«Тайная власть»

Барбара Картленд Тайная власть

Глава 1

1878

Удобно расположившись в частном вагоне, леди Одель Эшфорд с удовлетворением подумала, что скоро прибудет в Чарл. Ее красивое лицо в раме окна напоминало одну из тех ее фотографий, что выставлялись в витринах магазинов среди портретов самых знаменитых красавиц эпохи.

В соболях и изящном дорожном костюме, возбужденная в предвкушении встречи наедине с князем Иваном, по крайней мере в течение нескольких часов, она выглядела особенно привлекательной.

В своем письме князь откровенно просил ее приехать в Чарл пораньше, до того, как прибудут остальные гости.

Когда она думала о его красивом лице, темных, страстных глазах и стройном атлетическом теле, сердце ее начинало биться чаще, охваченное дотоле неизвестным ей чувством. Как давно уже не было у нее такого привлекательного, неутомимого и вдобавок ко всему сказочно богатого любовника! Леди Одель слышала, как ее муж говорил, что состояние князя Ивана больше, чем сложенные вместе состояния всех отнюдь не бедных людей высшего света, составляющих окружение принца Уэльского в Мальборо Хаус. В связи с этим тот факт, что из сонма упорно добивавшихся его расположения красавиц он выбрал именно ее, еще больше льстил самолюбию леди Одель. Князь проявил предусмотрительность, выбрав эту неделю для приема гостей в Чарле. Он не мог не знать, что Эдвард Эшфорд, чьей единственной истинной страстью были лошади, уедет на скачки в Донкастер, и хотя, вероятнее всего, присоединится к жене после их окончания, она останется без его опеки на два, а может быть, и три дня.

Что же было такого в князе Иване, спрашивала себя леди Одель, отчего так трудно было противиться его обаянию и отчего он казался гораздо более интересным, чем все те красивые англичане, которые вертелись возле нее в Мальборо Хаус и других домах, где устраивались приемы в честь принца Уэльского? Возможно, в нем говорила кровь русских предков, хотя он был наполовину англичанином. Однако, как казалось леди Одель, дело было не только в этом.

Князь был так умен, что, когда заходила речь о политике, самые выдающиеся государственные деятели склоняли голову перед его превосходством. Да и в других вопросах, мужчины, оставаясь в столовой после ухода дам, чтобы поговорить и выпить портвейна, относились с большим уважением к его мнению. Он был общепризнан как отменный наездник, и его знание лошадей высоких кровей помогало ему выигрывать во всех классических гонках к бешеной зависти мужа леди Одель и других членов жокей-клуба. Вдобавок ко всему в нем было что-то загадочное, что делало его интересным в глазах женщин, заставляя их безуспешно добиваться разгадки.

Впрочем, чем бы ни объяснялось обаяние князя, сейчас леди Одель чуть ли не с девическим возбуждением ожидала своего прибытия в Чарл.

Поезд затормозил перед станцией с табличкой "Только для гостей замка Чарл". Как она и предполагала, здесь ее встречал личный секретарь князя в котелке и слуги, которых легко было отличить по роскошным ливреям.

Вдоль платформы был расстелен красный ковер, а с другой стороны станционного здания ее должен был ожидать удобный экипаж, запряженный четверкой великолепных лошадей, которые с захватывающей дух скоростью доставят ее в замок.

Поезд остановился, однако леди Одель не двинулась с места, пока секретарь князя не распахнул перед ней дверь. Он снял шляпу и поклонился. Из соседнего вагона появилась горничная, держа наготове муфту из соболя. Привычно одаривая всех улыбкой, которая должна была покорить любого, будь то женщина или мужчина, леди Одель ступила на платформу.

– Добро пожаловать в Чарл, миледи! – приветствовал ее секретарь князя, мистер Бросвик.

– Спасибо, – ответила леди Одель и с лебединой грацией двинулась по красному ковру к дверям станционного здания.

Она прекрасно сознавала, что изо всех окон поезда на нее смотрят пассажиры, жаждущие увидеть прославленную красавицу Англии. Леди Одель никогда не разочаровывала тех, кого в тайне называла "своей аудиторией", поэтому сейчас она намеренно обернулась к идущей следом за ней горничной, чтобы продемонстрировать легендарный бело-розовый цвет кожи, голубые глаза и золотистые волосы.

– Робинсон, вы не забыли мои драгоценности? – Вопрос был абсолютно излишен, потому что горничная крепко, обеими руками держала шкатулку.

– Нет, миледи.

Леди Одель окинула взглядом поезд, будто увидев его в первый раз. Ей показалось, что она слышит восхищенные "ахи" и "охи", вызванные ее движением.

За дверьми станции ее ожидал роскошный экипаж. До замка было не более двух миль. Он возвышался над долиной, поблескивая сотнями окон в лучах солнца, над его высокой башней развевался флаг. Леди Одель не делала попыток наклониться вперед, чтобы получше разглядеть замок, как было свойственно посетителям, для которых это зрелище было внове. Она знала Чарл уже многие годы. В течение четырех веков замок принадлежал семье лорда Чарлвуда. Леди Одель симпатизировала лорду и была рада за него, когда князь Иван купил эамок и потратил целое состояние на восстановление его интерьера. Конечно, трудно расставаться с фамильным достоянием, но благодаря тем деньгам, которые заплатил за замок князь Иван, шестой лорд Чарлвуд и его жена могли продолжать жить на широкую ногу, не слишком залезая в долги.

Один из самых больших замков Англии, Чарл идеально подходил к облику князя Ивана. В прошлом леди Одель не раз недоумевала, почему, проводя столько времени в провинции, где родилась его мать, он не купит там собственного дома.

Правда, у него хватало особняков в Европе – дворец в Венеции, замок во Франции, охотничий домик в Венгрии и вилла в Монте-Карло, куда, как уже решила для себя леди Одель, она приедет погостить следующей весной. Впрочем, сначала князь хотел устроить несколько грандиозных охот на фазанов, чтобы позабавить принца Уэльского. Он и сам собирался участвовать в них с двумя лучшими сворами гончих Мидланда. Леди Одель заранее предвкушала, как будет блистать на огромном множестве балов, устраиваемых в грандиозной бальной зале Чарла.

Она была так погружена в свои мысли, что пришла в себя только тогда, когда экипаж развернулся на широкой гравийной дороге, изгибающейся дугой перед воротами замка.

Бросив быстрый взгляд в зеркальце, которое она носила у себя в сумочке, леди Одель убедилась, что нос ее не нуждается в пудре, а губы накрашены именно в той степени, которую она могла себе позволить. Она сознавала, что при каждом движении от нее исходит тонкий аромат французских духов, а приколотый к соболиному манто букетик красных орхидей, который ждал ее в экипаже в Кингс-Кросс, смотрится очень изящно.

Она прошла мимо шестерых лакеев, выстроившихся на ступеньках лестницы, в холл, где ее встретил дворецкий, всем своим видом напоминавший архиепископа.

– Добро пожаловать в Чарл, миледи! – сказал он с сердечностью, прозвучавшей и в приветствии мистера Бросвика.

– Благодарю, Ньютон, – ответила леди Одель. – Мне приятно снова попасть сюда.

– Его светлость ждет вас в голубом салоне, миледи.

Леди Одель улыбнулась про себя. Она знала, что голубой салон, одна из самых маленьких комнат Чарла, был частью личных апартаментов князя, куда гости допускались только по личному его приглашению.

Леди Одель была рада, что в начале октября было еще достаточно тепло, и ей не пришлось надевать костюм из тяжелой ткани. Шелковые нижние, юбки шелестели при каждом движении, тонкий материал турнюра обрисовывал точеную фигуру, а накинутые на плечи знаменитые соболя не давали замерзнуть. Их подарил ей один богач, безумно в нее влюбленный. Но разве сравниться им было с манто и муфтой из меха шиншиллы, которые, как уже решила для себя она, будут одним из подарков князя?

Она подошла к двери голубого салона, и Ньютон торжественно объявил:

– Леди Одель Эшфорд, ваша светлость!

Князь, который в этот момент читал газету, поднялся при ее появлении, и леди Одель явственно почувствовала, как у нее забилось сердце.

Так всегда случалось при встрече с князем. За время разлуки она забывала, как он красив и как пронзителен взгляд его то мерцающих страстным огнем, то насмешливо поблескивающих глаз, который будто проникал в самые сокровенные тайники женской души.

– Иван! – радостно воскликнула она, когда он приблизился к ней с необычной для англичанина грацией и поднес ее руку к губам.

По обычаю поцеловав замшевую перчатку, он стянул ее с руки леди Одель и, не отрывая пронзительного взгляда, поцеловал ладонь. Она затрепетала, почувствовав теплую настойчивость его губ.

Князь провел ее к софе возле камина и сел рядом.

– Как вы себя чувствуете? Путешествие было приятным? – спросил он. – О вас хорошо заботились?

Он говорил глубоким, чарующим голосом, оглядывая ее с головы до ног, не упуская ни малейшей детали ее лица и туалета.

– Как всегда, все было прекрасно.

– Вы прелестно выглядите!

Леди Одель ждала этих слов и соблазнительно улыбнулась в ответ. Князь молча смотрел на нее. В этом крылась часть его очарования. Он был так непохож на других мужчин, которые, будь они сейчас на его месте, уже сжимали бы ее в объятиях и покрывали страстными поцелуями. Он прекрасно владел собой, и ожидание его ласк придавало им дополнительную остроту.

– Почему вы хотели, чтобы я приехала раньше всех?

В дороге она повторяла себе, что должна подождать, пока он сам не заведет разговора об этом, но ее разбирало любопытство, и она не смогла удержаться от очевидного вопроса.

– Вы же знаете, мне очень хотелось видеть вас, – ответил князь Иван. Леди Одель удовлетворенно вздохнула.

– В нашем распоряжении по крайней мере два дня. Даже больше, если Эдварду попадется какое-нибудь четвероногое, которое он предпочтет встрече со мной.

Князь рассмеялся.

– Нам будет хорошо вдвоем, – сказал он. – Для своих гостей я припас немало развлечений, но для меня единственным развлечением будете вы.

– Милый Иван! – нежно произнесла леди Одель. – Вы сказали именно то, что мне так хотелось услышать.

– Наверное, вам надо переодеться. Потом мы попьем чаю, а после этого мне надо будет поговорить с вами.

– Поговорить? – Леди Одель изумленно подняла брови.

– После чая.

Он поднялся, и леди Одель поняла, что спрашивать о чем-либо бесполезно. Ей оставалось лишь повиноваться. Князь, несомненно, обладал властью над женщинами. Он командовал, и они подчинялись ему. Он четко знал, чего хочет, и не допускал, чтобы кто-либо мешал осуществлению его желаний.

Князь проводил ее до дверей. Ожидающий ее выхода лакей провел гостью в спальню, где горничная уже распаковывала багаж.

Спустя час, потому что столько времени леди Одель требовалось для перемены туалета, одетая в изящное платье, придуманное специально для нее великим Фредериком Вортом, она снова появилась в голубом салоне. В спадающей широкими складками атласной юбке, украшенной гофрированным шифоном, она напоминала даже не лебедя, а экзотическую райскую птицу. Светлые волосы нимбом окружали изящно очерченную голову, а завитая челка волной спадала на изогнутые дугой брови.

С полным сознанием собственной красоты она приблизилась к чайному столику, который поместили на ковер рядом с камином. Князь стоял спиной к огню и не спускал с нее восхищенного взгляда.

"Он любит меня", – самодовольно подумала она про себя.

– У вас подают лучший чай в Англии, – заметила леди Одель, разливая чай и демонстрируя всю прелесть своих рук с длинными белыми пальцами. – Впрочем, Иван, это можно сказать обо всем, чем вы, владеете.

– Именно так и должно быть, – ответил князь. – Когда вы шли через комнату, я думал, что никто в Англии не сравнится с вами в красоте и грации.

– Сомневаюсь, что принц Уэльский присоединится к вашему мнению, – улыбнулась леди Одель. – Он всецело поглощен миссис Лэнгтри.

– Я знаю это, – ответил князь. – Его королевское высочество и Лили прибудут завтра.

– Вы не предупредили меня, что принц тоже будет! – воскликнула леди Одель.

– Но я не говорил и обратного, – заметил князь.

Леди Одель поняла, что допустила ошибку, ожидая, что он будет обсуждать с кем бы то ни было, даже с ней, своих гостей и вообще то, что касается его лично.

– Разумеется, я в восторге оттого, что они будут, – поспешно сказала она. – Мне нравится миссис Лэнгтри, хотя большинство женщин ужасно завидуют ей. – Она бросила из-под длинных ресниц взгляд на князя и добавила: – Я тоже, Иван, буду очень завидовать ей, если вы найдете ее более привлекательной.

Князь не ответил, что это невозможно. Он лишь загадочно посмотрел на нее, и леди Одель продолжила:

– Остается утешаться тем, что все женщины, которые вам нравились, были блондинками. Наверное, вас привлекают противоположности.

Она взглянула на темные, блестящие волосы князя и подумала, что, несмотря на мать англичанку, вся его внешность свидетельствовала о его русском происхождении.

Князь опустил чашку на стол и произнес:

– Мне надо поговорить с вами, Одель. Мне нужна ваша помощь.

– Моя помощь? – изумленно повторила леди Одель.

Все время, потраченное на переодевание, она пыталась угадать, о чем он хотел поговорить с нею, но никак не могла прийти к окончательному выводу. Хотя он и просил ее приехать раньше остальных гостей, так чтобы они могли побыть наедине, это не могло объясняться желанием интимной близости с ней. Леди Одель прекрасно сознавала, что князя не устроит софа в салоне, которой могли довольствоваться принц Уэльский и те, кто неизменно копировал его поведение. Впрочем, принцу ничего другого и не оставалось, поскольку полдень был тем временем, когда муж его избранницы обычно сидел в клубе и не мог помешать влюбленным

В случае же с леди Одель такие ухищрения были совершенно излишни, потому что ее разместили рядом с покоями князя, и впереди у них была целая ночь. Значит, его желание видеть ее в такое время не объяснялось любовью. Тогда чем же? Она гадала об этом все время, пока ехала в поезде, каждую минуту, которую провела в замке.

Леди Одель прошла к окну, чтобы предстать перед князем в более выгодном свете. Усаживаясь там, она сознавала, что каждое ее движение, каждый завиток на голове, поблескивающие в ушах бриллианты – все было в высшей степени соблазнительным.

– Разумеется, мой милый Иван, – мягко произнесла она, – я буду рада помочь вам. Однако не могу представить себе, в чем может заключаться моя помощь. Вы возбуждаете мое любопытство.

– Сейчас я объясню вам, – ответил князь. – Вы очень много для меня значите, Одель, и именно поэтому вы – единственный человек, чьего совета я могу попросить в данном вопросе.

Леди Одель элегантно сложила руки на одном колене и подняла на него голубые глаза с выражением почти детского внимания. Ей показалось, что князь с трудом подыскивает слова. Наконец, в своей обычной решительной манере, смягчаемой очарованием глубокого голоса, он произнес:

– На прошлой неделе умерла моя жена.

Леди Одель застыла от изумления. Она совсем забыла про жену князя. В обществе о ней никогда не говорили, но теперь леди Одель вспомнила, что жена князя была венгеркой и много лет назад, вскоре после их свадьбы, пострадала, упав с лошади. Хотя князь никому не сообщал об этом, было известно, что она потеряла рассудок и находилась в лечебнице в Венгрии.

– Разумеется, это огромное облегчение, – спокойно продолжал князь. – Многие годы она никого не узнавала. Было бы притворством говорить, что даже ее самые близкие родственники скорбят о ее смерти.

– Значит, теперь вы свободны! – мягко произнесла леди Одель.

В ее мозгу пронеслась мысль о том, что, возможно, князь собирается сделать ей предложение. Впрочем, это было совершенно нелепо! Как бы возмутительно не было поведение тех, кто принадлежал к высшему обществу, они всегда руководствовались строгим правилом: не допускать скандала!

Опустись князь на колени, предлагая ей себя и все свое состояние, Одель отказала бы ему без малейшего колебания. Как бы ни любила она мужчину, а она не раз говорила себе, что любит князя Ивана сильнее, чем кого-либо до него, ее положение в обществе значило для нее несравненно больше.

Эдвард был не только во многих отношениях добрым и великодушным мужем, но пользовался расположением принца Уэльского и считался своим среди других членов жокей и Уайта-клуба. Уйти от него значило отказаться от всего, что составляло ее жизнь. Никто, даже Иван, не в силах был компенсировать этого.

– Итак, сейчас, когда я, по вашему собственному выражению, Одель, стал свободен, – между тем говорил князь, – я пришел к определенному решению, в осуществлении которого и прошу вас помочь мне.

– И в чем же заключается ваше решение.

– Я хочу снова жениться!

Значит, он действительно думает о женитьбе! Леди Одель замерла, пытаясь определить для себя, как отказать ему, в то же время не потеряв его.

– Как вы хорошо знаете, – продолжал князь, – у меня нет детей. Моя жена была беременна, когда произошел тот несчастный случай, в результате которого она потеряла рассудок. – На мгновение его голос стал суровым. – Мне нужен наследник, может быть, несколько сыновей и дочерей, которым я мог бы передать свое состояние и которые привнесли бы новый интерес в мою жизнь.

Леди Одель сидела молча, не зная, Какого ответа он от нее ждет.

– Я тщательно все обдумал, – продолжал князь, – и понял, что среди обширного круга моих знакомых очень мало женщин подходящего возраста.

– Какого именно? – спросила леди Одель изменившимся голосом.

– Этот вопрос я тоже тщательно взвесил, – ответил князь. Я хочу, чтобы мать моих детей была чиста и невинна, чтобы это от меня она научилась любить.

Леди Одель с изумлением посмотрела на него. Не ослышалась ли она? И это говорит мужчина, который по всей Европе славится своими любовными приключениями? Она подумала о сотнях красавиц, которые бросили ему под ноги свои сердца, и язвительно произнесла:

– В этом случае ваша жена должна быть очень молода.

– Вот именно! – согласился князь.

– Молодая девушка на пороге женственности?

– Да, это я и имел в виду.

– Вы уже сделали предложение кому-нибудь? – спросила леди Одель.

Несмотря на все ее старания оставаться холодной и спокойной, она не могла удержаться от нотки негодования в голосе и от резкого взгляда выразительных, прекрасных глазах.

– В этом-то все и дело, – покачал головой князь. – Я точно знаю, чего хочу, но, как вы сами прекрасно представляете себе, Одель, в своем кругу я не встречаю молодых девушек. Им нет места в мире, заполненном такими изощренными красавицами, как вы.

Леди Одель чуть ли не вздохнула от облегчения.

Она начала понимать, почему он обратился к ней за помощью.

– Вы хотите жениться на англичанке?

– Как вам известно, я нахожу англичанок очень привлекательными, – сказал он, бросив на нее выразительный, почти интимный взгляд. – Мне нравится, как они хорошо воспитаны, как умеют держать себя в руках в отличие от женщин других национальностей.

– Вы и сам наполовину англичанин.

Леди Одель знала, как гордится князь своей английской кровью. Подобно своему отцу, он полностью отгородился от всего русского.

Покойный князь Катиновский поссорился с царем и уехал из Петербурга в Европу, чтобы уже никогда не возвращаться на родину. Он женился на дочери графа Ворминстера и воспитал своего единственного сына, князя Ивана, в истинно английском духе.

Князь Иван обучался в Итоне и Оксфорде. Только после этого русская кровь и огромное состояние вовлекли его в погоню за удовольствиями, и весь мир стал говорить об Иване Катиновском как о персонаже из "Тысячи и одной ночи". Вечера, которые он устраивал в Париже, его экстравагантные похождения в Италии, его скакуны в Англии – все это составило легенду о сказочном принце. Немаловажную роль в ней занимали и женщины, которых он любил. Они повсюду преследовали его, и, стоило только его черным глазам посмотреть в их сторону, как из любви к нему они готовы были безрассудно жертвовать своей репутацией.

– Да, наверное, англичанка подойдет вам лучше всего, – согласилась леди Одель, однако в ее голосе прозвучало сомнение.

Сможет ли английская девушка сладить с противоречивыми и странными чертами характера князя, если даже она сама подчас была не в состоянии понять его? Сама леди Одель, хотя и верила, что в данный момент он страстно любит ее, не смогла бы поклясться, что знает его. Столько в нем оставалось для нее тайной, такие неизведанные глубины она предчувствовала в его характере, что терялась при одной мысли о них.

– Может быть, Иван, вам больше подойдет девушка другой национальности, – вслух произнесла она и тут же поняла, что сказала глупость. Какое значение имело то, будет ли его жена понимать его, если она была нужна ему только ради детей? Она не удивилась, когда в ответ на ее замечание князь произнес:

– Я знаю, чего хочу, Одель. Я хочу, чтобы вы нашли для меня девушку, знатную, разумеется, которая даст мне детей и заполнит ту часть моей жизни, которая все эти годы была пуста.

– Только не говорите мне, что вы что-то упустили, Иван! – с легкой улыбкой ответила леди Одель. – Мне всегда казалось, что вы в совершенстве овладели искусством жить.

– Только по возможности, – заметил князь, – Я всегда помнил, что у меня есть жена, с которой я жил всего лишь шесть месяцев после свадьбы.

В дальнейших объяснениях не было нужды. Даже ограниченное воображение леди Одель нарисовало картину несчастного сумасшедшего создания, которое носило его имя и скрывалось в Венгрии, пока он в одиночестве колесил по свету. С неожиданной для нее чуткостью она вдруг поняла, что без жены и семьи ни один из множества принадлежавших ему дворцов, замков и палаццо не мог стать для него настоящим домом.

– Конечно, я помогу вам, Иван, – ответила она совсем другим тоном. – Опишите, чего именно вы хотите, и я сделаю для вас все, что только возможно.

Ей вдруг пришло в голову, что таким образом она сможет удержать его возле себя. В светском обществе в изобилии были представлены покорные и добродетельные жены, которые сидели по домам, пока их мужья странствовали по свету. Реши Иван жениться на женщине ее собственного типа, леди Одель не смогла бы удержаться от ревности, опасаясь, что потеряет его любовь. Но молодая девушка, которой отводилась лишь роль матери его детей, не больше будет влиять на их интимные отношения, чем Эдвард, которого интересовало только внешнее соблюдение приличий.

– Кажется, я понимаю вас, – произнесла она. – Вам нужна девушка молоденькая, хорошо воспитанная и, наверное, хорошенькая.

Князь улыбнулся, и в одно мгновение на его лице не осталось и следа былой серьезности.

– Да, за завтраком мне хотелось бы видеть что-нибудь приятное. Пусть она будет хорошенькой. Правда, было бы неразумно надеяться, что она сможет сравниться в красоте с вами.

– Ну что ж, – сказала леди Одель, – я присмотрюсь к девушкам, которых в этом году в первый раз будут вывозить в свет. Думаю, я найду… – Она вдруг радостно вскрикнула: – Ну разумеется! Я знаю именно ту девушку, которая вам нужна! Не понимаю, почему я с самого начала о ней не подумала.

– И кто же она? – спросил князь.

– Моя племянница, Шарлотта Стор.

До своего замужества фамилия леди Одель была Стор. Сейчас ее брат являлся графом Сторингтонским. Трудно было оспаривать знатность этого семейства, которое играло важную роль уже при дворе Генриха VIII. Члены семьи служили в армии и во флоте, где получали награды за храбрость, сидели в палате лордов, определяя политику государства, и неизменно входили в свиту царствующих короля или королевы. Графиня Сторингтонская являлась наследственной фрейлиной королевы, а граф всегда занимал важный пост при королевском дворе.

– Почему я никогда раньше не слышал о вашей племяннице? – спросил князь.

– Шарлотту должны были вывезти в свет в этом году, – объяснила леди Одель, – но моя невестка была в трауре в связи с кончиной своей матери. Поэтому Шарлотта еще не покидала классной комнаты, хотя ей уже восемнадцать лет. – Князь молчал, и леди Одель добавила: – Она очень хорошенькая.

– Похожа на вас?

– Немного. В нашей семье у всех светлые волосы и голубые глаза. Она прекрасно соответствует вашему условию чистоты и невинности.

– Организуйте для меня встречу с ней, – с облегчением вздохнул князь. – Через пару недель можно устроить еще один прием. Мы вместе составим список приглашенных.

– Это будет прекрасно, – с готовностью согласилась леди Одель, – только давайте обойдемся без принца и миссис Лэнгтри.

– А теперь, когда все улажено, – произнес князь, присаживаясь рядом с ней на софу, – давайте поговорим о нас с вами.

Она вложила свою руку в его. Почувствовав, как она затрепетала от его прикосновения, князь улыбнулся и поднес ее ладонь к губам.

– Мы славно поохотились, Шейн, – сказал виконт своему спутнику, передавая ружье лесничему. – Никогда еще у меня не было такого хорошего обзора.

– Мне тоже понравилось, – ответил достопочтенный Шейн О'Дерри. – Но мне показалось, Ричард, сегодня ты был не в лучшей форме.

– Последствие слишком большой дозы портвейна вчера вечером, – признался виконт. – Но после такой прогулки я чувствую себя гораздо лучше.

– Я тоже, – согласился Шейн О'Дерри. Они поблагодарили лесничего и отправились к бричке, которая должна была отвезти их к Сторингтон-парку. Трясясь в ней по проселочной дороге, они выглядели как два брата. Между ними не было кровного родства, зато они были ближайшими друзьями. Они закончили одну и ту же школу и сейчас, после учебы в одном и том же университете, решили вместе вступить в веселую лондонскую жизнь.

Для виконта это не представляло никаких сложностей, но в кармане у Шейна редко звенело больше двух гиней. Будущее Шейна, второго сына обнищавшего графа Дандеррийского, все имущество которого состояло из полуразвалившегося замка и скудной ренты, было незавидным, если бы его друг Ричард не был готов разделить с ним все, что ему принадлежало. Их насмешливо называли Неразлучниками. Смеясь только им одним понятной шутке, они взбежали по ступенькам лестницы и направились в западное крыло здания, где виконту чуть ли не с младенчества отвели личную, неприкосновенную гостиную.

Это была старая комната, где на полу в беспорядке валялись спортивные трофеи, теннисные ракетки, клюшки для игры в крикет – в общем, все то, что не могло уместиться на стенах. Одно время графиня отдавала распоряжение экономке навести здесь порядок, но как только она удалялась, все возвращалось на круги своя, и в конце концов она оставила бесполезные попытки призвать своего сына к порядку.

– Должен признаться, никогда еще у меня не было такого удачного дня, – сказал Шейн. – Но я ужасно хочу пить.

– Пиво или сидр? – спросил виконт. – Я не осмелюсь попросить что-нибудь более крепкое, иначе Гилпин пожалуется отцу.

– Сидр – как раз то, что надо, – ответил Шейн.

Виконт двинулся было к звонку, но тут же вспомнил:

– По-моему, он не работает. Пойду покричу с лестницы.

Он вышел, а Шейн направился к окну, откуда открывался вид на парк с древними дубами и ухоженный сад. Кто-то вошел в комнату. Решив, что это вернулся виконт, Шейн не повернул головы. Но тут нежный голос позвал его:

– Шейн!

Он живо обернулся и увидел молоденькую девушку.

– Шарлотта! – пробормотал он.

– Шейн! Шейн! – бросилась она к нему на грудь с рыданиями.

– Что случилось? Что так расстроило тебя?– спросил он.

– Я… мне трудно говорить… Шейн! Я боюсь, мое сердце разорвется от горя!

– Скажи мне! Что произошло?

Она плакала, зарывшись лицом в его грудь, и, еще теснее прижав ее к себе, он стал осыпать поцелуями ее волосы. В этот момент в комнату вошел виконт.

– Я сказал лакею принести нам… – начал он, но, увидев свою сестру в объятиях Шейна, тут же спросил: – В чем дело? Что произошло?

– Именно это я и пытаюсь выяснить, – ответил Шейн. – Шарлотта расстроена.

– Мама не должна видеть вас вместе, – предупреждающе заметил виконт.

– Мама… она в кабинете, – чуть слышно произнесла его сестра, подняв голову с плеча Шейна. – Я пришла… рассказать… что произошло. – Слезы струились по ее бледным щекам.

– Ты присядь, – мягко предложил Шейи. – И расскажи нам все.

– Не будь такой плаксой, Шарлотта, – заметил виконт.

– Ты тоже заплакал бы на моем месте, – сердито ответила Шарлотта.

– Расскажи нам, в чем дело, – настойчиво повторил ее брат.

Шейн усадил Шарлотту в большое кресло рядом с камином. Примостясь на его подлокотнике, он достал из кармана носовой платок и принялся нежно вытирать ее заплаканные глаза, отчего ее рыдания только усилились.

– Мама… получила письмо от тети Одель, – сказала она наконец, с усилием взяв себя в руки и крепко уцепившись за плечо Шейна. – Она… нашла мне… мужа.

– Мужа? – изумленно воскликнул виконт. – Но ты же еще не выезжала в свет!

– Да, но… тетя Одель… она написала… что мне очень повезло… что вся семья должна встать на колени и благодарить Бога за такую удачу.

– И кто же это? Звучит так, будто это сам принц Уэльский, только он уже женат.

При этих словах виконт взглянул на Шейна. Тот побледнел и смотрел на Шарлотту с выражением нескрываемого страдания.

Виконт был единственным человеком в доме, кто знал о любви Шарлотты и Шейна. Она казалась ему вполне естественной и даже неизбежной, потому что он глубоко любил обоих. Сейчас он впервые осознал все ее трагические последствия.

В семье предполагали, что со временем Шарлотта составит себе хорошую, если не блестящую партию. Шейна, второго сына, почти нищего, не могли считать достойным ее кандидатом.

– И за кого тетя Одель хочет отдать тебя замуж? – спросил виконт.

– Я… я ее не послушаюсь! – всхлипнула Шарлотта. – Я выйду замуж только за Шейна. Мама уже в восторге от ее идеи. Я знаю, папа тоже с ней согласится, когда она ему все расскажет. О, Шейн, спаси меня! – И снова по ее щекам побежали слезы.

Охваченный жалостью к ней, Шейн опустился на колени перед креслом и обнял ее,

В этот момент за дверью послышались тяжелые шаги лакея.

– Осторожно! – резко предупредил виконт. Шейн вскочил, а Шарлотта отвернулась к камину, чтобы слуга не увидел слез на ее лице.

– Спасибо, Джеймс, – сказал виконт, взяв у лакея поднос с двумя бокалами и графином сидра. – Можете идти.

Расчистив место на столе, он поставил на него поднос и разлил сидр.

– Вы должны быть осторожны, – сказал он, когда дверь за слугой закрылась. – Если маме сообщат, что ты плачешь в объятиях Шейна, его с первым кораблем отправят в Ирландию.

– Я постараюсь быть осторожной, – ответила Шарлотта. – Но если меня заставят выйти замуж за этого ужасного человека, которого выбрала для меня тетя Одель, я… покончу с собой!

– Милая, не говори так, – тихо произнес Шейн, взяв ее за руку.

Она крепко ухватилась за него, словно утопающий за конец веревки.

– Кто же этот человек? – спросил виконт. Казалось, Шарлотта была не в состоянии вымолвить ни слова. Потом, не спуская взгляда с Шейна, она еле слышно проговорила:

– Князь Иван Катиновский!

Виконт и Шейн оба застыли от изумления.

– Я не верю! Не может быть! Это шутка! – только и смог произнести виконт.

Глава 2

– Это не шутка! – яростно возразила Шарлотта. – Мама… она прочитала мне письмо. Потом ее кто-то отвлек, и я… взяла его. – Она вытащила из-за пояса довольно помятый листок бумаги. – Я… мне трудно читать… прочти сам, – разбитым голосом произнесла она и, протянув письмо брату, обратила заплаканное лицо к Шейну.

Виконт взглянул на внушительный герб на толстой бумаге и начал читать вслух:

"Дорогая Маргарет!

У меня есть для тебя потрясающая новость. Думаю, что, услышав ее, ты будешь благодарить Господа за удивительную удачу, которая выпала на долю нашей дорогой маленькой Шарлотты.

Сейчас я нахожусь в имении князя Ивана Катино-ского. Он только что сообщил мне, что его жена, княгиня, которая была больна рассудком вот уже двенадцать лет, недавно скончалась. Он попросил меня, как своего старинного друга, помочь ему в выборе жены.

Как ты хорошо знаешь, он – один из богатейших людей Европы, если не мира, и пользуется повсюду большим, уважением. Конечно, он может жениться на любой женщине, но ему хочется, чтобы его будущая жена была молода и неиспорчена, "чиста и невинна ", по его собственному выражению, чтобы она происходила из знатной семьи и не только стала хозяйкой его великолепных имений, но и матерью его детей, которых у него до сих пор нет.

Я хорошо знаю, дорогая Маргарет, что Джордж не любит иностранцев, но князь Иван – исключение. Его мать была урожденная Ворминстер, а все согласятся, что это истинно английский род.

Мне известно, что в связи со смертью твоей матери Шарлотта еще не выезжала в свет, но именно это и нужно князю Ивану. От его имени восемнадцатого числа я устраиваю здесь, в Чарле, прием гостей, на котором они с Шарлоттой смогут узнать друг друга. Я хочу, чтобы на нем присутствовала только молодежь, потому что, как ты сама догадываешься, теперь, когда князь свободен, за ним будут охотиться все матери Лондона.

Думаю, я смогу позаботиться о Шарлотте. Пришли ее сюда вместе с Ричардом и, если тот пожелает, с его неразлучным другом Шейном О 'Дерри.

Я понимаю, что мое письмо коротко, но знаю, ты согласишься, что это великолепный шанс для Шарлотты составить блестящую партию. Было бы ошибкой допустить, чтобы внимание князя отвлекли в другую сторону.

Я очень взволнована перспективой, что моя племянница будет жить здесь, в Чарле, и станет хозяйкой всех тех восхитительных имений, которыми владеет князь. Я сообщу тебе о точном времени, в которое их с Ричардом ожидают в Чарле, позже, когда сама об этом узнаю.

Любящая тебя Одель".

Читая письмо, виконт не мог скрыть своего изумления. Закончив, он сердито произнес:

– Никогда не слышал ничего более возмутительного! Как смеют князь и тетя Одель так обращаться с Шарлоттой! Будто она – мебель и продается с аукциона!

– Я согласен с тобой, – тихо ответил Шейн.

– Это… ужасно! – вскрикнув, как пойманная в силок птичка, всхлипнула Шарлотта. – Но мама… она в восторге.

– Может быть, твой отец… – начал Шейн.

– На это мало надежды, – перебил его виконт. – Папа, я уверен, не слишком симпатизирует князю, но он в восторге от его лошадей. Да и кому они не понравятся?

– Я… не выйду… за него, и никто меня не заставит! – прорыдала Шарлотта.

Ее брат и Шейн О'Дерри промолчали. Они хорошо понимали, что у Шарлотты нет выбора. Ей было всего восемнадцать лет, и родители могли заставить ее выйти замуж за любого, кого они для нее выберут. Жаловаться на это было некому.

– Что же нам делать? – сдавленным голосом спросил Шейн.

– Это невыносимо! – объявил виконт и зашагал по комнате.

– Кажется, ваша тетя написала, что князь может заинтересоваться кем-то другим, если ты будешь медлить, – задумчиво произнес Шейн. – А если Шарлотте сказаться больной, так чтобы она не смогла попасть в Чарл?

– Тетя Одель вцепилась в нее железной хваткой, – с горечью ответил виконт. – Ее поведение тем более удивительно, что, как хорошо знаем и ты и я, они с князем… – Он внезапно остановился, сообразив, что сказал лишнее.

– Что они с князем? – спросила Шарлотта, подняв голову с плеча Шейна.

– Они старинные друзья, как она и написала в письме, – поспешно ответил ее брат.

– Ты хочешь сказать, больше, чем друзья, так ведь? – Ей никто не ответил, и Шарлотта снова спросила: – У них такие же отношения, как у… принца Уэльского и этой прекрасной миссис Лэнгтри? – Она перевела взгляд с брата на Шейна и заметила: – Но… ведь тетя Одель… уже немолода!

– Их отношения не имеют ничего общего с твоим предполагаемым замужеством, – осторожно сказал виконт.

– Нет, имеют! – возразила Шарлотта. – Если она… любит его, а он ее, как они могут заставлять меня выйти за него замуж? Это же дурно, порочно!

Некоторое время стояла тишина, потом виконт яростно заявил:

– Шарлотта права, это порочно! Надо что-то делать.

– Что мы можем?– беспомощно спросил Шейн. Разве предоставить ему другую, которая понравится ему больше, чем Шарлотта?

– Дело не только в предпочтении. Ему, видите ли, подавай знатность, чистоту и невинность! Удивляюсь, как он еще не потребовал, чтобы ему наполовину скостили цену! – Виконт подошел к окну и распахнул его, будто ему не хватало свежего воздуха. – Больше всего мне хочется отплатить ему той же монетой, – сказал он, не поворачивая головы к Шарлотте и Шейну. – Пусть бы и он почувствовал себя в дураках, но видит Бог, не представляю, как можно добиться этого!

– Может быть, нам сможет помочь Вилбрим, – предположил Шейн.

– Вилбрим? А он-то тут при чем? Впрочем, – добавил виконт, не давая ответить Шейну, – я понимаю, ты имеешь в виду то пари, которое он выиграл!

– Что за пари? – спросила Шарлотта, беспомощно глядя на брата. В ее глазах все еще стояли слезы, и весь ее облик был таким трогательным, что Шейн, не выдержав, сел рядом с ней в кресло, чтобы покрепче прижать ее к себе.

– Это наш друг, – объяснил он. – Ему так досадила маркиза Трунская, которую он считает ужасной лицемеркой, что он привел на один из ее приемов женщину, которую представил в качестве великой герцогини Мелкинстейнской или что-то в этом роде, а в действительности она была всего лишь… – Тут виконт предупреждающе кашлянул, и Шейн поспешно изменил то слово, которое собирался произнести: – Танцовщицей.

– Неужели ему удалось всех обмануть? – спросила Шарлотта.

– Да, – ответил виконт, – правда, Вилбрим нарядил ее в соответствии с ее ролью.

– Может быть, и нам… попытаться сделать что-нибудь в таком духе? – Шарлотта умоляюще взглянула на брата.

– В нашем случае это вряд ли пройдет, – ответил виконт. – Разве найдется кто-нибудь, кто лучше князя разбирается в женщинах?

– А по-моему, это возможно, если мы найдем подходящую девушку, – возразил Шейн, – и она понравится князю больше, чем Шарлотта.

– Я могу сделать себя дурнушкой, – с готовностью вмешалась Шарлотта, – буду с ним нелюбезной и грубой, так что он не захочет на мне жениться.

И снова взгляды мужчин встретились.

– Уверен, тетя Одель все предусмотрела, и князь женится на любой девушке, которую она для него выберет, – спустя некоторое время произнес виконт.

– Но ведь мы можем попытаться! – отчаянно взмолилась Шарлотта. – Пожалуйста, давайте попробуем!

Гладя на сестру, виконт в первый раз в жизни подумал, какой жестокостью может обернуться брак по расчету. До сего времени он принимал как должное то, что девушка из знатной семьи выходила замуж за знатного человека. Ему казалось, что только в этом случае она сможет быть счастлива. Но у него не укладывалось в голове, как неискушенную в жизни, чистую Шарлотту, которая к тому же была влюблена в Шейна, можно выдавать замуж за такого повидавшего виды человека, как князь. Он не сомневался, что это замужество обернется для нее трагедией.

Виконт восхищался князем как спортсменом и с большим интересом следил за его успехами на скачках. Время от времени он встречался с князем на приемах и видел его в Уайт-клубе, членом которого недавно стал. Однако, хотя князь вращался в несравненно более высоком кругу общества, чем тот, на который могли рассчитывать они с Шейном, тем не менее виконт слышал все последние сплетни о нем.

На самом деле он не очень удивился, узнав, что последней возлюбленной князя стала тетя Одель. Вся семья Стор не одобряла ее, считая неприличным, что ее фотографии можно было купить в любом магазине канцелярских принадлежностей.

Однако, сколь бы ни осуждали они ее поведение в частном кругу, им приходилось мириться с ним, поскольку леди Одель считалась важной персоной в Мальборо Хаус и пользовалась дружбой не только самого принца Уэльского, но и его жены.

Отношения тети Одель и князя делали того еще более неподходящим кандидатом в мужья. Кроме того, виконту всегда казалось, что, несмотря на препятствия, Шарлотта и Шейн когда-нибудь поженятся и будут счастливы. Сейчас он чувствовал, что должен спасти сестру, но не знал как.

– Если Вилбриму это удалось, то, может быть, удастся и нам, – между тем без особой надежды говорил Шейн.

– В случае с Вилбримом женщина играла свою роль всего лишь один вечер, – ответил виконт. – Кроме того, Трун Хаус – это не Чарл.

– Перебери своих подруг, милая, – обратился Шейн к Шарлотте, отказываясь признавать свое поражение. – А что, если обратиться к той хорошенькой девушке, которая гостила здесь две недели назад?

– Алиса Брекнел? – спросила Шарлотта. – Но она же такая глупенькая! По-моему, она не сможет заинтересовать мужчину больше чем на пять минут. Кроме того, ее мать уже решила выдать ее за лорда Дара.

– Слушай, я вспомнил, – вмешался виконт, – что примерно с месяц назад видел в церкви одну девушку. Красивее ее я еще никого не встречал. Я хотел тогда спросить у тебя, кто она такая, да позабыл.

– Что тебе понадобилось в церкви? – спросил Шейн.

– Ты тогда был в Ирландии, – объяснил виконт. – Была двадцатипятилетняя годовщина свадьбы моих родителей.

– Да, в этом случае ты был просто обязан там быть, – согласился Шейн. – Но давай вернемся к девушке.

– Я поняла, кого ты имеешь в виду! – воскликнула Шарлотта. – Алану. Она очень хорошенькая.

– С ней была куча детей, – уточнил виконт.

– Это дети викария. Алана помогает миссис Бредон справляться с ними.

– Она действительно хороша?

– Удивительно красивая девушка! – ответил виконт. – Она отвлекла мое внимание от проповеди, которая была такой длинной, что еще задолго до конца папа начал беспокойно ерзать и поглядывать на часы.

– Мы говорим о девушке, – настойчиво вернул его к теме разговора Шейн.

– Неужели ты предлагаешь… – начал виконт.

– А почему бы нет? – перебил его Шейн. – Я готов уцепиться за соломинку, только бы спасти Шарлотту.

– Я хочу выйти замуж за тебя, Шейн, – сказала Шарлотта. – Ты мне обещал, что мы в конце концов поженимся, но надо немного подождать.

– Я помню, родная, – сказал Шейн, – но если я сейчас пойду к твоему отцу, он вряд ли захочет меня слушать.

– Не стоит и пытаться, – вмешался виконт. – Папа может недолюбливать князя Ивана, ведь он ненавидит всех иностранцев, но если мама и тетя. Одель определились с этим замужеством, то его мнение не имеет никакого значения. Шарлотта не успеет опомниться, как окажется перед алтарем.

Шарлотта снова заплакала, закрыв лицо руками.

– Черт возьми, надо же что-то делать! – воскликнул виконт. – Как думаешь, мы сможем уговорить эту девушку помочь нам? Мы можем заплатить ей за то, чтобы она увела князя у Шарлотты.

– Ты действительно предлагаешь, чтобы мы взяли Алану в Чарл? – спросила, перестав плакать, его сестра и изумленно посмотрела на него.

– Ну, конечно, не под ее собственным именем, – ответил виконт.

– Мы можем представить ее как знатную девушку. Может быть, она понравится князю и отвлечет его внимание от тебя. По крайней мере, на некоторое время.

– Помимо этого нам остается только одно – бежать, и немедленно, – сказал Шейн.

– Папа это так не оставит.

– Если он не найдет нас, то не сможет ничего поделать.

Воцарилось молчание, в течение которого виконт смотрел на своего друга. В глазах Шейна читалось отчаяние.

– Ну почему все случилось так быстро? – воскликнула Шарлотта. – После того как мне исполнится двадцать один год, я смогу пользоваться деньгами, которые оставила мне бабушка.

– Ты права, я совсем забыл об этом, – подхватил виконт. – И какая это сумма?

– По-моему, двести или триста фунтов в год, но папа как-то говорил, что эта сумма немного вырастет к моменту моего совершеннолетия.

– Мы это уже обсуждали с Шарлоттой, – виновато сказал Шейн. – Мой отец, я знаю, предоставит нам дом в своем имении. Я мог бы выращивать лошадей, и мы как-нибудь справились бы.

– Разумеется, справились бы! – согласилась Шарлотта. – И мы будем так счастливы вдвоем!

Она посмотрела в глаза Шейну, и на мгновение они забыли обо всем на свете, кроме друг друга.

– Никто не позволит вам ждать до тех пор, пока Шарлотта достигнет совершеннолетия, – резко сказал виконт. – Нужно что-то срочно придумать, если мы хотим избавить ее от князя.

– Ты не шутя думаешь об Алане? – спросила Шарлотта, взглянув на брата.

– Расскажи мне о ней. Она определенно очень красива.

– Она красивая и очень милая.

– Откуда ты ее знаешь?

– Она – дочь покойного мистера Викхэма.

– Викхэма?

– Он был моим учителем музыки. Ты должен его помнить. Он приходил сюда три раза в неделю.

– Помню, разумеется. Такой высокий, красивый мужчина.

– Он и мне всегда казался красивым, – ответила Шарлотта. – И он был очень обаятельным. Разумеется, мама обращалась с ним так, как и со всеми моими учителями, – будто они недостойны касаться ее ног. Но на самом деле он был настоящим джентльменом, хотя мама никогда бы этого не подумала.

– Откуда ты знаешь? – спросил виконт.

– Он как-то рассказывал мне, что его семья хорошо известна на севере. Его отец был знаменитым дирижером.

– Мама сочла бы, что этого недостаточно для того, чтобы называть его джентльменом, – усмехнулся ее брат.

– Ты прав, – согласилась Шарлотта, – но он был действительно джентльменом. Его уроки были для меня праздником, хотя мне никогда не научиться играть так, как играли он и Алана.

– Значит, вот как ты с ней познакомилась.

– Мы с мистером Викхэмом играли дуэт на скрипках, и она приходила, чтобы аккомпанировать нам на фортепьяно. Она и на скрипке прекрасно играет. Мне очень хотелось подружиться с ней, но мама, разумеется, не могла и слышать об этом.

– Нет, конечно! – согласился ее брат. – Но ты с ней иногда встречаешься?

– Сейчас только в церкви. После смерти отца она осталась без денег. Это я узнала от слуг. Пока я набиралась мужества, чтобы попросить маму помочь ей, она перебралась к пастору – воспитывать его детей.

– Собачья жизнь, по моему мнению, – заметил виконт.

– Миссис Бредон – добрая женщина, правда, детей у нее пятеро.

– В таком случае, – заметил Шейн, – девушка будет рада возможности хоть ненадолго уехать оттуда и пожить в таком месте, как Чарл.

– Ты правда так считаешь? – спросила Шарлотта.

– Не думаю, что мы найдем более красивую девушку, обыщи мы хоть все графство, – задумчиво произнес виконт. – И если, как говорит Шарлотта, ее отец был джентльменом, значит, она умеет себя вести.

– Какая прекрасная мысль, Ричард! – Шарлотта переводила взгляд с одного юноши на другого, – Если я попрошу Алану помочь мне, я уверена, она согласится. По-моему, она хорошо относилась ко мне. Да и мне после смерти мистера Викхэма очень недоставало ее.

– Может быть, попытаемся, Шейн? – взглянул виконт на своего друга. – Хорошая выйдет шутка, если мы проведем князя и он увлечется девушкой, которая нянчит пасторских детей.

– Все зависит от того, насколько она красива, – ответил Шейн, – и сможет ли она сыграть роль знатной дамы.

– Нам надо каким-то образом провезти ее в Чарл. Вряд ли мы сможем убедить князя, что привезли с собой заморскую принцессу, которая желает осмотреть его замок.

– Можно сказать, что она гостила у меня, – предложила Шарлотта. – Мама с папой остаются здесь, а тетя Одель ничего не заподозрит. Она не знает моих подруг.

– Ну, можно и так, – с сомнением протянул виконт, но тут же вскрикнул: – Ура! Я придумал!

– Что? – затаила дыхание Шарлотта.

– Если тебе удастся уговорить эту девушку поехать с нами, мы скажем, что она сестра Шейна, леди Алана О'Дерри!

– Моя сестра? – воскликнул Шейн. – У меня их две, но старшей всего лишь пятнадцать.

– Откуда князю об этом знать?

– Может быть, это знает тетя Одель, – возразила Шарлотта.

– Правда, в Ирландии много О'Дерри, – заметил Шейн. – Лучше сказать, что она моя кузина. У папиного брата, после которого он унаследовал титул, было несколько дочерей.

– Прекрасно, она будет твоей кузиной, – согласился виконт. – Она неожиданно приехала из Ирландии, чтобы погостить у нас в доме, и нам ничего не оставалось, как только взять ее с собой в Чарл. Звучит правдоподобно?

– Просто замечательно! – воскликнула Шарлотта. – Но надо еще уговорить Алану.

– Мы можем заплатить ей. Фунтов двадцать, даже больше, если она будет настаивать.

– Мне кажется, – возразила Шарлотта, – было бы неверно предлагать ей деньги. Мистер Викхэм был очень гордым человеком. По-моему, Алана пошла в него. Лучше будет сказать ей всю правду и попросить помочь нам.

– И она согласится?

– Надеюсь. Она – большая идеалистка. Мне кажется, она будет возмущена, когда услышит, что меня хотят выдать замуж за человека, которого я никогда не видела. Тем более что я люблю Шейна.

– Ну, тебе решать, как ее уговаривать, только сделай так, чтобы она согласилась, – сказал виконт.

– Я сделаю все возможное.

– Завтра утром мы скажем маме, что отправимся кататься на лошадях. Мы оставим тебя возле дома пастора и вернемся за тобой через час.

– Хорошо, – согласилась Шарлотта. – Мне можно было и раньше так встречаться с Аланой, но я боялась маму. Ты же знаешь, как она возражает против того, чтобы мы общались с кем-нибудь из деревни.

Все они знали, что это правда. Граф и графиня Сторингтонские тщательно отгораживали себя от местных жителей, лишь раз в году приглашая пастора и доктора с женами и одного-двух арендаторов, которые жили в их огромных владениях, но считались недостойными более тесных отношений.

Настоящий круг друзей графа и графини составляли живущие по соседству знатные семьи, а также те, кто приезжал из Лондона отдохнуть летом и на охоту или балы зимой. Шарлотга, которую еще считали ребенком, не допускалась до развлечений такого рода, но это мало ее беспокоило, потому что, когда Ричард был дома, у него почти всегда гостил Шейн, а кроме него, ей никто не был нужен. У графа и графини были еще младшие дети – три мальчика. Сейчас они находились в пансионе.

Почувствовав, что решение принято и напряжение, вызванное сообщением Шарлотты, немного спало, виконт подобрал упавшее на пол письмо от тетки и вручил его сестре.

– Советую тебе умыться и постараться выглядеть немного повеселее, – сказал он. – Не стоит подавать маме мысль, что ты возражаешь против этого замужества, не то она предупредит тетю Одель. Мы все должны вести себя как ни в чем не бывало до тех пор, пока не узнаем ответа Аланы.

– Разумно, – согласился Шейн и, притянув Шарлотту к себе, сказал ей: – Дорогая моя, послушайся Ричарда и не будь такой несчастной. Мы найдем выход. Если эта затея не удастся, мы придумаем что-нибудь другое.

– Это правда, ты обещаешь? – спросила Шарлотта.

– Князь он или нет, но я не допущу, чтобы ты выходила за него замуж, и ни за кого другого тоже, я клянусь тебе в этом!

Шарлотта улыбнулась властной нотке, прозвучавшей в голосе Шейна.

– Милый, я так испугалась, – сказала она.

– Доверься нам с Ричардом.

– Я вам верю! – Поцеловав Шейна в щеку, она поднялась со стула и взяла из рук брата письмо. – Спасибо тебе, Ричард, я очень благодарна тебе! Ты самый замечательный брат на свете! – И, не дожидаясь его ответа, она вышла из комнаты.

– Думаешь, у нас есть хоть один шанс? – тихо спросил Шейн.

– Остается только надеяться, – ответил виконт. – Ты же знаешь, что представляет из себя князь. Шарлотта никогда не сможет ужиться с таким человеком.

– Мне хочется убить его! – яростно воскликнул Шейн. – Клянусь, я это сделаю, лишь бы не допустить этой свадьбы.

– Остынь! – одернул его виконт, – Знаю я твой ирландский темперамент. Я не хочу, чтобы Шарлотта стала вдовой, еще не выйдя замуж.

– Спорю, что это все придумала твоя тетка.

– Ну разумеется! Она, как и многие другие до нее, безумно влюблена в князя. Она думает, что если найдет ему такую милую, невинную жену, как Шарлотта, то у нее за спиной сможет продолжать свои отношения с ним.

– Это сводит меня с ума! – воскликнул Шейн. – Обещаю тебе, если наш трюк не удастся, я либо убью князя, либо увезу ее с собой в Ирландию и спрячу так, что никто ее не найдет.

– Ты не сможешь на ней жениться без папиного разрешения, ведь ей всего восемнадцать.

– Как-нибудь смогу, – уверенно возразил Шейн. – Ты же не хуже моего понимаешь, Ричард, я не могу потерять ее.

– Знаю, – согласился виконт, – но осуществить твои планы будет не так-то просто.

– Не важно, – ответил Шейн. – Все, что мы делаем, правильно с точки зрения морали. Я искренне верю, что это поможет нам разрушить все козни твоей тетки и этого проклятого князя.

– Надеюсь, – согласился виконт, но в его тоне явно не хватало уверенности.

Алана взяла на руки трехлетнего малыша. Он плакал, потому что пятилетняя сестренка отняла у него мячик.

– Ничего, ничего, – мягким, мелодичным голосом успокаивала она его. – Я дам тебе другую игрушку.

– Мячик! Мой мячик! – хныкал малыш.

Алана усадила его к себе на колени и прижала к груди.

– Вот так-то лучше, – улыбнулась она, когда малыш успокоился. – Сейчас я найду тебе другой мячик.

Оглядевшись, она увидела маленький моток цветной шерсти, которой она штопала носок одного из детей. Не выпуская малыша из рук, Алана подобрала шерсть и смотала ее в клубок. Ребенок зачарованно наблюдал за ней.

– Мячик! Мячик! – радостно воскликнул он, хватая клубок пухлыми ручонками, и засмеялся.

Алана вытерла ему щеки своим носовым платком, поцеловала и опустила на пол.

– Иди поиграй с мячиком, – мягко скомандовала она, – а я пока приберусь.

Подойдя к окну, она посмотрела, как играют в саду остальные дети. Отпуская их на улицу, она надела на них теплые толстые пальто и вязаные шапочки, но одна из девочек уже потеряла шапочку, а старший мальчик, которому было десять, подбрасывал свою вверх, чтобы она запуталась в ветвях дерева. Конечно, достать ее будет нелегко, но это не страшно. Вчера было гораздо хуже: он бросался в остальных камнями и в результате разбил два окна.

– Я уже убралась, Билли, – сказала Алана малышу, который сидел на полу и играл с клубком. – Давай оденемся потеплее и пойдем прогуляемся.

Она по опыту знала, что физическая нагрузка – лучший способ унять не в меру разрезвившихся детей. Она решила взять с собой прогулочную коляску, потому что Билли стал слишком тяжелым, и она не могла долго нести его на руках.

Собираясь, она услышала, как открылась дверь, но не обернулась, решив, что это пришла миссис Бредон или та женщина, которая помогала убираться в доме, однако нередко после своего ухода оставляла еще больший беспорядок, чем был до нее.

– Здравствуйте, Алана! – услышала она нежный голос.

– Леди Шарлотта! – обернувшись, изумленно воскликнула Алана. – Я не ожидала увидеть вас здесь!

– Какая-то забавная старушка у входа сказала мне, что вы в детской.

– Это миссис Хикс, – объяснила Алана. – Она немного не в себе и могла послать вас куда угодно – на чердак или в погреб.

– Вы всегда так занятно говорите, Алана, – засмеялась Шарлотта. – Все это время мне очень недоставало вас.

– Мне вас тоже.

– Вы же знаете, я бы пришла, если бы это было возможно.

– Да, я знаю.

– Вы здесь хорошо устроились? – Шарлотта окинула взглядом заставленную вещами комнату.

– Пастор и миссис Бредон очень добры ко мне, – ответила Алана. – После смерти папы у меня… не было денег, одни долги.

– Бедняжка Алана! Я очень виновата, что не смогла помочь вам. Пожалуйста, простите меня.

– Мне нечего вам прощать, леди Шарлотта. Почему вы должны были помогать мне?

– Но мы же были подругами, – ответила Шарлотта. – Правда, подруга из меня вышла никудышная, и теперь мне очень стыдно.

– Это просто нелепо, – мелодично рассмеялась Алана. – Мне очень приятно видеть вас. Вы присядете?

Она подошла к окну, чтобы убедиться, что с детьми все в порядке. К ее облегчению, они мирно играли на траве с кроликами, которых выпустили из клетки. Кролики были толстыми, ленивыми и не пытались никуда убегать. По крайней мере некоторое время Алана могла быть спокойной за детей.

– Я пришла сюда, Алана, – говорила между тем Шарлотта, – чтобы попросить вас о помощи. Наверное, это очень эгоистично с моей стороны, но я нахожусь в совершенном отчаянии.

– Отчаянии? – переспросила Алана и села рядом.

– Я вам как-то рассказывала, что люблю Шейна О'Дерри и собираюсь выйти за него замуж, – тихим голосом произнесла Шарлотта.

– Да, вы говорили мне об этом, – ответила'Алана. – У вас что-то произошло с ним? Он не…

– Нет, нет! Шейн ни в чем не виноват, – поспешно перебила ее Шарлотта. – Но случилось нечто ужасное.

И она рассказала Алане обо всем. Голос у нее то и дело прерывался, а на глаза набегали слезы.

– Я так сочувствую вам, леди Шарлотта! – воскликнула Алана, – Представляю, как вы страдаете. Ваши родители не знают, что вы любите другого человека. Может быть, стоит рассказать им?

– Они не обратят никакого внимания на мои слова, – ответила Шарлотта. – Просто отошлют Шейна домой, и я никогда больше не увижу его.

– Но они же должны подумать о вашем счастье.

– Вы так говорите, потому что ваш отец был совсем не похож на моего, – сказала Шарлотта. – Я не встречала человека добрее его.

– Да, он был очень добрым, – согласилась Алана. – Он часто говорил мне: "Я верю, дорогая моя, что придет день, и ты встретишь того человека, которого полюбишь так глубоко, как я любил твою мать, с каждым днем все больше и больше влюбляясь в нее".

– Я тоже в это верю, – сказала Шарлотта.

– Вряд ли это случится, – ответила Алана, – потому что я никогда не выйду замуж.

– Никогда! – воскликнула Шарлотта. – Но почему?

– Мы говорили о вас, – поспешила перевести разговор на другую тему Алана. – Что вы намерены предпринять?

– Для этого мне нужна ваша помощь. – Алана с удивлением посмотрела на нее, но промолчала, и Шарлотта продолжила: – Ричард с Шейном говорили мне об одной женщине-балерине, которую их друг провел на вечер в Лондоне, представив великой герцогиней. Таким образом он хотел проучить хозяйку салона, которая была слишком заносчивой. Никто не заподозрил обмана, и когда Ричард рассказал, что видел вас в церкви и как вы красивы… – Шарлотта запнулась, но тут же взяла себя в руки: – Я знаю, нелепо просить вас об этом, Алана, но если вы скажете – нет, мне придется выйти замуж за этого ужасного человека, который к тому же влюблен в мою тетю.

– Влюблен в вашу тетю?! – воскликнула Алана.

– Да, она известная красавица. Леди Одель Эшфорд. Вы, наверное, слышали, какие о ней идут разговоры.

– Ну конечно! – Улыбнувшись, Алана добавила: – В деревне все разговоры вращаются вокруг Сторов и того, что происходит в замке.

– Да, эта тема, наверное, неисчерпаема, – заметила Шарлотта и снова заговорила о своем: – Ричард с Шейном предлагают вам, если вы согласитесь, поехать с нами в Чарл в качестве кузины Шейна. Вы так красивы, что очаруете князя, и он забудет про меня и про свое намерение сделать мне предложение.

На минуту воцарилось молчание, потом Алана спросила:

– Вы действительно считаете, что я смогу… обмануть князя?

– За вас будет говорить ваша красота, – ответила Шарлотта. – Вам только надо притвориться, что вы кузина Шейна. Вас будут звать леди Алана О'Дерри. Когда мы приедем в замок, никому и в голову не придет усомниться в том, что вы не та, за кого себя выдаете.

– Я уверена, князь и ваша тетушка сразу же поймут, что я… не такая уж знатная, – возразила Алана.

– Все будут считать вас ирландкой, – ответила Шарлотта, – а я видела родственников Шейна. Некоторые женщины выглядели как посудомойки, и одежда на них была просто ужасная! Но вам нет нужды беспокоиться об этом, вы можете надевать мои платья! – Алана не отвечала, и Шарлотта взмолилась: – Ну пожалуйста, помогите мне! Вы – мой единственный шанс на избавление от этого брака. Клянусь, я не преувеличиваю, когда говорю, что скорее умру, чем выйду замуж за кого-нибудь, кроме Шейна!

Алана поднялась и подошла к окну. Но сейчас она не смотрела на детей. Она вглядывалась в небо над теряющими листья деревьями, словно пытаясь найти ответ в его глубине.

Шарлотта, крепко сжав пальцы, не отрывала взгляда от ее спины. У нее было такое чувство, что сейчас решается все ее будущее. Так много можно было еще сказать, но она молчала, сознавая, что в этот момент все зависело не от ее слов, а от чувств самой Аланы.

В лучах бледного осеннего солнца волосы девушки приобрели странный серебристый оттенок, который Шарлотта не встречала ни у кого другого. Они были пепельными, но в них мерцали те же загадочные огоньки, что и в глазах Аланы. Глаза у нее были большими, чуть ли не в пол-лица. Иногда, когда она грустила, они становились почти черными, но всегда глубина их казалась загадочной.

"Ричард прав, – подумала Шарлотта. – Она необычайно красива и совсем не похожа на других девушек. Князь наверняка найдет ее более привлекательной, чем я".

Алана долго простояла у окна. Шарлотта замерла, когда она наконец обернулась.

– Вы действительно уверены в том, что я смогу помочь вам, леди Шарлотта? Мне кажется, будет нехорошо с моей стороны сказать – нет, хотя я… боюсь того, что вы предлагаете.

– Вы мне поможете! О Алана, вы решились?

– Да, если вы абсолютно уверены в том, что поступаете правильно, – кивнула Алана.

– Абсолютно уверена! – почти торжественно произнесла Шарлотта. – С моей стороны будет хорошо и правильно, если я выйду замуж за Шейна, который любит меня и которого люблю я. Я поступлю дурно, если пойду за князя Ивана.

– Я сделаю то, о чем вы меня просите, леди Шарлотта, – вздохнула Алана, – но вы должны будете помогать мне, чтобы я не наделала ошибок и не испортила все дело.

– Я уверена, вы справитесь и без моей помощи, – быстро сказала Шарлотта, – но как мне благодарить вас, Алана? – Она стремительно подошла к Алане и поцеловала ее в щеку. – Я так благодарна вам, что не нахожу слов. Шейн тоже от всего сердца будет благодарить вас, когда узнает, как вы добры к нам.

– Я уже сказала вам, что меня ваша затея пугает, – слабо улыбнулась Алана. – Мне было бы страшно гостить в Сторингтон-парке, что же говорить о таком знаменитом замке, как Чарл?

– Значит, вы о нем слышали? – удивленно воскликнула Шарлотта.

– Я читала о нем в газетах, – ответила Алана. – Когда князь Иван купил его, об этом была большая заметка в "Иллюстрейтед Лондон ньюс" и рисунок замка.

– По-видимому, вы осведомлены о нем лучше меня, – заметила Шарлотта. – Я слышала о нем только от Ричарда с Шейном да еще от родителей.

– Значит, мы обе увидим его впервые, – сказала Алана. – Остается надеяться, что меня не изобличат сразу же, как только я пересеку порог.

– Ричард об этом позаботится, – ответила Шарлотта. – У него с детства талант организатора. Когда мы были детьми, все игры проходили под его руководством. Она улыбнулась воспоминанию и добавила: – Сейчас он организует деловые встречи и скачки с препятствиями для друзей, а когда папа занят, даже охоту. Все говорят, что он бесподобен.

– Надеюсь, он сможет руководить мной, – заметила Алана. – Мне надо знать, что говорить, как вести себя и, разумеется, что носить.

– Вы можете взять мои платья, – сказала Шарлотта. – Перед отъездом я принесу вам теплую дорожную накидку и платье, в которых вы сможете появиться в замке. Мы скажем, что ваши вещи потерялись в пути из Ирландии и, пока они не найдутся, я одолжила вам часть своих.

– Вижу, вам, как и вашему брату, не занимать выдумки, – улыбнулась Алана.

– Вы правы, все это не больше чем выдумка, – подхватила Шарлотта. – Мы просто выдумываем одну из таких историй, которые рассказывал мне ваш отец, когда начинал учить меня музыке. До этого уроки музыки казались мне ужасно скучными, но он превратил их в волшебную сказку.

– Да, он это умел, – согласилась Алана. – Теперь, когда я осталась одна, мне очень недостает его волшебства.

– Мне кажется, и вы такая, как он! – непроизвольно воскликнула Шарлотта. – Именно поэтому мне всегда так нравилось быть в вашем обществе. Пусть я плохо играю, но мне было приятно слушать таких искусных музыкантов, как вы и ваш отец.

– Я так рада это слышать! – Глаза Аланы наполнились слезами. – Только те люди, которые хорошо знали папу, как вы, например, понимают, насколько непохож он был на других.

– Я никогда его не забуду, – сказала Шарлотта. – И знаете, я уверена, что он счел бы нашу затею грандиозной шуткой!

– Наверное, вы правы, – задумчиво проговорила Алана. – Ваши слова вдохнули в меня уверенность, леди Шарлотта. Я чувствую, что не могу подвести ни вас, ни папу.

– А это значит, – ответила Шарлотта, – что вы отвлечете на себя внимание князя. Впрочем, с вашим обаянием это будет совсем нетрудно!

Глава 3

– Удалось! – воскликнула Шарлотта, когда частный поезд отошел от платформы Бриллинг, самой близкой к Сторинггону железнодорожной станции.

– Пока все идет хорошо, – осторожно ответил брат. Он не сводил глаз с сидевшей напротив него Аланы. Она казалась ему еще красивее, чем он себе представлял. Впрочем, это было неудивительно, ведь теперь вместо самодельного платья и дешевенькой шляпки с лентами на ней был один из дорожных костюмов его сестры.

Как и предсказывала Шарлотта, Ричард оказался хорошим организатором и продумал все до мельчайших деталей.

– Нельзя допустить ни малейшего промаха, – снова и снова повторял он сестре и Шейну.

Шарлотта охотно соглашалась с ним, чувствуя, что все ее будущее зависит от осуществления этого плана, который с каждым днем казался ей все более фантастичным. Однако сейчас, когда на Алане был голубой дорожный костюм, шляпка с перьями того же оттенка и отороченная мехом накидка, никому бы и в голову не пришло, что она не та, за кого себя выдает. В свою очередь, Алане, когда она осталась одна после ухода Шарлотты, показалось, что вся эта затея лишь привиделась ей во сне. Разве сможет она, такая неискушенная в жизни, долгие годы проведшая в маленьком деревенском коттедже, сыграть роль дебютантки из знатных слоев общества, причем сыграть так искусно, чтобы убедить не только князя, но и леди Одель?

Она напомнила Шарлотте, что слышала о ее тетке, но никогда бы не осмелилась повторить, какие именно слухи ходили об этой записной красавице в деревне, где все знали ее еще ребенком. Разумеется, деревенские жители проявляли живой интерес ко всем Сторам. Ведь, живя на графской земле и арендуя графские коттеджи, они чувствовали себя почти членами графской семьи и считали, что вправе одобрять или не одобрять их поступки по своему выбору.

Рождение леди Одель, ее крестины, девичество и венчание с богатым владельцем скаковых лошадей сэром Эдвардом Эшфордом – все вызывало живейшие воспоминания тех, кто присутствовал при этих событиях, и толки среди тех, кто в то время был еще слишком мал. Но вне зависимости от возраста все деревенские жители были хорошо осведомлены о том, что леди Одель входила в круг изысканных и довольно беспутных друзей принца Уэльского. Они узнавали о новых поклонниках леди Одель даже раньше, чем она сама успевала зачислить их в таковые. Впрочем, здесь не было ничего удивительного, потому что в деревне жили родители горничной леди Одель, и многие слуги сэра Эдварда проходили обучение в Сторингтон-парке.

О том, что в сети леди Одель попал князь Иван Катиновский, говорили вот уже несколько месяцев. Алана старалась не принимать участия в сплетнях, зная, как был бы недоволен этим ее отец, но не могла выглядеть надменной и безучастной в тесных деревенских магазинах, где она покупала продукты для викария, на ферме, где она брала яйца, или если кто-нибудь заглядывал в дом к викарию поболтать.

Алана не удивилась, когда Шарлотта сообщила ей, что их доставят в Чарл на личном поезде князя.

– Тетя Одель написала Ричарду, что это вызвано не только соображениями удобства, но в противном случае мне пришлось бы подыскивать себе компаньонку для того, чтобы она сопровождала меня по пути через Лондон. – Алана изумленно раскрыла глаза, и Шарлотта добавила: – Конечно, все это глупости. Я и Ричарда спрашивала, зачем мне компаньонка, если я еду с ним. Он говорит, что все это выдумки тети Одель. Она просто перестраховывается, чтобы на приеме не было никого, кто мог бы отвлечь от меня внимание князя. Алана, милая, постарайтесь возбудить его интерес! – воскликнула она после минутной паузы. – Неужели после всех наших хлопот мне придется… выйти за него?

– Вы заставляете меня нервничать, – упрекнула ее Алана. – Как может такой человек, как князь, заинтересоваться мною?

– Почему нет? – возразила Шарлотта. – Вы в сто раз красивее и умнее меня, от вашего отца вы унаследовали обаяние, какое я не приобрету и за тысячу лет!

– Вы говорите так, будто папино обаяние – это нечто вроде магнита, которым можно притянуть к себе князя, – засмеялась Алана.

– Так оно и есть, – возразила Шарлотта. – И только поверив в это, вы сможете освободить меня от него.

Когда Шарлотта ушла, Алана долго стояла у окна и смотрела в небо. Она просила у него совета, как не раз уже бывало прежде. В тот вечер ей показалось, что отец одобрил бы ее поступок, придя в ужас от предполагаемого замужества Шарлотты. Ведь слухи, которые ходили в деревне о князе, его экстравагантных поступках, любовных приключениях и чуть ли не королевском образе жизни, были один другого скандальнее. Сейчас план виконта казался ей крайне нелепым. От нее требовали совершить чудо. Тем не менее из любви к Шарлотте и по некоторой другой тайной причине она согласилась участвовать в этой затее и сейчас молила Бога, чтобы не только князь, но и леди Одель поддалась на обман.

– Допустим, мне удастся отвлечь от вас внимание князя, – сказала Алана во время второго визита Шарлотты к викарию. – Но что будет со мной, когда он узнает правду? – При этих словах глаза у нее потемнели и расширились, но она не упомянула о том, что уже несколько ночей подряд лежит без сна, не в силах отогнать от себя эту мысль.

– Ричард все предусмотрел, – радостно ответила Шарлотта. – Он прекрасно понимает, что если обман раскроется, то папа надавит на викария, и тот вас уволит. Поэтому после приема вы должны исчезнуть.

– Исчезнуть? – тихо переспросила Алана.

– Мы, конечно, про себя посмеемся над князем, но не расскажем ему, что вы не знатная дама и не кузина Шейна. Мы просто сообщим ему, что вы уехали, а куда, неизвестно.

– А вдруг… вдруг он будет искать меня? – спросила Алана.

– Я сама задавала этот вопрос Ричарду, – откликнулась Шарлотта. – Но он ответил, что для князя это не проблема. Не успеет он потерять одну женщину, как найдется сотня других, которые с готовностью займут ее место.

– Да… разумеется, – поспешно согласилась Алана, подумав, что была слишком самонадеянной, предполагая, что внимание князя к ней продлится дольше чем несколько дней.

В то же время разум подсказывал ей, что, если она исчезнет, князь снова обратится к Шарлотте. Разумеется, мог быть и такой вариант, что он найдет Шарлотту непривлекательной и неинтересной для себя, но в этом случае и вся их затея была не нужной. Ситуация была довольно сложной, и вариантов ее развития было множество. Им оставалось только дожидаться прибытия в Чарл и встречи с самим князем.

– Предоставьте все Ричарду, – не раз повторяла ей Шарлотта. – А если все пойдет кувырком, у нас с Шейном всегда остается возможность бежать. – Вздохнув, она добавляла: – Если бы только у нас было немного денег! У Шейна ничего нет. Жизнь в Ирландии очень дешева, но нужно платить за крышу над головой и за еду.

С каждым днем ситуация казалась Алане все более и более сложной, но она любила Шарлотту и покорно соглашалась на все ее предложения. Оставалось только надеяться, что каким-то немыслимым образом все обернется к лучшему. Виконт придумал предлог для ее отъезда.

– Никому не говорите, что вы едете вместе со мной в замок, – передавала Шарлотта наставления Ричарда. – Иначе это обязательно достигнет маминых ушей, и она очень удивится, что вы включены в список гостей Чарла.

– Да, разумеется, – согласилась Алана.

– Ричард решил, что вы скажете викарию, будто объявился один из ваших родственников. Якобы он будет проезжать мимо Бриллинга и предлагает вам присоединиться к нему и несколько дней погостить у него в Лондоне. Вы можете сказать миссис Бредон, что вам этого ужасно не хочется, но приходится соглашаться.

– Уверена, она не будет против, – ответила Алана. – Она очень добрая и чуткая женщина.

– Так я и думала. Конечно, викарий слишком занят, чтобы отвозить вас в Бриллинг, поэтому вы объясните, что упомянули в разговоре со мной эту поездку, и я предложила подбросить вас до города.

– Надеюсь, это не вызовет подозрений у миссис Бредон.

– Не вызовет, уверяю вас, – сказала Шарлотта. Ведь в противном случае вам надо было бы надеяться на дилижанс.

– А он ходит очень нерегулярно, так что вполне понятно, почему я приняла ваше предложение, – согласилась Алана.

– Боюсь, все в деревне скоро узнают, что мы с Ричардом поедем в Чарл, – заметила Шарлотта.

– Они уже знают. Ваш лакей узнал об этом, как только вы получили письмо от тети, и не замедлил сообщить все своим родителям.

– Новости распространяются с пугающей меня скоростью!

– Это верно, – поддержала ее Алана. – Именно поэтому, как мне кажется, не следует делать тайны из того, что вы соглашаетесь подбросить меня в Бриллинг. Если вы подберете меня по дороге, кто-нибудь обязательно нас увидит.

– Ричард всегда говорит, что если лгать, то правдоподобно.

– Викарий не одобрил бы подобного рассуждения, – улыбнулась Алана. – Тем не менее я уверена, что милорд прав.

– Значит, вам надо всем рассказывать, как вам повезло, что вы поедете в Бриллинг вместе с нами и вам не придется ждать дилижанса.

Когда Шарлотта зашла в дом к викарию за два дня до предполагаемого отъезда, миссис Бредон, только что спустившаяся из детской, была в холле.

– Слышала, вы собираетесь в Чарл, леди Шарлотта, – сказала она, перейдя к этой теме гораздо быстрее, чем предполагала девушка.

– Да, я очень волнуюсь, – ответила она. – Чарл, наверное, необыкновенный замок. Моя тетя описывала его в самых восторженных выражениях.

– Один из красивейших замков Англии, как я слышала, – заметила леди Бредон.

– Смогу сообщить вам, правда ли это, только когда вернусь обратно. Я слышала, Алана собирается в город.

– Да, повидать своих родственников.

– Не представляю, как вы справитесь без нее.

– Уж постараюсь, – ответила миссис Бредон. – Надеюсь, она не задержится надолго.

– Я говорила ей, что могу подбросить ее до Бриллинга. Тогда викарию не придется беспокоиться об этом. Мы как раз проезжаем мимо ваших дверей по пути на станцию.

– Как это любезно с вашей стороны, леди Шарлотта! Еще сегодня утром викарий говорил мне, что не представляет, как сможет выкроить время для такого далекого путешествия. Вы же знаете, у него много других дел.

– Нас это не затруднит, – ответила Шарлотта, – но Алана должна быть готова к десяти часам. Спасибо вам за вашу заботу, леди Шарлотта.

– Я буду рада помочь, но, пожалуйста, не говорите ничего маме. Она не любит, когда я делаю что-то по собственной инициативе. Она может подумать, что я вмешиваюсь не в свое дело.

Жена викария недолюбливала графиню. Из слов Шарлотты она поняла, почему девушка так долго после смерти мистера Викхэма не приходила к Алане. В деревне все считали такое поведение бессердечным. Ведь столько лет мистер Викхэм три раза в неделю ходил в замок давать леди Шарлотте уроки музыки! Сейчас миссис Бредон почувствовала, что леди Шарлотта, которую она всегда считала милой молодой девушкой, пытается загладить свое прежнее невнимание к Алане.

– Я все понимаю, леди Шарлотта, – мягко сказала она, – и никому ничего не скажу. В Бриллинге и без того хватает сплетен.

Через два дня у ворот викария остановился экипаж, который и отвез четверых молодых людей на станцию. Сразу же по приезде Шарлотта с Аланой устремились в дамскую комнату. По плану Ричарда в их распоряжении было не больше десяти минут, в течение которых Алана Викхэм в дешевом дорожном костюме и старомодной шляпке исчезла. Вместо нее появилась элегантная леди Алана О'Дерри, одетая по последней моде и выглядевшая не менее изящно, чем ее подруга, леди Шарлотта Стор.

К этому времени Ричард, который, казалось, позаботился обо всем, уже отпустил лакея, не позволив ему дожидаться отправления поезда.

– Вы можете идти, Джеймс, – сказал виконт. – Мы едем в частном поезде. Его могут задержать, а, как вам хорошо известно, его светлость не любит, чтобы лошади простаивали.

– Вы справитесь без меня, милорд? – спросил Джеймс.

– Носильщика вы нам нашли, так что все в порядке, – ответил виконт. – До свидания, Джеймс.

– До свидания, милорд. Надеюсь, путешествие будет удачным.

Как только Шарлотта с Аланой появились из дамской комнаты, виконт поспешно провел их на боковую платформу, где их ожидал поезд князя. Шейн был уже там, наблюдая за погрузкой бесчисленных сундуков Шарлотты.

– Я взяла с собой почти весь свой гардероб, так чтобы у вас был выбор, – пояснила она Алане. – К счастью, в прошлое лето, когда я впервые должна была показаться в обществе, мне накупили множество туалетов, но мама совсем забыла о них и после тетиного письма заказала мне новые.

Переодеваясь, Алане удалось лишь мельком взглянуть на себя в маленькое зеркало, тем не менее она ощущала в себе явную перемену. Сейчас, сидя в поезде, она думала, что все происходящее лишь снится ей, что не успеет пройти и нескольких минут, как ее разбудит плач одного из детей Бредонов.

Она много раз видела виконта, правда издалека, когда он проезжал через деревню или скакал на лошади в парке, но никогда не разговаривала с ним. Сейчас, сидя напротив него, она думала, как он красив и хорошо одет и что именно такого брата и должна была иметь Шарлотта.

– Мы очень благодарны вам, – тихо произнес виконт.

– Я боюсь подвести вас, – ответила Алана. Бросив взгляд на Шарлотту и Шейна, которые сидели в другом конце вагона и явно были поглощены друг другом, виконт предостерегающе сказал:

– Не забывайтесь! Вы не хуже меня знаете, что у слуг есть уши.

– Я буду очень, очень осторожна, – пообещала Шарлотта.

– Присматривайте, пожалуйста, за Шарлоттой, – обратился виконт к Алане. – Если тетя заподозрит, что Шарлотта влюблена в моего друга Шейна, она расскажет обо всем родителям, и он никогда больше не сможет появиться у нас в замке.

– Все так запуталось, но я действительно очень хочу, чтобы леди Шарлотта была счастлива, – вздохнула Алана.

– Я тоже, – сказал виконт, – поэтому мы с вами должны позаботиться об этом. – Чуть понизив голос, он пояснил: – Я совершенно уверен, что, если ее принудят к этому браку, она будет бесконечно несчастна.

– Я тоже так считаю, – согласилась Алана. – я именно поэтому я здесь. Но, прошу вас, милорд, подсказывайте мне, как надо себя вести. Я боюсь ошибиться.

– Я помогу вам, насколько это будет возможно, – л ответил виконт, – но женская интуиция лучше меня подскажет вам, как вести себя с князем, – Секунду помолчав, он добавил: – Впрочем, если он не увлечется вами, а этого быть не может, то он просто слепец!

– Благодарю вас, милорд, – рассмеялась Алана. – Ваши слова придают мне уверенности.

– Думаю, вам надо звать меня по имени, – проговорил виконт после минутного раздумья. – Я тоже буду звать вас Аланой. Я много раз гостил у Шейна и, раз вы его кузина, должен хорошо вас знать. И запомните, Шарлотта подружилась с вами, когда три года назад мы с ней вместе были в Ирландии.

– Хорошо, – согласилась Алана, – но мне это кажется несколько… фамильярным.

– Мы знаем друг друга с тех пор, как были детьми, – твердо ответил Ричард. – Тебе тоже стоит это запомнить, Шарлотта.

– А я действительно знаю Алану с детства, – откликнулась Шарлотта. – Так что для меня это совсем нетрудно.

После этого они уже не могли говорить откровенно, поскольку вошел слуга, который сначала предложил им кофе, а потом принес обильный и изысканный обед.

Алана наслаждалась каждым мгновением этого путешествия. Однако, когда оно подошло к концу и они прибыли на станцию рядом с Чарлом, девушка похолодела от страха, не в силах больше ни говорить, ни смеяться. Еще больше напугал ее тот прием, который им оказали на станции – красный ковер, встречающий их мистер Бросвик, карета, гораздо более роскошная и внушительная, чем у графа Сторинггонского. А когда перед ними показался замок, Алане захотелось выпрыгнуть из кареты и убежать. Никогда раньше не видела она более огромного и великолепного здания. Трудно было не согласиться со статьей из "Иллюстрейтед Лондон ньюс", которую она когда-то читала: "Подходящее обиталище для человека, в чьих жилах течет кровь русских царей и стиль жизни которого более подобает восточному монарху, чем английскому сквайру ".

Пока карета катилась по длинной липовой аллее к воротам замка, обе девушки напряженно молчали.

– Удачи вам! – шепнул виконт Алане, когда подбежавший лакей открыл дверцу.

Шейн посмотрел в глаза Шарлотте и сжал ее руку.

Выходя из кареты, все четверо чувствовали, что первое действие пьесы началось. Окажется ли она комедией, как хотелось им верить, или трагедией – должно было показать будущее.

Виконт в подробностях проинструктировал их заранее, что говорить и как вести себя. Поэтому, когда их провели в великолепный салон, где возле камина сидели князь Иван и леди Одель, Шарлотта выступила вперед.

– А вот и мы! – воскликнула она и нежно поцеловала тетю, – Путешествие было просто великолепным! Надеюсь, вы не возражаете, что мы привезли с собой кузину Шейна! – Шарлотта уже приметила, как леди Одель вопросительно поглядывает на Алану. – Мы не получили письма, и ее приезд явился для нас полной неожиданностью. Вдобавок ко всему ее багаж затерялся где-то в Ирландском море!

– В Чарле всегда найдется комната для ваших подруг, леди Шарлотта! – не давая леди Одель ответить, проговорил князь. – А теперь позвольте приветствовать вас у себя в замке. Я очень рад, что у вас нашлось время приехать сюда. – Голос у князя был глубоким и проникновенным, что слегка ослабило напряжение Аланы, да и Шарлотты тоже.

– Мы благодарим вашу светлость за это приглашение, – ответила Шарлотта. – Мне давно уже хотелось увидеть Чарл. Он оказался даже больше и внушительнее, чем я могла вообразить себе по рассказам.

– Рад, что он понравился вам, – улыбнулся ей князь и протянул руку виконту: – Как поживаете? – Потом он пожал руку Шейну, который представил ему Алану:

– Моя кузина, леди Алана О'Дерри, ваша светлость. Она приехала почти перед самым нашим отъездом, и мы не могли оставить ее одну. Я очень надеюсь, что вы поймете меня.

– Конечно, конечно, – согласился князь и поднес руку Аланы к губам.

Девушка посмотрела на него своими большими темными глазами. Он был именно таким, каким она его себе представляла, – необычайно красивым и совсем непохожим на остальных мужчин. Дело было даже не в чертах лица. Во всем его облике присутствовало что-то такое, что неумолимо притягивало к себе.

Князь пристально смотрел на нее. Должно быть, он смотрел так на всех женщин: словно пытаясь проникнуть к ним в душу. Интересно, что ожидал он найти там, и часто ли его постигало разочарование.

– Я тоже рада приветствовать вас в замке, на этом маленьком приеме, который я организовала для своей племянницы, – обратилась к Алане леди Одель, поцеловав Ричарда. Но слова ее прозвучали не очень искренне, а глаза смотрели недобро.

Когда все переместились поближе к камину, леди Одель быстро, будто произнося заранее подготовленную речь, проговорила:

– Мы с его светлостью придумали для тебя много развлечений, Шарлотта. Кроме нас, в замке никого нет, но каждый день мы будем устраивать званые обеды и ужины, танцевать под аккомпанемент оркестра, который мы выписали из Лондона, а чтобы Ричард с Шейном не скучали, в их распоряжении будут отличные скаковые лошади.

– Как замечательно! – воскликнула Шарлотта.

– Надеюсь, ты будешь довольна. Я от имени его светлости прочесала все графство в поисках молодых людей твоего возраста, чтобы присутствие старух вроде меня не могло испортить твой праздник.

Как и ожидала леди Одель, Шарлотта бурно запротестовала:

– Но вас, тетя, не назовешь старухой! Ричард говорит, ваши портреты расходятся гораздо лучше, чем фотографии других красавиц, включая миссис Лэнгтри.

– Неужели? – удивилась леди Одель. – Откуда это тебе известно?

– Я спрашивал в трех магазинах, – ответил Ричард, – и везде мне говорили, что распродали все ваши портреты сразу же, как выставили их на витрину.

– Конечно, мне это очень лестно, – улыбнулась леди Одель. – А теперь, Шарлотта, я покажу тебе и твоей подруге леди Алане ваши комнаты. Вам надо немного отдохнуть перед ужином, ведь вы, должно быть, будете танцевать до утра.

– Сегодня у нас будет бал? – воскликнула Шарлотта.

– Конечно, – ответила ее тетя. – К ужину приглашено пятьдесят человек, а оркестр из Лондона прибыл еще днем.

– О, как это замечательно! – воскликнула Шарлотта, всплеснув руками. Она смотрела на Шейна, возбужденная возможностью потанцевать с ним.

– Надеюсь, вы тоже любите танцевать, – обратился князь к Алане.

– Очень люблю, – ответила она. – Правда, у нас в Ирландии мало возможности разучить что-нибудь новое, и я боюсь разочаровать своих партнеров.

– Уверен, этого не случится.

– Пойдемте, леди Алана, – резко сказала леди Одель, заметив, что князь разговаривает с посторонней, вместо того чтобы обращать все внимание на Шарлотту. – Надо приготовить вам спальню и найти какую-нибудь одежду, раз вы остались без багажа.

– Она может пользоваться моей, тетя Одель, – вмешалась Шарлотта. – У нас одинаковая комплекция, только Алана немного потоньше.

Ничего не ответив, леди Одель направилась к двери.

– Не беспокойтесь о модных па, – сказал князь, продолжая свой разговор с Аланой. – Я уверен, найдется много желающих поучить вас.

– Надеюсь, ваша светлость не ошибается. Казалось, князь хотел еще что-то добавить, но Алана, заметив, что Шарлотта и леди Одель уже ждут ее возле двери, поспешила присоединиться к ним.

Немного позже, оставшись наедине с племянницей и больше не церемонясь, леди Одель сказала;

– Послушай, Шарлотта, мне не очень нравится то, что ты привезла с собой еще одну девушку.

– Но какое это имеет значение, тетя? – возразила Шарлотта. – Замок может вместить целую армию!

– Дело не в этом. Я хочу, чтобы все внимание князя сосредоточилось на тебе, а твое – на нем, – пояснила леди Одель.

– Но разве это возможно, если вы рядом, тетя? – спросила Шарлотта намеренно простодушным тоном. – Вы такая красивая, что, уверена, он не обратит внимания ни на кого, кроме вас.

– Я ясно написала твоей матери, – ответила леди Одель, – что князь хочет завести семью. Я знаю, мое дорогое дитя, ты будешь ему идеальной женой. – Немного помолчав, она добавила: – Если на то пошло, мало найдется мужей, которые хотят, чтобы их жены были слишком красивыми и привлекали к себе внимание других мужчин. – Шарлотта не ответила, и леди Одель продолжила: – Я хочу, дорогая, чтобы ты дала понять князю, что считаешь его красивым и обаятельным. Впрочем, ведь так оно и есть на самом деле! Внимательно выслушивай все, что он будет рассказывать тебе, и не жалей слов, чтобы подчеркнуть свое восхищение Чарлом. Многие девушки ведут себя слишком сдержанно, а это большая ошибка.

– Я постараюсь вести себя так, как вы говорите, – кротко ответила Шарлотта, следуя указаниям Ричарда.

– Уверена, что, вернувшись домой, ты сможешь порадовать своих родителей замечательным известием, – улыбнулась леди Одель. – Ты будешь такой хорошенькой невестой, моя дорогая! – И при этих словах леди Одель вышла из комнаты.

Как была бы она удивлена, узнай, что не прошло и нескольких минут, как ее послушная маленькая племянница уже рассказывала обо всем Алане.

– Тетя Одель в ярости оттого, что мы привезли вас с собой, – говорила она, сидя в комнате Аланы. – Так я и думала!

– Она очень красива, – с искренним восхищением ответила Алана. – Неудивительно, что князь влюблен в нее.

– Пусть он будет влюблен хоть в Венеру Милосскую, только бы не в меня! – решительно проговорила Шарлотта. Алана не ответила ей, и Шарлотта уже совсем другим тоном добавила: – Я боюсь, Алана. Тетя Одель уже обо всем договорилась с князем. Она сказала мне, что по приезде домой у меня будет, чем порадовать родителей.

– Я тоже боюсь, – призналась Алана. – Наверное, я зря приехала. Как вы могли подумать, что он увлечется мною, если леди Одель так красива?

– Ричард считает, что вы красивее ее.

– Это потому, что она его тетя. Обычно на родственников смотрят совсем другими глазами, чем на посторонних людей.

– Ах, Алана, если вам этого не удастся, то мне придется выйти за него замуж! Вы просто должны сделать так, чтобы он заинтересовался вами! – заломила руки Шарлотта.

– Я сделаю все возможное, ведь я обещала вам, – ответила Алана, – но он не обычный англичанин. Он совсем не похож на других мужчин, и это меня пугает.

Как упростилась бы ее задача, если бы князь был таким, как виконт! По тому, как смотрел на нее Ричард, как он разговаривал с ней, Алана уже почувствовала, что нравится ему. Но князь не был англичанином. Алана ощущала в нем, несмотря на внешнюю мягкость и любезность, что-то жесткое, даже циничное. Может быть, то было пресыщенностью человека, уже вкусившего все радости жизни.

Когда, после долгих обсуждений с Шарлоттой, Алана выбрала наконец из дюжины платьев то, которое наденет вечером, и осталась одна, мысли ее снова обратились к князю. Он был таким, каким она ожидала увидеть его, и, однако, в нем было нечто большее. Он был гораздо более живым и энергичным, чем ей представлялось. Кроме того, она чувствовала, что он очень умен. Считалось, что она приехала из Ирландии и потому ее незнание светских обычаев было вполне простительным, но князь, судя по всему, был чутким человеком и мог заметить обман.

"Надо быть очень осторожной в своих словах и поступках", – внушала она себе. Однако когда с помощью опытной горничной Алана оделась к ужину, то, взглянув на себя в зеркало, подумала, что в таком наряде даже родной отец узнал бы ее с трудом. Выбранное ею платье, в отличие от других нарядов Шарлотты, украшенных бесчисленными рюшами, лентами и кружевами, как того требовала последняя мода, было очень простым по фасону. Спереди оно спадало свободными складками, подобно греческой тунике, но сзади благодаря турнюру колоколом расходилось вниз. Плотно облегающий лиф подчеркивал округлость груди, а талия, затянутая корсажем, казалась почти немыслимо тонкой. Глубокий вырез, прикрытый на плечах тюлем, открывал взору белоснежную кожу.

Алана с огорчением подумала, что слишком бледна от страха и в белом платье напоминает привидение, но в этот момент раздался стук в дверь. Ответившая на него горничная вернулась с подносом, на котором лежали орхидеи всех мыслимых форм и оттенков и бутоньерки из гвоздик и гардений, предназначавшиеся, по всей видимости, Ричарду с Шейном.

– Ах, как много цветов! – поразилась Алана. – Я думала, в замке всего шесть человек.

– Садовник позаботился, чтобы у вас было, из чего выбрать, миледи, – улыбнулась горничная. – Он не знал, какое вы наденете платье, и потому сорвал побольше цветов, надеясь, что один из них вам подойдет.

– Нужно быть очень привередливой, чтобы не удовлетвориться подобным великолепием! – рассмеялась Алана.

Подумав немного, она взяла два цветка. В отличие от привычных белых, сиреневых или розовых, эти орхидеи были кроваво-красными. Горничная, явно удивленная ее выбором, но слишком хорошо вышколенная, чтобы высказать свое недоумение вслух, молча отнесла поднос с оставшимися цветами лакею, который ждал возле двери.

– Я кое-что придумала, – обратиласьг Алана к горничной. – Вы не могли бы пойти к леди Шарлотте и попросить у нее от моего имени ленту такого же цвета, как эти орхидеи. В крайнем случае подойдет белая или лиловая.

Горничная снова удивилась, но покорно пошла через коридор в комнату Шарлотты. Она вернулась с двумя лентами.

– Сначала ее светлость подумала, что у нее есть только белая, миледи, – объяснила она, – но потом вспомнила, что одно из ее платьев украшено искусственными фиалками. Я отпорола одну из лент, к которым они были пришиты.

Алана взяла лиловую ленту и умело прикрепила к ней орхидею.

– Вы не могли бы завязать ее у меня на шее? – обратилась она к горничной.

Шея у нее была длинной. Отец не раз замечал ей:

"Ты у меня как лебедушка, милая. Я всегда говорил твоей матери, что у красивой женщины изящными и длинными должны быть три вещи – шея, ноги и пальцы".

Алана показала горничной, как закрепить вторую орхидею у себя в волосах и, с удовлетворением отметила про себя, что цветы не только оживили ее туалет, но и придали ему чуть восточный колорит.

Шарлотта, когда Алана заглянула к ней перед тем, как спускаться к ужину, была одета в платье, украшенное многочисленными оборками из тюля и розовыми бутонами. Оно очень подходило к ее чисто английскому, бело-розовому типу красоты, светлым волосам и голубым глазам.

– Вы сказочно хороши! – воскликнула Алана.

– А вы просто великолепны! – ответила Шарлотта, окинув взглядом подругу. – Как вы не похожи на других девушек! В Лондоне вы произвели бы сенсацию.

– Но мы же в Чарле, – возразила Алана.

В присутствии горничной им нельзя было говорить более откровенно, но, спускаясь вместе вниз по лестнице, обе они с замиранием сердца думали о том, как оценит их внешность князь.

Их провели в салон, еще более грандиозный, чем тот, в котором их принимали днем. Гости уже начали съезжаться. Здесь было много молодых здоровых девушек немного провинциального вида и юношей, которые, должно быть, лучше смотрелись в седле, чем в бальной зале.

Гостей встречал сам князь, но как только в салоне появилась Шарлотта, леди Одель, стремясь подчеркнуть, кто является хозяйкой вечера, воскликнула:

– Милое мое дитя! Я уже начала волноваться! Это же твой вечер, и ты сама должна встречать гостей.

Словно не заметив Аланы, она повела Шарлотту по кругу, представляя уже прибывшим и останавливаясь лишь для того, чтобы приветствовать новую партию гостей.

Алана отошла в глубину комнаты. Лакей в роскошной ливрее, украшенной золотыми галунами, и в напудренном парике предложил ей бокал шампанского. Неожиданно рядом с ней оказался князь.

– Я удивлен вашим выбором моих орхидей, леди Алана, – сказал он.

– Эти показались мне самыми красивыми, ваша светлость.

– До вас ни одна женщина не останавливала на них свой выбор, – объяснил князь. – Я очень польщен, потому что сам привез их с востока.

– Да, они сразу показались мне немного восточными, именно поэтому я их выбрала, – ответила Алана.

– Вы интересуетесь востоком?

– К сожалению, у меня нет возможности поехать туда, но мне кажется, восток многому может научить нас, стоит только внимательно вглядеться в него.

– И чему же именно научить? – удивился князь.

– Мне трудно выразить это словами, ваша светлость. – Алана сделала жест рукой. – Может быть, тайне бытия, скрытым знаниям, которые недоступны обыкновенным смертным. То, что некоторые из нас лишь смутно чувствуют, на востоке знают!

Князь не спускал с нее взгляда. Казалось, он был не столько удивлен, сколько заинтересован ее словами. Но не успел он ответить, как резкий голос леди Одель позвал его:

– Ваша светлость!

Он оглянулся и увидел, что в комнату вошли еще четверо гостей. За ужином Алана обнаружила, что если Шарлотта сидела по правую руку от князя, а леди Одель играла роль хозяйки на противоположном конце длинного стола, ее саму, несмотря на ее предполагаемый ранг, посадили подальше от его светлости. Наверное, будь она действительно кузиной Шейна, то чувствовала бы себя оскорбленной. Но она была Аланой Викхэм и только улыбнулась, решив, что леди Одель считает ее соперницей, а это само по себе было довольно лестно.

Стол был украшен золотыми канделябрами. Первое блюдо подали на золотых тарелках, о чем раньше Алана только читала в книгах. Во все время ужина из галереи для музыкантов, скрытой от гостей старинным расписным занавесом, доносилась тихая музыка. Алане хотелось вслушаться в нее, но рядом сидели юноши спортивного вида, которые громко заговаривали с ней и еще громче смеялись. Усилием воли она заставляла себя вникать в смысл их слов.

По временам она не могла удержаться, чтобы не бросить взгляда на князя, который сидел в кресле с высокой спинкой с таким видом, словно это был трон. Было ли ему весело? Шарлотта даже не пыталась развлечь его, подчеркнуто обращаясь только к мужчине, который сидел справа от нее.

Один или два раза Алана встретилась глазами с виконтом. Он сидел на другом конце стола и, казалось, был доволен тем, как разворачиваются события, чего она не могла сказать о себе. Судя по всему, леди Одель уже насторожилась и готова была сражаться, как львица, если кто-нибудь встанет на пути осуществления ее планов.

После ужина, в салоне, куда, оставив мужчин в столовой, удалились дамы, леди Одель обратилась к Алане с неприкрытой резкостью:

– Если вы, как уверяла меня Шарлотта, впервые выезжаете в свет, вам надо бы понимать, что эти орхидеи неуместны. Особенно та, что у вас на шее.

– Прошу простить меня, – смиренно ответила Алана, – но они были так красивы, что я не смогла устоять перед ними.

– В следующий раз вам стоит остановить свой выбор на белых, – решительно проговорила леди Одель и с достоинством удалилась, не оставив у Аланы никаких сомнений, что ее вид вызывает у нее неприязнь. Тем не менее этот эпизод не помешал девушке почувствовать волнение, когда из столовой появились мужчины, и все прошли не в бальную залу, слишком огромную для такого количества гостей, а в прелестный, освещенный огромным канделябром чуть ли не на сотню свечей, салон, который специально для танцев освободили от мебели. Струнный оркестр заиграл вальс, и Алане страстно захотелось танцевать.

– Смогу ли я когда-нибудь выразить вам свою благодарность за этот незабываемый день? – сказала она, танцуя с виконтом.

– Вы еще прекраснее, чем я мог предполагать, – произнес виконт, и она почувствовала, что он говорит искренне.

– Леди Одель уже попеняла мне за то, что я выбрала орхидеи такого цвета.

– Наверное, она видела, что перед ужином князь разговаривал с вами, – предположил виконт. – Что он вам говорил?

Алана различила в его голосе нотку ревности.

– Мы говорили об орхидеях. Он, по всей видимости, очень интересуется ими, – откровенно ответила она.

– Он всем интересуется, ведь он может позволить себе это.

Потом Алана танцевала с Шейном, потом еще с двумя мужчинами. Все это время князь не отходил от Шарлотты, но когда снова заиграла музыка, Алана услышала рядом с собой его голос:

– Вы не откажете мне в удовольствии потанцевать с вами, леди Алана?

– Благодарю вас, – живо обернулась она к нему. – В этой прелестной комнате мне кажется, что у меня выросли крылья.

– Счастлив слышать это, если только они не унесут вас прочь отсюда, – ответил он. Алана рассмеялась.

– Чему вы смеетесь? – спросил князь.

– Так выражаются в пьесах или романах. Ваши слова только усиливают то чувство, которое не покидает меня с первой минуты приезда сюда – что все это лишь снится мне.

– Уверяю вас, все это происходит на самом деле.

– Только для вас.

– Почему вы так говорите?

– Вы же понимаете, что вы сами – часть этой сказки из "Тысячи и одной ночи"? – Алана посмотрела на князя, весело блеснув глазами. – Когда я впервые услышала о вас, то подумала, что вы – лишь плод чьей-то богатой фантазии.

– Люди, которые достаточно хорошо меня знают, могут подтвердить вам, что я действительно существую, более того, что я похож на остальных людей, – улыбнулся князь.

– Все мы питаем иллюзии по поводу самих себя, – поддразнила его Алана. – Мы можем говорить о ваших личных качествах хоть всю ночь, ваша светлость, но боюсь, не придем к единому мнению.

– Что вы обо мне слышали? И от кого? – заинтересовался князь.

– Даже в наших краях, в глухой Ирландии, лягушки переквакиваются о вас, а птицы спешат через море с известиями о ваших новых подвигах.

– Вы меня удивляете, – заметил князь.

– О, это еще одна иллюзия. Трудно поверить, что вы не догадываетесь о всеобщем интересе, стоит лишь вам появиться где-либо. Почему не признаться себе в этом и… не получать от этого удовольствие?

– И как вы относитесь к тому, что услышали? – засмеявшись, спросил князь. – Или лучше, что вы думаете обо мне теперь, после того как познакомились со мной?

– Какого ответа вы от меня ждете? – ответила Алана. – Что я ошеломлена, подавлена могуществом и богатством вашей светлости?

– Вы смеетесь надо мной. Я к этому не привык.

– Конечно, не привыкли, – согласилась Алана. – Все с почтением преклоняют перед вами колени, но задумывались ли вы когда-нибудь, что служит причиной их восхищения – вы сами или ваше положение в обществе?

– Вы очень дерзки, – резко сказал князь и закружил ее в вальсе с такой скоростью, что у нее перехватило дыхание.

– Простите меня если я невежливо вела себя с вами, – сказала Алана после того, как он снова замедлил темп.

– Не то чтобы невежливо, – ответил князь, – просто я не привык к подобной откровенности. – По тому, как изогнулись ее губы, он понял, о чем она думает, и сердито добавил: – Не верю, что все мои знакомые всего лишь льстят мне.

– Простите меня, если я разрушила ваши иллюзии, – ответила Алана. – Я не привыкла к такому изысканному обществу и не умею вести себя в нем.

– Мне казалось, девушки вашего возраста должны быть кроткими, милыми и смотреть на жизнь через розовые очки, – сказал князь.

– Разумеется, так оно и есть, – ответила Алана, – но иногда увиденное так слепит глаза, что нам приходится снимать их.

– Меня не покидает неприятное чувство, что вы все еще смеетесь надо мной, леди Алана.

– Еще раз прошу простить меня. Мне очень хотелось, чтобы вам понравилось танцевать со мной. Боюсь, что теперь вы больше не пригласите меня, – вздохнула Алана.

– Я определенно приглашу вас снова, потому что мне хочется продолжить наш разговор, – твердо ответил князь. – Но не скрою, я немного озадачен. Вы совсем другая, чем я мог предположить.

– Сегодня здесь собралось множество девушек, чье поведение оправдывает ожидания вашей светлости.

– Вы и без моих возражений прекрасно знаете, что я нахожу их скучными, – ответил князь.

– Значит, не жалуйтесь, если я вас шокирую.

– Вы не шокируете меня, а возбуждаете мое любопытство. Сколько вам лет?

– Мы с Шарлоттой одного возраста.

– Трудно поверить в это!

– Хорошо, я древняя старуха! Я открыла секрет вечной молодости, который безуспешно ищут с незапамятных времен.

– Вы рассуждаете так зрело, будто прожили уже лет сто.

– Так мало? Значит, мне понадобится еще миллион жизней, чтобы общаться на равных с вашей светлостью.

– Вы говорите о перерождении? – сузил глаза князь.

– Мне показалось, что именно это вы сами имеете в виду, правда, в несколько оскорбительном смысле.

Князь взглянул на нее так, что ей показалось, они с ним – два дуэлянта, которые меряют друг друга взглядом перед тем, как вытащить шпаги.

– Помилуйте, ваша светлость, – раздался в этот момент голос леди Одель, которая явно находилась в состоянии крайнего раздражения, – мне кажется, что, если вы хотите поговорить с леди Аланой, необязательно стоять в самом центре бальной залы. Милая маленькая Шарлотта очень хочет потанцевать с вами, в чем она только что мне призналась.

Князь повернулся к Алане, но тут же, словно угадав его намерения, рядом с ней возник виконт.

– Вы обещали мне следующий танец, Алана.

– Да, конечно, – ответила девушка и улыбнулась князю: – Благодарю вас, ваша светлость, за самый восхитительный танец в моей жизни.

Алане показалось, что леди Одель чуть не фыркнула от возмущения, но Ричард уже подхватил ее и умчал прочь.

– Что случилось? Я понял, что что-то неладно, – сказал виконт, когда они очутились на другом конце залы.

– Я вела себя в соответствии с вашими указаниями, – ответила Алана. – Кажется, князь удивлен, что кто-то осмелился разговаривать с ним в таком духе.

– И о чем вы говорили? – с любопытством спросил Ричард.

– О нем самом и о перерождении.

– Бог мой! И я бы удивился на его месте!

Алана вздохнула. Все, о чем она говорила князю, было привычно для нее, ведь в прошлом она не раз обсуждала эту тему с отцом. Они часто спорили о теории перерождений, о тайных знаниях, которыми по поверью обладали жрецы странных полузабытых религий, о том, что мистер Викхэм называл "эзотерическим языком мудрецов".

Она читала все книги по востоку, какие только могла достать. Интерес ее был не случаен, но она никого не собиралась посвящать в его причину.

Вполне понятно, что князь был удивлен такой осведомленностью восемнадцатилетней девушки, воспитывавшейся в глуши Ирландии.

Весь вечер леди Одель зорко следила за тем, чтобы князь больше не танцевал с Аланой. Когда уже перевалило за полночь, Алана заметила, что Шарлотта с Шейном исчезли из комнаты, и беспокойно огляделась, ища глазами виконта. Неожиданно рядом с ней возник князь.

– Вы выглядите озабоченной. Что вас встревожило? – спросил он.

– Разве можно тревожиться о чем-то на таком великолепном празднике? Не могу передать вашей светлости, какое он доставил мне удовольствие.

– Звучит очень правдоподобно, но только что, когда вы оглядывались по сторонам, вы явно были чем-то встревожены, – возразил он. Алана не ответа, и он добавил: – У вас необыкновенные глаза. Ни у одной женщины я не встречал таких глаз. Они очень выразительные и в то же время это совсем не так.

– Вы противоречите сами себе, – легко отозвалась Алана.

– Могу я назвать их загадочными? Они живо отражают все, что лежит на поверхности, и в то же время не выдают ваших тайн. Я никак не могу разгадать вас.

– А вы бы хотели? – спросила она. – Ваш интерес льстит мне, ваша светлость.

– Мне хочется отшлепать вас за такие слова, – ответил он. – Мы вели серьезный разговор, который заинтересовал меня. Теперь вы искусственно стараетесь свести его к светской болтовне.

– Но, задумывая этот вечер, вы вряд ли хотели, чтобы ваши гости были серьезны, – ответила Алана, – поэтому я, как хамелеон, пытаюсь приспособиться к обстановке.

– Тогда позвольте мне показать вам другую обстановку, – сказал князь. – Мне хочется видеть вашу реакцию.

Он взял ее за обнаженную руку и повел за собой. Алану охватило странное, до сих пор незнакомое ей чувство, которое она не могла, да и не хотела объяснить себе. Единственное, чего она желала сейчас, – это идти рядом с ним. Не было нужды противиться этому желанию, ведь оно полностью согласовывалось с планом Ричарда.

Князь провел Алану по широкому коридору к двери, которая находилась почти в самом его конце. Когда он открыл ее, они очутились в комнате, в которой не было газового освещения в отличие от остальной части замка. Здесь в золотых, украшенных тонкой резьбой подсвечниках, достойных какого-нибудь величественного собора, горело множество длинных свечей. Они бросали отблеск на обтянутые золотой парчой стены и развешанные от пола до потолка иконы.

С первого взгляда Алана поняла, что иконы были старинными. Одни казались грубыми и поблекшими, другие были вставлены в оправы из драгоценных камней, сверкавших в свете свечей. Некоторые были написаны на эмали, нанесенной на чистое золото, и если не были самыми яркими изо всей коллекции, то, наверное, самыми ценными.

Алана стояла, оглядываясь по сторонам. У нее возникло такое чувство, будто иконы разговаривают с ней. Казалось, от них исходило какое-то излучение, накопившееся в них за века. Должно быть, те, кто молился перед ними, вдохнули в них часть своей веры, и сейчас иконы стали проводниками божественной силы, обращенной к страждущим.

Ощущая на себе эту силу, Алана забыла обо всем, даже о князе, который стоял рядом с ней. Ей казалось, что она на крыльях веры уносится к самому Богу. Наконец-то она почувствовала то, чего тщетно искала в молитвах, – на нее вдруг снизошло божеское благословение. Ей захотелось упасть на колени, но тут до нее донесся голос князя, который мягко произнес:

– Расскажите мне, что вы чувствуете.

Она с усилием оторвала взгляд от икон и посмотрела на него. В свете свечей он казался еще выше и значительней.

– Вы сами знаете, словами это не выразить. Но вы… вы чувствуете так же, как я. Поэтому-то вы и привели меня сюда, – нехотя, словно подчиняясь его силе, ответила Алана.

– Я хочу, чтобы вы рассказали мне.

Алана снова обратилась к иконам и едва слышно произнесла:

– Как описать красоту? Как описать то, что заставляет трепетать душу? – Она остановилась, потом медленно проговорила: – Здесь… говорит Бог, и вы… тоже слышите Его. – Повернувшись к князю, она спросила: – Как могло случиться, что вы… чувствуете то же, что и я?

– На этот вопрос не существует ответа.

Алана снова посмотрела на иконы.

– Этого я… всегда искала и теперь… когда я нашла… я знаю, что границ… нет, одна бесконечность…

Молча взяв ее за руку, князь вывел ее из комнаты и бесшумно закрыл за собой дверь.

– Не могу постичь, почему в этой комнате мы испытываем одинаковые чувства, но сегодня мне не хочется говорить об этом, – произнес он, когда они снова оказались в коридоре. Почти бегом он устремился назад, в бальную залу, и скоро до них донеслись шум голосов и бравурные звуки польки.

Глава 4

Когда после чая Шарлотта с Аланой поднимались к себе, чтобы немного отдохнуть, Шарлотта шепнула подруге:

– Пойдемте ко мне. Мне надо поговорить с вами. – Едва за ними закрылась дверь комнаты, Шарлотта воскликнула: – Алана, я боюсь! Тетя Одель весь день не позволяет князю ни на минуту отойти от меня. Он в любой момент может сделать мне предложение, и тогда… тогда я погибла!

Шарлотта не преувеличивала. Леди Одель действительно почти насильно удерживала князя и Шарлотту друг возле друга. Когда прошлой ночью они с князем вернулись в бальную залу, Алана увидела в глазах леди Одель неприкрытую ярость. Князь тут же пошел танцевать с кем-то другим, но, как хорошо понимала Алана, у леди Одель зародилось подозрение, которое не могли рассеять никакие ее слова или поступки.

Прошлую ночь Алана долго лежала без сна, снова и снова вспоминая случившееся. Ее смущало не столько само чувство, охватившее ее в комнате с иконами, сколько схожесть его с ощущениями князя. Хотя почему она решила, что он испытывал то же самое? Это знание пришло к ней само собой, и слова сами сорвались с ее губ. У нее не было времени подумать над ними. Он вынудил ее сказать правду.

Удивительно было уже то, что в замке князя была подобная комната. Она совсем не сочеталась с его репутацией богача, колесящего по свету в поисках удовольствий, эрудированного космополита, вызывающего восхищение политических и государственных деятелей. Ни в одной сплетне, ни в одной газетной статье ни словом не упоминалось о духовной стороне его жизни.

"Не понимаю", – подумала Алана, должно быть, повторив слова многих женщин до нее, которые находили его загадочным сфинксом. Еще более странным было то, что он начал намеренно избегать ее. Случившееся не сблизило их, как этого можно было ожидать, а, наоборот, разделило. Алана почувствовала перемену в его отношении сразу же, как только они встретились утром.

– Мне кажется, – решительно сказала перед завтраком леди Одель, уже продумавшая расписание на день, – всем будет интересно посмотреть на очаровательный старый монастырь, который находится на границе поместья его светлости. – Выглянув в окно, она добавила: – Прекрасная погода! Ты, милая Шарлотта, должно быть, захочешь проехаться на лошади вместе с его светлостью.

Князь, вошедший в комнату в середине ее речи, не спускал глаз с ее красивого лица. Леди Одель интимно улыбнулась ему.

– Ваша светлость увидит, как хорошо держится в седле наша маленькая Шарлотта, а ей будет интересно посмотреть на лучшего наездника Европы. – Она перевела взгляд на Шейна: – Вы, Шейн, прокатитесь с кузиной в экипаже, новом приобретении его светлости. Ну а тебя, Роберт, я попрошу сопровождать меня.

Как показалось Алане, эта поездка была придумана для того, чтобы оставить Шарлотту наедине с князем.

Когда через час они тронулись в путь, Алана подумала, что Шарлотта так хороша в своем отлично сшитом костюме для верховой езды, что вряд ли найдется мужчина, который сможет противостоять ее очарованию. Должно быть, то же самое пришло и в голову Шейна, потому что, наблюдая за тем, как Шарлотта с князем галопом скрылись из вида, он с горечью проговорил:

– У меня нет ни единого шанса.

– Неужели вы сомневаетесь в любви Шарлотты?-удивленно спросила Алана.

– Она очень молода, – ответил Шейн. – Он может дать ей все, что она пожелает. Сегодня ночью мне пришло в голову, что чем скорее я уеду в Ирландию, тем будет лучше для всех.

– Я не верю своим ушам.

– Я сам не знаю, чему верить! – воскликнул Шейн.

– Я знаю Шарлотту уже многие годы, – спокойно проговорила Алана. – Я уверена, что она всем сердцем любит вас. Вы стали частью ее жизни. Потерять вас – для нее значит то же, что потерять руку или ногу, не говоря уже о том, что вы – ее единственная надежда на настоящее счастье.

– Вы действительно так считаете?

Шейн чуть придержал лошадей. Леди Одель с Ричардом ехали впереди, поэтому причины для спешки не было. Важнее было завершить начатый разговор.

– Мне кажется, – сказала Алана, – вы с Шарлоттой неправильно подходите к сложившейся ситуации.

– Что вы хотите этим сказать?

– Пусть даже князь не сделает ей предложения, но всегда найдется другой претендент на ее руку. Будьте уверены, родители проследят за этим, – ответила Алана.

Шейн повернулся и посмотрел на нее. Его глаза были полны боли.

– И что же вы предлагаете? – спросил он.

– Мне кажется, вам надо быть мужественными и принять решение, – ответила Алана. – Вполне возможно, что наша затея удастся, но вы все равно будете страдать, когда Шардотта станет ездить на балы в Лондоне, как это и планировалось до письма леди Одель.

– Что я могу ей дать, если даже наш брак возможен, хотя я сильно сомневаюсь в этом? – спросил Шейн.

– Я не хочу делать никаких предположений, – спокойно произнесла Алана. – Единственное, о чем я хочу сказать, это то, что вам надо верить в себя. Мой отец всегда говорил, что если по-настоящему хочешь чего-то, то обязательно добьешься этого. Суть не в том, что мы делаем, а в том, как мы чувствуем. – Вспомнив иконы и то чувство, которое они вызвали в ней, она добавила: – Может быть, вас смутит то, что я скажу, но существует высшая сила, которая может помочь нам в отчаянии.

Шейн изумленно посмотрел на нее.

– Я понимаю, о чем вы говорите, – сказал он после минутного молчания. – Вы правы, я упал духом и потерял веру и в себя, и в Шарлотту.

– Вы знаете, чего хотите друг от друга и в чем заключается ваше истинное счастье, – улыбнувшись ему, проговорила Алана, – значит, надо бороться за него, преодолевая любые трудности и препятствия.

– Вы правы, да, да, вы правы! – воскликнул Шейн, сверкнув глазами и расправив плечи.

Словно стремясь выразить свои чувства в действии, он подстегнул лошадей, и они вскоре нагнали леди Одель с Ричардом.

Монастырь лежал в развалинах, и, хотя его древность представляла некоторый интерес, Алана была убеждена, что его посещение было задумано лишь для того, чтобы оправдать поездку князя с Шарлоттой.

Когда к обеду они вернулись в замок, там их уже ждали гости. Они приехали на своих лошадях, чтобы попытать счастье на новом скаковом круге, который князь устроил в своем поместье. Изо всех собравшихся только сам хозяин с легкостью преодолевал препятствия, демонстрируя великолепную технику.

– Надеюсь, ты сказала его светлости о своем восхищении его искусством управлять лошадью, – услышала Алана слова леди Одель, обращенные к Шарлотте.

– Да, конечно, тетя Одель, – кротко ответила ей Шарлотта.

– Запомни, все мужчины, даже самые знаменитые, любят, когда ими восхищаются, – наставляла ее леди Одель. – Иди скажи ему, как он прекрасно взял последнее заграждение.

Шарлотта послушно пошла к тому месту, куда должен был после полного круга подъехать князь. Однако, заметив Шейна и брата, она задержалась возле них, чтобы поболтать с ними, так что князь успел сойти со своей лошади и принялся осматривать тех, на которых собирался ехать в следующий раз.

Алана увидела, как леди Одель недовольно сжала губы.

– Надеюсь, леди Алана, – ледяным голосом обратилась она к Алане, словно желая выплеснуть на кого-то свой гнев, – что вы, как подруга моей племянницы, не будете мешать, а, наоборот, поспособствуете ее счастью.

Алана знала, что имеет в виду леди Одель, но приняла изумленный вид и ограничилась ответом на ее прямой вопрос:

– Уверяю вашу светлость, что единственное мое желание – видеть Шарлотту счастливой.

– Если это так, – холодно произнесла леди Одель, – то, надеюсь, вы не будете пытаться привлечь к себе внимание князя, как это имело место вчера вечером. Должна заметить, ваше поведение было вызывающим. Оно не приличествует девушке вашего возраста.

И, не дожидаясь ответа Аланы, она пошла прочь, не менее прекрасная оттого, что в ее глазах сверкал гнев.

Гости наконец разъехались, и все вернулись в замок. Леди Одель хотелось отдохнуть, поэтому она сказала Шарлотте с Аланой тоже удалиться в свои комнаты.

К этому времени князь куда-то исчез. Алане снова показалось, что он намеренно избегает ее. Во весь этот день он ни словом не обмолвился с ней.

– Алана, попытайтесь отвлечь князя! – между тем говорила Шарлотта. – Я боюсь оставаться наедине с ним.

– Это не просто.

– Почему? Вчера вечером вы явно заинтересовали его.

– Кажется, он сожалеет о своем поведении.

– Сожалеет? – недоуменно спросила Шарлотта. – Что вы имеете в виду? Что же он сделал?

Чувствуя, что никому, даже Шарлотте, она не может рассказать о той комнате с иконами, которую показал ей князь, Алана ответила:

– Мы разговаривали о серьезных вещах, и я чувствую, больше того, я знаю, что он увлекся мной. Но сейчас, как мне кажется, он вернулся к своему первоначальному решению жениться на вас.

– Этого… не может быть! – в ужасе воскликнула Шарлотта. – О, Алана, этого нельзя допустить!

– Мы и не допустим, – спокойно ответила Алана. – Я только говорю вам то, что чувствует князь.

– Главное… главное, – отчаянно произнесла Шарлотта, – чтобы я не оставалась наедине с ним.

– Это правильно, – согласилась Алана, – только не представляю, как мы можем предотвратить это.

– Наверное, я могу отказаться, если он предложит мне разговор наедине? – Шарлотта в крайнем возбуждении зашагала по комнате. – Мне надо посоветоваться с Шейном. Рассказать ему, что я чувствую.

– Шейн знает об этом, потому что чувствует то же самое, – ответила Алана, – Вам надо соблюдать осторожность! Если леди Одель заподозрит о ваших отношениях, она пожалуется вашим родителям. Они не позволят Шейну гостить у вас в замке, и вы вряд ли будете иметь возможность где-нибудь увидеть его.

– Вы сказали, что спасете меня! Вы должны меня спасти! – настойчиво проговорила Шарлотта.

– Я постараюсь, обещаю вам, – отозвалась Алана.

– Выберите себе платье, – пригласила Шарлотта, – Пусть оно сделает вас такой красивой, что князь не в силах будет устоять перед вами.

Они прошли в гардеробную, где были развешаны платья Шарлотты.

– Подберите что-нибудь, в чем вы будете выглядеть необыкновенной, совсем непохожей на остальных, – проговорила Шарлотта, открывая дверцу шкафа.

Алана не ответила, но подумала про себя, что это будет не просто. Предполагалось, что этим вечером гостей будет еще больше, чем в предыдущий день, а на завтра леди Одель намечала устроить еще более грандиозный бал. Учитывая теперешнее настроение князя и то, что леди Одель намерена была держать ее в тени, Алана вполне могла остаться незамеченной.

Чем больше она думала о поведении князя, тем с большей проницательностью чувствовала, что он сожалеет о своем порыве. Он всеми силами боролся с ощущением, что они чем-то необъяснимо близки друг другу. Подавляющему большинству людей, включая леди Одель, подобная мысль показалась бы странной. Но князь отличался от других и, исходя из собственного опыта, Алана знала, что и сама она… "Он отвернулся от меня, – повторяла про себя Алана, – Он больше ничего не хочет узнавать обо мне… не хочет вслушиваться…" Она вспомнила, как он сказал, что в ее глазах кроется тайна, но она знала почти так же хорошо, как если бы он сам сообщил ей об этом, что он неколебим в своем решении жениться на обычной английской девушке без скрытых глубин и необъяснимых чувств.

Алана вздохнула. Разве могла она противостоять князю? Он слишком хорошо владел собой, слишком велика была его власть, на что бы он ни направлял ее – на добро или зло!

– Должны же мы найти что-нибудь, в чем вы будете выглядеть так восхитительно, что он не сможет устоять против вашей красоты! – отчаянно произнесла Шарлотта.

Алана окинула взглядом ряд вечерних туалетов из тюля, атласа, крепдешина и кружев. Все платья были белыми, лишь некоторые из них украшали цветные ленты и искусственные цветы. Алана вдруг вспомнила ленту, которую носила на шее.

– А где то, с фиалками? – спросила она.

– Я носила его весной, когда была в трауре по бабушке, – ответила Шарлотта. – Но я сказала горничной собрать все, что у меня есть, поэтому оно тоже здесь оказалось.

Она открыла другой шкаф. Здесь висели цветные платья – бледно-розовые, синие и розовато-лиловые. Взглянув повнимательнее, Алана увидела черное и сняла его с вешалки.

– Мама заказала его мне для первого месяца, – объяснила Шарлотта, – а потом мне позволили носить лиловые и белые.

– Прелестный наряд, – задумчиво проговорила Алана. Платье было сшито специально для молоденькой девушки, и его цвет не наводил на мысль о слезах и горе. Из прекрасного тюля, отороченное кружевами и лентами из черного атласа, спереди оно расходилось модными складками, подчеркивающими тонкость талии и величину турнюра. Сзади его украшали несколько рядов оборок, которые увенчивались огромным атласным бантом. В глазах у Аланы появился озорной блеск.

– Я надену это, – сказала она. – Черный цвет удивит всех, к тому же я кое-что придумала.

– Черное! – воскликнула Шарлотта. – Вы уверены, что хотите надеть именно его? Вы должны выглядеть красивее, намного красивее, чем я!

– Оно восхитительно, – уверенно отозвалась Алана и, перекинув платье через руку, поцеловала Шарлотту в щеку. – Не вешайте носа! У меня появилось предчувствие, что для вас с Шейном все закончится благополучно.

– Какого рода предчувствие?

– Необычное, какое вы приписывали моему отцу.

– Неужели правда? – просияла Шарлотта.

– Да, – подтвердила Алана, – иначе я промолчала бы.

– Вы сделали меня счастливой, – благодарно сказала Шарлотта. – Мне нельзя поговорить с Шейном, но, может быть, если вам представится случай, вы скажете ему, что я люблю его?

– Думаю, он давно знает об этом. Но, разумеется, я передам ему ваши слова, – улыбнулась Алана и отправилась к себе в комнату, где ее уже ждала горничная, чтобы помочь ей раздеться.

– Вас можно кое о чем попросить? – обратилась к ней Алана.

– Конечно, миледи.

– Попросите, пожалуйста, садовника, чтобы он приготовил для меня к сегодняшнему вечеру побольше маленьких белых цветов.

– Каких именно, миледи?

– По своему усмотрению, – ответила Алана, – Может быть, у него мало белых, но, пожалуйста, пусть он постарается найти мне побольше.

– Я передам ему, миледи. – Окинув несколько пренебрежительным взглядом платье, которое принесла с собой Алана, горничная заметила: – Наверно, вашей светлости нужны цветы, чтобы немного оживить его. Вряд ли найдется еще кто-нибудь, кто будет танцевать в черном.

– Именно поэтому я его и выбрала, – спокойно ответила Алана.

Позже, когда горничная помогала ей укладывать волосы, раздался стук в дверь. Это принесли цветы. Увидев их, Алана не могла удержаться от восторженного возгласа. Садовник не подвел ее. Здесь был не один десяток небольших орхидей, трогающих своей хрупкостью и изяществом формы. Все они были белоснежными за исключением пестиков. Когда с помощью горничной Алана закрепила цветы вокруг выреза и надела платье, то показалась себе неправдоподобно стройной. Черный цвет платья выгодно подчеркивал ослепительную белизну ее кожи, а орхидеи придавали ей несколько фантастичный вид. Несомненно, она была совсем не похожа на обычную дебютантку, за которую все ее принимали.

Из оставшихся цветов она смастерила венок. Он, подобно нимбу, окружал ее голову и делал ее необычайно красивой.

– Никогда не видела ничего подобного, миледи!– воскликнула горничная. – Кто бы мог подумать, что черное платье может выглядеть таким потрясающим!

– Благодарю вас, – отозвалась Алана.

– Вы будете королевой бала! – продолжала изливать свой восторг горничная. – Но ее светлость…

Горничная замолчала, однако Алана прекрасно знала, что она собиралась сказать. "Ее светлость не одобрит".

Алана твердо решила помочь Шарлотте и привлечь к себе внимание князя, поэтому оставалась у себя в комнате до тех пор, пока не прибыла основная масса гостей. К ужину было приглашено не менее сотни человек. То и дело подъезжали все новые и новые экипажи.

Наконец, бросив последний взгляд в зеркало, Алана вышла из комнаты и медленно прошла по коридору к большой лестнице, которая вела в огромный мраморный холл. Спускаясь по ней, девушка повторяла себе, что играет роль даже не в обычном театре, а в Гранд-Опера. Разве могла она, одетая как ведущая актриса, обманывающая одного из самых знаменитых мужчин Европы, быть просто Аланой, воспитательницей в доме викария?

И вдруг все ее возбуждение спало, словно ее окатили холодным душем. А если князь даже не посмотрит в ее сторону, как это было весь сегодняшний день? Тогда она не сможет помочь Шарлотте и вернется к викарию, не имея даже того утешения, что приобрела новых друзей.

Она прошла уже половину лестницы, когда вспомнила свои собственные слова, сказанные ей Шейну.

– Я должна добиться успеха! Я обязательно добьюсь его! – прошептала она. – Не ради себя, а ради Шарлотты, ради добра и справедливости. Со мной Бог, и он поможет мне.

Внезапно она вспомнила комнату с иконами. Ей захотелось снова попасть туда, чтобы попросить их о помощи. Но тут же она поняла, что не обязательно быть там, достаточно просто верить. И, на секунду замерев, она устремила мольбу о помощи к небесам. Потом, с высоко поднятой головой, с огромными темными глазами на маленьком личике, она вошла в салон. Князь стоял у самых дверей, ожидая еще не приехавших гостей. Когда Алана ступила в комнату, их глаза встретились. Казалось, они узнают друг друга через пространство и вечность. Алана замерла. Ни один из них не произнес ни слова. Да и не было нужды в словах. То, что сейчас происходило между ними, могла выразить одна лишь музыка. Неизвестно, как долго они простояли так, когда их молчание прервал резкий голос леди Одель:

– Вы опоздали, леди Алана! И как нелепо, что вы надели черное!

Алана усилием воли заставила себя посмотреть на знаменитую красавицу Англии.

– Мне очень жаль, что вашей светлости не нравится это платье.

– Оно крайне неуместно на молоденькой девушке, – уколола ее леди Одель, – а от такого обилия цветов отдает безвкусицей и театральностью.

– Они белые, как вы и наказывали мне, – ответила Алана и отошла, с облегчением заметив, что ей навстречу спешит виконт.

– Вы великолепны! Потрясающи! – воскликнул он. Когда Алана взяла бокал с шампанским, предложенный ей на золотом подносе, он тихо добавил: – Когда все это закончится, нам надо будет подумать о ваших планах на будущее. Не можете же вы вернуться к викарию.

– Других вариантов нет, – улыбнулась Алана. – Там я… счастлива.

– Нелепо, если вы проведете всю жизнь в Бриллинге, воспитывая детей викария, – возразил виконт, и в его голосе прозвучала новая нота, заставившая Алану торопливо спросить:

– А где Шарлотта? Мне надо поговорить с ней.

И она поспешила прочь, зная, что виконт провожает ее глазами. Ужин был еще более изысканным и впечатляющим, чем в предыдущий вечер. Когда он закончился и дамы покинули столовую, Алана заметила, как леди Одель отвела Шарлотту в сторону и принялась что-то настойчиво говорить ей. По выражению глаз Шарлотты было ясно, что она испугана. Наконец в комнату вошли мужчины, и леди Одель объявила:

– Танцы будут в серебряной гостиной. Сегодня я придумала особенный котильон, который начнется через час. Приготовлены очаровательные призы, так что не пропустите.

Раздались возбужденные возгласы, и молодые люди устремились в серебряную гостиную, тогда как пожилые, а среди гостей на этот раз были и такие, остались в холле.

– Я знаю, что вы, лорд Сэндфорд, вы, судья, и, конечно, вы, полковник Фосет, не имеете, склонности к танцам. – Леди Одель улыбнулась им своей знаменитой улыбкой. – Поэтому я приготовила для вас и других наших друзей сюрприз. Думаю, вы оцените мои усилия, потому что вас ждет ваша любимая карточная игра.

– Баккара! – воскликнул полковник, не дав леди Одель договорить.

– Да, баккара, – подтвердила леди Одель. – Идите и начинайте игру, заядлый вы картежник! Мы с князем присоединимся к вам позже.

Заметив, что Шарлотта задержалась в холле, Алана немного отстала от молодых людей, направлявшихся в серебряную гостиную, и, чтобы не привлекать внимания к себе, проскользнула за огромную цветочную композицию.

Как только пожилые отправились в комнату для карт, леди Одель сказала:

– Подожди немного, Шарлотта, его светлость хочет показать тебе музыкальную комнату. Это одна из самых прекрасных комнат в замке, и, я знаю, она тебя очарует. – Леди Одель многозначительно улыбнулась князю и, шелестя бледно-голубыми оборками платья, последовала за остальными в комнату для карточных игр.

Шарлотта выглядела как маленький испуганный зайчонок. Ее глаза, казавшиеся огромными на бледном лице, не отрываясь смотрели на князя, словно он ее загипнотизировал.

– Давайте сделаем так, как сказала ваша тетушка, – шагнул к ней князь. – Чувствую, у нас нет другого выбора, остается только повиноваться.

– Конечно, я буду рада взглянуть на музыкальную комнату, – ответила Шарлотта, чуть не вскрикнув от страха при его приближении. – Но пусть Алана пойдет с нами. Она очень музыкальна, и ей тоже будет интересно посмотреть на нее, ведь правда, дорогая? – В ее голосе прозвучала неприкрытая мольба. Она повернулась к тому месту, где, как она заметила, скрывалась Алана.

– Мне бы очень хотелось посмотреть на музыкальную комнату, – ответила Алана, выступив из-за цветов. – Конечно, если его светлость не возражает.

Казалось, князь колебался, не сказать ли ему, что он хочет побыть наедине с Шарлоттой, но потом слабая насмешливая улыбка искривила его губы, и он произнес:

– Разумеется, я буду счастлив сопровождать двух таких красивых молодых женщин!

Алана подошла к подруге и взяла ее за руку.

Пальцы Шарлотты дрожали. По силе ее пожатия Алана поняла, в каком ужасе она пребывала.

Они вышли из холла, и князь повел их по широкому коридору, который украшали великолепные картины и изящная мебель. По пути они слышали звуки вальса, доносившиеся из серебряной гостиной. Интересно, знал ли Шейн, что Шарлотту задержали, не дав присоединиться к остальным танцующим, и если знал, то что он сейчас испытывал?

Идти им пришлось довольно долго, и Алана поняла, что леди Одель выбрала эту комнату из тех соображений, что она находилась вдали от чужих глаз и ушей. Наконец они вошли в комнату со сводчатым потолком, мраморными колоннами и китайскими фресками на стенах. Повсюду стояли вазы с цветами. Подходящее место для того, чтобы предложить руку и сердце.

– Какая прелестная комната! – воскликнула Шарлотта. Она так нервничала, что ее голос прозвучал слишком восторженно. – У вашей светлости прекрасная коллекция музыкальных инструментов!

Алана уже обратила внимание на рояль. Это был настоящий Стейнвей, украшенный рисунками во французском стиле. В другом углу комнаты стояла древняя арфа, а рядом с ней изящный спинет из атласного дерева, возраст которого, наверное, измерялся столетиями.

Даже не глядя на князя, Алана чувствовала, что он смотрит на нее с циничной, насмешливой улыбкой. Он словно хотел подчеркнуть, что хотя и привел их сюда, но это произошло вопреки его собственному желанию, поэтому теперь он складывает с себя обязанности хозяина.

Алана замерла, ожидая, что сейчас он предложит вернуться в серебряную гостиную, когда вдруг увидела скрипку, которая лежала на приставном столике.

– Страдивари! – воскликнула она и, протянув руку, осторожно коснулась ее.

– Вы правы. Как вы определили? – спросил князь.

– Разве можно ее не узнать? Расскажите мне о ней! – почти скомандовала Алана, словно забыв, к кому обращается.

– Ее сделали в тысяча семьсот тридцать третьем году, – ответил князь. – Она изначально принадлежала нашей семье и не утратила всех своих замечательных качеств.

– Как необыкновенно! – Алана, не спрашивая разрешения, бережно взяла в руки скрипку и почти шепотом произнесла: – Как бы мне хотелось сыграть на ней! Больше всего на свете!

– Вы играете на скрипке? – изумился князь.

– Ну разумеется! – воскликнула Шарлотта и, не подумав, добавила: – Ее отец… – Тут она остановилась, осознав, что совершает роковую ошибку.

Но князь не слушал ее. Он смотрел на Алану.

– Почему бы вам не сыграть? – спросил он.

– Вы в самом деле позволите? – Глаза Аланы сверкали от возбуждения. Не произнеся больше ни слова, она тронула струны, зажала скрипку подбородком и подняла смычок.

Мгновение она колебалась, потом заиграла нежную мелодию из "Волшебной флейты" Моцарта, которую так любил ее отец. С первых звуков она поняла, что никогда не играла так хорошо. Казалось, этот великолепный инструмент повинуется малейшему движению ее души.

Мелодия заполнила собой комнату. Закончив ее и будучи не в силах остановиться, Алана перешла к одной из композиций своего отца. Он написал ее в память о ее матери. Это был крик отчаяния и скорби, любви, которая не умрет никогда, которая преодолевает смерть в своей вере, что жизнь и любовь бессмертны. Композиция завершалась воплем израненной, но в своем страдании не утратившей веру души. Эта музыка подействовала на Алану так же, как это было в те времена, когда ее играл сам отец. Не успели еще замереть последние звуки, как по ее щекам покатились слезы.

Только когда она опустила скрипку и испустила вздох, который, казалось, исходил из самой глубины ее сердца, она осознала, что Шарлотты больше нет в комнате, а князь стоит неподвижно, прислонясь спиной к мраморной колонне.

Какое-то мгновение она была не в состоянии говорить, все еще оставаясь в том мире, в который унесла ее музыка. Наконец она положила скрипку и смычок на стол и только тогда поняла, что ее щеки мокры от слез.

Она нащупала за поясом носовой платок, но тут же рядом с ней оказался князь. Достав из нагрудного кармана свой, он принялся бережно вытирать с ее лица слезы. Некоторое время Алана не осознавала того, что с ней происходит, но пальцы князя подняли ее лицо за подбородок, и их глаза встретились. Только тогда Алана почувствовала его близость.

Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Но потом, словно они находились еще в том мире, который создала музыка, руки князя скользнули вдоль ее плеч, и он коснулся губами ее губ. Алана не была поражена или испугана. Этот поцелуй показался ей неизбежностью, естественным продолжением мелодии, не зависящим от воли их обоих.

Секунду его губы были неподвижны, но потом им словно передалось то торжество веры и побеждающей смерть и потому священной любви, которое звучало в музыке. Как показалось Алане, все, что было в ней чистого и прекрасного, расцвело под его поцелуем, казалось, впитавшем в себя и очарование замка, и божественную силу, которую излучали иконы.

Его объятие становилось все более крепким, губы – все более требовательными и властными, так что не только ум и сердце девушки, но все ее существо устремилось ему навстречу.

Она не знала, сколько прошло времени, когда князь, наконец, поднял голову, но почувствовала, что дрожит от переполняющего ее невыразимого восторга. Казалось, ее самой больше не существует и весь мир сосредоточен в нем одном.

Ее чувства были настолько сильны, что она склонила голову ему на плечо, словно ища опоры. Он сверху вниз смотрел в ее сияющие счастьем глаза, на полураскрытые губы и легкий румянец, выступивший на щеках. Слова были не нужны, она и без них знала, о чем он думает. Потом, с возгласом торжества, он принялся целовать ее снова, более страстно и яростно, внезапно превратившись из Бога в мужчину, который желал ее.

Когда Алана начала играть и князь весь обратился в слух, Шарлотта незаметно отступила к двери и выскользнула из комнаты, уверенная в том, что они не заметят ее ухода. Она почти бежала по коридору, чувствуя, что выскользнула из западни, которую хитроумно расставила ее тетка и пленницей которой она чуть не сделалась на всю жизнь. Когда до нее начали доноситься звуки музыки из бальной залы, она чуть замедлила шаг и принялась размышлять о том, как ей вызвать Шейна.

Шарлотта помнила, что леди Одель удалилась в комнату для карточных игр, но было вполне возможно, что, организовав игру в баккара, она перешла в бальную залу узнать, как идут дела там. Поэтому девушка, благоразумно избежав парадного входа, осторожно заглянула в боковую дверь.

Все молодые люди, присутствовавшие на ужине, с энтузиазмом танцевали кадриль. Шарлотта огляделась в поисках Шейна. Сердце у нее радостно забилось, когда она заметила, что он с бокалом шампанского в руке стоит прямо напротив нее, поглощенный беседой с каким-то мужчиной.

Шарлотта взглядом попыталась привлечь к себе его внимание. Наконец их глаза встретились, и она, сделав ему знак рукой, поспешно отошла от дверей. Через секунду Шейн был уже рядом с ней.

– Что случилось? – встревоженно спросил он. – Почему ты стоишь здесь одна?

– Сейчас расскажу, – ответила Шарлотта, – но сначала… давай уйдем куда-нибудь, где нас никто не сможет увидеть.

В ее голосе прозвучало отчаяние, которое не осталось незамеченным. Шейн взял ее за руку и провел в небольшую гостиную. Когда они вошли туда, он повернулся и запер дверь.

– О Шейн! Шейн, я люблю тебя! – бросилась ему на грудь Шарлотта. – Скажи мне, что ты тоже меня любишь.

– Ты сама знаешь, – ответил он, обняв ее. – Но что тебя так расстроило? – И словно ничто на свете не имело никакого значения, кроме того, что она была рядом, он нашел губами ее губы. Поцелуй длился так долго, что у обоих перехватило дыхание.

– Я так… отчаянно люблю тебя! – воскликнула Шарлотта, когда он наконец поднял голову. – Если мне не дадут выйти за тебя замуж, то, клянусь, я покончу с собой!

Шейн снова поцеловал ее и усадил на диван, все еще не выпуская из своих объятий.

– Расскажи, что с тобой приключилось после того, как ты осталась в холле, – попросил он. – Я хотел подождать тебя, но подумал, что не стоит.

– Это тетя Одель заставила меня остаться, – объяснила Шарлотта. – Она сказала, что князь… что он… хочет показать мне музыкальную комнату. – Шейн ничего не ответил, но девушка почувствовала, как он весь напрягся. – Я сразу поняла, что он… собирается сделать мне предложение и что она решила объявить об этом на завтрашнем балу.

– Даже не спросив согласия твоих родителей? – удивился Шейн.

– Тетя Одель так решительно настроена по поводу этого брака, что для нее главное – добиться того, чтобы князь сделал мне предложение, а я приняла его.

– Но ты же не сделала этого? – спросил Шейн.

– Мне удалось… убежать… только потому, что я заставила Алану… пойти вместе с нами. А когда мы… там оказались, она… начала играть на скрипке, – Шарлотта с усилием подбирала слова, находясь еще во власти пережитого страха. – Как только я поняла, что князь… слушает ее и… не обращает на меня внимания, я… потихоньку вышла из комнаты и пошла… искать тебя.

– Ты очень разумно поступила, любимая, – ответил Шейн, – но долго так продолжаться не может.

– Именно это я и хотела тебе сказать, – согласилась Шарлотта. – Сейчас мне удалось спастись, но потом… сегодня вечером или завтра… Они не отступятся. Тетя Одель найдет способ оставить меня наедине с князем, как бы сильно я не противилась.

– Этого нельзя допустить. – Шейн встал, словно не в силах продолжать разговор сидя. Опершись рукой о камин, он некоторое время молча смотрел на огонь и только потом проговорил: – Я хотел спросить тебя кое о чем, – Его голос прозвучал так серьезно, что Шарлотта поняла: сейчас произойдет что-то важное, и нервно сжала руки.

– О чем? – дрожащим голосом спросила она.

– Я люблю тебя, люблю не один год, – ответил Шейн. – Единственное, чего я желаю для себя – это жениться на тебе. Но, бесценная моя, я ничего не могу предложить тебе взамен, ничего, кроме своей любви.

– Мне больше ничего и не надо, – перебила его Шарлотта. Она хотела встать, но он жестом удержал ее.

– Сиди, пожалуйста! Я должен сказать все, не прикасаясь к тебе. Если мы поженимся, нам придется вместе бороться за существование. У нас не будет денег. Тебя ожидает совсем не та жизнь, к которой ты привыкла. Я буду работать, я сделаю все, что в моих силах, чтобы ты чувствовала себя счастливой, но я не могу предложить тебе роскоши. Ты сама знаешь, как бедна моя семья.

– Неужели ты считаешь, что это имеет для меня какое-нибудь значение? – воскликнула Шарлотта. – Я согласна жить впроголодь и мыть полы, если со мной рядом будешь ты. Ты говоришь, что уже не один год любишь меня. Я люблю тебя с тех пор, как помню себя. Я предназначена тебе судьбой. Я твоя. Ни один… другой мужчина… не коснется меня.

Голос ее дрожал. Нельзя было сомневаться в искренности ее слов, которые исходили из самого сердца. Шейн улыбнулся ей, и улыбка осветила все его лицо.

– Значит, нам нечего бояться, – произнес он. Он протянул к ней руки, и она кинулась в его объятия. Они целовались так долго, что комната закружилась перед ними в ритме музыки, доносившейся из бальной залы. Наконец Шейн поднял голову и проговорил:

– Мне нужно подумать, милая, как нам следует поступить. Все это не просто, но, я уверен, не существует таких препятствий, которые мы не преодолеем вместе. Самое главное сейчас – придумать способ, чтобы наш брак стал возможен.

– Даже если мы… не можем пожениться, – тихо произнесла Шарлотта после недолгого молчания, – я… хочу… быть с тобой, принадлежать тебе.

– Я обожаю тебя за такие слова, но я найду способ, – ответил Шейн, еще крепче обнимая ее. Прижавшись щекой к ее лбу, он медленно, как бы рассуждая вслух, проговорил: – Сейчас тебе лучше удалиться к себе. Быстренько разденься на случай, если тетка обнаружит твое отсутствие и попытается заставить снова спуститься вниз. Если она пошлет за тобой, ты можешь сослаться на мигрень.

– Что ты собираешься предпринять?

– Точно не знаю, – ответил Шейн, – но мне надо найти Ричарда. Когда я приду к окончательному решению, один из нас сообщит тебе обо всем.

– Я все понимаю, – ответила Шарлотта. – И знаешь, я больше ничего не боюсь. Я буду молиться за тo, чтобы у нас с тобой… все было хорошо.

– Так и будет! – уверенно ответил Шейн. Снова поцеловав ее, он отпер дверь и выглянул в коридор. – Кажется, если сейчас ты пойдешь налево, то попадешь к лестнице, которая ведет на второй этаж. Оттуда ты незаметно можешь проскользнуть к себе в комнату.

Шарлотта кивнула и, когда музыка в бальной зале стала громче, побежала в том направлении, которое указал ей Шейн. Он смотрел ей вслед, пока она не скрылась из виду. Потом, глубоко вздохнув, он направился в противоположную сторону.

Виконта разбудил чей-то голос, который звал его по имени. С трудом открыв глаза, он растерянно огляделся по сторонам, не в силах стряхнуть с себя сон. В комнате горела свеча, а рядом с ним, на кровати, сидел Шейи, все еще не снявший с себя фрака.

– Что случилось? – спросил виконт. – Наверное, уже чертовски поздно.

– Около четырех.

– Ты разбудил меня, чтобы сообщить мне, сколько сейчас времени?

– Нет! Я пришел сказать, что через час мы с Шарлоттой уезжаем.

Виконт резко сел на кровати, опершись на подушку.

– Что ты сказал?

– Я сообщил тебе о своих планах, – ответил Шейн. – На самом деле так нужно было поступить еще до приезда сюда, но тогда я еще не мог себе этого позволить!

– Должно быть, я отупел, но я не понимаю, о чем ты говоришь! – Виконт откинул со лба волосы.

– Неудивительно, – улыбнулся Шейн. – Знаешь, сколько я только что выиграл?

– В баккара?

– В баккара! – ответил Шейн.

– И сколько?

– Около двух тысяч фунтов!

– Не может быть!

– Но это правда! Кстати, я должен тебе двадцать. – Шейн вынул из кармана две банкноты и положил их на кровать.

– Что-то не помню, чтобы ты у меня их брал. Да расскажи же мне, что случилось!

– Сейчас узнаешь, – ответил Шейн. – Сегодня вечером князь собирался сделать предложение Шарлотте. Ему это не удалось только благодаря Алане. Когда я узнал о случившемся, то понял, что должен перестать сомневаться в себе и действовать быстро. – Он немного помолчал и добавил: – Это Алана заставила меня осознать, каким я был трусом. Благодаря ей я понял, что, если мы с Шарлоттой любим друг друга, все остальное не важно.

– А причем тут Алана?

– Мы беседовали, пока ехали вместе в экипаже, и потом я весь день думал над ее словами.

Он замолчал, и виконт нетерпеливо воскликнул:

– Продолжай же!

– Сегодня, когда Шарлотта рассказала мне о том, как ускользнула от князя, я отправил ее спать, а сам пошел искать тебя.

– Я был в бальной зале, – перебил виконт.

– Я туда не попал, – объяснил Шейн. – Когда я вышел из той комнаты, где мы разговаривали с Шарлоттой, я заметил леди Одель. Она направлялась в бальную залу. Мне не хотелось встречаться с ней, поэтому я прошел в ту комнату, из которой она вышла. – По глазам виконта Шейн понял, что его друг наконец-то начинает понимать, что произошло. – Сначала я просто наблюдал за играющими. Потом то ли мое кельтское шестое чувство, то ли вера в высшую силу, как выражается Алана, подсказали мне, что я должен сделать, – Улыбнувшись другу, Шейн продолжил: – Разумеется, у меня не было денег, поэтому я пошел к тебе в комнату и взял у тебя двадцать фунтов. Я ведь знал, где ты их держишь.

– Вот и доверяй друзьям после этого! – ухмыльнулся виконт.

– Я в любом случае вернул бы их тебе, олух, – ответил Шейн. – Правда, мне пришлось бы для этого попотеть, не то, что теперь.

– Продолжай! – снова сказал виконт.

– Я вернулся к карточному столу и сказал судьбе: "Наступило время дать мне шанс. Теперь или никогда!" И судьба улыбнулась мне!

– Да уж, по-другому и не скажешь!

– По мере того как выигрывал, я становился все более и более смелым. Потом за столом появился князь.

– Князь?

– Не знаю, был ли он расстроен тем, что Щарлотта сбежала от него, или дело было в чем-то другом, но он пребывал в странном состоянии духа. Он играл, я бы сказал, крайне безрассудно.

– Не похоже на него.

– Я тоже так подумал. Старички стали выигрывать у него, и я тоже.

– Мне показалось, ты сказал, что выиграл две тысячи фунтов, или я ослышался?

– Ты правильно понял, – ответил Шейн. – Позволь мне продолжать. Так мы играли довольно долго. На самом деле мы закончили всего час назад.

– А как моя тетка?

– По-моему, она была недовольна поведением князя. Она несколько раз заходила к нам, приглашая князя в бальную залу. Но он все время отказывался, не желая слушать ничего из того, что она говорила. Когда же она предложила ему попрощаться с гостями, он сказал, чтобы она сделала это за него.

– Но он всегда славился безупречностью своих манер!

– Сегодня вечером он отказался уйти от карточного стола и даже не встал, когда леди Одель ледяным голосом простилась с ним до утра.

– Наверное, его расстроило то, что он не смог сделать предложения Шарлотте, – пробормотал виконт.

– Я не намерен предоставлять ему другую возможность, – сказал Шейн. – Ты же понимаешь, Ричард, с такими деньгами все упрощается. Мы с Шарлоттой сможем протянуть на них весь тот год, пока будем скрываться от ваших родителей. Я должен сказать тебе еще кое-что.

– Что именно? – поинтересовался виконт.

– Среди приглашенных был судья Хадсон.

– Знаю. Я разговаривал с ним перед ужином.

– Когда он собрался уезжать, я отвел его в сторону и попросил разъяснить мне пункт в законе, который мог бы помочь одному моему другу.

– И что же ты хотел выяснить? – загорелся любопытством виконт.

– Я спросил судью, может ли не достигшая совершеннолетия особа, которая хочет вступить в брак, но не имеет возможности связаться со своим опекуном, каковым формально является ее отец, может ли она получить разрешение на брак у другого лица?

– И что ответил судья?

– Он сказал, что при таких обстоятельствах роль отца может взять на себя мать девушки, ее дядя или, разумеется, ее брат, если он достиг совершеннолетия.

– Я об этом не знал, – удивился виконт.

– Кажется, судья понял, что дело касается меня лично, потому что прощаясь он похлопал меня по плечу и сказал: "Удачи, мой мальчик!"

– Я все понял. Тебе нужно мое письменное разрешение?

– Разумеется!

– Ты решил ехать немедленно?

– Как только Шарлотта с Аланой будут готовы. – Шейн облегченно вздохнул. – Все оказалось проще, чем можно было предположить. Например, сундуки, в которых Шарлотта привезла свои платья, оказались в шкафу в ее гардеробной. Как и все женщины, она решила не отправляться в путь без своих туалетов!

– Возможно, она понимает, что твоих денег надолго не хватит, – предположил виконт.

– На некоторое время хватит, а на будущее я кое что придумал, Ричард.

Он говорил так уверенно, что виконт с изумлением взглянул на него.

– Никогда не видел тебя в таком настроении, Шейн. Похоже, в данный момент мы поменялись ролями.

Шейн понимал, что его друг имеет в виду. В их дружбе лидером всегда был Ричард. Это он принимал решения, это он добивался того, чтобы они воплощались в жизнь.

– Кажется, я пришел в чувство, когда осознал, что вот-вот потеряю Шарлотту, – спокойно ответил Шейн. – Надеюсь, в будущем я больше буду похож на мужчину, чем раньше.

– Ты в любом случае можешь рассчитывать на меня, – ответил виконт. – Но ты не сказал, что собираешься предпринять.

– Много лет назад мой отец купил участок земли на юге Ирландии. Когда я думал о том, где нам с Шарлоттой можно укрыться, я вспомнил, что там есть домик в григорианском стиле. Конечно, он нуждается в ремонте, но рабочие руки в Ирландии очень дешевы. – Шейн говорил медленно, будто еще раз продумывая то, что ему предстояло сделать. – Но что еще более важно, это прекрасное место для разведения лошадей. Ты же знаешь, я всегда хотел заниматься этим. Теперь у меня есть деньги, которые я выиграл. За жилье платить будет не надо, и скоро я смогу организовать маленький конный завод. Я буду зарабатывать достаточно для того, чтобы наша жизнь была вполне сносной.

– Прекрасная мысль!

– Я знал, что ты одобришь меня, – ответил Шейн. – Но не говори никому об этом до тех пор, пока не станет слишком поздно увозить от меня Шарлотту и аннулировать наш брак.

– Ты можешь довериться мне, – сказал виконт. – А теперь я напишу разрешение.

При этих словах он встал с постели и подошел к красивому инкрустированному письменному столу эпохи Людовика XIV, который стоял в простенке между двумя окнами. Шейн зажег лампу, а Ричард вынул из красного кожаного бювара, украшенного монографией князя, толстую пергаментную бумагу. Быстро набросав несколько строк и промокнув написанное, он положил бумагу в конверт, который с улыбкой протянул другу.

– Мне хотелось бы сопровождать Шарлотту, – сказал он, – но, наверное, вы и без меня справитесь.

– Я очень благодарен тебе за твою помощь. Надеюсь, вскоре ты станешь первым гостем Деррифилда.

– Так называется это поместье?

– Так его назвал мой отец, – кивнул Шейн, – но, насколько я знаю, он не посещал его вот уже десять лет. Мы проживем в нем еще десять, и он даже не узнает об этом!

– Тогда в Деррифилде вы будете в безопасности, – улыбнулся виконт и, встав из-за стола, спросил: – Каковы твои ближайшие планы?

– Сейчас я пойду переоденусь, а в пять, когда поднимутся слуги, распоряжусь, чтобы мне подали экипаж, потому что мне надо немедленно уехать в Ирландию.

– Ты уверен, что никто не доложит об этом князю?

– Вряд ли. Мы с ним ушли последними, после того, как разошлись судья и остальные гости. Князь был так погружен в собственные мысли, что даже не пожелал мне спокойной ночи.

– Не очень-то мне хочется оставаться здесь, – грустно заметил виконт. – А что с Аланой?

– Она поедет с нами, разумеется. Я имею в виду, до ближайшей железнодорожной станции, – ответил Шейн. – Ты объяснишь, что нам с Аланой пришлось неожиданно уехать в Ирландию, но она была так расстроена, что Шарлотта решила составить ей компанию.

– Понимаю, – задумчиво произнес виконт. – Если честно, я предпочел бы тоже уехть с вами.

– Извини, Ричард, но это невозможно. Покажется странным, если мы удалимся все вместе. Виконт внезапно рассмеялся, закинув голову.

– Не могу поверить! – воскликнул он. – Ты стоишь здесь, отдаешь мне распоряжения, увозишь мою сестру, даже не спросив на это моего разрешения!

– Ты же знаешь, я поступаю правильно, – ответил Шейн. – Не понимаю, почему ты сам не додумался до этого еще тогда, когда мы только узнали о намерениях твоей тетки.

– Ты забыл, что тогда в твоем кошельке не было этих хрустящих бумажек! – ответил виконт.

– Все обернулось к лучшему, – уверенно сказах Шейн. – А сейчас, Ричард, пойди поторопи девушек, пока я соберу свои вещи. У меня это не займет много времени.

Сидя в вагоне второго класса, Алана размышляла о том, что эти три дня, хотя и останутся в ее памяти на всю жизнь, всегда будут казаться ей волшебной сказкой, не имеющей ничего общего с реальностью.

Когда Шарлотта разбудила ее, – а тогда ей показалось, что не прошло и двух секунд после того, как она закрыла глаза, – и сказала, что через час они с Шейном уезжают и ей надо ехать вместе с ними, такой конец показался ей единственно возможным.

Сейчас Алана в первый раз смогла подумать о том счастье, которое она испытала в объятиях князя. Его поцелуи явились для нее как бы неизбежным продолжением музыки, в которой она выразила то, что хотела, но не могла выразить в словах. Невозможно было отрицать не только то, что он тронул ее сердце с самой первой минуты их встречи, но что все ее существо устремилось к нему.

И по тому, как он целовал ее, Алана знала, он тоже испытывал нечто подобное. В тот миг, когда его губы коснулись ее губ, они испытали радость совершенной любви – божественной и священной, устремляющейся к небесам, и одновременно земной и страстной, вбирающей в себя всю красоту окружающего мира. Это была та любовь, которая, она знала, Должна была прийти к ней тогда, когда она встретит мужчину, которому предназначена изначально, с которым они, как две половины, составляют единое целое.

Алана поехала в Чарл не только потому, что об этом ее попросила Шарлотта, но руководствуясь собственной, сугубо личной причиной. Она не могла предположить, что, несмотря на ее твердое решение никогда не выходить замуж, в ее сердце войдет князь.

Алана видела, как относились друг к другу ее родители, и для нее была естественной мысль о том, что любовь и музыка едины, что Бог дал их людям, чтобы напомнить им о себе. Пусть ей не суждено было познать любовь в замужестве, тем не менее это чувство стало неотъемлемой частью ее существования.

Алане казалось, что с первой минуты, когда она увидела князя, ее сердце затрепетало, и она поняла: "Вот тот мужчина, которого я искала!" Да и он испытывал то же чувство, когда водил ее в комнату с иконами, когда неотрывно смотрел ей в глаза. Их губы говорили одно, а сердца другое.

Тем не менее он был непоколебим в своем решении сделать предложение Шарлотте. Его остановило лишь то, что Алана пошла в музыкальную комнату вместе с ними. И здесь их обоих захватила магия "Волшебной флейты". Отец не раз говорил ей о скрипках Страдивари.

Она никогда не забудет, что ей выпало счастье сыграть на одной из них, как не забудет объятий и поцелуев князя, которые соединили их в единое целое.

Его поцелуй длился так долго, что ей казалось, она умрет от захлестнувшего ее восторга. Когда наконец он оторвался от нее, они долго, невыразимо долго молча смотрели друг на друга. Его черные глаза были полны огня. Потом он отнял от нее руки и, так и не сказав ни слова, вышел. Дверь закрылась за ним. Алана не могла поверить в случившееся. С трудом удерживаясь на ногах от переполнявших ее чувств, она оперлась на рояль. Спустя некоторое время она осознала, что сидит на винтовом стуле. Казалось, с небес она спустилась на землю, но и та качалась у нее под ногами. Она просидела так около часа, потом отправилась к себе в спальню.

У нее не возникло мысли, что можно спуститься в бальную залу. Ей хотелось побыть наедине с собой, избежать разговоров с чужими ей людьми, чтобы подольше сохранить тот восторг, который все еще переполнял ее.

Наконец она легла. Воспоминание о губах князя заставляло ее трепетать снова и снова, пока она не забылась сном.

Когда Шарлотта рассказала ей о своих планах, Алана рассудила, что Шейн принял правильное решение. То, что произошло между ней и князем, было лишь продолжением того вечера, когда они вместе смотрели на иконы, а в тот раз он еще более укрепился в своем решении жениться на Шарлотте.

Почему он был так настойчив? Алана не понимала этого. Впрочем, все, связанное с ним, было загадочно и непонятно. Она только знала, что любит его и что, сколько ни отрицай он этого, он тоже ее любит. Она не могла ошибиться, как не могла ошибиться в том, что она дышит или что ее сердце бьется. Его любовь была такой же реальностью, как сам замок, и в то же время и то и другое было только иллюзией.

Впрочем, как бы то ни было, опера, в которой она играла ведущую роль, подошла к концу, и у нее оставалось лишь несколько часов, чтобы приступить к своей прежней роли – помощницы в доме викария.

Утренний поезд, которым они ехали до Лондона, обычно называли "молочным". В нем не было даже вагонов первого класса. Вагоны второго класса были, но и те оказались полупустыми. Обратный путь был совсем не похож на их путешествие в личном поезде князя, но для Шейна с Шарлоттой главное было – поскорее уехать. Они сидели рядом, взявшись за руки и глядя в глаза друг другу.

– Единственное, что нам угрожает, – это твоя тетка, – сказал Шейн. – Она может узнать о нашем отъезде и телеграфировать начальнику станции в Лондоне, чтобы он задержал нас.

– Неужели это возможно? – испуганно спросила Шарлотта.

– Возможно, но маловероятно, – ответил Шейн. – Первый, кто узнает о нашем отъезде, – это мистер Бросвик. Но он встает в восемь, так что у нас два часа форы. К тому же, скорее всего, он не сочтет нужным немедленно сообщать обо всем князю.

– А вдруг князь рано проснется? – спросила Шарлотта.

– Вчера мы очень поздно легли, – ответил Шейн. – Но даже если он встанет рано, то пока он прикажет разбудить тетю Одель, пока она распорядится по поводу телеграммы, пока начальник станции приступит к поискам, мы уже пересядем на поезд в Холихед.

– Я не перенесу… если нас в последний момент… задержат, – тоненьким голоском произнесла Шарлотта.

– Все будет хорошо, – вмешалась Алана. – Вы благополучно доедете до Ирландии. Я чувствую это. – Она улыбнулась Шейну: – Я же говорила вам, что можно добиться всего, стоит только как следует захотеть.

– Я действовал соответственно вашим словам, – ответил Шейн, – так что последствия будут на вашей совести.

– Я счастлива, я горжусь тем, что у вас хватило мужества поступить так, как вы хотите.

– Мы хотим быть вместе, – сказала Шарлотта, – и мы никогда не будем жалеть о том, что сделали.

– Я-то точно, – ответил Шейн, – но ты…

– Я так счастлива, – воскликнула Шарлотта, – что мне хочется петь, танцевать, и в то же время я готова разрыдаться от счастья.

– Любимая! – протянул к ней руки Шейн.

Потом они сидели, тесно прижавшись друг к другу, и шептались о чем-то. Алана тактично делала вид, что дремлет. Сейчас, оставшись одна, она думала, увидит ли когда-нибудь снова Шарлотту и Шейна. Другое дело виконт. Прощаясь с ним в комнате Шарлотты, когда Шейн отправился вниз заказать экипаж и вызвать двух слуг для переноски багажа, виконт задержал ее руку в своей и сказал:

– Я свяжусь с вами, как только смогу.

– Вам надо соблюдать осторожность, – торопливо заметила Алана.

– Ради вас я буду очень осторожен. Никто в Бриллинге не должен заподозрить, что вы имеете отношение к скандалу, который неизбежно разразиться, как только станет известно, что Шарлотта сбежала с Шейном.

– Мне бы очень хотелось получить весточку о том, что они поженились и живут счастливо.

– Я напишу вам, – пообещал виконт. – В любом случае мне надо будет встретиться с вами.

– Это невозможно! – покачала толовой Алана.

– Глупости! – резко возразил он. – Вы сами знаете, у меня есть причина снова встретиться с вами, хотя я и не могу открыто подъехать к дому викария и дать всей деревне повод для сплетен!

– Нет… разумеется.

– Я что-нибудь придумаю, предоставьте все мне. Но, возможно, некоторое время нам придется подождать.

– С письмами тоже надо быть осторожнее, – предупредила Алана. – Жена почтальона читает все открытки, которые приходят в деревню.

– Я изменю почерк, а вам лучше придумать целую гвардию родственников, которые умирают от желания написать вам.

– Пожалуйста, будьте осторожны, – умоляюще произнесла Алана.

– Непременно, – пообещал он. – И спасибо вам за великолепное исполнение роли.

– Нельзя быть более благодарными, чем мы, Алана, – повернула голову Шарлотта, которая в этот момент разговаривала с Шейном. – Только благодаря вам я не вышла замуж за этого ужасного князя. Как только мы перестанем скрываться, я приглашу вас в Деррифилд.

– Мы будем рады видеть вас, – поддержал ее Шейн.

– Значит, мы увидимся там, – улыбнулся виконт, – если раньше нам этого не удастся.

Его глаза говорили много больше его слов, но Алана не хотела их слышать. У нее из головы не выходил князь, хотя она то и дело сурово одергивала себя, что все происшедшее с ней – лишь сказка, в которой он был героем. Сейчас ей надо было захлопнуть книгу и вернуться к обычной жизни, как если бы ничего не случилось. "Будет, по крайней мере, что вспомнить", – повторяла она себе, но то было слабое утешение.

Она приехала в Бриллинг после обеда. Держа в руках простую полотняную сумку, с которой она вышла из дома викария, она спросила дежурного по станции, не едет ли кто-нибудь в деревню.

– Это не мое дело, – ответил он. – Спросите на улице.

Наверное, он ответил бы по-другому, будь на ней прелестный дорожный костюм и отороченное мехом манто, в которых она ехала вместе с Шарлоттой в замок. Ее собственная одежда, очевидно, не вызывала ни уважения, ни даже дружелюбия. Переодеваясь в нее, Алана, будучи женщиной, не могла не испытывать сожаления: таким убогим и прозаичным казалось ее старое платье по сравнению с элегантными, роскошными туалетами Шарлотты.

– Нужно было оставить вам часть своих платьев, Алана! – внезапно, словно прочитав ее мысли, воскликнула Шарлотта. – Вы были так хороши в них! Но я не подумала об этом, а сейчас слишком поздно все распаковывать.

– Они будут нужны вам самой, – ответила Алана. – Надо будет беречь каждый пенни, который заработает Шейн, чтобы обеспечить себя самым необходимым.

– Да, я знаю, – согласилась Шарлотта. – Я буду очень, очень экономной. Но когда-нибудь я получу те деньги, которые принадлежат лично мне. Ведь папа не сможет отнять их у меня?

– Конечно, нет, – ответила Алана. – Ну а пока экономьте! Траты возникают там, где их меньше всего ожидаешь.

– Вы так умны, – сказала Шарлотта, поцеловав ее на прощание. – Я буду очень скучать без вас, хотя со мной будет мой любимый, замечательный Шейн.

– Я тоже буду скучать, – ответила Алана. – Вы все благодарили меня, но на самом деле это я должна благодарить вас за то время, которое провела с вами, и за Чарл. – И, не осмелившись произнести это вслух, она добавила про себя: "И за встречу с князем, всегда, всю мою жизнь!"

Глава 6

Алана купала Билли в плоской жестяной ванне, которую наполнила принесенной из кухни горячей водой и придвинула поближе к огню. Время было позднее, но она не успела управиться раньше, потому что осталась с детьми одна.

Викарий и миссис Бредон вместе со старшим сыном Лайонелом отправились погостить к матери викария, которая жила на другом конце графства.

– Надеюсь, ты со всем справишься, – сказала миссис Бредон ей на прощание. – Я попросила миссис Хикс переночевать вместе с тобой.

– Я справлюсь и без нее, – поспешно заверила ее Алана.

– Ты не можешь оставаться в доме одна. Это неприлично, – укоризненно произнесла миссис Бредон.

Алана подумала про себя, что ей будет гораздо проще без миссис Хикс, от которой было больше хлопот, чем пользы. Однако она понимала, что вся деревня будет судачить о том, как ее, незамужнюю девушку, оставили на ночь одну, без компаньонки, и поэтому только улыбнулась:

– Не беспокойтесь. С детьми ничего не случится. Отдохните от них немного.

– Эта поездка будет хоть каким-то разнообразием, – с готовностью согласилась миссис Бредон. – Правда, семейные встречи нередко бывают утомительными.

Алана ничего не ответила, ведь у нее самой не было близких родственников. Почувствовав свою бестактность, миссис Бредон поспешно поцеловала детей, наказала им вести себя хорошо и на сем удалилась. День был холодным и ветреным. После прогулки они все вместе жарили каштаны в камине и пили чай с горячими бутербродами. К вечеру дети были более тихими и сонными, чем обычно. Исключение составлял Билли, который поспал после обеда и теперь пребывал в бодром состоянии духа. Поэтому первыми Алана приготовила ко сну троих старших.

Двое из них уже достигли того возраста, когда дети с удовольствием читают и самостоятельно играют с игрушками, и, умывшись по ее настоянию, они охотно пошли к себе в комнату, которую делили с Лайонелом.

На попечении девушки осталась одна Элоиза, которая сейчас, в голубом шерстяном халате, сидела за столом, уписывая молоко с хлебом, густо посыпанным желтоватым сахаром.

Билли долго бегал голышом по комнате, пока ей не удалось поймать его и затащить в ванну. Он плескался, как маленький дельфиненок, и Алана отметила про себя, что была права, надев фланелевый фартук. Платье у нее было простенькое, сшитое ею самой из приятной зеленой шерсти, но оно выгодно подчеркивало белизну ее кожи и усиливало загадочный блеск глаз.

Алана как раз закатала рукава и пыталась намылить Билли, который отчаянно сопротивлялся, когда дверь в детскую отворилась. Девушка не обернулась, решив, что это пришла миссис Хикс – рассказать об очередном постигшем ее несчастье. На эту тему она могла говорить часами, не требуя от слушателей ответа.

– Плеск! Плеск! – радостно вскрикнул Билли и немедленно воплотил слова в действие.

– Хватит плескаться, – твердо сказала Алана и, взяв большую губку, принялась смывать с него мыло. Малыш поднял ручки, чтобы удержать воду в ладошках, и весело засмеялся.

Алана тоже не могла удержаться от смеха. Но тут она услышала за спиной голос Элоизы: "Что ты здесь делаешь?" – и обернулась.

Возле дверей стоял князь, необычайно элегантный и из-за низкого потолка казавшийся еще выше и значительнее, чем она его помнила. Алана замерла, не в силах произнести ни слова, не в силах поверить, что это происходит наяву.

Все это время она пыталась забыть князя, но думала о нем так много, что постепенно он стал частью ее жизни, не в виде реального человека, но некоего образа. Каждый вечер, оставаясь одна, она вспоминала его поцелуи, и ее снова охватывало чувство душевной близости с ним. Иногда днем его присутствие казалось ей настолько реальным, что она едва удерживалась, чтобы не обратиться к нему с вопросом. Невероятно, необъяснимо, но сейчас он был здесь!

С тех пор как Алана уехала из замка, а с этого момента прошло уже более трех недель, она ждала известий о Шарлотте и Шейне и, не желая даже себе признаваться в этом, о князе. Только вчера, когда она почти отчаялась, пришло наконец письмо от виконта. Увидев на конверте парижский штемпель, она поняла, почему письмо так запоздало и почему не вызвало никаких пересудов в деревне. Опустив обращение, виконт писал:

"Я знаю, что Вы с нетерпением ждете от меня известий, но у меня не было возможности написать раньше. Да и рассказывать особенно нечего. Моя тетка, как мы все и предполагали, пришла в ярость, когда узнала, что Вы, Шарлотта и Шейн без ее ведома покинули Чарл.

Я объяснил ей, как мы и договаривались, что Шейн получил телеграмму, которая предписывала Вам с ним немедленно возвращаться в Ирландию, и что Шарлотта решила поехать с вами. Кажется, тетка заподозрила о действительной причине отъезда Шарлотты, но предпочла держать свои мысли при себе.

Было заметно, что она всячески пытается успокоить князя и сохранить с ним прежние отношения.

Я делал вид, что не придаю большого значения вашему отъезду, и в целом, думаю, я ее убедил. Как бы то ни было, чтобы не участвовать в скандале, который поднимут мои родители, когда узнают правду, я решил переместиться в Париж, где и живу сейчас у своих друзей. Как видите, мне немного удалось сообщить Вам. Вы и без меня легко можете представить себе, что творилось в замке после вашего отъезда.

Я обязательно увижусь с Вами, как только вернусь в Англию. О сплетнях не беспокойтесь, я позабочусь о том, чтобы о нашей встрече никто не узнал.

Мне о многом надо поговорить с Вами. Мне никогда не забыть, как прекрасно Вы справились с такой трудной ролью, и это еще одна тема для разговора. Берегите себя. Р".

Алана несколько раз перечитала письмо, но оно только разочаровало ее, потому что не содержало никаких известий о Шарлотте.

По приезде Алана боялась, что вот-вот разразится скандал, но, как ни странно, в деревне до сих пор ничего не знали о Шарлотте и Шейне. Это можно было объяснить лишь тем, что горничная леди Одель, по-видимому, еще не встречалась с родителями; а граф с графиней уехали на север, погостить у друзей в Нортумберленде, и до их возвращения оставалось еще два дня.

Сейчас, увидев князя в доме викария, Алана испугалась, что произошло какое-то несчастье. Вдруг князь приехал, чтобы сообщить ей, что Шарлотта попала в беду? При этой мысли она застыла на коленях у жестяной ванны, уже не думая о том, как и почему ему удалось разыскать ее.

– Что… случилось? Почему вы… здесь? – сдавленным голосом, чуть слышно произнесла она, не отрывая от него взгляда казавшихся огромными на внезапно побледневшем лице глаз.

– Я нашел вас, и, значит, все хорошо, – произнес князь, пройдя в комнату.

– Нашли… меня? – растерянно повторила Алана и, словно ребенок мог приглушить нахлынувшие на нее чувства, вытащила Билли из ванной и, завернув в большое белое турецкое полотенце, которое грелось возле камина, уселась с ним на руках в низенькое кресло. Билли шумно возмущался тем, что его вытащили из воды. К тому времени, как ей наконец удалось утихомирить его, князь уже сидел в кресле напротив. Он молча наблюдал за тем, как она возится с малышом. Алана смутилась, вспомнив, как изменился ее внешний вид с момента их последней встречи.

– Я доела, – объявила Элоиза из-за стола.

– Не забудь поблагодарить Господа, – автоматически заметила Алана.

Элоиза, очень хорошенькая девчушка со светлыми волосами, прелестно сочетавшимися с ее белой кожей, сложила маленькие ручонки и закрыла глаза.

– Спасибо – Господи – за – прекрасный – ужин – можно – мне – выйти – из-за – стола, – выпалила она на одном дыхании и, не дожидаясь разрешения, сползла со стула и подошла к князю. – Ты больше моего папы, – доверительно произнесла она.

– А ты меньше Аланы, – ответил князь.

Волна возбуждения пробежала по телу Аланы, когда она услышала в его устах свое имя. Но она тут же одернула себя. Конечно, он назвал ее по имени лишь потому, что она уже не была для него "леди" или даже "мисс", а просто служанкой, которой можно отдавать приказания.

– Ты пришел к Алане? – с любопытством спросила Элоиза.

– Да, к Алане, – ответил князь. – Я очень долго искал ее.

– Она от тебя пряталась?

– Да, пряталась, но я очень умный и сумел разыскать ее.

– Она была здесь, с нами.

– Теперь я это знаю, – согласился князь.

– Иди спать, Элоиза. Я приду через минуту и послушаю твои молитвы перед сном, – строго произнесла Алана, которую смущал их разговор.

Элоиза смотрела на князя.

– Ты можешь поцеловать меня перед сном, – разрешила она.

Алана не могла удержаться от улыбки. Неужели все женщины, независимо от их возраста, находят его привлекательным? Внезапно ее болью пронзила мысль о том, как много женщин было в его жизни. Она сама – лишь одна из них и, возможно, еще более глупая, чем все остальные.

– Ты будешь очень хорошенькой, когда вырастешь, – сказал князь, сажая Элоизу к себе на колени, – Тогда тебе не надо будет предлагать поцелуев. Это молодые люди будут добиваться их.

Элоиза не слушала. Она играла с пуговицей на его пиджаке.

– Не поощряйте ее, – Алана старалась, чтобы голос у нее звучал, как обычно. – Боюсь, она уже неисправимая кокетка!

– Разве это плохо? – возразил князь. – Естественная потребность женщины – привлекать к себе мужчин.

– Вы делаете обобщения исключительно на основе собственного опыта, – резко заметила Алана.

– Мне надо было предполагать, что подобное утверждение вызовет у вас возражения, – засмеялся князь. – Уложите детей, и мы с вами поговорим.

Алана хотела было ответить, что им не о чем разговаривать, но решила, что это прозвучит глупо.

Она надела на Билли ночную рубашку и, взяв его на руки, сказала Элоизе:

– Пойдем!

– Спокойной ночи. – Элоиза протянула ручонки и обвила шею князя.

– Хочешь, я отнесу тебя в кровать? – предложил он, поцеловав ее.

– Хочу. Ты такой большой. У тебя на руках я буду высоко над землей.

К этому времени Алана уже подошла к двери в комнату, в которой спала вместе с Билли. Она сообщалась с крохотной, величиной со шкаф, комнаткой, которая целиком была предоставлена в распоряжение Элоизы как единственной девочки в семье.

Когда они вместе входили в спальню, Алана на мгновение вообразила себе, что они – муж и жена, укладывающие своих детей спать. Впрочем, тут же одернула она себя, князь вряд ли способен играть роль любящего отца.

"Наверное, он наслаждается новыми ощущениями", – почти сердито отметила она про себя, наблюдая, как князь несет девочку в комнату. Руки Элоизы все еще обвивали его шею, а светлые волосы касались его подбородка. Внезапно у Аланы заныло сердце: так чужд был образ жизни князя этим незамысловатым радостям.

Алана положила Билли в кроватку, потеплее укутала его и поцеловала в щеку. Глаза малыша уже начали закрываться, когда она приподняла край кроватки и задернула шторы, чтобы в комнату не проникал вечерний свет, быстро сменяющийся тьмой. Не успела она подойти к двери в комнату Элоизы, как из нее вышел князь.

– Я уже прослушал ее молитву, – сказал он, – так что вам нет нужды беспокоиться.

– Какое уж тут беспокойство, – ответила Алана и, открыв дверь, заглянула в комнату. Девочка лежала, заботливо укрытая одеялом.

Когда Алана снова закрыла дверь, то встретилась глазами с князем, который с улыбкой наблюдал за ней. Его, очевидно, забавляла ее попытка отыскать недостатки в его действиях.

Девушка задула свечи, и они вернулись в детскую, освещенную керосиновой лампой, которая стояла на столе в центре комнаты. Сейчас, когда они остались одни, она с новой силой подумала о том, как не похожа на ту Алану, которую знал князь. Он целовал девушку в черном бальном платье, украшенном белыми орхидеями, с венком в волосах. Сейчас на ней было простое домашнее платье с закатанными рукавами и фланелевый фартук, непременный атрибут каждой няни. Волосы у нее растрепались от возни с детьми. "Что же, – подумала Алана, – пусть он увидит меня такой, какова я на самом деле", – и, гордо подняв голову, она вызывающе посмотрела ему в глаза.

Князь встал спиной к камину, на медной решетке которого сушились детские носки, которые она постирала до его прихода. У его ног стояла детская ванна и лежала пара полотенец. Алане хотелось поднять их, но она сдержала себя: чем скорее князь скажет, зачем пожаловал, и уйдет, тем будет лучше.

Когда она увидела его в этой комнате, сердце у нее зашлось от неудержимой радости, но сейчас она пребывала в отчаянии: ей так хотелось, чтобы в его памяти остался образ девушки, которую он целовал в музыкальной комнате замка Чарл!

Князь молчал, и она первой начала разговор:

– Почему… что заставило вас… приехать сюда?

– Мне надо было поговорить с вами.

– Как… каким образом вам удалось разыскать меня? – взволнованно спросила она, не давая ему договорить. – Кто вам сказал… где я?

– Шарлотта.

– Шарлотта? – Алана посмотрела на него широко раскрытыми от удивления глазами. – Я вам не верю!

– Но это правда. Она не хотела этого делать, и мне пришлось прибегнуть к шантажу.

– Шантажу? – в ужасе повторила Алана, но князь улыбнулся.

– Присядьте, и я расскажу вам. Уверен, вы умираете от любопытства.

Ей действительно было интересно, но, даже если бы это было не так, в словах его прозвучал приказ, которому она вынуждена была повиноваться. Машинально развязав тесемки фартука, Алана повесила его на стул. Потом расправила рукава и застегнула манжеты. Князь молча наблюдал за ней. Сознавая это, она нервно пригладила волосы и опустилась на стул, стоявший напротив того кресла, в котором он сидел раньше.

– Вы… встречались с Шарлоттой?

Князь остался стоять и, чтобы посмотреть на него, ей пришлось повернуть к нему голову.

–Да.

– Она… вышла замуж?

В данную минуту этот вопрос был для нее самым насущным, и, словно понимая ее беспокойство, князь ободряюще улыбнулся ей.

– Да. Я никогда не знал, что люди могут быть так счастливы вместе.

– Как… вам удалось найти их?

– Если я чего-нибудь хочу, то неизменно добиваюсь этого, – ответил князь, – Я знал, что Шарлотта убежала с Шейном, чтобы выйти за него замуж.

– Откуда… как вы узнали? – задохнулась от изумления Алана.

– Кому знать, как не вам, что у меня есть инстинкт, который никогда еще не подводил меня.

– Значит… вы… догадались, что они любят друг друга!

– В ту же минуту, как увидел их вместе.

– Тогда почему?.. – Алана остановилась, осознав, что вопрос слишком бесцеремонен и предполагает некую близость отношений. Но князь и без того знал, о чем она хочет узнать.

– Как раз это я и собирался объяснить вам, – ответил он. – Но, честно говоря, я думал найти вас в Деррифидде вместе с Шарлоттой и вашим предполагаемым кузеном.

– Как же Шарлотта… объяснила мое отсутствие? – Алана затаила дыхание.

– Сначала она пыталась убедить меня, что вы уехали к себе, в другую часть Ирландии. Но инстинкт, которым мы с вами в равной степени обладаем, подсказал мне, что это неправда.

– Вы… вы говорили… что шантажом заставили ее сказать вам правду.

– Скорее не шантажом, а подкупом. Так будет точнее, – ответил князь.

– Подкупом? – недоверчиво повторила Алана. – Должно быть, вы угрожали ей!

– Нет, я не прибегал к таким неприятным действиям. Да в них и не было нужды. Просто, когда потрясение, вызванное моим появлением, чуть ослабло, я намекнул, что хочу помочь Шейну.

– Вы… вы действительно собираетесь поддержать его… в делах? – взглянула на него Алана.

– Я уже купил у него несколько лошадей.

– Как вы хорошо поступили! – воскликнула Алана. – Если Шейн будет в состоянии содержать Шарлотту, я уверена, ее отец простит ее, и все уладится.

– Я тоже так думаю, – согласился князь. – Между прочим, в качестве условия сделки я поставил открытие вашего местонахождения.

В голове у Аланы пронеслась мысль, что Шарлотта в своем роде предала ее и могла бы хотя бы предупредить. И снова князь непостижимым образом прочитал ее мысли.

– Вы лучше поймете ситуацию, если узнаете, зачем я хотел встретиться с вами.

При этих словах он уселся в кресло напротив. Алана подумала, что даже в таком непривычном для него месте, как неприбранная детская, он чувствовал себя легко и непринужденно.

– Вы не должны были… приходить сюда, – автоматически, все еще немного смущаясь, произнесла она.

– Почему?

– Пастор и миссис Бредон… уехали, я одна. В деревне пойдут разговоры.

– Вас это так волнует?

– Разумеется! Мне же здесь жить.

Алана подумала, какие пойдут сплетни, стоит только кому-нибудь узнать о том, что к ней приходил сам князь Иван Катиновский из замка Чарл. Чем она сможет объяснить его посещение? Она почти ощущала, как эта новость, подобно огню, распространяется от коттеджа к коттеджу, от фермы к ферме.

– Пожалуйста… скажите побыстрей все, что вы хотели, и… уходите, – тихо произнесла она.

– Если я уйду, так и не объяснив вам причину своего посещения, – ответил князь, – разве вы не будете гадать о ней всю оставшуюся жизнь?

– Да… буду, – нехотя призналась Алана. – Но вы не представляете себе, что значит жить в маленькой деревушке.

– Ну, вы-то ведете себя не так, как деревенская жительница, – заметил князь. – Да и выглядели вы совсем по-другому, когда я в последний раз видел вас.

– Я… играла роль, – вызывающе произнесла Алана. – На мне было платье Шарлотты и цветы вашей светлости. Сейчас… вы видите меня такой, какая я есть на самом деле.

– Вы меня удивляете, – сказал князь, – Мне казалось, вы первая должны были бы уверять меня в том, что люди узнаются по уму, а не по одежде. Только ваш ум сделал возможным наши беседы в замке, ваш ум и тот инстинкт, которым обладаем мы оба.

Он говорил так мягко, что Алана, почувствовав, как отозвалось на его слова ее сердце, торопливо спросила:

– Расскажите, зачем вы хотели видеть меня.

– Это долгая история, – ответил князь. – Простите, если я начну с тысяча восемьсот тридцать пятого года. – Алана недоуменно посмотрела на него, и он пояснил: – В этом году мой отец поссорился с царем Николаем и уехал из России.

– Я слышала, он ненавидел царя, – тихо сказала Алана.

– Неудивительно! Николай был тираном, таким жестоким, что ужасы его царствования надолго остались в памяти его современников.

– Но вашему отцу удалось убежать.

– Да, он убежал, но всю оставшуюся жизнь проклинал Россию и все то, что с ней было связано, – ответил князь. – Он приехал в Англию со всем своим состоянием и бесчисленными сокровищами, доставшимися ему по наследству. – Он немного помолчал и продолжил: – Иконы, которые я вам показывал, перешли ко мне от отца. Они лежали не распакованными с тех пор, когда отец уехал из России и пока я не купил Чарл.

– И вы раньше никогда не видели их! – воскликнула Алана.

– Нет, пока не устроил специально для них эту комнату, – покачал головой князь. – Вы были одной из немногих, кто побывал в ней. – Алана смотрела на него широко открытыми глазами, но он спокойно продолжал: – Возможно, вы знаете, что мой отец женился на дочери герцога Ворминстерского и воспитывал меня в чисто английском духе. Я учился в английской школе, потом в английском университете. Я даже три года служил в английской армии и ушел в отставку только тогда, когда умер отец. После его смерти я понял, что теперь сам себе хозяин и не обязан подчиняться тем правилам, которые он предписал мне. – Князь остановился и добавил звенящим голосом: – Но мне самому казалось, что я ненавижу и презираю все русское! Некоторое время в комнате стояла тишина.

– Пусть так, но… вы же наполовину русский, – наконец произнесла Алана.

– Думаете, я не сознаю этого? – почти грубо ответил князь. – Я всегда боролся с теми чувствами, которые не сочетались с английской стороной моего характера. И больше всего я боролся с тем, что вы называете "инстинктом" – с предчувствиями, внутренним знанием, которые недоступны для понимания англичанина. – Он глубоко вздохнул. – Я рассказываю вам все это, чтобы вы поняли, какую я совершил ужасную ошибку, когда, вопреки воле отца, женился не на англичанке, а на венгерке.

– Но вы… любили ее? – Алана чувствовала, что вопрос нескромен, но не могла удержаться, чтобы не задать его.

– Да, любил, – признался князь. – По крайней мере, тогда мне так казалось. Она была очень красива, своевольна, заядлая лошадница. У нас было много общего. – Его глаза блеснули в свете керосиновой лампы, когда он продолжил: – Через несколько недель после свадьбы я понял, что совершил ошибку, но было уже слишком поздно. Потом, как вы знаете, она упала с лошади. Это произошло целиком по ее вине.

– Какая… трагедия! – сочувственно произнесла Алана.

– Для меня это не было трагедией, – сказал князь. – Я стал свободным. Я колесил по свету, делал все, что мне ни заблагорассудится. Как вы, должно быть, слышали, у меня было множество любовных романов. – И, скривив губы в усмешке, он добавил: – Как много лжи кроется в этом слове – "любовь"! В его голосе прозвучала горечь. Алана подумала о прекрасных женщинах, которые бросались к его ногам. Пусть даже все они были так же пусты, как леди Одель, тем не менее они отдавали ему свое сердце.

– Да, в моей жизни было множество женщин, – проговорил князь, – но я решил, что женюсь на англичанке, такой же консервативной и лишенной воображения, какой была моя мать. Тогда мои дети будут русскими только на четверть и доля русской крови будет убывать с каждым поколением.

Он говорил так яростно, что Алана стиснула руки, но промолчала.

– А потом, потом вы сами знаете, что случилось, – уже совсем другим голосом проговорил князь. – Вы приехали в замок с той девушкой, которую леди Одель выбрала мне в невесты, и разбудили во мне все те чувства, которые я отрицал в себе, которые пытался перечеркнуть с тех пор, как был еще ребенком.

– Это вышло… непреднамеренно.

– Знаю, – ответил князь. – Но как только мы взглянули друг другу в глаза, между нами возникло что-то, чего я ни с кем до вас не испытывал, да и вы, как мне кажется, тоже.

Алана шевельнула губами, желая ответить, но сдержала себя, чтобы не прерывать хода его мыслей.

– Мне трудно объяснить, почему я повел вас в ту комнату, – продолжал князь. – Наверное, мне хотелось убедиться, что я не ошибся в своем ощущении, что это не просто моя фантазия.

– Любая на моем месте… была бы тронута… красотой икон, – нерешительно проговорила Алана.

– Вы сами знаете, что это не так, – резко возразил князь. – Обычные люди испытали бы совсем другие чувства, нежели вы или я. Они пришли бы в восторг от красоты икон, по достоинству отнеслись бы к их ценности, но разве они почувствовали бы исходящую от них силу, то, что через них говорит Бог, как вы сами выразились? – Алана опустила глаза на свои сжатые руки, и князь продолжил: – Когда я вышел из комнаты, то почувствовал такой страх, какой никогда до этого не испытывал.

– Страх?

– Разумеется! Я испугался того, что все русское во мне вдруг выплыло на поверхность. Оно выплеснулось из меня подобно лаве, вырвавшейся из вулкана, который я считал потухшим, но который пришел в движение от одного вашего прикосновения.

– Это… не может быть правдой.

– Я говорю абсолютно честно, – сказал князь. – Я ненавижу вас за то, что вы так растревожили меня.

– Вы… весь следующий день… избегали меня.

– Еще бы! Я был не в состоянии говорить с вами, но неужели вы предполагаете, что я хоть на минуту, хоть на секунду мог забыть о вас? Вы, как иконы, непостижимым образом притягивали меня к себе, и спасения не было.

Алана подумала, что сама испытывала подобное чувство по отношению к князю. Ее мысли были полны им, словно он обладал тайной властью над нею.

– Я убедил себя, что смогу освободиться от вас, если буду придерживаться первоначального плана, который придумала леди Одель, и женюсь на ее племяннице. Я рассудил, что, если она станет моей женой, вы вернетесь к себе в Ирландию и я никогда больше вас не увижу. – Он коротко рассмеялся. – Я явно недооценил силу русской стороны моего характера. Вулкан неистовствовал, языки пламени поднимались все выше и выше, и когда, играя на скрипке, вы в музыке рассказали мне обо всем, что думаете и чувствуете, я уже ничего не мог поделать и… сдался. – Князь произнес последние слова таким нежным тоном, что у Аланы сердце перевернулось в груди. – Тогда я понял, – продолжал он, – что от любви нельзя отмахнуться и бороться с ней бесполезно. Я нашел любовь в тот момент, когда меньше всего ожидал этого. Долгие годы я считал, что мне недоступно настоящее счастье.

– Почему… вы… так думали?

– Потому, – спокойно ответил князь, – что та любовь, которой я жаждал, доступна только русскому человеку. – Он сделал беспомощный жест рукой. – Как мне объяснить вам? Для русских любовь – словно часть души. В других странах это всего лишь сердечная склонность, но в России любовь – часть веры в Бога. Для русского это чувство так сливается с его верой, с самой сущностью его жизни, что не может отойти на второй план. – Князь говорил очень искренне и убедительно. Не отрывая взгляда от ее лица, он добавил: – Теперь вы понимаете, что я пришел просить вас стать моей женой.

Сначала Алане показалось, что она неправильно расслышала его, но, встретившись с ним взглядом, поняла, что слух не обманул ее. Это было самое прекрасное, невероятное, необъяснимое событие в ее жизни! Князь Иван Катиновский просил ее стать его женой. Не сознавая, что делает, она поднялась со стула и, ухватившись за высокие бортики манежа, словно ей надо было опереться на что-то, произнесла:

– Вы… вы сознаете… то, что вы говорите?

– Разумеется! – ответил князь. – Я чуть не сошел с ума, разыскивая вас повсюду! Когда Шарлотта призналась, что вы не кузина Шейна и взялись сыграть эту роль только для того, чтобы отвлечь от нее внимание, а потом исчезли неизвестно куда, я думал, я помешаюсь!

– Вам сказали, что… вам меня не найти? – спросила Алана.

– Да, и что даже если я найду вас, я пожалею об этом.

– Так оно и будет… – Алана глубоко вздохнула. – Вы оказали мне большую честь, ваша светлость, что потратили столько времени на мои поиски и… предложили мне стать вашей женой, но… я должна… ответить вам: нет.

– Нет? – Восклицание прозвучало резко, как пистолетный выстрел.

– Нет, – повторила Алана дрожащим голосом. – А сейчас, ваша светлость, пожалуйста, уходите! Нам больше нечего сказать друг другу. Надеюсь, вы встретите женщину, которую… захотите назвать своей женой и с которой вы… будете счастливы.

Князь не двинулся с места. Он смотрел на ее лицо, повернутое к огню.

– Неужели вы думаете, что я соглашусь с вашим решением и приму ваш отказ?

– Но… вам… придется. – Алана почувствовала, что дрожит.

– Почему?

– Потому что я не могу выйти за вас замуж. Я вообще никогда не выйду замуж.

– Зачем говорить так? – спросил князь, – Что за нелепое утверждение!

– Но это правда… Мне не хочется говорить на эту тему.

– Вы действительно думаете, что я подчинюсь вашему решению, не потребовав от вас объяснений? И постарайтесь, чтобы они убедили меня.

Алана повернула к нему голову. Выражение ее глаз было одновременно трагичным и бесконечно трогательным.

– Вы что-то скрываете. Мне всегда казалось, что в вас есть что-то загадочное. Когда Шарлотта открыла мне, кто вы есть на самом деле, я подумал, что в этом разгадка. Но я ошибался, у вас есть своя тайна.

– Пожалуйста, я прошу вас… – взмолилась Алана. – Не испытывайте на мне свой инстинкт. Уходите, оставьте меня одну… нам больше не о чем говорить.

– То, о чем вы просите, невозможно!

– Пожалуйста… умоляю вас!

– Я обязан отказать вам в этой просьбе, – ответил князь, – не только ради меня, но и ради вас самой. Вы не хуже меня знаете, что мы созданы друг для друга. Я сумею сделать вас счастливой, Алана. – И, очаровательно улыбнувшись, он добавил: – Сейчас во мне говорит русский, но я убежден, что мы будем бесконечно счастливы вместе, что, на удивление всему свету, наш брак окажется идеальным.

– Но… но я не могу… выйти за вас замуж.

В ее голосе послышалось рыдание, которое не ускользнуло от внимания князя.

– Но почему, любимая? – спросил он. – Ты знаешь, что я люблю тебя, и я знаю, что ты тоже меня любишь. Я узнал это из твоей музыки. Когда я поцеловал тебя, ты отдала мне свое сердце.

– Но я… я все равно… не могу, – прошептала Алана.

– Расскажи мне, почему! – настаивал князь. – Я должен знать это. Неужели ты хочешь, чтобы я ушел от тебя без всякого объяснения и провел остаток жизни, мучаясь, сомневаясь и недоумевая? Драгоценная моя, будь благоразумна. Ты уже заставила меня страдать так, как не доводилось большинству мужчин.

– Хорошо… хорошо, я… расскажу. – Алана вздохнула, еле сдерживая слезы, – Тогда вы поймете, что… я… не могу выйти за вас. Более того, вы сами… не захотите жениться на мне.

Князь только нежно улыбнулся в ответ, и она поняла, что он не верит ей.

– По-видимому, – продолжала она, – вам недостаточно того, что я нянчу детей пастора, что я сирота, у меня нет ни денег, ни знатного происхождения, что я совсем неподходящая пара для князя Ивана Катиновского.

– Вы забываете, – ответил он, – что я видел вас в роли светской дамы. Вы играли блестяще и не допустили ни малейшего промаха. Так притвориться нельзя. Вы были совершенно естественны. – Он смолк. Потом, прежде чем Алана сумела возразить ему, добавил: – Не важно, где вы родились и воспитывались, кто были ваши родители и какую работу вы выполняете, чтобы прокормить себя. Главное – то чувство, которое мы испытываем друг к другу. Вы моя, Алана, вы извека предназначены мне! Это бесспорно и не связано с тем, станете или нет вы моей женой.

Алана затрепетала, так страстна была его речь. Через некоторое время он уже спокойно произнес:

– Я не буду приближаться к тебе, как бы мне этого ни хотелось. Это было бы нечестно, ведь я знаю, стоит мне поцеловать тебя, и никакие слова не понадобятся. Мы растворимся друг в друге, как это случилось в замке, и больше не будет сомнений, кем мы являемся друг для друга. – И он добавил глухим голосом: – Господи, мне так хочется поцеловать тебя. Я едва сдерживаю себя, поэтому поспеши, любимая, поскорее скажи мне все, что ты хотела, и я обниму тебя.

Алана вытянула руки, как бы пытаясь удержать его на расстоянии. Закрыв глаза, потому что не, могла дольше вынести ту любовь, которая светилась в его взгляде, она едва слышно проговорила:

– Думаю, Шарлотта сказала вам, что моего отца звали Ирвинг Викхэм, он был учителем музыки. Моя мать… она была… урожденная княжна Наташа Катиновская!

– Моя родственница? – после длительного молчания спросил князь.

– Двоюродная сестра вашего отца.

– Должно быть, она вышла замуж за твоего отца много лет спустя после того, как мой уехал из России.

– Да, много позже.

– Расскажи мне, как это произошло.

Алана глубоко вздохнула.

– Мой дед, к большому неудовольствию всей семьи Викхэм, был очень музыкален. Не проявив ни малейшего интереса к управлению имением своего отца, он вступил в большой оркестр на севере и постепенно завоевал известность в качестве дирижера. Он выступал под псевдонимом Аксела Алстона. – Алана на секунду остановилась, словно предполагая, что князь должен помнить это имя, но тот промолчал, и она продолжила: – Как-то мой дед гастролировал с оркестром по всей Европе. Закончиться гастроли должны были в Санкт-Петербурге.

– В каком году это было? – перебил князь.

– В тысяча восемьсот пятьдесят восьмом, три года спустя после смерти Николая I. Тогда страной правил уже Александр II.

– Это совсем другой царь!

– Да, – согласилась Алана, – но моей матери это не помогло.

– Почему нет?

– В Варшаве мой дед заболел. Мой отец, который был первой скрипкой в оркестре, занял его место, чтобы не подводить товарищей. В таком составе они и прибыли в Санкт-Петербург.

– Там-то он и познакомился с вашей матерью?

– Она была очень молода и ослепительно хороша собой. Как отец впоследствии признавался мне, красивее женщины он не встречал. Она попросила его давать ей уроки музыки. В то время среди русской аристократии было модно нанимать известных музыкантов, правда, в основном французов.

– Итак, они полюбили друг друга, как мы с тобой, – нежно произнес князь.

– Да, полюбили, – согласилась Алана. – Они знали, что родители моей матери никогда не согласятся на этот брак и потому… бежали.

– Смелый поступок!

– Они обвенчались в маленькой, убогой церквушке возле границы и уехали в Польшу, надеясь, что будут жить спокойно и счастливо.

Голос Аланы дрогнул, и князь спросил:

– Что-то им помешало?

– По-видимому, моя мать не знала того, что после отъезда вашего отца царь Николай наложил строгий запрет на то, чтобы кто-нибудь из семьи Катиновских покидал Россию. Ослушавшимся грозило преследование со стороны тайной полиции, которая должна была возвратить их в страну или даже, в случае сопротивления, убить.

– Я не знал этого, – резко выпрямился князь. – Почему же тогда мой отец остался в живых?

– Возможно, он был слишком знаменит и богат, у него было много влиятельных друзей по всей Европе, – ответила Алана. – Но мои родители были совсем в другом положении. Один преданный друг моей матери сообщил им, что их разыскивает полиция, и им пришлось скрываться.

Глаза князя ясно выражали, как хорошо он понимает, что она имеет в виду.

– Мой отец уже не мог играть в оркестре, потому что там он был слишком на виду, – продолжала Алана. – Несколько лет они прожили в Голландии, но там стало трудно зарабатывать себе на жизнь, и они переехали в Париж. Только тогда, когда выяснилось, что Александр II совсем не такой тиран и деспот, как Николай I, они осмелились приехать в Англию. Но жить в поместье деда и общаться с остальными Викхэмами они не могли: слишком велик был риск.

– И поэтому они осели в Бриллинге! – закончил князь.

– Да, они приехали сюда. Мой отец давал уроки музыки. Они были очень бедны, но тем не менее счастливы. Потом моя мать умерла.

– Все мы когда-нибудь последуем ее примеру, – тихо произнес князь.

– Есть еще… один… факт, о котором я не упомянула. – Алана отвернулась, словно не в силах смотреть на него.

– Какой же?

– По повелению Николая I брак признали недействительным! Священник, который совершал церемонии, был приговорен к смертной казни. – Она замолчала и изменившимся голосом произнесла: – Я… поэтому я считаюсь незаконнорожденной!

Наступила тишина. Алана отвернулась от уютно горящего огня в камине и, перейдя комнату, встала у окна. Она откинула шторы. Уже стемнело, почему я… не могу выйти замуж… ни за кого… У меня нет имени.

Глава 7

Когда песня гондольеров разбудила Алану, солнце уже взошло, и на канале началось обычное оживление.

– Благодарю тебя, Господи! Благодарю тебя! – произнесла она вслух. Каждый раз с наступлением дня она чувствовала себя еще более счастливой, чем была накануне. Счастье ослепляло ее, как лучи солнца. Она вышла замуж. Человек, который сейчас лежал рядом с ней, был не просто ее мужем. Он был частью ее самой. Они были едины – телом, мыслями, сердцем, душой.

Сейчас, лежа в огромной, украшенной резьбой и росписью кровати в одном из старейших и великолепнейших палаццо Венеции, Алана пыталась выразить словами ту благодарность, которая накопилась у нее в сердце, но для этого не хватило бы и всей жизни. Когда она открыла князю тайну своего рождения, то думала, что стоит ему только услышать слово "незаконнорожденная", как он сразу же с отвращением отвернется от нее. Еще маленькой, живя в Голландии и во Франции, она знала, как позорно ее положение, но, только приехав в Англию, она до конца поняла то презрение, с каким отзывались о тех, кто рожден вне брака.

В Бриллинге никто не знал, что ее родители не состоят в законном браке, да и их самих, как ей казалось, это мало трогало. Однако Алана чувствовала себя так, будто у нее на лбу стояло клеймо.

После смерти матери ее отец написал на могильном камне: "Наташе, возлюбленной жене Ирвинга Викхэма". "Это неправда, – сказала ему однажды Алана. – Ваш брак объявили незаконным, поэтому мама не может считаться твоей женой". – "Для меня она была женой, и не только женой. Она воплотила в себе все то, перед чем я преклоняюсь. В ней заключалось мое счастье, – сурово ответил отец и, словно отвечая на безмолвный вопрос дочери, добавил: – Она говорила, что ни разу не пожалела о своем поступке, о том, что ради меня отказалась от богатства и того положения, которые были обеспечены ей в России. И я верил ей".

Да, это было правдой. Ее мать была счастлива. Где бы им ни приходилось жить, в их доме всегда царила любовь.

Однако, как, повзрослев и обретя способность трезво мыслить, не раз говорила себе Алана, самой ей не суждено испытать подобного счастья, потому что никогда нельзя будет выйти замуж. Неужели найдется мужчина, который захочет взять в жены девушку без имени? "Разве что тот, кого отвергнут и Россия и Англия", – с горечью думала она.

Наверное, на ее восприятии сказались те годы, которые они провели, скрываясь ото всех. Молодость и повышенная впечатлительность сделали ее слишком чувствительной к мнению других людей. Она знала, каким странным кажется англичанам то, что у мистера Викхэма нет родственников, а его жена, очевидная иностранка, никогда не только не упоминает о своей родине, но даже не подает виду, что у нее другая национальность.

Только когда до Ирвинга Викхэма дошли известия о том, что Александр II не похож на предыдущего царя, он перестал бояться преследований тайной полиции. Услышав об отмене крепостного права и реформах в России, он немного расправил плечи и перестал подозрительно смотреть на каждого незнакомого человека.

Однако вне зависимости от тайной полиции на Алане лежало пятно ее рождения. Она ощущала себя внебрачным ребенком и вступила во взрослую жизнь с сознанием того, что на земле нет общества, место в котором она могла бы занять по праву.

Когда она сказала князю: "У меня нет имени", ей показалось, что в комнате внезапно стало так тихо, словно даже вещи прониклись презрением к ней. Она закрыла глаза, ожидая услышать, как хлопнет дверь и князь навсегда уйдет из ее жизни. Но он подошел к ней и встал рядом.

– Сейчас я открою тебе то, что ты должна знать, – сказал он. – Но сначала я хочу услышать от тебя, что наша любовь значит для тебя больше, чем все остальное на земле. – Алана затрепетала от звука его голоса, но не в силах была произнести ни слова, и князь продолжил: – Лично для меня она значит больше, чем законы и социальные условности. Наша любовь подвластна только Богу. – Немного помедлив, он мягко произнес: – Я верю в это. А ты, любимая?

В его голосе и последующем молчании Алана ощутила безмолвный приказ и, не в силах сопротивляться ему, едва слышно ответила:

– Я… люблю… тебя! Безмерно люблю, но…

Не успела она закончить, как князь уже заключил ее в объятия.

– Это все, что мне надо было услышать. Только это и важно для меня.

Он прижал ее к груди и коснулся губами ее губ. Поцелуй был таким же пьянительным, страстным, требовательным, каким был в музыкальной комнате в замке. Казалось, князь хотел выразить в нем, что больше никогда не отпустит ее от себя.

Алане показалось, что они оторвались от земли и перенеслись в рай. Они стояли, словно освещенные божественным светом, сливаясь со звуками небесной музыки. Поцелуи князя становились все более страстными, и Алана почувствовала, как все ее тело отзывается на его призыв. На какое-то время она потеряла способность мыслить, захваченная величием их любви.

Когда князь наконец оторвался от ее губ и поднял голову, Алана бессильно прижалась к его груди. Она еще трепетала от переполнявших ее чувств, словно скрипка, еще не остывшая от прикосновений мастера. В то же время она ощущала, что это переживание было настолько личным, что только он мог понять ее чувства.

– Я люблю тебя, милая, – произнес он странно дрожащим голосом. – Я не могу жить без тебя. Нам надо немедленно пожениться.

– Ты… не можешь жениться на мне, – с трудом выдохнула Алана. – Твое положение… слишком значительно.

– Самое важное в моей жизни – это ты. Но чтобы ты больше не мучилась, я должен сказать тебе, что все твои страхи безосновательны.

– Безосновательны? – подняла голову Алана.

– Мне больно думать, сколько мучений ты перенесла из-за этого тирана, Николая I, – прижав ее к себе, сказал князь, – но часто зло, причиняемое человеком, не переживает его.

– О чем ты говоришь? – недоуменно спросила Алана. – Объясни… Я не понимаю…

– Тебя нельзя считать незаконнорожденной. Впрочем, даже если бы это было и так, уверяю тебя, для меня это не имело бы никакого значения.

– Но… брак моих родителей объявили незаконным, – возразила Алана.

– Это было одно из чудовищных, безумных деяний тирана, – ответил князь, – но двенадцать или тринадцать лет назад мой отец получил письмо от царя Александра II, в котором тот приглашал его вернуться в Россию. Он обещал, что отцу будут возвращены все земли, которыми он владел, и что он займет при дворе достойное место, которое в прошлом по праву занимали его предки. – Князь говорил медленно, не спуская глаз с Аланы. – В том же письме царь писал, что все преследования, которым подверглись Катиновские в предыдущей царствование, отменяются, а их жертвы будут вознаграждены за свои страдания. – Князь заметил, как по-новому засветились глаза Аланы, и мягко добавил: – Это значит, драгоценная моя, что брак твоих родителей был законным.

Алана вскрикнула от радости. Ее лицо осветилось внутренним светом.

– Неужели… неужели это правда?

– Уверяю тебя, – сказал князь.

– Если бы только папа знал, что ему не надо больше скрываться! Что никто не увезет от него маму!

– Прошлого не изменишь, – тихо произнес князь, – но будущее в наших руках.

И снова его губы коснулись ее губ. Алана ощутила, как много радости прибавилось к ее собственному чувству теперь, когда ей не надо была сражаться с самой собой. Все произошло с захватывающей дух скоростью.

На следующий день князь увез ее от пастора в Лондон. Они немедленно обвенчались в присутствии единственного свидетеля – управляющего князя. После свадьбы они сразу же отправились в Венецию.

Алана подозревала, что одной из причин подобной спешки было нежелание князя объясняться с леди Одель, но, несомненно, основным было его желание обладать ею.

Князь, как он сам признавался, всегда добивался того, чего хотел, не считаясь с затратами. Да дело было не только в его богатстве, а в идеальной организации всей его жизни и его стремлении сделать ее счастливой.

Не успела Алана подумать, что в своей одежде напоминает невесту-нищенку принца Кофетуа, как, словно по мановению волшебной палочки, у нее появились изысканнейшие туалеты и драгоценности, будто добытые из пещеры Аладпина.

После свадьбы личный поезд князя доставил их в Дувр. На его яхте они пересекли канал. Во время путешествия по Европе, снова в его личном поезде, они были окружены такой роскошью, что Алане казалось, она попала в сказку. "Я сплю! Этого не может быть!" – по сотни раз на день повторяла себе Алана, но, чувствуя на своих плечах руки князя, а на губах – его поцелуи, убеждалась в реальности происходящего.

Венеция не обманула ее ожиданий. Они приехали туда вечером и ужинали в комнате, каждая вещь в которой дышала историей. Но Алана не могла ни о чем думать, ощущая на себе взгляд князя, слыша его голос, отзывавшийся в ней небесной музыкой.

Ночью он был очень нежен, и она познала в его объятиях новые ощущения, о существовании которых даже не подозревала. Она уснула, крепко держась за него, словно боялась, что он исчезнет с приходом утра. Но когда песня гондольеров разбудила ее, он все еще лежал рядом с ней, а за портьерами, сквозь которые пробивались первые лучи солнца, простиралась Венеция. "Я в Венеции! Я замужем, и Иван любит меня! – пело сердце Аланы. – Благодарю тебя, Господи!"

Словно пробужденный силой ее чувства, князь открыл глаза и нежно улыбнулся, увидев рядом ее лицо. Он притянул ее поближе к себе и, чувствуя мягкую податливость ее тела, спросил:

– Что пробудило тебя так рано, любимая?

– Мне не хочется тратить время на сон, когда я здесь, рядом с тобой.

Чувство, прозвучавшее в ее голосе, было сильнее слов, и их захватила волна страсти. Через некоторое время князь спросил:

– О чем ты думаешь?

– Я… благодарю Бога за наше счастье.

– Я догадался об этом. Мне самому надо вознести благодарную молитву ему. Я наконец-то нашел ту женщину, которую искал всю свою жизнь. Я уже начал отчаиваться, думая, что ее не существует.

– И нашел меня?

– Я не просто благодарен за это Богу. Я переполнен счастьем. – Он коснулся ее губами.

– О Иван! – воскликнула Алана. – Разве могла я когда-нибудь предположить, что выйду за тебя замуж и буду жить в таком красивом дворце!

– И что для тебя важнее – дворец или я? – поддразнил ее князь.

– Ты, разумеется, ты! – Он хотел поцеловать ее, но она уклонилась и тихо произнесла: – Вчера, прежде чем уснуть, я долго думала, что если бы тебе пришлось скрываться, как моим родителям, я бы пошла за тобой куда угодно, пошла бы с радостью.

– С радостью? – переспросил князь.

– Да. И тогда бы ты понял, как я люблю тебя, люблю именно тебя, а не твое богатство и знатность. – Алана вздохнула, ей трудно было подобрать слова для того, чтобы выразить свое чувство. – Так чудесно быть женой человека, которого все считают чуть ли не королем, который имеет все, что только не пожелает. Но по сравнению с тем, что ты – это ты, все не важно. – Князь ничего не ответил, и она Я озабоченно спросила: – Ты ведь веришь мне?

– Ну разумеется, верю, любимая! – ответил князь. – Больше того, я чувствую это. Целой жизни может не хватить на то, чтобы выразить, как я люблю тебя.

– Я… и так… чувствую это.

– Я знаю. Но иногда, когда дело касается тебя, ты чувствуешь не совсем верно. – Алана промолчала, ожидая услышать объяснение. – Когда я пришел к пастору, ты была в детской и купала ребенка. Ты очень смутилась, что я застал тебя за таким прозаическим занятием. Если бы ты только знала, что я думал в эту минуту! Тогда мне показалось, что ты воплощаешь в себе все то, чего не купить за деньги.

– Как-то я подумала, – тихо ответила Алана, – что ни один из твоих великолепных дворцов не может стать для тебя настоящим домом без жены и детей.

– Именно это я осознал тогда, когда увидел тебя с ребенком на коленях, – признался князь и, помолчав немного, добавил: – Моя мать была холодной женщиной. По-видимому, мне всегда не хватало любви, не хватало сестер и братьев, которые бы любили меня.

– Я понимаю, милый! Я постараюсь сделать так, чтобы ты приобрел дом. У нас будут дети. Они излечат тебя от одиночества.

– Только этого я и хочу, любимая. Пусть наши дети никогда не будут чувствовать недостатка в любви, пусть им никогда не придется сражаться с самими собой.

– А ты… ты сам перестал сопротивляться своим чувствам?

– Да, благодаря тебе. Я перестал сдерживать свою любовь. Теперь я всеми силами буду стремиться к тому, чтобы ты получила то счастье, которого заслуживаешь.

– Разве я могла когда-нибудь предположить, что на свете существует такой человек, как ты, и что я встречу его на своем пути?

– То же самое я почувствовал, когда увидел тебя.

– Неправда! – воскликнула Алана. – Ты сам признавался мне, что был испуган встречей со мной и хотел убежать от меня.

– Мне надо бы было сразу понять, что это невозможно, – ответил князь. – Сила, которая притягивает нас друг к другу, слишком велика, чтобы бороться с ней.

– Ты уверен? – спросила Алана. – Я немного боюсь, что настанет день, когда ты снова захочешь почувствовать себя англичанином и больше не будешь нуждаться во мне.

– Неужели ты считаешь, что это возможно? – улыбнулся князь, – Теперь, когда мы так близки, что потерять тебя – значит для меня потерять часть самого себя? Мы стали одним целым, Алана. Нас объединила та сила, которая исходит от икон. Именно она непостижимым, необъяснимым образом бросила нас навстречу друг другу.

– Мне так хочется верить в это. Я так люблю тебя, Иван! Мне трудно выразить словами мою любовь, я лишь могу отдать тебе свою душу, свою русскую душу!

– Я обожаю тебя и преклоняюсь перед тобой! – прошептал князь.

– Я так боюсь, что ты разочаруешься во мне!

– Это невозможно. Ты – та икона, на которую молится мое сердце. – И он принялся целовать ее шею, плечи и грудь. – Мне хочется достать с неба звезды и, сковав из них цепь, привязать ею тебя к себе. Мне хочется, чтобы ни один мужчина не мог любоваться твоей красотой, ведь она – моя!

– Милый, какой смысл в цепях? Я и так твоя, только твоя!

Он рассмеялся от счастья и принялся страстно целовать ее. Огонь, полыхавший в его глазах, передался и ей. Она скова ощутила, как трепет их тел и сердец слился с божественным светом, и они вступили в царство любви, тайную, всепобеждающую силу которой не опишешь словами.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 6

Глава 7

Реклама на сайте