!

Летти поблагодарила ее, но тут же весьма разумно заметила, что, поскольку Кардросс едва ли прислушается к ее совету, она ничего не сможет сделать для достижения этой благородной цели. Мисс Торн, которая с таким восторгом взяла было на себя роль посредницы, несколько остыла. Подумав, она вынуждена была признать, что у семнадцатилетней девушки действительно мало возможностей помочь роковой любви. В тишине ее спальни легко было придумывать приятные романтические истории, в которых она играла главную и часто героическую роль. "Самая благородная из девушек. Мы абсолютно всем обязаны вам", - провозглашал мистер Эллендейл, которого накануне брака Летти с дворянином распутного нрава (выбранного ей в мужья братом) тайно венчает с ней священник, привезенный в дом под покровом ночи с помощью ее преданной кузины. В этих историях Селина преодолевала все трудности, просто не обращая на них внимания, но при холодном свете дня она не настолько предавалась мечтам, чтобы не осознавать: в скучной реальной жизни на ее пути стоят некоторые непреодолимые преграды, не последней из которых является сам мистер Эллендейл. Хотя Летти сразу оценила бы красоту этого венчания в полутемной комнате, освещаемой единственным подсвечником в руках у кузины, пылкого влюбленного, скорее всего, пришлось бы долго уговаривать, чтобы склонить к столь неподобающему действию. Что касается непременного духовного лица, то даже самый отчаянный оптимист не стал бы предполагать, что существует способ убедить преподобного Уильяма Такстеда, единственного священника, которого знала Селина, совершить то, что требовалось от него при данной церемонии.

Как ни были грустны эти соображения, они не могли надолго опечалить Селину. Пусть любовная история Летти не достигает высот истинной драмы, но все же она очень романтична; и ее утешала мысль о том, что без вмешательства своей кузины Летти вряд ли удалось бы устроить тайное свидание со своим возлюбленным. Для устройства браков старших сестер услуги Селины не понадобились; и ничего, по ее мнению, не могло быть более нелепого, чем брак Марии с мистером Тислтоном, - разве что помолвка Фанни с мистером Хамби событие, имевшее место в прошлый вечер. Ни одна из девиц не оказала ни малейшего сопротивления, оба джентльмена обладали значительным состоянием и положением в обществе, благодаря которым считались завидными женихами. Пожалуй, с помолвкой Фанни еще можно было смириться, но вот с замужеством Марии... Мистер Хамби не был знаком семейству Торн, когда начал ухаживать за ней, и потому это было все-таки не так уныло, как брак Марии с Джоном Тислтоном, которого она знала всю свою жизнь; но мисс Селина считала, что будет жестоко обижена судьбой, если та не пошлет ей пламенного возлюбленного - столь "неподходящего", что ему будет обеспечено отчаянное сопротивление ее родителей, даже преследование; но она вынесет это с высочайшим героизмом, а закончится все побегом. Поскольку такой джентльмен пока еще не появился на горизонте, она всей душой отдалась делам Летти. Ей ничего не стоило наделить Кардросса всеми качествами тирана; а если благопристойность мистера Эллендейла поначалу заставляла думать, что его не удастся вовлечь в какие-либо отчаянные действия, то потом она решила, что это объясняется не врожденной респектабельностью, а весьма своеобразной сдержанностью чувств.

Она как раз рассказывала Летти о пошлых поздравлениях, полученных в связи с известием о помолвке Фанни, когда у дома показался мистер Эллендейл. Она тут же привела свой план в исполнение, так быстро сбежав с лестницы, что оказалась у двери гораздо раньше его, и потому обнаружила, что приглашает "входить и ничего не бояться" лишь пустое пространство. Мистер Эллендейл, однако, вскоре появился; уже отрепетировав (хотя и невольно) свою приветственную речь, она смогла усовершенствовать ее.

- Я знала, что вы придете! - заявила она. - Я сейчас провожу вас к ней. Не беспокойтесь, вам никто не помешает! Ни одна живая душа не знает о том, что вы здесь! Тсс!

Удивленный тем, что входную дверь открывает одна из дочерей хозяйки, мистер Эллендейл растерянно заморгал.

- Прошу прощения! - сказал он.

- Не говорите так громко! - предупредила она. - Слуги не должны знать, что вы здесь.

- Но почему? - спросил он. - Разве миссис Торн нет дома?

- Нет, нет, вам нечего бояться! - уверяла его Селина. - Они с моей сестрой отправились в Сити. Если они вернутся, не сомневайтесь, я дам вам знать!

- Тогда мне не следует здесь оставаться, - сказал он с раздраженным видом. - Мне в высшей степени неприлично находиться в доме в отсутствие миссис Торн.

Селина была несколько сбита с толку столь прозаическими словами, но с честью вышла из положения.

- Сейчас не время думать о приличиях! - сказала она серьезно. - Ваше положение безнадежно, и как бы под этими сокрушительными ударами моя кузина ни старалась сохранять присутствие духа, ее страдания безутешны! Вы должны немедленно пойти к ней!

- Я не предполагал, что эта встреча имеет тайный характер, - сказал он. - И я не могу с этим согласиться! Я заверил лорда Кардросса, что всячески осуждаю подобное поведение, такие встречи с его кузиной за его спиной не могут быть приемлемыми для человека чести!

Ни в одном романтическом плане Селины не было возлюбленного, которого нужно было бы уговаривать встретиться с предметом своей страсти; и сумей только она найти ему замену в этой драме, она вытолкала бы мистера Эллендейла из дому. Но поскольку замены не было, она была вынуждена как можно лучше использовать этот неподходящий материал, имевшийся под рукой.

- Я уверена, вы не позволите такой ерунде стать препятствием для вашей встречи с Летти! - сказала она. - Не забывайте, насколько она взволнованна! Она вне себя от отчаяния, и я не удивлюсь, если ее рассудок не выдержит!

Мистер Эллендейл был всего лишь человеком. Ужасная картина, возникшая при этих словах в его воображении, лишила его всякой способности сопротивляться, и он без дальнейших пререканий последовал за Селиной вверх по лестнице.

- Я привела его к тебе, душенька! - объявила Селина, распахивая дверь в гостиную.

Страдающая возлюбленная мистера Эллендейла, которая как раз проверяла, насколько эффектно она выглядит в новой шляпке, надетой под другим углом, оторвавшись от зеркала, повернула к нему свое пышущее здоровьем красивое лицо.

- Слава Богу, ты пришел! - сказала она. - Я ужасно беспокоилась, думала, вдруг ты не сможешь . Конечно, я должна была знать, что ты как-нибудь устроишь это. Милый Джереми!

Селина могла бы внести усовершенствования в эту речь, но у нее не было никаких претензий к тому, как Летти бросилась на широкую грудь мистера Эллендейла и обвила его шею обеими руками. Это зрелище, пожалуй, могло бы заставить Кардросса отправить свою юную подопечную в монастырь со строгим уставом, предназначенный для знатных леди, но Селине оно доставило величайшее удовлетворение. Задержавшись в комнате достаточно долгое время, чтобы увидеть, как мистер Эллендейл, несмотря на свою благовоспитанность, отвечает на это безыскусное объятие с таким пылом, что Летти пискнула и запротестовала, боясь, что он сломает ей ребра, Селина неохотно удалилась, чтобы занять сторожевой пост на лестничной площадке.

Обеспокоенно взглянув через плечо, мистер Эллендейл с облегчением увидел, что она ушла. Отпустив Летти, он сердито сказал:

- Знаешь ли, любовь моя, это не дело! Эта твоя кузина...

- О, с ней все в порядке! - сказала Летти. - Она никогда не выдаст нас!

- Да, но для девицы ее возраста... она ведь, наверное, даже еще не выезжает! Это просто возмутительно.

- Вздор! - сказала Летти, усаживая его на софу и садясь рядом. - Нам надо столько обсудить, Джереми! Ты прислал мне ужасную весть! Шесть недель! О, милый, прошу тебя, скажи им, что ты не поедешь!

Мистер Эллендейл уже очень хорошо знал свою любимую, но эта бесхитростная просьба удивила его.

- Не поеду?! Но, дорогая моя...

- Уже так скоро! - умоляла она. - Если тебе надо отплывать уже через шесть недель, подумай только, какие нас ждут трудности. Я подозреваю, что за такое короткое время мне никак не удастся склонить Джайлза согласиться на наш брак!

Он завладел ее руками и сидел, крепко сжимая их.

- Летти, тебе это никогда не удастся, - произнес он с трудом.

Она уставилась на него круглыми от удивления глазами.

- Никогда? Какая чепуха! Конечно, удастся! Просто все так внезапно и он еще не привык к этой мысли!

Он покачал головой:

- Он сделает все, что в его власти, чтобы помешать нашему браку. Я в этом полностью уверился в тот день, когда побывал у него на Гросвенор-сквер. И не виню его. С точки зрения светского общества...

- А я его виню! - перебила Летти; она раскраснелась, глаза ее сверкали. - Если меня ни капли не волнует это светское общество, то его и вовсе не должно волновать. И если мое счастье значит для него так мало, я буду считать себя абсолютно правой, если выйду за тебя замуж, что бы он там ни говорил!

Он поднялся и принялся кружить по комнате, сжимая и разжимая кулаки.

- Если бы это было возможно! Если бы только не это назначение и не мои перспективы, которые я без стеснения могу назвать блестящими, я бы тоже считал это правильным... Но что толку! Обстоятельства таковы, что мы всецело в его власти.

- Что? - вскричала Летти. - Ничего подобного! Лично я ни в чьей власти, и надеюсь, что ты тоже!

- Ты еще несовершеннолетняя, - мрачно сказал он.

- Ну да, конечно! - уступила она. - Но если бы мы поженились, ему пришлось бы смириться с этим, потому что он не захочет скандала.

Он немного помолчал. Когда он заговорил, в голосе его, звучало глубокое чувство, будто эти слова вырывали у него силой.

- Мы в его власти... потому что я не в состоянии содержать жену. Вот почему мое положение так безнадежно!

- Я постараюсь не быть расточительной, - предложила Летти.

Он нежно посмотрел на нее, но сказал:

- Ты привыкла пользоваться всеми радостями жизни. А в моих обстоятельствах, я не могу обеспечить тебя даже самым необходимым. Забрать тебя из-под опеки брата только для того, чтобы тебе пришлось придерживаться строжайшей экономии, - на это способен только негодяй! Я не должен - и не хочу этого делать!

- Да, потому что я вряд ли способна на строжайшую экономию, согласилась Летти, подходя к делу беспристрастно. - Но мы могли бы жить в счет моего наследства, разве нет?

- Занимать деньги под твое наследство? Нет! Тысячу раз нет! - с нескрываемым возмущением заявил мистер Эллендейл.

- А вот брат Нелл именно так и поступает, - возразила Летти. - Не знаю точно, как это ему удается, но если ему можно, я уверена, что можно и мне, к тому же у меня средств гораздо больше, чем у него.

- Выбрось это из головы! - потребовал мистер Эллендейл, заметно побледнев при отвратительной мысли о долгах, в которые их может ввергнуть ее бесхитростное предложение. - Ничто не заставит меня следовать примеру виконта Дайзарта!

- Да, ты прав! - согласилась она, припомнив малоприятное поведение виконта. - Я считаю его самым легкомысленным субъектом, и к тому же исключительно противным! Но только что же делать, если ты не считаешь мое содержание достаточным? Знаешь, я получаю пятьсот фунтов в год, и мне не придется много тратить на платья, потому что у меня их и так уже полно. Она умолкла, и вдруг глаза ее засверкали. - Конечно же! У меня есть прекрасная идея! Я могу накупить сотни рулонов шелка, муслина и батиста чтобы хватило на много лет - и велеть торговцам отправить счета Джайлзу!

- Боже милостивый! - вскричал мистер Эллендейл и даже перестал ходить по комнате, уставившись на нее с ошарашенным видом.

Она поняла, что ее предложение не вызвало восторга.

- По-твоему, не следует? Но подумай, Джереми! Даже если он откажется платить - а я в этом сильно сомневаюсь, - они не смогут прижать меня к стене, ведь я буду в Южной Америке, и все будет в полном порядке.

Об истинной глубине любви мистера Эллендейла свидетельствовал тот факт, что он почти мгновенно справился со своим невольным возмущением, осознав, что эта хитроумная идея продиктована не испорченностью Летти, а всего лишь ее совершенной невинностью.

- Это было бы нечестно, любовь моя, - сказал он.

- О-о! - протянула Летти.

Было видно, что он ее совсем не убедил. Мистер Эллендейл понимал, что его долг - вразумить ее, но в данный момент чувствовал себя неспособным на это и поэтому лишь произнес:

- Кроме того, если я женюсь на тебе против воли Кардросса, не думаю, что он будет по-прежнему выплачивать тебе содержание.

Она ушам своим не поверила.

- Нет! Он не может быть таким подлым!

- Он предупредил меня, что твое состояние останется в его руках до твоего двадцатипятилетия. И потому размер твоего содержания, которым ты можешь располагать, зависит от него. Я уверен, что понял его правильно.

- Двадцатипятилетия? - ахнула Летти. - О, какая подлость! Да я уже буду старухой! Знаешь ли, я очень рада, что не помню своего папашу, ведь если он сыграл со мной такую шутку, он, должно быть, был омерзительной личностью! Можно подумать, он хотел, чтобы Джайлз лишил меня моего наследства!

- Ну что ты, об этом не может быть и речи, - начал добросовестно объяснять мистер Эллендейл. -Но дело в том...

- В общем, я не желаю, чтобы кто-либо одержал надо мной верх, и я тебе обещаю, что этого не будет! - возбужденно сказала Летти. - Будь уверен, я найду способ справиться с Джайлзом. Но признаюсь, милый, это будет очень трудно, потому что тебе надо скоро отплывать. Джереми, пожалуйста, не надо!

- Ты не понимаешь, - сказал он. - Я не могу отказаться от такого многообещающего назначения! Ты и сама не хотела бы, чтобы я отказывался.

- Нет, нет! Не отказывайся, но разве ты не можешь сказать им, что ты не можешь отправиться в Бразилию так скоро? Скажи им, что поедешь через три месяца! Я уверена, к тому времени мы что-нибудь придумаем.

Эти слова вызвали у него легкую грустную улыбку, но он покачал головой:

- Нет, я действительно не могу! Подумай, дорогая было бы совсем неразумно с моей стороны обижать моего доброго покровителя! Я ведь обязан этой должностью лорду Роксвеллу, и выказывать ему хоть малейшую неблагодарность...

- Я уже думала об этом, - перебила она. - Я уверена, он хотел сделать тебе как лучше, только вот получилось все наоборот.

- То есть как? - недоуменно спросил он. - Он был так добр, что взялся позаботиться о моем продвижении по службе. Я, кажется, говорил тебе, что они были в теплых отношениях с моим отцом.

- Да, и это навело меня на очень хорошую мысль. Ты должен немедленно броситься к нему и сказать, что ты хотел бы отправиться туда послом!

- Сказать, что я хотел бы поехать туда послом? - повторил совершенно ошеломленный мистер Эллендейл.

- Нет, конечно, в очень вежливой форме, - продолжала она, видя, что ее предложение, не вызвало того восторга, какого заслуживало. - Ты можешь сказать ему, что теперь, когда у тебя было время так хорошо подумать, ты пришел к выводу, что тебе лучше бы стать послом, или... Но ты сам лучше знаешь, что сказать!

- Нет! - убежденно сказал мистер Эллендейл. - Я не знаю. Обожаемая моя, откуда тебе знать... ты и представления не имеешь... Пройдут годы, прежде чем я смогу надеяться на такое повышение. Что же касается лорда Роксвелла Боже милосердный!

- А что, ты предпочитаешь, чтобы его попросила я? - спросила Летти. - Я с ним почти незнакома, но Джайлз знает его, и мы часто встречаем его на приемах.

Мистер Эллендейл снова сел рядом с ней и схватил за руки.

- Летти, обещай мне не делать ничего подобного! - взмолился он. - И думать об этом забудь! Поверь мне, это будет катастрофа!

- Правда? Ну хорошо, я не буду, но думаю, что ты все-таки должен поговорить с ним, - безмятежно проговорила Летти. - Вот только ты, наверное, не сможешь сказать, что из тебя получился бы отличный посол, а мне бы это ничего не стоило.

Весьма тронутый, мистер Эллендейл запечатлел несколько поцелуев на ее руках и воскликнул слегка охрипшим голосом:

- Какая прелесть! Какая невинность! Увы, нет, любовь моя! Этого не будет! Я должен довольствоваться тем, что мне предложено, - и честное слово, это даже больше, чем я ожидал!

- А я считаю, что это меньше, чем ты заслуживаешь, - с горячностью ответила Летти. - Но если ты полагаешь, что обращаться к лорду Роксвеллу не имеет смысла, я не буду настаивать. Мы придумаем другой план.

Она говорила с оптимизмом, но мистер Эллендейл только вздохнул:

- Если бы мы могли! Но мои раздумья приводят меня лишь к печальной необходимости ожидания. Если бы твое нынешнее содержание было закреплено за тобой постоянно, я бы, наверное, почувствовал искушение, хотя, полагаю, нашел бы в себе силы противостоять сердечному импульсу. Положение же, в котором пребываем мы оба - ты зависишь от каприза твоего брата, а я в таких стесненных обстоятельствах, что и думать страшно, - лишает нас надежды. Похоже, одна из моих сестер (как я надеюсь) собирается вступить во вполне приличный брак; мой дядюшка всегда обещал выделить содержание Филиппу, как только тот будет рукоположен, а это должно произойти в этом году; но Эдвард еще учится в школе, а в сентябре к нему присоединится Том. Моя совесть не позволит мне, любимая, заставить вдовствующую родительницу нести такие тяжелые расходы, не оказывая ей помощи.

Летти согласилась, но без особого восторга.

- А тебе не кажется, что Том мог бы и не ходить в школу? - осмелилась она спросить.

Мистер Эллендейл с негодованием отмел это предложение, которое наверняка вызвало бы восхищение и уважение к Летти у ее будущего зятя.

- А твой дядюшка не мог бы платить за Тома?

Он покачал головой:

- Боюсь... Тебе следует знать, что у него самого имеется многочисленное потомство, и кроме того, он частично несет расходы на образование Филиппа. Филипп его крестник, но неправильно было бы требовать от него, чтобы он содержал еще Эдварда или Тома.

Наступило подавленное молчание. Мистер Эллендейл нарушил его похвальной попыткой проговорить веселым тоном:

- Мы должны запастись терпением. Это будет очень трудно, но зато у нас впереди будущее. Кардросс сказал, что если мы оба не передумаем, когда я вернусь из Бразилии, он не откажет нам в своем согласии. Я верю, что он человек слова; и эта мысль, эта надежда поможет нам стойко вынести нашу разлуку. Я не считаю его бесчувственным и полагаю, что он не запретит нам переписываться.

- Может и запретить, если захочет, но я не собираюсь ему подчиняться! заявила Летти дрожащим голосом. - Только я не умею писать письма и вовсе не хочу переписываться с тобой! Я хочу быть с тобой! О, не говори о нашей разлуке, Джереми! Я не могу этого вынести, я не вынесу! Кардросс должен продолжать выплачивать мне содержание, и он будет!

Мистер Эллендейл таких надежд не питал, не вызывал у него восторга и план все-таки уговорить Кардросса, успех которого зависел от того, сумеет ли она довести себя до крайнего истощения, не беря в рот ни крошки еды. Потом Летти горько расплакалась, а к тому моменту, когда ему удалось успокоить ее, уже наступило время расставания. Когда он вышел из гостиной, его измученное лицо вполне восстановило репутацию влюбленного в глазах Селины; а увидев, что кузина все еще судорожно всхлипывает, она поняла, что все идет как надо, оставалось только, чтобы Летти подверглась теперь жестокому преследованию со стороны бессердечного опекуна.

- Нет, я бы предпочла обойтись без преследования, спасибо! - сердито сказала Летти. - И потом, он и так меня преследует!

- Этого недостаточно! - с уверенностью заявила Селина. - Как ты думаешь, если пригрозить ему, что ты убежишь, он запрет тебя на чердаке?

- Ну конечно нет, глупышка!

- Обычно так делают, - возразила Селина. - Если тебе удастся заставить его это сделать, ты сможешь выбросить мне из окна записку, а я тут же доставлю ее мистеру Эллендейлу. Он сочтет своим долгом спасти тебя, и тогда вы смогли бы убежать.

- Так бывает только в романах, - презрительно сказала Летти. - Хотела бы я знать, как это Джереми сможет спасти меня! Ты что, он ведь даже не войдет в дом, не постучав в дверь, и что, скажи на милость, он должен сказать привратнику?

- А может быть, в доме есть потайной вход? - спросила слегка разочарованная Селина.

- Конечно нет! Они бывают только в замках!

- А вот и нет! - торжествующе вскричала Селина. - Я, например, знаю обыкновенный дом, где есть потайной вход! Не помню точно, где это, но я была там, когда мама возила нас с Фанни в Сомерсет к дядюшке!

- Какая разница, где это, на Гросвенор-сквер нет никаких потайных дверей.

- Нет, - согласилась Селина. Тут ее осенила новая идея, и глаза ее было засверкали, но они тут же погасли, когда она представила себе мистера Эллендейла, проникающего в дом Кардросса под видом трубочиста.

- И к чему говорить об этом, - сказала Летти, подводя черту под разговором, - на чердаке всегда полно прислуги. Так что хватит болтать ерунду!

- Ничего не ерунда! Ты же так не думала, когда мы читали эту роскошную историю о девушке, которую ее дядя держал взаперти, чтобы она согласилась выйти замуж за его сына, - у него еще был злодейский вид, и два свирепых мастифа, и...

- То книжки! - нетерпеливо вскричала Летти. - А это вправду!

Глава 8

Летти провела на Брайанстон-сквер весь день; и велика же была радость миссис Торн, вернувшейся после затянувшейся поездки по магазинам, когда она увидела у себя в доме Летти. Они должны были купить шелк и муслин для будущего подвенечного наряда Фанни; и хотя поход по магазинам носил характер предварительной разведки, они накупили столько всяких мелочей, что все оставшееся время, что Летти провела у них в гостях, они только об этом и говорили. Миссис Торн, правда, заметила, что у Летти какой-то невеселый вид, но приписала его капризу и не обратила на это особого внимания, только позволила себе не слишком благовоспитанно заметить, что, несмотря на разницу в три года, она никогда не думала, что Фанни выйдет замуж раньше кузины.

Тем временем для Нелл день проходил обычно, если не сказать скучно, и поскольку такие комнатные занятия, как вязание, плетение кружев и бахромы или попытка разложить пасьянс - развлечение, которому так любезно научил ее принц-регент, - не давали ей отвлечься от тревожных мыслей, она вскоре стала жалеть, что отказалась даже от такого невинного развлечения, как утренник с французскими сельскими танцами, на который была приглашена. Вообще-то, казалось, ей никакого времени не хватит для того, чтобы успеть во все места, куда ее приглашали, потому что сезон был в разгаре, и каких только развлечений не предлагалось - от "венецианского завтрака" до "большой прогулки на воздушных шарах"; а в кратких промежутках между всеми этими развлечениями она либо отдавалась в руки мистера Блейка, в котором смехотворное самодовольство сочеталось с истинным талантом к созданию дамских причесок, либо позировала для портрета мистеру Лоуренсу. Кардросс заказал ее портрет в полный рост, и, поскольку Лоуренс после смерти Хоппнера стал самым модным портретистом в Англии, это обошлось ему в кругленную сумму - четыреста гиней. Но мистер Блейк всего неделю назад сделал ей модную стрижку, и теперь работу над портретом пришлось отложить, пока волосы не отрастут до прежней длины. Ей не хотелось идти одной на выставку Королевской академии в Сомерсет-Хаус, потому что это было бы не только скучно, но и могло бы сделать ее легкой добычей для какой-нибудь другой одинокой дамы, например миссис Берри, которой можно было восхищаться, но только не любить. В Лондоне было полно пожилых дам, являвшихся приятельницами мамы, и если где-нибудь можно было встретить их наверняка, то именно в Сомерсет-Хаус. И вот, сплетя несколько узелков бахромы, прочитав несколько страниц из "Коринны", меланхолически понаблюдав за детьми, игравшими в бильбоке в Сквер-Гарден, и попытавшись сосредоточиться, чтобы написать запоздалое письмо мисс Уилби, она решила, что погода слишком хороша, чтобы сидеть дома, и что в отсутствие более веселых развлечений следует поехать в Челси, в оранжерею Таббса, что на Кинг-роуд, и выбрать там растения, которые превратят бальный зал Кардросс-Хаус в волшебную страну цветов.

Этот грандиозный план возник благодаря желанию Летти задрапировать зал розовым ситцем. Такой новый вид убранства она увидела на одном из первых балов сезона, и он поразил ее воображение. Сотни рулонов ситца были собраны на манер огромного шатра; все громко выражали свое восхищение и поздравляли хозяйку с такой прелестной идеей; и Летти, убежденная, что скоро это станет криком моды, несколько недель то клянчила, то требовала, чтобы Кардросс тоже превратил свой бальный зал в розовый шатер для грандиозного костюмированного бала, который они давали в конце месяца. К сожалению, Кардросса не восхищал эффект розового ситца, а когда Летти согласилась, что ситец - это слишком дешево и что будет гораздо элегантнее (а главное - лучше, чем у леди Уэлдон) использовать для этих целей шелк, он настолько однозначно высказал свое мнение по поводу этого, что она окончательно укрепилась в мысли, что его вкус так же старомоден, как дурен его характер. Она не замедлила сообщить ему об этом, и то, как он принял ужасное обвинение, не сделало ему чести. "Я знаю, - сказал он. - Уверяю тебя, Летти, я и сам удивляюсь, до какой степени я скряга, если жалею несколько сотен фунтов на подходящее убранство бального зала, которое оттенило бы твои чары. - Он смеющимися глазами посмотрел на Нелл и, поддразнивая ее, добавил: - Вот если бы вы попросили у меня голубую драпировку!.."

Летти была готова согласиться и на голубую, но не нашла у Нелл поддержки. Нелл, которой не меньше, чем Летти, хотелось поразить своих гостей, и не собиралась подражать леди Уэлдон или какой-либо другой моднице. Если Кардросс согласится, она поразит всех еще больше, - превратив бальный зал в настоящий сад. Ее всегда удивляло, что дамы так скупо используют цветы; так пусть же они скрежещут зубами от зависти, увидев, чего можно достигнуть с помощью вкуса, изобретательности и услуг первоклассного флориста. Кардросс тут же дал ей карт-бланш; и Летти, выслушав ее предложение с явным предубеждением, вынуждена была признать, что действительно это будет и красиво, и необычно.

И Нелл отправилась в Челси. Как только мистер Таббс, с льстивой почтительностью приветствовавший миледи, понял цель ее визита, он тут же горячо поддержал ее, собрал своих главных помощников и сразу предложил ей несколько различных планов убранства зала. Они были не похожи один на другой, но имели одну общую особенность: все стоили очень дорого. Но поскольку Кардросс разрешил Нелл делать все, что она захочет, только не драпировать зал розовым ситцем, это соображение ее нисколько не останавливало. Выбирая цветы и травы и обсуждая с мистером Таббсом сравнительные достоинства гирлянд, цветочных корзинок и шпалер, установленных вдоль стен и покрытых зеленью, она очень приятно провела целый час, забыв на время о своих невзгодах. Она рассталась с мистером Таббсом очень сердечно, и этот замечательный садовник уговорил ее оказать ему честь, приняв в подарок букет, составленный из лучших цветов, которыми она особенно восхищалась при осмотре его сада. Букет был так велик, что его пришлось положить на пол коляски, но мистер Таббс не поскупился: ведь не каждый день, получаешь такие замечательные заказы, как тот, что сделала леди Кардросс. Он заверил миледи, что она может полностью положиться на его способность обеспечить достижение такого эффекта, который поверг бы ее гостей в трепет и восхищение. Ее коляска еще не успела отъехать, как он подозвал своего главного помощника и приказал ему проявить все свое мастерство и искусство.

- Потому что, запомни мои слова, Энди, - сказал он, - это войдет в моду! Я не удивлюсь, если скоро у нас отбою не будет от заказчиков!

Нелл тоже надеялась, что станет законодательницей новой моды. Со времени ее замужества в Кардросс-Хаус уже было несколько приемов, но это был первый большой бал, который она давала, и ей хотелось, чтобы о нем говорили что-то еще помимо того, что там была ужасная давка.

Когда она приехала домой, Летти еще не вернулась с Брайанстон-сквер. Сняв шляпу и перчатки, Нелл занялась аранжировкой своего букета в нескольких вазах. Она как раз ставила одну из них на обливной столик в углу гостиной, когда позади нее послышался голос:

- Очаровательно!

К счастью, в этот момент вазы у нее в руках не было, иначе она обязательно уронила бы ее, так судорожно она вздрогнула. Громко ахнув, она обернулась и увидела Кардросса, который неслышно вошел и теперь стоял у двери, лукаво глядя на нее. Он успел снять крылатку, но было видно, что он только что приехал в город, ибо на нем все еще был деревенский костюм, состоявший из сюртука, штанов из оленьей кожи и высоких сапог.

Услышать его голос, когда она считала его находившимся за сотни миль от дома, было величайшей неожиданностью, и потому первым чувством Нелл было смятение. Она быстро пришла в себя, но он уже успел увидеть испуг на ее лице. Лукавство в его глазах исчезло и сменилось вопросительным выражением.

- Кардросс! О, как вы меня напугали! - воскликнула она слабым голосом.

- Похоже, я просто поверг вас в ужас, - сказал он, не делая и шага, чтобы приблизиться к ней, и продолжая жестко смотреть на нее прищуренными глазами.

- Нет, нет! Как вы можете такое говорить? - покраснев, запротестовала она с нервическим смехом. - Я так рада... я не надеялась увидеть вас раньше понедельника, и когда внезапно услышала ваш голос... то так и подскочила!

- Прошу прощения, - сказал он без улыбки. - Мне, конечно, следовало предупредить о своем приезде. Вы должны простить меня за бестактность.

- Джайлз, какая нелепость! - сказала она, протягивая руку.

Он подошел, взял ее руку и с учтивым поклоном слегка коснулся ее губами. И тут же отпустил со словами:

- Да, прямо как в том фарсе, который мы видели в Ковент-Гарден и сочли столь глупым. Мне остается только начать искать любовника, спрятанного за шторами или под диванами.

Холодный поцелуй, который он запечатлел на ее руке, встревожил и расстроил ее, но его слова оказались столь не соответствующими действительности, что она рассмеялась:

- В надежде обнаружить вашего кузена Феликса? Это очень неприлично, совершенно нелепая мысль, нет, как было бы смешно действительно обнаружить его в такой ситуации!

Он чуть заметно улыбнулся, и подозрительное выражение почти исчезло с его лица. Он все еще смотрел на нее и ей было трудно выдержать его взгляд.

- Что случилось, Нелл? - спросил он через несколько секунд.

- Да ничего! Я... я не понимаю, о чем вы! Вы обижены, что я так испугалась? Но ведь вы сами виноваты.

Он ответил не сразу, а когда наконец заговорил, голо его звучал совершенно бесстрастно:

- Вы правы. Кто же из ваших многочисленных воздыхателей подарил вам эти прекрасные цветы? Вы восхитительно расставили их в вазах.

- Никто! По крайней мере, я не льщу себя надеждой, что он мой воздыхатель! Я принесла их - и здесь еще не все! - от Таббса, владельца оранжереи! Я была у него сегодня, чтобы заказать цветы для нашего бала, и он упросил меня принять букет невообразимых размеров!

- Правда? Тогда следует предположить, что вы сделали ему основательный заказ.

Она немного встревожилась.

- Ну да, - призналась она. - Но это же будет самый роскошный бал сезона и... и вы сами сказали мне, что я могу потратить на него сколько захочу!

- Конечно. Я вовсе не порицаю вас, любовь моя.

Она чувствовала потребность оправдаться, потому что, несмотря на это утверждение, в голосе его не было сердечности.

- Это ведь первый бал, который мы даем здесь... первый большой бал, извиняющимся тоном напомнила она. - Вы же не хотите, чтобы его вспоминали просто как очередную толчею, которая ничем не отличается от прочих!

- Дорогая Нелл, вам совсем не нужно оправдываться! Конечно, пусть все будет по высшему классу! А мы будем угощать гостей розовым шампанским?

- Вы надо мной смеетесь? - осторожно спросила она. - Звучит исключительно элегантно, но я никогда не слыхивала о таком.

- Вовсе нет, я не смеюсь! Уверяю вас, это придаст балу особый шарм.

- Еще более тонкий, чем розовый ситец? - отважилась она спросить, и в ее взгляде проскользнула улыбка. Наконец он рассмеялся:

- Конечно, и даже тоньше, чем розовый шелк! Кстати, а где Летти?

- Она поехала в гости к миссис Торн. Я уверена, что она вот-вот вернется. - Ей показалось, что муж нахмурился, и она добавила: - Вам это не нравится, но, уверяю вас, Джайлз, не следует поощрять в ней пренебрежение к миссис Торн.

- Совершенно верно. Скажите мне, Нелл, что имеет ввиду моя тетушка Чадли, написав мне, что поведение Летти на маскараде, на который вы ее возили, повергло всех в смятение?

- Если бы ваша тетушка Чадли немножко меньше совала нос не в свое дело, всем было бы лучше! - воскликнула Нелл, покраснев от гнева. - Она бывает довольна, только когда делает гадости! Скажите, у нее ко мне какие-нибудь претензии?

- Нет, она ни в чем вас не обвиняет!

- Весьма ей признательна! От всей души надеюсь, что вы дадите ей должный отпор, Джайлз!

- Вероятно, я так и сделаю. А что, собственно, сделала Летти, чтобы я получил за нее такой выговор?

- Ничего! То есть ничего такого, из-за чего нужно кудахтать! Вы же знаете, какая она бывает, когда ей весело! Ее живой характер заводит ее иногда за грань приличий, но только такие люди, как леди Чадли, не понимают, что все это просто от невинности.

- И от недостатка воспитания, - со вздохом сказал он. - Никого не могу в этом винить, кроме себя. Вы ведь не позволили ей надеть неприличное платье?

- Нет, о нет! - с виноватым видом ответила она. - Вовсе не неприличное! Я признаюсь, оно было не слишком подходящим для девушки ее возраста, но... но она его больше не наденет, так что прошу вас, Кардросс, не говорите с ней на эту тему.

- Если она выглядела в нем одной из тех дам, каковых не одобряет моя тетушка, она наверняка его больше не наденет! - ответил он.

- Ничего подобного! Леди Чадли прекрасно знает, что такие платья носят весьма достойные женщины. Прошу вас, не поднимайте шума! Если вы станете бранить Летти, она только разозлится... а, в конце концов, это моя вина.

- Я не собираюсь никого из вас бранить, но должен сказать, Нелл, зря вы не настояли на своем, - сказал Кардросс с недовольным видом.

- Наверное, вы правы, - сказала она с раскаянием. - Мне очень жаль.

- Да... ну, ничего! Я не сомневаюсь, что вам очень трудно уследить за фокусами Летти. А раз уж мы заговорили о маскараде, что это была за необыкновенная история, которую я слышал - о том, как Дайзарт пытался ограбить вас по дороге в Чизик?

- О Боже, неужели леди Чадли прослышала и об этом! - вскричала она в ужасе.

- Нет, я слышал об этом от вашего кучера. Как он рассказывал, вашу коляску остановил Дайзарт с двумя спутниками, все они были переодеты разбойниками. Это совершенно невероятно даже для Дайзарта, но не думаю, что Джеффри рассказал бы мне небылицу. Может быть, вы объясните мне, в чем дело?

Она и забыла, что именно слуги могли бы рассказать ему о странном поступке Дайзарта, и на какой-то миг пожалела, что не позаботилась купить их молчание. Ей тут же стало стыдно, и, покраснев, она сказала:

- О, это один из безумных розыгрышей Дая, и, конечно, ему должно быть стыдно! Признаюсь, я надеялась, что это не дойдет до ваших ушей.

- Ну, Нелл, это уже предел всему! - сказал он.

- Да... я хочу сказать, я знала, что вы рассердитесь! Это было совсем безобидное... просто... глупое пари... но, конечно, так делать нельзя, и я сказала ему об этом.

- Так это было на пари? - недоверчиво переспросил он. - И с кем же из своих дружков он счел возможным заключить пари, в которое втянул и вас?

- Н-ни с кем! - заикаясь, пролепетала она, испугавшись выражения его лица.

- Тогда что все это значит?

- Со мной! - в отчаянии заявила она, призвав на помощь всю свою изобретательность. - Мы... мы говорили о маскарадах, и я сказала, что глупо думать, будто невозможно узнать хорошо знакомого человека только потому, что на нем маска. А Дай... Дай сказал, что докажет, что я неправа и... и так все произошло! Только я узнала его и выиграла пари.

- Что ж, это утешительно! А его спутников вы тоже узнали?

- Нет... то есть там был только мистер Фэнкот! - умоляюще сказала она. - О, и конечно, Джо - грум Дая! Но он не в счет, потому что всю жизнь служил у нас, сколько я помню! Прошу вас, Кардросс, не сердись на Дая!

- Не сердиться! Я не просто сержусь на него! Так напугать вас из чистой шалости, которой я не простил бы даже школьнику, - это переходит все возможные границы! - гневно сказал он.

- Я не испугалась! - заверила она его. - Только чуть-чуть!

- Да? - мрачно осведомился он. - Тогда почему же вы кричали?

Ее глаза засверкали от возмущения.

- Я не кричала! Я бы не опустилась до такой вульгарности! Это кричала Летти.

- Какая трусость с ее стороны! - сардонически сказал он.

- Да, я так и подумала, - серьезно ответила она.

- Вы что, совсем ослеплены своей любовью к Дайзарту? - спросил он. Хорошо ему иметь сестру, которая прощает его безумства, его расточительность и такие шуточки, как эта! Я знаю - я давно знал, - что в вашем сердце он занимает первое место, но все-таки будьте осторожны! Вы даете ему понять, что он может обратиться к вам, попав в любую передрягу! Улыбаетесь шалостям, недостойным первокурсника! Вы перестанете улыбаться, когда "веселость", на которую вы сейчас смотрите так снисходительно, заведет его столь далеко, что даже его дружки от него отвернутся!

Суровость его тона вызвала у нее легкую дрожь, но вскоре она различила в нем нотки ревности. Едва она их услышала, как сердце ее подпрыгнуло, и его речь уже не казалась ей такой обидной. Вместо того чтобы кинуться на защиту Дайзарта, она ограничилась тем, что сказала:

- Но я вовсе не улыбалась этой проделке! Это было очень дурно... очень недостойно! Но с вашей стороны, Кардросс, несправедливо говорить, что необузданность может заставить его сделать что-нибудь... злонамеренное! Я знаю, что вы его очень не любите, но это уж слишком!

- Почему это я не люблю его? - сказал Джайлз более спокойным тоном. Наоборот! Я отношусь к нему настолько хорошо, что хотел бы оказать ему настоящую услугу. Вы считаете меня несправедливым, но можете мне поверить, я знаю, что говорю, когда предупреждаю вас, что такой образ жизни может погубить его.

Снова встревожившись, она сказала:

- О, пожалуйста, прошу вас, не отсылайте его в армию!

- Не в моей власти отправить его в армию. Должен сказать, я предлагал купить ему воинское звание, и уверяю вас, вряд ли я мог бы сделать для него что-либо более полезное или отвечающее его устремлениям. Если единственная преграда на этом пути - несогласие вашего отца, то я могу решить эту проблему уже в следующем квартале.

- Нет, дело не в этом. Нехорошо так говорить, только Даю нет никакого дела до согласия бедного папа. Но мама заставила его пообещать, что он не пойдет в армию, и каким бы сумасбродным он ни был, Дай не нарушит своего обещания!

- Если дело обстоит именно так, - сказал он, - советую вам, дорогая моя, изо всех сил постараться убедить вашу мама освободить сына от этого обещания, которого, не премину заметить, не следовало бы с него брать!

- Не могу! О, она упадет в обморок при одной мысли о том, что он подвергает себя опасностям войны! - Поколебавшись, Нелл добавила: - Я знаю, что он невероятно безрассуден и... и расточителен, но ведь... не более того?

- Что ж, этого вполне достаточно, - ответил суровый супруг.

Заметив, что она намерена расспрашивать его и далее, он уже злился на себя за то, что дал волю своей досаде и сказал так много. И она не успела вымолвить и слова, как он сменил тему и вскоре после этого вышел из комнаты, сказав, что ему нужно переодеться. Какие бы горькие чувства он ни испытывал, он не мог нанести ей удар, сообщив об истинной мере безрассудства Дайзарта. Она, вероятно, даже не знала о маленькой розовой комнатке позади сцены в Опера-Хаус, где балерины отрабатывали свои па перед длинными зеркалами и где любой повеса в поисках любовных приключений мог выбрать себе какую-нибудь из звездочек Уэст-Энда. Дайзарт был небезызвестной фигурой в этом салоне, так же как его последняя пассия. Нелл, конечно же, видела его на прогулках с этим "образчиком добродетели" - надо сказать, производившим изрядный фурор! - размышлял Кардросс; кто знает, о чем она подумала. Она не задавала вопросов, так что, вероятно, обо всем догадывалась. Но она не догадывалась лишь, что Дайзарт нередко отправлялся на поиски приключений в компании ночных гуляк, начиная вечер с попойки у Лонга, а затем опускаясь все ниже и в конечном итоге приземляясь в малореспектабельном мире, о котором она не имела понятия. Самые безрассудные денди развлекались там на равных с низшими слоями общества; собравшись вместе, они отправлялись в трущобы Тотхилл-Филдс, братаясь (а порой и затевая потасовки) с самым разным людом, от честных угольщиков до жуликов. Они наблюдали "охоту на барсуков" в зловонном притоне Чарли, где нужно было глядеть в оба, чтобы тебя не обчистили; они водили компанию с шулерами и их девицами; мертвецки напивались "синей погибелью" в лавках, торгующих джином, и, передвигаясь на восток, оседали на Филд-оф-Блад. Они продвигались по сонному городу под аккомпанемент колотушек ночных сторожей; нередко какого-нибудь клюющего носом гуляку скидывали с дороги в канаву; нередко почтенные домовладельцы кидались к дверям, встревоженные ложными криками о пожаре или ворах. Иногда эти молодчики заканчивали ночь в кутузке, за чем следовала отправка на Бау-стрит, где они назывались вымышленными именами и платили штраф; иногда какой-нибудь счастливчик, которого мамаша Батлер числила в своих любимцах, искал приюта в "Финише" и проводил остаток ночи на кушетке в пивной, где в камине догорали последние угольки. Нет, Нелл ничего не знала о подобных подвигах брата, и никакая ревность не могла заставить ее мужа просветить ее на этот счет. Это было бы тяжелым ударом, а ее невинность, вкупе с ее преданностью Дайзарту, могла привести к тому, что она отнеслась бы к его эскападам гораздо серьезнее, чем ее муж. У него они вызывали досаду и мрачное неодобрение; тем не менее, он не сомневался, что они происходят не столько от глубокой развращенности, сколько от скуки и праздности. Его гораздо больше беспокоило подозрение, что Дайзарт, с его постоянной страстью к новизне и возбуждающим приключениям, сделался членом "Клуба нищих".

Это явно малопочтенное заведение располагалось в подвале на задворках Брод-стрит, и возглавлял его граф Барримор, вице-президентом же был полковник Джордж Хантер. Его посещал весь лондонский сброд, а также люди, которые считали забавным есть свой ужин из углублений, проделанных прямо в длинном столе, с помощью ножей и вилок, прикованных к столу цепями. В этом не было ничего особенно плохого, но опасности, подстерегавшие юношу, который угодил в компанию Барримора, были достаточно серьезными даже по мнению такого безалаберного родителя, как лорд Певенси, и Кардросс об этом знал. Старик Джордж Хантер, при всей его эксцентричности, оказывал мало влияния на более молодых людей. Ему было за шестьдесят, и после довольно своеобразной карьеры, которая началась в Итоне, прошла через Футгард, достигла своего пика в Королевской тюрьме Бенч и даже включала коммерческую деятельность (будучи исключен из монастыря Эббот, он торговал углем), он сумел вновь вернуться в светское общество и стал вести более спокойный образ жизни. Благодаря его возрасту и его чудачествам, его терпели в обществе, но манеры его были слишком грубы, чтобы считать его привлекательной фигурой; но он, следует отдать ему справедливость, и не имел никакого желания ни верховодить в компании, ни развращать нравы ее членов.

Благородный граф Барримор был птицей совсем другого полета. Ни его титул, ни достижения не открыли ему дверь в светское общество. Он был одним из основателей клуба кучеров; он ввел модный обычай кататься, усадив рядом на облучке маленького ливрейного грума; его цвета можно было видеть на всех скачках; но общество, за исключением принца-регента, который, как представлялось, тоже питал слабость к беспутной компании, упорно отвергало его. Ирландский пэр, он унаследовал титул от своего брата, который снискал себе немало малопочтенных кличек, в том числе и Хеллсгейт. Это обстоятельство, вкупе с его колченогостью, повлекло за собой кличку Крипплгейт. Младшего же брата прозвали Ньюгейт (как он сам хвастался, он сидел во всех тюрьмах страны, а их сестра, которая была неподражаема по части площадной брани, была прозвана Биллинсгейт*). Сам граф, великолепно державшийся в седле, с его холодной дерзостью и темной репутацией, представлял истинную опасность для безрассудных молодых оболтусов вроде Дайзарта; если намек, услышанный Кардроссом, имел в себе хоть крупицу правды, то ни материнские страхи леди Певенси, ни горе Нелл, вызванное разлукой с братом, не помешают ему положить конец похождениям этого юного повесы. Если не считать демона ревности, он испытывал достаточную приязнь к Дайзарту, чтобы постараться избавить юношу от последствий его собственного безрассудства; ради Нелл он готов был даже взять на себя неприятную задачу и раскрыть лорду Певенси глаза, показав ему ту дорожку, по которой пошел его наследник. Он мог только надеяться, что эти новости не окажутся роковыми для расшатанного здоровья престарелого лорда; однако он считал вполне вероятным, что того из-за них может постигнуть и второй удар, и уповал лишь на то, что ему все-таки не придется обращаться к тестю. Лорд Певенси мог всего лишь пожать плечами, услышав рассказ о сомнительных похождениях и проделках людей из высшего общества, но в его дни даже самый отъявленный светский распутник не искал утех на задворках трущоб. Если только перенесенный им удар не сделал его более беспомощным, чем предполагал Кардросс, можно было быть уверенным, что он преодолеет сопротивление своей половины, узнав, что Дайзарт не только на дружеской ноге с бездельниками, негодяями и мерзавцами, но и готов стать веселым собутыльником человека, которого лорд Певенси одним из первых подверг остракизму.

______________

* Игра слов: Хеллсгейт - врата ада; Крипплгейт - Колченогий; Ньюгейт тюрьма в Лондоне; Биллинсгейт - рынок в Лондоне и по его названию площадная брань (англ.)

Глава 9

Кардросс боялся, что его неосторожные слова заставят Нелл более внимательно отнестись к образу жизни брата, но на самом деле это взволновало ее гораздо меньше, чем возможные последствия рассказа, который она выдумала, чтобы оправдать его нападение на ее экипаж. Она, конечно, восприняла его слова с удивлением, но после нескольких минут размышления поняла, что все его преувеличения объясняются ревностью, которую она ясно уловила в его тоне. Это подтверждалось и тем, как он резко сменил тему разговора; а поскольку ей хватало и своих неприятностей, она скоро перестала обо всем этом думать.

Встреча с супругом привела ее в подавленное состояние; ей было очень трудно вновь обрести присутствие духа, ибо никогда еще Джайлз не обращался с ней с такой холодной сдержанностью и не смотрел на нее таким жестким, вопрошающим взглядом. Она была сама виновата; ведь когда он только вошел в комнату, этого ужасного выражения на его лице не было. Она боялась, что он начнет выяснять причину ее испуга, но он не стал делать этого, то ли из презрения, то ли из равнодушия, и его холодная снисходительность вызвала у нее еще большую тревогу, чем любое проявление гнева. Она почувствовала, что ее держат на расстоянии, и хотя его голос зазвучал добрее, когда он спросил ее, в чем дело, она не ощутила никакого желания открыться ему. По ее мнению, это был наименее подходящий момент для признания. Ее реакция на появление графа и без того вызвала у него подозрения, он был рассержен на нее за то, что она плохо следила за его сестрой, выведен из себя поведением Дайзарта; признание, что жена снова по уши в долгах и изо всех сил старалась обмануть его, подействовало бы на него как спичка, поднесенная к сухому пороху. К тому же она считала, что, узнав причину, по которой Дайзарт напал на нее, он вряд ли станет относиться к ее брату более благосклонно. Наоборот, ведь даже ее возмутила эта выходка, а уж Кардросс должен был осудить ее самым суровым образом. Если все выяснится, Дайзарт наверняка расскажет ему, что получил от нее триста фунтов, и тогда этот узел уже никогда не распутать.

Эта печальная уверенность навела ее на мысль немедленно предупредить Дайзарта. Кардросс недвусмысленно намекнул, что призовет его к ответу, и нельзя, чтобы они рассказали ему разные истории. Она тут же села, чтобы написать ему записку, но несколько раз останавливалась и вытирала застилавшие ей глаза слезы. Как она ни пыталась успокоиться, они навертывались снова и снова, потому что это было так ужасно - устраивать с Дайзартом заговор против Кардросса.

Едва она отдала лакею запечатанный конверт, как вошла Летти, и Нелл тут же пришло в голову, что ее тоже нужно предупредить о необходимости говорить - на случай, если Кардросс станет расспрашивать, - что Дайзарт организовал нападение на них, заключив пари. Она почувствовала, что краснеет, объясняя Летти, что та должна отвечать Кардроссу, но Летти и глазом не моргнула.

- Ну конечно, - сказала она, принимая все как само собой разумеющееся.

Нелл не знала, радоваться ей или печалиться.

- Значит, Джайлз вернулся! - заметила Летти, стягивая перчатки. - Что ж! Я очень рада!

- Еще бы, - пробормотала Нелл. - Конечно! То есть...

- Потому что, - продолжала Летти, - мои дела достигли критической точки!

-Боже мой! - вскричала перепуганная Нелл. - Что случилось, милая?..

- Через шесть недель - меньше, чем через шесть недель! - Джереми отплывает в Южную Америку! - обреченно заявила Летти.

- О Боже! - сказала Нелл. - Так скоро! Мне очень жаль...

- Можешь не расстраиваться, - ответила Летти. - Хотя, признаюсь, мне не хотелось бы выходить замуж впопыхах. Но я не ропщу, в конце концов, это такая мелочь.

Нелл растерянно посмотрела на нее:

- Но, дорогая моя, ты ведь понимаешь... Не можешь же ты рассчитывать, что Кардросс разрешит тебе...

- Но ни он, ни ты, - парировала Летти, - не можете рассчитывать, что я позволю моему обожаемому Джереми покинуть Англию без меня! Джайлз не откажет мне в своем согласии, если у него не совсем каменное сердце.

Нелл не могла взять в толк, почему близкий отъезд мистера Эллендейла должен был растопить сердце Кардросса, и отважилась сказать об этом. И получила в ответ страстную филиппику. Речь Летти была не слишком вразумительной, но ясно было одно: Кардроссу дается последняя возможность реабилитировать себя.

Для Нелл это была уже последняя капля, довершившая этот исключительно неудачный день. Она очень серьезно попросила Летти не пытаться в этот вечер отстаивать свои интересы; и когда Летти, тряхнув головой, заявила, что она-то не боится Кардросса, Нелл предупредила ее, что он уже достаточно рассержен, получив письмо леди Чадли.

Летти впала в задумчивое молчание. А через несколько секунд сказала с беспечностью, которая вряд ли кого-нибудь могла обмануть:

- Это не имеет ни малейшего значения. Мне все равно, если он в очередной раз выбранит меня. Он очень сердит, Нелл?

- Нет, но... боюсь, он очень недоволен! Думаю, он не станет говорить с тобой об этом, если только ты не выведешь его из себя!

- Ладно, сегодня я ничего ему не скажу, - решила Летти. - Как удачно, что мы с тобой идем на спектакль! Я только хотела спросить тебя, обязательно ли нам идти, У меня что-то нет ни малейшего желания. Хотя не следует впадать в спячку, даже если Кардросс и намерен разбить мне сердце. Поделом ему будет, если я вдруг зачахну и умру, потому что, хотя ему нет до меня никакого дела, я оставлю письмо, которое вскроют после моей смерти, и в нем будет написано, что это он во всем виноват, а уж это ему не понравится!

Слегка воодушевленная этой мыслью, Летти отправилась переодеваться. С несвойственным ей тактом она выбрала из своего гардероба очень строгое платье из французского муслина и подчеркнула его скромность, набросив на плечи кружевную косынку. Это заставило обожающую ее горничную взглянуть на свою хозяйку с явным беспокойством, но когда ей объяснили, в чем дело, Марта внесла и свою лепту, заменив пару шелковых митенок на элегантные лайковые перчатки, которые она перед этим отложила в сторону. Летти оглядела их с неудовольствием, но все-таки согласилась надеть; и вот она предстала перед своим сводным братом как воплощение добродетельной девственности. Этот скромный наряд произвел хорошее впечатление, хотя и не то, которого она ожидала. Когда она вошла в гостиную, у Кардросса был суровый вид, но при первом же взгляде на свою благочестивую сестренку его лицо прояснилось. Он поднял лорнет, чтобы разглядеть ее, и сухо, хотя его губы чуть не расплывались в улыбке, произнес:

- Немножко мрачновато, Летти!

Ее ангельское выражение лица сменилось выражением прелестной шаловливости. Она плутовато подмигнула и, встав на цыпочки, поцеловала его в щеку:

- Милый Джайлз! Какой приятный сюрприз, честное слово!

- Хочешь умаслить меня, голубушка?

Она захихикала:

- Нет-нет, очень удачно, что ты приехал, потому что мы собираемся пойти на спектакль и нас некому сопровождать!

- Что ты за противная девчонка! - заметил он.

- Да, только не сердись! - попросила она.

- Это будет напрасной тратой времени. Но я серьезно подумываю о том, чтобы отправить тебя к тетушке Онории. Может быть, она и будет время от времени вывозить тебя на ассамблеи - а они кончаются ровно в одиннадцать! но только если ты будешь примерно себя вести.

- О, что за ужасная мысль! - содрогнувшись, вскричала Летти. - К тетушке Онории! Да еще в Бат, это же надо! Я, конечно же, убегу - и стану актрисой, просто тебе назло!

- Чепуха! Ты у нее через неделю будешь ходить по струнке! Я сам боюсь ее до смерти! - ответил он.

- Неудивительно! Мои нервы гораздо крепче, будь уверен!

Он засмеялся. В этот миг объявили, что обед готов, граф отвесил поклон обеим дамам и вышел из комнаты, пропустив их вперед. Поставив себе целью привести его в уступчивое настроение, Летти неустанно развлекала его веселой болтовней, в которой Нелл почти не принимала участия, и только механически улыбалась в ответ на самые нелепые высказывания Летти. Графиня была в подавленном настроении; кроме того, она боялась, что Летти, воодушевленная снисходительностью брата, сочтет момент подходящим, чтобы заговорить о своем замужестве. Обед казался бесконечным, хотя на самом деле был короче обычного, так как милорда не ждали. У кудесника на нижнем этаже хватило времени состряпать только жалкую пародию на второе блюдо, добавив к первой перемене, то есть супу, голубям, пулярке а-ля дюшес и сморчкам, жареную грудку барашка с огурцами, креветок в корзинках и сырники. Это весьма вульгарное меню вызвало неодобрение прислуживавшего за столом лакея; и Фарли, который вел партизанскую войну с галльским владыкой кухни, предсказал, что милорд пошлет вниз достаточно резкие замечания. Однако милорд не высказал никаких комментариев; а миледи и вовсе отказалась от большинства блюд, а остальные едва попробовала, но эта воздержанность объяснялась скорее отсутствием аппетита, чем отвращением именно к этим блюдам.

Когда они встали из-за стола, граф, который за обедом бросил на жену несколько пристальных взглядов, тихо спросил, ее, хорошо ли она себя чувствует.

- Да, конечно, - поспешно сказала она. - Немного устала, но ничего страшного!

Летти очень кстати ввернула, что они обе страшно измучены балами и раутами; а когда Кардросс предложил не ехать в "Друри-Лейн" и остаться дома, Летти всячески поддержала этот план, заметив Нелл, что за много месяцев там не шло ни одного сносного спектакля. Что касается ее лично, заявила девушка, то она с удовольствием останется наслаждаться домашним уютом. Но поскольку Нелл прекрасно понимала, что наслаждение уютом очень быстро сменится крайне неуютной перепалкой с Кардроссом, она сказала, что ей очень хочется посмотреть пьесу. Кардросс тут же согласился, но нежные нотки исчезли из его голоса, и он с учтивым безразличием сказал:

- Как хотите, любовь моя.

Спектакль был не хуже и не лучше, чем те, что игрались в "Друри-Лейн" весь год, и даже Летти, которая по молодости лет всегда считала, что с ней обходились несправедливо, если ее уводили из театра прежде, чем занавес опускался в последний раз, приветствовала предложение Кардросса не оставаться на фарс. Лондон переживал период театрального застоя, и за исключением случайных появлений миссис Сиддонс на благотворительных спектаклях и обещанной новой мелодрамы Чарльза Кембла, премьера которой должна была состояться через месяц, даже неискушенного зрителя нечем было заманить ни в один театр. "Хеймаркет" закрылся из-за того, что его руководители были заняты бесконечной тяжбой, "Суррей" на южном берегу Темзы ставил исключительно "бурлетты", вовсе не предназначенные для дам. "Ридженси" быстро угасал, а постановки в "Лицеуме" и в "Олимпике" напоминали скорее цирк Астли; поэтому театралам оставалось либо сидеть дома, либо посещать сменяющие друг друга серые спектакли в "Друри-Лейн" и в "Сан-Парей".

- Не знаю, почему тебе так захотелось смотреть эту глупую пьесу! откровенно сказала Летти, когда Кардросс, доставив обеих дам на Гросвенор-сквер, отправился провести часок-другой в клубе Уайта. - Я изо всех о старалась спасти тебя от этой скукоты, потому что видела, что ты тоже не в настроении.

- Я не хотела смотреть ее, - устало возразила Нелл. - И поехала только для того, чтобы ты не начала докучать Кардроссу своим замужеством. Мне подумалось, что даже театр будет лучше!

- Ну что за вздор! - удивилась Летти. - Тебе-то что, если бы я стала докучать ему? Он же не стал бы обвинять в этом тебя!

- Пожалуй, не стал бы - пока ты не втянула бы меня в ссору, без которой наверняка бы не обошлось! В любом случае я не терплю слушать, как ты доводишь Кардросса до белого каления, и это неудивительно, потому что, признайся, Летти, когда ты злишься, ты разговариваешь с ним в совершенном неприличном тоне!

- Тьфу! Почему я не могу говорить ему все, что думаю? - презрительно сказала Летти. - Он мне, в конце концов, не отец! Не хочу тебя расстраивать, Нелл, но предупреждаю: я намерена поговорить с ним завтра утром. И более того, я буду продолжать настаивать на своем каждый раз, когда буду видеть его, пока он не уступит, а я не сомневаюсь, что так и будет. Я часто замечала, что джентльмены очень не любят, когда им постоянно докучают, и готовы на все, лишь бы обрести покой!

Услышав эту многообещающую программу действий, Нелл выразила страстную надежду, что провидение будет настолько милостиво к ней в эту ночь, что она заболеет инфлюэнцей и должна будет несколько дней провести в своей комнате. Она отправилась спать в настроении, которое ее невестка не слишком вежливо назвала "дьявольски унылым".

Провидение не вмешалось, но Нелл весьма благоразумно не появилась за завтраком. Поскольку было воскресенье, а она любила завтракать перед уходом к утренней службе, завтрак был подан раньше, чем в будни; достаточно рано, чтобы у Летти появилось время для предварительной пристрелки.

Нелл быстро обнаружила, что она воспользовалась этой возможностью. Она сидела за туалетным столиком, и Саттон собирала ее блестящие кудри в модную прическу под названием "Сапфо*", когда в комнату ворвалась Летти, запыхавшись после пробежки по лестнице, с горящими щеками и глазами.

______________

* Сапфо - греческая поэтесса (VI в. до н.э.)

- Нелл! - выпалила она.

Прекрасно понимая, что присутствие Саттон не остановит потока излияний о том, как Кардросс несправедлив к ней, Нелл тут же отослала свою величественную камеристку. Она, вероятно, и так все узнает от Марты, потому что эта преданная и покладистая служанка пользовалась полным доверием хозяйки; тут уж ничего не поделаешь; по крайней мере, ее присутствие не будет смущать Нелл, когда Летти даст волю своей ярости и возмущению.

Едва за мисс Саттон закрылась дверь, разразилась буря.

Летти с оскорбленным видом и очень живо описала то, что произошло за завтраком. "Предварительная пристрелка" быстро превратилась в развернутое наступление. При этом Летти была разбита наголову. Ее рассказ то и дело прерывался комментариями по поводу характера Кардросса, а такие слова, как "жестокий", "грубый", "деспотичный", "отвратительный", были самыми мягкими эпитетами, которыми она пользовалась. После неудачной попытки остановить ее Нелл покорилась судьбе, слушая вполуха, какие меры (к счастью, в большинстве своем совершенно невозможные) собиралась принять Летти, если бы Кардросс стал упорствовать в своей непоколебимости, размышляя при этом, успеют ли они вовремя к утренней службе. Вполне понятно, что нервное напряжение, в котором пребывала Летти, привело к тому, что ее речь завершилась бурными рыданиями, и Нелл всерьез забеспокоилась, не перерастут ли они в истерический припадок. Эта угроза была ликвидирована с помощью нюхательных солей и здравого смысла, и страждущая от жестокосердия брата постепенно затихла. Нелл едва успокоила золовку и как раз протирала ей виски одеколоном, когда раздался стук в дверь и в комнату вошел Кардросс. Увидев распростертую на софе Летти, он остановился у порога и едва сказал:

- Впечатляющий спектакль!

- О, Джайлз, прошу вас, потише! - взмолилась Нелл.

Распростертая на софе убитая горем дева вскочила и хриплым от ненависти голосом пообещала, что у нее непременно начнутся конвульсии, если Кардросс немедленно не выйдет из комнаты.

- Ради Бога, если тебе хочется, чтобы тебя отхлестали по щекам! ответил Кардросс с таким видом, будто с величайшим удовольствием выполнил бы свою угрозу. - А если не хочется, то перестань разыгрывать Челтнемские трагедии* и отправляйся в свою комнату.

______________

* От "Челтнем-ледиз-колледжа", названия привилегированной школы для девиц

- Неужели ты думаешь, - прошипела Летти, - что можешь приказать мне уйти в свою комнату, как маленькой?

- Да, и даже отнесу тебя туда, если ты немедленно не послушаешься! сказал он, снова открывая дверь. - Вон!

- Ради Бога, Кардросс! - запротестовала Нелл, больше всего на свете боясь, что Летти снова впадет в истерику. - Ради Бога, уйдите и предоставьте ее мне! Это моя комната, и вы действительно не имеете права приказывать Летти уйти!

- У вас странные представления о моих правах, - мрачно ответил он. - Я не сомневаюсь, что в вашей комнате она более желанная гостья, чем я, но вы должны признать, что я имею право находиться с вами наедине, когда я этого хочу!

Она побледнела, но голос ее был спокоен:

- Ну конечно, и если вы хотите поговорить со мной, не пройти ли нам в будуар?

- Не стоит так беспокоиться, - заявила Летти, дрожа от злости. - Я ни за что на свете не допущу, моя дорогая, чтобы с тобой обращались так же, как со мной, и чтобы избавить тебя от этого, я ухожу!

Эта благородная речь стерла громы и молнии с лица Кардросса и заставила его расхохотаться; такой непредвиденный эффект несколько смутил Летти, а Нелл принес явное облегчение. Задержавшись лишь для того, чтобы сообщить своему брату, что его манеры настолько же отвратительны, насколько злобен его характер, Летти выскочила из комнаты, напутствуемая рекомендацией охладить свой пыл.

- Маленькая чума! - заметил Кардросс, закрывая за ней дверь. - Мне жаль Эллендейла, если она когда-нибудь станет его женой.

- Она потрясена известием, что он должен так скоро покинуть Англию, извиняющимся тоном сказала Нелл. - Ей невозможно не сочувствовать, и я со своей стороны... Но не хочу больше докучать вам.

- Вот спасибо! Для одного дня мне вполне достаточно уверяю вас. Да еще за завтраком!

- Действительно, время она выбрала неподходящее, - заметила Нелл.

- Крайне! Но и в любой другой час она бы не нашла меня более покладистым. - И со вздохом добавил: - Да, я знаю, что вы ей сочувствуете, но пришел не для того, чтобы спорить об этом прискорбном деле. Я хочу посоветоваться с вами, как лучше всего поступить. Одно я знаю наверняка: пока этот достойный сожаления молодой человек не покинет страну, нам с вами покоя не будет. Несомненно, меня ждут бесконечные повторения сегодняшней сцены; а вам, думаю, придется взять на себя изнурительную роль наперсницы. Честно говоря, я не вижу причин, по которым вы должны терпеть эти выходки Летти, поэтому скажите мне откровенно: хотели ли вы, чтобы я отправил ее в Бат?

- Ни за что на свете! - быстро ответила она. - Надеюсь, вы только шутили, угрожая ей отправкой в Бат?

- Да, но тогда я еще не знал, что Эллендейл должен скоро покинуть Англию.

- Нет-нет, не думайте об этом! Это будет некрасиво - отослать ее из Лондона, когда до отъезда мистера Эллендейла осталось так мало времени! Я совершенно убеждена, что она сбежит из Бата к миссис Торн или куда-нибудь еще - и вам это совсем не понравится. Подумайте только, как это будет выглядеть!

- Насколько я знаю тетушку Онорию, она не позволит ей убежать, - сказал он с легкой улыбкой. - Только не думайте, что я горю желанием отправить ее туда! Она утомительное, несносное создание, и, когда она начинает ругаться и препираться, я готов ей шею свернуть, но в этом виновато ее воспитание, и она вовсе не заслуживает того, чтобы быть отданной на съедение этой драконихе. Но мне не хочется, чтобы она мучила вас всем этим вздором.

- Не беспокойтесь об этом и, прошу вас, даже и не помышляйте отправить ее к леди Онории! В одном вы можете быть абсолютно уверены: можно не бояться, что они тайно обвенчаются.

- Да, это верно! - согласился он. - Поскольку Эллендейл не в состоянии содержать жену, такая возможность исключается!

- Да, но вы не совсем справедливы, Кардросс! - упрекнула мужа Нелл. Возможно, он и неподходящий жених для бедняжки Летти, но можно не сомневаться, что он человек твердых принципов, а его чувство благопристойности слишком велико, чтобы позволить ему даже думать о тайном браке, независимо от размеров его состояния!

- Его принципы и его благопристойность могут быть на недосягаемой высоте, но я не очень уверен в его решительности! - ответил Кардросс. - Если бы и она была на той же высоте, едва ли он позволил бы своему увлечению Летти завести его так далеко, чтобы являться ко мне и просить ее руки. Когда ей надо, она может быть очаровательным чертенком, и я уверен, что она вертит им, как хочет. Так что вся моя надежда - на его стесненные обстоятельства. Итак, мы оставляем Летти в Лондоне, и не вините меня, если она доведет вас до белого каления!

С этими словами он вышел из комнаты, а через должный промежуток времени в нее вошла мисс Саттон, чтобы с надменным достоинством закончить свою миссию - одеть и причесать хозяйку для появления в Королевской часовне.

Тем временем Нелл решила, что прибытие в придворную церковь с таким опозданием привлечет к себе ненужное внимание, и отменила выезд, решив удовольствоваться Гросвенор-чепел, церковью, которая, хотя и посещалась представителями высшего света, но все-таки не стоила усилий мисс Саттон. Она отправилась туда в сопровождении Летти, уговорив эту оскорбленную девицу поехать с ней в надежде, что общение с Богом приведет ее в более спокойное расположение духа. К сожалению, священник выбрал для своей проповеди слова из "Послания к Филиппийцам": "Ничего не делайте по любопрению или по тщеславию, но по смиренномудрию почитайте один другого высшим себя".

Нелл почувствовала, как напряглась Летти.

В проповеди, которая за сим последовала, не было ничего такого, чтобы вызвать у обеих дам мысли, подобающие воскресному дню. Проповедь настолько соответствовала происшедшим утром событиям, что Нелл едва сдерживалась, чтобы не захихикать самым неприличным образом, а Летти, вне себя от гнева, впоследствии никак не хотела поверить в то, что Кардросс не заставил ни в чем не повинного проповедника выбрать текст, направленный именно против нее.

Вернувшись на Гросвенор-сквер, Нелл увидела письмо от Дайзарта. Нет, сказал привратник, милорд не приходил, он прислал с письмом грума. Нелл отнесла его наверх, в свой будуар, чтобы прочитать в одиночестве, но содержание письма разочаровало ее. Виконт черкнул всего пару строк: он получил ее предупреждение и постарается держаться от Кардросса подальше. "Остаюсь твоим преданным братом, Дайзарт". Ей пришлось призвать на помощь всю свою решимость, чтобы тут же не послать ему еще одно письмо, напоминая о срочности ее проблемы. Днем зашла леди Сефтон и просидела целый час, делая таинственные замечания и бросая на Летти плутоватые взгляды. В результате чего девушка впоследствии обозвала ее мерзким созданием, хотя это было несправедливо: несмотря на свою утомительную аффектацию, эта дама была добрейшим существом. Будучи много лет знакомой с миссис Эллендейл, она была неплохо осведомлена о делах на Гросвенор-сквер, но даже Нелл, которой нравилась леди Сефтон, не могла не заподозрить, что целью ее визита была попытка по возможности выяснить обстоятельства, неизвестные миссис Эллендейл. Едва она ушла, как явилась куда более неприятная гостья, леди Каупер; она пришла под предлогом того, чтобы попросить дражайшую леди Кардросс оказать помощь благотворительной организаций, главной патронессой которой была она сама; но она сделала все возможное, чтобы как можно более вкрадчивым тоном постараться выпытать все подробности романа Летти. Для Нелл было мучительно осознавать, что юная сестра ее мужа стала уже притчей во языцех, и, взглянув на Летти, увидела, что та тоже сидит с убитым видом. Леди Каупер, как и все члены семейства Лам, обладала таким обаянием, что люди, знающие ее недостаточно хорошо, нередко поверяли ей свои тайны, а впоследствии становились жертвами ее острого язычка; но на обеих дам ее подкупающие манеры не оказали ровно никакого действия: от Летти она не добилась ничего, кроме весьма жесткого взгляда, а от Нелл - мягкой учтивости, о которую разбивались все ее намеки и вопросы и которая впоследствии заставила ее выражать перед своими знакомыми сожаление, что такое прелестное создание страдает такой непробиваемой тупостью. После ухода этой леди обе хозяйки дома с удовольствием злословили о ней целых полчаса, пытаясь установить ее худший недостаток: сплетничать о людях у них за спиной или приходить в гости в платье, отделанном совершенно грязными кружевами.

Вечер ознаменовался вдохновенной попыткой Летти убедить брата в том, что он, не давая ей пользоваться ее состоянием, тем самым совершает растрату. Он отказался вступать в перепалку и слушал ее с большим терпением, даже когда она, оставив эту безнадежную атаку, пустилась в разглагольствования о многочисленных, хотя и туманных, прелестях жизни в Бразилии и о несчастьях, которые постигнут ее, если они с мистером Эллендейлом целую вечность будут отделены друг от друга тысячами миль. Он даже пытался уговорить ее более трезво взглянуть на свое положение, с легкой насмешкой, но с большой добротой указав ей, что два и даже три года едва ли можно считать вечностью и что вероятность того, что мистера Эллендейла затащит под венец какая-нибудь расчетливая особа португальского происхождения, настолько мала, что ее не следует даже принимать во внимание.

- Не доводи себя до такого состояния, сестрица! - сказал он, беря и пожимая ее руку. - Ведь все могло быть гораздо хуже! Будь я таким бесчувственным тираном, каким ты меня считаешь, я бы запретил Эллендейлу и думать о тебе - и весь свет одобрил бы мои действия. Но я так не поступил и не поступлю. Но не думай, что я позволю тебе в семнадцать лет выскакивать замуж за молодого человека, у которого нет ни имени, ни положения в обществе и который стоит только на пороге своей карьеры. Этого не будет, так что прекрати со мной пререкаться и постарайся быть умницей!

Она мрачно смотрела на него с выражением застывшего упрямства.

- Ты бы так не говорил, если бы любил кого-нибудь так, как я люблю Джереми. Ты не понимаешь, что это такое - полюбить на всю жизнь!

Он отпустил ее руку.

- Ты ошибаешься, - сказал он ровным голосом и отвернулся от нее, обратившись к жене с каким-то малозначащим замечанием.

Летти густо покраснела и сказала:

- Я не ошибаюсь! Может быть, ты думаешь, что у тебя есть сердце, но у тебя его нет! Тебе просто не нравится, когда тебе говорят об этом, вот и все!

Он бросил через плечо:

- Летти, ты не просто становишься невероятной занудой, тебе недостает манер и здравого смысла! Знаешь ли, если ты не научишься вести себя прилично, ты никогда не станешь хорошей женой для дипломата!

- Джереми, - тяжело дыша, заявила Летти, - так не думает!

- И поэтому, - заметил Кардросс, когда она стремительно выскочила из комнаты, - я не слишком высокого мнения о его умении разбираться в людях!

Нелл улыбнулась и сказала, вставая со стула:

- Я, пожалуй, пойду за ней. Она очень расстроена весь день, а вы ведь знаете, какая она! Когда она счастлива, то бывает весела как птичка, но в любой миг может пасть духом, и тогда с ней случается истерика.

- У меня не хватает терпения выносить эти вздорные выходки, - ответил он. - Беда в том, что она избалована до крайности и не терпит, когда ей перечат!

- О да! - ответила она. - Но вы же не хотите, чтобы она доплакалась до горячки.

- Чепуха! - раздраженно бросил он и хмуро добавил: - В любом случае я не хочу, чтобы она утомляла вас! Боюсь, что несколько недель нам придется терпеть ее дурное настроение. Пока Эллендейл не уехал, с этим ничего не поделаешь, но как вы смотрите, если я сниму дом в Брайтоне, чтобы не ехать домой в Мерион в конце сезона? Помните, как она рассердилась, когда я отказался повезти ее туда? Целую неделю смотрела на меня волком! Что ж! Приемы у Принни - не совсем то, что я бы выбрал для нее, но если бы эта поездка могла ее отвлечь!

- Может быть, она немного отвлечется, - ответила она. Потом подняла глаза и после минутного колебания добавила: - Только на это не следует надеяться. Я не хочу сердить вас, Кардросс, но, по-моему, вы не вполне понимаете. Вы надеетесь, что Летти забудет мистера Эллендейла, но это не так. Видите ли, она любит его!

- В ее-то возрасте! Что она в этом смыслит?

Она слегка покраснела и не без труда проговорила:

- Я ведь была не намного старше... когда вы сватались ко мне.

Он поглядел на нее так, будто она застала его врасплох. И ответил не сразу, как будто тщательно выбирая слова:

- Да, не намного, это правда, - сказал он.

Глава 10

Весь следующий день у нее было подавленное настроение, которое рассеялось, только когда они стали собираться в гости. Утро началось неудачно - с получения очередного напоминания от мадам Лаваль, которое повергло Нелл в такой горячечный ужас, что она, уже не заботясь о том, чтобы не надоедать Дайзарту, тут же подала ему домой письмо, умоляя либо сказать ей, что ей делать, либо взять для нее ссуду у приличного ростовщика.

Едва она отправила письмо, к ней вошла Марта с запиской от своей хозяйки. Как выяснилось, Летти плохо спала ночью, проснулась с зубной болью и просила избавить ее от необходимости сопровождать золовку на Норт-Одли-стрит, куда они собирались с утренним визитом к дамам Берри.

Нелл нашла страдалицу еще в постели, с припухшими глазами, но удивительно хорошенькой и без всяких признаков флюса. Это говорило о том, что, по крайней мере, никакого воспаления у нее нет; но когда Летти умирающим голосом заявила, что боль, наверное, пройдет, если она полежит в постели, Нелл стала решительно настаивать, чтобы она пошла к дантисту. Сопротивление Летти нисколько ее не удивило, ибо она и сама едва ли испытала бы восторг при необходимости удалить зуб; но когда Летти наконец согласилась пойти к врачу, но только вместе с Мартой, и потому Нелл не стоит откладывать визит на Норт-Одли-стрит, она начала подозревать, что зубная боль имеет какое-то отношение к этому визиту. Покойная леди Кардросс была подругой обеих сестер Берри, но ее дочь, не испытывавшая никакой благодарности за их заботу о ней, уже не знала, какой еще изобрести предлог, чтобы только не ходить к ним. Она говорила, что мисс Берри очень любопытна, а мисс Агнесс недобрая и для нее не было ничего скучнее, чем необходимость поехать в Литтл-Строберри и провести с ними целый день. А когда мисс Берри во время своего длительного визита к дамам Мерион со вздохом призналась, что вынуждена была сдать Литтл-Строберри в аренду, Летти так заметно просияла, что Нелл стало стыдно за нее и позже она сделала ей серьезный выговор за бессердечность и невежливость. Поэтому она внимательно посмотрела на страдающую красавицу и сказала, что сама отвезет ее к мистеру Тилтону. Будь она в менее угнетенном состоянии, она бы непременно расхохоталась при виде испепеляющего взгляда, брошенного Летти в ее сторону из-под длинных загнутых ресниц.

К счастью для Летти, которая так и тряслась от страха, когда наступил момент усесться в зловещее кресло мистера Тилтона, сей достойный доктор счел, что с ее зубами все в порядке. По его мнению, боль, которую она столь храбро терпела, была следствием нервного тика. Он прописал ей постельный режим и несколько капель лауданума в качестве успокаивающего средства; Нелл безжалостно заставила сопротивляющуюся золовку выполнить это предписание, в результате чего к четырем часам Летти заявила, что совершенно здорова, и начала наряжаться к вечернему приему. Она была в плохом настроении, но, к некоторому удивлению и к большому облегчению Нелл, после вчерашней вспышки ни разу не завела разговора о жестокости Кардросса. Казалось, она поняла, что его ничем не проймешь; и хотя опущенные уголки ее губ и печальный взгляд предвещали приступ дурного настроения, Нелл сочла, что это более терпимо, нежели те изнурительные и совершенно бесплодные разговоры, которые ей приходилось вести до этого момента.

Дайзарт не появился, но, поскольку слуга ушедшего на покой джентльмена, у которого он снимал дом, полагал, что тот уехал из города смотреть петушиные бои, это было совсем не удивительно. Нелл оставалось только надеяться, что он найдет время ответить на ее письмо, поскольку, если бы он решил сам приехать на Гросвенор-сквер на следующий день, он не застал бы ее дома. Они вместе с Летти собирались поехать в Остерли на праздник на открытом воздухе.

Но и утром письма тоже не было; и если бы не хозяйка праздника, чересчур обидчивая леди Джерси, Нелл отказалась бы от приглашения. Но этого нельзя было сделать, не нанеся серьезной обиды, ибо леди Джерси была ее гостьей на вечере игры в мушку и, конечно же, не поверит сказкам о внезапном нездоровье.

- Конечно нет! - согласилась Летти. - Тебе просто нельзя не ехать. Но мне-то это совсем не обязательно, у меня нет ни малейшего желания, и к тому же меня замучил этот ужасный тик. Я завяжу голову платком и останусь дома.

- С томиком проповедей Пейли, да? - воскликнула Нелл. - Как не стыдно, Летти! У тебя такой же тик, как у меня!

- Все равно меня не заставишь ходить в гости, когда я так страдаю! покраснев, заявила Летти. - Я уверена, Кардросса бы вполне устроило, если бы я продолжала ходить по гостям, тогда он мог бы сказать, что, раз я так делаю, значит, он еще не разбил мне сердце; но этого удовольствия я ему не доставлю, так и скажи! Я не поеду!

- Послушай, Летти, ты должна поехать, - серьезно сказала Нелл. - Ты же не можешь допустить, чтобы твои дела стали предметом всеобщих сплетен! Вспомни, как ты разозлилась в воскресенье, когда леди Сефтон и леди Каупер пришли выведать, насколько правдивы слухи, которые до них доходят! Прошу тебя, дорогая, не выставляй свои чувства напоказ! Это так некрасиво!

- Не поеду! - упрямо заявила Летти.

- Куда это ты не поедешь? - спросил Кардросс, вошедший в комнату именно в этот момент.

- Не поеду с Нелл в Остерли! И плевать мне на сплетни!

- Ты, конечно, поедешь в Остерли! - спокойно сказал он. - Под каким предлогом ты можешь отказаться?

- Я уже сказала Нелл, что у меня тик, и если она не верит, то и не надо! И ни ты, ни она не заставите меня поехать!

- Неужели Нелл тебе не верит? Какая бесчувственность! Я-то верю тебе, малышка, и сейчас же приглашу доктора Байи. - В его глазах промелькнула тень улыбки, и он добавил: - Все мои дела не такие срочные, и я обещаю остаться с тобой дома.

- Уж лучше я поеду в Остерли, чем терпеть твое общество! - сказала Летти, дрожа от еле сдерживаемой ярости.

- Да, так я и думал, - заметил он, придерживая дверь и давая ей выйти из комнаты.

Приподняв брови, граф повернулся к Нелл и, закрывая за Летти дверь, спросил:

- Что она замышляет? Тайное свидание с Эллендейлом?

- Не знаю, - обеспокоенно сказала Нелл. - Не думаю, но, честно говоря, я за нее волнуюсь; я сочувствую ей, но нельзя, чтобы она встречалась с ним таким образом. Не говорите ей об этом, но боюсь, что она достаточно явно продемонстрировала свое неравнодушие к нему, и в определенных кругах о ней уже сплетничают.

- Безусловно! Смотрите только, чтобы она не улизнула! Тайных свиданий я не потерплю!

- Ни в коем случае! Я хотела бы спросить у вас, Кардросс: не разрешите ли вы пригласить мистера Эллендейла к нам на обед, пока он не покинул Англию. Бедная Летти! Было бы жестоко не позволить ей попрощаться с ним.

- И проявить благосклонность к помолвке, которую я не одобряю? - с удивлением спросил он.

- Не большую, чем вы уже проявили, сказав, что они смогут пожениться, когда он вернется из Бразилии! - настаивала она. - Я убеждена, что она почувствует вашу доброту, если вы пойдете на такую уступку; и тогда у нее не будет необходимости встречаться с ним тайком от нас.

Выражение его лица было скептическим, но, пожав плечами, он сказал:

- Очень хорошо, поступайте, как считаете нужным.

- Благодарю вас! Я скажу ей об этом и надеюсь, это ее хоть немного утешит.

Но Летти, услышав о радости, которая ее ожидает, не выказала восторга; когда же Нелл разъяснила ей все неприличие тайных свиданий с мистером Эллендейлом, она не ответила ничего вразумительного. С видом воплощенного недовольства она сидела рядом с Нелл в коляске, но в Остерли развеселилась. Летти всегда была чувствительна к похвалам и, выслушав множество комплиментов своей внешности и новому потрясающему платью из крепа лимонного цвета на чехле из белой саржи, она, к большому облегчению Нелл, забыла про свой тик и приготовилась хорошенько повеселиться.

Вскоре после полудня привратник Кардросс-Хаус отворил дверь перед виконтом Дайзартом. Милорд, одетый в дорожный костюм, бриджи и сапоги, стремительно вошел в холл и спросил сестру. Весть о том, что она отправилась на пикник с леди Летицией, поразила его как гром.

- Поехали в Остерли?! - воскликнул он в гневе. - Черт и дьявол их побери! И не оставила для меня записки?

- Нет, - извиняющим тоном ответил привратник. - Не думаю, чтобы миледи оставила записку, разве что, может быть, у Фарли.

Виконт обратил нетерпеливый и вопросительный взор на Фарли, который появился из дальних комнат и поклонился ему с чопорной вежливостью.

- Миледи не сказала, когда вернется? - спросил он.

- Нет, милорд, я знаю только, что она собиралась возвратиться не очень поздно. Насколько мне известно, это праздник на открытом воздухе, что-то вроде пикника.

- Ну, это уже ни в какие ворота не лезет! - вырвалось у виконта.

- Мне кажется, ваша светлость, милорд еще не ушел, может быть, вы хотели бы увидеться с ним? У него был мистер Кент, но...

- Нет, нет, я не хочу беспокоить его, если он занят делами! - перебил Дайзарт с достоинством. - Собственно, ему даже не обязательно докладывать, что я приходил; я хотел видеть миледи по личному делу!

- Именно так, ваша светлость, - сказал Фарли с непроницаемым видом, принимая немалое вознаграждение, предложенное ему виконтом.

- Я зайду в комнату миледи и напишу ей записку, - сказал Дайзарт. - И отдайте-ка мне мою шляпу! Я не хочу, чтобы ее увидел милорд.

Однако привратник сам взялся спрятать шляпу подальше от глаз хозяина; Дайзарт, ничуть не смутившись, велел ему постараться и, отказавшись от провожатых, поднялся по широкой лестнице.

- Ну и храбрец, - заметил привратник, тщательно пряча шляпу под свое огромное кресло. - В гору бегом, с горы кувырком! Судя по его повадкам, на уме у него новый трюк. Ну и ладно! Он хоть не задирает нос и если даже не в настроении, никогда не забудет дать человеку на чай. Есть такие, которые ломаный грош пожалеют; а уж этот всегда выгребет из кармана монету потяжелее. А сколько он дал вам, мистер Фарли?

Но Фарли, возмущенный таким пошлым любопытством, лишь испепелил коллегу взглядом и вернулся на свою территорию.

Минут через двадцать виконт легким шагом спустился с лестницы, задержавшись на мгновение на площадке, чтобы убедиться, что горизонт чист. Привратник кивнул и подмигнул ему, и он, преодолев последний пролет, протянул ему запечатанную записку:

- Передайте это миледи, ладно, Джордж?

- Да, милорд. Спасибо вам, милорд, - сказал привратник, когда вслед за запиской в его руке оказалась большая сверкающая монета.

- А если вас интересует завтрашний верняк на скачках в Честере, добавил виконт, надевая фетровую шляпу с высокой тульей и натягивая перчатки, - ставьте на Таракана.

Привратник еще раз поблагодарил его, но с меньшим пылом. Завсегдатай ипподрома, он понял, что виконт начал ставить на длинные заезды, и мог только сожалеть о таком неразумном поведении: если таково его новое увлечение, то поток увесистых серебряных монет из его руки, по всей вероятности, скоро иссякнет самым плачевным образом.

Через несколько часов Нелл, разбирая в тиши своей спальни наспех нацарапанные каракули, полностью уяснила себе их смысл, лишь когда помедленнее прочла их во второй раз. Нахмурив брови, она не знала, то ли ей радоваться, то ли тревожиться.

"Какого дьявола , - писал Дайзарт без предисловий, -было устраивать шум, чтобы я пришел к тебе, если ты тут же смываешься на пикник? Не могу тебя ждать, потому что уезжаю из города на пару дней, но можешь перестать психовать, потому что я все-таки изобрел способ все устроить и кое-что еще. Не скажу тебе, в чем он заключается, но ставлю десять против одного, тебе это не понравится - ведь я не знаю других людей с такой идиотской щепетильностью. Уверен, будь ты дома, ты бы стала вставлять мне палки в колеса, так что я даже рад, что тебя нет. Если твоя загребущая швея начнет вякать, прежде чем я вернусь, сообщи ей, что заплатишь до конца недели. В общем, не впадай в панику, сестренка, на этот раз все получится, и не мучай себя вопросами, не продал ли я твои знаменитые сапфиры или другие любимые побрякушки, потому что это не так. Твой любящий брат Дайзарт.

Р. S . Я подмазал Фарли, чтобы он не говорил Кардроссу о моем визите, и привратнику сунул тоже - так что не будь дурочкой и не докладывай ему об этом".

Нелл дважды перечитала послание, и настроение у нее немного поднялось. Сомнений не было: Дайзарт нашел способ уплатить долг, хотя она не представляла себе, какой именно. Ей стало не по себе, когда она прочла, что ей это явно не понравится; но поскольку он возмутился ее предположением, как бы он всерьез не занялся разбоем, и потому теперь заверял ее, что не взял ее драгоценности, она не думала, что он замыслил что-то уж очень дурное. Письмо дышало такой уверенностью, что ее первый страх сразу же улегся; даже Дайзарт не стал бы так уверено заявлять, что на этот раз все получится, если бы успех зависел только от карточного расклада или от броска костей. Хуже всего, если он отважился на какой-нибудь безумный поступок, о возможности которого говорила его отлучка из города. Нелл знала, что он перепрыгнул на лошади через тот пресловутый обеденный стол, поспорив с кем-то на большую сумму, что совершит этот подвиг. Она знала, что он никогда не откажется от опасного пари, потому что не знает страха, и его обеспокоенные родственники не раз подозревали, что он вообще не в силах распознать опасность, даже если она смотрит ему прямо в лицо. Смутные и отвратительные, неясные и страшные картины маячили перед ней, но она не успела довести себя до исступленья, когда к ней вернулся здравый смысл и она подумала, что было бы глупо предполагать, будто даже самый сумасбродный из его дружков мог предложить ему пари, связанное с риском сломать себе шею.

Двадцать четыре часа металась она между страхом и надеждой, а затем последовал сокрушительный удар, который едва не уничтожил ее. Придя домой, она обнаружила письмо, которое требовало немедленного ответа; взяв его с собой наверх, она села за письменный стол в своем будуаре, чтобы успеть написать ответ прежде, чем Саттон позовет ее к обеду. Едва она подписала свое имя и собралась посыпать песком листок бумаги, как дверь позади нее открылась и голос Саттон произнес:

- О, миледи!

Голос Саттон звучал взволнованно. Подумав, будто та решила, что за ней уже давно посылали (ибо единственное, что могло поколебать ее надменное спокойствие - это пугающая мысль, что она не соответствует своим собственным жестким стандартам), Нелл весело проговорила:

- Да, я уже пришла, но не звонила, так что не думайте, что вы опоздали! На сегодняшний вечер подойдет индийское муслиновое платье с коротким шлейфом.

- Не в этом дело, миледи! - сказала Саттон. - Ожерелье!

- Ожерелье? - ничего не понимая, переспросила Нелл.

- Ожерелье из бриллиантов и изумрудов, которое вы, миледи, никогда не носите и которое мы для безопасности спрятали в этот шкаф! - трагическим голосом сказала Саттон. - Между складками синей бархатной ротонды, которую вы носили прошлой зимой, где никто, как мы думали, не станет искать его. О, миледи, уже больше часа, как я обнаружила пропажу, и не знаю, как я еще держусь на ногах! Никогда за все годы моей службы такого не случалось ни с одной из моих хозяек. Оно исчезло, миледи!

Нелл окаменела. У нее в мыслях возникло столь ужасное подозрение, что она не могла ни говорить, ни двигаться. У нее побледнели даже губы, но она сидела спиной к камеристке, и Саттон не заметила, что она на грани обморока.

- Миледи, я достала вашу зимнюю одежду, чтобы почистить и посмотреть, не завелась ли моль. Я всегда так делаю, потому что слишком часто, особенно если одежда отделана мехом, камфара не действует! Футляр от ожерелья лежал на месте, но когда я подняла его, он показался мне слишком легким, и тут у меня появилось ужасное подозрение... Миледи, я открыла его, и он был пуст!

- Боже мой, как же вы меня напугали, Саттон! - произнесла Нелл голосом, которого не узнала бы, не знай она, что это ее собственный.

- Миледи?

Голос Саттон звучал удивленно. Нелл трясущейся рукой поставила на место песочницу и закусила нижнюю губу. Она превозмогла свою слабость: в такой тяжелой ситуации нельзя падать в обморок.

- Разве я вам не говорила, Саттон? - сказала она.

- Не говорили о чем, миледи?

Она, кажется, выбрала путь: нужно сделать еще несколько шагов.

- Разве нет? Как глупо! Но я была уверена, что сказала. Не надо... не надо беспокоиться! Его не украли.

- Как, оно у вас, миледи?! - с подъемом вскричала Саттон.

- Да, вернее... Я отнесла его к Джеффри.

- Вы отнесли его к Джеффри, миледи? - ошеломленно переспросила Саттон. - Но вы ничего мне не говорили! И вытащили его из футляра... Неужели вы положили его прямо в ридикюль? Миледи, я не вправе говорить это, но вам не следовало так поступать! Ведь вы могли его выронить, у вас могли его вырвать! Одна мысль об этом вызывает сердцебиение!

- Вздор! В ридикюле было безопаснее. Надеюсь, вы никому не сказали - в смысле, другим слугам, - что его украли? А то им может быть очень, очень неловко... вдруг они решат, что их подозревают в краже...

- Я не сказала ни слова ни одной живой душе, - объявила Саттон, выпрямившись как истукан. - Я сочла совершенно неуместным, миледи, сообщить об этом кому-то прежде, чем скажу вам.

- Я очень рада. Дело в том, что я собираюсь надеть его, когда мы будем давать бал. Я подумала, что оно будет неплохо смотреться с зеленым газовым платьем. И вот... я примерила его - когда это было? - да, в прошлый четверг, вы как раз ездили к вашей сестре! - и мне показалось, что застежка не в порядке. Поэтому я отнесла его к Джеффри.

- Что ж, миледи, - сказала Саттон, быстро обретя свою всегдашнюю уравновешенность, - у меня просто гора с плеч свалилась, я рада узнать, что напрасно тревожилась. Пожалуй, никогда в жизни я не была так близка к тому, чтобы со мной сделался удар.

Она плотно сжала губы, сделала натужный реверанс и вышла в соседнюю комнату, чтобы достать вечернее платье из индийского муслина.

Нелл попыталась встать со стула, но колени ее дрожали, и она снова села. Ей удалось немного отсрочить неминуемое разоблачение, но что делать дальше - она не имела представления и еще долго не могла заставить думать свой потрясенный мозг. Перед ней проплывали только совершенно ненужные картины: вот она достает из тайника ожерелье, чтобы показать Дайзарту, - о, много месяцев назад! Вот Дайзарт сидит за этим самым столом и пишет ей, что не брал ее сапфиров и вообще ничего другого из ее любимых вещей. Вот лицо Кардросса, когда он так резко говорил с ней о Дайзарте и потом внезапно оборвал свою речь... Она глухо застонала и прикрыла глаза рукой. Дайзарт знал, что ей не нравится ожерелье Кардроссов, но как он мог решить, что это ее собственность и что она может распоряжаться им по своему желанию? Или ему все равно?

Бесполезно было задавать себе такие вопросы; ответить на них мог только Дайзарт. И тут же вставал другой, куда более важный вопрос: где Дайзарт? Поначалу его отъезд из Лондона казался ей необъяснимым, но теперь ей пришло в голову, что продавать или закладывать ее ожерелье в Лондоне слишком опасно. Она мало разбиралась в таких вещах, но полагала, что это очень известное украшение и конечно же тот, кто видел его, не мог бы спутать его ни с чем другим. Оно было сделано давным-давно, еще во времена Елизаветы, для кого-то из тогдашних Кардроссов, который подарил его своей невесте, и оно фигурировало на многих семейных портретах. Это была искуснейшая работа: камни были собраны в виде цветов и листьев, и каждый цветок дрожал на кончике тончайшей золотой нити. Нелл всего два раза надевала его, и хотя оно вызывало всеобщее восхищение и немалое любопытство (потому что никто не понимал, как цветы из драгоценных камней могут держаться на расстоянии полудюйма от груди Нелл и почему они кивают и дрожат при каждом ее движении), она знала, что на самом деле ожерелье не идет ей: в нем было слишком много камней, слишком много крученого золота у оснований каменных цветов, слишком много листьев из сверкающих изумрудов. Однажды она сказала Кардроссу, что надо бы отдать его в музей. Он согласился, что самое подходящее место для него - стеклянная витрина, но ему хотелось, чтобы она надевала его на придворные балы, и потому ожерелье так и не попало в музей. Оно не выставлялось публично, но Нелл полагала, что драгоценность достаточно известна, чтобы заставить Дайзарта искать для нее покупателя в провинции. Она тщетно спрашивала себя, как, по его мнению, она должна скрывать потерю, нашел ли он достаточно искусных ювелиров, чтобы сделать копию, или (как ей бы хотелось надеяться, ибо это был лучший вариант) он не продал его, а только заложил.

Она осознала присутствие Саттон, только когда та благовоспитанно кашлянула в соседней комнате. Время шло, и даже стоя на краю пропасти, она все равно должна одеваться к обеду. Она поднялась, держась на сей раз гораздо тверже на ногах, но лицо ее было таким бледным, а в глазах светилось такое напряжение, что вошедшая в спальню Саттон воскликнула, что миледи не иначе как заболела. Она взглянула на свое отражение в зеркале и сама удивилась, какой у нее изможденный вид. Выдавив из себя улыбку, она сказала:

- Я не больна, но у меня весь день болит голова. Вы должны нарумянить мне щеки.

- Позвольте сказать, миледи, я бы предпочла, чтобы вы легли в постель. Уж я-то знаю, что такое мигрень.

Нелл покачала головой, но согласилась выпить несколько капель лауданума, разведенных в стакане воды. Хотя голова у нее не болела, она никогда еще так не нуждалась в успокоительном средстве.

Когда Саттон добавляла к ее туалету последние штрихи, Кардросс попросил разрешения войти. Нелл испытала мгновенный ужас, что Саттон может проговориться Кардроссу об исчезновении ожерелья, и ее язык прилип к гортани. Но Саттон ничего не сказала. Лицо ее и так было малоподвижным, а в присутствии Кардросса становилось похожим на маску. По своему обыкновению, она сделала легкий реверанс и вышла из комнаты. Нелл вспомнила, что Саттон презирает мужчин, и ей стало легче дышать.

Кардросс был все еще одет в утренний костюм, и при виде его синего сюртука и ботфорт с кисточками она вспомнила, что он сегодня обедает не дома. Стараясь, чтобы в ее голосе звучала легкость, она сказала:

- А! Насколько я помню, Даффи-клуб?

Он улыбнулся:

- Нет, салон Крибба! У вас сегодня свободный вечер?

- Да. И я так рада! У меня весь день болит голова.

- Кажется, уже несколько дней.

Она взглянула на него с тревогой и подозрением.

- Нет, но должна сознаться - я до смерти от всего этого устала.

- От чего-то вы устали, это точно. - Он говорил очень ровным голосом, но выражение его лица пугало ее. - У меня даже возникло предположение, что вы влюблены - так же влюблены, как Летти!

Она уставилась на него невидящими глазами. На губах ее появилась чуть заметная трагическая улыбка, но она отвернулась и ничего не ответила.

- Желаю вам скорого выздоровления, - сказал он. - Но кто же счастливец, завоевавший вашу благосклонность?

- Вы, кажется, шутите надо мной, - сказала она, все еще глядя в сторону. - Это нехорошо с вашей стороны - особенно когда у меня болит голова!

- Простите меня. - После едва заметной паузы он добавил: - Я пришел сообщить вам - и надеюсь, это облегчит вашу головную боль, - что Эллендейл уехал на несколько дней в деревню, кажется, к своему дядюшке, я узнал об этом сегодня. Так что можете ослабить бдительность - и я хотел бы, чтобы он не появлялся в городе до самого отъезда!

- Это не ваша вина. Я знаю, что у вас и так хватало неприятностей.

- Правда? - сказал он. - Что ж! Очень хорошо, что вы это заметили.

Глава 11

Х отя Нелл провела почти всю ночь в отчаянных раздумьях, они не принесли ей ни решения проблемы, ни тем более утешения. Пока Дайзарт оставался вне досягаемости, она ничего не могла сделать, не могла даже отыскать его, потому что если бы у него дома и знали, куда он отправился, не могла же она поехать вслед за ним! Однако самым важным для нее было найти Дайзарта прежде, чем он продаст ожерелье. Поскольку этого сделать она не могла, она стала думать - сможет ли он потом получить ожерелье обратно. Счет от Лаваль внезапно утратил всякое значение - причем настолько, что она, почувствовала даже легкое удивление: как это она боялась рассказать о нем Кардроссу? По сравнению с потерей ожерелья это казалось мелочью; мелочью, которая уже никогда не могла бы привести к несчастью, которое маячило перед ней теперь. Ее мучили полученные в детстве уроки нравственности: она так и видела перед собой серьезное лицо мисс Уилби, которая внушала ей, как тяжелы последствия попыток сокрыть содеянное. У мисс Уилби было множество примеров на все случаи, но ни один из них - даже ужасающая история некоего отщепенца, чей страшный конец на эшафоте явился в конечном итоге результатом того рокового дня, когда он стащил у матери из шкафа банку джема и не сознался в этом, - ни один из них не был так ужасен, как последствия попытки Нелл обмануть Кардросса. Она боялась, что, если она сознается, он никогда не поверит, что она вышла за него по любви, а не из-за богатства; и теперь ей казалось вполне вероятным, что, как это ни печально, его уже не заботит, любит она его или нет. Она вызвала у него подозрения, его глаза смотрели жестко; и еще ни разу после своего возвращения из Мериона он не пытался сделать нечто большее, чем просто поцеловать ей руку. Если его любовь еще не совсем умерла, правда о черной неблагодарности и подлости жены наверняка нанесет ей смертельный удар.

Она уснула только на рассвете; ее мучили кошмары, и проснулась она уже поздним утром, с опухшими и тяжелыми веками и с еще большей тяжестью на сердце.

Утром Кардросс не зашел к ней в комнату, а когда она встала, он уже успел уйти из дому; по словам его сестры, в жилете в голубую и желтую полоску и в пятнистом галстуке он выглядел настоящим пугалом. Судя по этому нелестному описанию, Нелл пришла к выводу, что в этот день члены Клуба Четырех Коней, должно быть, встречаются на Джордж-стрит и едут обедать на Солт-Хилл.

- Очень может быть, - сказала Летти. - Хотя зачем для этого строить из себя таких чудаков, я не понимаю.

Затем она сообщила Нелл, что ее кузина Селина прислала ей записку, в которой просила поехать с ней в коляске ее матери выбрать свадебный подарок для Фанни. С воинственным блеском в глазах она добавила, что, по ее мнению, против этого не может быть никаких возражений.

Нелл была рада, что может не чинить ей никаких препятствий. Она не очень жаловала мисс Селину Торн, но раз мистер Эллендейл уехал в деревню, трудно было усмотреть какой-нибудь вред в том, чтобы позволить Летти на час-другой выйти из-под ее наблюдения. Правда, увидев, что миссис Торн не прислала с дочерью никакой служанки, она предложила отправить с молодыми дамами Марту, но Летти только фыркнула, осудив ее за чопорность; Селина же довольно дерзко воскликнула, что ничего не может быть отвратительнее, чем слуги, подслушивающие интимные разговоры своих хозяев. Нелл на миг представила себе, как кузины, склонившись друг к другу, хихикают над "тайной", и уже не в первый раз подумала, что Селине не мешало бы пройти у мисс Уилби курс хороших манер. Однако она больше ничего не сказала, и после недолгого спора о подарках девицы отбыли; как поняла Нелл, их первым местом назначения был Пантеон-Базар; на этом замечательном рынке они, даже если не найдут подходящего свадебного подарка, наверняка выкинут кучу денег, накупив изящных пустячков для самих себя. Нелл была слишком рада, что у Летти поднялось настроение, и слишком сильно хотела предаться в одиночестве спокойному размышлению, чтобы возражать против такой программы.

Спокойное размышление никак не подняло ее собственного настроения; зато когда через несколько часов вернулась Летти, она сияла, как не сияла уже давно. Как и ожидала Нелл, она была нагружена свертками, большая часть которых содержала такие сомнительные покупки, как пара нитяных перчаток, которые были так дешевы, что их просто нельзя было не купить, но которые по трезвом размышлении Летти решила отдать Марте; кошелек-чулок; несколько связок искусственных цветов, одну из которых она щедро подарила Нелл; газовый передник; два муслиновых носовых платка; коробочка вербенового мыла и турецкая бахрома, которая сначала ей понравилась, но теперь, когда она снова увидела ее, показалась уродливой. Для Фанни она купила золотой браслет и пару сережек, при виде этого прекрасного подарка Нелл воскликнула:

- Боже мой! Я не думала, что ты можешь позволить себе такую дорогую покупку!

- Нет, но я спросила Джайлза, а он сказал, что я могу купить, что захочу, - беззаботно ответила Летти.

Нелл сочла это знаком перемирия. А после некоторой паузы Летти произнесла слова, подтвердившие ее догадку:

- Он сказал, что разрешил тебе пригласить Джереми к обеду.

- Конечно, разрешил!

- А я уж было подумала, что это надувательство, но если это правда, я уверена, что идея была твоя, что это ты уговорила его. Я тебе очень обязана! Когда ты напишешь Джереми?

- Когда хочешь, - ответила Нелл. - Хоть сейчас.

- Нет, сейчас не получится! Видишь ли, он уехал к дяде и его не будет в Лондоне до завтрашнего вечера. Я подумала, душенька, что, если мы в пятницу поедем к Олмаку, мы встретим его там, и тогда - как по-твоему? - узнаем, сможет ли он прийти к нам?

Из этих слов было ясно, что свидание у Олмака было уже назначено. Нелл не сочла уместным пообещать, что поедет на ассамблею, но сказала, что сделает это, если будет лучше себя чувствовать, и этим Летти после недолгих уговоров и пришлось удовольствоваться. Будучи в подавленном состоянии, Нелл не могла без содрогания думать об участии в столь фривольном развлечении. Но ей удалось извлечь крупицу утешения из мысли, что теперь страстное отчаяние Летти немного улеглось и в ближайшее время она не совершит никакого безумства.

Летти оставалась такой же покладистой. Она теперь могла смотреть на Кардросса, не взрываясь от бешенства, и хотя была несколько томной, без прежней живости в поведении, было ясно, что она всерьез старается сдерживать свой темперамент.

Надеясь на приезд Дайзарта, весь следующий день Нелл не выходила из дому. Кардросс должен был сопровождать обеих дам на прогулку в Гайд-парк, но в конце концов с ним поехала одна Летти. Сначала она сказала, что не в настроении, но сразу же согласилась поехать, когда Нелл стала упрашивать ее составить Кардроссу компанию, а ей с головной болью позволить остаться дома. Летти была слишком погружена в собственные заботы, чтобы самой заметить, какой больной вид у ее золовки, но когда Саттон сказала ей, что беспокоится за свою хозяйку, она была готова сделать не только то, о чем ее просили, но и многое из того, о чем никто и не просил: она подложила подушку под голову Нелл, поставила под ноги скамеечку, накрыла ей колени шалью, протерла виски уксусом, предлагала самые разные лекарства, от нашатыря до камфары, и каждую минуту спрашивала, не стало ли ей лучше. Нелл терпеливо выносила эти ухаживания, но Кардросс, вошедший узнать, как она себя чувствует, воскликнул:

- Господи; Летти, да не дергай ее так! У нее от этого делается горячка!

Летти была готова обидеться, но он бесцеремонно вытолкал ее из комнаты и велел идти надеть шляпу, потому что коляска будет у дверей через несколько минут.

- А если хочешь, чтобы я дал тебе подержать вожжи, перестань кукситься, - посоветовал он.

Повернувшись, он подошел к креслу Нелл и взял в свои руки ее запястье. Под его пальцами пульс так бешено заколотился, что он сказал:

- Если к нашему возвращению вам не станет лучше, я пошлю за доктором Байи.

- О, прошу вас, не надо! Я ведь не больна! Просто у меня болит голова, и мне не следует выходить на такое жаркое солнце, - быстро ответила она. - Я скоро буду в полном порядке.

- Надеюсь, - сказал он, отпустив ее руку. Потом взглянул на Саттон. Позаботьтесь о ее светлости!

Ответом на это требование был реверанс, исполненный исключительного достоинства. По опущенным глазам камеристки и по ее приподнятым бровям он мог бы увидеть, как она глубоко оскорблена, но он больше не смотрел на нее. Его взгляд был прикован к лицу жены; ей показалось, что выражение его лица смягчилось; после минутного колебания он наклонился к ней и поцеловал в щеку.

- Бедняжка Нелл! - сказал он.

Он ушел, прежде чем она успела вымолвить хоть слово, и она почувствовала почти непреодолимое желание разрыдаться. Однако сумела совладать с ним и с изрядным самообладанием уверить Саттон, что ей уже лучше и чтобы окончательно выздороветь, нужно только час-другой отдохнуть. Она полагала, что, если ей никто не помешает, она сможет заснуть.

Это пошло бы графине на пользу, но сна у нее не было ни в одном глазу. Она пробовала заинтересоваться новым романом, но обнаружила, что прочитала три страницы, не поняв ни слова; каждый раз, заслышав шум экипажа на улице, она вскакивала и подбегала к окну; а когда она взялась за вышивание, чтобы хоть чем-то занять себя, а не вышагивать по комнате, руки у нее так дрожали, что она не могла сделать ни стежка.

Дайзарт не пришел, и она была так разочарована, что ей понадобилось все ее самообладание, чтобы встретить вернувшегося домой Кардросса со спокойным лицом. Ее воспитание пошло ей на пользу: по ее поведению невозможно было заметить, в каком смятении находятся ее чувства, а когда ей предложили не ездить вечером в Итальянскую оперу, она только посмеялась над такой излишней заботливостью и сказала мужу и золовке, чтобы они не пытались завернуть ее в вату.

Дайзарт заявился к ней без предупреждения назавтра в полдень. Она сидела с Летти в гостиной, пытаясь привести в порядок свои чувства, взбудораженные визитом мисс Берри. Добрейшая дама пришла справиться о ее здоровье, но едва в комнату вошла Летти, она мгновенно привела девушку в исступление, начав с весьма серьезным видом обсуждать ее личные дела. Все ее слова отличались отменным здравым смыслом и делали честь как ее сердцу, так и уму, но ее манера говорить была невыносимой. Ее привычка повторять одно и то же по многу раз только раздражала; она говорила торопливо и чересчур эмоционально, а ласкательные слова и преувеличенные знаки своей привязанности, которыми она пользовалась, чтобы вызвать больше доверия, послужили только тому, что Летти вконец разозлилась. Едва мисс Берри ушла, как явился Дайзарт; когда он вошел в гостиную, щеки Летти еще пылали гневным румянцем.

- Дайзарт! - вскричала Нелл, вскочив с кресла.

- Привет, Нелл! - ответил он с веселой небрежностью. - Я так и думал, что ты дома. - Он критически оглядел Летти и спросил голосом заботливого брата: - А вы-то из-за чего взбесились?

- Пока еще не из-за вас! - ответила Летти с чувством, но весьма невежливо. - Не сомневаюсь, милая Нелл, что ты хочешь остаться наедине со своим мерзким братцем! Что касается меня, то я бы предпочла поговорить с торговцем пончиками, так что я удаляюсь и буду сидеть в библиотеке, пока он не уйдет!

- Ну и злюка! - слегка удивившись, заметил виконт, - Да что я такого сделал, что вы обе на таком взводе?

Не соизволив ответить и только испепелив его презрительным взглядом, Летти с высоко поднятой головой выплыла из комнаты.

- Не мешало бы ей и охладиться, - сказал Дайзарт; закрывая за ней дверь.

- О Дай, слава Богу, что ты наконец пришел! - произнесла Нелл, с трудом сдерживая волнение. - Я в таком горе - в таких душевных страданиях!

- Господи, ты ничем не лучше этой дурочки! - сказал Дайзарт, запуская руку в карман и извлекая оттуда пачку банкнот. - Вот тебе, глупышка! Разве я не обещал, что на этот раз все устрою!

Почти отшатнувшись от пачки денег, она с горьким упреком воскликнула:

- Как ты мог! О Дай, Дай, что ты натворил! Неужели ты думал, что я возьму деньги, полученные таким образом!

- Этого следовало ожидать! - вскричал Дайзарт. - Вообще-то я так и знал, потому и постарался не говорить тебе, что собираюсь сделать! Когда дело доходит до истерических выходок, не знаю, кто из вас хуже - матушка, или ты!

- Истерические выходки! - повторила она, с ужасом глядя на него. - Ты это так называешь? О, Дайзарт!

- Да, черт возьми, именно так! - сверкая глазами, ответил виконт. - И позволь тебе сказать, моя девочка, что вид святоши тебе вовсе не идет! К тому же все это чушь! Я могу еще выслушивать подобную дребедень от матушки, но только, черт возьми, не от тебя. Более того, это уже слишком! Позволь сказать тебе, моя благочестивая сестренка, что если бы Феликс Хедерсетт не помешал тебе, ты бы взяла в долг у этого старого мошенника с Кларджес-стрит!

- Но, Дай! - пролепетала она. - Это же разные вещи! Может быть, я поступила неправильно - то есть я точно знаю, что неправильно, - но ведь не подло!

- Да перестань изображать из себя идиотку! - выйдя из себя, потребовал он. - В жизни не слыхал такого вздора! Что это на тебя наехало, Нелл? У тебя же не было привычки поднимать шум из-за ерунды!

- Какая же это ерунда! Надеюсь, ты так не думаешь! - умоляюще сказала она. - Я бы лучше придумала что-нибудь сама, чем толкать тебя на такой поступок! Мне в голову не приходило... О, если бы я сказала Кардроссу правду!

- Да, если ты собиралась гнать такую волну, как сейчас, лучше бы ты ему сказала! - заявил Дайзарт. - Я всегда знал, что у тебя волос долог, а ум короток, но не до такой же степени! У тебя не все дома, вот оно что, Нелл! Сначала ты мне житья не даешь, чтобы я нашел для тебя деньги, - а откуда, по-твоему, я должен был взять три сотни? Потом, когда я придумываю способ, у тебя только и хватает ума, чтобы все испортить; а когда я наконец притаскиваю тебе пачку наличных, ты меня даже не благодаришь, а читаешь мне распроклятую проповедь! А ведь я специально сломя голову примчался в город, как только у меня все получилось - ведь я решил, что иначе ты впадешь в депрессию или выкинешь что-нибудь идиотское. Честное слово, у меня появляется желание предоставить тебе самой выпутываться из своих бед!

- Это я во всем виновата! - печально сказала она, ломая руки. - Я впала в такое отчаяние, и так глупо было просить тебя помочь мне...

- Можешь не горевать по этому поводу! - перебил он. - Не скажу, что я был от этого в восторге, - и теперь, когда все в порядке, могу тебе признаться, что в какой-то миг мне показалось, будто я влип в историю, - но я не жалуюсь. По крайней мере, если бы ты не заставила меня покрутиться как следует, я бы сейчас не стоял здесь богатый, как Крез!

- Нет, Дайзарт!

- Ну конечно, нет, не такой уж я богатый, - согласился он. - Собственно говоря, я надеялся, что будет больше. Но все равно хватит, чтобы некоторое время пошиковать, а это будет приятная перемена! Ей-богу, Нелл, я ведь так промотался, что мне не на что было играть! А теперь у меня шесть тысяч и семь сотен! И это, не считая моего долга тебе и сотни, которую я должен Корни.

Она ухватилась за спинку кресла, чтобы не упасть, потому что колени ее дрожали. Бледная как полотно, она с ужасом смотрела на любимого брата; задыхаясь, она только и смогла выговорить:

- Не надо! Дай... О Дай, ты не мог! Только не таким способом!

При мыслях о внезапном богатстве его лоб было разгладился, но теперь снова нахмурился.

- Да? - мрачно спросил он. - А почему?

- Дайзарт, ты сам должен знать почему! - горячо воскликнула она.

- Вот тут ты ошибаешься, моя девочка, потому что я не знаю! - заявил он. - Вы очень меня обяжете, миледи, если скажете, что сделали с теми деньгами, которые выиграли в прошлом году в Донкастере! Очень мило: выслушивать все это от девчонки, которая выиграла три заезда кряду! Тогда ты не испытывала угрызений совести, верно? О нет, ты была в восторге! - Он обвиняюще ткнул в нее пальцем. - И не вздумай говорить мне, что ты не была в Донкастере, потому что я сам там был! Кардросс привозил тебя в гости к Морпетам в замок Ховард, и ты приехала оттуда с целой кучей народа! Бесполезно отрицать это; я же помню, как ты говорила мне, что единственное, что тебе не понравилось в Ховарде, - это старый граф, такой накрахмаленный, что аж страшно! Вот так! И что ты можешь на это ответить?

В полнейшем недоумении она пролепетала:

- Но... но... я не понимаю! При чем здесь это? Я прекрасно все помню! Но... - Она внезапно осеклась и ахнула. - О, возможно ли?.. Дай, миленький Дай, ты что, выиграл эти деньги?

- Ну конечно выиграл! - ответил он с живейшим изумлением. - А откуда же еще, черт возьми, им взяться?

Она упала на диван, одновременно смеясь и плача.

- О, какой я была дурой! Я подумала... Нет, ерунда. Дай, значит, фортуна наконец переменилась? Расскажи мне, как это было! Где ты был? Как... Все, все расскажи!

- В Честере, на Королевских скачках, - ответил он, глядя на нее с чувством неловкости. Ему казалось, что с ней происходит что-то странное, и он уже хотел спросить ее, все ли с ней в порядке, когда ему в голову пришло удачное объяснение ее странного поведения. - Слушай, Нелл, ты, случайно, не растянула ножку? - улыбаясь, спросил он.

- Растянула ножку? Нет! - удивленно ответила она.

- То есть я хочу спросить - ты не в положении?

Покраснев, она покачала головой.

- Нет, - с грустью сказала она.

- А-а... А я подумал - может быть, дело в этом. - Увидев помрачневшее лицо сестры, он одобрительно заметил: - Ну, не расстраивайся! У тебя еще куча времени, чтобы завести детский сад. Я не удивлюсь, если ты окажешься такой же, как мама.

- Да, она тоже так думает, но только... О, это не важно! Расскажи мне, как это у тебя получилось!

- Господи, это было совершенно невероятно! Один шанс из пятнадцати, Нелл! И у меня и в мыслях не было, что мне повезет! Что ты, я даже не знал о существовании этой лошади, не говоря уж о том, чтобы ставить на нее! Любой бы сказал тебе, что только одна лошадь может обойти Костра - и это Молокосос. И знаешь, что со мной случилось? - Она покачала головой, и он усмехнулся. - Такое бывает раз в жизни. Началось все в субботу вечером. Я решил заглянуть в... в общем, не важно, как называется это место, ты все равно не знаешь! Это такой клуб, куда я иногда забредаю. В общем, зашел я туда выпить пива, осушил кружку, и, будь я проклят, в ней оказался огромный таракан!

- Фу! - вскричала Нелл с отвращением.

- Да, мне это тоже не очень понравилось, - согласился виконт. - Но самое странное, что он не был дохлым! Немного, правда, намок, когда я вытряхнул его на стол, но, черт побери, чего еще было ожидать? Вскоре он совсем ожил, и тогда мы пустили его взапуски с пауком, которого... один мой приятель вытащил из паутины.

- Тараканы и пауки? - с отвращением переспросила Нелл.

- Ну да, вот именно - целая куча! Их там полно!

- Но, Дайзарт, это же отвратительно! Должно быть, в том доме невероятно грязно!

- Да, пожалуй, - согласился он. - То есть точно, только это не важно! Дело в том, что почти все поставили на паука. Я и сам думал, что он придет первым, честно тебе скажу - с виду это был прекрасный бегун, с набором шикарных ног. Я, конечно, не ставил на него, потому что моим взносом был таракан, но я не думал, что он победит.

- А он победил? - взволнованно спросила Нелл.

- Опередил на половину дистанции! - сказал виконт. - То есть стола. Мы их поставили рядом, и мне показалось, что мой таракан слегка обалделый, да так оно и было, но не успел я отправить его на старт - подтолкнуть вилкой, и он сорвался как стрела и мчался по прямой до самого финиша! Знаешь ли, у паука была возможность обойти его - это был прекрасный бегун! Беда в том, что он заартачился; если бы он не поджимал ног, только бы его и видели! Ну вот, мой Джонни-таракан тоже пытался было халтурить, но стоило мне его подтолкнуть, он снова мчался на первой скорости, и все время прямо! Глядя на него, трудно было представить, что он умеет так здорово бегать. Я-то думал, он едва будет тащить ноги, а он оказался молодцом, да!

- Дай, какой же ты чудак! - со смехом воскликнула Нелл. - И что, ты выиграл все деньги на таракане?

- Ну конечно нет! Это была только забава! Я выиграл какую-то мелочь.

- А что с ним было потом? - не удержалась от вопроса Нелл.

- Откуда я знаю? Наверное, отправился обратно. Я как-то о нем не думал. И вообще забыл об этом, когда забег кончился. С чего мне было о нем думать? Но знаешь, Нелл, в воскресенье ночью, когда я ложился спать, я откинул покрывало и увидел на кровати здоровенного таракана! Каким же я оказался тупицей, что сразу не понял, что это значит! Только в понедельник меня осенило. Я просто пошел посмотреть, как делают ставки у Тратта, и кого бы ты думала я там увидел? Старика Джерри Стоу! Нет, ты его не знаешь - ты не водишь знакомства с такими типами, но в определенных кругах это известная личность. Я однажды оказал ему пустяковую услугу; ничего особенного, но послушать его, так я спас ему жизнь. Короче говоря, он мне шепнул на ушко, чтобы я все, что у меня есть, ставил на Королевских скачках в Честере на лошадь по имени Таракан! Я чуть не упал, ей-богу! Я и не слышал про такую лошадку и вообще не собирался играть на этих скачках, потому что не люблю неравных шансов, и к тому же Костер был явным фаворитом, исключая разве что Молокососа. Но конечно, когда Джерри подсказал мне, я решился: сопоставив шансы, я понял, что Таракан - это верняк. Единственная беда - откуда было взять столько денег, чтобы сделать порядочную ставку? - Он нахмурился и умолк. Оживление в глазах Нелл погасло, и она пытливо и настороженно смотрела ему в лицо. - И я сделал то, чего никогда не делал раньше, - сказал он, качая головой. - Такая пошлость! Пойми, если бы я не знал точно, что лошадь выиграет, я бы никогда так не поступил!

Она слабо улыбнулась:

- Что же ты сделал, Дай? Скажи мне, пожалуйста!

- Занял сотнягу у Корни, - коротко ответил он.

- О-о-о! - Это был долгий вздох невыразимого облегчения. - Я-то думала, ты сделал что-то... что-то возмутительное!

- Пора бы тебе знать, что клянчить в долг у друзей - это возмутительно! - сурово сказал виконт. - А если бы лошадь не пришла первой? Хорошенький бы у меня был вид!

- Ну да, но я уверена, что мистер Фэнкот ничего бы такого не подумал!

- Конечно нет, но мне-то от этого не легче! Наоборот, только хуже. Я не против того, чтобы иметь карточные долги или долги у торговцев, но, если хочешь знать, я не настолько прогнил, чтобы доить своих друзей.

Она смутилась и смиренно попросила прощения. Нахмурившись, он взглянул на нее и вдруг спросил:

- Если ты подняла этот шум вовсе не из-за того, что я играл на скачках, то откуда же, по-твоему, я достал эти деньги?

Покраснев, она опустила голову:

- О, Дайзарт, я была такой глупой!

- Это понятно, но это ни о чем мне не говорит! Почему ты так взбеленилась? Не хочешь же ты сказать, будто решила, что я напал на чью-то карету и ограбил чужого человека?

- Нет... хуже! - прошептала она, прижимая ладонь к горячей щеке.

- Не будь такой мямлей! Хотел бы я знать, что может быть еще хуже!

- О, Дайзарт, прости меня! Я подумала, что ты взял ожерелье!

- Не может быть. Я же предупредил тебя, что не трону твоих драгоценных побрякушек, так что не пудри мне мозги!

- Не мои драгоценности, а ожерелье Кардроссов!

- Что-о?

Она невольно отпрянула.

- Ты... решила... что я... украл... ожерелье Кардроссов? - со зловещим спокойствием произнес виконт. - Ты что, сестрица, совсем рехнулась?

- Н-наверное, я р-рехнулась, - призналась она. - Это все потому, что ты напал на меня! Мне бы в голову такое не пришло, если бы ты не захотел украсть мои драгоценности и продать их! Я подумала...

- Слушать больше не желаю, что ты там подумала! - громовым голосом перебил виконт. - Господи, как ты смеешь говорить мне, будто решила, что я способен взять то, что не принадлежит ни тебе, ни мне?

- Нет, нет! Я думала, вдруг ты решил, что она принадлежит мне! И знал, что я его не люблю, вот и...

-...вот и стянул его, когда тебя не было поблизости, - вещь, которая стоит много тысяч фунтов! - гневно перебил он. - Только для того, чтобы уплатить твой паршивый долг! Ах нет, я забыл! Не просто уплатить твой долг, верно? Я дал тебе три сотни - очень мило с моей стороны, ей-богу! - а сам прикарманил семь тысяч с лишним! А что, по-твоему, я сделал с этой штукой? Продал ее какому-нибудь ювелиру или, может быть, снес в заклад? Неудивительно, что ты так засуетилась! Интересно только, как же я тогда не угодил в Ньюгейт?

Он вскочил с дивана и расхаживал по комнате в таком гневе, что она тряслась от страха. Не смея приблизиться к нему, она умоляюще сказала:

- Я поступила очень дурно и прошу прощения, но если бы ты знал... о, Дайзарт, не надо на меня так злиться! Все было так ужасно, а я оказалась гораздо слабее, чем я думала! Я же знаю, как докучала тебе, а когда я прочла твое письмо в той самой комнате, где оно было спрятано, а я вспомнила, что однажды показывала его тебе... О, это непростительно, но...

Он перестал ходить по комнате и теперь стоял, глядя на нее неподвижным взглядом.

- Погоди! - резко перебил он. - Что ты хочешь сказать? Ожерелье пропало?

- Да, именно так. Поэтому я и впала в такое безумие, Дайзарт!

- Боже мой! - воскликнул он, слегка побледнев. - Когда ты это обнаружила?

- На следующий день... во вторник. Обнаружила не я, а моя камеристка. Она тут же сказала мне, и тогда мне и пришло в голову, что... Будь у меня время подумать, я бы, может быть... Но времени не было!

- Не в этом дело! Что ты сказала служанке?

- Что отнесла ожерелье к Джеффри починить застежку. Она уверила меня, что никому не сказала о пропаже, и я ей верю.

- Кардросс знает?

- Нет, нет! Как, по-твоему, я могла сказать ему, если подумала, что это ты взял ожерелье?!

Он с шумом втянул в себя воздух.

- Вот тебе и раз! - с сарказмом сказал он. - Ожерелье три дня как пропало, твоя распроклятая прислуга знает об этом, а ты не сочла нужным поставить в известность Кардросса или хотя бы попытаться найти его! Потрясающе! И что же ты намерена делать, моя девочка?

Глава 12

С полминуты Нелл сидела, тупо глядя на виконта, и кровь постепенно отливала от ее щек. В нахлынувшем было на нее облегчении она чувствовала только благодарность за то, что Дайзарт не брал ожерелья, и раскаяние в том, что так плохо о нем думала. Но его слова снова опустили ее на грешную землю. Она приложила руку ко лбу.

- О Господи! - еле слышно произнесла она. - Я и не подумала... Дайзарт, что же теперь делать?

- Не знаю! - безжалостно произнес он.

- Кто-то ведь на самом деле украл его. Но кто? Это ужасно. Должно быть, кто-то из слуг. Кто-то знавший, где оно спрятано, а мало ли кто мог об этом знать? Горничная, которую месяц назад прислала миссис Клоптон? Не могу такого даже себе представить!

- Ах, не можешь? - ехидно спросил виконт. - Весьма вам признателен, леди!

- Не надо, Дай! - взмолилась она. - Если бы его взял ты, я бы знала, что это только ради меня! Но теперь... Это может быть кто угодно и когда угодно! Не обязательно было даже знать, где оно лежит; достаточно было знать, что оно у меня есть и что я его не ношу, и только представь, сколько возможностей у людей, живущих в доме, отыскать тайник! А если его нашли, то могли решить, что пропажу не обнаружат несколько месяцев. Если бы Саттон не позаботилась достать мои зимние вещи, чтобы почистить их, я бы ничего не знала!

- Какой смысл говорить о том, что могло случиться, - сказал Дайзарт. Надо говорить о том, что уже случилось. Если ты не заткнешь рот своей камеристке, то станет известно, что ты знала о пропаже уже целых три дня, прежде чем сообщила о ней Кардроссу. Ты знаешь свою служанку лучше, чем я! Нельзя ли подкупить ее, чтобы она рассказывала ту же историю, что и ты?

- Не знаю, - медленно проговорила она. - Но это неважно, я все равно так не поступлю.

- Пожалуй, ты права, - согласился он. - Слишком велик риск! Она наверняка догадается, что дело нечисто, и как только поймет, что ты боишься Кардросса, выкачает из тебя все деньги! Да, этому не будет конца!

- Нет, не думаю. Я не поэтому! Дайзарт, все эти беды случились из-за того, что я начала обманывать Кардросса, и все это накапливалось и накапливалось, пока... - Содрогнувшись, она умолкла. - Я должна сказать ему правду. Немедленно!

Продолжая говорить, она поднялась, но виконт резонно заметил:

- Ничего не получится, его сейчас нет дома. Он сказал Фарли, что придет часов в пять или около того.

- О, только в пять! К тому времени вся моя смелость улетучится!

- Хочешь, пойдем вместе поговорить с ним? - спросил он.

- С тобой? О нет! Я должна поговорить с ним наедине.

- Что ж, наверное, так действительно лучше, - откровенно сказал он. Не то чтобы мне не хотелось встречаться с ним теперь, когда у меня есть деньги, но, во-первых, у меня свидание с Корни, а во-вторых, Кардроссу вряд ли понравится, если я буду торчать с тобой рядом, как телохранитель! Это только разозлит его. К тому же, тебе не нужна охрана. Я не хочу сказать, что он не придет в ярость, а у него для этого есть все основания, но не стоит бояться, что он не опомнится. Он остынет - и без меня даже гораздо быстрее! Он не любит меня, зато любит тебя, будь уверена!

Она промолчала; через минуту он снова протянул ей банкноты:

- Возьми! Если не хочешь, можешь не говорить ему про счет от портнихи. Можешь свалить все на меня: я брал у тебя три сотни, я тебе их возвращаю. Думаю, это удивит его больше, чем если бы я свистнул эту чертову реликвию!

Услышав такие язвительные слова, она обвила руками его шею, горячо уверяя, что никто бы о нем такого не подумал, и умоляя снова простить ее.

- Да, очень хорошо, только не думай, что я тобой доволен. Это совсем не так! - ответил Дайзарт, высвобождаясь из ее объятий. - И нечего вешаться мне на шею и подлизываться: я тебе не Кардросс! И учти: когда в следующий раз влипнешь в историю, не надейся, что я приду тебя вытаскивать!

- Ладно, - покорно сказала Нелл.

- Ну, я пошел, - объявил он. - И не впадай в истерику!

Она покачала головой.

- И больше ничего не скрывай! - предупредил он.

- Нет, я расскажу обо всем Кардроссу, как только он вернется домой.

- Ну, посмотрим! - сказал он, смягчившись настолько, что даже на мгновение обнял ее. - Вообще-то мне следовало бы остаться с тобой, но я еще не виделся с Корни, а он мне нужен. К тому же у него сегодня день рождения, и мы собирались его отметить.

И он ушел, оставив ее наедине с печальными мыслями. Она постепенно пришла в себя и послала Саттон к мадам Лаваль оплатить счет; передавая камеристке банкноты, она подумала, как обрадовала бы ее эта возможность еще несколько дней назад. Она, конечно, испытывала благодарность за то, что ей не нужно признаваться Кардроссу в своих долгах, но среди одолевавших ее бед это было совсем небольшим утешением. Об одной из них она тут же вспомнила, как только увидела свою камеристку. Нужно обязательно сказать Саттон, что ожерелье все же не у ювелира Кардросса, а на самом деле потеряно; но как ей объяснить ее собственную ложь - она не знала. Это Летти могла изливать свои горести перед горничной; для Нелл же сделать Саттон своим доверенным лицом было совершенно немыслимо.

Мысль о Летти заставила ее тотчас же справиться о ней у Саттон. Камеристка ответила, что Летти вроде бы поехала с Мартой в магазин Оуэна на Бонд-стрит, чтобы купить новые ленты к платью, которое она собиралась надеть на бал у Олмака. Она воспользовалась моментом, чтобы спросить у Нелл, какое платье приготовить для нее самой; но Нелл, совсем забывшая о приглашении, только воскликнула:

- К Олмаку? О нет! Я не могу сегодня поехать!

Саттон, ограничившись словами: "Очень хорошо, миледи", - ушла. Летти (если она в самом деле назначила встречу с возлюбленным в зале Олмака), едва ли окажется такой же покладистой.

Когда время подошло к пяти, Нелл стало не по себе. Настроение у нее совсем упало, и вид за окном ничуть не способствовал его улучшению. День был хмурым, небо затянули тучи, так что обычно солнечная гостиная казалась сумрачной. Казалось даже, что похолодало, но, возможно, это была только ее фантазия.

Кардросс пришел вскоре после пяти, но когда Нелл, собрав для предстоящего испытания всю свою смелость, спустилась вниз, она узнала от привратника, что милорд занят с посетителем, который явился по делу. Зная, что Кардросс в этот день не обедает дома, и чувствуя, что ее смелость вот-вот совсем улетучится, если ей придется ждать еще несколько часов, Нелл сказала:

- Очень досадно, я хотела бы поговорить с милордом до того, как он снова уйдет. Кто же пришел к нему по делу в такой час? Уж не мистер ли Кент?

- Нет, миледи. Это некий мистер Кэтворт. Он приходил утром и сказал, что у него личное дело, о котором он не может говорить ни с мистером Кентом, ни с кем-либо другим. Я сказал ему, что ждать нет смысла, потому что милорд вернется не раньше пяти. И он пришел снова, миледи, но я бы не пустил его, если бы знал, что вы желаете видеть милорда. А сам милорд, когда вернулся, велел, как только придет сэр Джон Сомерби, провести его прямо в библиотеку.

- А он, я уверена, вот-вот придет! - воскликнула Нелл. - Джордж, если он появится до того, как уйдет человек, который сейчас разговаривает с милордом, отведите его, пожалуйста, в зал и попросите подождать! И... скажите милорду, что я хочу видеть его прежде, чем он отправится к сэру Джону!

- Да, миледи, не беспокойтесь! - заверил ее Джордж, и по его тону было ясно, что он понял: происходит нечто необычное. - Я дам... я шепну пару слов Фарли, миледи!

Слегка покраснев, она поблагодарила его и снова ушла в гостиную, где томилась еще полчаса, гадая, долго ли пробудет у мужа этот навязчивый мистер Кэтворт, и почему Провидение, напрасно называемое милосердным, не сочло нужным забрать ее из этого мира, когда она в возрасте пяти лет болела скарлатиной. Однако когда, выглянув из окна, она увидела спускающуюся по лестнице ладную фигуру и поняла, что Кардросс наконец освободился, она тут же пожалела, что у нее нет в запасе еще нескольких минут, чтобы собраться с духом.

Но если она не хотела откладывать этот ужасный разговор на завтра, нужно было поторапливаться; и она быстро спустилась по лестнице, пока паника не завладела ею целиком.

Стоя на нижней ступеньке лестницы, Джордж пропустил ее в библиотеку, сказав, что как раз собирался пойти предупредить ее, что милорд свободен и готов ее принять. Открыв перед ней дверь, он хотел сказать ей что-нибудь ободряющее - ведь она выглядела такой юной и такой напутанной и напомнила ему его дочь, но это, конечно же, было невозможно. Было ясно как день, что у бедняжки неприятности; можно было только надеяться, что милорд успокоит ее, но вид у него был не очень приветливый.

Вид у него действительно был далеко не приветливый. Едва Нелл переступила порог, она сразу же поняла, что выбрала неподходящий момент. С очень сосредоточенным лицом он стоял у стола, не улыбнулся ей и не двинулся навстречу. Она еще никогда не видела в его глазах столь мрачного выражения; от внезапного страха ее собственные глаза слегка округлились, и она невольно спросила:

- О, что случилось?

Он заговорил не сразу; помолчав, он произнес очень ровным тоном:

- Я понимаю, что вы хотите поговорить со мной. Но я жду визита Сомерби, так что если это не дело первостепенной важности, то нашу беседу следовало бы отложить до завтрашнего утра.

Холодная официальность этой речи поразила ее в самое сердце; она только и смогла вымолвить:

- Оно... оно самой первостепенной важности! Я должна, должна сказать вам немедленно!

- Очень хорошо. В чем дело?

Эти слова не ободрили ее, но отступать было невозможно.

- Ожерелье... ожерелье Кардроссов! Оно пропало! - выпалила она.

Ей показалось, что он оцепенел, но ничего ей не ответил. Испуганная и ошарашенная, она пролепетала:

- По-моему, вы не поняли меня!

- О нет! Я прекрасно вас понял! - мрачно ответил он.

- Кардросс, умоляю вас! Вы очень рассержены... потрясены...

- И то и другое! Я не могу сейчас обсуждать этот вопрос. Увидимся утром. Может быть, тогда я смогу говорить с большей сдержанностью, чем та, на которую способен сейчас!

- О, говорите что хотите, только не смотрите на меня так! - взмолилась она. - Честное слово, я не потеряла его по небрежности! Его украли, Кардросс!

- Я и не думал, что вы его потеряли. Вы предполагаете, что в дом незаметно проник вор, или же хотите обвинить кого-то из слуг?

- Я не знаю, но страшно боюсь, что это кто-то из слуг! - взволнованно сказала она. - Они могли специально искать его, а посторонний не знал бы, где оно, - ведь правда? И не оставил бы после себя комнату в таком виде, будто в ней никого не было и ничего не украдено. Я... видите ли, я ничего не подозревала! Может быть, я бы обнаружила пропажу только через несколько месяцев, потому что оно было спрятано в одежде, которую Саттон переложила камфарой.

- А каким же образом вы обнаружили пропажу? - спросил он. - Это меня несколько удивляет.

- Я не... это не я! Саттон увидела, что футляр пуст, когда доставала мою зимнюю одежду.

- Понятно. Как вы, должно быть, расстроились?

В его голосе звучали враждебные нотки, и она в недоумении уставилась на него.

- Расстроилась? - повторила она. - Господи, да разве это можно так назвать, Кардросс?

- Я не сомневаюсь, что вы в высшей степени потрясены. Насколько я понимаю, Саттон сделала это неприятное открытие только сегодня?

Она ответила не сразу. Она знала, что признаться во всем будет непросто, но не думала, что он сделает разговор таким трудным. Ей пришлось преодолеть искушение ответить утвердительно, потому что теперь ей казалось невозможным рассказать всю свою историю этому чужому человеку, который смотрел на нее столь безжалостным взглядом и говорил с ней таким издевательским тоном. Но внутренняя борьба длилась не больше минуты. Она прерывисто вздохнула и еле слышно сказала:

- Нет... я знала... со вторника. Я хочу объяснить вам... попытаться объяснить... почему я вам не сказала... до сегодняшнего дня.

- Ради Бога, не надо! Избавьте меня хотя бы от этого!

Ее поразила ярость, с которой он произнес эти слова. Она вскинула на него взгляд и инстинктивно отпрянула, увидев, каким гневом горели его глаза.

- Кардросс!

- Замолчите! - Он повернулся к столу и рывком раскрыл один из ящиков. Можете мне ничего не объяснять!

Она стояла ошеломленная, не веря своим глазам, потому что предмет, который он выхватил из ящика и презрительно швырнул ей, был не чем иным, как ожерельем Кардроссов.

Вихрь предположений не привел ни к чему разумному; она была так растеряна, что смогла лишь прошептать:

- Оно у вас?

- Да, мадам Женушка, оно у меня! - ответил он.

Она почувствовала облегчение.

- О, как я рада! - вскричала она. - Но как... почему... я ничего не понимаю!

- Правда? Так я вам расскажу! - резко сказал он. - Час назад мне его принес хитрый маленький ювелир, чей сын - далеко не такой хитрый и, как я понимаю, не такой честный, как он сам! - купил его вчера за две тысячи фунтов! Думаю, он поздравлял себя с удачей: не каждый день в руки плывут такие клиенты! Ему бы, конечно, пришлось разрезать ожерелье, но и в таком виде оно стоит втрое больше, чем две тысячи, как вам известно. Нет, вам ведь это неизвестно, а?

Она едва ли уловила его горький, издевательский тон и даже не вполне поняла смысла его слов. Она смотрела на него, нахмурив брови, побледнев, тяжело дыша.

- Вчера, - повторила она. - Вчера? Кто... он сказал вам... кто?..

Его губы презрительно искривились.

- Нет, этого он мне не сказал. Его прекрасная клиентка - что вполне можно понять! - была под густой вуалью. - Вырвавшийся у нее легкий вздох облегчения не ускользнул от его внимания. - Да и я не так глуп, чтобы требовать дальнейших сведений на этот счет! - сказал он, и в голосе его снова зазвучала ярость. - Леди, безусловно леди. Молодая леди, одетая по последней моде, которая не сообщила своего имени - да и не могла этого сделать! - и не приняла в уплату банковского векселя. Неужели вы думаете, что после того, как мне это сказали, я стал расспрашивать Кэтворта дальше?

- Кэтворт? - быстро спросила она. - Тот человек, что приходил к вам только что разговаривал с вами?

- Ну да! Если бы вы только знали! Вы сейчас подумали об этом, любовь моя? Но разве могли вы знать! Это не он купил за бесценок ожерелье Кардроссов! Вы-то имели дело с сыном - который, хотя, несомненно, и знает, что почем, но все-таки далеко не так сведущ, как его отец! Если верить моему новому знакомцу, он никогда не видел ожерелья Кардроссов и не слышал о нем. Что ж, может быть! Я слишком в большом долгу у отца, чтобы не верить ему. В конце концов, я никогда не имел дела с ювелиром с аллеи Крэнбурн. Может быть, молодой Кэтворт не мошенник, а просто еще зелен! Другое дело Кэтворт-старший. Он-то узнал ожерелье Кардроссов, как только увидел его, и сразу понял свой долг! Мне очень жаль, что я был не в настроении, чтобы оценить эту сцену по достоинству! Как он был благоразумен! Как добродетелен! Не произнес ни одного недостойного джентльмена слова! Она даже не позволил себе выразить надежду на мое дальнейшее покровительство и, не моргнув глазом, выслушал все колкости, которые я произнес! Восхитительный человек мне обязательно нужно стать его клиентом! Будет просто подло, если я им не стану!

Он умолк, но она не вымолвила ни слова и не двинулась с места. В ее глазах появилось странное, пустое выражение; хоть он этого и не знал, но несправедливые обвинения на ее счет обеспокоили ее меньше, чем догадка о том, что случилось на самом деле.

Он взял ожерелье и спрятал обратно в ящик. Поворачивая ключ в замке и убирая его, он сардоническим тоном проговорил:

- Надеюсь, вы простите меня; если впоследствии я буду хранить его у себя! Я уверен, что вы позволите, потому что вы никогда им не восхищались и не хотели его носить. Однако вам следовало бы узнать его стоимость, прежде чем пытаться продать его. Я не желаю, чтобы мою жену так легко обманывали, леди Кардросс!

Она заморгала и подняла руку, как будто хотела защититься:

- Ах нет! Джайлз, Джайлз!

Это его не тронуло.

- О, не тратьте на меня свои чары, моя красавица! Ничего не выйдет! Я был даже еще большим простаком, чем вы, но поверьте мне, игра окончена! Вы замечательно провели меня; одурачили нежным личиком и невинными повадками! Я думал, что достаточно искушен, но когда увидел вас - когда вы подали мне руку, и взглянули на меня, и улыбнулись... - Он осекся и, казалось, с усилием сдерживал овладевшее им бешенство. - Простите меня! Я не желал говорить на эту тему прежде, чем оправлюсь от горестного открытия... Ведь все подозрения, которые сваливались на меня в течение нескольких месяцев нашего супружества, подтвердились! Что ж! Я получил по заслугам! Нужно было быть умнее и не поддаваться на очарование вашего хорошенького личика, не верить, что за вашим прелестным обхождением скрывается сердце, достойное того, чтобы его следовало завоевать! Собственно, вы никогда не давали мне повода так думать, верно? Как я несправедлив, обвиняя вас в этом! Больше это не повторится, но я должен постараться получше выполнить свою часть обязательства по нашему соглашению. Теперь я понял, что мои надежды, увы, не оправдались, но это можно исправить. Скажите, любовь моя, во сколько вы оцениваете свою красоту, свою неизменную покорность, свое восхитительное благоразумие, свою всегдашнюю вежливость?

Она стояла неподвижно, не пытаясь защищаться от бросаемых ей в лицо ужасных обвинений и даже не пытаясь заговорить. Она была очень бледна, и хотя она слышала все, что ей говорили, это как бы не доходило до нее. Он говорил страшные вещи, но не знал правды: все это относилось к женщине, которой не существовало на свете, но никак не к ней. Ей было больно, что он так неверно судит о ней, но она не винила его за это. Точно так же неверно она сама судила о Дайзарте, а у нее было на это куда меньше причин.

- Ну? Что же вы колеблетесь? Или не знаете, чего я стою?

Она посмотрела на него и увидела чужого человека. Она не могла сказать ему правду, пока им владело это темное состояние духа, и тем более раскрыть ему ужасное подозрение, которое зародилось в ее сердце. В конце концов, он должен будет об этом узнать, но пока все так неопределенно... Но если ему грозит более страшное несчастье, чем он подозревает, возможно, еще можно успеть предотвратить его. Только нельзя терять драгоценного времени или позволять его ярости обрушиться на Дайзарта или Летти. Позже она ему расскажет, но не теперь, когда ее роль в этом деле вдруг стала эпизодической по сравнению с возможной ролью в нем Летти.

Она попыталась заговорить, но обнаружила, что голос ей не повинуется. Он все еще смотрел на нее жестким, гневным взглядом. Это причиняло ей боль, и на ее глаза навернулись слезы. Она смахнула их и, попытавшись выдавить жалкое подобие улыбки на дрожащих губах, с трудом выговорила:

- В-видите ли, я не могу сейчас ответить. Позже. Не сейчас!

Как слепая, она прошла к двери, но слегка вздрогнула и остановилась, услышав его голос:

- Нет, вернитесь! Я не хотел, Нелл! Я не хотел!

Он сделал быстрый шаг по направлению к ней, но тут дверь открылась и вошел дворецкий.

- Прошу прощения, ваша светлость! - извиняющимся тоном сказал он.

- В чем дело? - рявкнул Кардросс.

- Я думал, вы захотите узнать, милорд, что сэр Джон Сомерби пришел и ждет в салоне.

- Скажите ему, что я скоро приду!

- Нет, пожалуйста, идите к нему сейчас же! - мягко сказала Нелл и, не взглянув на него, вышла из комнаты.

Она быстро поднялась по лестнице, миновала свои комнаты и прошла к комнате Летти. Марта, прибежавшая через две минуты в ответ на звонок, который звучал так настойчиво, что ясно было - за шнур дергали с отчаянной решимостью, увидела, что посреди комнаты стоит Нелл, устремив на нее суровый, обвиняющий взгляд, под которым она вся съежилась.

- О, миледи! Я не знала, что это вы!

- Где ваша госпожа, Марта?

Движимая свойственным подобным людям инстинктом ни в чем не признаваться, Марта ответила, как бы защищаясь:

- Боюсь, не могу вам сказать, миледи.

- В самом деле? Тогда, пожалуйста, спуститесь вниз, к милорду, спокойно сказала Нелл, подбирая свой короткий шлейф и направляясь к двери.

Этого было достаточно, чтобы, охваченная паникой, Марта рассказала все, что знала. Знала она не слишком много. Днем она действительно сопровождала Летти на Бонд-стрит, где они встретились с Селиной Торн. Тогда Летти отослала ее домой, сказав, что пойдет с кузиной на Брайнстон-сквер и что тетка потом отправит ее домой в экипаже.

- Так миссис Торн была с Селиной? - спросила Нелл.

- О да, миледи! - сказала Марта с излишней поспешностью.

- Вы ее видели?

Марта заколебалась, но прямой взгляд голубых глаз сильно подействовал на нее, и она пробормотала, что, по словам мисс Селины, миссис Торн была у Хукема.

- Понятно. В котором часу это было?

- Я... я не знаю, миледи! Не могу сказать точно. Мы вышли из дому, когда у вас был милорд Дайзарт.

- Лорд Дайзарт вышел отсюда около двух часов. Сейчас половина седьмого, но леди Летиция не вернулась, неужели вы не тревожитесь?

- Я думала... я думала, что это звонила госпожа!

Нелл оглядела комнату:

- Но вы еще не приготовили ее бальное платье?

- Госпожа сказала... что, может быть, она не поедет на бал, миледи! Она сказала... чтобы я не волновалась, если она задержится, и никому ничего не говорила - только, то, что она поехала к миссис Торн, но я сама больше ничего не знаю! Честное благородное слово, миледи!

- Но вы должны были знать, что она не собирается возвращаться. Нет, не лгите, пожалуйста! Леди Летиция не берет с собой щетки, расчески и зубной порошок, когда едет за покупками.

Марта расплакалась, говоря сквозь слезы, что она ничего не знает, что миледи дала ей нести пакет, сказав, что в нем какие-то вещи, которые она должна передать мисс Селине. Да, это был довольно большой сверок, но она не знала, что в нем; миледи сама упаковала его и ничего ей не сказала; и она готова на все ради миледи, особенно сейчас, когда этот милый ангел так несчастен и когда ей не к кому обратиться, кроме той, что прислуживала ей с колыбели.

- Достаточно. Вероятно, вы сыграли свою роль, думая сослужить службу своей госпоже, и вовсе не хотели помогать ей в том, что может навлечь на нее самые ужасные последствия. Но если она на самом деле сбежала, то вы оказали ей самую дурную услугу, какую только могли. Я надеюсь, что она не... собственно, я думаю, что мистер Эллендейл заботится о ее репутации больше, чем вы. Не знаю, что я должна сказать милорду; это зависит от того, сумею ли я найти миледи и благополучно препроводить ее домой. И еще от вашего поведения.

Перепуганная Марта, вытаращив глаза и стуча зубами, принялась клясться в полном повиновении, но Нелл оборвала ее заверения:

- Перестаньте плакать и слушайте меня! Я сейчас же отправляюсь к мисс Торн, и если найду там вашу госпожу или узнаю от мисс Селины, куда она могла уехать, то, возможно, никто не узнает о том, что сегодня произошло. И вы никому ничего не расскажете. Поняли? Если вас спросят, где я, вы должны сказать, что не знаете. Теперь идите вниз я скажите Саттон, чтобы она пришла в мою спальню!

Саттон вошла в комнату через пять минут, собираясь помочь миледи переодеться, и увидела ее одетой для выхода на улицу, в шляпке и легкой накидке. Прежде чем она успела выразить свое удивление, Нелл холодно сказала:

- Саттон, это очень досадно, но я должна выйти. Не знаю, когда вернусь. - Она подняла глаза от перчаток, которые натягивала, и сказала: Может быть, вы догадываетесь, куда я иду. Я уверена, что, если так, я могу полагаться на ваше благоразумие.

- Миледи всегда может на меня положиться. Но поскольку, как я понимаю, вы идете искать леди Летицию, позвольте мне сопровождать вас.

- Спасибо. Но в этом нет необходимости. Я... у меня особые причины желать, чтобы вы оставались здесь. Мне очень не хочется, чтобы кто-то узнал... если леди Летиция совершила глупость, которую... которую я могла бы помочь исправить!

- Прекрасно понимаю, миледи. Мой рот будет на замке, что бы ни случилось! - заявила Саттон любезно, но таким решительным лицом, будто она направлялась в камеру пыток.

- Ну, не думаю, что случится что-то ужасное, - с легкой улыбкой сказала Нелл. - Милорд сегодня не обедает дома, так что, возможно, он не станет обо мне спрашивать. Но если спросит, не могли бы вы сказать, что я уехала на званый обед! Он не спросит, где леди Летиция, потому что подумает, что она со мной.

- Конечно, миледи. От меня он ничего не узнает.

- Весьма вам обязана. И еще: не могли бы вы выманить Джорджа из холла, чтобы он не видел, что я выхожу из дому? А то ему это покажется странным и он расскажет милорду.

- Вполне вероятно, миледи! Я сейчас же сойду вниз и скажу ему, чтобы он принес из гардеробной ваш дорожный сундук, - с апломбом сказала Саттон.

- Но зачем он мне мог понадобиться? - запротестовала Нелл.

- А это, миледи, уже не его забота, - холодно произнесла Саттон.

Что бы там ни подумал Джордж, но выдумка Саттон увенчалась успехом. В холле никого не было, и никто не видел, как Нелл выскользнула из дому; никто не слышал, как за ней тихонько закрылась входная дверь. Она с облегчением вздохнула и быстро двинулась к ближайшей стоянке кебов.

Глава 13

Когда дворецкий миссис Торн, впуская Нелл, открыл дверь, он увидел медленно удаляющийся кеб и весьма удивился, что ее светлость приехала в столь непрезентабельном и простом экипаже; но она ожидала такой реакции и отделалась самой простой ложью: что ее коляска попала в небольшую аварию. Его, казалось, это объяснение удовлетворило, но когда она спросила, дома ли хозяйка, он ответил, что мадам удалилась в свою комнату, чтобы переодеться к обеду.

- Тогда будьте так добры и спросите вашу хозяйку, могу ли я подняться к ней, - сказала Нелл, как будто ничего не было естественнее для леди, чем приехать в уличном кебе за полчаса до обеда и спокойно потребовать, чтобы ее пропустили в спальню к хозяйке. На лице дворецкого появилось сомнение, но он все-таки отправился к хозяйке и почти тут же вернулся, попросив миледи подняться.

Миссис Торн сидела перед туалетным столиком, окутанная огромной накидкой, закалывая волосы в модную прическу. Это была толстая и добродушного вида дама, и, поднявшись навстречу Нелл, чтобы приветствовать ее, она так и заколыхалась над своим креслом.

- О, дорогая леди Кардросс, прошу вас, входите! Извините, что я в таком виде! Но не могу же я заставить вас ждать, пока я нацеплю все свои одежки, поэтому я и поспросила Томаса немедленно провести вас ко мне сразу.

- Вы очень добры. Я бы не стала беспокоить вас в такое неурочное время, - сказала Нелл, протягивая ей руку. - Могу я поговорить с вами наедине?

- О, дорогая, конечно! Бетти, пойдите посмотрите, одета ли мисс Фанни! Я позвоню вам, когда вы мне понадобитесь! Садитесь же, леди Кардросс! - Она снова опустилась в кресло перед туалетным столиком и, не успела горничная выйти из комнаты, тут же добавила: - Говорите же, дорогая моя! Когда Томас пришел и сказал, что вы внизу, у меня появилось такое предчувствие! И по вашему лицу я вижу, что была права!

- Не знаю... надеюсь, что нет! Миссис Торн, у вас сегодня была Летти?

- О, Господи помилуй! - вскричала миссис Торн. - Так я и думала! Нет, душенька, я не видела Летти с прошлой недели. Только не говорите, что она убежала с молодым Эллендейлом! Погодите! Где же мои нюхательные соли? Теперь рассказывайте!

Она схватила флакон и понюхала его душистое содержимое, чтобы унять сердцебиение; после этого она смогла выслушать рассказ Нелл, не впадая в нервические припадки, которые грозили лишить ее чувств. Она была потрясена, прерывала рассказ стонами и полными ужаса восклицаниями, но помочь Нелл ничем не могла, потому что ничего не знала. Она никогда не поощряла мистера Эллендейла; девушки любят флиртовать, и в этом нет никакого вреда; но когда она узнала, что Летти считает себя невестой молодого человека, у которого за душой нет ни гроша и никаких видов на будущее, она ужасно расстроилась.

Нелл вынуждена была прервать поток ее красноречия и попросить позвать Селину. Миссис Торн ничего не имела против, но не была уверена, что Селина сможет пролить свет на нынешнее местопребывание ее кузины. Услышав о встрече девушек на Бонд-стрит, она никак не могла поверить, что такое могло случиться.

- Селина поехала на Бонд-стрит! Не может быть, леди Кардросс! Неслыханно! Конечно, девушки сегодня не таких строгих правил, как во времена моей молодости, - что вы, я и шагу не могла ступить из дому без матери или гувернантки! И должна вам сказать, это было очень досадно! И я решила, что не буду обращаться так со своими девочками, и так и поступала, но чтобы отпустить кого-то из них бродить по городу без сестер или без Бетти - об этом не могло быть и речи! Господи, что скажут люди? Об этом и подумать невозможно! Но если окажется, что Марта сказала вам правду - а я надеюсь, что это не так, - я отправлю Селину в пансион мисс Паттенхем, что бы она ни говорила! Мистер Торн хотел было это сделать, но она так протестовала... и вот, пожалуйста! Поверьте мне, дорогая леди Кардросс, Селина ведать не ведает, где ее кузина!

Но когда в комнату наконец вошла Селина, то даже любящей родительнице стало ясно, что дочь знает, почему за ней послали. Она держалась храбро и ради кузины готова была к любым мучениям. В этой восхитительной драме она не играла главную роль, но с легкостью убедила себя, что без ее самоотверженных услуг заинтересованные стороны вынуждены были бы сейчас покориться своей злой судьбе. Летти (если она не зачахнет и не умрет в ближайшие месяцы) будет безжалостно выдана замуж за титулованного Мидаса с несносным характером, который станет с ней плохо обращаться, а мистер Эллендейл, по непонятным причинам забытый своими покровителями, вынужден будет всю жизнь трудиться в чужой стране, нося на груди портрет возлюбленной, и умрет (всеми брошенный и страдающий) с ее именем на пересохших губах.

Пока она не оказалась перед Нелл, которой побаивалась, эта чувствительная история казалась ей не только правдоподобной, но и почти неизбежной. Она несколько раз репетировала вдохновенные речи, которые собиралась произнести, когда ее призовут к ответу за ее дела, и в этих воображаемых сценах преследователям Летти никак не удавалось вытянуть из нее ни слова о местонахождении кузины. Порой он гордо молчала, когда над ее преданной головой бушевала буря; но, как правило, она была исключительно красноречива и изъяснялась с такой трогательной искренностью, что даже столь светские люди, как ее отец и лорд Кардросс, начинали осознавать, насколько фальшивы и меркантильны их представления; они выходили от нее с преображенными сердцами и с наилучшим мнением о ее бесстрашии, уме и благородстве.

Но во всех этих сценах другие действующие лица говорили только то, что она вкладывала в их уста; в реальности же их слова только путали ей все карты. И в результате Селине удалось произнести лишь одну из отрепетированных речей. Когда мать спросила ее, знает ли она, что с Летти, она скрестила руки на груди и отказалась отвечать на вопрос. Затем она сказала, что обе дамы могут угрожать ей сколько угодно и делать с ней все, что им захочется, но ничто не заставит ее выдать тайну своей кузины.

Тут, по сценарию, миссис Торн должна была воззвать дочь к послушанию и потребовать сказать правду; вместо этого, с прискорбным отсутствием всякой театральности, она лишь раздраженно потребовала не ломать комедию; и прежде чем Селина пришла в себя от такого напора, Нелл, довершая ее растерянность, с упреком произнесла:

- Послушайте, Селина, вы не должны превращать это в игру, потому что это гораздо серьезнее, чем вы думаете.

После этого всякая надежда на драматичность атмосферы безвозвратно исчезла. Селина заявила, что ничего не скажет, но даже ей самой показалось, что эти слова прозвучали скорее обиженно, чем благородно; а когда миссис Торн, выбравшись из своего кресла, сообщила о своем намерении немедленно отвести ее к отцу, который знает, как обращаться с дерзкими девчонками; она, вместо того чтобы вести себя как героиня, от страха расплакалась.

Потребовалось совсем немного времени, чтобы вытянуть из нее всю историю; на миссис Торн ее откровения подействовали так, что Нелл стало искренне жаль бедную даму. Открыв, что, вместо того чтобы в сопровождении горничной отправляться в танцкласс или на урок музыки, как думала миссис Торн, Селина совсем одна тайком отправилась в самый фешенебельный квартал города, чтобы содействовать своей кузине в поступках, которые, если бы о них узнали, опозорили бы их обеих в глазах всего светского общества, миссис Торн была так поражена, что лишь упрекнула девушку и посетовала, что ее дочь лишена малейшего чувства приличия. Расспрашивать Селину пришлось Нелл, что она и сделала с прохладной мягкостью, пугавшей девушку куда больше, чем материнский гнев.

Летти продала ожерелье Кэтворту в тот день, когда они с кузиной ездили покупать свадебный подарок для Фанни. Они отпустили коляску у Пантеона, сказав кучеру, чтобы через несколько часов он ждал их у Гюнтера на Беркли-сквер. Купив себе густые вуали, они поехали в кебе на аллею Крэнбурн; о существовании фирмы "Кэтворт и сын" узнали, попросив сидевшего на козлах кучера назвать им ювелира, услугами которого не пользуются высокопоставленные особы. Пока Летти проворачивала свою сделку с молодым Кэтвортом, Селина оставалась в кебе, ибо кучер, когда его попросили подождать, вероятно, заподозрил, что они желают улизнуть, и потому потребовал, чтобы ему сразу же заплатили.

После продажи ожерелья для побега требовалось только одно - жених, которого все еще не было в городе.

Тут миссис Торн воскликнула:

- Только не говори мне, что Эллендейл был готов жениться на ней всего с двумя тысячами фунтов!

- Дорогая мадам, не думаете же вы, что Эллендейл принимал в этом участие! - сказала Нелл.

- Не принимал, - подтвердила Селина. - Летти собиралась сказать ему, что получила эти деньги от крестного отца - ведь ему бы наверняка не понравилось, что она взяла ожерелье.

Как было условлено заранее, девушки встретились днем, избавились от Марты, поскольку Летти с редкой предупредительностью решила защитить ее от всяких обвинений, купили некоторые вещи первой необходимости, которые Летти не удалось уложить в свой пакет, и отвезли их на Брайнстен-сквер, где уложили в старый саквояж, принадлежавший отцу. После этого, наняв кеб, Летти отправилась в дом на Райдер-стрит, где жил мистер Эллендейл.

- Но вам их не поймать, - сказала Селина с последней искрой дерзости, потому что это было несколько часов назад, и, будьте уверены, они теперь уже далеко отсюда!

Это показалось миссис Торн более чем вероятным, и она со стоном ужаса откинулась на спинку кресла; Нелл была настроена более оптимистично. Когда Селину отправили в постель, пригрозив хлебом и водой на ужин, разговором с папа на следующее утро и отсылкой в Батский пансион для молодых девиц, Нелл поднялась и заявила, что немедленно едет на Райдер-стрит.

- Но какой смысл, дорогая? - спросила миссис Торн. - Вы же слышали, что говорила эта дрянная девчонка! Они отправились в Гретна-Грин, можете не сомневаться!

- Не может быть! Это, несомненно, идея Летти, но я удивлюсь, если на этот план согласился мистер Эллендейл! О, он бы так не поступил! Я в этом уверена!

- Боже милостивый, леди Кардросс, куда еще они могли отправиться? Они не могут пожениться в Англии, ведь Летти несовершеннолетняя, и нужно специальное разрешение и не знаю, что еще! Ведь вряд ли он допустил бы, чтобы она с ним убежала, если не рассчитывал немедленно жениться на ней!

- Не уверена, что он вообще что-нибудь знал об этом, - заявила Нелл. Только подумайте, мадам! Это респектабельный и исключительно разумный молодой человек, прекрасно знающий, что такое приличия. Я уверена, что он ни на миг не допускал мысли о тайном браке с таким ребенком, как Летти. Да еще с ее фантазиями! О нет, он не мог этого сделать! Его остановило бы если не благоразумие, то мысль о том, что его могут счесть беспринципным охотником за приданым!

- Да, вы правы, - неуверенно согласилась миссис Торн. - К тому же его выгнали бы со службы. Но знаете ли, душенька, когда мужчина по уши влюблен, трудно предугадать, как он поступит и что сделает. Не хотите же вы сказать, что Летти решила тайно обвенчаться с ним, а он об этом ничего не знал!

- Хочу, - возразила Нелл с едва заметным смешком. - Это очень на нее похоже!

- Ох! - вздохнула миссис Торн. - Это взбалмошное создание! Вот сюрприз будет для Эллендейла, когда он явится домой из своего министерства иностранных дел, мечтая только об обеде, и обнаружит у себя дома эту несносную девчонку, готовую на все и ожидающую, что он сейчас же повезет ее в Шотландию! Что ж, надеюсь, это послужит ему уроком! Но если это так, почему он до сих пор не привез ее назад?

- Я думала об этом, - сказала Нелл. - Это кажется странным, но что, если он задержался на службе? Потом, ему понадобится какое-то время, чтобы уговорить Летти отказаться от своего плана. А скорее всего, она закатила одну из своих истерик и бедняга не имеет ни малейшего понятия, как ее успокоить! Нет, мне немедленно нужно ехать на Райдер-стрит!

Убеждение, что, приехав к мистеру Эллендейлу, она обнаружит его дома успокаивающим свою будущую невесту, росло в душе Нелл по мере того, как в очередном кебе она тряслась по дороге на Райдер-стрит. Она снова приободрилась, чувствуя, что, если ей удастся вернуть Кардроссу сестру с незапятнанной репутацией, она отчасти искупит свою вину за глупые и сумасбродные поступки, которые совершала в последние недели. Но когда кеб свернул с Сент-Джеймс-сквер на Райдер-стрит, ей пришлось слегка остыть. Кучер придержал свою старую лошадь и свесился с козел, чтобы спросить, какой номер дома ей нужен; и Нелл неожиданно сообразила, что не знает. Кучер тоже не знал. Когда его спросили, не знаком ли ему мистер Эллендейл, он ответил, что не забивает себе голову именами нанимающих его господ, и оглядел свою прекрасную пассажирку с неодобрительным любопытством. Это немного выбило ее из колеи; хотя, собственно, ей было не по себе уже с того момента, как они свернули на Сент-Джеймс-сквер и она увидела, что окна всех клубов освещены и что по улице фланируют несколько знакомых джентльменов. Этот квартал фешенебельного Лондона принадлежал почти исключительно джентльменам, и появление там дамы считалось дурным тоном. На Сент-Джеймс-сквер располагались почти все клубы, а ближайшие улицы изобиловали холостяцкими жилищами и игорными домами. Кучер явно задавался вопросом, не заблуждается ли он относительно социальной принадлежности своей пассажирки, а Нелл чувствовала полную беспомощность и растерянность; но тут, к счастью, она вспомнила, что на Райдер-стрит живет мистер Хедерсетт, который, несомненно, может сказать ей, где находится жилище мистера Эллендейла, если только ей повезет и она застанет его дома. Она велела кучеру подъехать к дому номер 5. Она почти не надеялась застать мистера Хедерсетта дома, поскольку часы показывали уже больше восьми, но судьба была к ней благосклонна. Пока она рылась в сумочке в поисках кошелька, двери дома номер 5 открылись и на пороге появился мистер Хедерсетт собственной персоной, очень элегантный, в панталонах до колен и шелковых чулках, в жилете из жатого шелка, в сюртуке фасона "ласточкин хвост" и в белоснежном галстуке, искусно завязанном его умелыми руками сложным, так называемым математическим узлом. На напомаженных волосах сидела слегка заломленная модная шляпа, с плеч свисал плащ на шелковой подкладке. В одной руке у него были перчатки, в другой - трость из черного дерева, но, увидев необычное зрелище - даму, которая расплачивалась с кебменом у самых его дверей, - он переложил перчатки в правую руку, чтобы поднести к глазам лорнет, висевший у него на шее. В этот самый миг Нелл повернулась, чтобы подняться по ступенькам к его двери, и радостно воскликнула:

- Феликс! Как я рада, что встретила вас!

Кебмен, заметив, что на лице мистера Хедерсетта появилось выражение ужаса, неодобрительно прищелкнул языком. По его мнению, Нелл - самая обворожительная штучка, какую он видел за целый год, - заслуживала более теплого приветствия, чем вырвавшееся у мистера Хедерсетта ошеломленное: "Боже милостивый!"

- Какого дьявола вы здесь делаете? - спросил мистер Хедерсетт, забыв о своей всегдашней вежливости. - Надеюсь, с Кардроссом ничего не случилось?

- О нет, нет! Ничего! - уверила она его. - Я не задержу вас больше, чем на секунду, - вы ведь куда-то спешите? Но я так глупо забыла номер дома, в котором живет мистер Эллендейл!

Разочарованный этим разговором, кебмен подстегнул своего готового впасть в спячку конягу и медленно отъехал.

- Слава Богу, уехал! - сказал мистер Хедерсетт. - Знаете ли, кузина, вам не следует ездить в кебах, тем более приезжать сюда и спрашивать меня, где живет Эллендейл! То есть... это не мое дело, но так нельзя! Кардроссу это не понравилось бы. Что вам надо от Эллендейла?

- А это уже не ваше дело! - заметила Нелл. - Если бы Кардросс знал, что я здесь, он бы не возражал, уверяю вас, потому что у меня есть достаточно важные причины. Так что будьте добры, скажите мне номер дома мистера Эллендейла, а потом отправляйтесь на свой ужин и больше не беспокойтесь обо мне.

- Нет, - с неожиданной твердостью сказал мистер Хедерсетт. - Не скажу! И как я могу не беспокоиться о вас? Мне кажется, кузина, вы затеяли что-то сомнительное. Вы говорите, что Кардросс не возражал бы, узнав, что вы наносите визиты в такое время дня, - но вы просто плохо его знаете, если так думаете! Сейчас я отвезу вас домой.

- Ничего подобного! - возмущенно сказала Нелл. - Слушайте, Феликс, если вы тогда встретили меня на Кларджес-стрит, это не значит, что теперь вы имеете право командовать мною!

- Это давно забыто! Кстати, надеюсь, все кончилось благополучно?

- Да, Дайзарт все уладил.

- Что вы говорите!

- Да, потому что он выиграл кучу денег, поставив на лошадь по кличке Таракан. А с вашей стороны было не очень-то красиво выдавать ему меня!

- Согласен. Но ничего лучшего мне не пришло в голову. А теперь нам нужен еще один кеб.

- Нет, хотя, возможно, скоро понадобится. Мне, наверное, придется рассказать вам, что случилось, - вздохнула она.

- Господи, кузина, неужели вы считаете, что я тупица? - спросил мистер Хедерсетт. - Если вы разыскиваете по всему городу Эллендейла, это означает, что Летти принялась за свои штучки. Что она натворила на сей раз? Тайно обвенчалась с ним?

- Этого я и боюсь.

- Да ну? - недоверчиво спросил он. - Нет, не может быть, он не способен на такой фортель! Я просто пошутил!

Но, выслушав рассказ Нелл о событиях этого дня, он с ошарашенным видом признал, что можно действительно опасаться наихудшего.

- Особенно если Эллендейл сбежал с ней, но черт возьми, кузина, это уже ни в какие ворота!.. То есть этого не может быть. Не могу сказать, что он мне нравится, но он все-таки не способен на сумасбродные выходки!

- Конечно нет! И поэтому я сильно надеюсь, что они все еще там, объяснила она. - Так что прошу вас, покажите мне, где он живет.

- Хорошо, но где же Кардросс? - спросил он. - Он не мог снова уехать из города, ведь днем я его видел у Уайта! Искать Летти - его дело, а не ваше.

- Он... он сегодня не обедает дома, к тому же у него был сэр Джон Сомерби...

- Так, значит, - сурово сказал мистер Хедерсетт, - вы от него скрыли.

- Да... - созналась она. - Я... не сказала...

- Напрасно. Не хочу обижать вас, кузина, но вы не имеете права играть с Кардроссом в молчанку по поводу этой девчушки. Черт возьми, все-таки он ее опекун! Я уверен, что вы ее любите, но все равно не дело обманывать Кардросса.

- Конечно, - согласилась она. - Да я и не хотела, Феликс! Просто... беда в том, что он сегодня был сильно раздосадован. Произошли события, которые вывели его из себя, и мне особенно не хотелось сообщать ему эти новости, когда... когда он мог страшно, ужасно разгневаться на Летти!

- И правильно бы сделал, - сказал мистер Хедерсетт без всякого сочувствия. - Если хотите знать мое мнение, то чем быстрее вы отделаетесь от этой непоседливой девчонки, тем лучше. Она совершенно несносная. И взбалмошная: никогда не знаешь, куда она отправится и что выкинет в следующую минуту! - Он бросил на Нелл мимолетный взгляд, но было уже слишком темно, и он не смог разглядеть ее лица. Однако кое-какие выводы он сделал и был уверен, что не ошибся, поэтому небрежно добавил: - Не удивлюсь, что его вывели из себя именно ее фокусы.

Нелл промолчала. На улице показался фонарщик; вместе со следующим за ним по пятам мальчиком он нес свою лестницу. Нелл, которой уже надоело стоять у дома мистера Хедерсетта, указала ему на это обстоятельство и заметила:

- Не покажется ли ему странным, что мы стоим здесь?

- Конечно, но мы вовсе не собираемся стоять здесь, - ответил мистер Хедерсетт. - Похоже, что Эллендейла нет дома, но мы можем о нем справиться.

- Вы что, хотите сказать, что он живет рядом с вами? - возмутилась Нелл.

- Да. А почему бы и нет? - сказал мистер Хедерсетт, которого удивило ее негодование. - Он мне совсем не мешает, да я его почти и не вижу!

- И вы заставили меня все это время стоять на улице! Как это гадко с вашей стороны, - сказала Нелл, поднялась по ступенькам и взялась за тяжелый латунный дверной молоток.

- Я думал, куда бы мне вас пристроить, пока сам все не выясню. Беда в том, что вам здесь некуда пойти, но нельзя же, чтобы вы сами спрашивали Эллендейла! Предоставьте это мне, кузина!

Она уже была готова это сделать, но тут дверь открылась, и мистер Хедерсетт спросил домовладельца, дома ли мистер Эллендейл. Получив отрицательный ответ, он был готов удалиться без дальнейших расспросов, и тут ей пришлось вмешаться. Не обращая внимания на протестующее мычание мистера Хедерсетта, она смело спросила, ушел ли мистер Эллендейл один или в сопровождении дамы.

- Это что, сестрица мистера Эллендейла, про которую вы говорите, мэм? осторожно спросил хозяин.

- Да, - недолго думая, ответила Нелл.

- Ага, - сказал владелец, в раздумье поглаживая подбородок. - Это он так сказал, не отрицаю, но она-то сказала совсем другое, и я в затруднении, так сказать, потому как ежели вам нужна его сестрица, то не знаю, была она сегодня тут или не была, поклясться не могу. Что до молодой особы, что спрашивала мистера Эллендейла, то она сказала миссис Шотвик - то есть моей благоверной, что она вроде бы с ним помолвлена. А это совсем другая песня.

- Да, это как раз та дама, которая мне нужна, - сказала Нелл.

- Ага! - сказал мистер Шотвик, все еще поглаживая подбородок. - Я-то не против, да только выйдет ли у вас, мэм? Потому как ее тут нет. Давно уже, часа три. И должен вам сказать, я этому очень рад, а то тут был такой базар!

- О Боже! - с упавшим сердцем произнесла Нелл. - Что... что значит базар?

- Нет, черт возьми, кузина! - вмешался мистер Хедерсетт, пришедший в состояние крайней растерянности.

В тот миг мистеру Шотвику пришла счастливая мысль пригласить их войти и побеседовать на эту деликатную тему с хозяйкой, миссис Шотвик. Нелл с готовностью согласилась, мистер Хедерсетт тоже, хотя и не с такой готовностью, и их провели в прихожую квартиры мистера Эллендейла, расположенную справа от входной двери, и оставили там, пока мистер Шотвик не приведет на место действия свою супругу.

- О, Феликс, что могло случиться? - сказала Нелл. - Уехали три часа назад! Когда он сказал, что их здесь нет, я решила, что, может быть, мистер Эллендейл повез ее домой и что, когда я вернусь, она будет уже там. Но три часа! Где же она тогда, если они не сбежали вместе?

- Не знаю, где она может быть, - сказал мистер Хедерсетт, - но знаю, где мы, и знаю, что мне здесь оставаться не хочется. Я уверен, что этот тип знает, кто я, и скоро вычислит, кто вы. Весь город узнает об этом в мгновение ока.

- Ну, если вы не хотите, чтобы вас видели в моем обществе, можете уйти! - с вызовом заявила Нелл.

- Не хочу, - честно признался мистер Хедерсетт. - Особенно когда вы в таком виде, то есть не в вечернем платье. Никуда не годится: выглядит ужасно странно! Все только и будут пялиться на нас и гадать, что мы такое делали. Не рассказывать же всем, что мы ищем Летти!

Как ни была встревожена Нелл, она не удержалась от смеха и лукаво проговорила:

- Да, это никуда не годится, но ваша репутация настолько безупречна, что вряд ли кому-нибудь придет в голову, будто вы делали что-то выходящее за рамки приличий!

- Да, но сейчас не время для шуток, дражайшая леди Кардросс. К тому же никогда не знаешь, что подумают люди. Беда в том, что мы делаем все возможное для того, чтобы все как можно скорее узнали, что натворила эта девчонка. А уж как взбесится Кардросс, когда узнает, что мы с вами ведем себя как пара идиотов, вместо того чтобы все ему рассказать!

Она подумала, что на сей раз он прав, но прежде чем успела ответить, вернулся мистер Шотвик, а с ним дородная дама в капоре, которую он представил как свою благоверную.

Из достаточно подробного рассказа, который последовал из уст миссис Шотвик, стало ясно, что вторжение Летти в ее размеренное существование посеяло в ней смятение и даже поколебало веру в ее любимого жильца.

- Потому что, честно вам скажу, мэм, я просто не знала, что и подумать, да и теперь не знаю!

Как только она узнала от своего супруга, что красивая молодая леди с саквояжем оккупировала приемную мистера Эллендейла, выразив намерение оставаться там, пока он не вернется домой, первым ее импульсом было выставить нахалку немедленно; но когда она вплыла в комнату, чтобы претворить это намерение в жизнь, ей пришлось умерить свой пыл. Аристократию нельзя выставить из дома, как бы ты ни была респектабельна. Тогда она стала высматривать на улице мистера Эллендейла, перехватила его при входе в дом и дала понять, что не потерпит никаких глупостей под крышей своего дома. Ее очень удивило, что, когда он узнал о присутствии нареченной в его квартире, вид у него сделался странный, чтобы не сказать больше.

- На нем лица не было, - подтвердил мистер Шотвик.

- Немудрено, что на нем лица не было! - сказал мистер Хедерсетт, которому надоел обстоятельный рассказ.

- Ага! - сказал мистер Шотвик. - Особливо ежели она влипла, как мы и заподозрили, сэр.

- Прошу тебя, не говори таких гадостей, Шотвик! - резко сказала его дражайшая половина. - Ничего подобного я не подумала, во всяком случае тогда!

- Пока не начался базар, - согласился мистер Шотвик. - Боже, ну и голосила же она! Я думал, все соседи сбегутся. - Он скорбно покачал головой. - Ей можно было только посочувствовать. Но самое удивительное, что ему удалось надуть нас! Потому как такого тихого, приличного на вид джентльмена днем с огнем не сыскать! Но он точно завлек ее и бросил!

- Хватит! - сказала его жена. Она со значением поглядела на Нелл и мрачно добавила: - Не скажу ни слова в присутствии джентльмена, но спрошу вас, мэм, что можно подумать, когда милая молодая девушка впадает в такое отчаяние и просит и умоляет джентльмена - если его можно так назвать жениться на ней!

- Прямо белугой ревела, - услужливо подсказал муж.

- Ну да! То есть не в этом дело, - вмешался мистер Хедерсетт, свято веря, что Нелл не знает этого выражения. Разумеется, нечего было думать, будто смысл замечаний мистера Шотвика ей непонятен, - видно было, что она шокирована. - Я только хочу знать: вместе ли они вышли из дома и не слышали ли вы, куда они направляются?

- Этого я не знаю, - сказала миссис Шотвик. - Вышли они вместе и отбыли в почтовой карете с парой лошадей.

- В почтовой карете! - глухо повторила Нелл.

- Да, это была почтовая карета, мэм, я видела собственными глазами, и мистер Эллендейл нанял ее самолично, - кивнула миссис Шотвик. - И вот что я вам скажу: что бы он ни натворил, сейчас он желает бедняжке только добра, потому что когда я спросила его, что делать, он ответил, что у него только один выход. Не скажу, правда, что вид у него был очень довольный, но очень решительный - это да, очень решительный! Он мне больше ничего не сказал, только повернулся и вошел в эту самую комнату, где мисс лежала на софе и выглядела совсем измученной. Не знаю, что он ей сказал, потому что закрыл дверь. Но только знаю, что она тут же вскочила с софы, счастливая, как птичка! Потом он пошел нанимать карету, а мисс позвала меня и попросила помочь уложить саквояж и не пролила больше ни одной слезинки!

- Значит, не стоит о ней беспокоиться, - сказал мистер Хедерсетт, делая хорошую мину при плохой игре. - Я весьма обязан вам. - Потом, попросив мистера Шотвика выйти на улицу и поймать кеб, он бросил на Нелл обеспокоенный взгляд. Она казалась потрясенной, но, к его облегчению, не проронила ни слова, пока миссис Шотвик, присев в реверансе, не вышла наконец из комнаты. Он коротко сказал: - Сейчас отвезу вас домой. Ничего не поделаешь. Поздно. Эллендейл ведет себя прегнусно, но должен сказать, мне его очень жаль!

- О, неужели он не привез ее домой?! - заламывая руки, вскричала Нелл.

- Нет, если она билась в истерике, - ответил мистер Хедерсетт с чувством. - И знаете ли, я его не виню!

- Это я виновата! Если бы только я сказала Кардроссу о своих подозрениях! Он мог бы успеть перехватить их, но теперь... Я была так уверена, что мистер Эллендейл не станет... Я думала, что сумею уладить эту злосчастную историю, но только помогла погубить Летти!

- Ничего подобного, - ответил он. - У Кардросса еще масса времени: он сможет поймать их, если захочет. У них же только пара лошадей. Да будь у них хоть четверка, разницы никакой. Бьюсь об заклад, что Кардросс с его коляской и хорошей четверкой лошадей догонит их, даже если выедет, когда они уже будут на полпути. Вы когда-нибудь видели, как Джайлз правит четверкой? Несравненно, уверяю вас! И справляется даже с незнакомыми лошадьми.

- Так вы думаете, их еще можно перехватить? - с радостью спросила она.

- Господи, конечно! Все, что нам остается... Ну, что еще?

Она сокрушенно простонала "о-ох", а на его вопрос ответила:

- Кардросса нет дома. Он уехал на обед, и я не знаю куда!

- Ну, из-за этого не стоит беспокоиться, - спокойно сказал мистер Хедерсетт. - Фарли наверняка знает.

Это приободрило ее, и едва мистер Шотвик вернулся сообщить, что кеб уже ждет их, она тотчас двинулась к выходу, прося мистера Хедерсетта поторопиться.

Кеб действительно ждал на улице: это был огромный полуразвалившийся экипаж, косо провисший между двух осей; судя по потемневшему серебряному орнаменту и полустертому гербу, он проделал немалый путь вниз по общественной лестнице с тех дней, когда с напудренным кучером на облучке и двумя лакеями на запятках служил для парадных выездов какого-то дворянина. В таком экипаже не стал бы ездить человек, принадлежащий к светскому обществу, однако, выйдя из дома, Нелл и мистер Хедерсетт обнаружили, что их временные права на обладание им оспариваются. Двое джентльменов спорили с кучером о праве ехать в нем, и этот достойный человек счел своим долгом сойти с облучка, чтобы защитить экипаж от вторжения.

Едва взглянув на происходящее, мистер Хедерсетт решил скрыть эту сцену от глаз Нелл и жестко сказал:

- Вам лучше вернуться в дом, а я пока разберусь с ними!

- Но это же Дайзарт! - сказала Нелл.

- Вот именно, но нам некогда с ним разговаривать! - сказал мистер Хедерсетт.

- Конечно нет, но он пытается нанять наш кеб, а этого допустить нельзя, - сказала Нелл, пытаясь оттолкнуть его с дороги.

- Ради Бога, кузина, возвращайтесь в дом! - взмолился мистер Хедерсетт. - Он не один.

- Да, но это всего лишь мистер Фэнкот, и, мне кажется - со знанием дела сказала Нелл, - что они оба под хмельком. Дайзарт!

Виконт, услышав это обращение, обернулся. При свете ближайшего фонаря он мгновенно узнал сестру, но зная, что когда он находится (по его собственной оценке) в легком подпитии, лучше не верить своим глазам, обратился за помощью к своему спутнику:

- Корни, это ведь не моя сестрица Кардросс, верно?

- Нет, - с готовностью сказал мистер Фэнкот.

- Что ты за ужасное создание, Дайзарт! - заметила Нелл, спускаясь по лестнице. - Тебе нельзя ехать в этом экипаже, потому что его наняли для меня и мне он нужен. Я очень спешу, так что, ради Бога, прекрати спорить с этим беднягой и уходи!

- Боже, это все-таки моя сестрица Кардросс! - как громом пораженный вскричал Дайзарт.

- Да, - согласился мистер Фэнкот, улыбаясь Нелл не слишком осмысленно, но очень дружелюбно.

- Только ни к чему кричать об этом на всю улицу! - резко сказал мистер Хедерсетт.

Виконт пристально посмотрел на него, молча пытаясь разрешить в уме проблему.

- Так это вы, вот как? - наконец протянул он; глаза его засверкали. Вы и моя сестра!

Мистер Хедерсетт, с самого начала предвидевший нечто подобное, успокаивающе сказал:

- Я провожаю миледи домой!

- О, что вы говорите! - сказал виконт, начиная впадать в ярость. - Ну, это мы посмотрим! Потому что мне кажется... Корни! Где мы?

- У Ватье, - после минутного размышления ответил мистер Фэнкот.

- Ничего подобного! - с досадой ответил виконт.

- Значит, едем к Ватье, - поправился мистер Фэнкот.

- Я тебе скажу, где мы! - угрожающе проговорил виконт. - Мы на Райдер-стрит!

- Совершенно верно, сэр, на Райдер-стрит, - ободряюще сказал кучер. Вам не нужен никакой кеб, чтобы добраться до Ватье!

- Райдер-стрит, - сказал виконт. - Теперь я знаю, из чьего дома вы вышли! Теперь я знаю, почему вас так интересовали дела моей сестры! Черт возьми, да я из вас печенку вытряхну за это! Что до тебя, моя любезная...

- Хватит! - перебил мистер Хедерсетт. - Можете вытряхнуть из меня печенку утром, но, ради Бога прекратите бузить на улице!

- Не печенка, - с уверенностью сказал мистер Фэнкот; его блуждающее внимание было привлечено этим словом. - Утка. Вот о чем мы говорили, Дай. У Ватье умеют ее готовить так, как я люблю.

- Ну и отведите туда Дайзарта! - посоветовал мистер Хедерсетт.

- Он, конечно, может его отвести, но фиг он его проведет мимо швейцара, хозяин, они же оба лыка не вяжут! - со знанием дела заметил кучер.

- А вот и нет, - сказал мистер Фэнкот. - У меня день рождения.

- Садитесь в кеб! - сказал мистер Хедерсетт Нелл. - Нет, не вы!

Мистер Фэнкот, которого кучер стащил с подножки, призвал на помощь виконта, чтобы тот показал этому типу, где раки зимуют; но у виконта были более важные дела. Обращаясь к мистеру Хедерсетту, он потребовал объяснений.

Встревоженная его явным намерением навязать мистеру Хедерсетту ссору, Нелл положила руку на плечо брата и сказала:

- Дай, не будь таким ослом! Ты ничего не понимаешь, вот и все! Как тебе не стыдно думать такие гадости, это же неприлично!

- Не пытайся заговорить мне зубы! - ответил брат, стряхнув ее руку. Так вы назовете своих секундантов, сэр, или нет?

- Если я назову, вы все равно не запомните. Вам нужно вылить на себя ведро холодной воды: вы пьяны как сапожник!

- Вовсе нет! Я вам скажу, кто вы такой! Паршивый развратник! Попугай! Галантерейщик! Трус!

- Если утром вы не будете мертвецки пьяны, приходите ко мне домой, и я вам покажу, какой я трус! - пообещал мистер Хедерсетт, задетый этими оскорбительными кличками. - Правда, с вами справиться можно одной левой! Я видел, как вы развлекаетесь у Джексона, и когда дело доходит до рукопашной, вы только и можете, что молотить воздух!

- Нет, клянусь Богом! - вскричал виконт, вставая в стойку.

- На кулачках, на кулачках! - одобрительно воскликнул кучер.

Нелл кинулась между двумя разгорячившимися джентльменами, а мистер Фэнкот, до этого глубоко погруженный в раздумья, внезапно выразил желание ехать к Ватье в кебе и исчез позади экипажа.

- Дайзарт, как ты можешь быть таким грубияном! - воскликнула Нелл. Феликс, прошу вас, не обращайте на него внимания! Мне никогда в жизни не было так стыдно! Дайзарт, если ты скажешь еще хоть слово Феликсу...

- Это не важно! - перебил мистер Хедерсетт, успевший сообразить, насколько неприлично устраивать потасовку в присутствии дамы. - Я просто забылся! - Он взглянул на виконта. - Если хотите драться, приходите ко мне завтра. А сейчас я провожу миледи домой.

- Вот уж нет, - возразил Дайзарт. - Это я провожу ее домой! Да, и будьте уверены, я скажу Кардроссу, в какие игрушки вы тут играете, разрази меня гром!

- Боже, что же нам делать! - в отчаянии воскликнула Нелл. - Феликс, к нам идут какие-то люди!

- О Господи! Ничего не поделаешь, придется взять его с собой. Садитесь в кеб, кузина!

- Взять с собой! Но если Кардросс увидит его в этом состоянии!..

- Будто Джайлз его не знает! - нетерпеливо проговорил мистер Хедерсетт.

- Бог мой! - слабым голосом сказала Нелл. - Значит, он, должно быть, имел в виду это! Какой ужас!

- Эй, подождите! - вдруг сказал виконт. - Где Корни? Мы не можем бросить Корни: у него день рождения!

- Слава Богу, хоть этот наконец ушел! - сказала Нелл, когда мистер Хедерсетт помог ей забраться в экипаж. - Если бы мы только могли уговорить Дая... Ох!

- Что еще случилось? - спросил мистер Хедерсетт, увидев, что она отшатнулась.

- Он не ушел! - в отчаянии проговорила Нелл. - Он здесь и, кажется, заснул!

- Разрази меня гром! - вскричал кучер, заглядывая внутрь экипажа. - Он, видно, проскочил мимо меня, когда я не смотрел, и влез в другую дверь. Теперь его придется выгружать обратно.

- Нет, прошу вас, не надо! - взмолилась Нелл, поспешно усаживаясь в кеб. - Только увезите нас отсюда!

- Но я не допущу, чтобы вы катались по городу с парой пьянчуг! возмутился мистер Хедерсетт. - Черт возьми, да сюда идет не кто иной, как Боттишем! Все, решено: нам нельзя оставаться здесь ни минуты! Слушайте, Дайзарт, прекратите искать Фэнкота под экипажем! Он внутри! - С этими словами он затолкал виконта в кеб, быстро дал указания кучеру, забрался в экипаж сам и захлопнул дверь.

Глава 14

Поначалу казалось, что их путь на Гросвенор-сквер пройдет в перебранке, потому что хотя потеря друга и отвлекла виконта, но ненадолго. Едва он убедился, что мистер Фэнкот по-прежнему с ним, он обнаружил, что здесь еще и мистер Хедерсетт, и тут же вплотную занялся им. Однако, прежде чем он успел претворить в жизнь свою угрозу вышвырнуть его вон, мистер Фэнкот, разбуженный тряской по булыжникам, проснулся и пожелал узнать, где он находится.

- Какая разница! - сказал виконт. - Этот чертов Хедерсетт тоже влез с нами! Помогите его вышвырнуть, ну-ка!

- Нет, нет, этого сделать я не могу! - заявил преисполненный дружелюбия мистер Фэнкот. - Он очень хороший человек! Я не помню, чтобы приглашал его, но рад, что он тоже пришел.

- Ты его не приглашал! И никто не приглашал! - сказал виконт.

- Должен был, - ответил мистер Фэнкот. - Он бы не пришел без приглашения. Он исключительно вежлив! Счастлив буду выпить с ним стаканчик.

- Черт, никогда не видел, чтобы Корни так надрался! - воскликнул Дайзарт. - Он же пьян в стельку!

- Да, но он хоть, по крайней мере, дружелюбно настроен! - сказала Нелл. - Он не позволяет себе возмутительных выходок и не грозится вышвырнуть людей в окно!

Это неудачное замечание напомнило виконту, что он еще не выполнил своей задачи, но как раз в этот миг мистер Фэнкот начал напевать мелодию, узнать которую было совершенно невозможно. Поскольку ему определенно на ухо наступил медведь, эта музыкальная интерлюдия оказалась тяжелым испытанием для всей компании, и виконт снова забыл о мистере Хедерсетте.

- Прекрати, Корни! - возмущенно потребовал он.

- Пам-пам, трам-пам-пам, ляля-ля-ля-ля! - пел мистер Фэнкот.

- Неправильно! - с презрением заявил Дайзарт. - Полная бессмыслица! Тут он пустил в дело свой мощный баритон и порадовал спутников правильным исполнением, которое, насколько поняла его сестра, мало чем отличалось от варианта его друга. Но мистер Хедерсетт, на которого выступление мистера Фэнкота не произвело никакого впечатления, почему-то болезненно прореагировал на голос виконта. Едва припев: "Трам-пам, тири-пам, тили-дили-бом!" - донесся до его ушей, как он оцепенел и, как показалось Нелл, тихонько чертыхнулся.

Остаток пути виконт услаждал их песнями и продолжал петь даже тогда, когда ошеломленный дворецкий Кардросса впускал всю компанию в дом.

Но Фарли удивило вовсе не состояние лорда Дайзарта. Глаза его расширились при виде хозяйки. Он невольно воскликнул:

- Миледи!

- Да, разве вы не знали, что мне пришлось выйти? - спросила Нелл, пытаясь вести себя так, будто ничего случилось. - Пожалуйста, проводите лорда Дайзарта и мистера Фэнкота в библиотеку! Они... они пришли поужинать со мной!

- У меня день рождения, - с готовностью объяснил мистер Фэнкот. - Мы его отмечаем! И Жука тоже!

- Понятно, сэр, - сказал Фарли, осторожно отбирая у него шляпу.

- Какой еще Жук! - сказал Дайзарт. - Таракан! Где милорд?

- Милорда нет дома, но он сейчас придет, ваша светлость, - ответил Фарли, препоручая гостей лакею, который следом за ним вышел в холл.

Мистер Фэнкот покорно дал отвести себя в библиотеку, но виконт упирался.

- И не пытайся спихнуть меня подальше, Нелл, - сурово сказал он сестре. - Я глаз с тебя не спущу, и не надейся! Пока этот тип в доме...

- Дайзарт, ради Бога!

- Вы бы лучше пошли с ним, кузина, - посоветовал мистер Хедерсетт. Нет смысла начинать все заново! Лучше предоставьте это мне.

Теперь, когда Дайзарт крепко держал ее под руку, ей не оставалось ничего другого; и, тихонько попросив мистера Хедерсетта не терять времени и сразу начать искать Кардросса, она направилась в библиотеку.

Здесь ее радушно встретил мистер Фэнкот, пребывавший в уверенности, что он принимает друзей в собственном доме. Он горячо потряс ей руку и предложил выпить стаканчик вина. Она отказалась, что весьма расстроило его; но Дайзарт, который уже обнаружил на столике графин и стаканы, сказал:

- Не уговаривай ее: тут только два стакана!

Мистер Фэнкот был потрясен.

- Два стакана? - повторил он. - Что за абсурд, Дай! Иначе и назвать не могу: абсурд! Мой тупой слуга ничего не понял. Позвони, чтобы принес еще стаканов!

- Нам не нужно больше стаканов, - ответил Дайзарт, щедро наливая вино в два стакана на столике.

- Нет, нужны, - возразил мистер Фэнкот. - Что это за вечеринка с двумя стаканами, сам подумай!

- Но это никакая не вечеринка. И ты не у себя дома.

- Разве? - недоверчиво спросил мистер Фэнкот. Он внимательным, хотя и несколько осоловелым взглядом осмотрел комнату. - Черт возьми, Дай, и вправду! Будь я проклят, если знаю, чей это дом! А ты-то знаешь, приятель? Заявиться к чужим людям! Лучше пойдем отсюда.

- Вовсе нет. Мы пришли в гости к Кардроссу, - мрачно сказал Дайзарт.

Мистер Фэнкот глубоко над этим задумался.

- Нет, - наконец заявил он. - Не знаю, зачем мы здесь, но нам не нужен Кардросс. Нет, я ничего против него не имею! Я не очень-то знаком с ним, но он мировой парень! Высший класс. Большая честь встретиться с ним, но дело в том, что мы собирались делать что-то другое. Скажи-ка мне вот что, Дай! Мы обедали?

- К черту обед! Я хочу видеть Кардросса, - упрямо твердил Дайзарт.

- Ох, Дайзарт, ты бы лучше ушел! - воскликнула Нелл. - Тебе вовсе не нужен Кардросс. Ты прекрасно это знаешь!

- Вот и я говорю, - подтвердил довольный мистер Фэнкот. - Нам это вовсе не надо. К тому же его тут нет. Пошли к Ватье!

- Нет, пока я не увижу Кардросса. Мне надо ему кое-что сказать. Не позволю этому типу волочиться за моей сестрой. Я ему так и скажу.

- Какому типу? - поинтересовался мистер Фэнкот.

- Хедерсетту, - ответил Дайзарт, опрокидывая свой стакан. - Знаешь, кто он такой, Корни? Чертов юбочник! А этот Кардросс позволяет подъезжать к моей сестре, а сам ходит, будто ему и дела нет! А я говорю: он не имеет права пренебрегать ею, и ему скажу!

- Он и не думает пренебрегать мною! - с горячностью возразила Нелл. - А если бы ты не был так безобразно пьян, Дайзарт, ты бы не говорил таких гадостей!

- Нет, говорил бы, - ответил он. - Собственно, чем больше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь, что слишком уж он задирает нос! Поднял бучу, что я напал на тебя. Ну хорошо! Если он не хотел, чтобы я нападал на тебя, почему он не сделал этого сам? Кто вовремя подкинул тебе деньжат? Я! Кто спас тебя от лап еврея Кинга?

- Феликс Хедерсетт! - сердито перебила она, снимая капор и взбивая пальцами распрямившиеся локоны.

- Да, дьявол меня разрази, именно он! - вскричал виконт, сверкая глазами. - Наглец, какого поискать!

К счастью - поскольку поведение Дайзарта становилось все более воинственным, - его отвлек мистер Фэнкот, который внезапно предложил сыграть в кости. Он повернулся и увидел, что его благодушный друг, потеряв интерес к разговору, достал из кармана коробочку с костями и перебрасывал их из руки в руку. Пьян был Дайзарт или трезв, он не мог отказаться от такого соблазна. Он тут же присел с другой стороны столика и, к облегчению Нелл, предался своей всепоглощающей страсти. На миг его отвлекло появление лакея, который вошел с двумя кружками и молча поставил их перед обоими джентльменами. Дайзарт поглядел на них, спросил, какого дьявола он себе думает, и велел принести бутылку бренди. Лакей поклонился и ушел со словами: "Будет сделано, милорд", - но не унес отвратительных кружек. В библиотеку он не вернулся, но, поскольку виконту начало сразу бешено везти, он не заметил отсутствия коньяка; игроки освежались глотками портера, и Дайзарт, быстро избавивший мистера Фэнкота от наличных денег, которые у того были при себе, принялся складывать перед собой записки, которые этот порядочный молодой человек хотя и неразборчивым почерком, но с величайшей готовностью нацарапал на страничках, вырванных из записной книжки.

Мистер Хедерсетт, столь предусмотрительно позаботившийся, чтобы им подали известный своими отрезвляющими свойствами напиток, потерпел неудачу. Фарли не смог сообщить ему, куда направился хозяин, вышедший из дома несколькими часами раньше.

Мистер Хедерсетт внимательно посмотрел на него:

- Какой вы осторожный! Он вышел вместе с сэром Джоном Сомерби?

- Нет, сэр, хотя, как я понял, таково было его намерение. Они собирались ехать в клуб Даффи. Но милорд отказался.

- Да не надо делать из этого тайны! - раздраженно сказал мистер Хедерсетт. - Куда же он поехал?

- Этого, сэр, я не могу сказать, потому что он не сообщил мне. Ему подали коляску, но он не взял с собой грума и своего Тигра тоже, а когда я позволил себе спросить, желает ли он, чтобы ему приготовили ужин, он ответил, что не знает, когда вернется. Мне показалось, сэр, что милорд очень взволнован. Просто не в себе, если можно так выразиться.

Теперь мистеру Хедерсетту все было ясно. Он по опыту знал, что пытаться одурачить собственных слуг - пустая трата времени. Он ни минуты не сомневался, что предполагаемая тайна побега Летти давно известна всем домочадцам, и без колебаний спросил в упор:

- Он отправился за леди Летицией, верно? А если так, то мне и не надо его искать!

- Нет, сэр, - ответил Фарли. - Милорд не знал, что леди Летиция не вернулась домой. Я и сам не знал об этом, пока мисс Саттон - это камеристка миледи, сэр - не сообщила мне, что леди Летиция ночует у миссис Торн. Милорд не спрашивал о леди Летиции. Он хотел найти миледи Кардросс. - Он деликатно кашлянул. - Несомненно, он хотел обсудить с миледи какой-то срочный вопрос, - сказал он, бросив красноречивый взгляд на мистера Хедерсетта. Похоже, им помешал сэр Джон Сомерби, в результате чего миледи с некоторой поспешностью покинула библиотеку, сэр.

- О! - сказал мистер Хедерсетт, пристально глядя на лакея.

- Да, сэр. Как только он отделался... то есть, я хочу сказать, как только сэр Джон ушел, милорд отправился наверх к миледи, но не нашел ее, и это его обеспокоило. Он был совершенно выбит из колеи, именно так, и неудивительно, потому что, похоже, миледи забыла сообщить ему, что ей срочно нужно уйти. И конечно же, милорд не мог не нервничать, обнаружив, что коляска миледи на месте. Вполне понятно, скажу вам, сэр, что милорд был встревожен, ведь близилось обеденное время, и конечно же ему не понравилось, что миледи просто так взяла и ушла. Особенно, - добавил он равнодушным тоном, - если она отправилась в дальнее путешествие.

- Это он так подумал? - спросил мистер Хедерсетт.

- Ну, сэр, не мне об этом говорить, - осторожно сказал Фарли. - Но когда милорд стал расспрашивать Джорджа, выяснилось, что миледи приказала принести в комнату ее сундук. Это было сразу, как только она рассталась с милордом. - Посмотрев мистеру Хедерсетту прямо в глаза, он добавил: - И я подумал, сэр, может быть, миледи получила известие, что лорд Певенси лежит на смертном одре, поэтому она и покинула дом так поспешно. Совсем расстроенная, что вполне понятно.

- Ладно, хватит плести небылицы! - возмущенно сказал мистер Хедерсетт. - Могли бы быть и поумнее! Вы должны знать, что я не из тех, кому можно вешать лапшу на уши! Я-то знаю, что вы подумали, и все это - чушь собачья!

- Да, сэр, - с поклоном сказал Фарли. - Я очень рад. Я так понял, что миледи отправилась на поиски леди Летиции, но на этот предмет я не осмелюсь распространяться.

- Вот так-то лучше, - сказал мистер Хедерсетт. Затем он вернулся в библиотеку, где виконт, погруженный в хитросплетения игры, поначалу не заметил его. Нелл, сидевшая в углу на диване, пришла в ужас, увидев входящего в комнату Хедерсетта, - она-то думала, что он уже разыскивает Кардросса. Поскольку он снял плащ, было ясно, что он не намерен немедленно покидать дом, и когда он подошел к ней, она с упреком взглянула на него.

- Без толку, - сказал он вполголоса. - Ничего не вышло. Фарли не знает, где Кардросс. Похоже, он свалял порядочного дурня. Вообще-то я не удивлюсь, если он отправился в Девоншир.

- В Девоншир? - удивленно переспросила она. - Что за чепуха, зачем это?

- Гонится за вами, - сказал он. - Вряд ли, конечно, он такой болван, что поехал туда в коляске, но он мог нанять почтовую карету. А коляску оставил на станции.

Озадаченная, она сказала:

- Но почему он решил, что я отправилась в Девоншир? О Феликс, вы что, тоже пьяны?

- Конечно нет! Я говорил с Фарли. Не желаю влезать в то, что меня не касается, но, насколько я понял, у вас была стычка с Кардроссом. - Увидев, что она покраснела, он поспешно добавил: - Меня это не касается! Дело в том, что Джайлз обнаружил, что вас нет дома. Он не знал, куда вы делись, и, как я понимаю, стал метать икру. Болван привратник наболтал ему о сундуке, который он относил в вашу комнату. Похоже, он изобразил это так, будто тут дело нечисто, и меня не удивляет, что Кардросс впал в панику.

- О Господи! - виновато вскричала она. - Ведь я это придумала, просто чтобы выманить Джорджа из коридора! Как он только мог подумать... - Она осеклась и с тревогой взглянула на мистера Хедерсетта. - А... а слуги тоже подумали, что я убежала?

- Боже, ну конечно! Как же иначе! - ответил он. - Но это не считается. В смысле, ведь вы не бежали.

- Конечно нет! Но вызвать такой переполох... чтобы все сплетничали... Как вы думаете, он очень зол на меня?

- Нет, нет! Ну, может быть, слегка на взводе, но он быстро отойдет, успокаивающе сказал он. - Он же поймет, что вы хотели как лучше. Кто виноват, что у вас все получилось шиворот-навыворот!

Это добросердечное сочувствие заставило ее вскочить, ломая руки.

- Летти! - выдавила она. - Феликс, это я во всем виновата! О, почему я ему не сказала! Он никогда не простит меня!

Виконт, которого ее неосторожное движение и громкий голос отвлекли от костей, огляделся:

- Какого черта... клянусь Богом, этот Хедерсетт снова пробрался сюда!

- Как, вы еще не протрезвели? - с отвращением сказал мистер Хедерсетт. - Когда же вы отчалите?

- Ага, ждете с нетерпением! - ответил виконт. - Но я шагу не сделаю из этого дома, пока вы тут, милейший, в этом можете не сомневаться!

Мистер Фэнкот, туманно припоминая предшествующие события, сказал с озадаченным видом:

- Но он же тебе не нравится, Дай! Ты же говорил, что вышвырнешь его.

- Феликс! - произнесла Нелл, слишком занятая своими мыслями и волнениями, чтобы обращать внимание на эту перепалку. - Мне остается только поехать за ними! Может быть, еще не поздно!

- Господи, кузина, это невозможно! - сказал потрясенный мистер Хедерсетт.

- Если я поеду в своем экипаже, а вы будете так добры, что поедете со мной? - уговаривала она. - Может быть, Джайлз вернется через несколько часов, и тогда...

- Нет, черт побери мою душу! - вскричал виконт, так поспешно и резко вскакивая, что кресло опрокинулось. - Это уже ни в какие ворота не лезет! Он схватил сестру за плечи и встряхнул. - Ты что, спятила? Ехать в коляске с этим типом? И не думай, только через мой труп! - Он внезапно повернулся к мистеру Хедерсетту с выражением лица, явно не сулящим добра. - Каким образом, черт возьми, вы заморочили ей голову? - в ярости спросил он.

- Ради всего святого, Дайзарт, пойдите окуните голову в холодную воду! - взмолился мистер Хедерсетт.

- Ой, слышите? - сказала Нелл, повернувшись к двери.

Послышались быстрые шаги; дверь распахнулась, и на пороге появился Кардросс. Лицо его выражало тревогу и озабоченность, он даже не задержался, чтобы сбросить свой длинный дорожный плащ. Его глаза скользнули по комнате и остановились на жене. Он быстро прошел вперед, полностью игнорируя всю остальную компанию, и сказал дрожащим голосом, который она едва узнала:

- Нелл! Благодарение Богу! О дорогая, простите меня!

- Джайлз! О нет! Это я во всем виновата! - воскликнула она, бросаясь в его объятия. - И все обстоит очень плохо! Летти сбежала с мистером Эллендейлом!

- К черту Летти! - сказал он, прижимая к себе жену. - Ты вернулась ко мне, а все остальное - пропади оно пропадом!

Мистер Хедерсетт, весьма деликатно отведя глаза от страстных объятий супругов, начал протирать свой лорнет; виконт молчал как громом пораженный, а мистер Фэнкот сначала недоуменно мигал, глядя на развернувшееся перед его глазами необычное зрелище, потом осторожно поднялся на ноги и дернул своего друга за рукав.

- Слушай, пошли отсюда, Дай, - потихоньку сказал он. - Таких вечеринок я не люблю, приятель! Пойдем прошвырнемся до Маттон-Уок!

- Будь я проклят, если уйду! - сказал Дайзарт. - Мне нужно поговорить с Кардроссом, и я это сделаю!

Осознав наконец, что вокруг полно народу, Кардросс поднял глаза. Слегка покраснев, он отпустил Нелл:

- Дайзарт, в чем дело?

- Я вам скажу с глазу на глаз, - заявил виконт; последствия его возлияний начали постепенно выветривается.

- Не знаю, с чего это ты вдруг решил секретничать! - сказала Нелл с несвойственной ей колкостью. - При том, что ты только что говорил самые возмутительные вещи и тебя не смущало ничье присутствие, даже кучера кеба! Да еще пытался вызвать на драку бедного Феликса, оскорбляя его! Джайлз, ради Бога, скажите ему, что так нельзя!

- Но почему он все это делал? - спросил Кардросс, удивленный и немало позабавленный.

- Этот болван увидел, что миледи выходит вместе со мной из квартиры Эллендейла, и вообразил, что это моя квартира, - резко сказал мистер Хедерсетт, отвечая на немой вопрос, застывший в смеющихся глазах кузена.

- Ах, так вот оно что? - сказал виконт. - Ну нет, меня не проведешь! Вам не пришло в голову сказать это мне, а? Почему же? Вот что я хочу знать. Почему?

- Да потому, что вы были пьяны в лоск и не соображали, что вам говорят! - с грубой откровенностью ответил мистер Хедерсетт.

- В любом случае тебе не было нужды так возмутительно вести себя, Дай, - сердито вмешалась Нелл. - Даже если бы это была квартира Феликса, - а так вполне могло оказаться, потому что я хотела зайти к нему, чтобы узнать адрес мистера Эллендейла. Но, к счастью, он как раз выходил из дому, когда я расплачивалась с кебменом.

- Да, это вышло очень кстати, верно, сестрица? - сказал Дайзарт. - И ты небось думаешь, что теперь все в порядке! Как бы не так! Очень пристало светской даме ездить в гости ко всем городским волокитам! Да еще в простом кебе! Может быть, у вас именно такие представления о приличии, Кардросс, но у меня - нет!

- Дай, что за вздор ты несешь! - запротестовала Нелл. - Кто же сочтет мистера Эллендейла волокитой!

- Черт возьми, кузина! - возмущенно вскричал мистер Хедерсетт.

- Дорогой мой Дайзарт, спешу вас заверить, что я весьма уважаю вас за подобные чувства и всячески их разделяю! - сказал Кардросс. - Можете смело предоставить это дело мне.

- А вот этого я как раз не могу! - возразил Дайзарт. - Да, и это напомнило мне о другой вещи, которую я должен вам сказать! Какого дьявола вы так плохо заботитесь о Нелл? Разве это вы вытащили ее из дурацких неприятностей? Ничего подобного! Это сделал я! Вы только вбили ей в голову, будто считаете, что она вышла за вас замуж по расчету, при том, что только последний болван мог бы не понять, что у нее на это попросту не хватило бы мозгов. И вот, когда она оказывается на бобах, она боится вам об этом сказать; и я должен спасать ее от долговой ямы! Очень мне было весело этим заниматься! Мне еще пришлось вытерпеть намеки этого Хедерсетта, будто это я виноват в том, что с нее требуют деньги за какое-то дурацкое платье!

Мистер Хедерсетт покраснел:

- Это была ошибка! Я же вам сказал!

- Да, я был виноват! - яростно произнес Дайзарт. - Если бы я не одолжил у нее эти три сотни, вам не пришлось бы ловить ее на пороге дома еврея Кинга, но откуда я знал, что из-за этого она останется на мели? К тому же я ей их отдал!

- Нелл, бедная моя девочка, как ты могла подумать... Неужели я так напугал тебя? - с раскаянием в голосе спросил Кардросс.

- Нет-нет, это все по моей глупости! - быстро сказала она. - Я думала, что этот ужасный счет от Лаваль лежит вместе с другими, а его там не было, и когда она снова прислала его, я просто не смогла сказать тебе! О Дайзарт, прошу тебя, замолчи!

- Нет, все это хорошо, но я хочу сказать кое-что еще! Хорошего же вы мнения обо мне, Кардросс, но должен сказать вам, что это не я стащил ваше ожерелье!

- Что? - воскликнул пораженный мистер Хедерсетт.

- Можете не говорить мне об этом, Дайзарт, - сказал Кардросс, слегка краснея и не сводя глаз с лица Нелл.

- Но именно так подумала моя родная сестра! - обиженно сказал Дайзарт.

- Господи, Джайлз, так ожерелье не пропало? - воскликнул мистер Хедерсетт.

- Нет, - ответил Кардросс, довольно крепко сжимая руку Нелл. - Оно не пропало. А если бы и так, я бы ни на миг не подумал, что это вы его взяли, Дайзарт.

- И на том спасибо!

- Нет, с меня хватит, - заявил мистер Хедерсетт. - С чего это вам такое пришло в голову, кузина?

- Это было так глупо с моей стороны!

- Оскорбление - вот что это такое! - объявил Дайзарт.

- Верно, Дайзарт, вы правы! - сказал Кардросс, поднося руку Нелл к губам. - Надеюсь, вы попросили у него прощения, Нелл, как я прошу у вас!

- О Джайлз, прошу тебя, замолчи!

Виконт нахмурился, а потом спросил:

- Так вы решили, что это она продала его? Ну вот, Нелл, так тебе и надо!

- Все это очень хорошо, - возразил мистер Хедерсетт, - но ты же сказал, что оно не пропало, Кардросс!

- Оно пропало, но мне его вернули. Я думаю, что знаю, кто украл его, и должен был понять это сразу. Не ваша сестра, Дайзарт, а моя! Правда, Нелл?

- Ну да, - созналась Нелл. - Только не нужно очень на нее сердиться, потому что ей бы никогда не пришло это в голову, если бы не Дайзарт!

- Что? - вскричал Дайзарт. - Нет, клянусь Богом, это уж слишком! При чем тут я?

- При том, Дай! То есть я не хочу сказать, что ты нарочно научил ее, но я подумала об этом и поняла, что когда в тот вечер вместе с мистером Фэнкотом ты напал на нас... Кстати, где мистер Фэнкот?

- Да, черт побери! Где он? - подхватил Дайзарт.

- О нем не волнуйтесь, - сказал мистер Хедерсетт, кивая на мистера Фэнкота, который мирно спал в большом кресле. - Я бы не допустил всех этих неприличных разговоров, если бы он слушал!

- Никто, кроме Корни, не умеет засыпать, где попало, если малость переберет! - заметил виконт, глядя на друга с доброй снисходительностью.

- Только не будите его, прошу вас! - сказал Кардросс. - Дорогая моя, так какое же отношение имеет нападение к этому делу?

- Вот именно, какое? - повторил Дайзарт.

- Понимаешь ли, Джайлз, когда я не захотела продавать драгоценности, которые ты мне дарил - я и сейчас думаю, что это было бы мерзким обманом, Дай, можешь считать меня занудой!.. Дайзарту пришло в голову прикинуться разбойником и забрать их у меня таким образом. Только я узнала его, и ничего не вышло. Но беда в том, что Летти это ужасно понравилось, и я абсолютно уверена, что именно это натолкнуло ее на мысль продать ожерелье Кардроссов! - Она осеклась, как будто о чем-то внезапно вспомнила. - Боже мой, Летти! Что мы тут тратим время на разговоры? Кардросс, мы обнаружили мы с Феликсом, - что они отправились в путь всего с парой лошадей! Правда, они в пути уже несколько часов, но Феликс считает, что вы легко догоните их, прежде чем они достигнут границы!

- Может быть, и догнал бы - если бы попытался, - согласился он.

- А вы не будете? - с тревогой спросила она.

- Нет. На сегодня с меня хватит. Пусть получает своего Эллендейла!

- Да, но обвенчаться таким образом! Джайлз, только подумайте, к чему это может привести! Я не удивлюсь, если это погубит и ее и его! Честное слово, я была поражена, узнав, что он уступил ее уговорам! Я никогда бы этого о нем не подумала! Нет, прошу вас, отправляйтесь в погоню и привезите ее домой!

- Я бы в жизни не поехал! - заметил виконт.

- Ну Джайлз!

Он накрыл ладонью ее маленькую руку, которая настойчиво дергала его за лацкан.

- Тише, любовь моя! Здесь мы должны послушаться знатока всего, что связано с хорошим вкусом и тоном. Что скажешь, Феликс?

Мистер Хедерсетт, не реагируя на требовательный взгляд кузена, задумчиво взял понюшку и наморщил лоб.

- Не думаю, что это принесет пользу, - сказал он наконец, убирая табакерку в карман и стряхивая с рукава несколько крошек "Короля Мартиники". - Что бы вы ни предприняли, пойдут слухи. Вряд ли можно надеяться, что, если вы галопом пуститесь вдогонку за Летти, об этом не узнает весь город. А что за сцена будет, если вы заставите ее вернуться домой! Вроде бы с ней была грандиозная истерика, когда Эллендейл пытался уговорить ее вернуться. Я бы себе такого не пожелал.

- Ты прав, клянусь Богом! - с чувством сказал Кардросс.

- Лучше сделайте хорошую мину, - посоветовал мистер Хедерсетт. - Ну а теперь я пошел. Вам, наверное, хочется остаться одним.

Нелл протянула ему руку.

- Я испортила вам весь вечер! - смущенно сказала она. - Мне очень жаль, и я так обязана вам.

- Ничего, ничего, всегда рад быть полезным! - ответил он, с изысканной грацией склоняясь к ее руке. - И ничего страшного! Я просто направлялся к Уайту перед тем, как заглянуть на бал к Сефтонам. Еще детское время!

- Да, черт побери, вот именно! - сказал виконт - Эй, Корни, просыпайся!

После основательной встряски мистер Фэнкот открыл глаза, улыбнулся всем и начал тихонько и фальшиво что-то напевать себе под нос.

- Ради Бога, Корни, не так уж ты и набрался! - сказал виконт. - Не начинай снова петь, ты же прекрасно знаешь, что не умеешь!

- У меня день рождения, - изрек мистер Фэнкот.

- Ну и что из этого? Вставай! Нам пора идти!

- В свой день рождения имею право петь, - сказал мистер Фэнкот. - Я могу петь "Пой и дуй в свои меха", могу и твою песню...

- "Трам-пам, тили-пам"? - перебил мистер Хедерсетт.

- Вот-вот! - кивнул довольный мистер Фэнкот. - Вы что, тоже ее знаете?

- Слышал, - ответил мистер Хедерсетт довольно мрачно. Он встретил вызывающий взгляд виконта и выдержал его. - Сегодня вечером вы меня несколько раз оскорбили, Дайзарт. А сейчас я позволю себе сказать, что не вcтречал еще такого негодяя, как вы!

- Что вы хотите этим сказать, черт побери? - покраснев, вскинулся виконт.

- Вы прекрасно знаете что! Вы научились этой песне от Крипплгейта!

- Ну и что из этого? - защищался Дайзарт.

- А это я вам скажу, Дайзарт, - вмешался Кардросс. Он кивнул на прощание кузену и оглядел Дайзарта с ног до головы. - "Клуб нищих", так? Что ж, я так и думал! Гусарский полк плачет по вас; жалко, что пропадает такой наездник. Ну?

- Идите к черту! Я же сказал вам, что не могу! - ответил Дайзарт.

- Можете, вот увидите, обещаю вам.

- Дьявольщина, все бы отдал, чтобы там очутиться! - порывисто сказал Дайзарт.

- Ты хочешь записаться в армию, Дай? - осведомился мистер Фэнкот, который с большим интересом прислушивался к разговору. - Чертовски блестящая идея! Пойдем запишемся сейчас же!

- Нельзя, - коротко ответил Дайзарт. - И потом, ты же не хочешь в армию!

- Хочу, - ответствовал мистер Фэнкот. - Не пойму, как мне это раньше не приходило в голову! Здесь больше нечего делать, разве что снова топать в Брайтон, а это мне как-то не улыбается.

- Еще бы! - согласился Кардросс, добродушно, но настойчиво подталкивая его в коридор.

- Вот именно, - заявил мистер Фэнкот. - Кто знает, возможно, мне и придется. Я никогда в жизни не отказывался от вызова, и, похоже, Вилли хочет испытать меня именно этим. Вы знаете Вилли?

- Нет, но я бы не стал терять времени и поскорее отправился к месту службы.

- Вы разумный человек, - тепло сказал мистер Фэнкот. - Рад был побеседовать с вами!

- Премного обязан, - сказал Кардросс, сунув ему в руку шляпу и открывая дверь.

- Обоюдно, обоюдно! - ответил мистер Фэнкот, начиная спускаться по лестнице.

- Господи, сроду не видел его таким бравым и удалым! - сказал виконт. Сейчас он будет шататься по всему городу в поисках полка кавалергардов! - Он взял шляпу и с некоторой неуверенностью взглянул на Кардросса.

Кардросс улыбнулся:

- Вы просто дурень, Дайзарт, и никудышник, но все-таки слишком хороши, чтобы растрачивать себя на дурацкие выходки! Не беспокойтесь о своей матушке! Я улажу это в ближайшее время.

Он протянул руку, и виконт пожал ее с грустной улыбкой:

- Хорошо бы, у вас получилось!

- Получится.

- Вы чертовски добры. И хочу сказать вам кое-что еще, хотя это нелегко. Из того, что рассказала мне Нелл, когда влипла в свою историю... В общем, короче говоря, пока я ей не сказал, она не знала, что вы ее любите. Она думала, что вы женились на ней из соображений удобства и оказались слишком учтивым, чтобы показать ей это. - Он усмехнулся. - Удобство! Господи, что за наивность!

- Серьезно? - спросил Кардросс. - Неужели это возможно?

- А то! Вы не знаете моей матушки, Кардросс! - сказал Дайзарт. Спокойной ночи! Я должен приглядеть за Корни!

Он спустился по лестнице, помахал и вышел из дома. Кардросс мгновение смотрел ему вслед и уже готов был вернуться в дом, когда из-за угла показалась почтовая карета и остановилась у дома. Из экипажа выскочил мистер Эллендейл и повернулся, чтобы помочь сойти своей нареченной.

- Что за прелестный сюрприз! - ласково сказал Кардросс.

Глава 15

Мистер Эллендейл расплатился с кучером, взял под руку свою возлюбленную, в другую руку - саквояж мистера Торна и вступил на лестницу, ведущую к двери. Здесь он остановился и посмотрел Кардроссу в глаза.

- Я привез ее домой, сэр, - сказал он.

Летти бросила на него напуганный и обиженный взгляд, но промолчала.

- Я должен объясниться, - сказал мистер Эллендейл. - Но прежде я хочу покорнейше просить вас, чтобы весь гнев, который обуревает вас справедливый гнев, не отрицаю! - вы обрушили на мою голову!

- Совершенно не вижу причин обрушивать гнев на вашу голову, но если вы считаете, что я замышляю страшную месть для Летти, то спешу вас разуверить!

- Вот видишь, любимая? - нежно спросил мистер Эллендейл.

- Я н-не боюсь Кардросса! - тоненьким, обиженным голоском сказала Летти.

- Если бы боялась, было бы лучше и для тебя, и для нас всех, - сказал Кардросс. - Заходите в дом, но оставьте свой героизм на улице! - Он первым вошел в холл и увидел там Фарли, застывшего с разинутым ртом. - Вот так! заметил он.

- Я слышал, что подъехал экипаж, милорд! - объяснил дворецкий, во все глаза глядя на Летти.

- Да, леди Летиция в конце концов решила, что не останется ночевать на Брайанстон-стрит, - ироническим тоном сказал Кардросс. - Проходите оба в библиотеку. - Он подошел к двери и широко распахнул ее. Его встретил ошеломленный и вопрошающий взгляд Нелл.

- Джайлз, мне показалось, я слышала...

- Вы не ослышались, дорогая. Можно ли вообразить что-либо более восхитительное? Милая крошка Летти снова с нами!

- Ненавижу тебя! - страстно сказала Летти и разрыдалась.

- Летти! О Летти! Слава Богу, что ты вернулась! - воскликнула Нелл, подбегая к ней.

- Лучше бы я не вернулась! Лучше бы я умерла! - всхлипнула Летти.

- Нет, нет, не говори так! - сказала Нелл, обнимая ее одной рукой, а другую руку протягивая мистеру Эллендейлу. - Мистер Эллендейл, как я рада, что не ошиблась в вас! Я и подумать не могла, что вы совершите столь неподобающий поступок - тайно увезете ее!

Он чопорно поцеловал ей руку и сказал:

- Хотелось бы мне найти слова, чтобы выразить вашей светлости всю свою признательность. Но когда я оцениваю обстоятельства и те причины, по которым вы (не ведая всей правды) могли счесть меня непорядочным, я немею.

- Что-то незаметно, - сухо вставил Кардросс. Нелл прикусила губу и увлекла Летти на диван.

- Ну вот, душенька, сядь рядом со мной и попробуй прийти в себя! - Она увидела, с какой тревогой мистер Эллендейл смотрит на Летти, и успокаивающе улыбнулась ему: - Сейчас ей станет лучше, не волнуйтесь за нее!

Он ответил ей благодарным взглядом и тут же решительно повернулся к Кардроссу:

- Сэр, я обязан выполнить свой долг. Я выступаю от лица леди Летиции и буду краток: я просто прошу вас принять во внимание, что она молода, что она очень расстроена и что она отдала себя во власть вашего милосердия. То, что я вынужден раскрыть перед вами, по всей вероятности, будет для вас глубоким потрясением. Вы еще не знаете худшего, и моя печальная обязанность сообщить вам об этом.

- О, я все знаю! - ответил Кардросс. - Вы собираетесь сообщить мне, что Летти украла ожерелье Кардроссов.

Летти подняла голову, лежавшую на плече Нелл.

- Я не украла! Ничего подобного! - объявила она. - Оно не принадлежало Нелл и даже не нравилось ей! Оно принадлежало семье, и значит, такое же мое, как и твое, Джайлз!

- Любимая, ты забыла: я ведь несколько раз объяснял тебе, что это не так, - серьезно сказал мистер Эллендейл.

- Нет, это так! И вообще, Джайлз ведь не хотел отдавать мне мое состояние, что же мне оставалось делать?

Мистер Эллендейл с отчаянием взглянул на нее, но, как видно, решил, что сейчас не время спорить. Вытащив из кармана пакет, он положил его на стол и сказал:

- Вот сумма, вырученная за ожерелье, милорд. Если бы я мог, я бы сделал все, что в моих силах, чтобы вернуть само ожерелье. Однако это было не в моей власти: я не имел возможности обратиться к ювелиру, которому оно было продано. Я хотел бы сказать вам, милорд...

- Позвольте мне успокоить вас! - перебил Кардросс. - Ювелир принес мне его сегодня днем, и я уже выкупил его.

- Сэр, вы сняли камень с моей души! - серьезно сказал мистер Эллендейл.

- Полагаю, что это так, - согласился Кардросс. - А теперь удовлетворите, пожалуйста, мое любопытство! Послужило ли открытие, что ваша невеста стащила ожерелье, причиной, по которой вы отказались от побега в Гретна-Грин? На каком этапе вы повернули назад?

- Никакого побега не было, милорд.

- Ну конечно не было! - сказала Нелл. - Но... куда же вы отправились, мистер Эллендейл?

- Я отяготил свою совесть обманом, - веско сказал он. - Надеюсь, мне не надо заверять вас, что такой образ действий был для меня в высшей мере отталкивающим. Обманывать ту, что так дорога мне, ту, что всецело доверилась моей порядочности и чести, - это было так тяжело, что не поддается описанию. Но когда я обнаружил, что никакие увещевания не могут убедить мою любимую вернуться домой, когда я увидел ее в таком горе и отчаянии...

- Да, я тоже видел Летти в истерике, - сказал Кардросс. - Можете не описывать мне этой сцены! Я искренне вам сочувствую. Так что же вы сделали?

- Опасаясь, что, если я заставлю ее вернуться в этот дом, она может наложить на себя руки, я согласился бежать с ней к границе, - сказал мистер Эллендейл. - Она поверила, что мы едем на север, но это было не так. Я повез ее не в Гретна-Грин, а в Уимблдон.

Наступило ошеломленное молчание.

- В Уимблдон! - нетвердым голосом произнес Кардросс. - Думаю, у вас были веские причины для такого выбора!

- Ну конечно же были! - воскликнула Нелл, дружески улыбаясь мистеру Эллендейлу. - Вы хотите сказать, что повезли ее в дом вашей матушки! Как это было мудро!

Он поклонился:

- Мне показалось, мадам, что это единственный возможный для меня образ действий. Я полностью мог быть уверенным в матушке, так как она обладает исключительным здравомыслием и возвышенной душой, а нежное, но строгое руководство, которое она осуществляет над моими сестрами, дало мне возможность надеяться, что ее влияние окажется небесполезным и для моей любимой.

- И мы видим, что так оно и случилось! - сказал Кардросс. - Дорогой мой Эллендейл, почему я никогда не имел счастья познакомиться с вашей матушкой?

- Я бы убила тебя! - задохнувшись, пробормотала Летти.

- Моя матушка, сэр, редко бывает в обществе, - натянуто сказал мистер Эллендейл.

- Но я надеюсь, что, невзирая на это, она согласила бы принять меня.

- Я не вполне понимаю вашу светлость, - сказал мистер Эллендейл еще более натянуто. - Насколько я понимаю, вы настроены шутить!

- Нет, я не шучу, - ответил Кардросс. - Буду вам весьма обязан, если вы со всей откровенностью скажете мне: теперь, увидев дурное воспитание моей сестры, ее излишнюю возбудимость и неразборчивость в средствах, которые она без колебаний применяет для достижения своей цели, не убедились ли вы, что она совершенно не годится вам в жены?

- Джайлз, не надо! - взмолилась Нелл, а Летти снова зарыдала.

- Сэр, - сказал мистер Эллендейл; он был очень бледен, но твердо взглянул в глаза Кардроссу, - я не пытаюсь отрицать ее недостатки, хотя и могу найти для них оправдание; но я люблю ее и всегда буду любить, какой бы она ни была и что бы она ни делала.

Летти перестала плакать и подняла голову с таким лицом, будто ушам своим не верила.

- Джереми! - сказала она. - О Джереми!

Кардросс повернулся к ней:

- Ты не стоишь этого, Летти.

- Не стою, - несчастным голосом сказала она. - Я знаю, что не стою, но... как бы мне хотелось постараться!

Он криво улыбнулся:

- Что ж, думаю, у тебя будет такая возможность. Вам бы надо жениться на ней, Эллендейл.

Несколько мгновений казалось, что обе заинтересованные стороны решили, что ослышались. Летти первой обрела дар речи:

- Джайлз... ты хочешь сказать - сейчас? До того, как он уедет?

- Да, именно это.

- О, миленький мой братец, какой ты добрый! - вскричала Летти, вскакивая с дивана и кидаясь ему на шею. - Прошу, прости меня, что я говорила тебе ужасные вещи! О, как я счастлива! О, Джереми, обещаю никогда не делать того, что тебе не нравится!

- Сэр, - произнес мистер Эллендейл, - я не знаю, как передать вам чувство благодарности за ваше великодушие и...

- Ну и не пытайтесь! - сказал Кардросс. - Вы очень достойный молодой человек, но вы нравились бы мне гораздо больше, если бы не разговаривали со мной в столь витиеватой и чопорной манере! Теперь я вас отпускаю, но можете прийти ко мне завтра в полдень, если вам будет удобно, и мы с вами договоримся о свадьбе. А ты можешь проводить его до дверей, Летти, а когда попрощаешься с ним, отправляйся спать.

- Спать в десять часов! - недовольно протянула она.

- Да, спать в десять часов. День таких бурных страстей не мог не быть для тебя изнурительным. И не спорь со мной! Мое терпение имеет пределы.

- Конечно, иди, душенька! - поддержала мужа Нелл. - Ты же совсем измучена. Я поднимусь с тобой наверх и...

- Не вздумайте, - перебил Кардросс.

Подавленные проявлением столь холодного и безграничного авторитета, юные влюбленные осмотрительно удалились. Нелл повернула к мужу смеющееся лицо.

- Нет, в самом деле, Джайлз! - воскликнула она.

Он поднял жену с дивана и слегка отодвинул от себя, глядя на нее сияющими, веселыми глазами.

- "Нет, в самом деле, Джайлз!" - передразнил он. - Как, по-твоему, долго я еще буду ждать, чтобы заполучить тебя в свое распоряжение?

Она ничего не сказала, только слегка покраснела, ответив ему застенчивым, но очень открытым взглядом.

- Мне нужно так много сказать тебе, Нелл... и, Господи, прости меня, столько слов взять обратно! Дорогая, лучше бы мне отрезали язык, прежде чем я...

- Ничего не надо брать обратно, потому что все это ты говорил не мне, перебила она. - Эти слова почти совсем не обидели меня - может быть, обидели даже меньше, чем я того заслужила! Потому что, увы, я была расточительна, лжива и очень глупа!

- И прежде всего очень глупа, - согласился он, заставляя эти слова прозвучать ласково. - Кажется, я слишком распустил вас, мадам Женушка! Такого больше не повторится! Так, значит, ты думала, будто я посватался к тебе, потому что мне нужна была жена и я не нашел в тебе ничего отталкивающего, так? Нелл, ну как можно было быть такой глупой?

Она покраснела еще больше и опустила голову:

- Матушка сказала... что ты, наверное, привыкнешь ко мне и будешь предупредительным... и говорила, чтобы я не висла на тебе и не подавала вида, если узнаю, что у тебя... может быть... интерес на стороне.

- Весьма обязан твоей матушке! А тебе что, показалось, что у меня есть интерес на стороне?

- Нет, я об этом знала, - простодушно сказал она. - Когда я только познакомилась с Летти, она мне сказала, что я красивее, чем твоя любовница.

- И она была права. Хотелось бы мне надеяться, что Эллендейл регулярно, раз в неделю, будет ее бить; но боюсь, что не будет. Дама, с которой я несколько лет состоял в весьма приятной связи, не должна беспокоить тебя. Мы расстались без сожаления и без обиды, и теперь, когда встречаемся в обществе, это всего лишь милые встречи старых знакомых. Как только я увидел тебя, Нелл, мое сердце стало принадлежать тебе. Это правда.

- Дайзарт так и сказал. Он говорил, что все об этом знают.

- Я бесконечно предпочитаю твоего брата моей сестре. Но почему же, милая маленькая глупышка, ты стала держать меня на еще большем расстоянии?

Она снова подняла голову:

- Понимаешь, я задолжала Лаваль более трехсот фунтов, так что же мне еще оставалось делать, пока не был уплачен этот ужасный долг? Имея это на своей совести, не могла же я тебе сказать, что я отчаянно влюбилась в тебя с самого начала; ведь если бы ты узнал о долге, ты никогда бы мне не поверил. Но это правда, Джайлз.

Фарли, который в этот миг тихо вошел в комнату, увидел свою хозяйку, сжимаемую в страстных объятиях, и, моментально сообразив, как вести себя, бесшумно отступил в коридор. Несколько минут он постоял там, после чего, повозившись с дверной ручкой, снова вошел в библиотеку. Милорд, стоя перед зеркалом, висевшим над каминной полкой, сосредоточенно поправлял складки своего шейного платка; миледи, слегка растрепанная, но являвшая собой образец модного убранства, сидела в большом кресле.

- Не знаю, как получилось, милорд, - сказала она спокойным, чуть томным тоном, - что нам сегодня не нужны лишние приборы для гостей.

- Но почему же, дорогая, вы не сообщили мне об этом раньше? - с упреком сказал милорд. - Я бы приложил все усилия, чтобы уговорить вашего брата и его обаятельного друга составить нам компанию.

- Да, конечно! Какую глупость я сделала! - сказала миледи, весьма хорошо владея своим голосом.

- И Эллендейла, - безжалостно продолжал милорд, - на случай, если бы разговор иссяк.

Страдая от такой бесцеремонности со стороны милорда, Фарли пришел на помощь своей страдающей госпоже и несколькими произнесенными с достоинством словами положил конец этой сцене.

- Ужин подан, миледи! - провозгласил он.